,
Jl> РУССКОЙ ЛИТЕРЯТѴРѢ
/д.
1
склядъ издямія
Книжный складъ M. M. Стасюлевича, Вас. Остр., 5 лин., 28.
С-.ПЕТЕРБУРГЪ .

С&бШ(щает€м
памяти
Qi^unouast
G^ùû'/it
О^мяайяе^іек
сапстамтітеааш

ПРЕДИСЛОВІЕ.
Послѣдніе годы—годы исключительныхъ побѣдъ де-
каданса. Эстетизмъ, демонизмъ и порнографія прочно утвер-
дились въ журналистикѣ и широкой струей ворвались въ
художественную литературу. И хотя, вопреки увѣреніямъ
нѣкоторыхъ критиковъ, искусство уже перестало быть три-
буной декаданса, хотя его звѣзды уже нѣсколько потуск-
нѣли, смятеніе, вызванное имъ, еще не улеглось, и недавно
только мы были свидѣтелями безкровной жертвы, прине-
сенной на его алтарь*).
И не смотря на это, каннибальскій пиръ „расцвѣта-
ющей плоти" идетъ къ концу. Приспѣло время бросить
ретроспективный взглядъ на то, что еще вчера предста-
влялось такимъ жгучимъ и злободневнымъ и что еще се-
годня волнуетъ, хотя и не въ такой сильной степени, умы.
Пора связать въ одно цѣлое всѣ отдѣльныя проявленія
декаданса и указать на взростившую его почву.
Предлагаемая книга—попытка бросить ретроспектив-
ный взглядъ на одно изъ яркихъ проявленій декаданса—
на порнографію. Работа, къ сожалѣнію, лишена того спо-
*) Мы говоримъ о переходѣ „Образованія" въ руки эстетовъ и
порнографовъ.

койствія, того отсутствія еубъективнаго отношенія, кото-
рый обыкновенно сопутствуютъ подобнымъ обзорамъ ли-
тературныхъ исканій и настроеній. Это объясняется тѣмъ,
что книга писалась въ тотъ періодъ, когда порнографія
была въ зенитѣ своего развитія и своихъ наиболѣе значи-
тельныхъ побѣдъ.
Въ основу книги положены публичныя лекціи, чи-
танный еще осенью 1907 года. Закончена она въ апрѣлѣ
и дополнена въ концѣ 1908 года.
Продо.Акетемъ ея служить книга ,0 модернистской
поэзіи", которая готовится авторомъ къ печати.
Глава первая.
Волна порнографш пъ современной литературѣ.-ІІорнографія н ли-
тературный традицш. Отношеніе журналистики и русской критике
къ порнографическому элементу.-ХѴШ вѣкъ.-Сумароковъ Хеоас
ковъ, Новиковъ. Предисловія къ романамъ ХѴнГстолѣтія
Еще недавно на улицѣ порнографіи былъ праздникъ-
ірязныя ея волны поднялись на поверхности русской ли-
тературы и грозили замутить ея чистыя воды. Съ этимъ
фактомъ можно было мириться или не мириться, можно
было его привѣтствовать или бороться съ нимъ но не
признать его не было возможности. Такъ онъ билъ въ глаза
своей рѣзкостью. Еще недавно ютившаяся на задворкахъ
русской печати, совершенно забытая критикой, прятав-
шаяся отъ свѣта, ядолъ маленькой кучки сытой молодежи
и жаждущихъ острыхъ ощущеній стариковъ, звѣзда пор-
нографш высоко поднялась на чистомъ горизонтѣ русской
литературы. Въ ея лучахъ начали тонуть настоящія звѣзды
русскаго слова. Критика ею занималась, a вниманіе чита-
ющей публики росло съ каждымъ днемъ.
Причины этого усиленнаго вниманія далеко не такъ
просты, какъ это намъ кажется съ перваго взгляда. Объ-
яснить его силою художественныхъ талантовъ писателей
давшихъ мѣсто въ своихъ произведеніяхъ порнографиче-
скому элементу—едва-лп возможно. Изъ сонма этихъ пи-
сателей можно остановиться на нѣсколькихъ именахъ да-
леко однако не обладаюшихъ блестящими художественными
даровашями. Имена эти не приковывали значительнаго

вниманія до тѣхъ поръ, пока порнографическій элементъ
не ворвался въ ихъ произведенія и не придалъ имъ свое-
образной окраски.
Если-бы еще эти произведенія были осложнены бо-
гатствомъ идей или широкихъ соціологическихъ обобщеній.
Но съ этой стороны произведенія Арцыбашева, Кузмина,
Каменскаго, Зиновьевой, Сологуба, Сергѣева-Ценскаго на
фонѣ русской художественной литературы, давшей столько
грандюзныхъ картинъ русской жизни и посѣявшихъ столько
смѣлыхъ идей, представляютъ блѣдныя пятна, совершенно
незамѣтныя точки въ блестящемъ хороводѣ звѣздъ.
И тѣмъ не менѣе на улицѣ порнографіи былъ празд-
никъ. Пусть художественный кисти писателей, давшихъ у
себя иріютъ порнографическому элементу, блѣдны, они все
же художники слова. Пусть имена этихъ писателей не ве-
лики, они все-жъ дали проникнуть порнографіи въ святую
святыхъ русской жизни—въ художественную литературу.
Пусть произведенія ихъ не богаты идеями, они все же
приковывали къ себѣ вниманіе и читателя и критики...
Порнографическій элементъ въ русской художествен-
ной литературѣ тѣмъ болѣе рѣжетъ глазъ изсдѣдователя,
что проникновеніе его идетъ вразрѣзъ со всѣми лите-
ратурными традиціями и взглядами журналистики на этотъ
элементъ.
И дѣйствительно, будуіцій историкъ русской кри-
тики и журналистики отмѣтитъ трогательную черту, про-
ходящую красной нитью черезъ всю ихъ исторію. Это—
страстное стремленіе поднять русскую литературу на сте-
пень самаго важнаго фактора жизни, это стремленіе пре-
вратить литературу въ проповѣдническую трибуну, а ря-
домъ съ этимъ—с-гремленіе оберечь ее отъ вліянія словес-
наго блуда, отъ поползновенія на нее всего, что-бы свело
ее съ высокаго пьедестала и заставило-бы служить низ-
меннымъ инстинктамъ человѣка. Съ первымъ же дыханіемъ
русской критики начинается это любовное обереганіе ли-
тературы отъ всего наноснаго, отъ всего нечистаго, что
могло-бы загрязнить высокое ея зиаченіе и наложить на
нее хотя-бы одно пятнышко. Обереганіе это проходитъ
черезъ всю исторіго русской критики. Стремленіе это до
сихъ гюръ живуче и такъ рѣзко сейчасъ проявляется въ
ожесточенномъ походѣ противъ новой волны порнографіи
послѣ революціонной бури грязной тиной всплывшей на-
верхъ со дна жизни. Но съ неменьшимъ ожесточеніемъ
эта война велась и на зарѣ русской литературы, когда
тьму русской жизни впервые прорѣзали ея лучи и впервые
встревожили покой ночныхъ хищниковъ.
Порнографический элементъ, какъ это мы увидимъ
ниже, раньше всего проникъ въ повѣсть или романъ, какъ
переводный, такъ и оригинальный. И характерно, что съ
первымъ же росткомъ, пущеннымъ русской критикой эле-
ментъ этотъ отмѣчается, какъ вредный, позорящій русскую
литературу. Съ первымъ же актомъ самосознанія русскіе
писатели возводятъ литературу на высоту фактора, могуче
влшющаго на жизнь, на ея внѣшній и внутренній быть
на ея нравы. И вотъ почему первые—въ болынинствѣ слу-
чаевъ безымянные критики—возстаютъ противъ порногра-
фическаго элемента въ романѣ во имя цѣломудрія нравовъ
Это, конечно, младенческая точка зрѣнія, но она не по-
стоянна, и мы встрѣтимся позже съ другими, открываю-
щими болѣе широкія перспективы.
Какъ только печатный романъ съ порнографическимъ
элементомъ начинаетъ появляться на книжномъ рынкѣ
противъ него сейчасъ же подымается голосъ русской кри-
тики 'J. Въ 1759 году Сумароковъ рѣзко и опредѣленно
высказывается противъ чтенія такихъ романовъ. .Поль-
зы отъ нихъ, писалъ онъ, мало, а вреда много. Говорить
о нихъ, что они умѣряютъ скуку и сокращаютъ время,
т. е . вѣкъ нашъ, который и такъ коротокъ. Чтеніе рома-
новъ не можетъ называться препровожденіемъ времени-
оно погубленіе времени. Романы, писанные невѣждами чи-
тателей научаютъ притворному и безобразному складу и
отводятъ отъ семейственнаго. Ежели кто скажетъ, что ро-
маны служатъ къ утѣшенію неученымъ людямъ для того
что другія книги имъ непонятны,—это неправда, ибо и
самой высочайшей математики основанія понятно написать
I) В. Спповскій наечитываегъ за промежуток съ 1730 года
Г"ГГ?£а°ерВЫХЪ
"
ечTMхъ романовъ) „о 1758 годъ всего
10 книгъ; въ 1759 году напечатаны еще 21 романъ. См. „ Изъ исте-
рт русскаго романа н повѣстп", стр. 1—3 .

удобно, хотя и подлинно, что книгъ таковыхъ мало видно.
Однако, много еще книгъ и романовъ осталось, которыя
вразумительны и самымъ неученымъ людямъ. Довольно
того чѣмъ и просвѣщаяся можно препровождать время,
хотя бы мы и тысячи лѣтъ на свѣтѣ жили" '). Сумаро-
ковъ осуждаетъ при этомъ не всѣ романы, такъ какъ вы-
дѣляетъ
.Телемака, Донкишота и еще малое число до-
стойныхъ романовъ".
Съ негодующей ироніей и другой извѣетный писа-
тель того же періода M. Херасковъ въ журналѣ ..Полез-
ное увеселеніе" за 1760 г. отмѣчаетъ: „Романы для того
читаются, чтобы искуссно любиться и часто отмѣчаютъ
красными знаками нѣжныя самыя рѣчи... а книги, до на-
укъ касающіяся, читаютъ не для любовныхъ изрѣченій"2),
Тотъ же Херасковъ въ статьѣ „ІІутешествіе разума" („По-
лезное увеселеніе" 1760 г.), высмѣивая порнографическіе
романы, восклицаетъ: „О бѣдныя сочиненія! Стоите ли вы
того, чтобы вамъ въ свѣтѣ занимать мѣсто? Обезобразили
вы природу, обезславили разумъ, и недостойны того, чтобъ
въ крайней гибели вашей какой нибудь умный человѣкъ
взглянулъ на васъ: вы есть ничто сами собой, но то, что
отъ васъ происходитъ есть вредъ".
Новиковъ въ своемъ „Трутнѣ" подемѣивается надъ
тѣми же романами.
„ІІростъ, воспитанъ худо, въ юныхъ
лѣтахъ онъ читалъ премножество романовъ".
(„Трутень",
изд 1765 г.) . Та же война ведется веѣми передовыми жур-
налами второй половины XVIII столѣтія s).
Этотъ взглядъ на романы съ порнографическимъ элег
ментомъ (рыцарскіе, авантюрные) не составляетъдостоянія
однихъ свѣтилъ литературы XVIII столѣтія. Не трудно
уловить эту протестующую нотку въ писаніяхъ рядовыхъ
') „Трудолюбивая Пчела" 1759 г., іюнь, стр. 374—375, цитир.
у Бѣлозерской: „В Т. Нарѣжный", стр. 29.
г
) Цит. у Бѣлозерской, стр. -102—103.
•) См.
„Адская Почта" 1769 г. Письмо 33.
„Собесѣдникъ Лю-
бителей Россійскаго Слова" 1781 г., ч. XIII.
„Не узнаешь гдѣ най-
дешь, гдѣ потеряешь".
„Живоішсецъ" 1772 г., гдѣ Новиковъ проте-
стуетъ противъ пошлыхъ романовъ.
„Зритель" 1792 г., ч. III.
„Бе-
сѣда Гражд."
1789 г., ч. 1. „Бредни празднаго педанта".
Нов. „Тру-
долюбецъ" 1784 г., ч. I.
словесности. Въ предиеловіи къ роману Прево д'Ескиля
„Философъ Англійскій" (1760) переводчикъ С. Иорошинъ
въ предисловіи между прочимъ пишетъ: „Сіи сочиненія
(романы) такое несчастіе во дни наши иостигло, что многіе
не токмо никакой пользѣ отъ оныхъ быть не надѣются,
но еще къ поврежденіюнравовъ служащими ихъ почитаютъ.
Къ излишней такой ревности подало случай умножившееся
нынѣ на французскомъ и нѣмецкомъ языкѣ число рома-
новъ, въ которыхъ конечно болѣе худыхъ и нелѣпыхъ не-
жели хорошихъ и съ тѣмъ намѣреніемъ, съ коимъ они
выдуманы, согласныхъ".
И переводчику приходится отмѣ-
тить переведенный имъ романъ, какъ произведение „ра-
зумно писанное" въ отличіе отъ другихъ „безвкусныхъ и
развращенныхъ" [). ІІереводчикь другого романа „Жизнь
Маріанны" де-Мериво (1762 г.) въ предисловіи негодуетъ
на тѣхъ читателей, которые охотнѣе „читаютъ и требуютъ
не иначе чего въ похожденіяхъ, какъ только однихъ лю-
бовныхъ" (похожденія эти обыкновенно составляли порно-
графическій элементъ въ романахъ и, по крайней мѣрѣ,
безъ него не обходились).
Этотъ протестъ попадается и позже въ самый раз-
гулъ фаворитизма екатерининскаго періода. Переводчикъ
книги Римера „ Театръ свѣта" (1782 г.) въ предисловш
предостерегаетъ „отцовъ и матерей, надзирателей и над-
зирательницу пекущихся безпрестанно о своихъ дѣтяхъ
или воспитанникахъ" отъ чтенія романовъ, которые изо-
бражаютъ однѣ человѣческія слабости, „разгорячая" этимъ
мысли и портя нравы 2).
.
Переводчикъ цѣлой серіи книгъ подъ назвашемъ „Ьи-
бліотека нѣмецкихъ романовъ" (1780 г.) Левшинъ въ пре-
дисловш рѣзко нападаетъ на порнографическій элементъ
въ рыцарскихъ романахъ. Романы эти въ частности „Ама-
диса" представляютъ „позорную" книгу. „Оную многіе лю-
бящіе чтеніе и между женскамъ поломъ имѣютъ, которое
ни одной изъ нихъ еще не исправило, но многихъ поощ-
рило къ непристройной дерзости, представляя взорамъ при-
1) См. В . Сиповскій „Изъ исторіи романа", стр. 162.
2 Тамъ же, стр. 181.

ключенія, кои и безстыднѣйшіе въ подсолнечной исполнить
ужаснутся" ').
Переводчикъ романа „Памела"4 (1796 г.) жалуется на
„развратительныя повѣсти, которыя ни къ чему не слу-
жатъ, канъ къ развращенію сердца и ко внушенію юно-
шеству волокитства и любви къ непозволительнымъ удо-
вольствіямъ44 2).
Такихъ цитатъ, свидѣтельствующихъ о рѣзкомъ и
опредѣленномъ теченіи въ русской критикѣ XVIII столѣтія
противъ порнографическаго элемента, можно было привести
безчисленное множество 3). Къ сожалѣнію, трогательная
эта особенность русской критики не замѣчена до сихъ
поръ ея историками. Въ единственно цѣльной и интерес-
ной работѣ въ этой области, эта черта даже не отмѣчена.
Коснувшись харакгерныхъ особенностей нашей критикй
младенческаго періода, г. Ивановъ опредѣляетъ ея содер-
жите, какъ сгиллистическо-схоластическое. Родоначальники
нашей критики, если вѣрить г. Иванову, главнымъ обра-
зомъ препирались изъ-за языка и грамматики 4).
„Старая
критика, пишетъ онъ, борется за чистоту русскаго языка
противъ галломаніи русскихъ французовъ. Ведется отча-
янная война противъ барбаризмовъ, солецизмовъ, противъ
насилія надъ смысломъ во имя риѳмы. Жаркія распри вы-
зываютъ вопросы о знакахъ препинанія, о буквѣ „и44 во
множественномъ числѣ'4 б). Правда, авторъ оговаривается,
что „литературными и эстетическими темами не ограничи-
вались первые критики44 и что они углубили критику стрем-
леніемъ отстоять національную индивидуальность, нрав-
ственную и умственную независимость44
Но на послѣд-
1) Тамъ же, стр. 177.
2) Тамъ же, стр. 206.
3) См. у В. Сиповскаго „Изъ исторіи романа", предисловія пе-
реводчиковъ къ роману „Похожденія Керея и Каллирои",
1763 г.,
стр. 164, къ роману „Памела", стр. 184, предисловіе автора къ ро-
ману „Похожденія Родрика Рондома" стр. 186, пред. переводчика къ
роману „Ипархія и Крдтесъ" 1789 г., стр. 195.
4) Ив. Ивановъ. Исторія русской критики, стр. 117.
5) Тамъ же, стр. 121, 124, 137.
°) Тамъ же, стр. 117. (Не упоминаетъ также объ этой трогатель-
ной чертѣ и другой историкъ нашей литературной критики ГІ. Моро-
зовъ. См. его статью *Изъ исторіи русской литературной критики",
„Образованіе", 1907 г., кн. I—II.
немъ положеніи авторъ очень мало останавливается, не
упоминая при этомъ ни однимъ словомъ объ этой харак-
терной сторонѣ русской критики, которую она сохранила
на всемъ протяженіи своей исторіи.
Порнографія—слово опошленное. Имъ часто опери-
ровали ханжи и лицемѣры, боявшіеся изображенія своей
наготы и своихъ похожденій. Имъ часто попрекали тѣ,
кто давалъ для порнографіи матеріалъ и сѣялъ въ жизни
развратъ. Противниками порнографическаго элемента часто
являлись литературные изувѣры, фанатики старыхъ формъ,
боявшіеся всякаго новшества, приверженцы закостенѣлыхъ
литературныхъ формъ. Въ ихъ одеждѣ выступали узко-
лобые моралисты, нравственные брюзги, вооруженные пош-
лыми моральными трюизмами. Упреки въ порнографіи часто
сыпались въ отвѣтъ на попытки проложить новыя идеи, на но-
вые и высокіе образцы литературы, на безпощадныхъ враговъ
жизненной пошлости, на смѣлыхъ рыцарей правды, на
безстрашныхъ аналитиковъ буржуазной жизни. И есте-
ственнымъ поэтому является вопросъ: не былъ ли протестъ
на зарѣ русской литературы противъ порнографическаго
элемента и порнографическихъ произведеній—проявленіемъ
изувѣрства, страха жизни или фанатизма со стороны об-
щества, недавно разсгавшагося съ аскетическими домострое-
вскими идеалами? Не было ли это противодѣйствіемъ бур-
ному натиску новыхъ литературныхъ формъ и новой мо-
рали, свободной отъ аскетическихъ путъ? Словомъ, не
было ли это борьбой стараго съ новымъ, отжившаго съ
расцвѣтшимъ, трафарета съ новыми побѣгами?
На это едва ли возможенъ положительный отвѣтъ.
Новыя изысканія по исторіи русской литературы изъ подъ
мусора литературныхъ наслоеній, обломковъ и предраз-
судковъ извлекли на свѣтъ Божій первыхъ дѣятелей ли-
тературы. И реставрированные въ своемъ настояіцемъ ви-
дѣ, въ той исторической обстановкѣ, при которой имъ
приходилось работать, они всего менѣе оказываются ста-
ровѣрами. Это новаторы, воюющіе со стариной, сами про-
лагающіе новые пути, сами пересаживающее послѣдніе
всходы западно-европейской литературы на нашу почву.
Это всесторонніе труженниви и часто таланты. Это въ
одно и то же время ученые, журналисты, поэты, критики.

публицисты, строящіеся въ пустынѣ. Къ нимъ въ част-
ности относятся Сумароковъ и Херасковъ, чьи презрительно
негодующій отзывъ о порнографическихъ романахъ одного
и добродушно-ироническій второго мы привели выше.
Что касается цѣлаго ряда цитать, приведенныхъ нами
изъ предисловій къ романамъ, то интересно компетентное
мнѣніе знатока литературы XVIII етолѣтія о ихъ перевод-
чикахъ. По мнѣнію г. Сиповскаго, „предисловія къ рома-
намъ писались обыкновенно людьми, интересующимися исто-
ріей и теоріей этого жанра, и при томъ въ тѣхъ случаяхъ,
когда автору или переводчику хотѣлось выдѣлить данное
произведеніе, подчеркнуть то „новое слово",
которое
въ немъ сказано,—шаблонные романы въ предисловіяхъ не
нуждались" '). Слѣдовательно приведенные нами въ цита-
тахъ протесты противъ порнографическаго элемента менѣе
всего принадлежали людямъ старой закваски и старыхъ
моральныхъ сентенцій.
Ближайшее знакомство съ исторіей русской критики
обнаруживаетъ несомнѣнный фактъ, что обереганіе рус-
ской литературы отъ порнографіи начинается съ ея (кри-
тики) начала и что тѣ ,,развратительные" повѣсти и ро-
маны, полные „похожденій", чтеніе которыхъ есть „по-
губленіе" времени и которые читаются для того,
„чтобъ
искуснѣе любиться",
дѣйствительно полны приключеній,
отъ коихъ и „безстьтднѣйшіе въ подсолнечной исцолнить
ужаснутся" и дѣйствительно полны скабрезности.
>) В. Сиповскій.
„Изъ исторіи романа*, стр. XI.
Глава вторая.
Отношеніе къ порнографіи критики XIX столѣтія. -Полевой, Надеж-
динъ, Бѣлинскіи, В. Майковъ, Чернышевскій, Добролюбовъ, Писаревъ,
Михайло вс кій.
ІТорнографическій элементъ составлялъ главнымъ об-
разомъ принадлежность романа. Вотъ почему для иллю-
страціи отношеній къ этому элементу мы приводили от-
рывки изъ предисловій къ романамъ й отзывы критиковъ
XVIII столѣтія. И если взгляды эти часто кажутся намъ
голословными, малообоснованными, покоящимися на поверх-
ностномъ знакомствѣ съ западноевропейскимъ романомъ, его
теоріей, его происхожденіемъ, то совсѣмъ другую картину
развертываетъ критика начала XIX вѣка, подготовившая
творчество Пушкина и Гоголя.
Уже на первыхъ порахъ выясняется, что критика
западноевропейскаго романа и его исторіи чувствуетъ
<?ебя, какъ дома. Дѣлатели его для нея—не одинъ непре-
рывный рядъ именъ безъ перспективы, безъ расцѣнки;
знакомство съ ними не случайное. И что еще интереснѣе,
эрудиція въ этой области перестаетъ быть случайнымъ
явленіемъ и составляетъ необходимую принадлежность мно-
гихъ журнальныхъ и критическихъ статей. Еще нѣкоторые
критики XVIII столѣтія нападали на необходимый въ ро-
манахъ реальный элементъ, усматривая въ немъ скабрез-
ность и предостерегая отъ него. Критика начала XIX сто-
лѣтія начинаетъ понимать реализмъ содержанія, отграни-

чивая его отъ голой порнографіи. Последняя же продол-
жаете вызывать протестъ, начиная пристойнымъ и благо-
нравными „Дамскими Журналомъ" и кончая передовыми
по тому времени „Вѣстникомъ Европы".
Косвенное порицаніе этому элементу дается раньше
всего въ частомъ противопоставлен^ англійекихъ и фран-
цузскихъ романовъ и въ похвалѣ первыхъ въ пристой-
ности. Хотя и иронизируя надъ аиглійскими писательни-
цами, „Вѣстникъ Европы" въ статьѣ „О сказкахъ и объ
англійскихъ писательницахъ",
отмѣчаетъ „благопристой-
ность" творчества англичанокъ. Въ другомъ мѣстѣ „Вѣ-
стникъ Европы" переводить статью Красницкаго о рома-
нахъ, гдѣ подчеркивается благопристойность англійскихъ
романовъ Фильдинга, Ричардсона, Гольдсмита ').
„Россій-
скій Музеумъ", горячо нападая на французскіе романы,
имѣющихъ „въ предметѣ пробуждать и воспалять любов-
ную страсть", противопоставляетъ ичъ англійскіе романы
Фильдинга, который не любить „подобно французскими
романами входить во вредныя подробности".
Указавъ. на
принадлежность этой черты всѣмъ современными англій-
скимъ писателями, авторъ критической статьи „О чтеніи
романовъ вообще и англійскихъ въ особенности" воскли-
цаете: „счастливы тѣ, которые живутъ съ любителями ан-
глійскихъ романовъ. Еще благополучнѣе тѣ, которые лю-
бятъ сіи простыл и безпорочныя творенія разума... Кто
стерпѣлъ-бы въ обществѣ нравы наглаго сластолюбія по
прочтеніи Фоблаеа и тому подобнаго,—тотъ явится чест-
ными и добродѣтельнымъ, прочитавъ Томъ-Джонса или
Грандисеона" 2).
Поевятивъ въ 1823 году цѣлый панегирики рома-
нами Вальтеръ Скотта, „Вѣстникъ Европы" въ особую за-
слугу вмѣняетъ ему второстепенное мѣсто, отводимое лю-
бовному элементу и отсутствіе „соблазнительныхъ" сценъ.
„Любовь никогда не занимаетъ перваго мѣста въ его ро-
мавахъ; веѣ влюбленные—подставныя тѣни, хотя они, и
главныя лица"... „Другая причина, останавливающая сле-
') „Вѣстникъ Европы" 1807 г., ч. XXXIV прав. У В. Сішов-
скаго. стр.256—259 .
2) „Россійскій Музеумъ" 1815 г.,ч. IV пр. у В. Сиповскаго.
зы, даже когда бы онѣ должны литься рѣкою, есть при-
сущность и цѣломудріе любви въ Вальтеровыхъ герояхъ" і).
Это противоноетавленіе идетъ рядомъ съ прямыми
порицаніемъ. выносимыми критиками всѣхъ ранговъ пор-
нографическому элементу въ романахъ. „Московскій Собе-
сѣдникъ" въ 1806 году жалуется на большое распростра-
нив „дурныхъ" романовъ, которые преподаютъ
эпику-
рейскую нравственность"
Въ большой статьѣ , О сказ-
кахъ и романахъ" въ „Аврорѣ" за 1806 годъ, авторъ об-
иаруживающій обстоятельное знакомство съ исторіей ' за-
падно-еврогіейскаго романа и современной ему англійской,
французской и нѣмецкой литературъ, горячій поклонники
Руссо, Гете и Сталь, предостерегаетъ однако читателей
„отъ вредныхъ внушеній" чувственныхъ картинъ, особен-
но у Руссо въ „Новой Элоизѣ" а). Въ приведенной нами
уже статьѣ Красвцкаго имѣетсл сильное мѣсто о рома-
нахъ, противныхъ „благонравію",
которыхъ „у насъ. къ
несчастью, развелось великое множество. Наши вѣкъ от-
личается безстыдствомъ и развратностью. Перо отказыва-
ется писать о сочиненіяхъ, въ которыхъ явно проповѣды-
вается распутство. Не удивительно, что еаыыя женщины
никогда стыдливыя, теперь уже разучились краснѣться" <).
„Гусскій Вѣстникъ" сочувственно цитируетъ изъ сочине-
ній г-жи Ламберъ ея предостереженіе противъ романовъ
которые „воспаляютъ воображеніе, разстраиваютъ чувст-
вія сердечный и часто увлекаютъ въ пропасть иеизбѣж-
ную и совѣтуютъ всѣмъ матерями сказать это своими
дочерями •>). Въ „Дамскомъ журналѣ" авторъ статьи , О
различи мнѣній относительно романовъ" выступая на за-
щиту романовъ, которыми посвящали свои перья великіе
люди, каковы Руссо, Гете, Ричардсонъ и Карамзинъ" все
же утверждаете, что „романъ безъ строгой нравственно-
сти удобенъ произвести впечатлѣнія, бѣдственныя для мо-
лодыхъ людей".
') „Вѣстникъ Европы" 1823 г., стр. 123
-) „Московский Собесѣд." 1801 г., ч. II . „О романахъ"
2'i
, fo|1
"'
:1806 г •11 т
-
-О сказкахъ и романахъ". '
) „Вѣстн. Европы" 1Ь06 Г., 34: ч
s) „Русск. Вѣстн. 1810 г., ч. XI, стр. 138

Съ расцвѣтомъ таланта Жуковскаго на сцену выступаетъ
романтизмъ. Со стороны одной части журналистики онъ под-
вергается страшнымъ нападкамъ. Высмѣиваетея его страсть
къ чудесному, его тнготѣніе къ фантаетикѣ, неестествен-.
нымъ положеніямъ и небывалымъ героямъ. Въ частности
романтизмъ подвергается нападкамъ за порнографію. Ми-
нуя цѣлый рядъ мелкихъ журналовъ и блѣдныхъ харак-
теристик укажемъ на статью въ „Сѣверной Минервѣ".
Статья эта, правда, относится къ 18В2 году, но пред-
ставляетъ квинтъ-эссенцію тѣхъ нападокъ, которымъ ро-
мантизмъ подвергался на русской почвѣ. Для насъ этотъ
отзывъ цѣненъ тѣмъ, что въ немъ подчеркивается скаб-
резность многихъ произведеній романтической школы. До-
стается здѣсь и Гюго, но и многимъ его бездарнымъ по-
слѣдователямъ, которые подхватили однѣ формы геніаль-
наго учители, упустявъ ихъ сущность, и въ изображеніи
интимныхъ отношеній работавшихъ кистью, обмакнутой
въ грязь. Обозвавъ романтизмъ словесностью „чудовищъ,
гнусностей и мерзостей", авторъ приглашаетъ читателей
просмотрѣть заглавія и содержаніе нѣкоторыхъ произве-
дены романтической школы. Этого достаточно, чтобы
„содрогнуться и спросить, куда хочетъ такая словесность
завесть нашъ вкусъ и разумъ. Посмотримъ: „Разбойники":
еодержаніе—убійства, преступлены, разврат ъ; „Пари-
зина'': содержаніе—п релюбодѣяніе, разврат ъ.
„Задушевные друзья": содержаніе—философическая измѣны.
развратъ
и прелюбодѣйство.
„Шагринъ":
Содержаніе:—прелести разврата и человѣкъ, умира-
ющій отъ истощенія силъ посреди сихъ прелестей"1).
Этотъ отзывъ уже рѣзкій. Болѣе мягкій мы встрѣ-
чаемъ въ началѣ двадцатыхъ годовъ въ „Благонамѣрен-
номъ" за 1823 годъ. Но и тутъ авторъ, перебирая цѣлый
рядъ романовъ, только „разгорячающихъ воображеніе,
включаетъ сюда и такіе, въ которыхъ „чернѣютъ замки,
гремятъ подземные мосты, блуждаютъ тѣни и дѣлаютъ
добро разбойники". Эта статья въ частности подчеркива-
етъ, какъ многимъ читателямъ по вкусу приходились скаб-
:) „Сѣверн. Минерва", 1832 г., ч. III „О нынѣіпнихъ писателнхъ"
резные романы и скабрезная сцены нѣкоторыхъ попѵ-
лярныхъ произведете. Въ бесѣдѣ автора съ другомъ онъ
ехидно задаетъ ему вопроеъ: „Признаки откровенно' не
цаР)асДъегпРяЗГ0В0РЪ АлявіаД
а
^ «Д«°мь романѣ Мейсне-
ра) съ его наставникомъ не столько занималъ тебя сколь-
ко сцены молодого грека съ Гликеріею или Тимондрою
Вильдербекъ любезенъ тебѣ не потому, что умѣетъ оаз-'
еТсяаІ,еп°0бРаЖеНІе
'
Я ТВѲРД0 УвѢряяъ
-
что восѴща.
ешься иервымъ разговоромъ Альберта съ Ангеликою- те-
бѣ чрезвычайно нравится путешествие Азона съ Тацитомъ
и положеніе Эразма нодъ софою"... •).
тацитомъ
,,„„„
Д появлеН1я на журнальномъ поприщѣ Николая По-
левого, русская критика не выдвинула L одного крупна-
го представителя. До него нельзя указать ни одного че-
ловѣка который бы сиеціализировался въ этой области
который, опираясь если не на цѣльное міросозерцаніе TM
на рядъ принциповъ
выдѣлилъ-бы ее и возвелъ-бы ня
высоту важнаго литературнаго фактора и авторитетнаго
судьи литературныхъ явленій. Это былъ хаосъ мнѣнТй
опиравшихся на прихотливый вкусъ критика откуда и та-'
кое разнообразіе въ оцѣнкахъ литературныхъ произведе-
ны и такое скромное, мѣсто, занимаемое критикой
И
почему для характеристики отношеній литературной
критики перюда, предшествовавшаго Полевому кТпорно-
графическому элементу въ литературѣ намъ приходилось
приводить столько цитатъ изъ журнальныхъ статей
Положена изслѣдователя облегчается съ перехоломъ
къ Полевому. Съ этого времени критика
теряетъсвою
безпочвенность и свою произвольноеTM. Со времени Поле"
вого она сразу становится „а принпипіальяуюГчву.Суж-
reZte
ИчтТTM
РѢь3"
е
'
оп
Редѣленнѣе и послѣдова-
тельиѣе. И чтобъ опредѣлить отношеніе критики къ из
сторонѣ литературныхъ произведены часто до"
•) яБлагонамеренный" 1823 г., XXII „О романахъ".

статочно припомнить тѣ прииципіальныя основы, на кото-
рыхъ опирался тотъ или иной критикъ въ своей литера-
турной дѣятельности.
И возвращаясь къ интересующему насъ вопросу объ
отношеніи литературной критики послѣдующей эпохи къ
порнографическому элементу въ литературѣ, насъ
не
должно стѣснять то обстоятельство, что не всѣ критики,
имѣли случай высказаться по этому поводу. Достаточно
познакомиться съ руководящими идеями критика, что-бы
сдѣлать выводъ объ его отношеніи къ порнографіи.
ГГринципіальныя основы страстотерпцевъ русской ли-
тературы и русской критики—Полевого, Надеждина, Бѣ-
линскаго, Майкова. Чернышевскаго, Добролюбова, Писа-
рева, Михайловскаго, становятся уже достояніемъ массы.
Рожденныя въ мукѣ творческой мысли, онѣ носятъ
на еебѣ печать святости и необычайного подъема мысли.
Порнографія и порнографическій элементъ,
низводящее
литературу до служенія низменнымъ иеестинктамъ человѣ-
ка срьеваеощіе съ нея ореолъ святости, сводящее ее съ
вьесокаго пьедестала на самое дно животной жизни, въ
самый смрадъ человѣческаго сущеетвованія, становились
поперекъ дороги идейнымъ основамъ новой русской кри-
тики, пропитанной этическими идеалами. И вотъ
почему
каждый разъ когда они встрѣчаютея на пѵти новой кри-
тики, то вызываеотъ страстное пегодованіе и страстную
пегодующуео оцѣнку.
Эта страстность проводила иногда къ крупньшъ ошиб-
ееамъ, въ какія впадалъ, напримѣръ,
Полевой. Поклон-
ники Виктора Гюго и романтической эстетики, Поле-
вой бьелъ врагомъ всего вульгарнаго, сальнаго, неблаго-
іеристойнаго. Страстно ненавидя скабрезное, онъ впадалъ
въ другую крайность и воевалъ съ натуральной школой,
выбравшей, по его мвѣнію, изъ природы и жизни одну
грязь, навози и развратъ. И если оееъ простилъ Шекспи-
ру неблагопристойную пѣсенку Офеліи, нецензурную ру-
гаееь Фальстафа и двусмысленности няньки Юліи; Гюго,
пикантныя сцены въ „Соборѣ Парижской Богоматери , то
ради „высокаго гумора Шекспира и исполинскихъ обра-
зовъ Гюго"; у Гоголя онъ не находили такихъ досто-
инствъ и нападалъ поэтому на него за „сальность" въ
его нроизведеніяхъ.
Не могъ относиться снисходительно къ порнографи-
ческому элементу ярый врагъ Полевого—Надеждинъ впер-
вые объяснивши русской критикѣ, что ноэзія достойна
своего имени только тогда, когда она является воплоще-
ніемъ идеи, составляющей душу художественнаго произ-
веденія, самую красоту формы поставившій въ зави-
симость отъ соотвѣтствія ея идеѣ; то-гъ самый Надеж-
динъ, который съ убійствонной насмѣшкой относился къ
„книженочкамъ",
отличающимся „эфирною легкостью" и
своимъ содержаніемъ не затрудняющимъ „ни одной мыслію
самой вѣтренной и рѣзвой головки". И нападая на послѣ-
дователей романтической школы, Надеждинъ не разъ от-
мѣчалъ ихъ пристрастіо какъ къ кровавымъ зрѣлищамъ
такъ и пикантнымъ чувственнымъ картинамъ и къ геро-
ямъ ,,еъ чадными и нерѣдко смрадными чувствами" <)
Оцредѣленнѣе и рѣзче сказалось отношеніе къ пор-
нографщ и порнографическому элементу „ненстоваго Вис-
сарюна". Еще въ самомъ началѣ своей дѣятельности
на-
падая на Бенедиктова, онъ отмѣчаеть въ поэзіи этого
пресловутаго поэта порнографичесній налети. Заканчивая
довольно благожелательно свою ѵбійственную противъ Бе-
недиктова статью, Бѣлинскій пишетъ: „Многія изъ стихо-
твореній Бенедиктова, очень милы. Ихъ съ удовольствіемъ
можно прочесть отъ нечего дѣлаіь; они не дадутъ дѵшѣ
поэтическаго наслажденія, но и не оскорбятъ, не возмѵ-
тятъ его безвкусіемъ или нелѣпостью. За то, есть и такія
которыхъ-бы рѣшительно не слѣдовало печатать. Такова
„наѣздница ; мы не выписываемъ его потому, что наша
Цѣль доказать истину, а не повредить автору. У кого
-есть въ душѣ хоть искра эстетическаго чувства, а въ го-
ловѣ хоть капля здраваго смысла, тотъ вѣрно согласится
съ нами. Мы не требует, отъ поэта нравственности, но
мы вправѣ отъ него требовать граціи въ самыхъ его ша-
лостяхъ; и подъ этимъ условіемъ мы ни одного стихотво-
рен.я Языкова не почитаемъ безнравственнымъ и подъ
за ^jSTfö^&SSb" 'ВѢСТН
"
КѢ

этимъ же уеловіемъ мы почитаемъ упомянутое стихотворе-
віе Бенедиктова очень неблагопристойным*)." ')•
Но снисходительность и деликатность совершенно ос-
тавляютъ Бѣлинскаго, когда на глаза ему попадается не
„поэтическая шалость", а подлинная порнографія. Страст-
но воюя съ лицемѣрными блюстителями нравственности,
онъ однако становится безпощаденъ, когда въ его руки
попадала „легкая" литература XVIII столѣтія, которая
бередила его нравственное и эстетическое чувство, и онъ
при каждомъ удобномъ елучаѣ рѣзко о ней отзывался.
„Литература XVIII вѣка, пишетъ онъ въ одной рецензіи
убійетвенна для чувства нравственности, соблазнительна и
развратна. Эти сцены сладострастія, набросанный игривой
кистью съ чувствомъ самоуслажденія; эти невинныя экиво-
воки, отъ которыхъ закипаетъ молодая кровь юноши и
волнуется грудь дѣвушки,—вотъ она, вотъ ядовитая отра-
ва нравовъ. Это хорошо извѣстно многимъ, которые еще
бывши дѣтьми, читали философическіи повѣсти Вольтере,
„Contes en vers" Лафонтена,
„Кавалера Фобласа" и дру-
гія chefs d'œvres XVIII вѣка" 2).
Страстный негодующія строки вызываетъ въ Бѣдин-
скомъ Поль-де-Кокъ, грязные романы котораго въ тридца-
тых!, годахъ пользовались у насъ большимъ успѣхомъ.
„Предо мною, пишетъ онъ, лежитъ романъ Поль-де-Кока
„Сынъ моей жены". Перелистываю его съ разстановкой и
трепещу при мысли, что это гадкое и подлое произведеніе
можетъ быть прочтено мальчикомъ, дѣвочкой и дѣвушкой;
при мысли, что Поль-де-Кокъ почти весь переведешь на
русскій языкъ и читается съ услажденіемъ всей Россіей...
Боже великій! И есть люди, которые печатно хвалятъ его
и^находятъ самымънраветвеннымъ изъ современныхъ фран-
цузскихъ писателей, его, грязнаго осадка отъ мутной воды
XVIII вѣка, его, угодника площадной черни. А мы, слуша-
емъ и вѣримъ".
3).
О другомъ романѣ того-же Поль-де-Кока, Бѣлинсшй
отзывается еще рѣзче. „Сестра Анна", какъ и всѣ произ-
)) Бѣлинекій. Сочин. т. I, стр. 164.
3) Бѣлинскій, т. I, стр. 606.
•) Бѣлинскій, т. I, стр. 607.
веденія Поль-де-Кока—этого корифея кабаковъ и лакей-
скихъ—должна доставить удовольствіе любителямъ небла-
гопристойныхъ сочиненій, вродѣ „Кавалера Фобласа", ро-
мановъ Пиго-де-Брена, Крамера; „Contes"
Лафонтена,
„Нувеллш" Боккачіо и множества извѣстнаго рода кни-
жекъ въ двѣнадцатую, шестнадцатую и восемнадцатую до-
лю съ гравюрами, который въ большомъ изобиліи издава-
лись въ XVIII *ъѣкѣ и который охотники всегда читаютъ
тайкомъ и держать подъ руной. Молодой мальчикъ, у ко-
тораго не развилось еше чувство, но уже развилась чув-
ственность, н имѣетъ особенный вкусъ къ анакреонтиче-
ской поэзіи,—найдетъ тутъ для себя прекрасные уроки в
богатый запасъ опытности на извѣстные случаи; человѣкъ
возмужалый, съ эмпирическимъ взглядомъ на вещи, пред-
почитающій положительное и существенное идеальному и
мечтательному,—найдетъ тутъ для себя тьму воспомина-
нии,, можетъ быть, почувствуетъ охоту снова приняться
за опытиыя знанія; старецъ, привеллигированный гражда-
нинъ Цитеры и Бахуса, поклоникъ Киприды, ученикъ
Парни и Богдановича въ иаукѣ жизни, съ желаніемъ еще
не угасшимъ, но съ сознаніемъ своего безсилія,—подогрѣ-
етъ этимъ чтеніемъ свою охладѣлую кровь и обрѣтетъ
хотя мгновенный силы на новыя подвиги. Словомъ, Поль-
де-Кокъ есть истинный оракулъ для людей обоихъ по-
ловъ, всѣхъ возрастовъ и состояній. Это сокращенный ко-
дексъ нравственности XVIII вѣка".
').
Нигдѣ однако, такч. ярко не сказалась ненависть Бѣ-
линскаго къ порнографіи, какъ въ его отношеніяхъ къ
Полежаеву. Вырванный изъ родной почвы—этотъ нѣжный,
благоуханный цвѣтокъ русской поэзіи ногибъ и для жиз-
ни и для литературы. Самымъ трагичнымъ въ жизни По-
лежаева является, однако, не кровавая расправа съ нимъ
и не ранняя его гибель, а та ужасная слава, въ ореолѣ
* которой Полежаевъ сошелъ въ могилу, какъ преемникъ
Баркова. И Бѣлинскому выпало на долю разсѣять смрадъ,
затмившій настоящую славу Полежаева. Въ цѣломъ рядѣ
страстпыхъ статей, онъ поднялъ имя Полежаева на нео-
бычайную высоту, поставилъ его на ряду съ велйчай-
') Бѣлннсвій, т. Т, изд. Павлевкова, стр. 612.

шими именами русской литературы и освѣтилъ трагедію
его жизни и ноазіи. И тѣмъ не менѣе Бѣлинскій не могъ
простить даже этой трагической жертвѣ суроваго време-
ни той мутной струйки, которая несомнѣнно проникла-въ
поэзію Полежаева и заволакивала ея чистоту и. свя-
тость. Въ горячихъ статьяхъ Бѣлинскаго, посвященныхъ
Полежаеву, онъ отмѣчаетъ ее рѣзко и сурово и чуть ли
не готовъ въ ней видѣть проклятіе его жизни и таланта.
„Полежаевъ, пишетъ въ одной библіографической замѣт-
кѣ Бѣлинскій, ирославилсн своимъ талантомъ, который
рѣзко отдѣлился своей силой и самобытностью отъ толпы
многих-ь знаменитостей, повидимому затемнявшихъ его ср-
бой; но волнуемый пылкими необузданными страстями, онъ
присовокупили къ своей поэтической славѣ другую славу,
которая и была проклятіемъ всей его жизни и причиной
утраты таланта и ранней смерти".
').
И въ другомъ мѣстѣ, восторгаясь самобытными да-
рованіемъ Полежаева, страшной красотой его иоэзіи, бле-
стящими метеоромъ прорѣзавшей мракъ суровой эиохи,
онъ опять таки останавливается на гіроклятіи жизни и
поэзіи несчастнаго поэта, на его „паденіи1'. „Извѣстность
Полежаева, пишетъ Бѣлинскій, была двоякая и въ обоихъ
случаяхъ печальная: поэзія его тѣсно связана съ его
жизнью, а жизнь его представляла грустное зрѣлище саль-
ной натуры, побѣжденной дикой необузданностью страстей,
которая совративъ его талантъ съ истиннаго пути, не да-
ла ему ни развиться, ни созрѣть"... Это была жизнь буй-
наго безумія, способнаго возбудить къ себѣ и ужасъ и со-
страданіе"...
"Избытокъ силъ пламенной натуры, заста-
вили его обожать другого еще болѣе страшнаго идола—
„чувственноет ь". И Бѣлинскій безпощадно о-гмѣча-
етъ „грязный пѣсни" Полежаева, спалившія его талантъ,
цинически безумныя и „безумно вдохновенный" мѣста его
поэмъ 2).
Въ статьяхъ Бѣлинскаго не трудно отыскать еще
много мѣстъ, характеризующихъ его негодующее отноше-
ніе къ порнографическому элементу въ литературѣ. Инте-
1) Бѣлинскій, т. I, стр. 712.
2) Бѣлинскій, т. II, стр. 748, 719, 751.
ресно отмѣтить, что откликаясь въ 1841 году на издан-
ную кѣмъ то „Душеньку" Богдановича, эту шалость вто-
рой половины ХѴШ столѣтія, Бѣлинскій не можетъ удер-
жаться, чтобъ не отмѣтить безстыдства этой шалости и
мутной лужи порнографіи, представляемой этой „древней
иовѣстью" ')- Такъ претила душѣ „неистоваго Виссаріона"
порнографія, и это негодующее чувство Бѣлинскій пере-
дали своимъ преемниками.
Мы вынуждены пройти мимо промелькнувшаго бле-
стящими метеоромъ юноши Валеріана Майкова. Безвремен-
ная кончина этого, свѣтлаго ума, такъ пышно распуетив-
іпагося въ самую суровую пору нашей жизни, не дала ему
возможности внолнѣ высказаться. Какъ будто предчувствуя
свою гибель, Майковъ спѣшитъ откликнуться на самые
насущные вопросы,
волновавшіе тогда умы. За кратко-
временную свою литературную дѣятельность онъ не стол-
кнулся непосредственно съ порнографическими элементами
и не уепѣлъ о немъ непосредственно высказаться. Но до-
статочно знакомства съ эстетической теоріей В. Майкова,
опредѣленно требовавшаго, чтобы литература была свя-
зана съ жизнью, что-бы она не была простыми соисыва-
шемъ съ дѣйствительности безъ возведенія ея въ сферы
человѣческихъ интересовъ,—достаточно этого возвышен-
наго взгляда на литературу, чтобы понять, какъ рѣзко
осудилъ-бы Майковъ порнографію и порнографическій
элементъ въ литературѣ 2).
Въ мрачный періодъ пятидесятыхъ годовъ яркой
звѣздочкой на страницахъ одновременно и „Отечест. За-
писокъ" и „Современника-'
(временно
„Атенея") загора-
ется геній H. Чернышевскаго. Въ темную ночь нашей об-
щественной жизни онъ не далъ затеряться ни свѣтлымъ
идеями сороковыхъ годовъ, ни ихъ литературными тради-
ціямъ, ни ихъ возвышенными взглядами на литературу но
оплодотворили ихъ своей свѣтлой мыслью и своей изуми-
тельной эрудиціей. Его взгляды на связь литературы съ
жизнью получили странное и яркое построеніе въ его
') БѣлінскШ, т. III, стр. 901.
2) См. эстетическую теорію В. Майкова въ „Соч. В Май-
нова", въ статьѣ о стихотв. А . Кольцова.

„Эстетическихъ отношеніяхъ поэзіи къ дѣйствительности" .
Но блестки великихъ идей этой единственной въ своемъ
родѣ диссертаціи разбросаны въ цѣломъ рядѣ библіогра-
фическихъ замѣтокъ, печатавшихся въ началѣ пятидеся-
тыхъ годовъ въ „Отечест. Записк. '
4 и „Современникѣ".
И
тутъ уже проглядываетъ та точка зрѣнія, которая должна
была вызвать со стороны Чернышевскаго суровое отно-
шеніе къ порнографическому элементу въ литературѣ. И
тутъ уже начинается его сбииженіе литературы съ наукой
съ одной стороны и жизнью съ другой. И тутъ уже поэзія
для него „какъ распространительница знаній и образован-
ности, имѣетъ чрезвычайно важное значеніе для жизни 1)"«
Онъ съ сочувствіемъ приводитъ поэтому афоризмъ Аристо-
фана: „Поэтъ-учитель взрослыхъ" ')• Съ высоты этихъ
идей не только порнографія въ собственномъ смыслѣ сло-
ва должна была встрѣтить осужденіе Чернышевскаго, но
даже общая тема романовъ и повѣстей-романическая лю-
бовь.
„Общая тема большей части романовъ, повѣстей,
стихотвореній въ наше время, какъ и прежде, пишетъ
Чернышевскій еще въ 1854 году, такъ называемая рома-
ническая любовь. Ясно, что въ современной жизни не
играетъ она такой важной роли, какъ въ литературѣ,
которая должна изображать жизнь. Отчего-же это разли-
чіе между изображеніемъ и подлинниками? Составляетъ ли
она сущность поэзіи, обыкновенную тему ея произведеній,
такъ что безъ влюбленныхъ героя и героини на самомъ
дѣлѣ трудно обойтись роману? Многіе такъ думаютъ и
осуждаютъ романъ на вѣчную
односторонность" .
И Чернышевскій находитъ оправданіе постоянству этой темы
только въ историческомъ происхожденіи романа: онъ ведетъ
начало отъ рыцарскихъ романовъ и сборниковъ, подобныхъ
„Декамерону" Боккачіо. Если влюбленность въ этихъ сбор-
иикахъ постоянная тема, то только потому, что общество
на той степени развитія не представляло другихъ отноше-
ній между мужчиною и женщиной.—,,Нѣтъ сомнѣнія, за-
ключаетъ Чернышевскій отсюда, что отвѣтъ этотъ, пред-
*) О поэзіи Аристотеля. Библіогр. замѣтки въ „Отечествен.
Записк." за 1854 г. Собр. соч. т. I, стр. 35.
2) Тамъ же.
ставляемый исторіей, въ значительной степени облегчаетъ
рѣшеніе споровъ о томъ, въ сущности ли произведен?!ли-
3/еЖИТЪ
Т0' ЧТ0 они П0ВСЮДУ вставляютъ любовь
и влюбленность, или эта исключительность порождена
исключительными условіями общественной жизни и мы
должны ожидать, что она исчезнетъ вмѣстѣ съ ніи"
П
„ ...
0тановится послѣ этого ионятнымъ, когда Чернышев-
скій восторженно отзывается о рѣзкомъ в^глядѣ ПушкинТна
русскую литературу конца XVIII и начала XIХстопТтЫ
проникнутую порнографическимъ элементомъ.
„Ничтожес-'
тво общее, цитируетъ сочувственно Чернышеве«ій Пушкина
французская обмельчавшая словесность en vahit оиГзна-
РосГеноИбГЙ Не ИМѢЮТЪ НИ °ДН0Г0 пЙдователя въ
пѵЛо^' п бездаР
ные
писаки, грибы, выросшіе у корней
дубовъ: Дородъ, Флоріанъ, Мармонтель, Гимаръ м-ме Жан-
лисъ овладѣваютъ русскою словесностью44
Станош^тся
ZZlTn
'
И Т° НеГ0Д0ваніе
'
кот
орое охватываетъ^ Черны-
шевскаго, когда начинается въ романѣ или повѣсти сма-
кованіе авторами романическихъ мѣстъ, смакованІе граш-
ГГ СЪ порнографіей. Коснувшись в4 одной изъ библіо-
графическихъ замѣтокъ о романѣ Ев. Туръ Три попы
жизни44 романическихъ приключеній одного изъ героевъ
Валентина и его приверженности къ женскимъ прелестямъ
неТГГГ*
В0СКЛИЦаетъ: Остановимся здѣсГ^Почему'
разсTM ЬТЬАИХЪ0 ПРГ6НЬ,ХЪ ЭПИ30ДаХЪ "
Но ка^
разсказывать ихъ—вотъ въ чемъ дѣло Неѵжели гTMTM,,
похождешя безхарактернаго и слабаго мГльСа надобно
описывать, какъ благодарный пылъ первой чистой страсти?
Раскрашивать его восторги съ сочувствіемъ и увлечен емъ
Кто ПИшетъ о нихъ такъ, тотъ не имѣетъ права бр^ся
за подобные сюжеты. Надобно стоять выше ихъ что бъ
описанія ихъ были вѣрны и поучительны" »). При всемъ
томъ было бы грубой ошибкой считать Чернышевскаго
1855 г.'!
-
. Соврем."
ѵп.
2кя. I, „,ш,
т-ІПІ

ригористомъ по своимъ эстетическимъ взглядамъ. Онъ слиш-
комъ для этого вѣрилъ въ чистоту человѣческой на-
туры. Онъ поэтому обрушивается цѣлымъ рядомъ сарказ-
мовъ на Готорна, вздумавшаго передать греческую миѳоло-
гію въ подкрашенномъ видѣ, вычеркнувъ изъ нея или
сгла/іивъ „соблазнительныя" описанія. Онъ увѣренъ, что
только люди съ грязнымъ развращеннымъ воображеніемъ
могутъ счесть эти описанія безнравственными. Онъ выска-
зываешь взглядъ, что натура дѣтей и юношей слишкомъ
чиста, что-бъ эротическія страницы романовъ могли ихъ
испортить. Онъ приводитъ рѣзкіе примѣры—романы Поль-
де-Кока—и увѣряетъ, что циническая сторона всякихъ со-
блазни'! ельныхъ картинъ проходитъ для юношей незамѣтно1).
Это не мѣшало Чернышевскому каждый разъ съ
негодованіемъ обрушиваться на порнографическій элементъ,
и сторонникъ женскаго труда, одинъ изъ провозвѣстниковъ
женской эмансипацічц онъ сурово нападаетъ на литератур-
ные романы женщины-писательницы, усматривая въ нихъ-
духъ порнографіи 2). Когда противникъ Чернышевскаго въ
„Русскомъ Вѣстникѣ" обратилъ вниманіе на эти нападки
и выразился, что „далѣе иоруганіе женщины идти не мо-
жетъ" 3), Чернышевскій отвѣтилъ: ,,то, за что мы осуж-
дали г-жу Растопчину, заслуживало строжайшаго осужде-
нія по мнѣнію самыхъ крайнихъ эмансипаторовъ;—графиня
Растопчина писала вещи въ духѣ „Фоблаза", прямо про-
тивоположном ь идеямъ эманципаторовъ, которые освобож-
деніе женщины считаютъ дѣломъ столь же мало похожимъ
на развратъ, какъ освобожденіе крѣпостныхъ крестьянъ" 4).
Если по отношенію ко всѣмъ критикамъ, намъ пере-
численнымъ, возможенъ упрекъ, что критика легка, то
менѣе всего это относится къ Чернышевскому. Можно быть
различнаго мнѣнія о художественномъ его талантѣ, можно
его совершенно отрицать. Но Чернышевскій былъ настоль-
*) „Собраніе чудесъ".
Сочин. Готорна.
„Современ."
1856 г. ,
кн. VI.
„Собран, соч.", т. Ill, стр. 274.
2) Библіогр. замѣтка о стихотвор. х'раф. Растопчиной. Сочин.,
т. И.
3) „Русск. Вѣстн."
1861 г., ч. III.
„Hamb языкъ и что такое
с вист ун ы".
4) Собр. соч ., т. VIII, стр. 234.
\
бмлетРйстомъ, насколько критикомъ, историком!
литературы, политшю-экономомъ и публицистом-ь . Жизнь
Чернышевскаго на волѣ кончается съ 1862 годомъ Съ
этихъ поръ начинается мученическая жизнь писателя въ
крѣпостяхъ, тюрьмахъ, на каторгѣ и въ ссылкѣ И съ
эіихъ же поръ почти до смерти Чернышевскій занимается
ГTM Гч°Й беллетР
и сти кой
')• Что еще замѣчательнѣе,
на долю Чернышевскаго выпала разработка именно тѣхъ
шекотливыхъ вонросъ,-вопросов! пола, ИНТИМНЫХ! отно-
шен*, коллизій на сексуальной почвѣ-подъ прикрытіемъ
которыхъ обыкновенно пускаются въ ходъ самые опасные
=л TMЪ
Не ПРИКрЫТаЯ
Ч^нышевск й
углубился В! эти вопросы не съ легкостью обыкновенных!
беллетристовъ, и .обошелся при этомъ беэъ всякой примѣси
чнстНы°х!І'н*КаКЪ худ0жникъ <""> орался на высот! т!хъ
ZI
цѣлом No
е
TMыхъ принципов!, которые прово-
дил! и въ своихъ критических! статьяхъ
въ искѵ^ с0раTMикъ Чернышевскаго, такой же реалист!
ЯпбпоТк
И ЖИЗHИ• ЧуждьШ всякаго Ригоризма, Н. А .
Добролюбов! съ той же суровостью относится къ порно-
бтатъ! Иптпи°Р
пог
РаФи
''
в
гкому элементу. Еще въ юношеской
стать! относящейся къ 1856 году, Добролюбов! отмѣча-
етъ безнеремонность и пикантность темъ романовъ конца
XVIII столѣтш
Еще ожесточенн!е относился Добролю"
бивъ къ порнографическимъ экскурсіямъ современников!
реніях! ПпТ ВЪ бйбліогРафипесКой зам!тк!Р„ етихотво-'
моГ„
аева онъ съ негодованіемъ говорить о тѣх!
МОЛОДЫХ! людяхъ, которые хранят! перепнсанныя тетрадки
темнѵю ГаТTMМИ
с
TM-TMгаоРеніямВ Полежаева. От»,ѣчая
-Л=«П0ЭЗШ
Полежаева его порнографичеекіе
с гихи—Добролюбов! приглашает! читателя
безотоално
задуматься о т!хъ преданіяхъ, которыми передаются,'какъ
драгоценное наслѣдіе, изъ покол!ніЯР въ поколѣніе
rpS
ныя произведен,я поэтовъ, сбитых! съ чистаго пути и
пл.*TM'' Bî Î868 г' Чернышевекимъ написаны романъ Что аѣлаті,«
Ж
^Ä^itS
1856 т.!
.. Со=РеменЬнГ.:

столкиутыхъ въ вонючую лужу" '). Этой снисходитель-
ности совершенно лишенъ отзывъ о романѣ Ев. Растоп-
чиной ,,У пристани" тотъ самый отзывъ, о кпторомъ (вмѣ-
стѣ съ отзывомъ Чернышевскаго о стихотвореніяхъ той же
писательницы) „Руескій Вѣсгникъ" говорили какъ о „глум-
леніи". Съ той жестокой ироніей, которой было такъ много
въ Добролюбовѣ, онъ набросился на эротоманку шести-
десятыхъ годовъ и обнажили все ея легкомысліе и фари-
сейскую добродѣтель на самой грязной подкладкѣ. Безно-
іцадная иронія смѣняется выраженіемъ рѣзкаго негодованія,
какъ только критики касается грязныхъ мѣстъ романа,
сальныхъ приключеній его героинь, нагло безцеремонныхъ
выраженій и непристойныхъ шутокъ. И негодованіе До-
бролюбова тѣмъ рѣзче, что романъ написанъ женщиной,
возводящей въ культъ двухъ героинь, вся жизнь кото-
рыхъ—игра половыхъ инетинктовъ, всѣ помыслы которыхъ
въ настоящемъ, прошломъ и будущемъ направлены въ
одну сторону—половой жизни. И эта, можетъ быть, един-
ственная статья, гдѣ всегда сдержанный Добролюбовъ,
всегда предпочитающій гнѣвъ ироніи, такъ прямолинейно
гнѣвливъ и такъ несдержанъ въ своей рѣзкости 2). Съ
меньшей рѣзкостью отмѣчаетъ Добролюбовъ въ слѣдую-
щемъ году безстыдство многихъ стихотвореній Бенедиктова,
и на старости лѣтъ не разставшагося съ фривольностью
своей музы 3).
Это рѣзкое отношение къ порнографическому элементу
осталось въ Добролюбовѣ до конца его кратковременной
литературной дѣятельности- Въ Добролюбовѣ все это было
отнюдь не слѣдствіемъ ригористическаго отношенія къ жизни
и къ литературѣ. Въ Беранже его не коробитъ фриволь-
ное отношение къ женщинѣ. Онъ охотно прощаетъ ему
пѣсни, внушенныя безумными порывами молодости, тѣмъ
болѣе, что „большая часть пѣсенъ Беранже, гдѣ женщина
трактуется слишкомъ легкомысленно, представляетъ скорѣе
очерки нравовъ, чѣмъ личныя убѣжденія поэта". Если въ
эротаческихъ пѣсняхъ Беранже очень часто фигурируетъ
б „Современнике" 1857 г. 76 8. Собр. соч . т. I, стр. 356—363.
2) „Современнике" 1858 г Собр. соч . стр. 440—449.
3) „Современнике" 1858. No 1. Собр. соч. стр. 448 - 449.
вѣтренная Лизетта и припѣвъ „Vive la grisette", то Добро-
любовъ въ этомъ усматриваетъ не легкомысленное отно-
шеніе къ нравственными вопросами, a „уваженіе къ ево-
бодѣ выбора въ женщинѣ и вполнѣ гуманное признаніе
того, какъ нелѣпы и безсовѣстны всякаго рода принуди-
тельный мѣры въ отношеніи къ женскому сердцу".!)
Тѣмъ съ большими ожесточеніем ь онъ набрасывает-
ся на такихъ безыдейныхъ и бездарныхъ порнографовъ
какъ Бѣшенцовъ „стихи котораго достойны его имени" 2)
на Бажанова, „пристрастіе котораго къ женскими локо-
нами заходить уже слишкомъ далеко"
и
р03енгййма,
поэзщ котораго—„не совсѣмъ ароматное пойло, наслоен-
ное на гноѣ общественныхъ язвъ и на гнилой клубнич-
Рѣзкое отношеніе Бѣлинскаго, Чернышевскаго и Доб-
ролюбова, къ порнографическому элементу вытекали не
только изъ ихъ возвышенныхъ воззрѣній, не только изъ
чистоты ихъ натуръ. Ореоломъ аскетизма и мученичества
обвѣяна вея ихъ жизнь. Это—суровые аскеты, всѣмъ су-
ществомъ своими ушедшіе въ духовную жизнь и любимую
имъ литературу, на ея алтарь принесшіе въ жертву свою
личную жизнь. Отъ этого аскетизма какъ и въ своей лич-
ной жизни, такъ и въ своемъ міровозрѣніи были далеки
ІІисаревъ. Его трезвый, часто упрощенный взглядъ на
жизнь, проникнуть жизнерадостностью эпикурейца. Онъсъ
ней подходить къ самыми интимными ощущеніямъ чело-
вѣческаго организма. Какое восхищеніе вызываетъ въ Пи-
еаревѣ извѣстное мѣсто въ „Мѣщанскомъ ечастьѣ" ІТомя-
ловскаго заигрыванія Леночки съ Молотовыми. „Славная
дввочка, восклицаетъ Писаревъ, эта Леночка. Она не ло-
вить себѣ жениха, она не кокетничаетъ съ Молотовымъ.
Она именно заигрываетъ съ ними, какъ здоровая дѣвушка,
въ которой близость здороваго и красиваго мужчины воз-
буждаетъ радостное волн1?ше. Совершенная непосредствен-
„Современники 1858 г. J6 12. Собр. соч . стр. 334- 348, т И
„Современники" 1854 г. No 1 . Собр. соч . т. II, стр 414-419
'
"5°Ч
,мгеив
»«г
"
1859 г, К В. Собр. соч ., стр 160-169
стр. SOgfS
lf 58r-
No
Собраніе сочин.
т.
4.,

ность простого физіологическаго влеченія, соетавляетъ се-
кретъ ея граціи" '). Писарева поэтому никогда не смуща-
ло самое откровенное трактованіе самыхъ интимныхъ во-
просовъ человѣческой индивидуальности. Но тѣмъ страст-
нѣе онъ нападалъна всякую профанацію этихъ вопросов!,,
на вульгарное ихъ трактованіе, на одностороннее ихъ
освѣщеніе, словомъ, на все то, что сближаетъ ихъ съпор-
нографіей и переходить въ нее. И это сближаетъ его да-
же въ мелочахъ—съ аскетическими фигурами Бѣлинскаго,
Чернышевскаго и Добролюбова.
Еще рѣзче Чернышевскаго, онъ относится къ посто-
янству и главенству романической любви въ литературѣ.
„Писатели, пишетъ онъ въ одной статьѣ, желающіесисте-
матически усыплять общественное самосознаніе, должны
пускать въ ходъ тонкое и привлекательное наркотическое
вещество. Къ счастью для этихъ писателей, такое нарко-
тическое вещество изобрѣтено съ незапамятныхъ временъ.
Что-бы отвлекать людей отъ серьезныхъ размышленій, что-
бы отводить имъ глаза отъ крупныхъ и мелкихъ нелѣпо-
стей жизни, что-бы скрывать отъ нихъ насущныя потреб-
ности вѣка и народа,—писатель долженъ уводить своихъ
читателей въ крошечный міръ чисто личныхъ радостей и
чисто-личныхъ огорченій; онъ долженъ рисовать имъ ми-
ловидныя картинки любовныхъ томленій и любовнаго вос-
торга; онъ долженъ обставлять ихъ разсказы очарова-
тельными описаніями лунныхъ ночей, лѣтнихъ вечеровъ,
страстныхъ замираній и роскошныхъ бюстовъ... Разумѣ-
ется, одинъ пріемъ такого наркотйческгао вещества усып-
ляетъ и разслабляетъ человѣка не на долго, но когда прі-
емы быстро слѣдуютъ одинъ за другимъ, когда вся лите-
ратура переполнена гашишемъ платоническихъ и анакре-
онтическихъ сладостей, когда ниоткуда нѣтъ отпора этимъ
пошлостямъ, тогда самыя здоровыя головы туоѣютъ и те-
ряютъ способность мыслить".
8) Какъ ни далека была бел-
летристика шестидесятыхъ годовъ отъ этого гашиша, Піі-
') Собраніе сочиненій, изд. Павленкова, т. IV
я
, стр. 262.
2) Собр. сочин., т. VI, стр. 310.
саревъ все же преслѣдовалъ всякое произведеніе, хоть бы
оно его совершало въ ничтожной дозѣ '). Онъ безпощац-
но бичуетъ такія сценки въ романахъ „Гдѣ же счастье",
Н. А ., „Марево" Клюшникова, бичуетъ даже романъ Ста-
ничкой „Женская доля", напечатанный въ „Современникѣ"
за „пониманіе женской эманципаціи исключительно съ точ •
ки зрѣнія половыхъ отношеній" 2), негодуетъ на всѣ ли-
тературныя издѣлія, напоминающія романы Феваля или
Поль-де-Кока 3). Характеренъ также для Писарева одинъ
изъ мотивовъ его нападокъ на Пушкина. „Лучшее
изъ
добрыхъ чувствъ (курсивъ Писарева), иронизиру-
ет!, онъ, пробуждавшихся при звукахъ вашей лиры, есть,
разумѣется, любовь къ красивымъ женщинамъ. Въ згомъ
чувствѣ действительно нѣтъ ничего предосудительнаTM, но
во первыхъ, можно замѣтить что оно достаточно само по
себѣ, безъ всякихъ искусственныхъ возбужденій; а во вто-
рыхъ, должно сознаться, что учредители новѣйшихъ пе-
тербургскихъ танцъ-классовъ умѣютъ пробуждать и вос-
питывать это чувство несравненно уепѣшнѣе, чѣмъ звуки
вашей лиры" 4).
Изъ многочисленныхъ писателей, о которыхъ прихо-
дилось писать Писареву, никому такт, усердно онъ не ка-
дилъ, какъ Писемскому и Гейне. Это были его кумиры. И
однако, Писаревъ не постѣснялся, назвать
„гнусностью"
„Взбаламученное море",
полупорнографическій. полупас-
квильный, полуклеветническій романъ Писемскаго. 6). Вос-
торженное отношеніе Писарева къ Гейне нисколько непо-
мѣшало ему предостерегать читателей отъ тѣхт, „недостат-
ковъ и пятенъ, которые наложены на поэзію Гейне" 6). И
однимъ изъ этихъ пятенъ и недостатковъ Писаревъ счи-
таешь зротическія стихотворения Гейне, отражающія „его
') Смотр., напрвмѣръ, его .Прогулку по садаиъ россійск. сло -
весн.", „Сердитое безснліе" т. II .
2) „Кукольная комедін съ «укетомъ гражданской скорби" т. IV
тснзіи", т ІРЛстр0'2.353'''ИЛІе''' Т
'
ІѴ"' ИР
274'
-
Нес°РазмѣРныя пре-
Ч „Пушкииъ и Бѣлиискій", т. V, стр. 119.
5) „Посмотримъ", т. V . стр. 154.
•) „Генрихъ Гейне", т. II, стр. 263.

