J
ДВУЗЬЯ
СОПЕРНИК




ДРУЗЬЯ
СОП ЕРНИКИ
ПОВЕСТЬ
осударственное Издательство Детской Литературы
Наркомороса РСФСР
Москва 1945 Ленинград
Рисунки Д. Дубинского
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«КАКОВЫ НАШИ ДЕЛА, СТАРИНА?»
•— Каковы наши дела, старина?
Попугай потер клюв о прутья клетки, похлопал крылья-
ми и взлетел на трапецию. Уоллес бросил книгу и ласково
посмотрел на него.
— Ничего, спасибо, — сказал он.
Попугай обиженно заморгал, потом спрыгнул вниз и
ткнулся носом в дверцу. Уоллес приоткрыл дверцу. Нахох-
лившись, опустив клюв, попугай вышел из клетки.
— Каковы наши дела, старина?
Дела были не очень хороши.
Обратное путешествие началось несчастливо для Уолле-
са. Не прошло и двух дней после отъезда из Южной Аме-
рики, как его свалил с ног приступ тропической лихорадки.
Восемь дней он провалялся в сильнейшем жару. Теперь
приступ прошел, но здоровье его восстанавливалось мед-
ленно и с большим трудом. Большую часть времени он дол-
жен был проводить в своей каюте. Доктор разрешил ему
читать. Он не только читал, по и приводил в порядок за-
метки и наблюдения, сделанные на берегах Амазонки и Рио-
Пегро. Он провел там четыре года, собирая коллекции
растений и насекомых, зверей и птиц, скитаясь по таким
* .3
693 Ж
Российски ГОСударЖВНЗЕ
детская библиотека
местам, куда в те времена редко осмеливались заходить
европейцы. Зато теперь он вез с собой целый зверинец, не
считая ряда редчайших коллекций растений и насекомых.
Дикие кошки, попугаи, обезьяны оглашали корабль такими
криками, что матросы шарахались в испуге. И только Уол-
лес прислушивался к этим крикам с нескрываемым удоволь-
ствием. Он мог часами разговаривать с животными, наблю-
дая их повадки и нрав. Он изучал их так долго, с такой
любовью и вниманием, что даже самые дикие из них в кон-
це концов начинали считать его своим другом.
Но на этот раз ему не удалось поболтать с попутаем.
В дверь постучали, и в каюту вошел капитан корабля
Турнер, широкоплечий, коренастый человек с загорелым
румяным лицом.
Уоллее сразу заметил, что капитан чем-то очень взвол-
нован.
— Что случилось? — тревожно спросил он.
— Кажется, горим, — быстро сказал Турнер.
Уоллес вскочил.
— Капитан, да вы шутите? — вскричал он.
— Я говорю — дым, — не выпуская трубки изо рта, ска-
зал капитан. — Дым неизвестно откуда. Все осмотрел, не
найти. Прошу вас, мистер Уоллес, пойдемте со мной.
В один миг, забыв о своей болезни, Уоллес был уже на
палубе.
Струйки густого, черного дыма вились над люками. Уол-
лес остановился в нерешительности.
— Трюм, а? — крикнул Турнер.
— Что трюм? — в недоумении переспросил Уоллес.
Какой-то матрос пробежал мимо него и бросился разма-
тывать канат, на котором была подвешена спасательная
лодка.
— Куда, болван?!—-крикнул Турнер. — Назад, открыть
люки!
«Да, конечно, надо открыть люки, — растерянно подумал
Уоллес. — Значит. Турнер думает, что пожар в трюме...»
понял он наконец и весь похолодел.
В трюме, вместе с какао и табаком, были погружены его
животные и ящики с коллекциями.
Передний люк был уже открыт. Мешки с каучуком, ка-
као, тапиокой, наполовину истлевшие, летели за борт «Еле-
ны».
Но по мере того как выгружались товары, из глубины
4
люков все гуще и гуще валил дым. так что вскоре продол*
жать работу было невозможно.
— В кубрик! — крикнул капитан.—Ломайте пол!
Когда Уоллес вслед за матросами вбежал в общую каю-
ту, там уже шла работа: сам Турнер с топором в руках
взламывал пол: в удушливом дыму матросы заливали водой
горящпе доски-
Но проникнуть в трюм через кубрик так и не удалось.
Несколько минут Турнер еще стоил в раздумье среди
взломанных досок, потом бросил топор и вышел из каюты.
— Спустить шлюпки, — сказал он тихим голосом и вдруг
закричал так, что Уоллес, стоявший рядом с ним, в ужасе
отшатнулся: — Спустить шлюпки! Готовиться к отплытию!
Тогда началась паника.
Пассажиры, толкая и обгоняя друг друга, с криками бе-
жали в свои каюты.
Матросы торопливо кидали в большие брезентовые меш-
ки одеяла, кожаные куртки к все необходимое из провиан-
та и одежды.	»
И только Уоллес не принимал участия во всей этой су-
матохе. Он молча стоял на палубе и. казалось, больше уже
не интересовался тем. что происходило вокруг.
Наконец, повинуясь общему движению, он медленно
спустился в свою каюту. Едкий горячий дым на мгновенье
прервал дыхание. На столе лежали открытая книга и часы.
Он машинально опустил часы в карман. Чувство полно-
го равнодушия вдруг охватило его. Он брал в руки одну
вещь за другой, но потом, как бы в раздумье, бросал их об-
ратно. В самом деле, стоило ли ему беспокоиться т> каких-
то мелочах, когда его драгоценные коллекции уже пылали
в трюме, когда он не мог снасти ни одного из этих несчаст-
ных животных, которых он вез с собой. Дым становился
все г)ще, дышать было уже невозможно. Несколько запис-
ных книжек, несколько альбомов с растениями попались ему
под руки. Он наскоро сунул их в портфель и, стараясь не
глядеть на стоявший в углу огромный чемодан с коллек-
циями, выбежал из каюты.
В узком коридоре то и дело хлопали двери. Пассажиры
с узелками, чемоданчиками, мешками бежали по лестнице
на палубу.
Времени было мало, дела — много. Дым уже сплошной
пеленой окутывал корабль. Темнокрасное зарево вспыхива-
ло то тут, то там. Из открытых люков вырывались длинные
5
языки пламени, а из трюма, как из огромного котла, доно-
силось клокотанье. Медлить дольше нельзя было.
В наполовину залитых водой шлюпках уже плавали в
беспорядке одеята, белье, куртки, брюки, хлеб, сыр. мяс-
ные консервы, бочонок с вином и большая бочка с пресной
водой.
По толстому канату, перекинутому через борт корабля,
•!тали спускаться пассажиры.
Крепко сжав в руках свой портфель, Уоллес стоял поза-
ди всех. Какие-то спутанные обрывки мыслей проносились
в его голове. Оп как во сне смотрел па всю эту суматоху.
— Поторопитесь, мистер Уоллес, — раздался над самым
его ухом голос капитана.
Уоллес молча пошел к канату. Ноги, еще не окрепшие
госле болезни, теперь казались совсем чужими. Перегнув-
шись через борт, он посмстрел вниз на прыгавшие по
волнам шлюпки. Голова у него кружилась. Оп закрыл на
мгновение глаза, потом быстро перелез через борт и, ухва-
тившись руками за канат, до крови обдирая себе ладонп,
спустился в шлюпку.
Через несколько секунд шлюпки отчалили, преследуе-
мые целым градом горящих головней, беспрерывно падав-
ших с корабля. Отъехав па небольшое расстояние, как буд-
то по безмолвному соглашению, гребцы опустили весла.
Солнце жгло с невыносимой силой, но ни пассажиры, ни
матросы не чувствовали жары и усталости. Долго еще смо-
трели они на покинутый ими корабль.
Когда «Елена» уже почти вся была охвачена огнем от
кормы до носа, несколько диких кошек, каким-то чудом
спасшихся из трюма, появились па горящей палубе и вска-
рабкались на бушприт, куда еще не достигало пламя. На-
прасно подъезжали к ним шлюпки так близко, как только
могли, напрасно старался Уоллес знаками и криками дать
им понять, чтобы они прыгали вниз* Задыхаясь от дыма,
они с воем метались по небольшому, свободному от огня
пространству, потом вдруг разом остановились, замолчали
и, как по команде, прыгнули одна за другой прямо в
огонь...
Уоллес со стоном упал на дно лодки. Оп не знал, долго
ли пролежал так и была ли это ночь или день, но, очнув-
шись, услышал над самым своим ухом знакомый хриплый
голос:
— Каковы наши дела, старина?
6
Уоллес открыл глаза. Один из матросов держал перед
ним его попугая. Как ни в чем не бывало, попугай сердито
стряхивал с себя воду и чистил клювом перья.
— Упрямая птица, честное слово, — сказал матрос, ла-
сково поглаживая попугая. — Упал в воду, еле выловили,
честное слово!
ДЕВЯТЬ ДНЕЙ
Девять долгих дней, затерянные в огромном океапс.
носились по волнам маленькие шлюпки с людьми. Дожди
и ветры приходили на смену солнцу и снова уступали ему
свое место, а они все плыли и плыли. И сколько ни смотрел
капитан Турнер в свою подзорную трубу, он видел только
сливавшееся с морем небо.
Лежа на дне лодки, Уоллес следил за падающими звез-
дами, да ночными морскими птицами, пролетавшими над сг<»
головой и почти задевавшими парус своими длинными узки-
ми крыльями, за диковинными маленькими птичками, с
громким криком носившимися в воздухе.
По целым часам, склонившись над водой, Уоллес, не
уставая, наблюдал за дельфинами, которые ныряли и пла-
вали вокруг лодки. Медузы, круглые и овальные, белые и
коричневые, прозрачные и лиловые, кишели в волпах. Лета-
ющие рыбы, выскакивая из воды, перелетали через его го-
лову, а иногда звонко шлепались прямо в лодку.
Впрочем, какую пользу могли принести его наблюдения,
если уже никогда не удастся никому рассказать о них? Ни-
когда Англия пе была ему так мила, как теперь.
— Ну, каковы наши дела, старина. — прервал попутай
его размышления. Он сидел на коленях у Уоллеса, самодо-
вольно поглядывал, мигая глазами, и был как будто очень
доволен своей судьбой. Чем молчаливее становились вокруг
него люди, тем болтливее делался он сам. И, вероятно, по-
пугай бывал очень удивлен, когда не получал- заслуженной
похвалы за свои разговоры.
— Ну, каковы наши дела, старина ? — снова повторил
попугай, взбираясь на плечо к Уоллесу и стараясь крикнуть
ему в самое ухо.
— Да замолчи ты, проклятая птица! — сердито заорал
ему в ответ старый лоцман. — Каковы дела! Не видишь,
что ли? Хороши наши дела, куда лучше!
Дела были, действительно, плохи. Съестные припасы
7
приходили к концу. Зайас пресной воды кончался. Это бы-
ло самое страшное, потому что, когда, изнемогая от жары,
люди получали по маленькому глотку воды, жажда начина-
ла томить их еще сильнее и отнимала последние силы.
Почти у всех липа и плечи были обожжены солнцем, а
соленые волны, то и дело захлестывавшие лодку, разъедали
растрескавшуюся кожу и причиняли нестерпимую боль.
На десятый день утром молодой матрос разбудил Уол-
леса, задремавшего под мерный скрип уключин.
— Мистер Уоллес, — прошептал оп, — взгляните, это
земля! Мы подходим к берегу, честное слово!
Уоллес посмотрел ему прямо в глаза. Глаза были крас-
ные и воспаленные.
«Бредит», подумал Уоллес.
— Вы думаете, что я сошел ,с ума, — шептал матрос.—
Пет, мистер Уоллес, честное слово, нет. Взгляните па воду.
Зеленая, как ваш попугай. Это земля. Мы подходим к бе-
рету. Я сказал лоцмапу, по он мне не верит.
Уоллес привстал. Нет, матрос не бредил: вода была яр-
козеленого цвета. Уоллес протер глаза.
— Капитан, — закричал он, — смотрите, какая вода! Это
земля, здесь глубина не больше пяти футов.
Капитан, сидевший па корме, опустив голову, поднял ее
и посмотрел на воду.
— Мель, — сказал он угрюмо, — подводпые скалы...
И опять все смолкло, только слышались в томительной
горячей тишине однообразный скрип уключин и плеск
воды.
*
И вот наконец, когда всякая надежда была уже потеряна
и пресной воды было так мало, что нечем было даже сма-
чивать губы, когда даже попугай замолчал и нахохлился,
когда старый лоцман перестал ругаться с матросами, а ка-
питан выкурил и выколотил свою последнюю трубку, — на
горизонте показался корабль.
ЛОНДОН И НОВЫЕ ПЛАНЫ
Альфред Уоллес родился в 1823 году в Англин, в Мон-
маутшире. Пятнадцати лет он окончил начальную школу в
Гертфорде п под руководством старшего брата начал гото-
виться к профессии землемера.
8

Разъезжая по Южному Уэльсу и различным районам
Англин н помогая брату в его занятиях, он еще тогда заин-
тересовался ботаникой и принялся собирать гербарий. Но
это было лишь обычным для пятнадпатилетнего° мальчика
увлечением.
Когда ему исполнился двадцать один год, он сделался
школьным учителем в Лейчестере и здесь познакомился и
подружился с натуралистом Бэтсом. Под его влиянием он
серьезно занялся изучением естественных наук. К этому
времени относятся его первые коллекции насекомых.
К профессии землемера Уоллес никогда не чувствовал
никакого призвания, педагогическая деятельность также ма-
ло привлекала его. И вот в 1Р48 году, по предложению Бэт-
са, он отправился вместе с ним в Южную Америку, чтобы
изучать растительный и животный мир на берегах Амазон-
ки и Рио-Пегро.
После четырех лет скитаний, закончившихся пожаром
на корабле «Елена», во время которого погибли все его кол-
лекции, Уоллес вернулся в Лондон. Поселившись вместе с
сестрой и матерью недалеко от Британского музея> он сразу
же принялся за работу.
Только теперь он со всей силой почувствовал величину
своей потери. С каким наслаждением посмотрел бы он те-
перь хоть на одно насекомое из своих погибших коллек-
ций! Он досадовал на себя, что не захватил как можно
больше альбомов из тех, которые были в его каюте. Как
много миль было пройдено им в тех местах, куда еще нс
ступала до него пога европейца! Сколько долгих томитель-
ных дней, недель, месяцев проводил он в этих первобытных
лесах, удерживаемый лишь одним желанием — привезти в
Англию как можно больше редких растений, зверей и насе-
комых! И вот теперь все было потеряно!
В портфеле, спасенном им от огня, он нашел только
несколько своих заметок и зарисовок, а также часть днев-
ника, который оп вел во время путешествия по Рио-Пегро.
Собрав у друзей и родных письма, которые он писал
им из Южной Америки и которые помогли ему восстано-
вить в памяти всю картину его путешествия, он засел за
работу.
Должно быть, все же Уоллесу не удалось бы написать
свою знаменитую книгу «Путешествие по Амазонке и Рио-
Негро», если бы, кроме этих скудных материалов, не уце-
лела коллекция, собранная им в Паре, Сантареме и на ниж-
10
нем течении Рио-Негро. Эта коллекция предназначалась
Уоллесом лично для себя и была выслана в Лондон еще до
отъезда его пз Южной Америки.
Именно она-то и привлекла к молодому натуралисту вни-
мание известных английских ученых.
Вскоре он сделался желанным гостем на всех заседаниях
Линпесвского общества Работая над своей книгой, он
почти ежедневно бывал в Британском музее. Особенно при-
влекали его залы, в которых были выставлены чучела ред-
ких птиц и зверей, вывезенных с Малайского архипелага,
и он проводил там целые часы, все чаще п чаще останав-
ливаясь на мысли, что именно Малайский архипелаг пред-
ставляет собою необозримые и еще не исследованные воз-
можности деятельности для натуралиста.
Бывая в Британском музее, он неизменно встречал там
юпошу лет шестнадцати, невысокого роста, но крепкого и
сильного па вид, с открытым энергичным липом, распола-
гавшим к себе с первого взгляда. Его звали Чарлз Алтеи
Они встречались так часто, что Чарлз начал в копне
концов здороваться с Уоллесом, сперва робко, потом все
смелее и смелее.
После долгих совещаний с друзьями Уоллес решил от-
правиться через Александрию и Каир на Малайский архи-
пелаг. Беда была только в том, что на это путешествие у
него нехватало денег.
По договору, заключенному с издателем его книги, он
должен был получить половину дохода, который она при-
несет, а так как, несмотря на успех, опа не принесла еще
никакого дохода, оп ничего за нее не получил. Впрочем, он
пс был обескуражен этим обстоятельством. По совету дру-
зей, он принялся хлопотать о бесплатном проезде до Синга-
пура и в январе 1881 года после долгих хлопот добился
разрешения.
И вот в последний раз, за несколько дней до отъезда,
Уоллес отправился в Британский музей.
В том же самом зале, в котором оп всегда встречал юно-
шу, он встретил его п теперь. Как зачарованный, Чарлз
1 Научное общество, названное в честь знаменитого шведского на-
туралиста Карла Линнея.
11
Аллен стоял над аквариумом, в котором валено плавали ди-
ковинные остроносые и горбатые рыбы Тихого океана. Уви-
дев Уоллеса, он покраснел от радости и вдруг, как будто
решившись на что-то, подошел к нему.
— Мистер Уоллес, я знаю, вы едете на Малайский архи-
пелаг,— быстро сказал он. — Я хочу ехать с вами. Возьми-
те меня, я буду помогать вам. Все равно, если вы меня не
возьмете, я убегу из дому и найду вас, где бы вы ни были.
Я хочу быть натуралистом.
Уоллес ласково посмотрел на него. Чарлз то краснел, то
бледнел, ожидая его ответа.
— Вы еще слишком молоды, — сказал наконец Уоллес,—
вам надо учиться. Я еду не на один год, рто путешествие
будет слишком трудно для вас. Что скажут ваши родители,
если я возьму вас с собой?
— У ыепя пет никого, кроме старого дяди, — возразил
Чарлз, — и поверьте, мистер Уоллес, он был бы очень
рад, если бы я отправился па тот свет, не то что па Малай-
ский архипелаг. Ну, пожалуйста, мистер Уоллес! — вдруг
добавил он упавшим голосом и чуть не плача.
— Ну что ясе, мой мальчик, едем, — сказал Уоллес по-
сле небольшого раздумья. — Я сам был не намного старше
вас, когда отправился в мое первое путешествие.
Так, в начале марта, погрузив свой небольшой багаж
на пароход «Бенгал», Уоллес и Чарлз Аллен отправились в
далекий путь.
ПУТЕШЕСТВИЕ
Александрия. Уоллес пробирается по узким, шумным ути-
цам, тщетно пытаясь вырваться из осаждающей его толпы.
С диким криком, отталкивая и перегоняя друг друга, каж-
дый погонщик старается заполучить себе пассажира. На-
прасно объясняет им Уоллес, что он хочет итти пешком, что
он но-желает ехать, что он не сядет на осла ни за что на
свете, напрасно размахивает он изо всех сил перед собой
руками, надеясь таким способом хоть немного расчистить
дорогу, — несмотря ни на что, через несколько минут он
видит себя зажатым между двумя ослами. Он скрывается за
углом. Нечеловеческий рев несется ему вслед. Он пускается
бежать по поперечной улице и недалеко от угла сталкивает-
ся с каким-то человеком в турецкой феске, вид которого
внушает ему некоторое доверие. Уоллес наскоро объясняет
12
ему, что он иностранен, что он хочет осмотреть Александ-
рию и просит его быть его проводником. Человек в турец-
кой феске соглашается, и Уоллес уже поздравляет себя с
успехом, но — напрасные мечты! Через секунду он вновь
видит себя окруженным непроницаемой стеной людей и
ослов. Погонщики, невидимому, твердо решили не упускать
Л'воей добычи.
