Автор: Репина Л.П.
Теги: социология история история женщин очерки истории хрестоматия история мужчин
Год: 2002
Текст
Институт всеобщей истории РАН
Государственный университет гуманитарных наук
Л.П. Репина
ЖЕНЩИНЫ И МУЖЧИНЫ
В ИСТОРИИ:
НОВАЯ
КАРТИНА
ЕВРОПЕЙСКОГО ПРОШЛОГО
Очерки. Хрестоматия
Рекомендовано
Учебно-методическим объединением
по классическому университетскому образованию
Министерства образования РФ
к использованию в качестве учебного пособия
по спецкурсу для студентов, обучающихся
по специальности 020700 — «История»
Москва
РОССПЭН
2002
ББК 60.54
Р 41
Данное издание выпущено при поддержке благотворительной
организации Институт «Открытое общество» (Фонд Сороса)
в рамках Женской Сетевой программы.
Репина Л.П.
Р 41 Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейско¬
го прошлого. Очерки. Хрестоматия. — М.: «Российская поли¬
тическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. — 352 с.
В книге рассмотрены становление и развитие женских и гендер¬
ных исследований в историографии — весьма заметное социальное и
культурное явление современности, а также представлены наиболее
значимые результаты гендерно-исторических исследований, заста¬
вившие во многом пересмотреть сложившуюся в историографии
картину европейского прошлого. Используется конкретно-истори¬
ческий материал, относящийся к истории крупнейших западно-ев¬
ропейских стран, а также проводится сопоставление данных по раз¬
ным регионам Европы. Особое внимание уделяется переломным
эпохам европейской истории. Намечены открывающиеся перед ис¬
ториками перспективы реинтерпретации европейского прошлого с
учетом гендерного измерения.
В книге содержится обширный образовательный компонент, учи¬
тывающий потребности современного исторического знания: пред¬
ставлена учебная программа специального курса, имеющего целью
раскрыть теоретические предпосылки, исследовательские подходы,
методологические поиски и результаты конкретных исследований по
основным направлениям и сюжетным узлам гендерной истории Ев¬
ропы. Включен значительный объем текстов источников по гендер¬
ной истории и обширная систематизированная библиография, кото¬
рая будет полезна и специалистам, и тем, кто делает первые шаги в
огромном исследовательском поле гендерной истории.
ISHN 5 S243 - 0313 - 4
© Л.П. Репина, 2002.
© Институт всеобщей истории РАН
(ИВИ РАН), 2002.
© Государственный университет гума¬
нитарных наук, 2002.
© «Российская политическая энцик¬
лопедия» (РОССПЭН), 2002.
ОТ АВТОРА
Представляемая на суд читателей книга — результат много¬
летних исследований. С проблематикой истории женщин и
гендерной истории я впервые столкнулась в конце 1970-х гг. в
ходе изучения современной историографии и различных на¬
правлений в социальной истории второй половины XX в., ко¬
торые и составляли основной предмет моего научного интере¬
са. В то время тематика женских и, особенно, гендерных ис¬
следований выглядела совершенно экзотической и в западной
исторической науке, не говоря уже о советской историографии,
опирающейся на методологию догматизированного историчес¬
кого материализма, в которой царил классовый подход и не
было места для таких категорий анализа как биологический
или социальный пол. За прошедшие четверть века ситуация ра¬
дикально изменилась, и теперь гендерный подход в социаль¬
ных и гуманитарных науках, включая историю, обрел не только
полноправие, но и популярность. То приращение историческо¬
го знания, которым современная наука обязана истории жен¬
щин и гендерной истории, переоценить невозможно.
Так или иначе' в опубликованных во второй половине 1980 —
начале 1990-х гг. работах по социальной историографии второй
половины XX столетия, мне довелось затронуть и «женскую» и
гендерную историю, которая со временем становилась все
более разработанной и методологически оснащенной. Впослед¬
ствии интерес к этим сюжетам получил дополнительный им¬
пульс в связи с участием в работе над коллективным проектом
по истории частной жизни (под руководством Ю.Л. Бессмерт¬
ного) в середине 1990-х гг. Именно к этому времени и отно¬
сится замысел этой книги, который, ^правда, претерпел с тех
пор значительные изменения, связанные, главным образом,
уже с моей педагогической практикой.
Представляя читателю эту книгу, следует, очевидно, объяс¬
нить ее не совсем традиционную структуру. В первой части
книги, которая соответствует первоначальному замыслу, передо
мной стояли две задачи: с одной стороны, рассмотреть станов¬
ление и развитие женских и гендерных исследований в исто¬
риографии как весьма заметного социального и культурного
явления современности, с другой — разработать ключевые ас¬
пекты проблемы интеграции гендерного и социального анализа
в историческом исследовании. Во второй части представлены
наиболее значимые результаты гендерно-исторических иссле¬
дований, заставившие во многом пересмотреть сложившуюся в
историографии картину европейского прошлого. При этом ис¬
пользуется конкретно-исторический материал, относящийся к
3
истории крупнейших западно-европейских стран, а также про¬
водится сопоставление данных по разным регионам Европы.
Особое внимание уделяется переломным эпохам европейской
истории.
Конечно же, речь не идет о сколько-нибудь систематичес¬
ком и последовательном изложении того поистине необъятного
материала, который уже сегодня не умещается даже на страни¬
цах многотомных обобщающих изданий. Мне представлялось
целесообразным в более концентрированной форме наметить
довольно крупными мазками открывающиеся перед историка¬
ми перспективы реинтерпретации европейского прошлого с
учетом гендерного измерения.
Обобщая в этой книге свои изыскания в области проблема¬
тики и методологии женской и гендерной истории 1980—
1990-х гг., я одновременно ставила перед собой задачу разра¬
ботать определенную модель учебной программы специального
курса, имеющего целью раскрыть теоретические предпосылки,
исследовательские подходы, методологические поиски и ре¬
зультаты конкретных исследований по основным направлени¬
ям и сюжетным узлам гендерной истории Европы.
Окончательная структура книги сложилась именно с учетом
потребностей учебного процесса. К сожалению, традиционный
консерватизм исторической профессии «прирастает» еще и
консерватизмом образовательной системы. Поскольку введение
в образовательные программы соответствующих специальных
курсов (как и введение гендерного измерения в программы
общих учебных курсов по историческим дисциплинам) натал¬
кивается на серьезные трудности не только организационного,
но и — что весьма важно — концептуального характера, я по¬
пыталась предложить один из возможных и, на мой взгляд,
перспективных вариантов их методического решения, постро¬
енный на комбинации теоретического, историографического и
проблемно-хронологического подходов (см. Часть III).
Педагогическая практика выявила насущную необходимость
соединить историографический анализ с разбором оригиналь¬
ных текстов, а для этого — обеспечить курс доступным ком¬
плексом первоисточников. В целях более эффективной органи¬
зации учебного процесса (в том числе семинарских занятий, а
также самостоятельной работы студентов) в книгу включена
хрестоматия, в которой собраны тексты (или фрагменты текс¬
тов) разнохарактерных источников, отражающие главные ас¬
пекты гендерной идеологии, гендерной социализации, гендер¬
ного сознания в их историческом развитии. Кроме того, в
книгу включена обширная систематизированная библиогра¬
фия, которая, надеюсь, будет полезна и специалистам, и тем,
кто делает первые шаги в огромном исследовательском поле
гендерной истории.
4
Завершая работу над книгой, пользуюсь случаем выразить
глубокую благодарность А.Л. Ястребицкой, Г.И. Зверевой, а
также всем коллегам из Семинара по истории частной жизни
за их доброжелательные отклики, конструктивные советы и
критические замечания: без них эта книга была бы совсем дру¬
гой или, быть может, вовсе не состоялась. Я также признатель¬
на А.Г. Суприянович за помощь в подборе источников.
Очерки
Часть I
Женские и гендерные исследования в истории
Глава 1. «Пол» или «род»: от истории женщин
к гендерной истории
История женщин как часть междисциплинарного научного
направления — так называемых «women’s studies» («женских ис¬
следований») сформировалась на Западе в конце 1960 — начале
1970-х годов.
Конечно, «женская тема» в историографии заявила о себе
гораздо раньше — уже в конце XIX в. в связи с первой волной
феминизма. Книги по истории женщин публиковались и в
1930—1950-е гг., но они, как правило, были посвящены жиз¬
неописаниям узкого круга женщин, сыгравших выдающуюся
роль в политических событиях или внесших заметный вклад в
историю культуры, а обобщающие работы, не имея фундамента
специальных исследований, носили откровенно публицисти¬
ческий характер. Бурные общественно-политические процессы
1960-х гг. придали женскому движению небывалую силу. В его
рамках новый импульс получило стремление придать феми¬
нистскому сознанию собственную историческую ретроспекти¬
ву: подобно другим гуманитариям и обществоведам, избрав¬
шим объектом своих изысканий женщину — в семье и на про¬
изводстве, в системах права и образования, в науке и политике,
в литературе и искусстве, многие молодые историки стран За¬
падной Европы и Америки стали заниматься историей жен¬
щин, обоснованно полагая, что изучение прошлого, как и ана¬
лиз современности, должно опираться на информацию, касаю¬
щуюся обоих полов.
Сначала их исследования, призванные восстановить спра¬
ведливость в отношении «забытых» предшествовавшей истори¬
ографией женщин, воспринимались научным сообществом
скептически, причем не только историками-традиционалиста-
ми, но и многими социальными историками, не признававши¬
ми за различиями пола определяющего статуса, аналогичного
таким ключевым инструментам социальной детерминации, как
класс или раса. Но этот гиперкритицизм лишь подливал масло
в огонь борьбы против «мужского шовинизма» и стимулировал
развитие «женской истории», причем особенно в ее радикаль¬
но-феминистской форме.
В этом контексте существенный смысл имело различение
понятий «истории женщин» (или «исследования о женщинах»)
9
и «женской истории» («женские исследования»), причем в пос¬
леднем акцентировалось значение жизненной практики,
«включение женского жизненного опыта в рамках социальной
и культурной действительности как основы научной работы»,
роль научно обоснованных высказываний, способных «объяс¬
нить неравные общественные позиции женщин и мужчин»1.
Это важное различие исходило из необходимости учета позна¬
вательного интереса, намеренного устранения «нейтральности»
исследователя и отказа всем общественнонаучным теориям в
их претензиях на универсализм.
Однако параллельно с этим шел активный теоретический
поиск и процесс «академизации феминизма», который посте¬
пенно привел к прочной институционализации нового направ¬
ления в общественных и гуманитарных науках. Поворот в об¬
щественном и профессиональном сознании, который произо¬
шел во второй половине 1970-х гг., снял множество преград
субъективного толка. К началу 1980-х гг. высшие учебные за¬
ведения западных стран, включившие в свои программы курсы
женской истории, насчитывались уже сотнями, а многие десят¬
ки из них предоставляли студентам возможность специализи¬
роваться в этой области2.
В то же время нельзя не отметить, что вхождение «женской
истории» (а она именно и воспринималась как сугубо женское
и дилетантское занятие) в академическую науку отнюдь не на¬
поминало «триумфальное шествие». Сами обстоятельства рож¬
дения «истории женщин» на волне сексуальной революции,
неослабевающее идейное влияние на нее феминистского и ле¬
ворадикального движений, длительный период «непризнания»
и полумаргинального существования во многом определили
особый, сплоченный характер складывавшегося внутринаучно-
го сообщества. Ярко выраженный «феминистский акцент» не
только способствовал его самоопределению, но и создал тот
дух «изоляционизма и кастовости», преодоление которого
столкнулось с серьезными трудностями и до сих пор еще не за¬
вершено.
За последние двадцать лет история женщин пережила неве¬
роятный бум. Историки не только проанализировали судьбы
женщин прошлого и исторический опыт отдельных общностей
и социальных групп, но и соотнесли эти индивидуальные и
групповые истории женщин с общественными сдвигами в эко¬
номике, политике, идеологии, культуре. Со временем стави¬
лись все новые проблемы, разрабатывались специфические ка¬
тегории и понятия. Разработка проблематики, методологии и
концептуального аппарата «истории женщин» (как, впоследст¬
вии, и гендерной истории) осуществлялась благодаря широко¬
му междисциплинарному сотрудничеству в рамках «women !s-
10
studies» представителей всех социально-гуманитарных наук,
теоретиков и практиков феминистского движения.
В целом, в «истории женщин» можно условно выделить три
направления, каждое из которых отражает одну из стадий ее
развития и одну из сторон ее нынешнего многоликого образа.
Принципиальные отличия между ними выступают в формули¬
ровке исследовательской сверхзадачи.
В первом, раньше всех сформировавшемся направлении,
цель познавательной деятельности интерпретировалась как
«восстановление исторического существования женщин», «за¬
бытых» или «вычеркнутых» из официальной «мужской» исто¬
риографии (именно эта установка — написать особую «жен¬
скую историю» — господствовала до середины 1970-х гг.). При¬
верженцам этого направления удалось раскрыть многие неиз¬
вестные страницы истории женщин самых разных эпох, наро¬
дов и регионов, но такой описательный подход очень скоро об¬
наружил свою ограниченность: он мог привести к созданию
так называемой «her-story» («ее истории»), обреченной в луч¬
шем случае на параллельное существование с той, по существу
дискриминировавшей женщин, историографией, которую фе¬
министы небезосновательно называли «his-story» («его исто¬
рией»). Без последовательной ориентации на совмещение двух
отмеченных версий истории в единую интерпретацию, в отсут¬
ствие необходимых для этого теоретических схем и специаль¬
ной исследовательской программы, возникали новые барьеры,
которые лишь усугубляли изолированное положение «женской
истории»3.
Представители второго направления, которое выдвинулось
на первый план во второй половине 1970-х гг., видели свою за¬
дачу в изучении исторически сложившихся отношений господ¬
ства и подчинения между мужчинами и женщинами в патри-
архатных структурах классовых обществ. Они стремились свя¬
зать «женскую историю» с историей-общества и объяснить на¬
личие конфликтующих интересов и альтернативного жизнен¬
ного опыта женщин разных социальных категорий, опираясь
на феминистские теории неомарксистского толка, которые
вводили в традиционный социально-классовый анализ весо¬
мый фактор различия полов и определяли статус исторического
лица как специфическую комбинацию индивидуальных, поло¬
вых, семейно-групповых и классовых характеристик.
В этой интерпретации способ производства и отношения
собственности оставались базовой детерминантой неравенства
между полами, однако ее воздействие осуществлялось опосре¬
дованно — через определенным образом организованную сис¬
тему прокреации и социализации последующих поколений в
той или иной исторической форме семьи, которая могла быть
представлена рядом социально-дифференцированных структур¬
11
ных элементов, отражающих классовые или сословно-группо¬
вые различия4.
На рубеже 1970—1980-х гг. феминистская теория обновля¬
ется, существенно расширяется методологическая база междис¬
циплинарных женских исследований, предпринимаются целе¬
направленные усилия для создания комплексных объяснитель¬
ных моделей, что естественно не замедлило сказаться и на об¬
лике «женской истории». Последняя приобретает новое качест¬
во в результате теоретического переосмысления предмета ис¬
следования и пересмотра концептуального аппарата «женской
истории». Это касалось не только понимания диалектического
характера связей между неравенством полов и социально-клас¬
совой иерархией, но, в первую очередь, самого переопределе¬
ния понятий мужского и женского с учетом их внутренней
дифференцированности и изменчивости. В связи с этим стало
возможным говорить о «новой истории женщин». Характеризуя
новые подходы во Введении к многотомному обобщающему
труду «История женщин на Западе», его генеральные редакто¬
ры Жорж Дюби и Мишель Перро писали: «...Женщины, кото¬
рых мы изучаем, различаются по своему социальному положе¬
нию, вероисповеданию, этническому происхождению и жиз¬
ненному опыту. Там, где это уместно, мы пытались рассматри¬
вать проблему пола в связи с другими факторами, пересекаю¬
щими водораздел между полами, такими как класс и раса. Это
уже собственно не история женщин, а история отношений
между полами... Этот подход также включает в себя повышен¬
ное внимание к значениям, смыслам, которое имело понятие
«женщины» в разных странах в разные эпохи, к субъективному
переживанию исторических изменений женщинами разных со¬
циальных групп и слоев, к представлениям о женщинах в об¬
ществе и к женской ментальности»5.
В 1980-е гг. ключевой специфической категорией анализа
становится «гендер», или «пол—род», который еще называют
«социокультурным полом»6. Этот концепт, альтернативный по¬
нятию «пола—секса» был призван подчеркнуть социальный ха¬
рактер неравенства между полами (его социального констру¬
ирования) и исключить биологический детерминизм, импли¬
цитно присутствующий в понятии «пола—секса».
Считается, что в отличие от последнего, гендерный статус
и, соответственно, гендерная иерархия и гендерно-дифферен¬
цированные модели поведения не детерминируются однознач¬
но природой (естественные сексуально-репродуктивные разли¬
чия служат лишь основой, канвой, по которой каждое общест¬
во и культура «вышивает» свой собственный рисунок), а зада¬
ются всей сложившейся в обществе системой отношений, в ко¬
торую попадает только что родившийся человек и в которой
осуществляется его гендерная социализация. Иначе говоря,
12
представления о том, что такое мужчина и женщина, какое по¬
ведение приличествует каждому из них, каковы должны быть
отношения между ними, являются не простым отражением или
прямым продолжением их природных, биологических свойств,
а представляют собой продукт культурно-исторического разви¬
тия общественного человека.
Ренате Хоф справедливо указала на то, что с помощью
новой аналитической категории была «сделана попытка опи¬
сать феномен соотношения власти между полами без обраще¬
ния к ставшему проблематичным постулату общего «женского»
опыта или универсального угнетения женщин»7.
Но сами по себе гендерные различия, во-первых, не указы¬
вают на то, почему отношения между мужчинами и женщина¬
ми столь постоянно предполагают господство и подчинение, а
во-вторых, не объясняют динамику этих отношений, то есть не
отвечают на вопрос, каким образом они складываются, воспро¬
изводятся и трансформируются в разных контекстах повсе¬
дневности. Следовательно, будучи фундаментальным организу¬
ющим принципом для описания и анализа различий в истори¬
ческом опыте женщин и мужчин, в их социальных позициях и
поведенческих стереотипах и в чем бы то ни было еще, кате¬
гория гендера должна быть методологически ориентирована на
подключение к более генеральной объяснительной схеме.
Итак, гендерные модели «конструируются» обществом,
предписываются институтами социального контроля и культур¬
ными традициями. Но одновременно гендерная принадлеж¬
ность оказывается встроенной в структуру всех общественных
институтов, и воспроизводство гендерного сознания на уровне
индивида поддерживает, таким образом, сложившуюся систему
отношений господства и подчинения, а также разделение труда
по гендерному признаку. Понятно, что в этом контексте ген¬
дерный статус выступает как один из конституирующих эле¬
ментов социальной иерархии и системы распределения власти,
престижа и собственности, наряду с расовой, этнической и
классовой принадлежностью8. Именно таким образом, в конеч¬
ном счете, смещение «нервного центра» женских исследований
от природных характеристик к социальным взаимосвязям от¬
крывает путь к включению отношений между полами во все¬
объемлющий комплекс социально конструируемых отношений
господства и подчинения.
Из всего вышесказанного отчетливо вырисовываются пре¬
имущества гендерного анализа. Интегративный потенциал ген¬
дерно-ориентированных исследований, конечно, не мог не
привлечь тех исследователей, которые уже давно стремились
«вернуть истории оба пола»9. Гендерный подход быстро завое¬
вал множество активных сторонников и «сочувствующих» в
среде социальных историков и историков культуры.
13
Так в 1980-е гг. в рамках «gender studies» («гендерных иссле¬
дований») рождается гендерная история, все еще связанная ни¬
тями преемственности со своей «старшей сестрой» — историей
женщин, однако, несмотря на это, дело, конечно, не ограни¬
чивалось сменой названия, речь, по сути, шла о радикальной
смене исследовательской парадигмы.
Центральным предметом исследований гендерных истори¬
ков становится уже не история женщин, а история гендерных
отношений, т.е. тех самых отношений между мужчинами и
женщинами, которые, будучи одним из важнейших аспектов
социальной организации, особым образом выражают ее сис¬
темные характеристики и структурируют отношения между ин¬
дивидами (в том числе и внутригрупповые), осознающими
свою гендерную принадлежность в специфическом культурно¬
историческом контексте («гендерная идентичность»).
В новом понятии «гендера» сторонники одноименного под¬
хода вполне обоснованно увидели более адекватное средство
исторического анализа и эффективное «противоядие» от край¬
ностей постструктуралистских психоаналитических интерпрета¬
ций, которые подчеркивали неизменность условий бинарной
оппозиции мужского и женского начал, опирающуюся на пре¬
емственность ее глубинных психологических оснований, и сво¬
дили объяснение процесса формирования и воспроизведения
половой идентичности к индивидуальному семейному опыту
субъекта, абстрагируясь от структурных ограничителей и исто¬
рической специфики.
В отличие от «чистых психоаналитиков», гендерные истори¬
ки, которые придают большое значение именно этим послед¬
ним факторам, исходят из представления о комплексной соци¬
окультурной детерминации различий и иерархии полов и ана¬
лизируют их функционирование и воспроизводство в макроис-
торическом контексте. При этом неизбежно видоизменяется
общая концепция социально-исторического развития, посколь¬
ку она должна включать в себя и динамику гендерных отноше¬
ний.
Реализация тех возможностей, которые открывал гендерный
анализ, была немыслима без его адаптации с учетом специфи¬
ки исторических методов исследования и генерализации, без
тонкой «притирки» нового инструментария к неподатливому
материалу исторических источников. Все это потребовало от
историков самостоятельной теоретической работы и вызвало
бурные дискуссии, причем особую остроту приобрел вопрос о
соотношении между понятиями класса и пола, между социаль¬
ной и гендерной иерархией, между социальной и гендерной
мифологией и, соответственно, между социальной и гендерной
историей10.
14
Основные теоретико-методологические положения гендер¬
но-исторических исследований в обновленном варианте были
сформулированы профессиональным американским историком
Джоан Скотт в быстро ставшей знаменитой программной ста¬
тье «Гендер — полезная категория исторического анализа»11. В
трактовке Джоан Скотт это слово не просто «обозначало отказ
от биологического детерминизма, подразумеваемого при упот¬
реблении таких терминов, как пол или половые различия». Для
истории этот момент имел решающее значение, поскольку
снимал вопрос о внеисторичности пола, о неизменном «жен¬
ском начале» — о понятии, порождавшем вечные споры о
«природе женщины» и служившем для обоснования ее подчи¬
ненного положения.
Еще одним важным атрибутом термина «гендер» являлась
акцентация взаимной соотнесенности и взаимоопределенности
понятий «мужского» и «женского», из чего следовал вывод о
невозможности их изолированного анализа, в том числе исто¬
рического. В качестве другого важнейшего признака этой ана¬
литической концепции была отмечена ее нейтральность (в от¬
ношении феминизма), что позволяло рассчитывать на академи¬
ческое признание.
К тому же гендер есть «способ ссылаться на исключительно
социальные корни субъективных идентичностей мужчин и
женщин», «способ обозначения культурных конструкций —
полностью социального происхождения идей о соответствую¬
щих женщинам и мужчинам ролях». И далее: «Использование
гендера подчеркивает всю систему отношений, которая может
включать пол, но не прямо детерминируется полом, как и не
прямо детерминирует сексуальность». Задача адаптации новой
категории к историческим исследованиям — это задача прими¬
рения теории, «которая была выражена в общих и универсаль¬
ных терминах, и истории, которая была привержена исследо¬
ванию контекстуальной ‘специфичности и фундаментальных
изменений»12. Джоан Скотт выступила за отказ от «фиксиро¬
ванное™ и постоянства бинарной оппозиции», за «подлинную
историзацию и деконструкцию в понятиях половых отличий»13.
В определении Джоан Скотт самым отчетливым образом
была подчеркнута связь между двумя утверждениями: 1) гендер
является составным элементом социальных отношений, осно¬
ванных на воспринимаемых различиях между полами, и 2) ген¬
дер есть первичный способ означения властных отношений14.
Понятие «гендер» было наполнено исключительно емким со¬
держанием и охарактеризовано специфическим сочетанием че¬
тырех неразрывно взаимосвязанных и принципиально несводи¬
мых друг к другу подсистем. Это, во-первых, комплекс куль¬
турных символов, которые вызывают в членах сообщества,
принадлежащих к определенной культурной традиции, множе¬
15
ственные и зачастую противоречивые образы (например, Ева и
Мария как символы женщины в западном христианстве, а
также мифы об очищении и осквернении, невинности и по¬
рочности). В историческом анализе этого комплекса поднима¬
ются вопросы: какие символические репрезентации задейству¬
ются, каким именно образом и в каких контекстах?
Вторая составляющая — это те нормативные утверждения,
которые определяют спектр возможных интерпретаций смы¬
словых значений имеющихся символов и находят свое выраже¬
ние в религиозных, педагогических, научных, правовых и по¬
литических доктринах. Эти концепции «обычно принимают
форму фиксированной бинарной оппозиции, категорично и
определенно утверждая значения мужского и женского, маску¬
линного и феминного». Они иногда выступают как конкури¬
рующие, альтернативные, но, однако, позиция, которая оказы¬
вается доминирующей, объявляется единственно возможной.
«Последующая история пишется так, как будто эти норматив¬
ные концепции являются продуктом социального консенсуса,
а не конфликта»15.
Третий аспект гендерных отношений — это социальные ин¬
ституты и организации, в которые входят не только система
родства, брак, семья и домохозяйство, но и такие гендерно¬
дифференцированные институты, как рынок рабочей силы,
система образования и государственное устройство, все соци¬
альные отношения и политические институты, которые в раз¬
ной степени структурируются гендером.
И наконец, четвертый конституирующий элемент — субъ¬
ективная гендерная идентичность. Ее определяющая роль со¬
стоит в том, что «реальные мужчины и женщины не всегда или
не буквально выполняют предписания их общества или наших
аналитических категорий. Историкам необходимо, вместо
этого, изучить способы, которыми конституируется гендерная
идентичность (гендерное самосознание), и отнести свои наход¬
ки к уже отмеченному ряду сфер деятельности, социальных ор¬
ганизаций и исторически специфичных культурных репрезен¬
таций»16, то есть к первым трем комплексам.
Итак, вопрос исторического исследования состоит факти¬
чески в том, какими являются отношения между всеми четырь¬
мя аспектами процесса конструирования гендерного статуса
(аналогичная модель может быть построена для любого соци¬
ального процесса). Собственно гендерная теория опирается на
второе утверждение: «гендер есть первичное поле, внутри ко¬
торого или посредством которого артикулируется власть», при¬
чем «концепции власти, хотя могут строиться на гендере, не
всегда буквально относятся к самому гендеру...» «Гендер стано¬
вится включенным в концепцию и конструкцию самой власти
в такой степени, в которой эти указатели устанавливают рас¬
16
пределение власти (дифференциальный контроль над матери¬
альными и символическими ресурсами или доступ к ним)...
Когда историки ищут средства, с помощью которых концепция
гендера легитимирует и конструирует социальные отношения,
они проникают внутрь взаимной природы гендера и общества и
особые, контекстуально конкретные средства, с помощью кото¬
рых политика конструирует гендер, а гендер конструирует поли¬
тику (курсив мой. — Л.Р.)»17.
В связи с вышесказанным встает вопрос: если обозначения
гендера и власти конструируют друг друга, то как происходят
изменения? Ответ Дж. Скотт свидетельствует о плюралистичес¬
ком видении процесса: «...Изменения могут быть инициирова¬
ны во многих точках. Мощные политические потрясения, ко¬
торые свергают в бездну старые режимы и дают жизнь новым,
могут модифицировать понятия (и, таким образом, организа¬
цию) гендера в поисках новых форм легитимации. А могут и
не сделать этого: старые представления о гендере также служат
для обоснования новых режимов... Политические (в том смыс¬
ле, что различные личности и различные значения вступают
друг с другом в борьбу за контроль) процессы определят, какой
исход будет превалировать. Природа этого процесса, акторов и
их действий, может быть определена лишь конкретно, в кон¬
тексте времени и места. Мы можем написать историю этого
процесса только если поймем, что мужчина и женщина —
одновременно пустые и переполненные категории. Пустые, по¬
тому что они не имеют окончательного, трансцендентного зна¬
чения. Переполненные, потому что даже если они кажутся
фиксированными, они все же содержат внутри себя альтерна¬
тивные, отрицаемые или подавляемые дефиниции»18.
Итак, в гендере оказываются инкорпорированными отно¬
шения власти: социокультурные различия «мужского» и «жен¬
ского» (гендерные различия) постоянно создаются и воссозда¬
ются в процессе человеческого взаимодействия как символичес¬
ки, нормативно и институционально оформленное и воспроизводи¬
мое гендерным сознанием на уровне индивида неравенство прав и
возможностей.
Старая народная мудрость, которая присутствовала (с не¬
значительными нюансами) в фольклоре всех европейских этно¬
сов и утверждала, что «внешний мир» принадлежит мужчине,
а место женщины дома, задавала индивиду целостную культур¬
ную модель, всеобъемлющий образ, который, как и все ему по¬
добные, помогал как-то упорядочивать жизнь, придавая смысл
хаотичной и запутанной действительности, воспринимать и
толковать переживаемые события, выстраивать свою линию
поведения.
Женщины и сегодня, как правило, хорошо знают «свое
место» в «мужском мире»19, поскольку эта фраза лишь резю¬
17
мирует некую совокупность ожидаемых от них характерных
черт, эмоций и отношений, а также предписываемых им мо¬
делей поведения, которые неизбежно подразумевают соответ¬
ствующие обязательства, ограничения и запреты. Свою дейст¬
вительную плоть и кровь самая долговечная и прочная из всех
иерархических систем — столетиями воспроизводившаяся ген¬
дерная иерархия — всегда обретала в процессе гендерной со¬
циализации и достижения гендерного консенсуса, т.е. интери-
оризации мужчинами и женщинами хранимых в арсенале
культуры гендерных моделей и формирования своей индиви¬
дуальной гендерной идентичности.
В этой связи показательно, что в центре внимания разра¬
ботанной Джоан Скотт модели гендерного анализа оказыва¬
ются важнейшие институты социального контроля, регули¬
рующие неравное распределение материальных и духовных
благ, власти и престижа в масштабе всего общества, класса
или этнической группы и обеспечивающие таким образом
воспроизводство социального порядка, основанного на ген¬
дерных различиях, которые в отличие от природных качеств
пола варьируются от одного культурного пространства к дру¬
гому. В русле этой проблематики особое место занимает ана¬
лиз опосредующей роли гендерных представлений в межлич¬
ностном взаимодействии, выявление их исторического харак¬
тера и возможной динамики. Специфический ракурс и кате¬
гориальный аппарат исследований определяется соответствую¬
щим пониманием природы того объекта, с которым приходит¬
ся иметь дело историку и возможной глубины познания ис¬
торической реальности.
Подлежащие анализу комплексы можно условно обозна¬
чить как 1) культурно-символический, 2) нормативно-интер¬
претационный, 3) социально-институциональный и 4) инди¬
видуально-психологический. Иными словами, выстраивается
уникальная синтетическая модель, в фундамент которой за¬
кладываются характеристики всех возможных измерений со¬
циума: системно-структурное, социокультурное, индивидуаль¬
но-личностное. Предполагаемое развертывание этой модели
во временной длительности реконструирует историческую ди¬
намику в гендерной перспективе. На мой взгляд, именно с
этим плодотворным подходом могут быть связаны надежды на
будущее гендерной истории. Но от создания модели до эф¬
фективного осуществления ее интегративного потенциала в
практике кбнкретно-исторического исследования — долгий и
трудный путь, который все еще не завершен.
Разработка методологии гендерно-исторического анализа,
затронувшая решение ряда фундаментальных проблем, подсте¬
18
гивалась прежде всего практическими потребностями уже да¬
леко продвинувшихся за предшествовавший период конкрет¬
ных исследований, которые показали, с одной стороны,
многообразную роль женщин в экономических, политических,
интеллектуальных процессах, с другой — противоречивое воз¬
действие этих процессов на их жизнь, на реальные и симво¬
лические гендерные отношения, а также выявили существен¬
ную дифференцированность индивидуального и коллективного
опыта, проистекающую из взаимопересечения классовых и
гендерных перегородок, социальных, этнических, конфессио¬
нальных и половых размежеваний.
В последние два десятилетия ежегодно под рубриками «ис¬
тория женщин» и «гендерная история» выходило в свет мно¬
жество монографических исследований по всем хронологичес¬
ким периодам и регионам Европы, а также все больше обоб¬
щающих работ разного уровня20. Публикации по этой темати¬
ке имеют свою постоянную рубрику уже в десятках авторитет¬
ных научных журналов, в том числе международных, не гово¬
ря уже о специальных периодических изданиях21.
В гендерной истории выделяются ключевые для ее объяс¬
нительной стратегии сюжетные узлы. Каждый из них соответ¬
ствует определенной сфере жизнедеятельности, роль индиви¬
дов в которой зависит от их гендерной принадлежности:
«брак» и «семья», «домашнее хозяйство» и «рынок», «право» и
«политика», «религия», «образование», «культура» и другие.
Совершенно очевидно, что накопленная информация нуж¬
дается в систематическом осмыслении. Вместе с тем, неимо¬
верно расширившееся предметное поле исследований не по¬
зволяет аналитику чувствовать себя равно компетентным экс¬
пертом по всем разрабатываемым в его рамках проблемам, и
вполне естественно возникает необходимость так или иначе
ограничить область наблюдения.
Мне представляется целесообразным сосредоточить внима¬
ние на теоретико-методологическом и содержательном аспек¬
тах научных разработок в наиболее динамично и плодотворно
развивающейся области гендерно-исторических исследований,
которая охватывает все аспекты истории гендерных отношений
и гендерных представлений в Западной Европе, главным обра¬
зом в позднее средневековье и в раннее новое время.
Именно в исследованиях по новоевропейской истории ярче
всего проявился эвристический потенциал нового подхода, ко¬
торый не просто добавил новое измерение и позволил преодо¬
леть некоторые ограничения классического социального анали¬
за, но внес свой неоценимый вклад в то преобразование це¬
лостной картины прошлого, которое составляет сегодня сверх¬
задачу обновленной социокультурной истории.
19
Примечания
1 Хоф Р. Возникновение и развитие гендерных исследований // Пол.
Гендер. Культура / Под ред. Э. Шоре, К. Хайдер. М, 1999. С. 27.
2 Первая программа женских исследований была открыта в США еще
в 1969/70 учебном году (в университете Сан-Диего), а к 1980 г.
число таких программ специализации в университетах США вырос¬
ло до 350. Аналогичные программы в Европе появились в 1980-е гг.
Позднее они были реорганизованы, в результате чего во многих
университетах возникли центры или факультеты женских и гендер¬
ных исследований (См.: Ярская-Смирнова Е. Возникновение и раз¬
витие гендерных исследований в США и Западной Европе // Вве¬
дение в гендерные исследования. Часть I. Учебное пособие / Под
ред. И. Жеребкиной. Харьков—СПб., 2001. С. 19, 32—33).
3 Очень точно описала эту ситуацию Г.-Ф. Будде, отметив «своеоб¬
разное несоответствие между оживленной и заключающей в себе
большой научный потенциал исследовательской деятельностью, с
одной стороны, и маргинализацией и даже частичным игнорирова¬
нием результатов этой деятельности, с другой», и объяснив сложив¬
шееся положение дел отсутствием четкого разграничения между
политическими программами и научными исследованиями (См.:
Будде Г.-Ф. Пол истории // Пол. Гендер. Культура / Под ред.
Э. Шоре, К. Хайдер. М., 1999. С. 132).
4 Liberating Women’s History: Theoretical and Critical Essays / Ed. by
B.A. Carroll. Urbana (111.), 1976. P. 385—399; Kelly J. Women, History
and Theory. Chicago, 1984. P. 1 — 18, 51—64; Sex and Class in Women’s
History / Eds. by J.L. Newtown et al. L., 1983; Walby S. Women and
Social Theory. Oxford, 1989.
5 A History of Women in the West / Gen. eds. G. Duby, M. Perrot. V. I.
Cambridge (Mass.), 1992. P. XIX.
6 Впрочем, существуют различные определения понятия «гендер». В
частности, Большой толковый социологический словарь Collins оп¬
ределяет его следующим образом: «1. (Общее значение) — различие
между мужчинами и женщинами по анатомическому полу. 2. (Со¬
циологическое значение) — социальное деление, часто основанное
на анатомическом поле, но не обязательно совпадающее с ним»
(Collins. Большой толковый социологический словарь. М., 1999.
Т. 1. С. 109). Тут, как говорится, «возможны варианты». В частнос¬
ти, такие как: «социально-окрашенное понятие пола», «социальные
проявления пола», «социальная организация различий между пола¬
ми», «соотношение полов», «социально-культурная конструкция
сексуальности», «набор соглашений, которыми общество трансфор¬
мирует биологическую сексуальность в продукт человеческой ак¬
тивности», «закодированное в культуре различение между полами»,
«репрезентация гендерно-половой системы», и многие другие. В то
же время различные нюансировки не устраняют главного смысла
этого понятия, имеющего принципиальный характер для конститу¬
ирования предмета гендерной истории — во всех вариантах гендер
выступает как фундаментальная структурирующая категория соци¬
ально-исторического анализа.
20
7 Хоф Р. Возникновение и развитие гендерных исследований. С. 43.
8 Epstein C.F. Deceptive Distinctions: Sex, Gender, and the Social Order.
New Haven—N.Y., 1988; The Social Construction of Gender / Eds. by
J. Lorber, S.A. Farrell. Newbury Park, 1991; The Gender of Power /
Eds. by K. Davis et al. L., 1991. См. также подборку материалов в
альманахе «THESIS» (М., 1994, вып. 6).
9 Davis N.Z. «Women’s History» in Transition: The European Case //
Feminist Studies. 1976. № 3. P. 83—103; Perrot M. Une histoire des
femmes est-elle possible? P., 1984. P. 9—15.
10 Nicholson L.J. Gender and History. The Limits of the Social Theory in
the Age of the Family. N.Y., 1986; Tilly L.A. Gender, Women’s History
and Social History // Social Science History. 1989. Vol. 13. № 4.
P. 439—462; Gullickson G.L. Women’s History, Social History and De-
construction // Ibid. P. 463—469; Bennett J.M. Who Asks the Questions
for Women’s History? // Ibid. P. 471—477.
11 Scott J.W. Gender: A Useful Category of Historical Analysis // American
Historical Review. 1986. Vol. 91. № 5. P. 1053—1075. См. также пере¬
вод этой статьи на русский язык: Скотт, Джоан. Гендер: Полезная
категория исторического анализа // Введение в гендерные исследо¬
вания. Часть II. Хрестоматия / Под ред. С. Жеребкина. Харьков—
СПб., 2001. С. 405-436.
12 Скотт, Джоан. Гендер: Полезная категория исторического анализа.
С. 410-411.
13 Там же. С. 420.
14 «Изменения в организации социальных отношений всегда соответ¬
ствуют изменениям в репрезентациях власти, но направления изме¬
нений не обязательно совпадают» (Там же. С. 422).
15 Там же. С. 423.
16 Там же. С. 424.
17 Там же. С. 424-426.
18 Там же. С. 429-430.
19 Вспомним слова Джудйт Лорбер: «Осознание гендерной принадлеж¬
ности настолько распространено в нашем обществе, что мы счита¬
ем его заложенным в генах (Лорбер, Джудит. Пол как социальная
категория // Альманах THESIS. 1994. Вып. 6 (Женщина, мужчина,
семья). С. 127).
20 См. библиографию.
21 Прежде всего таких, как «Journal of Women’s History», «Women’s
History Review», «Gender and History» и др., а также междисципли¬
нарных изданий по женским и гендерным -исследованиям.
Глава 2. Гендерные исследования,
историческая периодизация и проблема синтеза
Известная британская писательница Элизабет Джейнуэй так
сформулировала свою задачу в написанной под впечатлением
сексуальной революции книге: «Мир принадлежит мужчине,
место женщины дома — это разделение так старо и так прочно
укоренилось в наших умах и культуре, что производит иллю¬
зию неизбежности и богооткровенной истины... Как это про¬
изошло и каково воздействие этого деления на устройство на¬
шего общества — вот предмет этой книги, поскольку я ставлю
своей задачей рассмотреть наши представления о женщинах и
об их роли не для того, чтобы изучить женщин и определить
приличествующее им место, а для того, чтобы исследовать
наше общество, его представления и его динамику...»1
Исторической наукой такая масштабная исследовательская
задача — изучить исторический социум сквозь суперструктуру
мифа, взращенного культурой на почве объективных (физичес¬
ких и психологических) различий между полами — была по¬
ставлена в полном своем объеме только спустя четверть века,
уже в интеллектуальном контексте гендерной истории.
Впрочем, не менее крупная и, пожалуй, еще более сложная
задача состоит в разработке методологических оснований тако¬
го подхода, который был бы в состоянии реконструировать ди¬
намическую — т.е. собственно историческую — траекторию
«гендерной мифологии», включенной в целостную и взаимо¬
связанную систему меняющихся со временем (но отнюдь не в
едином ритме) общественных представлений.
* * *
Проблема периодизации была унаследована и некритически
воспринята гендерной историей от истории женщин «первого
поколения», которая выдвинула в качестве одной из своих ос¬
новных задач пересмотр общепринятых схем периодизации,
построенных исключительно на историческом опыте мужчин.
Наиболее генерализованная схема периодизации истории жен¬
щин была предложена еще в 1974 г. в обзорной книге Моник
Пьеттр «Положение женщин сквозь века»2. Она разделила всю
историю на три очень продолжительных фазы в соответствии
с превалировавшим в это время образом женщины: на первом
этапе, на заре истории человечества это был образ «Матери-
Прародительницы», на втором — в некоторых древних общест¬
вах (Египет, Рим) и особенно с упрочением христианства и мо¬
ногамии — образ Жены-Супруги, и, наконец, на третьем — на¬
чиная с эпохи Возрождения — возникает образ Женщины-
Личности. При этом «повышение статуса женщины в двадца¬
22
том веке не было результатом какого-то линейного подъема,
медленного и поступательного продвижения к свободе»3. На¬
против, этот путь был чрезвычайно извилист.
Сложность выявления динамики гендерной истории усугуб¬
ляется наличием существенных различий, неоднозначности и
разновременности изменений в гендерном статусе отдельных
социальных, профессиональных и возрастных групп. Много¬
численные исследования продемонстрировали несостоятель¬
ность упрощенных схем, в которых та или иная система раз¬
личий избирается в качестве универсальной объяснительной
категории. Неадекватность автономного социально-классового
или гендерного анализа красноречиво свидетельствовала в
пользу последовательной комбинации этих двух подходов,
имеющей в своей перспективе создание социальной истории
гендерных отношений. Тем не менее попытки ввести новую
периодизацию всемирной истории женщин продолжались.
Одна из наиболее интересных была сделана в двухтомном
обобщающем труде Бонни Андерсон и Джудит Цинссер «Их
собственная история: Женщины в Европе от предыстории до
настоящего времени», опубликованном в 1988 г.4 Определяю¬
щей категорией интерпретации исторического материала вы¬
ступил гендерный фактор: сходство гендерного статуса переве¬
шивало, по мнению авторов, эпохальные, классовые и этни¬
ческие различия, несмотря на всю их значимость.
К гендерным константам были отнесены следующие общие
черты: место женщины в европейском обществе устанавлива¬
лось по мужчине, от которого она зависела; основные обязан¬
ности женщин в семье и по дому не исключали их из других
форм труда; труд женщин в домохозяйстве и вне его всегда
считался менее важным, чем мужская работа; лишь немногие
европейские женщины (главным образом те, что обладали бо¬
гатством, высоким положением или» талантом) преодолевали
ограничения, накладываемые на их жизнь обществом, но даже
они сталкивались с задаваемыми культурой преимущественно
негативными представлениями о женщинах и с убеждением в
том, что они должны подчиняться мужчинам. Несмотря на это
у женщин была своя история, траекторию которой авторы про¬
слеживают, фокусируя внимание на изменениях ролевых функ¬
ций женщин в обществе и выделяя группы женщин «в полях»,
в церковных учреждениях, в замках и поместьях, в средневеко¬
вых городах, а также аналогичные категории для новоевропей¬
ской истории. Они замечают, что «одно и то же историческое
событие можно увидеть по-разному с разных точек зрения раз¬
личных групп женщин. Например, индустриализация воздейст¬
вовала на женщин, принадлежащих к рабочему классу, и жен¬
щин среднего класса совершенно различным образом... То же
23
самое справедливо и для Ренессанса, Просвещения, Француз¬
ской революции и для двух мировых войн»5.
Что касается характеристики отдельных периодов истории,
то здесь непревзойденным образцом, без ссылки на который не
обходится ни одна работа по истории женщин раннего нового
времени, до сих пор остается замечательная статья видного ис¬
торика, теоретика и практика американского феминизма 1970-х гг.
Джоан Келли, с красноречивым названием — «Было ли у жен¬
щин Возрождение?». Для исследования воздействия новых об¬
щественно-политических условий перехода от средневековья к
раннему новому времени на положение женщин различных со¬
циальных групп Дж. Келли разработала собственную теорети¬
ческую модель — комплексный индикатор уровня и качества
«женской свободы». Она учитывала четыре взаимосвязанных
критерия: общественную регламентацию женской сексуальнос¬
ти, в сравнении с мужской; предписываемые женщинам роли
в хозяйственной и политической сферах, включая их доступ к
собственности, власти, образованию, профессиональному обу¬
чению и т.д.; роль женщин в культурной жизни общества, в
формировании его мировоззрения; и наконец, систему пред¬
ставлений о роли женщин и вообще о ролевых функциях полов
в общественном сознании, в искусстве, литературе и филосо¬
фии. Проведенный по этим основаниям анализ привел
Дж. Келли к выводу об усилении зависимости и снижении
гендерного статуса итальянок XV—XVI вв. и позволил дать до¬
вольно категоричный ответ на титульный вопрос: «У женщин
не было никакого возрождения, по крайней мере его не было
в эпоху Ренессанса»6. Следуя во многом в том же русле, аме¬
риканская исследовательница Джоан Ландес, опровергла пред¬
ставление о раскрепощающем воздействии Великой француз¬
ской революции на историю женщин7.
Таким образом, включение «женской» точки обзора поста¬
вило на повестку дня вопрос о коррекции общего видения ис¬
торического процесса. Выбор новой перспективы изменяет всю
картину так называемого прогрессивного развития и общепри¬
нятые оценки исторических периодов. «Для женщин «про¬
гресс» в Афинах означал конкубинат и затворничество жен в
гинекеях», — писала Джоан Келли в другой своей статье «Со¬
циальные отношения полов и методологическое значение ис¬
тории женщин»8. «В Европе эпохи Возрождения он означал
привязывание жены буржуа к дому и эскалацию охоты на
ведьм...» А Великая французская революция «открыто исклю¬
чила женщин из своей свободы, равенства и братства»9.
Совершенно очевидно, что интенсивное изучение проблемы
гендерной дифференциации во многом изменило устоявшиеся
в историографии оценки и интерпретации европейской исто¬
рии раннего нового времени. Это в равной мере относится и к
24
пониманию взаимосвязей гендерной дихотомии с асимметрией
политической власти (в широком смысле слова), и с регуля¬
цией общественной жизни в целом. Этот период оказывается
временем ужесточения гендерной иерархии, что прослеживает¬
ся исследователями в самых разных по характеру источниках и
во всех аспектах жизни социума, но причины этого явления
все еще остаются не до конца проясненными.
Может быть, дело было в том, что экономические, полити¬
ческие и интеллектуальные сдвиги, такие как рост капитализ¬
ма, подъем национальных государств, научная революция, при¬
вели к тому, что старые гендерные модели устарели и переста¬
ли эффективно «работать» еще до того, как были созданы
новые образцы, способные прийти им на смену?10 Наверное,
когда-нибудь специалисты предложат убедительный ответ на
этот вопрос. Но на текущий момент открытия гендерных исто¬
риков обернулись тем, что обогатили и еще более усложнили
противоречивую панораму «Великого Перехода», внеся в нее
новую, гендерную, перспективу11.
В поисках корреляции между статусом женщин и характе¬
ром общественной организации историки обычно идут вслед за
антропологами, которые подчеркивают ее непрямой характер и
указывают на то, что усложнение общественных структур влек¬
ло за собой снижение авторитета женщины в семье, сокраще¬
ние ее имущественных прав, установление двойного стандарта
норм поведения и морали и, вместе с тем, усиление нефор¬
мального влияния женщин через более широкую сеть социаль¬
ных связей за пределами семьи и домохозяйства12. Вот почему,
сохраняя в целом периодизацию, фиксирующую структурные
трансформации в обществе, гендерная история делает акцент
на различных последствиях этих перемен для мужчин и для
женщин, на долю которых достались не дивиденды, а издержки
«прогресса».
Переиздавая получивший широкую известность коллектив¬
ный труд «Становясь видимыми: Женщины в европейской ис¬
тории», его редакторы объяснили принятое ими традиционное
деление пройденного Европой исторического пути тем, что
«такие крупные катаклизмы как войны и эпидемии оставляют
глубокий разлом в жизни всех членов общества, и мужчин, и
женщин, а такие долговременные процессы как индустриали¬
зация, политическое развитие и повышение жизненного уров¬
ня изменяют жизнь каждого. Но наш особый ракурс показы¬
вает, что женщины переживали эти массовые сдвиги иначе,
чем мужчины»13.
Отмечаются две ведущие тенденции, которые определяют
траекторию женской и гендерной истории. Одна из них — ус¬
корение темпов дифференциации задач в экономике и управ¬
лении, что влечет за собой необходимость их централизован¬
25
ной координации: «По мере того, как общества становятся
более сложными, власть стекается наверх и в общем в руки не¬
многих мужчин, а большинство женщин остается внизу. Вто¬
рая историческая тенденция состоит в попытках оправдать ли¬
шение женщин власти и авторитета сведением гендерных раз¬
личий в некую систему оппозиций, снабженных ярлыками
"мужское” и "женское". Качества, якобы присущие женщинам,
противопоставляются "мужским": женщины определяются как
пассивные, мужчины — как активные, женщины описываются
как эмоциональные, мужчины — как интеллектуальные, жен¬
щины полагаются "по природе" заботливыми, мужчины — "по
природе" честолюбивыми»14.
В целом же анализ экономической дифференциации и ген¬
дерной поляризации производится в общепринятой долгосроч¬
ной перспективе. Оказывается, что в более отдаленное время
асимметрия гендерной системы была гораздо слабее, чем в
более поздние периоды, что в эпохи, которые традиционно
считаются периодами упадка, статус женщин относительно
мужчин отнюдь не снижался, а в так называемые эры прогрес¬
са плоды последнего распределялись между ними далеко не
равномерно.
Однако при такой постановке проблемы, несмотря на несо¬
впадение фаз исторического опыта мужчин и женщин, задача
периодизации исторического развития отходит на второй план,
речь уже идет главным образом о его оценке и реинтерпрета¬
ции. И хотя XVI—XVII столетия почти единодушно оценива¬
ются гендерными историками как эпоха крупных сдвигов, ко¬
торые в основном негативно отразились на статусе женщин в
семье (домохозяйстве) и в общественном производстве, именно
к этому времени они относят важнейший позитивный момент
в избранной ими картине исторической динамики — рождение
«женского вопроса» и традиции феминизма15.
В этой связи особый интерес вызывает дискуссия о преем¬
ственности и изменчивости в истории женщин при переходе от
средневековья к новому времени, состоявшаяся на страницах
новых специализированных журналов. Эта полемика была вы¬
звана распространенным в феминистских исследованиях пред¬
ставлением о неизменности и непрерывности «патриархатного
угнетения», которое нашло наиболее яркое выражение в обзор¬
ной статье о положении женщин в европейской экономике
одного из лидеров «женской истории», американской медие-
вистки Джудит Беннет.
Название статьи — «Неподвижная история», заимствован¬
ное из известной работы Э. Леруа Ладюри, намеренно эпати¬
ровало читателя16. Впрочем, речь шла, конечно, не о полной
статичности патриархатной системы, которая существовала в
разных исторических формах и вариациях17, а о том, что имев¬
26
шиеся изменения в отдельных ее аспектах на рубеже нового
времени, не подорвали и не преобразовали фундаментальных
основ гендерной иерархии. Как бы то ни было, нельзя не при¬
знать справедливости замечаний тех критиков, которые увиде¬
ли в этом «пафосе неподвижности» и в призывах к пересмотру
традиционной периодизации не только рецидив «радикального
феминизма», но и опасность отрыва истории женщин от обще¬
исторического контекста18.
Из тех историков, кто склонен искать изменения в гендер¬
ных отношениях, некоторые ставят перед собой задачу рас¬
смотреть причины, по которым эти изменения происходят
именно на определенных исторических «перекрестках». Ряд ис¬
ториков полагает, что в начале и в конце XVII в. мужчины
переживали кризис гендерных отношений («кризис мужествен¬
ности»), когда женщины, как им казалось, угрожали опроки¬
нуть «гендерный порядок»19. Таким образом, периодизация
гендерной истории фактически вновь привязывается к тради¬
ционной хронологии переломных эпох. Другие специалисты
считают, что отнесение изменений в межличностных отноше¬
ниях к крупным сдвигам в экономической, политической и со¬
циальной структуре общества подчиняет гендер этим структу¬
рам, не оставляя для него никакой роли в качестве самостоя¬
тельного фактора в истории частной жизни людей.
Характерно, что в своем ответе Джудит Беннет сочла необ¬
ходимым подчеркнуть: «Я вовсе не утверждаю, что в жизни
женщин не произошло никаких перемен, но я полагаю, что
для женщин и для мужчин ход и реалии этих изменений, а
также их движущие силы, были различными... В конце концов,
история изучает не только изменения, но и преемственность.
И если последняя больше проявляется в истории женщин, чем
в истории некоторых других групп, то это требует разгадки, но,
разумеется, не влечет за собой де-историзацию... Никто не ста¬
нет отрицать, что история женщий должна быть лучше интег¬
рирована в единое целое с более старыми областями истори¬
ческих исследований, но существует много способов достичь
этой цели... Я считаю, что мы должны развивать наши собст¬
венные историографические традиции с тем, чтобы соединить¬
ся с другими историческими дисциплинами на равных услови¬
ях»20.
Пока можно уверенно говорить лишь о создании некоторых
реальных предпосылок для становления новой исторической
субдисциплины с исключительно амбициозной задачей —
переписать всю историю как историю гендерных отношений,
покончив разом и с вековым «мужским шовинизмом» всеоб¬
щей истории, и с затянувшимся сектантством «женской исто¬
рии». Но признаки продвижения к позитивному решению
этого вопроса можно заметить уже сейчас. Они, в частности,
27
проявляются в том, что главные узлы проблематики гендерной
истории возникают именно в точках пересечения возможных
путей интеграции истории женщин в пространство всеобщей
истории.
Обнадеживающие перспективы отчетливо просматриваются
в истории повседневности и в истории частной жизни. Внима¬
ние историков все больше привлекают гендерно-дифференци¬
рованные пространственные характеристики и ритмы жизнеде¬
ятельности, вещный мир и социальная среда, специфика жен¬
ских коммуникативных сетей, магические черты «женской суб¬
культуры».
В фокусе истории частной жизни оказывается внутренний
мир женщин и мужчин, их эмоциально-духовная жизнь, отно¬
шения с родными и близкими в семье и вне ее, женщины и
дети выступают одновременно как субъект деятельности и
объект контроля со стороны семейно-родственной группы,
формальных и неформальных сообществ, социальных институ¬
тов и властных структур разного уровня. Кроме того, большая
часть работ, анализирующих наследие мыслителей прошлого,
концепции и стилистику научного и художественного творче¬
ства нового и новейшего времени, вводит гендерную пробле¬
матику в контекст интеллектуальной истории21.
Современные гендерные исследования пронизали собой,
хотя и неравномерно, почти все области исторической науки,
достигнув, кажется, естественных пределов своей экспансии.
На сегодняшний день история женщин и гендерная история в
ее наиболее широком истолковании представляет собой огром¬
ное междисциплинарное поле, охватывающее социально-эко¬
номическое, демографическое, социологическое, культурно-ан¬
тропологическое, психологическое, интеллектуальное измере¬
ния, и имеет объективные основания стать весьма важным
стратегическим плацдармом для реализации проекта «новой
всеобщей истории», способной переосмыслить и интегрировать
результаты исследований микро- и макропроцессов, получен¬
ные в рамках «персональной», локальной, структурной и соци¬
окультурной истории.
Именно эта ориентация на преодоление гендерно-истори¬
ческой автономии и пристрастие к комплексным исследовани¬
ям самого высокого уровня характеризует новое качество рож¬
дающегося на наших глазах направления, которое можно было
бы условно назвать гендерно-ориентированной всеобщей исто¬
рией. На самом деле траектория движения фиксирует следую¬
щие вехи: от якобы бесполой, всеобщей по форме, но по су¬
ществу игнорирующей женщин истории, к ее зеркальному от¬
ражению в лице «однополой», «женской истории» и от послед¬
ней — к действительно общей истории гендерных отношений и
представлений, а еще точнее к обновленной и обогащенной
28
социальной истории, которая, в отличие от так называемой
новой социальной истории, стремится расширить понимание
социального (и соответственно — свое предметное поле),
включив в него все сферы межличностных отношений, как
публичную, так и приватную, и все социокультурные (в том
числе и гендерные) характеристики обладающего собственным
сознанием исторического индивида.
Итак, критический момент, которому предстоит определить
будущее гендерной истории, состоит в решении проблемы ее
сближения и «воссоединения» с другими историческими дис¬
циплинами, а говоря иначе — в определении ее места в новом
историческом синтезе. Но ее движение к интеграции упирается
в ту самую человеческую субъективность, изучению которой в
гендерной истории уделяется немало сил и времени: «женский
вопрос» столь явно доминирует в сознании практикующих ее
историков, что слишком часто «история гендерных отноше¬
ний» оказывается вновь расколотой, с одной стороны, на ту
самую «женскую историю» с родимыми пятнами радикального
феминизма, которую теперь предпочитают называть «гендер¬
ной историей женщин», и с другой — на делающую первые до¬
вольно робкие шаги «гендерную историю мужчин»22. Более
того, новорожденная «история мужчин», призванная дополнить
свою «женскую половину», похоже, во многом повторяет ее
путь.
Парадоксально, но историки, проявляющие серьезный ин¬
терес к исследованию гендерной идентичности «сильной поло¬
вины человечества», как и первые «историки женщин», сталки¬
ваются со скептическим отношением многих собратьев по про¬
фессии, которые видят в «истории мужчин» лишь очередную
дань идеологической моде и в подавляющем большинстве не
признают эвристического потенциала этого нового направле¬
ния, хотя именно изучая историю мужчин, можно убедитель¬
нее всего показать как гендерные представления пронизывают
все аспекты социальной жизни, вне зависимости от присутст¬
вия или отсутствия женщин.
Некоторые историки вполне обоснованно связывают такое
прохладное отношение с тем, что при чтении источников со¬
здается впечатление будто мужчин в них вовсе нет, хотя они и
упоминаются повсюду. И именно поэтому исследователи ген¬
дерной истории мужчин, трактующей понятие мужественности
как несводимую к биологической данности категорию культу¬
ры, предпочитают заниматься главным образом ясно выражен¬
ной маскулинной (мужской) идеологией23 или гендерно окра¬
шенной интеллектуальной историей24.
Правда, в последнее время можно говорить о появлении
сторонников более теоретически продуманных комплексных
подходов к истории мужчин и истории патриархата, учитыва¬
29
ющих, помимо психических и культурных составляющих ген¬
дерной идентичности и структуры гендерной иерархии, поло¬
жение субъекта (в данном случае — мужчины) в социальной
иерархии и конфигурацию последней. Например, речь идет о
том, что степень участия мужчин в отправлении политических
функций в раннее новое время определялась, в отличие от
женщин, не гендерным, а набором социальных и других фак¬
торов — классом, возрастом, положением, занятием, местом
проживания и т. д. При этом новейшие исследования показы¬
вают, что концепции «мужественности» также были важными
признаками, определяющими как положение в социальной ие¬
рархии, так и доступ к политической власти. Действительно,
оказывается, что гендерная система играет в формировании со¬
циального статуса мужчины не меньшую роль, чем в формиро¬
вании статуса женщины.
В рассматриваемый период понятие «истинного мужчины»
подразумевало статус женатого главы домохозяйства, так что те
неженатые мужчины, чей класс и возраст давал им в принципе
гражданские права, не могли участвовать в политической жизни
в той же мере, что и их женатые братья. На холостяков смотре¬
ли с подозрением, потому что они, также как и незамужние
женщины, вели образ жизни, который не соответствовал подо¬
бающему им месту в гендерно-дифференцированной социаль¬
ной упорядоченности. Некоторые из этих мужчин, такие как
подмастерья в разных странах Западной Европы (Германии,
Англии, Франции и др.), осознавая, что им никогда не суждено
стать главами домохозяйства, создали альтернативные концеп¬
ции «мужественности» и «мужской чести», которые резко отли¬
чались от господствующей. Они стали рассматривать свое хо¬
лостяцкое состояние, принудительно навязанное им цеховыми
мастерами, как нечто позитивное и предпочитали подчеркивать
свою свободу от политических обязанностей, а не отсутствие
политических прав. Верность исключительно мужской органи¬
зации подмастерьев считалась в их среде крайне важной, она
была ключевой в их понятии «истинного мужчины».
В целом, порвав со многими традиционными взглядами, ев¬
ропейские реформаторы сохранили устойчивые предубеждения
относительно того, что подобает мужчинам, а что женщинам.
Даже самые радикально-революционные группы в период
Гражданской войны и Английской Республики не призывали
распространить политические права на женщин и были далеки
от того, чтобы предположить, будто за концом власти монарха
над его подданными мог бы последовать конец власти мужей
над их женами. Ведь в их представлении первая была непра¬
ведной и богопротивной, а вторая «естественной».
Предоставив возможность активного участия в политичес¬
кой жизни более широкой группе мужчин, парламентские ре¬
30
формы раннего нового времени фактически повысили значе¬
ние половой принадлежности как детерминанты политического
статуса. Образцы поведения, которым общество предписывало
и побуждало следовать мужчин, все более наполнялись свет¬
ским содержанием и «мужские качества» включали в себя по¬
литическую ответственность, в то время как женские доброде¬
тели оставались всецело домашними и христианскими. Говоря
словами Жана Бодена, «быть хорошим мужчиной значит также
быть добропорядочным гражданином», а быть хорошей жен¬
щиной все еще значило быть просто истинной христианкой25.
Но хотя в XVI в. христианские добродетели набожности,
милосердия и смирения ценились наравне или даже выше, чем
светские, к XVIII в. такие светские качества как разум, здра¬
вомыслие и товарищество, явно приобрели больший вес. Эти
позитивные характеристики коллективное сознание приписы¬
вало исключительно мужчинам, и то, что они становились са¬
мыми важными в общественной жизни, еще более ограничи¬
вало возможности женщин играть в ней активную роль. Мас¬
кулинизация также отразилась в вербальных предпочтениях.
Достаточно вспомнить, что во второй половине XVIII в. глав¬
ные социальные и политические цели формулировались в ка¬
тегориях «братства» и «товарищества».
По всей Европе мужчинами, так же, как и женщинами, не
рождались (вспомним казавшуюся парадоксальной и ставшую
знаменитой фразу Симоны де Бовуар «Женщинами не рожда¬
ются, женщинами становятся»!), гендерную «полноценность»
нужно было заслужить. Атрибутом мужественности было уме¬
ние завоевать одобрение, уважение и почет у равных и избе¬
жать бесчестья и позора, причем честь мужчины зависела от
эффективности его контроля за сексуальным поведением жен¬
щин, с которыми он был связан, будь то его добрачная воз¬
любленная, супруга, дочери, сестры или просто домашняя при¬
слуга. Ирония состояла в том, что гендерная система, имевшая
целью обеспечить господство мужчин над женщинами, часто
давала возможность женщинам обретать власть над мужчина¬
ми, подвергая своих мужей бесчестью, а их мужественность со¬
мнению. Протоколы дел по дефамации пестрят многочислен¬
ными свидетельствами о попытках (иногда неудачных) мужчин
сохранить или восстановить свою честь и достоинство в судах.
Неэффективность осуществления патриархатной власти в соб¬
ственном доме могла послужить достаточным основанием для
утраты мужчиной властных полномочий в публичной сфере. В
то же время, хотя способы поддержания и восстановления
мужской чести варьировались в зависимости от социального
статуса, в целом представления о мужественности и роли сек¬
суальной составляющей в концепции мужской чести разделя¬
лись всеми слоями общества. И только позднее, примерно
31
между серединой XVI11 и серединой XIX в. происходит расхож¬
дение между идеями мужественности в различных социальных
группах, связанное с изменениями в классовой структуре об¬
щества26.
Проблема переплетения социальных и гендерных различий
занимает исключительно важное место в исследованиях по ис¬
тории мужчин более позднего времени. Например, британский
историк Джон Тош, размышляя о том, что значило быть муж¬
чиной в XIX в., предложил исходить из того, что формирова¬
ние мужской идентичности было детерминировано балансом
между тремя ее социально обусловленными компонентами,
связанными с домом, работой и кругом общения. Для предста¬
вителей среднего класса такими главными составляющими яв¬
лялись: 1) достойная работа, 2) единоличное содержание семьи
и 3) свободное общение на равных с другими мужчинами.
Дж. Тош присоединяется к ставшим уже многочисленными
критикам теории «разделенных сфер» (частной и публичной) и
более того, расширяет используемую ими аргументацию, спра¬
ведливо считая эту концепцию неадекватной еще и потому, что
как раз возможность свободного перехода между двумя сферами
жизни (которая являлась в то время сугубо мужской привиле¬
гией) была неотъемлемой частью социального устройства27.
Речь должна, следовательно, идти о разработке таких кон¬
цепций и методов, которые позволили бы совместить гендер¬
ный и социальный подходы в конкретно-историческом анали¬
зе. Но нынешнее положение вещей вынуждает констатировать,
что решение многих стоящих перед гендерной историей про¬
блем еще потребует значительных усилий, направленных на со¬
единение всех методологических ресурсов и реализацию про¬
дуктивного сотрудничества социальных историков и историков
культуры.
* * *
Еще одно перспективное направление гендерной истории
самым тесным образом связано с оригинальным подходом, ко¬
торый можно условно назвать персональной, или новой био¬
графической историей. Рождение нового подхода явилось
одним из результатов теоретических поисков, направленных на
создание новой интегральной модели исследования, способной
восстановить разорванную аналитическими процедурами це¬
лостность ткани исторического прошлого, осуществить реинте¬
грацию системно-структурного, социокультурного и психоло¬
гического подходов, обособившихся в практических исследова¬
ниях. Неудовлетворенность макроаналитическими версиями
методологии истории, которые долгое время доминировали в
историографии, заставила многих историков последней четвер¬
32
ти XX в., занимавшихся социальной историей и историей мен¬
тальностей, направить серьезные усилия на осмысление роли и
взаимодействия индивидуального и группового, национального
и универсального в историческом процессе, на преодоление
дихотомий индивидуального/коллективного, единичного/мас-
сового, уникального/всеобщего.
Дело в том, что историки ментальностей, пытавшиеся за¬
фиксировать целостность исторической действительности в
фокусе человеческой субъективности, с самого начала сосредо¬
точились на изучении внеличностной малоподвижной структу¬
ры общественного сознания, мира коллективных представле¬
ний, оставив «за кадром» не только историю событий, но и
проблему самоидентификации личности, личного интереса, це-
леполагания, индивидуального рационального выбора. А между
тем ответ на вопрос, каким именно образом унаследованные
культурные традиции, обычаи, представления определяют по¬
ведение людей в специфических исторических обстоятельствах
(а следовательно сам ход событий и их последствия), не говоря
уже о проблеме творческого начала в истории, требовал выхода
на уровень анализа индивидуальной деятельности.
Несомненно, включение механизмов личного выбора явля¬
ется необходимым условием построения новой интегральной
модели, призванной соответствовать интеллектуальной ситуа¬
ции дня сегодняшнего. Именно трудности решения этой зада¬
чи, которые становятся все более очевидными, стоят на пути
создания комплексной объяснительной модели, которая должна
учитывать наряду с социально-структурной и культурной детер¬
минацией детерминацию личностную и акцидентальную, вос¬
становив психосоциальную целостность исторического индиви¬
да. В связи с этим вполне закономерным явлением стал новый
поворот интереса историков от «человека типичного» или
«среднего» к конкретному индивиду и, как правило, к индивиду
неординарному или, по меньшей мере, способному принимать
в сложных обстоятельствах нестандартные решения. Именно в
результате этого поворота историческая биография, представ¬
ляющая собой один из древнейших жанров историописания и
пользующаяся непреходящей популярностью у самой широкой
публики, получила как бы «второе рождение»28, приняв участие
в складывании нового направления со своими специфическими
исследовательскими задачами и процедурами.
Разумеется, новый подход имеет очень жесткие ограниче¬
ния в источниковой базе для ранних периодов истории. Даже
исследователи западно-европейской истории позднего средне¬
вековья и раннего нового времени, несмотря на наличие до¬
вольно богатых частных архивов и обширного корпуса литера¬
турных памятников, сталкиваются с серьезными трудностями и
прежде всего в своих попытках реконструировать историческую
2 Женщины и мужчины п истории
33
индивидуальность мужчин, и, тем более, женщин, из средних
и низших социальных слоев. В частности, стремясь восстано¬
вить внутренний мир женщины отдаленных эпох, ученые вы¬
нуждены обращаться, главным образом, к немногочисленным
представительницам элиты, потомкам которых к тому же уда¬
лось сберечь и пронести свои фамильные архивы сквозь века
и все исторические катаклизмы.
Однако и в таких счастливых случаях неизбежно встает во¬
прос, можно ли наблюдения, сделанные на основании иссле¬
дования отдельных судеб в сколь угодно щедрых на подробнос¬
ти казусах экстраполировать в область коллективного и тем
более социально-дифференцированного гендерного опыта? Для
такого переноса, конечно, требуются дополнительные обосно¬
вания. Иногда исследователь опирается на гипотезу о двойст¬
венности женского мировосприятия, предполагающую, что
если в одних ситуациях представления женщины в той или
иной мере отражали ее социальную принадлежность, которая
определялась, в зависимости от ее семейного положения, по
мужу или по отцу, то в других — классовые различия вытесня¬
лись более фундаментальными гендерными характеристиками.
Констатация существенной общности «женского опыта» каж¬
дой конкретной эпохи, таким образом, не элиминирует рас¬
хождений, создаваемых социальным неравенством, и соответ¬
ствует тем свидетельствам источников, которые подтверждают,
что противоречия этого «двойного статуса» женщин осознава¬
лись мыслящими современниками и озадачивали их так же,
как и нынешних историков, пытающихся уложить женскую
ментальность в классово-гендерную систему координат.
В новой «персональной истории» индивидуальные биогра¬
фии как форма микроанализа используются для прояснения
социального контекста, а не наоборот, как это практикуется в
традиционных исторических биографиях29. Несмотря на нали¬
чие серьезных эпистемологических трудностей, обновленный и
обогащенный принципами микроистории биографический
метод, при всех своих естественных ограничениях, позволил
исследователям основательно разработать многие проблемы
гендерной дифференциации, включая роль матримониального
статуса и психологические особенности различных стадий жиз¬
ненного цикла, ролевые предписания и ограничения, реакции
общества на девиантное поведение.
В то время как семейный статус определял каждую фазу
женского жизненного цикла, отношение к женской сексуаль¬
ности в широком смысле слова детерминировало поведенчес¬
кий стереотип, предписываемый обществом всем женщинам,
независимо от их возраста, семейного или социального поло¬
жения. Этот нормативный код, выражавшийся, в частности, в
понятиях «чести» и «позора», идеале женской скромности как
34
внешнего выражения целомудрия, был призван контролировать
не только сексуальное поведение женщин, но практически все
стороны их бытия: он задавал строгости воспитания и скудость
образования, стиль одежды и манеру говорить, ограничения в
выборе партнера, рамки приемлемой деятельности и очень
многое другое. Конечно, не все женщины следовали модели
поведения, предписываемой им традиционным обществом, но
обнаружившееся в целом ряде исследований разнообразие воз¬
можностей, в целом очерчивает их пределы, выход за которые
был трагическим уделом единиц.
Пожалуй, наибольшие ожидания от гендерной истории в
области методологии связаны именно с поисками решения
чрезвычайно трудной проблемы взаимодействия индивидуаль¬
ного, группового, социального и универсального в историчес¬
ком процессе. В то же время приходится констатировать, что
уже полученные результаты работы историков, которые — в за¬
висимости от избранного ракурса исследования — описывают
отдельные женские судьбы, либо выясняют роль женщин в
семье и домохозяйстве, или выявляют место женщины в обще¬
ственно-публичной сфере (в заданных пространственно-вре¬
менных границах), все еще нуждаются в переосмыслении с
точки зрения возможного синтеза всех этих трех аспектов изу¬
чения истории женщин. В практике же конкретно-историчес¬
ких исследований с более широким охватом, определенное
продвижение в решении этой проблемы уже намечено.
Как показали в своих замечательных историко-биографи¬
ческих исследованиях С. Мендельсон и Н. Дэвис, даже редкие
женщины XVII в., искавшие более широкое поле приложения
своих сил, не оспаривали всего комплекса «гендерной асим¬
метрии», вовсе не претендовали на привилегии мужчин в по¬
литике, праве, образовании, сексуальных отношениях, а своему
проникновению в «заповедные» сферы деятельности тщательно
искали оправдание30. Но хотя никто из них не ставил открыто
под сомнение гендерную полярность, как она понималась со¬
временниками, реализация такими женщинами своих властных
амбиций, социальных притязаний, интеллектуальных потенций
и творческой энергии в скрытом виде была явлением достаточ¬
но распространенным. Из представленных исследовательница¬
ми «тройных портретов» ярко выступают спектр и пределы воз¬
можностей, которыми располагает индивид в рамках данного
исторического контекста с характерной комбинацией социаль¬
ной и гендерной иерархий.
II. Дэвис исключительно четко формулирует свою исследо¬
вательскую программу в Прологе, построенном в виде вообра¬
жаемого обмена мнений автора с героинями написанной ею
книги: «Позвольте мне объяснить... Я собрала вас вместе для
того, чтобы больше узнать о ваших сходствах и различиях. В
35
наши дни иногда говорят, что женщины прошлого похожи друг
на друга... Я хотела показать, в чем вы были близки друг другу,
а в чем нет, в чем вы отличались от мужчин своего мира и в
чем были такими же.., как разные религии влияли на женские
судьбы, какие двери они перед вами открывали, а какие закры¬
вали, какие слова и дела они позволяли вам выбирать... Я хо¬
тела узнать, как вы трое боролись с гендерным неравенством...
Но я не изобразила вас просто многострадальными. Я также
показала, как женщины в вашем положении извлекали из него
максимум возможного. Я интересовалась тем, какие преимуще¬
ства давала вам маргинальность...»31
В полной мере реализовав поставленную задачу, исследова¬
тельница не только реконструировала персональные истории
трех женщин XVII в., но вышла на более глубокое понимание
того социокультурного контекста, в котором они жили и дей¬
ствовали: «Разные жизни, но разыгранные, так сказать, на
общем поле... Все трое испытывали на себе давление иерархи¬
ческой структуры, предъявлявшей особые требования к жен¬
щинам. Все они, пусть ненадолго, вдруг открывали для себя
новые, сулившие лучшее будущее, духовные возможности. Тра¬
ектории их развития определялись некоторыми общими черта¬
ми, в частности удачным сочетанием большой энергии и дол¬
гой жизни. Различия объяснялись как случайностями и темпе¬
раментом, так и (в значительной степени) особенностями ре¬
лигиозной культуры и профессиональных ожиданий XVII
века... Их истории раскрывают перед читателем неизвестные
аспекты XVII века, показывают возможности нового, марги¬
нального существования, жизни на обочине. В каком смысле
может идти речь о маргинальном существовании? Прежде
всего, эти женщины были удалены от центров политической,
королевской, административной и прочей власти... Наши жен¬
щины были также отделены от официальных центров образо¬
вания и учреждений культуры...»32
И далее: «Во всех трех случаях созданные их воображением
образы и предметы культуры... творились из маргинального
пространства. Но это пространство ни в коем случае не отли
чалось убожеством, с которым связывают слово "маргиналь
ный" зацикленные на прибыли современные экономисты. Ско
рее это было пограничное пространство между культурными
слоями, которое способствовало возникновению нового и со
зданию удивительных гибридов. Каждая из этих женщин по
своему обживала маргинальное пространство, превращая его и
своеобразный центр... В каждом из этих случаев личность ста
ралась высвободиться из тисков европейских иерархий, укло
нившись в сторону от привычной колеи, сойдя на обочину
Конечно же, обочина предназначалась не только для женщин
Многие европейские мужчины также были отлучены от влас г
36
ими структур в силу своего происхождения или ремесла, своего
имущественного положения или религии и иногда тоже изби-
1<н>ш дин себя маргинальное пространство (или не возражали
иршии попадания в него)... Но "дамы на обочине" (свидетель-
' Mivioiiine о более сильном притеснении) могут особенно на¬
маяно продемонстрировать, что стояло на карте как для муж-
нш, I пк и для женщин»33.
И них выводах, сделанных Н. Дэвис в Заключении к ее
мине, наряду с рассуждениями по поводу соотношения струк-
мры и спектра возможностей, задаваемых социумом, и ролью
• амт о действующего субъекта — «актера исторической драмы»,
'Им ihIIiiii особого внимания мысль о значении «женской» пер-
М11ПН11.110Й истории для более глубокого познания социальной
и Фидерной системы в целом, в том числе и «мужской» ее со-
| ынмн101ией. Практика почти всех «персональных» конкретно-
иг|прических исследований этот тезис убедительно доказывает,
и и ной связи не всегда обоснованными представляются ла¬
ней нити но поводу того, что слишком часто в современной
hi |о||иографии маркой гендерной истории прикрываются
«нбыкноиепные» женские исследования, разрабатывающие ис-
mpilko феминологическую проблематику34. Видимо, такая
оценки должна быть строго предметной и опираться не на по¬
тную идентификацию основных персонажей того или иного
in юричсского труда, а на характеристику его концептуально-
Мй|ОДоио1 пческих установок и — соответственно — на диапа-
10Ц наблюдений и обобщений.
И Фидерных исследованиях, использующих персональный
пианол подобного рода, привлекает взвешенное сочетание двух
iloiiiiiiiiiieiii.iibix стратегий: с одной стороны, пристального вни¬
мании к «принуждению культурой» и к «сложному способу
ьо|(1чруирования смыслов и организации культурных практик»,
I* рнюричсским лингвистическим средствам, с помощью кото¬
рый • 11ЮДИ представляют и постигают свой мир»35, а с другой —
мыитнчпш активной роли действующих лиц истории, наделен-
•H.IN, согласно удачной формуле Габриэлы Спигел, «историчес-
и! обусловленным авторским сознанием»36, и способа, кото¬
рым исторический индивид — в заданных и не полностью кон-
ipojiiipveMi.ix им обстоятельствах — мобилизует и целенаправ¬
ленно использует наличествующие инструменты культуры,
• limp»! историю», даже если результаты этой деятельности не
ж hi да п пс во всем соответствуют его намерениям.
* * *
Переход от «монологической» истории женщин к «диалоги¬
ческой»'7 гендерной истории и появление обобщающих исто¬
рических трудов в теоретическом контексте гендерных исследо¬
вании дали мощный импульс научной полемике о возможных
.37
и наиболее плодотворных путях интеграции новой дисциплины
в историю всеобщую38. Жорж Дюби и Мишель Перро во Вве¬
дении к пятитомной «Истории женщин на Западе» совершенно
справедливо отметили, что «стало возможным говорить о
«новой истории женщин», поскольку ее предмет, методы и
подходы в конце 80 — начале 90-х годов претерпели сущест¬
венные изменения... Это уже собственно не история женщин,
а история отношений между полами»39.
Между тем проблема периодизации не была переосмыслена
с учетом новых концепций и задач. Она не сходит с повестки
дня и по сей день оживленно обсуждается, а ее значение по¬
стоянно подчеркивается, но все попытки ее решить по-види¬
мому обречены на неудачу. И не в последнюю очередь потому,
что с учетом кардинального сдвига в общей направленности от
истории женщиц к истории взаимоотношений между полами
сама постановка задачи дать специальную периодизацию исто¬
рии с позиции одного — но только другого — пола, выглядит
анахронизмом.
Гораздо более привлекательным в этом плане кажется пред¬
ложение признанного авторитета «новой культурной истории»
Роже Шартье, который ставит периодизацию женской истории
в зависимость от выявления исторически изменчивого и спе¬
цифического для каждой из социальных систем «способа арти¬
куляции различных возможностей женского влияния», по¬
скольку, только их конкретное соотношение в данный истори¬
ческий период, может прояснить, каким образом в условиях
гендерной асимметрии создается женская субкультура.
Главным объектом истории женщин становится изучение
различных дискурсов и практик, «регистрируемых многими ис¬
точниками механизмов, которые гарантируют (или призваны
гарантировать) признание женщинами господствующих пред¬
ставлений о различиях между полами, как то правовая прини¬
женность, взгляд на роли полов, навязываемый школой, разде¬
ление труда и пространства, исключение из сферы публичного
и т.д.» Реализуемое таким образом «символическое насилие»,
определяемое в духе П. Бурдье, всегда утверждает и закрепляет
патриархальные отношения господства и подчинения, которые
сложились культурно-исторически, как «различия природные,
коренные, неустранимые и всеобщие». «Поэтому суть пробле¬
мы состоит не в том, чтобы противопоставлять историческое и
биологическое определения оппозиции женщина/мужчина, а
скорее в том, чтобы для каждой исторической конфигурации
идентифицировать те механизмы, которые формулируют и
представляют как "естественное" (а значит — биологическое)
это социальное (а значит — историческое) разделение ролей и
функций».
38
Систематически воспроизводимые представления о женской
неполноценности не исключают отклонений и манипуляций.
«Через присвоение женщинами мужских моделей и норм пред¬
ставления, имеющие в виду обеспечить господство и подчине¬
ние, превращаются в инструмент сопротивления и утверждения
своей идентичности... Не все трещины, раскалывающие моно¬
лит мужского господства, принимают форму эффектных раз¬
рывов и непременно находят яркое выражение в идеологии от¬
каза и мятежа. Часто эти трещины возникают внутри самого
согласия, и для изъявления непокорности используется язык
господства». «Именно проблема согласия — самая что ни на
есть центральная в функционировании системы власти, идет
ли речь о социальном или же о половом делении»40.
Таким образом на первый план выводится то, что может
служить общим основанием и инструментом интеграции ген¬
дерных исследований в новую социокультурную историю.
Примечания
1 Janeway Е. Man’s World, Woman’s Place: a Study in Social Mythology.
N.Y. 1971. P. 7.
2 Piettre M. La condition feminine a travers les ages. P., 1974.
3 Ibid. P. 309.
4 См., например: Anderson B.S., Zinsser J.P. A History of Their Own:
Women in Europe from Prehistory to the Present. N.Y. etc., 1988.
5 Ibid. Vol. 1. Introduction. P. XV—XIX.
6 Kelly J. Women, History and Theory. Chicago, 1984. P. 19—50.
7 Landes J. Women and the Public Sphere in the Age of the French Revo¬
lution. Ithaca—N.Y., 1988. Правда, некоторые критики обвиняют
Ландес в недооценке той роли, которую женщины эпохи револю¬
ции, принадлежавшие к интеллектуальной элите, пользуясь опреде¬
ленной свободой дискурса, играли в формировании тех самых ин¬
ститутов новой публичной сферы (от салонов до прессы), которые
бросили вызов авторитету монархии (Goodman D. Public Sphere and
Private Life: Toward a Synthesis of Current Historiographical Approaches
to the Old Regime // History and Theory. 1992. Vol. 31. № 1. P. 14—
20).
8 Kelly J. Op. cit. P. 1-18.
9 Ibid. P. 3.
10 Видный американский социальный антрополог Уильям Уорнер,
убедительно показав, что символы пола, статуса, власти насквозь
пронизывают жизнь современного человека, и подчеркивая нереду-
цируемость изменений в символической системе к другим социаль¬
ным процессам писал: «Строгое регулирование статуса женщины и
связей мужчин с этим статусом закладывало фундамент под муж¬
скую природу морального и символического миров... Со времен Ре¬
формации и протестантского бунта продолжался целый ряд сопут¬
39
ствующих изменений: изменилась система сакральных символов,
фиксированный статусный порядок уступил место открытому, в
технологии произошел переход от прежнего ручного труда к ма¬
шинному; простое разделение труда уступило место сложному. И
все эти процессы происходили одновременно и синхронизирова¬
лись в единый социально-техническо-религиозный порядок, изме¬
няющиеся части которого более или менее — пусть даже иногда и
негармонично — конгруэнтны друг другу. Говорить, будто что-то
одно здесь непременно было причиной другого, — научный нонсенс.
Суждения о том, будто технологический переворот и экономичес¬
кое изменение вызвали социальные и символические сдвиги или
будто религиозная этика изменила экономику, на мой взгляд, яв¬
ляются ложными» (Уорнер У. Живые и мертвые. М.—СПб., 2000.
С. 387-388, 392).
11 Подробно об этом см.: Wiesner М.Е. Women and Gender. Р. 241 —
255.
12 Women, Culture and Society / Eds. by M.Z. Rosaldo, L. Kamphere.
Stanford, 1975; Toward an Anthropology of Women / Ed. by R.R. Re¬
iter. N.Y., 1975. Подробно о концепциях и проблематике исследо¬
ваний зарубежных антропологов в 1970—1980-е гг. см. в сборнике:
Женщина в обществе и культуре. М., 1987.
13 Becoming Visible: Women in European History / Eds. by R. Bridenthal
et al. 2n(*ed. Boston etc., 1987. P. XI.
14 Ibid. P. 1-2.
15 См., в частности: Connecting Spheres. Women in the Western World,
1500 to the Present / Eds. by M.J. Boxer, J.H. Quataert. N.Y.—Oxford,
1987.
16 Bennett J.M. «History that Stands Still»: Women’s Work in the European
Past // Feminist Studies. 1988. Vol. 14. № 2. P. 269-283.
17 Bennett J. Feminism and History // Gender and History. 1989. Vol. 1.
№ 2. P. 251-272.
18 Hill B. Women’s History: A Study in Change, Continuity or Standing
Still? // Women’s History Review. 1993. Vol. 2. № 1. P. 5-22.
19 Так, Дэвид Андердаун утверждает, что опасения по поводу «неуп¬
равляемости женщин» составляли неотъемлемую часть «общего
кризиса» социального устройства XVII в. (Underdown D. The Taming
of the Scold: the Enforcement of Patriarchal Authority in Early Modern
England); Order and Disorder in Early Modern England / Eds. by
A. Fletcher, J. Stevenson. Cambridge, 1995. Ch. 4. Cp.: Kimmel M.S.
The Contemporary «Crisis» of Masculinity in Historical Perspective //
The Making of Masculinities: The New Men’s Studies / Ed. by H. Brod.
Boston, 1987. В условиях «общего кризиса» значительное число ин¬
дивидов утрачивало способность соответствовать культурным об¬
разцам маскулинности.
20 Bennett J. Women’s History: A Study in Continuity and Change //
Women’s History Review. 1993. Vol. 2. № 2. P. 173—184.
21 Female Scholars: A Tradition of Learned Women before 1800 / Eds. by
J.R. Brink. St. Albans (Vt.), 1980; Rosenberg R. Beyond Separate
Spheres: Intellectual Roots of Modern Feminism. New Haven, 1982;
Margadant J.B. Madame le Professeur: Women Educators in the Third
40
Republic. Princeton, 1987; Schiebinger L. The Mind Has No Sex:
Women in the Origins of Modern Science. Cambridge (Mass.), 1989;
Jordanova L. Sexual Visions: Images of Gender in Science and Medecine
between the Eighteenth and Twentieth Centuries. Madison, 1989; Hill B.
The Republican Virago: The Life and Times of Catherine Macaulay. Ox¬
ford, 1992; Schiebinger L. Nature’s Body: Gender in the Making of
Modern Science. Boston, 1993; Moi T. Simone de Beauvoir: The Making
of an Intellectual Woman. Oxford, 1994; Dyhouse C. No Distinction of
Sex: Women in British Universities, 1870—1939. L., 1995; Berg M. A
Woman in History: Eileen Power, 1889—1940. Cambridge, 1996;
Weaver S. A Marriage in History: The Lives and Work of Barbara and
J.L. Hammond. Stanford, 1997; Smith B.G. The Gender of History: Men,
Women, and Historical Practice. Cambridge (Mass.)—London, 1998; etc.
22 Это довольно неуклюжее название призвано маркировать принад¬
лежность к новой исследовательской парадигме, показать, что речь
идет, разумеется, не о возвращении к традиционной истории, ко¬
торая рассматривала Человека как некое абстрактное и бесполое
существо, а об истории мужчин «в их взаимосвязи с другой поло¬
виной человечества». «Это значит, — констатирует Джон Тош, —
что исторический образ мужчины — это образ мужа и сына, а ис¬
ключение им женщины из сферы общественной жизни является
предметом исследования, а не аксиомой». (См.: Тош Дж. Стремле¬
ние к истине: Как овладеть мастерством историка. М., 2000. С. 214).
23 См., например: Nye R.A. Masculinity and Male Codes of Honor in
Modern France. N.Y., 1993.
24 Nature, Culture and Gender / Eds. by C. MacCormack, M. Strathern.
Cambridge, 1980; Pitkin HF. Fortune is a Woman. Gender and Politics
in the Thought of Niccolo Machiavelli. Berkeley, 1984; Men’s
Ideas/Women’s Realities: Popular science, 1870—1915 / Ed. by
L.M. Newman. N.Y., 1985; Keller E.F. Reflections on Gender and Sci¬
ence. New Haven, 1985; Elshtain J.B. Meditations on Modern Political
Thought: Masculine/Feminine Themes from Luther to Arendt. N.Y.,
1986; Nicholson L. Gender and History. The Limits of Social Theory in
the Age of the Family. N.Y., 1986; Fausto-Sterling A. Myths of Gender.
Biological Theories about Women and Men. N.Y., 1986; etc.
25 Faure C. Democracy without Women... P. 39.
26 См. весьма обстоятельное и фундированное исследование Элизабет
Фойстер: Foyster Е.А. Manhood in Early Modern England: Honour, Sex
and Marriage. L.—N.Y., 1999.
27 Tosh J. What should Historians do with Masculinity? Reflections on
Nineteenth-Century Britain // History Workshop Journal. 1994. № 38.
P. 179—202. Именно в фундаментальной монографии самого Тоша,
обоснованная им «компромиссная» методология, исходные уста¬
новки которой определяются отказом от абсолютизации классового
или гендерного подхода и принятием так называемого «двойного
варианта социального устройства» (включающего и гендерный, и
классовый подход), была реализована самым последовательным об¬
разом. В книге под примечательным названием «Место мужчины:
Дом и представление о мужественности в сознании среднего класса
викторианской Англии» автор убедительно демонстрирует цент¬
ральное место идеала домашней жизни в буржуазной концепции
41
маскулинности изучаемой им эпохи (Tosh J. A Man’s Place. Mascu¬
linity and the Middle-Class Home in Victorian England. New Haven—
L., 1999). См. также: Manful Assertions: Masculinities in Britain since
1800 / Eds. by M. Roper, J. Tosh. L., 1991. Аналогичный подход,
подчеркивающий связь между гендером и классом, был применен
в наиболее методологически «продвинутых» исследованиях по ис¬
тории семьи указанного периода. См., прежде всего: Davidojf L.,
Hall С. Family Fortunes: Men and Women of the English Middle Class,
1780-1850. L., 1987.
28 О проблемах биографических жанров см.: Павлова Т.Л. Психологи¬
ческое и социальное в исторической биографии // Политическая
история на пороге XXI века: Традиции и новации. М., 1995. С. 86—
92.
29 См.: Levi G. Les usages de la biographie // Annales. E.S.C. 1989. A. 44.
№ 6. P. 1331 — 1332. Подробнее о персональной истории см.: Репи¬
на Л.П. «Персональная история»: Биография как средство истори¬
ческого познания // Казус. Индивидуальное и уникальное в исто¬
рии. М., 1999. С. 76—100; Репина Л.П. Историческая биография и
«новая биографическая история» // Диалог со временем: Альманах
интеллектуальной истории. Вып. 5. Историческая биография и пер¬
сональная история. М., 2001. С. 5—12.
30 Mendelson S. The Mental World of Stuart Women: Three Studies.
Brighton, 1987; Davis N.Z. Women on the Margins. Three Seventeenth-
century Lives. Cambridge (Mass.)—L., 1995.
31 Davis N.Z. Op. cit. P. 2—4.
32 Дэвис Н.З. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века /
Пер. Т. Доброницкой. М., 1999. С. 237, 243—244.
33 Там же. С. 244-245.
34 Этот момент, в действительности, был более характерен для гендер¬
ной истории 1980-х гг. (См., например: Пушкарева Н.Л. Зачем он
нужен, этот «гендер»? (Новая проблематика, новые концепции,
новые методы анализа прошлого) // Социальная история. Ежегод¬
ник 1998/99. М. С. 165.
35 Scott J.W. Deconstructing Equality—Versus—Difference: Or the Uses of
Post-structuralist Theory of Feminism // Feminist Studies. 1988. Vol. 14.
№ 1. P. 34.
36 Spiegel G.M. History, Historicism and the Social Logic of the Text in the
Middle Ages // Speculum. 1990. Vol. 65. N9 1. P. 59—86.
37 О диалогической природе нового видения истории см.: Ясшребиц-
кая А.Л. Проблема взаимоотношения полов как диалогических
структур средневекового общества в свете современного историо¬
графического процесса // Средние века. Вып. 57. 1994. С. 126—136.
38 Social Science History. 1989. Vol. 13. № 4. P. 439—477.
39 A History of Women in the West / Eds. by G. Duby, M. Perrot. Vol. I.
P. XIX.
40 Chartier R. Differances entre les sexes et domination symbolique (note
critique) // Annales E.S.C., 1993. A. 48. N9 4. P. 1005—1008. Cm.
также: Шартье P. История сегодня: сомнения, вызовы, предложе¬
ния // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995. С. 201—202.
Часть II
Сквозь века: европейская история
в гендерном измерении
Глава 1. Гендерные представления
и гендерная идеология
В большом числе статей и книг по истории средних веков
и нового времени на «женскую тему» исследуются норматив¬
ные предписания, гендерная идеология и расхожие представле¬
ния о женщинах, которые были на редкость устойчивыми,
фиксировали, как правило, сугубо мужской взгляд на этот
предмет и, несмотря на наличие некоторых внутренних проти¬
воречий, рисовали в целом негативные стереотипы мужского
восприятия. Эти идеи и представления формировали те навя¬
зываемые социумом модели женского поведения, которые
жестко ограничивали свободу самовыражения. Показательно,
что в эталонных моделях мужского поведения во все истори¬
ческие эпохи в гораздо большей степени проявлялся социаль¬
ный статус, нежели гендерный, который в «женских» моделях
столь же неизменно доминировал.
Мыслители всех исторических эпох писали о женщинах,
стараясь определить, что отличает их от мужчин и создать
идеалы женского поведения и репрезентации. Эти идеи были
зафиксированы в религиозной литературе, научных и фило¬
софских трактатах, поэтических и других произведениях, кото¬
рые сохранялись и читались последующими поколениями, что
не только делает их доступными для исторического анализа, но
прежде всего означает, что эти идеи оказывали свое влияние на
сознание людей во все последующие эпохи и периоды истории.
Огромную роль в формировании гендерной идеологии евро¬
пейских стран на протяжении многих веков играла христиан¬
ская традиция, опиравшаяся на библейские образцы (как Вет¬
хого, так и Нового Завета) и поучения отцов церкви1. Именно
в этих самых влиятельных текстах черпали средневековые ав¬
торы и свою систему образов и необходимую аргументацию.
Непреходящее значение имели два центральных и противо¬
положных по своей оценочной нагрузке библейских образа —
Евы и Девы Марии. Они занимали важное место не только в
ученых сочинениях церковных писателей, но и в светских про¬
изведениях, задавая гендерные стереотипы во всех пластах сре¬
дневековой культуры. Образы ветхозаветных героинь были
43
столь же активно востребованы (например, двусмысленный и
противоречивый образ Юдифи, одновременно — неотразимо
сексуальной красавицы и святой спасительницы Иерусалима)2.
Идеи отдельных образованных мужчин, тех авторов религи¬
озных, научных и философских трудов, которые считались
высшими и непререкаемыми авторитетами, с одной стороны,
отпечатывались в умах огромного большинства мужчин и жен¬
щин, не способных сформулировать и увековечить свои собст¬
венные мысли, и с другой, служили основой для юридических
норм, имевших целью регламентировать поведение. На деле,
эти «авторские» мнения и идеи уже больше не считались тако¬
выми, а рассматривались в качестве религиозной истины или
научного факта, в особенности тогда, когда извлекаемые из
них правила поведения вводили действия женщин в те узкие
границы, которые соответствовали расхожим понятиям муж¬
чин.
И даже те светские авторы, которые, казалось бы, хотели
«воздать славу» женщине, делали это с многочисленными ого¬
ворками и в иронической форме, как, например, Леруа Гугон:
Дабы пример вам привести,
Что можно в женщине найти
Любовь, и кроткий нрав, и совесть,
Написана мной эта повесть:
Такие свойства не у всех,
И славу им воздать не грех!
Досадно мне и тяжело,
Что у людей уж так пошло
И верности наш мир не ценит.
Ах, если дама не изменит
И не предаст коварно, — боже,
Любых богатств она дороже!
Но в том-то и беда большая,
Что, верность другу нарушая
Из-за корысти самой вздорной,
Иные дамы лгут позорно;
У них сердца — как флюгера,
И словно буйные ветра
Сердцами этими играют, —
Нередко в жизни так бывает!..3
Стереотипы «женственного» и «мужественного» претерпели
серьезную трансформацию в куртуазной культуре с ее рыцар¬
ским идеалом и культом Прекрасной Дамы, что было блестяще
описано Й. Хейзингой:
«Глубокие черты аскетичности, мужественного самопожер¬
твования, свойственные рыцарственному идеалу, теснейшим
образом связаны с эротической основой этого подхода к жизни
и, быть может, являются всего-навсего нравственным замеще¬
44
нием неудовлетворенного желания... Томительная мечта о под¬
виге во имя любви, переполняющая сердце и опьяняющая,
растет и распространяется обильной порослью... Трудно уста¬
новить, до какой степени в этом представлении о герое-любов-
нике проявляется мужской — и до какой степени женский
взгляд на любовь. Образ воздыхателя и страдальца — было ли
это тем, к чему стремился мужчина, или же именно желание
женщины находило здесь свое воплощение? По-видимому все-
таки первое. Вообще при изображении любви обрести культур¬
ные формы в состоянии почти исключительно мужские воззре¬
ния, во всяком случае вплоть до новейших времен... В литера¬
туре взгляд женщины на любовь большей частью отсутствует
не только потому, что создателями этой литературы были муж¬
чины, но также и потому, что для женщины восприятие любви
через литературу гораздо менее необходимо, чем для мужчины.
Образ благородного рыцаря, страдающего ради своей воз¬
любленной, — прежде всего чисто мужское представление, то,
каким мужчина хочет сам себя видеть. Мечту о себе как об ос¬
вободителе, он переживает еще более напряженно, если высту¬
пает инкогнито и оказывается узнанным лишь после сверше¬
ния подвига. В этой таинственности бесспорно скрывается
также романтический мотив, обусловленный женскими пред¬
ставлениями о любви. В апофеозе силы и мужественности, за¬
печатленных в облике летящего на коне всадника, потребность
женщины в почитании силы сливается с гордостью и физичес¬
кими достоинствами мужчины»4.
Впрочем, идеалы куртуазной любви занимали в гендерных
представлениях эпохи вполне ограниченную нишу. И скоро
Кристине Пизанской приходится защищать женщин от муж¬
чин, которые, «побуждаемые завистью и высокомерием», «на¬
брасываются с обвинениями на всех женщин, надеясь умалить
и поколебать честь и славу наиболее достойных из них»5.
Мы также обнаруживаем, что Многие из тех представлений,
которые составляли неотъемлемый элемент общественного со¬
знания европейцев уже в более позднюю эпоху — в раннее
новое время, были унаследованы от античных и средневековых
писателей и от религиозных мыслителей. И хотя по многим
другим вопросам мнения и суждения этих авторов существенно
разнились, в том, что касалось женщин, они были на редкость
единодушны: они рассматривали женщин как определенно
низшие, по сравнению с мужчинами, существа и обеспечили
последующие поколения бесчисленными примерами отрица¬
тельных свойств женского характера.