легкое воззрѣніе на женщинъ", въ которыхъ онъ шалитъ
и играетъ съ женщиной ').
Михайловскій, заполнившій своей громкой дѣятель-
ностью послѣднія три десятилѣтія XIX столѣтія, засталъ
уже ту порнографическую волну, которая, возникнувъ въ
восьмидесятыхъ годахъ и нѣсколько отброшенная револю-
ціоннымъ движеніемъ, широкимъ потокомъ разлилась те-
перь по современной литературѣ. Мы подробнѣе коснемся
его воззрѣній на порнографію при разсмотрѣніи послѣд-
няго періода въ исторіи русской порнографіи. Здѣсь намъ
достаточно отмѣтить, что вмѣстѣ съ широкимъ воззрѣні-
емъ на причины возникновенія и распространенія порно-
графической струи въ литературѣ, онъ иринесъ еще бо-
лѣе рѣзкое ея осужденіе. Разсмотрѣвъ въ одномъ изъ сво-
ихъ обозрѣній рядъ порнографическихъ повѣстей, Михай-
ловскій пишетъ объ одномъ изъ этихъ авторовъ: „и, ко-
конечно, самый строгій приговоръ. въ родѣ ссылки въ от-
даленнѣйшія мѣста литературы былъ-бы, безусловно говоря,
вполнѣ справедливъ относительно г. Немировича-Данченко.
Осужденію онъ иодлежитъ за цѣлый рядъ преступныхъ
дѣяній, въ числѣ которыхъ есть и клевета на человѣче-
скую природу, и рѣшительно антихудожественные пріемы,
и подстрекательство и попустительство самымъ низменнымъ
инстинктамъ читающей толпы, и ухищренная идеализація
скотоподобія" 2). Онъ не вѣритъ тѣмъ, кому обнаженность
нужна яко-бы для обличенія пороковъ. „Такой обличитель,
пишетъ Михайловскій, можетъ, прячась за щитъ „строгой
морали", живописать всякую мерзость вплоть до противо-
естественныхъ пороковъ; живописать въ сущности, разу-
мѣется, вовсе не для обличенія и вообще не для чего бы
то ни было, а просто потому, что у него у самагб при
описаніи мерзостей слюни текутъ" 3). Въ его глазахь пор-
нографія не только знаменуетъ упадокъ литературы, она
прививается на больной почвѣ, окруженной ядовитыми ис-
„Посмертныя стихотворенія Гейне", т. I, стр. 550—551.
2) Сочиненія К. Н. Михайловскаго. т. V, стр. 449
•) Тамь же, стр. 451.
пареніями. „Въ общественной атмосферѣ есть то ЖР РПП*TM
рода кислородъ. Это животворящія идеи. Когда этотъ кГ
0°
іѵіавнаго
An. Григорьева. Въ'eSf Г/, SZ
.t r"""' -
занщ» онъ рѣзко осуждаетъ rioowornlaP
нравственныя ска-
еа эпитетами „беаиравсхвеинМщая'
. циTMTM:^1";.
"Ч^ризируя

Глава третья.
Постоянное фигурированіе порнографическаго элемента на фонѣ рус-
ской литературы. Происхоисденіе порнографическаго элемента. Влія-
ніе западной повѣети. Эволюція порнографическаго элемента въ за-
висимости отъ характера общественной жизни.
Мы дали бѣглый очеркъ воззрѣній русской критики
на порнографію. Изъ него съ очевидностью вытекаетъ, что
съ первыхъ же шаговъ своего возникновенія, съ первымъ
же дыханіемъ критической мысли до послѣдняго ея виднаго
представителя, порнографія и порнографическій элементъ
въ литературѣ вызывали рѣзкое порицаніе. Критика при
этомъ исходила изъ различныхъ побужденій и различно
мотивировала свое осужденіе. У многихъ преобладали чи-
сто моральные мотивы. Многіе исходили изъ того воззрѣ-
нія, что литература должна облагораживать нравы, а пор-
нографія можетъ вести къ ихъ порчѣ. Эта часть крити-
ковъ неминуемо должна была впасть въ крайность, и мно-
гіе изъ нихъ осудили поэтому первые зачатки реальнаго
романа '). Другіе исходили изъ мотивовъ эстетическаго
свойства, третьи въ порнографіи усматривали клевету на
б Напримѣръ, въ журналѣ „Новости" за 1799 годъ (стр. 277)
рецензентъ негодѵетъ на интересный для своего времени романъ
И. Измайлова „Евгеній или пагубный страсти дурного восиитанія и
общества" .
Онъ упрекаетъ автора за „реализмъ и недостаточную
нравственность автора", который будто любуется волокитствомъ героя
романа.
„Такъ, заключаетъ рецензентъ, не пишутъ романовь для
воспитанія".
природу человѣка. Наконецъ, критика,»отправлявшаяся
отъ болѣе широкихъ воззрѣній, откинувЯорализированіе,
пеихологячеекія и эстетичеекія тонкости въ сторону, смот-
рѣла на порнографическую литературу, какъ на тревож-
ный симптомъ болѣзненнаго процесса, подтачивающаго об-
щественный организмъ, какъ на признакъ духовнаго оску-
дЪнія. Но при всемъ этомъ разнообразіи исходныхъ пунк-
товь всѣ сходились на одномъ—на осужденіи порнографіи
и порнографическаго элемента.
Другого, конечно, ожидать нельзя было. Русская кри-
тика, какъ и вся русская литература, исключительное яв-
леше. Въ силу особыхъ условій русской жизни она всегда
была каѳедрой, сь которой раздавалось учительное слово і).
Она поэтому осуждала не только порнографію, но и такъ
называемое чистое искусство. Она всегда поэтому носила
идейно-проповѣдническій характеръ, и въ силу этого не
могла не осудить порнографію.
Но постоянное и рѣзкое ея оеужденіе, проходящее
красной нитью черезъ всю исторію русской литературы,
подчеркиваешь вмѣстѣ съ тѣмъ и нѣчто другое. Осужденіе
это свидѣтельствовало если не о постоянной опасности,
угрожавшей чистотѣ русской литературы со стороны мут-
наго потока порнографіи, то о ностоянномъ назойливомъ
фигурировали псслѣдней. Конечно, ни раньше ни те-
перь никакой опасности со стогны порнографіи русской
литературѣ не угрожаешь и не угрожало. Не она вела
исторно художественной литературы 2), и не она сведешь
ее съ чистой и прямой дороги. Но при первомъ же сво-
емъ возникновеніи русская литература — точнѣе говоря,
русскій романъ и гговѣсть (отчасти драма и комедія)—
имѣли нѣсколько точекъ соприкосновенія съ порнографіей
и отсюда нѣкоторая ея примѣсь въ послѣдующей ли-гера-
турѣ. При дальнѣйшемъ ея ростѣ примѣсь эта совершенно
стушевалась. И только въ мрачные періоды русской об-
щественной жизни, когда атмосфера отравлялась ядови-
") Си. въ книгѣС. Венгерова ,Изъ исторів русской литературы"
единственную въ своемъ родѣ статью: „Основныя черты новѣйшей
русской литературы"
2) См. В. Сиповскій.
„Изъ исторіи романа", стр. III .

тыми исиареніями реакціи, когда духовная жизнь обще-
ства гасилась, когда животворяіція идеи прятались въ
глубь, когда на арену жизни выдвигалось мѣщанство съ низ-
менными инстинктами, когда въ удѣлъ его оставалась одна
плотская жизнь, появлялись идеализаторы низменныхъ
чувствъ, исключительно чувственной жизни, появлялась
порнографическая литература. При той пропасти, кото-
рая раздѣляетъ и раздѣляла въ Россіи цѣлые обществен-
ные слов, мутный потокъ порнографіи шелъ часто рядомъ
съ главнымъ теченіемъ русской литературы. Вырожденіе
нашихъ верховъ шло параллельно съ развитіемъ интелли-
генціи и массъ. И въ то время, когда первые постоянно
нуждались въ поэзіи эпикурейства, граничившей съ пор-
нографіей и часто въ нее переходившей, вторыя требовали
литературы идейной, которая росла вмѣстѣ съ ея носи-
телемъ—интеллигенціей. Вотъ тѣ факторы, которые сдѣ-
лали порнографическій элементъ частымъ гостемъ на фонѣ
русской литературы. И вотъ почему русской критикѣ, на
всемъ пути своего шествія впередъ, приходилось на немъ
останавливаться, бороться съ нимъ и осуждать.
Какъ еще ни мало разработана исторія возникновенія
русской повѣсти и романа въ изслѣдованіяхъ Пыпина,
А. Веселовскаго, J1. Майкова, Тихонравова, В. Сиповекаго,
Буслаева, Кирпичникова—есть очень много матеріала по
интересующему насъ вопросу. Русскій романъ и повѣсть
клиномъ входятъ въ исторію повѣсти западной.
„Во вто-
рой половинѣ XVII вѣка, пишешь по этому поводу Пы-
пинъ, замѣчается у насъ сильный наплывъ повѣети запад-
ной, которая приходила все больше черезъ польское по-
средство, а въ отдѣльныхъ случаяхъ, восходящихъ къ
XVI вѣку, западная повѣсть проникла къ нэмъ сложнымъ
путемъ — изъ иіальянскаго источника черезъ сербскіе и
бѣлорусскіе переводы '). Эта западная повѣсть явилась
1) г-жа Бѣлозерская въ своей интересной работѣ о Нарѣжномъ
отыѣчаетъ, наприиѣръ, цѣлый рядъ „оригинальныхъ" порнографиче-
скихъ романовъ, относящихся къ концу XVIII столѣтія, несомчѣнно
итальянскаго происхожденія. („Награжденный Купидонъ") 179J года.
„Кошкѣ игрушки, a мышкѣ слезки или смѣшныя и забавный проказы
трехъ красавицъ, чинимыя надъ простосердечными супругами", стр. 36.
какъ нѣчто необычное въ „книжномъ иочитаніи": на мѣ-
сто византійскаго типа повѣсти съ чудесными героическими
дѣяніями, литературными загадками и наставленіями, ле-
гендарной миѳологіей и т. п. приходилъ спеціально ры-
царскій романъ съ любовными исторіями, шутли-
вая бытовая повѣсть въ тонѣ Фабльо и Декамерона и т.
п. По нѣкоторымъ чертамъ новая повѣсть сближалась,
однако, съ прежнею, и читатель встрѣчалъ знакомый ин-
тересъ въ богатырскихъ подвигахъ, чудесныхъ приключе-
шяхъ; но былъ совсѣмъ новъ образъ западнаго рыцаря,
его служеніе дамѣ своего сердца, обиходъ рыцарскаго бы-
та. За итальянскимъ Бово, Тристаномь и Ланцелотомъ
послѣдовалъ длинный рядъ другихъ рыцарскихъ и иныхъ
повѣствованій, который приходили къ намъ по преиму-
ществу черезъ Польшу. Популярность ихъ, доходящая до
второй половины XVIII вѣка, была, наконецъ, столь ве-
лика, что многія изъ этихъ повѣстей вошли въ число наи-
болѣе любимыхъ народомъ книгъ. Съ того же времени пе-
решли въ народную письменность, a затѣмъ въ лубочныя
картинки, шутливые анекдоты западнаго происхожденія,
„польете жарты" и т. п . Новый вкусъ установился прочно
и на переходѣ отъ XVII на XVIII столѣтіе встрѣчаемъ но-
вую обширную „письменность, -
повѣсти и романы, — на
которую до сихъ поръ не было обращено вниманія и ко-
торая, однако, очень характерна, какъ посредствующее
звено между старой и новой литературой: это та масса
рукописныхъ повѣстей, волшебныхъ сказокъ, поэмъ и по-
добныхъ произведений, которая представляетъ русскую по-
вѣсть первой половины прошлаго вѣка".
Доказывая связь этой новой повѣсти со старой, ІІы-
нинъ указываешь на новыя особенности, привившіяся поз-
же въ первой половинѣ XVIII столѣтія къ старинѣ. Въ
рядъ со старыми королевичами являются болѣе новые
принцы и кавалеры; ихъ дѣянія состоятъ не только изъ
богатырства, но также изъ чудесныхъ и бытовыхъ приклю-
ченій; наконецъ, являются пастоящіе романы съ л ю б о в-
ными исторіями, съ запутанными похожденіями и
т. д.
.
Письменность эта была преимущественно руко-
писная, перешедшая позже во второй половинѣ XVIII сто-
лѣтія въ печатную. „Сличая, пишетъ Пыпинъ, составь этой

.письменности" съ печатной литературой, которая прямо
слѣдуетъ за ней во второй половинѣ XVIII столѣтія, при-
ходимъ къ довольно любопытному наблюденію: первые пе-
чатные романы продолжаютъ то направленіе вкуса, кото-
рое намѣчено было рукописными переводами". Каковъ был ь
характеръ этихъ романовъ видно ужъ по тому, что въ томъ
же XVIII столѣтіи писатели новой школы называли ихъ
грубыми и площадными
'). Обь одномъ типич-
номъ для своего времени рукописномъ романѣ извѣстный
Болотовъ писали: „Составляла она (книга) переводи одно-
го французскаго и прямо, можно сказать любовнаго рома-
на, подъ заглавіемъ „Эпаминодъ и Целеріана", и произве-
ла во мнѣ то дѣйствіе, что я получили понятіе о любов-
ной страсти" 2). И дѣйствительно, въ болыдинствѣ случа-
евъ эта—легкая повѣсть съ нескромными исключенінми.
Небывалый происшествія чередуются съ любовными эпо-
пеями. Въ соблазнительныхъ краскахъ описывается „кава-
лерская" безпутная жизнь, полная пикантныхъ подробностей.
Это равными образом'ь относится и къ возникающей въ
это время оригинальной русской повѣсти, которая на пер-
выхъ порахъ и почти на всеми протяженіи XVIII вѣка на-
столько вросла въ переводную повѣсть и романъ, что
трудно прослѣдить гдѣ начинается переводи и гдѣ конча-
ется подражаніе 3). Какъ и слѣдовало ожидать, большин-
ство подражателей въ образцы брали не великія творенія
западно-европейскихъ писателей, и подражательная повѣсть
или романъ въ болыпинствѣ случаевъ—передѣлка фриволь-
ныхъ произведеній французской литературы, на которыя
предъявлялся большой спроси со стороны необразованна-
го и еще грубаго общества 4).
:) Пыпинъ. Исторія русской литературы, т. III, стр. 884-385 .
2) А. Т . Болотовъ. Записки. T. I, стр. 182.
в) Си. работу А. Н . Веселовскаго „Изъ исторіи русской пере-
водной повѣсли".
4) И дѣйствительно, изо всей западно-европейской литературы
былъ спросъ, главныиъ образовъ, на ронапъ. Вигель въ свовхъ вос-
поминаніяхъ разсказываетъ о нѣноторыхъ частныхъ бвбліотекахъ:
„все было розовое, амурное, ни одной военной, ни
одной русской
книги". При Екатеринѣ II больше всего было переведено француз-
скихъ роиановъ—350 . Внрочемъ, когда случались попытки знакомить
Одинъ изъ знатоковъ историческаго романа г-жя
Бѣлозерская, дѣлитъ романы второй половины XVIII сто
лѣтія по содержанію на шесть категорій: на романы съ
приключеніями (romans d'avantures); романы нравоучитель-
ные; такъ называемый восточныя повѣсти. Къ болѣе почл
нимъ относятся сентиментальные романы и повѣсти' и по-
пытки романа историческаго и реальнаго. Насъ интеоесѵ-
ютъ главными образомъ первыя три категории, на котопыхъ
легче прослѣдить происхожденіе русскаго романа. И не
трудно прослѣдить, что общая черта ихъ объединяющая
это необузданность фантазіи. преобладаніе любовныхъ при-
ключеній самаго откровеннаTM и низменнаTM характера
Черта эта настолько обща, что даже въ повѣстяхъ тмо-
го писателя, какъ Новиковъ, порнографія такъ и бьетъ
ключемъ. Это одинаково относится, какъ къ романами съ
приключеніями, такъ и нравоучительными, гдѣ въ самыхъ
откровенныхъ краскахъ рисуется грѣховность
потѣхи съ
любовницами продажными" •), такъ и въ такъ называе-
мыхъ „восточныхъ повѣстяхъ" съ экзотическими нравами
ихъ героевъ 2). Въ сентиментальной новѣсти порнографи-
ческій элементъ не такъ ужъ обнаженъ, но родство съ
нимъ придаетъ ей еще много пикантности.
Такими образомъ, при первомъже возникновеніи русской
позѣсти или романа, въ нихъ попадаетъ зерно нескромных"
приключеній, зерно порнограф,«; „а первыхъ же шТгахъ
развитія романа и повѣсти они скрещиваются съ вліяніями
не заглушающими это зерно, а способствующими его росту'
При детальномъ изслѣдованіи порнографическаго элемента
мы имѣли-бы случай видѣть, какъ этотъ ростокъ въ зави-
симости отъ комплекса историческихъ, политически и
бытовыхъ условш то даетъ пышные всходы, то совершен-
обіцество не только съ эротической литературой французовъ но ваяй
ГвЖяТГ,
UK0
ввѣшивалось и с аило'среяовы"
Іакъ въ 1789 г. послѣдовало распоряженіе не позволить печатать
полнаго собрашя сочиненій Бомарше и Вольтера
печатать
«„
.
'
См
->
нап
Рпмѣръ, романъ Е. Гришова „Нѣжныя объятія m.
бравѣ и потѣхи съ любовницами продажными".
СпГ п99 г
илй
А. А .^Неонила и распутная дщерь",Спб. 1794 г
или лаби ринтъаженскихъ І^вГІ
Т7Г

но заглушается. Теперь намъ важно установить тотъ фактъ,
что зерно порнографіи было посѣяно при первыхъ жеша-
гахъ русской повѣсти и романа и вообще русской литера-
туры. Возникающая во второй половинѣ XVIII столѣтія
русская критика застаетъ его уже пустившимъ ростки.
Стоя на страж! чистоты русской литературы, оберегая ее
отъ вліянія словеснаго блуда, усматривая въ литератур!
школу нравовъ, русская критика на первыхъ же шагахъ
не только констатируетъ наличность порнографическаго
элемента въ русской письменности, но и начинает! вести
съ нимъ борьбу. Борьба эта по традипіи передается отъ
одного покол!нія критиковъ другому и находить себ! пи-
щу въ упорномъ стремленіи порнографической струи за-
мутить чистыя воды русской литературы. Вотъ гді при-
чина того факта, что на всемъ протяженіи исторіи русской
критики ей приходилось уд!лять вниманіе порнографіи и
вести съ ней борьбу.
Какъ это мы видимъ по современной литератур! ни
дерзкія попытки порнографов! ни упорная борьба съ ни-
ми русской критики еще не закончились...
Въ нашу задачу не входить детальная исторія пор-
нографическаго элемента въ русской литератур! и ея связь
съ общественными и идейными теченіями русской жизни.
Это любопытный и интересный вопросъ даже еще не на-
м!ченъ нашими историками литературы. Но накопившійся
историческій матеріалъ—хотя и не обработанный—даетъ
прочное основание для категорическаго утвержденія, что
порнографическій элементъ игралъ крайне любопытную
роль въ русской жизни. Какъ болотный газъ, въ которомъ
тухнетъ всякій світъ, есть признак! гнилостной заражен-
ной міазмами почвы, какъ болотные огоньки—несомн!нные
свидѣтели процесса разложенія, такъ и болотные огоньки
порнографіи, всегда являлись въ русской литератур! и
жизни печальными вѣстниками разложенія, попятнагодвн-
женія въ области мысли, чувства и воли, тревожным! симп-
томом! бол!зненнаго состоянія общественнаго организма.
Глава четвертая.
Связь между порнографіей современной и порнографіей 80-хъ годовъ
Восьмидесятые годы и расцвѣгь эротизма ЛоряоТрафГи Раасказы
В Буренина и Морского-Лебедева. Романъ В. Шмировача-Данченко
Краденное счастье«. Романъ Морскаго „Содомъ".
Романы В Etype-
нина .Мертвая нога«, .Романъ въ Кисловодск*«. Прототнпъ Санина
Разсказъ М. Альбова .До пристани".
I. I ЯсинскПі и ёTM ГTM
турная карьера. В . Вибико^ его разекааЛму^икё-.^ѳТоТ
губъ и его .Тяжелые сны".
Современная художественная порнографическая лите-
ратура не только не является исключеніемъ изъ этого закона
не только не колеблетъ общаго принципа, давно уже под-'
мѣченнаго изслѣдователями. Она ярче, чѣмъ всякГя дру-
ментГof !Ца' W—T! связь порнографическаго эле-
Г
РУССК0Й ЖИЗНИ' «агляднѣе.чімъ во всякой
другой перюдъ исторической жизни, устанавливаем связь
между расцвѣтомъ порнографш и апатіей общественной во-
ли и мысли.
И первое доказательство этого положенія, первое
ІнтепЯтѵпеС«ВРеМеННуЮ п°Рн°графи,ескую художественную
литературу обстоятельство заключается въ ея преемствен-
тыхъ ГоГовСъЪхет^теСКОа
ЛИТеРаТУР0Й В0СЬМИдеСЯ
"
Мрачное десятил!тіе восьмидесятых! годовъ
какъ
изв!стно, ознаменовалось упадкомъ литературы. Вмѣст! съ
слГп ГаъЦ,еЙ «НаЧаЛСЯ ТОГДа паР
ал
«чь Общественной мы-
сли. Вм!стѣ съ безвременьемъ восьмидесятыхъгодовъ, внес-
ших! въ подраставшее покол!ніе горькую отраву разоча-

рованія, умственное и нравственное безсиліе, убившихъ въ
молодежи энтузіазмъ, начался вообще параличъ обществен-
ной мысли. Рсакціонныя волны, енесшія цѣлый строй идей
и идеаловъ, часто вмѣстѣ съ ихъ носителями, вынесли на
берегъ русской жизни новыхъ боговъ и новые кумиры. На
сцену является все, что раньше ютилось на задворкахъ
жизни и литературы и что прежде пряталось отъ яркаго
• свѣта широкой мысли поколѣній шестидесятыхъ и еемиде-
еятыхъ годовъ. Этотъ упадокъ мысли и воли раньше все-
го сказался на упадкѣ литературы восьмидееятниковъ, вы-
черкнувшихъ изъ своей программы лучшіе завѣты литера-
туры и ударившихся совсѣмъ въ другую сторону, въ сторону
безпринципности и индиферентизма. Эти два спутника ре-
акции и раньше были въ лигературѣ, но они боязливо
ютились на ея задворкахъ, вызывая общее презрѣніе. Но
въ восьмидесятыхъ годовъ карты перетасовываются. Мо-
гучія идейныя теченія, игравшія недавно такую огромную
роль въ исторіи русской жизни, стушевываются подъ на-
поромъ безпринципности и индиферентизма, грязной струей
влившихся въ русскую литературу. Богатые, стройные ко-
лосья замѣнились захудалыми тощими колосиками, чуть за-
мѣтными между чертополохомъ и полынью.
Вмѣстѣ съ безпринципностью и индиферентизмомъ
проникъ въ восьмидесятыхъ годахъ въ художественную
литературу въ крайней формѣ эротизмъ, граничившій съ
порнографіей и часто въ нее переходившій.
Уже въ гіредверіи печальной памяти восьмидесятыхъ
годовъ, Михайловскому пришлось отмѣтить нарожденіе
порнографической литературы. „Нарожденіе" слово несов-
сѣмъ точное. Порнографическая литература или, по крайней
мѣрѣ, порнографическій элементъ появился у насъ еще въ
XVIII етолѣтіи. При болѣе близкомъ знакомствѣ не только
съ главными теченіячи русской литературы, но съ боко-
выми ея развѣтленіями, съ ручейками, ее пересѣкавшими, при
детальномъ разслѣдованіи всей русской письменности, не
трудно уловить постоянное фигурированіе на сценѣ рус-
ской жизни порнографической литературы. Но она почти
всегда держится далеко отъ главнаго русла литературы и
отъ здороваго ядра читательской арміи—интеллигенціи.
Контингентъ ея читателей находится на самыхъ культур-
ныхъ низахъ, чаще всего въ верхахъ общества, гдѣ пре-
сыщенность жизнью вызывала потребность въ острыхъ ощу-
гценіяхъ животныхъ чувствъ. Вотъ почему эта литература
ютилась на задворкахъ печати и ходила по рукамъ въ
рукописяхъ. И только въ трагическіе періоды русской жиз-
ни, когда реакція героическими средствами душила печать
и интеллигенцію и оттѣсняла послѣднюю отъ всѣхъ по-
стовъ жизни, когда изъ жизни выкачивались идейныя на-
чала, когда открывался широкій проеторъ однимъ илот-
скимъ инстинктамъ, когда реакція поддерживала все, что
отвлекало общество отъ общественныхъ дѣлъ—только въ
эти трагическіе періоды эротизмъ и порнографія врыва-
лись въ главное русской литературы и заволакивали чи-
стоту ея идей, ея формъ, ея задачъ.
Конецъ семидесятыхъ годовъ и начало восьмидеся-
тыхъ годовъ—былъ однимъ изъ такихъ трагическихъ пе-
ріодовъ въ жизни русскаго общества. Реакція подняла въ
этотъ періодъ высоко свою голову. Она косила направо и
налѣво своимъ карающимъ и метительнымъ мечомъ. Весь
могущественный арсеналъ средствъ, находившійея въ ея
рукахъ, весь тяжелый механизмъ, сооружавшійея вѣками,
обратился противъ лучшей части общества, противъ ея
попытки внести свѣтъ въ темное царство русской жизни и
подкопать могущество ея адептовъ. Кровью молодежи оро-
силась русская земля, и все свѣтлое, что питало общест-
во,—литература, наука, интеллигенція—сметалось съ лица
земли тяжелой рукой реакціи. И такъ тяжелы были уда-
ры, такъ ослабили они силы общества и литературы, что
порнографія начала высоко поднимать голову и подби-
раться къ чистому руслу русскаго слова.
Вотъ почему появленіе въ самомъ предверіи 80-хъ
годовъ двухъ еборниковъ порнографическихъ разеказовъ—
Буренина •) и Морского 2)—такъ встревожило Михайловека-
го. Вотъ почему онъ съ такимъ вниманіемъ на нихъ оста-
новился и далъ имъ такой блестяшій анализъ. Михайлов-
скаго не интересовали, конечно, сами по себѣ произведенія
') Маститые беллетристъ. Изъ современной жизии. Спб. 1879 г.
) Н. Морской. Аристократія гоетиннаго лвора.

двухъ порнографовъ, хоть бы и талантливыхъ, Они его за-
нимали, какъ блестящія иллюетраціи къ грустному исто-
рическому факту, что ,,чѣмъ ограниченнѣе поле теорети-
ческихъ и практическихъ вопросовъ, отведенное свобод-
ному обсужденію литературы, тѣмъ, понятное дѣло, больше
мѣста остается для литературы развращающей, и тѣмъ
больше мракъ долженъ распространяться на и безъ того
забытую границу между добромъ и зломъ'' ').
Мы нѣсколько подробно остановимся на этихъ двухъ
сборникахъ и на этихъ двухъ авторахъ. Они крайне
характерны и какъ первыя двѣ ласточки вскорѣ наступив-
шей порнографической весны и какъ прообразъ той мане-
ры пера, съ которой мы встрѣчаемся теперь въ произве-
деніяхъ г.г . Арцыбашева, Каменскаго, Зиновьевой, Кузмина
и Сологуба. Буренинъ и Морской представляютъ еще ин-
тересъ и какъ сотрудники „Новаго Времени". Они поло-
жили въ этой характерной для восьмидесятыхъ годовъ га-
зетѣ начало порнографіи; они же довели ее до пышнаго
расцвѣта. „Новое Время" вскорѣ превращается въ наетоя-
щій притонъ порнографической литературы, и тѣ же Бу-
ренинъ и Морской являются наиболѣе талантливыми ея
представителями.
Въ сборникѣ Буренина „Изъ современной жизни"
нѣтъ на первый взглядъ той гіроповѣди половой распу-
щенности, съ какой мы встрѣчаемся сейчасъ въ произве-
деніяхъ современной порнографіи. Нѣтъ, по крайней мѣрѣ,
открытой проповѣди. Но это явленіе только кажущееся.
То якобы обличение и казнь порока, которыя преслѣдуют-
ся авторомъ—обличеніе фарисейское. Это только маска,
которая впослѣдствіи была сброшена. Но въ предверіи
восьмидесятыхъ годовъ, когда еще живы были многіе ко-
рифеи русской литературы, когда общество еще было
охвачено иными идеями, выйти сразу обнаженной порно-
графія еще опасалась, и она взяла въ подруги лицемѣріе.
Впрочемъ, никто и не вводился этимъ въ обманъ. Ни кри-
тика, ни читатели: тѣ и другіе вскорѣ оцѣнили творчество
Буренина.
!) Михайловскій, т. VI, стр. 788 .
То смакованіе пикантныхъ подробностей, то исканіе
обнаженности, то мышленное и фактическое оголеніе жен-
скаго тѣла, которымъ такъ поглощены современные белле-
тристы, предвосхищены Буренинымъ еще тридцать лѣтъ
тому назадъ, и все это и составляет! содержаніе его раз-
сказовъ. Тѣ ппкантныя описанія половыхъ признаков! че-
ловѣка, а главным! образомъ женщины, тѣ то неулови-
мый, то СЛИШКОМ! грубыя ихъ цроявленія. то подчеркива-
ніе сексуальных! моментовъ, тѣ описанія сокровенных!
подробностей половой жизни, которыя такъ поражаютъ
въ манерѣ письма Арцыбашева •), вы можете встрѣтить
уже у Буренина. И этими пикантными подробностями уни-
заны веѣ его повѣсти и фельетонный бездѣлушки. а впо-
слѣдствіи цѣлые романы. Вотъ одно изъ описаній Буре-
нина: „Вся спальня была какъ бы въ голубомъ туманѣ
отъ свѣта, пробивавшагося сквозь голѵбыя шторы, отъ
голубыхъ обоевъ и голубого съ бѣлымъ" ковра. Середину
комнаты занимала огромная широкая кровать. Лучъ солнца,
проскользавшій изъ за занавѣсъ оконъ разбивался сере-
бряными блестками въ мягкихъ углубленіяхъ и возвыше-
ніяхъ шелка и какъ будто тонулъ въ кружевахъ поду-
іпекъ. Поднявъ красивую, съ разметавшимися волосами, го-
ловку съ этихъ подушекъ, Анна Николаевна старалась
подтянуть одѣяло до подбородка и какъ можно илотнѣе
закрыться въ него отъ взглядов! компаніи, окружавшей
ея постель. Она кричала, хихикала, взвизгивала, извиваясь
подъ одѣяломъ, причемъ ея даже слишкомъ роекошныя
формы обрисовывались съ соблазнительною ясностью" 2).
Съ „соблазнительною ясностью" написаны всѣ раз-
сказы Буренина. Въ другом! разска3ѣ вы читаете: „Полу-
круглая, вея обдѣланная зеркалами нишь, озаренная се-
ребряным! евѣтомъ искривленнаго фонаря отражает! ши-
рокую кровать. На мягкомъ коврѣ, затканномъ по ярко
голубому фону бѣлыми и розовыми огромными цвѣтами
стоятъ маленькш восточный туфли, алаго цвѣта, съ загну-
тыми носками и безъ задковъ; въ матовомъ евѣтѣ, разли-
ваемом! фонаремъ, носится легкій дымокъ курильницы,
') Д-ръ Омельченко. Герой нездороваго творчества,стр. 12—15.
2) Маститый беллетристъ. Очер. совр. жизни, стр. 9.

развѣвающій ароматъ съ мраморнаго столика, стоящаго у
кровати. Въ мерцающемъ свѣтѣ алькова блестятъ ея нѣж-
ные глаза, обрисованные чудной линіей ея трепещущія
.дѣвственныя нлечи, слышится ея голосъ, то печальный и
тихій, то звучащій серебрянымъ емѣхомъ. Ночь идетъ не-
слышно и незамѣтно. Сколько страстныхъ ласкъ, сколько
лепета страстныхъ признапій, сколько порывовъ безумнаго
веселья и безумной нѣги" ').
И не смотря на маску строгаго моралиста у автора
текутъ слюнки при описаніи „широкихъ" кроватей, ,,суля-
щихъ нѣги и ласки". Онъ совершенно забываетъ свою за-
ученную роль, и затаенная страстность срывается съ его
пера, какъ у садиста, какъ только онъ касается
этихъ
кроватей, женскихъ блузокъ, мраморныхъ ваннъ, а главное
женскихъ голыхъ тѣлъ, на которыхъ.съ
„соблазнительной
ясностью" обрисовываются „чудный" линіи пышныхъ гру-
дей, округлыхъ бедръ, тонкаго стана, бѣлыхъ атласистыхъ
рукъ и прочихъ женскихъ прелестей. И захлебываясь въ
чаду страсти авторъ пишешь: „Поза, которую она приняла,
дышала самой здоровой нѣгой. Она свѣсила по бокамъ
свои красивыя руки и легкимъ. особеннымъ движеніемъ
варугъ какъ то стянула ими прозрачный тюникъ широкаго
утренняго иеплуша, такъ что ея полная грудь, ноги, пе-
реплетенный одна съ другой, однимъ словомъ всѣ очерта-
ния роскошнаго тѣла обрисовались подъ тонкимъ бѣлымъ
батиетомъ, точно она вышла сейчасъ изъ воды 2).
„Стоя
передъ ними и отбросивъ руки по бедрамъ, она судорожно
сжимала бѣлыя складки капота на бокахъ, такъ что онѣ
вытягивались и обрисовывали весь изгибъ пышной груди,
двигавшейся подъ полотномъ" 3).
Если вы думаете однако, что только сексуальной ма-
нерой письма, только экскурсіями въ интимности женскаго
туалета и женскаго тѣла Буренинъ предупредилъ нашихъ
современниковъ беллетристовъ, то вы ошибаетесь.
Онъ
живописалъ не только садистовъ: у него фигурируютъ ге-
рои и героини, предающіеся противоеетественнымъ поро-
1) Теыъ же, стр. 335 .
2) Тимъ же, стр. 44 .
2) Тамъ же. 141 .
камъ. Въ разсказѣ, напримѣръ, „Изъ записокъ погибшаго"
у него фигурирует!, Антонина Аполлоновна, которая кромѣ
пошлаго разврата вообще, въ частности занимается еще и
такъ называемой лесбоской любовью. И въ то время какъ
даже въ наши дни М. Кузминъ и Зиновьева только на-
мекаютъ на половыя развлечевія своихъ героевъ и героинь
Буренинъ еще 60 лѣтъ тому назадъ не останавливался пе-
редъ весьма гірозрачнымъ описаніемъ извращенной половой
жизни.
Рядомъ со сборникомъ Буренина появилась въ от-
дѣльномъ ваданш „Аристократія гостиннаго двора" Мор-
ского. Разсказы эти, отмѣченные печатью таланта, изо-
бражавши нарождавшуюся русскую буржуазію, носила
какъ будто идейный характеръ. Но впослѣдствіи, когда
талантъ Морского развернулся, и вкусы его обнаружились
не оставалось никакого сомнѣнія, что Hü идейные мотивьі
его талантомъ руководили. Въ наслѣдіе отъ г. Морского
остались одни сексуальный пикантности, дразнящія вообра-
женіе, описанія тѣлъ кокотокъ, циничные разговоры, гряз-
ныя шутки и откровенное живописаніе оргій. И если мы
сейчасъ на немъ останавливаемся, то только какъ на ла-
сточкѣ той весны порнографіи, которая векорѣ ворвалась
грязнымъ потокомъ въ русскую жизнь и литературу и на-
ложила свое клеймо на цѣлый рядъ иетинныхъ дарован®.
Наступают-» восьмидесятые годы. Послѣ ненродолжи-
тельнаго колебанія реакція удушливымъ кошмаромъ окѵ-
тываетъ всю русскую жизнь. Въ ея чаду начинаетъ гиб-
нуть все свѣтлое въ странѣ; отъ ея ядовитыхъ испареній
никнутъ всходы русской интеллигенціи, гаснетъ энергія са-
мыхъ закаленныхъ бойцовъ, обезцвѣчивается все яркое,
сильное, индивидуальное. На ея гнилостной почвѣ, оку-
танной удушливыми газами, начинаютъ появляться всходы
политическаго и сощальнаго индиферентизма, повальнаго
ренегатства и предательства. И вмѣсто литературы идей-
ной является вновь на сцену эротизмъ и порнографія, но
уже не какъ единичное явленіе, и не только въ лицѣ
лянтз Бѵ1ТаЛаНТЛИВаГ°' Н° ВСе же
«изкопробнаго паскви-
лянта ьуренинаи скромнаго по таланту Морского. Восьми-
ванГвѴпТ Вадвигаютъ
"««У иетинныхъ даро-
вана, въ нроизведешяхъ которыхъ порнографичесній эле-

ментъ начинаетъ преобладать; паступаетъ настоящая весна
порнографіи. Она становится по дорогѣ главному руслу
русской литературы и заражаетъ ее своими ядомъ. Явле-
ніе начинаетъ носить общественный характеръ, и не да-
ромъ забросившій свои блестящія научныя соціологическія
работы Михайловскій, посвящаетъ себя одной борьбѣ съ
наступившими сумерками русской жизни, и недаромъ съ
такой горячностью набрасывается на поднявшую голову
порнографію ').
Уже въ маѣ 1881 года. Михайловекій обращаетъ вни-
маніе на повѣсть Немировича—Данченко „Краденное сча-
стье".
Блестящій и пылкій разсказчикъ, обратившій на
себя вниманіе даже при жизни корифеевъ русской лите-
ратуры, Немировичъ-Данченко оказывается во власти пор-
нографическаго повѣтрія. И хотя повѣсть напечатана на
такихъ задворкахъ журналистики, какъ
„ Русская Рѣчь",
тѣмъ не менѣе, на нее нельзя не обратить вниманіе, такъ
какъ Немировичъ-Данченко успѣлъ зарекомендовать себя,
какъ нееомнѣнный талантъ.
И талантъ этотъ въ угоду новыми вкусами сочиня-
етъ французскую повѣсть,—французскую, такъ какъ и ею-
жетъ и многія пикантныя подробности — несомнѣнный
плодъ фантазіи. И въ самомъ дѣлѣ, главную героиню
„Краденнаго счастья"—Ольгу Максимову—авторъ надѣ-
ляетъ феноменальной уродливостью и вмѣстѣ съ -гѣмъ фе-
номенальной чувственностью. На послѣдней авторъ очень
долго и часто останавливается. Ольга Максимова „вся
горѣла отъ полноты жизни"; она завидовала Тамарѣ, от-
давшейся демону. Она цѣнила ее и понимала. Ей было
только пятнадцать лѣтъ, когда она говорила, что можно
отдать жизнь за одну ночь наслажденій и блаженства.
Она самой себѣ писала стихи, мысленно представляя, что
ихъ декламируетъ одинъ изъ ея знакомыхъ, стоя передъ
ней на колѣняхъ.
Когда она подросла, ей это оказалось недостаточ-
ными. У—вея появился предметъ. знаменитый_артистъ
пользовавшійся большимъ^успѣхомъ^среди .п .у И хотя
Ч „Записки Современника".
1881 г. Май. Собр. сочин., т. V,
стр. 446.
^во^отталкивадо^^^ея^ртиста^
ТщГ'
на
остроумное и героичесГе средство оГ
Р*ШаеТСЯ
начинаетъ интриговав ВолынскаTM
Т»TM
ВЪ
ма скѣ
рошо сложена, а уродливое
аКЪ какъ
она
ея вскорѣ ириходиТвъ азартъ иРпКРЫТ°'
TM
Предметъ
ровича-Данченко/ задыхЯпг»Р
'
'
вы
Ра»енію Неми-
получить ,,все за ас?" МаСКСимоваПРсДЛОЖИЛЪ Мак
<=TMовой
этомъ ставить условіемъ что^шсшТTM"'
"
рИ
бовать снятія маски
ч'-,
с 0-TM
н
<Ж1й не долженъ тре-
мывыпишемъвслѣГъзч Ми иСЛѢДуеТЪ
сцен а>
вторую
терна по манерѣ писЬма и ^f ГГTMЪ'
-
Такъ Ч5а
*
живбтныхъщДлр^
какъ
Макс^^л—разсказываетъ
точно въ лихорадкѣ; лицо его сдѣлалось" я *
ДР°ЖаЛЪ
ГлъН:ГрЪуГ~
^нТеиль^
-рипъ отъ чего-то .
^нТеѴЛ
Это не была маскарадная
цВЪ
полной
•шла меня всего, я уже „a^Zi TM TM М0ЛЧИШЬ-
ИTMУ"
Такъ условіе сохраняется"
*TM
"
Ъ ГОрячкѣ
как0«-TM-
—
„Да... но. . .
навлийясьКаК°е 6Ще Н°-"
Рн«
в
но крикнули они,оста-
-
'.' .Не ЙЙ Ч;0саЪ„ъИне°Ис6ЫЛИ
«* TMДены".
не стану узнавать, 'кто ты и „о
тГ
ШеШ'
с амъ
ше, свободнѣе. Есть какое то петь^
Ъ Г0разд0 ЛУЧ"
неизвѣстности. Если ,
I!
Р ® чувство
въ
этой
Ѣдемъ... Хочешь
хочешь"
""
СТаИе"ъ
ждать
Красн°щ\С„КтГ;СеаДвысЪтуTMиТЪнаЧѢМЪ ра«ъ
его.
Дѣ, глаза какъ-то сразу ПОТУСКЛИ г„ЭТ
°
МЪ нРав
нвомъ ли-
н ' -заговорили онъ обрьшками nLPNo
задышала
еиль-
гое пропустить. Нужно йы„Г; Д? СЛ°В0 ска
»етъ, дру.
его фразы.
У Н° бь,ло самой "Ро себя оканчивать

—
„Послушай: безъ сожалѣній, безъ упрековъ. Яне
хочу такъ... Чтобы вину потомъ...
—
„Я люблю тебя. Только и могла я отвѣтить на
это. Какіе могли тутъ быть упреки; развѣ не я сама иска-
ла его, развѣ не я сама ему навязывалась. Мужчины въ
этихъ случаяхъ ужасно недогадливы.
„Онъ рванулъ меня къ выходу. И черезъ минуту мы
сломя голову неслись по улидѣ. Сани дергало... Рука Во-
лынскаго, придерживавшая меня, дрожала. Онъ сильно
прижималъ меня къ себѣ, такъ сильно, что мнѣ дѣлалось
больно.
—
„Скорѣе, Иванъ. Злился онъ, — что у тебя за
одры сегодня.
„Кони неслись вихремъ, и я не успѣла опомниться,
какъ сани остановились у ярко освѣщеннаго подъѣзда.
„Неправду говорята^^ітонаст^ѣвушеігъ,
заставля-
ет! отѵіаваться^одшТ^ірльБЬ шоіідйытШоГТіёправдаГ Во
мнѣ билась ~и кипЕла такая могучаяТгтрас-ГСТТГвгтггорѣла.
Мои щеки могли обжечь: кровь ходуномъ ходила, въ вис-
кахъ стучало; и сердце то же то заколотится, какъ испу-
ганная птица, то замретъ, и кажется вотъ вотъ совеѣмъ
остановится. Я уже не помню, какими комнатами мы шли:
было темно. Въ окно смотрѣла тусклая ночь; тускло по-
блескивали во мракѣ зеркала и едва едва мерещилась позо-
лота мебели... На столъ какой то наткнулась, задребез-
жала лампа, стоявшая на немъ, шаговъ не было слышно—
вездѣ были ковры. Скоро. Скоро.
—
„Тебѣ не страшно, обернулся онъ ко мнѣ по до-
рогѣ.
—
„Нѣтъ, чего же...
—
„Послушай... Еще есть время, еще ты можешь
вернуться. Но разъ мы перешагнем! ту портьеру, все бу-
детъ кончено. Слышишь.
—
„Не успѣла я уйти до середины спальни, какъ
сильныя руки точно приподняли меня на воздухъ.
—
„Да, теперь уже поздно. Ты можешь просить,
молиться,, я тебя не выпущу, ты моя, моя, моя, слышишь...
Дорогая, милая...
Я не чувствовала никакой охоты ему противиться.
Ласки его были грубы, отъ нихъ мнѣ было больно; онъ
уйти изъ этоіГ пропитанной пячпп НИК0ГДа Не
комнаты".
пропитанной раздражающимъ ароматомъ
свиданЫ^ГспальСнТѣеНвъепПИВаНТНОе Мѣст° "овѣсти. Эти
должаются три недѣли икакЯЖаЮЩеЙ аTM°сФвР*. про!
'
видно изъ того, чTM всѣ TM
„?,!фНтаСТИЧеНЪ БеСЬ
Р3"
аь "ОСКѢ. Все с'брасываетсяР съ гепЛ0І!ВИГШЯПр0ИСХ0ДЯТЪ
Романъ скоро обрывается Геооинф !-!
но мас
'« остается,
подразнить Волынскаго и
въ
TMлову
Волынскій Убѣгаетъ я
„ eSï^S^ ^ÎËSl
ДРУгѣ. Героиня тоскуетъ а потом!
*5ро®ентяг-ш)_
находя утѣшеніе »
TM
,Г н,
Г'"TM"1TM»,
въ этой повѣсти, и остаются „„„ж МЫСЛИ
'
ни правды нѣтъ
одни обнаженный тѣмоГи опиг ПИКантныя подробности,
дразнящія и грязня^я'воображенТе
аГК0ВНЫХЪ ТаЙНЪ'
сказъ и сочиненъ.
ооораженіе, для которыхъ раз-
Михайловскій недаром ь въ гвп» „„
этой повѣсти и подверг! ее т,„
РеМЯ оотановился на
анализу. И дѣйствн^но
она обшГУ И подробному
наше не только своею пи щнтностью Те^ На СвбЯ Вни
"
цинизмомъ и ненужными подробное^'
Т°ЛЬК0
сеоимъ
ностью перу Немировича-Данченко
Ееч
"
п Рин аДлеж-
ческой мути разсказовъ „ИTMСеменноѴ°Ъ ПОРногР
а
Фп-
рина или „АпистокпятШ „
повременной жизни" Бѵие-
ражались оХти Гл^ные вГсыІ"0^2'' М°рTM°г°
ровичу-Данченко это было неппиСРТ'
Т° КЪ Неми
-
сатель, бывалый человѣк, 0еиримѣнимо
-
Талантливый пи-
томъ, побывавшій и
сѣвепѣ и°нНЫМЪ Ж0тейTMмъопы.
на востокѣ, перевидавшій „п
3 Западѣ- 0
"a югѣ, а
положеніяхъ, SiA^дГГмъТTM
ВЪ Pa3Hbîx
"
турецкой войны и всѣхъ ея ужасов! !РаЯД103ной РУ<=ско-
ное населеніе—и человѣкъ TM
'
ея ВЛІЯНШ
на мир-
вещь, какъ „Краденное с^сГеД-УМЬГѣЮЩІЙ ТаК^ю »Иную
все притянуто за волосы „
'
дѣ все небылица, гдѣ
образовъ—явление этоTM Со TTTM*"
пол° >*еніа и
наше. Оно свидѣтельСтвоваГ 0 п ° р3TMTM НЭ Себя
в00
-
литературы, о ея опасности о ея С* ПОРногРафической
Оно свидетельствовало „Смъ,°чГо ^ногр^я
~ и?ъ

своихъ задворокъ, вышла изъ тѣсныхъ береговъ и под-
ступает! къ широкому руслу русской литературы.
И она подступила и ворвалась въ творчество цѣлаго
ряда дарованій. Мы уже не говоримъ о творчеств! такого
несомн!ннаго дарованія, какъ Морской, который оконча-
тельно бросился навстрѣчу мутному потоку порнографіи и
нашелъ пріютъ въ „Новомъ Времени" рядомъ съ Бурени-
нымъ. Въ роман! Морского Содомъ" относящагося къ
1881 году, порнографія такъ и хлеіцѳтъ черезъ край. Это
непрерывный и запутанный клубокъ непристойностей, гдѣ
лакей—сводникъ—Варикуръ—превращается въ воспитате-
ли юношества, гдѣ дочь его занимается совращеніемъ юно-
шей и продается въ частности развратному мальчишкѣ За-
летаеву, мать котораго въ свою очередь живетъ съ какимъ
то псаломщикомъ, а отецъ съ кухаркой Акулькой; гдѣ
одновременно отецъ Залетаева заводить связь съ любовни-
цей сына; гдѣ подруга этой послѣдней поступает! на со-
держаніе къ купцу Силантьеву, а потомъ выходить замужъ
за младшаго Залетаева уже женатаго на какой то Замит-
ницкой, обезчещенной старикомъ Залетаевымъ. Всѣ помыс-
лы героевъ сосредоточены на одномъ—на веселомъ гр!х!.
Кажется, будто герои не спятъ, не ѣдятъ, а однимъ сваль-
нымъ грѣхомъ занимаются. И, увы, если въ „Аристократ*
гостиннаго двора" проглядывала хоть какая нибудь идей-
ка, стремленіе художественно изобразить новый народив-
шійся слой и тотъ поверхностный лоскъ цивилнзаціи, ко-
торымъ онъ прикрывался, то въ
„Содом!" ничего кромѣ
непристойностей нѣтъ. Ради крѣпкаго букета порнографіи
одна мерзость искусственно нанизывается на другую, и по-
лучается картина, фальшь которой рѣжетъ гдазъ самаго
непритязательнаго и наивнаго читателя.
Вотъ, наприм!ръ, какой разговоръ ведетъ мать съ
сыномъ, еще ученикомъ учебнаго заведенія, который въ
моментъ пріѣзда матери находится на пикантном!' сви-
даніи.
—
„Гдѣ быль? спрашиваетъ мать.
„Онъ отвѣтилъ, что курилъ, мать не вѣрила.
—
„Врешь. Красный какъ ракъ: или водку пилъ, или
за дѣвчонками бѣгалъ.
„Тогда онъ признался: было свиданіе. Она обнаружи-
ла къ этому слабый интересъ, хотя все таки освѣдомилась:
кто такая. Изъ простыхъ?
—
„О нѣтъ, дочь одного изъ нашихъ воспитателей
господина Варикура,
спелей,
'-Запросить дорого, сообразила она, и перешла къ
TM ?евоееггИНЛеСУЮЩГУ "РеДМеТу:
"
а
я
вѣд ь
псаломщика
то (своего любовника) угнала.
—
„Какъ такъ".
—
„Тварь негодная.
„И перешла къ другому:
доѣстѴ' ''А Папенька
все
съ АьТ
лк
°й- И какъ ему не на-
На прощаніе мать н!жно
прощается съ сыномъ и
говорить: „въ мать: непостоянен!. Въ позапрошлую недѣ-
лю одна, нынѣ другая. Не въ отца: тому далась однаАкуль-
ка. и какъ она ему не надоѣстъ".
И романъ иепещренъ еще и не такими сценами и
Разговорами. Чувствуешь, будто находишься въ Бедлам!.
Ведутся непристойные разговоры, рисуются сцены, кото-
рых! нигдѣ не увидишь и не услышишь. Дочь Варикѵоа
среди разговора съ матерью вдругь быстро растегиваетъ
н»»е„„ ТЪ'
ебРаеываетъ е
TM о-ь плечъ, и оставаясь об-
наженной передъ матерью, спрашиваетъ: „Каково-съ"
ппе„е7 еСЛЯ СКР°МНЬ,Й Морской такъ развернулся, легко
опытный^пппГ5"0! п°РногР
а
Ф|ю
разводить' такой
опытный порнограф! и крестный сынъ Скальковскаго, какъ
ЙГ
ВЪ "МІРТВ°Й Н°ГѢ
"
"
Романѣ
в
'ь Кисловод-
ча-гЬмч вкі
Фельетонам
и въ „Новомъ Времени", а
затѣмъ выдержавших! нѣсколько изданій, порнографія до-
TM"с,оеге
кульмииаціоннаго развитія. Какъ по отно-
іаоичапія"порнограф* ни странно примѣненіе слова „вуль-
іаризацш
но Вуренинъ ухитрился овульгарить даже пор-
нограф,ю. Аляповато, грубо, во вкус! самыхъ неискуссньжъ
лубочныхъ заборныхъ картинокъ и выраженій, онГриТ
назмалеНвУатГ КРИСТ0ЙН0СТЬ За
ДРуГ °й
'
ста
Раяс;
Ä
СХовХгп
Н6МУ ТЭКЪ примѣнTM° Удачн°е выраженіе
вкѵса много
"
°
Не МЯС
°'
Въ кот
°Р°
е
положено для
вкуса много перцу, а
нерецъ, къ которому изъ остатка
прилич* прибавлен! микроскопичесній кѵсочекъ мне
TM
И то не свѣжаго. Въ „Мертвой Ног!", напримѣръ описы!

вается таинственный процессъ по обвинению Клубники въ
убійствѣ проститутки Папильоткиной. На судѣ предеѣда-
тель имѣлъ въ виду,
„удовлетворить свое личное любо-
пытство насчетъ пикантныхъ подробностей'1
.
Въ этомъ то-
нѣ предсѣдатель задаетъ свидѣтьлямъ такіе вопросы:
—
„Вы не знаете, что заставляло покинутую Па-
пильоткину жить съ нѣсколькими мужчинами зарази?
На судѣ фигурируютъ альфонсы, проститутки, двѣ-
надцать любовниковъ Йапильоткиной, тридцать соблазнен-
ныхъ Клубникой кухарокъ, и всѣхъ ихъ предсѣдатель и ад-
вокаты заставляютъ разеказывать пикантныя подробности
о томъ, кто и какъ имѣлъ половыя еношенія съ Папиль-
откиной, какъ соблазнялъ Клубника кухарокъ, какг, про-
исходило ихъ паденіе и прочій пикантный непристойный
вздоръ.
Въ „Романѣ въ Кисловодекѣ" въ свойственныхъ Бу-
ренину краскахъ живописуются приключенія россійскихъ
гражданъ и гражданок!,, пріѣзжающихъ лѣчиться на Кав-
казъ отъ „гипертрофіи любви",
какъ выражается одинъ
изъ героевъ романа. И, конечно, даже та капля правды,
которая лежитъ въ основѣ разсказа. совершенно тонетъ
въ кучѣ мерзкихъ неблагопристойностей, которыя застав-
ляютъ продѣлывать своихъ героевъ Буренинъ. Это одинъ
изъ тѣхъ „безешечныхъ и турнюрныхъ" романовъ, надъ
которыми такъ зло подсмѣиваетея одинъ изъ персонажей
„Романа въ Кисловодскѣ".
Кстати здѣсь есть нѣчто вро-
дѣ грота, фигурирующая въ романѣ Арцыбашева, гдѣ
"Санину прнходитъ въ голову мысль „взять" Кіжсавину. У
Буренина это какой-то „камень искушенія" въ расщелинѣ
горъ. Тутъ герой романа Аргунинъ приводили въ испол-
неніе то, надъ чѣмъ призадумывался Санинъ. Зато въ дру-
гомъ мѣстѣ Аргунинъ оказывается благороднѣе- Санина.
,;Я вслушивался, разсказываетъ Аргунинъ, въ ея голосъ,
нѣжный съ чудными грудными нотами, тихо дрожавшими
въ ночной тишинѣ какими то возбуждающими шопотомъ.
Въ увлечен® разсказомъ, она близко наклонялась ко мнѣ,
касалась иногда меня рукой, колѣнями. {ï не-орицадлежу
къ числу разечетливыхъ соблазнителей, которые хладно-
кровно готовы слушать все, что бы ни говорила передъ
ними женщина, даже ея йскреннія жалобы, даже рыданія,
и думать въ это время о томъ только, какъ бы уловить
„моментъ" для соблазна. Напротивъ, я способенъ увлечься
моральными участіемъ къ женщинѣ, забывъ обо всеми ос-
тальному Но, каюсь, на этотъ разъ, все то время, когда
она говорила мнѣ свою исповѣдь, я думали совсѣмъ не о
томъ, какъ бы по дружески утѣшить и успокоить. Ея ми-
лыя, наивныя жалобы почему то дразнили мою чувствен-
ность, поднимали нервы. У меня неотступно стояла въ го-
ловѣ одна мысль: воспользоваться врасплохъ ея возбужден-
ными состояніемъ. Если бы она могла видѣть въ темнотѣ,
какая улыбка блуждала у меня на губахъ, она бы разомъ
прервала свою дэвѣрчивость и убѣжала отъ меня. ,Чертъ
знаетъ, думали я, это ужасно интересно овладѣть ею сра-
зу, теперь же. Какъ она отдастся! Какъ потомъ бу-
детъ раскаиваться и въ то же время довольна, утѣшена!
Какое наслажденіе дастъ она, обжегшись сразу на томъ
огонькѣ, вокругъ котораго думаетъ игриво полетать съ
цѣлью отомстить дураку мужу, не умѣвшему оцѣнить та-
кой прелести. Надо это сдѣлать съ нею, надо не дать ей
опомниться и неожиданно взять ее, всю еще трепещущую
отъ жгучей боли сердечныхъ ранъ и полную жаждою не-
испытанныхъ еще чаръ жизни".—И странное дѣло: въ то
время, какъ я думали такъ про себя и волновался почти
до замиранія сердца, мнѣ почему то сдавалось, что и она
чувствуетъ іо же самое, что она сейчасъ склонится ко
мнѣ, что она томится и ждетъ, ждетъ"... '). Вѣдь это все
что передумалъ и перечувствовали Санинъ въ моментъ'
когда онъ взялъ Красавину, возбужденную другими мужчи-
ной,
„дуракомъ" (по терминологіи Санина) Сварожичемъ.
Но Аргунинъ лредпочелъ подождать, пока женщина сама
ему бросилась на шею.—Кстати мы не можемъ удержать-
ся, чтобы не отмѣтить въ романѣ Буренина предшествен-
ника Санина. Писатель Антрекотовъ такъ же, какъ и Са-
нинъ, проновѣдуетъ освобожденіе отъ путъ, ековывающихъ
половую страсть и также стоитъ за разнообразный формы
любви, за безконечную цѣпь случайностей, неожиданностей
сцѣпленій. Онъ убѣждаетъ одну даму сойтись съ ними
') Буренинъ „Романъ въ Кисловодгкѣ".
Стр. 146—147.

„Для васъ, говоритъ онъ, откроются новня неизвѣетныя
половыя чувства. Я введу васъ въ сферы самаго современ-
ная адюльтера. Вы пройдете со мною всю школу настоя-
щей страсти: отъ высшая подъема психическая вожде-
лѣнія до легкихъ пикантныхъ ощущеній бульварной ин-
триги" '). „Философія" Санина оказывается ужъ вовсе не
такими „новыми" словомъ, какъ объ этомъ пишутъ ея
страстные сторонники 2).
Но Буренинъ и Морской—два ничтожества русской
письменности. Судьба ихъ достаточно покарала, евязавъ
ихъ имена съ позорными именемъ „Новая Бремени", впи-
тавшая въ свои страницы всю грязь восьмидесятыхъ го-
довъ, всѣ вожделѣнія поддонковъ общества. Трагичнѣе
вліяніе порнографическаго элемента на творчество такихъ
настоящихъ талантовъ, какъ Альбовъ, Ясинскій и Биби-
ковъ. Отсутствіе сильныхъ гіисательскихъ темпераментовъ,
сдѣлало ихъ доступными тлетворному вліянію времени. И
если порнографическій гютокъ обдалъ только нѣсколькими
брызгами болѣе или менѣе индивидуальное дарованіе Аль-
бова, то окончательно втянулъ въ себя такія менѣе яркія
литературньш силы, какъ Ясинскій и Бибиковъ.
Брызги
порнографіи на чистомъ творчеств® Альбова производятъ
тѣмъ болѣе грустное впечатлѣніе, что они совершенно не
вяжутся со всей литературной его физіономіей.
Литературная дѣятельность Альбова хотя и началась
въ концѣ семидесятыхъ годовъ, но традиціи этого десяіи-
лѣтія нисколько его не коснулись, и вся сила таланта
Альбова выросла и проявилась въ то время, когда уже
прочно обосновалась среда, о тупость которой разбились
всѣ надежды интеллигенціи, когда житейская тина начала
засасывать въ свои нѣдра подростающую молодежь, а ре-
акціонный мракъ обволокъ и тѣ искорки, который кое-гдѣ
еще тлѣли. На этой почвѣ несомнѣнно выросъ и тотъ ме-
ланхолическій оттѣнокъ, которымъ проникнуты вс® произ-
веденія Альбова, даже тѣ, въ которыхъ проглядываегь ея
неподдѣльный юморъ.
Д Буренинъ „Романъ въ Кисловодск®".
Стр. 246—247.
2) Барановъ, М. Арцыбашевъ, какъ пѣвецъ жизни новаги че-
ло вѣиа .
ГІсихологическій и психіатричеекій анализъ одна изъ
сильныхъ сторонъ таланта Альбова. Это не простое заим-
ствованіе у Достоевская, и не „нѣчто наносное", отчего
г. Альбовъ можетъ отдѣлаться
а органическая особен-
ность и при .томъ сильная сторона таланта писателя, по-
тому что подражать манерамъ, пріемамъ и типамъ Досто-
евская—нѣчто невозможное. Положеніе, занимаемое До-
стоевскимъ, даже во всемірной литератур®, до того исклю-
чительно, міръ, выводимый имъ до того страненъ и слошенъ,
запутанностью своихъ душевныхъ ощущен®, что подра-
жать Достоевскому, не сроднившись съ основными чертами
его таланта, значить дѣлать только жалкія потуги, спо-
собный вызвать одинъ смѣхъ.
Но психологическіе этюды г. Альбова не вызываютъ
въ насъ смѣха. Вмѣст® съ этимъ сходствомъ въ талантахъ
Достоевская и Альбова, что за поразительная разница
въ пользовании одной и той же особенностью та-
ланта. Въ то время какъ Достоевск® такъ широко поль-
зовался своимъ талантомъ и давалъ такія громадный картины,
что положительно подавлялъ ими читателя, Альбовъ по-
разительно скупъ или бѣденъ своими образами. Трудно
подвести итогъ тѣмъ многочисленнымъ психологическим!, и
психіатрическимъ типамъ, которые вывелъ Достоевск®, и
тѣмъ разнообразнымъ и душевнымъ явленіямъ, въ которыя
онъ проникъ. Но нѣтъ ничего легче, какъ продѣлать это
съ Альбовымъ, у которая, обыкновенно, только одно лицо
(въ каждомі, разсказѣ) является объектомъ подробная
психологическая или психіатрическаго анализа. Что-то за-
ключило^ эту особенность таланта Альбова въ тиски, и это
„что-то"—разобщенность съ жизнью и равнодушіе къ
ней.
Въ связи съ этимъ находится и другая особенность
таланта писателя. Альбовъ—превосходный бытописатель.
Ничтожный матеріалъ даетъ ему возможность нарисовать
картину жизни какихъ нибудь петербургскихъ окраивъсъ
рельефностью и яркостью, даже поразительной и въ изо-
бильной талантами русской литератур®.
Михайловскій. Полное собр. сочин ., т. V, отр. 915.

