Научное наследство. Том 25. Петри Алексеевич Кропоткин. Естественно-научные работы - Баландин Р.К., Маркин В.А., Бирюков А.В.

Кропоткин П.А. Естественно-научные работы - 1998

П.А. КРОПОТКИН И НАУКИ О ЗЕМЛЕ. В.А. МАРКИН

ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ ОТДЕЛЕНИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ РУССКОГО ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 30 апреля 1871 г.

$РЕЗЮМЕ К ДОКЛАДУ С. ГЕДИНА \$

$РЕЗЮМЕ К ДОКЛАДУ С. ГЕДИНА \$

Автор: Баландин Р.К. Маркин В.А. Бирюков А.В.

Теги: общие вопросы география как наука географические исследования путешествия история науки философия биографии

ISBN: 5-02-003613-7

Год: 1998

Похожие

Петр Алексеевич Кропоткин

История географической мысли в Византии

Камчатские экспедиции

Подвиг Магеллана

Текст

ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ
КРОПОТКИН
(1842-1921)

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
АРХИВ

НАУЧНОЕ
НАСЛЕДСТВО
Серия основана
академиком С.И.ВАВИЛОВЫМ в 1948 г.
Возобновлена в 1980 г.
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
академик В. С. Мясников (председатель)
кандидат исторических наук Н. В. Бойко (ученый секретарь)
академик Г. М. Бонгард-Левин
академик В. И. Гольданский
доктор исторических наук В. Д. Есаков
кандидат технических наук Э. П. Карпеев
член-корреспондент РАН В. П. Козлов
доктор исторических наук А. В. Кольцов
доктор исторических наук Б. В. Левшин
академик И. М. Макаров
доктор исторических наук В. С. Соболев
доктор исторических наук Е. В. Соболева
академик Б. С. Соколов
доктор химических наук Ю. И. Соловьев
академик Академии наук Латвии Я. П. Страдынь
академик Российской академии образования С. О. Шмидт
МОСКВА «НАУКА»
1998

НАУЧНОЕ
НАСЛЕДСТВО
Том 25
ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ
КРОПОТКИН

ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ
РАБОТЫ
Составители:
кандидат географических наук В. А. МАРКИН,
А. В. БИРЮКОВ, Р. К. БАЛАНДИН
Ответственные редакторы:
академик |П. Н. КРОПОТКИН,
доктор геолого-минералогических наук Ю. А. ЛАВРУШИН
МОСКВА «НАУКА»
1998

*ДК910
ББК 72.3
ПЗО
Рецензенты:
доктор геолого-минералогических наук И.В. КРУТЬ,
кандидат географических наук Л.Г. БОНДАРЕВ
Петр Алексеевич Кропоткин. Естественно-научные работы. - М.: "Наука",
1998. - 270 с, ил. - (Науч. наследство; Т. 25)
ISBN 5-02-003613-7
Книга выдающегося ученого-энциклопедиста П.А. Кропоткина содержит неопубликованные
естественно-научные работы: главы монографии "Исследования о ледниковом периоде", статьи и
материалы по геологии, географии, биологии, философии природы, а также письма к известным
русским и зарубежным ученым.
Для специалистов в области наук о Земле, философов, историков, а также для широкого круга
читателей, интересующихся личностью П.А. Кропоткина.
Peter Alekseevich Kropotkin. Natural scientific works. -- M.: Nauka, 1998. -
270 p., ill. - (Scientific Haritage; Vol. 25)
ISBN 5-02-003613-7
The book by P.A. Kropotkin contains unpublished natural-scientific works including some chapters of
the monography "The Investigations of Glacial Period", certain articles and materials concerning geology,
geography, biology, philosophy of the nature and also the letters to famous russian and foreign scientists.
For specialists in the sciences on the Earth, philosophers, historians and also for everybody interesting
of ideas and personality of Peter Kropotkin.
ТП-98-И-221 © B.A. Маркин, A.B. Бирюков, P.K. Баландин. Составление,
ISBN 5-02-003613-7 1998
© B.A. Маркин, A.B. Бирюков. Комментарий и примечания,
именной указатель, 1998
© Б.С. Соколов. Вступительное слово, 1998
© В.А. Маркин. Вступительная статья "П.А. Кропоткин и
науки о Земле", 1998
© Российская академия наук и издательство "Наука",
серия "Научное наследство" (разработка, составление,
художественное оформление), 1948 (год основания), 1998

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Издание тома серии "Научное наследство", посвященного естественно-научным
работам П.А. Кропоткина, дает представление о том вкладе, который внес в развитие
наук о Земле этот выдающийся русский ученый и общественный деятель. Философские,
экономические и социологические воззрения П.А. Кропоткина не укладывались в рамки
господствовавшей долгие годы в нашей стране официальной доктрины; им был приклеен
ярлык "мелкобуржуазных", и они замалчивались или грубо искажались. В меньшей
степени это коснулось трудов П.А. Кропоткина по естествознанию. Однако внимание к
ним научной общественности было все-таки ослаблено. Сказались представления о нем
как преимущественно о революционере-анархисте. В свое время революционная
публицистика П.А. Кропоткина получила несравнимо более широкое распространение, чем
его научные работы.
Исследование научного творчества П.А. Кропоткина носило фрагментарный, в
значительной степени случайный характер. А поскольку деятельность его была
исключительно многогранной, то у многих даже складывались представления о "разных"
Кропоткиных (один - общественный деятель, другой - ученый). Между тем как личность
П.А. Кропоткина, так и его творчество отличались целостностью и гармоничностью. По-
видимому, важную роль сыграло здесь то обстоятельство, что свои философские и
социологические концепции он строил на естественно-научном фундаменте. Это было не
механическим перенесением законов природы на человеческое общество, а глубоким
осознанием всеобщности природных закономерностей и нерасторжимости связи
человека с породившей его природой.
Красота и величие природы Сибири потрясли воображение молодого Кропоткина. В
нем обнаружились качества подлинного исследователя: наблюдательность, упорство в
добывании фактов, способность к сопоставлению различных данных и анализу их,
умение находить взаимосвязи между объектами и явлениями природы. Благодаря этому
ему удалось за сравнительно короткий срок пребывания в Сибири сделать так много, что
он был принят в научное сообщество географов России как выдающийся
естествоиспытатель и вскоре занял место в ряду ведущих деятелей Русского географического
общества.
Многие научные работы П.А. Кропоткина выдержали испытание временем. И среди
них особое место принадлежит его фундаментальному труду "Исследования о
ледниковом периоде" - наиболее полной к 70-м годам прошлого столетия и обстоятельной
разработке теории ледникового периода. Не менее ценными были его орографические
построения для территории Восточной Сибири и Дальнего Востока, его идеи, касавшиеся
вопросов образования рек, озер, ледников, проблем взаимодействия природы и
человека. Все научные направления, которыми он начал заниматься в молодые годы, были
продолжены им и в дальнейшем.
Собранный в настоящем томе материал дает представление о диапазоне интересов и
творческой активности П.А. Кропоткина на протяжении почти 60 лет его жизни: от
первых, по сути дела, страноведческих очерков "Из Восточной Сибири" до последней
научной работы - проспекта книги "Ледниковый и озерный период", датированного 1919 г.
Все эти работы (даже те из них, которые когда-то издавались у нас в стране или за
границей) практически неизвестны. Их публикация представляется крайне важной и
своевременной, тем более что в 1997 г. исполнилось 155 лет со дня рождения П.А.
Кропоткина - этого исключительно яркого исследователя и оригинального глубокого
мыслителя.
академик Б.С. Соколов
© Б.С. Соколов, 1998

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
В последние годы были переизданы некоторые книги П.А. Кропоткина: "Этика" (М.:
Политиздат, 1991); "Дневники разных лет" (М.: Сов. Россия, 1992); "Хлеб и воля" (М.:
Мысль, 1994). Вышли также сборники посвященных ему работ: "Труды Комиссии по
научному наследию П.А. Кропоткина. Вып. 1/2." (М.: Ин-т экономики РАН, 1992);
"Кропоткин и современность" (Μ.: РГО, 1993); "Труды Международной научной
конференции, посвященной 150-летию со дня рождения П.А. Кропоткина (М.: Ин-т
экономики РАН. Вып. 1, 1995; вып. 2. 1997). Из эпистолярного наследия были изданы
письма Кропоткина Дж. Мейвору, М.И. Гольдсмит, С.Л. Мильнеру, А. Шапиро и др.
Е.В. Старостиным составлен и опубликован библиографический указатель "П.А.
Кропоткин" (М., 1980. Вып. 1/2).
Из научных работ П.А. Кропоткина нами выбраны те, которые оставались
неопубликованными или публиковались только на иностранных языках. Частично в эту
книгу включены статьи, изданные и в России, но в настоящее время практически
недоступные. В целом составители стремились к тому, чтобы как можно более полно
представить разносторонность научных интересов Кропоткина. Из его эпистолярного
наследия отобраны ранее не публиковавшиеся письма, адресованные
ученым-естествоиспытателям.
В настоящем издании авторский текст печатается в соответствии с современной
орфографией и пунктуацией. При подготовке рукописи к изданию составители
столкнулись с большими трудностями, так как многие материалы представляли собой, по сути,
черновой вариант. Слова и фразы, которые не удалось расшифровать, по возможности,
восстанавливались; они заключались в квадратные скобки, пропуски смыслового
характера - в угловые. Географические названия оставлены в тексте в авторском написании.
Сборник снабжен научно-справочным аппаратом. В него входят комментарий,
примечания и именной указатель.
Путь к изданию настоящей книги был достаточно долог. Составители искренне
благодарны всем тем, кто способствовал ее выходу в свет и прежде всего А.Л. Яншину,
B.C. Соколову, O.A. Александровской, ученому секретарю редколлегии серии "Научное
наследство" Н.В. Бойко.

П.А.КРОПОТКИН И НАУКИ О ЗЕМЛЕ
Петр Алексеевич Кропоткин представляется поистине уникальной личностью
даже в ряду наиболее выдающихся людей, проявивших себя в России во второй
половине XIX - в начале XX в. Его главная черта - необычайно широкий диапазон
деятельности, сохранившийся на протяжении всей жизни. Впрочем, соединение,
казалось, несоединимого не нарушало гармонии его личности.
Биография Кропоткина до конца XIX в. изложена им самим в его мемуарной
книге "Записки революционера", изданной во многих странах мира (в России -
10 изданий, последнее - в 1990 г.). Появились и специально посвященные его жизни
книги1. Биографии Кропоткина вышли и в других странах. Часто, говоря о нем как
об общественном деятеле, развивавшем идеи безгосударственного (анархического)
общества, упускают из вида, что это его мировоззрение базировалось на
общественно-научных представлениях. Занятия естественными науками Кропоткин не
прерывал никогда.
В РУССКОМ ГЕОГРАФИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ
(1842-1876)
П. А. Кропоткин родился в Москве. Его отец являлся дальним потомком князей
киевских - Рюриковичей. Получив начальное домашнее образование, Кропоткин
затем учился в Первой Московской гимназии и в Пажеском корпусе в Петербурге,
который закончил с отличием в 1862 г. Несмотря на военное направление этого
привилегированного учебного заведения, оно давало широкое гуманитарное и
естественное образование.
Но основные познания даже в этот период он приобретал благодаря
самостоятельным занятиям. Способность к ним развилась у юного Кропоткина
исключительно рано, что видно из его переписки со старшим братом, в которой
рассматриваются серьезные проблемы философии, религии, социологии,
естествознания.
Закончив Пажеский корпус с отличием, камер-паж императора князь Кропоткин
имел в перспективе блестящую карьеру при дворе, но он выбрал из многих
предлагавшихся ему мест службы самое непрестижное - Амурское казачье войско.
Его привлекала не карьера, а возможность познакомиться с природой огромного
края и участвовать в его исследовании и освоении. Решил он попробовать заняться
литературным трудом и договорился с редакцией газеты "Московские ведомости" о
регулярных публикациях в приложении к газете "Современная летопись" его
корреспонденции из Восточной Сибири. Было напечатано более 20 газетных очерков
Кропоткина, иногда достаточно пространных. В них обстоятельно описаны города,
характер ландшафта, условия погоды, образ жизни населения. В письме из Томска
1 Лебедев Н.К. П.А. Кропоткин: Биографический очерк. М.; Л.: Голос труда, 1925. 96 с; Пирумо-
ва Н.М. Петр Алексеевич Кропоткин. М: Наука, 1972. 222 с; Маркин Β.Λ. Петр Алексеевич
Кропоткин (1842-1921). М.: Наука, 1985. 208 с; Ударцев С.Ф. Кропоткин: Из истории политической и правовой
мысли. М: Юрид. лит. 1989. 142 с; Маркин ΒΛ. Петр Кропоткин. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1992.
302 с.
© В.А. Маркин, 1998
7

он делится своими впечатлениями о Сибири, замечая, что "дело Сибири еще
впереди, теперь в ней лишь подготовляются превосходные материалы для будущей
жизни"2. Наряду с обычным для путевых очерков описанием происшествий и
впечатлений в письмах присутствуют разнообразные научные сведения: по географии,
этнографии, статистике.
Первым заданием, выполненным молодым сотником казачьего войска, было
составление описания Забайкальской выставки сельскохозяйственных произведений,
открывшейся в Чите осенью 1862 г. По сути это был экономический очерк
Забайкалья. Изданный в Иркутске в 1863 г., он был отправлен в три императорских
общества - Вольное экономическое, Сельскохозяйственное и Географическое - как
важнейший документ. В ответ получено благодарственное письмо от Русского
географического общества (РГО) за подписью его вице-председателя графа
Ф.П. Литке. Так имя Кропоткина стало известным в Обществе русских географов,
с которым потом будут связаны первые годы его научной деятельности.
В звании сотника, а потом есаула Кропоткин был определен чиновником по
особым поручениям при штабе Забайкальского казачьего войска, ß его обязанности
входили поездки в различные районы края, участие в работе комитетов по реформе
административной и тюремной системы, в организации сплава барж с
продовольствием и товарами для населения низовьев Амура.
Выполняя эти поручения, Кропоткин побывал на Байкале, в частности на месте
произошедшего в конце 1861 г. землетрясения, вызвавшего погружение в дельте
р. Селенги значительного по площади участка Цаганской степи. Написанная им по
впечатлениям об этой поездке заметка была опубликована в итальянском научном
обозрении. Одновременно он посылает другую заметку - о наблюдениях полярных
сияний на Байкале - в английский журнал "Nature".
Постепенно его интересы все более сосредоточиваются на исследовании
природы Восточной Сибири. Он усиленно занимается самообразованием, изучает
геологические и ботанические коллекции Сибирского отдела Русского
географического общества, знакомится с приезжавшими в Иркутск российскими геологами
Ф.Б. Шмидтом и Г.П. Гельмерсеном, немецким антропологом Р. Бастианом и
американским географом Р. Пумпелли. Бывая часто в Иркутске, посещает
заседания Сибирского отдела. И, когда зимой 1863/64 г. ему пришлось отправиться в
Петербург с докладом о неудачном амурском сплаве, он возвратился с рядом
приборов для экспедиционных исследований, твердо решив заняться именно ими.
Весной 1864 г. он возглавил экспедицию в Маньчжурию с целью изыскания
тропы, которая спрямляла бы излучину Амура, значительно удлинявшую путь из
Забайкалья в Благовещенск. Поскольку китайские власти не допускали на свою
территорию подобные экспедиции, пришлось замаскировать ее под торговый
караван. В таких условиях, имея задание лишь разведать дорогу, никак себя не
выдавая, Кропоткин сумел провести глазомерную съемку маршрута, собрав коллекции
горных пород и растений, и даже сделать важное географическое открытие -
обнаружить третичный вулкан в хребте Ильхури-Алинь, что опровергло
утверждение А. Гумбольдта об отсутствии вулканизма в этой части Азии.
В том же году летом Кропоткин участвует в плавании вверх по Сунгари с
целью изучения судоходности реки; наряду с этим он проводит
метеорологические наблюдения, исследует берега реки, их растительность, составляет карту на
основе глазомерной съемки. В Сибирском отделе РГО Кропоткин докладывает
об этих двух маньчжурских походах. Его отчеты были высоко оценены
географами Петербурга - вице-председатель Общества П.П. Семенов назвал их
"замечательным героическим подвигом", при этом особо отметив важность составления
карт.
2 Кропоткин ПА. Письма из Восточной Сибири. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во. 1983. С. 44.
8

П.А. Кропоткин, 1862 г.
Саянская экспедиция 1865 г., описанная в работе "Поездка в Окинский караул",
принесла открытие новой вулканической области в Тункинской котловине,
являющейся своего рода продолжением Байкальской впадины. Кропоткин обращает
внимание на все элементы природного комплекса и, как правило, в связи с
деятельностью человека. В его описаниях геология чередуется с ботаникой, этнография - с
социологией. Он занимался метеорологией, измерял температуру воды
минерального источника и размышлял над проблемой образования горных систем
Центральной Азии. Впервые в Саянах встретил он следы деятельности исчезнувших
ледников и высказал предположение, что снеговая линия в Саянах имела в прошлом
более низкое положение.
В феврале 1866 г. Кропоткин был принят в члены Сибирского отдела РГО, а в
начале мая выехал во главе большой экспедиции на Ленские золотые прииски в
бассейне р. Витим (район Бодайбо). Цель снова сугубо практическая - найти тропу,
пригодную для прогона скота из Забайкалья на прииски. Во время этого перехода
были исследованы берега Лены, Патомское нагорье, район приисков и обширная
водораздельная область бассейнов Витима и Олекмы.
Результаты экспедиции ценны в плане как практическом - искомый путь через
хаос гольцов найден, открыты горные хребты, перевалы через них, так и в
научном - выявлены закономерности взаимного расположения гор, особенности погоды,
9

Страница с наброском карты из дневника Олекминско-Витимской экспедиции, 1866 г.
(ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 105)
проведены барометрические измерения с целью набора данных о высотах земной
поверхности, обнаружены следы древних ледников. Экспедиционные материалы
послужили Кропоткину основой для широких обобщений.
Ими он занялся, возвратившись осенью 1867 г. в Петербург, где поступил на
физико-математическое отделение естественно-исторического факультета
университета. Вскоре, однако, Кропоткин пришел к выводу, что целесообразнее все силы
10

отдать обработке материалов сибирских экспедиций, тем более что научное
сообщество признало его квалификацию достаточной для того, чтобы включиться в
активную научную деятельность. На годичном собрании РГО в 1866 г. ему была
присуждена Малая золотая медаль Общества - за две маньчжурские экспедиции.
Кропоткин сделал в РГО сообщение о результатах Олекминско-Витимской
экспедиции в феврале 1868 г., был избран секретарем отделения, возглавлявшегося
П.П. Семеновым.
Параллельно Кропоткин вступил в Санкт-Петербургское общество
естествоиспытателей и в Московское общество испытателей природы. В начале 1868 г. он
принимал участие в Первом съезде русских естествоиспытателей, на котором
сделал, в частности, сообщение о проведенных им перед самым отъездом из
Иркутска первых испытаниях сконструированного им совместно с инженером
Зотиковым сейсмометра. Кропоткин высказался за организацию сети сейсмических
станций в Сибири, наблюдения на которых помогли бы решить, по его мнению, и
проблему происхождения Байкала. Через год Кропоткин делает на заседании
Общества естествоиспытателей доклад о геологических исследованиях в долине
Лены и в бассейне Витима.
Тогда он впервые изложил свои доказательства существования ледникового
периода в Сибири. Ледниковая тема становится главной в его работе в Русском
географическом обществе, хотя никак не единственной.
Его работа в РГО началась с участия в организации вместе с А.И. Воейковым,
Г.И. Вильдом и другими учеными Метеорологической комиссии. Кроме того,
Кропоткин состоял в ряде других комиссий (по проведению нивелировки Сибири, по
снаряжению экспедиций в Туркестан и на северо-запад России, по проекту Кумо-
Манычского канала, "для выяснения нужд Амурского края" и др.).
В 1867-1876 гг. Кропоткин опубликовал 35 работ. В большинстве своем это
были небольшие статьи и заметки в "Известиях РГО" и в некоторых других
изданиях. Темы различны: о результатах проведенных им исследований воздействия
на скалы берегового льда в Ревельской бухте, о полярных плаваниях, о последних
географических и геологических исследованиях в Тибете, Монголии, Японии, Китае,
о Русской Америке, об орографии Восточной Сибири, об исследованиях ледниковых
образований в Финляндии...
Нельзя не отметить и работу Кропоткина в газете "Санкт-Петербургские
ведомости", в которой он напечатал серию научных обзоров под рубрикой
"Естествознание". Эти его газетные публикации затрагивали разнообразные темы: от
климатической роли лесов и прогнозов погоды до способа добывания кислорода из
воздуха, диффузии газов и первых опытов воздухоплавания. Через 15 лет он
продолжил свою работу в качестве такого же, по сути, научного обозревателя в
английском журнале "The Nineteenth Century". Знакомство с достижениями
различных наук подводило Кропоткина к идеям синтетической, единой науки,
высказанным О. Контом и Г. Спенсером, с трудами которых он познакомился еще в период
своей активной деятельности в Русском географическом обществе3.
В этот период созданы и крупные работы, использовавшие материалы
сибирских исследований. Важнейшее место среди них принадлежит книге "Отчет об
Олекминско-Витимской экспедиции для отыскания скотопрогонного пути из Нер-
чинского округа в Олекминский..." (1873). Изданное отдельной брошюрой
"Приложение" включает в себя сборник высот, определенных барометрическим способом в
Восточной Сибири с обширным введением, две карты части Олекминско-Витимской
горной страны и золотых приисков с нанесением своих маршрутов, два разреза-
профиля, 15 рисунков и чертежей.
3 Вместе с братом Александром П.А. Кропоткин сделал перевод "Основ биологии" Г. Спенсера.
Книга вышла в Петербурге в 1870 г.
11

"Отчет" предваряется изложением истории поисков пути для прогона скота на
прииски, на протяжении нескольких лет они оставались безрезультатными. А затем
на фоне описания маршрута экспедиции дана характеристика геологического
строения рельефа, гидрографии и растительности долины Лены, Патомского нагорья,
района Витимских золотых приисков и водораздела рек Олекма и Витим.
Кропоткин разбирается с петрографией пород, обнажающихся в долине Лены,
вступая в спор относительно древности ее пород с А.Ф. Миддендорфом, А. Эрма-
ном и И.Г. Меглицким. Он обращает внимание на лёссовые отложения в верховьях
Лены, замечая при этом, что их изучение "могло бы прояснить вопрос о ледниковом
периоде в Сибири". Глава седьмая "Отчета" названа "Распространялись ли
ледниковые явления на Сибирь?" Она является первой постановкой проблемы
сибирского оледенения. Кропоткин считает, что климатические изменения,
охватывающие все Северное полушарие, не могли обойти север Азиатского материка и не
вызвать образования горного, а кое-где и покровного оледенения. Им обнаружены
достаточно многочисленные признаки былого присутствия ледников на обширном
пространстве - от Восточного Саяна до Нижнего Витима.
В последней, 10-й главе, описывающей маршрут экспедиции, Кропоткин
определяет пересеченную им горную область, расположенную к юго-востоку от
Патомского нагорья, как Олекминско-Витимскую горную страну - "одно, орографически
неразрывное целое". И он останавливается на проблеме "деления нагорий на
горные страны и плоскогорья". Против такой классификации выступил, в частности,
известный географ М.И. Венюков, и Кропоткин в довольно пространном
теоретическом отступлении объясняет свое понимание типа плоскогорья.
Он полагает, что горная страна - это быстрая смена высоких горных гребней и
глубоких долин и ущелий, их разделяющих, значительные амплитуды высот на
малых расстояниях. Понятие о "резкости контрастов", введенное К. Риттером, по
мнению Кропоткина, можно было бы заменить более объективным представлением о
"дифференцированное™ на малых протяжениях". И вот здесь, с введением этого
представления, возникает и понятие о другом виде нагорья - плоскогорья, которое
являет отсутствие контрастов, однообразие рельефа. Эти две крайние категории
дают "некоторую меру для определения степени приближения каждой данной
местности к одному из двух крайних типов. Большая или меньшая степень
контрастности рельефа важна для всего географического облика страны; она определяет и
характер почв, климата, флоры, фауны. Промежуточных форм - громадное
количество, поэтому разнообразие природы, обусловленное рельефом, очень велико..."4
В тексте "Отчета" можно найти и другие идеи, новые для географии того
времени. Например, о происхождении речных долин и связи их с озерными
котловинами. Кропоткин первым указал на существование огромной системы плоскогорий
в Северной Азии. И в следующей своей работе - "Общий очерк орографии
Восточной Сибири", - помещенной в т. 5 "Записок Русского географического
общества", вышедшем в 1875 г., подробно развил эту мысль. Это - широко
аргументированное исследование, толчком к которому послужила главным образом Олек-
минско-Витимская экспедиция.
Пересекая обширную горную страну Восточной Сибири, Кропоткин убедился в
том, как неправильны были прежние представления о ее строении: "Гумбольдтова
теория четырехугольных клеток, образуемых хребтами, которые идут по
меридианам и параллелям, - писал он, - долгое время служила мне серьезною помехою к
уразумению действительного характера Восточно-Сибирского, вернее, Восточно-
Азиатского нагорья"5.
4 Кропоткин Π Л. Отчет об Олекминско-Витимской экспедиции // Зап. Рус. геогр. о-ва по общей
географии. 1873. Т. 3. С. 355.
5 Кропоткин. Π Л. Общий очерк орографии Восточной Сибири //Там же. 1875. Т. 5. С. 3.
12

Высоты земной поверхности, измеренные Кропоткиным в сотнях точек, и
материалы визуальных съемок, заставили его пересмотреть представления о
расположении хребтов всех путешествовавших в Восточной Сибири, начиная с П.С. Пал-
ласа.
Давая описание орографии конкретного района, Кропоткин приходит к очень
широким обобщениям. Он заключает, например, что на основании данных о
рельефе Сибири должно быть отвергнуто распространенное тогда представление о
прямом "воздействии расплавленного ядра на земную кору", хотя признает
несомненным влияние внутренних процессов планеты на формы земной поверхности.
Рассматривая конкретно орографию Сибири, Кропоткин утверждает, что огромное
высокое плоскогорье Восточной Азии отделено уступом от более низкого
плоскогорья, как бы окаймляющего его. Уступ имеет характер горного хребта,
прослеживаемого на расстоянии почти 1300 верст. Частично он образует водораздел
Северного Ледовитого и Тихого океанов. Это тот самый Становой хребет
("Необходимый камень" первопроходцев Сибири), который на картах, составленных ранее,
протягивался от Маньчжурии до Чукотки. Кропоткин установил, что такого
грандиозного горного образования не существует, а вообще вся Восточная Азия
представляет собой сочетание обширных плоскогорий со множеством обычно не очень
протяженных хребтов. Вывод Кропоткина таков: "Во всех проявлениях жизни
земного шара сплошные поднятия имеют несравненно большее значение, чем
отдельные горные цепи"6.
В 1871 г. в РГО широко обсуждался вопрос об организации исследований в
Арктике. Со своими предложениями выступили сибирский золотопромышленник
М.К. Сидоров и климатолог А.И. Воейков. Первый предполагал изучение
возможности торгового плавания к устью Печоры и дальше на восток. Второй говорил о
научной экспедиции. Кроме того, географам была известна опубликованная в
"Морском сборнике" записка офицера флота Н.И. Шиллинга, в которой он, основываясь
на замеченном им отклонении морских течений, высказал предположение о
возможном обнаружении в Северном Ледовитом океане еще не открытой земли.
Отделение физической географии поручило Кропоткину как своему секретарю
возглавить составление проекта большой северной экспедиции. Срок был назначен
довольно жесткий, и записку в основном писал Кропоткин, хотя определенное
участие в работе приняли Воейков, Шиллинг и др.
Это была следующая после известного проекта М.В. Ломоносова попытка
наметить комплексное всестороннее исследование Северного Ледовитого океана,
его морей, берегов и островов. В феврале и марте 1871 г. записка была зачитана
на двух объединенных заседаниях Отделений физической и математической
географии.
По замыслу Кропоткина экспедиция должна была выполнить целый комплекс
задач. Конечно, первая из них - описать берега и нанести их на карту. Затем в
программу, считал он, следует включить исследования морских течений, в
особенности Гольфстрима, а также дрейфа полярных льдов, климатических условий
приполярных районов, растительности и животного мира морских побережий, наблюдения
над проявлениями земного магнетизма, прежде всего над полярными сияниями и
приливо-отливными явлениями и штормами. Возможности охоты и рыболовства,
поиск полезных ископаемых, условия мореплавания - все это должно, по
возможности, стать предметом внимания экспедиции. Она организует две
метеорологические станции на Новой Земле, наблюдения на которых будут вестись
параллельно с наблюдениями шведской экспедиции на Шпицбергене. Ее цель - проверка
теоретического положения о сжатии земного шара у полюсов, на которое указал
Ньютон.
6Там же. С. 85,86.
13

Местоположение предполагаемых участков суши указано очень
приблизительно, но пройдет всего два года и Австро-Венгерской экспедицией Ю. Пайера и
К. Вайпрехта на судне "Тегетгоф" будет открыта первая из двух предсказанных
земель - Земля Франца-Иосифа. Спустя 42 года от участников плавания на русских
судах "Таймыр" и "Вайгач" под руководством Б.А. Вилькицкого мир узнает о
существовании другой - Северной Земли.
Кропоткин считал, что "ознакомление с Ледовитым океаном - далеко не
предмет простого любопытства". Он писал: "При первой мысли о северной экспедиции
возникает длинный ряд научных вопросов, тем более важных, что на Крайнем
Севере хранится (...) ключ к решению некоторых из главных вопросов (...) физики
земного шара. Одни из этих вопросов тесно соприкасаются с самыми широкими
космическими областями человеческого знания, другие находятся в тесной связи с той
областью, где знанием обусловливается благосостояние значительных частей
населения (...) Прогресс человеческого общества состоит даже не столько в открытии
естественных богатств, сколько в развитии его предприимчивости, в том
увеличении запаса идей, расширении круга его представлений и миросозерцания, которые
являются неизбежным последствием всякого нового географического открытия..."7
Сочетание глобальной цели с непосредственно практическими задачами должно
было отличать эту экспедицию, равной которой по замыслу в Арктику еще не
снаряжалось. В проекте была высказана мысль о Северном морском пути:
"...удостовериться в возможности как дальнейшего плавания на Восток, так и плавания к
устьям сибирских рек"8. Работа экспедиции планировалась по этапам, начиная с
1871 г. Уже ближайшим летом можно было бы пройти в Карское море для разведки
на одном из имевшихся судов, а тем временем приступить к строительству
специального корабля для дальнейших плаваний.
Оценка проекту была дана самая высокая. Повторенный на Совете РГО
доклад получил, в частности, одобрительный отзыв академика А.Ф. Миддендорфа.
Затем выводы комиссии были отправлены в Морское министерство, где была создана
своя комиссия, работа которой затянулась на несколько месяцев.
В ожидании решения судьбы полярной экспедиции Кропоткин предложил РГО
другой проект - поездку в Финляндию для изучения имевшихся там в изобилии
следов древнего оледенения. Это необходимо, чтобы окончательно разобраться с
ледниковым периодом, ибо, как сказал Кропоткин, выступая на заседании
Отделения физической географии, "ни один из геологических периодов не имеет, конечно,
такого значения для физической географии, как ближайший к нам ледниковый и
послеледниковый"9. Ознакомление с ледниковыми отложениями на юге
Скандинавии и сравнение их с тем, что он видел собственными глазами в Сибири, позволит
сделать основательные заключения о распространении ледников прошлого.
На начальном этапе в экспедиции приняли участие маститые геологи -
академики Ф.Б. Шмидт и Г.П. Гельмерсен, знакомые Кропоткину еще по Иркутску.
В Выборге к ним присоединился геолог М.П. Ребиндер, хорошо знавший геологию
Финляндии. Все они признавали за ледниками способность продвигаться по долинам,
увлекая за собой крупные валуны и шлифуя скалы, но все же считали, что
распространение ледников не могло быть столь широким; да и трудно им было
полностью отрешиться от приверженности к дрифтовой гипотезе, "освященной"
авторитетами Гумбольдта, Лайеля и Дарвина.
Большую часть многоверстного путешествия по Скандинавии Кропоткин
проделал один. О первых результатах своих исследований он регулярно сообщал в РГО в
письмах, которые зачитывались на заседаниях Отделения физической географии.
7 Изв. Рус. геогр. о-ва. 1871. Т. 7. № 3. С. 33, 34.
8 Там же. С. 112.
9 Там же. №4. С. 200.
14

П.А. Кропоткин
и геолог М.П. Ребиндер
во время Финляндской
экспедиции 1871 г.
Обследуя в Финляндии и Швеции различные формы земной поверхности,
образованные исчезнувшими ледниками, Кропоткин высказал свой взгляд на
происхождение вытянутых на многие километры гряд, названных шведами "озы", а также
нагромождений неслоистых суглинков с вкрапленным в них множеством камней и
камешков - морен, "курчавых скал", штрихованных валунов и других следов,
оставленных ледниками. Упсальский оз, протянувшийся на 200 км, Кропоткин осмотрел
так тщательно, что шведские геологи, которые, казалось, знали его досконально,
были поражены обнаружением новых доказательств его ледникового
происхождения, не оставляющих уже никаких сомнений.
С такой же кропотливостью он исследует озерный край Финляндии, целиком
сложенный ледниковыми отложениями. Обилие озер на этой территории, не более
10 тысячелетий назад освободившейся от ледникового груза, снова навело его на
мысль, которая впервые возникла еще в Сибири, о сменяющем ледниковый озерном
периоде. Много времени уделял Кропоткин ознакомлению с картами,
составлявшимися в Финляндии, с геологическими музеями Швеции, с работой Упсальской
метеорологической обсерватории, встречам с геологами, среди которых были
А.Э. Норденшельд, Л. фон Пост и др.
15

Ледниковый ландшафт, Финляндия. Рис. П.А. Кропоткина
В Финляндии Кропоткин получил телеграмму из Петербурга с просьбой
согласиться на избрание секретарем РГО. От этого предложения он отказался, не
сообщив в письме об истинной причине. А о ней он писал впоследствии: "Наука -
великое дело. Я знал радости, доставляемые ею. И ценил их... Но какое право имел я
на все эти высшие радости, когда вокруг меня - гнетущая нищета и мучительная
борьба за черствый кусок хлеба?"10 Кропоткин решился на крутой поворот в своей
судьбе - посвятить жизнь борьбе за демократическое преобразование России.
Правда, окончательный шаг им будет сделан после поездки в Швейцарию весной
1872 г., где он познакомился с последователями М.А. Бакунина. Вернувшись в
Россию, он стал членом группы самообразования и пропаганды, известной как кружок
"чайковцев". На протяжении двух лет он занимается нелегальной социалистической
пропагандой среди рабочих, продолжая в то же время научную деятельность.
24 октября 1873 г. Кропоткин выступил с большим докладом на заседании
Отделения минералогии и геологии Петербургского общества естествоиспытателей.
Значительную часть его составил рассказ о шведских озах, которые докладчик
разбил на два главных типа, указав на заблуждения, мешавшие правильной оценке
происхождения озов: представление о том, что оз будто бы лежит на морских
глинах, и о том, что валуны сосредоточены главным образом на вершине оза, а не
внутри его. Он опроверг их своими исследованиями. Важен был сделанный в
докладе вывод: "В ледниковый период Финляндия была покрыта сплошным
ледниковым покровом, общим со Скандинавией, а затем, во время таяния ледников,
наступил период обширного развития озер - озерный период - чрезвычайно продолжи-
Кропоткин П.А. Записки революционера. М.: Мысль, 1990. С. 216-217.
16

тельный, судя по мощным аллювиальным наносам и по изменению уровней озер на
севере... и отчасти продолжающийся до сих пор"11.
Выводы Кропоткина были одобрены, этим докладом был подтвержден
приоритет русской науки в установлении факта материкового оледенения. Подобный по
решительности выводов доклад шведского геолога О. Торелля был сделан в
Германском геологическом обществе лишь в 1875 г.
А Кропоткин продолжает развивать темы в монографии, к работе над которой
приступил в начале 1874 г. Примерно в это же время в кружке "чайковцев" прошло
обсуждение составленной им революционной программы - первой, по сути,
программы народничества. Она стала главной причиной его ареста в конце марта
1874 г.
Была возможность избежать ареста, но Кропоткин не мог позволить себе
уехать из города, не сделав намеченного доклада в РГО по результатам своей фин-
ляндско-шведской экспедиции. И вот доклад сделан, и успешно. На том же
заседании ему предложили должность председателя Отделения физической географии (ее
занимал П.П. Семенов, который стал вице-председателем РГО), но через два дня
Кропоткин был арестован и заключен в каземат Трубецкого бастиона
Петропавловской крепости. Через два года ввиду критического состояния здоровья его
перевели в тюрьму при военном госпитале, откуда ему удалось совершить побег.
УЧЕНЫЙ-ЭНЦИКЛОПЕДИСТ
(1876-1917)
Летом 1876 г. Кропоткин оказался в Англии. Сначала он жил под чужим именем
в Шотландии, близ Эдинбурга, но вскоре переселился в Лондон и получил работу по
обзору научной периодики в редакции журнала "Nature". Здесь он зарекомендовал
себя знатоком русской географии и стал публиковать заметки о текущей работе
РГО, экспедициях русских географов, в особенности Н.М. Пржевальского, интерес
к которому был велик на Западе. Однажды Кропоткину дали прореферировать его
собственную книгу- 1-й том "Исследований о ледниковом периоде", вышедший в
России, когда он уже был за границей. Тогда Кропоткину пришлось открыть свое
настоящее имя, что нисколько не изменило отношения к нему секретаря редакции
Джона Келти. С этим географом Кропоткина связали узы длительной дружбы и
сотрудничества.
Он еще вернется в Англию и к своим друзьям-географам, но пока, зимой
1876 г., решает ехать в Швейцарию, чтобы включиться в революционную работу
Юрской федерации. Возвращаться в Россию ему было невозможно, поскольку там
грозил неминуемый арест. В Женеве Кропоткин стал издавать на французском
языке газету "Le Revolte". ("Бунтовщик"), заполняя ее практически целиком своими
статьями, которые были направлены против государства и буржуазного строя и
прямо призывали к революционному преобразованию жизни. Его пламенные статьи
были необыкновенно популярны, но пришло время и власти закрыли газету.
Кропоткина выслали из Швейцарии, а затем? не без участия русского
правительства, он был арестован во Франции и приговорен за принадлежность к 1-му
Интернационалу к пяти годам тюрьмы. Возникло движение общественности, в том
числе научной, за амнистию. Петицию французскому президенту направили многие
писатели (первой стояла подпись Виктора Гюго) и ученые. Был среди них и
знаменитый астроном и писатель Камилл Фламмарион, посетивший узника в
тюрьме. Кропоткин отбывал наказание в тюрьме Клерво, где имел возможность
работать над статьями по заказу Британской энциклопедии, для журнала "Nature" и
над российскими главами "Всеобщей географии" Элизе Реклю.
Труды СПб о-ва естествоиспытателей. 1873. Т. 5. Вып. 4. С. XXV.
17

В Швейцарских Альпах. Рис. П.А. Кропоткина, 1881 г. Публикуется впервые
(ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 61)
Через три года Кропоткин был досрочно освобожден. Поскольку проживать во
Франции ему было запрещено, он поселяется в Англии, первоначально в городке
Гарроу, близ Лондона. Он публикует множество статей, в которых откликается на
различные события того времени, издает книгу "В русских и французских тюрьмах",
организует выпуск газеты "Freedom" ("Свобода"), ездит по Англии с лекциями
различного содержания. В частности, он рассказывает о России - не только о
политических и экономических ее проблемах, но и о природе Сибири и ее исследованиях.
По всему миру совершают триумфальное шествие его книги, переводимые на
разные языки: "К молодежи" (1880), "Речи бунтовщика" (1881), "Место анархизма в
социалистической эволюции" (1888), "Анархистская мораль" (1889), "Завоевание
хлеба" (1892), "Государство и его историческая роль" (1897), "Записки революционера"
(1899), "Современная наука и анархизм" (1901), "Хлеб и воля" (1902), "Взаимная
помощь. Фактор эволюции" (1902), "Великая Француская революция" (1907) и др.
Признанный крупнейшим в мире теоретиком анархизма, он практически никогда
не оставлял занятий естественными науками, при этом постоянно расширяя круг их
тем.
География и геология всегда оставались в центре его внимания. В статьях
Кропоткина обсуждались причины ледникового периода, связанные с ними
климатические перемены, подчеркивалось значение климатологии и метеорологии для
решения проблем былого оледенения, развивались представления об озерном
периоде, последовавшем за ледниковым. Своеобразным итогом и обобщением этой
серии работ явился доклад "Высыхание Евразии" на заседании Королевского
географического общества в Лондоне в 1904 г. Доклад был воспринят с большим
интересом, опубликован в журнале "Geographical Journal" и издан отдельной книгой.
Геолого-географическим содержанием насыщены были три доклада Кропоткина
на 67-м конгрессе Британской ассоциации содействия науке в Торонто в 1897 г.:
18

"Озы Финляндии", "Оледенение Азии" и "Направление линий геологических
структур". После конгресса он вместе с австрийским геоморфологом А. Пенком проехал
на поезде через всю Канаду. Он отметил разительное сходство Канады с Сибирью,
притом не только в ландшафтах и климате, в геологическом строении и
расположении горных хребтов и плоскогорий, но и в размещении населения, в
экономических возможностях.
Из Канады Петр Алексеевич поехал в Соединенные штаты, где так же, как в
Канаде, познакомился с развитием фермерских хозяйств, выступил с лекциями в
ряде университетов. Он встречался со многими американцами независимо от их
принадлежности к тому или иному слою общества. Его имя тогда было хорошо
известно в Америке, где уже вышло несколько его книг. Журнал "Atlantic Monthly"
пожелал опубликовать мемуары русского анархиста под названием "Записки
революционера" (оно дано издателями; у автора было иначе - "Вокруг одной
жизни"). Несомненно, это наиболее известная из всех книг Кропоткина. В ней
наряду с рассказом о конкретной судьбе и становлении личности автора дана
динамическая картина развития русского общества на протяжении полувека.
Написавший предисловие к первому изданию книги в 1899 г. датский литературовед
Георг Брандес заметил, что в книге дан "психологический портрет России".
О своей поездке в Канаду Кропоткин рассказал в русском журнале "Вестник
Европы" и в английском- "The Nineteenth Century". Статью в последнем,
озаглавленную "Природа и ресурсы Канады", внимательно читал Л.Н. Толстой.
Озабоченный тогда судьбой русских духоборов, подвергавшихся гонениям со стороны
царского правительства, он обратил внимание на подчеркнутое Кропоткиным
сходство природы двух стран. Кропоткин, используя свои связи в канадском
правительстве, организовал переселение духоборов в Канаду. Вскоре около 7000 человек
отправились в районы, рекомендованные Кропоткиным. Их потомки и по сей день
живут в Канаде и сохраняют память о Толстом и Кропоткине.
В начале 90-х годов в своих научных обзорах Кропоткин пишет о достижениях
биологии, применяемых в практической работе земледельцев. Например, он
отмечает открытие С.Н. Виноградским азотфиксирующих бактерий в почве. В 1897 г.
он печатает статью об экспериментальных фермах Канады, с которыми
познакомился во время своей поездки и которые произвели на него очень сильное
впечатление. Статья ставит вопрос о соотношении фундаментальных и прикладных наук,
резкое противостояние которых, по мнению Кропоткина, начинает исчезать: «"Тех,
кто посвящает себя открытию природы, не отмечает более пренебрежения к
промышленному и сельскохозяйственному ремеслу, и, с другой стороны, то, что
прежде рассматривалось как "искусство", быстро становится "наукой" в наши
дни»12· В экспериментальной работе канадских фермеров, которые учитывали весь
комплекс природных условий, Кропоткин видел основу будущего изобилия
сельскохозяйственных продуктов. В пользовавшейся в свое время огромной популярностью
книге "Поля, фабрики, мастерские" (первое издание вышло в Англии в 1898 г.) он
развивал мысль о необходмости тесного взаимодействия промышленности с
земледелием, поскольку высокий уровень развития последнего считал обязательным
условием благополучия общества ("довольства", по его терминологии).
Снова Кропоткин оказался за океаном в 1901 г. На этот раз он был приглашен
в Институт Лоуэлла в Бостоне прочитать курс лекций по литературе России.
И Кропоткин оказался первым, кто познакомил американцев с историей русской
литературы - от былин и сказок до произведений A.M. Горького и А.П. Чехова.
Лекции были объединены в книгу "Идеалы и действительность в русской
литературе". В 1901 г. она вышла на английском языке в Бостоне и в 1907 г. на русском в
издательстве Горького "Знание".
The Nineteenth Century. 1897. Vol. 43. P. 813.
19

Еще в годы, проведенные в тюрьме Клерво, Кропоткин понял, что как бы
глубоко его ни захватывали социальные проблемы, он уже не сможет не заниматься
естественными науками. Более того, он пришел к убеждению в существовании
глубокой взаимосвязи социального и природного. В этом же направлении
развивалась мысль крупнейшего географа Э. Реклю, участника Парижской коммуны и
убежденного анархиста. Кропоткин стал его близким другом и соавтором по работе
над грандиозной "Geographie Universelle". Пятый том этого труда, посвященный
Азиатской России, написан с существенным участием Кропоткина, который широко
использовал материалы своих сибирских экспедиций.
Эрудиция и способность к анализу и обобщениям позволили Кропоткину стать в
ряд основных авторов Британской энциклопедии. В 1883-1888 гг. для трех ее
изданий он написал около 170 статей, посвященных различным регионам, рекам,
городам России. Кропоткин был автором статей об Амуре, Байкале, Кавказе,
Москве, Нижнем Новгороде, Новой Земле, Новосибирских островах, Сибири,
Становом хребте, Якутии...
Несколько его статей помещено и в Энциклопедии Чемберса. Обстоятельная
статья о России заняла 18 с. мелкого двухколоночного текста, включив разделы о
распределении и составе населения, морских берегах, реках, орографии, климате,
флоре и фауне. Выделены физико-географические районы на территории
Европейской России, рассказано о формах землевладения, о размещении различных видов
промышленности, охарактеризованы торговля, навигация, различные виды
транспорта, особенности архитектуры, история языка и литературы.
Следуя убеждениям в неразрывности связей между природой и человеком со
всей его духовной культурой, Кропоткин стремился к предельно комплексному
пониманию географии. Хотя и в сильно уменьшенном масштабе, Кропоткину
удалось все же осуществить свой давний замысел о полном землеописании
России. Он с увлечением работал над этим текстом, несмотря на то, что
сверхсжатый стиль энциклопедии заставлял его опускать многие детали и подробности, к
которым Кропоткин всегда был внимателен. И через много лет в издании
Британской энциклопедии 1958 г. подчеркивалось, что он "пользовался большой
любовью и уважением в Англии"13. Таким он запомнился британским энциклопедистам.
Из всех английских журналов начиная с 1883 г. чаще всего Кропоткин
публиковался в "The Nineteenth Century", очень популярном тогда в Англии. Первая
его статья, напечатанная в этом журнале, называлась "В русских и французских
тюрьмах". За этим последовала, по сути, продолжавшая тему, но имевшая уже и
географический аспект, - "Путешествие в Сибирь". Были опубликованы работы
Кропоткина о населении России, о положении русского крестьянства.
Примечательно, что уделяя много времени общественной деятельности, в годы
эмиграции Кропоткин систематически публиковался в естественно-научных
журналах "Nature" и "The Nineteenth Century". В последнем вышли статьи "О преподавании
географии" (1893), "Пампасы" (1894), "Перепись в Российской империи" (1897),
"В Малом Хингане" и "Старые русла Амударьи" (1898), "Барон Толль на
Новосибирских островах и циркумполярная третичная флора" (1900), "Новая карта
Забайкалья" (1904), "Элизе Реклю" (1905) и др.
С 1892 г. работа П.А. Кропоткина в "The Nineteenth Century" принимает особый
характер. Из редакции ушел Томас Гексли, который на протяжении многих лет вел
важнейший его раздел, посвященный новейшим достижениям науки, и
издатель журнала Дж. Ноульз предложил Кропоткину взять раздел под свою
ответственность. Почти в каждом номере журнала стали появляться научные обзоры
Кропоткина - иногда по три-четыре в каждом номере. Всего в этом разделе под
постоянным заголовком "Новейшая наука" ("Recent Science") помещено более 50 его
13 Encyclopaedia Britannica. Cambridge, 1958. Vol. IX.
20

Страница рукописи "Высыхание Евразии"
(ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 573)
статей. Содержание их необычайно разнообразно: строение протоплазмы, структура
звезд, пластические свойства льда, лучи Рентгена, землетрясения, изучение верхних
слоев атмосферы, структура мозга, исследования Антарктиды, открытие инертных
газов, искусственные алмазы, кометы и планеты Солнечной системы, сплавы,
эволюция глаза, солнечная корона, цветовое зрение, успехи микробиологии,
природа малярии, атмосферное электричество, химический синтез, горообразование,
конденсация газов...
Кропоткин откликнулся большой статьей на возобновление интереса к
исследованию Антарктиды в конце XIX столетия: "Ничто не может быть более благо-
21

приятным для будущего развития физической географии и науки вообще"14.
Важнейшей задачей исследований в Антарктиде он считал выяснение общих вопросов
'•физики земного шара", для чего, по его мнению, покрытый льдом материк
подходил лучше всего. Время показало, что он был прав, говоря об этом на заре
научного проникновения в Антарктиду.
Статья П.А. Кропоткина в февральском номере "The Nineteenth Century" за
1897 г. содержала разбор научных результатов дрейфа нансеновского "Фрама".
Давая оценку этой экспедиции, Кропоткин подчеркивает научное значение выводов
Ф. Нансена об очертаниях Полярного бассейна, особенностях циркуляции его вод и
дрейфующих льдов, о связи ледовитости морей с климатом, глубинами океана и
расположением островов. Он подчеркивает особое значение открытия Нансеном
теплых атлантических вод под 85° с.ш., ушедших там под слой поверхностного
холодного течения, а также геомагнитных и метеорологических наблюдений,
выполненных на борту "Фрама". Эти наблюдения, говорил он, "просто бесценны". "Фрам"
был, по сути, геофизической обсерваторией самого высокого класса на далеком
севере, и значение его наблюдений усиливается еще от того, что в те же годы
проводили метеорологические наблюдения английская экспедиция Ф. Джексона на
Земле Франца-Иосифа и немецкая экспедиция Э. Кроля на востоке Шпицбергена.
Научные обзоры Кропоткина представляют собой в значительной степени
науковедческие работы. Он не только излагает результаты достижений различных
наук, но и размышляет по поводу их, пытаясь обнаружить глубинный смысл
сделанных открытий, дать оценку их значения для будущего развития не только
науки, но и для прогресса общества, проникнуть в методику исследований,
проследить за долгим и часто противоречивым путем к открытию. И во все это Кропоткин
считал нужным посвящать как можно более широкий круг людей, делая их как бы
участниками научного прогресса. Так, в статье, посвященной открытию инертного
газа аргона, опубликованной в "The Nineteenth Century" в 1895 г., он писал: "Средний
читатель, привыкший брать от науки готовые результаты, может поэтому
почувствовать разочарование, когда после того, как будут прочтены следующие
страницы, он найдет только множество новых неразрешимых проблем, встающих
перед наукой. Но, исследуя шаг за шагом вопрос, с которым теперь связаны в
равной степени и надежды и сомнения исследователей, и таким образом проникая в
тайны самих научных исследований и в методы открытия научных законов,
возможно, даже более интересно и, конечно, намного больше дает пищи для
размышлений, чем изучение чуть позже одних голых результатов"15.
БИОСОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
Диапазон научных интересов Кропоткина был чрезвычайно широк, однако
географическая тема долгое время оставалась центральной, и вдруг, неожиданно
для многих, она уступила место теме биологической, переходящей (что в общем-то
естественно для него) в биосоциологическую. Эти работы принесли Петру
Алексеевичу известность во всем мире.
Интерес к биологии у Кропоткина проявился уже давно. Стоит хотя бы
вспомнить сделанный им совместно с братом Александром перевод "Основ биологии"
Г. Спенсера. Огромное влияние оказали на него книга Ч. Дарвина "Происхождение
видов путем естественного отбора" и лекции К.Ф. Рулье об эволюции. Обсуждению
этих передовых для того времени научных идей немало страниц отведено и в
переписке братьев Кропоткиных.
Собственно биологическими вопросами П.А. Кропоткин начал интересоваться в
14 The Nineteenth Century. Recent Science. 1895. Vol. 38. P. 96.
15 Ibid. P. 82.
22

80-х годах XIX столетия и занялся ими всерьез. Сохранилась написанная им
по-английски рукопись под названием "Биология", в которой автор ставит ряд
вопросов: что такое биология, какие она охватывает науки, какие решает проблемы.
Среди последних он рассматривает роль протоплазмы в жизненных процессах,
взаимоотношения одноклеточных и многоклеточных организмов. Он разбирает все
известные к тому времени классы живой природы с точки зрения их эволюции.
По объему биологические работы Кропоткина лишь немногим уступают его
геолого-географическим трудам, хотя известно о них меньше. Ряд статей посвящен
проблемам наследственности и влияния среды на животных и растения. Особое
внимание обращает он на идеи Т. Мальтуса о постоянной угрозе перенаселения на
Земле, будучи убежден, что и многократное увеличение населения земного шара не
исчерпает его продовольственных ресурсов. Конечно, только при условии разумного
отношения к земле, а также ведения сбалансированного хозяйства, не
нарушающего природные закономерности.
Еще во время сибирских путешествий в середине 1860-х годов Кропоткин
обратил внимание на удивительное явление, вроде бы противоречащее
установленному Дарвином закону борьбы за существование. Кропоткин заметил, что среди
многих животных распространено стремление к объединению в трудных условиях,
к оказанию друг другу поддержки и помощи и что такого рода отношения явно
способствуют процветанию сообщества животных.
С книгой Дарвина "Происхождение видов" Кропоткин впервые познакомился в
1860 г. в немецком переводе Г. Бронна. Через четыре года вышел русский перевод,
сделанный С.А. Рачинским. Кропоткин, по-видимому, не мог не обратить внимания
на высказанную переводчиком в предисловии мысль о том, что "взаимоподстройка"
организмов для их выживания важнее конкуренции. Вообще среди русских ученых и
публицистов дарвиновская метафора "борьба за существование" вызвала резко
отрицательное отношение, особенно ввиду ее явной связи с концепцией
перенаселения Мальтуса16. На Западе восприятие идей борьбы за существование из-за
грозящего перенаселения было иным, и, столкнувшись с этим, Кропоткин
солидаризировался с мнением русской интеллигенции.
Через 20 лет, находясь во французской тюрьме Клерво, Кропоткин
познакомился с докладом, сделанным на Съезде русских естествоиспытателей
петербургским профессором зоологии К.Ф. Кесслером. Кесслер высказал мысль о том, что
наряду с борьбой за существование для животного мира характерны отношения
взаимной помощи, основывающиеся, как он полагал, на стремлении к продолжению
рода. В письмах к Элизе Реклю Кропоткин поддержал эту идею (которую сам
давно вынашивал), но в качестве первопричины указал на инстинкт общительности
как на феномен более всеобъемлющий, чем чувство симпатии, обусловленное
инстинктом размножения. Проанализировав обширный научный материал,
Кропоткин пришел и к выводу о том, что взаимопомощь является несомненным фактором
эволюции, причем даже более важным для прогрессивного развития видов, чем
дарвиновская борьба за существование.
Толчком к решительному повороту Кропоткина к биосоциологической тематике
послужило выступление в 1888 г. одного из горячих пропагандистов дарвинизма
Томаса Гексли с лекцией "Борьба за существование: программа". В ней Гексли
утверждал, что открытый Дарвином закон безраздельно господствует и в
человеческом обществе. Смысл его он видел во всеобщей конкуренции, борьбе, в которой
сильные и наиболее приспособленные побеждают слабых, выживая за счет их
гибели. Гексли был убежден в том, что кровавая борьба "всех со всеми" (по Т. Гоббсу)
лежит в основе мира, поскольку природа аморальна и безнравственна, и эти ее
16 Todes D.P. Darwin without Malthus: The Straggle for Existence in Russian Evolutionary Thought. New-
York; Oxford, 1989; 221 p.
23

качества усвоены человеком. Это был своего рода манифест социал-дарвинистов,
содержавший, по существу, оправдание социальной несправедливости, войн,
классовой борьбы, неизбежности насилия.
Кропоткин сразу же решительно воспротивился идеям социал-дарвинизма в
лекции "Справедливость и нравственность", которую он впервые прочитал в 1888 г. в
Манчестере. Кропоткин утверждал, что "нравственное начало в человеке есть не
что иное, как дальнейшее развитие инстинкта общительности, свойственного почти
всем живым существам и наблюдаемого во всей живой природе"17. С развитием
общества людей инстинкт этот развивался и дал начало принципам нравственности,
определяющим поведение человека. Кропоткин считал, что в обществе чаще
действуют силы, соединяющие людей, чем отталкивающие их друг от друга,
проявления солидарности и взаимопомощи им в большей степени свойственны, чем
соперничество, вражда, борьба. Взаимопомощь, заключил Кропоткин, больше
значит для эволюции, чем борьба, которая приводит в конечном счете к уничтожению
борющихся.
В 1902 г. одновременно в Лондоне и Нью-Йорке вышла книга "Взаимная
помощь как фактор эволюции". Это было завершение работы над биосоциологической
темой, развитой Кропоткиным в ряде статей, публиковавшихся в журнале "The
Nineteenth Century", хотя он к ней возвращался и в последующих трудах, включая
книгу "Современная наука и анархия" (1901-1921). Много места отведено ей и в
последней, незаконченной книге "Этика" (1921). Но там закон взаимопомощи
становится основой для построения Кропоткиным нравственно-этической системы.
Она имеет предшественников, о которых Кропоткин говорит в своей книге. В
частности, элементы натуралистической этики обнаруживаются еще в учении Платона
и древнегреческих философов-киников, в особенности же в философии Жан-Жака
Руссо. Большое влияние на Кропоткина оказала также "Философия надежды"
французского поэта и философа Жан-Мари Гюйо (хотя одна из книг его называлась
"Безверие будущего").
Полемизируя с Т. Гексли, а также с Ф. Ницше и И. Кантом, отрицавшими
"нравственность природы", Кропоткин утверждал, что «природа не только не дает
урока аморализма, но мы вынуждены признать, что самые понятия добра и зла и
наши умозаключения о "высшем добре" заимствованы человеком из жизни
природы»18. Кропоткин доказывал, что склонность людей к взаимодействию и
солидарности, по существу к альтруизму, имеет глубокие корни в природе и тесно
переплетена со всей прошлой эволюцией человеческого рода, развиваясь особенно не во
время войн или стихийных бедствий, а в периоды устойчивого мира и относительно
благополучного существования народов.
Антиэтатистские идеи наиболее полно развиты Кропоткиным в книге
"Государство и его роль в истории" (1896). Государство возникло лишь на определенном
этапе развития общества, и его, как считал Кропоткин, неправомерно
отождествлять с обществом. Являясь лишь одной из тех форм, которое принимает общество
в процессе развития, оно рано или поздно становится препятствием для
дальнейшего общественного прогресса. Государственные структуры, призванные
увековечить иерархию власти, подавляют инициативу членов общества и нарушают
естественный ход его развития. Какие бы коллективистские принципы не
провозглашало государство, оно способствует развитию духа индивидуализма и не
поощряет практику взаимной помощи. Кропоткин отвергал государство как
противоестественную форму организации общества, противоречащую тому порядку,
который создает гармонию природы: Земли и Космоса.
17 Кропоткин Π Л. Справедливость и нравственность. Публичная лекция, прочитанная в Анкотском
братстве в Манчестере и в Лондонском этическом обществе. Пг.; М.: Голос труда, 1921. С. 21.
18 Кропоткин Π Л. Этика: Происхождение и развитие нравственности. Пг., М.: Голос труда, 1921.
С. 15.
24

Представления о том, что человека организует лишь иерархия власти, он
считал заблуждением, укоренившимся, по-видимому, со времен абсолютизма.
Подавление себе подобных - этика преступного мира; это искажение, отклонение от нормы.
Человек, рожденный природой, вобравший в себя разлитую в ней красоту и
гармонию, непременно должен ощущать других равными себе. Исключительное доверие
к человеку - главное в концепции Кропоткина, в его представлениях о прогрессе
общества.
В своих "Записках революционера", впервые изданных в 1902 г., Кропоткин
мечтал: "Общество будет состоять из множества союзов, объединенных между
собою для всех целей, требующих объединения, - из промышленных федераций для
всякого рода производства, земледельческого, промышленного, умственного,
художественного, и из потребительских общин, а также федераций общин между собой
и потребительских общин с производственными союзами. И наконец, возникнут еще
более широкие союзы, покрывающие всю страну или несколько стран, члены
которых будут соединяться для удовлетворения экономических, умственных,
культурных и иных потребностей"19.
К этим выводам Кропоткина привело занятие естественными науками, его
глубокое понимание жизни Природы.
Последние годы жизни в Англии Кропоткин провел в приморском городке
Брайтоне, выезжая по настоянию врачей на зиму в Швейцарию или Северную
Италию. Он оставил работу в "The Nineteenth Century", но продолжал публиковать
статьи в этом журнале и в других изданиях; как и прежде, диапазон тем его статей
был очень широк. В годы революции 1905-1907 гг. в России впервые выходит
довольно много произведений Кропоткина, конечно, преимущественно
политического характера. А в это время Королевское географическое общество в Лондоне
издает его книгу "Высыхание Евразии", "Geographical Journal" печатает его
большую статью "Орография Азии", выходят несколькими изданиями "Взаимная
помощь как фактор эволюции" и "Современная наука и анархизм". В журнале "The
Nineteenth Century" публикуются статьи "Теория эволюции и взаимная помощь",
"Прямое воздействие среды на растения", "Реакция животных на их окружение",
"Наследование приобретенных признаков". В 1912 г. Кропоткин выступил на
Евгеническом конгрессе с лекцией, направленной против проекта стерилизации, в 1915 г.
напечатал статью "Наследственные изменения у животных". Это была его
последняя публикация в журнале "The Nineteenth Century".
Семидесятилетие П.А. Кропоткина было широко отмечено в 1912 г. в
европейских странах. Из России пришел торжественный адрес с сотнями подписей.
Кропоткин в своем ответе на предложение вернуться на родину писал, что он не
может этого сделать, пока "по всей Сибири и в дебрях Крайнего Севера разбросаны
десятки тысяч человек, оторванных от действительной жизни и гибнущих в ужасной
обстановке". Вернуться в таких условиях означало бы для него "примирение с
этими условиями"20. Но через пять лет, после февральской революции, он
возвращается. Ему 76-й год. Позади - более 40 лет эмиграции, впереди - всего три
с половиной года жизни на родине.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЮ
(1917-1921)
12 июня 1917 г. Кропоткин прибыл в Петроград. Среди многих тысяч
встречавших его людей были министры Временного правительства, и вскоре он
получает от А.Ф. Керенского предложение войти в правительство, даже в качестве его
Кропоткин П.А. Записки революционера. М.: Мысль, 1990. С. 378.
Утро России. 1910. 25 нояб.
25

председателя. Кропоткин решительно
отказался, но принял участие в созванном
Временным правительством в августе в
Москве Государственном совещании, где
выступил с призывом к сотрудничеству
классов перед лицом угрозы гражданской
войны в интересах строительства новой
жизни. Он выступает на митингах,
готовит к изданию свои старые работы - они
широко печатаются во многих городах
страны. Октябрьский переворот
Кропоткин воспринял как начало второго этапа
революции, положительно отнесся к
первым декретам советской власти, увидев в
самой идее советов возможность
организации самоуправления. Однако вскоре он
обратил внимание на признаки
возрождения самодержавного государства -
усиление централизации и бюрократизации
власти, подавление инициативы масс,
наконец, практику массового террора. Все
это он предвидел много лет назад,
предостерегая от того, чтобы революция не
П.А. Кропоткин в Дмитрове, 1920 г. пошла по диктатуры. Первое время
(ОР РГБ. Ф. 410. Карт. 8. Ед. хр. 14) он жил ß ПетрОГраде, а потом в Москве,
Отказавшись от предложенной ему
квартиры в Кремле, в июле 1918 г. Кропоткин уехал в подмосковный город
Дмитров. Там он продолжал общественную деятельность: выступал на местных
съездах учителей и кооператоров, отвечал на многочисленные письма, поступавшие
к нему со всех концов страны и из других стран, принял, среди прочих, рабочую
делегацию из Англии, с которой отправил послание западноевропейским рабочим и
писал письма В.И. Ленину. С ним он встречался по крайней мере дважды и говорил
о кооперации, росте бюрократии, крайностях гражданской войны, о недопустимости
"красного террора". В одном из писем к Ленину Кропоткин писал: "Бросаться в
красный террор, а тем более брать заложников... недостойно социалистической
революционной партии и позорно для ее руководителей... Открыть эру красного
террора значит признать бессилие революции, идти далее по намеченному его пути,
значит признать свою скорую кончину... Полиция не может быть строительницей
новой жизни. А между тем она становится теперь верховной властью в каждом
городе и деревушке. Куда это ведет Россию? К самой злостной реакции"21.
Кропоткину удалось, благодаря своим ходатайствам, добиться
освобождения нескольких заложников, среди которых - историк СП. Мельгунов, юрист
H.H. Пальчинский. Хлопотал он и за дмитровских кооператоров, и за почтово-
телеграфных служащих уездного города, и за подвергавшийся гонениям властей
анархо-синдикалистский журнал "Почин·"...
Обнаружив в Дмитрове краеведческий музей, он принимает живое участие в
его организации и повседневной деятельности. На двух заседаниях сотрудников
музея Кропоткин прочитал свой последний в жизни научный доклад - "О
ледниковом и озерном периоде". На его основе предполагалось написать новую
монографию, проспект которой уже был составлен» Зная о том, что Петр Алексеевич и
на склоне лет не потерял интерес к естественным наукам, географы Московского
21 ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед. хр. 105.
26

университета в лице проф. М.С. Боднарского обратились к нему с просьбой
прочитать любой из географических курсов. Он отказался, сославшись на плохое
состояние здоровья.
В начале 1921 г. Кропоткин заболел воспалением легких и несмотря на помощь
квалифицированных врачей, присланных из Москвы, в ночь с 7 на 8 февраля
скончался. На двое суток гроб с телом покойного был установлен в Колонном зале Дома
Советов. Похороны состоялись на Новодевичьем кладбище. В них участвовали
несколько тысяч человек.
К ЕДИНОЙ НАУКЕ О ЗЕМЛЕ И ЧЕЛОВЕКЕ
После ухода П.А. Кропоткина из жизни на его рабочем столе осталась
незаконченная рукопись последней его книги "Этика", задуманной им как двухтомное
исследование процессов формирования и развития в человеческом обществе
принципов взаимоотношения, поведения, морали, нравственности.
По существу, это итог всей его разносторонней деятельности, закономерный
результат его многолетних изысканий в области как общественных наук, так и
естественных.
Считавшие Кропоткина своим учителем русские анархисты говорили, что с
возрастом он "поправел" и "Этикой" своей как бы отгородился от революции, приходу
которой так много способствовал, но лицо которой "не узнал" за гримасой
ожесточенной гражданской войны. Действительно, отрицание классовой борьбы как
фактора прогрессивного исторического развития - важнейший момент расхождения
Кропоткина с марксистской доктриной. Он считал, что если в животном мире всякая
борьба подавляет жизнедеятельность вида, то в человеческом обществе в
особенности она ведет к взаимному уничтожению борющихся. Еще 40 лет назад он понял,
что "никакой революции... не может совершиться без того, чтобы новые идеалы
глубоко не проникли в тот самый класс, которого экономические и политические
привилегии предстоит разрушить"22.
Не борьба, а взаимопомощь является двигателем процесса, считал Кропоткин,
и периоды мирного развития в истории человечества значили много больше, чем
годы войны и междоусобиц, не приносившие ничего кроме разорения. Несомненно,
знание Природы и занятие на протяжении всей жизни естественными науками
помогли ему разработать свою социальную концепцию, опирающуюся на
природные закономерности.
Заслуги Кропоткина в области наук о Земле сразу же были признаны, и не
только русской, но и мировой научной общественностью. Его первые публикации
появились в английской периодике в 1872 г., в итальянской - в 1868, в немецкой
(авторитетнейший журнал "Peterman's Mitteilungen") - в 1870 г. Крупнейший
австрийский геолог Э. Зюсс неоднократно ссылался на данные Кропоткина в своем
фундаментальном труде "Лик Земли". Высоко ценили его работы Элизе Реклю,
П.П. Семенов-Тян-Шанский, В.В. Докучаев. Л.С. Берг, будучи его оппонентом по
проблеме "высыхание Евразии", писал, однако, что "Кропоткин по своему
блестящему уму, способности наблюдать в природе, схватывать причинные связи явлений
и делать обобщения, по своей жадности к науке и разносторонности, по
благородству характера представляет, несомненно, гениальную личность..."23
В.И. Вернадский назвал исследования Кропоткина в области ледникового
периода "совершенно выдающимися по самостоятельности и глубине мысли"24.
А в письме к Вернадскому сподвижник его Б.Л. Личков заметил, что Кропоткин,
22 Кропоткин П.А. Записки революционера. М.: "Мысль", 1990. С. 261.
23 Цит. по: Антошко Е.Ф. Кропоткин-географ // Вестн. МГУ. Сер. V, География. 1961. № 1. С. 70.
24 Вернадский В.И. Статьи и речи. Пг., 1922. Т. 2. С. 85.
27

судя по его работам, был "удивительно интересный и тонкий наблюдатель"25. Столь
же высока оценка этих работ со стороны В.А. Обручева и других российских
ученых. В 1976 г. научная общественность широко отметила 100-летний юбилей
книги "Исследования о ледниковом периоде", ставшей классикой науки. Собственно,
с нее началось развитие русской палеогеографии, а этапная работа И.П.
Герасимова и К.К. Маркова "Ледниковый период на территории Советского Союза" (1939)
явилась прямым продолжением книги Кропоткина. Его участие в становлении
гляциологии, динамической гляциологии и гляциоклиматологии признано
современными гляциологами.
Кропоткин внес заметный вклад в развитие географии: с нее он начал свой путь
в науке, с ней, по сути, никогда не расставался. Он смотрел на нее как на науку
мировоззренческую, смыкающуюся с экологией и социологией. Из географии он не
исключал человека, поскольку считал его частью природы. Вместе с Элизе Реклю
Кропоткин является основателем самого современного направления в науках о
Земле, которое начало развиваться совсем недавно на Западе, получив название
радикальной, релевантной, социальной географии, или "географии качества жизни".
Первый сборник материалов по новой науке "Radical Geography" вышел в 1977 г. в
США с посвящением "Петру Кропоткину" и публикацией одной из его статей26.
Действительно, своей идеей о том, что в центре внимания географии должен
быть человек, порожденный природой, неразрывно с ней связанный,
ответственный за ее сохранение, Кропоткин и Элизе Реклю в какой-то степени подготовили
наше экологическое мышление, связывающее в одно целое природное и
социальное.
Ученый-энциклопедист Кропоткин пытался найти контакты между различными
науками, думая о создании единой комплексной науки "о Земле и человеке".
Современный австрийский философ Пол Фаейрабенд упрекает Кропоткина в том, что
он, будучи последовательным анархистом, склонялся перед авторитетом науки и
сокрушал все атрибуты государства, кроме одного - "не касался науки"27. И
действительно, Кропоткин верил в науку и стремился найти анархизму научное
обоснование, считая, что и в общественных науках применим индуктивно-дедуктивный
метод познания.
К анархическому мировоззрению Кропоткин пришел в значительной мере как
ученый-естествоиспытатель. Хорошо зная природу, он был убежден, что общество
должно существовать и развиваться, по существу, по тем же законам, что и
природа. Разум человека тоже дан ему от природы, и он не может быть ей
противопоставлен. А природа, по убеждению Кропоткина, анархична: в ней нет иерархии
власти пирамидального вида, нет управляющего центра, вся она построена на
взаимосвязях, она самоорганизована и самоуправляема.
Природа гармонична, потому что не борьба и насилие определяют ее
существование, а взаимодействие, взаимосвязь, взаимопомощь. И в большей степени это
относится к живой природе, а уж к человеку в особенности. Наиболее сложное
создание органического мира - человек и человечество в целом могут
эволюционировать и сохраняться лишь строя всю жизнь на основах, предопределенных
природой. В этом смысле Кропоткин - выступал ли он в роли ученого-естественника или
как революционер-антигосударственник - прежде всего был гуманистом.
От географии и геологии, имевших дело преимущественно с неорганической
природой, он естественно перешел к биологии, занявшись ею вполне
профессионально. Не случайно такой авторитетный биолог, как русский академик М.А. Менз-
бир, о биологических работах Кропоткина писал: "Я прежде всего должен отметить
Переписка В.И. Вернадского и Б.Л. Личкова. М.: Наука, 1984. Т. 2. С. 17.
Radical Geography. Chicago, 1977.
Фаейрабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986. С. 507.
28

их строгую научность как по методу, так и по обилию собранного в них
практического материала"28.
Не использовавший достижения практически незнакомой ему генетики,
Кропоткин получил поддержку генетиков. В 1935 г. выдающийся английский генетик
Дж. Холдейн объявил себя "защитником точки зрения Кропоткина". Позже к нему
присоединились в этой оценке биологи Б.А Астауров и Н.В. Тимофеев-Ресовский.
Генетик В.П. Эфроимсон утверждал в 1970 г., ссылаясь на Кропоткина, что
"человечество... является продуктом очень интенсивного отбора на те свойства, которые
можно бы назвать самоотверженностью, совестью, человечностью, гуманностью,
чувством братства"29. Он был убежден, что у человека существует "ген
альтруизма" и что открыл его интуитивно Кропоткин, совершенно еще не знавший генетики,
но убежденный в том, что взаимопомощь, солидарность и самоотверженность
служат делу эволюции рода человеческого. В наши дни редкая работа по
эволюционной биологии обходится без ссылок на теорию взаимной помощи как фактора
эволюции. Развивается и новое направление - эволюционная этика, считающая
столь важные для человечества категории нравственности итогом долгой эволюции
органического и неорганического мира.
Кропоткина можно считать одним из основоположников этой науки, начавшей
развиваться только в самые последние годы. Слова американского биолога М. Рью-
за, по существу, повторяют мысль Кропоткина: "Фактический успех в борьбе за
существование зачастую достигается больше средствами сотрудничества и морали,
чем агрессивностью... Вследствие эволюции люди от природы являются
альтруистами. Они мыслят, намереваются и поступают в свете критериев добра и зла"30.
В главе первого тома "Этики" - "Взаимная помощь в современном обществе" -
Кропоткин доказывает, что склонность людей к взаимопомощи и солидарности, по
существу к альтруизму, имеет глубокие корни в природе. И она тесно переплетена
со всей прошлой эволюцией человеческого рода, развиваясь особенно не во время
войн или стихийных бедствий, а в периоды мира и относительно благополучного
существования народов. "И всякий раз, когда человечеству приходилось
вырабатывать новую социальную организацию, приспособленную к новому фазису его
развития, созидательный гений человека всегда черпал вдохновение и элементы
для нового выступления на пути прогресса все из той же самой, вечно живой
склонности к взаимной помощи... По мере того, как укреплялись государства и
умножались обязанности граждан по отношению к нему, граждане, очевидно,
освобождались от обязанностей по отношению друг к другу..."31 Государство таким
образом, какие бы коллективистские принципы оно ни провозглашало, способствует
развитию духа индивидуализма.
Но как бы ни было сильно централизованное гсоударство, оно не может
вырвать с корнем, как писал Кропоткин, "чувства солидарности, глубоко коренящегося
в человеческом сознании и сердце, так как чувство это было воспитано всею
нашею предыдущею эволюцией"32. И уже тогда, в первые годы XX в., Кропоткин
предвидел, что потребность во взаимной помощи и поддержке постепенно
становится "главным двигателем на пути дальнейшего прогресса". При этом в первую
очередь Кропоткин имеет в виду прогресс в человеческих взаимоотношениях,
этический прогресс... Все это делает многие идеи Кропоткина в области
общественных наук современными - они базируются на понимании им законов природы,
достигнутом в результате его исследований в области наук о Земле.
кандидат географических наук В.Л. Маркин
28 Мензбир Μ А. Кропоткин как биолог//Петр Алексеевич Кропоткин. Пг.; М., 1922. С. 107.
29 Вопр. философии. 1970. № 8. С. 126.
30 Там же. 1989. № 8. С. 36, 37.
31 Кропоткин ПА. Взаимная помощь как фактор эволюции. Харьков, 1919. С. 176.
32 Там же. С. 179.
29

ЗАМЕТКИ О ВЗАИМОСВЯЗИ ПРЕДМЕТОВ-
ЯВЛЕНИЙ В ПРИРОДЕ (1862)
Говорят, что глазам человеческим легче всего смотреть на зеленое и голубое.
Мне кажется, что из этого простого факта можно вывести любопытные
заключения. В природе все явления находятся в такой тесной, гармонической связи!
Орган подлежит влиянию среды в такой степени, что от этого влияния, когда
надо, изменяется немного. Изменение строения органа идет параллельно
изменениям среды, способным оказывать на животное преобразующее действие...
...Для полной гармонии среды со строением органа надо, чтобы в органе
появилось нечто, чтобы изменилось нечто в его строении, чтобы исчезло из
строения нечто, отчасти дисгармонирующее со средой. Таковы уж законы природы: все
стремится к гармонии, взаимодействия слагаются в гармоническое целое. Нечто
отстаивает себя, но, увы, напрасно! Среда борется не на живот, а на смерть.
Побудь она сама более или менее долго, в относительно одинаковом состоянии - и
нечто будет окончательно побеждено. И точно, среда наконец одолевает, изменяет
нечто. И вот идут годы, века (...), когда в органе, где оно (нечто) существовало,
есть вместо него другое нечто, продукт борьбы, нечто, уже более гармонирующее
со средой.
...Нечто, этот анахронизм в строении органа - памятник иного времени. Орган
с этим нечто - глашатай минувшей истории вида.
РО РГБ. Ф. 410. К. 9. Ед. хр. 37. Автограф.

ПОЕЗДКА В ОКИНСКИЙ КАРАУЛ
В прошлом году в "Северной пчеле"* появилось известие о замечательных
водопадах на р. Оке, впоследствии подхваченное и другими журналами.
Корреспондент положительно обозначал место водопадов (близ Окинского караула) [и]
утверждал, что один из них должен превзойти все водопады в мире, так как вода
падает с высоты, может быть, 100 саженей в Оку, и прибавлял, что даже рисунки
этого замечательного водопада были сообщены Г. Черепановым в "Иллюстрацию",
но неизвестно почему не напечатаны.
Сибирскому отделу [Русского географического общества] желательно было
узнать, действительно ли так велик этот водопад, и потому мне было поручено
отправиться в Окинский караул, измерить высоту падения воды в Окинских
водопадах и составить подробное их описание. Вместе с тем мне поручалось осмотреть и
срисовать надписи на береговых утесах Оки, о которых сообщал один из наших
сочленов М.А. Таскин.
С этою целью я отправился в Окинский караул, полагая провести в разъездах
около 1 У2 месяцев, и, если окажется возможным, возвратиться в Иркутск не по
долине Иркута через Тункинский край, а по долине Оки до Зиминской станции и
потом по Московскому тракту.
Проезжая по стране, не довольно хорошо известной, именно через Тункинский
край, я старался вглядываться повнимательнее в то, что могло представиться
интересного во время моих довольно быстрых переездов, и здесь сообщу то, что
мне удалось заметить почти на лету, вдобавок еще при моих ограниченных
познаниях в естественных науках.
Сделавши эту необходимую оговорку о характере предлагаемой статьи,
перехожу к замечаниям, сделанным мною на пути в Тункинский край.
I. ОТ ИРКУТСКА ДО ТУНКИ
Байкальские горы. - Падь р. Культушной. - Илчи. - Предположения
о первоначальном направлении Иркута.
Торская котловина. - Обнаженная на Бычьей горе
После холмистой местности и луговых равнин, где преобладают песчаники и
раскинуты деревни: Максимовщина, Баклаши и др., жители которых живут
хлебопашеством, сбытом пеньки, овощей и проч., как и во всех подгородных деревнях,
едущий в Тункинский край углубляется более и более в холмистую и далее
гористую страну, где видит сперва обнажения преимущественно известняков и
древнего красного песчаника и среди которой на берегах Иркута из гор
выказывается деревня Моты. Хлебопашество уже идет плоховато, случается по временам,
что хлеб гибнет от морозов, и население приискало себе средства пропитания в
лесах, покрывающих все окрестные горы. Лес плавится в Иркутск, где находит
себе выгодный сбыт при постоянных постройках в городе.
Но за Мотами до Култука вы углубляетесь уже в совершенно гористую страну
*СПб., 1864. № ЮЗ.
31

Байкальских гор. Тут вы уже не встречаете мощных пластов аллювиальных
формаций, а находите их только образующимися на дне узких горных долин. Горы
высоки, подъемы круты, пади узки и на дне их шумят горные ручьи. Только вблизи
Мот вслед за древними красными песчаниками попадается еще глинистый сланец,
но плотного слитного сложения, подвергнувшийся действию метаморфизма и
делящийся на ромбоидальные куски, равно как и все остальные слоистые, но
метаморфизованные породы, попадающиеся за Мотами. Далее уже видите только
гнейсы, прорезанные гранитами, сиенитами и жилами белого и серого кварца, и в
одном только месте - роговообманковый сланец. Гнейсы все могут отчетливо
делиться на параллельные слои из чистых кварцевых зерен вперемежку с зернами
желтоватого полевого шпата и листочками слюды. Граниты чрезвычайно
разнообразны, начиная от крупнозернистой смеси темно-красного полевого шпата в смеси
с дымчатым кварцем и редкими следами слюды и кончая самым
мелкокристаллическим гранитом, изобилующим слюдою.
Эти гнейсы, вперемежку с гранитами и жилами кварца, тянутся вплоть до
Култука; они занимают огромное пространство, так как простираются и по берегам
Иркута верст на 12 от Куликова ключа до р. Зазари*, а здесь по Тункинскому
тракту встречаются повсеместно на протяжении 30 верст.
По этим горам, на которых так трудно поддерживать дорогу, так как горные
ручьи ворочают громадные массы каменьев и деревья, преимущественно растет
лиственница и образует непроходимые чащи, покрывающие каменисто-мшистые
вершины высоких гор, а вблизи берегов Байкала путника охватывает холодный
ветер, который объясняет, почему еще 14 мая вблизи Култука можно встретить
багульник в цвету.
Из Култука мы направились по пади речки Культушной в Тунку. Падь широка
и болотиста, везде под ногами сочится вода, а хребты по берегам р. Культушной
представляют обнажения сперва кремнистого сланца, очень плотного
мелкокристаллического сложения, темно-серого цвета, и глинисто-известняковистого сланца,
серовато-зеленого цвета. Затем переваливают через невысокий хребтик в падь
ключа Ильчи.
Здесь я на несколько времени остановлю внимание читателя: Меглицкий**
сделал предположение и подтвердил его фактами, что некогда истоки Нижней
Ангары были вовсе не в Байкале, а в вершинах Иркута, т.е., собственно говоря,
ветви Ангары от Байкала до Иркутска и не существовало, а тут протекал ключ,
составлявший приток Иркута и имевший свою вершину возле Байкала на
северозападном склоне Байкальских гор. Впоследствии этот ключ, как почти всегда
бывает, постепенно отступал в своих вершинах, промывал узкую гряду гор,
отделявших его от озера; с другой стороны, сюда присоединилось размывное действие
байкальских вод, и тут образовался прорыв, давший исток водам озера. Но
относительно преобразований в направлении, которому мог подвергнуться Иркут,
является еще одно предположение: не впадал ли он некогда, гораздо раньше
образования байкальского истока Ангары, прямо в Байкал прежде, чем промыл
себе русло в Ильчинско-Мотском ущелье? На этот вопрос наводят следующие
обстоятельства.
1. Неестественный поворот Иркута почти назад от того места, где в него
впадает Ильча. При этом нужно заметить, что, вступая в ущелье, которое
начинается от устья Ильчи, Иркут промывает себе русло среди очень твердых
гнейсов***. Г. Бакшевич объясняет это обстоятельство тем, что тут Иркут
направился по готовой трещине между отрогами Тункинских Альп и отрогами Хамар-
Бакшевич. Зап. Сиб. отд. Кн. 1.
** Verh. d. Mineral. Gesellschaft. 1855-1856. С. 131 и след.
Бакшевич. Зап. Сиб. отд. Кн. 1.
32

Дабана; но что оба берега Иркута составляют отроги одной и той же цепи, более
чем вероятно, судя по тому, что в этом ущелье на обоих берегах встречаются
буквально одни и те же породы, повторяющиеся в том же самом порядке на обоих
берегах*. И, судя по двойному изгибу, делаемому тут Иркутом, можно
предполагать, что, напротив того, его воды сперва с большим трудом пробивали себе путь
среди гнейсов, гранитов, диоритов и только далее встретили более мягкую породу -
известняки.
2. Присутствие крупной гальки, гранитов, гнейсов и других кристаллических
сланцев на водораздельном хребте между двумя Ильчинскими ключиками, из
которых один течет в Иркут, а другой - в Культушную. По определению г. Бак-
шевича, высота этого водораздельного кряжа составляет не более 8 м (около 4
саженей над уровнем Иркута при устье Ильчи; следовательно, полагая для Иркута
падение от Тибельти по 3 м (10 футов) на версту, для устья Ильчи получим 390 м
(1280 футов**), а для водораздельного хребтика - 396 м (1300 футов). Между тем,
по определению г. Штубендорфа, высота его определена в 2258 футов. Такая
громадная разница могла произойти, по-видимому, только оттого, что г. Штубендорф
называет водораздельным то место, где дорога пересекает этот хребтик. Между
тем оказывается, что седловина, т.е. низшая точка этого хребтика в вершине
Ильчи, находится правее (если ехать из Култука), в версте или даже двух от
дороги, и на самой дороге видно, что туда идет покатость. Этим только и может
быть объяснено противоречие между показаниями г. Бакшевича и Штубендорфа,
которые едва ли могли бы дойти до таких несходных результатов для одной и той
же точки.
3. Обнажения у горы Синюшкиной (в 3-4 верстах от Култука), где размыта
водою очень крепкая порода - кремнистый сланец, находятся на такой высоте
(около 9 м, 4!/4 сажени), куда воды речки Культушной не могли достигнуть, потому
что это ничтожный ручеек, питающийся водою из болот очень низенького
хребтика. Правда, Меглицкий открывал многие следы размывов на прибрежных
утесах Байкала на высоте от 18-20 футов над теперешним уровнем озера, которые
объяснял понижением уровня Байкала, а болотистость пади тоже объяснял тем, что
в ней некогда стояла вода Байкала во время высшего стояния его вод. Конечно,
трудно было объяснить наполнение этой пади толстым и ровным слоем
аллювиальных образований, осадками из вод самого озера, если бы в этом месте не
впадало в него какой-нибудь речки. Но стоит вспомнить силу прибоя в Байкале,
способную нагромождать громадные количества гальки даже после одной бури. Что же
могло образоваться в течение длинного периода? Само собою тогда
труднообъяснимо присутствие палеонтологических остатков, замеченное Меглицким.
4. Болотистость водораздельного кряжа и пади р. Культушной и то
обстоятельство, что Иркут, который успел выше промыть себе широкое русло
среди гнейсов, гранитов, лавы, промыл себе только такое узкое порожистое ущелье
от Ильчи до Мот в тех же гнейсах и известняках.
Все это, конечно, данные и рассуждения, недостаточные для решения
рассматриваемого вопроса, но, располагая недостаточным количеством времени,
отправляясь совсем за другим делом, наконец, рассчитывая повнимательнее изучить
местность на обратном пути, так как я почти не надеялся попасть Окою на Московский
тракт***, я не обратил достаточного внимания на местность и не могу представить
нужных фактов; но весьма желательно бы было, чтобы будущие исследователи
См. геогностическую карту, приложенную к "Зап. Сиб. отд". Кн. 1.
Высота Тибельти принята г. Радде в 1440 футов (В. и. Н. Beitr. XXIII. S. 14), а падение Иркута
от Хангинска до Тунки в 13 футов (Шварц. Тр. Сиб. эксп. С. 81). Можно принять, что падение от
Тибельти до Ильчи по карте г. Бакшеева равно 16 верстам.
Ср.: Шварц. Тр. Сиб. эксп. Мат. отд. С. 82-83: "Не идет ни одной тропинки через пустынную
горную местность среднего течения".
2 П.А. Кропоткин
33

решили вопрос, на который я решаюсь только обратить их внимание. Для этого,
конечно, необходимо будет точнее измерить высоту водораздела между Ильчами,
изучить строение почвы в этом месте, положение осадков Иркута, т.е. не изменили
ли они своего горизонтального положения от возможного поднятия этого хребтика и
в таком случае постараться определить высоту обнажений в Синюшкиной горе над
уровнем Байкала и главным образом исследовать состав аллювиального наноса в
пади р. Культушной, т.е. есть ли в нем породы, встречающиеся в виде гальки в
Иркуте (лавы), и речной ли это нанос, или образовавшийся от прибоя волн при
постепенном отступлении Байкала. Скорее же всего приведет к решению этого
вопроса изучение самого водораздела.
Исследование этого вопроса, быть может, даже покажет нам общее поднятие
Байкальских гор вдоль северо-западного берега и убедит, что сила, поднявшая на
высоту 5000 футов пласты конгломерата вдоль западного берега*, еще доныне не
прекратила своего действия.
Но, оставляя область ничем не доказанных предположений, перехожу снова к
своим путевым заметкам.
Переваливши через хребет между Ильчей и Большой Быстрой, где я встретил
лишь граниты, вы спускаетесь к Быстрой, которая недаром заслужила свое
название. Если только в хребтах выпадут дожди, то она невероятно скоро прибывает:
ночуя на берегу ее, я видел, как прибывала вода, как она на моих глазах в
несколько часов, остававшихся до вечера, прибыла на Iх 12 м (около 21 /4 аршина) и к
рассвету сбыла с такою же скоростью. Проехавши водораздельный хребет между
Большой и Малой Быстрой, состоящий из сероватого мелкокристаллического
известняка, поднимаясь с одного хребтика на другой, вы въезжаете в лесистую
местность смешанных лесов, изрезанную оврагами и падями. Наконец, вы
добираетесь до Торской котловины, где извивается и разбивается на несколько проток
плавно текущий Иркут, и вы разом переноситесь в совершенно новую область.
Перед вами совершенно ровная котловина, в 8-6 верст шириною и около 20 верст
длины, составленная из наносов Иркута - из очень мелкой гальки и крупного песку,
несомненно, доказывающая свое озерное происхождение в подтверждение и без
того общеизвестного факта, что большая часть горных речек всегда образуется
этим путем**. К югу идут волнистые, пологие предгорья Саяна, а к северу
открывается тут уже красивая картина: начинаясь острою коническою сопкою,
идет к западу ряд гольцов, с голыми скатами, покрытыми лишь россыпями, с
глубоко изборожденными, резко зазубренными вершинами и глубокими морщинами,
в которых белеют или сереют, смотря по переливам тени, глубокие еще снега.
А тут расстилается совсем иная жизнь: вместо больших глубоких падей и
кристаллических сланцев является степь и гладкая поверхность наносного
образования; после темных, низких, корявых лиственниц и кедров, утомлявших взгляд в
окрестностях Култука, является рослая береза, толстая раскидистая сосна; после
трудовой жизни байкальского рыбака или промышленника является спокойная,
ленивая, тупая жизнь бурята, ламы; является степная дума, является и
хлебопашество, но пока у бурят в самых ничтожных размерах. Переход поразительно
резок, потому что почти разом переносит вас в страну скотоводства, где есть
богачи, имеющие до 1000 голов разного скота. Конечно, где есть условия для
такого скотоводства и нет под боком русских, которые на деле показывали бы
выгоды хлебопашества, там оно идет у бурят довольно плохо, и немудрено, что
торские братские пашут по 30 человек в одном поле, в то время как их соседи
тункинские братские засевают по 5, даже 10 десятин. Впрочем, об них после.
Между Лиственничной и Голоустной.
Г. Шварц оспаривает возможность образования Тункинской и Торской котловин из озерных
осадков, приводя, впрочем, довольно странные доводы против этого предположения.
34

От Торской ст[анции] до Тунки, перебравшись через Иркут, где буряты
перевозят на карбасе, по обыкновению очень неловко управляясь на воде, вы
поднимаетесь на отроги гор левого берега Иркута. Тут только в одном месте при
подъеме на Бычью гору приходится видеть обнажения. Сперва представляется
роговообманковый сланец с очень ясными наслоениями, идущими вперемежку с
тонкими пластами крупнокристаллического кварца. Затем, поднимаясь выше, вы
встречаете гнейс, очень плотного мелкокристаллического сложения, состоящий из
желтого полевого шпата и белого кварца с редкими листочками слюды. Эти пласты
падают к югу ближе к подошве под углом в 40°, а выше - под углом до 70°. Эти
породы прорезаны жилами белого молочного кварца и белого камня весьма
кварцеватого. Напластование гнейсов, слегка обозначающееся в самом строении
породы по расположению листочков слюды, заметно преимущественно по
параллельным жилам кварца, а то эта порода по строению вполне могла бы быть
отнесена к гранитам. Вслед за этим гнейсом идет другой, с более ясными следами
напластований, и железистый, падающий в долину Иркута (к югу) под углом около
70°. Далее не было видно обнажений, пока мы не стали спускаться с хребта к
западу в падь речки Яловки, изобилующей слюдою. Тут можно проследить с
полверсты к западу диорит мелкокристаллического, очень плотного сложения,
испещренный тонкими прожилками более крупнозернистого кварца. Затем вы въезжаете
уже в страну озерных осадков, состоящих из горизонтальных пластов красноватой
глины, крупного песка и очень мелкой гальки, и [в] страну вулканической
деятельности.
П. ТУНКИНСКАЯ КОТЛОВИНА
Лавовые холмы и кратер на р. Талой. - Присутствие шлаков. -
Устье пади р. Жемчуга, склоны Саяна. - Следы размывов
Тут на ровной гладкой поверхности Тункинской равнины возвышается к северо-
западу и западу от Тунки несколько овальных лавовых холмов, вышиною от 15 до
20 саженей, идущих от Талой к северо-западу, а затем - вдоль подножия Тункин-
ских гольцов. Происхождение этих холмов г. Бакшевич объясняет выходом лавы из
трещин, а г. Меглицкий прямо называет тот холм, на котором построена дер.
Талая, кратером. Действительно, судя по форме холма, можно считать его крате-
ром„ в особенности если вспомнить углубление на его вершине и слова жителей,
которые говорят, что прежде тут была гораздо более глубокая впадина,
кончавшаяся отверстием, которого дна не могли достать.
В настоящее время отверстие засыпалось и только присутствие вулканических
шлаков подтверждает, что этот овальный холм из пенистой лавы, покрытой
железистым окислом и пузыристой на поверхности, действительно есть кратер. Я
спускался в пещеру, находящуюся в холме, в стороне от воронкообразной впадины.
Спустившись узкою трубою в пещерку не более 4 кв. м (около 50 кв. футов) и
привязавши свое туловище к веревке, я спустился из первой маленькой пещеры
узкою трубою по ледяной накипи в нижнюю залу. Лед обратился в фирн, и нога,
скользящая по нему, по крутой плоскости его падения, лишь изредка встречает
выдающиеся острые каменья лавы. Нижний зал невелик: от 12 до 15 шагов длины
и 10 ширины, высота 3 сажени; стены, равно [как] и пол, состоят из пемзовидной
лавы, покрытой известковыми натеками; дно пещеры загромождено огромными
обломками той же породы. Вообще эта пещера одна из тех, которые так часто
встречаются в лавах, и не имеет особого интереса, кроме того, что дает
возможность изучить внутреннее строение овального холма близ Талой. На дне пещеры
сочится вода, про которую говорят, что она имеет какой-то особый сернистый вкус.
Отломивши кусок льда и добравшись до воды, я не нашел в ней никакого особого
2*
35

вкуса, а хотя лед и был испещрен пузырьками, но такое же количество их можно
часто встретить везде во льду*.
Температура пещеры, по-видимому, не менее 3 или 5°С; к сожалению, не могу
сказать наверное, так как ездил туда без термометра. Серный вкус заражает
большую часть колодезной воды в Тунке, например, вода из колодца сотенного
командира имеет очень сильный серный вкус.
Пользуясь временем, покуда мне пекли сухари и заготовляли кое-что нужное
для поездки по малонаселенной местности к западу от Туранского караула, я сделал
еще одну поездку на устье пади р. Жемчуга, туда, где она выходит из отрогов
Саяна в Тункинскую котловину. Для этого, переехавши Иркут, который бежит тут
среди песчаных берегов, нанося в изобилии крупную гальку из своих гористых
вершин, и оставив за собою кочевья, зимники и летники бурят, мы направились
среди прекрасных береговых рощ по дороге, ведущей в Ургудейский караул, где
некогда шла Кругобайкальская дорога.
Я воспользовался падью Жемчуга для того, чтобы лучше рассмотреть те
горные породы, которые составляют в этом месте отроги Саяна. Так как горы
падают к Жемчугу очень круто и представляют почти непрерывные обнажения, то
она оказалась для этого.очень удобною, к сожалению, впрочем, я поднимался по
ней только версты на три, потому что пожалел наших некованных лошадей,
которые жестоко страдали как от россыпей с гор и от крутых валунов при
беспрестанных бродах через Жемчуг, так и от кочкарника и валежника.
Поднимаясь по пади Жемчуга вдоль его левого берега, я прежде всего встретил
гнейс очень мелкозернистый, изобилующий слюдою и через 50 саженей от начала
пади прорванный жилою гранита; далее я встретил тот же самый гнейс, падающий
к юго-юго-западу под углом около 15°, слои очень ясны. В этом гнейсе, на
расстоянии ]/л версты и потом одной версты от начала пади, видны ясные слои
размывов, образовавших большие впадины и, по-видимому, обязанных своим
происхождением силе вод, действовавших из долины Иркута. Они еще более убеждают в
том, что некогда в Тункинской котловине было большое озеро, в котором вода
стояла на высоком уровне, потому что обнажения встречаются на высоте не менее
4 м (около 2 саженей) над теперешним уровнем пади Жемчуга. Кроме того, замечу,
что устье этой пади (около IV4 версты) слишком широко для горного ручья,
текущего среди гнейсов и гранитов, и также, вероятно, обязано своим
происхождением водам самого озера, некогда бывшего в Тункинской котловине. - Гнейс, о
котором я говорю, изрезан весьма частыми жилами кварца и перемежается с
гранитом и сиенитом, имеющим слоистое строение**. Непосредственно над гнейсом
лежит зернистый известняк с прожилками розового кварца: пласты его, изрезанные
жилами гранита и еврейского камня, падают к юго-юго-западу, сперва их падение
около 50°, потом становится все больше и доходит до 60°. Затем, проследив их на
3/4 версты, я снова встретил гранит, который проследил только У4 версты. Так как
уже было поздно, а впереди предстояло еще два трудных переезда через Жемчуг,
то я перешел на правый его берег и еле выбрался среди густого леса, грязи и
мшистых кочек к горам правого берега, где встретил обнажения только еврейского
камня, простирающиеся на полверсты.
Жемчуг катит свои быстрые волны, извиваясь по пади и нанося громадные
валуны гранитов, еврейского камня с кристаллами желтого шерла, зернистого
кварца, облеченного черною слюдою гнейсов и других кристаллических сланцев.
Все эти валуны, за исключением громадных отторженцев от прибрежных гор,
Один господин, лазивший несколько лет тому назад в эту пещеру, говорил, что в ней был зал, в
котором могло поместиться до 100 человек. Так как видно, что зал, виденный мною, не обсыпался и не
мог уменьшиться, то я пришел к убеждению, что ему так показалось.
В сиените попадается вениса.
36

лежащих у их же подножия, покрыты белыми известковыми накипями, от которых
Жемчуг заслужил свое название; этот налет доказывает между прочим, как
распространены известковые формации в Саяне, потому что, как мы увидим дальше, они
преобладают по Иркуту и Оке.
Вопрос о связи между Саяном и Тункинскими Альпами еще не разъяснен.
Обращая на него внимание будущих исследователей, я укажу, между прочим, на полное
почти отсутствие пластов, падающих на устье Жемчуга из Саяна в долину Иркута.
Я нашел только тонкий пласт гнейса, который проследил на 100 м, падающий к
северу; далее же пласты падают из долины Иркута на протяжении нескольких
верст, быть может, вследствие местного поднятия? Вообще долина Жемчуга может
служить как нельзя лучше для изучения северных склонов Саяна, по непрерывности
в ней естественных обнажений. А в такой местности, как край, о котором мы
говорим, изучение геогностического строения почвы возможно только по
естественным обнажениям, которых очень мало и которыми приходится дорожить.
III. ТУНКА
Церковь. - Следы крепости. - Жители (несколько слов о казаках,
крестьянах и ясачных, превосходство последних). -
"Вновь зачисленные" и купцы. - Хлебопашество, промыслы и торговля
Тунка, большое селение, домов в 350 с двумя церквями, разбросано на
несколько верст по берегам Иркута. Если подняться на старую казачью
церковь, то вам открываются разбросанные дома, среди которых едва пробито
несколько переплетающихся грязных улиц. Темные пятна домов резко выступают
на ярко-зеленом фоне огороженных телятников (загонов для телят), где
оберегается мягкая и более сочная трава. С края виднеется гостиный двор - затея, как
водится, не создавшая торговлю и теперь с пользою употребляемая вместо
амбаров.
На картах и официально с. Тункинское зовется еще крепостью. Пора бы
бросить это название, так как, во-первых, крепостью оно никогда не было даже в
то время, когда здесь процветала "Тункинская [пограничная] дистаночная
канцелярия", а был тут просто острожек, а во-вторых, потому, что и этот острожек можно
разыскать только по указаниям старожилов, так как от преобладающих восточных
ветров на месте, где был острожек, теперь накопилось столько песку, что виден
только песчаный холм, из которого торчат два-три гнилых бревна. Лучше уж не
вводить археологов в соблазн, называя Тунку крепостью. Для археологов зато
гораздо интереснее будет старая казачья церковь (если она скоро не развалится). В
ней можно найти несколько интересных образов, например Св. Николая,
привезенный, как говорят, из русского острожка с Косогола с бурятским типом: редкою
бородою и усами, назад зачесанными волосами и медными украшениями в
буддийском стиле с неизменным лотосовым цветком. Жаль только, что какая-то
рука намарала более новыми красками его одежду и исказила этот интересный
памятник, тем не менее все-таки можно различить следы одежды, напоминающей
курму с медными пуговицами. Зато этот образ 9 мая в особенности привлекает
бурят, почитающих в нем Цаган-Убукгуна (седого старика), о котором у них
существует много легенд, сходных со сказаниями о Св. Николае Чудотворце*.
Кроме того, в этой же церкви есть несколько образов, не встречающихся в других
церквах, например, на одном из них изображен Иисус-Младенец, держащий концами
второго и третьего пальцев перстень. Его держит за руку Св. Мария и заставляет
надеть перстень на руку Св. Екатерине. Вообще церковь довольно богата, имеет
* Отчет Сиб. отд. за 1864 г. СПб., 1865.
37

богатую ризницу, и жалко будет, если с разрушением ее пропадет для потомства
этот интересный исторический памятник.
Тунка населена тремя очень разнообразными родами жителей.
Казаки, потомки древних пограничных казаков, живут здесь с 1709 г.* и уже
успели смешаться с коренным бурятским населением, в типе много бурятского,
наполовину можно встретить казаков и казачек с бурятскими лицами; говорят они
тоже по-бурятски не хуже, чем по-русски, и выучиваются этому языку с самого
раннего возраста. Они теперь занимаются хлебопашеством и скотоводством. Но
хотя у них хлебопашество и составляет главный промысел, тем не менее есть еще
другие побочные промыслы, служащие ему подспорьем, - это звериный промысел и
торговля с Монголией. Зверовье распространено между казаками гораздо более,
чем между крестьянами и ясачными. Самый выгодный и трудный промысел,
конечно, изюбриный, одни рога изюбра, если они о восьми отростках, продают в Тунке за
45 руб., а мясо долго кормит промышленника. Затем сильно распространена охота
за кабанами, которыми снабжают отроги Саяна и Тункинские Белки. Кабаньи
окорока сохраняются очень долго и составляют у казаков одну из главнейших
статей при угощении. Но затем более всех распространен наименее выгодный
промысел - беличий. Белки очень много по обоим берегам Иркута, но они далеко
неодинакового достоинства. Та белка, которая живет на североном склоне Саяна,
где преимущественно распространены кедровые леса, гораздо чернее,
следовательно, лучше, чем та, которая живет по подгорью Тункинских Альп.
Обыкновенно с наступлением октября все молодое казачье население
отправляется на промысел. Ездит обыкновенно от одного до полутора месяцев, иногда
два, и в это время на ружье приходится убитой белки средним числом от 80 до
100 штук. Есть мастера, записные промышленники, которые бьют по 150 штук и
более, но такие составляют исключение, а с другой стороны, есть охотники,
которые набьют не более 40-60 штук даже в артели. Так как в артели добыча делится
поровну, то обыкновенно хорошие охотники избегают того, чтобы брать к себе
новичков, а те обыкновенно упрашивают их взять с собою, так как одна
ориентировка в лесах среди несметного количества друг на друга похожих падей, особенно
осенью, уже требует выучки под руководством опытного вожака.
Обыкновенно средняя цена белки на месте в Тункинском крае не превышала в
последние годы 9-11 коп. (в Иркутске давали 13 коп.), следовательно, проходив IV2
или 2 месяца, охотник получает дохода, положим, 11 руб. Но расходы должны быть
рледующие: за наем лошади платится обыкновенно 3 руб. в месяц, за собаку от
50 коп. до 1 руб., да за порох и свинец нужно заплатить около V/г руб.**, итого
около 6 руб. Прибавьте сюда расход на хлеб, на обувь, и вы увидите, что такой
промысел держится только потому, во-первых, что он доставляет истинное
наслаждение самому промышленнику, во-вторых, что у него хлеб свой, обувь сам сделал, а
в октябре работы в поле кончены, домообзаведение исправно, собака есть, лошадь
тоже, а под боком нет никаких более выгодных заработков, и, в-третьих, наконец,
казак не знает никакого промысла более выгодного.
Второе подспорье, которым тоже казаки пользуются более прочих тункинцев
(не купцов), - это торговля с мунгалами [монголами]. Удалось казаку купить два
конца дабы по дешевой цене, или холста штуку, или несколько чайников - он
складывает это в сумы и едет за границу продавать свои товары, или выменивать
на скот. Конечно, барыши, которые он получит, самые ничтожные, так что гораздо
выгоднее было бы потерянное время употребить на полевую работу; зато
способ добывания денег несравненно легче, да к тому же как раз удовлетворяет
так сильно развитой в нем потребности бродяжничества. Затем хлебопашество
Чудовский. Памятная книжка Иркут. губ. 1865. С. 22.
В прошлом году [их] выписывали из Иркутска и [это] обошлось только 90 коп.
38

идет уже не Бог знает, как блистательно, и гораздо хуже, чем у крестьян и
ясачных.
Крестьяне живут главным образом хлебопашеством. В Мотах и Введенщине
вы услышите: "Тунка ведь наша кормилица", и значительная доля этого кормления
приходится на долю крестьян. Но живут они небогато: как-то так случилось, что на
их долю выпали земли похуже, да и мало, так что, например, им приходится
нанимать землю для покосов, платя по 5-8 руб. за луг, где можно поставить не
более сотни копен. Лучшие же земли в руках ясачных.
Ясачные, оседлые буряты отличаются значительно от крестьян и казаков, они
заимствовали от них лучшие их черты, и от смеси с русским племенем из них вышла
порода гораздо лучше и казаков, и крестьян, и бурят кочевых. В особенности
поражали они меня на Талой своим удальством, бойкостью, развязностью,
веселостью; в поле их трудолюбие, которое приходится обыкновенно наблюдать рядом с
казачьею беспечностью, бросается в глаза. Например, в то время, когда живой
души нет в поле на том основании, что нет полевых работ, вы видите ясачных,
работающих над изгородями, и делают они их тщательно, не по-казачьи, т.е. не
зигзагами, так как подобные изгороди валятся при первом порывистом ветре, а
прямые между двух прочных подставок. Одежду они все носят смешанную, но
большею частью стараются походить на русских, по-русски говорят очень бойко,
беспрестанно стараясь употреблять выражение "ей Бог", "слава Бог" и тому
подобное. Обычаи тоже изменились: ясачные живут частью в русских избах,
променяли тарасун на водку, конечно, осталось только непомерное
любопытство. Несмотря на то, что они преусердно работают в поле, а все-таки проезд
постороннего лица заставляет их бросить работу и бежать на дорогу поглазеть.
Наконец, и самый тип значительно изменился: между поколением ясачных вы не
встретите тех безобразных лиц, которые часто попадаются между чисто
бурятскими племенами, в особенности это заметно в глазах, которые стали заметно шире,
открытее.
Буряты-хлебопашцы считаются многими кочевым народом, но любопытно
заметить, насколько они действительно кочевой народ, например, они только
делают двойной переезд из своих зимняков, чтобы на зиму сохранилась трава и был
готовый корм для скота, в летники, находящиеся в нескольких верстах от зимника,
возле которых распаханы их поля по подгорью Саяна, на местах, естественно
удобряемых продуктами разложения*. При таких переселениях, причем как в
летнике, так и в зимнике остается готовый дом, я не вижу, почему бурят больше
следует называть кочевыми, чем, например, тамбовского помещика,
перебирающегося со всеми пожитками, лошадьми, коровами, из Москвы в свою Тамбовскую
деревню. Действительно, для бурята, привычного ограничиваться в юрте
немногими удобствами, подобные перекочевки очень нетрудны, а между тем положительно
полезны. Если бы буряты не кочевали, то не могли бы они столько держать скота,
сколько теперь держат. Хлебопашество же, по-видимому, не страдает, так как
большею частью буряты засевают от 4 до 5 десятин, и есть семьи, имеющие по
10 десятин, зато имеющие не более одной - очень редки.
Обыкновенно юрты бурят строятся восьмиугольные, вследствие чего они
гораздо просторнее четырехугольных и ближе подходят к первобытной круглой
форме; они покрыты дерном или хворостом и сделаны довольно прочно, так что в
щели дует очень мало; внутренность юрты доказывает, что живут не бедно - горка
уставлена бурханами, молока вдоволь, есть и русская утварь, и чайники - все, что
нужно для незатейливого бурятского хозяйства.
Резкую противоположность со всеми этими тремя разрядами составляют вновь
И за Байкалом тоже только часть бурят может быть названа кочевым народом, это те, которые
по нескольку раз в лето меняют стойбища; значительная же часть делает только два переезда.
39

зачисленные из гарнизонных батальонов казаки, - большею частью их хозяйство
ничтожно, и они пробиваются заработками либо в Иркутске, либо на кругоморской
дороге. Зато, как приходит весна, большая часть из них голодует, и тогда-то
начинаются беспрестанные воровства, подламывания амбаров, резанье чужого
скота и т.п. Вообще это язва, которая тяжело ложится на общество, особенно если
вспомнить, например, что им строили дома, теперь большею частью брошенные, а
постройка каждого дома обходилась обществу никак не менее 30 руб. Теперь же
лежит на обществе тяжесть соседства с голодным населением. Всего лучше,
впрочем, способность "сынков" к хлебопашеству выражается тем, что из 180
человек только 6 имеют порядочное хозяйство, зато уж, правда, такое, что ему
позавидуют и старые казаки; впрочем, их товарищи объясняют это явление очень
просто - "его, говорят, сам черт на хвосте носит".
Всех богаче, конечно, живут тункинские купцы. Их круг деятельности
распространяется не на одну Тунку - вся торговля с караулами, равно [как] и большая
часть торговли с мунгалами, находится в их руках.
Обыкновенно они отправляются по караулам, развозят необходимые для бурят
продукты и за них получают масло и скот. Кроме того, они ездят в Монголию, на
Косогол и далее и ведут меновую торговлю. Так как казаки покупают товары
большею частью от них же, то понятно, что никакая конкуренция невозможна, тем
более что, наконец, в их руках и капиталы. Составлять же артели для казаков
положительно невозможно, потому что известно, как всякий казак обращается даже
с лошадью другого казака, а тем более с его товарами, - конечно, надует своих
доверителей как нельзя лучше; каждый казак, зная по собственному опыту, как он
поступил бы в случае, если бы нашлись доверители, никогда другому ничего не
доверит и предпочтет сам съездить за границу с тем товаришком, который удастся
добыть.
[IV.] ОТ ТУНКИ ДО НИЛОВОЙ ПУСТЫНИ
Кумирня возле деревни Шинки. - Цаган-Убукгун. - Речки Зангисаны,
трудность сообщений. - Удобства жизни. -
Туранский караул. - Обнажения по Ихэ-Угуну. - Нилова пустынь. -
Минеральный ключ. - Температура его. - Посетители вод
На дороге из с. Тунки вверх по Иркуту до деревни Шинки (Шимки) попадается
кумирня, в которой живет ширетуй и несколько лам. Дацан стоит того, чтобы о нем
сказать несколько слов, потому что в нем, как мне кажется, встречается несколько
образов, которых нет в других кумирнях, например, в Онинском дацане. Самая
архитектура его чрезвычайно оригинальна, он имеет вид трехэтажной деревянной
башни в китайском вкусе. Сам дацан чрезвычайно тесен, так что народ, вероятно,
помещается на громадном крыльце и галереях. Внутри дацана далеко не видно той
роскоши, которая встречается в других дацанах, бурханы очень невелики и их
немного.
На среднем месте помещается главный бурхан*, он изображен стоя, держит в
правой руке длинный желтый свиток, в левой - большой цветок с зеленью. Одна из
задних рук держит тоже ветвь с цветком. Рядом с ним помещается будда Шакья-
муни и какой-то памятник вроде обелиска. Слева будда же в шапке, напоминающей
индийскую, и злой бог, попирающий человечество. Остальные образа нарисованы
на полотне: один из них изображает красную маску и кругом ее черепа, другой -
трех богов, из которых один на льве или тигре, второй на теленке, третий на быке
топчут человечество, - вообще топчущими человечество изображено очень много
* Майдура, как мне сказали.
40

