История Древнего Востока. Часть 1. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Месопотамия - Дьяконов И.М.

Автор: Дьяконов И.М.
Теги: древние цивилизации история древнего востока
Год: 1983
Похожие
История Древнего Востока. Часть 2. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Передняя Азия, Египет
Древние цивилизации
История Древнего мира. Расцвет Древних обществ.
История Древнего мира. Упадок древних обществ.
Текст
                    
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ОРДЕНА ТРУДОВОГО
КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
ОТДЕЛ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА
РЕДКОЛЛЕГИЯ
академик | М. А. КОРОСТОВЦЕВ |
(ответственный редактор)
доктор исторических наук Г. М. БОНГАРД-ЛЕВИН
доктор исторических наук И. М. ДЬЯКОНОВ
доктор исторических паук Г. Ф. ИЛЬИН
кандидат исторических наук Э. А. ГРАНТОВО КИЙ
кандидат исторических наук Т. В. СТЕПУГИНА
Зарождение
древнейших
классовых обществ
и первые очаги
рабовладельческой
цивилизации
Часть первая
МЕСОПОТАМИЯ
Нод редакцией
II. М. ДЬЯКОНОВА
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ
ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА • 198.3
9(М)03
И 90
1.	Культовая глиняная статуэтка из
Чатал-Хююка, первая половина VI
тысячелетия до н. э.
(гл. I, ил. 12а)
2.	Каменные статуэтки из Теллъ ас-Сав-
вана, VI тысячелетие до н. э.
(гл. I, ил. 16)
3.	Ритуальные каменные сосуды
с инкрустацией, из Урука, XXVIII в.
до н. э.
(гл. II, ил. 37)
4.	Шумерские ювелирные изделия, около
2500 г. до н. э.: убор знатной дамы из
гробницы Пу-аби в Уре
(гл. III, ил. 49а)
5.	Шумерские ювелирные изделия, около
2500 г. до н. э.: золотая голова быка,
украшение арфы из «царского» рание-
династического погребения в Уре
(гл. III, ил. 496)
6.	Шумерское войско середины III
тысячелетия до н. э. в бою
(реконструкция М. В. Горелика), по
изображениям на «штандарте» из
Ура, «Стеле коршунов» из Нгирсу
(Телло) и по археологическим наход-
кам оружия (см. ил. 57—59)
(гл. III, ил. 60)
7.	Победный пир, перламутровая
инкрустация «штандарта» из Ура,
середина III тысячелетия до н, э.
(гл. III, ил. 74а)
S. Праздник во дворе дома состоятель-
ного горожанина в Уре, начало II
тысячелетия до н. э. (реконструкция
М. В. Горелика): костюмы и утварь по
археологическим находкам, терракото-
вым рельефам, росписям и скульптуре
из дворца Зимри-Лима в Мари (см.
ил. 123, 1316, 1326); архитектурная
реконструкция по Л. Вулли
(гл. V, ил. 98)
И
0504010000-001
013 (О2)-83
БЗ-94-85-81
© Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1983.
9.	Среднеэламская скульптура: золотая
статуэтка царя-адорснта из Суз,
вторая половина II тысячелетия до н. э.
(гл. V, ил. 112а)
10.	Среднеэламская скульптура: голова
эламита, раскрашенный камень, конец
II — начало I тысячелетия до н. э.
(гл. V, ил. 1126)
11.	Стенопись в храмовом помещении
дворца Зимри-Лима в Мари, XVIII в.
до н. э.
(гл. VII, ил. 123)
12.	Богослужение в святилище богини
Иштар дворцовой во дворце Зимри-
Лима в Мари, XVIII в. до н, э.
(реконструкция М. В. Горелика), по
материалам раскопок дворца в Мари:
зала № 26, стенописи (см. ил. 123),
скульптуры (см. ил. 131), находки
утвари (см. ил. 125) (Рога—атрибут
божества; предполагается, что жрицы
выступают в роли богинь).
(гл. VII, ил. 124)
16 (гл. 1)
37 (гл. II)

49а. (гл. Ill)
496 (гл. Ill)
00 (гл. Ill)
74а (гл. Ill)
98 (гл. V)
112а (гл. V)
1126 (гл. V)
123 (гл. VII)
124 (гл. VII>
ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ
I
Развитие исторической науки — непрерывный поступательный процесс. Накапли-
вается новый материал, возникают новые идеи, уточняются или пересматриваются
прежние оценки и концепции. Это делает необходимым создание обобщающих ра-
бот, целью которых являются подведение итогов научных исследований, суммиро-
вание достижений, рассмотрение вновь открытого материала и переоценка уже
ранее известного.
Предлагаемая вниманию читателя серия книг «История древнего Востока» —
четвертый по счету обобщающий самостоятельный научный труд, посвященный
древним цивилизациям Азии и Африки, изданный в Советском Союзе.
Замечательный труд акад. Б. А. Тураева «История древнего Востока», напи-
санный в 1911—1913 гг. и с небольшими дополнениями переиздававшийся и после
1917 г. (3-е издание — 1924 г., 4-е — 1935—1936 гг.), не утратил своего значения и
поныне: широкий научный диапазон автора, его глубокая эрудиция, мастерское
изложение и огромная насыщенность книги фактическим материалом — все это и
сейчас привлекает внимание ученых и всех интересующихся историей и культурой
Востока.
Вторая «История древнего Востока», изданная в нашей стране, принадлежит
основателю советской школы историков древнейших цивилизаций акад. В. В. Струве.
Он был первым крупным ориенталистом, который подошел к осмыслению истори-
ческого процесса на древнем Востоке с позиций историко-материалистической тео-
рии и впервые на основании большого фактического материала поставил вопрос
о рабовладельческом характере древневосточных обществ. Его труд выдержал два
издания (в 1936 и 1941 гг.).
Из работ, которые стали новым шагом вперед в развитии науки, третьей
по счету следует назвать коллективный труд Академии наук СССР «Всемирная
история». Здесь в I и частично во II томе (1955—1956) в научно-популярной форме
изложена вся история древнего Востока. В теоретическом отношении работа базиро-
валась преимущественно на концепциях акад. В. В. Струве, развитых и уточненных
в соответствии с научным уровнем, достигнутым ко времени издания.
В результате ускорения темпов развития науки в наши дни целый ряд из вы-
двигавшихся ранее выводов в значительной степени устарел: появилось множество
новых источников, вещественных и письменных, расширивших и углубивших наши
познания; значительно усовершенствовалась за прошедшие годы и методика иссле-
дования источников. Кроме того, в первых работах наших историков, как мы те-
перь понимаем, упрощалась задача теоретического объяснения отдельных фаз
и этапов исторического процесса.
Предлагаемая читателю «История древнего Востока» отражает современное
состояние советской науки о древнем Востоке. Книга основана на материалах но-
2 Заказ Кв 1238
17
От редколлегии
вейших открытий в области древней истории, археологии, лингвистики и литерату-
роведения и рисует картину наших научных знаний в концу 70-х годов XX в. Она
предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей, адресуется
также студентам и преподавателям высших учебных заведений исторического и
вообще гуманитарного профиля. Но эта работа — не учебное пособие в собственном
смысле слова. Ее цель — изложить достаточно полно накопленные к настоящему
времени знания об истории цивилизаций Азии и Северной Африки в соответствии
с требованиями современной науки. Поэтому редакционная коллегия и авторы на-
деются, что данный труд представит интерес и для специалистов по древнему Вос-
току и смежным дисциплинам.
II
Понятие «древний Восток» в науке менялось. Так во «Введении» к своему курсу
Б. А. Тураев писал: «История древнего Востока — первая глава истории человече-
ства, история цивилизаций, генетически предшествовавших эллинству и христиан-
ству». Географически он относил понятие «древний Восток» к району, который
«простирается от Кавказского хребта и Средней Азии до Персидского залива, Юж-
ной Аравии, страны африканских озер, от рубежа Ирана и Индии до Геракловых
столпов».
В. В. Струве, исходя из принципиально иных общих положений и новых фак-
тов, ставших известными науке, включил во второе издание своей «Истории древ-
него Востока» Индию и Китай и тем самым широко раздвинул географические
рамки «древнего Востока».
Затем в территориальные рамки «древнего Востока» были включены также
Закавказье и Средняя Азия. Такое расширение границ «древнего Востока» законо-
мерно опирается на фундаментальные положения исторического материализма: на-
званные районы непосредственно входят в ареал древних цивилизаций и по харак-
теру социально-экономического строя относятся в целом к тому же типу, что
и «традиционные» древневосточные общества Азии и Африки.
Что же такое «древний Восток» в нынешнем понимании этого термина, какими
рамками следует ограничить его историю и каково занимаемое им место во все-
мирной истории человечества?
История древнего Востока — это история древнейших классовых обществ на
нашей планете. В Европе лишь цивилизации, возникшие на островах и полу-
островах Эгейского моря, могут быть по древности сравнены с некоторыми отно-
сительно более поздними из древневосточных цивилизаций.
История древнего Востока — это вместе с тем и один из важнейших этапов
в культурном развитии человечества, эпоха появления различных наук, литера-
туры, философской мысли, изобразительного искусства. Именно здесь, на древнем
Востоке, впервые была создана письменность, в том числе и алфавитное письмо,
в измененном виде сохранившееся до сих пор. Письменность способствовала взаим-
ному обогащению народов достижениями культуры. Не только античность и средне-
вековье, но и новая и новейшая эпоха унаследовали от древневосточных цивили-
заций многие открытия в астрономии, математике, географии, архитектурные и
строительные приемы. Особенно велико было воздействие древнего Востока на ан-
тичный мир, культура которого явилась, в свою очередь, основой современной
европейской культуры.
Всемирно-исторический процесс есть последовательная смена общественно-
экономических формаций, через которую проходит человечество в целом. Однако
человеческие общества развивались в различных условиях и поэтому неравно-
мерно. Это проявлялось и во времена первобытнообщинного строя, и при переходе
к следующей формации, характеризуемой антагонизмом классов.
Почему же самые древние в мире классовые общества возникли на Востоке?
Уже сама постановка этого вопроса предполагает, что ответ на него должен со-
18
От редколлегии
держать в какой-то мере освещение влияния географической среды на историче-
ский процесс.
Любое человеческое общество живет и развивается в конкретных природных
условиях и находится с ними во взаимодействии, которое так или иначе проявляет
себя на протяжении всей его истории; при этом, чем ниже технический уровень
развития общества, тем сильнее влияет на него географическая среда. Раньше
перешли от доклассовой структуры общества к классовой те народы, которые
жили в условиях, более благоприятных для развития производительных сил.
Под словом «благоприятные» надо в данном случае понимать прежде всего осо-
бенности природной среды, способствующие производству не только продукта,
необходимого для поддержания жизни всего коллектива, но ж прибавочного про-
дукта, который поступает сначала в распоряжение, а затем и в собственность тех,
кто захватывает руководство обществом и его производственной деятельностью.
Прибавочный продукт создает возможность образования общественных клас-
сов, противостоящих друг другу в процессе производства и в своем отношении
к собственности на средства производства. Безусловно, создание прибавочного про-
дукта облегчалось там, где почва была мягче, плодородней и в достаточной мере
увлажнялась дождями или разливами рек, а климат содействовал минимальным
жизненным потребностям (не требовалось, например, теплой одежды, обуви, топ-
лива и т. п.), где природа (при низкой технической вооруженности общества)
щедрее вознаграждала человеческий труд, наконец, где существовала возможность
наряду с земледелием развивать скотоводство, продукты которого способствовали
быстрейшему и рациональному удовлетворению жизненных потребностей людей,
и тем самым увеличивалась возможность создания прибавочного продукта.
Всем вышеперечисленным условиям удовлетворяли многие территории в зоне
северных субтропиков Азии и Африки. В частности, население Ближнего Востока,
родины многих полезных злаков и диких животных, поддающихся приручению,
к концу IV тысячелетия до н. э. имело уже 4—5 тыс. лет земледельческого опыта.
Это позволило использовать прибрежные, легкие для обработки наносные земли
даже таких рек, как Нил и Евфрат. Именно долины этих рек и стали древнейшими
очагами классовых обществ и цивилизаций. По-видимому, позднее цивилизации
возникли также в долинах рек Инда и Хуанхэ.
Разливы рек облегчали организацию искусственного орошения. Создание круп-
ных ирригационных сооружений требовало совместных усилий огромных масс лю-
дей, направляемых сильной властью, которую общинные органы управления конт-
ролировать уже не могли. Чем важнее становилась эта задача, тем больше отрыва-
лась власть от народа. Накопление богатств по мере развития скотоводческого,
земледельческого, ремесленного производства приводило к войнам, а войны — к уси-
лению власти вождя и его вооруженных сил, противостоящих традиционной родо-
племенной военной организации. Все эти обстоятельства способствовали тому, что
в ряде обществ возникающие государства приобретали форму деспотии. Впервые
древневосточная деспотия сложилась в Египте, затем в Месопотамии и других
странах. Недеспотические формы государства также были известны древнему
Востоку.
Население стран, примыкавших к бассейнам великих рек, хотя и создавало соб-
ственные цивилизации, естественно, воспринимало многие черты культуры и даже
государственных институтов, созданных жителями долин этих рек.
В. В. Струве поставил перед собой задачу выяснить, обладают ли все эти
общества типологическим социально-экономическим единством. В своих многочис-
ленных работах он пришел к выводу, что общества древнего Востока с точки зре-
ния формационной принадлежности действительно однотипны. Изучение источни-
ков позволило В. В. Струве показать, что рабство на древнем Востоке не только
существовало, но и играло ведущую роль. Поскольку древний Восток хронологи-
чески предшествовал цивилизации Греции и Рима, рабовладельческий характер ко-
торых не вызывал сомнений, напрашивалось заключение, к которому он и пришел:
общества древнего Востока принадлежали к той же, что и Греция и Рим, рабовла-
19
2*
От редколлегии
дельческой социально-экономической формации. Концепция о рабовладельческом
характере обществ древнего Востока породила многолетние бурные дискуссии. Про-
тив этой концепции выступали сторонники феодализма на древнем Востоке и те,
кто придерживался гипотезы о «азиатском способе производств*а» *.
Противники концепции о древневосточных обществах как о рабовладельче-
ских зачастую исходят из одной стандартной установки: раб обитает в казарме,
лишен семьи и всякого имущества, работает в каменоломне, эргастерии или лати-
фундии под бичом надсмотрщика, эксплуатируется на износ. Однако в действитель-
ности рабство, рассматриваемое во времени и пространстве, — явление многообраз-
ное. Рабы не были однородны даже в пределах западного античного мира: афин-
ский скиф-стражник, римский виллик, раб на пекулии, раб-викарий, спартанский
илот — все они были рабы, хотя и разные. Самые различные формы рабской зави-
симости существовали и в странах Востока.
Но было и нечто общее, присущее всем категориям рабов: все они занимали
то место в производстве, которое определили им их хозяева, все были людьми
с экспроприированной личностью, чужой собственностью (отдельного лица, храма,
государства); экономически это означало, что раб не был собственником своей
рабочей силы и результатов своего труда, а политически — что он стоял вне граж-
данского общества и не обладал правосубъектностью.
В древности при низкой технической вооруженности общества использование
предметов и орудий труда происходило главным образом за счет мускульной силы
человека. Это определяло особую заинтересованность в непосредственном захвате
рабочей силы в ее натуральной форме. Этим же объясняется то, что ранние формы
эксплуатации, как правило, сопровождались внеэкономическим принуждением,
а главная из них — рабовладельческая — основывалась на прямом присвоении лич-
ности труженика: «В лице раба похищается непосредственно орудие производства»
[Введ., 1, с. 724]. «В азиатской и классической древности преобладающей формой
классового угнетения было рабство, то есть не столько экспроприация земли
у масс, сколько присвоение их личности» [Введ., 8, с. 348—349].
Итак, для рабовладельческого способа производства характерна решающая
роль собственности на основную производительную силу общества — человека, низ-
веденного до уровня средства производства, одушевленного орудия труда.
К. Маркс выявил две основные формы рабства, определив их терминологи-
чески как «античное» и «патриархальное». Первую он связывал с товарным произ-
водством, вторую — с натуральным.
Из этого, надо сказать, следует, что патриархальное рабство — более при-
митивная форма, чем античное; оно было и стадиально ранним, хотя продолжало
существовать наряду с античным даже в самых развитых рабовладельческих обще-
ствах. Термин «античное рабство» обязан своим происхождением тому обстоятель-
ству, что древнее товарное производство до сих пор лучше всего изучено в стра-
нах античного мира — Риме и Греции. Патриархальное рабство названо так по типу
хозяйства, в котором рабы входят в состав патриархальной семьи и участвуют
в общем производственном процессе вместе с остальными ее членами. Отсюда вы-
текают определенные особенности в отношениях между свободными и рабами;
обычно такое рабство имело место в тех случаях, когда производство велось только
для удовлетворения нужд этой семьи.
И та и другая формы рабства могли существовать в любой стране на соот-
ветствующей стадии исторического развития. Однако обозначающие их термины
приобрели со временем у некоторых историков не то значение, которое придавал
им К. Маркс: античное рабство стало толковаться как рабство в античном мире,
противостоящее патриархальному рабству восточных стран. Если встать на эту
точку зрения, придется признать, что рабство в Европе повсеместно было одного
* Против этих концепций, как мы полагаем, убедительно свидетельствует изло-
женный в данном издании материал. К их оценке мы вернемся в заключении
ко всему изданию.
20
От редколлегии
типа, а на Востоке — другого, и только в Европе существовало «настоящее», раз-
витое рабство, а на Востоке — лишь примитивное.
Однако, как уже подчеркивалось, рабство в Европе не было однотипным.
Даже в период расцвета рабовладения в маленькой Греции непохожими были, на-
пример, Афины и Спарта. Очень различными были формы рабства и в странах
древнего Востока — от вполне развитых до весьма примитивных. Да и сами
типы эксплуатации, охватываемые каждым из этих понятий, отличались большим
разнообразием. Таким образом, в действительности рассматриваемые термины раб-
ства не имеют регионального значения. Однако поскольку повод для превратных
толкований все-таки остается, то будет уместным заменить термин «античное»
на другой, также довольно употребительный в нашей литературе — «классическое»
рабство.
Под классическим рабством мы понимаем форму рабства, связанную с товар-
ным производством; при этом раб, используемый в хозяйстве господина, полностью
лишен правосубъектности и непосредственных правовых связей как со средствами
производства, так и с другими людьми. Под патриархальным рабством имеется
в виду форма рабства, связанная с натуральным хозяйством; при этом рабы или
используются в хозяйстве господина как члены рабовладельческой фамилии, или
их допускают к ведению индивидуального хозяйства с уплатой господину части
производимой продукции; в первом случае патриархальные рабы вместе со свобод-
ными членами семьи могли участвовать в одном производственном процессе,
несмотря на то что свободный выступал здесь как собственник, а раб — как соб-
ственность; во втором случае собственники не обязательно были частными ли-
цами, ими могли быть государство, община, храм. Естественно, что в госу-
дарственном секторе характер эксплуатации принимал совершенно особые формы:
рабы иной раз получали известную долю хозяйственной самостоятельности, госу-
дарство могло переуступить право на их эксплуатацию должностным или даже
частным лицам. Этот вид рабства, впервые открытый в странах Запада (Спарта,
Фессалия) и обозначаемый там как илотия, имел, как полагают ряд советских исто-
риков, огромное и до сих пор недостаточно оцененное значение и на древнем
Востоке, особенно на Ближнем Востоке, где своеобразные формы зависимости типа
илотии уживались даже со значительным развитием товарного хозяйства в более
поздний период рабовладельческого общества. На роль рабства типа илотии на
Востоке первым обратил внимание в ряде своих научных выступлений В. В. Струве,
однако он не развил эту теорию в своих печатных работах.
Следует отметить, что подневольные работники типа илотов в обыденной
жизни нередко настолько отличались от частных рабов, что многие древние народы
терминологически выделяли их из остальных рабов (например, вавилоняне),
в то же время другие (например, греки, хетты) четко включали их в общее поня-
тие «рабы». Однако, как ни важно осмысление какого-либо явления самими древ-
ними, для современного историка важнее выявить объективное экономическое со-
держание данной категории людей. С этой точки зрения рабов типа илотов, ли-
шенных собственности на средства производства и обычно считавшихся собствен-
ностью государства — их господина, следует относить к тому же эксплуатируе-
мому классу, что и частных рабов. При патриархальном рабстве формы рабовла-
дельческой эксплуатации менее определенны и четки и классовые антагонизмы
обычно не столь остры, как при рабстве классического типа.
Что касается количества «классических рабов» на древнем Востоке, то в от-
ношении большинства восточных обществ мы не знаем, сколько было таких рабов,
и потому не можем утверждать, что их было обязательно много. Именно это обстоя-
тельство служило одним из аргументов для тех, кто подвергал сомнению рабовла-
дельческий характер древневосточных обществ. Однако рабовладельческие отно-
шения не могли быть всюду одинаковыми ни по своему характеру, ни по числу
эксплуатируемых лиц.
Некоторые историки полагают, что раз нет достаточных данных о преоблада-
нии рабского труда классического типа непосредственно на полевых работах в земле-
22
От редколлегии
делии — главном виде древнего производства, значит, общество нельзя считать
рабовладельческим. Между тем домашнее хозяйство сельских жителей в древно-
сти в своей основе было натуральным и включало почти все производственные
процессы, кроме непосредственно полевых работ: помол зерна и его предвари-
тельную очистку, доставку воды, уход за скотом, изготовление молочных продук-
тов, заготовку кормов и топлива, прядение, ткачество и т. п. Таким образом,
даже утверждение, что рабский труд применялся главным образом в домашнем
хозяйстве, не опровергает тезиса о рабовладельческом характере данного общества.