Вместе с тем, «протестантский бунт» устранил культ Девы
Марии, изменив систему ритуалов и верований христианства,
касающихся сексуальной жизни. Как подчеркивал У. Уорнер:
«Литургическая жизнь была сведена к нескольким кризисным
45
событиям, которые произошли, согласно вере, в жизни мужчи¬
ны Христа. Страсти, чувства и глубокие физико-психологичес¬
кие привязанности, бывшие составной частью средневекового
и позднеримского христианства и тех великих религий, кото¬
рые им предшествовали, стали внушать подозрение, были
яростно атакованы и отменены. Моральный бунт против жен¬
ских видовых символов со временем все более возрастал, пока,
наконец, мать и женщина почти окончательно не исчезли из
культа и в нем не остались только мужчина Христос и другие
мужские фигуры Троицы... Ввиду того, что на моральном и се-
кулярном уровне протестантский бунт был направлен против
власти, а система власти была мужской, основанной на пере¬
даче престижа, могущества и положения по наследству от отца
к сыну, можно было предположить, что этот бунт будет на¬
правлен против власти и морального господства отца. Кроме
того, учитывая, что это движение увенчалось успехом, можно
было заключить, что статус отца должен был быть понижен и
ограничен. Однако этого не произошло...»6
Несмотря на свою «долгую протяженность», все эти казав¬
шиеся вечными идеи претерпели некоторые изменения в XVI—
XVIII столетиях в результате интеллектуальных сдвигов, произ¬
веденных Возрождением, реформационными течениями XVI в.
и научной революцией XVII в., которая подвергла сомнению
непререкаемость всяческих авторитетов. Однако эти изменения
нельзя оценивать однозначно. Действительно, с XVII в. стали,
наконец, отчетливо слышны голоса тех, кто отстаивал более
позитивный взгляд на женщин, но еще громче зазвучали нега¬
тивные оценки новых мизогинистов, которые теперь предпочи¬
тали апеллировать не к Аристотелю или Библии, а к естествен¬
ным наукам и к сравнению юридических систем. На этой ген¬
дерной идеологии и были основаны те введенные в практику
нормативные акты, которые не только не увеличили, но еще
более ограничили права женщины и ее способность действо¬
вать независимо во всех сферах жизни.
Множество публикаций текстов, их переводов и каталогов,
сотни специальных статей, эссе, рецензий, книг и диссертаций,
посвященных ренессансным спорам о женском характере
(включая их визуальное преломление) свидетельствуют об ог¬
ромном интересе историков, литературоведов, искусствоведов
к этой тематике гендерных исследований. Их популярность во
многом объясняется тем, что в своих работах последнего деся¬
тилетия представители и представительницы «новой интеллек¬
туальной истории» не только блестяще продемонстрировали
интереснейшие повороты ожесточенной идейной борьбы и по¬
казали активность женщин в развернувшейся в Европе XVI—
XVII вв. полемике о «природе женщин», но и предложили ори¬
гинальные ее интерпретации, которые дали старт дискуссии о
46
возникновении идеологии феминизма в XVII в.7 Несмотря на
привычное отсутствие единодушия, которое проявилось и в
этом вопросе, некий компромисс все же был достигнут. И наи¬
более ярко он выразился, вероятно, в признании того, что
«хотя защитницы женщин и не требовали реформ, которые
могли бы улучшить их социально-политическое положение,
они помогли заложить основание для более активного феми¬
низма, воспитывая в женщинах уверенность в своих интеллек¬
туальных и нравственных достоинствах»8.
Еще большее расхождение точек зрения, чем в оценках ли¬
тературной «памфлетной войны», наблюдается в трактовке
взглядов религиозных лидеров XVI—-XVII вв. В этом случае
спорность толкований является естественным следствием не
только конфессиональных пристрастий интерпретаторов, но и
внутренней противоречивости самого идейного наследия ре¬
форматоров: многие из них были непоследовательны и по не¬
которым вопросам выражали жестко негативные мнения о
женщинах, в то время как по другим — весьма позитивные
(особенно это характерно для Лютера)9. Но, несмотря на дву¬
смысленность высказываний религиозных мыслителей и на от¬
сутствие согласия среди исследователей, все же можно, по всей
видимости, сделать некоторые обобщения о воздействии рели¬
гиозных перемен на представления о женщинах в обществен¬
ном сознании эпохи.
Многие из этих представлений оставались неизменными и
восходили к идеям средневековых ученых-схоластов. В глазах
Лютера, Кальвина, Цвингли и вождей английских пуритан
женщины — создания Господа и могут получить спасение
через веру, в религиозной духовности они равны с мужчинами,
но во всех других отношениях должны быть им подчинены.
Большинство реформаторов, как и их предшественники — сре¬
дневековые теологи, признавали принципиальную ответствен¬
ность Евы за грехопадение и считали^ что именно это усугуб¬
ляет природную неполноценность женщин и необходимость их
подчинения мужчинам.
Вместе с тем, протестанты порвали с католическим учением
о высшей ценности целибата и написали множество трактатов,
убеждающих мужчин (в особенности бывших священников и
монахов) и женщин вступать в брак, и наставлений по управ¬
лению семьей и домохозяйством. Вполне понятно, что именно
в литературе этого рода, призванной убедить сомневающихся в
богоугодности семейной жизни и обнаруживаются наиболее
положительные утверждения о женщинах: их авторы приводят
списки прославившихся своими добродетелями женщин и об¬
разцовых жен, они также используют историю о сотворении
Евы из адамова ребра как доказательство желания Господа ви¬
деть женщину стоящей рядом с мужчиной в качестве его доб¬
47
рой помощницы, а не попираемой и растоптанной (ибо в этом
случае Ева была бы создана из ноги Адама). Интересно, что
аналогичное соображение выдвигалось и в доказательство того,
что женщине никогда не следует претендовать на власть над
мужчиной, так как если бы Господь хотел этого, он сотворил
бы Еву из головы Адама10.
Протестанты, как и католики, указывали на три цели брака
и перечисляли их по значению в том же порядке: деторожде¬
ние, уклонение от греха и, наконец, взаимопомощь и партне¬
рство. Но Кальвин считал самой важной как раз последнюю
цель. Некоторые реформаторы включали в толкование «взаим¬
ной помощи и партнерского общения» романтическую и чув¬
ственную стороны, и следовательно, в том что касается брака,
протестанты были склонны менее, чем католики, отвергать
сексуальность. Однако, из идеала взаимности в браке отнюдь
не следовал идеал равенства, и протестантские семейные на¬
ставления, руководства по домашнему хозяйству и брачные
проповеди непременно подчеркивают значение мужской власти
и женской покорности. И почти во всех течениях протестан¬
тизма эта покорность воспринималась как главный приоритет
в семейной жизни: религиозные убеждения женщины никогда
не рассматривались как оправдание не только для развода, но
и просто для открытых споров с мужем, хотя признавалось ее
право молиться о его обращении. Исключение составляли не¬
которые радикальные секты, которые разрешали женщинам
покидать своих заблудших в вере супругов, но требовали,
чтобы они быстро вступали в новый брак и таким образом ока¬
зывались под должным мужским контролем.
Протестантские реформаторы не только выражали свои
взгляды на брак и женщин в печатных трудах, но и сообщали
их слушающей аудитории в церковных собраниях посредством
проповедей и пастырских поучений. И поскольку посещение
церкви было фактически обязательным, мало кто не испытал
их пропагандистское воздействие. Гендерная идеология имела
и эффективные визуальные средства распространения: на гра¬
вюрах, которыми иллюстрировалась религиозная литература,
изображалась идеальная женщина, скромно одетая и с покры¬
той головой, сидящая в окружении детей и слушающая пропо¬
ведь или читающая Библию. Но встречаются и негативные об¬
разы: проституток или экстравагантно одетых женщин, покупа¬
ющих индульгенции, непослушных жен, наказываемых своими
мужьями и т.п.11
Деятели католической реформации, реагируя на вызов про¬
тестантизма в вопросе о браке, настаивали на том, что безбра¬
чие и целомудрие являются высшими ценностями жизни хрис¬
тианина, и считали любое проявление сексуальности, в том
числе и в супружестве, греховным и разлагающим. С середины
48
XVI в. католическая церковь гораздо строже требовала соблю¬
дения целибата духовенством, но более важным средством этой
политики становится не традиционное обличение женщин как
источника всех зол, а ужесточение воспитания в семинариях и
своевременное избавление от неподходящих кандидатов на
священнический сан. С этого же времени многие католические
лидеры, осознавая роль женщин-правительниц как могущест¬
венных союзников в борьбе за возвращение или удержание их
стран в лоне католицизма, предпочитают воздерживаться от от¬
крытой пропаганды наиболее грубых мизогинистских идей в
духе раннехристианских мыслителей или средневековых теоло¬
гов. Кроме того, прекрасно понимая, что несмотря на всячес¬
кое превознесение безбрачия, все же большинство женщин го¬
товятся к браку, католические авторы публикуют, в пику про¬
тестантским, свои собственные руководства по организации се¬
мейной жизни. Идеал жены в них не отличается от предлагае¬
мого протестантами — покорная, сдержанная, набожная. До¬
минируют и еще более укрепляются идеи о неполноценности
женщин и другие традиционные негативные представления,
хотя самая резкая критика не имеет огульного характера, а
более точно направляется на тех женщин, которые бросают
вызов мужскому господству, любые проявления гендерной ин¬
версии сурово осуждаются и преследуются.
Научная революция XVII в., которая изменила картину
мира образованных европейцев, открыв им новый взгляд на
вселенную, мало что изменила в давно сложившемся представ¬
лении о женской неполноценности. Более того, некоторые ис¬
торики считают, что она его усугубила, отстаивая ассоциируе¬
мые с мужчинами или определяемые как в некотором роде
мужские понятия разума, порядка, контроля, механических за¬
конов, и продолжая олицетворять женский характер с ирраци¬
ональностью, неупорядоченностью и необузданной природой.
Признание галеновской идеи о комплёментарности полов было
далеко от понимания их равноправия, а к концу XVIII в. оно
привело к распространению представлений о том, что половые
различия пронизывают все виды человеческого опыта: даже
форма скелета доказывала большинству наблюдателей, что
женщине самой природой предназначено сидеть дома и выха¬
живать детей12. Постепенное замещение в течение XVII и
XVIII вв. религии наукой в качестве главного авторитета для
образованной элиты потребовало от защитников прав женщин
поиска новых аргументов, поскольку духовное равенство, при¬
знаваемое христианскими учениями, не могло более служить
для них достаточно прочным основанием. Но на самом деле
вплоть до XX в. наука давала больше «доказательств» сущност¬
ного неравенства полов, чем аргументов в пользу их равнопра¬
вия.
49
С сожалением приходится констатировать, что другой чрез¬
вычайно важный аспект гендерной идеологии — юридический —
не подвергся столь же интенсивной разработке и в результате
не нашел себе достойного места в обобщающих работах по ис¬
тории гендерных отношений в Западной Европе раннего ново¬
го времени, в отличие, например, от гендерной истории перио¬
да средних веков и XIX в.13. Исследователи преимущественно
ограничиваются изучением влияния, которое оказывало введе¬
ние новых нормативных актов и кодексов, прежде всего рас¬
пространение римского права, на юридический статус женщин.
Среди важнейших концепций, определявших правовую ситуа¬
цию женщин, справедливо выделяется понятие чести, которое
имело высокую степень гендерной дифференцированности, а
для мужчин — еще и социально-классовую определенность:
для мужчин из высших слоев оно все еще определялось, как и
в средние века, физической храбростью и верностью (в этом,
кстати, с ними сближались подмастерья и такие маргинальные
группы, как профессиональные уголовники), а для буржуа и
большинства работающих — честностью, профессиональным
мастерством и добросовестностью. Что касается женщин, то
для них, независимо от социальной принадлежности, понятие
чести имело всецело гендерное содержание.
Во многих странах Европы женщины любого ранга имели
право предъявлять в судах иски о дефамации в случае словес¬
ного оскорбления их чести и делали это достаточно часто. Из
протоколов судов выясняется, что самым оскорбительным для
мужчины было безразличное к полу слово «вор», а вот для
женщины — «шлюха»14. В то же время согласно традиционным
представлениям о женской греховности, иррациональности и
слабости женщина считалась неспособной защитить свою честь
совершенно самостоятельно, без мужской помощи. Представи¬
тельницам средних и высших социальных слоев, руководству¬
ясь в своем поведении интериоризованными понятиями чести
и позора, следовало предоставить любую публичную защиту
своего достоинства родственникам-мужчинам. Мужская защита
женской чести нередко принимала форму законов, которые, на
первый взгляд, охраняя женщину, в действительности огражда¬
ли интересы мужчин ее семьи. Например, в Испании, женщи¬
на, чей жених умер после помолвки, но до бракосочетания, по¬
лучала половину имущества, обещанного в качестве свадебного
дара, поскольку поцелуй как неотъемлемая часть церемонии
обручения делал ничтожными ее шансы найти впоследствии
другого жениха. Подразумевалось, что полученное имущество
должно обеспечить ее одинокое существование или же позво¬
лит найти партнера, которого бы не остановило то, что она
«осталась опозоренной», но одновременно эта мера фактически
освобождала отца и братьев от затрат на ее содержание в неза¬
50
мужнем состоянии. Схожие мотивы стояли и за обнаруживае¬
мыми по всей Европе законами, которые требовали от насиль¬
ника имущественной компенсации своей жертве или ее отцу15.
Вся гендерная идеология строилась на взаимосоотнесенных
и взаимоопределяющих концепциях, одним своим полюсом
обращенных к женщинам, а другим — к мужчинам, но види¬
мая ее сторона имела «женский образ», поскольку ее творцы —
интеллектуалы предпочитали рассуждать о противоположном
поле. Однако в основе всех их идей относительно женщин и в
законах, которые следовали из этих идей, лежали понятия, в
которых эти мужчины осознавали свои собственные гендерные
характеристики.
Одно из наиболее активно разрабатываемых направлений
гендерной истории сосредоточено на изучении «мира вообра¬
жаемого» — представлений о гендерных ролях и различиях,
причем с особой остротой поднимается вопрос о соотношении
гендерного сознания, разнообразных форм дискурса и общест¬
венной практики. Существенный прогресс в этом направлении
тесно связан с новыми тенденциями в историографии, с рас¬
ширением ее эпистемологических основ на фоне общего кру¬
того поворота в развитии современного гуманитарного знания
и нового сближения истории и литературы. Однако, анализ ли¬
тературных текстов ставит перед историей гендерных представ¬
лений дополнительные и весьма серьезные методологические
проблемы. По меткому выражению Линды Вудбридж, «соотно¬
шение между литературой и жизнью — самый скользкий пред¬
мет»16. Некоторые исследователи, признавая условность всех
литературных жанров, предпочитают искать «золотую середи¬
ну» между «чисто литературным» и социально-интеллектуаль¬
ным подходом, считая одинаково непродуктивным как отри¬
цать всякую связь между художественными образами и дейст¬
вительностью, так и видеть в литературных произведениях пря¬
мое отражение реальных гендерных''отношений или массовых
представлений. В качестве компромисса между этими двумя
крайностями механизм взаимодействия литературы и жизни
понимается следующим образом: имея очень слабые корни в
общественных взглядах, условные литературные персонажи
могли играть активную роль в их формировании и оказывать
определенное влияние на поведение современников и даже
представителей последующих поколений. Компромиссное ре¬
шение призвано, таким образом, примирить два противопо¬
ложных тезиса: о дискурсивном конструировании социального
и социальном конструировании дискурса17.
Концепции других гендерных исследований гораздо ярче
обнаруживают свои постмодернистские истоки: представление
о «непрозрачности» любого, тем более литературного текста
(как впрочем и самого языка) и его нереференциальности от¬
51
носительно «объективной» действительности, подчеркивание
роли знаковых систем в конструировании реальности — вплоть
до сведения всей гендерной истории к истории гендерных
представлений. И именно в этой связи особый интерес пред-
ставляют попытки соединить литературоведческий анализ с
подходами и достижениями социальной истории. Инициатива
в этом направлении принадлежит представителям нового поко¬
ления литературоведов, не только стремящимся уйти от расхо¬
жего дуализма «представлений и реальности», «литературы» и
«социального фона», «индивида» и «общества», «культуры
элиты» и «народной культуры», «творчества» и «восприятия»,
или производства и потребления культурных текстов, но и убе¬
дительно демонстрирующим, наряду со своими узкопрофесси¬
ональными навыками, глубокое знание социально-историчес¬
кого контекста, в котором были созданы литературные произ¬
ведения. В этих работах социальные отношения и представле¬
ния, структурирующие этот контекст, рассматриваются отнюдь
не как необязательный общий фон, без которого можно было
бы обойтись при прочтении литературного текста, если пони¬
мать последний как «вещь в себе». Напротив, именно им от¬
водится определяющая роль в отношении всех видов коллек¬
тивной деятельности (в том числе и языковой) и — опосредо¬
ванно — в формировании гендерного сознания.
В этой перспективе представляется вполне естественным
«возвращение» от модных постструктуралистских теорий ин¬
терпретации смысловой деятельности индивида к диалогичес¬
кой концепции Бахтина и социально-ориентированному под¬
ходу в изучении культурной практики. Идеальная модель дву¬
стороннего взаимодействия-столкновения дискурса и практи¬
ки, сложившихся в прошлом нормативных категорий культуры
и реалий текущего момента позволяет выстроить логическую
цепь, способную связать в единый узел анализ лингвистичес¬
ких, социальных и психологических процессов. Особенно пло¬
дотворной она оказывается для изучения литературных памят¬
ников переходной эпохи, в которых так или иначе проявился
кризис сознания, порождаемый попыткой осмыслить и «обу¬
строить» качественно изменившуюся ситуацию на языке и с
точки зрения прошлого18. При этом наиболее многообещаю¬
щими с точки зрения истории гендерных представлений и ген¬
дерной идентичности являются исследования, максимально ис¬
пользующие не только выдающиеся памятники литературы, но
и произведения второго-третьего ряда, а также внелитератур-
ные тексты, с перекрестным выявлением их интертекстуальных
связей и социально-исторических условий возникновения и
функционирования19.
Так, авторы книги «Половина человечества» показали сосу¬
ществование двух противоречивых комплексов представлений о
52
женщинах в переходную эпоху, проведя обстоятельный анализ
литературного и социального контекстов знаменитой «пам¬
флетной войны» по поводу женских качеств, о которой уже го¬
ворилось выше20. Позиции сторон распределились следующим
образом: «мизогинисты» вменяли женщинам в вину полный
перечень всех возможных пороков, а «феминисты» доказывали
несостоятельность бытовавших в общественном сознании нега¬
тивных женских стереотипов, которыми оперировали их про¬
тивники. Перенося эти отрицательные характеристики на муж¬
чин, «феминисты» пытались разрушить устоявшиеся образы
«коварной соблазнительницы», «сварливой мегеры» и «заядлой
расточительницы», приводя многочисленные примеры добро¬
детельных женщин и создавая столь же стереотипные позитив¬
ные образы «обманутой невинности», «покорной жены», «бла¬
гочестивой матроны».
Предлагая свое объяснение особого накала и общественной
значимости ренессансных дискуссий вокруг не отличающихся
особой новизной мизогинистских представлений, К. Хендер¬
сон и Б. Макманус констатируют взаимосвязь между актуали¬
зацией негативных женских стереотипов, с одной стороны, и
коллективным психологическим переживанием крупных струк¬
турных сдвигов (в том числе демографических процессов и
перестройки в системе ценностей). Лишь немногие женщины
решались открыто выйти за рамки общепринятых норм, в то
время как их нетривиальные поступки всегда привлекали по¬
вышенное внимание и воспринимались охранительным созна¬
нием с особым подозрением. В ситуациях экономической не¬
стабильности и общественного напряжения негативные жен¬
ские образы подпитывались вовсе не массовостью девиантного
поведения женщин, которое могло бы создать реальную угрозу
традиционным патриархальным структурам, а безотчетными
кошмарами мужчин. Недаром говорят, что у страха глаза вели¬
ки. Стрессовые состояния порождали обостренное ощущение
вызова, многократно усиливали опасения «сильной половины»
в отношении своей сексуальности (поздние браки — стереотип
соблазнительницы), в отношении возможных покушений на
свое доминирующее положение в семье (отсюда — образ агрес¬
сивной склочницы), страх перед разорением домохозяйства в
условиях экономической нестабильности (жупел женской рас¬
точительности). Все это привело к тому, что эпоха Возрожде¬
ния стала поворотным пунктом в истории западно-европейско¬
го гендерного сознания.
Сходные психологические объяснения (наряду с религиоз¬
но-политическими, социально-экономическими, демографи¬
ческими и другими) даются и так называемым ведовским про¬
цессам. Разумеется, уже давно никто не сомневался в том, что
«Великая охота на ведьм» имела не одну, а множество предпо¬
53
сылок, и объяснить ее происхождение и конкретное содержа¬
ние можно лишь с учетом всего комплекса перечисленных
факторов, а точнее — той уникальной исторической ситуацией,
которая сложилась в Европе раннего нового времени под их
совокупным воздействием21. Тем не менее, сам факт, что ог¬
ромное большинство лиц обвиненных в ведовстве, составляли
именно женщины, требовал от гендерных историков нового
осмысления. Кроме того, они не могли пройти мимо одного из
центральных вопросов, который мало занимал других специа¬
листов: как последствия «Великой охоты» сказались на жизни
основной массы женщин, переживших ее или вовсе оставших¬
ся в стороне?
Представление о связи женщин с колдовством имело проч¬
ные корни в европейской культуре. Широко распространенное
мнение о физической, экономической, политической несосто¬
ятельности женщин влекло за собой незамысловатый вывод о
том, что они в большей степени, чем мужчина, нуждались в
помощи магических сил для достижения желаемых целей. В то
время как мужчина имел возможность прибегнуть к поединку
или к судебному разбирательству, женщине оставались только
ругань, проклятия или чары. Таким образом, физическая и
правовая незащищенность женщин откладывалась в массовых
представлениях о колдовстве, причем незамужние женщины и
вдовы, естественно, оказывались наиболее уязвимыми. На эти
малоподвижные ментальные структуры накладывался более из¬
менчивый пласт сознания, подверженный воздействию интел¬
лектуальных и идеологических новаций. Опираясь на то раз¬
ностороннее знание об общеевропейском и региональных ис¬
торических контекстах охоты на ведьм, которое сложилось в
современной историографии на базе громадного корпуса ис¬
следований, опубликованных за последние четверть века, ген¬
дерные историки рассматривают ее специфическое для своего
предмета содержание сквозь призму имевшихся в наличии со¬
циокультурных моделей гендерных отношений, представлений
о женской сексуальности и идеологии мужского превосходства.
Охота на ведьм не стала в их глазах просто охотой на женщин:
ведь преследования были главным образом направлены против
женщин определенного типа, характера, образа жизни.
В свете новейших концепций «радикального феминизма»
охота на ведьм выступает как эффективное репрессивное сред¬
ство социального контроля, как массированное применение
прямого насилия с целью обуздания потенциальной женской
активности и сохранения мужского господства в условиях рез¬
ких перемен. Размах преследований, которым подверглись
многие женщины (прежде всего, из наиболее уязвимых возрас¬
тных и социальных групп) создавал такую атмосферу, в кото¬
рой дамоклов меч обвинения в ведовстве был способен стать
54
весомым и жестким аргументом в пользу конформизма для
всех и каждой из представительниц «слабого пола», повседнев¬
ное поведение которых он был призван регулировать22. Конеч¬
но, как уже говорилось, позитивные и негативные образцы
женского поведения устанавливались мужчинами, но они внед¬
рялись и в сознание женщин и усваивались ими наравне с дру¬
гими культурными ценностями в процессе социализации.
Именно этим, в частности, объясняют, почему женщины вмес¬
те с мужчинами участвовали в преследовании ведьм. Наряду с
моральными стимулами конформизма бесспорно важную роль
играло и то обстоятельство, что материальное и социальное
благополучие женщины во многом зависело от ее соответствия
эталону добропорядочной жены и матери и от противодействия
тем, кто уклонялся от этого стандарта.
Важным средством поддержания гендерной асимметрии,
помимо прямого насилия являлся контроль над женской сек¬
суальностью в самом широком смысле, во всех ее действитель¬
ных и мнимых проявлениях. Общество контролировало сексу¬
альное поведение своих членов с помощью богатого набора
инструментов: от светских и церковных судов до народных об¬
рядов, карающих нарушителей моральных норм публичным
унижением23. И если суды действовали на основе законов или
канонов, то добровольные блюстители общественной нравст¬
венности исходили из собственных групповых представлений и
местных обычаев. Стандарты того, что считалось приемлемым
сексуальным поведением, варьировались по странам и соци¬
альным группам, но каковы бы они ни были, преступившая их
женщина рисковала прежде всего своей репутацией. Забота о
своей чести в сочетании с ясным осознанием неминуемых пос¬
ледствий добрачной беременности вводила в действие самый
эффективный регулятор сексуального поведения — самокон¬
троль. Но, как уже отмечалось, многие женщины имели более
прагматичный взгляд на свою честь,*’ чем суды и церковь, за¬
частую предпочитая получить за нее материальную компенса¬
цию на приданое.
Массовые представления о сексуальности, в отличие от
официальных, являются очень трудно уловимым предметом
изучения для историков. Многие специалисты характеризуют
традиционную европейскую народную культуру как необуздан¬
ную, прославлявшую мужскую сексуальность в непотребных
байках, похабных куплетах и — после изобретения книгопеча¬
тания — в дешевых изданиях порнографической литературы.
Они рассматривают XVI и XVII вв. как тот период, когда го¬
сударство и церковные власти попытались — с некоторым ус¬
пехом — обуздать эту стихию, навязав свои идеи низам24. Не¬
возможно, однако, утверждать, что это народное восприятие
сексуальности разделялось основной массой женщин. Многие
55
популярные сюжеты и песенки, превозносившие любовные
подвиги мужчин, имели откровенно мизогинистский характер,
и выражали тот же страх перед якобы безудержной и заведомо
порочной женской сексуальностью, который мы обнаруживаем
в ученых трактатах этого времени. Женщин, проявляющих
чрезмерную независимость и активность, в популярной литера¬
туре обычно ждет наказание, а иногда и смерть. Положитель¬
ные женские образы распадаются на два типа: праведные дев¬
ственницы, которые защищают свою непорочность всеми сред¬
ствами, или преданные жены и возлюбленные, которые сохра¬
няют верность своему единственному избраннику25.
За последние двадцать лет были опубликованы сотни науч¬
ных статей и книг по истории сексуальности, которые рассмат¬
ривают ее в материальном, социальном и символическом кон¬
текстах, сквозь призму гендерных отношений и представлений,
совокупности властных позиций и репрессивных механизмов,
сложного комплекса социальных размежеваний, множествен¬
ности конкурирующих дискурсов, способов выражения и умол¬
чания26. Их авторами, в отличие от предшествовавшего перио¬
да, стали отнюдь не ученые-медики, а историки, литературове¬
ды и специалисты по другим социальным и гуманитарным дис¬
циплинам, изучающие гендер и секс с совершенно иных точек
зрения, главным образом в свете теоретических установок
М. Фуко и других постструктуралистов, оказавших самое силь¬
ное влияние именно на эту область исследований. Феминист¬
ская критика теории М. Фуко внесла в эти исследования соот¬
ветствующие коррективы. Внимание сторонников новой пара¬
дигмы было в большей степени привлечено к материальным
условиям контекста, в котором происходила «борьба дискур¬
сов», к специфичности женского опыта и к тому, что культур¬
ная детерминированность субъектов деятельности «не делает
роль человека в изменяющемся мире преимущественно иллю¬
зорной»27.
Примечания
1 Подробно о роли христианской традиции в представлениях о жен¬
щинах в эпоху средневекововья см., например, в содержательной
обобщающей работе Т.Б. Рябовой: Рябова Т.Б. Женщина в истории
западно-европейского средневековья. Иваново, 1999. С. 6—34.
2 Многовековое бытование и неизменная популярность легенды о
Юдифи в западной культуре исследованы в интереснейшей книге
Маргариты Стокер: Stocker М. Judith, Sexual Warrior: Women and
Power in Western Culture. New Haven—L., 1998.
3 О сером в яблоках коне. Из средневековой городской поэзии. Фаб¬
лио Леруа Гугон. Пер. В. Дынник // Зарубежная литература сред¬
них веков / Сост. Б.И. Пуришев. Изд. 2-е. М., 1974. С. 316.
56
4 Хейзинга Й. Осень Средневековья. Исследование форм жизненного
уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и в Ни¬
дерландах. С. 82—83. Примечательно, что в трактате анжуйского
герцога Рене о турнирах предусматривалась особая церемония вы¬
явления злоязычников и их наказания за то, что они порочат жен¬
щин: «И в наказание такой человек должен быть избит другими
рыцарями и оруженосцами, участвующими в турнире, и пусть бьют
его так и столь долго, пока он громко не возопит к дамам о пощаде
и не пообещает при всех, что никогда не будет злословить и дурно
отзываться о женщинах» (Цит. по: Малинин Ю.П. «И все объяты
пламенем любовным, без помыслов дурных» // Казус 1996. Инди¬
видуальное и уникальное в истории. М., 1997. С. 51—52).
5 См. фрагменты из произведения Кристины Пизанской «О Граде
Женском» в Хрестоматии.
6 Уорнер У. Живые и мертвые. М—СПб., 2000. С. 376—377, 385.
7 Angenot М. Les Champions des femmes: Examen du discours sur la su-
periorite des femmes 1400—1800. Montreal, 1977; Maclean L Woman
Triumphant. Feminism in French Literature, 1610—1652. Oxford, 1977;
Idem. The Renaissance Notion of Woman. Cambridge, 1980; Smith H.L.
Reason’s Disciples: Seventeenth-Century English Feminists. Urbana-L.,
1982; Darmon P. Mythologie de la femme dans l’Ancien France. P.,
1983; Kelly J. Early Feminist Theory and the Querelle des Femmes,
1400—1789 // Eadem. Women, History, and Theory. Chicago, 1984.
P. 65—109; Woodbridge L. Women and the English Renaissance: Litera¬
ture and the Nature of Womankind, 1540—1620. Urbana—Chicago,
1984; Goreau A. The Whole Duty of a Woman: Female Writers in Sev¬
enteenth-Century England. Garden City—N.Y., 1985; Lazard M. Images
litteraires de la femme a la Renaissance. P., 1985; Women’s Sharp Re¬
venge: Five Women’s Pamphlets from the Renaissance / Ed. by
S. Shepard. N.Y., 1985; First Feminists: British Women Writers, 1578—
1799 / Ed. by M. Ferguson. Bloomington, 1985; Davies S. The Idea of
Woman in Renaissance Literature: The Feminine Reclaimed. Brighton,
1986; Rewriting the Renaissance: The Discourses of Sexual Difference
in Early Modern Europe / Eds. by M.W. Ferguson et al. Chicago, 1986;
Women in the Middle Ages and Renaissance: Literary and Historical
Perspectives / Ed. by M.B. Rose. Syracuse, 1986; Perry R. The Cele¬
brated Mary Astell: An Early English Feminist. Chicago, 1986;
Jones A.R. Surprising Fame: Renaissance Gender Ideologies and
Women’s Lyric // The Poetics of Gender / Ed. by N. Miller. N.Y.,
1986. P. 74—95; Hobby E. Virtue of Necessity: English Women’s Writ¬
ing, 1649—1688. L., 1988; Haselcorn A.M., Travitsky B.S. Renaissance
Englishwomen in Print: Counterbalancing the Canon. Amherst, 1989;
Jordan C. Renaissance Feminism: Literary Texts and Political Models.
Ithaca, 1990; Daughters, Wives and Widows: Writings by Men about
Women and Marriage in England, 1500—1640. Urbana (111.), 1992; etc.
8 Henderson K.U., McManus B.F. Half-humankind. Contexts and Texts of
the Controversy about Women in England, 1540—1650. Urbana, 1985.
P. 31.
9 См., в частности: Wiesner M.E. Luther and Women: The Death of Two
Marys // Feminist Theology: A Reader / Ed. by A. Loades. L., 1990.
P. 123-137.
57
10 Ozment S. When Fathers Ruled: Family Life in Reformation Europe.
Cambridge, 1983; Douglass J.D. Women, Freedom and Calvin. Philadel¬
phia, 1985; Roper L. The Holy Household: Women and Morals in Ref¬
ormation Augsburg. Oxford, 1989.
11 Grieco iS.F.M. «Querelle des femmes» or «guerre des sexes»? Visual Rep¬
resentations of Women in Renaissance Europe. Florence, 1989;
Moxey K. Peasants, Warriors, and Wives: Popular Imagery in the Refor¬
mation. Chicago, 1989; The Crannied Wall: Women, Religion and the
Arts in Early Modem Europe / Ed. by C. Monson. Ann Arbor, 1992.
12 Merchant C. The Death of Nature: Women, Ecology and the Scientific
Revolution. N.Y., 1980; Smith H. Gynecology and Ideology in Seven¬
teenth-Century England // Liberating. Women’s history: Theoretical and
Critical Essays / Ed. by B.A. Carroll. Urbana, 1986; Schiebinger L. The
Mind has No Sex? Women in the Origins of Modern Science. Cam¬
bridge (Mass.), 1989; etc.
13 См. также критические замечания в: Pomata G. Histoire des femmes
et «gender history» (note critique) // Annales E.S.C. 1993. A. 48. № 4.
P. 1019-1026.
14 Cioni M.L. Women and Law in Elizabethan England with Particular Ref¬
erence to the Court of Chancery. N.Y., 1985; Ingram M. Church Courts,
Sex and Marriage in England 1570—1640. Cambridge, 1987; Kuehn T.
Law, Family, and Women: Toward a Legal Anthropology of Renaissance
Italy. Chicago, 1991.
15 Wiesner M.E. Women and Gender. P. 30—35.
16 Woodbridge L. Women and the English Renaissance: Literature and the
Nature of Womankind, 1540—1620. Urbana—Chicago, 1984. P. 3.
17 Подробнее об этом см. ниже.
18 Развернутое теоретическое обоснование этого подхода см.: Aers D.
Community, Gender, and Individual Identity: English writing, 1360—
1430. L.—N.Y., 1988. См. также: Culture and History 1350—1699: Es¬
says on English Communities, Identities and Writing. L., 1992.
19 К лучшим образцам подобного рода исследований можно отнести
упомянутую выше работу Дж. Шарпа.
20 Henderson K.U., McManus B.F. Half-humankind. Contexts and Texts of
the Controversy about Women in England, 1540—1650. Urbana, 1985.
21 Clar/c S. Inversion, Misrule and the Meaning of Witchcraft // .Past and
Present. 1980. № 97. P. 98—127; Easlea B. Witchhunting, Magic and the
New Philosophy. Sussex, 1980; Henningsen G. The Witch’s Advocate:
Basque Witchcraft and the Spanish Inquisition. Reno (Nev.), 1980;
Lamer C. Enemies of God: The Witch Hunt in Scotland. Baltimore.
1981; Eadem. Witchcraft and Religion: The Politics of Popular Belief. L.,
1984; Klaits /. Servants of Satan: The Age of the Witch Hunts. Bloom¬
ington, 1985; Levack B.P. The Witch-hunt in Early Modern Europe. L.,
1987; Early Modern European Witchcraft: Centers and Peripheries / Eds.
by B.Ankarloo, G.Henningsen. Oxford, 1989; Martin R. Witchcraft and
the Inquisition in Venice 1559—1650. L., 1989.
22 Women, Violence and Social Control / Eds. by J. Hanmer, M. Maynard.
L., 1987. P. 13—29; Karlsen C. The Devil in the Shape of a Woman.
N.Y., 1987; Burghartz S. The Equation of Women and Witches: a Case
Study of Witchcraft Trials in Lucerne and Lausanne in the Fifteenth and
58
Sixteenth Centuries // The German Underworld: Deviants and Outcasts
in German History / Ed. by R. Evans. L., 1988. P. 57—74; Barstow A.
On Studying Witchcraft as Women’s History: A Historiography of the
European Witch Persecutions // Journal of Feminist Studies in Religion,
1988, V. 4, № 1. P. 7—19; Roper L. Witchcraft and Fantasy in Early
Modern Germany // History Workshop Journal. 1991. Nq 32. P. 19—43;
Hester M. Lewd Women and Wicked Witches: A Study of the Dynamics
of Male Domination. L., 1992; etc.
23 Quaife G.R. Wanton Wenches and Wayward Wives: Peasants and Illicit
Sex in Early Seventeenth-century England. L., 1979; Family and Sexu¬
ality in French History / Eds. by R. Wheaton, T.K. Hareven. Philadel¬
phia, 1980; Sharpe J.A. Defamation and Sexual Slander in Early Modern
England. York, 1980; Ingram M. Church Courts, Sex and Marriage in
England 1570—1640. Cambridge, 1987.
24 Например, установлено, что в Испании около 1560 г. произошел
огромный рост судебных преследований по поводу преступлений на
сексуальной почве, имевших целью искоренение девиантных форм
сексуального поведения (См.: Fernandez A. The Repression of Sexual
Behavior by the Aragonese Inquisition between 1560—1700 // Journal of
the History of Sexuality. 1997. V. 7. № 4. P. 469—501). Наказания для
женщин, назначаемые по делам подобного рода, были, как прави¬
ло, мягче, чем для мужчин, что следовало известной логике о мень¬
шей ответственности женщины ввиду ее неполноценности и «зла»,
заключенного в ней от природы.
25 Wiltenburg /. Disorderly Women and Female Power in the Street Litera¬
ture of Early Modern England and Germany. Charlottesville, 1992.
26 Sexual Meanings: The Cultural Construction of Gender and Sexuality /
Eds. by S.B. Ortner, H. Whitehead. Cambridge (Mass.), 1981; Sexuality
in Eighteenth-Century England / Ed. by P.-G. Bouce. Manchester,
1982; McLaren A. Reproductive Rituals: The Perception of Fertility in
England from the Sixteenth to the Nineteenth century. L.—N.Y., 1984;
Roper L. The Holy Household: Women and Morals in Reformation
Augsburg. Oxford, 1985; Clark A. Women’s Silence, Men’s Violence:
Sexual Assault in England, 1770—1845. L., 1987; Mitchison R.} Lene-
man L. Sexuality and Social Control: Scotland 1660—1780. L., 1989;
Davenport-Hines R.P.T. Sex, Death and Punishment: Attitudes to Sex
and Sexuality in Britain Since the Renaissance. L., 1990; Laqueur T
Making Sex: Body and Gender from the Greeks to Freud. Cambridge
(Mass.), L., 1990; Forbidden History: The State, Society, and the Regu¬
lation of Sexuality in Modern Europe / Ed. by J.C. Fout. Chicago—L.,
1992; Walkowitz JR. City of Dreadful Delight: Narratives of Sexual Dan¬
ger in Late-Victorian London. Chicago, 1992.
27 Newton J. History as Usual? // Cultural Critique. 1988. № 1. P. 99. Cm.
также: Schor N. Dreaming Dyssymmetry: Barthes, Foucault, and Sexual
Difference // Men in Feminism / Eds. by A. Jardine, P. Smith. N.Y.,
1987. P. 98—110; Feminism and Foucault: Reflections on Resistance /
Eds. by I. Diamond, L. Quinby. Boston, 1988.
Глава 2. Гендерная асимметрия в браке и семье
Самая представительная группа гендерных исследований в
области европейской истории всех эпох посвящена институтам
семьи и брака, которым несомненно принадлежала и все еще
во многом принадлежит решающая роль в определении инди¬
видуальных судеб и мужчин, и женщин.
Инициатива и огромная заслуга в разработке этой пробле¬
матики принадлежит специалистам в области исторической де¬
мографии (прежде всего так называемой «демографии жен¬
щин») и демосоциальной истории. Серьезный стимул был
задан и работой феминистских теоретиков и практиков в об¬
щественных науках. Можно вспомнить, что еще в 1966 г. Джу¬
льеттой Митчел была предложена и стала достаточно популяр¬
ной модель, в которой социальное положение женщин опреде¬
лялось комплексом, состоявшим из четырех структур: способ
производства, система отношений между полами, система со¬
циализации детей и, наконец, тип воспроизводства населения.
Но во второй половине 1970-х гг. на первый план вышли дру¬
гие сюжеты.
Если обратиться к работам по истории семьи, то, пожалуй
одна из самых авторитетных — это книга Ж.-Л. Фландрена, в
которой наряду с другими проблемами был поставлен вопрос
об историчности современной формы семьи, составляющей ба¬
зовую структуру частной жизни, об отсутствии понятия «pri¬
vacy» и разграничения частного и публичного в домашней
жизни доиндустриальной эпохи, а также о «прогрессе индиви¬
дуализма в лоне семьи». В замечательном разнообразии сторон
и сюжетов семейной жизни, рассмотренных Фландреном, вы¬
деляется сфера эмоционально окрашенных родственных отно¬
шений, главным образом между мужем и женой, родителями и
детьми1.
Эмоциональный, или как его еще иногда называют, «сенти¬
ментальный» подход к исследованию внутрисемейных и других
межличностных отношений, привлекает особое внимание с
точки зрения задач изучения частной жизни, но именно на
этом пути неизбежно возникают дополнительные сложности и
трудности источниковедческого характера. Надо сказать, что до
недавнего времени сторонники «сентиментального» подхода
использовали преимущественно специфические источники —
дневники, мемуары, литературные произведения и другие доку¬
менты личного характера, принадлежавшие, как правило, се¬
мьям аристократического или «околоаристократического» про¬
исхождения. Однако были и знаменательные исключения.
Так, например, уже в 1980-е гг. выходит ряд работ, в кото¬
рых проблемы «домашней» жизни женщин рассматриваются в
60
контексте истории крестьянской и городской семьи эпохи сре¬
дневековья и раннего нового времени. В них были изучены
различные аспекты истории семьи (демографический, эконо¬
мический, правовой, социологический, психологический), раз¬
дельно и в комплексе и, кроме того, в непосредственной связи
с основными тенденциями общественного развития. Речь идет,
в частности, об исследованиях американских историков-меди-
евистов Барбары Ханавалт, Дэвида Николаса, Джудит Беннетт
и некоторых других2, которые позволили оспорить научную со¬
стоятельность моделей средневековой семьи, ранее априорно
сконструированных путем противопоставления (Э. Шортер,
Л. Стоун) или отождествления с семьей нового времени
(А. Макфарлейн)3. Результаты проведенных исследований с ис¬
пользованием уникального массового материала (судебные
протоколы, различного рода криминальные расследования и т.п.)
убедительно опровергли представления о том, что супружеская
семья в доиндустриальной Европе являлась лишенным эмоций
экономическим союзом и что сердечной склонности и сексу¬
альной привлекательности не находилось места в браке.
В конце 1980—1990-е гг. все больше исследователей обра¬
щаются к изучению «семейных проблем» в контексте социо¬
культурной истории, а географический и хронологический диа¬
пазон такого рода работ существенно расширяется. В этот пе¬
риод выходят в свет интересные аналогичные исследования
отечественных историков, включая коллективные проекты4.
Значительное место в имеющейся научной литературе зани¬
мает уже давно поставленная и столь же давно дебатируемая
проблема европейских брачных моделей. Ее обсуждение служит
обычно необходимым предварительным условием для анализа
гендерной асимметрии в брачных обычаях и в семейной
жизни.
При наличии достаточно широкого спектра брачных моде¬
лей и обычаев в Европе, повсюду неизменными оставались ряд
ключевых характеристик брака: во все времена большинство
женщин и мужчин вступали в брак хотя бы однажды и само
общество понималось как совокупность домохозяйств, которые
преимущественно формировались вокруг брачной пары или же
вокруг ее овдовевшей половины. Сами же западно-европейские
брачные модели варьировались в зависимости от региона (се¬
веро-западная и южная модели), социального слоя («аристо¬
кратическая» модель брака отличалась от «простонародной») и,
в меньшей степени, от конфессиональной принадлежности.
Как известно, в Северо-Западной Европе историки поздне¬
го средневековья и раннего нового времени зафиксировали
уникальную, единственную в мире модель, отличающуюся тем,
что пары откладывают вступление в брак до 25, иногда до
30 лет (то есть далеко за возраст половой зрелости) и сразу же
61
после бракосочетания обзаводятся собственным домохозяйст¬
вом (собственно брак и откладывается специально до тех пор,
пока не будут накоплены ресурсы для такого «обзаведения»).
При этом (если речь идет о первом браке) мужья оказываются
всего лишь на два—три года старше своих жен, и несмотря на
наличие в домохозяйстве слуг в нем редко живет более одного
родственника, не являющегося частью нуклеарной семьи. Ин¬
тересно, что характерный для переходного периода демографи¬
ческий режим со специфическим жизненным циклом (работа
в качестве домашней прислуги, поздний брак и высокий про¬
цент холостых) сформировался в Англии еще во второй поло¬
вине XIV в., он, таким образом, сближал английское общество
позднего средневековья с обществом раннего нового времени.
Работа в услужении уже в позднее средневековье установилась
как этап жизненного цикла, то есть как стадия взросления,
проходимая молодыми людьми обоего пола. Этот институт
обеспечивал высокую степень эмоциональной и даже экономи¬
ческой независимости от родительской семьи в довольно юном
возрасте (в Южной Европе, напротив, девушки в ожидании
жениха оставались со своими родителями, ибо вариант поки¬
нуть дом и искать себе занятие представлял угрозу для их
«добродетели» и мог впоследствии послужить препятствием к
браку — единственной «карьере», открытой для женщин из
бедной семьи). В Англии второй половины XIV — первой по¬
ловины XV столетия браки заключались главным образом в
24—26 лет в городах и в 21—23 года в деревне с очень неболь¬
шой разницей в возрасте между супругами, причем в значи¬
тельном числе случаев невеста оказывалась старше жениха, а
значительная часть взрослых женщин вообще никогда не была
в браке (от 15 до 17%). Напротив, в Южной Европе обычным
был брак между мужчиной от 25 до 40 лет и девушкой, намно¬
го младше него, а в состав домохозяйства, как правило, входи¬
ли представители нескольких поколений, вне брака оставалось
только 3% женщин. Это показывает существование глубоких
культурных различий между отдельными регионами позднесре¬
дневековой Европы.
Пожалуй, наиболее необычным выглядит в английской мо¬
дели поздний брачный возраст женщин, которые в результате
вступали в брак уже вполне взрослыми людьми, обладая боль¬
шей самостоятельностью в принятии решения, когда и за кого
выходить замуж, и немедленно брали на себя управление до¬
машним хозяйством. Таким образом, они не были так зависи¬
мы от своих мужей, как, например, жены в патрицианских ку¬
печеских семьях итальянских городов, где средний возраст пер¬
вого брака для женщин ограничивался пятнадцатью годами, а
для мужчин заходил за тридцать лет.
62
Северо-западная модель по существу создавалась на основе
представлений о том, что молодоженам следует до вступления
в брак стать экономически самостоятельными, и следовательно
оба супруга должны были долгое время накапливать необходи¬
мые средства, работая по найму в других домохозяйствах, или
откладывать вступление в брак до смерти своих родителей и
распределения семейной собственности5. Вполне естественно,
что изучение эволюции брачных моделей во многом связано с
исследованием социально-экономических процессов и участия
женщин в общественном производстве. Но об этом в другом
месте6.
С другой стороны, брачная модель формировалась на осно¬
ве представлений и приоритетов людей, регулирующих их мат¬
римониальное поведение в определенном спектре возможнос¬
тей. В этой связи, не вызывает сомнения то, что ранние браки,
характерные для классической средневековой модели, предель¬
но сужали этот спектр для вступающих в брак (как юношей,
гак и девушек). И понятно, что совершенно иная основа для
семейных отношений (близких к партнерским) складывалась в
браках более зрелых людей и, к тому же, почти ровесников.
Большой вклад в изучение эволюции средневекового инсти¬
тута брака и различных моделей брака, его общественного ста¬
туса, матримониального поведения мужчин и женщин средне¬
вековья внес выдающийся российский медиевист Ю.Л. Бес¬
смертный, который справедливо подчеркивал необходимость
последовательного историзма при подходе к этим проблемам:
«Только при таком подходе можно понять подлинные мотивы,
побуждавшие мужчин и женщин далекого прошлого спешить
(или, наоборот, не спешить) с браком, сохранять (или не со¬
хранять) супружескую верность, выбирать ту или иную партию
в браке или оставаться холостяком7. Исследования Ю.Л. Бес¬
смертного, в частности, показали, что в XI в. произошли зна¬
чительные изменения в отношении к церковному браку и
брачно-семейным связям (укрепление престижа малой супру¬
жеской семьи), что в XII—XIII вв. процесс социального воз¬
вышения института брака продолжался, но только в позднее
средневековье церковный брак становится исключительной
формой супружеского союза, со строжайшим запретом разво¬
дов и повторных браков при жизни супругов. Впрочем, идеал
церковного брака определял отнюдь не все поведенческие сте¬
реотипы, о чем свидетельствуют многочисленные примеры из
судебной практики8.
Во Франции в XI—XIII вв. девушек выдавали замуж в 12—
13 лет, и к XV в. средний брачный возраст в этой стране уве¬
личился всего лишь до 15 лет. Между тем существовали регио¬
ны, в которых и в этот период, и в начале нового времени воз¬
раст первого брака был ощутимо выше.
63
Означал ли более поздний возраст вступления в брак и
более вероятную свободу выбора? Этот вопрос вызвал жаркие
споры в среде гендерных историков и историков семьи, прежде
всего англоведов, поскольку именно по этой стране введено в
научный оборот подавляющее большинство таких источников,
как семейная переписка, дневники, а также брачная статистика
раннего нового времени.
Американские историки Мириам Слейтер и Джон Гиллис
утверждали, что родственники и, прежде всего, семья невесты
продолжали и в это время, как и в средние века, играть важ¬
ную роль в организации брака9. При этом они опирались на
материалы, касающиеся разных социальных групп: Слейтер об¬
наружила сложные брачные стратегии, осуществляемые с
целью укрепления семейных и родовых союзов в высших
слоях, а наблюдения Гиллиса касались низших классов, в ко¬
торых на решение о том, следует ли паре заключать предпола¬
гаемый брак, оказывали значительное влияние отношение со¬
седей и позиция властей, которые могли просто наложить на
него запрет, если кандидаты считались неимущими. Те же ис¬
торики, которые оперировали свидетельствами, относящимися
к положению средних слоев, доказывали, что хотя пары могли
прислушиваться и к советам, и к угрозам, они все же были
большей частью свободны в своем выборе10.
Но выводы участников этой дискуссии только кажутся про¬
тиворечивыми. И дело даже не в том, что их расхождение
можно объяснить как проявление социальной дифференциа¬
ции, — сама полемика происходит из того, что исследователи,
следуя за неизбежным «пристрастием» источников, сосредото¬
чили свое внимание на конфликтных ситуациях. Действитель¬
но, речь идет о таких случаях, в которых имел место открытый
и соответственно засвидетельствованный источниками кон¬
фликт между главными действующими лицами и их семьями
или общиной. В огромном же большинстве браков цели и
стремления невесты и ее родителей, родственников и общины
совпадали: в глазах всех сторон лучшим мужем считался тот,
кто мог обеспечить надежную защиту, доброе имя, положение
в обществе. Вот почему даже те женщины, которые обладали
самой большой свободой в выборе своих мужей, а именно
вдовы и сироты, предпочитали руководствоваться в этом важ¬
нейшем решении своей жизни не романтическими чувствами,
а теми практическими соображениями здравого смысла, кото¬
рые мы назвали бы расчетом.
Однако в том, что касается противопоставления объявлен¬
ного «бесчувственным» брака по расчету и «эмоционального
союза», который якобы был несвойственен рассматриваемой
эпохе, нельзя не согласиться с М. Уиснер, которая считает его
необоснованным. Она справедливо обращает внимание на то,
64
что «стремление к материальному благополучию, жажда соци-'
ального престижа, упование на будущих детей были не менее
важными эмоциями, чем сексуальное пристрастие. Любовь и
влечение, которые женщина испытывала по отношению к муж¬
чине, могли опираться на любую комбинацию из всех этих
чувств»11.
Примечательные картинки семейно-брачного быта много-
бразно и с явной мизогинистической направленностью пред¬
ставлены в сборнике сатирических новелл «Пятнадцать радос¬
тей брака» (рубеж XIV и XV вв.):
«Какого бы характера ни была жена, покладистого или
вздорного, она, как и все женщины на свете, держится одного
главного и непреложного правила в браке, а именно: что муж
ее самый слабый да немощный из всех мужчин и что нет ни¬
кого ничтожней его в тайных супружеских делах.
И бывает так, что резвый и прыткий молодой человек же¬
нится на достойной и благонравной девушке и они вдвоем ус¬
лаждают себя, чем только возможно, и год, и два, и более,
пока не охладеет в них молодой задор; но женщина стареет не
так быстро, как мужчина, каков бы он ни был, ибо на ее долю
не выпадает столько забот, да трудов, да маяты, сколько мужу
ее: не будь у него услад да забав, он, глядишь, еще скорее в
дряхлость бы впал. Правда и то, что женщине, когда она носит
да рожает детей, также тяжко приходится, ибо беременность и
роды, что и говорить, великий труд, но разве мыслимо срав¬
нить его с теми заботами, да тяготами, да глубокими раздумья¬
ми, в которые ввергает мужчину любое важное дело. Что же до
беременности и родов, то это дела обыкновенные и дивиться
тут нечему: для женщины они такой же труд, как для курицы
или гусыни, что извергают яйцо с кулак величиною оттуда,
куда, кажется, и мизинца не засунешь. Так уж природа устрои¬
ла — что для женщины, что для курицы, а поглядите-ка на эту
последнюю: она знай себе только жиреет, неся яйца каждый
Божий день; это ведь глупому петуху забота — с утра до ночи
искать для курицы корм да совать ей в клюв, а той и делать
больше нечего, кроме как есть, да кудахтать, да довольною
быть. Таково же поступают и все добрые почтенные женатые
люди, и за то они похвалы достойны.
А кончается это тем, что бедолага наш худеет да хиреет, за¬
давленный трудами, заботами и неотвязными мыслями; и те¬
перь он для супружеского дела вовсе не годен или же так мало
годен, что жене неугоден; не под силу ему обходиться с нею
так, как хотелось бы, и от этого приходит он в полное рас¬
стройство. Чего не скажешь о его половине: она-то еще и те¬
перь в самом соку, как и была вначале. И поскольку рацион
ее с каждым днем все убывает, тр вместо любовных услад, да
забав, да приятностей, коими тешили себя супруги во время
3 Женщины и мужчины в истории
65
оно, когда муж был еще в полной силе, начинаются у них
свары да дрязги»12.
Если в эпоху античности брак был практически обязатель¬
ным, то в средние века безусловно предпочтительным счита¬
лось девственное состояние, аскетизм, безбрачие, а брак был
отмечен печатью греховности, хотя и воспринимался как мень¬
шее зло: в отличие от прелюбодеяния и распутства это был
гРе\ простительный. Однако и здесь церковная идеология
брака не только не совпадала полностью с реалиями повсе¬
дневности, но и имела своего рода умеренную альтернативу
благодаря своим светским интерпретаторам. В частности, в
знаменитой «Книге рыцаря Делатур Ландри» (XIV в.), автор
пищет в поучение своим юным дочерям:
«Бог и природный разум противятся греху, ибо, как говорят
проповедники, Бог, сотворив мир, соединил в браке мужчину
и Женщину и приказал им жить в браке. И после, когда Хрис¬
тос сошел к людям, он возвестил в своих проповедях, что суп-
РУЖество угодно Богу, что супруги — единая плоть, что они
Должны любить друг друга, оставляя даже мать и отца своего
и любое другое существо. И поскольку Бог их соединил, ника¬
кой смертный человек не может разъединять их, то есть отни¬
мать любовь одного из супругов. Так молвил Господь своими
святыми устами, и так перед вратами церкви велят молодоже¬
нам любить и беречь друг друга в радости и в горе, в болезни
и здоровье и не покидать друг друга никогда»13.
«Всякая добропорядочная женщина, повинуясь Господу и
Святому Писанию, должна любить своего мужа пуще всех дру¬
гих, оставляя всякую другую любовь ради этой: ибо изрек Гос¬
подь своими собственными устами, что должно бросить отца и
мать, сестру и брата, пожертвовать всем ради любви своего гос¬
подина; и что это не две плоти, но одна. Бог соединил их в
одну, и никто из людей не может их разъединить, то есть ни¬
какой человек не может и не должен оскорблять любовь одно-
то Из них, поскольку соединили их Бог и Церковь»14.
Ценность брака здесь никакому сомнению не подвергается,
акцент же делается на поведение «добропорядочной женщины»
в браке, на соответствие идеалу «хорошей жены», вне зависи¬
мости от качеств ее «господина»:
«Если простолюдины наказывают своих жен кулаками, то
благородных дам лишь журят, иначе поступать не следует.
Поэтому любая благородная дама должна показать, что у нее
доброе и честное сердце, то есть кротко и с приличиями вы¬
казать свое стремление к совершенствованию, покорности и
послушанию перед господином, страх и боязнь ослушаться...
Каждая должна быть готова выполнить любой приказ, хороший
ли> Плохой ли — все равно. И если даже приказание порочно,
66
она не будет повинна, выполнив его, ибо вина ляжет на гос¬
подина»15.
«Кто хочет сохранить любовь своего господина чистой, не
осквернив ее завистью и дурными языками клеветников, дол¬
жен быть сдержан. Ибо стоит женщине выказать какие-либо
чувства, как это уже подмечено слугами, служанками или кем-
то еще; только слуги за дверь, как начнут сплетничать меж
собой, да еще с кем-нибудь поговорят, а те, с кем они поде¬
лятся, передадут это дальше, и каждый добавит что-то от себя,
чуть приукрасив. Так и пойдет слух, превращаясь в тяжкое об¬
винение, и женщина или девушка будет оклеветана и обесче¬
щена»16.
В отличие от средневековой идеологии, одной из ключевых
идей Реформации было как раз отрицание ценности безбрачия
и прославление семейной жизни в качестве состояния, наибо¬
лее предпочтительного для духовного развития человека.
Историки отмечают следующие различия в вопросах брака:
протестантские брачные правила больше значения, чем католи¬
ческие, придавали согласию родителей и оставляли открытой
возможность развода с последующим вступлением в новый
брак, в тех случаях, когда имели место адюльтер или импотен¬
ция, а в некоторых странах и при отказе в сексуальных отно¬
шениях, при жестоком обращении, неизлечимой болезни (на¬
пример, проказе). Невозможность развода для католиков не¬
сколько компенсировалась наличием институтов, которые да¬
вали приют покинутым женам и жертвам жестокого обращения
(в протестантских странах подобных институтов не было). Это,
однако, не внесло сколько-нибудь существенных изменений в
брачные модели, поскольку все протестантские страны оказа¬
лись в ареале распространения северо-западного варианта.
Более значительную роль в дифференциации брачных моде¬
лей играл социальный фактор. Повсюду в Европе крестьяне и
крестьянки заключали браки в более раннем возрасте, чем го¬
рожане и горожанки, и чаще формировали такие домохозяйст¬
ва, в которых проживали вместе родственники разных поколе¬
ний или женатые братья со своими семьями. Овдовев, они
также чаще и через более короткий промежуток времени всту¬
пали в повторные браки. Женщины из высших слоев общества
выходили замуж в более раннем возрасте, чем из низших, и
разница в возрасте между супругами у них была больше. Те
женщины, которые были вынуждены мигрировать в поисках
работы, как правило, вступали в брак позже и с близкими по
возрасту партнерами.
В повторных браках17, которые составляли в среднем около
одной пятой браков в странах Европы этого времени, отчетли¬
во проявляется гендерная дифференциация: вдовцы заключали
такие браки гораздо чаще и с более коротким интервалом, чем
3*
67
вдовы. Это отчасти объясняется, с одной стороны, нежеланием
богатых вдов вновь терять обретенную было свободу, а с дру¬
гой — непривлекательностью бедных вдов, в особенности не¬
молодых, в качестве брачных партнеров18.
В XVI—XVII вв. отмечается также усиление внимания к ав¬
торитету и роли патриархального главы семейства в религиоз¬
ной и политической мысли эпохи. Но одновременно пуритане
и другие протестантские писатели всячески подчеркивали
власть жены над детьми и слугами, а также значение взаимной
любви и привязанности между супругами. Эта тема осваивается
и гуманистической литературой католической Европы.
Лионская поэтесса XVI в., получившая прекрасное гуманис¬
тическое образование, «прекрасная канатчица» Луиза Лабе пи¬
сала в своем «Споре Безумия и Амура»:
«Тот, кто видит, как мужчина (каким бы добродетельным
он ни был) изнывает в своем доме без ласкового общества
жены, которая бережно распределяет его добро, заботится об
удовольствии мужа, потихоньку держит его в узде, из боязни,
чтобы он не слишком повредил своему здоровью, избавляет его
от неприятностей или предотвращает их, успокаивает его,
смягчает его нрав, ухаживает за ним во время болезни, состав¬
ляет с ним два тела, четыре руки, две души и делает его более
совершенным, чем первые люди платоновского «Пира»,— разве
тот не признает, что супружеская любовь достойна одобрения?
И он припишет это счастье не столько браку, сколько любви,
поддерживающей брак. Если же ее нет, мужчина впадает в не¬
истовство, он бежит и покидает свой дом. Если женщина не
живет со своим мужем в любви, она никогда не смеется. Нет
им покоя. Он хочет отдохнуть — она кричит. Их добро расто¬
чается, все идет прахом. И это — верное доказательство того,
что только дружба в браке приносит удовлетворение, которое
в нем ищут»19.
В связи с этим исследователи ставят вопрос о действитель¬
ном характере супружеских отношений, который нередко фор¬
мулируется следующим образом: какому же из двух наставле¬
ний в семейной жизни — тому, что предписывало беспрекос¬
ловное подчинение жены мужу, или тому, что рекомендовало
строить семью на взаимном уважении и любви — больше сле¬
довали на практике?
После целого ряда продолжительных дискуссий историки,
которые пытались найти однозначный ответ на этот вопрос в
конкретно-историческом материале разных стран и регионов,
так и не пришли к консенсусу. Они извлекли из источников
огромный объем интереснейшей, но чрезвычайно противоре¬
чивой информации, в которой в изобилии представлены при¬
меры и ситуации, свидетельствующие как о тирании мужей,
так и о нежном взаимопонимании супругов.
68
В этой «патовой» ситуации самое достоверное обобщение
оказалось и наиболее очевидным: равные или почти равные от¬
ношения обычно складывались в тех матримониальных союзах,
в которых супруги были близки по возрасту и социальному по¬
ложению, а жена не только приносила в семью достаточно ве¬
сомое приданое, но и могла опереться на активную поддержку
своей родни в семейных конфликтах20.
Некоторые исследования позволяют получить более развер¬
нутое представление о внутрисемейных отношениях в отдель¬
ных странах и социальных группах. Так, Ш. Маршал в своей
книге, посвященной истории нидерландского дворянства ран¬
него нового времени21, перейдя от тщательно проработанной и
отсортированной демографо-статистической информации к
выявлению брачно-семейных моделей и отношений внутри
семьи и линьяжа, пришла, в частности, к выводу о том, что
реалии семейной жизни, как, впрочем, это было выявлено и в
других странах, не всегда укладывались в прокрустово ложе
нормативов.
«Жены и мужья часто были партнерами в семейных делах.
И матери, и отцы участвовали в воспитании детей, поддержи¬
вая друг друга и внушая ценность взаимных отношений своим
детям»22. Естественная теплота и эмоциональность внутрисе¬
мейных связей выражалась явственно и открыто на всех пере¬
валах жизненного пути и запечатлелась в дневниках, переписке
между супругами и с детьми (в том числе с дочерьми), завеща¬
тельных распоряжениях. На шкале ценностей индивидов любо¬
го пола сохранение единства семьи ставилось даже выше об¬
щности конфессий. Эта взаимность в межличностных отноше¬
ниях опиралась на целый ряд оснований. Конечно, большое
значение имели финансовая независимость и узаконенные
права женщины в дворянской семье, но важную роль играли и
другие факторы: относительно узкий возрастной интервал
между супругами создавал изначально благоприятные условия
для их взаимного сближения и установления партнерских от¬
ношений, а высокая детская смертность и реальная угроза уга¬
сания рода в условиях войны и революции повышали ценность
каждого из выживших, в глазах родителей и домочадцев23.
Исследовательский поиск специалистов по истории семьи
начала нового времени, как и по истории более ранних пери¬
одов, довольно долго наталкивался на труднопреодолимое пре¬
пятствие — отсутствие прямых и скупость косвенных данных о
внутрисемейных отношениях в средних и низших обществен¬
ных слоях. Прорыв в этом направлении оказался возможным
благодаря использованию литературных и окололитературных
текстов разного уровня.
Так, британский историк Дж. Шарп ввел в источниковую
базу истории гендерных отношений XVII столетия массовый
69
материал дешевых и популярных английских печатных изданий
для простонародья, который содержит неоднозначные, косвен¬
ные, но ничем другим невосполнимые свидетельства о матри¬
мониальных и гендерных представлениях в этой среде24. Изу¬
чив тексты многочисленных народных баллад, а также имев¬
ших широкое хождение сборников шуток, пословиц и погово¬
рок, Шарп обратил особое внимание на то, как в них прело¬
мились три аспекта брачного поведения: выбор партнера, рас¬
пределение прав и обязанностей по хозяйству, отношения
между супругами.
Соблюдая исключительную осторожность, необходимую
при анализе такого рода источников, исследователю удалось
доказать, что именно браки по любви считались нормальными
и желательными, свобода в выборе партнера воспринималась
как должное, браки по расчету считались предосудительными и
заведомо несчастливыми. Несмотря на строгое разграничение
ролевых функций между мужем и женой, определяющим было
представление о теплых, любовных отношениях между ними.
Вместе с тем в балладах нашли свое место идеология муж¬
ского превосходства и одобрение патриархальной системы. От¬
ношения между супругами располагались в очень широком
спектре, соответствующем жанровым различиям: от сатиричес¬
ки изображаемых бурных конфликтов до трогательных любов¬
ных сцен и равноправного партнерского участия в совместном
принятии решений. Важно подчеркнуть то, что это были не
нормативные предписания и не высказывания конкретных ис¬
торических лиц или описания бытовых реалий, но речи и дей¬
ствия вымышленных персонажей, которые по замыслу должны
были оправдывать ожидания читателей, а следовательно так
или иначе соответствовать представлениям, чувствам, мыслям,
убеждениям, надеждам и даже фантазиям многих простых
людей — мелких собственников, слуг, подмастерьев, предста¬
вителей тех общественных слоев, которые составляли ядро по¬
требителей произведений массовой культуры. Можно говорить
0 самостоятельном значении некоторых литературных ремини¬
сценций, но было бы нелепо отрицать роль реального и пре¬
творенного жизненного опыта в формировании этих текстов,
как и всей культурной среды.
Примечания
1 Flandrin J.-L. Families in Former Times: Kinship, Household and Sexu¬
ality. Cambridge, 1979 (1-е изд. — 1976).
2 Hanawalt B. The Ties that Bound. Peasant Families in Medieval England.
N.Y., 1986; Bennett J.M, Women in the Medieval English Countryside:
Gender and Household in Brigstock before the Plague. N.Y., 1987;
Nicholas D. The Domestic Life of a Medieval City: Women, Children,
70
and the Family in Fourteenth-Century Ghent. Lincoln (Nebr.), 1986;
etc. См. также библиографию в конце очерков.
3 Shorter Е. The Making of the Modem Family. L., 1975; Stone L. The
Family, Sex and Marriage in England, 1500—1800. L., 1977;
Macfarlane A. Marriage and Love in England: Modes of Reproduction,
1300-1840. Oxford—N.Y., 1986.
4 См.: Женщина, брак, семья до начала нового времени. Демографи¬
ческие и социокультурные аспекты / Под ред. Ю.Л. Бессмертного.
М., 1993; Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной
жизни в Европе до начала нового времени / Под ред. Ю.Л. Бес¬
смертного. М., 1996. См. также статьи по истории демографичес¬
кого поведения, брака и семьи в более раннем сборнике: Истори¬
ческая демография докапиталистических обществ Западной Евро¬
пы: Проблемы и исследования / Под ред. Ю.Л. Бессмертного. М.,
1988.
5 К сожалению, до сих пор историки-демографы не дали убедитель¬
ного объяснения, почему в Северо-Западном регионе сложилась
именно эта концепция брака.
() См. главу 3.
7 Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Фран¬
ции // Пятнадцать радостей брака и другие сочинения французских
авторов XIV—XV веков / Сост. и отв. ред. Ю.Л. Бессмертный. М.,
1991. С. 282-283.
8 См.: Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки де¬
мографической истории Франции. М., 1991. С. 29—41, 77—87,
143-161.
9 Slater М. Family Life in the Seventeenth Century: The Vemeys of Clay-
don House. L., 1984; Gillis J. For Better, for Worse: British Marriages
1600 to the Present. Oxford, 1985.
10 Macfarlane A. Marriage and Love in England. Modes of Reproduction
1300—1840. L., 1986. См. также: Pollock L. Forgotten Children: Par¬
ent-child Relations from 1500 to 1900. Cambridge, 1983; Houlbrooke R.
The English Family 1450—1700. L., 1984; Mendelson S. The Mental
World of Stuart Women: Three studies. ^Brighton, 1987.
11 Wiesner M.E. Women and Gender in Early Modern Europe. Cambridge,
1993. P. 57-58.
12 Пятнадцать радостей брака и другие сочинения французских авто¬
ров XIV—XV веков. С. 66—67.
13 «Книга рыцаря Делатур Ландри, написанная в назидание доче¬
рям» // Пятнадцать радостей брака и другие сочинения француз¬
ских авторов XIV—XV веков. С. 210.
14 Там же. С. 188.
15 Там же. С. 174.
16 Там же. С. 211.
17 Речь идет о тех случаях, в которых брак являлся повторным хотя
бы для одного из партнеров.
18 Todd В. The Remarrying Widow: A Stereotype Reconsidered // Women
in English Society 1500—1800 / Ed. by M. Prior. L., 1985. P. 54—92.
71
19 Лабе, Луиза. Сочинения. (Литературные памятники). М., 1988.
С. 41.
20 Interest and Emotion: Essays on the Study of Family and Kinship / Eds.
by H. Medick, D. Sabean. Cambridge, 1984; Klapisch-Zuber C. Women,
Family, and Ritual in Renaissance Italy. Chicago, 1985; Pardaithe-
Galabrun A. The Birth of Intimacy: Private and Domestic Life in Early
Modern Paris. Philadelphia, 1991; The Family in Italy from Antiquity to
the Present / Eds. by D.I. Kertzer, R.P. Sailer. New Heaven, 1991; etc.
21 Marshall S. The Dutch Gentry, 1500—1650: Family, Faith and Fortune.
N.Y. etc., 1987.
22 Ibid. P.164.
23 Об отношении к детству вообще и об отношениях между родите¬
лями и детьми с учетом гендерных различий, см.: Cunningham Н.
The Children of the Poor: Representations of Childhood Since the Sev¬
enteenth Century. Oxford, 1981; Pollock L. Forgotten Children: Parent-
Child Relations from 1500 to 1900. Cambridge, 1983; Sommerville C.J.
The Discovery of Childhood in Puritan England. Athens, 1991; Mit-
terauer M. A History of Youth. Oxford, 1992. См. также: Пушкаре¬
ва Н.Л. Материнство как социально-исторический феномен.
(Обзор зарубежных исследований по истории европейского мате¬
ринства) // Женщина в российском обществе. 2000. Nq 1. С. 9—23.
Что касается средневекового материала по этой проблеме, то, по¬
мимо уже упоминавшейся монографии Б. Ханавалт, в которой эмо¬
циональное отношение крестьян XIV в. к своим детям показано на
комплексе протоколов криминальных расследований (по делам о
смерти в результате несчастного случая), нельзя не отметить иссле¬
дование Ю.Е. Арнаутовой, проведенное по другому уникальному
комплексу документов — средневековым миракулам (протоколам о
чудесных деяниях святых) XII—XIII вв. — и также скорректировав¬
шее многие ранее сделанные выводы о равнодушном отношении к
детям в среде простолюдинов (См.: Арнаутова Ю.Е. «Святой! По¬
моги мне, иначе я потеряю свое дитя» (Дети и детские недуги в
зеркале средневековых миракул XII—XIII вв.) // Социальная исто¬
рия. Ежегодник 2000. М., 2000. С. 285—306).
24 Sharpe J.A. Plebeian Marriage in Stuart England: Some Evidence from
Popular Literature // Transactions of Royal Historical Society. 1986.
Vol. 36. P. 69-90
Глава 3. Гендер в экономике и в праве:
разделение труда и контроль над собственностью
Вопрос о гендерной дифференциации в хозяйственной и
правовой сфере занимает важное место как в многочисленных
специальных исследованиях, так и практически во всех обоб¬
щающих работах. И это не удивительно: во-первых, само воз¬
никновение гендерной системы в незапамятные времена чаще
всего связывается как раз с процессом разделения труда, опре¬
делившим неравенство полов в отношении собственности, а
во-вторых, как мы уже видели, дискуссия по проблеме изме¬
нений в традиционной брачной модели и даже в семейных от¬
ношениях с исключительным постоянством упирается в анализ
тенденций экономического развития.
Так, например, британский ученый П. Голдберг, возвратив¬
шись к вопросу о преемственности или смене моделей брач¬
ности в связи с переходом от средневековья к новому времени,
поставленном впервые в знаменитой статье Дж. Хаджнала1, ис¬
следовал существовавшую модель брака в контексте изменений
экономического и социального статуса женщин в позднее сре¬
дневековье. Он указал на то, что трансформационный характер
перехода от средневековья к новому времени, заставляет искать
его параллель в переходе от «средневекового» раннего и всеоб¬
щего брачного режима к европейскому брачному режиму ново¬
го времени. Вместе с тем все, что известно, в частности, о
структуре брака и семьи в Англии после Черной Смерти (со¬
здавшей острую временную нехватку рабочих рук и соответст¬
венно рост заработной платы наемных рабочих), казалось бы,
этому тезису противоречит.
Вот как видится алгоритм изменений самому П. Голдбергу.
В контексте «либерального» брачного режима (с более поздни¬
ми браками) сложившаяся после Черной Смерти экономичес¬
кая ситуация способствовала вовлечению в трудовую деятель¬
ность женщин, которые предпочитали еще дольше откладывать
брак или даже вовсе не выходить замуж, в результате чего сни¬
зилась рождаемость и продлился период демографического
спада в эру регулярных эпидемий. Однако к середине XV в. на¬
селение достигло точки, в которой экономический рост уже не
мог поддерживаться и эта модель начала превращаться в свою
противоположность. Мужчины стремились в период экономи¬
ческого спада исключить конкуренцию со стороны женского
труда. Таким образом, женщины были вновь возвращены в за¬
висимое положение в браке. С демографической точки зрения,
это значит, что они стали выходить замуж раньше и чаще. В
господствующих культурных представлениях подчеркивалось,
что место женщины — в доме и семье.
73
Еще один культурный фактор состоял в том, что, когда эко¬
номический статус женщин снижался, а роль женщины как
жены и матери акцентировалась, они жили под страхом не
найти себе супруга, остаться невостребованными старыми де¬
вами. Одновременно наблюдается рост добрачных беременнос¬
тей и незаконных рождений: видимо, страх перед незаконной
беременностью в настоящем отступал перед страхом остаться
без брачного партнера в будущем, «на всю оставшуюся жизнь».
Возникшая в результате этого восходящая тенденция рождае¬
мости, по всей вероятности совпавшая с нисходящей тенден¬
цией смертности, лишь усугубила конкуренцию и — соответст¬
венно — маргинальное положение женщин на рынке труда.
Исключение женщин из общественного производства в
одном поколении было закреплено соответствующими гендер¬
ными представлениями в следующем поколении2. Кстати, в
этой интерпретации фиксируются контуры последовательного
взаимодействия и взаимовлияния демографических и социо¬
культурных сдвигов с характерным временным лагом, который
объясняет значительное отставание изменений в брачной моде¬
ли от смены векторов в демографических и экономических
процессах.
Исследования, касающиеся вопроса об участии женщин в
трудовой деятельности, управлении хозяйством и распоряже¬
нии собственностью, характеризуют ситуацию, которая скла¬
дывалась в различных социальных группах. В отношении семей
крупных землевладельцев установлено, что экономические и
социальные права женщин ограничивались (это касалось не
только наследования, но и завещания имущества) и одновре¬
менно с ростом средней величины приданого с XII в. супруга
была лишена права им распоряжаться и не могла отчуждать это
имущество, даже если оставалась вдовой, поскольку правом
собственности обладали наследники. Однако все имуществен¬
ные операции могли производиться супругами только совмест¬
но, и, таким образом, участие жены не только допускалось, но
и требовалось. Впрочем, дальнейшее зависело уже от конкрет¬
ной ситуации и от реальных отношений между супругами.
Однако, согласно английскому общему праву замужние
женщины были лишены возможности распоряжаться недвижи¬
мостью от собственного имени, заключать контракты, а также
составлять завещания: субъектом права являлся только муж. И
в особенности это касалось семей аристократии. Иначе обсто¬
яло дело в других социальных группах, где женщина, вносив¬
шая немалый вклад в семейный доход, имела и более реальный
доступ к собственности. Вдовы же оставались полноправными
хозяйками и могли распоряжаться имуществом покойного
мужа, получая после его смерти свою «вдовью долю», которая
составляла треть всей семейной недвижимости, а также могли
74
распоряжаться имуществом унаследованным их детьми. Обыч¬
ное же право, касавшееся низших сословий, несмотря на его
разнообразие, в принципе больше защищало права даже за¬
мужних женщин в их доступе к собственности именно потому,
что они работали3.
Говоря об экономическом и правовом статусе женщин в
крестьянских семьях нельзя не упомянуть книгу Джудит Бен¬
нетт «Женщины в средневековой английской деревне: гендер и
домохозяйство в Бригстоке перед Черной смертью»4, которая в
свое время заставила существенно скорректировать давно сло¬
жившиеся в медиевистике взгляды на эту проблему, убедитель¬
но доказав на массовых источниках высокую корреляцию хо¬
зяйственной самостоятельности (или зависимости) и правоспо¬
собности (или неправоспособности) крестьянок с их матримо¬
ниальным положением и соответствующей стадией жизненного
цикла (от положения дочери в родительской семье до положе¬
ния вдовства). При этом статус замужней женщины по всем
параметрам неизменно оказывался существенно пониженным,
по сравнению как с девицами-наследницами, так и с вдовами.
Особенно обширный корпус исследований касается темы
женского труда и ее прав в отношении распоряжения собствен¬
ностью на материале истории средневекового города. Извест¬
но, что участие горожанок в ремесленном производстве и в
торговле определялось потребностями домохозяйства и имуще¬
ственным положением главы семьи. Несмотря на те ограниче¬
ния, которые накладывало на экономическую активность жен¬
щин их неполноправие в отношении распоряжения собствен¬
ностью, сосуществование противоречащих друг другу норм и
юридических лакун иногда позволяло даже замужним горожан¬
кам проявлять деловую самостоятельность.
Статус женщин, избравших участие в городском производ¬
стве и торговле в качестве своего «основного занятия, никогда
не был полноценным, но он существенно варьировался в зави¬
симости от цеховых правил и обычаев. Членство в цехе часто
распространялось на вдов мастеров, которые нередко при по¬
вторном браке могли передать его своему новому мужу. Все же
наиболее весомым было участие женщин в неформальной го¬
родской экономике, не подпадающей под действующую систе¬
му регламентации ремесленного производства. Были и такие
ремесла, которые находились исключительно в руках женщин,
например, двенадцать «женских» цехов в Париже (вышиваль¬
щиц, булавочниц, шляпниц, белошвеек и др.), «шелковые»
цехи во Флоренции, Кельне, Лондоне. Городские документы
XIII—XIV вв. (Париж, Гент, Лондон и др.) свидетельствуют о
самостоятельном членстве женщин (как замужних, так и вдов)
в гильдиях, занимающихся розничной торговлей. Уплатив за
75
лицензию, они приобретали право занять место на рынке и
приобретать товар у оптовиков.
Наконец, жены представителей городской элиты — члены
крупных купеческих гильдий в средневековых городах Италии,
Германии, Франции, Нидерландов нередко выступали как до¬
веренные лица своих мужей, управляли поместьями, составля¬
ли отчеты, платили по долговым обязательствам, а иногда и
осуществляли крупные торговые сделки в их отсутствие. Хотя
законы отдельных городов существенно ограничивали права
женщин в самостоятельном ведении дела, их участие в деловой
жизни на практике рассматривалось как довольно обычное яв¬
ление. Некоторые из этих женщин, овдовев, даже возглавили
семейное предприятие, как целый ряд купеческих вдов Фло¬
ренции, Генуи, Любека, Лондона и других городов.
Приданое и предполагаемая вдовья часть занимали важней¬
шее место в брачных контрактах, причем, чем зажиточнее была
семья невесты и крупнее сумма приданого, тем большую роль
в выборе брачного партнера играли «инвесторы» — ее родители
(и другие родственники) и, как правило, тем раньше этот брак
заключался и больше была разница в возрасте супругов.
Как ни странно многие исследователи истории женщин
средневековья, изучавшие положение женщин в семье, доволь¬
но долго оставляли вне сферы своих интересов открытия в об¬
ласти демографической истории, дискуссии о так называемой
демографической революции и, в частности, об изменениях в
традиционных механизмах контроля за брачностью и соответ¬
ственно в возрастах первого' брака и условиях образования
семьи, которые, несомненно, так или иначе сказывались на
положении женщин на рынке труда и на формировавшихся в
результате этого брака семейных отношениях. Это тем более
удивительно, что «женская история», возможно, как никакая
другая, испытывала и продолжает испытывать серьезные труд¬
ности именно с изучением исторических изменений в кажу¬
щейся чрезмерно статичной истории женщин, а потому тем
более было бы естественно обратить особо пристальные взоры
на те ее аспекты, в которых такие изменения проявлялись.
Даже такой видный историк-демограф, как Дэвид Херлихи,
выделив четыре важнейших экономических фактора эволюции
женского труда и исключения его из общественного производ¬
ства в конце средневековья (урбанизация, капитализация,
перенасыщение рынка труда и монополизация), не уделил
должного внимания действию демографических факторов, про¬
блеме матримониального статуса и характеру брачной модели
XIV—XV веков5.
Центральный вопрос состоит в том, насколько брак был не¬
обходим средневековым женщинам с экономической точки
зрения? Таким образом, изучение роли женщин в принятии ре¬
76
шений относительно заключения (или незаключения) брака яв¬
ляется решающим для понимания способа хозяйствования и
взаимосвязей между экономическими и демографическими
процессами.
Внимание авторов внушительного комплекса статей и мо¬
нографий, посвященных исследованию роли женщин в хозяй¬
ственной сфере, сосредоточено на переломной эпохе конца
средневековья и начала нового времени6. В основе многих из
этих работ лежит тезис о трансформации гендерных отноше¬
ний в связи с генезисом капитализма, разработанный теорети¬
ками гендерных исследований7. Историки констатируют двой¬
ственный характер этих изменений, отмечая как позитивные —
создание рабочих мест и, следовательно, возможности увели¬
чить семейный доход или самостоятельно заработать на жизнь,
так и негативные. Здесь главный упор делается на изменение
статуса женщин в результате «диалектического взаимодейст¬
вия» новых процессов в идеологии и экономике, которое при¬
вело к еще большему ограничению доступного женщинам про¬
странства хозяйственной деятельности. В результате потери до¬
мохозяйством производственных функций женский труд утра¬
тил свою ценность, что не могло и не было полностью ком¬
пенсировано в сложившихся общественных представлениях,
несмотря на одновременное возрастание роли и значения ма¬
теринства8.
Особое внимание обращается на то, как изменяется само
понимание трудовой деятельности: на смену средневековому,
сконцентрированному на домохозяйстве и включавшему вы¬
полнение любых задач по содержанию семьи, приходит огра¬
ниченное представление, которое связывает с понятием «рабо¬
та» только участие в рыночной экономике и, в особенности, в
сфере производства и, таким образом, полностью исключает не
только репродуктивную деятельность женщин (в широком
смысле этого слова — вынашивание РГ воспитание детей, забота
обо всех членах семьи), но и ведение ими домашнего хозяйст¬
ва. Одновременно, последовательная профессионализация
многих занятий, требующая формального обучения и предва¬
рительного лицензирования, закрывала доступ к ним для по¬
давляющего большинства женщин. Все эти изменения закреп¬
лялись и в религиозных представлениях. Так, протестантские
авторы, стремясь снять деление на духовенство и мирян, опи¬
сывали любое занятие как «призвание» для мужчин, то есть как
деятельность, к которой мужчина мог быть призван Богом и
мог получить своим трудом его благословение, в то время как
для женщины они считали единственно возможным призвани¬
ем — быть хорошей женой и матерью. В наставлениях и про¬
поведях протестантского, а затем и католического духовенства,
всякий производительный труд женщин рассматривался только
77
как часть ее домашних функций в качестве помощницы мужу
и примера для детей.
Тем не менее, спектр занятости молодых незамужних жен¬
щин и вдов был достаточно широк: от проституции до цехово¬
го ремесла. В средневековом цехе жена и дочери мастера рабо¬
тали рядом с ним, с его подмастерьями и учениками, а в не¬
которых городах девушки могли проходить и формальное уче¬
ничество. При большом спросе на свою продукцию мастера
могли использовать наемных работниц и привлекать к некото¬
рым производственным операциям служанок. Таким образом,
женщины играли роль трудового резерва, который мобилизо¬
вался в случае необходимости. Однако за исключением вдов
ремесленников, которые вели дела мастерской после смерти
мужей, а также немногих учениц, способность женщин к само¬
стоятельной работе никогда официально не признавалась, а до¬
ступ к труду зависел не от их профессиональной подготовки, а
от родственных отношений с мастером.
Но даже это неформальное участие в производственной де¬
ятельности было поставлено под вопрос с началом введения
жестких ограничений и запретов на использование труда жен¬
щин в XV в. Сначала было лимитировано время, в течение ко¬
торого вдовы могли управлять мастерской, и им запретили на¬
нимать подмастерьев. Затем настал черед отстранения служа¬
нок от выполнения каких-либо производственных задач, а
также ограничено число дочерей мастера, на помощь которых
в своем деле он мог рассчитывать. В некоторых крайних слу¬
чаях, как, например, в производстве часов в Женеве, мастерам
категорически запрещалось раскрывать дочерям и даже женам
секреты своего ремесла. Хронология этих ограничений в раз¬
ных цехах, городах, странах сильно варьируется. Например, в
Скандинавии они начались только в XVI в., а в Англии еще и
в XVIII в. девушки проходили стадию ученичества и потом ра¬
ботали в целом ряде ремесел. Но независимо от этих времен¬
ных расхождений, везде и всегда женщины были отстранены от
участия в цеховом управлении, а их статус не был гарантиро¬
ван цеховыми уставами, и именно потому они были не в со¬
стоянии защитить свое право на труд. Нередко власти шли на¬
встречу просьбам отдельных женщин, прежде всего вдов, сде¬
лать для них исключение ввиду крайней нужды, многодетнос¬
ти, преклонного возраста и т.п., поскольку это была альтерна¬
тива общественному призрению бедных. Но в принципе отно¬
шение к работе было четко дифференцировано по гендерному
признаку: для мужчины это было право, для женщины — за¬
мена милостыни. Кроме всего прочего, гендерная принадлеж¬
ность стала играть решающую роль в различении квалифици¬
рованного и неквалифицированного наемного труда и, соответ¬
ственно, в дифференциации их оплаты. Так женский труд,
78
продолжая оставаться незаменимым, все более превращался в
маргинальный: в целом, и в городе, и в деревне работа женщин
была непостоянной, зависела от семейных обстоятельств,
имела ущербный статус и плохо оплачивалась9.
В целом гендерные историки объясняют вытеснение жен¬
щин из цехового производства совокупностью экономических,
политических и других причин. Наряду с такими явлениями,
как усиление конкуренции со стороны внецеховых сельских и
городских промыслов, опасения за качество продукции и рост
политической роли цехов в некоторых городах после так назы¬
ваемых цеховых революций XIV в., они подчеркивают важное
значение идеологического фактора, которое связывается с раз¬
витием комплекса идей, основанных на понятиях «цеховой
чести», «мужской солидарности» и, наконец, «буржуазной рес¬
пектабельности».
В условиях создавшейся в результате протоиндустриализа¬
ции угрозы цеховой монополии со стороны рыночной продук¬
ции домашних промыслов цеховая идеология была направлена
на девальвацию всякой производственной деятельности за пре¬
делами мастерской, хотя установить границу между мастерской
и домашним хозяйством иногда было очень нелегко. В отсут¬
ствие точных критериев тем большее значение приобретала
ставшая привычной идентификация женщин с домохозяйством
и домашними промыслами: мастерские, в которых применялся
женский труд, подвергались позору и бойкотировались10. Уси¬
ление гендерной ориентации цеховой идеологии выразилось
также в символике общих праздников и церемоний, в самом
языке цеховых статутов, подчеркивающем ценность «мужского
союза» и «благородного мужского этикета». Знаменательно, что
отстаивание «мужского единства» в ремесленных цехах активи¬
зировалось именно в тот исторический момент, когда они все
более раскалываются и подмастерья формируют собственные
союзы для защиты своих специфических интересов, обычно
противоположных интересам мастеров.
В средние века подмастерья, составляя часть цеха, могли
рассчитывать на то, что со временем они также смогут женить¬
ся, стать мастерами и открыть мастерскую. Лишь в немногих
ремеслах существовали отдельные организации подмастерьев,
которые к тому же имели только социальные и религиозные
цели. Положение стало меняться во второй половине XV в.,
когда происходит замыкание цехов, членство в них становится
доступным лишь для сыновей мастеров или тех, кто женится
на вдове или дочери мастера, и многие подмастерья сохраняют
свой приниженный статус на всю жизнь, становясь по сущест¬
ву наемными работниками. Вот тогда их старые объединения
начинают выдвигать экономические требования, и возникают
новые, зачастую тайные, союзы подмастерьев, которые город¬
79
ские и цеховые власти запрещали, видя в них угрозу социаль¬
ных беспорядков. Встречи в тавернах и на постоялых дворах,
церемонии посвящения новичков и более сложные ритуалы,
бойкоты мастеров и даже целых городов и другие совместные
акции отражали и закрепляли новую солидарность, построен¬
ную на исключительно мужском членстве и еще более мужской
ориентации, чем старые цехи. Союзы подмастерьев стали са¬
мыми ярыми противниками использования женского труда в
цеховых мастерских, их члены отказывались работать не только
в тех из них, которые все еще допускали женщин, но и рядом
с каким-либо подмастерьем, который некогда работал в такой
мастерской. Они также выступали против работы женщин в
новых мануфактурах, вплоть до порчи их станков и насильст¬
венного выдворения женщин из помещений. Такие государст¬
ва, как Пруссия и Австрия делали в XVIII в. попытки подо¬
рвать влияние этих союзов и обеспечить свободное движение
рабочей силы, но их усилия часто приводили к бунтам и за¬
бастовкам, или просто к полному неповиновению11.
Наряду с понятиями «цеховой чести» и «мужской солидар¬
ности», постепенно все более важную роль в последовательном
отстранении женщин от производства стало играть другое со¬
ображение статусного характера — то, что гендерные историки
понимают под термином «буржуазная респектабельность». Его
появление и распространение в XVII—XVIII вв. связывается с
быстрым ростом в большинстве городов численности чиновни¬
ков и лиц так называемых свободных профессий, мужчин, чьи
жены не принимали никакого участия в их занятиях и выпол¬
няли только домашние функции. В сознании преуспевающих
цеховых мастеров и владельцев мануфактур, которые часто
подражали образу жизни этих «профессионалов», невовлечен-
ные в производительный труд жены и дочери стали восприни¬
маться как один из атрибутов буржуазного статуса. И в любом
случае, повседневные заботы о более замысловатой и изыскан¬
ной пище, одежде, убранстве дома, которые считались состав¬
ными элементами «буржуазности», оставляли женщинам мало
времени на производственную деятельность. Менее состоятель¬
ные семьи не могли позволить себе такую роскошь, но
К. Снелл, в частности, обнаружил, что в Англии XVIII в. даже
бедные родители старались обучать своих дочерей только тем
ремеслам, которые слыли «благородными», например выделке
манто и дамских шляпок12. И хотя положение полноправного
члена цеха обязывало мастера иметь семью, это требование уже
не было отражением той существенной роли, которую играла
жена мастера в его мастерской, а исходило из представления о
том, что женатые мужчины являются более устойчивыми и на¬
дежными членами профессионального сообщества и местной
общины.
80
Специалисты не обходят своим вниманием и другие аспек¬
ты гендерной асимметрии в хозяйственной и правовой сферах.
От женщин всех социальных групп требовалось принести в
новую семью приданое, которое могло состоять из одежды и
домашней утвари — для бедных, или из крупных денежных
сумм, дорогих товаров и предметов роскоши или недвижимого
имущества — для богатых. В большинстве стран Европы при¬
даное заменяло для дочери долю полагавшегося ей семейного
наследства, земля же все более жестко передавалась по муж¬
ской линии. При жизни супруги контроль над использованием
имущества, полученного в качестве приданого, осуществлял
муж, но право собственности оставалось за женой, которая в
принципе могла в случае злостного расточительства лишить
своего мужа права распоряжения этим имуществом по реше¬
нию суда, и многие городские суды удовлетворяли подобные
иски. Но к этой мере прибегали только в крайности, поскольку
она требовала от женщины публично признать своего мужа
мотом и расточителем.
Со временем подвергалось эрозии и право женщин по¬
смертно распорядиться своей собственностью: если в средние
века они могли свободно завещать свое приданое кому угодно,
то в течение XVI столетия во многих европейских странах их
выбор в отношении передачи недвижимости был законодатель¬
но ограничен прямыми наследниками мужского пола13.
Ключевой вопрос состоит в том, расширились или сократи¬
лись в связи с развитием капитализма возможности женщин в
коммерческой деятельности и в управлении собственностью?
Особенно тщательно этот вопрос изучен на материале крупных
итальянских и немецких купеческих компаний, которые были
по существу семейными фирмами и в которые женщины часто
вкладывали собственные деньги. Что касается самостоятельных
инвестиций, то в этом наиболее активны были вдовы, старав¬
шиеся увеличить или по меньшей мере сохранить тот капитал,
который им предстояло передать своим детям.
В первой половине XVI в. женщины составляли до 10%
вкладчиков в Равенсбургской компании, они были также акци¬
онерами многих крупных торговых компаний Северной Евро¬
пы в XVI—VIII вв., включая такие, как голландская и британ¬
ская Ост-Индские компании. Некоторые из этих женщин всего
лишь наследовали свои доли и, вероятно, не принимали реше¬
ний по управлению ими, но другие на свой страх и риск ак¬
тивно покупали и продавали акции, перемещая свои капита¬
ловложения. Однако женщины не могли выступать как пред¬
ставители этих фирм или непосредственно вести торговлю на
дальние расстояния, поскольку их свобода передвижения была,
в общем, ограничена семейными обязанностями.
81
Но помимо этого, к женщинам, которые путешествовали
без сопровождения, относились с большим-подозрением, и не¬
которые города особыми постановлениями даже запрещали
принимать их в гостиных дворах. И все же, несмотря ни на
что, кое-где находились женщины, которые сами управляли
торговыми компаниями, а некоторые из них сколотили огром¬
ные состояния (почти все они были вдов-ами, не имевшими
взрослых сыновей, которые могли бы с ними конкурировать).
Исследователям удалось собрать весьма впечатляющие факты:
так, например, известно, что в Англии раннего нового времени
удачливые вдовы управляли угольными копями, вели оптовую
торговлю и заключали контракты на снабжение армии и
флота14.
Постепенно во многих странах Европы вводились дополни¬
тельные ограничения для женщин на крупные заемные опера¬
ции и рискованные (и одновременно — самые доходные) ка¬
питаловложения. Но, несомненно, более всего имущественные
права женщин были ущемлены в распоряжении землей и дру¬
гой недвижимостью. Уже начиная с XIII в. в большинстве ре¬
гионов были приняты законы, которые либо устанавливали
право первородства (в соответствии с ним все земельные вла¬
дения безраздельно переходили к старшему сыну, а младшим
сыновьям и дочерям выделялись небольшие доли наследства в
виде движимого имущества или денежных средств), либо отда¬
вали преимущество при наследовании сыновьям перед дочерь¬
ми. Наиболее вероятная возможность получить доступ к управ¬
лению земельной собственностью открывалась перед вдовами с
несовершеннолетними сыновьями. В отсутствие сыновей, до¬
чери могли получить специальные разрешения наследовать
земли, но такие случаи часто влекли за собой бесконечные су¬
дебные тяжбы, и преуспеть в них без поддержки кого-либо из
влиятельных родственников было просто невозможно15.
Самую важную свою функцию в передаче собственности и
наибольшую свободу распоряжения ею женщины могли реали¬
зовать, распределяя движимое имущество посредством завеща¬
ний, брачных контрактов, составленных для своих детей, при¬
жизненных дарений в пользу церкви или другим лицам. Во
многих странах Европы законы ограничивали свободу завеща¬
тельных распоряжений и мужчин, и женщин требованием вы¬
деления обязательного минимума прямым наследникам. В от¬
ношении жен большинство правовых систем вводило дополни¬
тельное условие — прямо выраженное одобрение мужа, но
вдовы и незамужние женщины самостоятельно распоряжались
своей движимостью. Гендерная дифференциация коснулась и
содержания завещаний: у женщин оно чаще исчерпывается
одеждой и домашней утварью, хотя могут упоминаться, напри¬
мер, книги или предметы искусства; женщины гораздо чаще,
82
чем мужчины, одаривают других женщин и склонны включать
в свое завещание более широкий круг родных (причем речь
идет и о родственниках мужа) и друзей; женщины чаще и
больше мужчин жертвуют на нужды церкви16.
В целом, несмотря на коренные сдвиги в экономике рас¬
сматриваемого периода, оценивая роль женщин в этой сфере,
исследователи все же обнаруживают больше преемственности,
чем изменений. Эту ситуацию выразительно резюмирует
М. Уиснер:
«Женщины все больше выталкиваются из ремесленных
цехов, но они ведь и до этого очень редко были их полноправ¬
ными членами. Они выполняют новые виды сельскохозяйст¬
венных работ, но продолжают получать только половину того,
что получают мужчины за равный труд любого типа. Они пре¬
обладают на городском рынке, но им, тем не менее, редко уда¬
ется разбогатеть. Хозяйственная деятельность женщин в тече¬
ние раннего нового времени все более ограничивается, но их
правовая зависимость от отца или мужа, неравный доступ к се¬
мейным ресурсам и невозможность получить формально при¬
знанное образование постоянно оказывали негативное воздей¬
ствие на их экономическое положение в средневековье и будут
продолжать так же влиять на него вплоть до XX столетия. В
подавляющем большинстве занятий женский труд веками со¬
хранял свой приниженный статус, очень плохо оплачивался,
часто замещался и воспринимался как маргинальный, хотя и
необходимый для функционирования сельской и городской
экономики. Те же характеристики можно использовать для
описания труда многих мужчин в раннее новое время, но они
находили себе утешение, зная, что сколь бы тяжкими ни были
их реальные условия труда, все же он ценился выше, чем труд
женщин, работающих рядом с ними»17
Оценивая ситуацию, складывавшуюся в течение XVIII сто¬
летия, другая исследовательница, Э. Ковалески-Уоллес, опира¬
ясь главным образом на изучение социокультурных представ¬
лений эпохи, находит основания еще более сгустить краски:
«Дискурсивное конструирование бизнеса как "мужского" и "му¬
жественного" было усилено культурным пониманием "дела"
женщины как тела. Лишенные доступа к легальным возмож¬
ностям заняться бизнесом, женщины были призваны делать
бизнес из тела — либо как производительницы детей, либо как
проститутки, обслуживавшие плотские потребности делового
сообщества18. Это, конечно, не означало, что женщины пере¬
стали работать, но это реально означало, что женский труд мог
быть понят и оценен только с точки зрения патриархатной
экономики. В таком мизогинистском климате, несмотря на
действительное занятие женщины, ее культурно декретирован¬
ной миссией всегда оказывается обслуживание тела»19.
83
Как видим, гендерная асимметрия была столь же ярко вы¬
ражена и в хозяйственно-трудовой сфере, как и в других соци¬
альных институтах, то есть весь «гендерно-чувствительный»
институциональный комплекс (вспомним третий элемент мо¬
дели, предложенной Джоан Скотт) постоянно воспроизводил
приниженный статус женщины в обществе.
Примечания
1 Hajnal J. European Marriage Patterns in Perspective // Population in
History / Eds. by D.V. Glass, D.E.C. Eversley. L., 1965. P. 101—143.
2 Goldberg P.J.P. Women, Work and Life Cycle in a Medieval Economy:
Women in York and Yorkshire. Oxford, 1992. C. 1300—1520.
3 Подробно об этом см.: Винокурова М.В. Имущественные права жен¬
щин в средневековой Англии // Адам и Ева: Альманах гендерной
истории. Вып. 1. М., 2001. С. 101—129.