богов. Всех бурханов в виде статуек пять и два стоящих порознь: один из них
Шакьямуни, другой корчится в цепях, остальные - все образа, нарисованные на
полотне; зато нет недостатка в цветных лентах, развешанных на потолке.
Наконец, кресло для ширетуя дополняет убранство.
В верхнем этаже есть образ Цаган-Убукгуна, с большою белою бородою -
единственный из всех буддийских образов с бородою. Около него стоят два
человека, над которыми светит по одному солнцу - над одним белое, над другим
красное. Ширетуй дацана говорил мне, что про Цаган-Убукгуна ходит такая
легенда: шел он однажды и встретил бурхана. Бурхан спросил его: "Куда ты
направился так далеко при твоей старости?" - "Бога искать". Вот поэтому-то и стал
он бурхану угоден. Но только он не святой, а очень уважаемый старик. Кроме
образа Цаган-Убукгуна тут есть еще очень много образов, рисованных на полотне и
литографированных; например, Будда в индийской шапке, окруженный семью
такими же буддами и восьмым богом зла, или же 21 будда по семи в ряд; иные
образа в овальном сиянии, а кругом главного нарисованы с двумя ассистентами,
опирающимися на палки вроде пастырских жезлов. Все эти образа идут из Китая,
почему некоторые боги рисуются иногда даже в китайских башмаках.
Над кумирнею возвышается полумесяц, увенчанный шаром; то же встречается
и на некоторых литых в Китае бурханах.
Рядом с большею кумирнею по обыкновению помещаются несколько
маленьких, из которых в одних помещается громадная курда; за оградой, наконец,
навалена большая куча хвороста с длинною палкою, кончающеюся птицей, - это обо
(овон). Вне же ограды вы видите несколько больших юрт и домов, в которых живет
ширетуй очень хорошо, говорят, лечит, так что многие и русские "за него бога
молят" за его лечения.
В Шинках падь Иркута уже изменяет свой характер, суживается, больше видно
лесов, и по дороге в Туранский караул дорогу пересекают многие речки.
Переезд становится гораздо труднее, чаще встречаются речки, поразительно
скоро прибывающие и сбывающие. Например, с Саяна рвется речка Хорбат; мы
только что переехали ее сухое ложе и заехали в одну из юрт Хорбатского улуса,
как прискакал верховой бурят сказать, что речка идет сверху, валит все, что
попадается навстречу, и через час переезд через нее в телеге был уже невозможен.
То же самое и с двумя Зангисанами, которые тоже рвутся из отрогов Саяна, -
переезд через них редко бывает возможен в телеге, и вследствие этого от Шинков
сообщение почти всегда производится верхом. Так в Шинках едва достали мне
двухколесную тележку с некованными колесами, на которой поехал я, отправивши
свои сухари и сумы с вещами на конях. Понятно, что все население привыкло к
верховой езде, и женщины не уступают мужчинам. Так, например, с нами ехал
вахтер из Туранского караула, где находится склад хлеба для пограничных
караулов (включая сюда и Окинский), и с ним его сестра, пробиравшаяся в Нилову
пустынь. Она бойко ехала рысью, бойко пускалась в бурливые волны Зангисанов,
напоминая мне наездничество во 2-й конной бригаде (в Забайкалье), где женщины
наездничают не хуже мужчин, пуская лошадь вскачь, поднимают с земли монетку и
тому подобное. Там это произошло совсем от других причин - племенных, здесь же
нужда выработала породу амазонок, мало уступающую чиндантской. Зато дорога к
Туранскому караулу поневоле привлекает своими превосходными березовыми и
сосновыми лесами. Не говоря уже о том чистом, озонированном воздухе, которым
вы дышите, о той жадности, с которою вдыхается этот воздух после иркутской
пыли, но и для глаза вы видите на каждом шагу восхитительные ландшафты в
пади, над которою круто поднимаются высокие, то лесистые, то скалистые горы.
Повсюду по дороге оставались следы вчерашней прибыли воды - речки быстро
пронеслись, помяли траву, навалили на свои мостики кучи сору и так же быстро
сбыли.
41

При виде этих горных ущелий, быстрых речек*, в которых конь уносится
напором воды, становятся понятными причины, которые надолго замедлят ход
цивилизации в этих странах. Отдельно ото всего мира, вдалеке от торговых путей,
живут здесь люди на почве, которая едва их кормит и дает возможность выменять
от купцов нужную домашнюю утварь, с трудом добыть пороху и свинцу и соль, еще
с большим трудом добыть кусок железа. При виде этих неблагоприятных условий
невольно задумаешься над громадностью того периода, который потребуется на то,
чтобы слухи об иной цивилизации дошли в эти глухие ущелья. Задумаешься и о
том, что загнало сюда человека; но недоверие, недружелюбие, с которым на
первых порах встречают "чиновника", напоминают вам, что сюда шли подальше от
всякого начальства, от всяких порядков, что предки этих казаков сами норовили
как бы подальше, поглубже забиться от всех властей, - ведь забрались же
"жители" на Туранский караул на высоту 3000 футов над уровнем моря вдали ото всех
путей сообщения, точно невесть какие материальные удобства представляли
болотные луга и леса возле Туранского караула, его бурливые речки, его долгие зимы,
его короткое лето. Тут до очевидности убеждаешься, что не одни звериные
промыслы влекли народ в Сибирь, иначе незачем было хлебопашцам забиваться в
такую дикую глушь, когда возле есть места, соединяющие вдесятеро более удобств.
Из Туранского караула, где на заднем плане всякого ландшафта рисуется гряда
зубчатых исковерканных гор, с снегами, белеющими в падях, или туманами,
скопляющимися над вершинами, я направился в Нилову пустынь. Дорога идет по пади
р. Ихэ-Угуна среди хвойных рощ, в которых растет в изобилии характеристичная
для Ихэ-Угуна Caragana jubata (род акации).
Река Ихэ-Угун (большая река), по которой идет дорога, представляла
обнажения сперва глинистых сланцев, сквозь которые выступают граниты, а далее
возле пустыни начинаются известняки, прорванные порфировидным гранитом, из
трещины которого вытекает минеральный ключ. Возле ключа с левой стороны
впадает в Ихэ-Угун речка Холхондой (звенящая), рвущаяся из узкой пади, которую
почти можно назвать трещиной в скалах. Утес возле устья Холхондоя представляет
обнажения очень крупнокристаллического известняка серо-зеленого цвета,
падающего к северо-востоку под углом 45°. Выше (возле церкви) этот известняк очень
тальковат и разрушается вроде белой известковой глины. Он поднят порфиро-
видными гранитами, которые состоят из светло-розового полевого шпата,
дымчатого кварца и черной слюды и прорезаны тонкими (иногда параллельными) жилами
кварца. Далее, если идти вверх по пади, известняки становятся очень кварцева-
тыми и рядом с жилами кварца прорезаны жилами сиенита. Я проследил обнажения
только на Ъ1А версты выше церкви, так как далее дорогу загородили утесы. По
правому берегу Ихэ-Угуна виден тот же известняк с жилами сиенита.
Самая пустынь живописно расположена среди высоких гор, покрытых
обломками разрушающихся горных пород и заросших хвойными лесами. Теперь здесь
существует дом для посетителей, в котором устроены ванны. На правом берегу
Холхондоя, около устья, выступает на ярком фоне разлагающегося талькового
известняка красная деревянная церковь и довольно обширный дом священника.
Пустынь так и манит к отдыху, и наконец, пади Холхондоя и Ихэ-Угуна
представляют столько естественных обнажений, которыми необходимо дорожить в этих
странах, что поневоле хотелось бы остаться здесь побольше, но, торопясь далее, я
пробыл в пустыни всего один вечер. Минеральный ключ вытекает из трещины в
граните, вода собирается в закрытом деревянном резервуаре и оттуда вступает в
* Спуск к Зангисанам, которые составляют две протоки одной большой реки и катят в своих руслах
крупные гальки и небольшие валуны гранита, метаморфических сланцев и лавы до 8 дм (около 2V2 фута)
в диаметре, представляет обнажения вышиною более 2 м, состоящие исключительно из мелкого, белого
кварцевого песку.
42

ванны. Температура ее была во время моего посещения равна 43,4° (34 l/2° R) при
температуре воздуха, равной 14,5° (11,6°R). Меглицкий и Шварц нашли ее в 40°
(32°R), но я вполне полагаюсь на показание своего термометра, и так как трудно
предположить, чтобы гг. Меглицкий и Шварц были введены в заблуждение тем, что
термометр быстро падает при вытаскивании его из воды (надо поднимать на
1 λΙ2 аршина, пока вытащишь из резервуара), то выходит, что температура воды
повысилась с того времени*.
Состава воды я не знаю, скажу только, что мой термометр, с фарфоровою
скалою в оправе из желтой меди, покрылся на медных частях беловато-розовым
налетом; на вкус она неприятна, но, говорят, очень хороша в самоваре, "очень
легка - целый самовар выпьешь, и все ничего". Количество ее чрезвычайно
ничтожно, сочится струйка, равная той, которую могут дать два хороших
самоварных крана, а на дне ключа виден крупный песок из мелких кусочков
амфиболита, гранита и кварца.
Число больных, посещающих Ихэ-Угунские минеральные воды, очень
незначительно: в мой приезд было всего 4 семьи, вероятно, это происходит вследствие
трудности переезда до вод и дороговизны жизни на водах.
Как видно, некогда тут было приложено много старания, чтобы сделать
местопребывание на водах более приятным, - во многих местах на скалах наделаны
скамьи, то же в одной пещерке в граните, находящейся на берегу Ихэ-Угуна в
скале**, но теперь это все разрушается, на эти мелочные удобства мало
обращается внимания, зато достраивается дом, в котором одну часть занимает священник,
а другая будет отдаваться больным. Наконец, строится дорога, так как прежняя
разрушилась, и приходится два раза переезжать Ихэ-Угун вброд, что очень
затруднительно, так как после дождей брод очень глубок и неудобен от больших
валунов, да и течение очень быстро, так что едва удается добраться из Туранского
караула до пустыни верхом.
V. ОТ ТУРАНСКОГО КАРАУЛА ДО НУХУ-ДАБАНА
Берега Иркута. - Лавовые холмы. - Оз. Нурай - предел хлебопашества. -
Падь Шелун-салташа. - Конгломераты у Хангинского караула. -
Важность верховьев Иркута в геологическом отношении
Из Туранского караула, расположенного на довольно широкой котловине,
изрезанной остатками старых проток Иркута и поросшей березовыми перелесками,
соснами, лиственницами, родом акации (С. jubata) и пионами, мы направились в
Хангинский караул.
Дорога пересекает Иркут и идет левым его берегом, то по подгорью, то среди
густых лесов. Обнажения попадаются очень редко: переехавши Иркут несколько
выше Туранского караула и доехавши до гор, окаймляющих в этом месте долину
Иркута, я нашел крупнокристаллические почти белые известняки, составляющие
склон гор, падающих с севера в долину Иркута. Пройдя 3 версты от этого места, я
нашел сиенит, имеющий почти слоистый характер. Тут представился мне овальный
отладок, с левой стороны состоявший из сиенита, а справа - из другой породы
метаморфического глинистого сланца; вдоль стены пади, состоявшей из сиенита,
идет ряд холмиков из лавы, выступавшей из трещин на спаде, или возле спая этих
двух пород. Затем верст на 12 не видно обнажений, только в 18-20 верстах от
караула Иркут размыл отроги гор из слюдистого тальковатого сланца; тут дорога
* Г. Меглицкий был летом, а г. Шварц зимою, и оба записали ту же температуру - 40°. По г.
Попову, температура этих вод изменяется от 35 до 42,5° (29-34°R).
** На высоте около 15-18 м (50-60 футов) над теперешним уровнем реки.
43

поднимается на гору и идет над самым Иркутом, который под ногами лошадей
бурлит, катя валуны покрытые белым известковым налетом. Затем не видно
обнажений вблизи дороги на далекое расстояние.
Если ниже Туранского караула южные склоны гор, составляющих долину
Иркута, и представляют не бедную растительность, зато чем далее поднимаются
по Иркуту, тем растительность становится беднее и беднее; видны дикие болота на
горах, и тут путник достигает западного предела распространения хлебопашества в
долине Иркута, именно возле места, называемого Турай, где попадаются последние
пашни туранских бурят в пади, параллельной Иркуту и лежащей между гор,
окаймляющих Иркут с севера. До Борохтуйских озер, как говорит г. Шварц*,
хлебопашество, следовательно, не доходит, так как они лежат на высоте и в
местности, где хлебопашество невозможно.
Дорога с каждой верстой становится все затруднительнее, после переезда через
речку Борохтуй. Подъем по пади ее неудобен, везде грязь от тающих снегов, лес и
кочкарник; так как падь идет к востоку, то в ней 23 мая еще были на речке
"накипи", выдерживавшие коня. Чем дальше, тем заметно становится холоднее,
пока, наконец, мы поднялись на хребтик. Тут после перевала через четыре
небольших отрога гор, состоящих, судя по обнажениям, из слюдяного сланца и несколько
кварцеватого белого известняка, дорога идет вверх по пади Хара-желга. Все
становится холоднее и холоднее, древесная растительность беднее и беднее -
остается лишь лиственница и багульник в цвету. Каменья, снега, мхи, все прелести
дикой природы. С обеих сторон идут горы, выходящие за верхний предел древесной
растительности, и тут открывается вид на Мунку-Сардык, весь в снегах,
окруженный второстепенными гольцами, где снег лежит лишь полосами в их лощинах.
После спуска с хребта дорога идет по подгорью северного склона гор,
падающих в Иркут тут в одной широкой пади, носящей название Шелун-салташа (будто
камни рубили, пояснил бурят), где сочится ручеек, вы видите по краям пади два
огромных ряда каменьев с острыми ребрами, наваленных местами в один ряд**,
местами в два ряда. Камни эти нагромождены как попало, без сортировки. Их
расположение - острые ребра и порядок нагромождения - положительно
свидетельствует, что они принесены льдами. Так как эти два каменных ряда занимают
слишком небольшое для ледника пространство, не больше 50 м от одного до
другого, то всего вероятнее, что они нагромождены при таянии накипями, хотя, с
другой стороны, нужно заметить, что теперь тут не бывает больших накипей, и
более низкое стояние снеговой линии в прежние времена не невозможно на высоте
не менее 5000 футов (около 1000 над Хангинским караулом) и в широте 52°. Ниже я
приведу несколько фактов, наводящих на ту же мысль.
Слюдяные сланцы попадаются почти до самого Хангинского караула, возле
которого начинаются озерные образования. Долина Иркута расширяется, и на
ровной площади озерных наносов расположен Хангинский караул, из которого виден
во всей красе Мунку-Сардык. На север от караула залегают конгломераты или,
вернее, громадные толщи (около 50 м, 165 футов) плохо слежавшейся гальки и
гравия с цементом из красной глины, однородного состава с галькою, теперь
наносимою Иркутом, горизонтального наслоения и совершенно рыхлых до того, что
они сами рассыпаются. Они начинаются в 4,5 верстах ниже караула и
продолжаются верст на 9 выше его по Иркуту. Пласты их лежат с южной стороны на
гнейсах и слюдяных сланцах, а с севера на гранитах, кристаллических сланцах и
светло-серых известняках, которые, наконец, в 10 верстах от караула становятся
преобладающей породой. Так, попадается темно-серый известняк, за ним более
твердый - белый и, наконец, ближе к Белому Иркуту - громадные толщи извест-
* [Шварц.] Тр. Сиб. эксп. Мат. отд.
** Около 2 м высоты.
44

кового шпата, организовавшегося в виде крупных светло-оранжевых кристаллов.
Он образует целые горы, придающие особый, оригинальный характер верховьям
Иркута, так как порода очень легко выветривает[ся], образует колокольнеобраз-
ные шпицы, иглы, множество пещер и громадные яркие россыпи, падающие к
Иркуту. Иркут уносит известняки в своем быстром течении, растворяет их и
отлагает известковые налеты на всех валунах, которые ворочают его воды.
Всякий, посещавший горные страны, где путник встречает на каждом шагу
лишь метаморфические сланцы и граниты, легко поймет, как трудно проследить
напластование и падение пластов и как мало можно полагаться на определенные
направления, куда падают пласты, сделанные лишь по одной какой-либо линии. Но
я решусь обратить внимание читателя на однородность породы по обоим берегам
Иркута, полное отсутствие на одном берегу таких пород, которых не было бы на
другом, отсутствие, которое одно уже дает возможность предполагать, что в то
время, когда Саян уже поднимался, горные породы, составляющие Тункинские
Альпы, не могли сохранять своего первоначального положения так, чтобы над ними
оставались другие пресноводные или морские осадки. То же справедливо и для
Тункинских Альп. Но мы не видим этого. Напротив, в верховьях Иркута, где обе
цепи сходятся к общему горному узлу Мунку-Сардык, вы не проведете никакой
границы между горами по левому и по правому берегу Иркута, те же породы,
свидетельствующие об одновременном поднятии. И если среди них появляются
глубокие лощины Черного и Белого Иркута, то видно, что их долины, особенно
Белого Иркута, образовались вследствие размывов и воды пролагали себе путь
именно среди самых мягких, удоборазрушимых пород. Где только встречались
препятствия из более твердых пород (слюдяные сланцы и, вероятно, гнейсы ниже
Хангинского караула), там образовались озера, и воды Иркута накопляли
громадные толщи конгломератов.
Вообще верховья Иркута - пункт чрезвычайно важный для геолога и геогно-
ста, и нужно только пожалеть, что до настоящего времени они так и не
обследованы. Геологу предстоит решить вопрос об образовании Саянского хребта и
Тункинских Альп в связи с Китойскими. Несомненно только то, что сравнительное
геологическое изучение верховьев Иркута, Китоя, Оки и Белой приведет к
решению многих существенных вопросов об образовании горных систем Центральной
Азии. Минералог и геогност, конечно, тоже найдут много интересного - укажу,
например, хоть на распространение метаморфизма сквозь громадные толщи
известняков и других сланцев, на целые горы из известкового шпата, преимущественно
вблизи Мунку-Сардыка. До тех пор, пока явления метаморфизма не будут
всесторонне изучены в различных странах света, нельзя ждать положительных ответов на
эти вопросы геологии. Можно смело сказать, что геолог, который потратит
несколько месяцев на изучение этой страны, не будет жалеть о своем времени, равно
как в другой области знания г. Радде собрал в этой местности богатый запас
фактов.
Многих удержит боязнь путей сообщения, но кто привык ездить верхом, того
не затруднят переезды, - везде они довольно удобны, особенно если Иркут не в
прибыли после дождей, и, запасшись провиантом и палаткой, можно смело
направляться в верховья Иркута.
Наконец, мы добрались до Белого Иркута, который бешено нес молочные,
именно молочные, воды. Он очень неширок - в 3 или 4 сажени, но быстрота его
невольно заставит задуматься, прежде чем пустишь коня в этот бешеный поток.
У слабонервных должна закружиться голова, когда конь вступает в воду и его
сносит с каждым шагом все ниже и ниже, а глаз не может уследить за движением
воды. Если бы моих вожаков не манила маленькая юрта, выстроенная на том
берегу для проезжих, то, конечно, они непременно бы остались ждать утра, чтобы
переехать Иркут, так как за ночь вода сбывает.
45

VI. ВОДОРАЗДЕЛ МЕЖДУ ИРКУТОМ И ОКОЙ
Нуху-Дабан. - Голец Мунку-Сардык. - Горная природа. -
Норин-Хоройский караул
Горы, составляющие водораздел между Черным и Белым Иркутом, состоят
преимущественно из известняков. С места, поднимаясь от юрты при слиянии
Иркутов, вы уже встречаете известняки; затем после крутого подъема тропинка
круто спускается в глубокое ущелье - трещину, где видны тоже преимущественно
желтые или желтовато-серые известняки, после того начинается подъем на самый
Нуху-Дабан. "Нуху" по-бурятски - дыра, "даба" - подъем. Он получил свое
название от громадной дыры в виде ворот, пробитой в известняке, которая остается
вправо от тропинки. Сама гора не имеет особого названия, а на нее перенесено
теперь название подъема - Нуху-Дабан, или же она просто зовется Сардык, или
Сардык-голец; но так как Меглицкий и Радде приняли название Нуху-Дабан для
обозначения не только подъема, но и всего массива, то пусть это название так за
ним и остается. Нуху-Дабан, на несколько сот футов выходящий за пределы
вертикального распространения древесной растительности*, состоит на юго-восточной
стороне из известняков тоже желтоватых, явно кристаллического строения,
делящихся на тонкие пластинки и прорезываемых тонкими мелкими жилами сероватой
породы известняка более мелкой кристаллизации. Эти известняки
составляют верхний покров Нуху-Дабана, лежащий на сланцах (преимущественно на
диоритовом), а эти последние - на граните. Поднявшись на голец, вы видите
обширное безлесное пространство, где преобладают мхи и яркие разноцветные
лишаи.
Но пространство, открывающееся глазам, хотя сравнительно довольно гладко,
но все-таки составляет три округленных гребня, из которых первый поднимается
лишь на 1896 м (6220 футов) и состоит из известняков, второй - высшая точка
перевала в 2221 м (7292 фута)** [у] выхода на поверхность - из очень
мелкокристаллического диоритового сланца, а третий - из гранитов. Последний особенно
замечателен, а потому и остановлюсь на нем.
Поверхность гольца не представляет больших неровностей, за исключением
лежащей к северу от тропинки куполовидной гранитой массы, зато все пространство
усеяно обломками скал и остроребрых каменьев, теперь покрытых слоем мхов.
Покатость, образуемая теми обломками, которые нагромождены у подножия
куполовидной вершины холма на столообразной поверхности, представляемой массивом
Нуху-Дабана, имеет наклон не более 15-20°. Камни, которыми усыпана эта
поверхность, как я сказал, остроребры, нагромождены и разбросаны в полнейшем
беспорядке.
Осмотревши куполовидное поднятие, я нашел, что склоны этого поднятия не
имеют тех форм, которые обыкновенно встречаются в гранитных горах; вы
встретите здесь много неровностей, много выпуклостей, острые края которых могли
быть сглажены атмосферическими деятелями, но вы увидите также плоскости до
190 кв.м (около 20 кв. саженей), совершенно гладкие и падающие по направлениям,
производящим конуса. Конечно, от выветривания они уже успели стать
шероховатыми, и кристаллы кварца покрывают поверхность, но несмотря на это, все-таки
можно заметить полосы параллельные, тоже покрытые кристаллами кварца,
очевидно, углубленные на несколько миллиметров и в несколько же миллиметров
* Я говорю про перевал седловины, где идет дорога; вершина его поднимается еще на несколько
сот футов над точкою перевала.
** В обеих точках было сделано только по одному наблюдению в 81/г и 91/2 ч утра. Вет[ер] ССЗ ел.,
ЮВ ср. В 9 начали быстро скопляться куч[евые] и клочков[атые] обл[ака], в первом часу сильный шквал
с дождем, почему на второе наблюдение особенно нельзя полагаться.
46

шириною, а длиною от 5 до 10 см. Это явление наводит на мысль, не произошли ли
эта полировка и эти царапины от действия ледников.
Если бы мне случилось видеть плоскости, выполированные льдами, и царапины
на них, знать их не из чертежей, а по экземплярам, существующим в природе, я бы
мог решить, есть ли это следы ледников, или эти явления суть следствия сдвигов
или других причин. Напомню только, что с каждым годом находятся новые
доказательства низшего стояния снеговой линии в Европе и в Америке. Недавно,
наконец, было замечено то же и в Тянь-Шане*. Быть может, со временем найдутся
следы низшего стояния снеговой линии и в Саяне.
Повторяю, что в настоящем случае я не решаюсь положительно высказать
свое мнение, хотя в подтверждение предположения является еще одно
обстоятельство, замеченное мною в долине Джунбулака, о чем сказано будет ниже.
Высказывая же это предположение, обращаю на него внимание будущих
исследователей, которые, исследуя в этом смысле массивы Нуху-Дабана, принесут
большую пользу, если представят даже отрицательные ответы.
Воздух был крайне насыщен парами, солнечные лучи пекли, и действие их
усиливалось лучами, отраженными от желтоватой поверхности Нуху-Дабана;
кучевые облака образовывались, группировались, росли не по часам, а по минутам,
когда мы спускались к Ирхут-Гаргану (Горхону), образовавшемуся из мшистой,
болотистой оболочки гольца и с шумом промывавшему себе путь в расщелине среди
порфировидного гранита и диоритового сланца. Мои спутники боязливо поглядывали
на небо и с недовольным видом останавливались, когда я слезал для
барометрических наблюдений или для рассматривания горных пород и собирания их
образцов. Я принужден был уступить их просьбам ехать скорее, собирались тучи,
обещавшие сильный ливень, а если на гольце застигнет ливень или и сами облака
начнут спускаться на него, тогда очень легко сбиться с пути и потерять из виду
кучи каменьев, сложенные кое-где для указания направления, по которому нужно
ехать.
Впрочем, мы до грозы успели выбраться из области тундр и мхов, добраться до
страны альпийских озер и спуститься в одну широкую котловину, где еще остались
следы покрытого льдом озера Иркута (около 17г версты в окружности), откуда
берет начало Белый Иркут. Недалеко от этого озера находится другое, Окин-
ское, - верховья р. Оки. Их разделяет низкий болотистый увал, поросший низкими
лиственницами, еще не распустившимися 25 мая. Я остановился определить высоту
барометра у озера Иркута, но через полчаса едва успел уложить барометр и сесть
на коня, как налетел шквал с дождем; так что на определение высоты озера
Иркута нельзя полагаться. Впрочем, замечу при этом, что высота должна была бы
получиться преувеличенною. Между тем сравнительно с цифрами Радде она
значительно меньше, как и все мои цифры.
Тотчас же за перевалом вы видите в стороне озеро Окинское, которое должно
находиться почти на такой же высоте, как и озеро Иркут**. Оба они, как видно по
болотистой плоской окружающей их равнине, высыхают теперь или, по крайней
мере, обсохли значительно со времени своего образования, подвергаясь общей в
настоящем периоде судьбе горных озер в Саянском хребте: Тункинского, Торского,
Хангинского и озер, в которых отлагался бурый листоватый уголь в окрестностях
Байкала***.
Мы расстались наконец с страною мхов и лишаев, куда выше всех забирались
Campanula, Eutrema Edwardsii, Draba stellaris, Saxifraga et Macropodium nivale; тут уже
* Изв. Рус. геогр. о-ва. 1865.
** О каком Сусер-Норе говорит г. Радде? Его нет на картах. Не про озеро ли Иркут; тогда разница
между высотами Окинского озера и озером Иркут слишком велика.
*** Meglitzky. Uerh. d. Miner. Geod: 1855-1856.
47

появилась травяная растительность, годная для того, чтобы покормить усталых
коней.
Буря и дождь стихли, и, сидя в юрте из лиственничной коры близ речки Ишуна
(в вершинах Оки), невольно вспомнил я о вчерашнем шумном ночлеге, где ревел
подле нас грозный Иркут; тут же наступила невозмутимая тишина: Ока, в виде
ничтожного ручейка, тихо сочилась среди трав; ручей Ишун тоже с легким
журчаньем пробирался среди широких листьев травы ишуна, которую буряты
употребляют в пищу вместо чая, когда листья покраснеют и завянут. Только
кукушка кричит невообразимо долго, я как-то принялся считать, сколько раз она
прокричит, и насчитал 71 раз с двумя перерывами менее ]Д мин, а перед тем, как
начал считать, она что-то много раз уже прокричала.
В юрте, крытой лиственничной корой, у костра, где горит лиственница же,
буряты ведут между собою бесконечные разговоры о том, что стали бы мы делать,
если б буря и дождь застигли нас на гольце, где нет ни крова, ни дров, нет
лиственницы, с которою так сроднился бурят и которая стала таким же необходимым
элементом в его жизни, как самые трут и огнива, так им сберегаемые. В это время
начинают проходить в голове образы прошедшего дня, в памяти восстает острая
вершина Мунку-Сардыка, кругом которой белеют снежные вершины мелких
побочных гольцов. Но все они пестреют ребрами гранитных вершин, которые
выделяются на белом фоне снегов; от одного только главного гольца идет к северо-
западу широкая сплошная белая масса нетающего снега.
Я не стану распространяться о том впечатлении, которое производят Мунку-
Сардык, красно-желтые известняки Нуху-Дабана, узкое ущелье при слиянии
Иркутов и дорога до него от Хангинского караула. Словами трудно отдать отчет о
впечатлении, не обрисуешь полной картины, а желающие найдут у Радде
увлекательное и верное описание этих мест. Но скажу только: кто побывал у подножия
Мунку-Сардыка, того долго будет тянуть снова в эти места; нет-нет да нарисуется
в уме картина мрачных ущелий, зубчатых гор и бешеных рек, которые рвутся из
его отпадков, и впечатление долго будет живо, покуда не изгладится более
сильными впечатлениями другой горной страны.
Тут, в этих мрачных горных лощинах, у подножия ослепительно блестящей,
сияющей вечными снегами, зубчатой вершины Мунку-Сардыка, при виде тех
опасностей, лишений, которым теперь подвергается промышленник, раздумывая о
борьбе, которую он некогда принужден был выдержать, о страхе, который должна
была навевать эта горная страна, когда первые промышленники лезли на Нуху-
Дабан и отсюда открывали только новые ледники, за ними горы, горы, все горы и
бесконечные ряды громадных цепей, - или же, завидя туманы, застилающие какую-
нибудь дальнюю вершину, и начиная сознавать всю безнадежность положения
зверовщика, застигнутого туманом, дождем или пургою на тундряной поверхности
плоскогорья на Нуху-Дабане, среди громадных гранитных и аспидных скал, среди
моха и лишаев, - без малейшей возможности укрыться от налетевшего вихря и
порывистого дождя, когда кругом зги не видно, где и теперь нет другого указания
пути, кроме нескольких кучек каменьев, - тут постигнешь источник суеверного
ужаса дикаря, его обращение к горе, его моления, - и видишь источник его
верований, источник прогресса человечества, с одной стороны, источник суеверия и
обскурантизма, с другой, сознание собственного бессилия перед такими грозными
врагами. И все-таки борьба, вынужденная борьба ради поддержания своей
собственной жизни. Тут становится понятным происхождение часовни на Нуху-
Дабане возле громадных ворот, образовавшихся на склоне гор в кристаллических
известняках, - часовни, в которой сходятся русский и бурят и которая показывает
общую родственную черту в народах, самых, по-видимому, несходных, и мысль
переносит вас за несколько тысяч верст прямо к китайским кумирням, к бурятским
овонам, тоже украшающим горные проходы в диких хребтах.
48

От юрты при Ишуне тропинка направляется вниз по долине р. Оки. Теперь
Ока составляет ничтожный ручеек, около 4 м (2 сажени) шириною, который сочится
в болотистой пади среди накипей, довольно еще крепких, чтобы поддерживать
коня. Между тем нагромождения галек, валунов, конгломератов, гранитов и
кристаллических сланцев, идущие полосой вдоль стен пади и поднимающиеся на
30 м (100 футов) над уровнем теперешней Оки, свидетельствуют о несравненно
высшем стоянии вод в Оке. Далее, так как теперешние воды Оки не ворочают
валунов таких размеров, как находимые по краям долины, т.е. в 1У2 - 2 м [и] даже
более, приходится признать, что некогда количество воды и быстрота падения в
Оке должны были быть больше теперешнего.
Горные породы*, попадавшиеся мне, были сперва: сиенит, состоящий из кварца
и светло-зеленой роговой обманки и прорезанный жилами гранита и кварца; ниже
встречались известняки, сперва метаморфизированные, потом более сохранившие
свой первоначальный вид, вероятно, с палеонтологическими остатками**.
Известняки доходят почти до Норин-Хоройского караула, где долина Оки
несколько расширяется и состоит из аллювиальных наносов***.
Верстах в 4-х от караула Ока поворачивает к северо-востоку и прорывается
сквозь ущелье среди известняков. Так как выше этого ущелья долина Оки
значительно шире (до 2 и 2У2 верст) и дно ее состоит из наносов, то должно думать,
что в этом месте (где теперь караул) некогда было альпийское озеро, ныне
высохшее. - Ока здесь уже значительно увеличилась (до 128 м, 60 саженей) и через нее
иногда не бывает бродов. В растительности тоже заметна существенная перемена -
к хвойным деревьям прибавилась береза, которая тут впервые встречается.
VII. АЛИБЕРОВСКИЙ ПРИИСК
Дорога до него. - Каштак. - Газара-аман и Тагархай. -
Голец Бутогольский. - Заброшенный прииск. -
Несколько замечаний об образовании графита. -
Важность местности в геогностическом и геологическом отношениях. -
Глубина шахты. - Температура. Поправки к средней температуре. -
Направление ветра
От Норин-Хоройского караула4*, где я пробыл лишь несколько часов, мы
отправились вниз по Оке до Каштака, чтобы потом пробраться на Алиберовский
прииск. Горы, в которых промыли себе русла Ока и Каштак, состоят почти
исключительно из известняков, различие между которыми состоит большею частью
только в различной степени кристалличности и в цвете; тут преобладают серые
известняки, в которых, судя по их литологическому строению, можно предполагать
существование палеонтологических остатков.
С поворотом в долину Каштака исчезает береза, растительность вообще
становится беднее и тропинка заметно ползет в гору. Дорогу затрудняют болота,
которые с каждым шагом становятся все более и более обширными, и в верховьях
* Падение их большею частью по направлению от Мунку-Сардыка вниз по долине Оки.
** Разыскивать их я не мог, нужно было бы ехать не по 30-40 верст в день, а по 10, и жить на
местах, представляющих более интереса. Время не позволило мне этого.
*** Караул построен на овальном возвышении, поднимающемся на один фут над гладким дном
аллювиального образования] дна долины Оки. Оно состоит из гальки и гравия. Происхождение его
довольно странно. Есть ли это следствие размытия, которое, смывши кругом все наносы в долине Оки,
могло оставить только овальное, в виде отрезного конуса, возвышение в 200 саженей наибольшего
диаметра? Странно. Или оно насыпное. Но кем в таком случае?
4 Буряты зовут его просто Гарган по имени ручья, носящего это имя.
49

Каштака образуется несколько озер, уходящих в известняки, составляющие
подпочву, отчего самое место называется Газыра-аман. Кстати надобно сказать, что
никакой речки Дабан-жегла, которая шла бы к юго-востоку и впадала в Черный
Иркут, как показано на карте г. Шварца, тут нет, напротив того, вода вся уходит в
землю, что доказывает и самое название этих озер и местности вокруг их, - именно
Газыра-аман.
В вершинах Каштака дорога становится с каждым шагом все затруднительнее,
так как приходится пробираться среди камней, поросших оленьим мохом и черными
или серыми лишаями (красных мало). Трудно понять, какая необходимость могла
заставить человека забираться в эту глушь, - только обилие зверя и оленьего моха
для оленей могло привлечь в такую дикую местность сойотов. И, вероятно, долго
нога европейца не была бы в этой тундряной пустынной местности, если бы ценный
графит не привлек сюда Алибера. Зато среди этой пустыни приятно поражают глаз
кресты, служащие для указания дороги, а далее - мостики на грязных и топких
местах и т.п. улучшения дороги. Юрта на Тагархае довершает удовольствие, когда
есть возможность отдохнуть под кровом после крайне утомительной дороги. Кстати
приведу здесь еще замечание: на карте г. Шварца Тагархай показан впадающим в
Китой. Это вздор, потому что он в нескольких верстах от юрты впадает в Хорок, а
Хорок принадлежит к системе р. Белой (Булун), отделенной от системы Китоя
небольшим отрогом хребта, идущим с запада на восток и называемого Илтэй-Дабан
по имени горного прохода того же имени*.
От юрты дорога забирается все выше и выше к Бутогольскому гольцу и
становится очень затруднительною вследствие болот, грязей и переправ через
ручьи, которые вырастают с необыкновенною быстротою после летних дождей.
Нам самим пришлось испытать всю быстроту, с которую собираются ручьи из
падей, как быстро они рвут гниющие теперь мостики, оставшиеся от прежних
попыток г. Алибера устроить здесь мало-мальски годную дорогу. Сильный,
порывистый западный ветер, сопровождавшийся шквалом от северо-востока, и потом
задувший постоянным, леденящим потоком из западных гольцов, холодил кровь в
наших жилах, когда, забравшись на голец, мы принуждены были ехать высоко над
речкой Бутоголом** по западному склону гольца. Едва-едва добрались мы до
прииска, где скоро начали немного отогреваться в одной из бань, скрывающихся на
восточном склоне гольца.
Что на Бутоголе есть графит, было известно с 1842 г., и добыча графита уже
с того времени производилась на гольце, по всей вероятности, с поверхности.
В 1842 г. крестьянин Кобелев добыл его по указаниям г. Черепанова и доставил
в Иркутский солеваренный завод 30 пудов по 2 руб. сер[ебром]. Но графит был
невысокого качества, смешан с известью и песком, и на пробе, сделанной ему на
Тельминской фабрике, для огнеупорных горшков оказался негодным. Алибер купил
прииск за 300 руб. у г. Черепанова, и с 1847 г. там производились работы при
страшных трудностях, представляемых природою.
В настоящее время прииск совершенно брошен, только караульщик-сойот,
живущий на заимке под гольцом, изредка посещает прииск или посылает туда свою
дочь. Так навещать прииск, из-за 7 верст, почти бесполезно, - если бы в этой тайге
нашелся человек, который, поборовши боязнь сверхъестественных сил, решился
украсть с прииска кусок железа или какую-нибудь из вещиц, оставленных вне дома,
он всегда бы нашел время сделать это, не быв замеченным. Но прииск остался
в том самом виде, как был, - как будто хозяева вчера только уехали и в своем
поспешном отъезде оставили на столах скатерти, термометр на веранде, кучи
Подтверждение этого мне пришлось найти и в съемках, делавшихся при отводе прииска
г. Алиберу.
** Собственно говоря, его зовут Батуй-голом. Но так как название Бутогол уже приобрело себе
право гражданства в литературе, то пусть оно останется за ним.
50

графита на горах и незапертую шахту с машинами. Жалко смотреть на этот
прииск, так прочно, так основательно построенный на страшной высоте и теперь
брошенный. Что за причины повлекли за собою прекращение работ на прииске, не
знаю. Было ли то неисполнение контракта, как говорят некоторые, вынужденное
тем, что не было средств углубиться далее и добывать графит лучших сортов, или
же отсутствие потребности в таком ценном графите, когда есть возможность
искусственно приготовлять более дешевый, неизвестно. Последнее вероятнее, хотя
могло случиться и первое. Первому начинаешь поневоле верить, когда видишь все
те ненужные затеи на прииске, которые делают из него ценную игрушку
художника, хотя вместе с тем и, несомненно, умно устроенную для полезной цели.
К чему, например, эти парники на высоте с лишком в 2100 м (7000 футов),
к чему тут садики, красивые резные кресты, к чему цветные стекла в постройке
над шахтой, к чему хохлатые курочки и прочие затеи роскоши на заимке, когда
доставка до гольца из ближайших населенных местностей стоит таких страшных
трудов, таких громадных расходов? Недаром буряты и тункинские жители так
нетерпеливо ждут приезда г. Алибера и с таким восторгом рассказывают о его
щедрости. Но, с другой стороны, не верится, чтобы одно это могло сгубить прииск. Как
экономно не устраивай прииск, все-таки выработка графита в расстоянии
нескольких сот верст от ближайших населенных пунктов, доставка его за 5000-6000 верст
до пунктов, где существуют фабрики для его обработки, должны стоить так дорого,
что трудно предполагать возможность конкуренции с графитом, искусственно
приготовленным.
Как бы то ни было, но прииск брошен и караульщик-сойот, дожидающийся
г. Алибера, готов уже бросить прииск, если только г. Алибер скоро не вернется.
А постройки на прииске делались действительно хорошо. Не знаю, правильно
ли велись горные работы, об этом существует несколько мнений за и против, но
велись они по крайней мере не на скорую руку, а прочно, так что надолго могло
послужить то, что было сделано прежде.
Голец Бутогольский есть как бы мыс, выдавшийся из гор, идущих из горного
узла, служащего водоразделом между Иркутом, Окою, Белою и др. С
северо-запада его обтекает Бутогол, с юго-востока - Кашигол, оба притоки Ханши, которая,
в свою очередь, впадает в Хорок - приток Белой. Длина этого мыса около 5 верст,
ширина в вершине от 2 до 1 версты, наконец, до 100 саженей.
На вершине гольца Бутогольского выходят преимущественно граниты. Они
состоят из дымчатого кварца, такого же полевого шпата, черной слюды и роговой
обманки. Местами они выступают над этим мысом плотными массами, в остальных
же частях на вершине гольца вы видите лишь массы разрушающегося гранита,
скопляющиеся преимущественно на восточной стороне. Под этими разрушившимися
гранитами графит залегает в известковом шпате грубого кристаллического
сложения. Г. Радде* свидетельствует, что именно в них-то главным образом
находят куски графита, с явными растительными отпечатками.
В главной шахте графит добывался преимущественно из крепкого гранита (или
гранито-сиенита), но графит попадается и в светло-сером кварце, образовавшемся
крупными кристаллами, в 5 - 6 мм. Тут графит имеет строение несколько
скорлупчатое, заставившее меня даже задуматься, не есть ли это отпечаток растения;
к сожалению, при несовершенстве моих инструментов мне не удалось выломать
нужного куска из твердейшей горной породы. По дороге с юго-востока (от
Тагархая) я встретил вблизи прииска только гнейсы и сиениты, совершенно сходные
по сложению с этими гнейсами, только не слоистые. Сам же отрог на вершине гор,
на котором находится прииск, выказывающий лишь граниты с кварцевыми жилами,
ниже, на западно-северо-западном склоне, представляет известняки кристалличе-
* Baer u. Helm. Beitrage ζ. Kenntniss d. Russ. R. [Bd]. 23. S. 39.
51

ского сложения и светло-серого цвета. Далее, спустившись через р. Бутогол и идя
по речке Малому Бутоголу, я встречал на протяжении 8 верст лишь зелено-
каменный сланец, и только на перевале через голец в вершинах Малого Бутогола
(2186 м, 7171 англ. фут) нашел хлоритовый сланец. Кроме того, графит попадается
в граните и как роговая обманка.
Присутствие графита в огненных породах и вместе с тем в известняках давно
подавало повод к спорам. В гранитах, если они образовались путем охлаждения
расплавленной массы, присутствие графита в чистом виде труднообъяснимо в
присутствии кремнеземистых железистых соединений. Остается в таком случае одно
сколько-нибудь вероятное предположение, что он образовался путем возгонки в то
время, когда расплавленные массы уже начали охлаждаться. Скопления
растительных остатков, подвергавшиеся разложению или другим преобразованиям, могли
выделять углеводороды; эти углеводороды наполняли трещины охлаждавшихся
плутонических пород и разлагались, отлагая углерод в чистом виде.
Присутствие графита в известняках с явно растительным происхождением,
образцы которого можно видеть в изобилии в Сибирском отделе [РГО] или в
отвалах графита на гольце, не представляет ничего непонятного, как в породе
осадочного происхождения, впоследствии метаморфизированной. Весьма вероятно
только, что метаморфизирована она не огненным путем; если бы мы предположили,
что эти известняки метаморфизировались огненным путем, то оказались бы в
противоречии с тем известным фактом, что углерод не может оставаться в чистом
виде в этой породе, если она нагрета до высокой температуры.
Дюма, Гайдингер и др. объясняют образование алиберовского графита путем
разложения пиритов, долго погребенных в почве, - факт, замеченный Гайдингером
на Рокитцане и Еккоте. Жаклен же прямо объясняет образование алиберовского
графита разложением дегтеобразных или железистых соединений, которые,
разлагаясь на углерод и водород, накопляются в трещинах, и подтверждает эти
предположения опытами, произведенными над пережиганием меди с сернистым
углеродом при температуре +800°С; причем получается графит, совершенно сходный
с алиберовским. Но Дюма и Жаклен, вероятно, не были знакомы с образцами
графита с Марьинского прииска, добываемого из известняков, в которых
доказательства растительного происхождения графита очевидны из его строения, а знают
его лишь по электродам, изготовленным г. Алибером из прессованного графита для
электрического освещения, а потому они, верно, не обратили бы внимание на то,
что еще не объяснено образование графита в известняках (с сохранением
растительного строения), - явление, невозможное в этой породе*, если бы графит
выдержал температуру 800°С, так как при невысокой даже температуре графит
разлагается в углекислую известь.
Вообще вопрос об образовании графита (чрезвычайно важный в геологическом
отношении, так как при решении его может быть подвинут вопрос о метаморфизме
горных пород), может быть хорошо изучаем на Бутогольском гольце, где шахты
г. Алибера и розыски его на поверхности гольца дают возможность обследовать
большую площадь обнажений, а обнажения бешеных речек возле гольца могут
дать возможность исследовать отношения горных пород гольца к другим, соседним
с ним. - Но не в одном только этом отношении интересен Бутогольский голец и его
По Дюма, лучшие образцы графита Алибера дают 96,3% углерода и 3,7% золы, отсутствие
фосфористых и мышьяковистых соединений. Известно, впрочем, что достоинства графита не зависят
исключительно от количества, но и от удачной примеси разных солей. Кроме того, анализ алиберовского
графита был сделан полковником Евреиновым в 1847 г. Он нашел в 100 частях графита:
углерода 24,77; глинозема 0,88;
кремнезема 2,04; магнезии 0,40.
окиси железа 1,84; и извести
52

окрестности*. Геогностическое исследование его связи с белеющими к востоку
Китойскими Альпами, определение высот в соседних цепях, - все это может сильно
подвинуть вперед решение многих капитальных вопросов относительно образования
Саянского нагорья и подчиненных цепей: Ергик, Таргак, Тайга, Тункинских и
Китойских Альп и того неизвестного, но высокого нагорья, которого белеющие
вершины виднеются грядами к западу от Бутогола.
Большие лишения, большие физические труды предстоят будущим
исследователям, но зато и богатая жатва самых интересных сведений.
Г. Радде**, основываясь на наблюдениях, производившихся на Бутоголе, вывел,
что средняя температура на гольце равна -5,0° (4,0°R). Между прочим, г. Шварц***,
основываясь на наблюдениях г. Крыжина в шахте на глубине 65 м (210 футов),
по его словам, находит несогласие между цифрою средней температуры в шахте на
такой глубине, где следовало бы достигнуть слоя постоянной температуры. При
этом он сожалеет, что г. Радде не поверил точки нуля в термометре г. Алибера.
Вследствие этого я точнее измерил глубину шахты и поверил точки нуля
в термометре г. Алибера, который и доныне висит на веранде возле дома, где, по
всей вероятности, он висел и во время наблюдений.
Но прежде всего несколько слов об устройстве самой шахты. Шахта идет
сперва отвесно на глубину 18,6 м (61 фут), к которым нужно придать еще 0,75 м,
т.е. толщину льда, лежащего на дне шахты. На высоте 3,3 м (11 футов) от дна
начинается вторая боковая шахта, идущая наклонно вбок. По
приблизительному вычислению, отвесная глубина этой наклонной шахты плюс глубина
отвесной должна быть не менее 37 м (около 120 футов) и не более 43 м (около 140
футов)4*.
На средине главной отвесной шахты, т.е. на глубине около 9 м (30 футов)
я нашел -2,75° (-2,2°R); на дне ее термометр, положенный среди камней, которые
сильно должны охлаждаться за зиму, я нашел -8,75° (-7°R); термометр, тут же
повешенный на воздухе, показывал -6,75° (-5,4°R). Достигнувши наибольшей
глубины шахты по наклонной боковой шахте в таком месте, где доступ воздуху
довольно труден, я нашел -6,25° (-5°R), т.е. то же, что нашел и г. Крыжин,
посетивший прииск в июле, - термометр на отрытом воздухе показывал в это время
+ 3,43° (+2,5°R). Хотя глубина шахты далеко не достигает величины 65 м,
показанной Крыжиным, но тем не менее известно, что слоя постоянной температуры
достигали в Северном полушарии на глубине 20-25 м (66-82 фута)5*. Далее, хотя
отверстие шахты и широко- 10,65 и 8,75 м (35 и 28 футов), но все-таки трудно
предполагать, чтобы в боковой шахте мог происходить хоть сколько-нибудь
свободный обмен воздуха. Не знаю, как близко подходит шахта к покатости гольца,
полагаю, однако ж, что там, где кончается боковая шахта, должен оставаться до
поверхности гольца слой более 37 м (120 футов), а потому и думаю, что измерение
температуры зимней и летней не должно иметь влияния на температуру в шахте.
Вернее же искать причину этой аномалии в неверности средней температуры по
наблюдениям г. Алибера. Пользуясь снегом, который шел на гольце, я выверил
термометр г. Алибера. В то время, когда мой термометр, погруженный в тающий
снег, показывал 0,0°, на термометре г. Алибера было +0,4° или +0,56*;
следовательно, средняя температура на гольце должна быть вследствие этой поправки не
-5° (-4°R), но -5,5° (-4,4°R) или -5,63° (-4,5°R). Кроме того, термометр, как
замене говоря уже о ботаническом и зоологическом интересе; для этого я прямо отсылаю к Радде.
** Beitrage ζ. Kenntniss. d. Russ. R. [Bd.] 23, S. 35 u.f.
*** Тр. Сиб. эксп. Мат. отд. СПб., 1864. С. 84.
4* Я измерял высоту нескольких ступеней, взял среднее и помножил на число их.
5* Или точнее: годичные колебания температуры выражаются сотыми градуса и едва доходят до 0,1°
на глубине 15-16 м.
6* Деление слишком мелко, один градус = 0,0376 дюйма.
53

тил и г. Радде, был повешен неправильно: например, когда я был на гольце 27 мая,
в 8 ч вечера солнце ударяло на него, а на веранде я не нашел другого гвоздя, на
который переносился бы термометр; затем сама веранда должна была нагреваться
и, сверх того, отражать теплоту, так что термометр должен был показывать
температуру выше дейстительной. Таким образом, из согласия наблюдений г. Крыжина
и моих я полагаю, что за среднюю температуру на Алиберовском гольце, на высоте
4100 футов, по вычислению г. Радде, можно принять не -5,0°, а -6,25° (-5°R)*.
Не выходя из области метеорологических наблюдений, скажу следующее:
г. Шварц, рассматривая наблюдения, делавшиеся на прииске**, высказал сомнение в
том, что действительно так много раз мог быть западный ветер на Бутогольском
гольце. Насколько можно судить теперь, наблюдения производились с помощью
флюгера, [но] направление, по-видимому, замечалось на глаз, так как у флюгера не
было стержня с указателем внутри постройки; при этом параллельные плоскости
четырехугольной башенки, над которою поставлен флюгер, расположены так, что
имеют направление, близкое к NS, а именно NNW-SSO. Между тем весьма
вероятно, что оно принималось за NS. Далее, так как при отметках о ветре горизонт
делили только на 8 румбов, то это могло еще усилить погрешность, так что я
полагаю тоже, что хотя наблюдения г. Алибера и свидетельствуют о преобладании
западных ветров, но этот факт еще требует себе подтверждения более точными
наблюдениями; мало того - есть даже основание полагать, что преобладающие
ветры были северо-западные или, может быть, западно-северо-западные, так как
на прииске возводилась каменная стена для защиты приисковых построек именно от
этих ветров.
VIII. ОТ ПРИИСКА ДО ОКИНСКОГО КАРАУЛА
Спуск с голыХа. - Несколько слов о сойотах. -
Перевал через голец. - Тустук. - Устье Сороки. -
Появление березы. - Цадь Иркута
Простоявши день на Алиберовском прииске, причем 27 мая нас обсыпал
глубокий снег, я тронулся дальше к цели своего путешествия в Окинский караул.
Вместо того, чтобы возвращаться опять в Гарган, я предпочел отправиться прямым
путем, т.е. выйти на устье р. Сороки и оттуда, если удастся, пройти в Окинский
караул через гольцы, находящиеся в вершинах р. Сороки, так как тут есть
тропинка, которою ездят, если Сорока слишком высока и через нее нельзя
переправиться.
Сперва нужно спуститься по прекрасной дороге на северо-западном склоне
Бутогольского гольца к заимке г. Алибера, расположенной под гольцом на ручье
Бутоголе.
Дорога для спуска с гольца есть замечательная работа, которую смело можно
рекомендовать нашим инженерам. Она идет очень полого, зигзагами, и так как
ветры, нанося снег, часто заносили дорогу, зигзаги сделаны двойные, так что в
случае, если одна дорога занесена, то можно проехать по другой. Глядя на эту
прочную дорогу, годную для экипажей, жалко становится, что потрачено столько
громадного труда и теперьим никто не пользуется, тем более, что сама дорога
замечательно хорошо проложена и сделана.
Заимка состоит из нескольких построек: большого дома г. Алибера и поме-
* От главных шахт идет много боковых, в которых, по-видимому, сохранялись припасы. Таким
образом, в одном из углублений мы нашли мерзлое мясо, лимоны, совершенно высохшие и очень легкие,
такие же яблоки, сухой творог и сгнившие ягоды голубицы и брусники.
Тр. Сиб. эксп. Мат. отд. С. 84.
54

щений для скота, который содержался для прииска. Посредине большого двора
построена просторная высокая юрта, в которой живет караульщик сойот с семьею -
единственный представитель вымирающего племени, попавшийся мне во время
моих разъездов. По нему, конечно, нельзя судить о сойотах, но по расспросам
видно, что теперь сойотов становится все меньше и они сливаются с бурятами.
Охотничьи области бурят не отделены от сойотских, между тем как они строго
разграничены от карагазских; буряты и сойоты охотятся вместе, женятся между
собою, молятся одним богам; например, у сойота на заимке я видел те же
изображения будды и бога зла, которые встречал у бурят, те же украшения алтаря. Язык
их, как говорят, "тангутский" (вероятно, тунгусский), но они сами сказали мне:
"теперь сойот свой язык потерял". Даже в наряде я не заметил различий: тот же
халат, те же украшения, девушки так же заплетают волоса в множество кос, а
замужние женщины в две косы, утварь решительно та же, что и у бурят. Только у
них жены свободнее могут оставлять своих мужей; надоест - бегут к родителям, и
муж не имеет права требовать жены назад. Было, впрочем, время, когда сойоты
были гораздо многочисленнее в Саянском нагорье, так как из предписаний
Тункинской [пограничной] дистаночной канцелярии конца XVIII в. видно, что сойоты
кочевали и возле Окинского караула, а теперь ничтожные их остатки удаляются со
своими оленями в самые пустынные тундры.
Переехав Бутогол, мы отправились вверх по одному из трех ручьев, из
которых он составляется, и в вершинах его перевалили через голец в 2186м
(7171 фут)*. Только мох, и преимущественно олений, забирается на эту высоту, где
глаза ослепляют яркие снега. Ниже виден еще можжевельник, которым буряты не
упустили запастись на случай падежа скота и вообще от разных болезней. Пласты
хлоритового сланца, образующие поднятие на перевале, падают почти отвесно в
падь Тустука, куда мы спустились с большим трудом по скату, усыпанному
обломками той же породы. Дорога по Тустуку затруднительна в верховьях, но потом
становится довольно удобною, и эта падь часто посещается промышленниками ради
обилия в ней дичи - зубров, коз и белки**.
Занятый глазомерною съемкою, которую я начал делать от прииска, так как
это пространство до устья Сороки никем еще не было снято, я не мог следить за
породами, а потому скажу только, что верст на 15 от перевала я все встречал
хлоритовый сланец, а далее, так как пришлось бы для исследований обнажений
отлучаться в сторону от дороги, уже исключительно должен был заняться съемкой.
Замечу только, что Тустук течет очень медленно по очень пологой плоскости, падь
его расширяется на полверсты и более и только вблизи устья сперта горами, сквозь
которые он теперь еще пробивает себе русло. Впадает он в Сороку в 21 /2 верстах
от ее впадения в Оку.
Тут на устье Тустука нам предстоял выбор между двумя дорогами: вниз по Оке,
по тропинке, по которой идет "тракт" с Гаргана в Окинск, или вверх по Сороке
перевалить в ее вершине через гольцы и оттуда спуститься к Окинскому караулу.
По второму пути расстояние несколько меньше, кроме того, возможность сделать
съемку р. Сороки и определить несколько высот гольцов подстрекала меня пойти по
этому пути. Но противники мои, сперва сами желавшие идти этим путем, после
перевала через голец в вершинах Тустука просили лучше не идти этой дорогой, так
как после дождей и снега, который шел весь день и ночь 27 мая и частенько
Вычисление сделано на основании лишь одного наблюдения, произведенного при пасмурной погоде
и при свежем северо-восточном ветре, начавшемся около 10 ч утра после свежего
западно-северозападного ветра, сопровождавшегося снегом.
Кстати, об обилии белки: один из моих вожаков, правда, один из лучших промышленных в
окрестности, убил в прошлом году около 400 белок, другой - 120. Но у первого жена, детей много, а между тем
скота мало - 2 лошади, 8 штук рогатого скота и несколько баранов, а потому он все-таки едва пробился
зиму.
55

собирался в гольцах 28-го, дорога должна была быть крайне затруднительною. -
Таким образом, мы пошли по Оке - по "тракту", т.е. по тропинке, протоптанной
между караулами.
С первого раза, как только мы вошли в ее долину, нам бросилась в глаза белая
береза. Точно в подтверждение предания о том, что везде белая береза
сопровождает в Сибири русского человека, тут появилась она возле тропинки из Норин-
Хоройского караула в Окинский. Замечу при этом, что в пади Тустука, состоящей
вблизи устья из пологих холмов, таких же, как и сопровождающие Оку, на той же
высоте над уровнем моря, по-видимому, в тех же условиях, как и берега Оки, белой
березы нет, - здесь же она является в изобилии и преимущественно возле дороги.
Факт довольно интересен.
Идя вниз по Оке, мы тотчас за устьем Сороки встретили разрушающиеся
граниты, разбивающиеся на громадные куски в несколько десятков кубических
метров и лежащие на болотистых прибрежьях Оки, заросших лиственницей. Но,
пройдя верст 10 и миновавши граниты, мы вышли в область известняков, которых
разнообразные видоизменения можно проследить вплоть до Окинского караула; тут
серые, крутые, обсыпающиеся бока гор, их вершины, выдающиеся в колокольно-
видных формах, в готическом стиле, придают особый колорит местности. Тут Ока
еще не заселена. Но скоро скаты становятся положе, течение реки менее быстро,
появляются ровные наносные равнины на ее берегах, почти вслед с исчезанием
гранитов появляется бурятское население. Далее за речкой Хара-Гужир, которая
течет из пади, представляющей обнажения коричневатого глинистого сланца, на
поверхность еще раз выходят граниты, и тут снова исчезают бурятские юрты,
чтобы снова явиться на лугах среди пологих холмов известняка. Известняки
надолго становятся преобладающей породой и являются в обнажениях по берегам как
р. Диби, так и Сенцы.
Наконец, против устья Тиссы в последний раз Ока пробивается сквозь граниты
и затем тихо течет в русле, промытом среди аллювиальных наносов, наполняющих
ее долину; между горами показывается площадка в 5 верст ширины и верст в
10 длины и на ней - Окинский караул.
IX. ОКИНСКИЙ КАРАУЛ
Положение. - Давняя населенность. -
Надпись на утесе и остатки жилищ. - Буряты и карагазы. -
Прежнее значение пограничных караулов. -
"Наставления" из дистанции
Окинский караул расположен на аллювиальной наносной равнине,
образовавшейся среди гор. Тут, встретивши в своем течении гряду высоких гольцов,
пересекающих ей дорогу по направлению от юга к северу и пустивших отроги гор
из твердых кристаллических сланцев, кроме того, встретившись с Джунбулаком,
который рвется с юго-запада, Ока прорывается сквозь известняки и круто
поворачивает к северо-востоку и потом к востоку.
Окинский караул, как и все остальные караулы по этой линии, состоит из
ветхой казармы, окруженной развалившимся частоколом, амбара и часовни. Кроме
обязательного русского населения, состоящего из четырех казаков, здесь есть еще
и две семьи, поселившиеся несколько десятков лет тому назад. Приволье для
звероловства, возможность торговать с бурятами, выменивая масло и скот на
привозные русские товары, были причиною того, что здесь некогда остались жить
несколько казаков и теперь потомки их, хотя и не находят тех же выгод, остаются
жить уже по привычке.
Хлеб в этом карауле не родится, и ближайший пункт, где начинается его
56

Округленная
гранитная вершина.
Рис. П.А. Кропоткина
возделывание, есть улус Уршаты и деревня Корноты на Оке, затем Аларские
буряты и Тункинский край.
Климат слишком не благоприятен для хлебопашества. Кроме большого
возвышения над поверхностью моря (более 3000 футов), тут еще прибавляются местные
условия: из высоких гольцов, которые видны на север и северо-восток от караула, -
гольцов, покрытых снегом даже в первой половине июня, постоянно дуют
порывистые северо-восточные ветры, до того холодные, что в первых числах июня по
вечерам приходилось надевать шубы.
В этих же горах постоянно скопляются тучи и часто с неимоверною быстротою
собираются грозы, в горах разражающиеся снегом даже в начале июля, а над
караулом проносится туча с крупным дождем; зато окрестности караула, т.е. падь
Оки, низовья Сенцы, Тиссы и Джунбулака, защищенные от этих ветров, находятся
в гораздо лучших климатических условиях, и если неудобны для хлебопашества, то,
по крайней мере, доставляют много удобств для кочевых народов. Поэтому они,
должно быть, издавна были заселены, а теперь в окрестностях караула считают до
300 бурят, которые заняли низовья Сенцы, Джунбулака и самую долину Оки в то
время, как верхние части тех же долин посещаются карагазами, а в былое время и
сойотами*.
Кроме того, некоторые остатки доказывают, что население было здесь и в
очень давние времена. К каким племенам принадлежали эти древние обитатели
среднего течения Оки, трудно решить, но они оставили несомненные следы, как
в надписях на утесах, так и в остатках своих жилищ. Если ехать из теперешнего
караула в падь Джунбулака, то нужно проезжать мимо невысокого известкового
утеса Монгольжина. Тут на утесе видны надписи клинообразно-сердцевидной формы
с точкою в середине, сделанные на камне красною и малиновою краскою. Краска
эта, хотя и въелась почти на одну линию в белый известняк, на котором сделаны
надписи, большею частью смылись, кроме того, некоторые куски, на которых были
некогда надписи, отвалились (потрескавшись, вероятно, от замерзавшей в щелях
воды); три таких рисунка ("печати", как их называют буряты) уцелели на такой
площадке, которая по своему наклонному положению предохранена от дождей, - от
других остались только бледные следы в виде пятен**.
Другой след - это остатки построек. На луговой равнине возле Оки видны кучи
В бумагах 80-х годов прошлого столетия попадается разрешение из Тункинской пограничной диста-
ночной канцелярии, данное сойотам кочевать в окрестностях караула, лишь бы не ходить за границу.
Смотри прилагаемый рисунок.
57

булыжников, наложенных по окружности правильного круга или овала.
По-видимому, это остатки от конических построек, сложенных из дикого камня и очень
невысоких*. Теперь внутри этих построек образовался уже слой чернозема и все
заросло травою, но камни еще носят на себе явные следы копоти, насевшей от
огня. Об этих постройках носится предание, вообще очень распространенное
в Сибири, что некогда жила тут "чудь" и жила до того времени, пока не стал
показываться на горах лес (белая береза). Тогда "чудь" сочла это за дурной знак и
удалилась. Со своей стороны прибавлю, что хотя я и предположил сперва, что это
остатки плавильных печей "чуди", но, не найдя никаких следов шлаков, пришел
к тому убеждению, что это действительно остатки жилищ.
Бурятское население, в настоящее время живущее вблизи караула, занимается
преимущественно скотоводством, и количество скота доходит до 50-60 голов
рогатого скота у зажиточных хозяев. Но здешние буряты так уже привыкли к
хлебу, что без него не могут обходиться, и так как сами его не сеют, то ездят
покупать его от своих соседей - карнотских бурят зимою по Оке или аларских
бурят, направляясь через хребты, где проложена тропинка. Хлеб покупается на
деньги, вырученные от продажи тункинским купцам мехов или от продажи скота то
на прииски, открывавшиеся по Диби, то на графитный рудник, то, наконец, в
Нижнеудинск или Тунку.
Буряты, правда, немного потребляют хлеба, но он уже стал для них
необходимостью. Хлеба они еще не пекут, хотя очень любят печеный хлеб, а
обыкновенно едят его или поджаренным на масле и в зерне, причем наливают на него
заранее вскипяченный чай, или просто подбавляют горсточку зернового хлеба в
похлебку или чай, или же, наконец, из муки приготовляют свое любимое блюдо -
саламату.
Сколько я мог заметить, в божествах и образах у окинских бурят много
своеобразного, и не мешало бы кому-нибудь, знающему язык, заняться
этнографическим изучением их быта и религиозных обрядов. Мне удалось быть только на
"тахиль-хане" (таэлган, жертва овцы?), и то тогда, когда он уже кончался: на
пригорке собрались окрестные буряты, варили мясо, все угощаясь тарасуном, потом
поставили жертвенник из четырех палочек, связанных вверху перекладинами; под
ними разложили огонек, а на жертвенник бросили несколько кусков мяса. В это
время в большом котле варился баран; когда он был готов, его разделили,
поругались за дележкой, каждый забрал свою часть мяса, и несколько ложек
бульона в туесок, воткнул туда березку и отправился восвояси. Насколько я мог
узнать, у них сильно перемешано шаманство с ламайством, даже и с христианством.
Нечего и говорить, что все они поклоняются "Цаган-Убукгуну" (Св. Николаю) и
посещают в Николин день русские церкви. Но, кроме того, мне, например,
случилось встретить семью, в которой старик-отец христианин, жена ламайской
веры, дети, кажется, не все крещены. Вследствие этого я, входя, увидел ряд
буддийских божеств с поставленными перед ними жертвами (зерновый хлеб, сметана)
и рядом - образ Владимирской Божьей Матери с зажженной перед ним свечкой
(свеча была, впрочем, зажжена перед моим приходом, должно быть, чтобы показать
свою набожность, потом ее вскоре погасили).
Но зато, войдя в другую юрту, я был поражен, видя в сборе все атрибуты
ламайского богослужения. Боги, которых было гораздо больше, чем их бывает
в обыкновенных юртах, и гораздо больших размеров, преимущественно медные,
помещались под навесом; тут же имелись и все музыкальные инструменты,
употребляемые при богослужении: шесть медных тарелок, две трубы, раковина и
большой барабан, в которые один бурят неистово принялся трубить и колотить, как
* Виденные мною остатки построек представляют кучи кольцеобразно сложенного булыжника в 2 м
(около 1 сажени) в диаметре; одна из них овальная и диаметры равны 2 и 3 м (1 и 11/2 сажени).
58

только я полюбопытствовал посмотреть на эти атрибуты. Под богами помещались
три прибора, каждый из семи маленьких чашечек и одной большой, чайники с
павлиньими перьями, тарелки с хлебом, мясом, жиром, пучки желтых свечек и проч.
Оказалось, что отец хозяина юрты был ламою, теперь сын его тоже лама
и живет в дацане в Шинках. По временам он приезжает сюда, совершает в этой
юрте богослужение и уезжает с громадными табунами скота и лошадей.
Монгольские ламы тоже не остаются в долгу и тоже прислали ламу из Урги, большого
фигляра и пьяницу, что не мешает бурятам относиться к нему с величайшим
уважением, разевать рты от удивления при виде двух самых обыкновенных
камешков, которые он возил с собою и, разворотивши, с большою таинственностью,
спросил меня: могу ли я узнать, откуда они?
Я заезжал в несколько юрт, где буряты принимали меня донельзя радушно,
а бурятки истощали все свое искусство в приготовлении различных яств из
зарезанного ягненка.
Сперва начиналось угощенье молоком, потом тарасуном, который выделывался
в это время. Буряты все почти были навеселе и выпивали его поразительно много -
чашек 12 выпить, одна за другою, для них нипочем. Впрочем, душа меру знает,
а человек, говорят, не скотина, выпьет полведра - ну, и довольно; так и буряты -
к концу дня они так упиваются своим душистым напитком, что обыкновенно
хозяина видишь уже возле дверей юрты примкнувшимся где-нибудь. - Я спрашивал
бурят, сколько чашек должны они выпить, чтобы захмелеть? Говорят - не более
20 чашек, после того уж ничего не помнишь. За тарасуном следует чай - затуран, к
которому скоро можно привыкнуть настолько, чтобы находить его вкусным. В это
время жарится на палочках мясо, преимущественно ребра и печень, а хозяйка варит
в огромном котле баранье же мясо, особенно ловко, с шиком переливая варево
громадною деревянною ложкою (поваренкою), после туда же опускаются кишки,
начиненные молоком с кровью, и когда они свярятся, то их режут и подают гостям.
Нельзя сказать, чтобы эта "кровь с молоком" была невкусна, напротив, я полагаю,
она могла бы найти себе место в кухне любого образованного народа.
Все это запивается несметным количеством тарасуна, а потому все в это время
чрезвычайно веселы, чуть не валятся с коней, везде слышны громкие песни,
а затем драка или бесконечные рассказы, толки о всех мелочах, разнообразящих их
жизнь, или сказки и песни, рассказываемые в юртах перехожими стариками. Нужно
жалеть только, что никто из знатоков монгольского языка не займется собиранием
этих сказок, которые, вероятно, могли бы дать материалы для решения некоторых
вопросов из темных судеб среднеазиатских народов.
Где кончается бурятское население, где горы спирают пади речек, и их
закругленные каменистые вершины выходят за предел вертикального
распространения древесной растительности, где становится невозможно скотоводство, так как
разнообразная, зеленеющая и цветущая в низовьях луговая флора заменяется
желтоватыми покровами оленьего моха, где среди хвойных лесов, громадных
россыпей и валунов выживают лишь редкие экземпляры нескольких кустарн[иков]ых
пород и куда лишь изредка заходят буряты ради изюбров, каменных козлов и коз,
там начинается бродячая жизнь оленнего народа карагазов. Возя с собой свои
жалкие жилища из бересты, а зимою из звериных шкур, они находят здесь все, что
им нужно, - обилие моха как корма для оленей и обилие сараны, которой они
заготовляют себе большие запасы. - Осужденное на погибель в борьбе с природой
и более могучими племенами, оттесняющими даже из его родимых охотничьих
областей, это племя оставляет по себе лишь ничтожные следы в остовах своих
юрт, состоящих из десятка связанных верхушками жердей. Первый лесной пожар
истребит следы этого вымирающего племени, а современные нам этнографы
сообщают о них лишь очень скудные сведения; нам известно лишь то, что есть
карагазы, кочующие между Окой и Нижнеудинском, раз в год выходящие к
59

Нижнеудинску, где их женят и крестят всех за год родившихся детей, что они
удаляются в самые дикие местности, что там, где, по-видимому, нельзя ждать
никаких следов человека, - под гольцами, в вершинах бурливых речек, вы
встретите остатки их конических юрт. Все предположения об их происхождении
гадательны, особенности их образа жизни неизвестны, неизвестен и их язык*.
В былое время, в конце прошлого столетия, наши пограничные караулы имели
свое назначение. Не знаю, как оно было на самом деле, но предписания,
дававшиеся из Тункинской пограничной дистаночной канцелярии и найденные мною
в Окинском карауле, ясно показывают, что главное внимание тогда обращали на
то, чтобы сделать из караулов бдительные пограничные пикеты. Тогла посылались
на каждый караул только пять казаков под начальством казака же или урядника,
но, кроме того, для содержания постоянных разъездов прибавлялось к казакам по
20 "братских".
Караульные должны были постоянно ездить в стороны от караула, съезжаясь
с пикетом из соседнего караула на полдороге, и всегда иметь лошадей наготове.
Мы тогда немного больше, чем теперь старались угождать китайскому
правительству, чтобы не повредить нашей кяхтинской торговле, и потому караульным
начальникам предписывалось не допускать "со стороны России ни до какого
самомалейшего повода к нарушению установленного порядка, перелазов, потаенных
провозов товара, промены скота и тому подобной всякой мены"... "и ежель случится
такой перелаз с нашей или китайской стороны, точнейше рассматривать". Если же
бывал кто-нибудь обличен в самомалейшей контрабанде, то с ним поступали
жестоко, как, например, в 1799 г. в Кударе отобрали у кого-то два куска
неклейменой китайки; за это главного виновника подвергли "во уважение молодых лет
(двадцать семь) прогнанию сквозь строй вместо шести тысяч одной тысячи",-
других, братских, было приказано кого выбить плетьми, кого тростьми в такой же
пропорции, а одного послали на соляной прииск заработать ценцость китайки 7 руб.
и процентов 40 коп.**
В "секретном наставлении", присланном начальникам караулов из Тунки,
предписывалось "в сношениях с китайскими чиновниками быть как можно дружелюбнее,
принимать их ласково, учтиво, с возможным угощением, с соблюдением
политического права, дружбы, остерегаясь говорить с ними лишнего слова, как с народами
проницательными даже в тайных движениях, до того хотя бы они, к досаде, что
произнесли, не соответствовать им грубостью, а уступать".
Впрочем видно, как в то время мало еще полагались на китайское
правительство, боясь либо какой-нибудь недружелюбной выходки, либо чтобы китайцы не
стали переманивать на свою сторону братских и т.п. Таким образом,
предписывалось: "Ежель случится так, что с китайской стороны будет такой перебежчик,
который о какой-нибудь важности станет доносить, то стараться сколько можно,
хотя и малейшая будет за ним погоня, скрыв его секретно, не медля нисколько
отправить к дистаночным делам*** самыми скрытными дорогами, а искателей
приличным и тихим обхождением уверить, что о сыске и сдаче его будем стараться,
не подавая отнюдь виду, что он скрыт или отправлен.
Вот несколько карагазских слов, записанных мною от одного казака, знавшего их язык, а потом
проверенных от другого казака: 1 - бре; 2 - игэм; 3 - уш; 4 - дурт; 5 - беш; 6 - алтай; 7 - джидэ; 8 -
жегэс; 9 - догос; 10 - он; огонь - от; лошадь - ат; нож - бышек; котел - желобче; ложка, которою
мешают в котле, - гомош; солнце - бунт; луна и месяц (mois) - ай; олень - гиби; лисица - кулбыс;
седлать - ызыртэ. Там, где нужно было просто придыхание вроде h aspire, я ставил букву г.
* Я нашел в Окинском карауле копию с решения этого дела, присланную из Кяхты для известности.
В Тунку.
60

Если же мунгалы в рассуждении перебега с нашей в мунгальскую сторону
лошадей или переезда людей станут отзываться, то они будто бы без своих
начальств принимать следов не смеют, то и вам также поступать и следы
принимать от них и сдавать их караульным начальствам, наблюдая при всех случаях
дабы поступлено было с обеих сторон равномерно, ибо мунгалы умеют инкогнито
(т.е. потаенно) не только удерживать порядок, но и выигрывать по их затеям".
В особенности запрещалось братским ходить на промысел за границу и
предписывалось наблюдать, не учинили бы они провоза и т.п., "а паче умысла и согласия
с китайцами, о уходе за границу и открытии каких-либо со стороны России
известий". Вообще замечательно, что предписывалось обращаться с братскими как
нельзя более дружелюбнее.
Таким образом, сначала все пахло военным пограничным порядком, потом все
стало постепенно ослабляться, братским позволено было откочевывать верст за 40
с тем только, чтоб суглан (сходку) иметь в карауле каждые 10 дней. Изредка
только являются подтверждения, чтобы охранять границу денно и нощно. Такие
предписания, вероятно, не выполнялись на этих караулах, так как споры были
очень редки, скота не перебегало и не было повода к тем бесконечным спорам о
перебежке скота, которые беспрестанно возникали в Забайкалье и вызывали даже
необходимость собрать в Кяхте "конгресс", чтобы все подобные споры счесть
законченными.
Изредка только, как весть из другого мира, является строгое, секретное
предписание наблюдать, чтоб "иностранец Pehhe, подписывающий свое имя Вапу
и высланный из Москвы по Высочайшему повелению, не въехал в Россию".
Теперь все это перешло в историю, и только остались следы прежних
строгостей в развалившемся палисаде прежнего караула. - Генерал-губернатором
H.H. Муравьевым был сначала отменен этот порядок объезда границы, а потом
разрешена, наконец, и свободная торговля на 100 ли от границы, и теперь на
караулах хотя и живут четыре казака, но они уже не должны содержать
постоянных разъездов, и только 2 раза в год ездят для свидания с китайскими чиновниками;
но все это уже только простые формальности, уцелевшие в угоду нашим
церемонным соседям.
X. ОКИНСКИЙ КАРАУЛ
По приезде в Окинский караул я старался собрать у тамошних жителей и бурят
сведения о водопадах, которые Сибирский отдел поручил мне осмотреть. Рассказы
жителей вполне подтверждали, что водопады существуют, но только высота их
сильно преувеличена. В Окинском же карауле, кроме того, я узнал, что летом
в водопадах вовсе не бывает воды, а что в большую воду действительно Ока течет
в русле из лавы ("шебы", как ее называют буряты) и с небольшой высоты
(с рослую лесину) падает вода с отвесной лавовой стены. Весною образуется под
водопадом ледяная воронка - одним словом, все до мелочей сходилось с описанием
досужего корреспондента "Северной почты". Далее, ниже, говорили мне, есть
другая речка, тоже приток Оки; она бежит по наклонной плоскости, вода кипит,
бьется о камни, разбивается на множество брызг. Все сходилось с описанием
корреспондента, только была громадная разница в определении высоты. Высота во
100 саженей, про которую говорит корреспондент, оказывалась, очевидно,
вымыслом. Но тем не менее я отправился вниз по левому берегу Оки до того
пункта, где весною бывает водопад, послуживший канвою для разгоряченной
фантазии корреспондента. В 4 верстах ниже Окинского караула впадает в Оку
двумя протоками речка Джунбулак. По всей пади этой речки, вплоть до ее
вершины (озера Хара-Нур), и вершины ее притока Хикушки, разлилась лава,
61

вышедшая из трещин у озера Хара-Нур и из подножия высокой чаши (кратера) в
вершине Хикушка*. Лава текла и вниз по долине Оки, сопровождая Джунбулак и
распространяясь по долине вниз от крутого поворота Оки к северо-востоку, т.е. от
Окинского караула верст на 25. В этой лаве промыли себе русло Ока, Джунбулак,
впадающий в Оку двумя рукавами, и ручей Сайлок.
Главный рукав Джунбулака, через который бурятами перекинут даже мост (не
шире 7-8 саженей), несется с огромною быстротою и впадает в Оку без всяких
водопадов и даже без уступов. Второй рукав образует действительно водопад,
высота его от 70 до 80 футов. Стена, с которой падает вода, отвесная; ширина
ручья в самую большую воду бывает 8,5 м (28 футов), наибольшая глубина 1,5 м
(5 футов), а вертикальное сечение в самую большую воду бывает 6,4 кв.м (70 кв.
футов).
Скорость течения должна быть очень велика, судя по навороченным камням и
лесинам; но это бывает только весною, летом же не только не бывает водопада, но
даже и воды.
Водопадик этот, бушующий весною, постоянно отступает от Оки, и теперь
вода промыла овраг саженей в 50 длины.
Прежде высота водопадика была несколько выше - футов на 10.
О втором ручье, в 3/л версты от Джунбулака, образующем, по описанию
корреспондента, "миллиарды брызг, величественный веер и проч., и проч.", и говорить
не стоит. Высота падения воды - 12-15 футов, количество падающей воды так
ничтожно, что всю струю можно собирать в сороковую бочку, если вообразить себе
машину, подставляющую такие бочки каждые полминуты или еще реже.
Третий ручей Мунгуру, верстах в 10 ниже Джунбулака, течет по очень крутой
плоскости из ущелья и затем впадает в Оку самым обыкновенным образом. Так как
в нем также не было воды, то я туда и не ездил, а после, отправляясь вниз по Оке,
осмотрел с правого берега и убедился, что это самый обыкновенный
крутопадающий горный ручей**.
Для лиц, которые все-таки будут надеяться найти на Оке Ниагары, прибавлю,
что, во-первых, из полнейшего сходства описания местности, сделанного
корреспондентом, с тем, что я увидел, я убедился, что эти водопадики - те самые
Ниагары, о которых рассказывает в "Северной почте" неизвестный корреспондент,
только вместо 10 саженей он ошибкою, должно быть, поставил 100 саженей; во-
вторых, водопады, описанные в "Северной почте", существуют, по словам
корреспондента, там, где Ока, промыла себе русло среди лавы, между тем углубление
русла Оки в лавовом потоке не превосходит 70-80 футов и местами лишь достигает
100 футов, лавовый же поток кончается всего в 30 верстах от караула стеною
в 40 футов, вообще долина Оки, верст на 40 ниже караула, есть широкая луговая
долина, залитая лавой, в которой высокие водопады (выше Колумбийского, как
говорилось в "Северной почте"), невозможны. (Отсылаю к своему маршруту.)
В-третьих, не ссылаясь уже на расспросы, скажу только, что я поехал по долине
Оки ниже караула на 40 верст до поворота ее к северу в "щеки" и тут не встретил
ни водопада, ни даже речки, способной образовать водопад вроде Ниагары, а нашел
только несколько ручьев и одну речку - Джунбулак, размеры которой уже известны
читателю. Что ниже в щеках тоже нет водопадов, в этом убеждают меня
расспросы у казаков и бурят, десятки раз ездивших зимою вниз по замерзшей Оке
Аткинсон говорит, что здесь нет кратера, а просто прорыв, из которого текла лава. См. Иркут. губ.
вед. 1858. № 14.
Об этих водопадах говорил уже Аткинсон, ездивший из Окинского караула на Хар-Нур и к
кратеру в вершинах Джунбулака. Мне указали недавно на выписку из сочинения Аткинсона, переведенную
в "Иркутских губернских ведомостях", где Аткинсон рассказывает про водопады на Джунбулаке (Дже-
малуке) и полагает высоту водопада в 86 футов и, как водится, очень картинно рассказывает про этот
водопад, потом про переправу через Оку и т.д. См.: Иркут. губ. вед. 1858. № 19.
62

в деревню Корноты. Если же летом и образовались бы водопады, не оставляющие
следов на зиму, что очень невероятно, то о красотах их могли бы свидетеле
ствовать только скалы - проезда нет, и даже промышленные летом не посещают
щек и, чтоб пробраться на Оку куда-нибудь пониже, делают объезд, которым и я
прошел впоследствии. Впрочем, так как корреспондент "Северной почты" говорит о
водопаде в 5 верстах от караула и в лавовом потоке, ясно, что он не мог иметь в
виду щек.
Но во всяком случае я должен быть очень обязан неизвестному
корреспонденту, так как его корреспонденция доставила мне возможность хоть наскоро
посетить те интересные местности, о которых я говорю в этой статье.
XI. ДЖУНБУЛАК И ХИКУШКА
Падь Джунбулака - Кутул, возможность перелива. -
Валуны. - Бурсак-Hyp. - Хикушка. - Кратер погасшего вулкана. -
Обратный путь по Хадаруссе и Сенце
Гораздо интереснее этих водопадов были для меня рассказы о долине
Джунбулака, о "чаше" и Хара-Нуре. А потому через два дня, нанявши лошадей, я
направился вверх по Джунбулаку.
Падь низовьев этой реки верст на 12 идет замечательно прямо, точно она по
шнуру вытянута между двух рядов почти отвесных гор. Сперва мы встречали
известняки, прорванные гранитами, потом сероватые гнейсы и наконец верстах в 12
от караула - тот же крупно окристаллизовавшийся известковый шпат, окрашенный
в оранжевый цвет, который мы встречали в верховьях Иркута. В задних рядах
этих гор видны гольцы со следами снегов. Снега лежат не только на вершинах, но и
в отладках и даже на южном склоне гор, если они сколько-нибудь закрыты от
солнечных лучей древесною растительностию. Зато ниже, в самой пади
Джунбулака, вы встречаете на южном склоне прекрасную травяную флору, очень
разнообразную, всю в цвету, напоминающую тункинскую флору. Дно долины
Джунбулака, образовавшееся из наносов этой реки, в низовьях покрыто
прекрасными лугами, среди которых разбросаны юрты бурят; среди этих наносов идет
вздувшаяся буграми перетрескавшаяся лавам которая текла по долине. Тут, на
лаве, растут лиственные перелески, медленно накопляющие на твердом, местами
разлагающемся лавовом грунте, слой плодородного чернозема.
На южном склоне на открытых местах вы встречаете множество насекомых,
пауков, оводов, комаров, мошки, муравьев, но нет того громадного количества
муравейников, которые бросаются в глаза в вершинах Иркута*.
С поворотом Джунбулака к северо-западу мне представилось узкое дикое
ущелье; дно его так же покрыто лавою, как было ниже, но падь значительно
сузилась- с боков отвесными стенами поднимаются желтоватые и сероватые
известняки. Куски, отторженные с их вершин, покрывают лаву. Среди них
разбросаны громадные валуны желтоватого гранита с крупными кристаллами
черной слюды. Размеры их очень разнообразны, и из них в особенности замечателен
один валун в 5,2 м (21/2 сажени) длины, 3 м вышины (V/2 сажени) и около 2 м
(1 сажень) толщины, имеющий вид параллелепипеда**. Мы мало знаем случаев
перенесения подобных громадных валунов водами. Лайель говорит, что во время
На этом протяжении Джунбулак идет параллельно р. Сенце и на 12-й версте отделяется от нее
только низким болотистым увалом верст в 6. Судя по направлению этого увала и Джунбулака, который
в 12 верстах делает поворот к СЗ, можно думать, что некогда он впадал в Сенцу и только впоследствии
изменил русло, промывши мягкие известковые породы и круто поворотил на ССЗ, чтобы нестись в Оку.
См. рис. 2.
63

наводнения в Нью-Гемпшире [в] 1826 г. были перенесены водою валуны величиною
с обыкновенную комнату. Во время же наводнения в Банье в 1818 г. вода
передвинула громадные валуны, величиною с дом, на расстоянии четверти мили.
Окружность одного из сдвинутых обломков простиралась до 60 шагов*. Не знаю
только, могли ли бы в таком случае так сохраниться их острые ребра.
Громадность этих валунов, отсутствие вблизи от этого места подобных
гранитов как на правом, так и на левом берегу - все это наводит на предположение,
что массы эти не могли также свалиться с соседних гор. Вероятнее предположить,
что эти массы принесены с вершины долины не иначе, как льдами. Остается
решить вопрос: льдами ли реки или ледниками? Так как Джунбулак некогда должен
был иметь гораздо высший уровень, судя по наносам, встречающимся в долине
на значительной высоте над уровнем теперешней реки (особенно если дно
перевала Кутула было некогда руслом Джунбулака), то следует предположить большее
количество воды в нем, большую ее силу при крутом падении пади Джунбулака, и
тогда предположение, что валуны могли быть принесены льдами реки, не
представляет ничего невероятного; тем более это возможно, что валуны гранита, о
которых я говорил, принесены, по-видимому, не издалека, так как та же горная
порода, из которой состоят валуны, встречена мною на расстоянии нескольких
верст.
С другой стороны, если только Кутул не был дном Джунбулака, если галька,
встреченная мною на высоте нескольких десятков футов над уровнем теперешней
реки, не была наносом большой реки, а лежит на такой высоте над уровнем
теперешней реки вследствие долговременного углубления ложа ее, тогда трудно
предположить, чтобы льды небольшой речки, как теперешний Джунбулак, могли
переносить такие тяжелые валуны. Приходится в таком случае обратиться к
ледникам. Возможность присутствия ледников на такой высоте (1220 м, 4000 футов)
под широтою 51°с.ш. не представляет ничего невероятного, если вспомнить
распространение их в Европе и Северной Америке и в особенности если
присутствие ледников на Нуху-Дабане и около Хангинского караула подтвердится
позднейшими исследованиями.
Напомню еще чрезвычайно округленную форму как бы гладко отполированных
вершин гор, замеченную мною выше на Джунбулаке, верстах [в] 7-8 от того места,
где среди известняков начинаются гранитные валуны. Рисунок изображает одну из
таких вершин, только надо заметить, что подобное падение, по-видимому, слишком
круто для дна ледника. Вопрос мог бы решиться присутствием борозд на этих
скалах, но на этот вопрос я не в состоянии дать ответа, так как издали нельзя было
рассмотреть, а взобраться на эти стены почти невозможно - нужно заходить с
другой стороны.
Мне случалось бывать в очень глухой тайге, например, назову хотя бы прежний
кругоморский тракт, Байкальские горы по западному берегу озера, некоторые
места на низовьях Аргуни или на перевале с Аргуни на Шилку, но нигде я не
встречал подобной глухой тайги, как на Джунбулаке: узкое ущелье, крутые, почти
отвесные, разрушающиеся горы, на которых лежат снега, бороздами спускающиеся
в пади, оторванные от этих крутых морщинистых стен валуны в несколько
кубических саженей лежат на десятках подобных же валунов, меньших размеров;
из щелей их растут корявые лиственницы, они же пускают свои корни среди щелей
перетрескавшейся ноздреватой лавы, пользуясь ничтожными количествами
медленно образующейся земли. Натеки лавы, щели и трещины, поднятые снизу,
развороченные пласты застывавшей сверху лавовой коры, валуны, острые ребра
которых режут копыта некованным лошадям, крупная галька и множество
валежника, далее мшистое болото, покрытое редким хвойным лесом, по которому с
* Lyell. Principes de geol. trad. p. T-Meullien. Т. III. P. 58.
64

неимоверным треском несется "пал" - лесной пожар, пущенный промышленными, -
все вместе производит впечатление крайне дикой, угрюмой таежной природы.
Так шли мы прямым, как бы по шнуру вытянутым, коридором до нового
поворота Джунбулака.
Два крутых гольца замыкают коридор; мы употребили более 3 ч ходу, чтобы
обогнуть угольный высокий снеговой голец.
Тут впадает в Джунбулак несущийся с гор ручей Бусак, который фонтанами
бьет по каменьям и ворочает большие глыбы гранитов, гнейсов и кристаллических
сланцев.
Только вниз от устья Бусака Джунбулак существует в виде речки. Выше же вы
видите большое озеро (Бусак-Нур)*, из которого кверху нельзя уже проследить
Джунбулака, - далее он течет незаметно, пробиваясь под лавовою корою.
Устье Бусака, или, вернее, поворот пади Джунбулака, составляет заметную
границу для растительности. Ниже на солнцепеке попадался какой-то вид
мелколиственной акации, смородина в изобилии, шиповник - вообще флора не бедная;
выше же от устья Бусака, где Джунбулак поворачивает к югу и вследствие этого
падь его открыта холодным ветрам, дующим с вершины хребта Шань, где,
наконец, значительно и быстро увеличивается высота над уровнем моря, встречается
только мшистое болото, покрытое желтым оленьим мохом и низким кустарником из
брусничных. Изредка попадаются анютины глазки, какой-то кустарник с висячими
белыми цветами, но и те пропадают с поворотом в падь Хикушки.
Здесь я должен был прекратить свою съемку. В то время, когда я отправлялся
в Окинский караул, в Сибирском отделе [РГО] не было ни одной буссоли; точно так
же ни в Генеральном штабе**, ни вообще в Иркутске я не мог найти ни шмалька-
деровой, ни бюрньеровой буссоли, только благодаря содействию А.Ф. Усольцева
мне удалось получить большую ориентир-буссоль (без диоптров) и из Генерального
штаба - планшетик (в Ίι/2 дюйма длины и 9 дюймов ширины) и алидаду в 8 дюй
мов. Я заказал к нему треножник и таким образом делал маршрутную съемку,
ориентируя планшет по меридиану и нанося направление пути по алидаде,
беспрестанно поверяясь возможно большим числом точек. В одном месте сильный
порыв ветра сорвал бумагу, которою закрывался рисунок на планшете; мой
спутник-бурят подслужился со своею ловкостью, ножка треножника, непрочно
установленного среди камней, скользнула - и буссоль упала на камни. Штифтик сломался, и
мне пришлось прекратить съемку, так что до кратера я сделал уже только
наглядную карту. К счастию, в Окинском карауле мне удалось исправить это, приделавши
другой штифтик, и с грехом пополам я мог продолжить работу.
Скоро мы оставили Джунбулак и поворотили в падь его подземного притока
Хикушки; падь же Джунбулака идет прямо к югу. Там, в вершинах его, находится
озеро Хара-Нур, окруженное шлаками и лавой, потоки которой также и оттуда
берут свое начало. Водораздельный хребет в его вершинах (Эргик-Таргак-Тайга на
наших картах), видный через пади Джунбулака, верстах в 10 от устья Хикушки, и
ослепляющий своими массами снега, идет с юго-запада на северо-восток и потом,
насколько я мог добиться от своих вожаков, поворачивает к северу. До озера Хара-
Нур от устья Хикушки оставалось верст 15 и потом верст 5 по р. Шань до
водораздела. Лава, окружающая озера и видная на Шане, вовсе не встречается на
речках южного склона хребта, именно на Гыкты-Кгэме (одна вершина с Шанем)
и на Додоте (к западу от Шаня).
Что же до пади Хикушки, то она мало отличается от пади Джунбулака,
только, как я уже сказал, растительность становится все однообразнее. Горы покрыты
13/4 версты в длину и более версты ширины. Глубина очень велика - невдалеке от берегов дна не
достают шестами в 6-9 метров длины.
Топографы в то время уже отправились на съемки.
3 П.А. Кропоткин
65

Кратер погасшего вулкана в вершинах р. Хикушки, притока Джунбулака
а - снег
снегом, который все лето не тает в бороздах, и иногда, если лето холодное, а
весною выпало много снегу, он лежит все лето и на вершинах; с сентября снега
начинают увеличиваться, чтобы оттаять только к июлю.
Пройдя по Хикушке верст 5, мы вышли на широкую площадку, где с
противоположных сторон сходятся два ручья, образующие Хикушку: один почти
параллельный Джунбулаку, пришедший с запада-северо-запада* и берущий начало из тех
же гор, другой, пришедший с юго-юго-востока. Русла обоих залиты лавою, но мы
пошли по тому, в вершинах которого возвышается кратер.
Мостовая из лавы была бы недурна, если бы только не была забросана
шлаками, так как тут в верховьях она местами довольно гладка. Вскоре на дне пади
показался темный кратер в виде правильного отрезного конуса, заросшего на
северо-восточном склоне большою рощею из лиственницы, а на прочих склонах
покрытого мохом и снегами.
Кратер насыпан, по-видимому, исключительно из шлаков, пенистой, очень
легкой лавы и осколков шоколадных натеков (lapilli). Высота его над лавою, т.е.
с северо-восточной стороны, оказалась, по двум барометрическим измерениям,
сделанным с промежутком в полчаса (в 2 и 21/2 пополудни), в 123 м (404 футов) от
подножия его на северо-западной стороне до высшей точки кратера на
юго-восточной стороне.
Поток лавы, которою в вершинах насыпан кратер, имеет не менее 60 м (около
200 футов) толщины, так как подножие кратера в долине Хикушки лежит на 60 м
выше, чем в долине Хадаруссы. Таким образом, кратер имеет размеры, сходные с
Monte Nuovo (134 м = 440 футов). Диаметр основания не менее 960 м (450 саженей),
а местами увеличивается до 1300 м (610 саженей)**. Поднявшись на кратер, я
увидел правильную воронку, имеющую в диаметре около 120 м (57 саженей) и
глубиною до 40 или 50 м (19-24 сажени). Скаты ее, состоящие из тех же шлаков, не
носят ни малейших признаков травы и даже мху.
На дне воронки есть небольшая труба, уже засорившаяся, так что вода, обра-
По пади этого ручья Аткинсон переходил от Хара-Нура к кратеру.
Кратер имеет почти овальную форму.
66

Вид на малый кратер в вершинах р. Хикушки, снят с большого кратера
зующаяся от медленного таяния снегов, не успевает уходить в нее, а скопляется на
дне воронки.
К северу от большого кратера, в соседнем отладке, возвышается другой,
поменьше, который состоит из черных шлаков и в котором тоже скопляется вода.
Одно барометрическое наблюдение, сделанное у подножия кратера на
северовосточной стороне, дало 1900 м (6230 футов) и другое, на привале, недалеко от
подножия кратера на Хикушке - 1787 м (5634 фута)*. Лава вытекала, по-видимому, из
расщелин, образовавшихся на водоразделе между системой Джунбулака и Хада-
руссы**.
Теперь является вопрос: 1) к какому времени следует отнести это проявление
вулканической деятельности и 2) были ли вулканическое извержение и извержение
потока лавы одновременными явлениями? Опять повторяю, что решить его
предстоит будущим исследователям, а здесь сделаю только несколько замечаний.
Извержение должно было произойти после потока лавы, потому что, во-первых,
шлаки кратера покрыли лаву, и, во-вторых, в лаве такие ничтожные вЬдопады, как
на Джунбулаке и Сайлоке, успели промыть себе овраги длиною около 60 м
(200 футов) от Оки, а сама Ока успела углубиться в лаве до 30 м (около
100 футов); между тем как в это же самое время кратер успел обрасти
деревьями только в некоторых частях, именно на северном склоне, что мы встречаем
и на Монте-Нуово, образовавшемся в 1538 г. Кроме того, наш кратер сохранил
замечательную правильность очертаний. Между тем как лава на Исхие,
по-видимому, такого же сложения, как и на Джунбулаке (gris de fer et un noir rougeatre)***,
после 500 лет осталась такою же бесплодною, как будто только вчера остыла
(que si eile n'etait refroidie que d'hier), на Джунбулаке и Оке вы видите ее
покрытою лиственничным лесом. Кроме того, напомню еще про валуны на лаве (см.
выше).
Лавовый поток кончается в 12 верстах от Окинского караула. Таким образом, длина его равна
60 верстам, ширина изменяется от полуверсты до полутора, а толщина идет, постоянно уменьшаясь, от
60 м (200 футов) ниже Окинского караула становится от 24 м до 20 и кончается стеною в 12 м.
Наблюдение у Бусак-Нура дало 1550 м (5087 футов).
*** Lyell. Principes de geol. trad. p. T-Meullien. Т. III. P. 64.
3*
67

Впрочем, стоит вспомнить о том, сколько времени должно было пройти, чтобы
лава успела медленно охладиться (на Сайлоке видно ее псевдопризматическое
образование), потом, пока Ока промыла себе русло, а после Оки ее крошечный приток
Сайлок, и мы увидим, что должен был пройти такой громадный период времени,
в который склоны кратера могли бы обрасти деревьями, а внутренность воронки -
хоть мохом.
Лава текла по готовой долине Джунбулака, которой стены могли бы указать на
время, раньше которого лава не могла течь. Но на Джунбулаке я нашел только
древние кристаллические сланцы и известняки, между тем как по строению нельзя
бы отнести эту лаву дальше древних третичных формаций.
Существуют ли у бурят какие-либо предания об этом вулкане и верования - не
знаю, я получал только тот ответ, что ни отцы, ни деды не помнят о том,
чтобы когда-нибудь здесь был виден огонь. Одно только говорил мой вожак - "бур-
хан", а ходить на кратер "бырхи" (страшно); почему, когда случается проезжать
мимо этого места, буряты всегда творят молитву, повторяя несметное
количество раз: "ом-ма-ни-бад-ме-хом", на кратер же не поднимаются и вблизи его не
ночуют.
Так как наши некованные кони сильно повредили себе ноги, то мы порешили не
ехать на Хара-Нур и возвращаться не падью Джунбулака, а выехать в падь
р. Сенцы падью ручья Хадаруссы, который берет начало возле кратера погасшего
вулкана.
Падь Хадаруссы представляет местность болотистую, поросшую большею
частью мохом, с редкими экземплярами лиловой гвоздики, голубых колокольчиков
и немногих кустарников.
Вскоре, через 10 верст, падь суживается в очень узкое ущелье, которого щеки
состоят из сиенитов и где рвется с неимоверной быстротой Хадарусса; падение так
велико, что речка состоит из сплошной пены, прыгающей через громадные валуны.
Путь на Хадаруссе вообще довольно труден: тропинка, пробитая зверовщиками,
лепится по склонам гор, перебирается через сотни ручьев, образующих глубокие
грязи, пробирается между крутых валунов по крупным острым каменьям; кроме
того, часто тропинка переходит с одного берега на другой; нужно переезжать
Хадаруссу, на которой лежат еще накипи, и нужно долго искать удобного брода, где
бы конь не провалился. Во время таяния снегов, начиная с самых вершин,
Хадарусса так разливается, что переезд часто бывает невозможен; зато в эту пору он
был все-таки легче, чем по Джунбулаку, где острые ребра лавовых пластов делают
путь чрезвычайно затруднительным.
После десятка верст такой дороги мы выбрались по Хадаруссе в падь р. Сенцы.
По выходе из узкого темного ущелья Хадаруссы в широкую падь Сенцы, усеянную
озерами, очень богатыми рыбой, мы встретили, конечно, резкое различие и в
растительности. Флору этой долины, особенно на склонах гор, обращенных к югу,
положительно нельзя назвать бедною, и вообще вся долина представляет гораздо
больше удобств для заселения, чем долина Джунбулака, вследствие того, что горы,
окаймляющие эту долину, не так высоки, менее покрыты снегами и не суживают
долины. В тех местах, где не живут буряты, леса кишат самыми разнообразными
насекомыми: мохнатые муравьи, другие с тонким перехватом, суетливо таскают
свои запасы, комары-великаны, пауки больших размеров, осы и несметное
количество оводов населяют теплые южные скаты гор, заросшие разнообразными
древесными и кустарн[иков]ыми породами. Конечно, все это прошу принимать
относительно, так как флора долины Сенцы, конечно, несравненно беднее даурской
флоры, беднее даже Окинской возле московского тракта; но в гористой стране
встречаются поразительные переходы от бедности к богатству, и один из таких
переходов представился нам при выходе в долину Сенцы. Далее, стоит перейти
через небольшой хребет в падь Джунбулака, и вы там встретите уже худшую
68

флору, или в Окинский караул, и там вы будете принуждены среди лета закутаться
в пальто от леденящего ветра, дующего с северо-востока из гольцов.
Чтобы сократить переход, верстах в 6 от устья Сенцы мы перешли снова
в долину Джунбулака, переваливши через низкий отрожек гор среди прекрасной
чистой рощи из березы и осины, с небольшою примесью лиственницы.
Вообще окрестности Окинского караула и низовья ближайших рек составляют
оазис среди бесплодных и диких местностей, впрочем, такой оазис, где холод и
возвышение над уровнем моря не дозволяют возделывать хлеба.
Непосредственно после кратера в пади Хадаруссы я встретил гранит, за ним
гнейсы, прорванные гранитом, далее известняки. Горы, составляющие падь Хи-
кушки, состоят преимущественно из известняков.
Верст через 10 пошли метаморфические сланцы и, наконец, снова известняки
и граниты. По-видимому, граниты образуют несколько отрогов цепей и
параллельных небольших (коротких и невысоких) осей поднятия, между которыми
попадаются гнейсы и другие кристаллические сланцы и древние известняки.
XII. ОКА ДО СЕЛЕНИЯ ЗИМИНСКОГО
Невозможность плыть из Окинского караула. - Боязливость бурят. -
Сухопутное сообщение. - Щеки. Урду-Ока. - Перевал на Далдарму. -
Переезд через Оку. Поклонение утесам. -
Изменение в характере долины за Тыгылтэем. -
Корноты. - Переходная ступень у бурят - Ст. Зиминская
Из Окинского караула, исполнивши поручение Сибирского отдела осмотреть
водопады и надписи на утесах, я должен был вернуться в Иркутск. Мне предстояло
вернуться тем же путем по караулам и через Тунку, следовательно, в другой раз
бегло осмотреть долину Иркута и верховья Оки. Я полагал, что гораздо полезнее
будет, если я спущусь вниз от Окинского караула по р. Оке до Зиминской станции,
особенно если возможно будет проплыть это пространство на лодке. Сведения наши
об Оке самые ничтожные. Г. Крыжин, дойдя до Окинского караула, откуда он
отправился на запад, сказал даже, что нет никакой тропинки, которая вела бы вниз
через гористое среднее течение. Действительно, в нескольких верстах ниже
Окинского караула Ока входит в щеки и проезд берегом невозможен. Поэтому-то я
хотел сплыть по Оке в лодке, но буряты напрямик объявили, что нечего и думать
проехать на лодке от караула, так как на этом пространстве много порогов таких
быстрых, что даже зимою Ока не везде замерзает. Хотя, правда, один из казаков,
ездивших несколько раз зимою в Корноты, говорил, что, вероятно, проезд по Оке
не будет труднее, чем по Иркуту, но буряты наотрез отказались и говорить об езде
в щеках на лодке; да с людьми, которые никогда не ездили на лодке иначе как
через Оку, нечего было и думать пускаться в путь водою в щеках.
Верстах в 120 ниже караула сходятся три реки: Средняя Ока, Западная и
Восточная Ока. От соединения этих трех рек, называемых бурятами Гурбан-Бельчир
(три "бельчира", три отрога гор между реками), долина Оки несколько расширяется,
и если срубить здесь бат, говорили промышленные, то может быть, и удастся
сплыть в нем, перетаскивая его на себе берегом на порогах. Плыть на плоту они
тоже напрямки отказались и предложили до Бельчиров доехать на конях, там
срубить один или два бата и плыть на них. Нечего было делать, пришлось
согласиться на это, но и тут не находились охотники. Уезжая на Джунбулак, я просил
старшин вызвать по улусам двух охотников плыть со мною.
Из верхних бурят, несмотря на обещания заплатить серебром, не нашлось ни
одного охотника. Наконец, приехал нижний старшина с одним бывалым стариком
и все принялись отговаривать меня ехать в лодке, говоря, что никто не согласится
69

плыть- "бырхи" (страшно). И кроме того, стращали тем, что если нас увидят
промышленные, то, принявши за беглых каторжных, могут застрелить с берега. Я
продолжал настаивать на том же, так как если бы я поехал сухим путем, то
пришлось бы идти далеко от Оки и вместо съемки Оки получалась бы большею
частью съемка побочных речек - ее притоков.
Наконец, после долгих переговоров нашлись два охотника, которые брались
плыть с тем, чтобы назад я доставил их на свой счет, нанявши в Корнотах коней,
и нанял бы еще двух людей для срубки двух батов. Мы начали торговаться, они
запросили с меня 50 руб. и хотя впоследствии съехали на 30 с тем, чтобы я доставил
их до Бельчиров и нанял лишних людей для рубки бата, что должно было стоить
еще 12 руб., но, к сожалению им все это составляло сумму, заплативши которую, я
не имел бы денег на проезд от Зиминской станции до Иркутска, и поневоле
пришлось согласиться ехать сухим путем, на что буряты согласились охотно за 22 руб.
Таким образом, мне пришлось отправиться из Окинского караула сухим путем,
идя большую часть пути в отдалении от Оки хребтами. Оказалось, что тут есть
тропинка, да и не могла не быть. Могут ли жить два бурятских племени на
расстоянии 250 верст друг от друга, не пробивши тропинки, особенно, когда оба
племени промышляют в тех же местах, а промышленные неизбежно должны сходиться
во время своих разъездов.
Во всяком случае, кроме сухопутного сообщения, между этими двумя пунктами,
мне кажется, возможно и водяное - на лодке, даже, может быть, и от Окинского
караула. Только нужно, чтобы лодка была хорошо сделана и люди на ней были
знающие, привычные к плаванью по порогам. Что же до пространства от Гурбан-
Бельчира до Зиминской станции, то тут, по всей вероятности, можно плавать
беспрепятственно, а бурятские промышленные постоянно плавают от устья Дал-
дармы, т.е. того места, где мы переправлялись через Оку.
9 июня мы тронулись из Окинского караула с двумя вожаками.
Долина Оки шириною около V/2 версты состоит тут из аллювиальных наносов,
теперь залитых лавою, в которой она промыла себе русло. Лава разливалась по
долине, как бы языками, и теперь везде, где есть лава, растет редкий
лиственничный лес, образующий своею опушкою остроконечные фестоны. Близко
прижимаясь к горам левого берега, Ока оставила между своим руслом и низкими
холмами правого берега прекрасные луга, где рассеяны сперва летники, потом зимники
бурят. Крепкий грунт этих лугов, выбитый конями и скотом, не дает расти высокой
траве, и буряты принуждены косить в отладках, отгораживая свои сенокосы; а
прежде, говорят, трава была так высока, что на этих лугах скрывала человека,
даже коня. Окрестные холмы усеяны осиной, хвойными деревьями и березой,
которая попадается больше всего в окрестностях Окинского караула. Вообще,
долина Оки, верст на 30 от караула, гораздо теплее окрестностей самого караула,
так как она закрыта от холодных ветров, дующих с гольцов, цепью крутых гор,
высоко поднимающихся над Окой с левого берега.
Преобладающие породы - те же известняки, которые окружают и Окинский
караул; в особенности весь ряд гор левого берега состоит из известняков,
развороченных гранитами; речки, вырывающиеся из этих гор, несут белые, как жемчуг,
камни, покрытые известковым налетом.
Мы прошли верст 25 по долине Оки, перед нами виднелось продолжение
широкой пади, а налево в известняках - узкое ущелье. Принимая его за падь побочной
речки, я спросил даже проводников, какая это падь, верно, Цаган-Шемутай?
Оказалось, что это и есть Ока, перпендикулярно повернувшая к северу; а впереди
была широкая падь Иле - речки, пришедшей из хребтов навстречу Оке. Очевидно,
здесь было некогда озеро и вода пробила себе в мягких известняках щель, которая
впоследствии расширилась и послужила истоком водам озера. Теперь Ока круто,
под прямым углом, поворачивает в это ущелье и идет на север.
70

Тут на повороте выдался высокий остроконечный утес Орхогон-байсин,
которому поклоняются буряты; мои проводники остановились вблизи его подножия,
повесили тряпку с молитвой, расклали огонь, сварили саламаты, набросали масла на
огонь и помолились утесу.
10 июня оставили Оку и пошли по пади реки Иле. Те же два различных
характера гор правого и левого берега: горы полевого берега (Иле, как я сказал,
течет навстречу Оке) так же пологи, пади широки, с правого берега высоки, с
крутыми ущельями, заросшими густою лиственницею, и составляют вполне
продолжение тех известковых гор, которые прорвала Ока.
Вскоре Иле отворачивает на север, мы же пошли по Малой Иле. Луга
постоянно становятся более и более болотисты, и начинается крутой подъем в гору,
чтобы перейти в бассейн Урду-Оки. Перевал невысок, барометрическое
определение дало 1758 метров (5768 футов), и до верхнего предела древесной
растительности оставалось еще несколько сот футов, хотя на перевале торчали только
низкие кедры, выступавшие из мшистой оболочки, которая покрывает горы.
Отсюда открылся вид на обширную горную область: влево, к западу, виднелись
высокие гольцы, сопровождающие среднее течение Оки; вправо гольцы виднеются
вдалеке и составляют, может быть, часть Китойских Альп. Перед нами, на дне
узкого ущелья под ледяными накипями, сочился горный ручеек в длинной пади
Утой-желга; стены пади поднимаются чуть не отвесно над падью, покрытою
обломками гранитов и кристаллических сланцев; скоро вслед за гнейсами, а
следовательно, сланцами, опять показались известняки, занимающие такую обширную
область в юго-западной части Иркутской губернии.
Переночевавши на устье Утой-желга, там, где она сошлась с ручьем Айноком,
пришедшим с юго-запада, мы 11 июня отправились по Айноку, оставивши вправо
Дабани-желгу, по которой идет тропинка в Аларскую степную думу. Айнок
(шириною от 5 до 8 саженей) ревет в ущелье, пробитом в серых известняках, сходных,
если не тождественных, по литологическому составу с известняками возле Окин-
ского караула. Кони, не привычные к тайге, суетливо пробираются между
громадными каменьями, падающими с крутейших стен темного ущелья; эти стены поросли
лиственницею, кедром, елью, пихтою, березою, осиною, рябиною и другими
кустарниками. Постоянно слезая для съемки или имея за спиною барометр, при
неосторожности, торопливых, неверных шагах коня по косогору или на переправах через
ревущую и прыгающую по камням горную речку, невольно вспомнишь о коне-
таежнике, об его осторожности, догадливости, обдуманности каждого его шага.
Тайга кладет особый отпечаток на тех, кто сроднился с нею; вы всегда легко
узнаете истинного таежника промышленного, который не только в назначенные
сроки ходит белковать, но идет на промысел, не стесняясь ни снегами по брюхо, ни
осенними грязями, ни весенней распутицей, - и узнаете не только по его
способности приноровляться ко всякой обстановке, по его уму, сметливости в дороге, но и
по другим чертам его характера: какая-то неторопливая обдуманность движений,
добродушие без болтливости и сметливость вообще в жизни. Промышленный, водя
своею мускулистою рукою по карте, и тут сообразит, в чем дело, если только глаза
его, привычные зорко смотреть вдаль и не упускать из виду никакой малейшей
подробности, нужной в его таежной жизни, подробности, которая нам никогда не
бросится в глаза, способны разбирать эти каракульки; с промышленным-таежным
на коне-таежнике, который тоже составляет чуть не особую породу, смело
пускайтесь в тайгу, хотя бы самую малоизвестную вашему вожаку. Таким человеком
немудрено увлечься, этим только и объясняю себе, каким образом г. Радде,
вероятно, хорошо знакомый с сибиряком, мог выразиться про него "dieser schöner
sibiriaken-typ", конечно, увлекшись воспоминанием о сибирских таежниках, с
которыми ему чаще всего, вероятно, приходилось иметь дело во время постоянных
разъездов по самым диким местностям.
71

Продвигаясь внизу по Айноку, по пади, донельзя однообразной, расширившейся
до полуверсты и заросшей однообразными хвойными лесами, которые местами
выгорели на несколько сот квадратных верст и еще более давят однообразием
обгорелых стволов, как бы мачт без рей, мы, наконец, добрались до Урду-Оки. Мы
пересекли ее в 70 или 80 верстах от вершины и в 40 от устья, называемого Гурбан-
Бельчир, так как тут Сошлись три реки: Хойта-Ока с запада, средняя - собственно
Ока и Урду-Ока с востока. В растительности возле пади Урду-Оки заметны многие
приращения, так, например, шиповник в цвету, душистый тополь, острец, Achillea
millifolium и красная смородина; береза составляет уже половину всех особей
в лесах.
В обнажениях, на которые я, впрочем, мало обращал внимания по причине
занятия съемкой, попадаются граниты, известняки и глинистые сланцы.
В этих местах находятся охотничьи владения бурят, простирающиеся к западу
до Хойта-Оки. Далее идут охотничьи владения карагазов. Теперь эти владения
определенно размежеваны бурятами и карагазами, но буряты позволяют этим
последним охотиться в своих владениях; зато прежде, когда границы между обоими
племенами не были строго разграничены, происходили страшные стычки между
бурятами и карагазами: поймают у себя чужого охотника, отнимут ружье, добычу и
отпустят. Начинаются переговоры: обе стороны доказывают свои права на
известную местность и кончаются иногда общею стычкою. Промышленные обеих сторон
сходятся большею частью на гольце, лежащем возле Хойта-Оки, и таким образом
оленные промышленные сходятся с конными. Из этого вывели, что граница
оленеводства сходится с границею скотоводства, что совершенно несправедливо, так как
разведение оленей, сколько я мог узнать расспросами, не заходит jaK далеко, то
есть до Хойта-Оки, а коневодство прекращается в Окинском карауле.
Переехавши через Урду-Оку, мы стали забираться к северо-востоку и северу
по пади р. Унакшин, все выше и выше в хребет. 12 июня утром нам достался
трудный переезд по пади этой речки: густые тальники по берегам, а выше -
кедровник и желтый олений мох, покрывающий россыпи, - вот главные представители
горной флоры. Мы круто ползли весь день все в гору и в гору среди этой дикой
тайги, наконец, оставили позади себя речку, а далее - последние следы древесной
растительности, и пролезли еще на 100 м (330 футов) и поднялись на вершину
высокого гольца в 2112 м (6930 футов)*.
С этой высоты, где страшный ветер положительно требовал усилия, чтобы
устоять на ногах, и грозил сорвать нашу палатку и планшет, нам представился вид
на обширную горную страну. Во все стороны виднелись горы, преимущественно
гольцы, наибольшие из них были на востоке. Впереди на север тянулась как бы
цепь гольцов (или высокая альпийская страна?). Самые высокие гольцы (Эргик-
Таргак-Тайга?) идут, насколько можно судить отсюда, с юго-юго-востока на
северо-северо-запад; эта линия прекращается и заметно понижается, если взять с
гольца в вершинах Унакшин направление на запад-северо-запад.
Спуск в падь ручья Далдармы донельзя крут, нужно много усилий, чтобы
спускаться верхом, трудность увеличивается еще оттого, что конь постоянно
проваливается между громадными каменьями, поросшими мхом.
13 июня я шел все по узкой пади Далдармы. Падь мало представляет
интересного для поверхностного исследования, которым я необходимо должен был
ограничиться, занятый съемкою. Я заметил только, что стены состоят
преимущественно из известняков, которые местами образуют оригинальные утесы. Все
подобные утесы служат предметом поклонения у бурят, и мои проводники
несколько раз останавливались в виду утесов для молений. Главная суть моления
состоит, впрочем, в том, чтобы наесться или накуриться. Буряты сварили чай,
Наблюдение было сделано в З'/г ч пополудни при свежем ЮЗ ветре.
72

отлили его в туес, потом стали жарить саламату, не жалея масла, затем воткнули
березку, привязали к ней клочок конской гривы, подошли к ней с саламатою в руках
и давай брызгать маслом на все стороны. Поклонившись три раза на восток, они
раскланялись на восемь сторон, беспрестанно повторяя: "ом-ма-ни-бад-ме-хом",
потом пять раз брызнули маслом в огонь и на три стороны и в заключение,
повторивши ту же процедуру с чаем, съели все приготовленное.
Подобная процедура повторилась еще раз, когда мы вышли на Оку близ ручья
Тыгылтэй. Тут также выступает высокий утес, где, как гласит предание, был
некогда привязан теленок изюбра. Никто не смел стрелять в него, и когда один
промышленный решился выстрелить, то свалился теленок каменный. С тех пор все
почитают это место, молятся, когда проезжают мимо утеса, и никто в это время не
должен ни кричать, ни говорить громко. Стоит только кому-нибудь вскрикнуть,
тогда невесть откуда соберется ненастье, дождь с грозою или пурга, если дело
происходит зимою. Это поверье о ненастьи, очень распространенное у азиатских
народов для многих местностей, разделяется и русскими, ездящими по Оке.
14 июня утром мы вышли по пади Далдармы к р. Оке против устьев речек
Билюнек. Я заметил, идя по пади Далдармы, следующее: в этой пади много лесов
выгорело несколько лет тому назад, все эти леса состояли почти исключительно из
хвойных деревьев; теперь же молодая растительность пробивается на месте
старого пожарища - и главным образом появляется береза. Она преимущественно
является в виде кустарников или небольших деревьев там, где прежде
исключительно или почти исключительно росли хвойные породы. Не знаю, какое
семейство возьмет верх через несколько десятков лет: быть может, хвойные
вытеснят березу, хотя, по-видимому, нет причин, чтобы это случилось именно так, ибо
я видел молодые леса через десяток лет после того, как старый выгорел, и везде
замечал, что березы является несравненно больше, чем ее было прежде, до
пожара. Если этот факт общий, то он очень важен; к сожалению, не могу сказать,
так оно или нет*.
Ока стала уже широкою рекою метров в 170 или 200, бродов через нее нет,
и нам пришлось рубить плот, чтобы переправиться на левый ее берег. Отсюда Ока
может считаться уже сплавною речкою, и промышленные сплывают отсюда на
батах или плотах до деревни Корноты. Падь ее расширилась до IV2 версты,
травяная растительность гораздо разнообразнее, появляется даже земляника и
клубника; зверь попадается в изобилии, а так как изюбр, с рогами о пяти отростках на
каждом, продается, как мне случилось видеть, за 72 руб.; такие деньги составляют
целое состояние для промышленного, то и не мудрено, что за эти места горячо
спорят корнотские и окинские буряты; дело не ограничивается одним отбиранием
ружья, ловушек, а иногда доходит и до драки.
К сожалению, долина Оки не везде удобопроходима, нам пришлось в одном
месте снова от нее удалиться и по р. Янгушэ и Ихэ-голу снова перевалить через
горы, чтобы миновать несколько утесистых берегов Оки. Этот перевал мы сделали
через один из побочных отрогов гор, не выходящий за пределы распространения
древесной растительности.
Только 16 июня мы окончательно вышли по устью р. Тыгылтэй в долину Оки,
чтобы более с нею не расставаться. Устье Тыгылтэя служит характеристическою
точкою для долины Оки. Здесь кончаются щеки, горы отходят в стороны, и как
сама река, так и ее долина являются с совершенно иным характером, чем выше.
Тут впервые увидали мы сосновые леса; давно забытая нами, не встречавшаяся от
Барохтуевских озер, сосна впервые попалась нам в виде отдельных особей лишь в
пади Далдармы на высоте около 720 м (2356 футов); только тут, на высоте 636 м
(2087 футов) начинаются сосновые боры по берегам Оби на гладком наносном дне
Недавно я встретил то же замечание у г. Кривошапкина. См. "Енисейский округ и его жизнь".
73

прежнего ее русла. Здесь же я впервые заметил род розовых ландышей, Ran.
polyanthemos, Orchis maculata, Planetera bifolium, Tanacetum vulgare (девятильник).
Красная смородина уже покрыта довольно крупными зелеными ягодами, шиповник
и одуванчик уже отцвели.
Сама река шириною от 220 до 270 м местами течет плавно, тихо, слегка журча
по каменьям. Глаз так и ждет, что из-за густых тальников, покрывающих острова,
покажется дым, послышится шум парохода, но скоро очарование исчезает, течение
становится быстрее, река прыгает на шивере или главная протока разбивается на
несколько мелких, которые с шумом переливаются через гряды каменьев. Гор уже
не видно, вдали синеет несколько холмов, а на правом берегу Оки небольшое
одинокое возвышение - Бударик, которому также поклоняются буряты и не шумят,
проезжая мимо его. Эту гору можно принять за границу распространения больших
сосновых или смешанных лесов по Оке. Начиная отсюда, идут уже почти
исключительно редкие березовые леса на превосходных лугах. Проезжая по этому
превосходному прибрежью, где сочная трава поднимается на аршин и более, нельзя не
удивляться тому, что эти замечательно удобные места (распространяющиеся по
Оке верст на 40-50 до деревни Корноты) до настоящего времени еще не заняты,
в то время как многие другие местности (например, деревня Моты и мн. др.),
далеко не представляющие тех же удобств, давно уже заняты. Это обстоятельство,
конечно, объясняется только тем, что население лепилось по большой трактовой
дороге, большею частью забывая побочные, соседние места, а в такие местности,
как Моты и др., попадало уже по необходимости.
17 июня вечером мы увидели первые зимники и наконец, проехавши около
250 верст от Окинского караула, добрались до летников бурятской (ясачной)
деревни Корноты на берегу Оки. Деревня имеет свой совершенно своеобразный вид: это
не бурятский улус, где, как выразился один волостной писарь, "юрты представляют
разбросанную кучку и суть обиталище диких народов", напротив, здесь вы видите
ряд правильно построенных юрт, прочных, высоких, восьмиугольных или
четырехугольных, прямо покрытых дерном. Весь быт этих бурят представляет переходную
ступень от степного бурята к оседлому русскому. Корнотские братские много
засевают хлеба и продают его в Окинский караул русским и бурятам. Их зимники
находятся всего в 8 верстах от летников, да и в летники переселяются лишь на
время полевых работ, но и тут живут с комфортом. Зимники устроены еще
комфортабельнее - юрты удобны; кругом огорожены, а иные буряты возле юрт
построили даже дома с русскими печами и живут там большую часть зимы. Я застал
бурят уже в летниках, и вот, например, какой вид имеет одна из лучших юрт-
юрта шуленги. Это квадратная, высокая постройка с высокою дверью, без окон, но
с широкою трубою наверху. Крыша юрты лежит на стенах и на четырех столбах.
Посредине находится очаг, а кругом его в юрте сделан пол. На этом полу
установлены влево деревянный диван, стол, а позади их груда сундуков, перин
и подушек, над которыми развешаны все богатства хозяйки - платья, платки и
кушаки - и озямы хозяина. Правая сторона принадлежит женщинам, тут
помещается утварь, самовар, чашки и проч., и проч. Тут же находятся и все приборы
для приготовления тарасуна. Передняя половина юрты отгорожена ситцевыми
занавесками, за которыми спят дети и девушки.
Женщины носят преоригинальный костюм: на них надет род длинной поддевки
с двумя рядами пуговиц сверх цветной рубашки и юбки; голова обвязана платком,
под которым надет род низкой кички. Во всем костюме какая-то смесь бурятского
костюма с русским. Крестьяне носят русскую одежду - синюю рубаху, шаровары
и сапоги, на голове русский же картуз. В пище тоже произошли изменения: так же
много потребляя молока и тарасуна, корнотцы почти расстались с кирпичным чаем
и употребляют почти исключительно байховый, добываемый из селения Зимин-
ского. Во всем содержании посуды и приготовлении пищи заметно несравненно
74

более опрятности, чем у бурят. Тип значительно изменился, хотя широкие скулы
остались, но волоса у многих ребятишек вы встречаете уже белые, глаза у всех
открытее и прямее, во всей фигуре как-то более сдержанности, более подвижности
в лице, чем у бурят. Но вместе с этим движения менее неуклюжи и выражение
лица гораздо умнее.
От Корнот до Зиминской станции (на Московском тракте, при впадении Зимы
в Оку) оставалось нам уже всего 40 верст по долине Оки, которая расширяется все
более и более, и наконец возле селения Зиминского кончается довольно обширною
безлесною степью. Тут раскинулось огромное селение Зиминское с двумя церквами,
многими двухэтажными домами, деревянными мостовыми, лавочками; это одно из
тех больших зажиточных селений, которое обязано своим благосостоянием чайной
торговле. Теперь чай кончает свою столь важную цивилизационную роль в истории
Сибири, извоза все меньше и меньше; что-то будет с этими громадными, богатыми
селами в несколько верст длиною? Пока лишающиеся извоза крестьяне стараются
наживаться винной торговлей и непомерно плодят кабаки на всех перекрестках,
всех перевозах. Но водка не заменит чая...
Пробывши два дня на Зиминской станции, я возвратился в Иркутск.
Вычисливши высоты по барометрическим наблюдениям, которые я делал во
время моих разъездов, относительно среднего стояния барометра в Иркутске в
июне месяце н.ст., я нашел следующие величины. Так как в это время в
Иркутске не делалось наблюдений над высотою барометра, то я должен быть взять
среднюю цифру 15-летних наблюдений г. Щукина 1830-1845 гг. Для сравнения
прилагаю также высоты по наблюдениям г. Радде, Меглицкого, Штубендорфа и
Крыжина.
Все наблюдения отнесены к среднему стоянию барометра в Иркутске в течение
июня, взятому из наблюдений г. Щукина в 1830-1845 гг. {Kupfer. Observations meteo-
rologiques).
Так как большая часть этих цифр вычислена по очень небольшому числу
наблюдений, то им нельзя придавать особенной важности; они, впрочем, помогают
найти более верную среднюю величину.
В тех местах, которые я проезжал и где раньше меня не было сделано никакой
съемки, я делал глазомерную съемку, так как полагаю, что всякому другому
изучению страны должно предшествовать составление карты ее, хотя бы даже
глазомерной. Таким образом, я сделал съемку: 1) от Алиберовского прииска до
устья р. Сороки, 2) от Окинского караула вверх по Джунбулаку до озера Бусака,
3) вниз по Оке от Окинского караула до деревни Корноты, где связал свою съемку
с инструментальною.
Кроме того, представлено около 200 образцов горных пород, которые
определены полковником Фитингофом. На порционы для меня и на расходы по поездке
употреблено мною из сумм отдела 91 руб.
Моя поездка в Окинский караул, во время которой я сделал более 1200 верст
в 45 дней, конечно, имеет только разведочный характер. Не пускаясь в решение
возникавших вопросов, для чего потребовалось бы накопление большого
количества знаний и материалов, я все-таки не мог отказать себе в высказывании
подчас догадок вследствие интереса самих вопросов. Обращать внимание будущих
исследователей на одни вопросы, на край, дающий возможность найти материалы
для решения других, указать на трудности или удобства сообщения в крае - вот,
по-моему, задача пионеров. Тут кончается их труд и начинается труд ученых-
исследователей. Накопление подобных сведений о возможно большем пространстве
75

Местность
Тунка
Туранский караул
Нилова пустынь
Хангинский караул
Слияние Иркутов
Нуху-Дабан:
1 точка
перевал
Озеро Иркут
Юрта Ишун
Норин-Хоройский караул
Алиберов прииск
Голец за ним
Окинский караул
Вверх по Джунбулаку:
возле Кутула
у Бусак-Нура
привал на Хикушке
в 20 верстах от кратера
у подножия кратера
абс. высота кратера
Перевал в вершинах
Утой-желга
Голец в вершинах Далдармы
Ока на перевозе
Ока на устье р. Тыгылтэй
Зиминская станция
Кропоткин
22821
2502
2585
3900
4340
6220
72922?
64233?
-
5100
6740
7171
3911
4740
5080
5634
6230
404
5770
6930
2052
1770
14204
Радде
2300
-
-
4300
4660
7092
5911
5319
7000
3990
Меглицкий
2254
2568
2629
4061
-
-
Штубендорф
2439
-
-
4126
4807?
-
Крыжин
_
2700?
-
4200
-
4400?
1670
1 Среднее из семидневных наблюдений.
2 Наблюдения сомнительны, так как собиралась сильная гроза и буря, которая разразилась часа
через два.
3 Сомнительно, по той же причине.
4 Наблюдения делались в продолжение четырех дней.
Сибири дает возможность будущим исследователям решить: представит ли такой-то
край в таком-то отношении достаточно интереса, чтобы вознаградить за
потраченное время, труды и, быть может, здоровье. Когда разведочные экспедиции
познакомят общество с большею частью Сибири, тогда исследования отдельных
областей могут принять более систематический характер и ученые общества будут
знать, куда следует направить свои силы и средства.
Печатается по: Зап. Сиб. отд. Рус. геогр. о-ва. Иркутск, 1867. Кн. 9/10.

ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ
ОТДЕЛЕНИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ
РУССКОГО ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
30 апреля 1871 г.
Ни один из геологических периодов не имеет, конечно, такого значения для
физической географии, как ближайший к нам ледниковый и послеледниковый.
Известно, что со времени конца третичного периода флора и фауна подверглись
лишь незначительным изменениям, морфологическим. Но тем большие изменения
произошли с тех пор в распределении организмов по земному шару. Таким образом,
причины того распределения растений и животных, которое мы видим теперь, мы
должны искать в расположении морей и суши в ледниковый период. Действительно,
все что мы знаем об этом периоде, приводит к убеждению, что в то время должно
было существовать иное распределение морей, чем теперь. Так, например, мы
должны принять, в течение этого периода, отделение Немецкого моря от
Балтийского и соединение Балтийского с Белым. В другую часть ледникового периода мы
должны принять, например, по мнению академика Гельмерсена1 и др., что Финский
залив не существовал, а сплошной ледяной покров покрывал Финляндию, места
занимаемые Финским заливом, и Эстляндию.
Легко понять, какое громадное влияние должно было иметь такое
распределение морей и суши на расселение организмов, в числе которых мы находим уже
почти всех, без исключения, представителей современной флоры и фауны. И
естественно, что отныне, когда такие колебания материков становятся более и
более вероятными, зоо- и ботанико-географы должны будут обращаться к геологу
за физическою географиею этого недавнего периода, чтобы объяснить физико-
географические явления настоящего. Такое направление мы действительно видим
теперь у наших зоологов (Северцов2, Богданов3) и ботаников (Рупрехт4 "о
черноземе", Борщов и др.).
Не меньшее значение придает явлениям ледяного периода обширное
распространение в России ледниковых образований или по крайней мере образований,
сформировавшихся из отложений того периода. Достаточно указать на
дилювиальную глину, покрывающую значительную часть Европейской России, на наносные
валуны, доходящие до Киевской и Воронежской губерний, и на лес - тоже,
несомненно, обязанный своим происхождением ледяному периоду, - покрывающий
значительные пространства в долинах Херсонской губернии. Мы пашем и сеем на
дилювиальных наносах (...) ими мостим мы наши улицы и т.д. И если геология может
вообще прийти на помощь изучению почв, то, конечно, более всего возможно этого
достигнуть изучением новейших ледниковых и послеледниковых образований.
Такое значение этих образований очень хорошо понято в Швеции и Америке,
где они составляют предмет особого изучения при государственной геологической
съемке, и в Англии, где их исследуют постоянно сотни любителей. Указав затем, на
то, как мало сделано по исследованию ледниковых образований в России и объяснив
это обстоятельство как недостатком геологических исследований вообще, так и
самою сложностью русского дилювия, подвергшегося на равнине большим
преобразованиям, князь Кропоткин указывает на необходимость продолжительных,
систематических исследований русского дилювия. Такие исследования не могут
быть, конечно, делом одного лица и одного лета.
Но в одно лето могут быть решены некоторые частные вопросы,
представляющие, однако, немаловажный интерес для изучения русских дилювиальных обра-
77

зований. Для таких исследований Финляндия представляет собой интерес. В
Финляндии и отчасти в Олонецкой губернии мы находим место происхождения большей
части наносов, покрывающих Европейскую Россию; а потому следы ледникового
периода представляются здесь в несравненно менее замаскированных формах, и
положительные научные результаты могут быть получены здесь при меньшей
затрате времени. Но если бы удалось, хотя даже в самых общих чертах,
определить, какие фазисы пережила Финляндия в ледяной период, то очевидно, что эти
выводы должны будут послужить неизбежною исходною точкою всяких
дальнейших заключений относительно характера ледяного периода в значительной части
России. Поэтому князь Кропоткин полагает, что даже и в том случае, если бы были
предприняты систематические исследования ледяного периода в России, то они
необходимо должны были бы начаться с Финляндии. Наконец, образования
Финляндии служили бы связующим звеном между русским дилювием и превосходно
исследованным дилювием Швеции.
Переходя к частным вопросам, которые могли бы послужить предметом
исследования нынешнего лета, князь Кропоткин указал на вопрос о строении и
происхождении длинных полос, представляющих скопления валунов, песков и глины.
Такие полосы известны в Швеции под именем озаров (äsar); подобные полосы, по-
видимому другого происхождения, встречаются в Олонецкой губернии, где описаны
г. Иностранцевым5 под именем сельг; наконец, такие же полосы встречаются и в
Финляндии. Их происхождение приобретает особый интерес для физической
географии, ибо если бы оказалось, что и у нас, как в Швеции, встречаются озары, т.е.
береговые линии, или что финляндские озары образовались на перешейках между
озерами, то они служили бы указанием на распространение озер или даже морей
в послеледниковый период. Не меньший интерес будут иметь озары и в том случае,
если они окажутся мелями ледникового моря. Понятно, поэтому, что этот вопрос
послужил нынешнею зимою предметом таких горячих споров среди наших геологов.
Но очевидно также, что вопрос об озарах долго будет встречать помехи своему
решению, если не будут исследованы тщательно действия берегового льда. Судя по
острову Тюттерс, надо думать, что берега Финского залива и Аландских островов
должны дать массу любопытных фактов для этого вопроса, и князь Кропоткин
полагал бы обратить на это явление особое внимание.
Не менее споров возбуждает вопрос о существовании в русском дилювии следов
подледниковой морены, которая так хорошо доказана в Швеции. Если бы
существование такой морены под сплошным ледяным покровом в Финляндии было
доказано (а оно может быть доказано только в Финляндии), то мы уже имели бы в руках
источник, из которого произошли наши дилювиальные глины.
Если бы Общество одобрило такой план, то князь Кропоткин полагал бы
расположить свою поездку следующим образом, по соглашению с академиком Гель-
мерсеном:
"В первых числах июня, - говорит он, - я сопровождал бы академика Гель-
мерсена в его поездке на озеро Пунгахарью, где он намерен делать по поручению
Академии наук раскопки для изучения одного большого озара и затем изучить
замечательный прорыв озера Хаутьянин в Сайму, случившийся несколько лет тому
назад и при котором промыта новая большая долина в 9 верст длиною.
Затем, не предрешая теперь вопроса об окончательном выборе местности
исследования, я поехал бы Гельсингфорс, где составил бы, по соглашению с местными
геологами, окончательный план экскурсии; во всяком случае, я полагал бы заняться
Южною Финляндиею, между Або и Гельсингфорсом, предпринимая экскурсию в
Ботнический залив, лишь в том случае, если будет надежда на открытие морских
образований по берегам, на некоторой высоте.
Из Гельсингфорса я полагал бы проехать прямо в Швецию, недели на две.
Швеция так хорошо изучена при государственной съемке, и особенно Эрдманом,
78

что для дилювиальных образований некоторые местности становятся
классическими. Здесь мне надлежало бы ознакомиться с строением одного из наилучше
изученных озаров - Köppingäs и с подледниковыми моренами - Krosstensgrus.
Эта поездка была бы особенно полезна в том отношении, что, ознакомившись
под руководством академика Гельмерсена с строением одного из типично
финляндских озаров, а затем в Швеции- с одним из превосходно изученных шведских
озаров, я мог бы строго фактическим сравнительным изучением виденного
содействовать решению вопроса о том, насколько различие взглядов наших и
шведских геологов на строение озаров обусловливается действительными различиями
в строении.
Запасшись этим сравнительным материалом, я вернулся бы в последних числах
июня в Финляндию, где занялся бы изучением дилювия в течение июля и августа.
К 1 сентября я вернулся бы назад".
Заслушав это предложение, Отделение выразило, что оно находит
предлагаемые исследования полезными и любопытными, и, сознавая все значение
ледникового периода для физической географии настоящего, находит приращение
наших сведений в этом направлении, в связи с настоящими действиями льдов,
желательными, а потому постановило: ходатайствовать перед Советом Общества об
оказании князю Кропоткину содействия для производства означенных исследований.
Αρχ. Рус. геогр. о-ва. Ф. 11. Автограф.

ПИСЬМА ИЗ ФИНЛЯНДИИ И ШВЕЦИИ (1871)
ПИСЬМО ПЕРВОЕ [ОТРЫВОК]
Стокгольм [б.д.]
(...) Нет сомнения, что различия в высотах местностей играли важную роль
в характере явлений ледникового периода, особенно в различные его эпохи; такое
различие я заметил уже во время поездки в восточную часть Финляндии,
следовательно, для общего знакомства с ледниковыми явлениями Финляндии;
желательно обозреть части страны, имеющие различный орографический и
топографический характер. Между тем, если посмотреть на карту высот г. Гюльдена, то
видно, что от берегов Финского и Ботнического заливов страна сперва постепенно
повышается к середине, затем центральные части Южной Финляндии - страна
озер - представляют равномерное поднятие в 200-400 футов, перерезанное с
севера на юг грядами в 400-600 футов. Под 64° с.ш. эти гряды образуют род хребта в
400-600 футов с гребнем от 600-800 футов, имеющим западно-восточное
простирание. Желательно было, если уже не забираться на самый север, т.е. до высот
более 1000 футов, то пересечь, по крайней мере, эту гряду и проследить
постплиоценовые образования на ее скатах до уровня моря. Для этого я намерен добраться
до Каяны (6474° с.ш.) и затем двигаться к югу на Тавастгус, чтобы затем шаг за
шагом пройти по линии железной дороги. Добраться до Каяны я думаю по
восточному берегу Ботнического залива, большей частью сухопутно, делая отходы
по падям некоторых речек; этот путь даст мне возможность посетить равнины
Остер-Ботнии. Добравшись таким образом до Брагестада, я думаю направиться на
восток, до Каяны, а из Каяны, как сказал выше, двинуться к югу. От Тавастгуса,
через Гельсингфорс до Петербурга, я думаю пройти по железной дороге, так как,
проезжая из Выборга в Гельсингфорс, я убедился, что по линии представляется в
местах, где добывается строительный материал (песок, галька и пр.), мн[ого]
весьма любопытных обнажений. Не знаю, успею ли я выполнить эту программу, но
постараюсь во всяком случае, потому пробуду в Швеции не более 12 дней...
...В бытность в Гельсингфорсе надо было познакомиться с геологической
литературой страны, осмотреть некоторые окрестности, любопытные в геологическом
отношении, наконец, выработать себе план путешествия, так что на чтение
оставалось слишком мало времени, а потому прошу извинения за те пробелы и
пропуски, которые встретятся в моем отчете.
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
Або, 23 июля-3 августа 1871 г.
Спешу в самом кратком очерке сообщить Географическому обществу
результаты моей поездки в Швецию.
К сожалению, в то время, когда я приехал в Швецию, начались уже летние
вакации в университетах и многие из ученых разъехались в разные места. Геологи
были почти все в разъездах. В Стокгольме я познакомился, однако, с г. А. Норден-
шельдом, которому считаю долгом высказать мою искреннюю признательность за
величайшую любезность, с которой он ознакомил меня с коллекциями академиче-
80

ского музея, с превосходными гренландскими метеоритами и т.д., снабдил
рекомендациями, полезными указаниями и т.п.1
Чтобы познакомиться с г. фон Постом2, я ездил в Упсалу. Благодаря в высшей
степени обязательному содействию г. Бара, Рюбенсона и Сванберга, я мог весьма
подробно ознакомиться с превосходной обсерваторией в Упсале. Так как ее
посещали в недавнее время академик Вильд3 и М.А. Рыкачев4, то я не буду
останавливаться на этом известном метеорологическом учреждении. Скажу только, что
г. Рюбенсон изъявил полную готовность вступить в обмен ежемесячного издания
наблюдений Упсальской обсерватории на издания нашей Метеорологической
комиссии.
Из Стокгольма я поехал также в Гётеборг (Göteborg), чтобы встретиться там
с г. фон Постом, которого я не застал в Упсале, и с начальником геологической
съемки г. О. Тореллем5. К сожалению, деятельные приготовления к выставке,
к готовившимся прениям и публичным чтениям так занимали время названных лиц,
что отнимать его еще на экскурсии было бы невозможно; поэтому мы должны были
ограничиться изучением геологических работ последнего времени в Сконии (Skäne)
и Dalsland, которые были представлены на выставке прекрасными картами и
коллекциями, как твердых горных пород с их палеонтологическими остатками, так и
постплиоценовых образований.
Наконец я посетил также Norrköping, чтобы познакомиться с округом очень
характерного развития гранитов, покрытых ледниковым наносом и отчасти
морскими образованиями, т.е. со страной, общий характер которой поразительно сходен с
характером восточной части Финляндии, и осмотреть работы по железной дороге из
Norrköping в Zinköping.
Особенно хотелось мне познакомиться в Швеции со строениями озов (äs); но,
как и следовало ожидать, знакомство это достается не легко, так как иногда
превосходные разрезы, встречавшиеся во время работ по железным дорогам, теперь
уже заросли или даже засеяны травой, и понятие о строении озов можно
сопоставлять себе только путем тщательного исследования многих маленьких обнажений
вдоль железных дорог, рек и т.п.
Следовало бы ожидать различия высот в местности, лежащей по одну и по
другую сторону оза. Ничего подобного не заметно. Оз проходит по равнине, мало
того, по долине ручья Фюрист (Fyris-äs) и отнюдь не следует направлению
горизонталей. Можно было бы, конечно, возразить, что такое различие высот, если
и не существует теперь, то могло существовать прежде; но в таком случае оно
могло сказаться в различной высоте какого-нибудь определенного геологического
горизонта; но на такое различие нет никаких указаний ни в труде Эрдмана6, ни в
пояснительной брошюрке к листу "Упсала" геологической карты Швеции.
Кстати замечу, между прочим, для образования такого обширного вала нужно,
чтобы береговая линия долго оставалась неподвижной или весьма мало изменчивой,
чтобы вслед за тем началось быстрое понижение уровня моря (или поднятие
страны), шло скачками; явление маловероятное в тех размерах, какие необходимы
в этом случае.
Далее, переходя к внутреннему строению оза, замечу, что я считал бы
необходимым различать гораздо строже, чем это делает Эрдман, два различных
образования, составляющих оз, и, следовательно, два различных момента в его истории.
Наносы, составляющие оз, резко распадаются на два совершенно различных
образования (на это не раз указывали шведские геологи): внутреннее, так сказать, ядро
оза, lacharpente- это щебень, и наружный покров- мантия, состоящая из
наслоенных песков. Не заметить этого различия невозможно, и Эрдман называл
одно окатанным галечником - rullstensgrus, другое, конечно, песками. Но эти два
образования представляют, по его мнению, только два фазиса одного и того же
процесса - оба отложены в эту форму прибоем волн. (Причина, почему береговой
81

вал складывается сперва из гальки, а потом резко, без промежуточных
образований, стал складываться из песков, остается необъясненной.) Оба суть подлед-
никовый щебень, сортированный волнами и ими отложенный в эту форму оза, ими
сгруппированный.
Что касается до внешнего покрова (я решительно настаиваю на этом различии
для оза в Упсале, в разрезе к югу от замка), то относительно его Эрдман,
безусловно, прав. Он состоит из бесчисленных слоев песка, отложенных в самом
прихотливом перекрестном наслоении, вперемежку со слоями ила или глины, иногда с
превосходно сохранившимися волноприбойными знаками (ripple-marks) - словом,
представляет, несомненно, озерное или морское прибрежное образование,
отлагавшееся прибоем, поверх существовавшего уже вала из галечника. Но этот-то вал из
галечника, эта болванка, на которую налегли слоистые пески, она, по моему
мнению, состоит из материала, который не подвергался действию воды; она,
следовательно, отложена в виде вала не действием прибоя.
В самом деле, материал, составляющий болванку, отличается признаками,
отрицающими все признаки окатанного галечника (rullstensgrus'a). Галька, особенно
в восточной части оза, вовсе не окатана, хотя в западной части (где наслоенные
пески достигают наибольшей мощности) она более окатана в частях ближайших к
поверхности. Далее материал вовсе не сортирован: гальки перемешаны с хрящом
и с валунами и, что еще более характерно, вовсе не лишены того мельчайшего
мучнистого цемента, которым так отличается ледниковый нанос krosstensgrus
шведских геологов; это мельчайшая мучнистая пыль облепливает угловатые
камешки и цементирует их в довольно плотную неслоистую массу, настолько
плотную, что она нередко столбами или стенками противостоит осыпанию.
Такой материал, очевидно, не подвергался действию воды, первое действие
которой было бы отмучивание пыли и округление галек; восточные части оза
в Упсале, в упомянутом разрезе, состоят отнюдь не из окатанной гальки, не из
rullstensgrus, как утверждает Эрдман, но из ледникового щебня, из
характеристичного krosstensgrus, которого я рассмотрел многие десятки образцов в шведских
музеях.
Но если не вода отложила этот длинный вал, если он существовал ранее, чем
началось покрытие его песками, отлагаемыми прибоем, если внутреннее ядро
обязано своей формой вала другой причине, то естественно видеть эту причину не
в чем ином, как в ледниках. Признавая это внутреннее ядро мореною древнего
ледника, мы сразу объясняем и его строение, отсутствие слоистости (слоистость
проявляется лишь местами, на весьма тесных промежутках и весьма неясно, с
преобладанием в известной горизонтальной плоскости более крупных валунов),
присутствие мучнистой пыли, его длинную вытянутую форму вала, присутствие
изредка крупных валунов на поверхности и его положение на равнине, как в
окрестностях Упсалы, так и в долине (несколько ниже города, по ручью Фюрис)7.
Можно было бы возразить, что одно наблюдение недостаточно для
произнесения суждения о таком сложном строении, как оз; но на это можно заметить
только, что если одно и даже много наблюдений недостаточны для построения
гипотезы, то одного противоречащего наблюдения совершенно достаточно для
опровержения гипотезы. Поэтому присутствия krosstensgrus'а среди оза в Упсале и
отсутствия rullstensgrus'а, служащего исходной точкой гипотезы Эрдмана8,
достаточно для того, чтобы заставить усомниться в достаточности гипотезы Эрдмана для
объяснения всех шведских озов.
Я вернусь к этому предмету в моем общем отчете о поездке и представлю
тогда образцы пород и разрезы.
Из Або я думаю, сегодня же направиться по направлению к Таммерфорсу,
исследуя по дороге образования на южном склоне окраинной гряды центрального
финского сплошного поднятия. Отсюда я проеду по этому же сплошному поднятию
82

до Куопио. Если позволит время, я думаю проехать из Куопио до Каяны
(64! /4° с.ш.), пересекая таким образом северную окраинную гряду того же поднятия,
имеющую от 600 до 800 [футов] абс. высоты; другой, более восточной дорогой я
думаю вернуться в Куопио. Из Куопио я думаю проехать через С.-Михель на
Тавастгус. Особое внимание намерен я посвятить исследованию, шаг за шагом,
обнажений между Тавастгусом и Гельсингфорсом и между Гельсингфорсом и
Петербургом. На этих двух линиях я думаю пробыть около двух недель.
ПИСЬМО ПЯТОЕ
Куопио 19(31) августа 1871 г.
(...) Несколько лет тому назад я отстаивал тезис, что и Восточная Сибирь
переживала ледниковый период, что и там существовали ледники в тех горных
странах, где теперь нет и следа этих ледяных рек и т.д. Как известно, весьма
авторитетные путешественники утверждали, что в Сибири, начиная от Урала, нет
следов такого периода, причем они ссылались на целый ряд отрицательных
доказательств - отсутствие шрамов, отсутствие бараньих лбов, морен. Имея в руках
изборожденные валуны Олекминской тайги, гранитные валуны на сланцевых
скалах, замеченные А. Эрдманом, и валуны Витимского плоскогорья, я не придавал
никакой цены отрицательным доказательствам. Сибирь слишком мало исследована,
чтобы можно было утверждать отсутствие морен, а шрамы и полированные скалы,
думал я, слишком непрочные свидетельства, чтобы можно было строить что-
нибудь, основываясь на их отсутствии. Наконец, кроме недостатков исследований,
сделанных в этом направлении, я старался объяснить бедность следов ледникового
периода в Сибири предположением, что Сибирь переживала этот период ранее
Европы (ледяной период в Северной Америке, по-видимому, кончился ранее, чем
в Европе). Но попавши в Южную Финляндию, я был поражен обилием
всевозможных следов ледниковых деятелей.
(...) И такое богатство- на каждом шагу; что ни шаг- то новое
доказательство. Хотя два-три положительных факта, конечно, имеют более веса, чем
много отрицательных, но оставалось разъяснить причину, почему Финляндия
представляет такое богатство всевозможных следов, а Сибирь - такую поразительную
бедность.
Поездка в Каяну, если не дала прямого ответа на вопрос, то указала по
крайней мере аналогию, подтверждающую всю недостаточность отрицательных
доказательств.
(...) Кругом видны мохнатые ели с их бородатыми лишаями и мох в изобилии.
Он застилает все, покрыв все камни подледниковых морен, и изредка попадется в
лесу большой валун, да и его легко не заметить из-за темной густой зелени елей.
А между тем есть миллиарды валунов, целыми грядами сложены они вдоль дороги,
и эти гряды собраны в полосе сажени в две шириною. В выемках, выкопанных
возле дороги, выступает всюду ледниковый щебень. Но все покрыто мохом; нужно
было проложить и чинить дорогу, чтобы обнаружить эту черту строения. Засыпьте
мысленно эти выемки, уничтожьте дорогу и дайте пройти нескольким тысячам лет
(быстрота зарастания мхом должна прогрессивно возрастать), и вы получите
геологически чисто сибирский ландшафт. Изредка из-под мха будет выступать валун
(теперь один из наибольших), и так как наибольшие валуны суть те, которые
принесены из наиболее близких мест, то эти единственно доступные наблюдателю
валуны окажутся даже из одного и того же гранита или гнейса. В высших частях
страны исчезнут последние и теперь уже неясные шрамы: вечно влажная подушка
мха с ее химическими растительными процессами, как видно, более уничтожает
шрамы и полировку, чем прибой волн или влияние атмосферы (шрамы, как
83

известно, очень хорошо сохраняются под водой). Словом, я глубоко убежден, что
если бы естествоиспытатели были знакомы только с этими, возвышенными частями
Финляндии, не зная береговой полосы, то они точно так же отрицали бы
существование ледникового периода в Финляндии, как и в Сибири (конечно, если бы не было
искусственных обнажений).
Таков факт, подрывающий силу отрицательных доказательств в Сибири.
Следовало бы объяснить его, но, чтобы не заходить слишком далеко, я ограничусь
только указанием, с одной стороны, на климатические влияния, более
разрушительно действующие на больших высотах, с другой стороны - на размывание.
В самом деле, чтобы обнаружить бараньи лбы и шрамы, необходимо, чтобы сила
воды снесла толщи ледникового щебня и валунов, покрывающие горы; иначе эти
рыхлые толщи покроются ягелями и мхами и при благоприятных климатических
условиях через некоторый промежуток времени следы ледников станут редкими и
неясными...
Следовательно, нужно обширное смывание (denudation), т.е. сила воды. Там,
куда она не достигла вследствие значительной высоты страны, или там, где страна,
пребывавшая под водою, успела покрыться толщами аллювия, там следы ледников
или исчезнут, или скроются от наблюдателя. Наиболее ясно они будут,
следовательно, выражены в местах, которые в сравнительно недавнее время были
береговою полосою.
Этим я пока ограничусь, прибавив только, что окрестности Каяны
представляют много случаев для изучения морен, т.е. одного из лучших доказательств
покрытия страны льдом, а не арктическим морем.
Из Каяны я ездил еще на ближайший приход (Paltamo), т.е. к берегу озера Улео
(Uleo-träsk). На берегах его так и пахнуло севером: холодный, северный, весьма
свежий ветер нагонял на берег зеленовато-серые волны; целая гряда камней,
расположившаяся вдоль берега, свидетельствовала о переносной силе льда;
некоторые камни действительно недавно принесены сюда морем. И это озеро (116 м =
= 377 рус. футов абс. высоты) уменьшается, и уровень его понижается. Прежде
берег его лежал на целых 56 м (184 рус. фута) выше теперешнего уровня.
Сегодня я еду далее, в С.-Михель, через приходы Леппавирта и Норойс...
Αρχ. Рус. геогр. о-ва. Ф. 11. Частично опубликовано в: Изв. Рус. геогр. о-ва. 1871. Т. 7.
С. 261,282-293, 354-360.

О СЛЕДАХ ЛЕДНИКОВОГО ПЕРИОДА В СИБИРИ
(1876)
В настоящее время, по-видимому, принято считать, что северные части
Азиатского континента, т.е. Западная и Восточная Сибирь, не имеют следов
значительного оледенения и что, следовательно, климат Азии во время постплиоценового
периода, вероятно, был гораздо более мягким, чем в Европе, и что большая часть
этого континента была в течение этого периода покрыта морем, которое, как
можно заключить из отсутствия эрратических валунов на равнинах Западной
Сибири, было гораздо более теплым, чем европейские моря той же эпохи.
Однако те геологи, которые в последние годы занялись четвертичной геологией
Северной Азии, не разделяют этого мнения. Работы этих геологов, рассыпанные по
периодическим изданиям, имеющим, за редким исключением, ограниченное
распространение, мало известны в Западной Европе. Поэтому мы полагаем, что будет
нелишне изложить в беглом очерке главнейшие обнаруженные в Сибири факты,
свидетельствующие о следах древних ледников, а также об упомянутых
четвертичных морях, и, таким образом, дать возможность читателю самому судить о том,
насколько мнение, приведенное выше, соответствует современному состоянию
наших знаний.
Мы начнем со следов ледников, обнаруженных в высокогорьях Тянь-Шаня и
Восточной Сибири, а затем перейдем к тому, что нам известно о структуре
обширного пояса равнин, простирающихся в Сибири от горных пространств на юге до
берегов Северного Ледовитого океана на севере. Предметом второй части этой
статьи будет краткое исследование вопроса о причинах отсутствия ледниковых
штрихов в Сибири, считающегося свидетельством против оледенения.
I. СЛЕДЫ ЛЕДНИКОВ И ЧЕТВЕРТИЧНЫХ МОРЕЙ
В СИБИРИ
Первое сообщение о следах древних ледников в Центральной Азии было
сделано в 1865 году г. Северцовым. Однако он не нашел изборожденных поверхностей
скал, которые могли бы сразу разрешить вопрос об оледенении высокогорий Тянь-
Шаня. Но он обнаружил в долине р. Аксу и в некоторых боковых долинах хребта
Терскей-Алатау (хребет, лежащий вдоль южных берегов озера Иссык-Куль)
множество далеко перенесенных сиенитовых валунов, иногда более четырнадцати
футов в диаметре, расположенных подобно blocs perches1 в нескольких сотнях футов
выше днищ долин, на склонах гор, состоящих исключительно из известняка и
песчаника. Детально описав топографию окрестностей и положение валунов,
обсудив, наконец, возможное происхождение последних, г. Северцов2 доказал, на
наш взгляд, что валуны не были перемещены водой, а перенесены очень большим
ледником, спускавшимся с вершин Терскей-Алатау к берегам Иссык-Куля (около
5000 футов над уровнем моря). Большие морены, отложенные вдоль и поперек
боковых долин, спускавшихся к озеру, подтверждают этот вывод. Не вдаваясь в
дальнейшие подробности* и не касаясь других, чрезвычайно интересных деталей,
Читатель может найти их на немецком языке, в переводах отчетов г. Северцова, опубликованных
85

относящихся к оледенению Тянь-Шаня*, необходимо отметить здесь чрезвычайно
большое количество ледников, что с необходимостью следует из уже
упоминавшихся наблюдений, ибо следует помнить, что Терскей-Алатау - далеко не самый
высокий хребет громадного Центрально-Азиатского горного пояса, от 10 000 до
15 000 футов высотой, который лежит непосредственно у подножия горных хребтов
этой области, и что ледники, спускающиеся до уровня 5000 футов в малых боковых
долинах, с необходимостью предполагают гораздо большие ледники, доходящие до
гораздо более низких уровней в больших долинах.
В 1857 г. проф. Людвигом Шварцем4 были сделаны первые наблюдения,
которые позволили проф. Гревингку, известному геологу, говорить о значительном
развитии ледников на гораздо ниже лежащих плоскогорьях Восточной Сибири5. Не
будучи геологом по профессии, г. Шварц во время путешествия по плоскогорьям
Минусинского округа (к востоку от р. Енисей, под 53° с.ш.) отмечал день за днем
строение встречавшихся горных пород, собирал образцы их и записывал все
интересные геологические подробности. Он исследовал множество крупных гранито-
сиенитовых глыб, разбросанных на выровненных поверхностях хребтов, сложенных
тальковым сланцем, вдоль р. Ои. Отыскав их коренные породы, он пришел к
заключению, что большинство глыб принесено, без сомнения, издалека, через
вторичные хребты и долины, тогда как остальные должны были проделать долгий путь
через многие долины; таким образом, о переносе их водой не могло быть и речи.
Заметки Шварца (хорошо известные своей тщательностью тем, кому приходилось
иметь с ними дело), позволили Гревингку, составившему геологическую часть
отчета Шварца, прийти к заключению, что все упомянутое горное пространство
(пространство, которое, помимо горных хребтов, включает множество меньших
поднятий, или небольших плато высотой от 4000 до 5000 футов) в прошлом было
покрыто огромными ледниками. Мы думаем, что тот, кто обратится к доводам
Гревингка, обосновывающим это утверждение, найдет их совершенно
убедительными**.
Затем следы ледников в Восточной Сибири были обнаружены в 1865 г. г.
Кропоткиным на Саянском хребте. Он обратил внимание на то, что широкая плоская
поверхность горного массива, называемого Нуху-Дабан (непосредственно к северу
от пика Мунку-Сардык, под 52° с.ш. и 99,5° в.д. гринв.), покрыта хорошо
окатанными bosses moutonnees6, изборожденными с севера на юг; из этого он заключил, что
со склонов пика Мунку-Сардык спускался очень крупный ледник, достигавший по
крайней мере уровня 7000 футов, тогда как в настоящее время на всем Саянском
хребте ледников нет и только самая вершина Мунку-Сардык (11 400 футов)
покрыта вечными снегами; снеговая линия лежит на высоте 10 000 футов. Позднее,
исследуя Саянский хребет на несколько градусов западнее, к юго-западу от
Окинского караула (52,6° с.ш. и 98,3° в.д.), он обратил внимание на широкую
долину небольшой речки Джунбулак, притока р. Оки, несущую несомненные
следы воздействия льда на высоте не более 3000 футов над уровнем моря.
Несколько замечательных moutonneed granite domes1 в 100-150 футов высотой (один из
них изображен в отчете)*** лежат вдоль реки, а огромные гранитные валуны,
in extenso в "Geographischen] Mitteilungen" д-ра Петерманна ([Sewerzows Erforschung des Tian-Shan-
Gebirgs-Systems, 1867]. Ergänzungshefte 42 u. 43). Статья г. Северцова, специально посвященная
оледенению Тянь-Шаня, опубликована в "Трудах Первого съезда русских естествоиспытателей".
* Они были предметом нескольких сообщений автора и должны появиться вскоре в статье,
специально посвященной ледниковому периоду в Азии и его воздействию на современное географическое
распространение растений и животных3.
** См.: Труды Сибирской экспедиции. Математический раздел (СПб., 1864), изданные Русским
географическим обществом.
*** Кропоткин П.А. Поездка в Окинский караул // Зап. Сиб. отд. Рус. геогр. о-ва. [1867]. Кн. 9/10.
(См. наст, изд., с. 57).
86

20-30 футов в диаметре, рассыпаны на поверхности лавового потока, который
тек когда-то по долине. Тянущиеся вдоль склонов многих долин удлиненные
груды угловатых отложений, относительно которых Кропоткин колебался, считать
ли их моренами (точка зрения, которая была подтверждена в результате
дальнейших исследований), а также очень крупные насыпи нестратифицирован-
ного материала, лежащие на середине долины Оки у Норин-Хоройского
караула, являются дополнительными доказательствами существования мощных
ледников.
Часть местности, посещенной г. Кропоткиным, позднее была обследована г. Че-
кановским и г. Черским8. Поддержав выводы Кропоткина, они описали новые
признаки оледенения на Саянском и Тункинском хребтах и проследили их до гораздо
более низкого уровня. Из их исследований явствует, что по долине Иркута
опускался большой ледник, достигавший уровня поселка Тунка (1500 футов над
уровнем моря) и что очень мощные отложения рыхлого материала в верхней части
долины Иркута, которые приводили в недоумение предыдущих исследователей,
являются не чем иным, как остатками боковых морен. Мы сожалеем, что не имеем
возможности провести более полные сведения об этих исследованиях*, однако, если
в конце концов будет доказано, что мощный ледник спускался по долине Иркута,
достигая по крайней мере Тунки, этот факт, принимая во внимание топографию
района, приобретет весьма важное значение. В самом деле, долина Иркута
является проходом, около 150 км длиной и от 20 до 30 км шириной, который глубоко
врезался в высокогорье и является продольным орографическим продолжением
впадины, занятой озером Байкал. К северу от нее лежит горная область шириной
около 150 км, с вершинами, достигающими 5000-7000 футов, и с глубокими
долинами, на юге же поднимается Саянский хребет, массивная цепь достигающая высот
от 6000 до 10 000 футов, окраинный хребет плоскогорья (очень похожего на
фьельды Норвегии) со средними высотами около 4000 футов и с высокими
долинами, днища которых не достигают уровней, меньших 3000-3500 футов. Если
крупный ледник, длиной более 10 км, заполнявший Иркутскую долину, спускался до
уровня 1500 футов, мы, несомненно, можем полагать весьма вероятным, что не
только высокогорья к северу от Саянского хребта были покрыты системой ярко
выраженных локальных ледников, но что и к югу от него фьельды были покрыты
льдом, который благодаря неизменной высоте страны мог принимать лишь форму
мощной ледяной шапки. Громадные размеры предполагаемой ледяной шапки могли
бы явиться единственным соображением, удерживающим нас от поспешных
выводов до того, как мы получим ясные сведения о столовой равнине, до сих пор не
исследованной. Действительно, если мы вспомним, что Саянское плоскогорье
соединяется с системой плоскогорий - на западе с более высокими фьельдами, лежащими
между Тянь-Шанем и Гималаями, а на северо-востоке с более низкими, но
лежащими севернее фьельдами Витимской системы, и что ледяная шапка Саянского
нагорья непременно предполагает оледенение всей этой системы плоскогорий, мы
должны будем признать, что ледяной щит, покрывавший все это огромное поднятие
континента (преимущественно к югу от 50-й параллели), несомненно, превосходил
бы самые беспристрастные гипотезы большинства гляциалистов: он соперничал бы
только с ледяным щитом Бразильского нагорья, о котором сообщал г. Харт9. Таким
образом, оставив вопрос открытым для будущих исследователей, можно, находясь
на твердой почве науки, не только утверждать, что отсутствие оледенения в
центральной части Азии далеко не доказано, но и считать, что на нынешнем уровне
знаний (исследования г. Северцова, Чекановского, Черского и Кропоткина на север-
Ценные исследования Чекановского и Черского опубликованы в Иркутске в "Известиях Сибирского
отдела Рус. геогр. о-ва"9, издании, которое, к великому нашему сожалению, еще не достигло долготы
Лондона.
87

ном краевом хребте, капитана Годвин-Остина и д-ра Гукера в Гималаях10, отчасти
г. Пумпелли на южном, Калганском, краевом хребте11) доводов за оледенение
больше доводов против.
Затем следы ледников были найдены г. Кропоткиным в высокогорьях Олекмин-
ского горнорудного округа под 60° с.ш. Исследуя глубокие выемки, прорытые для
добычи золота в долинах двух маленьких ручьев бассейна Олекмы - Ныгри и
Хомолхо, он обнаружил под толстым слоем хорошо перемытых озерных и речных
отложений слой моренного материала, т.е. неслоистой глины с крупными
угловатыми и слабоокатанными камнями, большинство которых было заметно
изборождено и отшлифовано с одной или двух сторон. Количество таких валунов,
особенно валунов кристаллического черного известняка, в некоторых местах Инно-
кентьевского золотого прииска (Хомолхо) может соперничать только с некоторыми
древними моренами Роны, о которых говорится у г. Лайеля в "Древности
человека"12. Форма этих камней (образцы их имеются в Иркутском музее, некоторые из
них изображены в отчете г. Кропоткина*) так же, как и их царапины, неоспоримо
свидетельствуют, что мы имеем дело с настоящими ледниковыми отложениями,
а близость их к вершине долины (7 км) исключает всякие сомнения относительно
возможности обработки этих камней речным льдом. Одним словом, нет никаких
сомнений в том, что ледники спускались по долинам Ныгри и Хомолхо (обе они были
исследованы г. Кропоткиным) до уровней не ниже соответственно 1700 и 2200
футов. Однако наиболее замечательным результатом этих наблюдений является то,
что морены, обнаруженные в долинах, не были отложены местными ледниками,
появление которых на всех хребтах этой северной горной системы могло бы быть
следствием незначительных изменений климата; напротив, они были отложены
мощным ледяным щитом. Топография этого региона выглядит следующим образом.
Большое пространство в виде угла между Леной и нижним течением Витима занято
очень сложной системой высокогорий. Его центральную часть занимает большое
массивное фьельдоподобное поднятие высотой от 4800 до 5600 футов, которое
сложено амфиболито-гранитами и амфиболито-гнейсами с включениями гранатов
и тальковых сланцев. Это массивное поднятие глубокой меридиональной
долиной отделяется от второстепенного хребта (высотой 4000-5000 футов),
простирающегося с юго-запада на северо-восток и сложенного глинистыми сланцами с
небольшими подчиненными пластами зеленых сланцев, черных известняков и
типичных светло-красных кварцитов. Внезапно обрываясь на северо-западе, этот
хребет снижается длинным пологим склоном к юго-востоку, т.е. в сторону
большого понижения, занятого Витимом. Ручьи Ныгри и Хомолхо стекают с юго-
восточного склона, и при тщательном исследовании обеих долин,
проводившемся для целей золотодобывающей промышленности, не удалось обнаружить ни в
одной из них каких-либо следов гранита или гнейса in situ13. Тем не менее основная
морена обеих долин включает, помимо весьма угловатых валунов из глинистого
сланца, известняка и зеленого сланца, множество уже упоминавшихся
отполированных и изборожденных валунов из амфиболит-гранита и гнейса. Очевидно, что
эти валуны не могли достигнуть своего нынешнего местоположения иначе, чем
пересекши меридиональную долину и хребет, сложенных глинистыми сланцами;
действительно, множество этих валунов отложено на северо-западном склоне этого
хребта. Таким образом, мы с необходимостью должны заключить, что горное
пространство Олекминского горнорудного округа (пояс около 300 км шириной,
соединяющийся с Байкальским хребтом на северо-западе и с Алданским, Удским и
Охотским хребтами на северо-востоке) был покрыт ледниками, причем не
местными, но соединявшимися друг с другом и образовывавшими мощный ледни-
[Кропоткин П.А. Отчет об Олекминско-Витимской экспедиции] //Зап. Рус. геогр. о-ва [по общей
географии] (Отделениям географии математической и физической). 1874. Т. 3. [Рис. 8-10].
88

ковый щит, нечто вроде того, что г. Макинтош назвал "игнорирующими долины"
ледниками.
Этот вывод подтверждается другими доказательствами, на первый взгляд
менее убедительными. Вершины гор этого пояса имеют обычно хорошо известную
форму гигантских domes arrondisu, а их склоны и долины переполнены валунами,
которые то отложены на склоне долины длинными рядами (иногда перпендикулярно
простиранию слоев) на высоте нескольких сот футов над днищем долины, то
нагромождены, образуя причудливые груды на плоской поверхности горы, так что
их скопления нельзя объяснить ни действием воды, ни разрушением подстилающих
пород. Далее, на ровной поверхности гнейсового поднятия были обнаружены
гигантские рытвины, а отложения обломков15 талькового сланца, появляющиеся на
поверхности (которая имеет простирание с северо-запада на юго-восток, с падением
в 80°), изгибаются к югу подобно тому, как это описано г. Тиддеманом для хребта
Пендл-Хиллз* или г. Годвин-Остином для Девоншира**. Однако г. Кропоткину во
время его довольно краткой поездки в Олекминский горный округ не удалось
обнаружить изборожденные поверхности.
Двигаясь далее на юг, у подножия вышеупомянутого хребта этот
исследователь нашел и осмотрел крупные, изборожденные, принесенные издалека
валуны. Этот факт свидетельствует о том, что ледники спускались в глубокую долину
Витима (ниже 900 футов над уровнем моря). Далее, пересекая обширное Витимское
плоскогорье, на северном краевом хребте этого плато он обратил внимание на
примечательные округлые формы всех гор и их отрогов; на плоской поверхности
собственно плоскогорья он отметил поразительное обилие валунов, разбросанных и
по низким плосковершинным и скругленным хребтам, и по обширным ровным
низменностям, занятым маленькими ленивыми речками или бесчисленными озерами.
Из-за совершенно однообразного геологического строения плоскогорья (гранит,
занимающий территорию размерами 200 на 300 км), он не мог с полной
уверенностью говорить о ледниковом происхождении валунов***, однако он обратил
внимание на то, что их расположение на плоских хребтах и в широких мелких впадинах,
а также их подчас очень крупные размеры (14-20 футов в поперечнике)
несовместимы с нашими представлениями о влекущей силе воды; полагая весьма
маловероятным затопление Витимского плато, имеющего среднюю высоту 3500 футов,
он выражает твердую уверенность, что раньше или позже более подробными
исследованиями будет доказано, что все это пространство было покрыто мощным
ледниковым щитом.
Обозревая далее сведения, относящиеся к этому предмету, попадающиеся
изредка в отчетах о прежних путешествиях по Сибири, он ссылается на исследования
Эрмана, который в боковых долинах Охотского хребта обнаружил множество
валунов, разбросанных на склонах гор и состоящих из характерной породы, не
встречающейся в этой долине in situ. Это валуны не могли быть принесены иначе,
чем через второстепенный, но довольно высокий хребет. Некоторые сведения,
особенно данные об отложениях рыхлого материала, собранные около сорока лет
* [Tiddeman R.H. On the evidence for the ice-sheet in North Lancashire and adjacent parts of Yorkshire and
Westmoreland] // Quar. J. Geol. Soc. London. 1872. Vol. 28. [P. 471-491].
[Austen RA. On the geology of the south-east of Devonshire] II Trans. Geol. Soc. [London. 1842.] Vol. 6.
[P. 433-490].
В одном случае, впрочем, очевидность влияния льда на перенос валунов совершенно ясна.
Большие валуны, диаметром от 10 до 15 футов, отделившиеся от лавового потока, покрывающего северные
части плоскогорья, были перенесены далеко на юг и разбросаны по всем плоским долинам и низким
горам, состоящим исключительно из гранита. Эрратическое происхождение этих валунов очевидно.
Потоки, достаточно мощные, чтобы переносить такие крупные валуны, совершенно немыслимы в этих
открытых неглубоких понижениях, которые едва ли заслуживают наименования долин. Тем более был
невозможен перенос валунов вверх по склонам водоразделов, какими бы низкими и пологими они ни
были. В этом случае действие льда кажется совершенно очевидным.
89

назад горными инженерами во время исследования Нерчинского горного округа,
кажется, подтверждают предположение о том, что эти хребты тоже несут следы
древних ледников*.
На Крайнем Севере следы ледников обнаружил г. Лопатин17 на низких
холмистых пространствах к востоку от низовьев Енисея. В 1866 г., исследуя нижнее
течение Енисея, г. Лопатин и проф. Шмидт обнаружили во многих местах на берегах
реки севернее впадения Нижней Тунгуски (65° с.ш.) курчавые скалы, прекрасно
изборожденные, главным образом вдоль долины, но иногда и поперек нее. У них была
также прекрасная возможность наблюдать мощное действие на берега речного
льда, когда он сбивается в груды высотой в несколько саженей с включенными
валунами и грязью и затем сдавленный берегами продвигается вдоль берегов и низких
скальных выступов с огромной скоростью. Поэтому они пришли к заключению, что
полировка и борозды по берегам возникают благодаря действию современного
речного льда. Здесь мы не имеем возможности изложить интересные, разнообразные
наблюдения г. Лопатина, относящиеся к этому предмету**, достаточно будет
сказать, что главным доказательством современного образования исследованных
штрихов является то, что во время движения больших масс льда вдоль плоских берегов,
сложенных гравием (который во время ледохода еще находится в замерзшем
плотном состоянии), камни, вмерзшие в лед, оставляют в массе гравия глубокие
параллельные борозды; в этих бороздах неоднократно находили камни, верхняя часть
которых была отполирована и исцарапана в направлении движения льда.
Обнаружение свежих царапин на одиночных камнях делает наиболее вероятным то, -
заключает г. Лопатин, - что царапины на скалах, в противном случае неотличимые
от ледниковых, которые находят на берегах или в непосредственной близости от
них, также образовались под действием речного льда. Однако, помимо этих царапин
или штрихов, в ледниковом происхождении которых можно усомниться, имеются
штрихи и другие несомненные следы действия ледников на холодных пространствах
к востоку от реки, и эти следы, - говорит г. Лопатин, - никоим образом не могут
быть приписаны действию речного льда: они, несомненно, доказывают
существование в прошлом ледников на пространствах, где ныне их нет.
Что касается следов четвертичных морей, они были обнаружены лишь в
непосредственной близости Северного Ледовитого океана; следы, найденные в долине
Енисея, были тщательно изучены проф. Шмидтом и г. Лопатиным. Наличия этих
морских отложений, подробно описанных по-немецки проф. Шмидтом***, достаточно,
чтобы утверждать следующее. К северу от 67°40' с.ш. в долине Енисея лежит
голубовато-серая стратифицированная глина морского происхождения, с
промежуточными прослоями гравия; эти отложения имеют большое протяжение к востоку и
к западу в самых северных тундрах, однако они не проникают там так далеко на
юг, как в глубокой выемке Енисейской долины; фауна этих отложений
представлена видами, ныне живущими в арктических морях, хотя некоторые из них в
русской части этих морей сейчас не встречаются; она идентична фауне, обнаруженной
проф. Барботом де Марни18 в отложениях низовьев Северной Двины, а также в
фауне арктических глин из Уддеваллы в Швеции, и указывает на господство более
* Этот факт, если он будет подтвержден, будет иметь большое значение, так как Нерчинский
хребет, возвышающийся над Забайкальскими степями (около 1500-2000 футов высотой), не поднимается
выше 3000, редко 4000 футов над уровнем моря.
Данные о следах древнего оледенения приводятся также г. Латкиным для Северо-Енисейского
горного округа (60° с.ш. и 93° в.д.)16, но мы не уверены, были ли у автора подобные данные об этом
предмете.
** Им посвящена тщательно разработанная статья, опубликованная в т. 4 "Зап. Рус. геогр. о-ва по
общей географии".
*** "Экспедиция за мамонтом" [Schmidt F. Wissenschaftlische Resultate der zur Aufuchung eines
angekündigten Mamuthcadavers au den unteren Jenissei ausgesandten Expedition] // Mem. Acad, des sei. de
St.-Petersbourg. VII ser. 1872. T. XVIII, [N 1]. [P. 28-36].
90

холодного климата, чем сейчас; наконец, эти отложения соответствуют по времени
пресноводным отложениям и лёссу, которые лежат в долине Енисея и в тундрах к
югу от южного предела распространения морских глин. Проф. Шмидт допускает
поэтому, что в четвертичный период Северный Ледовитый океан не простирался
южнее 67° с.ш.; этот вывод подтверждается также строением низменностей
бассейна Лены. Изучение проф. Миддендорфом Шергинской шахты в Якутске19
показало, что в толще пустой породы (мощностью 380 футов), пройденной шахтой,
какие-либо следы моря отсутствуют; г. Миддендорф обнаружил здесь, как и в
других шахтах, лишь речные и озерные отложения. Г. Чекановский во время
последних обширных геологических исследований за Полярным кругом также не
обнаружил каких-либо морских отложений, хотя он обращал особое внимание на
четвертичные формации и имел благоприятную возможность встретить их, так как
он проследил течение крупных рек20. Напротив, в крупнейших речных долинах,
открытых к северу, были обнаружены мощные пресноводные отложения, в
частности лёсс; в долине Лены, например, они были прослежены от верховьев до устья
Витима; скорее всего, они простираются далее к северу, как и в долине Енисея, где
лёсс обнаружен далеко на севере.
Наконец, следует помнить, что Сибирь, так же, как и Европа, повсеместно
несет явные следы очень долгого послеледникового озерного периода. Бесчисленные
озера, рассыпанные по поверхности плоскогорья, по степям, в глубоких долинах,
как, например, в долине Иркута*, находятся, без исключения, в состоянии
сокращения; раньше они занимали несравненно большие пространства. Там, где сейчас
мы встречаем лишь несколько прудов, имеются громадные напластования озерных
отложений. Последние, как мы видели выше, покрывают моренные отложения в
долинах Ныгри и Хомолхо и должны также перекрывать ледниковые отложения
везде там, где они были отложены. Это обстоятельство должны учитывать те, кто
пытается обнаружить ледниковые отложения, которые следует искать под толстым
покровом озерных осадков, и там, где такие исследования не проводились, мы не
имеем права отрицать наличия моренных отложений.
Возвратясь на запад, на равнины Западной Сибири, мы видим там еще более
протяженные озерные формации. Исследования проф. Миддендорфа в Барабинской
степи, а также г. Черского в окрестностях Омска, заметки г. Белта во время
поездки в Барнаул и т.д. не оставляют никаких сомнений в том, что здесь нет никаких
следов моря, что отложения распространены локально и что огромные пространства
низменных степей Западной Сибири были покрыты во время послеледникового
периода пресной воды, незначительные остатки которых ныне представлены
многочисленными озерами, прудами и болотами. (Я говорю "послеледникового"
потому, что фауна млекопитающих этих отложений, согласно последним работам
г. Черского**, была совершенно сходна с послеледниковой фауной Западной
Европы.) Вероятно, под озерными отложениями здесь также будет найден мощный слой
моренного материала. Наконец, краткие заметки г. Т. Белта***, подтверждающиеся
* Нынешние карты дают лишь слабое представление о действительном количестве озер. Чтобы
получить правильное представление о нем, надо рассмотреть маленькие части карт, основанные на
детальных съемках, и затем представить, на что была похожа карта, если бы гораздо большие части ее,
основанные сейчас только на результатах маршрутных съемок, были бы покрыты множеством озер,
соответственно тому, что мы видим в лучше исследованных областях.
** Известия Сибирского отдела [Русского] географического] общества, 1874 и 1875 г.21
*** [Belt Т. The steppes of Siberia ]// Quart. J. Geol. Soc. [London. 1874]. Vol. 30. P. 490.
Путешествуя с Иртыша через Омск, Павлодар и Барнаул, г. Белт наблюдал следующее.
Во-первых, мощные озерные отложения поверх размельченного обломочного материала коренных пород,
смешанного с тонким неслоистым илом. Эти отложения при приближении к южным возвышенностям
постепенно становятся все более грубыми, размеры и угловатость содержащихся в них камней, принесенных
издалека с юга, по направлению на юг возрастают; они слагают совершенно нестратифицирован-
ные гряды, иногда мощностью в 8 футов; таким образом, это типичная валунная глина.
91

работами г. Черского, дают, как нам кажется, право предполагать наличие таких
отложений. Однако, оставив возможные будущие открытия, удовлетворимся
установленными фактами и суммируем несомненные доказательства, которыми мы
располагаем.
Итак, мы знаем следующее: следы чрезвычайно больших ледников на Тянь-
Шане, которые заполняли долины на большую глубину и спускались до высоты
5000 футов в небольших боковых долинах, что с необходимостью предполагает
обширное оледенение высокого плато, занимающего пространство между горными
хребтами. Затем мы имеем следы: "игнорирующих долины" ледниковых щитов в
Минусинском округе; ледников, спускавшихся до уровня 3000 футов в западной
части Саянского хребта и, вероятно, заполнявших до уровня 15 000 футов крупные
понижения в его восточной части. Далее, следы очень больших, также
"игнорирующих долины" ледниковых щитов в Олекминском горном округе, спускавшихся
до высоты 2200, 1700 и даже 900 футов, а также следы ледников в горных областях
на севере, в пределах Полярного круга; весьма вероятное оледенение Саянского
плоскогорья и ясные указания на оледенение Витимского плоскогорья. Наконец,
некоторые приметы делают весьма вероятным обширное оледенение Охотского
хребта, есть также указания на оледенение Нерчинского хребта.
Что до следов четвертичных морей, за пределами полярного круга они найдены
не были. Несмотря на детальное бурение и сплошные исследования вдоль берегов
всех главных рек Восточной Сибири и несмотря на благоприятные возможности,
предоставившиеся исследователям благодаря обнажениям горных пород в долинах
этих рек, к югу от 67° с.ш., т.е. выше 100 или, быть может, 150 футов, не было
найдено ни малейших следов морских отложений.
Что касается отсутствия эрратических валунов на равнинах Западной Сибири,
так часто выдвигаемого в качестве довода против оледенения, то последние
исследования показали, что почва степей покрыта огромными пластами озерных
послеледниковых отложений, которые, несомненно, покрывают ледниковые, если
таковые существуют. Нестратифицированный пласт отложений с далеко
перенесенными камнями, обнаруженный под послеледниковым слоем, имеет те же
свойства, которые он должен был бы иметь, если бы он был отложен огромными
массами льда, сползавшего на равнины с Алтайского хребта.
Но хотя в ряде случаев следы ледников в Северной Азии настолько
несомненны, что выдерживают самую строгую критику, на всем пространстве этой страны
до сих пор не было найдено следов отполированных и изборожденных скал; на этом
примечательном обстоятельстве мы остановимся подробнее во второй части этой
статьи.
IL РЕДКОСТЬ ЛЕДНИКОВЫХ ШТРИХОВ
КАК ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО
ПРЕЖНЕГО ОЛЕДЕНЕНИЯ
Геологу, привыкшему к частым находкам отполированных и изборожденных
скал в Англии, в Скандинавии, в Финляндии и на более низменных пространствах
Северной Америки, наверное, довольно странно слышать о том, что на территории,
Г. Белт предполагает, что эта валунная глина была отложена в огромных озерах, образовавшихся от
таяния льда, но следует помнить, что, во-первых, нестратифицированные отложения никогда не
отлагаются ни в морях, ни в озерах; во-вторых, обычное для всех отложений горных ледников и ледниковых
щитов, спускающихся с кристаллических массивов в области, покрытые более мягкими породами,
постепенное уменьшение обломков, попадающихся в валунной глине, становится совершенно
необъяснимым, если транспортирующим агентом считают плавучий лед. Кусок льда объемом в несколько
кубических метров мог бы перенести на любое расстояние и блок в куб. фут, и камень величиной с кулак
или с вишню.
92

о которой говорят как о покрытой в прошлом мощными ледниками, многочисленные
путешественники не обнаружили следов ледниковой штриховки. Для облегчения
этого кажущегося противоречия мы можем, конечно, просто указать, например, на
Скалистые горы в Северной Америке. Мы можем сказать, что примерно пять или
десять лет тому назад этот район был, несомненно, лучше исследован, чем
возвышенности Сибири; но, однако, там не были известны следы ледниковой штриховки*;
более того, все указания на оледенение этого района были в то время столь
скудны, что школа выдающихся геологов могла правдоподобно защищать мнение,
что в Скалистых горах в течение четвертичного периода оледенения не было
совсем, пока новейшие исследования Линга, Силлимена, корпуса проф. Уитни22 и
многих других разрешили всякие сомнения относительно существования в прошлом
очень крупных ледников в западных нагорьях и обнаружили, правда, в очень
незначительном количестве, столь долго остававшиеся незамеченными ледниковые
штрихи. Таким образом, мы просто должны сказать, что недостаток положительных
свидетельств в виде штриховки совсем не является отрицательным свидетельством,
так как этот недостаток может проистекать (и, скорее всего, это так и есть) лишь
от недостатка основательных исследований, и что, пока такие исследования не
будут проведены в широких масштабах, мы не должны считать отрицательные
свидетельства противовесом тем положительным свидетельствам, которыми мы
уже располагаем. Однако мы хотим сделать несколько следующих замечаний по
этому вопросу, так как полагаем весьма важным делом внушить геологам, что
ледниковые штрихи, будучи действительно наилучшими свидетельствами
существования в прошлом ледников, не являются свидетельствами, которые можно ожидать
повсеместно; что большой и мощный ледниковый щит вовсе не полирует и не
штрихует скалы в любом месте, которые он когда-то покрывал, и что весьма
вероятно исчезновение отмеченных некогда штрихов; что, наконец, можно
рассчитывать на находки многочисленных отполированных и исштрихованных поверхностей
скал только в тех областях, которые были покрыты морем сразу после или во
время оледенения и которые поднялись над поверхностью моря лишь в
сравнительно недавнее время, будучи подвержены во время поднятия сильной денудации.
Так как знакомство с фактами, подтверждающими удивительную редкость
штриховки в некоторых частях областей, оледенение которых не вызывает
сомнений, является, очевидно, наилучшим способом ознакомиться с предметом, бросим
беглый взгляд на наиболее разительные из этих фактов.
Действительно, в настоящее время трудно найти геолога, который сомневался
бы в том, что норвежские фьельды были некогда покрыты громадным ледниковым
щитом или щитами; естественно было бы предположить, что эти фьельды
отполированы и исштрихованы почти везде, где горные породы выступают на
поверхность. Однако нет ничего более далекого от реальности, чем такое утверждение.
Оставив позади берег Атлантического океана, почти повсеместно сглаженный и
исштрихованный, и поднявшись на фьельды, сталкиваешься с совершенным отсут-.
ствием штриховки. Можно посвятить долгие дни поискам штрихов на фьельдах и не
найти ни одного, так как все покрыто или толстым слоем обломочного материала,
образовавшегося в результате разрушения горных пород, или толстым ковром
лишайников; редкие обнаженные выступы горных пород, появляющиеся из-под
этого чехла, не несут более следов громадных масс льда, некогда двигавшихся по
* Очень немногие случаи штриховки были, однако, обнаружены еще в 1856 г. Ньюберри, который
на основании своих наблюдений делал вывод о широком оледенении Сьерра-Невады, Берегового хребта
и лежащей между ними долины {[Newberry J. Report upon the Geology of the Route IIH. Abbot's Report upon
Explorations for a Railroad from the Sacramento Valley to the Columbia river. Pt. II, Geology.] Pacific Railroad
Report. Vol. 6 [Washington, 1857. P. 42]); его выводы были полностью подтверждены современными
исследователями. Но еще несколько лет назад наблюдения Ньюберри были настолько изолированными,
что даже американские геологи полностью игнорировали их и, вероятно, сомневались в их точности.
93

ним*. Действительно, это отсутствие штриховки на фьельдах столь замечательно,
что если бы геологи были знакомы только с норвежскими высокогорьями и не
видели бы лежащих ниже частей страны, они, несомненно, еще долго не признавали
бы ледниковую теорию в ее современном виде; что же касается нескольких, очень
редко встречающихся штрихов, они скорее объясняли бы их случайными причинами
(как это было действительно в случае с Робертом, когда он пересекал Кьеллен)
вместо того, чтобы объяснять их общим оледенением страны.
То же самое мы находим в высокогорьях Швеции. Если мы бросим беглый
взгляд на листы геологической карты Швеции, относящиеся к возвышенностям
(выше 600 футов) средней части страны, или на составленную Гумелиусом** карту
этой области, на которой нанесены все обнаруженные ледниковые штрихи, мы
будем поражены их редкостью и, я даже сказал бы, скудностью. Кое-где виден
одиночный штрих, разнообразящий карту, но даже и он обнаружен в
непосредственной близости от озера. Моя статья разрослась бы до непомерных
размеров, если бы я стал цитировать объяснительную записку к Sveriges Geolo-
giska Undersökning23, излагая те различные способы, которыми шведские геологи
выражают свои замечания, относящиеся к такой редкости.
Перейдем к Финляндии. Ни один геолог, знакомый с трудами г. Бётлингка24,
Гельмерсена25, Виика26 и др., не будет сомневаться в том, что в эту страну также
вторгался громадный ледниковый покров, и ни один из тех, кто знаком с обилием
roches moutonnees11 и штрихов близ побережья Ботнического и Финского заливов,
посетив северные гористые пространства, не будет удивляться исчезновению этих
свидетельств действия ледника. Бётлингк, который посвящал особое внимание
этому предмету, был изумлен, когда обнаружил, что ледниковые шрамы, которые
можно обнаружить в таком бесчисленном количестве и с такой замечательной
степенью сохранности вдоль берегов Ботнического залива, совершенно исчезли на
холмистой равнине севернее Торнео. Скалы сохраняли округлые формы и были так
же хорошо отполированы, однако шрамы исчезли, и на всем постранстве между
Кивало и р. Тулома, т.е. на протяжении около 200 миль, он смог обнаружить, не
считая одного места с единственной царапиной, один исштрихованный слой твердого
кварцита. Шрамы вновь появились лишь в 12 милях от Колы, т.е. от берегов
Северного Ледовитого океана, в том же бесчисленном количестве, как и до того, на
берегах Ботнического залива***. Г. Кропоткин, пересекая Каянский кряж (южнее
озера Улео), совершенно не обнаружил штрихов между мелкими озерами у южного
подножия кряжа и большим озером Улео у северного. Несмотря на тщательные
поиски по всей этой территории, покрытой густым лесом и толстым слоем мха, ему
* Наблюдения проводились уже Дж. Форбсом {[Forbes J.D.]. Norway and its glaciers [visited in 1851;
follved by journals of excursions in the high Alps of Dauphine, Berne and Savoy. Edinburgh: A. & C. Black,
1853]) и были подтверждены позже г. Сексом ([Sexe SA.]. Marker [efter en iistid i] omegnen af Hardangerfjord
[en. Christiania: Br0gger & Christie, 1888]) и некоторыми другими альпинистами. Следующая цитата из
"Норвегии" Форбса (стр. 26) дает лучшее представление об этом предмете. В описании Довр-фьельда он
пишет: "Я внимательно искал какие-либо следы ледников либо в виде экзарации и шлифовки тех горных
пород, которые попадались в поле зрения, или в виде отложения морен; однако ничего вполне
определенного мне увидеть не удалось... Удивление, которое я вначале испытывал, не находя более
ясных следов древних ледников, позже уменьшилось в результате размышления о том, что, поскольку
такие ледники существовали, они должны были покрывать все обширное пространство Довр-фьельда;
что, если они могли двигаться по таким незначительным склонам, их движение должно было быть почти
незаметным, так что следы этих древних ледниковых образований (если они существовали) следует
искать в глубоких долинах или на отрогах фьельда..." И действительно, спустившись в глубокую
впадину Варстиге, он нашел превосходно развитые следы ледников, особенно в месте, где движение льда
было запутано из-за бокового выступа одного из бортов долины.
** [Gumaelius О. От mellersta Sveriges glaciala bildningar] // Bihang till [Svenska] Vetenskaps-Akademiens
Handlingar. 1874. [Bd. 2, N 9].
*** [Boetlingk W. Bericht einer Reise durch Finnland und Lappland] // Bull. sei. publie par l'Acad. de[s] Sei.
de St.-Petersbourg. [1840]. T. 7. P. 127, 194.
94

не удалось найти ни единого шрама; редкие пятна пород in situ, выступающие из-
под основной морены, точно так же лишены штрихов, говорит он, как и пласты
горных пород вдоль Джунбулака. Кропоткин утверждает также, что если бы из-за
прокладки шоссе не производились выемки грунта, обнажившие отшлифованные и
исштрихованные валуны и нестратифицированную глину донных морен; если бы,
одним словом, территория была бы такой же дикой, как сибирские высокогорья,
случайный путешественник собрал бы здесь не больше данных о древнем
оледенении, чем на фьельдообразных возвышенностях Олекминского горного района, о
чем уже говорилось выше*.
Более того, если мы попали бы в условия развитого ледникового периода, в
Гренландию, т.е. в страну, которая еще совсем недавно была покрыта гораздо
большим ледниковым покровом, чем сейчас, мы не только не нашли бы изобилия
отполированных и исштрихованных скал, но обнаружили бы их редкость, если не
сказать отсутствие. Г. Норденшельд отмечал, что "такие характерные и
несомненные следы ледников, столь обычные в других местах, в Гренландии гораздо
более редки"**; а д-р Лаубе, приводя эти слова, добавляет, что "полированные
поверхности и штрихи в Южной Гренландии так же редки, как и в Северной"; их
можно найти иногда в глубоких фьордах, близ уровня моря, но выше они
исчезают***. Наблюдения же Пайера убеждают в том, что ледниковые штрихи, вообще
редкие в восточных частях Северной Гренландии, в более высоких частях острова
почти совсем исчезают4*.
Приводимые свидетельства можно было бы умножать почти ad libidum28, если
начать приводить цитаты, иллюстрирующие отсутствие штрихов в северных и
северо-восточных частях Альп5*, в некоторых более высоких частях Центральных
Альп, в Шварцвальде, в Олонецкой губернии (где ситуация была выяснена лишь
после двух лет основательных исследований)30, в Гималаях, в Сьерра-Неваде, на
Береговом хребте, особенно в его северной части (Р. Браун)31 и т.д., и т.д., однако
мы полагаем, что вышеприведенных, наиболее характерных свидетельств
достаточно для доказательства того, что "высокогорья таких областей и особенно таких
северных областей, которые, несомненно, были покрыты громадными ледяными
щитами, почти совершенно лишены отполированных и исштрихованных
поверхностей и что исштрихованность - свидетельство древнего оледенения, на которое
следует рассчитывать лишь в более низких частях областей, подвергавшихся
оледенению". Это правило, которое может показаться, на первый взгляд, странным,
тем не менее верно, и его кажущаяся аномальность отлично объясняется, если мы
примем во внимание следующие соображения.
Прежде всего надо помнить, что было бы большой ошибкой считать, будто
ледник, а тем более ледниковый щит, должен повсеместно бороздить лежащие в
основании его горные породы. Эта точка зрения, которая встречается еще и сейчас
и которая возникла в науке в то время, когда считалось, что ледники целиком
ползут в своих ложах, находится в прямом противоречии с пластичным движением
льда. Пластичный лед оказывает сильное давление на подстилающие породы и
* Кропоткин П.А. Исследования о ледниковом периоде. СПб., 1876. (Записки Рус. геогр. о-ва [по
общей географии] (Отделениям географии математической и физической); Т. 7, [вып. 1]). С. 287.
** [Nordenskjold NA. Redogörelse for en expedition till Grönland ar 1870] II Svenska Vetenskaps-
Akademians Handlingar. 1872. [Bd. 27. S. 973-1074], а также: Geol. Mag. [Vol. 9. P. 289-306, 355-368, 409-
427,449-463,516-524].
*** [Laube G. Geologische Beobachtungen gesammelt während der Reise auf der Hansa und gelegentlich des
Aufenthaltes in Süd-Grönland] // Sitzungsberichte der k. k. Wiener Akad. Wiss. 1873. Bd. 68. [S. 17-109].
4* Capt. [KJ Koldewey. [Die] Zweite Deutsche Nordpolarfahrt [in den Jahren 1869 und 1870 unter führung
des kapitän Koldewey. Leipzig: F.A. Brockhaus, 1873-1984. Bd. 1-2].
5* См., например, наблюдения Симони, опубликованные в "Verh [andlungen] der k.k. Geol[ogische]
Reichanstalt"29, и т.д.
95

движется по ним с большим трением только тогда, когда встречается с
препятствиями на своем пути; напротив, если он может свободно растекаться в одном или
нескольких направлениях, он совершенно не штрихует породы, по которым
движется. Мы не будем здесь ни обсуждать законы пластического движения,
которыми можно подтвердить это правило, ни ссылаться на наблюдения, которые
дали возможность Дезору, Рютимейеру, Фавру32 и др. настаивать на нем. Однако
было бы небесполезно вспомнить одно хорошо известное наблюдение швейцарских
натуралистов, обобщенное в 1863 г. на съезде в Самадене: именно, что ледник
Мортерач, который был в то время в стадии наступания, не только двигался по
прежним рыхлым отложениям, не вспахивая их, но пересекал свои старые морены,
не разрушая и не сдвигая эти рыхлые насыпи из гравия и глины*. Таким образом,
мы видим, что ледник, который оказывает огромное давление на горные породы,
когда наступает на какое-либо препятствие в долине или когда наклонно сползает с
крутого склона и который в таких условиях шлифует и штрихует каждый выступ
пород - может тем не менее свободно двигаться по ровной и открытой поверхности
фьельдов или в расширениях долин, почти не оставляя следов своего движения на
подстилающих породах. Мы видим, таким образом, что исштрихованность пород
далеко не повсеместное явление, что многие поверхности гор могут быть
совершенно лишены штрихов, несмотря на очень долгое время существования ледникового
покрова. Таким образом, имеется одно обстоятельство, хотя и несущественное, но
помогающее объяснить редкость штриховки в некоторых частях ледниковых
областей. Не настаивая на этом обстоятельстве, которое, как сказано, совершенно
несущественно по сравнению с двумя другими, о которых будет сказано ниже,
отметим между прочим то, что именно те части долин, где скорее всего может
появиться штриховка, могут быть размыты и разрушены во время последующего
углубления и расширения долины послеледниковым потоком.
Главные причины редкости штриховки в высокогорьях следующие. Во-первых,
в областях с суровым климатом (каковы арктические области и высокогорья более
низких широт) обнаженные поверхности скал весьма подвержены разрушению из-за
совместного действия морозов и в особенности лишайников и мхов; а во-вторых то,
что в диких высокогорьях, где природные обнажения отсутствуют, а искусственные
очень редки, исследователь почти лишен шансов найти такие защищенные до
настоящего времени от разрушающих агентов и недавно обнажившиеся
поверхности пород.
В самом деле, все путешественники, описывавшие арктические области,
совершенно единодушны в своих рассказах о сильно разрушенных поверхностях гор
этих областей, и можно привести много ярких мест из последнего отчета Хидениуса
о Шведской экспедиции на Шпицберген33 или же из описаний Гренландии и Новой
Земли (в том числе и старых), где сделана попытка нарисовать картину огромных
масс обломков, образовавшихся при разрушении коренных пород и
накапливающихся на склонах гор. Достаточно сказать, что геолог, знакомый лишь с более
низкими частями Скандинавии, Финляндии или Англии, никогда не будет иметь
правильного представления об этих огромных отложениях, если не будет знаком с
работами северных исследователей. Но скопления обломков на склонах гор не
ограничиваются арктической областью. Часто встречаются они на норвежских
фьельдах, в Лапландии, на Северном Урале, по всем сибирским нагорьям**. Каждый
исследователь этой последней области непременно посвящает этому факту хотя бы
несколько ярких слов, и каждый путешественник рассказывает о страданиях
несчастных лошадей, когда им приходится оставлять аллювиальные отложения
* Desor [Ε.] [Der] Gebirgsbau der Alpen. [Wiesbaden, 1865]. То же наблюдалось на ледниках Гернер,
Интераар и на Ронском леднике.
** А также в некоторых местах Скалистых гор (Le Conte34).
96

речной долины и пересекать такие отложения (россыпи) на склонах гор.
Действительно, пласт горной породы, не перекрытый обломками, - такое редкое здесь
явление, что может и не встретиться более одного раза. Геолог, проехав 2000 или
3000 миль по сибирским нагорьям (если только он не следует течению большой
реки), может перечислить по памяти или с помощью пальцев одной руки все случаи
выхода на поверхность пород in situ. После всего сказанного вряд ли надо говорить
о том, что находки штрихов в таких условиях не могут не быть редким
исключением.
Теперь перейдем ко второй причине. То, что не было разрушено морозами,
оказывается уничтоженным лишайниками. Участки твердых пород, не
поддающихся колебаниям температуры и не перекрытые обломками, осыпающимися со
склонов, захватываются лишайниками. Они не только распространяются по
отполированным поверхностям, покрывая их ковром в 1-2 фута толщиной, но и
окончательно уничтожают любые следы штриховки с невероятной быстротой. Все
исследователи севера единодушны в своих жалобах на лишайники. Нескольких
сотен лет их разрушительной деятельности достаточно для полного исчезновения
всяких следов прежней штриховки. Г. Хольмстрём, например, наблюдал на берегах
уменьшающихся озер Сконии замечательные различия в свежести штрихов между
теми частями скал, которые лежат у поверхности озера и вследствие этого
свободны от лишайников, и теми, которые возвышаются над уровнем озера на несколько
футов и начали разрушаться под их воздействием35. В Южной Гренландии д-р
Лаубе смог обнаружить ледниковые штрихи только в глубоких фьордах, в пределах
досягаемости волн и, следовательно, вне досягаемости лишайников. Короче говоря,
можно сказать, что вопрос достаточно ясен и без дальнейших доказательств:
лишайники являются злейшими врагами штрихов; в областях, исследования
которых требуют особых условий, где каждое пятно горных пород покрыто подушкой
лишайников толщиной в 1-2 фута, поиски ледниковых штрихов были бы настоящей
потерей времени. В таких областях они могут быть обнаружены лишь в особых,
определенных условиях, к которым мы сейчас и перейдем.
Прежде всего мы полагаем, что после всего сказанного можно считать
доказанным, что штриховка, весьма обычная в низменных частях ледниковых областей,
в высокогорных частях тех же областей является, как правило, чрезвычайно
редким явлением. Но несомненно также и то, что одни лишь различия в климате
(пышное развитие лишайников мы считаем также следствием климатических
условий) не могут объяснить неравномерного распределения штрихов в разных странах
и на разной высоте: климат Лапландского побережья, например, не мягче, чем
климат плоских возвышенностей Центральной Швеции и самой Лапландии, однако
полированные и исштрихованные поверхности встречаются на них в изобилии,
тогда как в Сконии или в Лапландии ниже определенного уровня штриховка
становится чрезвычайно редкой. Поэтому следует искать другую причину; такой
причиной является современная денудация. Действительно, поскольку в
определенных климатических условиях незащищенные штрихи исчезают очень быстро,
ясно, что они могут быть обнаружены в большом числе лишь в том случае, если
горные породы, во-первых, были защищены от разрушения в течение длительного
послеледникового периода и, во-вторых, в недавнее время и в широких масштабах
освободились от защитного покрова и вновь появились на дневной поверхности.
Ясно также, что защитным покровом могут быть либо моренные отложения, обычно
непроницаемые для вод из-за большого содержания глины, либо сама вода, под
которой, как известно, штрихи прекрасно сохраняются в течение относительно
длительного времени. Сформулированным таким образом условиям обильного
выявления штриховки удовлетворяет лишь недавнее поднятие суши со дна моря, в
большинстве случаев сопровождающееся денудацией в больших масштабах. Но все эти
условия соблюдаются лишь в том случае, если территория была затоплена морем
4 П.А. Кропоткин
97

сразу после или во время оледенения и до недавнего прошлого или даже в
настоящее время находится в состоянии поднятия из-под воды. Таким образом, мы
пришли к заключению, что покрытие страны водою во время ледникового периода
и ее появление на дневной поверхности в послеледниковое время - суть
необходимые условия для того, чтобы можно было наблюдать сколько-нибудь
распространенное изборождение. Как правило, штриховка будет чрезвычайно
редкой или будет совсем отсутствовать в тех областях, которые не испытали
стадии погружения и современного поднятия.
Легко увидеть, что именно такими были условия, в которых находились в
ледниковое и послеледниковое время области, богатые отполированными и исштрихо-
ванными поверхностями. В самом деле, низменности Англии, Скандинавии, Дании,
Лапландии, Финляндии, Канады, северо-восточных штатов Северной Америки и
т.д., и т.д., покрытые водой во время оледенения, поднялись из моря в
послеледниковый период и даже испытывают поднятие в настоящее время. Ясно, что
если бы горные породы этих стран не были защищены от разрушения, а сразу
подверглись бы денудации, они имели бы столь же мало следов оледенения, как
нагорья Норвегии, Лапландии или Сибири*.
Таким образом, мы можем сформулировать общее правило (впервые
высказанное, в сходной форме, как я полагаю, Бётлингком), что погружение области
непосредственно после или во время оледенения и недавнее поднятие ее со дна моря,
сопровождающееся сильным разрушением, - строго необходимые условия обильного
нахождения полированных и штрихованных поверхностей; что в областях, где
таких условий не было, большинство ледниковых штрихов исчезло, а те, что
сохранились, скрыты от исследователей и могут быть обнаружены в значительных
количествах не иначе, как в результате обширных земляных работ, производимых
для нужд промышленности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вернувшись к нашей главной цели, то есть к следам ледникового периода в
Сибири, мы думаем, что читатель, прочитавший изложенные на предыдущих
страницах краткие заметки, сравнив их с тем, что уже известно ему на основании
собственного опыта и из лекций, больше не будет удивляться, услышав о следах
оледенения без шлифованных и исштрихованных поверхностей. Если он может ясно
представить себе горную страну, ниже определенного уровня покрытую или
непроходимым лесом, растущим поверх толстого слоя мха, или обширными болотами,
тогда как вершины, возвышающиеся выше этого уровня, покрыты то огромными
валунами, то мощным чехлом обломков и повсюду - губчатыми подушками
лишайников толщиной в 1-2 фута, с долинами, которые вначале имеют вид каньонов
с текущими по дну их бурными потоками, изменяющими и углубляющими с каждым
годом свои русла и сглаживающими выступающие утесы ("молодые долины", по
определению Рютимейера), а затем, расширяясь, переходят в обширные степи,
покрытые аллювиальными отложениями толщиной в десятки или сотни футов; если
он добавит к этой картине еще и то, что пути среди девственной природы - это так
называемые тропы, которые никто, кроме тунгусов, и не мог бы отыскать; что на
* Что касается тех редких следов штриховки, которые иногда встречаются на тех нагорьях,
которые не были затоплены в послеледниковое время, то следует отметить, что большинство их находят
на берегах озер или поблизости от них; благодаря тому состоянию сокращения, в котором находятся
сейчас все озера Северного и, вероятно, Южного полушария (что вызвано послеледниковыми
изменениями, углублением вытекающих рек и ростом площади суши), их берега и ближайшие
окрестности также освобождаются от воды, то есть находятся в условиях, сходных с условиями, в которых
находятся морские побережья.
98

тысячи квадратных миль не отыщешь ни одного искусственного обнажения и что
редкие обнажения на золотых приисках почти никогда не достигают коренных
пород; что появление горных пород из-под мха и обломков - явление очень редкое,
о чем уже говорилось; что высокогорья едва исследованы вдоль некоторых троп,
пересекающих, подобно отдельным нитям, необъятные и неизведанные
пространства, - если читатель может ясно представить такую страну, он, конечно, тотчас
согласится, что в таких условиях малое количество обнаруженных ледниковых
штрихов вовсе не имеет отношения к этому вопросу, и что было бы большой
ошибкой дожидаться появления таких свидетельств, не высказывая своего мнения.
Другие следы оледенения, обнаруженные до настоящего времени, даже в столь
неблагоприятных условиях - достаточное основание для утверждения, что не
только отдельные части Сибири были покрыты большими массами льда, но что мы
не имеем ни малейшего повода отрицать существование гораздо больших
ледниковых щитов, которые, видимо, покрывали громадные Центрально-Азиатское и
Восточно-Сибирское плато. Было бы желательно также, чтобы доводы, кратко
изложенные выше, побудили бы тех геологов, которые придают до сих пор
большое значение тем отрицательным свидетельствам, которые основаны на
отсутствии обнаруженных ледниковых штрихов, пересмотреть свою точку зрения и
задаться вопросом, действительно ли отсутствие штрихов в данной местности
может считаться серьезным основанием для сомнений относительно выводов, к
которым приводит вся совокупность иных свидетельств (формы гор и долин, далеко
перенесенные валуны, расположенные в таких условиях, где перенос водой
невозможен; слои нестратифицированного материала и т.д.). Если это не так, то вместо
того, чтобы просто отрицать оледенение стран, где были обнаружены лишь такие
свидетельства, следует лучше изучить эти свидетельства оледенения, т.е. формы
гор, перенос валунов, отложения арктических морей и т.д., чтобы дать им
соответствующее место среди других свидетельств ледникового периода - место отнюдь не
второстепенное по сравнению с полированными и исштрихованными
поверхностями55.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 95. Автограф на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова.
4*

ГЛАВЫ ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО
2-го ВЫПУСКА КНИГИ
"ИССЛЕДОВАНИЯ О ЛЕДНИКОВОМ ПЕРИОДЕ"
(1874-1876)
[Глава] XVIII
КЛАССИФИКАЦИЯ ПОСТПЛИОЦЕНОВЫХ НАНОСОВ
Хотя о постплиоценовых наносах пишут уже более полустолетия, но до сих пор
для них не существует никакой твердо установленной и общепринятой
классификации. Читая различные исследования о ледниковом и послеледниковом периоде,
постоянно приходится обращаться в мире всевозможных щебней, хрящей, песчаных
глин с камнями и без оных, boulder clay, till, Aur, kross- и rullstensgrus, gravier anguleur
et arrondu, graviers et limons glaciaires, Kils, Geschiebenlehm, Lehm grand, sandiger
Lehm, Richk, Plink, Diot, Mareg и т.д., и т.д. без конца. Но если начать парал-
лелизировать эти образования, то приходится встретить неодолимые трудности.
Один автор описывает одни признаки своего Kils, упуская целый ряд других, другой
автор описывает другой ряд признаков своего till, не упоминая о первых: сравнение,
следовательно, невозможно. Но мало того, нередко бывает, что если бы, читая
какое-нибудь исследование, развивающее вам, как на ладони, все фазисы
ледникового периода и их астрономические и другие причины, вы захотели бы узнать,
что такое какой-нибудь Kils, служащий исходною точкою всех космогонических
фантазий, узнать все те его признаки, которые вы считаете существенными, - вы и
этого не в состоянии сделать; автор подробно описывает одни признаки - те, иногда
совершенно местные, которые подтверждают его теорию, но умалчивает о других,
которые вы считаете важнейшими и общераспространенными. Легко понять, к
каким затруднениям ведет такое жалкое состояние этой отрасли знания, особенно
если вспомнить, с одной стороны, бесконечное разнообразие наносов, а с другой -
невозможность возить с собою полные коллекции всех встречаемых видов наноса.
Итак, строгая классификация необходима. Но что принять за ее основание? Во
многих отраслях знания на первых порах можно довольствоваться простою
номенклатурою, основанною на каких-нибудь важных форменных признаках, - лишь бы
такая номенклатура была проста, легко запоминалась и не давала слишком много
промежуточных форм. Но для нас такая номенклатура уже не годится. Весь
интерес исследований ледяного периода в том и состоит, чтобы ответить, в каких
физико-географических условиях данная местность переживала этот период. Наша
номенклатура должна, следовательно, непосредственно давать ответ на вопрос о
происхождении данного наноса, иначе она не имеет никакой цены. Она может быть,
пожалуй, построена на каком-нибудь одном внешнем признаке, например на форме
составных частей наноса, но только в том случае, если доказано, что эта форма
неизбежно, причинно связана с таким-то происхождением.
Так как все силы, способные отложить наносы, могут быть подведены под три
главные рубрики, а именно: атмосферное разрушение, силы воды и силы ледников,
то все наши старания должны быть, следовательно, направлены к тому, чтобы
подвести (...)1
Понятно, что весь интерес при рассмотрении этой классификации сосредото-
100

чивается на первом ее отделе, именно на чем основано разделение между
образованиями ледниковыми и морскими - между krosstensgrus и rullstensgrus? В самом
деле, только это разграничение может возбуждать сомнения, прочие же бесспорны.
Разделение всех потретичных наносов на наносы ледникового периода и
послеледниковые основано на палеонтологических признаках. И в те и в другие входят
глины с морскими раковинами, причем фауна одних менее сходна с современною,
чем фауна других; фауна арктической глины имеет более арктический характер,
чем фауна черной глины; наконец последняя залегает на высшем горизонте, чем
первая. Следовательно, несомненно, что черная глина моложе арктической, и эти
два разновременных образования могут быть отнесены к двум разным эпохам.
Точно так же бесспорно существование наносов, отнесенных ко второй части
послеледникового периода. Сюда включены только новейшие аллювиальные наносы,
образующиеся поныне на поверхности всех остальных; новейший характер многих
из них характеризуется их растительностью или фауною. Опять и тут вопрос
становится чисто стратиграфическим или палеонтологическим - отнюдь не литоло-
гическим. Споры могут возникать только о том, куда отнести данный нанос,
наблюдавшийся там-то, а отнюдь не о существовании самого отдела: подобно тому, как
никто не сомневается в том, что арктическое море должно было постепенно
становиться более теплым и, следовательно, давать наносы с фауною менее
арктическою, чем фауна более древних наносов, также никто не сомневается и в том,
что в стране должна существовать целая масса аллювиальных наносов,
отлагающихся на поверхности почвы. Следовательно, в законности существования отдела
послеледникового периода и его подразделений не может быть никакого сомнения.
Весь интерес сосредоточивается, следовательно, на первом, ледниковом, периоде и
на его подразделениях.
Мы видим, что наносы ледникового периода разделены на три рубрики:
угловатый щебень, окатанный щебень и слоистая глина. Все эти три подразделения
имеют в Швеции громаднейшее развитие; втроем они покрывают всю Швецию:
какой бы маленький клочок страны мы ни взяли, мы непременно найдем здесь либо
угловатый щебень, либо окатанный, либо арктическую глину. Все прочие наносы
налегают уже на одном из этих трех. Далее мы видим, что из них один отнесен к
наземным образованиям, два - к морским. Так как главный интерес в исследовании
ледникового периода представляет...
Угловатый щебень, krosstensgrus. Эрдман определяет его так: «Повсеместно в
своих свойствах носит явные следы той механической силы, того более или менее
полного раздробления или измельчения попадавшихся обломков горной породы
вместе с истиранием их друг об друга, которые составляют такой отличительный
признак материалов современных морен. Беспорядочно нагроможденная масса
крупного или мелкого песка или мельчайшей горной муки (stoftfird bergonjol), более или
менее переполненная большими и малыми камнями и валунами, угловатыми
(kantiga), с обломанными или закругленными углами, иногда бороздами (так
называемые ледниковые камни jökelatenar), все вместе более или менее плотно
стиснутое, иногда так плотно и вязко, что только кайла или лом могут разорвать
внутреннее сцепление, - таковы в немногих словах свойства, которыми отличаются эти
отложения угловатого щебня, когда они проявляются в своем первоначальном и
нормальном виде"*.
Указывается, что ледниковый щебень располагается в виде морен: боковых,
срединных, конечных и поддонных (более плотных и с более округленными, иногда
изборожденными камнями). Эрдман описывает затем прочие свойства ледникового
щебня. Иногда наружный его слой бывает несколько промыт, отчего образуется
песок с камешками несколько более округленной формы, чем это бывает в
* Erdman Α. Quaitara bildlingar. 1865. P. 52.
101

моренном щебне; таким образом получается угловатый ледниковый песок (jökeland,
kroßsland, moränland). Иногда в нем замечается слоистость, весьма [?] по мнению
Эрдмана, если вспомнить, что моренный щебень подвергался размыванию водой,
вследствие чего получается промежуточное образование между угловатым и
окатанным щебнем, т.е. промытый щебень (svallgrad). Но эти переходы замечаются
только на поверхности и составляют большею частью продукт переработки
моренного щебня на месте его первоначального залегания. Если и было передвижение
этого щебня, то лишь на самое незначительное расстояние. Иногда ледниковый
щебень располагается террасами, но тогда он переходит в промышленный щебень.
Иногда под нетронутым ледниковым щебнем залегает щебень немного промытый;
но это, очевидно, результат действия ручьев и речек, возникавших во время
промежуточного периода таяния ледников. Все эти разновидности заключены [?] под
общее название ледникового щебня (...)
Далее речь уже идет о горных породах, входящих в его состав, и приводятся
примеры различных морен (все из нагорья). Иногда среди арктической глины
попадаются тоненькие прослойки или куски угловатого щебня. Этот щебень занесен
сюда, по мнению Эрдмана, на льдинах.
Таковы признаки ледникового щебня по Эрдману. Что же такое окатанный
щебень? Чем он отличается от ледникового?
Не сказав ни слова о том, что такое окатанный щебень, и ограничившись
упоминанием его только в заголовках, Эрдман прямо начинает с озов из этого
щебня: "Rullstensgrus. Rullstensäsar. Совершенно непохоже на залежи угловатого
щебня (rullstensgrus, окатанных камней), окатанного щебня (rullgruss) и окатанного
песка (rullsand), которые широкими валами изменчивой высоты, вообще с ясно
выраженным гребнем и приблизительно параллельные между собой, тянутся почти
непрерывно на многие мили, иногда на целые десятки миль, из одной губернии в
другую, в известном главном направлении, большей частью между NNW и NNO, с
небольшими уклонениями на коротких протяжениях в ту или другую сторону. Они
хорошо знакомы всем, эти гребневидные валы, под общим именем песчаных озов
(sandäsar), галечных озов (rullstensäsar) или же просто озов. Их проявление и
разграничение в части Восточной Швеции [?] выражено на прилагаемой карте".
Затем идет уже разделение озов на главные и побочные. И только далее
[после] некоторых топографических сведений Эрдман упоминает в нескольких словах,
что некоторые из наиболее выдающихся признаков галечных озов суть: 1)
слоистость в их внутреннем строении; 2) более или менее полное сложение и закругление
камней; 3) вообще рыхлое строение щебня и его промытость, так что в нем нет
мельчайшей муки и твердого угловатого щебня; 4) участие, иногда принимаемое
глинами в построении озов. Озы не имеют ядра, и "выдвигавшееся не раз
подозрение, что ядро озов большею частью состоит из окатанного щебня, несогласно с
фактами" (см. первую схему Эрдмана: "окатанный щебень - внутреннее ядро
озов"). Затем опять речь идет про отложения озов. Наконец, Эрдман говорит:
"Очевидное доказательство того, что содержимое озов образовалось путем
воздействия волн на имевшиеся уже налицо залежи угловатого щебня, есть тот же
постепенный переход, который иногда замечается от хорошо промытого и окатанного
щебня и камней в верхних слоях к ниже лежащему, не изменившемуся мучнистому и
угловатому ледниковому щебню. Это замечается в особенности у малых побочных
озов".
Тут мы уже окончательно сбиты с толка. Что же такое окатанный щебень?
Начал Эрдман с того, что окатанный щебень - это есть внутреннее ядро озов.
Поэтому, вовсе не описывая окатанного щебня, не упоминая ни одним словом о
том, чем он отличается от ледникового щебня, Эрдман приступает к описанию
форм и расположения озов. Надо, следовательно, думать, что, узнав, что такое оз,
и отыскав его внутреннее ядро, мы узнаем, что такое окатанный щебень. Ничуть
102

не бывало. Через несколько страниц Эрдман сам восстает против этого; неправда,
говорит он, чтобы ядро озов большею частью состояло из окатанного щебня. И
снова он принимается описывать оз. А далее положительно говорит, что
внутреннее ядро, в особенности у малых озов (а следовательно, подчас и у
больших), иногда состоит из мучнистого и угловатого ледникового щебня,
незаметно переходящего на поверхности в промытый, окатанный щебень.
В результате получается: окатанный щебень - это есть внутреннее ядро озов;
оз - морского происхождения, по таким-то (топографическим) причинам и потому,
что их ядро состоит из окатанного щебня; - порочный круг. Про состав озов
(следовательно, и окатанного щебня) говорится только мимоходом, что он отличается
сглаженностью и округлостью камней, рыхлым строением и промытостью. Но это
сказано мимоходом, и вовсе не эти качества служат для доказательства моренного
образования окатанного щебня. Оно выходит из рассмотрения озов вообще. Когда
речь шла о ледниковом щебне, то Эрдман, хоть немногими словами, показал, что
угловатость, мучнистость, беспорядочность расслоения частей доказывает его
ледниковое происхождение по сходству с современными моренными отложениями.
Когда же речь зашла об окатанном щебне, ничего подобного не говорилось. Эрдман
не доказывает, что тот нанос, из которого состоит ядро озов, несомненно, водного
происхождения. Он идет обратным порядком. Он стремится доказать, что озы -
морского происхождения, и так как окатанный галечник есть тот нанос, который
залегает в озах, то выходит, что и этот галечник - морского происхождения.
Нелогичность этого приема сказывается во всей шведской съемке. Если вы
обратитесь к тетрадкам [Sveriges Geologiska Undersökning] в надежде отыскать
какие-нибудь сведения касательно окатанного щебня, то вы найдете окатанный
щебень только в виде одного слова в заголовках. После этого слова в цитате: "Из
главных озов, проходящих здесь, особого внимания заслуживает оз..." и т.д. - о
размерах, простирании, направленности [нет ни слова]. Напрасно было бы думать,
что понятие окатанного щебня настолько ясно, что не требует никаких пояснений.
Не говоря уже о том, что понятие о ледниковом щебне не менее ясно, а между тем
почти в каждой тетрадке найдете несколько любопытных замечаний о его
строении, составе, залегании вообще и тем более о некоторых его особенностях. То
же и о глинах, о песках и о каждой породе. Но и окатанный щебень далеко не везде
одинаков. Если пыль отмучена, то везде ли? Окатаны ли камни в правильные
овоиды, шары (см. выше IX главу о форме валунов ледникового щебня), или просто
сглажены углы и т.д., и т.д.
Вот ряд вопросов, на которые мы не находим никакого ответа. А между тем,
только читая много таких описаний, читатель мог бы составить себе конкретное
понятие об этом щебне и сказать обдуманно: да, это действительно только
преображенное образование, или тот, другой щебень был тронут водою только на
поверхности. Все это как бы считается лишним, и, поставив в заголовке одно слово
"Rullstensäsar", наблюдатель спешит перечислить размеры [?] и пр. различных
rullstensäsar озов. Из этого ясно, что для него окатанный щебень и оз - синонимы и
что грядовидная форма разновидностей этого щебня для него важнее состава,
округлости, промытости галек и т.п. свойств щебня; что морское происхождение
этого щебня доказывается не его строением и составом, а формою - тем фактом,
что он составляет оз. Насколько правилен такой путь, пусть судит сам читатель.
Но мало того. Если бы мы стали искать на картах шведской съемки залежей
окатанного щебня, то их нашли бы только в озах: вне озов окатанный щебень, можно
сказать, вовсе не встречается, и есть только два-три упоминания о самых
маленьких залежах окатанного щебня где-нибудь на склоне горы, ибо его совсем
невозможно отличить от слегка промытого ледникового щебня, названного svallgrus*.
* Довольно обширная залежь окатанного щебня встречается только в одном профиле [?].
103

Словом, ясно: понятию об окатанности щебня предшествовало понятие об озах и
что первое подчинено последнему. Некоторые участки шведской съемки [?] даже
прямо так и говорят, что данный нанос есть окатанный щебень, потому что
сложен в форме оза.
Такая классификация, очевидно, не может быть принята нами. Это есть
классификация не на основании признаков наноса. Это есть классификация, в одном
случае по признакам наноса (как для ледникового щебня), в другом - по форме
расположения (даже окатанного щебня), причем оказывается, что и ледниковый
щебень принимает ту же форму расположения, как и окатанный щебень (см. главу
об озах), и таким образом теряется всякая возможность классификации.
В нашей классификации мы, очевидно, должны будем удержать отдел
ледникового щебня. Это образование так типично, что тот, кто раз видел и ощупал его,
то уже узнает его среди сотни различных наносов. Наконец, оно так
распространено, что положительно должно составить независимую горную породу, не менее
определенную, например, чем глина и все такое.
Определение, данное Эрдманом ледниковому щебню (мы видим, что kros-
stensgrus и ледниковый щебень для него синонимы).
Также совершенно ясно, и нам придется только расширить его и привести
название щебня, которое дает о нем верное понятие.
Название "krosstensgrus" было впервые предложено г. Постом. После долгого
периода застоя в ледниковой литературе, как справедливо замечает Пайкуль, в
Швеции наконец появилось тщательное исследование одного ряда наносов, которое
перевело ледниковый вопрос из области гипотез на почву фактов и наблюдений.
Это было исследование Чёпингского оза* - исследование настолько полное и
подробное, что до сих пор оно считается единственным в литературе [об] озах. Оно
появилось в 1854 г., т.е. в такое время, когда в Швеции еще свирепствовала
гипотеза наводнений и когда сколько-нибудь обстоятельных исследований наносов не
имелось. Об их классификации не могло быть и речи, г. Пост предложил, очевидно,
временную номенклатуру, основанную на форме и величине обломков; он принял
следующие подразделения: окатанные валуны [?], окатанные камни [?], окатанный
щебень [?], (собственно äs) и песок, с одной стороны, а с другой - угловатые валуны
[?], угловатые камни [?], угловатый щебень [?] и угловатый песок. Под название
залежи окатанных камней [?] вошел не только щебень, составляющий ядро озов,
но и тот, который покрывает горы и который "образовался одновременно с
изборождением гор", - следовательно, то самое, что впоследствии было названо
rullstensgrus, или ледниковый щебень. Под названием krosstensgrus, т.е. угловатый
щебень, г. Пост описал породу, хотя и тождественную с [?] Эрдмана по всем
признакам, но встречающуюся только самыми маленькими прослойками среди самих
пластов оза, даже среди самых наружных глин**. Ясно, что он имел в виду только
некоторую случайную разновидность щебня или во всяком случае не имел никакого
представления о распространении этой породы в Швеции. Иначе он, конечно, дал
бы ей более общее название и доказал ее родство с тем, что он называет
rullstensgrus, не основал бы названные породы на форменном признаке, чисто
местном и случайном. (...)
В самом деле, впоследствии г. Пост опять встречается с этой породой, но уже в
других условиях. Исследуя отложения окатанных камней и щебня, непосредственно
*Post Η. От Sandäsen vid Köping i Westmanland // Könl[iga Svenska] Vetenskaps Akademiens
Handlingar for är 1854.
В другом месте (p. 357) он говорит, что вообще [?] покрывается песками и отложениями
угловатого щебня.
104