В древних классовых обществах Азии и Африки, а нередко и в Европе наряду
с рабами было множество зависимых, подневольных людей разных категорий,
оторванных от средств производства и работавших в силу внеэкономического при-
нуждения; не будучи в* строгом смысле рабами, даже патриархальными или типа
илотов, эти люди тем не менее в принципе могут рассматриваться как категория,
близкая классу рабов. Хотя их личность еще не окончательно экспроприирована,
но грань между ними и «полными» рабами очень нечеткая. Во всяком случае,
продукт их труда создавался фактически в условиях рабовладельческого способа
производства, и им в процессе социально-экономического развития было в даль-
нейшем уготовано подлинное рабство. Если по ряду причин господствующему
классу не вюегда удавалось превратить их в «полных» рабов, то именно к этому
рабовладельцы всегда стремились; именно «полное» рабство было для них опти-
мальной формой эксплуатации, определяло психологию общества, формировало
общественные, семейные отношения и т. д.
Хорошо известно и то, что в составе эксплуатируемых рабовладельческого
общества имелись разные категории работников, в том числе и такие, которые
хотя и были лишены собственности на средства производства, но сохраняли весьма
вначительную степень правоспособности. Некоторые историки предлагают обозна-
чать всех эксплуатируемых рабовладельческого общества как «древних подневоль-
ных людей рабского типа», а термин «раб» применять только к тем эксплуати-
руемым работникам, которые считались прямой собственностью рабовладельца и
были лишены не только собственности на средства производства, но и всякой
юридической правоспособности. Однако эта точка зрения, хотя и поддерживается
рядом советских историков, не может считаться общепринятой.
В странах древневосточных и в странах греко-римского мира существовала
одна и та же общественно-экономическая формация, а также одни и те же фазы
развития общества. Но эти фазы развития рабовладельческой формации те и дру-
гие страны проходили в разное время. Древневосточные классовые общества и
цивилизации возникли из недр доклассового общества много раньше античных,
на значительно более низком уровне развития производительных сил, и развива-
лись они по сравнению с античными обществами и цивилизациями гораздо более
медленными темпами. Именно в различии исходных уровней и темпах развития
заключается объяснение того, что Греция и Рим дали образцы завершенности
социальных процессов в эпоху древности. Но это вовсе не свидетельство того,
что античный мир и древневосточный мир относились к разным формациям,
а Восток и Запад качественно противостоят друг другу.
Даже в пределах такой более однородной общественно-экономической форма-
ции, как капитализм, наблюдаются разные типы развития. Тем более это верно
в отношении древних обществ, гораздо более зависевших от природных и других
внешних факторов существования. Разнообразие путей развития стран древнего мира
вовсе не ограничивается противопоставлением Восток—Запад, восточная древность—
западная античность, но вполне конкретно прослеживается и в пределах самого
древнего Востока (как и в пределах древнего Запада). При этом рубеж между обще-
ствами разных типов нельзя провести по границе континентов. Так, общество
Финикии типологически ближе к ряду олигархических и монархических обществ
Греции, а у Карфагена больше сходства с Римом, чем с Египтом или Месопота-
мией, и т. д. Многообразие типов развития внутри одной и той же рабовладельче-
ской формации обусловлено и характеризуется разной степенью участия в про-
22
От редколлегии
изводстве «классических» или патриархальных рабов и свободных лиц; различным
соотношением государственного и общинно-частного секторов экономики; местом,
которое в данном обществе занимают подневольные труженики типа илотов и
частные рабы; ролью товарного производства и обмена, частного рабовладельче-
ского предпринимательства и централизованного распределения продукта рабо-
владельческого производства, а также темпами освоения ведущих производствен-
ных процессов; наличием или отсутствием сословно-кастовых перегородок в об-
ществе и т. д.
Что касается временных границ древнего Востока, то их можно указать
приблизительно — как эпоху между концом IV тысячелетия до н. э. и серединой
I тысячелетия н. э. Точная и единая хронологическая грань между восточной
древностью и средневековьем (т. е. временем, когда рассматриваемые страны и
народы вступают в феодальную формацию) не может быть указана. В боль-
шинстве случаев это III—V вв. н. э.
По многим причинам практически невозможно излагать историю древних ци-
вилизаций Азии и Африки во всех ее частях так, как излагается история Греции
или Рима, не говоря уже о новой истории Европы. Разные периоды истории в стра-
нах Востока нам известны далеко не в равной степени. Имеются довольно про-
должительные периоды, об истории которых наши сведения скудны или совсем
отсутствуют. Это в высшей степени досадное обстоятельство объясняется состоя-
нием источников и случайностью археологических находок. Например, о господ-
стве гиксосов в Египте не сохранилось почти ничего достоверного, тогда
как, скажем, от времени правления в этой стране XVIII династии дошло
множество источников, дающих возможность изложить достаточно подробно исто-
рию Египта того времени. Экономическую историю городов Месопотамии начала
II тысячелетия до н. э., в которых тексты документов записывали на глиняных
плитках, мало поддающихся разрушению, мы знаем довольно хорошо; история
Месопотамии последних веков до нашей эры, когда писали на быстро разрушаю-
щемся пергамене, нам почти неизвестна. Часто весьма неточны (в особенности
для некоторых периодов и стран) наши сведения о древней хронологии, по-
скольку не существовало постоянных эр, т. е. точек отсчета времени, и нередко
появление новых фактов заставляет исследователей полностью пересматривать,
казалось бы, давно и точно установленные хронологические даты. Источники,
особенно наиболее древние, часто написаны сложными и неоднозначными си-
стемами письмен; постоянно продолжающаяся работа над текстами нередко
приводит к необходимости давать новые переводы источников, пересматривать
ставшие привычными формы чтения имен собственных и названий городов и
стран. Читатель должен иметь это в виду и не сетовать на то, что заученное
им когда-то в прошлом приходится теперь переучивать.
В нашей «Истории древнего Востока» освещается в основном история стран
древней цивилизации Азии и Северной Африки. История тех стран, в которых
одновременно с этой цивилизацией еще не возникло гражданское общество с де-
лением на классы и сформировавшимися государствами или где все это произошло
только в самом конце периода древности (например, Япония, Корея), нами не
рассматривается.
III
Изучение истории древнего Востока имеет не только академический интерес. По-
скольку в ведущих странах древнего Востока процесс возникновения обществен-
ных институтов, характерных для классового общества, происходил ранее всего и,
стало быть, без какого-либо взаимодействия с уже сложившимися до того циви-
лизациями (как это было в древней Европе), постольку он происходил здесь в наи-
более чистом виде. Поэтому при изучении его мы сталкивались с вопросами,
имеющими важнейшее общетеоретическое и практическое значение: здесь рас-
сматриваются проблемы особенностей исторического развития народов Востока,
23
От редколлегии
появления имущественного и общественного неравенства, возникновения классов,
государства, моногамной семьи, зарождения современных религий, этнических общ-
ностей, важнейших достижений культуры. То или иное решение любого из этих
вопросов имеет отнюдь не отвлеченный характер: прямо или косвенно оно всегда
связано с идеологией современных классов в странах Азии и Африки и полити-
ческими платформами их партий. Вокруг многих из этих вопросов идет острая и не-
затихающая идеологическая борьба.
К этому надо добавить, что многие факты истории древности, толкуемые про-
извольно, к сожалению, используются для оправдания и обоснования экспансио-
нистских и гегемонистских устремлений в политических кругах некоторых совре-
менных государств. Как ни нелепы с научной точки зрения попытки обоснования
претензий на те или иные современные национальные границы фактами вековой,
а то и двух-, трех- и пятитысячелетней давности, такие попытки нередки в совре-
менном мире. Злободневной и ответственной задачей востоковедной науки яв-
ляется выяснение исторической истины и опровержение ее фальсификации и спе-
куляций, построенных на превратно истолкованных исторических фактах.
Далеко не каждому известно, что границ в современном смысле древние
государства вообще не имели (если, конечно, исключить мелкие первичные госу-
дарства, ограниченные естественными рубежами долины реки или даже неболь-
шого оросительного канала); лишь временами предел суверенной власти
государства совпадал с крайней точкой, до которой доходило его войско, и то только
пока оно там находилось: уход завоевателей, как правило, сопровождался восста-
новлением независимости города или области, только что вынужденной было за-
платить завоевателям дань. Показать преходящий, исторический характер этниче-
ских комплексов и политических объединений — царств и империй, необоснован-
ность претензий на вечное превосходство одного какого-либо народа или одной
культуры над другим народом или другой культурой — это задача всех ученых,
ощущающих ответственность за прогресс и само существование человечества,
за сохранение мира и безопасности народов.
Объективное исследование историко-культурного развития народов Востока
в эпоху древности приобретает в наши дни особую научную и политическую зна-
чимость. Распад колониальной системы, создание в Азии и Африке независимых
государств, играющих значительную роль в судьбах современного мира, обострили
интерес в самых широких кругах общественности этих стран к их далекому прош-
лому. Передовые ученые Востока стремятся по-новому осмыслить ход развития
своих стран, обращаются к культурному наследию своих народов, черпают вдох-
новение в тех замечательных достижениях, которых добились древневосточные
цивилизации. Они выступают против попыток исказить подлинный ход историче-
ского развития народов Востока, умалить их роль в истории мировой культуры.
Одной из важнейших задач советских востоковедов является борьба против
ненаучных, тенденциозных взглядов на историю древнего Востока, объективный
показ вклада каждого народа в общую сокровищницу человеческой цивилизации.
«История древнего Востока» ставит своей целью также удовлетворить естествен-
ный интерес широких кругов советских читателей к древнему прошлому восточ-
ных народов, включая и народы нашей Родины.
IV
Предлагаемая вниманию наших читателей коллективная монография в трех кни-
гах является обобщающим трудом, в котором объединили свои усилия многие
советские востоковеды разных специальностей; у них различные творческие инди-
видуальности, они не всегда единодушны в оценке значения и характера некото-
рых социальных и культурно-исторических явлений, имевших место в древности.
Каждый из них излагает и трактует основные факты и проблемы, разумеется, так,
как он считает правильным и необходимым и как ему подсказывает его научная
совесть; в тех случаях, когда в советской науке имеются расхождения по важным
24
От редколлегии
вопросам, они отмечаются в тексте или самими авторами, пли редакционной кол-
легией. Но читатель легко заметит, что, несмотря на известные расхождения
во мнениях, авторы являются научными единомышленниками в основном и глав*
ном — все они руководствуются теорией исторического материализма.
Авторам и редакционной коллегии казалось, что широкому и в то же время
достаточно квалифицированному читателю, на которого рассчитано данное изда-
ние, будет поучительно ознакомиться с творческой лабораторией ученых и их
индивидуальными мнениями и включиться в споры, в которых рождается истина.
Коллективный монографический труд «История древнего Востока» состоит,
как мы уже говорили, из трех книг. Первая (в двух частях) — под названием
«Зарождение классового общества и первые очаги цивилизации» — охватывает пе-
риод от глубочайшей древности до конца II тысячелетия до н. э. Здесь рассказы-
вается о возникновении и самом раннем периоде существования древнейших оча-
roBi древневосточной цивилизации, расположенных в долинах Тигра и Евфрата
(ч. I), Нила, Инда и Хуанхэ (ч. II). Несмотря на первоначальную относитель-
ную изолировнность этих очагов друг от друга, возникновение их было обусловлено
общими причинами, а сами они имели много сходных черт. В этих очагах переход
к более прогрессивным формам земледелия и скотоводства, к широкому использо-
ванию металлов, развитие профессионального ремесла и торговли, возникновение
центров цивилизации — городов — раньше, чем где бы то ни было, определили пере-
стройку архаической системы общественных отношений и возникновение классов
и первых государств. В основном по внутренним причинам, но также и под зна-
чительным воздействием упомянутых древнейших очагов ускорялся процесс классо-
образования и в странах соседних или близких к ним, особенно на Ближнем
Востоке, а к концу рассматриваемого периода — и в Южной Европе.
Вторая книга будет посвящена периоду от XI—X до V—IV вв. до н. э., т. е.
времени «возникновения и развития ранних древневосточных империй». Это время
ознаменовалось очевидным прогрессом во всех областях материальной и духовной
культуры, ростом рабовладения, возникновением классовых обществ и государств
на новых территориях. Наиболее заметными чертами в политической истории этого
периода были борьба за гегемонию в масштабах целых географических регионов,
возникновение в процессе этой борьбы все более и более крупных государствен-
ных образований, а в конце эпохи — державы Ахеменидов, объединившей под
своей властью почти все древние государства Ближнего и Среднего Востока.
Третья книга посвящена поздним древневосточным империям и начинается
с истории образования и быстрого распада империи Александра Македонского
(конец IV—III вв. до н. э.). Здесь в основном рассматриваются проблемы эллинизма
и истории Ближнего Востока в эллинистический и римский периоды, включаются
главы, посвященные тем странам Востока, в которых социальные и культурные
институты эллинизма были усвоены и поглощены местными традициями и кото-
рые затем противостояли политическим и социальным силам эллинистического
и римского «Запада». Вторая часть третьей книги посвящена образованию позд-
них империй в Индии, Китае и других странах Востока.
Важные события этой эпохи серьезно изменили политическую карту древнего
мира и тесно связали историю народов всех трех континентов; история древнего
Востока доводится здесь до III—V вв. н. э., иными словами, в третьем томе осве-
щается последний период древности. В это время районы древневосточной циви-
лизации сливаются в сплошную зону от Атлантического до Тихого океана. Укреп-
ляются и усложняются экономические и политические связи между ними. Куль-
тура древности достигает наивысшего расцвета. Вместе с тем в ведущих странах
начинается кризис рабовладения и зарождение феодальных отношений. Осложне-
ние внутренней социальной и политической обстановки приводит к ослаблению
этих стран. До этого племенная периферия рабовладельческого мира была глав-
ным образом объектном грабежа и захватнической политики, хотя наносила и
серьезные ответные удары. Теперь, казалось, весь племенной мир пришел в дви-
жение и рабовладельческие империи начинают «разваливаться» одна за другой.
25
От редколлегии
Мы оставляем древний мир в этой напряженной обстановке, когда многие собы-
тия, знаменовавшие собой развитие нового общества, уже произошли, а другим,
не менее драматическим, еще предстояло произойти. Формирование феодального
общества в Азии и Африке лежит за пределами нашей темы.
Традиционным для книг по общей истории древнего Востока являлся прежде
всего вводный раздел, посвященный истории науки. Однако накопление новых
открытий, часто не только не уступающих по значению первым прославленньш
открытиям, но и превосходящих их, делает написание такого раздела в рамках
нашей «Истории древнего Востока» и в объеме, соответствующем характеру изло-
жения в ней, практически невозможным. История открытий на древнем Востоке —
это теперь уже тема отдельной большой книги.
Примечания к сообщаемым фактам даются (в виде ссылки на номер соответ-
ствующего исследования в библиографии к разделу) лишь в тех случаях, когда
эти факты относятся к еще малоизвестным в литературе или считавшимся спор-
ными обстоятельствами (некоторые авторы предпочли вовсе отказаться от приме-
чаний). Остальные обоснования тех или иных приведенных в «Истории» положе-
ний читатель найдет в литературе, перечисленной в библиографии.
В наши дни стремительного научно-технического прогресса бурными темпами
растут и углубляются знания и в области гуманитарных наук, в том числе по исто-
рии и культуре древнего Востока. Постоянно увеличивается приток научной инфор-
мации, уточняются и пересматриваются ранее принятые положения и факты, при-
меняются принципиально новые методы исследования уже имеющихся материалов.
Осуществляется координация, взаимосвязь и интеграция различных гуманитарных
дисциплин и общественных наук с естественными и техническими. Это закономер
пое явление в развитии современной науки нашло свое отражение и при написание
настоящего издания. В его подготовке приняли участие историки, филологи, лин
гьисты и литературоведы, а также археологи, этнографы, искусствоведы и др.;
были использованы выводы, полученные с применением методов математики,
физики, биологии и т. д.
Издаваемая «История древнего Востока» — плод работы коллектива ученых
Института востоковедения АН СССР, в ней принимали участие также ученые
востоковедных институтов союзных республик, гуманитарных институтов АН СССР,
других научных учреждений страны, профессора и преподаватели МГУ и ряда
других высших учебных заведений. Предлагаемый читателю обобщающий труд
«История древнего Востока» рецензировали акад. Б. Б. Пиотровский, акад.
Ю. В. Бромлей и д-р ист. наук В. Н. Никифоров.
Редколлегия выражает глубокую признательность представителям советской
научной общественности, чьи критические замечания и советы учтены при под-
готовке данного издания.
Понятно, что в выпускаемом нами издании не все вопросы истории и культуры
древнего Востока освещаются одинаково подробно. Это объясняется не только харак-
тером издания, но и современным уровнем наших знаний о тех или иных явлениях
и событиях далекого прошлого народов Востока. Многие проблемы еще ждут своей
дальнейшей разработки, а некоторые изложены в качестве наиболее приемлемых
в настоящее время гипотез. Мы надеемся, что данный труд будет способствовать
дальнейшему развитию советской исторической науки и привлечет внимание как
специалистов-историков и представителей смежных дисциплин, так и всех, кто инте-
ресуется древней историей и культурой народов Востока, внесших огромный вклад
в мировую цивилизацию.
♦ * *
Авторами первой части первой книги — «Месопотамия» являются: д-р ист. наук
И. М. Дьяконов (гл. I § 1, 8, 11, 12, 13; гл. II; гл. III § 1—8; гл. IV § 1—6;
гл. V § 1—4, 6, 7; гл. VI; гл. VII), канд. ист. наук В. К. Афанасьева (гл. I § 9,
40, 13; гл. II § 7; гл. III § 9; гл. IV § 7, 8; гл. VII), д-р ист. наук В. М. Массон
гл. I § 2—6, 9, 10), канд. ист. наук В. А. Якобсон (гл. V § 5), канд. ист. наук
К. X. Кушнарева (гл. I § 7).
26
От редколлегии
Хронологическую таблицу выполнил В. А. Якобсон.
Библиография подготовлена авторами глав под редакцией канд. ист. наук
Т. Н. Савельевой.
Карты составлены Т. В. Степугиной по эскизам И. М. Дьяконова (Передняя
Азия), В. М. Массона и Э. А. Шмуйлович (эпоха первобытнообщинного строя).
Иллюстрации подобраны канд. искусств. М. В. Гореликом и Т. В. Степугиной
по рекомендациям авторов глав; научно-художественные реконструкции на ос-
нове древних памятников исполнены М. В. Гореликом.
Научно-организационную работу осуществляла ответственный секретарь изда-
ния канд. ист. наук Т. В. Степугина.
Глава I

ПРЕДЫСТОРИЯ
ДРЕВНЕВОСТОЧНЫХ
ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Началом истории человечества была эпоха первобытности, громадная по
временной протяженности. В эту эпоху на Афро-Азиатском континенте
произошло выделение человека из животного мира и формирование чело-
веческого общества с присущими только ему закономерностями развития.
То был очень длительный и сложный процесс, и постоянное ускорение
его заметно только современным исследователям: изменения происходили
слишком медленно, чтобы их могло почувствовать каждое поколение
самих древнейших людей или даже несколько последовательных, еще
близких друг к другу поколений.
Эпоха первобытного общества, предшествовавшая эпохе сложения
общественно-экономических классов, делится на два этапа, которые было
предложено назвать ступенями присваивающей экономики и производя-
щей экономики. Обозначения эти неточны, так как уже на первой стадии
(период дикости, по Л. Г. Моргану — Ф. Энгельсу) осуществляется про-
изводство в виде изготовления орудий, затем поиска и собирания расте-
ний, охоты, ловли рыбы и, наконец, первоначальной обработки добытого
с целью превращения его в пригодный для потребления продукт (напри-
мер, разделка туши, обработка огнем, раскалывание орехов и т. п.);
мало того, даже и такая экономика предполагает не только производство,
но и воспроизводство хотя бы части орудий.
Вторую стадию первобытной экономики (период варварства, по
Л. Г. Моргану и Ф. Энгельсу) отличает производство и воспроизводство
не одних только орудий, но и самого продукта, будь то в земледелии,
скотоводстве, ремесле, в то время как раньше продукт непосредственно
присваивался (охота, собирательство). Поэтому правильнее говорить
о начальной стадии производства и воспроизводства только орудий при
присвоении продукта (собирательство, охота) и стадии первобытного
28
Предыстория древневосточных цивилизаций
производства и воспроизводства как орудий, так и продукта (земледелие,
скотоводство). Археологи обычно предпочитают периодизацию по техноло-
гическому признаку, так как характер технологии обнаруживается пря-
мыми археологическими методами, между тем как экономический харак-
тер общества выявляется лишь путем исторической интерпретации най-
денного материала. Первой стадии первобытной экономики по археологи-
ческой периодизации соответствуют древнекаменный век (палеолит,
время от появления первого человеческого вида, изготовлявшего орудия
труда, до окончательного становления человека современного типа),
а также среднекаменный век (мезолит).
В период среднекаменного века на Африканском и Азиатском кон-
тинентах, а также в некоторых частях Европы складываются предпосылки
для перехода к земледелию и скотоводству. В IX—VI тысячелетиях до
н. э. в азиатских, а затем и африканских областях Ближнего Востока и
ближайших к нему регионах Балканского полуострова начинается пере-
ход ко второй стадии первобытной экономики — земледельческо-скотовод-
ческой— и к новокаменному веку (неолиту), а затем и к веку металла;
здесь же ранее всего, начиная примерно с 3000 г. до и. э., возникает
первое классовое общество и цивилизация. В других областях Азии,
а также Европы эпоха неолита, а затем и начало цивилизации наступали
на одно, два, а то и три тысячелетия позже. Поэтому в настоящей книге,
посвященной истории древнейших цивилизаций, нам предстоит обратить
основное внимание именно на Ближний Восток.