4 Bennett J.M. Women in the Medieval English Countryside: Gender and
Household in Brigstock before the Plague. N.Y., 1987.
5 Herlihy D. Women’s Work in the Towns of Traditional Europe // La
Donna nell’ economia secc. XIII—XVIII. Prato, 1990. P. 103—130.
6 Tilly L, Scott J.W. Women, Work, and Family. N.Y.—L., 1978 (repr.
1987); Roberts M. Sickles and Scythes: Women’s Work and Men’s Work
at Harvest Time // History Workshop Journal. 1979. № 7. P. 3—29; Ja¬
cobsen G. Women’s Work and Women’s Role: Ideology and Reality in
Danish Urban Society // Scandinavian Economic History Review. 1983.
Vol. 31. № 1. P. 3—20; \Prior M. Women and the Urban Economy: Ox¬
ford 1500—1800 // Idem. Women in English Society 1500—1800. L.,
1985; Women and Work in Pre-Industrial Capitalism / Eds. by L. Char¬
les, L. Duffin. L., 1985; Howell M. Women, Production and Patriarchy
in Late Medieval Cities. Chicago, 1986; Wiesner M.E. Working women
in Renaissance Germany. New Brunswick, 1986; Gullickson G.L. Spin¬
ners and Weavers of Auffay: Rural Industries and the Sexual Division of
Labor in a French Village, 1750—1850. Cambridge, 1986; Middleton C.
The Familiar Fate of the famulae: Gender Divisions in the History of
Wage Labour // On Work / Ed. by R.E. Pahl. Oxford, 1988; Hill B.
Women, Work and Sexual Politics in Eighteenth-Century England. Ox¬
ford, 1989; La Donna nell’economia secc. XIII—XVIII. Prato, 1990;
Wiesner M.E. Gender and the Worlds of Work // Germany: A Social and
Economic History / Eds. by S. Ogilvie, R. Scribner. L., 1993; etc.
7 Hamilton R. The Liberation of Women: A Study of Patriarchy and Capi¬
talism. L., 1978; Illich I. Gender. N.Y. 1982.
8 Cahn S. Industry of Devotion: The Transformation of Women’s Work in
England, 1500-1660. N.Y., 1987.
9 Подробно об этом см.: Wiesner M.E. Women and Gender. P. 82—104.
10 Quataert J.H. The Shaping of Women’s Work in Manufacturing: Guilds,
Households, and the State in Central Europe, 1648—1870 // American
History Review. 1985. Vol. 90. № 1. P. 122-148.
11 Wiesner M.E. Women and Gender. P. 104—106.
84
12 Snell К. Annals of the Labouring Poor. Cambridge, 1987. См. также:
Women and Work in Pre-Industrial England / Eds. by L. Charles,
L. Duffin. L., 1985.
13 Traer J. Marriage and Family in Eighteenth-Century France. Ithaca,
1980; Interest and Emotion: Essays on the Study of Family and Kinship /
Eds. by H. Medick, D. Sabean. Cambridge, 1984; Mertes K. The English
Noble Household, 1250—1600. L., 1988; Stone L. Road to Divorce:
England 1530—1987. Oxford, 1990; The Family in Italy from Antiquity
to the Present / Eds. by D.I. Kertzer, R.P. Sailer. New Heaven, 1991;
etc.
14 В наиболее концентрированном .виде результаты этих работ пред¬
ставлены в докладах и материалах дискуссий, опубликованных в
сборнике: La Donna nell’economia secc. XIII—XVIII. Prato, 1990.
15 Holderness B.A. Widows in Pre-industrial Society: An Essay upon Their
Social Function // Land, Kinship and Life-Cycle / Ed. by R.M. Smith.
Cambridge, 1984. P. 412-456.
16 Wiesner M.E. Women and Gender. P. 107—109.
17 Ibid. P. 110.
18 Этот поворот наиболее ярко фиксируется в: Poovey М. Uneven De¬
velopments: The Ideological Work of Gender in Mid-Victorian England.
Chicago, 1988.
19 Kowaleski-Wallace E. Consuming Subjects. Women, Shopping, and Busi¬
ness in the Eighteenth Century. N.Y., 1997. P. 147.
Глава 4. Гендер, власть
и концепция «разделенных сфер»
Во многих научно-исторических публикациях последнего
двадцатилетия вводится различение между обладанием, с одной
стороны, легитимной политической властью, формально при¬
знанным авторитетом, дающим санкционированное обществом
право принимать обязательные для других решения, и с дру¬
гой — возможностью оказывать на людей, их действия и про¬
исходящие события неформальное влияние, то есть, так или
иначе, воздействовать на них или — еще жестче — манипули¬
ровать ими — для достижения своих целей. В соответствии с
этим расширяется и понимание политической истории (а точ¬
нее: социально-политической истории), в предмет которой
включается не только официальная политика, но и все, что,
так или иначе, касается властных отношений в обществе. По¬
литический аспект стал усматриваться в отношениях не только
между королем и подданным, монархом и парламентом, но
также и между хозяином и слугой, землевладельцем и держате¬
лем, отцом и сыном, мужем и женой. С этой же концептуаль¬
ной платформы ставится вопрос о роли гендера в распределе¬
нии властных полномочий.
Сегодня расширенная и обогащенная концепция власти за¬
нимает очень заметное место в гендерной истории, поскольку
одной из ее центральных задач является изучение возможнос¬
тей и способности женщин, на протяжении многих веков ли¬
шенных — в пользу мужчин — доступа к формальным инсти¬
тутам политической власти, оказывать опосредованное влияние
на принятие решений в публичной сфере и на действия других
людей или групп в условиях патриархатного господства1.
Понятие «women’s power» применяется во множестве работ,
рассматривающих воздействие женщин на политические реше¬
ния и исторические события, их роль в экономике и общест¬
венной жизни, их влияние на формирование и передачу куль¬
турных стереотипов (в том числе посредством культурного пат¬
ронирования, или меценатства, и собственной творческой ра¬
боты), а также особенности так называемых женских социаль¬
ных сетей, или сетей влияния, под которыми понимаются меж¬
индивидные связи между женщинами или формирующиеся во¬
круг одной женщины.
Очень редко обладая формальным авторитетом, женщины
действительно располагали эффективными каналами нефор¬
мального влияния. Устраивая браки, они устанавливали новые
семейные связи; обмениваясь информацией и распространяя
слухи, формировали общественное мнение; оказывая покрови¬
тельство, помогали или препятствовали мужчинам делать поли¬
86
тическую карьеру; принимая участие в волнениях и восстаниях,
проверяли на прочность официальные структуры власти и т.д.
Инструменты и формы этого влияния рассматриваются гендер¬
ными историками в рамках различных моделей соотношения
приватного и публичного, отражающих распределение власти,
престижа и собственности через систему политических, куль¬
турных, экономических институтов, которая в каждом общест¬
ве определяла конкретно-историческое смысловое наполнение
понятий «мужского» и «женского»2.
Иначе говоря, именно исторические изменения в конфигу¬
рации частной и публичной сфер общественной жизни высту¬
пают как необходимое опосредующее звено в социальной де¬
терминации гендерно-исторической динамики, то есть в опре¬
делении траектории и темпов изменений в гендерных отноше¬
ниях и представлениях. Причем степень жесткости и интенсив¬
ности этих связей также изменялась.
Историки, антропологи и социологи фиксируют частичное
или практически полное совмещение оппозиции мужско-
го/женского (маскулинного/феминного) и дихотомии публич-
ного/приватного в разных культурах и обществах. Некоторые
теоретики, такие как Мэри О’Брайен, утверждают, что мужчи¬
ны создали публичные общественные институты для контроля
над поведением и деятельностью людей в первую очередь по¬
тому, что чувствовали себя отстраненными от самого важного
естественного процесса человеческой жизни — рождения.
Таким образом, согласно этой гипотезе, расщепление частного
и публичного имело в своей основе желание мужчин контро¬
лировать биологическое воспроизводство рода человеческого3.
Но каковы бы ни были действительные первопричины разде¬
ления публичного и приватного, — а установить их неимовер¬
но трудно именно потому, что это произошло так давно, за
пределами письменной истории, —* с течением времени оно,
несомненно, претерпело существенные изменения.
Антропологи уже на заре исторического развития, во всех
обществах, где имело место выделение публичной власти из
частной, фиксируют тенденцию к отстранению женщин от
этой публичной власти4. Роль женщин в частной жизни и их
отношение к публичной сфере стояли в центре проблематики
уже упоминавшихся исследований по истории женщин, кото¬
рые пытались выяснить механизм действия патриархатной сис¬
темы, сохранявшей в течение многих столетий — и в самых
разных условиях — подчиненное положение женщин как в
сексуально-репродуктивной («частной»), так и в социально-
экономической и политико-правовой («публичной») сфере5.
Согласно этим теориям, и «приватизация женщин» в семье, и
рост их активности вне дома описывались в терминах оппози¬
87
ции частного и публичного, индивида и государства, домашне¬
го хозяйства и общественного производства6.
В классической Греции, где производственная деятельность
сосредоточивалась в домохозяйстве, сфера публичного, или
полис, была чисто политической, и ею заправляла небольшая
группа взрослых граждан мужского пола. В Древнем Риме, с
его четкой концепцией публичной власти, женщины были ис¬
ключены из нее со всей определенностью. Но уже в каролинг¬
ский период, когда действительным центром отправления влас¬
ти стала курия крупного феодала, а не государство, это разли¬
чение почти исчезло, что практически свело на нет ограниче¬
ния властных полномочий женщин-наследниц. С постепенным
развитием государственного аппарата и усилением контроля с
его стороны влияние женщин снижалось7. В целом ряде работ
по истории нового времени приводятся очень убедительные
доказательства того, что так называемое освобождение индиви¬
да, которое у большинства историков ассоциируется со време¬
нем и с воздействием Реформации, подъемом национальных
государств и разрушением традиционных общинных структур,
не было последовательным и отличалось гендерной исключи¬
тельностью: через определенный промежуток времени, в XIX в.,
происходит «второе закрепощение» женщины семейными
структурами — создается культ семьи и домашнего очага, ко¬
торый как раз индивидуальной свободе женщины отнюдь не
способствовал.
Уже в раннее новое время маскулинизация публичной
сферы усиливается и в теории, и на практике. Гендерные роли
и отношения необыкновенно часто становятся предметом об¬
щественного обсуждения. Начало XIX в. отмечено очень высо¬
ким уровнем демаркации частного и публичного. Именно пуб¬
личная сфера, включающая мир политики, юридические права
и обязанности, рыночные институты, признавалась сферой
«реальной» власти, престижа и могущества. Метафора разде¬
ленных сфер, которая зримо выражала и подспудно оправды¬
вала расхождение гендерных статусов, стала — наряду с куль¬
том домашнего очага и «кодексом чистоты» — своеобразной
ортодоксией общественного сознания и совсем не случайно
именно основанная на ней теоретическая модель заняла впос¬
ледствии ведущее место в концептуальных построениях и ри¬
торике «женской истории». И это несмотря на обоснованные
сомнения в ее адекватности и размах экспериментов по декон¬
струкции абсолютизированной дихотомии приватного и пуб¬
личного как элемента гендерной идеологии викторианской
эпохи8.
Появление нового взгляда на проблему соотношения сферы
частного и публичного было связано именно с развитием тео¬
ретических и исторических гендерных исследований. При этом
88
гендерные историки, в значительной степени опираясь на ан¬
тропологические исследования, которые связывают домини¬
рующее положение мужчин и неравенство полов непосредст¬
венно с функциональным разделением человеческой деятель¬
ности на частную (домашнюю) и публичную сферы и с вытес¬
нением женщин из последней, вносили в эту схему свои кор¬
рективы. Например, во многих работах вопрос о так называе¬
мой автономизации частной сферы уходит на задний план. Ис¬
ходным моментом является понимание зависимости, и даже
самой возможности, функционирования публичной сферы, в
которой почти безраздельно доминировали мужчины, от сози¬
дательной деятельности женщин в домашней частной жизни.
Семья становится фокусом исследования не только из-за того,
что в ней реализуется взаимодействие полов, а потому что
именно она является тем местом, где перекрещиваются и воз¬
действуют друг на друга приватная и публичная сферы жизни,
местом координации и взаимного регулирования репродуктив¬
ной, и всех других форм человеческой деятельности.
Новый подход позволил, в частности, описать сложные
конфигурации и переплетения классовых и гендерных разли¬
чий в локальном социальном анализе двух иерархически орга¬
низованных общностей — семьи и местной деревенской или
приходской общины — с характерным для каждой из них ком¬
плексом социальных взаимодействий, включающим и отноше¬
ния равноправного обмена, и отношения господства и подчи¬
нения. При этом выяснилось, что гендерная иерархия, дейст¬
вующая на обоих уровнях, лишь на первый взгляд кажется
проще, чем классовая. Ее сложность и противоречивость рас¬
крывается только в микроанализе. Как жены были подвластны
своим мужьям в семье, так и женщины в общине подчинялись
мужчинам, чьи властные позиции в локальном сообществе
поддерживались формально — правом - и неформально — об¬
щепринятыми правилами повседневной жизни, обычаями и
культурными традициями. Однако далеко не все взаимоотно¬
шения мужчин и женщин укладывались в эту модель. В неко¬
торых жизненных ситуациях (например, в качестве матери, хо¬
зяйки, богатой соседки) женщины могли иметь власть над
мужчинами9.
Один из аспектов проблемы участия женщин во всепрони¬
кающей системе властных отношений и их неформального
влияния в публичной сфере затрагивает тему женской религи¬
озности. Нельзя забывать о том, что в течение всего средневе¬
ковья, хотя и в разной степени, служение Господу давало мно¬
гим женщинам-настоятельницам (чаще всего из аристократи¬
ческих родов) доступ к властным позициям, пусть и за толсты¬
ми монастырскими стенами. Даже идеальный образ настоя¬
тельницы, созданный во времена христианской античности,
89
этой реальности не противоречит, хотя и смещает акценты.
Св. Иероним (ок. 340—420 гг.), в частности, писал: «Кто может
достойно восхвалить жизнь нашей Леи? Она так была предана
Господу, что, будучи начальницей монастыря, казалась мате¬
рью девиц; она, носившая прежде легкие одежды, обременила
члены власяницею; она проводила бессонные ночи и поучала
своих соратниц более примером, чем словами. Она была так
смиренна и так покорна, что, будучи некоторым образом гос¬
пожою многих, она казалась служанкою всех — быть может,
для того, чтобы, не считаясь госпожой людей, быть больше
рабою Христовой»10. Этим описанием была задана высшая
норма, но жизнь, разумеется, отличалась большим разнообра¬
зием вариантов11.
В эпоху Реформации религия была одной из немногих
сфер, открытых для проявления индивидуальных предпочтений
и реализации невостребованных способностей женщин, для их
самостоятельных решений и действий. Хотя женщины фор¬
мально не участвовали в разработке вопросов религиозной по¬
литики и в публичных спорах по вопросам религии, тем не
менее, это была главная сфера жизни, где они отвечали за себя
сами. У них всегда предполагалось наличие религиозных убеж¬
дений, которые могли повлечь за собой ситуацию конфликта
между двумя авторитетами — людскими суждениями и божьи¬
ми заповедями.
Женщина должна была выбирать между тем, что требует от
нее принадлежащая мужчинам политическая и церковная
власть, и тем, что — как подсказывал внутренний голос —
было ей предназначено самим Господом. Причем, как это ни
парадоксально, именно к ветхозаветным героиням и к библей¬
ским примерам благочестивых жен чаще всего обращались ос¬
лушницы, стараясь таким доступным и не раз апробированным
способом обосновать свои поступки, идущие вразрез с мужски¬
ми директивами12.
В произведениях женщин этой эпохи часто утверждается,
что их религиозная деятельность является частным делом, и
только Бог мог бы быть им в этом истинным судьей. Тем не
менее, их религиозные убеждения, вступая в противоречие с
идеалом покорности и пассивности, иногда являлись побуди¬
тельным мотивом и внутренним оправданием публичных
акций. Вполне естественно, что самые заметные последствия
имел религиозный выбор тех женщин-правительниц, которые,
оказавшись волею династических судеб на вершине власти,
принимали решения и за свою семью, и за всех своих поддан¬
ных. Но та же возможность религиозного оправдания незави¬
симых действий во многом обеспечила массовое участие жен¬
щин в радикальных протестантских сектах и в различных ре¬
90
лигиозно-политических конфликтах эпохи ранних европейских
революций в целом13.
Возможность высказываться в диспутах по религиозным во¬
просам (в том числе и в печатной форме, рассчитанной на ши¬
рокую аудиторию) неизмеримо расширила зону женского вли¬
яния в публичной сфере14. Тот факт, что большинство публи¬
каций, авторами которых были женщины, касались религиоз¬
ных сюжетов, был, очевидно, неслучаен. Вероятно, благочестие
являлось одним из наиболее социально приемлемых оправда¬
ний вмешательства «второго пола» в исключительно мужскую
область деятельности, поскольку «перо — как меч — считалось
мужской прерогативой»15.
Многочисленные и чрезвычайно интересные исследования
посвящены разработке проблемы гендерной дифференции в
политической сфере, особенно в области «высокой политики».
Многие десятилетия источниковая база специалистов по поли¬
тической истории почти исключительно ограничивалась офи¬
циальными докладами государственных советов, протоколами
их заседаний и дипломатической корреспонденцией. Но все
эти документы производились мужчинами и для мужчин, со¬
ставлявших официальную придворную иерархию. Таким обра¬
зом, эти доклады вовсе не отражали то неофициальное, нефор¬
мальное влияние на политику, которое осуществлялось неза¬
метно, вдали от дипломатической авансцены — например, чле¬
нами семьи или королевскими исповедниками. Но такое вли¬
яние, которое отдельные индивиды оказывали, прямо или кос¬
венно воздействуя на короля или его министров, проявляется
в других исторических документах: придворных хрониках, ар¬
хивах религиозных учреждений, завещаниях, частной перепис¬
ке. Эти документы часто обеспечивают первоклассную инфор¬
мацию об использовании женщинами системы патроната, глав¬
ного механизма, посредством которого представительницы
элиты могли осуществлять и реально осуществляли свое поли¬
тическое влияние.
В то время как правительственные органы производили до¬
кументы, предназначенные для того, чтобы подтвердить, что
принятие решений находилось в руках избранной группы муж¬
чин и что этот процесс осуществлялся именно через официаль¬
ные правительственные органы, наблюдатели, например при
испанском дворе, замечали, что переговоры часто велись в
таких неподходящих местах, как конвенты, сады летних рези¬
денций или за королевским обедом. Принятие политических
решений не было исключительной прерогативой государствен¬
ных советников. Протоколы заседаний Государственного Сове¬
та, фиксирующие в деталях мнения конкретных его членов,
часто скрывают сложный переговорный процесс, имевший
место задолго до того, как король встречался со своими совет¬
91
никами. При изучении этих неформальных переговоров возни¬
кает совершенно иная «дипломатическая» картина, более ши¬
рокая панорама придворной политики, в которой женщины
монаршего семейства и королевские фаворитки становятся
весьма заметными.
Так, новые исследования показывают, что дипломатическая
сеть австрийских Габсбургов при испанском дворе, и по замыс¬
лу, и по недостатку, функционировала главным образом через
родственников, большинство которых составляли женщины.
Фокус этой сети демонстрирует пересечение и переплетение се¬
мейных и политических интересов. Выступая в интересах авст¬
рийских Габсбургов, «габсбургские женщины» утверждали, что
они просто защищают интересы семьи и религии, но фактичес¬
ки речь шла о политических делах, которые касались финансо¬
вых и экономических интересов испанского государства16.
Их конкретные просьбы и используемые ими аргументы по¬
зволяют понять, «до какой степени эти женщины манипулиро¬
вали представлениями о феминности семейной и религиозной
сфер для того, чтобы прикрыть или даже оправдать свое вступ¬
ление в трудные политические дискуссии и воздействовать на
их исход. Их действия и прошения также побуждают нас вы¬
яснить, действительно ли эти женщины следовали тому регла¬
менту, который был установлен их мужскими родственниками,
или они строили свои стратегии в соответствии со своими соб¬
ственными конкретными нуждами и предпочтениями». «Габс¬
бургские женщины» при испанском дворе начала XVII столе¬
тия (императрица Мария, Маргарита Австрийская и др.) ока¬
зываются сильными и ловкими политиками, неожиданно ис¬
кусными политическими игроками, действующими не только в
интересах своей семьи, но также и преследуя независимые лич¬
ные цели: политически активных габсбургских женщин специ¬
ально обучали служить высшим политическим интересам ди¬
настии, преследовать политические, военные и территориаль¬
ные цели. Используя этот ресурс, они действовали не только
на благо Австрийского Дома, но и для того, чтобы сохранить
ту личную власть, которую давало им политическое влияние.
Они использовали неформальные и непрямые средства, как и
официальные. Они могли использовать личные контакты.
Послы, специальные посланники, нунции, эрцгерцоги, импе¬
раторы и короли с готовностью признавали решающую поли¬
тическую власть и положение Императрицы Марии или Мар¬
гариты Австрийской17.
Это заставляет пересмотреть и общий взгляд на функциони¬
рование политической сферы и особенно придворной полити¬
ки в начале нового времени: несмотря на преобразования в
сторону рационализации политических институтов, сохраня¬
92
лись позиции неформальной политической культуры, характер¬
ной для средневековья.
Женщины, близкие к престолу, неизбежно оказывались в
центре политического мира Европы начала нового времени.
Даже инкорпорируя женщин в исторические нарративы, совре¬
менные историки не всегда могут точно оценить, насколько
политически активны они были.
Женщины королевской семьи не принимали спокойно
предписанные политические роли, но находили способы вы¬
сказать свои мнения так, чтобы они были более приемлемы
для представителей сугубо мужской государственной и при¬
дворной иерархии. Чтобы нарушить наложенные мужчинами
политические ограничения, женщины использовали религиоз¬
ный патронат и семейные дела, то есть те области, в которых
мужчины признавали и терпели женскую власть. Хотя королев¬
ские женщины формулировали (облекали) свои просьбы в ре¬
лигиозные и семейные формы (термины), эти просьбы часто
были, по своей природе, политическими. Со стороны женщин
это были сознательные усилия обойти традиционные сети уп¬
равления и использовать мужские представления о приемле¬
мом женском поведении в своих интересах или в интересах
своих родственников.
Это также были и сознательные попытки играть роль в по¬
литической жизни, в той жизни, которая утверждала социаль¬
ную и личную ценность мужчин, но которая во все большей
мере закрывалась для женщин. Благодаря своим линьяжам и
воспитанию, королевские женщины были политическими су¬
ществами. Их браки были политически мотивированными, и
они служили в зарубежных странах как неофициальные дипло¬
матические представители своих родных. Никакие трактаты,
приготовленные для них исповедниками и моралистами, не
могли заставить их с легкостью принять подчинение мужчи¬
нам, особенно когда само воспитание и образование подгото¬
вило их к выполнению важных официальных функций.
Важное место в обсуждении проблемы «гендер и власть» за¬
нимает анализ политического аспекта гендерной дифференциа¬
ции в западно-европейской истории раннего нового времени,
который чрезвычайно рельефно выявляется именно в эту пере¬
ломную эпоху. Историческая ситуация и события XVI в., и в
том числе появление в результате династических инцидентов
во многих странах Европы государей женского пола и регент¬
ствующих матерей при несовершеннолетних монархах (Изабел¬
ла в Кастилии, Мария и Елизавета Тюдор — в Англии, Мария
Стюарт — в Шотландии, Екатерина Медичи и Анна Австрий¬
ская — во Франции и др.), оставили яркий след в политичес¬
кой мысли этого времени. Так, характерной приметой многих
произведений ее выдающихся представителей и дебатов между
93
ними стало пристальное внимание к неожиданно выдвинув¬
шейся на первый план проблеме, напрямую связанной с тем,
что сегодня понимают под термином «социальное конструиро¬
вание гендера»: может ли женщина, рожденная в королевской
семье и обученная «монаршему делу», преодолеть ограничения
своего пола? Или иными словами: что было (или что следует
считать) главной детерминантой в определении социальной
роли индивида — гендер или ранг?
Самыми резкими оппонентами женского правления были
английские пуритане и шотландские кальвинисты, которые
эмигрировали на континент из-за репрессий «Кровавой Мэри»
и Марии де Гиз. В своих сочинениях, опубликованных в изгна¬
нии, Кристофер Гудман, Джон Нокс и другие сравнивали
Марию Тюдор с Иезавелью и доказывали, что правление жен¬
щин противоречит природе, закону и Святому Писанию. Разя¬
щие инвективы своего трактата «Первый трубный глас против
правления женщин», изданного в Женеве в 1558 г., Джон Нокс
направлял в адрес и Марии Тюдор, и Марии Стюарт. Его по¬
зиция решительно и ясно сформулирована уже в первой фразе:
«Допустить женщину к управлению или к власти над каким-
либо королевством, народом или городом противно природе,
оскорбительно для Бога, это деяние, наиболее противоречащее
его воле и установленному им порядку...»18 В сочинениях
Нокса и его соратников определяющей в оценке правления
женщины как «чудовищного» выступала сама принадлежность
к женскому полу и ее подданные в дополнительном оправда¬
нии для восстания против «такого монстра» не нуждались.
Ирония судьбы состояла в том, что именно в год публика¬
ции этого и других аналогичных памфлетов пуританских кри¬
тиков женского правления, после смерти ревностной католич¬
ки Марии Тюдор на английский трон взошла защитница ре¬
формированной церкви Елизавета, что сделало их негативную
позицию по отношению к законности прав женщины занимать
престол довольно уязвимой.
И вот тогда-то стало ясно, насколько в действительности
мало что определяющим был в этом случае для реформаторов
вопрос пола, или то, что нынешние историки называют ген¬
дерным фактором. «Ваше Величество напрасно гневается на
меня из-за моей книги, которая была написана в другие вре¬
мена и касалась правления других особ, — оправдывается
"опасный бунтовщик" Джон Нокс в письме к королеве Елиза¬
вете от 20 июля 1559 г. — Господь... вознес Вас на вершину
власти, чтобы Вы правили его людьми для славы церкви Гос¬
пода. Поэтому в своем правлении Вы должны уповать только
на вечное провидение Божие, а не на законы, которые из года
в год могут меняться. Только в этом случае Ваше правление
94
будет долгим и счастливым, а я, с моей стороны, буду благо¬
словлять и укреплять Вашу власть языком и пером»19.
Ряд придворных авторов елизаветинского времени выдвину¬
ли совершенно новые аргументы против автоматического ис¬
ключения женщин из порядка престолонаследия. Так, Джон
Эйлмер утверждал, что даже замужняя королева может править
легитимно, потому что ее подчинение мужу ограничивается
частной жизнью и не распространяется на публичную сферу, в
которой она и для своего мужа, как для всех своих подданных,
является законным монархом. Эту концепцию «расщепленной
идентичности» Эйлмер и другие политические мыслители опи¬
сывали метафорой «двух тел» государя, которая позволяла раз¬
личать королеву как персону и как воплощение власти, отделяя
ее телесную женственность от обнаруживаемых в ней мужских
качеств, которые считались необходимыми для управления
подданными и которые она могла получить по династическому
рождению и воспитанию.
Таким образом, как показала, в частности К. Джордан,
Эйлмер и другие защитники «женского правления» отчетливо
разделяли пол—секс и пол—род, или гендер20. И сама Елизаве¬
та прекрасно осознавала преимущества этой метафоры и ис¬
пользовала сочетание женских и мужских гендерных стереоти¬
пов в своих целях, выразив это ярко и лаконично в знаменитой
фразе: «Я знаю, что имею тело хрупкой и слабой женщины, но
у меня ум и мужество короля»21.
Напротив, Жан Боден в своей оппозиции женскому прав¬
лению вернулся к постулатам Писания и естественного права
и, помимо этого, выдвинул тезис, на который затем в XVII в.
чаще всего ссылались его единомышленники в этом вопросе:
государство подобно домохозяйству, и потому так же как в до¬
мохозяйстве мужу/отцу принадлежит власть над всеми други¬
ми, так и в государстве всегда должен править мужчина/мо-
нарх. Идея патриархального авторитета и образ Отца использо¬
вались монархами для обоснования своих притязаний на
власть над подданными, как, например, в утверждении Якова I:
«Я — муж, а весь остров — это моя законная жена»22.
Аналогия между королевской и отцовской властью могла
«работать» и в обратном направлении — на укрепление авто¬
ритета мужского главы домохозяйства. Как подданные не
имели никакого или же строго ограниченное право на восста¬
ние против своего государя, так и жена и дети не могли оспа¬
ривать авторитет мужа/отца в семье, поскольку считалось, что
и монархи, и отцы получили свою власть от Бога, а домохо¬
зяйство в этом контексте рассматривалось не как частная, а
как мельчайшая политическая ячейка и, соответственно, как
часть публичной сферы. Как это сформулировал Боден: «Оста¬
вив рассуждения о морали философам и теологам, займемся
95
тем, что относится к политической жизни, и поговорим о влас¬
ти мужа над женой, которая является источником и основой
всякого человеческого общества»23.
Многие историки указывают на то, что Реформация спо¬
собствовала упрочению авторитета глав семейств, придав им
еще более важные религиозные и надзирательные функции,
чем те, которыми они располагали при католицизме. Но мно¬
гие представители протестантского духовенства также отводили
матерям некоторую роль в религиозном и нравственном воспи¬
тании, хотя и непременно второстепенную, по сравнению с
ролью патриарха — отца семейства. Но в католических странах
власть отца в семье в этот период также усиливается в резуль¬
тате проводимой абсолютизмом политики централизации. На¬
пример, во Франции между 1556 и 1789 гг. была принята целая
серия законов, которые одновременно усиливали и мужской
авторитет в семье и власть государства за счет компетенции
церкви, которая для признания брака действительным требова¬
ла, по меньшей мере, номинального согласия обеих сторон.
Новые законодательные акты вводили тюремное заключение
для детей, которые не ' подчинялись решениям своих отцов,
причем сроки наказания для дочерей были значительно доль¬
ше, чем для сыновей. Этот двойной пресс семьи и государства
нанес существенный ущерб правам женщин распоряжаться
своими личными судьбами и собственностью24.
В XVI—XVII вв. власть мужей над своими женами редко ос¬
паривалась, и следствием этого было исключение женщин из
дискуссии о политических правах: поскольку замужние женщи¬
ны в правовом плане находились под опекой супруга, они не
могли быть причислены к политически независимым лицам, на
тех же основаниях, что и слуги, ученики или держатели. Имен¬
но зависимость женщин от своих мужей была использована
как повод не прислушаться к их требованиям в тех немногих
случаях, когда они открыто предприняли самостоятельные по¬
литические акции. Самым ярким примером являются парла¬
ментские петиции женщин в эпоху Английской революции.
Несколько раз во время Гражданской войны большие группы
женщин напрямую обращались к парламенту с петициями по
важным вопросам экономики и политики, и неизменно стал¬
кивались с пренебрежением и насмешками25. Если они и по¬
лучали какой-то ответ, то сопровождавший его комментарий
сводился к тому, что подобные вопросы находятся выше жен¬
ского понимания и что женщины должны пойти домой и спро¬
сить своих мужей, ведь поскольку муж представляет свою жену
в публичных делах за пределами домохозяйства, то женщины
не имеют права обращаться в парламент.
В некоторых женских петициях специально отмечалось, что
«не все мы являемся женами», а в петиции 1649 г. были ис-
96
юльзованы самые сильные аргументы, когда-либо звучавшие
1Плоть до XIX в. в пользу политических прав женщин: «Так
как мы убеждены в нашем сотворении по подобию Божьему и
в нашем стремлении к Христу, равном с мужчинами, как и в
пропорциональной доле свобод этой Республики, нас просто
не может не удивлять и не огорчать, что мы кажемся вам на¬
столько презренными, что недостойны подавать петиции или
представлять наши жалобы этой достопочтенной Палате...
Разве мы не заинтересованы равным образом с мужчинами
нашей страны в тех вольностях и гарантиях, которые содержат¬
ся в Петиции о правах и других добрых законах?..»26
Язык этого уникального исторического документа совер¬
шенно недвусмысленно свидетельствует о том, что его авторы
чувствовали себя вправе действовать на политической сцене.
Однако никто серьезно не обсуждал эти аргументы, а авторы
газетных заметок настоятельно рекомендовали мужьям осу¬
ществлять более строгий контроль за своими женами и так за¬
грузить их домашними обязанностями, чтобы у них не было
времени беспокоиться о политике.
То, что правовая ответственность за действия жен возлага¬
лась на их мужей, имело и другое, можно сказать, обратное
последствие, так как это снимало некоторые психологические
преграды и стимулировало участие женщин в таких специфи¬
ческих типах политической активности, как бунты, восстания
и другие движения народного протеста. Особенно велика была
роль женщин в голодных бунтах, где они часто выступали в ка¬
честве зачинщиц, а также в антиналоговых движениях в Гол¬
ландии и Франции XVI—XVII вв. Лидерство женщин в таких
чрезвычайных обстоятельствах, видимо, не воспринималось
как нарушение гендерной иерархии, учитывая их кратковре¬
менность. Но когда дело касалось более широких и продолжи¬
тельных восстаний политического характера массовое вовлече¬
ние в них женщин вызывало обостренное внимание и допол¬
нительное беспокойство властей, а, в конечном счете, — осо¬
бенно ожесточенную реакцию. Из всех возможных способов
иерархической организации общества — в соответствии с клас¬
сом, возрастом, рангом, занятием и т.д. — гендер восприни¬
мался как самый «естественный», а покушения на его незыб¬
лемость как самые опасные.
Примечания
1 Многое здесь было заимствовано историками у антропологов, зани¬
мавшихся изучением того, как изменялся статус женщины в пуб¬
личной сфере. Одной из интереснейших работ этого направления
является монография Пэгги Сэнди «Женское влияние и мужское
господство: О происхождении неравенства полов» (Sanday P.R. Fe¬
4 Женщины и мужчины в истории
97
male Power and Male Dominance: On the Origins of Sexual Inequality.
Cambridge, 1981).
2 Эта концепция стала базовой для целого ряда индивидуальных мо¬
нографий и коллективных проектов (например: Women and Power
in the Middle Ages / Eds. by M. Erler and M. Kowaleski. Athens—L.,
1988). См. также соответствующий раздел в Библиографии.
3 O'Brien М. The Politics of Reproduction. L., 1981.
4 Stacey M.y Price M. Women, Power, and Politics. L., 1981.
5 Kelly J. Women, History, and Theory. Chicago, 1984. P. 61—62.
6 Nicholson L.J. Gender and History. The Limits of the Social Theory in
the Age of the Family. N.Y., 1986. P. 201—208.
7 McNamara J.A., Wemple S. The Power of Women through the Family
in Medieval Europe: 500—1100 // Clio’s Consciousness Raised / Eds. by
M. Hartman, L.W. Banner. N.Y., 1974.
8 Gendered Domains: Rethinking Public and Private in Women’s History /
Eds. by D.O. Helly, S.M. Reverby. Ithaca—N.Y., 1992; History and
Feminist theory / Ed. by A.-L. Shapiro. Middletown (Conn.), 1992. Cm.
также: Elshtain J.B. Public Man, Private Woman. Oxford, 1981; The
Public and the Private / Ed. by E. Gamarnikow. L., 1983; Landes /.
Women and the Public Sphere: A Modern Perspective // Social Analysis.
1984. Vol. 15. Nq 4. P. 20—31; Yeatman A. Gender and the Differentia¬
tion of Life into Public and Domestic Domains // Ibid. P. 32—49;
Hall C. Private Persons versus Public Someones: Class, Gender and
Politics in England, 1780—1850 // Language, Gender and Childhood /
Eds. by C. Steedman et al. L., 1985. P. 10—33; Gender, Ideology, and
Action: Historical Perspectives on Women’s Public Lives / Ed. by
J. Sharistanian. N.Y., 1986; Labour and Love: Women’s Experience of
Home and Family, 1850—1940 / Ed. by J. Lewis. Oxford, 1986; Wies-
ner M.E. Women’s Defense of their Public Role // Women in the Mid¬
dle Ages and the Renaissance: Literary and Historical perspectives / Ed.
by M.B. Rose. Syracuse, 1986. P. 1—27; Davidoff L., Hall C. Family
Fortunes: Men and Women of the English Middle Class, 1780—1850. L.,
1987; Kerber L.K. Separate Spheres, Female Worlds, Woman’s Place:
The Rhetoric of Women’s History // Journal of American History. 1988.
Vol. 75. Nq 1. P. 9—39; Poovey M. Uneven Developments: The Ideo¬
logical Work of Gender in Mid-Victorian England. Chicago, 1988; Pe¬
terson M.J. Family, Love, and Work in the Lives of Victorian Gentle¬
women. Bloomington—Indianapolis, 1989; Steedman C. ’Public’ and
«Private» in Women’s Lives // Journal of Historical Sociology. 1990.
Vol. 3. № 4. P. 294-304; etc.
9 Amussen S.D. An Ordered Society: Gender and Class in Early Modern
England. Oxford—N.Y., 1988. P. 1—33.
10 Иероним. Письмо к Марцелле о кончине Леи. Пер. И.П. Стрельни¬
ковой // Памятники средневековой латинской литературы IV—VII
веков / Под ред. С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова. М., 1998.
С. 142-143.
11 Нельзя в этой связи не вспомнить о замечательной женщине —
первой немецкой поэтессе и первом враче, аббатиссе, обладавшей
визионерским даром («случилось так, что я узрела величайший
свет, из которого был глас небесный»), Хильдегарде Бингенской, к
98
которой обращались за советами короли и императоры, папы и
другие высшие церковные деятели (См. одно из ее религиозных
стихотворений в Хрестоматии). Подробнее о самой Хильдегарде
см., в частности: Сурта Е. Средневековая женская мистика: Хиль-
дегарда фон Бинген // Иной взгляд: Международный альманах ген¬
дерных исследований. Минск. Март 2001. С. 15—17.
12 Davis N.Z. City Women and Religious Change // Eadem. Society and
Culture in Early Modern France. Stanford, 1975. P. 65—96; Collinson P.
The Role of Women in the English Reformation // Studies in Church
History / Ed. by G.J. Cuming. V. II. L., 1975. P. 258—272; Renaissance,
Reformation, Resurgence / Ed. by P. de Klerk. Grand Rapids, 1976;
Bainton R.H. Women of the Reformation. Minneapolis, 1977; Mar-
shall S.W. Women in the Reformation Era // Becoming Visible: Women
in European History / Eds. by R. Bridenthal, C. Koontz. Boston, 1977.
P. 165—191; Womanhood in Radical Protestantism 1525—1675 / Ed. by
J.L. Irvin. N.Y.—Toronto, 1979.
П Cm.: Parish D.L. The Power of Female Pietism: Women as Spiritual
Authorities and Religious role Models in Seventeenth-Century England //
Journal of Religious History. 1992. Vol. 17. № l. p. 33—46; Mack P.
Visionary Women: Ecstatic Prophecy in Seventeenth-Century England.
Berkeley etc., 1992; Harrison W. The Role of Women in Anabaptist
thought and Practice: the Hutterite Experience of the Sixteenth and Sev¬
enteenth Centuries // Sixteenth Century Journal. 1992. V. 23. N° 1.
P. 49—70; Crawford P. Public Duty, Conscience, and Women in Early
Modern England // Public Duty and Private Conscience in Seventeenth-
Century England / Eds. by J. Morrill et al. Oxford, 1993. P. 57—76.
14 Wamicke R.M. Women of the English Renaissance and Reformation.
Westport (Conn.), 1983; Silent but for the Word: Tudor Women as Pa¬
trons, Translators, and Writers of Religious Works / Ed. by M.P. Han-
nay. Kent (Ohio), 1985; Triumph over Silence: Women in Protestant
History / Ed. by L.R. Greaves. Westport (Conn.), 1985; Wiesner M.E.
Women’s Response to the Reformation // The German People and the
Reformation / Ed. by R. Po-Chia Hsia. Ithaca, 1988; Women in Ref¬
ormation and Counter-Reformation Europe: Public and Private Worlds /
Ed. by S. Marshal. Bloomington, 1989; Rapley E. The Devotes: Women
and Church in Seventeenth-Century Frange. Montreal, 1990 etc.
15 Mendelson S. The Mental World of Stuart Women: Three Studies.
Brighton, 1987. P. 4.
16 Их стремление обеспечить финансовую поддержку австрийским
Габсбургам в Центральной Европе и Фландрии игнорировало огра¬
ниченность финансовых ресурсов испанской монархии и шло враз¬
рез с планами герцога Дерма и некоторых государственных совет¬
ников сконцентрировать эти ресурсы на Иберийском полуострове.
17 Sanchez M.S. The Empress, the Queen, and the Nun. Women and Power
at the Court of Philip III of Spain. Baltimore-L., 1998. P. 5-10, 272—
273.
18 Цит. по: Английская Реформация. Документы и материалы. М.,
1990. С. 55.
19 Цит. по: Англия в эпоху абсолютизма. Статьи и источники. М.,
1984. С. 57.
4*
99
20 Jordan C. Renaissance Feminism: Literary Texts and Political Models.
Ithaca, 1990.
21 Teague F. Elizabeth I: Queen of England // Women Writers of the Ren¬
aissance and Reformation. Athens, 1987. P. 542.
22 Цит. no: Wiesner M.E. Women and Gender... P. 243.
23 Faure C. Democracy without Women: Feminism and the Rise of Liberal
Individualism in France. Bloomington, 1991. P. 40.
24 Hanley S. Engendering the State: Family Formation and State Building
in Early Modern France // French Historical Studies. 1989. Vol. 16.
№ 1. P. 4-27.
25 Например, в 1649 г. сотни женщин подали прошение об освобож¬
дении лидера левеллеров Джона Лильберна, а в 1659 г. семь тысяч
квакерских жен подписали петицию в парламент об отмене деся¬
тин.
26 Smith H.L. Reason’s Disciples: Seventeenth-Century English Feminists.
Urbana, 1982. P. 55.
Часть III
Программа спецкурса
«История Западной Европы в гендерном измерении»
Предварительные замечания
Программа спецкурса «История Западной Европы в гендер¬
ном измерении» разработана для студентов старших (III—V)
курсов дневного отделения исторических факультетов универ¬
ситетов и рассчитана на 34 аудиторных часа.
Цель курса — познакомить студентов с одним из наиболее
динамично развивающихся направлений современной истори¬
ографии, с методологией и концептуальным аппаратом жен¬
ской и гендерной истории, показать эвристические возможнос¬
ти и интегративный потенциал гендерного анализа в истории.
Лекции сочетаются с семинарскими занятиями и с обсуждением
рефератов и докладов, подготовленных участниками семинара по
избранным темам, обеспеченным источниками и литературой.
Задачи учебного курса состоят, во-первых, в том, чтобы дать
студентам, специализирующимся по всеобщей истории, целост¬
ное представление о важнейших темах и направлениях (иссле¬
довательских подходах) в рамках женской и гендерной истории,
познакомить их с новейшими концепциями пола, с теми поня¬
тиями, моделями и методами гендерного анализа, которые ис¬
пользуются в практике гендерно-исторических исследований, а
во-вторых, в том, чтобы показать пути интеграции гендерного
подхода в изучение всеобщей истории, а также те новые интер¬
претации прошлого, которые создаются на его базе.
В курсе лекций нашли отражение становление, эволюция,
существенные изменения в предмете и проблематике рассмат¬
риваемого исследовательского направления, а также его пос¬
ледние достижения в области конкретно-исторического анали¬
за и в синтетических построениях. Таким образом, в курсе со¬
четаются и взаимно дополняют друг друга теоретико-историо¬
графический и проблемно-хронологический подходы.
Тема 1. История женщин
или женская история? (2 ч.)
«Исследования женщин» — предпосылки и условия ста¬
новления нового междисциплинарного научного направления.
«Женская тема» в историографии до 60-х годов XX столетия.
Идейное влияние феминистского движения и «истории
101
снизу». «История женщин» как часть социальной феминоло-
гии. Предмет «женской истории». Концепция пола и пробле¬
ма социальной детерминации. Теоретические поиски, процесс
«академизации феминизма» и институционализация нового
направления в общественных и гуманитарных науках. Харак¬
терные черты нового научного сообщества: сплоченность, ак¬
тивизм, изоляционизм. Тематика и методология исследований в
конце 1960 — начале 1970-х гг.: изменения в формулировке
исследовательских задач. Неомарксистский феминизм и рас¬
ширение перспективы социально-классового анализа. Спосо¬
бы воспроизводства полового неравенства. История женщин в
контексте истории общества.
Тема 2. От истории женщин
к гендерной истории (2 ч.)
Обновление феминистской теории и методологии на рубе¬
же 1970-х и 1980-х гг. Новые объяснительные модели и смена
парадигм в «женской истории». Преодоление биологического
и психологического детерминизма. Гендер, или «социокуль¬
турный пол». Концептуальный аппарат гендерных исследова¬
ний и его адаптация в историографии. Сильные и слабые сто¬
роны гендерно-исторического анализа. Синтетическая (сис¬
темная) модель гендера, разработанная Джоан Скотт.
Соотношение между понятиями класса и гендера, социаль¬
ной и гендерной иерархией. Как выглядит гендерная состав¬
ляющая в динамике отношений господства и подчинения?
Изменения в предмете, проблематике, методах и Источнико¬
вой базе исследований 1980-х гг.: становление собственно ген¬
дерной истории. Основные сюжетные узлы гендерной исто¬
рии, темы конкретно-исторических работ, их распределение в
пространственно-временном диапазоне.
Тема 3. Гендерные представления
и гендерная идеология (4 ч.)
Представления о гендерных ролях и различиях. Понятие
чести и его высокая степень гендерной дифференцированнос¬
ти. Дискуссии q соотношении гендерного сознания, разных
форм дискурса и общественной практики. Методологические
проблемы, связанные с анализом литературных текстов.
Нормы, регламентировавшие поведение по гендерному
признаку. Роль негативных стереотипов мужского восприятия
в формировании гендерной идеологии; ее исключительно ус¬
тойчивый характер, фиксация и последовательное воспроизве¬
102
дение в религиозных, юридических, научных, литературных
текстах на протяжении многих веков.
Мизогинизм и актуализация негативных стереотипов в си¬
туациях экономической нестабильности и социального напря¬
жения. Гендерные интерпретации «Великой охоты на ведьм».
Изменения в гендерной идеологии в результате интеллекту¬
альных сдвигов, порожденных Возрождением, реформацион-
ными течениями XVI в. и научной революцией XVII в. Ренес¬
сансные споры о «женской природе». Изучение литературной
«памфлетной войны» и дискуссия о возникновении идеологии
феминизма в XVII веке.
Представления о женской сексуальности и инструменты
контроля и самоконтроля. Феминистская критика теории
М. Фуко. Групповые представления и их интериоризация:
гендерная идентичность.
Тема 4. Гендерная асимметрия
в браке и семье (2 ч.)
Институты семьи и брака в гендерно-исторических иссле¬
дованиях. Их ключевые характеристики, изменяемость и диф¬
ференциация. Проблема принуждения и свободы в выборе
партнера. Дискуссии по вопросам об эволюции брачных мо¬
делей и о характере внутрисемейных отношений. Отсутствие
прямых и скупость косвенных данных о внутрисемейных от¬
ношениях в средних и низших слоях общества. Расширение
Источниковой базы во второй половине 1980-х гг. Брак и
семья в Западной Европе от античности до нового времени
сквозь призму гендерных представлений.
Тема 5. Гендер в экономике:
разделение труда и контроль над собственностью (2 ч.)
Роль женщин в хозяйственной сфере в средние века и в
начале нового времени. Трансформация гендерных отношений
в связи с генезисом капитализма. Двойственность изменений
статуса женщин в экономике переходной эпохи как следствие
изменения в понимании самой трудовой деятельности. Мар¬
гинализация женского труда и проблема трудового резерва.
Роль гендерной принадлежности в оценке качества труда и
его оплаты. Цеховая идеология и ее гендерная ориентация.
Гендерная асимметрия в доступе к управлению собственнос¬
тью и ее социальная дифференциация. Дискуссии гендерных
историков: чего же все-таки больше — изменений или преем¬
ственности?
103
Тема 6. Гендер, власть
и «теория разделенных сфер» (4 ч.)
Система властных отношений в обществе. Легитимная
власть, формальный авторитет и неформальное влияние. Роль
гендера в распределении властных полномочий. Антропологи и
социологи о маскулинизации публичной сферы и совмещении
дихотомии мужского/женского и публичного/приватного (об-
щественного/частного). Проявления гендерной иерархии на
разных уровнях. Раскрытие ее сложности и противоречивости
в микроисторических исследованиях по истории разных стран
Западной Европы. Исторические изменения конфигурации
частной и публичной сфер от древности до современности как
опосредующее звено в социальной детерминации гендера.
Концепция «women’s power». Инструменты и формы влия¬
ния женщин на принятие решений в публичной сфере. Жен¬
ские «сети влияния» в конкретно-историческом воплощении.
Политический аспект гендерной дифференциации в европей¬
ской истории. «Два тела» государя и концепция «расщепленной
идентичности»: гендер или ранг в политической истории
XVI в. Женщины в революции: политическая активность в
свете проблемы прав и ответственности. Метафора разделен¬
ных сфер как способ закрепления гендерного неравенства и
как теоретическая модель «женской истории».
Тема 7. Гендерный статус, историческая периодизация
и проблема синтеза (2 ч.)
История женщин «первого поколения» и задача пересмотра
принятых схем периодизации европейской истории. Гендерные
константы и гендерная динамика. «Их собственная история»:
проблема периодизации на базе изменений в гендерном стату¬
се. Что такое прогресс в гендерной перспективе: «Было ли у
женщин Возрождение?» Отсутствие прямой корреляции между
статусом женщин и характером общественной организации.
Попытки периодизации истории Западной Европы на основе
гендерно-дифференцированного подхода. «Неподвижная исто¬
рия?»: дискуссия о преемственности и изменчивости в гендер¬
ной истории при переходе от средневековья к новому времени.
Как вернуть истории «оба пола»? Сближение гендерной ис¬
тории с другими историческими дисциплинами: объективные и
субъективные трудности. Совмещение гендерного и социально¬
го анализа в конкретно-исторических исследованиях. Гендер¬
ная проблематика в контексте западно-европейской политичес¬
кой, социальной, культурной и интеллектуальной истории.
Гендер и история повседневности. Гендер, история индивида и
«персональная история». Методологическая и источниковая
104
база микроисторических гендерных исследований. Проблема
комбинации микро- и макро-подходов в гендерной истории.
Семинарские занятия (16 час.)
1. Гендерная идеология и гендерная мифология: от раннего
христианства к инквизиции и «охоте на ведьм».
2. Воспитание и образование в средневековой Европе: ген¬
дерный аспект.
3. «Град Женский»: Кристина Пизанская и ее последова¬
тельницы.
4. «Гендерный профиль» гуманистической педагогики.
5. Своим голосом: «женская литература» от античности к
современности.
6. Гендерные представления в европейской литературе ран¬
него нового времени.
7. Пол и гендер в философской мысли нового времени.
8. Образы прошлого: персональный подход в гендерных ис¬
следованиях.
Библиография
1. Женские и гендерные исследования:
вопросы теории и метода
AlkoffL. Cultural Feminism versus Post-Structuralism // Signs. 1988. V. 13.
№ 3.
Andersen M. Thinking About Women: Sociological and Feminist Perspec¬
tives. N.Y., 1983.
The Authority of Experience: Essays in Feminist Criticism / Eds. by A. Dia¬
mond, L.R. Edwards. Amherst (Mass.), 1977.
Beard M.R. Woman as a Force in History. N.Y. 1971.
Benhabib S. Situating the Self: Gender, Community and Postmodernism in
Contemporary Ethics. Cambridge, 1992.
Benjamin J. The Bonds of Love: Psychoanalysis, Feminism, and the Prob¬
lem of Domination. N.Y., 1988.
Bennett J.M. Feminism and History // Gender and History. 1989. № 1.
P. 251-272.
Bennett J.M. Medieval Women, Modern Women: Across the Great Divide //
Culture and History, 1350—1600: Essays on English Communities, Iden¬
tities and Writing / Ed. by D. Aers. L., 1992. P. 147—175.
Bennett J.M. Who Asks the Questions for Women’s History? // Social Sci¬
ence History. 1989. V. 13. № 4. P. 471-477.
Bennett J.M. Women’s History: A Study in Continuity and Change //
Women’s History Review. 1993. V. 2. N° 2. P. 173—184.
Between Feminism and Psychoanalysis / Ed. by T. Brennan. L.—N.Y.,
1989.
Bock G. Women’s History and Gender History: Aspects of an International
Debate // Gender and History. 1989. V. 1. N° 1. P. 7—30.
Boissevain J. Network Analysis: Studies in Human Interaction. The Hague —
P., 1973.
Braidotti R. Nomadic Subjects: Embodiment and Sexual Difference in Con¬
temporary Feminist Theory. N.Y., 1994.
Brooks A. Postfeminisms: Feminism, Cultural Theory and Cultural Forms.
L.-N.Y., 1997.
Butler J. Bodies That Matter: On the Discursive Limits of Sex. N.Y.—L.,
1993.
Butler JGender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. N.Y.—
L., 1990.
Canning K. Feminist History after the Linguistic Turn: Historicizing Dis¬
course and Experience // Signs. 1994. V. 19. P. 368—404.
Chartier R. Differances entre les sexes et domination symbolique (note cri¬
tique) // Annales. 1993. A. 48. N° 4. P. 1005—1008.
106
Chodorow N. The Reproduction of Mothering: Psychoanalysis and the So¬
ciology of Gender. Berkeley etc., 1978.
Cixous H. Ilia. P., 1980.
Cixous H., Climent C. The Newly Born Woman. Minneapolis, 1986.
Clio’s Consciousness Raised: New Perspectives on the History of Women /
Eds. by M.S. Hartman and L.W. Banner. N.Y. 1974.
Connell R.W. Masculinities. Cambridge, 1995.
Current Issues in Women’s History / Eds. by A. Angerman et al. L., 1989.
Davis N.Z. Gesellschaft und Geschlechter. Vorschlage fur eine neue
Frauengeschichte // Frauen und Gesellschaft am Beginn der Neuzeit /
Hrsg. von N.Z. Davis. Berlin, 1986. S. 117-132.
Davis N.Z. Women’s History as Women’s Education // Women’s History
and Women’s Education / Eds. by N.Z. Davis and J. Scott. Northamp¬
ton (MA), 1985. P. 7-17.
Davis N.Z. «Women’s History» in Transition: The European Case // Femi¬
nist Studies. 1976. № 3. P. 83-103.
Degler C.N. Is There a History of Women? London, 1975.
DeKoven M. Rich and Strange: Gender, History, Modernism. Princeton,
1991.
Destabilising Theory: Contemporary Feminist Debates / Eds. by M. Barrett,
A. Phillips. Cambridge, 1992.
Downs L.L. If «Woman» is Just an Empty Category, Then Why am I Afraid
to Walk Alone at Night? Identify Politics Meets the Postmodern Subject //
Comparative Studies in Society and History. 1993. V. 35. № 1. P. 414—
437.
Doy G. Seeing and Consciousness: Women, Class and Representation. Ox¬
ford, 1995.
Ellman M. Thinking About Women. N.Y., 1968.
Epstein C.F. Deceptive Distinctions: Sex, Gender, and the Social Order.
New Haven and N.Y., 1988.
Evans-Pritchard E.E. The Position of Women in Primitive Societies and
Other Essays in Social Anthropology. L., 1965.
Felman S. What Does a Woman Want? Reading and Sexual Difference. Bal¬
timore, 1993.
Felski R. The Gender of Modernity. Cambridge (Mass.), 1995.
Feminine Sexuality: Jacques Lacan and the 6cole freudienne / Eds. by
J. Mitchell, J. Rose. N.Y., 1982.
Feminism and Methodology / Ed. by S. Harding. N.Y., 1987.
Feminism/Postmodernism / Ed. by L. Nicholson. N.Y., 1980.
Feminist Knowledge / Ed. by S. Gunew. L., 1990.
Feminists Revision History / Ed. by A.-L. Shapiro. New Brunswick, 1994.
Feminists Theorize the Political / Eds. by J. Butler, J.W. Scott. N.Y.—L.,
1992.
Firestone S. The Dialectics of Sex: The Case for Feminist Revolution. N.Y.,
1970.
Fox-Genovese E. Placing Women’s History in History // New Left Review.
1982. № 133. P. 5-29.
107
Frauengeschichte — Geschlechtergeschichte / Hrsg. K. Hausen, H. Wun-
der. Frankfurt a. M., 1992.
Frosh S. Sexual Difference: Masculinity and Psychoanalysis. L., 1994.
Fuss D. Essentially Speaking: Feminism, Nature, and Difference. L., 1989.
Gallop J. Thinking Through the Body. N.Y., 1988.
Garber M. Vested Interests: Cross-Dressing and Cultural Anxiety. N.Y.—L.,
1991.
The Gender of Power / Eds. by K. Davis et al. L., 1991.
Gilligan C. In a Different Voice. Cambridge (Mass.), 1982.
Gilmore D.D. Manhood in the Making: Cultural Concepts of Masculinity.
New Haven, 1990.
Goffman E. Gender Display // Studies in the Anthropology of Visual Com¬
munications. 1976. Nq 3. P. 69—77.
Goodman D. Public Sphere and Private Life: Toward a Synthesis of Current
Historiographical Approaches to the Old Regime // History and Theory.
1992. Vol. 31. N9 1. P. 14—20.
Gordon L. What’s New in Women’s History? // Feminist Studies/Critical
Studies / Ed. by T. de Lauretis. Bloomington, 1986.
Grosz E. Jacques Lacan: A Feminist Introduction. L., 1990.
Grosz E. Volatile Bodies: Toward a Corporeal Feminism. Bloomington
(Ind.), 1994.
Gullickson G.L. Women’s History, Social History, and Deconstruction //
Social Science History. 1989. V. 13. № 14. P. 463—469.
Hall C. White, Male and Middle Class: Explorations in Feminism and His¬
tory. N.Y., 1992.
Haraway D. Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature. L.,
1991.
Hartsock N. Money, Sex, and Power: Toward a Feminist Historical Mate¬
rialism. Boston, 1983.
Hill В. Women’s History: A Study in Change, Continuity, or Standing
Still? // Women’s History Review. 1993. V. 2. № 1. P. 5—22.
Une histoire des femmes est-elle possible? / Ed. by M. Perrot. Marseille,
1984.
Histoire des femmes, histoire sociale // Annales. 1993. A. 48. № 4. P. 997—
1027.
History and Feminist Theory / Ed. by A.-L. Shapiro Middletown (Conn.),
1992.
Hodgkin K. Historians and Witches // History Workshop Journal. 1998.
№ 45. P. 271-277.
Horrocks R. Masculinity in Crisis: Myths, Fantasies and Realities. L., 1990.
Hudson K. The Place of Women in Society. L., 1970.
Hufton O. Women in History: Early Modern Europe // Past and Present,
1983. № 101. P. 125-141.
lllich l Gender. N.Y., 1982.
Irigaray L. Ethique de la difference sexuelle. P., 1984.
Irigaray L. This Sex Which Is Not One. Ithaca, 1985.
108
Irigaray L. Speculum of the Other Woman. Ithaca, 1985.
Jacobus M. Reading Woman: Essays in Feminist Criticism. N.Y., 1986.
Janeway E. Man’s World, Woman’s Place: A Study in Social Mythology.
Harmondsworth, 1977.
Janssen-Jurreit M. Sexism: The Male Monopoly on History and Thought.
N.Y., 1982.
Jardine A. Gynesis. Configuration of Woman and Modernity. Ithaca, 1985.
Johnson S. Language and Masculinity. Cambridge, 1997.
Kelly J. Women, History, and Theory. Chicago, 1984.
Kelly-Gadol J. The Social Relation of the Sexes: Methodological Implica¬
tions of Women’s History // Signs: A Journal of Women in Culture and
Society. 1976. Vol. 1. № 4. P. 809-824.
Kessler E.S. Women: An Anthropological View. N.Y., 1976.
Kristeva J. Desire in Language: A Semiotic Approach to Literature and Art.
N.Y., 1980.
Kristeva J. Tales of Love. N.Y., 1987.
Lauretis T. de. Technologies of Gender: Theories of Representation and
Difference. Bloomington, 1987.
Leacock E.B. Myths of Male Dominance. N.Y., 1981.
Lerner G. The Creation of Patriarchy. N.Y.—Oxford, 1986.
Lerner G. The Majority Finds Its Past. Placing Women in History. N.Y.,
1979.
Liberating Women’s History: Theoretical and Critical Essays / Ed. by
B.A. Carroll. Urbana (111.), 1976.
Lorber J. Paradoxes of Gender. New Haven—L., 1994.
Lowe M., Hubbard R. Woman’s Nature: Rationalisations of Inequality.
N.Y., 1983.
The Making of Masculinities: The New Men’s Studies / Ed. by H. Brod.
Boston, 1987.
McNay L. Foucault and Feminism: Power, Gender and the Self. Cam¬
bridge, 1992.
Men, Masculinities, and Social Theory / fids, by J. Hearn, D. Morgan. L.,
1990.
Miller N. The Poetics of Gender. N.Y., 1986.
Miller N. Subject to Change: Reading Feminist Writing. N.Y., 1988.
Milieu K. Sexual Politics. N.Y., 1970.
Mitchell J. Psychoanalysis and Feminism: Freud, Reich, Laing and Women.
L., 1971.
Mitchell J. Woman’s Estate. N.Y., 1972.
Moi T. Sexual/Textual Politics: Feminist Literary Theory. N.Y., 1985.
Nature, Culture and Gender / Eds. by S.C. MacCormack and M. Strathern.
Cambridge, 1980.
The New Feminist Criticism. Essays on Women, Literature and Theory /
Ed. by E. Showalter. N.Y., 1985.
Nicholson L.J. Gender and History. The Limits of the Social Theory in the
Age of the Family. N.Y. 1986.
109
Nicholson L.J. Interpreting Gender // Signs. 1994. V. 4. P. 79—105.
Nye A. Words of Power: A Feminist Reading of the History of Logic. N.Y.,
1990.
Oakley A. Sex, Gender and Society. N.Y., 1972.
Oakley A. Subject Women. N.Y., 1981.
O'Kelly Ch. G. Women and Men in Society, N.Y., 1980.
Ong W. Fighting for Life: Contest, Sexuality and Consciousness. Ithaca,
1981.
Pateman C. The Sexual Contract. Cambridge, 1988.
Perrot M. Les femmes, le pouvoir, l’histoire // Histoire des femmes. P.,
1987. P. 205-222.
Perrot M. Sur l’histoire des femmes en France // Revue du Nord. 1981.
№ 63. P. 569-579.
Rethinking Kinship and Marriage / Ed. by R. Needham. L., 1971.
Renzetti C., Curran D. Women, Men and Society. Boston, 1992.
Rewriting Women’s History. Changing Perceptions of the Role of Women
in Politics and Society / Ed. by S.J. Kleinberg. Berg, 1988.
Riley D. Am I That Name? Feminism and the Category of «Women» in
History. L., 1988.
Rowbotham S. Woman’s Consciousness, Man’s World. Baltimore, 1973.
Sanday P.R. Female Power and Male Dominance: On the Origins of Sexual
Inequality. Cambridge, 1981.
Scott A.F. Woman’s Place is in the History Books // Making the Invisible
Woman Visible. Urbana, 1984. P. 361-370.
Scott J.W. Women in History: The modern period // Past & Present. 1983.
№ 101. P. 28-50.
Scott J.W. Gender and the Politics of History. N.Y., 1988.
Scott J. W. Gender: A useful category of historical analysis // American His¬
torical Review. 1986. V. 91. N° 5. P. 1053-1075.
Scott J.W. Deconstructing equality-versus-difiference: Or the uses of post¬
structuralist theory of feminism // Feminist Studies. 1988. Vol. 14. N° 1.
P. 34.
Sex and Class in Women’s History / Eds. by J.L. Newtown et al. L., 1983.
Sex and Gender in Historical Perspective / Eds. by E. Muir, G. Ruggiero.
Baltimore, 1990.
Sex and Violence: Issues in Representation and Experience / Eds. by
P. Harvey, P. Gow. L., 1994.
The Sexual Dynamics of History: Men’s Power, Women’s Resistance / Eds.
by London Feminist History Group. L., 1983.
Sexual Meanings: The Cultural Construction of Gender and Sexuality / Eds.
by S.B. Ortner and H. Whitehead. Cambridge (Mass.), 1981.
Sexual Stratification: A Cross-Cultural View / Ed. by A. Schlegel. N.Y.,
1977.
Silverman K. Male Subjectivity at the Margins. L., 1992.
The Social Construction of Gender / Eds. by J. Lorber, S.A. Farrell. New¬
bury Park, 1991.
110
Social Structures: A Network Approach. Cambridge, 1988.
Social Structure and Network Analysis. Beverly Hills, 1982.
Spelman E.V. Inessential Woman. Problems of Exclusion in Feminist
Thought. Boston, 1988.
Stoller R.J. Sex and Gender. 2 vols. N.Y., 1975.
Stone M. When God Was a Woman. N.Y., 1976.
Studying Medieval Women: Sex, Gender, Feminism / Ed. by N.F. Partner //
Speculum. 1993. V. 68. № 2.
Sullerot E. Women, Society and Change. N.Y., 1976.
Summerskill E. A Woman’s World. L., 1967.
Thomas K. The Double Standard // Journal of the History of Ideas. 1959.
V. 20. P. 195—216.
Tilly L.A. Gender, Women’s History and Social History // Social Science
History. 1989. V. 13. № 4. P. 439-462.
Tilly L.A. Women’s History and Family History: Fruitful Collaboration or
Missed Connection? // Journal of Family History. 1987. Nq 12. P. 303—
315.
Tolson A. The Limits of Masculinity. L., 1977.
Toward an Anthropology of Women / Ed. by R.R. Reita. N.Y., 1975.
Walby S. Women and Social Theory. Oxford, 1989.
Weiblichkeit oder Feminismus? Beitrage zur interdisciplinaren Frauentagung /
Hg. C. Opitz. Weingarten, 1984.
Weiblichkeit in geschichtlicher Perspektive / Hg. U.A.J. Becher, J. Riisen
Frankfurt a. M., 1988.
Wesel U Der Mythos vom Matriarchat: Uber Bachofens Mutterrecht und
die Stellung der Frauen in friihen Gesellschaften. Frankfurt a. M., 1980.
Woman: An Issue / Eds. by L.R. Edwards et al. Boston, 1972.
Woman’s Nature. Rationalizations of Inequality / Eds. by M. Lowe and
R. Hubbard. N.Y., 1983.
Women, Culture, and Society / Eds. by M.Z. Rosaldo and L. Lamphere.
Stanford, 1974.
Women, Knowledge, and Reality: Explorations in Feminist Philosophy /
Eds. by A. Garry, M. Pearsall. Boston, 1989.
Women, Men and Gender: Ongoing Debates / Ed. by M.R. Walsh. New
Haven—L., 1997.
Women’s Work: Development and the Division of Labor by Gender / Eds.
by E. Leacock, H.I. Safa. N.Y., 1986.
Worlds Between. Historical Perspectives on Gender and Class / Ed. by
L. Davidoff. N.Y., 1995.
Writing Women into History / Eds. by F. Dieteren, E. Kloek. Amsterdam,
1990.
Writing Women’s History. International Perspectives / Eds. by K. Offen et
al. Bloomington (Ind.), 1991.
m
Абубикирова Н.И. Что такое «гендер»? // Общественные науки и со¬
временность. 1996. № 6.
111
Айвазова С. Г. Что означает понятие «гендер»? // Деловая женщина.
М., 1992. № 1.
Айслер Р. Чаша и клинок. М., 1993.
Бовуар С. де. Второй пол. Пер. с франц. М. СПб., 1998.
Бок Г. История, история женщин, история полов // Альманах
THESIS. 1994. Выпуск 6 (Женщина, мужчина, семья). С. 170—200.
Брандт Г.А. Природа женщины как философская проблема. Екатерин¬
бург, 1999.
Будде Г.Ф. Пол истории // Пол, гендер, культура: Немецкие и русские
исследования / Под ред. Э. Шоре и К. Хайдер. М., 1999. С. 131 —
154.
Введение в гендерные исследования. Ч. I. Учебное пособие / Под ред.
И. Жеребкиной. Харьков—СПб., 2001.
Введение в гендерные исследования. Ч. II. Хрестоматия / Под ред.
С. Жеребкина. Харьков—СПб., 2001.
Воронина О.А. Пол и гендер как категории феминистской философии //
Философские исследования. № 4. С. 80—89.
Гендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999.
Гендер, семья, культура / Под ред. В.А. Тишкова. М., 1997.
Гендерная методология в общественных науках / Под ред. И. Жереб¬
киной. Харьков, 2000.
Гендерные аспекты социальной трансформации / Под ред. М. Малы¬
шевой. М., 1996.
Гендерные исследования: Феминистская методология в социальных
науках / Под ред. И. Жеребкиной. Харьков, 1998.
Гилл игам К. Иным голосом // Этическая мысль. 1991. М., 1992.
С. 352-371.
Дингес М. Историческая антропология и социальная история: Через
теорию «стиля жизни» к «культурной истории повседневности» //
Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. С. 96—124.
Женщина, гендер, культура / Под ред. 3. Хоткиной и др. М., 1999.
Жеребкина И. «Прочти мое желание». Постмодернизм, психоанализ,
феминизм. М., 2000.
Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Исследования женщин и гендерные
исследования на Западе и в России // Общественные науки и со¬
временность. 1999. № 6. С. 177—185.
Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Социальное конструирование генде¬
ра // Социологический журнал. 1998. № 3/4. С. 171—182.
Кирилина А.В. Гендер: Лингвистические аспекты. М., 1999.
Клецина И.С. Гендерная социализация. СПб., 1998.
Лорбер Дж. Пол как социальная категория // Альманах THESIS. 1994.
Выпуск 6 (Женщина, мужчина, семья). С. 127—136.
Миллет К. Теория сексуальной политики // Вопросы философии.
1994. № 9. С. 23-58.
Мифология и повседневность: Гендерный подход в антропологичес¬
ких дисциплинах / Сост. К.А. Богданов, А.А. Панченко. СПб.,
2001.
112
Поллак Р. Трансакционный подход к изучению семьи и домашнего хо¬
зяйства // Альманах THESIS. 1994. Выпуск 6 (Женщина, мужчина,
семья). С. 50—76.
Пушкарева Н.Л. Гендерные исследования: Рождение, становление, ме¬
тоды и перспективы // Вопросы истории. 1998. № 6. С. 76—86.
Пушкарева Н.Л. Зачем он нужен, этот «гендер»? (Новая проблематика,
новые концепции, новые методы анализа прошлого) // Социальная
история. Ежегодник 1998/99. М., 1999. С. 155—174.
Пушкарева Н.Л. История женщин и гендерный подход к анализу про¬
шлого в контексте проблем социальной истории // Социальная ис¬
тория. Ежегодник. 1997. М., 1998. С. 69—91.
Пушкарева Н.Л. «Пишите себя!» (Гендерные особенности письма и
чтения) // Сотворение Истории. Человек — Память — Текст / Отв.
ред. Е.А. Вишленкова. Казань, 2001. С. 241—273.
Пушкарева Н.Л. Андрогинна ли Мнемозина? (Гендерные особенности
запоминания и исторической памяти) // Там же. С. 274—303.
Репина Л.П. «Женская история»: Проблемы теории и метода // Средние
века. Вып. 57. 1994. С. 103-109.
Репина Л.П. История женщин сегодня (Историографические заметки) //
Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе
до начала нового времени / Под ред. ЮЛ. Бессмертного. М., 1996.
С. 35-73.
Репина Л.П. Гендерная история: Проблемы и методы исследования //
Новая и новейшая история. 1997. № 6. С. 41—58.
Репина Л.П. Пол, власть и концепция «разделенных сфер»: От истории
женщин к гендерной истории // Общественные науки и современ¬
ность. № 4. 2000. С. 123-137.
Репина Л.П. От «истории женщин» к социокультурной истории: Ген¬
дерные исследования и новая картина европейского прошлого //
Культура и общество в Средние века и раннее Новое время: Мето¬
дология и методики исследований. М., 1998. Ч. I. С. 171—209; Ч. И.
С. 66-99.
Репина Л.П. «Персональная история»: Биография как средство исто¬
рического познания // Казус. Индивидуальное и уникальное в ис¬
тории. 1999. М., 1999. С. 76—100.
Рюткенен М. Гендер и литература: Проблема «женского письма» и
«женского чтения» // Филологические науки. 2000. № 3. С. 5—17.
Социокультурный анализ гендерных отношений / Отв. ред. Е.Р. Ярс-
кая-Смирнова. Саратов, 1998.
Темкина А.А. Феминистская эпистемологическая критика // Женщи¬
на, гендер, культура / Под ред. З.А. Хоткиной и др. М., 1999.
С. 66-82.
Теория и история феминизма / Под ред И. Жеребкиной. Харьков,
1998.
Томпсон Дж.Л., Пристли Дж. Биологический и социальный пол // Со¬
циология: Вводный курс. Пер. с англ. М.— Львов, 1998. С. 70—104.
Усачева Н.А. Социокультурные детерминанты формирования гендера
женщины. Караганда, 1995.
113
Уэст К., Циммерман Д. Создание гендера // Труды СПбФ ИС РАН.
Гендерные тетради. Вып. 1. СПб., 1997.
Феминизм: Восток, Запад, Россия / Под ред. М.Т. Степанянц. М.,
1992.
Феминизм: Перспективы социального знания / Отв. ред. О.А. Воро¬
нина. М., 1992.
Фридан Б. Загадка женственности. М., 1993.
Холъмберг К. Линдхольм М. Феминистская теория // Современная за¬
падная социлогия / Под ред. П. Монсон. М., 1994.
Хоф Р. Возникновение и развитие гендерных исследований // Пол,
гендер, культура / Под ред. Э. Шоре и К. Хайдер. М., 1999. С. 23—
53.
Хрестоматия по курсу «Основы гендерных исследований» / Под ред.
О.А. Воронина. М., 2000.
Шартье Р. История сегодня: Сомнения, вызовы, предложения //
Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995. С. 192—205.
Элиас Я. Отношения между мужчиной и женщиной: Изменение уста¬
новки // Альманах THESIS. 1994. Выпуск 6 (Женщина, мужчина,
семья). С. 103—126.
Ястребицкая АЛ. Проблема взаимоотношения полов как диалогичес¬
ких структур средневекового общества в свете современного исто¬
риографического процесса// Средние века. 1994. Вып. 57. С. 126—
136.
2. Общие работы по истории женщин
и гендерной истории (по эпохам, странам, регионам)
Amt Е. Women's Lives in Medieval Europe. L., 1993.
Amussen S.D. An Ordered Society: Gender and Class in Early Modern Eng¬
land. Oxford—N.Y., 1988.
Anderson B.S., Zinsser J.P. A History of Their Own: Women in Europe from
Prehistory to the Present. 2 vols. N.Y. etc., 1988.
Aristocratic Women in Medieval France / Ed. by T. Evergates. Philadel¬
phia, 1998.
Bainton R.H. Women of the Reformation from Spain to Scandinavia. Min¬
neapolis, 1977.
Bainton R.H. Women of the Reformation in France and England. Minnea¬
polis, 1973.
Bainton R.H. Women of the Reformation in Germany and Italy. Boston,
1971.
Barriot-Salvadore E. Les femmes dans la society frangaise de la Renaissance.
Geneva, 1990.
Becoming Visible: Women in European History / Eds. by R. Bridenthal,
C. Koonz. Boston, 1977; 2nd ed. - 1987.
Branca P. Women in Europe since 1750. N.Y., 1978.
Browne G.F. The Importance of Women in Anglo-Saxon Times. N.Y., 1919.
Cantarella E. L’ambiguo malanno. Condizione ed imagine della donna
nell’antichita greca e romana. Roma, 1981.
114
La Condiciyn de la mujer en la Edad Media / Eds. Y.-R. Fonqueme,
A. Esteban. Madrid, 1986.
Connecting Spheres: Women in the Western World from 1500 to the Pre¬
sent / Eds. by M.J. Boxer, J.H. Quataert. Oxford—N.Y., 1987.
Crow D. The Victorian Woman. N.Y., 1972.
Dahlsgerd I. Women in Denmark Yesterday and Today. Copenhagen, 1980.
Davidoff L. The Best Circles: Women and Society in Victorian England. To-
towa (N.J.), 1973.
Decaux A. Histoire des Francises. T. I—И. P., 1972.
Delong C. La vie quotidienne des femmes au Grand Sifccle. P., 1984.
De Maio R. Donna e Rinascimento. Milan, 1987.
Dillard H. Daughters of the Reconquest: Women in Castilian Town society,
1100—1300. Cambridge, 1984.
La dona en l’antiguitat / Ed. C. Miralles. Barcelona, 1987.
La Donna nel Mondo Antico / Ed. R. Uglione. Turin, 1987.
Le donne in Grecia / Ed. G. Arrigoni. Bari, 1985.
Dulong C. La vie quotidienne des femmes au Grand Siёcle. P,, 1984.
Encyclopedia of World Women / Ed. by S.S. Shashi. New Delhi, 1989.
Ennen E. The Medieval Woman. Oxford, 1989.
Equally in God’s Image: Women in the Middle Ages / Eds. by J.B. Hol¬
loway et al. N.Y., 1990.
European Women: A Documentary History, 1789—1945 / Eds. by E.S. Rie-
mer, J.C. Fout. N.Y., 1980.
Exploring Women’s Past. Essays in Social History / Ed. by P. Crawford.
Boston, 1983.
Fagniez G. La femme et la soci6t6 frangaise dans la premiere тоШё du dix-
septieme sifccle. P., 1929.
Fell C. Women in Anglo-Saxon England. L., 1984.
La femme dans les civilisations des X—XIII sifccles: Actes du colloque. Poi¬
tiers, 1977.
La femme dans le monde m£diterran6en. Lyons, 1985.
Les Femmes en France / Eds. by M. Collins,* S.W. Sayre. N.Y., 1974.
Fletcher A. Gender, Sex and Subordination in England, 1500—1800. L.—
New Haven, 1995.
Foyster E. Women and Men in History. Manhood in Early Modem Eng¬
land: Honour, Sex and Marriage. L., 1999.
The Fragility of Her Sex? Medieval Irishwomen in Their European Context /
Eds. by C. Meek, K. Simms. Dublin, 1996.
Fraser A. The Weaker Vessel: A Woman’s Lot in Seventeenth-Century Eng¬
land. L., 1984.
Frau und SpStmittelalterlicher Alltag. Vienna, 1986.
Frauen in der Geschichte / A. Kuhn, G. Schneider. B. 1—5. Dusseldorf,
1982-1985.
Frauen Suchen Ihre Geschichte: Historiche Studien zum 19. und 20. Ja-
hrhundert / Hg. K. Hausen. Munich, 1982.
115
French Women and the Age of Enlightenment / Ed. by S.I. Spencer.
Bloomington, 1984.
Frevert U. «Mann und Weib, und Weib und Mann». Geschlechter-Differ-
enzen in der Moderne. Miinchen, 1995.
George M. Women in the First Capitalist Society: Experiences in Seven¬
teenth-Century England. Brighton, 1988.
German Women in the Eighteenth and Nineteenth Century: A Social and
Literary History / Eds. by R.-E. Joeres, M.J. Maynes. Bloomington,
1986.
German Women in the Nineteenth Century: A Social History / Ed. by
J.R. Fout. N.Y., 1984.
Gibson W. Women in Seventeenth-Century France. L.—N.Y 1989.
Gies F} Gies J. Women in the Middle Ages. N.Y., 1978.
Goldberg P.J.P. Women in Fifteenth-Century Town Life // Towns and
Townspeople in the Fifteenth Century / Ed. by J.A.F. Thomson.
Gloucester, 1988.
Goldberg P.J.P. Women in Medieval English Society. Sutton, 1997.
Groag B.S. Women: From the Greeks to the French Revolution. Belmont
(Calif.), 1973.
Harksen S. Women in the Middle Ages. N.Y., 1975.
A Heritage of Her Own / Eds. by N. Cott, E. Pleck. N.Y., 1979.
Hill G. Women in English Life from Medieval to Modern Times. V. 1—2.
L., 1896.
Histoire de la vie privee / Gen. eds. Ph. Aries et G. Duby. T. 1—5. P.,
1985-1987.
Histoire des femmes en Occident / Dir. G. Duby, M. Perrot. T. 1—V. P.,
1990-1994.
Histoire mondiale de la femme / Dir. par P. Grimal. 1966.
A History of Women in the West / Gen. eds. G. Duby and M. Perrot.
5 vols. L.—Cambridge (Mass.), 1992—1995.
Hufton 0. The Prospect Before Her: A History of Women in Western
Europe. 2 vols. L., 1997.
Hogrefe P. Tudor Women: Commoners and Queens. Ames (Iowa), 1975.
Hoock-Demarle M.C. La femme au temps de Goethe. P., 1987.
Jesch J'. Women in the Viking Age. Woodbridge, 1991.
Jewell H.M. Women in Medieval England. Manchester—N.Y., 1996.
Jochens J. Women in Old Norse Society. Ithaca (N.Y.)—L., 1995.
Kammerer-Grothaus H. Frauenleben-Frauenalltag im antiken Griechen-
land. Berlin, 1984.
Ketsch P. Frauen im Mittelalter. В. I—II. Diisseldorf, 1984.
King M.L Women of the Renaissance. Chicago, 1991.
Labarge M.W. A Small Sound of the Trumpet: Women in Medieval Life.
Boston, 1986.
Lawrence A. A Social History of Women in England 1500—1760. L., 1993.
Lejkowitz M.R., Fant M.B. Women’s Life in Greece and Rome. L.—Balti¬
more, 1982.
116
Lucas A.M. Women in the Middle Ages: Religion, Marriage and Letters.
Brighton, 1983.
Luchetti C. Women of the West. St. George (Utah), 1982.
Markale J. Women of the Celts. L., 1980.
Marshall R.K. Virgins and Viragos: A History of Women in Scotland from
1080 to 1980. Chicago, 1983.
Matrons and Marginal Women in Medieval Society / Eds. by R.R. Ed¬
wards, V. Ziegler. Woodbridge, 1995.
McKendrick M. Women in Society and Spanish Drama of the Golden Age.
Cambridge, 1974.
McMillan J.F. Housewife or Harlot: The Place of Women in French Soci¬
ety, 1870-1940. N.Y., 1981.
Medieval Women / Ed. by D. Baker. Oxford, 1978.
Medieval Women and the Sources of Medieval History / Ed. by J.T. Rosen¬
thal. Athens—L., 1990.
Medieval Women in their Communities / Ed. by D. Watt. Toronto—Buf¬
falo, 1997.
Mendelson S.H., Crawford P. Woman in Early Modem England: 1550—
1720. Oxford, 1999.
Morewedge R.T. The Role of Woman in the Middle Ages. Albany, 1975.
Mossi C. La femme dans la Grfcce antique. P., 1983.
La mujer en el mondo antique / Ed. E. Gonzales. Madrid, 1986.
Not in God’s Image: Women in History from the Greeks to the Victo¬
rians / Eds. by J. O’Faolain, L. Martlnes. L., 1973.
Opitz C. Evatochter und Braute Christi. Weiblicher Lebenszusammenhang
und Frauenkultur im spateren Mittelalter. Weinheim, 1990.
Opitz C. Frauenalltag im Mittelalter: Biographien des 13. und 14. Jahrhun-
derts. Weinheim, 1985.
Perkin J. Women and Marriage in Nineteenth Century England. L., 1989.
Pemoud R. La femme au temps des cath6drales. P., 1980.
Piettre M. La condition feminine a travers les ages. P., 1974.
nf-
Plowden A. Tudor Women: Queens and Commoners. L., 1979.
Pomeroy S.B. Goddesses, Wives, Whores and Slaves: Women in Classical
Antiquity. N.Y. 1975.
Pomeroy S.B. Women in Hellenistic Egypt from Alexander to Cleopatra.
N.Y., 1984.
Power E.E. Medieval Women / Ed. by M.M. Postan. Cambridge, 1975.
Power E.E. The Position of Women // The Legacy of the Middle Ages /
Eds. by C.G. Crump and E.F. Jacobs. Oxford, 1926.
Profili di donne: Mito, imagine, realta fra Medioevo ed eta contempo-
ranea / Eds. by B. Vetere, P. Renzi. Galatina, 1986.
Robertson P. An Experience of Women: Pattern and Change in the Nine¬
teenth Century. Philadelphia, 1982.
The Role of Women in the Middle Ages / Ed. by R.T. Morewedge. Albany
(N.Y.), 1972.
117
The Roles and Images of Women in the Middle Ages and Renaissance /
Ed. by D. Radcliffe-Umstead. Pittsburh, 1975.
Rowbotham S. Hidden from History. Rediscovering Women in History from
the Seventeenth Century to the Present. N.Y. 1974.
Sachs H. The Renaissance Woman. N.Y., 1971.
Savalli 1. La donna nella societa della Grecia antica. Bologna, 1983.
Schuller W. Frauen in der griechischen Geschichte. Konstanz, 1985.
Schuller W Frauen in der romischen Geschichte. Konstanz, 1987.
Shahar S. Childhood in the Middle Ages. N.Y., 1990.
Shahar S. The Fourth Estate: A History of Women in the Middle Ages. L.,
1983.
Stenton D.M. The English Women in History. N.Y., 1957.
Stuart D.M. Men and Women of Plantagenet England. L. ,1932.
Suffer and be Still: Women in the Victorian Age / Ed. by M. Vicinus.
Bloomington, 1972.
Thompson R. Women in Stuart England and America: A Comparative Study.
L., 1974.
Uitz E. Die Frau in der mittelalterlichen Stadt. Stuttgart, 1988.
Victorian Women: A Documentary Account of Women’s Lives in Nine¬
teenth-Century England, France and the United States / Eds. by
E.O. Hellerstein, L.P. Hume, K.M. Offen. Stanford, 1981.
Wagner B. Zwischen Mythos und Realitat: Die Frau in der friigriechischen
Gesellschaft. Frankfurt a. M., 1982.
Ward J.C. English Noblewomen in the Later Middle Ages. L.—N.Y., 1992.
Warnicke R.M. Women of the English Renaissance and Reformation. West-
port (Conn).—L., 1983.
Wemple S.F. Women in Frankish Society: Marriage and the Cloister, 500
to 900. Philadelphia, 1981.
Whyte M.K. The Status of Women in Preindustial Societies. Princeton,
1978.
A Widening Sphere: Changing Roles of Victorian Women / Ed. by M. Vi¬
cinus. Bloomington, 1977.
Wiesner M.E. Women and Gender in Early Modern Europe. Cambridge,
1993.
Woman is a Worthy Wight: Women in English Society, c. 1200—1500 / Ed.
by P.J.P. Goldberg. Sutton, 1992.
Women and Society in Eighteenth-Century France / Eds. by E. Jacobs et
al. L., 1979.
Women in Early Modern Ireland / Eds. by M. O’Dowd, M. MacCurtain.
Edinburgh, 1991.
Women in England, c. 1275—1525: Documentary Sources / Ed. by
P.J.P. Goldberg. Manchester—N.Y., 1995.
Women in English Society, 1500—1800 / Ed. by M. Prior. L.—N.Y., 1985.
Women in Irish Society: The Historical Dimension / Eds. by M. MacCur¬
tain, D. О’Соггйт. Dublin, 1978.
Women in Medieval History and Historiography / Ed. by S.M. Stuard.
Philadelphia, 1987.
118
Women in Medieval Society / Eds. by S.M. Stuard et al. Philadelphia,
1976.
Women in Reformation and Couter-Reformation Europe: Public and Pri¬
vate Worlds / Ed. by S. Marshall. Bloomington, 1989.
Women in the Eighteeenth Century and Other Essays / Eds. by P. Fritz,
R. Morton. Toronto, 1976.
Women in the Middle Ages and the Renaissance: Literary and Historical
Perspectives / Ed. by M.B. Rose. Syracuse, 1986.
Women in Towns: The Social Position of European Urban Women in a
Historical Context / Eds. by M. Hietala, L. Nilsson. Stockholm—Hel¬
sinki, 1999.
Women in Western European History / Eds. by J. Frey et al. V. 1—3. L.,
1982.
The Women of England: From Anglo-Saxon Times to the Present / Ed. by
B. Kanner. L., 1980.
Women of the Medieval World: Essays in Honor of J.H. Mundy / Eds. by
J. Kirshner, S.F. Wemple. Oxford-N.Y., 1985.
Women’s History and Ancient History / Ed. by S.B. Pomeroy. Chapel Hill —
L., 1991.
Wunder H. «Er ist die Sonne, sie ist der Mond». Frauen in der friihen
Neuzeit. Munich, 1992.
Женщина в античном мире. Сб. статей. М., 1995.
Пушкарева Н.Л. Женщины России и Европы на пороге Нового вре¬
мени. М., 1996.
Рябова Т.Б. Женщина в истории западно-европейского средневековья.
Иваново, 1999.
Смирнова Е.Д., Рогач С.А. Общественно-правовой и семейно-бытовой
статус знатной женшины Франции XI—XIV веков. Минск, 1996.
Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе
и некоторых странах Азии до начала нового времени / Под ред.
Ю.Л. Бессмертного. М., 2000.
3. Гендерные представления и гендерная идеология
Aebischer V. Les femmes et le language: Representations sociales d’une
difference. P., 1985.
Aers D. Community, Gender, and Individual Identity: English Writing,
1360-1430. L.-N.Y., 1988.
Allen P. The Concept of Woman: The Aristotelian Revolution, 750 B.C. —
A.D. 1250. Montreal, 1985.
Amussen S.D. Feminin/masculin: Le genre dans l’Angleterre de l’epoque
modeme // Annales E.S.C. 1985. A. 40. № 2. P. 269—287.
Amussen S.D. ’The Part of a Christian Man’: The Cultural Politics of Man¬
hood in Early Modern England // Political Culture and Cultural Politics
in Early Modern Europe / Eds. by S.D. Amussen, M.A. Kishlansky.
Manchester, 1995.
Angenot M. Les Champions des femmes: Examen du discours sur la supe¬
riority des femmes, 1400—1800. Montreal, 1977.
119
Arms and the Woman: War, Gender, and Literary Representation / Eds. by
H.M. Cooper et al. Chapel Hill, 1989.
Arthurian Romance and Gender / Ed. by F. Wolfzettel. Amsterdam, 1995.
Atkinson C.W. The Oldest Vocation: Christian Motherhood in the Middle
Ages. Ithaca (N.Y.)—L., 1991.
Atkinson C. W. Precious Balsam in a Fragile Glass: The Ideology of Virginity
in the Later Middle Ages // Journal of Family History. 1983. V. 8.
P. 131-143.
Badinter E. Mother Love: Myth and Reality — Motherhood in Modern
History. N.Y., 1981.
Badinter E. Emilie, Emilie: l’ambition feminine au XVIIIе sifccle. P., 1983.
Baroja C. The World of Witches. L., 1971.
Basch F. Relative Creatures: Victorian Women in Society and the Novel.
N.Y. 1974.
Becoming Male in the Middle Ages / Eds. by J.J. Cohen, B. Wheeler. N.Y.—L.,
1997.
Beer P. Reader, I married Him: A Study of the Women Characters of Jane
Austen, Charlotte Bronte, Elizabeth Gaskell and George Eliot. N.Y.,
1974.
Betsey C. The Subject of Tragedy: Identity and Difference in Renaissance
Drama. L., 1985.
Benson P.J. The Invention of the Renaissance Woman: The Challenge of
Female Independence in the Literature and Thought of Italy and Eng¬
land. Philadelphia, 1992.
Bitel L.M. Land of Women: Tales of Sex and Gender from Early Ireland.
Ithaca (N.Y.)—L., 1996.
Blaisdell C.J. Calvin’s Letters to Women: The Courting of Ladies in High
Places // Sixteenth Century Journal. 1982. V. 13. P. 67—84.
Blamires A. The Case for Women in Medieval Culture. Oxford, 1998.
Bloch H.R. Medieval Misogyny: Woman as Riot // Representations. 1987.
V. 20. P. 1-24.
Bloch H.R. Medieval Misogyny and the Invention of Western Romantic
Love. Chicago, 1991.
Bloch H.R. The Scandal of the Fabliaux. Chicago, 1986.
Blumstein A.K. Misogyny and Idealization in the Courtly Romance. Bonn,
1977.
Body Guards: The Cultural Politics of Gender Ambiguity / Eds. by J. Ep¬
stein, K. Straub. L.—N.Y. 1991.
Bogucka M. Great Disputes over Woman in Early Modern Times // Acta
Poloniae Historica. 1998. № 78. P. 27—52.
Bomstein D. The Lady in the Tower: Medieval Courtesy Literature for
Women. Hamden (Conn.), 1983.
Borrensen K.-E. Subordination et equivalence: Nature et role de la femme
d’aprfcs Augustin et Thomas d’Aquin. Oslo—P., 1968.
Brown L. Ends of Empire: Women and Ideology in Early Eighteenth-Cen¬
tury English Literature. Ithaca (N.Y.), 1993.
120
Brownstein R.M. Becoming a Heroine: Reading About Women in Novels.
N.Y., 1984.
Bugge J. «Virginitas»: An Essay on the History of a Medieval Ideal. The
Hague, 1975.
Bullough V.L. The Subordinate Sex: A History of Attitudes Toward Women.
Urbana, 1973.
Bullough V.L. Sexual Variance in Society and History. Chicago, 1976.
Bullough V.L. Sexual Attitudes: Myths and Realities. Amherst, 1995.
Bullough V.L., Shelton B., Slavin S. The Subordinated Sex: A History of At¬
titudes toward Women. Athens (Ga.), 1988.
Bums E.J. Bodytalk: When Women Speak in Old French Literature. Phila¬
delphia, 1993.
Burrus W. Chastity as Autonomy: Women in the Stories of Apocryphal Acts.
N.Y., 1987.
Cadden J. Meanings of Sex Difference in the Middle Ages: Medicine, Sci¬
ence, and Culture. Cambridge, 1993.
Camden C. The Elizabethan Woman: A Panorama of English Womanhood,
1540 to 1640. L.-N.Y., 1952.
Carlson S. Women and Comedy: Rewriting the British Theatrical Tradition.
Ann Arbor, 1990.
Chamberlain M. Old Wives’ Tales: Their History, Remedies and Spells. L.,
1981.
Chance J. Woman as Hero in Old English Literature. Syracuse (N.Y.), 1986.
Class and Gender in Early English Literature: Intersections / Eds. by
B. J. Harwood, G.R. Overing. Bloomington, 1994.
Cohen E. «What the Women at All Times Would Laugh at»: Redefining
Equality and Difference, circa 1660—1760 // Osiris. Ser. 2. 1997. V. 12.
P. 121-142.
Cohn N. Europe’s Inner Demons: An Enquiry Inspired by the Great Witch-
Hunt. L., 1975.
Constructions of Widowhood and Virginity in the Middle Ages / Eds. by
C. L. Carlson, A.J. Weisl. N.Y., 1999.
Crane S. Gender and Romance in Chaucer’s ’Canterbury Tales’ Princeton,
1994.
Cross-dressing, Sex, and Gender / Eds. by V. Bullough, B. Bullough. Phila¬
delphia, 1993.
Dalarun J. Francois d’Assise. Un passage. Femmes et femininity dans les
Merits et les legendes franciscaines. P., 1997.
Daly M. The Church and the Second Sex. N.Y. 1975.
Darmon P. Mythologie de la femme dans l’Ancien France. P., 1983.
Davidoff L. Class and Gender in Victorian England: The Diaries of Arthur
J. Munby and Hannah Cullwick // Feminist Studies. 1979. V. 5. № 1.
P. 84-141.
Davies S. The Idea of Woman in Renaissance Literature: The Feminine Re¬
claimed. Brighton, 1986.
121
Davis N.Z. Boundaries and the Sense of Self in Sixteenth-Century France //
Reconstructing Individualism: Autonomy, Individuality, and the Self in
Western Thought / Eds. by T. Heller et al. Stanford (Cal.), 1986.
Davis N.Z. Charivari, Honor, and Community in Seventeenth-Century
Lyon and Geneva // Rite, Drama, Festival, Spectacle. Rehearsals To¬
ward a Theory of Cultural Performance / Ed. by J.J. MacAloon. Phila¬
delphia, 1981. P. 42—57.
Davis N.Z. Women on Top // Society and Culture in Early Modern France:
Eight Essays by Natalie Zemon Davis. Stanford, 1975.
Delany S. The Naked Text: Chaucer’s «Legend of Good Women».
Berkeley—Los Angeles, 1994.
Delumeau J. Sin and Fear: The Emergence of a Western Guilt Culture, 13—
18th Centuries. N.Y., 1990.
Demos J.P. Entertaining Satan. Witchcraft and the Culture of Early New
England. Oxford, 1982.
Denton M.F. A Woman’s Place: The Gendering of Genres in Post-Revolu¬
tionary French Painting // Art History. 1998. V. 21. N° 2. P. 219—246.
Dinshaw C. Chaucer’s Sexual Poetics. Madison, 1989.
Donaldson I. The Rapes of Lucretia: A Myth and its Transformations. Ox¬
ford, 1982.
Dowden K. Death and the Maiden: Girls’ Initiation Rites in Greek My¬
thology. L., 1989.
Douglass J.D. Women, Freedom, and Calvin. Philadelphia, 1985.
Du Bois P. Sowing the Body: Psychoanalysis and Ancient Representations
of Women. Chicago, 1988.
Duby G. Male Moyen Age. De l’amour et autres essays. P., 1988.
Dugaw D. Warrior Women and Popular Balladry 1650—1850. Cambridge —
N.Y., 1989.
Dupond-Bouchat М.-S., W.Frijhoff, R.Muchembled. Prophfctes et sorciers
dans les Pays-Bas, XVI—XVIII si£cle. P., 1978.
Early Modern European Witchcraft: Centres and Peripheries / Eds. by
B. Ankarloo, G. Henningsen. Oxford, 1990.
Elshtain J.B. Public Man, Private Woman: Women in Social and Political
Thought. Princeton, 1981.
Eynard L. La Bible au feminine. De l’ancienne tradition й un christianisme
hell6nis6. P., 1990.
Faderman L. Surpassing the Love of Men: Romantic Friendship and Love
between Women from the Renaissance to the Present. L., 1985. (1 ed. —
N.Y., 1981).
Farmer S. Persuasive Voices: Clerical Images of Medieval Wives // Specu¬
lum. 1986. V. 61. P. 517-543.
Fauchery P. La destinde feminine dans le roman еигорёеп du XVIII siёcle,
1713-1807. P., 1972.
Favret-Saada J. Deadly Words: Witchcraft in the Bocage. Cambridge—N.Y.,
1980.
Feminist Readings in Middle English Literature: The Wife of Bath and All
her Sect / Eds. by R. Evans, L. Johnson. L., 1994.
122
Ferguson M. Feminist Polemic: British Women’s Writings in English from
the Late Renaissance to the French Revolution // Women’s Studies In¬
ternational Forum. 1986. № 9. P. 451—464.
Ferrante J.M. Woman as Image in Medieval Literature from the Twelfth
Century to Dante. N.Y. 1975.
Flori J. Amour et societ6 aristocratique au XII siecle: L’exemple des lais de
Marie de France // Moyen Age. 1992. T. 98. № 1. P. 17—34.
Garth H. Saint Mary Magdalen in Mediaeval Literature. Baltimore, 1950.
Gaunt S. Gender and Genre in Medieval French Literature. Cambridge,
1995.
Geffriaud Rosso J. Montesquieu et la femininit£. Pisa, 1977.
Geis G., Bunn I. A Trial of Witches: A Seventeenth-Century Witchcraft
Prosecution. L.—N.Y., 1997.
Ginzburg C. The Night Battles: Witchcraft and the Agrarian Cults in the
Sixteenth and Seventeenth Centuries. L., 1983.
Gold P.S. The Lady and the Virgin: Image, Attitude, and Experience in
Twelfth-Century France. Chicago, 1985.
Goodare J. Women and the Witch-Hunt in Scotland // Social History.
1998. V. 23. № 3. P. 288-308.
Gowing L. Domestic Dangers: Women, Words and Sex in Early Modern
London. Oxford, 1996.
Gregg J.J. Devils, Women, and Jews: Reflections of the Other in Medieval
Sermon Stories. Albany (N.Y.), 1997.
Grieco S.FM. Ange ou Diablesse: la representation de la femme au XVI
sifccle. P., 1991.
Hansen E.T. Chauser and the Fictions of Gender. Berkeley—Los Angeles,
1992.
Haskins S. Mary Magdalene: Myth and Metaphor. L., 1993.
Hays H.R. The Dangerous Sex: The Myth of Feminine Evil. N.Y., 1964.
Henderson K.U., McManus B.F. Half-Humankind. Contexts and Texts of the
Controversy about Women in England, 1540—1650. Urbana, 1985.
Henningsen G. The Witches’ Advocate: Basque Witchcraft and the Spanish
Inquisition 1609—1614. Reno (Nev.), 1980.
Herald J. Renaissance Dress in Italy, 1400—1500. L., 1981.