Тогда, видя, что положение безнадежно, Уоллес решает
сдаться.
«В конце концов, это очень почтенный древнпй обычай»,
пытается он себя утешить и в тот же момент видит огром-
ного, толстого американца, который выплывает из-за угла,
раскачиваясь на осле и грустно оглядываясь по сторонам.
У него измученное лицо, и пот катится по его толстым ще-
кам. Невидимому, одинаковая участь ждет каждого ино-
странца, посетившего Александрию. Тогда Уоллес оконча-
тельно покоряется судьбе. Чарлз присоединяется к нему, и
верхом на ослах они двигаются в путь, сопровождаемые
толпой арабов, турок, греков, женщин е плотно завешанны-
ми лицами, погонщиков ослов, мальчишек.
Они проезжают мимо базаров, мимо невольничьего рын-
ка, мимо великолепных мечетей с высокими минаретами,
мимо нового дворца паши, мимо марширующих турецких
войск.
Наутро, простившись с Александрией, они двигаются в
дальнейший путь. В широких баржах с огромными тре-
угольными парусами едут они по Нилу. Зеленые деревни
мелькают перед ними, высокие пальмы, верблюды, буйволы,
везущие оросительные машины, пирамиды — огромные и
торжественные, великолепный мост близ Каира и наконец
сам Каир, долгожданный Каир! Здесь они останавливаются
на целый день и, наняв проводников, осматривают город.
А потом, отдохнув в тихом английском отеле, отправляются
в дальний путь.
В двухколесных омнибусах они едут по пустыне, покры-
той крупным гравием, усеянной скелетами верблюдов. Беско-
нечные караваны с товарами проходят мимо них.
Суэц — грязный маленыспй городишко, потом пустынный
порт Аден. Из Адена огромный океанский пароход везет их
прямо в Сингапур.
Так началось восьмилетнее странствование Уоллеса по
Малайскому архипелагу.
13
НАБЛЮДЕНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ
В Сингапуре Уоллес пробыл недолго. Сияв хижину и
устроив в ней склад для будущих коллекций, он отправил-
ся на другие острова. На каждом из них он жил по несколь-
ку месяцев, изучая растения и животный мир.
Он внимательно присматривался к обычаям и характеру
туземцев.
Нигде в Европе не чувствовал он себя в большей безо-
пасности, чем здесь. Ии одна вещь не пропала у него, он
ходил невооруженным и спал при открытых дверях. За все
время своего долголетнего пребывания на Малайском архи-
пелаге Уоллесу привелось слышать только об одном убий-
стве, и убийца понес жестокое наказание.
В особенности даяки, которые составляют бблыную
часть населения Борнео и с которыми Уоллесу пришлось
больше всего встречаться, поражали его своим прямодуши-
ем и добротой.
Часто ему случалось заезжать в глухие деревни, жители
которых никогда не видали белых. В одной из таких дере-
вень толпа народа, главным образом женщины и дети, ми-
гом окружила его. Они с любопытством разглядывали его
со всех сторон.
Казалось, они готовы были примириться с бакенбардами
Уоллеса, с его биноклем и его очками, но цвет его лица
и рук привел их в глубокое изумление. Они никак нс мо-
гли поверить, что он весь такого же цвета.
Когда Уоллес, сдавшись на их просьбы, засучил брюки,
они отшатнулись в ужасе, а потом целый час рассматрива-
ли и щупали его ноги. И некоторые, заподозрив какое-то
жульничество, решили, что ноги Уоллеса выкрашены в бе-
лую краску.
В ноябре 1854 года Уоллес приехал па Борнео, где про-
был больше года. Попрежнему продолжал оп собирать кол-
лекции, по работа эта теперь нс удовлетворяла его. Изучая
жизнь и привычки животных в их родных девственных
лесах, присматриваясь к географическому распределению
животных и растений на различных островах Малайского
архипелага, Уоллесу пришлось столкнуться со многими глу-
боко заинтересовазшими его фактами. Факты эти часто про-
тиворечили принятым в то время взглядам па происхожде-
ние растений и животных. Внимательно следя за последни-
14
ми научными трудами геологов, доказавшими, что нынешнее
состояние Земли является лишь последней ступенью длин-
ного непрерывного ряда изменений, Уоллес пришел к выво-
ду. что и существующий ныне органический мир также яв-
ляется результатом непрерывных изменений. На основании
сравнительного изучения флоры и фауны островов Малай-
ского архипелага он убедился, что повсюду близкие виды
растений и животных находятся в близком географическом
соседстве. «Должен же быть закон, — думал Уоллес, — упра-
вляющий проявлением и распространением всех этих орга-
низмов».
II вот в январе 1855 года в Сараваке, па Борнео, он
написал статью «О законе, регулирующем появление новых
видов», в которой доказал, что ближайшие виды находятся
между собой в кровном родстве, причем один вид может
непосредственна произойти от другого или же несколько
соседних видов могут иметь общего родоначальника.
Статью эту Уоллес послал в Лондон, где она была напе-
чатана в одном из естественнонаучных журналов. Она сразу
же привлекла внимание ученых. Уоллес получил много от-
зывов и в том числе отзыв Чарлза Дарвина, уже известного
в то время ученого.
Успех статьи подбодрил Уоллеса. С еще большей энер-
гией он продолжал работу.
Если в своей статье он доказал, что виды растений п
животных изменяются, а не остаются постоянно такими, ка-
кими их создала природа, то теперь оставалось понять сущ-
ность этого процесса, доказать, каким образом происходит
изменение одних видов в другие. Но этого Уоллес пока
объяснит!? себе не мог. Для этого нужны были, быть мо-
жет, еще долгие годы наблюдений и размышлений.
ОХОТА
О
Борнео — родина орангутана, большой человекообразной
обезьяны. Из всех островов Малайского архипелага только
ла Борнео и Суматре водятся эти животные.
На берегу узкой, извилистой реки Симунпоп, окаймлен-
ной густым, мрачным лесом, Уоллес построил себе хижину
и поселился в ней вместе с Чарлзом Алленом. Местность
эта казалась ему наиболее удобной для охоты. II действи-
тельно, в течение короткого времени им удалось подстре-
15
лить несколько больших орангутанов. Но Уоллес пе был
этим удовлетворен. Ему хотелось поймать маленького оранг-
утана. чтобы можно было изо дня в день наблюдать за его
развитием, привычками, особенностями. И тогда только, счи-
тал Уоллес, можно притти к серьезным научным выводам.
Случай помог ему в этом.
Однажды он сидел в хижине и приводил в порядок
свои записи.	i
Стук в дверь прервал его занятия.
Чарлз, красный и запыхавшийся, влетел в хижину.
— Скорее, сэр» скорее! Где ваше ружье? Большой миас,
сдр! Очень большой миас!
Миасом на Борнео называют орангутана.
— Постой, постой, где миас? — сказал Уоллес, глядя на
Чарлза поверх очков.
Но тот, не давая опомниться, уже совал ему в руку
руясье.
— Скорее, сэр- совсем близко, честное слово! Он нс
должен уйти от пас, сэр! — кричал-Чар пз.
Снарядившись в одно мгновенье и захватив с собой двух
даяков, которые случайно оказались недалеко от хижины,
охотники почти бегом пустились к лесу.
Узкая, извилистая тропинка, по обеим сторонам которой
тянулась желтая цепь холмов, поднималась в гору.
Вскоре Уоллее услышал над собой в густой листве ка-
кой-то шорох. Он обошел вокруг дерева, внимательно осмо-
трел его со всех сторон — никого! Он хотел итти дальше,
когда снова повторился тот же шорох, но уже гораздо яв-
ственнее, и в ту же минуту целый дождь листьев посыпал-
ся на земтго. Сначала с одного дерева, потом с соседнего,
потом с третьего, с четвертого... Сомнений не было: оранг-
утан перебегал с дерева на дерево.
— Чарли! — тихо позвал Уоллес п повторил немного
громче:—Чар пи, миас!
Но Чарли был так увлечен охотой, что ничего не слы-
шал. Оп стоял шагах в пятидесяти от Уоллеса и напряжен-
но всматривался в густую листву пробкового дерева. Вдруг
одип из даяков схватил Уоллеса за руку и с таинственным
видом приложил палеи к губам?
— Миас-чаппан! — шопотом сказал он.
Миас-чаппаном или миас-паппаном даяки называют очень
больших орангутанов, которые реже других встречаются на
Борнео.
16
Уоллее поднял глаза. Прямо над собою он увидел боль-
шую черную морду орангутана. Казалось, он с интересом
наблюдал за тем, что происходило внизу. Уоллес прицелил-
ся и выстрелил. В то же мгновенье орангутан скрылся. Он
перепрыгнул на соседнее дерево, потом на третье, четве р-
тое. Оп делал это легко, бесшумно и очень ловко для та-
кого большого и тяжелого животного.
Заряжая на ходу ружье, Уоллес вместе со своими спут-
никами бросился вслед за ним. Они бежали, спотыкаясь об
острые камни, переплетающиеся густые лианы преграждали
им путь, колючие ветви царапали лицо и руки. Наконец лес
поредел, и сквозь деревья Уоллес увидел тропинку, которая
вела под гору.
На самой верхушке огромного дерева, стоявшего у до-
роги, сидел миас.
Уоллес выстрелил два рада подряд.
Орангутан со страшным треском и шумом сорвался с
ветвей и тяжело рухнул на землю.
Это была молодая миаска, или. как говорили туземцы,
«дикая лесная женщина». Она была мертва. Обе ноги ее
были сломаны, две пули крепко засели в ее шее. Изо рта
топкой струйкой сочилась кровь, заливая длинную рыжую
шерсть.
Чарлз и даяки, не теряя времени, бросились готовить
шесты и веревки, для того чтобы успеть до наступления
полной темноты перенести миаску в хижину Уоллеса.
Уоллес остался один подле убитого животного. Он раз-
глядывал его, ббдумывая, как бы лучше спять с него шку-
ру, как сварить кости, чтобы получить скелет, и уже решал
даже, в какой музей его послать, когда вдруг услышал где-
то позади себя барахтанье и плеск воды. Он прошел не-
сколько шагов сквозь густой сплетающийся кустарник и чуть
не упал в огромную лужу. Поправив очки, Уоллес хотел
было уже вернуться назад, но плеск повторился, и в самой
середине лужи он заметил какое-то маленькое существо, ко-
торое отчаянно барахталось, то всплывая на поверхность,
то погружаясь в воду. Это был маленький орангутан, должно
быть детеныш убитой миаски.
Падая с дерева вместе с матерью, оп попал в лужу и
только благодаря этому остался жив.
Пока Уоллес стряхивал с него воду и грязь и вытирал
его сухими листьями, он жалобно плакал и хныкал, как на-
стоящий ребеночек. Уоллес прикрыл его своим носовым
2 Друзья сопернжкв
693Ж
Российская гссйфстсежая]
дотекая библиотека
платком и, прижав к груди, вернулся назад. Но как только
маленький миас увидел свою мать, он начал так кричать и
рваться из рук, что Уоллес вынужден был положить его
рядом с нею на землю.
Тогда он радостно бросился к матери, вцепился в ее
шерсть, стал ласкаться к ней, но, заметив, что она лежит
неподвижно и не отвечает па его ласки, отполз от нее и
жалобно запищал.
Сердце сжалось у Уоллеса от сострадания к этому ма-
ленькому беззащитному существу. Он осторожно взял его
па руки, завернул в носовой платок и положил за па-
зуху. Маленький миас крепко прижался к нему, перестал
плакать и, запустив обе ручки в его бороду, спокойно
уснул.
Послышались чьи-то торопливые шаги, треск сучьев, и
сквозь сплетенные ветви выглянуло взволнованное, разгоря-
ченное лицо Чарлза.
— Все уже готово, сэр! — радостно закричал он.
— Тише, тише! — замахал на него Уоллес. — Ты его
разбудишь, он спит.
Чарлз так и застыл от удивления. Раскрыв рот, он с
беспокойством уставился на Уоллеса.
— Что случилось, сэр? — пробормотал он.
Уоллес осторожно приподнял кончик платка и показал
ему мордочку миаса.
-— Мы убили его мать, — сказал он. — Я очепь сожалею
об этом.
И он торопливо зашагал к дому.
»
ТОБИ
Желание Уоллеса наконец исполнилось. Случай предо-
ставил ему возможность наблюдать изо дня в день малень-
кого орангутана.
У маленького миас а- еще не было зубов, и нужно было
решить трудную задачу, чем и как его кормить. Молока на
острове достать нельзя было, н Уоллес попробовал кормить
его рисовым отваром. Но здесь слова встретилось затрудне-
ние: миас еще не умел есть.
После небольшого совещания с Чарлзом Уоллес нако-
нец изобрел способ, как кормить своего приемыша.
18
Он налил отвар в бутылку, заткнул ее пробкой, проде-
лал в пей отверстие и в это отверстие воткнул полый кон-
чик птичьего пера. Таким образом получилось нечто вроде
рожка. Ио заставить детеныша сосать этот рожок было то-
же не очснь-то просто: он ни за что нс соглашался взять его
в рот.	4	*'
Уоллес долго и безуспешно бился с ним, пока не дога-
дался однажды сунуть ему в рот свой палец. Палец очень
понравился маленькому миа-
су- Он начал усердно сосать
его, но, видя, что молока
ему все-таки из пальца не
высосать, поднял страшный
крик. Тогда Уоллес быстро
сунул ему в рот рожок с
отваром, и на этот раз де-
теныш зачмокал во-всю. По-
сле нескольких уроков он
уже сам тянулся к бутылке.
Уоллес и Чарли очень
полюбили своего маленько-
го питомца. Они назвали его
Тоби и отдавали ему все свое свободное время. А Тоби,
почувствовав себя хозяином положения, избаловался
вконец.
Во-первых, он требовал, чтобы его держали на руках,
гладили и ласкали, и стоило его положить, как он поднимал
отчаянный крик. Во-вторых, несмотря на то что ему устро-
или мягкую постельку в ящике, он скучал в пей, ревел и ре-
шительно предпочитал спать у Уоллеса на коленях. В-треть-
их, он очень любил купаться, и когда вдруг раздавался без
причины громкий вопль, это значило, что он не успокоится
до тех пор, пока его не посадят в воду. И Уоллес послуш-
но брал его на руки, нес к источнику и мыл под струей хо-
лодной воды. После купанья Тоби чувствовал себя совер-
шенно счастливым. Он тихо лежал и строил такие умори-
тельные гримасы, что Уоллес и Чарли покатывались со
смеху.
Всем был бы хорош Тоби, но одно было плохо: стоило
ему увидеть где-нибудь шерсть или чьи-нибудь волосы, как
он, не задумываясь, вцеплялся в них. У Уоллеса была боль-
шая борода, и поэтому ему иногда приходилось туго. При-
вычка эта, вероятно, сохранилась у Тоби еще с того времс-
2*
19
ни, как он кисел, вцепившись в длинную шерсть своей ма-
тери, когда та совершала прогулки по деревьям. Но от
этого Уоллесу было не легче. Все время приходилось быть
кастороже. Стоило хо-£.ь на минуту забыть об этом, как То-
би уже висел, вцепившись в его бороду своими цепкими
пальчиками.
ПОЧЕМУ ТОБИ ПОХОЖ НА ЧЕЛОВЕКА?
— Вы знаете, мистер Уоллес, — сказал однажды Чарлз,
после того как Тоби, выпив целую бутылку рисового отва-
ра, спал, свернувшись клубком и положив ручку под голо-
ву, — я нахожу, что Тоби очень похож на человека. Честное
слово, мистер Уоллес. И я даже знаю, на какого человека*,
на Джона Брайта, моего школьного товарища. Мы так и
дразнили его орангутаном.
Уоллес ласково потрепал его по плечу.
— Видишь ли, Чарли, — серьезно сказал он, — если уж
Тоби похож на человека, то не только на Джона Брайта,
но и на Чарлза Аллена, и на Альфреда Уоллеса, и на всех
людей в мире.
Чарлз покраснел и засмеялся.
— На меня, может быть, — сказал он, — но на вас...
— Да ты нс смотри на мою бороду, — пошутил Уол-
лес, — дело тут не в бороде, а совсем в других вещах, го-
раздо более серьезных.
— Но в чем же дело? Пожалуйста, объясните мне, ми-
стер Уоллес!
— Это очень длинная и запутанная история, Чарли, и я
сам в ней еще не разобрался. Ио все же попытаюсь объяс-
нить тебе кое-что. Для этого придется начать издалека. За-
думывался ли ты когда-нибудь над вопросом, откуда произо-
шли все живые существа, населяющие Землю?
— Я не задумывался над этим, — быстро ответил
Чарлз, — по ведь в библии сказано: «...и сотворил бог рыб
больших и всякую душу животных, пресмыкающихся, и вся-
кую птицу пернатую по роду ее, и зверей земных по роду
их. И сотворил бог человека по образу своему и подобию,
да владычествует он над рыбами морскими, и над птицами
небесными, и над зверями, и над всей землею...»
— Да, дорогой мой мальчик, не только ты так
20
’)bV
думаешь, но и почти все ученые в мире. Я сам еще совсем
недавно думал точно так же.
— А разве теперь вы думаете иначе? — с недоумением
спросил Чарлз.
— Да. совсем иначе. И я постарался доказать это
как раз в той статье, которую, помнишь, ты отсылал в
Лондон.
— Помню, мистер Уоллес.
— Вот видишь ли, ты и сам, может быть, замечал, что
если внимательно присмотреться к животным, совсем не по-
хожим друг на друга с первого взгляда, между ними не-
пременно найдется какое-нибудь, хотя бы отдаленное сход-
ство. Если бы ты принялся изучать и сравнивать, скажем,
крыло летучей мыши и лапу крота, лапу крота и ногу ло-
шади и так далее, ты бы убедился, что все эти органы со-
стоят из костей, сходных по строению и притом соединен-
ных в том же порядке.
— Не может быть! — воскликнул пораженный Чарлз. —
Что же общего между ногой лошади и крылом летучей
мыши?
— Много общего. Для того чтобы увидеть это сходство,
нужно только понять, что тот же орган, который очень ва-
жен ц нужен одному животному, другому совсем не нужен
и поэтому находится у него в неразвитом, или, как мы го-
ворим, зачаточном состоянии. Скажи, Чарли, слышал ли
ты когда-нибудь о мамонтах или ихтиозаврах?
— Конечно, слышал, мистер Уоллес. Это были огром-
ные животные, которые существовали на Земле в доистори-
ческие времена, а теперь их п в помине нет. Я видел ске-
лет мамонта в музее.
— Вот если бы ты посмотрел на этот скелет вниматель-
но, — сказал Уоллес, — ты бы заметил, что он очень похож
на скелет слопа. Дело в том, что мамонты давно исчезли,
их скелеты находят в земле при раскопках, а вместо них
появились другие животные, которые существуют теперь.