1. География
древнейшего
Ближнего Востока
Начнем с описания природной среды. Главная трудность для иссле-
дователей здесь состоит, пожалуй, в том, что природные условия, господ-
ствовавшие на Ближнем Востоке до IV тысячелетия до н. э., не подда-
ются достаточно точной реконструкции, хотя археологические, палеон-
тологические и геологические исследования уже дают нам для этого неко-
торые опорные данные. Великое оледенение Северной Европы и Азии
продолжалось, надвигаясь и отступая, вплоть до X—IX тысячелетий
до н. э., и соответственно в более южных краях до тех пор климат был
сухим и более прохладным, а уровень вод океанов и морей, вероятно, то
стоял значительно ниже, чем теперь (на несколько десятков метров), то
повышался; на месте пустынь часто были степи, распространение лесов
имело иную конфигурацию, чем позже, а сухие русла посреди субтропиче-
ских пустынь, сейчас лишь на время весенних дождей ненадолго запол-
няющиеся потоками, тогда еще нередко были настоящими реками. Иным
был и животный мир; так, львы водились по всему Ближнему Востоку,
а слоны, во всяком случае в Сирии, — вплоть до конца II—начала I ты-
сячелетия до н. э. Широко были распространены ныне вымерший дикий
бык (тур), а также, вероятно, дикие предки домашних овцы, козы, осла
и т. п.
Более детальная характеристика природной среды этого района до
IV тысячелетия до н. э., как мы уже говорили, носила бы весьма прибли-
женный характер, поэтому описание, которое читатель найдет ниже,
соответствует в основном состоянию природной среды в следующую
эпоху— IV—II тысячелетий до н. э. и позже — время образования и раз-
вития древнейших цивилизаций.
Ближним Востоком условно называют земли между Каспийским,
Черным, Средиземным морями и Индийским океаном, а также смежные
земли Северной Африки. Он распадается на африканскую часть и азиат-
29
Глава 1
скую часть, или Переднюю Азию; обе части отделены друг от друга длин-
нейшей сбросовой впадиной Красного моря, которое в северном своем
продолжении, омывая жаркий, гористый и пустынный Синайский полу-
остров, разветвляется на два узких рукава — Суэцкий залив, отделяемый
от Средиземного моря Суэцким перешейком (который теперь перекопан
каналом), и залив Акаба.
Африканская часть древнего Ближнего Востока занимала северо-
восточный угол Африканского континента, почти сплошь покрытый тро-
пическими каменистыми и отчасти щебенистыми пустынями, которые
пересекаются грядами песков — длиной в сотни километров — с барха-
нами до 300 м в высоту. Эту пустыню с юга на север прорезает на тысячи
километров узкая зеленеющая полоска вдоль огромной реки Нил, впадаю-
щей в Средиземное море широкой дельтой. От азиатской части Ближнего
Востока Египет отделен пустынями Суэцкого перешейка, Синая и Южной
Палестины.
Всю южную половину азиатской части Ближнего Востока (Передней
Азии) занимает громадный Аравийский полуостров, лежащий между
Красным морем, Индийским океаном и Персидским заливом. В центре
его и вдоль побережья Красного моря, а также у Персидского залива,
в том месте, где в него вдается полуостров Оман, тянутся горы; на юго-
западе горной зоны водный режим более благоприятен (обусловленные
регулярными муссонами периодические сезоны дождей, наличие подзем-
ных источников и горных потоков); земли здесь местами плодородны,
растительный мир достаточно богат, и даже имеются небольшие леса.
В остальном Аравийский полуостров, почти лишенный водных источни-
ков, сейчас занят огромными каменистыми или песчаными пустынями,
и лишь там и сям у бьющих из-под земли ключей и в защищенных от
песчаных бурь долинах встречаются маленькие обитаемые оазисы. Однако
вплоть до IV тысячелетия до н. э. и на полуострове значительная часть
территории была, видимо, занята степями, где паслись стада дикого
рогатого скота; овцеводством на полуострове стали заниматься позже.
К северу от Аравийского полуострова, между Средиземным, Черным
и Каспийским морями и Персидским заливом, расположена северная часть
Передней Азии, издревле наиболее населенная; она и будет прежде всего
привлекать наше внимание.
В сердцевине этой части Передней Азии лежит климатическая зона
пустынь и полупустынь, которая делится на две неравные части Евфра-
том, текущим с северо-запада на юго-восток, с Армянского нагорья в Пер-
сидский залив. Восточнее, параллельно Евфрату, несет свои воды Тигр.
Область между Евфратом и Тигром называется Месопотамией ♦; более
протяженная часть зоны расположена к западу от Евфрата — это Сирий-
ская пустыня.
Центральная пустынная и полупустынная зона севера Передней
Азии окружена с трех сторон горными районами Палестины, Ливана, Си-
рии (к которой на северо-западе примыкает полуостров Малая Азия, или
Анатолия), Армянским и Иранским плато.
Горы, расположенные вдоль Средиземного моря, образуют климати-
ческий заслон, у подножия которого, непосредственно на побережье, уз-
кой полосой тянутся земли, обильно орошаемые приносимыми с моря
дождями.
Побережье Палестины занято плодородной узкой полосой Саронской
равнины; вдоль него к востоку тянется более сухое, но все же орошаемое
и дождями, и подземными источниками плато, обрезаемое с севера попе-
речной долиной Ездраелон (Изреель) у подножия тянущегося в том же
* Месопотамия по-гречески значит «Междуречье».
30
Предыстория древневосточных цивилизаций
направлении хребта Кармел; к северу от него плато продолжается
вплоть до подножия горы Хермон, почти всегда покрытой снегом. К во-
стоку от плоскогорья, в очень глубокой и узкой впадине, изолированной
от окружающей страны и в древности густо заросшей лесом, кустарником,
папирусом, течет через два озера * с севера на юг река Иордан, впадая
в большое густосоленое Мертвое море, лежащее в той же впадине, ниже
уровня океана; берега его совершенно пустынны, а воды и в самом деле
безжизненны. К востоку от впадины Иордана тянется гористая, а затем
более ровная степь, постепенно переходящая в пустыню.
Более плодородно, чем Палестина, побережье к северу от нее (древ-
няя Финикия). Низкие прибрежные горы сейчас, как и в древности, по-
крыты вечнозеленой средиземноморской растительностью: здесь всегда
хватало влаги и тепла, росли дуб, лавр, олеандр, маслина, пиния, яблони.
Параллельно побережью с юга на север тянется высокий горный хребет
Ливан, еще восточнее — хребты Хермон и к северу от него — Антиливан;
между Ливаном и Антиливаном замкнута долина реки Эль-Литани, впа-
дающей в море на юго-западе (область Келесирия), а между Ливаном
с его северным продолжением, горами Ансария, и отрогами Антили-
вана — долина реки Оронт (Аси) * **, текущей с юга на север; нижнее
течение Оронта в древности образовывало цепь озер и болот, окаймлен-
ных пышными лугами. Ливан и Антиливан, а также хребет Аманус
к северу от впадения Оронта в Средиземное море были сплошь покрыты
дубовым, пиниевым, сосновым, кипарисовым и кедровым лесом; выше,
на границе альпийских лугов, рос древовидный можжевельник. По вос-
точную сторону Антиливана расположены лавовые массивы и отдельные
оазисы, тянущиеся в глубь пустыни (из них важнейшие — большой
оазис Дамаска и менее значительный, но впоследствии знаменитый в ис-
тории оазис Тадмор, или Пальмира).
Если мы будем двигаться на северо-запад от Сирии, минуя жаркую,
но плодородную Киликийскую низменность, лежащую напротив богатого
в древности медью острова Кипр, и пройдем там, где с окружающих
лесистых гор Тавра сбегают в залив Александретта (Искендерон) реки
Джейхан и Сейхан, и далее через глубокие извилистые ущелья Тавра, мы
попадем в глубь полуострова Малая Азия, или Анатолия, окруженного
Средиземным, Эгейским и Черным морями. Полуостров этот представляет
собой некоторое подобие перевернутой тарелки, где возвышенное плоское
«донце» отрезано от моря на севере и юге ободком «поддона». «Поддон»
этот образуют горы Понтийского Тавра на севере и Малоазийского на
юге***; на западе долины рек Герм (Гедиз), Каистр (Карасу) и Меандр
(Большой Мендерес) открывают Малую Азию теплым и влажным вет-
рам Эгейского моря, через которое ряды островов перебрасывают «мост»
к Балканскому полуострову, мысам Греции и к большому острову Крит,
лежащему к северо-западу от дельты Нила. В центре нагорья Малой Азии
сухая степь. В самом засушливом районе центра полуострова, между
изгибами реки Галис (Кызыл-Ирмак) на востоке и реки Сангарий (Са-
карья) па западе, лежит соленое мелководное озеро Туз. Гористые
северный и южный края полуострова, обращенные к Черному и Средизем-
♦ Хула (Мером), ныне в значительной мере осушенное, и Тивериадское, или
Генисаретское (иначе Галилейское), озеро.
** Здесь и ниже, в тех случаях, когда приводятся двойные названия, вначале
стоят древние названия, иногда заимствованные из трудов античных географов и
историков. Современные географические наименования при этом даются в скобках.
Использование в научной литераторе, посвященной древнему Востоку, названий,
почерпнутых из сочинений представителей греко-римского мира, объясняется глав-
ным образом традицией.
*** На юго-востоке к горам Малоазийского Тавра изнутри примыкает высокий
вулкан Аргей (Эрджияс).
31
Глава I
ному морям, точно так же как и долины, которые открыты на запад,
к Эгеиде, представляют области средиземноморской вечнозеленой лесной
растительности. У северо-западного угла полуострова очень узкие про-
ливы Геллеспонт (Дарданеллы) и Босфор и расположенное между ними
маленькое море Пропонтида (Мраморное) отделяют Малую Азию от
Европы.
В древности Малая Азия была богата золотом (на западе), серебром,
свинцом и открытым позже железом (на северо-востоке) и медью (на
юго-востоке).
В восточной части полуострова горные хребты сближаются между
собой, и начинается Армянское нагорье, которое собрано в складки высо-
ких, местами снежных гор, тянущихся в общем широтном направлении
и разделяемых продольными долинами рек: на юге — долиной Тигра
(с запада на восток), в центре — долинами притока Евфрата Арацани
(Мурад-су), самого Евфрата в верхнем течении (оба с востока и на
запад) и Аракса (снова с запада на восток). Кое-где эти долины расши-
ряются, образуя замкнутые высокогорные равнины, кое-где сужаются до
труднопроходимых ущелий. В глубине древности часть долин и гор
была сплошь покрыта лесом; сейчас лишь в складках южного края на-
горья сохранились кустарниковая и лесная растительность типа маки,
а также дубпяк, сосна; большая часть гор покрыта степной растительно-
стью (астрагаловые, каменистые с почти безлистными кустиками, ковыль-
ные и другие степи). Во впадине в центре нагорья большое горько-соле-
ное озеро Ван. Уже в глубокой древности в равнинных частях долин,
в том числе и в Ванской, условия были благоприятны для земледелия,
а на степных нагорьях — для скотоводства. Высокие вулканические горы
центра и севера нагорья служили местом добычи обсидиана (вулканиче-
ского стекла) —важнейшего сырья для режущих изделий в VII—IV ты-
сячелетиях до н. э.
На севере Армянского нагорья, над плодородной низменностью
долины Аракса, возвышается величественная снежная шапка Арарата.
За Араксом начинается самая северная из областей Ближнего Востока —
Закавказье; хребет Большого Кавказа отделяет его от зеленых степей
Восточной Европы. В природном отношении древнее Закавказье можно
было бы грубо разделить на три зоны. На западе, вдоль всего черномор-
ского побережья, тянулась полоса почти непроходимых субтропических
лесов, перевитых плющом и лианами, уходившая на Понтийское побе-
режье полуострова Малой Азии; в Черное море здесь текут небольшие
речки: на севере — Кодори, в центре — Риони и на юге — Чорох. Сплош-
ные заболоченные леса делали долину Риони — древнюю Колхиду — ма-
лопригодной для заселения. В центре Закавказья расположена горная
страна, соединяющая Большой Кавказ на севере с Малым Кавказом на
юге, в излучине Аракса. Через нее на восток бегут река Кура и ее при-
токи. В горах южнее Куры расположено пресноводное озеро Севан,
которое соединяется рекой Занга (Раздан) с Араксом. Наконец, низмен-
ная, восточная часть Закавказья, соответствующая центральной и юго-
восточной частям нынешней Азербайджанской ССР, рано превратилась
в область сероземных полупустынь и пустынь, хотя ее и пересекают
долины Куры и Аракса, вливающихся общей дельтой в Каспийское море.
Иранское плато входит в Ближний Восток только своей западной
частью; восточная же часть, вплоть до краевых горных зон, которые,
охватывая нынешний Афганистан, сбегаются к северо-востоку — к Пами-
ро-Гипдукушскому высокогорному узлу, традиционно относится к Сред-
нему Востоку. Здесь к Иранскому плато примыкают: с севера — степи и
пустыни Средней Азии за Каспийским морем, пересекаемые великими
реками Оке (Амударья)и Яксарт (Сырдарья), а с востока — долина Инда
32
Предыстория древневосточных цивилизаций
и его притоков, отделенная пустыней Тар и степями от тропических
лесов остального Индостана.
Иранское нагорье по своему строению напоминает Малую Азию:
сухое внутреннее «дно», занятое пустынями, солончаками и пересыхаю-
щими солеными озерами, отгорожено от морей и соседних стран горными
хребтами; однако полосы горных хребтов здесь шире и выше. Реки или
текут в центр нагорья и там пересыхают, или прорываются по узким
ущельям — либо на запад, впадая в Тигр, текущий вдоль края плато
к югу, в сторону Персидского .залива, либо на север, к Каспийскому морю
(река Кызылузен — Сефидруд). Вдоль побережья Каспийского моря,
отгороженного от внутренних пустынь огромной стеной хребта Эльбурз,
растет густой субтропический лес. Эта северная краевая полоса гор сбли-
жается с западной краевой полосой гор в северо-западной части нагорья,
образуя высокие горные узлы, глядящие в северном направлении на до-
лину Аракса и Куры и на сухую низменность Восточного Закавказья.
Южнее этих горных узлов, между обеими полосами гор, есть холмистое
понижение, которое отгорожено от остального плато поперечным хреб-
том; здесь лежит большое горько-соленое озеро Урмия. Западная горная
зона (горы Загроса), окаймляющая Иранское плато со стороны Месопо-
тамии, тянется в общем юго-восточном направлении; она похожа по
строению на горную страну Армянского нагорья, продолжением которой
и является. Склоны гор, обращенные к закату солнца, до которых через
седловины сирийских хребтов долетают влажные ветры Средиземного
моря, покрыты колючими кустарниками и низкорослым лесом: дубняком,
миндалем, фисташковым деревом, кизилом и т. п. Очень сходны и север-
ные склоны Копетдага — краевого хребта, отделяющего Иранское плато
от юго-западной части Средней Азии. У северного подножия этого хребта,
между горами и пустыней, земледельческо-скотоводческие культуры раз-
вились почти столь же рано, что и в странах Передней Азии. Несколько
восточнее Копетдага, в долине реки Теджен (Герируд), открывается по-
нижение, через которое из северных степей в различное время двигались
в Иран и Индию степные народы.
В юго-западной части Иранского нагорья краевые хребты Загроса
отступают, образуя «подкову» вокруг жаркой низменности древнего Элама
(Хузестан), через которую к Персидскому заливу текут, образуя общую
дельту, реки Керхе, Диз и Карун. Отходя все далее к востоку, а затем
к юго-востоку, горы Загроса переходят в горную зону, окаймляющую
Иранское нагорье с его южной стороны; склоны гор, обращенные к внут-
ренней пустыне, бесплодны; на тех же, что обращены к Персидскому за-
ливу, сравнительно высоко в горах растут грабы и буки, а еще выше рас-
положены альпийские луга и над ними — сухие степные нагорья; ниж-
ний, покатый край гор и холмистая низменность, тянущиеся вдоль за-
лива, расположены в жаркой полосе с усиленным испарением, к тому же
здесь летом дуют сильные сухие и горячие ветры из аравийской пустыни.
Поэтому южное побережье Ирана — тоже пустыня, и лишь вдоль русел
речек, сбегающих с гор, лежат оазисы, в которых к III—II тысячелетиям
до н. э. стала распространяться культура финиковых пальм. Однако по-
среди горной зоны, в древней Персиде (Фарс), где текут небольшие реки
и расположено пересыхающее озеро Нейриз, есть зеленые долины.
Столь же пустынно и низменное аравийское побережье Персидского
залива с Бахрейном и полуостровом Катар, хотя в древности именно
здесь, как считают, была родина финиковой пальмы*. Несколько менее
♦ По палеоботаническим и лингвистическим данным, финиковая пальма, ве-
роятно, происходит из Африки и на побережье Персидского залива попала не ра-
нее VI—IV тысячелетий до н. э.
3 Заказ № 1238	33
Глава I
бесплодным оно становится лишь кое-где на полуострове Оман, открытом
зимнему муссону с Индийского океана и отгороженном высокими горами
от пустыни.
Для развития первых цивилизаций Ближнего Востока наибольшее
значение вначале имела полоса земли, окаймлявшая горные области Па-
лестины, Сирии, Армении и Ирана, — так называемый Плодородный по-
лумесяц. Вдоль полукольца гор, на западе — с обеих сторон, а затем —
только с внутренней, расположены холмистые районы, покрытые травами,
кустарниками и рощами, пригодные для развития земледелия и оседлого
скотоводства, а в сторону широкого языка пустынь и полупустынь, вдаю-
щегося внутрь этого полукольца, тянутся и сейчас, как тянулись в древ-
ности, степи — все более сухие, лишь вдоль границы Плодородного полу-
месяца буйно цветущие ранней весной тюльпанами и крокусами, в осталь-
ное же время года выжигаемые солнцем, а ближе к пустынной полосе
всегда покрытые лишь кустиками полыни и постепенно редеющими ко-
лючками, становясь, чем дальше, тем безжизненней. Кое-где можно встре-
тить скопление комочков беловатого съедобного лишайника «манны» (ле-
каноры), переносимых ветром по пустыне. Однако эти степи прорезаны
сетью вади — почти круглый год сухих русел, прорытых редкими зимне-
весенними ливнями; здесь сравнительно близки подпочвенные воды. Та-
кие степи, по крайней мере с VI тысячелетия до н. э., служили местом
обитания скотоводов, полуоседлых и бродячих.
Чтобы представить себе весь Плодородный полумесяц, нужно мыс-
ленно обойти полукруг гор Ближнего Востока. От долины Нила на юго-
западе Плодородный полумесяц отделен более чем двухсоткилометро-
вой полосой пустыни, лежащей между восточным рукавом дельты Нила,
Средиземным, Мертвым и Красным морями; отдельные зеленые участки
начинались приморской Саронской равниной, пятнами растительности на
нагорьях Палестины, плодородной диагональной долиной Ездраелон.
К северу от Палестины, параллельно зеленому финикийскому побережью
и горным лесам Ливана, тянулась плодородная долина Оронта, а за
Антиливаном лежал Дамасский оазис; затем Плодородный полумесяц
проходил через Северо-Западную Сирию — здесь зелено не только сирий-
ское побережье и орошаемые части соседней Киликийской равнины, но
плодородны и внутренние районы, где от устья Оронта со Средиземного
моря веют влажные ветры; переправившись через Евфрат, мы попадаем
в зону сухих степей и полупустынь, но в древности травяные степи и
маки, возможно, занимали не только предгорья по левому берегу Тигра,
но и холмистую местность в верховьях левых месопотамских притоков
Евфрата — Белйха и Хабура; во всяком случае, зимой здесь выпадает
достаточно осадков, чтобы цвела степь и возможно было неполивное зем-
леделие; к тому же во многих местах близки и подпочвенные воды. От до-
лины верхнего Тигра, образующей границу между Армянским нагорьем
и Месопотамией, восточный «рог» Плодородного полумесяца раздваива-
ется: удобные для земледелия земли тянутся к югу, с одной стороны —
по Тигру, по нижним отрезкам долин левых притоков Тигра — Большого
и Малого Забов, Адема (Эль-Узайма) и Диялы — и по «гумусовым»
степям предгорий; с другой — по притоку Евфрата Хабуру и далее тонкой
ниточкой вдоль Евфрата. Вся эта страна в древнейшее время была по-
крыта низкорослыми травами, а в предгорьях — и кустарниками; здесь
уже с VII—VI тысячелетий до н. э. стали появляться земледельческие
культуры.
Продолжением Плодородного полумесяца на юго-востоке считаются
области нижнего течения Тигра и Евфрата (Нижняя Месопотамия) и
Хузестан (эти страны особые по своим экологическим условиям, и их не
нужно смешивать с другими плодородными землями Ближнего Востока).
34
Предыстория древневосточных цивилизаций
Все пространство между реками Евфрат и Тигр, т. е. Месопотамия
в широком смысле этого слова, делится с севера на юг на несколько при-
родных районов.
В пределах сухой субтропической зоны расположена Верхняя, или
собственно, Месопотамия; она охватывает два природных района: на се-
вере ее простирается холмистая страна, куда влажные ветры со Среди-
земного моря приносят достаточно обильные зимние дожди для ранних
посевов и где в древности местами росли кустарники. Несколько далее
к югу лежит второй район — сухие степи, но и здесь вдоль речных долин,
у источников, с подветренной стороны холмов можно сеять хлеб, почти
или совсем не пользуясь искусственным орошением, а в степи достаточно
растительности для прокорма стад. Самая крайняя к югу, сравнительно
увлажненная полоса этого района расположена по южным склонам попе-
речной гряды холмов Джебель-Синджар; тут проходит граница сухой
субтропической и сухой тропической зон, а далее к югу начинается тре-
тий район Месопотамии — «гипсовая» пустыня с ничтожным количест-
вом годовых осадков. Она тянется по обе стороны Евфрата на протяжении
около 200 км.