Hester M. Lewd Women and Wicked Witches. L., 1992.
History of Ideas on Women: A Source Book / Ed. by R. Agonito. N.Y.
1977.
Hoffmann P. La femme dans la pensee des Lumifcres. P. 1977.
Holmes C. Women: Witnesses and Witches // Past and Present. 1993.
№ 140. P. 45-78.
Horowitz M.C. The Woman Question in Renaissance Texts // History of
European Ideas. 1987. V. 8. № 4/5. P. 587—595.
Huchet J.-C. L’amour dit courtois. La «Fin amors» chez les premiers trou¬
badours. Toulouse, 1987.
Huggins M.J. More Sinful Pleasures? Leisure, Respectability and the Male
Middle Classes in Victorian England // Journal of Social History. 2000.
V. 33. № 3. P. 585-600.
123
Ideals for Women in the Works of Christine de Pizan / Ed. by D. Bom-
stein. Detroit, 1981.
Images of God and Gender Models in the Judaeo-Christian Tradition / Ed.
by K.E. Borrensen. Oslo, 1990.
Images of the Feminine in Gnosticism / Ed. by K. King. Philadelphia,
1988.
Images of Women in Antiquity / Ed. by A. Cameron. L., 1983.
Irvin J.L. Womanhood in Radical Protestantism 1525—1675. N.Y.—
Toronto, 1979.
Jardine L. Still Harping on Daughters: Women and Drama in the Age of
Shakespeare. Sussex, 1983.
Jochens J. Old Norse Images of Women. Philadelphia, 1996.
Kahn C. Man’s Estate: Masculine Identity in Shakespeare. Berkeley, 1981.
Karant-Nunn S. Continuity and Change: Some Effects of the Reformation
on the Women of Zwickau // Sixteenth Century Journal. 1982. V. 13.
P. 17-42.
Karlsen C. The Devil in the Shape of a Woman. N.Y., 1987.
Karnein A. «De Amore» in volkprachlicher Literatur: Untersuchungen zur
Andreas Capellanus Rezeption in Mittelalter und Renaissance. Heidel¬
berg, 1985.
Karras R.M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend // Journal
of the History of Sexuality. 1990. Vol. 1. P. 3—32.
Keller E.F. Reflections on Gender and Science. New Haven, 1985.
Kestner J. Masculinities in Victorian Paintings. L., 1995.
Kieckhefer R. European Witch Trials: Their Foundation in Popular and
Learned Culture, 1300—1500. Berkeley, 1976.
Kinnear M. Daughters of Time. Women in the Western Tradition. Ann
Arbor, 1982.
Kiser L. Telling Classical Tales: Chaucer and the «Legend of Good
Women». Ithaca (N.Y.), 1983.
Kofman S. The Enigma of Woman: Woman in Freud’s Writings. Ithaca
(N.Y.), 1985.
Krueger P.L. Women Readers and the Ideology of Gender in Old French
Verse Romance. Cambridge, 1993.
Lamer C. Enemies of God: The Witch-Hunt in Scotland. L., 1981.
Lamer C. Witchcraft and Religion: The Politics of Popular Belief. Oxford,
1984.
Laskaya A. Chaucer’s Approach to Gender in the «Canterbury Tales». Cam¬
bridge, 1995.
Lazard M. Images litt6raires de la femme & la Renaissance. P., 1985.
Lefkowitz M.R. Women in Greek Myths. L., 1986.
Lorcin M.-T Faxons de sentir et de pencer: Les fabliaux franfais. P., 1979.
Lorcin M.-T. Le feu apprivois6. L’homme, la femme et le feu dans les fab¬
liaux // Revue historique. 1982. № 268. P. 3—15.
Lorcin M.-T. Мёге nature et le devoir social: la тёге et l’enfant dans
l’oeuvre de Christine de Pizan // Revue historique. 1989. № 282. P. 29—
44.
124
Macfarlane A. Witchcraft in Tudor and Stuart England. L., 1970.
Maclean /. The Renaissance Notion of Woman: A Study in the Fortunes
of Scholasticism and Medical Science in European Intellectual Life.
Cambridge, 1980.
Madame ou Mademoiselle? Reflexion de la solitude feminine. XVIII—XXе
siёcles / Eds. par A. Farge, C. Clapisch-Zuber. P., 1984.
Manful Assertions: Masculinities in Britain since 1800 / Eds. by J. Tosh,
M. Roper. L., 1991.
Marie Madeleine dans la mystique, les arts et les lettres. Actes du colloque
international. P., 1988.
Martin P. Chaucer’s Women: Nuns, Wives and Amazons. Basingstoke,
1990.
Martin R. Witchcraft and the Inquisition in Venice, 1559—1650. Oxford,
1989.
McCracken P. The Romance of Adultery: Queenship and Sexual Transgres¬
sion in Old French Literature. Philadelphia, 1998.
McLeod G. Virtue and Venom: Catalogs of Women from Antiquity to the
Renaissance. Ann Arbor, 1991.
McManners J. Abb6s and Actresses: The Church and the Theatrical Profes¬
sion in Eighteenth-Century France. Oxford, 1986.
Medieval Masculinities: Regarding Men in the Middle Ages / Eds. by C.A.
Lees, T. Fenster, J.A. McNamara. Minneapolis, 1994.
Midelfort H.C.E. Witch Hunting in Southwestern Germany 1562—1684: So¬
cial and Intellectual Foundations. Stanford, 1972.
Migiel M., Schiesari J. Refiguring Woman: Perspectives on Gender and The
Italian Renaissance. Ithaca, 1991.
Moi T. Desire in Language: Andreas Capellanus and the Controversy of
Courtly Love // Medieval Literature: Criticism, History, Ideology / Ed.
by D. Aers. Brighton, 1986. P. 11—33.
Moller Okin S. Women in Western Political Thought. Princeton, 1979.
Monter E. W. Witchcraft in France and Switzerland. The Borderlands during
the Reformation. Ithaca (N.Y.), 1976.
Muchembled R. L’invention de l’homme. moderne: sensibilities, moeurs et
comportements collectives sous l’Ancien* Regime. P., 1988.
Muchembled R. La sorcifcre au village, XV—XVIIе $1ёс1е8. P., 1979.
New Images of Medieval Women: Essays toward a cultural anthropology /
Ed. by E.E. DuBruck. Lewiston etc., 1989.
Newman B. From Viril Woman to Woman Christ: Studies in Medieval Re¬
ligion and Literature. Philadelphia, 1995.
Nord D.E. Walking the Victorian Streets: Women, Representation, and the
City. Ithaca (N.Y.), 1995.
Nussbaum F. The Autibiographical Subject: Gender and Ideology in Eight¬
eenth-Century England. Baltimore, 1989.
Okin S.M. Women in Western Political Thought. Princeton, 1979.
Onore e storia nelle societa mediterranea / Ed. by G. Fiume. Palermo,
1989.
Pagels E.H. Adam, Eve, and the Serpent. Harmondsworth, 1990.
125
Pelous J.-M. Amour ргёЫеих, amour galantes: 1654—1675. Essai sur la
representation de 1’amour dans la literature et la societe mondaine. P.,
1980.
Pereira M. N6 Eva ne Maria. Condizione femminile e immagine della
donna nel Medioevo. Bologna, 1981.
Phillips J.A. Eve. The History of an Idea. N.Y., 1984.
Pitkin H.F. Fortune is a Woman. Gender and Politics in the Thought of
Niccolo Machiavelli. Berkeley, 1984.
Peterson M.J. Family, Love and Work in the Lives of Victorian Gentle¬
women. Bloomington, 1989.
Phan M.C. Les amours iltegitimes. Histoires de seduction en Languedoc
(1676-1786). P., 1986.
Piazza R- Adamo, Eva e il serpente. Palermo, 1988.
Picturing Women in Renaissance and Baroque Italy / Eds. by G.A. Johnson,
S.F. Matthews Grieco. Cambridge, 1997.
Platelle H. Le ргоЫёте du scandale. Les nouvelle modes masculines aux
Xle et XHe siecles // Revue beige. 1975. T. 53. P. 1071-1096.
Playing with Gender: A Renaissance Pursuit / Eds. by J. Brink, A. Coudert,
M. Horowitz. Urbana, 1991.
The Politics of Gender in Early Modern Europe / Eds. by J.R. Brink et al.
Kirksville, 1989.
Poovey M. The Proper Lady and the Woman Writer: Ideology as Style in
the Works of Mary Wollstonecraft, Jane Austen and Mary Shelley. Chi¬
cago, 1984.
Poovey M. Uneven Developments: The Ideological Work of Gender in Mid-
Victorian England. Chicago, 1988.
Radcliffe-Umstead D. The Roles and Images of Women in the Middle Ages
and.Renaissance. Pittsburgh, 1975.
Ravoux-Rallo E. La femme a Venise au temps de Casanove. P., 1984.
Rendall J. Women in an Industrialising Society: England 1750—1860. L.,
1990.
Quilligan M. The Allegory of Female Authority: Christine de Pizan’s «Скё
des dames». Ithaca (N.Y.), 1991.
Rees B. The Victorian Lady. L., 1979.
Reflections of Women in Antiquity / Ed. by H.P. Foley. N.Y., 1981.
Religion and Sexism: Images of Women in the Jewish and Christian Tra¬
ditions / Ed. by R.R. Ruether. N.Y., 1974.
Religion, Body, and Gender in Early Modern Spain / Ed. by A. Saint-
Saens. Lewiston (N.J.), 1991.
Reynier G. La femme au XVIIе sidcle, ses enemies et ses dёfenseuгs. P.,
1929.
Rewriting the Renaissance: The Discourses of Sexual Difference in Early
Modern Europe / Eds. by M.V. Ferguson, M. Quilligan, N.J. Vickers.
Chicago, 1986.
The Rights and Wrongs of Women / Eds. by J. Mitchell, A. Oakley. Har-
mondsworth, 1979.
126
Roche D. La Culture des apparences: Une histoire du v&ement, XVII—
XVIIIе sidcle. P., 1989.
Rogers K.M. The Troublesome Helpmate: A History of Misogyny in Litera¬
ture. Seattle, 1966.
Roper L. Stealing Manhood: Capitalism and Magic in Early Modern Ger¬
many // Gender and History. 1991. V. 3. P. 4—22.
Roper L. Witchcraft and Fantasy in Early Modern Germany // History
Workshop Journal. 1991. № 32. P. 19—43.
Roper L. Witchcraft and Fantasy // History Workshop Journal. 1998. № 45.
P. 265-271.
Rose M'B. Making Gender the Question // Journal of British Studies. 1986.
V. 25. № 3. P. 335-344.
Saints and She-Devils: Images of Women in the Fifteenth and Sixteenth
Centuries / Eds. by P. Bange, G. Dresen, J.M. Noel. L., 1987.
Sallmann J.-M. Les sorcifcres, fianc6es de Satan. P., 1989.
Sarsby J. Romantic Love and Society. Harmondsworth, 1983.
Saxonhouse A. W. Women in the History of Political Thought: Ancient
Greece to Machiavelli. Westport, 1985.
Scheibinger L. The Mind Has No Sex? Women in the Origins of Modern
Science. Cambridge (Mass.), 1989.
Scheibinger L. Nature’s Body: Gender in the Making of Modern Science.
Boston, 1993.
Schochet G.J. Patriarchalism in Political Thought. Bristol, 1975.
Schmitz G. The Fall of Women in Early English Narrative Verse. Cam¬
bridge, 1990.
Sex and Gender in Medieval and Renaissance Texts: The Latin Tradition /
Eds. by B.K. Gold, P.A. Miller, C. Platter. Albany (N.Y.), 1997.
The Sexism of Social and Political Theory: Women and Reproduction from
Plato to Nietzsche / Eds. by L.M.G. Clark, L. Lange. Toronto, 1979.
Sexual Asymmetry: Studies in Ancient Society / Eds. by J. Blok, P. Mason.
Amsterdam, 1987.
Sheehan M.M. The Wife of Bath and Her Four Sisters: Reflections on a
Woman’s Life in the Age of Chaucer /*/ Medievalia et Humanistica.
1985. V. 13. № 1. P. 23-42.
Shevelow K. Women and Print Culture: The Construction of Femininity in
the Early Periodical. L.—N.Y., 1989.
Sigal G. Erotic Dawn-Songs of the Middle Ages: Voicing the Lyric Lady.
Gainesville (Fla.), 1996.
Tavard G.H. Women in the Christian Tradition. Notre Dame (Ind.), 1973.
Underdown D. The Taming of the Scold: the Enforcement of Patriarchal
Authority in Early Modern England // Order and Disorder in Early
Modern England / Eds. by A. Fletcher, J. Stevenson. Cambridge, 1995.
Ch. 4.
Victorian Scandals: Representations of Gender and Class / Ed. by K. Gar-
rigan. Athens (Ohio), 1992.
Vigarello G. Concepts of Cleanliness: Changing Attitudes in France Since
the Middle Ages. Cambridge—N.Y., 1988.
127
Wahrman D. Percy's Prologue: From Gender Play to Gender Panic in
Eighteenth-Century England // Past and Present. 1998. N° 159. P. 113—
160.
Walter H. Die Gestalt der Frau. Bildwerke von 30000—20 V. Chr. Stuttgart,
1985.
Warner M. Alone of All her Sex: The Myth and the Cult of the Virgin
Mary. L.-N.Y., 1976.
Walkowitz J. City of Dreadful Delight: Narratives of Sexual Danger in Late-
Victorian London. Chicago, 1992.
Weisl A.J. Conquering the Reign of Femeny: Gender and Genre in
Chaucer’s Romance. Cambridge, 1995.
Wheelwright J. Amazons and Military Maids. L., 1989.
Witchcraft in Early Modem Europe: Studies in Culture and Belief / Eds.
by J. Barry et al. Cambridge, 1995.
Women of Spirit: Female Leadership in the Jewish and Christian Traditions /
Eds. by R.R. Ruether, E. McLaughlin. N.Y., 1979.
Women of the Golden Age. An International Debate on Women in Seven¬
teenth-Century Holland, England and Italy / Eds. by E. Kloek, N. Teeu-
wen, M. Huisman. Hilversum, 1994.
Women’s Sharp Revenge: Five Women’s Pamphlets from the Renaissance /
Ed. by S. Shepard. N.Y., 1985.
Woodbridge L. Women and the English Renaissance: Literature and the Na¬
ture of Womankind, 1549-1620. Urbana (111.), 1984.
Yeazell R. Fictions of Modesty: Women and Courtship in the English
Novel. Chicago, 1991.
Акимова O.A. Женщина и восприятие сферы «женского» на северо-за¬
паде Балкан в XIII—XV вв.: Диалог культур // Средние века.
Вып. 57. 1994. С. 110-125.
Бессмертный Ю.Л. Мир глазами знатной женщины IX в. // Художе¬
ственный язык средневековья. М., 1982. С. 83—107.
Говар К. Прослывшие ведьмами: Четыре женщины, осужденные прево
Парижа в 1390—1391 годы // Казус. Индивидуальное и уникальное
в истории. 2000. М., 2000. С. 221—236.
Дюби Ж. Куртуазная любовь и перемены в положении женщины во
Франции XII века // Одиссей. Человек в истории. 1990. М., 1990.
С. 90-96.
Елисеева О.И. Женская дружба в эпоху Просвещения // Адам и Ева.
№ 1. С. 247-266.
Малинин Ю.П. «И все объяты пламенем любовным, без помыслов дур¬
ных» // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 1996. М.,
1997. С. 41-54.
Селиванова Л.Л. Сестра-супруга Аполлона: Об одной мифологеме
близнечного мифа // Адам и Ева. N° 1. С. 192—224.
Стогова А.В. Превратности дружбы, или Наставления для юной леди
XVII столетия // Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000.
С. 247-267.
128
Стогова А.В. Графиня де Лафайет: Дружба женщины XVII столетия //
Адам и Ева. № 1. С. 225—246.
Шверхофф Г. Or повседневных подозрений к массовым гонениям. Но¬
вейшие германские исследования по истории ведовства в начале
Нового времени // Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996.
С. 306-330.
4. Тело и сексуальность
Bailey D.S. Sexual Relation in Christian Thought. N.Y., 1959.
Barker-Benfield G.J. The Culture of Sensibility: Sex and Society in the
Eighteenth-Century English Novel. Chicago, 1992.
Barret-Ducrocq F. Love in the Time of Victoria: Sexuality, Class and Gen¬
der in Nineteenth Century London. L., 1991.
Barzaghi A. Donne о cortigiane? La prostituzione a Venezia: Documenti di
costume dal XVI al XVIII secolo. Verona, 1980.
Bell R.M. Holy Anorexia. Chicago, 1985.
Before Sexuality: The Construction of Erotic Experience in the Ancient
Greek World / Eds. by D.M.Halperin et al. Princeton, 1990.
Bemos M. et al. Le fruit def£ndu. Les Chretiens et la sexualit6 de l’antiquit6
& nos jours. P., 1985.
Bleier R. Science and Gender: A Critique of Biology and Its Theories about
Women. Elmsford—N.Y., 1984.
Boswell J. Christianity, Social Tolerance and Homosexuality: Gay People in
Western Europe from the Beginning of Christianity to the Fourteenth
Century. Chicago, 1980.
Bray A. Homosexuality in Renaissance England. L., 1982.
Bray A. Historians and Sexuality // Journal of British Studies. 1993. V. 32.
№ 2. P. 189-194.
Brown J.C. Immodest Acts: The Life of a Lesbian Nun in Renaissance Italy.
Oxford—N.Y., 1986.
Brown P. The Body and Society: Men, Women and Sexual Renunciation
in Early Christianity. N.Y., 1988.
Cadden J. Medieval Scientific and Medical Views of Sexuality: Questions
of Propriety // Medievalia et Humanistica. N.S. 1986. V. 14. P. 157—
171.
II corpo delle donne / G.Bock, G.Nobili. Ancona—Bologna, 1988.
Couliano J. Eros and Magic in the Renaissance. Chicago, 1987.
Darmon P. Le mythe de la procrdation й P£ge baroque. P., 1981.
Davenport-Hines R.P.T. Sex, Death and Punishment: Attitudes to sex and
sexuality in Britain since the Renaissance. L., 1990.
Desire and Discipline: Sex and Sexuality in the Premodern West / Eds. by
J. Murray, K. Eisenbichler. Toronto etc., 1996.
Discourses of Sexuality: From Aristotle to AIDS / Ed. by D.C. Stanton.
Ann Arbor, 1992.
Dworkin A. Pornography: Men Possessing Women. N.Y., 1981.
Eccles A. Obstetrics and Gynecology in Tudor and Stuart England. L., 1982.
5 Женщины и мужчины в истории
129
Elliott D. Fallen Bodies: Pollution, Sexuality, and Demonology in the Mid¬
dle Ages. Philadelphia, 1999.
L’erotism au Moyen Age / Ed. par B. Roy. Montreal, 1977.
Fausto-Sterling A. Myths of Gender. Biological Theories about Women and
Men. N.Y., 1986.
Feminist Approaches to the Body in Medieval Literature / Eds. by L. Lorn-
peris, S. Stanbury. Philadelphia, 1993.
Flandrin J.-L. Les amours paysannes. Amour et sexualit6 dans les campag-
nes de l’ancienne France (XVI—XIXе siecle). P., 1975.
Flandrin J.-L. Le sexe et l’Occident. Evolution des attitudes et des com-
portements. P., 1981.
Flandrin J.-L. Un temps pour embrasser. Aux origines de la morale sexuelle
occidentale (VI—XIе siecles). P., 1983.
Fontanille M.-T. Avortement et contraception dans la medicine gr6co-ro-
maine. P., 1977.
Forbidden History: The State, Society and Regulation of Sexuality in Mod¬
ern Europe / Ed. By J.C. Fout. Chicago—L., 1992.
Foucault M. Histoire de la sexualit6. T. 1. La volont6 de savoir. P., 1976.
Framing Medieval Bodies / Eds. by S. Kay, M. Rubin. Manchester, 1994.
Goldhill S. Foucault’s Virginity: Ancient Erotic Fiction and the History of
Sexuality. Cambridge, 1995.
Hart C., Stevenson K.G. Heaven and the Flesh: Imagery of Desire from the
Renaissance to the Rococo. N.Y., 1995.
Hewson M.A. Giles of Rome and the Medieval Theory of Conception. L.,
1975.
Hull I.V. Sexuality, State, and Civil Society in Germany, 1700—1815. Ithaca
(N.Y.), 1996.
Human Sexuality in the Middle Ages and Renaissance / Ed. by D. Rad-
cliff-Umstead. Pittsburgh, 1978.
Jacquart D., Thomasset C. Sexuality and Medicine in the Middle Ages.
Princeton, 1988.
Jordanova L. Sexual Visions: Images of Gender in Science and Medicine
between the Eighteenth and Twentieth Centuries. Madison (Wis.), 1989.
Kamuf P. Fictions of Feminine Desire: Disclosures of Eloise. Lincoln
(Nebr.), 1982.
Keuls E. The Reign of the Phallus: Sexual Politics in Ancient Athens. N.Y.,
1986.
Laqueur T. Making Sex: Body and Gender from the Greeks to Freud. Cam¬
bridge (Mass.)—L., 1990.
Lholest B. L’amour enferm6. Amour et sexualit6 dans la France du XVIе
siecle. P., 1990.
The Making of Modern Body / Eds. by T. Gallagher, T. Laqueur. Berkeley,
1987.
Martin E. The Woman in the Body. Boston, 1987.
Mason M. The Making of Victorian Sexuality. Oxford, 1995.
McLaren A. Birth Control in Nineteenth-Century England. N.Y., 1978.
130
McLaren A. A History of Contraception from Antiquity to the Present Day.
Oxford, 1990.
McLaren A. Reproductive Rituals: The Perception of Fertility in England
from the Sixteenth Century to the Nineteenth Century. L.—N.Y., 1984.
McLaren A. Sexuality and the Social Order: The Debate over the Fertility
of Women and Workers in France, 1770—1920. N.Y., 1983.
McLaren A. The Trial of Masculinity: Policing Sexual Boundaries 1870—
1930. Chicago-L., 1997.
Medieval Theology and the Natural Body / Eds. by P. Biller, A.J. Minnis.
York, 1997.
Miles M. Carnal Knowing: Female Nakedness and Religious Meaning in the
Christian West. Boston, 1990.
Mitchison R., Leneman L. Sexuality and Social Control: Scotland, 1660—
1780. Oxford, 1989.
Noonan J.T\ Contraception: A History of Its Treatment by the Catholic
Theologians and Canonists. Cambridge (Mass.), 1966.
Pilosu M. La donna, la lussuria e la chiesa nel Medioevo. Genoa, 1989.
Pleasure and Danger: Exploring Female Sexuality / Ed. by H.C. Vance.
N.Y., 1984.
Perrot Ph. Le travail des apparences, ou les transformations du corps femi¬
nine XVIII-XIXe sidcle. P., 1984.
Porter R., Hall L. The Facts of Life: The Creation of Sexual Knowledge in
Britain, 1650-1950. L., 1995.
Pouchelle M.-C. Corps et chirurgie a l’apog6e du Moyen Age. P., 1983.
Quaife G.R. Wanton Wenches and Wayward Wives: Peasants and Illicit Sex
in Early Seventeenth Century England. L., 1979.
Roper L. Oedipus and the Devil. Witchcraft, Sexuality and Religion in Early
Modern Europe. L., 1994.
Rose J. Sexuality in the Field of Vision. L.—N.Y., 1986.
Rose M.B. The Expense of Spirit: Love and Sexuality in English Renaissance
Drama. Ithaca (N.Y.), 1988.
Rousselle A. Porneia: On Desire and the Body in Antiquity. Oxford, 1988.
Ruggiero G. The Boundaries of Eros: Sex, Crime and Sexuality in Renais¬
sance Venice. Oxford—N.Y., 1985.
Ryan M.} Gordon A. Body Politics: Desease, Desire, and the Family. Ox¬
ford, 1994.
Sexual Underworlds of the Enlightenment / Eds. by R. Porter, G.S. Rous¬
seau. Manchester, 1987.
Sexuality and Gender in Early Modern Europe / Ed. by J.G. Turner. Cam¬
bridge, 1993.
Sexuality in Eighteenth-Century Britain / Ed. by P.-G. Bouce. Manchester,
1982.
Sissa G. Le corps virginal. La virginalit6 feminine en Grfcce ancienne. P.,
1987.
Vigarello G. Le corps redress^. P., 1978.
Western Sexuality: Practice and Precept in Past and Present Times / Eds.
by Ph. Aries and A. Bejin. Oxford, 1985.
5*
131
Wood С. T. The Doctor’s Dilemma: Sin, Salvation and the Menstrual Cycle
in Medieval Thought // Speculum. 1981. V. 56. P. 710—727.
5. Гендерная асимметрия в браке и семье
Altschul М. A Baronial Family in Medieval England: The Clares, 1217—
1314. Baltimore, 1965.
Amour, mariage et transgressions au Moyen Age / Eds. D. Boschinger,
A. Cr6pin. Ktimmerle, 1984.
Anderson M. Approaches to the History of the Western Family, 1500—1914.
L., 1980.
Aries Ph. L’Enfant et la vie familiale sous l’Ancien Regime. P., 1973.
Arnold K. Kind und Gesellschaft in Mittelalter und Renaissance. Paderborn,
1980.
Baernstein P.R. In Widow’s Habit: Women between Convent and Family in
Sixteenth-Century Milan // Sixteenth Century Journal. 1994. V. 5. N° 4.
P. 797-807.
Bastardy and its Comparative History / Eds. by P. Laslett et al. L., 1980.
Beer M. Eltern und Kinder des spaten Mittelalters in ihren Briefen. Fa-
milienleben in der Stadt des Spatmittelalters und der friihen Neuzeit mit
besoderer Beriicksichtigung Niirnbergs (1400—1550). Niirnberg, 1990.
Between Ourselves: Letters Between Mothers and Daughters, 1750—1982.
Boston, 1983.
Biller P.P.A. Birth-Control in the West in the Thirteenth and Early Four¬
teenth Centuries // Past and Present. 1982. N° 94. P. 3—26.
Body Politics: Disease, Desire, and the Family / Eds. by M. Ryan, A. Gor¬
don. Oxford, 1994.
Bonfield L. Marriage Settlements 1601 — 1740. Cambridge, 1983.
Branca P. Silent Sisterhood: Middle-Class Women in the Victorian Home.
Pittsburgh, 1975.
Brodsky (Elliot) V. Widows in Late Elizabethan London: Remarriage, Eco¬
nomic Opportunity and Family Orientations // The World We Have
Gained: Histories of Population and Social Structures / Eds. by L. Bon¬
field et al. Oxford, 1986. P. 122—154.
Brooke C.N.L. The Medieval Idea of Marriage. Oxford, 1989.
Brucker G. Giovanni and Lusanna: Love and Marriage in Renaissance
Florence. Chicago—L., 1986.
Brundage J.A. Law, Sex, and Christian Society in Medieval Europe. Chi¬
cago, 1987.
Brundage J.A. Sex, Law and Marriage in the Middle Ages. Aldershot, 1993.
Brundage J.A., Bullough V.L. Sexual Practices and the Medieval Church.
Buffalo, 1982.
Calvi G. II contratto morale: madri e figli nella Toscana moderna. Bari,
1994.
Cantalamessa R. Etica sessuale e matrimonio nel Christianismo delle orig-
ine. Milan, 1977.
Casey J. The History of the Family. Oxford, 1989.
132
Clanchy M. Law and Love in the Middle Ages // Disputes and Settlements:
Law and Human Relations in the West / Ed. by J. Bossy. Cambridge,
1983. P. 47-68.
Clunies R.M. Concubinage in Anglo-Saxon England // Past and Present.
1985. № 108. P. 3-34.
Colby V. Yesterday’s Woman: Domestic Realism in the English Novel.
Princeton, 1974.
Collomp A. La maison du рёге: famille et village en Haute Provence aux
XVIIе et XVIIIе sibcles. P., 1983.
Damon P. Le tribunal de l’impuissance: virility et ddfaillances conjugales
dans I’ancienne France. P. 1979.
Darrow M.H. French Noblewomen and the New Domesticity, 1750—1850 //
Feminist Studies. 1979. V. 5. № 1. P. 41—65.
Daughters, Wives and Widows: Writings by Men about Women and Mar¬
riage in England, 1500—1640 / Ed. by J.L. Klein. Urbana, 1992.
Davidoff L., Hall C. Family Fortunes: Men and Women of the English Mid¬
dle Class, 1780-1850. L., 1987.
Davidson C. A Woman’s Work Is Never Done: a History of Housework in
the British Isles, 1650—1950. L., 1981.
Davis N.Z. Ghosts, Kin and Progeny: Some Features of Family Life in
Early Modern France // Daedalus. 1977. Vol. 106. № 2. P. 87—114.
Davis N.Z. The Return of Martin Guerre. Harmondsworth, 1985.
Degler C.N. Women and the Family // The Past Before Us: Contemporary
Historical Writing in the US / Ed. by M. Kammen. Ithaca, 1980.
P. 308-326.
Delille G. Famille et propri6t6 dans le royaume de Naples (XV—XIXе
sifccles). P., 1985.
Delong C. L’amour au XVIIе sifccle. P., 1969.
Desan S. Reconstituting the Social after the Terror: Family, Property and
the Law in Popular Politics // Past and Present. 1999. № 164. P. 81 —
121.
Dessertine D. Divorcer к Lyon sous la Revolution et l’Empire. Lyon, 1991.
Dixon S. The Roman Mother. L.—Sydney, L988.
Dixon S. The Roman Family. Baltimore, 1992.
Duby G. Le chevalier, la femme et le pr£tre. Le marriage dans la France
feodale. P., 1981.
Duby G. Medieval Marriage: Two Models from Twelfth-Century France.
Baltimore, 1978.
Dulmen R. van. Frauen vor Gericht. Kindesmord in der fruhen Neuzeit.
Frankfurt am Main, 1991.
Durston C. The Family in the English Revolution. Oxford, 1989.
Earle P. The Making of the English Middle Class: Business, Society and
Family Life in London 1660—1730. L., 1989.
Elliott D. Spiritual Marriage: Sexual Abstinence in Medieval Wedlock.
Princeton, 1993.
Ezell M.J.M. The Patriarch’s Wife. Literary Evidence and the History of the
Family. Chapel Hill, 1987.
133
Die Familie als sozialer und historischer Verband / Hg. P.J. Schuler. Sig-
maringen, 1987.
The Family / Eds. by T. Hareven et al. N.Y., 1978.
Family and Inheritance: Rural Society in Western Europe, 1200—1800 /
Eds. by J. Goody, J. Thirsk, E.P. Thompson. Oxford—N.Y., 1978.
Family and Sexuality in French History / Eds. by R. Wheaton and
T.K. Hareven. Philadelphia, 1980.
Family Forms in Historic Europe / Ed. by R. Wall et al. Cambridge, 1983.
The Family in Italy from Antiquity to the Present / Eds. by D.I. Kertzer,
R.P. Sailer. New Haven—L., 1991.
The Family in History / Ed. by C.E. Rosenberg. Philadelphia, 1975.
The Family in Ancient Rome: New Perspectives / Ed. by B. Rawson. Ithaca
(N.Y.)-L., 1986.
The Family: Its Structure and Functions / Ed. by R.L. Coser. N.Y., 1964.
Farge A., Foucault M. Le ddsordre des families. Lettres de cachet des ar¬
chives de la Bastille. P., 1982.
Farrell M.L Performing Motherhood: The S6vigne Correspondence. Hano¬
ver (N.H.), 1991.
Fildes V. Breasts, Bottles and Babies: A History of Infant Feeding. Edin¬
burgh, 1986.
Finch A. Repulsa uxore sua: marital difficulties and separation in the later
Middle Ages // Continuity and Change. 1993. V. 8. Pt. 1. P. 11—38.
Flandrin J.-L. Families in Former Times: Kinship, household and sexuality.
Cambridge, 1979.
Fouquet C, Knibiehler Y. L’histoire des тёгеэ du Moyen Age к nos jours.
P., 1980.
Fox R. Kinship and Marriage: An Anthropological Perspective. Cambridge,
1967.
Frost G.S. Promises Broken: Courtship, Class and Gender in Victorian Eng¬
land. Charlottesville, 1995.
Galabrun A.P. The Birth of Intimacy: Private and Domestic Life in Early
Modem Paris. Oxford, 1991.
Gaudemet J. Le marriage en Occident. Les moeurs et le droit. P., 1985.
Gdlis J. History of Childbirth: Fertility, Pregnancy and Birth in Early Mod¬
ern Europe. Cambridge, 1991.
The German Family: Essays on the Social History of the Family in Nine¬
teenth— and Twentieth—Century Germany / Eds. by R.J. Evans,
W.R. Lee. L., 1981.
Gies F., Gies J. Marriage and Family in the Middle Ages. N.Y., 1987.
Gillis J.R. Affective Individualism and the English Poor // Journal of In¬
terdisciplinary History. 1979. V. 10. Nq 1. P. 121—128.
Gillis J.R. For Better, for Worse: British Marriages, 1600 to the Present. Ox-
ford-N.Y., 1985.
Gillis J.R. Servants, Sexual Relations and the Risks of Illegitimacy in Lon¬
don, 1801-1900 // Feminist Studies. 1979. V. 5. Nq 1. P. 142-173.
134
Gillis J.R. «А Triumph of Hope over Experience»: Chance and Choice in
the History of Marriage // International Review of Social History. 1999.
V. 44. Pt. 1. P. 47-54.
Gillis J.R. A World of their Own Making: Myth, Ritual, and the Quest for
Family Values. Cambridge (Mass.), 1996.
Goody J. The Development of the Family and Marriage in Europe. Cam¬
bridge, 1983.
Guiral P., Thuillier G. La vie quotidienne des domestiques en France au
XIXе sifccle. P., 1978.
Hallet J.P. Fathers and Daughters in Roman Society: Women and the Elite
Family. Princeton, 1992.
Hammerton A.J. Cruelty and Companionship: Conflict in Nineteenth-Cen¬
tury Married Life. L., 1992.
Hanawalt B. Childrearing among the Lower Classes in Late Medieval Eng¬
land // Journal of Interdisciplinary History. 1977. V. 8. N9 1. P. 1—22.
Hanawalt B. The Ties That Bound. Peasant Families in Medieval England.
N.Y., 1986.
Hanawalt B. Seeking the Flesh and Blood of Manorial Families // Journal
of Medieval History. 1988. V. 14. № 1. P. 33-46.
Hanley S. Engendering the State: Family Formation and State Building in
Early Modern France // French Historical Studies. 1989. V. 16. N9 1.
P. 4-27.
Heijden M. van der. Women as Victims of Sexual and Domestic Violence
in Seventeenth-Century Holland // Journal of Social History. 2000.
V. 33. N9 3. P. 624-644.
Helmholz R.H. Marriage Litigation in Medieval England. Cambridge, 1974.
Herlihy D. Women, Family and Society in Medieval Europe. Providence —
Oxford, 1995.
Herlihy D., Klapisch-Zuber C. Tuscans and their Families: A Study of the
Florentine Catasto of 1427. New Haven, 1985.
Histoire de la famille / Dir. А. Burguifcre et al. P., 1986.
History of Childhood / Ed. by L. de Mause. N.Y., 1974.
Hoffer P.C., Hull N.E.H. Murdering Mothers: Infanticide in England and
New England, 1558-1803. N.Y., 1981.
Houlbrooke R.A. The English Family 1450-1700. L.-N.Y. 1985.
Hughes D.O. Representing the Family: Portraits and Purposes in Early
Modern Italy // Art and History. Images and Their Meaning / Eds. by
R.I. Rotberg, T.K. Rabb. Cambridge, 1988.
Humbert M. Le remarriage a Rome. Etudes d’histoire juridique et sociale.
Milan, 1972.
Humphreys S. Family, Women and Death: Comparative Studies. L., 1983.
Hunt D. Parents and Children in History: The Psychology of Family Life
in Early Modern France. N.Y., 1972.
Hunt L. The Family Romance of the French Revolution. L., 1992.
Household and Family in Past Time / Eds. by P. Laslett, R. Wall. Cam¬
bridge, 1972.
135
Ingram M. Church Courts, Sex and Marriage in England, 1570—1640.
Cambridge, 1990.
Interest anc^ Emotion. Essays in the Study of Family and Kinship / Eds. by
H. Medick, D. Sabean. Cambridge, 1988. *
Kelly H.A. Love and Marriage in the Age of Chaucer. Ithaca, N.Y., 1975.
Kent F.W. Household and Lineage in Renaissance Florence. Princeton,
1977.
Kittell E.E. Guardianship over Women in Medieval Flanders: A Reappraisal //
Journal of Social History. 1998. Vol. 31. № 4. P. 897—930.
Klapisch-Zuber C. La famille medievale // Histoire de la population fran-
caise / Ed. by J. Dupaquier. T. 1. P., 1988.
Klapisch-Zuber C. Women, Family, and Ritual in Renaissance Italy. Chi¬
cago, 1985.
Klapisch-Zuber C. La famiglia e le donne nel Rinascimento e Firenze. Bari,
1988.
Knibiehler K, Fouquet C. L’histoire de mrires du Moyen Age a nos jours.
P., 1980.
Labarge M.W. A Baronial Household of the Thirteenth Century. N.Y.,
1965.
Labour and Love: Women’s Experience of Home and Family 1850—1940 /
Ed. by J. Lewis. N.Y.—Oxford, 1986.
Lacey W.K The Family in Classical Greece. Ithaca (N.Y.), 1968.
Langer W. Infanticide: A Historical Survey // History of Childhood Quar¬
terly. 1974. Vol. I. № 3. P. 353-365.
Laslett P. Family Life and Illicit Love in Earlier Generations. Essays in His¬
torical Sociology. Cambridge, 1977.
Laurent S. Naitre au Moyen Age. De la conception к la naissance: la gros-
sesse et l’accouchement (XII—XVе sifccles). P., 1989.
Lebrun F. La vie conjugate sous l’Ancien Regime. P., 1975.
Leclercq J. Le marriage vu par les moines au XIIе siecle. P., 1983.
Levine D. Family Formation in an Age of Nascent Capitalism. N.Y.—
Toronto, 1977.
Levine D. Reproducing Families. The Political Economy of English Popu¬
lation History. Cambridge, 1987.
Lewis J. The Politics of Motherhood. L., 1980.
Lofts N. Domestic life in England. L., 1976.
Lewis J.S. In the Family Way. Childbearing in the British Aristocracy,
1760—1860. New Brunswick, 1986.
Lottin A. La desunion du couple sous l’Ancien Regime: l’exemple du Nord.
P., 1975.
Macfarlane A. The Family Life of Ralph Josselin, a Seventeenth-century
Clergyman: An essay in historical anthropology. Cambridge, 1970.
Macfarlane A. Marriage and Love in England: Modes of Reproduction,
1300-1840. Oxford—N.Y., 1986.
Macfarlane A. Review of Lawrence Stone. «The Family Sex and Marriage
in England 1500—1800» // History and Theory. 1979. V. 18. № 1.
P. 103-125.
136
Mariage et sexualit6 au Moyen Age / Dir. par M. Rouche. P., 2000.
Marriage and Fertility: Studies in Interdisciplinary History / Eds. by
R.I. Rotberg, T.K. Rabb. Princeton, 1980.
Marriage and Remarriage in the Populations of the Past / Ed. by
J. DOpaquier. L., 1981.
Marriage and Society: Studies in the Social History of Marriage / Ed. by
R.B.L. Outhwaite, 1981.
The Marriage Bargain: Women and Dowries in European History / Ed. by
M. A. Kaplan. N.Y., 1985.
Malcolmson Л.Р. W. The Pursuit of the Heiress: Aristocratic Marriage in Ire¬
land, 1750-1820. Belfast, 1982.
Marshall S. The Dutch Gentry, 1500—1650: Family, Faith and Fortune.
N. Y. etc., 1987.
II matrimonio nella societa altomedievale. T. I—II. Spoleto, 1977.
Medieval Family Roles: A Book of Essays / Ed. by C.J. Itnyre. N.Y.—L.,
1996.
Mitterauer M.f Sieder R. The European Family: Patriarchy to Partnership
from the Middle Ages to the Present. Oxford, 1982.
Molho A. Marriage Alliance in Late Medieval Florence. Princeton, 1994.
Moore K. Victorian Wives. N.Y., 1974.
Mount F. The Subversive Family: An Alternative History of Love and Mar¬
riage. L., 1982.
Mundy J.H. Le marriage et les femmes к Toulouse au temps des Cathares //
Annales E.S.C. 1987. A. 42. № 1. P. 117-134.
Nicholas D. The Domestic Life of a Medieval City: Women, Children and
the Family in Fourteenth-Century Ghent. Lincoln (Nebr.), 1985.
The Olde Daunce: Love, Friendship, Sex, and Marriage in the Medieval
World / Eds. by R.R. Edwards, S. Spector. Albany (N.Y.), 1991.
Ozment S. Magdalena and Balthasar: An Intimate Portrait of Life in Six¬
teenth Century Europe Revealed in the Letters of a Nuremberg Husband
and Wife. N.Y., 1986.
Ozment S. When Fathers Ruled: Family Life in Reformation Europe. Cam¬
bridge (Mass.), 1983.
Palmer R. C. Contexts of Marriage in Medieval England: Evidence from the
King’s Court circa 1300 // Speculum. 1984. V. 59. № 1. P. 42—67.
PardaitU-Galabrun A. The Birth of Intimacy: Private and Domestic Life in
Early Modern Paris. Philadelphia, 1991.
Phillips R. Women’s Emancipation, the Family and Social Change in Eight¬
eenth-Century France // Journal of Social History. 1979. V. 12. Nq 4.
P. 553-567.
Phillips R. Family Breakdown in Late Eighteenth-Century France. Oxford,
1981.
Phillips R. Putting Asunder: A History of Divorce in Western Society. Cam¬
bridge, 1989.
Plakans A. Kinship in the Past: An Anthropology of European Family Life,
1500-1900. Oxford, 1984.
137
Pollock L. Forgotten Children: Parent-Child Relations from 1500 to 1900.
Cambridge, 1983.
Pollock L. A Lasting Relationship: Parents and Children over Three Cen¬
turies. L., 1987.
Poor Women and Children in the European Past / Eds. by J. Henderson,
R. Wall. L., 1994.
Rich A. Motherhood as Experience and Institution. N.Y., 1976.
Roper L The Holy Household: Women and Morals in Reformation
Augsburg. Oxford, 1991. (1st ed. — 1989).
Ross E. «Fierce Questions and Taunts»: Married Life in Working-Class Lon¬
don, 1870—1914 // Feminist Studies. 1982. V. 8. Nq 3. P. 575—602.
Ross E. Love and Toil: Motherhood in Outcast London, 1870—1918. Ox-
ford-N.Y. 1993.
Saffley T. Let no Man Put Asunder. The Control of Marriage in the Ger¬
man Southwest: A Comparative Study. L., 1979.
Schnell R. The Discourse on Marriage in the Middle Ages // Speculum.
1998. V. 73. Nq 3. P. 771-786.
Schucking L.L. The Puritan Family: A Social Study from the Literary
Sources. L., 1969.
Schnell R. The Discourse of Marriage in the Middle Ages // Speculum.
1998. V. 73. N9 3. P. 771-786.
Segalen M. Mari et femme dans la society paysanne. P., 1980.
Segalen M. Love and Power in the Peasant Family: Rural France in the
Nineteenth Century. Oxford, 1983.
Sharpe J.A. Plebeian Marriage in Stuart England: Some Evidence from
Popular Literature // Transactions of Royal Historical Society. 1986.
V. 36. P. 69-90.
Sharpe J.A. Domestic Homicide in Early Modern England // Historical
Journal. 1981. V. 24. № 1. P. 29-48.
Shanley M.L. Marriage and the Law in Victorian England, 1850—1895.
Princeton, 1989.
Sheehan M.M. Choice of Marriage Partner in the Middle Ages // Studies
in Medieval and Renaissance History. N.S. 1978. V. 1. P. 3—33.
Sheehan M.M. Marriage, Family and Law in Medieval Europe / Ed. by
J.K. Farge. Toronto, 1995.
Shorter E. The Making of the Modern Family. L., 1975.
Slater M. Family Life in the Seventeenth Century: The Verneys of Claydon
House. L., 1984.
Stone L. The Family, Sex and Marriage in England 1500—1800. L., 1977.
Stone L. The Road to Divorce. England 1530—1987. Oxford, 1990.
Stone L. Uncertain Unions: Marriage in England 1660—1753. Oxford, 1991.
Stone L. Broken Lives: Separation and Divorce in England 1660—1857. Ox¬
ford, 1993.
Storia del matrimonio / M. de Giorgio, C. Klapisch-Zuber. Bari, 1995.
Storia della famiglia italiana / M. Barbagli, D. Kertzer. Bologna, 1992.
138
Strumingher L.S. L’Ange de la Maison: Mothers and Daughters in Nine¬
teenth-Century France // International Journal of Women’s Studies.
1979. V. II. No 1. P. 51-61.
Strumingher L.S. Women and the Making of the Working Class: Lyon,
1830-1870. St. Albans, 1979.
Sussman G.D. Selling Mother’s Milk: The Wet-Nursing Business in France,
1715-1914. Urbana (111.), 1982.
Tosh J. A Man’s Place. Masculinity and the Middle-Class Home in Victo¬
rian England. New Haven—L., 1999.
Traer S. Marriage and Family in Eighteenth-Century France. Ithaca (N.Y.),
1980.
Trumbach R. The Rise of the Egalitarian Family: Aristocratic Kinship and
Domestic Relations in Eighteenth-Century England. L. etc., 1978.
Ungari P. Storia del diritto di famiglia in Italia. Bologna, 1974.
Upon My Husband’s Death: Widows in the Literature and Histories of Me¬
dieval Europe / Ed. by L. Mirrer. Ann Arbor, 1991.
Veyne P. La famille et l’amour sous le Haut-Empire romain // Annales.
E.S.C. 1978. A. 33. N° 1. P. 35-63.
Wife and Widow in Medieval England / Ed. by S.S. Walker. Ann Arbor,
1993.
Wilson A. Participant or Patient. Seventeenth-Century Childbirth from the
Mother’s Point of View // Patients and Practitioners: Lay Perceptions of
Medicine in Pre-Industrial Society / Ed. by R. Porter. Cambridge, 1985.
Wilson K.M., Makowski E.M. Wykked Wyves and The Woes of Marriage.
N.Y., 1990.
Women as Mothers in Pre-Indusrial England: Essays in Memory of Dorothy
MacLaren / Ed. by V. Fildes. L., 1990.
Абрамсон М.Л. Алессандра Строцци и ее семья (Флоренция, XV
век) // Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни
в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени /
Под ред. Ю.Л. Бессмертного. М., 2000. С. 29—69.
Абрамсон М.Л. Супруги, их родные и близкие в южноитальянском го¬
роде Высокого Средневековья (X—XIII вв.) // Человек в кругу
семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала но¬
вого времени / Под ред. Ю.Л. Бессмертного. М., 1996. С. 103—135.
Арнаутова Ю.Е. «Святой! Помоги мне, иначе я потеряю свое дитя»:
(Дети и детские недуги в зеркале средневековых миракул XII—
XIII вв.) // Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000.
С. 285-306.
Арнаутова Ю.Е. Женщина в «культуре мужчин»: Брак, любовь, телес¬
ная красота глазами агиографов X века // Адам и Ева. № 1. М.,
2001. С. 47-90.
Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Пер. с
франц. Екатеринбург, 1999.
Байок Дж.Л. Наложницы и дочери в Исландии XIII века // Другие
Средние века. К 75-летию А.Я. Гуревича. М.—СПб., 2000. С. 36—
42.
139
Бессмертный Ю.Л. Брак, любовь и семья в средневековой Франции //
Пятнадцать радостей брака и другие сочинения французских авто¬
ров: XIV—XV вв. М, 1991. С. 282-309.
Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века: Очерки демогра¬
фической истории Франции. М., 1991.
Бессмертный Ю.Л. К изучению матримониального поведения во
Франции XII—XIII вв. // Одиссей. Человек в истории. 1988. М.,
1989. С. 98-113.
Бессмертный Ю.Л. Новая демографическая история // Одиссей. Чело¬
век в истории. 1994. М., 1994. С. 239—256.
Женщина, брак, семья до начала нового времени / Под ред.
Ю.Л. Бессмертного. М., 1993.
Дэвис Н.З. Духи предков, родственники и потомки: Некоторые черты
семейной жизни во Франции начала нового времени // Альманах
THESIS. 1994. Выпуск 6 (Женщина, мужчина, семья). С. 201—241.
Дюби Ж. Почтенная матрона и плохо выданная замуж. Восприятие за¬
мужества в северной Франции около 1100 года // Одиссей. Человек
в истории. 1996. М., 1996. С. 236—251.
Лучицкая С.И. Семья крестоносца: Супружеский конфликт в начале
XII века // Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной
жизни в Европе до начала нового времени / Под ред. Ю.Л. Бес¬
смертного. ML, 1996. С. 136—156.
Пушкарева Н.Л. Материнство как социально-исторический феномен.
(Обзор зарубежных исследований по истории европейского мате¬
ринства) // Женщина в российском обществе. Иваново, 2000. Nq 1.
С. 9-23.
Тушина Е.А. О брачно-семейных представлениях французского рыцар¬
ства // Историческая демография докапиталистических обществ За¬
падной Европы: Проблемы и исследования / Под ред. Ю.Л. Бес¬
смертного. М., 1988. С. 135—143.
Шлюмбом Ю. «Ни страсти, ни симпатии к жене», однако «десятерых
детей с ней произвел на свет»: Комментарий автобиографии одного
нюрнбергского портного XVIII века // Социальная история. Еже¬
годник. 2000. М., 2000. С. 307-324.
6. Гендер в экономике и в праве
Anderson B.S. Women’s Work and Women’s Status in the European Past //
Journal of Family History. 1989. V. 14. Nq 4.
The Art of Midwifery: Early Modern Midwives in Europe / Ed. by H. Mar-
land. L., 1993.
Bachrach S. Dames Employdes: The Feminization of Postal Work in Nine¬
teenth-Century France. N.Y., 1985.
Beattie J.M. The Criminality of Women in Eighteenth-Century England //
Journal of Social History. 1975. V. 8. P. 80—116.
ВёпаЬои E.M. La prostitution et la police des moeurs au XVIIIе sifccle. P.
1987.
Bennett J.M. Women in the Medieval English Countryside: Gender and
Household in Brigstock before the Plague. N.Y., 1987.
140
Bennett J.M. «History that stands still»: Women’s Work in the European
Past // Feminist Studies. 1988. № 14. P. 269—283.
Benton J.F. Women’s Problems and the Professionalization of Medicine in
the Middle Ages // Bulletin of the History of Medicine. 1985. V. 59.
P. 30-53.
Bordeaux M. Droit et femmes seules. Les pieces de la discrimination // Ma¬
dame ou mademoiselle? Itin£raires de la solitude feminine, 18—20e
sidcles. P., 1984.
Boserup E. Women’s Role in Economic Development. N.Y., 1970.
Brodmeier B. Die Frau im Handwerk in historischer und moderner Sicht.
Munster, 1963.
Brown J.C. A Woman’s Place Was in the Home: Women’s Work in Ren¬
aissance Tuscany // Rewriting the Renaissance / Eds. by M.W. Ferguson
et al. Chicago, 1986. P. 206—224.
Brown J.C., Goodman J. Women and Industry in Florence // Journal of
Economic History. 1980. V. 40. № 1. P. 73—80.
Brownmiller S. Against Our Will: Men, Women and Rape. N.Y., 1983.
Bullough V.L., Bullough B. Prostitution: An Illustrated Social History. N.Y.,
1978.
Bullough V.L., Bullough B. Women and Prostitution: A Social History. Buf¬
falo, 1987.
Cahn S. Industry of Devotion: The Transformation of Women’s Work in
England, 1500-1660. N.Y., 1987.
Canosa R., Collonello I. Storia della prostituzione in Italia. Roma, 1989.
Chojnacki S. Dowries and Kinsmen in Early Renaissance Venice // Journal
of Interdisciplinary History. 1975. V. 4. P. 571—600.
Churches C. Women and Property in Early Modern England: A Case-
Study // Social History. 1998. V. 23. № 2. P. 165-180.
Clark A. Working Life of Women in the Seventeenth Century. L., 1982. (1st
ed. - 1919, 3rd ed. - 1992).
Clark A. Women’s Silence, Men’s Violence: Sexual Assault in England,
1770-1845. L., 1987.
Cohen S. The Evolution of Women’s Asylums since 1500. From Refuges for
Ex-Prostitutes to Shelters for Battered Women. N.Y., 1992.
Corbin A. Les Filles des Noce: пшёге sexuelle et prostitution (19e et 20e
81ёс1е8). P., 1978.
Davis J.C. A Venetian Family and its Fortune, 1500 — 1900: The Dona and
the Conservation of their Wealth. Philadelphia, 1975.
Davis N.Z. Women in the Crafts in Sixteenth-Century Lyon // Feminist
Studies. 1982. V. 8. Nq 1. P. 47-80.
Dawes F. Not in Front of the Servants: Domestic Service in England,
1850-1939. L., 1973.
La Donna nell’economia secc. XIII—XVIII. Atti della XXI settimana di
Studi dell’ Instituto Intemazionale F. Datini di Prato. Firenze, 1990.
Donnison J. Midwives and Medical Men: A History of Interprofessional Ri¬
valries and Women’s Rights. L., 1977.
141
Ehrenreich В., English D. Witches, Midwives and Nurses. A History of
Women Healers. L., 1976.
Erickson A.L. Women and Property in Early Modem England. L., 1993.
Evans R.J. Prostitution, State and Society in Imperial Germany // Past and
Present. 1976. N9 70. P. 106—129.
Fairchilds C. Domestic Enemies: Servants and their Masters in Old Regime
France. Baltimore, 1984.
Fay-Sallois F. Les nourrices a Paris au XIXе sifccle. P., 1979.
Femmes et patrimoine dans les societds rurales de YEurope m6diterran6ene.
Marseilles, 1987.
Fernandez A. The Repression of Sexual Behaviour by the Aragonese Inqui¬
sition between 1560 and 1700 // Journal of the History of Sexuality.
1997. V. 7. № 4. P. 469-501.
Fildes V. Wet-Nursing: A History from Antiquity to the Present. Oxford,
1988.
Finn M. Working-Class Women and the Contest for Consumer Control in
Victoria County Courts // Past and Present. 1998. Nq 161. P. 116—154.
Finnegan F. Poverty and Prostitution. Cambridge, 1979.
Fit Work for Women / Ed. by S. Berman. N.Y., 1979.
Foxhall L. Household, Gender and Property in Classical Athens // The
Classical Quarterly. 1989. V. 39. P. 22—44.
Fraisse G. Femmes toutes mains: Essai sur le service domestique. P., 1979.
Franzoi B. At the Very Least She Pays the Rent: Women and German In¬
dustrialization, 1871 — 1914. Westport (Conn.), 1985.
Gardner J.F. Women in Roman Law and Society. London, 1986.
Garnot B. Un crime conjugal au 18e sfecle: l’affaire boiveau. P., 1991.
Gerhard U. Verhaltnisse und Verhinderungen. Frauenarbeit, Familie und
Rechte der Frauen im 19. Jahrhundert. Mit Dokumenten. Frankfurt am
Main, 1978.
Goldberg P.J.P. The Public and the Private: Women in the Pre-Plague
Economy // Thirteenth-Century England III / Ed. by P.R. Coss and
S. Lloyd. Woodbridge, 1991. P. 75—89.
Goldberg P.J.P. Women, Work and Life Cycle in a Medieval Economy:
Women in York and Yorkshire. C. 1300—1520. Oxford, 1992.
Gravdal K. Ravishing Maidens: Writing Rape in Medieval French Literature
and Law. Philadelphia, 1991.
Grimmer C. La femme et le batard. Amours illegitimes et secretes dans l’an-
cienne France. P., 1983.
Herlihy D. Medieval Households. Cambridge (Mass.), 1985.
Herlihy D. Opera Muliebria: Women and Work in Medieval Europe. N.Y.,
1990.
Hiley M. Victorian Working Women: Portraits from Life. Boston, 1980.
Hill B. Women, Work and Sexual Politics in Eighteenth-Century England.
Oxford, 1989.
Howell M.C. The Marriage Exchange: Property, Social Place, and Gender
in Cities of the Low Countries, 1300—1500. Chicago—L., 1998.
142
Holcombe L. Victorian Ladies at Work: Middle-Class Working Women in
England and Wales, 1850—1914. Hamden (Conn.), 1973.
Holcombe L. Wives and Property: Reform of the Married Women’s Property
Law in Nineteenth-Century England. Toronto, 1983.
Houlbrooke R.A. Church Courts and the People during the English Refor¬
mation, 1520—1570. Oxford, 1979.
Howell M.C. Women, Production, and Patriarchy in Late Medieval Cities.
Chicago—L., 1986.
Hufton 0. Women and the Family Economy in Eighteenth-Century France //
French Historical Studies. 1975. V. IX. N° 1. P. 1—22.
Hussey S. «The Last Survivor of an Ancient Race»: The Changing Face of
Essex Gleaning // Agricultural History Review. 1997. V. 45. Pt. 1.
P. 61-72.
Jones C. The Charitable Imperative: Hospitals and Nursing in Ancien
R6gime and Revolutionary France. L., 1989.
Just R. Women in Athenian Law and Life. L., 1989.
Kamerman S.B. Work and Family in Industrialized Societies // Signs: A
Journal of Women in Culture and Society. 1979. Vol. IV. N° 4. P. 632—
650.
Kampen N. Image and Status: Roman Working Women in Ostia. Berlin,
1971.
Kowaleski- Wallace E. Consuming Subjects. Women, Shopping, and Business
in the Eighteenth Century. N.Y., 1997.
Kranidis R.S. The Victorian Spinster and Colonial Emigration: Contested
Subjects. Houndmills etc., 1999.
Kuehn T. Law, Family and Women: Toward a Legal Anthropology of Ren¬
aissance Italy. Chicago, 1991.
Kussmaul A. Servants in Husbandry in Early Modern England. Cambridge,
1981.
Lane P. Work on the Margins: Poor Women and the Informal Economy
of Eighteenth and Early Nineteenth-Century Leicestershire // Midland
History. 1997. Vol. 22. Pt. 1. P. 85-99.
Larminie V Settlement and Sentiment: Inheritance and personal Relation¬
ships among Two Midland Gentry Families in the 17™ Century // Mid¬
land History. 1987. Vol. 12. Pt. 1. P. 27-47.
Lehfeldt E.A. Convents as litigants: Dowry and Inheritance Disputes in Early
Modern Spain // Journal of Social History. 2000. Vol. 33. N° 3. P. 645—
664.
Lord E. «Weighed in the Balance and Found Wanting»: Female Friendly
Societies, Self-Help and Economic Virtue in the East Midlands in the
Eighteenth and Nineteenth Centuries // Midland History. 1997. V. 22.
P. 100-112.
Maza S. Servants and Masters in Eighteenth-Century France. Princeton,
1983.
McBride T.M. The Modernization of «Woman’s Work» // Journal of Mod¬
ern History. 1977. V. 49. N° 2. P. 231-245.
McKay L. Why They Stole: Women in the Old Bailey, 1779—1789 // Jour¬
nal of Social History. 1999. V. 32. N° 3. P. 623—639.
143
Metz Я. La femme et l’enfant dans le droit canonique m6di6val. L., 1985.
Otis L.L. Prostitution in Medieval Society: The History of an Urban Insti¬
tution in Languedoc. Chicago, 1985.
Parker R. The Subversive Stitch: Embroidery and the Making of the Femi¬
nine. L., 1984.
Peppe L. Posizione giuridica e ruolo sociale della donna in eta republicana.
Milan, 1984.
The Politics of Everyday Life: Women, Work and Family / Eds. by
H. Corr, L. Jamieson. London, 1989.
Quataert J.H. The Shaping of Women’s Work in Manufacturing: Guilds,
Households, and the State in Central Europe, 1648—1870 // American
Historical Review. 1985. V. 90. № 5. P. 1122-1148.
Ravis-Giordani G. Femmes et patrimoine dans les soci&6s rurales de
l’Europe Mediterran6ene. P., 1987.
Roberts M. Sickles and Scythes: Women’s Work and Men’s Work at Harvest
Time // History Workshop Journal. 1979. № 7. P. 3—28.
Rose S. Limited Livelihoods: Gender and Class in Nineteenth-Century Eng¬
land. Berkeley, 1992.
Sabean D. Property, Production and Family in Neckarhausen 1700—1870.
Cambridge, 1990.
Rossiaud J. Medieval Prostitution. L., 1988.
Schaps D. Economic Rights of Women in Ancient Greece. Edinburgh, 1979.
Schmelzeisen G.K. Die Rechtsstellung der Frau in der deutschen Stadtwirt-
schaft. Stuttgart, 1935.
Schuster P. Das Frauenhaus. Stadtische Bordelle in Deutschland 1350 bis
1600. Paderborn, 1992.
The Sex of Things: Gender and Consumption in Historical Perspective /
Eds. by V. de Gratia, E. Furlough. Berkeley, 1996.
Sharpe J.A. Defamation and Sexual Slander in Early Modern England.
York, 1980.
Sisters and Workers in the Middle Ages / Eds. by J. Bennett et al. Chicago,
1989.
Smith R.M. Women’s Property Rights under Customary Law: Some Devel¬
opments in the 13th and 14th Centuries // Transactions of Royal His¬
torical Society, 5th ser. V. 36. 1986. P. 165—194.
Staves S. «Our Fortunes are in Your Possession»: Married Women’s Sepa¬
rate Property, 1660—1833. Cambridge, 1990.
Stretton T. Women Waging Law in Elizabethan England. Cambridge, 1999.
Tilly L.A., Scott J.W. Women, Work and Family. N.Y., 1978.
Tomes N.A. A «Torrent of Abuse»: Crimes of Violence between Working-
Class Men and Women in London, 1840—1875 // Journal of Social His¬
tory. 1978. V. 11. № 3. P. 328-345.
Valenze D.M. The First Industrial Woman. Oxford, 1995.
Vicinus M. Independent Women: Work and Community for Single Women,
1850-1920. L., 1985.
Wachendoif H. Die wirtschaftliche Stellung der Frau in den deutschen
Stadten des spateren Mittelalters. Osnabriick, 1934.
144
Walkowitz J.R. Prostitution and Victorian Society: Women, Class and the
State. N.Y., 1980.
Wiesner M.E. Guilds, Male Bonding, and Women’s Work in Early Modern
Germany // Gender and History. 1989. V. 1. P. 125—137.
Wiesner M.E. Working Women in Renaissance Germany. New Brunswick
(N.J.), 1986.
A Woman’s Wage: Historical Meanings and Social Consequences / Ed. by
A.K. Harris. Lexington, 1990.
Women and Work in Pre-Industrial England / Eds. by L. Charles,
L. Duffin. L. etc., 1985.
Women and Work in Pre-Industrial Europe / Ed. by B.A. Hanawalt. L.,
1985.
Women, Crime and the Courts in Early Modem England / Eds. by J. Ker-
mode, G. Walker. L., 1994.
Women, the Family, and Freedom: The Debate in Documents / Eds. by
S.G. Bell, K.M. Offen. 2 vols. Stanford, 1983.
Women’s Work and Family Economy in a Historical Perspective / Eds. by
P. Hudson, W.R. Lee. Manchester—N.Y., 1990.
Woolgar C.M. The Great Household in Late Medieval England. New
Haven-L., 1998.
Zomchick J. Family and Law in the Eighteenth-Century Novel. Cambridge,
1993.
Бикеева Н.Ю. Рабыни в римском обществе (II в. до н.э. — II в. н.э.) //
Адам и Ева. № 1. С. 91 — 100.
Варьяш И.И. Сарацины и сарацинки бьют челом сеньору королю //
Адам и Ева. № 1. С. 130—148.
Винокурова М.В. Имущественные права женщин в средневековой Анг¬
лии // Адам и Ева. Nq 1. С. 101 — 129.
7. Гендер, власть, политика
Airlie IS. Private Bodies and the Body Politic in the Divorce Case of
Lothar II // Past and Present. 1998. № 161. P. 3—38.
Bauman R.A. Women and Politics in Ancient Rome. L.—N.Y., 1992.
Beale J. Getting It Together: Women as Trade Unionists. L., 1982.
Berry P. Chastity and Power: Elizabethan Literature and the Unmarried
Queen. L.—N.Y., 1989.
Clarke M.L. The Making of a Queen: The Education of Christina of Swe¬
den // History Today. 1978. V. 28. № 4. P. 228-234.
Cohn S.K., Jr. Women in the Streets: Essays on Sex and Power in Renais¬
sance Italy. Baltimore—L., 1996.
Connell R. W. Gender and Power: Society, the Person and Sexual Politics.
Oxford, 1987.
Dahmus J. Seven Medieval Queens: Vignettes of Seven Outstanding Women
of the Middle Ages. Garden City (N.Y.), 1972.
Dauphin C et al. Culture et pouvoir des femmes: Essai d’historiographie //
Annales E.S.C. A. 41. 1986. P. 271-293.
145
Davies S. Unbridled Spirits: Women of the English Revolution 1640—1660.
L., 1998.
Dekker R.M. Women in Revolt: Popular Protest and Its Social Basis in Hol¬
land in the Seventeenth and Eighteenth Centuries // Theory and Society.
1987. V. 16. P. 337-362.
Dekker R.M., Pol L,C. van de. The Tradition of Female Transvestism in
Early Modern Europe. L., 1989.
Doran S. Monarch and Matrimony: The Courtships of Elizabeth I. L., 1996.
Duhet P.-M. Les femmes et la RSvolution, 1789—1794. P., 1971.
Farge A. La vie fragile. Violence, pouvoirs et solidarities й Paris au XVIIе
sifccle. P., 1992.
Femmes et pouvoirs sous l’Ancien Regime / Dir. par D. Haase-Duboc et
E. Viennot. Paris, 1991.
Fraisse G. Muse de la raison. La ddmocratie exclusive et la difference des
sexes. Aix-en-Provence, 1989.
Frauen und Offentlichkeit / Hg. M. Othenin-Girard. Zurich, 1991.
Garland L. Byzantine Empress: Women and Power in Byzantium, A.D.
527-1204. L.-N.Y., 1999.
Garrioch D. The Everyday lives of Parisian Women and the October Days
of 1789 // Social History. 1999. V. 24. № 3. P. 231-249.
Gelbart N. Feminine and Opposition Journalism in Old Regime France: Le
Journal des Dames. Berkeley, 1987.
Gender, Ideology, and Action: Historical Perspectives on Women’s Public
Lives / Ed. by J. Sharistanian. N.Y., 1986.
Godineau D. Citoyennes tricoteuses: les femmes du people Ъ Paris pendant
la Revolution Frangaise. Aix-en-Provence, 1988.
Guilbert M. Les femmes et l’organisation syndicale avant 1914. P., 1966.
Harrison D. The Age of Abbesses and Queens: Gender and Political Culture
in Early Medieval Europe. Lund, 1998.
Harris B.J. A New Look at the Reformation: Aristocratic Women and Nun¬
neries, 1450—1540 // Journal of British Studies. 1993. V. 32. № 2.
P. 89-113.
Heisch A. Queen Elizabeth I and the Persistence of Patriarchy // Feminist
Review. 1980. № 4. P. 45—56.
Hester M. The Dynamics of Male Domination Using the Witch Craze in
16th and 17th Century England as a Case Study // Women’s Studies In¬
ternational Forum. N.Y. etc., 1990. V. 13. JSfe 1/2. P. 9—19.
Higgins P. The Reactions of Women, with Special Reference to Women Pe¬
titioners // Politics, Religion and the English Civil War / Ed. by
B. Manning. L., 1973.
Hopkins L. Women Who Would Be Kings: Female Rulers of the Sixteenth
Century. N.Y., 1991.
Huber E. Women and the Authority of Inspiration: The Re-examination of
Two Prophetic Movements from a Contemporary Feminist Perspective.
Lanham (Md.), 1985.
Hufton O. Women and the Limits of Citizenship in the French Revolution.
Toronto, 1991.
146
Hufton О. Women in the French Revolution // Past and Present. 1971.
№ 53. P. 90-108.
Jantzen G.M. Power, Gender and Christian Mysticism. Cambridge, 1995.
Kelly G. Women, Writing, and Revolution, 1790—1827. Oxford, 1993.
Kobelt-Groch M. Aufsassige Tochter Gottes. Frauen im Bauernkrieg und in
den Tauferbewegungen. Frankfurt a. M., 1993.
Kerber L. Women of the Republic. Chapel Hill, 1980.
Landes J. Women and the Public Sphere in the Age of the French Revo¬
lution. Ithaca (N.Y.), 1988.
bougie C.C. Le Paradis des Femmes: Women, Salons, and Social Stratifi¬
cation in Seventeenth-Century France. Princeton, 1976.
Marchello-Nizia C. Amour courtois, societ6 masculine et figures de pou-
voir // Annales E.S.C. 1981. A. 36. N° 6. P. 969-982.
Matriarcato e potere delle donne / Ed. I. Magli. Milan, 1978.
McArthur E.A. Women Petitioners and the Long Parliament / English His¬
torical Review. 1909. V. XCIII. P. 698-709.
Medieval Queenship / Ed. by J.C. Parsons. Stroud, 1994.
Midgley C. Women against Slavery: The British Campaigns, 1780—1870. L.,
1992.
Montrose L. Shaping Fantasies: Figurations of Gender and Power in Eliza¬
bethan Culture // Representing the English Renaissance. Berkeley, 1988.
P. 31-64.
Muhlstein A. Les femmes et le pouvoir: une relecture de Saint Simon. P.,
1976.
Perry M.E. Gender and Disorder in Early Modern Seville. Princeton, 1990.
Polasky J. Women in Revolutionary Belgium: From Stone Throwers to
Hearth Tenders // History Workshop Journal. 1986. № 21. P. 87—112.
Prochaska F.K. Women and Philanthropy in Nineteenth-Century England.
Oxford, 1980.
Queens and Queenship in Medieval Europe / Ed. by A.J. Duggan. Wood-
bridge, 1997.
Ragnatele di rapporti. Patronage e reti di relazione^nella storia delle donne /
Eds. L. Ferrante et al. Turin, 1988.
Rebel Daughters: Women and the French Revolution / Eds. by
S.E. Melzer, L.W. Rabine. N.Y., 1992.
Redworth G. «Matters Impertinent to Women»: Male and Female Monarchy
under Philip and Mary // English Historical Review. 1997. V. 112.
№ 447. P. 597-613.
The Reign of Elizabeth I / Ed. by C. Haigh. Athens, 1985.
Rosa A. Citoyennes: Les femmes et la R6volution Frangaise. P., 1988.
Rowbotham S. Women, Resistance and Revolution: A History of Women
and Revolution in the Modern World. N.Y., 1972.
Schimpfende Weiber und patriotische Jungfrauen: Frauen in Vormarz und
in der Revolution, 1848—1849 / Hg. C. Lipp. Moos, 1986.
Smith S.L. The Power of Women: A Topos in Medieval Art and Literature.
Philadelphia, 1995.
147
Боттё М. Isabelle de Portugal, duchesse de Bourgogne: Une femme au
pouvoir au XVе sifccle. Villeneuve d’Ascq, 1998.
Stafford P. Quenns, Concubines, and Dowagers: The King’s Wife in the
Early Middle Ages. Athens, 1983.
Stafford P. Queen Emma and Queen Edith: Queenship and Women’s Power
in Eleventh-Century England. Oxford, 1997.
Steegmuller F. A Woman, a Man and Two Kingdoms: The Story of Madame
d’Epinay and the АЬЬё Galiani. N.Y., 1992.
Stocker M. Judith: Sexual Warrior, Women and Power in Western Culture.
New Haven—L., 1998.
Thomas K. Women and the Civil War Sects // Crisis in Europe 1560—1660 /
Ed. by T. Aston. N.Y., 1965.
Thomis M.y Grimmett J. Women in Protest 1800—1850. L., 1982.
Wiltenburg J. Disorderly Women and Female Power in the Street Literature
of Early Modern Europe and Germany. Charlottesville, 1992.
Women and Politics in the Age of the Democratic Revolution / Ed. by
H.B. Applewhite, D.G. Levy. Ann Arbor, 1990.
Women and Power in the Middle Ages / Eds. by M. Erler, M. Kowaleski.
Athens—L., 1988.
Women in Revolutionary Paris: 1789—1795 / Eds. by D.G. Levy, H.B. Ap¬
plewhite, M.D. Johnson. Urbana (111.), 1979.
Women, Violence and Social Control / Eds. by J. Hanmer, M. Maynard.
Basingstoke—L., 1987.
Zapperi R. L’uomo incinto: La donna, l’uomo e il potere. Roma, 1979.
8. Женщины и религия
Abels R., Harrison E. The Participation of Women in Languedocian
Catharism // Medieval Studies. 1979. V. 41. P. 215—251.
Arenal E., Schlau S. Untold Sisters: Hispanic Nuns in their Own Works. Al¬
buquerque, 1989.
Aston M. Lollard Women Priests? // Aston M. Lollards and Reformers. L.,
1984. P. 49-70.
Atkinson C.W. Mystic and Pilgrim: The Book and the World of Margery
Kempe. Ithaca (N.Y.), 1983.
Beer F. Women and Mystical Experience in the Middle Ages. Woodbridge,
1992.
Bilinkoff J. The Avila of Saint Teresa: Religious Reform in a Sixteenth-Cen¬
tury City. Ithaca (N.Y.), 1989.
Brailsford M.R. Quaker Women 1650—1690. L., 1915.
Bynum C. W. Holy Feast and Holy Fast: The Religious Significance of Food
to Medieval Women. Berkeley—Los Angeles, 1987.
Bynum C.W. Jesus as Mother: Studies in the Spirituality of the High Middle
Ages. Berkeley—Los Angeles, 1982.
Clark E.A. Asceticism, Piety and Women’s Faith: Essays on Late Ancient
Christianity. Lewiston, 1986.
Clayton M. The Cult of the Virgin Mary in Anglo-Saxon England. Cam¬
bridge, 1990.
148
Collinson P. The Role of Women in the English Reformation Illustrated by
the Life and Friendships of Anne Locke // Idem, Godly People. Essays
on English Protestantism and Puritanism. L., 1983.
Collis L. Memoirs of a Medieval Woman: The Life and Times of Margery
Kempe. N.Y., 1964.
Conrad A. Zwischen Kloster und Welt. Ursulinen und Jesuitinnen in der
katholischen Reformbewegung des 16/17. Jahrhunderts. Maintz, 1991.
Corbet P. Les saints ottoniens: Saintetd dynastique, sainted royale, saintetd
feminine autour de Г an mil. Sigmaringen, 1986.
Crawford P. Women and Religion in England, 1500—1720. L., 1993.
Davis N.Z. City Women and Religious Change in Sixteenth Century
France // A Sampler of Women’s Studies / Ed. by D. McGuigan. Ann
Arbor, Mich., 1973.
Distant Echoes: Medieval Religious Women / Eds. by J. Nichols,
L.T. Shank. Kalamazoo, 1984.
Donne e fede / L. Scaraffia, G. Zarri. Bari, 1994.
Eckenstein L. Women Under Monasticism. N.Y., 1963.
Elkins S.K. Holy Women of Twelfth-Century England. Chapel Hill—L.,
1988.
Fiorenza E. In Memory of Her: A Feminist Reconstruction of Christian Ori¬
gins. N.Y., 1983.
Frauenmystik im Mittelalter / Hrsg. P. Dinzelbacher, D.R. Bauer. Stuttgart,
1985.
French K.L. Maiden’ Lights and Wives’ Stores: Women’s Parish Guilds in
Late Medieval England // Sixteenth Century Journal. 1998. V. 29. N° 2.
P. 399-425.
Fridh A. Le probleme de la Passion des saintes Perpetue et F61icit6. Stock¬
holm, 1968.
Gender and Religion: On the Complexity of Symbols / Eds. by
C.W. Bynum, S. Harrell, P. Richman. Boston, 1986.
Hill B. A Refuge from Men: The Idea of a Protestant Nunnery // Past and
Present. 1987. № 117. P. 107-130.
ttgou M.A. Les Ursulines du Faubourg St Jacques a Paris, 1607—1662.
Origine d’un monastfcre apostolique. P., 1981.
Johnson P.D. Equal in Monastic Profession: Religious Women in Medieval
France. Chicago, 1991.
Kraemer R.S. Maenads, Martyrs, Matrons, Monastics: A Sourcebook on
Women’s Religion in the Greco-Roman World. Philadelphia, 1988.
Langlois C. Le catholicisme au feminine: les congregations fran?aises к
sup6rieure g£n6rale au XIX sifccle. P., 1984.
Laporte J. The Role of Women in Early Christianity. N.Y.—Toronto, 1981.
Lehmijoki-Gardner M. Worldly Saints: Social Interpretation of Dominican
Penitent Women in Italy, 1200—1500. Helsinki, 1999.
Mack P. Visionary Women: Ecstatic Prophecy in Seventeenth-Century Eng¬
land. Berkeley etc., 1992.
Martin J. Out of the Shadow: Heretical and Catholic Women in Renais¬
sance Venice // Journal of Family History. 1985. V. 10. N9 1. P. 69—90.
149
McNamara J.A.K. Sisters in Arms: Catholic Nuns Through Two Millennia.
Cambridge (Mass.)""L., 1996.
Newman B. Sister of Wisdom: St Hildegard’s Theology of the Feminine.
Berkeley—Los Angeles, 1987.
Norberg K. The Counter-Reformation and Women: Religious and Lay //
Catholicism in Early Modern History / Ed. by J.W. O’Malley. St. Louis,
1988. P. 133—146.
Parish D.L. The Power of Female Pietism: Women as Spiritual Authorities
and Religious Role Models in Seventeenth-Century England // Journal
°f Religious History- 1992. V. 17. № 1. P. 33—46.
Parisse M. Les nonnes au Moyen Age. Le Puy, 1981.
Petroff E. Body and Soul. Essays on Medieval Women and Mysticism.
N.Y.—Oxford, 1994.
Phayer M. Sexual Liberation and Religion in Nineteenth-Century Europe.
L., 1977.
Power E.E. Medieval English Nunneries. Cambridge, 1922.
Prophets Abroad: The Reception of Continental Holy Women in Late-Me¬
dieval England / Ed. by R. Voaden. Woodbridge, 1996.
Ranft p. Women and the Religious Life in Pre-modem Europe. N.Y., 1998.
Rapley E. The D6vot6s: Women and the Church in Seventeenth-Century
France. Montreal, 1990.
Religiose Frauenbewegung und mystische Frommigkeit im Mittelalter /
Hg. P. Dinzelbacher, D.R. Bauer. Koln, 1988.
Reynes G. Convents de femmes. La vie des religieuses cloitr6es dans la
France des XVIIе et XVIIIе sifccles. P., 1987.
Roelker N. The Appeal of Calvinism to French Noblewomen of the Six¬
teenth Century // Journal of Interdisciplinary History. 1972. V. 4.
P. 391—418.
Sainted Women of the Hark Ages / Eds. by J.A. McNamara et al. Durham —
L., 1992.
Shaw B.D. The Passion of Perpetua // Past and Present. 1993. № 139.
F- 3-45.
Smith J.M.H. The Problem of Female Sanctity in Carolingian Europe,
c. 780—920 // Past and Present. 1995. N9 146.
Triumph over Silence: Women in Protestant History / Ed. by R.L. Greaves.
Westport (Conn.), 1985.
Valenze DM. Prophetic Sons and Daughters: Female Preaching and Popular
Religion in Industrial England. Princeton, 1985.
Vuarnet J.N. Le Dieu des femmes. P., 1989.
Weber A Saint Teresa of Avila and the Rhetoric of Femininity. Princeton,
1992.*
Wiesner M.E. Beyond Women and the Family: Towards a Gender Analysis
of the Reformation // Sixteenth Century Journal. 1987. V. 3. P. 311 —
321.
Women in the Church / Eds. by W.J. Sheils, D. Wood. Oxford, 1990.
Women, the Book and the Godly / Eds. by L. Smith, J.H.M. Taylor. Cam-
bridge, 1995.
150
Zarri G. Le sante vive. Cultura e religiosita femminile nella prima eta mod-
erna. Turin, 1990.
Зарецкий Ю.П., Брандт Г.А. Читая Тересу Авильскую: Монахиня и ис¬
поведник // Средние века. Вып. 61. 2000. С. 185—201.
Суприянович А.Г. Когда мать — не женщина: «Откровения божествен¬
ной любви» Юлии из Нориджа // Диалог со временем: Альманах
интеллектуальной истории. Вып. 3. М., 2000. С. 149—162.
Суприянович А.Г. Мир и представления о нем средневековой англий¬
ской затворницы // Адам и Ева. № 1. С. 149—165.
9. Гендер в образовании и культуре
Adburgham A. Women in Print: Writing Women and Women’s Magazines
from the Restoration to the Accession of Victoria. L., 1972.
Affairs of the Mind: The Salon in Europe and America from the 18th to
the 20th Century. Washington, 1980.
Alic M. Hypatia’s Heritage: a History of Women in Science from Antiquity
to the Late 19th Century. L., 1986.
Ballaster R. Seductive Forms: Women’s Amatory Fiction from 1684—1740.
Oxford, 1992.
Beasley F. Revising Memory: Women’s Fiction and Memoirs in Seven¬
teenth-Century France. New Brunswick (N.J.), 1990.
Beilin E.V. Redeeming Eve: Women Writers of the English Renaissance.
Princeton, 1987.
Bell S.G. Christine de Pizan (1364—1430): Humanism and the Problem of
a Studious Woman // Feminist Studies. 1976. V. HI. Nq 3—4. P. 173—
184.
Bell S.G. Medieval Women Book Owners: Arbiters of Lay Piety and Am¬
bassadors of Culture // Signs. 1982. V. 7. Nq 4. P. 742—768.
Berman C.H., Connell Ch.W., Rothschild J.R. The Worlds of Medieval
Women: Creativity, Influence, Imagination. Morgantown, 1985.
Bernstein G., Bernstein L. Attitudes Toward ^Women’s Education in Ger¬
many, 1870—1914 // International Journal of Women’s Studies. 1979.
V. II. № 5. P. 473-488.
Beyond Their Sex: Learned Women of the European Past / Ed. by
P.H. Labalme. N.Y., 1980.
Bogin M. The Women Troubadours. N.Y. 1976.
Boone J.A. Tradition and Counter Tradition: Love and the Form of Fiction.
Women in Culture and Society. Chicago, 1987.
Bryant M. The Unexpected Revolution: A Study in the History of the Edu¬
cation of Women and Girls in the Nineteenth Century. Windsor, 1979.
Burstyn J. Victorian Education and the Ideal of Woomanhood. New Bruns¬
wick (N.J.), 1984.
Cotton N. Women Playwrights in England. Louisberg, 1980.
The Crannied Wall. Women, Religion and the Arts in Early Modem Europe /
Ed. by C. Monson. Ann Arbor, 1992.
151
Crosland M. Women of Iron and Velvet: French Women Writers After
Georges Sand. N.Y. 1976.
The Cultural Patronage of Medieval Women / Ed. by J.H. McCash. Athens
(Ga.)-L., 1996.
Culture and Control in Counter-Reformation Spain / Eds. by A. Cruz,
M. Perry. Minneapolis, 1992.
Davis N.Z. Gender and Genre: Women as Historical Writers, 1400—1820 //
Beyond Their Sex: Learned Women of the European Past / Ed. by
P. Labalme. N.Y., 1980. P. 153-182.
Deutsche Dichterinnen vom 16. Jahrhundert bis zur Gegenwart /
Hg. G. Brinker-Gabler. Frankfurt a. M., 1978.
Deutsche Literatur von Frauen / Hg. G.Brinker-Gabler. Munich, 1988.
Donovan J. Women and the Rise of the Novel, 1405—1726. N.Y., 1999.
Dronke P. Women Writers of the Middle Ages: A Critical Study of Texts
from Perpetua to Marguerite Porete. N.Y., 1985.
Ducket E.S. Women and Their Letters in the Early Middle Ages. Ann Arbor
(Mich.), 1965.
Female Scholars: A Tradition of Learned Women Before 1800 / Ed. by
J.R. Brink. Montreal, 1980.
The Female Spectator: English Women Writers before 1800 / Eds. by
M.R. Mahl, H. Koon. Bloomington, 1977.
Feminism and Art History: Questioning the Litany / Eds. by N. Broude,
M.D. Garrard. N.Y., 1982.
Fetter’d or Free? British Women Novelists, 1670—1815 / Eds. by
M.A. Schofield, C. Macleski. Athens (Ohio), 1986.
Gardiner D. English Girlhood at School: A Study of Women’s Education
Through Twelve Centuries. L., 1929.
Gilbert S.M., Gubar S. The Madwoman in the Attic. The Woman Writer
and the Nineteenth-Century Imagination. New Haven—L., 1979.
Goreau A. The Whole Duty of a Woman: Female Writers in Seventeenth-
Century England. Garden City, N.Y., 1985.
Greer G. The Obstacle Race: The Fortunes of Women Painters and Their
Work. N.Y., 1979.
Green K.S. The Courtship Novel, 1740—1820: A Feminised Genre. Lex¬
ington, 1991.
Harris A.S., Nochlin L. Women Artists, 1550—1950. N.Y., 1978.
Harth E. Cartesian Women: Versions and Subversions of Rational Discourse
in The Old Regime. Ithaca, 1992.
Hedges E., Wendt /. In Her Own Image: Women Working in the Arts. West-
bury (N.Y.), 1980.
Her Own Life: Autobiographical Writings by Seventeenth Century English¬
women / Ed. by E. Graham. L., 1989.
Hobby E. Virtue of Nesessity: English Women’s Writing, 1649—1688. L.,
1988.
Lenzi M.L. Donne e madonne. L’educazione femminile nel primo Rinas-
cimento italiano. Turin, 1982.
152
Lewis G.J. By Women, for Women, about Women: The Sister-Books of
Fourteenth-Century Germany. Toronto, 1996.
Man D.D. Women Playwrights in England, Ireland and Scotland. 1660—
1823. Bloomington, 1996.
McClary S. Feminine Endings: Music, Gender, and Sexuality. Minneapolis,
1991.
Medieval Women Writers / Ed. by K.M. Wilson. Athens (Ga.), 1984.
Melman B. Gender, History and Memory: the Invention of Women’s Past
in the 19th and Early 20th Centuries // History and Memory. 1993. V. 5.
№ 1. P. 5-41.
Meyer G.B. The Scientific Lady in England, 1650—1760. Berkeley, 1955.
Moers E. Literary Women. Garden City (N.Y.), 1977.
Moore C.N. The Maiden’s Mirror. Reading Matter for German Girls in the
Sixteenth and Seventeenth Centuries. Wiesbaden, 1987.
Morgan F. The Female Wits: Women Playwrights of the Restoration. L.,
1981.
Musicology and Difference: Gender and Sexuality in Musical Scholarship /
Ed. By R.A. Solie. Berkeley, 1993.
Myers S.H. The Blue Stocking Circle: Women, Friendship and the Life of
the Mind in Eighteenth-Century England. Oxford, 1990.
The Paradise of Women: Writing by English Women of the Renaissance /
Ed. by B. Travitsky. N.Y., 1989.
Pearson J. The Prostituted Muse: Images of Women and Women Drama¬
tists, 1642-1737. N.Y., 1988.
Petersen K., Wilson J.J. Women Artists: Recognition and Reappraisal from
the Early Middle Ages to the Twentieth Century. N.Y., 1976.
Redhead R. W. Themes and Images in the Fictional Works of Madame de
Lafayette. N.Y., 1990.
The Renaissance Englishwoman in Print: Counterbalancing the Canon /
Eds. by A. Haselkorn, B. Travinsky. Amherst. 1990.
Reinterpreting Christine de Pizan / Eds. by E.J. Richards et al. Athens
(Ga.), 1992.
Revelations: Diaries of Women / Eds. by MJ^.Moffat, C. Painter. N.Y.,
1974.
Reynolds M. The Learned Lady in England, 1650—1760. Boston—N.Y.,
1920.
Richards C.J. The Rise of the English Actress. N.Y., 1993.
Roberts D. The Ladies: Female Patronage of Restoration Drama. Oxford,
1988.
Rogers K.M. Before Their Time: Six Women Writers of the Eighteenth Cen¬
tury. N.Y., 1979.
Schofield M.A. Masking and Unmasking the Female Mind: Disguising Ro¬
mances in Feminine Fiction, 1713—1799. L., 1990.
Shepherd S. Amazons and Warrior Women. Varieties of Feminism in Sev¬
enteenth-Century Drama. Brighton, 1983.
Showalter E. The Female Malady: Women, Madness, and English Culture,
1830-1980. N.Y., 1985.
153
Showalter E. A Literature of Their Own: British Women Novelists from
Bronte to Lessing. Princeton, 1977.
Showalter E. Sexual Anarchy: Gender and Culture at the Fin de Steele.
N.Y., 1991.
Silent but for the Word: Tudor Women as Patrons, Translators, and Writers
of Religious Works / Ed. by M.P. Hannay. Kent (Ohio), 1985.
Slatkin W. Women Artists in History from Antiquity to the 20th Century.
Englewood Cliffs (N.J.), 1990.
Smith B.G. Gender of History: Men, Women, and Historical Practice. Cam¬
bridge (Mass.)—L., 1998.
Solterer H. The Master and Minerva: Disputing Women in French Medieval
Culture. Berkeley—Los Angeles, 1995.
Sonnet M. L’education des filles au temps des Lumteres. P., 1987.
Spacks P. Imagining a Self: Autobiography and Novel in Eighteenth-Cen¬
tury England. Cambridge (Mass.), 1976.
Spencer J. The Rise of the Woman Novelist. Oxford, 1986.
Stock P. Better Than Rubies: A History of Women’s Education. N.Y., 1978.
Sullerot E. Histoire de la presse feminine en France, des origins & 1848. P.,
1966.
Sullerot E. Women on Love: Eight Centuries of Feminine Writing. L., 1979.
Thompson S. Women Religious: The Founding of English Nunneries after
the Norman Conquest. N.Y., 1991.
Todd J. The Sign of Angellica: Women, Writing and Fiction, 1660—1800.
L., 1989.
Todd J. Women’s Friendship in Literature. N.Y., 1980.
The Tradition of Women’s Autobiography from Antiquity to the Present /
Ed. by E.C. Jelinek. Boston, 1986.
Translating Slavery: Gender and Sex in French Women’s Writing, 1783—
1823 / Eds. by D.Y. Kadish, F. Massardier-Kenney. Kent (Ohio), 1994.
Van Houth E. Memory and Gender in Medieval Europe. 900—1200.
Toronto—Buffalo (N.Y.), 1999.
Venesoen C. Etudes sur la literature feminine au XVIIе stecle: Mademoiselle
de Goumay, Mademoiselle de Scud6ry, Madame de Villedieu, Madame
de Lafayette. Birmingham (Ala.), 1990.
The Voice of Trobairitz: Perspectives on the Women Troubadours / Ed. by
W.D. Paden. Philadelphia, 1989.
Wailes S.L. Beyond Virginity: Flesh and Spirit in the Plays of Hrotsvit of
Gandersheim // Speculum. 2001. V. 76. № 1. P. 1—27.
White C. Women’s Magazines: 1693—1968. L., 1970.
Wilson KM. Hrotsvit of Gandersheim: The Ethics of Authorial Stance.
Leiden, 1988.
Women and Art in Early Modern Europe: Patrons, Collectors, Connois¬
seurs / Ed. by C. Lawrence. University Park (Pa.), 1997.
Women and Language in Literature and Society / Ed. by G. McConnell et
al. N.Y., 1980.
Women and Literature in Britain, 1150—1500 / Ed. by C.M. Meale. Cam¬
bridge, 1993.
Women and Men in Spiritual Culture, XIV—XVII Centuries. A Meeting of
South and North / Ed. by E. Schulte van Kessel. The Hague, 1986.
Women and the Book: Assessing the Visual Evidence / Eds. by L. Smith,
J.H.M. Taylor. L. etc., 1997.
Women and the Enlightenment / Eds. by M. Hunt et al. N.Y., 1984.
Women Making Music: The Western Art Tradition, 1150—1950 / Eds. by
J. Bowers, J. Tick. Chicago, 1986.
Women on Love: Eight Centuries of Feminine Writing / Ed. by E. Sullerot.
L., 1979.
Women Writers of the Renaissance and Reformation / Ed. by K.M. Wilson.
Athens (Ga.), 1987.
Women Writers of the Seventeenth Century / Eds. by K.M. Wilson,
F. Wamike. L., 1988.
Woolf D.R. A Feminine Past? Gender, Genre, and Historical Knowledge in
England, 1500—1800 // American Historical Review. 1997. V. 102. № 3.
P. 645-679.
Writing and Sexual Difference / Ed. by E.-L. Abel. Chicago, 1982.
Zantop S. Bitter Healing: German Women Writers 1700—1840. Lincoln
(Nebr.), 1990.
Крылов П.В. «Mulier illiterata»: Об уровне культуры средневековой жен¬
щины из народа // Адам и Ева. № 2. С. 81 — 103.
10. Из истории и /г/?ед-истории феминизма
Abensour L. La femme et le feminisme en France avant la Revolution. P.,
1923.
Abray J. Feminism in the French Revolution // American Historical Re¬
view. 1975. V. 80. No 1. P. 43—62.
Albistur M.f Armogathe D. Histoire du feminisme fran^ais du Moyen Age a
nos jours. T. 1—2. P., 1978.
Backer A. L. Precious Women: A Feminist Phenomenon in the Age of Louis
XIV. N.Y., 1974.
Banks J.A, Banks O. Feminism and Family Planning in Victorian England.
N.Y., 1964.
Banks O. Faces of Feminism: A Study of Feminism as a Social Movement.
N.Y., 1981.
Bidelman P.K. Pariahs Stand Up! The Founding of the Liberal Feminist
Movement in France, 1858—1889. Westport (Conn.), 1982.
Bluestone N.H. Women and the Ideal Society. Oxford, 1987.
Bodek E. G. ЗаЬшёга and Bluestockings: Educated Obsolescence and Ger¬
minating Feminism // Feminist Studies. 1976. V. III. No 4. P. 185—199.
Fauri C. Democracy without Women: Feminism and the Rise of Liberal In¬
dividualism in France. Bloomington, 1991.
The First English Feminist. Reflections on Marriage and Other Writings by
Mary Astell / Ed. by B. Hill. N.Y. 1986.
First Feminists: British Women Writers, 1578—1799 / Ed. by M. Ferguson.
Bloomington, 1985.
155
Kelly J. Early Feminist Theory and the Querelle des femmes, 1400—1789 //
Signs: A Journal of Women in Culture and Society. 1983. Vol. VIII.
No 1. P. 4-28.
Jordan C. Renaissance Feminism. Literary Texts and Political Models.
Ithaca (N.Y.), 1990.
Lerner G. The Creation of Feminist Consciousness: From the Middle Ages
to Eighteenth-Century. N.Y., 1993.
Lewis J. Women Lost and Found: The Impact of Feminism on History //
Men’s Studies Modified: The Impact of Feminism on the Academic Dis¬
ciplines / Ed. by D. Spendler. Oxford, 1981. P. 55—72.
Liddinglon J., Norris J. One Hand Tied Behind Us: The Rise of the
Women’s Suffrage Movement. L., 1978.
Maclean /. Woman Triumphant. Feminism in French Literature 1610—
1652. Oxford, 1977.
Moses C.G. French Feminism in the Nineteenth Century. Albany, 1984.
Nadelhaft J. The Englishwoman’s Sexual Civil War. Feminist Attitudes To¬
ward Men, Women, and Marriage 1650—1740 // Journal of the History
of Ideas. 1982. Vol. 43. P. 555-579.
Kendall J. The Origins of Modern Feminism: Women in Britain, France
and the United States 1780-1860. N.Y. 1984.
Rogers KM. Feminism in Eighteenth-Century England. Urbana (III.), 1982.
Rosenberg R. Beyond Separate Spheres: Intellectual Roots of Modern Femi¬
nism. New Haven, 1982.
Rowan M.M. Seventeenth-Century French Feminism: Two Opposing Atti¬
tudes // International Journal of Women’s Studies. 1980. V. 3. № 3.
P. 273-291.
Smith H.L. Reason’s Disciples: Seventeenth-Century English Feminists. Ur¬
bana—L., 1982.
Strong-Minded Women and Other Lost Voices from Nineteenth-Century
England / Ed. by J.H. Murray. N.Y., 1982.
Taylor B. Eve and the New Jerusalem: Socialism and Feminism in the
Nineteenth Century. N.Y., 1983.
Tilly L.A. Women’s Collective Action and Feminism in France, 1970—
1914 // Class Conflict and Collective Action / Eds. by L.A. Tilly,
Ch. Tilly. Beverly Hills (Calif.), 1981.
11. Персоналии
Bair D. Simone de Beauvoir: A Biography. N.Y., 1990.
Ва1ауё S. Madame de Stafcl: Lumifcres et liberty. P., 1979.
Ва1ауё S. Madame de Stael: Ecrire, lutter, vivre. Geneva, 1994.
Betsey C. John Milton: Language, Gender, Power. Oxford—N.Y., 1988.
Breisach E. Caterina Sforza: A Renaissance Virago. Chicago, 1967.
Conti Odorisio G. Donna e society nel Seicento. Lucrezia Marinelli e Ar-
cangela Tarabotti. Roma, 1979.
Crankshaw E. Maria Theresa. N.Y., 1969.
Craveri B. Madame du Deffand and her World. L., 1994.
156
Davis N.Z. Women on the Margins. Three Seventeenth-Century Lives.
Cambridge (Mass.)—L., 1995. Рус. пер.: Дэвис Н.З. Дамы на обочине.
Три портрета XVII века. Пер. с англ. М., 1999.
Duffy М. The Passionate Shepherdess: Aphra Behn, 1640—1689. L., 1977.
Eleanor of Aquitaine: Patron and Politician / Ed. by W.W. Kibler. Austin,
1976.
Erickson C. Bloody Mary. Garden City (N.Y.), 1978.
Erlanger P. Madame de Longueville. De la revoke au mysticisme. P., 1977.
Une femme de lettres au Moyen Age: Etudes autour de Christine de Pizan /
Eds. by L. Dulac, B. Rib6mont. Orleans, 1995.
Femdndez-Armesto F. Ferdinand and Isabella. N.Y., 1975.
Flexner E. Mary Wollstonecraft. Baltimore, 1973.
Fraser A. Mary, Queen of Scots. N.Y., 1971.
Freeman J.F. Louise of Savoy: A Case of Maternal Opportunism // Six¬
teenth-Century Journal. 1972. V. III. № 2. P. 77—98.
Garrard M'. Artemisia Gentileschi: The Image of the Female Hero in Italian
Baroque Art. Princeton, 1989.
Girin W. Elizabeth Gaskell: A Biography. Oxford, 1980.
Germaine de Stael: Crossing the Borders / Eds. by M. Gutwirth, A. Gold-
berger, K. Szmurlo. New Brunswick, 1991.
Goreau A. Reconstructing Aphra: A Social Biography of Aphra Behn. N.Y.,
1980.
Green D. Sarah, Duchess of Marlborough. N.Y., 1967.
Gregg E. Queen Anne. Boston, 1980.
Haldane C. Mme. De Maintenon: Uncrowned Queen of France. N.Y.,
1970.
Hill B. The Republican Virago. The Life and Times of Catherine Macaulay.
Oxford, 1992.
Kleinman R. Anne of Austria: Queen of France. Columbus (Ohio), 1985.
Lawner L. Lives of the Courtesans: Portraits of the Renaissance. N.Y. 1986.
Longford E. Eminent Victorian Women. N.Y., 1981.
Longford E. Queen Victoria: Born to Succeed. N.Y., 1966.
Maria Theresa / Ed. by K.A. Roider. Englewood Cliffs (N.J.), 1973.
Masson G. Queen Christina. N.Y., 1969.
McLeod E. The Order of the Rose: The Life and Ideas of Christine de
Pizan. Totowa (N.J.), 1976.
Mendelson S.H. The Mental World of Stuart Women: Three studies.
Brighton, 1987.
Moi T. Simone de Beauvoir: The Making of an Intellectual Woman. Ox¬
ford, 1994.
Perry R. The Celebrated Mary Astell: An Early English Feminist. Chicago,
1986.
Peters H.F. Zarathustra’s Sister: The Case of Elizabeth and Friedrich
Nietzsche. N.Y., 1977.
Redinger R.V. George Eliot: The Emergent Self. N.Y., 1975.
157
Reich N.B. Clara Schumann: The Artist and the Woman. Ithaca (N.Y.),
1985.
Rogers K.M. Frances Burney: The World of Female Difficulties. L., 1990.
Roudinesco E. Th£roigne de МёпсоиП: une femme m61ancolique sous la
Involution. P., 1989.
Straub K. Fanny Burney and Feminine Strategy. Lexington, 1987.
Tillyard S. Aristocrats: Caroline, Emily, Louisa and Sarah Lennox, 1740—
1832. L., 1994.
Tomalin C. The Life and Death of Mary Wollstonecraft. L., 1974.