Разумеется, это произошло не так, что мамонты в одни
прекрасный день вымерли, а вместо них на другой день
появились слоны. Виды зкивотных проидош [EL один от Дру*
того путем постоянных, очень медленных изменений, таких
медленных, что это даже трудно вообразить себе, Чау ли.
И уж во всяком случае пе были созданы так, как это гово-
рится в библии и как тебя учили в школе. Ты спросишь
меня, какое отношение все это имеет к нашему Тоби и его
сходству с человеком? Пока я не могу еще дать точного
ответа на этот вопрос, скажу только, что сходство не огра-
ничивается одном внешностью. Если бы ты сравнил скелеты
тех миасов, которых мы с тобой подстрелили, со скелетом
человека, ты убедился бы в том, что они созданы как бы
по одному плану. Быть может, и человек, подобно всем
живым организмам, в очень отдаленную эпоху подвергался
постепенным изменениям. Но, повторяю, об этом говорить
еще рано.
— Да, мистер Уоллес, — после нескольких секунд мол-
чания сказал Чарлз, — но если все это так, как вы говори-
те, почему же все эти живые существа изменялись? Почему
мамонт нс остался мамонтом, ихтиозавр ихтиозавром? И ка-
ким образом они изменялись?	»
Уоллес весело посмотрел па него.
— Ну, мой мальчик, — сказал он, — у тебя хорошая го-
лова, и ты не потерял времени даром. Твой вопрос — это
как раз то, над чем я уже давно думаю. Пока я еще не ре-
шил его. Но когда-нибудь, Чарли, быть может, я сумею па
него ответить.
НЯНЬКА
Между тем Тоби подрастал. У него прорезались зубы.
Теперь ему уже мало было одного рисового отвара. Уоллес
кормил его с ложечки картошкой, сладкой кашей, яйцами.
Тоби съедал все это с большим аппетитом, облизываясь и
закатывая глаза от удовольствия. Если же ему что-пибудь
нс правилось, он моментально выплевывал, начинал громко
орать и капризно хлопал себя ручками, как настоящий ре-
бенок.
Видя, что все капризы его исполняются, Тоби стано-
вился все требовательнее. Он хотел, чтобы его держали па
руках, и совершенно отказывался признавать, что у его хо-
зяина могли быть какие-нибудь другие занятия. Тогда Уол-
лес решил принять меры.
♦ ♦
— Ну, Чарли, теперь ты можешь быть совершенно спо-
коен за Тоби, — сказал Уоллес, входя в хижину и издали
показывая Чарлзу какую-то корзиночку. — Я купил ему
няньку.
23
Чарли с глупым видом уставился на Уоллеса.
— Купили няньку? — переспросил он, не веря своим
ушам.
— Да, купил няньку, — спокойно подтвердил Уоллес и,
раскрыв корзинку, вытащил оттуда маленькую серенькую
обезьянку макаку с очень длинным хвостом и торжественно
посадил ее на стол.
Обезьянка села, осмотрелась вокруг и с довольным видом
начала почесываться.
— Ну вот, теперь мы ее покормим, а потом и с Тоби
познакомим, — хлопотал возле нее Уоллес. — Ну, Чарли,
что же ты стоишь? Принеси ей поскорее поесть! — обратил-
ся он к еще не пришедшему в себя Чарлзу. — О, это будет
превосходная маленькая няня! Ну, Чарли, или ты не ве-
ришь?
— Н-нет, отчего же, — произнес наконец Чарлз и, недо-
верчиво качая головой, принялся готовить ужин для новой
няньки.
Обезьянка с большим аппетитом и очень быстро уничто-
жила полную кастрюльку каши, закусила хлебом и опять на-
чала чесаться.
— Ну, теперь пойдем, вступай в свои обязанности, —
сказал Уоллес, сажая обезьянку в постельку Тоби.
— Мистер Уоллес, а вы не боитесь, что опа станет бить
Тоби? — с беспокойством спросил Чарлз-
Однако опасения его оказались напрасными. Обезьянка
очень дружелюбно обнюхала Тоби со всех сторон, потом
уселась па него как на подушку и принялась быстро пере-
бирать пальчиками его шерсть.
Тоби нисколько ее не испугался, наоборот, он тихо
лежал и, казалось, был совершенно доволен.
— Ну, не говорил ли я, что это будет самая лучшая
няня в мире! — воскликнул Уоллес, ласково трепля обезь-
янку.
Обезьянка и в самом деле оказалась вполне подходящей
и даже опытной нянькой. Несмотря на то что едва ли она
была намного старше Тоби, разница между ними была
очень велика. В то время как Тоби был еще совсем беспо-
мощен и только начинал ходить, держась за стенки ящика
и постоянно падая, обезьянка прыгала, взбиралась на шест,
на стену и вообще находилась в постоянном движении. Она
подбирала все, что ей попадалось под руки — пуговицы.
24
тряпочки, щепки, орехи, и все это деловито прятала в угол.
Тоби чувствовал себя под ее покровительством прекрасно.
Он теперь уже редко просился на руки, меньше капризни-
чал и целые дни играл с обезьянкой. Обезьянка снисходи-
тельно переносила его капризы и лишь по временам, когда
он начинал уж слишком громко орать, легонько била его
рукой по голове.
Она очень следи та за чистотой Тоби, вылизывала его
каждый день с головы до ног, перебирала шерсть, чистила.
И только в одном отношении она вела себя не так, как по-
лагается добросовестной няньке. Когда Уоллес приносит
Тоби кашу, она, не дожидаясь очереди, всякий раз набра-
сывалась на нее и очень сердилась, когда Уоллес начинал
кормить этой кашей Тоби. После кормежки она тщательно
осматривала рот Тоби, не осталось ли там чего-нибудь
вкусного. Если она находила там какие-нибудь крошки, она
доставала их. пальцем и съедала.
Однажды вечером, возвратившись с охоты, Уоллес про-
шел, по обыкновению, прямо к Тоби. Вид его обеспокоил
Уоллеса. Тоби лежал скорчившись, полузакрыв глазки, и тихо
стонал- скрипучим голоском. Маленькая нянюшка всячески
старалась развеселить его: заигрывала с пим, лизала его,
строила уморительные гримасы, но Тоби не обращал на нес
никакого внимания.
Уоллес приложил ему компресс к животику, дал лекар-
ство, и на следующее утро Тоби как будто немного повесе-
лел. Но к вечеру ему опять стало хуже. Его начало трясти,
он ничего не ел и только страдальчески смотрел на Уолле-
са, как бы прося у него помощи. Уоллес был растроган до
слез. Он не отходил от своего любимца, пробовал лечить
его всевозможными средствами, но ничего не помога-
ло. У Тоби была лихорадка. Силы его падали с каждым
днем.
На пятый день болезни Тоби притих и лежал неподвиж-
но, открывая глазки только тогда, когда слышал голос сво-
его хозяина. К вечеру он умер на руках Уоллеса. Уоллее
и сам не подозревал, как привязался к Тоби. Как пусто и
скучно стало без него в осиротевшей хижине! Маленькая
обезьянка тоже очень грустила, н Уоллес вскоре подарил ее
туземным ребятишкам.
А скелет и шкурку Тоби оп послал в Британский му-
зей.
25
НЕПРОШЕННЫЙ ГОСТЕ
В скором времени после смерти Тоби Уоллес осиротел
еще больше. Дядя Чарлза Аллена заболел и, неожиданно
соскучившись по племяннику, вызвал его к себе. Чарли был
очень огорчен, но ослушаться старика не решился. Уоллес
продолжал свои скитания один. Он тосковал, и ему было
очень трудно без постоянного помощника. На каждом ост-
рове, в каждой деревне ему приходилось нанимать людей,
которые помогали ему сдирать шкуры с убитых животных,
приготовлять скелеты для коллекций, делать чучела птиц.
Все это представляло много неудобств, в особенности ко-
гда Уоллес попадал в деревни, жители которых никогда не
видали белых и ему приходилось завоевывать их доверие.
Оп не переставал мечтать о постоянном помощнике.
Однажды вечером — это было па острове Амбойне —•
Уоллес сидел в своей хижине и читал.
Диковинные ночные бабочки толпились вокруг его све-
чи, но, погруженный в размышления, он не замечал их.
Было тихо. В соседних хижинах давно уже был погашен
свет. Туземцы спали. Только в третьем часу ночи Уоллес
погасил наконец свечу и улегся в постель. Он уже начинал
дремать и мысли путались в его голове, когда какой-то шум
привлек его внимание. Казалось, большое, тяжелое живот-
ное, медленно переваливаясь, ползло по крыше. Уоллес тре-
вожно прислушался: шорох и шелест слышались где-то
очень близко, как будто над его головой. Он хотел было
встать с постели и снова зажечь свечу, по в эту минуту
шум прекратился так же внезапно, как и начался.
Уоллес прислушивался еще несколько минут — ничего не
было слышно. Тогда оп перестал думать об этом п тотчас
же заснул.
Когда па следующее утро он открыл глаза, то долго и
старательно протирал их, пока наконец не убедился в том,
что действительно не спит: то, что он увидел, было больше
похоже на сои. Прямо над его головой под низкой соломен-
ной крышей висела огромная пятнистая, желтая с черным,
Змея. Уоллес вскочил с постели. Он ясно различал се голо-
ву и глаза, сверкавшие в середине причудливых колец ее
тела. Теперь ему стал понятен загадочный шум, который
он слышал накануне.
Значит, всю ночь он проспал под этим чудовищным
питоном!
25
Стараясь не спугнуть его, Уоллес осторожно вышел из
ХИ'КИНЫ.
Два мальчика-туземца, его помощники, были уже здесь
и потрошили убитых птиц.
— Ну, ребята, а у меня гость! — весело сказал им Уол-
лес. — Правда, пепрошенный, но зато весьма почтенный.
Пойдемте со мной. Посмотрим, как бы его получше принять.
Мальчики с любопытством пошли вслед за ним, по едва
он показал им висевшего над кроватью «почтенного гостя»,
как они в ужасе бросились бежать и бежали без оглядки 'до
самого леса. Здесь они наконец остановились, перевели дух
и, смущенно поглядывая друг на друга, повернули назад к
хижине.
— Ну, храбрецы, — сказал Уоллес, — что же вы верну-
лись? А я-то думал, что вы хоть до плантаций добежите.
По крайней мере позвали бы кого-нибудь па помощь.
Мальчики не заставили два раза, повторять приказание.
Не прошло и десяти минут, как целая толпа малайцев
и китайцев окружила хижину Уоллеса.
Опи выслушали его краткий рассказ, и каждый из них
осторожно заглянул в хижину. Потом началось совещание.
Один предлагал убить змею в хи,кине; другой говорил, что
нужно вытащить ее оттуда и потом убить; третий думал,
что надо раздробить ей голову, — одним словом, планов бы-
ло много. Но дело от этого все же не подвигалось ни па
шаг. Змея попрежнему висела над кроватью Уоллеса, об-
вившись кольцами вокруг одной из поперечных балок, и
никто из туземцев не решался подойти к ней близко, даже
те, которые предлагали наиболее смелые планы.
Вдруг все смолкло. Туземцы расступились, почтительно
пропуская кого-то. По толпе пронесся шопот:
— Каханг идет!
• — Каханг из Буру!
— Он придумает! Оп знает, что делать!
Высокий туземец лет тридцати вышел из толпы. Это и
был Каханг.
Его бронзовая с красным отливом кожа сразу выдавала
в нем ^аяка. Из-под синего платка, которым была повязана
его голова, свисали длинные черные волосы. В ушах бол-
тались круглые серьги. Ни слова пе говоря, только кивнув
Уоллесу головой, как старому знакомому, он деловито про-
шел в хижипу, внимательно осмотрел змею и, не теряя вре-
мени, принялся за работу.
27
Сделав большую петлю из вьющегося растения, он
взял длинный шест и осторожно поднес конец его к го-
лове змеи.
Прошла минута томительного ожидания. Змея начала
медленно обвиваться вокруг шеста. Когда голова ее дошта
до середины шеста, Каханг быстро накинул на нее петлю,
которую держал наготове, и стянул змею на пол.
Изгибаясь огромными кольцами, опрокидывая по дороге
стулья и стол, змея начала обвиваться вокруг бамбуковых
столбов, подпиравших крышу. Страх охватил туземцев, опи
бросились бежать, вооружаясь палками, камнями, всем, что
попадалось под руки.
Но Каханг не растерялся. Крепко ухватив змею за хвост,
он побежал так быстро, что змея, застигнутая врасплох,
даже не пыталась сопротивляться и полетела вслед за ним
по воздуху. Пробежав мимо ближайшего дерева, он попы-
тался было размозжить о его ствол голову питона, но не
рассчитал удара. Голова пролетела мимо, а хвост высколь-
знул из его рук. Каханг, пе давая ей опомниться, снова
крепко ухватил ее за хвост и снова бросился бежать. На
этот раз голова змеи со всего размаху стукнулась о дерево,
и оглушепная ударом змея упала на землю.
Теперь уже для Каханга не составляло никакого труда
убить ее. Он поднял свой гонор и одним ударом отсек ей
голову.
Тогда только храбрые туземцы решились приблизиться
к нему. Они окружили змею и начали шуметь, кричать,
удивляться. Да и было чему: змея была двенадцати футов
длины и такая толстая, что могла бы свободно проглотить
ребенка.
Только Каханг не принимал никакого участия в общей
суматохе. Он стоял поодаль, отирая пот и добродушно
усмехаясь.
Уоллес подошел к нему.
— Спасибо тебе, храбрый Каханг, — сказал он. — Если
бы не ты, нам пи за что бы не справиться со змеей.
— Пе справиться? — удивленно переспросил Каханг. —
У нас на Буру и маленький мальчик справится. У нас на
Буру много змей.
И, подняв с земли свой топор, он уже собрался уходить,
во Уоллес остановил его.
— Вот что, Каханг, — сказал он, — не хочешь ли ты
быть моим помощником? Ты будешь ездить со мной, бу-
28
дешь помогать мне охотиться, приготовлять чучела птиц, а
я тебе буду платить за это и буду кормить тебя и заботить-
ся о тебе.
Каханг остановился, засунул за пояс свой топор и заду-
мался.
— Ну как, согласен?
Сосредоточенно уставившись в землю, Каханг долго мол-
чал. Наконец он поднял на Уоллеса свои большие черные
глаза:
— Я согласен, мапути.
«Мапути» значит по-даякски «бледнолицый».
— Отлично, — сказал Уоллес. — Руку, Каханг! Ты бу-
дешь доволен. Когда ты можешь ко мне перебраться?
— Нет, так нельзя, — сказал Каханг, — надо раньше
оранг-кайа спросить. Оранг-кайа позволит, тогда приду.
А без оранг-кайа нельзя.
Оранг-кайа — так зовется старшина племени даяков.
— Ну что же, спроси. — сказал Уоллес.
Вечером того же дня, когда оп уже собирался зажечь
огонь в хижине и приняться за свои вечерние занятия, он
услышал какой-то шорох у двери.
«Уж не питон ли опять?» подумал Уоллес, по в ту же
минуту дверь тихонько приоткрылась и в нее просунулось
смуглое лицо Каханга.
— Оранг-кайа просит тебя к себе, мапути, — сказал он
торопливо.
Сам оранг-кайа в бархатной кофте, сплошь усеянной
блестками, и пестрой повязке па голове, словом, в самой па-
радпой одежде, встретил Уоллеса на пороге своего дома. Он
ввел его в комнату н усадил на самое почетное место, под
большим белым балдахином, увешанным яркими платками.
После длинной церемонии, продолжавшейся несколько ча-
сов, оранг-кайа подвел Каханга к Уоллесу и торжественно
сказал:
— Вот, я отдаю тебе Каханга. Береги его, это чело-
век!
Так Каханг поступил на службу к Уоллесу. И Уоллес
остался доволен своим выбором. Каханг" оказался хорошим
помощником. Он исполнял также обязанности повара и
проводника и делал все с такой добросовестностью, какую
Уоллесу редко приходилось встречать среди европейцев.
В особенности Каханг бывал полезен во время блужда-
ний Уоллеса по тропическим лесам. Он знал все сорта де-
29
ревьв, знал их названия, свойства. Свои познания Каханг
любил показывать главным образом в тех случаях, когда он
видел, что его хозяин становится втупни,. впервые встреча-
ясь с тем или другим редким растением. Тогда Каханг при-
нимал важный вид и начинал рассказывать, причем каза-
лось, что он обращается скорее к самим деревьям, чем к
Уоллесу.
— Это, — говорил Каханг, любовно поглядывая на вы-
сокое красное дерево, — это коробба. Годится для построй-
ки домов. Пол хороший, крепкий, из корооба.
— А это окобба, — показывал он па другое дерево. —
Очень хорошее лекарство, когда болит горло. — И, боясь,
что Уоллес его плохо понял, Каханг принимался показы-
вать, как надо полоскать горло соком, добытым из коры
дерева.
- Ну, а из этого, — говорил он, проходя мимо забавно-
го, как будто мехом одетого дерева, выглядевшего связкой
огромных длинных палок, сросшихся вместе, — из этого
дерева делают весла.
Каханг приседал и делал вид, что гребет веслами.
— Называется поотибка,—почтительно говорил оп. об-
ращаясь к дереву. — А это годится, чтобы жечь его. Хоро-
шее, крепкое дерево.
Каханг ласково гладил дерево, как будто оно было
живое и хорошо понимало, что это именно о нем гово-
рили.
— А еще для чего годится? — решался иногда спросить
его Уоллес.
— I одится для... годится для всего, — недолго думая,
отвечал тогда Каханг. — Годится делать уголь, очень хоро-
ший уголь, для кузнпцы уголь!
II для большей верности он показывал на свой топор,
желая сказать, что при помощи этого угля можно ковать
железо.
Каханг был незаменим и на охоте. Оп был очень храбр
и ловок и часто один отваживался итти против зверя, с ко-
торым бы побоялись бороться и несколько человек. Оп рав-
нодушно принимал похвалы п, пожимая плечами, поучи-
тельно говорил:
— Зверя не надо бояться. Человек умнее зверя. Чело-
век со зверем всегда справится.
30

унг-Люнг
Прошло три года. За это время Уоллес изъездил все
Молуккские острова, побывал на Тиморе, и на Яве, и на
Бали, и на всех островах Ару. Он внимательно исследовал
природу каждого острова и убедился в том, что Малайский
архипелаг как в геологическом отношении, так и по своей
флоре и фауне распадается на две резко разграниченные
между собой части — азиатскую и австралийскую. Одни
острова, как, например, Борнео, Суматра, Ява, имеют такую
же флору и фауну, как и соседние части Азиатского мате-
рика. Невидимому, неглубокое море, омывающее рти ост-
рова, когда-то. в отдаленную эпоху, было континентом, и,
таким образом, все они были частью материка. Острова же
Целебес, Бали, Ломбок и другие сходны по своей природе
с Австралией и, невидимому, принадлежали к Австралий-
скому материку. Узкая полоска моря, разделяющая эти две
группы островов, была впоследствии названа «границей
Уоллеса».
В январе 1858 года Уоллес после утомительного, долго-
го и опасного путешествия приехал па остров Терцат. Ка-
ханг повсюду следовал за ним. Они теперь отлично понима-
ли друг друга и сговаривались или на английском языке,
или на малайском, а чаще всего на обоих сразу.