покрывающие горы, он скоро увидел, что образования тождественные с ними по
происхождению, нередко разнятся по форме обломков. Он видел, что залежь, то,
что он называет rullstensgrus, покрывает повсеместно горы (р. 358). Он думал, что
окатанный щебень есть самый древний из наносов, а угловатый - гораздо моложе.
Но он скоро увидел, что в других местах, в совершенно таких же условиях, как и
окатанный щебень, залегал щебень обязанный своим происхождением тем же
причинам, но который по форме обломков приходилось называть krosstensgrus,
причем первая форма преобладала в возвышенных частях страны, вторая - в
долинах. Ясно было, следовательно, что форма не есть указание на обязательную
древность [?] происхождения и что нужно оставить разграничение, основанное на
одной форме. К сожалению, Эрдман совершенно не обратил на это внимание в
своей классификации.
Понятно, что и мы не имели права удерживать ни это разграничение, ни это
название, основанное на форме обломков.
Мы еще полнее убедимся сейчас, что форма обломков в моренном щебне
действительно не имеет никакого значения.
Посмотрим же теперь, что такое ледниковый щебень в современных ледниках
и в отложениях, несомненно ледниковых?
Мы знаем, что вообще всякая морена современного ледника есть
беспорядочное скопление продуктов раздробления горных пород всевозможной величины,
начиная от громадных валунов до тончайшего ила. Так как ледники безразлично
переносят на одинаковое расстояние как громаднейший валун, так и тончайший ил,
залегающие на его поверхности или лежащие под массою льда, то вследствие этого
во всякой морене мы находим обломки всевозможных величин, расположенные без
всякой сортировки. Громадный валун в сотни кубических метров встречается
облепленный и обложенный щебнем, мелкими камешками, вместе с тем
мельчайшим илом, которому мы едва ли найдем подобие по степени измельченности в
речных наносах, который окрашивает в яблочный и даже в опаловый цвет (еще
большая степень измельченности*) ручьи и реки, вытекающие из-под ледника.
Такой нанос, вообще говоря, не может представлять никакой сортировки, и хрящ
резко отличается от всякого другого наноса, отложившегося в какой бы то ни было
движущейся воде, так как мы знаем, что первое действие всякой воды есть
сортировка попавших в нее веществ: части более мелкие оседают медленнее и
потому проходят иногда громадные расстояния прежде, чем осядут на дно; иногда
мельчайший ил может осесть лишь тогда, когда попадает в почти совершенно
спокойную воду озера или моря. Мы знаем в самом деле опыты, из которых видно,
что "муть" в стакане воды осядет лишь через несколько месяцев. В это же время
более крупные части падают на дно почти немедленно и движутся по дну, и если
они пробегают в вертикальном направлении хоть небольшие пространства, то они
уже успевают в движущейся воде обмыться от облегающего их ила.
Итак, говоря вообще, отсутствие мелкой сортировки есть признак всякого
моренного щебня, если он не был тронут водою. Выражаясь конкретнее,
отсутствие сортировки выражается: во-первых, в присутствии в одном и том же щебне на
всевозможных высотах камней всевозможных величин; так, например, в ледниковом
щебне, который не был тронут водою, если валуны в нем доходят до 1 м в
поперечнике, мы найдем камни промежуточных величин - от 1 м до
микроскопических пылинок (меньше 0,001 мм), причем окажется, что камни и обломки
средних величин не будут сгруппированы преимущественно вместе, в слои, как это
бывает во всяком наносе, отложенном в проточной или вообще во всякой не
стоячей воде. Во-вторых, отсутствие сортировки проявляется в следующем: мы
знаем, что чем медленнее движение воды, тем мельче частицы, которые она может
*Ср.: Тиндаль. О голубом цвете неба.
105

относить на некоторое расстояние; чем медленное движение воды, тем скорее
частицы данной величины осядут на дно и тем на меньшее расстояние будут они
продвинуты по дну. Поэтому, если бросить в воду горсть разнородного ледникового
наноса, то в самой тихо текущей воде будет унесен из наноса только тончайший ил,
прочее же осядет на дно непременно. В более быстрой воде будут унесены уже ил и
песчинки, причем ил, оседая медленнее, будет отнесен на более далекое расстояние
и т.д. Следовательно, если ледниковый нанос попадает в воду, прежде всего он
лишится своего тончайшего ила, как бы ни было медленно течение воды, - если б
даже оно было так же медленно, как течение очень большой реки при впадении ее
в море, - ил, "муть", непременно распустится в этой воде и будет носится в ней
некоторое время, раньше чем осядет на дно. Поэтому, рассуждая обратно,
присутствие в несортированном наносе тончайшего ледникового ила, обволакивающего
камешки щебня и заполняющего промежутки между ними, есть верное
доказательство того, что этот нанос отложен ледниками и со времени своего образования
никогда не был в воде. Ледниковый ил - признак всего легче утрачиваемый, но зато
и самый надежный, чтобы решить, подвергается ли нанос действию воды или нет.
Мы находим его во всех нетронутых водою альпийских и других ледниках, и он
хорошо знаком альпийским геологам под именем [?] и др. С другой стороны, мы
знаем, что на поверхности ледников образуется много воды в виде мелких ручьев;
со склонов долины, заполненной ледником, также стекает много воды, которая
потом просачивается внутрь, вдоль краев ледника и размывает морены. И всякий
раз, когда ледниковый нанос побывает в воде таких ручьев, он непременно прежде
всего утрачивает свой ил. Этим объясняется бесчисленное количество слоеватых
отложений, залегающих в воде, - в конечных, боковых, срединных и поддонных
моренах ледников, где нанос нередко сохраняет большое разнообразие обломков,
оказывается чуть-чуть промытым, т.е. лишенным своего ила; эти-то наносы тем
только и не признавались в Альпах за ледниковые и были известны под именем
различных аллювиев [?]. При немного большей сортированности он уже лишается
ила и песка или ила, песка и мелкого щебня и т.д.
Итак, присутствие в наносе продуктов истирания всех степеней измельчен-
ности, в том числе и тончайшего ила, тесно перемешанного с остальною массою
щебня, есть [?] признак ледникового щебня, нисколько не промытого водой. Таков
результат наблюдений у подошвы современных ледников, подтвержденный
теоретическими соображениями.
Ледниковый ил может быть отличен до некоторой степени от ила речного,
озерного и морского. В этом я убедился из сравнения многих тысяч образцов
ледниковых щебней с всевозможными илами и глинами, как в Финляндии, так и в
шведских музеях; в этом же можно убедиться из рассмотрения любой коллекции
наносов, в том числе, и привезенной мною из Финляндии и Швеции41. Больше всего
замечается отличие ледникового от других наощупь - до того, что человек с не
совсем уж грубым осязанием едва ли ошибется когда-нибудь, отличая ледниковый
ил от всяких других. Дело в том, что ил ледникового щебня производит совершенно
типичное ощущение, весьма сходное с ощущением ржаной муки (хрустение), а
также и пудры. Ни одна глина, ни один речной или озерный ил не производит (по
крайней мере, на мое осязание) такого ощущения. Его замечали весьма многие, на
него указывали мне шведские геологи, и этим вызвано самое название, иногда
употребляющееся в Швеции, lergnyöl - горная мука. Чтобы объяснить это
ощущение, нужно обратиться к микроскопу. Сравнивая, при увеличении в 300 раз,
различные образцы пыли, взятой из типичных ледниковых щебней, с пылью
морских и озерных глин, я убедился, что между ними есть существенное различие,
хотя более типично оно проявляется лишь в некоторых образцах (...). Пылинки
*Отдана С.-Петербургскому университету.
106

ледникового щебня всегда отличаются от прочих большей угловатостью: в
некоторых образцах, даже, в пылинках менее 0,01 мм, видно, что это раздробленные
кристаллы, в кристаллических плоскостях иногда видно даже строение лесенкой,
свойственное им раздробление...
Цвет ледникового щебня довольно разнообразен. В Финляндии и Швеции
преобладают две разновидности: одна от ярко-желтого до светло-палевого, другая -
серая, в сыром виде почти белая. Первая встречается в областях гранитов и
кристаллических сланцев, но в этих же областях залегает и вторая, почти без
исключения ниже первой. При этом оба щебня разнятся друг от друга и величиною
составных частей. В то время как в желтом щебне преобладают камешки от 3 до
10 см, в сером они почти вовсе отсутствуют и преобладает нежнейшая белая мука и
песчинки, среди которых разбросаны большие валуны, очень часто отполированные
и изборожденные; как валуны, так и мелкие камни бывают при этом гораздо более
округлены, чем в желтом щебне. Чем обусловливаются эти две формы щебня,
неизвестно: обе они суть продукты разрушения одних и тех же кристаллических
сланцев; белый щебень сплошь да рядом вовсе не содержит извести. Но, быть
может, это различие объясняется различными условиями образования обоих
щебней. Выше я высказал, почему думаю, что желтый щебень есть остаток
поверхностной морены, а белый - остаток поддонной морены, но не вполне уверен в
справедливости моей догадки.
Местами щебень имеет темно-бурый цвет; такая разновидность не редка в
Швеции, попадалась [она] мне и в Финляндии (вообще можно сказать, что
встречаются все переходы - от темно-бурого цвета к светло-палевому). Большею
частью железный цвет имели самые верхние слои щебня, так, как, например, щебень
по Хэйтиэйну в области талькового сланца. Ледникового щебня в области
глинистых сланцев я не видел в Финляндии, но в Восточной Сибири, в долине ручья Ныг-
ри этот щебень (с большими изборожденными валунами) имел черный цвет и был
чрезвычайно измельчен, так что представлял скорее ледниковый ил с валунами. То
же бывает и в Швеции, и у подошвы нынешних альпийских ледников.
Относительное количество крупных камешков и песчинок и ила бывает в
ледниковом щебне весьма различно. Но преимущественно преобладают два типа -
один, обильный камешками от 2 до 5 см, и другой, чрезвычайно бедный ими.
Нормальный, наиболее распространенный тип (по цвету он бывает черный и
белый) - это такой, что если взять стакан щебня, то в нем непременно окажется хотя
бы один десяток, а большей частью и больше, камешков, достигающих в
поперечнике 2-5 см. В другом типе (такой тип я встречал только белый) камешки почти
совершенно отсутствуют: на стакан такого щебня едва ли придется два или три
камешка в 2-3 см. Остальное все есть (в сухом виде) сыпучая пыль и песок. Но
вместе с этим во втором типе встречаются, как сказано уже, очень большие
валуны, например, в 1-2 м (3-7 футов). Замечательно, что в Швеции этот мелкий
тип встречается всегда белого цвета и всегда под щебнем первого типа.
Иногда мелкие камешки ледникового щебня так редки, что он представляется
просто глиною с валунами; но эта глина в сухом виде оказывается не обыкновенной)
глиною, а глиною с ледниковой мукой. Таково, например, внутреннее ядро оза у Рё-
тен (...) Сюда же относится образование, которое Хольмстрём предпочел назвать
глиною угловатого щебня (kroßstenlera), которое другими называлось угловатою
глиною (kroßlera) и которое мы назовем просто ледниковою глиною. Основная его
масса, говорит г. Хольмстрём, состоит из тонкого, часто известкового, ила, который
плотно облегает большей частью отшлифованные и изборожденные валуны... В
сухом виде она распадается на зерна, состоящие из маленького угловатого
камешка, облепленного глинистым илом. В этом состоит главное отличие глин
угловатого щебня от угловатого щебня, и это отличие в особенности проявляется
под микроскопом. Главная масса угловатого щебня состоит почти исключительно из
107

мелких, немного угловатых зерен кварца, столь малых, что они едва заметны на
осязание, между тем как масса глины, даже после высушивания и легкого
измельчания представляется аморфным скоплением (horgultugar). Если обработать
ее водою так, чтобы удалить глинистый ил, то высушенный остаток имеет
совершенно одинаковый вид с основною массою ледникового щебня*. По поводу
этого г. Хольмстрём делает одно не лишенное интереса замечание. Ледниковая
глина встречена в таких местностях, где породы мягче, поэтому местные породы
вообще окатаны или даже совершенно измельчены. Между тем, в кристаллической
области, в ледниковом щебне камни, принесенные издали, также будут округлены и
редки; но так как щебень пополняется местными угловатыми камнями и они берут
перевес, то этих округлых камней не замечают и говорят, что щебень, хоть и
принесен издали, но сохранил свою угловатость, что совершенно неверно... Валуны
в этой глине, покрывающей значительную часть Сконии (Scäne), вообще менее
многочисленны, чем в ледниковом щебне и вообще более округлены по углам,
более одноформенны и более отполированы со всех сторон. Причина этого ясна,
так как они принесены из более далеких местностей**.
Подобные же ледниковые глины известны у подошвы современных ледников.
Так, например, Фавр описывает глину близ Женевы, известную на месте под
названием Diot (в окрестностях Шамбери - Mareg). Она очень вязка, с водою образует
тесто, и местами настолько чиста от примеси камней и песка, что ее употребляют
на выделку кирпичей и даже на гончарные изделия. Обыкновенно же в ней много
камней, преимущественно известковых, весьма хорошо отполированных и
изборожденных*** (из чего ясно, что это не есть водное отложение). Такая argile glaciale
весьма распространена в долинах Швейцарии. Вообще можно заметить, что она
встречается только в таких отложениях, которые прошли с ледниками
значительное расстояние.
Вообще, как видно, отложения ледникового щебня отличаются значительным
содержанием глины, образующейся химическим путем при истирании горной породы
и валунов в присутствии воды. Вследствие этого ледниковый щебень не годится для
мощения дорог, и на полотно железных дорог положительно не употребляется. Мы
видели выше, что управление Финляндской железной дороги, увезя на балласт
целый оз, оставило неприкосновенным ледниковый щебень, как только добралось
до ядра оза.
Вообще залежи ледникового щебня отличаются значительною плотностью и
вязкостью. В большинстве случаев они с трудом уступают лопате, и большею
частью требуется содействие молота или кирки и даже лома, а также и пороха,
чтобы их расчистить. Хотя эта плотность приписывается обыкновенно давлению,
которому подвергался ледниковый щебень, но весьма вероятно, что оно главным
образом обусловливается обилием глины, которая во влажном виде придает щебню
большую вязкость. Отчасти должно, конечно, иметь следствие и механическое
давление, которому подвергался щебень, но еще более - просачивание химических
цементов. Так, например, ледниковый щебень с железистым цементом отличается
наибольшею плотностью; темно-бурый щебень, с синеватым отливом, пропитанный
железистым цементом, приходится взламывать просто киркою; то же и щебень с
известковым цементом, о котором иногда упоминается в шведской съемке.
Что касается различной плотности ледникового щебня в различных моренах
(боковых, поверхностных и срединных) современных ледников, то на этот счет я не
нашел никаких указаний. Простое рассуждение указывает, впрочем, что щебень
* Holmström L. Iakttagelser öfver istiden i Södra Sverige // Lunds Universitets arskrift. Lund, 1867. P. 2-3.
** Ibid. P. 19.
*** Fawre A. Recherches geologiques dans les parties de la Savoie [du Piemont et de la Suisse] voisines du
Mont-Blanc. Geneve, 1867.
108

поддонной морены должен представлять наибольшую плотность как вследствие
давления, которому он подвергался, так и еще более - вследствие обилия
глинистых частей, получающихся как продукт истирания, так наконец и вследствие
более обильного просачивания в него вод, снабженных во время раздробления
породы растворами углекислой извести, железа и т.д. Поэтому, весьма естественно,
что во многих образованиях древних ледников, которые приходится признать
боковыми или срединными моренами, щебень оказывается гораздо более рыхлым,
чем в том щебне, который должен был быть поддонною мореною. Так, например,
этим можно объяснить, что щебень ядра Упсалъского оза гораздо более рыхл, чем
щебень поддонной морены в его окрестностях. То же замечено и в Чёпингском озе и
во многих других*.
Мы переходим теперь к весьма любопытному вопросу о форме камней в
моренном щебне. Многие геологи (которые, впрочем, сами не исследовали морен)
утверждают как твердо установленный факт, что камни в моренах непременно
должны быть угловаты. Округлость камней считается [?] явным признаком
неморенного происхождения наносов. На чем основано такое утверждение - неизвестно.
Откуда оно взялось, легко догадаться. Здесь сказалось то же желание иметь какой-
нибудь такой признак, по которому можно совершенно машинально решать вопрос
о происхождении наблюдаемой породы (так же как и то, что: изборождены скалы -
были ледники; не изборождены - не были). В сущности, такое утверждение
совершенно ложно. Уже в прошлом столетии Соссюр говорил про камни в моренах, что
они не угловаты, а большею частью округлены либо потому, что их углы
притупились, когда они скатывались с гор, либо потому, что они обламывались льдами
(ледниками), которые терли их и нажимали на дно или на края (долины)**. То
же подтверждали и все позднейшие наблюдатели. Агассис говорил еще в 1847 г.,
что до сих пор еще недостаточно обращали внимание на различие между
поверхностными моренами, в которых камни всегда более или менее угловаты, и между
щебнем, выходящим из-под ледника и составляющим то, что я назвал слоем грязи и
гравия (поддонная морена). Разница между ними так велика, что можно узнавать
происхождение морены по виду камней. В поддонной морене они бывают округлены
(см. выше) (...) Если же и в поверхностной морене есть камни со стертыми углами и
более или менее округленные трением, то они очень редки и всегда у них округлы
только углы, тогда как в нижнем слое (в поддонной морене) они не только обтерты
(uses) со всех сторон, но еще отполированы и даже иногда изборождены***.
То же говорит Дезор. Морены, говорит он, состоят из больших остроребрых
валунов, рядом с округленными, и все вместе перемешаны с массою песка и глины.
Угловатые камни происходят из поверхностной морены. Что же до поддонной
морены, то "вследствие различных трений камни доходят до оконечности ледника со
сглаженными углами (obgertunjolt) и округленные (gainodex)", и далее он прибавляет,
что так как поддонные морены дают гораздо более материала для конечных морен,
чем поверхностные, то холмы из щебня, скопленные впереди теперешних ледников,
состоят,большею частью из округленных галек и валунов, угловатые куски в них
тем реже, чем менее обломков встречается на поверхности ледника. Таковы,
например, морены у подошвы Ронского ледника4*. (Весьма вероятно, что округлость
валунов у оконечности Ронского ледника есть более следствие значительной его
длины.) Сюда же относят и так называемые terrains erratiques, erratische Böden.
Боковые же морены содержат преимущественно угловатые или мало потертые
* Ср.: Post Η. От Sandäsen vid Köping. I.e.; и тетрадки "Sveriges Geologiska Undersökning".
** De Saussure. Voyage dans les Alpes. [Neuchatel], 1779. T. 1. P. 445. Самый ответ носит заглавие: "О
происхождении окатанных камней".
*** Desor Ε. Der Gebirgsbau der Alpen. [Wiesbaden], 1865. S. 97-98.
4* Agassiz L. Systeme glaciale. Paris, 1847.
109

камни, ибо здесь представляется менее случаев трения. То же самое находим мы и
у Ш.Г. Мартена. Описывая камни поддонной морены, он говорит: "Все их углы
затупляются, все ребра сглаживаются, и они принимают вид округлых камешков
или же представляют ряд площадок, получающихся как результат
продолжительного трения"*. То же говорят, например, такие авторитеты, как Шарпантье, Гер,
Штудер и другие исследователи Альп. То же видно, хотя и не так ясно, из слов
Лайеля, что в конечной морене ледника Роны приходилось пересмотреть несколько
тысяч валунов, прежде чем попадался один, настолько изборожденный и
отшлифованный, чтоб его можно было отличить от простого камня из ложа реки. То же
почти вышеприведенными словами Дезора попало, наконец, и в учебники, например
Фохта**.
Итак, мы можем сказать, что в Альпах камни поддонной морены бывают
большей частью окатаны, совершенно подобно речной гальке. Но если такой
характер имеют поддонные морены альпийских ледников, то естественно, что в
полярных ледниках то же явление должно быть еще более очевидно. "Вследствие
большой длины этих ледников камни их поддонной морены должны проходить
большие расстояния и, следовательно, подвергаться еще большему закруглению.
Известно же из опытов Дебре, что камни, искусственно приведенные в движение
под давлением и бороздящие поверхность горной породы, очень скоро теряют свои
острые углы, а если они имеют возможность вращаться (а очевидно, что такая
возможность наверное представится тем чаще, чем длиннее пройденный путь), то
достаточно им пройти несколько десятков метров, чтобы преобразиться в
настоящие гальки", причем образуется также угловатый песок.
К сожалению, в арктической литературе еще меньше упоминаний о составе
морен арктических ледников, чем в альпийской, и приходится ограничиваться не
вполне удовлетворительными указаниями. Так, например, Форбс в нескольких
местах упоминает об округлости валунов вблизи современных норвежских ледников.
Поднимаясь на Довр-фьельд, он замечал, что большие угловатые валуны редки,
преобладает округлость очертаний; из совершенно окатанных валунов состоит поле
валунов у подошвы Нюгардского (Nygaard) ледника. Все эти указания, впрочем, не
довольно определенные***.
Шпицбергенские (боковые) морены, по Хейчкину, состоят одинаково как из
щебня, так и из галек. "Главная составная часть этой морены, - говорит он про
морену одного ледника в Dunerulag, - есть неправильно и неясно наслоенная тесная
смесь щебня и окатанных камней (Rullsten) и льда"4*. (Здесь он не отделяет, по-
видимому, слоистой части морен от неслоистой.) Подобное же указание находим мы
и у Уаллига, который говорит, что мало окатанные валуны составляли боковую
морену в глубине фьорда у Готхаба в Гренландии5*. Впрочем, вообще арктические
исследователи очень часто обращают внимание на это обстоятельство, и в
знакомой мне арктической литературе я не нашел никаких более обстоятельно
изложенных фактов относительно строения современных морен. Остается надеяться на
новейшие исследования Пайера и Копеланда в Гренландии (в их предварительных
сообщениях6* нет ни одного намека на строение морен) и Норденшельда во время
последнего сухопутного его перехода по Шпицбергену.
* DesorE. Op. cit. S. 23.
** Vogt С. Lehrbuch der Geologie Petrefactenkunde. [Braunschweig, 1866-1872. Bd. I—II]; Martins Ch. Du
Spitzberg au Sahara. 1866. P. 240; Лайель Ч. Геологические доказательства древности человека. СПб.,
1864. С. 290.
*** Forbes J. Norway and its glaciers, [visited on 1851; Followed by Journals of Excursions in the High
Alpes of Dauphine\ Beme and Savoy]. Edinburgh: A. and С Black, 1853. P. 17,168 etc.
A* Heuchln TL. Reisen nach der Nordpolarlandes 1870-1871. Braunschweig, 1872. S. 144
5* Wallich J. The North-Adantic Sea-Bed. Pt. 1. London, 1860. P. 32-33.
6* Die Zweite Deutsche Nordpolarfahrt Berlin, 1871.
HO

Но зато, если обратиться к исследованию древних наносов, то мы повсеместно
найдем многочисленные доказательства того, что щебень, вполне сохранивший свой
вид и отсутствие сортировки и представляющий, таким образом, типичный
моренный щебень, нетронутый водою, отличается окатанностью и даже
округленностью; оставляя даже в стороне озы, можно указать очень много таких примеров.
Вот несколько из них для Финляндии.
Первый типичный ледниковый щебень, на который указал мне академик
Ф.Б. Шмидт, мы увидели под Нгимботом. Это тесная смесь самых разнообразных
частиц, от мельчайшей пыли до валунов в 1 м. Мука вообще типична и обильна.
Все мелкие камешки угловаты, но углы сглажены. Все крупные (около 5 см)
окатаны. В одном очень типичном щебне у Оривеси с обильною, плотно
приставшею серою мукою, довольно много камешков, близких к эллипсоидальным формам.
То же у Халлинпенки; камешки от 10 до 40 мм значительно округлены, хотя
сохранили неправильные формы. Или у (...) щебень белый, очень типичный.
Преобладает серая типичная мука, в ней камешки побольше, т.е. 20-25 мм,
округлены почти совершенно по общей форме (без полировки поверхностей), меньшие
(3-5 мм, составляющие громадное большинство) более угловаты, но тоже очень
окатаны. Или: ледниковый щебень, еще типичнее, тут же. Почти исключительна
мука, нежная, как пудра (похожа на ощупь). Камешки в 2-7 мм редки, большие, до
20 мм, еще реже - исключение. Они округлы и даже не отличаются от речной
гальки и т.д. И таких примеров можно бы привести еще несколько десятков. Более
примеров можно было бы привести из Великобритании, но так как относительно
признания till и boulder clay нетронутыми водою ледниковыми наносами еще могут
возникнуть споры, то мы ограничимся этими примерами.
Из сказанного ясно, что угловатость камней не может быть признана
необходимым признаком ледниковых наносов, и что, с другой стороны, округлость камней
не есть признак пребывания их в воде. Поэтому строгое разграничение между
ледниковыми и неледниковыми наносами на основании угловатости или округлости
камней не имеет никакого основания: нанос как из округлых, так и из угловатых
камней одинаково может быть ледниковым, и для разграничения тех и других
следует искать другие признаки.
Почти то же относится и к слоеватости наноса; говоря вообще, ледниковый
щебень не слоист. Но если вспомнить, какие громадные массы воды обращаются на
поверхности и под массою льда, то ясно, что отложения на склонах гор в больших
долинах должны отличаться слоеватостью. То же должно быть и в свободно
стоящих боковых моренах, а следовательно, и в образуемых ими средних, в
которых мы неизбежно должны встречать среди типичного ледникового щебня слои
промытого хряща. Наконец, в поддонных моренах, хотя и реже, но также должна
проявляться слоеватость, преимущественно, впрочем, в наружных частях, так как
известно, что подо льдом ледников текут множество ручьев и целые реки.
Очевидно, что эти реки должны отлагать слоистые наносы, и так как оконечности
ледников то отступают, то выдвигаются, то естественно, что будет представляться
много случаев, когда слоистый нанос покроется потом неслоистым. Таким образом,
всякий ледник представляет чрезвычайно много условий для образования слоистых
наносов - среди неслоистого хаотичного ледникового щебня. Но также легко
предвидеть, что эта слоеватость будет представлять существенные отличия от
слоистости обыкновенных водных наносов. Во-первых, слои никогда не могут иметь
тех горизонтальных размеров, которые имеют береговые или речные наносы; они
всегда будут занимать небольшие протяжения. Во-вторых, они большею частью не
будут иметь правильности напластования речных или озерных наносов, так как
весьма часто после отложения будут смещены, изогнуты, изволочены во время
дальнейшего движения морены, при боковых нажимах льда и т.п. В-третьих, самый
характер слоев должен быть иной: они не могут иметь того совершенства
111

сортировки, которой отличаются речные или озерные наносы, как потому, что
ледниковые ручьи получают материал, так сказать, первобытный, так и потому,
что их течение не имеет ни той непрерывности, ни той правильности, которую
имеют прочие реки: они беспрестанно задерживаются на пути различными
препятствиями, то низвергаются в ледяные пучины, то медленно пробираются между
плотными наносами или медленно прокладывают себе путь в ледяных толщах; к
промытому наносу сплошь и рядом примешивается полужидкая грязь размокшего
ледникового щебня. Протекая также среди масс, которые сами находятся в
неравномерном и неправильном движении, подледниковые воды не могут иметь и того
постоянства русл, которое необходимо для правильного напластования; оттого - эти
беспрестанные перерывы пластов, их перемежаемость с неслоистыми наносами и то
перекрестное наслоение (stratification tentielle), которое так превосходно развито в
отложениях всех послеледниковых ручьев у подошвы современных ледников.
Вследствие этого среди ледникового щебня редко должны встречаться правильные
слои хорошо рассортированного слоистого наноса; большею частью будет
проявляться только слоеватость, выражающаяся то в присутствии тонкого пропластка
песка, то в слое хряща с неясными краями, то наконец в предпочтительном
слойлении в одном месте более крупных камней. Примеры такой слоеватости, где
более типично выражен ее характер, я привел в I части, из оза у Пави, у Дикурсбю
и особенно из наноса у Ляхналакса (рис. 49-50).
Вышесказанное подтверждается наблюдениями. Слоистость в ледниковом
щебне представляет в Альпах совершенно обыкновенное явление. Известно, что
обилие слоистого наноса среди ледниковых глин послужило даже поводом к
предположению о двух ледниковых периодах в Швейцарии, разделенных
промежутком уменьшения ледников. При этом (кроме прочих доказательств) ссылались
обыкновенно на известную Pointe d'Ivoire, где между двумя ледниковыми глинами
превосходно видно целую толщу неправильно наслоенных изогнутых песков. Но
последующие исследования опровергают это заключение, и Дезор и Фавр считают
всю Pointe d'Ivoire за огромную моренную массу, смешанную с ледниковым
аллювием. "И я полагаю, - говорит Фавр, - что она отложена одним ледником,
заполнявшим долину"*. - Особенно хорошо видны такие слоистые отложения в тех
местах, где при периодических отступлениях оконечности ледника образуются "поля
валунов", причем слоистый нанос покрывается потом неслоистым, как это
описывает Дезор, в том числе и на Итальянском склоне Альп**. То же происходит и
в сплошных ледяных покровах, как то видно из обилия подледниковых рек,
текущих в Гренландии иногда с неизменною быстротою даже и зимой***, и слоистость
наблюдалась непосредственно в Шпицбергенских моренах. Так, Хейглин говорит,
что морена составляет целые неправильно и неяснослоистые массы, образуемые
тесною смесью щебня, галек и льда. Большая же морена у ледника Duckwitz'a
представляет громаднейший щебневый вал, который разорван долиновидными
выемками, обращенными к морю. Здесь ясно видна слоистость морены, "которой
слои не только не наклонены к морю и не горизонтальны, но падают под углом в
10-20° к востоку, т.е. к леднику", поверхность слоев вообще неправильна и иногда
волнообразна4*.
Наконец, если мы обратимся к древним ледниковым наносам, например
Норвегии, Швеции и Финляндии, то мы увидим, что слоистость в ледниковом щебне
попадается беспрестанно, и мне остается только сослаться на Чьерульфа для
Норвегии, на геологическую съемку для Швеции и на приведенные в I части книги
* Favre Α. Rech, geologiques etc. Vol. I. P. 74-76. Рисунки обнажения см. (...)
** Desor Ε. Der Gebirgsbau der Alpen. S. 99, 113-115; Favre A. Op cit. P. 58-59.
*** Rink G. Gr0land. Bd. I, D. 1. P. 22-23, 170 etc.
4* Heuglin Ch Op. cit. P. 144, 223.
112

примеры для Финляндии, где упомянуты также и другие возможные причины
слоеватости щебня (сползание полужидких масс, осыпание).
Итак, мы должны признать, что слоеватость есть явление очень обыкновенное
в ледниковом щебне и что для объяснения ее нет нужды прибегать к
представлению, что вся масса испещренного слоями щебня была промыта водою, водное
происхождение имеют только отдельные прослойки, залегающие среди
непромытого и нетронутого водою наноса; а в связи с предыдущим мы должны,
следовательно, признать, что ни угловатость обломков, ни отсутствие слоеватости не
должны служить отличительными признаками ледникового щебня, так как не
охватывают всех его различных форм, и что только отсутствие сортировки частей и
присутствие мельчайшей муки - суть признаки, присущие всем родам ледникового
щебня.
Из вышеизложенного ясно, как часто ледниковый щебень подвергается
действию воды даже во время ледникового покрытия страны. Но после таяния
ледников является целый новый ряд условий, при которых ледниковый щебень
подвергается переработке и промывке водою, и таким образом возникает целый ряд
образований, происходящих от ледникового щебня и все более и более
отличающихся от него формою и расположением своих частей. Таким образом получаются
галечники, пески и множество промежуточных форм.
Первое действие водой есть, как мы уже говорили, обмучивание ледниковой
пыли. Достаточно ледниковому щебню побыть в воде самое короткое время, чтобы
уже утратить этот самый существенный свой признак. Самые тонкие прослойки
среди типичного ледникового щебня - прослойки, которых малая величина
свидетельствует, что они могли быть отложены лишь самыми слабыми струйками воды,
обыкновенно уже утрачивающими ледниковую муку. Залежи ледникового щебня,
подвергавшиеся самой кратковременной промывке водою на дне или на берегу
озерков, - столь кратковременной, что острые ребра камешков не успели даже
сгладиться, уже лишаются типичной ледниковой пыли. Поэтому в присутствии или
отсутствии этой пыли мы имеем драгоценное указание, чтобы судить о том,
подвергался ли данный щебень каким бы то ни было воздействиям водными деятелями.
Такой щебень, который, вполне сохранив первоначальную форму камешков,
представляющих большею частью смесь угловатых обломков с округленными, но
который вместе с тем утратил уже отчасти или вполне мельчайшую ледниковую
пыль, я предлагаю называть промытым ледниковым щебнем в отличие от
типичного, нетронутого водою. При этом представляются две разновидности такого
щебня. Иногда щебень, составленный первоначально из камешков в 3-5 см и более
крупными камнями, после весьма кратковременного пребывания в воде успевает
только отмыться от ледниковой пыли, сохраняя, однако, как камешки, так и
песчинки. Такое образование я предложил бы назвать ледниковым хрящом. Иногда же
нет, - потому ли, что щебень ранее не содержал более крупных обломков, или уже
вследствие некоторой сортировки камешков он состоит весь из обломков довольно
ровной величины, ьообще не более 2 см и мельче, среди которых совершенно
отсутствует как мука, так и песчинки; они весьма похожи в таком случае на
некоторые виды крупного морского песка, отличаясь от него совершенною
угловатостью всех или части камешков: некоторые из них сохраняют даже свои острые
ребра или роговидные выступы или шероховатые поверхности излома. Такой нанос
я предлагал бы назвать ледниковым песком. Он встречается весьма часто среди
ледникового щебня или рядом с ним и есть продукт промывки щебня, весьма
непродолжительный, но в быстро несущейся воде, которая успевает совершенно
отмыть мелкие части и унести средние камешки, не более 2 см, но не успевает
нисколько округлить их. Подобные образования весьма распространены, и в
Швеции они назывались svall-grus (промытый щебень) и krossand (угловатый песок) или
jokulsand (ледниковый песок).
113

Несколько случаев залегания их мы имеем в Финляднии, и они упомянуты в
I части. Из этих случаев видно, да и ä priori оно ясно, что ледниковый хрящ
встречается как внутри отложений ледникового щебня, так и в особенности в наружных
его слоях, где он подвергался переработке [посредством] озерных волн; первый
продукт их деятельности есть ледниковый хрящ. Большею частью он переходит в
ледниковый щебень совершенно незаметно, и так как, очевидно, существуют все
возможные степени перехода от одного наноса к другому, то иногда бывает очень
трудно решить, куда отнести нанос, к промытым или непромытым щебням; часть
ледниковой муки сохранилась, но ее уже гораздо меньше, чем в нормальных
щебнях, и самые камешки уже несколько обмыты. Вопрос в этом случае решается
только сравнением со многими образцами ледникового щебня. Решить его бывает,
однако, иногда очень важно, так как иногда очень важно знать, подвергался ли
данный нанос действию воды или нет, как, например, относительно щебня в озерах.
Нужно заметить только, что материал, довольно долго подвергавшийся обработке
водою, настолько утрачивает ледниковую пыль, что очень легко отличается от
типичного ледникового щебня; оно и понятно: если волны долго перебрасывают
какой-нибудь щебень, то они всегда вымывают пыль, которая носится долгое время
и не оседает там же, где она была вымыта, а будет разнесена в водоеме и осядет в
других местах. Оттого-то во всякой речной или озерной гальке камешки бывают
всегда так хорошо отмыты. Ледниковый песок, как продукт более сильной
промывки, уже гораздо легче отличается от ледникового щебня: его камешки
всегда или почти всегда совершенно обмыты, но угловаты. Залегает он большей
частью не на поверхности, а среди ледникового щебня, так как нет причины,
почему бы он должен был возникать преимущественно на поверхности его, как
ледниковый хрящ.
Дальнейшую степень промывки и округления материала представляют: с одной
стороны, окатанный галечник - галька, гравий, с другой стороны, песок - речной,
озерный, морской. Все эти образования, хорошо известные каждому, отличаются от
предыдущих: во-первых, совершенно полною промывкой, во-вторых, гораздо более
совершенною сортировкою и, в-третьих, весьма значительною округленностью
камешков. Действительно, если взять, например, обыкновенную речную гальку, то
мы знаем: в ней совершенно отсутствует ледниковая мука; иногда галечник бывает,
правда, пересыпан илом, но и бывает-то это лишь при особых условиях отложения,
например, на таких прибрежьях, где однажды отложенная галька покрывается
слоем, осаждающимся после последней, - причем этот ил большею частью ложится
все-таки слоем, да и самый этот ил, как уже говорено выше, не похож[ий] на
галечник, какой можно наблюдать повсеместно на берегу рек и озер, бывает
совершенно промыт; отдельные галечки даже лоснятся, чего уж не бывает в
ледниковом хряще. Затем во всяком галечнике камешки уже несколько окатаны;
они имеют или яйцевидные формы, или же хотя бы неправильные формы, но ребра
их совершенно сглажены, закруглены, да и сами поверхности их почти всегда
совершенно сглажены: ни в озерной, ни в речной гальке мы уже не найдем
камешков, которые представляли бы свежие поверхности излома породы, разве в
камешке, недавно расколовшемся по плоскости спаенности породы. Этот, но только
этот нанос и следует называть окатанным галечником.
Окатанный галечник всегда должен быть и всегда бывает слоист. Естественно,
что где бы он ни отлагался: на берегу ли моря или озер, на дне ли рек, он во всяком
случае есть продукт силы, непостоянно действующей с одинаковым напряжением:
сила прибоя неодинакова во время разных бурь, в разные времена года, при
различных очертаниях береговой линии, изменяющихся из века в век. Поэтому
нельзя думать, чтобы где-нибудь могла встретиться толща галечника в один или
более метра с совершенным отсутствием слоистости. Мы и не знаем таких толщ ни
на берегу современных морей, ни в древних, несомненно морских, наносах. Даже
114

самые крупные булыжники в 1-2 фута крайне редко достигают мощности в 5-
6 футов, не прерываясь прослойками других веществ; толщи же мелкой гальки
редки - не бывают прослоены прослойками песка или более мелкого хряща через
каждый 1 или 2 фута.
Он также всегда бывает рассортирован. Мы не знаем отложений галечника,
где бы были смешаны в одном пласте булыжники в 1 или 2 фута и галечки в 1 или
2 дюйма, и невозможно представить себе таких условий, при которых было бы
возможно такое образование. О реках и говорить нечего: но всякий знакомый с
прибрежиями больших озер и морей знает, что и здесь не встречается таких
наносов. Прибой не может двигать безразлично двухфунтовые булыжники и
двухдюймовые гальки; последние он забрасывает дальше, чем первые, он
перебрасывает и по направлению береговой линии, относя их дальше, чем булыжники;
таким образом, получается целый [ряд] условий, нужных для сортировки. Поэтому и
в обнаженных таких наносах окатанного галечника мы всегда видим, что камни
рассортированы: булыжники образуют свой слой, гальки - другой, крупный
песок - третий и т.д.
Окатанный галечник не может также иметь обширного горизонтального
распространения, свойственного ледниковому щебню. Он может занимать большое
пространство только в руслах прежних рек, причем возможно, что он покроет
большую площадь, если, как это предполагает Н.П. Барбот де Марни
относительно южнорусских рек*, они по каким-нибудь причинам значительно перемещали
свое русло. Таковы, например, обширные наносы в Луизиане и вообще в нижнем
течении Миссисипи, накопленные этою рекою в послеледниковый период. Но как
ни обширны эти площади, они, конечно, ничтожны по сравнению с теми, которые
покрывает ледниковый щебень, или некоторые морские наносы; при этом они
также не имеют их непрерывности, так как сплошь да рядом прерываются песками
и речными илами.
Ясно также, что, вообще говоря, окатанный галечник должен представлять
большею частью послеледниковое образование, относящееся или к озерному, или к
современному периоду. Если во время сплошного ледникового покрытия страны и
могли отлагаться подледниковыми реками слои галечника, то они должны были
утрачивать всякую правильность, так как при движении поддонной морены, на
которую они ложились, они смешивались с нею, изгибались и наконец окончательно
и задерживались. Поэтому в Финляндии и Швеции до сих пор не было заметно
среди ледникового щебня сколько-нибудь мощных слоев галечника, имеющих
большое горизонтальное распространение. Но если в размерах ледников
совершались большие колебания, то естественно, что и во время ледникового периода
могли возникнуть значительные толщи галечника. По крайней мере, в Англии мы
действительно имеем между двух толщ ледникового наноса (таковым я считаю till и
boulder clay) слои гравия, middle gravels, в которых были найдены арктические
раковины (см. выше, XVII главу). Такую же промежуточную формацию представляет,
по-видимому, и буроугольная формация Швейцарии (так думает, по крайней мере,
Гер, хотя это мнение оспаривается другими)**.
Из всего сказанного очевидно, что тот нанос, который я называю окатанным
галечником и который, по моему мнению, один и должен так называться, не имеет
* Барбот де Марни Н. Геологический очерк Херсонской губернии. СПб., 1869.
** Я слишком мало знаком с ледниковыми формациями Великобритании, чтобы отважиться дать
здесь более обстоятельное объяснение этого факта. Можно заметить только, что факт покрытия
слоистых наносов ледниковыми есть явление слишком часто повторяющееся повсеместно, чтобы
сомневаться в его возможности, тем более, что и априористическое его объяснение не представляет
затруднений. Ниже я скажу об этом несколько слов, здесь же замечу, что отрицать это явление
невозможно, ибо невозможно сомневаться в том, что слоистый водный нанос в Швейцарии покрывается, и
на больших пространствах, наносом неслоистым, ледниковым.
115

ничего общего с тем, что названо в шведской съемке окатанным щебнем -
rullstensgrus. Этот последний, который мы находим здесь (кроме одного случая), в
озах, - причем предполагается, что в озах он составляет именно их ядро, - прежде
всего неслоист, следовательно, отнюдь не есть водное образование; во-вторых, он
не отмыт, по крайней мере, в ядре Упсальского оза, где этот нанос обнажен на
протяжении более (...) метров, он так же обилует мукою, как и всякий ледниковый
щебень, и камешки так же плотно облеплены, как и в самых типичных ледниковых
щебнях, в-третьих, он более не рассортирован, как это свидетельствует сам
Эрдман, "почти в каждом отложении rullstensgrus'a"*. По этим причинам я должен
был признать ядро Упсальского оза состоящим из ледникового щебня, а так как о
щебне в ядрах других шведских озов мы ровно ничего не знаем ни из описания
Эрдмана, ни из текста съемки, кроме того, что он неслоист и что он имеет такую
форму высоких гряд, которой не может принять галечник (как об этом подробно
говорено уже в I главе), то мы имеем полное право предполагать, что в ядрах
шведских озов - подобно тому, как мы видим это во всех финских озах, - залегает
не окатанный галечник, а ледниковый щебень, но что это ядро недостаточно
отличалось от его слоистого покрова, в котором действительно залегают мощные толщи
галечника, действительно бокового отложения, - переслоенные и песками, и
глинами. Поэтому я думаю, что то, что в Швеции названо по преимуществу rullstensgrus,
есть не что иное, как moröngrus, и что название rullotenstengrus с округлыми
камнями, должно быть удержано только для тех, иногда очень мощных, толщ
галечников, которые залегают в слоистых покровах озов.
Мелкие части, вымытые из ледникового щебня, кладут основание целому ряду
других глинисто-песчаных наносов, в состав которых входят и все последующие
продукты измельчения других пород и которые образуют громадные толщи морских
и озерных глин, речных илов и дельтовых образований. Достигая значительной
мощности и обширного горизонтального распространения, охватывая громадный
период времени, но отлагаясь в условиях вообще довольно сходных, эти наносы
уже не могут быть классифицированы на основании одних литологических
признаков, и приходится уже прибегать к признакам палеонтологическим.
Вообще эти наносы распадаются на два больших отдела - песков и глин.
Первые, как и вообще, представляют либо речное, либо береговое отложение,
вторые - осадки из более глубоких вод. Установить какую-нибудь точную гамму для
классификации песков, очевидно, чрезвычайно трудно, и некоторые сделанные уже
попытки подобной классификации на основании величины и округленности зерен до
сих пор не привели еще к прочным результатам, да и едва ли могут дать их.
Поэтому при классификации различных песков приходится руководствоваться или
изредка находимыми в них ископаемыми, или положением песков по отношению к
другим наносам.
Что касается до глин, то на основании ископаемых в Швеции приняты
следующие подразделения:
1. Полосчатая или слоистая арктическая глина (hvarfoiglera, glaciallera) с
арктическими и субарктическими раковинами.
2. Черная глина (svartlera) с раковинами моллюсков малосоленого моря.
3. Пахотная глина (äkerlera) - материковые отложения, одновременные с
черною глиною.
4. Намывная глина (svammlera) - новейшее образование, налегающее на
торфяниках и иногда с пресноводными раковинами.
Таким образом, все глины подразделяются: на арктические, с фауною,
свойственною теперь околополярным материкам или вообще облегающею климат более
* Erdmann. Op. cit. P. 91. Эрдман опровергает здесь гипотезу образования озов сильными потоками,
и в доказательство ссылается на отсутствие сортировки.
116

холодный, чем в настоящее время, на послеледниковые морские и сухопутные глины
и на современные материковые образования.
Так как во всей Северо-Западной Европе встречены морские образования,
отличающие климат более холодный, чем в настоящее время, и морские же наносы,
свидетельствующие о климате тождественном с современным, то очевидно, что
подобное же подразделение глин может быть принято и уже для одной Швеции,
причем первого звена этого ряда, вероятно, будет недоставать в некоторых
странах, каковые, например, Финляндия и, по всей вероятности, Север России. При
этом в каждой отдельной стране должны быть, конечно, установлены свои
подразделения упомянутых крупных разрядов глин.
О распространении арктических морских наносов мы знаем (кроме приполярных
материков) в Великобритании и Скандинавии под одну из этих трех рубрик. Нужно,
следовательно, твердо установить, какими признаками должны отличаться наносы,
отложенные этими различными силами, что и возможно сделать путем
непосредственного наблюдения над ныне совершающимися явлениями. Материал, нужный для
первого приближения в этом направлении, уже давно имеется налицо в достаточном
количестве; остается только разработать его с этой целью. Конечно, на первых
порах наверно случаются и затруднения, и даже промахи, но если уже имеется
первоначальная, твердо установленная рамка основных типов, то все эти промахи
легко будут исправлены. Дальнейшие исследования покажут также, какие
продукты получаются от различного сочетания тех растворов, которыми обусловливается
происхождение наносов, и, таким образом, будут возникать ряд промежуточных
типов, число которых будет постоянно увеличиваться, не затрудняя, однако,
классификатора.
Такой, просто построенной классификации наносов мы не имеем. Одну
классификацию, большею частью весьма удовлетворительную, строго выдержанную,
насколько это позволяли ее основания в обширной шведской съемке, основанную,
наконец, на обширном количестве образцов, мы имеем, - правда, классификацию
Эрдмана. Но, к сожалению, и эта классификация вовсе не принимается в геологии,
большинство геологов по сие время игнорирует ее*. Но шведская классификация,
при всех своих достоинствах, имеет и один недостаток, довольно существенный,
поэтому я предложу некоторое видоизменение ее, которое еще на один небольшой
шаг должно подвинуть решение этого вопроса. Но так как это будет только
видоизменение, то я сперва изложу основания шведской классификации и покажу, в
чем она несогласна с явлениями, замечаемыми у подошвы современных ледников и
в древних наносах. Тогда основы исправленной классификации будут ясны сами
собою.
Сокращенная схема шведской классификации имеет такой вид:
A. Образования ледяного периода.
1. Первая часть. Древние сухопутные отложения. Угловатый щебень (krosstens-
grus). Угловатые камни (krosstenas), угловатый щебень и угловатый песок
(krossand).
2. Вторая часть. Более новые, морские [отложения].
Окатанный галечник (rullstensgrus). Внутреннее ядро озов. Слоистая глина (1о-
arfoig) и слоистый мергель (loarfoig mergel). Глина (глина ледяного периода gla-
ciallera). Песок ледяного моря (glacialsand) и слои арктических раковин.
B. Образования послеледникового периода.
1. Древние.
Пахотная глина (äkerlera) и черная глина (svartlera) (включая раковистый щебень
послеледникового периода).
* Книга Эрдмана вышла уже в 1868 г. на шведском языке и во французском, несколько
сокращенном, но все-таки весьма подробном издании.
117

2. Новейшие и современные.
Аллювиальные иловатые отложения (alluviala slammbildningar). Торфяные
отложения. Отложения листового и губчатого торфа (gyttia) и охристые. Новейшие
морские и сухопутные пески, слои пресноводных раковин и пр.
Рассматривая эту классификацию, мы видим, что большая часть ее отделов
совершенно законна и не может возбуждать никаких сомнений. Разделение наносов
на ледниковые и послеледниковые совершенно бесспорно: оно основано на крупных
различиях фауны и на бесспорных стратиграфических признаках. Также бесспорны
подразделения новейших наносов, которые основаны также или на
палеонтологических, или на явных стратиграфических признаках. Так, например, черная глина
есть, несомненно, морское отложение, характеризуемое ископаемыми слабосоленого
моря, причем на материке, несомненно, шло отложение других глин, к которым и
относится пахотная глина. А к новейшим аллювиальным наносам отнесены такие
отложения, которые залегают на одной из этих глин, так что относительно их
новейшего происхождения не может быть никакого сомнения. Во всех вопросах,
касающихся этих наносов, можно спорить только в том, куда относить данное
образование, но о законности существования каждого из установленных здесь
отделов не может быть речи. То же относится и до разделения древних наносов
ледникового периода на сухопутные и морские. Арктическая глина (я так перевожу,
хотя не совсем точно, название Эрдмана - "glaciallera") есть отложение, несомненно,
морское, которое притом характеризуется фауной, свидетельствующей о более
холодном климате, чем современный. Поэтому и относительно законности этого
отдела то же - не может быть спора. Можно только заметить: 1) что арктическая
глина скоро, вероятно, должна будет подразделиться на основании
палеонтологических признаков на два отдела: арктическую и субарктическую. Так как в этом
отношении обнаружены уже существенные различия, почему, может быть,
придется принять для одного отдела название Voldialera (от Voldia arctica),
предложенное г. Тореллем; и 2) что надо было бы ввести отдел.
[Глава] XIX
МОРЕНЫ И ОЗЫ
Во всех тех странах, где существуют наносы, признаваемые геологами за
отложения ледяного периода, - сухопутные или морские, - замечается в этих
наносах стремление располагаться грядами различной длины и высоты, в общих
чертах параллельными между собою на отдельных небольших пространствах.
Почти в каждой стране, где развиты такие гряды, они имеют свои местные
названия. В Швеции и Финляндии они описаны под именем озов (äsar), в Норвегии -
под именем Raaer, в Шотландии под именем eskers и kames или kaims, в Ирландии
eskers и drumlins, в Дании - Revier, в Северной Америке, в штате Мэн - horsebacks и
т.д. В Европейской России они очень распространены: кроме финских озов*,
известно грядовидное расположение наноса в Онежском крае, где такие гряды
описаны A.A. Иностранцевым под именем сельг**, в Эстляндии, где Ф.Б. Шмидт
описал их под именем "озов" и в Средней России - trainees of drift Мурчисона.
Вполне вероятно, наконец, что этим не исчерпываются все подобные образования в
Европе и что есть много местностей, где они еще не описаны. Наконец, в горных
* Финны зовут некоторые местности, где развиты такие гряды, свиными хребтами (Punga-harju).
** Хотя И.С. Поляков сомневается, чтобы это название было правильно, и указывает, что слово
"сельга" имеет у местных жителей другое значение (расчищение из-под леса места), я буду употреблять
название сельг, чтобы иметь какое-нибудь общее наименование для гряд Онежского края.
118

странах, некогда покрывавшихся ледниками, гряды, состоящие из наноса,
составляют самое обычное явление, обыкновенно описываемое под швейцарским именем
таких гряд, т.е. под именем морен.
Связаны ли все эти различные образования единством происхождения, что
именно имеют они между собою общего, кроме грядоподобной формы, - этих
вопросов я пока не предрешаю; здесь я указываю только факт распространения
гряд, состоящих из наноса, и их названия, а определение существующей между
ними связи и составляет предмет этой главы.
Нужно сказать, впрочем, что предстоящее нам исследование встречается с
немалыми трудностями.
Конечно, и сам вопрос о происхождении различных наносных гряд довольно
сложен, если рассматривать его с необходимою полнотою, но еще более
затрудняется его решение, с одной стороны, массою неверных представлений, рассеянных
прежними поверхностными исследованиями, а с другой стороны, недостатком
прямых, точных наблюдений - недостатком, обусловленным отчасти общим
состоянием литературы ледникового периода, отчасти - редкостью таких обнажений,
которые вполне раскрывали бы состав исследуемых гряд. До сих пор более
обстоятельно описаны только шведские озы, норвежские ра и отчасти ирландские
drumlins; о прочих же подобных образованиях мы знаем почти только их
расположение и имеем самые отрывочные сведения об их составе. Недаром недавно, на
одном из съездов Британской ассоциации после долгих споров о происхождении
эскеров, известный в ледниковой литературе профессор Geikie должен был
сознаться, что эскеры всегда были для него и остаются загадкою.
Поэтому в нижеследующем очерке я буду иметь в виду почти исключительно
шведские и финские озы, которые исследованы лучше других, и сказанное о них
буду пополнять лишь отдельными указаниями на известные мне сродные
образования других стран. Быть может, эти указания могли бы быть гораздо полнее, если
бы для составления их заняться изучением всех сделанных геологических съемок,
но такое исследование вышло бы уже из пределов одной главы и без того уже
слишком разросшейся книги.
Оз - слово шведское (äs, äsen - в единственном числе, äsar, äsarna - во
множественном числе). Так зовут в Швеции и Финляндии всякую невысокую гряду,
всякое небольшое возвышение, значительно большее в длину, чем в ширину; таким
образом, мелкие наносные гряды в несколько метров высоты и несколько сотен
метров длины также зовутся азами, как и небольшие хребтики в сотню метров
высоты и сотни верст длины, каковы, например, меридиональные гряды озерной
Финляндии. В русском языке слово аз можно было бы перевести словом гряда, вал,
и в разговорной речи это было бы совершенно удобно; но в Швеции слово аз
приобрело уже несколько иное, более ограниченное значение: геологи зовут так
уже не всякую гряду, но только те гряды, которые состоят из наносов и непременно
находятся в какой-то связи с ледниковым периодом. Поэтому впредь до приискания
подходящего русского слова я буду употреблять название оз*, понимая под ним
всякую гряду, состоящую большею частью из наноса; другими словами - всякую
гряду, за исключением горных отрогов, которые в Швеции известны под именем
горных озов, bergäsar.
* В нашей и английской литературе - очевидно, по недоразумению - принялась транскрипция
множественного числа (еще с неправильным ударением), т.е. озар, но ни один язык, заимствуя у другого
слово, не берет для транскрипции форму множественного числа. Поэтому, зная корень слова, так же
странно слышать озар, озары, the osars, как если бы говорить про английскую ледйз (ladies), про хороших
тенорйев, про медные краней (кран, Krahn) или, наконец, про ein Kosaki и die Kosakien.
119

За исключением последних, вся гряды могут быть подразделены для удобного
обзора на два крупных отдела:
1. Озы с ядрами из твердой горной породы - каменные озы*.
2. Озы, состоящие исключительно из наноса.
Первые можно было бы, собственно говоря, вовсе не причислять к озам, но так
как они имеют со вторыми много общего по форме и происхождению и в некоторых
случаях с трудом могут быть разграничены с ними, то я сохраню и для них то же
название озов.
1. КАМЕННЫЕ ОЗЫ
Выше, в различных местах первой части и в XVI главе, я уже не раз упоминал
о телескопическом изборождении твердых горных пород, которое так часто
замечается во всех странах, покрывавшихся сплошными ледниковыми покровами.
Мы видели из приведенных там примеров, что обширные пространства Финляндии,
Прионежья, Эстляндии, отчасти Швеции, Ирландии, Англии, Северной Америки и
т.д. представляют на поверхности твердой горной породы бесчисленные ряды
параллельных углублений и округлых гряд, весьма напоминающих в малых
размерах антиклинальные складки горных пород, но не имеющих с ними ничего
общего. Мы видели также, что большею частью гряды и грядки, остающиеся после
такого ледникового выпахивания породы, имеют очень округлые формы, весьма
отлогие скаты и незначительную высоту, но иногда, в силу каких-нибудь особых
условий, они достигают и довольно значительной высоты, и порядочной крутизны.
Таковы, например, песчаниковые гряды в окрестностях Нью-Хэвена, уцелевшие
под защитою выходов траппа, которые описывает Дана**. Также и неправильные
цепи бараньих лбов и куполовидных вершин, если они засыпаны наносами, дают
каменные озы, которые очень сходны с озами второго отдела.
Разрезы таких озов изображены на рисунках [1] и [2] Л, В, С и D, причем
разрезы А и В представляют разрезы оза на рис. [1], в местах 1-ми 2-м.
Легко убедиться, что иногда последующее размывание может, так сказать,
усовершенствовать грядовую форму такого оза, первоначально не совсем
правильную и не совсем ясно выраженную. Так, например, смывая нанос с выдающихся
частей бараньих лбов и сохраняя его в промежутках, оно может несколько
выровнять неровности гряды, как это и показано в продольном разрезе на рис. [1].
Подобное явление наблюдалось иногда; по крайней мере, известны случаи в
Швеции, где оз представляет цепь холмов из плотного щебня, промежутки между
которыми заполнены намывными песками. Также вымывание наноса с боков гряды
(части m-m на рис. [2], D) может увеличить ее крутизну. Наконец, если в водоеме,
которого уровень понижается, существует цепь продолговатых бугров, засыпанных
наносом, то - как мы видели это на Пунгахарью - вследствие размывания и
образования кос озеро стремится соединить эти отдельные бугры и островки в одну
сомкнутую грядовидную цепь (см. II главу). Таким образом получаются гряды,
иногда не совсем правильные, состоящие из каменной болванки, на которой
налегает слоистый и неслоистый нанос различной мощности, т.е. род озов.
Понятно, впрочем, что все возникшие таким образом гряды, все озы с ка-
менною болванкою, никогда не могут иметь типичной формы, свойственной прочим
озам. Так как бугры твердой горной породы, возникшие от действия ледников,
никогда не могут иметь формы призмы с крутыми откосами, то естественно, что и
нанос, которым они могут покрыться, либо воспроизведет их волнообразную форму,
Не следует смешивать со шведскими "stenäsar" - "каменными озами", которые представляют
нагромождения больших валунов, почти без мелкого наноса, и, следовательно, принадлежат ко второму
отделу нашей классификации.
** Dana J. Geol. of the New-Haven Region etc. // Trans. Connecticuit Acad. Vol. II.
120

Разрезы [каменных] озов
либо еще более загладит образуемую ими неровность. Поэтому озы с каменною
болванкою всегда будут ниже и шире прочих озов и никогда не получат
свойственной им призматической формы насыпи с острым гребнем и крутыми откосами*.
Встречая эти последние формы, мы всегда должны будем, следовательно,
причислять такие озы ко второму отделу - наносных гряд.
Что касается до озов, изображенных на рис. [2], Л, то они имеют иногда и
довольно значительную длину, и порядочную крутизну, но они уже представляют
смешанную форму, где главный интерес представляет уже наносная гряда, которая
располагается безразлично, как на гребне волны твердой породы, так и в корыте
этой волны. Встречаясь, следовательно, независимо (не в промежутках между
двумя бараньими лбами, как на рис. (...)), эта форма принадлежит уже к озам из
наноса.
Вообще каменные озы не представляют особого геологического интереса; они
любопытны только как свидетельство того, что если встречается предсущест-
вующая гряда, на дне или на берегу водоема, то нанос стремится скапливаться на
ней седловидными слоями. Таким образом, будучи явлением самым обыденным, они
служат отчасти ключом к объяснению седловидного наслоения в других озах и
намеком на их происхождение.
Так как поверхность твердой горной породы в Финляндии едва ли не
повсеместно имеет волнистый характер, то понятно, что подобные каменные озы
встречаются едва ли не повсеместно, так что о них и не стоит упоминать, за
исключением тех случаев, когда по каким-нибудь причинам в них ясно выражается
грядовидная форма. Поэтому я почти и не упоминал о них в первой части. То же,
очевидно, было и в Швеции, но иногда в тексте съемки попадаются замечания о
таких каменных озах; так, например, А. Эрдман говорит о вытянутых холмах в 12-
15 м высоты (40-50 футов) с каменным ядром, особенно развитых в одном месте**.
Также у Клоза, в описании расположения наноса в Ирландии есть упоминания о
* Размывание, как известно, нередко производит эту форму в твердых наносах, но всегда на
незначительных протяжениях, в какую-нибудь сотню или две саженей.
** Sveriges Geol. Unders. № 14. P. 41.
121

том, что грядовидное расположение наноса иногда обусловливается
соответственными формами твердой горной породы*.
Ограничиваясь этими немногими замечаниями, мы перейдем теперь к озам,
состоящим исключительно из наноса, на которых и сосредоточивается главный
интерес.
[2.] ОЗЫ, СОСТОЯЩИЕ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ИЗ НАНОСА
Озы в Швеции замечены очень давно, с 20-х годов нынешнего столетия были
предметом многократных описаний. Все занимавшиеся постплиоценовыми наносами
говорили о них, описывали и старались воспользоваться ими для доказательства
своих теорий. Наконец, весьма подробное и обстоятельное описание шведских озов
мы имеем в книге Эрдмана, который основывался на обильных материалах
шведской съемки и на собственных наблюдениях. Но, посвящая озам целых 50 стр.,
Эрдман все-таки дает о них неполное и вследствие этого не совсем верное понятие.
Наконец, весьма богатое данными по топографии озов описание Эрдмана
чрезвычайно бедно данными касательно их внутреннего строения. Поэтому я дам здесь
краткий общий очерк шведских и финских озов.
ФОРМА И РАСПОЛОЖЕНИЕ ОЗОВ
Вообще говоря, оз есть вытянутый в длину холм, в типичной своей форме
имеющий вид железнодорожной насыпи, от 3-5 м (10-15 футов), иногда до 60-80 м
(200-250 футов) высоты, шириною при основании от 10-20 до 200-800 м (от 30-60
до 6000 футов) и более и самой разнообразной длины - от сотни метров до сотни
верст.
Типичная форма насыпи нередка даже в озах, достигающих значительной
высоты, например 20-30 м (10-60 футов), но она весьма редко сохраняется на
значительном протяжении. Большею частью, такой высокий и правильный оз скоро
расплывается в ширину, понижается или даже совершенно теряется на равнине или
под уровнем озера, но затем снова появляется в виде низкой гряды, опять достигает
на короткое протяжение значительной высоты и правильности и опять понижается
и т.д.** Весьма часто оз проявляется только в виде цепи удлиненных холмов,
располагающихся на одной линии и соединенных между собою низкими грядами.
Вообще озы идут гораздо менее правильно, чем это иногда говорится: они следуют
- говоря вообще - одному направлению, но представляют неправильную, несколько
извилистую и часто разорванную линию***.
То же явление представляют и шотландские и ирландские эскеры, которые, по
словам Клоза, своею неправильностью отличаются даже от описываемых им других
родов озов, т.е. drumlins.
Весьма нередко в озах замечается стремление располагаться группами
параллельных между собою гряд, число которых иногда бывает очень велико - особенно
на равнинах или в широких долинах. В таком случае озы, впрочем, достигают
значительной высоты и длины, отдельные гряды редко превышают 10 м (30 футов)
или же рядом с одною высокою грядою идет несколько параллельных ей, но низких
и коротких грядок. Дальше мы увидим, как часто встречается такое расположение
озов и как оно особенно типично для одного рода этих гряд.
Типичная форма оза есть, как уже сказано, форма железнодорожной насыпи, с
* Close Μ. Gener. Glac. of Ireland. J.R.G.S. of Ireland. Vol. I.
** См. описание Упсальского оза по Эрдману, помещенное в V главе.
*** В этой книге примеры больших озов даны в Пунгахарью и Кангасальском озе; примеры же мелких
озов - почти в каждой из глав первой части. Многие продольные [разрезы] больших и малых озов см. в
книге Эрдмана.
122

узким гребнем и крутыми склонами. В таких случаях гребень бывает иногда всего в
несколько метров шириной, а склоны оза падают под углами до 30° и иногда даже
до 40°. Подобный случай мы имеем, например, в небольшой части Пунгахарью (см.
II гл.). Но такое явление уже исключительно. В большинстве озов склоны редко
бывают круче 20°, а большею частью они даже гораздо положе. Также и гребень
редко бывает так узок, а сплошь да рядом доходит до сотни и более метров*.
Иногда на склонах озов замечаются небольшие узкие террасы (epaulements), в
несколько метров ширины, неправильные и не имеющие значительного
протяжения. Обыкновенно они состоят из окатанной гальки, но расположение в них слоев
малоизвестно. В некоторых из финских озов, изображенных на моих разрезах,
видно, что эти террасы совпадают с прежними уровнями стояния озер, а иногда
обозначают предел, до которого доходят озерные наносы на склоне ледникового
наноса, составляющего болванку гряд. Террасовидное расположение наноса на
оконечностях озов, о котором упоминает Мурчисон**, встречается иногда, но вовсе
не часто. Вообще нужно заметить, что террасы на склонах озов и встречаются, и
отсутствуют так же часто, как и на склонах всяких возвышенностей, и между озами
и террасами не замечалось никакой особой причинной связи, как это старается
показать Эрдман. Кроме того, иногда замечалось (в Швеции и в Ирландии), что
там, где нанос скопляется террасами на склонах гор в долинах, эти террасы
сопровождаются неправильными озами, опоясывающими горы, исчезая на тех
местах, где их склоны становятся довольно круты***.
Озы вообще располагаются в зависимости от рельефа страны. Утверждение же
Эрдмана, что озы в своем прохождении по местности ни в чем не связаны с
разнообразным рельефом страны4*, совершенно неверно, да и опровергается им же
самим сообщаемыми фактами. Действительно, озы проходят безразлично как по
равнинам, так и по долинам, так, наконец, по низким плоским возвышенностям,
поднимаясь таким образом из равнин, имеющих менее 30 и 15 м абс. высоты, до
горных долин, лежащих на высоте 300 и даже 400 м (1000-1300 футов). Но из этого
следует только то, что озы не имеют ничего общего с горизонталями, а отнюдь не
то, что они независимы от рельефа страны. В Меларской впадине большие озы
действительно имеют мало отношения к рельефу страны, но нужно помнить, что и
всего-то различия высот в этой впадине нигде не превышают 60 м и даже 30 м
(200-100 футов). Но даже и тут мы замечаем зависимость озов от более
распространенных, если не более крупных, черт рельефа. Так, например, Упсалъский оз
изменяет свое меридиональное направление и описывает кривую, выпуклую к
западу, чтобы обогнуть группу высот, встречающуюся ему на пути, хотя они не
превышают, однако, 60 м (200 футов). Прочие описанные шведские озы не
встречают и таких высот, а потому, выйдя из долин нагорья на Меларскую
впадину, они следуют по ней почти прямо, а потом снова вступают в небольшие
долины, чтобы пересечь низкие возвышенности, не достигающие, однако, 100 м
(300 футов). Даже Чёпингский оз, опускающийся с высот нагорья до уровня моря у
г. Чёпинга (Köping) и поднимающийся затем на пологую плоскую возвышенность,
45-55 м (150-180 футов) абс. высоты, даже для этого малого подъема избирает
долину, а потом, миновавши озеро Хьельмар, описывает дугу к западу, чтобы
пересечь не прямо, а по седловине небольшую группу возвышенностей, имеющих
менее 100 м абс. высоты. Но еще более заметна зависимость озов даже от
небольших частностей рельефа в Меларской впадине, если рассматривать так
* Ср., напр., разрез Упсальского оза, рис. (...) и мн. др.
** /. Murchison.
*** О развитии террас на склонах гор в долинах см. в Kjerulf.
4* Erdmann A. Sver. qvart. bildn., p. 116-117. I G. Kinahan. Notes on some of the Drift of Ireland // Journ.
R. Geol. Soc. of Ireland. Vol. I, Pt. 3. P. 193.
123

называемые Эрдманом побочные озы (biäsar), которые положительно все следуют
долинам, как ни слабо выражены последние.
Если же оставить Меларскую впадину и обратиться к рассмотрению рельефа
всей Южной Швеции, то строгая зависимость озов от рельефа еще очевиднее, как
уже показано это в V главе. Даже из прилагаемой мною карточки (...) видно, что
они все перпендикулярны подошве нагорья* и все выходят из его долин; но явление
было бы еще очевиднее, если бы нанести все озы, большие и малые, на
гипсометрическую карту. Что касается до Финляндии, то эта зависимость явствует
сама собою из прилагаемой карты (...)
Зависимость озов от рельефа еще полнее выражается в том, что они не только
располагаются в общих чертах в зависимости от крупных различий высот в стране и
в своем ходе уклоняются в стороны в зависимости от меньших неровностей, но еще
и в том, что большая часть их следует долинам. Это обстоятельство замечено не
только у меньших озов, но и у всех больших. Эрдман сам дает на это указание
относительно части Упсальского оза у с. Содерпорта, и относительно Энчёпинг-
ского, там, где он входит в нагорье. Относительно Чёпингского оза г. Пост прямо
говорит, что этот "оз, подобно всем озам в Вестманланде, идет по дну бывшей
долины"**. Все большие озы, выходя из нагорья, идут по долинам, как это видно из
сравнения карт 5-й и 8-й в атласе Эрдмана. Что же касается до меньших озов,
особенно в пересеченных местностях, то они все подчинены этому закону; г. Тёр-
небом, описывая местность Юго-Западной Швеции, обнимаемую листом Ulricehamn,
говорит, например: "все озы (галечные, rullstenäsar) являются здесь только в
долинах, идя или по их дну, или у подошвы их стен". Озы или, по крайней мере, следы
их встречаются во всех больших долинах этой местности***. Еще лучше, наконец,
видно это подчинение озов долинам из карточки, недавно изданной г. Тёрнебомом,
где показаны одни озы (без разделения на главные и побочные) с гидрографической
сетью страны. Это явление так повсеместно, что г. Тёрнебом, лично знакомый как
участник съемки с очень многими местностями Швеции, считает даже возможным
предлагать на основании его новую гипотезу происхождения озов4*.
Та же зависимость озов от рельефа и расположение в долинах видны и в других
местах. В Южной Финляндии это очевидно уже из взгляда на прилагаемую
гипсометрическую карточку, где нанесены озы и где видно, что и большие и малые
озы строго зависят от рельефа почвы, как ни малы колебания высот к этой ровной
стране. В Эстляндии также существует эта зависимость, как это видно из карты,
изданной в 18[65] г. Ф.Б. Шмидтом, и хотя автор и утверждал тогда, что озы
Эстляндии идут по водоразделам, но это утверждение несогласно с картою, где
видно, что они идут вовсе не по водоразделам, но большею частью
придерживаются одного из склонов долины5*. Наконец, полное подчинение drumlins в Ирландии
ее сложному рельефу превосходно выражено на карточке г. Клоза6*.
Из сказанного видно, что утверждать независимость направлений озов от
рельефа страны почти так же неверно, как если бы мы утверждали то же относительно
рек, с которыми они имеют много сходства, отличаясь, однако, тем, что река
никогда не идет в гору, тогда как озы, выходящие из более высоких частей страны,
нередко пересекают меньшие неровности почвы, спускаясь в долины и поднимаясь
на небольшие возвышенности. Они ровно настолько же зависимы и независимы от
* Кроме Упсальского и Нючёпингского (причины см. там же).
** Н. v. Post. (...) Р. 348.
*** Sveriges Geologiska Undersokning, №21, "Ulricehamn".
4* Α. Törnebohm.
5* Schmidt F. [Untersuchungen über die Erscheinungen der Glacialformation in Estland und auf Oesel // Bull.
Sei. par Г Acad. Imp. des Sei. de St. Petersbourg. 1865. Т. 8.]
6* Эта карта помещена, кроме цитированной выше статьи в J. Roy. Geol. Soc. Ireland, еще в Geol.
Mag. 1867. Vol. IV.
124

рельефа страны, как и изборождение, и все сказанное выше (в V и XV главах)
относительно зависимости изборождения от рельефа вполне приложимо и к озам.
Озы настолько подчинены долинам, что рядом с известным тезисом Чьерульфа:
"Friktionen folger Dalene", "изборождение следует долинам", я считаю возможным
выставить подобный же тезис для озов, т.е. "Aserne folga Dalene" - "озы следуют
долинам", причем и этот тезис распространяется не только на шведские озы, но и
на все подобные им образования.
Из этого правила есть только одно исключение - т.е. наносные гряды, которые
располагаются поперек долин; но эти гряды (конечные морены) вообще очень
малочисленны.
Из сопоставления этих двух тезисов естественно вытекает третий: направление
озов параллельно изборождению, и этот тезис вполне подтверждается
повсеместными наблюдениями. Уже Броньяр в 1828 г., а за ним Сефстрём, Дюроше (Duro-
cher) и Ш. Мартен (Ch. Martins) указывали на этот факт, и позднейшие
исследования вполне подтвердили его. Эрдман, видевший в этом обстоятельстве сильный
подрыв своей морской теории происхождения озов, все-таки должен был признать
"вообще известное совпадение между направлениями озов и ледниковых борозд" и
мог сослаться только на "многие более или менее значительные уклонения" и
только на существование исключений, невозможных, по его мнению, при существовании
причинной связи между изборождением и образованием озов, отвергая эту
последнюю связь*. Но рассматривая изданную Эрдманом карту озов и шрамов, мы
видим не только полное совпадение между направлениями озов и шрамов, но еще и
то, что указанные им исключения вовсе не имеют придаваемого им значения. При
этом нужно помнить, конечно, как изменчиво направление изборождения в
зависимости от мелких неровностей почвы, вследствие чего уже следовало бы сравнивать
направление озов с направлением борозд только тогда, когда они нанесены на
детальные топографические карты, и в достаточном количестве, чтобы можно было
бы вывести нормальное направление изборождения в данной местности. Кроме того,
направления борозд должны непременно быть взяты в непосредственном соседстве
с озами, иначе получатся только кажущиеся уклонения. Так, например, видно, что
если в пространстве между озерами Hjelmaren и Ingaren борозды, показанные на
карте, и составляют некоторый угол с Чёпингским озом (который описывает здесь
крутую излучину, чтобы обогнуть возвышенности**), но зато они параллельны
ближе к ним лежащим меньшим озам: Hvittorps- и Skyllinge-äs. Вообще нужно помнить,
как на это указывал уже Чьерульф, какое ложное понятие об изборождении дают
наши карты малого масштаба с их крупными бороздами, так как без
топографической карты никогда нельзя отделить нормальных борозд от боковых***.
В Финляндии можно почти повсеместно наблюдать близкое совпадение
изборождения с направлениями озов, как это видно, нанеся на карту Норденшельда те
озы, которые помещены на моей карточке, а также из данных, сообщенных в
первой части этой книги. В Ирландии совпадение изборождения с направлениями
drumlins до того полно и повсеместно, что Клоз, чтобы определять направления в
движении ледяного покрова Ирландии, мог безразлично пользоваться
направлениями шрамов, drumlins и переноса пород; их параллелизм повсеместен. Что же
касается до ирландских эскеров, то, судя по словам Клоза, они не всегда
параллельны изборождению; но во избежание повторений я пока оставлю их в стороне,
так как об этом речь будет ниже.
Из упомянутой выше карточки г. Тёрнебома видно также, что озы в Швеции
* Erdmann A. Op. cit. Р. 123-124.
** Оз описывает здесь крутую излучину, огибая возвышенность. Нет сомнения, что и изборождение
тоже должно изменить свое направление, но этих боковых борозд на карте не видно.
*** Ср. также: Sefström. Unders. af de räfflor etc.; Nordenskjöld N. Beitr. z. Kenntn. d. Schrammen in
Finland; и др.
125

имеют характер разветвляющихся пучков, весьма сходных с системою реки.
Каждый большой оз Восточной Швеции со своим biäsar имеет этот характер,
разбиваясь на много ветвей, и, кроме того, почти все большие озы, в свою очередь,
сходятся между собою к одному месту, в окрестностях Нюнёпинга.
Из сказанного уже ясно, что озы вовсе не следуют линиям уровня
(горизонталям). Из равнин, лежащих в уровне моря, они поднимаются в нагорье до
высот в 300 м (1000 футов); отдельные озы (неизвестно, имеют ли они продолжение
в равнине) лежат даже на высотах около 400 м (1300-1400 футов). Подъем озов в
гору иногда совершается при этом довольно круто; так, подъемы в 80 м (250 футов)
на 45-50 верст весьма нередки, а большой Чёпингский оз поднимается даже на
[190] м (650 швед, футов) на протяжении 60 верст (уклон около 0,003). У озов же,
названных Эрдманом побочными, встречаются и гораздо более крутые подъемы,
например, в 60 м (230 футов) на протяжении 1,3 версты (0,050) у оза Hvittorp или в
60 м на 5,2 версты (0,032) у оза Stengnäs*. При этом нет сомнения, что с
распространением исследований к северу, встретятся еще более крупные подъемы и у
больших озов.
Наибольшей правильности развития, говорит Эрдман, озы достигают в
равнинах, на плоских возвышенностях и на плоскогорьях; здесь они имеют и наибольшие
высоты и наибольшую правильность гребня и наименее бывают перерезаны. В
пересеченных же местностях озы идут то посреди долины, с правильным гребнем,
то ударяются в ту или другую сторону, прислоняясь к склонам гор, а потом снова
спускаясь в долину, или же просто представляя волнистые отложения, сравнительно
меньшей мощности, которые принимают грядовидные формы, располагаясь то по
одной стороне, то по обеим сторонам долины**. Иногда оз, вступая в более высокие
места, теряется таким образом среди волнистых отложений, которые лежат на
склонах возвышенностей, иногда образуя террасы***. Сказанное может быть
понимаемо, впрочем, только в виде самого общего правила, т.е. что на равнинах
Меларской впадины озы вообще достигают большей высоты и правильности, чем на
склонах нагорья, приобретая снова большую высоту и правильность на ровной
поверхности последнего. Но из этого правила есть много исключений. Так, из
приведенного в V главе описания Упсалъского оза и из профилей Эрдмана видно, как часто
разрываются, рассыпаются на холмы большие озы, даже на равнинах Меларской
впадины. С другой стороны, и в долинах озы нередко очень хорошо развиты; так,
например, Эрдман говорит, что в нагорьях большие озы нередко разбиваются "на
два, три и больше параллельных оза, которые занимают всю ширину долины и
пробегают в таком виде целые десятки верст", и даже в сравнительно тесных
пространствах долин находятся ряды параллельных, часто очень мощных и высоких
озов"4*. Впрочем, имея в виду подобные исключения, следует считать упомянутое
правило, вообще говоря, верным.
Наконец, Эрдман неоднократно упоминает (всегда курсивом), что озы нередко
командуют над всею окрестною местностью, и придает этому факту (признаюсь,
непонятно - почему) большое значение. Действительно, как и следовало ожидать,
высокие озы в 30-45 м (100-150 футов), выходя из равнины, где нет таких больших
относительных высот, командуют над окрестностью, но те же озы, вступая в
долины, оказываются гораздо ниже стен долин. Впрочем, в V главе я показал уже,
что и в Меларской равнине это правило встречается с несколькими исключениями.
То же видно в Финляндии. На равнинах озы значительно возвышаются над
* По разрезам Эрдмана. Насколько вероятно, чтобы такие озы были береговыми валами, пусть судит
сам читатель.
** Erdman A. Op. cit. Р. 107, 116, 117.
*** Ibid. Р. 91.
4* Ibid. Р. 117-118.
126

окрестною страною; в пересеченных же местностях, даже слегка волнистых, они
очень часто сопровождаются в очень близком расстоянии возвышенностями
одинаковой с ними или даже значительно большей высоты. Прекрасный пример в
этом роде представляет Пунгахарью, который высших точек достигает там, где
вплотную стеснен гранитными буграми одной с ним высоты. Несколько примеров
озов в таких долинах приведено и в других главах этого отчета.
Наконец, говоря о внешней форме озов, нужно еще упомянуть об одном
довольно распространенном заблуждении. Многие утверждали, что озы бывают
весьма часто покрыты большцми валунами и приводили этот факт в доказательство
морского разноса валунов. Выше, в главе о валунах я уже говорил, что это
утверждение оказалось ложным и что оно совершенно опровергается шведскою
съемкою. То же относится и до Финляндии. Вообще следует сказать, что там, где
ледниковый щебень, входящий в состав оза, не покрыт другими наносами, там, где
он обилует большими валунами, - там валуны изобильны на поверхности озов. Там
же, где весь оз покрыт позднейшими наносами и ледниковый щебень не выходит на
его поверхность, - там нет валунов. Кроме того, весьма валуны изобильны в
близком соседстве больших озов (Чёпингский, Упсальский в Швеции; Кангасаль-
ский, Пунгахарью в Финляндии) и нередко образуют здесь большие поля валунов.
Этот случай - наиболее распространенный. Но так же (при упомянутых сейчас
условиях) много валунов бывает видно иногда на вершине оза {Ювесюльский оз у
Ловизы, описанный академиком Гельмерсеном, и др.); в других озах видны большие
скопления валунов не на их высших точках, а на каких-нибудь отдельных
невысоких буграх, входящих в состав оза; или же валуны обильны местами на
одном его склоне, но редки на его вершине. Во всех таких случаях,
предоставлявшихся мне в Финляндии, можно было убедиться, что причина появления многих
валунов есть не что иное, как размывание ледникового щебня. Но изредка бывает,
что валуны должны быть признаны занесенными или надвинутыми уже после
образования оза; таковы, например, валуны на берегу Пунгахарью (рис. 7)3 или
несколько валунов на поверхности Упсальского оза близ Упсалы (...) Такие случаи,
впрочем, вообще так же редки, как и сам процесс.
То же справедливо и относительно эстляндских озов и ирландских эскеров. Про
первые академик Шмидт говорит, что "большие гранитные валуны встречаются
как в самой массе щебняковых валов, так и на их склонах и у их подошвы, где
нередко образуют мощные нагромождения"*. На ирландских же эскерах валуны
встречаются иногда так же, как и на поверхности наноса вообще, но это явление
вовсе не отличительно ни для эскеров, ни для drumlins, как это видно из слов Клоза
и Кинагана**.
[3]. ВНУТРЕННЕЕ СТРОЕНИЕ ОЗОВ
Несмотря на обширные исследования шведских геологов, несмотря на то, что
Эрдман посвятил озам такую значительную часть своей книги, внутреннее их
строение все-таки остается весьма мало известным. Во всей книге Эрдмана мы
находим только семь разрезов шведских озов, и из них два касаются только
верхних слоев; но даже и в этих разрезах ядро озов показано просто состоящим из
rullstensgrus, без точнейших определений: как распределяются в этом ядре валуны,
каков состав этого щебня, его форменные признаки и т.п., - ничего этого
неизвестно. То же и в тексте съемки, который в 45 тетрадках и прибавляет к
эрдмановским разрезам всего два. И здесь мы также находим очень мало сведений
* Schmidt Fr. I.e. P. 217.
** Kinahan G. Notes on some of the Drift of Ireland II J. R. Geol. Soc. of Ireland. Vol. I, p. 202-204;
Close M. Op. cit. P. 240.
127

о составе озов; отдел "Rullstensgrus" есть большею частью перечисление озов, их
размеров и направлений. Причины этого понятны: с одной стороны, поперечные
разрезы озов, особенно в сколько-нибудь высоких их частях, крайне редки, и, с
другой стороны, геологи, занятые съемкою, не могли уделять много времени
частному вопросу и выслеживать все мельчайшие обнажения, которые своею
совокупностью могли бы послужить ответом на вопрос. Быть может, впрочем,
самый вопрос не заслужил должного внимания; по крайней мере, обширный разрез
Упсальского оза, о котором упоминает уже Эрдман, не был им описан, да и едва ли
он описан кем-нибудь другим из шведских геологов. Таким образом, единственное
полное описание оза мы имеем в статье г. Поста о Чёпингском озе; но, к
сожалению, она писана еще 20 лет тому назад.
Тот же недостаток сведений видим мы и в других местах. Внутреннее строение
эстляндских озов, английских кеймов и эскеров, датских Revier и онежских сельг
остается до сих пор совершенно неизвестным, описания в общих словах, с неточною
номенклатурою и без рисунков обнажений, дают об них очень смутные понятия.
Впрочем, собирая отдельные указания, рассеянные в тексте шведской съемки,
и дополняя их моими наблюдениями, я постараюсь дать возможно точное понятие о
внутреннем строении озов.
Все озы в Швеции, Финляндии и Ирландии могут быть подразделены на два
отдела:
1) озы, состоящие из ледникового щебня, не покрытого водными наносами, -
krossäsar шведских геологов;
2) озы, состоящие из ледникового щебня и водных наносов, - rullstenäsar и
sandäsar.
Эти два отдела составят, следовательно, второй и третий тип озов. Мы
рассмотрим их отдельно.
[4.] ОЗЫ ИЗ ЛЕДНИКОВОГО ЩЕБНЯ
Гряда, состоящая из одного ледникового щебня, есть, очевидно, не что иное,
как морена, - так, по крайней мере, зовутся такие гряды в Альпах, а за ними и в
ледниковой литературе. Но со словом "морена" у геологов связывается
представление, как мы увидим сейчас, весьма неполное. В самом деле, при этом слове
обыкновенно рисуются воображению тесная горная долина и неправильные,
большею частью террасовидные, иногда слегка валоподобные скопления ледникового
щебня на склонах гор или же гряды щебня, расположенные поперек долины прямою
или полукруглою линиею. Такое представление о моренах выносим мы из изучения
горных стран, и если бы морены имели только этот характер, то они в самом деле
не имели бы ничего общего с озами. Но в том-то и дело, что такое представление о
моренах, совершенно верное для Альп и вообще для горных стран, покрывавшихся
отдельными ледниками, совершенно неверно для ровных местностей, - плоскогорий
и равнин, окутывавшихся сплошными ледниковыми покровами. В этом переносе
целиком представлений, заимствованных из горных стран, на равнины, без тех
изменений, которым следует подвергнуть представление о явлении, с переносом его
из области отдельных ледников в область сплошных ледяных покровов, и кроется
источник тех бесконечных споров и заблуждений, которыми так обилует ледниковая
литература. Следуя этому неполному представлению, и утверждалось постоянно,
что если морены в горных странах - явление совершенно обычное и понятное, то
какие же могут быть морены в равнинах или на таких плоских возвышенностях, как
Средняя Швеция или Финляндия!
Но шведская съемка и отчасти мои наблюдения в Финляндии показывают, как
неполно такое представление о моренах. Из них видно, что рядом с этими
альпийскими моренами существует в равнинах и на плоскогориях целая громадная
128

система морен, одинаковых по происхождению с альпийскими и сходных с ними по
грядовидной форме, но с теми различиями, которые зависят от различий в
орографическом типе местностей; что альпийские типы суть только одна из
разновидностей морен - разновидность настолько местная и малочисленная, насколько
Альпы представляют местную орографическую разновидность в ряду
орографических типов тех громадных пространств, которые некогда были покрыты
сплошными ледниковыми покровами.
Уже тот самый факт, что морены изобилуют на равнинах и плоских
возвышенностях Швеции и Финляндии, показывает, как неполно представление о
моренах, выносимое из альпийских горных стран. А между тем они так изобильны, что в
местностях, не засыпанных новейшими наносами, нельзя исследовать нескольких
квадратных верст, не наткнувшись на какие-нибудь морены.
Что касается до Финляндии, то в каждой из глав первой части читатель найдет
не одно, а несколько упоминаний о таких грядах, о таких моренах. Таковы,
например, параллельные морены у Каяны (рис. 44), морены у Пави (рис. 27), морены у
Лохикоски (рис. 31), у Корпилакса (рис. 32), на равнине по водоразделу окраинной
гряды между Рихимяки и Хювинге (рис. 69) и т.д. и т.п. Все эти гряды, из которых
некоторые разрезаны превосходными обнажениями, состоят целиком из типичного
ледникового щебня с массами валунов, иногда изборожденных, совершенно не
тронутых водою, и лежат, особенно, например, последние, на совершенно
открытых равнинах, даже на плоских водоразделах.
Что морены в Швеции встречаются не только в нагорье, но и в низменностях,
где они только чаще замаскированы, т.е. размыты или покрыты новейшими
наносами, говорил уже Эрдман. Но его книга не дает решительно никакого понятия о
том повсеместном обилии морен, которое замечено в Швеции, так как он
совершенно умолчал о бесчисленных krossasar, о которых говорят почти все
исследователи. Если же обратиться к тетрадкам шведской съемки, то мы в большей
части из них находим упоминания про эти гряды из ледникового щебня, которые
исследователи назвали грядами из угловатого щебня, krossasar, а между тем
шведская съемка сделана преимущественно в низменностях и вообще почти вовсе
не захватывает местностей, лежащих выше 300 м (1000 футов).
Нередко эти морены достигают высоты 30 м (100 футов), покрыты громадными
валунами и самим расположением при устьях или вдоль склонов долин обличают
свое моренное происхождение. Но такие морены, которые могут быть подведены
под тип боковых, срединных или конечных морен, все еще составляют ничтожное
меньшинство всех грядовидных морен, разбросанных в стране. Самые их названия
показывают, что они могут проявляться только в пересеченных местностях, только
там, где есть более или менее ясно выраженные долины. Кроме этих типов, есть
еще один тип морен, на который некоторые исследователи обратили внимание лишь
в новейшее время, но которой тем не менее есть наиболее распространенный. В
самом деле, где бы мы ни вышли из пересеченных местностей на равнину,
покрытую сплошным покровом ледникового щебня, всюду оказывается, что этот
щебень стремится располагаться грядами различной длины и высоты,
параллельными между собою и имеющими одно направление с изборождением. Всюду
ледниковый щебень стремится формоваться в виде параллельных гряд; один из
участников шведской съемки, г. Пайкуль, говорит, что это формование щебня в
виде гряд - "самое обычное явление"*. Но особенно заметно это формование там,
где он покрывает обширные равнины плоскогорий или даже низких плоских
возвышенностей, - лишь бы он не был, конечно, весь закрыт новейшими наносами.
Там вся поверхность бывает покрыта грядами от 3 до 10 м (10-30 футов) высоты, а
иногда и гораздо более. Местами они так часты, что положительно затрудняют
* Sver. Geo!. Unders. Ν 13. Bl. Lindholm, af С. Paijkull. P. 20.
5 П.А. Кропоткин
129

движение путника, например, если пробираться с севера на юг по границе между
приходами Östuna и Husby; иногда высота этих гряд очень незначительна, как,
например, в приходе Оденсала, где они достигают всего несколько футов, до 4-6 м
(12-16 футов) высоты; но иногда они бывают и значительно выше; дороги часто
пользуются этими естественными насыпями и тянутся по ним на некоторое
протяжение*. Такой же характер имеет поверхность ледникового щебня, в
местностях, обнимаемых листом Упперуд (Upperud), где такие гряды составляют, может
быть, конечные морены ледника**. В местностях листа Сэфетахольм озы из
ледникового щебня также очень обильны и тянутся параллельно озам из галечника
(rullstenäsar Эрдмана)***, а в местностях листа Дегеберг в одном месте видны три
рядом идущие высокие морены, весьма ясно состоящие из ледникового щебня. Они
образованы "глинистым наносом, и большими и малыми, несколько круглыми и
изборожденными валунами, и иногда неясною пластоватостью", говорит г. Карлсон,
причем высота их доходит до 30 м (100 футов), а скаты падают под углами в 20 и
25°4*. Чтобы не плодить более выписок, я ограничусь этими примерами5* и упомяну
только, что то же замечено было и на Шпицбергене, как это видно из одного
упоминания, сделанного вскользь Хидениусом; а именно он говорит, что "равнина к
востоку от Wijde Bay покрыта низкими голыми холмами и совершенно лишенными
растительности каменистыми и щебневыми озами, представляющими явные следы
древних морен6*.
Нужно заметить при этом, что во всех приведенных примерах, за исключением
одного (Упперуд), гряды ледникового щебня располагаются параллельно изборож-
дению и, следовательно, составляют не группы конечных морен, образовавшихся
при периодических отступаниях ледника, а, несомненно, продольные складки
поддонной морены.
Принимая во внимание эти факты и чрезвычайное обилие гряд из ледникового
щебня в Финляндии и их параллелизм с изборождением, я пришел к заключению,
что в силу каких-то не исследованных еще причин - вероятно, боковых давлений -
ледниковый щебень поддонной морены постоянно стремится располагаться грядами,
вытянутыми в направлении движения ледяного покрова. Этот вывод еще более
подтверждается тем, что к нему совершенно независимо пришло в разное время
несколько исследователей. Так, Ф.Б. Шмидт указал мне, между прочим, на статью
Агассиса о ледниковых наносах в штате Мэн Северной Америки, где он описывает
очень развитые в этом крае гряды ледникового щебня, идущие параллельными
группами (называемые на месте horsebacks) и которые он не может иначе
объяснить, как допустив существование в поддонной морене такой складчатости,
образующейся вследствие боковых давлений в теле ледника7*. К такому же выводу
пришел и М. Клоз в замечательной статье о ледниковом покрытии Ирландии, где
мы находим едва ли не лучшее описание развития таких параллельных гряд8*.
* Ibid. Р. 20; ср. также карту, л. 13-й.
** Ibid. N 37. В1. Upperud, af Α. Törnebom.
*** Ibid. N 9. Bl. Säfstaholm, af E. Sidenbladh.
4* Ibid. N 38. Bl. Degeberg, af. V. Karlsson. P. 12.
5* Дальнейшие примеры озов из ледникового щебня (krossäsar) вообще см.: Sver. Geol. Unders. Ν 9.
P. 32; Ν 11. P. 8, 18; Ν 13. P. 20; Ν 14. P. 46; Ν 21. P. 25-30; Ν 33. P. 20; Ν 37. P. 64; Ν 38. P. 12; Ν 39. P.
28; Ν 42. P. 37; Ν 43. P. 24 и др.
6* Chydenius. Svenska Expeditionen till Spetsbergen är [1861]. P. 71.
7* Agassiz L. Glacial phenomena in Maine. Cambridge, ca 1870. P. 4. Где помещена эта небольшая, но
очень любопытная статья, - не знаю; Ф.Б. Шмидт полагает, что - в "Atlantic Monthly", и это весьма
вероятно. Мы пользовались отдельным оттиском из библиотеки гр. Кэйзерлинга.
8* Rev.: Cloze Μ. Notes on the general glaciation of Ireland // J. Roy. Geol. Soc. of Ireland. 1867. Vol. I,
pt 3. Эта небольшая статья, составленная на основании довольно обширных личных исследований автора
и материалов ирландской геологической съемки, при хорошем знакомстве с ледниковою литерату-
130

Желая определить направление бороздящей силы в Ирландии, Клоз собрал все
имевшиеся сведения о направлении изборождения, гряд из boulder clay и переноса
камней и составил, таким образом, свою карточку, где различными знаками
показаны эти три различных явления. При первом взгляде на карту нас поражает
обилие этих гряд во всех частях страны - горных и равнинных, и особенно в
последних. Ясно, что мы имеем здесь дело не с тем типом морен, который известен
нам из горных стран. Заметим при этом, что для составления своей карты Клоз
пользовался не всеми грядами безразлично, а только теми, которые состоят из
неслоистой boulder clay с валунами и достигают большой правильности при полном
параллелизме с соседними грядами. Те же гряды, которые или сильно размыты и,
таким образом, утратили свои прямизну и правильность, или состоят из промытого
щебня, он не включал в свою карту. Эти последние он называет эскерами, так как
под этим именем они уже известны в литературе; гряды же из ледниковой глины
он назвал drumlins, употребляя для этого местное название, под которым такие
гряды известны в северных частях Ирландии, где развиты гряды из ледникового
щебня*.
Итак, drumlins Клоза суть гряды, состоящие из одной ледниковой глины с
изборожденными валунами и, следовательно, вполне подходят в этот отдел нашей
классификации, т.е. озов или гряд из ледникового щебня. Они идут всегда
параллельно изборождению (древнему, т.е. сплошного ледникового покрова, нередко
отличному от более нового - местных ледников) и образуют ряды параллельных
гряд. Иногда их насчитывают рядом до пяти на протяжении одной мили
(1,75 версты), но обыкновенно они шире или, по крайней мере, дальше отстоят друг
от друга. Длина их различна: от ]/4 до 2 !/г миль ([от] 0,4 до 4,4 версты), средняя же
длина немного меньше 3Д мили (1,3 версты). Многие из них местами доходят до 100
футов (30 м) высоты, некоторые еще выше и, по-видимому, даже больше 150
футов (45 м.). Некоторые представляют весьма необычные возвышенности, не
более 30 футов (9 м)**. Размеры их г одной и той же местности большею частью
довольно одинаковы. Склоны, как это видно, впрочем, из приведенных величин,
вообще отлоги и гораздо менее круты, чем у эскеров, которые вообще и ниже и не
так широки, как drumlins (р. 210). Иногда последние бывают очень неправильны,
но, судя по тому, что Клоз, пользуясь только теми, которые идут очень прямо
и взаимно параллельны, мог набрать так много drumlins, надо думать, что пря-
рою вообще, совершенно справедливо заслужила самый сочувственный отзыв Совета
Ирландского геологического общества (между прочим, Haughton, В. Jukes), который не без оснований выразился
о ней, что "лучшая ее характеристика - та, что это одно из самых ценных сообщений из сделанных
когда-либо Геологическим обществом". К сожалению, в то время, когда я делал сообщение об озах в
обществе при С.-Петербургском университете ([Поездка в Финляндию для изучения ледниковых
образований // Тр. С-Петербург. о-ва естествоиспытателей. 1874. Т. 5, вып. 1]), я еще не был знаком с
подлинною работою Клоза и знал ее результаты (только по нескольким строчкам, которыми
сопровождалась карточка Клоза, помещенная в "Geol. Mag." (1867. Vol. IV). Поэтому я не мог с
достаточною полнотою подтвердить свои заключения указанием на развитие ледниковых гряд в
Ирландии.
Рядом со статьею Клоза помещена статья главного начальника Геологической съемки Ирландии
Kinahan "Some of the Drift of Ireland", который объясняет ледниковые явления в стране морскими льдами.
Статья составлена по общему шаблону подобных статей, т.е. очень мало фактов, но зато очень много
голословных рассуждений и полнейшее отсутствие литературного знакомства с предметом. Помещение
рядом этих двух - типичных, по моему мнению, - статей очень удачно.
* Esker и drumlin оба означают в народной речи разных частей Ирландии грядовидный холм,
какого бы то ни было состава, поэтому некоторые гряды, которые геологически, по этой
терминологии, следовало бы назвать эскерами, зовутся на севере Ирландии дрёмлин. В некоторых графствах,
наносные гряды называются cloon, но это название относится к их плодородной (ибо сухой) почве,
среди окрестных болотистых торфяников. По-видимому, название сельга имеет подобное же
основание.
"Cloze. Op. cit. P. 211.
5*
131

мизна и параллелизм свойственны весьма многим из них - вероятно, большинству
из них*.
Что касается до происхождения drumlins, то прежде всего очевидно, что вода
не принимала участия в их образовании. Их нанос, прорезанный в нескольких
местах железными дорогами, совершенно не промыт и вообще не тронут водою -
разве местами на поверхности, как и вообще бывает в наружных частях наноса.
Состав этих гряд, их полнейший параллелизм с изборождением и разносом горных
пород, равно как и невозможность образования их каким бы то ни было иным
путем, явно свидетельствуют о том, что они суть не что иное, как морены
сплошного ледяного покрова, а так как по составу они тождественны с ледниковою
глиною ближайших окрестностей, то Клоз и принимает, что это суть складки
поддонной морены.
Иногда такие гряды образовывались под прикрытием какого-нибудь бугра
твердой горной породы, и тогда причина их возникновения понятна, но в
большинстве случаев нельзя указать никакой теперь уже ясной причины, почему данный
drumlin образовался именно здесь, а не несколько правее или левее. Но то же самое
относится и до песчаных гряд, образующихся потоками воды, на дне их русла,
вдоль по направлению течения (р. 236). Так как высота этих озов бывает довольно
одинакова в отдельных местностях, то Клоз полагает, что она находится в какой-то
связи с толщиною, плотностью или скоростью ледяного потока.
Но есть еще одна трудность. Если drumlins суть складки поддонной морены, то
странно, замечает Клоз, каким образом иногда они не содержат ни одного обломка
местной породы, а только чуждые материалы, тогда как оказывалось, что по
местной породе ледник должен был уже пройти до 2 х12 миль (4,4 версты). Но то же
замечание относится не до одних гряд, а до всего ледникового щебня boulder clay,
покрывающего окрестность. Отсылая читателя к примерам, приведенным Клозом,
я упомяну только один из них. По р. Эрну к СВ от Ballyshannon, идет несколько
drumlinSy достигающих высоты до 30 м. Они лежат в области каменноугольного
известняка, но состоят исключительно из обломков и валунов гнейса, принесенных с
востока. "Я не мог найти, - говорит Клоз, - ни одного куска известняка в верхних
частях (или в начале?) гряды (about the upper part of the ridge), хотя, считая в
направлении ее оси, она лежит в области известняка уже в 2 7г милях от его
границы". Но далее к западу (изборождение идет здесь с востока на запад) число
гнейсовых обломков убывает, а число известковых - значительно увеличивается,
так что наконец эти холмы оказываются состоящими исключительно из продуктов
разрушения каменноугольной формации**. Приводя еще несколько таких фактов и
заметив, что валуны в boulder clay бывают в этих случаях превосходно
изборождены с одной стороны, Клоз говорит, что если boulder clay есть поддонная морена
ледяного покрова, то странно, каким образом она могла пройти две мили и более (4
версты) по данной породе, не захватив ее обломков в большом количестве. Но
указанные Клозом примеры едва ли представляют те трудности, которые он,
добросовестно идя навстречу возражениям, по моему мнению, несколько
преувеличивает. Прежде всего надо заметить, что некоторые факты (два из четырех) еще
не совсем твердо установлены, как приведенный сейчас и другой, замеченный близ
Bantry Дулоксом. Если вышеприведенные слова следует понимать так, что
обломков известняка не замечено в верхней, т.е. в наружной части гряды, то остается
еще нерешенным, нет ли их в нижних слоях? А во-вторых, даже при полной досто-
* Иногда, прибавляет Клоз, в них заметны "slightly-marked subordinate longitudinal features", вероятно,
слабая грядовидность или продольные выемки на поверхности. Вообще, говорит он, они имеют вид, как
будто образованы какою-то силою, действовавшею по направлению их оси. Этих черт не заметно у
эскеров.
** Ibid. Р. 217-218, 237.
132

верности этих фактов они еще не представляют ничего необыкновенного. Если
порода, положим известняк, раз выглажена льдом и покрывавшие ее обломки уже
унесены, то после этого лед может проходить по породе некоторое пространство,
вовсе не захватывая ее обломков, а только слегка истирая ее поверхность, -
явление, которое скажется только ничтожным известковистым содержанием в самых
нижних слоях щебня. А так как обломки породы, забранные льдом при самом
начале захвата им известковой области (или при начале движения ледяной массы),
будут уже передвинуты на некоторое расстояние, то весьма вероятно, что вблизи
границ известковой области встретятся места, где вовсе не будет известковых
валунов. Но этого мало; на мой взгляд, вышеприведенный факт - единственный
более точно описанный - не только не говорит против отождествления означенных
гряд со складками поддонной морены, но еще служит лучшим подтверждением
этого предположения, так как мы видим, что далее на запад от осмотренного
Клозом места число известковых валунов начинает прибывать и, наконец,
совершенно вытесняет валуны, принесенные издалека. В этом приращении числа
местных валунов я вижу даже лучшее возражение против предположения, не раз
являвшегося у меня, что высокие гряды из ледникового щебня могли быть
поверхностными или даже внутренними моренами; в данном случае ясно, что гряда у
Ballyshannon неизбежно была частью поддонной морены - иначе невозможно никак
объяснить этого приращения числа местных валунов.
Что эти явления необъяснимы морскою гипотезою разноса щебня и валунов,
едва ли нужно говорить; точно так же необъяснимы они и гипотезою грязевых
ледников (mud-glaciers), высказанною в 40-х годах Маллэтом и поддержанною потом
Sedgwick'oM и Hangthon'oM*. Они были бы совместны только с водными потоками, но
эта гипотеза, как известно, встречается с целым рядом других трудностей. Поэтому
мы должны признать, что и в Ирландии поддонная морена ледяного покрова также
стремится располагаться грядами, параллельными изборождению, что число таких
гряд замечательно велико и что они сплошь да рядом достигают значительной
высоты и правильности, если не разрушены позднейшими размываниями.
То же явление весьма развито и в Шотландии, где такие гряды описаны проф.
Гейки (Geikie) под именем "длинных гряд из boulder clay" (long banks of boulder clay) и
где эти гряды представляют те же различия от kames, какие видны между
ирландскими drumlins и eskers**.
Подобное же образование представляют, по-видимому, и селъги Заонежья, о
которых говорит г. Иностранцев. Судя по всему, и здесь также страна покрыта
ледниковым наносом, который также располагается множеством параллельных
гряд. Но, впрочем, при крайне неполном описании и скудности непосредственных
наблюдений трудно решить, насколько это грядовидное расположение наноса
обусловлено грядовидным изборождением твердой горной породы и насколько оно
обусловлено грядовидным расположением самого наноса. Несомненно только то,
что пологие водоразделы между Онежским озером и Выг-озером и между этим
последним и Белым морем представляют на поверхности множество гряд, состоящих
на поверхности из эрратического наноса и отделенных друг от друга моховыми
болотами; высота этих гряд от 4-5 м и иногда до 16 м (от 15 до 55 футов) над
болотами, длина их доходит до 2-3 верст, а расстояния между ними очень различны,
но местами бывают не более 200 м (100 саженей). Состоят они, по описанию
г. Иностранцева, то из крупнозернистого желтого песка с валунами - вероятно
неслоистого, так как г. Иностранцев считает его эрратическим, -то из серой
песчанистой глины с валунами, тоже, вероятно, неслоистой, причем последняя, судя
* Последний даже сам отказался от нее при объяснении явлений, о которых идет речь. См.: J. Roy.
Geol. Soc. of Ireland. Vol. I. P. 283.
** Ср.: Geikie. Glacial drift of Scottland. P. 85 (цитируемый Клозом).
133

по одному образцу, привезенному г. Иностранцевым, есть типичная серая
разновидность ледникового щебня, обыкновенно залегающая в Финляндии и Швеции в
нижних частях ледниковых образований. Надо думать поэтому, что и "желтый
песчаный нанос с валунами" есть также не что иное, как желтая (верхняя)
разновидность ледникового щебня. Валуны, иногда изборожденные, залегающие в этом
наносе, состоят преимущественно из местных пород, красного и серого гнейса,
хлоритового эпидорита и сланцевого и талькового сланца, причем гнейсовые валуны
достигают наибольших размеров, до 2 и 3 м в длину, и "закругленными являются
главным образом валуны тех горных пород, которых в коренном месторождении
наблюдать не пришлось", а валуны местных пород более угловаты (ледниковый
признак). Направление этих гряд почти меридиональное между Белым морем и Выг-
озером (с легким уклонением на СВ в прибрежьях моря) и преимущественно
NNWSSO между Выг-озером и Онежским и не зависит от простирания горных пород, так
как если местами оно и совпадает с ним, то местами образует и углы в 30, 40 и
даже до 80°*. Между тем понятно, что если бы даже существовало только одно или
несколько исключений, где грядовидность поверхности не совпадает с простиранием
* Это утверждение совершенно противоречит тому, что говорит Иностранцев, который в этих
мелких чертах поверхности горной породы видит антиклинальные складки сланцев, но этого не видно из
сообщаемых им самим данных. Собравши все указания на простирание пород, попадающиеся в книге, и
сопоставляя их с направлением сельг, большею частью по непосредственным указаниям автора и частью
по карте, мы получаем следующую таблицу.
Между Повенцом и Габсельгою
Близ системы Долгих озер
У р. Черной
У Сон-озера
Кряж Масельга
Телекинское озеро
По р. Телекинской
Дер. Ловище
У истока р. Вы га
У Сумского посада
Воицкий полуо[стров]
Воицкий рудн.
На В от Надвоицкой до оз. Плеско
Выселок Фока
Олимский
5 верст к С
Порог Маткожня
Простирание
породы
N70°W
JN30° Wl
[Ν 40° Wj
NNW
Π
JN 50° Ol
[N 20° OJ
NNO
f По всей
вероятности NNW, по -
<тому что (sic!)
река имеет это
[направление
N
NNW
N25° О
[N 20° О'
IN 25° О
INNO
[NNO
N20°-30°W
NW
NW
NNO
JNNO ]
Направление
сельги
Ν 30<M0°
NNW
NNW
N30°W
N30°W
N 30°-45°
NW
N 10°-15°
N
NNO
N
N (текст)
NNO
NNO
W
w
w
iNNO(noKap[Te])l
[N (по тек [cry]) J
NNO
Угол между
ними
30°^Ю°
0°-15°
0°
30°-^0°
50°-80°
50°-65°
?
10°-15°
10°-20°
0°
20°
20°-30°
60°-70°
60°-70°
0°-20°
0°
134

породы, то уже приходилось бы обратиться к какой-нибудь другой причине для
объяснения явления. Между тем нельзя не признать, что таких исключений
встречается не одно, а довольно много. Отсутствие этого совпадения тем более еще
вероятно, что породы Заонежья, как видно из отчета г. Иностранцева, имеют очень
непостоянные простирания и часто имеют их на коротких протяжениях (например
Воицкий рудник и местность на востоке от Надвоицкой, Долгие озера и ручей
Гремящий), а сельги на больших пространствах представляют замечательный
параллелизм. Наконец, самый тот факт, что гряды, о которых идет речь,
представляют такие ничтожные черты рельефа поверхности, что гряды так
ничтожны по высоте и так тесно лежат одна возле другой, заставляет сильно
сомневаться в том, что эти мелкие неровности могли быть результатом
складчатости пластов, достигающих при этом весьма значительной мощности.
Поэтому я убежден, что г. Иностранцев имел здесь дело с одним из двух явлений,
столь обычных для стран, покрытых дилювием, т.е. либо с испаханностью породы
или телескопическим ее изборождением, либо с грядовидным расположением наноса,
подобным замеченному в Швеции и Ирландии*. Решить же, которому из двух
явлений мы обязаны существованием заонежских сельг, к сожалению, невозможно
при неполноте наблюдений и отсутствии описаний обнажений.
По всей вероятности, сюда же принадлежат те "trainees of drift", которые Мур-
чисон наблюдал в Западной России и Польше, - по крайней мере, многие из
описанных им под этим именем образований в Швеции суть не что иное, как krossäsar
шведских геологов, но при поверхностности работ Мурчисона по постплиоценовым
наносам теперь нельзя сказать ничего положительного.
Так как на самое явление обращено внимание лишь очень недавно, то
естественно, что мы теперь же не можем дать удовлетворительного его объяснения. Но
если мы вспомним, что во всяком сплошном ледяном покрове лед движется в
зависимости от рельефа почвы, сползая по долинам, - как бы слабо они ни были
выражены, - то мы должны признать, что сила давления льда, действующая
вертикально на наклонную поверхность боков корытовидной долины, должна
стремиться сдвигать нанос вниз по наклону этой поверхности. Если бы ледяной покров
был массою, поверхность которой была бы совершенно горизонтальна, и если бы
лед двигался в одной прямой долине, оказывая одинаковое давление на оба бока
корытовидного ее ложа, то неизбежным следствием этого было бы скопление
наноса посреди долины и образование здесь одной небольшой слабовыпуклой гряды.
Но мы знаем, что поверхность ледяного покрова представляет не горизонтальную
поверхность и не плоскость - она тоже имеет и должна иметь свои, иногда
значительные неровности; кроме того, даже при равной толщине ледяного покрова,
давление его в различных его частях должно быть различно вследствие неровностей
почвы и препятствий, которые лед встречает в них своему движению. Вследствие
* Г. Иностранцев полагает и то и другое, т.е. что нанос расположен грядами на антиклинальных
складках горной породы, но это только предположение, и в подтверждение его приводятся только
ручные бурения, из которых упомянутые в тексте оба сделаны близ берегов озер (Маткозера и Долгих
озер), где нанос всегда, повсеместно, бывает смыт со склонов береговых бугров. Мы не имеем, однако,
никаких оснований думать, чтобы упомянутые озера (прежде, вероятно, достигавшие также и высшего
уровня) составляли исключение в этом отношении. Что же касается до шахт г. Бутенева, на которые
также ссылается г. Иностранцев, то здесь на склонах горы был найден под торфом и песками песок с
валунами, закругленными и незакругленными, потом глинистый сероватый песок с обломками таких же
валунов и, наконец, серая глина без валунов. Но если исследователи и теперь еще называют
эрратический нанос не иначе как "песок", "песчанистая глина с валунами" и т.д., то можно ли ожидать
точного разграничения эрратических наносов от прочих в исследованиях, сделанных в 1837 г. Ясно, что
если бы г. Бутенев встретил серую измельченную разновидность ледникового щебня, с камешками в 1-
2 см, то он назвал бы ее серою глиною без валунов, т.е. так же, как называет теперь г. Иностранцев
вышеупомянутый образец. Ясно также, что и весь ряд, пройденный г. Бутеневым, мог быть простым
аллювиальным наносом, с валунами, вымытыми из ледникового щебня, причем весь ледниковый нанос
мог быть размыт водою. Словом, весь вопрос остается нерешенным.
135