За полосой «гипсовой» пустыни, примерно южнее широты нынеш-
него Багдада, начинается четвертый район — нанесенная реками (аллю-
виальная) низменность Нижней Месопотамии. Здесь Евфрат и Тигр
резко сближаются и в древности текли почти параллельно друг другу, на
близком расстоянии, поэтому Нижнюю Месопотамию часто называют
также Двуречьем (или Южным Двуречьем) в отличие от Междуречья,
т. е. Верхней, или собственно, Месопотамии. Для глаза переход к новому
району малозаметен — и там и здесь тянется пустыня; однако здесь после
земли совершенно бесплодной мы вступаем в область потенциально очень
плодородных почв, по крайней мере такой эта земля была в глубокой
древности. Но плодоносить она могла только при систематическом ороше-
нии речными водами; иначе нещадно палящее солнце превращало ее
в пустыню уже в нескольких шагах от реки.
Таким образом, низовья двух больших рек — Евфрата и Тигра —
целиком расположены в зоне пустынного климата. В эпоху, когда в Па-
лестине и на склонах Загроса люди уже жали первые злаки деревянными
серпами с кремневыми зубьями, значительная часть нынешней равнины
Нижней Месопотамии находилась еще под покровом моря, поднявшегося
после таяния ледников на севере; однако ежегодные разливы месопотам-
ских рек постепенно заполняли северную часть Персидского залива
илом. В низовьях Евфрата и Тигра из иссушенного ила создавалась пло-
ская низменность. Перепад уровня реки между северным и южным пре-
делами Нижней Месопотамии составлял 1 м на 1000 м русла, и гладкая
поверхность равнины была причиной того, что Евфрат и его рукава,
а в самых низовьях и Тигр при своих разливах часто меняли направле-
ние, затопляя огромные пространства и оставляя другие места без воды,
так что болота и зарастающие тростником мелководные озера всюду
соседствовали с иссохшими от палящего солнца просторами — пустын-
ными, часто песчаными, развеваемыми ветром. Сама низменность с запада
окаймлена обрывом — старым берегом моря, за которым дальше, вплоть
до самого Иордана, тянется зимой и весной сухая степь, а летом — крас-
новато-желтая пустыня. С северо-востока к Нижней Месопотамии (Дву-
речью) подступали такие же выжженные солнцем, лишь ранней весной
кратковременно зеленевшие степи; их пересекала только долина самого
южного из левых притоков Тигра — Диялы, где условия были пригодны
для создания речного орошения.
Наводнение начинается в Двуречье весной (март—апрель), когда
в горах Армении тает снег и обильно идут дожди. Первым разливается
35
3*
Глава 1
Тигр, на две недели позже — Евфрат. В отличие от Нила наибольший
разлив рек Месопотамии наступает еще до созревания большей части
хлебов, поэтому нормальный земледельческий цикл работ возможен здесь
лишь в том случае, если воды своевременно будут отведены в каналы
и бассейны, где они могут сохраняться для поливки хлебов после осен-
него посева. Однако Тигр на значительном протяжении течет в высоких
берегах, что требует для отвода воды водоподъемных устройств, которых
у жителей Нижней Месопотамии не было еще ни в IV, ни в III, ни даже
во II тысячелетии до н. э. Вследствие этого, а также ввиду большой ско-
рости течения воды Тигра долгое время для орошения полей не исполь-
зовались *, и первые селения, а затем и города возникли в Нижней Месо-
потамии только вдоль Евфрата и его рукавов и искусственных каналов
и, кроме того, за Тигром, в долине Диялы.
Но должны были пройти тысячелетия, пока полуболотистые, полу-
пустынные низовья Евфрата и Тигра, к тому же еще отрезанные от
внешнего мира полосой пустыни, с трудом проходимой для двигающихся
пешком мужчин, женщин и детей, вообще привлекли внимание человека:
семь-восемь месяцев в году здесь не выпадает дождь, температура воз-
духа летом не падает ниже 30°, а часто достигает 50° и более, причем
тени нет нигде; земледелие до укрощения рек было невозможно, в боло-
тистые лагуны и озера приливы Персидского залива и муссонные ветры
заносили горько-соленую воду, а в тростниковых зарослях кишели дикие
звери и реяли мириады комаров. Однако, когда в результате развития
скотоводства и земледелия население Плодородного полумесяца начало
расти, а земледельческие поселения стали все более выдвигаться в сто-
рону степи, некие, неизвестные нам племенные группы, может быть тес-
нимые своими соседями-врагами, ушли из таких селений в Нижнюю
Месопотамию, где им сразу же пришлось применить какой-то ранее на-
копленный опыт создания каналов, потому что без искусственного оро-
шения полей в этом жестоком климате человек неминуемо бы погиб.
Правда, возможно, что земледелие здесь велось первоначально путем
отвода воды с залитых естественными разливами пространств и их за-
сева, но и эти простейшие мелиорационные мероприятия требовали на-
личия предварительных навыков копки канав и полива всходов. Вероят-
нее всего, первые люди прибыли сюда через долину Диялы, а также
из соседнего Элама.
Низовья переплетающихся русел рек Керхе, Диз и Карун (древний
Элам) во многом очень сходны с низовьями Евфрата; здесь даже еще
жарче. Существенная разница в том, что Элам окаймлен полукругом гор
и поэтому был доступнее для заселения земледельчески-скотоводческими
племенами, издавна жившими на их склонах. В период первого освоения
низменности жители Элама, вероятно, могли также спасаться в этих
горах от жары, засухи и наводнений и держать там свой скот.
Две из эламских рек — Карун и Керхе ** впадали в Персидский
залив под углом в 90° по отношению к устьям Тигра и Евфрата, посте-
пенно создавая перед ними барьер наносов, способствовавший образова-
нию лагуны; затем уже ил из всех пяти рек постепенно заполнил эту
лагуну; со временем мели превратились в плоские острова и перешейки,
а сама лагуна — в цепи озер и болот; все это густо заросло непроходи-
мыми тростниками, которые частично и отгородили Элам от Двуречья.
В настоящее время Двуречье и низменность Хузестана выглядят
совсем иначе. Лагуна полностью занесена илом, и от нее остались лишь
♦	По аналогичным причинам и начало использования для земледелия вод
Куры и Аракса в их нижнем течении, а также Амударьи и Сырдарьи задержалось
по сравнению со временем освоения вод Нила и Евфата на тысячи лет.
♦	♦ Третья — Диз — вливается в Карун.
36
Предыстория древневосточных цивилизаций
отдельные пересыхающие озера; берег моря отступил далеко на юг.
Евфрат и Тигр не текут, как в древности, параллельно, а от широты
Багдада к югу расходятся в стороны и затем снова сближаются, так что
Верхняя и Нижняя Месопотамия образуют как бы «восьмерку» и далее
сливаются в одну реку Шатт эль-Араб, которая и впадает в Персидский
залив. В Шатт эль-Араб впадает и Карун. Земли между Тигром
и Евфратом по большей части превратились в мертвую пустыню —
отчасти из-за постепенного разрушения оросительной системы за
время длительного чужеземного владычества, отчасти из-за засоления
почвы вследствие нерационального орошения начиная уже с древних
времен: при увлажнении полей речными водами влага частью уходит
в землю, частью испаряется, а содержащиеся в ней соли остаются
в верхнем слое и постепенно покрывают землю коркой, на которой
злаки расти уже не могут.
Такова была сцена, на которой разыгрывалась драма создания пер-
вых цивилизаций. Одновременно цивилизация сложилась и в долине
Нила, отделенной Синайским полуостровом и пустыней от юго-западного
конца Плодородного полумесяца. Степи и горы Средней Азии и Казах-
стана, степи и речные долины Северо-Западного Индостана, громадная,
широкая стена великанских снежных хребтов Гималаев, огромные на-
горья и пустыни Центральной Азии, лессовые равнины Северного Китая
с их лиственными лесами, тропические леса Южного Китая, Индии,
Бирмы, Таиланда, Вьетнама и Индонезии, острова Японии — все эти
области начали свою историю цивилизации в разное время, но в боль-
шинстве случаев несколько позже Ближнего Востока.
Об этих остальных странах древнего Востока речь пойдет в других
книгах «Истории древнего Востока».
На этих страницах география Ближнего Востока описана такой,
какой она была в древности, и сам Ближний Восток разделялся нами
на историко-географические области: Ливию, Египет *, Палестину, Си-
рию, Финикию, Малую Азию, Армению, Закавказье, Иран с Эламом,
Верхнюю и Нижнюю Месопотамию, Сирийско-Аравийскую пустыню и
Аравийский полуостров. Эти исторические области не совпадают с совре-
менным делением на государственные территории, в основном, хотя и
не целиком, определяемые национальным, а не географическим разме-
жеванием. Африканская часть Ближнего Востока — Египет и часть древ-
ней Ливии — занята ныне Арабской Республикой Египет. В Палестине че-
респолосно расположены арабские территории и территории, принадле-
жащие государству Израиль, а ее степная заиорданская часть целиком
входит в состав Иордании. Большая часть финикийского побережья и
часть Ливанских гор с Келесирией входят в государство Ливан; государ-
ство Сирия занимает не всю историко-географическую область Сирии,
зато включает часть финикийского побережья и большой клин в степях
Месопотамии за Евфратом вплоть до реки Тигр. Полуостров Малую
Азию, все Армянское нагорье, вплоть до Арарата, Котурского перевала
и гор Загроса, включая часть горной страны Южного Закавказья,
а также низменность, прилегающую к заливу Искендерон, часть исто-
рико-географической области Сирии и северный край Месопотамии те-
перь занимает Турция. Закавказье входит в территорию Советского
Союза: западная зона и северная часть центральной — в состав Грузии,
южная часть центральной — в состав Армении и отчасти Азербайджана,
к которому преимущественно относится восточная закавказская зона.
Ирану принадлежит вся та часть Иранского нагорья, которая входит
в понятие «Ближний Восток», и некоторая область далее к востоку,
♦	Отнесение к Ближнему Востоку других стран в Северной Африке спорно.
37
Глава I
а также бывший Элам, но часть Загроса принадлежит Ираку, занимаю-
щему в основном пустынную область долины Тигра и Евфрата и Ниж-
нюю Месопотамию, включая землю, нанесенную реками в течение позд-
ней древности и средневековья у Персидского залива. Ираку же при-
надлежат восточная п центральная части Сирийской пустыни. Большую
часть Аравийского полуострова занимает Саудовская Аравия, вплоть до
Кувейта, граничащего с Ираком, а южная и юго-западная историко-гео-
графические области полуострова вошли в состав Йеменской Арабской
Республики и Народной Демократической Республики Йемен. На восточ-
ном побережье ныне расположены Оман, Объединенные Арабские Эми-
раты и др.
2. Человек
древнекаменного века
на Афро-Азиатском
континенте
Прежде чем рассказать о возникновении первых цивилизаций в Азии,
и в частности в Передней Азии, которой посвящена настоящая книга,
уместно, вероятно, было бы вначале рассмотреть вкратце вопрос о том,
как шло становление п развитие человека и человеческого общества на
этой территории до начала цивилизации. При этом, учитывая несом-
ненно дальние передвижения первых сообществ человека в течение де-
сятков тысячелетий первобытной эпохи, мы, естественно, не можем здесь
ограничить наше изложение материалами лишь одной, интересующей
нас части континента; такое изложение не дало бы представления об
историческом процессе. Нам придется коснуться и Дальнего Востока и
даже Африки: многие исследователи сейчас склонны думать, что именно
Африка была едва ли не главным очагом возникновения человечества.
Для возникновения человека — существа, отличающегося от всех
других видов животного мира способностью не только к биологическому,
но и, главное, к общественному развитию, — нужны были условия среды,
менявшиеся в направлении, благоприятном для возникновения и распро-
странения семейства гоминид — наиболее высокоразвитых из всех млеко-
питающих. Такие условия сложились в геологическую эпоху так назы-
ваемого плейстоцена в тропической зоне земли — на Индийском субкон-
тиненте и особенно в Африке южнее Сахары. Так, в Африке около
Ил. 1 3000 000—2 300 000 лет назад обитало несколько видов ныне вымерших
человекообразных обезьян — австралопитеков. передвигавшихся чаще на
двух задних конечностях, чем на четырех, и питавшихся в числе про-
чего и мелкими животными. Некоторые исследователи допускают даже,
что австралопитеки в отличие от ныне живущих человекообразных
обезьян широко и постоянно пользовались камнями и палками. Однако
данных об изготовлении австралопитеками орудий труда, т. е. о произ-
водстве, нет.
Но здесь же, в Тропической Африке, в ущелье Олдувай, неподалеку
от озера Танганьика, найдены были кости некоего человекоподобного су-
щества, названного презинджантроп и жившего около 1750 000 лет
назад. Изучение костных остатков показало, что это существо характери-
зовалось прямой походкой и обладало развитыми передними конечно-
стями, близкими по строению руке современного человека. Более того,
2 в том же слое земли были обнаружены и каменные изделия из грубо-
оббитых галек, изготовление которых, безусловно, предполагает целена-
правленную трудовую деятельность. Последнее обстоятельство позволило
дать виду презинджантропа также название Homo habilis («человек уме-
лый»). Многие исследователи допускают, что именно этому существу
38
Предыстория древневосточных цивилизаций
принадлежит почетное место древнейшего подлинного человека (архан-
тропа) *.
Со времени изготовления первых орудий труда начинается самый
ранний период древнекаменного века (палеолита)—нижний палеолит.
Орудия древнейшего галечного типа встречены по всей Африке, в Пале-
стине и Сирии, в Венгрии, в Индии; допускается их наличие и в Малайе.
Австралопитеки — наиболее близкородственные древнейшему чело-
веку виды гоминид — не исчезли с появлением Homo habilis, а продол-
жали существовать рядом с ним, и лишь позднее эта тупиковая ветвь
развития полностью вымерла.
К сожалению, об общественных формах существования нижнепалео-
литического человека мы ничего не знаем, однако ясно, что он, как и его
предки, гоминиды, жил определенным образом организованными сооб-
ществами. Питался олдувайский человек животными (чаще небольшими),
птицей, рыбой, вероятно, наряду с плодами и кореньями. Системати-
чески охотиться на больших животных стали позднее, по мере совершен-
ствования и самого человека, и его групповой организации, а также про-
гресса в формах орудий труда и способах их изготовления, но еще
в эпоху нижнего палеолита. Со временем появляются двусторонне обра-
ботанные каменные ручные рубила, по-видимому универсальные по
своему назначению орудия, применявшиеся, в частности, при разделке
туш убитых животных. Возможно, уже с самого начала неизменным
спутником охотника было деревянное оружие, остатки которого, есте-
ственно, не сохранились. Археологические культуры ручных рубил носят
название шелля и ашеля — по местам их первых находок в Западной
Европе, хотя эти орудия обнаружены с тех пор в самых разных местно-
стях земли **. Однако и с их появлением галечные орудия исчезают не
сразу. Многие исследователи даже выделяют Северную Индию, Китай
и Юго-Восточную Азию в особую зону нижнепалеолитической эпохи по
преимущественному распространению здесь галечных орудий наряду
с ручными рубилами.
Именно в пределах этой зоны еще в 1891—1893 гг. была сделана на
Яве (Индонезия) нашумевшая находка костных остатков питекантропа,
или обезьяночеловека; в настоящее время антропологи классифицируют
этот вид как Homo erectus («человек прямоходящий»). О жизни яван-
ских питекантропов известно очень мало, поэтому для историка интерес-
нее другие находки, сделанные в пещерах и гротах в местности Чжоу-
коудянь под Пекином. Здесь около 300 000 лет назад обитали люди, по-
лучившие в науке название синантропов (букв, «китайский человек»)'; Ил. 3
это разновидность того же Homo erectus ***. Правая рука синантропа
несла большую трудовую нагрузку, чем левая. Кострища очагов свиде-
тельствуют об использовании огня. Синантропы употребляли в. пищу
дикие ягоды и плоды, в том числе и дикую вишню, но основную пищу
им доставляла охота. Множество костей, заполняющих их древние убе-
жища и расколотых для извлечения костного мозга, служит ярким дока-
зательством того, что они жили охотой. Из кварца эти древние люди из-
готовляли рубящие орудия галечного типа и использовали также обра-
* Некоторые исследователи считают Homo habilis одним из видов австралопи-
теков; находка в Олдувае датируется различно — вплоть до 2 000 000 г. до н. э.;
недавно объявлено о находке в местности Канапой, в Кении, локтевой кости су-
щества, близкого к Homo habilis, но предположительно жившего еще на 500 000 лет
раньше. — Ре д.
** Археологические культуры, как правило, обозначаются по месту первой или
наиболее важной находки.
♦♦♦ В Китае найдены и более древние остатки человека позднеплейстоценовон
геологической эпохи; они старше синантропа, но моложе олдунайского человека п
известны хуже, чем чжоукоудяньские.
39
Глава I
1.	Австралопитек (реконструкция по
Р. Заллингеру)
2.	Орудия олдувайского человека
3.	Группа синантропов
4.	Орудия времени среднего палеолита и
их изготовление (реконструкция)
5.	Образцы палеолитических каменных
орудий
зующиеся при этом отщепы. Видимо, в общинах древних охотников уже
сложились довольно сложные трудовые навыки и традиции. Усовершен-
ствование орудии и приемов охоты позволило расширить круг возможной
добычи. Здесь это были преимущественно олени, но встречаются также
кости антилопы, лошади, кабана, бизона, буйвола и даже носорога и
слона. Синантропы не гнушались и мясом своего «собрата» — человеко-
образной обезьяны, а судя по расколотым человеческим костям, им не
был чужд и каннибализм.
Есть основания предполагать *, что и Индия была одним из очагов
становления человеческого рода. Во всяком случае, простейшие камен-
ные орудия, относимые археологами к периоду нижнего палеолита, свиде-
тельствуют, что человек проживал во многих районах Индии по крайней
мере полмиллиона лет назад. Основными центрами палеолитических
культур здесь были районы внутренней части Деканского плоскогорья
в Южной Индии и предгорья Гималаев в Северной. Характерное орудие
южного ареала — рубило миндалевидной формы из кварцита; типичным
(хотя и не единственным) орудием северного ареала являлось рубящее
орудие, изготовлявшееся из крупных речных галек, обколотых с одного
конца. Находки в нижнепалеолитических стоянках Южной Индии боль-
ших количеств золы указывают на использование огня. Техническая во-
оруженность была все еще очень низкой и давала возможность человеку
жить здесь только простейшим собирательством (сбор плодов, ягод, яиц,
выкапывание съедобных корней и пр.) и ловлей животных. Основными
местами расселения человека были всхолмленные районы Южной Индии
и предгорья Северной, потому что здесь было суше, чем в долинах крупных
рек — болотистых, заросших джунглями, изобиловавших опасными хищ-
никами, а животный и растительный мир был если не богаче, то разно-
образнее; к тому же здесь было много поделочного камня, а пещеры
представляли собой надежные естественные убежища.
На Африканском материке древний человек осваивал саванны, раз-
мещая свои стойбища у водных источников. Такова, например, стоянка
Олортесайл в Кении, где жили охотники, промышлявшие гиппопотамов,
диких лошадей, кабанов и павианов. На Ближнем Востоке и на Кавказе
люди находили укрытие в многочисленных пещерах и под скальными
навесами. Здесь мы обнаруживаем порой следы деятельности охотников,
* Текст данного абзаца составлен по материалам Г. Ф. Ильина. — Ред.
40
Предыстория древневосточных цивилизаций
41
Глава I
предпочитавших сосредоточить свои усилия на одном каком-либо виде
животных, например на пещерном медведе. Человек освоил в эту эпоху
и Среднюю Азию; сравнительно многочисленным по тому времени было,
видимо, население Палестины и Сирии, где в некоторые периоды ниж-
него палеолита существовал более влажный климат по сравнению с сов-
ременным и росло больше лесов. Здесь в то время водились носорог и
трогонтериевый слон, многочисленные стада диких лошадей, газелей,
ланей и оленей.
Технический опыт и трудовые навыки накапливались и передавались
очень медленно, и весь период нижнего палеолита занимает огромный
отрезок времени, по продолжительности составляя большую часть исто-
рии человечества. Все же темпы этого очень медленного развития посте-
пенно нарастали, и уже в пределах палеолитической эпохи мы замечаем
явственные черты некоторого убыстрения прогресса. Так, палеолитиче-
ские охотники Сирии и Палестины времени ашеля высоко развили тех-
нику двусторонне обработанных орудий и начали переходить к новым
приемам обработки камня — скалыванию длинных отщепов и пластин и
их вторичной отделке. Эта техника знаменовала уже начало повой исто-
рической эпохи — времени среднего палеолита, или мустье (в пещере
Мустье, на юге Франции, были сделаны одни из первых находок орудий
этого типа).
Эпоху мустье можно отнести приблизительно ко времени 60 000—
30000 гг. до н. э. Центр технического прогресса теперь явственно пере-
мещается в зону между 30 и 50° северной широты. В Китае, в провин-
ции Шаньси, раскопано несколько среднепалеолптических стоянок, что
свидетельствует об интенсивности заселения этого района человеком
в тот период. Лучше исследованы среднепалеолитпческие стоянки на
Ближнем Востоке, в Южной Европе и в Северной Африке. Североафри-
канские культуры начинают оказывать заметное влияние на все более
отстающую в своем развитии Тропическую и Южную Африку. В боль-
шинстве регионов прогресс человеческой культуры был отчасти ослож-
нен, а частично и стимулирован холодным дыханием периодически по-
вторяющихся оледенений, надвигавшихся на Северную Европу и Азию.
Ухудшение природных условий потребовало от человека использования
более совершенных орудий, призванных обеспечить ему выживание
в этих новых для него условиях. В свою очередь, изготовление орудий,
потребовавшее теперь постоянной целенаправленной деятельности и ко-
ординации рук, глаз и мозга, сопровождалось дальнейшим морфологиче-
ским развитием человека. В это время появляются неандертальцы, или
палеоантропы — как полагают многие исследователи, близкие предки
человека современного типа (название «неандертальцы» происходит от
долины Неандерталь близ Дюссельдорфа, где в 1856 г. была сделана
первая из опубликованных находок останков человека этого вида) *.