Правда, и здѣсьне смотря на свой крупный талантъ,
бытописатель Альбовъ имъ пользуется очень скупо. Ни
разу не пытался онъ нарисовать широкую картину жизни
и рѣдко уходилъ дальше своей „невѣдомой" улицы. Не-
большой рядъ маленькихъ картинокъ въ духѣ фламанд-
ской школы, не выходящихъ за сферу узко-мѣщанской
жизни—вотъ все, что намъ далъ крупный талантъ Альбо-
ва. Но и здѣсь, какъ и въ пользованіи своимъ талантомъ
психолога, невольно бросается въ глаза нѣчто, сузившее
область наблюденій писателя и стѣснившее его творческіе
порывы. Вотъ почему талантъ Альбова такъ быстро ие-
черпалъ себя. Онъ продолжаетъ и теперь, хоть изрѣдка
дарить насъ своими произведеніями. Но это или полупси-
хологическіе этюды изъ жизни анемичныхъ, малокров-
ныхъ, но обладающихъ тонкой нервной организаціей ин-
теллигентовъ, или жанровая картинка изъ жизни мелкаго
мѣщанства.
И не смотря на эту приверженность къ микроскопичес-
кимъ уголкамъ дѣйствительности, не смотря на наличность нѣ-
которыхъ изъяновъ, Альбовъ все же крупный талантъ. И
вотъ почему нельзя не обойти молчаніемъ ту порнографи-
ческую струйку, которая все-же ворвалась въ 80-хъ годахъ
въ его творчество.
Нужно говорить правду. Съ Альбовымъ это случи-
лось одинъ разъ за вею его литературную дѣятельность.
Но именно поэтому это должно быть поставлено въ вину
не ему, не кореннымъ особенностямъ его литературнаго
дарованія, a повѣтрію восьмидесятыхъ годовъ, коснувше-
муся даже аскетически цѣлимудреннаго Альбова.
Мы говоримъ о его повѣсти „До пристани", произ-
веден®, которое вообще вызываетъ недоумѣніе. Альбовъ
выбралъ центральной фигурой женщину изъ свѣтскаго Mi-
pa,—міра, ему совершенно чуждаго, о которомъ онъ чер-
палъ свѣдѣнія, вѣроятно изъ книгъ. Женщина эта самая
ординарная, получающаяя обычное воепитаніе въ инсти-
тут®, подъ вліяніемъ порнографической литературы отда-
ется въ имѣніи отца садовнику. Это „грѣхъ юности" не
даетъ покою женщин®. И вотъ эти то муки совѣсти и
составляютъ центральное мѣсто всей повѣсти. Вся повѣсть—
производить впечатл®ніе чего то д®ланнаго, т®мъ бол®е,
что и образъ центральной героини, какъ то двойствененъ-
то это сильная, мятущаяся душой натура, ищущая идеа-
ла, души, которая могла бы ее понять,-
то это взбал-
мошная, испорченная женщина, ищущая сильныхъ ощу-
щен®, воображеніе которой загрязнено порнографической
литературой и тяготѣніемъ къ мужскому тѣлу, соблазняю-
щая у себя въ имѣніи садовника, азат®мъ, поел® нѣсколь-
кихъ лѣтъ воздержанной жизни, мѣняющая своихъ лю-
Оовниковъ, какъ перчатки.
И вотъ, ради фигуры героини такой сомнительной
цѣнности и цѣли, такъ плохо выполненной, Альбовъ пус-
кается на рискованную манеру письма, совершенно чуж-
дую его таланту. Въ повѣсти не только подробно описы-
вается вліяніе порнографическихъ романовъ XVIII столѣ-
тія на чистое и неиспорченное воображеніе дѣвушки но
рядомъ сочиненный,, такъ таки сочиненныхъ, случайно-
стей, дѣвушка падаетъ въ грязную канаву. Она зоветъ на
помощь садовника, заетавляетъ въ бееѣдкѣ мыть себѣ го-
льтя ноги. И затѣмъ самымъ подробными образомъ авторъ
передаеть всѣ скрупулезный сладострастныя ощущенія
испытываемый героиней при омовек® ногъ и, наконецъ'
сцена ея паденш, когда она отдается,—отдается чисто фи-
зически молодому парню „съ широкой спиной съ двигаю-
щимися плечами и вздувающимися лопатками, къ которыми
прилипла отъ поту полинявшая ситцевая рубака, пестря-
динные порты и босыя, грязныя ноги, цѣпко обхватываю-
Щія перекладину лѣстницы" ').
Но Альбовъ не пропали для русской литературы Хо-
тя не сильное, но безусловно оригинальное дарованіе под-
давшись на мигъ вѣянію момента, продолжало идти' сво-
- ВпІ»ПГеМЪ
'
"
е
св0Рачивая
«1" сторону, не топя искры
»e^i ВЪ М0МВ0МЪ ,,овѣтРіи вР
в
«ени. Истинными его
жертвами, принесенными на алтарь мрачнаго десятилѣтія
погубившими и свой талантъ и свою литературную карье-'
РУ, оказались Ясинскій и Бибиковъ, имена ноторыхъ бу-
?вУяТ,Ъ
,н
СнЛп?ИТЬ П0СТ0ЯНTM УК0Р°ЯЪ чеР
я
°й полос® жизни,
снязанной съ восьмидесятыми годами.
ко„ч^в"^М^од);."
ДО "РИСТ аНИ
"'
Сір- І7
°-
1 73-
Повѣсть за-

Талантъ Яеинскаго не первостепенный, но нееомнѣн-
но крупный. Первыя его произведенія даже среди шедев-
ров! художественной литературы, печатавшихся на стра-
ницах! „Отечественных! Записокъ", производили впечат-
лѣніе. Посвященныяизображеніюпровинціальной, главным!
образомъ, южно-русской жизни, они поражали своей тща-
тельной технической отдѣльной, рельефностью рисунка и
проникавшим! ихъ тенлымъ гуманным! чувством!. Да и
позднѣйшія произведенія Ясинскаго при всей ихъ пае-
квильноети обнаружили въ писателѣ большое художест-
венное дарованіе съ неисчерпаемым! кладеземъ житейска-
го опыта и наблюденій, съ феномальнымъ знаніемъ русской
жизни. Далъ-бы что нибудь крупное русской литератур!
Яеинскій—это, конечно, вопрос! гадательный. Но литера-
турная его карьера казалась обезпеченной. Помимо репу-
таціи большого писателя съ широким! кругозором!, Ясин-
скаго еще знали, какъ талантливаго научнаго обозревате-
ля журнала „Слова", гдѣ работали очень видные журна-
листы крайней лѣвой русской литературы.
Но послѣ закрытія „Отечественных! Записокъ" пое-
лѣ нѣсколькихъ лѣтъ свирѣпствъ реакціи, послѣ мучи-
тельной полосы, вычеркнувшей изъ русской жизни цѣлый
строй идей вм!стѣ съ ихъ наиболѣе преданными и ис-
кренними носителями, и въ міросозерцаніи, и во вкусахъ,
и въ симпатіяхъ Ясинскаго происходит! р!шительный по-
воротъ. Въ Кіевской газет! „Заря" Яеинскій выступает!
Съ рядомъ статей, невольно обративших! на себя внима-
ніе всей печати. Помимо имени Ясинскаго, статьи выдѣля-
лись р!зкостыо тона, покаяннымъ тономъ, а, главное,
шельмованіемъ всего, что недавно составляло святая свя-
тых! нѣеколькихъ иоколѣній. Это были похороны т!хъ
идей, съ которыми боролась реакція. Это было рѣзкое би-
. чеваніе евятыхъ завѣтовъ рукою одного изъ его былыхъ
носителей. Святое знамя науки—не сухой науки, далекой
отъ человѣческихъ интересов!, не науки для науки, не
науки узкой, спеціальной, а науки Миллей, Дарвиновъ,
Спенееровъ, Боклей и Марксовъ, науки, открывшей широ-
кіе горизонты на судьбы вселенной и челев!чества,—топ-
.талось Ясинскимъ- въ грязь; увлеченіе ею считалось поте-
рей времени. Искусство, связанное кровными интересами
человѣка, не отмежевывающееся отъ жизни, а вводящее
ее въ сферу своихъ интересов!, провозглашается искус-
ством! не свободным!, а порабощеннымъ. Лохмотья стара-
го знамени чистой еамодовліющей красоты и искусства во
имя искусства, казалось нав!ки похороненное, вновь сши-
ваются бѣлыми нитками и вновь высоко поднимается на
форпостахъ художественной литературы.
И что курьезнѣе всего, именно съ этого момента,
когда провозглашается культъ чистой красоты, когда ис-
кусство пытаются разлучить съ жизнью, когда житейская
накипь на немъ считается ересью, когда за искусством!
признается одна высокая цѣль—возведеніе вѣчнаго въ
міръ безпечальной и вѣчной красоты—именно съ этого
момента самое низменное, самое житейское, самое проза-
ичное врывается въ творчество Ясинскаго и очерчиваетъ
его литературную дѣятельность черной полосой. Вм!сто
в!чныхъ;темъ имъ выбираются скандальные случаи изъ
жизни знакомыхъ ему людей; вм!сго чистой безпечальной
красоты—онъ создает! образы пасквильнаго письма; вмѣсто
сокровенных! цѣлей искусства сведеніе счетов! съ непрі-
ятными ему людьми; и провозгласив! „Анну Каренину"
идеалом! искусства, совершившим! въ немъ переворот!,
онъ падаетъ до введенія въ свои повѣсти и романы пор-
нографическаго элемента въ самой ужасающей пропор-
ціи <).
Яорнографія въ работахъ Ясинскаго—самая грустная
черта его творчества. Какъ только онъ сталъ спиной къ
Дарвинымъ, Спенсерамъ, Марксам! и лѣвымъ теченіямъ
русской общественной мысли, волна порнографіи все боль-
ше и больше захлестывает! произведеніл Ясинскаго. Адюль-
теръ въ различных!
видахъ становится
постоянной
темой его многочисленных! пов!етей и романовъ. Хожде-
ніе вокруг! обнаженнаго торса дѣлаетея его епеціаль-
ностью. Все худшее, что принесъ съ собой французскій
натурализм!, всѣ отрицательный стороны творчества Зола,
а—главное—плохо понявшихъ его учеников!, 'не
обла-
-) О переворот* въ д*ятельности Ясинскаго см. интересный
цит. у Михайловскаго, т. VI, стр. 504—609 и С. Пенгерова „Словарь
писателей" въ стать* о В. Бибиков*.

давшихъ его колоссальным! талантом!—все это было пе-
ресажено Ясинскимъ на русскую почву.
Гдѣ причина этого рѣзкаго поворота Ясинскаго и
въ какой связи находились вѣчные принципы чистаго ис-
кусства съ порнографической грязью—насъ теперь мало
интересуетъ. Когда историкъ вздумаетъ позаняться спеці-
ально М. Бѣлинскимъ—эти противорѣчія несомнѣнно бу-
дутъ разъяснены. Поворотъ, пожалуй, не покажется такимъ
рѣзкимъ. Слѣды порнографіи отыщутся у Ясинскаго, по-
жалуй, въ самихъ его раннихъ разсказахъ, хоть-бы, на-
примѣръ, въ
„Кіевскихъ разсказахъ", гдѣ голое тѣло,
„высоко отопыривающіяся груди",
„ дѣвченки"
>) и проч.
непремѣнные аксессуары плохо понятаго
натурализма,
граничащаго съ порнографіей, довольно часто фигуриру-
ют!. Какъ бы то ни было и чѣмъ бы ни былъ вызванъ
поворотъ во вкусахъ и міросозерцаніи Ясинскаго, нофактъ
тотъ, что со второй половины восьмидесятых! годовъ, пор-
нографичесшй элементъ начинает! преобладать въ произ-
веденіяхъ Ясинскаго. Онъ надаетъ низко, до низинъ Ко-
маровскаго „Свѣта" и
„ Петербургской газеты" .
Популяр-
ность его значительно выше, но это популярность извѣстнаго
сорта; популярность скандальная, популярность порно-
графа и въ средѣ падкой на низкопробную литерату-
ру, центральный узелъ которой—смакованіе клубнички 2).
Мьі избавляем! и себя и читателей отъ иллюстрацій.
Сочиненія Ясинскаго слишкомъ многочисленны и общеиз-
вѣстны, что-бъ въ этомъ_ была нужда. Наконецъ,
его
слава пасквилянта и порнографа не менѣе извѣстна, и мно-
гіе историки русской литературы съ недоумѣніемъ оста-
навливались передъ этой печальной жертвой мрачной эпоха,
зарывшей въ землю свой крупный талантъ и огромный за-
пас! опыта и наблюденія и утопившей его въ морѣ пас-
квилянства и порнограф*.
Иная судьба постигла соратника и ученика Ясинска-
го—Виктора Бибикова. Это не менѣе крупный талантъ,
чѣмъ его учитель, которому онъ открыто поклонялся. Это
- ) М. Бѣлинскій .Кіевскіе разскааы".
Кіев ъ, 18 78. г.
2) Справедливость требует* откѣтить, что съ началом* 90-хъ
годов ь Ясинскій возвращается къ старой манерѣ пирьма.
неменьшимъ SÂ^ÏÏ"о^Те
tST*"
способный и плодовитый, Г
І
І хотя н беэъУД°"
Образования. Но потому-ли, что Бибиков*
еЗЪ
ег0
КОМ! часто „а задворкахъ' литературГпотомѵ*"""
еят
-
ГГгиГ—%тГТІЯ
"
~
ä
HéH
—
Бибикова ШН
—
S
— С=атьѲ-
Виктор
SSSSS^SSSs
SPS:
ныя-начала, Бибиковъ отлялВ і
Задачи и моР
аль
"
уголки жизни И ПОКЛОН ? ГГотоTMлйРз„?
°БИПКРОШЕ,ШЬ,Е
же не могъ ѵдеожятьо „î„r
y' Бибиковъ все-
чувствін своеГр^ Я^оГтіюНео "ZZ^
C°"
скрывалась утонченная „1TM
красотѣ, подъ которой
садизмомъ. Уг0нченвая
Развращенность, граничившая съ
и со SïïsйКЖГ"
Ясинскому
етъ свою литепятѵпи,В
„ .т.
Р Ьибик
°ть заканчивэ-
вѣстью ,Мучетга"Р гл! na
ЬН0СТЬ веTM«о^пною по-
,мученики , гдѣ идеализируется уже не клубничка,
65

а оригинальное проявленіе садизма. Напечатанная въ ны-
нѣ покойномъ „Сѣверномъ Вѣстнииѣ" она, кажется, ни
разу не была воспроизведена въ отдѣлышмъ изданіи, и по-
тому мы на ней нѣсколько подробнѣе остановимся, тѣмъ
болѣе, что въ ней мы встрѣтимъ нѣкоторыя знакомый чер-
ты, въ извѣетномъ смысл® прообразъ нѣкоторыхъ мыслей
.
и идей современной порнографической литературы.
Центральный герой иовѣсти князь Порохонскій. Это
помѣшанный на красот® старикъ. Хотя между нимъ и Ле-
дой Каменскаго—дистанція огромнаго размѣра и промежу-
токъ времени въ добрыхъ шестнадцать лѣтъ, но разслаб-
ленный отъ разврата старикашка говорить почти словами
Леды. Онъ поклонники красоты тѣла и, конечно, женскаго.
Хотя, по словами лакея Порохонскаго, отъ имени котораго
ведется разсказъ, князь „все о женскомъ пол® разговари-
вали и при этомъ въ такія тонкости входили, что просто
даже еовѣстно повторить", хотя героиня разсказа Варва-
ра Панкратьевна, называетъ его старыми распутникомъ,
»старикашка (а съ нимъ и Бйбиковъ) рекомендуетъ себя
'(какъ безкорыстнаго поклонника чистой красоты. Милліоны
даютъ ему возможность исколесить весь міръ, вид®ть кра-
< сивыхъ женщинъ Италіи, Египта, Греціи. 1'одами онъ вы-
) рабатываетъ свой „художественный вкусъ" на обнаженмыхъ
\ женіцинахъ и все же увѣряеть. что ни одна натурщица
(на него пожаловаться не можетъ. „Не знаю, говорить онъ
"своему управляющему, поймешь ли ты меня, но надо тебѣ
знать, что я поклонники чистой красоты. Этой красот® я
поклоняюсь во всѣхъ видахъ, но свято в®рую, что жен-
ское прекрасно сложенное тѣло—вѣнецъ создан® и высо-
чайшая степень красоты".
И вотъ этотъ-то якобы безкорыстный поклонники кра-
соты нагого женскаго т®ла ветрѣчаетъ мѣщанку съ Коломны.
Князь, который мысленно оголяетъ всѣхъ женщинъ, угадыва-
етъ за „тканями", къ которыми онъ относится съ такими же
презрѣніемъ, какъ Леда Каменскаго, прекрасныя лиши.
Она, восклицаетъ князь, стройна, какъ богиня, и никогда
не носила корсета". И у князя является idée fixe снять
эту мѣщанку—Варвару Панкратьевну—совершенно голой.
Но напрасно онъ убѣждаетъ ее, напрасно клянется въ
безкорыстномъ поклоненіи женскому тѣлу, напрасно при-
водитъ примѣры изъ исторіи, напрасно называетъ знатнѣй-
шихъ дамъ н дѣвицъ, который считали за честь и удовольствіе
позировать своими тѣломъ знаменитыми художникамъ:добро-
дѣтельная мѣщаночка и слышать ничего не хочетъ Онъ
готовъ осыпать ее золотомъ, позволяетъ ея матери при-
сутствовать при сеанс®,—но дѣвушка не соглашается Тог-
да князь прибѣгаеть къ елѣдуюіцему способу. Онъ угова-
риваетъ своего лакея, а потомъ уиравляющаго, познако-
миться съ дѣвушкой, увлечь ее и, пользуясь своими влія-
ніемъ, послѣдн® долженъ уговорить дѣвушку сняться
голой. Что-бъ убѣдить Варвару Панкратьевну, онъ между
прочими устраиваетъ живыя картины, въ которыхъ уча-
ствуют обнаженными или полуобнаженными дамы и дѣ-
вицы большого свѣта. Въ одной картин®
„Торжество
Вакха , участвуетъ самъ князь. По сцен® полураздѣтыя
женщины несутъ носилки, перевитыя виноградникомъ На
носилкахъ въ золотомъ трон®, зеленой хламид®, съ вѣн-
комъ на сѣдыхъ волосахъ, еидитъ князь. Но увы, не смо-
тря на уговоры, на краснорѣчіе князя, на его красивыя
рѣчи о женской красот® и обѣщаніе даже взглядом® не
оскорбить стыдливости Варвары Панкратьевны, не смотря
даже на влшніе управляющаго князя, котораго она силь-
но полюбила, м®щанка остается мѣщанкой и даже назы-
ваетъ разслабленнаго князя его настоящими именемъ—
старыми распутникомъ".
Князь идетъ на уступки. Если
Варвара Панкратьевна не желаетъ сняться Евой, онъ го-
товъ ее снять вакханкой, окутанной въ бархатный плюшъ
Нолуумный старикъ предлагаетъ за это десять тысячъ
приданнаго (она собирается выходить замужь за управля-
ющаго), брилліантовый подвѣнечный уборъ, быть посажен-
ными отцомъ и „такой иконой благословить какой и въ
Эрмитаж® не найдешь". Варвара Панкратьевна все же не
соглашается. Князь предлагаетъ ей тогда сняться въ хи-
тон® для картины „Христіанская мученица" но хитонъ
долженъ быть одѣтъ прямо на рубаху съ тѣмъ разсчетомъ,
чтобы лиши тѣла при этомъ не скрылись. На Варвару
Панкратьевну находить раздумье. Наконецъ, она соглаша-
ется. Но когда обрадованный и обезумѣвшій оть радости
князь вмѣстѣ съ ея женихомъ пріѣзжаютъ въ переулокъ,
Варвара Панкратьевна оказывается мертвой. Она не вы-
о

держала душевной драмы и покончила самоубійствомъ. Ко-
нецъ повѣсти курьезный. Виноватыми оказался не сласто-
любивый, выжившій изъ ума князь, a жалкій управляют®,
и безъ того удрученный смертью любимой невѣсты. Князь
на него набрасывается съ упреками, называетъ его убій-
цей и предателемъ, самъ же онъ утѣшается тѣмъ, что онъ
какъ истинный поэтъ предсказали ея кончину, пожелавъ
ее снять древней мученицей...
Повѣсть написана изумительно красиво. Изумительно
выдержаны портреты князя, разказчика лакея. Съ изуми-
тельною рельефностью, мѣткостью и злостью изображенъ
великосвѣтскій міръ, окружающій князя. Слогъ отчеканенъ.
Это золото русской рѣчи, выдержанный до мельчайшей
стиль лакея. За исключеніемъ фальшивой фигуры петер-
бургской Виргиніи—Варвары ГІанкратьевны—все живетъ и
движется передъ читателемъ до полной иллюзіи. Перели-
стывая кладбищенскія страницы „Сѣвернаго Вѣстника"
редакціи Волынскаго, съ удивленіемъ останавливаешься на
этой жемчужинѣ въ кучѣ сору, на этой живой фигурѣ
среди мертвыхъ тѣней. Особенно удивительна фигура ори-
гинальнаTM сладострастника князя, по своей выпуклости
и яркости напоминающаго персонажи „Дневника горнич-
ной" Мирбо.
Но что характерно для Бибикова и того времени,
которое его выдвинуло—это то, что онъ идеализируетъ
сладострастнаго князька. Это для него не дегенератъ, не
аристократическій выродокъ, не выжившій изъ ума ста-
рикъ, не утонченный развратникъ, для возбужденія стар-
ческой немочи котораго необходимо что нибудь экстрава-
гантное, какъ для героевъ Мирбо запахъ женскаго пота.
Эта страстный поклонникъ красоты, постоянно находящій-
ся въ состояніи какого-то эстетическаго экстаза, человѣкъ
съ тонкимъ художественнымъ чутьемъ, безкорыстный
по-
клонникъ всего изящнаго и художественно-совершеннаго,
что то въ род® легендарныхъ художниковъ пронілаго. И
поэтому, весь тотъ сладострастный вздоръ, который горо-
дитъ обезумѣвшій старикъ, всѣ картинки, гдѣ участвуютъ
обнаженный женщины, словомъ, всю порнографическую
муть, пропитавшую повѣсть, авторъ окутываетъ поэтиче-
о
ской дымкой, словно это не грязь, а золото, словно слова
старика о красотѣ женскаго тѣла не бредъ' сладостраст-
ника, а тонкаго эстетика ').
'"доыраст
Въ задачу нашу не входить развернуть полную као-
тину порнографической литературы восьмидесяХъ гп
бе°ллет " ПР
°
ЙАеМЪ П
°
ЭТ0),У мимо ц®лаго ряда тТклыхъ
беллетристовъ,
„еудачныхъ подражателей французскаTM
надУРализма и доморощенныхъ его носителей; пройдемTM
МЫ и мимо тѣхъ, кто неудачно пытался пересадить на
шу почву психологическую помѣсь декадентства сTMвпли
ма и самаTM крайняTM натурализма. нГмы не можемъ"
сво^ТИ„рТхІГъУЮоъФИГУРУ С0Л0Губа> ЯРК°
свои приходъ въ литературный м ръ. Конечно самым»
оригинальными сторонами своего дарован®
наибол-Ьеяр-
кими-симпатичными или несимпатичными-,ертами своеTM
затьР,TM
а
ят
С°Л0ГУбЪ
СВерКНуЛЪ П03же
-
Можно даже ска-
зать, что этотъ оригинальный талантъ только сейчасъ пЛ
вертывается на нашихъ главахъ. Но той чептоТ потоп» „"
ётъСЪегС„
еЙсъ ЯсИНТѲРеСуеТ^ -Т0Й
ноторая ГиГа-
письма, которым теперь распу= Л la коТГшн^
90-хъСгп„°о^Ъ °®ратилъ на севя вниманіе еще въ начал®
оказалось. Но уже въ Тѣняхъ" пясм , і
силь"аг0
не
„Тяжелыхъ снахъ" і-іяоч 1
(
аос
°6енно въ
сателей" С. ВенгеровГСTM"* ІпДтр'РУСС
"'
ПИ-

ной кистью, въ творчествѣ Сологуба начинаетъ появляться
нѣчто новое. Это сѣмя того, что впослѣдствіи дало такой
пышный всходъ; это тѣ острые углы, о которые разбилось
реальное чутье Сологуба: та его шуйца, которая,безобраз-
но разросшись, поглотила хотя и не оригинальные, зато
здоровыя и сильныя черты таланта автора „Мелкаго бѣса".
Словомъ, это тотъ пеихопатологическій темпераментъ пи-
сателя, которыми, какъ яркими пятномъ на сѣромъ фонѣ,
приковываетъ къ себѣ вниманіе Сологубъ.
Одна изъ особенностей этого темперамента еще въ
девнтидесятыхъ годахъ—это углубленіе въ похоть, похоть
часто граничащую съ безуміемъ, съ чисто садическимъ из-
ступленіемъ. То, что у Достоевскаго только песчинка въ
мірѣ его творчества, эпизодикъ въ серіи развертываемыхъ
имъ житейскихъ трагедій, то Сологубъ сдѣлалъ своею спе-
ціальностыо. Онъ ввелъ новое въ исторію порнеграфиче-
скаго элемента, углубившись въ половую психопатію. Если
учитель Андотерскій, выражаюіцій сожалѣніе, что нельзя
завести себѣ гаремчика—просто распутникъ; если обижен-
ная людьми и судьбой деревенская баба Ульяна,такъ тро-
гательно просящая Логина (главнаго героя „Тяжелыхъ
сновъ") „приласкайте меня'1
, дѣйетвительно ищетъ и до-
бивается ласки;—если Палтусовъ—просто эпикуреецъ, вер-
ный своей догмѣ „пользоваться жизнью", то въ Клавдіи,
утверждающей, что она отдается мужчинѣ потому, что не-
навидитъ свою мать, сама предлагающей себя мужчинѣ,
бросающейся въ обгятія другого мужчины, котораго нена-
видитъ; въ Логинѣ, который совѣтуетъ женщин-Ь, при-
шедшей отдаться ему, идти къ другому „съ той жгучей
страстью, которую, говорить онъ, вы принесли сюда"; даже
въ цѣломудренной Нютѣ, которая отдается Логину послѣ
того, какъ онъ топоромъ убилъ человѣка, которая ранней
весной раздѣвается и выходить въ садъ къ Логину нагая—
во всѣхъ этихъ фигурахъ и ихъ поступкахъ чуется уже
что-то ненормальное, что то садическое, что то отдающее
половымъ извращеніемъ, словомъ то, что впослѣдствіи Со-
логубъ сдѣлалъ своей спеціальностью. И не даромъ одинъ
изъ изслѣдователей „мотивовъ солнца и тѣла въ современ-
ной беллетристикѣ" отводитъ Сологубу почетное мѣсто въ
порнографической литературѣ, считая его чуть ли не пер-
вымъ смѣльчакомъ, дерзнувшимъ ввести нагое судорожное
твло в'ь художественную литературуі).
"
І� ла
въ
совремев'TMа

Глава пятая.
[Іорнографическій и эротическій элементъ въ стихотворной поэзіи
періода 1880—1895 г.г . Чувство одиночества. ІІрезрѣніе къ толпѣ.
Порнографическій и эротическій элементъ въ поээіи Апухтина, Лох-
вицкой—Жиберъ, Льдова, Бальмонта. Общее заключеніе о лнтературѣ
1880-1895 г.г. Прототипы Санина, Леды, Передонова.
Порнографическій элементъ врывается въ восьмиде-
сятыхъ годахъ и заливаетъ грязной волной не одну худо-
жественную беллетристику. Онъ проникаетъ и въ стихо-
творную поэзію. Здѣсь онъ доминируетъ долго, пока пер-
вые предразсвѣтные лучи новой эпохи не спугиваютъ всѣхъ
совъ и нетопырей русской литературы, пока разразившаяся
гроза не очищаетъ воздуха и не смываетъ плѣсени съ за-
стоявшейся жизни. Правда, въ стихотворной поэзіи пор-
нографически элементъ не достигаетъ той степени напря-
женности силы и откровенности, какъ въ художественной
беллетристикѣ. Но струя эротоманіи, нимфоманіи и сати-
ріаза такой грязной струей вливается въ поазію, такая
чувственная экзальтація чувствуется въ ней и за ней, что
ее трудно отцѣлить отъ той художественной беллетристики,
которая насыщена порнографическимъ элементомъ.
Какъ ни легковѣсенъ багажъ, съ которымъ высту-
пило молодое поколѣніе поэтовъ 80-хъ годовъ на литера-
турную ниву, тѣмъ не менѣе оно было очень гордо и про-
тивополагало себя по старому „толпѣ", которая, конечно,
Яіс понимаетъ ни высокихъ думъ, ни глубокихъ чувствъ,
волнующих! поэта. И онъ остается одинъ, непонятый и
неоцѣненный...
Помогите! Помогите! Я одинъ въ ноч-
ной тиши.
Цѣлый міръ ношу я въ сердцѣ, но со
мною ни души.
Для чего кровавым! потомъ обагря-
ется чело.
Какъ мнѣ тяжко, какъ мнѣ душно!
Вѣковое давитъ зло.
Помогите! Помогите! Но никто не вне-
летъ мнѣ,
Только звѣзды улыбаясь, чуть трепе-
щутъ въ тишинѣ.
Только ликъ луны мерцаетъ, да въ
саду среди вершинъ
Шепчетъ вѣтеръ перелетный: ты одинъ,
одинъ, одинъ ').
Такъ думалъ одинъ изъ самыхъ даровитыхъ поэтовъ
молодого поколѣнія; такъ думалъ и Минскій („Слишкомъ
рано, поэтъ, ты родился... Слишкомъ поздно, поэтъ, ты
родился,.."), и г. Мережковскій („Молчи, поэтъ, молчи—
толпѣ не до тебя"), и г. Фофановъ, который съ „толпой"
совсѣмъ говорить не хочетъ, и адресует! свои „сказки
задумчиво чудныя" только прекрасным! звѣздамъ. Даже
г. Яеинскій, которому такъ не къ лицу меланхолическое
чело поэта, поетъ о „черни скучной я презрѣнной", среди
которой онъ, поэтъ, влачитъ дни темные и вынужден!
уйти отъ „грѣшнаго міра" къ „звѣздѣ туманной и дале-
кой, къ далекимъ огненным! мірамъ, туда, гдѣ нѣтъ тоски
земной, гдѣ дремлетъ тихимъ еномъ объятый тѣней бла-
женных! свѣтлый рай".
Но не всѣмъ поэтамъ дано въ удѣлъ улетать къ да-
лекимъ звѣздамъ. Нѣкоторымъ приходится оставаться на
грѣшной землѣ, которая отнимаетъ у нихъ всякую жизне-
радостность. И вотъ слышишь однѣ жалобы: „Какъ преж-
де, все живетъ во мнѣ моя печаль"
„ Жить труднѣй,
!) Бальыонтъ.
„Въ безбрежности" .
') Никоновъ.
„Литературный сборникъ стѵдентовъ".

чѣмъ покоиться въ мертвенномъ снѣ"
„Тяжело. Какъ
тюрьма жизнь постыла" 2).
„Наша жизнь—непроглядная
ночь; наше счастье—зарница минутная".
„Я томлюсь на
жизненномъ пути".
„Сильнѣй печаль томитъ меня, какъ
мракъ ненастья" 3).
Но о чемъ была эта печаль? Выла ли это скорбь
гордыхъ вопросовь безъ отвѣта, давно томящихъ человѣ-
чество?
Отчего подъ ношей крестной
Весь въ крови влачится правый?
Отчего вездѣ безчестный
Встрѣченъ почестью и славой?
Или несбывшихся широкихъ надеждъ? Или это „боль
за идеалъ" и
„слезы о свободѣ"? Или невозможность
сѣять „разумное, доброе, вѣчное"? Но увы! Молодое по-
колѣніе вѣдь стряхнуло съ себя прахъ мертвящихъ жур-
нальныхъ предписаній, „которыя держали ихъ на службѣ
у публицистическихъ задачъ"; оно забросило эти вульгар-
ный старыя пѣсни...
О какъ страшно я тоскую
По возлюбленной своей! 4).
Вотъ гдѣ была основная причина всѣхъ этихъ жа-
лобныхъ пѣсенъ: я плачу, я тоскую, я слезы лью. Любовь
со всѣми ея аксессуарами: тоской, воздыханіями, слезами,
воспоминаніями, призывами, томленіями, любовь, перехо-
дящая въ эротом a нію и нимфомані ю—оттѣсня-
етъ въ сторону все, что недавно составляло нервъ моло-
дого поколѣнія и волновало его кровь: возвышенныя увле •
ченія, безкорыстные порывы, гордая вѣра въ себя, готов-
ность мужественно бороться за свои идеи. Казалось, со-
вершенно изгнанная изъ русской поэзіи, она, однако, вновь
воскресла во всемъ своемъ грубомъ, обнажеиномъ видѣ. И,
перелистывая стихотвореніе за стихотвореніемъ и сбор-
*) Коста. Стихотворенін.
2) Коста. Стихотворенія.
3) Ладыженскій. Стихоіворенія.
4) Крапоткинъ. Стихотворенія.
никъ за сборникомъ, поневолѣ согласишься съ однимъ изъ
баяновъ 80-хъ годовъ:
Всѣ этапы любви я безумно прошелъ
Всю владимирку страсти извѣдалъ!
Конечно, этого мотива не чужды лучшіе наши поэты,
но у нихъ онъ не занимаетъ доминирующаго попоженія, и
какъ онъ облагороженъ!
Поэты 80-хъ годовъ были совсѣмъ другого мнѣнія:
Въ мірѣ нѣту высшаго счастья
Какъ вѣрить, любить и горѣть на огнѣ,
На могучемъ огнѣ сладострастья*.
И сообразно съ этимъ твердымъ убѣжденіемъ поэтъ
восклицаетъ:
Сегодня у ногъ твоихъ ползаю, плачу
Лобзаю слѣды ихъ... Вся жизнь для тебя.
Чрезъ день для другой тѣ же чувства я
трачу,
Ее еще жгучѣй, сильнѣй полюбя 2).
И этотъ назойливый мотивъ красной нитью проходйтъ
почти черезъ всѣ сборники. Слышишь одно:
Больше, о больше любви. Пусть пла-
менѣя, послѣдней смертель-
ной отравой
Кровь забунтуется, заплещетъ губи-
тельной лавой3).
Или:
Мнѣ снится порой, что рай Магоме-
товъ доступенъ и мнѣ...
Мнѣ этой груди не обнять, нѣмыя
гордыя уста не цѣловать до
упоенія.
И наконецъ, одинъ изъ поэтовъ 80-хъ годовъ откро-
венно заявляетъ:
Въ развратѣ смѣло утопай—
Другихъ не видно и дорогъ.
О Поповъ. Стихотворенія.
2) А. Г. Стихотворенія.
3) А. Коринфскій. Стихотворенія.

Конечно, только у мало даровитыхъ гтоэтовъ чувст-
венная акзальтація отливается въ такую наивную, откро-
венную и грубую форму. Но по существу та же экзаль-
тація проходитъ красной нитью черезъ отточенные, жем-
чужные, блещущіе всѣми красками стихи Апухтина, Лох-
вицкой, а также Бальмонта (удивительнаго по дарованію
поэта, съ одинаковымъ блескомъ отразившаго въ своей по-
зіи и чувственную экзальтацію восьмидесятыхъ годовъ, и
символизмъ девятидесятыхъ, и революціонную волну пе-
ріода 1905—1906 г.г .).
Эта чувственная экзальтація уже чувствуется въ Апух-
тинѣ, поэтѣ, казалось, отпѣтомъ и отпѣвшимъ всѣ свои
пѣсни, въ которыхъ доминировало одно божество—Эросъ.
Совершенно забытый, такъ основательно преданный забве-
нію, что онъ стихи свои выпускаетъ только въ рукопис-
ныхъ экземплярахъ, Апухтинъ высоко подымается на ре-
акціонномъ гребнѣ восьмидесятыхъ годовъ и вновь начи-
наешь тянуть свои граціозныя пѣсни о любви '). Пусть
это любовь еще не страстная,
а тихая, но это первый
шагъ, за которымъ слѣдуетъ другой, ведущій къ сладо-
страстію, отвлекающій человѣка и отъ вѣковѣчныхъ во-
просовъ и крупныхъ злобъ жизни и фиксирующій все вни-
маніе на женщинѣ. Сама женщина у Апухтина все, что
угодно, только не человѣкъ. Это жемчужина, мотылекъ,
но не цѣльная личность. Это источникъ величайшей радости
и величайшаго горя—но не какъ человѣкъ, а какъ самка,
конечно, окруженная поэтическимъ антуражемъ, но самка;
словомъ, это тотъ самый взглядъ на женщину, который,
доведенный до логическихъ послѣдствій, далъ впослѣдствіи
Санина съ его философіей и апологіей сладострастія, съ
его одностороннимъ суженіемъ жизни до наслажденія тѣ-
ломъ.
Ночь уноситъ голосъ страстный,
Близокъ день труда...
О, немедли, другъ прекрасный,
Совершенно забытый А. Н. Апухтинъ выпускаетъ въ 1886г.
сборникъ стихотвореній, сразу выдержавшій 3 изданія.
Сотрудникъ
„Гражданина", онъ съ 1884 г. начинаеть печататься въ
„В. Евр.",
„Русск. Мысли" и „Сѣв. Вѣстникѣ".
О, приди сюда.
Здѣсь свѣжо росы дыханье,
Звученъ плескъ ручья.
Здѣсь такъ полны обаянья
Пѣсни соловья.
И такъ внятны въ этомъ пѣньи,
Въ этотъ часъ любви,
Всѣ рыданья, всѣ мученья.
Всѣ мольбы мои.
Такъ писалъ Апухтинъ семнадцатилѣтнимъ юношей,
къ любви онъ звалъ женщину въ юношескіе годы, но той
же любовью онъ соблазнялъ женщину и на склонѣ лѣтъ;
та же любовь озаряла его жизнь улыбкой и та же любовь
отравляла своимъ ядомъ послѣдніе дни поэта.
Въ стихотвореніи, посвященномъ Щербинѣ еще въ
1859 году, онъ съ глубокимъ чувствомъ со слезами на
глазахъ говоритъ о „святыхъ развалинахъ Греціи":
Гдѣ за преданіемъ не пряталось чув-
ство,
Гдѣ были красоты лампадъ возжены,
Гдѣ Эросъ самъ былъ богъ J).
И хотя у Апухтина есть стихи, посвященные „Руси
великой'*, но никогда онъ не писалъ о ней съ такимъ
чувствомъ, какъ о Греціи, и хотя можно у Апухтина оты-
скать съ десятокъ стихотвореній, затрагивающихъ другіе
мотивы, но надъ всѣми доминируетъ только любовь, словно
„Русь великая" не метелями обвѣяна, словно одинъ Эросъ
въ ней царствуешь. Любовь и ея мотивы не оставляютъ
никогда Апухтина.
Какъ въ небѣ вечернемъ звѣзда,
Противъ воли моей, противъ воли твоей,
Ты со мною вездѣ и всегда 2).
И хотя Апухтинъ иѣвецъ, главнымъ образомъ, любви
тихой, хотя онъ клялся:
Какъ бѣдный пилигримъ, безъ крова
и друзей,
*) А. Н. Апухтинъ. Сочиненія. Изд. 1900 г., стр. 49.
3) Тамъ же. 139.

Томится жаждою среди нагихъ степей,
Такъ одиночествомъ, усталостью томимый
Безумно жажду я любви недостижимой,
Не нужны страннику ни жемчугь, ни
алмазъ,
На груды золота онъ не подниметъ
глазъ.
За чистую струю нежданнаго потока
Онъ съ радостью отдастъ сокровища
востока.
Не нужны мнѣ страстей мятежные
огни,
Ни ночи бурныя, ни пламенные дни,
Ни пошлой ревности привычныя стра-
данья,
Ни рѣчи страстныя, ни долгія лоб-
занья...
Мнѣ-бъ только лучъ любви... ').
И однако, поэтъ довольно часто такъ горячо и
искренно пишетъ о „ночахъ безумныхъ" и слишкомъ ча-
бто подражаетъ древнимъ. Тутъ ужъ нѣтъ тихой любви:
ее замѣняетъ жгучая чувственность, экзальтація сладостра-
стія, здѣсь ужъ нѣтъ женщины, тихо любящей. Нѣтъ муж-
чины, котораго нугаетъ чувственная любовь, который жаж-
детъ „чистый лучъ любви". Здѣсь вакханка и сатиръ, съ
ихъ неутомимой и неутолимой жаждой сладострастія, съ
ихъ культомъ тѣла и половыхъ вожделѣній, граничащихъ
съ нимфоманіей и сатиріазомъ.
Онъ прійти обѣщалъ до разсвѣта ко
мнѣ,
Я томлюсь въ ожиданіи бурномъ,
Ужъ послѣднія звѣзды горятъ въ вы-
шинѣ,
Погасая на небѣ лазурномъ.
Безъ конца эта ночь, еще долго мнѣ
ждать...
Что за шорохъ? Не онъ ли? О боже!
Я встаю и бѣгу... я упала опять
На мое одинокое ложе.
Близокъ день, надъ водою поднялся
туманъ,
Я горю отъ безплодныхъ мученій,
Но вотъ щелкнулъ замокъ,—ужъ те-
перь не обманъ.
Вотъ дрожа заскрипѣли ступени...
Это онъ, это онъ, мой избранникъ
любви.
Еще мигъ, онъ войдетъ торжествуя.
О, какъ пламенны будутъ лобзанья мои.
О, какъ жарко его обниму я *).
Или вотъ настоящая галлюцинація сладострастника,
ясная до ощутимости греза.
На скалѣ горячей, въ яркомъ свѣтѣ
дня,
Ты одна стояла и звала меня.
Но тебя увидя, я не чуялъ ногъ
И, прикованъ взоромъ, двинуться не
могъ.
Волосы, сверкая блескомъ золотымъ,
Падали кудрями по плечамъ твоимъ.
Голова горѣла, солнцемъ облита,
Поцѣлуя ждали сжатыя уста,
Тайныя желанья, силясь ускользнуть
Тяжко колебали поднятую грудь.
Бѣлыя одежды, легки какъ туманъ,
Слабо закрывали твой цвѣтущій станъ,
Такъ что я подъ ними каждый стра-
сти пылъ,
Каждой жизни трепегь трепетно ло-
вилъ...
И я ждалъ смятенный; мигъ еще—и
вотъ
Эта ткань, сорвавшись, въ волны упа-
детъ 2).
») Тамъ же, стр. 34.
2) Тамъ же, стр. 75 .

И когда эта сладострастная греза разсѣялась, поэтъ
всю ночь рыдаетъ, приникая къ ложу... Это уже то мыс-
ленное оголеніе женщины, которое вскорѣ перейдетъ въ
фактическое, это уже то апоѳеозированіе сладострастія,
которое вслѣдъ за Апухтиным! выдвинуло настоящаго вир-
туоза въ лицѣ Лохвицкой и увѣнчало ее лаврами и зва-
ніемъ „русской Сафо".
Лохвицкая неподдѣльная жемчужина въ коронѣ рус-
ской поэзіи. Но тѣмъ безотраднѣе. что весь свой большой
талантъ она отдала фетишу сладостраетія, тому Молоху, о
котором! искренняя поэтесса писала:
Ты ждешь меня, Молохъ.
Глумясь
надъ мукой скрытой,
Надъ сердцемъ, надъ умомъ и волею
моей,
На дѣвственный расцвѣтъ моихъ ве-
сеннихъ дней
Ты, злобствуя, дохнулъ отравой ядо-
витой ')•
И дѣйствительно, молохъ еладострастія царствуетъ*
надъ всѣми помыслами поэтессы, надъ ея грезами и дума-
ми, надъ ея мечтами и дѣйствительностыо, надъ ея моло-
достью и старостью. Онъ отравилъ всю ея жизнь своимъ
ядовитым! дыханіемъ, сорвалъ поьровъ наивной граціи съ
первыхъ лепестковъ ея поэзіи и пропиталъ откровенным!
цинизмомъ; превратил! фигуру скромной русской женщины
въ „огневой" образъ вакханки, только и жаждущей стра-
стных! объятій, бѣшенныхъ порывовъ сладострастія и
знойно-острыхъ оіцущеній. Той тихой любви, которая до-
минирует! въ поэзіи Апухтина, у Лохвицкой почти нѣтъ.
Даже самыя раннія ея пѣсни уже пропитаны граціознымъ
цинизмомъ, а позже ея чувства принимают! исключительно
знойный характер!.
Кто — счастья ждетъ, кто просить
славы,
Кто — ищетъ почестей и битвъ,
Кто — жаждетъ бѣшенной забавы,
») Лохвицкая. Стихотворенія. Сборникъ 11-й, стр. ЬЗ.
80
Кто — умиленія молитвъ.
А я — всѣ ложныя видѣнья,
Какъ вздорный бредъ угасшихъ дней
Отдамъ за нѣгу пробужденья
'
О, лругъ мой, на груди твоей <)
Пи» „
еще скромное вьіраженіе символа вѣры поэтессы
°ей\вг=т:гдитъ за полетомь ПЗРЫ
Имъ однимъ доступно счастье,
Незнакомое съ борьбой.
Это счастье — сладострастье,
Это пара мы съ тобой 2)
ДУмыиГГГ"0
'
еСЛИ НИТЬЮ слад°страстья связаны всѣ
шитм мГлГби
«
ТеССЫ
'
еСЛИ
въ
каждомъ
СТ0Х*
слы-
Ге томленьо" "" ЖЗЖДУ ЛЗСКЪ твоихъ
-
яжа
TMУ
^ъ-
пнГ
я ЛГ" ТНЩИНЗ У Лохв0Ц«ой соблазняетъ
теть ѵѣхалъ
Т"°
Й НЗП0,ЛНЮ стрУею вина
"
В">сти-
Гѵі!
'
No
"
°
ДНа ; еели она восклицаетъ: о
л!мъУ вои!ѵ'МИеНеУТНОЙЯ ВЛЗСТЬЮ
°
ДЗЛИСКИ
m»TM,!
; если ей сла»ка
Ревность мужчины и бѣ-
шенство ревниваго мужчины, потому что за ничъ
1,2
Z11ZTZT ЗКСТЗЗЪ; ВСЛИ
"зоръ
мГыхъ чпчецTM
«адныхъ сладострастья во т!мѣудуш-
яКяхъ «ѵжі7т 6лажанство; если женщинѣ въ объ-
111 мужчин! открывается „столько тайнъ и чудесъ"-
если въ нихъ она теряетъ и свою гордость и свою волю'
И ВЪ чувственном! экстазѣ восклицаетъ: Но сжХй Г'
S! еTM°РЯЧѢЙ "
сильнѣй. « paP««a рабынею'бTM'TM."
снѣ'ГКъМвеЧТаТНЩИНЫ сводится
TMму,
чтоб!"то
в ok л?скГѵ°мГеНп!;^МИРаТЬ И ГОрѢТЬ' умирая
ла
екат1—
И отъ ласкъ умереть"; если все сводится къ
ночи"
кп
торая дастъ,,забвеніе", къ нрИзывамъ-,,поцѣлУемъ ты гѵбы
зГйн—%TM/еНЯ
УТ°ЛИ
"
;КЪ
"
жаж
«Ѣ на?лаждГеУній
1A
') Тамъ же, стр. 23.
2) Тамъ же, стр. 47 .

чувства и неподдѣлыюе сладоетрастіе сливаются вмѣстѣ
въ одинъ „гимнъ возлюбленному".
Пальмы листьями перистыми
Чуть колеблютъ въ вышинѣ;
Этотъ вечеръ снами чистыми
Опьяняетъ душу мнѣ.
За горами темно-синими
Гаснетъ радужный закатъ;
Вѣтеръ, вѣющій пустынями,
Льетъ миндальный ароматъ.
Грозный тамъ въ странѣ загубленный
От. цритихъ на склонѣ дня...
Мой желанный, мой возлюбленный,
Гдѣ ты? Слышишь ли меня?
Помня клятвы незабытыя—
Быть твоей или ничьей,
Я спѣшу къ тебѣ, залитая
Блескомъ розовыхъ лучей.
Тороплюсь сорвать запястія,
Ожерелье отстегнуть...
Неизвѣданнаго счастія
Жаждетъ трепетная грудь.
Сбросить бремя жизни тягостной,
Страхъ тернистаго пути.
О мой свѣтлый, о мой радостный,
Утомленную впусти.
Я войду въ чертогъ сіяющій,
Гдѣ на ложѣ миртъ и розъ,
Ты покоишься, вішмающій
Лепетанью райскихъ грезъ.
Выну масти благовонныя,
Умащу твою главу,
Поцѣлую очи сонныя,
Грезы райскія прерву.
Я войду въ твой храмъ таинственный,
Ласки брачныя готовь,
Мой прекрасный, мой единственный,
Утоли мою любовь! >).
' ) Лохвицкая. Сіихотворенія. Сборникі. 11-й, стр. 3—і.
*
Я
И ^это -тяготѣніе къ сладострастію и сладострастнымъ
картинамъ, этотъ чувственный экстазъ были достояніемъ
не только поэтовъ, избравгаихъ любовь въ ея многообраз-
ныхъ вгідійъ* своею спеціальностью, какъ, нанримѣръ
Апухтинъ и Лохвицкая'.
У цѣлаго ряда поэтовъ, примы-'
кавшихъ къ символистамъ, жаждавшихъ отдѣлитьея отъ
земли и всего реальнаго, искавшихъ то „чего нѣтъ на
свѣтѣ", вырывались изъ подъ пера далеко не воздушный
и довольно игривые стихи.
—
О, тайный мысли, писалъ одинъ изъ символистовъ,
г. Льдовъ,
О райскіе взгляды!
Къ чему лицемѣрить? Разрушимъ затворы,
Забудемъ людей и людскія преграды.
У нашей кареты опущены шторы.
А другой символистъ, недавно бѣжавшій отъ земли
въ міръ символовъ, пишетъ такое „земное" стихотвореніе:
Тебя я хочу, мое счастье,
Моя неземная краса.
Ты—солнце во мракѣ ненастья,
Ты—жгучему сердцу роса.
Любовью къ тебѣ опыленный,
Склонюсь я во прахъ предъ тобой.
За сладкій восторгъ упоенья
Я жизнью своей заплачу.
Хотя-бы цѣной преступленья
Тебя я хочу! J).
И искренно или неискренно онъ выражаетъ такія
признанія:
Промчались дни желаній свѣтлой сла-
вы,
Желанья быть среди полубоговъ.
Я полюбилъ жестокія забавы,
Полеты акробатовъ, бой быковъ,
Звѣринцы, гдѣ свиваются удавы,
И дѣвственность, вводимую
въ альковъ—
Бальмонтъ.
„Въ безбрежности".
1905 г.

На путь неописуемыхъ видѣній,
Блажено
извращенных!
наслажденій.
Въ самыхъ общихъ, бѣглыхъ чертахъ мы разсмотрѣ-
ли ту литературу, въ которую ворвалась порнографичес-
кая струя въ періодъ, называемый восьмидесятыми годами.
Долго сдерживаемый широкими идейными теченіями, высо-
ким! этическим! поцъемомъ русскаго общества и русской
молодежи, напряженной политической борьбой, относитель-
ной свободой пропаганды соціальныхъ и политических!
ученій, авторитетом! корифеев! русской литературы, от-
носительной слабостью реакціонныхъ элементов!—порногра-
фическій потокъ ютился на задворкахъ русской печати и
жизни. Но какъ только начались свирѣпства реакціи, какъ
только вмѣстѣ съ корнемъ были вырваны всѣ идейные и
этичеекіе всходы русской мысли, какъ только вмѣстѣ съ
ихъ носителями были скошены съ лица земли идейные и
общественные порывы жаждавшаго обновленія русскаго
общества, какъ только подъ вліяніемъ новой атмосферы и
новыхъ реакціонныхъ перемѣнъ понизился спросъ на идеи
и идеалы,—для порнографическаго потока открылись всѣ
шлюзы. Грязными струями онъ ворвался въ русскую жизнь,
проникъ въ литературу и обдалъ своими брызгами даже
художественную беллетристику и поэзію. Въ этомъ и за-
ключалось торжество порнографіи. Подъ видомъ эро-
тизма и ея крайняго проявленія—нимфоманіи и сатиріаза—
она замутила чистое зеркало русской литературы и отрави-
ла своимъ ядомъ нѣсколько крупных! талантов!.
Какъ бы то ни было и какъ ни смотрѣть на вось-
мидесятые годы, сейчас! для насъ важно то положеніе,
что въ восьмидесятых! годахъ полумиль значительное раз-
витие порнографическій элементъ въ художественной лите-
ратур!. Торсъ становится центральным! узломъ творчества;
полъ и половыя отношенія—доминирующей темой; порно-
графическая тема письма—самой модной; все что связано
съ поломъ—адюльтеръ, альковъ, всякія половыя излише-
ства, всѣ ненормальности въ половой области—нимфома-
нія, сатиріазъ, иоклоненіе голому тѣлу, половыя галюци-
націи, эротаческій бредъ, садизмъ, наконецъ, противоес-
тественные пороки—все это находитъ свое воспроизведете
въ порнографической литератур! восьмидесятых! годовъ.
И если-бъ все ограничилось воспроизведеніемъ! Но зд!сь
было и скрытое и явное смакованіе, и, наконецъ, тайная
и даже явная идеализація культа чувственности во всѣхъ
ея видахъ; здѣсь же мы находимъ не только первона-
чальную ячейку современной порнографической литерату-
ры, во всѣхъ ея разв!твленіяхъ, но и эмбріоны Саниныхъ
(„Санивъ" Арцыбошева), Нагурскихъ („Четыре" Каменска-
го
). Лады („Леда" Каменскаго), Передоновыхъ („Мелкій
бѣсъ ' Сологуба), СЛОВОМ! всѣхъ героевъ современности,
поставленных! писателями на высокіе пьедесталы. Здѣсь
же въ эмбріонѣ и т! проблемы пола, который будто яв-
ляются теперь самыми насущными и самыми злободневны-
ми. Словомъ, та вакханалія порнографіи, которая разы-
грывается на нашихъ глазахъ, началась еще въ восьми-
десятых! годахъ и только заглохла на время, въ моментъ
революцюнной бури, пронесшейся надъ русской землей

Глава шестая.
Порнографія и символнзмъ въ переходную пору 1900—1906 г.г. Баль-
нонтъ, Брюсовъ, Мшіскій, Сологубъ. Реакціонная волна 1906 г. При-
чины расцвѣ-га модернизма, „культа тѣла" и проблемъ пола. Мнѣнія
г. г . Арскаго, Пильскаго, Невѣдомскаго, Тригорина. Порнографія, какъ
продуктъ реакціонныхъ вѣяній.
Эта вакханалін эротизма длилась долго, пока царила
непроницаемая мгла, окутавшая русскую жизнь, пока из-
ступленные фанатики реакціи давали ей тонъ, пока ея ле-
дяное дыханіе сковывало всю страну отъ одного конца до
другого, а главное покуда
Полупогаснувшіе взоры
Навѣкъ поблекшаго липа,
Неизреченные укоры,
Порабощенность безъ конца
доминировали въ
настроеніяхъ и общества и наро-
да. Но уже во второй половинѣ девнтидесятыхъ годовъ
происходитъ рѣзкій переломъ въ этихъ настроеніяхъ. „По-
рабощенность" оказывается менѣе эластичной, чѣмъ это
казалось. Она теряетъ подъ напоромъ жизни свою упру-
гость. Голодовки первой половины восьмидесятыхъ годовъ
проводятъ демаркаціонную черту въ тупомъ настроеніи
даже темнаго массоваго крестьянства. Голодовки съ ихъ
послѣдствіями и черствое отношеніе къ населенію тѣхъ,
кто къ нимъ населеніе привелъ и кто оказался банкро-
томъ въ черные дни народнаго бѣдствія—создали новое
наетроеніе въ деревнѣ
и благодарную почву для всякаго
рода вепышекъ и народныхъ волненій. Это вскорѣ и про-
явилось въ чисто етихійныхъ взрывахъ—въ холерныхъ и
иныхъ бунтахъ, окрасившихъ народною кровью уже пер-
вую половину девнтидесятыхъ годовъ. Это было на пер-
выхъ порахъ чисто стихійное броженіе, иногда принимав-
шее такія нелѣпыя формы, какъ избіеиія иителлигенціи
въ Астрахани и Саратовѣ,—той интеллигенціи, которая
откликнулась на народное бѣдствіе и поспѣшила къ на-
роду на помощь. Но вмѣстѣ съ тѣмъ началось броженіе
мысли въ массахъ, которое и сейчасъ лродолжается и уже
на нашихъ глазахъ начинаетъ приносить плодотворные
результаты въ видѣ сознательнаTM пріобщенія народныхъ
массъ къ политической и содіальной жизни страны.
Подъ вліяніемъ тѣхъ же голодовокъ и постепенна-
то разрушеиія архаическихъ экономичеекихъ устоевъ жиз-
ни, подъ вліяніемъ неудержимаTM эмиграціоннаго потока
изъ деревень въ города, подъ напоромъ капиталистичес-
киTM „прижима",
нивеллирующаго дѣйствія фабричнаго
котла и естественнаго общенія съ городской культурой и
интеллигенціей страны, формируется особый новый слой
фабричныхъ и заводекихъ рабочихъ, куда вскорѣ перено-
сится весь умственный багажъ страны и всѣ передовыя
идеи вѣка. На самомъ днѣ этого слоя начинаетъ копо-
шиться даже нашъ доромощенный Жіумпенъ-пролетаріатъ
эти отбросы крестьянства и рабочихъ, заваленные мусо-
ромъ жизни и ухитрившіеся за всей внфшней и внутрен-
ней коростой, ихъ покрывшей, сохранить крупинки золота
—частицы настоящей народной души, поразившей въ бо-
сякахъ Іорькаго весь міръ.
И только реакціонно настроенный силы русской жиз-
ни, своими же руками создавшія этотъ могучій подъемъ
жизни, это грозное наетроеніе противъ себя же. остались
глухими къ этому ропоту жизни, къ этому нробужденію
двухъ основныхъ китовь русской жизни и своимъ черст-
вымъ и непршзнешшмъ отношеніемъ къ элементарнымъ
нотребноетямъ и нуждамъ страны оттолкнули и настроили
противъ себя не только крестьянскую и рабочую массѵ
не только учащуюся молодежь, ограничившую было въ
девнтидесятыхъ годах-,, свои требованія одниіи нуждами
академической жизни,-но и ту благонамѣренно-либералTM

нѵю часть общества, которая никогда въ своемъ протест!
не заходила дальше самаго скромнаго фрондированія у
себя въ углу, которая разбавляла свои гомеопатическія
требованія въ огромныхъ дозахъ благонамѣренной лести.
Даже эта часть общества, въ такой смирительно-унизи-
тельной форм! просившая скромнаго участія земствъ и
городскихъ управленій во внутренних! дѣлахъ государ-
ства, послѣ грознаго окрика и суровыхъ репресеій отшат-
нулась отъ своей обычной тактики и заразилась общимъ
боевымъ духомъ.
Въ середин! девяностых! годовъ недовольство стра-
ны начало сильно насыщать атмосферу. Микробы глухого
протеста начали зажигать искорки гнѣва. Подъ ихъ за-
жигающим! вліяніемъ начали оттаивать обледенѣвшіе ис-
точники мысли, чувства и воли русскаго общества, ьнтел-
лигенціи и народа. Хотя еще подъ покровомъ снѣга, хотя
еще при свист! леденящихъ вѣтровъ, хотя еще при ле-
денящем! дыханіи реакціи, хотя еще подъ еѣтью- веякихъ
скорпіоновъ, хотя еще подъ сильными ударами,—но обще-
ственная жизнь начинает! пробуждаться, Пусть реакція,
чуя опасность, еще энергичнѣе мобилизует! свои силы,
пусть еще больше подбодряетъ своихъ клевретовъ, пусть
еще большею сѣтью опутывает! общественную и народ-
ную жизнь, пусть она лушитъ первыя яркія проявленія
новой свѣжей мысли интеллигенціи—все же против! силы,
не встрѣчавшей даже ропота, шедшей прямо къ своей цѣ-
ли по оставленному противникомъ полю битвы, занимав-
шей и разрушавшей безпрепятственно одинъ за другимъ
форпосты общественной жизни—все же против! этой си-
лы начала формироваться новая сила изъ остатков! ста-
рых! и притаившихся на время дружинъ и изъ новыхъ
свѣжихъ задорныхъ побѣговъ молодой Россіи.
Это настроеніе новой силы чувствовали даже самые
реакціонные круги, самые затхлые очаги идеологов! рус-
ской реакціи. Откликаясь много позже на появленіе въ
литератур! Горькаго и его стихійнаго сокрушителя бося-
ка, „Гражданинъ" такъ объяснял! восторженное отноше-
ніе русскаго общества къ этому босяку: „Я полагаю, что
успѣхъ Горькаго и даже самое появленіе его безспорно
оригинальна«) таланта—знаменіе нашего смутнаго време-
ни; я полагаю, что босякъ только потому задѣлъ нашу
душу, что она—русская и что переживаетъ
эта
душа своего рода кризис ъ. Появись Горькій
20 л!тъ раньше, или позже его бы не зам!тили. Онъ
какъ съ неба свалился именно въ ту пору, когда русская
душа жаждала обновленія, реакціи, когда она глухо запро-
тестовала противъ сокрушающаго ее матеріализма, когда
кругомъ выросли стѣны изъ злата, желѣза и стали, и
стѣны эти съ каждымъ днемъ все уже замыкаютъ гори-
зонт! полей и л!совъ. Русская душа, выросшая на про-
стор!, свыкшаяся съ безпредѣльной удалью, давшей ей и
силу и слабость,—вотъ уже скоро дееятилѣтіе сдавлива-
ется новымъ укладомъ жизни и духовной и матеріальной.
Нужно ли повторять то существенное, что составляет!
этотъ новый укладъ? Газеты и журналы полны указанія-
ми на его черты: эгоизмъ, матеріализмъ, капитализм!. И
вотъ когда сжатые въ тискахъ этихъ трехъ стимулов!
грядущаго в!ка, мы съ тоской глядимъ въ будущее и съ
грустью вспоминаем! о прошломъ, явился изъ народа, изъ
самыхъ подонковъ его, художникъ и сдернувъ занавѣсъ,
скрывавшій отъ насъ эти подонки, показалъ живую тре-
пещущую душу въ гніющей грязью, пороками и язвами
покрытой оболочкѣ. Положимъ, мы увидѣли эту душу из-
далека. Положим*, мы не вложили въ раны ея пальца а
повѣрили автору на ,рлово. Допустим! даже, что все это
красивый искусный обманъ—ибо в!дь босяковъ между
нашими знакомыми нѣтъ и никто не пов!ритъ, справед-
ливо ли они описаны Горькимъ. Но обманъ, порой и
такъ сладокъ и такъ необходим!. Публика повѣрила въ
этихъ героевъ, потому, что ей хотѣлось
пов!-
рить. Она увѣнчала лаврами смѣльчака, угадавшаго ея
боль, ея страхъ, ея скуку. Жива еще душа въ русском!
челов!кѣ" ').
Оставляя въ сторон! н!которыя недомолвки, харак
терныя для .Гражданина", нельзя однако но согласиться что
имъ уловленъ правильно общій тонъ броженія второй половн-
ик! девятидесятыхъ годовъ, когда жажда обновленія, отпора
>) „Гражданин*« 1900 г.
„Маленькія мысли" Сѣраго.

сокрушающими ее силами дѣйетвительно охватила рус-
ское общество и народи. „Гражданину" вольно всѣ эти
силы сводить къ „эгоизму, матеріализму и капитализму",
но для болѣе зоркихъ людей причины вырисовывались го-
раздо опредѣленнѣе, и за капитализмомъ виднѣлся другой
крупный факторъ, приведшій съ собой капитализмъ. Какъ
бы то ни было, но со второй половины 90-хъ годовъ на-
чался переломи въ настроен® и русскаго общества и рус-
ской интеллигенц®,—тотъ самый переломъ, который по-
степенно развиваясь и усиленно подгоняемый безтактнос-
тями реакціи привели Россію къ памятными еобытіямъ къ
тому вихрю, который всколыхнули всю страну.
Въ этой атмосфер® общественнаTM оживлен® и на-
чалось возрожденіе русской литературы и публицистики.
Въ кислород® общественной атмосферы загорѣлись всѣ
блуждавшія въ ней и тлѣвшія искорки мысли и чувства.
На небосклон® русской литературы зажигались цѣпыя
плеяды звѣздъ. И конечно, съ первыми теплыми лучемъ,
прорѣзавшимъ мглу темной и холодной ночи, съ первыми
дыханіемъ пробудившейся жизни, филины и совы русской ли-
тературы, начинаютъ прятаться и забирать ся въ дебри, дале-
кія отъ солнечнаTM свѣта. Пусть они еще не умолкаютъ сов-
сѣмъ. Пусть ихъ дикіе голоса иногда рѣвкимъ дисеонан-
сомъ прорѣзываютъ весенній воздухъ, но они заглушались,
а иногда и увлекались хоромъ молодыхъ дѣятелей, вышед-
шихъ на встрѣчу пробудившейся жизни. Весенніе стреми-
тельные потоки вскорѣ скрыли изъ глазъ топкія болота
декадентства, символизма и порнографіи, образовавшіяся-
на гнилостной почв® реакцін. Одинокіе голоса недав-
нихъ поэтовъ если и раздавались, то часто для чуж-
дыхъ ихъ уху пѣсенъ свободы и борьбы. Стремительная
бурная жизнь захватила въ своемъ вихрѣ все, что было
на ея пути, и въ авангард® ея оказались даже люди, еще
не давно кадившіе инымъ богамъ и поклонявшіеся дру-
гимъ кумирамъ...
Крайне характерными въ этомъ отношен® являются
два популярныхъ поэта К. Бальмонтъ и В. Брюсовъ. Въ-
періодъ, предшествовавшій девяностым!, годамъ, наряду
со стихами, полными пессимизма, попадаются у перваго и
стихи общественно-гражданскаго характера.
„Хочу я ус-
ладить, заявляетъ онъ въ одномъ стихотворен®, хоть чье
нибудь страданье, хочу я отереть хотя одну слезу" Уще
стихотворен®Р°ГаТеЛЬНЬе «
«»
в
TM
-
~
Одна есть въ мірѣ красота,
Не красота боговъ Эллады
И не влюбленная мечта,
Не горъ тяжелыя громады,
И не моря, не водопады,
Не взоровъ женскихъ красота,
— Любви, печали, отреченья
И добровольный мученья
За насъ распятаго Христа,
онъ
УргеНеву
онъ
пое тъ
хвалебный гимнъ, за то, что
„Опустился въ темныя пучины
Народной жизни, горькой и простой
ІІлѣняющей печальной красотой,
И лодсмотрѣлъ цвѣты подъ грязной тиной,
Средь грубости—любви порывъ святой
»ъ слышатся отзвуки надсоновской музы и над-
соновской муки въ укор® себѣ за счастье любви:
Забывъ весь міръ, забывъ что люди братья
1 омятся гдѣ то тамъ, во тьм®,
Я заключилъ въ преступный объятья
Іебя, злой духъ, тебя, о, перлъ земной. ').
„TM
ЭТИ стихотворен®, написанныя до 1894 года
°TM
Якъ
. /Рѣхамъ молодости" Бальмонта. Въ
ай
ющихъ двухъ сборникахъ „Въ безбрежности" (М. 1905 г)
и „Тишина" (М. 1898 г.)-Бальмонта захлестываетъувле-
чете декадентствомъ, символизмомъ и порнографіей Тѵтъ-
то его знаменитое „Тебя я хочу", тутъ-то и жажда £ѣв-
вид®ній"Ти Г""-"
а
—
"
яа
путь неопиТуеСъ
и®" Но V» ЯСКан1ЯГ"блан<еяяо-извРагценнь,хъ наслажде-
(900г)УБѵ
СЛѣдующ,е
сб
°Р
ни ки
„Горящія зданія' ,
(1VUU r.j, „Будемъ какъ солнце" (1903) врывается дѵхъ
времени и накладьшаетъ свою печать. Тутъ еще фигури-
») Изъ сборника „Подъ сѣверньшъ небомъ".
Спб. 1894 г.
91

руютъ тигровыя страсти поэта, гимны самому разнуздан-
ному сладострастію; тутъ еще много порнографической
мути и гимновъ неудержимому чувственному экстазу:
Хочу быть дерзкимъ, хочу быть смѣлымъ,
Изъ сочныхъ гроздій вѣнки свивать.
Хочу упиться роскошнымъ тѣломъ,
Хочу одежды съ тебя сорвать.
Хочу я зноя атласной груди,
Мы два желанья въ одно сольемъ.
Уйдите, боги! 5$лите, люди!
Мнѣ сладко съ нею побыть вдвоемъ.
Пусть будетъ завтра и мраьъ и холодъ,
Сегодня сердце отдать хочу.
Я буду счастливь, я буду молодъ!
Я буду дерзокъ я такъ хочу!
Мы съ тобой сплетемся въ забытьи,
Ты среди подущекъ, на диванѣ,
Я—прижавъ кт. тебѣ уста мои,
На колѣняхъ въ чувственномъ туманѣ.
Спущены тяшелыя драпри,
Изъ угла намъ свѣтятъ канделябры,
Я уважу волны, блескъ зари,
Рыбъ морскихъ чуть дышащія жабры.
Бѣлыхъ ногъ, предавшихся мечтамъ,
Красоту и нѣгу безъ предѣла,
Отданное стиснутымъ рукамъ,
Судорожно бьющееся тѣло.
Раковины мягкій мракъ любя,
Дальнихъ глазъ твоихъ ища глазами,
Буду жечь, впивать, вбирать тебя
Жадными несытыми губами.
Солнце встанетъ, свѣтъ его умретъ.
Что намъ солнце—разума угрозы?
Тотъ кто любитъ, влажный медъ сберетъ
Съ вѣнчика раскрытой—скрытой розы 2).
!) К. Бальмоитъ.
„Будемъ какъ солнце", стр. 290 и 292.
Но рядомъ съ этимъ въ поэзію Бальмонта врывают-
ся совершенно новые мотивы и новые образы. Это вѣяніе
времени, предъ которымъ оказался безсильнымъ поэтъ
старавшійся уйти отъ дѣйствительной жизни и ея запоо-!
совъ въ м,ръ какихъ-то вычурныхъ страстей, вычурной
жизни, вычурныхъ образовь и вычурнаго языка! И рядомъ
съ вычурными символами и грубымъ реальньшъ изображе-
чувственнаTM экстаза въ стихахъ Бальмонта начи-
обпаэъі вТаТЬ ИНЫе ъВуКИ1 наTM
наюгъ
мелькать иные
ооразы. Ботъ, напримѣръ, фигура кузнеца:
Ты видала кузнеца?
Онъ мнѣ нравится мой другъ!
Этотъ темный цвѣтъ лица,
Эта мѣткость жесткихъ рукъ,
Эта близость отъ огня,
Этотъ молотъ, этотъ стукъ.
Все въ немъ радуетъ меня,
Милый другъ! ') .
У поэта вырывается наконецъ стонъ, который пол-
нить его со всей мыслящей интеллигенціей, со всѣмъ на-
родомъ стонъ, который столько десятилѣтій носится надъ
русской землей, который впервые вырвался явственно у
Радищева и громкимъ эхомъ отдался въ сердцахъ цѣлаго
ряда покол'Ьшй, стонъ, который и теперь раздается въ
скорбные дни, нами переживаемые. Это „Равнина", равную
которой можно найти только у Некрасова, которая оста-
нется навсегда въ памяти русскаго народа, когда всѣ сти-
хи Бальмонта будутъ забыты.
Необозримая равнина,
Неумолимая земля,
Лѣса, холмы, болота, тины,
Тоскливо скудныя поля.
Полгода холодъ безпощадный,
Полгода дождь и душный зной,
Расцвѣтъ природы безотрадной
Съ ея убогою весной.
Полупогаснувшіе взоры
') К. Бальмонтъ „Горящія зданія", стр. 79.