Опп остановились в глухой деревушке Ванумбаи. Жите-
ли Ванумбан были очень заинтересованы Уоллесом. Целый
день все жители по очереди приходили смотреть на него.
В особенности надоедал Уоллесу один старик, наружность
которого до смешного напоминала ему старого Крутля, ди-
ректора школы, в которой он учился мальчиком, — нехвата-
ло только очков. Старик пришел одним из первых знако-
миться с Уоллесом. Он деловито посмотрел на пего, пощупал
пиджак, брюки, по больше всего заинтересовался именно
очками. Бссперсхмонно стащив их у Уоллеса, он напялил их
себе на пос и несколько минут стоял неподвижно, раздувая
ноздри и бессмысленно хлопая глазами.
— Вот я и все мы хотим знать, откуда ты родом, — ска-
зал старик. — Скажи нам название твоей страны.
— Моя родина называется Инглэнд1, — отвечал Уоллее.
— Унг-люнг? — с изумлением переспросил старик. —
Слышал ли кто-нибудь такое название? Унг-люнг! Ан-глянг!
* И н I л э н д — Англия.
32
Апгср-лянг! Нет, так не может называться твоя родина, ты
говоришь неправду.
И, возмущенно пожав плечами, он ушел, таща за собой
своего приятеля. Но не прошло и пяти минут, как он вер-
нулся.
— Послушай, — сказал оп вкрадчивым голосом, — моя
родина называется Ванумбаи. Ты
воль можешь сказать: Ван ум-
бан?
— Ванумбаи,— повторил Уол-
лес, еще не понимая, к чему
он клонит.
— Вог видишь,— обрадовался
старик, — и каждый может про-
изнести это слово. Скажи же
нам название твоей страны, не
скрывай от нас, и тогда мы бу-
дем знать, кто ты и что расска-
зывать о тебе, когда ты уедешь
от час.
Уоллес в отчаянии развел ру-
ками.
— Ну что же мне делать, —
воскликнул он, — когда моя стра-
на все-таки называется Инглэнд?
Старик огорченно покачал головой и замолчал. Повидп-
мому, он потерял надежду добиться от Уоллеса правды.
Однако через некоторое время он попробовал атаковать его
с другой стороны.
— Скажи, пожалуйста, — начал он, хитро поглядывая на
него п щурясь, — для чего ты возишь с собой всех этих
птиц, насекомых, зверей? Почему ты так беспокоишься о
них? Вот ты говоришь, что и к нам приехал стрелять птиц и
зверей и собирать насекомых. Для чего они тебе нужны?
— Я сделаю из них чучела и повезу их с собой, — по-
пробовал было объяснить ему Уоллес, — я покажу их на мо-
ей родине, чтобы все, кто захочет, могли видеть их, изучать
их и знать, какие звери и птицы водятся здесь, на ваших
островах.
Однако этот ответ нисколько не удовлетворил старика.
— Ну зачем ты обманываешь нас? Ты думаешь, мы ду-
раки? — сказал он с упреком. — Неужели мы можем пове-
рить, что только дтя того ты тратишь столько труда, что-
3 Друзья соперники
33
бы люди твоей страны могли посмотреть на наших живот-
ных?
Он помолчал немного, чтобы посмотреть, какое действие
произвела его речь на Уоллеса, потом придвинулся к нему
поближе и спросил таинственным шепотом:
— А что будет с птицами, когда ты повезешь их по
морю?
— Что будет с птицами? — удивился Уоллес. — Их уло-
жат в ящики п поставят на корабль. А ты что думал?
— А я думаю, — сказал старик, — что когда ты поедешь
с ними по морю, они все оживут.
Теперь пришла очередь удивляться Уоллесу.
— Оживут? — с изумлением переспросил он.
— Да, они все оживут, — повторил старик убежденно. —
Они оживут, и вы будете их кушать!
Уоллес хотел было возразить, но старик не дал ему ска-
зать ни слова.
— О, меня трудно обмануть, я знаю все! — продолжал
он строго. — Отчего у нас все время шел дождь, а сегодня,
когда ты приехал, стало сухо? Отчего ты видишь через вот
эти стекла (он показал па очки), а мы ничего не видим?
Оттого, что ты — это ты, а мы — это мы!
Он помолчал минуту, потом небрежно спросил, как буд-
то это только что пришло ему в голову:
— Скажи, пожалуйста, как называется твоя страна?
В ответ Уоллес только безнадежно махнул рукой.
Этот спор тянулся бы еще очень долго, если бы Каханг
не положил ему конец. Он подошел к старику п решитель-
но сказал:
— Прощай! Пора спать, мы устали...
Только тогда старик ушел с педовольнььм видом, а за
пфм, разочарованные, сердитые, ушли и все остальные Яш-
нумбайцы.
И долго еще Уоллес слышал, как старик продолжал ора-
торствовать, часто прерывая свою речь возмущенными кри-
ками:
— Унг-люнг!
♦ ♦
Ночь Уоллес провел беспокойно. Ему снились какие-то
нелепые, бессвязные сны, и в каждом из них принимал уча-
стие старый Крутль в очках и широких панталонах. Он вы-
зывал его к доске и спрашивал урок. И Уоллес старался
34 .
вспомнить, что ему было задано, но не юг. Тогда Крутль
начинал сердиться и, придвинувшись к самому уху Уоллеса,
кричал: «Унг-люнг!», и Уоллес опрометью бежал от него
на другой конец класса.
Проснувшись наутро, он услышал за дверью какую-то
возню. Кто-то, невидимому, хотел войти в хижину, а Каханг
пе пускал.
— Отчего ты нас не пускаешь? — услышал Уоллес зна-
комый голос и сразу узнал вчерашнего старика. — Мы хо-
тим только поговорить с твоим хозяином. Мы будем помо-
гать ему, мы будем доставлять ему животных, ловить для
него птиц.
— Я вам сказал, уходите, — говорил Каханг. — Мой хо-
зяин спит, его нельзя беспокоить.
Уоллсе услышал шаги. Должно быть, старик ушел. Нс г.
снова голос:
— Скажи правду, Каханг, как называется его родина?
— Родина? — переспросил Каханг, как будто он в пер-
вый раз слышал этот вопрос. — Его родина — луна, — ре-
шительно сказал он. — Оп свалился прямо с луны.
Наступило молчание. И Уоллес услышал удалявшиеся
голоса туземцев.
В ту же минуту в дверь просунулось ухмыляющееся
лицо Каханга.
— Теперь не скоро вернутся! — весело сказал он, скаля
свои белые зубы. — Я сказал... — Оп вдруг замолчал, с бес-
покойством вглядываясь в лицо Уоллеса:—Что с тобой? Ты
< >всем больной!
Действительно, Уоллес чувствовал себя плохо. Голова
его горела, как в огне, а все тело ломило.
— Надо бы в город за доктором съездить, Каханг,—
слабым голосом сказал он. — В городе, кажется, есть док-
тор.
Каханг с сомнением покачал готовой. Однако, несмотря
па все недоверие, которое он питал к белым докторам, че-
рез несколько часов доктор из Терната был в хижине Уол-
леса.
После тщательного осмотра он объявил, что у больного
сильный приступ лихорадки, той самой, которая так мучила
Уоллеса во время его первого путешествия по Южной Аме-
рике. И вот, вместо того чтобы продолжать свои наблюде-
ния, Уоллес пртгнужден был валяться в постели и глотать
хинин. Каждый день в течение нескольких часов его трясло
3*	35
в жестоком ознобе, который сопровождался сильным жаром.
Доктор строжайше запретил ему работать. Но оп не мог за-
претить ему думать. II Уоллес лежал и часами думал все
над тем же вопросом, к которому неизменно возвращался во
всех своих наблюдениях в течение последних лет—над во-
просом о происхождении различных видов растений и жи-
вотных...
Поздней ночью, увидев свет в комнате Уоллеса, Кахапг
осторожно приоткрыл дверь. Он просунул сначала свою
всклокоченную голову, потом тихонько пролез сам и вдруг
остановился на пороге как вкопанный. Кровать была пуста,
а хозяин его в одной рубашке сидел за столом и писал.
Каханг долго хлопал глазами, пока наконец не решился по-
дойти к Уоллесу поближе. Уоллес продолжал писать, не за-
мечая его.
— Что ты делаешь, мапутп? Что ты делаешь? Больной
совсем! Нельзя, надо в кровати лежать, — укоризненно ска-
зал Каханг.
Уоллес посмотрел на него поверх очков, вдруг вскочил
на ноги и, крепко обняв Каханга, закружился с ним по ком-
нате.
— Что ты делаешь? — растерянно бормотал Каханг,
пытаясь освободиться из его объятий. — Ты ведь больной,
доктор велел в кровати лежать! Он меня ругать будет. Ло-
жись, я тебя прошу!
— Каханг, милый, дорогой, понимаешь, — кричал Уол-
лес.— я открыл закон! Я давно искал его и теперь наконец
нашел! Понимаешь, милый?
Но Каханг ничего не покимал.
— О, что я теперь с ним делать буду, что может бед-
ный Каханг сделать? — горько причитал оп в полной уве-
ренности, что Уоллес сошел с ума.
Он снова попытался было уложить Уоллеса в постель,
по, не добившись толку, окончательно расстроился и, безна-
дежно махнув рукой, поплелся вон из комнаты. Остаток но-
чи оп продежурил подле двери, время от времени загляды-
вая в комнату и сокрушенно качая головой.
Когда наутро пришел доктор, Каханг встретил его у по-
рога хижины и с таинственным видом показал сначала на
дверь, а потом на свой лоб.
— У мапути с головой нехорошо, — шопотом сообщил
он ему и заплакал.
36
Однако, несмотря на такую печальную встречу, доктор
нашел больного в прекрасном состоянии.
— Но работать я все-таки вам запрещаю, мистер Уол-
лес, — сказал он.
Вместо ответа Уоллес протянул ему пакет и попросил от-
править с первой уходившей из Терната почтой.
На конверте крупными буквами был написан адрес:
Англия, Даун,
Чарлзу Дарвину.
Он и нс подозревал, что открытие его уже двадцать лет
тому назад сделано тем, кому он посылал свою рукопись.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДЯДИНА ШЛЯПА
Несмотря на то % то отец его, Роберт Дарвин, был зна-
менитый врач, а его дед, Эразм Дарвин, знаменитый поэт,
философ н натуралист, маленький Чарлз подавал плохие на-
дежды.
Когда ему исполнилось девять лет, его отдали в школу
доктора Бутлера. В этой школе обучали главным образом
латинскому и греческому языкам, а Чарлз как раз был со-
вершенно неспособен к изучению языков и сам признавался
впоследствии, что ни одного из них никогда не мог одолеть.
Доктор Бутлер заставлял своих учеников сочинять сти-
хи. Он считал это полезным для развития памяти. С этим
делом маленькому Дарвину было уже никак не справиться.
Еще рифмы подбирать он умел, например: рак — дурак или
вода — сковорода, по соединять их в строчки так, чтобы
выходил какой-нибудь смысл, — это уж у него никак не по-
лучалось.
Но зато у него было много друзей в школе. Они пере-
писывали для пего старые стихи, пз которых он выкраивал
все, что ему было нужно. Единственно, что легко давалось
мальчику, — это заучивание наизусть. В очень короткое врс-
38
мя, иногда даже за утренней службой в церкви, он мог вы-
учить" сорок или пятьдесят строк какого-нибудь латинского
поэта.
Товарищи очень любили Дарвина, хоть иногда и подшу-
чивали над ним, пользуясь его доверчивостью и наивно-
стью. И маленькому Чарлзу не раз приходилось терпеть
обиды от своих вероломных друзей.
Вскоре после поступления в школу оп подружился с
одним мальчиком, фамилия которого была Гарнет. Он был
старше Чарлза и относился к нему снисходительно, а Чарлз
гордился своей дружбой с мальчиком, который ходил уже в
длинных брюках.
Однажды, гуляя с Дарвином, Гарнет зашел вместе с ним
в булочную, купил пирожков п вышел, не заплатив. Лавоч-
ник знал его и верил ему в долг.
— Послушай. Гарнет, — спросил Чарлз, едва только
они вышли из лавки, — как же это ты не заплатил за пи-
рожки?
При ртом на лице мальчика выразилось такое искреннее
удивление, что в голове Гарнета моментально возник хитро-
умный план.
— Да разве ты не знаешь, — ответил он, в свою очередь
прикидываясь удивленным,—- разве ты не знаешь, что мой
дядя завещал городу десять тысяч фунтов при условии, что-
бы каждый торговец отпускал свой товар даром всякому по-
купателю, который придет в старой дядиной шляпе и вот
таким образом поднесет к ней руку? — и-юн показал, как
это нужно сделать.
Чарлз был поражен.
— Да что ты говоришь? — воскликнул он. — Нет, я ни-
когда ничего пе слышал об этом.
— Да что ты? Вот странно! — сказал Гарнет. — Хо-
чешь, зайдем в какую-нибудь другую лавку, я покажу тебе,
как это делается.
II с этими словами оп втащил изумленного Чарлза в
следующую лавку, владелец которой тоже хорошо знал его.
Купив какую-то мелочь, он приложил руку к шляпе точ-
но так же, как показал это Чарлзу, и вышел, снова не
заплатив.
• — Здорово! — сказал Чарлз, когда они прошли не-
сколько шагов. g
— Ну» теперь попробуй ты, — сказал Гарнет, пе давая
ему опомниться. — Хочешь, возьми шляпу и зайди хотя бы
39
в булочную за пирожками. 1 олько пе забудь прикоснуться
к шляпе, как я тебе показал. Ты запомнил?
— Запомнил, запомнил! — радостно отвечал Чарлз, на-
девая старою шляпу.
Весело улыбаясь, он вошел в булочную, выбрал несколь-
ко самых лучших пирожков и, уверенно приложившись к
шляпе, направился к выходу. Каково же было его удивле-
ние и огорчение, когда булочник остановил его на пороге!
— А деньги? — строго спросил он.
— Позвольте, сэр, но ведь эта шляпа принадлежит ми-
стеру Гарнету,— вежливо возразил Чарлз и Для подтвер-
ждения своих слов еще раз приложился к шляпе так, как
показал ему его вероломный приятель.
— Ах, так ты еще и шляпу стащил! — заорал булоч-
ник.— Плати деньги, или я сейчас позову полисмена!
Побросав пирожки, Чарлз пустился бежать от него со
всех ног и па углу столкнулся с Гарнетом, который, хвата-
ясь за живот, чуть не валился на землю от смеха.
ОХОТНИК
Уже в очень раннем возрасте, даже до поступления в
школу, мальчик начал проявлять интерес к собиранию вся-
кого рода коллекций. Он собирал без разбору все. что по-
падалось ему под руки: раковины, марки, минералы, моне-
ты. Он старался разобраться в названиях растений, собирал
их и засушивал.
Однажды во время пребывания в Уэльсе (Чарлзу было
тогда десять лет) он нашел па морском берегу бабочку и
еще какое-то крупное насекомое, названия которого он пе
знал. Эти находки так заинтересовали его, что с этих пор
он решил собирать всех насекомых, которых найдет мерт-
выми, так как после предварительного совещания со своей
младшей сестрой пришел к заключению, что убивать насе-
комых для того, чтобы составлять коллекции, по меньшей
мере жестоко.
Прочтя какую-то книгу о птицах, Чарлз ’заинтересовался
ими, стал наблюдать и даже записывать свои наблюдения.
Он так увлекся этим занятием, что в простоте души даже
удивлялся, как это каждый человек пе занимается тем же.
Он очень любил читать. Забравшись в глубокую амбра-
зуру школьного окна, он просиживал с книгой в руках по
40
нескольку часов'подряд. И не раз доктор Бутлер извлекал
его оттуда и делал выговоры за то, что он читает, вместо
того чтобы учить заданные уроки.
Старший брат Дарвина, увлекавшийся химией, устроил
в садовой беседке самодельную лабораторию с самодельны-
ми приборами. Чарлзу оп разрешил помогать ему и* прислу-
живать во время опытов. Чарлз был счастлив. Он прочел
несколько книг по химии, и вот птицы и насекомые были
сразу забыты. Теперь он удивлялся, что каждый человек не
делается химиком.
Слух о том. что Дарвин занимается химией, проник в
школу. Мальчики прозвали его Газом, а доктор Бутлер
сделал ему при всех выговор за бесполезную трату време-
ни Вообще доктор Бутлер считал его мальчиком мало спо-
собным. То.же самое думал о Чарлзе и его отец.
И только его старая нянька Нэнси наперекор всем засту-
палась за своего любимца и, сердито тряся головой, говори-
ла. что из этого мальчика выйдет толк.
В старших классах Чарлз пристрастился к охоте, и охо-
тился он с таким же увлечением, с каким делал все, за что
ни брался.
«Мало кто с таким увлечением занимался и более раж-*
вым делом, — рассказывал впоследствии он сам, — чем я
этим искусством убивать птиц». От первого убитого вальд-
шнепа он пришел в такое волнение и руки его так дрожали,
что оп не мог снова зарядить ружье. Это увлечение длилось
долго, и в конце концов он сделался превосходным стрел-
ком.
Для того чтобы развить меткость глаза, он, уже будучи
в университете, по целым часам целился перед зеркалом в
воображаемых птиц и стрелял в пламя свечи, которой раз-
махивал перед ним кто-нибудь из его товарищей. Если при-
цел был верен, струя воздуха гасила свечу. Треск пистонов
в комнате Дарвина наконец обратил на себя внимание на-
ставника, однако он так и не догадался, в чем было дело, а
(только ворчал про себя, пожимая плечами:
— Странная вещь: мистер Дарвин по целым часам за-
бавляется щелканьем бича!
Когда Чарлзу минуло шестнадцать лет, отец его решил,
что от пребывания его в школе Бутлера не будет никакого
толку. Он взял его оттуда раньше срока и отправил вместе
со своим старшим сыном в Эдинбургский университет изу-
чать медицину.
41
— Ты только л думаешь об окоте, собаках и ловле
крыс. — сердито сказал рн Чарлзу.—Ты, верно, хочешь
осргртить и себя и вею нашу семью.
Эти слова уязвили мальчика, и он запомнил их на -всю
жизнь.
**
Два года, проведенные в Эдинбургском университете,
привели лишь к тому, что Чарлз почувствовал непреодоли-
мое отвращение к медицине.
Впрочем, он ^чился довольно усердно, слушал лекции,
которые бычп невыносимо скучны, посещал клиники, а одно
время пробовал даже лечить больных. Но однажды в эдин-
бургском госпитале ему пришлось присутствовать при опас-
ной операции над ребенком. В те времен^ еще не применят-
ся хлороформ, и операция эта произвела такое ужасное
впечатление на Дарвина, что оп убежал, пе дождавшись
конца ес. и больше его уже ничем нельзя бы то заманить в
госпиталь. Долго еще вспоминал он об этой операции с глу-
боким отвращением.
Однако пребывание в Эдинбургском университете имело
и свою полезную сторону: здесь оп подружился с несколь-
кими молодыми людьми, которые с увлечением занимались
естественными пауками. Все они впоследствии сделались из-
вестными учеными. Разговоры и споры, которые велись
между ними, имели большое значение для молодого Дарви-
на. Двое из его новых друзей, Грант и Колдстрим, интересо-
вались морскими животными, и оп часто помогал им соби-
рать раковины и морские звезды в остающихся после отли-
ва лужах.