Технический прогресс мустьерского времени особенно заметен в из-
готовлении кремневых орудий; теперь их делают уже из пластин и от-
щепов, скалываемых с каменного желвака, или ядрища, и подвергаемых
затем дополнительной обработке с помощью ретуши (мелких насечек).
По сравнению с грубыми гальками и даже с массивными ручными руби-
лами здесь налицо явная экономия и труда, и исходного материала. Пла-
стинам и отщепам с помощью ретуши придавалась различная форма,
приспосабливаемая к функциям орудий. Археологи насчитывают до
* Некоторые зарубежные ученые в настоящее время относят Homo neander-
thalensis к особому вымершему виду, а непосредственным предком современного
человека, Homo sapiens, считают нижнепалеолитического Homo erectus. Однако
бесспорных останков раннего Homo sapiens времени среднего палеолита пока, по-
видимому, не обнаружено. — Ред.
42
Предыстория древневосточных цивилизаций
60 разновидностей мустьерских орудий; в частности, так называемый
остроконечник, вероятно, в ряде случаев использовался как наконечник
копья или дротпка. Широкое распространение скребков указывает на
систематическую обработку шкур; из них, как сейчас становится все бо-
лее ясным, изготовлялась настоящая одежда. Это позволяло человеку
уверенно чувствовать себя теперь уже не только в жаркой климатиче-
ской зоне, но и в прохладных областях. Повсеместно мы находим охот-
ничьи общины, специализирующиеся преимущественно на добыче одного-
двух видов животных. Так, обитатели пещеры Тешик-Таш на юго-западе
Узбекистана охотились главным образом на горного козла, а их совре-
менники из Аман-Кутана под Самаркандом добывали в основном муфло-
нов. Горные охотники Курдистана в эпоху мустье промышляли преиму-
щественно животных, позднее подвергшихся одомашниванию, — барана
и козла.
Охотничьи общины, располагавшие своп основные стоянки в боль-
ших светлых пещерах Палестины, Северного Ирака, Турции, Узбеки-
стана, представляли собой относительно высокопроизводительные кол-
лективы, каждый из которых был крепко спаян и организован на основе
каких-то, неизвестных нам тесных внутренних связей. В этом отноше-
нии особенно интересны результаты раскопок в пещере Шанидар
в Ираке, где были обнаружены скелеты трех неандертальцев, погибших
под обрушившимся сводом пещеры. Один из них оказался принадлежа-
щим однорукому мужчине в возрасте около 50 лет. Детальное изучение
показало, что правую руку он потерял еще в юношеском возрасте и впо-
следствии, продолжая участвовать в трудовых действиях своего коллек-
тива, постоянно переносил какие-то предметы в зубах, отчего они сильно
стерлись с внутренней стороны. Охотничье хозяйство, таким образом,
достигло уже уровня, позволявшего прокормить неполноценного члена
коллектива, а если правильно восстановлена история этой жизни, она
свидетельствует о сплоченности и чувстве товарищества, царивших
в коллективе. Есть основания полагать, что отдельные охотничьи об-
щины, связанные, очевидно, родством, объединялись (вероятно, также
по принципу родства) в более крупные сообщества, условно называемые
«предплеменами». Отдельное «предплемя» занимало пространство в 50—
200 км; такова, надо полагать, была охотничья территория, необходимая
для поддержания существования и воспроизводства всего сообщества.
Определить каждую такую территорию можно на основании единообразия
технических приемов в обработке орудий в ее пределах. Это позволяет
выделять всякий раз особую археологическую культуру или ее локальные
варианты. Например, в Палестине и Сирии для мустьерского времени
известно до 12 таких вариантов и подвариантов. Иногда общины различ-
ной производственной традиции попеременно посещали одни и те же
места, удобные для временных стоянок. Между разными группами могли
происходить как обмен производственными навыками, так и столкнове-
ния; у одного из погребенных в палестинской пещере Мугарет эс-Схул
на бедренной кости сохранились следы раны, нанесенной деревянным
копьем.
\ Одним из показателей повысившегося уровня развития неандерталь-
ского общества служит появление погребений. На террасе перед пещерой
Мугарет эс-Схул было обнаружено десять погребений неандертальцев;
тела захоронены в скорченной позе и, видимо, в специально вырытых
могильных ямах; в Узбекистане погребение мальчика в пещере Тешик-
Таш было обложено рогами горного козла, т. е. того самого животного,
которое в основном и добывалось местными охотниками. Перед нами
явное свидетельство зарождения погребального обряда и, возможно,
также зачатков тотемистических представлений о животных-предках, по-
43
Глава I
дателях охотничьей добычи, которым поэтому подобает почитание.
Во всяком случае, человек уже начал размышлять о жизни и смерти.
Сосуществование многочисленных и высокоразвитых культур в Пе-
редней Азии поры среднего палеолита свидетельствует о медленном, но
все более интенсивно шедшем процессе развития, накопления и дальней-
Ил. 4 шей передачи общественного опыта в области технологии. Орудия из
камня и кости становятся более разнообразными, специализированными
и являются результатом вполне осознанной трудовой деятельности. Чело-
век обнаруживает основательные познания технических свойств камня,
дерева, кости. Лучшая техническая вооруженность позволяет ему пере-
ходить к более планомерной эксплуатации готовых природных пищевых
ресурсов и к организованной охоте. Все это предвещает возникновение
более сплоченных и устойчивых коллективов и в следующую эпоху.
Заключительный период в истории охотников древнекаменного века,
так называемый верхний палеолит, относят приблизительно к 35 000—
10000 гг. до н. э.*. В этот период господствует уже человек современ-
ного типа — Homo sapiens, причем некоторые антропологи склонны при-
давать особую роль в процессе возникновения этого вида Передней Азии
еще среднепалеолитического времени**.
Человек был первым и остается пока единственным на нашей пла-
нете живым существом, способным к труду и к производству орудий
труда, а поэтому и к общественному развитию, но с возникновением про-
изводства еще не прекратилось действие фактора биологической изменчи-
вости: от Homo habilis нижнего палеолита до Homo sapiens верхнего
палеолита типы человека морфологически менялись настолько сильно,
что с биологической точки зрения их приходится считать различными
видами, хотя, возможно, и развивавшимися последовательно друг из
друга. Изменения были вызваны благоприятными генетическими мута-
циями, закрепленными в ходе приспособления к условиям внешней
среды. Но эти изменения сопровождались и все усиливавшимся влиянием
на процесс формирования человека как самого труда, так и вызванного
им общественного развития, которое постепенно делало биологические
механизмы приспособления к меняющейся среде все менее необходимыми.
Последним, биологически уже малозначительным, а в общественном отно-
шении практически безразличным генетическим изменением морфологии
человека было возникновение в эпоху верхнего палеолита больших рас
внутри одного вида Homo sapiens, после чего сколько-нибудь существен-
ных изменений в анатомии и физиологии человека не происходило.
Общественное развитие человека в процессе производства полностью
вытеснило биологическое развитие.
Современная советская антропология делит все нынешнее человече-
ство на три большие расы: 1) экваториальную, или негроидно-австра-
лоидную, 2) евразийскую, или европеоидную, 3) азиатско-американскую,
или монголоидную***. В создании первобытных обществ, а затем и циви-
лизаций древнего Востока участвовали все эти три расы. Они, в свою оче-
* Естественно, что в некоторых областях земли верхний палеолит начался
тогда, когда в других господствовала еще культура среднего палеолита.
*♦ См. примеч. на с. 42. Сопоставление верхнепалеолптического черепа, найден-
ного недавно в большой пещере Ниа, на северо-западе острова Калимантан, с дру-
гими находками позволяет отнести и Юго-Восточную Азию пе только к зоне, где
совершилось превращение гоминид в Homo erectus, но и к зоне сложения Ното
sapiens. Такой точки зрения придерживается, в частности, советский исследователь
Южной п Юго-Восточной Азии П. И. Борисковский.
♦♦♦ Таксономически к расам «первого порядка» следует, по-видимому, отнести
и малочисленную бушменскую (палеоафриканскую) расу в Южной Африке. Неко-
торые антропологи, исходя из генетических особенностей (распространение групп
крови и т. п.), выделяют не три-четыре, а шесть или восемь рас «первого по-
рядка» [56]. — Ред,
44
Предыстория древневосточных цивилизаций
редь, делятся на целый ряд рас «второго порядка», или малых рас.
В историческом развитии человечества народы почти всегда складыва-
лись из разных малых, а иногда и больших рас. В течение десятков
тысячелетий происходила метисация человечества, и в своем творчестве
в области материальной и духовной культуры ни одна из рас не имела
преимущества перед другими. Временное ускорение или замедление исто-
рического процесса, происходившее в отдельные периоды и в определен-
ных областях, зависело от конкретного хода общественного развития,
а также от природной внешней среды; географическая среда, в свою
очередь, в зависимости от ее характера неодинаково воздействовала на
жизнь людей на различных ступенях развития общественного производ-
ства. Для создания народных характеров, которые сами по себе подвер-
жены изменениям, также имела значение не расовая принадлеж-
ность, а исключительно сами конкретные традиции истории, народа,
постепенно складывавшиеся и менявшиеся в ходе развития народа от
эпохи к эпохе.
Важная историческая роль Ближнего Востока, Северной Африки и
Южной Европы в эпоху верхнего палеолита несомненна, но верхнепалео-
литические памятники известны также и на Дальнем Востоке, и в Ин-
дии, и в других регионах Азии и Африки.
В это время наблюдаются значительные изменения в технике изго-
товления кремневых орудий. Теперь от исходного ядрища отделяются Ил- 6
тонкие прямые пластины правильной формы с параллельными сторо-
нами, а обработка этих пластин значительно совершенствуется. Сами
орудия состоят из тонких пластин различной формы, в том числе и
в виде так называемых геометрических микролитов (треугольники, сег-
менты, трапеции), вставлявшихся в костяную или деревянную рукоятку.
Такие наборные вкладышевые инструменты были намного совершеннее
прежних орудий труда. Помимо того специально для обработки кости,
дерева и рога начинают применяться многочисленные каменные резцы.
На основе этих технических достижений совершенствуется охотничье
оружие, появляются гарпуны, копьеметалки и, видимо, кое-где даже лук
со стрелами.
Верхнепалеолитические культуры охотников и рыболовов, во многом
различающиеся по своим особенностям, известны нам во всех основных
областях Востока. Недавно появилось сообщение о том, что найдены
стоянки племен, собиравших растения и растиравших их на зернотерках
не позже XIV—XII тысячелетий до н. э. (если судить по данным радио-
углеродного анализа). Эти стоянки — Тушка, Баллана — обнаружены
в долине Нила между 23 и 22° северной широты. К более позднему, но
все еще верхнепалеолитическому времени относится себильская культура
в Верхнем Египте и Нубии, известная по остаткам стоянок (Ком-Омбо),
располагавшихся по берегам озер. Жители этих стоянок совмещали охоту
на эквидов (животных из семейства лошадиных), быков и газелей с лов-
лей рыбы и собиранием моллюсков, а найденные здесь терочные камни
указывают на использование и какой-то растительной пищи. В Пале-
стине и Сирии специалисты насчитывают шесть фаз последовательного
развития верхнепалеолитической культуры, на протяжении которых шло
совершенствование кремневых орудий и постепенное изживание архаи-
ческих традиций, унаследованных от мустьерского времени. Особая, так
называемая барадостская культура, отличающаяся некоторой грубостью
кремневых орудий, была распространена в Курдистане, где охотничьи
общины занимали пещеры (Шанидар) и скальные навесы (Гари-Ард-
жепё), освоенные еще в мустьерское время. Основной охотничьей добы-
чей здесь, как и прежде, были козлы, бараны и олени, в горных речках
ловили рыбу, собирали раков и съедобных улиток.
45
Глава I
Обычно считается, что в пору верхнего палеолита складывается родо-
племенная общинная система организации людей. Нижне- и среднепа-
леолитические сообщества людей называют первобытным стадом. Однако
несомненно, что даже самые первобытные из них были объединены род-
ством, и наблюдение над современными обезьянами заставляет думать,
что в этих сообществах существовали определенный порядок и дисцип-
лина. В обезьяньем стаде шла борьба из-за самок, иногда кровавая, но
промискуитета в нем не было, и нет оснований думать, что первым ре-
зультатом очеловечения обезьяны было введение беспорядочных половых
сношений, с которыми стадо начало мириться. Для верхнепалеолитиче-
ского же времени нужно, очевидно, думать не о стаде, а о более высокой
степени организации человеческих коллективов, объединяемых по прин-
ципу родства. Данные этнографии заставляют думать, что огромную роль
в дисциплинировании коллективов п прекращении беспорядочных сраже-
ний из-за женщин сыграло установление брачных табу между определен-
ными возрастными и родственными группами.
К сожалению, археология пока бессильна выяснить эти вопросы.
Зато мы знаем, что верхнепалеолитическое время характеризуется наи-
высшим развитием таких хозяйственных процессов, как охота, рыболов-
ство и собирательство. Максимум возможностей, которые давал достигну-
тый уровень развития орудий труда, обусловливавший именно эти виды
экономической деятельности, был к тому времени уже создан, во всяком
случае в передовых районах. И дальнейшее совершенствование подобной
экономики могло идти лишь по линии все большей региональной специа-
лизации.
Пионерами новых, непроторенных дорог стали племена, обитавшие
на территории Ближнего Востока.
В первобытную эпоху истории для определения путей развития эко-
номики, равно как и темпов и самого характера развития человеческого
общества вообще, огромное значение все еще сохраняла внешняя среда;
поэтому естественно, что с конца верхнего палеолита нагорья и пред-
горья Ближнего Востока как родина целого ряда полезных злаков (одно-
зернянка, полба, ячмень, позже мягкая пшеница) и легко одомашнивае-
мых животных (крупный и мелкий рогатый скот) на долгий срок
утверждают свое значение главного культурного центра Старого Света.
Здесь исподволь подготавливается переход от начальной стадии произ-
водства и воспроизводства только орудий к стадии производства и вос-
производства также и продукта — к земледелию и скотоводству.
Касаясь вопроса развития мироощущения человека этой эпохи и
одного из его существенных проявлений — искусства, следует отметить,
что на Ближнем Востоке пока не обнаружены достоверные памятники
верхнепалеолитических росписей на стенах пещер, которые так восхи-
щают исследователей памятников Европы, относящихся к этому же
времени. Пещерная роспись верхнего палеолита, характеризуемая высо-
кой экспрессией и необычайной точностью в изображении животных,
обнаружена пока помимо Европы только на Урале и в Монголии. Воз-
можно, в этом нашли свое отражение местные различия больших куль-
турных зон верхнепалеолитического периода. Дело в том, что изображе-
ния убиваемых животных, наносившиеся па стены скал глубоко во мраке
пещер, имели в первую очередь магическое назначение (что никоим об-
разом не должно мешать нам рассматривать эти изображения как памят-
ники искусства, поскольку объективно они включают в себя специфи-
чески художественное начало; как известно1, определение объективной
сущности того или иного явления не должно базироваться на субъектив-
ных представлениях его создателей [12, с. 175 и сл.]). Можно думать,
что верхнепалеолитические племена других стран выработали другие об-
46
Предыстория древневосточных цивилизаций
ряды, с помощью которых они пытались сделать свою охоту более добыч-
ливой: могли, например, изготовлять фигурки животных из дерева или
кожи или рисовать их прямо на земле, и тогда нельзя ожидать, чтобы
они дошли до нас.
Магическое же значение наряду с эстетическим имели, очевидно, и
верхнепалеолитические личные украшения, главным образом различные
бусы и подвески из просверленных раковин, кости или зубов диких жи-
вотных. Быть может, найденные, например, на себильских стоянках
в долине Нила орудия для толчения и растирания охры свидетельствуют
о существовании здесь обычая ритуальной раскраски тела.
3. Возникновение
и становление
экономики
производства
и воспроизводства
продукта
С начала перехода Ближнего Востока к новому периоду своей истории —
эпохе среднекаменного века (мезолита), которая характеризуется значи-
тельным усовершенствованием каменных орудий труда, изготовляемых
путем скола и ретуши, и датируется временем приблизительно 10000—
8000 гг. до н. э., мы наблюдаем в ряде областей зарождение новых хо-
зяйственных способов добывания пищи — земледелия и скотоводства.
Раньше всего это удалось установить для Палестины и Сирии, где мезо-
лит генетически развивался на основе местных верхнепалеолитических
традиций. Здесь в тех же пещерах и гротах, которые давали еще
в мустьерский период приют охотникам древнекаменного века, в X—IX
тысячелетиях до н. э. размещались стоянки людей натуфийской куль-
туры. Это были в основном по-прежнему охотники на газелей и рыбо-
ловы, о чем свидетельствуют как кости животных и рыб, находимые
в культурных наслоениях, так и орудия труда, среди которых много
костяных крючков и гарпунов. Но у натуфийцев появляется и новое
орудие — жатвенный нож, рабочее лезвие которого образовывали тонкие
кремневые пластины, вставлявшиеся в костяную рукоятку. В пещере ил. 7
Мугарет эль-Вад обнаружено свыше тысячи кремневых вкладышей от
таких ножей. Имеются здесь и каменные терки и ступки. Совершенно
ясно, что древние жители пещеры по меньшей мере практиковали се-
зонные сборы дикорастущего ячменя и пшеницы-однозернянки, широко
распространенных в окрестных долинах и нагорьях. Такие сборы, ве-
роятно, составляли важную сферу хозяйственной деятельности натуфий-
цев, а злаковые растения — существенную часть их пищевого рациона.
Но не исключено, что натуфийцы уже делали и первые попытки выра-
щивать злаки. К сожалению, сами остатки злаков, которые позволили бы
окончательно решить этот вопрос, в натуфийских памятниках пока не
обнаружены.
Собака становится теперь верным товарищем древних охотников, но
вопрос о возможном приручении натуфийцами каких-либо других жи-
вотных пока остается открытым.
Древние натуфийцы жили не только в пещерах. Известен целый
ряд натуфийских стоянок открытого типа. На одной из них, расположен-
ной на берегу озера Хула, в верховьях Иордана, даже найдены остатки
жилищ, представляющих собой овальные полуземлянки диаметром от 5
до 6 м, стены которых облицованы внутри смесью глины с песком и мел-
кими камнями; поверх обмазки иногда находят остатки красной краски.
Натуфийские памятники лучше всего изучены в Палестине, есть в Ма-
47
Глава I
6. Деревянный серп с кремневыми вклады-
шами, IX тысячелетие до н. э. (ре-
конструкция)
7. Роговая скульптурная ручка
натуфийского пожа, IX тысячелетие
до н. э.
лой Азии. На нагорьях Малой Азии и Загроса в изобилии росли съедоб-
ные дикие злаки.
Стоянки мезолитического человека в Египте обнаружены в Хелуане
(Нижний Египет), Восточной пустыне, оазисе Лакейта (долина Вади-
Хаммамат) и далеко на юге, в Эль-Кабе. И хотя следы начальных сту-
пеней развития земледелия здесь проследить трудно, мезолитическая
культура на территории Египта обнаруживает тесную связь с непосред-
ственно следующей за ней земледельческой культурой неолита; так, дли-
тельность существования эль-кабской культуры определяется в 1500 лет,
причем она продолжала существовать, как было установлено радиоугле-
родным методом, и в VI тысячелетии до н. э., т. е. в эпоху неолита,
когда она уже приобрела явные черты земледельческой культуры. Кроме
того, кремневая индустрия эль-кабской культуры, характеризуемая в ос-
новном использованием геометрических микролитов, сходна с еще верхне-
палеолитической себильской, которая была распространена там же
в VIII—VII тысячелетиях до н. э. (селение Себиль отстоит от Эль-Каба
всего на 60 км). Из этого со всей очевидностью следует, что земледельцы
Египта эпохи неолита унаследовали все навыки по изготовлению и упот-
реблению вкладышевых орудий — серпа, наконечников стрел и копий, —
в свою очередь приобретенные их предшественниками еще в мезолите.
Животный и растительный мир мезолитической поры в Северной
Африке был чрезвычайно богат. Нил и озера изобиловали рыбой и жи-
вотными; в долине Нила (тогда еще сильно заболоченной) и в приле-
гающих к ней саваннах водились хищники, травоядные и птицы — до-
быча охотников. Человек собирал плоды сикомора и некоторых видов
пальм, сладкие побеги папируса, семена льна и других растений, выка-
пывал корневища абиссинского банана; все это он подвергал обработке,
растирая на терочных камнях. Охотникам-собирателям, знакомым с об-
работкой растений, было позже нетрудно перейти и к систематическому
возделыванию злаковых — сначала, вероятно, однозернянки, а потом гру-
бого ячменя и полбы.
Те же явления, но в иной историко-географической области прослежи-
ваются и в окраинных горных областях Иранского нагорья — в Курди-
стане. В верхних слоях пещеры Шанидар найдены предметы культуры
североиракского мезолита XI—IX тысячелетий до н. э., а в нескольких
километрах от пещеры, в самой долине на берегу речки, располагалось
и открытое поселение того же времени — Зави-Чеми-Шанидар. Вероят-
48
Предыстория древневосточных цивилизаций
4 Заказ № 123»
Глава I
но, это остатки летнего стойбища, тогда как в зимнее время его обита-
тели находили приют в традиционном убежище человека каменного
века — в пещере. Основным занятием обитателей этого сезонного стойбища
была охота на сравнительно крупных копытных животных — барана, бе-
зоарового козла и оленя, — дополняемая собиранием улиток. Вместе
с тем, по заключению зоологов, здесь уже начали приручать овцу
[126, с. 2].
Итак, потомки мустьерских охотников Курдистана стали, по-види-
мому, первыми пастухами мира. Разумеется, скотоводство еще отнюдь
не стало основой хозяйственной деятельности шанидарцев, но это был
первый важнейший шаг па пути перестройки всей экономики в целом.