Навѣкъ поблекшаго лица,
Неизреченные укоры
Порабощенность безъ конца.
Невоплощенныя зачатья,—
л
О, трижды скорбная страна,
Твое названіе—проклятье,
Ты навсегда осуждена.
А въ бурные дни Бальмонтъ становится окончатель-
но неузнаваемъ. Такіе восторженные гимны, такіе пламен-
ные звуки, такой горячій привѣтъ срывается съ его лиры
еще недавно обдававшей холоднымъ презрѣніемь людей—
этихъ „косолапыхъ кротовъ", питающихся червями, кося-
щихся подслѣноватыми глазами на цвѣты, занятыхъ мы-
шинньши войнами, прячущихся отъ солнца въ норахъ >)
Этому надменному, поэту кричавшему:
Я ненавижу человѣчество,
Я отъ него бѣгу, спѣща.
Мое единое отечество—
Моя пустынная душа,
которому было „странно видѣть лицо людское",
съ кото-
рым! было все то, „что чуждо для думъ земныхъ"
спу-
скавшемуся на землю только затѣмъ, чтобъ упиться' рос-
кошным! тѣломъ",
„въ
чувственном! туманѣ" —
стали
вдругъ понятны люди съ ихъ „мышинными" нуждами и
войнами за сносное существованіе, и онъ сдѣлалеч участ-
ником! этихъ войнъ, горячо поддерживая своими звучными
напѣвами бойцовъ.
Не менѣе характерно вліяніе бурнаго періода русской
жизни на другого поэта той плеяды, гдѣ сверкают! Баль-
монтъ, Ьѣлый и другіе. Это одинъ изъ наиболѣе яркихъ
представителей декадентства, доведшій до каррикатурности
символизмъ и этимъ его навѣки похоронившій. Это ему
принадлежит! знаменитая стихотворная аЖкадабра:
Фіолетовыя руки
На эмалевой стѣнѣ
Полусонно чертятъ звуки
Въ звонко звучной тишинѣ.
') См. цредисловіе къ „Собрзнію стихотвор.«, т. Н-й, стр. 2.
и прозрачные кіоски
Въ звонко звучной глубин!
Выростаютъ, точно блестки,
Яри лазоревой лун!.
Всходить м!сяцъ обнаженный
яри лазоревой лунѣ;
Звуки рѣютъ полусонно,
Звуки ластятся ко мнѣ.
Тайны созданных! созданій
Яъ лаской ластятся ко мнѣ
И трепещетъ т!нь латаній
Ыа эмалевой стѣн!
И не менѣе знаменитое одноетншіе:
Кп„„иП„
3аГР°Й твои «Двыя ноги.
отдалиКлГГз°TMг?чГв!ч:скГЪ
^а
-еимволовъ
слабѣе, чѣмъ Бальмонтъ 1 n^f
интересов!. Нѣсколько
но (это другой вопросъ)'—пережталъРтпН°
НеиСкрен
"
Уйти подальше отъ людей:
Ж° настроеніе-
Я чуждъ тревогамь вселенной
Отдавшись холодной мечт!
'
Отдавшись мечтѣ,—неизмѣнпо
Я молюсь неземной красот!
эту предГватьсяНГаГм0у\:ГвС0ТЁ"ъе МІШаеТЪ однак°
"о-
онъ посвящает" 0Z„J
„к
'
У дѣлу-слаДОстрастью. И
остроумному 0Ппед!ленію ЫРНИКЪ 33 ДРУTMМЪ "
любв и
"-
По
страсть. И да4 не стпастГТТ0 Т
люб
°
а
ь-это
сладострастный брёдъ "одящіГет
с»TM НепРеРTMTMй
ство любёи ши даже то НПОНУTM облагоР°»
а
нное чув-
рое даже на приГ*»^п^
^Г!^TM'
нено эстетически«* „
своего развитія ослож-
торое
и ко-
Брюсова.
Слова, который мучатъ воспаленный
Въ часъ, когда базстыдству Уучитъ
темнота и нагота,

Когда нѣтъ другихъ порывовъ, кромѣ иримитивныхъ
порывовъ тѣла и выкриковъ:
Срывай послѣднія одежды
И грудью всей на грудь прильни.
Одно намъ осталось — сближаться,
сливаться,
Слипаться устами, какъ гвоздямъ ви-
сѣть.
Но вмѣетѣ съ оживленіемъ въ обществѣ, вмѣстѣ съ
постепеннымъ наростаніемъ грозныхъ событій, врывается
что то новое и въ творчество даровитаго поэта. То прош-
лое, когда онъ смѣшилъ людей своими фюлетовыми сти-
хами, начинаетъ и ему казаться чѣмъ-то отзывающимся
дѣтствомъ:
Мы были дерзки, какъ дѣти,
Намъ все казалось въ яркомъ свѣтѣ...
Далеко первая ступень:
Пять бѣглыхъ лѣтъ, какъ пять сто-
лѣтій.
Поэта еще не оставляетъ эротоманія. Надуманная-ли
она или нѣтъ !), но она превалируетъ въ сборникахъ,
Брюсова „Tertia Vigilia" (1900 г.) и „Urbi et orbi" (1903 г.) .
Щегиляніе развращенностью, утонченной и примитивной,
возведеніе ее въ таинство, воспѣваніе миѳологическихъ
усладъ, содоміи („повлекутъ меня съ собой къ играмъры-
жія силены; мы натѣшимся съ козой, гдѣ лужайку сжали
стѣны"), и садизма (,,гдѣ же мы: на страстномъ ложѣ иль
на смертномъ колесѣ")—не оставляетъ Брюсова и поелі
того, какъ „первая ступень" оказалась далеко. Но ря-
домъ съ этимъ слышны и новые нанѣвы. Отъ „неземной
красоты" онъ обращается къ человѣку. Онъ восклицаетъ:
„Я въ человѣкѣ Бога прозрѣваю" и зоветъ человѣка и его
разумъ впередъ, къ борьбѣ за лучшее:
Подымайте-жъ, братья, посохи.
Дальше, дальше, какъ и шли.
Паруса развѣйте въ воздухѣ,
2) См. статью С. Венгерова въ „Энциклопедия, словарѣ" Брок-
гауза и Ефрона, т. 83 и его же брошюру „Ііобѣдители или побѣж-
дениые?"
Дерзко правьте корабли.
Жизнь не счастье, не томленіе,
Но презрѣнье, но борьба.
Все впередъ отъ возрожденія
Къ возрожденью сквозь гроба.
И недавно чуждый „тревогамъ вселенной",
отдав-
шійся „холодной мечтѣ", поэтъ опускается въ фабричный
трущобы, населенный городскимъ пролетаріатомъ и еозда-
етъ чарующія своей формой и идеей фабричныя пѣсни—
и цѣлый циклъ стиховъ, въ которыхъ такъ рѣзко и рельеф-
но отражаются, тягота и нужда городской жизни. Съ
поэзш Брюсова спадаютъ пышныя перья декадентской ри-
торики; ихъ замѣняетъ „повседневной жизни кованная
рѣчь и тайна „жизни мудрой и простой".
И вмѣсто
„презрѣнія къ людямъ" въ стихахъ слышится трепетъ лю-
блщаго сердца поэта, который зоветъ ангела съ неба
чтобъ помочь мальчику, который
„изъ силъ выбивается,
Бочку на горку не втащитъ никакъ",
который пишетъ стихотвореніе, не уступающее , Пѣснѣ о
рубашкѣ" Гуда или „Ткачамъ" Гейне:
„Каменщикъ, каменщикъ! Въ фар-
тукѣ бѣломъ,
Что ты тамъ строишь? Кому?".
—
Эй, не мѣшай намъ: мы заняты
дѣломъ,
Строимъ мы, строимъ тюрьму.
„Каменщикъ, каменщикъ! Съ вѣрной
лопатой,
Кто же въ ней будетъ рыдать?
—
Вѣрно, не ты и не братъ твой
богатый,
Не зачѣмъ вамъ воровать.
„Каменщикъ, каменщикъ, долгія ночи
Кто-жъ проведетъ въ ней безъ сна?"
—
Можетъ быть, сынъ мой, такой же
рабочій.
Тѣмъ наша доля полна.
„Каменщикъ, каменщикъ, вспомнитъ
пожалуй,

Тѣхъ онъ, кто несъ кирпичи?
I
—
Эй, берегись, подъ лѣсами не балуй,
Знаемъ все сами, молчи"...
И по мѣрѣ того, какъ наросталъ потокъ событій
какъ приходило въ движете народное море, гражданскГя
РяГмъВСсеъСИЛЬНѢе И СИЛЬНѢе ЗВутаTM въ по'эзіиР БрГовш
Рядомъ съ ними, правда, звучали и нотки декадентства и
своеобразнаTM мистицизма. И тѣмъ не менѣе гражданин
нѣсни Брюсова рѣзко выделялись изъ общаго хора
такъ
онѣ были неожиданы и смѣлы.
Р'
И разъ уже затронутъ нами вопросъ о вліяніи ре-
'
волюцюннаго момента на творчество поэтовъ и писателей
lb
еще недавно кадившихъ инымъ богамъ и въ томъ числѣ
порнограф,и и ея равновидноетямъ, мы не можемъ обойти
mZZZ" Та'ШХЪ Же хаРактеР«ыхъ факта. Укажемъ на
мГ,
'
Ьва
РнУ
в шаг
°
с
"
«ь своей гражданской музѣ
и сдѣлавшагося пѣвцомъ пролетаріата (въ „Новой Жизни")
А еще характернѣе эволюція Сологуба, отъ утонченной
порнограф,« перешедшаго къ революціоннымъ мотивамъ и
выпустив,наго сборникъ „Родин*"
съ краснымъ флагомъ
I°!°Ж
?.авда' Не уСІ,ѣли
нуть волны революціи,
какъ тотъ же Сологубъ перешелъ къ „утѣхамъ мудраго
садизма . Но это та характерная эволюція, которую пе-
режилъ не одинъ Сологубъ и которой мы позже коснемся.
на этотъ разъ намъ достаточно установить тотъ
фактъ, что волна порнографіи, народившаяся въ смутную
эпоху восьмидесятыхъ годовъ и широкимъ потокомъ раз-
лившаяся по русской литературѣ, захватившая въ евоемъ
теченш несколько даровитыхъ беллетристовъ и поэтовъ
улеглась съ началомъ пробужденія общественной мысли
во второй половинѣ девяностыхъ годовъ и окончательно
смыта потокомъ бурныхъ событій. Островокъ порногра-
'
'
фической литературы, соединившійся, казалось, мостками
съ материкомъ, оказался сначала отрѣзаннымъ, а потомъ
совеѣмъ затопленнымъ живительной волной народной энер-
Г1И. и казалось, что не возродиться ему вновь, что не
показаться ему надъ скрывшими его грозными волнами,
что все шившее на немъ либо погибло, либо спаслось на
грозной армадѣ событій, поддерживая своими пѣснями ихъ
лозунги. Но... оказалось иное.
Оказалось, что крѣпкія, хотя и прогнившія стѣны,
стоявшія по дорогѣ развитію народной жизни, не разруб
шены„а только дали трещины, что казавшіеся навѣки по-
хороненными устои еще достаточно крѣпки, чтобы проти-
востоять грозному прибою волнъ, что новыя силы далеко
не такъ связаны общею солидарностью, какъ это казалось
въ пылу битвы, что дротивникъ удачно воспользовался
этой разрозненностью и не только разбилъ въ одно спа-
янный народъ на отдѣльные лагери, но сумѣлъ ихъ на-
травить другъ на друга и ослабить цѣлое внутренней борь-
бой отдѣльныхъ частей. И начавшаяся схватка старыхъ
и новыхъ началъ, вызвавшая столько крови и столько
жертвъ, превращается вдругъ въ гражданскую войну.
Сильный напоръ всѣхъ народныхъ силъ на старый строй
ослабляется внутренней и неизбѣшной рознью. Отжившіе
устои получаютъ внезапное подкрѣпленіе со стороны испу-
гавшихся натиска демократіи буржуазіи и дворянства, и
начинается реакція. По дорогѣ бурному потоку жизни
воздвигаются новыя еще болѣе крѣпкія стѣны. Силѣ мо-
лодой и наивной Россіи, еь голыми руками вступившей въ
бой, была противопоставлена съ одной стороны сила ста-
раTM налаженнаго механизма, вооруженнаTM цѣлымъ арсе-
наломъ орудій; съ другой стороны на нее была натравлена
стихійная сила невѣжественной среды и подонковъ об-
щества.
Начались тѣ памятныя и леденяіція чувство событія,
который истерзали наши нервы, которые вызвали до страш-
наго необычайное напряженіе всѣхъ духовныхъ силъ, ко-
торыя потоками крови залили всю страну, который скоси-
ли лучшую часть молодежи съ лица земли и что еще хуже
создали новую разслабляющую атмосферу, отравляющую
кровь жаждой отдыха, покоя и забвенія. Слѣдствіе-ли это
душевнаго недуга, вызваннаго пораженіемъ и разочарова-
ніемъ, интервалъ-ли это между событіями, простой-ли пе-
рерывъ бурнаго потока, но на встрѣчу реакціоннымъ те-
ченіямъ сверху, началась и реакція снизу. Она вызвана
цѣлымъ и еложнымъ клубкомъ условій, но между прочимъ
и переутомленіемъ въ грандіозной борьбѣ двухъ грандіоз-
ныхъ силъ, принесшей столько разочарованій и развѣяв-
шей столько свѣтлыхъ иллюзій, столько свѣтлыхъ надеждъ

И могучую вѣру ВЪ духовны» силы человѣка Бѵоньтй
вихрь событій, унесшій столько борцовъ, унесъ —-будемъ
ХѵІГс На ВРемя
'-
само е
цѣнное въ жизни ч ловѣка-
вѣру въ силу подвига, въ силу нравственныхъ порывовъ
ВЪ силу духовной энергіи. И какъ всегда въ эпохи когда
является жажда только лкчнаго отдыха, когда тіряютъ
силу духовные стимулы, когда понижается уровень духов-
ной жизни, когда изъ окружающей атмосферы выва,Ха-
ются идейныя начала, появилась потребноеTM на легкую
литературу, обнаженную отъ широких® идейяыхъ стрем
лешй, отъ сложныхъ проблемъ политической и еоціальной
жизни, отъ пестрыхъ и мучительныхъ понорамъ дѣйстви-
тельности. И начался праздникъ на улицѣ мистицизмі
символизма, декадентства и порнограф®.
'ицизма,
Переживаемый нами моментъ и его отраженіе въ ли-
тератур® во многомъ наиоминаетъ восьмидесятые годы
Конечно, было-бъ очень смѣлымъ обобщеніемъ сказать'
что мы вернулись къ мрачной эпох®. Но какъ много то-
чекъ соприкосновенія и аналогичныхъ переживаній! Реак-
ция восьмидесятыхъ годовъ также широко развернула свои
черныя крылья надъ всей Россіей нослѣ рѣшительной бит-
вы между Голіаѳомъ стараго и Давидомъ новаго, какъ это
мы наблюдаемъ и въ наши дни, хотя и въ болѣе гранді-
озныхъ размѣрахъ. И тогда сейчасъ-же вслѣдъ за пора-
жешемъ началась растерянность и въ обществ® и въ ин-
теллигенции; и тогда началось метаніе изъ стороны въ
сторону, быстрая смѣна идеаловъ, эволюція въ сторону
отъ широкихъ идейныхъ теченій къ узкимъ вопроса«,
личной жизни, отъ широкой дѣйствительности въ сторону
мистицизма и порнографіи. И тогда незначительный идеи
и люди съ небольшимъ духовнымъ багажемъ, ютившіеся
на задворкахъ жизни и литературы, заняли главные фор-
посты и задали жизни тонъ, точно такъ же, какъ и те-
перь, казалось, на вѣки, похороненные символизмъ
дека-
дентство и порнограф® вновь воскресли вм®стѣ съ спод-
вижниками покойнаго „Сѣвернаго Вѣстника"-Сологубомъ
іипшусъ, Мережковскимъ и имъ подобными, и не только
воскресли, но и перешли съ затхлыхъ страницъ „Вѣсовъ"
и Новаго Пути" въ
„Міръ Божій",
„Образованіе" и
„Русскую Мысль". Наконецъ, тогда, какъ и теперь, наш-
лись близорукіе люди, идеализировавшіе свое время и чуть
не возводившее въ культъ уродливыя проявлен® духа, пе-
чальные продукты печальнаTM времени.
Тотъ самый Мережковскій, который и въ періодъ
80-хъ годовъ, взялъ на себя неблагодарную роль апологе-
та декадентства, впрочемъ, еще далекаго тогда отъ пор-
нограф®, и на этотъ разъ выетупилъ горячимъ защитни-
комъ уродливыхъ теченій литературы.
„Они, писалъ Ме-
режковскій о декадентахъ (въ 1893 г.) —единственная жи-
вая литературная сила. У нихъ достаточно въ сердцѣ
огня и мужества, что-бы среди дряхлаго міра всецѣло при-
надлежать будущему" ')• И теперь, когда декадентство
вновь возрождается и приняло въ свое русло потокъ пор-
нограф®, тотъ же Мережковскій утверждаетъ, что „рус-
скіе декаденты оказались первыми русскими европейцами,
людьми всесторонней культуры, достигшими тѣхъ край-
нихъ вершинъ ея, съ которыхъ открываются невидимыя
дали будущаго... Ежели теперь, см®ло заключаетъ Мереж-
ковскій, вся Росс® сухой лѣсъ, готовый къ пожару, то,
русекіе декаденты самыя сухія и самыя верхи® вѣтви, это-
го лѣса: когда ударитъ молнія, они вспыхнуть первыя, а
отъ нихъ весь лѣсъ" 2).
Но мы уже видѣли, что когда ударила молнія, то
она сожгла декадентство, символизмъ и порнографію, и
только тѣ изъ ихъ сторонниковъ уцѣлѣли въ грозномъ
пожар®, кто запѣлъ чуждыя для нихъ пѣсни о свобод®
что-бы потомъ при первомъ попутномъ вѣтрѣ вновь вер-
нуться на свои старыя пепелища.
'
Въ такую же ошибку впадаютъ и другіе идеализа-
торы „новыхъ" теченій литературы. Въ глазахъ, напри-
мѣръ, г. Арскаго, писатели модернисты получили доступъ
въ солидные журналы, благодаря революц®.
„Съ одной
стороны, пишетъ онъ, возникла мысль, что политическій
подъемъ, неизмѣнно связанный съ подъемомъ общежиз-
неннымъ, принесъ свой лоаунгъ—Свобода—и художествен-
ная литература, которая поел® того, что было достигну-
9 Мережковскій „О причинах® ѵпадка литературы"
2) Мережковскій „Русская Мысль" 1907 г., кн. III.

то освобождалась отъ узко служебной роли, ограничен-
ной задачами мѣста и времени, и могла позволив себѣ
роскошь быть чисто художественной и свободно-художе
"»
I®»
та
Г
не только малограмотно,
но и безтолково. Русская художественная литература бы-
ла всегда свободно-художественной, но, конечно не въ
томъ пошломъ смыслѣ, какъ это понимает!'г. Арскій Ни
огромное имя Чернышевскаго, ни его безпримѣрнаи эру!
дитя, ни его жизнь, окруженная ореоломъ мучш! гестіа
И СВЯТОСТИ ни огромная роль, сыгранная имъ УВГ ГЗTM
ты русской общественной мысли не создали ему, однако
имени писателя-художника, не смотря на его тяготѣніе
къ художественной литературѣ. И это потому, что рГ
!М!„КРИТИКа ВСеВДа СЧИТала свободУ необходимым! фак-
тором! художественности, и никакая тенденція не помогала
литературной репутаціи писателя, если онъ былъ лишен!
чисто художественнаTM таланта. Что касается чисто худо-
жественной литературы въ тѣсномъ смыслѣ этого слова-
то эту „роскошь мы позволяемъ еебѣ часто, даже слиш-
комъ часто, и „а ея улицѣ бывали праздники не въ мо-
менты политическаго подъема, а упадка, когда жизнь и
литература сковывались цѣпями реакціи.
Третій апологетъ новыхъ литературныхъ теченій г
Шлъскій той же революціи приписываетъ ихъ происхож-
дение. „Революція, интегрировав-! общественный силы, диф-
ференцировала искусство. Она сжала, какъ
въ
кулак!
разнородный теченщ и растопырила пальцы литературѣ
Скопила, какъ скупой екопилыцикъ протестантскую мощь
и, какъ мотъ расточитель, тратила и тратить силу на ис-
ZT и °ДН0Й бОЛЬШОЙ рѣ,ш
п
°явилась тысяча прито-
Н0МН0ГИХЪ
именъ
ст ал
°
иного. Обособляется и
индивидуализируется творящая личность. Разручеилась вся
литература, прихотливыми излучинами пошла поэтическая
мысль, расплескался стаканъ... Революція создала огром-
ную и длинную похоронную процессTM не только въ жиз-
п1ШБЪ
въ
яитературѣи въ критикѣ; какъ
прекрасная гроза, она смела прошлое, какъ великая буря,
она очистила воздухъ, освободились мѣста, заговорили тѣ
птТ„ХЪ Реакц,я
держала
на задворкахъ. получили
права прежде безправные, и рухнули журнальный басти-
лш и критическіе участки, гдѣ еидѣли старые участковые
пристава, сидѣли и покрикивали, лишали свободы и на-
граждали не за чудную мысль, а всего только за хорошее
поведете... Она еоціализировала жизнь, но анархозировала
искусство и индивидуализировала авторовъ. Большинство
ихъ стали только независимыми, какъ цари, имморальны
какъ боги, и упрямыми, какъ герои. Революціонизмъ ихъ'
не всегда боевой, но онъ у всѣхъ растетъ
протестом!
геволюція духа создала литературныхъ мятежников!,—по-
этических! бунтарей. Ихъ можно осуждать. Но объ нихъ
необходимо думать и съ ними нельзя считаться ибо гря-
дущая судьба того великаго и чудеснаго, что зовется ли-
тературой, въ нихъ однихъ и через-ь нихъ"
')•
Но эту попытку связать попятный литературный дви-
жешя съ революціей едва-ли удачны и нуждаются въ зна-
чительных! фактических! поправках!,, опрокидывающих!
все поетроеше критика. Революція если и свела кого ни-
будь то отнюдь не „журнальный бастиліи".
Какъ разъ
наоборотъ, именно прогрессивная журналистика благодаря
революціи и получила большій просторъ и для болѣерѣз-
кихъ еуждсн.й; и въ этотъ-то періодъ началось еще бо-
строгое отношеніе къ духовной физіономіи писателя и
„чисто художественному" отношенію къ жизни. Если ре-
волюція кого и съѣла, то именно этихъ „чистыхъ худож-
ников! ,—декадентовъ, символистовъ и порнографовъ, ко-
торые въ Цѣляхъ самосохраненія и запѣли совсѣмъ новыя
пѣсни, пока не схлынули грозный волны
и-договоримъ
до конца—пока не пришла реакція, и, очистивъ воздухъ
отъ широких! соціальныхъ и политических! проблемъ и
ихъ носителей, не толкнула интеллигенцію ноеомъ въ кѵчѵ
модернизма и порнографіи.
И еще одна значительная фактическая поправка
Реакція никогда не держала па задворкахъ модернистовъ
и модернизованных! порнографовъ. Исторія учитъ.
что
именно въ эпохи затишья, послѣ грозныхъ вспышекъ, вы-
ползают! изъ всѣхъ щелей модернисты или „поэтическіе
Стр. 155 !ИЩТУЮ
10 " АМ"«"TMР°в-ча:
„Пооѣ Чехова"

бунтари ' на языкѣ г. Пильскаго. Именно въ эти эпохи
пользуясь гоненіемъ на идейно-художеогвснную литературу
и апатіей общества, модернисты и выходили изъ задво-
рокъ и врывались въ художественную литературу Такъ
было въ эпоху директоріи, послѣ декабрскаго переворота
во франціи, такъ было у насъ во всѣ періоды затишья
въ воеьмидесятыхъ годахъ послѣ 1-го марта '), и теперь
послѣ памятныхъ событій, когда реакція одержала верхъ
и открыла широкій просторъ въ область декадентства,
мистицизма и порнографіи.
Мы, должны коснуться еще одной попытки идеали-
зировать новыя теченін русской литературы и выдѣлить
ихъ за скобку реакціи. Мы говоримъ о полных* глубокаго
интереса статьяхъ г. Невѣдомскаго „Въ защиту художе-
ства" 2). Правда, онъ говорить главнымъ образомъ о де-
кадентетвѣ и мистическомъ идеализм*, правда, онъ ищетъ
ключъ къ истолкованію всѣхъ загадокъ новѣйшей поэзіи.
Но не забудемъ, что крупнѣйшія имена порнографовъ вы-
летѣли изъ гнѣзда декадентовъ, что они претенденты не
только на разрѣшеніе половой проблемы, но проблемы
жизни и мысли вообще. А г. Невѣдомскій и сводить всю
современную литературу къ ,,жаждѣ новаго синтеза", къ
етремленіямъ „философскаго типа".
,.Я готовь признать, пишетъ г. Невѣдомскій, что на-
ша современная поэзія въ своихъ исканіяхъ безусловно
порождена не только эстетическими, но и философскаго
типа стремленіями, подобно декадансу французскому,
по-
рождена жаждой новаго синтеза.
„Время наше, если не ошибаюсь, въ этомъ отноше-
нш,—вотъ какое. У насъ положительно начались муки
философскихъ родовъ. Можетъ быть, впервые въ Россіи,
во сколько нибудь широкихъ размѣрахъ, появилась жажда
всеобъемлющаTM синтеза, жажда религіи жизни, міросо-
зерцанія, охватывающаго сущее и должное. Пока общест-
венная борьба шла въ узкихъ границахъ интеллигентской
среды, носила чисто идеологическій и прогіагаторскій ха-
') См. мою работу „Въ сумеркахъ литературы и жизни".
2) „Современ. Міръ" HI—IV вн. 1908 г.
фильство, и западничество „
Й бШ0
славян
°"
ство" Герцена и ни по
- исправленное славянофиль-
ностн^нтТлТигенцЫ побоЫЛ° Т
°
ЛЬК° нормаРTM»ь
„обяван-
ДГвГаго въ неД
^
90-хъ г TMтеллиг.еш<ІИ к*
преобладавшей въ ея средѣ съ
соцГолоTMееTMе0ХДнеоМ:^аТИЧеСКОЙТе0рІИ'
Интересовало
выводы 'Что касается
иГ
"
прак TM
те
TMів
.
Дѣйственные
СЪ первыхъ же лѣтъ м?„иСУЩеСТВеНН0Й ршш'
Не
даРоя'ь
ношеніе
свое ко
вс ей
многосложной
и
„движущейся"

дѣйствителыюсти уже нельзя стало одной публицистикой,
одними первоначальными эскизами религіи жизни. Лич-
ность, втянутая въ этотъ круговоротъ, должна обнять
своимъ сознаніемъ гораздо большее кодичество гораздо бо-
лѣе сложныхъ отношеній и явленій, должна чувствовать
подъ ногами болѣе твердый, цементированный лучшій
фундаментъ. Вотъ, думается мнѣ, основная причина и ис-
точникъ современной нашей жажды къ синтезу. Но отку-
да взять его, откуда заполучить этотъ столь желанный
синтезъ?
„Европейская философская мысль сама находится „еще
въ періодѣ поисковъ: со времени крушенія позитивизма, не
осталось ни одной системы, достаточно могучей и завер-
шенной. Максъ Нордау, съ присущей ему легкостью пера,
вьтсмѣивающій и декадентовъ, и Ибсеновъ, и Ницше, и
Толстыхъ, съ своей стороны не можетъ противопоставить
ихъ поискамъ ничего болѣе утѣшительнаго, чѣмъ „радость
от!, успѣховъ положительнаTM знанія, завоеван® епектраль-
наго анализа" и т. д.
„Вы помните эти грубыя, примитивныя по. аргумен-
там®, но полныя поистинѣ экклезіастической скорби,
страницы толстовской „Исповѣди",
гдѣ онъ съ презрѣні-
емъ отвертывается отъ „науки нашего времени, отвѣчаю-
щей на всѣ вопросы, кромѣ самаго главнаго и единствен-
но нужнаго"...
„Если вы сравните съ этими страницами „Исповѣди"
нѣкоторыя мѣста изъ „Проблемъ идеализма", этого перва-
го проявленія современнаTM философскаго брожен® въ Рос-
с®, вы найдете поразительное сходство,
„Мы наблюдаемъ въ настоящее время,—пишешь на-
примѣръ, г. Булгаковъ,—безпримѣрное развитіе точныхъ
знак®, которому къ тому же не видится конца. Однако,
какъ бы не развивалось положительное знаніе, оно всегда
останется ограничепныыъ по своему объекту,—оно
изуча-
етъ только обрывки дѣйствительности, которая постоянно
расширяется передъ глазами ученаго. Задача полнаго за-,
конченнаго знанія въ мірѣ опыта есть вообще неразрѣши-
мая и невѣрно поставленная задача"... „Развитіе положи-
тельной науки безконечно, но эта безконечность является,
и силой и слабостью положительнаTM знанія: силой въ томъ
смыслѣ, что нѣтъ и не можетъ быть указано границъ на-
уки въ ея постуііательномъ движеніи, слабостью же въ
томъ смысл®, что эта безконечность движенія обусловли-
вается именно неспособностью разума окончательно разр®-
шить свою задачи,—дать цѣлостное знаніе"...
„Но человѣку необходимо имѣть цѣлостное представ-
леніе о мірѣ. Ему необходимо также получить отвѣты на
нѣкоторыя вопросы, которые уже совершенно
выходятъ
за поле зрѣнія положительной науки и не могутъ быть
ею даже и сознаны"...—„Для челов®ка, какъ разумнаго
существа, безконечно важнѣе любой спепіальной теоріи
представляется р®шевіе вопросовъ о томъ, что же пред-
ставляетъ собою нашъ міръ въ цѣломъ, какова его суб-
станція, имѣетъ ли онъ какой нибудь смыслъ и ра-
зумную цѣль, имѣетъ ли какую нибудь цѣну наша жизнь
и наши дѣянія, какова природа добра и зла и т. д. и
т. д."
• „Я нарочно взялъ эту цитату изъ г. Булгакова, ибо
въ качеств® не особенно сложнаго мыслителя, онъ съ не-
обычайной—прозрачной можно сказать,-—ясностью,
изла-
гаетъ и свои недоумѣнные запросы, и посильные свои от-
вѣты на нихъ. Очень быстро на протяженіи какихъ ни-
будь 2-хъ 3-хъ страницъ, этотъ авторъ подходить къ
окончательному теоретйческому „оправданію" метафизики,
такъ и мистики. Эволюція, начавшаяся въ этомъ недав-
немъ яромъ экономическомъ матеріалиетѣ, вскор® приво-
дишь его къ мистик® „неохристіанской", о отъ нея онъ
все больше и все ближе подходить даже къ православію.
Уклонъ и движеніе по уклону настолько типичное, такъ
многое и такъ наглядно уясняющее, что я не разъ еще
буду возвращаться именно къ трудамъ г. Булгакова. А
теперь, въ pendant къ толстовской „Исповѣди"
и „фило-
софской" цитат®, только что мною сдѣланной, приведу сти-
хотворную иллюстрацію на ту яіе тему. Стихотвореніе это
принадлежишь г. Вячеславу Иванову, одному изъ глав-
ныхъ теоретизаторовъ современной мистической поэзіи и
написано имъ почти въ ту же пору, къ которой относит-
ся и статья г. Булгакова, а именно въ 1903 г.
„Безпредѣльный, безнадежный,
Въ мірѣ мракъ, и мракъ въ груди;

Неизслѣдный, неизбѣжный,
Позади и впереди...
Друженъ скептикъ въ общей
дол ѣ
яъ вызывателемъ
тѣней,
Въ мир! еъ мистикомъ аѳей-
„Населяйте мракъ по волѣ—
Пустота всего страшнѣй"
ёыTM Г
•
истолкованію всѣхъ загадокъ всей но
за ѵзкія истппо "°Р"-Р
а
Ф--реанціей или -^vnSüf
ЯГбаудтИо
ГнъГ!—
историческому моменту. Онъ говорить: теперь
TMйЛИкГаШнРаарСоПдГС„Ь На ЦѢЛЫЙ РЯДЪ иолитвще'скихъ пар-
идеологичоскаго возд!йствія""ТиЯ т Т
нГ"
цитат! изъ „Проблем! идТализма" (ШІѴГсГлкГTM
—
"
евр
°
п
«
Философской мысли явствуй
етъ какъ широко раздвигаетъ рамки вопроса г. Невѣдом-
^1юТцГИГаЯ еГ
°°
ЛИНаК0В0 ДаЛеК
°
и
РеакцГн нГъ
Интересно, что полемизируя съ Мережковским* с Но
в!домскій совсѣмъ не замѣчаеІъ, что пёвт0ряетъ " рѴёмен
тацно своего противника. Еще' въ 1893 гаду въ' с'воёй
книг!, посвященной причинам! упадка литературы г Me
режковскій указывает! на банкротство науки на "я огра
ниченность, на ея пассованіе передъ самХѴчитеІХё
чину упадка тѣмъ, что „современное поколѣніе им!ло не-
') „Совр. Міръ", кн. III. 1908 г.
счастье родиться между двумя мірами на перевал! отъ
крайняго матеріализма къ свободному идеализму. Вотъ
ч!мъ объясняется его слабость, болѣзненная тревога, жад-
ное исканіе новыхъ идеалов! и какая то роковая безплод-
ность вс!хъ усилій Лучшая молодость и ев!шесть талан-
та уходить не на живое творчество, а на внутреннюю
ломку и борьбу съ прошлым!, на переходъ черезъ бездну
къ тому краю, къ тому берегу, къ предѣламъ
освобожденнаго художесгвеннаго идеализма" ').
Но независимо отъ этого аргументація г. Нев!дом-
скаго виситъ въ воздух!, и для обоенованія своей централь-
ной мысли ему пришлось допустить цѣлый рядъ погрѣш-
ностей противъ фактовъ. Русская интеллигенция только
теперь охвачена жаждой синтеза, религіи жизни, фило-
соф*. До сихъ поръ она будто питалась суррогатами фило-
соф*, публицистическими доктринами. Такова мысль г. Не-
вѣдомскаго. Но какъ это старо и затаскано. Если въ ва-
шей памяти не сохранились упреки Юркевича по адресу
Чернышевскаго (еще въ 60-хъ годахъ), то припомните
Юркевича 80-хъ годовъ—г . Волынскаго.
Припомните его смрадныя страницы о Добролюбов!,
Писарев!, Чернышевскомъ, Михайловскомъ. Всѣ они въ
глазахъ Волынскаго „не обладали знаніями въ области
философ*",
„были чужды философскаго образованія", ли-
шены философскаго воепитанія" и т. и.
-) . Но Волынскій
все же не заходилъ такъ далеко, какъ г. Нев!домскій.
Отрицая философское воспитаніе за Бѣлинскимъ, Добро-
любовым!, Чернышевскимъ, Писаревым!, Михайловским!,
онъ его признавал! за Кир!евскимъ, Юркевичемъ. Г. -же
Нев!домскій въ этомъ отношеніи совершенно отказывает!
русской интеллигенціи ..
Впрочемъ, г. Нев!домскій одно иеключеніе дЬлаетъ,
и это то обстоятельство окончательно губить его аргу-
ментацію. Иеключеніе это д!лается для гегеліант-
ства. Ни если гегеліанство—гегеліанство, конечно, на
русской почв!,—было религіей жизни, жизнью при свѣтѣ
') Мережковскій. „О причинах* упадка литературы", стр. 67—100,
2) Волыискіб. „ Руескіе критики", стр. 177, 209, 211, 491. 549
562, 599.
'
'

философ,и, то на какомъ основаніи г. Невѣдомск® отка
зываетъ въ этомъ позднѣйшему матеріализму Z
шести
десятыхъ годахъ), позитивизму (въ семидесятых®) диалек-
тическому матеріализму (девяностыхъ), нитдшеанствѵ и
прочими философскими синтезами на которыхTM покорись
н славянофильство, и западничестео, и нигилизмъ
и на-
родничество, и марксизму и анархиями—эти пубіицисTM-
ческш доктрины, который давалн отвѣгь на вопрХъ о ме-
тодахъ вмѣшательства въ общественную или нацХальнѵю
жХи?" И Тг
ЭТ0Й °бщестзеяя°й
или національной
жизни? И если Станкевичъ и Бѣлинскій и выдѣлившая
ихъ изъ своей среды русская интеллигенція мучились Гж-
ДОЙ всеобъемлющаTM синтеза, жаждой релит® жизни м,р1-
созерцай,я, охватьшающаго сущее н должное,
топочему
не переживали этихъ мукъ и Хомяковъ, ц Кирѣевск®и
Аксаковы, и Герценъ, и Огаревъ, и Чернышеве«®
и До!
бролюбовъ, и Писаревъ, и Михайлове®, и ІТлехашвъ и
раздѣлявшая ихъ воззрѣнія интеллигенц®:'
,лехановь
и
нѣкотTM„Г
ИСТ°РІИ раЗВИТІЯ русской
мыс ля
есть
XeeTL °собеяносTM-
есть
Рѣзкій отпечатокъ тѣхъ исто-
пХоХІГ °В,Й
'
ПР" КОТОрыхъ РУССК0® интеллигенц®
приходилось и приходится жить. Въ силу ли угнетеннаTM
положешя на,,ода и интеллигенп® или особенностей всѣхъ
молодыхъ нац®, но русская интеллигенц,® въ массѣ „и!
когда не увлекалась философіей ради философіи, никогда
сов! I
ж-ВЪ КРУГУ спепіально философских^ интере-
са
НѲ
ею
°тъ
"
ина была для интеллигенцщ настоящей релягіей жизни,
г- е . не комплексомъ отвлеченныхъ идей, не меютвой ло
=1"»'
а
с^нтезомГ „fpoe-
зерцаніемъ, охватывающимъ сущее и должное И вотъ
ХееХоНаДСТр0ЙКИ На Ф
ил
°софскихъ системахъ больше
ZZTTTM Русскую интеллигснцію, чѣмъ самые фило-
софеше фундаменты, и построенные на нихъ западниче-
си мъСГлЯиНОфИЛЬСТВ°'
НИTMЛЯЗМЪ- народничество, "марк-
сизмъ были истинными релипями жизни, не только бро-
ГГЙГЙ СВѢ'ГЪ На
все Сущее
'
н
°
и
должное, не
только удовлетворявшими запросы ума, но и совѣсти, не
інш® !аВаВШИМИ н
зв
ѣстное направлен® мысли интеии-
генцш, но и ея волѣ. И вотъ почему, если русская ин-
теллигенція и не дѣлаетъ еерьезныхъ вкладовъ въ фило-
софTM, то ея жизненный путь полить ея кровью и безчис-
ленными жертвами, и если она выдѣлила изъ своей среды
мало философовъ, зато много подвижниковъ жизни. И пусть
г. Яевѣдомек® иронизируетъ надъ «суррогатами филоео-
фш", но они были тѣми маяками, при свѣтѣ которыхъ
русская интеллигенц® разбивала оковы русскаго народа и
вела его изъ царства рабства и темноты къ солнцу прав-
ды и свободы.
Въ появленіи и потугахъ наш ихъ модерниетовъ и
порнографовъ г. Невѣдомск® усматриваетъ какую то осо-
бую жажду синтеза, религіи жизни, жизни при свѣтѣ фи-
лософш. И это онъ объясняетъ тѣмъ, что переживаемый
моментъ—революціонный и послѣреволюціонный—измѣнилъ
и усложнили сравнительно простыя отношенія; интелли-
генцщ распалась на парт® и на группы, и на сцену исто-
рической жизни выступил!, народ!,. Но вѣдь наши модер-
нисты—продуктъ не только вчерашняго дня. Вѣдь поя-
вились они еще въ концѣ періода, называемаTM восьмиде-
сятыми годами. Вѣдь именно тѣ изъ нихъ, которые за-
нимаютъ г. Невѣдомскаго, были замѣтными величинами и
10 лѣтъ тому назадъ; наконецъ, для доказательства жажды
религш и всеобъемлющаTM синтеза жизни, охватившихъ мо-
лодежь, г. Невѣдомскй.вѣдь приводить цитату изъ Про-
блемъ идеализма"—коллективнаTM философского сборника
вышедшаго еще въ 1903 году. Очевидно, переживаемый
моментъ здѣсь не причемъ. Значить, „жажда синтеза" на-
чалась задолго до момента, когда интеллигенц® расколо-
лась на парт,и, а народъ выступилъ на арену историче-
ской жизни. Да и независимо отъ всѣхъ этихъ фактиче-
скихъ ошибокъ, какой грѣхъ противъ исторіи только со-
времениымъ модернистамъ приписывать особенную жажлѵ
синтеза и страхъ передъ идейной пустотой! Эта особен-
ность всей русской интеллигенц® красной нитью прохо-
дить черезъ вею ея исторію.
Мы остановимся, наконецъ, еще на одной попыткѣ
объяснить причины усиленнаTM вниманія къ новой литепа-
турѣ, главными образомъ той, которая выдвинула наглаз-
ный планъ проблему пола. Мы говоримъ о брошюрѣ г M

Тригорина „Проблема пола и „Санинъ" Арцыбашева" >)
I. Тригоринъ беретъ подъ свою защиту литературу трак-
тующую половыя проблемы. Если эти вопросы поставлены
на очередь, если къ нимъ такъ тяготѣетъ вниманіе обще!
етва, то Дѣло вовсе не въ дурныхъ вкусахъ и не въ реакціи
Во первыхъ, много значитъ острота самой половой про-'
блемы. „Еще нѣсколько тысячъ лѣтъ токуназадъ, пишетъ
г. іригоринъ, великій пророкъ Моисей начерталъ на скші-
жаляхъ, явившихъ міру суровые и непреклонные законы
общежитія, безсмертную заповѣдь „не прелюбы сотвори"
оаповѣдь эта Н3 была построена исключительно нафѵнда-
ментѣ релипозныхъ воззрѣній народа,-она явилась жи-
вымъ органическим! продуктомъ всего его бытового и эко-
номического уклада. Уже въ тѣ отдаленный времена кон-
фликт! между плотью и духомъ проклятіемъ тяготѣлъ
надъ человѣкомъ. И Моисей, включивъ эту заповѣдь въ
число вѣчныхъ незыблемых! законовъ, провидѣлъ проро-
ческим! окомъ, что вопросъ пола будетъ всегда занимать
кардинальное мѣето въ человѣческой жизни
И вся по-
слѣдующая историческая дѣйствительность послѵжила не-
опровержимымъ доказательствомъ правильности е'го геніаль-
наго и трагичеекаго прогноза. Давидъ и Соломонъ Ма-
гометъ и апостолъ Павелъ, Неронъ и Каракалла, Валерія
Мессалина и Екатерина Медичи, Лукреція Борджіа и Іоанна
д Аркъ, Микель Анджело и Данте, Паскаль и Руссо Лю-
довикъ XVI и Наполеонъ, Гете и Жоржъ Зандъ,—у'всѣхъ
этихъ людей, служивщихъ такъ или иначе рычагами міро-
вой исторш, людей, у которыхъ жизнь духа превалиро-
вала надъ всѣми остальными моментами ихъ психики, даже
въ нихъ инстинктъ иола являлся регулирующимъ факто-
ром! жизни. Начиная съ первобытнаго дикаря, воплоща-
ющаго всей своей индивидуальностью голый • инстинктъ
вплоть до вылощеннаго, сдавленнаTM моралью цивилизован-
наTM гражданина, полъ,—эта неутолимая жажда и неот-
вратимая необходимость, — изначала присуща человѣку.
Поль—высшее благословеніе бытія и его проклятіе, всегда
рождалъ трагедію: духъ и тѣло, мысль и инстинктъ въ не-
3) М. Тригоринъ.
„Проблема пола и „Санинъ" Арцыбашева.
гетевскаго Фауста воскликн?!ь!
патеромъ изъ
Вѣчный восторгъ живой,
Пламя любви святой,
Муки кипучей сласть,
Нѣжная Божья страсть.
Пусть я сгорю во прахъ,
Пусть я сгнію въ цѣпяхъ,
Бей меня на смерть, громъ:
Рухни скала кругоыъ,
Плоть мою, тлѣнъ страстей,
Все умертви.
Пусть лишь горитъ яснѣй
Сѣмя любви!"
ну о шествен-го интереса и по/тавил/ eeÄ к"! Zy
запросов!
к!!
УРитанскимъ умолчаніемъ
стин!!Гвч
"Р
аС0ТЬ
'
во
°бщеи
полового
ин-
зашсХгіе50Âr"°
РуССКая °бЩественная мысль
я Уорно отмежевывалась отъ
н я ОбществешшTM Явившись на смѣ«У «Р^няго нанряже-
SS £ЕН Г=і=
'
"nZZloZZ, ЗНаЧеШЯ«ВѣЧН0 живой проблемы пола".
женіе Й,ZPZl ЯВЛЯеТСЯ Не поэтическое вообра-
етъ критикTM °ибЪ
е—;о ТрИГ0Рина едва TM выдержива-
рыми ѴнГопЛІTM соотвѣтствуетъ фактамъ, съ кото-
°
мъиавт
°Р
ъ
брошюры. Вотъ почему онъ пер-

вый выдвигаетъ противъ себя же аргументы. Настаивая,
напримѣръ, на томъ, будто русская литература сознательно
замалчивала запросы красоты и полового инстинкта, г. Три-
горинъ нѣсколькими страницами ниже говорить иное, что
русская литература всегда чутко отражала внутренніе им-
пульсы человѣческой психики и что она не оставалась
глуха и къ половой проблемѣ. Такъ. напримѣръ, онъ ссы-
лается на „Бездну" Л. Андреева. Но можно указать на
примѣры болѣе ранніе. Можно указать и на „Полиньку
Саксъ" Дружинина, и на извѣстные романы Авдѣева, и на
„Отцовъ и дѣтей" Тургенева, и на „Что дѣлать?" Черны-
шевскаго и на другія нроизведенія русской литературы.
Ни русская мысль, ни русская жизнь не отмежевывались
никогда отъ половой проблемы. Правда, никогда она не
ставила вопроса такъ обнаженно, такъ уединенно, какъ те-
перь. Но вопросъ все же часто ставился и по своему рѣ-
шался. Съ этой постановкой вопроса и его рѣшеніями
можно не соглашаться, но упрекать русскую литературу
въ томъ, что она сознательно отмежевывала себя отъ од-
ного изъ кардинальныхъ вопросовъ личной жизни—значитъ
взводить на нее напраслину.
Вотъ почему намъ кажется неудовлетворительной по-
пытка г. Тригорина объяснить расцвѣтъ нашей порногра-
фіи сдержаннымъ отношеніемъ русской литературы къ по-
ловой проблемѣ.
Мы обозрѣли нѣсколько попытокъ идеализировать но-
выя модернистскія теченія съ ихъ культомъ „тѣла", „эсте-
тизма" и „половой провокаціи" съ ихъ экскурсіями въ
область мистицизма, порнографіи, сафизма и прочихъ из-
вращенностей. Всѣ попытки связать ихъ то съ револю-
ціей, то съ какимъ то особеннымъ полетомъ духа и осо-
беннымъ исканіемъ религіи жизни намъ кажутся несостоя-
тельными. И связь ихъ съ декадентской и порнографи-
ческой литературой восьуидесятыхъ годовъ, и эволюція
ихъ въ связи съ исторической жизнью Россіи, и анализъ
переживаемаго момента въ связи съ идеями новыхъ тече-
ній приводятъ къ непоколебимому выводу, что модернист-
скія теченія, а, главнымъ образомъ, интересующая насъ
порнографическая литература—продуктъ той реакціонной
волны, той апатіи, той жажды отдыха, того попятнаго дви-
пТпм^ °бще(Гтва>
т ого
отвращенія къ широкимъ полиіиче-
скимъ и соціальнымъ проблемами которыя обыкновенно
сопровождаюсь реакціонныя эпохи и которыя сейчасъТе-
реживаетъ русская ннтеллигенція.
сейчасъ пе
Подробный анализъ наиболѣе крупныхъ произведе-
на порнографической литературы къ которому мы сейчасъ
перейдемъ, еще болѣе убѣдитъ насъ въ этом? и еще бо-
лиН^Г 0С«ВѢТЙТЪ Т0ТЪ жалкій »синтезъ жизни", ту „ре-
;ГЦІО„ЬНОЙ ІОТОГ*
ВЫБР0ШЕНЫ
НА
—

Глава седьмая.
Современная порнографическая литература.
Ея серьезное симптома-
тическое значеніе.
„Санинъ" М. Арцыбашева" Отношеніе къ Санину
русскаго общества, молодежи и критики. Внѣщнля манера письма въ
„Санин*".
Санинъ, какъ жизненный тилъ.
Отношеніе къ нему
М. Арцыбашева. Санинъ и Базаров*. Фшгософія Санина. Санинъ въ
Преемственная связь современной порнографической
литературы съ порнографической литературой восьмидеся-
тых! годовъ, кровная связь съ историческим! попятнымъ
моментомъ, послѣдовавшимъ вслѣдъ за недавними вспыш-
ками, не оставляют! ни мал-Мшаго
сомнѣнія въ ре-
акционном! характер! творчества молодой плеяды писате-
лей и знамени, водруженнаго ими въ литературу. Схлы-
нувшая бурныя волны обнажили болото порнографіи, об-
разовавшееся еще въ 80-хъ годахъ. И оттуда вновь поне-
слись новые и свѣжіе голоса на старый мотивъ:
Въ разврат! смѣло утопай,
Другихъ не видно и дорогъ.
Началась энергичная пропаганда старыхъ эпикурей-
ских! идеалов!, казалось, давно уже похороненных* и по
своей односторонности, и по своему несоотвѣтствію и на-
тур! русской интеллигенціи, и выпавшимъ на ея долю
задачам!, и ея исторической миссіи, й, наконецъ, общимъ
условіячъ русской жизни. Въ этомъ и заключается самая
скорбная черта переживаемаго нами момента. Порногра-
фичеекій элементъ съ улицы и задворковъ письменности
ё;ГетранВиѴ~ГУея нГнTM ёй Г^
^
лись въ святую 'святы*',rZZ I
й молодежи, ворва-
генцію и вш ли въ „!KoPTyooof e^H3HB~PyCCKyro
ОНИ НЁНОСРИЕ^TMЕСTMЁГО;ГОТОДЕГЪТЖИГ„АРИГНІЮ'
3
ЧТ°
же нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣёГя
ЭТ°"Ъ такъ
наибол!е р!зкіе критики молодой ^ дѣйствнтельно, даже
зв!здъ не могутъ, 'однако,Т^изн^Г
ЛЯТTMВЫ-
художественной силы ,). Что касается ея„„.
ог
Р°м«°й
голоска жизни, то
уже'громадный°Т"
туры, вниманіе поеиятоиио» ъв
новой литера-
«ядвйзяEr--'
турѣ, какъ къ „лупанаоной" ѵпоТо
•
00
лил
ера~
женіямъ находящимся Rb Hoaу одо®
лен1е ея къ изобра-
nografieo з), какъ „ ^HTLH „т ъИТаНСК°МЪ gabinett° Р®"
русло русской лётегатѵоы II
ВРвМЯ
'
ко не
TM°). главное
ли и ZTM"', кГ„^Гьа^ГъТВсГа^Т.
е
ГСга"а"
—<ниг*„Лк>-
скаго въ .іОЖГн-^Е
1907 и 1908 г.г . II. ПялГ
башевѣ, Сологуб*.
'
Чуковская въ статьях* объ Арцы.
зованіи" аС
а»-
6Р»ш»РУ Бар,нова о6ъ Арцыбашев*, отзыв* въ
„Обра-
студентовъ", лек^
7 т 'ЧГ"*
з. л -йл; ^-^
и люда"
и СІаІЬЮ

переживаемаго момента, она важный соціологическій фактъ,
она фокусъ—зафиксировавшій извѣетныя общественны!
настроенія, и поэтому, какъ отрицательно къ ней ни от-
носиться, пренебрегать ею нельзя и морализировать надъ
нею слишкомъ недостаточно. Она выросла на почвѣ елиш-
комъ сложной сѣти "чіолитическихъ, соціальныхъ и психо-
логическихъ уловій, что-бы дешевымъ негодованіемъ можно
было отъ нея отдѣлатъея.
Наиболѣе яркая звѣзда въ созвѣздіи молодыхъ та-
лантовъ—это Арцыбашевъ, и самое выдающееся его про-
изведете это „Санинъ". Эта центральное боевое произве-
дете переживаемой литературной эпохи не только по ин-
тересу, вызванному имъ въ обществ®, не только по рѣдко-
му успѣху, не только по числу вызванныхъ имъ коммен-
таріевъ, напоминающему „Отцовъ и дѣтей" Тургенева.
•I „Санинъ" самое типичное, самое красочное, самое талант-
ливое и, наконецъ, самое смѣлое йіѳво въ мірѣ новаго те-
ченія литературы, гдѣ жизнь рисуется какъ сцѣпленіе
темныхъ и сл®пыхъ случайностей, среди которыхъ царитъ
стихійвая, полная разныхъ наслажден® сила полового
чувства. Все то, что у другихъ художниковъ обрисова-
но несмѣлыми штрихами, у Арцыбашева вызывающе смот-
ришь съ обширнаTM и яркаго полотна. Все то, что еле
слышно въ творчеств® товарищей по перу Арцыбашева, у
него звучитъ громко, см®ло и ясно. И та основная идея,
которая у многихъ окутана въ рядъ туманныхъ фразъ, у
Арцыбашева выступаетъ съ ясностью, недопускающей ни-
какихъ кривотолковъ.
И раньше всего нельзя не обратить вниманіе на ту
манеру письма, которая подъ перомъ Арцыбашева полу-
чила законченную обработку. Едва ли у кого изъ совре-
менныхъ писателей сексуальная манера дошла до такой
откровенности '). Черезъ всего „Санина" проходить идея
I о превалировав® иадъ всею жизнью человѣка полового
чувства. И въ соотвѣтств® съ этимъ все, что имѣетъ от-
ношеніе къ половой жизни, даже многія сокровенНыя ея
подробности, доминируютъ въ манер® письма Арцыбаше-
9 Интересно, что въ Италіп, имѣюіцей своего Боккачіо, не рѣ-
шаются переводить „Санина".
Хн1ВОрГиХВХГрЙ®ХаХ
—- ДО того, что
„старчески похотГв^ П й X ВЪ ••Санан
'
і"> что то
шагу у АрцыбаГва фнгуЦйтъ ВжТее
„
ЛЬН0' "
а Ка?ДОМЪ
„мягкая упругая", то ,поГая"
то я1аЯ
ГрУДЬ > т0
то „бѣлорозовая съ ѵпоѵгХ 4
"
бѢ.Лая
не
Уловимая" ,
жая на грозди невѣломаTM
за
кругленіями", то
„похо-
изобиліе эпитета«Х!„ Р
'
9Краснаг0
"лода". И все это
равное въ женщин®—это грущ!' ТяХ^сТ
фигурируютъ женскія ноги, пуTM живптъ я
»<No0"
это рисуется въ моментъ, главнымъ і
'
е Дра
'
и
все
возбужден® и ужъ во всякХ TM*обра30мъ
полового
Домъ зрѣнія а именно, что женщин! Г"
°ДВИМЪ уг
"
Де всего".
Этѵ „MTM,„
ГЩTMа
-самка, иэто лреж-
всего связываешь с! половой«IT*
Арцы6ашевь !аще
лыя ноги безстьтдно ГTM
фимолопей и у „его „го-
OTbHpHKoe:irB °o6TM»ye~HOovKC:PaIÜHO В3»аютъ
пущенные волосы и утиГ^л'^
'''
ѢЛ°'
рас
"
-Г -то
дикую вакханалію
сладшетрастной^Хстоко!
описа^ГиС1олХыхГГуб,Ге®йИ7аИХTMоПУСТ лTM СЪ ТѣTM
тратитъ свои ярч® кваски н!'«!
ьото
рыя Арцыбашевъ
весть. Въ области половыхъ ощущеншХХ^
CDpaMNo
вокласснымъ художником!»
У
Н''
яв
ляется пер-
емъ физшлогичікихъ, ан1омическихъКиаСОЧНОСТЬЮ
'
обилр
"
подробностей соаеюшенио ч!!
психологическихъ
цыбашевъ въ эХГотнотен®
СЛаВу Моппасана. Ар-
не только русской н! Гв1е!1ой ГЛЪ Н°ВуЮ
СТранияУ
эта жажда ярких!
?
,
литературы. Конечно
Дражаюншхъ эпитетовъ!Хтоікшаніе ЯагР
омож
Ден
'
е
Раз-
МЫХЪ интимныхъ переживав® TM
Ъ °ДН0МЪ из
'
ь
са
"
бредовыя описан® тTM
t
есть "ZT4^" '
Т°ЧН0
падно-евпоиейскпо „„„„
нѣчто новое въ за-
Мо„„аса„Ра, TMГи^пУГTMС;ВеЧНП0Й литяР
а
тУРѣ. Но „и у
ляетъ „и главне® канвы творчества"!! Г
,
ПреДСТавГ
в- произведен®. СексуальнГ Хроб^ГГу ZTI
здоров1і„Х0р,ееЛст"а'«КН"Га
"
ЛЮДИ'
27' Омедьченко „Герои не

другого тонутъ въ ярких* картинахъ социальной и быто-
вой жизни. У Арцыбашева-же половой инстинкт*,
поло-
ваи жизнь—это спеціальнан тема его „Санина", окраши-
вающая все произведете до малѣйшихъ мелочей, и
если есть что нибудь „старчески похотливое" (по выраже-
нію Горнфельда) у писателя, то не только въ присграстіи
его къ сексуальнымъ подробностям*,
но въ самой идеѣ
„Санина", для которой всѣ мелочи только
необходимый
антураж*.
Мы подходим* таким* образомъ, къ центральному,
что есть въ „Санинѣ",
къ главной его идеѣ и главной
фигурѣ, доминирующей над* тѣмъ пестрым* міромъ, ко-
торый выведен* въ роман*, и которая вызвала къ себѣ
такое восторженное поклоненіе.
Конечно, восторженное отношеніе къ Санину не мо-
жет* быть цѣликомъ отнесено за счет* руссКаго обще-
ства и русской молодежи. Но безпристрастіе вынуждает*
отмѣтить, что увлеченіе Саниным*—увлеченіе не только
читающей черни, падкой на все пикантное, грязнящее и
дразнящее воображеніе, не только незрѣлаго юношества,
для котораго такъ обаятельна личность смѣлаго, гордаго,
всеотрицаюіцаго и на все дераающаго юноши Санина. Но
Санинымъ увлекалась и увлекается молодежь, въ глазахъ
которой Санинъ—символъ новой грядущей силы, смѣло
идущей противъ всякой рутины, освященной вѣками. Ки.
Ев. Трубецкой былъ недалекъ отъ истины, когда свидѣ-
тельствовалъ, что „этотъ герой съ его отрицаніемъ само-
пожертвования, съ его равнодушіемъ къ общему благу и
презрѣніемъ къ революціи, два года тому назад* былъ-бы
предметом* всеобщаго презрѣнія, теперь онъ вызывает*
^ энтузіазмь и собирает* вокруг* себя восторженную тол-
пу подражателей" '). Наконец*, Санинымъ увлекалась даже
серьезная литературная критика, усматривавшая въ понв-
ленін произведешь Арцыбашева цѣлую эпоху.
Не говоря уже о томъ сочувствіи къ Санину, которое
ярко проявлялось во время многочисленных* бесѣдъ, ре-
}) „Московскій Еженедѣльникъ" 1908 г.
"й 17,
фератовъ и лекцій о Санинѣ, нельзя не остановиться на
одномъ интересном* печатном* документ*, Только на днях*
вышелъ интересный коллективный сборник* харьковских*
студентов* съ характерной для части молодежи статьей о
стого-
Авт°Р
ъ взялъ
эпиграфом* къ ней стихи Тол-
Разорвавъ тоски оковы,
Цѣпи пошлый разбивъ,
Набѣгаетъ жизни новый
Торжествующій приливъ,
И звучит* свѣжо и ново
Новых* силъ могучій строй.
Уже одинъ этотъ эпиграф* ярко передает* прекло-
неніе составителей сборника перед* Санинымъ. И дѣй-
ствительно Санинъ для нихъ „красивый, сильный жизне-
радостный . Міросозерцаніе его „опредѣленно и просто"
Санинъ всюду вносит* съ собой „простоту и естественность'
любовь къ природ* и свобод*, къ природ* и жизни"
И
наконец*, Санинъ „отъ сѣрой и безцвѣтной мѣщанской
насквозь пропитанной ложью и зломъ, уходить въ свѣтлѵю
даль, навстрѣчу восходящему солнцу, новой жизни, луч-
шему будущему. Навсгрѣчу тому далекому будущему, ког-
да жизнь не будет* тюрьмой, когда человѣкъ будет* раз-
виваться и расти свободно; ни воспитаніе, ни школа
ни
общество не будут* ломать и уродовать его; когда не бу-
дет* борьбы, не будет* злобы и ненависти, цѣпей и эша-
фотов*; когда не будетъ соціальнаго неравенства, не бу-
дет* униженных* и оскорбленных*; не будетъ ни элли-
нов*, ни іудеевъ; когда будут* вс* равны и свободны, всѣ
люди будут* оратьями, когда будетъ только свободный
труд* и свободная любовь, и будетъ только одинъ храмъ—
всеобщаTM счастья" 2).
^
Вотъ до чего дошло восторженное отношеніе къ Са-
счастьяНЪ ВѲДеТЪ
'
оказывается
> ПРЯМ0 въ храм* всеобщаTM
Не менѣе восторженно относится къ Санину молодой
!) Тамъ же статья Мих. Грейденберга. Стр. 159-174
') Сборник*. Харьков*. 1908 г.

* критикъ Барановъ <). Для него Арцыбашевъ
„ пѣвецъ
Г"аГ0
ЧеЛовѣка
"-
„Санинымъ" Арцыбашевъ mo-
"
Шръ индивидУальныхъ чувствъ и ощущеній
человѣка, душа котораго не состоитъ изъ шаблонных!! кѵль
турныхъ цѣнноетей, а сложилась свободно и своеобразно
питаясь лишь соками, которые щедро влила въ насъ np?
рода . „Санинъ окружаетъ себя и дышетъ атмосферой дѣй-
! ZZITJT инди вядУа?
и
*TMа"* Онъ обладаетъ „необыкно-
ZZ
УМ°МЪ J онъ
многогранный, солнцеликій,
змѣегибкій, бѣсомудрый".
„Въ общемъ, то свѣжее
здо-
ровое и новое въ психологіи Санина, что художникъ не-
сомнѣнно противопоставитъ вымирающвмъ Сворожичамъ
какъ залогь свѣтлой жизни грядущаго сверх ь-чело"-
это та внутренняя гармоничность индивидуализма, гдѣ глу-
бокая и гигантская мысль тѣсно, незримо сплеткется съ
могучимъ, здоровымъ инстинктомъ".
Санинъ, наконепъ
„
та
ІИГура' Которая идетъ
широкими, сильными шагами на'
Говѣга" -
Лучезарньшъ «нертаніямъ грядущаго солнцаTM!
И, наконецъ, не менѣе восторженную опѣнку даетъ
Санину не молодой уже критикъ на страницахъ солиднаго
и не молодого уже журнала.
„Въ мартовской книгѣ „СовременнаTM Міра", пишетъ
г. пранихфельдъ, продолжаетъ печататься романъ M Ар-
цыбашева „Санинъ".
Въ отношеніи людей между собой
много условнаго.
Встрѣчаясь, люди въ большинствѣ слѵ-
чаевъ привѣтствуютъ другъ друга веселой улыбкой не толь-
ко не испытывая при этомъ никакой взаимной симпатіи
но, наоборотъ, относясь другъ къ другу совершенно рав-
нодушно или даже пренебрежительно. Ихъ веселый улыб-
ки, крѣпкія рукопожатія и веселая болтовня предназнача-
ются только для того, чтобы можно было удобнѣе и ско-
р
разойтись въ разныя стороны, не причиняя взаимно
другъ другу никакой тревоги. И, однако, это случайное и
условное выраженіе радости, которой на самомъ дѣлѣ нѣтъ
И быть не можетъ, съ теченіемъ времени начинаетъ при-
сіонистъ.^Кіевъ^1908 °г Ъ'
*УДожннкъ вмпрес
знаваться при взаимныхъ встрѣчахъ необходимы,,,.
„
б!ТъѴг!,аГбы'„:
г
ГзГ"ь
доумѣнія, раздраженія и недовольства ГЕ"
^
тшвающихсГлюдТ"
кккъ'6~УШ'Я большинства с!ал-
ВИдуаль Гйе чЯеРлКЛ ГчГкТлТГс Е"81
""
rirr
У~ 'и
для
тГ
романа,—является человѣком'к~
И°е дѣйствУ'ощее
лицо
ОТЪ всего
что онъ
„
'
еов еР швнно
отрѣшившимся
НЫМЪ, - И
'вГэТОМъ За1,ПЧЧРИЗНАЕТЪ ВЪЖИЗНИ ЛЮДЕЙ УСЛ°В-
ВЪ личноеTM самаTM гТГ
*
ГЛаВНЬІЙ
и
«TMресъ,
как ъ
цѣломъ"
•).
іерин'
т акъ
и
к
°
всему роману
въ его
Такимъ образомъ, окружается ореоломъ „Санинъ" не
*) „Обрдзованіе" 1907 г К„ TV* ir
отношеше „Образован«« къ
Саникув„КДУ'^
°ГОЕОР1«ьм,
что
же г. Кранихфельдъ вцослѣѴыя CaLTM ^
ДСТВ'И f
"
ѣнвлось*
комъ, которому нѵжяо
Панина обозваль больнымъ человѣ-
мь, встрѣчаемъ^
немъ ï
TM;
TM'",, Ещв б
°„
Лѣе
^
„Образованіе" 1908 г.,
кя III и IV).
"
Са'TMРы и нимфы".