Tomalin C. Mrs Jordan’s Profession. L., 1994.
Uglow J.S. The International Dictionary of Women’s Biography. N.Y., 1982.
Weinreb R.P. Eagle in a Gauze Cage: Louise d’Epinay, femme de letters.
N.Y., 1992.
Willard C.C. Christine de Pizan: Her Life and Works. N.Y., 1984.
Zorzi A. Cortigiana Veneziana: Veronica Franco e i suoi poeti. Milan, 1986.
Хрестоматия
От первого лица:
женщины, брак, любовь —
в стереотипах «мужской культуры»
Августин Аврелий (354—430)
О СУПРУЖЕСТВЕ И ПОХОТИ1
Глава VII
Зло сладострастия не уничтожает
благо супружества
Поскольку совершенно невозможно, чтобы супружество
перестало быть благом из-за присущего ему зла сладострастия,
то, исходя из этого, несведущие люди полагают, что сладо¬
страстие тоже не является чем-то дурным, но относится к
упомянутому благу. И не только утонченным разумом, но и
обычнейшим здравым смыслом признается, что вожделение
было и у прародителей и что в настоящее время оно сохра¬
няется у людей, состоящих в браке.
То, что они в супружестве совершают с целью продолже¬
ния рода, является благом брака; однако то же самое до бра¬
косочетания скрывается, так как является постыдным поро¬
ком похоти, который везде, где бы то ни было, избегает быть
увиденным и, стыдясь, стремится уединиться в укромном
месте.
Поэтому супружество следует прославлять, ибо оно делает
из порока похоти некое благо; но в то же время супружество
испытывает чувство стыда, поскольку не может существовать
без вышеупомянутого акта.
Как, например, если бы кто-нибудь с обезображенной
ногой, хромая, тем не менее дошел бы до чего-либо хороше¬
го, то это прибытие не может считаться злом из-за недуга
хромоты и хромота не может быть объявлена благом вследст¬
вие пользы этого прибытия; также мы не должны ни осуждать
супружество за порок сладострастия, ни прославлять сладо¬
страстие из-за благой природы супружества.
1
490).
Пер. Е.В. Антоновой (Философия любви. Т. 2. М.,
1990. С. 480-
6 Женщины и мужчины в истории
161
Глава VIII
Болезненная страсть вожделения в супружестве
присуща не любви, но необходимости. В браке должна
присутствовать любовь приверженцев истинной веры.
О ком следует сказать, что он, вступая в плотскую связь,
не побежден пороком вожделения.
Каким образом некогда встарь Святые Отцы
имели плотское общение со своими супругами
Конечно, это вожделение является болезненным влечени¬
ем, о котором Апостол говорит даже истинно верующим суп¬
ругам: «Ибо воля Божия есть освещение ваше, чтобы вы воз¬
держивались от блуда. Чтобы каждый из вас умел соблюдать
свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как
и язычники, не знающие Бога» (I Фес. 4:3—5).
Итак, истинно верующий супруг не только не стал бы
пользоваться чужим сосудом, как это делают те, кто домога¬
ется чужих жен, но и знал бы, что даже и себе принадлежа¬
щим не следует обладать, пребывая во власти недуга телесно¬
го вожделения.
Это следует понимать не так, будто Апостол запрещал суп¬
ружескую, то есть дозволенную и достойную уважения, лю¬
бовную связь, но так, что он требовал, дабы это было сожи¬
тельством, которое никоим образом не имело бы характера
болезненной страсти. Однако это было бы возможно, если бы
из-за первородного греха не потеряла силу свобода воли, и те¬
перь сожительство с неизбежностью имеет характер болезни,
присущей не любви, но необходимости; в то же время без
данной необходимости в имеющих родиться сыновьях не
может быть достигнута и сама любовь.
Тот, у кого такое стремление сердца, соблюдает свой
сосуд, то есть свою супругу, в святости и чести, так же как
и приверженцы веры, уповающие на Бога; но, без сомнения,
не соблюдает свой сосуд тот, кто пребывает в состоянии бо¬
лезненного желания, так же как и язычники, которые не
знают Бога.
Конечно, человек, вступая в плотскую связь, не побежден
пороком похоти лишь тогда, когда пылающее вожделение, со¬
провождающееся беспорядочными и непристойными движе¬
ниями, он обуздывает и смиряет; и, заботясь о продолжении
рода, это вожделение смягчает и употребляет только для того,
чтобы плотским образом произвести на свет тех, кто должен
духовно возродиться, а не для того, чтобы обрекать дух на
рабское служение телу.
162
Так, никому из христиан не следует сомневаться, что свя¬
тые Отцы от Авраама и до Авраама, которым Бог дал угодный
ему завет, обладали женами; а что касается того, что некото¬
рым из них было даже дозволено, чтобы один муж имел мно¬
гих жен, то это было разрешено не из-за стремления к раз¬
нообразию наслаждений, а из-за стремления к умножению
потомства.
Глава IX
Почему разрешено мужу иметь много жен, в то время
как женщине никогда не позволено иметь много мужей.
Природа стремится к единству первоначал
Если Богу, который является нашим отцом, нравилось бы
такое большое количество жен у наших праотцов только пото¬
му, что последних мучило более обильное желание, тогда даже
и святые женщины, притом каждая из них, принадлежали бы
многим мужчинам. Если какая-нибудь из них делала бы это, то
что, кроме разнузданности похоти, побуждало бы ее к тому,
чтобы иметь много мужчин, ведь из-за этой своей распутности
она не имеет большего числа сыновей?
Однако то самое, первое, по божественной воле созданное
брачное соединение супругов в достаточной мере свидетельст¬
вует, что к благу супружества больше относится связь не одно¬
го мужчины и многих женщин, но одного и одной, дабы суп¬
ружество проистекало оттуда, где можно опереться на наиболее
благопристойный пример. По мере же продолжения человечес¬
кого рода благие женщины вступают в интимную близость с
благими мужчинами, причем много женщин с одним мужчи¬
ной. Но очевидно, что в первом случае, то есть когда соединя¬
ются один мужчина и одна женщина, их союз может достичь
высокой степени достоинства, если в .нем воцарится умерен¬
ность, во втором же случае, то есть когда один мужчина обла¬
дает многими женщинами, природа допускает это лишь ради
обильного деторождения.
К тому же более естественным представляется господство
одного над многими, нежели многих над одним. И невозможно
сомневаться, что, согласно естественному порядку, мужчины
лучше господствуют над женщинами, чем женщины над муж¬
чинами. Апостол, соблюдая это, говорит: «Глава жене — муж»
(I Кор. 11:3); и «Жены, повинуйтесь мужьям вашим»
(Кол. 3:18); и апостол Петр: «Так, Сара, — говорит, — повино¬
валась Аврааму, называя его господином» (I Петр. 3:6).
Это позволено, так как природа любит единственность по¬
велителей, множественность же мы скорее увидим в подчинен¬
ных; однако много женщин никогда не сочетались бы законно
6*
163
браком с одним мужем, если бы от этого не рождалось много
сыновей. Если же одна женщина ложится со многими мужчи¬
нами, то она не может быть названа супругой, но только —
блудницей, потому что от этого ей не будет умножения потом¬
ства, а будет лишь увеличение сладострастия.
Глава X
Таинство брака. Нерасторжимые супружеские узы.
Мирской закон о разводе отличается
от закона евангельского
Так как поистине супруги, приверженцы Христовой веры,
наделяются не только плодородием, коего результат наличест¬
вует в потомстве, и не только целомудренностью, скрепой ко¬
торой является вера, но и неким таинством брака, о чем Апос¬
тол говорит: «Мужья, любите своих жен, как Христос возлюбил
Церковь» (Эф. 5:25); то, несомненно, сущность этого таинства
состоит в том, чтобы мужчина и женщина, связанные супру¬
жескими узами, продолжали жить нераздельно до самой смер¬
ти; и не разрешается расторгать брак, иначе как по причине
прелюбодеяния (Мф. 5:32).
Ибо Христом и Церковью охраняется то, чтобы человек жи¬
вущий, покуда он жив, никогда никаким разводом не мог бы
быть отделен от своей супруги.
Во граде Бога нашего, на святой горе Его (Пс. 47:2), то есть
в Церкви Христовой, всем истинно верующим супругам, кото¬
рые, несомненно, суть от тела Христова, дано такое правило
этого таинства, что хотя и женщины выходят замуж и мужчи¬
ны женятся ради рождения на свет детей, но высший закон не
позволяет оставить бездетную супругу и взять в жены другую
женщину — плодовитую.
Если бы кто-нибудь совершил такое, то есть оставил бездет¬
ную супругу и женился на другой женщине, то он, так же как
и женщина, если бы она вышла замуж за другого мужчину, был
бы виновен в прелюбодеянии по закону Евангелия, но не был
бы виновен по мирскому закону, ибо мирской закон заключа¬
ется в том, что после расторжения брака (даже если не было
совершено преступное прелюбодеяние) любому супругу позво¬
ляется сочетаться браком с другим супругом; и даже, как ска¬
зано в Писании, Господь заявлял, что святой Моисей разре¬
шил Израильтянам, вследствие жестокосердия их, разводиться
с женами (Мф. 19:8, 9).
Среди людей, хоть однажды заключавших брачный союз, он
сохраняет такую силу, что скорее супругами будут считаться те,
которые уже не живут вместе, чем те, которые сожительствуют
без бракосочетания.
164
Конечно, если бы христианский брак не имел такой силы,
то сожительство с другими не называлось бы прелюбодеянием.
Только в том случае, если умер муж, с которым было ис¬
тинное супружество, возможно истинное супружество с тем, с
кем прежде было прелюбодеяние.
Итак, между живыми супругами сохраняются брачные узы,
которые не могут быть уничтожены ни разлукой супругов, ни
связью одного из супругов с кем-либо другим.
Брачные узы остаются законными при совершении пре¬
ступного прелюбодеяния одним из супругов, если формально
брак будет сохранен; так же как душа вероотступника, отказав¬
шись от брака с Христом, даже потеряв веру, не лишается Та¬
инства веры, то есть не перестает быть христианской, потому
что через обряд крещения она раз и навсегда получила возмож¬
ность возвращения к вере.
Ибо если бы вероотступник лишился этого Таинства (что,
однако, невозможно), то, без сомнения, вернувшемуся к вере
оно было бы возвращено. Тот же, кто отступился от истинной
веры, получает наказание, а не награду, которую нужно заслу¬
жить.
Глава XI
Обет взаимного воздержания не расторгает супружества.
Между Марией и Иосифом — истинный брак. Каким образом
Иосиф является отцом Христа. В браке Марии и Иосифа
наличествовали все блага супружества
Если же какие-нибудь супруги по обоюдному согласию по¬
желают совсем воздерживаться от плотских сношений, то это
еще не значит, что между ними разорвется брачная связь: на¬
против, она будет более прочной, если они заключат между
собой договоры, которые должны будут соблюдаться не на ос¬
нове низменных наслаждений, доставленных плотским сово¬
куплением, а благодаря самопроизвольным стремлениям.
Ведь, не лукавя, сказал Ангел Иосифу: «Не бойся принять
Марию, жену твою» (Мф. 1:20).
Супругой она называлась по обручению, но Иосиф с ней не
сожительствовал и не собирался делать этого; однако Мария не
лишилась звания супруги, и это название не было ложным,
хотя между ней и Иосифом и не было, и не предполагалось
никакой плотской связи.
И вот эта девственница тем более свято и чудесно радовала
своего мужа, что даже зачав без него и будучи неравной с ним
в отношении ребенка, тем не менее была равна с ним по вере.
Поэтому родители Христа, и не только мать, но и отец его,
поскольку он супруг его матери, оба заслужили, чтобы их брак
165
назывался прочным; причем оба они суть супруги по душе, а
не по плоти...
...Только для того и доведен ряд рождений от Давида до
Иосифа — родители Христа, согласно Писанию, замыкают
цепь продолжателей рода Давида (Мф. 1:16 и Лк. 3:23), чтобы
оба супруга, Иосиф и Мария, равны были в отношении к
Сыну своему, и не было бы обиды и несправедливости полу
мужскому, более предпочтительному в супружестве, ведь пред¬
сказано было, что произойдет Христос из семьи Давида.
Предсказание же сбылось бы и без этого, ибо Мария и сама
принадлежала к роду Давидову.
Итак, в родителях Христа супружество преисполнилось
всех благ: потомства, верности и таинства.
Мы знаем, что потомком Марии и Иосифа является сам
Господь Иисус; верность же наличествует потому, что не
было в этом браке прелюбодеяния; таинство — ибо не было
расторжения брака.
Глава XII
Всякий, рожденный из плотского сожительства,
есть плоть греховодная
В супружестве Марии и Иосифа не было только лишь
плотского сожительства, потому что в плоти Сын не мог бы
родиться без вожделения, а это постыдное плотское вожделе¬
ние невозможно без греха. Но тот, кто намеревался быть без
греха, желал быть зачатым не в плоти греховной, но только
лишь в подобии плоти греховной (Рим. 7:3). Здесь же сказа¬
но, как он учил, что всякий, рожденный от плотского сожи¬
тельства, есть плоть греховная, поскольку не является плотью
греховной только одна-единственная плоть, которая рождена
не из низменного сожительства. Тем не менее плотское сожи¬
тельство в браке, имеющее целью продолжение рода, не яв¬
ляется грехом, потому что благая воля духа побуждает пови¬
нующееся тело, а не сама повинуется возбуждающей похоти
плоти; и в супружестве воля человека не порабощается гре¬
хом плотского соития, так как справедливо, что потребнос¬
тью продолжения рода уменьшается урон, наносимый гре¬
хом.
Плотское вожделение, наносящее этот урон, господствует в
мерзостях прелюбодеяния и разврата, а также в каком угодно
другом бесчестии и мрази; это же самое вожделение в супру¬
жестве находится в полном подчинении у необходимости про¬
должения рода.
166
Плотское соитие является господином там, то есть в осуж¬
даемом за безнравственность прелюбодеянии, но оно же яв¬
ляется слугой здесь, то есть в стыдящемся его добродетельном
браке.
Итак, это вожделение является не благом супружества, а
необходимостью для продолжения рода, позорным пятном
брака, непристойностью грешащих, огнем распутства.
Вследствие этого разве не останутся супругами те, кто по
взаимному соглашению прекращает плотское сожительство;
ведь являлись супругами Иосиф и Мария, которые и не всту¬
пали в плотскую связь?
Августин Аврелий
ИСПОВЕДЬ1
Благодарю Тебя, Боже мой. Откуда и куда повел Ты вос¬
поминания мои? чтобы я исповедал Тебе, о каких великих со¬
бытиях я забыл; даже тогда, когда так благоухал «аромат бла¬
говоний Твоих», мы не кинулись к Тебе. Потому я так и пла¬
кал за пением Твоих гимнов; давно вздыхал я о Тебе и нако¬
нец вдохнул веяние ветра, насколько проникал он в дом из
травы.
VIII
17. «Ты, Кто позволяешь жить вместе людям единодуш¬
ным», ввел в наше общество Эводия, молодого человека из
нашего муниципия. Он служил в тайной полиции, раньше нас
обратился к Тебе, крестился и, оставив мирскую службу, во¬
оружился для Твоей. Мы были вместе и вместе собирались
пребыть в нашем святом решении. Мы обдумывали, в каком
месте лучше нам служить Тебе, и решили все разом вернуться
в Африку. Когда мы были в Остии на Тибре, мать сконча¬
лась.
Я многое пропускаю, потому что очень тороплюсь. Прими,
Господи, исповедь мою и благодарность, пусть и безмолвную,
за бесчисленные дела Твои. Но я не пройду мимо того, что
родилось в душе моей к этой слуге Твоей, которая родила
меня телом для этого преходящего света, и сердцем для веч¬
ного. Я буду говорить о Твоих дарах ей, не о ее собственных
качествах. Она не сама себя создала и не сама себя воспитала:
Ты сотворил ее, и ни отец, ни мать не знали, какой она
будет. Ее наставила в страхе Твоем розга Христа Твоего, ру¬
ководство Единого Твоего в семье верной, члены которой
были добрыми членами Церкви Твоей. За старательное воспи¬
тание свое она не столь хвалила мать свою, сколь некую пре¬
старелую служанку, которая носила еще отца ее на спине, как
обычно носят малышей девочки постарше. За это, за ее ста¬
рость и чистые нравы пользовалась она в христианском доме
почетом от хозяев. Потому и поручена ей была забота о хо¬
зяйских дочерях, и она старательно несла ее...
1 Пер. М.Е. Сергиенко (Августин Аврелий. Исповедь. Петр Абеляр.
История моих бедствий. М., 1992. С. 120—128).
168
IX
19. Воспитанная в целомудрии и воздержании, подчиняясь
родителям скорее из послушания Тебе, чем Тебе из послуша¬
ния родителям, она, войдя в брачный возраст, вручена была
мужу, служила ему, как господину, и старалась приобрести
его для Тебя. О Тебе говорила ему вся стать ее, делавшая ее
прекрасной для мужа: он ее уважал, любил и удивлялся ей.
Она спокойно переносила его измены; никогда по этому по¬
воду не было у нее с мужем ссор. Она ожидала, что Ты уми¬
лосердишься над ним, и, поверив в Тебя, он станет целомуд¬
рен. А кроме того был он человеком чрезвычайной доброты
и неистовой гневливости. И она знала, что не надо противо¬
речить разгневанному мужу не только делом, но даже словом.
Когда же она видела, что он отбушевал и успокоился, она
объясняла ему свой поступок; бывало ведь, что он кипятился
без толку. У многих женщин, мужья которых были гораздо
обходительнее, лица бывали обезображены синяками от поще¬
чин; в дружеской беседе обвиняли они своих мужей, а она их
язык; будто в шутку давала она им серьезный совет: с той ми¬
нуты, как они услышали чтение брачного контракта, должны
они считать его документом, превратившим их в служанок;
памятуя о своем положении, не должны они заноситься перед
своими господами. Зная, с каким лютым мужем приходится
ей жить, они удивлялись: не слыхано и не видано было,
чтобы Патриций побил жену или чтобы они повздорили и
хоть на один день рассорились. Они дружески расспрашивали
ее, в чем причина; она учила их своему обычаю, о котором я
упомянул выше. Усвоившие его благодарили, не усвоившие
терпели поношение.
20. Нашептывания дурных служанок сначала восстановили
против нее свекровь, но мать моя услужливостью, неизмен¬
ным терпением и кротостью одержала над ней такую победу,
что та сама пожаловалась сыну на сплетни служанок, нару¬
шавших в доме мир между ней и невесткой, и потребовала
для них наказания. После того, как он, слушаясь матери, за¬
ботясь о порядке среди рабов и о согласии в семье, высек вы¬
данных по усмотрению выдавшей, она пригрозила, что на
такую же награду от нее должна рассчитывать каждая, если,
думая угодить, станет ей наговаривать на невестку. Никто уже
не осмеливался, и они зажили в достопамятном сладостном
дружелюбии.
21. «Господи, милующий меня!» Ты послал этой доброй
служанке Твоей, в чреве которой создал меня, еще один ве¬
ликий дар. Где только не ладили между собой и ссорились,
там она появлялась где могла умиротворительницей. Она
169
выслушивала от обеих сторон взаимные, многочисленные и
горькие попреки, какие обычно изрыгает душа, раздувшаяся и
взбаламученная ссорой. И когда присутствующей приятельни¬
це изливалась вся кислота непереваренной злости на отсутст¬
вующую неприятельницу, то мать моя сообщала каждой толь¬
ко то, что содействовало примирению обеих. Я счел бы это
доброе качество незначительным, если бы не знал, по горько¬
му опыту, что бесчисленное множество людей (тут действует
какая-то страшная, широко разлившаяся греховная зараза) не
только передает разгневанным врагам слова их разгневанных
врагов, но еще добавляет к ним то, что и не было сказано.
А ведь следовало бы человеку человечному не то что воз¬
буждать и разжигать злыми словами человеческую вражду,
а, наоборот, стремиться угасить ее словами добрыми. Тако¬
ва была мать моя; Ты поучал ее в сокровенной школе ее
сердца.
22. И вот, наконец, приобрела она Тебе своего мужа на
последок дней его; от него, христианина, она уже не плакала
над тем, что терпела от него, нехристианина. Была она слугой
служителей Твоих. Кто из них знал ее, те восхваляли, чтили
и любили в ней Тебя, ибо чувствовали присутствие Твое в
сердце ее: о нем свидетельствовала ее святая жизнь. Она
«была женой одного мужа, воздавала родителям своим, благо¬
честиво вела дом свой, усердна была к добрым делам». Она
воспитывала сыновей своих, мучаясь, как при родах, всякий
раз, когда видела, что они сбиваются с Твоего пути.
И напоследок — Ты позволяешь ведь по милости Своей
называться нам служителями Твоими — о всех нас, живших
до успения ее в дружеском союзе и получивших благодать
Твоего Крещения, она заботилась так, словно все мы были ее
детьми, и служила нам так, словно были мы ее родителями.
23. Уже навис день исхода ее из этой жизни; этот день
знал Ты, мы о нем не ведали. Случилось — думаю, тайной
Твоей заботой, — что мы с ней остались вдвоем; опершись на
подоконник, смотрели мы из окна на внутренний садик того
дома, где жили в Остии...
26. ...Ты знаешь, Господи, что в тот день, когда мы бесе¬
довали, ничтожен за этой беседой показался нам этот мир со
всеми его наслаждениями, и мать сказала мне: «Сын! что до
меня, то в этой жизни мне уже все не в сладость. Я не знаю,
что мне здесь еще делать и зачем здесь быть; с мирскими на¬
деждами у меня здесь покончено. Было только одно, почему
я хотела еще задержаться в этой жизни: раньше чем умереть,
увидеть тебя православным христианином. Господь одарил
170
меня полнее: дал увидеть тебя Его рабом, презревшим земное
счастье. Что мне здесь делать?»
XI
27. Не помню, что я ей ответил, но не прошло и пяти
дней или немногим больше, как она слегла в лихорадке. Во
время болезни она в какой-то день впала в обморочное со¬
стояние и потеряла на короткое время сознание. Мы прибе¬
жали, но она скоро пришла в себя, увидела меня и брата,
стоявших тут же, и сказала, словно ища что-то: «где я была?»
Затем, видя нашу глубокую скорбь, сказала: «Здесь похорони¬
те вы мать вашу». Я молчал, сдерживая слезы. Брат мой что-
то сказал, желая ей не такого горького конца; лучше бы ей
умереть не в чужой земле, а на родине. Услышав это, она
встревожилась от таких его мыслей, устремила на него недо¬
вольный взгляд и, переводя глаза на меня, сказала: «посмот¬
ри, что он говорит!», а затем обратилась к обоим: «положите
это тело, где придется; не беспокойтесь о нем; прошу об
одном: поминайте меня у алтаря Господня, где бы вы ни ока¬
зались». Выразив эту мысль, какими она смогла словами, она
умолкла, страдая от усиливавшейся болезни.
28. Я же, думая о дарах Твоих, Боже Невидимый, которые
Ты вкладываешь в сердца верных Твоих, — они дают дивную
жатву — радовался и благодарил Тебя: я ведь знал и помнил,
как она волновалась и беспокоилась о своем погребении, всё
предусмотрела и приготовила место рядом с могилой мужа.
Так как они жили очень согласно, то она хотела (человечес¬
кой душе трудно отрешиться от земного) еще добавки к та¬
кому счастью: пусть бы люди вспоминали: «вот как ей дове¬
лось: вернулась из заморского путешествия и теперь прах
обоих супругов прикрыт одним прахом». Я не знал, когда по
совершенной благости Твоей стало исчезать в ее сердце это
пустое желание. Я радовался и удивлялся, видя такою свою
мать, хотя, правда, и в той нашей беседе у окошка, когда она
сказала: «Что мне здесь делать?», не видно было, чтобы она
желала умереть на родине. После уже я услышал, что, когда
мы были в Остии, она однажды доверчиво, как мать, разго¬
ворилась с моими друзьями о презрении к этой жизни и о
благе смерти. Меня при этой беседе не было, они же пришли
в изумление перед мужеством женщины (Ты ей дал его) и
спросили, неужели ей не страшно оставить свое тело так да¬
леко от родного города. «Ничто не далеко от Бога, — ответи¬
ла она, — и нечего бояться, что при конце мира Он не
вспомнит, где меня воскресить».
171
Итак, на девятый день болезни своей, на пятьдесят шес¬
том году жизни своей и на тридцать третьем моей, эта верую¬
щая и благочестивая душа разрешилась от тела.
XII
29. Я закрыл ей глаза, и великая печаль влилась в сердце
мое и захотела излиться в слезах. Властным велением души
заставил я глаза свои вобрать в себя этот источник и остаться
совершенно сухими. И было мне в этой борьбе очень плохо.
Когда мать испустила дух, Адеодат, дитя, жалобно зарыдал, но
все мы заставили его замолчать. И таким же образом что-то
детское во мне, стремившееся излиться в рыданиях этим
юным голосом, голосом сердца, было сдержано и умолкло.
Мы считали, что не подобает отмечать эту кончину слезными
жалобами и стенаниями: ими ведь обычно оплакивают горь¬
кую долю умерших и как бы полное их исчезновение. А для
нее смерть не была горька, да вообще для нее и не было
смерти. Об этом непреложно свидетельствовали и ее нравы и
«вера нелицемерная».
30. Что же так тяжко болело внутри меня? Свежая рана
оттого, что внезапно оборвалась привычная, такая сладостная
и милая, совместная жизнь? Мне отрадцо было вспомнить,
что в этой последней болезни, ласково благодаря меня за мои
услуги, называла она меня добрым сыном и с большой любо¬
вью вспоминала, что никогда не слышала она от меня бро¬
шенного ей грубого или оскорбительного слова. А разве, Боже
мой, Творец наш, разве можно сравнивать мое почтение к
ней с ее служением мне? Лишился я в ней великой утеши¬
тельницы, ранена была душа моя, и словно разодрана жизнь,
ставшая единой; ее жизнь и моя слились ведь в одно.
31. Мы удержали мальчика от плача; Эводий взял псалтирь
и запел псалом, который мы подхватили всем домом: «мило¬
сердие и правду Твою воспою Тебе, Господи»; услышав, что
происходит, сошлось много братьев и верующих женщин. Те,
на чьей это было обязанности, стали по обычаю обряжать
тело; я *е в стороне, где мог это делать пристойно, рассуждал
с людьми, решившими меня не покидать, о том, что прили¬
чествовало этому часу, и лекарством истины пытался смягчить
мои муки, Тебе ведомые, неизвестные им, внимательным слу¬
шателям моим, думавшим, что я не чувствую никакой боли.
Я же в уши Твои — никто из них меня не слышал — кричал
на себя за свою слабость, ставил плотину потоку моей скор¬
би, и она будто подчинялась мне, а затем несла меня со всей
своей силой, хотя я и не позволял слезам, прорваться, а вы¬
ражению лица измениться; но я знал, что я подавляю в серд¬
172
це своем. А так как меня сильно угнетало, что меня так по¬
трясает смерть, которая по должному порядку и по участи че¬
ловеческой приходит неизбежно, то еще другой болью болел
я в боли моей, томясь двойной печалью...
33. А затем постепенно вернулось прежнее чувство: вспом¬
нил я слугу Твою, ее благочестие, ее святую ласковость и
снисходительность, которой вдруг лишился, и захотелось мне
плакать «пред лицом Твоим» о ней и для нее, о себе и для
себя. Я дал волю слезам, которые сдерживал: пусть льются,
сколько угодно. Словно на мягком ложе успокоилось в них
сердце мое, ибо уши Твои слушали плач мой, его не слышал
человек, который мог бы пренебрежительно истолковать его.
И теперь, Господи, Тебе пишу я эту исповедь. Пусть читает,
кто хочет, и истолковывает, как хочет, и если найдет, что я
согрешил, плача краткий час над своей матерью, над матерью,
временно умершей в очах моих и долгие годы плакавшей
надо мной, чтобы мне жить в очах Твоих, — пусть он смеется
надо мной, но если есть в нем великая любовь, пусть запла¬
чет о грехах моих перед Тобой...
35. Итак, «хвала моя и жизнь моя», «Боже сердца моего»,
забыв на короткое время о добрых делах ее, за которые в ра¬
дости воздаю Тебе благодарность, теперь умоляю Тебя за
грехи матери моей: услышь меня во Имя Излечившего раны
наши, Висевшего на древе и Сидящего одесную Тебя, «дабы
ходатайствовать за нас».
Я знаю, что она была милосердна и от сердца прощала
«долги должникам своим»; прости и Ты ей грехи ее, если в
чем-то погрешила она за столько лет после Крещения. Про¬
сти ей. Господи, молю Тебя, прости ей...
36. Я думаю, Ты уже сделал то, о чем я прошу Тебя, но
«одобри, Господи, добровольную^ жертву уст моих». Перед
самым днем разрешения своего она ведь думала не о пышных
похоронах, не домогалась, чтобы ее положили в благовония
или воздвигли особый памятник, не заботилась о погребении
на родине. Таких поручений она нам не оставила, а хотела
только поминания у алтаря Твоего, которому служила не про¬
пуская ни одного дня, ибо знала, что там подается Святая
Жертва, которой «уничтожено рукописание, бывшее против
нас», и одержана победа над врагом. Он считает проступки
наши; ищет, в чем бы обвинить, и ничего не находит в Том,
в Ком мы победили. Кто вернет Ему кровь невинную? Кто
заплатит цену, которой Он нас купил, чтобы отобрать от
врага?
К этому Искупительному Таинству прикрепилась верой
душа слуги Твоей. Да не отторгнет ее никто из-под Твоего
173
покрова. Да не проберутся силой или хитростью лев или змей:
она не скажет, что ничего им не должна, боясь, как бы не
уличил и не схватил ее лукавый обвинитель, но ответит, что
отпущены ей грехи Тем, Кому никто не отдаст за то, что Он
отдал нам, не будучи нам должен.
37. Да пребудет она в мире со своим мужем, до которого и
после которого ни за кем не была замужем, которому служила
«принося плод в терпении», чтобы приобрести его Тебе. И
внуши, Господи Боже мой, внуши рабам Твоим, братьям моим,
сынам Твоим, господам моим, которым служу словом, сердцем
и письмом, чтобы всякий раз, читая это, поминали они у ал¬
таря Твоего Монику, слугу Твою, вместе с Патрицием, некогда
супругом ее, через плоть которых ввел Ты меня в эту жизнь, а
как, я не знаю. Пусть с любовью помянут они их, родителей
моих, на этом преходящем свете, и моих братьев в Тебе, Отец
пребывающих в Православной Церкви, моих сограждан в Веч¬
ном Иерусалиме, о котором вздыхает в странствии своем, с на¬
чала его и до окончания, народ Твой. И пусть молитвами мно¬
гих полнее будет исполнена последняя ее просьба ко мне,
через мою исповедь, а не только через одни мои молитвы.
Марбод Реннский1 (ок. 1035—1123)
ИЗ «КНИГИ ДЕСЯТИ ГЛАВ»
О блуднице1 2
Средь бесконечных сетей, которые людям лукавый
Всюду по мира холмам и везде по долинам расставил,
Самый опасный силок, в какой вряд ли нельзя не попасться,
Женщина, корень беды, ствол порока, зловредный отросток.
5 В мире повсюду она без числа порождает соблазны;
Всякие свары, вражду и междоусобные распри
Будит и старых друзей до кровавых доводит раздоров,
Губит она и любовь, сыновей разлучает с отцами.
Этого мало: царей и властителей гонит с престолов,
10 Войны заводит, крушит города, разрушает столицы,
Множит убийства и яд смертельный в кубки вливает;
Села, поместья огнем пожаров она истребляет.
Словом, такого нет зла на всем белом свете, в котором
Женщина быть не могла хотя бы отчасти виновной.
15 Этот завистливый пол, легкомысленный, яростный, жадный,
И до вина непомерно охоч, да и крайне прожорлив;
Радостно мстит и во всем других одолеть он стремится,
Правдой и кривдой достичь своего неуемно желая;
Что ему сладко, на том никакого не знает запрета.
20 Вечно приветлив на вид, а способен на всякую низость,
Лжив и бесстыден всегда и готов на любые обманы;
То его к деньгам влечет, то жжет его похоти пламя,
Он суетлив и болтлив, а к тому же еще и заносчив.
Полная всех этих зол, всем миром женщина вертит;
25 Женщина — сладкое зло, одновременно мед и отрава,
В сотах скрывая свой меч, она им пронзает и мудрых.
Кто ведь запретным плодом соблазнил впервые супруга?
Женщина. Кто отца побудил дочерей обесчестить?
Женщина. Кто погубил силача, ему волосы срезав?
30 Женщина. Кто же главу отсек святому пророку?
Женщина, матери грех умножая своими грехами
Да и себя заклеймив еще более мерзким убийством.
Кто же Давида с пути совратил, мудреца Соломона
Сладкой приманкой завлек, так что первый стал любодеем
1 Известный поэт XI в. Родился в Анжере. С 1096 г. занимал пост канц¬
лера графа Анжуйского, с 1096 г. — епископ Реннский.
2 Памятники средневековой латинской литературы / Под ред.
М.Е. Грабарь-Пассек и М.Л. Гаспарова. М., 1972. С. 230—232.
175
35 И нечестивым другой? Только женщина, нежно ласкаясь.
Многих я жен обхожу, известных по книгам священным:
Жуткую Иезавель, преступную с ней Гофолию
И еще больше других, каких здесь и незачем числить.
Множество жен обхожу, о которых обычно поэты
40 Да и сказанья гласят — Эрифилу, за ней Клитемнестру,
Прокну, жестоких Бел ид, блудницу, рожденную Ледой,
Из-за какой десять лет сражались с троянцами греки,
Как и других, о,каких говорят нам трагики часто.
Этому страшному злу, которого надо беречься,
45 Древняя мудрость нашла обличье ужасной химеры,
Правильно давши ему тройного чудовища образ,
Львицею сделав с лица, со спины же — хвостатым драконом,
Ну а внутри у него одно лишь свирепое пламя.
В образе этом видна коварная сущность блудницы:
50 Хищность свою выдает она зверскою львиною пастью,
Хоть и старается быть на вид непорочною девой;
Ловко пленяя мужей, их огнем распаляет любовным,
Но совершенно в ней нет ни верности, ни постоянства;
Жуткая похоть ее и пуста и бессмысленна вовсе,
55 И, наконец, она вся змеиным наполнена ядом,
А наслаждения с ней кончаются гибельной смертью.
Женская внешность дана мятущейся вечно Харибде;
Все поглощает она, что к ней приближается, насмерть.
Так и Сирена глупцов своей соблазнительной песней
60 Манит к себе, а сманив, соблазненных в глубокой пучине
Топит, и только Улисс избежал ее козней, придумав
Спутникам уши заткнуть, чтоб не слышать им сладкого пенья,
Сам же заставил себя привязать крепко-накрепко к мачте,
Чтобы корабль не сошел с пути по его приказанью.
65 Поостерегся Улисс и коварного кубка Цирцеи,
Те же, кто пил из него, получили обличья животных
И обратились в собак и в свиней, измазанных грязью,
Неблагородными быв и лишенными стойкости нрава,
Ибо они, как скоты, подчинялись похоти грязной.
70 О человеческий род! Берегись подслащенной отравы,
Сладкого пенья беги и влеченья в погибельный омут,
Да не прельщает тебя лицо с его лживой красою,
Жгучего бойся огня, опасайся злого дракона.
Коль зазывает тебя красавица в жажде обмана,
75 Ты же уверен в себе и спешишь с ней вступить в поединок,
Самонадеянно все презирая враждебные стрелы,
Будешь обманут, глупец: не в такое вступаешь сраженье,
Чтоб в рукопашном бою ты способен был выиграть битву.
Лучше скорее бежать со всех ног: только в этом спасенье.
80 Коль убежишь, ты спасен, коль сразишься, ты в плен попадешься.
Но не смотри свысока, поверь мне: при виде Горгоны
Камнем становятся все; столбенеет от похоти каждый.
176
Всякий, в церковной ладье по житейскому морю плывущий
В твердой надежде достичь желанной пристани отчей,
85 Пусть сладкозвучных бежит и песен, и лживых соблазнов,
Уши свои защитит заветами истинной веры,
К мачте себя привязав бечевою божьего страха.
Так же, как мачта ладьи, спасает нас крестное древо,
Словно бы реи на ней, простирает оно свои руки.
Действо об Адаме1
Бог
Адам!
Адам
Господь?
Бог
Я создал плоть
Твою из глины.
Адам
Так, Господь.
Бог
Я сотворил по своему
Тебя подобью. Потому
Блюди, чтоб мысли мне твои
Противоречить не могли.
Адам
Нет, буду верен до конца,
Всегда лишь слушаться творца.
Бог
Подругу дал тебе одну;
Чти Еву, как свою жену.
Она, жена, тебе равн^;
Будь верен ей, как и она.
Как и она, люби ее,
И благом будет бытие.
Пусть повинуется тебе,
Вы ж оба — мне в своей судьбе.
Она из твоего ж ребра,
Родна должна быть и добра.
Она из тела твоего,
А не извне, у вас родство.
Разумно ею управляй;
1 Отрывки из первой части пьесы — сохранившегося в англо-норманд¬
ской рукописи рождественского действа середины XII в. Пер. С. Пинуса
(Зарубежная литература средних веков / Сост. Б.И. Пуришев. Изд. 2-е.
М., 1974. С. 234-238).
177
Дух несогласья удаляй;
В великой дружбе и любви
Ты с ней в саду моем живи.
(он обращается к Еве)
К тебе, о Ева, речь моя.
Запомни все, что молвлю я.
Коль хочешь ты к добру идти,
Мою ты волю только чти;
Люби и чти меня, творца,
Как господина и отца.
Служи мне мыслию своей,
Всем сердцем и душою всей.
Знай — ты жена, а он твой муж;
Любовь к Адаму не нарушь.
Под волю ты его клонись,
От противленья охранись.
Люби его без всякой лжи,
Ему без ропота служи,
Коль будете в любви семья,
Обоих вас прославлю я.
Ева
Господь, закон твой нерушим,
И против мы не погрешим.
Ты — повелитель мне один;
Он равен мне, но господин.
Мне дорог будет мой Адам,
Совет всегда ему подам.
И мне не надо лучшей доли,
Я из твоей не выйду воли.
Дьявол
Пришел я, Ева, в твой эдем.
Ева
Скажи, о Сатана, зачем?
Дьявол
Тебе открою славы путь.
Ева
Господня воля.
Дьявол
Страх забудь.
К тебе приход мой не случаен.
В раю узнал я много тайн
И часть открыть тебе спешу.
Ева
Я внемлю, говори, прошу.
Дьявол
Ты внемлешь?
178
Ева
Да. Не огорчу
Отказом, я внимать хочу.
Дьявол
Ты не расскажешь?
Ева
Нет. Открой.
Дьявол
Но разгласится все...
Ева
Не мной...
Дьявол
Порукой слово. Не изменишь
Ты мне и речь мою оценишь?
Ева
Доверься же, я не предам.
Дьявол
Ты знаешь: не умен Адам.
Ева
Он строг, суров.
Дьявол
Он будет слаб.
Ева
Чистосердечен.
Дьявол
Больше раб. Не мысля о своей судьбе,
Хотя б подумал о тебе.
Ведь ты слаба, нежна ведь ты,
Как розы вешние листы;
Свежее снега ты, белей
Чуть распустившихся лилей.
Творец вас дурно согласил:
Ты — нежность, он же — грубость сил.
Но лишь тебе желаю я
Открыть всю тайну бытия,
Затем что ты мудрей, чем муж.
Так не расскажешь ты?
Ева
Кому ж?
Дьявол
Расскажешь, тайну не храня,
Узнают все.
Ева
Не от меня.
179
Дьявол
Так слушай. В мире мы во всем
С тобою будем знать вдвоем:
В незнанье пусть живет Адам.
Ева
Ни слова я не передам.
Дьявол
Тебя к познанию веду.
Вы здесь обмануты, в саду.
В плодах, что вам вкушать дано,
В них соков слабое вино.
Лишь те, что вам запрещены,
Всей силой жизненной полны.
Одна б лишь мякоть их дала
Познанья вам добра и зла.
Дала б могущество и власть.
Ева
А вкус?
Дьявол
Божественная сласть.
Твоей достойно красоте
Дерзнуть вкусить плоды бы те.
Владела б, этою ценой,
Ты высотой и глубиной.
Плода запретного поесть,
И ты б познала все, что есть.
Ева
Ужели плод таков?
Дьявол
О, да
(Ева внимательно взирает на свесившийся плод и,
взирая, говорит)
Ева
Такие видела всегда.
Дьявол
Вкусив, уверишься вполне.
Я прав.
Ева
Как знать?
Дьявол
Не веришь мне?
Адаму дашь. С ним примешь ты
Венец небесный с высоты,
И будете творцу равны,
Прияв познанья глубины.
180
Плода лишь вкусите, тотчас
Сердца изменятся у вас.
Сравнились бы, когда б вкусили,
Вы с богом в благости и силе.
Вкуси плода!
Ева
Запрет на нем
Дьявол
Не верь Адаму ты ни в чем.
Ева
Исполню я.
Дьявол
Когда?
Ева
Пусть с глаз
Уйдет Адам сперва от нас.
Дьявол
Прошу, отведай же теперь.
Смешна медлительность, поверь...
(Дьявол удаляется от Евы и уходит в ад. Подходит Адам,
недовольный, что с Евой беседовал Дьявол, и говорит ей)
Адам
Какое зло, открой, жена,
Тебе внушал здесь Сатана?
Ева
Достигнуть славы он учил.
Адам
Не верь, он имя получил
Предателя — враг бытия!
п-
Ева
Откуда знаешь?
Адам
Слышал я.
Ева
Что в том? Поговорил бы с ним,
Твой стал бы приговор другим.
Адам
Нет, не поверю я ему,
Он сеет только зло и тьму.
Не позволяй, приди в себя!
Влечет он, души все губя.
Врагом создателя он стал,
181
На господа он клеветал;
Того, кто поступает так,
Всегда беги, тому я враг!
(Змей, искусно сделанный, выползает по стволу запретного
дерева, Ева преклоняет к нему ухо, как бы прислушиваясь
к советам. Она берет яблоко и протягивает Адаму, но
Адам не принимает его, и Ева говорит)
Ева
Таких не приходилось есть.
Возьми, пока возможность есть.
Адам
Так хороши?
Ева
Попробуй сам.
Оценишь вкус, лишь дав устам.
Адам
Страшусь.
Ева
Как?
Адам
Взять — не взять, когда б...
Ева
Колеблешься... ужель так слаб?
Адам
Дай!
Ева
Съешь! И станет все светло,
Познаешь ты добро и зло,
Все, что от нас таит эдем.
Ты — после, я сперва поем.
(Ева съедает часть яблока и говорит Адаму)
Ева
О дивный вкус! Никто плода
Не ел такого никогда.
О сладость небывалых нег!
Адам
Каких же?
Ева
Я не знала ввек.
Вся тайна стала мне ясна,
Как будто богу я равна.
Я знаю все, чем я была,
Чем быть должна; вся глубь светла.
182
Не медли же, вкуси, Адам.
Тебе я тем блаженство дам.
Адам
Тебе поверю: ты жена.
Ева
Вкуси же. Прав был Сатана.
(Адам съедает часть яблока и познает, что согрешил; он
опускает глаза, снимает пышные одежды и надевает
одежду бедную, сшитую из фиговых листьев, и, являя вид
великой скорби, начинает сетовать)
Адам
Увы! увы! Я согрешил,
Я счастья сам себя лишил.
Увы, жалка судьба моя,
И смерть за грех познаю я.
Наказано мое дерзанье,
Блаженство перешло в страданье.
Сгубил меня совет жены,
От бога мы удалены.
Что делать мне? Как прежним стать?
Как буду господу внимать?
Как бога мне внимать словам?
От бога отошел Адам.
Лишен невинных я утех,
Познал я, что такое грех.
Когда ж я в смерти взор смежу,
Мир от себя освобожу?
Что тяготить я буду мир?
Тьму ада зреть мне не эфир.
В аду ждать буду, взаперти,
Того, кто может извести.
Вся будет адом жизнь моя.
Кто из него спасет меня?
Кто мне былое возвратит
И от скорбей освободит?
Зачем творца я оскорбил?
Кто, как не он, меня любил?
Меня спасет какой же друг?
Иду в путь гибели и мук.
Бог
Идите вон. Сменить вам рай
Придется не на лучший край.
Вот ставьте хижину свою:
Не нужно было то в раю.
Вы не измените суда,
Нет возвращенья вам сюда,
Не ваше все, что здесь окрест,
183
Себе других ищите мест!
Идите ж вон. Запрет вам тут;
Ждет вас отныне глад и труд,
Ждет скорбь, усталость и нужда
Дни, и недели, и года.
И вам страдать отныне впредь,
А наконец и умереть.
А завершивши лет чреду,
Потом жить будете в аду.
И будут изгнаны тела,
А души сгибнут властью зла;
У Сатаны быть — ваш удел.
И нет того, кто б пожалел,
Кто б вам помог хотя словами,
Коли не сжалюсь сам над вами.
Джеффри Чосер (ок. 1340—1400)
КЕНТЕРБЕРИЙСКИЕ РАССКАЗЫ
Пролог батской ткачихи1
Чтоб рассказать и горесть и напасти
Моей судьбы, не надо мне, к несчастью,
Ни на кого ссылаться: пять ведь раз
На паперти я верной быть клялась.
В двенадцать лет уж обвенчалась я.
Поумирали все мои мужья.
А видит бог, я их любила очень.
Но для завистников ведь всяк порочен;
Они твердят, что если только раз
(Как утверждает Библии рассказ)
Спаситель посетил обряд венчанья,
Так это было людям в назиданье
И, значит, лишь однажды в брак вступать
Мне надлежало. Но и то сказать,
Самаритянку укоряя, ей
Христос сказал: «Ты пятерых мужей
Имела. Тот, с кем ты живешь, не муж
Тебе, и брак греховный свой нарушь».
Быть может, это и сказал спаситель,
Но только смысл сих слов мне объясните.
Коль пятый не был муж, то кто ж последним
Ей мужем был? Я отстою обедню
За здравие того, кто объяснит:
О чем сей текст господень говорит
И как понять евангельское слово?
Я ж не встречала мудреца такого.
Господь сказал: «Плодитесь, размножайтесь».
Вот этот текст вы как ни искажайте,
Но знаю, что зовет он нас к труду.
Я и для мужа заповедь найду:
Чтоб от родителей он удалился.
К жене душой и телом прилепился.
А вот насчет того — два, пять иль восемь,
Иль десять раз жениться надо, спросим
Хоть у кого хотите, и в ответ
Вам скажут, что такого текста нет.
1 Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. М., 1973. С. 262—273, 362—
365, 394.
185
Смотрите, вот премудрый Соломон:
Вы помните, имел он много жен.
Подай мне, боже, хоть бы половину
Таких роскошеств, прежде чем покину
Сей бренный мир. Из нынешних мужчин
С ним не сравнится, право, ни один.
Он каждой ночью с новою женой
Утеху новую имел, водой
Кропя живою лозы вертограда.
Хвала Христу, мне послана отрада
Пяти мужьям женою верной быть.
От каждого пыталась получить
Я лучшее: мошну или сундук
Опустошать старалась я не вдруг
И всех сокровищ даром не растратить. —
Я не мотовка, нет, с какой же стати.
Чтоб быть ученым, надо разных школ
Пройти науку; чтобы сделать стол,
Лесник и лесоруб потребен, плотник
И лакировщик иль иной работник.
Пяти мужей науку я прошла.
Шестого я покуда не нашла.
Гряди, жених полуночный, к невесте,
И продолжать науку будем вместе.
На что мне целомудрие хранить,
Когда нам всем велел господь любить.
А в браке не было и нет греха.
Лишь только б пара не была плоха.
Жениться лучше, чем в грехе коснеть
И в адском пламени за то гореть.
«За двоеженство осужден был Ламех», —
Мне говорят; но посудите сами:
Ведь Авраам святой был человек,
Иакова мы чтим который век, —
А скольких жен они в шатре держали!
Им праведники в том же подражали.
Когда и где, в какие времена
Женитьба Библией запрещена?
Или когда нам девственность хранить
Предписано и род наш умертвить?
А вот апостол, это знаю твердо,
Он женщине не заповедал гордо
Быть девственной. Он просто умолкал,
А волю божию наверно знал.
Советовать нам могут воздержанье,
Но ведь совет не то, что приказанье.
186
Могу его послушать или нет,
И уж сама несу за то ответ.
Когда бы девство всем господь судил,
Тогда б и брак он девам запретил.
Но если нету поля для посева,
Откуда б нарождались сами девы?
Не мудрено, что сам апостол Павел
Запрета против брака не оставил.
В соревнованье девам лишь почет,
А приз — еще посмотрим, кто возьмет.
Не каждому быть девственным дано:
Лишь тем, кому всевышним суждено.
Апостол Павел — девственник, конечно,
Но сам он, проповедуя нам, грешным,
И заповедав нам, что девство есть
Великий подвиг и большая честь, —
Он женскую не изменил природу
И предоставил полную свободу
Мне быть женой и мужа ублажать;
Коль муж умрет, другого мне искать
Не запретил он, и за двоемужье
Считать того нельзя: ведь не могу ж я
Нарушить заповедь, которой нет.
Иль воздержанья мною дан обет?
Коснуться женщины, сказал он, грех,
Однако не всегда и не для всех.
Грешно сквернить супружеское ложе,
Девицу обмануть совсем негоже.
Вы знаете, когда огонь и трут
В неопытных руках, они сожгут
Себя и все вокруг; и это значит,
Что лучше блуда, а греха тем паче,
Конечно, девственности творят же блуд
Те люди, что неправедно живут, —
В супружестве иль в девстве, все едино.
Быть праведным нельзя наполовину.
Конечно, понимаю я того,
Кто девство ценит более всего.
Пусть хвалится своим он чистым телом, —
Я жизнь свою оправдываю делом.
Хозяин добрый утварь золотую
Не выставит, мне кажется, впустую:
На каждый день, для службы постоянной,
Достаточно посуды деревянной.
Неодинаков и к спасенью путь.
Бог каждому дарует что-нибудь.
Но нам, смиренным и греховным слугам,
187
Спасения не по своим заслугам —
По милости господней надо чаять.
Вот девственность — ее все величают
Как признак совершенства, но спаситель,
Источник совершенства, искупитель
Всех прегрешений, он не всех призвал.
Вы помните,'Христос нам приказал
Имущество последнее продать,
Все деньги беднякам тотчас раздать
И следовать за ним. Кто совершенным
Достоин быть, да будет и блаженным,
Но те слова, конечно, не ко мне.
Ну, как не радоваться нам весне?
И я цвет жизни радостно отдам
Утехам брака и его плодам.
Ну, для чего, скажите, части тела,
Которые природа повелела
Для размножения употребить,
Чтоб нам и в детях наших вечно жить?
Кто скажет, что создатель понапрасну
Их сотворил? Их назначенье ясно,
Хотя иные скажут толмачи,
Что лишь для отделения мочи
Их создал бог и только для различья
Мужчин от женщин наши два различья
Им созданы. Не чушь, не чепуха ли?
По опыту отлично вы узнали,
Что это небылица все иль бред.
А если спросите — вот мой ответ:
Для размножения и для утех
Бог создал их — конечно, лишь для тех,
Кого законно церковь сочетала.
Иначе в книгах почему б стояло:
«Муж да воздаст свой долг жене».
Но чем? Итак, те части создал бог зачем?
Не ясно ль, что для мочеотделенья
Ничуть не боле, чем для размноженья.
Но никого не надо принуждать
Сии орудья божьи в ход пускать.
Ведь девственность не губит человека:
Христос был девственник, но не калека.
Святые хоть и всем наделены,
Что надлежит, но тот не знал жены,
Та мужа во всю жизнь не принимала
А святости их то не умаляло.
Я не желаю девственность хулить,
С пшеничным хлебом деву я сравнить
188
Хотела бы, а жен с ячменным хлебом.
Но и ячмень растет под тем же небом.
Апостол Марк в Евангелье вещал:
«Ячменным хлебом, рыбой насыщал
Христос на берегу народ голодный».
Какою было господу угодно
Меня создать, такой и остаюсь;
Прослыть же совершенной я не тщусь.
Что мне моим создателем дано,
То будет мною употреблено.
И горе мне, коль буду я скупиться
И откажусь с супругом поделиться.
А он хоть ночью, хоть и на рассвете
Свой долг сполна пусть платит мне, и этим
Возрадуем мы господа. Мой муж
Слугой быть должен, должником к тому ж.
И дань с него, женою полноправной,
Взимать должна я честно и исправно.
Над телом мужа власть имею я,
То признавали все мои мужья.
Ведь мне апостол власть ту заповедал.
Мужьям сказал он, чтобы муж не предал
Забвению свой долг перед женой.
Известен ли, друзья, вам текст такой?
А мне, когда томлюсь любовной жаждой,
Любезен он и весь, и буквой каждой».
Вскричал тут индульгенций продавец:
«Да сохранит вас пресвятой отец,
Сударыня! Прекрасный проповедник
Из вас бы вышел, и, клянусь обедней,
Вы убедили, кажется, меня.
Я, до сих пор невинность сохраня,
Решил на днях, что следует жениться.
Но коль за то придется так платиться,
Тогда, о нет! Слуга покорный, нет!
Я погожу давать такой обет».
«Постой-ка, мой рассказ еще не начат.
Его услышав, запоешь иначе.
В той бочке погорчее будет эль,
Чем все, что рассказала я досель.
Ох, знаю я, едва ль кто лучше знает,
Каким бичом супружество взимает
Свои налоги, — я сама тот бич.
И осторожность ты к себе покличь,
И посоветуйся, потом решайся
Пригубить рог. И уж затем не кайся,
Что эль супружества не больно сладок;
189
Примеры приведу я, как он гадок.
И кто, упорствуя, не даст им веры,
Тот сам послужит для других примером.
Так в Альмагесте учит Птолемей».
«Сударыня, — сказал в ответ он ей, —
Вы речь свою, прошу, не прерывайте,
Супружеской науке поучайте».
«Охотно, сэры, только я боюсь,
Что далеко я слишком уклонюсь,
Но этого прошу в вину не ставить.
Я не учить хочу, а позабавить.
Так вот. На чем, бишь, я остановилась?
Да. О мужьях. Так пусть бы приключилась
Со мной напасть, пусть эля и вина
Не пить мне больше, если не сполна
Всю правду о мужьях своих открою:
Хороших было три, а скверных двое.
Хорошие — все были старики
И богачи. Так были велики
Старанья их, что им скорей обузой
Супружества обязанность и узы
Казалися. Вы знаете, о чем
Я говорю. И я была бичом.
Чтобы кровать как следует согреть,
Что ночь — им приходилось попотеть.
И смех и грех! Но и сейчас, как вспомню,
Не совестно нисколько, а смешно мне.
Спешили дом и деньги мне отдать
В надежде, что их стану ублажать.
Глупцы! К чему оказывать почтенье
Тому, чьи деньги держишь иль именье?
И чем они меня любили крепче,
Тем презирать мне было их все легче.
Разумной женщине и самой честной
Любовь внушать мужчинам очень лестно.
Но раз в жену и так уж влюблены,
К чему тогда старания жены?
Понравиться супругу? Нет расчета.
Своих мужей впрягала я в работу:
Такую, что всю ночь они кряхтят,
Наутро же «О, горе мне!» твердят.
Дэнмауский окорок не им был сужен,
А мне, по правде, он совсем не нужен.
Хоть и ворчали, ими управлять
Так научилась я, что почитать
За счастье мог супруг, когда подарки
Литой браслет, иль шелк заморский яркий,
190
Иль шарф узорчатый — я принимала
И тем подарком их не попрекала.
Так слушайте, о женщины, коль разум
С невинностью не потеряли разом.
Я научу вас шашни все скрывать,
Водить всех за нос, клясться, улещать.
Ведь не сравнится ни один мужчина
В притворстве с нами даже вполовину.
И к честным женам обращаюсь тоже:
Бывает, что и честность не поможет.
Попавшись, надо во мгновенье ока
Всех убедить: болтает, мол, сорока;
В свидетели слугу иль няньку взять,
Чтоб муж не смел напрасно обижать.
Послушайте, как речь свою веду:
«Ах, старый хрыч, с тобою — что в аду.
Зачем соседова жена ни в чем
Отказа не слыхала, каждый дом
Ее с почетом принимает, я же
В лохмотьях, нищенки убогой гаже,
Сижу безвыходно, ну как в темнице.
А ты ухаживаешь за девицей
Соседовой. Ты что ж, в нее влюблен?
По улице идет о том трезвон.
О чем ты шепчешься с пронырой сводней?
Ты что затеял, старый греховодник?
А стоит мне знакомство завести,
С знакомцем поболтать иль навестить
Его, как ты вверх дном все поднимаешь,
Меня бранишь, колотишь, проклинаешь.
А то придешь домой вина пьяней,
Коришь, что по моей, мол, пьян вине;
Что, мол, несчастье нищ%я жена,
Что мужнин хлеб задаром ест она;
А будь она знатна или богата,
Так ты бы клял отца ее иль брата
За спесь иль что сама она горда
И дуется и фыркает всегда.
Ах, старый плут! Коль хороша собою
Ворчишь, что от поклонников отбою
Ей нет нигде, что как ей устоять,
Коль примутся всем скопом осаждать,
Иные видя, что осаде рада,
Иные за красу или наряды,
Иные за осанку, ловкость, голос
Или за то, что шелков тонкий волос,
Что ручка узкая нежна, бела.
191
Тебе поверить, все — источник зла,
Подвержено соблазну, уязвимо,
И впрямь падение неустранимо
Пред искушением со всех сторон.
А ежели дурна — другой резон:
Что будто бы кидается на шею
Любому встречному, хотя б за нею
Он не ухаживал. И то сказать
Той утицы на свете не сыскать,
Что селезня себе б не залучила.
Ведь, в самом деле, мудрено хранить
Господень дар, который разделить,
Чтобы умножить, всяк скорей стремится.
Ты вот бурчишь, когда в постель ложиться
Пора придет, что только, мол, глупец,
Презревший райский праведных венец,
Жениться может. Молния и гром
Да поразят тебя своим огнем
Заслужена тобою кара свыше.
Сварливая жена, худая крыша,
Очаг дымящий — вот, мол, отчего
Мужья бегут из дома. Да его
Послушать только! Домосед какой!
Ему дай волю — хвост сейчас трубой.
А то бубнишь, что, лошадь покупая,
Иль платье у портного примеряя,
Иль выбирая сковороду, стол,
Ухваты, табуретки, нож, котел,
Всегда испробовать покупку можно
И надо с женами, мол, неотложно
Такой порядок — пробу — завести.
Паскудник старый, господи прости!
Да разве можно обнажать так рано
Пред женихом все тайные изъяны?
Меня коришь, что будто заставляю
Хвалить мою красу, от лести тая,
Что вынужден глядеть ты мне в лицо,
Как собачонка, не снимать кольцо,
И величать меня всегда «мадам»,
И денег не сорить по сторонам;
Меня же холить, пышно одевать
И честь мою так рьяно ограждать,
Чтобы родню мою все величали
И даже горничную уважали.
Короче, — что не можешь ты так жить.
Ах ты, гнилой мешок проросшей лжи!
192
Чуть подмастерье Дженикин кудрявый
(Кудряшек золотых сквозной оправой
Лицо его и впрямь окаймлено)
Под вечер постучал ко мне в окно,
Чтоб проводить на праздник ежегодный,
Уж ты ревнуешь, увалень негодный.
Да сдохни ты! Не надо мне его.
Но вот скажи мне прямо: отчего
Ключи от сундука ты вдруг запрятал?
Что хорониться от жены так, зря-то?
Твое добро — оно ведь и мое.
Я от скупца оберегу свое
Добро заветное. Небось не дура.
Хотя неволить трудно мне натуру, —
Но посидишь над полным сундуком
Без ласк моих, противный скопидом.
Одно из двух сокровищ выбирай.
Обоих не получишь, так и знай.
Зачем за мной следишь ты и шпионишь?
В сундук меня, не думай, не загонишь.
Тебе б сказать: «Поди-ка развлекися,
Я кумушек не слушаю, Алиса,
И знаю, ты мне верная жена».
Такому мужу я была б верна.
Да постыдился б ты хотя народа:
Всем нравится хоть мнимая свобода.
Любезен мне премудрый Птолемей.
Он в Альмагесте, средь других речей,
Такое изреченье приберег:
«Кто мудр поистине, тот пренебрег
Вопросом праздным — кто ж владычит миром.
Жена иль муж?» Живи, покойся с миром
И не завидуй радостям других,
Негодник немощный. Тебе ль моих
Постельных милостей недоставало?
Да разве я хоть разик отказала?
Но тот дурак, кто от своей свечи
Из жадности соседей отлучит;
Сосед фонарь зажжет и уберется;
Что за беда, ведь свет-то остается.
Ты говоришь, что пышные уборы
Нас до греха доводят очень скоро,
И в подтвержденье этих глупых слов
Приводишь текст, и этот текст таков:
«Стыдом и скромностью горда жена.
Убор простой должна носить она:
Пусть ожерелия и кольца сбросит
И золота да не вплетает в косы».
7 Женщины и мужчины в истории
193
И самый текст, и толкованье глупы
И по сердцу лишь тем мужьям, что скупы.
Ты говоришь, что я, мол, словно кошка,
Что стоит сжечь моих волос немножко,
И никогда уж не покину дом.
Дурак! дурак! Не знаешь ты о том,
Что, коль бедова и красива Мурка
И коль ее мягка, пушиста шкурка,
Она и дня с тобой не проведет,
Махнет хвостом, мяукнет и уйдет.
Спали тогда волос ее хоть горстку,
А все пушистой и блестящей шерсткой
Пойдет она по крышам красоваться,
Чтоб песни петь, с котами бесноваться.
Будь я наряднее, сквалыга старый,
И я бы хвастала своим товаром.
Седой глупец, забудь свои наказы,
Пусть сторожит сам Аргус сотнеглазый,
Коль захочу я душу отвести, —
Как и тебя, сумею оплести
Любого сторожа, любого мужа.
Пусть сторожит, да не было бы хуже.
Любовь жены приравниваешь к аду:
Мол, греческий огонь, что жжет преграды,
И чем бушует жарче, тем сильней, —
Ничто пред похотью ужасной в ней;
И, как песок, она не держит воду;
Как червь, что точит твердую породу,
Так жизнь супругу пакостит жена, —
Кто был женат, тому-де мысль ясна.
Три злых напасти в жизни нашей есть,
Ты говоришь, четвертой же не снесть.
Ты ненавистную жену посмел
(Да сократится дней твоих предел)
Считать одной из трех земных напастей
Как будто нету горшего несчастья,
Чем неповинная твоя жена,
Которая всегда терпеть должна».
Так я мужей отчитывала рьяно,
Они казнились, что сболтнули спьяну.
Хоть все напраслина — всегда свидетель
Найдется, что страдает добродетель:
Племянница, иль Дженкин, иль соседки
(Кто-кто, а лжесвидетели нередки).
Мужей я допекала небылицей
И, словно бешеная кобылица,
Лягалась, ржала и кусалась так,
Что всех отпугивала, а впросак
194
Попавши, огрызалась каждый раз.
Без этого, наверное, тотчас
Меня б мужья в проделках уличали,
А так моих грехов не замечали.
«Кто первым хлеб сожнет, тот первым смелет».
Я первой нападала, билась смело,
С налету я выигрывала бой,
Они же каялись передо мной
В таких грехах, которыми с рожденья
Не согрешили даже в помышленье.
Мой муж, бывало, от болезней чах,
А я его во плотских всех грехах,
В гульбе, в разврате гнусном упрекала.
И вот старик бывал польщен немало,
Воображая, что, любя, ревную
(Как раз любить развалину такую!).
Когда ж я ночью покидала дом,
Чтоб позабавиться с своим дружком,
И приходила утром спозаранку,
Мужей я уверяла, что служанку
Выслеживаю я и сторожу,
Что для того и мужа не бужу.
Эх, позабавилась я в жизни вволю!
У нас, у женщин, уж такая доля.
Мы слабы, правда, но господь взамен
Нам даровал коварство для измен,
Обман и слезы. Мы оружьем этим
Мужскую силу оплетем, как сетью.
И если хвастать, так одним могу
Похвастаться что другу, что врагу:
Во всяком деле хитростью иль силой
Всего добьюсь, что мне угодно было.
Все исполнять старались муженьки.
Из них веревки, словно из неньки,
Могла я вить; брюзжаньем, воркотнею
Я допекала их порой ночною,
Отказывая в милостях, пока
Не открывали тут же сундука,
И лишь тогда, за малую толику,
Ложилась я, к их радости великой
Послесловие Чосера
(к рассказу Студента о Гризельде)
Гризельда умерла, и вместе с ней
В могильный мрак сошло ее смиренье.
Предупреждаю громко всех мужей:
195
Не испытуйте ваших жен терпенье.
Никто Гризельды не найдет второй
В своей супруге, — в этом нет сомненья.
О жены благородные, смелей
Свое отстаивайте положенье,
Чтоб ни один ученый грамотей
Не наболтал о вашем поведенье,
Вас уравняв с Гризельдой, и чтоб злой
Чичваче не попасть вам на съеденье.
Вам нимфа Эхо — образец: у ней
Всегда на все готово возраженье.
Невинностью не думайте своей
Оправдывать любое униженье.
Совет даю вам: смелою рукой
На благо всем хватать бразды правленья.
Вы, жены, что верблюдов посильней,
Не допускайте, чтобы оскорбленья
Вам наносить решался муж-злодей.
А вы, о жены, слабые в сраженье,
Как львицы, будьте яры, день-деньской
Язык, как жернов, приводя в движенье.
Бояться мужа — глупого глупей:
Будь он в кольчужные закован звенья,
Стрелами острыми своих речей
Пронзишь ты и стальное облаченье.
Вяжи его и ревностью порой, —
И станет за тобой ходить он тенью.
Коль ты красива, на глазах людей
Цвети и надевай все украшенья,
А коль дурна, расходов не жалей,
Чтоб приобресть друзей для услуженья.
Будь весела, как листья лип весной,
А мужу предоставь плач, вой, мученья.
Пролог Купца
«Плач и стенанья, горе и заботы
Мне отравляют отдых и работу, —
Сказал купец, — с тех пор, как я женат.
Хотел бы видеть, кто женитьбе рад?
Не я, во всяком случае: жена мне
Такая подвернулась, — как из камня.
Когда б ее сам дьявол в жены взял,
196
И он, наверно, б зубы поломал.
Противно вспоминать ее проделки,
Коварства полные и злобы мелкой.
Строптивая злодейка — не жена!
О, горе мне! Сколь разница ясна
Между Гризельды благостным смиреньем
И жен сварливых неуемным рвеньем,
Когда над ними демон верх возьмет.
Освободись я — уж не завлечет
Меня в ловушку сила никакая.
Теперь уж не сваляю дурака я.
Ведь мы, женатые, — мы все рабы.
Испробуйте-ка сладость сей судьбы.
Святой Фома Индийский в том порука:
Жена для большинства из нас — докука,
Хотя, конечно, к счастью, не для всех.
И клеветать на брак — великий грех.
Но вот два месяца, как я женат,
А умереть, ей-богу, был бы рад.
Клянусь, никто, хотя бы поносил
Его весь свет, на сердце б не скопил
Той горести и горечи отравной,
Что я обрел себе в жене злонравной».
«Спаси тебя господь, несчастный друг!
Сказал хозяин, — но частицу мук
На наши плечи скинь, их нам поведай».
«Я расскажу вам про чужие беды
Забыть хотел бы гнет своих оков,
О них смолчу, хоть горе велико».
Эпилог к рассказу купца
«Спаси нас боже от такой жены!
Вскричал трактирщик. — Женщины полны
Обмана, лжи и всяческих уловок.
Ведь как бы ни был муж злосчастный ловок,
Они, как пчелы, трудятся весь день,
Мед собирая; ты ж стоишь, как пень,
Опорой улья и глядишь печально,
Как лакомится медом гость нахальный.
Иль вот: верна, как сталь, моя жена,
Но не похвалится умом она.
Придирчива, горласта и сварлива,
Она не даст мне выпить кружки пива
С приятелем. Да что и говорить.
197
Всегда найдешь, за что жену бранить.
И, знаете, скажу вам по секрету,
Скорблю нередко, что обузу эту
Взвалил я на плечи, себя связал,
Когда жену свою я в жены взял.
Но, видит бог, какой дурак я был бы,
Когда жены злонравие хулил бы.
Скажу по опыту — про то б узнала,
И крику было бы тогда немало;
А передал бы кто-нибудь из вас, —
Кто именно, неважно (всякий раз
Кого-нибудь найдет, кто б рассказал ей).
Поэтому молчу. Я слово дал ей
Молчать про то, что деется у нас.
Вот, стало быть, друзья, и весь мой сказ».
Яков Шпренгер, Генрих Инститорис1
МОЛОТ ВЕДЬМ1 2
Вопрос шестой
О ведьмах, предающихся демонам
Относительно ведьм, отдающих себя во власть демонам,
возникает ряд трудно разрешимых вопросов, сводящихся к
тому, как приступает демон к этой скверне. Наметим тут сле¬
дующее: 1) О демонах и о составных частях телесного облика,
принимаемого ими; 2) О половом акте и о том, всегда ли он
сопровождается извержением семени, взятого от постороннего
лица; 3) О времени и о месте этого акта и о том, нет ли у
демона определенного времени для этого; 4) Видим ли он при
этом окружающими? Посещаются ли те из ведьм демоном,
которые произошли от подобного непотребства, или те из
них, которые были переданы дьяволу повивальными бабками
в момент рождения? Чувствуют ли они любовное наслаждение
от полового акта с демоном?
На эти вопросы мы дадим исчерпывающие ответы во вто¬
рой части книги. А теперь остановимся на вопросе, почему у
немощного пола этот род скверны более распространен, чем
среди мужчин. Прежде всего рассмотрим главные свойства
женщины. Это будет первый пункт. Второй пункт коснется
того, какие женщины чаще всего склоняются к суеверию и к
колдовству. Третий будет говорить о повивальных бабках, пре¬
восходящих всех женщин по части злобы.
Почему женщины более склонны к колдовству?
Относительно первого пункта, а-именно, почему среди не¬
мощного пола так много ведьм, у нас есть, кроме свиде¬
тельств Священного Писания и людей, заслуживающих дове¬
рия, еще житейский опыт. Мы хотим сказать, не подвергая
презрению всего немощного пола (через который Бог всегда
творил великое, чтобы привести в смятение сильный пол),
что в суждении о женщинах мнения в сущности не расходят¬
ся. Поэтому для увещевания женщин и для проповедей им
эта тема весьма подходяща. Они с любопытством послушают
об этом, если только проповедь протечет в скромном тоне.
1 Инквизиторы-доминиканцы, теологи Яков Шпренгер, Генрих Ин¬
ститорис написали трактат «Молот ведьм» в 1487 г.
2 Пер. Н. Цветкова. СПб., С. 117—129.
199
Некоторые ученые говорят: имеются на свете три существа,
которые как в добре, так и во зле не могут держать золотой се¬
редины: это — язык, священник и женщина. Если они перей¬
дут границы, то достигают вершин и высших степеней в добре
и зле. Если над ними господствует добро, то от них можно
ожидать наилучших деяний. Если же они попали под власть
зла, то ими совершаются наисквернейшие поступки
Что касается злости женщин, то в Книге сына Сирахова
(25) говорится: «Нет ничего хуже злобы женщины. Соглашусь
лучше жить со львом и драконом, нежели жить со злой
женой». В дополнение к этому там же говорится: «Всякая
злость мала по сравнению со злостью женщины». Поэтому-то
Иоанн Златоуст в поучении на Евангелие Матфея (10) увеще¬
вает: «Жениться не подобает. Разве женщина что-либо иное,
как враг дружбы, неизбежное наказание, необходимое зло, ес¬
тественное искушение, вожделенное несчастье, домашняя
опасность, приятная поруха, изъян природы, подмалеванный
красивой краской? Если отпустить ее является грехом и при¬
ходится оставить ее при себе, то по необходимости надо ожи¬
дать муку. Ведь отпуская ее, мы начинаем прелюбодеять, а ос¬
тавляя ее, имеем ежедневные столкновения с нею». А Туллий
(в своей «Риторике», 2) утверждает: «Мужчины влекутся к по¬
зорным деяниям многими страстями, а женщин же ко всем
злодеяниям влечет одна страсть: ведь основа всех женских по¬
роков — это жадность». А Сенека в своих трагедиях произно¬
сит: «Женщина или любит, или ненавидит. Третьей возмож¬
ности у нее нет. Когда женщина плачет — это обман. У жен¬
щин два рода слез. Один из них — из-за действительной боли;
другой — из-за коварства. Если женщина думает в одиночестве,
то она думает о злом».
О хороших же женщинах идет большая, хорошая слава. Они
делают мужчин счастливыми и спасают народы, страны и го¬
рода. Всем известны высокие поступки Юдифи, Деворы и Ес¬
фири. Поэтому апостол в Первом послании к коринфянам (7)
и говорит: «Если женщина имеет мужа, и он хочет с ней жить,
то она не должна уйти от него. Неверующий муж освящается
верующей женою». В Книге сына Сирахова (25) читаем: «Бла¬
жен муж хорошей жены, и число дней его — сугубое». Много
похвального говорит он там на протяжении всей главы о хоро¬
ших женщинах. А в притчах Соломона о таковых женщинах
говорится в последней главе.
В Новом Завете их хвалят не менее, упоминая о девствен¬
ницах и о других святых женщинах, привлекших языческие на¬
роды и государства к свету христианской религии. Прочти Ви¬
кентия «Зерцало истории» (XXVI, 9) о венгерском государстве
и о великой христианке Гилии, а также о франкском государ¬
200
стве и о девственнице Клотильде, обрученной с Хлодвигом.
Много чудесного найдешь ты там.
Когда женщину хулят, то это происходит главным образом
из-за ее ненасытной страсти к плотским наслаждениям. Поэ¬
тому в Писании и сказано: «Я нашел женщину горче смерти,
и даже хорошая женщина предалась страсти к плотским на¬
слаждениям».
Мыслители приводят и другие основания тому, почему
женщины более, чем мужчины, склонны к суеверию. Они го¬
ворят о трех основаниях: 1) Они легковерны. Демон жаждет
главным образом испортить веру человека. Этого легче всего
достигнуть у женщин. 2) Они скорее подвержены воздействию
со стороны духов вследствие естественной влажности своего
сложения. 3) Их язык болтлив. Все, что они узнают с помощью
чар, они передают подругам. Так как их силы невелики, то они
жаждут отмщения за обиды с помощью колдовства.
Некоторые мыслители приводят еще другие основания, о
которых проповедники должны говорить с осторожностью.
Хотя в Ветхом Завете о женщинах и говорится больше нехоро¬
шего, чем хорошего, из-за первой грешницы Евы и ее подра¬
жательниц, однако вследствие позднейшего изменения слова
Ева в «Ave» (радуйся) в Новом Завете из-за благодати Марии
надо проповедывать и говорить много похвального о женщи¬
нах, как и говорит Иероним: «Все, что грех Евы принес злого,
то благо Марии подвергло уничтожению». Несмотря на это,
из-за скверны колдовства, распространяющейся в последнее
время более среди женщин, нежели среди мужчин, мы должны
сказать, после точной проверки материала, что женщины
имеют недостатки как в душе, так и в теле, и что нет ничего
удивительного в том, что они совершают больше позорных
деяний. Они рассуждают и иначе понимают духовное, чем
мужчины. Здесь мы сошлемся на авторитеты. Теренций гово¬
рит: «У женщины рассудок легок, *почти как у мальчиков».
Лактанций («Институции», V) утверждает: «Ни одна женщина,
кроме Теместы, никогда не понимала философии». В Притчах
Соломона (гл. 11) приводится как бы описание женщины:
«Красивая и беспутная женщина подобна золотому кольцу в
носу у свиньи». Ведь женщина более алчет плотских наслажде¬
ний, чем мужчина, что видно из всей той плотской скверны,
которой женщины предаются. Уже при сотворении первой
женщины эти ее недостатки были указаны тем, что она была
взята из кривого ребра, а именно — из грудного ребра, которое
как бы отклоняется от мужчины. Из этого недостатка вытекает
и то, что женщина всегда обманывает, так как она лишь несо¬
вершенное животное. Ведь Катон сказал: «Если женщина пла¬
чет, то она, конечно, готовит козни». Также говорится: «Если
она плачет, то она хочет ввести мужа в заблуждение». Это
201
видно по жене Самсона, которая разными способами досажда¬
ла мужу, пока не узнала его тайны и не покинула его, передав
этот секрет своим единомышленникам. По примеру первой
женщины видно, что женщины маловерны. Ведь на вопрос
змеи, почему Адам и Ева не вкушают от плодов всех деревьев
рая, Ева ответила: «Мы едим плоды от всех деревьев... чтобы
мы, что может случиться, не умерли». Этим она показала, что
у нее не было веры в слова Бога. Это явствует и из этимологии
слова «femina» (женщина), происходящего от «fe» (Fides вера)
и «minus» (менее). Таким образом, слово «femina» значит
«имеющая меньше веры». Ведь у нее всегда меньше веры. Это
зависит от ее естественной склонности к легковерию, хотя
вследствие Божьей благодати и природы у высокоблагословен¬
ной девственницы Марии вера никогда не колебалась, чего
нельзя сказать о всех мужчинах времени страстей Христовых.
Итак, женщина скверна по своей природе, так как она ско¬
рее сомневается и скорее отрицает веру, а это образует основу
для занятий чародейством.
Что касается другой силы души воли, то скажем о женщи¬
не следующее: когда она ненавидит того, кого перед тем лю¬
била, то она бесится от гнева и нетерпимости. Такая женщина
похожа на бушующее море. Разные авторитеты говорят об
этом. Вот Екклесиаст (гл. 25): «Нет гнева большего гнева жен¬
щины». Сенека (Трагедии, 8): «Ни мощи огня, ни силы бури,
ни удара молнии не надо столь бояться, как горящего и пол¬
ного ненависти дикого гнева покинутой супруги». Вспомним
здесь и гнев женщины, которая возвела на Иосифа ложное об¬
винение и заставила бросить его в темницу вследствие того,
что он не хотел впасть с нею в грех прелюбодеяний (Бытие,
30). Немаловажное значение для увеличения количества ведьм
надо приписать жалким раздорам между замужними и неза¬
мужними женщинами и мужчинами. Так обстоит дело даже
среди женщин, посвятивших себя Богу. А среди других жен¬
щин? В Книге Бытия ты увидишь всю нетерпимость и зависть
Сарры к Агари (Бытие, 21), Рахили к Лии (Бытие, 30), Анны
к Феннане (1 Царств), Мариам к Моисею (Числ, 12), Марфы
к Магдалине (Лука, 10), которая сидела, когда Марфа прислу¬
живала.
Понятно поэтому, почему Фороней, греческий король, в
день своей смерти сказал своему брату Леонтию: «Мне ничего
недоставало бы до высшего счастья, если бы отсутствовала
женщина». На это Леонтий: «Как может женщина мешать
счастью?» Король ответил: «Все женатые мужчины знают это».
Когда Сократа спросили совета — жениться или не жениться,
он сказал: «Если ты не женишься, то тебя приютит одиночест¬
во мыслителя. Твой род исчезнет. Чужой наследник возьмет
твое состояние. Если же ты женишься, то у тебя будут вечные
202
раздражения, жалобы и споры, укоры о приданом, злые мор¬
щины на челах родственников, болтливый язык тещи, наслед¬
ники от чужого брака, сомнительные виды на будущее для
своих собственных детей». Это он вынес из собственного
опыта. Иероним («Против Иовиниана») рассказывает об этом
следующее: «У Сократа было две жены, характер которых он
выносил с величайшим терпением, но все же не мог освобо¬
диться от их окриков, укоров и злоречия. Однажды, когда они
снова на него напали, он вышел, чтобы избежать раздоров, и
сел перед домом. Видя это, женщины вылили на него грязную
воду. На это философ, не раздражаясь, сказал: "Я знал, что
после грома следует дождь” О другом муже рассказывают сле¬
дующее: его жена утонула в реке. Ища ее труп, чтобы извлечь
его из воды, он шел вдоль берега, против течения. Спрошен¬
ный, почему он ищет вверх, а не вниз по течению, он ответил:
"При жизни жена всегда все делала наперекор. Может быть,
она и после своей смерти будет поступать так же"».
Как из недостатка разума женщины скорее, чем мужчины,
отступаются от веры, так и из своих необычайных аффектов и
страстей они более рьяно ищут, выдумывают и выполняют
свою месть с помощью чар или иными способами. Нет поэто¬
му ничего удивительного в том, что среди женщин так много
ведьм.
В их натуре никому не подчиняться, следовать своим соб¬
ственным внушениям. Поэтому Теофраст говорит: «Если ты
предоставишь к ее услугам целый дом, а за собой оставишь
лишь какое-либо право голоса, то она будет думать, что ей не
доверяют. Она начнет вступать в споры. А если ты не пото¬
ропишься ей уступить, она приготовит яд и будет искать по¬
мощи у кудесников и ясновидцев». Отсюда — чародеяния.
Как выглядит господство женщины, смотри у Туллия («Па¬
радоксы»): «Тот ли свободен, кому жена приказывает, диктует
законы, разрешает, запрещает по своему усмотрению и не дает
права возразить? Я думаю, что такого мужа можно назвать
рабом, заслуживающим сожаления, хотя бы он и был из ува¬
жаемой семьи». Поэтому и Сенека в лице неистовой Медеи го¬
ворит следующее: «Чего ты колеблешься? Следуй счастливому
натиску. Сколь велика месть, в которой ты находишь свою ра¬
дость» и т. д. При этом Сенека показывает, что женщина не
позволяет руководить собою, а хочет действовать по своему
собственному усмотрению. Они сами накладывают на себя
руки, если они могут отомстить. О подобной женщине Лаоди-
кее Иероним рассказывает в своей книге о Данииле. Эта Лао-
дикея, жена короля Антиоха из Сирии, ревнуя его к Веренике,
другой его жене, умерщвляет сначала соперницу и ее сына от
Антиоха, а потом отравляется и сама.
203
Почти все государства были разрушены из-за женщин. Троя
погибла из-за похищения Елены. Многие тысячи греков нашли
там смерть. Иудейское государство претерпело много невзгод и
разрушений из-за скверной царицы Иезавели и ее дочери Го-
фолии, царицы в Иудее, которая умертвила своих внуков,
чтобы царствовать после смерти сына. Обе эти женщины были
в свою очередь умерщвлены. Много напастей испытало Рим¬
ское государство из-за Клеопатры, египетской царицы. Поэто¬
му нет ничего удивительного в том, что мир и теперь страдает
из-за женской злобы.
Из-за ненасытности женщин к плотским наслаждениям че¬
ловеческая жизнь подвержена неисчислимому вреду. Поэтому
мы можем с полным правом утверждать вместе с Катоном:
«Если бы мир мог существовать без женщин, мы общались бы
с богами». И действительно, мир был бы освобожден от раз¬
личнейших опасностей, если бы не было женской злобы, не
говоря уже о ведьмах. Валерий писал Руфину: «Ты не знаешь,
что женщина — это химера, но ты должен знать, что это чу¬
довище украшено превосходным ликом льва, обезображено
телом вонючей козы и вооружено ядовитым хвостом гадюки.
Это значит: ее вид красив, прикосновение противно, сношение
с ней приносит смерть».
Ее другое свойство — это голос. По природе женщина
лжива. Она лжива и в разговоре. Она жалит и ласкает в одно
и то же время. Поэтому ее голос сравнивается с голосом сирен,
привлекающих путников своими сладкими мелодиями и затем
убивающих их. Они убивают, так как опустошают денежные
мешки, крадут силу и заставляют презирать Всевышнего. Еще
раз Валерий к Руфину: «Цветок любви — роза. Ведь под ее
пурпуром скрываются шипы». Притчи Соломона: «Мед источа¬
ют уста чужой жены, и мягче блея речь ее. Но последствия от
нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый».
А как она ходит и себя держит? Это — суета сует. Не най¬
дется ни одного мужчины, который так старался бы угодить
Господу, как старается женщина — будь она не совсем уродом
понравиться мужчине. Примером тому может служить Пелагея,
ходившая разряженной по Антиохии. Когда ее увидел святой
отец по имени Ноний, он начал плакать и сказал своим спут¬
никам, что он за всю свою жизнь не выказывал такого усердия
служить Богу, какое показывает Пелагея, чтобы понравиться
мужчинам. Святому старцу в конце концов удалось обратить
эту отвратительную грешницу на истинный путь.
Такова женщина, на которую горько жалуется церковь и о
которой Екклесиаст (гл. 7) говорит следующее: «Я нашел, что
женщина горче смерти, она — петля охотника. Ее сердце — те¬
нета, а ее руки оковы. Кто угождает Богу, тот ее избегает.
Грешник же будет ею уловлен». Она горче смерти, т.е. дьявола.
204
Она горче смерти, так как смерть естественна и уничтожает
только тело. Грех же, начатый женщиной, умерщвляет душу
через лишение благодати Божьей, а также и тело в наказание
за грех.
Она горче смерти, так как смерть тела — явный, ужасный
враг. Женщины же — скрытый, льстивый враг. Их сердце —
тенета, т. е. неизмерима злоба, господствующая в их сердце. Их
руки оковы. Когда они участвуют в наведении порчи на
живые существа, они достигают того, к чему стремятся, с по¬
мощью дьявола.
Подведем итоги: все совершается у них из ненасытности к
плотским наслаждениям. Притчи Соломона говорят (предпос¬
ледняя глава): «Троякое ненасытимо... а четвертое — это то,
что никогда не говорит: Довольно», а именно — отверстие вла¬
галища». Вот они и прибегают к помощи дьявола, чтобы ути¬
шить свои страсти. Можно было бы рассказать об этом по¬
дробнее. Но для разумного человека и сказанного довольно,
чтобы понять, почему колдовство более распространено среди
женщин, чем среди мужчин. Поэтому правильнее называть эту
ересь не ересью колдунов, а ересью, по преимуществу, ведьм,
чтобы название получилось от сильнейшего. Да будет прослав¬
лен Всевышний, по сие время охранивший мужской род от
такой скверны. Ведь в мужском роде Он хотел для нас родить¬
ся и страдать. Поэтому Он и отдал нам такое предпочтение.
Какие женщины главным образом предаются колдовству?
Относительно того, какие женщины преимущественно за¬
нимаются колдовством, надо сказать следующее. Среди сквер¬
ных женщин господствуют три главных порока, а именно: не¬
верие, честолюбие и алчность к плотским наслаждениям.
Эти-то женщины и предаются чародеяниям. Последний из
указанных пороков особенно распространен среди подобных
женщин. Согласно Екклесиасту, он ненасытен. Поэтому чем
более честолюбивые и иные женщины одержимы страстью к
плотским наслаждениям, тем безудержнее склонятся они к ча¬
родеяниям. Таковыми являются прелюбодейки, блудницы и
наложницы вельмож. Их колдовство имеет семь видов, как го¬
ворится в булле «Summis desiderantes», и касается поражения
чарами способности любовного соития и зачатия во чреве ма¬
тери. Вот эти виды: 1) они воспламеняют сердца людей к чрез¬
вычайно сильной любви; 2) они препятствуют способности к
деторождению; 3) они удаляют органы, необходимые для этого
акта; 4) с помощью волшебства они превращают людей в по¬
добия животных; 5) они делают женщин бесплодными; 6) они
производят преждевременные роды; 7) они посвящают детей
демонам, не говоря уже о других многочисленных порчах, на¬
водимых ими как на животных, так и на полевые злаки. Об
этом мы поговорим после. Теперь же мы приведем основания,
205
которыми руководствуются ведьмы при своих чародеяниях.
Прежде всего — о возбуждении чрезвычайно сильной любви
или ненависти. Говоря о кознях ведьм, святой Фома (раз¬
дел IV, 34) приводит эти основания и указывает, почему Бог
предоставил черту больше власти в области полового соития,
чем в других областях человеческих действий. Вот его рассуж¬
дение: первое греховное падение человека, приведшее его под
ярмо черта, произошло из-за полового акта. Хотя брак и был
впоследствии освящен Богом, все же временами он разрушает¬
ся чертом. Это, правда, не происходит путем дьявольского на¬
силия: в противном случае дьявола надо было бы считать су¬
ществом более сильным, чем Бог. Это влияние силы нечистого
происходит с Божьего попущения и распространяется на вре¬
менные или постоянные препятствия к совершению супружес¬
кого акта.
Опыт показывает, что ведьмы производят бесчисленное
множество любовных чар среди людей различнейших состоя¬
ний, возбуждая любовь, доводя ее до любовного исступления
и мешая им слушать доводы разума. Это грозит уничтожением
веры и усугубляется тем, что эти ослепленные препятствуют
возбуждению процессов против ведьм. А отсюда — ежеднев¬
ный рост и распространение сей скверны. О, если бы опыт со¬
всем не учил нас этому! Однако мы знаем, что ведьмами воз¬
буждается в таинстве брака такая неприязнь между супругами
и такое охлаждение в области полового соития, что они не в
состоянии заботиться о потомстве через исполнение своих суп¬
ружеских обязанностей.
Мишель Монтень (1533—1592)
ОПЫТЫ
Книга Вторая
Глава VIII. О родительской любви1
...Жены всегда склонны перечить мужьям. Они используют
любой повод, чтобы поступить наоборот, и малейшее извине¬
ние для них равносильно уже полнейшему оправданию. Я
знал одну женщину, которая утаивала от своего мужа изряд¬
ные суммы, чтобы, как она призналась своему духовнику,
иметь возможность более щедро раздавать милостыню. Верь,
кто хочет, этому благочестивому предлогу! Всякое распоряже¬
ние деньгами кажется им недостаточно почтенным, если оно
совершается с согласия мужа; они должны обязательно захва¬
тить его в руки либо хитростью, либо упрямством, но всегда
каким-нибудь способом: без этого они не почувствуют ни
полноты своей власти, ни удовольствия от нее. И когда такие
их действия направлены против несчастного старика и в
пользу детей, они хватаются за этот предлог и дают волю
своей страсти, составляя заговор против господства главы
дома. Если у него есть взрослые и полные сил сыновья, они
быстро, лаской или таской, подчиняют себе домоправителя,
казначея и всех прочих служащих. Если же у бедняги нет ни
жены, ни сыновей, он не так легко попадает в эту беду, но
зато, когда это случается, он страдает еще более жестоко и
унизительно. Катон Старший говорил в свое время, что
сколько у человека слуг, столько у него и врагов. Не хотел ли
он нас предупредить, что у нас-* будет столько же врагов,
сколько жен, сыновей и слуг: ведь его время славилось боль¬
шей чистотой нравов, нежели наше.
Я нахожу неразумным, когда человек, дела которого идут
хорошо, ищет себе жену с большим приданым: деньги со сто¬
роны всегда приносят в семью беду. Мои предки обычно при¬
держивались этого правила и я со своей стороны также пос¬
ледовал ему. Но те, кто не советуют нам жениться на богатых
невестах, ссылаясь на то, что с ними труднее иметь дело и
что они менее признательны, ошибаются и упускают некое
реальное благо ради сомнительной догадки. Взбалмошной
женщине ничего не стоит менять свои намерения. Женщины
1 Опыты. Книги Первая и Вторая. 2-е изд. М., 1980. С. 345—349.
207
больше всего довольны собой в тех случаях, когда они кругом
неправы. Неправота привлекает их, подобно тому как хоро¬
ших женщин подстрекает честь их добродетельных поступков;
чем они богаче, тем они добрее, и, подобно этому, чем они
красивее, тем более склонны к целомудрию.
Правильно оставлять управление всеми имущественными
делами семьи в руках матери, пока дети не достигли требую¬
щегося по закону совершеннолетия; но плохо воспитал своих
сыновей тот отец, который не питает уверенности, что, став
взрослыми, они не смогут вести дела лучше и искуснее, чем
его жена, представительница слабого пола. Однако было бы,
разумеется, еще более противоестественно, если бы благополу¬
чие матери зависело от детей. Для матерей следует щедро вы¬
делять средства, чтобы они могли жить, как того требует об¬
становка их дома и как им полагается по их возрасту, прини¬
мая во внимание, что они гораздо менее приспособлены к
перенесению нужды и лишений, чем их мужское потомство;
поэтому следует возложить это бремя скорее на детей, чем на
мать.
Возвращаясь к моему рассуждению, должен сказать сле¬
дующее: мне представляется, что при всех условиях мужчины
не должны находиться в подчинении у женщин — за исклю¬
чением естественного подчинения материнской власти, если
только это не делается в наказание тем мужчинам, которые,
поддавшись какому-то бурному порыву, сами добровольно
подчинились женщинам Очевидность этого соображения по¬
будила нас измыслить и начать применять тот самый закон,
которого никто никогда не видел и на основании которого
женщины лишаются права наследования французского пре¬
стола. Нет в мире такой сеньории, где на этот закон не ссы¬
лались бы так же, как и у нас, в силу видимой его разумнос¬
ти, хотя в одних странах он получил случайно более широкое
распространение, чем в других. Опасно предоставлять раздел
нашего наследства на усмотрение женщин на основании того
выбора между детьми, который они сделают, ибо выбор этот
всегда будет несправедливым и пристрастным. Те болезнен¬
ные причуды и влечения, которые проявляются у женщин во
время беременности, таятся в их душах всегда. Сплошь и
рядом видишь, что они особенно привязываются к детям,
более слабым и обиженным природой, или к тем, которые
еще сидят у них на шее. Не обладая достаточной рассудитель¬
ностью, чтобы выбрать того из детей, кто этого заслуживает,
они легко отдаются природным влечениям и похожи в этом
отношении на животных, которые знают своих детенышей
лишь до тех пор, пока их кормят...
208
Глава XXXV. О трех истинно хороших женщинах'
Всем известно, что хороших женщин не так-то много, не по
тринадцать на дюжину, а в особенности мало примерных жен.
Ведь брак таит в себе столько шипов, что женщине трудно со¬
хранить свою привязанность неизменной в течение долгих лет.
Хотя мужчины в этом отношении и стоят немного выше, од¬
нако и им это не легко дается.
Показателем счастливого брака, убедительнейшим доказатель¬
ством его, является долгая совместная жизнь в мире, согласии,
без измен. В наше время — увы! — жены большей частью выка¬
зывают свои неустанные заботы и всю силу своей привязанности
к мужьям, когда тех уже нет в живых; по крайней мере именно
тогда жены стараются доказать свою любовь. Что и говорить —
запоздалые, несвоевременные доказательства! Жены скорее, по¬
жалуй, доказывают этим, что любят своих мужей мертвыми.
Жизнь была наполнена пламенем раздоров, а смерть — любовью
и уважением. Подобно тому как родители нередко таят любовь к
детям, так и жены часто скрывают свою любовь к мужьям, со¬
блюдая светскую пристойность. Эта скрытность не в моем вкусе:
такие жены могут сколько угодно неистовствовать и рвать на себе
волосы, я же в таком случае спрашиваю какую-нибудь горничную
или секретаря: «Как они относились друг к другу? Как они жили
друг с другом?» Я всегда припоминаю по этому поводу чудесное
изречение: iactantius maerent, quae minus dolent (те, кто меньше
всего огорчены, будут выказывать тем большую скорбь). Их отчая¬
ние противно живым и не нужно мертвым. Мы не против того,
чтобы они радовались после нас, лишь бы они радовались вместе
с нами при нашей жизни. Можно просто воскреснуть от досады,
если та, кому наплевать было на меня при жизни, готова чесать мне
пятки, когда я только-только испустил дух. Если, оплакивая мужей,
жены проявляют благородство, то правр на него принадлежит толь¬
ко тем, которые улыбались им при жизни; но жены, которые, живя
с нами, грустили, пусть радуются после нашей смерти, пусть будет
у них на лице то же, что и в душе. Поэтому не обращайте внимания
на их полные слез глаза и жалобный голос: смотрите лучше на гор¬
деливую поступь, на цвет лица и округлившиеся щеки под траур¬
ным покрывалом: эти вещи раскроют вам гораздо больше, чем
любые слова. Многие из них, овдовев, начинают расцветать, разве
это не безошибочный показатель их самочувствия? Они блюдут
установленные для вдов приличия не из уважения к прошлому,
а в расчете на то, что их ждет: это — не уплата долга, а накоп¬
ление для будущего... 11 Опыты. Книги Первая и Вторая. 2-е изд. М., 1980. С. 660—661.
209
Даниэль Дефо (ок. 1660—1731)
РОКСАНА1
...Следует признать, что это в самом деле свидетельствова¬
ло как о честности его намерений, так и о великой его ко
мне любви. Я же истолковала его слова совсем в другую сто¬
рону, а именно — что он зарится на мои деньги. Как же он
изумился, как смутился, когда, выслушав его предложение с
холодным равнодушием, я вновь повторила, что он просит
меня о том единственном, чего я не в силах ему даровать.
Он был поражен.
— Как? — воскликнул он. — Вы мне отказываете? И
когда же? После того, как я с вами спал!
Я отвечала ему холодно, но по-прежнему учтиво.
Это верно, — сказала я, — к вящему моему позору, это
так. Вы застигли меня врасплох и завладели мною. Не при¬
мите, однако, за обиду, но я все равно не могу согласиться
сделаться вашей женой. Если у меня родится ребенок, — про¬
должала я, — я поступлю с ним, как вы укажете; надеюсь, вы
не выставите меня на всеобщее позорище за то, что я выста¬
вила себя на позор вам. Но, воля ваша, дальше я не иду.
На этом я твердо стояла и не желала слушать о браке.
Все это может показаться не совсем понятным. Попыта¬
юсь объяснить свой поступок, насколько я сама его тогда по¬
нимала. Я знала, что на положении любовницы я, по установ¬
ленному обычаю, получала бы содержание от любовника;
между тем как вступивши в брак, я теряю все свое имущест¬
во, которое перейдет в руки мужа и сама я должна буду во
всем ему подчиняться. Поскольку денег у меня было доста¬
точно и положение брошенной любовницы в будущем меня
не страшило, мне не было никакой причины дарить ему двад¬
цать тысяч за то, чтобы он на мне женился, — слишком до¬
рогая цена за кров и стол!
Таким образом, его план сойтись со мною, дабы меня
обезоружить, обратился против него самого, и он оказался
ничуть не ближе к своей цели — сделаться моим мужем, —
чем прежде... 11 Даниэль Дефо. Роксана. (Счастливая куртизанка, или История
жизни и всевозможных превратностей судьбы мадемуазель де Бело, впос¬
ледствии именуемой графиней де Винцельсгейм Германской, она же
особа, известная во времена Карла II под именем леди Роксаны). Литера¬
турные памятники. М., 1975. С. 118—125.
210
Видно, просчет этот его немало огорчил и он долгое время
не знал, что придумать; овладев мною, он рассчитывал до¬
питься моего согласия на брак, иначе бы он не стремился к
ной победе; но если бы он не знал, что у меня есть денежки,
рассуждала я, вряд ли он захотел бы на мне жениться после
юго, как я позволила ему разделить со мной ложе. Ибо какой
мужчина захочет жениться на обесчещенной потаскухе, пусть
даже он сам ее и обесчестил? А поскольку я знала его за че¬
ловека неглупого, я вряд ли была несправедлива, полагая, что,
кабы не мои деньги, он бы не стремился на мне жениться —
да притом еще после того, как я ему и так уступила, позволив
ему делать со мной, что вздумается, без всяких предваритель¬
ных условий.
Итак, до сего времени каждый мог лишь догадываться о
намерениях другого; но так как он продолжал настаивать на
своем желании на мне жениться, несмотря на то, что спал со
мной и мог со мною спать сколько ему вздумается, а я —
столь же упорно отказывалась выходить за него замуж, есте¬
ственно, что вопрос этот служил у нас постоянным предметом
обсуждения и что рано или поздно мы должны были объяс¬
ниться начистоту.
Однажды утром, когда мы предавались нашим незаконным
ласкам, иначе говоря, лежали вдвоем в постели, он вздохнул
и сказал, что хотел бы задать мне некий вопрос и одновре¬
менно просить меня ответить с той же простодушной непри¬
нужденностью и открытостью, с какой я привыкла с ним об¬
ращаться. Я пообещала. Отчего же, спросил он, отчего я не
соглашаюсь выйти за него замуж, раз я все равно позволяю
ему все те вольности, что дозволены между мужем и женой?
Вернее, поправился он, отчего, моя милая, раз уж ты так
добра, что пускаешь меня к себе в постель, отчего не хочешь
назвать меня своим всецело, взять меня к себе навсегда,
дабы мы могли наслаждаться нашей любовью, не пороча
себя?