этого - если только от указанной причины могут образовываться гряды - они
никогда не будут образовываться посреди долин, как в идеальном случае, а будут
возникать в разных ее частях. Точно определить механизм такого процесса было бы
довольно трудно, но несомненно, что масса льда должна оказывать такие боковые
давления и что такие давления могут давать начало продольным грядам. Причем в
связи с этим явлением должно быть также телескопическое изборождение горной
породы, свидетельствующее также о неравенстве давлений в различных частях
ледника, рассматриваемого по ширине. Аналогичное этому явление мы имеем
также в образовании на дне рек целой системы параллельных гряд, также
свидетельствующих о неравенстве боковых давлений в различных частях ее ложа.
Быть может, также, что, представляя тело не вполне пластичное, лед может при
некоторых условиях (слабое вертикальное давление) сам располагаться складками,
образующими продольные пустоты, куда и скопляется щебень поддонной морены,
выдавливаемой льдом. Но верно ли это объяснение или нет, можем ли мы
объяснить явление или нет, во всяком случае сам факт, что поддонная морена стремится
располагаться такими грядами и что эти гряды не суть продукт размывания, так
твердо установлен наблюдениями в Швеции, Ирландии и Финляндии, что
сомневаться в существовании такого общего закона мы уже не можем. Что касается до
наблюдений, то прежде всего нужно вспомнить, что и знаем-то мы относительно
образования морен весьма мало, да и много ли увеличились наши сведения со
времен Шарпантье и Агассиса, впервые описавших главным образом наружные
явления, представляемые ледниками. Наконец, нужно помнить и то, что для изучения
этого явления, складчатости поддонной морены, нужно покинуть, наконец, Альпы
и перенестись к подошве сплошных ледяных покровов. Поэтому неудивительно,
что мы можем сослаться только на одно прямое наблюдение, именно Пайкуля,
который действительно видел, как из-под оконечности одного ледника выходил среди
долины такой оз, состоящий из одного материала с прочею поддонною мореною*.
Сводя к одному вышеуказанное, мы можем формулировать следующие
положения.
1. В странах, покрывавшихся сплошными ледяными покровами, к какому бы
орографическому типу они ни принадлежали, всегда замечается очень много гряд,
состоящих из ледникового щебня, расположенных как в пересеченных местностях, в
тесных долинах, так и на равнинах и достигающих высот от 3 до 30, 45 м и более
(10, 100 и 150 футов) и различной длины - от нескольких сот саженей до нескольких
или даже нескольких десятков верст.
2. В местностях пересеченных они встречаются то на склонах гор и низких
холмов, то у их подошвы, то на дне долин, нередко чрезвычайно слабо выраженных
и представляющих неуловимые даже глазу открытые корытовидные углубления.
Иногда - но этот случай гораздо реже - ледниковые гряды имеют положения
конечных морен, т.е. идут вкрест изборождению, но большею частью они имеют
направление, параллельное изборождению, и, следовательно, представляют
продольные морены.
3. В местностях открытых, т.е. в низменностях, на плоских возвышенностях и
на плоскогорьях, поверхность наноса оказывается весьма часто покрытою
системою параллельных гряд, от нескольких метров до 30,45 м высоты, размещенных в
расстояниях друг от друга около λΙΑ версты и более, и образующих таким образом
целую систему мелких морщин.
4. Громадное большинство ледниковых гряд состоит из того же ледникового
щебня, который покрывает всю окрестную страну, т.е. из щебня поддонной
морены, представляя только две его разновидности, нижнюю и верхнюю. Некоторые из
* Paijkull С. Istiden i Norden. S[tock]holm, 18[69]. Автор ссылается также на свою книгу "En
sommaren pä Island".
136

них состоят из ледникового щебня, несколько более рыхлого, чем щебень
поддонной морены и представляющего ряд неуловимых переходов от плотного угловатого
щебня к тому, который в шведской съемке назван rullstensgrus.
5. Причины возникновения такой складчатости поддонной морены остаются
неизвестными. По всей вероятности, она обусловливается боковыми давлениями в
самом теле ледника.
Описанные гряды из ледникового щебня представляют по расположению и
составу целый ряд неуловимых переходов к озам третьего типа, но прежде чем
рассмотреть эти переходы, мы сперва ознакомимся несколько с этими озами.
До сих пор мы рассматривали озы, состоящие исключительно из ледникового
щебня, относительно происхождения которых не может быть никакого сомнения.
Теперь мы переходим к таким озам, которые, по крайней мере в наружных частях,
состоят из промытого наноса, т.е. галечника, песков и глин, седловидно наслоенных,
и которые известны в Швеции и Финляндии под именем rullstenäsar и sandäsar. До
настоящего времени, когда геологи говорили об озах и спорили о их происхождении,
всегда имелись в виду именно эти озы, отчего почти одни они и известны в
ледниковой литературе.
С формами и положениями этих озов мы уже познакомились из приведенного
выше описания. Все, что сказано там о их высоте, распространении, положении и
т.п., относится и к тем озам третьего типа, которые мы рассмотрим теперь, и даже
преимущественно к ним. Нужно заметить только, что так называемые галечные
озы, rullstenäsar, все-таки представляют и некоторые форменные отличия от
описанных сейчас озов из ледникового щебня. Вообще говоря, они достигают
несколько большей высоты, чем предыдущие, т.е. в то время как самые высокие
известные доселе озы-морены не превышают 30 м (100 футов), мы знаем, что озы
третьего типа достигают до 30, 60 и даже 70 м (100, 200 и 230 футов). Встречаются ли
озы второго типа такой значительной высоты на высоких площадях нагорья, мы не
знаем, хотя надо заметить, что именно здесь и следует искать таких высоких
морен.
Далее, озы третьего типа всегда отличаются большею крутизною, чем
предыдущие, т.е. склоны в 25-30° встречаются в них гораздо чаще, чем у озов второго
типа. То же замечено и в Ирландии, где эскеры имеют также более крутые склоны,
чем drumlins. Озы третьего типа в Швеции встречаются чаще в низменностях; так,
например, они достигают особого развития в Меларской впадине, тогда как озы из
одного ледникового щебня преобладают на склонах нагорья и в самом нагорье, а в
нижележащих местностях представляются преимущественно в виде системы низких
параллельных гряд. Наконец, можно сказать также, что озы третьего типа
достигают и большей длины, чем предыдущие, т.е. что можно на большее расстояние
проследить грядовидные скопления и холмы, состоящие (по крайней мере, в
видимой, наружной их части) из окатанного щебня. Но нужно помнить при этом, что
значительная длина озов, как это показано на картах Эрдмана, несколько
искусственна, и что если и можно сказать, что оз может быть прослежен на сотню или
две верст, то это следует понимать только так, что приблизительно в одном
направлении можно проследить [на] этом протяжении скопления наноса, которые
проявляются то в виде правильной и высокой гряды в несколько верст длиною, то в
виде цепи холмов, лежащей на ее продолжении, или несколько правее или левее, но
в том же направлении, то, наконец, в виде площадей, покрытых слоем галечника, и
потом опять в виде гряды в несколько десятков футов высоты и т.д. Только
соединяя эти разрозненные части в одно схематическое целое, можно было получить
те длинные линии озов, которые мы видим на шведских картах. В этом легко
убедиться отчасти даже из разрезов Эрдмана, хотя они и относятся только до
низменности, где озы отличаются небольшою непрерывностью, но еще лучше
видно из подлинных описаний.
137

Но вообще можно все-таки сказать, что все известные большие озы Швеции и
Финляндии неизменно принадлежат к третьему типу озов. Наконец, в Ирландии
замечено Клозом (тоже и в Шотландии), что эскеры (которые буквально однородны
с озами третьего типа) никогда не имеют параллельности, свойственной drumlins; их
можно отличить друг от друга, говорит Клоз, даже рассматривая подробные
топографические карты; в то время как drumlins идут параллельными ровными
грядами одинаковой высоты, эскеры всегда извилисты, прерываются часто и то
повышаются, то понижаются, то, наконец, теряются в виде цепи холмов, но то же
замечается и у размытых drumlins, с измененным на поверхности щебнем. Сколько
можно понять, то же относится и до меньших rullstensäsar Швеции, при сравнении
их с krossasar; последние отличаются большею правильностью и прямизною. Также
и в Финляндии меньше озы третьего типа всегда менее правильны, чем одинаковые
с ними по высоте морены.
Таковы внешние, форменные отличия озов третьего и второго типа. Смысл
этих различий мы рассмотрим потом, а теперь обратимся к составу первых.
Что касается до состава шведских озов третьего типа (которые я буду для
краткости называть просто озами), то вот те данные, которые мы можем собрать у
Эрдмана и в шведской съемке. Отличительными их чертами Эрдман считает:
1) слоистость составных частей; 2) более или менее полное округление и
сглаженность залегающих в них камней; 3) рыхлое строение наноса и его промытость, и
вследствие этого - отсутствие ледниковой муки и плотности, замечаемых у
ледникового щебня, и 4) присутствие в озах слоев глин, иногда с морскими раковинами*.
Эти же качества обыкновенно приводятся и другими геологами, но мы увидим
сейчас, что сам же Эрдман считает слоистость (а следовательно, и промытость?)
отличительным признаком одного наружного покрова озов, а отнюдь не их ядра.
Иногда озы представляют "совершенно незаметный переход от наружных,
хорошо промытых и окатанных масс щебня и камней к нижележащим, еще
совершенно неизмененным залежам мучнистого и угловатого ледникового щебня". В
особенности это заметно у меньших озов (biäsar), но иногда заметно и у главных
озов, там, где они упираются в покрытые ледниковым щебнем склоны гор и,
следовательно, не представляют уже свободных валов. Так говорит Эрдман, но
ниже мы увидим, как часты эти переходы. Большие камни, имеющие овоидную
форму, располагаются большею частью преимущественно по оси оза, и в этом
факте Эрдман видит лучшее доказательство того, что сила, создававшая озы,
действовала перпендикулярно их оси. На чем основано это убеждение, неизвестно;
известно только то, что в моренах, именно альпийских, неоднократно было
замечено то же расположение камней и что в моренах оно вполне естественно
объясняется механически.
Все озы состоят из двух частей, весьма разнородных и разновременного
происхождения, - из ядра и наружного покрова.
Ядро озов (ässtommen, inre kärn) состоит, по мнению Эрдмана, безразлично из
песков, щебня и камней; в одной части оза видны в ядре одни камни, в другой -
песчаный и глинистый нанос, в третьей - перемежающиеся слои щебня и
булыжников. Утверждение, что ядро озов всегда состоит из окатанных камней или
окатанного щебня (rullstensgrus), он считает ложным. Но г. Пост, которому мы обязаны
лучшими и даже единственными по своей подробности исследованиями озов,
утверждает противное, да и сам Эрдман считает, по-видимому, присутствие песков
во внутреннем ядре озов чисто исключением, ибо отличительным признаком своего
rullstensgrus считает то, что он составляет внутреннее ядро озов. Внутреннее ядро
озов неслоисто. Это видно в разрезах, сообщаемых Эрдманом, и в тетрадках
* Erdmann A. Op. cit. Р. 85.
138

шведской съемки и во всех приложенных к ним разрезах. Правда, в двух местах
Эрдман упоминает о слоеватости, или слоистости в ядре озов; так можно было бы,
по крайней мере, понять сказанное про оз у села Фриггерокер (Friggeräkers kyrha), но
описываемое им продольное обнажение (железной дороги), очевидно, захватывало
только край оза, т.е. одни слои наружного покрова, а другое замечание относится
до "маленького галечного оза, которого продолжения на север и на юг
неизвестны". - Вообще, как единогласно утверждают все исследователи озов, внутреннее
их ядро неслоисто, и только местами оно представляет иногда какие-нибудь
признаки слоеватости, подобной той, которая замечается у ледникового щебня.
Наконец, rullstensgrus в ядре озов всегда состоит из нерассортированного
материала, говорит Эрдман (с. 91). Вместе с камнями в 1 куб. фут залегают мелкие
камни и песок.
Ядро озов залегает, говорит Эрдман, или на ледниковом щебне (таких случаев
он, впрочем, не приводит), или на твердой горной породе*; на глинах, ни
арктических, ни новейших, оно никогда не залегает; глины также никогда не входят в состав
ядра озов, а встречаются только в наружных покровах, нередко поднимаясь на
склон оза и выклиниваясь среди слоев щебня и песков. Этот признак он считает
поэтому геологическим отличием ядра от наружного покрова.
Наружные покровы озов, всегда меньшие, чем ядро, состоят из слоев песка,
щебня и окатанного галечника, с прослойками глины, всегда хорошо
рассортированных и расположенных седловидными слоями, нередко с весьма тонким
перекрестным наслоением. Эти материалы всегда хорошо рассортированы и слоисты и своим
составом и расположением резко отличаются от внутреннего ядра; этот нанос
имеет все признаки береговых отложений.
Иногда в самых наружных слоях оза попадаются залежи одних окатанных
камней разных величин, совершенно не рассортированных и вовсе без песка и
мелкого щебня, которые иногда явно вымыты из этого наноса. К таким образованиям
Эрдман относит так называемые stengärd, т.е. поля валунов, залегающие иногда в
верхних частях и на склонах озов; такие же поля, как мы видели, еще изобильнее
бывают и близ подошвы больших озов. Эти валуны располагаются иногда террасо-
видно на одном из склонов оза или на обоих, причем такое же террасовидное
расположение наноса замечалось весьма часто и в мелком щебне и песке.
Иногда поверхность оза, замечает Эрдман, бывает буквально усеяна
"эрратическими валунами", но они встречаются и в ядрах озов; причем Эрдман замечает,
что наибольшие и наиболее угловатые камни встречаются преимущественно на
поверхности, тогда как ниже лежащие и более округлены, и меньших размеров.
Наконец, иногда в самом наружном слое озов замечались небольшие залежи
угловатого щебня, т.е. щебня, который "своею меньшею округлостью и окатанностью
очень напоминает угловатый щебень" (стр. 98). Такой щебень Эрдман полагает
залегающим на льдинах, и за отсутствием более точных сведений, мы не можем
ничего сказать о происхождении этих залежей. Но из многих подобных примеров,
В разрезах меньшего масштаба, приложенных к тетрадкам шведской съемки, все озы неизменно
показаны в том виде, как изображено на прилагаемом рис. (...) Но такая форма есть, очевидно, не что
иное, как схема, выражающая представления начальника съемки; ибо нигде - ни в книге Эрдмана, ни в
тексте тетрадок - не видно, чтобы такое строение где-либо наблюдалось. Всегда внутреннее ядро
оставалось неизвестным, и нет ни одного разреза, где бы была видна линия соприкосновения rullstensgrus
Эрдмана с его krosstensgrus (или их переходы из одного в другое); между тем понятно, что Эрдману было
бы весьма важно показать эту границу для подтверждения своей гипотезы. Еще менее наблюдалась эта
яма в ледниковом щебне, которая изображается на рисунках. Что такое изображение есть не более как
гипотетическая схема, а не результат наблюдения, еще лучше видно из таких случаев: например,
г. Тёрнебом положительно говорит в тексте съемки, что по долине р. Ронгедаля идет оз из ледникового
щебня (Sver. Geol. Unders. N21. P. 23). Между тем в разрезе, приложенном к тексту, оз показан
состоящим из галечника (rullstensgrus) по упомянутой схеме. Очевидно, это есть результат редакции
Эрдмана.
139

приведенных выше, в первой части, можно прийти к заключению, что большинство
подобных случаев объясняется осыпанием или атмосферным смыванием щебня.
Таковы сведения, сообщаемые Эрдманом и шведскою съемкою4.
Прежде всего является вопрос, из чего состоит ядро озов? Шведская съемка
отвечает нам, что - из rullstensgrus. Но когда мы обращаемся к ней, чтобы узнать,
что такое этот rullstensgrus, то мы получаем такие смутные ответы, что
решительно не можем себе составить о нем никакого сколько-нибудь точного понятия, -
большею частью Эрдман и шведская съемка довольствуются обратным ответом,
т.е. что rullstensgrus есть внутреннее ядро озов. Но уже из тех немногих сведений,
которые мы имеем, мы узнаем, что rullstensgrus шведских геологов отнюдь не есть
тот окатанный галечник, который хорошо известен в речных и береговых наносах.
Сами исследователи строго отличают его от тех слоев такого галечника, которые
так изобильны в наружном покрове озов. Rullstensgrus образует толщи в 100-
150 футов, совершенно неслоистые, а в речном и береговом галечнике мы этого
нигде, никогда не видели. Он совершенно не рассортирован наконец, он образует
гряды в 100-150 футов вышиною. Все эти качества определительно
засвидетельствованы самим Эрдманом, а между тем они так непохожи на качества береговых и
речных галечников, что мы неизбежно заинтересованы этим странным
образованием и желаем знать обстоятельнее, в чем он сходен с другими сродными наносами,
т.е. с обыкновенным галечником, с одной стороны, и с ледниковым щебнем - с
другой, и в чем он разнится от них. Но исследователи упорно молчат на этот счет, и
все, что мы узнаем от них, кроме сказанного, это еще то, что камешки rullstensgrus
более округлы, чем камни во многих залежах угловатого щебня, и что он более
рыхл, чем многие залежи поддоной морены. Наконец, мы находим у Эрдмана еще
одно место, где он говорит, по-видимому, что rullstensgrus промыт, т.е. лишен
ледниковой муки, и если бы это качество было засвидетельствовано прямо и ясно
относительно внутренних частей ядра озов, мы могли бы сказать утвердительно,
что это не ледниковый щебень. Но это место у Эрдмана, как на грех, так
выражено (...) что следует понимать этот признак свойственным озу вообще, а
отнюдь не его ядру, так как рядом с этим признаком под 4) стоит еще: "участие,
принимаемое глинами в образовании оза", а так как Эрдман сам считает
отличительным признаком ядра отсутствие в нем глин, то ясно, что эти четыре
перечисленных им признака следует считать признаками не ядра оза, а оза вообще
или, вернее, даже одного наружного покрова. Но если бы мы даже поняли это
место так, что оно относится до ядра оза, то мы увидели бы, что это совершенно
неверно. В V главе я говорил уже о строении и составе ядра Упсальского оза,
которое состоит из белого щебня со множеством мелкой муки, округлого и отчасти
угловатого, совершенно неслоистого и нерассортированного. Эрдман знал это
громадное, редкое обнажение, лежащее всего в нескольких часах езды от столицы
- он говорит о нем. Но если он видел его, то не мог уж он утверждать, что ядро
Упсальского оза, обнаженное на таком громадном пространстве, не содержит
ледниковой муки. Таким образом, этот вопрос остается спорным. Не желая
противопоставлять одно свое заключение заключениям Эрдмана, которые хотя и
неясно выражены, но все-таки могли иметь в виду и щебень в ядре озов, мы,
следовательно, оставим вопрос о ледниковой муке (который мог бы решить вопрос
бесспорно), как не выясненный достаточно, и ограничимся только заключением, что
щебень в ядре озов вообще несколько отличается от типичного ледникового щебня,
- это можно признать достоверным - и именно тем, что он более окатан, чем
угловатые разновидности ледникового щебня (мы видели, что есть - и в большом
изобилии - разновидности щебня, состоящего из округлых камней и тем не менее
типично ледникового) и что он более рыхл, чем плотные разновидности этого
щебня.
140

Посмотрим же теперь, какие выводы можно извлечь из других наблюдений, не
прямо, но косвенно решающих вопрос. Прежде всего я напомню сказанное в XVIII
главе о происхождении названий rullstensgrus и krosstensgrus. Мы видели там, что,
назвав ядро озов rullstensgrus, г. Пост признал его тождественным с залежами
щебня, покрывающими горы, и находящимся в непосредственной связи с изборождением
скал; потом он заметил громадное распространение этого rullstensgrus и его
разновидности, и впоследствии этот щебень был признан ледниковым, и теперь он
фигурирует в шведской съемке уже под именем krosstensgrus. Уже из этого превращения
видно, как шатко разграничение между обоими щебнями, которые сперва, на
основании форменных признаков, были признаны тождественными, а потом были
разграничены уже на основании залегания, причем это разграничение теперь
выдается уже за разграничение по форменным признакам {угловатый и окатанный
щебень).
Та же трудность, точнее даже невозможность, разграничения видна из многих
других фактов. Выше (...) я упомянул уже, что признав, что внутреннее ядро озов
есть rullstensgrus, Эрдман должен был затем сказать, что в некоторых меньших, а
также и в больших озах виден незаметный переход от промытого наружного
покрова, т.е. от галечника, к непромытому ледниковому щебню ядра*, и признать
таким образом, что ядра малых, а также подчас и больших озов состоят из
ледникового щебня.
Обращаясь к тексту съемки, мы видим неоднократные упоминания о том, что в
мелких озах ясно видно, что они состоят из моренного щебня, что этот щебень
незаметно переходит на поверхности в тот щебень, который Эрдман называет
окатанным галечником. При этом нужно помнить, что малые озы несравненно
лучше могут ознакомить нас со строением озов, чем большие, ибо неглубокие
раскопки в первых обнажают и самое ядро оза, а во-вторых, где слоистые
наружные покровы развиты соответственно величине озов, неглубокие раскопки
захватывают только самые поверхностные слои этого покрова. Единственный разрез,
глубоко захватывающий ядро оза, на который мне могли указать в Швеции, есть
разрез Упсальского оза. Но обращаясь к малым озам, мы видим, что они большею
частью состоят из такого щебня, который следует признать несомненно
ледниковым, но иногда (быть может, даже большею частью) принадлежащим к
разновидности с округлыми камнями. Так, например, г. Сиденблад говорит про один оз: "Не
знаешь, что перед тобою - rullstensgrus или krosstensgrus", "этот щебень непохож
на rullstensgrus, но весьма близок к тому, чтобы его следовало причислить к
угловатому щебню**. Словом, не имей он форму оза, его смело назвали бы угловатым
щебнем. Вообще, в малых озах, говорит тот же автор, принадлежность их щебня к
окатному галечнику (их rullstensgrus) весьма неясна (Ibid. Р. 40). То же говорит и
г. Тёрнебом, прибавляя, что в бассейне Мелара все небольшие озы, идущие с С на
Ю или с ССЗ на ЮЮВ, состоят из ледникового щебня, но немного окатанного.
Вообще, замечает г. А. Эрдман, щебень во многих из меньших озов не так хорошо
промыт, и камни его не так хорошо округлены и сглажены, как это бывает в
настоящих больших, так называемых главных, озах; он представляет переход от
галечника к угловатому щебню***. Случается - и вероятно, замечу я, весьма часто, -
что озы состоят из промытого ледникового хряща (svallgrus) только на поверхности;
а глубже этот щебень переходит в чистый, непромытый ледниковый щебень4*).
Все разрезы озов, изданные Эрдманом в "Sver. qvart. bildn.", кроме одного (Boras, fig. 16),
изображают только самые поверхностные слои; полный разрез Энчёпингского оза (fig. 11) есть только
разрез идеальный; см. р. 214-220.
** Sver. Geol. Unders. Ν 9. Bl. Säfstaholm af £. Sidenbladh. P. 38.
*** Ibid. N 14. Μ Erdmann Α. P. 46.
4* Ibid. N 15. P. 34.
141

Но мало того. Иногда один и тот же оз в одном месте представляет
несомненную морену, а в другом причисляется к галечным озам. Таков оз, идущий по
долине р. Ронгедаля, истока озера Варпум, на абс. высоте более 200 м (600 футов).
Сперва он состоит из разрозненных холмов, расположенных частью у подошвы стен
долины, частью на их склонах; но далее он вполне принимает вид морены; он
достигает большой высоты, покрыт массою больших валунов, склоны его падают
под углом в 45°. Он состоит здесь на поверхности из красно-бурого, весьма плотного
ледникового щебня, образующего слой в 0,6 м (2 футов) толщины; ниже залегает
обыкновенная светлая разновидность ледникового щебня, в которой одни камни
угловаты, другие округлены, иные, наконец, сглажены только с одной стороны.
"Все это, вместе взятое, по-видимому, показывает, что оз никогда не был здесь
подвержен действию воды, а есть не что иное, как морена, оставшаяся без всякого
изменения с тех пор, как она покинута ледниками". В других частях (на поверхности
или нет?) этого оза, хотя его щебень далеко не так окатан и промыт, как в озах
Меларской впадины, но все-таки заметно отличается от местного ледникового
щебня*. Этот самый оз, в том же листе и разрезе, показан состоящим из окатанного
rullstensgrus! Ясно, что г. Тёрнебом не мог так противоречить сам себе и что это
есть результат редакции начальника съемки.
Этот пример весьма поучителен во многих отношениях. Прежде всего из него
ясно, насколько можно доверять определению окатанного галечника и насколько
это понятие подчинено понятию о грядовидной форме расположения. Затем из него
видно, что один и тот же оз в одном месте имеет форму морены, в другом - форму
галечного оза. Далее, Ронгедальский оз лежит на высоте более 200 м (600 футов),
куда не достигало море, поэтому он не только во внутренних (недоступных) слоях
состоит из ледникового щебня, но и в наружных частях, и только это
обстоятельство дает возможность обнаружить, что оз состоит из ледникового щебня, а не из
rullstensgrus. Несколько ниже, тот же оз, оказывается (наверно, на поверхности,
ибо если бы было глубокое обнажение, то всегда точный и обстоятельный
г. Тёрнебом, конечно, упомянул бы об этом), покрыт промытым наносом, и если бы
мы знали только эту последнюю его часть (а таково наше знание о всех прочих
больших озах), то мы не могли бы доказать его моренного происхождения, и он
попал бы в разряд галечных озов, rullstensasar. Но такова судьба и в природе, и в
книге Эрдмана всех озов. Нужно, чтоб он достигал такой высоты, куда не доходили
воды моря или озер, чтобы на поверхности его ледниковый щебень оставался]
неизменным, а между тем именно по поверхностному слою и складывалось мнение о
составе всего оза. Весьма любопытно также и то, что в верхних частях, там, где он
ясно имеет характер морены, он идет одним валом, а ниже, где поверхность его
покрыта галечником, он уже является отдельными холмами, тоже
свидетельствующими о размывании. Наконец, заслуживает, как мы увидим, внимания и тот
факт, что склоны этой морены так круты, что достигают местами до 45°.
В силу всего сказанного мы не можем согласиться с тем, чтобы признать ядро
озов состоящим из окатанного галечника, т.е. из хорошо известного нам берегового
отложения. Не можем потому, во-первых, что не знаем береговых отложений,
непромытых, неслоистых, нерассортированных, как ядро озов; во-вторых, потому,
что такой вывод основан на исследовании состава только самых наружных частей
озов, которые, как мы в этом постоянно убеждаемся, действительно состоят из
водных, береговых отложений, резко различающихся, однако, от внутреннего ядра,
и, в-третьих, потому, что там, где исследование может захватить глубже лежащие
части внутреннего ядра, они оказываются состоящими не из промытого галечника.
Чтобы решить, из чего же в таком случае состоит ядро озов, мы должны,
следовательно, основываться только на таких случаях, где представлялась возмож-
* Ibid. N 21. Af Α. Törnebohm. P. 28, 29
142

ность наблюдать самые внутренние части озов или где и наружные части не могли
быть изменены прибоем волн. Такие случаи мы имеем: в Ронгедалъском озе,
который, лежа на высоте свыше 300 м (600 футов) уже не подвергался действию
морских волн, так как море не достигало этой высоты, затем - в малых озах, где
даже небольшие раскопки обнажают их внутренние части, или уцелевшие при
размывании значительно больших гряд, или первоначально не достигавшие
большой высоты и не подвергшиеся сильному размыванию, далее - в Упсальском озе,
который прокопан во всю свою высоту, и, наконец, в финских озах, которых
тождество со шведскими сказывается в тождестве форм, расположения, направления и
состава.
Но во всех этих случаях мы видим, что внутреннее ядро состоит из ледникового
щебня. В Ронгедалъском озе, в той его части, которая не подверглась размыванию,
мы видим ледниковый щебень в самых наружных слоях. В малых озах, которых так
много в более пересеченных частях нагорья или [на] его склонах, постоянно
находили промытый щебень в наружных слоях и неизменный ледниковый щебень во
внутренних частях ядра. То же - и в побочных озах, biäsar, причем нужно помнить,
что эти biäsar не составляют независимых образований, а суть, так сказать,
притоки главных озов; они суть также продвижения главного оза, как и те гряды,
которые Эрдман соединил одною линиею главного оза. Они несли в главный оз свое
содержимое, и им он бывает обязан тем, что содержит так много обломков чуждых,
принесенных издалека пород, и то, что справедливо относительно происхождения
побочных озов, справедливо и относительно главного, в который они вливаются.
(Так, например, Упсалъский оз содержит близ Упсалы и даже Стокгольма массы
чуждых стране пород, особенно силурийского известняка и песчаника, принесенных
из окрестностей Гефле и Орегрунда*, между тем как щебень поддонной морены уже
далеко севернее утрачивает всякие следы известковистого содержания**; и эти
силурийские валуны попали в оз как непосредственно, так и через посредство
побочных озов, из которых один, пришедший с востока, - Bilanäs, - особенно богат
ими.) Про Упсальский оз я говорил уже в V главе и показал, что его щебень
тождествен с ледниковым. Но еще лучше можно убедиться в этом в Финляндии,
где мы гораздо чаще находим озы, которые не размыты на поверхности водою, так
как эта страна не покрывалась морем до таких высот, как Швеция, а ее озера
большею частию достигали уровней не более как на 30 км выше теперешнего.
Таким образом, в высших точках больших озов, каковы, например, Кангасальский и
Ювескюльский, мы находим неизменный ледниковый щебень уже на поверхности,
не говоря уже о многих меньших, но тем не менее длинных озах, о которых
упоминалось в первой части. Что касается до мелких и коротких озов, то сплошь да
рядом очевидно их моренное происхождение, причем на них можно убедиться еще,
что везде, где они лежат в пределах действия озерных вод, они утратили
правильность и покрыты были более или менее значительными толщами слоистого
наноса. Наконец, в тех больших озах, где обширные раскопки давали возможность
узнать их внутреннее ядро (озы у Рюттиля и Дикурсбю), я всегда находил более
или менее значительную болванку, состоящую из ледникового щебня из ледниковой
глины, на которой уже налегали седловидно слоистые наносы водного
происхождения.
Таким образом, мы приходим к заключению, что ядро озов оказывается
состоящим - везде, где оно было доступно, - из ледникового щебня, и, следовательно,
озы третьего типа, или собственно озы, суть морены, сильно размытые на
склонах и покрытые более или менее значительными толщами слоистых, большею
Erdmann A. Op. cit. О. 61.
** Ibid. Р. 131; Stolpe. Sver. Geol. Unders. Ν 31.
143

частию — береговых наносов. При этом в высшей степени вероятно, что это
положение относится как до шведских и финских озов, так и до всех прочих
образований, принадлежащих к тому же типу, т.е. до эстляндских Grandrücken,
шотландских кеймов и до ирландских эскеров.
Приняв этот вывод, мы сразу находим ключ к целому ряду явлений, иначе
совершенно необъяснимых.
Прежде всего нам становятся понятными сходство и непрерывность переходов,
замечаемые между озами 2-го типа, т.е. несомненными моренами, и озами 3-го типа.
Различие между ними, следовательно, заключается только в том, что, будучи оба
меридиональными грядами, одни сохранились в первоначальной форме, другие же
размыты и покрыты наносами*. Этот ряд постепенных переходов, которые мы
замечаем в размерах, формах и расположении тех и других, становится нам
совершенно понятным. В самом деле, мы знаем, что озы второго типа, т.е. непокрытые
морены, представляют ряд величины от грядок в 2-3 м высоты до больших гряд в
30 и 45 м, причем гряды еще большей высоты уже принадлежат к озам третьего
типа. Такое различие теперь нам понятно: всякая морена по мере дальнейшего
движения все более и более увеличивается в высоту и ширину. Это заметил уже
Агассис относительно поверхностных морен**, но то же должно быть верно и
относительно продольных складок поддонных морен: сходясь между собою, при
выходе из долин, как притоки реки, они должны образовать одну гряду, которая
становится все выше и шире по мере того, как более и более спускается в равнины.
Самое существование побочных озов указывает, впрочем, на это явление, помимо
всяких аналогий. Таким образом, понятно, что в низменностях должны были
остаться самые высокие озы. Но низменности Швеции и Ирландии были покрыты
морем, а равнины Финляндии - большими озерами, поэтому естественно, что озы,
лежащие здесь, т.е. наивысшие, должны быть местами сильно размыты, а местами
засыпаны наносами морей и озер. Таким образом, мы видим причину того, почему
наибольшие озы всегда размыты или покрыты наносами, другими словами - почему
в том ряде, который представляют по величине своей различные озы, на долю озов
второго типа приходятся преимущественно меньшие величины, а на озы третьего
типа - наибольшие.
Нам понятно также, почему озы третьего типа не имеют правильности озов
второго типа, почему они чаще разбиты на отдельные холмы, так изменчивы по
величине, так извилисты иногда. Все это объясняется размыванием, а размывание
мы признаем необходимым условием для превращения озов второго типа в озы
третьего типа. При этом, нелишне заметить, что те drumlins, о которых говорит
Клоз, сохранившие свой состав из ледникового щебня, но размытые, также
отличаются неправильностью: они представляют переход от второго типа к третьему, ибо
суть морены размытые, но еще не покрывшиеся наносами.
Размыванием же объясняется и большая крутизна склонов у эскеров и у
шведских так называемых галечных озов. Морены действительно реже
представляют такие крутые склоны, какие мы видим у последних, и чаще являются в виде
плоских гряд с пологими скатами (хотя им свойственна иногда и форма крутых
гряд). Размывание, разрушая постепенно внешние части морены, которая состоит
из такого плотного и вязкого наноса, как ледниковый щебень, необходимо должно
увеличивать ее крутизну.
Нам становится понятною также тесная связь между озами второго и третьего
типа, выражающаяся в их параллелизме, так многократно замеченном. Нам понят-
Клоз, говоря в нескольких строчках о шведских озах, угадал различие между типами, описанными
[другими геологами] и типами, описанными Лайелем, и (...) очень остроумно высказал догадку, что не
суть ли последние (озы 3-го порядка) drumlins in masquerade. Но об эскерах он ничего не говорит.
** Agassiz L. Systeme glaciaire.
144

но, почему и те, и другие идут всегда в одном направлении с изображением и
нередко следуют друг возле друга, как, например, озы из ледникового щебня, в
Меларской впадине, которые, по замечанию г. Сиденблада, также идут в
направлениях N-S и NNW-SSO, как и галечниковые озы*; или почему превосходно
выраженный оз из ледникового щебня, krossäs, идущий от Хёгзунда к югу по одному берегу
залива, совершенно параллелен озу третьего типа rullstends, идущему по другую
сторону того же залива**; или почему замечается иногда целая группа
параллельных гряд, из которых меньшие все состоят из одного ледникового щебня, и
причислены к krossäsar, тогда как одна из них, достигающая наибольшей высоты,
оказывается озом третьего типа, как, например, Чёпингский оз (Köpingsäs),
сопровождаемый с запада несколькими параллельными ему озами из ледникового щебня***.
Схематическое выражение
происхождения оза —
/77 -
d
Наконец, нам понятно, почему один и тот же оз, как Ронгедальский, может
являться в одном месте озом второго типа, а несколько далее - озом третьего типа
и т.д.
Наконец, нам становится понятным, почему озы третьего типа постоянно
перпендикулярны горизонталям и вместе с ними - границам распространения морских
наносов, т.е. арктических глин4*, почему они образуют системы разветвляющихся
пучков, - факт чрезвычайно важный и коренной, - почему они постоянно следуют
долинами и т.д., и т.д.
Все эти факты, т.е. самые основные черты в форме, расположении и составе
озов, решительно необъяснимы совместно никакою иною гипотезою, кроме
предложенной, и потому-то Эрдман, хотя и основывал свою гипотезу почти исключительно
на топографических фактах, но совершенно умолчал об этих коренных чертах в
топографии озов. В силу всего этого мы должны признать, что так называемые
rullstensäsar Швеции и все сходные с ними образования суть гряды из ледникового
щебня, размытые водами морей, озер и, может быть, отчасти - подледниковых
рек и покрытые толщами наноса, промытого и рассортированного водою,
представляющего преимущественно продукт промывки материалов самих же этих
гряд. Называя озами только озы третьего типа, мы можем сказать, что оз не есть
морена, равно как и морена еще не есть оз. Чтобы стать озом, морена должна быть
непременно размыта с боков и покрыта толщами водных (преимущественно
береговых) наносов. Поэтому схематическое выражение происхождения оза есть
то, которое представлено на рис. [3], где линия abc представляет разрез
первоначальной морены, пунктированная линия defg - разрез морены после того, как она
размыта волнами, а толстая линия тпо - разрез морены, покрытой наносами, т.е.
оза третьего типа, или так называемого галечного или песчаного оза (rullsten- eller
sandäs).
* Sver[iqes] Geolfogiska] Unders[ökning]. N 9. P. 32.
**Ibid. N21.P. 25.
*** Ibid. N 9. P. 34.
4*Ibid.
145

Гипотеза, что озы суть морены, не нова; ее высказывали еще Венец, Шар-
пантье, Агассис, а в последнее время г. Пост, отчасти Пайкулль и др., хотя нужно
заме[тить, что] предлагавшие эту гипотезу, с одной стороны, не довольно ясно
выражали различие между мореною и озом (третьего типа), а с другой - не
выставили в надлежащем свете громадное развитие гряд из ледникового щебня
(krossäsar) и их значение в этом вопросе. Это обстоятельство конечно, немало
ослабляло гипотезу. Но кроме того, она встречалась с массою возражений,
основанных на совершенно ложном представлении о моренах. Вот главные из этих
возражений.
Прежде всего говорилось, что морены могут проявляться только в тесных
долинах, тогда как шведские озы проходят по равнинам. В V главе я уже имел
случай показать, как нелогично такое возражение относительно поверхностных
морен, которые и имели в виду возражавшие. Теперь, зная, как развиты бывают
складки в поддонной морене, мы еще менее можем придавать значения этому
возражению. Мало того, наблюдение показывает, что именно на равнинах и в
широких долинах наиболее развиты эти гряды, образующиеся из щебня поддонной
морены*.
Далее говорилось, что морены не достигают таких высот, например в 60-70 м
(200-300 футов), какие встречаются у шведских озов. Но мы видели уже, каких
размеров достигают гряды из ледникового щебня в Швеции и Ирландии. В этих
странах высоты гряд в 30 и 45 м (100 и 150 футов) нередки. Но можно привести и
более убедительные примеры высоких морен вблизи теперешних ледников. Морены
в 100 футов высоты вовсе не редкость в Альпах, но они нередки и на сплошных
ледяных покровах. Так, например, на западном склоне Кордильер, где большой
ледник Белой Реки представляет сплошной ледяной покров, из которого выступают
только немногие отдельные точки гор, видны на поверхности этого ледника
большие срединные морены, достигающие не менее 30 м (100 футов)**; а вблизи
устьев Гренландских ледников Ринк наблюдал морены в 60 м (200 футов) высоты,
усеянные на вершине громадными валунами, в 45-70 футов в окружности***.
Наконец, не худо бы вспомнить и факты, вошедшие уже в учебники; эти факты говорят,
однако, что в Альпах не редкость древние морены не только в 100-200 футов
высоты, но и гораздо более; так, например, древние морены у подошвы
итальянского склона Альп "действительно для многих стран составили бы
значительную цепь холмов, потому что в местах их соединения с горами они достигают
до 1500 фут ([450] м) высоты и сохраняют более половины этой высоты на большей
части своего пути и часто круто поднимаются над равниною, иногда со склонами в
20-300"4*.
Также неосновательно возражение, что морены не имеют той крутизны
склонов, какую представляют озы. Как видно уже из предыдущей цитаты, и в
моренах встречаются уклоны в 20-30°, т.е. уклоны обыкновенные для озов
третьего типа, и такие склоны вовсе не редкость, как в этом легко убедиться из
рисунков Ринка и из описания морен ледника Дуквииа, сделанного Хейглином (см.
выше). Но уже гораздо раньше, именно у Парри, мы находим рисунок морены с
очень крутыми склонами, у острова Red Point в заливе Lyons inlet, состоявшей из
смеси мелких камней и песка и имевшей совершенно форму крыши дома, с
сидящими на вершине валунами, вроде труб5*. Наконец, о крутизне склонов в
Close. Op. cit.; Chydenius. Svenska Expeditionen; Paijkul. Istiden i Norden; Rink. Crönland etc.
King G. On the Discovery of actual Glaciers on the Mountains of the Pacific Slope II Sillmaris Amer. J.
(III). Vol. I. P. 165.
*** Rink. Gr0nland. Bd. I, 1 Deel. P. 157, 159.
4* Лайель. Древность человека. С. 297.
5 Parry. Second Voyage etc. P. 83.
146

морене, называемой Ронгедальским озом, мы говорили уже выше: она доходит до
45°. Но нужно помнить, что оз не есть уже морена в ее первоначальной форме, а
непременно - морена размытая, размывание же естественно ведет к увеличению
крутизны склонов. Если такие рыхлые наносы, как пески и хрящ, размытые
береговым прибоем, представляют отвесные стены, то еще естественнее, что
такой крутизны еще легче достигнет такой плотный нанос, как ледниковый щебень;
и если, при последующем осыпании, получится более пологий откос, то мы вправе
ожидать, что он будет не менее 20-30°, так как знаем от инженеров, что
естественный откос насыпанного песка доходит до 20°, а для других, более вязких,
пород доходит до 25 и 30°. Таким образом, понятно, что подобное возражение не
имеет никакого смысла.
Также неосновательны возражения, что морены не слоисты, а озы слоисты, что
морены состоят из угловатых обломков, а озы из округлых. Прежде всего, конечно,
нужно отличать болванку, ядро озов от их наружного покрова. Если, основываясь
на слоистости наружного покрова, мы будем утверждать о водном происхождении
оза, то мы дойдем до того, что и каменные гряды, выточенные в залежах гранита и
гнейса и покрытые слоистым наносом, признаем также за береговые образования! А
между тем именно так рассуждают ученые геологи. Великий Лайель, который не
мог ничего видеть, кроме самых наружных, наклонных слоев Упсальского оза (в его
время оз не был еще прокопан), говорит нам о его морском происхождении. Что уж
и говорить после этого об его бесчисленных подражателях! Ведь их рассуждения об
озах построены именно на таких логических соображениях. Между тем мы видим из
всего, что собрано в шведской съемке и у Эрдмана, что шведские озы неслоисты,
что слоисты только наружные их покровы, которые, как говорит Эрдман (не
совсем, впрочем, верно), всегда более мелкие внутренние ядра. Но если бы даже и
во внутреннем ядре встречались местами слоеватость или даже слоистость, что и
тогда мы не имели бы права отрицать моренное происхождение ядра, если только
эта слоистость развита не повсеместно, если рядом со слоистыми частями
встречаются части, состоящие из нерассортированного, неслоистого и не промытого
материала. Я упоминал уже выше о морене и леднике Дуквица, где видна ясная
слоеватость, несмотря на несомненное моренное происхождение наноса. Другой
подобный пример мы имеем в наносах по берегам Арвы, в Sierne и Veirier,
описанным Фавром. Холмы, идущие здесь вдоль долины, состоят из округлого и
слоеватого гравия, а между тем неизбежно должны быть признаны моренами*. Что
же касается до слоеватости, свойственной ледниковому щебню, то из приведенных
в первой части и в XVIII главе примеров видно, что она составляет самое
обыкновенное явление в залежах ледникового щебня, причем самыми простыми
рассуждениями легко убедиться в том, что это явление - неизбежное, а тем более в
грядовидных моренах.
Более основания имеет уже возражение об округлости камней в щебне озов.
Прежде всего и тут нужно, конечно, устранить главный источник недоразумений в
этом вопросе: нужно ясно сознавать, о каком щебне или хряще идет речь, - о том
ли, который образует моренные толщи слоистого наружного покрова, о том ли,
несколько промытом и окатанном хряще, который встречается в наружных частях
ядра, покрытого или не покрытого водными слоистыми наносами, но, во всяком
случае, тронутого водою, или, наконец, в том щебне, из которого состоит
внутреннее ядро оза. Покуда все эти образования будут путаться в мыслях говорящего об
озах, никакое ясное понимание предмета невозможно. Что касается до галечника
наружнего покрова, то в его водном происхождении, очевидно, не может быть
сомнения; но, говоря о причине происхождения оза, мы вовсе не его имеем в виду:
Подробнее см.: Favre Α. Rech. geol. dans les parties de la Savoie etc. Vol. I. P. 68.
147

мы знаем, что это - вторичное образование, от ложившегося на готовую болванку
ядра (какого бы оно ни было происхождения), и весь вопрос сводится на то, как
образовалась эта болванка. Что касается до окатанных и промытых наружных
частей ядра, то опять-таки нам до них нет никакого дела; едва ли не весь
ледниковый щебень в областях, покрывавшихся морем или озерами, промыт и окатан в
наружних частях, но не скажем же мы на основании этого, что ледниковый щебень
есть водное образование. Остается, следовательно, щебень ядра озов, и
относительно его (как ни трудно отделить в описаниях то, что относится к нему и что
относится к наружному покрову) можно признать, что в очень многих случаях он
состоит, кроме угловатых обломков, из значительной массы округлых или слегка
закругленных камешков. Но есть ли это признак, противоречащий моренному его
происхождению? - Нисколько. Это есть признак, свойственный всем поддонным
моренам, - в чем мы уже успели убедиться, говоря о классификации наносов. Но
весьма возможно, и даже весьма вероятно, что щебень в ядре озов еще несколько
более окатан, чем щебень в окрестных частях поддонной морены. Кроме
фактических указаний (еще не совсем, впрочем, ясных - в Финляндии, например, я
этого не замечал), к такому заключению приводят и некоторые априористические
соображения. Действительно, мы знаем, что в поддонной морене не все камни
бывают одинаково окатаны: те, которые принесены из ближайших окрестностей,
угловаты, те же, которые принесены издалека, окатаны, а иногда, если они прошли
далекое расстояние, то совершенно округлы. Это наблюдение имеет и
теоретическое основание. Далее - замечено, что в озах встречается чрезвычайно много
чуждых пород, и - если только я правильно понимаю Эрдмана - то чуждых пород в
озах больше, чем в окрестной поддонной морене; иначе нельзя объяснить то, что
говорит Эрдман о составе пород в озах*, и то, что говорится об Упсальском озе в
одной из тетрадок текста съемки**, хотя ни тут, ни там не выражено прямо это
заключение. То же заметно и в ирландских drumlins, как видно из выше
приведенных озов Клоза (...). Рассуждая теоретически, так должно быть непременно, ибо
грядовидные складки поддоной морены, очевидно, образованы не одновременно,
моментально, боковым давлением, а постепенно; гряда, начинающая
образовываться в одном месте, должна двигаться далее, вместе с поддоною мореною,
сохраняя свою грядовидную форму, покуда нет условий, стремящихся ее разрушить. Но,
в таком случае, если уж сама поддонная морена лишь постепенно пополняется
местными обломками, которые увеличиваются в числе по мере того, как
измельчаются камешки чуждых пород, принесенные издалека, то понятно, что
гряда, представляющая большую массу, большую толщу, должна еще медленнее
пополняться местными породами; вследствие чего процентное содержание местных
пород должно быть значительно меньше в гряде, чем в гораздо тоньшем слое
поддонной морены. Если это рассуждение верно, то большая округлость камней в
ядре озов становится совершенно понятною. Так как всякое движение обломков, в
самой ли поддонной морене, или в ее грядах (а также, вероятно, и в поверхностных
моренах), должно сопровождаться взаимным трением частей - не может же гряда
переноситься всею массою, en Ыос, как не переносится таким образом и сама
поддоная морена - а трение сопровождается округлением, то непременно камешки
в гряде должны так же округляться на своем пути, как округляются камешки и в
остальных частях поддоной морены; на это есть даже прямое наблюдение Клоза,
именно приращение в drumlins числа местных пород, по мере движения их по данной
породе, что наверно обусловливается измельчением чуждых пород, так как иначе,
для того, чтобы в гряде больших размеров настолько изменился состав, чтобы
вместо преобладания чуждых пород получалось преобладание пород местных,
* Erdmann A. Sver. qvart. bildn. P. 131.
** Sver. Geol. Unders. N 43. P. 28.
148

пришлось бы допустить такое громадное ее увеличение, на которое нет никаких
указаний. Таким образом, получается, что в ядре озов должно быть больше чуждых
пород, следовательно - более округленных камешков, а следовательно - и более
округлый характер всего щебня. Таково, я полагаю, наиболее вероятное
объяснение более округлого характера щебня в ядре озов и одновременно с этим
объяснение таких особенностей их состава, которые иначе трудно было бы объяснить.
Как видно из сказанного, я нахожу более вероятным, что ядро озов образовано
грядами поддонной морены; но нет сомнения, что некоторые озы обязаны своим
происхождением и поверхностным срединным моренам; так как мы не можем
вообразить себе ледникового покрова, одевающего целые материки так, чтобы из-
под него не выступало вершин, отдельных гор и кряжей. А если существуют
таковые, то существуют и поверхностные продольные морены, хотя бы и редкие,
как это видно в Гренландии, но иногда достигающие значительной высоты.
Исчезнуть эти морены не могли (если только они не расползались на поверхности ледника
так, чтобы утратить грядовидную форму), а если они сохранили свою форму во
время таяния ледникового покрова, то они должны были отложиться грядами, где
случится - на равнинах или на склонах гор, - и, следовательно, дать начало озам.
Таково, по моему мнению, наиболее вероятное происхождение шведских и
финских озов и тех образований, которые могут быть причислены к тому же типу
наносных гряд.
Мне остается упомянуть еще про одну возможную причину возникновения озов,
именно про дюны. Так как эти песчаные гряды достигают иногда значительной
высоты, то понятно, что, размытые волнами и засыпанные береговыми наносами,
они могут образовать гряды, совершенно сходные с озами третьего типа и
отличающиеся от них только тем, что внутреннее ядро, или болванка, состоит из
рыхлого песка вместо ледникового щебня. Такие образования не представляют
ничего невозможного, если только материк погружается под уровень моря, и если
рядом с дюнами есть достаточно высокие холмы, покрытые достаточно мощными
толщами щебня или хряща. Но, вероятно, вследствие редкости осуществления
второго условия такие образования крайне редки, и в Финляндии я только один раз
полагал возможным прибегнуть к такому объяснению, именно по поводу оза у
С.-Михеля. Но и здесь я должен был отказаться от него на основании рельефа
местности, признав его возможным только для некоторых отдельных холмиков,
находящихся в нужных для этого условиях. Также и в шведской съемке я нашел
тоже только одно упоминание об озе, внутреннее ядро которого состоит, может
быть, из песка; это Järläsa-äs, представляющий несколько удлиненных холмов,
покрытых грубым галечником с валунами и глинами с Mytilus edulis и Teilina balnea,
причем эти слои лежат на слоистом песке*. Но и в этом случае, так же как и
относительно оза у С.-Михеля, мы не можем сказать, действительно ли песок
составляет внутреннее ядро и не есть [ли] это только слой, налегающий на ядре,
которое мы, однако, не видим, так как обнажение до него не доходит? Другими
словами, не есть ли это зарытый оз!
Что касается до последних, то они представляют весьма обычное явление, на
которое я уже указывал в IV и XII главах первой части. Многие озы, особенно в тех
моренах, которые долго были покрыты морем или озерами, настолько засыпаны
аллювием, что из-под этого наноса выступает лишь малая часть оза, состоящая
уже исключительно из наносов наружного покрова. Внутреннее ядро лежит уже
ниже уровня почвы. Схема такого оза изображена на рис. [4]-м.
Разрез такого оза, даже если прокопана вся выступающая его часть, например
по линии тпу покажет нам только часть наружного покрова, и мы легко можем
* Sver. Geol. Unders. Ν 7. P. 19-20.
149

Схема оза, ядро которого лежит ниже уровня почвы
впасть в ошибку, сказав (что и бывало не раз), что оз состоит из одних седловидно-
наслоенных пластов глины, песка и галечника, без всякого ядра, тогда как ядро
просто оставалось недоступным наблюдению. Ясно, что утверждать последнее мы
могли бы только тогда, когда видели все пласты, вплоть до горной породы или до
ледникового щебня, который всегда составляет нижний член в ряду
постплиоценовых отложений. Что такое явление должно встречаться очень часто, ясно само
собою; поэтому, несмотря на редкость раскопок, прорезающих целые озы, я видел
уже два таких случая в Финляндии. О таких же озах упоминает и Чьерульф в
Норвегии, как я вижу это из ссылки у Клоза, который тоже, в свою очередь, наблюдал
то же явление относительно drumlins*.
Переходя теперь к различным гипотезам о происхождении озов и сродных
с ними наносных гряд, мы заметим прежде всего, что все эти гипотезы рушатся
перед непосредственным наблюдением, что внутреннее ядро озов везде, где оно
было доступно наблюдению, оказывалось состоящим из ледникового щебня. Но так
как есть целые страны, где таких наблюдений не сделано, то мы должны
рассмотреть различные гипотезы, предложенные для объяснения этих образований.
Таковы гипотезы образования озов:
как береговых валов;
как продукт встречного прибоя озер;
как продукт встречных приливных волн;
из рифов;
как нанос отложений на мелях арктического моря;
как результат размывания.
Наиболее распространенная гипотеза образования озов есть та, что они суть
береговые валы, накиданные морским прибоем. Относительно Швеции она была
высказана уже Ш. Мартеном и Чэмберсом, а в последнее время особенно развита
Эрдманом, который старался обосновать ее на обширных наблюдениях шведской
съемки. Теперь эта гипотеза пользуется наибольшим расположением геологов, и ее
не раз уже пытались применить и к английским камам и эскерам. Во II и V главах я
уже имел случай говорить о ней, а потому здесь ограничусь уже более общею
формулировкою возражений.
Состоит эта гипотеза в том, что моренный щебень, оставшийся после таяния
ледников, был промыт и окатан на месте волнами, которые и собрали его в виде
гряд приблизительно по береговым линиям, и что, таким образом, ряд параллельных
озов средней Швеции указывает приблизительное направление и очертания,
которые имели некоторое время берега при постепенном понижении уровня моря**.
* Close Μ. Op. cit. P. 213.
** Erdman A. Op. cit. P. 121.
150

Прежде всего нужно, впрочем, заметить, что уже Эрдман считал эту гипотезу
недостаточною для объяснения различных озов, почему он должен был прибегнуть
еще к двум другим гипотезам. Видя явную невозможность объяснить прибоем волн
образование озов в тесных долинах южного склона нагорья, но замечая при этом,
что щебень этих озов (конечно, на поверхности) тождествен по промытости и ока-
танности со щебнем больших озов в равнинах и что, следовательно, нужно признать
тесную связь между теми и другими, Эрдман предположил, что в долинах озы суть
продукты размывания щебня реками, т.е. что волны "в связи с ручьями,
вытекавшими из-под ледников", промыли и окатали щебень и отложили его мощными
толщами (по какой-то причине неслоистыми!) и что потом грядовидная форма озов,
иногда нескольких рядом, получилась уже вследствие речного размывания, которое
унесло свободные ныне промежутки между озами*. Таким образом, мы имеем
вторую гипотезу для долин нагорья. Третью гипотезу Эрдман должен был сделать для
тех побочных озов, а подчас и главных, которые состоят во внутренних частях ядра
из непромытого ледникового щебня, переходящего в окатанный галечник лишь в
наружных слоях; такие озы он считает моренами, слегка видоизмененными на
поверхности. Таким образом, вместо одной гипотезы мы имеем целых три. Конечно,
при бесконечном разнообразии в природе, ничего нельзя сказать против различного
происхождения различных гряд, но именно - различных. Но когда нам говорят, что
совершенно тождественные гряды образовались такими различными путями, мало
того, что одна и та же непрерывно протяженная гряда, сохраняющая одни и те же
признаки, сложились такими различными путями в различных своих частях, то мы
видим в этих гипотезах ничего более, как уступки, сделанные ввиду
противоречащих фактов, - уступки, чтобы удержать во что бы то ни стало гипотезу,
сложившуюся первоначально на основании неполных наблюдений. И я думаю, что всякий,
хорошо знакомый с книгою Эрдмана, подметит в ней этот характер. Читая ее,
видишь на каждом шагу, что гипотеза возникла у Эрдмана при изучении действий
моря (о которых он говорит в конце книги) и что затем он приложил ее к известным
ему большим озам Меларской низменности, где, не находя обнажений,
раскрывающих внутренние части озов, он и не мог найти противоречащих фактов, а, напротив
того, все обнажения (захватывающие одни наружные слои) служили еще
подтверждением гипотезы, так как в них действительно выступали прибрежные образования.
Зарождение гипотезы в Меларской низменности в такое время, когда одна эта
низменность и была исследована, всего яснее видно из того, что Эрдман говорит,
будто озы обозначают последовательные стояния береговой линии. Действительно,
если рассматривать на карте одну Меларскую впадину с ее озами, почти
параллельными берегу Балтийского моря, то можно прийти к такому заключению. Между тем
более обстоятельное исследование уже сразу показало, что большие озы не только
не совпадают с уступами почвы, но еще постоянно перпендикулярны
горизонталям**, а постепенного повышения подошвы озов по мере удаления на запад от
теперешнего берега, нет и следа***. Таким образом, книга Эрдмана вся носит
двойственный характер: с одной стороны, мы имеем в ней очень хорошо
изложенные факты шведской съемки, а с другой - гипотезу образования озов как
нечто совершенно внешнее, нисколько не связанное с фактами и нередко прямо им
противоречащее: Эрдман даже и не попытался связать их, и поэтому мы у него же
читаем, что озы были древними береговыми линиями и что граница морских
отложений идет повсеместно перпендикулярно этим предполагаемым береговым
Ibid. Р. 117. Это место вообще очень любопытно, здесь ясно видно, как приходится Эрдману
выпутываться из сетей, в которые завела его гипотеза, причем он со свойственной ему
добросовестностью нисколько не уменьшает значение представляющихся противоречащих фактов.
** См.: Erdman A. Op. cit Atlas. Tab. 5.
*** Ibid. Tab. 9 (продольные разрезы).
151

линиям, и только крайней невнимательностью и можно объяснить, каким образом
эти факты не поражали тех, которые принимали гипотезу Эрдмана.
Нельзя не удивляться также шаткости доводов, на которых построена эта
гипотеза. Самый главный довод мог бы быть.
1. Окатанный и промытый характер галечника в наружных частях озов (во
внешнем покрове) и окатанность щебня во внутреннем ядре. Это самый сильный
довод, и об нем мы уже говорили. Но в том-то и дело, что вторая часть этого
довода (характер ядра), которая одна имеет значение в вопросе, имеет такие
слабые фактические основания, что Эрдман и не мог прочно опереться на нее за
недостатком наблюдений и должен был искать других оснований, которым и придает
гораздо более важное значение. Посмотрим же, каковы эти другие основания, так
как на них долго еще будут опираться последователи Эрдмана, пока не будет
сделано исследований состава озов, неоспоримо доказывающих их происхождение.
Прежде всего Эрдман указывает на то, что эллипсоидальные валуны лежат
большею осью параллельно оси оза (где? в ядре или слоистом покрове?). Но то же
явление замечено многократно в продольных моренах, где и имеет свое
механическое основание.
[2.] Дальше - однородность щебня озов с тем, который образует на склонах
долин террасы. Но, во-первых, исследования альпийских геологов уже объяснили
нам смысл этих террас (см. (...)), а во-вторых, однородность ядра озов с таким
щебнем именно и есть вопрос нерешенный. Что же касается до примера в Дальсвинде
на Kroppefjället, на который особенно ссылается Эрдман (р. 91, 92), то на это уже
г. Тёрнебом справедливо заметил, что это место всего менее может служить
доказательством, так как залегающий здесь галечник именно формы оза-то и не
принимает. Понятно также, что террасы на склонах озов также не служат
доказательством берегового происхождения последних, как террасовидное расположение
наноса на склонах гранитных не служит доказательством берегового происхождения
гранитных гор, на склонах которых они встречаются так же часто, как и на склонах
озов.
Совершенно то же относится и до валунов на озах, разнесенных, по мнению
Эрдмана и многих других, на плавающих льдинах. Если бы они и сосредоточивались
даже преимущественно на озах, то и тогда нельзя было бы видеть в этом факте
никакого доказательства морского происхождения озов, как в изобилии валунов на
вершинах гранитных бугров нельзя было бы видеть доказательства морского
происхождения этих бугров. Наоборот, при гипотезе прибоя предпочтительное обилие
валунов на озах, по сравнению с окрестными вершинами одинаковой высоты,
составило бы непреодолимую трудность, так как забрасывание прибоем больших
валунов на большую высоту есть явление невозможное.
С особенною любовью останавливается Эрдман на том факте, что озы
нередки5 ...на равнинах, то размыванию пришлось бы унести такие громадные массы
наноса*, что в высшей степени невероятно и даже невозможно, чтобы после такого
Ср., например, разрезы листа (...) в "Sver. Geol. Unders.", а для Финляндии - карты Пунгахарью,
карту № 1 и т.д.
Относительно примеров, приводимых академиком Гельмерсеном (р. 90-96), я сделаю еще следующие
замечания. Все они очень любопытны сами по себе, несмотря на свою краткость, но они решительно не
доказывают сделанной автором гипотезы. В самом деле, возьмем, например, прорыв Byskona (р. 90); мы
действительно видим здесь сильное размывание, но именно грядовидных форм оно и не дало здесь;
поэтому трудно даже понять, в чем оно может служить подтверждением предполагаемого происхождения
Пунгахарью. Между обоими случаями только то и есть общего, что и тут [и] там после размывания
остались у подошвы обрывов кучи валунов; но кто же сомневается в способности воды размывать
дилювий вообще и, следовательно, склоны озов? Нет никакого сомнения, что склоны Пунгахарью во
многих местах очень размыты - оттого и неправильности его очертаний и высоты. Но если несмотря на
размывание, он сохранил довольно правильную грядовидную форму, то случилось это потому, что
первоначально существовала уже такая правильная гряда из достаточно плотного и вязкого материала,
152

обширного размывания могли уцелеть узкие и длинные гряды озов, ибо при
многообразии условий, влияющих на силу размывания, для этого потребовалось бы
сочетание в течение весьма продолжительного времени и на громадных
протяжениях такого бесконечного ряда благоприятных условий, что вероятность такого
сочетания может выразиться лишь (математически) бесконечно малою величиною
высших порядков.
3. Что касается до озов, встречаемых в долинах, то для них вероятность
образования путем размывания, по-видимому, уже несколько больше. Но и тут
необходимо предположить существование такого явления, которое до сих пор не
было наблюдаемо в природе, а именно протекания в одной долине двух, а иногда и
трех, рек, взаимно параллельных на значительном протяжении. Все, что мы знаем о
законах образования речных русл, противоречит такому допущению (озерное
происхождение русл, их изгибы, неизбежность прорывов, соединение проток и т.д.).
Эти три соображения заставляют нас окончательно отвергнуть гипотезу
размывания. А если признать справедливость сделанных выше замечаний о
распространении и характере морен, то все (...)6. Что же касается до трудностей,
встреченных академиком Гельмерсеном при объяснении происхождения озов из
прежних морей, то большинство из них он уже сам устранил в начале 87-й стр. и,
сделав оговорку относительно происхождения морен и окатанности их щебня*, мне
остается только вполне согласиться с его объяснением происхождения оза у
Ловизы, где академик Гельмерсен совершенно верно подметил уже и объяснил
двойственность состава оза. Затем остается приложить то же объяснение и ко всем
прочим описанным им озам, помня только то, что уже говорилось неоднократно о
положениях и составе щебня морен и озов.
Наконец, мне остается еще упомянуть о распространении озов и сродных им
гряд.
Что шотландские камы и ирландские эскеры суть образования, тождественные
со шведскими и финскими озами (третьего типа), в этом не может быть никакого
сомнения. Как бы ни были различны гипотезы относительно происхождения тех и
других (более всего обусловливаемые "относительностью воззрений"), но все, что
мы знаем о характере их, заставляет нас признать их образованиями буквально
тождественными. Такими и считают их те геологи, которые имели случай
ознакомиться с теми и другими грядами, и ввиду несостоятельности прочих гипотез, а
также в силу упомянутых указаний нам остается признать такую одинаковость их
происхождения.
Идя далее на восток, мы находим буквально тождественные образования в
Дании. Так, Форхгаммер, описывая залегание послеледникового образования,
названного им Geschiebe-Sand-Formation, говорит, что весьма часто оно образует гряды
которая и могла сохранить на некоторых, немалых протяжениях свою грядовидную форму. Далее, все
примеры озов между двумя озерами (р. 91-93), конечно, не могут еще служить доказательством того,
что эти перемычки суть остатки размытого наноса. Одинаково (и даже более) правдоподобно то, что
перемычки существовали ранее возникновения самих озер; такое древнее происхождение имеют,
например, все каменные гряды, отделяющие мелкие озера в Заонежье и в Финляндии. Академик
Гельмерсен, конечно, и не считает их продуктами размывания и сам даже указывает на эту коренную
черту в рельефе твердой горной породы. Но точно также возможно существование в стране и наносных
гряд, более древних, чем существующие теперь водоемы. Таким образом, все эти любопытные сами по
себе наблюдения не имеют никакой доказательности для гипотезы размывания. Доказать ее, очевидно,
можно было бы только двояко, т.е. или показав, что размывание действительно дает потребные формы,
или показав непрерывность напластования в грядах и в общем дилювиальном покрове. Примеры же
Пунгахарью и Кончезерского оза (р. 91), из которых видно только то, что эти озы состоят на
поверхности из того же наноса (озерного в Пунгахарью), который покрывает дилювий на соседних
горах, доказывает только то, что и эти озы вместе с окрестными возвышенностями были покрыты
озерами; но - не более.
Академик Гельмерсен (р. 87) считает их краевыми моренами, отложившимися на изрезанной
фестонами оконечности ледника, тогда как их следует считать складками поддонной морены.
153

и цепи холмов (Hügelketten), с крутым уклоном в обе стороны, "во всех отношениях
вполне тождественные со шведскими озами". Таковы озы на Зеланде, между
Lystrup и Herlov, между Nestved и Mogenstrup в северной части Fühnen'a, и в
восточном Шлезвиге*. Так как Форхгаммер не приводит ни одного обнажения из этих
озов, то ясно, что он, как и все исследователи того времени, был знаком только с
наружными слоями, отчего мы имеем полное право не считать доказанным, что и
внутреннее ядро этих озов состоит из послеледникового водного наноса. А ввиду
полнейшего их тождества со шведскими озами мы имеем полное основание считать
весьма вероятным, что эти озы суть также размытые и засыпанные моренами. Мы
тем более имеем на это право, что в Дании находим обширные следы ледникового
изборождения**, на основании которого уже должно признать, что ледники,
сползавшие из Скандинавии, переходили глубокий Каттегат и распространялись по
Дании. Направление изборождений говорит об этом неоспоримо.
В Дании же есть образования, аналогичные упомянутым сейчас озам, говорит
Форхгаммер. Это так называемые Revier, развитые на западном берегу Ютландии,
т.е. "цепевидные банки из песка с камнями", которые идут параллельно друг другу,
на несколько футов ниже поверхности моря и отделяясь друг от друга глубокою
водою"***. Более точных сведений об этих Revier мы не имеем, но, судя по их
значительной высоте ("tiefes Wasaer", говорит Ф[орхгаммер]) и по сходству состава с
датскими озами, надо думать, что это не береговые валы, хотя их направление,
может быть, и совпадает с направлением береговой линии.
Но Шлезвиг еще не составляет южной границы распространения озов. Мы
находим их в окрестности Дрездена, как это видно из рисунка, напечатанного
пр. Иенчем. В самом деле, изображенное им отложение4* не может быть названо
иначе как озом: мы видим здесь гряду, которая состоит из неслоистого ядра,
покрытого промытым слоистым наносом из галечника и песка. Ядро состоит из щебня
(Kies), которого признаки г. Иенч описывает так: (...)7
Очевидно, это не что иное, как ледниковый щебень, и хотя г. Иенч и считает
его морским наносом ледяного периода, но в доказательство этого приводит только
морские раковины, найденные, однако, отнюдь не в щебне с валунами, но в
промытом песке, где валуны крайне редки5*. Напротив того, мы видим в нем все признаки
типичного ледникового наноса; он вовсе не рассортирован, совершенно не промыт и
не слоист и образует иногда такие гряды, как вышеупомянутые (р. 455); он резко
отличается от покрывающей его песчаной глины водного происхождения (р. 454);
камни его, особенно изборожденные, состоят как из чужого, так и из местного
материала, причем первый иногда занесен гораздо выше места залегания коренной
породы; наконец, залегающие в нем валуны измельчаются и округляются по мере
удаления от места залегания коренной породы (р. 476). Поэтому мы вправе
признать, что и в окрестностях Дрездена встречаются озы, образовавшиеся путем
размывания и засыпания морен сплошного ледяного покрова6*.
Двигаясь далее на восток, мы находим систему гряд из наноса в Польше и на
Волыни, упоминаемых Мурчисоном под именем trainees of drift. Они состоят, по-
видимому, из эрратического наноса, но за неимением о них более обстоятельных
сведений мы должны оставить вопрос об их происхождении нерешенным7*. Что
* Forchhammer G. L. с. // Poggendorff s Annalen. 1844. Bd. 58. P. 627-628.
** Ibid.
*** Ibid. [P.] 628.
4* lentch A. Ueber die Gliederung und Bildungsweise des Schwemmelandes im den Umgebungen von Dredsen
// Leonard's N. Jahrb. f. d. Mineralogie etc. Jhrg. 1872. S. 455.
5* Ibid. S. 465.
6* Не мешает помнить, что у Праги найдены недавно прекрасно сохранившиеся изборожденные
скалы.
7* Барбот де Μ ар ни Н., Карпинский А. Геологические исследования в Волынской губернии //
Юбилейный сборник Горного института. Спб., 1873. Отд. II. С. 83,92.
154

касается до гряд на Волыни, то, судя по указаниям, не совсем, впрочем, ясным,
встречающимся у г. Карпинского и Барбота де Марни, надо думать, что они
прорыты отчасти и в горной породе, залегающей под эрратическим наносом*. Но
всего любопытнее здесь одно большое обнажение на баластьере на 81-й версте от
Бреста по Киевской железной дороге, где мы имеем, несомненно, зарытый оз, т.е.
оз, настолько засыпанный наносом, что он едва выдается над поверхностью
окрестной почвы. Но обнажение вышиною в 5 м ([17] футов) все-таки захватывает,
по-видимому, внутреннее ядро оза, так как нижняя глыба наноса (/", рис. [на]
стр. 50), по-видимому, уже не слоистая, состоит, по словам г. Карпинского, из
зеленовато-желтого, сильноглинистого песка с гальками кристаллических пород. Но
так как г. Карпинский не держится никакой точной номенклатуры для
постплиоценовых наносов и не определяет точнее характера этого наноса, то и нельзя
ничего сказать о его просхождении. Остается только обратить внимание на это
обнажение внимание будущих исследователей.
Что касается до Эстляндии, то мы уже говорили об ее многочисленных озах,
которые г. Шмидт считает теперь тоже размытыми остатками поддонной морены,
засыпанными наносом.
Не менее любопытны озы в Новгородской губернии, описанные академиком
Гельмерсеном. Таков, например, оз между городами Крестцы и Боровичи, более
версты длиною, лежащий на абсолютной высоте около [160] м (530 футов), и целая
система меньших озов на пути из дер. Иловки в г. Боровини. Первый из них идет с
СЗ на ЮВ, прочие с севера на юг. Другой большой оз, в [660 м] (330 саженей)
длины и [9-13] м (30-42 футов) высоты, замечен между Боровичами и Валдае^**.
Несколько озов я замечал при многократных переездах по железной дороге на
Валдайской возвышенности, и из них особенно один, вблизи одной из станций
(заметки я не имею теперь под руками); кроме того, их можно заметить и на
подробных картах Военно-топографического Депо.
В Олонецкой губернии известно по описаниям академика Гельмерсена уже
много озов***, из которых некоторые, несомненно, принадлежат к озам третьего
типа, как, например, оз у озера Космо у Мансельги, у Лососинного, другие же, как,
например, некоторые гряды Заонежья, принадлежат, по-видимому, к озам первого и
второго типа. Наконец, о грядовидном расположении наноса, или о сельгах, мы уже
говорили выше.
Нет сомнения, однако, что приведенными указаниями не только не
исчерпываются местности, где распространены озы в Европе, но что они могут считаться
скорее лишь единичными примерами, чем перечнем. Исследование этих
образований еще и не начато как следует.
Что подобные же образования встречаются и в других странах света, мы уже
видели, говоря о horsebacks в штате Мэн Северной Америки, об исследованиях
Дана близ Нью-Хэвена. Но, без всякого сомнения, озы в Северной Америке должны
быть самым обычным явлением, на которое до сих пор только не обращали
должного внимания.
В заключение я предложу следующую классификацию гряд, находящуюся
в связи с явлениями ледникового периода.
Не считая возможным отложение плавающими льдинами значительных и обширных толщ наноса, а
тем более - с грядовидною формою, я, конечно, считаю наиболее вероятным, что эти гряды суть озы
второго и отчасти третьего типа, т.е. также складки поддонной морены.
** Helmersen С. Wanderblöcke etc. P. 96.
*** Ibid. P. 90-95.
155

1. Каменные гряды, покрытые наносом
(озы первого типа, каменные озы)
а) Невысокие гряды, состоящие из твердой горной породы, не находящейся
в связи с отрогами горных цепей, независимые в своем простирании от
простирания горных пород, но параллельные изображению или направлению прочих
наносных гряд в окрестностях, покрытые на поверхности ледниковым и водным
наносом.
Или же β) - цепи яйцевидных бугров твердой горной породы (бараньих лбов),
соединенных в одну гряду наносами, которые заполняют промежутки между
бараньими лбами и отчасти покрывают их.
Обыкновенно менее 1 км в длину, незначительной высоты - редко более 15-
20 м, но иногда и до 30 м, - округлые, с пологими склонами; в первом случае -
почти всегда группами взаимно параллельных удлиненных возвышенностей,
придающих поверхности почвы волнистый характер, и с очень пологими склонами,
обыкновенно менее 15°, но довольно правильными; во втором случае- всегда
неправильные, несколько извилистые, изменчивой высоты, но с более крутыми
склонами.
Нанос, покрывающий гряды и бугры, обыкновенно в нижних частях -
ледниковый щебень, в верхних частях - слоистые береговые отложения галечника,
пески и глин; в промежутках между бараньими лбами - часто очень мелко слоистый,
намытый слабыми течениями, с перекрестным наслоением. Водный нанос к подошве
оза всегда утолщается.
9 Вторая форма β вообще встречается довольно редко, а форма α часто
сливается с более крупными неровностями почвы, покрытыми незначительною
толщею наносов.
Типы см. рис. (...) поперечный разрез и рис. (...) продольный разрез типа β.
2. Гряды из ледникового щебня, не покрытые водным наносом
(озы второго типа, морены, складки поддонной морены)
Kropas - Sveriges Geologiska Undersökning.
Drumlin - Close. Gen. Glac. of Ireland.
Esker-like mound, отчасти shoal esker - Kinahan. Notes on some of the Drift of
Ireland.
Trainees of drift- отчасти Murchison. Russia. Ch. XX, XXI.
Сельги? - Иностранцев.
Гряды, состоящие из одного ледникового щебня или ледниковой глины, иногда
слегка видоизмененного в наружных частях.
Длина очень разнообразна: от нескольких сот метров до нескольких верст
длины. Также и высота: от нескольких метров до 30 и иногда даже до 45 м высоты.
Постепенно, большею и большею промывкою ледникового щебня в наружных
слоях, переходят незаметно в озы третьего типа. Склоны различной крутизны, но
вообще редко более 15-20°, гребни большею частью широкие и постепенно
сливаются со склонами.
На равнинах располагаются преимущественно группами гряд приблизительно
одинаковой высоты, параллельных между собою и изборождению в стране, и тогда
не достигают значительной высоты, а возвышаются более [чем на] 10-15 м над
окрестною почвою, состоящею большею частью из моховин или из аллювия
незначительной мощности, образуя ряды волнистых округлых гряд. Иногда одна
или две из этих гряд значительно выше других, и эти более высокие гряды более
размыты и переходят в озы третьего типа.
В долинах располагаются безразлично, как на склонах гор - но тогда редко
достигают правильности (более правильны на пологих склонах), - так и на дне
156

долин, вдоль по их длине, в числе одной или двух гряд. В этом случае достигают
наибольшей высоты, длины и правильности и наибольшей крутизны склонов.
Ледниковый щебень и ледниковая глина, из которой состоят эти гряды,
отличаются всеми признаками, свойственными этим образованиям, поэтому рядом с
угловатыми обломками встречаются и совершенно окатанные камешки и валуны,
причем преобладание той или другой формы обусловливается твердостью
различных пород и преобладанием той или другой породы и путями, пройденными
обломками. Но вообще щебень часто несколько более окатан, чем щебень
поддонной морены, особенно верхнего слоя (желтого щебня). Там, где в окрестной
поддонной морене замечены обе разновидности ледникового щебня (верхняя - более
крупная, более угловатая и более обильная камешками средних величин, в Швеции
и Финляндии желтая, и нижняя - менее крупная, более окатанная и более обильная
мукою, песком и большими валунами, в Швеции и Финляндии серая), там и гряды
состоят из обеих этих разновидностей. То же, по-видимому, и в том случае, когда,
как в Ирландии, верхняя разновидность богаче местными обломками, а нижняя -
чуждыми стране породами.
Типы изображены на рисунке.
3. Гряды из ледникового щебня, покрытого водными наносами
(озы третьего типа, собственно озы)
Rullstenäs, sandds - Sveriges Geol. Unders.
Кате и Esker у великобританских геологов.
Bar-esker и отчасти shoal-esker - Kinahan, Op. cit.
Revier? - Forchhammer.
Trainees of drift - отчасти Murchison. Op. cit.
Гряды, состоящие из неслоистой болванки ледникового происхождения и
слоистого внешнего покрова водного происхождения.
Длина очень разнообразна: от нескольких сот метров до нескольких километров
и даже до 200 и 300 км; в последнем случае, однако, не непрерывные. Высота от
нескольких метров до 30, 45 и местами даже до 70-80 м; средняя от 15 до 20 м.
Склоны большею частью крутые, гребни различной ширины, от нескольких метров
до ста и нескольких сот метров. Нередко на протяжениях в несколько сот метров
имеют типичную форму железнодорожной насыпи в 15-20 м высоты, с очень узким
гребнем и крутыми склонами.
Встречаются безразлично как на равнинах, так и в тесных долинах, как на
низменностях, так и на высоких плоскогорьях. Большею частью разветвляются по
мере поднятия в верхние части страны. Нередко сопровождаются параллельными
им меньшими грядами второго типа.
В составе всегда резко отделяются: неслоистое ядро, или болванка, и слоистый
наружный покров. И та, и другая часть весьма различной мощности, как в
различных озах, так и в различных частях одного и того же оза. Большею частью ядро
значительно больше наружного покрова, но иногда наоборот. Величина ядра весьма
изменчива в одном и том же озе; иногда сохранилась только незначительная цепь
низких бугров. Наружный покров представляет всегда седловидное наслоение,
иногда с очень мелким диагональным наслоением или штриховатостью в отдельных
слоях.
Ядро всегда состоит из ледникового щебня или ледниковой глины, к которым
относится все сказанное относительно состава озов второго типа. В наружных
частях ядра щебень и глина иногда промыты и окатаны; ледниковый щебень
переходит и тогда в промытый ледниковый хрящ. Наружный покров, всегда резко
отделенный от ядра, всегда состоит из хорошо промытых и рассортированных
булыжника, галечника, хряща, песка и глин. Последняя - преимущественно в
наружных частях и представляет выклинивающиеся наклонные продолжения глин,
157

залегающих у подошвы оза, иногда покрытые небольшими слоями галечника или
песка. В наружном покрове всегда хорошо заметно его береговое происхождение.
Иногда он покрывает весь оз, иногда только склоны его, причем подобные различия
заметны в различных частях одного и того же оза, на малых промежутках. Иногда
на наружном покрове лежат валуны, но в незначительном числе.
Подраздел[ял]ись иногда на основании состава наружных частей, на озы из
валунов (stenäsar), галечные озы (rullstensäsar) и песчаные озы (sandäsar); но это
подразделение едва ли имеет какое-нибудь научное значение и не всегда удобно на
практике, так как не только различные части по длине одного и того же оза, но
даже различные части по высоте оза, в одном месте, нередко являются с этими
различными признаками: если оз покрыт только до половины высоты галечным или
песчаным наносом, а верхняя его часть сильно размыта, но не покрыта наносом, то
в верхних частях он является каменным озом, а в нижних - галечным или песчаным.
Тип см. на рис. (...)
Из этих озов заслуживают внимания закрытые озы, выступающие из-под толщ
наноса лишь верхнею частью наружного покрова, и которых ядро лежит ниже
уровня окрестной почвы.
Тип см. на рис. (...)
Говоря об озах, нельзя не упомянуть о воронках (äsgropas), или, вернее, ямах,
всегда встречающихся в изобилии на озах, гребнях или у их подошвы. Это - ямы,
большею частью продолговатой, иногда эллиптической, иногда совершенно круглой
формы, различного диаметра и глубины. Некоторые из них представляют ямки не
более 10 м (30-35 футов) в поперечнике и 3 м (10 футов) глубины. Другие являются
маленькими замкнутыми со всех сторон оврагами, в 300-450 м (1000-1500 футов)
длины и около 200 м ширины при глубине до 20 м (60 футов); выросшие на дне их
деревья не выступают вершинами из овражка. Склоны их вообще довольно круты
и доходят до 30°. Нередко эти ямы бывают заполнены отчасти новейшими
наносами (с подобающим наслоением), например галечником, песком или глиною с
балтийскими раковинами; при нужных для этого условиях они очень быстро
зарастают торфом, достигающим иногда мощности до 5-6 м (до 20 футов).
Обыкновенно эти ямы не имеют на поверхности никакого стока, но не имеют на
дне озерков, что уже заставляет думать о существовании подземных каналов.
Такие ямы замечены в Швеции*, в Финляндии (см., например, рисунок и план
оза у С.-Михеля), в Шотландии** и, по всей вероятности, повсеместно
сопровождают озы***. Число их иногда бывает очень велико; так, например, в некоторых
озах Эрдман насчитывает их до 39 на протяжении 140 верст, до И на 55 верстах
и даже до 10 на 10 верстах.
Для объяснения этих ям было предложено несколько гипотез. Прибегали
к выпахиванию льдинами, садящимися на мель (гипотеза, очевидно, не имеющая
никакого реального применения и невозможная для больших ям), к прибою волн и
вращательному их движению, подобно тому, которое дает начало береговым
гигантским котлам, и т.д. Но едва ли не вероятнее прочих гипотеза, высказанная
г. К. Норденшельдом (братом шведского академика) на основании наблюдений в
Тавастгусской губернии4*. Он заметил, что озеро Валькиа Мустаерви (величиною
десятин в 30) сообщается с другим озерком и имеет небольшой исток, впадающий в
такую яму, которая в половодье наполняется таким образом до половины водою.
* Erdmann A. [Bidrad till Kännedom от] // Sver. quart, bildn. P. 100-105; и очень многие места см.: Sver.
Geol. Unders.
** "Hollows without outlet", ynoMimaeMbie^Geikie в рец. на кн. Geikie J. The Great Ice Age II Nature. L. с
Яма, упомянутая академиком Гельмерсеном (Wanderblöcke. P. 93), не вполне принадлежит сюда,
так как имеет сток.
4* Nordenskjöld К. От uppkonsten af s. k. äsgropar och lerlager i äsarnes inre // öfvers. af. K. Vet. Adak
Forhändlingar för 1870. Ärgg. 27. P. 29-33.
158

Из нее во время сильного весеннего половодья течет другой ручеек, впадающий в
другую яму, уже не имеющую истока. Но по соседству с нею вытекает на низком
луге ключ, в котором количество воды находится в многократно замеченной
зависимости от количества воды во второй яме: при сильной прибыли он бьет из-под
воды фонтаном в 30-40 см. Поэтому и г. К. Норденшельд предполагает, что между
ямою и ключом существует подземное сообщение, которое выносит воду, но вместе
с нею размывает и рыхлые пласты, унося из них мелкий песок, вследствие чего и
образуется воронкообразное понижение. Так как в таком случае песок должен
отлагаться близ выхода ключа, то г. Норденшельд сделал здесь несколько бурений,
которые действительно показали присутствие здесь вокруг ключа залежи
нежнейшего иловатого песка, который однако, положительно отсутствует в некотором
расстоянии до этого места.
Это предположение подтверждается некоторыми наблюдениями над
бесчисленными ямами, встречающимися в окрестностях с. Лямпис, и им действительно
хорошо объясняются эти ямы, отсутствие в них стока, их продолговатая форма и,
наконец, углубления, похожие на русла ручьев, нередко замечаемые между
смежными озерами, причем оказывается при исследовании наносов, что по этим
углублениям никогда не протекало ручья; они образуются, таким образом, вследствие
оседания наноса при размывании внутренних пластов.
Судя по тому, что известно мне о таких ямах, я думаю, что объяснение
г. Норденшельда совершенно удовлетворительно.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 82-83. Автограф.

ТЕМПЕРАТУРА
ГРЕНЛАНДСКОГО ЛЕДНИКОВОГО ПОКРОВА
(1876-1877)
То, что температура большой массы льда Гренландского ледникового покрова,
оставаясь постоянной в течение года, равна примерно точке замерзания воды,
считается теперь общепризнанным. Это мнение, конечно, не основано на прямых
наблюдениях, которые никогда еще не проводились, не является оно и результатом
основательной дискуссии по этому вопросу; оно основано на случайных кратких
замечаниях, сделанных в работах таких авторитетов по Гренландии, как д-р Ринк,
д-р Р. Браун, д-р Сазерленд1 и др. Однако эти известные авторы не принимали
во внимание некоторые важные обстоятельства, которые, как мне кажется,
доказывают обратное, т.е. что температура больших масс льда, лежащих в высоких
широтах, должна быть гораздо ниже точки замерзания. Эти обстоятельства будут
кратко изложены в этой статье. Я был бы очень рад, если бы они вызвали более
подробную дискуссию по этому вопросу и в конце концов побудили бы одну из
многочисленных арктических экспедиций провести прямые наблюдения, которые бы
окончательно разрешили этот вопрос. Предмет этот имеет важное значение,
особенно в дискуссии о причинах движения ледников, так как если бы оказалось,
что последнее мнение более верно, то целая группа гипотез, предложенных для
объяснения движения ледников, отправной точкой которых является допущение,
будто ледник должен иметь температуру, весьма близкую к нулю, оказались бы
тем самым неприложимы к ледяным морям арктических широт. Таким образом, эти
гипотезы, имеющие в виду лишь небольшие ледниковые реки умеренной зоны, при
объяснении движения ледяных покровов приобретают второстепенное значение.
Несомненно, что температура большой массы льда Гренландского ледникового
покрова должна быть постоянной в течение года. Влияние времен года не должно
ощущаться в ней, за исключением сравнительно тонкого поверхностного слоя.
Поскольку теплопроводимость льда незначительна, а непрозрачные поверхностные
слои его защищают нижележащий лед от воздействия лучистого тепла, можно не
сомневаться, что ни зимний холод, ни летнее тепло не проникают в глубь ледника
глубже, чем на десяток футов2. Это мнение подтверждают как непосредственные
измерения, проводившиеся в Альпах, так и тщательные исследования вечно-
мерзлых песков и глин в очень холодном климате. Так, например, в Якутске, где
средняя зимняя температура (-39°С) на целые 53°С ниже средней летней
температуры, на глубине 15 м показания термометра колеблются в течение года не
более, чем на полградуса, а на глубине 20 м они практически неизменны. Поскольку
теплопроводимость льда не больше (вероятно, несколько меньше) теплопроводи-
мости мерзлого песка, мы можем, следовательно, считать несомненным, что на
глубине 10-15 м лед Гренландского ледникового покрова также будет иметь
постоянную, не изменяющуюся в течение года температуру.
Однако какова же величина этой постоянной температуры?
Измерения, проводившиеся на Альпийских ледниках (до глубины 41м)
показали, как известно, что температура нижней части ледников почти неизменна и
колеблется между -0У5 и 0°С3. Однако эти измерения, относящиеся к местностям,
среднегодовая температура которых равна 0°С или выше, очевидно, непригодны
для Гренландского ледникового покрова, лежащего между изотермами -5 и -20°С, и
160

мне неизвестно, проводились ли достоверные измерения температуры в выше
лежащих зонах альпийских neves4. Надо, следовательно, искать другие аналогии5.
Имеются измерения температур, производившиеся г. Эрдманом и Мидден-
дорфом в вечномерзлых, пропитанных льдом толщах аллювия, а также в каменных
горных породах Сибири. Как известно, благодаря этим измерениям5 было
установлено, что ниже так называемого поверхностного слоя, который испытывает до
некоторой степени воздействие времен года, повсеместно лежит слой, температура
которого постоянна и равна среднегодовой температуре воздуха в данном месте.
Этот слой лежит на глубине от 10 до 20 м в зависимости от характера горных
пород, большей или меньшей суровости климата, от большей или меньшей глубины
снегового покрова и т.д., однако он присутствует везде (если только сквозь землю
не просачиваются теплые источники); и в бесснежных степях Забайкалья, и на
глубокозаснеженных равнинах Иркутской губернии6, как в аллювиальных
отложениях речных долин, так и в кристаллических породах горных вершин. Однако
если мы будем далее опускаться в глубь земной коры, мы заметим, что
температура почвы начнет возрастать с определенной быстротой, колеблющейся, в
зависимости от местных условий, от 12 до 25 м на каждый градус. На некоторой
глубине, таким образом, будет обнаружена незамерзшая почва7; эта глубина иногда
может быть весьма значительной: так, например, в Шергинской шахте (Якутск)
слой нулевой температуры не был достигнут на глубине 119 м; термометр
постоянно показывал там -3°С; согласно вычислениям г. Миддендорфа, он будет достигнут
на глубине не менее 180 м*8. Таким образом, огромная толща аллювия мощностью
в 180 м имеет в верхней части среднюю температуру значительно ниже нуля, а
именно -10°С (среднегодовая температура воздуха) и только в более глубоких ее
частях температура поднимается до нуля. То же самое наблюдается во многих
других местах (Охотск, Становой хребет, Нерчинский округ, пик Алибера и т.д.) в
самых различных почвах и каменных горных породах. Хотя величина возрастания
изменяется, общая закономерность остается неизменной.
Эта закономерность приложима, как я полагаю, и к массам льда, слагающим
толщу гренландских фьельдов. Хотя лед не неподвижен, как горные породы,
однако на путь из внутренних частей страны к морскому побережью ему требуются
многие столетия, поэтому его можно считать совершенно неподвижным телом. Что
касается физических свойств массы чистого льда сравнительно со свойствами
пропитанной замерзшей водой толщи аллювия с многочисленными жилами и
прослоями чистого льда, то можно быть уверенным, что в этом отношении та и
другая массы весьма схожи. Непосредственных наблюдений, которые
свидетельствовали бы, что толща чистого льда и толща мерзлого песка или ила имеют равную
величину теплопроводимости, у нас нет, однако мы можем судить об этом на
основании некоторых наблюдений за толщиной образующегося зимой льда
сравнительно с распространением температуры по временам года в мерзлых почвах.
Наблюдения Миддендорфа в Шергинской шахте дают возрастание в 1° средним числом на каждые
24 м. Другие его наблюдения, проводившиеся в Якутске же, но в другом месте, в свежих буровых
скважинах, дали возрастание в 1° на каждый 12 м, и академик Бэр предполагает, что эта цифра
наиболее вероятна, ввиду возможного охлаждения стен скважины. Возможность охлаждения не может
быть полностью исключена, однако повышенные температуры, обнаруженные в скважине, могут быть
обусловлены влиянием подземных вод. Не вдаваясь в детали спора между Бэром и Миддендорфом
(Middendorff. /Α.] Sibir. Reise [Reise in den äusserten Norden und Osten Sibiriens während der Jahre 1843 und
1844. Bd.] I et IV. [St.-Petersburg, 1848-18678; K.] Baer. [Ueber nothwendig scheinende Ergänzungen der
Beobachtungen über die Boden-Temperatur in Sibirien] // Bulletin de la classe] ph[ysico]-math [ematique] de
l'Ac[ademie] d[es] Sciences] de St.-P6tersb[ourg]. T. VIII, [N 14. P. 209-214]), все же считаем необходимым
отметить, что шергинские наблюдения по сравнению с наблюдениями в скважинах, по-видимому, дают
более верную величину возрастания температуры, хотя и несколько меньшую, чем истинная, которую
можно принять равной 20 м, на 1°С. Наблюдения в Европе дают, как известно, возрастание в 1° на
каждые 16 м в среднем из всех наблюдений, проводившихся в Англии до глубины 439 м, на каждые
15-36 м во Франции (Carmeau, Littry, Dessise); на каждые 35-38 м в саксонских шахтах.
6 П.А. Кропоткин
161

Так, из наблюдений г. Миддендорфа мы знаем, что на глубине 7 футов в Якутске
колебания показаний термометра составляют около 17°С, т.е. показания
колеблются между - [4] и - [21°] С9 вместо 53° - колебаний среднемесячных показаний на
поверхности, и что самый холодный период на этой небольшой глубине - не январь,
как на поверхности, а конец февраля; зимнему холоду, как и летнему теплу,
необходимо более двух месяцев, чтобы проникнуть на глубину 7 футов, и около
шести месяцев, чтобы проникнуть на глубину 25 футов*. С другой стороны,
известно, что лед, образующийся на поверхности морей и рек в высоких широтах
достигает толщины 8-9 футов; нарастание льда снизу не прекращается под слоем
льда в 8 футов и продолжается даже в последние месяцы зимы**. Конечно, когда
слой льда достигает толщины в несколько футов, скорость нарастания его
замедляется, но надо иметь в виду, что она была бы гораздо больше, если росту
снизу не препятствовало бы движение частиц воды и ее свойство достигать
наибольшей плотности при +4°С. Сопоставив все эти данные, мы, на мой взгляд,
должны заключить, что аллювий, покрытый слоем чистого льда толщиной
20-25 футов, через какое-то время замерзнет, как если бы он был покрыт слоем
мерзлого песка или ила примерно той же толщины, и что теплопроводимость
чистого льда не может быть намного меньше теплопроводимости мерзлого песка,
глины или ила с включениями прослоев или жил льда. Но это именно то, что нам
надо, так как, хотя и чрезвычайно незначительное, вековое охлаждение большой
массы льда, продолжаясь из века в век, несомненно, приводит его в то же самое
состояние, в котором находится мерзлая почва, обладающая несколько большей
теплопроводимостью. Единственное, что мы можем предположить, это то, что
величина возрастания температуры с глубиной для массы чистого льда, видимо,
меньше, чем для твердых пород, обладающих большей теплопроводностью.
Та же самая закономерность, несомненно, должна быть обнаружена в мощной
ледяной толще, например Гренландской, если только не будут обнаружены какие-то
условия, которые видоизменили бы законы распространения температуры в толще
льда (на одном из таких условий мы сейчас остановимся)11. Можно предполагать,
что в Гренландии, под поверхностным слоем толщиной от 10 до 15 м, в котором
еще до некоторой степени ощущается влияние времен года, будет обнаружен слой
льда, постоянная температура которого равна средней годовой воздуха, т.е. -6°С
или ниже в окрестностях Якобсхавна***, -10° в окрестностях Упернивика и -20 или
-23°С в леднике Гумбольдта, около гавани Ренслэра. Затем температура более
глубоких слоев льда должна начать возрастать с глубиной со средней скоростью от
12 до 28 м, возможно, около 25 м на каждый градус Цельсия. Таким образом, лед,
имеющий температуру 0°, может быть найден у Якобсхавна на глубине не менее
150 м, у Упернивика - не менее 250-300 м и в леднике Гумбольдта - не менее 400-
500 м. Следовательно, значительная часть объема Гренландского ледникового
покрова, мощностью от 100 до 500 м (в некоторых местах она, по-видимому,
составляет всю толщу ледника), имеет температуру значительно ниже нуля: она
отклоняется от этого максимума до -6, -10 или -23°С13. Средняя температура
этого объема холодного льда может быть принята равной -3...-6° в южной части
страны и около -10° в северной части14.
Г-н Миддендорф отметил, что в Якутске колебания температуры проникают на глубину 1 фут
в среднем за семь-восемь дней, а гораздо меньшие колебания температуры в Англии распространяются
на ту же глубину по непромерзлому лейасовому10 песчанику за пять дней.
Толщина льда в конце зимы 1860 г. в Port-Frulke составила 9 футов, из которых, по наблюдениям
г. Хейеса, два дюйма наросли с середины февраля по конец марта. Он заметил также, что слой льда был
бы толще, если бы его росту не препятствовали теплые течения.
*** Или, может быть, градуса на 2-3 ниже. Средняя годовая температура в -6°С получена из
наблюдений, производившихся в поселении, лежащем на морском берегу; на поверхности ледника, на
высоте 300-600 м над уровнем моря, средняя температура на этой же широте должна быть -8...-10°С12·
162

Есть, однако, причина, которая стремится нагревать эту холодную толщу льда.
Я имею в виду воду, выпадающую ежегодно в виде дождя и образующуюся на
поверхности вследствие таяния льда летом. Просачиваясь внутрь льда и замерзая в
капиллярных трещинах, эта вода обогревает лед за счет скрытой теплоты,
освобождающейся при замерзании (ее собственной температурой выше нуля можно
пренебречь). Однако легко понять, сколь несущественной должна быть эта причина
нагревания и сколь неправдоподобно предположение, будто эта слабая причина
может поднять температуру массы холодного льда до точки таяния. В самом деле,
количество дождя в высоких широтах столь незначительно, что мы можем
совершенно им пренебречь. Благодаря д-ру Кену мы знаем, например что в гавани
Ренслэра дождь наблюдается всего пять раз в году15, но даже в самый теплый
месяц года водные осадки выпадали иногда в виде снега. А вдоль всего западного
побережья Гренландии годовое количество дождя вообще чрезвычайно
незначительно. Остается, следовательно, только та вода, которая образуется вследствие
таяния льда на поверхности ледника; можно не сомневаться, что годовое
количество ее тоже очень невелико. В Альпах вследствие поверхностного таяния
ледники теряют ежегодно слой менее 3 м толщиной*, главным образом за счет
теплых летних дождей, а не за счет прямого воздействия солнечных лучей. Таким
образом, приняв во внимание различие в широте между Альпами и Гренландией,
различие в климате, почти полное отсутствие дождей, их температуру и т.д., мы
можем предположить, что в Гренландии количество льда, стаивающего ежегодно с
поверхности, не превышает 3-4 футов, а может быть, и половины этой величины,
т.е. 1,5-2 футов. Наконец, непосредственные наблюдения, произведенные второй
Австро-Венгерской арктической экспедицией, показали, что на широте 79-80° с.ш.
стаивание льда в течение лета составляет только 1,2 м**, однако надо помнить, что
это количество исчезнувшей с поверхности воды представляет собой сумму двух
величин: одна из них - это действительно объем растаявшего льда, другая же -
количество льда, исчезнувшего вследствие испарения (значение этого процесса,
который идет даже в конце зимы, хорошо знают арктические путешественники),
более того, какая-то часть воды, образующейся при таянии, проникает лишь в
самый поверхностный слой льда и испаряется сразу после образования. Принявши в
соображение все эти условия, мы можем заключить, что количество воды, которое
образуется при таянии и которое могло бы оказывать согревающее воздействие на
нижележащие слои льда, не превышает в среднем 1 м (3,3 фута) даже в южных
частях Гренландии***.
Эта вода идет на нагревание всей толщи холодного льда, температура которой
иначе была бы намного ниже точки замерзания. Однако 1 куб. м воды с
температурой 0°С за счет скрытой теплоты, освобождающейся при замерзании, может
Прямые наблюдения недостаточно убедительны, однако многими авторами эта величина
принимается как весьма вероятная. Если воспользоваться данными о величине таяния, приведенными Форбсом
в 10-м и 13-м "Письмах о ледниках16 для нескольких летних дней, если предположить, что таяние
происходит только благодаря прямому воздействию солнечных лучей, и, сравнив их нагревающую
способность в дни, когда Форбс делал свои наблюдения, с величиной солнечного нагревания в течение
всего лета (по вычислениям г. Мича в "Smiuthson[ian] Contribution to Knowledge", vol.] IX17), рассчитать,
как велико должно быть таяние в течение летних месяцев, то получится примерно от 9 до Юм. Эта
величина будет максимальной, значительно превосходящей действительную.
Weyprecht L. Vortrag über die... wissenschaftlichen Beobachtungen, gehalten in Wien 18. Januar 1875 //
Peterm[ann's] Mitteilungen]. 1875. [Bd. 21], N 2. [S. 65-72].
Эта величина согласуется с той, которую можно вывести, исходя из данных о количестве снега и
дождя, выпадающего в Западной Гренландии. Оно было принято равным 12 дюймам в год, из которых,
как справедливо считает д-р Ринк18, 2 дюйма выносится в море в виде айсбергов, а 10 - в виде воды
подледниковых потоков. Вследствие состояния поверхностного льда в летнее время (см. ниже) с трудом
можно предположить, что количество льда, стаивающего с поверхности, в два или три раза больше тех
10 дюймов, которые выносятся подледниковыми потоками; однако, приняв в соображение слоеватость
арктических ледников, можно предположить, что оно вовсе не превосходит этих 10 дюймов.
6*
163

нагреть на 1° 77 куб. м [воды]. Итак, если бы вода, образовавшаяся при
поверхностном таянии, была равномерно распределена по всему холодному слою ледника
Гумбольдта толщиной более 300 м (температура которого иначе лежала бы в
пределах от -22°С до 0°, т.е. средним числом -11°С) и если вся она, без изъятия,
замерзла бы внутри ледника, этот слой мог бы нагреться всего на 0,25°С, а в
окрестностях Якобсхавна холодный слой нагрелся бы менее чем на 0,5°, а вернее,
даже - на 0,3°С. Следует помнить, что это - цифры максимального значения,
которое может быть приписано этой причине.
Однако и эти значения, и так весьма небольшие, больше действительных
в 10, 20 или даже в 100 раз. Дело в том, что вода, образующаяся на поверхности
арктического ледника, не проникает в глубь массы льда. Если бы лед в высоких
широтах разрушался горячими солнечными лучами и теплыми дождями так же
сильно, как в альпийских долинах, тогда вода действительно проникала бы в глубь
ледника, заполняя капиллярные трещины и замерзала бы в них. Однако этого не
происходит. Сильно ослабленная теплотворная способность солнечных лучей,
проходящих через атмосферу, насыщенную парами, холодные ветры, проносящиеся
над ледяной поверхностью, сильный холод по ночам, во время которых даже в
самое жаркое время года замерзают все лужи, и в особенности почти совершенное
отсутствие дождей придают поверхности Гренландского ледникового покрова вид,
совершенно отличный от того, с чем встречаются в Альпах. В Гренландии
встречается только "здоровый" лед, почти совершенно сухой даже в самые теплые дни.
Г. Норденшельд и Берггрен во время своего пешего маршрута по леднику спали со
всеми удобствами в меховых мешках, которые они клали прямо на лед при полном
солнечном освещении (при температуре 7-8° в тени и от 25 до 30°С на солнце), и
мокрота их постелей начинала беспокоить их только тогда, когда лед начинал
подтаивать от теплоты тела. А в небольших цилиндрических отверстиях, которыми
усыпана поверхность льда, вода не обнаруживает ощутимого просачивания в глубь
ледника и отверстия всегда полны почти до краев*. Вода, образующаяся на
поверхности арктического ледника, не просачивается в глубь его, но собирается на
поверхности большими озерами или течет в виде рек и "многоводных, глубоких и
широких потоков", о которых путешествующий по Альпам не имеет
представления. Эти реки, пробежав короткое расстояние на поверхности ледника,
низвергаются в трещины и стекают в море по многочисленным подледниковым туннелям,
хорошо описанным д-ром Ринком. Понятно поэтому, что вода не пропитывает льда,
за исключением очень тонкого поверхностного слоя; обращаясь по крупным венам,
а не по мелким трещинам, она стекает в большие русла, идущие и по поверхности,
и внутри ледника; вода не замерзает внутри ледника, но в жидком виде стекает в
море. Ее скрытая теплота, таким образом, составляет совершенно ничтожную
величину**: по всей вероятности, она меньше одной десятой, V20 или даже 7юо
части приведенных выше значений.
Правда, что как ни мало это увеличение теплоты, но если бы оно накоплялось
из года в год, то оно могло бы в течение многих веков, требующихся для того,
чтобы проделать путь из внутренних частей страны к морскому побережью, дать,
наконец, некоторое заметное повышение температуры. Но эта слабая причина
нагревания с избытком уравновешивается тем, что годичный прирост ледяного
* Читатель должен помнить ту скорость, с которой, по наблюдениям г. Агассиса, Шлагинтвейта и др.,
вода, уходящая внутрь альпийских ледников, ниспадает в эти отверстия.
** Мы пришли бы к этому заключению, даже если [бы] не были известны прямые наблюдения
г. Норденшельда над поверхностным стоком воды и характером льда; сравнивая то огромное количество
воды, которое стекает в море в виде подледниковых рек, с количеством льда, которое ежегодно может
стаивать под воздействием солнечных лучей, мы непременно придем к заключению, что не только
большая часть воды, образующейся при таянии, но почти вся она должна проходить сквозь ледник, не
оказывая сколько-нибудь заметного воздействия на него.
164

покрова обеспечивается путем распространения по льду воды, образовавшейся на
его поверхности. Известно, что в Альпах неоднократно наблюдалась весьма низкая
температура снега 10°С (13° ниже среднегодовой температуры воздуха); в
высоких широтах снег идет даже при -20° и до -28°; средняя температура дней,
когда идет снег, в арктических странах гораздо ниже точки замерзания. Если
сосчитать, например по наблюдениям д-ра Кена (октябрь 1853-апрель 1855 г.),
среднюю температуру дней, в которые шел снег, то окажется, что, по
наблюдениям за два года, в холодный период (ноябрь-апрель) она равна -25,2°С, т.е. на
целых пять градусов ниже среднегодовой температуры воздуха. Средняя
температура снежных дней теплого времени года (май-октябрь), конечно, гораздо
выше - она составляет, по наблюдениям одного года, -7,6°С. Однако нельзя
забывать того, что этот более теплый снег под воздействием солнечных лучей тает
в первую очередь. Когда после обильных майских снегопадов максимальный
термометр начинает отмечать в конце мая и в июне, в течение 1-2 ч в сутки,
положительные температуры, начинает таять и испаряться именно поверхностный,
недавно выпавший снег. Образующаяся при его таянии вода стремится проникнуть
в глубь льда; однако непосредственно под этим поверхностным слоем лежит снег,
имеющий температуру гораздо ниже 0°С; вода не может просочиться в него и
замерзает в тонком поверхностном слое толщиной в 1-2 дюйма, не проникая в ниже
лежащие слои холодного снега, накопившегося в течение зимних месяцев. А когда,
наконец, этот лежащий на поверхности слой весеннего и летнего снега растаивает и
образующаяся при дальнейшем таянии вода начинает проникать внутрь холодного
зимнего снега, вся ее скрытая теплота будет расходоваться на нагревание этого
холодного слоя на 4 или 5°, т.е. до среднегодовой температуры воздуха. Вода,
таким образом, вовсе не проникает внутрь ледника и тем самым не оказывает
совершенно никакого действия на огромный объем ледникового покрова*.
Таким образом, я полагаю неизбежным тот вывод, что скрытая теплота воды,
образующейся на поверхности ледниковых покровов высоких широт, совершенно не
в состоянии повысить температуру большой массы льда на сколько-нибудь
значительную величину. Поскольку лед этих ледниковых покровов находится в
условиях, не менее суровых, чем условия, в которых находятся вечномерзлые
почвы Сибири (я бы даже сказал, в гораздо более суровых условиях), то
закономерности распространения температур, справедливые для этих почв, должны
быть приложимы и к толщам ледниковых покровов полярных стран.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 93. Черновой автограф на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова
То обстоятельство, что вода, образующаяся на поверхности ледника, не проникает в глубь него,
объясняет также, почему поверхностный лед арктических ледников имеет такой фирнообразный, или
гранулообразный характер, как это наблюдали Пайер в Западной Гренландии (Zweite Deutche Expedition),
и Норденшельд на Шпицбергене ([Nordenskjöld N.A.E. Observations faites pendant un sejour dans les regions
polaires: poussiere charbonneuse avec fer metallique, constitution des glaciers, gisements des plantes fossiles] //
Comptes Rendus [hebdomadaires des seances de l'Academie des sciences]. 1874 [Vol. 78. P. 236-239]).