только какъ литературное произведете, но и какъ жиз-
ненный ТИПЪ. Это не просто человѣкъ, связанный кров-
ными узами съ окружающими людьми... Это не просто че-
ловек*, съ присущими ему достоинствами и недостатками.
Эго герой, окруженный ореоломъ, человѣкъ отрѣшившійся
о.тъ. всего, что „онъ сам ъ признает*
въ
жизни
людей у с л о в н ы м ъ1', человѣкъ, для котораго общество,
воспитаніе, ходячія понятія прошли мимо и оставили в*
нем* не нивеллированными „наиболѣе яркія стороны инди-
видуальной человѣческой жизни". Это не просто человѣкъ,
а герой, познавшій великую тайну и обрѣтшій великую
истину.
И этим* ореоломъ полубога окружают* Санина не
только часть молодежи, не только увлеченные им* крити-
ки. Им* передалось только благоговѣніе самаго автора.
Преклоненіе Арцыбашева пред* Санинымъ сквозит* на
каждой страниц* и красной нитью проходит* черезъ весь
романъ. Чтоб* доказать, что Санин* настоящій и великій
индивидуалист*, совершенно свободный отъ всяких* ни-
веллирующих* жизненных* вліяыій, Арцыбашевъ съ пер-
вых* же строк* романа заявляет*, что „то, самое важное
въ жизни время, когда подъ вліяніемъ первых* столкно-
веній съ людьми и природой слагается характер*, Влади-
мир* Санин* прожил* ввѣ семьи. Никто не слѣдилъ за
нимъ, ничья рука не гнула его, и душа этого человѣка сло-
жилась свободно и своеобразно, какъ дерево в* полѣ".
Чѣмъ не сказочная фигура! Арцыбашевъ почему-то вы-
брал* мѣстомъ д*йствія уѣздный городок*,
гдѣ фигура
Санина кажется прямо грандіозной. И дѣйствительно, онъ
грандіозенъ среди уѣздныхъ пошляков* и уѣздной аристо-
кратіи захолустнаго городка. Но Арцыбашевъ въ своем*
преклоненіи перед* Санинымъ окружил* его не только
тупыми и пошлыми провинціалами. Санинъ велик* не толь-
ко на фон* глупости и пошлости. Легко прослыть геро-
ем* въ комнаніи, которую Амфитеатров* характеризует*:
„не величка, але честна компанія: жандарм*, участковый
пристав*, двѣ дѣвки и я '). Но перед* Санинымъ—пигмей
') А. Амфитеатров*. О Санинѣ въ „Кіевск. Вѣстяхъ".
ну „своею тупостью и глупостью" (стр. 253 -2551
лове°й:нГИВасГвом:РУДИВа' TM
нTM самоубийство Со-
лTM
°смѣ-
ь«л
л
„естественности".
Арцыбашевъ грубо

мирающими криками (стр. 235). И, наконецъ. Арцыбашевъ
заканчивает! свой романъ характерным! аккордомъ: Бы-
ло широко и просторно.
Еще зеленая ірава тянулась во
всѣ стороны безконечнымъ гладким! полемъ и потонула
въ далекихъ утреннихъ туианахъ.
Санинъ дышалъ легко
и веселыми глазами смотрѣлъ въ безконечную даль земли
широкими сильными шагами уходя все дальше и дальше'
къ свѣтлому и радостному сіянію зари. И когда степь'
пробудившись, вспыхнула зелеными я голубыми далями'
одѣлась необъятным! куполомъ неба, и прямо противъ
Санина, искрясь и сверкая взошло солнце, казалось
что
Санинъ идетъ ему навстрѣчу".
Эти строки крайне характерны: они дополняютъ то
сшніе, которым! авторъ окружаетъ свое божество и кото-
рому заставляет! кадить даже природу.
Кто же эта сказочная фигура, идущая навстрѣчѵ
солнцу? Кто этотъ полубогъ, предъ которым! вся интел-
лигентная Россія-пигмей? Какое право онъ имѣетъ на оре-
олъ? Какое новое слово онъ съ собою принесъ и дѣй-
ствительно ли заслужил! регіутацію, созданную ему Ар-
цыбашевымъ, репутацію человѣка съ громадной силой ума
и мысли?
Мы бы напрасно стали искать это право на ореодъ въ
прошлом! Санина. Хотя Арцыбашевъ съ первыхъ строкъ ро-
мана рекомендует! своего Санина, какъ человѣка, котораго
ничья рука не гнула, душа котораго сложилась свободно
и своеобразно, но художественная кисть того же Арцы-
башева рядомъ мазковъ даетъ портретъ далеко не свое-
образнаго человѣка. И въ самомъ дѣлѣ, что-же интерес-
наго я своеобразнаго въ человѣкѣ, который на вопрос! '
что дѣлалъ, даетъ отвѣтъ: „что-то пилъ, ѣлъ,
спалъ,
иногда работалъ, иногда ничего не дѣлалъ".
Арцыбашевъ
даетъ еще болѣе опредѣленную оцѣнку такой жизни. „Са-
нинъ разсказывалъ, какъ жизнь бросала его изъ стороны
въ сторону, какъ ему приходилось голодать, бродить, какъ
онъ принимал! рискованное участіе въ политической борь-
бѣ и какъ бросилъ это дѣло, когда оно ему надоѣло...
Чѣмъ дальше, тѣмъ больше выяснялось, что жизнь, рисо-
вавшаяся (ей) въ огненных! чертахъ въ сущности была
обыкновенной и простой. Выходило очень просто, скучно,
безъ дѴ'а, невидимому Т^бЛТпиУ
^'
Т0 слонялся
Щинъ. Х3а этой жизію впвД\7
И TM0ГО
зш лъ
вѣщій рокъ, котораго хот!лось мечтДИЛСЯ МРаTMЫЙ и зл°"
Г
Âr.iH-rîf»
ющагося надъ окружающей его толпой ё^""0
П0ДЫМа"
своихъ идей и своей жизни И„ „
оригинальностью
плащъ, что-бъ обнаружить L T"'' При"0ДНЯ1'Ь этотъ
правда, бывшее когда тГёовымГи о„
"
Ѣ
ТО
CT aP°e -
ганальное-это первый OTTM7 ftaTM
Ноори-
оттискъ Санина сдѣланъ такъ „»»»о
и
яе
Рвый
раціи Арцыбашеву
npLZu
ЧTM ДЛЯ его Реетав-
Нитцше, впрочем! ужъ также Ä"Ъ
ФИЛ0«>Ф*и
также въ банальность
устарѣвшей и перешедшей
Если тщательно всмотрѣться в*
снять въ него гримъ—это
черты Санина и
не профанировать ёш Ту~а
TMК^0TM'
Чта"бы
эать, конечно, плохой
I БазаРTMа, нужно ска-
Оба романа по нѣкоторымъ
СК0,І0КЪ-
п
Рослѣдите
ПО нѣкоторычъ основёымё ПО д ВНЫМЪ
частностям! И
Фигуры, /станеть яснГъ ~ГдЪ'
"Г "»»
обѣ
своего Санина, какую с7k п ѵ ю ж
РЦЫбаШевъ
п0салъ
подмалевать,
что-бъ дать 7L
ФИГУРУ ему
пришлось
какую даль времёнь емГпришл7°ь иГ'TM
"
еЛ°Вѣка> вл"
намъ „оригинальную фигуруTMZLZTZ"TM' Ч
'
[("6ъ датв
русской интеллигенціей Пвип'п ,7Г
стояЩую надъ всей
зарова, который рос? внТ ёл Гя 2111"'"°
ФИГУРУ Ба
"
нѣчто своеобразное и оригиналь„7
"
ВЫросъ
въ
нинымъ, сложившимся также „и*
'
сопос
тавьте въ Са-
образно, „акъ дерево въ7оЛЪ гТ"TM' СВ°бодно и
свое-
Базарова въ родноё захолу7ье и""6
возвРа0геше
его столкновениями съ
с^ оГ
Пр7пГниё

те преклоненіе перед* Базаровым* его друга Аркадія
Ситниковых* и других*, и штаб* Санина, соетоящій изъ
Новикова, Иванова и им* подобных*. Припомните основ-
ное положеніе Базарова.
„Я придерживаюсь отрицатель-
наго направленія въ силу ощущеній. Мнѣ пріятно отри-
цать, и баста. Отчего мнѣ нравится химія? Отчего ты
любишь яблоки? То-же въ силу ощущевія—это все едино
1 лубже этого люди никогда не проникнут*".
И сопо-
ставьте съ основным* положеніемъ Санина. Когда Ива-
нов* предлагает* ему вопрос*, кому нужна жизнь человѣ-
кяълнъ отвѣчаетъ: „А я почем* знаю? Да и какое мнѣ
дѣло? Моя жизнь—это мои ощущенія пріятнаго и непрі-
ятного, а что за предѣлами—чортъ съ нимъ. Какую бы
мы гипотезу ни выработали, она останется только гипо-
тезой,^ на основаніи ея строить свою жизнь было бы
глупо". Припомните отношеніе Базарова къ
жизни,
въ
частности его отношеніе къ женщинам*, къ Ѳеничкѣ, при-
помните его рѣчи о доминирующем* значеніи „желаній и
личных* вкусов*", его отрицаніе „принципов*" и сопо-
ставьте это съ символом* вѣры Санина: „желаніе это
все . Припомните то остроумное опредѣленіе „хищна го",
которое дает* Катя Одинцова Базарову, и хищническую
философію Санина, для котораго не существуют*
злыя
желанія, для котораго честь, совѣсть, принципы,
стыд*
должны быть принесены въ жертву дерзкому и свѣтлому на-
строенію.
И при всем* этом*, казалось, и внѣшнем* и внут-
реннем* сходств* Санинъ—не Базаров*, а если и База-
ров* то и рафинированный и профанированный. Ибо при
всем*, может* быть, внѣшнемъ цинизм* рѣчей и манеръ,
Базаров* все же не циник*.
Для него весь міръ все
счастье человѣка—въ желаніяхъ, въ ощущеніяхъ
пріят-
наго. Для него руководящій принцип*
жизни—личный
вкус*. Но личные „вкусы" и „желанія" Базарова дѣла-
ютъ весь міръ для него тѣснымъ, потому что его желанія
это насущныя стремленія всего человѣчества,
желаніе
подчинить мысли вол* и чувству
челов*ка весь міръ,
разсѣять всѣ человѣческія суевѣрія, всѣ надстройки зло-
бы и невѣжества, проникнуть мыслью во вс.ѣ тайны міро-
зданія. И вотъ почему жизнь для Базарова—не одно прі-
ятное ощущеніе, а огромная мастерская, въ которой Ба-
заров* неустанный работник*. Он*
поэтому
возлагает*
надежду на безпрестанный труд* и осуждает* етремленіе
все „болтать и болтать о наших* язвах*".
Вотъ почему
Базаров* лри всей своей, казалось, ограниченной фило-
софш, такая монументальная фигура. Вотъ почему онъ
чувствует* постоянно „одну скуку да злость", a давшій
такой блвстящій комментарій роману Тургенева—Писарев*
писал*, что „удовлетворить Базарова могла-бы только цѣ-
лая вѣчность постоянно расширяющейся дѣятельности и
постойнно увеличивающегося наслажденія".
„Базаров* во всем* и вездѣ поступает* только такъ,
какъ ему хочется или какъ ему кажется выгодным*. Им*
управляют* только личная прихоть или личные разечеты
Ни над* собой, ни внѣ себя, ни внутри себя онъ не при-
знает* никакого регулятора, никакого нравственнаTM
за-
кона, никакого принципа. Впереди никакой высокой цѣли;
в* умѣ—никакого высокаго помысла". Такъ характеризу-
ет* Базарова Писарев*. И не смотря на эту обнаженность
Базаров* сказал* в* свое время новое слово. О т р и ц а-
н 1 е Базарова относилось только къ прошлому, которому
он* противопоставил* всей своей фигурой вмѣсто краси-
вых* отвлеченных* принциповъ-реальвыя - потребности
личности и народа, вмѣсто красиваTM ничегонедѣланія —
суровый и безпрестанный труд*, вмѣсто красивых* рѣчей
-реальное дѣло, вмѣсто дряблаго существования—полную
деятельности и наслаждения жизнь, вмѣсто вѣчнаго
иас-
сованія перед* дѣйствительностыо—громкое заявленіе о сво-
ем* правѣна существованіеи на богатуювпечатлѣніями жизнь,
вмѣсто витанш въ области отвлеченной философіи-заня-
тіе реальными науками, вмѣсто порабощенія тѣла аскети-
ческими принципами—гармоничное развитіе всего человѣ-
ческаго существа.
ГчпивБа3ѵР0ВЪ ЛЮбИТЪ женскУ
ю
молодость не менѣе, чѣыъ
Санинъ. Хотя онъ не любить много болтать объэтой „ка-
Z!,?
'п°
тутъ 0НЪ
какъ будто
не
расходится съ Са-
нинымъ. Да, онъ любитъ молодыхъ, красивых*
женщин*
ким* Г„п!ВШИ женщинУ-
онъ не
подчинит* любовь Ника-!
кимъ условии*; онъ не станет* пи охлаждать, ни сдер-
живать себя, точно также, какъ не сталъ-бы искусственно

подогрѣвать своего чувства, если-бы оно остыло. Ника-
кихъ обпзательствъ онъ не далъ-бы и, вѣроятно, разо-
шелся-бы съ женщиной, если-бы чувство угасло. Всякое
обязательство это въ его глазахъ торгъ. А любовь хоро-
ша, когда она добровольна и непосредственна.
Но раннѣе всего—трудно себѣ представить сов-
мѣстную жизнь Базарова со всякой женщиной. Онъ могъ
бы полюбить только умную женщину. Но—что самое важное
для Базарова женщина и радости, ею доставляемый, са-
мый крошечный уголъ жизни. Онъ любить пеструю жизнь,
любить женщинъ, но съ какимъ презрѣніемъ онъ посмот-
рѣлъ-бы на того, кто сказалъ-бы, что вся жизнь въ жен-
щинахь, что вся полнота жизни—въ
„сцѣпленіяхъ любви",
что безъ женщины въ мірѣ стало-бы какъ въ могилѣ. База-
ровъ цѣнитъ „богатое тѣло" и любитъ его. Но сколько
презрительныхъ словъ слетѣло-бы съ его устъ, если-бы
въ его лрисутствіи начали-бы доказывать, что вся сутьвъ
„богатомъ тѣлѣ", и что имъ держится вся жизнь человѣ-
ческая.
„Цѣлая вѣчность постоянно расширяющейся дѣятель-
ности и постоянно увеличивающагося наслажденія".
По-
пробуйте приложить этотъ масштабъ къ Санину.
„Жела-
ніе, кричишь онъ вслѣдъ за Базаровым-],, это все".
Боясь
быть одностороннимъ Санинъ говорить, о желаніяхъ и
злыхъ и добрыхъ. Направо и налѣво твердить онъ азбу-
ку. „Человѣкъ—это гармоническое сочетание тѣла и духа,
пока оно не нарушено. Естественно нарушаетъ его толь-
ко приближение смерти, но мы и сами разрушаемъ его
уродливыми міросозерцаніемъ. Мы заклеймили желаніе тѣ-
4 ла животностью, стали стыдиться ихъ, облекли въ унизи-
тельную форму и создали однобокое суіцествованіе".
Онъ съ презрѣніемъ относится къ людямъ, которые
опутали жажду жизни призраками, мѣшающими имъ
наслаждаться. „Эхъ люди, люди, восклицаешь онъ, созда-
дутъ вамъ такъ себѣ призраки, миражъ и страдаютъ. А
кричать: Человѣкъ—великолѣпно,
важно,
непостижимо!
V Человѣиъ—царь! Царь природы, которому никогда цар-
ствовать не придется: все страдаетъ и боится своей же
собственной тѣни!" (стр. 118). Для Санина-же этой бояз-
ни не существуешь, онъ въ призрики не вѣритъ. Въ про-
тивогшложность окружающими его людямъ
„стараTM мі '
ется всѣмъ доступными ему наслажденья«! Онъ шо'-
Ип ШІТ братьо
-
богатства жизни столько скХ-
ко это, дѣйсгвительно нужно ему" (стр 231) онъ
X
ветъ одинъ и пьешь полную чашу наслажден®
не
ясь при этомъ, не колеблясь, не сомнѣваХ! Цтовомъ
^
таніяіѣла
Т°Г
°
га
Р'»ническаTMІоче-
чІТво
у
'
К0Т°Р°МЪ Т0Лы<0 грезитъ человѣ-
СаиинТлХГГ нХу Гом^ХтеГт^
TMГГЖГч?о Та—Гд!лТ
ф=
нятно презрительное отношеніе Санина къ лХГ к!
X
стаенноети, есть лишь безтѣлесный и безкТХй ппГ
Санина ТТаГ
В°°браж
-
В-' '
ПонТенГравгоаТрІ
аскетъ. Вѣдь если это не Фалькъ Р ПшТышевскаго
(и!!
- жГмТ„
,0М
Г ЧеЛ0ВѣКЪ
блХТй Его муки
горый прошелъ и Санинъ, если ему повѣрить

чуветвуетъ. Потомъ настала пора жизни сознательной, и
первая ступень ея была передѣлка всѣхъ своихъ чувствъ
потребностей и желаній. Въ этомъ періодѣ люди и за-
клеймили желанья тѣла животностью. Третій періодъ ко-
торый открываетъ собою Санинъ это, когда нѣтъ мѣста ни
звѣрству ни аскетизму, когда между человѣкомъ и счасть-
емъ нѣтъ ничего, когда человѣкъ безстрашно и свободно
отдается всѣмъ доступнымъ наслажденінмъ".
И тѣмъ не менѣе Санинъ относится съ презрѣніемъ
ко всякому, кто яко-бы имъ иеповѣдываемую идею гармо-
нш тѣла и духа пытается отыскать. На самомъ то дѣлѣ
—эта гармонш въ его устахъ пустой звукъ, прикрытіедля
однобокой жизни инстинктами тѣла.
И действительно, Санинъ отдѣлывается скучными и
книжными фразами, когда дѣло касается общихъ основъ
его міросоаерцанія. Но какъ много произноситъ онъ кра-
сивыхъ словъ во славу запросовъ тѣла, во славу
эпику-
рейско-физической жизни. Но и тутъ даже въ этой срав-
нительной узкой сферѣ, даже въ этой уже однобокой
жизни—Санинъ ухитряется быть все-же однобокимъ, и
онъ чуть ли не всѣ инстинкты тѣла сводить къ одному—
къ половому влеченію. И даже, неекрывающій своей сим-
патш къ Санину, одинъ изъ критиковъ Арцыбашева, вы-
нужден! согласиться, что „свобода инстинкта
прежде
всего выливается въ Санинѣ въ форму половой свободы" '),
а половая свобода въ половую разнузданность,
чувствен-
ность—въ сладострастіе.
И посмотрите, къ чему сводится не только въ -георіи
но и въ ея конкретизаціи жизнь этого
проповѣдника
„гармоническаго сочетанія тѣла и духа", этого ненавист-
ника ^ „уродливаго міросозерцанія и однобокаго существо-
вашя . Его жизнь, жизнь согласная иеповѣдуемымъ имъ
принцицамъ, сводится къ бездѣльничаныо, подслушиванію
ч чужихъ разговоров! и подглядыванію изъ за куетовъ го-
лыхъ купающихся женщинъ, а главное, безгіреетанному
мысленному и фактическому оголенію женскаго тѣла
У
стр. 34.'
Триг0|;"шъ
-
- П роблема
по ла
и „Санинъ"
Арцыбашева
Нитцше въ одной изъ главъ „Такъ говорил! Заратустра"
апологш сладострастія вдругъ прерывается фразЕ
Род-'
нако: хочу я наложить узду на мысли свои и дажк на
слова свои: что-бъ не ворвались въ садъ мои евинЕ и!
Едва Лй не Санина
TM^-7идTMйифРи::
гочетГ-Ги^Ги
нГ
вомѣрности желаній послѣдняго? Вся его филосойЫ-этп"
именно грубое нарушеніе гармоническаго ЕтанТятѣл!"
ДУШИ, и уродливый взглядъ „а права тѣла. И
дашачело
cTLl Т Разн°родныя потребности его тѣла^нрЕЕ
СЯ имъ вь жертву одному молоху-еладостркстію Что
ИДОЛЪ, который разрисовываетъ Санин!®а Р прTM ЯЖен и
большой книги, къ которому Санинъ зоветъ всѣхъ на по
клоненіе,, къ которому тянется его мысль и тѣло КОТОРЫЙ"
превалирует! надъ всѣмъ во всей пеихикѣ и
' opZS
Санина, который пробуждается въ немъ привидѣЕжЕ
хорошо физически сложенной женщины
Д
башевъ ІГГ иаъгР"
зныхъ свои
TM персонажей Арцы-
оашевъ пишетъ: „Распущенное человѣческое тѣло какъ
с Г.„°ебнНаЖеННаГО
"
ерВа
'
Д° боли обточенное почто й!!
сильсівенными наслажденіями, мучительно отзывалось
1
самое слово „женщина". Нензмѣнно голая! нЕмѣшо во!
егоЕнГи С,ГЯЛа
"
еРеДЪ В"шмъ»"Гов
я"
его жизни, и каждое женское платье, обтянутое на гиб
? кругло-полномъ тѣлѣ самки, возбуждмо що до
1
лѣзненной дрожи въ колѣняхъ. КогдаЕъ УГалъ
„ч,"
ленныхъ женщин'ь, еженощно мучившихъ его тѣло Z
отупленными нагими ласками, и впереди вставаі
„1
кихъ самочках-ь провинціальной глуши" И хотя AoZZ
ZTrZZTZi КЪ Ж—Аѣлу
пршшшваег^са-
п=! ,Ѵ
имГ'Е
„Г

тему—о женскомъ и мужскомъ тѣлахъ,
у ихъ щіавѣ на
сладострастіе... Это разговоры звѣря, не выходящего изъ
состоянія возбужденія. Веѣ оетальныя его рѣчи—это толь-
ко фундамент* для его культа половых*
наслажденій
„Люди должны наслаждаться любовью, твердить Санинъ
без* страха и запрета, безъ огранвченія. А тогда и са-
мыя формы любви расширятся въ безконечную цѣпь слу-
чайностей, неожиданностей, сцѣпленій". „Женщина поку-
да она будетъ молода, сильна, здорова и красива ' л ѵч-
ш 1 я силы истратить на то, что-бы отдаваться
мужчи-
нам*, доставлять им* наслажденіе". Это альфа и омега
философ» Санина. Чтобы понять смысл* этой проповѣди
не слѣдуетъ забывать, что Санинъ понимает* любовь
очень примитивно: для него это простой физіологическій
акт*, ггорывъ тѣла, не осложненный никакими
психичес-
кими мотивами, порывъ, которым* должен*
пользоваться
всякій мужчина и женщина при каждом* удобном*
слѵ-
4
И этотъ оголенный порывъ Санинъ возводит* въ од-
но изъ
„еамыхъ цѣнныхъ и интересных*
переживаний,
которыми только и дорога жизнь" и котораго никогда не
слѣдуетъ пропускать безъ удовлетворения, какъ бы онъ ни
был* случаен* и чѣмъ бы ни был* вызван*
И надо отдать Санину справедливость. Он* но толь-
ко говорит*. Его язык*—отзвук* его ощущеній, всего его
извращеннаго существа, для котораго не существует* ни-
каких* препятствій. Философія его-языкъ одной потреб-
ности, которой онъ подчиняет* все. Сталкиваетъ-ли
его
судьба съ родной сестрой „этой красивой, солнечной мо-
лодой женщиной"—первая мысль которая приходит* ему
въ голову и которую откровенно высказывает*:
счаст-
лив* будетъ тотъ мужчина, котораго ты перваго полю-
бишь . И говорил* это Санинъ не безстрастно, а „стран-
ным*, не то ласковым* не то зловѣщимъ голосом*, и го-
рячая струйка пробѣжала отъ его мускулистой, точно же-
лезной руки по гибкому и нѣжному тѣлу Лиды". Онъ жа-
лѣлъ, зачѣм* Лида его считает* братом*, ревнует* ее къ
ея любовнику Зарудину и серьезно досадует* на то что
с* сестрой повезло не ему, а другому. Когда доктор* Но-
виков* жалуется ему на однообразіе своей жизни и тяже-
лый условія жизни вообще, Санинъ возражает*: „ты тос-
••s r.
У котомTM начиTM»TM
Зарудинъ и стаР
ик
'ь
Волошин*,
L оГX
"Т
ровГи как* " ПР
°
ФаНаЯІЯ
pJw
лист* MIT гПрезритедьно бтнесся-бы знаменитый ниги-

Глава восьмая.
M. Арцыбашевъ и Нитцше. Санинъ и Нитцше. Философ!« Нитцше.
Центральная идея. Отношеніе къ морали „любви" и утилитаріанизму.
Мораль „господъ" и „рабовъ".
Огношеніе Нитцше къ женіццнамъ.
Санинъ и вульгаризація философіи Нитцше.
Арцыбашевъ подновилъ плохой сколоть съ знамени-
таго „нигилиста" философіей Нитцше. Это грубо просту-
паотъ въ роман®, хотя Арцыбашевъ это зачѣмъ-то екры-
ваетъ. Въ романѣ есть курьезное мѣсто, поражающее сво-
ей неискренностью.
„Санинъ вернулся домой, раздѣлся,
легъ, укрылся хотѣлъ читать „Такъ говорилъ Заратустра",
котораго нашелъ у Лиды, но съ первыхъ страницъ ему
стало досадно и скучно. Онъ шіюнулъ и, броеивъ книгу,
моментально заснулъ".
Для Санина, быть можетъ, книга
и усыпительное средство. Это такъ идетъ къ его фигурѣ.
Но Арцыбашеву все-жъ не слѣдовало писать этихъ не-
искреннихъ строкъ, ибо вся его книга или, по' крайней
мѣрѣ, рѣчи Санина это — обворованный Нитцше, и что
курьезнѣе всего главнымъ образомъ и обворовано то самое
причудливое произведете Нитцше, которое усыпило Сани-
на „Такъ говорилъ Заратустра". И въ самомъ дѣл®, хотя
Санинъ и презрительно отзывается о Нитцше и называетъ
его фразеромъ, но сопоставьте разсунсденія Санина о роли
въ жизни желаній, объ уродливомъ міросозерцаніи, нало-
жившемъ клеймо животности на потребности тѣла, о на-
слажденіяхъ, о цѣломудріи, о любви и ревности, о злыхъ
и добрых-!, желаніяхъ, о роли христіанства, десятки фразъ
объ освобожденщ тѣла, о полнот® жизненныхъ пепежи
ваши съ соответствующими главами изъ „Такъ говорХ
Заратустра",
„По ту сторону добра и зл!" и інтнхпХ
стіанина"
и вы убѣдитесь, какъ безстыденъ этотъжаГ
к.й плагіаторъ Санинъ, такъ неблагодарно отнХщійсТкъ
фиговому листу, прикрывающему его наготу
Н°СЯЩ,ЙСЯКЪ
Но что несомнѣнно вѣрно - это то, что Санинъ чи-
тая, Нитцше на сонъ грядущ®. И неыуд'ренно, еслиХре-
ломившись черезъ голову Санииа, философ!« Нитцше ПО-
ffi'
Пр°Ф
аняр
°
яа
TM"й видъ. И
дѣлѣ—Нитцше—одна изъ центральныхъ фигуръ начала
Г0Д0В1» еще недавно собиравшая вокруг! Твоего
имени ревностную толпу послѣдователей. Несмотря на свое
страстное шеланіе имѣть „только нѣсколькихъ читателей
которыхъ самъ высоко ставишь,-и
„больше никаких!"
-
Нитцше наиболѣе читаемый изъ серьезныхъ писателей 'не
смотря на его презрительное отношеніе къ политическим',!
общеетвеннымъ вопросамъ, ѣдкія насмѣшкн надъ IS,!
с!цГализ'моДмеГГТИЧеСКИМИ ИДеШШ
'
Раб0чимъ
ДэиХніемъ,
соціализмомъ и другими теченіями Западной Европы
Въ
частности его взгляды имѣли успѣхъ среди русской моло-
дежи, и его вліяніемъ были встревоженыневольно руко-
водящ.е органы нашей печати, всегда стоявшіе „а страж®
русской общественной мысли, но и тѣ, которые
часTM
на своихъ философскихъ выс'отахъ и отказывали филосо-
фш Нитцше въ философ® ').
филосо
Несмотря на всю хаотичность, разбросанность и лаже
бессвязность произведен® Нитцше, вс® они пророчен! !ъ
Х„ ЯЛѣ' добРѣ 11 совѣсти, критика основъ нравствен-
ности и тѣхъ понятій о порок® и добродѣтели для инли
видуума и обществъ. которыя циркулируют ь среди совпе
менной жизни, установленіе новык криХіев!д!я оцѣнки
человѣческнхъ дѣяній-вотъ тотъ неиемѣнный кругъ въ
которомъ упорно вращается мысль Нитцше и къкотоцомѵ
ОНЪ пріурочиваетъ всѣ свои разсужденія вплоть до раз-
9 См. „Журнала, философ® и психолог®" За !9П,_|«га - -

сужденій о мѵзыкѣ. И въ этом* упорном* постоянствѣ
въ связи с* рѣзкимъ и яркими языком* и необычайной
смѣлостыо несомнѣнно одна изъ внѣшнихъ причин*, при-
влекающих!, общественное вниманіе къ Нитцше.
Личность, вся пропитанная энергичным* инстинктом*
самосохраненія, не связанная никакими нравственными по-
нятіями въ своих* эгоистических* требованіяхъ—централь-
ный пункт* всей философіи Нитцше и тотъ Молохъ, кото-
рому онъ приносит* въ жертву всѣ учреждепія ипонятія,
выработанный тысячелѣтней мыслью. Единственный при-
знак* „знатной души",
по мнѣнію Нитцше, есть эгоизм*.
Основное стремленіе духа—это стремленіе создавать изъ
разнообразія единство, стремленіе привести все къ одному
знаменателю, т. е . „стремленіе быть господином* въ са-
мом* себѣ и над* веѣми окружающими" і). Это верховный
жизненный принцип* всего живого, и не руководствоваться
им* въ жизни, значит* извращать свою природу. Съ вы-
соты этого принципа Нитцше обдает* сарказмом* вею го-
сподствующую мораль любви, которую онъ называет* мо-
ралью рабов*. Господствующая мораль „возвеличивает*,
обожествляет* неэгоиетическіе инстинкты еостраданія, са^
моотреченія и самопожертвования".
Но это нравственное
ученіе—тиранія относительно природы и разума 2) и пред-
ставляет* опасность для человѣчества,
„начало конца,
остановку, озирающееся назад* утомленіе, волю, направ-
ленную противъ жизни".
Всѣ добродѣтели, прописывае-
мый господствующей моралью, только путы, сковывающія
по рукам* и ногам* развитіе личности.
Тѣм* же презрѣніемъ онъ обдает* и утилитаріанизм*
„Всеобщее благо, выставленное этим* ученіем* какъ
идеал*,—вовсе не идеал*,—вовсе не цѣль, не доступное
уму понятіе, но рвотное" 3). Это „наглое, откормленное
заблужденіе", будто добрый человѣкъ представляет* боль-
шую цѣнность, чѣмъ дурной, по отношенію къ своему
развитію, выдумка ограниченных* англичан*.
Оно созда-
') „ГІо ту сторону добра н зла", стр. 199.
2) Ibid. стр. 114 .
3) Ibid. стр. 195 и сл.
ет* тиранію большинства по отношенію къ личности ко
5Я\К=
аг-' -= -
прогрессирующим* меньшинством* и отставшим* бол, ...„»
FJ~
«
sä
аЯЕвйСН-г«»^
rrz,
Н.Я насилія и вымогательства это-опасная сенгименталь
упадку
Ь' К0Т°РаЯ Ведетъ къ «PmwdS
—
еНйен
Жизнь по своей сущности есть „присвоеніе себѣ чѵ
не ппиГ0РбЛеН
'
е ДРУГ0Г0'
завл
адѣвані'еРтѣм*
что щам*
не принадлежит* и что слабѣе насъ, притѣснёніе безж,
сTMеннГЛоТ*'
насил
"
введРеніе своиі*
"и
"то
—
ГтГГТ
Не ЯрЯЯадл-н-:ЛГоѴеннагЭоТ°или,М;Гиа:
BceroBHZBV°Z
eCTBa:
"
0Н0 заключается в* самой сущности
нивма"?)
'
КаКЪ Не
°
бх0димое
отправленіе орга-
"
•) .По ту сторону добра и зла", стр. 260.
"I I bid. стр. 260—262.

Но мораль и христіанская и утилитарная
существу
, ютъ вѣдь не только какъ ученія, но и какъ жизненные
факты. A вѣдь если вымогательство и насиліе — основной
инстинктъ всякаго организма, то ихъ нельзя было бы ис-
коренить никакими мѣрами внѣшняго (государственный
учрежден*), или внутренняя (убѣжденія, воспитаніе) ха-
рактера. Между тѣмь утилитарная нравственность пере-
шла въ разрядъ жизненных! фактовъ, а мораль любви
если и нашла до сихъ поръ только небольшую кучку по-
слѣдователей, провозглашена все таки тѣмъ идеаломъ къ
которому стремится человѣчество. Но это нисколько не
смущаетъ Нитдше, и въ предисловіи къ книгѣ: .Генеалогия
морали ' онъ съ обычной смѣлостью и прямолинейностью
отвѣчаегъ на эти вопросы.
На зарѣ своего сущеетвованія человечество состояло
изъ хищныхъ красивыхъ звѣрей, жаждущихъ побѣды и
добычи. Они не подчинялись ничьей волѣ, никакому со-
циальному принужденію.
„Обладая только еовѣстыо дикаго звѣря, эти чудо-
вища совершали свои подвиги, убійства, разрушенія, изна-
силован*, нытанія съ такой ревностью и душевиымъ рав-
новѣсіемъ, съ какимъ наши студенты совершают! свои
нродѣлки". Стадо такихъ хищныхъ звѣрей напало на на-
селеніе, менѣе хищное, хотя и болѣе значительное въ чис-
ленном! отношеніи, и основало государство. Теорія, утвер-
ждающая, будто государство основано путемъ договора—
бредъ, такъ какъ „кто можетъ повелѣвать, кто отъ при-
роды господин!, тотъ о договорах! не заботится". Въ ор-
ганизованном! такимъ образомъ государств! существовали,
ел!довательно, классъ господъ и классъ рабовъ. Это и
положило начало нравственным! понятіямъ двухъ родовъ.
Въ глачахъ господъ д о б р о мъ было то, что доставляло
имъ усп!хъ: суровость, жестокость, храбрость и равноду-
шіе къ страданіямъ другого. Зломъ они считали то, что
находили въ покоренном! класс! рабовъ: трусость, лесть,
помышленіе объ узкой польз! и лживость.
Покоренный
классъ выработалъ свою рабскую мораль: все, что онъ на-'
шелъ въ класс! господъ, онъ считал! зломъ: любовь къ
насиліямъ, жеетокостямъ, и равнодушіе къ ближнему; свои
же рабскіе инстинкты онъ идеализировал! и назвал! доо-
ВЪ почет! Состраданіё 7уУнииШ7л0нНь,ГкеСТВОВаНІе
'
"
3дѢсв
чивое сердце, терпѣніё, пр7еж7Ге 1
П°М°ЩИ' отаыв
"
вость, ибо зд!сь они— -полезный CROM
РеН
'
Ѳ' пР"в!тлн-
ственное средство вынестГ^І,
TM'
И "очTM
а
дин-
мораль НО существу ути7таЕ"'УЧествовавія.
Рабская
роль, пока рабьён^возстали37
TM
TMП°дTMу.о
вселенной. Тогда произошла IL
_,
сдѣлались
хозяевами
что прежде было Торошшъ
""
ерВ0Цѣ"ка Чѣнностей".
То.
Самоиожертвоваиіе веёГолу'ш.е
°
СЬ Те
"
ерь
л
5'рнымъ.
дѣтелей, a „асиліе SSSïï. JТTM
"
Ъ
Довро-
ніямъ ближняго-ёъ еп7ш7 поро77°ДУШ1е КЪ
СТрада
-
причні1°ДНа
-
чина внішняя. Какъ и ёTM,
Нитцше. Но эта при-
отрицательное оёно^ніеТи ГГГ?
зш, которым!, будто, обуслТёенъ LL
буРжуа
"
никого ввести въ обманъ 7
У
ХЪ его
ФTMософт„
"•в
и ненавидѣлъ !25Е^ТІЖ,"°7ТЪ-
Н,
"
ц-
потому, ЧТО она уничтожив I
Денегь".
то только
«ѣнивъ ихъ „моРа7іГк1Тор';7еННЕІ1ДОбр0дѣтели
''"
за-
вѲобходимости сократить дён77ѵю іСЛВ °НЪ
,
и
сердил! о
затѣмъ, чтобы заменить ее TMй?ЛьтР7
°
КраТ,Ю
'
И военной кастой, котоваё „ ( „ ультР
а
-
а
Ристократи,еской
ной л!стницы раёгГРиаЯра7ёГлёёе7ЩеСTMОВаНІеДЛИН-
. сч ит аетъ рабство необходимый ё
ДеЙ междУ собоіо и
отношеніи .
необходимым! въ какомъ бы то ни было
Онъ в!рить въ велик."TMTMзаі«иTMиковъ
личности,
в*
„великія возможТос иTM' ZZTT
"
Ъ ЧеЛ°Вѣкѣ
'
и
ществлены. Онъ стоастнё „„
РЩ
бУдУтъ
осу-
ноторое челов!ческук5 личность ѵниж ,"* Т° МеРТе0е уЧеніе
'
ства общественнаго благё
вё вУГ?„еТЪДОСТепеTM
сРед"
отчета и отъ реальной жиз,TM
Г лиTM°
с
TM онъ требуетъ
общественности и горячо^ поотест °ТЪ
идеа л
ьныхъ
фёрмъ
кушающаяся на полёётѵ "Р°TMстуетъ пР°TMвъ всегоТ по-
ДУ къ наслажденіямъ °НУоИбЯлё; бНы°еёЬ
жаж
"
оыло бы опасн!йшимъ заблуж-

деніемъ думать, что гордый Нитцше, мечтавшійо великомъ,
смѣломъ и свободном! сверхъ-человѣкѣ, расчищалъ дорогу
сладострастникамъ, что онъ, мечтая о дивномъ сочетаніи
гордаго духа и мощнаго тѣла проложилъ путь тѣмъ, кто
не стыдился писать, что въ высшей формѣ любви „ле'житъ
мистическая чувственность, непосредственная радость ка-
санія соединенія", что „сладострастное томленіе есть ми-
стическое предчувствіе блаженства всеобщаTM вліянія о
Богѣ" ')•
Нитцше очень строго относился къ тѣмъ, кто ста-
рался изъ себя разыгрывать сверхчеловѣка.
Его За-
ратустра строго допрашиваетъ желающих! слѣдовать за
нимъ въ его опасніій путь.
„Явлвешь-ли ты, спрашиваетъ онъ, собою новую си-
лу, новое право, начальное движеніе, самодвижущееся ко-
лесо? Можешь ли ты заставить ходить вокруг! тебя са-
мыя звѣзды?
„Увы. вожделѣющихъ о высотѣ такъ много. Такъ
часто видишь судороги чеетолюбія. Докажи мнѣ, что ты
не изъ вожделѣющихъ и не изъ честолюбцевъ".
„Увы, такъ много великих! мыслителей, которых!
дѣйствіе не было значительно, чѣмъ дѣйствіе мѣховъ: они
дѣлаютъ надутаго—болѣе пустымъ"
„Ты себя свободным! называешь. Я мысль, тобою
владѣющую, хочу знать, а не о томъ, сбросилъ ли ты съ
себя ярмо".
„Изъ тѣхъ-ли ты, кто имѣетъ право
сбросить
съ себя ярмо, такихъ вѣдь не мало, которые, освободив-
шись отъ своего рабства, освободились тѣмъ самымъ и
отъ послѣдняго, что только было въ нихъ цѣннаго" 2).
Правда, Нитцше не былъ другомъ женщинъ. Онъ
даже рѣзко выступал! противъ тѣхъ, кто стоялъ аа ра-
венство женщинъ, обдавая своимъ презрѣніемъ фемини-
сток!, стремящихся стать рядомъ съ мужчинами въ жизни,
страстно добивающихся признанія въ нихъ равнаго чеяо-
*) IT Бердяевъ. Метафизика пола и любви.
„Перевалъ" No 6.
D..)
.."
Такъ товорилъ Заратустра«. Семеновъ. Учеиіе Ф. Нитцше.
и. м. Хвостовь. Этика Ф Нитцше. Лихтенберже „Философія Нитц-
неретва. ВозстЕя ZZe ,"ГЕ!?TM
Д0"ТРИ
'
етву и считая женщину слабьTM ьсуществГъни?
Р"Ввв
-
еравиенш съ мужчиной онъ пп,1%
'
Н1шTM»'ь по
женъ былъ въ Чео^и 'aZaearf Д„„ВатеЛЬН0СTM радидол
"
быть руководительницей L
nRP
ВЪе
"
п
РеTMнзій
Нитцше ведь дружбу съТеншиі;
ЖИЗШ ЭТ0ТЪ самьІЙ
вые работу своТй мыслн
пГІІІІГсуТІГ^
^
первая оцѣнила Нитцше и отдала „
жен
Шияа
~
стному философу н пропага!Тш„ВфЮилСоГфZf
пило на первый план!
Г"®
не высту-
дѣвался надъ тѣма^женшияяин
ка къ
онъ
виновнина счастія и лни"Тя Z" К
°
Т°РЫХЪ
"
п
°
рTM'TM-
составляетъ красивьЩ стан'ъ ? 1TMРЫХЪ "Задачу
жизни
воль жизни которых"- Zl'J МужчииавъпРиДачу",сим-
на, то мы далеки отъ скСа" Г ТГ" У ШСЪ
чувственность, не сладострастіе Чѵ»TM
лю бTMь-не
нію, ослабляетъ корнГХвиЛ зтве,ш
°
ст
ь, по его мнѣ-
бовь «,. Онъ BOCXHZTCH нзре,!ніTM!МВапЬ
Т* "1
ашоиг s'est l'âme, qui enveloC Г „ '.'F","
3 Ia ïéritable
любви душа обнимае гъ тѣло") Ужъ ^
("°
Ъ ИСТИНН0Й
онъ
гг';
т
°
быт
рожала здороЕъсядТ;ъй
*гаѣ
иымъНн0роГ„„Икомъ° ZlZZV'Zr НИТЦШе беВуСЛ0В-
О женщинѣ—сравнение съ^!ніт„пй
ег0
сл080м
-ь
случаѣ съ коровой-TM о"Teii
ивъ
лУч тTMъ
высокаTM мнѣнія, и еTM сверГ^\НвТЦШе ®ЫЛЪ очень
дострастникъ, а муГрый" РZ
Вѣкь мУ
ж
TM1а-не ела-
"
мулрьш
' „созидатель цѣнностей", „смѣ-
») А. Семеновъ Философія Нитцще
в. Хвостовъ. Этюды по соврем, этцкѣ
< Ф. Ни°тСцТшГ П?етНЩИ"а Ва
"
аа
^
нГоа зяохи.
Изд. Ефимова 4
"
П°
ту
СІС,Р°ХУ
» зла", стр. 208-209 .
5) Тамъ н;е. стр. 100.

лый, чудный игрокъ, играюіцій съ судьбою въ страшную
игру, „безудержное дивное море",
еловомъ титанъ воли,
мысли и чувства, который поразить все низкое, пошлое,
мелкое, насквозь пропитанное торгашествомъ >).
Сопоставьте съ зтимъ краткимъ очеркомъ философія
Нитцше тотъ жалкій винигретъ нитцшеніанства, который
преподносить Санинъ своимъ слушателямъ, который дѣлаетъ
Нитцше соучастникомъ своей эротоманік, своего бреда жен-
скимъ тѣлом'ь и подглядыванія купающихся
женщинъ
изъ за кустика, который коротко и опредѣленно форму-
лируем цѣль человѣческаго суіцеетвованія: „развѣ намъ
съ вами не хочется красть, лгать и „прелюбы" сотворить...
прежде всего „прелюбы",
который является усерднымъ
пропагаторомъ „абортовъ" и насилованія женщинъ, который
къ ничтожному сводить все индивидуальное содержаніе че-
ловѣческой жизни.
Вы поймете, почему даже доброжела-
тели Арцыбашева нитцшеніанство Санина называютъ „сры-
вами пошлости" 2), самымъ „обыкновеннымъ болотомъ 3),—
и вы поймете, почему Нитцше жаждалъ имѣть только нѣ-
сколькихъ читателей, которыхъ высоко ставишь в больше
никакихъ и про кого Нитцше писалъ: „хочу я наложить
узду на мысли свои и даже на слова свои, чтобъ не вор-
вались въ садъ мой свиньи и изстушіенные".
Мы не останавливаемся на остальныхъ герояхъ ро-
мана Арцыбашева, ибо всѣ они играютъ роль служебную
и служатъ декораціей и подмостками для главнаго героя
Санина. Всѣ эти Ивановы, Сварожичи, Волошины, Зару-
дины, Новиковы, Лиды, Зины, Ляли и всѣ порнографиче-
скія картинки и подробности, мутной волной заливающія
весь романъ, понадобились Арцыбашеву для иллюстраціи
циничной по существу идейки, съ которой носится его Са-
нинъ о мнимомъ превалироваиіи надъ всѣми помыслами и
1 чувствованіями человѣка жажды острыхъ половыхъ на-
слажден®. Намъ остается только отмѣтить, какъ харак-
терную черточку времени, то пренебрежительное отноше-
ніе Арцыбашева къ работникамъ освободительнаго движе-
') Тамъ же, стр. 103, 214.
-) Арскій. Вопросы пола No 2, стр. 29.
') Львовъ. Сатиры в фавны.
„Образованіе" 1908 г., кн. IV.
манъ, дополняя его основою TM"
еР<!ЗЪ
Весь
Р°"
его съ реакціонньщъ мХХХіъ русской" жизниTM3"
~

Глава девятая.
А. П. Каменскій. Основная идея его произведений. Арцыбашевъ и
Каменскій. Разсказы Камѳнскаго въ толкованіи г. Арскаго. Идеали-
зація „эротической самоуслады".
„Солнце",
„Дипломъ".
Разскааъ
„Четыре".
Нагурскій и Санинъ. „Радостная энергія жизни" н вожде-
лѣнія Нагурскаго.
Съ той же идейкой носится и другой
художник*
слова Каменскій, всю силу своей граціозной и нѣжной ки-
сти отдавшій во власть циничной по существу мысли. Это
та же идея о доминировали над* всѣмъ подового инстинкта,
жажды обладанія тѣломъ, превращающей человѣка
въ
нѣчто одностороннее,
однобокое,
сводящей
человѣка
его душу, его мысль, къ роли прислужников*
сладостра-
стія.
Прочтите два томика разсказовъ г. Каменскаго. Этотъ
лейтъ-мотивъ, эта основная идея такъ ясно въ нихъ про-
ступает*, такъ просто об* этом* говорит*
художник*,
такъ иногда даже грубо подсказывает* свои
задушевный
мысли, что казалось-бы никаким* кривотолкам*
здѣсь не
должно быть мѣста. Быть может*, рѣзкое слово осужденія
сорвется когда нибудь съ уст* будуіцаго историка совре-
менной литературы; быть может*, даже негодованіе заго-
ворит* въ нем*, когда онъ ,,пыль вѣковь отъ хартій от-
ряхнув*" потомству перескажет*, какія идейки смѣнили
грозный гул* идей, вырвавшихся изъ подъ земли въ па-
мятные 1904—1906 годы. Но онъ снисходительно,
несом-
ненно, отнесется къ г. Каменскому. Такъ много въ его
граціозиых* картинах* откровеннаго простодушія,
милой
наивности и святой красоты. Конечно в* „
художника много цинизма и безствдство'Ъ
н
ПроизведаTMTMь
невѣдующаго, это безстыдство JZ
°
ЯТ0 Ииннзмъ
слова, срывающіяея Г
чистых* vZ
TM' ЭТ
°
грязиыя
• почему герои Каменскаго так* пппст
младе ня а
-
И вот*
они громко, вслух* вьшРикив^т*Р°еамыяУШбет'В0ТЪ П°ЧеМу
на, вотъ почему они ничѣм* ие і,
безстыдныя сло-
ничной проповѣди. И вот* почемГ РЫВаЮТЪ
своей
пи-
отнесется снисхо'дительно къ Ка^нск^Тоц-,.
ЛитTM"
ГГНеTM
ВВ ряTM овои мысли"У
'свои
ZZTI
ВОТ*
д"TMР0ЫЙбЯЬВ М0ЖеТЪ бЫТВ отпУЩенъ,
когда простыя До про^наго мыел„ТР
°
Г0 0СУЖДВTM
это
ют* въ какія то блестящTM ризы Z
Художнияа
«блека-
канія маскируют* въ Тподхоляші» ^
вГ° ВаИВНЬ1я
иа
-
их* простой смысл* ставят* н» Г
1еЖДЫ и
-
и
«авивъ
Вы читали разсказы ÏL
С° ШЙ пье
ДЭСтал*.
эу. Но посмотрите как* Пач„ СКаГ
°"
Я0НЯЛИ ег
°
вра-
стай смысл* картинГхудожника M?"TM® кР
и
TMками
про-
о превалировании над* всемиZuПростая
мы
«ь,
обладанія тѣлом* преврашаегТпTMTM" ЧеЛОвѣка
жаж
Д«
в* какой то гим„*ПСзнГвГкакойЪтпРУКаМИ
я
КрИТИКОВЪ
ческій зовъ природы
т0 волшебно-мелоди-
сификщфи^простой H^ZP^IZZ'ZK
Ва 3TMЙ *алв"
Цѣнна въ наших* глазах*
"
г
'
Ка«внскаго.
Она
из* отзвуков* лнтератдаой „пнтнви0 No
МКЪ
°дияъ
крайне характерна для СеЖивае"°
Фальс иФикащя
не симптоматична для охвативтяTM
"
аМИ
в
Ре«ни,край-
являемся свидетелями печаі*! "
*Ъ повѣЧ>ія. Мы
идеи подымаются на необьщайГ^ »
К°ГДа Дешевня
сше инстинкты возводятся в* кTMьт*С°ТУ
'
К°ГДа Ф
изичв
"
шиваются всеми пвѣтГн радуг^Тогіа „Z
°НИ
Раскра
-
ДьщаеTMСна°вьісоту0идРамМ KorZ^
О, так*
прямо сказать, какъ
гово-

рятъ это наивные герои г. Каменскаго нельзя. Но „гимнъ
жизнь", „волшебно-мелодическій зовъ природы"—это ри-
зы, скрадывающія настоящій смыслъ основного мотива
произведен® г. Каменскаго. Ризы эти стоятъ того, что-бъ
къ нимъ присмотрѣться...
„До того, пишетъ г. Арскій, какъ я прочиталъ „Ле-
ду",
„Дипломъ" и не вошедшй въ книгу разсказовъ
„Солнце", я занять былъ одной ярко и глубоко волную-
щей идеей.
Отраженіе ея можно найти въ многочисленной лите-
ратур® художниковъ и мыслителей конца вѣка. Идея эта—
какъ литературная тема огромна. Но здѣсь я коснусь ея
бѣгло, чтобы перейти къ задач® очерка,
„Уайльдъ и Нитцше, говорившіе объ одухотвореніи
инстинктовъ, Эмерсонъ и Метерлинкъ, утверждавшіе жи-
вую полноту мгновенія—какъ црекрасн®йшую самоцѣль,
Topo и Рескинъ, звавшіе человѣка къ плодоносной почв®
природы, чтобы быть на ней зеленымъ и мощнымъ дере-
вомъ подъ голубымъ небомъ,—всѣ они частично отражали
эту тему.
Мнѣ кажется она волшебно мелодическимъ зовомъ
къ человѣку.—Ты прекрасенъ. Сбрось одежды и войди
цвѣтущимъ и сильнымъ тѣломъ въ знойное сіяніе солнца.
Повѣрь иолотнамъ Бёклина и Клингера, страницамъ
Уайльда и Д'Аннунціо, афоризмамъ Нитцше и миніатюрамъ
Альтенберга. Ты въ красот® и въ солнц®—ибо тѣло твое
и жизнь; бьющія въ немъ ключемъ—это красота и солнце.
Въ одной изъ поэмъ Верхарна есть мѣсто, гдѣ поется
гимнъ не только вѣтрамъ въ горахъ, но и лицу человѣка,
который онъ обвѣваетъ, не только пустынѣ вершинъ, но и
мускулисто-гибкимъ ногамъ человѣка,
преодолѣвающимъ
подъемы и восхожденія, и груди, вбирающей сладкую евѣ-
жесть горнаго воздуха, и сильнымъ рукамъ, обнимающимъ
стройное тѣло женщины... Все въ поэм® суіцествованія—
едино, и солнце, и т®ло, и травы, и горы... Будьте силь-
ны, чтобы все брать, расцвѣтить, обогатить, утончить и
возвысить жизнь и съ горныхъ вершинъ ея придти къ ве-
ликому разрѣшенію задачи, поставленной фактомъ суіце-
ствованія.
„Такова тема, сущность зова. Голоса художниковъ
~ГкЛиЬХен,яКар:скГаМ°В?,енъЭХОкаВнЪъГОРаХ!-
На вопросъ какъ—онъ ѵказыХ
И всѣ- 3Bajrb жить
вотъ—такъ.
Указывалъ на горы, небо и травыі
„Но явился не колоесъ
то очень оригинальный н неіХ-о упомя
.
н
УTMв
-
а прос-
^етавнлъ
нередъ
собой^ГноГщ^с^Ъ
т®елГъ°нМа~'
ресторановъ, автомобилей и гостии!,ѵ
Г°Рахъ
-
гдѣ **тъ
какъ и когда это устроитьсTM
ъ
'~
это хо
Р°шо. Но
ховно-тѣлеснаго Нвѣтен®
'
* Цѣлую П°3-У ДУ-
ченности нашего города
за чХЛ
мѣЩая<=койУ ску-
затхлаго движенія-это Іакъ неопХ І вГ
°
Д^апаго \
"
ленно.
такъ неопредѣленно и такъ отда-
перенесу въ міръ автомобХй ГоХ
С°ЗН аНІе
яъ нвм
"«
съ нея, Леды, одежды и, оттѣнивъ
РаН0ВЪ
'
Я
сброшу
спокойно-прекраснаго тѣла
Розовую наготу ея
покажу ее всему „іруТ„а
І°0„1 Т'"Ъ блескомв туфель
перед,, глазами огрубѣвшаго иХ
буРжУ
азя
ой гостинной
шедшаго изъ ресторана я !
отя
®е-»ѣвшаго гостя лпи
древней носитадьницы страшнТго
Т~
I-Ä
жхі«
иг—
Дѣвушки"...
у вась бѣлое и нѣжное, какъ и у
Цинично
ГОСТИ Ой и рестораРновъ но атК
„
Ъа„С
ь°ю
ЛН„Це
'
ИДвИ
сфер®
I ейне обвивалъ самыя »Ѵ,TM ГКАЯЬІО Цинической HDOB®
мечтательнаго романтикам и »
'"
И РыД
аю
ЩІя грезы
художникъ, онъ, при авсеиЯ въ
„ с-ДУ того, что Каменск®

,И въ этой сказкѣ было нѣчто новое, что до^сихъ
поръ художниками не разсказывалось. Своей „Ледой" онъ
какъ будто раздвинулъ покровы надъ первымъ моментомъ
сказочная осушествленія и показалъ то очаровывающее,
что есть уже сама непосредственность жизненных! про-
явленій въ новой осуществляющей полосѣ существова-
нія. Объ этомъ можно сказать лишь образами и ети-
ХаМИ Вотъ какія красивыя тирады! И все это по поводу
наивныхъ героевъ г. КаменскаTM, изъ нихъ же поручикъ На-
гурскій самый блестящій. Но какъ отъ этихъ красивых!
фразъ перейти къ самому Каменскому и его героямъ! И
начинается переразсказъ, скрадывающій то, что въ жизни
героевъ было и есть.
„
Вотъ жгучій, почти экзотическій очеркъ „Солнце .
Лѣтній зной солнца на берегу СредиземнаTM моря. Все
здѣсь красиво: и блескъ горячаго песку, и безшумный
прибой волнъ, и игра солнечных! лучей въ раскаленном!
воздух!, и тропическая зелень, и неподвижный деревья.
На этомъ фон!, нееомнѣнно, не все красиво и просто;
художник! съ другими міровозр!ніемъ, съ другимъ чуть-
ем!, съ бол!е сложной душой на этомъ фон! быть мо-
жетъ
открылъ-бы челов!ческую, много челов!ческихъ
трагедій; быть можетъ, сложную гамму думъ и чувствъ,
быть можетъ проклятье ищущаго духа или радость об-
рѣтшаго истину; быть можетъ, звуки отчанш, или ра-
достный крикъ бытія; быть можетъ стоны повседневной
жизни или муки гордаго, одинокаго искателя; быть мо-
ЖеТЪНо г. Каменскій простъ и наивенъ. Какъ все это
отъ него далеко, какъ все это сложно для его понимашя,
какъ это пестро для его д!тскаго взгляда. Онъ просто
сталкивает! на этомъ красивом! фон! два юныхъ суще-
ства физически разгоряченных! молодостью, пескомъ и
взаимным! влеченьемъ. Нужды н!тъ, что они другъ дру-
га не знаютъ. Но вѣдь г. Каменскій такъ простъ: два
физически здоровыхъ юныхъ и красивых! существа-
•) .Вопросы пола», No 1, стр. 23, 1908 г.
150
Чѣмъ это можно объяснит Но ѵ 'г д
ЭТ0 ЗВачитъ
и
такъ просто: „Въ очерк! ГоTM У„
АРскаго это все не
браженъ моментъ осущёст^ГІ ПИШеТЪ г
'
АРв«ій «зо-
ной въсвоей оргіIноі ZT блаженн°-мощной и сл!-
боднойполР„ёÎГжизни"""
ГВ°СТИсв
въ жизненной напряженности л»„ѵ
"
ДѢ°Ь зно0
С0Л1"»
„Въ обстановкѣ cneTZTeTM
TT молод ых ъ
Душъ". ..
первоначальная, здорГая и „7У
УРНаГ° СКЛада
ж
«зни
чувства солнца, чувства КппГ
'
еСВИ таинсTMенная сила
грады мертвыхъ yZZTeTM
Нем
~
отм!,аетТгЧеА7НкёйедвоНИвЧсНѣхё
W
Вравилвв°
замѣчается „идейная творческая
Г' Каменскаго
мыеловъ". Въ другом! mS
жё г Н7СТЬ всѣхъ
за
-
рожно характеризует! нінотооТ 7
'
АрСК,й
неосTM"
.ка къ дерзко обиажённTM Skv "
Г' Ka«
eH<TMro
постройка на „подяочв! Эроти,ёСнёйД ГРаСИЯ
'
какъ
„эротическая самоуслада" XI
„5
сам
»Уелады" . Эта
ходить черезъ вс! разёкачы „ и
6 узИДІШЪ'
про-
ЭТО настоящее слово г ГрскТй InjTMTMTMTM-
И «"Маю.
гимъ.
лрсша спѣшитъ зам!нить дру.
вая cZ^SSZTl/ApiZTaZT^
Та
--эротнчес-
ва чѣмъ-то другнмъ ЭтоТІ 7 » закР
ас
»«ь эти сло-
преодолимая Хля къжиённ„'ITM^*"01TM»
вв
"
драганія полового инстинкта а ИТ
Р°СТ° пеР
выя
до-
линаTM пламеннаTM люёёГтства"" Это ° ЖИЗНИ ДЛЯ
ве
"
ющая къ себ! зачарованней Хлялё ё,'
3"Ь
'
п
Рик°зь.ва -
ное любопытство челоаѣка Это 7 ' рождаюЩая пламен-
скаго празднества, которое
Т°Г°
ДІ°нисіав
"
Леда. Сперва почувствовать себ777
'
КаКЪ
жи
знь-
но создавшейся иёумруГоа земл! 7 ЩTMЪ Ва таингтвен-
солнца, посмотрѣть ва 7хъ of' В0ДЪ 30JroTM
зміемъ
ствомъ, а потомъ уже войти въ «Z^Zo-eT^Zl
') Арскіа. А. П. Каменск*. Вопросы пола No ,, СІр. 26 .