Он сделал даже маленькое открытие, о котором прочет
доклад в дружеском обществе, собиравшемся в подвальном
этаже университета для чтения и обсуждения работ по есте-
ственным наукам. .	*
Его детское увлечение птицами продолжалось и теперь.
Он читал много книг по этому вопросу, хотя уже пе думал,
как когда-то, что каждый человек непременно должен
изучать птиц.
Надежды старого Дарвина па то, что Эдинбургский уни-
верситет отобьет у Чарлза увлечение охотой, не оправда-
лись. Напротив, v влечение это с каждым днем все росло-
Охоте посвящалась вся осень, которую оп обычно проводил
42
в Мэре у своего дяди Джошуа Веджвуда. Это был немного
суровый, но, в сущности говоря, очень добрый человек.
Дарвин очень любил его прежде всего за прямоту и ясность
суждений. Ему казалось, что никакая сила в мире не заста-
вила бы дядю Джошуа уклониться хоть на один шаг от то-
го. что он считал справедливым. Доктор Дарвин также
очень ценил и уважал Веджвуда и отзывался о нем как
об одном из умнейших людей, каких ему привелось встре-
чать в жизни.
Еще до рассвета Чарлз забирался на самый край Дяди-
ных владений и целый день бродил в густой, поросшей сос-
ной и вереском чаще, прислушиваясь к крикам птиц. Увле-
чение его доходило до того, что он с вечера приготовлял
свои охотничьи сапоги и "ставил их у самой кровати, чтобы
утром нс потерять нп одной лишней мипуты.
Каждая убитая птица аккуратно заносилась им в журнал,
который он вел для каждого сезона отдельно. Счет убитой
птицы после охоты он подводил по узелкам, завязанным па
особой веревочке, продетой через петлю сюртука. Иногда
увлечение охотой доходило до того, что ему становилось
стыдно перед самим собой В такие мипуты он уверял себя,
что ведь и охота — это серьезное дело. «Ведь это не очень-
то просто, — говорил он себе, — угадать, в каком именно
месте войдешь дичь. А сколько искусства нужно для того,
чтобы натаскивать собак, сколько ловкости и присутствия
духа для того, чтобы выстрелить в нужный момент и не
промахнуться!»
Tait думал Чарлз Дарвин, ио его отец думал иначе. •
«ПОЙМАН ЧАРЛЗОМ ДАРВИНОМ»
Мысль о том, что его сын может превратиться в празд-
ного спортсмена, приводила в негодование доктора Дарви-
на. После долгих размышлений и совещаний со всей семьей
он решил, что хорошего медика, повидимому, из него все
равно пе выйдет и что лучше всего ему готовиться в па-
сторы.
Когда он сообщил о своем решении Чарлзу, тот сначала
был немного озадачен им, но потом согласился. Он очень
любил и уважал своего отца и не хотел ему противоречить.
Он даже уверил себя, что с радостью сделается сельским
пастором. Не раз вспоминал он об этом своем намерении
43
впоследствии, когда подвергался жестоким нападкам сто-
ронников «божественного» происхождения -людей и жи-
вотных.
Итак, решено были, что Дарвин должен сделаться пасто-
ром. В 1828 году он поступил в университет в Кембрид-
же, где провел три года. Но и эти три года, так же как
и два года, проведенные в Эдинбурге, дали ему очень не-
много.
В первое время оп усердно принялся за занятия, потом
стал ограничиваться лишь посещением обязательных лек-
ций., а потом и к ним почувствовал отвращение. Единствен-
ные лекции, которые аккуратно и с большим удовольствием
посещались Дарвином и которые не имели никакого отно-
шения к выбранной пм, или, вернее, его отцом, специально-
сти, былп лекции по ботанике профессора Генсло. Генсло
«-делал иногда со своими учениками далекие экскурсии, во
время которых рассказывал о растениях и животных, попа-
давшихся им по дороге. Дарвин очень любил эти экскур-
сии и никогда не пропускал их. В нем опять вспыхнула его
детская страсть к собиранию коллекций. Теперь оп увлекал-
ся жуками. В своих поисках он был необычайно удачлив.
Не было пи одного столба- старого дерева или обрыва, где
бы он не нашел какого-нибудь редкого жука. В своем ста-
рании он зашел так далеко, что даже нанял работника, ко-
торый собирал для него мох со старых деревьев, а также
добывал сор со дна барок, в которых возили тростник. Вся
эта добыча доставлялась Дарвину, который с величайшим
удовольствие г копался в ней, набирая таким образом жу-
ков для своей коллекции.
Однажды, содрав кору с какого-то старого дерева, он
поймал каждой рукой по редкому жуку, но в ту же минуту
он увидел третьего, также совершенно неизвестного ему до
сих пор. Не будучи в силах отказаться от такой добычи,
Дарвин, недолго думая, сунул жука, которого держал в пра-
вой руке, себе в рот. Ио — о ужас! — жук выпустил вдруг
струю такой едкой жидкости, что обжег весь язык бедному
коллекционеру, который принужден был моментально
выплюнуть его и при этом упустил и двух остальных
жуков.
Зато он был вознагражден за все свои злоключения, ко-
гда впервые увидел в книге «Иллюстрированные британ-
ские насекомые» рисунки своих жуков, а под ними краткую
выразительную надпись: «Пойман Чарлзом Дарвином».
U
Эти три слова повергли его в такой восторг, какого он уже
больше не испытывал во всю свою жизнь.
В доме профессора Генсло раз в неделю собирались
студенты и профессора, интересовавшиеся естественными
науками. Дарвин также получил приглашение и стал акку-
ратно посещать зти вече-
ра. Вскоре он очень по-
дружился с Генсло и де-
лал с ним далекие про-
гулки. Это обратило даже
внимание горожан, и они
прозвали Дарвина: «Тот,
который гуляет с Ген-
сло».
Летом 1831 года Дар-
вин отправился в экскур-
сию по Северному Уэльсу,
предпринятую с научной
целью одним из профес-
соров Кембриджского уни-
верситета. В начале осени
он вернулся пешком по
горным тропинкам домой
в Шрюсбери и Мэр, что-
бы заняться охотой, лю-
бовь к которой за эти
годы нисколько не умень-
шилась в нем. Он соЗ"
навался, что считал бы
себя сумасшедшим, вели бы
упустил первые дни охоты
ради ботаники или какой-нибудь другой пауки.
Однако на этот раз поохотиться ему пе удалось.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАПИТАНА ФИЦ-РОЯ
В Шрюсбери Дарвина ждало письмо от Генсло:
«.Кембридж,
24 августа 1831 г.
Мой дорогой Дарвин!
Меня просплп рекомендовать натуралиста, который мог
бы сопровождать капитана Фиц-Роя, отправляющегося по
поручению правительства в экспедицию на корабле «Бигль»
45
для исследования самых отдаленных местностей Южной
Америки. Я ответил, что считаю вас лицом, наиболее подхо-
дящим для этой должности. Я утверждаю это не оттого, что
считаю вас законченным натуралистом, но человеком знаю-
щим и вполне подходящим для того, чтобы коллекциониро-
вать, наблюдать и записывать все, что достойно быть
отмеченным в естественной истории. Кроме того, капитан
Фиц-Рой ищет человека, который был бы для него скорее
товарищем, чем просто коллекционером, и пе принял бы
на эту должность никого, кто не был бы ему реко^ядован
именно с этой стороны, хотя бы он и был хорошим
натуралистом.
Капитан Фиц-Рой предполагает отправиться в путеше-
ствие в конце октября, потому прошу вас ответить сразу
же, чтобы в случае вашего отказа у него было время поды-
скать кого-нибудь другого.
Искренне ваш
»	Генсло».
Не веря своим глазам, Дарвин перечитал это письмо не-
сколько раз с начала до конца. Оп был в восторге. Каза-
лось, исполнялись все его детские мечты о путешествии в
дальние страны. Не думая ни минуты, он готов был принять
предложение. Нужно было только получить разрешение от-
ца. С письмом в руках он бросился к отцу. Каково же было
его горе, когда доктор Дарвин, внимательно прочитав пред-
ложение Генсло, отказал наотрез. На все просьбы и доводы
сына он отвечал следующими, по его мнению, неопровер-
жимыми возражениями.
Во-первых, такое путешествие оп считал неудобным для
будущего пастора. Во-вторых, он думад, что должность эта
уже предлагалась многим натуралистам и если была отверг-
нута ими, то, вероятно, по достаточно серьезным причинам.
В-третьих, он был уверен, что после такого длительного пу-
тешествия Чарлз никогда уже не сможет вести оседлую
жизнь. В-четвертых, условия, в которых ему придется пу-
тешествовать, будут слишком тяжелы для него. И наконец,
последним доводом, на который бедный Чарлз уже совсем
це нашелся, что ответить, была полная, по его мнению, бес-
полезность этого предприятия.
— Я соглашусь, если хоть один умный человек посове-
тует тебе ехать, — закончил свои возражения доктор
Дарвин.
Расстроенный и огорченный, ушел Чарлз от отца. Он
46
долго сидел за письменным столом, пока наконец не заста-
вил себя написать Генсло ответ, в котором отказывался от
предложенного ему места.
«Я бы с радостью воспользовался любезным приглаше-
нием. — писал он, — но мой отец высказался решительно
против этого, в я не могу ослушаться его».
Стараясь больше не думать обо всем этом, он поспешно
отправил письмо и па следующее утро уехал в Мэр, чтобы
подготовиться к началу охоты. Приехав к дяде, он подробно
рассказал ему обо всем, что произошло. После небольшого
размышления дядя Джос объявил, что, по его мнению,
Чарлз поступил бы благоразумно, если бы принял предло-
жение Фиц-Роя.
— Знаешь что, — сказал он Чарлзу, — поедем вместе со
мной к твоему старику. Попробуем поговорить с ним еще
раз-
В душе Чарлза вновь зародилась наДежда. Он вспомнил
последние сказанные ему отцом слова:
«Я соглашусь, если хоть один умный человек посоветует
тебе ехать».
А Джошуа Веджвуд был человеком очень умным, следо-
вательно, у доктора Дарвина не могло больше быть ника-
ких отговорок.
И действительно, дяде Джосу удалось заставить старика
переменить свое мнение. Одно за другим он разбил все его
возражения, и доктору Дарвину оставалось только дать свое
согласие па путешествие. Чарлз был вне себя от счастья.
Он благодарил дядю, уверял отца, что тот не пожалеет, что
отпустил его, просил не беспокоиться о нем, так как ему
не грозит никакой опасности, и, наконец, заверял, что по-
ездка обойдется ему еще дешевле, чем жизнь в Кембридже.
— Нужно быть чертовски ловким, чтобы умудриться на
«Бигле» расходовать много денег, — утешал он отца.
— Ну, если так, то ты и теперь уже достаточно ло-
вок, — отвечал, улыбаясь, доктор Дарвин.
ПЯТЬ ЛЕТ НА «БИГЛЕ»
Пять лет путешествовал Дарвин на корабле «Бигль». Он
объездил всю Южную Америку, побывал в еще не тронутых
рукой человека девственных лесах Бразилии и в лесах Ог-
ненной Земли, мрачных п как будто погруженных в молча-
47
пне; в зеленых, плодоносных пампасах и в голых, пустын-
ных, безводных пространствах Патагонии. Он видел
дикарей Огненной Земти и диких индейцев на берегах
Рио-Негро, на тех самых берегах, на которых через
восемнадцать лет после него скитался Уоллес. Дарвин изу-
чал и геологическое строение Земля, и растительный и
животный мир. и людей, населявших эти страны. И чем
опытнее он становился, тем большее наслаждение находил
он в этих исследованиях.
Иногда начинала мелькать перед ним честолюбивая
мысль, что по возвращении он, быть может, займет хоть
небольшое место среди ученых-натуралистов. Впрочем, та-
кие минуты бывали редко Большей же частью им руково-
дила одна лишь любовь к науке, которая постепенно выте-
сняла в нем все другие интересы.
В течение первых двух лет путешествия его страсть к
охоте сохранялась во всей своей силе. Уже в старости он
любил рассказывать детям, как однажды в Южной Америке
он убил двадцать три змеи в двадцать четыре выстре-
ла. Впрочем, он всегда прибавлял, что это удалось ему
только потому, что эти змеи были гораздо смирнее англий-
ских.
Но мало-помалу, сам того не замечая, он все чаще и ча-
ще начал передавать свое ружье помощнику, так как стрель-
ба мешала его занятиям. Наконец, неожиданно для самого
себя, он сделал открытие, что наблюдение и научная работа
приносят ему несравнимо больше удовольствия, чем
охота.
Многие из его экскурсий — «Бигль» в это время стоял
на якоре — длились по нескольку недель. Ни лишения, ни
опасности не останавливали его.
Однажды, уже к концу путешествия, Дарвин получил
письмо от своей сестры, которая сообщала ему, что один из
профессоров Кембриджского университета посетил доктора
Дарвина и в разговоре с ним высказал мнение, что его сын
должен занять по возвращении видное положение среди уче-
ных. Это письмо вызвало целую бурю восторга в душе мо-
лодого Дарвина. Он вприпрыжку пустился бежать в гору, и
молоток его победоносно загремел о вулканические скалы.
Он долго ломал голову, откуда мог узнать о его работах
этот профессор. Только несколько лет спустя Дарвин узнал,
что Генсло сообщил содержание некоторых его писем в
Кембриджском философском обществе.
48
Однако к концу путешествия — а оно затянулось гораздо
дольше, чем предполагал вначале капитан Фиц-Рой — Дар-
вин начал тосковать по родине, по отцу, по своим домаш-
ним, по своей старой няньке Нэнси, о которой он не
забывал и которой в каждом письме посылал нежные при-
веты. Он с тоской вспоминал теперь каждый куст, каждую
дорожку своего родного Шрюсбери.
Наконец 2 октября 1836 года, ровно через пять лет по-
сле отъезда, Дарвин вернулся домой. И какова же была его
радость, когда, встретив его на пороге, старый доктор
Дарвин с гордостью сказал, обратившись к своим до-
машним:
— Смотрите, смотрите, какой молодец! Ведь у пего даже
форма головы изменилась!
А состарившаяся еще больше Нэнсп обнимала своего
любимца, приговаривая попрежнему:
— Я всегда говорила, что из этого мальчика выйдет
толк!
БОРЬБА ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕ
*
Пробыв некоторое время с родными в Шрюсбери и Мэ-
ре, Дарвин переехал в Кембридж для обработки своих кол-
лекций, находившихся на попечении у Генсло, а потом уехал
в Лондон.
Молодым коллекционером-любителем, радующимся каж-
дому вновь найденному жуку, вступил Дарвин в 1831 году
на палубу «Бигля», а через пять лет сошел с нее настоящим
ученым. Его интересуют теперь уже не отдельные живые
существа, теперь он стремится объяснить себе их происхож-
дение и связь между ними.
Еще во время путешествия на «Бигле» па пего произве-
ли сильное впечатление раскопки в пампасах, где были най-
дены огромные ископаемые животные, во многом очень
сходные с современными южноамериканскими млекопитаю-
щими — армадиллами. Потом его внимание привлекла по-
степенная смена видов животных по мере продвижения с
севера па юг.
Эти факты и множество других, им подобных, казалось
ему, можно было объяснить только в том случае, если пред-
положить, что живые существа, населяющие Землю, посте-
пенно изменяются, а пе создапы с самого начала возникно-
вения жизни на. Земле такими, какими мы пх видим теперь.
4 Друзья cone нли<
49
Правда, огромное большинство ученых держалось именно
этого последнего мнения. Но Дарвина это нисколько не
смущало. Вопрос о происхождении живых существ пресле-
довал его неотступно.
В 1837 году, одновременно с работой над дневником
своего путешествия, он начал первую записную книжку, в
которую старательно заносил мельчайшие факты, имеющие
какое-нибудь отношение к явлениям изменчивости в расти-
тельном и животном мире.
И чем больше фактов он собирал, тем крепче станови-
лась его уверенность в том, что все живые существа про-
изошли одни от других путем постоянного, очень медленно-^
го изменения. «Но что же заставляло живые существа из-
меняться, — думал Дарвин, — и отчего эти изменения так
разумны? Откуда берутся все эти изумительные приспособ-
ления организмов к условиям жизни?»
И вот для того, чтобы объяснить непрерывно совершаю-
щиеся в природе явления, Дарвип обратился за сравнением
к тому, что постоянно совершается в оранжереях и ското-
водствах, где садоводы искусственным образом улучшают
сорта растений, а скотоводы — породы животных и птиц.
Каким же путем они заставляют эти живые организмы из-
меняться по своему желанию и каких результатов они до-
стигают?
Чтобы ответить на этот вопрос, Дарвин "решил сам на
практике изучить разведение какого-нибудь одного вида до-
машних животных или птиц.
Выбор его пал па голубей. Разведение их в Англии очень
распространено. Трудно себе представить, какого разнооб-
разия достигают там голубиные породы. Любители голубей
устраивают клубы, питомцы их играют огромную роль на
бесчисленных выставках домашних птиц, им отводятся це-
лые столбцы в газетах и журналах.
И вот Дарвин в продолжение целого ряда лет изучал
голубеводство как в литературе, так и на практике. Оп раз-
водил все породы, какие только мог достать, получал от
путешественников чучела индийских и персидских голубей,
вел переговоры с знаменитыми охотниками и даже попал в
члены двух голубиных клубов. Степень различия голубиных
пород превзошла все ожидания Дарвина. Он встретил такие
породы, в которых с первого взгляда никто не мог бы уз-
нать голубя. Например, так называемый дутыш: это очень
большая птица на высоких ногах, с длинным туловищем и
50
огромным зобом. Трубастый голубь, напротив, очень ма-
ленький. В хвосте его вместо двенадцати или четырнадцати
перьев, как у обыкновенного голубя, тридцать или сорок,
расправленных наподобие веера. Чистый голубь — боль-
шая птица с длинным клювом и сравнительно небольшой
головкой. Турман рядом с чистым голубем кажется кар-
ликом.
Одним словом, различие между породами голубей так
резко, что будь они найдены в диком состоянии, их безу-
словно сочли бы да совершенно различных птиц.
Л между тем Дарвин приводит неопровержимые доказа-
тельства, что все они произошли от одного вида — обыкно-
венного сизого голубя.
Какими же средствами пользуете^ человек для того, что-
бы вывести столь не похожие друг на друга породы? Или,
вернее, какие средства для этой цели предоставила челове-
ку природа? И Дарвин отвечает: это средство — отбор. Ои
основан на двух свойствах организмов — наследственности
и изменчивости.
Наследственность состоит в том, что растения и живот-
ные могут передавать свои признаки по наследству. Никто
пе сомневается, например, в том, что щенок бульдога —
бульдог, щенок борзой — борзая, и т. д.
О щако каждое новое поколение не совсем сходно с
предыдущим, а имеет свои особенности. Эта способность
органических существ и называется изменчивостью.
Понятна польза, которую человек может извлечь из этих
двух свойств. Изменчивость снабжает его богатым выбором
отклонений, наследственность же дает возможность .упрочить
эти отклонения. Таким образом, он может закрепить тон-
чайшие оттенки изменчивости и усовершенствовать породы
растений и животных.