По той же причине, по какой брак, о чем я ему призна¬
лась с самого начала, есть то единственное, в чем я вынуж¬
дена ему отказать, сказала я ему в ответ, по той же причине
я не в состоянии открыть ему, сказала я, причины, вынуж¬
дающей меня отклонить его предложение. Это верно, продол¬
жала я, что я даровала ему то, что считается величайшей ми¬
лостью, какую может даровать женщина; однако, как он сам
мог убедиться, сила моей благодарности к нему за то, что он
вызволил меня из тягчайшего положения, в какое я когда-
либо попадала, такова, что я не в состоянии ему ни в чем от¬
казать; он должен понимать, что если бы я могла вознагра¬
211
дить его еще большими милостями, я сделала бы для него
все, что угодно, исключая один лишь брак. Ведь из всех моих
поступков он может видеть, сколь велика моя к нему любовь;
однако, что касается брака, то есть отказа от свободы, я, как
ему известно, это однажды уже испытала, и он видел, в какой
благодаря этому я попала переплет, какие бури и невзгоды
мне пришлось пережить. Все это вызвало у меня отвращение
к браку, сказала я, и я прошу его больше никогда на этом не
настаивать. В том, что к нему самому у меня нет ни малей¬
шего отвращения, он мог убедиться; если же у меня будет от
него ребенок, я завещаю ему все мое имущество в знак моей
любви к его отцу. Он долго обдумывал свой ответ и наконец
сказал:
Послушай, милая, на свете еще не.было женщины, кото¬
рая отказалась бы выйти замуж за человека, после того, как
допустила его до своей постели. За этим, должно быть, кро¬
ется какая-нибудь причина. Исполни же еще одну просьбу —
если я правильно эту причину угадаю и устраню ее, тогда ты
уступишь мне, наконец?
Я сказала, что если бы ему удалось причину эту устранить,
мне пришлось бы уступить, ибо я, разумеется, соглашусь на
все, против чего не имею причины возражать.
Итак, душа моя, либо вы дали слово другому или даже
состоите в браке, либо не желаете вручить мне деньги, кото¬
рыми владеете, рассчитывая с таким приданым на более вы¬
годную партию. Коли верна моя первая догадка, я не скажу
более ни слова, будь по-вашему; но если причина кроется в
другом, я готов ее устранить и отмести все ваши возражения.
По поводу первого его предположения я его тотчас обо¬
рвала, говоря, что он, должно быть, очень дурного мнения,
если допускает, что я способна была ему отдаться и продол¬
жаю дозволять ему всякие вольности, будучи невестой или
женой другого. И я заверила его, что его догадка никоим об¬
разом не верна, ни в какой ее части.
Коли так, сказал он, — и если верно мое второе предпо¬
ложение, я могу устранить эту причину. Итак, я обязуюсь без
вашего согласия не прикасаться ни к одному пистолю из ва¬
шего состояния — ни теперь, ни в какое другое время, и вы
будете всю жизнь распоряжаться своим имуществом, как вам
заблагорассудится, а после смерти — откажете его кому захо¬
тите.
Далее он сказал, что может полностью содержать меня на
свои деньги, и что не они заставили его покинуть Париж.
Я не в силах была скрыть от него изумления, в какое меня
повергли его слова. Дело не в том лишь, что я ничего подоб¬
212
ного не ожидала, но и в том, что я затруднялась, как отве¬
тить. Он ведь и в самом деле устранил главную, — а, впро¬
чем, и единственную, — причину моего отказа, и теперь мне
было нечего ему сказать; ибо, согласись я на его благородное
предложение, я тем самым как бы признала, что причиной
моего отказа до этого были деньги, и что в то время, как я
с такой готовностью поступалась своей честью и рисковала
репутацией, я вместе с тем не желала поступиться деньгами.
Так оно, разумеется, на самом деле и было, однако не могла
же я признаться в столь грубой корысти и на этом основании
согласиться стать его женой! К тому же вступить с ним в брак
и не позволить ему управлять моими деньгами и всем моим
имуществом было бы на мой взгляд не только варварством и
бесчеловечностью, но еще и явилось бы постоянным источни¬
ком взаимного недоверия и недовольства. Итак, мне при¬
шлось дать всему делу совсем иной оборот, и я заговорила в
высокопарном тоне, вовсе не соответствовавшем моим перво¬
начальным мыслям, ибо, признаюсь, как я об этом уже гово¬
рила, передача имущества в другие руки, потеря власти над
моими деньгами и составляла единственную причину, побуж¬
давшую меня отказываться от вступления в брак. Однако я
придала всему разговору иной оборот.
По всей видимости, начала я, мои взгляды на брак суще¬
ственно отличаются от общепринятого; я считаю, сказала я,
что женщина должна быть столь же свободна и независима,
как и мужчина, что она родилась свободной и способна при¬
смотреть за своими делами и с таким же успехом пользовать¬
ся свободой, что и мужчина; между тем брачное право зиж¬
дется на противоположных взглядах, и человеческий род в
наше время руководствуется совершенно иными принципами,
при которых женщина, например,^всецело должна отказаться
от собственной личности, вручив ее мужу; она сдается ему на
милость для того, чтобы сделаться чем-то вроде старшей слу¬
жанки в его доме и это — в лучшем случае; с той минуты,
что она берет себе мужа, ее положение можно сравнить с по¬
ложением слуги в древнем Израиле, которому просверливают
дыру в ухе, вернее, прибивают его ухо гвоздем к дверному ко¬
сяку — церемония, знаменующая его вступление в пожизнен¬
ное рабство; короче говоря, суть брачного контракта сводится
к тому, чтобы женщина уступала свою свободу, свое имуще¬
ство, свою волю, словом все, что имеет, мужу, после чего она
и в самом деле до конца своей жизни остается женой, или,
иначе говоря, рабыней.
На это он ответил, что, хоть в некоторых отношениях дело
обстоит так, как я описала, нельзя, однако, забывать, что все
213
это уравнивается, ибо бремя забот по содержанию семьи воз¬
лагается на плечи мужчины, и что если ему и больше дове¬
рено, то ведь и трудиться приходится ему; на нем вся работа
и забота; женщине между тем остается лишь сладко есть да
мягко спать, сидеть, сложа ручки, да поглядывать вокруг себя;
принимать ухаживания и восторги; ей все подают, ее любят и
лелеют — в особенности, если муж ведет себя, как подобает;
ведь в том и заключается главное назначение мужчины, чтобы
женщина жила в покое и холе, ни о чем не заботясь; ведь это
только так говорится, что она в подчинении у мужа; если у
низших слоев общества женщине и приходится заниматься
хозяйством и готовить пищу, то и здесь — ей выпадает более
легкая доля, чем мужчине, ибо женщине, к какому бы разря¬
ду общества она ни принадлежала, дано право распоряжаться
всем, что ее муж добывает для дома, иначе говоря, — тратить
то, что он зарабатывает. Говорят, что женщины в подчинении
у мужчин, но это одна видимость: на самом деле в большин¬
стве случаев верховодят они, и притом не только своими
мужьями, но и всем, что у тех имеется; всем-то они заправ¬
ляют! Если только муж честно исполняет свой долг, жизнь
жены течет легко и покойно, и ей не о чем заботиться,
кроме как о том, чтобы всем вокруг нее было покойно и
весело.
Я возразила, что женщина, покуда она незамужем, по
своей самостоятельности может равняться с мужчиной; что
она распоряжается своим имуществом по собственному ус¬
мотрению, руководствуется в своих поступках собственным
желанием; словом, не связанная браком, она все равно, что
мужчина, ни перед кем не держит ответа, никем не руково¬
дима, никому не подчинена.
Здесь я спела ему куплет сочинения мистера***:
Из девушек любого рода
Милее всех мне мисс Свобода.
И еще я прибавила, что всякая женщина, обладающая со¬
стоянием, которая соглашается от него отказаться, дабы сде¬
латься рабыней — пусть даже высокопоставленного человека
просто-напросто дурочка, и ее достойный удел — нищета. По
моему мнению, продолжала я, женщина способна управлять и
пользоваться своим состоянием без мужчины ничуть не хуже,
чем мужчина без женщины; если же ей нужны любовные
утехи, она вольна взять себе любовника, подобно тому, как
мужчина берет себе любовницу. До брака она принадлежит
одной себе, если же она добровольно отказывается от этой
власти, она тем самым заслуживает самой горькой участи,
какая выпадает кому-либо на долю.
214
В ответ на это, он не мог привести ни одного убедитель¬
ного довода, кроме того, что обычай, против которого я вос¬
стаю, принят во всем мире, и что он не видит причин, поче¬
му бы мне не довольствоваться тем, чем довольствуется весь
свет; что там, где между супругами царит истинная любовь,
нет места для моих опасений, будто жена становится служан¬
кой и невольницей, что при взаимной привязанности не
может быть речи о рабстве, что у обоих одна лишь цель, одно
стремление дать друг другу наиболее полное счастье.
Против этого-то я и восстаю, — сказала я. — Под пред¬
логом любви женщину лишают всего, что делает ее самосто¬
ятельным человеком; у нее не может быть собственных инте¬
ресов, стремлений, взглядов; ей вменяется в обязанность раз¬
делять интересы, стремления и взгляды мужа. Да, — продол¬
жала я, она становится тем пассивным существом, какое
описываете вы; живет в полном бездействии и верует не в
бога, а в мужа; благоденствует, либо гибнет в зависимости от
того, умный ли человек ее муж или глупый, счастлив в своих
делах или неудачлив. Сама того не зная, полагая себя счас¬
тливой и благополучной, она вдруг без всякого предупрежде¬
ния, без малейшего намека, ни минуты о том не подозревая
заранее, — оказывается погруженной в нужду и невзгоды. Как
часто мне доводилось видеть женщину, окруженную роско¬
шью, какую только дозволяет огромное состояние, обладаю¬
щую собственной каретой и выездом, великолепной мебелью
и многочисленной прислугой, наслаждающуюся семейным
благополучием и дружбой, принимающую высокопоставлен¬
ных друзей, выезжающую в высший свет, — сколько раз, го¬
ворю, доводилось мне видеть, как она всего этого лишалась в
один день вследствие внезапного банкротства ее мужа! Изо
всех ее нарядов ей оставляют лишь однр платье — то, что на
ней; ее вдовья часть, если таковая имеется, а муж ее жив,
уходит целиком в карман кредиторов; сама она оказывается
на улице, и ей остается — либо зависеть от милости родст¬
венников, если таковые имеются, либо следовать за своим
мужем и повелителем в Монетный двор и разделять с ним
жалкие остатки его былого богатства, покуда он не будет вы¬
нужден бежать и оттуда, бросив жену на произвол судьбы;
ее родные дети голодают, сама она несчастна, чахнет и,
рыдая, сходит в могилу. Такова участь многих женщин, —
заключила я, — начавших жизнь с десятью тысячами фун¬
тов приданого.
Он не мог знать, с каким непритворным чувством я нари¬
совала эту картину и какие крайности этого рода мне дове¬
лось испытать самой; как близка я была к тому концу, кото¬
215
рый описала, а именно — изойти слезами и умереть; и как
чуть ли не два года кряду самым настоящим образом голо¬
дала.
Однако, покачав головой, он спросил, где же я жила,
среди каких чудовищ, что я так напугана и лелею столь ужас¬
ные предчувствия? Быть может, такое и бывает, сказал он, —
там, где люди пускаются на рискованные дела и неосторожно,
не дав себе сколько-нибудь поразмыслить, ставят все свое со¬
стояние на карту и, не имея на это должных средств, идут на
всевозможные авантюры и прочее; в нашем случае, однако,
его собственное состояние равно моему, и мы вместе, если я
решусь заключить с ним союз, могли бы, бросив дела, посе¬
литься в Англии, Франции, Голландии или в какой мне угод¬
но другой стороне; и жили бы там так счастливо, как только
возможно жить на этом свете; если, не доверяя ему, мне за¬
хотелось бы управлять нашим общим имуществом самой, он
не стал бы чинить мне препятствий и в этом, ибо готов пол¬
ностью доверить мне свою часть. Словом, мы плыли бы на
одном корабле, где я была бы за рулевого.
Ну, да, — возразила я, — вы меня поставите за рулевого,
но править судном будете все равно вы; так на море юнга
стоит за штурвалом на вахте, но боцманом остается тот, кто
дает рулевому команду.
Мое сравнение его рассмешило.
Нет, нет, — сказал он. — Ты будешь у нас за боцмана.
Ты поведешь корабль.
Знаем мы вас, — ответила я. — Покуда на то будет ваша
воля. Но всякую минуту ты можешь взять штурвал из моих
рук, а меня усадить за прялку. Пойми, что сомнения мои от¬
носятся не к твоей особе, а к брачным законам, которые дают
тебе власть надо мной и предписывают тебе повелевать, а
мне — подчиняться! Пока еще мы с тобой на равной ноге, но
через какой-нибудь час все может перемениться, и ты будешь
восседать на троне, а твоя смиренная жена жаться к твоим
ногам на приступочке; все же прочее — все то, что ты име¬
нуешь общностью интересов, взаимным уважением и так
далее, зависит от твоей доброй воли, следовательно, это всего
лишь любезность, за которую женщина, разумеется, должна
быть бесконечно благодарна. Однако в тех случаях, когда ей
эту любезность не оказывают, она бессильна.
Несмотря на все мои слова, он все еще не сдавался и кос¬
нулся более важных сторон брака, полагая, что в этой области
окажется сильнее меня. Он начал с того, что брак освящен
небесами, что господь бог избрал этот союз для вящего бла¬
женства человеческого, а также ради того, чтобы обосновать
216
законный порядок наследования. Ведь только рожденные в
браке дети имеют законные основания претендовать на иму¬
щество родителей, меж тем как все прочие обречены на позор
и бесправие. Надо отдать ему справедливость, что касательно
этой стороны дела, он рассуждал превосходно.
Но это ему не помогло. Я поймала его на слове.
Коль скоро речь идет о нас с вами, сударь, — сказала я,
правда, разумеется, на вашей стороне. Но было бы невелико¬
душно с вашей стороны воспользоваться этим. Да, да, — про¬
должала я, — я всей душой согласна с вами, что лучше было
бы мне выйти за вас замуж, нежели дозволить вам неосвя¬
щенные законом вольности. Но поскольку я, по приведенным
выше причинам, являюсь противницей брака, а вместе с тем
питаю к вам достаточно нежные чувства и считаю себя более,
чем обязанной вам, то мне пришлось уступить вашим домо¬
гательствам и пожертвовать своей добродетелью. Однако у
меня есть два способа загладить свое бесчестие, не прибегая
к столь крайней мере, как вступление в брак, а именно: при¬
нести чистосердечное покаяние за прошлое и не грешить
больше в будущем.
Он казался весьма огорченным тем, как я приняла его
слова, и стал уверять меня в том, что я неправильно их ис¬
толковала, что он не столь дурно воспитан и к тому же слиш¬
ком сильно меня любит, чтобы несправедливо меня попре¬
кать, тогда как сам же меня вовлек в грех; что слова его были
всего лишь ответом на мои рассуждения, будто женщина,
коли захочет, вправе брать себе любовника, подобно тому,
как мужчина берет себе любовницу, и что я, как будто, оп¬
равдываю подобную связь, почитая ее столь же законной, как
и брак.
После этого мы еще некоторое время обменивались любез¬
ностями, которые не стоят того, 'чтобы их здесь повторять.
Наконец я сказала, что он, должно быть, полагал меня в
своей власти после того, как я дозволила ему со мною лечь;
в самом деле он имел все основания так думать, присовоку¬
пила я; однако, по той же причине, что я ему уже приво¬
дила, — в моем случае наша близость, напротив, служит пре¬
пятствием к браку: коли женщина имела слабость отдаться
мужчине до брака, то выйти замуж после этого и связать себя
на всю жизнь с единственным человеком, который вправе по¬
прекнуть ее этим грехом, значило бы к первой оплошности
прибавить вторую; и если женщина, уступая домогательствам
мужчины, соглашается на такое бесчестие, ведет себя, как ду¬
рочка, то, взяв его себе в мужья, она уже являет свою глу¬
пость всему миру. Нет, противиться соблазнителю есть выс¬
217
шее мужество и, явив его, женщина может рассчитывать на
то, что грех ее со временем будет предан забвению и все
укоры отпадут сами собой. Послушные велениям судьбы,
мужчина и женщина, каждый идут своим путем. И если оба
будут держать язык за зубами, все толки об их безрассудстве
умолкнут.
Выйти же замуж за любовника, — сказала я, — неслы¬
ханное дело и — не в обиду вам сказано — все равно, что,
извалявшись в грязи, так из нее всю жизнь не вылезать. Нет,
и еще раз нет, — заключила я, — мужчина, который обладал
мной как любовницей, не должен обладать мной как супру¬
гой! Иначе он, мало того, что увековечивает память о грехе,
еще возводит его в семейное предание. Если женщина выхо¬
дит замуж за человека, который был прежде того ее любов¬
ником, она несет это пятно до смертного часа; на сто тысяч
мужчин найдется разве один, который бы раньше или позже
ее не попрекнул; если у них родятся дети, они непременно,
так или иначе, об этом узнают; и если дети эти впоследствии
окажутся людьми добродетельными, они справедливо вознего¬
дуют на свою мать; если же порочны, мать с сокрушением
должна будет наблюдать, как они идут по ее стопам, оправ¬
дываясь тем, что она первая показала эту дорогу. Если же лю¬
бовники попросту разойдутся, на том кончится их грех, и
умолкнут толки: время сотрет память о нем; а, впрочем, жен¬
щине достаточно переехать с одной улицы на другую, чтобы
не услышать больше и малейшего намека на свое приключе¬
ние.
Он был поражен моим рассуждением и сказал, что должен
признать его в основном справедливым и что в той его части,
в какой я говорила об имущественном положении, я рассуж¬
дала, как настоящий мужчина. Да, он был даже склонен до
известной степени со мной согласиться, но для этого, сказал
он, надо принять, что женщины способны управлять своим
имуществом; однако за редкими исключениями они подобной
способностью не обладают, они так созданы и лучшее, что
может для себя сделать женщина, — это избрать умного и
честного мужа, который не только любил бы ее и лелеял, но
также оказывал ей должное уважение — тогда она будет жить
покойно и без забот.
На это я ему возразила, что подобное спокойствие дости¬
гается слишком большой ценой и что сплошь да рядом избав¬
ленная таким образом от забот женщина бывает заодно избав¬
лена также и от своих денег. Нет, нет, сказала я, нашей се¬
стре следует поменьше бояться забот да побольше тревожить¬
ся за свои деньги! Коли она никому не станет доверяться, не¬
218
кому будет ее обмануть, — держать жезл управления в своих
руках — вернейший залог спокойствия.
Он отвечал, что взгляды мои являются новшеством и что
какими бы хитроумными доводами я их ни подкрепляла, они
полностью расходятся с общепринятыми; он далее признал,
что они его весьма огорчают и что если бы он предполагал, что
я их придерживаюсь, он ни за что бы не пошел на то, на что
он пошел, — ибо у него не было бесчестных намерений, и он
собирался полностью искупить свою вину передо мной; он
чрезвычайно сожалеет, сказал он, что не преуспел в этом; ни¬
когда в будущем он не стал бы меня попрекать и был столь
доброго обо мне мнения, что не сомневался в моем доверии к
нему...
Бернард Мандевилъ (1670—1733)
БАСНЯ О ПЧЕЛАХ, ИЛИ ПОРОКИ
ЧАСТНЫХ ЛИЦ - БЛАГА ДЛЯ ОБЩЕСТВА1
...То страстное желание, с которым мы стремимся полу¬
чить уважение других, и тот восторг, который мы испытываем
при мысли о том, что нравимся другим или, возможно, нами
восхищаются, являются ценностями, с лихвой оплачивающи¬
ми подавление самых сильных аффектов, и, следовательно,
держат нас на почтительном расстоянии от всех таких слов
или поступков, которые могут навлечь на нас позор. Аффек¬
тами, которые мы должны главным образом скрывать, по¬
скольку они приносят ущерб счастью и процветанию обще¬
ства, являются вожделение, тщеславие и эгоизм; поэтому
слово «скромность» имеет три различных принятых значения,
меняющиеся в зависимости от того аффекта, который оно
скрывает.
Что касается первого значения, то я имею в виду ту раз¬
новидность скромности, которая вообще претендует на цело¬
мудрие в отношении своего предмета; она состоит в искрен¬
нем и мучительном усилии с применением всех наших спо¬
собностей задушить и спрятать от других людей ту склон¬
ность, которой нас снабдила природа для продолжения наше¬
го рода. Уроки такой скромности, так же как и грамматики,
преподаются нам задолго до того, как у нас появляется случай
их применить или понять их пользу; по этой причине дети
часто испытывают стыд и краснеют из скромности раньше,
чем то природное влечение, о котором я упомянул, произво¬
дит на них какое-либо впечатление. Девочка, которую воспи¬
тали скромной, может, хотя ей еще не минет и двух лет, на¬
чать замечать, как тщательно женщины, с которыми она об¬
щается, укрывают свое тело в присутствии мужчин; и по¬
скольку та же самая предосторожность усваивается ею как
благодаря наставлениям, так и благодаря примеру, то весьма
вероятно, что в шесть лет она будет стыдиться показывать
ножку, даже не зная, почему такой поступок достоин осужде¬
ния или каков его смысл.
Чтобы быть скромными, мы должны прежде всего избегать
всякого обнажения тела, не разрешаемого модой. Женщину
1 Пер. Е.С. Лагутина, А.Л. Субботина (Бернард Мандевиль. Басня о
пчелах, или пороки частных лиц — блага для общества. М., 2000. С. 38—
44).
220
не следует осуждать за то, что она ходит с обнаженной шеей,
если обычай той страны разрешает это; а когда мода предпи¬
сывает, чтобы платье имело очень глубокий вырез, то цвету¬
щая дева может, не опасаясь обоснованного порицания, по¬
казать всему миру,
Как крепки и велики ее высокие перси, белые, как снег,
И как широка грудь, из которой они растут.
Однако позволять, чтобы у нее была видна щиколотка, в
то время как мода предписывает женщинам не показывать
даже ступню, значит нарушать скромность; а та женщина, ко¬
торая в стране, где приличие требует от нее закрывать лицо
вуалью, показывает половину лица, проявляет бесстыдство.
Во-вторых, наш язык должен быть целомудрен и не только
свободен от непристойностей, но и не допускать никакого на¬
мека на них, т.е. все то, что относится к размножению наше¬
го рода, не должно упоминаться и каждое слово или выраже¬
ние, которое имеет хоть малейшее, пусть самое отдаленное,
отношение к этому акту, никогда не должно срываться с
наших уст. В-третьих, следует избегать с большой предосто¬
рожностью всех поз и движений, которые в какой-то мере
могут вызвать грязные мысли, т.е. направить наш ум на то,
что я назвал непристойностями.
Более того, молодая женщина, которая хотела бы, чтобы
ее считали хорошо воспитанной, должна быть осмотрительной
во всем своем поведении в присутствии мужчин и никогда не
показывать, что она пользуется их благосклонностью и, еще
менее, что она одаряет их своей благосклонностью, если толь¬
ко почтенный возраст мужчины, близкое родство или значи¬
тельное превосходство с его стороны не послужат ей оправда¬
нием. Молодая леди, получившая утонченное воспитание,
строго следит за своей внешностью и своими поступками, и
в ее глазах мы можем прочесть сознание того, что у нее есть
сокровище, она опасается его потерять и все еще полна ре¬
шимости не расставаться с ним ни на каких условиях. Тысячи
сатир были написаны на жеманных притворщиц и столько же
панегириков для восхваления беззаботных благосклонностей и
беспечного вида добродетельной красоты. Но более мудрая
часть человеческого рода хорошо знает, что свободное и от¬
крытое выражение лица улыбающейся феи более привлека¬
тельно и обещает больше надежд соблазнителю, чем постоян¬
но настороженный взгляд суровых глаз.
Эту строгую сдержанность должны соблюдать все молодые
женщины, особенно девственницы, если они ценят уважение
вежливого и образованного общества; мужчины же могут
пользоваться большей свободой, потому что у них желание
221
более бурно и менее управляемо. Если бы равная строгость
поведения была навязана обоим полам, ни один из них не
сделал бы первого шага, и тогда среди всех воспитанных
людей продолжение рода должно было бы остановиться; а по¬
скольку это далеко от той цели, которую ставит перед собой
политик, то было вполне разумно облегчить положение того
пола, который больше страдал бы от строгости, и сделать ему
послабление, заставив правила смягчить свою суровость к
тем, у кого аффект был самым сильным, а бремя строгого ог¬
раничения — наиболее нестерпимым.
По этой причине мужчине разрешено открыто проявлять
благоговение и большое уважение, которое он испытывает к
женщинам, и выказывать больше удовлетворения, больше ра¬
дости и веселья в их присутствии, чем обычно, когда их нет.
Он не только может быть услужливым и угождать им во всех
случаях, но его долгом считается защищать их и покровитель¬
ствовать им. Он может восхвалять те хорошие качества, кото¬
рыми они обладают, и превозносить их достоинства, употреб¬
ляя такие преувеличения, какие только позволит его вообра¬
жение, лишь бы они соответствовали здравому смыслу. Он
может говорить о любви, он может вздыхать и жаловаться на
строгость прекрасного пола, а то, что не должен произносить
его язык, он может выразить при помощи глаз — такова его
привилегия — и на этом языке сказать все, что ему заблаго¬
рассудится. Но это нужно делать с соблюдением приличий и
короткими непродолжительными взглядами, ибо считается
очень невежливым слишком настойчиво преследовать женщи¬
ну и не спускать с нее глаз; причина этого проста — это ее
беспокоит и, если она недостаточно защищена умением и
притворством, часто приводит в видимое расстройство. По¬
скольку глаза являются окнами души, это наглое разглядыва¬
ние в упор повергает иную неопытную женщину в паничес¬
кий страх, ей кажется, что ее видно насквозь и что мужчина
может открыть или уже раскрыл, что происходит внутри нее;
это причиняет ей невероятные муки, что заставляет ее выда¬
вать свои тайные желания и, кажется, имеет целью вырвать у
нее ту великую истину, которую скромность предписывает ей
всеми силами отрицать.
Многие вообще склонны недооценивать чрезмерную силу
воспитания и при выявлении различия в скромности между
мужчинами и женщинами приписывают природе то, что це¬
ликом и полностью появляется благодаря раннему воспита¬
нию. Девочке едва ли три года, но ей каждый день велят при¬
крывать ноги и совершенно серьезно бранят, если она пока¬
зывает их, в то время как маленькому мальчику того же воз¬
222
раста приказывают поднимать рубашку и писать, как мужчи¬
не. Именно стыд и воспитание содержат зачатки всей благо¬
воспитанности, и тот, у кого отсутствует и то и другое, кто
готов откровенно высказывать, что у него на сердце и что он
чувствует в глубине души, считается самым презренным со¬
зданием на земле, хотя он не совершил никакого проступка.
Если мужчина вдруг скажет женщине, что не может найти
никакой другой, кроме нее, с кем бы он хотел продолжить
свой род, и что в этот момент он испытывает неистовое же¬
лание приступить к этому безотлагательно, и соответственно
изъявить готовность овладеть ею для этой цели, то в резуль¬
тате его назовут животным, женщина сбежит, а его самого
никогда больше не допустят ни в одну приличную компанию.
Тот, у кого есть хоть какое-то чувство стыда, скорее перебо¬
рет самую сильную страсть, чем допустит такой поворот дела.
Но мужчине не нужно преодолевать свои аффекты, достаточ¬
но скрывать их. Добродетель приказывает нам подавлять
наши желания, но хорошее воспитание требует только, чтобы
мы их прятали. Воспитанный джентльмен может испытывать
такое же неистовое желание обладать какой-либо женщиной,
как и тот мужлан; но ведет он себя в этом случае совершенно
по-иному. Прежде всего он обращается к отцу женщины и
доказывает свою способность блестяще содержать его дочь.
После этого он допускается в ее общество, где лестью, угод¬
ливостью, подарками и ухаживанием стремится добиться ее
благосклонности; и если он сумеет этого достичь, тогда
спустя немного времени женщина отдает ему себя в присут¬
ствии свидетелей весьма торжественным образом; ночью
они вместе ложатся в постель и самая суровая девственница
очень покорно позволяет ему делать то, что ему нравится,
и в результате он получает, чего хотел, даже вообще не
прося этого.
На следующий день они принимают визиты, и никто не
смеется над ними и не говорит ни слова о том, что они де¬
лали ночью. Что касается самих молодоженов, то они обра¬
щают внимания друг на друга не больше (я говорю о хорошо
воспитанных людях), чем накануне; они едят и пьют, развле¬
каются, как обычно, и, поскольку не сделали ничего такого,
чего можно стыдиться, считаются самыми скромными людьми
на земле (каковыми, может быть, они в действительности и
являются). На этом примере я хочу показать, что если мы хо¬
рошо воспитаны, то не страдаем ни от какого ограничения в
наших чувственных удовольствиях, а только трудимся во имя
нашего общего счастья и помогаем друг другу в полной мере
наслаждаться всеми мирскими радостями. Тому превосходно¬
223
му джентльмену, о котором я говорил, не нужно подвергать
себя более сильному самоотречению, чем дикарю, поступки
которого соответствуют законам природы и искренности
более, чем поступки названного джентльмена. Человек, удов¬
летворяющий свои желания в соответствии с обычаем страны,
может не бояться никакого осуждения. Если он похотлив
больше, чем козлы и быки в период случки, то, как только
[брачная] церемония закончена, пусть он пресыщается и из¬
нуряет себя любовными утехами, возбуждает и удовлетворяет
свои желания настолько чрезмерно, насколько ему позволяют
его сила и мужские способности; он может безнаказанно сме¬
яться над мудрецами, которые склонны порицать его: все
женщины и более девяти десятых мужчин на его стороне; он
даже может позволить себе гордиться неистовством своей не¬
обузданной натуры, и чем больше он купается в вожделении
и напрягает все свои способности, чтобы быть до распутства
чувственным, тем скорее он завоюет доброжелательность и
приобретет привязанность женщин, не только молодых, тще¬
славных и сладострастных, но и благоразумных, степенных и
весьма трезвых матрон.
Из того, что бесстыдство — порок, вовсе не следует, что
скромность — добродетель; она основывается на стыде, аф¬
фекте нашей натуры, и может быть хорошей или плохой в за¬
висимости от поступков, совершаемых под влиянием этого
побудительного мотива. Стыд может помешать проститутке
уступить мужчине в компании, и тот же стыд может заставить
скромное, добродушное существо, столкнувшееся с веролом¬
ством, убить своего ребенка. Аффекты способны случайно
делать добро, но заслугой может быть только их преодоле¬
ние.
Если бы в скромности была добродетель, то она с равной
силой проявлялась бы как в темноте, так и на свету, чего в
действительности нет. Это очень хорошо знают любители удо¬
вольствий, которые никогда не отягощают свою голову
мыслями о добродетельности женщины, с тем чтобы лишь
вернее побороть ее скромность; поэтому соблазнители не
предпринимают своих атак в полдень, а роют свои подкопы
ночью...
Люди состоятельные могут грешить, не опасаясь разобла¬
чения своих тайных утех, но служанкам и женщинам побед¬
нее редко удается скрыть большой живот или по крайней
мере его последствия. Случается, что несчастная дочь благо¬
родных родителей может оказаться в нужде и не знать другого
способа зарабатывать на жизнь, как стать гувернанткой или
горничной. Она может быть прилежной, верной и услужли¬
224
вой, невероятно скромной и, если хотите, религиозной. Она
может сопротивляться искушениям и сохранять свое целомуд¬
рие в течение многих лет, и все же в конце концов наступит
тот несчастный момент, когда она отдаст свою честь реши¬
тельному обманщику, который затем бросит ее.
Если она оказывается беременной, скорбь ее невыразима,
и она не может примириться с несчастьем своего положения;
боязнь позора охватывает ее так сильно, что каждая мысль о
нем сводит ее с ума. Вся семья, в которой она живет, очень
высокого мнения о ее добродетели, а ее последняя госпожа
считала ее святой. Как же возрадуются ее враги, завидовавшие
ее репутации! Как будут презирать ее родственники! Чем
более скромна она сейчас и чем более неистово охватывает ее
страх предстоящего позора, тем более злы и жестоки окажутся
решения, принимаемые ею в отношении либо самой себя,
либо того, кого она носит под сердцем.
Обычно воображают, что та, которая способна уничтожить
свое дитя, свою собственную плоть и кровь, должна обладать
неизмеримой жестокостью и быть диким чудовищем, отлич¬
ным от других женщин; но это тоже ошибка, которую мы со¬
вершаем из-за недостаточного понимания природы и силы
аффектов. Та же самая женщина, теперь самым отвратитель¬
ным образом убивающая своего незаконнорожденного ребен¬
ка, впоследствии, если выходит замуж, может заботиться о
своем ребенке, любовно растить его и испытывать к нему всю
ту нежность, на какую только способна самая любящая мать.
Все матери, естественно, любят своих детей; но так как это
всего лишь аффекты, а все аффекты имеют конечной целью
удовлетворение себялюбия, то он может быть подавлен
любым более сильным аффектом, дабы удовлетворить то же
самое себялюбие, которое, если бы ничто не вмешалось, за¬
ставило бы ее ласкать своего отпрыска. Обычные проститут¬
ки, известные всем как таковые, вряд ли уничтожают своих
детей; более того, даже те, кто помогает в грабежах и убий¬
ствах, редко виновны в этом преступлении; не потому, что
они менее жестоки или более добродетельны, а потому, что
они в значительной степени утратили свою скромность и
страх перед позором едва ли оказывает на них какое-либо
влияние.
Наша любовь к тому, что никогда не было в пределах до¬
сягаемости наших чувств, ничтожна и слаба, поэтому женщи¬
ны не испытывают естественной любви к тому, что они носят
в себе; их привязанность начинается после рождения ребенка;
то, что они испытывают до этого, является результатом рас¬
суждения, воспитания и мыслей о долге. Даже когда дитя уже
8 Женщины и мужчины в истории
225
родилось, любовь матери в первый момент слаба, а усилива¬
ется вместе с проявлением ребенком своих чувств и вырастает
до невероятных размеров, когда при помощи знаков он начи¬
нает выражать свои печали и радости, дает знать о своих нуж¬
дах и обнаруживает свою любовь к новизне и разнообразие
своих желаний. Какие только труды и опасности не перено¬
сили женщины, чтобы сохранить и спасти своих детей, какую
силу и крепость духа, намного превосходящие те, которыми
обычно обладает их пол, проявляли они ради своих детей! И
самые плохие женщины в этом отношении проявили себя
столь же неистово, как и самые лучшие. Всех их вынуждает
к этому естественное стремление и природная склонность,
они не думают о том вреде или той пользе, которые получает
от этого общество...
Генри Фильдинг (1701—1754)
ИСТОРИЯ ТОМА ДЖОНСА, НАЙДЕНЫША1
...Итак, мое намерение — показать, что, насколько в при¬
роде коршуна пожирать мелких пташек, настолько в природе
таких особ, как миссис Вилкинс, обижать и тиранить мелкий
люд. Этим способом они обыкновенно вознаграждают себя за
крайнее раболепство и угодливость по отношению к своим
господам; ведь вполне естественно, что рабы и льстецы взи¬
мают со стоящих ниже их ту дань, какую сами платят стоя¬
щим выше их.
Каждый раз, как миссис Деборе случалось сделать что-либо
чрезвычайное в угоду мисс Бриджет и тем несколько омрачить
свое хорошее расположение духа, она обыкновенно отправля¬
лась к этим людям и отводила душу, изливая на них и, так ска¬
зать, опоражнивая всю накопившуюся в ней горечь. По этой
причине она никогда не бывала желанной гостьей, и, правду
сказать, все единодушно ее боялись и ненавидели.
Придя в селение, она отправилась прямо к одной пожилой
матроне, к которой обыкновенно относилась милостивее, чем
к остальным, потому что матрона имела счастье походить на
нее миловидностью и быть ее ровесницей. Этой женщине по¬
ведала она о случившемся и о цели своего сегодняшнего посе¬
щения. Обе тотчас же стали перебирать всех девушек в прихо¬
де, и, наконец, подозрение их пало на некую Дженни Джонс,
которая, по их согласному мнению, скорее всех была виновна
в этом проступке.
Эта Дженни Джонс не отличалась ни красотой лица, ни
стройностью стана, но природа в известной степени вознагра¬
дила ее за недостаток красоты тем* качеством, которое обык¬
новенно больше ценится женщинами, с возрастом достигши¬
ми полной зрелости в своих суждениях: она одарила ее весьма
незаурядным умом. Дар этот Дженни еще развила учением.
Она пробыла несколько лет служанкой у школьного учителя,
который, обнаружив в девушке большие способности и не¬
обыкновенное пристрастие к знанию — все свободные часы
она проводила за чтением школьных учебников, возымел до¬
брую или безрассудную мысль — как будет угодно читателю
назвать ее настолько обучить ее латинскому языку, что в
своих познаниях она, вероятно, не уступала большинству мо¬
лодых людей хорошего общества того времени. Однако пре-
1 Фильдинг Г. История Тома Джонса, найденыша. М., 1973. С. 42—48.
227
имущество это, подобно большей части не совсем обыкновен¬
ных преимуществ, сопровождалось кое-какими маленькими
неудобствами: молодая женщина с таким образованием, есте¬
ственно, не находила большого удовольствия в обществе
людей, равных ей по положению, но по развитию стоящих
значительно ниже ее, и потому не надо особенно удивляться,
что это превосходство Дженни, неизбежно отражавшееся в ее
обращении, вызывало у остальных нечто вроде зависти и не¬
доброжелательства, должно быть, тайно запавших в сердца ее
соседок с тех пор, как она вернулась со службы домой.
Однако зависть не проявлялась открыто, пока бедная
Дженни, к общему удивлению и досаде всех молодых женщин
этих мест, не появилась в один воскресный день публично в
новом шелковом платье, кружевном чепчике и других принад¬
лежностях туалета того же качества.
Пламя, прежде таившееся под спудом, теперь вырвалось
наружу. Образование усилило гордость Дженни, но никто из
ее соседок не выказывал готовности поддерживать эту гор¬
дость тем вниманием, какого она, по-видимому, требовала; и
на этот раз вместо почтительного восхищения наряд ее вызвал
только ненависть и оскорбительные замечания. Весь приход
объявил, что она не могла получить такие вещи честным
путем; и родители, вместо того чтобы пожелать и своим до¬
черям такие же наряды, поздравляли себя с тем, что у их
детей таких нарядов нет.
Может быть, по этой именно причине упомянутая почтен¬
ная женщина прежде всего назвала миссис Вилкинс имя бед¬
ной Дженни; но было и другое обстоятельство, укрепившее
Дебору в ее подозрении: в последнее время Дженни часто бы¬
вала в доме мистера Олверти. Она исполняла должность си¬
делки мисс Бриджет, которая была опасно больна, и провела
немало ночей у постели этой дамы; кроме того, миссис Вил¬
кинс собственными глазами видела ее в доме в самый день
приезда мистера Олверти, хотя это и не возбудило тогда в
этой проницательной особе никаких подозрений; ибо, по ее
собственным словам, она «всегда считала Дженни благонрав¬
ной девушкой (хотя, по правде говоря, она очень мало знает
ее) и скорее подумала бы на кого-нибудь из тех беспутных за-
марашек, что ходят задрав нос, воображая себя бог весь ка¬
кими хорошенькими».
Дженни было приказано явиться к миссис Деборе, что она
немедленно и сделала. Миссис Дебора, напустив на себя важ¬
ный вид строгого судьи, встретила ее словами: «Дерзкая рас¬
путница!» — и в своей речи не стала даже обвинять подсуди¬
мую, а прямо произнесла ей приговор.
228
Хотя по указанным основаниям миссис Дебора была со¬
вершенно убеждена в виновности Дженни, но мистер Олверти
мог потребовать более веских улик для ее осуждения; однако
Дженни избавила своих обвинителей от всяких хлопот, откры¬
то признавшись в проступке, который на нее взваливали.
Признание это, хотя и сделанное в покаянном тоне, ничуть
не смягчило миссис Дебору, которая вторично- произнесла
Дженни приговор, в еще более оскорбительных выражениях,
чем первый; не больше успеха имело оно и у собравшихся в
большом числе зрителей. Одни из них громко кричали: «Так
мы и знали, что шелковое платье барышни этим кончится!»,
другие насмешливо говорили об ее учености. Из присутствую¬
щих женщин ни одна не упустила случая выказать бедной
Дженни свое отвращение, и та все перенесла терпеливо, за ис¬
ключением злобной выходки одной кумушки, которая про¬
шлась не очень лестно насчет ее наружности и сказала, задрав
нос: «Неприхотлив, должно быть, молодчик, коль дарит шел¬
ковые платья такой дряни!» Дженни ответила на это с резкос¬
тью, которая удивила бы здравомыслящего наблюдателя, ви¬
девшего, как спокойно она выслушивала все оскорбительные
замечания о ее целомудрии; но, видно, терпение ее истощи¬
лось, ибо добродетель эта скоро утомляется от практического
применения.
Миссис Дебора, преуспев в своем расследовании свыше
всяких чаяний, с большим торжеством вернулась домой и в на¬
значенный час сделала обстоятельный доклад мистеру Олверти,
которого очень поразил ее рассказ; он был наслышан о не¬
обыкновенных способностях и успехах Дженни и собирался
даже выдать ее за соседнего младшего священника, обеспечив
его небольшим приходом. Его огорчение по этому случаю было
не меньше удовольствия, которое испытывала миссис Дебора,
и многим читателям, наверное, покажется гораздо более спра¬
ведливым.
Мисс Бриджет перекрестилась и сказала, что с этой минуты
она больше ни об одной женщине не будет хорошего мнения.
Надобно заметить, что до сих пор Дженни имела счастье поль¬
зоваться также и ее благосклонностью.
Мистер Олверти снова послал мудрую домоправительницу
за несчастной преступницей, не затем, однако, как надеялись
иные и все ожидали, чтобы отправить ее в исправительный
дом, но чтобы высказать ей порицание и преподать спаситель¬
ное наставление, с каковыми любители назидательного чтения
познакомятся в следующей главе.
...Когда Дженни явилась, мистер Олверти увел ее в свой ка¬
бинет и сказал следующее:
Ты знаешь, дитя мое, что властью судьи я могу очень стро¬
го наказать тебя за твой проступок; и тебе следует опасаться,
229
что я применю эту власть в тем большей степени, что ты в не¬
котором роде сложила свои грехи у моих дверей.
Однако это, может быть, и послужило для меня основанием
поступить с тобой мягче. Личные чувства не должны оказывать
влияние на судью, и поэтому я не только не хочу видеть в
твоем поступке с ребенком, которого ты подкинула в мой дом,
обстоятельство, отягчающее твою вину, но, напротив, полагаю,
к твоей выгоде, что ты сделала это из естественной любви к
своему ребенку, надеясь, что у меня он будет лучше обеспечен,
чем могла бы обеспечить его ты сама или негодный отец его.
Я был бы действительно сильно разгневан на тебя, если бы ты
обошлась с несчастным малюткой подобно тем бесчувствен¬
ным матерям, которые, расставшись со своим целомудрием,
утрачивают также всякие человеческие чувства. Итак, есть дру¬
гая сторона твоего проступка, за которую я намерен пожурить
тебя: я имею в виду утрату целомудрия — преступление весьма
гнусное само по себе и ужасное по своим последствиям, как
легко ни относятся к нему развращенные люди.
Гнусность этого преступления совершенно очевидна для
каждого христианина, поскольку оно является открытым вызо¬
вом законам нашей религии и определенно выраженным запо¬
ведям основателя этой религии.
И легко доказать, что последствия его ужасны; ибо что
может быть ужаснее божественного гнева, навлекаемого нару¬
шением божественных заповедей, да еще в столь важном про¬
ступке, за который возвещено особенно грозное отмщение?
Но эти вещи, хоть им, боюсь, и уделяется слишком мало
внимания, настолько ясны, что нет никакой надобности осве¬
домлять о них людей, как бы ни нуждались последние в по¬
стоянном о них напоминании. Довольно, следовательно, про¬
стого намека, чтобы привлечь твою мысль к этим предметам:
мне хочется вызвать в тебе раскаяние, а не повергнуть тебя в
отчаяние.
Есть еще и другие последствия этого преступления, не
столь ужасные и не столь отвратительные, но все же способ¬
ные, мне кажется, удержать от него всякую женщину, если она
внимательно поразмыслит о них.
Ведь оно покрывает женщину позором и, как ветхозаветных
прокаженных, изгоняет ее из общества — из всякого общества,
кроме общества порочных и коснеющих в грехе людей, ибо
люди порядочные не пожелают знаться с ней.
Если у женщины есть состояние, она лишается возможнос¬
ти пользоваться им; если его нет, она лишается возможности
приобретать его и даже добывать себе пропитание, ибо ни один
порядочный человек не примет ее к себе в дом. Так сама нужда
часто доводит ее до срама и нищеты, неминуемо кончающихся
погибелью тела и души.
230
Разве может какое-нибудь удовольствие вознаградить за
такое зло? Разве способно какое-нибудь искушение настолько
прельстить и оплести тебя, чтобы ты согласилась пойти на
такую нелепую сделку? Разве способно, наконец, плотское вле¬
чение настолько одолеть твой разум или погрузить его в столь
глубокий сон, чтобы ты не бежала в страхе и трепете от пре¬
ступления, неизменно влекущего за собой такую кару?
Сколь низкой и презренной, сколь лишенной душевного
благородства и скромной гордости, без коих мы недостойны
имени человека, должна быть женщина, которая способна
сравняться с последним животным и принести все, что есть в
ней великого и благородного, все свое небесное наследие в
жертву вожделению, общему у нее с самыми гнусными тваря¬
ми! Ведь ни одна женщина не станет оправдываться в этом
случае любовью. Это значило бы признать себя простым ору¬
дием и игрушкой мужчины. Любовь, как бы варварски мы ни
извращали и ни искажали значение этого слова, — страсть по¬
хвальная и разумная и может стать неодолимой только в случае
взаимности; ибо хотя Писание повелевает нам любить врагов
наших, но отсюда не следует, чтобы мы любили их той горячей
любовью, какую естественно питаем к нашим друзьям; и еще
менее, чтобы мы жертвовали им нашей жизнью и тем, что
должно быть нам дороже жизни, нашей невинностью. А кого
же, если не врага, может видеть рассудительная женщина в
мужчине, который хочет возложить на нее все описанные мной
бедствия ради краткого, пошлого, презренного наслаждения,
купленного в значительной мере за ее счет! Ведь обычно весь
позор со всеми его ужасными последствиями падает всецело на
женщину. Разве может любовь, которая всегда ищет добра лю¬
бимому предмету, пытаться вовлечь женщину в столь убыточ¬
ную для нее сделку? Поэтому, если такой соблазнитель имеет
бесстыдство притворно уверять женщину в искренности своего
чувства к ней, разве не обязана она смотреть на него не просто
как на врага, но как на злейшего из врагов — как на ложного,
коварного, вероломного, притворного друга, который замыш¬
ляет растлить не только ее тело, но также и разум ее?
Тут Дженни стала выражать глубокое сокрушение. Олверти
помедлил немного и потом продолжал:
— Я сказал все это, дитя мое, не с тем, чтобы тебя выбра¬
нить за то, что прошло и непоправимо, но чтобы предостеречь
и укрепить на будущее время. И я не взял бы на себя этой за¬
боты, если бы, несмотря на твой ужасный промах, не предпо¬
лагал в тебе здравого ума и не надеялся на чистосердечное рас¬
каяние, видя твое откровенное и искреннее признание. Если
оно меня не обманывает, я постараюсь услать тебя из этого
места, бывшего свидетелем твоего позора, туда, где ты, никому
не известная, избегнешь наказания, которое, как я сказал, по¬
231
стигнет тебя за твое преступление в этом мире; и я надеюсь,
что благодаря раскаянию ты избегнешь также гораздо более
тяжкого приговора, возвещенного против него в мире ином.
Будь хорошей девушкой весь остаток дней твоих, и никакая
нужда не совратит тебя с пути истины; поверь, что даже в этом
мире невинная и добродетельная жизнь дает больше радости,
чем жизнь развратная и порочная.
А что касается ребенка, то о нем тебе нечего тревожиться:
я позабочусь о нем лучше, чем ты можешь ожидать. Теперь
тебе остается только сообщить, кто был негодяй, соблазнив¬
ший тебя; гнев мой обрушится на него с гораздо большей
силой, чем на тебя.
Тут Дженни скромно подняла опущенные в землю глаза и
почтительным тоном начала так:
— Знать вас, сэр, и не любить вашей доброты — значило
бы доказать полное отсутствие ума и сердца. Я выказала бы ве¬
личайшую неблагодарность, если бы не была тронута до глуби¬
ны души великой добротой, которую вам угодно было про¬
явить ко мне. Что же касается моего сокрушения по поводу
случившегося, то я знаю, что вы пощадите мою стыдливость и
не заставите возвращаться к этому предмету. Будущее поведе¬
ние покажет мои чувства гораздо лучше всяких обещаний, ко¬
торые я могу дать сейчас. Позвольте вас заверить, сэр, что
ваши наставления я принимаю с большей признательностью,
чем великодушное предложение, которым вы заключили свою
речь, ибо, как вы изволили сказать, сэр, они доказывают ваше
высокое мнение о моем уме.
Тут хлынувшие потоком слезы заставили ее остановиться на
минуту; немного успокоившись, она продолжала так:
— Право, сэр, доброта ваша подавляет меня; но я постара¬
юсь оправдать ваше лестное обо мне мнение; ибо если я не ли¬
шена ума, который вы так любезно изволили приписать мне,
то ваши драгоценные наставления не могут пропасть втуне. От
всего сердца благодарю вас, сэр, за заботу о моем бедном, бес¬
помощном дитяти; оно невинно и, надеюсь, всю жизнь будет
благодарно за оказанные вами благодеяния. Но на коленях
умоляю вас, сэр, не требуйте от меня назвать отца его! Твердо
вам обещаю, что со временем вы это узнаете; но в настоящую
минуту самые торжественные обязательства чести, самые свя¬
тые клятвы и заверения заставляют меня скрывать его имя. Я
слишком хорошо вас знаю, вы не станете требовать, чтобы я
пожертвовала своей честью и святостью клятвы.
Мистер Олверти, которого способно было поколебать ма¬
лейшее упоминание этих священных слов, с минуту находился
в нерешительности, прежде чем ответить, и затем сказал Джен¬
ни, что она поступила опрометчиво, дав такие обещания него¬
дяю; но раз уж они даны, он не может требовать их наруше¬
232
ния. Он спросил об имени преступника не из праздного любо¬
пытства, а для того, чтобы наказать его или, по крайней мере,
не облагодетельствовать, по неведению, недостойного.
На этот счет Дженни успокоила его торжественным завере¬
нием, что этот человек находится вне пределов досягаемости:
он ему не подвластен и, по всей вероятности, никогда не сде¬
лается предметом его милостей.
Прямодушие Дженни подействовало на почтенного сквай-
ера так подкупающе, что он поверил каждому ее слову. То об¬
стоятельство, что для своего оправдания она не унизилась до
лжи и не побоялась вызвать в нем еще большее нерасположе¬
ние к себе, отказавшись выдать своего сообщника, чтобы не
поступиться честью и прямотой, рассеяло в нем всякие опасе¬
ния насчет правдивости ее показаний.
Тут он отпустил ее, пообещав в самом скором времени сде¬
лать ее недосягаемой для злословия окружающих, и заключил
еще несколькими увещаниями раскаяться, сказав:
— Помни, дитя мое, что ты должна примириться еще с тем,
чья милость неизмеримо для тебя важнее, чем моя.
Фридрих Энгельс (1820—1895)
ПОЛОЖЕНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА В АНГЛИИ1
...Положение, в котором мужчина перестает быть мужчи¬
ной, а женщина лишается своей женственности, но которое не
может придать ни мужчине настоящей женственности, ни жен¬
щине настоящей мужественности, положение, которое самым
позорным образом унижает оба пола и в каждом из них — че¬
ловеческое достоинство, это положение и есть конечное след¬
ствие нашей хваленой цивилизации, последний результат всех
тех усилий, которые были сделаны сотнями поколений для
того, чтобы улучшить условия своего существования и сущест¬
вования своих потомков! Видя, как превращаются в насмешку
результаты всех людских стараний и усилий, нам остается
только или отчаяться в самом человечестве и его судьбах, или
признать, что оно до сих пор искало свое счастье на ложных
путях. Мы должны признать, что такое полное искажение от¬
ношений между полами могло произойти только потому, что
отношения эти с самого начала были построены на ложной ос¬
нове. Если господство женщины над мужчиной, неизбежно вы¬
зываемое фабричной системой, недостойно человека, значит, и
первоначальное господство мужчины над женщиной следует
также признать недостойным человека. Если женщина теперь
основывает, как некогда делал это мужчина, свое господство
на том, что именно она добывает большую часть или даже всю
совокупность общего имущества семьи, значит, общность иму¬
щества была не подлинная, не разумная, раз один из членов
кичится тем, что внес большую долю. Тот факт, что семья в
современном обществе разваливается, только доказывает, что
связующей нитью ее была не семейная любовь, а личная заин¬
тересованность, сохранившаяся несмотря на кажущуюся об¬
щность имущества...
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ,
ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА1 2
...Новая моногамия, развившаяся на развалинах римского
мира в процессе смешения народов, облекла владычество муж¬
чин в более мягкие формы и дала женщинам, по крайней мере
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 376—377.
2 Там же. Т. 21. С. 72-85.
234
с внешней стороны, более почетное и свободное положение,
чем когда-либо знала классическая древность. Тем самым впе¬
рвые была создана предпосылка, на основе которой из моно¬
гамии — внутри нее, наряду с ней и вопреки ей, смотря по об¬
стоятельствам, — мог развиться величайший нравственный
прогресс, которым мы ей обязаны: современная индивидуаль¬
ная половая любовь, которая была неизвестна всему прежнему
миру...
Но если из всех известных форм семьи моногамия была
единственной формой, при которой могла развиться современ¬
ная половая любовь, то это не значит, что последняя развилась
в ней исключительно или хотя бы преимущественно как лю¬
бовь супругов друг к другу. Самая природа прочного единобра¬
чия при господстве мужа исключала это. У всех исторически
активных, то есть у всех господствующих, классов заключение
брака оставалось тем, чем оно было со времени парного брака, —
сделкой, которую устраивают родители. И первая появившаяся
в истории форма половой любви, как страсть, и притом до¬
ступная каждому человеку (по крайней мере из господству¬
ющих классов) страсть, как высшая форма полового влечения,
что и составляет ее специфический характер, — эта первая ее
форма, рыцарская любовь средних веков, отнюдь не была суп¬
ружеской любовью. Наоборот. В своем классическом виде, у
провансальцев, рыцарская любовь устремляется на всех парусах
к нарушению супружеской верности, и ее поэты воспевают
это...
Заключение брака в современной нам буржуазной среде
происходит двояким образом. В католических странах родители
по-прежнему подыскивают юному буржуазному сынку подхо¬
дящую жену, и, разумеется, результатом этого является наибо¬
лее полное развитие присущего моногамии противоречия:
пышный расцвет гетеризма со стороны мужа, пышный расцвет
супружеской неверности со стороны жены. Католическая цер¬
ковь, надо думать, отменила развод, лишь убедившись, что
против супружеской неверности, как против смерти, нет ника¬
ких средств. В протестантских странах, напротив, буржуазному
сынку, как правило, предоставляется большая или меньшая
свобода выбирать себе жену из своего класса; поэтому основой
для заключения брака может служить в известной степени лю¬
бовь, как это, приличия ради, постоянно и предполагается в
соответствии с духом протестантского лицемерия. Здесь гете¬
ризм практикуется мужем не столь энергично, а неверность
жены встречается не так часто. Но так как при любой форме
брака люди остаются такими же, какими были до него, а бур¬
жуа в протестантских странах в большинстве своем филистеры,
то эта протестантская моногамия, даже если брать в общем
лучшие случаи, все же приводит только к невыносимо скучно¬
235
му супружескому сожительству, которое называют семейным
счастьем...
Но и в том и в другом случае брак обусловливается классо¬
вым положением сторон и поэтому всегда бывает браком по
расчету. Этот брак по расчету в обоих случаях довольно часто
обращается в самую грубую проституцию — иногда обеих сто¬
рон, а гораздо чаще жены, которая отличается от обычной кур¬
тизанки только тем, что отдает свое тело не так, как наемная
работница свой труд, оплачиваемый поштучно, а раз навсегда
продает его в рабство. И ко всем бракам по расчету относятся
слова Фурье: «Как в грамматике два отрицания составляют ут¬
верждение, так и в брачной морали две проституции составля¬
ют одну добродетель».
Половая любовь может стать правилом в отношениях к
женщине и действительно становится им только среди угнетен¬
ных классов, следовательно, в настоящее время в среде про¬
летариата, независимо от того, зарегистрированы официально
эти отношения или нет. Но здесь устранены также все основы
классической моногамии. Здесь нет никакой собственности,
Для сохранения и наследования которой как раз и были созда¬
ны моногамия и господство мужчин; здесь нет поэтому ника¬
ких побудительных поводов для установления этого господства.
Более того, здесь нет и средств для этого: буржуазное право,
которое охраняет это государство, существует только для иму¬
щих и для обслуживания их взаимоотношений с пролетариями;
оно стоит денег и вследствие бедности рабочего не имеет ни¬
какого значения для его отношения к своей жене. Здесь ре¬
шающую роль играют совсем другие личные и общественные
условия. И, кроме того, с тех пор как крупная промышлен¬
ность оторвала женщину от дома, отправила ее на рынок труда
и на фабрику, довольно часто превращая ее в кормилицу
семьи, в пролетарском жилище лишились всякой почвы пос¬
ледние остатки господства мужа, кроме разве некоторой гру¬
бости в обращении с женой, укоренившейся со времени введе¬
ния моногамии. Таким образом, семья пролетария уже не мо¬
ногамна в строгом смысле этого слова, даже при самой страст¬
ной любви и самой прочной верности обеих сторон и несмотря
на все, какие только возможно, церковные и светские благо¬
словения. Поэтому и постоянные спутники моногамии, гете¬
ризм и супружеская неверность, играют здесь совершенно ни¬
чтожную роль; жена фактически вернула себе право на растор¬
жение брака, и, когда стороны не могут ужиться, они предпо¬
читают разойтись. Одним словом, пролетарский брак монога¬
мен в этимологическом значении этого слова, но отнюдь не в
историческом его смысле...
Но мы идем навстречу общественному перевороту, когда
существовавшие до сих пор экономические основы моногамии
236
столь же неминуемо исчезнут, как и основы ее дополнения
проституции. Моногамия возникла вследствие сосредоточения
больших богатств в одних руках — притом в руках мужчины —
и из потребности передать эти богатства по наследству детям
именно этого мужчины, а не кого-либо другого. Для этого
была нужна моногамия жены, а не мужа, так что эта монога¬
мия жены отнюдь не претерпевала явной или тайной полига¬
мии мужа. Но предстоящий общественный переворот, который
превратит в общественную собственность, по меньшей мере,
неизмеримо большую часть прочных, передаваемых по наслед¬
ству богатств — средства производства, — сведет к минимуму
всю заботу о том, кому передать наследство. Так как, однако,
моногамия обязана своим происхождением экономическим
причинам, то не исчезнет ли она, когда исчезнут эти причины?
Можно было бы не без основания ответить, что она не
только не исчезнет, но, напротив, только тогда полностью осу¬
ществится. Потому что вместе с превращением средств произ¬
водства в общественную собственность исчезнет также и наем¬
ный труд, пролетариат, а следовательно, и необходимость для
известного, поддающегося статистическому подсчету числа
женщин отдаваться за деньги. Проституция исчезнет, а моно¬
гамия, вместо того чтобы прекратить свое существование, ста¬
нет, наконец, действительностью также и для мужчин.
Положение мужчин, таким образом, во всяком случае, силь¬
но изменится. Но и в положении женщин, всех женщин, про¬
изойдет значительная перемена. С переходом средств производ¬
ства в общественную собственность индивидуальная семья
перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное
домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль
труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным
делом; общество будет одинаково заботиться обо всех детях,
будут ли они брачными или внебрачными. Благодаря этому от¬
падет беспокойство о «последствиях», которое в настоящее время
составляет самый существенный общественный момент — мо¬
ральный и экономический, — мешающий девушке, не задумы¬
ваясь, отдаться любимому мужчине. Не будет ли это достаточ¬
ной причиной для постепенного возникновения более свобод¬
ных половых отношений, а вместе с тем и более снисходитель¬
ного подхода общественного мнения к девичьей чести и к жен¬
ской стыдливости? И, наконец, разве мы не видели, что в со¬
временном мире моногамия и проституция хотя и составляют
противоположности, но противоположности неразделимые, по¬
люсы одного и того же общественного порядка? Может ли ис¬
чезнуть проституция, не увлекая за собой в пропасть и монога¬
мию?
237
Здесь вступает в действие новый момент, который ко вре¬
мени развития моногамии существовал самое большее лишь в
зародыше, — индивидуальная половая любовь.
До средних веков не могло быть и речи об индивидуальной
половой любви. Само собой разумеется, что физическая красо¬
та, дружеские отношения, одинаковые склонности и т.п. про¬
буждали у людей различного пола стремление к половой связи,
что как для мужчин, так и для женщин не было совершенно
безразлично, с кем они вступали в эти интимнейшие отноше¬
ния. Но от этого до современной половой любви еще беско¬
нечно далеко. На протяжении всей древности браки заключа¬
лись родителями вступающих в брак сторон, которые спокойно
мирились с этим. Та скромная доля супружеской любви, кото¬
рую знает древность, — не субъективная склонность, а объек¬
тивная обязанность, не основа брака, а дополнение к нему.
Любовные отношения в современном смысле имеют место в
древности лишь вне официального общества... Помимо любов¬
ных связей среди рабов мы встречаем такие связи только как про¬
дукт распада гибнущего древнего мира, и притом связи с жен¬
щинами, которые также стоят вне официального общества, —
с гетерами, то есть чужестранками или вольноотпущенницами:
в Афинах — накануне их упадка, в Риме — во времена импе¬
рии. Если же любовные связи действительно возникали между
свободными гражданами и гражданками, то только как нару¬
шение супружеской верности...
...Средневековье начинается с того, на чем остановился
древний мир со своими зачатками половой любви, — с прелю¬
бодеяния. Мы уже описали рыцарскую любовь, создавшую
песни рассвета. От этой любви, стремящейся к разрушению
брака, до любви, которая должна стать его основой, лежит еще
далекий путь, который рыцарство так и не прошло до конца...
...По общему правилу, невесту для молодого князя подыс¬
кивают его родители, если они еще живы; в противном случае
он это делает сам, советуясь с крупными вассалами, мнение
которых во всех случаях пользуется большим весом. Да иначе
и быть не могло. Для рыцаря или барона, как и для самого
владетельного князя, женитьба — политический акт, случай
для увеличения своего могущества при помощи новых союзов;
решающую роль должны играть интересы дома, а отнюдь не
личные желания. Как в таких условиях при заключении брака
последнее слово могло принадлежать любви?
То же самое было у цехового бюргера средневековых горо¬
дов. Уже одни охранявшие его привилегии, создававшие все¬
возможные ограничения цеховые уставы, искусственные пере¬
городки, отделявшие его юридически здесь — от других цехов,
там — от его же товарищей по цеху, тут — от его подмастерьев
и учеников, достаточно суживали круг, в котором он мог ис¬
238
кать себе подходящую супругу. А какая из невест была наибо¬
лее подходящей, решалось при этой запутанной системе, без¬
условно, не его индивидуальным желанием, а интересами
семьи.
Таким образом, в бесчисленном множестве случаев заклю¬
чение брака до самого конца средних веков оставалось тем,
чем оно было с самого начала, — делом, которое решалось не
самими вступающими в брак. Вначале люди появлялись на
свет уже состоящими в браке — в браке с целой группой лиц
другого пола. В позднейших формах группового брака сохраня¬
лось, вероятно, такое же положение, только при все большем
сужении группы. При парном браке, как правило, матери до¬
говариваются относительно браков своих детей; и здесь также
решающую роль играют соображения о новых родственных
связях, которые должны обеспечить молодой паре более проч¬
ное положение в роде и племени. А когда с торжеством част¬
ной собственности над общей и с появлением заинтересован¬
ности в передаче имущества по наследству господствующее по¬
ложение заняли отцовское право и моногамия, тогда заключе¬
ние брака стало целиком зависеть от соображений экономичес¬
кого характера. Форма брака-купли исчезает, но по сути дела
такой брак осуществляется во все возрастающих масштабах,
так что не только на женщину, но и на мужчину устанавлива¬
ется цена, причем не по их личным качествам, а по их имуще¬
ству. В практике господствующих классов с самого начала
было неслыханным делом, чтобы взаимная склонность сторон
преобладала над всеми другими соображениями. Нечто подоб¬
ное встречалось разве только в мире романтики или у угнетен¬
ных классов, которые в счет не шли.
Таково было положение к моменту, когда капиталистичес¬
кое производство со времени географических открытий, благо¬
даря развитию мировой торговли и мануфактуры, вступило в
стадию подготовки к мировому господству. Можно было пола¬
гать, что этот способ заключения браков будет для него самым
подходящим, и это действительно так и оказалось. Однако
ирония мировой истории неисчерпаема — именно капиталис¬
тическому производству суждено было пробить здесь решаю¬
щую брешь. Превратив все в товары, оно уничтожило все ис¬
конные, сохранившиеся от прошлого отношения, на место
унаследованных обычаев, исторического права оно поставило
куплю и продажу, «свободный» договор...
Но заключать договоры могут люди, которые в состоянии
свободно располагать своей личностью, поступками и имуще¬
ством и равноправны по отношению друг к другу. Создание
таких «свободных» и «равных» людей именно и было одним из
главнейших дел капиталистического производства. Хотя это
вначале происходило еще только полусознательно и вдобавок
239
облекалось в религиозную оболочку, все же со времени люте¬
ранской и кальвинистской реформации было твердо установле¬
но положение, что человек только в том случае несет полную
ответственность за свои поступки, если он совершил их, обла¬
дая полной свободой воли, и что нравственным долгом явля¬
ется сопротивление всякому принуждению к безнравственному
поступку. Но как же согласовалось это с прежней практикой
заключения браков? Согласно буржуазному пониманию, брак
был договором, юридической сделкой, и притом самой важной
из всех, так как она на всю жизнь определяла судьбу тела и
души двух человек. В ту пору формально сделка эта, правда,
заключалась добровольно; без согласия сторон дело не реша¬
лось. Но слишком хорошо было известно, как получалось это
согласие и кто фактически заключал брак. Между тем если при
заключении других договоров требовалось действительно сво¬
бодное решение, то почему этого не требовалось в данном слу¬
чае? Разве двое молодых людей, которым предстояло соеди¬
ниться, не имели права свободно располагать собой, своим
телом и его органами? Разве благодаря рыцарству не вошла в
моду половая любовь и разве, в противоположность рыцарской
любви, связанной с прелюбодеянием, супружеская любовь не
была ее правильной буржуазной формой? Но если долг супру¬
гов любить друг друга, то разве не в такой же мере было дол¬
гом любящих вступать в брак друг с другом и ни с кем другим?
И разве только это право любящих не стояло выше права ро¬
дителей, родственников и иных обычных брачных маклеров и
сводников? И если право свободного личного выбора бесцере¬
монно вторглось в сферу церкви и религии, то могло ли оно
остановиться перед невыносимым притязанием старшего поко¬
ления распоряжаться телом, душой, имуществом, счастьем и
несчастьем младшего?..
Так произошло то, что поднимающаяся буржуазия, в осо¬
бенности в протестантских странах, где больше всего был по¬
колеблен существующий порядок, все более и более стала при¬
знавать свободу заключения договора также и в отношении
брака и осуществлять ее вышеописанным образом. Брак оста¬
вался классовым браком, но в пределах класса сторонам была
предоставлена известная свобода выбора. И на бумаге, в тео¬
ретической морали и в поэтическом изображении, не было ни¬
чего более незыблемого и прочно установленного, чем положе¬
ние о безнравственности всякого брака, не покоящегося на
взаимной половой любви и на действительно свободном согла¬
сии супругов. Одним словом, брак по любви был провозглашен
правом человека, и притом не только droit de l’homme, но, в
виде исключения, и droit de la femme...
Господство мужчины в браке есть простое следствие его
экономического господства и само собой исчезнет вместе с
240
последним. Нерасторжимость брака — это отчасти следствие
экономических условий, при которых возникла моногамия; от¬
части традиция того времени, когда связь этих экономических
условий с моногамией еще не понималась правильно и утри¬
рованно трактовалась религией. Эта нерасторжимость брака
уже в настоящее время нарушается в тысячах случаев. Если
нравственным является только брак, основанный на любви, то
он и остается таковым, только пока любовь продолжает суще¬
ствовать. Но длительность чувства индивидуальной половой
любви весьма различна у разных индивидов, в особенности у
мужчин, и раз оно совершенно иссякло или вытеснено новой
страстной любовью, то развод становится благодеянием как
для обеих сторон, так и для общества. Надо только избавить
людей от необходимости брести через ненужную грязь брако¬
разводного процесса.
Таким образом, то, что мы можем теперь предположить о
формах отношений между полами после предстоящего уничто¬
жения капиталистического производства, носит по преимуще¬
ству негативный характер, ограничивается в большинстве слу¬
чаев тем, что будет устранено. Но что придет на смену? Это
определится, когда вырастет новое поколение: поколение муж¬
чин, которым никогда в жизни не придется покупать женщину
за деньги или за другие социальные средства власти, и поколе¬
ние женщин, которым никогда не придется ни отдаваться муж¬
чине из каких-либо других побуждений, кроме подлинной
любви, ни отказываться от близости с любимым мужчиной из
боязни экономических последствий. Когда эти люди появятся,
они отбросят ко всем чертям то, что согласно нынешним пред¬
ставлениям им полагается делать; они будут знать сами, как им
поступать, и сами выработают соответственно этому свое об¬
щественное мнение о поступках каждого в отдельности, — и
точка.
Н.Л.Бердяев (1874-1948)
СМЫСЛ ТВОРЧЕСТВА1
Женщина — носительница половой стихии в этом мире. У
мужчины пол более дифференцирован и специализирован, у
женщины же он разлит по всей плоти организма, по всему
полю души. У мужчины половое влечение требует более безот¬
лагательного удовлетворения, чем у женщины, но у него боль¬
шая независимость от пола, чем у женщины, он менее половое
существо. У мужчины есть огромная половая зависимость от
женщины, есть слабость к полу женскому, слабость коренная,
быть может, источник всех его слабостей. И унизительна для
человека эта слабость мужчины к женщине. Но сам по себе
мужчина менее сексуален, чем женщина. У женщины нет ни¬
чего не сексуального, она сексуальна в своей силе и в своей
слабости, сексуальна даже в слабости сексуального стремления.
Женщина является космической, мировой носительницей сек¬
суальной стихии, стихийного в поле. Природно-родовая стихия
пола есть стихия женственная. Власть рода над человеком
через женщину осуществляется. Эта власть вошла в природный
мир и овладела им через праматерь Еву. Ева — природно-ро¬
довая женственность. Образование Евы повергло старого Адама
во власть родовой сексуальности, приковало его к природному
«миру», к «миру сему». «Мир» поймал Адама и владеет им
через пол, в точке сексуальности прикован Адам к природной
необходимости.
Власть Евы над Адамом стала властью над ним всей приро¬
ды. Человек, привязанный к Еве рождающей, стал рабом при¬
роды, рабом женственности, отделенной, отдифференцирован¬
ной от его андрогинического образа и подобия Божьего. Отно¬
шение мужчины-человека к женственности есть корень его от¬
ношения к природе. От природы, от женственности некуда
уйти, тут никакое бегство невозможно. Избавление возможно
лишь через нового Адама, который входит в мир через новую
женственность. Через женщину-Еву началась греховная власть
женственной природы над падшим человеком. Через Деву
Марию началось освобождение человека от этой природной
власти, через Деву Марию земля принимает в свое лоно Логос,
нового Адама, Абсолютного Человека. И если падение и пора¬
бощение старого Адама, ветхого человека, укрепило в мире
царство природно-родового рождения через сексуальный акт,
1 Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.
С. 407-437.
242
то новый Адам, новый Человек, мог родиться лишь от девы,
зачавшей от Духа. Это новое рождение от девы было мистичес¬
ким преодолением старого рождения в природном порядке
«мира сего». Вечная женственность как основа мира иного, ос¬
вобожденного от греха, не должна рождать от мужчины через
сексуальный акт. Вечная женственность несет с собой избавле¬
ние от природной необходимости, ибо природная необходи¬
мость владеет человеком лишь через точку пола рождающего.
Религия искупления отрицает род, сексуальный акт и создает
культ вечной женственности, культ Девы, рождающей лишь от
Духа...
...Есть глубокое, трагическое несоответствие между любо¬
вью женской и любовью мужской, есть странное непонимание
и жуткая отчужденность. Женщина — существо совсем иного
порядка, чем мужчина. Она гораздо менее человек, гораздо
более природа. Она по преимуществу — носительница половой
стихии. В поле мужчина значит меньше, чем женщина. Жен¬
щина вся пол, ее половая жизнь — вся ее жизнь, захватываю¬
щая ее целиком, поскольку она женщина, а не человек. В муж¬
чине пол гораздо более дифференцирован. Женщина по при¬
роде своей всегда живет одним, не вмещает в себе многого.
Женщина плохо понимает эту способность мужчины вмещать
в себе полноту бытия. Женщина гораздо более отдается одно¬
му, тому, что сейчас ею обладает, одному переживанию, вытес¬
няющему всю остальную жизнь, весь мир. У женщины одно
делается всем, в одном она все видит, в одно все вкладывает.
Все бытие отождествляется женщиной с тем состоянием, кото¬
рое в данное время ею обладает. Женщина, страдающая от не¬
разделенной любви, на вопрос, что такое бытие, всегда ответит:
бытие есть неразделенная любовь. С этой особенностью жен¬
ской природы связано сравнительно слабое чувство личности и
большая зависимость от времени, от сменяющихся во времени
переживаний. В мужской природе сильнее чувство личности и
большая независимость от сменяющихся во времени состоя¬
ний, большая способность совмещать во всякое время всю
полноту духовного бытия. В мужской природе есть способность
переживать в себе во всякое время, то есть независимо от вре¬
мени, всю полноту духовной жизни своей личности, всегда
чувствовать себя собой в полноте своих сил. Мужчина не скло¬
нен отдаваться исключительно и безраздельно радости любви
или страданию от какого-нибудь несчастья, у него всегда еще
есть его творчество, его дело, вся полнота его сил. В поле муж¬
ского сознания что-то выступает на первый план, другое отсту¬
пает, но ничто не исчезает, не теряет своей силы. Женщина от¬
дается исключительно и безраздельно радости любви или стра¬
данию от несчастья, она вся растворяется в этом одном, всю
себя в это одно вкладывает. Личность женщины вечно подвер¬
243
жена опасности распадения на отдельные переживания и жер¬
твенного заклания себя во имя этого переживания. Поэтому
женская природа так склонна к гипнозу и к одержанию. Жен¬
ская истерия имеет связь с этой особенностью женской приро¬
ды, и корни ее метафизические. С этим связано и все высокое
в женщине и низкое в ней, жуткая чуждость ее природе муж¬
ской. Женщина иначе переживает вечность, чем мужчина.
Мужчина ставит полноту духовных сил своей личности в неза¬
висимость от смены времени, от власти временных пережива¬
ний над полнотой личности. Женщина бессильна противиться
власти временных состояний, но она во временное состояние
вкладывает всю полноту своей природы, свою вечность. И глу¬
боко различно мужское и женское отношение к любви. Жен¬
щина часто бывает гениальна в любви, ее отношение к любви
универсальное, она вкладывает в любовь всю полноту своей
природы и все упования свои связывает с любовью. Мужчина
бывает скорее талантлив, чем гениален в любви, его отношение
к любви не универсальное, а дифференцированное, он не всего
себя вкладывает в любовь и не целиком от нее зависит. И в
стихии женской любви есть что-то жутко страшное для муж¬
чины, что-то грозное и поглощающее, как океан. Притязания
женской любви так безмерны, что никогда не могут быть вы¬
полнены мужчиной. На этой почве вырастает безысходная тра¬
гедия любви. Раздельность мужского и женского — этот знак
падения человека делает трагедию любви безысходной. Мужчи¬
на ищет в женщине красоту, красоту в ней любит, красоту
жаждет обожать, ибо утерял свою деву. Но красота эта остается
внешней для мужчины, вне его, он не принимает ее внутрь
себя, не приобщает ее к своей природе. Женщину потому так
трудно любить вечной любовью, что в любви мужчина хочет
преклониться перед красотой, вне его лежащей. Боготворение
заложено в культе мужской любви. А женщина редко являет
собой тот образ красоты, перед которым можно преклониться,
который можно боготворить. Поэтому любовь приносит муж¬
чине такое жгучее разочарование, так ранит несоответствием
образа женщины с красотой вечной женственности. Но выс¬
ший, мистический смысл любви не в поклонении и боготворе-
нии женщины как красоты, вне лежащей, а в приобщении к
женственности, в слиянии мужской и женской природы в об¬
разе и подобии Божьем, в андрогине. В творческом акте выс¬
шей любви женская и мужская природа перестают быть жутко
чуждыми и враждебными. И должно быть окончательное осво¬
бождение и очищение от эротического обоготворения пола и
женственности, перенесенных на саму божественную жизнь.
Половая любовь связана с самим существом личности, с
утерей человеком образа и подобия Божьего, с падением анд-
рогина, в котором женственность была не чуждой ему стихией,
244
внешне притягивающей, а внутренним началом в человеке, в
нем пребывающей девой. И религиозный смысл любви поло¬
вой, эротики, в том, что она является источником движения
личности ввысь, творческого ее восхождения. Смысл любви не
в статике устроения жизни, а в динамике движения жизни,
творчестве жизни иной. Всякая победа статики над динамикой
в любви есть омертвение, окостенение любви, превращение ее
из творчества в послушание, в приспособление к условиям су¬
ществования. В подлинной любви есть творческий прорыв в
иной мир, преодоление необходимости. И не ведают, что дела¬
ют те, которые хотят превратить и любовь в послушание. Это
ведь значит свободу превратить в необходимость, творчество в
приспособление, гору превратить в равнину. Любовь — горная,
а не равнинная, с ней нечего делать тем, которые устраивают
приспособление к равнинной жизни. Любовь нельзя удержать
на равнине, она мертвеет и превращается в иное. Любовь не
жилец на равнинной жизни. В любви нет ничего статического,
ничего устраивающего. Любовь — полет, разрушающий всякое
устроение...
Своим голосом: женщины о женщинах
и о мире, «который принадлежит мужчине»
РАННЯЯ ГРЕЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
Коринна1
Я Миртиде
Ставлю в упрек звонкоголосой:
Спорить за приз с Пиндаром ей —
Женщине — смысл был ли какой?
Эринна1 2
Эпитафии Бавкиде
Это могила Бавкиды, невесты. К слезами омытой
Стеле ее подойдя, путник, Аиду скажи:
«Знать, ты завистлив, Аид!» Эти камни надгробные сами,
Странник, расскажут тебе злую Бавкиды судьбу:
Факелом свадебным, тем, что светить должен был Гименею,
Свекру зажечь привелось ей погребальный костер,
И суждено, Гименей, перейти было звукам веселым
Свадебных песен твоих в грустный напев похорон.
2
Вы, о колонны мои, вы, сирены, ты, урна печали,
Что сохраняешь в себе пепла ничтожную горсть, —
Всех, кто пройдет близ могилы, встречайте приветливым
словом,
Будут ли то земляки иль из других городов.
1 Пер. В. Вересаева (Античная лирика. М., 1968. С. 93). Коринна —
беотийская поэтесса (конец VI — начало V в. до н.э.), на состязаниях
поэтов неоднократно побеждала своего ученика Пиндара. Миртида — бе¬
отийская поэтесса, современница Коринны и Пиндара.
2 Пер. Л. Блуменау и В. Вересаева (Античная лирика. М., 1968.
С. 208—209). IV в. до н. э. Эпитафия предназначалась для двух надгроб¬
ных стел.
246
Всем вы скажите, что юной невестой легла я в могилу,
Что называл мой отец милой Бавкидой меня,
Что родилась я на Теносе и что подруга Эринна
Здесь, на могиле моей, высекла эти слова.
Анита1
Трем милетским девушкам,
убившим себя при нашествии галатов
Не допустив над собою насилия грубых галатов,
Кончили мы, о Милет, родина милая, жизнь,
Мы, три гражданки твои, три девицы, которых заставил
Кельтов жестокий Арей эту судьбу разделить.
Так нечестивых объятий избегнули мы и в Аиде
Все — и защиту себе, и жениха обрели.
1 Пер. Л. Блуменау (Античная лирика. М., 1968. С. 255). III в. до н. э.
Милет был взят галатами в 278 г. до н. э.
247
Хротсвита Гандерсгеймская1
ПРЕДИСЛОВИЕ К ДРАМАМ1 2
Многие обретаются католики,
коим вряд ли можем мы простить таковые проступки,
что ради изощренного
красноречия словесного
языческих книг суетность бренную
предпочитают пользе Писания священного.
Есть и другие,
святым страницам прилежащие,
кои, хотя все языческое вообще презирают,
Теренциевы вымыслы, однако же, частенько, читают,
и пока сладостью речи упиваются,
познанием нечестивых вещей оскверняются.
А посему я, Громкий Глагол Гандерсгеймский, не погнушалась
подражать тому писанием,
кого многие почтили чтением,
дабы в том роде сочинительства, в коем постыдное
распутных жен многоблудие
воспевалось,
ныне достохвальное
святых девственниц целомудрие
по силе умишка моего прославилось.
Сие не раз заставляло меня стыдиться
и густым румянцем заливаться,
ибо, по велению
сего рода сочинения,
и ненавистное влюбленных безумие,
и пагубно-сладкое оных общение,
к коему даже наш слух
должен оставаться глух,
часто в уме обсуждала
и перу писать препоручала.
Ибо, если бы я стыда ради сие опустила,
то и задачи своей бы не свершила,
и невинности хваления
не воздала бы в меру своего умения.
1 Даты рождения и смерти Хротсвиты неизвестны; творчество ее отно¬
сится к 950—970 гг. «Первая немецкая поэтесса» и драматург — предста¬
вительница знатного саксонского рода.
2 Пер. Б.И. Ярхо (Памятники средневековой латинской литературы
Х-ХП веков. М., 1972. С. 83-85).
248
Ибо, чем обольстительнее улещения безумцев, тем сила
всевышнего заступника сильнее
и торжество победителей становится славнее,
особливо когда женская слабость побеждает,
а мужская мощь посрамлена бывает.
Без сомнения, иные тем меня попрекнут,
что в этом моем писании убогом
все много хуже, все много плоше
и уж совсем на того не похоже,
кому подражать я хотела слогом.
Не возражаю, но утверждаю,
что по справедливости нельзя меня в том обвинить,
будто я предерзостно пытаюсь оным быть равной,
кои намного превзошли мое скудоумие мудростью
достославной, и не таково мое хвастовство,
чтобы даже с последними тех творцов учениками
я равнялась познаньями.
Одного только добиваюсь: хотя ничего как следует делать
не умею,
но в смирении душевном вожделею,
как бы свыше приятое дарование
даятелю вернуть без ослушания.
И не столь я себялюбива,
чтобы, убоявшись укоризненного слова,
во святых явленную мощь Христову
(поелику мне им же дарована сила),
я людям не возвестила.
Если кому благочестивое тщание мое будет любо,
возрадуюсь сугубо.
Если же (ради моего ничтожества
или нескладной речи моей убожества)
не понравится никому,
то сама я от содеянного радость приму;
ибо, когда я ранее
невежества своего жалкие писания
героическим стихом нанизала,
а нынешние в драматический ряд увязала,
то все же прелести языческой мерзости ничуть не подпала.
Дулъциций1
МУЧЕНИЧЕСТВО СВЯТЫХ ДЕВСТВЕННИЦ
АГАПИИ, ХИОНИИ И ИРИНЫ
Сцена 2
Дулъциций
Приведите, воины, приведите
тех, кого в узилище томите.
Воины
Вот те, кого ты звал.
Дулъциций
Батюшки!
Какие милочки!
Какие красоточки!
Какие чудесные девицы!
Воины
Истинно красавицы.
Дулъциций
Пленен я красою их особы.
Воины
Еще бы.
Дулъциций
Жажду их привлечь для своей утехи.
Воины
Сомневаемся в успехе.
Дулъциций
А почему?
Воины
Верны они богу своему.
Дулъциций
Что если соблазню улещеньями?
Воины
Пренебрегут.
Дулъциций
Что если застращаю мученьями?
Воины
Ни за что почтут.
Дулъциций
Что же делать?
Воины
Размысли сам.
Дулъциций
Поместите этих затворниц
1 Памятники средневековой латинской литературы / Под ред.
М.Е. Грабарь-Пассек и М.Л. Гаспарова. М., 1972. С. 85—87.
250
в самую далекую из горниц,
перед которою кухарь
складывает грязную утварь.
Воины
Для чего же в это место?
Дулъциций
Чтобы я мог посещать их часто.
Воины
Как прикажешь.
Сцена 3
Дулъциций
Что делают пленницы
В часы бессонницы?
Воины
Поют гимны.
Дулъциций
Приблизимся слегка.
Воины
Три тоненьких голоска
слышны нам издалека.
Дулъциций
Вы теперь
со светильниками сторожите дверь,
я же войду
и в желанных объятиях усладу найду.
Воины
Входи, подождем.
Сцена 4
Агапия
Кто в дверь стучится?
Ирина
Несчастный Дульциций сюда ломится.
Хиония
Боже, нас не покинь.
Агапия
Аминь.
Хиония
Что означает звон этих котлов,
кувшинов и горшков?
Ирина
Пойду взглянуть... Подойдите,
прошу вас, подойдите,
в замочную скважину посмотрите.
Агапия
Что там такое?
251
Ирина
Этот безумный,
рассудка лишенный,
воображает,
что в наших объятиях пребывает.
Агапия
Что же он делает?
Ирина
То котел нежно к груди прижимает,
то горшки и кувшины обнимает,
сладкие поцелуи расточает.
Хиония
Ах, как смешно!
Ирина
От такого объятия
лицо, руки и платье
так уж измазаны,
так уж изгажены,
что от налипшей сажи
стал он эфиопа гаже.
Агапия
Справедливо, чтобы он так же выглядел извне,
как душа его, преданная сатане.
Ирина.
Вот он собирается уходить. Посмотрим скорей,
что сделают воины, стоящие у дверей.
Сцена 5
Воины
Кто это выходит? Караул! Он дьяволом одержим.
Иль, быть может, это сам Вельзевул
Бежим!
Дульциций
Эй, стража!
Куда же?
Стойте, погодите!
В опочивальню меня со светом отведите.
Воины
Голос господина нашего,
а образ диавола падшего...
Мы здесь не останемся,
но еще быстрей бежать ударимся...
Привидение хочет нас загубить!
Каллимах1
ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ
ДРУЗИАНЫ И КАЛЛИМАХА
Сцена 1
Каллимах
Друзья мои, выслушайте друга.
Друзья
Все мы к твоим услугам.
Каллимах
Не подумайте дурного,
Но хочу я вам втайне сказать два слова.
Друзья
Говори свободно
Все, что тебе угодно.
Каллимах
Тогда отступимте в сторону,
Чтоб не быть разговору прервану.
Друзья
Мы готовы.
Каллимах
Стражду я страданьем,
Тяжким и давним,
И от вашего суждения
Надеюсь получить облегчение.
Друзья
Истинным другом и зовется лишь тот,
Кто с ближним делится всем, что на долю ему
фортуна пошлет.
Каллимах
Поделюсь я моим страданьем
И утешусь вашим состраданьем.
Друзья
Что нам расскажешь,
Тем и сострадание наше заслужишь;
Если же нет,
Постараемся мы душу твою отвратить от бед.
Каллимах
Люблю я!
Друзья
Что?
1 Памятники средневековой латинской литературы / Под ред.
М.Е. Грабарь-Пассе к и М.Л. Гаспарова. М., 1972. С. 87—90.
253
Каллимах
Нечто прекрасное,
Нечто прелестное.
Друзья
Много сказано,
Мало названо,
Единичность любви твоей не указана.
Каллимах
Женщину.
Друзья
Женщину ты назвал —
Обо всем женском роде в едином слове сказал.
Каллимах
Не всех равномерно,
Но единую безмерно.
Друзья
Всякое определение
Мыслимо только через отношение.
Назови существо,
Чтобы понятно сделалось качество.
Каллимах
Друзиану.
Друзья
Андроника, нашего князя, жену?
Каллимах
Ее самую. Друзья. Но ведь эта жена
Крещена.
Каллимах
Мне до этого дела нет,
Лишь бы только любовь моя к ней проложила след.
Друзья
Не проложит.
Каллимах
Почему же не сможет?
Друзья
Трудно.
Каллимах
Разве первый склоняю я женщину к страсти
блудной?
Друзья
Слушай, брат, —
Та, обольстить которую ты рад,
Святым апостолом Иоанном крещена
И единому Господу всею душою предана.
Даже к мужу,
Христианнейшему Андронику, не всходит она на
ложе;
И похоть твою подавно отвергнет тоже.
Каллимах
Искал я у вас утешения,
254
А обрел я у вас отчаяние.
Друзья
Притворство обманно есть,
И пагубна для истины лесть.
Каллимах
Если в помощи вашей вы мне отказываете,
Сам я пойду,
К ней подойду
И страстными словами любовь в ней разожгу.
Друзья
Тщетны твои попытки.
Каллимах
Пусть, судьбе вопреки!
Друзья
Увидим.
Сцена 2
Каллимах
Послушай меня,
Друзиана, любовь моя!
Друзиана
О чем тебе говорить со мной,
Каллимах молодой,
Право, не понимаю.
Каллимах
Не понимаешь?
Друзиана
Нет.
Каллимах
Прежде всего — о любви.
Друзиана
О какой любви?
Каллимах
О том, что тебя люблю я больше всего на свете.
Друзиана
Какие же узы кровные
Или какие обеты законные
Внушили тебе эту любовь?
Каллимах
Красота твоя.
Друзиана
Красота моя?
Каллимах
Да.
Друзиана
Но что тебе до нее?
Каллимах
Увы! Немногого я добился,
Но надежды на большее пока не лишился.
255
Друзиана
Прочь, прочь скорей.
Грешный блудодей!
Стыдно мне долее говорить с тобой,
Ибо чувствую, покорен ты воле диавольской.
Каллимах
Друзиана, Друзиана, не отвергай меня,
влюбленного,
В самое сердце страстью пораженного,
Но любовью на любовь мою ответь.
Друзиана
Блудные ухищрения твои осуждаю,
Похоть твою отвергаю,
Самого тебя всею душою презираю.
Каллимах
Не гневайся, Друзиана, не гневайся:
Ты сама, быть может, не знаешь, что с тобой
делается,
И краснеешь от смущенья.
Друзиана
Нет, лишь от возмущенья!
Каллимах
Возмущенье твое минует.
Друзиана
Того не будет!
Каллимах
А вдруг?!
Друзиана
О безумный, о грешный, зачем ты душою
мечешься,
Зачем надеждою пустою тешишься?
Ужели, мнишь ты, меня
Тронет твоя болтовня,
Если я так долго
Ради божеского долга воздерживалась и от
супружеского долга?
Каллимах
Но да будет Свидетелем Бог и люди:
Если ты надо мною не сжалишься,
Я не устану,
Я не отстану,
Пока рано или поздно
Не опутают тебя коварные мои козни.
Сцена 3
Друзиана
Горе мне!
Господи Иисусе Христе,
К чему было блюсти мне для тебя мое целомудрие,
256
Если вид мой вселил в безумца такое безумие?
Услыши, о Господи, муку мою,
Услыши, как я боюсь!
Что мне делать, что делать мне, я не знаю:
Если я все открою, То жестокую вражду посею;
Если скрою,
То без вспоможения твоего я диавольских козней
не одолею.
Повели же мне, Господи Христе,
Умереть скорее,
Да не погублю я души
Этого красивого юноши.
Андроник
Горе мне! Друзиана, супруга моя любимая,
Внезапной похищена кончиною.
Побегу
И святого Иоанна приведу...
9 Женщины и мужчины в истории
Хильдегарда Бингенская (1098—1179)1
ПЕСНОПЕНИЕ ХОРА ДЕВСТВЕННИЦ1 2
1. О, сладчайший Жених,
сладчайший Лобызатель,
охрани, огради девство наше.
2. Рождены мы во прахе,
увы, увы! и во грехе Адамовом,
и тяжко бремя противоречить
имеющему вкус яблока;
но отторгни нас от земли,
Христе Спаситель.
3. Желанием горим мы
Тебе последовать;
о, сколь трудно нам, бедным,
подражать Тебе,
непорочному и невинному
Владыке ангелов!
4. Все же уповаем на Тебя,
возжелавшего взыскать
жемчужину из тления.
5. Ныне призываем Тебя,
Жениха нашего и Утешителя,
ибо на кресте искупил Ты нас
6. Во кровях Твоих
обручением сочетались мы с Тобою,
отвергнув мужа,
избрав же Тебя, Сына Божия о прекраснейшем лике,
сладчайшее благоухание услад вожделенных;
всегда воздыхаем мы по Тебе в слезной юдоли:
о, когда Тебя узрим,
и с Тобою пребудем?
1 Аббатисса бенедиктинского монастыря в Бингене, славившаяся
своей святостью и с детства обладавшая визионерским даром. Автор
29 религиозных гимнов, к которым сама писала и музыку.
2 Пер. С.С. Аверинцева (Памятники средневековой латинской литера¬
туры Х-ХИ веков. М, 1972. С. 328-329).
258
7. Ты в мире,
и Ты в уме нашем,
и обнимаем Тебя в сердце,
как бы имея Тебя с собою.
8. Ты, о Лев, сильный во бранях,
расторг неба пределы,
прянув в ограду Девы;
и разрушил смерть,
жизнь устрояя в златом Иерусалиме;
9. Даруй нам в оный вселиться,
И пребыть в Тебе,
о сладчайший Жених,
исторгший нас из пасти Диавола,
10. Что ложью уловил
прародителя нашего.
КУРТУАЗНАЯ ПОЭЗИЯ
Графиня Де Диа1
Мне любовь дарит отраду!
Чтобы звонче пела я,
И заботу и досаду
Прочь гоню, мои друзья.
И от всех наветов злых
Ненавистников моих
Становлюсь еще смелее —
Вдесятеро веселее!
Строит мне во всем преграду
Их лукавая семья, —
Добиваться с ними ладу
Не позволит честь моя!
Я сравню людей таких
С пеленою туч густых,
От которых день темнее, —
Я лукавить не умею.
Злобный ропот ваш не стих,
Но глушить мой смелый стих —
Лишь напрасная затея.
О своей пою весне я!
*
Повеселей бы песню я запела,
Да не могу — на сердце накипело!
Я ничего для друга не жалела,
Но что ему душа моя и тело,
И жалость, и любви закон святой!
Покинутая, я осиротела,
И он меня обходит стороной.
Мой друг, всегда лишь тем была горда я,
Что вас не огорчала никогда я,
Что нежностью Сегвина превзошла я,
В отваге вам, быть может, уступая,
Но не в любви, и верной, и простой.
1 Беатриса, графиня де Диа — самая известная из куртуазных поэтесс
Прованса (конец XII в.). Пер. В. Дынник (Поэзия трубадуров. Поэзия
миннезингеров. Поэзия вагантов. М., 1974. С. 73—78).
260
Так что же, всех приветом награждая,
Суровы и надменны вы со мной?
Я не пойму, как можно столь жестоко
Меня предать печали одинокой.
А может быть, я стала вам далекой
Из-за другой? Но вам не шлю упрека,
Лишь о любви напомню молодой.
Да охранит меня господне око:
Не мне, мой друг, разрыва быть виной.
Вам все дано — удача, слава, сила,
И ваше обхождение так мило!
Вам не одна бы сердце подарила
И знатный род свой тем не посрамила, —
Но позабыть вы не должны о той,
Что вас, мой друг, нежнее всех любила,
О клятвах и о радости былой!
Моя краса, мое происхожденье,
Но больше — сердца верного влеченье
Дают мне право все свои сомненья
Вам выразить в печальных звуках пенья.
Я знать хочу, о друг мой дорогой,
Откуда это гордое забвенье:
Что это — гнев? Или любовь к другой?
Прибавь, гонец мой, завершая пенье,
Что нет добра в надменности такой!
* * *
— Друг мой! Я еле жива, —
Все из-за вас эта мука.
Вам же дурная молва
Не любопытна нимало,
Вы — как ни в чем не бывало!
Любовь вам приносит покой,
Меня ж награждает тоской.
— Донна! Любовь такова,
Словно двойная порука
Разные два существа
Общей судьбою связала:
Что бы нас ни разлучало,
Но вы неотлучно со мной, —
Мы мучимся мукой одной.
261
— Друг мой, но сердца-то — два!
А без ответного стука
Нет и любви торжества.
Если б тоски моей жало
Вас хоть чуть-чуть уязвляло,
Удел мой, и добрый и злой,
Вам не был бы долей чужой!
— Донна! Увы, не нова
Злых пересудов наука!
Кругом пошла голова,
Слишком злоречье пугало!
Встречам оно помешало,—
Зато улюлюканья вой
Затихнет такою ценой.
— Друг мой, цена дешева,
Если не станет разлука
Мучить хотя бы едва.
Я ведь ее не желала, —
Что же вдали вас держало?
Предлог поищите другой,
Мой рыцарь-монах дорогой.
— Донна! В любви вы — глава,
Не возражаю ни звука.
Мне же в защите права
Большие дать надлежало,
Большее мне угрожало:
Я слиток терял золотой,
А вы — лишь песчаник простой.
— Друг мой! В делах плутовства
Речь ваша — тонкая штука,
Ловко плетет кружева!
Рыцарю все ж не пристало
Лгать и хитрить, как меняла.
Ведь правду увидит любой:
Любовь вы дарите другой.
— Донна! Внемлите сперва:
Пусть у заветного лука
Ввек не гудит тетива,
Коль не о вас тосковало
Сердце мое, как бывало!
Пусть сокол послушливый мой
Не взмоет под свод голубой!
262
— Мой друг, после клятвы такой
Я вновь обретаю покой!
— Да, Донна, храните покой;
Одна вы даны мне судьбой.
Клара Андузская1
Заботами наветчиков моих,
Гонителей всей прелести земной,
Гнев и тоска владеют нынче мной
Взамен надежд и радостей былых.
Жестокие и низкие созданья
Вас отдалить успели от меня,
И я томлюсь, в груди своей храня
Боль смертных мук, огонь негодованья.
Но толков я не побоюсь людских.
Моя любовь — вот гордый вызов мой.
Вы жизнь моя, мне жизни нет иной, —
Возможно ли, чтоб голос сердца стих?
Кто хвалит вас, тому почета дань я
Спешу воздать, превыше всех ценя.
Зато вскиплю, зато невзвижу дня,
Промолви кто словечко в порицанье.
Пусть тяжко мне, пускай удел мой лих,
Но сердце чтит закон любви одной, —
Поверьте же, я никакой ценой
Не повторю другому слов таких.
Есть у меня заветное желанье:
Счастливого хочу дождаться дня —
Постылых ласк угрозу отстраня,
Себя навек отдать вам в обладанье.
Вот, милый друг, и все мои писанья —
Примите их, за краткость не браня:
Любви тесна литых стихов броня,
И под напев не подогнать рыданье.
1 Первая половина XIII в. Пер. В. Дынник (Поэзия трубадуров. Поэ¬
зия миннезингеров. Поэзия вагантов. М., 1974. С. 179).
263
Кристина Пизанская (1365—1430)
ИЗ «КНИГИ О ГРАДЕ ЖЕНСКОМ»1
Книга I
Глава 8
Здесь Кристина рассказывает, как по внушению
и с помощью Разума она начала копать землю
и закладывать основание Града Женского
И сказала дама Разума: «Вставай, дочь моя! Давай, не
мешкая дольше, пойдем на поле Учености. Там, где протека¬
ют ясно водные реки и произрастают все плоды, на ровной
и плодородной земле, изобилующей всеми благами, будет ос¬
нован Град Женский. Возьми лопату твоего разумения, чтобы
рыть и расчищать большой котлован на глубину, указанную
мной, а я буду помогать тебе и выносить на своих плечах
землю».
Я сразу же встала, повинуясь ей, и почувствовала себя в
ее присутствии легче и уверенней, чем раньше. Она двинулась
вперед, а я за ней, и когда мы пришли на это поле, я начала
по ее указаниям копать и выбрасывать землю лопатой вопро¬
сов. И первый вопрос был таков:
»Госпожа, я помню, как вы сказали мне по поводу осуж¬
дения многими мужчинами поведения женщин, что чем доль¬
ше золото остается в тигле, тем оно становится чище, и это
значит, что чем чаще женщин будут несправедливо осуждать,
тем больше они заслужат своей славы. Но скажите мне, по¬
жалуйста, почему, по какой причине, разные авторы в своих
книгах выступают против женщин, несмотря на то, что это,
как мне известно от вас, несправедливо; скажите, неужели от
природы у мужчин такая склонность или же они поступают
так из ненависти к женщинам, но тогда откуда она происхо¬
дит?»