сомъ своихъ переживаний слиться съ общимъ колоесаль-
НЫМЪСГв!"чTM
простая мысль поручика Нагурскаго о
томъ, какъ хороша жизнь съ женщинами, которых! такъ
легак взять, превращается въ устахъ его идеализатора^
Это уже лозунгъ, знамя, культъ, кумиръ, поставленный на
вГшокій пьедесталъ, у подножія котораго изваянш Нитцше
И РеСНоНаперейдите отъ этихъ краеивыхъ тирадъ и боль-
ших! имен! Нитцше и Рескина къ КаменскоМу и не
трудно убѣдиться, что беллетристъ въ своихъ мысляхъ
иTM далекъ отъ этихъ двухъ столповъ конца XIX вѣка,
или профанируетъ ихъ мысли самимъ жестокимъ образомъ.
Если въ Солнцѣ" дерзко обнаженная лирика сладо-
страстия воплощена въ художественную форму «оболочку,
смягчающую цинизмъ основной мысли; если чувство крови
разрывающее преграды мертвыхъ условностей и сближаю_
шее два иныхъ существа, разыгрывается въ исключи
тельной обстановкѣ зноя солнца, блеска песку сверкамя
мопя- если въ Ледѣ" „оргійная стремительность свободной
поРл кты жиз!ью тѣла"—прикрыта оболочкой
£
то въ разсказѣ „Четыре" идея о „полнотѣ жизни и под
IZ банальной идейкой выетупаетъ наружу и облича-
ет! всю скудность багажа молодого художника и его бли-
зостькъ
Арцыбашеву—по крайне Арпыбашеву,
какъ
творцу^Санина. ^
^^
то шо
исполненныхъ порногра-
фических! картинъ, иллюстрирующих! одну мысль безъ
S
философских! ризокь, въ которыя окутываетъ свои
вдеи Арцыбашевъ. И поэтому герой Каменска«не: ин
теллигентъ вкусившій отъ науки и поигравшій въ поли-
тик! какъ Санинъ а выхоленный и нарядный поручикъ,
далекій отъ вшшихь идей и вообще мудрствовав, кото-
рой „весь охваченъ радостным! ощущеніемъ собственнаго
лентиновъ (.Мы еще придемъ', стр. 14); г. Чуковскш и
до нашихъ дней"), стр. 76 .
тѣла, свѣжаго бѣлья, отлично сшитаго кителя и тонкихъ
лайковыхъ перчатокъ. Про бѣлье и перчатки авторъ ско-
ро забываетъ, но за то безъ конца повторяет!, что пору-
чикъ былъ здоровъ, что радовался „сладострастной" веенѣ
что ему грезились женскіе образы, что поклонялся
свое-
му тѣлу, считалъ его самымъ драгоцфннымъ, что у него
есть, и мысленно раздѣвалъ всѣхъ попадавшихся ему на
глаза женщин ь. Вотъ весь багажъ Нагурскаго и все что
у него было въ мысляхъ и въ воображеніи. Все исходило
изъ красоты тѣла и все, какъ въ фокусѣ, сводилось къ
одной мысли: „нѣтъ ни одной женщины,
которой-бы
онъ не могъ овладѣть быстро, находчиво и страшно смѣ-
ло".
Это впрочемъ не только мысль армейскаго поручика.
—Поручику можно-бы простить,—но
и мысль большого
художника слова—Анатолія КаменскаTM. И этой плодотвор-
ной мысли посвященъ самый блестящій его разсказъ „Че-
тыре". Онъ сталкиваетъ, въ буквальном! смыслѣ, сталки-
вает! поручика Нагурскаго, у котораго здоровое тѣло и
ничего больше, съ четырьмя женщинами различнаTM соці-
альнаго положенія, ранговъ и возраста, умственнаTM раз-
витія: еъ молоденькой продавщицей кондитерской, только
что повѣнчавшейея попадьей, кончившей гимназію; интел-
лигентной учельницей гимназіи, передовой женщиной, „на
лвпѣ которой было написано недоступность"—подчерки-
вает! авторъ, и хорошенькой беременной дамочкой—и всѣ
отдаются Нагурскому безъ особыхь усилій съ его сторо-
ны, безъ особыхъ убФжденій, чуть-ли не послѣ пятими-
нутнаTM знакомства. И это не въ силу случайности, а по
глубокому убѣжденію и писателя КаменскаTM и поручика
Нагурскаго, что это такъ должно быть.
Интеллигентная
женщина, съ которой поручикъ встрѣчается въ
вагонѣ
ведетъ съ нимъ интересный споръ. Она не
понимает!
приставаній офицера и наивно говоритъ: „мнѣ думается,
что прежде всего люди должны быть хотя-бы немножко
знакомы... А то выходитъ, извините меня, накъ-то ужъ
слишкомъ по гвардейски". Но Нагурскій, не смущаясь, воз-
ражегъ. — Зачѣмъ знакомство?—Все это пустяки, а важно
только одно: нравится-ли вамъ мое лицо"... „Вы красивая
и здоровая женщина, я то же не дуренъ собою—больше

ничего и не требуется для того, что-бы мы не проску-
чали вовсе". „По моему умныя, или какъ у васъ
тамъ
говорится, эмансипированныя женщины не должны сты-
диться своихъ желаній и могутъ отдаваться лакеямъ и
денщикамъ своихъ мужей съ такою же легкостью, какъ
мы мужчины беремъ горничных* и нянек*. Разъ, два три
и до свиданья". И молодой художник* слова рѣшаетъ
спор* въ пользу поручика. Онъ говорит* съ женщиной,
подчеркивает* Каменскій „въ искусственно грубых* выра-
женіяхъ" и однако, интеллигентная передовая и „недос-
тупная" женщина бросается поручику на шею.
И попробуйте читать этотъ разсказъ такъ, какъ онъ
написанъ, и понять такъ, какъ онъ можетъ быть понять,
и на сцену сейчасъ же явится идеализаторъ циничной
идеи, а скажет*—что Нагурскій—это не грубый звѣрь.не
тупой и похотливый мѣщанинъ, а что онъ представляет*
собой „праздничное и въ глубинѣ своей мистическое чув-
ство юнаго и прекраснаго тѣла, какъ источника
всѣхъ
жизненных* осуществлен^, тѣла, какъ ключа къ таин-
ственному Сезаму" бытія, что и похотливость Нагурскаго есть
„вещь огромной и самодовлѣющей цѣнности і). Такъ ве-
лика тоска, навѣянная реакціей, такъ сильно желаніе за-
быться, заполнить чѣмъ нибудь пустоту, что даже дур-
ман*, напускаемый Каменским*, кажется чѣмъ-то возвы-
шенным* и глубоким*, веселыя похожденія
поручика—
„бездонной лазурью свободы и радостной энергіи жизни",
а его постоянный думы о женщинах* и побѣдахъ над*
ними—„синѣющими просвѣтами въ даль".
Ч „Вопросы пола" No 1. Статья г. Арскаго о Каменском*,
стр. 24—25.
Глава десятая.
м
-
Нузт
^rrÄÄt:
zr-*
Im
Н° Арцыбашевъ и Каменскій при всей дерзости сво-
его воображенщ, при всей идеализации человѣческаго тон-
кими ГУ68"1
-
Г° ВЪ КУЛЬТЪ
'
оказыв
аются людьми роб-
кими въ сравненш съ художниками новѣйшей фармаціи
Кузминымъ и Зиновьевой-Аннибалъ. Правда и оба Z
н^ппяГ ВЫХ0ДЯ^ За УЗКУЮ Сферу
вожделѣ-
шй, правда и их* философія-это философія людей у ко-
чГтвГкаоКтЬообУП ВСѲ аТр°Фир»-° .
«ромѣ пол'о1ых°ь
чувств ь, которыя по выраженно одного изъ героев* Кѵз-
мѵскѵлы ГГУТЪ "ГЪ TpeDeTa ВИдѣть некоторые связки и
мускулы въ человѣческомъ тѣлѣ".
Но за то они перехо-
дят* за черту тѣхъ нолевых* сношеній, поэтомTMкоторых*
являются Арцыбашевъ н Каменскій; за то они уже не до^
чиЛ„амТиВУиЮТСЯ ТѢШ eCTecTM
e
««b,MH сношеніями м'ежду муж-
~СИанГТ^рс°TMРЬ,Я ТаКЪ
—°
—-
Кузминъ и Зиновьева-Аннибалъ такъ же, какъ и AD-
ато ѵжъппо Каменскій' занимаются половой нровокаЩей Но
это ужъ провокація не мѣщанъ, закостенѣвшихъ хоть бы и в*
тонких*^'
Н°ВСе
"
Же СТарЫХЪ формахъ половой любвща
тонких* спещалистовъ своего дѣла, доводящих* дѣло до во-
в^ые'пГоГ00TM' ^0«TM
-ь кулстГпротивоГте-
ственные пороки, о которыхъ такія всемірныя знамени-
тости, такіе тонкіе спеціалисты, как* КрафтЛбГгъ,

Форель и Молль отзываются, какъ о явленіи несомнѣнно
паталогическомъ, а объ уранистахъ, какъ болѣе илвменѣе
глубокихъ психопатахъ. >).
И хотя художественные таланты Арцыбашева и Ка-
менскаго настоящее колоссы въ сравнен® съ скрупулез-
ными
дарованіями Кузмина и Зиновьевой - Аннибалъ
аляповатый кисти послѣднихъ не дали ни одной картинки)
которую можно было-бъ поставить рядомъ съ „Санинымъ",
и „Четырьмя"—и однако смѣлость Кузмина и Зиновьевой
сдѣлали свое дѣло, и на ихъ произведен® набросились съ
той же жадностью, съ какой мухи набрасываются на лип-
кій медъ.
Кузминъ свои излюбленныя мысли изложилъ въ по-
вѣсти „Крылья" 2). Это символическое заглавіе. Главное
лицо цовѣсти—юноша Ваня, котораго Кузминъ рисуетъ,
какъ романисты своихъ героевъ, который какъ и рома-
ническая героиня и охаетъ, и вздыхаетъ, и ежеминутно
краснѣетъ при встрѣчѣ со своимъ героемъ. Да онъ и ге-
роиня романа. Пусть вамъ это не кажется стилистической
обмолвкой. Ваня Смуровъ—героиня романа. Онъ влюб-
ленъ въ полуангличанина, полурусскаго Штрупа, который
въ повѣсти занимается тѣмъ, чѣмъ Санинъ у Арцыбашева.
Но Санинъ по своей мѣщанской натурѣ совращаетъ дѣ-
вушекъ, а Штрупъ—тонко образованный человѣкъ, зна-
токъ древняхъ классиковъ и восточной культуры—юношей.
Однимъ изъ объектовъ Штрупа и является Ваня Смуровъ—
гимназистъ. Онъ переживаем настоящій романъ—со всѣ-
ми его обычными аксессуарами—томленшми, воздыханіями,
ревностью, борьбой, наконецъ, въ виду необычайной фор-
мы. любви. И только къ концу романа Ваня рѣшается
сочетаться съ героемъ романа: у него, наконецъ, выра-
стаютъ по выраженію Штрупа крылья..
Вотъ въ этомъ слов® и вся сила повѣсти. Дѣло не
въ факт® противоестественных"»
сношен® Штрупа съ
банщикомъ Ѳедоромъ, а потомъ со Смуровымъ. Они ши-
') Ав. Форель. Половой вопросъ, стр. 268—283 .
2) Впрочемъ
излюбленной
тем ѣ
по свящ енъ
и
„Картон-
ный доминь".
нааших
а
ъКстолицъВЪ іГ
КузмиГHTэту°
нераты, взрощенные на тощей аристокоатмХн„»
Т
не выродки, развращающіем от!бевд£непаоазиTM'
высасывающіе народную кровь и бѣснующХся 0тГжнрѵX
а новые люди, открывшіе, по словамъ Куімина r!Sa лХ
ДЯМЪ на новые міры красоты. И Кузминъ все свое ми"
ГНуЬвКьГоГ°оВба
„
НІтТРаТИТЪ На
идеал«
за
«»
скотоподобія)
нктѵоы °нь °бРѣтается не въ отдаленныхъ мѣстахъ лите-
менскимъ!
ВеРШИНѢ
'
РЯД°МЪ СЪ
«ашевьшъиКа-
„„й „ГеР
°
ИГ'Ь
"1'
змина
.
культивируюіціе противоестествен
ШтоѵпГ?' ВСе Нар
°
АЪ КУЛЬТУР"ИЙ « интеллигентный И
Г. Кузминъ свое небольшое дарованіе тоатитъХ 1
ма-же это оригинальный мыслитель, мечРгательР Увлекаю
Щій своею вдохновенной пропов®дью молодо! С„TM»Т
Что-же касается главнаго !роя ШтрупаТо^ннн! Тэте

положительно романтичеекіе герои, осіанные особымъ оре-
оломъ. И веѣ трое—уже пожившіе, все видавиііе,—какъ
гады впиваются въ молодую душу Смурова и загрязняютъ
своими извращенными вожделѣніями... Прислушайтесь къ
рѣчамъ этихъ гадовъ, и вы подумаете будто рѣчь идетъ
о новомъ словѣ въ области мысли, и о новомъ строѣ
жизни.
Штрупъ убѣждаетъ Ваню изучать греческую лите-
ратуру, и для него откроются новые міры, новый міръ
красоты; это, твердить онъ, основа всякой образован-
ности.
„Читайте, убѣждаетъ онъ его, въ васъ задатки
сдѣлаться настоящим! н о в ы м ъ человѣкомъ.
„Вы плохо
окружены, но это можетъ быть къ лучшему, лишая васъ
предразсудковъ всякой традиціонной жизни, и вы
могли бы сдѣлаться современным! человѣкомъ, если бы
хотѣли".
Наконец!, Штрупъ прямо называет! себя х у-
дожником!
жизни, a Даніилъ Иванович! рекомен-
дует! его, как! человѣка „съ высшимъ порывом! духа".
Но вглядитесь пристальнѣе въ тотъ „міръ красоты",
который съ собой принесли эти Штрупы. Прислушайтесь
внимательнѣе къ словам! этихъ
„художниковъ жизни",
лишенных! предразсудковъ. Разберитесь въ „новомъ" сло-
вѣ этихъ людей съ „высшими порывами духа", у которых!
за плечами „крылья". Они говорят! всѣ красиво и нужно
совлечь съ грязной сердцевины кору тѣхъ красивых!
фразъ, которою она обросла.
Раньше всего имъ чужды всѣ интересы и чело-
вечества и народа, среди котораго они живутъ. Ни соці-
альныя, ни нолитнческія, ни даже крупныя проблемы лич-
ной жизни ихъ не затрагивают!. Они уставились въ од-
ну точку своего личнаго существовали — въ вопросъ о
любви и любви половой, и дальше не идутъ. Но даже и
этотъ вопросъ они разрѣшаютъ такъ, какъ его теперь
разрѣшаютъ психопатологическія существа, а въ сѣдой
глубинѣ—содомлнне. И превращаешься въ соляной столпъ,
вчитываясь въ эту дикую проповѣдь въ началѣ XX вѣка
наблюдая ту жадность, съ какой къ этой проповѣди при-
слушиваются.
„И люди увидѣли, проповѣдуетъ Штрупъ, что всякая
красота, всякая любовь-отъ боговъ и стали свободны и
смѣлы, и у нихъ выросли крылья".
Это СИМВОЛ! вѣп!
Штрупа. Самъ онъ, однако, какъ н другіе герои повѣстн
какъ и самъ авторъ являются сторонникам! невсякой
любви, а любви пожилыхъ мужчинъкъ юным! мальчикам!
Сами они любуются только красотою юношески
и питаютъ отвращеніе къ женщинамъ. Даніилъ Иванович!
откровенно заявляет!, что онъ сторонник! любви Аш а
къ Патроклу, Ореста къ Пиладу, н не стѣсняясь называет!
ее настоящим! именемъ „содомской".
А Штруп! этГл TM
бовь откровенно ндеализируетъ.
„Мы эллина - говорГъ
онъ намъ чуждъ нетерпимый отнотеизмъ іудеевь
тъ
отвертываніе отъ изобразительных! искусств!,!!! вА-
стѣ съ тѣмъ, привязанность къ плоти, къ потомству къ
сѣмени. Во всей библіи нѣтъ указаній на вѣрованТе' в!
загробное блаженство, и единственная награда
упо—
тая въ заповѣдяхъ (и именно за почтен! къ дмшимъ
жизнь)-Долголѣтенъ будешь на землѣ. НешюдныйбрTM
пятно и проклятіе, лишающее даже права на учаотіе въ
богослуженіи, будто забыли, что по еврейской же 7еген!ѣ
чадородье и труДъ-„аказаніе за грѣх!, а не цѣль ж!!нй
И чѣмъ дальше люди будутъ отъ грѣха, тѣмъ дальше !!-"
дутъ уходить отъ дѣторожденія и физическаго твдда
у
христіанъ это смутно понятно, когка женщина очищается
молитвой послѣ родовъ, но не послѣ брака, и мужчина
!оей'Х
е
иРЖпѲНЪ НИЧеМ
-
У пидобному
-
Л»бовь не имѣетъ дру-
гой цѣли, помимо сеоя самой; природа также лишена вся-
кой тѣни идеи финальноеTM. Законы природы совершенно
!еРлУоТче!!іеРЯДЗакЧпѢнМЪ ^0TM
TMкъ «азыГемь®
человѣчесюе. Законъ—природа-не
то, что данное де-
рево должно принести свой плодъ, но что приизвѣстныхъ
условіяхъ оно принесет! нлодъ, а при друшхъ, не ПрИ-
несетъ и даже ногнбнетъ само, так! же У спракедаввТ и
просто, какъ принесло бы плодъ. Что прн введенTM в!
сердце ножа оно можетъ перестать битье! тутъ н!тъ TM
финальноеTM, ни добра, „н зла. И нарушитьЕонъ
нРеЯв!:в0аЖненымиТи!КО Х'
к
TM
лобзать сво! гГа,
не вырванными изъ орбитъ, и безъ зеркала видѣть соб-
ственный затылокъ. И, когда вамъ с!ажутт: „пр0TMв!-

естественно ,—вы только посмотрите на сказавшаго слѣппа
и проходите мимо, не уподоблясь тѣмъ воробьям* что раз-
летаются отъ огородняго пугала. Люди ходят*, как* слѣ-
пые. какъ мертвые, когда они могли бы создать пламен-
нѣйшую жизнь, гдѣ все наслажденіе было бы такъ обо-
стренно, будто бы только что родились и сейчасъ умрете
Съ такою именно жадностью нужно все воспринимать Чу-
деса вокруг* насъ на каждом* шагу. Есть мускулы связки
въ человѣчесномъ тѣлѣ, которыхъ невозможно безъ тре-
пета видѣть. И связывающее понятіе о красотѣ съ красо-
той женщины для мужчины являют* только пошлую по-
хоть, и дальше, дальше всего отъ истинной идеи красоты
Мы—эллины, любовники прекраснаго, вакханты грядущей
жизни. Какъ видѣнія Тангейзера въ гротѣ Венеры, какъ
ясновидѣніе Клингера и Тома есть праотчизна, залитая
солнцемъ и свободой, съ прекрасными и смѣлыми людьми
и туда, черезъ моря, черезъ туман* и мракъ, мы идем*
аргонавты. И въ самой неслыханной новизнѣ мы узнаем*
древнѣйіше корни, и въ самих* невиданных* сіяньяхъ мы
чуем* отчизну"., .
И если эта проповѣдь вам* кажется нѣсколько не-
ясной, облеченной вь туманную форму, то вотъ популяр-
ный и краснорѣчивый къ ней комментарій:
„Ваня, стоя у окна, открыл* повѣсть, гласящую
какъ нѣкій старецъ послѣ случайнаго посѣщенія женщиё
ной, жившей одиноко въ той же пустынѣ, все возвращался
блудною мыслью къ той же женѣ и, не вытерпѣвъ, въ са-
мый пеклый жаръ взялъ посохъ и пошелъ, шатаясь, какъ
слѣпой, отъ похоти, къ тому мѣсту, гдѣ думалъ найти эту
женщину; и, какъ въ азступленіи, онъ увидѣлъ: разверз-
лась земля, и вотъ въ ней — три разложившіеся трупа- '
женщина, мужчина и ребенок*; и был* голос*: „вотъ жен-
щина, вот* мужчина, вотъ ребенок*,—кто может* теперь
различить ихъ. Иди и сотвори твою похоть".
Всѣ равны,
всѣ равны передъ смертью, любовью и красотою, всѣ тѣла
прекрасный равны, и только похоть заставляет* мужчину
гоняться за женщиной и женщину жаждать мужчину".
И г. Кузминъ взялъ на себя благодарную задачу
изобразить красоту любви мужчины къ мужчинѣ, и вы чи-
таете настоящій романъ Штрупа раньше къ банщику Ѳе-
дору, а потом* къ Ванѣ Смурову Г. Кузминъ серьезно
увѣренъ, что онъ выполняет* большую задачу.
„Человѣкъ
пишет* онъ, всѣ способности духа и тѣла должен* раз-!
вить до послѣдней возможности и изыскивать примѣнвмость
своихъ возможностей, если не желает* оставаться кал-
либаном ъ".
Въ чем* заключаются эти возможности? Кузминъ
отвфчаетъ на этотъ вопрос* устами одного изъ героев*
„Крыльев*" .
Уго мечтает* нарисовать нѣсколько картин*.
'Первая картина: сѣрое море, скалы, зовущее вдаль золо-
тистое небо, аргонавты въ поисках* золотого руна,—все,
пугающее въ своей новизнѣ и небывалоеTM и гдѣ вдруг*
узнаешь древнѣйшую любовь и отчизну. Второе—Прометей,
прикованный и наказанный: „никто не может* безнака-
занно прозрѣть тайны природы, не нарушая ея законов*,
и только отцеубійца и кровосмѣситель отгадает* загадку
Сфинкса!" Является Пазифая, слѣпая отъ страсти къ быку,
ужасная и пророческая: „Я не вижу ни пестроты нестрой-
ной жизни, ни стройности вѣщихъ сновидѣній".
Всѣ въ
ужасѣ. Тогда третье; на блаженных* лужайках* сцены
из* Метаморфоз*, гдѣ боги принимали всякій вид* для
любви; падает* Икар*, падает* Фаэтон*. Ганимедъ гово-
рит*: „Бѣдные братья, только я изъ влетѣвших* на небо
остался тамъ, потому что вас* влекли къ солнцу гордость
и дѣтскія игрушки, а меня взяла шумящая любовь, непо-
стижимая смертным**. Цвѣты, пророчески огромные, ог-
ненные, зацвѣтаютъ; птицы и животныя ходят* попарно
н въ трепещущем* розовом* туманѣ виднѣются изъ индій-
скихъ „manuels érotiqus" 48 образцов* человѣческихъ со-
•единеній. И все начинаетъ вращаться двойным* вращеніемъ,
каждое въ своей сферѣ, и все большим* кругом*, все бы-
стрѣе и быстрѣе, пока всѣ очертанія не сольются и вся
движущаяся масса не оформливается и не замирает* въ
стоящей над* сверкающим* морем* и безлѣеными, жел-
тыми, и подъ нестерпимым* солнцемъ скалами, огромной
лучезарной фигурѣ Зевеа-Діониса-Геліоса!"
Вотъ они „возможности"
—
„48 образцов* человѣ-
ческихъ соединеній".
Г. Кузминъ много скромнѣе. Онъ

взялъ на себя изображеніе и идеализацію одного изъ та-
4eSLCOeT
eBlfll
п
Ред
°
ст ав
ив* продолжать это дѣло г-жѣ
Зиновьевой, что она и выполнила въ своихъ „33-х* уро-
Глава одиннадцатая.
А. Звновьева-Аннибалъ. Повѣсть „Тридцать три урода"
Основная
^ностаГТнС60;"^ TT'
ПРИЧИНЫ йдеодогш половых* извра-
щеяностей. Мнфніе А. В. Амфитеатрова. Половыя извращенности и
текущій моментъ.
не
ЗДинственный поэтъ полового извраще-
с0елинен1йРрТ I?TM"1
°
48 сTMеобахъ человѣческихъ
соединеній. Если Кузминъ взялъ на себя художественное
ЙТ
КУЛЬТа'
имѣвшаг
°
Шир ок ое
нримѣненіе въ
Содомѣ, то г-жа Зиновьева выбрала своей спеціальностью
лесбоскую любовь. Женщины писательницы у насъ часто
трактовали вопросы любви и проблемы пола Но в*
лицѣ Зиновьевой женщина писательница впервые падаетъ
кѵльтяНя!о«~Д0.
смакованія подвой извращенности, до
культа лесбоской любви, до апологіи утонченнаTM раёвра-
Готомѵ чТѴTM ТаКЪ рѣ3к° бр0СаеТСЯ
TMааа Именно
потому, что Зиновьева—женщина. Отъ русской женщины
недавно такъ гордо шедшей на встрѣчу мукамъ, такъ не-'
нѵсск°пйХжГКЛаВШеЙ 33 бЛаГ
° Р°ДиныУсвою гоіову?-отъ
русской женщины, окруженной ореоломъ мученичества въ
мо0жноТбыло0жЧаЙВаГО напряж,!ні
я
исторической жизни-
nZl
Ждать кое
"
что
другого, а не безстыдной про-
повѣди одного изъ 48 способов* человѣческяхъ соедине-
Вы бы напрасно стали искать другого смысла в*
кромГпепппТКРГеВНОЙ П°ВѢСТИ Зиновьевой ?33 урода,-
кромѣ проповѣди половой развращенности. Здѣсь поеёся

гимнъ лесбоской любви, истерическим!
выкрикиваніямъ
несомнѣнно двухъ больныхъ дѣвушекъ. И Зиновьеву ихъ
любовь интересуетъ, не какъ клиническое явленіе. Боль-
ная страсть двухъ дѣвушекъ, все богатство своихъ натуръ
тратящихъ на одну и ту же болѣзненнную потребность тѣла,
возводится ею въ культъ и окружается ореоломъ красо-
ты. И не осужденіе, не страстный протестъ вызываетъ со
стороны Зиновьевой эта язва, внѣдрившаяся въ душу да-
же женской интеллигенціи, a поклоненіе и смакованіе, до-
стойное авторовъ „Тайнъ блондинки" и „Записокъ ку-
шетки".
„33 урода" это повѣсть о любви двухъ дѣвушекъ,
любви однако не платонической, а той, которая въ трак-
татах! о половыхъ извращеніяхъ называется лесбоской.
Зиновьева ничего не опускаетъ изъ картины этой любви)
Наоборотъ, она дополняетъ клиническія опнсанія многими
пикантными подробностями. Здѣсь даже подробное описа-
ние того лрозрачнаго костюма, который придуманъ любов-
ником! героини дневника—Вѣрой, и принятія ванны, и
того мужефобетва, которымъ одержима Вѣра, признающая
одну только извращенную любовь. Здѣсь такія тонкія из-
реченія, какъ то, что „только лежать красиво и достойно
тѣла", почему героиня все время только лежитъ. Здѣеь
такія точныя описанія извращенной любви, какія не часто
встрѣтишь у Крафтъ-Эбинга.
„Она снова осыпала, опи-
сываетъ героиня дневника экетазъ любви своей подруги,,
меня подѣлулми, мои волосы, мои губы и зубы... Отстег-
нула брошь, скрѣплявшую складки хитона до плечъ, и
цѣловала плечи и грудь, и мою узкую спину, которую я
люблю чувствовать гибкою и вздрагивающей подъ лаской...
И не могла Вѣра остановиться. Цѣловала и рыдая, кри-
чала, кричала не своимъ крикомъ, какъ одно пораженное
тѣло, какъ одна изступленная душа... Уже въ постели,
куда она привела меня испуганную, дрожащую, она рас-
пустила мои волосы и ласкала ихъ быстрыми движеніями
своихъ чуткихъ страстных! пальцевъ. Ея пальцы чувству-
ются хрупкими, когда я ихъ цѣлую, и это мнѣ сладко,
нравится".
И эти половыя оргіи емѣняются такими сце-
нами, о которыхъ безыскусственно разсказываетъ героиня
разсказа. „Сегодня приходилъ Сабуров!. Просилъ у меня
одну намели). Я дала. Когда Вѣра вернулась, и я ей ска-
зала, она вдругъ поблѣднѣла, лицо перекосилось, я
от
била меня. Она била по щекамъ ладонями и „о гёловё
была сильная, пышащая, съ напухшей жилкоё TMрезъ
лобъ и бѣшеннымъ ртомъ на бокъ".
И вслѣдъ за
S
дикой сценой опять дикая оргія, опять странны« рѣчи!
ногахъ, рукахъ, линіяхъ живота, грудей, стены рёвностё
къ мужЧинамъ и наконецЪі Вѣ
оёравлёется коіда
гая героиня полюбила мужчину — отравляется не ZL
жертва болѣзненной и извращенной натуры, а Какъ
reZ-
пня, стоящая выше, по выраженію Зиновьевой LZ
хруп-
кой переливчатой".
И эта половая извращёнTM возвё
дится женщиной писательницей въ кѵльтъ
77JL
Дѣлается героиней романа. Чисто нлинХеское ХёГ '7
Р ЕСс1°ёГКТ°МЪ Т
произведения.
Если не считать Буренина и его разеказъ
Ичъя»
р~ъГ
'зиИ„боШваьë°Yf
- «овь7
разеказъ Зиновьевой-Аннибалъ „33 урода"—явленіе беч
условно исключительное, тѣмъ бёлѣе, чтГтамІ гдТвTM
МоВжЪноХ°е7еИоГеМѢрН0' Г
не
TMдуетъ, зёнГеёа Гаку
можно еще объяснить себѣ происхожденіе разсказа какъ
продунтъ личнаго творчества Зиновьевой, Гродунёъ ёі
одного извѣстнаго заданія.
Но что
ëpXflL!
Мы считаемъ несостоятельным! связать ѵспѣхъ amTM

стой статистическій подсчетъ укажетъ вамъ, что на лю-
бой циническій разсказъ древняго писателя дѣйствитель-
ность современной клинической лѣтописи отвѣчаетъ десят-
ками, даже сотнями живыхъ иллюстрацій изъ текущей
медицинской и уголовной практики. Разница въ томъ лишь,
что языческая этика считала извращенный норокъ если
недозволенным!, то, по крайней мѣрѣ, терпимымъ, какъ
бытовой грѣхъ домашняго обихода, съ которымъ домашнею
дисциплиною и вѣдались, а государство въ непосредствен-
ную борьбу съ нимъ не вступало. Поэтому онъ торже-
ствовал! открыто или подъ легкою вуалью. Теперь же
извращенный порокъ—грѣхъ противъ общественной этики
и иреступленіе противъ уголовнаго закона, ею вдохновляе-
маTM и потому ножираетъ жертвъ своихъ тайно. Этихъ се-
кретныхъ и полусекретных! грѣшниковъ мы теперь счита-
ем! больными, безумными. Однако, не настолько, чтобы
насильственно удалять ихъ изъ общества. Такая судьба
постигает! лишь тѣхъ несчастных!, кто осложнил! свое
половое безуміе какимъ-либо вредным! и опасным! про-
тивообщественным! поступком!, нарушившим! права дру-
гих! лицъ. Половыя безобразія, сами по себѣ, независимо
отъ физическаго вреда, который они приносить, съ каж-
дым! годомъ теряютъ въ глазахъ „культурных! людей"
свой характеръ непозволительнаTM престунленія. Законъ
уже смотритъ на нихъ сквозь пальцы, смягчаетъ и кары,
и право, и условія преслѣдованія. Талантливый поэтъ, ар-
тист!, музыкантъ, государственный человѣкъ. высокопо-
ставленный общественный дѣятель, обвиняемый молвою,
хотя бы даже и доказательною, въ противоестественных!
слабостях! и наклонностях!, не возбуждают! всеобщаTM
отвращенія. И апплодируютъ имъ, и руну жмутъ охотно,
и на должности ихъ назначают!, и ордена имъ даютъ.
Средвевѣковые костры за половое безчеетье давно погасли.
Брокенскій козелъ побѣдилъ синайскаго законодателя. Же-
стокая обличительница этических! условных! лжей, ста-
тистика, даетъ для современнаTM европейскаго общества
на каждых! 200 нормальных!, человѣкъ одного, удовле-
творяющаго свои половыя страсти извращенным! спосо-
бом!, причем! вычисленіе это сдѣлано для средней Евро-
пы, съ оговоркою, о значительно большем! процентѣ та-
ситъ здѣсІ,У rZZ„! oLi*eKTa
вравственности зави-
НО отъДмѣ^пѵГнчностРи ея^^'«^распространенности,
pa, въ разоблаченіяГ Максвми^анГгТп Германскаг
°
по-
выше по нравственному
Гардена, ничуть не
Пиѳагором7но сумасшедшей яртсс^
°
Ъ
дурачился въ стѣнахъ своего ГГ
.
рафъ
Эйленбургъ
скій император! ннѣлъ рѣшш0СТь VѴпчГчГ^
PTM"
свть свой срамъ на улиц? Только и ІГ"
^0"
придет^идеТоТощуінственныхъ°бтк°МУ
"
TM0By
которые такъ любилъ забяв^
бракахъ, пародіями на
Ручаться за будущее Эволюи
к
Ронъ*
^вы! Нельзя/,
- тъ быть осно^Тъ этнчЕимъ ппХ' П
°?°КЪ Лереста
-
общества и превращаетсяпреступлен,емъ
противъ
в^ГетТТоГлГнІ^^^^^
правъ.
дозволенная странность требуетъ еебѣ
лера ^TnZnZUZeZ^"^
У
0
нѣкоего совѣтника Ульпихэ1
сор,ал
ьной физіологіи
ствѣ латннскиыГтнTMамй-Ѵ?пТѵаВІЛеН
,
НЫХЪ ВЪ больTM-
matrix, Ara spei, SusfuiI''Т?'ІпсІиза! Vindic'a,
For-
этнхъ статей—что ХмпТувс"!TM^^TM-
Щея
къ полу".
Въ мужскомъ т*„*.Г
мѣетъ отнопіенія
екая и'женским/страстЕ olne» 71"
зак
TMчаться
жен-
bris in corpore
ДУШа (аПІта
mulie
"
тѣлу можетъ обладать душою и Г„Т°Р0ТЪ'
жен Ідин а
"о
рихъ ваетанвалъ, что явл^Г IfраСТЯМИ мУ«TMны. Уль-
„Уранизмомъ", üCTb лиГ ЛнчГпчо К°Т
°
Р°е °НЪ
назвал
-ь
отнюдь не патологическая ÎZZiвсключвяіа,
а
ОНЪ требовалъ, чтобы законГТТ
На этомъ ос«ованщ
любви урнингокъ какъ tT
"
°.
біЧество относились къ
тельном? н естественному и ЯсГСвал7еРШеНН° Д°ВВ°ЛИ"
браки между лицами одного Г тоTM же "пГ ра3рѣшить
судьба создала съ УРнингнческІнTM^^^"^

не согласиться, что мальчишескія выходки развратнаго и
пьянаго юноши-язычника, которому было „все дозволено",
оставлены обдуманною и научно составленною теоріею Уль-
риха, стараго ученаго-христіанина, далеко за флагомъ.
А процессъ Оскара Уайльда? А столь много нашумѣвшія
разоблаченія „Pall Mall Gazette" о подвигахъ англійской
родовой и коммерческой арастократіи въ лондонскихъ тру-
щобахъ? А записки Горона? А Эйленбургъ? А гомо-
сексуальный радѣнія—„лиги любви"—въ современной Рос-
сш? A повѣсти, въ которыхъ участники гомосексуальнаTM
приключенія предварительно молятся колѣнопреклоненно
предъ „иконами, приведшими де насъ къ общей радости?"
Если урнингизмъ пытается переползти порогъ этики, его
воспрещающей,—это свмптомъ, пожалуй, поярче того, что
двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ онъ откровенно переползалъ
порогъ этики, къ нему совершенно равнодушной.
Лишь таинственность еовременнаго полового порока,
еще стѣсняемаго счетами съ воепоминаніями о христіанской
дисциплин®, позволяютъ намъ легко угадывать анормаль-
наTM субъекта въ человѣкѣ, предающемся распутству наг-
ло и и откровенно. Яркій порокъ выступаетъ на мутномъ
фон® нашей жизни одиноко и рельефно и потому кажется
явленіемъ исключительнымъ" ').
Таково мнѣніе г. Амфитеатрова, хотя онъ говорить
въ концѣ статьи объ однихъ гомосексуалистахъ, имѣетъ
онъ однако въ виду не только урнингизмъ, а половую из-
вращенность вообще. Недаромъ, въ связи съ нею онъ
говорить о жеманномъ блудословіи Кузмина и Зииовьевой-
Аннибалъ. Мы все таки думаемъ, что едва-ли литератур-
ное оправданіе половыхъ извращенностей, a тѣмъ болѣе
лесбоской любви можно объяснить успѣхами извращенно-
стей въ жизни. Амфитеатровъ говорить о трудахъ Крафтъ-
Эбинга, Маньяна, Мержеевскаго, Ломброзо, Фореля и дру-
гихъ. Но приводимыя ими иллюстраціи — вѣдь субъекты
клиники, субъекты исключительные, монстры, отбросы че-
лов®чества. По нимъ такъ же трудно судить о дѣйстви-
9 См.
„Образован!®" 1909 г. Кн. I . Амфитеатровъ.
„Оргія".
Стр . 105—107.
Тельной жизви, какъ по рѣдкимъ уклоненіямъ клиниче-
скихъ больныхъ отъ общей анатоміи человѣка объ строе-
ніи человфческаго организма вообще.
Но оставимъ на время Западную Европу, гдѣ невра-
стенія, съ одной стороны, съ ея неизбѣжными спутниками
и часто половыми извращеніями, а, съ другой стороны,
культура комфорта, также часто идущая параллельно съ
грязной изобрѣтательностью полового разнообразія,—дѣ-
лаютъ въ жизни большіе успѣхи. Вступимъ на родную
почву. Конечно, нравы извѣетной части русскаго обще-
ства, а особенно русской буржуазіи, далеки отъ цѣломуд-
ренной чистоты. Но здѣсь все еще царствуете грубый,
и простодушный развратъ. Мы еще далеки и отъ эпидеміи і
неврастеніи и отъ утонченнаTM комфорта, но за то, далеки
и отъ половыхъ извращенностей. Мы дадимъ сто очковъ
впередъ любой западно-европейской стран® по части про-
ституціи и венерическихъ заболѣваній, но развратъ на рус-
ской почв® все еще носить примитивный характеръ. И
вотъ почему тотъ же г. Амфитеатровъ вынужденъ ссы-
латься на процессъ Оскара Уайльда, и англійской родо-
вой и денежной аристократ®, и Гардена и Эйленбурга.
Въ Росс® онъ нашелъ только радѣнія „лиги любви". Но
„лиги любви" оказались чистымъ миеомъ, злостной выдум-
кой злобствующихъ на молодежь развратниковъ. Въпрош-
ломъ году вышла, правда, книга о петербургскихъ гомо-
сексуалистахъ. Но мы думаемъ, если все правда въ книг®,,
то это дѣло одного Петербурга, а не всей Росс®. Что ка-
сается лесбоской любви, то здѣсь никакого основан® нѣтъ
для утвержден®, что литературное оправданіе ея идетъ
параллельно съ ея успѣхами въ жизни. За исключеніемъ
ничтожнаго числа клиническихъ случаевъ, на многомиллі-
онную Россію—это за норму же не можетъ быть принято—
мы ничего не знаемъ объ успѣхахъ этой половой извра-
щенности въ жизни.
Намъ кажется поэтому несостоятельной попытк а объ-
яснить появленіе „блудословія" Зиновьевой завоеваніями
половой извращенности въ русской жизни. Не только для
массовой, но даже для наиболѣе интеллигентней читающей
публики „33 урода" остались шарадой безъ надлежа- J
щаго комментарія. И „33 урода" имѣли т®мъ не менѣе

небывалый успѣхъ, они оставили далеко за собою Толсто
хотями тѣла, надъ эгоизмом* фёзіологіи" Так* вел»? Г"
-лапотребность в* дурманѣ, в* гашишѣ, которГ угаша"
боскоТл S 6УДИТЪ ПЛ0ТЬ! Лигоратурноё опраРвданУе Тес-
И своеобразным* нроявленіемь реакціоннаго Сентасви-
детельствовавшим* об* общем* утомленіи и
'
?
Глава двѣыадцатая.
Ѳедоръ Сологубъ. Вѣчная тревога его духа. Отличнтельныя черты
его творчества. Искренность Сологуба. Сологубъ, какъ поэтъ „обы-
денщины" и какъ реалистъ. Оригинальность творчества Сологуба.
Пессимизмъ Сологуба. Отношеніе къ жизни и смерти. Сологубъ, какъ
гѣвецъ смерти и эротическаго безумія. Любовь и страсть въ изобра-
жены Сологуба. Любовь у дѣтей и женщинъ.
„Ветхія слова" любви
и Сологубъ. Сологубъ и современный вѣянія.
Даже среди этих* ярких* дарованій, отмѣченныхъ
несомнѣнной искрой Божьей, среди этих* оригинальных*
талантов*, сумѣвшихъ приковать въ себѣ вниманіе изба-
лованной талантами русских* читателей, среди этих* ис-
кренних* людей, не постѣснявшихся высказать свой сим-
вол* вѣры, такъ расходащійся съ затасканной моралью и
тысячелѣтними
традиціями—все
же ярко выдѣляется
грустная фигура Сологуба. И хотя есть многое, что род-
нит* его съ плеядой молодых* писателей, хотя его твор-
чество—одно изъ звеньев* той цѣпи „новаго искусства",
на поприщѣ котораго подвизается не одинъ Сологубъ,—и ;
все же его искаженная страданіемъ фигура стоит* оди-
ноко, и все же его талантъ отсвѣчиваетъ оригинальным*
раздражающим* блеском*, и все же каждая страница его
работы оставляетъ въ душѣ занозу и рыдающій звук*. И
хотя, апологеты Сологуба рисуют* его человѣкомъ,
об-
рѣтшимъ какую-то истину и успокоившимся на какой-то
„мудрости",
но именно въ
постоянном*
безпокойствѣ
его духа въ вѣчномъ метаніи души, въ вѣчномъ иекатель-
ствѣ и заключается симпатичная сторона творчества Со-

логуба, такъ далеко ушедшаго отъ самодовольнаго блеска
и самодовольства оптимизма литературныхъ звѣздъ одной
съ нимъ плеяды. „Рожденный не въ первый разъ, пишетъ
Сологубъ, и уже не первый завершая кругъ внѣшнихъ
преобразован®, я спокойно и просто открываю мою душу
Открываю,-хочу,
что-бы интимное стало всемірнымъ"'
Открываю мою душу. Рожденный не въ первый разъ Въ
этихъ простыхъ словахъ Сологубъ о себѣ еказалъ такъ
много правды. Не интересно и скучно, когда свою душу
раскрываешь банальная фигура, когда шаблонное среднее
пронзительными крикомъ останавливаетъ прохожихъ и
требуетъ вниманія къ переживаніямъ его маленькаго Я
Или когда мѣщанская душа рядитъ свои чувствованія
свои крошечный страсти въ ярко окрашенный охрой и
мѣдянкой одежды. Но какъ отъ всего этого далекъ Соло-
губъ. Во внутреннихъ и душевныхъ его переживаніяхъ
нѣтъ ничего величаваго. Въ нихъ нѣтъ яркихъ отблес-
ковъ генш добра. Нѣтъ грозныхъ судорогъ демона зла.
Иго страсти—это не раскаты грома и не яркія ослѣпи-
тельныя молніи. Но это и не мѣщанское, не ординарное
Каждое его элементарное ощущеніе на фонѣ житейскаго
даже пошлаго поражаетъ своею оригинальностью
своей
необычайностью, своею отдаленностью отъ шаблона и
обычныхъ человѣческихъ переживаній. Это вѣчно движу-
щееся море неординарной неуловимой обыкновенными че-
ловѣческимъ глазомъ психики, это та неуловимая „сѣрая
недотыкомка ', тотъ мелкій бѣсъ, который мучитъ Сологу-
ба и оставляетъ безчисленныя занозы въ его душѣ и дер-
жишь его психическ® міръ въ состоянии постояннаTM напря-
женш, постоянной тревоги и постояннаTM волненія.
Въ
этихъ перешиваніяхъ, въ этой психикѣ нѣтъ отблесковъ
зла, но что то большое: какіе то мелкіе уколы, какое то
мелкое издѣвательство и тонкое до издѣвательства терза-
ніе. Одинъ изъ критиковъ Сологуба сравнили его произ-
веденш съ мѵзеемъ пытокъ. „На стѣнахъ и въ стекляныхъ
витринахъ разложены и развѣшаны орудія пытокъ, от-
равленные кинжалы, окровавленный клещи; всюду истер-
занные трупы, искаженный судороги лица, сведенные ди-
кой похотью или мученіями члены. Тяжело, отвратительно
и душно! И хотя знаешь, что всѣ эти движущаяся фигу-
ры сдѣланы изъ воска, картона и дерева, но не можешь
отдѣлаться отъ чувства ужаса и отвращенія, когда пе-
редъ тобой недвижно стоить убійца съ занесенными надъ
жертвами ножомъ или все время безостановочно шевелится
грудь и закатываюття глаза лежащаго въ агоніи чело-
вѣка" !J.
Это все не то и такъ грубо для Сологуба: музей пы-
токъ, клещи, кинжалы... Но пытки переживая® Сологуба
это нѣчто неуловимое по своей мучительности. Это что-то
тонкое, далекое отъ грандіознаго и эффектнаго. Это не
страданш души, а неуловимое терзаніе, тонкіе уколы
капризные судороги, что-то одинаково далекое и отъ гран-
дюзвдго и отъ пошлаго, то поражающее, отъ чего дѣй-
ствительно становится страшно и тяжело.
И вотъ эту мучительную копоть своей души, своихъ
мучительныхъ переживаній, этотъ часто смрадъ своихъ
ощущен®, это непрекращающееся мучительство Сологубъ
безстрашно раскрываешь, раскрываешь безпощадно, ничего
не скрывая, ничего не утаивая, даже многое изъ того что ему
не понятно, отчего и ему страшно,—раскрываешь,'' не ща-
дя себя раскрываешь не кокетничая, не облекая въ кра-
сивыя формы, никому не подражая и свободно отдаваясь
своему стихШному творчеству и геніальной впечатлитель-
ности. Русская литература можетъ гордиться правдоиска-
тельствомъ. Она выдвинула необычайно много страстныхъ
искателей правды. Но даже среди нихъ Сологубъ остает-
ся оригинальной фигурой, по безпощадному къ себѣ от-
ношенTM, по своей откровенности и по мучительной своей
искренности.
За пятнадцать лѣтъ мучительнаTM искательства и ли-
тературной работы физіономія г. Сологуба, наконецъ вы-
яснилась и приковала, наконецъ, къ себѣ вниманіе обще-
ства. И не безъ чувства негодованія и изумленія мы мо-
жемъ теперь выслушивать такой отзывъ объ автор®
„Мелкаго бѣса", какой намъ недавно привелось читать въ
книг® г. Александровича „Поел® Чехова". Это яркій об-
губѣ.
г)
"
Лн тер атН
,в ый рзскадъ", вып. II. Статья Стеклова о Соло-

разчикъ того непониманія и тѣхъ нападокъ, которымъ не-
давно подвергался Сологубъ, и на которыхъ можно оста-
новиться, какъ на характерномъ проявленіи сектанскаго
консерватизма.
„Наиболѣе яркимъ ивъ поэтовъ обыденности, пишетъ
г. Александрович'!., является Сологубъ.
„Это тотъ самый Сологубъ, который родился въ
„Сѣверномъ Вѣетникѣ",—орган® литературныхъ реакціо-
неровъ, оперялся въ гнѣзд® „Скорпіоновъ" и „Грифовъ",
расцвѣлъ въ „Вѣсахъ", „НовыхъПутяхъ" и альманахахъ,
но окончательно созрѣлъ въ своемъ роман® „Мелкій Б®съ",
въ которомъ и вылился весь.
„Говорить о Сологуб®, значить говорить объ ав-
тор® „Мелкаго БЬса" и о Передоновѣ, героѣ этого ро-
мана.
„Говорить о Сологуб®, значить говорить о пѣвц®
обыденщины, упивающемся ею и возводящемъ ее въ
культъ, какъ JI. Андреевъ возвелъ въ культъ въ „Жизни
Василія Ѳивейскаго" трагедію, а въ „Жизни человѣка"—
достоевщину.
„Но небольшое дарованьице, создавшее одну един-
ственную удобочитаемую вещь, не позволяетъ говорить о
Сологуб® какъ о серьезномъ явленіи литературы, равно
какъ то же соображеніе не позволяетъ говорить о мисти-
цизм® обыденщины у О. Дымова, В. Брюсова, А. Блока.
„Такихъ „литераторовъ" неудобно ставить рядомъ съ
Гаршинымъ, Достоевскимъ, Чеховымъ, Андреевымъ, Ку-
принымъ и массой другихъ вдумчивыхъ работниковъ
на
литературной нив® и законорожденныхъ дѣтей русской
литературы" ').
Это чудовищная несправедливость по отношенію къ
оригинальному и многогранному дарованію Сологуба: отку-
да бы ни вышелъ писатель и гдѣ бы онъ ни оперялся—•
ато не должно мѣшать безпристрастной одѣнкѣ его та-
ланта. Русская критика оцѣнила въ свое время огромныя
дарованія и Толстого и Л®скова—не смотря на то, что
они часто печатались въ реакціонныхъ журналахъ, и ис-
!) Александровичъ.
„Послѣ Чехова".
ряда
хУДожественныхъ произведен®
„Что
дѣлать? Чернышевскаго, не смотря на имя мучешка
-автора н дорогія страницы „Современника",
гдѣ знаме-
нитый романъ печатался.
Ж® неспР
а
»едамвостью
является и ярлыкъ—
XX« !ДеНЩИНЫ- СологУбъ
.
Дѣйствительно, большой
знатокъ обыденной жизни, большой знатокъ п^овинціаль-
людей нГ Г1
УГ°ЛК0ВЪ И СѢРЫХЪ яавяля£щихъ ихъ
людей. Не даромъ у него такъ часто фигурируютъ ѵѣзл-
г
°Р°да я еѣрые провинціалы. Въ Сологуб®нѴсошѣн-
ны также и задатки большого писателя реалиста
быто-
писателя провинніи и психолога и обыденны« людей Но
не только каждая работа яъ цѣломъ, не только почти
всѣ фигуры, выведенная въ его повѣстяхъ, но каждая
строка его поэзіи и прозы, самый слогъ его-нѣчто
S-
ХъВ°п
е
ъ РаТ
е
'
°Р
иг ина ль ное
и необыкновенное. И это
тѣмъ рѣзче бросается-особенно въ повѣстяхъ Сологуба-
I0"TM3 уМѣетъ свое
необыденное-вытас-
кивать изъ глубины самаго обыденнаTM.
Писатель какъ
бы никогда отъ обыденной жизни не отходить- читая на-
чало каждой повѣсти, такъ и кажется, что писатель васъ
погружаетъ въ самое обыденное и самое пошлое а къ
концу чтенія впечатлѣніе таково, что г. ГоТХльдъ о
персонажахъ „Мелкаго Бѣса" писать: „при всТъ безко-
нечныхъ возможностяхъ, которыми богато безцѣльное твор-
чество жизни, при всѣхъ чудовищныхъ гнусностях! ко-
торый способенъраскрывать въ бытіи каждый день' все
таки нѣтъ на свѣтѣ, на нашъ взглядъ, ни такого города
ни такихъ переполняющихъ его монстровъ" 9
'
СологГмѴТГ Необыденны
веѣ ФчсУРн. выведенная
Сологубом ь,-ВС® положенія, въ которыя онъ ихъ ста-
вить, языкъ, которымъ они и Сологубъ говорить Необы-
денно и отношен|е
шсателя къ
ок
Уужаю^
тъ
е-го
Нев6
ы
нымъ ХпкГТГВЪ
олог
У®а рисуетъ его „ж'нзнерадоТт-
и пшп?ЯР
блондиномъ, беззаботно насвистывающимъ
и подплясывающимъ матчишъ' 2). Но и это вопіющая не
9 Горнфсльдъ.
„Книги и люди", стр. 83
9 Изъ статьи г. Орловскаго „О новыхъ вѣяніяхъ".

правда. Наоборот*, нѣтъ ничего безнадежнѣе,
мучитель-
нѣе, подавленнѣе того настроенія, которое чувствуется за
каждой строкой писателя. Въ русской литературѣ есть
одинъ мучитель Достоевскій. Но въ его мрачном* творче-
ствѣ все же были просвѣты. Въ его картинной галлереѣ—
все же свѣтлыя фигуры, въ туманном* міросозерцаніи все
же солнечные блики, а въ сердцѣ, переполненном* скорбью,
—все же много горячей любви къ людям* и къ жизни. У
[ Сологуба этого нѣтъ. Одинъ мрак* и тѣни. Одинъ ужас*
и смрадъ. Одна мерзость ничтожества. Одна тоска безъ
предѣла. И если у него есть юморъ, то это
„юморъ ви-
сельника, и юморъ надгробнаго характера". '). И если
есть просвѣтъ—то этотъ просвѣтъ въ смерти, о которой
Сологубъ всегда говорит* съ материнской нѣжностью, ко-
торую называют* единственным* утѣшеніемъ и блажен-
ством*, единственным* утѣшительнымъ сномъ, куда он*
приглашает* друзей:
Отдадимся могилѣ безъ спора,
Какъ малютка своей колыбели.
Этотъ „жизнерадостный жирный блондин*" не любит*
жизни. Она игра без* цѣли.
Для чего этой тлѣнною жизнью болѣть
И къ утѣхамъ ея мимолетным* стре-
миться?
Есть блаженство одно: сномъ безгрезнымъ
забыться
Навсегда,—умереть.
Въ умираньи, безропотном* этом* мел-
каньн,
Для души безнадежно отравленной есть
Благодатная тайна,—о вѣчномъ созданья
Вожделѣнная вѣсть.
И если онъ насвистывает* матчишъ, то это стран-
ный матчишъ, это пляска смерти, пляска безнадежности,
пляска ужаса передъ жизнью.
Побѣждайте радость,
Умерщвляйте смѣхъ,
1) Г. Витловскій въ сборнвкѣ „О новыхъ вѣяніяхъ".
Все, въ чем* только сладость,
Все—порок* и грѣхъ.
Умерщвляйте радость,
Побѣждайте смѣхъ,
Кто смѣется? Боги,
Дѣти да глупцы,
Люди будьте строга,
Будьте мудрецы,—
Пусть смѣются боги,
Дѣти да глупцы.
Этотъ „жизнерадостный и жирный блпнлииъ"
я*
начинается спор* между жизнью п смертью,
послѣднян
всегда торжествует*. Она милѣе жизни.
п<>слѣдняя
Мнѣ странный сон* приснился,—
Какъ будто я опять
На землю появился
И начал* возрастать.—
И повторился снова
Земной ненужный строй
Отъ дѣтства голубого
До старости сѣдой...
Вновь проклял* свой удѣлъ,
Въ страданіяхъ усладу
Нашел* я кое какъ,
И мил* больному взгляду
Стал* замогильный мрак*.
И кончив* путь далекій,
Я начал* умирать,
И слышу суд* жестокій:
Возстань, живи опять!
Это послѣднее слово „жазнерадостнаго блондина'"
ваетЛTM ScZ СTM!TM-? BTIZIZ
^
мучительства Доетоевскаго котопый
°
вГ
° °TM4,e отъ
лабиринта душевных* ненортальностей и у^асов?выводитъ

насъ черезъ отдушину своего сердца. Ничего этого нѣтъ
V Сологуба. У него нѣтъ руководящих! началъ ни въ умѣ,
ни въ сердцѣ, ни въ настоящем!, ни въ будущем!.
„ Моя
душа подавлена великою тоской; грустно грежу, скорбь
лелѣю, паутину жизни рву и дознаться не умѣю чѣмъ и
для чего живу".
И вотъ почему такой загадкой стоить
передъ всѣми отношеніе Сологуба къ тому ужасному міру
и тому злу, который онъ рисуетъ, къ тому несознаваемому,
темному, порочному, что таится въ низших! областях! ду-
шевной жизни, къ тому томительному зуду къ уб.йству,
къ мучительному, къ мелкому пакостничеству, къ грязной
жестокой похотливости, къ садическому безумно, словом!
къ тому что ужо окрещено крылатымъ словомъ „передо-
новщина" и что почти геніалыю запечатлѣлъ Сологубъ въ
своемъ Мелкомъ бѣсѣ". И немудренно, если складывается
впечатлѣніе, что Сологубъ не только не стоить надъ мі-
ромъ своихъ героевъ (какъ Достоевскій), ночтом.ръ этотъ
находится въ Сологубѣ, и что не этотъ м.ръ нашелъ свое,
отраженіе въ писателѣ, а наоборотъ. И глубоко мѣтко и
психологически вѣрно замѣчаніе г. Горнфельда, что Ье-
доръ Сологубъ—это осложненный мыслью и даровашемъ
Передоновъ" >). и недаромъ
въ
своей лирикѣ по-
этъ себя называет! „порочнымъ рабомъ вожделѣнія боль-
ного и злого", творчество котораго „засѣяли пороки и скорбь
слезами облила". Вотъ въ какомъ смыслѣ отношеше писа-
теля къ выводимому имъ міру—необыкновенное, какъ все,
что у Сологуба есть и что черезъ его творчество проходить.
Вполнѣ естественно, если этотъ своеобразный талантъ,
съ такой болѣзнішной склонностью къ необыденному,
ѵмѵдрившійся въ самой обыденной пошлости докопаться
,
до необыденнаTM, до титаническаго въ своей эксцентрич-
ниети, если Сологубъ, попавъ въ полосу эротоман* и тутъ
оказался своеобразнымъ и тутъ докопался до самаго не-
объятнаго, до самаго извращеннаTM. Зачатки „мудраго са-
дизма" еще проглядывали у Сологуба въ началѣ девяно-
•) Горнфельдъ. «Люди и факелы", стр. 37. Крайне интересно
также мнѣніе Ю. Стеклова о Сологубѣ въ „Литературном* распадЬ
стр. 23 —24.
стыхъ годовъ. Къ концу этого десятилѣтія Сологубъ въ
этомъ отношеніи уже такъ опредѣлился. что г. Венгеровъ
кратко характеризовалъ Сологуба: „герои его и сюжеты—
смѣсь садизма съ такъ называемыми въ психіатріи навязчивы-
ми идеями" >). Но виртуозомъ въ этой сферѣ онъ оказал-
ся гораздо позже, когда революція пошла на убыль, и
когда началась мода на духовную мастурбадію. Отдавъ
дань революц* своимъ сборником! „Родинѣ", и „Полити-
ческими сказочками", Сологубъ вновь вернулся къ той па-
тологической похоти, къ садизму, къ темнымъ инстинктам!
сладострастш. И появились знаменитая садичеекія мисте-
рш въ стихахъ и въ прозѣ.
У Сологуба есть характерный для его творчества
разеказъ „Царица поцѣлуевъ".
Героиня этого разсказа
съ помощью злого духа становится въ одинъ прекрасный
день царицей поцѣлуевъ. Раздѣвшиеь до нага, она уходить
изъ дома ревниваго старика мужа, который тщетно сте-
реть ее. На улицѣ въ пыли отдавалась она, сзывая не-
истовым!, звонкимъ, какъ свирѣль, голосомъ всѣхъ юношей
города, на виду у всѣхъ горожанъ. И сбѣгались къ ней
красивые и сильные со всей страны и напрасно старались
почтенные граждане старцы уговорить неистовую и завы
вавшую отъ страсти молодежь отнести безумную Мафаль-
дѵ въ домъ къ ея супругу, почтенному Бальтасару. При-
шлось призвать воиновъ. Но и воины, когда дорвались до
тѣла прекрасной Мафальды, не устояли передъ ея евирѣль-
ными призывами. Но они были грубые люди и не могли
дожидаться очереди, какъ дѣлали это учтивые и скромные
юноши того города, хорошо воспитанные ихъ благочести-
выми родителями. Мафальду брали съ боя, и многіе были
уоиты и ранены, одинъ отогнанный солдат! легъ на камни
и, накрывшись шіатьемъ, взвылъ отъ стыда и муки без-
сильнаго желанш; но вотъ тихо проползъ онъ между ногъ
боровшихся,-ощупалъ горячими руками похолодѣвшія но-
ги Мафальды и вонзилъ ей въ бокъ кинжалъ. Тутъ только
воспользовавшись замѣшательствомъ, старцы, застрахован^
ные отъ соблазна своей дряхлостью, отнесли мертвую Ма-
>) Энциклопедически словарь. Т. 60, стр. 804. Спб. 1900г.

фальду въ домъ ея супруга. А ночью къ ней прокрался
ея убійца солдатъ, и мертвая Мафальда разомкнула для
него свои холодный руки и обняла его крѣпко и до утра
она отвѣчала поцѣлуями холодными и отрадными, какъ
сама смерть, и до утра наслаждались они ласками любви,
утромъ нашли ихъ обоих* мертвыми.
„Я знаю,—заканчи-
вает* свой разсказъ Ѳ. Сологубъ—что найдутся неразум-
ный жены и дѣвы, которыя назовут* сладким* и славным*
удѣлъ прекрасной Мафальды, царицы поцѣлуевъ,—и най-
дутся юноши столь безумные, что позавидуют* смерти ея
послѣдняго и наиболѣе обласканнаго ею любовника. Но
вы, почтенный, добродѣтельныя дамы, для поцѣлуевъ сни-
мающія однѣ только перчатки, вы, которыя такъ любите
прелести семейнаго очага и благопристойность вашего дома,
бойтесь легкомысленнаго желанія, бѣгите отъ лукаваго
соблазнителя".
Когда Сологубъ касается любви, онъ берет* не про-
сто женщину, а истомившуюся по ласкам*. Она не просто
убѣгаетъ из* дому, a раздѣвшись до нага; и отдается она
мужчинам* не какъ всѣ женщины, а на улицѣ, въ пыли,
на виду у всѣхъ. Вокруг* нея льется кровь, изъ-за нея
идет* бой, а она созывает* мужчин* и продолжает* им*
отдаваться. Но характернѣе всего конец*. Горячѣе всего
отдается Мафальда тому солдату, который ее убил*, и уже
мертвая, она его обнимает*, цѣлуетъ и ласкает* его до
утра, пока солдатъ не умирает* в* ея объятіяхъ.
И вотъ это сладострастное копаніе въ извращенно-
стяхъ полового чувства, эта болѣзненная страсть к* про-
явлению полового безумства даровитый писатель превратил*
послѣдніе годы въ свою специальность. И нѣтъ. почти ни
одного его произведенія, гдѣ бъ эта страсть не сказалась
и в*, той рѣзкой и откровенной формѣ, которая состав-
ляет* моду дня.
И здѣсь опять сказалось то, что такъ неразрывно
связано съ именем* Сологуба, что его такъ выгодно вы-
дѣляетъ из* среды модернистов* — это его искренность.
Садизм*, то, что кто-то мѣтко назвал* „судорогами" об-
наженнаго тѣла, теперь мода. Одинъ изъ первых* рома-
новъ Сологуба „Тяжелые сны" теперь выдержал* три из-
данія и, пожалуй, выдержит* еще три. Но в* 1895 году
выступить с* „нагим* судорожным* тѣломъ" въ художе-
ственной литератур* было дѣломъ смѣлымъ. На это мог*
рѣшиться только человѣкъ большого таланта, большой
хотя, может* быть, и больной души, а главнее большой
въ своей искренности. И Сологубъ это сдѣлалъ. Какъ мы
и* ужеъ°TMѣтиTM^ 1895 "V появились въ „Сѣверномъ
Вѣстникѣ" его „Тяййлые сны", и тут* мы уже сталки-
ваемся съ тѣмъ сладострастным* копаніемъ въ половых*
извращенностяхъ,
которое составляет*
отличительную
особенность Сологуба. Герой романа Логин* -
это заро-
дыш* Пьредонова. Въ нем* садизм* не проявляется в*
таких* грубых* некультурных* формах*, как* у Передо
нова („Мелкій бѣсъ"). Но это зародыши ' садизма, начало
его созрѣванш и Ороженія, первое и тонкое его проявле-
ше. Онъ любит* Клавдію - эту извращенную женщину
того захолустья, куда попал* Логин*, в опредѣляет* свое
чувство, как* „чувственное влеченіе, окрашенное же с т о!
Z
"
ЛЮбИТЪ 1Іервою
'
ка за
л°сь- невинной весен-
ней любовью весеннее распускающееся существо Нютѵ
но. чувствует*, что любит* ее не любовью, а „ненавистью"
Действительно, это оригинальная любовь. Онъ грезит*
как* сладостно было бы причинить ей жестокія, до боли
до физической боли етраданія, а потом* утѣшить ее нѣж
ными ласками. Он* учиняет* жестокость, онъ убивает*
человѣка, и тут* же чувствует* потребность приіатГ к*
своему сердцу женщину, насладиться цѣломудрегшой лю-
бовью... Или вотъ еще одна больная любовь. Героиня романа
Клавдщ отбивает* у матери любовника. Она его не любит*
даже ненавидит*. Но в* ней вдруг* просыпается жажда
мщевш матери за дѣтскія обиды. И
„ылая любовью к*
другому мужчинѣ, она отдается Палтусову потому
что
„сладко мщенье", сладка чувственность, вся сотканная из*
жестокости...
»"шинам изъ
Я зову иную сладость, — слитность
вѣрную ночей.
1 емнота ночная пала, скрылась блѣд-
ная луна,
и подъ сѣнью покрывала ты опять
со мной одна,
іы оставила одежды у порога моего.

Исполненіе надежды — радость тѣла
твоего.
Предо мною ты нагая, какъ въ тво-
рящій первый чаеъ.
Содрогаясь и вдыхая, ты нагая. Свѣтъ
погасъ.
Ласки пламенный чую, вся въ огнѣ
жестоко м ъ кровь г).
Вотъ эта жестокая кровь бунтуетъ во всѣхъ произ-
веденіяхъ Сологуба. Тамъ. гдѣ начинается тихое ли, бур-
ное ли счастье любви, тамъ у Сологуба проявленіе жесто-
кости крови; тамъ, гдѣ у всѣхъ радости едвненія душъ и
тѣлъ, тамъ у Сологуба мучительность и жестокость. И что
тяжелѣе всего, Сологубъ это считаетъ явленіемъ неизбѣж-
нымъ и распространенным!. Онъ думаетъ, что это не спе-
цифическая черта клинических! паціентовъ, a явленіе все-
общее. Подъ такимъ, по крайней мѣрѣ, угломъ онъ рису-
ет! вообще людей, не исключая народа, и онъ гдѣ то
искренно увѣряетъ. что русекія женщины любятъ тер-
пѣть потасовки отъ милыхъ.
Даже въ прелеетномъ разсказѣ „Они были дѣти ', по-
священном! чистой дѣтской любви, Сологубъ не можетъ
удержаться, чтобъ не сообщить о гимназистѣ, поучающем!
юную гимназистку, какъ „невинность соблюсти и насла-
питьсд ВЪ свое ѵдовольдвіё"; Онъ заставляет! малолѣтняго
гимназиста читать дѣвочкѣ такіе стихи:
Отодвинул! я завѣсы плотный.
Запечатана тайная дверь.
Беззаботный, безотчетный,
Отчего не теперь.
Облелѣялъ бы лаской блуждающей
Я твою заповѣдную дверь...
Утомляющей, утоляющей,—
О, не бойся, повѣрь" 2).
„Кошуринъ кончилъ. Катя сидѣла съ закрытыми и
словно ждала чего-то. Наконец!, она открыла глаза. Въ
') Ѳ. Сологубъ-
„Змій". Кинга VI стиховъ.
2) Ѳ. Сологубъ.
„Книга разлука.".
1908 г.
нихъ было блудливое и желающее выраженіе".
И вообще
такой большой знатокъ души—Сологубъ, а между тѣмъ и
въ дѣтяхъ онъ ищетъ также первыя судороги обнаженнаго
тѣла и въ ихъ чистыхъ душахъ онъ откапывает! „блуд-
ливое желающее" выраженіе, чаще всего соединенное съ
чѣмъ нибудь жестокимъ, извращенным! и ненормальным!.
Въ „Навьихъ чарахъ" Сологубъ описывает! что-то въ ро-
дѣ радѣнія на озерѣ, гдѣ женщины кружатся какой-то
„буйной радостью нагихъ влажныхъ и прекрасных! тѣлъ"
и въ этомъ радѣніи принимают! участіе воспитывающіяся
у Триродова дѣти.
Тѣми же глазами смотритъ Сологубъ и на женщинъ.
Онъ рѣдко останавливается на томъ простом! хотя бы и
ГОЛОМ! чувствѣ, которое онъ называет! „только пламенѣ-
ющимъ, великимъ Огнемъ расцвѣтающей Плоти". Это чув-
ство онъ обязательно вставляет! въ какую нибудь необы-
чайную рамку, отчего отъ чистаго чувства любви хоть бы
и въ моментъ чувствениаго экстаза, отдаетъ чѣмъ то раз-
дражающим!, мучительнымъ, жестокимъ, иногда издѣватель-
ски жестокимъ. Вотъ Алкина изъ „Навьихъ чаръ".
Это
интеллигентная женщина, учительница гимназіи, еоціалъ-
демократка. занимающая даже большое положеніе въ ор-
ганизаціи. Она разошлась съ мужемъ. Она думаетъ, что
главная причина—это корректное и вѣжливое обращеніе
съ ней мужа. Если-бъ онъ хлесталъ ее, билъ, таскалъ за
косы, она бы отъ него не ушла. Она ушла къ Триродову.
Онъ тоже не бьетъ ее и ничѣмъ не хлещетъ, и она на
свиданіи откровенно говорить ему: „скучно же такъ, безъ
всякихъ фіоритуръ".
—
Чего же вы хотите?—спросилъ Триродовъ.
—
То, что мы дѣлаемъ, въ сущности очень добро-
детельно—говорила Алкина.—Меня бы порадовал! хотя-бы
самый легкій намекч. извращенности.
Алкина опустилась на колѣни у ногъ Триродова, при-
жалась къ нему и сказала:
—
Теперь у меня одна мечта, одна мечта — лежать
передъ вами связанной такъ. чтобы не пошевелиться, и
чтобы падали ударъ за ударомъ на голое тѣло съ неудер-
жимой болью и вопить во весь голосъ въ экстазѣ невы-
носимой муки"...