Труднее судить о роли растительной пищи в их рационе. Скорее всего
для ее обработки служили те зернотерки, песты и ступки, которые в изо-
билии найдены на стоянке Зави-Чеми-Шанидар. На целом ряде других
стоянок североиракского мезолита обнаружены еще и кремневые вкла-
дыши серпов.
Некоторое время происхождение этой североиракской культуры оста-
валось неясным. Но теперь, с открытием переходных памятников, про-
слеживается ее местное происхождение из барадостской культуры верхне-
палеолитического времени. Все еще преобладающие многочисленные ар-
хаические кремневые орудия, обработанные скалыванием и ретушью,
в североиракском мезолите дополняются уже шлифованными камен-
ными изделиями, в частности теслами и топорами. Разнообразные бусы
и подвески изготовлялись из шлифованного камня и кости, а одна бусина
сделана даже из самородной меди. Как и в эпоху палеолита, кладбища
располагались около пещер; скелеты нередко несут следы окраски
тела охрой, а некоторых людей хоронили с украшениями и орудиями
труда.
Натуфийская культура и североиракский мезолит — лишь два наи-
более известных ранних археологических комплекса Ближнего Востока,
в которых отмечено зарождение экономики производства и воспроизвод-
ства продукта; позже сложился аналогичный центр и в Египте (эль-
кабская культура). Следует полагать, что при новых исследованиях
будет открыт целый ряд других местных очагов этого процесса, который
постепенно охватил одну за другой все области от Средиземноморского
побережья до Каракумской пустыни. Так, весьма рано в юго-восточном
Прикаспии была одомашнена коза; вкладыши серпов обнаружены в од-
ном из мезолитических памятников Дагестана. Но именно стоянки Му-
гарет эль-Вад и Зави-Чеми-Шанидар наиболее ярко характеризуют пер-
вые шаги экономики нового типа.
Вскоре огромные последствия этих, казалось бы, малозаметных пе-
ремен (первые злаки в пище, появление первых одомашненных живот-
ных) сказались в полной мере во всех областях жизни и быта древних
людей. С VIII—VII тысячелетий до н. э. начинается эпоха неолита
(новокаменного века) по археологической (технологической) классифи-
кации. Неолит характеризуется господством в материальной культуре
шлифованных каменных, костяных и деревянных орудий, а позже и гли-
няной посуды. В эпоху неолита скотоводческо-земледельческая эконо-
мика производства и воспроизводства продукта начинает решительно
преобладать.
Переход к этому типу экономики в период мезолита, а затем и не-
олита происходил также и в других областях Старого Света — на Ин-
дийском субконтиненте и в Юго-Восточной Азии, но о нем будет под-
робнее рассказано в другой книге, в связи с возникновением в этих
регионах позднейших развитых земледельческих культур.
50
Предыстория древневосточных цивилизаций
4. Иерихон
и Чатал-Хююк
Особенно замечательны культурные достижения двух групп раннезем-
ледельческих неолитических племен древнего Востока — палестинской и
анатолийской. Культура первой из них складывалась на основе местного
мезолита натуфийского типа, который, как мы видели, уже далеко про-
двинулся в сложном и длительном процессе становления экономики про-
изводства и воспроизводства продукта. Блестящим отражением достиг-
нутых успехов является так называемый докерамический неолит Иери-
хона VIII—VII тысячелетий до н. э., открытие которого археологом
К. Кеньон в свое время стало научной сенсацией. Само поселение Иери-
хон в VIII тысячелетии до п. э. состояло из небольших, частично за-
глубленных в землю, овальных в плане глинобитных домов; характер
сооружений определенно свидетельствует об их происхождении из хи-
жин и полуземлянок предшествующей эпохи. В VII тысячелетии до н. э.
здесь появляются уже прямоугольные строения с тщательно обмазан-
ным полом, нередко окрашенным в красный и кремовый цвет. Но осо-
бенно примечательны укрепления Иерихона. Поселение окружала стена
из бутового камня толщиной 1,7 м и сохранившаяся на высоту до 4 м.
Перед нами, безусловно, один из древнейших образцов первобытной
фортификации. Из бутового камня была возведена и башня высотой Ил. 8
8 м, имевшая, видимо, культовое назначение [98, с. 6—8].
Открытие укрепленного селения на рубеже между мезолитом и
неолитом явилось для археологов большой неожиданностью: до тех пор
предполагалось, что стычки между столь первобытными племенами были
не более чем случайными драками из-за охотничьих угодий или из-за
женщин, и это подтверждали и этнографические наблюдения над наи-
более архаичными племенами земли. Но, как видно, в Палестине VIII—
VII тысячелетий до н. э. условия жизни были настолько тревожными,
что жителям приходилось тратить очень много времени и на сооружение
мощных укреплений.
Возможно, возникновение их свидетельствует об определенном
уровне разделения труда как внутри поселений, расположенных на
границе тогда еще лесистой горной зоны и сухой степи, на подходах
к воде, так и между жителями этих поселений и обитателями степи;
различие в образе жизни могло приводить и к столкновению их жизнен-
ных интересов.
В прочих своих проявлениях, доступных археологам, культура
Иерихона довольно архаична и бедна. В находках господствуют крем-
невые и костяные орудия труда. Использовались, вероятно, и деревян-
ные орудия, но они не сохранились. Глиняной посуды еще нет, но и
число каменных сосудов весьма невелико. Довольно невыразительна и
мелкая скульптура. Правда, превосходны глиняные маски, которые в со- Ил. 9
ответствии с требованиями какого-то сложного погребального ритуала
надевались на черепа. Хозяйственной основой этой своеобразной куль-
туры были земледелие, охота и разведение мелкого рогатого скота, зна-
чение которого, видимо, со временем возрастало. Во всяком случае,
в Иерихоне VII тысячелетия до н. э. кости козы имеют уже бесспорные
вторичные признаки одомашненной особи. В одном из небольших по-
селков этого же времени найдены зерна ячменя — как дикого, так и
окультуренного — и пшеницы однозернянки и двузернянки (полбы),
еще близкой к диким видам. Однако уже и столь ранние формы эконо-
мики воспроизводства продукта позволяли, как видно, древним общинам
уделять время и силы фортификационному строительству, так поразив-
шему археологов.
4*
51
Глава I
8.	Культовая башня в Иерихоне,
VIII тысячелетие до н. 9.
9.	Глиняная маска на черепе, Иерихон,
VII тысячелетие до н. а.
Еще более разносторонней является культура группы раннеземле-
дельческих племеп на юге Малой Азии. Здесь в VIII—первой половине
VII тысячелетия до н. э. были распространены памятники иерихонского
типа: поселки с лощеными полами в домах и захоронениями черепов
под полом. В этих поселках найдены зерна как культурных, так и дико-
растущих злаков. Малая Азия и отчасти Загрос были, видимо, родиной
гибридных пшениц (полбы и мягкой), а также дикого и раннего куль-
турного ячменя. Однако в течение VIII и части VII тысячелетия до н. э.
преобладало еще собирание диких злаков, которыми и поныне изоби-
луют нагорья. Но из домашних животных представлена только собака.
На основе такой комплексной экономики, включавшей охоту, со-
бирательство и земледелие, складывается оседлая земледельческая куль-
тура Чатал-Хююка второй половины VII—первой половины VI тысяче-
летия до н. э., открытая Дж. Меллаартом. Обнаруженные здесь памят-
ники материальной культуры оставлены многочисленной группой пле-
мен, поселившейся на равнине Коньи, в центре Малой Азии. Древние
земледельцы равнины выращивали 14 видов растений, среди которых
главную роль играли разные виды пшеницы, ячмень и горох. В ското-
водстве ведущее место занимало разведение овец и коз, но, по-види-
мому, уже началось и приручение крупного рогатого скота. Такая
устойчивая земледельческо-скотоводческая экономика способствовала
стремительному расцвету всей культуры в целом. Вся конийская рав-
нина была густо заселена: известны остатки 22 поселков раннеземле-
дельческих общин. Их центром, своеобразной древней столицей, и было
скрытое двумя холмами селение Чатал-Хююк, руины которого занимают
Ил. 10 территорию 12 га. Поселок состоял из многочисленных небольших гли-
нобитных домов, тесно примыкавших друг к другу так, что образовы-
вались значительные жилые массивы. Святилища, вероятно родовые, по
своим размерам не отличались от жилищ и располагались вперемежку
среди обычных строений. Как кажется, каждая группа из трех-четырех
домов имела свое собственное святилище, богато украшенное росписями
и глиняными рельефами.
Ил. 11 Оружие и орудия труда обитатели Чатал-Хююка изготовляли из
камня и кости. Особенно популярен был обсидиан; острые режущие
края обломков этого вулканического стекла, добывавшегося на Армян-
ском нагорье, способствовали высоким рабочим качествам изделий. Об-
сидиан в большом количестве шел на кинжалы, наконечники дротиков
52
Предыстория древневосточных цивилизаций
8
9

Глава 1
10.	Реконструкция селения и одного из
святилищ, Чатал-Хююк, VI слой,
около 5900 г. до н. э. (по Меллаарту)
11.	Памятники культуры из Чатал-Хююка
и Хаджилара:
а)	керамический расписной сосуд,
Хаджилар, I слой, 5500—5200 гг.
до н. э.;
б)	керамическая печать, Чатал-Хююк,
около 6000 г. до н. э.;
в)	обсидиановый нож с рукоятью в виде
змеи, дерево и чешуйки кремня, Чатал-
Хююк, первая половина VI тысячелетия
до й. э.
и стрел; мелкие пластинки из него вставлялись в роговые рукоятки сер-
пов. Поразительно, что жители Чатал-Хююка уже были знакомы
с медью и свинцом и изготовляли из них различные украшения [116,
с. 217 и сл.]. Вероятно, каменные и костяные орудия по своей произ-
водительности еще полностью соответствовали уровню развития чатал-
хююкской экономики, хотя «открытие металла», казалось бы, уже про-
изошло — этому в немалой степени способствовало изобилие рудных
месторождений, позже, в эпоху письменной истории, прославивших Ма-
лую Азию. Сравнительно мало была распространена глиняная посуда,
Ил. 11 хотя мастерством керамистов чаталхююкцы владели. Глиняные изделия
в домашнем обиходе заменяла деревянная утварь, обнаруженная на Ча-
тал-Хююке в поразительном изобилии и разнообразии. Интересно нали-
чие костяных ложечек — они впервые появляются как раз у раннезем-
ледельческих племен, начинавших широко применять именно варку
пищи, тогда как палеолитические охотники, видимо, в основном ограни-
чивались поджариванием мяса на углях или на вертеле.
Чатал-Хююк является блестящим образцом высокого уровня раз-
вития культуры раннеземледельческих племен. Признаки увеличения
благосостояния и даже досуга мы замечаем здесь буквально во всех об-
ластях. Недаром в женских погребениях обнаруживаются многочислен-
ные и разнообразные украшения и предметы туалета. Среди последних
имеются даже обсидиановые зеркальца, появление которых для земле-
дельческой эпохи столь же показательно, как и появление первых ложек.
Многочисленные святилища поражают убранством интерьера, где
многоцветные росписи сочетались с глиняными барельефами и горелье-
фами, порой покрытыми затейливым орнаментом. В этой древнейшей на-
стенной живописи как бы сошлись две эпохи, два мира представлений
и образов. Многочисленные охотничьи сцены, где с трепещущей жиз-
ненной выразительностью проявились мастерство и наблюдательность
анималистов, близко знакомых с жизнью животных, — это уходящая
эпоха охотников каменного века. Вместе с тем в мир изобразительного
искусства все решительнее вторгаются условный символизм и ритмич-
ная орнаментальность, характерные для всего искусства ранних земле-
дельцев. Фигуры животных схематизируются, теряют значение само-
стоятельного элемента композиции, становятся составной частью орна-
ментальных схем. О высоком художественном мастерстве свидетельст-
вуют и превосходные глиняные и каменные статуэтки обнаженных пол-
54
Предыстория древневосточных цивилизаций
11В
I
55
Глава 1
12.	Культовые глиняные статуэтки:
а)	из Чатал-Хююка, первая половина
VI тысячелетия до н. э.;
б)	из Хаджилара, вторая половина
VI тысячелетия до н. э.
ных женщин. И, что особенно существенно, все это не отдельные уни-
кальные образцы: одних святилищ с богатым внутренним убранством
в разных слоях Чатал-Хююка насчитывается свыше тридцати.
Вопрос о характере культовых представлений древних чаталхююк-
цев еще недостаточно изучен. Важное место в них занимал образ пыш-
нотелой плодовитой женщины-матери, покровительницы животных и
растений. Нередко она изображается в круглой скульптуре то с молодым
Ил. 12 леопардом у груди, то сидящей на троне из двух леопардов, а в одном
случае и рожающей младенца. Огромную роль играл культ быка. Его
изображения и символы — то в виде красочных фресок, то в виде гли-
няной бычьей головы, то, наконец, просто бычьих рогов и черепа —
особенно часто встречаются в чаталхююкских святилищах [116—118].
5. Первые
земледельцы
гор Загроса
К VII тысячелетию до н. э. в горах Загроса, на территории Курдистана,
когда-то освоенного еще палеолитическими охотниками, складывается
неолитическая культура типа Джармо. Оставившие эту культуру пле-
мена были, бесспорно, земледельцами и скотоводами. Поселки культуры
Джармо широко разбросаны по горным долинам и на плоскогорьях,
в местах, удобных для посева злаковых культур п выпаса стад. Таковы
поселения Джармо и Телль-Шемшара в Ираке, Тепе-Сохраб и Тепе-Гу-
ран в Иране. Со временем отдельные общины появляются на окраинах
Месопотамской низменности (Темир-хан в Ираке). Но подлинным оча-
гом этой культуры явились именно горные районы, здесь была зона
произрастания диких злаков, а довольно обильные на склонах осадки
достаточно обеспечивали влагой также и первые культивируемые по-
севы ячменя и мягкой пшеницы. Здесь же находился и район обитания
горного козла, барана и кабана, на которых человек охотился с неза-
памятных времен. Прирученные, эти животные со временем и образо-
вали стада скотоводов Загроса. Итак, земледелие и скотоводство
были основным источником существования загросских племен этого вре-
мени. Разумеется, такие традиционные отрасли хозяйства, как охота и
собирательство, еще сохраняли, особенно на ранних этапах развития,
56
Предыстория древневосточных цивилизаций
57
Глава I
свое значение, но они уже не играли решающей роли в рационе пи-
тания.
В культуре Джармо интересным образом сочетается новое и ста-
рое, прогрессивное и архаическое. Кремневые и костяные орудия за-
гросских племен — это почти полностью наследие североиракского ме-
золита. Тут и разнообразные проколки, иглы и вкладышевые орудия.
Но среди последних на первое место выдвигается уже серп, не прямой
жатвенный нож, как у патуфийских племен, а изогнутый серп — орудие^
приспособленное к его новой функции, достойный спутник первых зем-
ледельцев. Наследием прошлого является п многочисленный набор скреб-
ков, связанных с обработкой шкур. Видимо, плетение и ткачество, бес-
спорно уже существовавшие с появлением искусственно разводимого
льна около 6000 г. до н. э., не смогли еще значительно потеснить тра-
диционные занятия, связанные с выделкой кож. Но облик культуры
в целом теперь определяли уже не архаические черты.
Переход к земледелию привел к оседлости, в связи с чем появля-
Ил. 13 ется глинобитное строительство. Дома, построенные из глины с при-
месью соломы, становятся надежным убежищем загросских племен, ко-
торым теперь не было необходимости скрываться от стужи в горных
пещерах. Пока еще очень скромное, но сравнительно устойчивое благо-
состояние и даже стремление к некоторому уюту характеризует ин-
терьер этих домов. Массивные очаги служили и для обогревания поме-
щений, и для выпечки хлеба; каменные подпятники для оси дверной
створки в углу входного проема указывают на существование деревян-
ных дверей; пол нередко окрашивался в красный цвет. Обработка рас-
тительной пищи требовала значительного количества посуды, в которой
не нуждались палеолитические и мезолитические охотники. И эта по-
суда появляется — сначала каменная, а затем и глиняная, украшенная
незатейливыми узорами, нанесенными краской *. Новые способы полу-
чения продуктов питания оставляли довольно много свободного времени,
особенно в невегетационный сезон. Не удивительно, что появляются раз-
нообразные каменные и, глиняные фишки, предназначавшиеся для ка-
кой-то игры. Показа! ельно и широкое распространение небольших фи-
гурок, изображающих женщин, а также различных животных. Изготов-
лявшиеся, видимо, с культовыми целями, эти статуэтки вместе с тем
указывают па начинающийся и здесь расцвет искусства малых форм.
Решающий рубеж в создании экономики воспроизводства продукта
был пройден, и хотя еще медленно, но начинается процесс всесторон-
него использования открывшихся перспектив.
6. Среднеазиатские
земледельцы
и скотоводы
К числу древнейших очагов земледелия и скотоводства принадлежит и
Средняя Азия. Здесь, на юго-западе страны, на узкой полоске предгор-
ной равнины, зажатой между скалистыми отрогами Копетдага и бес-
крайним морем каракумских песков, в VI тысячелетии до н. э. распо-
лагались племена, оставившие культуру, названную археологами джей-
тунской. Сейчас памятники этого типа найдены и в Северо-Восточном
Иране, так что речь, очевидно, идет о целой большой племенной общно-
сти ранних земледельцев, аналогичной загросской группе [25, с. 177].
Как и у обитателей загросских поселений, в культуре джейтунских
* Лингвистические данные указывают на то. что по крайней мере в Африке
первые сосуды делались из тыквы. — Ред.
58
Предыстория древневосточных цивилизаций
племен явственно сочетается новое и старое, прогрессивное и архаиче-
ское. Земледелие и скотоводство теперь уже стали прочной основой эко-
номики нового типа. Отпечатки зерен ячменя и пшеницы на глине, сотни
кремневых вкладышей серпов, важнейшего орудия древних земледель-
цев, говорят об этом со всей определенностью.
Джейтунские поселения располагались не на плоскогорьях и в гор-
ных долинах, где количество осадков обеспечивало устойчивый урожай,
а в засушливой полосе, что вынуждало жителей прибегать к каким-то
видам искусственного орошения полей. Скорее всего использовались па-
водковые разливы небольших речек й ручьев, стекающих с Копетдага.
Определенные успехи были достигнуты и в скотоводстве. К основным
домашним животным -- козам и овцам — на позднем этапе джейтунской
культуры прибавился и крупный рогатый скот.
Новые виды хозяйственной деятельности, особенно земледелие с на-
чальными формами искусственного орошения, в корне изменили весь
облик жизни и быта. Временные стоянки, располагавшиеся в пещерах,
или стойбища под открытым небом уступили место прочным, долговре-
менным поселкам из глинобитных строений. Правда, эти поселения были Ил. 14
невелики: число их обитателей не превышало, самое большее, 150—
200 человек. Однако прогресс, достигнутый в постройке жилищ, очень
показателен. Дома, раскопанные на самом городище Джейтун, да и
в других поселениях джейтунской культуры, представляют собой одно-
комнатные строения площадью 20—25 кв. м. В каждом из них имелся
массивный глинобитный очаг, пол покрывали известковой обмазкой,
окрашиваемой в красный или черный цвет. Иногда так же окрашивали
изнутри и стены жилищ. Появляется в сравнительно небольшом коли-
честве и столь характерная для раннеземледельческих культур глиня-
ная посуда, еще грубая, но уже украшавшаяся несложной росписью.
Примесь мелкорубленой соломы к глине, шедшей на изготовление по-
суды, указывает на разностороннее использование земледельцами выра-
щиваемых ими злаков.
Однако признаки относительного благополучия в условиях нового
типа хозяйства не должны скрывать от нас и черт глубокого архаизма,
пережиточных традиций, уходящих корнями в глубину каменного века.
Архаизмом является большая роль охоты на джейранов и куланов, осо-
бенно на раннем этапе развития джейтунской культуры, соответствую-
щая обычаям степных охотников эпохи мезолита и верхнего палеолита.
Все орудия труда изготавливались джейтунскими племенами из камня
и кости: перед нами яркий пример земледельческого неолита, но сами
типы кремневых орудий и техника их изготовления тесно связаны с до-
стижениями еще мезолитического времени. Наконец, весьма показательно
продолжающееся изготовление большого числа специализированных ору-
дий из кости и кремня — всевозможных скребков, проколок и т. п., пред-
назначавшихся для обработки шкур, хотя ткачество, надо полагать, уже
зародилось и здесь *.
Исследователи джейтунских памятников считают, что хозяйствен-
ной ячейкой общества в это время могла быть малая семья**. Во вся-
* Если были известны лен пли другие подобные растения; шерсть нельзя
было ткать, пока не было орудий для ее стрижки, разве что овец и коз можно
было «брить» обсидиановым или кремневым скребком. — Ред.
** С этим выводом автора трудно согласиться. Несомненно, что маленькие
дома ранненеолитических земледельцев Джейтуна, Чатал-Хююка и т. п. служили
жилищем для парных семейно-брачных ячеек, но хозяйственной и социальной
ячейкой общества должна была быть большесемейная, или родовая, община.
На это, между прочим, указывает и существование в Чатал-Хююке одного общего
святилища на каждые три-четыре дома. — Ред.
59
Глава I
13. Аксонометрия и реконструкция
неолитического жилища в Джармо,
VII тысячелетие до н. э. (по Брейдвуду)
14. План раннеземледельческого поселения,
Джейтун, VI тысячелетие до н. э.