ПЛАСТИЧНОСТЬ ЛЬДА
(1878)
ι
Кто в наши дни не знает ледников ... - этих ледяных рек, которые с вершин
Альп спускаются до веселых, радующих глаз долин, покрытых лугами и лесами, и
которые доносят до нас в виде хрупкого льда снег, выпадающий на горных
вершинах и в цирках на склонах этих скалистых гигантов. Мы живем уже не во
времена Соссюра1, когда смелое попирание ногами белого ковра Альп или "сера-
ков"2 на их ледниках считалось научным подвигом. Каждый год полчища туристов,
убегающих из городов с их загрязненным воздухом, набрасываются на верховья
долин Швейцарии, карабкаются на их пики, поднимаются по их ледяным потокам,
обрамленным черными скалами, любуются голубыми гротами, где рождаются наши
великие реки. Описания ледников образуют целую библиотеку, размножают до
бесконечности их изображения, а облик некоторых из них знаком нам так же
хорошо, как архитектурные шедевры величайших городов земного шара, тогда как
топографические съемки и точные измерения во всех аспектах показывают нам
сложность движения этих ледяных каскадов льда, их внутреннее строение и
воздействие, которое они оказывают на близлежащие скалы.
Ледники мы знаем очень хорошо, однако о причинах их движения этого сказать
нельзя. Они являются предметом дискуссий вот уже в течение почти целого века,
но все еще вызывают жаркие споры. Известно, что страстно были увлечены этим
вопросом 40 лет тому назад крупные ученые того времени3 Форбс, Агассис,
Шарпантье, Дезор, Гопкинс, Уивелл. Двадцать лет спустя дискуссия, вновь начатая
Тиндалем, разгорелась почти с таким же пылом: (на этот раз) в ней приняли участие
Гельмгольц, Томсон4, Болл, Мосли, Кролл, Хельм, Пфафф, Бьянкони и многие
другие. Но и на этот раз полемика закончилась тем, что силы у соперников иссякли,
а этот важный вопрос физики земного шара так и не был решен. Так что сегодня
тот, кому не довелось перечитать кучу монографий по данному вопросу,
накопившихся с тех пор, опять задает себе вопрос: какова же истинная причина движения
ледников?
В самом деле, примем ли мы, вместе с Рандю и Форбсом, что лед, слагающий
ледники, представляет собой вещество, обладающее некоторой пластичностью, что
он легко принимает форму своего извилистого ложа и распространяется по долинам
в соответствии с законами течения полужидких веществ? Или примем, как хочет
Тиндаль, что лед почти лишен пластических свойств; что та небольшая
пластичность, которая свойственна ему так же, как и всем твердым телам, абсолютно явно
недостаточна для объяснения течения ледников; что лед постоянно дробится под
влиянием испытываемых им напряжений, но, напротив, его фрагменты вновь
спаиваются, как только приходят в контакт друг с другом, и заставляют нас
думать, что он пластичен, тогда как в сущности имеет место только "раздробление
и повторное смерзание"? Или еще, вместе с Томсоном будем искать причины
движения ледников в превращении молекул льда в жидкость, когда его
температура становится близкой к нулю и когда он подвергается некоторому давлению?
или в последовательном переходе молекул в жидкое состояние, в котором они,
таким, образом перемещаются (как предполагает Кролл), передавая непосредст-
166

На альпийском леднике.
Рис. П.А. Кропоткина, 1908 г. Публикуется впервые
(ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 118)
венно свою теплоту и преобразуя молекулы? [Это подтверждают] точные
измерения тех ученых, которых я только что назвал.
Ввиду перечисленных фактов гипотеза скольжения в виде единого блока, до сих
пор пользующаяся благосклонностью у физиков, стала неприемлемой. Гипотеза
Хугга и Шарпантье, временно принимавшаяся Дезором и Агассисом, которая
пыталась объяснить пластичность ледников давлением воды, их пропитывающей,
или замерзанием этой воды в трещинах, также была признана недостаточной.
Наблюденные факты неизбежно приводили к предположению о том, что некоторая
пластичность присуща самому льду, и гипотеза, получающая ныне "наибольшее
число голосов", - это та, что, выдвинута некогда Рандю и развита Форбсом под
названием "теория вязкого движения ледников".
Π
Гипотеза Форбса довольно широко известна (по крайней мере, по названию), но
ее столько раз ошибочно истолковывали, а исходные монографии ныне так
труднодоступны широким массам читателей, что будет полезно здесь изложить ее
своими словами*. Согласно этому шотландскому физику, пластичное движение
ледников объясняется, если допустить, что большие массы льда, когда их
температура приближается к нулю, приобретают свойства вязких полужидкостей. Когда
объем какого-либо вещества, образующего тело этого рода, достигает
определенной мощности, то его молекулы под давлением, испытываемые самим телом,
скользят друг по другу в соответствии с законами течения жидкостей. В качестве
примера Форбс первоначально указывал движения того же рода, происходящие в
Форбс изложил свои идеи в ряде писем в журнале "Edinburgh New Philosophical Journal",
опубликованных в 1842-1844 гг. Эти письма были воспроизведены в сборнике под названием "Случайные
статьи" ("Occasional Papers"), который более не встречается в продаже. Приводимые ниже цитаты
сделаны по монографии Форбса "Иллюстрации к теории вязкого движения ледников", где указанная
гипотеза изложена в ее окончательной форме, каковую Форбс ей придал после четырехлетней полемики
и исследований. Я опускаю в настоящей работе всю ту часть, которая касается ускорения движения
ледников в летнее время вследствие инфильтрации воды.
167

меде или варе, но, поскольку это сравнение вызвало излишние возражения, он в
дальнейшем ограничивался тем, что сравнивал ледник с массой пластичной глины,
которая могла бы течь по какой-либо долине или еще, как это уже заметил Дарвин,
с лавовым потоком.
Как бы ни были несовершенны наши представления о механике вязких
жидкостей, однако мы можем извлечь полезные указания из того, что нам известно на
этот счет, и утверждать, что факты механики идентичны в обоих рассматриваемых
случаях (течение вязкой жидкости и течение ледника).
Это движение является результатом внутренних напряжений, происхождение
которых коренится в самом давлении рассматриваемой массы; оно частично или по
большей части передается так, как гидростатическое давление распространяется на
вещество, молекулы которого могут перемещаться относительно друг друга под
влиянием силы, которую Т. Янг* называет детрузивной; она служит для
преодоления того, что обозначают в жидкостях словом "трение". Под влиянием этой силы
соседние точки данного тела получают разные скорости; эти скорости более
значительны на поверхности и в средних частях данной массы и уменьшаются на ее
краях и в основании.
"Так движутся полужидкости. Так же движутся и некоторые вещества,
имеющие обычно свойства твердых тел, даже раскалывающихся, как вар*, если только
на них длительно воздействует какая-нибудь сила. Влияние времени состоит
главным образом в том, что давление, недостаточное для того, чтобы вызвать
моментальное разделение (детрузию) молекул, по прошествии некоторого периода
времени побуждает их незаметно скользить относительно друг друга и входить в новые
перераспределения слипания; создается впечатление, будто движение данной массы
может происходить без разрыва и без того, чтобы эта масса рассыпалась на
множество обломков".
Именно так и движутся ледники. "Ледник, - добавляет Форбс, - по-видимому,
можно сравнить с рекой, в которой элемент жидкостности весьма слаб, тогда как
элемент слипания и вязкости представлен в избытке". И чтобы доказать, что эти
жидкости, когда они подвергаются некоторому давлению, действительно могут
течь, как полужидкости, он приводил опыт Кристи, в котором твердый лед вытекал
через отверстие сосуда при замерзании воды, которой был наполнен этот сосуд; и
он указывал также на один патент, в котором изобретатель заявляет, что олово,
подвергающееся давлению приблизительно в двадцать тонн на квадратный дюйм,
"текло в соответствии с законами течения жидкостей".
Такова гипотеза Форбса. Как можно видеть, она, по-видимому, уже
предвосхищает замечательные исследования Треска по "течению твердых тел", которые ее
подтвердили 30 лет спустя и расширили наши взгляды на этот обширный раздел
молекулярной физики. Но в то время термин "вязкость льда" поднял целую бурю.
Те, кто всегда представлял лед только как жесткое тело, почти несгибаемое и
хрупкое, были скандализованы тем, что Форбс приписывал льду вязкость; они
решительно отрицали способность льда испытывать хотя бы малейшую постоянную
деформацию и предпочитали возвратиться к гипотезе скольжения ледников как
единого целого. Таким образом, разгорелась полемика - почти, можно сказать, ярост-
**
ная .
* См. опыт Гордона, описанный в "Philosophical Magazine" за март 1845 г. Этот опыт, на который
косвенно неявно указывает Форбс, заключался в следующем: проломленная бочка с очень твердым и
очень колким варом (имевшим раковистый излом) находилась перевернутой в течение некоторого
времени. Этот вар, хотя и оставался твердым, тек, воспроизводя движение ледника. "Однако он
оставался колким в то время, когда тек", - добавляет Гордон (Philos. Mag. 1845. Vol. XXVI. P. 207).
** Те, кто знаком с терминологией, применявшейся в механике тех лет, знают, что термин "вязкость"
тогда употреблялся (он употребляется в этом значении и ныне) для обозначения сопротивления
жидкостей и полужидкостей скольжению (проскальзыванию) их частиц. Тогда вязкостью называли то,
что позднее назвали "сопротивлением тангенциальной силе" (силе, направленной по касательной) и
168

Среди противников Форбса я должен отметить математика Гопкинса.
Изменения, которые должны были испытать его представления в процессе
развертывания спора, и влияние, которое они оказали позднее на Тиндаля, так хорошо
выражены, что заслуживают цитирования в данной работе.
Гопкинс, никогда не видевший ледников, сначала полностью отрицал их
пластичность и поддерживал взгляд, согласно которому возможно их скольжение в виде
единого блока. Чтобы это доказать, он выполнил ряд опытов. Глыба льда,
помещенная на плиту песчаника, наклоненную под углом 3°, действительно, скользила с
одной и той же скоростью 8 мм в час без ускорения. Если песчаниковую плиту
заменяли мраморной, скольжение все еще было заметно, когда наклон плиты
составлял лишь 0°40', и скорость его возрастала, когда ледяному блоку придавалась
некоторая дополнительная нагрузка*. Что касается льда, то он якобы (по Гопкинсу)
был совершенно лишен пластичности: он испытывал только временные изменения
формы в пределах, допустимых его упругостью, но совершенно не был способен
проявить изменения формы, сопровождающиеся растяжениями. Как только
происходит растяжение, лед растрескивается, причем трещины приобретают
направление, определяющееся той или иной формой напряжения в упругом теле,
подвергающемся деформации. Самый факт, что эти формулы применимы в отношении льда,
является доказательством его непластичности**.
Но, поскольку накапливались все новые наблюдения, доказывающие, что
ледники не могут скользить как единые блоки, Гопкинс прибегнул к предположению,
что ледник разделяется на продольные полосы, скользящие относительно друг
друга с разными скоростями, что якобы позволяет ледникам проходить через
ущелья и раздваиваться при встрече с островками и что якобы объясняет в то же
время более значительную скорость движения их срединных частей. Поскольку
вскоре Гопкинсу доказали, что ледник не обнаруживает ни малейших признаков
такой разделенности серией продольных трещин, он допустил тогда, что эти
трещины не обязательны: возможно, существуют "плоскости скольжения", не
нарушающие сплошности. Однако прямая линия, проведенная поперек ледника,
выявила бы существование такого разделения, превратившись в кулисообразную
линию***. Он бросал вызов своим противникам, доказывая, что прямая линия пре-
"сопротивлением скалыванию (срезающему усилию)"; и мы теперь знаем, после опытов Треска и
расчетов Сен-Венана, что и это сопротивление - то же самое, что Треска обозначает словом
"сопротивление текучести". Именно в этом смысле его должен был понимать Джон Гершель, когда он
советовал Форбсу взять слово "вязкость" для того, чтобы обозначить свою теорию. Этот термин был
тем более необходим, что в случае, если термин "полужидкость" применялся к ледникам без эпитета
"вязкая", то он приводил к недоразумению, которого особенно старался избежать Форбс. Тогда
полужидкостями называли рыхлые вещества -такие, как песок или куча обломков (...) и Форбс особенно
старался заставить понять, что ледник - это не груда обломков, которая оплывает, как кучи глины в
наших отвалах, образующихся при земляных работах. Удивительно поэтому, когда Тиндаль спрашивает:
разве лед похож на клей, и из него можно вытягивать вроде бы нити, и как получается, когда погружают
ложку в мед? Когда У. Томсон сообщает нам, однако, в своих работах по гидрокинетике о "вязкости
воды и воздуха", - разве здесь тоже речь идет о том, чтобы их вытягивать ложкой в виде нитей, и разве
не идет скорее речь о сопротивлении [проскальзыванию] молекул, очень слабом в воздухе, большем в
воде и полужидкостях и еще более значительном в твердых телах?
Philos Mag. Ser. 3. 1843. Vol. XXVI, № 827. Эти опыты недавно повторил Мосли; они дали такой же
результат.
В сущности эти формулы представляют собой не что иное, как элементарные формулы теории
упругости, которые позволяют найти направление и величину максимума нормальной силы (сжатия или
напряжения) и тангенциальной силы (скольжения) в призме, испытывающей искривление. Мною показано
в другой работе (Тр. Рус. геогр. о-ва. Т. VII), каким образом формулы, которые можно найти в любом
учебнике прикладной механики, принимают вид формулы Гопкинса, и дать числовое значение этих сил.
Нужно помнить при этом, что данные формулы, верные для упругого тела, перестают быть верными,
когда имеет место скольжение одних частиц [относительно] других. Поэтому Гопкинс получал
совершенно разные числовые результаты в зависимости от того, брал ли он упругое тело или пластичную глину:
направление трещин [варьировало] в пределах 30°.
*** On the mechanism of motion of glaciers // Philos. Mag. Vol. XXVI. P. 165.
169

вращается в кривую, и полностью отрицал, что в вертикальном сечении
ледника верхние его части обладают большей скоростью, чем нижние. Если эти
факты были бы доказаны, говорил он, их оказалось бы достаточно для принятия
сразу же доказательства [факта] пластичности льда. То и другое доказали, в
самом деле, следующим летом Ш. Мартине и Форбс*. Тогда Гопкинс, наконец,
допустил, что ледник и в самом деле обладает до некоторой степени пластичностью,
но пластичностью вековой, которая проявляется лишь по прошествии
определенного отрезка времени, очень длинного и не достаточного для объяснения
быстрых изменений формы ледников. Уступка за уступкой - и Гопкинс был
вынужден, как очень хорошо выразился Уивелл, принять пластичность льда как
причину движения ледников, "потому что странно было бы называть вековой
пластичность, которая проявляется за несколько дней, - впрочем, элемент времени
необходим любой пластичности. "К сожалению, - добавлял Уивелл, - история науки
учит нас, что переход от ошибки к истине не всегда протекает таким простым
»I**
путем .
Это замечание автора "Истории индуктивных наук" нашло свое подтверждение
20 лет спустя, когда Тиндаль, продолжая дело, начатое Гопкинсом, снова стал
отрицать пластичность льда как достаточную причину движения ледников.
Достаточно хорошо известна гипотеза Тиндаля, столько раз приведенная [и
повторенная] в его трудах и популярных лекциях. Известна и та острейшая критика,
которой он подверг работы Форбса. И все-таки после того, как еще раз перечитаны
[мною] все работы по этой теме, опубликованные Тиндалем, и с учетом того, как
он смягчил со временем беспрекословный тон своих первых утверждений,
краткое изложение его гипотезы остается весьма затруднительным делом. Так что
я предпочел в этой статье сделать это в собственных терминах этого исследова-
***
теля .
В силу какого свойства, - задает он себе вопрос, описав движение ледников, -
лед может приспосабливаться к вмещающему его ложу и изменять свою форму
таким образом, как это было показано нами в вышеприведенных описаниях?
Единственная теория, которая еще заслуживает нашего внимания, - это хорошо
известная теория вязкости льда. Как было отмечено, множество явлений, на первый
взгляд, в самом деле свидетельствуют о том, что лед - вязкое или "полужидкое"
вещество и как таковое течет по долинам Альп. Однако эта теория находится в
таком противоречии с нашим повседневным опытом относительно льда, что у нас
по-прежнему остаются сомнения в ее справедливости.
"Нельзя ли было бы, однако, воспроизвести те же самые явления без
применения этой теории?" Это и в самом деле возможно - и Тиндаль описывает свои
опыты по режеляции. "Эти явления, - продолжает он далее, - позволяют нам
предположить, что если бы мы взяли какой-нибудь параллелепипед льда, поместили
его в какую-либо изогнутую призму и приложили к нему некоторое давление, то он
разбился бы на куски; но та же сила привела бы эти куски в контакт друг с другом,
и они бы вновь сплавились; непрерывность массы снова как будто бы
восстановилась. Это подтверждается опытами: кусок льда, имеющий форму прямоугольной
призмы, превратился в искривленную призму, такую же цельную, как и исходная, и
изменение произошло не в силу вязкого движения частиц, а в результате дробления
и режеляции. Если бы изменение формы происходило достаточно медленно, мы
получили бы точнейшее воспроизведение того, что происходит на любом
поперечном разрезе ледника. Итак, все факты, относящиеся к движению ледников,
* Forbes J. Thirteenth letter on glaciers II Edinburgh New Phil. J.
** Philos. Mag. Vol. XXVI. P. 217.
*** In the Alps. P. 312-315. Пер. с нем.
170

приводятся предыдущими опытами в согласование с некоторым распознанным
свойством льда*.
Попытавшись доказать, что "сущность вязкости" - это свойство поддаваться
напряжению (натяжению, растяжению - tension) и что лед этим свойством не
обладает, Тиндаль заканчивает такими словами:
"Итак, мы имеем, следовательно, факты двоякого рода: первые согласуются с
представлением о вязкости, вторые, насколько это только возможно, противоречат
ему. Когда давление налицо, мы наблюдаем первый ряд фактов; а когда имеет
место растяжение, мы получаем факты второй серии. Но обе эти группы фактов
можно согласовать посредством гипотезы (или, скорее, установленной истины),
которая гласит, что хрупкость льда и способность его вновь сплавляться позволяют
ему изменить форму без нарушения непрерывности.
И наконец, изложение взглядов Тиндаля было бы неполным, если бы я не
привел его мнения, состоящего в том, что он вместе с Гопкинсом в некоторой мере
поддерживает идею скольжения в виде единого блока. Он высказывается - по
крайней мере в "Glaciers of the Alps" (§ 13 и заключение) - в таких выражениях:
"Теория Соссюра - следует об этом хорошо помнить - в некоторой мере
соответствует истине. Вся масса ледника, помимо течения, скользит в виде единого
блока по своему наклонному ложу". И в качестве доказательства он повторяет
аргумент Гопкинса (3-е письмо, стр. 247): "Штрихованные скалы Англии еще несут
на себе следы этих мощных движений". Наконец, до некоторой степени он
продолжает поддерживать идею вязкого движения льда и использует ее для объяснения
"жильной структуры". Но он придает этому свойству лишь чисто второстепенное
значение, и когда Форбс ссылается на его опыт с полужидкой массой, движущейся
по наклонному желобу, и сравнивает ее с ледником, он восклицает: "Вот уж что
точно, то точно! Что ж, мое мнение, не менее точное, состоит в том, что ни один
ледник никогда не обнаруживал механических кондиций, подобных тем, которые мы
наблюдаем в данном опыте" (Glaciers of the Alps. § 22, примечание).
Характерная вещь: несмотря на огромную популярность, которой по
справедливости пользуется все, что выходит из-под пера Тиндаля, несмотря на его
блестящие опыты и многочисленные сочинения, благодаря которым его гипотеза
стала общедоступной, она не встретила такого приема, как прочие труды
выдающегося английского физика. "Теория раздробления и режеляции" пользовалась в
какой-то момент успехом, но ее появление не принесло окончательного решения
вопроса. С тех пор появился еще ряд гипотез о движении ледников, увеличилось
число исследований, и экспериментаторы, далекие от того, чтобы считать выводы
Тиндаля о непластичности льда решающими, в настоящее время трудятся с целью
их опровержения.
В самом деле, гипотеза Тиндаля не перестает вызывать серьезные сомнения.
Нет ни малейшей возможности сомневаться в том, что режеляция представляет
собой мощный фактор залечивания многочисленных трещин, образующихся на
краях ледников и повсюду, где происходит быстрое изменение скорости. Открытие
Фарадея остается непреложным фактом. Но то, что раздробление и режеляция
являются причинами пластичного движения ледников - это-то вот еще требуется
доказать5.
Здесь речь идет о действительном дроблении льда - таком, какое мы видим в
ледниках. "Монолитный лед", образующий основную массу ледника, не дробится на
куски. И однако этот же лед в любой момент изменяет форму; он принимает
очертания своего вместилища, испытывает дифференцированные движения, течет,
как полужидкость. Напротив, если имеет место дробление "без грубых разрывов" -
* Легко понять, как подобная субстанция может проходить сквозь узкие ущелья Альп, искривляться и
т.д., и при всем этом не проявлять никаких признаков вязкости. См.: Тепло, способ движения. Пер.
аббата Муаньо. 2-е фр. изд. § 235.
171

раздробление "без нарушения непрерывности" (оба этих выражения Тиндаль
употребляет в своих недавно опубликованных работах), то возникает вопрос: чем
же могло бы быть, в сущности, некое раздробление без нарушения сплошности, и
не представляет ли собой этот вид дробления, которое не является на самом деле
таковым, то же самое скольжение частиц по частицам - "withont a bruise"6, как
говорил Форбс.
Несомненно, что глыбу льда можно раздробить на тысячи кусков, которые
затем вновь сплавляются под давлением; несомненно и то, что таким способом
можно заставить лед резко изменить форму; но Тиндалем никогда не было доказано,
что медленные изменения формы в ледниках происходят именно таким образом.
Кусок пластичной глины, который подвергают внезапной деформации, тоже
разрывается; и его можно превратить в тысячу кусочков, которые гончар затем
вновь слепляет в единое целое давлением своих пальцев; но из этого не следует,
что масса пластичной глины, будучи предоставлена самой себе, не может течь по
наклонному ложу в соответствии с законами течения жидкостей.
Следовательно, вопрос в течение сорока лет по-прежнему остается тем же
самым: "Ледники пластичны, но обусловлена ли их пластичность пластичностью
льда? Если да - то не находится ли данное свойство в противоречии с хорошо
известными свойствами хрупкости и твердости этого тела?" По-прежнему остается
необходимость решить именно данный вопрос и для этого, как мне кажется, пора
применить к занимающей нас проблеме выдающиеся результаты исследований
Треска по вопросам течения твердых тел.
К этому я и перехожу. Но прежде, чем приступить непосредственно к
рассмотрению указанного вопроса, да будет мне позволено обсудить один расчет Тиндаля,
который он сделал, чтобы доказать, что лед, если он и имеет в некоторой мере
весьма незначительную пластичность, то обладает ею в степени, совершенно
недостаточной для того, чтобы объяснять ею пластичное движение ледников.
С целью подтверждения своих выводов Тиндаль берет две вешки А и В,
установленные на леднике Мер-де-Гляс по линии, перпендикулярной направлению
движения этого ледника. Первая вешка ставится у края ледникового тела, а вторая
- в 53 м от предыдущей. Затем он представляет в воображении квадрат со
стороной, равной 53 м, образованный упомянутыми вешками и еще двумя другими,
устанавливаемыми в 53 м ниже [по течению] от вешек А и В. Если бы нисходящее
движение ледника было равномерным, то все четыре вершины этого квадрата
смещались бы вниз за сутки на одинаковую длину: квадрат не был бы
деформирован. Но в силу уменьшения скорости на краях ледника веха А продвигается за
сутки только на 254 мм, тогда как В проходит 375 мм. Вообразив тогда, что две
другие вершины квадрата двигаются с такой же скоростью, как и
соответствующие вершины А и В, не сближаясь, не удаляясь друг от друга, Тиндаль делает
из этого вывод, что через сутки его воображаемый квадрат превратился бы в ромб.
В этом случае квадрат больше всего растянулся бы в направлении одной из его
диагоналей. За час эта диагональ удлинилась бы на V40000000· Отождествляя это
удлинение с напряжением, якобы возникавшим на этой диагонали, Тиндаль
заканчивает рассуждение следующими словами: "Так вот, лед не может выдержать столь
ничтожное напряжение: он разрывается" (Glaciers of the Alps. § 18). Так
"оказывается" доказанным, что пластичность или вязкость [льда] почти равна нулю.
Не является [ли], однако, этот расчет в известной мере чересчур обобщенным,
если учесть, что речь идет об определении, так сказать, числовых пределов одного
из физических свойств льда? Я не скажу, что удлинение - чисто геометрический
факт - не следует идентифицировать с напряжением - фактом механики. По
мнению Тиндаля, предполагающего, как и Гопкинс, что лед лишь в бесконечно
малой степени обладает свободой скольжения молекул, этот аргумент не имел бы
значения. Но разве нельзя было бы сказать также, что поскольку одна из двух
172

воображаемых вершин квадрата удаляется от вертикали пусть всего лишь на 2 см,
то напряжение или, скорее, удлинение этой диагонали было бы уже либо
четырехкратным по сравнению с тем, что получает Тиндаль, либо даже отрицательным:
происходит, однако, именно это, и в гораздо более значительной пропорции. Веха
смещается не по линии, перпендикулярной к поперечнику, и мы видим в этих
измерениях Тиндаля, что две вехи, отстоящие одна от другой на 27-30 футов, то
удаляются друг от друга на полдюйма, то сближаются на 2 дюйма. Чтобы придать
хотя бы минимальную ценность своим вычислениям, Тиндаль должен был бы взять
четыре вехи вместо двух и измерить четыре расстояния, пройденные ими.
С другой стороны, у любого инженера возник бы и такой вопрос: не будет ли
неосторожным определять константу (назовем ее, например "временным
сопротивлением" того или иного тела) по призме размером 53 м или, скорее, длиной 77 м,
когда тело является в столь малой степени однородным, как ледник? Не было бы
вероятным, в самом деле, что ввиду отсутствия однородности возникли бы местные
напряжения, в двадцать или сто раз превышающие среднее значение, и эти-то
напряжения и вызывали бы разрыв массы? А ведь именно это и происходит на
самом деле. Если Мэтьюз и Рили при изучении дифференцированных движений
ледника Бионассе ограничились бы измерениями смещения двух вех, отстоящих
одна от другой на 150 футов (первое и шестое из их измерений) (...) они получили бы
удлинение ("напряжение", сказал бы Тиндаль), равное Viooooooo в час» и если бы на
данном пространстве имели место трещины, мы из этого сделали бы вывод - по
методу Тиндаля - что лед не выдерживает, не растрескиваясь, даже таких
ничтожных напряжений. Но поскольку Рили ставил вешки на расстоянии 30 футов,
из его измерений вытекает, что лед выдерживает в 138 раз более быстрые
удлинения, чем те, которые Тиндаль считал невозможными. А когда тот же расчет
применяется к измерениям, сделанным при установке вех на расстоянии всего лишь
2 футов, то обнаруживается, что лед выдерживает без растрескивания удлинения,
протекающие в сто семьдесят раз быстрее.
У меня возникает вопрос, нужно ли мне после всего этого отметить еще один
расчет Тиндаля, сделанный все с той же целью - доказать неспособность льда к
растяжению: он еще менее убедителен, чем предыдущий. В самом деле, Тиндаль
выбирает створ, поперечный леднику Мер-де-Гляс, на котором стоят вехи; длина
створа составляет около полумили - 800 м. Через сутки, в силу ускорения средних
частей ледника, прямая линия створа превращается в кривую, длина которой на
Veo дюйма больше исходной. Следовательно, удлинение составляет 4/юооооооза
24 ч, т.е. меньше 2/юооооооо в час. И поскольку на краях Мер-де-Гляс тело ледника
нарушено трещинами, Тиндаль делает такой вывод: «Если ледник имел бы некое
свойство, хоть в малой степени заслуживающее название "вязкость", он,
несомненно, удовлетворял бы этому скромному требованию; но он не может ему
удовлетворять: вместо того, чтобы растягиваться под действием такого слабого
напряжения, он разрывается как избыточно хрупкое тело, и мы видим, что
появляются краевые трещины" ("In den Alpen", стр. 318). Однако очевидно, что
среднее значение этого удлинения не дает абсолютно никакого представления о
местных напряжениях, вызывающих образование краевых трещин: они, как это
уже отмечал Джон Болл, могут быть, и действительно являются несравнимо более
значительными, чем их среднее значение. Что касается льда, он выдерживает, не
растрескиваясь (как только что было показано в отношении ледников и как будет
показано в ближайших строках в отношении блоков льда), в пятьдесят тысяч раз
более быстрые постоянно действующие напряжения.
После того, что было сказано, перейдем к исследованиям Треска.
173

IV
Несколько предварительных замечаний, в которых я буду руководствоваться
прекрасным докладом Морена*, позволят лучше выявить связь исследований Треска
с вопросом, которым мы занимаемся. В то же самое время они помогут разобраться
в нескольких ошибках, возникших во время дискуссии.
Если подвесить резиновую ленту за один конец и привязать к другому ее концу
какой-нибудь груз, то лента испытает деформацию. Она вытянется в продольном
направлении, а ее поперечный размер уменьшится. Но это изменение формы ленты
представляет собой лишь временную деформацию. Если она не превысила некоторой
границы (предела совершенной упругости резины), и если деформация продолжалась
лишь в течение короткого отрезка времени, лента вновь принимает почти точно
свою первоначальную форму. И если мы анализируем, как происходила
деформация, то обнаруживаем, что это удлинение соответствует растяжению тела, тогда
как сужение соответствовало сжатию. Имело место рассредоточение молекул в
одном направлении и сближение в другом; однако, когда внешняя сила была
устранена, восстановилось равновесие.
То же самое происходит с блоком резины, а также с блоком слоновой кости и
любого другого более или менее упругого вещества, которое подвергается
сжимающему давлению вместо растяжения, если только деформация не превышает
пределов совершенной упругости сжимаемого тела. Это тело уплощается в одном и
расширяется в других направлениях, но вновь принимает свою первоначальную
форму с момента, когда внешняя сила устраняется. И в этом случае происходит
расширение, или временное рассредоточение молекул (или частиц) по направлению
увеличения размеров, и имеет место сжатие, или сближение молекул, там, где
происходит укорочение. Наконец, также обстоит дело и в случае, когда мы перегибаем
у себя на колене палку - тоже не превышая предела ее совершенной упругости; и в
этом случае имеют место растяжение на выпуклой [стороне] кривой и сжатие на
вогнутой.
[В] теории упругости такие деформации известны под названием временных, или
упругих, деформаций. Они всегда происходят путем временного разряжения и
сближения молекул, потому что, какова бы ни была внешняя сила - растяжение,
сжатие или изгибание, - всегда имеет место растяжение и сжатие в одно в то же
время. Это, как говорит Морен, первая фаза, во время которой деформации прямо
пропорциональны деформирующей силе. Если внешняя сила еще более возрастает,
то упругость тела начинает исчезать: оно не возвращается более полностью к
своей первоначальной форме; стороны деформации при этом являются следствием
рассредоточения и сближения молекул, т.е. происходит растяжение и сжатие, но
наряду с этим мы наблюдаем постоянную деформацию, являющуюся результатом
скольжения молекул или частиц друг по другу. Это вторая фаза, при которой
деформации более не пропорциональны деформирующей силе - они преобладают
над ней.
Наконец, если сила еще более увеличивается и достигает того, что Треска
назвал коэффициентом текучести, то мы имеем дело с третьей фазой. Объем тела
[теперь] не изменяется; оно становится почти несжимаемым, как жидкость.
Рассредоточение и сближение молекул происходит только в почти бесконечно
малых пределах. Упругие, или временные, деформации, сопровождающиеся
растяжениями и сжатиями, больше не имеют места; они уже постоянны и происходят
только в силу скольжения или качания молекул. Тело подчиняется
гидростатическому закону передачи силы во всех направлениях, но только с некоторыми
потерями. Наконец, сопротивление деформации становится постоянным, а работа,
* Доклад о монографии Треска по штампованию металла [см. в:] Comptes rendus. 1870. Vol. LXX.
174

необходимая для совершения некоторой деформации, - равной сумме объемов,
потерянных или приобретенных по направлениях, перпендикулярным направлению
действия силы (будь то давление или волочение), и умноженных на коэффициент
текучести. У воды значение этого коэффициента равно или почти равно нулю, у
свинца оно составляет около 130 кг/см2, у железа - 3800 кг/см2.
Треска делает эти выводы из серии разнообразнейших опытов, которые
проводятся уже более 20 лет. Приведу некоторые из них. Например, он берет
цилиндрический блок свинца или пачку свинцовых стержней круглого сечения и
помещает их в цилиндрический металлический сосуд с прочными стенками; в дне
сосуда проделано круглое отверстие. Подвергаясь сильному давлению, свинец
проходит через это отверстие в виде струи и воспроизводит все [следствия] закона
течения жидкостей. Если затем разрезать этот свинец и его струю по продольному
сечению, то видно, что течение происходило в виде встречного движения молекул,
причем перед тем, как пройти через отверстие, они описывали веерообразные
траектории. На материале свинца изучаются и самые законы течения жидкостей -
насколько он лучше подходит для этого, чем любая из жидкостей, - так как те
всегда слишком подвижны. Или еще Треска помещает блок свинца или железа на
мрамор и раздавливает его, подвергая сильной нагрузке. Блок расползается во все
стороны, как расплывалась бы пластичная глина под действием собственной
тяжести. Каждая из частиц свинца движется по своей собственной независимой
траектории; они расходятся веерообразно, как частицы жидкости. Трение молекул
между поверхностями мрамора и поршня, который раздавливает свинец, замедляет
их движение, как происходило бы в случае полужидкости; и, когда Треска
покрывает поверхность свинца очень тонкими маленькими надрезами, эти
микроскопические бороздки уже облегчают течение по своим направлениям и в то же время
замедляют его в направлении, перпендикулярном своему. Железо в этом случае
ведет себя, как кусок воска или пластичной глины.
Наконец, чтобы получить полную серию явлений, связанных с жидкостями,
Треска втыкает железный стержень в блок свинца, помещенный в цилиндрический
сосуд. Свинец поднимается, как в стакане, когда в него помещают палочку, а
впереди стержня даже появляется бугорок жидкости - такой же, какой мы видим
перед телом, движущимся в воде*. Правда, опыты Треска относятся только к
ковким металлам: свинцу, железу, незакаленной стали. Но разве может быть хотя
бы малейшее сомнение в том, что любое иное твердое тело, каковы бы ни были его
тведость и хрупкость, также обладает (если не в такой же степени, то, по крайней
мере, в таком же роде) свободой скольжения молекул, которая составляет сущность
этих явлений?
В самом деле, разве мы не располагаем долголетним опытом инженеров, чтобы
сказать себе, что все без исключения природные тела, подвергшись в течение
длительного времени некоторому давлению, недостаточному для образования в них
разрывов, приобретают в конце концов постоянные деформации? Но ведь где имеет
место постоянная деформация, там же имеет место и течение; происходит
скольжение молекул в соответствии с законами течения твердых тел. В самом деле,
ведь закаленная сталь, чугун, равно как железные и деревянные конструкции
наших мостов после длительной эксплуатации, приобретают искривления,
сохраняющиеся постоянно. Даже самый твердый камень сплющивается под тяжестью
наших строений: он уплощается, растягивается по горизонтали, как блок свинца [в
опытах] Треска. И ископаемые окаменелости искривляются и раздавливаются под
многовековым действием давления наших скал, и даже сам кварц ведет себя как
* Ср. труды Треска "Записки о течении твердых веществ" и "Записки о штамповании металлов",
опубликованные в "Сборнике записок иностранных ученых", а также многочисленные сообщения Треска
на ту же тему, помещавшиеся в "Докладах Французской Академии наук".
175

пластичное тело. Кварцевая галька в конце концов раскалывается надвое, и одна
ее половинка скользит по другой в виде единого блока без нарушения цельности:
ведь происходит только раскалывание*. И даже наиболее хрупкие тела - сталь и
стекло - не избегают действия этого общего закона. Стеклянная палочка и
стальное лезвие, - говорит нам Понселе**, - если их оставить в течение
длительного времени прислоненными к стене, в конце концов приобретают постоянное
искривление, как палочка из воска. Они более не восстанавливаются в своей
первоначальной форме: следовательно, имеет место перераспределение и скольжение
молекул, требующееся для того, чтобы произошли эти растяжения и укорочения,
сопровождающие любую деформацию.
Так что же, лед представляет исключение из этого правила? Или он обладает
рассматриваемым свойством в слишком ничтожной степени, чтобы объяснить этим
движение ледников? - Таково мнение Тиндаля; посмотрим, однако, что говорит об
этом опыт.
V
Все природные тела обладают свойством испытывать постоянные деформации,
не растрескиваясь, если только эти деформации происходят с надлежащей
скоростью; и поскольку лед, как признают все физики, тоже до некоторой степени
обладает этим свойством, все споры сводятся к таким двум вопросам:
1) с какой скоростью происходят деформации в ледниках?
2) какова степень пластичности льда? - Если доказано, что пластичность,
присущая льду, при тех температурах, которые мы наблюдали в ледниках, может
удовлетворять [расчетам] деформаций ледников в их руслах, то пластичность льда
является достаточной причиной, объясняющей эти движения; а если нет, то мы
должны будем искать какую-то другую причину этих явлений.
Чтобы ответить на первый вопрос, в нашем распоряжении имеется такое
большое количество точных измерений, что при выборе даже возникают затруднения. Я
заимствую очень точные измерения Рейи, выполненные в 1870 г., и измерения
Форбса, датирующиеся 1846 г.***.
Известно, что, если установить в леднике две рейки на расстоянии 2, 3 и 10 м
одну от другой по линии, поперечной движению ледника, то они за час проходят
разные расстояния. И вот, из измерений, которые я только что упомянул, следует,
что эти различия в скорости двух реек, отстоящих одна от другой на 2 фута (60 см),
составляют лишь не более 1/215-1/125 расстояния между ними. А обычно они
равны лишь 1/100-1/2000 и даже 1/7000. Эти различия в скорости, вычисленные
методом Гопкинса, соответствуют максимальным значениям деформации
(вытягиванию [по] диагоналям) от 3 до 50 мм в час. У Рейи они достигают 98 мм лишь в
одном случае из 60, а у Форбса 145 мм в одном случае из 45.
Следовательно, достаточно было бы, чтобы лед обладал свойством испытывать
деформации со скоростью, равной 145 мм в час, чтобы уже можно было объяснить
этот важнейший феномен у ледников (благодаря которому они получают сходство с
реками) - ускорение движения в середине и замедление его на краях. Правда, и на
самых краях могут происходить гораздо более значительные местные напряжения и
даже изменения скорости рывками, и Болл справедливо предполагает, что эти
местные напряжения в некоторых пунктах ледника могут быть в 10 000 раз более
сильными, чем в середине. В этих случаях лед будет разрываться, иссекаться
* Понселе. Введение в промышленную механику и др.; Морен. Сопротивление материалов.
Исследования Реннье, опубликованные в "Philos. transactions", 1829; Вертейнс. Исследования упругости и т.д.
** [Понселе]. Введение в механику. 3-е изд. с прим. Крейтца.
*** Matthews W. On Canon Moseley's views upon glacier motion II Philos. Mag. Ser. IV. [1871]. Vol. XLII.
P. 415; Forbes J. Illustrations... etc. II Philos. Trans. 1846. Pt II. P. 471.
176

трещинами. Но речь идет не об объяснении происхождения трещин, а главным
образом об объяснении пластичного движения ледника, не нарушенного
трещинами.
Рассмотрим теперь, какие деформации может выдерживать лед, не
раскалываясь. Если бы мы хотели ограничиться методами Тиндаля, мы просто ответили бы,
что лед отлично выдерживает не растрескиваясь деформации, о которых только
что шла речь. В течение шести дней, когда проводил измерения Форбс, и в течение
20 дней, когда их выполнял Рейи, лед не растрескивался. Значит, следуя все тому
же методу Тиндаля, мы могли бы сказать, что лед выдерживает по крайней мере в
45 000-75 000 раз большие удлинения, чем те, которые этот английский физик
считал уже невозможными, и что такая незначительная пластичность достаточна
для объяснения движения ледников.
Но почему бы не провести опыты непосредственно надо льдом? Эта мысль
принадлежит Бианкони. Правда, его сдерживало категорическое заявление
Тиндаля, который когда-то давно отрицал, что лед может испытывать непрерывные
изменения. Правда, - говорит Бианкони, - Тиндаль утверждает, что самыми
искуснейшими опытами с целью выявления свойств льда - уступать волочению,
расплываться, как патока, мед и гудрон - не удалось показать, что лед обладает такой
способностью" ("Теплота", § 230). "Таким образом, - продолжает болонский
профессор, - наука заставляет умолкнуть все дальнейшие дискуссии о пластичности и
изгибаемости льда; и, однако, я не мог бы ограничиться верой в то, что последнее слово
по этому вопросу уже сказано и что такие положительные утверждения, какие
сделал Форбс, лишены всякого основания"*.
Итак, Бианкони решил провести опыты, и смелость болонского профессора
была с лихвой вознаграждена блестящими результатами, которые он получил. Он
брал бруски искусственного или естественного (сделанного из уплотненного снега)
льда и, положив оба конца их на опоры, заставлял их изгибаться, как бруски воска.
Стрела постоянного искривления бруска длиной 1,5 м, шириной 30 см и толщиной
10 см составляла 23 см. Затем, перевернув брусок, Бианкони заставлял его [тем
самым] сначала выпрямиться, а потом прогнуться в противоположную сторону. И
наконец, привязав рычаги к обоим концам бруска, Бианкони скручивал его, как
брусок воска, и во всех этих случаях не наблюдалось ни малейшего растрескивания
льда (приложенная к монографии гравюра, на которой изображен этот
перекрученный брусок, говорит о пластичности льда больше, чем множество страниц с
расчетами, приведенными мною выше) (...)
"Все эти деформации, - сделал вывод Бианкони, - являются результатом
внутреннего движения молекул, частиц и зерен льда. Это явление аналогично изгибанию
известняков, доломитов и т.д., конечно же, не имеющих никакого отношения к
режеляции".
Все описанные опыты проводились при температурах выше нуля, до +5°. Но
мы располагаем также результатами опытов, проведенных при более низких
температурах, в частности, опытов Мэтьюза и Фронда**. Они брали брусок длиной
2,1 м, шириной 165 мм и толщиной 35 мм и, поместив его края на опоры,
предоставляли брусок действию его собственного веса при температурах от 1° до
-3°. Через сутки брусок уже имел постоянную кривизну, стрела прогиба составляла
44 мм. Двумя днями позже величина стрелы достигала 94 мм (...) Лед при этом
оставался плотным, без малейших трещин.
Этот же самый опыт повторил Мосли*** при температурах "значительно ниже
нуля". У него брусок, положенный на опоры, находящиеся на расстоянии 91 см друг
* Esperience inforno alia flessibilita del gheacco II Memoria della Academia delle scienze dell'Institute di
Bologna. Ser. III. 1871. T. 1. P. 155-166. Работа Бианкони датирована 1866-1867 г.
** Matthews W. Op. ciL P. 415.
*** Nature. London, 1871. Vol. 1. Mar. 21; Philos. Mag. Ser. IV. 1871. Vol. XLII. P. 146.
177

от друга, получал в средней части дополнительную нагрузку и через несколько
часов изгибался на 13 мм, сохраняя постоянный изгиб 5 мм. Он был совершенно
лишен трещин и имел "великолепную гладкую и блестящую поверхность".
Но, зная расстояние между опорами, толщину бруска и величину приобретенной
кривизны, легко рассчитать разность между срединной (проходящей по средней
части бруска) и внешней дугами, а из этого - удлинение, сообщаемое льду по
каждой выпуклой линии поверхности бруска ("растяжение" Тиндаля). Оно
составляет 40-45 мм в час в обоих произведенных опытах и 1283 миллионных во
втором (в другом) опыте Мэтьюза, когда во льду уже образовались трещины. Что
же касается опыта Бианкони, он, по-видимому, дал удлинение в 37 200 миллионных
за несколько часов, что, таким образом, далеко превосходит наибольшую скорость
деформаций, когда-либо наблюдавшихся в ледниках.
Впрочем, не придавая большего, чем они заслуживают, значения этим
приблизительным расчетам, мы можем сказать, таким образом, что прогибание брусков
происходит со значительно большей скоростью, чем деформации в ледниках, и что
если мы представим ледник как комбинацию произвольно сложенных брусков, то
пластичность льда, вытекающая из вышеприведенных опытов, была бы заведомо
достаточной, чтобы объяснить все аспекты пластичного движения ледников, и, в
частности, ускорение их срединных частей. Кроме того, мы видим, что сила,
способная вызывать эти деформации, может быть очень незначительной, потому что
бруски прогибаются довольно быстро под действием своего собственного веса.
Поскольку это было поставлено под сомнение Мосли и даже послужило основанием
для его гипотезы (crawling theory7) стоит сделать некоторые разъяснения по этому
вопросу.
Когда вышеприведенными опытами было доказано, что лед может очень
хорошо выдерживать постоянные деформации, Мосли взялся определить
количественное значение силы, необходимой для образования этих деформаций. Иначе
говоря, Мосли попытался определить коэффициент срезания (shearing force8) льда,
который представляет собой не что иное (как доказал Сен-Венан), как
"коэффициент текучести" Треска.
Чтобы определить этот коэффициент, Мосли берет два деревянных бруса,
очень хорошо пригнанных друг к другу, и пробивает в них обоих пол[ый] цилиндр.
Затем, закрепив один из брусов в положении, при котором ось его цилиндрического
отверстия фиксируется в горизонтальной плоскости, он располагает другой брус
так, чтобы тот мог скользить по первому, сохраняя параллельность оси своего
цилиндра с осью цилиндра, пробитого в первом брусе. Затем в этот двойной полый
цилиндр он помещает цилиндрический блок льда, привязывает груз к другому блоку
льда и таким образом вызывает скалывание этого льда. Часть ледяного цилиндра,
зажатая в подвижном брусе, медленно скользит по другой части, оставаясь спаянной
с нею таким образом, что спустя некоторое время получается кусок льда,
состоящий из двух параллельных цилиндров, один из которых скользит по другому
так, что они образуют единое тело. Это изменение формы не подчеркивается ни
одной, хотя бы малейшей трещиной: лед остается абсолютно сплоченным, как и в
начале опыта. Сила скалывания (срезающее усилие) легко вычисляется по данным
этого опыта, и Мосли установил, что ее значение составляет 4,5-8,4 кг/см2.
Эта величина не так уж значительна; так как, если коэффициент текучести
льда составляет лишь 4,5 кг/см2, то из этого следует, что достаточно было бы уже
ледяного пласта мощностью 50 м, чтобы вызвать "течение". Но, однако, и эта
величина еще слишком значительна. Мэтьюз уже замечал, что если скорость
скалывания была меньше, этот коэффициент составлял не более 4,5 кг вместо 8,4*.
И в опытах с брусками, где деформация происходит еще медленнее, этот коэф-
* Matthews W. Op. cit. P. 332, 415.
178

фициент текучести еще менее значителен: он не достигает даже 100 г на
квадратный сантиметр.
Действительно, из исследований Треска известно, что этот коэффициент
зависит главным образом от скорости деформаций. Так, коэффициент текучести
железа, составляющий, по данным Треска, 3757 кг, а по Фэйрберну* - 3809 кг, при
медленных скоростях деформации оказывается в 3-10 раз меньшим (опыты Ардана
по установлению предела сопротивления железа), а при медленных деформациях
наших мостов он еще менее значителен. Так же обстоит дело и со льдом, и теперь,
после превосходных исследований Пфаффа, мы можем сказать, что при
температурах, близких к нулю, малейшая нагрузка (давление) - будь то лишь 100-
150 г/см2 - уже достаточна, чтобы лед стал абсолютно пластичным телом, текущим,
как воск или вар.
VI
"Первоначальная идея" опытов Пфаффа** заключалась в выявлении
минимального давления, которое может вызывать постоянные деформации в массе льда.
Так что он повторяет опыты с брусками, искривляющимися под действием
собственного веса, и получает аналогичные результаты. Но, кроме этого, он берет ледяные
цилиндры и призмы и подвергает их некоторому, очень небольшому давлению. Эти
цилиндры и призмы проникают в лед, как стальные стержни проникают в
керамические массы у Треска. Так, например, один полый цилиндр, подвергшийся
давлению всего лишь в две атмосферы (2050 г/см2) погружается в лед на IV4MM за
12 час, когда термометр не показывает и ниже -1...-4°. Когда температура
повышается до 0,5° ниже нуля, погружение составляет уже 3 мм за 2 ч; и даже при
температуре от -6 до -12° погружение продолжается при давлении 5 атм со
скоростью 1 мм за пять дней.
При температуре 2,5° выше нуля скорость погружения еще более
увеличивается; железный цилиндр, хотя он и покрыт толстым слоем снега, проникает в лед
так, как он погружался бы в глину; при этом достаточно давления в Vi9 а™> чтобы
он за 3 ч погрузился на 14 мм.
Пфафф справедливо делает из этого вывод, что "достаточно малейшего
давления, чтобы раздвинуть частицы льда, если только это давление прилагается
постоянно и если температура льда и окружающей среды близка к нулю. Лед
вблизи своей точки таяния ведет себя в сущности как воск".
Мне нужно было бы привести здесь выдающиеся опыты цюрихского
проф. А. Гейма9 и по крайней мере упомянуть об опытах Гельмгольца по
пластичному раздавливанию цилиндров льда. Но у меня не достает места, и мне пора уже
переходить к выводам.
Итак, действительно, разве не следует из приведенных выше и столь многих
других опытов, что лед не только не лишен пластичности, как утверждали Тиндаль
и Гопкинс, но, наоборот, даже ведет себя при всех температурах (от -12 до +5°),
как в высшей степени пластичное тело? Он обнаруживает все постоянные
деформации и характеризуется совершенной подвижностью своих молекул, которые
перемещаются с разными скоростями и каждая по собственной траектории, подчиняясь
законам течения жидкостей, полужидкостей и твердых тел, подвергающихся
сильному давлению.
И поскольку при любой деформации, какой характер она бы ни носила и какова
бы ни была обусловившая ее сила, всегда имеет место удлинение в одних и укоро-
* Опыты Фэйрберна и Ходкинсона. Ср.: Понселе. Введение в промышленную, физическую и
экспериментальную механику. 3-е изд. с прим. Крейтца, стр. 379, 381, 319, 325. См. также: Вайсбах. Учебник
теоретической и прикладной механики. Т. I. С. 384.
** PfaffJr. Versuche über die Plasticitat des Eises // Poggendorff s Ann. 1875. Bd 155. P. 169-174.
179

чение в других направлениях (я не говорю: "растяжение и сжатие", потому что эти
явления не имеют места или бывают ничтожно малыми при постоянных
деформациях), разве не должны мы сделать из этого вывод, что не подтверждается
фактами различие, которое Тиндаль пытался установить между льдом,
подвергающимся сжатию, и льдом, испытывающим растяжение? Лед выдерживает как
удлинения, так и укорочения (если только и то и другое протекает достаточно
медленно) без образования разрывов. Как только эти изменения выходят за
определенные границы, как только происходит резкий перепад скорости или удар,
то лед разбивается на куски, растрескивается. Именно по этой причине ледники
бывают нарушены трещинами по краям и сераками в тех случаях, когда наклон их
ложа резко изменяется. Но и самое пластичное тело - глина, и самая совершенная
жидкость - вода в аналогичных условиях ведут себя таким же самым образом:
глина тоже растрескивается; она становится трещиноватой, если гончар слишком
резко изменяет ее форму; а вода распадается на отдельные капельки в водопадах и
т.п. С другой стороны, как мы видели выше, деформации, происходящие в
ледниках, так медленны, что пластичность, присущая льду, более чем достаточна
для того, чтобы объяснить движение ледников. Придет день, когда создадут модель
ледника (с цирком, заполненным льдом, подвергающимся некоторому давлению), и
тогда наверняка можно будет увидеть, как этот миниатюрный ледник течет по
своей долине при любых температурах - положительных, отрицательных или
близких к нулю - без вмешательства процессов раздробления и режеляции или
превращения в жидкость, согласно Кроллу (явления разжижения Кролла), а лишь по
причине своей пластичности. И будет достаточно незначительного поднятия
температуры выше нуля, чтобы стало видно, как верхние слои этого ледника
размягчаются и, обгоняя в своем движении нижние слои, взгромождаются на них,
наподобие того, что наблюдается в ледниках Альп.
Пластичный в определенной мере при любых температурах не ниже -10...-12°
лед становится еще более пластичным, когда температура приближается к точке
его перехода в жидкость; это только что было подтверждено очень интересными
исследованиями Отто Петтерссона над расширением льда; они описаны в
опубликованном совсем недавно втором томе научных результатов путешествия судна
"Вега"*. Петтерссону было поручено написать гидрографическую часть монографии
об [итогах] этого памятного путешествия, и перед началом своей работы он
занялся определением коэффициента расширения льда, причем открыл следующий
важный факт.
Если температура льда ниже нуля, при ее повышении лед расширяется, как и
все твердые тела. Но при приближении к своей точке таяния лед изменяет
свойства: его коэффициент расширения уменьшается и около -0,25° меняет свой
знак - лед начинает сжиматься; его свойства, таким образом, до некоторой степени
приближаются к свойствам воды, объем которой при 0°, как известно, меньше
объема льда. Это справедливо для абсолютно чистого льда; но достаточно
малейшей загрязненности, чтобы это явление происходило при температуре значительно
ниже нуля. Так, например, объем льда, содержащего только 15 стотысячных долей
хлора (от веса льда), уже при -4° начинает уменьшаться, а добавление 273
стотысячных хлора достаточно, чтобы вызвать это явление при -14°. Но весь лед,
который мы встречаем в природе, представляет собой тот же самый случай: в нем
содержатся в растворенном виде различные соли; следовательно, он должен
подчиняться такому же закону и сокращаться в объеме при приближении к своей
* Vega-expeditions vetenskaptiga jakttagelser bearbetade äf deltagare iresan ach andraforskarte, ulgifma äf
A.E. Nordenskjold, Andta Beder.
Факт хрупкости ни в коей мере не противоречит пластичности. Лед остается хрупким и в то самое
время, когда он течет, как полужидкость. Разве хрупкость льда не зависит от ничтожности зоны
активности Треска, столь изменчивой у разных тел?
180

точке таяния. Но эта аномалия вне всякого сомнения служит доказательством того,
что задолго до достижения точки плавления лед до некоторой степени
размягчается. "Процесс частичного таяния, - говорит Петтерссон, - должен
рассматриваться как явление, всегда начинающееся при температуре ниже нуля".
Заметим, что этот вывод подтверждается тем, что нам известно о множестве
других твердых тел, которые более или менее размягчаются раньше того момента,
когда они явно входят в состояние расплавления. Олово становится хрупким, как
стекло, при петербургских морозах, отмечал Дюма, тогда как при обычных для нас
температурах оно пластично в условиях сильного давления и размягчается, когда
его температура приближается к точке плавления. То же самое имеет место в
случае почти всех металлов, то же самое - в случае льда.
Это важное замечание позволяет нам объяснить факт, который вызывал
замешательство у Форбса: увеличение скорости движения ледников летом. Мы,
таким образом, можем сказать теперь, что одной только пластичности самой по
себе достаточно, чтобы всесторонне объяснить пластичное движение ледников. Как
бы незначительна ни была эта пластичность при весьма низких температурах, ее,
однако, достаточно (если она сочетается с большим давлением в гигантских
ледниках Севера) для объяснения даже очень медленного движения ледовых масс
Гренландии, которые не останавливаются зимой в своем стекании к побережью.
Она тем более достаточна для объяснения движения ледников умеренных широт,
так как, хотя давление в этих ледниках менее значительно, их температура в то же
время более высока, и более значительная пластичность загрязнения льда при
приближении к точке его таяния достаточна и для объяснения пластичного
движения ледников Альп. Что касается увеличения скорости движения ледников
летом, оно объясняется еще большим размягчением льда, по мере того как его
температура приближается к нулю. Итак, мы приближаемся к отправному пункту -
к гипотезе Рандю и Форбса. Движение ледников не только обнаруживает во всех
своих особенностях сходство с течением рек, но и воспроизводит все характерные
черты последнего, вплоть до его имманентной структуры; ледник течет, как река,
потому что его мельчайшие частицы движутся, как капельки какой-нибудь
жидкости, подчиняясь - в массе и каждая частица в отдельности - законам течения
твердых тел10.
Что же касается коренной причины пластичности всех твердых тел, объяснение
роли, которую во всех этих явлениях играют давление и температура, то эти
проблемы относятся уже к области теорий молекулярного строения веществ.
Ограничимся тем, что будем считать установленным это положение, весьма
существенное для теории ледников и ледникового периода и заключающееся в том,
что лед рассматривается как тело в высочайшей степени пластичное,
пластичностью которого обусловлено течение больших ледовых скоплений. Геолог,
занимающийся изучением ледникового периода, высоко ценит все возможности этого
подхода, если он получит широкое признание в науке.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 146. Автограф на фр. яз. Пер. | Н.Д. Пузыревского |.

ОЗЫ ФИНЛЯНДИИ
(1897)
Исследования озов, о которых я собираюсь рассказать, датированы главным
образом 1871-1876 гг. В 1876 г. их результаты были опубликованы Русским
географическим обществом в России. Если опоздал познакомить [с ними]
западноевропейских геологов, то виноват в этом не я один. Уже в 1876 г., в то время, как я
находился в тюрьме, я написал статью по этому вопросу по-английски с намерением
послать ее в Англию, но когда в этом году совершил побег из тюрьмы, все мои
статьи остались позади и были погребены в архивах Государственной полиции
России. Благодаря доброжелательству Русского географического общества, эти
статьи были найдены и переправлены в Географическое общество, которое
переслало их мне в Лондон.
Хотя прошло 20 лет, эти исследования могли еще сохранить некоторый
интерес, особенно в связи с более поздними исследованиями английских геологов,
к которым я и собираюсь обратиться.
Что такое оз, хорошо известно геологам. Это узкий гребень или ряд
удлиненных гребней от 10 до 200 футов высотой и всевозможной длины - от сотен ярдов
до 100 миль; это очень похоже на высокую железнодорожную насыпь, ширина
которой может варьировать от нескольких ярдов до нескольких сотен ярдов или даже
более.
Хотя подобные формирования находят во многих частях гляциальных областей
и Старого и Нового Света, они достигают, возможно, своего наиболее типичного
развития в низине Мелор в Швеции и в озерной области Южной Финляндии, где они
известны под именем äsar. Этот термин я поддерживаю.
Озы, о которых я главным образом намерен говорить, находятся в Финляндии.
Те, кто знаком с работой А. Эрдмана "Отложения четвертичного периода" или
с классическим "Ледяным веком" Джеймса Гейки, знают общее расположение
шведских озов. Представленная карта дает идею главных озов Финляндии,
которые я исследовал.
Главная мысль, которая выявляется из этой карты, состоит в том, что, как
правило, озы следуют тем самым линиям движения ледяного щита, сползавшего
в южном направлении, указанном ледниковой штриховкой. Хотя ледяные покровы в
своем движении пренебрегают существенными орографическими особенностями -
так, например, ледник пересек Ботнический залив, спустившись с плато
Финляндии высотой 500-800 футов, пересек Финский залив и проследовал на другую
сторону залива, - в своем движении через континент они считаются с малейшими
впадинами и возвышенностями, всегда двигаясь в направлении наименьшего
сопротивления.
(...) Когда ледники дошли из высокогорий Скандинавии до низменности Мелар,
они вышли из долин и на пути своего движения не обходили ни малейшего
понижения поверхности. Они, в самом деле (...) пересекли депрессию Мелар и
поднялись вверх после этого пересечения. Эта их своеобразная независимость от
рельефа видна на карте Финляндии.
Один из главных озов Финляндии и один из красивейших в этой прекрасной
стране - оз Пунгахарью. Я должен только добавить, что, к несчастью, не было
сделано разреза этого оза, не было на нем каких-либо искусственных выемок,
182

которые обнажили бы его структуру. Что касается этой структуры, она нам так же
неясна, как и 25 лет назад. Но карта высот оза разрушила наконец все гипотезы,
которые строились для объяснения его происхождения как своего рода стена,
воздвигнутая деятельностью двух озер; оз имеет наибольшие высоты там, где он
лучше защищен гранитными скалами, и наименьшие - там, где оз был более
подвержен действию волн двух озер.
Оз Упсальский я посетил в то время, когда он был только что вскрыт до уровня
окружающих равнин при строительстве дороги. Он оказался состоящим из массы
полностью нестратифицированных осадков, покрытых мантией
стратифицированных, сортированных и отмытых песков и глин. В самых поверхностных слоях
Лайель обнаружил балтийские раковины, которые заставили его поверить, что оз
имел морское происхождение.
Нестратифицированная масса, из которой состоит ядро оза, содержит все виды
камней, округлых и угловатых, от нескольких дюймов до нескольких футов
в диаметре, абсолютно несортированных, перемешанных с грубым песком с тонким
«bergmjöl» (шведских геологов), чье присутствие - главный признак не перемытых
твердых камней формаций. Они - результат истирания между твердых камней.
Никаких следов какой-либо стратификации или псевдостратификации не видно
в этой массе, за исключением верхней части его западной стороны, где оз, некогда
весь затопленный морем, размыт поверхностными волнами.
В целом, по своим заметкам, я вижу определенно, что резкая граница между
ядром оза и окружающей донной мореной не может быть определена (...)
Особенность, достойная внимания, - то, что Упсальский оз проходит совсем
близко к границе, которая является линией разграничения для валунов из силурских
известняков, принесенных из залива Джефл (истинная граница проходит вдоль
следующего оза - Енкёрингского). Ядро упсальского оза состоит из валунов,
сложенных гефльскими известняками, в большей степени, чем донная морена, которой
он окружен. (...) Соотношение камня и песка и, возможно, менее грубой морены,
являются только показателем различий между окружающей донной мореной и
ядром упсальского оза. Они контрастируют с содержимым ядра оза, встречаются
они очень редко. Разрезов, которые пересекали бы большой оз и обнажали
его ядро, очен мало (...); и представление о таком ядре может быть получено
часто только из шурфов; но шурфы для добычи гравия редко проникают в
нижнюю моренную часть оза; они погружаются в преимущественно отмытый гравий
мантии.
Далее. Ни в одном из разрезов, пересекающих оз, не было встречено такого,
чтобы его конус состоял из стратифицированного и отмытого гравия, нигде, как
известно, не найден был конус, состоящий из нестратифицированного,
несортированного и почти неизменно неразмытого материала - иногда совершенно
идентичного донной морене, как, например, в верхних частях неразмытых озов Канг-
сала, Рюттила и Дикурсбю. Две совсем различные причины должны приводить
к образованию конуса и мантии.
Исследования в последние 25 лет показывают, что в Скандинавии,
Финляндии, Великобритании, Ирландии и Северной Америке донная морена ледяных
покровов постоянно принимает вид параллельных гребней различной высоты и
длины. Это "конские спины" Дака в Майне, друмлины Ирландии и тому подобное.
Эти низкие гребни обнаруживают различия в долинах и на широких равнинах, но
тенденция донной морены - располагаться в форме гребней, которые можно
рассматривать как типичную для этих отложений, как определенную их
особенность.
Гребни могут быть либо параллельны, либо перпендикулярны бороздам, и
последние представляют в нашем случае главный интерес.
Там же самая гребневая структура донной морены наблюдалась и в Исландии и
183

у краев современных или недавно отступивших ледников в Альпах. Число таких
гребней меньше, и они выигрывают в высоте, и, располагаясь среди множества
низких и коротких гребней, один или два из них достигают большей высоты (до
100 футов) и длины (до нескольких миль).
В широко открытых долинах такие гребни располагаются предпочтительно
вдоль склонов долины и протягиваются в ее середине. Они появляются как в узких,
так и в широких долинах и стремятся к соединению друг с другом, подобно рекам,
или боковой и срединной морене на поверхности ледника. Состоят они, однако,
главным образом из донного моренного гравия, а в Финляндии главным образом из
нижней (серого цвета) разновидности морены или из той и другой (нижней серой и
верхней желтой).
В Скандинавии и Финляндии подобные гряды, известные Геологической службе,
просто неисчислимы.
Все двойные озы, которые соединяются с главными шведскими озами как их
ответвления, представляют собой моренные гряды.
Стен-оз на нижних равнинах Скандинавии описан шведской
геологической съемкой как (...) моренная гряда высотой более 600 футов, которая
находится на том уровне, где его внешние части обработаны морскими или озерными
волнами.
Чрезмерное развитие таких гряд понуждает прийти к заключению, что просто
боковым давлением во льду до сих пор их происхождение не может быть
объяснено, - моренный детрит, который вынесен льдом, имеет тенденцию вытягивать
грядовую структуру параллельно линии движения льда. Мы не можем объяснить эти
случаи, но мы можем напомнить две аналогии. Одна из них заключается в том, что
песок на дне реки также имеет тенденцию к образованию подобных
гребнеобразных структур, и вторая - что даже скалистая поверхность континента изрыта
ледяным покровом, покрывавшим страну, что мы видим, например, в Финляндии и
что я назвал "телескопическим изборождением".
Какие бы причины мы не указывали, ясно, что под ледяным покровом
существует система морены (боковой и срединной), так же как она существует на
поверхности тех ледников, которые текут в альпийских долинах.
Еще ближе к Финскому заливу я встретил другой оз - Дикурсбю, который был
обработан тем же путем, что и оз Рюттила, в нем обнаружен такой же моренный
конус.
И наконец, я должен напомнить, что высшая точка, на которой я находил
балтийские раковины, была 64 фута над уровнем моря, но глины, очень вероятно,
моренного происхождения должны достигать уровня от 118 до 124 футов и, возможно,
142 фута, но не более - по крайней мере, на линии железной дороги Рихиняки-
Гельсингфорс.
Вышеупомянутые факты проливают некоторый свет на происхождение
озов.
Начать с того, что все гипотезы, распространявшиеся некоторое время назад,
которые пытались объяснить происхождение озов как своего рода валов,
воздвигнутых действием волн, должны быть полностью отвергнуты.
В целях получения какого-то заключения относительно происхождения озов, мы
должны, очевидно, сделать прямое разделение между ядром озов и их мантией,
которая покрывает ядро. Они абсолютно разные и по способу формирования, и по
времени. Они совершенно различны.
Мантия, очевидно, обязана действию воды. Во многих случаях деятельность
озерной воды может быть прямо прослежена по следам ряби, обнаруженным в
песчаных и глинистых отложениях. Очень часто мы можем видеть даже террасы,
которые указывают на более высокий уровень, достигавшийся окружающими
озерами. Каждый слой песка, гравия или грязи в мантии оза носит доказательство своего
184

водного происхождения; гравий хорошо отмыт, и все элементы, которые мы видим
в моренных осадках, широко перемешаны сегодня, классифицированы и
сортированы в мантии оза.
Случайно, как на Упсальском озе, мы находили в его осадках моренные
раковины. Этот факт дает большие основания к объяснению озов. Даже те озы,
которые, как говорят, состоят из окатанного гравия, отличаются от неокатанных
элементов окружающей донной морены - они, по мнению некоторых шведских
исследователей, сформированы за пределами двойных (т.е. разветвленных) озов,
которые, согласно некоторым геологам, очень часто состоят из угловатого
материала (...). Этот факт утверждался несколько раз в буклетах шведской
Географической службы, а именно в тех, что написаны Сиденбладом, Тёрнебомом и
Эрдманом.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 159. Автограф на англ. яз. Пер. В.А. Маркина.

ПОЭЗИЯ ПРИРОДЫ
(1895-1896)
Поэзия природы, поэтическое восприятие природы человеком, те
разнообразные оттенки, которые это восприятие принимало в разные времена у разных
людей, и значение этого чувства для общего развития человека - вот те общие
вопросы, которые я намерен сегодня рассмотреть.
Если я выбрал эту тему, стоящую вне прямой связи с предметами моего
всегдашнего направления, то это произошло частью потому, что мои исторические
и естественно-научные исследования не раз приводили меня к мысли о важном
значении философского понимания и поэтического восприятия природы для общего
развития человечества, и я подумал, что эта тема должна представлять особый
интерес для всех тех переживаний, которые составляли всегда интимную сущность
религиозного чувства (...)
И есть тут обстоятельство, которое не может не поразить внимательного
наблюдателя. Я имею в виду нарастание любви к природе, к ее нетленным
красотам, к ее вечно меняющейся и неиссякающей жизни, любви к ее жизни, быстро
развивающейся в настоящее время. И научное познание природы отнюдь не
умаляет любви к ней. Поэтическое восприятие ее растет, ширится и делается все
более тонким по мере того, как наше понимание природы становится все более
разумным, все более зрелым, все более рациональным. Опыты научного
истолкования природы в трудах лучших представителей естествознания приобретают все
более поэтическую окраску, и поэзия, в свою очередь, становится все более
отзывчивой по отношению к живой природе. Лучшие поэты последнего столетия -
это те, которые наиболее сильно чувствовали природу, которые знали ее всех
ближе и наиболее полно соединяли свою жизнь с жизнью живой природы.
Как всегда, поэты указывают то направление, по которому идет развитие
современного человека. Мы можем лишь приветствовать от всей души это
восстановление тесного общения между человеком и природой. Мы видим в нем
важнейший залог дальнейшего отмирания суеверий, залог такой перестройки науки,
которая приведет к гармонической концепции Вселенной, залог дальнейшего
совершенствования и самого человека. Впечатления, которые он получит от природы,
настолько величественны, что способны, несомненно, нанести мелким дрязгам нашей
теперешней жизни удар, более сильный, чем все нравственные учения отдельных
людей.
Этот рост симпатии к природе есть на самом деле возврат в неизмеримо более
совершенной форме к тому чувству, печатью которого отмечены все ступени
развития человечества.
Если бы время позволило, я взял бы раннюю эпическую поэзию племен, еще не
тронутых европейской цивилизацией, например финнов и литовцев, и показал бы
вам, какое интимное взаимное общение человека с природой в ней раскрывается.
Я проанализировал бы своеобразный характер воздействия природы на некоторые
первобытные племена и ответную реакцию на него этих племен, живущих и
поныне в повседневном близком общении с дикой природой. Однако я лучше возьму
более знакомый всем пример: поэзию древних греков. В своих ранних
произведениях Шиллер отмечает, что в греческой поэзии слабо выражено чувство природы.
Но Шиллер искал в зачатках поэзии идиллическое и сентиментальное отношение к
186

П.А. Кропоткин за рабочим столом (г. Дмитров), 1919-1920 гг.
(РО РГБ. Ф. 410. Карт. 8. Ед. хр. 13)
природе, связанное с эмоциями человека; таких описаний действительно очень мало
в греческой поэзии.
Олицетворять природу и наделять ее меланхолией, сентиментальными, нежно-
любовными, хотя и сильными, чувствами было несвойственно грекам. Подобное
отношение к природе было совершенно несовместимо с умонастроением грека.
Нежный и обычно поверхностный сентиментализм развивается у европейцев
в обстановке городской жизни, особенно за последнее столетие и в начале нашего
века: это чувство, исторгающее у людей слезы при виде увядающей розы, тогда
как они равнодушно проходят мимо целого океана человеческих страданий, такое
чувство было незнакомо древним грекам.
Общение со свободной природой, не с подстриженными садами, а с океаном,
утесами гор, с бурями, производящими на человека впечатление несокрушимой
силы и тем исцеляющими раны его сердца. Такое общение может заставить человека
истечь кровью и, опустошив его сердце, положить конец самой его жизни, но не
заставить его бессильно изойти сладостными слезами. Так греки понимали природу.
Ум эллина созерцал природу с философским ощущением. Он уважал природу. Она
была для него живым существом. Движение планет или небесных сфер было для
него музыкой. Природа для него рождалась из пены Океана - начала всех вещей.
Страстное созерцание природы рождает обожествление. Поэзия Гомера вся
пропитана чувством природы. В ней природа неразрывно сплетается с человеком.
Она появляется у него на заднем плане, на ней всегда лежит печать мощи, силы,
она всегда заряжает человека и энергией. Человек у Гомера не берется в отрыве
от природы и не противопоставляется ей. Он часть природы, живет с ней одной
жизнью, и растворяется в огромном целом, в котором он себя чувствует, но по
отношению к которому он лишь мимолетная тень (...)
Вся греческая мифология проникнута, однако, этим чувством; повсюду в своих
лесах и пещерах, в своих горах и ущельях, в своих источниках и реках грек
ощущал такую богатую, такую возбуждающую, такую могучую природу (...)
И так как он не знал иного способа выразить это чувство, то он олицетворял
187

лес, поток, источник, горы и воздух - представлял их в пластических и
совершенных образах человека.
Его глубокое чувство природы особенно видно в изображениях нимф и других
божественных существ, таких как Пан, Тритон, Нерей и др. С субъективным
изображением природы мы редко у него встречаемся. Грек не прислушивался, как это
делают новейшие поэты, лишь к голосу собственного сердца, не анализировал его,
не истощал его анализом, даже когда стоял перед лицом безбрежного моря,
бесплодной пустыни или среди грохота урагана. В греческой поэзии и море, и буря, и
пустыня являются объектами восторженного созерцания сами по себе, как в
шекспировских пьесах Доврская скала или пушкинский буран, который Тургенев
рекомендовал как образец описания природы. Человек не наделяет морские бури своими
собственными чувствами, наоборот, он приводит свои чувства в согласие с
природой.
Такой подход к природе мы видим у Гомера, не совсем такой - у лирических
поэтов, но зато опять такой же, гомеровский - у Эсхила и отчасти у Софокла.
Вспомните хотя бы обращение Прометея к Природе. В мире грека человек не отделяется
от природы, еще менее - противопоставляется ей. Оба они составляют одно целое,
он часть природы, и все свои вдохновения черпает в лоне нашей общей матери.
Буддийский аскетизм, рано проникший в христианство, хотя его надо
рассматривать как нечто чуждое раннему христианству, требует разлучения Природы и
Человека, Человек противопоставляется природе.
Византийские и католические монахи также не признают природу. Они
отказываются познавать ее, восторгаться ею, жить ее жизнью (...) К красотам
природы они равнодушны. Эти красоты не вызывают у них никаких поэтических
чувств. Еще менее доступно им глубокое поэтическое отношение, поскольку оно
есть в то же время и философское понимание природы как великого живого целого,
гармонического либо оно стремится к гармонии, хотя конфликты (столкновение
различных начал) и дисгармония так характерны для жизни природы (...)
Видя в природе источник греха, аскетизм начинает считать погрязшим в грехе
всех тех, кто не принадлежит, подобно ему, к братству церкви. Для дикаря,
первобытного человека, у него нет других слов, кроме слов презрения. Когда миссионеры
описывают нравы и обычаи диких язычников, что трогательно по своей высокой
человечности, то эти образованные христиане предостерегают своих эмиссаров от
сочувственного отношения к этим дикарям. "Их добродетели - один лишь
дьявольский обман", - так пишет Августин. Дьявол надевает личину добродетели, чтобы
обмануть вас, и, как бы высоконравственно не вели себя люди, не получившие
крещения и не принадлежащие к церкви, какие бы примеры взаимной любви и
преданности они не показывали, - все это будет не что иное, как дьявольский обман.
То же самое презрение аскет переносит и в более узкую сферу. Согражданин
в его глазах ничто, если он не принадлежит к аскетическому братству. Он
отрекается от своей семьи, отрекается от Природы, и ему кажется, что всякое
человеческое чувство точно украдено им из фонда тех чувств, которые он обязан
питать к верховному существу.
Это, конечно, не любовь, потому что любовь может развиваться лишь в том
случае, если человек постоянно проявляет ее, как активное чувство в своих
отношениях ко всему его окружающему - к родным холмам и лепету ручья, оленям,
живущим в лесах, птицам, поющим в древесной листве, к людям, трудящимся среди
этих холмов. Любовь не есть нечто сверхчеловеческое или сверхъестественное.
В обществе, основанном на угнетении, самопожертвование ради более высокого
идеала, может быть, необходимо. Но в обществе равных оно теряет всякий смысл и
человек откажется от того, что в иных условиях было бы действительным
самопожертвованием, и удовольствуется лишь тем, что будет оказывать другим и
сам принимать от них дружеские услуги.
188

Он перестает быть просто человеком и в экстазе своего самолюбия доходит до
вершины самоутверждения - Торквемады, который сжигает людей для их спасения,
сжигает молодую пару, которая влечет его к себе, чтобы избегнуть какой бы то ни
было человеческой любви, сжигает их за то, что в кресте, который есть лишь
символ, они увидели средство сбросить камень, под которым другие фанатики
погребли его в могиле.
Если он изучает науку, то он не ищет причин взаимоотношений живых существ
и различных явлений Природы, он ищет скорее курьезов: "Ими руководило не
желание проникнуть, так сказать, в свою родную страну и не ощущение родства
Природы с нами, а растерянность, недоумение перед ее загадочной самобытностью.
Это был не глубокий восторг, а простое любопытство".
Чувство природы очень редко среди христиан. Письмо Св. Василия -
прекрасное описание, [но] описание только. Оно противоречит его монашескому идеалу.
Нам приходится обратиться к Дантову "Чистилищу" и к Петрарке, чтобы найти
опять прекрасные описания природы (...)
Драма не вяжется с описанием природы, и все же всем ясно, что Шекспир
означает возврат к духу природы в его древнегреческом понимании. Одна строчка,
один-единственный намек, и чувствуете, как драматическое действие связано с
окружающим пейзажем - с жизнью окружающей природы. Утро в "Ромео и
Джульетте", две ведьмы в "Макбете", сумасшествие короля Лира - все это нам хорошо
знакомо со времен юности.
В развитии поэтических воззрений на природу мы различаем три отдельные
ступени.
На первой ступени Человек просто созерцает Природу, выражает то
удовольствие, которое доставляет ему это созерцание. Никто не может не испытать
чувства радости при виде роскошного заката или прекрасного ландшафта. Вторая
ступень - когда человек наделяет природу собственными своими чувствованиями.
Природа тогда - только задний фон, только обстановка, в которой разыгрывается
человеческая драма. Третья ступень - поэтическое и философское понимание
Природы. Высшее выражение такого понимания Природы мы находим у Гёте (...)
Гётовское чувство Природы имеет огромное сходство с чувством природы у
греков, но оно также и отличается от него в одном весьма существенном
отношении. Греки обожествляли природу. Гёте не мог ей молиться. Он смотрит на себя
как на часть ее [а следовательно, и на] Природу [как на] часть его самого. Как же
он мог обожествлять себя самого?
Он страстно любил Природу не потому, что вкладывал в нее что-нибудь
человеческое: в его поэзии нет и следа этого. Он страстно любил ее, потому что
чувствовал себя частицей великого целого. Ему не нужен был человеческий образ
Нарцисса, чтобы воплотить свое представление о Природе. Он любил этот цветок
ради него самого среди окружающей его обстановки, растущим возле источника,
под прогревом весеннего солнышка, под дыханием ароматного воздуха. Ни один
мраморный образ части этого целого не мог передать впечатление от этого целого,
еще менее усилить его. Он живет с цветком, ручьем, воздухом ... Больше того, он
всегда представляет себе девушку, которую любит, в образе Природы. Когда он
думает о ней, он задает себе вопрос: "То ли солнце играет в волнах моря, или ясный
месяца свет отражается в источнике? Ты влечешь нас к себе возлюбленное солнце
и цветы, и месяц и звезды обожают только тебя".
В экстазе любви он восклицает: "О, Земля, о Солнце, о счастье, о радость,
о любовь!" Любовь дает полям богатые урожаи и цветы - лугам.
Природа значила так много для него как писателя, что даже на склоне лет его
Фредерика всегда являлась ему в воображении на фоне ясного неба, окруженная
цветами. Образ ее таял в глубоком синем небе Эльзаса, в сиянии богатого красками
пейзажа, в его теплых вечерах и теплых ночах.
189

Его чувство Природы, конечно, не мистический страх, это также и не
восхищение, не почтение и не симпатия. Это полное отождествление себя с Природой.(...)
Гёте жил заодно с Природой всю свою жизнь. Разрушьте это единство - и от
поэзии Гёте не останется ничего. Это - симфония Человека в Природе, симфония
Природы в Человеке. Кроме того, Поэзия и Философия всегда идут у него рука об
руку. Великий поэт в своих стихах он в то же время и натуралист. Невозможно
описать физические явления лучше, чем это сделано в поэзии Гёте.
Однако в высшей степени замечательно, что наука лишь весьма неохотно
следовала по пути, проложенном поэтами.
Последние 30 лет естествознание замыкалось главным образом в стенах
университетов, в лабораториях и не становилось лицом к лицу с открытой Природой, а
среди представителей нашего поколения нет ни одного человека, которого мы
могли бы поставить рядом (...) с Гумбольдтом.
Гумбольдта сейчас мало читают. Но его "Картины природы" - один из самых
прекрасных опытов поэтического истолкования Природы во всем разнообразии ее
явлений.
Дадим нашим юношам в руки эту очаровательную книгу, и если они
познакомятся с ней даже в таком возрасте, когда она целиком и не будет доступна
их пониманию, все же они составляют себе с ее помощью общее широкое
представление о Природе в целом и научатся восхищаться ею и любить ее в человеке и
в дивной спаянности всех ее частей.
В "Космосе", тоже слишком мало читаемом, он пытался найти великое целое
Природы и воспроизвести ее красоты, как они отражаются в восприятии человека.
Большинство страниц этой книги читаются как самые лучшие страницы наших
поэтов, и даже того, чье скудное образование слишком ограниченно, чтобы он мог
следить за великим писателем в его вдохновенных описаниях, так сильно
захватывают эти дивные страницы, что он проникается глубокой любовью к Природе.
Он чувствует, если даже и не все могли как следует понимать ее многообразную
жизнь, взаимозависимость ее частей, величие ее проявлений. Но лишь немногие
труды по естествознанию держались того же направления. Большинство из них,
затрагивавших те же темы, запутывались в деталях. Стремясь к исчерпывающей
полноте подробностей, они упускали из вида целое.
И наука сама, обернувшись от полей к пустыням и степям, к девственным
лесам и океанам, приняла ложное направление. Филистеры наложили свои
мертвящие руки на науку и убили в ней вдохновение.
Гёте, Шиллера, Гумбольдта и Уолта Уитмена часто называли пантеистами.
Это определение совершенно неверно. Нет ни крупицы какого бы то ни было
теизма ни в Гёте, ни в Шелли, ни даже в Гумбольдте. Страстная любовь к природе,
отождествление себя с ней - вот что заменяло им религию. Они не обожествляют
Природу, они живут одной жизнью с ней, они не антропоморфизируют Природу, но
природа возбуждает в них такие эмоции высшего порядка, какие человек часто
ищет в религии.
Религиозное чувство отличается большой сложностью. Оно характеризуется
прежде всего страстным желанием составить себе определенное понятие - не о том
или ином явлении Природы, но о совокупности Мира как целого - постигнуть его
жизнь, его прошлое и уяснить себе его будущее. Для этого недостаточно изучать
философию, право и медицину, но (...) еще и теологию.
Необходимо какое-то общее понимание Мира в целом. Поэтому в основе
всякой религии лежит неизменно та или иная космогония.
Изучение Природы отвечает этой потребности, но так же, как и религия, оно
не дает ответа на роковой вопрос, во всяком случае, не дает полного ответа.
Но если человек применяет научный метод к решению общей и частной
проблемы, хотя бы и ограниченному, он начинает чувствовать, что тот же метод
190

применим к трактовке любой другой проблемы Природы. Он начинает понимать,
что если абстрагироваться] от фантазий, всегда относительных, абстрагироваться]
от масштабов, то проблемы комет, звезд, туманностей, представляют для решения
не больше трудностей, чем явления, встречающиеся в мире бесконечно малых
величин, из которых состоит мир, - молекул, атомов и составных частей самих
атомов.
Он знает, что остается непознанным и что пределы познанного будут
раздвигаться до бесконечности, по мере того, как будет увеличиваться запас наших
знаний. Но он не будет больше говорить о непознаваемом, ибо, как сказал
Гауптман, признавать неизвестным равносильно утверждению, что мы знаем о нем
очень мало.
Идея "справедливости" ведет свое происхождение из чувства мести и, таким
образом, связана с наблюдениями, сделанными за животными. Но считается крайне
возможным, что идея вознаграждения для "правильного" и "неправильного"
обращения друг с другом должна также иметь свои истоки в первобытном человеке,
она - в представлении о том, что животные берут реванш, если человек отнесся
к ним не должным образом, и отвечают добром на добро. Эта идея так глубоко
укоренилась в сознании дикарей всего мира, что может рассматриваться как одна из
наиболее первичных концепций человечества. Но для наших предков в каменном
веке общительность и взаимная помощь внутри рода должны быть фактом, столь
обычным, что они определенно не могли не представлять себе жизнь в других
воплощениях. Концепция одинокого существа является поздним продуктом
цивилизации - абстракцией. (...) Первобытному человеку одинокая жизнь казалась
странной, как некое исключение из природы, какое он видел в тигре или [в других
хищниках], ведущих одиночное существование, или же когда он замечал дерево,
стоящее отдельно, так далеко от леса, что он творил легенду для объяснения этого
странного случая. Он не сочинял легенд для объяснения жизни в сообществах, но он
имел такую легенду на каждый случай одиночества. (...) Он сделал что-то
настолько противоречащее обычному ходу жизни, что они выбрасывают его прочь.
Очень часто он является колдуном, который имеет власть над всеми видами
опасных сил и имеет что-то для того, чтобы делать с жертвами эпидемий. Это те,
к которым он крался ночью, скрывая свой злой умысел под покровом темноты. Все
другие существа в природе общительны, и человеческая мысль идет в том же
направлении. Общественная жизнь (это что - Мы, а не я) и является в глазах
первобытных людей нормальной формой жизни. Это сама жизнь. Поэтому "Мы"
должно было быть нормальной формой мысли для первобытного человека:
"категория" его понимания, как сказал бы Кант. И даже не то "Мы", которое еще
слишком персонализировано, потому что оно представляет лишь множество "я", но
скорее такие выражения, как "человек из племени пчел" или "человек-кенгуру", или
"человек-черепаха". Это была первобытная форма мышления. (...)
Здесь, в этом отождествлении или, можно даже сказать, в этом поглощении "я"
племенем лежит корень всей этической мысли. "Индивидуальное" пришло много
позже. Даже теперь у самых диких племен "индивидуальное" с трудом существует
вообще. Такое племя, с его строго определенными правилами, суевериями, табу,
обычаями и интересами всегда существует в сознании "детей природы". (...)
И в этом постоянном, всегда присутствующем отождествлении единицы с целым
лежит основание всей этики, в которой проросли все последующие концепции
справедливости, еще более высокие концепции нравственности, а затем и выросли
в процессе эволюции. Но эти дальнейшие шаги, так же как и все различные
аспекты самой социальности и учения о ней, должны быть исследованы специально
в другой раз.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 474. Автограф.
191

ЭТИЧЕСКИЙ УРОК ПРИРОДЫ
(1905)
Творчество Дарвина не ограничено одной биологией. Уже в 1837 г., когда он
создал в основных чертах свою теорию происхождения видов, он занес в записную
книжку эти знаменательные слова: "Теория приведет к новой философии". И так
оно и было в действительности. Применение, которое он нашел для идеи эволюции
ко всей органической жизни, отмечает новую эру в философии: и это же приведет
его позже к открытию новой страницы в этике. В этом очерке так много сделано
для того, чтоб пролить новый свет на истинную и действительную причину
морального чувства (...) что, хотя основные идеи Дарвина могут рассматриваться как
дальнейшее развитие идей Шафтсбери и Хатчинсона, его работа представляет тем
не менее новую отправную точку на пути, едва указанном Бэконом. Это
обеспечивает для их автора место рядом с другими основателями этических школ, такими
как Юм, Хоббс или Кант.
Ведущие идеи этики Дарвина могут легко быть суммированы. В самых первых
строках эссе он заявляет о своем предмете в совершенно определенных терминах.
Начинает с фразы о смысле долга, который он характеризует хорошо известными
поэтическими словами Канта (...) и предлагает объяснение чувства долга или
моральной совести, "исключительно со стороны естественной истории" -
объяснение, добавляет он, которое ни один английский писатель до сих пор не пытался
дать. Это нравственное чувство должно быть приобретено каждым индивидумом
отдельно, в течение его жизни; он, естественно, рассматривает как "по крайней
мере чрезвычайно важный момент общей теории эволюции"; и он выводит это
чувство из общительности, которое является инстинктивным или врожденным для
низших животных, а возможно, также и для человека. Симпатия понимается здесь в
собственном смысле слова - не как чувство сострадания или любви, но как
"дружеское чувство" или "сочувствие".
Это было первое предположение Дарвина. Второе заключалось в том, что по
мере того, как умственные способности вида становились более высокоразвитыми,
неудовлетворенный общественный инстинкт, подобно любому другому инстинкту,
должен был привести к ощущению неблагополучия или даже несчастья, как только
отдельный индивидум, размышляющий о прошлых своих поступках, увидит, что
"продолжающий существовать общественный инстинкт питает некоторые другие
инстинкты, порой более сильные, но не столь стойкие и не оставляющие за собой
живого впечатления". Для Дарвина нравственное чувство является, таким образом,
не мистическим даром неизвестного происхождения, каковым он был для Канта.
"Любое животное, где бы оно ни находилось, - говорит он, - одарено хорошо
заметными общественными инстинктами, которые включают родительские и
родственные отношения и которые неминуемо приобрели бы характер нравственного
чувства, или совести (кантовское "знание долга"), в случае, если их
интеллектуальность стала бы так же или почти так же развитой, как у человека".
К этим двум фундаментальным утверждениям Дарвина добавляется два
побочных. После того, как "дар языка" получен, могло быть выражено "общее
мнение, что каждый член общества мог бы работать для общественной пользы...".
Однако эффект общественного признания и непризнания зависит теперь полностью
от развития взаимной симпатии. Это потому, что (...) общественное мнение
192

действует в нравственном направлении только там, где социальный инстинкт
достаточно сильно развит. Это, очевидно, важное замечание, потому что оно
опровергает те теории Мондевилла и его более или менее откровенных последователей в
XIX столетии, которые представляли себе мораль не чем иным, как просто набором
общепринятых манер. Наконец, Дарвин упоминает привычку, как потенциальный
фактор для обрамления нашего поведения. Она усиливает социальный инстинкт и
взаимную симпатию, также согласно с понятием о справедливости у сообщества.
Выразив, таким образом, сущность своих взглядов в четырех определенных
утверждениях, Дарвин дает дальнейшее им раскрытие. Он подмечает, во-первых,
своего рода "социальность" в животных, их любовь к общению и страдание,
которое каждый из них чувствует, оставаясь одиноким; их постоянные связи
общения, их взаимные предупреждения и услуги, которыми они обмениваются друг
с другом во время охоты и в целях самозащиты.
Рассматривая затем человеческую нравственность, Дарвин замечает, что хоть
человек, такой, каким он существует теперь, имеет лишь несколько специфических
инстинктов, он тем не менее является общественным существом, которое отделено
от крайне далекого прошлого несколькими ступенями развития любви и симпатии к
своим собратьям. Эти чувства действуют как импульсный инстинкт, которому
способствуют причины, опыт и желание одобрения.
"Таким образом, социальные инстинкты, которые должны быть приобретены
человеком на очень еще примитивной стадии и, возможно, даже его
обезьяноподобными предками, до сих пор толкает его на лучшие поступки". Остальное -
результат устойчиво растущего интеллекта и коллективного образования.
Очевидно, что эта точка зрения справедлива только, если мы готовы признать,
что интеллектуальные возможности животных различаются от таковых у человека
в разной степени, но не по существу. Это допускается теперь большинством
исследователей сравнительной психологии, которые предприняли попытки к
установлению пропасти между инстинктами и интеллектуальными возможностями человека и
тех из животных, которые не достигли своего предела в развитии (...)
Неспособность муравья, собаки или кошки сделать открытие или случайно
напасть на правильное решение какой-то трудной задачи не доказывается
существенным различием между разумом человека и животных, потому что тот же самый
недостаток изобретательности постоянно встречается точно так же и у человека.
Подобно муравью в одном из экспериментов Лаббока, тысячи людей, которые еще
не были знакомы с мостами, тратили немало своих сил на то, чтобы пересечь ручей
или овраг, прежде чем был наведен мост. И, с другой стороны, коллективный разум
муравейников или пчелиных ульев, объединяющий тысячи случайных находок
правильного решения и подражания им, решает такие трудные задачи, которые
ставят в нелепое положение отдельного муравья, пчелу или кошку {...)
Однако из того сходства, которое моральные инстинкты развили в различных
видах и в меньшей степени в видах, принадлежащих к двум различным классам
животных, не следует, что они должны быть идентичны. Если мы сравниваем
насекомых с млекопитающими, мы не должны никогда забывать, что линии их
развития разошлись на очень ранней стадии эволюции животного мира.
Последствием были глубокие физиологические различия между отдельными группами
некоторых видов, имеющих место у муравьев, пчел, ос и т.д., соответствующие
постоянному физиологическому разделению труда между самками, самцами и их
"рабочими" - разделению, следов которого нет и среди млекопитающих. Поэтому
кажется почти невозможным призывать людей к суду нравственности над рабочими
пчелами, когда они убивают маток в своем улье; и вот почему иллюстрация
Дарвина этого следствия встретила столь враждебную критику. И еще: моральные
принципы человека и действия насекомых имеют так много общего, что самые
великие этические учителя человечества, не колеблясь, рекомендуют людям под-
7 П.А. Кропоткин
193

Страница рукописи П.А. Кропоткина
"Взаимная помощь как фактор эволюции"
(ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 196)
ражать определенным "чертам характера" муравьев или пчел. Их преданность
своей общности определенно превосходит нашу; и, с другой стороны, если ничего не
говорить о наших расовых войнах или о случаях искоренения религиозных
инакомыслящих и политических соперников, человеческий кодекс нравственности
подвергся таким изменениям на протяжении даже того времени, которое прошло с
момента появления детей у дикарей в голодные годы и принципа десяти заповедей
194

Первая страница неопубликованной рукописи П.А. Кропоткина
"The theory of evolution and mutual aid" = "Теория эволюции и взаимная помощь"
(ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 204)
"око за око, зуб за зуб" до глубокого почитания всего, что живет,
провозглашенного Бодисатвой1, и всепрощения, практиковавшегося первыми христианами. Мы,
таким образом, пришли к заключению, что в то время, как различия между
"нравственностью" пчелы и человека обязаны глубоким физиологическим
расхождениям, их поразительное подобие тем не менее говорит об общности
происхождения.
7*
195

И тот человек, который однажды в своей жизни был свидетелем нападения
диких собак на крупнейших животных, хищных птиц, конечно, понял раз [и]
навсегда, что такое неотразимая сила племенных союзов, их доверие друг другу и
смелость (...) Человек обожествил этих собак и поклонялся им, прибегая ко всем
видам магии, чтобы достигнуть у себя такой же храбрости.
В степях и в лесах наш древнейший предок увидел множество животных,
живущих родами и племенами. Бесчисленные стада благородных оленей, ланей,
северных оленей, газелей и антилоп, тысяч[ные] стада буйволов и легионы диких
лошадей, диких ослов, зебр и т.д., движущихся через безграничные равнины, мирно
пощипывая траву вокруг. По ровным, однообразным плато бродили стада лошадей
и диких верблюдов. И когда человек приблизился к этим животным, он скоро понял,
как были тесно связаны все эти существа в стаде. Даже, когда они казались
полностью поглощенными ощипыванием травы и, казалось, не замечали ничего, они
внимательно следили за передвижением друг друга, всегда готовые присоединиться
к общим действиям. Человек увидел, что все племя оленей, в любом случае,
паслись ли они или скакали, всегда сохраняли настороженность, которая [их]
никогда не покидала, и никогда не опаздывал сигнал при приближении искателя
добычи; он знает, как в случае внезапного нападения самцы или самки окружали
своих детенышей и встречали лицом к лицу врага, выставляя более здоровых
вперед, чтобы обезопасить слабых, и как, даже у таких робких созданий, как
антилопа или лань, старый самец часто жертвовал собой с тем, чтобы прикрыть
отступление стада. Человек знал все это, что мы игнорируем или легко забываем, и
он повторил все это в своих рассказах, воспевая действия, поступки отваги и
самопожертвования в своей примитивной поэзии или подражая им в своих
ритуальных племенных танцах. Еще меньше мог он игнорировать явление огромных
миграций животных, потому что преследовал их точно так, как чукчи преследуют
до сих пор стада диких северных оленей, когда тучи комаров перегоняют их с
одного места Чукотского полуострова на другое, или как лопарь преследует стада
полудомашних северных оленей в их блужданиях, над которыми он не имеет
власти. И если мы, со всем нашим изучением книг, не почувствуем понимания того,
как животные, разгоняясь по обширной территории, могли предупреждать друг
друга так, чтобы увлечь за собой тысячи особей, чтобы дать первый толчок перед
тем, как они начнут свой переход на север, юг или запад, наши предки, которые
относились к животным с уважением, как к существам более мудрым, чем они сами,
не видели трудностей в объяснении этого. Для них все животные - звери, птицы и
рыбы одинаково пребывали в постоянном общении, предупреждая друг друга
посредством трудно различимых для нас сигналов или звуков, сообщая друг другу о
всех видах происшествий, и таким образом учреждалось их обширное сообщество,
которое имело свои собственные обычаи и правила поведения и хороших манер.
Даже сегодня глубокие следы этого понимания природы сохранились в фольклоре
всех народов.
Из густо населенных, оживленных и веселых поселений сурков, луговых
собачек, африканских тушканчиков, хомяков и т.д. и из колоний молчаливых
мудрецов бобров, которыми послеледниковые реки были плотно усыпаны,
первобытный человек вышел как кочевник, обитатель лесов и чернорабочий (...)
Амбары многих мелких грызунов, наполненные многими видами съедобных
семян, должно быть, навели человека на мысль о культуре зерновых.
Действительно, сокровенные книги Востока содержат много ссылок на
предусмотрительность и работоспособность животных, которые выдвигаются как пример для
человека. Птицы в свою очередь - почти каждый вид - дали нашим предкам урок
наиболее тесной общительности, радостей общественной жизни и ее огромных
преимуществ, конечно, не избежали внимания человека; даже среди охотничьих
птиц многие виды соколов исключительно общительны, и даже некоторые орлы
196

объединяются для охоты, в то время как стаи коршунов иногда охотятся на более
сильных орлов и овладевают их добычей. И они видели, несомненно, многократно,
как самые мелкие птицы, если они достаточно многочисленны, преодолевают свой
первый ужас.
А как часто человек должен был оказываться в замешательстве, когда он
видел огромные стаи перелетных птиц, пролетающих над его головой непрерывно,
в течение многих часов. "Грубый дикарь" знал все это и размышлял над красотами
природы, о которых мы забыли в наших городах, и которых мы даже не
обнаруживаем в наших книгах по "естественной истории", составленных для обучения
чему угодно, кроме жизни, в то время как рассказы великих натуралистов (...) у
которых каждая страница представляет собой картину реальной жизни природы,
плесневеют в наших библиотеках.
В те времена обширный мир текучих вод и озер не был книгой за семью
печатями для человека. Он был хорошо знаком с его обитателями. Даже теперь
многие полудикие народности Африки и Полинезии испытывают глубокое почтение
к крокодилу. Они считают его близко связанным с человеком - своего рода его
прародителем. Они даже избегают называть его по имени в своих беседах, и, если
они должны все же упоминать его, они говорят так: "старый дедушка" или
используют какое-нибудь другое слово, выражающее родственные чувства и
благоговение. Крокодил, которого они упомянули, делает точно так же, как они сами. Он
никогда не будет окончательно заглатывать свою жертву без того, чтобы
пригласить своих родственников и друзей разделить с ним "трапезу"; и, если один из
его племени будет убит человеком, иначе чем в порядке справедливой кровной
мести, он будет мстить любому из рода убийцы. Поэтому, если негр был съеден
крокодилом, его племя проявит большую заботу о том, чтобы раскрыть, кто
является действительным преступником, и, когда он будет разоблачен и убит, они
тщательно проверят его кишечник для того, чтобы удостовериться, что не было
ошибки; но, если не будет доказана вина животного хотя бы приблизительно, они
предпримут всевозможные искупительные действия по отношению к крокодильему
роду для того, чтобы ублажить родичей невинно убитого, и продолжают искать
"настоящего преступника". Иначе родня невинно убитого будет мстить. Та же вера
существует среди индейцев в отношении гремучих змей и волка. И то, что все это
заключает в себе последующее развитие идеи справедливости, самоочевидно.
Рыбы, их косяки и их перемещения в прозрачных водах, указанные им их
разведчиками до того, как они начали двигаться в данном направлении, должны
были бы глубоко поразить человека в далекой древности. Следы этих впечатлений
обнаруживаются в фольклоре в различных концах Земли. Так, например, Деканави-
дех, легендарный законодатель Пяти Племен индейцев, который, как
предполагают, создал у них классовую организацию, представляется в фольклоре как
человек, который уединялся для размышлений в общении с природой. Он
"отправлялся в край равнинных, ясных, бегущих потоков, прозрачных и полных рыбы. Он
сидел, откинувшись на береговой склон, [глядя] пристально в воды, наблюдая за
рыбами, играющими вокруг в совершенной гармонии..." В результате он и
представил себе схему разделения людей на классы или тотемы.
В общем для первобытного дикаря животные являлись таинственными
загадочными существами, владеющими широким знанием природы. Они знали, много
больше того, что они готовы были рассказать нам. Тем или иным путем при помощи
чувств, намного более тонких, чем наши, и делясь друг с другом всем, что они
замечали в своих походах и полетах, они знали все на мили вокруг. И если бы
человек был справедлив к ним, они предупредили бы его о приближении опасности,
так же как предупреждают друг друга; но они не проявляли бы осторожности к
нему, если бы он не был так прямолинеен в своих действиях. Змеи и птицы (сова -
лидер змей), млекопитающие и насекомые, ящерицы и рыбы - все понимают друг
197

друга и постоянно передают свои наблюдения друг другу. Они все принадлежат к
одному братству, в которое они могут при известных обстоятельствах допустить и
человека (...)
Общественный инстинкт является, таким образом, по мнению Дарвина, общей
основой, на которой сформировалась нравственность; и он далее анализирует этот
инстинкт. К несчастью, наука о психологии животных находится еще в
младенческом возрасте, и поэтому крайне трудно распутать сложные связи, которые
существуют между общественным инстинктом, строго говоря, и родительскими и
родственными инстинктами, так же как различные другие инстинкты и способности
к симпатии, сообразительности, опыту и склонность к подражанию. Дарвин
чувствовал это препятствие очень хорошо, и поэтому он выразился крайне осторожно.
Родительские и родственные инстинкты, как он предположил, "очевидно,
базируются на общественных инстинктах"; и в другом месте он писал: "Чувство удовольствия
от общения, вероятно, проистекает из родительских и родственных привязанностей,
в то время как инстинкты общительности, кажется, развились из чувств,
возникавших у молодых особей, надолго расставшихся со своими родителями".
Эта осторожность была полностью оправдана, потому что в других местах
своих работ он указывал, что общественный инстинкт должен быть особым
инстинктом, отличным от всех других, - как инстинкт, который развился из
естественного отбора ради него самого, так как он был полезен для благополучия и
сохранения видов. Это настолько основательно, что когда он противостоял другим
инстинктам, даже таким сильным, как привязанность родителей к своим отпрыскам,
он часто брах верх. Птицы, когда настает время их осенних миграций, оставляют
позади свою нежную юность, но их старость достаточно сильна для
продолжительного полета и следования своим товарищам.
Наиболее важный момент в этической теории Дарвина заключается, конечно,
в его объяснении моральной совести человека и его чувства сострадания и долга.
Мы имеем, таким образом, на первое время объяснение чувства долга на
природной основе. Правда, оно противоречит общепринятым сейчас представлениям
о природе животных и человека, но это объяснение правильно. Почти все писавшие
об этике до настоящего времени начинали с непроверенного постулата о том, что
сильнейшим инстинктом в человеке, и более того - у животных, является инстинкт
самосохранения, который, благодаря определенной расплывчатости терминологии,
они отождествляют в человеке с самоутверждением или, попросту говоря, с
эгоизмом. Этот инстинкт, который они понимают как включающий, с одной
стороны, такие первоначальные импульсы, как самозащита, самосохранение, и те
самые действия по утолению голода, а с другой стороны, такие производные
чувства, как стремление к власти, алчность, неприязнь, желание мести и так
далее, - это сложное и разнородное сочетание инстинктов и чувств они представили
как вездесущую и всемогущую силу, которая не находит противодействия ни в
животной, ни в человеческой природе, исключая определенное чувство
доброжелательства или сострадания.
Последствие такого взгляда заключается в том, что коль скоро однажды
человеческая натура будет признана такой, тогда, очевидно, не останется ничего,
кроме того, чтобы делать особый акцент на смягчающее влияние тех моральных
учителей, которые апеллировали к состраданию, заимствуя дух их учений и
выразительность слов из мира, который лежит по ту сторону природы - по ту сторону и
над всем тем миром, который доступен нашим ощущениям. И если отказаться
принять эту точку зрения, тогда альтернативный вывод должен был быть выведен
подобно тому, как сделали Хоббс и его последователи: особая важность
принудительных действий государства, освящаемых гениальными законодателями, которые
осуществляют, конечно, просто передачу дара сверхъестественного вдохновения от
религиозных проповедников к творцам законов.
198

Начиная со средних веков, основатели этических школ в большинстве своем
были несведущими в делах природы, изучению которой они предпочитали
метафизику, и они представляли себе инстинкты самоутверждения индивидуальности как
основное условие его существования. Следование его побуждениям
рассматривалось в качестве закона природы, пренебрежение которым привело бы к
неминуемому поражению и в конечном счете к исчезновению вида. Поэтому побороть эти
эгоистические побуждения было возможно только, если человек призовет себе на
помощь сверхъестественные силы. Торжество моральных принципов было, таким
образом, представлено как победа человека над природой, которой [он] мог
надеяться достичь только с помощью извне, приходящей как награда за его смирение.
Они поверили нам, например, что нет большей добродетели, нет большей победы
духовного над природой, чем самопожертвование, для блага ближних. Но факт в
том, что самопожертвование в теремах муравейника [а также] для безопасности
птичьей стаи или безопасности стада крупного рогатого скота или антилоп, или стаи
обезьян является зоологическим фактом, каждодневно осуществляющимся в
природе, - фактом, для которого сотням или тысячам видов животных не требуется
ничего, кроме естественной симпатии к своим сородичам, ощущения полноты
жизненных сил и постояной привычки к взаимной помощи. Дарвин, который знал
природу, осмелился дерзко заявить, что из двух инстинктов - общественного и
индивидуалистического - первый, который сильнее, более устойчив, и более
постоянен. И он был прав.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 26. Автограф на англ. яз. Пер. В.А. Маркина.

КАНАДА И КАНАДЦЫ
(1897)
Когда члены Британской ассоциации после съезда в Торонто отправились в
путешествие на запад, по Канадско-Тихоокеанской железной дороге, и пересекали
сперва обширную страну озер, потом необозримые прерии и наконец горную
область Скалистых гор, их удивлению не было конца. Люди, состарившиеся над
картами, простодушно уверяли, что никогда не воображали, чтобы Канада
покрывала такое громадное пространство и чтобы она соединяла в себе такое
разнообразие природы, климата, растительности и естественных богатств. И то сказать -
карты не дают реального представления о размерах страны, а те немногие книги о
Канаде, которые имеются на английском языке, как-то суживают представление о
ней.
В действительности Канада немногим меньше Сибири и по общему характеру
во многом схожа с Сибирью, особенно в своей западной части. Климат Канады
очень схож с сибирским климатом, т.е. не с тем сибирским климатом, каким его
воображают в России, а с тем, что он представляет собой в действительности.
Англичане совершенно так же, как и русские, говоря о Сибири, воображают, что их
американская колония погребена под снегом чуть ли не круглый год. Они видят
картинки канадских зимних увеселений - катанье на коньках, ледяные горы (...)
т.е. игры с большим камнем или гирей, которую бросают на гладкой поверхности
льда; они видят канадские меха, и Канада для них - "снежная красавица", как
выразился Теннисон. На деле же зима во всей Канаде, даже в южной части, на
берегах озера Эри, очень холодная. По всей Канаде, даже на берегах озера Эри, в
Торонто, бывают сорокаградусные морозы, и ртуть замерзает, хотя и на несколько
часов, а в прериях - на несколько дней.
Даже в Монреале, на реке Св. Лаврентия, средняя температура зимы на 2-3°
холоднее, чем в Петербурге, и даже в провинции Онтарио, т.е. в южной части
Средней Канады, редкая зима проходит без того, чтобы термометр не упал на 5-6°
ниже точки замерзания ртути. Но зимний холод в Канаде также легко переносится,
как и в Восточной Сибири, благодаря безветрию во время больших холодов и
чрезвычайной сухости воздуха, и, конечно, зима не достигает в Южной Канаде
такой продолжительности, какой она достигает в Сибири или даже в Северной
России. В южных, заселенных частях страны уже в апреле, т.е. в конце марта по
старому стилю, наступает дружная весна, а затем очень жаркое лето и
необыкновенно теплая осень. На берегах больших озер хотя и случаются заморозки по
ночам во второй половине сентября, но днем стоит роскошная теплая погода.
Деревья покрываются необыкновенно яркими цветами, среди которых
американский, или, вернее, канадский ясень выступает своим ярко-красным цветом среди
желтых листьев березы, сероватых тонов тополей и темно-зеленых игл хвойных
деревьев. Вплоть до первых чисел ноября нового стиля скот пасется на лугах -
даже в прериях - и только на пять месяцев в году приходится запирать скотину в
теплое стойло и кормить ее искусственно - запасенным кормом.
На севере, конечно, расстилаются, как и на севере Старого Света,
необозримые тундры, среди которых врезался к югу громадный Гудзонов залив, или, вернее,
Гудзоново море, где кочуют эскимосы и некоторые индейские племена и где
встречаются только небольшие поселения - прежние форты Гудзоновой компании.
200

Но не одними своими тундрами и климатом Канада схожа с Сибирью. Ученые
находят поразительное сходство в строении Северной Америки и Северной Азии и
указывают, что по расположению высоких горных масс и плоскогорий Америка
представляет в некотором роде негатив Азии. На обоих материках протянулось с
юга на север массивное плоскогорье, окаймленное рудоносными горами, и на
материковом, внутреннем склоне обоих плоскогорий расположились уступами сперва
высокие сухие степи, затем - плодородные низкие равнины.
Действительно, едучи с востока на запад по Западной Канаде, путник
встречает те же типы природы, какие ему приходится пересекать на пути с запада на
восток в Сибири. Сперва идут каменистые и рудоносные горы страны озер, которые
можно приравнять к Уральским горам. Затем начинаются низменные черноземные
степи Манитобы, быстро заселяемые, как и степи южной части Тобольской
губернии и Барабы, массами переселенцев. Затем начинаются высокие сухие степи,
где земледелие невозможно без орошения, а потому видны лишь громадные стада,
пасущиеся круглый год в степях у подножия Скалистых гор. Затем идет горная
область, где высокие цепи снежных гор перемежаются с высокими степями,
напоминающими Забайкалье, и наконец начинается склон к Тихому океану,
несравненно более узкий, чем в Сибири, где он занимает всю Амурскую и
Приморскую область, но также отличающийся необыкновенным обилием летних
дождей, своеобразной тихоокеанской растительностью и особым китайско-японским
оттенком нарождающейся цивилизации.
Все эти сравнения верны, впрочем, только для западных частей материка.
Восточную часть Северной Америки пришлось бы приравнять в таком случае к
Западной и Средней Европе, и восточные части Соединенных Штатов
действительно могли бы выдержать сравнение. Но в Европе нет ничего подходящего к
восточной части Канады - к французской, или нижней Канаде - ни к обширному
полуострову Лабрадор. Здесь, на протяжении почти полутора тысяч верст, от
берегов Ньюфаундленда до начала Великих озер (Онтарио, Эри, Гурон, Мичиган и
Верхнее) протянулась страна чисто приморского характера. Подходя к берегам
Канады, европейский пароход встречает глубоко изрезанные заливами и проливами
острова Ньюфаундленд, Кейп-Бретон и Принца Эдуарда и полуострова Новая
Скотия и Нью-Брунсвик, загораживающие вход в громадный залив Св. Лаврентия*.
Все эти области Канады, заселенные преимущественно саксонской расой, так же,
как и остров Ньюфаундленд (который, впрочем, находится под британским
праэительством и не принадлежит политически Канаде), имеют чисто приморский
характер. Затем, вступив в залив Св. Лаврентия, пароход идет целых полторы
тысячи верст вверх по р. Св. Лаврентия, мимо Квебека, вплоть до Монреаля, и вся
жизнь страны сосредоточивается вдоль многоводной реки. Все население скучилось
лентой вдоль ее берегов, и только изредка заходит в глубь страны и необозримых
лесов, частью для распашки там и сям наиболее хлебородных долин, но главным
образом для вывоза леса, досок и древесной массы, приготовляемой для выделки
бумаги. Монреаль и Квебек - приморские города, несмотря на их материковое
положение. Но приморская область не кончается в Монреале, так как пароходство
продолжается с помощью нескольких каналов, вверх по той же реке, еще на несколько
сот верст, до озера Онтарио, и тут начинается страна Великих озер. Из них одно -
Онтарио, на котором стоят с одной стороны канадская столица Торонто, а с
другой - американский пшеничный порт Буффало, отрезано Ниагарским водопадом от
остальных четырех озер - Эри, Гурон, Верхнее и Мичиган. Но по этим четырем
озерам, которые проникают на юг гигантского Чикаго, а на западе заходят в самое
преддверие прерий, ходят пароходы, способные забрать каждый до 15 000 чет-
Летом пароходы ходят через северный пролив, отделяющий Ньюфаундленд от материка, а зи
мой - через широкий южный пролив между Ньюфаундлендом и островом Кейп-Бретон.
201

вертей пшеницы. В бурную погоду пароход, идущий посреди Верхнего озера, где
берега исчезают из вида, выносит бури и качку, не уступающие океанским бурям и
океанской качке. Море, так сказать, заходит в самое сердце материка.
Таким образом, пять различных областей резко выделяются в Канаде.
Приморские области, изрезанные заливами и проливами, сливающиеся с американскими
штатами Мэн, Нью-Йорк и т.д., к которым еще не принадлежит, но, несомненно,
примкнет со временем Ньюфаундленд. Затем - французская Канада, или область
Квебек. Затем северные берега страны озер, или область Онтарио. Дальше - степи
Манитобы и северо-западных территорий (Ассинибоя, Альберта, Атабаска и Саска-
ч[еван]) и наконец горная область - Британская Колумбия и Юкон, недавно
наделавшая столько шума своими золотыми россыпями и рудниками.
Во многих других отношениях Канада представляет сходство с Сибирью. Как и
в Сибири, население протянулось узкой лентой с востока на запад, в южной ее
части поперек всего материка, и области, которые следуют одна за другой в этой
узкой ленте, так же различны (...) как и различные области Сибири. И само
заселение Канады, так же, как заселение Сибири, через север. В Канаде, как и в Сибири,
европейское поселение было остановлено в своем движении вдоль южной природной
полосы сильными туземными племенами, и канадские [поселенцы], не находя
возможности проникнуть в страну озер, следуя вверх по притокам р. Св. Лаврентия,
были вынуждены двинуться на север, обогнув страну озер, занятую сильным
племенем ирокезов, и вступив в прерии Манитобы с севера - подобно завоевателям
Сибири, которые двинулись сперва в Якутскую область, чтобы избегнуть
столкновений с сильными племенами бурят, и ступили в Амурскую область с севера.
Два элемента приняли участие в заселении Канады, - французские
переселенцы, основавшие первые поселения в XVII в., и английская Компания Гудзонова
залива; и до настоящего времени Канада удержала свой двойственный характер -
французский и английский. В сущности, не так еще давно в Англии, когда речь шла
о Канаде, имелись в виду одна французская Канада и ее французское население.
И действительно, английская половина Канады выросла так недавно, тогда как
французская имеет уже давно историю.
История французской Канады полна драматических событий, и она прекрасно
разработана. Над нею работали с любовью, характерной для всякого племени,
вынужденного с трудом отстаивать свою национальность среди других племен.
В данном случае, хотя французам Новой Франции - так звали долгое время
французские поселения на берегу реки Св. Лаврентия, причем имя Канады,
означавшее просто поселки, употреблялось лишь в просторечии (...) почти не
приходилось выносить от англосаксонской расы притеснений из-за своей национальности и
языка, но самый факт сохранения расовых особенностей, языка и учреждений среди
необъятной массы англосаксонских поселений уже представляет явление, в высшей
степени замечательное, если не единственное в своем роде.
У английской части Канады почти нет истории, зато история французских
поселенцев, которым пришлось вынести всю тяжесть борьбы с индейцами и
исследования громадной части материка, полна драматизма. Раннюю историю этих поселений
можно рассказать довольно хорошо. Пять лет после открытия Америки Колумбом,
т.е. в 1477 г., Джон Кабот - генуэзец или венецианец, состоявший на службе у
английского короля Генриха VII, - пустился в плавание из Бристоля и в два
путешествия открыл материк Северной Америки. Второе было сделано Джоном
Каботтом вместе с его сыном Себастьяном, которого часто смешивают с Джоном.
Новооткрытые берега не представляли ничего особенно привлекательного для
королей и предприимчивых искателей золота. Зато прибрежные моря были богаты
рыбой, китами и т.п., и нет никакого сомнения, что с первых же лет XVI в.
британские рыбаки стали посещать берега Ньюфаундленда и даже проникали в
р. Св. Лаврентия. Но их открытия оставались неизвестными.
202

(...) Жак Картье, уроженец Сен-Мало в Бретани, пустился в путешествие,
положившее начало французским поселениям в Америке. В первый же год, 1534-й,
он вошел в залив Св. Лаврентия, посетил берега Лабрадора (где встретил, между
прочим, французское судно из Ла-Рошеля) (...) и открыл большой залив,
врезавшийся в материк немного южнее устья р. Св. Лаврентия. Здесь он нашел страну,
лучше которой и желать нельзя, - ровную и плоскую, более теплую, чем Испания
(в июле), и где в изобилии родится пшеница с колосом, как у ржи, овес, горох,
красная и белая смородина, земляника, красные и белые розы и другие
благоухающие цветы, луга покрыты роскошной травой, а реки полны семги.
Картье вернулся в те же места в следующем году в сопровождении своих двух
индейцев. Индейцы - по всей вероятности, микмаки или эчемины, принадлежавшие
к алб-конгинскому народу, - встретили его очень хорошо. Ему даже удалось
согласить двух индейцев из Гаспе отправиться с ним в Европу.
В этот раз он поднялся по большой реке. Проходя устье р. Саганай, он
услышал рассказ индейцев о красной меди, добываемой в ее горах, и о путях на север и
на запад вверх по ней.
Дойдя до индейского поселения Стадаконы, где ныне стоит Квебек, Картье
остановился. Индейцы, увидя дружественных сородичей, приняли французов весьма
ласково, и маленькие три судна Картье пробыли здесь до сентября, восхищаясь
природой этих мест и ее растительностью. Дикий виноград особенно приводил
французов в восторг, а осень в Канаде - вообще лучшее время года.
Но Картье не сиделось на месте. Он слышал от индейцев о большой реке,
несущейся с запада, и о больших морях, из которых она вытекает, и его тянуло на
запад. За теми морями, - думал он, - лежит Китай и Индия и дойти до них значило
открыть путь к заветным странам Дальнего Востока. Вмешался ли он в какую-
нибудь ссору стадаконских (т.е. лаврентийских) индейцев с теми, которые жили
выше по реке около теперешнего Монреаля, или отправился с дружелюбными
намерениями - трудно сказать. Во всяком случае, в две недели он поднялся вверх по реке
через 11 окон (ныне расчищенных) у р. Ришелы и дошел до укрепленного города
Хошлаго, стоявшего на острове против того места, где теперь поднимаются церкви
всех наименований и банкирские дома Монреаля. Индейцы встретили его
дружелюбно и даже водили на гору, с которой открывается один из замечательнейших
видов в мире на широкую реку, на водопад и на необозримые ровные места по
правому берегу реки, ограниченные вдоль несколькими холмами, из которых одни
синеют еще в Канаде, а другие утопают в тумане на территории Соединенных Штатов.
Легко вообразить себе, как должна была поразить Картье эта необозримая даль -
эта новая страна, открывшаяся его взорам, со всей своей богатой
растительностью - диким виноградом, благоуханными лугами и необозримой чащей лесов.
Но раньше, чем он мог рассказать об этих чудесах во Франции, ему еще
предстояла тяжелая зимовка. Когда он вернулся в Стадакону, в свой маленький
домик, он нашел, что его спутники успели досадить индейцам настолько, что им
пришлось укрепить свой дом. Река замерзла, начались сильные холода, и в конце
зимы развилась цинга, от которой все болели, пока индейцы не научили их пить
отвар молодых побегов сосны.
В июле следующего года Картье вернулся во Францию и в 1541 г. опять
вернулся в Канаду, опять поднялся до Хотлаги и даже попытался проникнуть
дальше, в глубь страны, но был остановлен порогами.
Несколько лет спустя первое французское поселение, состоящее из разных
подонков тогдашнего общества, основалось на берегу р. Св. Лаврентия, но,
пробившись здесь кое-как с весны 1542 до осени 1543 г., поселенцы вынуждены были
покинуть берега негостеприимной реки.
Настоящее заселение Канады французами началось только со времени
путешествия Самуэля де Шампленя в 1603 г., которое привело к основанию Порт-Рой-
203

яля, т.е. Аннаполиса, а когда Шамплень вернулся во второй раз, он основал Квебек
в 1608 г., Квебек, который и стал с тех пор оплотом французских поселений.
Положение Квебека указано было самой природой. В этом месте река, которая
сохраняла еще характер морского залива, внезапно суживается. Когда подходят к
Квебеку снизу, кажется, что река должна продолжаться к западу между двух рядов
холмов, и большой затон реки усиливает иллюзию. Но река быстро заворачивает
на юг, суживается, и на самом завороте, на устьях стоит Квебек, с его
живописными башнями и церквями старинной архитектуры, тогда как на противоположном,
тоже скалистом берегу, среди запущенного полусада, полулеса высится дом для
обедневших стариков, содержимый одним из католических монастырских орденов.
Форт Квебека, таким образом, доминировал над настоящим устьем р. Св.
Лаврентия, и дальше этого парусные корабли не могли подниматься. Только теперь,
после расчистки русла от валунов, океанские пароходы стали подниматься до другой
столицы французской Канады - Монреаля, где богатое коммерческое и банкирское
английское и шотландское население города занимает, как в Лондоне, богатый
Уэст-Энд, тогда как рабочее французское население, напоминающее своим
весельем и довольством рабочее население Парижа, занимает Ист-Энд, т.е. восточную
половину города. Кстати заметить, ирландцы, хотя тоже католики, поселились
особняком в юго-западной части города.
И по сию пору приезжий в Квебек, будь то француз или англичанин, канадцы
или европейцы, смотрит на красивый город - точь-в-точь Тобольск по положению -
и на причудливые колокольни его церквей с чувством исторического уважения.
Здесь действительно разыгрывалась судьба Канады, сперва в борьбе первых
поселенцев с индейцами, а потом - в борьбе с англичанами, которые в первый раз
овладели фортом уже в 1629 г., владели им три года, затем вернули его Франции и
только через 130 лет, после двух неудачных попыток, сделанных в 1690 и 1711 гг.,
(...) овладели сперва американским побережьем (Аркадиею, ныне Ново-Скотия),
берегами Гудзонова залива, Ниагарой и Порт-Роялем, окончательно овладели
Квебеком (1759), а с ним и всей французской Канадой, с ее 70 000-м французским
населением. Оба генерала, командовавшие в этом сражении с английской стороны и
с французской, пали, как известно, оба зарыты в одну могилу, и [над ней]
воздвигнут в 1827 г. общий памятник. Во время войны за независимость, в 1775 г.,
Соединенные Штаты едва не овладели Квебеком. Они проникли даже в город, но
англичане удержали его, сражаясь за баррикадами.
И по сию пору, глядя на старинный, дряхлеющий город и вспоминая, какие
горстки людей решали исторические судьбы Квебека и Канады (Вольф и Монкольм
предводительствовали, каждый всего тремя тысячами солдат), невольно
удивляешься громадности задач, решенных в этой схватке на Авраамовских полях под
стенами Квебека и Канады французами [которые] в значительной мере побудили их
послать свои войска на помощь Соединенным Штатам, когда они начали с Англией
борьбу за независимость. Несомненно также, что это поражение французского
племени на севере прекратило его дальнейшее развитие в южной части Соединенных
Штатов. И весьма вероятно также, что тот факт, что Англия завладела северной
частью Американского материка, помог ей примириться с потерей колоний в Новой
Англии и помог образованию Соединенных Штатов. В Канаду двинулись
английские "роялисты", не хотевшие примириться с возникшей республикой. Что же
касается до теперешнего политического значения английских владений в Канаде, то
я рассмотрю его позже, познакомив читателя с тем, что теперь представляет
"канадский доминион", как говорят французы на официальном языке.
Каково было положение французов, укрепившихся в начале XVII в. в Квебеке и
окрестностях, всего лучше можно судить по книге Пьера Буше, написанной в
1663 г., изданной в Париже (...)
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 474. Автограф, на англ. яз. Пер. В.А. Маркина.