И безъ атихъ фіоритуръ у Сологуба не любить и не
отдается почти ни одна женщина, ни одна дѣнушка. Вотъ
чистая, кажется, наивная, милая дѣвочка Людмила (изъ
„Мелкаго бѣса"). Судьба ее сталкиваетъ съ таквмъ же
чистымъ душой, Сашей Пыльниковымъ.
Посмотрите
ка-
кими красками Сологубъ рисуетъ первое пробужденіе люб-
ви, первые ея нѣжные лепестки. Цѣвочкѣ только 16 лѣтъ,
а мальчику 14—15. Ни въ прошломъ, ни въ настоящемъ
нѣтъ ничего, чтобы развращало ихъ душу, чтобы внесло
скверну въ ихъ помыслы. Но что это за юношеская лю-
бовь! Это не первый трепетъ юношескаго чувства, это ка-
кое то сатанинское начало, какая то дьявольская страсть,
какое-то старческое кощунство, какое-то издѣвательство
надъ чистой любовью, судороги пресыщеннаго сладострастья,
болѣзненно-острое и ѣдкое чувство. Эта юная чистая
шестнадцатипѣтняя дѣвушка развращаетъ мальчика, бу-
дить въ немъ чувственность, какъ тонкая и опытная спе-
ціалистка своего дѣла. У нея цѣлый ассортимент! духовъ,
раздражающих! и щекочущих! тѣло, тонко разсчитанныхъ
на вовбужденіе чувственности. Постепенно поцѣлуями, ще-
котками, духами она доводить мальчика до изетупленія.
въ немъ начинает! пробуждаться звѣрь. Она раздѣваетъ
тогда его до нага, цѣлуетъ, одѣваетъ въ женское платье,
любуется его тѣломъ, даетъ ему любоваться своимъ. Со-
логубъ и здѣсь, какъ и вездѣ вводить еще элементъ му-
чительства и жестокости.
Людмила, напримѣръ, бьетъ
Сашу по щекамъ, деретъ его за уши. Саша начинает» ее
поколачивать, и это дѣйствѵетъ на нихъ, а особенно на
невиннаго мальчика возбуждающим! образомъ. Въ душѣ
Саши появляются темныя, неясный чувства, „порочный,
спѣшитъ пояснить Сологубъ, потому что раннія,—и
слад-
кія, потому что порочный". Когда Людмила укладываетъ
его на постель, а сама босая и въ одной рубашкѣ поли-
ваетъ его тѣло духами и цѣлуетъ его, въ Сашѣ пробуж-
дается неясное желаніе. И какъ всегда у Сологуба, Саша
погружен! въ страстный и жестокія мечты. Онъ, на-
примѣръ, думаетъ: цѣловать ли Людмил! ноги? Сдѣлать
ей что нибудь милое, н!жное? Или бить ее долго, силь-
но гибкими колючими в!твями, чтобы она смѣялась отъ
радости или кричала отъ боли?
ВЪ ко^орыхъХоже6 бродятTM темные^нст Се°Тры
сладострастія, которыя 7
лЛёиіГ
TMTM
жесTMКаго
секунду выйти вамуХ, д7е за сёХ.
"" "й*
Каж ду |°
которыя съ болѣзнен0ымълюбппёё.
ЛШаГ° Леонова,
какъ Людмила медленно раввр^тТТ"Ъ СЛѣдятъ
зат*«ъ
которыя даже поощряютПё Г 7 невиннаTM мальчика,'
радѣніе съ мальчиком!, об! ёеет'ры ТТЛTM УстР
аиваетъ
смотрятъ въ замочную скважинѵ 7
За дееРью
«
жгуче волнуясь Нп »Г
У'
замиР
ая
отъ страсти и
Ва/я и Даряще11 рав„итё7ьГГ7 ГаЛЛереѢ
СологУба
братъ ихъ РутиГовъ мётъ
Î " же«Щины, хотя
Уговаривая ПередоновІ »eHB7c„ TZoZ"0
зам!чаетъ: „любую возьми—7 7
Дйизъ
нихъ
онъ
наприм!ръ 'въ т"е
^оГъЛНо
во
TM,
Гудаевскаго. Это длишап гонХ
Ѣ
Же на
«отаріусё
Нередоновъ которагГоХ ГдТ-ъ Г3" ЖеВЩЙВа'
Ковда
ляется къ ёужу со странным*
Лервый разъ>
"»-
гимназиста за шалост/ouTloZZZn
~
Bb'C*4b
КЪ сумасшедшему учителю К„гла 7 3агоРается
страстью
гонитъ Передо„оваУнвГд7у o„f ГТтаР
'
УСЪ °Ъ КуЛаками
Уб!ждаетъ его ночью придти ПередонГГ"'
КОрридоР*
сѣкутъ мальчика, а потомъ.. но омТ nL
РИХ°ДИТЪ'0ни
У нея до полуночи. Сологёбъ ёёТп'„ UepeÄ0H0BT- остался
чувство, эту извращенной подмѣчать 7 ^
СатавийСйое
женщин! въ частности—пп» 7
Ъ чел°в!к!-и въ
условіяхъ, исключающих!, ТазалоеьХе ЭВСТраоРдинаР
ных
'ь
ность, но и возможность его проявленія ZTM
НаЛИ
''-
римеше солдаты громятъ мятежно? 7
.
Вотъ
'
иап
Рвм'ѣръ,
разрушено, все сожжено К
7
Ше
'
КрУгомъ
всё
изуродованные трупы огцові и
TM кРTMью. Валяются
СВЪ. Ихъ добиваютъ тутъ же на 7Т*' МуЖеЙ й
бРа'гв
-
палками и бичами. Часть bZLZZÏЖеВЪ
и
дочеРей
и дѣвушекъ. И вотъ среди это»
НаСИЛуеТЪ
Женвій<".
повъ мужей, отцовъ, бретьёвГL5гтановкн, среди тру-
ныид!выиспытьшёютъсёа' СЛ
"
ДѢТЕЙ ••«"Ч"-
насиліе иоспѣшныхъ »7
В 0е' н0 Утомительное
КВЦІЯ 7ИЧН0СТИ
» Чудо ГрДоНкИаЧеГ„ХаѴаСКЪ
'
сказ! Х7ХІолИп Л TMС;Рѵ алЦ
и7нМГН° Привести
»TMй- В - раз-
лит. , хулигань, надругавшись надъ женщи-

ной убиваетъ ее, а потомъ грызетъ ея щеку. Въ новеллѣ
„Милый пажъ" старикъ-рьщарь, ревнующій свою молодую
жену къ пажу, заставляешь ихъ ежедневно на его глазахъ
раздѣваться и любуется „страстнымъ сплетеніемъ ихъ
тѣлъ", пока она не убиваетъ своего любовника. Въ другомъ
очеркѣ учитель гимназіи разглядываетъ въ дортуарѣ ноги
спнщаго мальчика, a затѣмъ уводить его на квартиру и
сѣчетъ... Въ драмѣ „Любовь' '), старикъ отецъ, потерявъ
жену, влюбляется въ дочь, дискредитируетъ ее въ глазахъ
жениха, а потомъ начинаетъ съ нею жить съ ея же со-
гласія. Онъ прелыцаетъ ее своею настойчивостью и фи-
зической силой. Въ „Смерти по объявленію" дѣвушка со-
глашается отдаться съ условіемъ убить въ это время и
себя и купившаго ея объятія, что она и дѣлаетъ.
„И
прильнула, и цѣловала, и ласкала. И точно ужалила, —
уколола въ затылокъ отравленнымъ стилетомъ. Сладкій
огонь вихремъ промчался по жиламъ, — и уже мертвымъ
лежалъ въ ея объятіяхъ. И вторымъ уколомъ отравлен-
наго острія она умертвила себя, и упала мертвая на его
трупъ"
Въ „Мелкомъ бѣсѣ" помимо цѣлаго ряда цинич-
ныхъ, похотливыхъ сценъ, непосредственно связанныхъ съ
главной идеей романа, идутъ пространные частные эпизо-
ды, почти лишніе, только доводящіе до чудовищнаго на-
пряженія похоть, разлитую по всему роману.
Эта извращенность въ менѣе яркихъ краскахъ фигу-
рируем въ послѣднемъ большомъ романѣ Сологуба „Навьи
чары".
Это какая-то чудовищная смѣсь черной и бѣлой
магіи, октябристскихъ, черносотенныхъ, кадетскихъ и эс-
декскихъ рѣчей и извращеннаTM сладостраетія, какое-то
изступленное проявленіе половой извращенности, гдѣ фи-
гурируютъ и садизмъ, и мазохизмъ, и нимфоманія, и са-
тиріазъ, гдѣ голая дѣвушка позируетъ предъ зеркаломъ
свое страстное тѣло, гдѣ подробно описываются всѣ мо-
менты паденія женщины, гдѣ голая Алкива въ объятіяхъ
Триродова жалуется на „прѣсную жизнь , т. о . на раз-
9 „ТІеревалъ" 1907 г. Кн. 8 —9.
вратъ безъ фюритѵръ, гдѣ даже на революціонныхъ сход-
кахъ „въ тѣни за поляной, гдѣ не видятъ нескромные
взоры совершается сладострастная миетерія любви жаж-
дущей и отдающейся"; гдѣ соціалъдемократки послѣ пар-
тійныхъ дѣлъ спрашиваютъ партійныхъ работниковъ-
вы
меня приласкаете?", гдѣ революціонеры въ одно и то же
время насаждаютъ и мазохизмъ, и садизмъ, и, кажется
уранингизмъ, гдѣ знойный африканскія страсти перепле-
таются съ подпольной работой, гдѣ развратъ, жестокость
и „крамола находятся въ какой-то чудовищной гармоніи.
Словомъ, это какой то бедламъ, гдѣ мистика и половая
извращенность евернулись въ одинъ чудовищный похотли-
вый комокъ, безъ начала и безъ конца.
И кажется, что это извращенное сладострастіе, этн
острый ощущенія — единственное, что не вызываешь въ
жизни презрѣнія со стороны Сологуба. Еще въ одномъ
-Раннихъ своихъ стихотвореній онъ даетъ клятву дья-
Тебя, отецъ мой, я прославлю
Въ укоръ неправедному дню,
Хулу надъ міромъ я возетавлю
И соблазняя соблазню.
Позже писатель отдавался „порочной мечтѣ" кото-
рая звала его къ грѣху, къ тайнымъ чарамъ и благоухан-
нымъ отравамъ. Мечта эта ему шептала:
И лишь позоръ нагого преступленья
Заманчивъ, какъ всегда,
И сладко намъ нѣмое изступленье
Безумства и стыда.
И кажется, будто отрава извращеннаTM сладострастія
благоухана для Сологуба, и не отличишь, гдѣ бредятъ
сладострастіемъ герои Сологуба и гдѣ еамъ писатель. Не-
сомнѣнно, что Сологубъ большой поклонникъ любви сла-
дострастной, пламенной, на все дерзающей, ни пер3дъ чѣмъ
не останавливающейся; несомнѣнво и то, что все что насъ
тпэTM-!TM °ТЪ П
°
Л0В0Й извР
а
ЩTMности, помимо вѣішвыхъ
традищй,—и стыдъ, и сознаніе ея противоестественности
И ея вреда и порочности (порочности отнюдь не въ узко-'
моральномъ смысл® этого слова)-несомн®нно, что все это
для Сологуба „одни ветхія слова", который пора сжечь.

Но какъ это ни рѣзко выражено у Сологуба — онъ
ничего новаго въ послѣдніе годы о себѣ не сказал*. Все,
может* быть не въ такой виртуозной формѣ, но было вы-
сказано им* давно. Послѣдніе годы творчества Сологуба
болѣе характерны для настроенія общества, чѣмъ для са-
мого писателя. Какъ атмосфера восьмидесятых* и девя-
ностых* годовъ ни была ужасна, но Сологубъ при своем*
появленіи хотя и был* замѣченъ, но не пользовался ни
большим* успѣхомъ въ обществѣ, ни в* литературѣ. Те-
перь время иное. Сологубъ пользуется безпримѣрнымъ
уСпѣхом*.
Каждое его произведете прочитывается съ
жадностью. Всѣ его стихи и разсказы выходят* отдѣль-
ными изданіями, a нѣкоторые переиздаются въ третій разъ.
Сологубъ сдѣлался замѣтной величиной, и ни одинъ кри-
тик* не обходит* его молчаніемъ.
И вниманіе это, и усиѣхъ иисателя не просто лите-
ратурный факт*—это общественное явленіе. Вниманіе къ
Сологубу не стоит* уединенно. Это одно изъ звеньев*
цѣлой цѣпи явленій, гдѣ и большіе и малые таланты оди-
наково фиксируют* симпатіи общества. Это вниманіе къ
той порнографической струѣ въ современной художествен-
ной литературѣ, которая ворвалась въ жизнь и литературу
вмѣстѣ с* реакціей.
Глава тринадцатая.
йт|е Äsrsae
"кг-с
-
т опь
•Не
~-
дѣвушка,
т^^іа^в?^ узетвенномъ'з?^1* Н6 Т° молодая
• Гдѣ любовь, там* и велико? „
?аііѢ восклицаютъ:
Разв* любовё сладкая, KpZaa, по^ушнаяГра??08TM^'
пламенная. Роковая Она
послушная? Развѣ она не
Эта мысль фигурирует* ивТег»«"^*04«-^ и не ждет*",
не знает* преградой запрещен,й ?? "ЛЮб
°
ВЬ"
:
"
ЛЮбовь
все смѣетъ". Это готовая
б°No На ВСе леР
за
ет* ,
итаАрцыбашезымъГГа^не^ГкузГныГ^Г
^
Сологубом* изобоажяетс. „,.„
2 "узминымъ, Эиновьевой,
проявленій половой ?ИЧ„И Z
ФИГ°ВЫЙ
ЛЙСТЪ ДЛЯ
T'TX*
жутся не совсѣм* ЦорTM ьньTM7иЯпНаНЪ
'
CMepTHTM*, аа
"
продуктом* либо чеЗиескоГболЪ
°
ПаТОЛОГИЧескими
-
вѣчеекой испорченностиПTM, болѣзненнTMTM,
либо чело-
созсѣм*
надежное
легко
па,П ЭTM бУДеTM
"Рикрытіе не
критической мысли „о вее-же пЄÄ\
еМОе Приноеновеніем*
на принимаемьи ею ZrZZZ lZZ ТTM"' "" СМ°ТрЯ
шейный мотив*.
1
формы,
все же
возвы-
соврем^1°йСл7еTMЛГтеНЫ МаЛеЯЬКІе божки
«ашей
На норногрзфГиТГо^рые ГРсв?м*аГ 3аХЛеСТЯ5'
ла
не-
избитых* мотивов* „ бнтьВѴиВгГльГмаи ШтаГВ~

зашли въ области половыхъ взвращевій, что дальше ужъ
кажется и идти некуда.
Вы помните ужасную по своей яркости и дикости
картину изъ „Сада мученій" Мирбо.
„Тамъ ждали жен-
щины, усѣвшіяся въ кружокъ или лежавшія на циночкахъ
на полу въ безстыдныхъ позахъ, съ развратными лицами,
болѣе грустными, чѣмъ лица наказываемыхъ. Изъ каждой
двери, которую мы проходили, слышались задыхавшіеся го-
лоса, виднѣлись скорченный тѣла, разбитая искаженная
скорбь, которая иногда выла въ припадкѣ свирѣпой чув-
ственности.
„Проходя мимо одной двери я увидѣлъ бронзовую
группу, легкій абрисъ которой заставил! меня вздрогнуть
отъ ужаса... Спрутъ обхватилъ своими щупальцами тѣло
дѣвственницы и изъ своихъ горячихъ и могучихъ отду-
шинъ обливалъ ей любовью ротъ, груди, животъ...
„И мне казалось, что я нахожусь на мѣсте мученія,
а не въ доме радости и любви...
„Скопленіе въ корридорѣ сделалось такъ сильно, что
мы на несколько секундъ должны были остановиться про-
тив! одной залы—обширнее другихъ,—отличавшейся отъ
другихъ отделкой и зловеще краснымъ свѣтомъ... Сначала
я видѣлъ только женщинъ—смесь взбесившихся тѣлъ и
яркихъ шарфовъ—женщинъ, предавшихся бешеннымъ тан-
цамъ, дьявольским! ласкамъ вокругъ какого-то Идола,
бронзовая статуя котораго изъ очень старинной мѣди, воз-
вышалась въ центре залы и достигала потолка. ГГотоиъ
Идолъ выделился отчетливѣе и, я разсмотрелъ, что это
ужасный Идолъ, именуемый Идолъ съ Семью Органами...
„Три головы, вооруженный красными рогами, съ из-
вивающимися огненными языками волосами, венчали торсъ,
или, скорее, одинъ животъ, помѣщавшійся на огромномъ
столбе въ виде мужского органа. Вокругъ этого столба,
въ томъ мѣстѣ, где оканчивался чудовищный животъ, вы-
тягивались семь такихъ же органовъ, которые женщины,
танцуя, покрывали цветами и бешенными ласками...
„А розовый свѣтъ комнаты придавалъ зернамъ нео-
фина, слѵжившимъ глазами Идолу, дьявольскій видъ...
„Въ ту минуту, когда мы пошли дальше, я присут-
ствовал! при ужасномъ зрѣлище, чудовищный ужасъ ко-
тораго я не могу выразить словами... Крича, воя семь
женщинъ сразу бросились на семь бронзовых! органовъ
Іогда вокругъ Идола раздался вой, безуміе дикаго сладо^
страстш, получилась смѣсь слившихся другъ съ другомъ
телъ, и все приняло ужасный вндъ убійства. Въ эту ми-
нуту я понялъ, что сладострастіе можетъ быть самымъ
мрачнымъ человѣческимъ ужасомъ и дать настоящее по-
нятіе объ аде, объ ужасе ада".
Это что-то кошмарное, предъ чѣмъ даже Мирбо —
этотъ живописецъ сладострастія—не устоялъ
чтобъ не
ужаснуться, чтобъ не назвать пыткой, ужасомі, смрадомъ-
этотъ-то кошмаръ удивительно спокойно живопксуютъ на-
ши молодыя литературный силы,-живописуютъ, некото-
рый, какъ сухіе регистраторы жизненных! фактовъ -не-
который же даже съ оттенкомъ идеализаціи
СергЬевъ-Ценскій и Аусленцеръ-два скромныхъ та-
ланта, которые въ самое короткое время сосредоточили
однако, на себѣ вниманіе и читателей и критики Особенно
заметно выделился Ценскій. Помимо ряді свѣжихъ и яп
кихъжартинъ изъ народной и военной жизни ЦенскШ
сумелъ выдвинуть и крайне интересную и своеобразную
фигуру Бабаева со своеобразной философіей и^ своеобраз-
ной душевной складкой, фигуру, которой все разрознен-
ные разсказы писателя объединяются въ нечто единное
целое и свя
м
б
конечно, различнаTM
LS
о „бабаевщинѣ".
Можно въ ней видѣть и истерическую
отрыжку Фауста«); можно даже къ ней примѣнита старTM
кличку, тотъ своеобразный гамлетизмъ на русской почвѣ
последователей которыхъ Михайловскій когда то называл!
„гамлетизированными поросятами"; можно, иаконецъ за
„бабаевщиной" видѣть серьезный симптомъ печальнаTM 'без-
временья, отравляющаго первые порывы молодости и на-
вѣвающаго такт безотрадный мысли Бабаева, чтоживнь-
ата сплошной ужасъ, что все въ „ей сплошное недоразу-
мѣніе, что нѣтъ въ „ей ничего святого и чистаго, что это
мертвецкая, что все въ HûfI скука, тоска, ^безсикіе что
все люди мелки, пошлы, что нзкишни корывы самоTM
Ч Горифельд-ь.
„Люди и книги", стр. 156.

жертвованія, порывы къ подвигу, что надъ всѣмъ царству-
ем одинъ холодъ смерти.
Можетъ быть, это результать тупого отношенія къ
жизни и наоборотъ,—гиперастезіи, преувеличенной .чув-
ствительности. Во всякомъ случаѣ это придаетъ своеобраз-
ный характеръ творчеству Ценскаго. Это выдѣляетъ его
изъ сонма писателей, можетъ быть, и бойкихъ и талант-
ливыхъ, но лишенныхъ индивидуальности, это не даетъ
ему затеряться въ толпѣ. Онъ замѣтенъ даже среди бо-
лѣе яркихъ и сильныхъ талантовъ, и если его роднитъ
что либо съ той плеядой писателей, которая насъ сейчасъ
интересуем, то нѣкоторая склонность Ценскаго живопи-
сать половыя извращенности и тѣ моменты въ жизни, гдѣ
надъ всѣмъ превалируетъ больная половая страсть. Правда,
это самая незамѣтная черта въ литературной физіономіи
Ценскаго, самый незначительный мотивъ его творчества.
Общая порнографическая муть просочилась въ расказы
писателя самой незамѣтной струйкой. Если бы насъ инте-
ресовала не та полоса въ русской современной жизни, въ
которой такъ пышно расцвѣлъ букетъ порнографіи, если-
бъ задачей нашей была бы характеристика отдѣльныхъ
писателей, а не отражен® въ ихъ творчеств® недуга со-
временной жизни и недуга русской литературы •— порно-
граф®, мы бы обошли молчаніемъ порнографическую струй-
ку въ творчеств® Ценскаго. Такъ она ему не къ лицу,
такъ она не связана съ общей манерой его письма и его
мрачной философіей. Но именно потому, что не Ценскій
насъ сейчасъ интересуем, а тотъ недугъ, который и въ
его творчество проникъ, намъ и приходится объ этой сто-
рон® его произведен® упомянуть, какъ бы она ни была
незначительна.
Въ этомъ отношеніи у Ценскаго есть кое что общее
съ Сологубомъ. Онъ мало останавливается на нормаль-
ныхъ половыхъ сношеніяхъ. Его даже мало интересуем
то, что на житейскомъ язык® называется развратомъ. Его
Бабаевъ въ мизантропіи заходить такъ далеко, что онъ
находить нужнымъ себя „оскотинивать, такъ какъ ра-
зумны только скоты".
И онъ часто топитъ свою тоску
въ разврат®. Но Ценскій отмѣчаетъ это, какъ регистра-
торъ и проходить дальше. За то онъ подробнѣе остана-
ноГат
е
пТпЯ На половыхъ извращенностяхъ.
Въ его Л®с-
тонида съ 'еяХ^Т06
МѢСТ° 3аНимае
-
кликуша Ан-
тонида еь ея половой извращенностью. Много м®ста мГ»
страсти !гь сиф тг-
линючагоіоленкопаИи*nr!
КЭКЪ
SSSSSSÄ^S
лагающем "оГчеловѣку ' «
КЪ ЭТ°"
У Т0 зажив° Р
ав
"
т®лп 1,1»
Tfl къ ЭТ0МУ ходячему трупу тянется
Длились эти свндаГя 'зайГзГ?
ТРИ недѣTM
ЦеНйТГгДоадаДпTMай"і%
ВЬ'РаЖеНІЮ Зайяава
'
его „любо!!!
ніи, извѣстной наТъ УтольГ п7
ШаГЪ КЪ Некрома
"
спеціальнымъ трудамъTMлХ/Гт"
ка"ГTM
') „Шиповникъ", кн. 1.
„Л-іеная топь".

Крафтъ-Эбинга и Мореля. И Ценскій не побоялся этотъ
шагъ переступить. Въ его „Мертвецкой" выводится хра-
нитель труповъ Памфилъ, который оказывается некрога-
момъ, осквернителемъ труповъ. Памфилъ выбиралъ „мо-
лодыхъ и нѣжныхъ, едва начавшихъ жить" дѣвушекъ, и
подъ скальгіелемъ никогда не оказывалось дѣвственницъ.
Не думайте однако, что , въ изображены Ценскаго этотъ
Памфилъ—чудовище. Нѣтъ, это добродушный старикъ,
съ серебристыми кудрявыми волосами, съ угодливыми гла-
зами. И въ Бабаевѣ разсказъ о Памфилѣ даже не вызы-
ваетъ отвращенія, а только... возбужденіе. Онъ рисуетъ
себѣ картину, какъ Памфилъ входитъ въ мертвецкую: пе-
редъ нимъ трупики. Онъ прикрутилъ слегка фитиль лам-
пы, чтобы не было такъ ярко. Отъ языка пламени остался слѣ-
пенькій голубой ободокъ. Если посмотрѣть на мертвую
дѣвушку, нельзя различить, мертвая она или сонная, сон-
ная или мертвая. Жадныя чуть дрожащія руки раздѣва-
ютъ ее, щупаютъ... Окна закрыты изнутри, двери заперты,
рядомъ пустая часовня, дальше поле, которое вѣчно мол-
читъ. И этотъ ужасъ вызываетъ въ умѣ Бабаева не со-
драганіе и отвращеніе, а мысль: „это просто дѣтскій страхъ
передъ смертью, но вѣдь смерть только смѣшна, смѣшнѣе
всего на свѣтѣ".
ГІодъ вліяніемъ этой чуть-ли не идеа-
лизаціи некроманіи онъ чувствуетъ въ себѣ возбужденіе и
желаніе ощутить себя мертвымъ осквернителемъ трупа. У
него нѣтъ подъ рукой трупа. Но всѣ люди для него мер-
твецы, и онъ мимоходомъ заходитъ къ товарищу и „бе-
ретъ" его жену, какъ мертвеца ')•
Куда еще идти? Кажется, всѣ оттѣнки сладострастія
нашли свое отраженіе въ русской литературѣ. Казалось,
всѣ его чудовища собрались, чтобъ устроить свой шабашъ;
казалось всѣ призраки человѣческой испорченности и из-
вращенности имѣются на лицо, чтобъ создать хоть ту кар-
тину, которую рисуетъ Брюсовъ въ своемъ „Огненномъ
ангелѣ".
„Тамъ я видѣлъ предъ собой безобразное сое-
диненіе юноши со старухой, тамъ гнусную забаву старика
съ ребенкомъ, здѣсь безстыдство дѣвушки, отдающейся
J) Ценскій.
„Мертвецкан".
Разсказы. Т . II.
одной ласкѣ,—и дикіе ГГ.Л
переплетенныхъ въ
ханіемъ неслись со всѣхъ стопп7
СЪ прернмаTMмъды-
звуки инструментов!Скппо?' В03Растая и заглушая
шій Содо„ъ
РУГГвьій праздникь Х1°браTMСЯ *Ъ °ЖЙВ-
ный ДОМ! сумасшедшихъР гдѣ всѣ «Z '
ВЪ Страш"
сладортрастія и бросились доѵп кт
°Хвачены яр°стью
личая кто это: „уж,ma LEnZI5TM'
почти не раз-
и непобѣдимый запах?nZ ЩTMа
'Р
ебенонъ или демонь,-
ных! роящихся грудь ^ьяняП„°ДНИМаЛСЯ °ТЪ ЭТИХЪ
те
-
я чувствовал! въ себѣ мЕкое Лс "' " М<тЯ
'
TMКЪ
TM
сытную жажду объятін'Е
"
ТУ Же НеНа"
пиTMет?\Ш,а
ф307еа;ГйГй:0ЯдГЛе7
е ДаЛВШВ ИДTM-
Есть,
полового DoöySiH к„то РЯДЪ болѣанен„ыхъ извращеній
слять. УпоЕ^ЕькГГвожле? НаМѢревЫ Перечи
"
ваетъ у нѣкоторыхъ „7°
вожделѣнш, которое вызы-
что заставляет! ихъ прыгатьТЕ"ЖвНСК
'
Я
СТатуи
'
нипуляціямъ В! этомъ направленіи
,
а
нистическимъ ма-
нако, не побрезгалъ этой IS«
''
Ауслендеръ, 0д-
торой спеціалистъ посвяти
полового извращен,-я, ко-
повѣсти , Флей?Гвавила" юноТш°Г«0 °*NoТК° строкл
"
стье въ мраморной статѵФ
лТЛЪ °брѣлъ своесча-
Щій романѴсо BCLH его чксесГ АфродиTM- Это настоя-
токольностью
и клинической про-
статую и Чувств^ГЕ!^РюМІ;РЪр'яч°ебеНИѵМаеТЪ
^10
ное и прекрасное тѣло" »).
"'прячее, упругое, трепет-
Пойдутъ ли дальше художники слое
трудно, хотя, по чьему то oSv LГ
~
предскааать
Триста тридцать три соблазна,
іриста тридцать три обряда,
Ч LbX:^—
Ав-ль .
„Вѣсы" 1907 г. 16 6.
') .Первюдъ- 190? г 9.
Р0СЪ' Т
-
СТР- 285
-

Гдѣ страстная ранитъ разно
Многострастная услада,
На два пола—знакъ раскола—
Кто умножит* может* счесть:
Шестьдесят* и шесть объятій
И шестьсот* пріятій есть.
Глава четырнадцатая.
Маленькіе божки художественной порнографической литературы: С
Аусленлеръ, Б Лазаревен« и Ник. Олигеръ.-С . Ауелендеръ: тяго-
тѣше его къ XVIII столѣтію и новелламъ въ духѣ Боккачіо
Spin
но ве ллъ.
„Золотыя яблоки".-Б. Ла/аревекій: правда о женщввѣ въ
разсказахъ „Правда" и „Вѣдѣ".-Ник. Олигеръ: равсиазъ „Вечеръ"
Половая проблема у дѣтей.
Преходящее ли это, временное ли теченіе или серь-
езная длительная болѣзнь, но порнографическое повѣ-гріе
никогда не врѣзывалось такъ глубоко въ русскую литера-
туру, никогда не захватило такой массы крупных* талан-
тов* и никогда не владычествовало такъ над* умами какъ
послѣдніе года. Будущій историк*, которому эта масса
видна будет* въ перспективѣ, который будетъ въ сторонѣ
отъ этого вѣятія, а не въ его центрѣ, какъ мы -
совре-
менники—разберется въ действительных* причинах* его
владычества над* умами и въ глубинѣ его вліянія на вку-
сы и нравы подростающаго поколѣнія и совеменнаго ему
общества. Онъ отдѣлитъ то серьезное зерно, которое
быть можегь, въ порнографическом* повѣтріи лежит* (въ
видѣ, напримѣръ, хоть-бы „половой проблемы") отъ вся-
ких* искусственных* на нем* налетов*.
Онъ 'отдѣлитъ
плевелы от* настоящаго зерна и искренних* жертв* по-
вѣтрія отъ тѣхъ, кто на нем* сознательно спекулировал*.
Оловом*, как* и теперь, такъ и въ будущем* около со-
временной художественной литературы, въ которую вор-
валась струя порнографіи, будетъ стоять шум*, будут*
споры. Но что никем* не будетъ оспариваться—это до-

минирующее мѣето, завоеванное порнографическим* эле-
ментом*, это—его господство над* умами современников*,
это его вліяніе на характер* литературы.
И какъ всегда бывает* въ такіе моменты, отъ вліянія
повѣтрія уцѣлѣли наиболѣе индивидуальные литературные
темпераменты. Многіе журнальные обозреватели не прочь
были втянуть в* порнографическую струю или—какъ не-
которые ея апологеты выражаются—въ
„мотивы солнца и
тѣла" такіе крупные таланты, какъ Ѳедоровъ и Айзманъ.
Нашлись даже такіе емѣльчаки, которые заявили, что даже
Куприн*—этотъ могучій и своеобразный талант*—не усто-
ял* „подъ напоромъ литературно-эротических* волн*",
будто и у него преобладает* изображеніе „грубо радост-
ной, животно-дерзкой и хищнически-смѣлой жизни", будто
и онъ останавливается часто „на расцветшем* тѣлѣ" ').
Къ этим* грѣхамъ пріобщаютъ и такой целомудренный
писательскій темперамент*, какъ г. Ѳедоровъ, который
будто тоже подпал* подь вліянія „купальнаго сезона" и
будто иммитируетъ героев* и героинь арцыбашевскаго „Са-
нина" 2).
Это едва-ли справедливо. И г. Ѳедоровъ, и г. Айз-
манъ, ужъ не говоря о г. Купринѣ (который въ защитѣ
не нуждается) слишкомъ индивидуальны, чтоб* порногра-
фическое повѣтріе могло их* коснуться и на нихъ вліять.
Если они и затрагивают* „мотивы Эроса", то дѣлали это
задолго, до появленія эпохи „расцветающей плоти".
Если
они дѣлали это въ періодъ господства порнографическаго
элемента, то делали это своеобразно, не растворяясь въ
нем*, не теряя при этом* своей физіономіи. Сколько зноя,
сколько страсти, сколько жизни тѣла въ купринской „Су-
ламиѳи". И, однако, какъ спокойно это рисует* г. Куп-
рин* и сколько цѣломудрія въ его страсти. Ибо у него
настоящая жизнь тѣла, а не его болѣзненныя и судорож-
ный проявленія; ибо у него люди съ порывами, влеченіями
и чувствами молодого и страстнаго тѣла, а не одержимые
бѣшенствомъ похоти; ибо над* его міромъ свѣтитъ насто-
1) Арскій. О Купринѣ.
„Вопросы пола" 1908 г. No 5.
2) „Образованіе", 1909. Кн. I. Обзоръ журналов*.
Возь^иТе Ндш7
егоТ,Моуюк^'болѣ^ГЯІвь7ЗСТУПЛе?ЫХЪ'
Г
хорХГтоГо „~
ГЬГз7
Г—Г'
мудренной, какой она была до ёстпП
Цѣл0
"
Гм*
то^Тгда
"
шейной похоти
Ъ заглявУ"> в* пропасть бѣ-
чуіь СМОЧИВ* ПОДОШВЫ этой КРУПНОЙ Лигѵпи Q-
у
X1'Гfcr.гг
а
ÏÏKJES
Хие-ГгГХлн;еПиВХле:"ГДѢ
Наконецъ все что
° сNo>Р°жньія проявленія.
нія "проблемы пола
"""
П°ДЪ С°уСОМЪ
«ожноХтепХ ~ь
е
н7«Ъ" ВЪ беЛле,
'Р
истяя
ѣ кончился,

и нужно думать, что ихъ будущее—несомнѣнно блестящее—
еще впереди. Но это тфмъ болѣе характерно для пережи-
ваемой нами полосы, что даже эти неподдѣльные таланты
не устояли передъ модными вѣяніями и подчинили имъ
свои вдохновенія.
Мы уже упомянули о г. Ауслендерѣ и о его „Флейтѣ
Ваѳила". Но на г. Ауслендера вообще нельзя не остано-
виться.
Это своеобразный талантъ, невольно задѣвающій
любопытство, невольно притягивающій къ себѣ вниманіе,
невольно располагающій къ своей граціозной художествен-
ной кисти. Это настоящій поэтъ „Божіеймилостью". За его
творчествомъ не чувствуется ни малѣйідаго напряженія,
ни тѣни искусственности, ни тѣни предварительнаTM изу-
ченія той эпохи, въ которой поэтъ царитъ такъ же сво-
бодно и легко, какъ птица въ небесахъ '). Это нашъ рус-
скій Боккачіо, безъ его добродушнаTM сарказма и безъ его
веселой злости. Съ изумленіемъ слѣдишь за этимъ юношей,
съ легкостью птицы перепорхнувшимъ изъ холодной Россіи
отъ суровой дѣйствительности начала XX столѣтія, отъ
ужасовъ реакціонной расправы, отъ мести оправившихся
„побѣдителей"—прямо въ ХѴШ столѣтіе, прямо къ мар-
кизамъ и ихъ веселой жизни, къ ихъ любовницамъ, къ
ихъ романическимъ приключеніямъ, къ ихъ интригамъ и
милымъ шалостямъ. Тонкій художни'къ незамѣтно для васъ
тонкой паутиной застилаетъ ужасную современность.
За-
тихаютъ рыданія, не слышны мольбы отчаянія, звуки про-
клят®, лязгъ цѣпей. Не видно неуклгожихъ съ зарѣше-
ченными окнами камевныхъ мѣшковъ, не слышенъ смрадъ
далекихъ этаповъ и „мертвыхъ домовъ".
Вы въ роскош-
ныхъ аппартаментахъ богатыхь маркизовъ. Воздухъ про-
иитанъ тонкими духами; напудренные слуги въ расшитыхъ
камзолахъ, туго натянутыхъ чулкахъ затаивъ духъ дежу-
рятъ у дверей, чуть слышными шагами перебѣгаютъ по
комнатамъ съ письмами на золотыхъ подносахъ.
Мелька-
ютъ мимо одна роскошная комната за другой. Золото,
бархатъ, шелкъ, клавесины, туалетные столики стиля Лю-
довика, пышныя двуспальный съ балдахинами постели,
') Ауслендеръ.
„Золотыл яблоки".
заячьи лапки, которыми маркизы накладываю« румяна на
щеки, пудра, которой посыпаютъ парики, мушки
моп„„7!ТѴХВаЧеН
°
ВЛаВНОе С0ДеРЖаніе жизни этихъ
маркизовъ! Сладострастіе, былое наивное сладостраетіе
разлито во всѣхъ этихъ граціозныхъ разсказахъ Приию-
ченш блестящихъ кавалеровъ, такъ умѣло и быстро со-
блазняющихъ женщинъ; нриключенія „дамъ",
такъ ловко
водящихъ за восъ мужей и такъ быстро . ереходящих!
отъ любовника къ любовнику; любовный интриги зГис
НЫХЪ кокетокъ; любовный неудачи старыхъ интриган"«-
то разсчитанныя, то случайный „паденія"; то холодный'
то младенчески наивный развратъ. Не злющая уде рад
чувственность
„опытныхъ" матронъ и мѣняющихъ еже-
дневно любовницъ маркизовъ; первое 'пробужден® половодо
чувства у хорошенькихъ мальчиковъ, такъ часто остающихся
наедияѣ съ хорошенькими женщинами, опытными Гнео-
пытными; дѣвочки, выдающія себя за мальчиковъ, спящЩ
съ неподозрѣвающими секрета юношами; наивный сенти-
менталазмъ граннчащ® съ развратомъ и въ него передо
дящій; легкш побѣдь, надъ цѣло!удріемъ и Невинностью
Какъ все тонко схвачено, какъ граііозно и легко nepelam
на полотно, какъ искусно поддѣлано. Но сдѣГно это не
рукой копировщика, а настоящей кистью художника Это
не только копировка веѣхъ мельчайшихъ подробностей
вымершаго, но его живое воспроизведете. Но мало этоTM
За художественной стили.заціей уголка ХѴЛІ вѣка чѵв-'
ствуется нскренное увлеченіе его духомъ, его сладостоа-
стіемъ, его развратомъ, его похотливостью. Дразнящее
сладострастіе разсказовъ Ауслендера сближаетъ его
с!
современной порнографической литературой >). Это один!
изъ маленькихъ боговъ порнограф®, отіавшійЩй в! жепт
ву свой своеобразный талантъ.
Р
Стилизація сама по себѣ не грфхъ. Въ этой области
пробовали свои силы не только Ауслендеры и Кузмин! а
ков! 7ГНЫе ТаЛаНТЫ
'
кагь ПУЩ«инъ: Лермонтов Лѣс!
Художнику не закажешь дороГЙ. Нельзя установить
тиль
—-

границы, за которыя художникъ не смѣетъ перейти.
Ис-
кусство не зиаетъ регламентаціи. Всякое стѣсненіе обре-
четъ его на гибель. Всѣ тайники жизни, какъ на ея по-
верхности, такъ и въ ея глубин! открыты художнику. Отъ
искусства берутъ начало дороги во веѣ эпохи, во
вс!
страны, во всѣ уголки человѣческаго сердца и человѣче-
ской жизни. И если держаться старой терминологіи, то
етилизація старины такъ же законна, какъ стилизація со-
временности.
Но съ трактуемой нами точки зрѣнія,
насъ не мо-
жетъ не поразить увлеченіе молодой художественной силы
„стилизаціей" не переживаемой нами современности, а
XVIII в!ка, етилизаціей не современных! ужасовъ рус-
ской жизни, a похожденій ловеласовъ въ спальняхъ на-
пудренных! красавицъ, воспроизведеніемъ не нашихъ дней,
а „любовныхъ доеадъ" записныхъ кокетокъ, старых! мар-
кизовъ.
Странно вид!ть, какъ большой художественный
талантъ весь уходитъ въ мельчайшую копировку вымер-
шаго, арханческаго, какъ его трогаетъ сладострастіе и по-
хотливость, и какъ онъ д!лаетъ дерзкую попытку вернуть
современную литературу не только по форм!, но и по со-
держанію къ литератур! XVIII вѣка съ ея пышными дву-
спальными кроватями, дразнящимъ сладострастіемъ, порно-
графическими подробностями и культомъ похотливости.
И это тѣмъ печальнѣе, что увлеченіе „стнлизаціей"
XVIII вѣка не индивидуальное увлеченіе г. Ауслендера.
Это цѣлая полоса въ нашей литератур!, оставившая мно-
гочисленные сл!ды въ „Вѣсахъ" и „Скорпіонѣ". Это свое-
образное проявленіе того же увлеченія порнографіей, для
которой было столько пищи въ нравахъ XVIII в!ка. Этотъ
вѣкъ въ свое время былъ уже использован! современни-
ками. Изъ него черпали сюжеты вс!, кто искалъ скабрез-
наго и похотливаго. За него взялись и наши литератур-
ные силы, когда общественный условія очистили дорогу
порнографическому элементу въ русской литератур! и
когда въ обществ! появился спросъ на литературу дву-
спальных! кроватей.
Изъ deorum minorem современной литературы нельзя
не остановиться еще на одной фигур!, на Борис! Лаза-
ревскомъ. Это крайне интересная страничка, иллюстриру-
ющая стихійность порнографическаго
пов!трія, своимъ
ЯДОВИТЫМ! дыханіемъ зад!вшаго таланты, далекіе отъ вся-
кой порнограф*.
Борисъ Лазаревскій — не большой та-
лантъ, но съ прочной закваской реализма. Неболыніе его
разсказьі печатались въ лучших! журналах! и даже вы-
шли отд!льнымъ изданіемъ і). Ни новаго угла жизни, ни
„новой мозговой линіи" Лазаревскій не открыл!
но въ
его н!сколько небрежных! повістяхъ всегда чуялась здо-
ровая правда жизни и гуманное чувство. Это-одинъ изъ
рядовыхъ работников! русской художественной литерату-
ры, съ ДОСТОИНСТВОМ! поддерживающій знамя традиціон-
наго реализма и реальной новеллы.
Но брызги порнографіи попали и на палитру г Ла-
еаревскаго и, оставаясь по существу тѣмъ же Лазарев-
скимъ, онъ все-же отдалъ дань модному повѣтрію и ока-
зался въ хвост! санинской прозы.
Вы помните великол!пные афоризмы Иванова—одного
?1ПаЛ
,
аДИНОВ5 Санина
-°
женщинахъ. Вы помните, какъ
мѣднолобый Ц0ИИКЪ просто рѣшаетъ вопросъ о жен-
шин!.
„Женщина-самка, и это прежде всего! Среди муж-
ёёёооёГё °ДН0Г0 На ТЫСЯЧУ 6Ще М0ЖН° НЗЙTM
ТаК7о,
который заслужил! назван* человѣка, а женщины... ни
вотъ «"ZW ?«МИ!" Г0ЛЬМ
'
ЖВІШЬМ йазха°
а
TMя обезьяны,
вотъ и все! (Какъ все „идейное" въ „Сашшѣ" это ста-
ро и позаимствовано. Задолго до Иванова не такъ ци-
нично, но не мен!е сильно сказано Вейнивгеромъ:
по-
Ге7оа7„ѴСТЬ ВЫСШаЯ ЦѢНН°СТЬ для женщины, къ ё'ему
именно стремится она веад! и всегда")
нптпп? 80ТЪ Г' ЛазаРевекій епѣшитъ эту циничную идейку,
с ъР°ДИЛаСЬ ВЪ Г0Л0Вѣ ад^ржимаго б!шенствомъ по-
иллюстрировать Цѣлымъ разсказомъ подъ
7инТГ Ч
заглав,емъ
„Правда".
Это правда о жен-
щин! и—,то еще вовмутительн!е-о женщин! русской
Какую же правду знаетъ г. Лазаревскій о женщин!?
0 Б. Лазаревен«!. Повѣсти и разеказы въ 3-хъ томахъ.

Это онъ грубо высказываетъ въ началѣ же разсказа, гдѣ
герой говорить любимой дѣвушкѣ:
,,Вѣдь для веѣхъ женщинъ
въ
ыірѣ самое
важное—чтобы „никто не зналъ", a затѣмъ можно и та-
кое, отчего и пьяный рабочій сплюнетъ".
Вотъ
это и есть „правда" о женщинѣ и ее то излагает! герой
разсказа.
Ему измѣнила жена. Объ этой измѣнѣ онъ и разска-
зываетъ полюбившей его Лелѣ, перемѣшивая разсказъ
женоненавистническими афоризмами. И по этой женщинѣ,
которая дѣйствительно способна была на „такое, отчего
и пьяный рабочій сплюнетъ", онъ и судить о женщинахъ
всего міра. Что-же такое „правда" о женщинѣ? А вотъ.
Оказывается, что женщина, любя мужа, любя дѣтей, въ
то же время заводитъ себѣ любовника, къ которому ее
тянетъ только обыкновенный физіологическій актъ, ибо
у этого мужчины есть еще нѣсколько такихъ же любов-
ницъ. „Женщина—самка и это прежде всего!",
и жена
героя разсказа ради инстинкта самки нахально лжетъ, об-
манывает! мужа. Возвращаясь отъ любовника, она какъ
ни въ чемъ не бывало цѣлуетъ дѣтей и въ ту же ночь
она приходитъ къ мужу и называет! его „дорогимъ". Это
не мѣшаетъ ей на завтра же поѣхать къ любовнику. Мужъ
ихъ ловитъ на мѣстѣ преетупленія. (17икантная сцена въ
меблированных! комнатахъ). Начинаются истерики, обмо-
роки, расканіе. Она покушается на самоубійство, затѣмъ
становится временно добродѣтельной, усиленно ухаживаетъ
за дѣтьми и все-жъ опять бѣжитъ на свиданіе къ любов-
нику. Это не мѣшаетъ ей награждать мужа „бурными
объятіями и ласками".
Наконецъ, она начинает! обнару-
живать искреннее раскаяніе. Мужъ начинает! вѣрить въ
порядочность женщины, въ то, что и испорченныя жен-
щины способны воскреснуть, что есть и для жены что-то
болѣе властное, чѣмъ половой актъ, что и для нея само-
любие, честь, счастье любимаго мужа и дѣтей тоже пред-
ставляютъ цѣнности...
Но Ивановъ говорил!, что „женщина—самка, и это
прежде всего".
Это надо доказать. И г. Лазаревскій до-
казывает!.
„Однажды, разеказываетъ главный герой „Прав-
ды" о женщинѣ, послѣ бурныхъ объятій и ласкъ, она
предложила мнѣ написать своему любовнику письмо, изъ
котораго бы онъ увидѣлъ, что между ними все кончено.
Это былъ одинъ изъ счастливѣйшихъ дней моей жиз-
ни, мнѣ казалось, что я не меньше какого-нибудь знаме-
нитѣйшаго врача, которому, напримѣръ, удалось вылѣчить
прогрессивный параличъ.
При мнѣ несчастная Ниночка написала это письмо
и при мнѣ же вынула изъ коробочки изящный, сдѣланный
подъ холстъ конвертикъ, запечатала его и надписала ад-
рес!, потом! осталась чѣмъ-то недовольна, разорвала этотъ
конвертъ, вложила въ другой такой же, снова надписала
его"мнѣ наклеила Марку и съ «ѣжнымъ поцѣлуемъ вручила
Я замѣтилъ, что въ коробочкѣ осталось пять кон-
вертов! и потомъ, самъ не знаю зачѣмъ, подобралъ дру-
гой разорванный конвертъ, валявшійся на полу.
Будь прокляты тѣ шесть, семь часовъ, въ которые
я считал! себя счастливѣйшимъ человѣкомъ.
На слѣдующій день я всталъ веселымъ и бодрымъ.
Выпилъ кофе, расцѣловалъ перецѣлованное другими лицо
любовницы Ііунова и пошелъ по дѣлу къ товарищу архи-
тектору, но не засталъ его дома и сейчасъ же вернулся.
1 орничная сказала, что барыня только что уѣхала, а куда
неизвестно. Я зналъ навѣрное что Пунова нѣтъ въ го-
роде, а потому былъ покоенъ.
Не припомню зачѣмъ именно, но мнѣ пришлось отво-
рить письменный ящике стола этой госпожи, и я сейчасъ
же увидѣлъ, что въ коробкѣ съ почтовой бумагой уже не
пять конвертов!, а только четыре.
Полъ закачался подо мною. Ясно было, что въ то
время, когда я отсутствовал!, она написала Пунову вто-
рое письмо, уничтожающее всякій смыслъ перваго...
.. .Черезъ полчаса въ моихъ рукахъ былъ довольно
толстенькій конвертикъ съ непроштемпелеванной еще мар-
кой. Я разорвалъ его: „Дорогой мой! Вчера пришлось пи-
сать тебѣ неправду"... Потомъ слѣдовали воспоминанія, а
затѣмъ надежды на будущее. Невыносимо было читать все
это
И иослѣ новаго свиданія съ любовиикомъ женщина
пришла домой, „развалилась въ креелѣ умирающей святой",
говорит! мужу, что она его очень любить и что она отъ

него беременна... Еще не остывшая отъ поцѣлуевъ лю-
бовника, она говоритъ о святости женской любви. Когда
мужъ ее уличаетъ, она начинает! цѣловать его сапоги.
Затѣмъ остается у него же жить и на его средства дѣлаетъ
себѣ абортъ. Словомъ, женщина выходитъ сухой изъ . са -
мых! затруднительных! положеній. Послѣ всѣхъ ужасныхъ
приключеній жена героя остается жить въ Петербург!.
,,Вс! ее „уважаютъ", цѣлуютъ ручки съ надеждами и безъ
надеждъ".
Вотъ что такое женщина! Вотъ „правда" о ней! И
немудренно, если Леля, выслушавъ разеказъ героя своего
романа, глубоко вздыхаетъ и шепчетъ:
—
Страшно жить на св!тѣ!
И д!йствительно страшно, если „правда" г. Лаза-
ревскаго, дѣйетвительно,—правда, и если половина чело-
вѣческаго рода, если наши дочери, нев!сгы, жены и се-
стры—только „такое" и д!лаютъ, „отчего и пьяный ра-
бочій сшнонетъ", лишь бы все было шито и скрыто, лишь
бы „никто не узналъ".
Если въ „Правд!" порнографическая струйка скра-
дывается quasi-идеей разсказа, попыткой осв!тить якобы
самую навязчивую проблему нашихъ дней—„проблему по-
ла", то уже въ другом! разсказѣ г. Лазаревскаго „Бѣда"
порнографія ничѣмъ не прикрыта. Конечно, при сильном!
желаніи можно и тутъ уловить ту же идейку—„правду"
о женщин!. Но разеказъ уже слишкомъ пикантенъ, по-
дробности слишком! обнажены. И если идею искать, то
она. скорѣе всего сводится къ тому, какъ слѣдуетъ или—•
вѣрнѣе говоря—какъ не слѣдуетъ дѣлать абортовъ.
Такова... идея разсказа. А вотъ подробности.
Елизавета Валерьяновна—молодая женщина, мужъ у
нея молодой, красивый человѣкъ, ученый. Она вышла за
него замужъ по любви. Но вотъ онъ у!зжаетъ заграницу
въ командировку. Елизавета Валерьяновна сильно тоскует!
двѣ нед!ли. Потомъ у нея являются странныя мысли.
О всѣхъ ученыхъ и литераторах!, которые пос!ща-
ли ея дома она начинаегъ думать: это „односторонніе, не
мужественные, не здоровые тѣломъ, съ утомленными моз-
гами идеалисты, вѣрящіе, будто можно измѣнить человѣ-
чество".
Всѣ зти идеалисты, прежде интересные, теперь
опротивѣли. Но вотъ является въ гости „Володя" боатъ
одного изъ пріятелей ея мужа. Кто онъ-это не совсѣмъ
ясно. Но нееомн!нно одно, что это „высокій блондинъ" и
человѣкъ со здоровымъ т!ломъ. И стоитъ этому , Володѣ"
спѣть скучающей по муж! Елизавет! Валерьяно'вн! ро-
мансъ „Прости небесное совданіе« какъ съ ней начинается
творится н!что странное. Сначала ей нравится голосъ Во-
лоди, яатімъ она начинает! почему то думать
что
на-
ука нуждается въ основаніяхъ, какъ хромой въ костыляхъ
а чувству, которое создали не люди, а Богъ, никакихъ
костылей не нужно, и безъ нихъ оно идетъ впередъ такъ
же сильно, какъ в!теръ"; затѣмъ она пишетъ Володѣ
письмо, и затѣмъ... а зат!мъ вотъ что нишетъ сама Елиза-
вета Валерьяновна:
„Я всегда ненавидѣла всякую чувственность, и мужъ
справедливо обвинялъ меня въ холодности. Мнѣ казалось
что я действительно не нормальная и отъ того у менё
н!тъ д!тей и никогда ихъ не будетъ. О тѣхъ способах!,
которые предпринимают! другія женщины, чтобы избѣг-
нутъ беременности, я не имѣла ни мал!йшаго понятія
вотъ я
- голодная", въ тотъ моментъ, когда Воло-
ДЯВЗЯЛЪ меня въ TMРвый разъ за талію, испытала, испы-
тала безумную радость и зат!мъ. ц!лый мѣсяцъ, жила
какъ пьяная. Понимаешь, прислуги не стыдно, не отвѣчать
Ласковь,я Пись»'
а
«Ужа-не стыдно. И казалось
ГнаѵТн' Z
НТК0Г° АлеКСѣя Ивановича еъ его книгами
и научно-философскими теоріями никогда не было, а толь-
ко давно, очень давно, снилось что-то въ этомъ род!
тпмѵ Тп'
теШЬ
'
""
СЪ В0Л0Аей Действительно шили по-
тому, что не лгали другъ другу не только словами
ноне
тТТ ? ,?ДИНЪ
0"И
°
Д1»"'
-Увкулъ, ни въ его
іое моіеті ГеИЪ
'
ЭТ° бЫЛ
°
СЧаСтье
'
Расплатой за кото-
далеко
ЯГ«
ГЬ 'Г
°
ЛЬК° CMep,
'
b' Теперь она
"еня не
77 пёл7„ У
ааЛа М
п
Ри®
лиж
вніе съ тѣхъ поръ,
по боиТя о'ппТОрОШтВО
°
дѣваясь въ
"вредней, сказав
HÏÏC? Ч
'
ТО
ВЪ ка?
армы
'
ана
ДРУГ0Й день соа-
ZaZT
к?
ТваТрѢ СЪ Семьей
нанихъ-то своихъ
знакомыхь. Когда я сказала, что началась беременность
онъ сд!лалъ видъ, что обрадовался, а на слѣдѵющГйдень'
прислал! мнѣ письмо, въ котором! совѣтывалъ поскор?

избавиться отъ будущаго ребенка. И я поняла, что жизнь—
это правда, а смерть—это ложь
„Когда мужчина или женщина, въ первый разъ, сол-
жешь любящему человѣку—это начало конпа . И сейчасъ
я философствую отъ того, что мой конецъ уже близокъ.
Люблю-ли я теперь Володю?—не знаю, но я не хочу раз-
бивать жизни ни въ чемъ неповиннаго Алексѣя Ивановича
и отъ беременности освобожусь, хотя чувствую, что благо-
получно это не сойдетъ. Медлить нельзя... Да, и еще я по-
няла, что съ Алексѣемъ Ивановичемъ я никогда не чув-
ствовала себя счастливой, потому, что онъ къ своему чув-
ству и къ своей чувственности всегда примѣшивалъ ог-
ромную порцію благоразумія..."
Затѣмъ начинается
самое подробное описаніе хож-
деній Елизаветы
Валерьяновны
по гинекологическимъ
лечебницами, по акушерскими, по секретными убѣжищамъ
и спеціалистамъ и спеціалисткамъ по аборту. Подробно
описываются способы, къ которыми прибѣгала Елизавета
Валерьяновна, что-бъ сдѣлать себѣ выкидыши. Испытавши
безуспѣшно нѣкоторыя средства, она прибѣгаетъ, наконецъ,
къ помощи, какой-то акушерки. Та вставляетъ грязный
бужъ, который и заражаетъ Елизавету Валерьяновну. Она
умираетъ, разсуждая не задолго до смерти: „въ общей
сложности наслаждались, можетъ быть, пятьдесятъ ча-
совъ и .. за это смерть..."
Все дѣло, значить, въ грязномъ бужѣ. Будь онъ
чистыми, абортъ бы удался, Елизавета Валерьяновна не
умерла-бы, продолжала бы презирать ученыхъ литерато-
ровъ, идеалистовъ съ нездоровыми тѣломъ, и наслаждать-
ся съ
„высокими
блондиномъ"
при живомъ,
конечно,
мужѣ,
„принимая
самыя невѣроятныя позы" и раз-
суждая о преимуществахъ чувства передъ наукой „ко-
торое создали, не люди, Богъ".
И эту философію. и атѵ тему трактуешь одинъ изъ
талантливыхъ художниковъ русской жизни, который былъ
впрочемъ не одиноки въ увлечен®
порнографическими
повѣтріемъ.
Ник. Олигеръ никогда не приковывали къ себя вии
шнія читателей и критики, но Р!зсказы его никогда Z
оставались не прочитанными. Въ нихъ было „ало яіких!
карTMЬГзTMМХ!Н0ЭТЙ
бЫЛИ ВСеГДа
"
иТТоТн^ь^ггжж^тъчЕ^
ек='т:ла!ГоЖ;%;ыог
порнографіи
-
и
«
Олигепа" Ив!ІTMоВЪаВИДулТ0льк
°
разсказъ Ник.
д�тской
вКаРеИTMКГнб;и3ГВаТЫВаетЪ
^
о"
—!
яг
о литератур® русской)
'
(
Г0В0РTM'ь, конечно,
этимънв
о
онгр
о
орTM„°:
кр:зоч
раар!ваа:;ени
ж
гтъо
ва еъ
'
ес ли
вы
»
ЛагГ вопроса ГлоР
Г^^HÄ

а весь разсказъ—рядомъ
страниц*,
забрызганных* мут-
ной волной порнографіи
Герой разсказа „Вечер*" девятилѣтній мальчик*—
Ляликъ. Это самый обыкновенный мальчик*, еще ребе-
нок*, съ чисто д-йтскими интересами и чистой дѣтской
душой. Не смотря на ужасы, которые ему приписывает*
автор*—вы все-же выносите впечатлѣніе, что Лялик*—ре-
бенок*, что въ душѣ его нѣт* скверных*
помыслов*,
что его занимает* то, что обыкновенно занимает* дѣтей въ
этом* возрастѣ: казни тараканов*, ѣзда на водовозкѣ, рож-
дественская елка, картинки из* ,,Нивы", военные парады,
кресты на груди воинскаго начальника. Естественно, если
у мальчика есть свои мечты, если онъ думает* о своем* бу-
дущем*, если святители, которые развѣшаны на стѣнах*
отцовскаго кабинета и ласковый стецъ Гршорій, который
часто служит* въ домѣ, настраивают* Лялика на особый ладъ,
еслионъ начинаетъ мечтать, какъ хорошо быть батюшкой или,,
еще лучше, монахом*. Воображеніе мальчика работает* въ
этом* направленіи, и онъ мечтает* поѣхать въ Египет*,
поселиться въ пещерѣ и питаться финиками. Мысль маль-
чика такъ свыкается съ этой мечтою, что онъ даже вслу-
шивается въ богословскіе разсказы гостей; у него даже
есть свои оригинальныя доказательства существованія Бога.
Но Ник. Олигеру нужен* пряный соусъ, и онъ ри-
сует* пробужденіе полового инстикта у десятилѣтняго
мальчика.
Откуда это раннее пробужденіе инстинкта? Умысел*
ли это автора, пряный ли соус* или дѣйствительная жизнь?
Вѣдь пробужденіе полового инстинкта въ девять лѣтъ
явленіе ненормальное '). Оно возможно, но подъ давленіем*
чрезвычайных* факторов*: наслѣдственности, неблагопрі-
ятпой обстановки, вызывающей искусственно преждевре-
менное физическое развитіе. Но ничего этого въ жизни
Лялика нѣтъ. Отец* и мать—типичные мелкіе буржуа, при-
мѣрные семьяне. Правда, „папа иногда шепчет* ночью со-
I) Ав. Форель категорически заявляет*, что несиокойствіе въ
половомъ отношеніи въ возрастѣ младше 14. лѣтъ у нашей арійской
расы относится уже къ паталогической ранней зрѣлости.
„Половой
вопросъ", т. 1. стр. 75.
всѣм* тихо что-то от* поTM
себя въ отдѣльной спальнѣ лобГ^®TM"' Н0
все зт
°У
что прислунщвающійсяХликъ „Р
и„?ТеЛЬН0 И такъ
TMх° .
жеть. Конечно, такіе родители пол
разобРа
~ь
не мо-
самое примитивное, но все-ж* 1Р
еНКу да,отъ
воспитаніе
него подальше „ Вт*ку-аZLZI °тараются «Чшать от*
лека научить, чорт* знаетТчемГ
К°Т
°
РЫЙ М°ЖеТЪ Ля
"
у яяхь~;сял?РТдуъкі^ія7
а
-
я
не видя
-
-о
ТО Витьки, который иногда заліг?
Ь „ВЛІЯНІЯ «акого-
замѣчаютъ, что ? них* Хр?Тся e!T\Kl/«J1,Kp>
не
Петровна живет* с* кучером* J? *
гдѣ
«У^Рка
чикомъ такія рѣчи: „ВІрчTM* ' ч и?"® Ледетъ
«ль-
ничная) безъ ума оті вас*?ДЬ„НасTM
х
а-то
(TMр -
шенькій мальчик* так*
такой
-
говорит*, ХОро-
когда она к* вам? ГстаГь??6"*' ®Ы бы не
,
еще?" Этот* же куч^ на глазах??"'
Ил
"
Ве умѣете
Петровнѣ кофту и вообще д???ЛяЛИКа Р
аз
етегиваетъ
лично и постыдно".
Дѣлаетъ что-то „что непри-
Вы думаете, что отвѣтъ на „„
что раннее пробужденіе полового и»?°СЪ УЖе
на йДвнъ,
искусственно тлетворным* вдЫніемъ п
TM обУ«овлено
Дѣло обстоит* ина,Р
.
Ч?айТ??с„ РИСЛУГИ
-
Но
что то „неприличное и постыдно?
Ъ'"ВЫ
длитесь,
черъ на глазах* у Лялика лТ? ' Т
°
п
Р°Д*лывает* ку-
спены воображеніе eroy?e?,m?° ? Н0В0'
ч
TM Д° этой
чувствует* потребность видѣть 1
жен
Щ®°й, он* уже
И теплой", что он* хочет* со?? "ЖИВ
°
Й'
совсѣмь голой
ный шарфик* вокруTM беде??63? съ КаРTMнки .проара,-
маленькимъ тѣлом* какъTvpyZô^T^0"
этимъ
ЛИКѢ половой инстинкт* пробѵжлчьто ' Словот>.
въ
Ля-
«Учер* .Разетегиваетъ ПеЗвнГкп*
еЩВ Д0 того'
"ак*
тщетно доискиваетесь причины этоTM п?У
СЛ°В
°
МЪ'
вы
полового инстинкта в* ребешіѣ ni РаННЯГ0 ПР°буждешя
тора, оно ему необходимо как- mf
» вообРаженіи ав-
Если-бы еще оно ?'„?
ПРяный соусъ.
то несознаНнагГ^°?„дЯГГуЬтнУ ?лвяика въ вяд* чего-
инстишсты вообще, а половой »
Такъ вѣДь
даются. Вѣдь ничего у человѣка „р
4aCTH
°cTM пробуж-
И просто. Инстинкты и чувств? г?п?
аетъ такъ
> грачу
чівства созрѣвают* постепенно и
У

постепенно прорываются. Конечно, ребенокъ уже носитъ
въ себѣ въ видѣ задатка половое ощущеніе и половое по-
бужденіе. Это унаслѣдованные элементы. Но они дремлютъ
въ качествѣ зародышевой энергіи, пока не наступает! по-
ловая зрѣлость. Но и здѣсь при всемъ дѣйствіи и внут-
ренних! толчковъ со стороны самого инстинкта и внѣш-
нахъ раздраженій—при нормальном! положеніи вещей по-
ловой инстинктъ и пробуждается и проявляется постепен-
но. Сколько на этой почвѣ происходить трагедій! Какъ
часто не только сами юноши и дѣвушки, но и опытные
воспитатели и врачи не знаютъ въ чемъ дѣло и не дога-
дываются, что это игра полового инстинкта и его первый
несознанныя проявленія.
Посмотрите, каковъ этотъ Ляликъ, девятилѣтній Ля-
ликъ у г. Олигера. Въ немъ половой инстинктъ созрѣваетъ
въ одинъ вечеръ и настолько, что, вопреки мнѣнію ку-
чера, онъ оказывается уже на все способным! и въ тотъ
же. вечеръ все его „тѣло томительно ноетъ, — отъ уста-
лости, отъ непривычных! изнурительных! ласкъ" въ объ-
ятиях! молодой горничной.
Отчего и какъ быстро со.чрѣлъ Ляликъ—на эти во -
просы вы не найдете отвѣта у Ник. Олигера, потому что
онъ не объ этихъ вопросах! думаетъ, а о гіряномъ соусѣ.
И вотъ уже на второй страницѣ разсказа еще цѣломуд-
ренный мальчикъ почему то изъ цѣлаго ряда картинъ въ
„Нивѣ" обращает! вниманіе только на голую женщину
съ узкимъ шарфикомъ на бедрахъ, и мальчику хочетсн
этотъ шарфикъ сорвать. Ляликъ въ спальнѣ, и Олигеръ
подсказывает! ему такія мысли: „Мамина кровать — эта,
ближе къ стѣнѣ. Но иногда гіапа и мама лежать на од-
ной. Ляликъ самъ это видѣлъ. Раньше, когда онъ былъ
совсѣмъ маленькій, видѣлъ даже чаще, чѣмъ теперь. Но,
конечно, они лежать вмѣстѣ просто такъ,—потому что
вдвоемъ всселѣе. Можетъ быть, еще очень давно, когда
они оба были совсѣмъ молодые, —• другое дѣло. А т е-
пер ь... Разумѣется, они только лежать..."
И эти мысли
приходятъ въ голову мальчику, который тутъ же по дѣт-
ски кувыркается на кроватяхъ и думаетъ, какъ это хоро-
шо: просторно и мягко.
И эта фальшь—на протяженіи всего разсказа. Что
на кроватяхъ а наблюдать S
?
Т°ЛЫГО
кувыРкаться
Р:^ЛнлГкГ И
У—"
СВДЯІЪ
TMшо
Олигеръ толкаетъ его«
вІЪ Дѣтей
'
НѣTM>. Ник
лежитъ высоко, высоко TaZ чТTM"^
Книгѣ
'
которая
етулъ, ее можно достать Это
Т°ЛЬК0 забравшись на
залось-бы, все tZIZZZZ0"*4TM*
«'«с ъ
КTM
ноги, ткани и, наконец? та?ое"
ае тИ:
кос
TM- РУ«и,
вее
зто должно быть скічно Г,V
В0все нельзя пкнять-
пишетъ, мтоЛнл^уTM^?-
И °?игеР'
ь
так? и
Но г. Олигеръ И въ зтой скуі? 'LZTM
все
екучное.
лика интересное: онъ ем? II
КНИгѣ нашелъ для Ля-
женщины И тайну роівденія" ГятоЛЪ "ТаЙНу
"
у~н
лаеЧ и Лялику от'кр^лГ
ЕГГ"46 ^
ат!
Ну, а разъ Ляликъ
оеи
жуткое".
щины н тайРу рожденіѴ', то все" noZZ МУЖ"ИНЫ и жен-
половая зрѣлость девяти^TM?? „
Дующае понятно, и
темпомъ. Отъ него уже нГ?
мальчика
идетъ быстрым?
кофта плотно
Ка
"
ъ
ВЫЯ, отвислыя груди видны ПТОЪ
'
какъ
-°бѣ жир.
Петровна ходить"OhTZZZ Н° "
колы
'патся,
K0Z
стояшимъ бариномъ, то ХаЕ'ьнТ® °НЪ СДІЛа°TM
jepy теплый кафтанъ; но не III
ССШЬетъ гвоему ку-
наэтой мысли,потом^ что у rw
сос
РеДоточиться
кофточки осталась незаетегнутой —ВнЫ веР
хняя
" уговнца
мало того, „его взглядъ бѣгает? „Г
ЭТ°
отвл
екаетъ".
иымъ ситцевымъ пологом? Z
просторной, съ крас-
ннмаетъ горничную'Те"TM' TZl "кГГ''
вается теплота ея упоѵгяTM
Къ Лялику пепели-
ствуется сквозь тотTM 2" JБЛа
'
*0Т0Р°е оі
'ветливо чув-
нафтен сТныСиЪз?ВЪСабУнТ:ГР°вДВ'.
"ея
спать...
„
начи.
взрослаго студента
«Уки большого
НІе аоепаляется и pTyeZ èl Z7 КTMЪ еTM
в
°°бра-
ему красивыхъ обнаженнььхъ

женщинъ, помните, какъ онъ боится идти въ лѣсъ съ
Красавиной, потому что можетъ что-то случиться
Ну
вѣрьте
не вѣрьте, a девятилѣтній Ляликъ переживает!
то же самое.
„Въ постели какъ-то неудобно. Подушка лежитъ кри-
во и одѣяло не расправляется. Послѣ долгихъ хлопотъ
Ляликъ натягиваетъ до подбородка, лежитъ на спинѣ и
смотритъ въ потолокъ.
Теперь мысли тоже развлекаются свѣтлымъ кружкомъ,
потомъ крючковатым! бабушкинымъ носомъ. На этомъ носу
сѣла темная бородавка, которой раньше не было. Боро-
давка шевелится ползетъ. Ага; это клопъ. Вотъ, онъ упа-
детъ съ потолка и будетъ кусать всю ночь.
Хочется позвать Настю и сказать ей, чтобы она раз-
давила клопа длинной ручкой отъ половой щетки. И во-
обще, веселѣе засыпать, когда близко, за перегородкой,
ворочается и вздыхаетъ другой человѣкъ. Но Ляликъ чувё
ствуетъ, что, если позоветъ теперь горничную, то случится
еще что-то и потому молчитъ.
Приближаются воепоминанія и образы, которые на
время прятались куда-то далеко, словно уходили за ширмы.
Жирная, мягкая грудь Петровны, которую цѣловалъ ну-
черъ. Потомъ еще... Ляликъ представляет! себѣ всю, из-
вѣстную ему человѣческую наготу въ самыхъ разнообраз-
ных!, перепутанныхъ картинахъ. '
Фантаэія постепенно разгорается, образы дѣлаются '
все ярче, Они почти совсѣмъ живы,—но вдругъ все раз-
сыпается, и опять ровно горитъ тусклая лампочка и крив-
ляется въ углу одногорбый верблюдъ.
Во рту пересыхаетъ. Ляликъ проводит! кончикомъ
языка по губамъ, плотнѣе кутается въ одѣяло и опять
строить, строить. Думаетъ, что вышло бы, если бы раз-
дѣть всѣхъ знакомых!. Видитъ передъ собою цѣлую ве-
реницу женщинъ,—молодыхъ, старыхъ, худыхъ, толстыхъ.
И всѣ онѣ совсѣмъ наги, и на ходу у нихъ трясутся боль-
шіе животы и отвислыя груди. Онѣ стыдятся и отворачи-
ваются отъ Лялина, стараются скрыть самое тайное, что
есть въ ихъ тѣлѣ. Но Ляликъ силенъ, какъ волшебникъ,
онъ имъ приказывает! и онѣ повинуются. Бѣгутъ нагія,
открытый, падаютъ на спину, нагромождают! тѣла на тѣла".
Ляликъ воветъ Настю, a затѣмъ самъ идетъ къ ней
и... оказывается рѣшительнѣе Сварожича
„За перегородкой почти совсѣмъ
гѵн
Пахнетъ репейнымъ масломъ и
іт„
тихонько смѣется
TM" авт ся
*Ъ НаСТѣ'
а
°на
хоров? даИрЛеНЬК1Й' хоРошенькій... маленькій... хорошо, вѣдь
вычныхъ, -изнурительных! ласкъ
уСТалосги'
отъ
нTMри-
потому ЬётТо7тЬоД77н3ё77ЛИСЬ П0ВѢСТЬЮ Ник
-
жественной
ТопыTM??, ВЪ СОВРеменной
No
isrsrГ
—•
feSSEHië
SSSSE

правленіе полового инстинкта, на его привычки, когда
трудно или совсѣмъ невозможно вліять на устраненіе гіа-
талогическихъ уклоненій и на выработку нормальнаTM про-
явленія половой жизни.
Другое дѣло—половой инстинктъ у юной молодежи
Здѣсь узелъ всего вопроса, здѣсь наибольшій его интересъ.'
Потому что здѣсь возможно воздѣйетвіе, здѣсь при разум-
номъ вмѣшательствѣ можно оказать вліяиіе на всю жизнь
человѣка, на которую половой инстинктъ кладешь неиз-
гладимую печать. Конечно, юность не tabula rasa, и поло-
вой инстинктъ не зарождается извнѣ. Но вотъ что пишешь
спеціалистъ и въ то-же время человѣкъ жизни, широко по-
смотрѣвшій на половой вопроеъ. „Половыя ощущенія и по-
ловое побужденіе, пишетъ А. Форель, состоять изъ двѵхъ
группъ элемеитовъ: 1) изъ унаслѣдованныхъ или приноси-
мыхъ съ собою на свѣтъ, въ видѣ задатка филогенетиче-
скихъ элемеитовъ (наслѣдственной мнемы) и 2) изъ эле-
ментрвъ, пріобрѣтенныхъ въ теченіе жизни и въ силу воз-
дѣйетія внЬшнихъ-раздражен®, привычки и раздраженія.
Первые—дремлютъ сначала въ человѣкѣ въ качеств® за-
родышевыхъ энергій и задатковъ и принадлежать къ его
характеру. Только по наступленіи половой зрѣлости про-
исходить фактическое проявленіе большинства изъ нихъ
и ихъ дальнѣйшее развитіе на основаніи возд®йств® внѣш-
нихъ раздраженій и ихъ разработки индивидуумомъ и его
волей, т. е. головнымъ мозгомъ. Вторые—продуктъ воз-
дѣйствія на первые эротическихъ раздражен® и привычки
и упражненія. Въ первыхъ педагогика не можетъ ничего
измѣнить.
Они уже заранѣе образованы и составляютъ
основу для педагогичессаго искусства. Задача послѣдняго
можетъ, стало быть заключаться лишь въ томъ, чтобы
направлять названные наслѣдственные половые задатки въ
возможно цѣлесообразныя, хорошія и здоровый русла. Если
существую« совершенно извращенные задатки, вродѣ ясно
выраженныхъ гомосексуальныхъ побужден®, садизма и т. п.,
то этическое воспйтаніе будетъ въ состояніи, самое боль-
шее, сдѣлать что-нибудь для характера и бороться съ
т®мъ, что раздражаетъ побужденіе. Качество его оно не
въ силахъ изм®нить. Въ этомъ отношеніи не елѣдуетъ
предаваться иллюзіямъ. Напротивъ, всюду, гдѣ существу-
НІЙ и цривычекъ ГІ If
латологическихъ уклоне-
И er0^
лоЛтрмадышм!ЩРиЗВаЯЯ
TMбу~•
Зѣ Ник. ^литераѲМ Мыіѵмали Д°ЛГ
°
СТ°ЯЛЙ На
pa
—
наиболѣе интересную стоС! '„„!" ЭТ° П°ПЫТКа
Рѣш<«ь
нѵлись
RbbbTM»
сторону половой проблемы, и обма-
нографическоТ!олнойВРаТУРНаЯ СТрЯ"НЯ
'
^"tp!