ком случае, именно на нее рассчитаны небольшие дома, образующие
древние поселки, а находки орудий труда свидетельствуют о том, что
в каждом доме его обитатели занимались и обработкой шкур, и изго-
товлением кремневых орудий, и деревообделочными работами. Вместе
с тем такой вид хозяйственной деятельности, как полуполивное земле-
делие, побуждал к развитию коллективных форм труда, что и обусло-
вило существование земледельческих общин, остатками чьих поселков
и являются исследуемые памятники. Скорее всего обитателей этих по-
селков связывали между собой какие-либо родственные узы. Своеобраз-
ными символами внутреннего единства общинных коллективов были
святилища, использовавшиеся также и как места общих собраний. На
Песседжик-депе, одном из городищ джейтунской культуры, такое свя-
тилище, обнаруженное почти в центре древнего поселка, по своей пла-
нировке было близко к обычным жилым домам, но почти вдвое превос-
ходило их по своим размерам. В святилище сохранились остатки мно-
гоцветной стенной росписи, изображавшей различные геометрические
фигуры, копытных животных и хищников кошачьей породы. Наряду
с росписями Чатал-Хююка это один из древнейших в мире памятников
подобного искусства. Терракотовые женские фигурки, находимые на
джейтунских поселениях, свидетельствуют также о развитии культа
женского божества — покровительницы плодородия. Окраска полов жи-
лых строений и ряд элементов в глиняной посуде и кремневых орудиях
указывают на связи джейтунской культуры с земледельцами загросской
группы. Однако в целом джейтунская культура весьма своеобразна, что,
надо полагать, объясняется ее формированием на основе культуры мест-
ного мезолитического населения Юго-Западной Средней Азии и Север-
ного Ирана.
Джейтунские поселки представляли собой как бы северо-восточный
фланг оседлых земледельческо-скотоводческих племен. В других обла-
стях Средней Азии столь древние памятники оседлой земледельческой
культуры отсутствуют. Там в VI—IV тысячелетиях до н. э. были рас-
пространены архаические культуры охотников, рыболовов и собирате-
лей. Правда, в ряде мест одомашнивание мелкого рогатого скота нача-
лось также и здесь, по крайней мере с VI тысячелетия до н. э. Об этом
свидетельствуют результаты раскопок стоянок гиссарской культуры,
распространенной главным образом в горных областях Западного Тад-
жикистана [38, с. 146]. Но начавшееся одомашнивание животных ско-
60
Предыстория древневосточных цивилизаций
61
Глава I
рее всего было здесь лишь элементом хозяйства нового типа при про-
должающемся господстве охотничье-собирательской экономики. Во вся-
ком случае, гиссарская культура долго сохраняет весьма архаический
облик. Для нее, в частности, характерно большое количество галечных
орудий, притом что совершенно отсутствуют керамика и глинобитные
строения.
7. Первые
земледельцы
Закавказья
Географическое расположение Закавказья в пределах северных границ
огромного переднеазиатского мира в большой мере предопределило исто-
рические судьбы населявших его племен. К сожалению, не все даже уз-
ловые звенья древней истории Кавказа могут быть сейчас восстанов-
лены. Так, известные еще в малом числе неолитические памятники вы-
глядят «булавочными уколами» на карте VII—VI тысячелетий до н. э.
И все же мы знаем, что неолитические племена к этому времени пере-
шли и здесь к новому типу хозяйства; однако по-прежнему большое
место занимают охота, рыболовство и другие промыслы. Особую «статью
дохода» составляла добыча обсидиана, месторождениями которого бо-
гато Армянское нагорье. «Обсидиановые пути» через горы и пустыни
тянулись к поселениям Передней Азии, отстоящим на сотни километров
от мест добычи. Наступала эпоха расширения обмена и укрепления меж-
племенных связей.
В V—IV тысячелетиях до н. э. в Закавказье складываются два
комплекса с локальными чертами новой, энеолитической материальной
культуры*. Особенности этих комплексов были обусловлены их геогра-
фическим расположением и некоторыми особенностями хозяйства. Се-
верный (типа Шому-тепе), локализующийся в бассейне реки Куры, ха-
рактеризуется примитивной гончарной продукцией, изощренной техни-
кой изготовления предметов из кости, широким набором каменных из-
делий для обработки шкур и разделки туш животных. Этот чисто мест-
ный комплекс выглядит более архаичным, чем южный, и несет на себе
сильный отпечаток неолитической эпохи. Южный комплекс (типа Кюль-
тепе), расположенный в бассейне реки Араке, имеет значительно более
развитой характер. Наличие лощеной, иногда расписной посуды, мед-
ных изделий и т. п. приближает его по облику к энеолитическим куль-
турам остального переднеазиатского мира.
В тот период в долинах и на равнинах Закавказья находились не-
большие поселки, располагавшиеся группами недалеко от воды. Отсут-
ствие оборонительных сооружений свидетельствует о мирном характере
жизни. Дома строились из глины и сырца и имели форму маленьких
круглых или овальных купольных построек, тесно лепившихся друг
к другу. Иногда для увеличения полезной площади два таких дома, ве-
роятно принадлежащих сородичам, соединяли дверным проемом (Ими-
рис-гбра). Очаги и кладовочки размещались снаружи, подле домов. Со
временем, когда старые дома рушились, площадки выравнивали и на
них сооружали новые постройки. Из таких строительных горизонтов на-
ращивался уровень поселений; на Шулаверис-гбра, например, пять
строительных горизонтов составляли толщину культурного слоя в 6 м;
14 горизонтов на Кюль-тепе образовали толщину 9 м.
* Под энеолитом (медно-каменным веком), или медным веком, в науке обычно
понимается довольно длительный исторический период (с VI тысячелетия до н. э.),
предшествующий эпохе освоения бронзы (сплава меди и олова), в течение кото-
рого наряду с продолжающимся использованием каменных орудий стали применять
п медные.
62
Предыстория древневосточных цивилизаций
Жители поселков занимались преимущественно земледелием, кото-
рое, судя по археологическим остаткам, предстает перед нами в доста-
точно развитой форме. Вокруг поселков засевались наиболее удобные
участки. В местах, где для выращивания посевов влаги было недоста-
точно, сооружались искусственные каналы. Один из участков иррига-
ционной сети распознан археологами около поселка Арухло; частью
этой сети оказался глубокий «мокрый» ров, заполнявшийся во время
паводковых разливов и служивший своеобразным водоемом. Поля засе-
вали ячменем, пшеницей, просом, полбой, практиковались и смешанные
посевы (ячмень—пшеница). Выращивались многолетние садовые куль-
туры (виноград). Другим важным занятием было скотоводство; хотя
в состав стада входили почти все виды домашних животных, преиму-
щественно разводили крупный рогатый скот, который легче было обес-
печить кормами на близлежащих угодьях. В местах, покрытых лесами,
а их было еще много, большим подспорьем служила охота на кабанов,
лисиц, косуль, оленей и др. Продолжалась интенсивная добыча обси-
диана. Этот вид сырья все еще пользовался спросом в более южных
странах. Оттуда в Закавказье шла красочная посуда (Техут, Кюль-
тепе, Гпнчи), поделки из бирюзы, печати и др.
Глиняная посуда, найденная в раскопках, еще совсем примитивна;
на этой стадии ее изготовление проходило в рамках хозяйства каждой
семьи. Орудия были каменными, материалом для них служили обси-
диан и кремень, в зависимости от близости месторождений. Изделия из
металла еще очень редки [15; 16; 30; 35].
8. Мир в эпоху,
предшествовавшую
древневосточным
цивилизациям
Приведенное выше описание культур Иерихона и Чатал-Хююка, пред-
горий Загроса, Средней Азии и Закавказья свидетельствует о том, что
в эпоху мезолита и раннего неолита произошло отделение обществ, ос-
нованных на производстве и воспроизводстве не только орудий, но и
продукта производства, от обществ с первичной производящей экономи-
кой, где производились и воспроизводились лишь орудия производства,
а продукт непосредственно присваивался из самой природы. Но внутри
обществ, начавших создавать продукт в процессе скотоводческого и зем-
ледельческого производства, еще далеко не сразу полностью развилось
общественное разделение труда; к тому же перед нами такие земледель-
ческо-скотоводческие общества, которые не утратили еще связи и с охо-
той как видом производства и даже с собирательством.
Об окончательном становлении экономики нового типа можно твердо
говорить только тогда, когда начинается первое великое общественное
разделение труда: выделение пастушеских племен из массы земледель-
ческо-скотоводческого и охотничьего населения. Это разделение не сле-
дует представлять себе в виде кратковременного события, совсем на-
против, это был очень постепенный процесс, и мы на древнем Востоке
застанем «чистых» скотоводов-кочевников но ранее как к концу II ты-
сячелетия до н. э., а что касается земледельцев, то их производство так
никогда полностью и не обособилось от элементов скотоводства; неко-
торые исследователи полагают, что, чем древнее земледельческое обще-
ство, тем большее место занимают элементы скотоводства как в самом
производстве, так и в мировоззрении и общественном устройстве этого
общества.
63
Глава J
В ряде областей Ближнего Востока культуры, которые принято на-
зывать собственно земледельческими, противостоящие культурам пасту-
шеских племен, возникают, видимо, в VI—V тысячелетиях до н. э. Ра-
зумеется, все время надо иметь в виду, во-первых, что так называемые
земледельческие культуры не были «чисто» земледельческими и ското-
водческое производство создавало исключительно важную часть продук-
тов потребления (в частности, именно мясное и молочное питание на-
ряду с регулярностью земледельческого производственного процесса и
обеспечивало этим культурам уровень жизни, несравнимый с существо-
вавшим в период первичной первобытной экономики), и, во-вторых, что
пастушеские племена того времени не были и не могли быть кочевыми:
не имея транспортных животных (кроме разве что осла), они не могли
уходить далеко о г воды или совершать регулярные перекочевки и всегда
концентрировались вокруг более или менее постоянной базы в каком-
либо оазисе или у реки, где обычно имели и посевы. Но эти племена
нельзя назвать и по-настоящему оседлыми, так как именно потому, что
они были не способны на регулярные перекочевки, их скот постепенно
уничтожал и вытаптывал скудные южные пастбища и сами эти пле-
мена время от времени вынуждены были отселяться на новые места —
благо планета наша в те времена была населена очень редко.
В горных областях при благоприятных условиях позже стало созда-
ваться скотоводство, основанное на регулярном летнем отгоне скота на
горные пастбища, но этот тип хозяйства широко развился, по-видимому,
лишь с введением коневодства во II тысячелетии до н. э., т. е. немно-
гим ранее, чем кочевое скотоводство степей.
В VI—V тысячелетиях до н. э. и еще тысячелетиями позже на
большей части суши, покрывающей земной шар, особенно в сплошных
многотысячекилометровых пространствах лесов Северной Европы, Се-
верной и Юго-Восточной Азии, в Африке южнее Сахары, на многих пу-
стынно-степных просторах Старого Света и на всем протяжении обеих
Америк и Австралии, люди еще множество поколений занимались со-
бирательством и охотой. Лишь в полосе сухих субтропиков Северного
полушария, как мы уже видели, никак не позже VIII тысячелетия до
н. э. люди одомашнили овец и коз и стали употреблять в пищу дикие
злаки; в благоприятных условиях, например на горных склонах, где
было достаточно дождевой воды или влаЛ или можно было запружи-
вать ручьи, а также в отдельных оазисах они стали переходить также
к земледелию; они вскоре научились выращивать гибридные злаки —
двурядный и шестирядный ячмень, а также эммер (полба — вид пше-
ницы). В VI тысячелетии до н. э. сеяли уже и лен, умели прясть льня-
ную кудель и ткать на примитивном ручном станке; одежды из шкур
стали отходить в прошлое. Примерно с VII тысячелетия до н. э. на-
учились лепить, а позже и обжигать глиняную посуду. Это искусство
постепенно распространилось по всему Старому Свету.
Освоение долин великих рек и возникновение здесь древнейших
очагов цивилизаций стало возможным благодаря коренному изменению
в технической вооруженности человека, изменению в орудиях труда,
происшедшему с наступлением века металлов.
Первым металлом, который стал использоваться в производствен-
ных целях эпизодически еще с VI тысячелетия до н. э., была медь
(а затем и ее сплавы), вследствие того что существовали ее месторож-
дения в самородном виде; по этой же причине очень рано появились
украшения из золота и серебра; очень долго продолжал использоваться
и камень (эпоха энеолита). Даже при всем своем несовершенстве (мяг-
кость, высокая температура плавления) медь дала возможность создать
несравненно более совершенные орудия труда и оружие: лопаты, то-
64
Предыстория древневосточных цивилизаций
поры, серпы, ножи, пилы, стамески, резцы, шилья, иглы, наконечники
для копий и стрел, кинжалы — и принципиально новые конструкцион-
ные материалы: гвозди, заклепки, листовой металл, проволоку, трубы
и т. д. Использование металлов вызвало применение ранее неизвестных
технологических процессов: плавки, ковки, сварки, паяния. Они неиз-
меримо ускорили и облегчили производство самих орудий труда и позво-
лили многократно переделывать (путем повторной отливки) испорчен-
ные изделия, тогда как сломавшиеся каменные почти всегда приходи-
лось выбрасывать.
Появились новые возможности в обработке дерева, кости, кожи,
камня, а это привело к перевороту во всей хозяйственной жизни. Воз-
никли металлообработка, плотничье и столярное дело, резьба по дереву,
кости и камню, решительно изменились гончарное дело (появление гон-
чарного круга), производство транспортных средств (изобретение ко-
леса. сооружение мореходных судов), строительное дело (деревянное и
каменное зодчество). Именно с наступлением века металлов оказалось
возможным второе великое общественное разделение труда — отделение
ремесла от земледелия. Поднялись города, затем выделились обществен-
ные классы, и возникли государство, науки, литература, расцвели ис-
кусства, т. е. создалось все то, что и знаменует собой цивилизацию. Не
везде наступление века металлов имело одинаковый эффект, но общее
его значение в истории человечества было именно таким.
Как мы видели, переход от первичной экономики присвоения про-
дуктов природы и производства и воспроизводства только орудий к зем-
леделию и скотоводству произошел ранее всего в Передней Азии, пре-
имущественно в ее горных районах и предгорной полосе. Здесь же от-
мечено самое раннее использование металлов. Однако отнюдь не эти
области стали основным центром последующего прогресса. Урожаи
в этих районах были и неустойчивы, и сравнительно невелики. Лишь
выход земледельцев в плодородные долины великих рек сухой тропиче-
ской зоны Азии и Африки привел к бурному расцвету производитель-
ных сил и к переходу на следующую ступень развития общества — на
стадию цивилизации. И дело было не только в особом плодородии вновь
освоенных здесь земель. В новой природной среде, при отсутствии до-
статочного количества осадков, человеком была создана принципиально
новая форма сельскохозяйственного производства — ирригационное зем-
леделие. Искусственное орошение полей по мере его постепенного со-
вершенствования не только обеспечивало более устойчивые и обильные
урожаи. В условиях ирригационного земледелия в результате оказав-
шихся жизнеспособными мутаций сформировались новые, более продук-
тивные сорта злаковых культур. Установлено, что древние зерна пше-
ницы и ячменя в областях поливного земледелия Нижней Месопотамии
в несколько раз больше таких же зерен в районах без искусственного
орошения.
Были значительно улучшены породы скота — по-видимому, частично
за счет перехода на зерновой фураж, как об этом свидетельствуют уже
самые ранние письменные документы (правда, дошедшие от времени
лишь на несколько тысячелетий позже). Не удивительно, что накопле-
ния, достаточные для создания цивилизации, раньше всего начали возни-
кать именно здесь, в долинах великих рек, и прежде всего в Нижней Ме-
сопотамии и в Египте. Археологические материалы достаточно опреде-
ленно рисуют сложную картину освоения древними племенами этих об-
ластей и создания фундамента цивилизации.
Гораздо меньше, чем о так называемых земледельческих культурах,
знаем мы по археологическим материалам о племенах пастушеских; пер-
вые сведения о них чаще доходят до нас из лингвистического анализа
3
Заказ № 1238
65
Глава 1
15. Каменные ступки из Телль ас-Саввана,
VI тысячелетие до н. э.
16. Каменные статуэтки из Теллъ ас-
Саввана, VI тысячелетие до н. э.
древнейших известных нам языков, и эти сведения датируются пе позже
VI—V тысячелетий до н. э. Кроме того, начиная примерно с этого же
времени в Малой Азии, Палестине, Сахаре и Аравии появляются на-
скальные изображения сначала дикого, а затем и домашнего скота.
9. Первые земледельцы
Нижней Месопотамии
и Элама
В VII тысячелетии до н. э. земледельческо-скотоводческие племена гор
Загроса начинают расселяться в поисках новых пространств для своих
полей и новых пастбищ для скота. Возможно, при этом впереди шли
именно пастушеские племена, знакомые с земледелием, но занимав-
шиеся в основном выпасом стад. Их поселки первыми появляются на окра-
инах Месопотамской низменности. Таково, например, поселение Али-Кош
в предгорьях Загроса в Юго-Западном Иране [93]. Его обитатели жили
в неказистых глинобитных хижинах, разводили коз, а в качестве расти-
тельной пищи довольствовались в основном дикими растениями, хотя и
были знакомы с окультуренными пшеницей и ячменем. Однако главная
линия развития культуры проходила не здесь. В долинах притоков Тигра,
а затем и в Верхней Месопотамии по Евфрату мы находим ту оседлую
культуру земледельцев и скотоводов, которая, по существу, лежит
в основе всех последующих достижений цивилизации Двуречья.
Эта культура, относящаяся к VI тысячелетию до н. э., получила на-
звание Хассуны. Долгое время уровень ее развития также представлялся
весьма архаическим, но раскопки арабских археологов на поселении
Телль ас-Савван, около Багдада, и советских ученых на Ярым-тепё, к за-
паду от Мосула, позволили кардинальным образом пересмотреть это пред-
ставление. Происхождение самой хассупской культуры довольно сложно.
В ней отчетливо выступают западные элементы, восходящие к раннезем-
ледельческой культуре Северной Сирии и Юго-Западной Малой Азии.
Вместе с тем могут быть прослежены связи и с культурой древнейших
земледельцев-скотоводов Загроса. Поселения хассунской культуры рас-
пространены на территории Северной Месопотамии и областей к востоку
от Тигра, а их южная граница достигает района Багдада. Спускаясь вниз
по течению Тигра, древние земледельцы вступали в зону, где количество
осадков было недостаточно для выращивания устойчивых урожаев. В ре-
66
Предыстория древневосточных цивилизаций
67
5*
Глава I
17. Расписная керамика стиля Самарръц
V тысячелетие до н. 8.
зультате именно здесь, едва ли не впервые в мире, начали применяться
ранние формы искусственного орошения. Скорее всего это была задержка
паводковых вод запрудами и плотинами, а также проведение первых,
пока еще небольших каналов.
Ил. 15 При раскопках городища Телль ас-Савван обнаружено большое коли-
чество зерен культурных растений, в том числе четырех видов ячменя,
трех видов пшеницы и одного вида льна. Показательно наличие шести-
рядного ячменя, характерного именно для областей поливного земледелия.
На другом памятнике, расположенном на среднем течении Тигра, — Чо-
га-Мамй — найдены даже остатки самих древних каналов. Высокого
уровня достигло и скотоводство. Если горные пастухи довольствовались
разведением коз и овец, то здесь был приручен и крупный рогатый скот.
Таким образом, основу хозяйства составляли развитое скотоводство,
а также земледелие, по крайней мере отчасти поливное. Орудия труда
в большинстве своем еще изготовлялись из кремня, других камней и
кости. Поля обрабатывались деревянными мотыгами с массивными ка-
менными наконечниками, а урожай снимали с помощью серпов, у кото-
рых мелкие кремневые вкладыши образовывали зубчатый рабочий край.
Появляются и медные изделия, но они еще не получили широкого рас-
пространения. Это были главным образом небольшие бусины, и лишь
в одном случае найден медный ножичек.
Уровень жизни хассунских племен был все же достаточно высок,
особенно по среднему течению Тигра. Дома в поселениях все чаще возво-
дились из сырцового кирпича. На Телль ас-Савване раскопками было
вскрыто последовательно пять слоев построек, имевших регулярный план.
Отдельно располагалась крупная постройка, предположительно святи-
лище. Богатым инвентарем отличаются и найденные на этом городище
погребения. Почти в каждом из них находилось по нескольку сосудов,
выточенных из камня, и каменных же женских статуэток. Сосуды, как и
статуэтки, из желтовато-кремового слоистого алебастра теплого тона отли-
чаются изяществом и разнообразием форм: миниатюрные грушевидные,
реповидные, биноклеобразные, на ножках и без них, в виде различных
предметов (например, лодочки) и животных. Выполненные с удивитель-
ным мастерством, они свидетельствуют о высокоразвитом художествен-
Ил. 16 ном вкусе их создателей. Статуэтки трактованы суммарно и обобщенно.
Древний мастер подчиняет формы, поверхности, объемы главной за-
даче — подчеркнуть в изображаемом объекте его функцию, передать его
68
Предыстория древневосточных цивилизаций
69
Глава I
18. Халафская культура:
а) распространение памятников
халафской и других синхронных
культур:
1)	халафские памятники,
2)	отдельные находки халафской
керамики,
3)	памятники сиро-киликийской
культуры, испытавшей халафское
влияние,
4)	прочие памятники,
5)	область первоначального распро-
странения сиро-киликийской куль-
туры,
6)	южная граница территории
сплошного распространения хур-
ритского языка во II тысячелетии
до н. э. (по И. М. Дьяконову);
б) глиняная статуэтка, V тыся-
челетие до н. э.
внутреннюю сущность и назначение. В фигурках подчеркнуто женское
начало. Глаза инкрустированы битумом и белой раковиной, голову вен-
чает высокий убор (видимо, связанный с фаллическим культом; можно
сравнить обычай некоторых примитивных племен надевать на девушку,
вступающую в брак, головной убор в форме фаллоса). Предположительно
эти статуэтки, как и каменные фаллосы, найденные в тех же погребе-
ниях, были символами возрождения жизни и плодородия, т. е. имели
чисто функциональное магическое назначение. В некоторых из могил
были обнаружены амулеты-печатки, возможно свидетельствующие
о стремлении к магическому обереганию собственности.