И она ответила: «Дочь моя, чтобы дать тебе возможность
углубиться в этот вопрос, я сначала подальше отнесу первую
корзину земли. Поведение мужчин предопределено не приро¬
дой, оно скорее даже ей противоречит, ибо нет иной столь
1 Пер. Ю.П. Малинина (Пятнадцать радостей брака и другие сочине¬
ния французских авторов XIV—XV веков / Под ред. Ю.Л. Бессмертного.
М., 1991. С. 218-256).
264
сильной и тесной связи, данной природой по воле Бога муж¬
чине и женщине, кроме любви. Причины, которые побуждали
и до сих пор побуждают мужчин, в том числе и авторов книг,
к нападкам на женщин, различны и многообразны, как ты и
сама уже поняла. Некоторые обрушиваются на женщин с доб¬
рыми намерениями — чтобы отвратить заблудших мужчин от
падших, развращенных женщин, от которых те теряют голову,
или чтобы удержать от безрассудного увлечения ими и тем
самым помочь мужчинам избежать порочной, распущенной
жизни. При этом они нападают на всех женщин вообще, по¬
лагая, что женщины созданы из всяческой скверны».
«Госпожа, — сказала я, — простите за то, что прерываю
вас, но тогда эти авторы поступают правильно, коли они ру¬
ководствуются похвальными намерениями? Ведь, как гласит
поговорка, человека судят по его намерениям».
«Это заблуждение, дорогая моя дочь, — возразила она, —
и оно столь велико, что ему не может быть никакого оправ¬
дания. Если бы кто-нибудь убил тебя не по безумию, а с доб¬
рым намерением, то разве можно было бы его оправдать?
Всякий поступивший так руководствовался бы неправедным
законом; несправедливо причинять ущерб или вред одним,
чтобы помочь другим. Поэтому нападки на всех женщин во¬
обще противоречат истине, и я поясню это с помощью еще
одного довода.
Если писатели делают это, чтобы избавить глупых людей
от глупости, то они поступают так, как если бы я стала ви¬
нить огонь — необходимый и очень полезный элемент — за
то, что некоторые по своей вине сгорели, или обвинять воду
за то, что кто-то утонул. Точно так же и все прочие полезные
вещи можно использовать на благо, а можно и во вред. Но
нельзя винить их, если глупцы ими злоупотребляют, и ты
сама в свое время весьма удачно писала об этом. И ведь все,
кто независимо от намерений многоречиво осуждали женщин
в своих писаниях, приводили слишком общие и несуразные
доводы, лишь бы обосновать свое мнение. Словно человек,
пошивший слишком длинное и широкое платье только пото¬
му, что смог на дармовщинку и без помех отрезать большой
кусок чужого сукна.
Если бы эти писатели желали лишь отвратить мужчин от
глупости и, воздержавшись от утомительных нападок на
жизнь и поведение безнравственных, порочных женщин, вы¬
сказали бы правду об этих падших и погрязших в грехах су¬
ществах, которые искусственно лишены своих естественных
качеств — простоты, умиротворенности и праведности и по¬
тому подобны уродцам в природе, коих следует всячески из¬
265
бегать, то тогда я согласилась бы, что они сделали весьма по¬
лезное дело. Однако могу заверить тебя, что нападки на всех
женщин вообще, среди которых много и очень достойных,
никогда не питались мною, Разумом, и все подписавшиеся
под этими нападками оказались в полном заблуждении, и это
заблуждение будет существовать и далее. А потому выбрось
эти грязные, черные и неровные камни, они не годятся для
постройки твоего прекрасного Града.
Многие мужчины ополчаются против женщин по иным
причинам. Одни прибегают к клевете из-за своих собственных
пороков, другими движут их телесные изъяны, третьи посту¬
пают так из зависти, а четвертые из удовольствия, которое
они получают, возводя напраслину. Есть и такие, кто жаждет
показать, сколь много ими прочитано, и потому в своих пи¬
саниях они пересказывают то, что вычитали в других книгах,
обильно цитируя и повторяя мнения их авторов.
Из-за собственных пороков нападают на женщин те муж¬
чины, которые провели молодость в распутстве, наслаждались
любовью многих женщин, обманом добиваясь любовных сви¬
даний, и состарились, не раскаявшись в грехах.
Теперь же они сокрушаются, что прошла пора их безумств
и распутства. Природа, благодаря которой сердечное влечение
претворяется в желанное для страсти действие, охладила их
способности. Они страдают от того, что прошло золотое
время, им кажется, что на вершине жизни теперь молодежь,
к коей и они когда-то принадлежали. И не видят иного сред¬
ства побороть свою печаль, как только обрушиться на жен¬
щин в надежде сделать их менее привлекательными для дру¬
гих. Повсюду можно встретить таких старичков, произнося¬
щих нечестивые и непристойные речи. Вспомни Матеола, ко¬
торый сам признается, что он немощный старик, обуреваемый
страстями. Один его пример убедительно доказывает правди¬
вость моих слов, и можешь быть уверена, что и многие другие
мужчины таковы.
Но эти развращенные старики, подобно больным неизле¬
чимой проказой, ничего общего не имеют с добропорядочны¬
ми пожилыми мужчинами, наделенными мною доблестью и
доброй волей, которые не разделяют порочных желаний, ибо
для них это дело слишком постыдное. Уста этих добрых
мужей в согласии с их сердцами преисполнены добродетель¬
ных и честных слов. Они ненавидят ложь и клевету, никогда
не порочат и не бесчестят ни мужчин, ни женщин, советуют
избегать зла и следовать добродетели, дабы идти прямым
путем.
266
У мужчин, ополчающихся на женщин из-за своих телес¬
ных недостатков, слабо и болезненно тело, а ум изощренный
и злой. Они не находят иного способа унять боль за свою не¬
мощь, кроме как выместить ее на женщинах, доставляющих
радость мужчинам. Они полагают, что смогут помешать дру¬
гим получать наслаждение, коего они сами вкусить не в со¬
стоянии.
Из зависти подвергают нападкам женщин и те злоязычные
мужчины, которые, испытав на себе, поняли, что многие жен¬
щины умнее и благороднее их, и будучи уязвленными, пре¬
исполнились к ним презрения. Побуждаемые завистью и вы¬
сокомерием, они набрасываются с обвинениями на всех жен¬
щин, надеясь умалить и поколебать честь и славу наиболее
достойных из них. И поступают как автор сочинения «О фи¬
лософии», имени которого я не помню. Он пытается убедить,
что почтительное отношение к женщинам некоторых мужчин
недостойно внимания и что те, кто высоко ценит женщин,
его книгу извратили бы так, что ее пришлось бы назвать не
«О философии», то есть «О любви к мудрости», а «О фило-
мории» — «О любви к глупости». Но уверяю тебя и клянусь,
что сам автор этой полной лживых аргументов и выводов
книги явил миру образец глупости.
Что касается тех мужчин, что из удовольствия возводят на¬
праслину, то неудивительно, что они клевещут на женщин,
ибо вообще по любому поводу злословят обо всех. И заверяю
тебя, что всякий, кто открыто клевещет- на женщин, делает
это по злобе сердца, вопреки разуму и природе. Вопреки ра¬
зуму, поскольку проявляет великую неблагодарность: благо¬
деяния женщин столь велики, что как бы он ни старался, он
никогда не смог бы без них обойтись, постоянно нуждаясь в
услугах женщин. Вопреки же природе потому, что нет ни
одной твари — ни зверя, ни птицы, — которая не любила бы
своих самок, и было бы совершенно противоестественно для
разумного человека поступать наоборот.
И поскольку до сих пор на эту тему не написано ни одно¬
го достойного сочинения, не нашлось достаточно искусного
писателя, то нет и людей, пожелавших бы ему подражать.
Зато много желающих порифмоплетствовать, которые увере¬
ны, что не собьются с правильного пути, если будут следовать
за другими, кто уже писал на эту тему и якобы знает в ней
толк, тогда как у тех, полагаю, одна бестолковщина. Стремясь
выразить себя, пишут убогие стихи или баллады, в которых
нет никакого чувства. Они берутся обсуждать поведение жен¬
щин, королей и других людей, а сами не могут ни понять, ни
исправить собственных дурных поступков и низменных на¬
267
клонностей. Простаки же по своему невежеству объявляют их
писания лучшими из созданных в этом мире.
Глава 9
Здесь Кристина рассказывает, как она копала землю,
что означает то, что она задавала даме Разума
вопросы и получала на них ответы
«А теперь, — продолжала дама Разума, — я по твоей про¬
сьбе подготовила большую работу. Подумай, как ты сможешь
взяться за нее и продолжить копать землю, следуя моим ука¬
заниям». Повинуясь ей, я напрягла все свои силы и задала
следующий вопрос:
«Госпожа, как случилось, что Овидий, почитаемый как
один из лучших поэтов — хотя многие полагают и я благода¬
ря твоим наставлениям вместе с ними, что Вергилий достоин
гораздо большей хвалы, — в книгах "Ars amatoria", "Remedia
amoris”, а также в других сочинениях столь резко и часто под¬
вергает женщин нападкам?»
Она отвечала: «Овидий мастерски владел высоким искусст¬
вом стихосложения, в своих трудах проявлял ум и глубокие
познания. Однако он истощил свое тело плотскими утехами,
не удовольствовавшись любовью одной женщины, но предав¬
шись наслаждению со всеми ему доступными; не ведавший
ни чувства меры, ни верности, он в конце концов был ими
всеми покинут. В юности он безудержно предавался такой
жизни, но затем был справедливо наказан бесчестьем, лише¬
нием имущества и тяжкой болезнью. А за то, что и других
своими словами и делами он соблазнял вести такую же
жизнь, его, как великого распутника, отправили в ссылку. А
когда позднее благодаря заступничеству поддерживавших его
молодых влиятельных римлян он вернулся из ссылки, то не
смог воздержаться от грехов, за которые ранее понес наказа¬
ние, и тогда его за это оскопили. Именно по этой причине,
на которую стоит обратить внимание прежде всего, он, не
имея более возможности предаваться плотским наслаждени¬
ям, и начал поносить женщин, пользуясь изощренным ре¬
зонерством, чтобы представить их непривлекательными для
других».
«Вы правы, госпожа моя, и я знаю книгу еще одного ита¬
льянского писателя из Тосканы по имени Чекко д’Асколи,
который написал о женщинах столь отвратительные вещи, что
благоразумному человеку и повторить их невмочь».
Она сказала на это: «Если Чекко д’Асколи злобно говорил
о женщинах, то это неудивительно, цбо он их ненавидел, счи¬
268
тая отвратительными и презренными существами. В угоду
своему омерзительному пороку он хотел бы, чтобы все муж¬
чины ненавидели и презирали женщин, И за это он понес за¬
служенную кару: был заживо сожжен».
«Мне попадалась, госпожа, одна небольшая латинская
книжица под названием "Secreta mulierum", то есть "Женские
тайны", в которой обсуждается естественное устройство жен¬
ского тела и особенно его наибольшие недостатки».
«Ты без разъяснений и сама понимаешь, — сказала она, —
что эта книга написана недобросовестно. Достаточно взгля¬
нуть на нее, и станет ясно, что она полна лжи. Кое-кто го¬
ворит, что ее написал Аристотель, но невероятно, чтобы
такой философ обременил себя столькими измышлениями. И
если доказать женщинам, что хотя бы несколько утверждений
в этой книге несправедливы и вымышлены, то они поймут,
что и все остальное в ней не заслуживает доверия. Помнишь
ли ты, что в начале книги сказано, будто какой-то папа Рим¬
ский угрожал отлучением всякому мужчине, который ее сам
прочтет женщине или даст ей для чтения?»
«Да, госпожа, хорошо помню». «А понимаешь ли ты, с
каким коварным умыслом это лживое утверждение представ¬
лено на веру глупым и невежественным мужчинам именно в
начале книги?»
«Нет, госпожа, и жду разъяснений». «Это сделано для того,
чтобы женщины не знали этой книги и ее содержания, ибо
написавший ее мужчина понимал, что если женщины прочтут
или послушают ее, то им станет известна ее лживость, они
будут оспаривать ее и поднимут на смех. Своим же утвержде¬
нием автор хотел ввести в заблуждение, обмануть читающих
ее мужчин».
«Госпожа моя, я припоминаю, чтр после рассуждения о
том, что причиной формирования женского тела во чреве ма¬
тери являются слабость и бессилие, автор книги говорит,
будто Природа всякий раз стыдится, когда видит, что создала
столь несовершенное тело».
«Но, милый друг, разве ты не чувствуешь, что такое суж¬
дение идет от самонадеянной глупости и слепоты ума? Не¬
ужели Природа, служанка Господа Бога, выше своего всемо¬
гущего господина, от которого происходит ее власть? А ведь
это он, однажды пожелав, создал в своих мыслях форму муж¬
чины и женщины, дабы затем в соответствии со своей святой
волей сотворить Адама из праха земного на землях Дамаска и
поселить его в земном раю — в самом прекрасном месте в
этом мире. А когда Адам уснул, Господь из его ребра сотво¬
рил тело женщины, дав понять, что она будет ему верной по¬
269
другой и никогда не станет лежать у ног его как раба, а он
будет любить ее как плоть свою. И если творец не устыдился,
сотворив женское тело и придав ему форму, то с какой стати
Природе стыдиться? Подобное утверждение — верх глупости!
Ведь как было создано женское тело? Не знаю, поняла ли ты,
что женщину Бог сотворил по образу своему. И как только
смеют чьи-либо уста клеветать на нее, этот сосуд драгоцен¬
ный за столь благородной печатью! Некоторые мужчины
глупы настолько, что когда слышат, что мужчина сотворен по
образу Божьему, то думают, будто это касается материального
тела. Но это неверно, ибо Господь не тело человеческое при¬
нимает к себе, а душу, божественный вечный разумный дух.
Бог же сотворил совершенно одинаковые, равно благие и бла¬
городные души и для мужского, и для женского тела.
Так что по поводу сотворения тела следует сказать, что
женщину создал Высший Творец. А где создал? В земном
раю. Из какой субстанции? Разве из какой-то низменной?
Нет, из самой благородной: Господь сотворил женщину из
мужского тела».
«Госпожа, насколько я вас поняла, женщина является бла¬
городнейшим созданием. Но если это так, то почему же Ци¬
церон утверждает, что мужчина не должен служить женщине,
ибо для него это унизительно, поскольку нельзя служить низ¬
шему?»
Она отвечала: «Выше тот, кто более добродетелен, будь то
мужчина или женщина. Возвышенность или приниженность
человека никогда не определяется телом и полом, но зависит
от того, насколько он совершенен в добрых нравах и поведе¬
нии. И несомненно счастлив тот, кто служит Богоматери, ко¬
торая выше всех ангелов».
«Госпожа, один из Катонов — тот, что был знаменитым
оратором, — сказал, однако, что если бы не было в мире
женщин, то мужчины общались бы с богами».
Она отвечала: «Теперь ты можешь понять глупость этого
мужа, которого считали мудрецом. Ведь благодаря именно
женщине мужчина возвысился до Бога. И если кто скажет,
что по вине Евы мужчина был изгнан из рая, то я отвечу, что
благодаря Марии он обрел гораздо больше, чем потерял из-за
Евы: люди соединились с Богом, чего никогда не случилось
бы, не соверши Ева своего проступка. Поэтому и мужчины и
женщины должны быть ей признательны за ее грех, благодаря
которому они удостоились такой чести.
Таким образом, если человеческая природа низко пала из-
за сотворения женщины, то затем она благодаря этому же
творению вознеслась гораздо выше. А что касается возмож¬
270
ности общения с богами, если бы не было женщин, как го¬
ворил Катон, то в этих словах больше истины, чем он сам
предполагал. Ведь он был язычником, а согласно его верова¬
ниям боги обитают и на небесах, и в преисподней; и те, кого
он называл богами преисподней, — черти. Так что он сказал
правду, и именно с этими богами мужчины действительно об¬
щались бы, коль не могло бы быть Марии».
Глава 10
Дальнейшие вопросы и ответы на ту же тему
«Тот же Катон Утический сказал также, что женщина, ко¬
торая видом своим нравится мужчинам, похожа на розу: на
нее приятно смотреть, но ее затаенные шипы всегда готовы
уколоть».
Она сказала на это: «И опять в словах этого Катона боль¬
ше правды, чем он хотел высказать. Ведь всякая честная и
добропорядочная женщина должна выглядеть и выглядит как
самое приятное для глаза существо на свете. И в то же время
в душе такой женщины затаился страх перед грехом и покая¬
нием, хотя она не может пренебречь необходимостью оста¬
ваться спокойной, сдержанной и уважительной, что и спа¬
сает ее».
«Госпожа, а правда ли, как утверждают некоторые авторы,
что женщины по природе чревоугодливы и сластолюбивы?»
«Дочь моя, ты много раз слышала пословицу: не отнять
того, что дала природа. Было бы удивительно, если бы жен¬
щины действительно проявили склонность к этим порокам,
но пока что их крайне редко или вовсе никогда не встретишь
в местах, где им предаются. Они туда не ходят, и если кто-
либо объяснит это тем, что их удерживает стыд, я возьмусь
утверждать, что это неправда и что их сдерживает не что
иное, как их натура, благодаря которой они вовсе не склонны
к тому. Но если даже допустить, что у них есть такая при¬
родная склонность, но стыд вынуждает их ей сопротивляться,
то и тогда следует отдать им должное за твердость в доброде¬
тели.
К тому же вспомни, как недавно во время праздника ты
стояла у дверей своего дома, беседуя с добропорядочной мо¬
лодой дамой, твоей соседкой, и. заметила двух мужчин, вы¬
шедших из таверны, один из которых сказал другому: "Я по¬
тратил в таверне так много денег сегодня, что жене моей вина
выпить не придется" И когда ты спросила, почему же ей не
удастся выпить вина, он ответил: "А потому, мадам, что вся¬
кий раз, когда я возвращаюсь из таверны, она спрашивают,
271
сколько я потратил, и если оказывается, что больше 12 денье,
то она утверждает, что я трачу деньги за ее счет, ибо она не
могла бы себе позволить израсходовать столь большую сумму"».
«Да, госпожа моя, — сказала я, — хорошо помню».
И она мне: «Таким образом, у тебя достаточно примеров,
свидетельствующих, что по своей природе женщины не любят
пить и что они против нее не идут. Нет более отвратительно¬
го порока для женщин, чем чревоугодие, и когда они оказы¬
ваются все же ему подверженными, то он влечет за собой и
многие другие. Но женщин скорее можно встретить в толпе
народа близ церквей во время проповедей или исповедей,
когда читают "Отче наш" и другие молитвы».
«Это известно, госпожа моя. Кстати, мужчины говорят,
что женщины наряжаются, идя в церковь, дабы показать свои
прелести и завлечь мужчин в любовные сети».
Она ответила: «В это можно было бы поверить, если бы
туда ходили только молодые и хорошенькие женщины. Но
если присмотреться, то на каждую молодую придется двадцать
или тридцать пожилых дам, скромных и подобающе одетых,
ибо они приходят в святые места молиться. Женщины очень
набожны и милосердны, а потому кому же, как не им, наве¬
щать и утешать больных, помогать бедным, заботиться о боль¬
ницах и помогать хоронить усопших? Думаю, что все это
женские заботы, отмеченные высшей благодатью и заповедан¬
ные нам Богом».
«Госпожа моя, вы правы во всем. Но вот другой автор го¬
ворит, что женщинам от природы свойственна покорность и
что они подобны детям, а потому любят детей, как и дети
любят их».
Она сказала: «Дочь моя, если приглядеться к нраву детей,
то станет понятно, что они естественно любят нежность и
любезность. А кто нежнее и любезнее хорошо воспитанных
женщин? Конечно, есть злые люди, желающие извратить
добро, а нежность, от природы присущую женщинам, причис¬
лить к порокам, чтобы их ею попрекать. Но если женщины
проявляют любовь к детям, то это чувство отнюдь не свиде¬
тельствует об их ущербности, ибо оно происходит от мягко¬
сердечия. Женщины должны гордиться тем, что нежностью
они подобны детям. Ведь написано в Евангелии, что когда
апостолы заспорили между собой о том, кто из них выше, то
Господь призвал дитя и, положив ему руку на голову, сказал:
"Говорю вам, кто умалится, как это дитя, тот будет больше
всех, и кто умалится, тот возвысится"».
«Госпожа моя, мужчины обременяют нас еще одной тяж¬
кой ношей, ставя в упрек женщинам то, о чем говорится в
латинской пословице: "Бог создал женщину для слез, шитья и
разговоров"».
«Но, милый друг, — возразила она, — эта пословица столь
справедлива, что нечего и сказать в ответ тем, кто ссылается
на нее. Еще давно Господь наделил женщин этими способ¬
ностями, и они часто спасали себя слезами, словами и ши¬
тьем. Но, возражая тем, кто попрекает женщин склонностью
к слезам, скажу, что если бы Господь наш Иисус Христос,
для которого нет потаенных мыслей и все сердца разверсты и
обнажены, считал, что женщины плачут лишь от слабости и
скудоумия, то его высочайшее достоинство никогда не позво¬
лило бы ему сострадать и проливать слезы из глаз своего до-
стохвального и славного тела при виде, как Мария Магдалина
с сестрой Мартой оплакивают умершего от проказы брата
своего Лазаря, а затем воскрешать его. Сколь великое благо¬
воление Господь явил женщинам потому, что они плакали!
Он не презрел слезы Марии Магдалины, но принял их и про¬
стил ей грехи, и благодаря этим слезам она удостоилась веч¬
ной славы.
Подобным же образом он не пренебрег слезами вдовы, оп¬
лакивавшей своего единственного сына, тело которого она
провожала к месту погребения. Господь наш, источник вся¬
ческого милосердия, из сострадания к ней, увидя ее слезы,
спросил: "Женщина, почему ты плачешь?" — и затем вернул
ее сыну жизнь. Господь явил и другие чудеса, о которых го¬
ворится в Священном Писании, но о них всех долго было бы
рассказывать, и все это благодаря женщинам и их слезам. Он
и поныне продолжает творить чудеса, и я верю, что многие
женщины спасаются слезами своего благочестия и спасают
тех, за кого молятся.
А разве святой Августин, достославный учитель церкви, не
был обращен в истинную веру сЛезами своей матери? Ведь
добрая женщина постоянно плакала, моля Бога, чтобы он со¬
благоволил пролить в сердце ее сына-язычника свет веры.
Святой Амвросий, к которому эта праведная женщина часто
приходила и просила Помолиться за ее сына, сказал ей:
"Женщина, я верю, что столько слез не может быть про¬
лито напрасно" Благословен Амвросий, который не считал
женские слезы бесплодными! И что могли бы возразить те
мужчины, которые попрекают женщин, если благодаря жен¬
ским слезам на святого Августина снизошло всевышнее оза¬
рение, и он стал столпом святой церкви, очистив ее и про¬
светив. Так что пусть лучше мужчины помолчат.
Господь наделил женщин также и даром речи, и хвала ему
за это, ибо иначе они были бы бессловесными. И вопреки
273
упомянутой пословице, которая была неизвестно кем сочине¬
на против женщин, следует заметить, что если бы их речи
были предосудительны, а слова не заслуживали доверия, как
утверждают некоторые мужчины, то Господь наш Иисус
Христос ни за что не снизошел бы до доверия женщине воз¬
вестить о таком святом таинстве, как его наиславнейшее вос¬
кресение. Но он повелел именно благословенной Магдалине,
которой первой явил себя в день Пасхи, сообщить об этом
Петру и известить других апостолов. Хвала всевышнему Богу
за то, что он, помимо бесчисленных других благ и милостей,
ниспосланных женскому роду, пожелал, чтобы женщина при¬
несла эту благую и святую весть!»
«Действительно, всем завидующим нам стоило бы придер¬
жать язык, если только им достанет ума, — сказала я, — и у
меня вызывает лишь улыбку глупость некоторых мужчин.
Помню, слышала я однажды, как один глупый проповедник
вещал, будто Господь явил себя женщине потому, что знал ее
неспособность хранить молчание и решил, что через нее весть
о его воскресении разнесется быстрее».
Она ответила: «Дочь моя, ты справедливо называешь глуп¬
цами тех, кто так говорит. Они ведь кощунствуют даже о Ии¬
сусе Христе, утверждая, будто он пожелал открыть столь ве¬
ликое и чудесное таинство с помощью порока. Не понимаю,
как мужчины осмеливаются говорить такое хотя бы в шутку,
ведь насмешки над Богом недопустимы. А что касается жен¬
ской разговорчивости, то благодаря ей была осчастливлена
женщина-хананеянка, которая плакала и не умолкая кричала
Христу, следуя за ним по улицам иерусалимским: "Помилуй
меня, Господи! Дочь моя беснуется" И как поступил добрый
Господь, кто является средоточием всякого милосердия, для
кого и слова единственного, идущего от сердца, достаточно,
чтобы явить милость? Он явно был благосклонен к многосло¬
вию женщины, которая не смыкая уст настойчиво взывала к
нему с мольбой. А почему? Чтобы испытать ее твердость, он
весьма сурово сравнил ее с собакой, поскольку она исповедо¬
вала чужеземную веру, а не поклонялась богу евреев. Но она
не обиделась и очень мудро ответила ему: "Так, Господи! Но
маленькие собаки едят крохи, которые падают со стола господ
их" И тогда сказал он: "О, мудрейшая женщина! Кто научил
тебя так отвечать? Ты выиграла свое дело благодаря разумным
словам и доброй воле" Все ясно слышали, как Господь по¬
вернулся к апостолам и своими устами засвидетельствовал,
что он никогда еще во всем Израиле не встречал такой веры,
и он исполнил ее просьбу.
274
Кто по достоинству сможет оценить такую честь, оказан¬
ную всему женскому роду, столь презираемому завистниками,
когда Господь в сердце одной лишь женщины-язычницы
нашел больше веры, чем у всех епископов, государей и свя¬
щенников и вообще у всего еврейского народа, считавшего
себя избранником божьим?
Схожим образом и женщина-самарянка, когда встретила
изнемогающего от усталости Христа возле колодца, куда при¬
шла за водой, завела с ним разговор и говорила долго и крас¬
норечиво. О, священное божество, соединившееся с достой¬
нейшим телом! Ты соблаговолил своими святыми устами
столь долго беседовать с незаслуживающей внимания грешной
женщиной, которая к тому же и жила не по твоему закону!
Ты воистину показал, что не презираешь благословенный
женский род. Боже, а часто ли наши нынешние первосвящен¬
ники снисходят до беседы с какой-либо простой и непримет¬
ной женщиной и обеспечивают ей спасение?
Выслушав речения Христа, эта женщина повела себя не
менее мудро. Воодушевленная его святыми словами, она не
удержалась (недаром говорят, что женщины не умеют хранить
молчания) и, собрав все свои силы, радостно и громко произ¬
несла слова, к ее великой славе записанные в Евангелии: "Бла¬
гословенны чрево, носившее Тебя, и грудь, Тебя питавшая"
Теперь ты понимаешь, милый друг, каким образом Гос¬
подь показал, что он вложил язык в уста женщин для того,
чтобы им пользоваться. И нельзя их бранить за то, чем они
приносят столь много добра и так мало зла, лишь потому, что
кто-то принимается утверждать, будто от их языка один вред.
А что до шитья, то Господь действительно пожелал, чтобы
оно было естественным занятием женщин, поскольку необхо¬
димо для божественной службы и вообще полезно для всяко¬
го разумного существа. Без этого ремесла в мире воцарился
бы беспорядок. И потому лишь большая злоба может заста¬
вить попрекать женщин тем, за что они достойны всяческого
уважения, чести и хвалы».
Глава 11
Кристина спрашивает у дамы Разума, почему женщины
не заседают в судах, и дама Разума ей отвечает
«Глубокоуважаемая и достопочтенная госпожа, ваши спра¬
ведливые слова меня полностью удовлетворили. Но расскажи¬
те, пожалуйста, еще и о том, почему женщины не выступают
защитниками в суде, не участвуют в судоговорении и не
выносят приговоров? Мужчины говорят, что повинна в
275
этом какая-то женщина, о которой мне ничего не известно,
но которая якобы, заседая в суде, вела себя очень нера¬
зумно».
«Дочь моя, все разговоры об этой женщине не заслужива¬
ют внимания, они плод домыслов и измышлений. При жела¬
нии же узнать правду необходимо найти ответ на столь мно¬
гие вопросы, что и Аристотеля будет недостаточно, хотя он и
привел много доводов в "Проблемах" и в "Категориях" Одна¬
ко, чтобы удовлетворить твою просьбу, дорогой друг, можно
с таким же успехом спросить, а почему Бог пожелал, чтобы
мужчины не выполняли женских обязанностей, а женщины
мужских? На это я отвечу, что как мудрый и рассудительный
сеньор в своем хозяйстве приказывает каждому слуге нести
свою службу и не мешаться в чужую, точно так же и Бог по¬
велел, чтобы мужчина и женщина служили ему, выполняя
разные обязанности, но при этом помогали и поддерживали
друг друга, занимаясь каждый своим делом. Каждому полу он
дал особые способности и наклонности, соответствующие их
предназначению. А поскольку люди могут заблуждаться насчет
своих обязанностей, он наделил мужчин сильным и крепким
телом, благодаря чему они могут и сносить физические тяго¬
ты, и произносить смелые речи. По этой причине мужчины в
соответствии со своей природой изучают законы, дабы долж¬
ным образом поддерживать в мире справедливость, а если кто-
либо не желает повиноваться разумным установлениям и указа¬
ниям закона, то и заставлять подчиняться им, используя при¬
нуждение и силу оружия. Женщины эту задачу выполнять не
способны. И хотя Бог наделил женщин большим умом, кото¬
рый проявляют многие из них, и склонностью к справедли¬
вости, им все же не пристало заседать в суде и выступать
столь же безжалостно, как это делают мужчины. Для этого
достаточно мужчин. Ведь если с ношей могут справиться
двое, то зачем привлекать еще и третьего, особенно если она
ему не под силу?
Утверждение же, будто женщинам недоступно изучение за¬
конов, очевидно противоречит свидетельствам о деятельности
многих женщин в прошлом и настоящем, которые обладали
большими способностями к философии и справлялись с зада¬
чами гораздо более сложными, возвышенными и деликатны¬
ми, нежели писанное право и прочие созданные мужчинами
установления. Более того, если кто-либо скажет, что женщи¬
нам от природы не дано заниматься политикой и управлени¬
ем, я приведу примеры многих женщин-правительниц, жив¬
ших в прошлом. А чтобы ты могла лучше постигнуть истину,
я напомню о некоторых современных женщинах, которые, ос¬
276
тавшись вдовами, искусно управлялись со всеми делами по
смерти мужей и несомненно доказали, что женскому уму под
силу любая задача».
Глава 27
Кристина спрашивает у дамы Разума, изъявлял ли Господь
желание облагородить женский ум приобщением
к возвышенным наукам, и дама Разума отвечает
Выслушав все, что она столь убедительно разъяснила, я
обратилась к ней со словами:
«Госпожа моя, Господь действительно явил большое чудо,
дав столько сил тем женщинам, о которых вы рассказали. Но
просветите меня также и насчет того, было ли угодно Госпо¬
ду, осыпавшему женщин столь многими милостями, почтить
их и таким достоинством, как способность к глубокому по¬
знанию и постижению высоких материй, наделил ли он их
достаточно развитым для этого умом. Мое сильное желание
узнать это объясняется тем, что, по утверждению мужчин,
женскому уму доступно лишь малое знание».
Она отвечала: «Дочь моя, из моих прежних объяснений ты
должна была понять, что утверждение это несправедливо. Но
чтобы яснее тебе это показать, я приведу еще один довод.
Если бы в обычае было посылать в школу дочерей, как и сы¬
новей, то не сомневайся, что они учились бы столь же усерд¬
но и понимали бы тонкости всех наук и искусств столь же
хорошо, сколь и сыновья. Но, как я уже говорила, с женщи¬
нами случилось так, что, будучи слабее и деликатнее телосло¬
жением, чем мужчины, они оказались менее способными к
выполнению многих обязанностей, а потому их ум более
широк и проницателен, нежели ойи могут проявить».
«Что вы говорите, госпожа моя? Не сочтите неуважитель¬
ной мою просьбу, расскажите об этом более обстоятельно.
Уверена, что мужчины никогда не признают справедливость
вашего мнения, если оно не будет хорошо обосновано. Ведь,
по их мнению, всякому нормальному человеку ясно, что муж¬
чины знают больше, чем женщины».
Она спросила: «А известно ли тебе, почему женщины
знают меньше?»
«Нет, госпожа моя, я жду разъяснений».
«Без всякого сомнения, потому, что они не принимают
участия в разнообразных трудах, а сидят дома и занимаются
хозяйством, тогда как для разумного существа нет ничего
более поучительного, чем участие и опыт во многих делах».
277
«Госпожа моя, но если женский ум столь же способен к
учению и постижению наук, сколь и мужской, то почему
женщины не стремятся знать больше?»
Она ответила: «А потому, дочь моя, что люди не нуждают¬
ся в привлечении женщин к тем делам, которыми, как я го¬
ворила, поручено заниматься мужчинам. Для женщин же до¬
статочно выполнения предопределенных им обычных обязан¬
ностей. Но что касается суждения, будто всем известно, что
женщины знают меньше мужчин и что у них, значит, меньше
способностей к познанию, то стоит посмотреть на деревен¬
ских мужчин, занятых обработкой земли, или на тех, что
живут в горах. Ты обнаружишь, что во многих местах мужчи¬
ны из-за своего тупоумия совершенно дикие. Несомненно,
однако, что Природа наделила их теми же телесными и умст¬
венными способностями, что и наиболее ученых и мудрых
мужей. Различие же объясняется неодинаковой образованнос¬
тью, хотя, как я говорила, среди и мужчин, и женщин есть
от природы более умные и менее умные».
Глава 43
Кристина спрашивает у дамы Разума, присуще ли женщинам
естественное благоразумие, и дама Разума ей отвечает
И я, Кристина, сказала ей: «Госпожа моя, воистину я те¬
перь ясно вижу, что Господь — да будет славен он в веках! —
соблаговолил одарить разумных женщин способностью позна¬
вать, понимать и хранить в памяти все доступные уму вещи.
Знаю, что немало есть людей со столь проницательным умом,
что они могут изучить и понять все представляющееся их
взору; есть немало и столь сообразительных и быстрых на
обобщения, что любая область знания открыта для них, и
благодаря страсти к наукам они обретают необычные позна¬
ния. Но я недоумеваю, когда известные ученые, даже наибо¬
лее сведущие и именитые, проявляют столь мало благоразу¬
мия в своих нравах и поступках. Ведь науки, преподаваемые
в школах, несомненно, учат и помогают быть добродетель¬
ным. Если вы не возражаете, госпожа моя, я была бы рада ус¬
лышать от вас, способен ли женский ум, который, как я по¬
нимаю благодаря вашим разъяснениям и собственному опыту,
вполне может постигать и усваивать сложные предметы
школьных наук, столь же быстро овладевать тем, чему учит
благоразумие. Иначе говоря, в состоянии ли женщины рас¬
суждать о том, что можно делать и чего нельзя, усвоив при¬
меры из прошлого и собственной жизни, и обрести таким об¬
разом, мудрость, необходимую для повседневной жизни, и
278
предусмотрительность в отношении будущего? Как мне кажет¬
ся, всему этому учит именно благоразумие».
«Ты права, — сказала она, — но благоразумием, которое
ты упоминаешь, наделяет Природа, и одних более, а других
менее щедро. Однако люди не получают от Природы знаний,
которые могли бы совершенствоваться одновременно с при¬
родным благоразумием в тех, кто им обладает. А развивать в
себе оба этих качества намного сложнее и труднее, чем толь¬
ко одно из них. Поэтому я считаю, что человек, наделенный
природным благоразумием, которое я называю также природ¬
ным рассудком, и приобретший благодаря ему еще и знания,
достоин особой хвалы за свое совершенство. Но часто люди,
как ты сама заметила, имея одно из этих качеств, не облада¬
ют другим, поскольку одно является даром божьим, ниспос¬
ланным через природу, а другое при обретается долгим уче¬
нием, и оба они являются благом. Некоторые предпочитают
природный рассудок, пренебрегая знаниями и полагая, что
это лучше, нежели обширные знания при малом разуме. По
этому поводу существует много разных мнений и возникает
немало вопросов. Одни могут сказать, что наибольшее благо
достигается при выборе того, что более всего содействует об¬
щественной пользе и выгоде; другие скажут, что большие по¬
знания из разных наук полезнее сколь угодно большого при¬
родного рассудка, поскольку природный рассудок существует,
пока жив человек и со смертью его погибает. Приобретенные
же знания, напротив, надолго переживают человека благодаря
славе, которую они могут ему снискать, поэтому полезно по
возможности обучать других и сочинять книги для будущих
поколений. В этом случае познания не умирают вместе с че¬
ловеком, в чем можно убедиться на примере Аристотеля и
других, чьи учения обошли весь мир и оказались для него
более полезными, чем благоразумйе всех людей прошлого и
настоящего без обретенных знаний. Правда, с помощью одно¬
го благоразумия люди, бывало, хорошо управляли различными
королевствами и империями, поддерживая в них порядок. Но
все это тем не менее преходяще и со временем исчезает, зна¬
ния же остаются навсегда.
Все эти вопросы я оставляю без окончательного ответа,
предоставляя другим заниматься ими, поскольку они не имеют
отношения к строительству нашего Града, и хочу вернуться к
твоему вопросу, есть ли у женщин природное благоразумие.
Конечно, есть. И ты знаешь это как из моих слов, так, в
общем, и из собственных наблюдений за поведением женщин,
когда они исполняют предписанные им обязанности. Но будь
осторожна при оценке благоразумия, ибо все или большинст¬
279
во женщин столь усердны, внимательны и заботливы, занима¬
ясь хозяйством и обеспечивая себя всем необходимым по
своему разумению, что нередко вызывают возмущение своих
беспечных мужей. Те думают, что жены принуждают и застав¬
ляют их делать гораздо больше, чем они обязаны, и говорят,
что жены хотят быть расторопнее мужей, чтобы все дела взять
в свои руки. А потому многое из того, что женщины говорят
мужьям из добрых побуждений, теми оборачивается против
них...
Книга II
Глава 7
Кристина обращается к даме Справедливости
«Госпожа моя, хотя я знаю и ясно вижу, что женщины по
большей части невинны в том, гъ чем их часто обвиняют, я
желала бы глубже понять причины еще одного укора. Я ни¬
когда не могу остаться спокойной, наблюдая широко распро¬
страненный среди мужчин и даже некоторых женщин обычай
огорчаться и стенать, когда женщины, забеременев, произво¬
дят на свет дочерей, а не сыновей. И глупые жены, которые
должны бы безмерно радоваться тому, что Господь счастливо
разрешил их от бремени, и от всего сердца благодарить его,
вместо этого чувствуют себя несчастными при виде печали
мужей. Что за причины, госпожа моя, для столь сильных огор¬
чений? Разве дочери являются большей обузой для родителей,
чем сыновья, или более равнодушны и меньше любят их?»
«Дорогой друг, — отвечала она, — коли ты спрашиваешь
о причинах, то могу заверить тебя, что все объясняется край¬
ним недомыслием и невежеством тех, кто впадает в такую пе¬
чаль. Кроме того, важным поводом для огорчений является
страх перед расходами, которые приходится нести при выдаче
дочерей замуж. Некоторых же повергают в печаль опасения,
что дочь, будучи юной и наивной, может по дурному совету
впасть в грех. Однако все эти страхи по здравом рассуждении
ничего не стоят. Ведь чтобы избавиться от боязни, что дочь
может совершить что-либо безрассудное, нужно лишь дать ей
в молодости благоразумное воспитание, но так, чтобы и сама
мать подавала благой пример честности и добропорядочности.
Но если мать ведет неразумную жизнь, она едва ли сможет
быть образцом для дочери. Необходимо также оберегать дочь
от дурного общества и растить ее в уважении к строгим пра¬
вилам поведения, ибо дисциплинированность, привитая в дет¬
ском и юношеском возрасте, помогает прожить праведно всю
остальную жизнь. А что касается расходов, то не сомневаюсь,
280
что если родители внимательно подсчитают затраты на сыно¬
вей — на их содержание и обучение различным наукам и ис¬
кусствам, на покрытие их расточительности, по малому и
большому счету, когда они связываются с дурными друзьями
и предаются безумствам, — то вряд ли они сочтут, что дочери
намного более обременительны, чем сыновья.
А посмотри, много ли встречается сыновей, которые сми¬
ренно и любовно заботятся о своих родителях в старости, как
предписывает долг? Уверяю, что совсем немного, хотя и до¬
статочно таких, кто изъявляет готовность помочь, но слишком
поздно. Когда родители делают из сыновей идолов и те вы¬
растают и становятся богатыми и влиятельными благодаря по¬
мощи отцов или большой искусности, приобретенной в
каком-либо ремесле или торговле, а то и по счастливой судь¬
бе, то, случись отцу разориться вследствие неудач и впасть в
бедность, как сын начнет его презирать и избегать, стыдясь
встреч с ним. А если отец богат, сын только и ждет его смер¬
ти, чтоб унаследовать его состояние. Один Бог ведает, сколь¬
ко сыновей знатных сеньоров и богатых людей ждет родитель¬
ской смерти в расчете на наследство, земли и деньги! Петрарка
правильно понял это, заметив: «О, глупые люди, вы желаете
детей, не сознавая, что нет более смертельных врагов; если вы
бедны, они отвернутся от вас и будут желать вам смерти, чтобы
избавиться от вас; а если вы богаты, они еще более станут жаж¬
дать вашей смерти, дабы овладеть вашим имуществом».
Я, конечно, не хочу сказать, что все сыновья таковы, но
таких немало. А когда они женятся, то Бог знает, с какой не¬
насытностью выжимают они средства из родителей. Их не
тронет даже голодная смерть их стариков — лишь бы завла¬
деть имуществом, хоть и самым жалким. Не проявят они со¬
страдания, если мать овдовеет, когда должны бы утешить,
оказать поддержку и помощь в старости той, кто так любила,
жалела и лелеяла их в детстве. Какое же вознаграждение за ее
заботы! Эти неблагодарные отпрыски считают, что все должно
им принадлежать, и если овдовевшая мать не отдает того,
чего они требуют, то они, не колеблясь, изливают на нее свой
гнев. А почтения и в помине нет. Но хуже всего то, что они
с невозмутимой совестью подают в суд и затевают тяжбы про¬
тив матерей. Такова-то бывает награда многим родителям
после того, как они всю жизнь положили на то, чтобы обес¬
печить своим детям достаток и положение в обществе. Таких
сыновей много, но немало, конечно, и подобных дочерей. Но
если внимательно посмотреть, то дурных сыновей окажется
больше. Даже если предположить, что все сыновья добропо¬
рядочны, дочери все равно имели бы то преимущество, что
281
они поддерживают более тесные отношения, чаще навещают,
больше утешают и заботятся о нуждающихся в старости роди¬
телях. И причина в том, что сыновья разбредаются по свету,
а дочери домоседки и предпочитают оставаться дома, как ты
знаешь по собственному опыту. Ведь хотя твои братья достой¬
ные, добродетельные и почтительные сыновья, они все же уе¬
хали, и ты одна осталась с матерью, составив ее главное уте¬
шение в старости. А потому скажу в заключение, что, огор¬
чаясь и переживая из-за рождения дочерей, люди проявляют
необычайную глупость».
Глава 13
Кристина спрашивает у дамы Справедливости,
верно ли утверждают книги и люди, будто женщины
и творимое ими зло делают супружескую жизнь невыносимой.
Дама Справедливости отвечает и рассказывает о великой
любви, проявляемой женщинами к своим мужьям
...Затем, пока мы шли, я обратилась к даме Справедливос¬
ти с такими словами: «Госпожа моя, поистине вы с дамой Ра¬
зума прояснили и разрешили все проблемы и вопросы, на ко¬
торые я сама не могла найти ответа, и я теперь чувствую себя
хорошо осведомленной в том, что меня беспокоило. Я многое
узнала от вас и поняла, что женщины могут легко справиться
со всем, что им доступно по их физическим силам и что
можно познать с помощью мудрости и доблести. Но не могли
бы вы дать мне разъяснения по поводу сильно занимающих
меня утверждений мужчин, будто супружеская жизнь преис¬
полнена несчастий для них из-за пороков женщин, их мсти¬
тельного нрава и неуемности, о чем и многие авторы пишут
в различных книгах. И при этом говорят, что женщины не
любят мужей и общение с ними для жен особенно тяжело.
По этой причине многие уважаемые авторы советуют мудрым
мужчинам не жениться, дабы избежать и не принимать на
себя столько неприятных тягот, тем более что, по их мнению,
женщины не бывают верны мужьям, а если и бывают, то
крайне редко. Об этом писал Валерий Руф, напоминая, что
Феофраст в своей книге заметил: мудрому не подобает же¬
ниться, ибо от женщин слишком много хлопот, много шума
и мало любви, а ради ухода и забот в случае болезни стоит
не жениться, а обзавестись верным слугой, который лучше
будет прислуживать и заботливей ухаживать — расходов же
потребуется меньше; тогда как, случись жене заболеть, не¬
счастному мужу и шагу от нее сделать будет нельзя.
Однако хватит об этом. Все пересказывать было бы слиш¬
ком долго. Я лишь хочу сказать, дорогая госпожа, что если
282
все это правда, то тогда зло, причиняемое в этом случае жен¬
щинами, превосходит и сводит на нет все их добрые дела и
все возможные достоинства».
«Друг мой, — отвечала она, — как ты сама уже говорила,
легко и просто, конечно, обвинять в суде, когда нет ответчи¬
ка. Уверяю тебя, что никогда женщины не совершали того, о
чем говорится в этих книгах. Я нисколько не сомневаюсь, что
если кто-нибудь попытался бы написать новую книгу о суп¬
ружестве в соответствии с истиной, рассмотрев спорные мне¬
ния о нем, то он открыл бы совсем иные факты. Ты сама
знаешь, для сколь многих женщин из-за грубости мужей без¬
радостная жизнь в узах брака намного тяжелей, чем жизнь ра¬
бынь у сарацинов. Боже, сколько тяжких побоев без причины
и повода, сколько оскорблений, угроз, унижений и жестокос¬
тей стойко снесли многие женщины, и ни одна ведь не во¬
зопила о помощи! А вспомни еще и тех женщин, которые
едва не умирают от голода и страданий, оставаясь дома с
кучей детей, когда мужья их бражничают, шатаясь по пируш¬
кам и городским тавернам, а когда возвращаются домой, то
на ужин бедным женщинам достаются побои. Что скажешь на
это? Разве это неправда и ты никогда не наблюдала такой
жизни среди соседок?»
И я сказала ей: «Вы правы, госпожа моя, я знала многих
таких женщин и всегда сострадала им».
«Я верю тебе. И как только можно утверждать, будто такие
мужья несчастны со своими женами! Друг мой, покажи, где
эти несчастные? Если я больше ничего не добавлю, ты теперь
и сама легко поймешь, что вся глупость, которую говорят и
пишут о женщинах, выдумана, но пред лицом истины от нее
и следа не остается. Ведь именно мужчины — господа над
женами, а не жены над ними, ибо они никогда не позволяют
женщинам взять власть над ними.
Но хочу без промедления заверить тебя, что отнюдь не во
всех семьях царит вражда, есть и такие, что живут в мире,
любви и верности, когда мужья и жены добродетельны, рас¬
судительны и заботливы. И наряду с плохими мужьями есть
и очень хорошие, мудрые и доблестные, и когда женщины
встречают таких, то почитают себя родившимися в добрый
час и взысканными Божьей милостью в отношении земного
счастья. Ты хорошо это знаешь по собственному опыту, по¬
скольку у тебя был такой добрый муж, что, привелись тебе
снова делать выбор, ты не пожелала бы лучшего, ибо, по тво¬
ему разумению, никто не мог бы превзойти его добродушием,
спокойствием, любовью и верностью; и боль, причиненная
судьбой, забравшей его у тебя, никогда не оставит твоего сердца.
283
Хотя многие женщины, как я сказала, действительно жес¬
токо притесняются мужьями, следует учитывать, что и жен¬
щины бывают разными. Было бы неразумно утверждать, будто
все они хорошие, ибо это легко можно опровергнуть. Но это
другой вопрос, и я не хочу касаться дурных женщин, по¬
скольку они подобны существам, лишенным своего естества.
Ведь имеются в виду добрые женщины, когда упомянутый
тобой Феофраст говорит, что слуга может не менее заботливо
и преданно, чем жена, ухаживать за мужчиной. Но это не¬
правда! Как много добрых женщин, которые от всей души, с
любовью и преданностью обихаживают здоровых и больных
мужей, словно богов! Не думаю, что можно где-нибудь найти
таких слуг. А теперь, после того как мы рассмотрели этот во¬
прос, позволь мне привести несколько примеров великой любви
и верности, проявлявшихся женщинами к своим мужьям».
Глава 36
Против тех мужчин, которые утверждают,
что образование женщинам идет не на благо
И тогда я, Кристина, сказала: «Госпожа моя, я понимаю,
что женщины совершили много добрых дел, и даже если дур¬
ные женщины творили зло, то, тем не менее, полагаю, добро
перевешивает зло благодаря добрым, а особенно мудрым, вос¬
питанным и образованным в науках женщинам, И меня силь¬
но удивляет заявление некоторых мужчин, что они не хотели
бы видеть своих жен, дочерей и прочих родственниц образован¬
ными, поскольку образование якобы подорвало бы их нравст¬
венные устои».
Она отвечала: «Ты ведь ясно сознаешь, что не все сужде¬
ния мужчин разумны и что эти мужчины неправы. Невозмож¬
но допустить, будто нравы непременно портятся от изучения
моральных наук, наставляющих в добродетели; напротив, без
всякого сомнения, такое образование улучшает и облагораживает
нравы. Как можно поверить и просто подумать, что человек,
следующий доброму учению или науке, становится из-за этого
хуже? Подобное мнение странно было бы высказывать и невоз¬
можно обосновать. Я не хочу сказать, что мужчинам и женщи¬
нам на благо пойдет изучение искусства прорицания или обраще¬
ние к запрещенным знаниям, ибо Святая Церковь не без причи¬
ны предостерегает против их использования, но невероятно,
чтобы женщины портились от знания того, что есть добро.
Квинт Гортензий, великий римский ритор и непревзойден¬
ный оратор, такого мнения не разделял. У него была дочь
Гортензия, которую он сильно любил за проницательный ум.
Он обучил ее грамоте и посвятил в искусство риторики, ко¬
284
торым она овладела столь совершенно, что сравнялась с
отцом, Гортензием, не только умом и памятью, но и велико¬
лепным умением составлять и произносить речи так, что он
ее ни в чем не мог превзойти. Возвращаясь к ранее обсуж¬
давшейся нами теме о благодеяниях женщин, следует сказать,
что добро, сотворенное этой женщиной благодаря ее образо¬
ванности, особенно замечательно. В то время, когда Римом
управлял триумвират, Гортензия взяла на себя защиту жен¬
щин и совершила то, на что не отважился ни один мужчина.
Встал вопрос об обложении женщин налогом за ношение дра¬
гоценностей. Но красноречие этой женщины было столь не¬
отразимо, что она заставила прислушаться к ней с не мень¬
шей внимательностью, чем если это сделал бы ее отец, и по¬
тому выиграла дело.
Оставив примеры из древней истории, за тем же самым
можно обратиться к недавнему прошлому. Так, Джованни
Андреа, известный преподаватель права в Болонье примерно
шестьдесят лет назад, тоже не считал вредным образование
для женщин. У него была красивая и добрая дочь Новелла,
которая столь далеко продвинулась в изучении права, что он,
когда бывал занят и не имел времени читать лекции студен¬
там, посылал вместо себя Новеллу. А чтобы ее красота не от¬
влекала внимания слушателей, перед ней ставилась задерги¬
вающаяся занавеска. Таким образом она могла при случае по¬
мочь отцу и облегчить его труды. И он так любил ее, что для
увековечения ее имени написал замечательную книгу по
праву, с названием в ее честь «Novella super decretalium».
Таким образом, далеко не все мужчины, тем более мудрые,
разделяют мнение, будто образование идет женщинам во вред.
И справедливость требует заметить, что его придерживаются
глупые мужчины, поскольку им обидно, когда женщины
знают больше их. Твой отец, который был философом и весь¬
ма ученым человеком, не верил, что обучение наукам портит
женщин, и, как ты сама знаешь, он был очень доволен про¬
явленной тобой склонностью к ним. Взгляды твоей матери,
которая желала тебя видеть, как подобает, за прялкой и про¬
стодушными девичьими занятиями, были главным препятст¬
вием для твоего продвижения в науках. Но, как гласит уже
упоминавшаяся поговорка, нельзя отнять того, что дала при¬
рода, и потому твоя мать не смогла помешать твоей любви к
знаниям, которые ты благодаря природной склонности собирала
по крохам. Я уверена, что ты не пренебрегаешь ими и считаешь
великим сокровищем. И в этом ты, конечно, права».
И я, Кристина, сказала в ответ: «Госпожа моя, ваши слова
истинны, как молитва Божья».
285
Маргарита Наваррская (1492—1549)
ГЕПТАМЕРОН1
— Я хорошо знаю, — сказала Парламанта, — что все мы
нуждаемся в милости господней, ибо все мы грешны перед
богом. Только наши грехи не приходится сравнивать с ваши¬
ми. Ведь если грешить нас заставляет тщеславие, то никто,
кроме нас, от этого не страдает, и ни на тело наше, ни на
руки не налипает никакой грязи, для вас же главное удоволь¬
ствие в том, чтобы обесчестить женщину, как и главная доб¬
лесть ваша — в том, чтобы убивать людей на войне. И то и
другое противно божескому закону.
— Я готов согласиться с тем, что вы говорите, — сказал
Жебюрон, — но ведь господь говорит иначе: «Всякий, кто
смотрит на женщину с вожделением, прелюбодействует в
сердце своем, и всякий ненавидящий ближнего своего — че¬
ловекоубийца»! Так неужели, по-вашему, женщины никогда
не смотрят с вожделением на мужчин и ненависть им чужда?
— Господь, который судит сердце человеческое, — сказала
Лонгарина,— вынесет свой приговор; но важно, чтобы людям
не в чем было нас обвинить, ибо господь столь милостив, что
человека, согрешившего только в мыслях, он не осудит. К
тому же он хорошо знает, как все мы слабы, и поэтому воз¬
любит нас еще больше, если мы не поддадимся своей слабос¬
ти...
* * *
[Парламанта]: ...Те, над кем наслаждение одерживает верх,
не заслуживают того, чтобы их называли женщинами, им боль¬
ше пристало быть мужчинами, — там ведь и ярость и вожде¬
ление только прибавляют чести. Мужчина, который мстит
своему врагу и убивает его, тем самым изобличает его во лжи,
а сам выигрывает от этого во мнении общества. То же самое
бывает и тогда, когда кроме своей жены он любит еще дюжину
женщин. Но женская честь зиждется совсем на другом: на кро¬
тости, терпении и целомудрии...
...Разумеется, благородные дамы, — начал Симонто, — вам
нередко случалось слышать о чудесах добродетели, на которые
1 Пер. А.М. Щедрина, И.Г. Русецкого (Маргарита Наваррская. М.,
1993. С. 201, 285, 370-372, 407-409).
286
способны женщины, и мне кажется, что отнюдь не следует
скрывать их, а напротив — писать о них золотыми буквами,
дабы это служило примером для всех женщин и предметом
удивления для мужчин. И чтобы вы убедились, что слабый пол
может оказаться вовсе не слабым, мне хочется рассказать ис¬
торию, слышанную мною от капитана Роберваля и от многих
его товарищей.
Новелла шестьдесят седьмая
Одна бедная женщина, чтобы спасти жизнь мужа,
подвергаясь опасностям и не щадя себя, осталась при нем
до самой его смерти
Роберваль, имя которого я только что упомянул, отправил¬
ся в плавание к берегам Канады, и король, его господин, на¬
значил его командующим всей флотилией. Прибыв туда, он
решил, что, если климат этой страны окажется благоприят¬
ным, он не покинет ее и там будут заложены города и воз¬
двигнуты крепости, чему он, как известно, и положил начало.
И для того, чтобы заселить эту страну христианами, он при¬
вез с собою различных ремесленников, один из которых ока¬
зался таким подлым человеком, что предал своего господина
и того едва не взяли в плен дикари. Однако господу богу
было угодно, чтобы замысел его сразу же был обнаружен и он
не мог повредить капитану Робервалю, который приказал
схватить подлого предателя и собирался наказать его по заслу¬
гам. Он так бы и сделал, если бы не жена этого несчастного,
которая последовала за своим мужем, подвергая себя всем
опасностям морского пути, и ни за что не захотела его поки¬
нуть. Слезы ее тронули капитана и всех его спутников, и из
жалости к ней, равно как и в благодарность за оказанные ею
услуги на корабле, он удовлетворил'”ее просьбу и высадил их
с мужем на необитаемом острове, где жили одни только
дикие звери, причем разрешил им взять туда с собою все, что
может оказаться необходимым. Несчастная чета, оставшись в
полном одиночестве среди диких и хищных зверей, возложила
всю свою надежду на бога, к которому эта бедная женщина
всегда обращала свои мольбы. И так как она во всем уповала
на господа, она захватила с собою Евангелие, видя в нем и
пищу духовную, и утешение, и постоянно его читала. Но при
этом они вместе с мужем трудились, строили себе хижину, и
она отдавала работе все свои силы. Когда же львы и другие
хищные звери начинали приближаться к ним, то, чтобы за¬
щитить себя, муж ее стрелял из аркебуза, она же бросала в
зверей камнями. И они не только отгоняли зверей, но и уби¬
287
вали их и питались их мясом, которое было вкусно. На такой
пище, к которой они прибавляли собранные на острове коре¬
нья, они продержались какое-то время. Когда же им совсем
стало нечего есть, муж ее ослабел, а так как им приходилось
пить много воды, он стал пухнуть и вскоре умер. И в послед¬
ние дни единственным утешением ему была жена, которая и
лечила его, и выслушивала его исповедь. И он благостно по¬
кинул пустыни земные, чтобы переселиться в небесную от¬
чизну. А бедная женщина предала его тело земле и постара¬
лась вырыть ему могилу поглубже. Дикие звери, однако, учуя¬
ли это место и приходили, чтобы сожрать его труп. И вдове,
оставшейся в полном одиночестве в своей маленькой хижине,
приходилось отгонять их выстрелами из аркебуза. И так вот,
телесною своей жизнью уподобившись диким зверям, а духов¬
ною — ангелам, она проводила там время в чтении, размыш¬
лении и молитве. И дух ее пребывал в радости и спокойст¬
вии, тело же совсем отощало, и от нее остались кожа да
кости. Однако тот, кто никогда не покидает паству свою и
являет отчаявшимся могущество свое, не допустил, чтобы
добродетель, которой он наделил эту женщину, осталась не¬
ведомой людям, и захотел, чтобы они узнали о ней и этим
умножилась его слава. И ему было угодно сделать так, что,
когда через некоторое время один из кораблей французской
флотилии проходил мимо пустынного острова, команда его
заметила на острове дымок. Дымок этот напомнил им о тех,
кого они оставили там когда-то, и они решили посмотреть,
что господь сотворил с этими людьми. Увидев корабль, жен¬
щина прибежала к самому берегу и встретила лодку с моря¬
ками. И, воздав хвалу господу, она привела гостей в свою хи¬
жину и показала им, как она все это время жила. И они ни¬
когда бы ей не поверили, если бы не знали, что господь наш
всемогущ и может накормить слуг своих и в пустыне, как и
на самом богатом пиршестве. Но так как несчастная не могла
далее оставаться в таком месте одна, они взяли ее с собою и
привезли в Ла Рошель, куда корабль их прибыл после долгого
плавания. И когда жителям этого города рассказали о вернос¬
ти и стойкости этой женщины, все местные дамы встретили
ее очень почтительно и с большой охотой стали вверять ей
воспитание своих дочерей, которых она учила читать и пи¬
сать. За этим-то благочестивым занятием она и провела оста¬
ток жизни, и единственным желанием ее было пробудить в
каждом человеке любовь к богу и веру в него, для чего
она приводила в пример ту великую милость, которую он
оказал ей.
288
— Теперь, благородные дамы, вы уже не можете сказать,
что я не воздаю хвалу добродетелям, которыми господь наде¬
лил всех женщин и которые кажутся тем выше, чем слабее
сам человек.
— Мы, разумеется, нисколько не огорчены, — сказала Уа-
зиль, — тем, что вы хвалите милость господа нашего, ибо по¬
истине всякая добродетель исходит от него. Но не будем забы¬
вать об осуждении божьем, лежащем на роде людском, которое
мешает всем — как мужчине, так и женщине — творить дело
божье. Ибо как тот, так и другая и чувством своим и волей
могут только посадить в землю семя, но господь один может
заставить его прорасти.
— Если вы внимательно читали Священное писание,— ска¬
зал Сафредан, — то вы помните слова апостола Павла: «Я на¬
садил, Аполлос поливал, но возрастил бог»; но он нигде не го¬
ворит, что женщины причастны к деяниям благочестия.
— Вы хотите следовать примеру дурных людей, — сказала
Парламанта, — тех, которые отбирают нужные им места из
Евангелия или пропускают другие, которые им невыгодны.
Если бы вы читали все послания апостола Павла, вы увидели
бы, что он отдает должное женщинам, которые подвизались с
ним в благовествовании.
— Что бы там ни было, — сказала Лонгарина, — эта жен¬
щина достойна того, чтобы ее хвалили — как за любовь к
мужу, ради которой она рисковала жизнью, так и за веру в
бога, который, как мы видели, ее не покинул.
— Что касается первого, — сказала Эннасюита, — то, по-
моему, среди нас нет ни одной женщины, которая не сделала
бы того же, чтобы спасти жизнь мужа.
— А по-моему, — сказала Парламанта, — есть мужья, кото¬
рые сами не лучше зверей, и если женщина соглашается жить
с таким мужем, значит, она может отлично прожить и с теми,
кто на него похож.
Эннасюита — должно быть, решив, что это относится к
ней, — не могла удержаться и сказала:
— Если звери не будут меня кусать, общество их будет для
меня приятнее, чем общество людей, которые злобны и невы¬
носимы. Но я продолжаю стоять на своем: если бы мужу моему
пришлось попасть в такую беду, я бы лучше умерла, чем его
покинула.
— Бойтесь такой любви, — заметила Номерфида, — избы¬
ток любви может обмануть и его и вас, и это бывает везде, а
плохо понятая любовь нередко переходит в ненависть.
— Мне кажется, — сказал Симонто, — что слова эти вы мо¬
жете подкрепить каким-то примером. Поэтому, если такой
пример у вас есть, я уступаю вам место, чтобы вы нам о нем
рассказали.
10 Женщины и мужчины в истории
289
— Ну что же, — ответила Номерфида, — по своему обык¬
новению, я расскажу вам историю короткую и веселую.
Из Приложения
II. О двух влюбленных, кои ловко предавались любовным утехам,
завершившимися вполне благополучно
Среди вас, мужчин, принято презирать девушку или жен¬
щину, после того как она щедро отдаст вам то, чего вы более
всего от нее добиваетесь, а вот сей молодой человек, движи¬
мый прекрасной и подлинной любовью и найдя в своей по¬
дружке то, что любой мужчина хотел бы видеть у своей невес¬
ты, то есть хорошее происхождение и ум, совершил грех, од¬
нако не пожелал остаться прелюбодеем или сделаться причи¬
ной чьего-то неудачного брака, и это, по-моему, весьма по¬
хвально.
— А по-моему, — отозвалась Уазиль, — эти двое достойны
порицания, да и третий тоже, поскольку послужил по меньшей
мере пособником при изнасиловании.
— Почему же вы называете это изнасилованием, — удивил¬
ся Сафредан, — когда все произошло с обоюдного согласия?
Разве союзы, коими завершаются подобные связи, не самые
прочные? Ведь не зря говорит пословица, что браки заключа¬
ются на небесах. Однако это не относится к союзам вынужден¬
ным или заключаемым ради денег, хотя многие весьма их
одобряют, поскольку молодые вступают в них с согласия роди¬
телей.
— Можете говорить что угодно, — возразила Уазиль, — од¬
нако без родительской власти, а за неимением таковой — влас¬
ти других родственников никуда не деться. Ведь если бы мо¬
лодым людям позволяли жениться по своему усмотрению,
сколько рогов было бы наставлено в таких браках! Разве моло¬
дой человек или девушка лет двенадцати — пятнадцати знают,
что им нужно? Ежели хорошенько присмотреться к счастливым
зракам, то мы увидим, что среди них гораздо меньше таких,
которые стали завершением неправедной любовной связи, не¬
жели заключенных насильственно. Молодые люди, еще не со¬
знающие, что им нужно, вступают в брак с первым попавшим¬
ся, затем постепенно начинают понимать, какую совершили
ошибку, и делают из-за этого все более и более серьезные про¬
махи, тогда как подавляющая часть тех, кто подчиняется воле
родителей, поступает согласно мнению людей более сведущих
и рассудительных, нежели они сами, и в результате, когда им
удается вдруг почувствовать неведомое дотоле блаженство, они
вкушают его с большею жадностью и наслаждением.
— Но согласитесь, моя милая, — вмешался Иркан, — что
девица была в самом соку, на выданье, и знала, что сквалыге
290
отцу проще позволить ей заплесневеть в девах, чем самому
счистить плесень со своих денежек. Разве вы не знаете, на¬
сколько хитроумна натура? Девушка любит, любима, ее счастье
рядом — ну как тут не вспомнить пословицу: «Раз отказался —
в другой не дадут»? Все произошло так стремительно, что она
даже не успела и охнуть. Вы же помните: сразу после случив¬
шегося по ее лицу было видно, что в ней произошли какие-то
важные перемены. Скорее всего, она досадовала, что не успела
как следует разобраться, хорошо это или плохо, потому-то ее
и не пришлось долго уговаривать попробовать еще разик.
— А вот я, — проговорила Лонгарина, — не видела бы для
Жака никаких оправданий, если бы он не сдержал слово, но
он повел себя как честный человек, не бросил девушку, а взял
ее в жены такою, какою сам ее сделал. И это кажется мне до¬
стойным всяческих похвал, особенно если принять во внима¬
ние растленность нынешней молодежи. Это не значит, что я
оправдываю его первый проступок, — нет, я осуждаю Жака за
то, что он обманом овладел девушкой и сделал мать своей по¬
собницей.
— Ничего подобного, — возразил Дагусен, — не было ни
обмана, ни пособничества, поскольку все совершалось добро¬
вольно — как со стороны матерей, которые не мешали влюб¬
ленным, хотя и были введены в заблуждение, так и со стороны
девушки, которая осталась довольна и никому не пожалова¬
лась.
— Все это произошло, — сказала Парламанта, — только из-
за простодушия и доброты жены торговца, которая без всякой
задней мысли довела дочь до кровопролития.
— До свадьбы, — не согласился Симонто, — и такое про¬
стодушие бывает полезным для девушек, но огорчительным для
тех, кто позволяет мужу себя обманывать.
— Ну, раз вы знаете в этом толк, — заключила Номерфи-
да, — я передаю вам слово: расскажите нам свою историю.
— Непременно, — согласился Симонто, — только обещай¬
те, что не станете плакать. Тем, мои благородные дамы, кто ут¬
верждает, что вы, женщины, куда лукавее мужчин, было бы не¬
плохо послушать мой рассказ, в котором я выведу не только
весьма хитрого мужа, но и крайне простодушную и добрую
жену.
III. О некоем кордельере, считавшем большим преступлением,
когда мужья бьют своих жен
В городе Ангулеме, где часто останавливался граф Карл,
отец короля Франциска, жил некий кордельер по имени Валле,
человек ученый и прославленный проповедник, который од¬
нажды на Рождественский пост удостоился чести читать про-
ш*
291
поведь в присутствии графа Карла, чем немало упрочил свою
и без того добрую репутацию. Случилось так, что некий верто¬
прах, женатый на молодой и привлекательной женщине, по на¬
ступлении Рождественского поста продолжал развлекаться как
ни в чем не бывало, ведя жизнь не менее, если даже не более
распутную, нежели холостяки. Узнав об этом, его молодая
жена не сумела смолчать, хотя не раз уже расплачивалась за
скандалы, правда, не так, как ей того хотелось бы, и принялась
причитать и бранить супруга, который, придя в раздражение,
отдубасил ее как следует, отчего она стала вопить пуще преж¬
него. Не стали молчать и соседи: проведав, в чем дело, они вы¬
скочили на улицу и принялись кричать:
— Да разве ж это муж? К черту такого мужа!
В это время по улице,' проходил кордельер Валле; услышав
вопли соседей и осведомившись, что случилось, он решил ска¬
зать в своей завтрашней проповеди несколько слов об этом не¬
достойном подражания примере. И вот, говоря о браке и друж¬
бе, которая должна процветать между супругами, он стал пре¬
возносить ее, заклеймил позором тех, кто ее разрушает, и даже
сравнил супружескую любовь с родительской. Проповедуя
таким образом, он среди прочего отметил, что для мужчины
гораздо опаснее избивать свою жену, чем даже отца или мать,
поскольку это чревато более серьезной карой.
— Ведь если, — заявил он, — вы исколотили мать и отца,
вас пошлют на покаяние в Рим, а вот излупцуй вы свою жену,
то она сама и все ваши соседи пошлют вас к дьяволу, то есть
в ад. Сами посудите, есть ли разница между этими наказания¬
ми: из Рима люди," как правило, возвращаются, но из ада —
никогда, nulla est redemption.
Вскоре после этой проповеди монаху стало известно, что
жены до невозможности укрепились его словами и мужья
никак не могут с ними сладить, и он решил положить сему
конец, поскольку непослушание женщинам не пристало. С
этою целью в одной из следующих проповедей он уподобил
жену дьяволу и заявил, что оба — два самых заклятых врага
рода человеческого, поскольку непрестанно вводят людей в ис¬
кушение и избавиться от них невозможно, в особенности от
жены.
— Покажи дьяволу крест, — сказал он, — и дьявол убежит,
женщину же крест притягивает, она стремится к нему, чем до¬
ставляет мужу бесконечные страдания. Но знаете, как вам сле¬
дует поступать, мои дорогие? Когда жена станет по своему
обыкновению досаждать вам, снимите крест с рукоятки и го¬
ните ею жену прочь от себя; проделав этот опыт несколько раз,
вы найдете способ весьма действенным и увидите, что, как
дьявола можно изгнать посредством креста, так и жену можно
292
утихомирить посредством рукояти от оного, ежели, конечно,
крест не прикреплен к ней намертво.
— Вот одна из тем, на которые проповедовал достопочтен¬
ный Валле, из жизни которого я при случае расскажу вам кое-
что еще, однако при всем том он, насколько мне известно,
держал сторону женщин.
— Если это и так, — отозвалась Парламанта, — то сие от¬
нюдь не вытекает из его последней проповеди, где он совето¬
вал мужьям дурно обращаться с женами.
— Да вы просто не поняли его уловки, — возразил Иркан. —
Вы не искушены в военном искусстве и не знаете всех его хит¬
ростей, среди коих одна из самых главных — это разжечь в ла¬
гере противника гражданскую войну, после чего с ним гораздо
проще совладать. Славный монах прекрасно понимал, что
злоба и ненависть между супругами — основная причина того,
что жена пускается во все тяжкие, забывает о своей доброде¬
тели и оказывается в руках у всяких сплетниц даже раньше,
чем сама поймет, что сбилась с пути истинного.
— Как бы там ни было, — проговорила Парламанта, — мне
не понравилась бы женщина, которая своими речами внесла
бы такой раздор между моим мужем и мною, что дело дошло
бы до кулаков; ведь там, где дерутся, не любят. А между тем,
как я слышала, эти сплетницы такие ханжи и ведут такие пре¬
льстительные речи, когда хотят чего-то добиться, что, по-
моему, гораздо опаснее слушать их без свидетелей, чем полу¬
чить прилюдно выволочку от мужа, который во всем остальном
добрый человек...
Луиза Лабе (1522-1566)'
К М. К. Д. Б. Л.1 2
Пришло время, мадемуазель, когда суровые законы мужчин
не мешают более женщинам заниматься наукой и образовани¬
ем, и мне кажется, что женщины, имеющие эту возможность,
должны воспользоваться той почетной свободой, которую наш
пол когда-то столь жаждал обрести, дабы обучиться этим на¬
укам и показать мужчинам всю причиненную нам несправед¬
ливость, лишавшую нас тех благ и почета, кои могли бы нам
принадлежать.
И если кому-нибудь из женщин удается достичь такой вы¬
соты, которая позволяет ей изложить свои воззрения письмен¬
но, сделать это старательно и не пренебрегать славой, она ук¬
расится ею больше, чем ожерельями, кольцами и пышными
одеждами, кои считаются присущими нам, по правде говоря,
лишь в силу обычая. Зато честь, приобретаемая нами благодаря
занятиям наукой, будет принадлежать нам целиком и не может
быть у нас отобрана ни хитростью плута, ни силой врагов, ни
долгим течением времени. Если бы Небеса благоприятствовали
мне настолько, что даровали бы мне разум достаточно силь¬
ный, чтобы выразить то, что его занимает, я бы сама могла по¬
служить примером этому, а не ограничивалась бы увещевани¬
ем. Но, посвятив часть своей молодости изучению музыки и
убедившись, что оставшегося у меня времени слишком мало,
дабы восполнить все недостатки моего разума, и не имея воз¬
можности самой удовлетворить мое страстное желание увидеть,
что наш пол не только красотой, но и ученостью и доблестью
превосходит мужчин или сравнивается с ними, я могу лишь
просить добродетельных дам хоть немного возвысить свой ум
над уровнем своих прялок и веретен и постараться доказать
миру, что если мы и не созданы для того, чтобы главенство¬
вать, то тем, кто правит нами и заставляет повиноваться, не
следует пренебрегать нашим участием не только в домашних,
но и в общественных делах. Кроме признания, которое таким
образом завоевал бы наш пол, мы показали бы обществу, что
мужчинам придется приложить больше стараний и труда в изу¬
чении гуманитарных наук из опасения увидеть себя посрамлен¬
1 Известная лионская поэтесса XVI в., получившая прекрасное гума¬
нистическое образование.
2 Это посвящение является своего рода предисловием к пользовавшей¬
ся большой популярностью книге «Спор Безумия и Амура» (Луиза Лабе.
Сочинения. Литературные памятники. М., 1988. С. 5—9, 41—50).
294
ными и превзойденными теми, кого они всегда считали чуть ли
не во всем ниже себя.
Вот почему мы должны воодушевлять друг друга в столь по¬
хвальном предприятии, заниматься коим следует не отвращая
и не щадя ни ума своего, коему уже сопутствуют многие и раз¬
личные прелести, ни молодости, ни других щедрот фортуны,
дабы приобрести ту честь, которую литература и наука обычно
приносят тем, кто всецело отдается занятию ими. Если суще¬
ствует нечто достойное почитания после славы н чести, то удо¬
вольствие, обычно испытываемое нами при изучении литерату¬
ры, должно к ней привлечь каждую из нас. Оно отличается от
всех других развлечений, говоря о которых, после того как мы
предавались им сколько хотели, можно похвалиться лишь тем,
что сумели провести время.
Но удовольствие, получаемое нами от учения, само по себе
приносит нам чувство удовлетворенности, которое остается с
нами значительно дольше, ибо прошлое радует нас и приносит
нам пользу больше, чем настоящее, тогда как чувственные на¬
слаждения утрачиваются тут же и не возвращаются никогда, а
воспоминания о них становятся порой столь же досадными,
сколь эти радости были усладительны. Более того, все прочие
наслаждения таковы, что какое бы воспоминание о них ни со¬
хранилось, оно не может вернуть нас в то состояние, в коем
мы тогда пребывали, и каким бы ярким ни было представление
о них, запечатлевшееся в нашем сознании, все же мы хорошо
понимаем, что это всего лишь тень прошлого, которая нас вво¬
дит в заблуждение и обманывает. Но когда нам случается из¬
ложить наши мысли письменно, то, хотя потом наш ум устрем¬
ляется и двигается беспрерывно вослед множеству событий, мы
спустя долгое время, перечитывая наши писания, все же воз¬
вращаемся к тому моменту и к тому состоянию, в коем тогда
находились. И тем самым мы удваиваем нашу радость, ибо
вновь переживаем удовольствие, порученное нами либо от
предмета, о котором мы писали, либо от приобщения к тем
знаниям, что нас тогда занимали. И кроме того, суждение, ко¬
торое мы себе можем составить, сравнивая наши первоначаль¬
ные воззрения с позднейшими, приносит нам особое удовле¬
творение.
Эти два блага, доставляемые нам писанием, должны побуж¬
дать вас к нему стремиться, в уверенности, что первое из них
непременно будет сопровождать ваши писания так же, как все
другие поступки и деяния вашей жизни. А получите ли вы вто¬
рое или нет, будет зависеть от вас в той мере, в какой то, что
вы напишете, доставит вам удовлетворение.
Что же касается меня, то, как в те времена, когда я писала
эти первые юношеские произведения, так и потом, пересмат-,
ривая их, я не искала в них ничего, кроме достойного время¬
295
препровождения и средства избежать праздности, и вовсе не
стремилась, чтобы кто-нибудь, кроме меня, их когда-либо уви¬
дал. Но после того, как некоторым из моих друзей удалось их
прочитать, причем так, что я об этом ничего не знала, они за¬
ставили меня поверить (ибо мы охотно верим тем, кто нас хва¬
лит), что я должна выпустить мои сочинения в свет. Я не ос¬
мелилась им отказать, пригрозив, однако, что заставлю их ис¬
пить половинную долю позора, который может за сим воспос¬
ледовать. А поскольку женщины неохотно появляются в обще¬
стве одни, я выбрала вас моей путеводительницей, посвятив
вам это небольшое сочинение, которое я посылаю вам с един¬
ственной целью, дабы уверить вас в моих дружеских чувствах,
которые я питаю к вам с давних пор, а также возбудить у вас
желание при виде моего неотделанного и плохо построенного
сочинения выпустить в свет другое, которое было бы лучше от¬
шлифовано и более изящно.
Да сохранит вас Бог в добром здравии.
Ваша покорная подруга Луиза Лабе.
Лион. 24 июня 1555 года.
СПОР БЕЗУМИЯ И АМУРА
(Речь Аполлона на суде у Юпитера)
Тот, кто видит, как мужчина (каким бы добродетельным он
ни был) изнывает в своем доме без ласкового общества жены,
которая бережно распределяет его добро, заботится об удоволь¬
ствии мужа, потихоньку держит его в узде, из боязни, чтобы он
не слишком повредил своему здоровью, избавляет его от не¬
приятностей или предотвращает их, успокаивает его, смягчает
его нрав, ухаживает за ним во время болезни, составляет с ним
два тела, четыре руки, две души и делает его более совершен¬
ным, чем первые люди платоновского «Пира»,— разве тот не
признает, что супружеская любовь достойна одобрения? И он
припишет это счастье не столько браку, сколько любви, под¬
держивающей брак. Если же ее нет, мужчина впадает в неис¬
товство, он бежит и покидает свой дом. Если женщина не
живет со своим мужем в любви, она никогда не смеется. Нет
им покоя. Он хочет отдохнуть — она кричит. Их добро расто¬
чается, все идет прахом. И это — верное доказательство того,
что только дружба в браке приносит удовлетворение, которое
в нем ищут...
Разумеется, столько благ, доставляемых людям Амуром,
весьма способствует тому, что его высоко почитают. Но боль¬
ше всего нас заставляет его возвышать и превозносить наше
естественное стремление к любви. Ибо мы хотим, чтобы про¬
296
являлось и почиталось то, к чему мы чувствуем себя склонны¬
ми. А кому из людей не доставляет удовольствия любить или
быть любимыми? Я оставляю в стороне мизантропов и нелю-
димов-кротов, прячущихся под землей и погруженных в свои
причуды и которым я предоставляю право хоть целый век не
быть любимыми, поскольку им и незачем любить И все же
лучше сказать о них несколько слов, чтобы показать, сколь не¬
приглядна и плачевна жизнь тех, кто лишает себя любви.
О них говорят, что это люди угрюмые, неодухотворенные,
не умеющие изящно выражаться, с грубым голосом, шаркаю¬
щей походкой, недружелюбным выражением лица, опущенным
взглядом; они боязливы, скаредны, злобны, невежественны,
неучтивы — одним словом, нелюдимы. Входя в дом, они опа¬
саются, чтобы кто-нибудь за ними не подглядел. Как только
войдут, запирают на засов двери и закрывают ставнями окна...
Если бы все люди были таковы, приятно было бы с ними
жить?
Насколько охотней вы бы избрали общество человека оп¬
рятного, хорошо воспитанного и умеющего хорошо говорить,
каким он не смог бы стать, если бы у него не было желания
кому-нибудь понравиться. Кто из людей изобрел язык прият¬
ный и изящный? И для чего им впервые воспользовались? Для
объявления войны или заключения мира? Для избрания вождя?
Для чьей-нибудь защиты или обвинения? Ранее, чем в челове¬
ческом обществе возникли войны, мир, союзы и объединения,
ранее, чем возникла необходимость иметь вождей, ранее пер¬
вых судебных речей, произнесенных в Афинах, существовал
язык более нежный и изящный, чем обыденный язык... И где
испытывали его люди, как не в Любви? Из жалости дают еду
голодному, хотя бы он об этом не просил; заботятся о боль¬
ном, хотя бы он не желал исцелиться. Но чтобы умньй муж¬
чина или умная женщина находили удовольствие в привязан¬
ности к особе, неспособной угадать эту, привязанность, давали
бы ей то, о чем она и не в состоянии попросить, выслушивали
бы ее грубые и жестокие речи, и все это, как если бы это уве¬
личивало бы ее власть, нежели любовная мольба,— этого не¬
возможно себе представить.
Та, что чувствует себя любимой, обладает некой властью
над тем, кто ее любит, ибо она видит в своем могуществе ве¬
ликое и желанное для ее возлюбленного благо. Эта власть тре¬
бует, чтобы ее почитание выражалось в жестах, поступках, по¬
ведении и словах. Вот почему влюбленные делают все, чтобы
любимые могли не один раз убедиться, как высоко их почита¬
ют и ценят. Глазам придают выражение нежное и умильное,
лоб разглаживают, речь смягчают, хотя бы от природы у влюб¬
ленного взгляд был ужасен, лоб наморщен, а речь неумна и
груба; ведь он всегда хранит в сердце образ своей любви, и это
297
вызывает у него желание стать достойным возлюбленной и за¬
служить ее милость, на которую он не может рассчитывать, не
изменив своего нрава. Вот как Амур вселяет в людей сознание
своего значения.
Тот, кто не старается понравиться, какими бы совершенст¬
вами он ни обладал, доставляет удовольствие не больше, чем
несущий цветы в рукаве. Но желающий нравиться должен ду¬
мать об этом постоянно, присматриваться к любимой, усвоить
себе приятные для нее, как он замечает, добродетели и подчи¬
нить ей свой нрав, хотя бы это было ему несвойственно, по¬
добно тому как и подносящий букет должен иметь представле¬
ние, какие цветы имеют аромат, приятный его возлюбленной.
После того как влюбленный позаботится о своей внешнос¬
ти и душевных качествах, способных удовлетворить ум его
любимой, ему нужно обратить внимание на то, чтобы все, что
она увидит на нем, доставило бы ей удовольствие и, по край¬
ней мере, не вызвало досаду. Вот где источник забавных изо¬
бретений в области новой одежды. Кому не наскучит и не на¬
доест постоянно видеть одно и то же? У человека одно и то
же тело, голова, те же руки и ноги. Но он может так разно¬
образить их вид, что они всякий раз будут казаться как бы
обновленными. Надушенные рубашки с разнообразнейшими
вышивками, шляпа, подходящая ко времени года, плащ, об¬
легающие панталоны, при движениях подчеркивающие хоро¬
шее телосложение, всевозможных фасонов сапожки, шнуро¬
ванные ботинки, легкие туфли, башмаки, куртки, камзолы,
длинные плащи, накидки, шапочки — все это так хорошо
пригнано, что лучшего нельзя и желать. А что же сказать о
женщинах, чьи наряды и украшения создавались именно для
того, чтобы нравиться! Возможно ли лучше украсить голову,
чем это делают и всегда будут делать дамы? Лучше придавать
волосам золотистый цвет и заставлять их виться и ложиться
локонами? Лучше их сооружать прическу, какая кому больше
идет,— на манер испанок, француженок, итальянок, немок,
гречанок? Как тщательно они ухаживают за своим лицом!
Если оно красиво, они так ревностно оберегают его от дождя,
ветра, зноя, времени и старости, что вечно выглядят молоды¬
ми. А если оно не так хорошо, как этого хотелось бы, его за¬
ботливо улучшают и затем, добившись известной привлека¬
тельности, искусно поддерживают ее согласно моде и обыча¬
ям каждого народа и страны. Добавьте к этому платье,
свежее, как листья вокруг плода. Если женщина обладает со¬
вершенными линиями или формами тела, которые можно или
должно показать и сделать более заметными, то это достига¬
ется выбором платья, скрывающим их не вполне. Если же их
скрывают, то это делается так, чтобы они выглядели еще
298
более привлекательными и изящными. Грудь кажется еще
более прекрасной, если создается впечатление, будто ее хотят
прикрыть; груди своими приподнятыми округлостями должны
давать простор грудной клетке. А хорошо пригнанное платье
должно облегать тело там, где нужно: при полноте рук рукава
должны быть сужены, при худобе — расширены и обильно
изукрашены. Открытые туфли, обрисовывающие ножку (ибо
влюбленное любопытство мужчин заставляет их искать в жен¬
щине красоту вплоть до кончиков ее ног), всевозможные зо¬
лотые украшения, ожерелья, перстни, пояса, подвески, наду¬
шенные перчатки, муфты — словом, все, что прекрасно,
должно быть в одежде мужчин и женщин...
А тысячи случайностей в любовных похождениях! Тут и
распечатанные письма, и злые доносы, и ревнивая соседка, и
не вовремя вернувшийся муж, иногда замечающий, что про¬
исходит, иногда не верящий себе самому, но полагающийся
на благоразумие жены; а иногда и вздох, вырвавшийся с пере¬
меной разговора, а затем—горячие извинения. Короче говоря,
самое большое удовольствие после любви — это разговоры о
любви. Перед этим не устоял и Апулей, хотя и был филосо¬
фом. Так самые суровые люди находят удовольствие в разго¬
ворах об этих вещах, хотя и не желают в этом признаться...
(Речь Меркурия)
...Я прошу вас представить себе молодого человека, у ко¬
торого нет особенных забот, кроме одной — добиться любви
некой особы. Тщательно причесанный, щегольски одетый, на¬
душенный, налюбовавшийся на себя в зеркале, полагая, что
он нечто собой представляет, он выходит из дому с головой,
полной любовных мечтаний, мысленно представив себе тыся¬
чу счастливых случайностей, которые могут произойти по
ходу дела, в сопровождении лакеев в ливреях, являя собою
страдание, стойкость и надежду, он направляется в церковь,
где рассчитывает встретить свою Даму, не надеясь, однако, на
большее удовольствие, чем бросить на нее пылкий взгляд и,
проходя, отвесить ей поклон. А что толку от одного взгляда?
Не лучше ли надеть маску, чтобы свободнее было поговорить?
Понемногу такие встречи входят в привычку, и дама начинает
обращать на него некоторое, самое малое внимание. Спустя
долгое время можно позволить себе маленькую вольность, но
пока ничего, что может быть истолковано как нескромность.
Со временем он уже не отказывается прислушаться к толкам
о ней мужчин, хорошим или плохим. Перестает опасаться
того, что привыкает видеть. Ему становится приятным оспа¬
ривать домогательства других ухаживателей. Кажется, что
299
спорное место уже наполовину завоевано. Но если, как то не¬
редко случается, женщинам доставляет удовольствие видеть
такое соперничество между мужчинами и они грубо захлопы¬
вают у них перед носом дверь и лишают их тех маленьких
вольностей, к которым они уже привыкли, тут наш мужчина
оказывается так далек от своей цели, как об этом и не думал.
И тогда приходится все начинать сначала.
Надо найти средство упросить даму разрешить сопровож¬
дать ее в какую-нибудь церковь, в места развлечений или дру¬
гих общественных собраний. А свои чувства выражать пока
вздохами да прерывающимися словами; без конца твердить
одно и то же, уверять, клясться, обещать ей то, о чем она,
быть может, вовсе и не помышляет.
Мне кажется, что было бы безрассудством говорить о глу¬
пой и смешной любви па сельский манер; ходить на цыпоч¬
ках, пожимать пальчик, писать вином на столе свое имя,
переплетая его с именем своей любезной; первой вести ее к
танцу и мучить ее целый день на жаре.
Тот, кто благодаря долгим ухаживаниям или посещениям
получил возможность видеть свою подругу в ее доме или у
соседей, не впадает в странное неистовство, как пользующие¬
ся милостью своих избранниц лишь в обществе да по празд¬
никам. Они испускают глубокие вздохи, из которых разве
один или два в месяц доходят до ушей их подруг, хотя и по¬
лагают, что те должны сосчитать все. Влюбленному приходит¬
ся постоянно иметь слуг для подслушивания, выведывать, кто
приходит, кто уходит; подкупать горничных доброю толикой
денег, терять целый день в надежде увидеть свою госпожу на
улице, и если всей его наградой будет ее кивок да еще улыб¬
ка, он возвращается домой счастливее, чем Улисс, завидев¬
ший дым родной Итаки. Он летит от радости, обнимает
встречных, поет, сочиняет стихи, прославляющие его люби¬
мую как первую красавицу в мире, хотя бы она была уродом.
Если же, как чаще всего случается, судьба посылает ему
какой-нибудь повод для ревности, он больше не смеется, не
поет, становится мрачным и задумчивым; он начинает подме¬
чать ее пороки и недостатки; присматривается к тому, кто,
как он полагает, ею любим; сравнивает свою красоту, изяще¬
ство, состояние с достоинством своего соперника; потом
вдруг начинает его презирать, считая невозможным, чтобы
тот, будучи столь недостойным, был бы ею любим; невозмож¬
ным, чтобы он был ей предан больше, чем наш чахнущий,
умирающий и сгорающий от любви кавалер. Он жалуется, на¬
зывает свою подругу жестокой и непостоянной, сетует на
свою судьбу и несчастье. А она только посмеивается либо уве¬
300
ряет его, что он жалуется напрасно; порицает его обиды, ко¬
торые проистекают единственно от его ревности и подозри¬
тельности, доказывает, что он весьма ошибается на ее счет и
что оба соперника для нее равны. Тут я оставляю вам судить,
кто из них лучше. И вот тогда надо показать, что вы не по¬
стоите перед тратами на развлечения, празднества и пиршест¬
ва. Если представляется возможность, нужно превзойти того,
к кому вы ее ревнуете. Нужно проявить щедрость, сделать
вашей даме подарок более дорогой, чем вы можете себе по¬
зволить. Как только вы заметите, что ей нравится какая-ни¬
будь вещица, пришлите ее любимой раньше, чем она выразит
желание иметь ее; никогда не признавайтесь, что вы бедны.
Бедность для Любви — самая неподходящая спутница...
Но предположим, что дама улыбнулась влюбленному, что
зародилась взаимная дружба, что его просят прийти в назна¬
ченное место. Он тотчас вообразит, что добился успеха и по¬
лучит те милости, от коих на самом деле еще весьма далек.
Час ему кажется вечностью; он поминутно смотрит на часы;
у него вид человека, которого ждут, по его лицу можно про¬
честь, что он охвачен бурной страстью. А когда он, запыхав¬
шись, прибегает, оказывается, что это пустяки и его просто
пригласили прогуляться к реке или в какой-нибудь сад, где
кто-то другой, а не он, которого она пригласила, будет иметь
счастье тотчас заговорить с нею. Но и здесь он находит себе
утешение: ведь если она его пригласила, значит, ей приятно
его видеть.
Но самое великое и отчаянное проявление безумия начи¬
нается по мере того, как растет любовь. Та, которой вначале
хотелось поиграть, оказывается пойманной. Она назначает ему
свидание у себя в неурочное и опасное время. В чем тут
риск? Отправиться в чьем-нибудь сопровождении — значит
обнаружить все. Пойти одному — неблагоразумно. Я не гово¬
рю о дряни и нечистотах, которыми подчас случается про¬
пахнуть. Иногда переодеваются в носильщика, в сапожника, в
женщину; заставляют нести себя в сундуке, положившись на
милость какого-нибудь грубого негодяя, который, если бы
знал, что несет, швырнул бы сундук наземь, чтобы обследо¬
вать свой странный груз. Случается, что при этом влюблен¬
ный бывает схвачен, избит, оскорблен, но даже не решится
этим похвастаться. Иногда ему приходится лазить в окно,
через стену и подвергаться всяческим опасностям, если толь¬
ко Безумие не протянет ему руку помощи. Но все это для
него еще не самое худшее. Бывает, что одним попадаются
дамы жестокие, от которых не жди пощады. Бывают дамы
столь коварные, что, почти доведя влюбленного до желанной
301
цели, тут-то его и оставляют. Что тогда делают мужчины?
Одни после долгих вздохов, жалоб и воплей постригаются в
монахи, другие покидают родину, третьи ищут себе смерти.
Может быть, вы полагаете, что женская любовь более ра¬
зумна? Самые холодные женщины страдают от огня, пылаю¬
щего в их теле, да только медлят в этом признаться. И хотя
они требуют, чтобы на них молились, если бы они осмели¬
лись, они бы позволили себя обожать и постоянно отказыва¬
ют в том, что с радостью отдали бы, если бы это было у них
отнято силой. Другие ждут только случая и счастливы, когда
он может представиться. Не нужно опасаться, что вам укажут
на дверь; самые высокорожденные дамы со временем позво¬
ляют себя победить. И, сознавая себя любимыми и наконец
терпя те же страдания, которые они заставляют переносить
другого, лишь открывшись тому, кому они доверяют, они
признаются в своей слабости и отдаются огню, который их
сжигает. И все-таки их еще удерживает остаток стыда, и они
уступают, только уже будучи поверженными и полуизмучен-
ными. Но, раз это случилось, они пускаются во все тяжкие.
Чем больше они сопротивлялись любви, тем больше они ей
предаются. Они закрывают дверь рассудку. Все, чего они опа¬
сались, их больше не смущает. Они оставляют свои женские
занятия: вместо того чтобы ткать, прясть, ухаживать за боль¬
ными, они начинают наряжаться, прогуливаться в церковь,
посещать празднества и пиршества, лишь бы встречаться с
теми, кого они полюбили. Они берут в руки перо и лютню,
описывают и воспевают свои страсти, и наконец их любовное
неистовство усиливается настолько, что они порою даже ос¬
тавляют отца, мать, мужа и детей и уходят туда, куда их вле¬
чет сердце.
Нет никого, кто, если его неволят, гневался бы больше,
чем женщина, но и никого, кто неволил бы сам себя больше,
чем женщина, когда она охвачена желанием выказать свое
чувство. Я часто вижу одну женщину, которая не сочла дол¬
гим семилетнее одиночество и заключение вместе с челове¬
ком, которого она любила. И хотя природа не отказала ей в
прелестях, которые сделали бы ее достойной самого лучшего
общества, она не желала нравиться никому, кроме того, кто
удерживал ее в заточении. Я знаю другую, которая в отсутст¬
вие своего друга никогда не показывалась без сопровождения
кого-нибудь из друзей и слуг своего любимого, свидетельствуя
этим постоянство своего чувства. Одним словом, когда такая
любовь запечатлевается в благородном сердце дамы, эта лю¬
бовь становится настолько сильной, что ничто не может ее
изгладить. Беда в том, что чаще всего это кончается для жен¬
302
щин плохо: чем больше они любят, тем меньше бывают лю¬
бимы. Всегда найдется кто-нибудь, кому доставит удовольст¬
вие, не считаясь с ними, заронить в их душу тревогу, сделать
вид, что влюблен в другую. Тогда бедняжками овладевают
странные фантазии. Не умея с легкостью устраниться и пере¬
ключиться на новый предмет, изгоняя тем самым одну лю¬
бовь с помощью другой, женщины не могут отделываться от
мужчин так просто, как мужчины от женщин. И они начина¬
ют из-за одного мужчины хулить всех. Они объявляют безум¬
ными всех, кто влюблен. Проклинают тот день, когда впервые
полюбили. Клянутся никогда не любить, но это продолжается
недолго. Тотчас у них перед глазами встает образ того, кого
они так любили. Если у них сохранилась какая-нибудь вещи¬
ца от него, они осыпают ее поцелуями, орошают слезами,
превращают в свое изголовье и подушку и сами выслушивают
свои собственные горестные жалобы. Сколько я видел жен¬
щин, готовых последовать за своим возлюбленным в ад, дабы,
подобно Орфею попытаться вернуть утраченную любовь?..
Я полагаю, что сумел доказать вам то, что обещал; а имен¬
но, что до сих пор Амур не мог существовать без Безумия. А
теперь нужно пойти далее и доказать, что иначе и быть не
могло. К этому я и приступаю. Аполлон, ты признался мне,
что любовь — не что иное, как желание наслаждаться близос¬
тью и слиянием с любимым существом. Является ли любовь
желанием или чем-нибудь иным, она не может обходиться без
желания. Нужно признать, что, как только эта страсть овла¬
девает человеком, она его возбуждает и изменяет, ибо в его
душе беспрестанно безумствует желание, которое постоянно
мучает и подстегивает ее. Если бы это волнение ума было ес¬
тественным, оно не вредило бы ему так, как это обычно про¬
исходит, а, будучи противно его природе, оно так терзает его,
что он становится не тем, чем бьиг. Таким образом, ум, не
находящийся в состоянии внутреннего покоя, а, напротив,
взволнованный и мятущийся, нельзя назвать мудрым и урав¬
новешенным. Но дальше — еще хуже, ибо он принужден рас¬
крыться, а это он может осуществить, только пользуясь как
средством лишь телом и его членами.
Тот, кто пускается в путь, решив добиться любви, должен
поставить перед собой две задачи: доказать свою любовь и
вызвать у любимой ответное чувство. Что касается первого, то
высоко ценится умение хорошо говорить, но одного этого
мало, ибо большая искусность и непривычная сладостность
речи сразу вызовут подозрение у той, кто вам внимает, и за¬
ставят ее насторожиться. Какое же нужно другое доказатель¬
ство любви? Возможность сразиться за свою даму и защищать
303
ее интересы представляется не всегда. Вначале не предлагайте
ей помощи в ее хозяйственных делах. Пусть лишь она пове¬
рит, что вы страстно влюблены. Нужно долгое время, долгое
служение, горячие мольбы и сходство душевного склада. Дру¬
гой целью влюбленного должно быть стремление завоевать ее
любовь, но тут многое зависит от вашей избранницы. Но
самое великое волшебство, которое необходимо, чтобы быть
любимым,—это любить. Вы можете сколько угодно возжигать
ароматные травы, прибегать к талисманам, заклинаниям, при¬
воротным зельям и магическим камням, но, если вы действи¬
тельно хотите помочь себе, выказывая свою любовь и говоря
о ней, вам нет надобности прибегать к столь нелепым сред¬
ствам. Если вы хотите быть любимым, будьте любезным. И не
просто любезным, но соответственно вкусам вашей подруги,
которой вы должны подчиняться и ею мерить все, что вы хо¬
тите сделать и сказать. Будьте кротким и скромным. Если
ваша подруга не хочет видеть вас таким-то, смените курс и
плывите под другим ветром или же вовсе не пускайтесь в лю¬
бовное плаванье...
Жорж Санд (1804-1876)
ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ «МОПРА»1
Незадолго до того, как, помнится, в 1836 году в Ноане я на¬
писала роман «Мопра», закончилось мое дело о разводе. И
тогда-то брак, с уродствами которого я до той поры боролась,
давая, быть может, повод полагать — поскольку мне не удалось
достаточно полно развить свою мысль,— будто я отрицаю его
по существу, предстал передо мною во всем нравственном ве¬
личии своих принципов.
Нет худа без добра для того, кто умеет размышлять: чем
яснее я видела, как мучительно и тягостно рвать супружеские
узы, тем сильнее ощущала, насколько недостает браку того, что
составляет основу счастья и равенства, — в понимании самом
высоком и еще недоступном современному обществу. Более
того — общество старается принизить священный институт
брака, уподобляя его коммерческой сделке. Оно всячески под¬
рывает устои этого священного института, чему способствуют
и нравы самого общества, и его предрассудки, и его лицемер¬
ная подозрительность.
Когда, желая чем-нибудь себя занять и рассеяться, я начала
писать роман, мне пришла в голову мысль изобразить любовь
исключительную, вечную — до брака, в браке и после того, как
оборвется жизнь одного из супругов. Потому-то я и заставила
восьмидесятилетнего героя моей книги провозгласить верность
единственной женщине, которую он любил.
Идеалом любви является, безусловно, верность до гроба.