И вот, пользуясь этими двумя свойствами, садоводы в
каждом поколении тщательно отбирают растения, в кото-’
рых они’находят черты, соответствующие их целям, и уни-
чтожают все остальные. То же самое делают скотоводы и
птицеводы, отбирая в каждом поколении нужных им живот-
ных и птиц и оставляя пх размножаться отдельно.
И вот, убедившись, каких результатов может достигнуть
человек путем отбора, Дарвин задумался над тем, пе про-
исходит ли такой же? отбор, только не искусственный, а
естественный, в природе? Или, другими словами, не сущест-
вует ли в природе естественного уничтожения не приспособ-
4*
51
ленных к жизни организмов? И Дарвин приходит к заклю-
чению, что истребление это в природе совершается посто-
янно.
Если бы сохранилось все потомство одного одуванчика,
если бы ветер разнес все его семена и каждое дало бы на-
чало новому одуванчику, то десятому поколению было бы
уже тесно па Земле. Если бы прорастали все семена кукуш-
киных слезок, то внуки одного растения покрыли бы всю
поверхность Земли сплошным ковром.
То же самое происходит и с животными.
Но какое же обстоятельство решает, кому из этих мил-
лионов следует жить, кому умереть?
Решает борьба за жизнь, потому что жив останется тот,
кто выйдет победителем из этого состязания. А победите-
лем выйдет тот, кто окажется более приспособленным
к жизни в данных условиях.
Таким образом, в этой борьбе за существование реша-
ющим обстоятельством является собственное совершенство
состязающихся, а результатом этой борьбы будет неизбеж-
ное сохранение наиболее приспособленного, то есть отбор.
Этот отбор, который происходит в течение многих веков, и
есть причина, заставляющая изменяться живые организмы,
причина их совершенства.
К этому выводу Дарвин пришел в 1837 году.
Это было в то самое время, когда Альфред Уоллес че-
тырнадцатилетним мальчиком учился в школе в Гертфорде
и директор, по прозвищу Старый Крутль, таскал его за
уши, потому что он вертелся на уроке и рисовал забавные
карикатуры.
О происхождении растений и животных он не имел то-
гда никакого понятия и не поверил бы, если бы кто-нибудь
сказал ему, что впоследствии он станет натуралистом да
еще соперником знаменитого Дарвина.
Но вместо того, чтобы сразу выступить в печати с новой
теорией, Дарвин продолжал собирать факты и проверять
себя. *
Только через четыре года, в 1842 году, он в первый раз
позволил себе набросать самый краткий о.черк своей тео-
рии, па нескольких страницах. Как раз в это время здо-
ровье его, и без того слабое, сильно пошатнулось, и по со-
вету врачей он должен был покинуть Лондон. Он поселился
в деревне Даун, недалеко от Лондона, и в полном уедине-
нии продолжал свою работу.
52
В 1844 году он решился наконец впервые прочитать ее
двум своим друзьям: доктору Джозефу Гукеру и знамени-
тому английскому геологу Чарлзу Лайелю.
Первого Дарвин любил за добродушие и скромность,
сочетавшиеся с необъятными знаниями, второго — за хлад-
нокровную беспристрастную ясность ума, свободного от уче-
ных предрассудков. Труд Лайеля «Основы геологии» был
настольной книгой Дарвина еще во время его путешествия
на «Бигле».
II Лайель и Гукер сразу же оценили всю глубину и зна-
чение теории Дарвина. Они посоветовали ему изложить ее
как можно подробнее и напечатать.
Ио Дарвину это казалось еще преждевременным. В те-
чение целого ряда лет он продолжал кропотливо собирать
факты и материалы, подтверждавшие его теорию, несмотря
на неоднократные предостережения Лайеля, который писал
ему, что кто-нибудь непременно опередит его.
Наконец в 1856 году, уступая настояниям друзей, он при-
нялся за подробное изложение своей теории. За два года
оп довел свой труд лишь до половины, но закончить его
в таком виде, как он был задуман, Дарвину так и не при-
шлось.
УТРО В ДАУНЕ
Это было в начале марта 1858 года.
День начался для обитателей большого дома в Дауне по
обычному, строго определенному порядку. Ровно в половине
восьмого Дарвин закончил свой утренний завтрак, а в во-
семь часов он уже сидел за работой в своем кабинете. Ма-
ленький фокстерьер Полли, его любимица, спала на своем
обычном месте у камина. Время от времени она поднимала
голову, настораживала уши, но потом, убедившись, что все
обстоит благополучно, что хозяин ее попрежнему сидит в
своем высоком кресле и перо попрежнему скрипит по бума-
ге, опа снова закрывала глаза и, уютно свернувшись клуб-
ком, засыпала.
Работа у Дарвина в это утро шла особенно хорошо.
И миссис Дарвин и дети отлично знали это, хотя никто из
них не заходил в кабинет. Они угадывали это по особен-
ному, характерному покашливанию, по походке — у него
была привычка время от времени выходить в соседнюю ком-
нату, чтобы взять понюшку табаку, — шаги были легче, чем
53
к те дни, когда работа не удавалась. Они угадывали это по
его голосу, веселому и громкому, которым он произносил
последнюю написанную им фразу.
— «Я хочу здесь напомнить, что... — говорил Дарвин,
открыв табакерку и заранее щурясь от удовольствия, — что
может понадобиться длинный ряд веков для... — он поню-
хал, чихнул и, уже возвращаясь в кабинет, закончил фра-
зу: — для того, чтобы... для приспособления живых существ
к некоторым новым и особенным условиям жизни.1. которые
происходят сами собой».
Вслед за Дарвином, неслышно ступая, прошел в кабппет
его старый садовник Джозеф Парслоу. Это был единствен-
ный человек, которому разрешалось входить в кабинет в
любое время дня. Он уже больше двадцати лет служил у
Дарвина и знал все привычки и слабости своего хозяина.
Дарвин очень любил его.
Стараясь не помешать, Парслоу тихонько прошел и по-
ставил па край стола небольшой поднос с письмами.
При звуке его шагов Полли вздрогнула, насторожилась
и собиралась уже залаять, но потом, увидев, что никакая
опасность ее хозяину пе угрожает и что это всего только
старый Джозеф Парслоу, она сердито проворчала что-то,
потом успокоилась и снова уснула.
— Спи, Полли, спи! — сказал Дарвпп и машинально на-
чал перебирать письма.
Большой пакет, надписанный чьей-то незнакомой рукой,
заинтересовал его. Судя по печатям, которыми он был по-
крыт с обеих сторон, пакет был прислан издалека. Дарвин
с любопытством повертел его в руках, но потом решительно
отложил в сторону.
Читать письма было еще не время, до них очередь еще
не дошла. Он снова принялся за работу.
Наконец снизу, из столовой, донесся бой часов. Дарвин
прислушался. Часы пробили десять. Пора было кончать
утреннюю работу. Он аккуратно сложил рукопись и встал,
с шумом отодвинув кресло.
В ту же минуту Полли вскочила п, подбежав к нему, на-
чала ласкаться.
— Ну что, Полли, — спросил Дарвин, — ты, кажется, со-
гласна со мной?
Но Полли не слушала его. Она виляла евдим крошеч-
ным, обрубленным хвостиком, дрожала и с жалостной миной
заглядывала прямо в глаза своему хозяину.
54

— Ах. бедная моя девочка, — спохватился Дарвин. — да
она проголодалась’. Опять никто про тебя пе вспомнил! Ну,
погоди же, Френсису попадет за это.
II. открыв один из боковых ящиков стола, он вытащил
оттуда коробку бисквитов, специально приготовленных для
его любимицы. Полли только этого п надо было. Она при-
нялась скакать и визжать от радости.
— Нет, подожди, Полли, — серьезно сказал Дарвип.—
Ну, лавай-ка сюда твой пос!
Полли послушно подвинула к нему свою мордочку.
Дарвин положил один бисквит ец на нос. Опа терпеливо
ждала.
— Раз, два, три!
Полли подбросила вверх бисквит и, поймав на лету, с
аппетитом съела.
— Молодец! Умница!—похвалил Дарвин п отдал ей
Остальные бисквиты. — Ну, а теперь пора гулять.
Он встал с кресла и направился к двери. Полли стояла
в нерешительности, с беспокойством поглядывая на пего.
— Ну что же ты, трусишка, боишься, что погода пло-
хая, лапки промочишь?
Но Полли еще колебалась. Она очень не любила гулять
в плохую погоду. Однако, подумав немного, она решилась и
через несколько минут уже весело бежала вприпрыжку по
узкой дорожке, окаймленной вековыми дубами.
В Дауне принято было называть эту дорожку «тропин-
кой доктора Дарвина». Уже издали заслышав звонкий стук
его тяжелой, оправленной железом палки, жители Дауна
Знали, что сейчас появится белый фокстерьер, а потом и
высокая фигура самого Дарвина в мягкой черной шляпе, в
коротком черном пальто, с теплым пледом, накинутым на
плечи, и в суконных, отороченных мехом сапогах.
Впрочем, дорожка эта была совершенно пустынна. Все
Энг in, что около полудня «доктор» Дарвин выходил на свою
обычную прогулку, и нс хотели мешать ему.
Но вот прогулка была окончена. Полли, отряхивая лап-
ки. взбежала вверх по ступенькам на веранду.
Маленький Френсис и девочки окружили отца. Это был
их час, п они не намерены были уступать его кому бы то
ни было. После завтрака, усадив отца в глубокое кресло,
они по очереди читали ему вслух. И Дарвип слушал их с
удовольствием — все равно, было -ли то начало книги, сере-
дина или конец.
55
Сегодня была очередь Френсиса. Звонким детским голо-
сом он читал одну из последних глав «Робинзона Крузо»,
ту, в которой Робинзон покидает свой необитаемый остров
и Пятница остается один
— «Прощай, мой друг, прощай. Робинзон». — прочитал
Френсис и вдруг заплакал. Старший брат, Джордж, посмо-
трел на него с презрением, а Дарвин ласково притянул к
себе и поцеловал.
— Ничего, Френсис, — сказал он, — не огорчайся. Ро-
бинзон еще приедет проведать Пятницу. Они не навсегда
расстались.
ПАКЕТ С ПЕЧАТЯМИ
Когда Дарвин снова сел за свой письменный стол, пер-
вое, что бросилось ему в глаза, был тот же пакет, с обеих
сторон обклеенный марками и покрытый печатями. Дарвин
опять взял его в руки, по после минутного размышления
вновь положил на стол. Время для чтения еще не пришло,
.а менять раз установленный порядок было не в обычаях
этого дома.
Но вот прошло еще два часа, и рабочий день был
окончен. Дарвин весело потирал руки. Это был неплохой
день. Он кончил сегодня десятую главу своего большого
тр^’да о происхождении видов.
— Ну, а теперь твоя очередь, — сказал он пакету и,
аккуратно вскрыв его, принялся за чтение.
Он прежде всего заглянул в конец письма и прочитал
подпись.
-— Альфред Уоллес, — пробормотал он и повторил еще
раз, вспоминая: — Альфред Уоллес... Ах да, помню.
Года три тому назад Лайель обратил его внимание па
одну небольшую статью Уоллеса. Статья действитдьно была
очень интересна, и он даже послал тогда свой отзыв о ней
Уоллесу на остров Борнео.
«Так вот отчего на конверте столько печатей, — подумал
Дарвин, — письмо прислано с Малайского архипелага».
Что же теперь присылает ему этот молодой ученый? Оп
развернул рукопись и с интересом принялся читать. Но по
мере того как он читал, краска отливала от его лица.
Он читал и не верил своим глазам. Предсказание Лай-
еля оправдывалось: этот молодой, еще никому не известный
натуралист в коротенькой статье излагал то, над чем оп
56
I
сам работал всю свою жизнь. Никогда до сих пор ему пе
приходилось видеть более поразительного совпадения. Если
бы Уоллес знал содержание всего огромного труда Дарвина,
то и тогда оп не мог бы изложить его более ясно и кратко,
чем это было сделано в присланной статье.
Дарвин встал и прошелся по кабинету, отирая платком’
пот.
Полли вскочила, весело подбежала к нему и останови-
лась в недоумении, видя, что он не обращает на нее ника-
кого внимания.
Что делать, что предпринять? Неужели все двадцать лет
бесконечной кропотливой работы прошли» даром? Неужели
теория, которой он отдал всю свою жизнь, станет известна
под чужим именем и честь открытия достанется не ему? Ко-
му же? Какому-то молодому ученому, который, быть может,
не потратил и десятой доли того времени и труда, которые
потратил он, Дарвип.
Да, JIafieib был прав. Чего бы он только пе дал теперь,
чтобы вернуть назад время и напечатать свою теорию хотя
бы в самом кратком изложении Но теперь было поздно.
Статья Уоллеса связывала ему руки. Ему оставалось только
одно — ответить Уоллесу, что ему нечего пи возразить, ни
добавить к открытию, сделанному им, и предложить напеча-
тать его статью в каком-нибудь научном журнале. Поступить
иначе было ы бесчестно с его стороны.
«Если вы сочтете мою статью достойной внимания,—
писал Уоллес, — прошу вас переслать ее сэру Чарлзу Лаие-
лю, мление которого для меня драгоценно...»
— О да, опа достойна внимания,—сказал вслух Дарвип.—
и я перешлю ее Лайелю. Только 3wt человек может быть
судьей между нами...	w
♦ *
. *
Между тем в столовой вся семья была уже в сборе. Це-
лый час прошел с тех пор, как Дарвин должен был кончить
работу и спуститься вниз из своего рабочего кабинета. Все.
напряженно прислушиваясь, ждали, когда раздастся скрип
ступеней под знакомыми шагами. Но все было тихо, двери
кабинета были попрежнему плотно закрыты.
Джозеф Парслоу в своих мягких туфлях уже несколько
раз тихонько заглядывал в кабинет и, тревожно качая голо-
вой, возвращался. И сама миссис Дарвин поднималась на-
верх, по пото?»^ спускалась обратно, растерянно пожимая
плечами.
58
Только поздно вечером Дарвин вышел наконец из своего
кабинета. Он был бледен и, казалось, смертельно утомлен.
За ужином миссис Дарвин тревожно поглядывала па пего,
по он был молчалив, и глаза из-под густых нависших бро-
вей смотрели рассеянно и устало.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
«Ваши слова сбылись, — писал оп на следующее ' утро
Лайелю, — меня опередили! Вы предупреждали меня еще
тогда, когда я впервые попытался в кратких чертах изло-
жить вам свою теорию. Итак, первенство мое уже потеряно!
JVlne остается утешать себя только тем, что если моя книга
будет когда-нибудь напечатана, ценность се будет заклю-
чаться по крайней мере в том, что теория естественного от-
бора получит в пей свое подтверждение, основанное па не-
опровержимых фактах.
Пожалуйста, по прочтении возвратите мне рукопись
Уоллеса. Хоть оп и не просит меня, но я, конечно, сра-
зу же предложу ему напечатать ее в каком-нибудь жур-
нале».
С этого дня все в доме Дарвппа пошло пе так, как
обычно. Работа валилась у пего пз рук, оп прекратил даже
свои обычные прогулки. Его здоровье, и без того сла-
бое, ухудшилось до такой степени, что все в доме были
чрезвычайно встревожены и боялись, что он серьезно за-
болеет.
В обычный час дети напрасно поджидали его у камина,
напрасно Парслоу в двенадцать часов ждал его со шляпой
и пледом в руках — он по целым часам шагал из угла в
угол, запершись у себя в кабинете, и вся семья тревожно
прислушивалась: шаги были медленные, тяжелые. Наконец
спустя целую педелю после того, как Дарвин отправил свое
письмо, получился долгожданный ответ. Лайель советовал
Дарвину немедленно приготовить краткий отчет о своей ра-
боте и напечатать его в журнале Липнеевского общества
вместе со статьей Уоллеса. Он прибавлял, что Гукер дер-
жится того же мнения и что ничего предосудительного в
этом они не видят, так как оба они всегда могут засвиде-
тельствовать, что уже много лет знают о его работе. Тогда
Дарвин решил снова написать Лайе.ио и высказать ему от-
кровенно все, что он думал.
59
«Дорогой сэр Чар лэ!
Я очень огорчен, что мне приходится снова отрывать
от занятий й беспокоить вас по делу, которое касается
лишь меня одного. Ио только вы можете оказать мне эту
услугу, потому что я вполне полагаюсь на ваш суд и честь...
В статье Уоллеса нет ничего, о чем бы не было гораздо
полнее изложено в моем наброске 1814 года, который я чи-
тал вам и Гукеру, так что я могу по справедливости сказать,
что ничего не взял от Уоллеса. Я был бы очень рад, если
бы мог теперь напечатать хоть маленькую статью с изложе-
нием моих взглядов, но я не могу убедить себя, что это не
будет с моей стороны бесчестным поступком. Ведь до полу-
чения статьи Уоллеса я не намеревался этого делать. Я ско-
рее соглашусь сжечь весь мой труд, чем допустить, чтобы
Уоллес или кто-нибудь другой мог подумать, что я поступил
подло. Не находите ли вы, что присланная рукопись связы-
вает мне руки? Разумеется, если бы я мог последовать ва-
шему совету, я бы объяснил в предисловии, что вынужден
был поступить так, потому что Уоллес прислал мне точное
изложение моих же собственных взглядов. Но все же я не
могу сказать, не будет ли с моей стороны подло и низко
печатать теперь свою работу.
Мой дорогой, добрый друг, простите меня. Это суетное
письмо, внушенное суетными чувствами.	4
Чарлз Дарвип.
Ии вас, ни Гукера я обещаю больше никогда пе беспо-
коить этим делом».
Однако уже на следующий день Дарвин нарушил это
обещание.
«Простите меня за приписку. — снова писал он Лай-
елю, — она только усугубляет мою вину.
Уоллес мог бы сказать: «Вы не намеревались печатать
ваших воззрений до тех пор, пока не получили моей статьи.
Хорошо ли вы поступаете, воспользовавшись тем, что я по
собственной воле сообщил вам свои взгляды, ничего не зная
о том, что они совпадают с вашими? А что было бы, если
бы я прислал эту статью не вам, а кому-нибудь другому?»
II Уоллес был бы прав. Вот почему мне кажется, что я
все-таки буду вынужден уступить ему первенство, несмотря
на то, что моя теория была уже готова тогда, когда Уоллес,
вероятно, еще и не думал о ней.
Посылаю вам и Гукеру мой очерк 1841 года только для
60
того, чтобы вы могли вспомнить, что читали его. Право,
мне очень тяжело смотреть на рту рукопись. Делайте е нею
все, что найдете нужным»?
Он отправил это письмо, и снова потянулись томитель-
ные дни ожидания.
Целые ночи напролет он думал все о том же, беспре-
станно упрекая себя в недостатке мужества и в честолюбии.
Ведь он и раньше знал, что это могло случиться, но был
уверен, что это нисколько не смутит его, потому что вопрос
о первенстве не имеет никакого значения для науки. Но он
ошибся в себе и теперь жестоко наказан. Мысленно он со-
чинял одно за другим письма к Уоллесу, в которых отда-
вал ему всю честь сделанного открытия. Но наутро он вновь
перечитывал письма Лайеля и чувствовал, что не в силах
выполнить принятое ночью решение.
Между тем 1 июля 1858 года на заседании Линневского
общества были прочитаны обе работы — Дарвина и Уол-
леса.