Глава пятнадцатая.
Эволюція „Образованія" въ сторону порнографіи. Разсказы Б. Лаза-
ревскаго „Правда" и Н. Олигера „Вечеръ".
„Марево" 10. Слезкина.
„Люди" А. Каменскаго.
„Однажды" А. Даманской.
„ІІарадизъ" Г.
Чулкова.
„Почему" Н. Целдакскаго. Журналъ „Лебедь".
Нашъ обзоръ былъ бы не полонъ, разрушительное
вліяніе порнографическаго элемента не было бы вполиѣ
охарактеризовано, если-бъ мы опустили ту метаморфозу,
которую пережилъ одинъ изъ лучшихъ журналовъ подъ
вліяніемъ культа„расцвѣтающей плоти". Мы говоримъ объ
„Образованіи"—этомъ яркомъ свѣтильникѣ русской жур-
налистики, этомъ хранилищѣ идейна го богатства, подъ
вліяніемъ мощнаго повѣтрія порвавшемъ со свѣтлыми тра-
диціями своего прошлаго и заставившемъ уйти изъ него
лучшія свои силы *)•
Тяготѣніе „Образованія" къ порнографическому эле-
менту проявилось еще въ началѣ 1908 г. Необычайный раз-
еказъ Н. Олигера „Вечеръ" печатался въ „Образованіи".
Но начиная съ мая 1908 года журналъ окончательно пе-
реходитъ въ руки порнографовъ и эстетовъ, и беллетри-
стически отдѣлъ журнала заполняется рядомъ разсказовъ,
одинъ пикантнѣе и—что крайне характерно—одинъ без-
дарнѣе другого. Это все жалкіе отрыжки „Санина", безъ
его красочности, изящества и обаянія.
0 Съ сентября 1908 года „Образованіе" вновь вернулось на свои
старыя позиціи.
мОг>В0«ЪІ "
а
"Р0м*Фъ» нашумѣвшая повѣсть г. Слезник
„Марево" („Образованіе", кн. V 1908 rï Чтл ^Г
помѣеь „Санина" Арцыбёшева Ѵ.Ди ёл'ома"TM«
ГнГа?
И поддѣлка „одъ слогь Чехова. Здѣсь И Заратусгоа ё
„солнечная радость",
и презрѣніе къ ,,мѣщанств/? и
ЭТОТЪ просторъ, въ котором; яУчу cPZo себя
ИZI
..p .TM
-
гігсг:»Г
„rr
ізШ
КаковыВжёУ'Ч аЛИ
-
СЫТЫе
мёщаТ
'
ненавистника "nZZ
ZIT'^Г
- рдаго
Щанст^"МГобит?ЬпИр:Г„!е0;ьЪ егоTM TM°Pm
°
жалкому девизу доТкё?"пИ
апологетовъ. Ихъ
дое
гор
-
женію Заратустры, что такое въ его^ахь Ѵроёто??"
Санину, ГдёмІ?Иеа^ъИНнТзаИ7Я ^ TMTM'
^
его тетка Ля Д?TM7„„а
pif реВЬ?,ВЪ
'
ка къ
к
Упаетс«
ваетъ Илью
сж?TMTM'„ "Солнечн°е" чувство охваты-
смотрѣл?7 ёя П0TMГ7ъМеЖДУ стаола»0 верезъ. Онъ
н красныя подъ ёубёхой „огГ ЛTM' На
°ТКРЫТУЮ
что онъ видит? въ первый раз? передъ3 собёй СнеаНтетку|

а красивую большую, страстно желаемую женщину" (сра-
вните мысли Санина при первой встрѣчѣ съ сестрой) Иужъ
конечно, его взглндъ сдѣлался „острыми, ищущими и жад-
ными . Эти „солнечный" мысли охватываю« Илью, когда
онъ спѣшитъ пѣшкомъ изъ Петербурга на свиданіе со
страстно любимой дѣвушкой. И такъ какъ онъ не мѣща-
нинъ , a сверхчеловѣкъ, жаждущій „простора", то послѣ
свиданш съ невѣстой, послѣ того, какъ „мелькнула
вся
окруженная серебристою пылью фигура Любы-ея п'лечи
грудь, тяжелая коса за плечами и молчаніе ночи, и горя-
чее прикосновеніе ея платья къ его колѣнямъ" Илья на
чинаетъ размышлять о тЭткѣ: „женщина въ красной ру-
бах®, женщина, а не тетка... дѣвушка даже, потому что
не знала мужчины", затѣмъ одѣваетъ „красную рубаху, улы-
баясь мелькнувшей ассоціаціи, и цѣлуетъ тетку какъ жен-
щину. Поел® такого подъема „солнечныхъ" чувствъ Илья
уходигъ на рѣку и ему натурально хочется издать радост-
ный крикъ (Санинъ!), благо въ деревнѣ лаетъ собака а
на рѣкѣ бурлаки тащатъ плотъ. И онъ съ „молодыми за-
доромъ кричи« весело бурлаками:
—
„Держи, дядька, на бабайку, а не топропаде-ешь'"
Жаждущій „простора" Илья ведетъ параллельно два
романа, если можно назвать „ромаиомъ" отношенія его къ
неаѣстѣ и къ теткѣ. Тетку свою онъ насилуетъ въ ку-
пальнѣ, и г. Слезкинъ подробнѣйшимъ образомъ это жи-
волисуетъ, не оставляя ни одного штриха, ни одного ощу-
щеньица не зарисованными. За нѣсколько дней до этого
тотъ же сверхчеловѣкъ подъ открытыми небомъ, на аро-
матномъ сѣнѣ, скошенномъ „дѣвками" (выраженіе г. Слез-
кина) справляетъ тризну любви въ объятіяхъ своей не-
вѣсты. И эта сцена написана съ тою же грубою соч-
ностью и съ тѣми же протокольными натурализмомъ, хотя
д®ло не ^обходится безъ возвышенныхъ словъ о „солнцѣ"
и „небѣ , о „всеобщемъ пирѣ любви подъ яркими лучами
солнца", перемежающихся съ „разстегнутой кофточкой"
„гибкими ногами" подъ „целомудренными юбками", „круг^
лою грудью" и прочими акеессуарами новой манеры письма.
Вотъ это всѣ мысли и чувства, который на смѣну
„мѣщанскимъ" словами о бѣдномъ человѣчествѣ принеси
съ собой Илья; вотъ въ чемъ смысли „простора", который
ГмГ,яеГх0оч°у1;ВОТЪЧТОКр0еТСЯ
"°д ъ
гордымъ знаме-
.ратус
«Гзове^
-
свотъ
говори«: -
я Х0~ГЯ ВѲЛИКаГ0 Дракона
-
а
ДУХИ Льва
р—
дTM орлики
бывать, чтоЩ!ГсГвс!Нм1этомВ,!в~тМьаРкеаВк Н!'ЖН°
словами!
выступить, какъ съ новыми
журнала, обратившей на себя обнте »»!
•
1 КНИЖКИ
нодборомъ разсказовъ И гвоЩьТІг ВнимаН1е нарочитыми
не только в! ароматоомъ букет® ^Те тГьТв 3аКЛЮЧалвя
фическомъ ансамблѣ. Порногоай® Ofin„
„ порногра-
особенная. Казалось, составітеіь ff"
оказалась
Дѣла задался цѣлью оказаться ^
°
Т"
нальнымъ, идти не „1
»
порнографіи ориги-
все уже написанное^ГКГ
"ерещегоіять
дентствующіе поэты когда-то ИскалитоГ'
^^
свѣтѣ", такъ и беллетристы „Образован®'" Г»
"
ѢТЪ
Ш
рались дать то чего ,1» TM "иоРаз°ванія , казалось, ста-
п„-
'
еще вѣтъ нь порнограф®
ЭТОЮ Цѣлью о7ъ селилсГ!
°
ИМЪ накД°нностямъ. Съ
галъ того что ппеТде сѵш„ ЗНаК0мнхъ «мьяхъ и дости-
между супругЩ7нЩ)ДЩалшщ-
м!ж7стчнови!яее
жена отдавалась любовникам^
рЛ вгановилея
"ьян иц ей,
Дента и другія мысли
TM
тебя въ пѵкГхТ
°
Ту"
самому себѣ—всѣ средства n/L! РУяа
— ,-говорить онъ
разношерстной т^Тсд^тьее"
а
Себ
"
В30ры этой
вести ее въ смущен® vSS
,
Р Зу °Дииаковой,
при-
шептьшаться за!! !УпЩ ,оЩь С?"TM
КрИЧаТЬ
'
пе
Ре
"
коротеяькую р®чь илЩ еЩП.рощ^рІікГ кЩиГ/тГІ!

кое-нибудь непринятое въ обществѣ слово, или даже ни-
чего не крикнуть, а быстро пройтись по всѣмъ комнатам*
босиком*". Надо „ошарашить" толпу, какъ разсказчикамъ
журнала надо ошарашить читателя. Бывшій студент* изо-
бражен* стоящим* гораздо выше толпы, и всѣ его экспе-
рименты над* другими излагаются какъ нѣчто в* высокой
степени важное и глубокомысленное. Онъ говорит* гру-
бости, и это сразу покоряет* ему мужчин*,
дѣлающихся
его друзьями, женщин*, готовых* отдаться ему, дѣвицъ,
с* перваго знакомства начинающих* водить "его
за кон-
чики пальцев*".
Вся соль разсказа въ пикантных* подробностях ь и
откровенных* разговорах*. „Бывшій студент*", ' нахально
врывается, напримѣръ, въ дом* богатаго профессора-вдовца,
живуіцаго со взрослой дочерью, и располагается у него на
квартирѣ. Относительно дочери онъ такъ успокаивает* от-
ца: „Матеріальных* намѣреній у меня нѣтъ, а если что-
нибудь другое, то отъ этого она не застрахована и на
улицѣ" .
Профессор* не спускает* его съ лѣстницы, а
принимает* съ раскрытыми объятіями. Своему пріятелю
тотъ же пошляк* говорит*:
„Твоя жена только что хо-
тѣла отдаться мнѣ, но я раздумал* и теперь не знаю, когда
это будетъ . А жену онъ сначала приглашает* къ себѣ
въ комнату „сейчасъ", но по дорогѣ ей заявляет*:
„Я
раздумал*, когда нибудь въ другой разъ" .
И такими пи-
кантностями прошпигована вся повѣсть. Въ ней нѣтъ ни
капли правды, даже правды пошлой. Это та литература, о
которой такъ хорошо сказал* въ свое время Михайловскій:
„это не мясо, вь которое положено для вкуса много перцу,
а перецъ, къ которому из* остатка нриличія прибавлен*
микроскопическій кусочек* мяса, да и то не свѣжаго".
Вотъ не менѣе пикантный разсказъ „Однажды" г-жи
Даманской. Разсказчикъ идет* къ изеѣстному
адвокату
отъ „хорошей женщины изъ ссылки передать благодарный
поклон*". Разсказчикъ „радостно исполняет* порученіе: и
слишкомъ близкій человѣкъ об* этом* просил*,
и слиш-
комъ значительный и интересный человѣкъ был* адвокат*,
„съ красивой хрупкой ваѣшностью, почти болѣзыенной и
влекущей". Адвоката не оказывается дома. Разсказчикъ за-
стает* жену. Он* ее аттестует*, какъ славную женщину,
славную мать. На глазах* его разыгрывается идиллія- ва -
тага красивых* жизнерадостных* дѣтишекъ врывается в*
комнату. „Дѣти бросились къ матери. Зазвенѣли, залепе-
тали. И она быстро и порывисто обнимала ихъ и смѣялась
изменившимся теплым* голосом*.
Называла: Леша Вова
Диночка, Тася... И говорила что-то женское, любовио-хва -'
стливое, дѣлавшее ее проще, понятнѣе и старше"
Казалось-бы, тут* нѣтъ мѣста пикантному. Крѣпкая
семья, которая вся спаяна крѣпкими нравственными узами;
красивый интересный мужъ, любящая жена, жизнерадост-
ный Дѣти. Дѣтское щебетаніе. Славная мать. И разсказ-
чикъ готов* ужъ поставить на всей идилліи крест*.
,Моя
?теГ?Н0СТЬ' Р
азск а зыва
^ь он*, растаяла.
Я любил*
Дѣтей. и в* женщинѣ меня всегда трогала мать.
Стало
просто и обыденно. И немного скучно Я мог* ужъ уйти
мог* остаться. Все равно. Впереди была ночь и сон* а
завтра обычный рабочій день". Но г-жа Даманская все дѣіа-
- нескучным* и необыденным*".
У „ея задняя мыелГп
-•оПнРаеВ:яЛчИГВаНІИ НаДЪ ВСѢМЪ ПОЛОВОГ° инстинкта
Г воTM
она зачѣмъ-то ведет* заказчика в* уютный кабинет* зня-
пев*Х°аДВ0КаТа* увѣшанный портретами шлиссельбурж-
цев* (какая ехидная подробность). Нослѣ незначительнаго
разговора со счастливой женой и матерью, пальцыгероя
разсказа нечаянно касаются ея пальцев*, 'и
вся идиллія
разрушается И муж*, и дѣти, и шлиссельбуржцы.7"
жалГоХ'еяТ*
„как* остры/ток* пробе-
жал* отъ ея пальцев*"; для него стало ясно, какъ день
ну^МЪлпоНгЪиѵлДиСЬфИДѢЙСТВИТеЛЬН°'
нерезъ^еколькоХ-'
нут* „дрогнули стѣны, зашаталась мебель, и все закпѵ
жилось в* темном* горячем* свѣтѣ".
Счастливая ма? й
жена превращается въ „обнаженную и неистовую вакхан
минутъ°назап?
КОТОраг
° епрашив?лаХ "ль?
ѵп?У,
? "КаКЪ Ваше имя
—о т чество?" И все проис-
н ГбовьЪгдѣ „Гг ГНЯТѢ МУЖѢ' ГДѢ ВИтаета «"
-с-
пев* и и*
то
тКЪ
ВИСЯТЪ нор-креты шлиссельбурж-
цев*, и въ то время, когда внизу слышно щебетаніе дѣ-
Гпто„Г°ВОрЯТЪ ° п°РногРафіи во французской литератѵпѣ
Говорят* о порнографіи въ романах* и повѣсгаTM Зола'
Но вспомните почти юношескую работу Зола его топор:

ную „Терезу Ракенъ . Вспомните взрывъ негодованін ко-
торым-,, встрѣченъ былъ во Франціи-далекой отъ иурТз-
ма этотъ романъ Зола. А между тѣмъ, какъ естественно
разыгрываются страсти въ романѣ, какъ понятенъ тот?
шквалъ страсти, который внезапно набѣгаетъ и въ кото-
торомъ тонутъ Ракенъ и ея любовникъ. Здѣсь нѣтъ пор-
нографTM, и ею пропитаны всѣ страницы повѣсти г-жи Да-
манской, гдѣ все выдумано для иллюстраціи яко-бы зна-
чительной идеи.
Разсказъ „Парадизъ" г. Чулковъ начинаетъ по-
вѣствованіемъ о возвращеніи дѣвицы изъ церкви и ея ре-
липозно-воеторженномъ настроенTM. Но недолго удержи-
вается онъ на той высотѣ и тотчасъ же переходить къ
сценѣ насилія отчима надъ падчерицей. Дѣвушка стано-
вится проституткой, подхватываетъ сказанное кѣмъ-то сло -
во „Клеопатра" и воображаетъ себя царицей.
Всѣхъ перещеголялъ г. Целдакскій въразсказѣ По-
чему? Ему зачѣмъ-то понадобилось чисто физіологичёскій
актъ вставить въ какую-то религіозно-миетическую рамку
Онъ сталкиваетъ два юныхъ—почти дѣтей,—по дѣтски
вѣрующихъ существа и заставляетъ ихъ почему-то послѣ
причастія другъ другу отдаться. Хотѣлъ ли авторъ худо-
жественно изобразить пробужденіе весны и чистоту пер-
ваго чувства? Но въ повѣсти такъ много физіологическихъ
подробностей, съ такимъ чувствомъ въ нихъ копается ав-
торъ, такъ мало обнаруживаем онъ брезгливости, что не-
вольно приходить въ голову безсмертное выраженіе Ми-
хайловскаго о перцѣ и тухломъ мясѣ.
Вакханалія, разыгранная беллетристами „Образования"
на могилѣ его незабвеннаго редактора, длилась, къ счастію,
недолго. И все-жъ и теперь, пробѣгая пикантныя стра-
ницы лѣтнихъ книгъ журнала (за 1908 г.) невольно содра-
гаешься при мысли, какъ могъ передовой журналъ прію-
тить у себя лупанарную литературу. Такъ былъ въ силѣ
культъ „расцвѣтающей плоти"!
Этотъ культъ, конечно, уже отцвѣлъ, но онъ все-жъ
до сихъ поръ сказывается. И характерно, что даже тѣ новые
и „молодые' журналы, которые urbi et orbi извѣщаютъ,
что они „противъ порнографіи, наводняющей книжный ры-
нок! • , что они будутъ „художественными отзвуками вы-
сокихъ движеиій въ сферѣ чѵвстлъ" iï
на себѣ налетъ порнокрафЕтГъ, L^X*
в?Т1
новаро жур
>іЛебедь..
на печ
Mb, въNo2
Грудинскаго. Это жалкая передѣлка „Вечера" ОлигеГ
повѣсть о томъ, какъ бонна соблазняла свое? воспитан-'
аИлКаа
„т?ТО-ДИ??орПѵГ°ВРаАФИГСКаЯ
^««-«-"H
„„
которую В. Амфитеатровъ гдѣ-то рѣчкп »n
справедливо охарактеризовалъ, какъ перёливаніе Г'нту
изъ-за щеки-за щеку, сладострастной слюнГ
РУ'
') „Лебедь". Тетрадь первая. Отъ редакціи.

Глава шестнадцатая.
Половая проблема въ русской жизни. Мнимая назойливость половой
проблемы
Отношеніе къ ней русской литературы.
Сложность про-
блемы.
Проблема на примитивной ступени.
Половая проблема
въ
личной и общественной жизни.
Усложненіе ея вмѣстѣ съ ходомъ
развитія Какъ рѣшаетъ Санинъ и проч. половой вопрооъ.
Мы взяли почти послѣднее слово современной худо-
жественной литературы и послѣднія произведенія наиболее
талантливых* представителей современнаTM художества.
Нам* незачем* рыться въ томъ смрадном* мусорѣ, въ
котором* кувыркаются бездарные ихъ последователи, опу-
стившіеся до разных*
„Тайн* жизни",
„Адонис* и Ве-
нер*", „Мемуаров* кушеток*", „Массажисток*" и во всем*
томъ порнографическом* навозѣ, который привезен* къ
намъ съ Запада въ сотнях* переводах*.
Намъ незачѣм*
рыться въ другахъ работах* Арцыбашева, КаменскаTM,
Кузмина, Зиновьевой, Сологуба, Цеискаго и Ауслендера!
То. что шепотом* и робко высказывал* Арцыбашевъ в*
„Тенях* утра", „Смерти Ланде", „Гдѣ правда" и въ
„Же-
не", то въ „Санинѣ" прозвучало громко и торжествующе ').
Та идейка, которую полустыдливо Каменекій проводит* че-
резъ „Солнце" и „Леду" — откровенно и цинично всѣми
буквами отчеканена въ разсказѣ „Четыре".
Порнографи-
') См. въ брошюре Воронова главу „Предтечи Санина"; то же
въ статьѣ г. Грейденберга о „Санвнѣ" въ
„Сборнике харьковекихъ
студентов*.
.
оно не только чисто литеиатѵппоГ „
нельзя,
такъ какъ
ни; такъ какъ онопредставляв ё
Ь отголосо«ь жиз-
ніе голых* фактов* из* nZ?
TMbK° в°спроизведе-
как* оно не толь? исходит* из* nZZlZ^
ТаКЪ
цатя, вычеркивающаго изъ жизни вліяніГ» *
»"Росозер-
кроме ПОЛОВОГО, НО НОСИТ* В* NFIMIL
°
ѢХЪ фаКТОрОВ*,
удачно окрещено
нХокац?еРй"Т7ЪТОГ0' W
УЖе
поведи эпикурейскаго отношения к*жиз'ни<аР
а
«теР* про-
жно заменить мученическую жизнь ?ѣх* 'п„
°
Р°е
Санина, „дураков*", которые
'
вь
>Ра®ешю
ную жизнь ввести вй русТобшечето .ь
свою ив
ДавВДУаль-
ныхъ интересов*, которыГне ХГХжитГ? "
ШР°Д-
митивными порывами тела, которые иTM
ДНTM
При
'
запросами тѣла и духа, которые * а Гн?ииГарМ°НШ Межл^
только какъ „а самку и не думаю? что ? г ' СМ
°
ТрЯТЪ
ют* только для того чтпбъ ;
'
0°"
ѣ
существу-
чинамъ. Словом* С* этим* ZITM"TM
наслаж
ДTMіе муж-
какъ с* апологіей йTM«.
TM'"
СЛѢД5'еТЪ
боротьая.
шательства в* жизнь которая II
°
ТЪ акTM
в
«аго
вме^
страшнаTM духовнаTMнатаденіяZT
П°СЛѣ
недавняго
какъ гашиш*. одуряюГй гХ? „
НУЖН0 ^следовать,
которым* усыпляюГсГестьи УчзѵТ*В:ЯЮЩІЙ °РГаИИЗМЬ
Но, казалось бы какт LЛ
У
молодежи,
о которых* мы гХримъ
?Г*'ТСЛЪПР0ИЗЕ«
половая провокація въ Сайте" „ и
ЯСН0
скв
озитъ
дая строчка подстрекает*XL
гдѣ каж
"
а мысли лгутъ, слушай;? тѣла а п° Г°В°РИТЪ
правдУ'
если вам* встретится neZ»
/ ПР0ЧTM'В
пренебреги;
нь.й, то не ра^Зяя
РВа
„?7ХаЯИЛИПерЕВ,ЙВСТрѣч:
ДРУГУ, не то понесете кару где
°ТДаЙТеСЬ
другъ
пыбашева в Каменскаго-Сании* Л
н?TM3 .Герои Ар"
провокаціей занимаются и еяTZ
Наг!'Р
ск
'й-половой
и ея плодами пользуются—тем*

не менѣе есть журналисты, которые говорить, что это не
половая провокаціи, a разрѣшеніе половой проблемы И
это говорятъ не только слѣпые поклонники Санина О, и
не только тѣ, чьи мысли граничатъ съ бреломъ кто увѣ-
ряетъ, что новая литература разрѣшаетъ вопросъ о люб-
ви дерзающей", кто серьезно вѣритъ въ какое-то
, ночное
знаніе" и въ „ночь", когда „душа міра дѣлается" явного
въ своей женственности, солнечное и мужественное дерза-
ніе человѣка дѣлаетея очагомъ внутренняго познанія одно
утверждается въ творческой и жертвенной любви:
Отъ себя я возгораюсь,
Изъ себя я простираюсь,
Отдаюсь во всѣ концы;
И собою твердь и землю,
Пышно—распятый объемлю:
Раздѣли мои вѣнцы,—
Острія. и латы терна,
Какъ вѣнчасмый покорно,
Помазуемый въ цари.
Уподобься мнѣ въ распятьѣ,
Распростри свои объятья—
И гори, гори, гори...
Кто серьезно говорить о какомъ-то внутреннемъ го-
рѣніи и напряженной солнечной душѣ въ лонѣ души ноч-
ной, о какой-то фантастической „любви дерзающей" 2).
Этимъ взглядомъ можно пренебречь. Но вотъ что
пишетъ видный литературный критикъ по поводу порно-
графической литературы, критикъ, считающій Савина боль-
нымъ человѣкомъ.
„Отбросимъ прочь огь себя иредполо-
женіе о злыхъ умыслахъ и спросимъ серьезно: что соб-
ственно говоря заставляетъ современныхъ поэтовъ и бел-
летристовъ съ такой настойчивостью останавливаться на
вопросахъ пола?
„Такъ же, какъ я ничего не могу нодѣлать противъ
') См. Барановы Арцыбашевъ. Глава „Половая проблема"'
стр. 67—74.
2) В. Ивановъ. О любви дерзающей. „Факелы", нн. II.
Ге2 Х,ВЛ?,?Л0ЛЖеНІЯ ВСѢХЪ среднихъ
откро-
души бьшали исключительно въ области религіозной
жизни, такъ же мало-отвѣчаетъ „а нашъ
вшрГГ,
бышевсшй-могу я измѣнить что либо въ том? фактѣХо
въ наше время душа проявляется только въ Zorne
;°шГаДР„Г?н7ДРУГУ-
"флагом
за
можно
считаться. „Проблема полк"-од„аинь самых?
навязчивыхъ проблемъ нашнхъ дней. Подума?ьroZo'
какъ легко и скоро мы разрѣшшш про себя въ
nZnZ
zzz:zrzlcpom
цѣльш
ряд
'ь
XbBe?sr?
sa
ТГъ\ГьбОЛпоеь ц йлес0
°бР
а
зяымъ;
мГраХЕеГь я ?
этотъ ?L?P
а
РазмьІшлен
іе, если васъ спросятъ въ
F
ше всего xortm
„„„
іьхь, кого мы боль-
на запѣ
Г
огРадить отъ тяжелыхъ переживаній
па зарѣ ихъ только еще начинающейся жизни" Г)
"
г. KpaL4°e:SeHHb,S МІрЪ" 1907 г
'
«
Литературные отклики

Можно подумать, что проблема пола только проблема
нашихъ дней и что только мы начали ею заниматься
Ш
этотъ вопросъ давнымъ давно сталъ загадочной тѣныо и
волновалъ сотни лучшихъ умовъ Россіи. Припомните шумъ
вызванный еще въ сороковыхъ годахъ Жоржъ-ЗандЬмъ'
и
рея
.
те
°Р''ей «свободы чувствъ".
Припомните
успѣхъ въ Россш ея „Жака" и затѣмъ его OTLHKH ВЪ
„Полинькѣ Саксъ Дружинина и „Кто виноватъ?" Герце-
на. При помните сочувствіе русскаго общества къ разска-
Жанъ-Поль-Рихгера, гдѣ трактовался тотъ-же во-
просъ, которому Бѣлинскій все же предпочиталъ „огненныя
и страетныя страницы Жоржъ-Занда" '). Припомните, ка-
кое оживлен* вызвалъ этотъ вопросъ въ связи съ общимъ
вопросомъ объ эмансипаціи жЭнщины вообще въ шестиде-
сятыхъ годахъ и отношение къ этому вопросу корифеевъ
эпохи великихъ реформъ Михайлова, Чернышевскаго и
Добролюбова, Писарева, Цебриковой. Припомните какую
литературу вызвали романы Авдѣева „Подводный камень",
„Межъ двухъ огней" (гдѣ половая проблема разрѣшалась
по санински). „Магдалина", „Сухая любовь", „Пестренькая
жизнь
- ) и романъ Чернышевскаго „Что дѣлать?" При-
помните Тургенева („Первая любовь", „Ася", „П!снь тор-
жествующей любви"), Толстого (въ „Дѣтствѣ и отроче-
ствѣ . „Семейномъ счаетьѣ", „Войнѣ и мирѣ", „Аннѣ Ка-
реTM
н
? »Казакахъ , „Крейцеровой сонат!",
„Воскресе-
ніи J). На всемъ гіротяженіи послѣднихъ трехъ десяти-
лѣтш вопросъ трактовался и въ низахъ, и въ сферахъ, и
въ верхахъ литературы, такими посредственностями какъ
напримѣръ, Нотовичъ („О любви", „Еще немножко о люб-'
ви ), Скальковсшй G,0 женщинѣ") и Ардовъ („Выдающа-
яся женщина ') или такими свѣтилами критики беллетри-
стики и адвокатуры, какъ Михайловскій, Андреевъ (, Без-
'
') Бѣлинскій. Сочин. т. IV, стр. 633, 673—679.
2) По поводу разрѣшенія половой проблемы въ произведеніяхъ
Авдѣева см. статью Цебриковой. „В. Евр.",
1881 г. Кн. УІ.
„,„„
3) Г. Чертковъ собралъ въ одну книгу взгляды Толстогё на поло-
вую проблему: „Мысли о половомъ вопрос*".
*) Поссе. Половой вопросъ въ произведеніяхъ Толстого и Ан-
дреева, приложение къ книг* Ав. Фореля „ПолОвой копросъ", т. И .
п"£'
"Ï?
"
ХРисTM
не
"
'), Горькій („Варенька
Олесова ), В. Амфитеатровъ („Викторія Павловна"), Ка-
рабчевскій. Словомъ, около этого вопроса, около этой тай-
ны бьется русская литература и критика слишкомъ 70лѣтъ
проблема любви и пола пугала и волновала, злила и ми-
рила, но никогда не оставалась безъ вниманія, безъ тре-
петнаго анализа. Правда, половая загадка стоитъ передъ
нами и теперь, какъ дремучій загадочный лѣсъ, правда
она калѣчитъ до сихъ поръ людямъ жизнь, но такова ѵжъ
особенность этой страшной загадки, а, главное, такъ сл'ож-
рѣшеніями"13 ЖИЗНЬ
'
Не Сдающаяся
пе
Ре«
ъ
отвлеченными
Проблема пола—проблема не только нашихъ дней а
если говорить о момент! нами переживаемомъ, то едва ли
она самый назойливый вопросъ. И въ самомъ д!л!
не
смѣшно ли теперь, когда ц!лый рядъ политическихъ и
соціальныхъ вопросовъ заслонили все въ жизни, когда
поднялись массы и вопятъ о своихъ нуждахъ, когда эти
71Р0СЫ Гвали ВИХрь С0бытій' всколыхнувшихъ стомил-
люнную Россію, когда во всей своей острот! обнаружи-
лись язвы, кровоточащія цѣлыми вѣками, когда къ нимъ
прикованы взоры милліоновъ,—не смѣшно ли теперь пи-
77«7Р°7
еМ а пола
-
самая
навязчивая проблема на-
шихъ дней ? Это, конечно, важный вопросъ личной жиз-
ни, давно занимающій лучшіе умы. Но какъ всякій личный
77??ГОНЪВСеГДаСТуШеВЬ,В ался
пе Ре дъ болѣе
важными
вопросами политическими и социальными, о которыхъ иро-
нически отзывается г. Кранихфельдъ, тѣмъ бол!е, что
ZIZTM Зависитъ
'
КонеTM°.
таніе недосягаемые
для нашего пониманш авторитеты, какъ Георгій Чѵлковъ
который увѣряетъ, что никакія правовыя эм£щальныя илй
моральныя нормы этихъ іъроблемъ не разрѣшатъ Ч
Но
мы цумаемъ, что Марксъ, Бебель, Энгельсъ и Каутскій не
ввторитетны и что ихъ мысль о томъ, что „оловь?
бсвь JLÎTt Пятнадпать назадъ нѣкто Хесивъ яздалъ книгу
Лю-
вГр„"сГ
ВѢ Ка
- TM TM ную „зъ мнѣній знаменитостей о половол*
Ч Г. Чулковъ. Тайна любви. „Факелы", т. И, стр. 212—213.

проблемы удастся разрѣшить при новомъ соціальномъ строѣ
обставлена болѣе солидными аргументами, чѣмъ мысль Те-
ория Чулкова.
Если же эти половые вопросы „навязчив ы"
то
только для Саниныхъ, которые все къ нему сводить, ! для
которыхъ не существуешь иныхъ проблемъ, для которыхъ
это idée fixe и которыми тотъ же г. Кранихфельдъ еовѣ-
туетъ серьезно лѣчиться, а не рѣшать міровыя задачи >)
Но повфримъ на минуту тѣмъ, кто твердитъ, что са-
мая навязчивая проблема—это проблема пола и что эту
проблему разрѣшаютъ въ своихъ произведенілхъ Арцыба-
шевы, Каменскіе и Сологубы.
Отрѣшимся на минуту on, тѣхъ кровоточащихъ ранъ,
который должны бередить современнаTM человѣка; прой-
демъ мимо тѣхъ тысячи нуждъ, которыми изъязвлена ро-
дина; закроемъ глаза на тѣ мучительныя соціальныя и по-
литическія проблемы, которая назойливо стучатся въ две-
ри исторической жизни и разрѣшенія которыхъ ждутъ
мйлліоны истерзанныхъ вѣковыми цѣпями людей. Забудемъ
на минуту тотъ страшный вихрь, который недавно ,вадъ
нами пронесся, тѣ рѣки слезъ, который недавно пролились
и проливаются, оттолкнемъ отъ себя тѣ милліоны, которые
ждутъ отъ русской интеллигенц® не разрѣшенія полового
вопроса, a тѣхъ насущныхъ вопросовъ, которые ежедневно
оставляются на народномъ тѣлѣ кровавые рубцы.
Заглу-
шимъ какъ нибудь вопль и стоны, доносящіеся къ намъ
со дна жизни и глухой подавленный ропотъ придавленныхъ
жизнью людей. Забудемъ, наконецъ, про цѣпи, которыми
мы сами скованы и про желѣзныя прутья той клѣтки тѣс-
ной, въ которую насъ загнала злоба и изъ которой мы не-
давно такъ рвались на волю. Словомъ, отрѣжемъ
себя
отъ народа и его насущныхъ нуждъ; отрѣшимся отъ исто-
рической задачи, которая возложена на интеллигенцію; от-
рѣшимся отъ настоящихъ проблемъ дѣйствительноети
и
провозгласимъ половой вопроси самыми важными вопро-
сомъ современности. Но и тогда проблема пола, при серь-
9 Совреиен. Міръ" 1907 г., вн. XI. Литературные отклики,—
Кранихфельда.
езномъ отношенш къ ней-проблема сложная
Конечно
кой 7Т,п ВЪ Ы°РѢ В0ПР0С0ВЪ, выдвигаемых!
иѴ~ -'
nfialf»
современной дѣйетвительноетью. Даже въ
области вопросовъ чисто личной жизни-это воадо« част-
ный и вопроси маленькій въ смысл® вліянін на жизнь ко
рѣтаетсі!! верхахъ& Г
«УTM»"^
об-"
нами прЯобл:мГР„!лХаЬ-Нп0роЯбал:!ВЗсЯлГ„! Т'"
^
всегда лучшіе умы человечества
рШ
занимала
когда не суживала своихъ 'гор^он/ов!что!!^7^ НН"
тельно этой проблемой
занимался"S 'tcZ7°Z
Чернышевскій, Добролюбовъ, Толстой и Тѵп?„„ Вѣлинск1й
-
такихъ второстепенныѵз „I
n
УРгеневъ, и даже
этого своей сложности не !еряетъ Р
В° ПР° СЪ
°ТЪ
ма ок!Жыева7сГСІTM!;Г,ГоЩШеХ!еСМЬ!СЛѢ П°Л
°
Вая Пробле
"
ЖВОТИ.СЯ Ч аС
В0 Жа
^ TMа^
т
®л®^орг!ич!ской
жетъ ^ы!! дал7ъ!ра7мѣетсСя°отъП созИЧН°Й
миссіи въ жизни и
ornZ'na ?
а
"'
Я СВОей важной
выпала па его долю
нГ^! иі!,ГеСК°Й Р°ЛИ'КОТОрая
имъ на эволюціонномъ пѵти !„„
"ореторпѣваеныя
Думать, будто nZrie пола 'J Д еРЖДаЮТЪ
'
470 <"TMбо,но
томъ въ чувство любим L
°ДИТЪ с°стаяTMмъ элемен-
теру любов!TM,TM!^
Ея влечен® столь Ге неп!ѣлЩ,ь, 7
''
Ь
TM cTM HKT a»>-
Но въ то время, как! "S
^діяГпол! **
ЮТСЯ ПОСТОЯННО въ ОДНОобпязнпй
ро да
вы
Ра®а-
алканій, въ бюлогичеГ7л!ТОнись Z°r ЖИВ°ТН°Й
Ф°Рмѣ
пенно заносить рядъ иГѣнТнІ
?
Природа
noCTe"

ваетъ на своемъ пути-въ борьб! за существованіе-ІІапь
голодт,,—много богаче и своеобразнѣе. Но ТГихолЛ
ческомъ м.рѣ онъ не оставляетъ такихь глубоких* сІІТоТ
любви
Ь ТаКЪ ВНІ'ТреННИ
-
нережнваній, YY/pZ
„„,
Послѣдняя какъ
является-главной и самой тайной
пружиной, приводя щей- въ движеніе всю сложную г
чувстзъ и эмоцій. И съ точки зрѣнія эконіГки и ZZ-
мики жизни это совершенно понятно.
,.
Въ отличіе отъ прочихъ инстинктовъ,
имѣюшихъ
цѣлью поддержан,е исключительно собственной жёзни Л
н7 'п7ГнГ:ИНКТЪ' НеСеТЪ На СебѢ гоРавдо болѣё слож-
ную роль. Въ ея миссію входитъ забота о продленіи жизни
Законы любви вмѣстѣ съ законами наслѣдственности ёд?-'
ственные бюлогическіе узы, съ помощью которы?
личная жизнь тѣсно сплетается съ грядущими судьбаш
человѣчества, если только не всего мірУд" иТо ѵв7
жен,е. благоговѣйное цѣломудріе, которымъ мы окрёжае?
любимую женщину, тѣ глухія, неясный, еще несоХеГ
ныл чувсTMа> которьша бьется
юноши или дѣвуёTM
когда любовь еще брезжить только робко вспыхнувшей
грезой во всемъ апоѳеозѣ любви, наконецъ,-звучи? бёзъ
сомнѣнія голосъ генія рода. Здѣсь чѵвстёуетсГ в?че!ій
переходящее за предѣлы инДивидуал"ьнагоУ бытія
S
творчесшй экстазъ, посвященный мысли,-смутнымъ заб?
0 продолжен* рода съ избраннымъ лицомъ •).
Такамъ образомъ, половая проблема въ своей наибо-
лее примитивной форм! уже является сложньшъ ZTpo-
сомь который трудно разр!шить такъ просто, какъ его
разрѣшаетъ Санинъ. И тутъ уже къ примитивной жавді
наслажден,й прибавляется нѣчто новое. И тутъ ужГдѣёо
переходить за кругъ простого физіологическаго общейTM
и иистинктъ, сближающіймужчинъ и женщинъ оказывается
сложнѣе, ч!мъ это предполагаетъ Санинъ.
^ывается
Не менѣе сложной представляется любовь, если даже
исключить изъ нея голосъ генія рода (что возможно
к?
') Агаооновъ. Половой вопросъ. „Совр. Міръ", 1908 г. im. ІІІ-ІѴ.
1ейЧН1гТ7ЬК° отвлечен
«°). какъ это д!лаетъ кн. Трубец-
ттшт
не знаетъ, тотТне изГ„?7 еСКОе
'
а жив
°TMое; кто этого
ни его сиёы ? его Угости" ГTMTM
ЛЮб°ВНаГ°
наго
~
н7т~ С
H??;'0TM
No
бол!е ГліГи? I L K"то? Il ГТ^-
И
^
предстаеить человѣка внѣ УобTM Сь ем/
°oZZZ
""
ходом?"обГЛ! ГйТизн? вТоб?
съ
НЫМЪ взглядоыъ „а вещи дуГютъ что 7Т ? УПР°ЩеН
-
вѣковѣчная
міровая TL
проблема универсальная,
тому назадъ Sa
'чело?!? бГЛ^
Т"4
"
Лѣтъ
остается таёой же тайной Гъ»
5 П° Лѣ°амъ'
она
Пусть я? важная проблема
9 См. Кн. Трубецкой.
„Москов. Еженед.« 1908 г. .NS 17.

пусть она накладываем часто свою желѣзную печать на
жизнь отдѣльной личности. Но утвержденіе Пшибышев-
скаго, что въ „началѣ былъ полъ"— утвержденіе эротомана
или помѣшаннаго на половыхъ излишествахъ человѣка
Если полъ и игралъ и играем часто важную роль въ
жизни такъ называемаTM культурнаTM общества
то въ
жизни челоаѣчества — это далеко не центральный узелъ
Въ историческомъ движеніи половая проблема никогда не
играла роли центральной оси и подчинялась то экономи-
ческому, то психическому, то соціальному факторамъ а те-
перь находится подъ перекрестным!, огнемъ тѣхъ и др'угихъ
Можно согласиться съ тѣмъ энергичнымъ сторонни-
комъ Санина, который въ экстазѣ восклицаетъ: „найдется
ли в'ь мірѣ хоть одинъ нормальный человѣкъ, который
былъ бы совершенно свободенъ отъ своеобразныхъ вліяній
половыхъ инстинктовъ" 1).
Можно согласиться съ нимъ, что удачная любовь да-
ет!., солнечный краски, точно такъ же, какъ разбитая на-
дежды обвѣваютъ все чернымъ холодомъ могилы. Но во-
склицать вмѣстѣ съ Анакреономъ
Славлю нѣжнаго Эрота:
Онъ еильнѣе всѣхъ боговъ;
Онъ царитъ въ вѣнцѣ сплетенномъ
Изъ безчисленныхъ цвѣтовъ.
Смертныхъ мощный укротитель,
Онъ самихъ боговъ властитель,
—возвести въ принципъ этом гимнъ забулдыги поэта ве-
селящейся на спинахъ рабовъ Эллады можно только въ
половомъ экстазѣ, только въ опьяненіи половыми наелаж-
деніями, забывая ири этомъ не только завоеванія науки,
но и ея азбучныя истины.
Половая проблема всегда находилась и разрѣшалась
въ связи со сложными условіями соціальной и экономиче-
ской жизни, въ связи съ вопросомъ о женщинѣ вообще,
о семьѣ и дѣтяхъ.
Если трудно вылущить зерно по-
ловой проблемы изъ ядра окружающей ее соціалыюй жиз-
,) Барановы М. Арцыбашевъ.
ни то также трудно, иногда невозможно, отделить ее отъ
Г'ЬѢ И Дѣтяхъ
-
Это двѣ етороі одной про?
блемы. Какъ бы далеко медицина и ея служители не за-
Дѣіяхъ, о Сймьѣ неизбѣжно всегда будем фигѵиииовтть
какъ о?еЕ»еСЛИ понимать вв
°б°ДУ половой любви такъ,
X
Р
ЯЛа0Ь На ааРѣ чяловѣческаго существова-
оргіи?и?ре? которые ямяютTM???TM
SHSSBifi
возможности
связанныхъ, иѣтъ никакой
г-X
проч
'
и
необх
°Димоети ихъ воспитапія и
в

чества впередъ и въ частности съ улучшеніемъ положенія
женщины такой упрощенный взглядъ на свободу половой
любви будетъ дикимъ. Интеллигентная женщина и сей-
часъ, а вообще женщина въ будущем* будетъ не самкой,
a человѣкомъ во всей красѣ его многограннаго существо-'
ванія, во веем* блеске своей разносторонней натуры. Для
такой женщины—взглядъ на нее только какъ на самку,
только какъ на средство физіологическаго общенія будетъ
оскорбителен*.
Для нея любовь будетъ не одним* поры-
вом* полового чувства, не осложненнаго никакими эстети-
ческими, психическими и другими мотивами. И только при
таком* условіи самыя формы любви расширятся вь ту без-
конечную цѣпь сцепленій, о которыхъ твердят* Санины
и Нагурскіе.
Сейчасъ, конечно, этой свободы межполовыхъ сноше-
ній — свободы, исключающей похоть и половую разнуздан-
ность, (бѣгущую отъ ответственности), исключающей утон-
ченный разврат* съ детьми—нетъ и едва ли она возможна.
По дорогѣ къ ея оеуіцествленію стоитъ много препятствий.
Несомненно, большое значеніе здѣсь имѣетъ внутренняя
несвобода, т, е. та смесь закостенелых* привычек*, пред-
раясудков* рутины, которая веками окутала человечество,
вошла въ кровь его и плоть и сковывает* его смелые по-
рывы къ новой жизни и новой любви; та внутренняя не-
свобода, которая готова мириться со всем*—и съ прости-
туціей, и съ сутенерством*,
и съ эксплуатацией женскаго
и мужекаго тела, и съ венерическими болезнями, и съ
сотнями тысяч* подкидышей >)—только бы не со свобод-
ной любовью и не свободным* материнством*.
Но по сколько вопрос* о свободе межполовыхъ от-
ношеній зависит* отъ рутины и предразеудковъ — разрѣ-
шеніе его не представляет* непреодолимых* затрудненій.
Противъ всѣхъ этих* предразеудковъ давнымъ давно на-
чался поход*. На встречу науке, на встрѣчу подъему зна-
ченія личной свободы поднялась и женщина, которой на-
доело быть вековечной наложницей, которая также доби-
вается свободы въ проявленіях* своей личности и, в* чает-
Ч См. объ этомъ книгу Ав. Бебеля „Женщина".
=
7ТруTM
сиХа-
--
ровагщ красиваго'прояГеГни
п0Г
аЛЬНаГ°'ЗД°-
РопеХГ?о'рTM7ХрГ? ^
Гза
'—
наследіе отъ аскетиче wTî" Т""'' давшимися въ
в* Россіи эта борьб? акончилась ПпеСКаГ
- ° ЛЩемѢрІЯ
~
интеллигенціи ЭТОТ* вопрос?Ц^'4*"TM* Мѣрѣ> для
Это, конечно, не значит? что новZ * ""
л
орѣщенъ.
вошли окончательно въ жизнь
Ф РМЫ Любви
Уже
CB060„HbZ~ ?оСбоКд°неойб~
-
проповедью теоріи
говорить трюизмы
возвещенных* истин*, значит*
индиввдуальХми, ГлГбы оГзаХе бЫ В°Пр°Самя TMсто
Да личности на ёти проблемы о? »
"
только
взгля-
от* ея мысли! Но в* том* то и ? ПредразсУДковъ или
стоят* экономичеекія „ TM1TMШН дѣло
-
чт
°
"ад* ними
Дѣло, что оне находятся вт Z
Р"Ш;
въ
томъ
TMи
свой и соціальной струКТупЫ *с27°°TM
оть
вкономиче-
торая „а нихъ построена Вот* ??TM3 " Т0Й "°РаTM.
ниченій въ половыя отнопшн? чтоХлХ ТЫСЯЧИ 0Гра
"
свободную любовь и ея гтоявлёнія 1
ае тъ
Путы на
отношенія между мужчи Ги ж н'щииой "Z Pf улирУа
-
просъ о свободной любви-BOBcTZa?
рѣшить
вв-
ел апологіей; свободная любовь 7 »
выступить с*
Это вначитъ-примирить всѣ поотиГп0?1: "
е
"У
ж
®ется.
нея вытекают*, очистить ? „
п
РотивоР*вш, которыя из*
от* грубой поСтГпривестѴВТ* примитивных*
„орьшопъ,
вѣческим* Достоинством* с* благ?00TM?TMTM'9
съ
всем* физическим* и психолоГичесГ ОЛ1ЧЮМЪ Дѣтей
'
со
а главное; рѣшить пр?бХ,у поля Z
С"ЛаД0ЫЪ "словѣка;
SC

какъ легкомысленно ихъ рѣшеніе половой проблемы. Они
раньше всего берутъ вопросъ въ самой примитивной его
формѣ. Они не касаются ни сложныхъ формъ любви, а
главное, тѣхъ препятствій, которыя стоятъ по дорогѣ къ
осуществленTM свободной любви. Они обходятъ всѣ острые
углы сложной проблемы. Нагурскій при этомъ хоть откро-
вененъ. Онъ и не пытается вопросъ этотъ рѣшить. Для
него самое важное взять женщину.
„Разъ, два, три и до
свиданія" говорим онъ.
На этомъ онъ и прощается съ
половой проблемой. Другое дѣло Санинъ. Онъ философъ,
все познавшій и все обрѣтшій. Но и онъ отрицаем слож-
ный стороны проблемы пола. Онъ просто выбрасываем
ихъ за борт-ь —однимъ словомъ и средствомъ абортъ,
которое онъ—кстати сказать—очень усердно пропаганди-
руем. И весьма естественна его приверженность къ этому
слову: не будь его, Санинъ оказался бы полнымъ банкро-
томъ въ рѣшеніи такой мучительной проблемы, какъ про-
блема пола
Но если оголить проблему пола отъ всѣхъ сложныхъ
вопросов!,—о свободномъ материнствѣ, о дѣтяхъ, объ эсте-
тическихъ и психологическихъ ея мотивахъ, объ экономи-
ческой и соціологической структурѣ,—если обойти всѣ эти
эти вопросы такъ, какъ ихъ обходить Санинъ, что же
остается отъ его „свободной любви", какъ не одна легко-
мысленная проповѣдь половой разнузданности, ничего об-
щаго не имѣющей со свободной любовью. Становится тогда
понятнымъ, почему Арцыбашеву пришлось снять съ сво-
ихъ героевъ все человѣческое и. обнажить въ нихъ все
животное. Становится понятнымъ почему въ романѣ нѣтъ
людей, а есть одни самцы и самки; почему психическое
существо человѣка совершенно отсутствуем въ романѣ;
почему на каждой етраницѣ вы читаете такія строки:
„какъ самое главное въ женщинѣ—это грудь"; почему Ар-
цыбашевъ свою героиню сравниваем съ молодой „кобы-
лой", почему онъ, наконецъ, высказываем такую цинич-
ную мысль: „женщина, пока она будетъ молода, сильна,
здорова и красива, лучшія силы истратить на то, чтобы
отдаваться мужчинамъ, доставлять имъ наелажденіе".
Женское тѣло!
Подъ дыханьемъ его я, какъ паръ.
240
Дохнем- „
къ нему я стремлюсь.
Все съ милыхъ плечъ упадаем тогда-
Вѣра, искусство, тяжелыйТниги
Все, что я жду отъ небесъ
И чего на вемлѣ я боюсь
Все исчезаетъ и таетъ..
'
Сладкой страсти страданія,
Приливы, отливы любви,
Іѣла извивы, изгибы колѣнъ
Небрежный нѣжныя руки
'
Ьросанья, метанья любви
Шумной, безумной, дрожкщей..
Да, мы вернулись.
Мы стали природой, насъ не было
Теперь мы вернулись домой.
Мы стали цвѣтами, мы
МыаЛдИвѣШ~'
бЛеСТЯЩеЙ ЛИСTM°Ю
'
Веселый, вольёыя волны —
п» видишь, мы снова вернулись до-
Жены, зачѣмъ вамъ стыдитьсяГ^ы
D
Ворота тѣла и духа
Все въ вашемъ полѣ-всѣ пѣсни, на-
дежды, ВСЯ мудрость и
р
счастье и страсти,—
Все это полъ и отъ пола,
'
ничего безъ него; нѣтъ пола-
ппг
-
и
Нѣтъ ничего
Боги безъ пола-ничто .
на свѣтѣ святыни, если тѣло
Наше тѣло-душЛаЮДСК°е
"
е
ОИТО-
Жены! Зачѣмъ вамъ стыдиться...
пробл7уТЪ„?
а
?
кГкъ^Г:'
И ШгУРСКІе
СЛ0 Ж НУ°
яетнаго удовлетворены огъ всёTM
суживаю
-
До мшю-
-о
порыва! Вом
кІкГоиГЕв^ГюГна^—^

къ весеннимъ оргіямъ индусскихъ и австралійскихъ пле-
ыенъ! Мы уже не говоримъ о Кузминѣ, Зиновьевой, Соло-
губѣ и Ценскомъ, которые не только съ психическими и со-
ціальными факторами, но даже съ половой гигіеной считаться
не желаютъ.
Но неужто этотъ призывъ къ архаическимъ докуль-
турнымъ временамъ, этотъ призывъ къ примитивному про-
шлому—есть разрѣшеніе мучительной проблемы? Неужто
для людей дѣйствительно измученныхъ половымъ вопро-
сомъ, неужто въ атмосферѣ тоски по вѣчной правдѣ и
вѣчной красотѣ свободнаго и прекраснаго человѣка съ
вѣчной мыслью и вѣщимъ словомъ—такое рѣшеніе вопроса
не прозвучитъ наглымъ издѣвательствомъ? Такъ и начи-
наетъ уже оцѣнивать Саииныхъ и Нагурскихъ лучшая
часть молодежи, и въ одномъ изъ молодыхъ журналовъ
мы читаемъ, .что теоретическіе принципы Санина—грубое
и жестокое издѣвательство" („Лучъ" No 1), второй назы-
ваетъ ихъ „хамскими" („Свободныя мысли",
фельетонъ
К. Чуковскаго), a третій, спеціально посвященный про-
блемамъ пола кладетъ на Санина клеймо: „половая прово-
кація" („Проблемы пола" No 1). И, наконецъ, одинъ изъ
птенцовъ" того гнѣзда, откуда вылетѣли и Сологубъ, и
Кузминъ, — Андрей Бѣлый — посылаетъ новому теченію
русской литературы настоящее проклятіе.
„Вѣрю,—писалъ онъ,—что въ всесвѣтломъ, грядущемъ
градѣ мы встрѣтимся лицомъ къ лицу и съ работникомъ,
и съ оратаемъ земнымъ и съ жнецомъ нивнымъ. И не
словомъ, не блевотиной пресыщенности, какъ съ вами увѣн-
чается нашъ союзъ, a дѣлами строительства.
„Тѣмъ кто снитъ цѣломудренно въ эти дни, когда вы
умираете отъ пресыщенности, мы скажемъ: „Ангелъ ми-
ренъ и безмятеженъ, хранитель душъ, да будетъ вамъ по-
сланъ въ день, когда проснутся малые сіи".
„На васъ, либералы, буржуи, эстеты, блудницы и
блудники,
бездѣльницы
и
бездѣльники многіе,
ме-
жеумки, растеряхи, невѣжды, циники и меценаты, на васъ,
вампиры, себялюбцы и сластолюбцы, оргіастры и педера-
сты, садисты и прочіе,—какъ бы вы себя ни называли,—
на васъ опрокинули мы слово наше строгое, какъ бы сло-
во пророка,—кипящее слово ярости...
„Вы будучи развратны, еще и ЧВЭНИТАГЧ.
говоря, что вы начетники благородства И Морали
Г"'
Hb Ho';l\B'ZpTM!yPrz Т
отноTM
««ь
благородной развратницы^
"
КаКЪ КЪ Н0В0Й
тряяяѣ
вратникмІанЩр^^ьІЩЩ^^ '^
~
въ Цйркѣ
иГвПУ=г;и.^гвс!
насъ
Til пЛоУП
cZT'
вѣковъ. Аминь" р0КЛЯТ,е
нынѣ
И "РИСНО, и во вѣки
проб^ѣДРУ0Г:ібГнНГдЪол!ВГи\ГШ„Т^ЩегЪь.ВѢЧаОЙ

Закдючѳніе.
Въ этихъ рѣзкихъ осужденіяхъ, исходящихъ отъ наи-
более чуткой части русскаго общества—отъ молодежи,—
въ этихъ проклятіяхъ, срывающихся съ устъ одного изъ
близкихъ къ Сологубу и Кузмину писателей мы и видимъ
начало конца модному недавно теченію русской литерату-
ры. Это даетъ право и надежду думать, что порногра-
фическое повѣтріе въ современной художественной лите-
ратурѣ—явленіе преходящее. Это ростки сѣмяиъ, бро-
шенныхъ въ самую мрачную эпоху русской жизни, въ
восьмидесятыхъ годахъ. Это продолженіе всходовъ на
гнилостной почвѣ, взращенныхъ въ сумеркахъ нашей жи-
зни безпринципноетыо и индефферентизмомъ къ широкимъ
и мучительнымъ проблемами соціальной и политической
жизни. Залитые потокомъ бурныхъ событій, они вновь
показались на поверхности русской жизни, какъ только схлы-
нули грозныя волны, и грозить заглушить могучій ростъ
русской литературы и замутить чистый потокъ идей и
чувствъ, вносимыхъ ею въ сердца и души русской моло-
дежи.
Но мучительный кошмаръ, несомнѣнно, пройдетъ. Ту-
чи разсѣютея. Выглянетъ солнце и разсѣетъ туманные
призраки. Мучительные вопросы жизни и литературы возь-
мутъ свое. Въ ихъ потокахъ гіотонутъ островки порногра-
фы и вызвавшая ее муть. Раскаты грома приближающейся
грозы уже слышны, и не далекъ тотъ день, когда очи-
щенная отъ мути вихремь событій русская литература
вновь засіяетъ въ полной красотѣ надъ русской жизнью.
Оглавленіе.
ГЛАВА I. Волна порнографіи въ современной литературѣ.
ІІорнографія и литературный традиціи. Отношеніо
журналистики и русской критики къ порнографи-
ческому элементу. XVIII вѣкъ. Сумарокову Хе-
раскову Новикову Предисловія къ романам ь
XVIII столѣля
...
у
ГЛАВА П. Отношеніе кі. порнографіи критики' XIX столѣтіл.'
Полевой, Надеждинъ, Бѣлинскій, В. Майкову Чер-
птдпд »I
"
Ь1шевск1й
'
Добролюбову Писарев,,,Михайловы.!!! .
15
ГЛАВА III. Постоянное фигурированіе порнографическаго эле-
мента на фонѣ русской литературы. Происхожденіе
порнографическаго элемента. Вліяніе западной по-
вВети. Эволюція порнографическаго элемента въ
ГПДИД IV î,aB"TMMtlCT отъ характера общественной жизни.
36
ГЛАВА IV. Связь между порнографіей современной н порно-
графTM 80-хъ годовъ. Восьмидесятые годы и рас-
цвВтъ эротизма н порнографіи. Разсказы В. Бу-
ренина и Морскоге-Лебедева. Романъ В. Немиро-
вича-Данченко „Краденное счастье".
Романъ Мбр-
"
Сѵт°мъ"-
Р°»аTM В. Буренина „Мертвая
нога",
Романъ въ Кисловодск*".
Прототшіъ Са-
нина. Разсказъ М. Альбова „До пристани".
I. Г.
лсинскш и его литературная карьера. В. Биби-
кову его разсказъ „Мученики".
Ѳ. Сологубъ и
гало. V
„тяжелые сны".
.
ГЛАВА V. ІІорнографическій и эротически элементъ'въ сти-
хогворной поэзш періода 1880-1895 г.г . Чувство
одиночества. Презрѣніе къ толп*. ІІорнографмче-
iïŒrœs^-»»TM-
ПрTMІИ;
72

ГЛАВА VI. Порнографія и символизмъ въ переходную пору
1900—1906 г.г . Бальмонтъ, Брюсовъ, Минскій, Со-
логубъ. Реакціонная волна 1905 г. Причины рас-
цвѣта модернизма, „культа тѣла" и проблемы пола.
Мнѣнія
гг. Арскаго, Пильскаго, Невѣдомскаго,
Тригорина. Порнографія, какъ продуктъ реакціон-
ныхъ вѣяній.
.....
ГЛАВА VII. Современная порнографическая литература.
Ея
серьезное симптоматическое значеніе.
„Санинъ"
М. Арцыбашева. Отношеніе къ Санину русскаго
общества, молодежи и критики. Внѣшняя манера
письма въ „Санинѣ".
Санинъ, какъ жизненный
типъ. Отношеніе къ нему М. Арцыбашева.
Са-
нинъ и Базаровъ. Философія Санина. Санинъ въ
жизни.
......
ГЛАВА VIII. М. Арцыбашевъ и Нитцше. Санинъ и Нитцше.
Философія Нитцше. Центральная идея. Отношеніе
къ морали „любви" и утилитаріанизму. Мораль
„господъ" и „рабов ь".
Отношеніе Нптцше къ жен-
щинамъ.
Санинъ и вульгаризація философін
Нитц ше.
ГЛАВА IX. А . И . Каыенскій. Основная идея его произве-
деній. Арцыбашевъ и Камеискій. Разсказы Камен-
скаго въ толкованіи г. Арскаго. Идеализація „эро-
тической самоуслады".
„Солнце",
„Дипломъ".
Разсказъ „Четыре" .
Нагурскійи Санинъ.
„Радост-
ная энергія жизни" и вожделѣнія Нагурскаго
ГЛАВА X. М . Кузминъ и Зиновьева-Аннибалт..
Содомскій
грѣхъ въ идеализаціи M. Кузмина.
Разсказъ
„Крылья". Основная идея
....
ГЛАВА XI. А . Зиновьева-Аннибалъ. Повѣсть „Тридцать три
урода". Основная идея. Культъ лесбоской любви.
Причины идеологіи половыхъ извращенностей. Мнѣ-.
ніе А. В. Амфитеатрова. ІІоловыя извращенности
и текущій моментъ
.....
ГЛАВА XII. Ѳедоръ Сологубъ. Вѣчная тревога его духа. От-
личительный черты его творчества. Искренность
Сологуба. Сологубъ, какъ поэтъ
„обыденщины'
и какъ реалистъ. Оригинальность творчества Со
логѵба. Пессимизмъ Сологуба. Отношеніе къ жиз
ни и смерти. Сологубъ, какъ пѣвецъ смерти и эро
тическаго безумія. Любовь и страсть въ изобра
женіи Сологуба. Любовь у дѣтей и женщинъ. „Вет
хія слова" любви и Сологубъ. Сологубъ и совре
менныя вѣянія
....
ГЛАВА XIII. Маленькіе божки современной русской литературы
С. Сергѣевъ-Ценскій н С. Ауслендеръ.
„Б аГ
щнна" .
Больная страсть.
„Лѣсная топь",
кроманія. „Мертвецкая".
Разсказъ С. Ауслендера
„Флейта Ваѳила"
.... .
ГЛАВА XIV. Маленькіе божки художественной порнографиче-
ской литературы: С. Аусленлеръ, Б. Лазаревскій
И
ѵ ^тт
Геръ
-~
С- АУслендеръ: тяготѣніе его
къ XVIII столѣтію и новелламъ въ духѣ Боккачіо
Серія новеллъ: „Золотыя яблоки". — Б. Лазареві
сюй: правда о женщинѣ въ разсказахъ „Правда" и
„Бѣдѣ". — Ник. Олигеръ: разсказъ „Вечеръ".
По-
ловая проблема у д-Ьтей
ГЛАВА XV. Эволюція Образованія" въ сторону порнографіи. '
Іазсказы Б Лазаревскаго „Правда" и Н. Олигера
„Вечеръ".
„Марево" 10. Слезкина.
„Люди" А. Ка-
менскаго.
„Однажды" А. Дама некой.
„ІІарадизъ"
Лебедь"°Ва' "Почему" Н
-
Целдакскаго.
Журналь
ГЛАВА XVI. Половая проблема въ русской жизни. Мнимая ni-
зойливость половой проблемы. Отношеніе къ ней
русской литературы. Сложность проблемы. Про-
блема на примитивной сгупени. Половая проблема
въ личной и общественной жизни. Усложненіе ея
вмѣстѣ съ ходомъ развитія. Какърѣшаетъ Санинъ
ЗАКЛЮЧЕШЕПР04- П0Л0В0ЙВ0ПР0СЪ •