Законы нравственности и религии сделали этот идеал священ¬
ным, имущественные соображения его искажают, а граждан¬
ские законы зачастую препятствуют его осуществлению либо
превращают в одну только видимость; но здесь не место это
доказывать. Да на роман «Мопра» и не возложена столь труд¬
ная задача. Чувство, обуревавшее меня, когда я его писала, вы¬
ражено словами Бернара Мопра в конце книги: «Она была
единственной женщиной, которую я любил; никогда другая не
привлекла моего взора и не испытала страстного пожатия моей
руки».
Жорж Санд
5 июня 1851 г.
1 Жорж Санд. Мопра. Орас. М., 1974. С. 23—24.
305
Мария фон Эбнер-Эшенбах (1830—1916)1
ТАК ОНО ЕСТЬ1 2
Они мне все твердят: «Ну не пиши стихи.
Поэзия тебя опустошит, измучит».
«Я б с радостью, но не могу никак».
«Никак не можешь? Вздор! Все дело за тобой.
Тебе недостает желания и воли
Осилить, превозмочь тщеславие свое.
Тебе повсюду льстят, тебя повсюду хвалят.
Как видно, этого лишиться нелегко».
«Не знаю, может быть, все так. Не знаю.
Уверена в одном: пусть выше во сто крат,
Чем до сих пор, мое возносят имя,
К ничтожным похвалам останусь райнодушной.
Взамен продажной и обманной славы
Я предпочла бы выкупить свободу.
Ведь я — невольница, покорная раба.
Я демону служу беспрекословно.
Как мне его назвать? Прости, господь,—
Талантом.
Я знаю многих, одержимых им.
И что ж? Одни в безумном заблужденье
Им помыкать хотят. Другие — хуже! —
В нем видят дар судьбы и пестуют его,
Лелеют, любят. Нет. Все это не по мне.
Я не могу постичь, как можно обожать
Чудовище, которое крадет святыню всех святынь
И радость — быть самим собою.
Ему известно таинство одно:
Лишать покоя, сна и отравлять усладу.
Он шепчет день и ночь:
«Опомнись! Оглянись!
Ты видишь этот свет? А ту деталь, а штрих?
Ты этот запах слышишь?»
В тебя вторгаясь, колдовством своим
Он заполняет мысли, ощущенья,
Жизнь, наконец.
Твой гнев и боль, сочувствие, тоска,
Твой сокровенный помысел, желанье,
1 Австрийская поэтесса, прозаик, драматург.
2 Европейская поэзия XIX века. М., 1977. С. 48—49.
306
Сомнения твои и ненависть твоя —
Все выкрадено им. Он все в себя впитал.
Все, все ему поставлено на службу.
Ну а потом придет пора мытарств.
Опустошенный, ты во власти муки:
Так безоглядно подчинясь ему,
Ты сотворил добро?
Увековечил правду?
Иль было все зазря?
Теперь подумайте, завидна ли судьба,
Начертанная мною перед вами?
О, если б я могла родиться вновь,
Я повернула б жизнь свою иначе.
Жила б в покое, мире и любви.
И лишь для вас, поверьте, сестры, братья,
Все б оставалось так же, как сейчас.
Мне б ваше горе прожигало сердце.
Мне б ваше счастье было высшим счастьем.
Но вас живописать не стала б ни за что».
Симона Де Бовуар (1908—1986)
ВТОРОЙ пол1
...Если функции самки недостаточно, чтобы определить, что
такое женщина, если пользоваться понятием «вечной женст¬
венности» мы тоже отказываемся и если при этом признаем,
что на земле, хотя бы временно, существуют женщины, — нам
следует впрямую поставить перед собой вопрос: так что такое
женщина?
Сама постановка проблемы сразу же подсказывает мне пер¬
вый ответ. Показательно уже то, что я ее ставлю. Мужчине не
пришло бы в голову написать книгу о специфическом положе¬
нии, занимаемом в человеческом роде лицами мужского пола.
Если я хочу найти себе определение, я вынуждена прежде всего
заявить: «Я — женщина». Эта истина представляет собой осно¬
вание, на котором будет возведено любое другое утверждение.
Мужчина никогда не начнет с того, чтобы рассматривать себя
как существо определенного пола: само собой разумеется, что
он мужчина. Только с формальной точки зрения в регистраци¬
онных журналах мэрии и удостоверениях личности рубрики
«мужской» — «женский» выглядят симметричными. Отноше¬
ние двух полов не идентично отношению двух электрических
зарядов или полюсов: мужчина представляет собой одновре¬
менно положительное и нейтральное начало вплоть до того,
что французское слово les hommes означает одновременно
«мужчины» и «люди», что явилось результатом слияния частно¬
го значения латинского homo с общим значением слова vir.
Женщина подается как отрицательное начало — настолько, что
любое ее качество рассматривается как ограниченное, неспо¬
собное перейти в положительное. У меня всегда вызывало раз¬
дражение, когда в ходе отвлеченной дискуссии кто-нибудь из
мужчин говорил мне: «Вы так думаете, потому что вы женщи¬
на». Но я знала, единственное, что я могла сказать в свою за¬
щиту, это: «Я так думаю, потому что это правда», устраняя тем
самым собственную субъективность. И речи не могло быть о
том, чтобы ответить: «А вы думаете по-другому, потому что вы
мужчина», ибо так уж заведено, что быть мужчиной не значит
обладать особой спецификой. Мужчина, будучи мужчиной,
всегда в своем праве, не права всегда женщина. Подобно тому
как у древних существовала абсолютная вертикаль, по отноше¬
нию к которой определялась наклонная, существует абсолют-
1 Симона де Бовуар. Второй пол. М., 1997. С. 26—40, 181—185.
308
ный человеческий тип — тип мужской. У женщины есть яич¬
ники и матка — эти специфические условия определяют ее
субъективный мир; некоторые охотно утверждают, что она
мыслит своими железами. Мужчина величественно забывает,
что и в его анатомии есть гормоны, семенники. Он ощущает
свое тело как прямое и нормальное отношение с миром, кото¬
рый, как ему кажется, он постигает в его объективности, тогда
как тело женщины представляется ему отягченным всем тем,
что подчеркивает специфику этого тела, — этакое препятствие,
тюрьма. «Самка является самкой в силу отсутствия определен¬
ных качеств, — говорил Аристотель. — Характер женщины мы
должны рассматривать как страдающий от природного изъяна».
А вслед за ним святой Фома Аквинский утверждает, что жен¬
щина — это «несостоявшийся мужчина», существо «побочное».
Именно это и символизирует история Бытия, где Ева представ¬
ляется сделанной, по словам Боссюэ, из «лишней кости»
Адама. Человечество создано мужским полом, и это позволяет
мужчине определять женщину не как таковую, а по отноше¬
нию к самому себе; она не рассматривается как автономное су¬
щество. «Женщина — существо относительное...» — пишет
Мишле. И таким образом, утверждает г-н Бенда в «Рассказе
Уриэля»: «Тело мужчины имеет смысл в самом себе, вне вся¬
кой связи с телом женщины, в то время как последнее, по-ви¬
димому, этого смысла лишено, если не соотносится с муж¬
ским... Мужчина мыслит себя без женщины. Она же не мыслит
себя без мужчины». Она — лишь то, что назначит ей мужчина.
Таким образом, ее называют «полом», подразумевая под этим,
что мужчине она представляется прежде всего существом опре¬
деленного пола: для него она является полом, а значит, явля¬
ется им абсолютно. Она самоопределяется и выделяется отно¬
сительно мужчины, но не мужчина относительно нее; она —
несущественное рядом с существенным. Он — Субъект, он —
Абсолют, она — Другой. *
Категория Другой изначальна, как само сознание. В самых
примитивных обществах, в самых древних мифологиях всегда
можно найти дуализм Одного и Другого; это разделение пер¬
воначально не было знаком разделения полов... «Другое» — это
одна из фундаментальных категорий человеческой мысли. Ни
один коллектив никогда не определит себя как Нечто, сразу же
не поставив перед собой Другого, Достаточно трем пассажирам
случайно оказаться в одном купе, чтобы все остальные пасса¬
жиры стали «другими» с неопределенным оттенком враждеб¬
ности. Для деревенского жителя все, кто не живет в его дерев¬
не, — подозрительные «другие»; для уроженца какой-нибудь
страны жители всех остальных стран представляются «чужи¬
ми», евреи — «другие» для антисемита, негры — для американ¬
ских расистов, туземцы — для колонистов, пролетарии — для
309
имущих классов. Углубленное исследование различных видов
примитивных обществ Леви-Строс счел возможным завершить
выводом: «Переход из состояния Природы в состояние Куль¬
туры определяется способностью человека мыслить биологи¬
ческие отношения в виде системных оппозиций: дуализма, че¬
редования, противопоставления и симметрии, независимо от
того, представлены ли они в четких или расплывчатых формах,
отражают ли те явления, что нуждаются в объяснении, или
фундаментальные и непосредственные данные социальной дей¬
ствительности». Понять эти явления было бы невозможно,
если бы человеческая действительность сводилась только к mit-
sein, основанному исключительно на солидарности и дружбе.
Многое, напротив, проясняется, когда вслед за Гегелем обна¬
руживаешь в самом сознании фундаментальную враждебность
по отношению к любому другому сознанию; субъект мыслит
себя только в противополагании: он утверждает себя как суще¬
ственное и полагает все остальное несущественным, объектом.
Но дело в том, что другое сознание выдвигает ему навстречу
такое же утверждение; уроженец какой-нибудь страны, отпра¬
вившись в путешествие, бывает поражен, обнаружив в сосед¬
них странах местных уроженцев, которые смотрят на него как
на чужого. Между деревнями, кланами, нациями, классами
возникают войны, потлачи, сделки, договоры, разные формы
борьбы, благодаря которым Другой перестает быть абсолютным
понятием и обнаруживает свою относительность. Волей-нево¬
лей индивиды и группы вынуждены признать обоюдную на¬
правленность своих отношений. Как же случилось, что между
полами эта обоюдная направленность не была установлена, что
один из терминов утвердился как единственно существенный,
отказав второму в какой бы то ни было относительности, оп¬
ределив его как совершенно Другое? Почему женщины не ос¬
паривают мужское верховенство?..
Дело в том, что у них нет конкретных способов образовать
единство, которое полагало бы себя в противопоставлении. У
них нет собственного прошлого, собственной истории В сущ¬
ности, разделение полов — биологическая данность, а не мо¬
мент человеческой истории. Их противоположность выявилась
в лоне изначального mitsein и не была нарушена впоследствии.
Пара — это фундаментальное единство, обе половины которого
прикованы одна к другой, и никакое расслоение общества по
признаку пола невозможно. Именно этим определяется жен¬
щина: она — Другой внутри единого целого, оба элемента ко¬
торого необходимы друг другу...
...Женщина всегда была если не рабом мужчины, то по
крайней мере его вассалом. Мир никогда не принадлежал в
равной степени обоим полам. И даже сегодня положение жен¬
щины еще очень невыгодно, хоть оно и меняется. Почти нет
310
стран, где бы она по закону имела одинаковый статус с муж¬
чиной; часто мужчина существенно ущемляет ее интересы. Но
даже тогда, когда права ее абстрактно признаются, устоявшие¬
ся, привычные нравы не дают им обрести конкретного вопло¬
щения в повседневной жизни. С экономической точки зрения
мужчины и женщины — это практически две касты; при про¬
чих равных условиях мужчины имеют более выгодное положе¬
ние и более высокую зарплату, чем недавно ставшие их конку¬
рентами женщины. В промышленности, политике и т.д. муж¬
чин гораздо больше, и именно им принадлежат наиболее важ¬
ные посты. Помимо имеющейся у них конкретной власти, они
еще облечены престижем, который традиционно поддержива¬
ется всей системой воспитания детей: за настоящим проступает
прошлое, а в прошлом историю творили исключительно муж¬
чины. В тот момент, когда женщины начинают принимать
участие в освоении мира, мир этот еще всецело принадлежит
мужчинам — в этом абсолютно уверены мужчины и почти уве¬
рены женщины. Отказаться быть Другим, отказаться быть по¬
собницей мужчины означало бы для них отречься от всех пре¬
имуществ, которые может предоставить союз с высшей кастой.
Мужчина-сюзерен гарантирует женщине-вассалу материальную
защищенность и берет на себя оправдание ее существования;
ведь вместе с экономическим риском она избегает и риска ме¬
тафизического, ибо свобода вынуждает самостоятельно опреде¬
лять собственные цели. В самом деле, наряду со стремлением
любого индивида утвердить себя в качестве субъекта — стрем¬
лением этическим — существует еще соблазн избежать своей
свободы и превратить себя в вещь. Путь этот пагубен, ибо пас¬
сивный, отчужденный, потерянный человек оказывается жер¬
твой чужой воли, существом, отторгнутым от собственной
трансцендентности, потерявшим всякую ценность. Но это лег¬
кий путь: он дает возможность избежать тревоги и напряже¬
ния, свойственных подлинному существованию. Таким обра¬
зом, мужчина, конституирующий женщину как Другого, нахо¬
дит в ней сильнейшую тягу к пособничеству. Так, женщина не
требует признания себя Субъектом, потому что для этого у нее
нет конкретных средств, потому что она испытывает необходи¬
мость в привязанности к мужчине, не предполагая обратной
связи, и потому что часто ей нравится быть в роли Другого.
Но сразу же возникает вопрос: а как началась вся эта исто¬
рия? Понятно, что дуализм полов, как всякий дуализм, выра¬
зился в конфликте. Понятно, что если одному из двух удалось
установить свое превосходство, то он должен утвердиться как
нечто абсолютное. Остается объяснить, почему именно мужчи¬
на с самого начала одержал верх. Кажется, и женщины могли
бы достичь победы или борьба могла бы навсегда остаться не¬
завершенной. Почему же так случилось, что мир всегда при¬
311
надлежал мужчинам и только сегодня положение вещей начи¬
нает меняться? И благотворно ли это изменение? Приведет оно
или нет к тому, что мир будет поровну поделен между мужчи¬
нами и женщинами?
Вопросы эти далеко не новы, и на них существует целый
ряд ответов. Но сам факт, что женщина — это Другой, опро¬
вергает все оправдания, когда-либо выдвигавшиеся на сей счет
мужчинами: уж слишком очевидно, что оправдания эти про¬
диктованы их собственными интересами. «Все написанное
мужчинами о женщинах должно быть подвергнуто сомнению,
ибо мужчина — одновременно и судья, и одна из тяжущихся
сторон», — сказал в XVII веке Пулен де ля Барр, малоизвест¬
ный феминист. Везде и во все времена мужчина во всеуслы¬
шание заявлял о том, как радостно ему чувствовать себя царем
творения. «Благословен Господь Бог наш и Бог всех миров, что
Он не создал меня женщиной», — говорят евреи на утренней
молитве, в то время как их супруги смиренно шепчут: «Благо¬
словен Господь, что создал меня по воле Своей». Среди благо¬
деяний, за которые Платон благодарил богов, первым было,
что они создали его свободным, а не рабом, вторым — что он
мужчина, а не женщина. Но мужчины не могли бы во всей
полноте наслаждаться этой привилегией, если бы не считали ее
основанной на вечности и абсолюте — свое главенство они по¬
старались перевести в право. «Те, кто составлял законы и
своды законов, будучи мужчинами, обратили их на пользу
своему полу, а юрисконсульты превратили законы в принци¬
пы», — говорил еще Пулен де ля Барр. Законодатели, священ¬
ники, философы, писатели, ученые рьяно доказывали, что под¬
чиненное положение женщины угодно небесам и полезно на
земле. Выдуманные мужчинами религии отражают эту жажду
господства: их оружием стали легенды о Еве и Пандоре. Фи¬
лософию и теологию они поставили себе на службу, как пока¬
зывают приведенные выше цитаты из Аристотеля и святого
Фомы Аквинского. Со времен античности сатирики и мора¬
листы находили удовольствие в изображении женских слабос¬
тей... Иногда эта враждебность выглядит обоснованной, часто
беспричинной. На самом деле в ней кроется более или менее
умело замаскированное желание самооправдаться. «Проще об¬
винить один пол, чем извинить другой», — сказал Монтень. В
некоторых случаях это стремление очевидно. Поразительно,
например, что римский кодекс, ограничивая права женщин,
ссыпается на «глупость и немощность этого пола» в то время,
когда в результате ослабления семьи возникла опасность вы¬
теснения наследников мужского пола. Поразительно, что в XVI
веке, чтобы удержать замужнюю женщину в полной зависи¬
мости от мужа, ссылались на авторитет Блаженного Августина,
говорившего, что «женщина — это животное, не имеющее ни
312
двора, ни хлева», тогда как за незамужней признавалось право
распоряжаться своим имуществом. Монтень очень хорошо
понял произвол и несправедливость удела, выпавшего на долю
женщин: «Женщин не за что осуждать, когда они отказываются
принимать порядки, заведенные в этом мире, ведь их устано¬
вили мужчины без их участия. Естественно, между нами и
ними возникают интриги и ссоры». Но он не пошел так дале¬
ко, чтобы стать их защитником. Лишь в XVIII веке люди глу¬
боко демократических убеждений стали рассматривать этот во¬
прос объективно. Дидро среди прочих берется доказывать, что
женщина, как и мужчина, является человеком. Немного позже
ее рьяно защищает Стюарт Милль. Но эти философы исклю¬
чительно беспристрастны. В XIX веке споры о феминизме во¬
зобновляются с новой силой среди его сторонников. Одним из
следствий промышленной революции стало участие женщины
в производительном труде: и тогда феминистские требования
вышли из области теории и обрели экономическую базу. Это
еще больше ожесточило их противников. Несмотря на частич¬
ное развенчание земельной собственности, буржуазия цепляет¬
ся за старую мораль, которая видит в прочности семьи гаран¬
тию частной собственности, — чем реальнее становится угроза
женской эмансипации, тем настойчивее призывают женщину к
домашнему очагу. Даже внутри рабочего класса мужчины по¬
пытались притормозить это освобождение, потому что видели
в женщинах опасных конкурентов, тем более что те привыкли
работать за низкую зарплату. Чтобы доказать неполноценность
женщины, антифеминисты воспользовались уже не только ар¬
гументами религии, философии и теологии, как прежде, но
также и данными науки — биологии, экспериментальной пси¬
хологии и пр. Самое большее, на что они были готовы, это
признать за другим полом право на «равенство в различии»...
Да, женщины сегодня в целом суть существа низшие по
сравнению с мужчинами, то есть их '’положение предоставляет
им меньшие возможности для саморазвития: проблема в том,
чтобы выяснить, суждено ли такому положению вещей утвер¬
диться навеки.
Многие мужчины этого желают — не все еще сложили ору¬
жие. Консервативная буржуазия продолжает видеть в женской
эмансипации угрозу своей морали и своим интересам. Некото¬
рые представители мужского пола боятся конкуренции жен¬
щин... Одна из выгод, которые угнетение предоставляет угне¬
тателям, заключается в том, что самый ничтожный из них чув¬
ствует себя существом высшим. ...Любая посредственность
мужского пола рядом с женщиной чувствует себя полубогом...
Для всех страдающих комплексом неполноценности это просто
чудотворный бальзам: никто не относится к женщинам столь
надменно — агрессивно или презрительно, — как мужчина,
313
опасающийся за свою мужественность. Те, кто не робеет среди
себе подобных, скорее расположены признать себе подобной и
женщину. Но даже им миф о Женщине, о Другом дорог по
многим причинам; не стоит осуждать их за то, что они не жер¬
твуют ни с того ни с сего всеми извлекаемыми из него выго¬
дами, — они знают, что теряют, отказываясь от женщины
своей мечты, но не знают, что принесет им женщина завтраш¬
него дня. Много нужно самоотречения, чтобы отказаться по¬
лагать себя в качестве единственного и абсолютного Субъекта.
Впрочем, подавляющее большинство мужчин не отдает себе
отчета в этом притязании. Они не полагают женщину как низ¬
шее существо — сейчас они слишком проникнуты демократи¬
ческим идеалом, чтобы не признавать всех людей равными. В
лоне семьи ребенку или юноше женщина представляется столь
же уважаемым членом общества, что и взрослые мужского
пола; потом в желании и любви он познает на себе сопротив¬
ление и независимость желанной и любимой женщины; же¬
нившись, он уважает в жене супругу и мать, и в конкретном
опыте супружеской жизни она утверждает себя рядом с ним
как существо свободное. Таким образом, он может убедить
себя, что между полами больше нет социальной иерархии и что
при всех различиях в целом женщина — существо равное. По¬
скольку он все же находит в ней некоторые несовершенства,
самое главное из которых — неспособность к профессиональ¬
ной деятельности, он относит их на счет природы. Когда его
отношения с женщиной имеют характер сотрудничества и
доброжелательности, он рассуждает о принципе абстрактного
равенства; но не задается вопросом о констатируемом им кон¬
кретном неравенстве. Но как только он вступает с ней в кон¬
фликт, ситуация резко меняется: объектом его внимания ста¬
новится конкретное неравенство, и под этим предлогом он по¬
зволяет себе вообще отрицать абстрактное равенство. Таким
образом, многие мужчины почти чистосердечно утверждают,
что женщины суть равные мужчинам и что требовать им нече¬
го, и одновременно — что женщины никогда не смогут стать
равными мужчинам и что требования их напрасны. Дело в том,
что мужчине трудно оценить исключительное значение соци¬
альной дискриминации, которая со стороны кажется чем-то
незначительным, но ее моральные и интеллектуальные послед¬
ствия для женщины столь глубоки, что может показаться,
будто их источник — в ее изначальных природных свойствах.
Как бы мужчина ни симпатизировал женщине, он никогда до
конца не представляет себе ее конкретной ситуации. Поэтому
не следует верить мужчинам, когда они стараются защитить
свои привилегии, даже не осознавая, как далеко простирается
их действие. Мы не дадим запугать себя обилием и ожесточен¬
ностью атак на женский пол, не клюнем на небескорыстные
314
хвалы, адресованные «настоящей женщине», и не поддадимся
на восторги по поводу женской доли, зная, что ни один муж¬
чина ни за что на свете не согласился бы ее разделить.
В то же время к аргументам феминисток нам следует под¬
ходить столь же недоверчиво: очень часто полемическая на¬
правленность полностью их обесценивает. «Женский вопрос»
оказался столь праздным оттого, что мужская надменность
превратила его в «распрю», а когда возникает распря, люди уже
не рассуждают. Все неустанно стремились доказать, что жен¬
щина выше, ниже или равна мужчине: она сотворена после
Адама, а значит, она — существо второстепенное, говорили
одни; напротив, говорили другие, Адам был лишь наброском,
человек удался Богу в совершенстве, лишь когда он создал Еву;
ее мозг не велик — но относительно он больше; Христос во¬
плотился в мужчине — может, это из смирения. Каждый аргу¬
мент сразу же влечет за собой контраргумент, и часто оба они
безосновательны. Чтобы во всем этом разобраться, нужно
выйти из проторенной колеи, отказаться от расплывчатых по¬
нятий высшего, низшего, равного, которые извратили смысл
всех дискуссий, и все начать заново.
Но в таком случае как мы поставим вопрос? И прежде
всего, кто мы такие, чтобы его ставить? Мужчины — судьи и
одна из тяжущихся сторон, женщины — тоже. Где найти ангела?
По правде говоря, ангел был бы недостаточно компетентен —
он не знает исходных данных проблемы... Чистосердечие или
предвзятость мужчин и женщин диктуется не какой-то таинст¬
венной сущностью — к поиску истины их более или менее рас¬
полагает их ситуация. Сегодня многие женщины, которым по¬
счастливилось вернуть себе все привилегии человека, могут по¬
зволить себе роскошь быть беспристрастными — мы даже чув¬
ствуем в этом потребность. Мы не похожи на тех, кто боролся
раньше нас; в целом мы выиграли партию...
*Г*
...История показала нам, что реальная власть всегда была в
руках мужчины; с самого начала эпохи патриархата они счита¬
ли полезным держать женщину в состоянии зависимости; их
законодательство было направлено против нее; и таким обра¬
зом она была конкретно конституирована как Другой. Это по¬
ложение отвечало экономическим интересам мужчин, но оно
также удовлетворяло их онтологические и моральные запросы.
Когда субъект пытается утвердить себя, ограничивающий и от¬
рицающий его Другой все же ему необходим, ибо он может до¬
стичь себя только через такую реальность, что не есть он сам.
Именно поэтому жизнь человека никогда не может быть пол¬
нотой и покоем, она всегда нехватка и движение, всегда борь¬
ба. Человек сталкивается с противостоящей ему Природой; он
обладает «подступом» к ней и пытается присвоить ее. Но она
315
неспособна заполнить внутреннюю пустоту. Либо она осозна¬
ется только в чисто абстрактном противопоставлении, й тогда
она — препятствие и остается чуждой; либо она пассивно под¬
чиняется воле человека и дает ему себя ассимилировать; он
может владеть ею, только потребляя, то есть разрушая ее. В
обоих случаях он остается один; один, когда берет в руки ка¬
мень, один, когда поедает плод. Присутствие другого возмож¬
но, только если другой — это представший перед ним он сам,
то есть подлинно «Другое» — это «Другое» сознания, сущест¬
вующего отдельно от моего и в то же время ему идентичного.
Только благодаря существованию других людей каждый чело¬
век может вырваться из своей имманентности, обнаружить
подлинность своего бытия, осуществиться в трансценденции,
выходя к объекту, как проект. Но эта посторонняя свобода,
подтверждающая мою свободу, еще и вступает с ней в кон¬
фликт; в этом трагедия несчастного сознания; каждое сознание
претендует на то, чтобы только себя одного полагать в качестве
суверенного субъекта. Каждый стремится к самоосуществле-
нию через порабощение другого. Но и раб в труде и страхе
тоже ощущает себя как существенное, а несущественным в ре¬
зультате диалектического поворота оказывается хозяин. Драму
эту можно преодолеть, если каждый свободно признает в дру¬
гом личность, полагая одновременно себя и другого и как
объект и как субъект во взаимно направленном движении. Но
дружба, великодушие, через которые совершается это призна¬
ние свобод, — нелегкие добродетели; без сомнения, они пред¬
ставляют собой высшую реализацию человека, через них он до¬
стигает своей истинности; но истинность эта предполагает по¬
стоянно намечающуюся и постоянно устраняемую борьбу; она
требует, чтобы человек ежеминутно превозмогал себя. Другими
словами можно сказать, что человек приходит к подлинно мо¬
ральному поведению, когда отказывается быть, чтобы взять на
себя ответственность за свое существование; этим обращением
он отрекается и от всякой установки на обладание, ибо обла¬
дание — один из способов поиска возможности быть; однако
это обращение, в результате которого он достигает истинной
мудрости, никогда не может совершиться до конца — его надо
совершать беспрерывно, оно требует постоянного напряжения.
Получается, что, неспособный реализоваться в одиночестве,
человек, общаясь с себе подобными, постоянно подвергается
опасности: жизнь его — это трудное предприятие, успех кото¬
рого никогда не может быть обеспечен.
Но трудностей он не любит, опасности — боится. Сам себе
противореча, он жаждет жизни и покоя, существования и воз¬
можности быть; он, конечно же, знает, что «волнение духа» —
это расплата за то, что дух развивается, а дистанция по отно¬
шению к объекту — расплата за само наличие объекта; но он
316
все равно мечтает о покое в беспокойстве и о непроницаемой
полноте, которая-де живет в его сознании. Эта мечта в вопло¬
щенном виде как раз и есть женщина; она — то самое промеж¬
уточное звено между чуждой человеку природой и слишком
похожим на него ближним. Она не противопоставляет ему ни
враждебного молчания природы, ни суровой требовательности
взаимного признания; ей дана исключительная привилегия
быть сознанием, и в то же время ею вроде бы можно обладать
телесно. Благодаря ей появляется возможность избежать не¬
умолимой диалектики отношений хозяина и раба, источник
которой — во взаимной направленности свобод.
Мы уже видели, что не было никогда никаких свободных
женщин, которых бы потом поработили мужчины, и что раз¬
деление на два пола не привело к разделению на касты. Упо¬
доблять женщину рабу — это ошибка; среди рабов были жен¬
щины, но были всегда и свободные женщины, то есть те, что
обладали религиозным и социальным достоинством: они согла¬
шались на мужское верховенство, и мужчина не чувствовал уг¬
розы бунта, который мог бы самого его превратить в объект.
Таким образом, женщина представлялась как несущественное,
которое никогда не станет существенным, как абсолютно Дру¬
гой в одностороннем порядке. Все мифы о сотворении мира
выражают это ценное для мужчины убеждение, и среди прочих —
легенда «Бытия», которая через христианство утвердилась в за¬
падной цивилизации. Ева была сотворена не одновременно с
мужчиной; ее сделали не из какого-то другого материала, но и
не из той же глины, что пошла на изготовление Адама, — она
вышла из ребра первого мужчины. Само рождение ее не было
автономным; Бог не просто так решил сотворить ее ради нее
самой и ради того, чтобы она в ответ поклонялась ему непо¬
средственно; он дал ее Адаму, чтобы спасти его от одиночест¬
ва, в муже — ее источник и цель; она его дополнение, как и
следует несущественному. Таким образом, она представляется
привилегированной жертвой. Она — природа, просветленная
сознанием, она — сознание, подчиненное от природы. Чудес¬
ная надежда, которую мужчина часто связывает с женщиной,
заключается в том, что он надеется полностью состояться как
бытие, телесно обладая другим бытием, и в то же время утвер¬
диться в сознании своей свободы благодаря близости со свобо¬
дой покоренной. Ни один мужчина не согласился бы стать
женщиной, но все они хотят, чтобы женщины были. «Возбла¬
годарим Господа за то, что он сотворил женщину». «Природа
добра, ибо даровала мужчинам женщину». В этих и подобных
им фразах мужчина который раз с вызывающей наивностью ут¬
верждает, что его присутствие в этом мире — факт неизбеж¬
ный, его право, а вот присутствие женщины — простая случай¬
ность, но случайность счастливая. Будучи воспринимаема в ка¬
317
честве Другого, женщина тем самым воспринимается как пол¬
нота бытия в противоположность тому существованию, что за¬
ставляет человека ощущать внутри себя ничто; Другой, опреде¬
ленный как объект в глазах субъекта, полагается как «вещь-в-
себе», то есть как бытие. В женщине позитивно воплощается
отсутствие чего-то, которое человек носит в своем сердце, и он
надеется реализовать себя, пытаясь через нее добраться до
самого себя...
Быть может, когда-нибудь миф о женщине угаснет: чем
больше женщины утверждают себя как человеческие существа,
тем скорее умирает в них чудесное качество Другого. Но пока
миф этот живет в сердцах всех мужчин.
Любой миф предполагает наличие Субъекта, проецирующе¬
го свои чаяния и опасения в трансцендентное небо. Поскольку
женщины не полагали себя как Субъект, они не создали муж¬
ского мифа, в котором отразились бы их проекты; у них нет
ни религии, ни поэзии, которые принадлежали бы собственно
им: они и мечтают посредством мужских мечтаний. Они по¬
клоняются богам, придуманным мужчинами. Последние для
собственного восхваления создали великие мужественные об¬
разы: Геракла, Прометея, Парсифаля; в судьбе этих героев
женщина играет второстепенную роль. Конечно, существуют
стилизованные образы мужчины, в которых он запечатлен в
своих отношениях с женщиной, — это образы отца, соблазни¬
теля, мужа, ревнивца, хорошего сына, дурного сына; но их
опять же создали мужчины, и до уровня мифа они не подня¬
лись; практически это всего лишь клише. А вот женщина оп¬
ределяется исключительно в своих отношениях с мужчиной.
Асимметрия отношений между мужской и женской категория¬
ми проявляется в одностороннем построении сексуальных
мифов. Иногда говорят «пол», позразумевая под этим женщи¬
ну; она — плоть и связанные с плотью наслаждения и опас¬
ности. А что для женщины сексуальное и плотское воплощено
в мужчине — это истина, которая не провозглашалась никогда,
потому что провозглашать ее было некому. Изображение мира,
как и сам мир, — это дело мужчин; они описывают его со
своей точки зрения, которую они путают с абсолютной исти¬
ной.
Описать миф всегда трудно; его никак не охватишь, не
очертишь, он неотступно присутствует в сознании людей, но
никогда не предстает перед ними как застывший объект. Он
так изменчив, так противоречив, что не сразу понимаешь, на¬
сколько он цельный: Далила и Юдифь, Аспазия и Лукреция,
Пандора и Афина, женщина — это одновременно Ева и Дева
Мария. Она идол, прислуга, источник жизни, мощь тьмы; она —
элементарное молчание истины; она — лукавство, болтливость
и ложь; она — целительница и колдунья; она — добыча муж¬
318
чины, она же — его погибель, она — все, чем он не является,
но что хочет иметь, она его отрицание и смысл его жизни...
Мужчина ищет в женщине Другого как Природу и как себе
подобного. Однако известно, какие амбивалентные чувства
внушает человеку Природа. Он эксплуатирует ее, но она его
подавляет; он рождается из нее и в ней умирает; она — источ¬
ник его бытия и царство, которое он подчиняет своей воле; это
материальная оболочка, в которой томится душа, и это — выс¬
шая реальность; она — случайность и Идея, конечность и то¬
тальность; она — то, что противостоит Духу, и сам Дух. То со¬
юзница, то враг, она представляется сумрачным хаосом, откуда
бьет жизнь, и самой жизнью, и потусторонним миром, к кото¬
рому она устремлена, — женщина же олицетворяет природу
как Мать, Супруга и Идея; образы эти иногда смешиваются,
иногда противостоят друг другу, и у каждого из них два лица...
Гендерная дифференциация в воспитании
и образовании: из истории педагогической мысли
Винсент из Бове1 (1190-е гг. — ок. 1264)
ТРАКТАТ «О НАСТАВЛЕНИИ ДЕТЕЙ
ЗНАТНЫХ ГРАЖДАН»1 2
XLII. О надзоре за девочками
и оберегании их от посторонних глаз
Выше мы разъяснили слова Иисуса, сына Сирахова, касаю¬
щиеся обучения сыновей: «Есть у тебя сыновья? Учи их» и т.д.
Там же добавлено и об обучении дочерей: «Есть у тебя дочери?
Имей попечение о теле их и не показывай им веселого лида
твоего. Имей попечение о теле их — говорю — в девическом
возрасте, ибо возраст этот склонен к распущенности. [Следи],
чтобы не ходили без разбору то на хороводы, то на представ¬
ления, то в гости, а охранялись под надзором дома, дабы не
вожделели они, слоняющиеся, и не вожделели бы их самих. В
соответствии с этим сказано в XLII главе Книги Премудрости
Иисуса, сына Сирахова: «Дочь для отца — тайная постоянная
забота, и попечение о ней отгоняет сон; в юности ее — как бы
не отцвела, а в замужестве — как бы не опротивела; в девстве —
как бы не осквернилась и не сделалась беременной в отцов¬
ском доме, в замужестве — чтобы не перешла границ дозволен¬
ного и в сожительстве с мужем не осталась бесплодною», а
именно вследствие стремления ее к бесплодию, [достигаемому]
или умерщвлением дитяти или слишком частым вступлением в
половую связь... И если только, находясь под опекой отца, как
уже сказано, девушка окажется беременной, то от родителей
она заслуживает брань, от мужа — расторжения брака, для себя
же по закону заслуживает смерти. О первом говорится в
XXII главе Книги Иисуса, сына Сирахова: «Разумная дочь —
наследство мужу своему, бесстыдная — печаль родившему». И
1 Монах, создатель средневековой энциклопедии «Великое зерцало».
2 Пер. Н.В. Ревякиной и Т.Б. Рябовой (Антология педагогической
мысли христианского Средневековья. Т. II. М., 1994. С. 132—134).
320
правильно называют ее «наследством» мужу, ведь она будто на¬
следство, данное ему от Господа. В соответствии с этим в XLX
главе Книги Притчей сказано: «Дом и имение — наследство от
родителей, а разумная жена — от Господа». И потому муж вы¬
соко ценит ее как хорошее наследство и не расстается с ней,
разве лишь по причине смерти. И наоборот, та, которая изме¬
няет мужу, заставляет его краснеть из-за того, что она лишена
девственности, становится позором для своего отца, который,
стало быть, плохо или небрежно воспитывал и охранял ее в
собственном доме, и потому муж, в конце концов, возвращает
ее с позором обратно отцу. И это есть [второе], а именно рас¬
торжение брака мужчиной... О третьем, т.е. о смертном приго¬
воре, говорится в XXII главе Второзакония: «Если... не найдет¬
ся девства у отроковицы, то отроковицу пусть приведут к две¬
рям дома отца ее, и жители города ее побьют ее камнями до
смерти; ибо она сделала срамное дело среди Израиля, блудо-
действовав в доме отца своего; и так истреби зло из среды
себя». Потому отец должен остерегаться всего этого в своей
плотской дочери, как только может...
И поэтому Писание правильно убеждает родителей тща¬
тельно охранять дочь-девушку, а также воспитывать ее в стро¬
гости, чтобы не ослабли вожжи до распущенности и низмен¬
ных страстей или чтобы не опозорила она как-нибудь случайно
себя и родителей. Отсюда в XXVI главе Книги Иисуса, сына
Сирахова, говорится: «Над бесстыдной дочерью поставь креп¬
кую стражу, чтобы она, улучив послабление, не злоупотребила
собой», т.е. не предалась бы блуду Об этом также сказано в
XXII главе Книги Иисуса, сына Сирахова: «Дочь невоспитан¬
ная» — т.е. распущенная и легкомысленная — «рождается на
унижение», т.е. уменьшит уважение к себе и родителям...
Такова женщина, болтливая и ветреная, не терпящая покоя,
не желающая оставаться дома, но постоянно пребывающая вне
его: то на улицах, то на перекрестках... В противоположность
этому имеется пример о девушке воспитанной и уединенной,
и этот пример — блаженнейшая Дева Мария.
XLIII. О литературном и нравственном наставлении
девочек и о нравственной чистоте
Тем временем, однако, пока родители указанным способом
благородных девочек старательно охраняют [дома], надлежит
их с помощью литературы обучать, а также наставлять в нра¬
вах. Обучать их, бесспорно, следует чтением, чтобы они, по¬
стоянно стремясь к этому достойному занятию, избегали бы
вредных мыслей, а также уклонялись от телесного наслаждения
и от пустословия...
11 Женщины и мужчины в истории
321
Поэтому говорит Иероним в письме Алетии о воспитании
дочери: «Пусть твоя маленькая дочь земных песен не знает, не
понимает непристойностей. Пусть нежный язычок приучается
к пению сладостных псалмов. Пусть будет удалена от распу¬
щенных мальчиков... Пусть сделают ей буквы из самшита или
слоновой кости... и пусть играет ими, чтобы и игра ее была
обучением... Пусть будут у нее подружки по обучению, кото¬
рым она бы завидовала и чьими успехами была бы уязвлена. И
нельзя девочку наказывать, если она будет отставать, но следу¬
ет поощрять ее ум, чтобы радовалась в случае победы и печа¬
лилась от неудач. Наконец, пусть любит твоя девушка вместо
украшений божественные книги, в которых ценится не рису¬
нок золотом или вавилонская кожа, а безукоризненный блеск
веры...» Отсюда — он же пишет к деве Евстохии: «Чаще читай,
изучай как можно больше. Пусть сон захватывает тебя, когда
ты держишь книгу, и пусть лицо твое склоняется на святую
страницу...» И чтобы не останавливалось и не прерывалось
честное и полезное занятие подкрадывающимся отвращением,
с чтением должны быть связаны и два других занятия — мо¬
литва и труд... Об этих трех упомянутых вещах, которые со¬
ставляют честные занятия девочек, сказал в письме к Алетии
Иероним: «Утром пусть поет она гимны... за молитвою после¬
дует чтение, за чтением — молитва... Пусть научится и держать
решето... крутить веретено, прясть, пусть изготовляет такие
одежды, с помощью которых можно спастись от холода, а не
такие, которые обнажают тело».
Затем то же, что было сказано в отношении мальчиков, сле¬
дует применять и к девочкам, а именно чтобы воспитывались
они в добрых нравах и обычаях. Поэтому Иероним в том же
письме говорит: «Остерегайся, чтобы дочь твоя в результате
глупых женских ласк не стала бы сюсюкать, а также, чтобы не
привыкала она играть в золоте и пурпуре. Одно из них мешает
языку, другое — нравам...»
Следует воспитывать и обучать их преимущественно четы¬
рем добродетелям, а именно целомудрию, или нравственной
чистоте, смирению, молчаливости, а также зрелости нравов и
поступков...
Чтобы тщательно сохранить в девочке стыдливость, следует
оберегать ее от всего враждебного скромности, и прежде всего
от излишних плотских удовольствий и от дурного общества.
Поясню: от излишеств в пище, сне, купании и украшениях...
Филипп Новарский (1195 — ?)1
ТРАКТАТ «ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА ЧЕЛОВЕКА»1 2
21. ...Вы услышали о мужчинах, а теперь о женщинах... Все,
кто их воспитывают в детстве, должны их правильно обучать...
чтобы они... хорошо слушались и чтобы... не предавались гру¬
бым словам и поступкам... и чтобы они не вели дурной образ
жизни... и не были сластолюбивыми или расточительными. И
это потому, что Господь Бог наш установил, чтобы женщина
всегда была в подчинении... в детстве она должна слушаться
тех, кто ее воспитывает... а когда она выйдет замуж... должна
слушаться своего мужа и господина... а если она уходит в мо¬
настырь, она должна слушаться свою настоятельницу...
22. ...Стыд более приличествует женщине, чем мужчине...
Женщина не должна вести дурной образ жизни, и большое
сближение женщины с мужчиной нисколько не хорошо ни в
детстве, ни потом, так как огонь легко разгорается, когда они
сближаются...
23. ...Женщине не следует быть щедрой, так как... девица...
не имеет... что дать родственникам или другим, а когда она
выйдет замуж, то, если она щедра и ее муж щедр, у них ничего
не останется, а если муж жаден, а она щедра, то она позорит
своего господина. А у женщины не может быть хорошей щед¬
рости, кроме одной... она должна давать милостыню Богу, с
соизволения супруга, ради спасения душ других...
24. ...В детстве их нужно обучать какому-нибудь ремеслу...
Все женщины должны уметь шить, так как бедная благодаря
этому приобретет ремесло, а богатая лучше узнает работу дру¬
гих... Следует обучать, чтобы они были хорошими девушками,
бедные, дабы работали, богатые, дабы учили, и это не должно
быть предметом презрения, так как славная Богоматерь... же¬
лала работать и шить...
25. ...Не следует обучать женщину чтению и письму, если
только не для того, чтобы она стала монахиней... Ибо из-за
чтения и письма приключаются с женщинами неприятности...
ведь кто-то осмелится ей писать письма... а дьявол так ловок
и так способен заставить согрешить... и так ведь говорят, что
змее не надо давать яда, так как у нее его предостаточно...
29. ...Благородное дело, если женщина хорошо воспитыва¬
ется и хорошего поведения, и каждая из них должна этому
1 Рыцарь-крестоносец и юрист.
2 Пер. С.И. Лучицкой (Антология педагогической мысли христианско¬
го Средневековья. Т. II. М., 1994. С. 146—147).
и*
323
добровольно учиться... Так как некая бедная девушка... была
призвана стать богатой дамой и удачно вышла замуж благодаря
своей хорошей репутации, а одна высокородная дама получила
отказ из-за своей дурной славы и плохого поведения, и тем по¬
теряла и почет, и возможность выйти замуж...
31. ...Женщины имеют преимущество в одной вещи: они
легко могут сохранить свою честь, если желают прослыть хо¬
рошими. Одна вещь им требуется, в то время как мужчине тре¬
буется многое... необходимо, чтобы он был галантным и щед¬
рым, храбрым и мудрым, а женщина, если она сохраняет це¬
ломудрие, все свои недостатки искупает... и она может идти с
высоко поднятой головой... и потому не требуется девочке так
много учиться, как мальчику...
Эгидий Римский (1246/7— 1316/
ТРАКТАТ «О ПРАВЛЕНИИ ГОСУДАРЕЙ»1 2
Глава XV. Как надлежит заботиться о детях
от рождения до семилетнего возраста
...Философ в VII книге «Политики» в связи с мальчиками
касается шести вещей, которые должно соблюдать в раннем
возрасте. Во-первых, до семи лет они должны питаться мягкой
пищей, так, однако, что вначале их надо кормить молоком. Во-
вторых, их надо оградить от вина. В-третьих — приучить к хо¬
лоду. В-четвертых — приучить к подобающим и умеренным
движениям, что полезно, видимо, в любом возрасте. В-пятых,
они должны отдыхать с помощью необходимых игр и им надо
читать какие-нибудь истории и сказки, чтобы, слушая их, дети
отдыхали. И это [надо делать] более всего тогда, когда они на¬
чнут воспринимать значение слов. В-шестых, их надо удержи¬
вать от плача.
Приучать детей к холоду полезно вдвойне. Во-первых, ради
здоровья, поэтому тот же Философ говорит, что закалка холо¬
дом приводит мальчиков благодаря существующей в них теп¬
лоте в хорошее [физическое] состояние. Во-вторых, закалка хо¬
лодом маленьких мальчиков полезна и для войны. В самом
деле, холод укрепляет члены [тела] и делает их прочнее, так
что, если с детства мальчиков в известной мере закаливать хо¬
лодом, они, достигнув необходимого возраста, станут более
способными к военным трудам...
В-четвертых, мальчики должны быть приучены к подобаю¬
щим и умеренным движениям. Ведь, согласно Философу, уме¬
ренные движения производят в мальчиках четыре блага. Во-
первых, делают тело более здоровым, ибо в любом возрасте
умеренные упражнения кажутся полезными для здоровья. Во-
вторых, делают тела проворными. Действительно, если с [само¬
го] начала приучать мальчиков к некоторым движениям, они
становятся телесно более подвижными и избегают безделья, а
если они не приучаются к таким движениям, то делаются не¬
поворотливыми, ленивыми и бездеятельными. В-третьих, уме¬
ренные движения способствуют росту... В-четвертых, умерен¬
ные движения укрепляют члены...
1 Видный философ и теолог, получил образование и затем преподавал
в Парижском университете.
2 Пер. Н.В. Ревякиной и Т.Б. Рябовой (Антология педагогической
мысли христианского Средневековья. Т. II. М., 1994. С. 156—169).
325
В-пятых, дети должны отдыхать с помощью каких-нибудь
игр и сказок. Ведь умеренная игра подходит детям, поскольку
в ней присутствуют умеренные движения и благодаря умерен¬
ной игре дети избегают бездействия и тела их становятся про¬
ворнее...
В-шестых, их надо удерживать от плача. В самом деле,
когда детям не дают плакать, они в результате запрещения
удерживают [в себе] дух и дыхание. А когда детям позволяют
плакать, они выпускают [из себя] дух и дыхание, подобно тому
как при запрещении сдерживают их. Но задерживание духа и
дыхания, как говорит Философ в VII книге «Политики», ук¬
репляет тело. А потому, чтобы мальчики стали крепче, их надо
удерживать от плача.
Глава XVI. Как надо заботиться о детях
от семи до четырнадцати лет
...С самого рождения надо приучать мальчиков, дабы избе¬
жать их бездействия, к некоторым движениям. Но когда им
исполнится семь лет, [с этого времени] вплоть до четырнад¬
цати лет они должны постепенно приучаться к большим тру¬
дам и к более сильным упражнениям. Необходимыми же уп¬
ражнениями для юнцов, по-видимому, являются игра в мяч,
согласно Таквину, или борьба, согласно Философу. Однако во
втором семилетии надо пользоваться упражнениями более
сильными, чем в первом. Но прибегать с этой целью к воен¬
ным, а также тяжелым занятиям в таком возрасте не следует,
потому что он слишком нежен. Потому Философ в VIII книге
«Политики» говорит, что вплоть до половой зрелости, т.е. до
четырнадцати лет, надо применять какие-нибудь более легкие
упражнения, чтобы не помешать [физическому] росту...
Во втором же семилетии, поскольку у мальчиков уже по¬
являются страстные желания, но нет еще умения в совершен¬
стве пользоваться разумом, предпочтительнее всего, по-види-
мому, в отношении детей заботиться об упорядочении их
воли... Способ же, каким следует сдерживать желания юно¬
шей, заключается в том, чтобы применять особую осторож¬
ность в отношении того, в чем они обычно более всего
слабы. Поэтому, если юноши следуют страстям и сильным
желаниям и легко лгут и все делают, доходя до крайностей (к
примеру, когда любят, то любят чрезмерно, когда берутся за
игру, то играют чрезмерно, и в прочих иных вещах все всегда
делают, выходя за пределы), то следует применять осторож¬
ность, чтобы они не следовали сильным желаниям, но были
воздержанными и умеренными, чтобы не были лжецами, а
326
были правдивыми и ничего не делали, доходя до крайностей,
но в своих словах и действиях соблюдали умеренность...
Глава XVII. Как следует заботиться о сыне
четырнадцати лет и старше
...Итак, в первом семилетии после принятия крещения и
причащения следует стремиться преимущественно почти к
единственной вещи — к хорошему развитию тела. А во втором
семилетии, к примеру, от двенадцати до четырнадцати лет,
надо стремиться по преимуществу к двум вещам — к развитию
тела и к упорядочению желания. Но в третьем семилетии, к
примеру с четырнадцати лет и старше, надлежит стремиться к
трем вещам, а именно к хорошему развитию тела, к упорядо¬
чению воли и к просвещению интеллекта...
Мальчики, начиная с четырнадцати лет, должны быть до
такой степени приучены к тяжелым трудам, к примеру к борь¬
бе или какому-нибудь другому упражнению, подобному воен¬
ному занятию, чтобы, обученные в четырнадцать лет борьбе и
верховой езде и другому, что требуется для войны, они могли
позже вынести военные труды...
...Юноши начиная с четырнадцати лет, по-видимому, втай¬
не грешат в том, что касается неупорядоченных желаний, осо¬
бенно в двух из них. Во-первых, в том, что касается высоко¬
мерия, потому что с того момента, когда они начинают в со¬
вершенстве пользоваться разумом, им кажется, что они достой¬
ны повелевать и они считают недостойным подчиняться дру¬
гим. Во-вторых, они грешат, следуя любовным страстям, пото¬
му что в этом возрасте они начинают более пылко побуждаться
любовными желаниями. И поскольку там, где нависает опас¬
ность, всегда требуется применять осторожность, то юношей с
четырнадцати лет особенно следует увещевать в том, чтобы не
были они высокомерны, чтобы подчинялись своим отцам и
старшим и были им послушны... Юношей начиная с четырнад¬
цати лет и старше надо не только убеждать быть умеренными
и трезвыми в том, что относится к пище и питью, но и быть
сдержанными и скромными в том, что относится к любви, по¬
тому что начиная с этого возраста, как уже говорилось, они
более пылко влекутся к любви; их в таком случае надо убеж¬
дать или вообще жить в воздержании, или довольствоваться
собственной женой...
...Поскольку, как уже говорилось, юноши старше четырнад¬
цати лет начинают в совершенстве пользоваться разумом, они
с этого времени не только могут обучаться грамматике, кото¬
рая является наукой о словах, или диалектике, которая есть как
бы способ познания, или музыкальной практике, состоящей в
гармонии голосов, но и способны от природы обучаться пос¬
327
ледующим наукам. А какие науки им надобно преподавать,
также ясно из уже сказанного. Действительно, если они хотят
жить жизнью политиков и военных, то должны заниматься
главным образом моральными науками, потому что с их помо¬
щью они смогут узнать, как должно управлять собой и други¬
ми; юноша же, и к тому же следующий страстям, не является
подходящим слушателем моральных наук. Следовательно, в
слишком юном возрасте, длящемся до четырнадцати лет, такие
науки предлагать им не нужно; но юноши свыше четырнадцати
лет, если они держат себя в узде, дабы не следовать страстям
и распутству, становятся расположенными к тому, чтобы быть
подходящими слушателями моральных наук, благодаря кото¬
рым научатся управлять собой и другими...
Глава XIX. О том, что дочерей граждан, и особенно дочерей
знатных правителей и государей, следует удерживать
от бесцельных блужданий и беготни
Так как в браке могут рождаться дети не только мужского,
но и женского пола, то, поскольку мы уже сказали о том,
какой присмотр должен осуществляться относительно мальчи¬
ков, остается сказать, какой он должен быть в отношении де¬
вочек. Как женам подобает быть умеренными, стыдливыми,
воздержанными, рассудительными, так подобает и дочерям...
Дочерей следует удерживать от бесцельных блужданий (a cir-
cuitu et discursu), и это мы можем доказать тремя путями.
Первый путь доказательства выводится из тезиса о том, что
дочери в результате этого были бы лишены благоприятного
случая для совершения дурных поступков. Второй — что не
были бы они из-за этого бесстыдны. Третий — что не были бы
игривы и распущенны.
В самом деле, почти все мужчины вообще склонны к дур¬
ному, но гораздо больше склонны к нему женщины, поскольку
им больше недостает умения пользоваться разумом... В таком
случае наибольшая осмотрительность для сохранения чистоты
и невинности — это избегать благоприятных случаев для дур¬
ных поступков, потому и в пословице говорится: «Благоприят¬
ный случай для воровства родит вора». Если, следовательно,
для мужчин, у которых разум совершеннее, существует боль¬
шая опасность не избежать благоприятных случаев для про¬
ступков, то гораздо больше эта опасность для женщин и еще
больше для девушек или девочек. Поэтому, чтобы не предо¬
ставлять им удобного случая сделать дурное, их следует охра¬
нять и удерживать должным образом от бесцельных блужданий
и беготни.
Второй путь доказательства выводится из тезиса о том,
чтобы они не были бесстыдны. Ведь всякие непривыкшие —
328
некоторым образом робки: те, кто не привык быть среди
людей, стесняются находиться среди них. В таком случае,
среди прочего, что делает девочек робкими при виде мужчин, —
их неприученность быть среди людей. Поэтому, когда девочки,
блуждая по двору, привыкают ко взглядам мужчин, они стано¬
вятся к ним привычны и у них пропадает робость при обще¬
нии с мужчинами, уничтожить же у девочек робость — [это]
значит уничтожить у них узду, которой они сдерживаются,
чтобы не делали дурного. Ведь в женщинах, и еще больше в
девочках, не хватает разума, благодаря которому всякий сдер¬
живается, чтобы не следовать недозволенному. Видимо, ро¬
бость — наибольшая узда женщин, и особенно девочек, чтобы
не ударились они в безнравственное. Итак, подобает удержи¬
вать девочек от бесцельных блужданий и хождений, чтобы не
стали бесстыдными или чтобы не исчезла у них стыдливость,
посредством которой удерживаются они от безнравственных
поступков.
Третий путь доказательства выводится из тезиса о том,
чтобы не были игривы и нескромны. В самом деле, если дево¬
чек удерживают должным образом под присмотром и не позво¬
ляют бегать и слоняться, они не только становятся стыдливы¬
ми, но и проявляют некоторую диковатость — вещь наилуч¬
шую для сохранения целомудрия девочек. Ведь если некото¬
рые, даже очень дикие звери, как мы видим, привыкают к час¬
тому общению с людьми, то они приручаются и позволяют
себя касаться и гладить; если же их лишить общения с людьми,
то они избегают, словно дикие, прикосновения и даже прибли¬
жения людей. Следовательно, то, что мы видим в других жи¬
вотных, находим также и в женщинах. Поэтому если женщины
не будут слоняться туда-сюда и не будут привычны к общению
с мужчинами, то их, словно дичащихся общества тех, труднее
будет склонить к распущенности и бесстыдству...
Глава XX. О том, что вообще все граждане,
но гораздо больше знатные, государи и правители
должны беспокоиться в отношении дочерей,
чтобы те не хотели жить праздными
Мы можем тремя путями доказать, что приличествует всем
гражданам, но гораздо больше знатным и особенно государям
и правителям так беспокоиться о руководстве дочерьми, чтобы
не хотели они жить праздными, но украшали себя какими-
либо дозволенными и честными занятиями...
Поскольку все получают удовольствие в собственных делах,
и все их любят, как полагал Философ в «Этике», то, чтобы
женщины могли отдыхать, получая какое-либо дозволенное
удовольствие, им следует посвятить себя каким-либо дозволен¬
329
ным и честным трудам, что кажется настолько более полезным
для женщин, чем для мужчин, насколько более они, будучи
слабы разумом, способны жить, лишь получая удовольствие от
каких-либо чувств. А какими должны быть труды, которыми
женщине подобает усердно заниматься, будет ясно в дальней¬
шем...
...Поскольку женщины и гораздо больше девочки остаются
большей частью дома и не заняты ни гражданскими делами, ни
управлением государством и поскольку мысль человеческая
(как говорилось выше) не умеет быть праздной, то, как только
кто-либо не отдается дозволенным делам, его мысль тотчас на¬
чинает блуждать вблизи недозволенных занятий. И этого столь
сильнее надо опасаться в женщинах, чем в мужчинах, сколь
мягче они тех и сколь легче склоняются к размышлениям о не¬
дозволенном, чтобы при удобном случае помыслы о недозво¬
ленном осуществить на деле.
Надлежит беспокоиться о том, чтобы женщины жили не
праздными, но занимали себя какими-либо дозволенными и
честными трудами, из которых следуют результат и польза, и
становились бы [вследствие этого] хорошими и добродетельны¬
ми. Если же спрашивают, к каким трудам они должны побуж¬
даться, то следует говорить по-разному в отношении таких тру¬
дов согласно различию лиц. Действительно, для женщины ка¬
жутся в достаточной степени подходящими трудами прядение,
ткачество, шелкоделие. Если, однако, женщина воспитывается
в столь высоком сословии, что, согласно образу жизни отца, ей
не привычно заниматься такими трудами, то все же не следует
выпускать ее из рук, чтобы не росла праздной, но должно при¬
влечь ее к занятиям литературой, дабы, охваченная любовью к
литературе, не оставалась праздной, но, чаще частого беря
книгу, занимала себя чтением...
Глава XXI. Зачем государям, правителям и вообще
всем гражданам следует заботиться о том, чтобы дочери
были в должной мере молчаливы
После того как было показано, что не подобает девочкам
слоняться и не подобает быть праздными, остается теперь по¬
казать третье, а именно что им следует быть молчаливыми, и
это мы можем доказать тремя путями.
Первый путь доказательства выводится из тезиса о том, что
женщины [молчаливые] показывали бы себя более пристойны¬
ми и прекрасными и что больше ценились бы они своими му¬
жьями. Второй — из тезиса об избегании неосторожной бол¬
товни. Третий — из тезиса о том, что женщины не должны
быть склонны к ссорам и перебранкам.
330
Первый путь разъясняется так. Ведь поскольку желаемо то,
чего нет, как полагал Философ в «Риторике», то, чем больше
что-либо кажется трудным или недоступным, тем больше его
недостает и тем больше оно возбуждает желание. Следователь¬
но, женщина, из-за того, что она болтлива, некоторым образом
выставляет себя чрезмерно доступной и в каком-то смысле де¬
лается достойной пренебрежения. Потому и Философ в «По¬
литике» говорит, что украшение женщины — молчание. Если,
в самом деле, женщины будут должным образом молчаливы,
чтобы тем самым не выглядеть близко знакомыми, то предста¬
вится, что общаются они меньше, и сами они покажутся более
недоступными; вследствие чего не так порицают их и не так
пренебрегают ими, но больше к ним стремятся и больше
любят. А поскольку всякому ясно, что любят красивое и при¬
стойное, то если любят больше молчаливых женщин, они тем
самым больше оказываются красивыми и пристойными. Сле¬
довательно, с самого детского возраста девочки должны учить¬
ся молчанию, потому что когда случится им впоследствии со¬
четаться браком со своими мужьями, то те более пылко будут
их любить, если будут они должным образом молчаливы.
Второй путь для доказательства того же самого выводится
из тезиса об избегании неосмотрительной болтовни... Так как
женщины слабее в суждениях, чем мужчины, а девочки — чем
зрелые женщины, то относительно женщин и тем более дево¬
чек следует тревожиться, чтобы не говорили они неосмотри¬
тельно... Среди прочих же предосторожностей, для того чтобы
кто-нибудь не пустился в неосмотрительную речь, кажется
наилучшим не произносить никакого слова, прежде чем не
будет оно тщательно взвешено. И так как тщательное взвеши¬
вание не может пребывать вместе с болтливостью, то, для того
чтобы женщины еще с детского возраста научились говорить
осмотрительные слова, приличествует им быть не болтливыми,
но должным образом молчаливыми* дабы могли всякое слово,
которое хотят произнести, тщательно обдумать.
Третий путь для доказательства того же самого выводится
из тезиса о том, что женщины не должны быть склонны к ссо¬
рам и перебранкам. В самом деле, поскольку женщины, и го¬
раздо больше девочки, слабы в суждениях, то, если они не
будут должным образом молчаливы и если не будут тщательно
взвешивать слова, которые необходимо употребить, они могут
из-за недостатка разума легко говорить о том, что относится к
пустым и неблагоразумным вещам. Подобно этому они также
легко могут говорить о том, что способствует ссорам и пере¬
бранкам. Поэтому подобает им до такой степени взвешивать в
надлежащем молчании то, что следует сказать, чтобы не ска¬
зать ничего такого, за что их осудили бы как нескромных; и
не сказать ничего такого, что могло бы смутить окружающих,
331
за что их осудили бы как сварливых и злобных; потому подо¬
бает им быть молчаливыми, чтобы не прорывалась в словах
болтливость. Более же всего они должны остерегаться слов
бранных, потому что после того, как начинают браниться, не
в состоянии [они] удержать себя от свары, ибо недостает в них
способности к суждению, посредством которой обуздываются
сильные желания. Поэтому, после того как они будут возбуж¬
дены и начнут браниться, растет в них сильное желание ссоры,
которое они не могут легко сдержать путем разума, поскольку
слабы в разумном суждении, ибо живут гораздо больше страс¬
тью, чем разумом.
Джованни Доминичи (конец XIV — начало XV в.)х
ТРАКТАТ «НАСТАВЛЕНИЯ
В СЕМЕЙНЫХ ДЕЛАХ»1 2
Четвертая часть наших рассуждений посвящена тому, как
правильно управлять своими детьми, чтобы вести их к конеч¬
ной цели, каковая неизвестна нам, а открыта полностью толь¬
ко Богу...
Для достижения этой цели первое, что необходимо иметь в
доме, — изображения святых юношей и молодых девушек, в
которых бы твое дитя еще с младенческих лет обрело образец
для подражания, восхищалось бы ими как равными по возрасту
и подражало бы им в достойных делах. Полезно иметь изобра¬
жения св. Девы Марии с младенцем на руках, у которого птич¬
ка или гранат в кулачке. Хорошо также обзавестись образами
Иисуса, который сосет грудь или спит на руках матери, чтобы
Христос стал для них образцом добродетели. Перед глазами
детей помещай также образ Иоанна Крестителя, одетого в ру¬
башку из овечьих шкур, живущего в пустыне, играющего с
птичками, пьющего росу с листьев, спящего на голой земле.
Они должны видеть Иисуса и Иоанна Крестителя или Иисуса
и Иоанна Евангелиста вместе, изображенными как невинные
жертвы, для того чтобы они научились испытывать ненависть
к насилию и бояться его.
Маленьких девочек надо воспитывать на примере 11000
святых дев, ухаживающих за больными, молющихся, сражаю¬
щихся с Сатаной. Среди них могут быть св. Агнесса с тучным
агнцем, св. Цецилия, коронованная розами, св. Елизавета с
цветами в руках, св. Катерина на колесе и другие фигуры, ко¬
торые с молоком матери внушат девушкам любовь к непороч¬
ности, страсть к Христу, ненависть к грехам, отвращение к су¬
етности, стремление избегать дурные компании, приучат их к
созерцанию и пониманию святых и всей суммы божественной
благодати. Должно следить за тем, чтобы детей наставляли с
помощью изображений ангелов и святых для их наибольшей
умственной пользы.
Воспитывай детей посредством книг, которые могут поучать
и наставлять их божественному благу. Священное Писание
представляется наиболее совершенным для этой цели, в нем
1 Приор доминиканского монастыря во Флоренции, впоследствии из¬
бранный кардиналом.
2 Пер. И.А. Красновой (Антология педагогической мысли христиан¬
ского Средневековья. Т. II. М., 1994. С. 262—263, 265—266, 279—281).
333
заключены все примеры правильных и неправильных вещей, и
оттуда можно извлечь все для настоящей жизни в Боге, на¬
сколько, позволят способности и разум.
В таком возрасте, когда он еще, как воск, у тебя в руках, с
пеленок и колыбели формируй его, прививая умение достойно
одеваться. Для этого достойно одеты должны быть отец, мать,
нянька, все, кто обитает в доме, чтобы подать пример, потому
что благочестивый опыт познается в малом возрасте от обычая
окружающих. Не должна жаждать горожанка короны из алма¬
зов, которая прилична на голове герцогини, бюргерше же при¬
личествует быть украшенной лишь повязкой из жемчуга. Обы¬
чай одеваться всасывается с молоком матери, совокупность
обычаев окружающих формирует человека, а привычка превра¬
щается в характер...
Вынашивая ребенка, следует служить Богу со всем благо¬
честием, как бы это ни было тягостно, надо с именем Бога ро¬
жать и кормить производимое на свет подобие человека. Когда
он еще во чреве, надейтесь на то, что родится на свет существо
доброе, благочестивое и согласное с Богом, это необходимо,
чтобы победить в ребенке животную чувственность. Но при
этом не стремитесь воспитывать их для величия в этом мире...
Для этого воспитуемого следует часто ругать и наказывать,
чтобы он привык к воздержанию и печали в жизни. Пусть
умывается гнилой водой, плохо растет и не имеет досыта зем¬
ных плодов. Адам был сотворен из земли, а Ева из мяса и кос¬
тей человеческих, поэтому женщина слабее мужчины и менее
способна к созерцанию интеллектуальных истин...
Рабство допустимо только для жены, обязанной следовать
за своим мужем, как бы это ей ни было горько, а также и для
супруга в тех случаях, когда он должен следовать за женой.
Ярмо брака так скрепляет, что не может ни один из них пере¬
менить место, как бы этого ни желал. Как следует думайте,
прежде чем связать себя такими узами. Юноши и девушки обя¬
заны до брака сохранять девственность, наставляйте их в том,
что иное положение — смертный грех, что следует строго из¬
бегать соблазнов. В этом отношении юноши больше, чем де¬
вушки, подвержены слабостям и ошибкам, а им также необхо¬
димо к браку сохранить невинность, ведь они требуют непо¬
рочности от своих супруг, впервые вступающих в брак. Девуш¬
ки не так повинны в этих грехах, как мужчины, они более
склонны хранить целомудрие, которое так угодно чистейшему
Господу нашему и есть дар благодати его. Что касается детей,
равно как мальчиков, так и девочек, то, как только придет
время вожделения, старайтесь связать их брачными узами. По¬
казывайте им все достоинство целомудрия как состояния, ми¬
лого Богу, чтобы девушки покорно следовали за своими му¬
334
жьями, чтобы те и другие украшали добродетелями свою
семью, которую они создадут вместе.
Надо упомянуть и опасность искушения особенно для деву¬
шек, остающихся юными без матери. Если их не приобщить к
религии, они неизбежно впадут в порок как только встретят
первого попавшегося волка, о котором будут думать, что это
ягненок.
Девушки более целомудренны, нежели юноши, потому что
они больше времени проводят дома, и их невинность особенно
угодна Господу пречистому. Она дает им свободу от всяких об¬
манов в браке и уберегает от несчастий тех, кто связывался с
дурной компанией и содержал многих детей в большой беднос¬
ти. Непорочные девицы обладают высшей свободой, которая
дана Богом, — быть сеньором самому себе.
Целомудрие — такая добродетель, которая делает человека
ангелом, а непорочные — ангелы земные. Перед вступлением
[сына] в брак объясните все тягостные обязанности его, убеди¬
те в том, насколько он будет порабощен, если задумает осуще¬
ствить слишком далеко идущие амбиции, ведь лучше покупать
других, чем продавать самого себя. Мужчина, стремящийся к
излишнему приданому и великой, но пустой красоте, на кото¬
рую чрезмерный спрос, продает в этом случае себя женщине и
ее родне и будет вечно терзаться ревностью. Так же и женщи¬
на, ищущая значительного родства или такого мужа, за кото¬
рого бы никогда не вышла, если бы не его деньги, отдает себя
в двойное рабство, помимо того природного ярма, какое на¬
кладывает на нее супружество...
Когда ваши мальчики вырастут, пусть станут членами рес¬
публики и служат ее пользе, так как коммуне нужны многие
служители: управители, защитники, работники. Чтобы служить,
они должны вырасти справедливыми и обладать умением трез¬
во взвешивать: успешно управлять государством можно только
в том случае, если не примыкать ни к какой партии...
Усмотрев в детях склонность к государственной деятельнос¬
ти, следите, чтобы они усердно изучали грамматику, историю
и право, не были невежественными и беспамятными...
Но республике нужны также и воины-защитники, и если
вы увидите, что ваши сыновья склонны к этому, то воспиты¬
вайте их именно в этом духе, чтобы они могли защищать рес¬
публику шпагой, словом или молитвой...
Пьер Паоло Верджерио (1370—1444)1
О БЛАГОРОДНЫХ НРАВАХ
И СВОБОДНЫХ НАУКАХ1 2
Что такое свободные занятия,
которым должны обучаться юноши?
С самого детства нужно упражнять тело для военной служ¬
бы, а душу воспитывать выносливой, как это делается с ло¬
шадьми, которых выводят на ристалище, чтобы приучить их
легко переносить в пыли и поте и жар солнца, и тяготы Зако¬
нодатели критян и спартанцев приучали молодежь не только к
телесной выносливости, но и к душевному самообладанию. И
потому они предписывали юношам, которые должны были
воспитываться вне дома, бегать, прыгать, голодать, испытывать
жажду, зябнуть, страдать от жары, чтобы натренированных
таким способом легко можно было использовать для военной
службы. Ведь изнеженность расслабляет души и тела людей,
труд же укрепляет и закаляет. И потому только закаленные
трудностями могут их переносить, приученные к ним легко
приспосабливают душу и тело к перенесению опасностей и
всяческих затруднений, когда потребует необходимость...
Так, следовательно, с ранних лет надо воспитывать мальчи¬
ков, чтобы они могли отважиться на большие дела и перено¬
сить трудности. Вспомним, как обстояло дело с мальчиками у
спартанцев, ибо именно спартанцев очень хвалят древние за
заботу о воспитании детей. Каких мужественных духом людей
должен был рождать такой их обычай: в состязании между рав¬
ными их юношам проявлять обычно такую выносливость, что,
поверженные силой или случайно упавшие в борьбе, они со¬
глашались скорее быть убитыми, умереть, чем признать себя
побежденными! Что же в этом удивительного? Ведь известно,
что перед алтарями их обычно так бичевали, что они всегда те¬
ряли много крови и часто даже испускали дух, однако никто
никогда не кричал и не показывал даже малейшего признака
1 Видный гуманист и первый теоретик гуманистического воспитания.
С 1390 по 1405 г. преподавал в университете в Падуе.
2 Пер. Н.В. Ревякиной. (Итальянский гуманизм эпохи Возрождения:
Сб. текстов. Ч. II. Саратов, 1988. С. 71—106). Педагогический трактат «О
благородных нравах и свободных науках», написанный в начале XV в.,
посвящен сыну правителя Падуи Франческо Каррара — Убертино, кото¬
рому было в то время 10—12 лет. Трактат был очень популярен и выдер¬
жал до 1600 г. сорок изданий.
336
страдания. Воспитанные так в мирное время, юноши соверша¬
ли на войне деяния, которые были прославлены в памяти древ¬
них. И что им подобало услышать от вождя или от отцов, когда
даже матери вместо ласк увещевали тех, кто выступит против
врагов, возвращаться живыми со щитом или мертвыми на
щите? Поскольку оставить щит у врага или бросить его в бег¬
стве они считали хуже смерти. И потому юноши заботились об
оружии и оберегали его, как если бы это были части тела. И
не удивительно, если при жизни часто показывались с оружием
те, кто считал, что даже со смертью оно будет возвращено в
дом как почетное украшение. Но такой обычай и практика но¬
шения оружия ведут к тому, что оружием пользуются равно
как членами тела и одеждой и оно не ощущается как обреме¬
нительное для тела. В самом деле, если бы римские легионы
не обучались так путем длительных и постоянных упражнений
(ведь от слова «упражнение» — ab exercendo — названо и войс¬
ко — exercitus), как могли бы они выступать в походе пешими
и двигаться часто быстрым шагом, нести прежде всего оружие,
затем шест и все, в чем они нуждались в повседневном поль¬
зовании, и сверх того еду на 15 и более дней — бремя, тяжкое
и для вьючного скота?
Итак, те, кто должен будет заниматься военным делом или
литературой (поскольку эти дисциплины — благороднейшие и
наиболее важные из искусств, вследствие чего в высшей степе¬
ни подобают государям), должны будут приучаться к оружию,
лишь только им позволит по возрасту телесное строение, и
первым буквам должны быть обучены, как только смогут вы¬
говаривать слова. И уже с тех пор они должны вкусить как бы
первые плоды тех дел и занятий, которыми будут заниматься
всю жизнь, и попробовать в них свои силы. Но они легко смо¬
гут попеременно выполнять и то и другое, как только будут
иметь определенные часы для телесных упражнений, а равно
другие часы отведут книжной науке. И так следует делать не
только мальчикам, но и мужам. Утверждают, что этому обычаю
следовал император Феодосий: днем он упражнялся в военном
деле или занимался, творя суд, делами подданных, а ночью при
светильнике склонялся над книгами. Однако мы, видимо,
более чем достаточно сказали о занятиях литературой, скажем
об остальном.
Итак, надо использовать те упражнения, которые обеспечат
доброе здоровье и сделают телесные члены более крепкими,
при этом надо обращать внимание на естественное строение
каждого человека. Так, тех, у кого тело нежное и богатое со¬
ками, необходимо иссушать и закалять более энергичными уп¬
ражнениями, других — более легкими, а тем, у кого легко воз¬
буждается кровь, следует избегать жаркого солнца. Но надо
принимать во внимание также и возраст и вплоть до возмужа¬
337
ния давать детям более легкие нагрузки, чтобы не разрушить
нерв возраста и не помешать росту тела. Но, возмужав, они
должны закаляться в более суровых испытаниях. И как детей
надо обучать больше разуму, так юношей — нравам, а равно у
первых надо заботиться о дисциплине, у вторых же — больше
о крепком и здоровом теле. А насколько важны для юношей
упражнения и как надо заботиться об этом, пример дает
Марий. Будучи уже стариком, обремененным большим телом,
как сообщает Плутарх, этот столь прославленный на войне
муж в мирное время, чтобы обучить сына военным обязаннос¬
тям и военным приемам, ежедневно приходил вместе с юно¬
шами на военный плац и упражнялся с ними. Благодаря этим
мнимым баталиям юноши выступают в настоящие сражения
более смелыми и обученными. Ведь если бы не была полезна
наука воевать, которой обучают в мирное время и на отдыхе,
то выходит, тогда консул П. Рутилий напрасно и необдуманно
первым велел преподать воинам науку владения оружием; при¬
гласив из города учителей-гладиаторов, он приказал ввести в
лагерях упражнения по отражению и нанесению удара, чтобы
воин не только полагался на силу и смелость, как это было
прежде, но был силен искусством и умением.
Итак, юноши должны быть обучены всему, что относится к
военному делу: они должны уметь поразить врага мечом спра¬
ва, прикрыв себя небольшим щитом слева, научиться держать
в той и другой руке меч, палку, копье, то бросаться на врага,
то снова укрываться щитом, уметь без труда поражать, коля и
рубя. Следует также упражняться в беге, прыжках, борьбе, ку¬
лачном бою, уметь метать как можно дальше копье, метко
стрелять из лука, бросать древко, метать диск, укрощать коней,
то, пришпоривая, побуждать их к бегу и пускать в галоп, то,
натянув поводья, останавливать посреди бега и, таким образом,
быть готовыми к тому, чтобы каждый без труда мог сражаться
и на коне, и пешим. Также и столкновение всадников, когда
они с поднятым оружием устремляются друг против друга,
обычно делает юношей более смелыми и умелыми в битве, по¬
скольку они учатся метко бросать копье и хладнокровно вы¬
держивать вражескую атаку....
Наконец, юношам необходимо также умение плавать как не
чуждое всему вышеназванному. Цезарь Август так старался
обучить плаванию своих племянников (а сыновей у него не
было), что часто даже сам учил их. Ведь искусство плавания
обычно спасает людей от больших опасностей и делает смелее
в морских битвах и переправах через реки.
Именно во всех подобных делах, которые относятся к воен¬
ным занятиям, у тебя, Убертино, есть кому подражать — это
твои родные, старшие братья Франческо и Якопо, мужи храб¬
рые и широко известные в военных кругах, наделенные всячес¬
338
ким благоразумием и самообладанием. Тебе подобает почитать
их всегда с полным доверием и преданностью, как ты и дела¬
ешь, и так старательно подражать им, чтобы служить примером
доблести и защитой в несчастье младшим. Ведь и сообщество
рода человеческого сохранится наилучшим образом, если будут
священны права крови и к старшим будет сохраняться уваже¬
ние, к младшим — человечность, к равным — такт и обходи¬
тельность.
Но поскольку мы не можем постоянно заниматься делом и
иногда надо давать себе какую-то передышку, определим ее
меру и способ. Итак, первое и самое главное правило — зани¬
маться не позорными и вредными забавами, но только такими,
которые совершенствуют трудолюбие или упражняют телесные
силы... Если же эти занятия окажутся более тяжелыми и не
смогут дать отдыха уставшим от учебы, то им будет разрешено
или полностью отдыхать, или немного поскакать верхом, или
совершать приятные прогулки; им позволено будет также раз¬
влекаться играми и скромными прыжками, что было в обычае
у спартанцев во время отдыха, а какую пользу он приносит —
указано в жизнеописании Ликурга.
Не будет, однако, неприличным успокаивать душу пением
и музыкой. Такой обычай был у пифагорейцев и некогда был
весьма распространен среди древних героев; например, Ахилл
у Гомера после возвращения из битвы обычно отдыхал, воспе¬
вая на лире подвиги храбрых мужей, а не исполняя любовные
песни. Так и мы во время отдыха сможем или сами что-то ис¬
полнить, или оценить, когда другие исполняют, одобрив те ме¬
лодии, которые покажутся более подходящими к нашему вре¬
мени. Сицилийские мелодии, например, больше способствуют
успокоению души и отдыху; галльские, напротив, возбуждают
ее и толкают к действию; италийские же среди них занимают
середину. Равным образом и мелодия, производимая игрой на
струнных или пением, более подобает приличиям; музыка же,
рожденная духовыми инструментами, менее подходит благо¬
родным душам. Может показаться, что танцевать под музыку и
водить хороводы с женщинами — удовольствия, недостойные
мужа, однако и в этих вещах есть какая-то польза, поскольку
они упражняют тело и придают большую ловкость членам,
лишь бы не сделали они юношей распущенными и не испор¬
тили их добрые нравы излишним легкомыслием...
Наконец, коснемся теперь вопроса об уходе за телом. Забо¬
та о теле должна быть подобающей, не излишне тщательной,
но и не находящейся в полном пренебрежении, а равно в со¬
ответствии с обстоятельствами, местом и временем и более
всего — с положением каждого. Так, не подобает сидеть на за¬
нятиях увенчанным или в короткой одежде, как не подобает
идти в военное сражение в ниспадающей одежде с длинными
339
рукавами. Сыну же государя не следует показываться одетым
наравне с плебеем в дешевую и убогую тунику или поношен¬
ный плащ. С другой стороны, излишняя тщательность и забота
об изяществе указывает на изнеженную душу и служит доказа¬
тельством большого легкомыслия. Однако к юношам надо быть
снисходительным и не наказывать их сурово за все их прегре¬
шения. Ведь если юношей как-то не удовлетворить в их сла¬
бостях, присущих их возрасту, то пороки их возраста пойдут за
ними до старости...
Леонардо Бруни Аретино (1370/74—1444)
О НАУЧНЫХ И ЛИТЕРАТУРНЫХ ЗАНЯТИЯХ1
Многократно побужденный молвой о твоих достойных вос¬
хищения добродетелях, я решил писать тебе, чтобы ту, о ком
я слышал столь великолепные и благородные вещи, поздравить
с совершенством благодаря достигнутому или, по крайней
мере, своим письмом побудить к достижению его. В самом
деле, у меня достаточно примеров знаменитейших женщин,
прославившихся в литературе, науках и красноречии, упоминая
о которых, я мог бы побудить тебя к превосходству. Так, спус¬
тя много веков после смерти Корнелии, дочери Сципиона Аф¬
риканского, сохранились ее письма, написанные изящнейшим
стилем. В высшем почете считались у греков поэтические со¬
чинения Сафо благодаря замечательному дару слова и искусст¬
ву сочинять. Во времена Сократа жила образованнейшая жен¬
щина Аспазия, замечательная своим красноречием и ученос¬
тью, у которой, да не будет стыдным это признать, многому
научился Сократ. Были и другие, о которых я мог бы расска¬
зать, но пусть будет достаточно и этих трех примеров извест¬
нейших женщин. Возвысь же и устреми мысль, прошу, к их
превосходству! Ведь не напрасно и не для того, чтобы доволь¬
ствоваться малым, даны тебе такое понимание и столь замеча¬
тельный ум, но чтобы стремиться к высшему, напрягая все
силы. И слава твоя будет блистательнее, чем у тех женщин, по¬
тому что они процветали в века, когда жило столь великое
множество образованных людей, что само множество умаляло
восхищение; ты же будешь процветать в наши времена, когда
до такой степени пришли в упадок науки, что теперь считается
чудом увидеть образованного мужчину, не говоря уж о жен¬
щине.
Под образованием же я понимаю не то обычное и бессис¬
темное, которое получают занимающиеся теологией, а настоя¬
щее и свободное, соединяющее умение владеть языком с фак¬
тическим знанием; такое образование получили Лактанций
Фирмиан, Аврелий Августин, Иероним — поистине великие
теологи и мужи, преуспевшие в языке...
1 Пер. Н.В. Ревякиной (Эстетика Ренессанса / Под ред. В.П. Шеста¬
кова. Т. 1. М., 1981. С. 53—63). Трактат «О научных и литературных за¬
нятиях» написан между 1422 и 1429 гг. и посвящен жене правителя Ри¬
мини Галеаццо Малатесты — Баттисте Малатесте, которая принадлежала
к кругу образованнейших женщин своего времени.
341
...Навык и опыт в языке читающий, несомненно, приоб¬
ретет у тех авторов, которых прочитал. В таком случае жен¬
щина, желающая сохранить неиспорченный язык, будет на¬
слаждаться чтением священных книг. Она возьмет Августина,
Иеронима или подобных им, например, Амвросия и Киприа-
на Карфагенского. Однако среди всех писавших когда-либо о
христианской религии более всего возвышается и славится
красотой стиля и ученостью Лактанций Фирмиан, несомнен¬
но, самый красноречивый из всех христиан; красота и обра¬
зованность его речи могут превосходно воспитать и обучить
такой ум, о котором я говорю. Из его книг я более всего
одобряю те, которые он написал против ложной религии, а
также «О гневе божьем» и «О создании человека». Прочитай
их, прошу, если любишь литературу, и сладостью их, словно
амброзией и нектаром, напоишься! Полагаю, что, кроме того,
ты должна читать и то, что переведено из греческих отцов —
Григория Назианзина, Иоанна Златоуста, Василия Великого,
выбирая те переводы на латинский язык, которые сделаны без
извращений. Наслаждаясь светскими писателями, кто не возь¬
мет книг Туллия Цицерона, какого мужа, о бессмертный бог!
Каким красноречием он обладает! Какой красотой! Сколь со¬
вершенен в языке! Сколь беспримерен в различных похвалах!
Ближайший к нему — Вергилий, гордость и услада нашего
языка. Затем идут Ливий и Саллюстий и другие поэты и пи¬
сатели, следующие в своем порядке.
Ими себя каждый в высшей степени напоит и накормит,
тщательно позаботясь о том, чтобы в любом разговоре или на
письме не употреблять ни одного слова, которое он прежде не
отыщет у кого-либо из этих писателей. Полезным будет иногда
также и чтение вслух. Ведь не только в стихе, но и в проза¬
ической речи есть ритмы и словно бы созвучия, измеряемые и
познаваемые слухом, некоторые модуляции и ступени, когда
голос то понижается, то повышается; соединения, периоды и
части периода, связанные между собой удивительной гармо¬
нией, которая более всего обнаруживает себя именно у лучше¬
го писателя. Читающий вслух отчетливее заметит все это и как
бы наполнит уши некоей гармонией, которую после этого по¬
чувствует на письме и будет подражать ей. Помимо этого,
такое чтение приведет к тому, что читающий научится своевре¬
менно произносить слова и не будет спешить, когда надо ос¬
тановиться, и не остановится, когда надо поспешить.
Желаю вдобавок, чтобы женщина была опытна в письме,
говорю не о движении пальцев (впрочем, и это хвалю, если у
кого есть этот навык, но не об этом теперь), а о буквах и сло¬
гах. Итак, пусть она знает, каким образом следует писать что
бы то ни было, какова природа букв и переход их в другие,
какие буквы могут связываться между собой и какие не могут
342
никогда переходить в ближайшие. Ведь это дело, хотя оно и
незначительное, служит серьезным доказательством знания
нашей дисциплины, вскрывая явное невежество...
...Итак, я желаю, чтобы этому уму, поскольку он обещает
мне достигнуть всех вершин, была свойственна пылкая страсть
к познанию, так чтобы никакой род дисциплин он не отвергал,
не посчитал чуждым для себя, будучи охвачен и воспламенен
удивительным желанием понять и познать вещи. И этот ум,
пылкий сам по себе и стремительный, я то пришпорю и по¬
ощрю своим возгласом, то натяну ему удила и словно бы про¬
трублю отступление. В самом деле, есть некоторые дисципли¬
ны, в которых как быть полностью невежественным мало при¬
стойно, так и подниматься к их вершинам не принесет славы,
например геометрия и арифметика, и если бы он начал на них
тратить много времени и исследовать все тонкости и неяснос¬
ти, я бы отклонил его и прервал. То же самое я сделал бы в
отношении астрологии и, возможно, риторики. Об этой пос¬
ледней я сказал вопреки желанию, поскольку если кто-либо из
современников и испытал ее влияние, то открыто заявляю, что
я из их числа. Но я должен принять во внимание многие вещи,
и прежде всего следует посмотреть, кому я пишу. Действитель¬
но, зачем всевозможные тонкости, забота об эпихейремах, кри-
номенах и тысячи других трудностей в этом искусстве будут от¬
нимать время у женщины, которая никогда не будет выступать
в суде? Право же, искусное исполнение... необходимо оратору,
но совсем не должно занимать женщину, которая, если говоря,
будет размахивать руками и издавать громкие вопли, покажется
безумной и нуждающейся в усмирении; как войны и битвы,
так и судебные споры и состязания — занятия мужей. Итак,
женщина не будет учиться выступать ни в защиту свидетелей,
ни против них, ни за наказания, ни против них, ни за осуж¬
дение, ни против него; она не будет постоянно занимать себя
общими положениями, обдумывать двусмысленные вопросы и
хитроумные ответы; она вообще оставит все тяготы суда
мужам...
Итак, прежде всего женщина-христианка пусть стремится
приобрести знание священных книг. Почему я посоветовал бы
ей начать с этого? С помощью священных книг она многое
сможет исследовать и обсудить, многое познать в себе. Но
среди их авторов пусть она предпочтет старых писателей, из
современных же уважает и почитает только добрых мужей и не
слишком касается писаний прочих. Какой толк в том, что об¬
разованная женщина знает последних и ничего не может ска¬
зать об Августине, тем более что он пишет искусным и достой¬
ным ушей языком, а эти не дают ничего! Почему же нужно чи¬
тать их? Я не считаю, что женщина должна довольствоваться
священными книгами, и поведу ее к светским знаниям. Пусть
343
она познакомится с тем, что говорили выдающиеся философы
о добродетельной жизни, об умеренности, о воздержании, о
скромности, справедливости, храбрости, щедрости. Пусть не
проходит она и мимо таких рассуждений их о блаженной
жизни, как: достаточна ли добродетель сама по себе для бла¬
женной жизни? Не препятствуют ли ей страдания, темницы,
изгнание, бедность? И если все это выпадает на долю счастли¬
вого человека, становится ли он несчастным, или это только
мешает его счастью, не ввергая, однако, в несчастье? Кроме
того, заключается ли человеческое счастье в наслаждении и от¬
сутствии страдания, как думал Эпикур, в чести, как у Зенона,
или в добродетельной жизни, как у Аристотеля? Все эти вопро¬
сы, поверь мне, славны и весьма достойны нашего познания.
И их обсуждение принесет только пользу при выборе жизнен¬
ного пути и придаст любой речи, устной или письменной,
некую восхитительную красоту.
Таким образом, женщине были предложены как главные
две области знания, одна из которых относится к религии, дру¬
гая — к добродетельной жизни. Прочие же знания составляют
то, что может этим двум областям помочь и придать красоту.
Вообще же то удивительное превосходство человека, которое
украшает известное имя истинной славой, состоит в том,
чтобы, много читая и изучая, повсюду собирать и накоплять,
всячески выведывать и исследовать все то, что принесет нам
пользу в наших занятиях. Но пусть при этом соблюдается тща¬
тельный отбор и осмотрительное расходование времени, чтобы
всегда предпочесть лучшее и более подобающее.
К знаниям, названным мною выше, надо прежде всего до¬
бавить историю, предмет, которым никоим образом не должны
пренебрегать обучающиеся. Ибо достойное дело узнавать как о
происхождении и развитии своего народа, так и о военных и
мирных деяниях свободных народов и великих государей. Зна¬
ние прошлого дает благоразумные советы, исход подобных на¬
чинаний в прошлом побуждает нас в зависимости от обстоя¬
тельства к действию или отклоняет от него. Кроме того, отку¬
да, как не из истории, удобнее всего брать многочисленные
примеры, которыми часто следует украшать сказанное нами? В
этой области знания есть поистине выдающиеся, превосходные
и исполненные блеска и красоты писатели, которых ценно чи¬
тать и ради литературной пользы: я говорю о Ливии, Саллюс¬
тии, Таците, Курции и прежде всего о Цезаре, излагающем
свои деяния в «Комментариях» с большой легкостью и изяще¬
ством. Женщина, подающая большие надежды, прочитает их и
начнет осваивать для себя, тем более что изучать их не пред¬
ставляет труда. Действительно, в них не нужно ни отыскивать
тонкостей, ни распутывать трудные вопросы, ибо вся история
заключается в повествовании о самых простых событиях. И
344
если однажды ею займется человек такого ума, о котором я
рассуждаю, память его будет связана с ней навечно. Посоветую
женщине не пренебрегать и чтением ораторов. Ведь кто более
пылко возвеличивает добродетели и более сурово обличает по¬
роки? У ораторов мы научимся восхвалять благодеяния и про¬
клинать злодейства, утешать, убеждать, волновать, устрашать.
Хотя все это делают и философы, однако (не знаю, каким об¬
разом) именно во власти ораторов вызывать гнев и милосер¬
дие, возбуждать и подавлять душу. Далее, особыми орудиями
ораторов являются словесные украшения и мысли, освещаю¬
щие речь, словно звездное сияние, и делающие ее восхититель¬
ной; их мы позаимствуем у ораторов для письма и разговора и
обратим в свою пользу, когда потребует дело. Наконец, возь¬
мем у них словесное богатство, силу высказывания и в качест¬
ве оружия, так сказать, всю жизненную силу и мощь их речи.
Считаю, что, помимо этого, женщина должна читать и по¬
нимать поэтов. Кто из великих мужей был несведущим в зна¬
нии их? Аристотель, во всяком случае, очень часто использует
стихи Гомера, Гесиода, Пиндара, Еврипида и других поэтов, он
хранит их все в памяти и очень легко приводит; это свидетель¬
ствует о том, что он был образован в поэзии не менее, чем в
философии. И Платон часто использует поэтов, они встреча¬
ются у него повсюду, предлагая свои услуги без принуждения.
Их авторитетом он часто подкрепляет свое мнение. Я сказал о
греках. А что же наши? Разве кажется мало знающим поэтов
Цицерон?.. Оставляю Августина, Иеронима, Лактанция, Боэ¬
ция, о большом знании которыми поэтов свидетельствуют их
сочинения. По моему мнению, кто не узнал поэзии, тот в из¬
вестной мере несовершенен в знании языка. У поэтов находят
многое весьма удачно и мудро сказанное о жизни и нравах, ос¬
новы и причины природных явлений и словно зерна всех наук;
они имеют большой авторитет благодаря своим мудрым сужде¬
ниям о древности, исключительную славу благодаря красоте и
некое благородство, достойное свободных людей, так что ка¬
жется совершенно грубым тот, у кого его нет...
...Ни у одного из писателей не найти стольких примеров
целомудрия и добрых дел, как у поэтов, известны верность и
чистота Пенелопы по отношению к Улиссу, необыкновенное
целомудрие Алкестиды по отношению к Адмету, восхититель¬
ное постоянство той и другой в период отсутствия мужей и их
бедствий. У поэтов встречается множество подобных примеров,
и среди них больше всего свидетельств супружеской предан¬
ности. А если поэты пишут о любви, например, Феба и Дафны,
Вулкана и Венеры, кто туп до такой степени, чтобы не понять,
что эти вещи вымышлены и что под покровом одного скрыто
другое! Наконец, предосудительного у поэтов очень немного,
лучшее же весьма многочисленно и в высшей степени достой¬
345
но познания, как я показал выше относительно Гомера и Вер¬
гилия. Но крайне несправедливо забывать о том, что достойно
истинной похвалы, и вспоминать о другом, дающем какой-ни¬
будь повод для нападок... Разве не из священных книг почти
безумная страсть Самсона, с чьей могучей головы, положенной
на колени женщины, были обрезаны волосы, дающие ему
силу? Разве это не поэтично и разве это не греховно? Я умолчу
об ужасном преступлении дочерей Лота и о достойном прокля¬
тия разврате содомитов, но клянусь, что, восхваляя поэтов, я
не остановлюсь перед тем, чтобы упомянуть об этих двух по¬
роках. Но к чему смотреть, скажем мы, на любовь Давида к
Вирсавии и его злодеяние по отношению к Урии, на братоу¬
бийство Соломона и на столь многочисленную толпу налож¬
ниц? Все это злое, порочное и непристойное; однако разве по
этой причине мы будем отрицать необходимость чтения свя¬
щенных книг? Ни в коем случае. Следовательно, и поэтов
нельзя отвергать с презрением на том основании, что у них
иногда встречается кое-что написанное для наслаждения
людей. Правда, когда я читаю о любви Энея и Дидоны у Вер¬
гилия, я обычно восхищаюсь талантом поэта и совсем не об¬
ращаю внимания на само содержание, так как знаю, что оно
вымышлено. Подобное же отношение у меня и к другим поэ¬
тическим вымыслам. Во всяком случае, они не волнуют душу,
потому что я рассматриваю их как вымышленные и скрываю¬
щие под покровом одного другое. Но когда я читаю что-то в
священных книгах, меня это часто трогает, так как я знаю, что
это действительно было. Однако, чтобы не упорствовать, мне
хочется кое в чем уступить, тем более что пишу женщине. Я
признаю, что как народ делится на знать и плебеев, так и
между поэтами есть некоторые ступени в достоинстве. В таком
случае, если у автора комедии что-то прикрывается недостаточ¬
но целомудренным доводом или у сатирика более обнаженно
порицается какой-то порок, пусть женщина их не читает и
даже не смотрит на них. Ведь они словно чернь среди поэтов.
Но если она не будет читать достойных — я говорю о Верги¬
лии, Сенеке, Стации и других им подобных, пусть знает, что
лишает себя величайшей драгоценности; и пусть не надеется
достигнуть высшего тот, кому в образовании недостает этого
знания.
Вообще же то превосходство, о котором я говорю, приоб¬
ретается лишь знанием многих и разнообразных вещей. Следо¬
вательно, надлежит многое увидеть и прочитать, посвятить
время изучению философов, ораторов, историков и всех других
писателей. И в результате этого в нас отразится нечто значи¬
тельное и достаточное для того, чтобы в любом вопросе казать¬
ся красноречивыми, содержательными и изящными, а не пус¬
тыми невеждами. К этому надо добавить основательное и глу¬
346
бокое умение владеть языком. Действительно, эти две области
знаний помогают друг другу и оказывают взаимные услуги.
Ведь и язык без знаний фактов пуст и бесплоден, и фактичес¬
кие знания, сколь бы ни были они значительны, если лишены
литературного блеска, оказываются недоступными и темны¬
ми... Чтобы наконец закончить, скажу, что ум, который сам по
себе обещает достигнуть всех высот, надлежит подготовить,
учитывая эти два фактора, что для их соединения надо повсю¬
ду много читать и накапливать [знания], однако необходимо
иметь в виду при этом соображения времени (поэтому надо
стремиться постоянно к лучшему и более полезному и не за¬
ниматься слишком темным или тем, что принесет мало поль¬
зы!); далее, что мне представляется самым главным — изучение
религии и морали, все же прочее — относящимся к ним как
вспомогательные средства, которые способны либо помочь,
либо придать блеск; что по этой причине надо ревностно за¬
ниматься поэтами, ораторами и другими писателями; в отно¬
шении же языка надо позаботиться, чтобы налицо были и бла¬
городное наставление, и недремлющая изобретательность и
чтобы читали мы только наилучшее и достойнейшее одобре¬
ния...
возраста, дух которого был бы настолько тверд и стоек, чтобы
нисколько не щекотал его зуд славы?!
Я думаю, мой Гонелль, чем труднее избавиться от чумы
гордыни, тем более, считаю я, надобно этого добиваться, тем
важнее каждому готовиться к этому с младенчества. Это неиз¬
бежное зло столь прилипчиво к нашим сердцам, оттого что оно
присуще нам почти с рождения, его прививают к детским по¬
датливым душонкам с колыбели, его поддерживают учителя,
родители вскармливают его и доводят до совершенства. Потому
что никто ничему, даже доброму, не выучивает без приказания
ждать в награду похвалы, ждать платы за добродетель. Поэтому
в течение долгого времени, привыкнув к тому, что похвал ста¬
новится все больше, люди, наконец, доходят до того, что они
стараются нравиться все большему числу, то есть худшим, и
стыдятся быть хорошими. Чтобы отогнать эту чуму подальше
от моих детей, и ты, мой Гонелль, и мать, и все прочие друзья
должны трубить, долбить, до хрипоты говорить, что хвастовст¬
во презренно... что нет ничего выше той смиренной скромнос¬
ти, которую столько раз восхвалял Христос. Мудрое милосер¬
дие подтвердит, что лучше учить добродетели, чем упрекать в
пороках, лучше давать наставления любить ее, чем уговаривать
ненавидеть их. Для этого нет ничего более подходящего, чем
чтение древних отцов церкви. Мои дети понимают, что те не
могли на них гневаться, и если они почитают их за святость,
то на них непременно весьма подействуют их наставления.
Если ты кроме Саллюстия почитаешь что-нибудь в этом роде
Маргарите и Елизавете, которые, кажется, более зрелы, чем
Джон и Цецилия, ты премного этим обяжешь и меня, и их...
Кроме этого, моих детей, которые дороги мне по закону при¬
роды, вдвойне дороги из-за просвещенности и добродетельнос¬
ти, ты сделаешь для меня втройне более дорогими, так преум¬
ножив их ученость и доброту...
Содержание
От автора 3
ОЧЕРКИ
Часть I. Женские и гендерные исследования в истории 9
Глава 1. «Пол» или «род»: от истории женщин
к гендерной истории. 9
Глава 2. Гендерные исследования, историческая
периодизация и проблема синтеза 22
Часть II. Сквозь века: европейская история в гендерном
измерении. 43
Глава 1. Гендерные представления и гендерная
идеология 43
Глава 2. Гендерная асимметрия в браке и семье 60
Глава 3. Гендер в экономике и в праве: разделение
труда и контроль над собственностью 73
Глава 4. Гендер, власть и концепция «разделенных
сфер». 86
Часть III. Программа спецкурса «История Западной Европы
в гендерном измерении». 101
Библиография 106
ХРЕСТОМАТИЯ
От первого лица: женщины, брак, любовь — в стереотипах
«мужской культуры» 161
Своим голосом: женщины о женщинах и о мире, «который
принадлежит мужчине» 246
Гендерная дифференциация в воспитании и образовании:
из истории педагогической мысли 320
Лорина Петровна Репина
ЖЕНЩИНЫ И МУЖЧИНЫ В ИСТОРИИ:
Новая картина европейского прошлого
Редактор М.Айламазян
Художественное оформление А.Сорокин
Техническое редактирование
и компьютерная верстка Н.Галанчева
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 29.04.2002
Формат 60x90 '/i6. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная
Уел. печ. л. 22,0. Уч.-изд. л. 23,7. Тираж 1500 экз. Заказ № 1359
Издательство «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН)
129256, Москва, ул. В.Пика, д. 4, корп. 2. Тел. 181-01-71 (дирекция)
Тел/факс 181-34-57 (отдел реализации)
ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати»
432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14