Доктор Джозеф Гукер от своего имени и от имени
Чарлза Лайеля выступил на этом заседании и рассказал о
случае самого необычайного совпадения в истории науки.
— Мистер Дарвин, — говорил он, — был так скромен,
что предложил нам получить согласие мистера Уоллеса на
немедленное напечатание его статьи. Мы ничего пе могли
возразить ему на это, но поставили лишь одно обязательное
условие: чтобы мистер Дарвин одновременно напечатал и
свою работу на ту же тему, а нс скрыл ее, как он хотел это
сделать. В содержание этой работы я и сэр Чарлз Лайель
были посвящены уже много лет тому назад. Когда нам
удалось наконец убедить мистера Дарвина,он дал нам
разрешение поступить в этом деле, как мы найдем нуж-
ным. Делая это сообщение в Линнеевском обществе, мы
имели в виду не столько установление чьего-либо первен-
ства, сколько интересы науки.
ЗЛ РАЙСКОЙ ПТИЦЕЙ
А виновник всего этого Переполоха, ни о чем не подо-
зревая, продолжал свои скитания по островам Малайского
архипелага.
Он побывал за это время на Джилоло, Батчпане,
островах Ару, Мисоле, Вайгиу и, наконец, па Тиморе. Его
61
интересовала теперь райская птица. Именно ради нес он пред-
принял все эти трудные л опасные путешествия. Необычай-
ное разнообразие и красота ее оперения давно уже остано-
вили внимание Уоллеса. Эта редкая птица, казалось ему,
представляет неисчерпаемый материал для наблюдений на-
туралиста. Не для того ведь природа наделила ее такой кра-
сотой, чтобы нравиться человеку. В природе ничего не со-
вершается случайно. Все явления подчиняются общим за-
конам. Яркое оперение у птиц, как и любой другой признак
у любого вида животных, имеет определенную цель, на-
правлено на пользу данного вида. Даже крылышко бабочки
не может изменить свою форму или цвет, если эта пере-
мена не будет гармонировать с общей природой и не соста-
вит шага вперед в ее общем ходе. Какую же цель пресле-
довала природа, наделив такой удивительной красотой рай-
скую птицу? Из наблюдений пад разными другими порода-
ми птиц Уоллесу уже удалось доказать зависимость между
их окраской и способом гнездования, установить, что окрас-
ка изменчивее, чем строение и обычаи, и потому подверга-
лась более значительным изменениям, что она является
средством охраны, и т. д.’
Уоллес хотел найти и вывезти как можно больше разно-
видностей райской птицы, изучить ее особенности, способы
гнездования, обычаи. Ведь оп был едва ли не единственным
англичанином, которому довелось видеть эту редкую птицу
в ее родных тропических лесах. А между тем — он в этом
убедился и- по личному опыту и по рассказам туземцев
в неволе опа долго жить не может.
Еще в Тернате, где после приступа лихорадки Уоллес
пробыл несколько месяцев, ему случалось встречаться с ма-
лайскими и китайскими торговцами, которые рассказывали
ему о райских птицах. Они называли их «буронг мЭти», что
означает «мертвые птицы», потому что «никто никогда не
видел их живыми». Множество чудесных историй слышал
Уоллес об этих «буронг мати».
— Эти п?нцы,— уверял его один ста.рый китаец. — мер-
твые птицы. Но когда они были живыми, они никогда не
садились па землю оттого, что у них нет пог. Они всегда
летали высоко в небе. Это не простые птицы — это небес-
ные птицы.
Нелегко, однако, оказалось достать эту редкую и для
тропических лесов птицу. Сколько трудов и сил пи тратил
Уоллес, каким только лишениям ни подвергал себя, за все
62
время странствований ему удалось раздобыть лишь несколь-
ко разновидностей ее, если не считать самых обыкно-
венных.
Оп пе побывал еще только на Новой Гвинее, а между
тем все указания сходились па том, что райская птица во-
дится главным образом там. Об этом ппсал в своих воспо-
минаниях французский естествоиспытатель Лессон, которо-
му удалось на Новой Гвинее купить восемь чучел различ-
ных пород райской птицы. Об этом говорили китайские и
малайские торговцы, с которыми Уоллес встречался во вре-
мя своих скитаний.
И вот, забрав с собой своего верного Каханга и еще
трех охотников-малайцев, Уоллес отправился за райской
птицей на Новую Гвинею.
Торговая шхуна высадила их в гавапи Дорей. Вот где
его ожидает богатая добыча! Уже подъезжая к Дорею, Уол-
лес с наслаждением перебирал в уме все восемь видов, най-
денных Лессопом, и прибавлял к ним множество других,
которые он откроет, — оп был в этом вполне уверен. х
Но в .Дорее Уоллеса ожидало горькое разочарование.
Жители острова в один голос уверяли его, что пи один из
них никогда не видел райской птицы, а если и находился
какой-нибудь туземец, отвечавший утвердительно на рас-
спросы Уоллеса, то очень быстро выяснялось, что он видел
только самую обыкновенную маленькую светложелтуто пти-
цу, за которой вовсе не стоило ехать на Новую Гвинею, по-
тому что их сколько угодно летало и на других островах.
Уоллес нс мог понять, в чем дело.
«Неужели Лессон ошибся? — думал оп. — Быть может,
он купил своих птиц пе у жителей Новой Гвинеи? Как мо-
гло случиться, что ему, Уоллесу, теперь приходится тра-
тить столько времени и сил па то, что сорок лет тому на-
зад Лессону удалось сделать в течение нескотьких не-
дель?»
Однако он продолжал свои поиски, несмотря па то, что
условия жизни на острове были тяжелы и опасны. Ему и
его спутникам приходилось терпеть и голод и лишения и
жить под открытым небом.
Целые дни бродили они, выбиваясь из сил, по горам»
покрытым густыми ле'Ьами, по выжженным солнцем равни-
нам. Они находили много интересных птиц, но райской пти-
цы так и не встретили пи разу.
Глядя на эти мрачные горы, уходящие одна за другою
63
в глубь острова, на эти дикие леса с болотами и пропастя-
ми, на страшных и жестоких дикарей, населявших Новую
Гвинею, Уоллесу невольно приходила в голову мысль, что
природа нарочно спрятала за такими преградами свое самое
цепное сокровище — райскую птицу.
Но самое худшее было впереди. Однажды утром один
из малайцев, которых он привез с собой из Тсрната. забо-
лел. Он весь горел, его трясло, а к вечеру он впал в беспа-
мятство. Уоллес был очень обеспокоен. По всем признакам
он догадывался, что это была желтая лихорадка.
На второй день свалились остальные малайцы, а на тре-
тий слег и сам Уоллес. Только Каханг оставался еще па но-
гах, ухаживая за больными. Дни и ночи напролет просижи-
вал он у постели Уоллеса.
— Мапути,— пробовал он тихонько окликнуть его, ко-
гда Уоллес начинал метаться, — мапути, плохо тебе? Ты ви-
дишь меня? Ты видишь Кахапга, мапути?
Но Уоллес ничего не видел. Ему казалось, чтв* он плы-
вет в лодке по морю и волны качают и подбрасывают ее
и он не может больше грести, потому что солнце так печет
голову, что она готова треснуть от боли. Ему кажется, что
лодка наклоняется пабок и волпы захлестывают ее и он
бросает весло и вдруг видит па корме своего старого дру-
га — попугая.
— Ну, каковы наши дела, старина? — кричит попугай.—
Хороши, а?
— Да какие же дела, — отвечает Уоллес, — плохие де-
ла! Видишь, тону, жарко!
— Жарко, мапути? — голосом Кахапга говорит попу-
гай. — Воды выпей, лучше будет, мапути...
И, очнувшись на мгновение, Уоллее увидел над собой
Знакомую всклокоченную голову и грустные круглые встре-
воженные глаза. Но это продолжалось всего лишь одну ми-
нуту. Все снова затуманилось и поплыло куда-то далеко, и
он спова погрузился в забытье.
Только на восьмой день Уоллес пришел наконец в себя.
Но это было невеселое пробуждение. Каханг, исхудалый и
серый, с головой, втянутой в плечи, с провалившимися гла-
зами, поирежнему сидел у его изголовья, а два малайца,
лежавшие напротив него, были похожи скорее на мертве-
цов, чем па живых людей. Третьего малайца не было. Его
постель была сложена и увязана в узел. Уоллес не спра-
64
шивал о нем. Он молча перевел глаза с постели на Кахап-
га. и Каханг только слегка кивнул головой.
— Уезжать надо, — сказал он, — обратно в Тернат ехать
надо. Тут плохая земля, тут мы все помирать будем.
На этот раз Уоллес не возражал. Он был даже рад, ко-
гда торговая шхуна, привезшая их в Дорей, вернулась за
ними раньше, чем он предполагал.
И вот, когда Уоллес, слабый, еще далеко не оправив-
шийся, опираясь па Каханга, поднимался по трапу, он вдруг
приостановился и так закричал, что Каханг не па шутку
испугался: на палубе среди беспорядочно наваленных узлов
и корзин стояла большая клетка, а подле нее сидел старый
китаец и курил трубку с таким видом, как будто в этой
клетке была обыкновенная ворона. Между тем в клетке си-
дела великолепная райская птица с двенадцатью яркофио-
летовыми хвостовыми перьями, точно вытянутыми из про-
волоки, с черной бархатной грудкой, с зеленовато-бронзо-
вой головкой п пурпурно-лиловыми крыльями. Не торгуясь,
Уоллес отдал китайцу все деньги, которые у него еще оста-
вались, и. бережно держа обеими руками клетку с птицей,
прошел в свою каюту.
ВРАГИ КАХАНГА
Тернат. Комнатка Уоллеса. Уоллес сидит у стола перед
гру шй писем, накопившихся здесь за время его отсутствия.
Еще не вскрывая их, оп по почерку узнает, кем написано
каждое. Вот большой белый конверт с аккуратно написан-
ным адресом — это от его школьного друга Джорджа Сил-
ка. Уоллес машинально переворачивает конверт и вдруг,
вглядываясь, начинает громко смеяться: на оборотной сто-
роне конверта нарисован маленький человечек с луком и
стрелами в руках, с огромным носом, на котором сидит ма-
ленькая захудалая райская птичка. Это карикатура на Уол-
леса. Джордж Силк еще в школе славился своими карика-
турами.
«На этот раз Джордж попал в самую точку», думает
Уоллес, продолжая улыбаться, и принимается за другие
письма.
Вот маленький синий конверт — от сестры; вот знако-
мые танцующие буквы, написанные рукой его старшего
брата; вот дрожащий, старческий почерк матери. Йоллес по
5 Друзья соперники	65
очереди внимательно прочитывает каждое и в каждом из
этих писем находит одно и то же: его зовут домой. Каждый
по-своему убеждает его вернуться и каждый приводит мно-
гочисленные доводы, по которым ему никак нельзя больше
оставаться на Малайском архипелаге. Уоллес заду тчиво чи-
тает эти письма и не слышит, как Каханг тихонько прибли-
жается к нему в тревожно заглядывает через плечо. Стара-
ясь разобрать английские буквы, он долго стоит за спиной
своего хозяина и друга и в копие концов начинает пыхтеть,
сопеть, потому что. несмотря на уроки Уоллеса, оп все-таки
ничего не может прочесть.
Уоллес наконец замечает его и при виде его сосредото-
ченного липа начинает смеяться. Каханг отскакивает и сму-
щенно переминается с ноги на ногу.
— Каханг, милый, не беспокойся, мы еще с тобой
поживем здесь, а когда я поеду домой, и ты поедешь со
мной.
Каханг с сомнением качает головой. Потом он усажи-
вается па пол у пог Уоллеса и зорко следит за каждым его
движением.
Эти письма — враги Каханга. Они хотят разлучить его
с его мапути.
Но опасения его напрасны. Вот что отвечает Уоллес
своей сестре и зятю:	,
«Если я теперь уеду отсюда, я знаю, я всегда буду со-
жалеть об этом. Меня интересуют теперь более широкие и
более общие вопросы, чем раньше, а именно — связь всех
живых существ в пространстве и во времени. Только теперь
я начал разрабатывать этот вопрос на материале Индо-
Австралийского архипелага, и я должен посетить и иссле-
довать как можно большее количество островов, чтобы прит-
ти к каким-либо определенным выводам.
Что же касается здоровья и жизни, то что они значат в
сравнении со спокойствием и счастьем? А счастье, как за-
мечательно сказано в каком-то. романе, легче всего дости-
гается работой, в которой видишь какую-либо цель, и чем
благороднее эта цель, тем полнее счастье.
Впрочем, кроме этих веских причин, есть и другие.
Я еще не настолько известен, чтобы научной работой в
Англии зарабатывать на жизнь.
Я не сержусь на вас за то, что вы называете меня энту-
зиастом, напротив, это моя гордость и честь быть достой-
ным такого названия. Если что-нпбудь хорошее или вели-
66
кое было сделано на земле, так это было сделано только
энтузиастами. Впрочем, ббльшая часть человечества прояв-
ляет энтузиазм только в деле добывания денег, и эти-то лю-
ди с упреком называют энтузиастами тех, кто думает, что
на свете может быть что-нибудь лучшее, чем охота за день-
гами. Меня поражает то. что способности человека в добы-
вании богатства обратно пропорциональны его умственным
способностям и прямо пропорциональны его бесстыдству-
и наглости. Впрочем, вы ведь знаете, что очень мало
людей настолько пе приспособтепо к добыванию денег,
как я».
II это было совершенно верно. Денежные неудачи пре-
следовали Уоллеса всю жизнь, и вряд ли кто-нибудь мог
ухитриться быть столько раз обворованным и обманутым,
сколько это случалось с ним.
Между тем, перебирая оставшиеся письма, Уоллес доби-
рается до большого серого конверта. Почерк, которым на-
писан адрес, кажется ему знакомым, по он пе может вспом-
нить, где он его видел.
Уоллес вскрывает конверт и смотрит на подпись. Письмо
подписано: «Чартз Дарвин». Он быстро пробегает его.
Каханг смотрит па Уоллеса, затаив дыхание.
— Ты знаешь, что это за письмо, Каханг?
— Нет, мапути, я пе знаю, что это за письмо, — отве-
чает Каханг.
— Это письмо от Чарлза Дарвина, чорт возьми! — кри-
чит Уоллес н, вскочив со стула, начинает быстро бегать по
комнате. — Ты понимаешь, Каханг, от мистера Чарлза Дар-
вина, который во всем согласен со мною.
Радостно оскалив зубы. Каханг кивает головой.
— Он согласен со много, чорт побери! — кричит Уоллес
и бегает по комнате, опрокидывая стулья. — Оп работает
над тем же самым вопросом. Оп показал мою статью Лай-
елю и Гукеру, и они уже прочли ее в Липпеевском общест-
ве. А теперь они напечатают се, и знаешь ли ты, как они
ее напечатают?
— Пет, мапути, я пе знаю, как они ее напечатают, —
говорит Каханг.
— Они напечатают ее вместе со статьей Чарлза Дарви-
на, который пишет, что я сделал большое открытие, Ка-
хапг!
5*
67
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
И Дарвин и Уоллес были уверены в том, что это боль-
шое открытие, но когда обе статьи пх были напечатаны в
журнале Линпесвского общества, они, против всяких ожи-
даний, не произвели никакого впечатления. Даже наиболее
близкие к Дарвину люди сдержанно отзывались о новой
теории, а единственный печатный отзыв гласил, что все по-
вое в этих статьях было неверно и все верное — нс ново.
Однако это нисколько не смутило Дарвина. Оп продолжал
усердно работать над своим большим трудом «Происхож-
дение видов», будучи совершенно уверен в том, что всякая
новая мыс. ь должна быть подробно и ясно изложена, для
того чтобы обратить на себя всеобщее внимание.
И он был прав. В 1859 году книга вышла в свет и была
раскуплена в течение одного дня. Вскоре последовали вто-
рое и третье издания. Книга была переведена па все евро-
пейские языки, повсюду стали появляться многочисленные
отзывы о пей.
Наряду с востор/кенными защитниками и поклонниками
повой теории появились ярые враги ее, и врагов было го-
раздо больше, чем друзей.
Но самым яростным нападкам подвергся Дарвин, когда
попытался применить свою теорию к происхождению чело-
века. И в «Происхождении видов» и в своем последующем
труде «Изменение прирученных животных и возделываемых
растений» Дарвин уже вполне определенно высказал свой
взгляд на этот вопрос. А когда в 1871 году вышла его кни-
га «Происхождение человека», враги еще ожесточеннее на-
пали па пего.
В этой новой книге Дарвин доказал, что человек не
был сотворен с самого начала возникновения жизни на
Земле таким, как он существует теперь, но произошел пу-
тем постепенных, очень медленных изменений какой-либо
более низкой формы.
Всем известно, утверждал Дарвин в этой книге, что тело
человека устроено по одному образцу с другими животны-
ми. Все кости его скелета можно сравнить с костями обезья-
ны, лошади, летучей мыши, тюленя и т. д. Важнейший из
органов — мозг — следует тому же закону. И ближе всего
человек по своему строению стоит к человекообразным
обезьянам. Но сходство идет и дальше. Если сравнить заро-
дыш обезьяны с зародышем человека, то окажется, что они
68
отличаются друг от друга только в поздний период своего
развития, в самом же начале они совершенно одинаковы.
Одно из наиболее важных доказательств происхождения че-
ловека от низшей формы Дарвин видит в существовании
зачаточных органов. Этп органы, когда-то необходимые, те-
перь благодаря изменившимся условиям жизни оказываются
бесполезными, перестают развиваться и иногда совсем исче-
зают.
Такими органами являются, например, резцы у жвачных,
крылья у птиц, которые не летают, у человека — копчик,
который представляет собэй пе что иное, как хвост, нахо-
дящийся в зачаточном состоянии.
Всякий замечал способность некоторых животных, на-
пример лошадей, двигать и подергивать кожей. Остатки
мышцы, производящей это движение, встречаются и в раз-
личных частях человеческого тела; такова, например, мыш-
ца, поднимающая брови. Некоторые люди умеют двигать
ушами. Эта способность для человека совершенно беспо-
лезна, тогда как животным она оказывает важные услуги.
Умение поднимать уши и поворачивать ими в разные сто-
роны помогает им определить, в каком направлении кроет-
ся опасность.
Легко было бы возразить: но ведь человек прежде всего
отличается от других животных своей кожей.
Однако и это возражение Дарвин с легкостью отверга-
ет. «Все тело человека покрыто—пушком, — пишет он. —
И в то время, как у европейцев, например, плечи совер-
шенно голы, у некоторых дикарей они покрыты пучками
волос. Едва ли можно сомневаться, что этот пушок и воло-
сы. рассеянные но телу, — остатки сп тошного волосистого
покрова низших животных».
Еще много других доказательств приводит Дарвин для
подтверждения своей теории и в конце концов приходит к
следующему заключению:
«Человек произошел от животного, покрытого волосами,
имевшего хвост и остроконечные уши и, вероятно, обитав-
шего па деревьях. Патуралист, которому пришлось бы ис-
следовать строение этого существа, без колебания отнес бы
его к четвероногим, к которым, наверное, принадлежал так-
же и более древний предок обезьяны...
Только наши предрассудки п высокомерие, побудившее
наших предков объявить, что они произошли от полуоогов,
и заставляют нас останавливаться в нерешительности перед

этим выводом. Ио скоро придет время, когда всем покажет-
ся непостижимым, каким образом натуралисты, знакомые с
анатомией человека и других млекопитающих, могли допу-
стить мысль, что каждое животное было сотворено отдель-
но».