РЕЗЮМЕ К ДОКЛАДУ С. ГЕДИНА
"ТРЕХЛЕТНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ1'
8 декабря 1902 г.
Мне доставляет огромное удовольствие исполнить просьбу сэра Клементса
Маркхэма сказать несколько слов об описании д-ром Гедином своего путешествия.
Я могу лишь сказать, что мне чрезвычайно приятно присоединить свой голос к
множеству восхищенных голосов, которые, несомненно, приходилось слышать
д-ру Свену Гедину по всей Европе: в России, где им был прочитан по-русски доклад
перед обширной аудиторией; в Германии; у себя на родине; и, наконец, в Англии.
Это путешествие охватило территорию, в значительной части уже исследованную
русскими, французскими и английскими путешественниками, а та часть его, которая
была предпринята с целью достижения Лхасы, не была доведена до конца. Когда
он, так сказать, был почти в виду Лхасы, его, как и всех других путешественников,
заставили возвратиться, после чего он направился в Ладакх, по пути, уже
пройденному Литтлделем. Однако значение его путешествия не уменьшается от
того, что ему не удалось достигнуть Лхасы. Он находился всего в нескольких днях
пути от столицы Тибета; пытаясь достичь ее, он исследовал наиболее интересные
части Северного Тибета. Он пересек огромный окраинный хребет Алтын-таг и
открытые им грандиозные горные цепи, которые, как было отмечено, являются
высочайшими вершинами на Земле, во всяком случае, они не ниже Гималаев.
Весьма вероятно, что благодаря Свену Гедину направление этих гор, которые на
этой большой карте германского генерального штаба тянутся с запада на восток,
будет изменено; его исследования, несомненно, внесут очень значительные
изменения в общий облик изображенной на этой карте местности. Благодаря им
становится очевидным, что горы тянутся в направлении с северо-запада на юго-
восток; когда будут вычислены сделанные им определения высот, мы увидим, что
от краевого хребта и до той точки, где ему пришлось повернуть назад, его путь
пролегал по обширным плато. Что касается сделанных им определений высот в
Лобнорской пустыне, а также археологических открытий в области Лоб-нора, они,
несомненно, проливают новый свет на те изменения, которые происходили в
бассейне этого крупнейшего озера Центральной Азии.
Что касается озера Лоб-нор, то П. Козлов суммировал все последние данные
об этом интересном районе следующим образом.
Относительно китайской карты, опубликованной Рихтгофеном, ее данными, как
уже отмечал Козлов в "Geographical Journal", следует пользоваться крайне
осторожно. Совершенно ясно, что озера Газ и Кара-Hyp, оба лежащие под 38°с.ш.,
помещены на карте на целых два градуса севернее их истинного положения. Оба
пути в Ша-чжоу - один к северу от Цайдама, другой к югу от него - точно так же
смещены к северу. Следовательно, из широты Лоб-нора на китайской карте ничего
еще не следует.
Что касается его формы, она вызывает определенные соображения. Главное
озеро в то время, когда была составлена карта, было уже окружено и с северной, и
с южной стороны меньшими озерами. Вплотную к южным берегам последних мы
видим дорогу в Ша-чжоу, а сразу на юг от нее имеется надпись "Нукиту-Дабан",
что означает проход в горах, очевидно, через окраинный хребет Тибета, на южном
205

Типичный ландшафт Центральной Азии.
Рис. П.А. Кропоткина. Публикуется впервые
(ОР РГБ. Ф. 410. Карт. 8. Ед. хр. 13)
склоне которого лежит озеро Газ и южная дорога в Ша-чжоу. Ясно, что Лоб-нором
именовалось озеро, лежащее у северного подножия Тибетского окраинного хребта,
и именно таково положение Лоб-нора по Пржевальскому.
Известно, что в Центральной Азии в последние две-три тысячи лет
повсеместно наблюдается высыхание - фактически с конца ледникового периода. Очевидно,
что озеро Лоб-нор не является исключением из этого правила. И на китайской
карте показано, что во время ее составления озеро было окружено несколькими
меньшими озерами, разбросанными (как можно заключить) по территории, ранее
покрытой водами Лоб-нора. Это - обычная картина всех высыхающих озер.
Сейчас, собрав все, что нам известно о географии этого района, мы можем
говорить о "Лобнорской пустыне", имеющей треугольную форму. Ее западный край
ограничен Таримом, или Яркенд-дарьей, там, где он поворачивает на юго-восток и
юг, достигая небольшого озера Кара-буран. Северо-восточным краем этой пустыни
служат сухое русло Конче-дарья и возвышенность Курук-таг, а юго-восточным
рубежом служит юго-восточный берег озера Кара-кошун-куль, т.е. Лоб-нор
Пржевальского.
Несомненно, было время, когда Лоб-нор заполнял все это треугольное
понижение, в котором смелый и предприимчивый путешественник, которого мы только что
выслушали, не нашел ничего, кроме песчаных дюн, с понижениями, как это
показали его нивелировки, столь же глубокими, как прежнее дно Лоб-нора
Пржевальского, или Кара-кошун-куля. Затем наступило время, когда озеро заполняло только
восточный угол треугольника, и в то время Алтыныш-булак, или Шестьдесят
родников, который, согласно русским путешественникам, лежит на высоте 1080 м, и
поселения, развалины которых дали Свену Гедину такие интересные рукописи,
вероятно, были недалеко от северного берега Лоб-нора; южные же берега его лежали
206

там, где находится и сейчас южный берег Лоб-нора Пржевальского. В еще более
позднюю эпоху озеро могло иметь форму, которая придается ему на китайской
карте, т.е. могло занимать среднюю часть впадины, а меньшие озера окружали его;
но так как середина впадины не является, видимо, самой глубокой ее частью (весь
Восточный Туркестан имеет такой характер - самые глубокие впадины лежат у
подножий возвышенностей Тянь-Шаня и Куэнь-Луня), то, что составляет ныне
остатки огромного озера, занимает лишь южную впадину, т.е. Кара-кошун,
которое, таким образом, совершенно правильно определено Пржевальским как Лоб-
нор; совершенно правы и те картографы, кто, подобно г. Б. Доманну (на последнем
листе Атласа Штилера), продолжают отождествлять Кара-кошун-куль с Лоб-нором.
Это действительно часть Лоб-нора, причем последняя его часть - как это установил
Гедин во время последних своих дерзких маршрутов через Лобнорскую пустыню -
единственная часть, в которой все еще сохраняется немного воды.
Что касается дискуссии о том, что такое Лоб-нор, то она очень напоминает мне
ведшиеся около тридцати лет тому назад дискуссии о том, впадала ли некогда Аму-
дарья в Каспийское море, или же она всегда текла в Аральское озеро. Эти
дискуссии продолжались до тех пор, пока с помощью геологических данных не было
установлено, что не Аму-дарья текла в Каспий, но Каспийское море простиралось
так далеко на восток, что принимало в себя воды Аму-даръи и соединялось с
Аральским озером. Европейские географы должны шаг за шагом привыкнуть к
масштабам того высыхания, которое происходило в Азии даже в историческое
время.
Во всяком случае, когда будут опубликованы полные отчеты о нивелировках,
предпринятых д-ром Гедином, и вся область, таким образом, окажется лучше
исследованной, тогда, несомненно, станет ясно, что в пределах треугольной
депрессии ("пустыня Лоб-нор" на карте атласа Штилера) положение озера изменялось
по мере его сокращения и что оно, возможно, еще несколько раз изменится, прежде
чем общее высыхание Центральной Азии, происходящее с большой скоростью,
окончательно отодвинет Таримское озеро на северо-запад, вплоть до соединения с
Черченом, и сократит остатки Лоб-нора до небольшого озера Кара-буран,
лежащего при слиянии Яркенд-дарьи с Черченом. Путешествия, предпринятые
Свеном Гедином, без сомнения, являются огромным событием в исследовании
Центральной Азии, и нам остается лишь поздравить его и принести ему нашу
горячую благодарность, благодарность географов всего мира за совершенное им
выдающееся путешествие, за точность сделанного им описания и за массу сведений,
которые мы, как можно надеяться, получим после опубликования полного научного
отчета о путешествии и которые, конечно же, превзойдут то, что мы получили из
опубликованных несколько лет тому назад отчетов о его предыдущем путешествии.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 154. Черновой автограф на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова.

ПРЕДИСЛОВИЕ К "ОБЩЕМУ ОЧЕРКУ
ОРОГРАФИИ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ"
(1904)
В 1866 году, принимая участие в Олекминско-Витимской экспедиции97, я имел
случай пересечь поперек линии его простирания значительную часть Восточно-
Сибирского нагорья - именно начиная от берегов Лены близ устья Витима до
начала Нерчинских степей, т.е. до города Читы. Окончивши изложение
орографических и геологических факторов, в том виде, как они представились
непосредственному наблюдению во время путешествия, я тотчас же принялся в 1868 году за
изучение отношений тех хребтов и плоскогорий, которые мы пересекли на пути к
соседним хребтам, горным странам и плоскогорьям. Гумбольдтова теория
четырехугольных клеток, образуемых хребтами, которые идут по меридианам и
параллелям, долгое время служила мне серьезной помехой к уразумению действительного
характера Восточно-Сибирского, вернее Восточно-Азиатского нагорья. Но скоро я
увидел, что никакое дальнейшее изучение невозможно, если не собрать
значительное количество точных гипсометрических данных и если не изучать подлинные
маршруты и исследования путешественников, не обращая внимания ни на какие
теории, ни на какие выводы, хотя бы даже самих путешествовавших по Восточной
Сибири. Поэтому я обратился к собиранию гипсометрических данных.
Составленный ради этого сборник высот, определенных барометрически в Восточной Сибири,
помещен в Ш томе "Записок по общей географии"1.
Когда сборник был составлен (с предварительными абсолютными высотами
основных точек), то все высоты, имевшиеся для Восточной Сибири, я нанес на
большую карту Шварца2. Нетрудно, однако, заметить, что нанесение высот, если
не обращать внимание на путевой журнал путешественника, вовсе еще не
выражает характер местности. Наблюдения барометра делаются большею частью по
дороге, которая идет по дну долины, а долина весьма часто есть не что иное, как
размытая щель, проходящая среди почти отвесных стен в 1000 футов вышины, т.е.
щель значительно углубленная в стену, которой средняя высота несравненно выше
высоты дна долины. Всякий может представить себе, как неверен был бы
например, профиль страны, составленный по долине Амура: все хребты, пересекаемые
этой рекой, исчезли бы, и получился бы железнодорожный подъем от Тихого океана
до Читы. Поэтому собирание, вычисление и нанесение высот составляло только
малую часть работы. Не только для общих орографических выводов, но и для
составления гипсометрической карты Восточной Сибири, которая была постоянною
целью моих работ, требовалось обратиться к тщательному изучению всей
географической литературы Восточной Сибири, не упуская никаких, даже самых мелких,
геологических или иных статистик. При этом замечу, что если бессмертный
объемистый труд Палласа и являлся всегда верным бесценным другом, то иногда и
какая-нибудь маленькая статейка, изображающая характер течения какой-нибудь
небольшой речки или топографию и геогностическое строение какой-нибудь самой
ограниченной местности, нередко проливали совершенно новый свет на направление
целого хребта, целой складки горных пород.
В этой работе значительную помощь я нашел в моих собственных разъездах по
Восточной Сибири. Однако мое путешествие падало прямо на продолжение той же
линии, по которой мы прошли с Олекминских приисков в Читу, именно путешествие
из Читы к Аргуньским степям у Пурухайтуя и оттуда - на ВЮВ через Большой
208

Хинган в Мергэнь, а затем - поперек Ильхури-Алиня в Благовещенск. Помогла
также и трехкратная поездка вниз по Амуру, по Уссури и Сунгари; причем один
переезд через Буреинский хребет мне пришлось сделать не по долине Амура, а в
расстоянии 10-15 верст от реки, через самый хребет; также пересек я и Гази-
мурский хребет. Таким образом, мне удалось пересечь все нагорье Восточной Азии,
кроме береговых хребтов, Сихотэ-Алиня, - не по долинам больших рек, а горными
дорогами; так же как и другую горную страну параллельную Саяну, от китайской
границы до выхода Оки из гор.
Отказавшись раз [и] навсегда от всяких выводов, сделанных ранее, я относился
к путевым отчетам только со следующими вопросами: какое орографическое
строение (если можно, то и геологическое) имеет данный клочок земли? Если
путешественник пересекал какой-нибудь хребет, то где именно он пересек - не
водораздел, а высшие точки страны? Если он шел по долине реки, то где ее русло
спокойно течет в низких берегах, где оно спирается высокими горами, течение же
становится быстро и порожисто? Где, наконец, в двух соседних маршрутах мы
находим сходство геологического или орографического строения? А какое
направление имеет, по мнению путешественника, пересеченный им хребет,
сопровождается ли река двумя хребтами, идущими вдоль обоих берегов, как это часто
говорится в отчетах, или же русло ее, значительно углубившееся в окрестную страну,
только кажется сопровождаемым горами, - до этого мне не было никакого дела.
Такое изучение литературы [о] Сибири после долгого брожения ощупью
наконец привело меня к воззрениям, существенно разнящимся от установившихся в
географии Восточной Сибири. С гумбольдтовыми теориями (с их, впрочем, шаткими
теоретическими основами) они не имеют ничего общего. В самых общих чертах они
имеют некоторое сходство с воззрениями Риттера3. Относительно некоторых
отдельных местностей они сходны с воззрениями г. Шварца, который также выражал
словами то, что говорили ему маршруты и карты.
В настоящее время я печатаю только выводы, к которым привело меня это
изучение. В рассмотрение доказательств я вдаюсь только в тех случаях, где можно
ожидать наибольшего числа возражений.
... Я могу заметить только, что изучение орографии Сибири не только нигде не
указывает на "воздействие расплавленного ядра на земную кору", но даже
заставляет, безусловно, отвергнуть эту фантастическую гипотезу: но что для объяснения
основных черт строения Восточной Азии, а именно поразительного параллелизма ее
юго-западно-северо-восточных поднятий, тоже недостаточно одних
кристаллизационных местных сил, а приходится искать разгадки в причинах более общих,
теллурических.
Αρχ. Рус. геогр. о-ва. Ф. 11. Автограф на фр. яз. Пер. Е.В. Старостина.

ВЫСЫХАНИЕ ЕВРАЗИИ
(1904)
1. Многочисленные факты, собранные исследователями за последнее время в
Центральной Азии1, свидетельствуют о том, что весь этот обширный регион с
начала исторической эпохи находится в состоянии быстрого высыхания. В настоящее
время величина испарения во всей Центральной Азии намного превышает
количество выпадающих осадков, вследствие чего из года в год пределы пустынь
расширяются, и лишь в близком соседстве гор, на вершинах которых конденсируется
влага, жизнь и сельское хозяйство возможны благодаря ирригации.
Повсюду в Центральной Азии в изобилии встречаются следы высыхания,
которое идет с большой скоростью в течение всего исторического времени. Не
только у подножия гор, окружающих Восточный Туркестан, но и в глубине
безжизненной песчаной пустыни Такла-Макан исследователи, среди которых особого
упоминания заслуживает Свен Гедин, открыли руины богатых городов и
монастырей, остатки оросительных систем среди засушливых пустынь, где теперь жизнь
невозможна. Далее на восток в бассейне Лоб-нора вся треугольная низменность
между Таримом на западе, сухим руслом Конче-дарья на севере и южным берегом
озера Кара-кошун-куль на юге, занятая теперь безжизненной пустыней, по всем
данным, в не слишком отдаленные времена была занята огромным озером Лоб-нор,
которое в позднейшую эпоху, согласно китайским историкам, распалось на
несколько меньших озер, последним из которых и является Кара-кошун-куль.
Область южных предгорий Восточного Тянь-Шаня, включая впадину Люкчунь
и далее равнины Джунгарии, была занята многолюдными городами, монастырями и
селами. То же можно сказать и о большой части Гоби, а также, без сомнения, о
большей части нижней террасы высокого плато Восточной Азии2.
В целом совершенно ясно, что в историческое время Восточный Туркестан и
Центральная Монголия не были той пустыней, какой они являются теперь. Здесь
было многочисленное население, обладавшее некоторой цивилизацией, имевшее
самые живые связи с различными областями Азии. Все это теперь исчезло; по всей
вероятности, именно быстрое высыхание заставило жителей этого края
устремиться через Джунгарские ворота на равнины Прибалхашья и Приобья и, тем
самым вытесняя оттуда прежних обитателей, породило великие переселения и
вторжения в Европу первых веков нашей эры3.
На западе Центральной Азии Аральское и Каспийское моря являются лишь
небольшими остатками огромного морского бассейна, который некогда занимал
территорию нынешних туркменских пустынь. Свидетельства древних греков и
арабских географов, собранные воедино несколько лет тому назад проф. Оскаром
Ленцем для Русского географического общества4, не оставляют никаких сомнений в
том, что около 2000 лет тому назад, а возможно, и гораздо позже Аму-дарья
впадала в Каспийское море. Однако русские исследователи Закаспийской области,
можно считать, доказали, что не Аму-дарья несла свои воды далеко на запад к
нынешнему Каспию, а Каспийское море тянулось дальше на восток, до соединения
с нынешним Аральским озером, простираясь в северной части до Перовска на Сыр-
дарье (65°30' в.д.), а в южной принимая Оксус5 под 60° в.д.
Однако признаки недавнего высыхания не ограничиваются одной только
Центральной Азией, т.е. областью, не имеющей в настоящее время стока в океан.
210

Постплиоценовая трансгрессия Каспийского моря
в конце ледникового периода
POST PLIOCENE EXTENSION
or the CASPIAN SEA
in the
ARAL CASPIAN OPPRESSION
after N.Konshln and other sources.
Fbst Pliocene extension
of the Caspian Sea
EBOFbst Pliocene Lakes.
Kat.Scalel:lSjOOO.OOO or ?37mlle* «lineh.
Постплиоценовая трансгрессия Каспийского моря
в Арало-Каспийской низменности
211

Разительные свидетельства высыхания имеются в Юго-Западной Сибири в виде
группы больших озер - Чаны, Абышкан и Сумы-Чебаклы. Случайно мы
располагаем съемками этих озер, относящимся к 1786, 1813-1824, 1850-1860 и 1880 г.;
эти съемки опубликованы Н. Ядринцевым6. Быстрота высыхания мелководных озер
этой группы просто поразительна. Озеро Чаны значительно уменьшилось в
размерах за последние сто лет, и вскорости оно распадается на два озера, тогда как
озера Сумы, Молоки и Абышкан за время с 1850 по 1880 г. сократились до
размеров небольших прудов. Вдоль берегов озера Чаны, на земле, которая еще в
начале XIX в. была под водой, выстроена дюжина деревень, а еще восемь деревень
стоят там, где раньше было дно озер Абышкан и Молоки. Правда, согласно
недавним сообщениям, озера этой группы незначительно увеличились в размерах;
они, по-видимому, снова достигли тех размеров, которые имели в середине
прошлого века, однако они не достигли и, по всей вероятности, никогда не достигнут тех
размеров, какие они имели в конце ХУШ в.
То же самое справедливо и для озера Арал. Благодаря периоду повышенного
количества осадков, который начался несколько лет тому назад, Аральское озеро с
1891 г. вновь начало затоплять части побережья, некогда оставленные им. Его
воды, поднявшись за последние 12 лет примерно на 4 фута, вновь заполнили часть
Айбугирского залива; но никто не ожидает, конечно, что озеро, скажем, достигнет
плавней в низовьях Сыр-дарьи, у Перовска, когда-то входивших в состав того же
Арало-Каспийского бассейна, и снова затопит их.
Высыхание не ограничивается Азией. Имеются многочисленные свидетельства
того, что огромные пространства Европейской России, когда-то занятые озерами и
болотами, сейчас совершенно высохли. Так, известно, что монголы, вторгшиеся на
территорию России в 1238 г., не могли достичь Новгорода на своих лошадях,
потому что эта северная республика была окружена непроходимыми болотами, которые
можно было пройти только зимой. Подъем территории, составивший за восемь
веков, прошедших с монгольского нашествия, не менее 16 футов, и улучшение
стока, вызванное естественным углублением речных русел, в значительной степени
осушили болота озерного Новгородского края. То же самое произошло во всей
Северной России. Все исторические свидетельства указывают на то, что семь-
восемь веков назад Северная и Средняя Россия была покрыта гораздо большим
числом озер и болот, чем в настоящее время.
Высыхание болот, озер и рек в центре и особенно на юго-востоке Европейской
России - явление, также повсеместно отмечаемое в течение XVII, XVIII и XIX вв.
Этот факт объясняют, конечно, уничтожением лесов. Не отрицая того, что оно
оказывает определенное влияние на уменьшение количества осадков и особенно на
сокращение количества влаги, удерживаемой почвой после таяния снега, мы не
можем не согласиться с выводами Богуславского относительно Волги7. Своими
плювиометрическими измерениями он доказал, что даже то огромное уничтожение
лесов, которое имело место в России за последние два века, совершенно не может
объяснить значительного сокращения годового стока Волги, которое наблюдалось в
течение XIX в.
2. Таким образом, нужно признать, что в течение всего исторического времени
в Северной Азии и Европе происходит высыхание в широких размерах; однако
можно задаться вопросом, не является ли это высыхание лишь временным
явлением, не начнет ли маятник двигаться в другую сторону, вследствие одного из тех
колебаний, которым мы знаем столько примеров в природе, и не начнут ли страны,
ставшие пустынями за последние тысячу лет, снова получать обильные осадки, не
сделаются ли они снова плодородными и цветущими. Однако факты говорят о том,
что высыхание, о котором свидетельствуют исторические документы, является
лишь частью того высыхания, которое идет во всем Северном полушарии в
течение геологического периода, в котором мы живем, т.е. послеледникового периода.
212

Высыхание Евразии - не только физико-географический, современный факт. Это -
геологический факт, который всецело обусловлен предшествующей геологической
эпохой, и его следует рассматривать в связи с ней.
3. Исследованиями последних 50 лет доказано, что значительные части
Евразии во время ледникового периода были покрыты массивным ледяным щитом. В
Центральной Европе и Европейской России его южная граница намечена геологами
примерно вдоль 50°с.ш., с "языками" льда, которые выдавались в России вдоль
главных долин (Днепра, Дона) в юго-восточном направлении, достигая 47° или
48°с.ш. Во Франции, как было недавно доказано, все Центральное плато и Вогезы
также были покрыты толстым ледяным щитом. Оледенение северной части Урала
более не вызывает сомнений, и лишь оледенение средней части этих гор остается
предметом спора. Что касается великой Западно-Сибирской низменности,
несомненно, что в течение послеледникового периода, а возможно, и в течение Великого
ледникового периода, большая часть ее была покрыта Северным Ледовитым
океаном, который доходил в Западной Сибири примерно до 52°с.ш., тогда как в
Восточной Сибири, занятой плоскогорьями, этой же широты достигали лишь узкие
заливы Северного Ледовитого океана, на месте которых сейчас находятся долины
крупнейших рек.
Низменный и широкий водораздел между Обь-Иртышской и Арало-Каспийской
впадинами, несомненно, не был покрыт ледником, тем более, что юг этого
водораздела был покрыт в то время Арало-Каспийским бассейном. С другой стороны,
кажется достоверным, что значительные части того, что я называю "Великим
плато Восточной Азии", были покрыты массивными ледниками. Большинством
исследователей следы обширного оледенения были обнаружены на всех окраинных хребтах
и областях Альпийской складчатости, окаймляющих плато с северо-запада (системы
Тянь-Шаня, Алтая, Западные Саяны) и тем более в высокогорьях, лежащих к
северу и к северо-востоку от озера Байкал (Патомское нагорье и т.д.),
принадлежащих к той же системе. Но если ледниками были покрыты окраинные хребты,
которые, за малыми исключениями, возвышаются над поверхностью плато, то
более чем вероятно, что значительные части самого высокого плато были также
покрыты ледниками, как и высокие хребты Эктаг-Алтай8, Хангай, Хэнтэй и т.д., и
что следы оледенения будут здесь обнаружены, как только эта страна будет
обследована лицами, сведущими в этой области геологии (как были открыты следы
отрицавшегося длительное время оледенения на Центральном плато Франции). Уже
сейчас мы можем сказать, что севернее 50°с.ш. высокое плато, хотя оно и лежит на
высоте более 3000 футов над уровнем моря, несет бесспорные следы обширного
оледенения. Зная о широком распространении оледенения в Гималаях, в
высокогорьях Тянь-Шаня, в горах Каракорум, на хребтах Раскем и Петра Великого,
соединив воедино все, что нам известно о структуре поверхностных отложений и
формах гор Тибетского нагорья, мы можем полагать, что чрезвычайно обширные
площади в Тибете, ныне лежащие на высоте от 10 000 до 16 000 футов, по всей
вероятности, также были покрыты ледниками, а относительно низкие части
Восточного Туркестана и Монголии ("нижняя терраса Восточно-Азиатского плато") в это
время (или по крайней мере к концу великого оледенения) были, вероятно, заняты
огромными внутренними озерами, питавшимися водами, стекавшими с гигантских
ледников, которые покрывали окраинные хребты и плоскогорья, до того как эти
воды нашли выход через юго-восточные ущелья Тибета.
Во всяком случае, оставаясь в пределах достоверного, мы можем утверждать,
что, за исключением низменностей Сибири, которые представляли собой заливы
Северного Ледовитого океана, почти вся Евразия к северу от 50-й параллели, а
также значительная часть гор к югу от этой линии были скрыты подо льдом.
4. Каковы были причины этого оледенения, мы еще не знаем. Все гипотезы,
вроде гипотезы Кролля, пытающиеся дать астрономическое объяснение ледни-
213

ковому периоду на основе предположения о том, что периоды усиливавшегося
холода имели место попеременно в Северном и в Южном полушариях9, надо
принимать с большой осторожностью, потому что никаких геологических
доказательств в поддержку теории чередующихся оледенений двух полушарий не
выдвинуто. Все геологические доказательства, которыми мы располагаем, а именно
полное сходство состава ледниковых отложений в обоих полушариях и неизменное их
положение по отношению к третичным осадочным и вулканическим породам,
кажется, свидетельствуют в пользу одновременного оледенения обоих полушарий.
Таким образом, поскольку этот вопрос с такой точки зрения пока не изучался,
чередование оледенений геологами не доказано и даже не предполагается вероятным,
всякое умозаключение в этом направлении будет лишь вводить в заблуждение и
только затруднит исследования. Из всех гипотез, предложенных до настоящего
времени для объяснения ледникового периода, одна, по мнению авторов этих строк,
предлагает вероятную причину. Это - гипотеза знаменитого шведского физика,
проф. Аррениуса, которая основана на возможных колебаниях процентного
содержания углекислого газа в атмосфере10. Огромные вулканические извержения,
которые, как мы знаем, действительно происходили примерно в конце третичного
периода в громадных размерах по всей земной поверхности*, полностью объясняют,
почему процентное содержание углекислого газа в атмосфере могло возрастать.
Несколько лет назад мы могли наблюдать, как вследствие выброса в атмосферу
значительного количества пыли одно-единственное извержение вулкана Кракатау
оказалось способно произвести довольно значительный эффект, результатом
которого были те замечательные розовые закаты, которые наблюдались повсюду
на земном шаре. Действительные последствия вулканических извержений огромных
размеров, продолжавшиеся длительное время, еще не вполне установлены; я
склоняюсь к мысли, как и Марчи ("Le cause dell' ероса glaciale")11, что выброс в
атмосферу громадных количеств углекислого газа, водяного пара и пыли к концу
третичного периода мог быть достаточной причиной для последующего понижения
температуры и оледенения. Кроме того, как указывал Эжен Дюбуа ("Klimate der
geologischen Vergangenheit", 1903)12, которого поддерживает в данном случае
А. Воейков, чрезвычайно вероятно, что огромное количество тепла, излучаемого
Солнцем, не является постоянным.
5. Каковы бы ни были причины ледникового периода, однако несомненно, что
значительная часть Евразии была погребена под толстым ледяным покровом, как к
северу от 50°с.ш., так и в высокогорьях Европы и Азии, к югу от этой линии.
Несомненно также, что к концу ледникового периода и сразу после отступления
огромных ледников Европа и Азия были частично покрыты морем. Оставляя в
стороне такие сомнительные доказательства, как раковины, находимые на Moel Try-
fan, и, соглашаясь только с абсолютно достоверными свидетельствами, мы можем
сказать, что все те части Западной Европы, которые лежат теперь ниже 300 футов
над уровнем моря, были покрыты морем. Примерно до этого уровня или по крайней
мере до высоты 250 футов следы последниковой трансгрессии моря отчетливо
наблюдаются в Швеции. В Финляндии и на севере России, вдоль Арктического
побережья, ныне живущих раковин находят до высоты 150 и даже 200 футов.
Балтийское море, как мы теперь знаем, простиралось на западе в глубь Швеции
и покрывало область Великих озер. Финский залив тянулся на восток, соединяясь с
Ладожским озером. Внутренняя часть этого залива, видимо, отделялась узким
водоразделом от Северного Ледовитого океана, воды которого покрывали северное
побережье России, вплоть до Вычегды и верхнего течения Печоры. По долине
* В Азии они происходили в огромных масштабах. Я находил их следы, с маленькими кратерами,
сохранившимися среди обширных лавовых полей, в Западных Саянах (Джумбулак-Окская долина), на
Витимском плато и к востоку от Большого Хингана. Все позднейшие исследователи Восточной Азии
упоминают новые области распространения вулканической деятельности, очевидно, того же возраста.
214

Печоры послеледниковое море доходило до уровня 120-150 футов и образовывало
длинный залив, вытянутый в направлении на юг. В Западной Сибири широкий залив
Северного Ледовитого океана проникал почти до той линии на карте, которая
сейчас обозначает Транссибирскую железную дорогу (50°с.ш.). Далее к востоку
большие пространства за Полярным кругом, а также части долин крупных рек были
покрыты морем; узкие морские заливы проникали вверх по долинам Енисея и Лены.
И наконец, находки ископаемых раковин, идентичных раковинам моллюсков,
которые и теперь обитают в Каспийском море, свидетельствуют о том, что в течение
послеледникового периода Каспийский бассейн, большая часть которого теперь
занята Закаспийской областью, простирался на восток, соединяясь с Аральским
озером, а также о том, что он покрывал в это же время степи Нижнего Поволжья и
что залив этого моря простирался на север по долине Волги до Казани и по притоку
Волги Каме.
6. Когда ледяной щит, покрывавший Евразию, начал сокращаться и таять, из
этой массы тающего льда должно было высвобождаться громадное количество
воды, которая стекала в направлении на юг. Широкий пояс вдоль южного края
ледника, ныне занятый на юге России лёссом, должен был затопляться каждое лето
водой мутных рек, которая покрывала землю тонким илом и дала начало сперва
тундрам, а затем прериям или же таким урманам, т.е. болотистым лесам, усеянным
бесчисленными озерами, какие и сейчас можно видеть в Западной Сибири.
Что касается тех пространств, которые были покрыты собственно ледником, то
после того, как он растаял, на месте него образовались озера, достигавшие
громадных размеров. Так как древние речные системы были заполнены ледниковыми
отложениями, обширные территории не имели стока; чтобы вновь возник сток в
океан, должны были появиться новые русла. Везде в Евразии, где есть следы
оледенения, можно обнаружить и бесчисленные следы послеледниковых озер. Поэтому
я предлагаю ввести специальный геологический термин - озерный период - для
обозначения условий, которые преобладали на громадной части Северного полуша-
ния (а по всей вероятности, также и Южного) в начале послеледникового периода.
Американские геологи давно обращали внимание на эту особенность
послеледникового периода. Они пытаются очертить берега некоторых древних озер этой
эпохи, например исчезнувшего озера Агассиса. Более того, они пытаются
реконструировать системы стока и русла рек этого интересного периода, сильно
отличающиеся от современных речных систем. Следы одного такого огромного озера я
обнаружил и в Европе, а именно - в Средней Финляндии. Вся площадь Средней
Финляндии, ныне покрытая бесчисленными крупными и мелкими озерами,
некогда была занята одним озером с островами. Уровень этого озера был не менее
чем на 100 футов выше нынешнего уровня Сайменской системы озер; его Южный
берег был образован громадной фронтальной мореной, или озом, которая
прослеживается вдоль железной дороги Гангэ-Удд-С.-Петербург, идущей параллельно
берегу Финского залива; этот оз ясно виден на карте прекрасного "Atlas de
Finlande"*13
* Я знаю, что г-н Седерхольм склонен считать, что уровень Балтийского моря некогда поднимался до
того же уровня; однако я указывал ему, что то, что он описал как древний морской берег на озе
Ювескюля, на самом деле - части огромной донной морены (krosstengrus), из которой волны древнего
озера вымыли песок и мелкий гравий, оставив на месте большие валуны; отложения, которые я описал
как на склонах этого оза, так и во многих других местах вокруг озер, а также те отложения, которые
были прорваны водами озера Хэйтиэнен во время хорошо известной катастрофы14, имеют вид типичных
отложений Озерного периода. В них совершенно не встречаются раковины, которые можно встретить в
таких количествах, если спуститься до уровня, лежащего примерно на 100 футов выше современного
уровня Балтийского моря. Далее, вглубь такие же, несомненно озерные, отложения можно найти на еще
больших высотах над уровнем моря, чем уровень оза Ювескюля, что указывает на то, что после таяния
ледникового щита вся Финляндия была покрыта озерами, расположенными террасообразно, вплоть до
наивысших уровней Кьеллена.
215

7. То, что вся территория, которая в течение ледникового периода была
покрыта льдом, после того как ледяной щит растаял, оказалась покрытой бесчисленными
озерами самых различных размеров очевидно для всякого, кто исследовал
ландшафты альпийских долин во время отступания ледников или обращал внимание
на детали топографии ландшафтов, сформированных ледниками. Таким образом,
следы озер, существовавших после ледникового периода до относительно недавного
времени, встречаются в большом количестве повсюду на севере Европы и Азии.
Равнины, окружающие великие озера Швеции, покрыты отложениями озерного
происхождения, и на склонах Упсальского и других озов мы видим поверх
постплиоценовых морских отложений мощные слои озерных отложений. Поверхность
равнины Сконе вся усыпана мелкими озерами, которые, подобно небольшим высоко
лежащим озерам Финляндии, являются лишь незначительными реликтами
бесчисленных озер, существовавших здесь в палеолите и неолите. В Северной России
район Онеги, Валдайская возвышенность, Мезенская тундра, область Печоры,
озерный край западных губерний, болотистые земли по Припяти, губернии Верхнего
Поволжья, обширные пространства по Ветлуге, Нижнее Прикамье и т.д., просто
усеяны бесчисленными озерами, чьи низменные болотистые берега, окаймляющие
их широким поясом, указывают на то, что эти озера лишь обозначают наиболее
глубокие места некогда гораздо более обширных бассейнов. Я упоминаю, как вы
можете заметить, лишь Россию и частично Северную Швецию, потому что это
районы, с которыми я лично знаком; однако любой из присутствующих здесь может
назвать знакомые по его собственным исследованиям обширные области на
Британских островах (такие, например, как огромное озеро, которое, несомненно,
покрывало равнину между Северным Даунсом и Южным Даунсом) или же во Франции, в
Германии (Озерный край Пруссии и т.д.), которые несут ясные следы озер,
покрывавших эти равнины длительное время после таяния ледников*.
Поэтому было бы очень желательным, чтобы люди, интересующиеся этим
вопросом, начали бы собирать необходимые сведения для того, чтобы спустя
некоторое время можно было бы составить достоверные карты озер Великого озерного
периода.
Значительные районы Сибири на наших картах будут, без преувеличения,
усыпаны озерами, стоит только охватить детальной съемкой эти районы. Во-первых,
имеется огромный Урманный край, орошаемый Иртышом, Обью, Васюганом и т.д.
Последние съемки показывают, что это - почти непрерывное болото шириной
1450 англ. миль и длиной (с северо-запада на юго-восток) 500 миль, пересеченное
только узкими грядами, сухими лишь настолько, чтобы быть обитаемыми. Далее,
имеется территория шириной 200 миль и длиной 900 миль (с запада на восток),
расположенная на полпути между вышеупомянутыми болотами и Арало-Балхаш-
ским бассейном, которая, согласно самым последним съемкам, оказалась, без
преувеличения, усыпанной тысячами мелких озер. Поверхность этого района, усеянная
на современных картах (Штилера, например) озерами, наиболее показательна;
однако, если бы другие части Северной Азии были вынесены на карту так же
детально, как этот район, недавно закартированный для переселенческих целей,
мы, возможно, обнаружили бы, что и другие части Сибири имеют такой же вид.
Например, именно так, как я смог убедиться, выглядело бы Витимское плоскогорье
(бассейн Ципы и Амалата) вдоль маршрутов, пройденных Лопатиным и мною15.
* Мой друг Поляков, известный своим особенным даром отыскивать повсюду в Сибири каменные
орудия в огромных количествах, обычно находил следы стоянок неолитического человека по берегам
таких древних, давно исчезнувших озер. "Там, - говорил он обычно, глядя на какую-нибудь речную
долину в Сибири, - был берег озера, которое наполняло когда-то долину. Должно быть, они жили вдоль
этого берега. Вот хорошее защищенное место; я уверен, им оно должно было понравиться. Давайте
копать здесь". И непременно через несколько часов мы находили каменные топоры и другие орудия,
иногда в огромном количестве.
216

Карта Северо-Западной Монголии даже сейчас имеет такой же вид; она покрыта
крупными озерами, однако там есть сотни мелких, которые все еще не нанесены на
карту. Плоскогорье Вилюя тоже имеет такой вид; то же можно сказать и о
низменностях по Сунгари, Уссури, в низовьях Амура. Все эти территории до сих пор
находятся в озерном периоде.
В Центральной Азии мы находим обширные пространства с ясными следами
того, что они были покрыты огромными озерами. Таковы озерный район в Тибете,
на плоскогорье Хор и, безусловно, вдоль всех пройденных до настоящего времени
маршрутов; огромные болота Цайдама; Лоб-норская впадина и, несомненно, обе
впадины, лежащие в Китайском Туркестане вдоль подножия Алтын-тага и
Большого Алтайского хребта; болота и районы озер вдоль северного подножия
последнего, и т.д.
Однако все эти ныне существующие озера - не что иное, как следы огромных
пространств, которые были заняты озерами и болотами в послеледниковый период.
Без преувеличения можно сказать, что вся территория, которую занимал ледник
послеледникового периода, т.е. в озерный период, должна была представлять собой
необъятные болота, подобные тем, которые мы видим в вышеупомянутом бассейне
Оби и Васюгана, а также в озерных районах, подобных озерному району
Финляндии.
8. По мере того, как реки прокладывают себе правильные русла и сток
улучшается (например, из моего отчета о прорыве озера Хэйтиэйна видно, как
постепенно опорожняются озера Финляндии16) и по мере того, как северное
побережье Европы и Сибири поднимается со скоростью от 1 до 3 футов в столетие,
высыхание всей этой территории неуклонно идет постепенно возрастающими
темпами. По мере того, как реки, вытекающие из озер, углубляют свои русла,
уровень озер понижается; болота, окружающие их, пересыхают; цепочки озер
суживаются, как это нередко можно видеть в Финляндии, и постепенно на месте
чётковидной цепи озер образуются реки. Позднее лишь разливы весной или после
особенно сильных дождей обозначают прежнее положение озера; но каждый разлив
вследствие отлагаемого им ила сокращает размеры последующих разливов, и на
месте бывших озер появляются луга и кустарники.
Поэтому, когда мы смотрим на карту почв Европейской России, составленную
проф. Докучаевым и его учениками17, мы видим, что все некогда покрывавшееся
ледником пространство Европейской России ныне испещрено бесчисленными
болотами, которые являют собой, за исключением очень немногих, имеющих
современное происхождение, следы бывших озер. В некоторых местах болота покрывают
огромную площадь; таковы болота Полесья, по рекам Припяти и Березине,
занимающие 22 миллиона акров, т.е. площадь большую, чем площадь Ирландии. Эта
территория представляет собой, несомненно, не совсем высохшее дно
послеледникового озера. Такое же происхождение имеют обширные Мещерские болота в
Рязанской губернии, болота в Вятской губернии, а также болота Новгородско-
Псковского озерного района. Площадь, занятая болотами, возрастает по мере
приближения к берегам Белого моря и Северного Ледовитого океана, так что в
Олонецкой губернии кругом одни болота, кроме узких гребней, или "свиных спин",
слегка возвышающихся над заболоченной поверхностью.
Нет ни малейшшего сомнения в том, что на месте этих болот в геологически
недавнем прошлом были озера. Это доказывают отчетливо чередующиеся
глинистые и песчаные отложения, и когда мы рассматриваем крупномасштабную
топографическую или геологическую карту Центральной и Северной России, мы видим
все этапы процесса высыхания, которое приводит к превращению озер в болота, а
болот - в более или менее часто затопляемые луга.
9. Отложения множества удлиненных озер, существовавших в начале
послеледникового периода, а в дальнейшем полностью пересохших, отлично видны на
217

геологической и особенно на почвенной карте Европейской России. Что касается
Азии, то ее поверхность буквально усеяна послеледниковыми озерами. На выров- '
ненной поверхности Витимского плоскогорья имеется бесчисленное количество !
маленьких озер, и каждое из них - только остаток исчезнувшего озера гораздо ,
больших размеров. Любая впадина на плоскогорье, каждая долина в окружающих i
горах несет следы большого озера, заполнявшего их в послеледниковое время.
Альпийские долины Иркута, Баргузина, Муи, Джиды и т.д. являются высохшими
озерами, которые теперь заняты прериями, от 20 до 30 миль в длину и от 5 до
15 миль в ширину, тогда как на поверхности плоскогорья везде видны современные
озерные отложения. Более того, значительные пространства низких и ровных
водоразделов плоскогорья также заняты болотами. В начале озерного периода
такой же облик имело плоскогорье Монголии, а в еще более отдаленную эпоху
такой облик должна была иметь нижняя терраса плато (Гоби и Восточной
Туркестан), и так оно и было, о чем свидетельствуют покрывающие их отложения
древних озер.
10. Словом, по всей поверхности Европы и Азии, особенно в северных, а также
в возвышенных областях, мы находим следы высыхания, шедшего непрерывно с
конца великого оледенения и продолжающегося в настоящее время. Это не
временное явление, с которым можно было бы бороться. Мы живем в
геологическую эпоху высыхания - в эпоху, для которой высыхание так же характерно, как
для ледникового периода ежегодное накопление не испарявшейся и замерзавшей
влаги. Более того, эта эпоха высыхания с необходимостью вытекает из
предшествовавшей эпохи оледенения.
Феномен высыхания не ограничивается и какой-либо небольшой частью
континента. Оно охватывает всю область, некогда покрытую ледником. Высыхает не
только Центральная Азия; такое же будущее ожидает Прикаспийские степи
Нижней Волги, а также и весь юго-восток России. Высыхание этих областей становится
все более и более очевидным. Однако его нельзя объяснять, как это часто
делается, уничтожением лесов в Северной России. Мы должны видеть в высыхании
геологический факт, независимый от желаний человека; и поскольку этот факт для
людей науки должен явиться важным направлением будущих исследований, имеет
смысл озаботиться о мерах борьбы - по крайней мере в пределах возможного - с
наступающей засухой. Такими мерами, я думаю, могут стать крупномасштабные
лесонасаждения с помощью артезианских скважин в угрожаемых районах, которое,
кажется, дает хорошие результаты в Северной Африке, или любые другие меры,
которые подскажут сознание опасности, и будущие исследования118.
Публикуется по: The Desiccatien of Eur-Asia / Geogr. J. 1904. Vol. 23. P. 726-741. Пер. с англ.
A.B. Бирюкова

ПРИВЕТСТВИЕ СЪЕЗДУ УЧАЩИХ
[1918]
Живя в изгнании, мы всегда внимательно следим за тем, что делалось на
родине для пробуждения в русском народе самосознания и веры в свои силы. И с
особою любовью и уважением останавливались мы на том, что делали вы в
первоначальной школе, в деревнях и среди городской бедноты для поднятия общего
образования, несмотря на тяжелую обстановку, учителя и учительницы, и на
преследование лучших из вас со стороны таких врагов народного просвещения, как
Победоносцев и назначавшиеся под его влиянием министры.
И вот теперь перед вами открывается новое широкое поприще.
Я глубоко убежден, что какие бы тяжелые годы нам ни пришлось пережить,
страдания русского народа будут выстраданы не даром. Перед нашим народом и
перед вами, учительницы и учителя, откроется новая, лучшая эра - эра новых
путей и новых возможностей для прогресса человечества.
Верю в это и вижу, что перед вами восстает громадная задача. Вам предстоит
перестроить народное образование на новых началах - самую суть образования и
его приемы.
За перестройку преподавания естественных наук опасаться нечего. В этой
области за последние 30-40 лет уже выработались великолепные методы. Во
Франции я знаю ряд прекрасных небольших руководств (...)
Впрочем, что же ходить далеко.
(...) Третьего дня я осматривал зачаточный музей в нашем Дмитрове и
радовался, видя, как разумно отнеслись к своему делу наши три молодые сотрудницы
музея: геолог, ботаник и зоолог, в какой интересной и поучительной форме они
сумели представить собранный ими материал, и, вспомнив, как нелепо нас учили
естественным наукам, я порадовался за молодое поколение. Пусть только будет у
нас несколько лет свободы, и во множестве городов у нас вырастут такие же и еще
лучшие музеи. Они будут неоценимым подспорьем для преподавания истории Земли
и жизни, ее растительных и животных обитателей и человека (...)
Уже 75 лет тому назад или даже более один из великих мыслителей XIX в.,
Огюст Конт, указывал на то, что одна из главных задач для человека - это познать
свое место в природе, не вымышленное легендами, а истинное, и понять свою связь
со всею ее жизнью. Познать правду о том, как шло развитие человеческих
обществ, из этого знания вывести отношения личности к целому, т.е. каждого из
нас к обществу, среди которого мы живем: наши права в нем и добровольно
принимаемые нами обязанности по отношению к обществу (...)
Мировая война открыла (...) глаза многим. Человечество почувствовало, что
если такие войны будут повторяться, становясь каждый раз все ужаснее благодаря
успехам техники, то человечество быстро подойдет к гибели. Эта мысль проникает
в народное сознание. Все ярче и ярче выражается желание, чтобы эта война была
последнею; а между тем, чтобы осуществить такое желание, образованным
народам необходимо перестроить свою жизнь на новых началах, которые впредь
сделали бы такие войны прежде всего ненужными и, следовательно,
невозможными (...)
Но для этого необходимо, чтобы создалось новое воспитание и чтобы оно
породило сознание каждого насчет его отношения ко всем другим (...)
219

Без блага целого личное счастье невозможно. Этому жизнь постоянно учит нас
- подчас жестокими уроками, как теперь (...)
Нужно, чтобы мысль: "все за каждого и каждый за всех", - которую в вольной
природе ежедневно практикуют в своих обществах миллионы общительных
животных, даже хищники, стала также лозунгом людей.
Нужно, чтобы эту мысль перестали считать "праздными мечтами", а проводили
ее в жизнь каждый по мере сил (...)
И вот все это должна подготовить школа. Задача эта громадная, трудная - я
вполне это сознаю - но задача неотложная. Она потребует преобразования всей
постановки школы (...)
Совершается эта перемена не в один день, и не по указам свыше, а только
посредством свободной работы десятков тысяч учителей и учительниц в свободной
школе, где есть место личному творчеству.
Но не пугайтесь, друзья, громадности предстоящего вам. Многое вы уже
начали именно в хорошем направлении. Кое-чего вы уже достигли, несмотря на
всех противников прогресса в школьном деле. Вы, которые за все эти годы
безвременья, ведя тяжелую, часто сверхсильную работу глухой борьбы против
всесильного самодержавия и абскурантизма, - вы не отступитесь от задачи,
поставленной нам всем прогрессом человечества.
За вас будут стоять требования времени, возможность близкого лучшего
будущего и сочувствие быстро растущего числа мыслящих людей, которые разбудили
громы и ужасы войны.
Держитесь дружно. Дружными силами вы победите.
Публикуется по кн.: Приветствие съезду учащих. Сказано в заседании Съезда учащих
Дмитровского уезда 30 августа 1918 г. Дмитров: Союз кооперативов, 1918. 11 с.

ЛЕДНИКОВЫЙ
И ОЗЕРНЫЙ ПЕРИОДЫ, ИХ ПРИЗНАКИ
(1919)
Колебания климата на Земле очень велики, несомненно. Но их причины до сих
пор еще не разъяснены1.
Лет 30 тому назад неподвижность земной оси вращения считалась
несомненной. Теперь доказано ее вековое перемещение и довольно значительное (...) Но,
вероятно, есть - я так думаю - и другая, еще более важная причина - изменение
количества теплоты, получаемой от Солнца.
Итак, есть существенные причины крупной изменчивости климата на всем
земном шаре; появления очень теплых периодов, о которых свидетельствуют
третичные леса в (...) теперь холодных частях Северного полушария, а равно и
холодных периодов. [Они] не представляют ничего необычайного. Это следовало
бы даже предвидеть (...) В какой форме переживала Земля последний такой период,
называемый теперь ледниковым?
Прежде всего несомненно, что это не было маленькое колебание климата,
которое сказалось бы только сильным увеличением ледников в горных странах: в
Альпах, на Кавказе, Тянь-Шане и т.д.
Такие местные увеличения горных ледников, несомненно, были. Их следы до
сих пор видны в тропической и субтропической зонах: в Атласе, Гималаях, в Андах,
- и будут открываться все больше и больше по мере обстоятельного исследования.
Но, кроме местных увеличений ледников, мы находим во всем Северном
полушарии и отчасти в Южном следы громадных ледяных покровов, подобных
теперешнему ледяному покрову Гренландии, но несравненно больших.
Распространение ледниковых наносов на земном шаре было так велико, что в
продолжение долгих лет геологи ничего знать не хотели о таком их
распространении, предпочитали их игнорировать, считали объединение их ледяным покровом
нелепой болтовней даже тогда, когда уже существовали такие обстоятельные
работы, как работа Венеца в 20-х годах XIX в. и Агассиса - в 40-х.
Только после того, как целый ряд геологов, особенно английских, опровергли
фантастические учения о катастрофических переворотах, за которые стоял вслед за
Кювье Леопольд фон Бух, и указали на медленные изменения, способные дать те
же результаты, особенно в строго индуктивно-научной и художественной работе
Лайеля*, геологи стали искать объяснения явлений разносов валунов в медленной
обычной работе сил природы.
Но и тут геологи, не желавшие признать даже местных ледяных покровов, о
которых говорили Венец и Агассис, ухватились за разнос валунов на плавающих
льдинах из горных стран Альп, Скандинавии и Скалистых гор в Северной Америке
и для этого покрывали материки морями. Когда же их спрашивали, как могли такие
моря не оставить никаких раковин (выше 300-500 футов над теперешним уровнем
моря), они ссылались на предполагаемую ими, однако не подтвердившуюся,
бедность (...) морей фауной.
Долго пришлось бороться против этих "согласительных" гипотез, выдававшихся
за теорию, несмотря на поверхностность их, ярко выступившую для каждого, кто
серьезно отнесся к стоявшему перед нами вопросу.
Лайель Ч. Древний человек.
221

Только после замечательного шестилетия (1856-1862), во время которого
вышли основные работы по трем крупным научным завоеваниям XIX в.: механической
теории теплоты и единства физических сил, атомистической теории, [теории]
происхождения видов и происхождения человека, физиологической психологии и т.д., -
стали возможны серьезные исследования четвертичного периода (...) Но и тут
прошло еще лет 15 или 20, раньше чем мысль об обширном ледяном покрове в
Северном полушарии, доходившем в Северной Америке и в Средней и Восточной
Европе местами до 50-55° (широты Киева), перестала считаться фантазией.
Впрочем, и по сию пору точное определение распространения ледяного покрова
даже в Северном полушарии встречает затруднения в связи с древностью
человеческого рода, на которую указывает геология ледникового и даже миоценского
периодов. Старые воззрения о разносе валунов еще находят там и сям запоздалых
последователей, несмотря на то, что уже в начале 70-х годов подробные съемки
скандинавских геологов и американских для Северной Америки сделали
приверженность к этой теории логически невозможной.
Каково же было распространение ледяного покрова в Европе во время
четвертичного периода?
Прежде всего нужно условиться, что же считать достоверными признаками
бывшего ледяного покрова.
Узнать эти признаки можно, изучая места, покрытые недавно льдом и недавно
обнажившиеся от него в силу того, что все горные ледники - в Альпах, на Кавказе,
в Тянь-Шане и точно так же в ледниковом покрове Гренландии (и недавно
открытого антарктического материка) - постоянно то увеличиваются, спускаясь ниже в
долину, то отступают, оставляя в долине свои наносы (...)
Затем, когда обстоятельными, непременно детальными исследованиями (...)
установлено, что такая-то местность была покрыта ледяным покровом,
отличительные признаки этой местности могут служить указаниями оледенения для других
местностей и служить для проверки всею совокупностью таких признаков
предположения об оледенении этой местности (...)
Такое изучение признаков оледенения и я предпринял в своей, к сожалению,
неоконченной книге "Исследования о ледниковом периоде" (Зап. Рус. геогр. о-ва по
общей географии. Т. VII).
Главный признак - форма гор. Уже въезжая в горную страну сиенитов и т.п.
неслоистых твердых пород, геолог догадывается по округлой форме вершин (в виде
куполов), что она должна была быть [под] мощным ледниковым покровом.
(...) Затем долины имеют иногда очень типичные формы, повторяющиеся в
Альпах, на Кавказе и Скалистых горах и представляющие выпахивание их склонов
ледником.
(...) Вместе с тем и другие формы ледникового рельефа чрезвычайно
интересны, и знакомство с ними несказанно увеличивает наслаждение горною природою.
Провести несколько дней на берегах Лаго-Маджоре (...)- наслаждение, а на
железной дороге через Сен-Готард - уже громадное наслаждение. Но невозможно
выразить, насколько наслаждение увеличивается, когда упомянутые формы или формы
зарождающихся цирков пробуждают в нас мысль о жизни прошлой и настоящей
этих гор, их горных потоков и осыпей.
Но не будем увлекаться прелестями работы геолога, тем более, что есть более
надежные следы оледенения. Это так называемые бараньи лбы и изборождения.
Везде в горных странах и на окраинах ледяного покрова Гренландии
встречается и то и другое: бараньи лбы, покрытые параллельными бороздами, большей
частью параллельными, но иногда в двух направлениях, под небольшим углом.
Большей частью эти борозды тонкие. Такие острые [борозды] кремень или гранит
может провести по граниту (...)
Эти признаки уже безусловное доказательство, что по этим скалам проходил
222

ледник, причем камни, щебень и песок его поддонной морены округляли, затем
полировали и бороздили дно, по которому [двигались ледники].
Некоторые геологи пробовали доказать, например, что ледоход на Лене также
бороздит скалы - что возможно. Но тогда нужно еще, чтобы реки могли протекать
в данном месте. Или же указывали, что в Финском заливе, лед, выброшенный
ветром на берега, там тоже исчертил скалы. Но чтобы отполировать и исчертить
бараньи лбы, нужно движение в продолжение десятилетий (если не столетий) в
одном определенном направлении, а не случайный и не всегда в том же направлении
напор берегового льда...
Характерная черта подледникового наноса - это изборожденные валуны. О них
прежде, если не ошибаюсь, не говорилось. Но на одном из Витимско-Олекминских
приисков я нашел и зарисовал типичные валуны превосходно отполированной
твердой кристаллической зеленокаменной породы, покрытые на отполированной
поверхности параллельными тонкими бороздами. С тех пор их находили во
множестве у нас и в Канаде...
Из многих подобных обнажений я вывел заключение, что озы Швеции и
Финляндии суть остатки морен ледяного покрова, покрытые промытыми наносами.
Но каких морен? Моему большому приятелю Фрид[риху] Шмидту принадлежит
догадка, что это были поддонные морены ледникового покрова, складывающиеся
под покровом в виде гряд в направлении его движения вследствие бокового
давления, при выходах из долин и вообще вследствие неровности почвы. Оттого
они всегда идут параллельно основным линиям изборождения (ср. геологическую
карту Швеции и Финляндии).
Конечно, это не исключает возможности образования некоторых озов в виде
боковых морен таявшего уже ледяного покрова. Если ледяной покров, спустившись
в равнину Швеции, таял приблизительно в виде такого языка, он мог оставить
побочные морены и конечную морену.
Такую конечную морену, обратившуюся наносами в оз, мы действительно
видим в Финляндии вдоль северного берега Финского залива. Она прекрасно видна на
всех высотных картах Финляндии. Я в 1871 г. не решился признать ее конечною
мореною, хотя это объяснение напрашивалось. Теперь финские геологи считают
это решенным. Карта озов в Швеции, в низкой ее части, весьма поучительна. Она
тщательно была снята.
Озы представляют, следовательно, также одно из доказательств ледяного
покрова.
Состав наноса еще более убедителен. В нем мы имеем прямое доказательство
его происхождения из той или другой местности. Таким образом, в Московском
бассейне мы находим валуны из Олонецкой губернии, и, хотя изборождение скал на
пути из Олонецкой губернии может быть покрыто наносами, мы можем проследить
их происхождение. И если мы находим в них полированные и изборожденные
валуны, мы знаем, что они могли получить эту полировку и изборождение только в
леднике или в ледяном покрове.
Способ переноса этих валунов долгое время был предметом спора, и в 1871
году, когда я занялся этим вопросом, все русские геологи держались мнения, что
они были разнесены плавающими льдинами по пут[ям], по которым они могли быть
принесены: [они] не были исследованы (подобно тому, например, как Венец
исследовал пути валунов в Швейцарии и показал, что такие-то валуны такой-то типичной
породы шли так-то, держась такой-то стороны долины). И такое исследование
территории, где сплошь все покрыто валунным наносом, было даже невозможно.
В то время никто не хотел допустить даже мысли о возможности ледяного
покрова, покрывавшего все пространство от арктического архипелага (...) через
Лапландию, Беломорское побережье и Северную и Среднюю Россию,
приблизительно до 50 градусов южной широты. Все, до чего мы могли договориться с моим
223

другом Шмидтом (который знаком был с ледниковыми отложениями Швеции и
трудами ее геологов и сводом этих работ, сделанным Эрдманом), это то, что
ледяная масса заполняла Ботнический залив, переходила в Финляндию и Олонецкий
край; через Финский залив (...) и, может быть, - он как-то предположил в разговоре
- доходил до Валдайского подножия, где была его конечная морена.
Познакомившись с наносом в Калужской губернии и находя в ней те же валуны,
что и в Москве, но уже гораздо более измельченными, и видя, что нет никаких
самомалейших следов моря, я мало-помалу пришел к убеждению, что этот нанос не
мог иметь другого происхождения, как из-под ледяного покрова. Постепенное
уменьшение валунов от Финляндии и Олонецкого края до Москвы, и затем все
большее и большее изменение по пути к Мещовскому уезду, а также очень важная
черта присоединения к ним по пути щебня и прочих из местных пород, наконец
изучение мною морского разноса валунов плавающими ледяными горами
(обломками ледяных покровов Гренландии и Южного антарктического материка), из
которого оказалось, что никогда ни один арктический плаватель не встречал льдин
с камнями дальше 50-60 морских миль от материка; наконец, отчасти такой пояс
льда в Южной и Юго-Восточной России вокруг валунных областей (подобно таким
же поясам вокруг других валунных наносов), - убедили меня, что валуны,
покрывающие Среднюю Россию, составляют продолжение ледниковых отложений
Финляндии и Олонецкого края, т.е. представляют материковый нанос Северного
ледяного покрова.
Эти мнения я и изложил в соединенном заседании физико-географического и
математического отделений Русского географического общества, на котором
присутствовали наши геологи Минералогического общества и Петербургского
университета (я говорил об этом заседании в моих "Записках [революционера]"),
так как ради него я отложил свой выезд из Петербурга после арестов в нашем
кружке и среди наших рабочих друзей.
На этом заседании наши геологи горячо оспаривали мои выводы, пока Барбот
де Марни2 - главный тогда исследователь среди них - не сделал следующего
заявления: "Согласимся, господа, в одном, что до сих пор все, что мы говорили о
происхождении наших наносов, основано было не на тщательном изучении фактов,
а на непроверенных гипотезах, и обещаем впредь серьезно заняться им".
В это время уже начаты были подробные исследования наносов в Германии, и,
когда там оказалось, что Скандинавский ледяной покров распространялся в
Германии до 50° с.ш., такое же распространение до Киева было признано [всеми]3.
Исключение делалось только для Урала. Но оказалось, что оно основывалось
не на детальном изучении наносов, а на утверждении горных офицеров, которые,
вовсе не знакомые с ледниковыми отложениями, точно так же не замечали их, как,
например, Миддендорф, путешествовавший в 50-х годах (или 40-х), в ту пору даже
не слыхавший о возможности ледяного покрова, не замечал их в Сибири, и многие
другие путешественники не замечали их в Азии, потому что никогда не
присматривались к ним у себя дома.
Насчет обследования морен скажу следующее:
Сибирь не есть равнина от Урала до Тихого океана. Ее строение - громадное
плоскогорье, идущее в виде Южной Америки, повернутой узким своим концом (...) к
Берингову проливу.
В этом плоскогорье две ступени: одно от Тибета (10 000-12 000 футов высоты
до 5000 футов), в Восточной Средней Азии - до 4000, в Саянах - 3000 (...)
На высоком плоскогорье (...) следы ледникового покрова и ледников в долинах
несомненны. Теперь их упоминает большинство геологов. На западе идут подобные
же террасы, но гораздо ниже, без окраинных хребтов. Урал под 50° с.ш., где идет
(приблизительно) Сибирская большая дорога, - не хребет, а спуск с приподнятой
местности к низменности р. Оби. [На] этой низменности нет и не может быть
224

никаких следов ледникового покрова. Она была покрыта арктическим морем или же
громадным внутренним озером.
[Первая] терраса Барабинской степи, несомненно, была дном большого озера,
чрезвычайно напоминающего степи приледникового и послеледникового громадного
озера Агассиса, которое мы переехали по Канадско-Тихоокеанской дороге на пути
из [Торонто]. Его берега, видневшиеся вдали от степи, нам указывали канадские
геологи. На этой террасе (тоже ниже 1000 футов) не видно следов ледников, быть
может, потому, что все покрыто озерным наносом, но, вернее, потому, что сюда
ледниковый покров не спускался, а только уже на следующей, второй террасе (в
Восточной Сибири, если [ледниковый покров] спускался с высокого плоскогорья).
Превосходные следы громадных ледников я нашел во время поездки в Окинский
караул в 1864 г. в пограничной горной области Саяна4. Лавовый поток по долине
Джанбулака (в ее верховьях-неболыиой вулканический конус) покрыт громадными
и мелкими гранитными валунами, а гранитные горы имеют определенный тип
[таких], как в Швейцарии отшлифованных куполов.
На высоком же плоскогорье Витимском так же, как и на его продолжении к
ЮЗ, по всей вероятности, лежал ледяной покров - если судить по несглаженности
его поверхности и формам проходящих по нему округленных, сглаженных поднятий
(нагроможденных хребтов, цепей - по терминологии Риттера5). Но геологических
работ на Витимском плоскогорье со времени маршрутной съемки лопатинской и
моей экспедиции 1866 г. нет. Сказать, следовательно, определенно ничего нельзя.
Известно только, что в Тянь-Шане, Альпах и Олекминско-Витимской горной
стране есть явные, прекрасно сохранившиеся следы сильного оледенения*.
Итак, несомненно, что на громадном пространстве Северной Америки, от
полярного архипелага до (приблизительно) 50° с.ш. и в Европе до той же широты,
распространялись во время ледникового периода громаднейшие ледяные покровы, а
в Азии - громадные ледники и покровы существовали в Алтае, Тянь-Шане и
Саянах, на Олекминско-Витимском плоскогорье, в Патомском нагорье и, вероятно,
далее на восток, в еще неисследованных горных странах Алдана и Станового
водораздела.
Подобные, но гораздо меньшие покровы существуют и теперь, покрывая всю
Гренландию и Антарктический материк.
Для Европы пределы ледяного покрова, впрочем, еще не вполне определены. В
лучшей сводной работе о ледяном периоде Джеймса Гейки (не смешивать с его
братом, тоже талантливым геологом Арчибальдом Гейки), в обзорной карте для
Европы показано, что в Англии ледяной покров доходил только до долины Темзы, и
затем, сколько помнится, не показано оледенение в Средней Франции.
Между тем к югу от Лондона, в невысоких местах, где добывают щебень, этот
щебень - типичный ледниковый щебень, непромытый, из камней всех размеров и
форм с ледниковой мукой - такой, какой в геологической [литературе] считается
типичным морским наносом.
Наконец, когда я гостил около двух недель в [?] мы посетили одного господина,
который купил имение и для него копали пруд. Порода, в которой его выкапывали,
была типичной ледниковой глиной с валунами и непромытой галькой. В нескольких
верстах от этого места был найден среди глинистой равнины замечательный
полуобезьяний череп палеолитического человека.
Затем во Франции (...) на озерной равнине, где начинаются отроги Вогез, нам
два раза привозили в наш дворик желтый щебень, типичный ледниковый. И когда я
* Щебень, покрывающий Гоби и забайкальские степи, похож на остаток ледникового наноса, из
которого ветры выдули мелкую пыль, накопившуюся в виде лёсса на ЮВ склонах второй сверху
террасы плоскогорья. Красный нанос, покрывающий Монголию (...) не ледникового ли происхождения?
Пока он такая же загадочная порода, как такой же щебень, покрывающий бразильское плоскогорье. Все
это большое поприще для геологов.
8 П.А. Кропоткин
225

об этом писал Элизе Реклю, он мне ответил, что в этом году французские геологи в
некоторых местах нашли следы ледникового периода.
Наконец, я в 1904 г., проводя несколько недель на берегу моря в Бретани,
видел обнажения прекрасного ледникового валунного щебня (обнажение зарисовано
в моем блокноте) и тут же (в нем) - валуны, угловатые, ледниковые, конечно, не
вынесенные из моря прибоем.
Словом, нет никакого сомнения, что когда геологи перестанут бояться своих
старших профессоров, в свою очередь, также боящихся первых, как и теперешние
английские геологи боязливо относятся к дарвинизму, они найдут везде к югу от
долины Темзы и на северных берегах Франции (...) следы ледяного периода.
Когда вышло третье издание книги Гейки с упомянутой картой, я написал ему о
ледниковом щебне (...) и предлагал ему, когда он приедет в Лондон, вместе
осмотреть эти обнажения. Из этого предложения ничего не вышло. Позже, когда я
познакомился с аббатом, который исследовал "духовные остатки" послеледникового
неолитического человека на Гестингском утесе (где имеются следы неолитического
человека, римский лагерь и феодальный замок), я спросил его о следах ледникового
покрова к югу от долины Темзы, он ответил, что их везде много, и он не раз
указывал на них; но так как в них не находятся следы человека, то английские
геологи ни за что не хотят признать их за следы ледникового периода, так как
библейский потоп предполагается последствием оледенения Северной Европы.
Верно или нет, предположение аббата, несомненно, одно, что в Англии еще очень
сильна оппозиция такой древности человека, и вообще за последние [годы]
ледниковые исследования были в загоне (...)
Открытие черепа палеолитического человека в вышеупомянутом наносе (...)
будем надеяться, поднимет эти исследования.
Во всяком случае для серьезных геологов Англии нет никакого сомнения, что
Шотландия, Ирландия и Англия были покрыты ледяным покровом, который был не
местного происхождения, - изборождение скал показывает, что он не расползался в
разные стороны, а ледяной поток шел в Шотландию и Ирландию с севера-запада,
т.е. был частью ледяного покрова, покрывающего Гренландию и то мелкое дно
океана, которое выступает на морских картах между Шотландией и Гренландией.
Точно также ледяной покров, доходивший до Средней Германии, был
продолжением (...) покрова, точно так же как и покров теперешней Средней России был
продолжением Финляндско-Олонецкого покрова.
Какое направление имеет изборождение на Кольском полуострове в
Архангельской губернии?
Не знаю, сделаны ли были работы в этом направлении. Но их нужно сделать,
чтобы узнать, был ли ледяной покров в России частью громадного полярного
покрова.
Если ледяной покров России и Германии был частью Скандинавско-Финского
покрова, то он должен был переползать через Балтийское море и Финский залив и
это долгое время составляло препятствие признанию ледяного покрова, пока не
было указано, что, привыкши к профилям, в которых вертикальный масштаб в 100
раз больше горизонтального, мы преувеличиваем значение этих впадин.
На деле впадины Балтийского моря и Финского залива почти невозможно
изобразить на разрезе длиною в ширину печатной страницы.
Тиндаль отрицал пластичность, ссылаясь на трещины в ледниках на крутых
спусках и при (...) расползании.
[Он] делал опыт, ставя вехи поперек ледника на расстояние 100 [футов] друг от
друга. Там, где линия растягивалась, являлись трещины. Т[индаль] выводил, что
лед не выдерживает растяжения... поставил вехи на 2 футов друг от друга.
Оказывалось, лед выдерживает растяжение в 10 000 раз больше.
Когда вехи [были поставлены] на линии AB через 2 футов, оказалось, что лед
226

выдерживает несравненно большие растяжения. Вообще вся мысль о растяжении
ложная. Лед, как и все тела - свинец, железо, даже сталь - становится пластичным
при должном давлении.
Опыт Треска над металлами. Но и растяжение лед выдерживает вполне.
Нужно только медленное действие. В сущности, то, что Тиндаль называл растяжением,
вовсе не растяжение, а перемещение частичек, как в патоке, в несколько мягкой
глине и т.д. Опыты... Ледяная доска изгибается не трескаясь, если предоставить
[ее] самой тяжести.
Даже стекло в таких [условиях], при продолжительном действии силы (тяжести)
[гнется]: стеклянные трубки, поставленные в углу лаборатории, изогнулись не
временно, а навсегда.
Все тела пластичны, даже камень.
Что случится, если на материке... начнется из года в год, целые столетия и
1000-летия, накопляться снег? Вследствие того, что таяние [снега] летом меньше,
чем его выпадает зимой, он начнет расползаться...
Но то же самое, если мы на совсем гладкую платформу положим груз и будем...
накладывать больше и больше льда. И лед, если даже будет [препятствие],
переползет через него.
Но вообразите, что мы в нашем каменном полу сделали долинку (...) нечто в
этом роде на плане. Выдавливание льда будет происходить в направлении...
стрелок. Но вообразите, что мы в [точке] В навалим больше груза: больше снега
выпало... - направление стрелок изменится. И если в В значительно] больше груза,
чем в С... пластичный лед будет наискось пересекать долинку. И наоборот будет,
если в С наложить больше груза, чем в В.
Очень советую сделать такой опыт, например, со льдом, вырезаемым глыбами
из Невы.
Именно это происходит в Гренландии, где по временам, вследствие большого
количества снега, выпавшего в той или другой ее части, граница льда выдвигается
в одном месте и отступает в другом, или наоборот...
ОЗЕРНЫЙ ПЕРИОД
Теперь вообразите себе громадное пространство от Северного полюса до 50-
55° с.ш., покрытое громадной толщей льда в 1000 или более футов толщины (как в
Гренландии). А так как это нелегко вообразить, то всмотритесь в карту...
Антарктического материка, где материк покрыт гомадным (покровом льда на стороне,
обращенной к Австралии) вплоть до Полярного круга... ю.ш. ... на стороне, где
он близко подходит к Южной Америке - даже до 61°. Материк, следовательно,
почти в 6000 верст (расстояние от Москвы почти до Читы) длиной и 3000 верст
шириной.
Все - горы, долины, равнины, вплоть до вершин гор, - покрыто вот уже века,
толщей льда, которая постоянно, непрерывно расползается и отделяет в море
громаднейшие ледяные скалы и ледяные поля необычайной красоты, особенно на
солнце; на пути в Канаду мы пробыли 30 часов среди таких плавающих ледяных
гор, отделяющихся от Гренландского ледяного покрова.
[Это] такой же материк, весь покрытый льдом гораздо более 1000 футов
толщины, которым окутаны и долины, и вершины гор, так что поверхность его
приблизительно ровная (по ней прошел Нансен с западного берега на восточный).
Обе эти массы льда все время сползают с окружности со скоростью от 2 до 3
футов в год, и как горные ледники вытекают в своих долинах, так и они в бывших
долинах выдавливаются в море, где обосабливаются в виде плавающих
ледяных гор...
8*
227

Какую сглаживающую силу имел ледяной покров, мы видели особенно хорошо
в [такой] гранитной области, как Финляндия, где все крупные возвышенности
срезаны и выступают лишь конусовидные небольшие возвышения.
А [то], какую сглаживающую силу представляют ледники в горных странах,
состоящих из слоистых образований (...) а также и известняков, мы видим в
скалистых горах в громадном масштабе и в Альпах, особенно в узких альпийских
озерах Лаго-Маджоре, Лугано, Гуарда на выходе из покрытой льдом горной страны
(почти до самых вершин) в Ломбардские равнины. Здесь выпахивание узких долин,
очень глубоких, с топким дном, чрезвычайно характерно для работы льда.
Точно также выпахивали ледники... долину Дарьяла...
Теперь вообразите себе, что такой ледяной покров начинает уменьшаться.
Возьмем тот момент, когда, скажем, в Финляндии, он доходил до северного берега
теперешнего Финского залива и предположим, что он простоял на этом некоторое
время - несколько сот лет.
Перед ним накопляется конечная морена, а позади ее озеро, которого избыток
вод переливается через морену, постоянно прорывая себе через нее русло.
Но климат теплеет и ледниковый покров тает... образуется новое большое
озеро... и, наконец, когда почти весь лед растает, то вместо него остается
громадное озеро, покрывающее всю Финляндию, кроме отдельных холмов, его
уровень определяется тем, до какой глубины сток озера через конечную морену или
через круг конечных морен [проложил] себе канал.
Со всех сторон в это озеро стекают реки с окрестных более высоких мест, и
каждая река оставляет в озере свой конус наносов, причем, смотря по площади, в
которой стекает вода (по площади бассейна реки), меняется цвет наноса. Поэтому
во всех озерных наносах Финляндии - а они покрывают громадные площади -
можно видеть мелкие наслоения (до 20-25 дюймов, указывающие число годов).
Есть местности, где озерные наносы лежат на 200 ... футов выше теперешнего
уровня озер, составляющих систему озера Сайми.
Теперь все эти озера стоят на разных уровнях, террасами, начиная от главного
водоема Сайми и поднимаясь к высшему уровню, где они сообщаются быстрыми
каналами - "коски" - по-фински, "форе" - по-шведски... и по ним пароходы ходят...
благодаря канализации этих быстрин. Прекрасно вырисовывается образование рек
на картах большого масштаба...
Узкие озера южного склона Альп представляют собой также русла будущих
рек.
Если проследить течение всех больших рек - Волги, Дуная, Рейна, реки Св.
Лаврентия, Миссисипи, Амазонки и т.д., - мы увидим, что все их долины состоят из
последовательных очень больших расширений, соединенных более узкими
долинами. Верхнего течения Волги я не знаю, но уже у нижнего она течет по широкой
равнине, покрытой наносами и представляющей, несомненно, пологое дно очень
большого озера. Следы второго такого же озера видны при слиянии Волги с Камой.
Затем Волга, пробившись через твердые породы у Самары, вступает в
низменность, некогда покрытую Каспийским морем, когда оно соединялось с Черным и с
теперешним Аральским озером, как это видно из каспийских морских раковин,
находимых... в Узбое, т.е. долине, идущей от Каспийского моря до Аральского,
одно время считавшейся старым руслом Аму-дарьи. Наиболее вероятное
объяснение этого явления, по-моему мнению, ... что в послеледниковом озерном периоде
Каспийское и Аральское моря составляли одно море, большая ось которого шла с
запада на восток и включала Аральское море, причем небольшое плоскогорье Усть-
Урт [оказывалось] среди него как большой остров (любопытно, что древние греки
именно так представляли себе Каспийское море с островом посредине). Высоты
Ергени и... Сырт представляли северо-западную и западную части его северного
берега. При этом, конечно, не исключается возможность некоторого, небольшого
228

векового поднятия местности вокруг теперешнего Аральского озера. Некоторые
американские геологи, занявшиеся вопросом о неравномерных вековых поднятиях,
нашли очень интересные данные в этом смысле.
Реки Восточной Азии - Амур, с его большими притоками, Сунгари и Уссури -
представляют собой типичные примеры (цепочек) высохших или высыхающих озер,
соединенных реками, пробивающимися через цепи гор, иногда берущие начало в
озерно-болотных впадинах высокого плоскогорья; после спуска с него протекают
через озерные равнины у Читы, ныне высохшие и покрытые песками, раньше чем
войти в горы и пройдя через них, соединяются с Аргунью и составляют Амур.
Аргунь тоже течет по равнинам, носящим следы покрытия озерами... Амур
выходит из узкой долины, врытой в плоскогорье (вторая терраса), и даже в этой
долине есть следы узких расширений, например, у Албазина. Но у Кумары Амур
вступает в громадную плодородную равнину, очевидно, озерную (где теперь
Нижняя Зея). Затем, после Панковой, он пробивается живописным ущельем через
Малый Хинган, таким узким, что только тропиночка у подножия его утесов, и та в
двух-трех местах должна уходить в горы, чтобы перевалить отроги, которые
отвесными утесами падают к реке.
Но вот, за Екатерино-Николаевым Амур выходит в низменность, где он
соединяется с Сунгари. Употребляя выражение О. Пешеля, Амур - "молодая река"...
Большинство озер соединено протоками с Амуром, который сам отделяет от
себя широкие протоки. Это - целая сеть, геологический смысл которой я понял
только тогда, когда на веслах, в лодках должен был пройти часть ее. У города
Николаевска на Амуре, в 60 верстах от устья, опять [протягивается] гряда, через
которую Амур прорыл себе путь.
Такой же характер мы нашли у Сунгари, когда исследовали ее вверх до Гирина
в 1864 г.: Амурско-Сунгарийская низменность с ее островками, сносимыми в
половодье и образующимися в других местах, и перекатами всего в 2-3 фута глубины
(при громадной ширине реки). [Река] еще не проложила себе настоящего русла,
а потому в конце лета, когда дуют в Китайском море муссоны и начинаются
проливные субтропические дожди, вода в Амуре и на Нижней Сунгари разливается
на десятки верст в обе стороны от теперешнего русла и поднимается в реке иногда
до двух и даже, утверждают, до трех аршин в сутки. Я, однако, знаю, что такое
эти разливы и вполне понимаю мысль Пешеля. Амур возвращается тогда
в озерный период. Поэтому, когда начали строить дорогу по левому берегу Амура,
я указывал на невозможность провести ее по Сунгарийской низменности, недалеко
от русла Амура, и ее действительно провели по окраине этой низменности, выходя
к Амуру лишь у Хабаровска. Но эта озерная терраса не последняя. Тотчас же
после Хабаровска Амур пробивается через местный хребет Ильхури-Алинь и после
этого снова вступает в озерную низменность. Здесь он - совсем молодая река,
сохранившая вполне следы своего озерного происхождения. Целая сеть озер, еще
далеко не все из которых обозначены на картах, сопровождает его течение на
левом берегу [в то время] как Амур жмется к хребту на правом берегу,
большинство этих озер соединено протоками с Амуром, который сам отделяет от себя
широкие протоки. Это целая сеть, которой геологический смысл я понял... только
тогда, когда на веслах в лодках должен был пройти часть ее. У города
Николаевска, в 60 верстах от устья, - опять гряда, через которую Амур прорыл себе путь...
Действительно, когда шло таяние ледяного покрова, несомненно, наступил
период, который следует назвать озерным, когда поверхности, обнажившиеся из-
под ледяного покрова, были покрыты бесчисленными озерами, окруженными
топкими болотами, как это по сию пору видно в Финляндии. Такие страны озер, в
различных степенях высохшие, мы видим во многих частях земной поверхности: в
России, в Швеции, в Пруссии, в Англии, в Соединенных Штатах...
...Все время, со времени начала уменьшения ледяного покрова, шло, по-види-
229

мому, поднятие почвы, более сильное в северной части оледенелой поверхности.
Это поднятие продолжалось в позднейшее время и в Северной Европе, и,
по-видимому, в Северной Азии. Оно продолжается до сих пор.
...Затем есть несомненные данные, показывающие всеобщее высыхание
со времени исторического периода во всей Средней Азии.
Достаточно ознакомиться из личного наблюдения с бесчисленными бывшими
озерными равнинами по течению всех рек Северной Азии, чтобы понять, какое
громадное высыхание идет по всей Средней и Северной Азии, а также в Персии,
Месопотамии, Египте и т.д.
Этот факт оледенения Северного полушария вплоть до 50° с.ш. и затем
медленного исчезновения этого ледяного покрова, очевидно, не мог иметь
последствием высыхание всей этой и прилегающей к ней области.
Каким был вид местности по мере того, как таял и отступал все более к северу
ледяной покров? Озерные области Финляндии, СЗ Англии... Восточной Пруссии
представляют образец того, чем должна была быть северная половина России. Но
та стадия, в которой находится теперь Финляндия и названные сейчас области,
отделена десятками тысяч лет от той стадии, в которой находилась также
Финляндия и другие озерные области вскоре после таяния ледяного покррва7.
Их поверхность должна была быть вроде того, что мы теперь видим местами
в Альпах после временного отступания оконечности ледника: все покрыто толщею
грязи, с массой разбросанных в ней камней всех величин. Медленно, десятилетиями,
веками эта грязь должна была просыхать. И по мере того, как она просыхала, над
нею работал ветер. Результаты его работы мы видим до сих пор, Я наблюдал их...
к югу от Лондона, где почва покрыта не промытым ледниковым щебнем и ветер
выдувает из этого щебня ледниковую пыль и песок. Здесь видны результаты
деятельности ветра даже за последние 50-80 лет; вы видите деревья с
обнаженными корнями, поднятыми на 1 и 2 фута от теперешней поверхности Земли.
Камни и камешки остаются на месте, песок уносится недалеко, а мелкая пыль
несется далеко и отлагается теперь небольшими наносами в долинах и углублениях.
Такой лёсс, типичный и по выдернутым корням травы и по обычным
раковинам... я находил во многих местах в долине р. Серены (Мещовский уезд) и ее
притоках - ручьев.
В больших размерах мы видим это в Южной России, где широкая полоса лёсса
окаймляет ледниковые наносы, в долине Рейна, в долине Лены, где я нашел и зуб
[?]. Ив еще более гигантских размерах мы находим лёсс в Китае, у ...плоскогорья,
покрытого степью Гоби. Мало того, степь Гоби покрыта вся мелкой галькой,
совершенно без песка (кроме части Гоби, действительно пустынной). И, когда
я переехал северный угол Гоби на восток от Ново-Цурухайтуя (на пути в
Благовещенск), я никак не мог объяснить этой формации деятельностью реки, пока
[провел] изучение каквайского лёсса, ключа к этому наносу, покрывающему Гоби.
Это - ледниковый нанос, покрывающий все плоскогорье, составляющее остов
Азии, из которого ветер выдувал и по сию пору выдувает песок и мелкую пыль.
Песок отмечается в различных частях плоскогорья, засыпая целые его части...
озера... соседние монастыри и даже города. Легкая же пыль носится облаками
в воздухе (у Берга она часто упоминается в его заметках о войне 1903-1904 гг.)
и садится уже дальше, в Китае, вероятно, там, где встречаются два воздушных
течения: северо-западное и муссоны из Китайского моря.
И все это осмысливается, получает свой смысл, когда вы рассматриваете эти
факты как естественные последствия отсупающего ледяного покрова. Нужно
только помнить две вещи:
1. Высыхание этой площади не могло идти в продолжении 50 000 лет
равномерно. Оно имело свои ускорения и замедления; имело перерывы и отступления
в обратном направлении, в виде, например, дождливых периодов, о которых гово-
230

рят сказания как арийцев, так и краснокожих индейцев, о которых указывали
многие геологи. Не нужно забывать, что в природе нет прямых линий, как нет в
наших лугах прямых, проведенных по шнуру (тропинок), везде линии волнистые,
изображающие ряды отклонений от какого-то среднего. А потому не надо,
например, вооображать, что было несколько ледяных периодов, там, где имеются
лишь колебания... Так, например, если линия "А" изображает окружность
наибольшего оледенения, то "В" и "С" - пределы оледенения [за] чрезвычайно долгий
период отступания, когда случались временные задержки отступания, как,
например, в Финляндии, где громадный оз, идущий по берегу Финского залива,
оказывается, по мнению финских геологов, конечною мореною ледяного покрова в
течение некоторого времени его таяния, то и в линиях В и С были колебания (...)
Затем все время, со времени начала уменьшения ледяного покрова, шло, по-
видимому, поднятие почвы, более сильное в северной части оледенелой
поверхности. Это поднятие продолжалось в позднейшее время и в Северной Европе (и, по-
видимому, в Северной Азии) продолжается до сих пор.
Нет сомнения, что в период сильного оледенения холодное море покрывало,
например, большую Сибирскую низменность (ныне болотные области бассейна
Оби); несомненно, к западу от Великобритании и Скандинавии, когда острова
Англии и Ирландии были под ледяным покровом, имелось море, где жили моллюски...
которые теперь характерны для арктических морей*; раковины из этого моря,
выпаханные ледяным покровом, были найдены в Шотландии, тогда как нигде, как в
Англии, ни в Шотландии, ни в Ирландии, нет следа моря выше 200 футов.
То же самое повторилось в Швеции, где море, по-видимому, не доходило до
мест, лежащих теперь выше...
В Финляндии... по линии железной дороги (которую я медленно прошел в
7 дней, осматривая все обнажения) и на только что выстроенной линии жел[езной]
дор[оги] я нашел первые следы морских отложений на высоте немного более
10 футов, но это было уже не арктическое море, а море с современной фауной.
Вообще, по всему северному берегу Норвегии- [поднимается] по 2-3 фута в
столетие (то же, сколько помнится и в Северной Сибири).
Некоторые геологи настолько правдоподобно объясняют это поднятие в
послеледниковый период, что ледяной покров продавливал упругую, как известно,
земную кору (волны землетрясения) и когда он стоял, то происходило ее поднятие.
Нужно также помнить, что и на юге России, уже в новейшее время, т.е. в
послеледниковый (мой - озерный) период, море распространялось гораздо дальше, чем
теперь. Было время, когда Каспийское море соединялось с океаном через Черное
море (...)
Но уже в ту пору, когда оно отодвинулось от Черного и имело свою типичную
фауну, оно, по наблюдениям русских геологов, достигало озерной равнины Нижнего
Новгорода и залив его простирался к северу по долине Камы на... верст. Тут
найдены были типичные Каспийские раковины. Прибавлю, что Каспийское море
одно время соединялось с Аральским озером, так как в Узбое (долине, идущей от
Каспия к Аралу) найдены были каспийские раковины**.
Конечно, нужно [сказать], что отнюдь не следует думать, чтобы целость этой
местности была в точности той же, что теперь. Некоторые американские геологи
на основании точных измерений думают, что уже теперь есть данные,
доказывающие, что в степной области к северу от Чикаго происходит вековое очень
медленное изменение рельефа.
Этот период соответствовал, я думаю, не периоду наибольшего оледенения, а тому, когда между
ледяным покровом Гренландии и ледяным покровом Шотландии уже образовался вероятно, только
временно пролив арктического моря.
У одного из греческих географов Каспийское море изображено [вытянутым] с запада на восток,
с островом посредине... Это наводит на мысль о море, островом в котором был теперешний Усть-Урт.
231

(...)
В этом есть несомненные (доказательства) всеобщего высыхания со времени
исторического периода во всей Средней Азии. Достаточно ознакомиться из личного
наблюдения бесчисленных бывших озерных равнин по течению всех рек Северной
Азии, чтобы понять, какое громадное высыхание идет по всей Средней и Северной
Азии, а также в Персии, Месопотамии, Египте и т.д. Тот факт, на который указал
Л.С. Берг, чрезвычайно интересный сам по себе, - что в размерах Аральского
озера происходят колебания8, - имеет так же мало отношения к вопросу о
всеобщем высыхании в Северном полушарии со времени ледяного периода, как и
периодические колебания ледников - к вопросу о ледниковом периоде и оледенению
всей Северной Европы и Северной Америки. Этот факт оледенения Северного
полушария, вплоть до 50° с.ш., и затем медленного исчезновения этого ледяного
покрова, очевидно, не мог не иметь последствием высыхание всей этой (а также) и
прилежащей к ней области9.
20/1-1919 г.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед.хр. 96. Автограф. Полностью публикуется впервые.

ИЗ ПЕРЕПИСКИ
Ф.Р. ОСТЕН-САКЕНУ1
Гельсингфорс, 6/18 сентября 1871 г.
Глубокоуважаемый Федор Романович,
Я только что получил вашу телеграмму. Телеграфировать поздно - подымут
вас ночью, следовательно - до завтра.
Я положительно отказываюсь от секретарства - по той же причине, что и вы,
не хочу обрекать себя на дрязги и побегушки. Всякое общественное дело, даже
социальная революция, конечно, сопряжено с дрязгами; но у нас они должны быть
иного характера. Я не знаю, что побуждает вас так спешно отказываться, но
полагаю, что не количество работы, как я сперва думал, - верно, вышла
какая-нибудь неприятность; а что неприятность вызвана не вами, а неуменьем наших
сановитых председателей, или кого бы то ни было, действовать как подобает
людям, в этом я тоже уверен. Если вы, с вашим милым характером, должны были
дойти до разрыва, то я, верно, дошел бы еще скорее; а на год браться за дело не
стоит.
Впрочем, вообще говоря, оставляя в стороне частные случаи, я не гожусь для
полуправительственного ученого общества. Тут все - экспедиции, денежные
средства и т.п. - держится на "такте". У меня его мало, а больше я и не хотел бы
приобретать.
Нечего и говорить, что должность секретаря большого ученого общества -
прекрасная должность, что здесь можно быть полезным географии, если не народу.
Мало того, меня даже страшит мысль, что если вы в самом деле уйдете, что
секретарем будет кто-нибудь из собирателей сказок, не любящий и холодно
относящийся к естествознанию, а довольно холодного отношения, чтобы убить его у
нас. А потому быть ученым секретарем такого общества я считал бы для себя не
только приятным, но даже лестным. Наконец, обеспеченное, постоянное жалованье
есть для меня очень много; я знаю, что я вернусь теперь с 10 пенни и, кроме долгов
обществу и кучи работы по финляндской поездке да еще остатков по витимской
экспедиции, кроме этого - ничего впереди. Все это я очень хорошо прочувствовал,
но независимость дороже хотя бы здоровья, а должность секретаря нашего
Общества, без тысячи мелких случаев, где надо жертвовать своею независимостью,
чувством равенства и т.п. - без этого она не может обойтись. В этом случае, мне
кажется, игра не стоит свеч.
В вашей телеграмме есть одна фраза, которая заставила меня задуматься, -
именно, что вас надо выручить из затруднительного положения. Вот Вам моя рука,
что ради этого я готов сделать что необходимо. Если вы окончательно сожгли
корабли, то мой отказ вас не удержит. Если нет никого, кому сдать документы
сегодня, то, вероятно, его не будет через месяц, два, три. Если же приищется
кандидат, отсутствующий в настоящее время, который вернется через один или два
месяца, а вам тошно оставаться секретарем и этот месяц, то я готов нести какую
хотите обязанность, на определенный срок, до приезда такого-то. В случае, если бы
я ошибался и у вас не вышло никакого разрыва, а Вас утомила масса работы, то я
готов быть вашим помощником за 300-400 руб. Но постоянно якшаться с высо-
233

чайшими и полувысочайшими председателями Общества, комиссий, министерствами
и т.д., и т.д., бросить для этого чисто научные занятия, - и все это только для того,
чтобы смазывать, даже не двигать, машину, работа которой приносит такую
отдаленную пользу человечеству, и такую микроскопическую, - право, не стоит.
Конечно, и Риттер, и финляндский дилювий еще менее приносят пользы, но тут
хоть личная независимость сохраняется.
Может быть, я и ошибаюсь, но я так представляю себе должность секретаря
в Географическом обществе.
Дня через три или четыре мы увидимся. У меня в кармане всего 51 марка, до
завтра еще придется около 10 марок заплатить за карты, следовательно, остается
только вернуться. Конечно, можно бы официально просить у Общества
дополнительного пособия, рублей в 30, и дойти до Выборга; но погода решительно не
благоприятствует. Вчера я совершенно окоченел, работая часа два в одной выемке,
под градом, при 4° и северном ветре. Потом точно так же мерз в gästzifveri, с
испорченною печью, при 7°С, так что я приехал в Гельсингфорс, не пройдя
последних 15 верст. Если завтра не будет, как сегодня, града и снежинок, то я
пройду их завтра. Таким образом, получится полный профиль от Тав[астгуса] до
Гельс[ингфорса]. Хотелось бы осмотреть хотя [бы] две станции между Riihimäki
и Выборгом; но придется, вероятно, отложить до будущего года. Две недели
времени и 50 руб. всегда найдутся, а с этим можно сделать профиль всего
пространства.
Следовательно, до очень скорого свидания. Крепко жму Вашу руку.
П. Кропоткин
19-го и 20-го (7-го и 8-го) я еще, несомненно, в Гельсингфорсе.
РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Ед.хр. 1535. Автограф.
П.П. СЕМЕНОВУ
В РУССКОЕ ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО, К СОВЕТУ
7 сентября 1873
По окончании работ по Восточной Сибири я тотчас принялся за окончательную
обработку моего отчета о поездке, сделанной в Финляндию по поручению
Общества. В этом отчете я не ограничиваюсь простым описанием ледниковых образований
Финляндии, что имело бы только геологический интерес, но постараюсь выяснить
те физико-географические изменения, которые переживал Северо-Восток Европы в
период, непосредственно предшествовавший современному, исходя из той мысли,
что современное распределение животных, растений и современное распределение
наносов, следовательно и почв, не могут быть объяснены, не указав распределение
материков и людей в непосредственно предшествовавший геологический период;
я обратил главное внимание на выяснение тех признаков, которые дали бы нам
возможность отличить образование арктических морей от подводных геологических
образований. Хотя это составляет самый трудный вопрос в исследовании новейших
наносов, но некоторые небезынтересные выводы в этом направлении уже
получены. Имея постоянно в виду отсутствие в русской литературе исследований по
ледниковому периоду, которые могли бы служить пособием при дальнейших
исследованиях, я постарался придать моему отчету о финляндской поездке именно такой
характер полезного пособия, но так как многие вопросы в исследованиях
ледникового периода потому только остаются спорными, что геологи вообще слишком
мало обращали внимания на физико-географические явления, ныне совершающиеся
234

на земном шаре, то этот отдел в моем отчете потребовал массу времени на
изучение источников и на его обработку. Я полагаю, однако, что он будет не
бесполезен для будущих, особенно русских, исследователей.
Отчет делится на две части: а) описание явлений, замеченных в Финляндии (...)
б) общие выводы и их основания. Первая часть подразделена на 11 глав, из
которых 8 вполне готовы. Вторая часть приходит уже к концу. До настоящего
времени написано около 20 листов печатного текста (около 320 стр.); все вместе
составит более 400-450 стр. Работы осталось месяца на два.
Не имея теперь средств продолжать работу без пособия от общества, прошу
общество выдать мне рублей двести для того, чтобы окончить работу. Это дало бы
мне возможность закончить работу в том виде, в каком она начата.
П. Кропоткин
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед.хр. 145. Отпуск рукописный.
А.Э. НОРДЕНШЕЛЬДУ3
Невшатель, 22 ноября 1876
Уважаемый господин доктор,
Во время пребывания в Петербурге Вы, вероятно, слыхали, что я сижу в
крепости, а вскоре меня судили за социалистическую агитацию в России. Затем
мне удалось в июле вылететь из клетки: возможно, вы слышали также и об
этом, так как в шведских газетах рассказывалось об этом деле. Мне удалось
приехать в Англию, где я пребывал эти три месяца. Сейчас я на короткое
время прибыл в Швейцарию и через три-четыре дня хочу возвратиться в
Англию.
Поскольку пишу я для английских научных газет, то был бы очень рад
получить шведские сообщения о Вашем последнем путешествии, чтобы написать о нем,
и я обращаюсь к Вам в надежде, что Вы сделаете доброе дело, прислав мне
оттиски Ваших отчетов о путешествии. Я был бы очень рад иметь их сразу после
появления в Швеции, чтобы тотчас рассказать о них английской публике, -
не говоря уже о моем давнем интересе к Вашим смелым путешествиям. Когда
я в тюрьме прочитал о Вашем первом путешествии, то вспомнил, что уже в
то время, когда я имел удовольствие быть знакомым с Вами, Вы стремились в
Сибирь, и я очень сожалею, что не смог послать Вам мой сердечный привет, когда
Вы были в Петербурге. Я посылаю его Вам теперь вместе с дружеским
рукопожатием.
В случае, если Вы пошлете мне свои брошюры, адресуйте их (...)
Это совсем близко от Лондона, через неделю я буду там. Я не ставлю свое
полное имя, так как не хочу, чтобы о моем пребывании в Англии стало известно.
В Англии я уверен, что не попаду в руки русского правительства, но за мной могут
шпионить, и при проезде через Францию или еще где-нибудь на континенте я могу
быть арестован.
С глубоким уважением, преданностью и дружеским приветом. Остаюсь к
Вашим услугам.
П.К.
РО ГБЛ. Ф. 410. К. 12. Ед.хр. 60. Подлинник на нем. яз. Пер. Л.Г. Бондарева.
235

Дж.С. КЕЛТИ4
Лионская тюрьма, 24 февраля 1883
Дорогой Келти,
Я получил Ваше письмо вчера и спешу ответить Вам.
Вы совершенно правы, утверждая, что я не помогал Реклю в написании тома,
заключающего Италию. Я даже не был знаком с Реклю в то время, так как сидел
тогда в Петербурге в крепости. Интересно, кто это старается возложить на меня
ответственность за то, чего я не писал?
Единственный том, в котором я сотрудничал с Реклю, - шестой, включающий
Кавказ, Туркестан и Сибирь5; но даже и в этом томе я уделял главное внимание
Кавказу (и отчасти Туркестану), так как Кавказ - один из наиболее сложных
разделов; и должен сказать, что он был удостоен наивысшей похвалы Стебниц-
кого6, знающего Кавказ лучше, чем кто бы то ни было. Недостаток времени не
позволил мне уделить Сибири столько времени, сколько я считал нужным, чтобы
этот раздел был так же проработан, как и другие два.
Что касается ошибочных утверждений, то я сомневаюсь, чтобы Реклю мог
допустить значительные ошибки по отношению к столь хорошо известной стране,
как Италия. Не следует забывать и то, что том был напечатан в 1876 г. и что
наука постоянно продвигается вперед.
Реклю всегда указывает имена всех своих сотрудников, каким бы
незначительным ни было их участие, в конце каждого тома. Он стал прибегать к услугам
сотрудников, начиная с России (Драгоманов)7, моим - для VI тома, затем
Мечникова8 - для двух последующих. Для нынешнего тома он просил меня помочь ему при
описании областей, прилегающих к Кавказу, - постольку, поскольку это будет
возможно сделать в Париже, - при условии, если меня туда переведут.
Благодарю Вас, дорогой друг, за Ваше письмо. Ваш французский вовсе не
плох. Я просил Вас писать по-английски только затем, чтобы получать Ваши письма
почаще, так как полагал, что Вы не будете писать, так как надо писать по-
французски. Во всяком случае, пишите на том языке, на котором Вам удобнее, и
будьте уверены, что Ваши письма всегда доставляют мне огромное удовольствие.
Я наконец окончил ответ на статью Лансделля в "Contemporary"9. Сожалею об
этом человеке - он находится целиком в руках русских чиновников и пишет то, что
им угодно. Мой ответ, конечно же, составлен в самых серьезных тонах и не
касается личностей.
Прилагаю две заметки для "Nature".
С наилучшими пожеланиями, Ваш искренний друг
П. Кропоткин
Буду Вам чрезвычайно признателен, если Вы сможете напечатать
максимальное число моих заметок и т.д. до конца квартала.
Архив Королевского географического общества (Лондон). Corr. block 1881-1910. J.S. Keltie
correspondance files. Подлинник на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова.
Д.У. ФРЕШФИЛДУ10
Харроу, 30 января 1892
Уважаемый сэр,
Чрезвычайно признателен Вам за те усилия, которые Вы предприняли для того,
чтобы добиться принятия меня в число членов Географического общества. Вряд ли
нужно объяснять, что я с громадным и неослабевающим вниманием слежу за тру-
236

дами общества; если я могу быть полезен ему, то с удовольствием окажу ему
помощь.
Благодарю Вас также за те факты, которые Вы любезно мне сообщили. Я
намереваюсь написать очередную статью о бесчисленных проявлениях взаимной
помощи в окружающем нас современном обществе11, организация которого на
первый взгляд кажется строго индивидуалистической. Это действительно
прекрасная тема, и Ваши факты мне чрезвычайно полезны.
Искренне преданный Вам
П. Кропоткин
Архив Королевского географического общества (Лондон). Corr. block 1881-1910.
Подлинник на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова.
Х.Р. МИЛЛЮ12
55 Frognal
Хэмпстед N.W.;
с завтрашнего дня - 13,
Woodhurst Bd., Актон
17 ноября 1893
Уважаемый д-р Милль!
Искренне благодарю Вас за Ваше внимательное отношение к [планам] моих
курсов общедоступных лекций13.
Позавчера я отправил неофициальное заявление министру Садлеру со всеми
подробностями, необходимыми для London U.E. form, которые мистер Падмор узнал
у д-ра Робертса. Посмотрим, каковы будут результаты, что будет решено на
встрече делегатов. Они соберутся не ранее марта.
Я предложил три курса:
1) ледниковый период, главным образом в связи с доказательствами его
существования;
2) строение Центральной и Северной Азии и его влияние на климат, флору,
фауну, Человека и современную колонизацию;
3) происхождение и развитие институтов взаимной защиты и поддержки среди
первобытных дикарей, во времена варварства, в средние века и в наше время.
Как видите, я следовал Вашим советам относительно последнего курса, однако
не решаюсь последовать им в отношении второго, так как не уверен, что знаю
материал столь хорошо, что могу читать общий курс. В нынешнем виде он, видимо,
был бы более полезен слушателям университета как приложение общих
закономерностей к тому ргйону, который мне посчастливилось узнать ближе.
Сегодня вечером я возвращаюсь домой, но до вторника уеду в Манчестер.
Думаю, что перевод я отдам мисс Войнич (урожд. Буль, дочери математика)14,
которая хорошо знает немецкий и прекрасно пишет по-английски. Я просмотрю
перевод на предмет географических терминов, прежде чем посылать его Вам. Вы
получите его в среду утром. Думаю, Вы будете довольны - она серьезно относится
к случайным переводам. Кроме того, она прекрасно знает по-русски и вообще очень
одаренный человек.
Искренне Ваш П.К.
Архив Королевского географического общества (Лондон). H.R. Mill Mss., № 3.
Подлинник на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова.
237

П.П. СЕМЕНОВУ
[1895]
...Маршрут Шварца пересек страну вкрест простирания хребтов. Шварц
передал мне его в Дерпте, и он остался у меня15.
Все вместе составляет порядочный-таки пакет, к которому мне хотелось бы
приложить книжку in-4°, составившуюся из статей о России, Сибири, Урале и пр.
в Encyclopeidae Britannica, где я старался построить орографию всех описанных
мною частей Российской империи по одному плану, м.б., когда-нибудь пригодится
как намек на некоторые общие законы, хотя самые статьи, конечно, составлены по
русским источникам и в остальных своих частях, кроме орографии, интересного
мало имеют. Ваш Словарь16 всегда был надежным другом и руководителем. Я так
рад, что он кончен.
Не возьметесь ли Вы, многоуважаемый Петр Петрович, увезти эти материалы
в Россию? Переслать их по почте нельзя, так как посылок в Россию не берут.
Завтра я не буду на Конгрессе17, а в четверг после обеда думаю зайти.
Живу я по-прежнему, вечно работаю; женат уже 17 лет на прекраснейшей
подруге, и есть у меня дочь Саша, по девятому году, которую все находят очень
милою. Живу я в Кенте, в Bromley, и только на 10 дней приехал в Лондон работать
в British Museum'e для следующей статьи в "The Nineteenth Century".
Посылаю Вам, многоуважаемый Петр Петрович, сердечный привет. Наша
общая работа в России оставила во мне Самые теплые воспоминания.
Искренне преданный
П. Кропоткин
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 3. Ед. хр. 491 Подлинник
Дж.С. КЕЛТИ
Крокем- Хилл близ Иденбриджа
6 октября 1898
Дорогой Келти,
Благодарю Вас за чек в 5 ф.ст., который получил несколько дней тому назад.
Не ответил Вам сразу, так как был в Лондоне, где встречался с Чертковым в связи
с эмиграцией духоборов с Кавказа в Канаду. По сведениям нашего общего друга,
проф. Мэйвора18, который ездил в Оттаву для встречи с делегатами духоборов,
канадское правительство предлагает им прекрасные условия. Принимают сразу
2200 человек, и правительство предоставит им бесплатно питание и кров на зиму.
Короче говоря, эмиграция начинается удачно. Кипр, как можно было предсказать
заранее, был грубой ошибкой.
Вы пишете мне о Географическом обществе. - В Сибири я был знаком с
исследователем Амура Мааком19, у которого была замечательная собака,
рычавшая в ответ на слова "Сибирское отделение" (Географического общества), а
если произносили "Географическое общество", она начинала бешено лаять. Маак и
научил собаку рычать и лаять на эти слова. Он хотел, чтобы Географическое
общество продолжило изучение Амура и отправило новую экспедицию под
руководством Маака, и он был прав. Общество отказалось, и Маак сильно
возмущался.
В этом, я думаю, постоянная причина недовольства. Как во всех подобных
организациях, в Обществе много рутины и недостаточно "движения"; оно действует
с осторожностью, требуя отчетов, прежде чем посылать новые экспедиции, или
поощряя экспедиции, посылаемые другими организациями - Министерствами. Оно
238

тратит массу денег на мелкие экспедиции, помогает более крупным, но его
невозможно подвинуть на организацию собственных крупных экспедиций.
Оно публикует, конечно, массу такого, что физикогеографы считают вздором, -
в отделениях этнографии (главным образом фольклор) и статистики. Но надо быть
в очень веселом настроении духа, чтобы смеяться над работами Пржевальского,
Певцова, Роборовского и Козлова, Толля, Чекановского, Лопатина, Мушкетова и
т.д., и т.д., опубликованных Обществом и, как Вы видели, упоминавшихся в
последних томах "Geographical Journal". Географу нельзя смеяться над этим.
В сущности, я не знаю лишь двух географов в России, чьи работы публикует не
Географическое общество, а Академия наук, - это Клеменц (мой близкий друг,
сосланный в Сибирь, а ныне хранитель Зоологического музея Академии) и Ольга
Федченко, чей муж путешествовал от Московского общества испытателей природы
и которая публикует работы своего мужа в трудах этого Общества.
Лучшей проверкой упомянутых Вами слов была бы просьба к их автору назвать
географов, с презрением относящихся к Географическому обществу и поэтому
вынужденных публиковать свои работы в другом месте, - тогда мы сможем получить
все их работы для библиотеки Лондонского географического общества.
В России, к сожалению, нет никого, равного Муррею, Пенку, Партчу или Зу-
пану20; но, за исключением двух вышеупомянутых имен, все русские географы
связаны с Географическим обществом или с его отделами в Сибири и на Кавказе.
Правда, рутина и инерция Русского географического общества ужасны, но об
этом Вы и сами знаете немало. Все большие организации чрезвычайно нелегко
принимаются за новые дела.
Искренне Ваш П. Кропоткин
Архив Королевского географического общества (Лондон). Corr. block 1881-1910. J.S. Keltie
correspondance files. Подлинник на англ. яз. Пер. A.B. Бирюкова.
Э. РЕКЛЮ
Виола, Бромлей, Кент
1 декабря 1900
Дорогой друг,
Спасибо большое за рукописи перевода. Теперь я смогу сделать необходимые
исправления. Я их уже начал, но это занимает много времени, [к тому же] я завален
работами подобного рода в особенности в Энциклопедии, да и в других местах. Эти
дни я провел ночами над статьей для Recent Science ("Современная наука"), и это
тебе объяснит мое опоздание. Чтобы успеть к назначенному сроку, я должен
отложить в сторону всю переписку. Наконец к полудню все было готово, как раз к
номеру "XIX столетия".
Теперь, что касается предисловия. Мое намерение было раскрыть или в форме
предисловия, или в приложении, применение идей по орогр[афии] Сибири
(высказанных в "Очерке") и орографии Азии в целом, затем несколько положений об
аналогии Азии в этом плане с Северной Америкой и несколько очень кратких
замечаний (уже написанных) о теории Дана21 [...].
Применение ко всей Азии идей "Очерка" может быть включено или в форме
введения, или в виде приложения. В этом или в другом случае название этому легко
может быть найдено. Например, могло быть так: "Очерк орографии Сибири с
предисловием, содержащим очерк об орографии Азии". Или лучше: "Очерк
орографии Сибири, сопровождаемый приложением по орографии Азии". Но, поскольку
деньги не позволяют, придется оставить все как есть. Надо только поместить тогда
в конце введения следующие строки:
239