ДРУЗЬЯ-СОПЕРНИКИ
Первый экземпляр своего «Происхождения видов» Дар-
вин послал Уоллесу п с нетерпением ждал ответа.
«Вы единственный человек, — писал он, — мнение кото-
рого будет для меня приговором. Вы прошли тот же путь,
что и я, и, быть может, мало нового найдете в моей книге.
Я уверен в том, что настоящие судьи, как Лайель и Гукер,
сумеют оценить ваше участие в создании теории».
Дарвин недаром полагался на полное беспристрастие
своего соперника и друга. Нельзя было найти более благо-
родного и справедливого судью, чем Уоллес.
Он сознательно уступил Дарвину первенство и никогда
не раскаивался в этом.
«Я пе знаю, как и кому выразить свое восхищение
книгой Дарвина,— писал он своему Другу, натуралисту
Бэтсу. — Самому Дарвину — но ведь это может показаться
ему лестью и самовосхвалением. Я совершенно искренне
уверен, что с каким бы терпением я пи работал над этим
вопросом, я никогда пе смог бы достигнуть той полноты,
того огромного количества фактов, тех подавляющих дово-
дов и, наконец, того удивительного спокойствия, с каким
написана книга Дарвина. Я на самом деле испытываю бла-
годарность да то, что не мне выпало па долю дать миру эту
теорию. Дарвин создал новую науку и новую философию,
и я думаю, что никогда до сих пор целая отрасль челове-
ческого знания пе была обязана работам и исследованиям
одного человека. II никогда до сих пор такая огромная мас-
са рассеянных и почти пе связанных фактов не была сое-
динена в систему и положена в основание такой великой и
повой и вместе с тем простой философии».
И только в письмах к Дарвину Уоллес старался быть
более сдержанным, боясь, чтобы бывший соперник и новый
друг не заподозрил его в неискренности или лести.
Он очень подробно п ясно изложил свое мнение о кни-
ге, откровенно указал на те частности, с которыми был не-
согласен.
70
II Дарвин вполне оценил его научное беспристрастие п
глубокое благородство.
«Ваше письмо, — отвечал он ему, — очень обрадовало
меня. Я вполне согласен с вашей оценкой более слабых и
более сильных мест моей книги. По прежде всего я должен
просить у вас позволения выразить вам свое восхищение
перед тем благородством и великодушием, с которыми вы
отнеслись к моей работе. Большинство людей па вашем ме-
сте почувствовали бы недоброжелательство и зависть. Как
благородно лишены вы этого общего всему человечеству
недостатка! Но вы слишком скромно говорите о себе. Если
бы вы могли потратить столько времени, сколько я, вы, я
уверен, выполнили бы эту работу так же, как и я, если еще
не лучше».
О своем отношении к вопросу о первенстве Уоллес пи-
сал и впоследствии в предисловии к первому изданию сво-
ей книги «Естественный подбор», вышедшей в Лондоне в
1870 году.
«...Я понял с самого начала значение и важность откры-
того мною закона, который мне уже удалось с успехом
применить к некоторым моим научным исследованиям. Но
здесь кончаются мои права на первенство. Я всегда созна-
вал. что Дарвин начал заниматься этим вопросом гораздо
раньше меня, н выполнение трудной задачи — изложение
теории происхождения видов — выпало не па мою долю.
Давно уже я испытывал своп силы и убедился, что их не-
хватило бы па это. Я чувствую, что у меня нет того неуто-
мимого терпения при собирании многочисленных самых раз-
нообразных фактов, той удивительной способности выво-
дить заключения, тех точных и богатых физиологических
познаний, того остроумия при определении плана опытов
и того искусства при их выполнении — словом, всех тех
качеств, которые делают Дарвина человеком совершенным
и. быть может, наиболее способным для того громадного
труда, который он предпринял и выполнил».
ПРОЩАЙ, МАПУТИ!
В Сингапуре в тихом домике Уоллеса необычное воще-
ние и беспорядок. Несколько малайцев со страшным стуком
и грохотом заколачивают ящики, завязывают их, выносят
из Дому. Одпп ящик, еще открытый, стоит посередине ком-
71
наты, и Уоллес торопливо, но бережно упаковывает в пего
остатки своих коллекций. Около Уоллеса суетится какой-то
высокий человек в европейском костюме. Он, как тень, вы-
растает повсюду, где только появляется Уоллес, и старается
с полуслова попять и исполнить его желание. Время от вре-
мени он кричит что-то по-малайски носильщикам и. недо-
вольный их работой, сам берется за молоток и помогает им.
Пот градом катится с его бронзового лица, а длинные
черные волосы свисают на лоб сплошной перепутанной
массой.
Человек этот не кто иной, как Каханг, верный помощник
и друг Уоллеса. В этот день он впервые решился надеть уже
давно подаренный ему Уоллесом европейский костюм, и ко-
стюм этот очень стесняет его и сковывает все его движения.
Длинные брюки путаются в ногах и мешают ходить, пид-
жак и рубашка связывают руки, а воротничок невыносимо
трет шею. Но больше всего его удручает галстук, который
то и дело сворачивается на сторону, и Кахапгу ежеминутно
приходится поправлять его, подтягивать и водворять па ме-
сто. В конце концов Каханг начинает пыхтеть и отдуваться
и мечтать о том счастливом времени, когда можно было
ходить без этих ужасных длинных брюк, в одном поясе или
хотя бы в одной рубахе. Но ни за что на свете он не со-
гласился бы признаться в этом, чтобы не обидеть своего
мапути. И Каханг делает вид, что ему очень удобно п что
он очень доволен. II оп снова кричит на носильщиков, за-
колачивает ящики* помогает их выносить.
Но про себя он все же не перестает удивляться тому,
что европейцы придумали такой неудобный костюм, и тому,
что они мучаются всю жизнь, нося эти воротнички, гал-
стуки п брюки. А мапути уговаривает еще его ехать с ним
в Англию, где оп всегда должен будет так одеваться!
Между тем Уоллес с улыбкой поглядывает на пего из-
под очков. Несмотря на все старания, Кахангу не удается
скрыть своих чувств, и Уоллес сразу догадывается, в чем
дело. Ему становится жаль Каханга и досадно, что он при-
чинил столько неприятностей своему бедному Другу, но
он боится огорчить его и делает вид, что ничего пе за-
мечает.
Но вот ящики заколочены, чемоданы упакованы и от-
правлены на корабль, который должен отплыть на следую-
щее утро и отвезти Уоллеса в его далекую Англию.
Вместе с ним отправятся в Лондоп богатейшие коллек-
нии — труды его восьмилетнего странствования по Малай-
скому архипелагу, коллекции, которые будут впоследствии
разрабатываться не только им самим, но еще многими дру-
гими учеными, потому что одному человеку нехватило бы
целой жизни хотя бы только для того, чтобы назвать, опи-
сать и распределить по группам все сто двадцать пять ты-
сяч экземпляров различных видов млекопитающих, птиц и
насекомых, вывезенных им с островов Малайского архипе-
лага.
Закончив работу, малайцы уходят, и Уоллес с Кахангом
остаются одни.
Долго сидят они, погруженные каждый в свои думы.
Уоллес первый прерывает молчание.
— Ну что. Каханг, — говорит оп, заглядывая ему в гла-
за, — ты все еще стоишь на своем? Ты еще можешь пере-
думать, у тебя есть еще время, Каханг. Поедем со мной па
мою родину. Ты будешь, как и здесь, помогать мне и бу-
дешь жить вместе со мной, а потом мы снова поедем с то-
бой путешествовать. Я буду заботиться о тебе, Каханг, ты
ведь знаешь меня и можешь на меня положиться.
Но Каханг грустно качает головой в ответ.
— Нет, мапути, — говорит оп, — не зови меня и не уго-
варивай ехать с тобой, оттого что, когда ты говоришь, у
меня сердце разрывается, и если ты еще будешь уговари-
вать меня, я не выдержу и соглашусь и поеду с тобой, а
это будет очень худо, мапути. У тебя на родине одно, а у
меня па родине — другое. У тебя на родине одни люди, а
у меня на родине другие. У тебя на родине белые люди,
умные, они все знают, все умеют. А что будет делать, как
будет жить один среди белых у тебя на родине, в Инглэнд,
бедный, глупый Каханг из Буру? Нет, мапути, я не поеду
с тобой. Вот провожу тебя, — голос его начинает дро-
жать, — тогда на Буру вернусь, там у меня мать старая, она
и пе знает, жив я или нет. Ей помогать надо. Опять па
плантации поступлю, работать буду...
Он умолкает, грустно понурив голову. Уоллес, растро-
ганный, подходит к Кахапгу, обнимает его и крепко жмет
ему руку.
— Почем знать, Каханг, может быть, ты и прав. Посту-
пай так, как считаешь лучше. А еелп когда-нибудь тебе по-
надобится помощь, помни, что у тебя есть друг, который
сделает для тебя все, что только будет в его силах. Что же
73
касается меня, то я знаю, что никогда ни в Англии и нигде
в Европе не было у меня и не будет более верного друга,
чем ты. Вот, возьми на память обо мне эти ружья п инстру-
менты. Быть может, они тебе здесь пригодятся.
*
Наутро большой торговый корабль медленно отплывал
от берегов Сингапура. На борту корабля стоял Уоллее и
смотрел па высокую фигуру человека в европейском костю-
ме, одиноко стоявшего па берегу поодаль от шумевшей
пестрой толпы китайцев, малайцев, даяков.
— Прощай, Каханг! — крикнул Уоллес.
— Прощай, мапути, прощай... — глухим голосом ответил
Каханг п вдруг побежал вдоль берега вслед за отплывавшим
кораблем, как будто в последнюю минуту хотел догнать
его. — Прощай! — крикнул он еще раз, по Уоллес уже не
слышал его голоса.
Корабль шел па всех парусах, когда Каханг наконец
остановился. Толпа па берегу уже разошлась, а оп все сто-
ял и смотрел вдаль. И Уоллес долго еще впдел его одино-
кую, постепенно уменьшавшуюся и наконец превратившую-
ся в точку фигуру.
Очертания Сингапура исчезли в тумане. Окончено вось-
милстнее скитание по пустынным островам Малайского
архипелага. Теперь — па родину, в Англию, в Лондон, к
друзьям, к родным!
ГОСТЬ, КОТОРОГО ДАВНО ЖДАЛИ
А в Лондоне все было так, как будто Уоллес н не уез-
жал. Попрежнему мать и сестра его жили в той же квар-
тире, и комната его убиралась каждый день с такой же
тщательностью, как будто оп и не покидал ее все эти во-
семь лет.
Попрежнему его школьный приятель Джордж Силк си-
дел да тем же письменным столом, на том же кресле, окру-
женный теми же книгами, которые лежали в том же по-
рядке.
И даже сторож Британского музея встретил Уоллеса так.
как будто он только вчера уехал.
74
И только Чарлз Аллеи стал теперь совсем взрослым че-
ловс ком и кончал университет, чтобы осуществить свою дав-
нишнюю мечту и стать натуралистом.
После первых встреч со своими лондонскими друзьями
и родными Уоллес отправился в Даун.
Наконец-то оп встретится с человеком, которого еще
никогда не видел, но которого так близко знал и любил уже
целых четыре года!
Таков ли он окажется в действительности, каким Уоллес
представлял его себе? Как примет он его? О чем они будут
говорить?
*
Никто не встретил Уоллеса на вокзале, оттого что
он никого не предупредил о своем приезде. Извозчи-
ков у станции не оказалось, и оп вынужден был итти
пешком.
— Как пройти в Даун? — спросил он первого встретив-
шегося ему прохожего и внимательно выслушал его длинные
и запутанные объяснения. Но когда прохожий, вежливо рас-
кланявшись, ушел, Уоллес, к собственному огорчению, дол-
жен был признаться, что понял только одно: итти надо бы-
ло сначала пря1ио, потом где-то свернуть направо, потом
где-то свернуть — на этот раз налево, потом прямо, а даль-
ше оп уже нс мог припомнить. Махнув рукой, он бодро за-
шагал по широкому шоссе и через некоторое время очутил-
ся у большого парка.
«Ну, совсем заблудился», подумал Уоллес, но в этот
момент калитка парка отворилась, и сторож объяснил ему,
что итти в Даун оп должен именно через этот парк и что
никакой другой дороги нет. Пройдя парк по направлению,
указанному сторожем, Уоллес снова вышел на открытое ме-
сто. Вдали виднелись крыши домов и колокольня маленькой
деревенской церкви. Это и был Даун. С левой стороны
вдоль деревни тянулась большая каменная степа, за кото-
рой поднимались высокие деревья.
— Как пройти к мистеру Дарвину? — обратился Уоллес
к встретившемуся ему по дороге крестьянину.
Крестьянин остановился и неодобрительно осмотрел
Уоллеса с головы до ног.
— К доктору Дарвину? — укоризненно переспросил он,
делая ударение на первом слове.
75
Да, да, к доктору Дарвину, — поспешил поправиться
Уоллес.
— Это его сад, — сказал крестьянин, указывая на камен-
ную стену. — Надо с той стороны обойти, чтобы попасть к
дому. Только вряд ли вам удастся увидеть доктора Дарвина,
он теперь, вероятно, па прогулке, — прибавил он, снова не-
доверчиво посмотрев па Уоллеса.
Обогнув каменную стену, Уоллес вошел в калитку сада.
Старый, сгорбленный садовник в очках и длинном пе-
реднике поливал цветы из огромной лейки. Увидев Уоллеса,
он остановился, поставил на землю лейку и долго и удив-
ленно смотрел на него, как будто не мог понять, откуда
взялся этот незнакомец, так дерзко вторгшийся в его вла-
дения.
— Как пройти к мистеру Дарвину? — робко спросил
Уоллес.
Парслоу подошел к нему поближе.
— Вы хотите сказать — к доктору Дарвину? — сказал
он, строго глядя поверх очков.
— Да, да. я хотел сказать — к доктору Дарвину. —
спохватился Уоллес, досадуя на себя да то, что забыл
урок.
— Это его сад, а это его дом, — сказал садовник, пока-
зывая на стоявший в глубине сада большой дом, снизу до-
верху обвитый зеленью. — Только вряд ли вам удастся
увидеть доктора Дарвина. Он теперь гуляет, а когда вернет-
ся, будет работать. Если хотите, можете пройти к миссис
Дарвин.
С этими словами старик снова поднял с земли свою ог-
ромную лейку и с еще большим усердием принялся поли-
вать цветы, не обращая больше па Уоллеса никакого вни-
мания.
Растерявшийся от такого приема Уоллес продолжал сто-
ять в нерешительности, нс зная, что предпринять. Он уже
начинал думать, что напрасно приехал, не сообщив предва-
рительно о своем приезде Дарвину, и что, быть может, луч-
ше было ему уехать назад в Лондон, пе дожидаясь возвра-
щения Дарвина с прогулки и не делая на этот раз попыток
повидать его.
Не успело все это промелькнуть у него в голове, как он
услышал где-то позади себя звонкий собачий лай, а потом
хруст гравия и постукивание палки. Маленький фокстерьер
выбежал из-за поворота дорожки, а за ним появилась вы-
76
сокая, величавая фигура человека в широком черном плаще
и в широкополой соломенной шляпе. Опустив голову и как
будто с некоторым усилием передвигая ноги, он шел, тяже-
ло опираясь на толстую, окованную железом палку. Каза-
лось, он был погружен в свои мысли и ничего не видел во-
круг. Только когда фокстерьер, наткнувшись на Уоллеса, с
изумлением остановился, а потом залился пронзительным
лаем, Дарвин увидел гостя.
— Полли, Полли, перестань, — ласково сказал он и ос-
тановился в двух шагах от Уоллеса, выжидательно глядя па
него из-под густых, нависших бровей.
И Уоллесу показалось, что он уже давно-давно знает
этого человека, что он встречался с ним и говорил с ним
уже много рад.
Оп решительно подошел к нему и назвал себя...
Старый Парслоу выпустил из рук лейку, снял очки и с
изумлением протер глаза. За двадцать пять лет, которые он
служил в этом доме, он впервые видел, чтобы доктор Дар-
вин, уронив палку, бросился обнимать своего неожиданного
гостя.
— Ну, Парслоу, оставь свою лейку п беги к миссис! —
крикнул ему Дарвин. — Скажи ей, что к нам приехал гость,
которого мы давно ждали.
ф *
С этого памятного дня укрепилась неразрывная дружба
между двумя учеными. В течение всей их дальнейшей жиз-
ни они остались верными союзниками и были готовы всегда
защищать их общее дело и бороться против общих врагов.
А врагов было немало.
После опубликования теории Дарвина—Уоллеса (так
принято в науке называть теорию происхождения впдов)
возникла борьба, равной которой не было в истории на-
уки.
*
Эта борьба охватила не только натуралистов, — истори-
ки, философы, богословы приняли в ней самое деятельное
участие. В ожесточенных схватках сталкивались самые про-
тиворечивые убеждения. Справедливость боролась с худо
затаенной мелкой завистью, добросовестная научная кри-
тика — с обвинениями в фантазерстве и шарлатанстве. На-
ем шки, глумление, проклятия примешались к научной
борьбе.
77
И самыми ярыми врагами новой теории были привер-
женцы церкви и религии, оскорбленные тем, что какой-то
дерзкий ученый осмелился усомниться в той «неоспо-
римой» истине, что человека создал бог «по своему образу
и подобию»...
Но здесь кончается рассказ о великом открытии и начи-
нается совсем другая нстория — история борьбы между ис-
тиной и религиозным фанатизмом, между библией и наукой.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть первая
«Каковы наши дела, старина?» ..........................3
Девять диен ...........................................7
Лойдов и новые планы...................................8
Путешествие .....................................  ...	12
Наблюдения и размышления..............................14
Охота	 15
Тоби . : :............................................18
Почему Тоби похож па человека?........................20
Нянька . . . :........................................23
Непрошенным гоегь.....................................26
У нг-л юнг . ; ;......................................32
Часть вторая
Дядина шляпа : л......................................38
Охотник . . . :.......................................40
«Нойман Чарлзом Дарвином».............................43
Предложение капитана Фип-Роя..........................45
Пять лет на «Бигле»...................................47
Борьба за существование...............................49
Утро в Дауне ; :......................................53
Пакет с печатями......................................56
Что делать? : :.....................................  59
За райской птицей.....................................61
Враги Каханга : :.....................................65
Происхождение человека................................68
Друзья-соперпики......................................70
Прощай, мапути!.......................................71
Гость, которою давно ждали............................74
К читателям
Издательство просит читателей отзывы
об этой книге присылать по адресу:
Москва, Малый Черкасский пер., д. 1,
Детгнц.
Для среднего п старшего возраста
Отв. редактор Е. Бобрышева. Технич. редактор. Р. Кравцова.
Подписано к печати 19/IX 1945 г. 5 печ. л. (4,35 уч.-пзд- л.).
36 240 зн. в печ. л. Тирад: 45 000 экз. А21933. Заказ № 739.
Цена 3 р. 50 к.
Фабрика детской книги Детгиза Паркомпроса РСФСР.
Москва, Сущевский вал, 49.
6226 fy


на -3-p. 50 к.