Публикация на французском приложений к "Очерку" (который касается только
Сибири) [по] всей Азии и указаний об аналогиях с Америкой, которые из этого
вытекают, будут добавлены, и ты мне возвратишь рукопись. Моя работа по
переводу (орография Азии в Энциклопедии Чемберса) не должна пропасть. Я мог бы,
если это тебе покажется интересным, направить эту рукопись в Энциклопедию22
С другой стороны, если рассматривать орографию Азии, как я об этом кратко
писал в статье в Энциклопедии, заметил, что существует поражающая аналогия
между структурой орографии Евразии (к северу Ирано-Армянского плато) и
Северной Америки.
Мы встречаем ту же последовательность типов: плато, прибрежные холмы,
высокие равнины и т.д. На двух континентах направленность с Атлантического
океана к Тихому. На эти аналогии было указано в "XIX столетии" (март 1898,
с. 495-498).
Что касается происхождения береговой горной гряды (цепи), возвышающейся
[над] Азиатским плато, оно объясняется очень просто, и, мне кажется, в гипотезе
Дана о происхождении гор (4-е издание его учебника по геологии, 1896). В то же
время эта [гипотеза] находит свое подтверждение в концепции орографии Азии,
которую я только что подтвердил (см. "XIX столетие", ноябрь 1897, с. 805-807;
декабрь 1900)23.
П.К.
Дорогой друг. Я тебе посылаю часть рукописи исправленного перевода, а также
еще и гранки.
Если типография не отправила еще гранки в печать, скажи им, чтобы мне
отправили колонки 109-118 снова. Я их прочту заново, исправляя только то, что
абсолютно необходимо для того, чтобы восстановить смысл русского текста или
чтобы соблюсти унифицированную терминологию. Возможно, мы сэкономим таким
образом на корректуре. Я был бы очень рад, если [бы] этим способом я мог их
изменить.
Надеюсь, что в исправленном манускрипте, который я тебе отправляю в листах
14-26, нечего исправлять, за исключением нескольких орфографических ошибок,
которые ускользнули от меня.
Твой П.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 3. Ед. хр. 354. Пер. с. φρ. Е.В. Старостина.
П.К. КОЗЛОВУ
Viola. Muswell Hill Road
London N
9 сентября 1910
Дорогой, многоуважаемый Петр Кузьмич,
Извините, пожалуйста, что не тотчас ответил. Г. Келти был в отъезде, и
только вчера вернулся; я сегодня уже заехал в Общество, но его нет: должен был куда-
то уехать.
Во всяком случае, библиотекарь г. Хивуд (Heawood) вышлет вам сегодня же
"Монголия и Кам". Не знаю, нужно ли все высылать, мы все-таки решили выслать
все тома, на всякий случай.
Г. Хивуд вышлет вам также немедленно 25 экземпляров вашей чрезвычайно
интересной статьи.
Теперь насчет вашего доклада. Чрезвычайно благодарю вас за лестное
предложение быть вашим докладчиком и с большим удовольствием это выполню,
240

если доклад состоится в Обществе, а не в громадной зале возле, где начинаются с
ноября собрания. Большой залы я боюсь (сердце не совсем в порядке). Впрочем, все
это узнаю дня через два, так как Келти сегодня не застал. Так как мне говорят,
что в октябре собрания бывают в самом Обществе, то, вероятно, не будет
затруднения выполнить ваше намерение.
Я столько лет с любовью следил именно за вашими работами и так
наслаждался, когда вы давали общие описания природы более оживленных частей
Монголии, так радовался вашим успехам, что для меня составит особое удовольствие
быть чем бы то ни было полезным вам. Лично познакомиться с вами и познакомить
вас с женою и дочерью будет большое удовольствие.
Искренне вам преданный
П. Кропоткин
Αρχ. Рус. геогр. о-ва. Ф. 18. Оп. 3. Ед. хр. 160. Автограф.
Л.С БЕРГУ
44, Большая Никитская
21 ноября 1917 г.
Многоуважаемый Лев Семенович]25
Извините, не знаю Вашего отчества. Благодарю Вас очень за Вашу карточку
насчет высоты Иркутска25. Занятно, что формула барометрических давлений,
которую я тогда вычислял на основании имевшихся тогда наблюдений на станциях,
которых высота над уровнем моря была известна геометрически, дала именно эту
высоту, с возможной ошибкой около 20-30 футов в ту или иную сторону, и что та
же формула показала, что высоты всех уральских станций, отнесенных к нулю
барометра одного из заводов, оказались все преувеличенными, что и было
подтверждено впоследствии, когда высота нуля этой нивелировки была определена
сводкой с каспийской нивелировкой.
Просматривал Вашу книгу об "Устройстве новой Сибири"26. Она содержит
много новых данных [...].
П. Кропоткин
СПб.Ф АР АН, Ф. 804. Оп. 2. Ед. хр. 391. Автограф.
9 П.А. Кропоткин

КОММЕНТАРИЙ И ПРИМЕЧАНИЯ
ЗАМЕТКИ О ВЗАИМОСВЯЗИ ПРЕДМЕТОВ -
ЯВЛЕНИЙ В ПРИРОДЕ (1862)
Черновой набросок, озаглавленный "Заметки о взаимосвязи предметов - явлений в
природе", сделан П.А. Кропоткиным на листке бумаги карандашом, по-видимому,
незадолго до отъезда его из Петербурга в Сибирь. Он датирован концом 1862 г.
ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ ОТДЕЛЕНИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ
РУССКОГО ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
30 апреля 1871 г.
В выступлении на этом заседании П.А. Кропоткин впервые высказал целый
комплекс идей, связанных с проблемой древнего оледенения.
1 Григорий Петрович Гельмерсен (1803-1885)-русский геолог, академик
Петербургской Академии наук (1850), с 1882 г.-первый директор Геологического комитета (Гео-
лкома), составитель геологической карты европейской части России. В 1869 г.
Кропоткин опубликовал в "Известиях РГО" (Т. 5, № 4. С. 259-262) рецензию на книгу Гельмер-
сена "Исследования об эрратических валунах и делювиальных образованиях России", в
которой автор объяснял происхождение валунов и своеобразных рыхлых отложений на
равнине, похожих на аналогичные образования вблизи горных ледников. Признавая
существование древнего оледенения в Скандинавии, Гельмерсен, как большинство
геологов того времени, отрицал возможность их продвижения на равнинные пространства.
2 Николай Александрович Северцов (1827-1885)-русский зоолог и путешественник,
вслед за своим учителем Карлом Францевичем Рулье, говорил о широком
распространении ледниковых отложений на Русской равнине.
3 Анатолий Петрович Богданов (1834-1896) -русский биолог, член Петербургской
Академии наук (1890), автор первого русского школьного учебника по дарвинизму.
4 Франц Иванович Рупрехт (1814-1870)-русский ботаник, академик Петербургской
Академии наук (1853), директор Ботанического музея, автор книги "Геоботанические
исследования о черноземе" (1866).
5 Александр Александрович Иностранцев (1843-1919)-русский геолог,
член-корреспондент Петербургской Академии наук (1901), составил первую карту ледниковых
отложений на территории Европейской России, используя материалы и идеи Кропоткина.
ПИСЬМА ИЗ ФИНЛЯНДИИ И ШВЕЦИИ (1871)
Находясь в июле-сентябре 1871 г. в Финляндии и Швеции по заданию РГО для
исследования следов древнего оледенения, П.А. Кропоткин регулярно информировал коллег о
своих маршрутах и ходе экспедиционной работы в письмах, которые посылал на имя
секретаря Общества барона Ф.Р. Остен-Сакена.
От Выборга до водопада Иматра на реке Куокса, в месте прорыва ею гряды Сал-
пауссельки, явно ледникового (по современным представлениям) происхождения, с
Кропоткиным были академик Г.П. Гельмерсен, в ту пору директор Петербургского горного
института, и Ф.Б. Шмидт, хорошо знакомый Кропоткину по Сибири, изучавший ледни-
©В.А. Маркин, A.B. Бирюков, 1998
242

ковые отложения в Эстляндии, а также финский геолог М.П. Ребиндер. Дискуссии,
проходившие в полевой обстановке, описаны Кропоткиным в первой части книги
"Исследования о ледниковом периоде". В "Записках революционера" он писал: «Я много работал в
то лето, объездил значительную часть Финляндии и переправился в Швецию, где изучал
Упсальский "оз" и провел в Стокгольме несколько счастливых дней вместе с Норден-
шельдом... Возвратившись в Финляндию, я продолжал мои исследования до глубокой
осени и собрал массу в высшей степени интересных наблюдений относительно
оледенения края».
Картография интересовала Кропоткина еще со времени его сибирских экспедиций,
где ему пришлось провести значительные по объему визуальные съемки, позволившие
составить не менее десятка достаточно точных карт различного масштаба, получивших
высокую оценку П.П. Семенова. Естествен интерес Кропоткина к достижениям
картографии в Финляндии. Подробный их анализ он и сделал в своем втором письме в РГО,
которое в томе не публикуется. Тексты писем приводятся с незначительными купюрами,
в частности опущены финские названия карт, их стоимость, описания финских и
шведских изданий. Полностью приводится рассказ Кропоткина о его контактах с финскими и
шведскими геологами, представляющий интерес в первую очередь для историков науки.
Интерес Кропоткина к разведке золота на севере Финляндии и к зарождающейся там
золотопромышленности, по-видимому, обсусловлен его знакомством с золотыми
приисками Витима в 1866 г. Со знанием дела он говорил и о железорудной
промышленности Финляндии, касался также вопросов социальных, высказывал суждения о найме
рабочей силы и условиях жизни горняков. Оставаясь натуралистом, он уже постепенно
включал в круг своих интересов и те, которые привели его вскоре в ряды
революционных пропагандистов.
1 Встреча с Нильсом Адольфом Эрихом Норденшельдом (1832-1901) была для
П.А. Кропоткина особенно важной. Он поделился с видным полярным исследователем,
вернувшимся только что из Гренландии, своими планами арктической экспедиции, о
которых перед отъездом в Финляндию докладывал в РГО. По-видимому, беседа с
Кропоткиным во многом определила проект плавания вдоль северных берегов России до
Берингова пролива, который спустя пять лет Норденшельд осуществил за две навигации на
шхуне "Вега".
2 Ленарт фон Пост - шведский геолог, исследовал новейшие отложения и
содержащуюся в них ископаемую пыльцу древесных растений, один из основателей палинологии,
позволяющей определять палеограницы географических зон.
3 Генрих Иванович Вильд (1833-1902)-создатель метеорологической службы в
России. Родился в Швейцарии, был профессором Цюрихского университета и организатором
метеорологических работ в своей стране. С 1868 г. жил в России, избран членом
Петербургской Академии наук, до 1895 г.-директор Главной физической обсерватории.
Кропоткин сотрудничал с ним в Метеорологической комиссии РГО.
4 Михаил Александрович Рыкачев (1841-1919) - метеоролог, член
Метеорологической комиссии РГО, в 1893-1913-директор Главной физической обсерватории,
академик Петербургской Академии наук (1896).
5 Отто Мартин Торелль - шведский геолог. Один из первых сторонников ледниковой
гипотезы, объяснявшей многие формы рельефа деятельностью исчезнувших ледников. В
1875 г. он выступил с докладом о ледниковом периоде в Германском обществе
естествоиспытателей.
6 А. Эрдман - шведский геолог, исследовавший ледниковые отложения в
Скандинавии. Считал, что в их образовании значительная роль принадлежит действию морских
или озерных вод.
7 По современным представлениям, озы имеют водно-ледниковое происхождение.
Это - отложения внутриледниковыми потоками в подледных тоннелях морены. Заслуга
Кропоткина - в отстаивании ледникового генезиса озов в противоположность
представлениям Эрдмана об озах как образованных морским или озерным прибоем береговых
валах.
8 Адольф Эрман (1806-1877)-немецкий физик, профессор Берлинского
университета. В 1828-1830 гг. совершил кругосветное путешествие с целью проведения
геомагнитных измерений, во время которого посетил Россию, в частности, Сибирь.
9*
243

О СЛЕДАХ ЛЕДНИКОВОГО ПЕРИОДА В СИБИРИ (1876)
Статья написана в 1876 г., вскоре после приезда П.А. Кропоткина в Англию. Как
известно, в первый период своей эмиграции он скрывался под именем Левашова, так как
опасался слежки агентов III отделения. Несколько заметок в журнале "Nature" он
подписал инициалами "A.L.", т.е. А.К. Левашов, воспользовавшись паспортом знакомого.
Очевидно, статья "О следах ледникового периода в Сибири" также должна была выйти
под чужим именем. Этим, видимо, объясняется, что о себе Кропоткин говорит здесь в
третьем лице.
Рукопись статьи на английском языке сохранилась в фонде Кропоткина в ГАРФ
(Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 95). На первом листе белового варианта рукописи имеется
сделанная позднее Кропоткиным карандашная пометка: «Written [in the] end of 1876 or in
Janfuary of] 1877 on arrival at London for "Nature" (Unpublished)» = «Написано в конце 1876
или в январе 1877 г. по приезде в Лондон для "Nature" (Не публиковалось)».
При написании статьи Кропоткин воспользовался фрагментами двух своих работ:
для первой части ее был использован текст гл. VII "Отчета об Олекминско-Витимской
экспедиции" - "Распространялись ли ледниковые явления на Сибирь?"; в основу второй
части положен раздел "Степень распространения изборождения" гл. XV "Исследований о
ледниковом периоде". Однако русский текст подвергся значительной переработке.
0 большой работе Кропоткина над английским текстом свидетельствуют черновики,
сохранившиеся вместе с беловым текстом. Черновики эти распадаются на три пласта.
Первый пласт составляет не всегда связанные между собой отрывки; местами это почти
дословный перевод. Ко второму пласту можно отнести текст, подвергшийся
значительным изменениям по сравнению с русским вариантом, особенно в первой части статьи.
Соответствующий текст "Отчета об Олекминско-Витимской экспедиции" представляет
собой изложение фактов, свидетельствующих в пользу былого оледенения Восточной
Сибири, которое заканчивалось кратким анализом возражений против ледниковой
гипотезы. В английской статье Кропоткин, основываясь не только на собственных
наблюдениях, но и на фактах, собранных другими исследователями - Л. Шварцем, А. Эрдманом,
И.Д. Чекановским, И.А. Лопатиным и др., - изложил свою гипотезу оледенения Саянских
гор, нагорий и хребтов Забайкалья, которые были перекрыты единым ледниковым
щитом.
В третьем черновике статья подверглась дальнейшей обработке - были уточнены
формулировки, текст приобрел большую стройность. Беловой вариант рукописи
отличается от последнего черновика незначительными исправлениями, внесенными уже в
ходе переписывания. Следовательно, можно говорить, что рукопись была готова к
печати. Почему статья не была опубликована, неизвестно. Все черновики как этой статьи,
так и другой - "О температуре льда Гренландского ледникового покрова", написанной
тогда же,-лишний раз подтверждают то, что говорит Кропоткин в "Записках
революционера" о многократной переделке своих английских заметок (см.: Кропоткин П. А.
Записки революционера. М.: Мысль, 1990. С. 362).
1 Blocs pershes (φρ.) - останцы, особенно грибообразной формы.
2 С докладом о следах древних ледников на Тянь-Шане H.A. Северцов выступил не
на первом, а на втором съезде русских естествоиспытателей (см.: Северцов H.A. О следах
древних ледников в Средней Азии и их отношение к новейшим морским осадкам Арало-
Каспийского бассейна и о значении среднеазиатских ледниковых явлений для общего
объяснения ледяного периода // Тр. Второго съезда русских естествоиспытателей в
Москве. М., 1870. Ч. I, отд. 1. С. 118-123.)
3 Северцов H.A. Поездка в западную часть Небесного хребта (Тянь-Шаня), или
Цунлин древних китайцев от западных пределов Заилийского края до Ташкента // Зап.
Рус. геогр. о-ва по общей географии. 1867. Т. 1. С. 75-164; Северцов H.A. Заметка о
ледниковом периоде на Тянь-Шане // Изв. Рус. геогр. о-ва. 1877. Т. 13, вып. 1. С. 42-43.
4 Леопольд Шварц - астроном и математик, возглавлявший математический отдел
Амурской экспедиции Академии наук. Ему принадлежит первая карта значительной
части территории Дальнего Востока.
5 Это утверждение не совсем верно. К.И. Гревингк на основании наблюдений
Л. Шварца утверждал, что в послетретичное время Сибирь была покрыта морем, по ко-
244

торому "носились отдельные ледяные глыбы, с эрратическими камнями" (Тр. Сиб.
экспедиции. Мат. отд. СПб., 1864. С. 154-155), т.е. был сторонником дилювиальной гипотезы.
Однако к этим суждениям Гревингка, видимо, приложимо замечание Кропоткина
относительно работ другого исследователя Сибири - А. Эрмана: "Нельзя, надеюсь, назвать
натяжкой то, что действия, которые Эрман приписывает большим потопам, я отношу на
долю ледников. Делая так, я строго следую пути, по которому шел прогресс геологии в
этом вопросе" (Кропоткин П.А. Отчет об Олекминско-Витимской экспедиции // Зап.
Рус. геогр. о-ва по общей географии. 1873. Т. 3. С. 279).
6 Bosses moutonnees (φρ.) - бараньи лбы.
7 Moutonneed granite domes (φρ.) - округленные гранитные вершины. Ср.:
Кропоткин П.А. Поездка в Окинский караул // Зап. Сиб. отд. Рус. геогр. о-ва. 1867. Кн. 9/10:
"Напомню еще чрезвычайно округленную форму как бы гладко отполированных вершин
гор, замеченную мною... на Джунбулаке".
8 См. работы И.Д. Черского: Еловский отрог как связь между Тункинскими Альпами
и Саяном // Изв. Сиб. отд. Рус. геогр. о-ва. 1875. Т. 6, № 4. С. 137-183; Краткий отчет об
исследовании течения р. Иркута от Терской котловины до устья р. Ангары // Там же.
1876. Т. 7, №4/5. С. 2-4.
9 Hartt Ch.F. Geology and physical geography of Brasil. Boston; Cambridge, 1870.
10 Godwin-Austen RA.C. On the glacier phenomena of the valley of the Upper Indus // Report
of the 32nd Meeting of the British Association for the Advancement of Science. London, 1863. Pt 2.
P. 67; Hooker J.D. Himalayan journals, or Notes of a naturalist in Bengal, the Sikkim, and Nepal
Himalayas. London, 1854. Vol. 2.
1x Pumpe Ну R. Geological explorations in China, Mongolia and Japan // Smithsonian contrib.
to knowledge. 1867. Vol. 15, art. 4. P. 1-143.
12Лайель Ч. Геологические доказательства древности человека. СПб., 1864. С. 279.
13 In situ (лат.) - в месте нахождения.
14 Domes arrondis (φρ.) - куполовидные вершины. Этот перевод французского
термина впервые предложен ILA. Кропоткиным в "Отчете об Олекминско-Витимской
экспедиции" (С. 246).
15 В оригинале "heads" - грубообломочные отложения в виде нагромождения камней,
покрывающие склоны и заполняющие дно долин.
16 См.: Латкин Н.В. Очерк северной и южной систем золотых промыслов
Енисейского округа и описание американского способа промывки золота. СПб., 1869. С. 4-5, 30-
32. Кропоткин ознакомился с этой работой еще в рукописи и по поручению Совета
Русского географического общества написал рецензию, на основании которой Н.В. Лат-
кину в 1868 г. обществом была присуждена малая золотая медаль. См.: Отчет Рус. геогр.
о-ва за 1868 г. СПб., 1869. С. 73; Прил. С. 25-30.
17 Лопатин И.А. Об изборожденных и шлифованных льдом валунах и утесах по
берегам Енисея к северу от 60° с.ш. // Зап. Рус. геогр. о-ва по общей географии. 1871. Т. 4.
С. 291-328.
18 Барбот де Марии Н.П. Геогностическое путешествие в северные губернии
Европейской России // Зап. Спб. минерал, о-ва. Сер. 2. 1868. Ч. 3. С. 204-283.
19 А.Ф. Миддендорф (1815-1894) во время своего путешествия в Сибирь в 1842-
1845 гг. провел исследования в шахте, пройденной купцом Шергиным в вечномерзлом
грунте.
20 Чекановский АЛ. Оленекская экспедиция // Изв. Рус. геогр. о-ва. 1874. Т. 10, кн. 8.
Геогр. изв. С. 327-341; Т. И. Кн. 6. Геогр. изв. С. 322-342.
^1 См. работы И.Д. Черского: Заметка об ископаемых остатках северного оленя,
вырытых в окрестностях Иркутска и о современной им фауне // Изв. Сиб. отд. Рус. геогр.
о-ва. 1874. Т. 5, № 2. С. 69-78; Прибавление к ископаемой фауне окрестностей Иркутска
// Там же. Т. 5, № 3/4. С. 108-121; Ископаемые остатки с Тихонозадонского прииска
Олекминской золотоносной системы // Там же. 1875. Т. 6, № 1/2. С. 87-88; Нахождение
остатков первобытного быка (Bos primigenius Boj) в окрестностях г. Иркутска // Там же.
№З.С. 132.
22 Silliman В. Geological and mineralogical notes on some of the mining districts of Utah
territory, and especially those of the Wahsatch and Oquirrh ranges of mountains II Amer. J. Sei. and
Arts. Ser. 3.1872. Vol. 3. P. 195-201; Whitney J.D. Geological Survey of California: Geology.
245

Philadelphia: Caxton press, 1865. Vol. 1; Whitney J.D. Climatic changes of later geological times:
A discussion based on observations made in the Cordilleras of Northern America // Mem. Mus.
Compar. Zool. Harvard Univ. 1864. Vol. 7, N 2. "Корпусом проф. Уитни" Кропоткин
называет Геологическую службу штата Калифорния, которую Дж.Д. Уитни возглавлял в
1860-1874 гг.
23 Sveriges Geologiska Undersokning - "Исследования по геологии Швеции" - издание
шведской геологической службы, в котором печатались комментарии и пояснительные
замечания к листам геологической карты Швеции.
24 Работу Бетлингка см. в прим. Кропоткина к с. 94.
25 Helmersen G. Das Vorkommen und die Entstehung der Riesenkessel in Finland // Mem. Acad.
Imp. sciences St.-Petersbourg. 1867. Ser. 7. T. 11, N 12; Helmersen G. Studien über die
Wanderblocke und die Diluvialgebilde Russlands II Ibid. 1869. Т. 14, N 7.
26 Wiik FJ. Nagra iakttagelser betraffande Sodra Finlands qvartara formation // Act. Soc. Sei.
Fennicae. 1871. T. 9. P. 349-352.
27 Roches moutonnees (φρ.) - курчавые скалы.
28 Ad libidum (лат.) - по желанию, произвольно.
29 Simony F. Gletscherschliffe im oberen Traunthale // Verhandl. kk. Geol. Reichanstalt. 1869.
N 13. S. 296-298.
30 Имеются в виду исследования A.A. Иностранцева. См.: Иностранцев A.A.
Геологический очерк Повенецкого уезда Олонецкой губернии и его рудных месторождений.
СПб., 1877. (Материалы для геологии России; Т. 7).
31 Brown R. On the formation of fiords, canons, benches, praires and intermitted rivers II J. Roy.
Geogr. Soc. London. 1869. Vol. 39. P. 121-131.
32 Desor E. Der gebirgsbau der Alpen. Wiesbaden, 1865; Rutimeyer L. Ueber Thal- und
Seebildung: Beitrage zum Verständniss der Oberfläche der Schweiz. Basel, 1869; Favre A. Sur les
anciens glaciers du Jura // Bull. Soc. Geol. France. Ser. 2. 1847. T. 5. P. 63-65; Favre A. Note sur les
terrains glaciaires du rovers meridionl des Alpes dans le canton du Tessin et en Lombardie. Geneve,
1876.
33 Chydenius R. Svenska expeditionen tili Spetsbergen ar 1861. Stokholm, 1865.
34 Le Conte J. On some of the ancient glaciers of the Sierras II Amer. J. Sei. and Art. Ser. 3.
1873. Vol. 55. P. 325-342.
35 Holmström L.P. Marken efter istiden, iakttagna i Skäne. Malmö, 1865; Idem. Lakttagelser
ofver istiden i Sodra Akademisk afhandling. Lund, 1867.
36 Развитые в статье мысли П.А. Кропоткин впервые включил в одну из глав
"Отчета об Олекминско-Витимской экспедиции" (СПб., 1873). Там они были изложены
почти с той же определенностью, хотя им еще не был получен богатейший материал по
Скандинавии, подтвердивший его предположения. Данные сибирских экспедиций
позволили Кропоткину поставить вопрос так, как он прозвучал в специальном разделе
"Отчета".
РАСПРОСТРАНЯЛИСЬ ЛИ ЛЕДНИКОВЫЕ ЯВЛЕНИЯ НА СИБИРЬ?
Важность вопроса, поставленного в начале этой главы, кажется, нечего и
доказывать. Достаточно вспомнить, что мы до тех пор не будем в состоянии правильно
понимать явления, в настоящее время представляемые орографиею, флорою и фауною
Сибири, пока не решим вопроса о том, принимали ли ледники и плавающие льды какое-
либо участие в том, чтобы придать Сибири ее настоящую физиогномию, или нет.
Никакая правильная физическая история страны невозможна, всякое геологическое описание
будет неполно, если мы не будем знать, играли ли какую-нибудь роль эти могучие
деятели, - и до тех пор пока мы не будем в состоянии понять историю сибирской фауны
и флоры, выяснить причины, придавшие ей тот характер, который она имеет в
настоящее время, пока не будем знать, какие изменения претерпевал климат Азии и Сибири в
таком сравнительно близком от нас прошедшем, как постплиоценовый ледниковый
период. Дойдем ли мы, наконец, до правильного понимания образования золотоносных
россыпей Сибири, если не решим предварительно, принимали ли, и если да, то в какой
мере принимали участие в их образовании такие могучие деятели, как ледники и пла-
246

вающие льды? Но, помимо частного, местного интереса, рассматриваемый нами вопрос
имеет другой, более обширный интерес: не мешает вспомнить, что отсутствие сведений о
климате постплиоценового периода такой обширной страны, как Сибирь, составляет
громадный пробел в физической истории не только Азии, но и всей нашей планеты, а
также и то, что если бы геологи могли убедиться, что ледникового периода для
Северной Азии не существовало в постплиоценовую эпоху, то это значительно изменило бы
все их теперешние выводы.
Между тем, в настоящее время вопрос не решен даже в самой общей форме. В то
время как любой геологический учебник говорит о ледниковом периоде в Европе и
Северной Америке, а любое геологическое описание, изучая формации этих стран,
прежде всего отделяет дилювий, - об Азии умалчивается, а ее геологи не делают различия
между аллювием и дилювием. В то время как в Западной Европе и Америке геологи
каждое лето с новою энергиею принимаются за изучение следов ледникового периода,
доходят до восстановления отдельных, частных моментов этого периода; в то время как
математики и физики ищут объяснения этого фазиса в жизни нашей планеты в
астрономических и физических данных (Гопкинс, Кролль, Тиндаль), а геологи ищут и в более
древней, первобытной флоре и фауне следы подобной же перемежаемости холодного и
теплого климата (Пэдж); в то время как следы ледникового периода находят даже в
Тянь-Шане (Северцов), Сибирь доныне остается особняком. Ее исследователи либо вовсе
умалчивают об этом вопросе, либо, как г. Миддендорф, не дают решительного ответа,
по-видимому, склоняясь, впрочем, к тому мнению, что следов ледникового периода в
средней полосе Сибири не существует...
Словом, в настоящее время мы не имеем ответа на вопрос, заданный даже в самой
общей форме. Поэтому, встретившись во время нашего путешествия с явлениями,
которые я считаю необъяснимыми одними водными деятелями, я решился посвятить эту
главу рассмотрению данных, могущих дать ответ на вопрос настолько подробно,
насколько оно возможно при настоящем состоянии наших фактических знаний. Но, не имея
возможности при настоящем недостатке фактов отделить в следах ледникового периода
те явления, которые обязаны своим происхождением ледникам, от тех, которые могли
быть следствиям плавающих льдов, мы должны были, не касаясь частностей, поставить
вопрос в самой общей форме, спросить, действительно ли мы имеем право утверждать,
что в то время, когда в Западной Европе плавающие льды переносили валуны, а
выступавшие над поверхностью моря вершины горных стран были покрыты толщами
льда в несколько сот метров; когда, с другой стороны, в Северной Америке плавающие
льды разносили валуны до 42° с.ш.; когда в Тянь-Шане снеговая линия стояла на высоте
всего в 2440 метров (8000 футов), а ледники спускались до высоты 760 м (2500 футов),
Северная Азия пользовалась климатом несравненно более теплым, чем сопредельные с
нею страны? Или же, когда моря заходили до Швейцарии, до средней полосы России, до
Якутска, на юге покрывали Пречилийскую провинцию и т.д., - действительно ли климат
Сибири оставался столь же сухим, как и теперь, и тем препятствовал, так же как и
теперь, образованию ледников? Нужно иметь сильные доводы, чтобы утвердить
подобное положение, идущее в разрез со всем известным нам о сходстве формаций и
позднейших изменений климата в Европе и Азии, а потому, указавши на это, мы будем
надеяться, что исследователи Сибири, не ограничиваясь заявлением, что ими не
встречено следов ледникового периода, обратят наконец внимание на считавшиеся до
самого последнего времени неинтересными наносные образования и дадут нам факты в
подтверждение подобного положения.
Но, высказывая это положение, мы не можем теперь останавливаться на вопросе о
том, в каком виде ледниковые явления проявлялись в Восточной Сибири, - был ли то
сплошной покров льда вроде Гренландского, или море с плавающими льдинами, или
наконец местные ледники в тех местах, где ныне их не существует, - мы не можем
решить этого в настоящее время, ибо данных собрано слишком мало. Для нас важно в
настоящее время доказать, что следы более холодного климата есть в Сибири, чтобы
опровергнуть противоположное, ложное, укоренившееся воззрение и вызвать будущих
исследователей Сибири к расследованию этих следов.
Самыми существенными доказательствами гораздо низшего стояния снеговой линии
в Сибири, чем теперь, т.е. распространения ледникового периода на Сибирь, из
встреченных мною во время моих либо беглых обзорников страны, либо путешествий, имев-
247

ших иную цель кроме научной, я считаю отполированные и изборожденные,
отшлифованные и исцарапанные валуны, и округленные бугры в системе Оки, затем
эрратические валуны" (...)
Отчет об Олекминско-Витимской экспедиции // Зап. Рус. геогр. о-ва по общей
географии. 1873. Т. 3.
ГЛАВЫ ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО 2-го ВЫПУСКА
"ИССЛЕДОВАНИЙ О ЛЕДНИКОВОМ ПЕРИОДЕ" (1874-1876)
Один из фундаментальных трудов по гляциологии "Исследования о ледниковом
периоде" принес П.А. Кропоткину бессмертную славу. Работу над ним Кропоткин начал,
очевидно, сразу же по возвращении из поездки в Финляндию и Швецию, осенью 1871 г.
Хотя параллельно он продолжал обрабатывать данные Олекминско-Витимской
экспедиции (отчет о ней вышел в 1873 г.), уже к осени 1873 г. "Исследования" были вчерне
закончены. Обращаясь 7 сентября 1873 г. в Совет Русского географического общества,
Кропоткин указал, что им написано уже около 20 печатных листов и для окончания
работы потребуется месяца два (ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед. хр. 143). Однако в срок книга
завершена не была. Замысел Кропоткина претерпевал изменения. В упомянутом письме
Совету РГО Кропоткин писал, что общий объем книги должен составить 400-450 с,
однако лишь первый выпуск со всеми приложениями был напечатан на 837 с.
Как известно, значительная часть "Исследований о ледниковом периоде" написана в
заключении - в Петропавловской крепости, в Доме предварительного заключения, в
арестантском отделении Николаевского военного госпиталя. Не оставлять начатый труд
Кропоткин, видимо, замыслил уже во время ареста, но разрешение вести научную работу
в тюрьме было получено не сразу. 4 марта 1876 г. он обратился к надзиравшему за
следствием товарищу прокурора с просьбой: "При обыске 25 марта 1874 г. у меня был
взят для просмотра на досуге дневник... путешествий по Сибири с 1862 по 1866 г. Так как
он... крайне необходим мне теперь (наблюдения над древними ледниками еще не изданы),
то покорнейше прошу возвратить мне его" (ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 398. Л. 233).
В своих воспоминаниях Кропоткин так писал о тюремных занятиях: «Работа,
которую я приготовил для Географического общества, содержала, кроме отчета о моих
исследованиях в Финляндии, еще обсуждение основ ледниковой гипотезы. Зная теперь,
что у меня много времени впереди, я решил вновь написать и расширить этот отдел...
Моя книга в крепости разрослась в два больших тома. Первый из них был напечатан
братом и моим другом Поляковым (в "Записках" Географического общества); второй же,
не совсем оконченный, остался в Третьем отделении после моего побега. Рукопись
нашли только в 1895 г. и передали Русскому географическому обществу, которое и
переслало ее мне в Лондон» {Кропоткин П.А. Записки революционера. М.: Моск.
рабочий, 1988. С. 338-339).
В предисловии к первому выпуску "Исследований о ледниковом периоде" Кропоткин
писал: "Так как автор не имеет возможности теперь же окончательно приготовить к
печати последние главы своего сочинения, то оно выйдет двумя выпусками". Первый
выпуск содержал 16 глав. Во втором предполагалось напечатать еще четыре: XVII.
Валуны; XVIII. О классификации постплиоценовых наносов; XIX. Морены и озы; XX.
Заключение. Публикуемая в настоящем издании рукопись оставшихся глав второго
выпуска книги хранится ныне в фонде Кропоткина в ГАРФ. Несомненно, что это та
самая рукопись, которая упоминается в "Записках революционера". Вся она обильно
испещрена поправками - похоже, они сделаны еще в заключении. Скорее всего, после
1895 г. Кропоткин к рукописи не возвращался.
Вид рукописи не позволяет согласиться с Н.П. Крайнером, утверждавшим, что
«второй том "Исследований"... представляет собой подготовленную к печати рукопись»
(Крайнер Н.П. П.А. Кропоткин о происхождении валунов (по неопубликованной
рукописи второго выпуска "Исследований о ледниковом периоде") // Тр. ИИЕиТ. 1962. Т. 42.
С. 196). Многочисленные пропуски дат, величин, названий, отдельные нечитаемые слова
(притом, что почерк у Кропоткина был достаточно разборчив и т.п. свидетельствуют о
том, что это - черновик близившейся к завершению работы. Такие места в рукописи
248

отмечены вопросительным знаком в квадратных скобках. К сожалению, некоторые
страницы рукописи утрачены.
В приложении к опубликованному первому выпуску "Исследований" Кропоткин
поместил "Краткое изложение глав о классификации наносов и об озах (гл. XVIII, XIX).
Видимо, сделано это было потому, что автор не надеялся завершить всю работу до суда,
дальнейшее же перспективы не давали никаких надежд. "Краткое изложение" совпадает с
публикуемой рукописью лишь в общем плане; текстуальных совпадений почти нет.
В виде приложения к публикации приводятся наиболее интересные места из
"Краткого изложения".
1 Далее зачеркнуто 18 с. рукописи, в основном повторяющих публикуемый текст.
2 См.: Кропоткин П.Л. Исследования о ледниковом периоде: Карты, разрезы,
рисунки. СПб., 1876. С. 24, 25.
3 Там же. С. 6, 7.
4 Далее несколько страниц текста утрачено.
5 Далее утрачено, судя по нумерации Кропоткина, 10 с. текста.
6 Далее утрачено несколько страниц текста.
7 Далее в рукописи оставлено место в 4-5 строк для цитаты.
ТЕМПЕРАТУРА ГРЕНЛАНДСКОГО ЛЕДНИКОВОГО ПОКРОВА
(1876-1877)
Статья написана П.А. Кропоткиным по-английски в Лондоне, в те же годы, что и
другая - "О следах ледникового периода в Сибири" - и так же, как последняя, не
появилась в печати. Сохранились два варианта рукописи: первый - черновой, второй
условно можно назвать чистовым, хотя он и несет следы не закончившейся работы над
текстом. Между этими вариантами есть немногочисленные разночтения; важнейшие из
них приведены в примечаниях.
1 См.: Rink HJ. Gr0nland geographisk og statisk beskgrevet. Ki0benhaven, 1857. Bd. 2 (есть и
английский перевод: Rink HJ. Danish Greenland, its people and products. London; Copenhagen,
1974); Rink Η J. Om Vandets Afl0b fra det Indre af Gr0nland ved Vidier under Isen II Naturhist.
Tiddskrift. Sen 3. 1862. Bd. 1. P. 311-327; Brown R. On the physics of Arctic ice, as explanatory of
the glacial remains in Scotland II Quart. Geol. Soc. London. 1970. Vol. 26. P. 671. 701; Sutherland
P. On the geological and glacial phenomena of the coasts of Davis' strait and Baffin's bay // Ibid.
1853. Vol. 9. P. 296-312.
2 В оригинале - "any dozen of feet" (дюжину футов).
3 В "Исследованиях о ледниковом периоде" (с. 606) Кропоткин, приведя те же
данные, упоминает, что опыты проводились Л. Агассисом на Алечском леднике.
4 Neve (φρ.) - фирн.
5 В черновом варианте вместо этой фразы идет более подробный текст: "Имеются,
впрочем, измерения, которые вполне приложимы к массам гренландского льда. Я имею в
виду измерения, проводившиеся на больших глубинах в вечномерзлых подпочвах и
коренных породах Сибири. Несомненно, что пронизанные льдом и часто включающие
большие жилы и прослои чистого льда толщи аллювиальных отложений, занимающие
площадь в сотни квадратных градусов* и достигающие толщины нескольких сот футов,
весьма сходны с толщами льда, слагающими фьельды Гренландии. Поскольку теплопро-
водимость льда равна, если не меньше, теплопроводимости мерзлой глины, песка или
гравия, можно быть уверенным, что закономерности распределения температуры,
справедливые для этих почв, приложимы и к толщам чистого льда, во всяком случае если в
больших толщах льда не будут обнаружены какие-то особые условия, которые
видоизменили бы эти закономерности или уравновесили их действие.
Как известно, распределение температуры мерзлых почв на различных глубинах
* В оригинале - "hundreds of scquare degrees". Имеется в виду, очевидно, площадь, занимаемая вечной
мерзлотой на карте.
249

было тщательно изучено Эрманом и Миддендорфом в Якутске, в Охотске, в Забайкалье
и т.д. Благодаря их измерениям..."
6 В оригинале - "lowlands of Irkutsk". В черновом варианте - "lowlands of Jakutsk"
(якутские равнины).
7 В черновом варианте далее следует: "покрытая толстым слоем мерзлой почвы,
постоянная средняя температура которой равна половине обратного значения
среднегодовой температуры воздуха".
8 См. также: Миддендорф А.Ф. Путешествие на север и восток России. СПб., 1860—
1877. Ч. 1-2.
9 В окончательном тексте и в черновике - пропуски. Значения температуры
восстановлены нами по книге А.Ф. Миддендорфа (см. прим. 8: Ч. 1, отд. 3. С. 395), где они даны
по шкале Реомюра: -3°R = -3,75°С « -4°С; -17°R = -21,25°С « -21°С. Амплитуда, таким
образом, составляет 16,5°С, т.е. действительно около 17°С.
10 Лейас, лейасовый отдел - нижний отдел юры Средней и Западной Европы.
1 ] Далее в рукописи примерно две трети страницы остались чистыми. Следующая
страница начинается с фразы, вписанной карандашом над основным текстом: "Если эти
законы распространения температуры приложимы [...]" (If these laws of the distribution] of
tempferature] would be applied [...]).
12 В черновом варианте примечание начинается с фразы: "Эту величину я беру вслед
за А. Хеймом". Дальнейший текст примечания перенесен Кропоткиным практически без
изменений из "Исследований о ледниковым периоде" (с. 608, прим. 232).
13 В черновом варианте: "или - 20° в северных частях страны".
14 В черновом варианте далее добавлено: "Этот вывод совершенно неизбежен. Мы не
имеем возможности ссылаться в этом случае на слабую теплопроводимость снежного
покрова, который мог бы предохранить лед от охлаждения в течение зимы; так как если
бы этот довод был справедлив, то в северной части Сибири, покрытой каждую зиму
глубоким слоем снега, было бы невозможно существование аллювиальных толщ,
имеющих, как, например, в Якутске, постоянную температуру в -18°С, или же толщи
мерзлой почвы, которая до глубины более 100 м имеет температуру намного ниже 0°С.
Толстый снежный покров, покрывающий в течение всего холодного времени года
аллювиальные отложения в Сибири, не уберег их от вечной мерзлоты; они, как и все
другие подпочвы, приняли в конце концов среднюю температуру воздуха данного места.
У нас нет основании утверждать, что в Гренландии снежный покров может защищать лед
от такого же охлаждения и такого же состояния между температурой воздуха и
температурой льда. Лед и мерзлый аллювиальный материал, насквозь пропитанный
замерзшей водой, столь схожи по своим физическим свойствам, что было бы неосновательно
предполагать, будто эти два тела столь несхожи в этом отношении, как это вытекало бы
из утверждения, что лед Гренландского ледникового покрова имеет температуру,
близкую к нулю".
15 Капе Е.К. Arctic explorations: the second Grinnel expedition in search of Sir John Franklin,
1853, 54, 55. Philadelphia, 1856. 2 vol.
16 Forbes J.D. Tenth letter on glaciers: M. Agassiz's adoption of the plastic theory II Edinburgh.
New Philos. J. 1846. Vol. 40. P. 154-160; Forbes J.D. Thirteenth letter on glaciers: Acceleration of
surface motion; new determination of velocity of different glaciers; conversion of Neve into ice;
ejection of stones from glaciers II Ibid. 1848. Vol. 42. P. 136-154.
17 Meech L.W. On the relative intensity of the heat and light of the Sun at different latitudes of
the earth II Smithsonian contrib. to knowledge. 1857. Vol. 9.
18 Работы X. Ринка см. в прим. 1.
ПЛАСТИЧНОСТЬ ЛЬДА (1878)
Статья "Пластичность льда" (La Plasticite de la glace) написана П.А. Кропоткиным по-
французски в 1883 или 1884 г., во время заключения в тюрьме Клерво. Под этим же
названием была опубликована статья в журнале "Revue Scientifique" (1884. Vol. 33, № 2.
P. 37-48), но с купюрами и редакционными поправками. В ГАРФ находится авторская
рукопись, перевод которой мы и публикуем. Это крупнейшая работа П.А. Кропоткина по
гляциологии после "Исследований о ледниковом периоде".
250

1 Орас Бенедикт де Соссюр (1740-1799) - первый исследователь Альп, в 1737 г.
покоривший вершину Монблана.
2 Сераки - заостренные формы микрорельефа на поверхности ледников (пики и
зубцы, образующиеся в результате неравномерного таяния).
3 Жан Шарпантье - один из первых гляциалистов Альп. Жан Луи Агассис (1807-
1873) - швейцарский естествоиспытатель, с 1846 г. жил в США. Автор одной из первых
монографий о ледниках "Etudes sur les glaciers'* (1840). Эдуард Форбс (1816-1854) -
английский зоолог и палеонтолог, автор "Писем о ледниках", публиковавшихся в 1842—
1843 гг. в "Edinburgh New Philosophical Journal". Джон Тиндаль (1820-1893) - английский
физик, профессор, а с 1867 г. директор Королевского института в Лондоне, изучал в
1856-1859 гг. ледники Альп, которые описал в книге "Ледники Альп" (1896, русское
издание вышло в 1928).
4 Уильям Томсон, лорд Кельвин (1824-1907) - английский физик, один из
основоположников термодинамики, президент Королевского общества, в 1888 г. вычислил
коэффициент вязкости льда, предположив, что его деформации пропорциональны
напряжениям.
5 С точки зрения современной гляциологии явление режеляции - смерзание льда в
результате повторной кристаллизации воды на контактах ледяных кристаллов при
местном повышении давления, вызывающего процесс плавления. Явление открыл М. Фарадей
в 1850 г.; соединив два куска льда с намоченными поверхностями, он обнаружил, что они
как бы срастаются и "шов" постепенно исчезает. Термин "режеляция" ввел в 1858 г.
Дж. Тиндаль. В споре с ним относительно значения режеляции для движения ледников
оказался прав Кропоткин: течение льда обусловлено его способностью к необратимым
деформациям (пластичностью). Обладая очень низким пределом текучести (около
0,1 МПа), лед приближается к идеально пластичному телу.
6 Without abruise (англ.) - без ушибов.
7 Crawling theory (англ.) - теория ползучести.
8 Shearing force (англ.) - сдвиговые усилия.
9 Альберт Гейм (1849-1937) - швейцарский геолог, автор первой сводной работы по
ледникам (Handbuch der Gletscherkunde. Stuttgart, 1884).
10 Согласно современным представлениям, движение ледников складывается из
сочетания вязкопластических деформаций, зависящих от температуры и вызываемых
давлением вышележащего льда, и скольжения ледника по своему ложу и по внутренним
разрывам. Температура льда непосредственно влияет на величину скорости, которая
летом всегда выше.
ОЗЫ ФИНЛЯНДИИ (1897)
Один из трех докладов, сделанных П.А. Кропоткиным на 67-м Конгрессе Британской
ассоциации содействия науке, состоявшемся в Торонто в 1897 г. Он не был опубликован,
а текстом, напечатанным малым тиражом для участников конгресса, составители не
располагали. Публикуется перевод с английского рукописного текста, хранящегося в
фонде Кропоткина в ГАРФ.
ПОЭЗИЯ ПРИРОДЫ (1895-1896)
Рукопись - автограф П.А. Кропоткина на английском языке - под названием "Poetry
of Nature" представляет собой текст лекции, которую Кропоткин прочитал в 1890 г. в
Этическом обществе в Манчестере. К теме взаимоотношений человека и природы
Кропоткин обращался многократно. В рукописном виде сохранились наброски:
"Человек", "Моральная эволюция века", "Благодарная земля и неблагодарный человек",
"Гармония в жизни", "Смысл жизни" и др. Некоторые мысли из лекции "Поэзия природы"
использованы и развиты в статьях "Morality of Nature" ("Нравственность природы") и
"The Ethical Need of the Present Day" ("Этическая потребность сегодняшнего дня"),
публиковавшихся в журнале. Последняя из этих статей, напечатанная в 1898 г.,
начинается так: "Почти все писавшие об этике до настоящего времени начинали с
251

непроверенного постулата о том, что сильнейшим инстинктом в человеке, и более того -
у животных, является инстинкт самосохранения, который благодаря определенной
расплывчатости терминологии они отождествляют в человеке с самоутверждением или,
попросту говоря, с эгоизмом. Этот инстинкт, который они понимают как включающий, с
одной стороны, такие первоначальные импульсы, как самозащита, самосохранение, и те
самые действия по утолению голода, а с другой стороны - такие производные чувства,
как стремление к власти, алчность, неприязнь, желание мести, и т.д.; это сложное и
разнородное сочетание инстинктов и чувств они представили как вездесущую и
всемогущую силу, которая не находит противодействия ни в животной, ни в человеческой
природе, исключая определенное чувство доброжелательства или сострадания". Но
носители этих чувств "апеллировали к состраданию, заимствуя дух их учений и
выразительность слов из мира, который лежит по ту сторону Природы". Целью государства, как
они представляли, являлось насаждение "чувств добрых", понимая их как "просто
передачу дара сверхъестественного вдохновения... творцам законов".
И далее Кропоткин развивает свою точку зрения: "Начиная со средних веков,
основатели этических школ в большинстве своем были несведущими в делах природы,
изучению которой они предпочитали метафизику, и они представляли себе инстинкты
самоутверждения индивидуальности как основное условие ее существования. Внимать
его побуждениям рассматривалось как закон природы, пренебрежение которым привело
бы к неминуемому поражению" (Nineteenth Century. 1898. Vol. 46. P. 207-226).
ЭТИЧЕСКИЙ УРОК ПРИРОДЫ (1905)
Публикуемая рукопись не была закончена, но, очевидно, некоторые материалы из
нее частично вошли в ряд статей, публиковавшихся в "Nineteenth Century", а также в книгу
"Взаимная помощь как фактор эволюции". Автор приводит множество примеров из
жизни животных и делает выводы о широком распространении среди животных
взаимодействия, кооперации и взаимопомощи.
Во введении к этой книге Кропоткин писал: «Две отличительные черты в животной
жизни Восточной Сибири и Северной Маньчжурии особенно поразили меня во время
путешествий, совершенных мною в молодости в этих частях Восточной Азии. Меня
поразила, с одной стороны, необыкновенная суровость борьбы за существование, которую
большинству животных видов приходится вести здесь против безжалостной природы, а
также вымирание громаднейшего количества их особей, случающееся периодически в
силу естественных причин, вследствие чего получается необыкновенная скудость жизни
и малонаселенность на площади обширных территорий, где я производил свои
исследования.
Другой особенностью было то, что даже в тех немногих отдельных пунктах, где
животная жизнь являлась в изобилии, я не находил, хотя и тщательно искал ее следов,
той ожесточенной борьбы за средства существования среди животных, принадлежащих к
одному и тому же виду, которую большинство дарвинистов (хотя не всегда сам Дарвин)
рассматривали как преобладающую характерную черту борьбы за жизнь и как главный
фактор эволюции.
Ужасные метели, проносящиеся над северной частью Азии в конце зимы, и
гололедица, часто следующая за метелью; морозы и бураны, которые каждый год
возвращаются в первой половине мая, когда деревья уже в полном цвету, а жизнь насекомых
уже в разгаре; ранние заморозки и по временам глубокие снега, выпадающие уже в июле
м августе даже в луговых степях Западной Сибири и внезапно уничтожающие мириады
насекомых, а также и вторые выводки птиц; проливные дожди - результат муссонов, -
выпадающие в августе в более умеренных областях Амура и Уссури и продолжающиеся
целые недели, вследствие чего в низменностях Амура и Сунгари происходят наводнения
в таких размерах, какие известны только в Америке, да в Восточной Азии, а на высоком
плоскогорье обращаются в болота громаднейшие пространства, равные по размерам
целым европейским государствам, и, наконец, глубокие снега, выпадающие иногда в
начале октября, вследствие чего обширная территория, равная пространствам Франции
или Германии, делается совершенно необитаемой для жвачных животных, которые и
гибнут тогда тысячами. Таковы условия, при которых идет борьба за жизнь среди
животного мира в Северной Азии. Эти условия уже тогда обратили мое внимание на
252

чрезвычайную важность в природе того разряда явлений, которые Дарвин называет
"естественными ограничениями размножения", по сравнению с борьбой за средства
существования, которая может совершаться в том или другом месте между особями
одного и того же вида, но всегда остается в ограниченных размерах и никогда не
достигает значения вышеуказанного фактора. Скудость жизни, недостаточность
населения, а не избыток его - отличительная черта той огромной части земного шара,
которую мы называем Северной Азией. Таковы были результаты моих наблюдений, и
уже с тех пор я начал питать серьезные сомнения, которые позднее лишь подтвердились
относительно той ужасной будто бы борьбы за пищу и жизнь, в пределах одного и того
же вида, которая составляет настоящий символ веры для большинства дарвинистов.
Точно так же начал я сомневаться тогда и относительно господствующего воздействия,
которое этого рода борьба оказывает, по предположению дарвинистов, на развитие
новых видов.
С другой стороны, где бы мне ни приходилось видеть изобильную, кипучую
животную жизнь, как, например, на озерах, весной, где десятки видов птиц и миллионы
особей соединяются для вывода потомства, или же в людных колониях грызунов, или во
время перелета птиц, который совершался тогда в чисто американских размерах вдоль
долины Уссури, или же во время одного громадного переселения косуль, которое мне
пришлось наблюдать на Амуре и во время которого десятки тысяч этих умных животных
убегали с огромной территории, спасаясь от выпавших глубоких снегов, и собирались
большими стадами с целью пересечь Амур в наиболее узком месте, в Малом Хингане, -
во всех этих сценах животной жизни, проходивших перед моими глазами, я видел
взаимную помощь и взаимную поддержку, доведенные до таких размеров, что невольно
приходилось задуматься над громадным значением, которое они должны иметь для
поддержания существования каждого вида, его сохранения в экономии природы и его
будущего развития.
Наконец, мне пришлось наблюдать среди полудикого рогатого скота и лошадей в
Забайкалье, и повсеместно среди белок и диких животных вообще, что когда животным
приходилось бороться с недостатком пищи вследствие одной из указанных причин, то вся
та часть данного вида, которую постигло это несчастье, выходит из выдержанного ею
испытания с таким сильным ущербом энергии и здоровья, что никакая прогрессивная
эволюция видов не может быть основана на подобных периодах острого соревнования.
Вследствие вышеуказанных причин, когда позднее внимание мое было привлечено к
отношениям между дарвинизмом и социологией, я не мог согласиться ни с одной из
многочисленных работ, так или иначе обсуждавших этот чрезвычайно важный вопрос.
Все они пытались доказать, что человек, благодаря своему высшему разуму и познаниям,
может смягчать остроту борьбы за жизнь между людьми; но все они в то же самое время
признавали, что борьба за средства существования каждого отдельного животного
против всех его сородичей и каждого отдельного человека против всех людей является
"законом природы". Я, однако, не мог согласиться с этим взглядом, так как убедился
раньше, что признать безжалостную внутреннюю борьбу за существование в пределах
каждого вида и смотреть на такую войну как на условие прогресса - значило бы
допустить и нечто такое, что не только еще не доказано, но и прямо-таки не
подтверждается непосредственным наблюдением...»
А первую главу книги "Взаимная помощь как фактор эволюции" Кропоткин начал
так: «Понятие о борьбе за существование как об условии прогрессивного развития,
внесенное в науку Дарвином и Уоллесом, позволило нам охватить в одном обобщении
громаднейшую массу явлений; и это обобщение легло с тех пор в основу всех наших
философских, биологических и общественных теорий. Несметное количество самых
разнообразных фактов, которые мы прежде объясняли каждый своей причиной, было
охвачено Дарвином в одно широкое обобщение. Приспособление живых существ к
обитаемой ими среде, их прогрессивное развитие, анатомическое и физиологическое,
умственный прогресс и даже нравственное совершенствование - все эти явления стали
представляться нам как части одного общего процесса. Мы начали понимать их как ряд
непрерывных усилий, как борьбу против различных неблагоприятных условий,
ведущую к развитию таких личностей, рас, видов и обществ, которые представляли бы
собой наибольшую полноту, наибольшее разнообразие и наибольшую интенсивность
жизни...
253

Едва только мы начинаем изучать животных - не в одних лишь лабораториях и
музеях, но также и в лесу, в лугах, в степях и в горных странах - как тотчас же мы
замечаем, что хотя между различными видами, и в особенности между различными
классами животных, ведется в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление; в
то же самое время в таких же или даже в еще больших размерах наблюдаются взаимная
поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к
одному и тому же виду или, по крайней мере, к тому же сообществу. Общественность
является таким же законом природы, как и взаимная борьба. Конечно, чрезвычайно
затруднительно было бы определить, хотя бы приблизительно, относительное числовое
значение обоих этих разрядов явлений. Но если прибегнуть к косвенной проверке и
спросить природу: "Кто же оказывается более приспособленным: те ли, кто постоянно
ведет войну друг с другом, или же, напротив, те, кто поддерживает друг друга?" - то мы
тотчас увидим, что те животные, которые приобрели привычки взаимной помощи,
оказываются, без всякого сомнения, наиболее приспособленными. У них больше шансов
выжить, и единично, и как виду... С уверенностью можно сказать, что взаимная помощь
представляет собой такой же закон животной жизни, как и взаимная борьба. Более того.
Как фактор эволюции, т.е. условие развития вообще, она, по всей вероятности, имеет
гораздо большее значение, чем взаимная борьба, потому что способствует развитию
таких привычек и свойств, которые обеспечивают поддержание и дальнейшее развитие
вида при наибольшем благосостоянии и наслаждении жизнью для каждой отдельной
особи и в то же время при наименьшей бесполезной растрате ее энергии, сил...
Я помню впечатление, произведенное на меня животным миром Сибири, когда я
исследовал Олекминско-Витимское нагорье в сообществе с таким выдающимся
зоологом, каким был мой друг Иван Семенович Поляков. Мы оба были под свежим
впечатлением от "Происхождения видов" Дарвина, но тщетно искали того обостренного
соперничества между животными одного и того же вида, к которому приготовило нас
чтение работы Дарвина...
Факты действительного соперничества и борьбы между особями одного и того же
вида среди высших животных мне пришлось наблюдать очень редко, хотя я и искал их.
То же впечатление выносишь и из трудов большинства русских зоологов, и это
обстоятельство, может быть, объясняет, почему идеи Кесслера были так хорошо встречены
русскими дарвинистами, тогда как подобные взгляды не в ходу среди последователей
Дарвина в Западной Европе.
Первое, что поражает нас, как только мы начинаем изучать борьбу за
существование, как в прямом, так и в переносном значении этого выражения, это - изобилие
фактов взаимной помощи, практикуемой не только в целях воспитания потомства, как
это признается большинством эволюционистов, но также и в целях безопасности особи и
добывания ею необходимой пищи. Во многих обширных подразделениях животного
царства взаимная помощь является общим правилом. Взаимная помощь встречается даже
среди самых низших животных, и мы, вероятно, узнаем когда-нибудь от лиц, изучающих
микроскопическую жизнь стоячих вод, о фактах бессознательной взаимной поддержки
даже среди мельчайших микроорганизмов" (Кропоткин П.А. Взаимная помощь как
фактор эволюции. М., 1918).
1 Бодисатва (Бодхисатва) - конечное идеальное состояние буддизма,
воспринимающее Вселенную как целое, образуемое бесконечным многообразием связей,
выражающее нравственный идеал в отказе от нирваны ради помощи в ее достижении другим.
ЭТИЧЕСКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ (1897)
Рукопись статьи, написанная по-английски, хранится в ГАРФ. В ней П.А. Кропоткин
приближается к идеям философии космизма. По-видимому, интерес к восточной
философии зародился в нем еще в годы сибирских путешествий. В годы эмиграции он
встречался с деятелями основанного Е.И. Блаватской и Г. Олькоттом Международного
теософского общества, например, с Анни Безант, ставшей вторым его президентом.
Кропоткин неоднократно подчеркивал свои атеистические убеждения, объясняя их
неприятием религиозной иерархии, подавляющей, по его мнению, свободу личности.
Церковь он считал одним из элементов государственной формы управления обществом,
254

категорически им отрицавшейся. Однако он видел в религиях средоточие нравственных
принципов, основывающихся на общеприродных, надчеловеческих основах.
В своей последней книге "Этика" Кропоткин высказал позитивное отношение к двум
крупнейшим религиям человечества: "Главное отличие христианства и буддизма от
предшествовавших им религий было в том, что вместо жестоких, мстительных богов,
велениям которых должны были покоряться люди, эти две религии выдвинули в пример
людям, а не в устрашение идеального богочеловека, причем в христианстве любовь
божественного учителя к людям - ко всем людям, без различия племен и состояний, а
особенно к низшим - дошла до самого высокого подвига, до смерти на кресте ради
спасения человечества от власти зла.
Вместо страха людей перед мстительным Иеговой или перед богами,
олицетворявшими злые силы, христианством проповедовалась любовь к жертве насилия и
нравственным учителем в христианстве был... человек из народа... Другой основной чертой
христианства, которая составила главным образом его могущество, было то, что оно
выставило руководящею нитью в жизни человека не личное его счастье, а счастье
общества и, следовательно, идеал - идеал общественный, за который человек способен был
бы отдать свою жизнь... Идеалом христианства были... проповедник, восставший против
безобразий современного ему общества и готовый идти на смерть за проповедь своей
веры, состоящей в справедливости ко всем, в признании равноправия всех людей, в
любовном отношении ко всем, как своим, так и чужим, и наконец, в прощении обид - в
противоположность всеобщему тогда правилу обязательного отмщения обид..."
{Кропоткин Π Л. Этика. Пг.: Голос труда, 1922).
КАНАДА И КАНАДЦЫ (1897)
Публикуемый рукописный материал частично использован Кропоткиным в статьях
"Некоторые ресурсы Канады" (Nineteenth Century. 1898. Vol. 43. P. 494 - 514) и "Два ученых
съезда" под псевдонимом П. Алексеев (Вестн. Европы. 1898. Т. 18). Во время поездки в
Канаду Кропоткин познакомился там с сельским хозяйством, в частности с его научной
организацией на некоторых фермах (Nineteenth Century. 1897. Vol. 42. P. 805-810), и дал
высокую оценку достигнутому. Он еще раз подтвердил высказывавшееся им ранее
убеждение, что труд на земле требует индивидуального творческого подхода.
РЕЗЮМЕ К ДОКЛАДУ С. ГЕДИНА
"ТРЕХЛЕТНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ"
8 декабря 1902 г.
Свен Андерс Гедин (1865-1952) - шведский географ и путешественник, исследователь
Тибета, Синьцзяна, Монголии. В 1899-1901 гг. провел исследования в Восточном
Туркестане и в бассейне Тарима (Кончедарьи), отчетом о которых явилось выступление в
лондонском Королевском географическом обществе (см.: Gedin S. Three years' exploration in
Central Asia // Geogr. J. 1903. Vol. 21, N 3. P. 221-257).
"Лобнорский вопрос" стал предметом дискуссии среди географов, развернувшейся в
конце Х1Х-начале XX в. Лобнор - огромное бессточное озеро в восточной части Тарим-
ской впадины, открытое в 1877 г. Н.М. Пржевальским. До этого европейцы знали о
Лобноре лишь по рассказам Марко Поло; китайские сведения были неточны и тоже
устарели.
Сообщение Пржевальского об определении положения Лобнора и описание озера
вызвали длительную и оживленную полемику. Немецкий геолог и географ Ф. Рихтгофен,
исследователь и знаток Китая, высоко оценив труды Пржевальского по изучению
Центральной Азии, утверждал, что под именем Лобнора Пржевальский описал какое-то
другое озеро - согласно китайским картам, Лобнор должен был лежать значительно
севернее.
Для решения вопроса о местоположении Лобнора начиная с 1880-х годов
предпринимался ряд экспедиций, среди которых экспедиции Гедина отличались размахом и
хорошей организацией работ, тщательностью съемок. В результате исследований выясни-
255

лось, что Лобнор - одно из блуждающих озер Центральной Азии, положение которого
определяется в основном миграцией главного русла Кончедарьи. Примечательно, что
Кропоткин пришел к такому выводу задолго до окончательного решения вопроса.
В 1897 г. в полемику по поводу Лобнора вступил П.К. Козлов. В октябре того же
года Гедин посетил Петербург и сделал доклад в РГО. По сути, он повторил то, что
утверждал до него Рихтгофен, однако в подкрепление этой точки зрения Гедин
предложил считать Лобнором открытую им цепь озер, лежащую восточнее озера,
открытого Пржевальским. В ответ Козлов выступил с большой статьей, в которой свел
все данные по "Лобнорскому вопросу". Статья эта не прошла мимо внимания
Кропоткина: в его переводе она появилась в "Geographical Journal" (1898. Vol. 6, Ν 6.
P. 652-658). Краткое изложение позиции Кропоткина по данному дискуссионному
вопросу было напечатано в "Geographical Journal" следом за докладом Гедина (перевод
этого текста на русский язык сохранился в архиве Козлова). Публикуемый вариант
текста - более подробный, чем журнальное изложение; он представляет собой
машинопись с авторской правкой Кропоткина.
ПРЕДИСЛОВИЕ
К "ОБЩЕМУ ОЧЕРКУ ОРОГРАФИИ СИБИРИ" (1904)
Олекминско-Витимская экспедиция была организована Сибирским отделом РГО на
средства, предоставленные золотопромышленниками Ленского товарищества. Перед
владельцами приисков остро стояла проблема снабжения их продовольствием, в
основном мясом, ими предпринимались попытки изыскать скотопрогонную тропу на
Ленские прииски из Забайкалья через пояс гольцов водораздела Витима и Олекмы. Все
они закончились неудачей. Изыскательские отряды пытались найти скотопрогонную
тропу, двигаясь с юга на север. П.А. Кропоткин, который согласился возглавить
очередную экспедицию, направился на юг от приисков, совершив плавание вниз по Лене, а
потом - пересечение Патомского нагорья. Пройдя около 3000 верст за три месяца, отряд
Кропоткина вышел к Чите. На основе маршрутной съемки была составлена карта,
проведена серия барометрических измерений, велись регулярные метеорологические
наблюдения, собраны коллекции геологических пород. Участник экспедиции молодой
преподаватель военного училища И.С. Поляков (1857-1887) провел обширные
зоологические сборы и сделал серьезное зоогеографическое обобщение полученных
материалов. Впоследствии Поляков, которому Кропоткин помог подготовиться к
поступлению в Петербургский университет, показал себя впоследствии незаурядным
исследователем: провел экспедиции в Саянах, на Сахалине, на северо-западе России, опубликовал
ряд работ по физической географии, метеорологии, антропологии, зоогеографии,
этнографии, стал хранителем Зоологического музея Академии наук в Петербурге.
Олекминско-Витимская экспедиция 1866 г. была наиболее результативной из всех
сибирских экспедиций Кропоткина. И главный ее результат - конечно, не изыскание
скотопрогонной тропы, а комплекс исследований, позволивших по-новому посмотреть на
многие проблемы географии и палеогеографии, геоморфологии, геологии,
климатологии Восточной Сибири.
1 К монографии "Отчет об Олекминско-Витимской экспедиции..." (СПб., 1875. 914 с.)
приложены карта масштаба 1:680 000, карта-схема района Ленских золотых приисков,
геологические разрезы, "сборник высот, определяемых барометрически" с обширным
пояснением. Все эти материалы наряду с другими использованы Кропоткиным в работе
"Общий очерк орографии Восточной Сибири", опубликованной в "Записках Рус. геогр.
о-ва по общей географии" (1875. Т. 5. С. 1-91). В приложении помещена "Карта
Восточной Сибири, части Монголии, Маньчжурии и Сахалина, масштаба 1:6 720 000".
Уже находясь в эмиграции Кропоткин возвращается к теме и публикует в
"Geographical Journal" (1904. Vol. 23. P. 176-207, 331-361) статью "The Orography of Asia". Он
готовит для издания в Брюсселе аналогичную работу, к которой пишет предисловие.
Перевод с французского текста этой работы, который редактировался Элизе Реклю, мы
и публикуем. Интерес представляет сжатый рассказ о том, как Кропоткин пришел к
своим взглядам на орографию Восточной Сибири.
256

2 Кропоткин читал в подлиннике книгу Карла Риттера (1779-1859) "Die Erkunde Von
Asien" (1839-1859. Bd. 1-9), издававшуюся в русском переводе с 1856 по 1879 г. под
названием "Землеведение Азии". При этом Кропоткину было поручено от РГО
редактировать перевод. Арест его весной 1874 г. помешал эту работу довести до конца. На
общем собрании РГО в конце года П.П. Семенов объявил об этом, заметив, что работа
Кропоткина была прервана "особыми обстоятельствами", и предложив кандидатуру
Г.Н. Потанина для завершения перевода книги Риттера.
Текст "Предисловия..." публикуется по машинописной копии французского текста с
рукописными пометками Элизе Реклю, хранящейся в Архиве РГО в С.-Петербурге
(Ф. 11). Книга "Urographie de la Siberie", изданная в Брюсселе в 1904 г., для
публикации в которой предназначался данный текст, отсутствует в библиотеках нашей
страны.
ВЫСЫХАНИЕ ЕВРАЗИИ (1904)
Вопрос о высыхании Евразии в послеледниковую эпоху широко обсуждался в
географической литературе второй половины XIX - начала XX в. Долгое время представление
о непрерывном и быстром высыхании находило гораздо больше сторонников, чем
противников, что объяснялось действительно наблюдавшимся довольно быстрым
понижением уровня Аральского моря, многих озер Западной Сибири и других регионов Азии.
Однако уже к началу XX в. стало очевидно, что изменения климата не носят характера
постоянного усыхания, а гидрологические наблюдения позволили установить повышение
уровня тех самых озер, которые в XIX в. быстро усыхали (см.: Воейков А.И. Колебания
климата и уровня озер Туркестана и Западной Сибири // Избр. соч. М.: Изд-во АН СССР,
1952. Т. 2. С. 178-185; статья опубликована в 1901 г.). В работах А.И.Воейкова и
других климатологов начали излагаться взгляды о колебаниях климата в прошлом и
настоящем.
Статья П.А. Кропоткина "Высыхание Евразии" представляет собой доклад,
прочитанный 1 февраля 1904 г. в Королевском географическом обществе (Лондон) и
напечатанный в "Geographical Journal" (1904. Vol.23, №6). Она вызывает значительный
интерес, так как в ней обобщены все основные доводы сторонников гипотезы
высыхания как следствия таяния ледникового покрова Евразии. Несмотря на то, что ко
времени доклада Кропоткина в печати появлялось все больше доводов против этой
гипотезы, он почти не уделяет им внимания, излагая собственные взгляды и не вступая в
полемику.
Тем не менее статья Кропоткина послужила катализатором дискуссии между
сторонниками и противниками гипотезы высыхания. Ряд возражений был высказан уже
при обсуждении доклада (см. прим. 18). Из откликов в России на статью Кропоткина
необходимо отметить работы Л.С. Берга (Высыхает ли Средняя Азия? // Изв. Рус.
геогр. о-ва, 1905. Т. 41, вып. 3) и А.И. Воейкова (Продолжается ли высыхание Туркестана
Центральной Азии // Избр. соч. М.: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 2. С. 313-317).
Спустя 10 лет Кропоткин вновь обратился к этой теме (Kropotkin P. On the dessication
of Eurasia and some general aspects of dessication // Geogr. J. 1914. Vol. 43, N 4. P. 451-458),
однако, новая статья содержала, по существу, лишь повторение положений работы
1904 г.
1 Под Центральной Азией, в соответствии с традициями англоязычной
географической литературы, Кропоткин подразумевает Среднюю и Центральную Азию как
единый регион.
2 Здесь и далее Кропоткин пользуется собственной схемой орографии Азии,
согласно которой поверхность восточной части Азии имеет террасовидный характер. Террасы
тянутся с северо-востока на юго-запад. Наиболее высокую террасу, простирающуюся от
северного Забайкалья до Тибета, Кропоткин называет высоким плоскогорьем, или
высоким плато. С юго-востока вдоль него тянется низкое плоскогорье, или нижняя
терраса. Еще ниже лежит уровень плоских возвышенностей. Каждая терраса плато
обрамлена прерывистой каймой окраинных хребтов, местами группирующихся в настоящие
альпийские складчатые страны. Вся система поднятий окружена низменностями, причем
257

граница между плоскими возвышенностями и низменностями не выражена. (См.:
Кропоткин П.А. Общий очерк орографии Восточной Сибири // Зап. Рус. геогр. о-ва по
общей географии. 1875. Т. 5. С. 1-91).
3 А.И. Воейков отмечал, что взгляд на высыхание Центральной Азии как на причину
великого переселения народов восходит еще к Э. Гиббону, т.е. к концу XVIII в., и
указывал на социальные предпосылки его (См.: Воейков А.И. Колебания климата...
С. 180).
4 Очевидно, речь идет о профессоре Санкт-Петербургского университета Роберте
Эмильевиче Ленце (См.: Ленц Р.Э. Наши сведения о прежнем течении Амударьи // Зап.
Рус. геогр. о-ва по общей географии. 1871. Т. 4. С. 83-172).
5 Оксус, Оке - античное название Амударьи.
6 См.: Ядринцев Н.М. Уменьшение вод в Арало-Каспийской низменности в пределах
Западной Сибири // Изв. Рус. геогр. о-ва. 1886. Т. 22, № 1. С. 53-62.
7 См.: Богуславский H.A. Волга как путь сообщения. СПб., 1887. В своей книге
Богуславский приходит к выводу, отличному от того, что приписывает ему Кропоткин:
"Мы должны прийти к заключению, что утверждать как аксиому, что горизонт Волги
понижается или повышается, что несомое ею количество воды уменьшилось или
увеличилось, что расход воды распределяется по временам года теперь иначе, чем прежде,
нет возможности, так как для этого нет наблюдений за продолжительное... время"
(С. 175).
8 Эктаг-Алтай - применявшееся иногда название для Монгольского и Гобийского
Алтая.
9 См.: CrollJ. Climate and time in their geological relations. London, 1875.
10 О какой работе С. Аррениуса идет речь, неясно. Специально вопросом о причинах
оледенения он не занимался.
11 Точное название работы: Marchi L. Le cause dell'era glaciale. Ricerca teorica delle
temperature e delle pioggie sulla superficie terrestre e che possono averla modificata nei precedenti
periodi geologici. Pavia: Fratelli Fusi, 1895.
12 Кропоткин имеет в виду работу: Dubois Ε. Die Klimate der geologischen Vereinigenheit
und ihre Beziehung zur Entwickelungsgeschichte der Sonne. Leipzig: Spohr, 1893.
13 Очевидно, Кропоткин имеет в виду издание: Atlos de Finlande. Helsingtors:
F. Tilgmann, 1899. В этом атласе помещена подробная карта четвертичных отложений
Финляндии.
14 Подробное описание обнажения, образовавшегося при прорыве оз. Хэйтиэйн в
Восточной Финляндии, приведено Кропоткиным в гл. IV "Исследований о ледниковом
периоде".
15 См.: Лопатин И.А. Дневник Витимской экспедиции 1865 года. СПб., 1895 (Зап. Рус.
геогр. о-ва по общей географии. 1895. Т. 28, № 1); Кропоткин П.А. Отчет об Оле-
кминско-Витимской экспедиции // Зап. Рус. геогр. о-ва общей географии. 1873. Т. 3.
C.I-XI, 1-681.
16 См. прим. 14.
17 См.: Почвенная карта Европейской России, составленная по почину и плану проф.
В.В. Докучаева проф. Н.М. Сибирцевым, Г.И. Танфильевым и А.Р. Ферхминым под
наблюдением ученого комитета Министерства земледелия и государственных имуществ.
М-б 1: 2 520 000. СПб., 1900.
18 После доклада Кропоткина был зачитан письменный отзыв Х.Дж. Маккиндера;
затем выступили Т. Холдич, О. Бленфорд, М. Конвей, О. Сили, президент
Географического общества Д. Фрешфилд, Дж. Флетт, Х.Р. Милль и О. Эванс. Изложение их
выступлений напечатано вслед за докладом Кропоткина. Большинство из них приводили
отдельные факты в поддержку гипотезы высыхания, и лишь Флетт и Милль коснулись
также теоретической стороны вопроса, причем первый отстаивал точку зрения о
колебательных изменениях климата Евразии, связанных с многократными сокращениями
и разрастаниями ледникового покрова. Милль указал, что крупномасштабное высыхание
должно нарушить баланс влаги в атмосфере и привести к увеличению влажности
климата в районах, не подвергающихся высыханию.
258

ПРИВЕТСТВИЕ СЪЕЗДУ УЧАЩИХ (1918)
П.А. Кропоткин выступил на съезде учителей Дмитровского уезда 30 августа 1918 г.,
примерно через месяц после своего переселения в Дмитров. Его интерес к педагогике,
возникший еще в юности, когда Кропоткин написал комментарий к книге известного
педагога-математика Адольфа Дистервега (СПб., 1870), сохранялся на протяжении всей
жизни. Особенно интересными признавались идеи "интегрального образования",
высказанные Кропоткиным в книге "Поля, фабрики, мастерские" (первое русское издание
вышло под названием "Земледелие, фабрично-заводская и кустарная промышленность и
ремесла" (Пер. с англ. А.Н. Коншина. М: Посредник, 1903. 214 с).
ЛЕДНИКОВЫЙ И ОЗЕРНЫЙ ПЕРИОДЫ, ИХ ПРИЗНАКИ (1919)
Рукопись научного доклада, последнего в жизни Кропоткина, сделанного им в
январе 1919 г. для сотрудников Дмитровского краеведческого музея, хранится в двух
вариантах; один - в Г АРФ, другой - в Дмитровском музее. Кропоткин читал доклад на
двух заседаниях: 16 января - в своем доме на Кооперативной (ныне Кропоткинская)
улице и 23 января - в помещении Музея. Некоторые фрагменты доклада опубликованы в
журнале "Наука и жизнь" (1976. Х° 10. С. 107-110).
1 Вопросам климатологии Кропоткин уделял немалое внимание на протяжении всей
жизни. Начав с проведения метеорологических наблюдений в сибирских экспедициях, он
стал одним из учредителей Метеорологической комиссии РГО, опубликовал статьи о
влиянии леса на климат и о прогнозах погоды в "Санкт-Петербургских ведомостях", ряд
заметок в "Известиях РГО". В своих научных обзорах "Recent Science", публиковавшихся
регулярно в журнале "Nineteenth Century", он неоднократно касался проблем погоды и
климата. Это статьи, посвященные достижениям в области полярных исследований,
созданию теории атмосферной циркуляции, разработке методов прогнозов погоды,
применению воздушных шаров для изучения верхних слоев атмосферы.
В одной из статей этой серии рассматривались послеледниковые изменения климата
(Nineteenth Century. 1894. Vol. 35. P. 149-157). Она начиналась с анализа доказательств
ледникового периода: "Если бы ледниковая теория основывалась только на наших
знаниях о воздействии ледников и ледяных покровов на горные породы, о характере
ледниковых отложений, которые рождаются на их поверхности, а также на
доказательствах того, что они никогда не были транспортированы текущей водой, и на
классификации этих отложений в валах, которые не могли быть созданы водой, - короче,
только на фактах динамической геологии - уже тогда она покоилась бы на прочной
основе. Но она располагает для своего подкрепления еще и целой армией
палеонтологических фактов, которые прямо доказывают охлаждение климата в то время, когда
огромный ледяной покров начинает отступать из умеренной теперь зоны; и она
поддержана сверх того всеми знаниями, недавно полученными относительно
послеледникового времени".
Кропоткин приводит палеоботанические и палеонтологические данные Э. Форбса,
Натхорста, Неринга, позволившие реконструировать послеледниковые ландшафты
Северной Европы. И делает следующий вывод:
"Очевидно, что в то время, как многочисленные ледяные покровы медленно
отступали к Северу, тундровая растительность сменялась степной и что в Европе обитали в
это время виды, которые мы теперь встречаем на берегах Арктического океана".
Кропоткин отмечает, что эта теория Неринга встретила во многом
неблагоприятную критику, но она была вызвана главным образом неправильным толкованием слова
"степь". В Западной Европе оно вызывало мысль о сухих пустынях, тогда как в
действительности это - синоним "прерий" и "пампасов": «Подразумеваются мягко
всхолмленные земли, покрытые степными травами, но не полностью безлесные. То, что
русские ботаники назвали "лесостепной зоной" Южной России, где растительность - леса
и степи находятся в борьбе друг с другом, было бы лучшим ответом на факты,
установленные Нерингом. Это также должно наводить мысль, что широкое
распространение степных земель неизбежно подразумевают засушливый климат, подобный тому,
какой преобладает в среднеазиатских пустынях. Однако Барабинская степь источена
259

бесчисленным количеством озер и слой дождевых осадков в этих степях так же, как в
Южной России, варьирует от 14 до 20 дюймов. Идея Неринга, таким образом, правильна,
поскольку подразумевается, что тундры, которые покрывали Среднюю Европу после
отступания ледяного покрова, постепенно вытеснялись лесами, но в то же время
большие пространства оставались безлесными. Это делает в действительности очень
вероятным, что в то время, как низкие и плоские заболоченные пространства,
погребенные под глинистыми моренными отложениями, покрывались болотистыми
лесами, подобно "урманам" на Оби и Иртыше, там оставались широкие пространства,
покрытые более проницаемыми ледниковыми и флювиогляциальными
отложениями, которые обретали облик прерий. На настоящий день мы можем видеть то же
самое как раз во влажном климате Амурского региона, в степных пространствах Биры и
Зеи».
Далее развивается "озерная тема": "У нас есть уверенные доказательства - мириады
озер покрывали Европу и Северную Азию так же, как Северную Америку, в течение
постгляциального периода. То, что мы теперь видим в озерных регионах Финляндии,
Канады, Северо-Запада России и северной части высокого плоскогорья Азии, было тогда
обликом всей страны. Повсюду мы находили следы мириадов и мириадов озер всех
возможных размеров. Мелководные вытянутые бассейны были врыты в скалистом плато
ледяными плугами: много старых дренажных каналов были заполнены моренными
отложениями, и текущая вода пропилила затем новые каналы тем же путем, которым
она действует теперь в Финляндии, где мы видим будущие реки, формирующиеся из
цепочки постепенно вытягивающихся озер.
Очень вяло начавшееся высыхание озер теперь набирает скорость, которую
некоторые геологи предвидели несколько лет назад. Они высыхали прямо на глазах.
Даже в относительно влажном климате Западной Сибири мы можем проследить за
высыханием озер группы Чаны, карта которых составлена менее чем 80 лет назад, и
видим деревни, выросшие на том месте, что было дном полвека назад. Однако в
Восточной Сибири и Средней Азии высыхание идет даже быстрее. Каспийское море
отделилось от Аральского в течение постгляциального периода и их
перемежающаяся связь через Сарыкамышское солоноватое озеро - еще более недавнего времени;
в то время как большой залив Айбугир на Аральском море полностью исчез после
1821 года.
Короче, мы можем смело заключить, что ледниковый век... предшествовал озерному
периоду, свидетелями конца которого мы являемся".
Публикуется по: Nineteenth Century. 1984. Vol. 35. P. 149-157 (пер. B.A. Маркина).
2 Николай Михайлович Барбот де Марни (1829-1877) - русский геолог, один из
ведущих деятелей С.-Петербургского общества естествоиспытателей.
3 Противники ледниковой теории (антигляциалисты) оставались при своих взглядах
еще до 1940-1950-х гг., когда с антигляциалистских позиций выступали Г.И. Пидопличко
и П.С. Макеев.
4 До поездки П.А. Кропоткина в Саянах побывал И.Г. Меглицкий, но он не обратил
внимания на следы древнего оледенения.
5 Карл Риттер развивал в своей книге "Землеведение Азии" сравнительный метод в
географии.
6 Впервые о проблеме высыхания озер Кропоткин высказался на обсуждении в РГО
сообщения Н.М. Пржевальского, вернувшегося из своей первой (Уссурийской)
экспедиции. Кропоткин возражал Пржевальскому, утверждавшему, что уровень озера Ханка
понижается из-за вырубания леса на его берегах.
7 Впоследствии, уже будучи в Англии, Кропоткин написал для журнала "Nineteenth
Century" статью о послеледниковых изменениях климата, в которой вернулся к своей,
видимо, еще в Сибири зародившейся идее озерного периода, сменившего
ледниковый.
8 См.: Берг Л.С. Аральское море. СПб., 1904; Он же. Высыхает ли Средняя Азия? //
Изв. Рус. геогр. о-ва. 1905. Т. 41, вып. 3.
9 Готовя свой доклад "Ледниковый и озерный периоды", П.А. Кропоткин набросал
следующий план работы:
260

ПРОСПЕКТ КНИГИ
"ЛЕДНИКОВЫЙ И ОЗЕРНЫЙ ПЕРИОДЫ"
Содержание
Ледниковый период - опальная часть геологии. - Почему? Большие колебания
климата на Земле, обнаруживаемые геологией, их причины. Изменение положения
земной оси. Главные вероятные изменения тепла, направленно испускаемого
Солнцем.
Ледниковый период. Постплиоценовый. - Не одни только колебания в размерах
ледников горных стран.
Изменение размеров ледяных покровов 7
Вероятное одновременное увеличение оледенения в Северном и Южном
полушариях 8
Ледяной покров Земли - его признаки 9
Формы гор и долин, прелесть их изучения 10
Бараньи лбы и изборождения, котлы 12
Ледниковый щебень, изборожденные валуны - отличительные признаки 13
Направления изборождения. - Перекрестное изборождение. - Предположение о
нескольких ледниковых периодах 19
Озы (...) их строение и положение 23
Состав наносов - перенос валунов 25
Валуны Средней России - невозможность разноса льдинами 27-30
Оледенение Сибири. Ее орография, строение 30
Следы оледенения в Саянах, в Патомском нагорье, на высоких плоскогорьях.... 33
Заключение о ледниковом покрове Северного полушария.
Его пределы в Европе 34
Несомненное распространение в Северной и Южной Англии, а также в
Северной России. Пластичность льда. Опытное доказательство. Расползание льда
под давлением 40
Озерный период 44
Лед[яные] покровы Антарктического материка и Гренландии. Размеры,
мощность 45
Как должно происходить их таяние 46
Образование громадных озер. Образование рек из цепей озер, соединенных
быстринами рек. Примеры из Финляндии 49
Большие реки. Их долины состоят из озерных впадин, соединенных узкими
долинами 50
Человек Озерного периода 57
Утес в Хестингсе 58
Успешные исследования Полякова 59
Дмитров 60
Прибавление.
Таяние ледяного покрова 61
Влияние ветра 62
Образование лёсса, его распространение 62
Сколько десятков тысячелетий прошло с тех пор, как началось таяние
ледяного покрова 64
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 96. Машинопись.
ИЗ ПЕРЕПИСКИ
1 Впервые публикуемое письмо Ф.Р. Остен-Сакену от 6/18 сентября 1871 г. имеет
важное значение для понимания одного из поворотных моментов в биографии П.А.
Кропоткина - его отказа от должности секретаря РГО. В "Записках революционера",
написанных спустя 30 лет, он мотивирован исключительно стремлением к деятельности
261

по социальному преобразованию России, приведшим Кропоткина в 1872 г. в
революционное "Большое общество пропаганды" (кружок "чайковцев").
Текстуально это письмо почти полностью совпадает с другим - написанным в тот же
день брату Александру (см.: Петр и Александр Кропоткины: Переписка. М.; Л.: Academia,
1933. Т. 2. С. 259-261).
Федор Романович Остен-Сакен - секретарь Русского географического общества в
1864-1871 гг., директор Департамента внутренних сношений Министерства иностранных
дел.
Перед отъездом в экспедицию в Скандинавию Кропоткин занимался подготовкой к
печати четвертого тома русского перевода книги К. Риттера "Землеведение Азии" (см.:
Изв. Рус. геогр. о-ва. 1870. Т. 6, № 8).
2 В письме, отправленном П. А. Кропоткиным П.П. Семенову из Финляндии, речь
идет о работе над монографией "Исследования о ледниковом периоде". Вопреки
распространенному мнению, что книга была написана в условиях заключения, из письма ясно,
что к моменту ареста Кропоткина в марте 1874 г., по крайней мере, ее первая часть была
закончена. Конечно, как видно из черновиков, автор многие Mecva рукописи
переписывал заново или многократно правил. Вскоре же после ареста РГО подготовило
ходатайство о разрешении П.А. Кропоткину работать над рукописью книги в тюремной камере.
Выяснив все возможности, П.П. Семенов отправил столоначальнику III отделения
Канцелярии Его Величества следующее письмо:
Доверительно
27 апреля 1874 г.
№391
Его превосходительству
Э.Н. Фуксу
Милостивый государь Эдуард Николаевич!
...Находящемуся под арестом П. Кропоткину возможно будет исходатайствовать
дозволение продолжать занятия свои по окончании возложенного на него
Географическим обществом поручения в случае, если со стороны Общества последует об этом
официальное заявление.
На основании вышеизложенного я как вице-председатель Императорского Русского
географического общества имею честь уведомить Вас, милостивый государь, что
разрешение князю Кропоткину докончить отчет по экспедиции, совершенной им в Финляндию
по поручению Общества, было бы крайне желательно в видах научной пользы, и
Географическое общество было бы премного обязано Вашему Превосходительству, если
бы такое разрешение могло быть исходатайствовано.
Покорнейше прошу Вас, милостивый государь, принять уверение в совершенном
моем почтении и преданности.
Семенов
Можно привести еще один документ, связанный с арестом П.А. Кропоткина и
отношением к нему в Географическом обществе. Это письмо председателя Отделения
физической географии барона Ф.Р. Остен-Сакена вице-председателю РГО П.П. Семенову, в
соответствии с которым можно предполагать, что где-то еще могут быть обнаружены
неизвестные бумаги П.А. Кропоткина.
Его превосходительству П.П. Семенову
Доверительно
Милостивый государь, Петр Петрович!
Вашему превосходительству может быть уже известно о печальной участи,
постигшей П.А. Кропоткина. Он арестован и содержится в секрете. Между тем у него находится
много книг и ученых материалов, в том числе рукопись о результатах поездки в
Финляндию, принадлежащих по праву Географическому обществу.
Я счел своею обязанностью довести об этом до сведения Вашего, на случай если бы
со стороны общества было признано возможным принять какие-либо меры для
получения этих рукописей.
262

Я был на квартире князя Кропоткина и мне там сказали, что все его вещи находятся
у квартирной хозяйки и что в случае предъявления записки за подписью Кропоткина
вещи могут быть выданы.
Оставаясь в надежде, что со временем можно будет что-либо сделать и для
облегчения участи нашего сочлена, я прошу Вас принять уверение в отличном почтении и
совершенной преданности.
Ваш покорный слуга
Ф. Остен-Сакен
10 апреля 1874 г.
3 Это; по-видимому, первое письмо, отправленное Кропоткиным из-за границы
старым друзьям. Ответ А.Э. Норденшельда не обнаружен, но он, очевидно, был, так как
среди архивных документов Кропоткина имеется участок карты с нанесенным на него
маршрутом шхуны "Провен", на которой Норденшельд совершил плавание в устье
Енисея в 1876 г.
4 Джон Скотт Келти (1840-1927) - английский географ. В 1880-х годах - помощник
редактора, затем редактор журнала "Nature". С 1885 г. - библиотекарь Королевского
географического общества, с 1892 г. - помощник секретаря, с 1899 г. - секретарь.
Кропоткина и Келти связывали не только общие научные интересы, но и дружба. В архиве
этого общества хранятся более 90 писем Кропоткина Келти.
Письма Кропоткина Дж.С. Келти, Д.У. Фрешфилду и Х.Р. Миллю, копии с которых
представлены профессором Даремского университета (Великобритания) Дж. Слэттером,
публикуются впервые.
5 Кропоткин говорит о своем сотрудничестве с Э. Реклю в написании
фундаментального труда "Всемирная география".
6 Иероним Иванович Стебницкий (1832-1897) - военный топограф, исследователь
Кавказа, Средней Азии и Ирана.
7 Михаил Петрович Драгоманов (1841-1895) - публицист, историк, фольклорист; был
членом Юго-Западного отдела РГО, активный участник русского революционного
движения; с 1876 г. в эмиграции.
8 Лев Ильич Мечников (1838-1888) - географ, участник русского революционного
движения и итальянского Risorgimento. В своей книге "География и великие исторические
реки" развивал теорию влияния природной среды, в особенности рек, на человеческое
общество.
9 Генри Лансделль (1841-1919) - англиканский священник, в 1882 г. совершил поездку
в Россию специально для знакомства с русской пеницитарной системой. Характеристика
условий, в которых пришлось работать Лансделлю, а также его отчета даны
Кропоткиным в книге "В русских и французских тюрьмах". "Contemporary Review" - журнал,
издававшийся в Лондоне с 1869 г.
10 Дуглас Уильям Фрешфилд (1845-1934) - английский географ, исследователь
горных районов земного шара, альпинист. В 1868 г. вместе с Ч.Р. Такером, A.B. Муром и
Ф. Девуассоном исследовал Кавказ, поднимался на Казбек и Эльбрус. Экспедиция
описана в кн.: Freshfield D.W. The exploration of the Caucasus: 2 vol. London, 1896. Президент
Королевского географического общества в 1914-1917 гг.
Публикуемое письмо свидетельствует о положительном отношении Кропоткина к
членству в Королевском географическом обществе и разрушает легенду о том, будто бы
он отказался от членства в обществе, находящемся под покровительством английского
короля (см.: Woodcock С, Avakumovicl. The anarchist prince. London, 1971. P. 227).
11 Речь идет об одной из статей, публиковавшихся начиная с 1890 г. в журнале
"Nineteenth Century" и составившей впоследствии известную книгу Кропоткина "Взаимная
помощь".
12 Хью Роберт Милль (1861-1950) - английский географ, метеоролог. Библиотекарь
Королевского географического общества в 1892-1900 гг. В 1900-е годы - один из
реорганизаторов Британской метеорологической службы, много занимался вопросами водных
ресурсов. Читал курсы общедоступных лекций по географии в Лондонском и
Оксфордском университетах.
^ Планы Кропоткина прочитать циклы лекций для слушателей общедоступного
университетского курса (в оригинале - University Extension), видимо, не осуществились.
263

14 Этель Лилиан Войнич (1864-1960) - английская писательница; была связана с
польским и русским революционным движением.
15 Кропоткин ездил в Дерпт (Тарту) в июле 1868 г. У профессора Дерптского
университета Л.Э. Шварца хранились неопубликованные данные астрономических наблюдений
Сибирской экспедиции РГО 1857-1859 гг. См. письмо Кропоткина брату Александру от
18 июля 1868 г. (П. и А. Кропоткины. Переписка. М.; Л.: Academia, 1933. Т. 1. С. 214-215).
16 Имеется в виду "Географо-статистический словарь Российской империи",
изданный под редакцией П.П. Семенова в 1883-1885 гг. в 5 т.
17 Международный географический конгресс, на котором в качестве представителей
России присутствовали Д.Н. Анучин и Ю.М. Шокальский, состоялся в 1895 г. в Лондоне.
Кропоткин выступил на конгрессе при обсуждении доклада швейцарского лимнолога
Ф. Фореля, исследовавшего колебания ледников в Альпах. По-видимому, кто-то из
русских делегатов передал Кропоткину письмо П.П. Семенова, ответом на которое
является публикуемое письмо.
18 Джеймс Мэйвор (1854-1925) - профессор политической экономики в Университете
в Торонто (Канада). Переписка Кропоткина с Мэйвором содержит интересные сведения
о поездках Кропоткина в США и Канаду и об истории переселения в Канаду русских
духоборов.
19 Ричард Карлович Маак (1825-1886) - исследователь Сибири и Дальнего Востока;
преподавал естествознание в ряде учебных заведений Иркутска. В "Записках
революционера" Кропоткин говорил, что решение отправиться после окончания Пажеского
корпуса в Восточную Сибирь было принято им в значительной степени под влиянием
описания экспедиции Маака в Уссурийский край.
20 Джон Муррей (1841-1914) - один из основоположников современной
океанографии, организатор систематических океанографических съемок на судне "Челленджер";
Альбрехт Пенк (1858-1945) - немецкий геоморфолог, профессор Венского университета,
в 1906-1926 гг. директор Института географии и океанологии Берлинского университета;
Йозеф Партч (1851-1925) - немецкий географ, профессор Бреславльского и Лейпциг-
ского университетов; Александр Зупан (1847-1920) - немецкий географ, автор
фундаментального университетского курса "Основы физической географии", в 1884-1909 гг.
редактор известного географического журнала "Petermann's geographische Mitteilungen".
21 Джеймс Дана (1813-1895) - американский геолог, составивший химическую
классификацию минералов. В 1873 г. выступил с теорией сжатия Земли в результате остывания;
изложил свои представления о геосинклиналях как о предшествующих горообразованию
формированиях земной коры. Кропоткин посвятил разбору теории Дана одну из статей,
публиковавшихся в рубрике "Современная наука" в журнале "Nineteenth Century".
22 Помимо работы для Британской энциклопедии, Кропоткин написал несколько
статей для Энциклопедии Чемберса, издававшейся в Эдинбурге, в частности, большие
обзорные статьи "Россия" и "Сибирь", содержащие комплексное географическое
районирование описанных территорий.
23 Кропоткин имеет в виду статью "Origin of mountains", напечатанную в "Nineteenth
Century" (1897. Vol. 42. P. 799-807). В 1900 г. статья на эту тему не была напечатана.
24 Письмо написано в связи с намечавшимся приездом П.К. Козлова в Лондон, где он
прочитал в ноябре 1910 г. доклад о своих путешествиях по Монголии, начиная с 1880 г.
Подготовка к встрече Козлова отражена в ряде писем Кропоткина секретарю
Королевского географического общества Дж. Келти (R.G.S. Archieves. Согг. block 1881-
1910. Kozloff Р.К. file) и Келти Козлову (Αρχ. Рус. геогр. о-ва. Ф. 18. Оп. 3. № 160). Из
писем видно, что Кропоткин принял в организации этой поездки самое горячее участие.
Подробности единственной встречи двух географов почти неизвестны. В кратких
воспоминаниях о Кропоткине Козлов писал лишь, что они "до упоения... увлеклись беседой о
Тибете, Монголии, о тогда только что открытом мною мертвом городе Хара-Хото.
Вместе с П.А. Кропоткиным я был на банкете Лондонского географического общества,
присудившего мне тогда свою золотую медаль" (Там же. Оп. 1. JNfe 129). Письмо
адресовано на курорт Берк (Франция), где Козлов отдыхал и лечился летом 1910 г.
25 По-видимому, Кропоткин не был знаком с Л.С. Бергом, хотя последний в своих
публикациях дважды упоминал научные работы Кропоткина, издававшиеся за границей.
Работу "Высыхание Евразии" Берг воспринял критически. Не согласившись с тезисом о
прогрессирующем высыхании, сослался на свои данные о повышении уровня воды в
264

Аральском море, к основным же идеям книги "Взаимная помощь как фактор эволюции"
отнесся весьма благожелательно.
26 К сожалению, пока не обнаружено обращение Кропоткина к Л.С. Бергу с
просьбой прислать новейшие данные об абсолютной высоте Иркутска. Берг ответил
открыткой ("карточкой"):
Л.С. БЕРГ- П.А. КРОПОТКИНУ
Москва, Долгоруковская, 38, кв. 7
14 ноября 1917
Глубокоуважаемый Петр Алексеевич!
Сообщаю Вам интересующую Вас высоту Иркутска.
По данным, опубликованным в 1913 г., нуль барометра иркутской обсерватории
находится на абс. высоте 218,9 сажени = 467,0 м. На этой высоте барометр находится с
1887 г. В 1874-1878 гг., когда наблюдения проводил Усольцев, барометр был на высоте
433,6 м (исправлено согласно новейшим данным). Бще можно прибавить, что основание
ограды церкви Св. Креста в Иркутске лежит на абс. вые. 206,9 сажени = 441,4 м, а
астрономический столб на 4,5 сажени = 9,6 м ниже основания ограды церкви Св. Креста.
По этим данным можно вывести высоту барометра и за время, предшествующее 1874 г.
Искренне уважающий Вас Л. Берг
Сохранилась еще одна почтовая открытка, посланная Бергом Кропоткину в
Дмитров:
Л.С БЕРГ-П. А. КРОПОТКИНУ
Москва, Долгоруковская, 38. кв. 7
14 декабря 1917 г.
Глубокоуважаемый Петр Алексеевич!
Вы спрашиваете про Николая Яковлевича Цингера. Мы с ним в Петербурге
довольно часто встречались в Географическом обществе, где он состоит председателем
Отделения математической географии. Он за последнее время опубликовал в "Известиях
Академии наук" несколько прекрасных статей о проекциях (между прочим - для карты
России). Он теперь генерал от инфантерии (в отставке) и заслуженный профессор
Военной академии. Адрес его: Петроград, Торговая, 3.
Искренне уважающий Вас Л. Берг
Еще одна открытка, посланная Бергом Кропоткину заставляет полагать, что ей
предшествовало письмо, в котором Кропоткин спрашивал о судьбе Цингера, с которым
он встречался в пору своей работы в РГО в 70-х годах XIX в. Н.Я. Цингер (1842-1918) -
астроном и геодезист, окончил в 1863 г. Артиллерийскую академию в Петербурге, в
которую одно время хотел поступить молодой Кропоткин.

ИМЕННОЙ
Августин 188
Агассис Л. 109, 130, 136, 144, 146, 164, 166,
167,249,251
Александровская O.A. 6
Алибер 50-54
Антошко Е.Ф. 27
Анучин Д.Н. 264
Аррениус С. 214, 258
Астауров Б.А. 129
Аткинсон 62
Бакунин М.А. 16
Бакшевич 32, 35
Бар 81
Барбот де Марни Н.П. 90, 115, 154, 155,
224, 260
Бастиан Р. 8
Безант А. 254
Берг Л.С. 27, 230, 232, 241, 257, 260, 264, 265
Берггрен 164
Бётлингк В. 94, 98, 246
Бианкони (Бьянкони) 166, 177, 178
Бирюков A.B. 99, 165, 205, 217, 218, 236,
237, 239, 263
Блаватская Е.И. 254
Бленфорд О. 258
Богданов А.П. 77, 242
Богуславский H.A. 212, 258
Боднарский М.С. 27
Бойко Н.В. 6
БоллДж. 166, 173, 176
Бондарев Л.Г. 235
Борщов И.Г. 77
Брандес Г. 19
Браун Р. 95, 160, 246, 249
Брони Г. 23
Броньяр 125
Бутенев Н. 135
Бух Л. 221
Буше П. 204
Бэкон Ф. 192
Бэр K.M. 161
Вайпрехт К. 14, 163
Вайсбах 179
Венец И. 146, 221
Венюков М.И. 12
Вернадский В.И. 27
266
УКАЗАТЕЛЬ
Вертейнс 176
Виик Ф. 94, 246
ВильдГ.И. 11,81,243
Вилькицкий Б.А. 14
Виноградский С.Н. 19
Воейков А.И. 11, 13, 214, 257, 258
Войнич Э.-Л. 237, 264
Вольф 204
Гайдингер 52
Гедин С. 205-207, 210, 255, 256
Гейки А. 225
Гейки Дж. 119, 133, 158, 182, 225, 226
Гейм А. 179,251
Гексли Т. 20, 23, 24
Гельмгольц Г. 166, 179
Гельмерсен Г.П. 8, 17, 77, 78, 94, 152, 153,
155, 158, 242, 246
Генрих VII 202
Гер ПО, 115
Герасимов И.П. 28
Гершель Дж. 169
ГетеИ.В. 189, 190
Гиббон Э. 258
Гоббс Т. 23
Годвин-Остин P.A. 88
Гольдсмит М.И. 6
Гомер 187, 188
Гопкинс 166, 169-172, 176, 179, 247
Гордон 168
Горький A.M. 19
Гревингк К.И. 86, 244, 245
Гукер Дж. 88; 245
Гумбольдт А. 8, 14, 190
Гумелиус О. 94
Гюго В. 17
Гюйо Ж.-М. 24
ДанаДж. 120,239,264
Данте 189
Дарвин Ч. 14, 22, 23, 168, 192, 193, 198, 253,
254
Дебре ПО
Девуассон Ф. 263
Дезор Э. 96, 109, ПО, 112, 166, 167, 246
Деканавидех 197
Джексон Ф. 22
Дистервег А. 259

Докучаев В.В. 27, 217, 258
Доманн Б. 207
Драгоманов М.П. 236, 263
Дулокс132
Дюбуа Э. 214, 258
Дюма 52, 181
Дюроше 125
Бвреинов 52
Жаклен 52
Зупан А. 239, 264
Зюсс Э. 27
Иностранцев A.A. 78, 118, 133-135, 156,
242, 246
Кабот Дж. 202
Кабот С. 202
Кант И. 24, 191, 192
Карлсон В. 130
Карпинский А.П. 154, 155
Картье Ж. 203
Келти Дж. С. 17, 236, 238, 240, 241, 263, 264
Кен 163, 165
Керенский А.Ф. 25
Кесслер К.Ф. 23, 243, 254
Кинаган 123, 127, 131, 156, 157
Клеменц Д.М. 239
Клоз М. 121, 122, 124, 125, 127, 130-135,
138, 148, 150, 156
Козлов П.К. 205, 239, 240, 256, 264
Колумб X. 202
Конвей М. 258
КонтО. 11,219
Коншин А.Н. 259
Копеланд ПО
Крайнер Н.П. 248
Кривошапкин М.Ф. 73
Кристи 168
Кролл (Кролль) Э. 22, 166, 180, 213, 247,
258
Кропоткин A.A. И, 262
Кропоткин П.А. 77-79, 86-89, 94, 95, 167,
187,194, 195, 234-265
Крыжин И.С. 53, 54, 69, 75
Кэйзерлинг 130
Кювье Ж. 221
Лайель Ч. 14, 63, 67, 88, 144, 146, 147, 183,
221,245
Лансделль Г. 236, 263
Латкин Н.В. 245
Лаубе Дж. 95,97
Леббок 193
Лебедев Н.К. 7
Левашов А.К. 244
Ленин В.И. 26
Ленц Р.Э. 210, 258
Линг 93
Литке Ф.П. 8
Литтлдель 205
Личков Б.Л. 27
Ломоносов М.В. 13
Лопатин И.А. 90, 239, 244, 245, 258
Маак Р.К. 238, 264
Макеев П.С. 260
Макинтош 89
Мальтус Т. 23
Маркин В. А. 7, 29, 185, 199, 204, 260
Марко Поло 255
Марков К.К. 28
Маркхэм К. 205
Мартен (Мартине) Ш. ПО, 125, 150, 170
Марчи Л. 214, 258
Меглицкий И.Г. 12, 32, 33, 35, 43, 46, 47, 75,
260
Мельгунов СП. 26
Мензбир М.А. 28-29
Мечников Л.И. 236, 263
Миддендорф А.Ф. 12, 14, 91, 161, 162, 224,
245, 247, 250
Милль Х.Р. 237, 258, 263
Мильнер С.Л. 6
Мич Л.У. 163, 250
Монкольм 204
Мондевилл 193
Морен 174
Мосли 166, 169, 177, 178
Мур A.B. 263
Муравьев H.H. 61
Муррей Дж. 239, 264
Мурчисон Р. 118, 123, 135, 154, 156, 157
Мушкетов И.В. 239
Мэйвор Дж. 6, 238, 264
МэтьюзУ. 173,176-178
Нансен Ф. 22
Натхорст 259
Норинг 259, 260
Ницше Ф. 24
Норденшельд К. 158, 159
Норденшельд Н.А.Э. 16, 80, 95, ПО, 125,
159, 164, 165, 180, 235, 243, 263
Ноульз Дж. 20
Ньюберри Дж. 93
Обручев В.А. 28
Олькотт Г. 254
Остен-Сакен Ф.Р. 233, 261-263
Падмор 237
ПайерЮ. 14,95, ПО, 165
Пайкуль 104, 129, 136, 146
267

ПалласП.С. 13,208
Парри 146
Партч Й. 239, 264
Пенк А. 19,239,264
Петрарка Ф. 189
Петтерссон О. 180, 181
Пешель О. 229
ТТидопличко Г.И. 260
Поляков И.С. 118, 216, 248, 254, 256, 261
Понселе 176, 179
Попов 43
Пост Л. 16, 81, 104, 109, 128, 138, 141, 146,
243
Потанин Г.Н. 257
Пржевальский Н.М. 17, 206, 207, 255, 256,
260
Пузыревский Н.Д. 181
Пумпелли Р. 8, 88, 245
Пфафф 166,179
Радде Г.И. 45-48, 51, 53, 54, 71, 75
Рандю 166, 167, 181
Рачинский С.А. 23
Ребиндер М.П. 14, 15, 243
Рейи 176, 177
Реклю Э. 17, 20, 23, 27, 28, 226, 236, 239,
256, 257, 263
Рили 173
Ринк X. 146, 160, 163, 164, 249, 250
Риттер К. 12, 209, 225, 234, 257, 262
Рихтгофен Ф. 205, 255, 256
Роберт 94
Роберте 237
Роборовский В.И. 239
Рулье К.Ф. 22
Рупрехт Ф.И. 77, 242
Руссо Ж.-Ж. 23
Рыкачев М.А. 81,243
Рьюз М. 29
Рюбенсон 81
Рютимейер Л. 96, 98, 246
Садлер 237
Сазерленд П. 160, 249
Сванберг 81
Северцов H.A. 77, 85, 87, 242, 247
Седерхольм 215
Семенов (Семенов-Тян-Шанский) П.П. 8,
17, 27, 234, 243, 257, 262
Сен-Венан 169, 178
Сефстрем 125
Сибирцев Н.М. 258
СиденбладЕ. 130, 141, 185
Сидоров М.К. 13
Сили О. 258
Силлимен Б. 93, 245
Слэттер Дж. 263
Соколов B.C. 5, 6
Соссюр О.Б де 109, 166, 171, 251
Софокл 188
Спенсер Г. 11, 22
Старостин Е.В. 6, 209, 240
Стебницкий И.И. 236, 263
Такер Ч.Р. 263
Танфильев Г.Н. 258
ТаскинМ.А. 31
Теннисон А. 200
Тернебом А. 124, 125, 130, 131, 139, 141,
142, 152, 185
Тиддеман Р. 89
Тимофеев-Ресовский Н.В. 29
Тиндаль Дж. 105, 169-173, 176-179, 186, 226,
227,247,251
Толстой Л.Н. 19
Толль Э.В. 239
ТомсонУ. 166, 169,251
ТорелльО. 17, 81, 118, 243
Треска 169, 173-175, 178, 179, 227
УаллигДж. ПО
Ударцев С.Ф. 7
Уивелл 166, 170
Уитмен У. 190
Уитни Дж.Д. 93, 245, 246
Уоллес А.Р. 253
Усольцев А.Ф. 65
ФаврА.96, 108, 112, 147
Файерабенд П. 28
Фарадей М. 251
Федченко O.A. 239
Ферхмин А.Р. 258
Фламмарион К. 17
Флетт Дж. 258
Форбс Дж. 94, ПО, 163, 166-172, 176-181,
250,251,259
Форель Ф. 264
Форхгаммер Г. 153, 154, 157
ФохтК. ПО
Фрешфилд Д. 236, 258, 263
Фройд 177
Фукс Э.Н. 262
Фэйрберн 179
Харт Ч.Ф. 87, 245, 249
Хатчинсон Ф. 192
ХейглинЧ. 112, 146
Хейес 162
ХейчкинТ. 110
Хельм 166
Хивуд 240
Хидениус Р. 96, 130, 246, 263
Хоббс У.Г. 192, 198
Ходкинсон 179
Холдейн Дж. 29
268

Холдич Т. 258
Хольмстрем Л. 97, 107, 108, 246
Цингер Н.Я. 265
Чекановский А.Л. 87, 91, 239, 244, 245
Черепанов Е.А. 31, 50
Черский И.Д. 87,91,92,245
Чертков В.Г. 238
Чехов А.П. 19
Чьерульф112, 123, 125, 150
Чэмберс 150
Шамплень С. 203, 204
Шапиро А. 6
Шарпантье Ж. ПО, 136, 146, 166, 167, 251
Шафтсбери А.Э.К. 192
Шварц Л. 33, 34, 43, 44, 53, 86, 208, 209, 238,
264
ШекспирУ. 189
Шелли П.Б. 190
Шиллер Ф. 186, 190
Шиллинг Н.Г. 13
Шлагинтвейт А. 164
Шмидт Ф.Б. 8, 14, 90, 91, 118, 124', 127, 130,
223, 224, 242
Шокальский Ю.М. 264
Штилер 207, 216
Штубендорф Ю.И. 33, 75
ШтудерГ. ПО
Щукин Н.С. 75
Эванс О. 258
Эрдман А. 12, 78, 81-83, 101-105, 116-118,
121-126, 129, 136-143, 147, 148, 150-152,
158, 161, 181, 185, 224, 243, 244
Эрман А. 243, 245, 250
Эсхил 188
Эфроимсон В.П. 29
Юм К. 192
Ядринцев Н.М. 212, 258
ЯнгТ. 168
Яншин А.Л. 6
Avakumovich I. 263
Jentch Α. 154
Jukes В. 131
Haughton 131, 133
Koldewey К. 95
Копе E.K. 250
Kupfer Α. 75
Le Conte J. 96, 246
Matthews W. см. Мэтьюз У.
Meech L.W. 250
Meglitzky I. см. Меглицкий И.Г.
Sedgwick 133
Stolpe 143
Todes D.P. 23
Woodcock G. 263

СОДЕРЖАНИЕ
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО. B.C. СОКОЛОВ 5
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ 6
П.А. КРОПОТКИН И НАУКИ О ЗЕМЛЕ. В.А. МАРКИН 7
ЗАМЕТКИ О ВЗАИМОСВЯЗИ ПРЕДМЕТОВ - ЯВЛЕНИЙ В ПРИРОДЕ (1862) 30
ПОЕЗДКА В ОКИНСКИЙ КАРАУЛ 31
ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ ОТДЕЛЕНИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ
РУССКОГО ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 30 апреля 1871 г 77
ПИСЬМА ИЗ ФИНЛЯНДИИ И ШВЕЦИИ (1871) 80
О СЛЕДАХ ЛЕДНИКОВОГО ПЕРИОДА В СИБИРИ (1876) 85
ГЛАВЫ ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО 2-го ВЫПУСКА "ИССЛЕДОВАНИЙ
О ЛЕДНИКОВОМ ПЕРИОДЕ" (1874-1876) 100
ТЕМПЕРАТУРА ГРЕНЛАНДСКОГО ЛЕДНИКОВОГО ПОКРОВА (1876-1877) 160
ПЛАСТИЧНОСТЬ ЛЬДА (1878)..... 166
ОЗЫ ФИНЛЯНДИИ (1897) 182
ПОЭЗИЯ ПРИРОДЫ (1895-1896) 186
ЭТИЧЕСКИЙ УРОК ПРИРОДЫ (1905) 192
КАНАДА И КАНАДЦЫ (1897) 200
РЕЗЮМЕ К ДОКЛАДУ С. ГЕДИНА "ТРЕХЛЕТНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ" 8 декабря 1902 г 205
ПРЕДИСЛОВИЕ К ОБЩЕМУ ОЧЕРКУ ОРОГРАФИИ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ"
(1904) 208
ВЫСЫХАНИЕ ЕВРАЗИИ (1904) 210
ПРИВЕТСТВИЕ СЪЕЗДУ УЧАЩИХ (1918) 219
ЛЕДНИКОВЫЙ И ОЗЕРНЫЙ ПЕРИОДЫ, ИХ ПРИЗНАКИ (1919) 221
ИЗ ПЕРЕПИСКИ 233
КОММЕНТАРИЙ И ПРИМЕЧАНИЯ 242
ИМЕННОЙ УКАЗ АТЕЛЬ 266

Научное издание
ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНЫЕ РАБОТЫ
(Научное наследство; Т. 25)
Утверждено к печати
Архивом РАН и Редколлегией серии
"Научное наследство"
Заведующая редакцией "Наука - биосфера,
экология, геология" A.A. Фролова
Редактор Л.И. Приходько
Художественный редактор Г.М. Коровина
Технический редактор З.Б. Павлюк
Корректоры A.B. Васильев, Г.В. Дубовицкая,
В.М. Ракитина

Набор и верстка выполнены в издательстве
на компьютерной технике
ЛР № 020297 от 23.06.1997
Подписано к печати 27.04.98
Формат 70 χ 100 Vi6· Гарнитура Тайме
Печать офсетная
Усл.печ.л. 22,2. Усл. кр.-отт. 23,23. Уч.-изд.л. 25,42
Тираж 560 экз. Тип. зак.3645.
Издательство "Наука"
117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., 90
Санкт-Петербургская типография "Наука"
199034, Санкт-Петербург В-34,9-я линия, 12