Однако наиболее типичным и характеризующим эту культуру явле-
нием следует считать керамику. Керамические изделия, обнаруженные
в самом поселке на городище Телль-Хассуна, довольно однообразны по
форме: в большинстве своем это плоскодонные сосуды типа шаровидной
амфоры с короткой прямой шейкой или же широкие чаши. По большей
части они обожжены, но несовершенно и в результате этого имеют
бледно-розовую окраску. Многие из них покрыты процарапанным узором
«насечкой». Эту архаическую керамику в более поздних слоях сменяют
сосуды так называемой стандартной хассунской керамики, покрытые
ангобом * или лощеные, с простыми прямолинейными узорами, нанесен-
ными черно-коричневой краской. Полосы узора могут сочетаться с на-
резными линиями, треугольниками, колосьями.
Высшим этаном развития культуры Хассупы, однако, является сту-
пень Самарры, которую некоторые исследователи даже выделяют в само-
стоятельную культуру, отличную от Хассуны.
Ил. 17 Расписная керамика из поселения Самарра была обнаружена в не-
крополе и, видимо, являлась частью погребального инвентаря. Опа анго-
бирована, обожжена до бледно-розовой, часто зеленоватой окраски (об-
жиг производился при средней температуре, по встречаются как обож-
женные, так и необожженные вещи), украшена «плетеным» орнаментом,
расположенным по зонам, — прием, присущий корзинному плетению и.
возможно, выдающий происхождение здешней керамики.
* Ангоб — декоративное, часто цветное керамическое стекловидное покрытие,
наносимое на поверхность глиняного сосуда и закрывающее цвет или сглаживаю-
щее грубость структуры его материала.
70
Предыстория древневосточных цивилизаций
71
Глава I
19. Полихромная керамика халафского
стиля из Арпачии,
V тысячелетие до н. э.
Посуда очень разнообразна по форме: тут и миски, и чашки, и
горшки с горлышком и без него, с загнутыми и пезагнутыми краями.
Особенно много тарелок. Узор значительно более сложный и изыскан-
ный, чем на керамике из Хассуны. Как бы по концентрическим кругам
изображены птицы, козлы, женщины с развевающимися волосами, соеди-
ненные тонкими линиями с кружащимися скорпионами. Вихревое, цент-
ростремительное движение часто подчеркнуто не только односторонним
направлением узоров, но и центральным изображением (розеткой, квад-
ратом, свастикой). Безусловно, все эти изображения имели сложный ма-
гический смысл и были связаны с погребальными обрядами.
Именно племена самаррской группы начинают последний этап освое-
ния Месопотамии; они двигаются дальше на юг по Тигру и Евфрату
в заболоченные области Южного Двуречья.
Здесь, приблизительно на 31° северной широты, находится городище
Абу-Шахрайн, раскопки которого позволили восстановить историю за-
вершения этого процесса. Установлено, что в древности городище лежало
на берегу Персидского залива, а самые ранние слои культуры Абу-Шах-
райна (Эреду) — XIX—XV * — синхронны Хассуне III—V (так называ-
емому хассунско-самаррскому периоду). Здесь в развалинах глинобитных
домов была обнаружена керамическая посуда; характер и расположение
узоров близки самаррскому стилю; преобладают мелкие формы сосудов —
кубки, миски, тарелки. Керамика монохромна, изящна, обычно шоколад-
но-коричневого или черного, изредка красного цвета и покрыта прямоли-
* Как известно, археологи обычно именуют археологические культуры по месту
первой находки ее памятников, но, к сожалению, пользуются иногда древним,
а иногда современным названием места. Для историка это часто очень неудобно:
например, говоря в дальнейшем об исторических городах Эреду или Уруке, приш-
лось бы каждый раз оговаривать, что этот Эреду и этот Урук не имеют отношения
к археологическим «культурам Эреду» и «Урук»; нам даже довольно достоверно
известно, что «Урук» периода археологической «культуры Урук» Уруком не на-
зывался. Поэтому в целях единообразия мы называем в настоящем томе все куль-
туры по названиям современных городищ и вместо «культура Эреду» пишем
«культура Абу-Шахрайна», а вместо «культура Урука» — «культура Варки», и т. д.
Стоящие рядом с названием археологической культуры римские цифры обо-
значают каждая слой раскопок, соответствующий определенному уровню развития
данной культуры, и датируют этот уровень в системе относительной хронологии.
Обычно принято вести возрастание цифр последовательно от самого нижнего куль-
турного слоя (I) вверх, однако бывает и наоборот (как в случае Абу-Шах-
райна). — Ред.
72
Предыстория древневосточных цивилизаций
Глава I
нейным мелкоштриховым узором в виде решеток, маленьких треугольни-
ков или зигзагов между горизонтальными линиями.
К концу VI тысячелетия до н. э. освоение земледельцами Нижней
Месопотамии было завершено и начался период развития ирригации и
интенсификации производства.
В то время как в Нижней Месопотамии закладывались основы буду-
щей шумерской цивилизации, обстановка на севере коренным образом
изменилась. Первоначальных жителей — хассунские племена — в V тыся-
челетии до н. э. сменяет население, оставившее культуру, названную
Ил. 18 археологами халафской. Помимо Северной Месопотамии халафские па-
мятники распространены также на севере Сирии, встречаются они и на
Армянском нагорье (Тилькй-тепё, около озера Ван). Происхождение ха-
лафской культуры не вполне ясно. Возможно, в Верхней Месопотамии ее
носителями были частично ассимилированные местные хассунские племена.
Во всяком случае, традиции оседлой земледельческо-скотоводческой эко-
номики сохраняются. Халафские племена возделывали ячмень и пше-
ницу, разводили мелкий и крупный рогатый скот. Последний, судя
по всему, приобрел особенно большое значение: изображения бычьих го-
лов очень популярны в халафском искусстве. Не исключено, что бык оли-
цетворял важное божество халафских племен.
Значительного развития достигают здесь различные ремесленные про-
изводства, особенно гончарное дело и металлургия. При раскопках одного
из халафских поселений, Арпачйе, удалось проследить на протяжении
пяти-шести последовательных слоев весь ход развития керамического про-
изводства; это развитие завершилось появлением в самом верхнем слое
великолепной двуцветной керамики. В Арпачйе же были найдены остатки
гончарных печей и раскопан даже «дом гончара», где, видимо, и работал
мастер, вероятно получавший свою долю в урожае за то, что обслуживал
всю общину; может быть, у него оставалось достаточно изделий и для
обмена. (Керамика этого поселка, сделанная из прекрасно отмученной
глины, отличается особо тонким черепком, что, возможно, определяется
качеством местной глины.)
Ил. 19 Полихромная керамика, которая и определила первоначально назва-
ние всего этого круга культур (все они обозначались как «культуры кра-
шеной керамики»), удивительно изящная и тонкая по выделке, сменила
в халафской культуре более древнюю группу халафской же монохромной
керамики, значительно более грубой и неуклюжей, обычно серой, корич-
нево-черной, реже черной и красной расцветок. Она довольно разнообразна
по форме, узоры па посуде преимущественно орнаментальны (преобла-
дает цветочный и геометрический орнамент: ромбы, клеточки, кресты, ро-
зетки), но самое сильное впечатление производит не композиция узора,
а использование богатства цветовых сочетаний. Теплые разнообразные от-
тенки желтых и коричнево-красных тонов фона в сочетании с черно-ко-
ричневым, красным, красно-коричневым, коричнево-желтым узором вос-
принимаются зрительно очень мягко и поражают изяществом. Обычно
краски наносились на шероховатую неполированную поверхность и затем,
в процессе обжига в печи, под воздействием химических процессов ста-
новились блестящими, глянцевыми. Состав красок по большей части
известен: все это естественные красители и их сочетания. Фигуры жи-
вотных и людей, которые также встречаются на халафской керамике, вы-
полнены условно и обобщенно и большей частью образуют орнаменталь-
ный фриз. Попадаются сосуды в форме животных; встречаются и фи-
гурки животных, вылепленные из глины, и очень условные фигурки
женщин с преувеличенно подчеркнутыми признаками близящегося мате-
ринства (полные бедра, живот, налитые груди); но при этом нет головы
или она едва намечена. Это говорит о функциональном, магическом на-
74
Предыстория древневосточных цивилизаций
значении фигурок и о метафорической передаче с их помощью общей
идеи плодородия, которое, по-видимому, пытались магически вызвать.
В эпоху культуры Халафа мы можем наблюдать еще одно интерес-
ное явление: некоторые предметы в форме розетки, пуговицы, квадрата
и т. д., которые мы могли бы считать украшениями — подвесками и бу-
синами, оттискиваются на глине (и эти оттиски обнаружены); следова-
тельно, перед нами не украшения, но печати или же украшения, но ис-
пользуемые и как печати; они, видимо, сочетали в себе магический аму-
лет и знак собственности. Изготовлены эти печати-украшения из мягких
пород камня, просверлены насквозь и украшены узором — геометриче-
ским орнаментом или фигурой животного, выполненной в условной манере.
О прогрессе металлургии свидетельствуют довольно крупные медные
изделия, в числе которых имеются кинжалы и долото, обнаруженные
в самом поселении Телль-Халаф.
Одновременно происходит формирование сходной по уровню разви-
тия культуры и к востоку от Нижней Месопотамии, в Хузестане. Эта
равнинная область, орошаемая крупными реками Карун и Керхе, гео-
графически является продолжением Месопотамской низменности, и не-
даром история располагавшегося здесь впоследствии государства Элам
теснейшим образом была связана с историей Нижней Месопотамии. Спу-
скавшиеся с гор общины пастухов и земледельцев стали, как уже упо-
миналось, появляться на окраинах этой равнины по крайней мере уже
в VII тысячелетии до н. э.; поселение Али-Кош рисует картину посте-
пенной эволюции культуры этих первых хлебопашцев. Во второй поло-
вине VII тысячелетия до н. э. у них появляются бусы из кованой меди,
а в первой половине VI тысячелетия до н. э. — глиняная посуда, укра-
шенная расписными узорами. На территории будущего Элама известен
целый ряд памятников с остатками нарядной керамики, украшавшей быт
скотоводческо-земледельческих общин или сопровождавшей этих земле-
дельцев в загробный мир. По характеру орнаментации, достигающей все
большей степени совершенства, археологи выделяют три фазы развития
этой керамики — Джафарабад, Джовй и Бендебаль, — охватывающие вто-
рую половину VI и все V тысячелетие до н. э. К сожалению, широких
раскопок поселений этого времени в Хузестане не производилось. Но по
распространению памятников можно заключить, что скотоводческо-зем-
ледельческие племена осваивают в этот период весьма обширную терри-
торию, а это было бы здесь невозможно без применения искусственного
орошения. В целом, как и в соседней Нижней Месопотамии, тут намеча-
ется коренной сдвиг в основе тогдашней экономики — в земледельческом
и скотоводческом хозяйстве,
10. Сложение и расцвет
убайдской культуры.
Ранняя культура
в Сузах
Основание древними земледельцами Нижней Месопотамии поселения
на месте городища Абу-Шахрайн, па самом юге страны, означало, по су-
ществу, конец периода экстенсивного распространения земледельческой
культуры. Дальше идти было некуда, дальше начинались соленые воды
Персидского залива, и общественные силы были переключены на то, что
современные экономисты именуют внутренними ресурсами. В результата
начинается очень постепенное формирование той сложной системы ирри-
гационного земледелия, которая явилась основой могущества и богатства
исторического Шумера.
75
Глава I
20.	Распространение убайдской культуры:
а) карта распространения убайдских
памятников;
1)	убайдские памятники,
2)	отдельные находки убайдской
керамики,
3)	халафские памятники, испытав-
шие влияние Убайда,
4)	прочие памятники;
б)	сосуд периода Убайд (IV тыся-
челетие до н. э.)
Равнина Нижней Месопотамии бескрайняя, совершенно плоская
Х)т горизонта до горизонта; там, где ее заливает вода, она образует боло-
тистые озера с тростниковыми зарослями, а где нет воды — она серая,
бесплодная. Зеленеют лишь орошенные поля и ряды финиковых пальм,
протянувшиеся вдоль валов, которые образуются из ила, извлекаемого
со дна каналов при их почти ежегодной чистке. Среди нынешней рав-
нины Ирака, как и Нижней Месопотамии два, три, четыре тысячелетия
назад, на совершенно ровной поверхности через каждые несколько кило-
метров возвышаются глиняные холмы-геллгг. Это остатки городов, столе-
тиями существовавших здесь, но вследствие заиливания близлежащего
канала и засоления окрестных почв покинутых людьми. Древние вавило-
няне верили, что эти города были разрушены великим потопом, и назы-
вали телли «холмами потопа» (тилъ-абубим). Но в VI—V тысячелетиях
до н. э. теллей еще не было, селения едва приподнимались на пядь-дру-
гую над плоскостью, и систематические разрушительные наводнения,
впоследствии объединенные памятью людей в образ единого великого по-
топа, все еще продолжались. Чаще всего обиталища жителей Нижней Ме-
сопотамии эпохи начала культуры Абу-Шахрайна до культуры Варки
образовывали небольшие открытые скопления глинобитных или тростнико-
вых хижин на искусственном всхолмлении вокруг небольшого святилища.
Однако в конце VI тысячелетия до н. э. Абу-Шахрайн отнюдь не был
-единственным обжитым местом в Нижней Месопотамии. Находки харак-
терных фрагментов расписных черепков показывают, что аналогичные по-
селки располагались и выше по Евфрату, в районе Телль аль-Мукайяра
и Варки. Поэтому можно заключить, что территория Нижней Месопота-
мии была освоена уже довольно широко. Правда, мы почти ничего
не знаем о системе земледелия, но скорее всего оно могло давать уже
сравнительно обильный урожай, хотя, вероятно, еще довольно непостоян-
ный.
Своеобразным отражением роста получаемого продукта является не-
изменное увеличение размеров святилища в Абу-Шахрайне. В самых
нижних слоях это небольшое однокомнатное строение с пьедесталом для
.алтаря, подобное святилищам Чатал-Хююка, не отличающееся по разме-
рам от жилых строений. В слое XVI планировка святилища становится
более сложной; строение, обнаруженное в слое XV, по площади почти
втрое превосходит предшествующие и с известными основаниями уже
может быть названо настоящим храмом. Начиная со слоя XIV того же
76
Предыстория древневосточных цивилизаций
Глава I
21.	Убайдская 'культура на севере
Месопотамии:
а)	план храма в Тепе-Гавре, XIII слой,
около 3200 г. до н. э.;
б)	орнамент керамики из Тепе-Гаеры
городища (теперь будем называть его по-шумерски Эреду [г], пли Эреду),
мы уже переходим от собственно абу-шахрайнского периода к следу-
ющему.
Дальнейший прогресс происходит в первой половине и середине
V тысячелетия до н. э., когда в Нижней Месопотамии распространяется
керамика типа Хаджи-Мухаммед. Генетическая связь ее с посудой древ-
нейшего Абу-Шахрайна бесспорна, и мы, по существу, имеем два звена
одной цепи. Многочисленные находки кремневых вкладышей серпов, сде-
ланные на одном из поселений (Рас аль-Амийа), показывают, каково
было главное занятие его обитателей. Заметим, что стадо поселка в основ-
ном составлял крупный рогатый скот, тогда как пастухи горных и пред-
горных районов в это же время по-прежнему разводили преимущественно
овец и коз. Один из последовательно возводившихся на одном и том же
месте храмов в Эреду (Абу-Шахрайне), относящийся к данному периоду,
приобретает вид постройки с чередующимися выступами и нишами внеш-
них стен, поставленной на искусственную платформу. Это свидетель-
ствует о формировании характерных черт древней месопотамской архи-
тектуры.
Так на основе традиций культур Абу-Шахрайна и Хаджи-Мухам-
меда в Нижней Месопотамии в последней трети V тысячелетия до п. э.
складывается убайдская культура, сыгравшая большую роль в истории
древнего Востока.
Центрами убайдских поселений были монументальные храмы
на платформах, возможно уже игравшие роль центров административной
и хозяйственной координации. Храмы Эреду достигают особенно больших
размеров и сложной внутренней планировки в период позднего Убайда —
в первой половине IV тысячелетия до н. э. Так, храм Эреду (Абу-Шах-
райн) VI (на платформе) имеет размеры 26,5X16 м. Мощное строение
с толстыми стенами — храм или «дом вождя» — раскопано и в другом
убайдском поселке — в Телль-Укайре.
Люди, жившие в хижинах вокруг святилища, кормились рыболов-
ством и охотой, сеяли эммер (полбу), ячмень, лен, сезам (кунжут), мо-
жет быть, и коноплю, сажали финиковую пальму, разводили овец раз-
личных пород, коз, свиней, ослов и крупный рогатый скот. Борясь с едва
управляемой стихией ежегодно разливающейся реки, используя воду,
оставшуюся после разлива в мелководных озерах, они еще в период Абу-
Шахрайна впервые применили здесь принесенный ирригационный опыт,
78
Предыстория древневосточных цивилизаций
216
79
Г лава I
22.	Шумерская керамика периода Убайд
из Южной Месопотамии,
IV тысячелетие до н. э.
стали рыть в мягком грунте небольшие канавы и сеять хлеб. Исключи-
тельно тяжелые условия жизни между знойной пустыней и болотами и,
вероятно, высокая смертность отчасти искупались для них невероятным
плодородием почвы. Жилища их были не только глинобитные и из сыр-
цового кирпича, но, по-видимому, часто и из тростника. Вплоть до на-
стоящего времени в болотах низовьев Евфрата помещения для людей и
хлева для скота сооружают таким образом: вырубают в середине участок
тростника и образовавшееся пространство застилают циновками, а с боков
несрубленные стволы тростника пригибают к середине и связывают
в виде арочного потолка. Строят и просто небольшие тростниковые ша-
лаши. В древности селения здесь часто разрушались разливами; чтобы
наводнения не затопляли жилищ и для их большей сухости, стали
из тростника настилать целые платформы (о них рассказывалось впо-
следствии в вавилонских легендах о сотворении мира) и уже на этих
платформах возводить дома из сырцового кирпича. Соответственно горо-
дища здесь являются не глиняными (араб, телль), а зольными холмами
(араб. ишан).
Наши знания о древнейших жителях Нижней Месопотамии еще
очень ограниченны, потому что часть их поселений сейчас ушла на двух-
метровую глубину, под позднейшие аллювиальные наносы, и трудно
определить, где находились древние постройки. На месте других поселе-
ний строились и позднейшие селения, и города. По мере того как сырцо-
вые здания разрушались, новые возводились на выровненном слое сыр-
цовой глины, и холм, на котором строились новые сырцовые дома, по-
степенно рос, иногда на десятки метров, поэтому докопаться до самых
древних слоев холма, лежащих ниже уровня окружающей почвы, не-
легко, к тому же эти слои сейчас нередко расположены ниже поднявше-
гося уровня грунтовых вод.
Тем не менее обнаруженный материал представляет надежное свиде-
тельство того, что в этих древнейших поселках параллельно с развитием
земледелия и скотоводства шел процесс развития ремесел. Превосходная
Ил. 22 убайдская керамика, часто особого, зеленоватого оттенка (из-за пере-
обжига) с коричневатым или коричнево-черным геометрическим орна-
ментом, характеризуется стандартными формами. Они предполагают на-
личие художественного канона, причем сам их набор чрезвычайно разно-
образен; появляются и совершенно новые: сосуды типа «чайник», типа
«черепаха» (с длинными ручками и широким сливом) и т. д. В конце
80
Предыстория древневосточных цивилизаций
6 Заказ № 1238
81
Глава I
23.	Печати из Тепе-Гавры, слои XIII—XI,
вторая половина IV тысячелетия дон. а.
периода начинает использоваться ранняя форма гончарного круга — круг
с медленным вращением. В ряде могил были обнаружены глиняные мо-
дели лодочек, по форме близкие наипростейшим лодкам, используемым
и современным населением, а в данном случае, видимо, характеризу-
ющие определенную ступень развития мифологического мировоззрения
Ил. 24 (переправа через воды смерти в загробный мир?). Но наиболее инте-
ресны в этом плане глиняные статуэтки убайдской культуры: неесте-
ственно вытянутые фигурки нагих стройных женщин и реже мужчин
с деформированным лицом, напоминающим не то заячью, не то лягу-
шечью морду. Руки отведены от туловища и либо положены на талию,
либо — у женщин — прижимают к груди ребенка. На плечах — налепы-
прорези, так же трактованы и глаза (как удалось установить К. Оберху-
беру, в плечи вставлялись зерна кунжута, в глаза — финиковые ко-
сточки). Возможно, в этом образе уже представлена синкретическая идея
плодородия всех зримых форм жизни на земле — растительного, живот-
ного и человеческого мира.
Ил. 23 Широко распространяется в этот период искусство глиптики, т. е.
резьбы на каменных и других печатях. Появляются новые формы печа-
тей-штампов (например, чечевицеобразная), новые варианты орнамента,
изображения животных (главным образом козлов и собак); впервые
в глиптике начинают изображать человека, но всегда только в связи с жи-
вотными.
Украшения были из ракушек и цветных камней. Из кремня или
обсидиана делали ножички, пилки, скребки. Несомненно, изготовляли раз-
личные шерстяные и льняные ткани, плели тростниковые циновки и
корзины, а из больших тростниковых стволов сооружали ладьи с высо-
кими форштевнем и ахтерштевнем. Щели между тростниковыми стволами
промазывали естественным асфальтом — киром; он же употреблялся для
закрепления рукоятей различных орудий.
Бесспорен прогресс и в области металлургии, хотя металл в ни-
зовьях Евфрата был труднодоступен и металлические предметы, еще
в древности пускавшиеся в переплавку, до нас дошли в небольшом числе.
От периодов культур Абу-Шахрайна и раннего Убайда медных изделий
почти вовсе не найдено; позже появляются рыболовные крючки, шилья
и т. п. из кованой меди, а также горн. Однако терракотовые модели убайд-
ских проушных топоров самых различных форм свидетельствуют о ши-
роком распространении техники литья. Отсутствие рудных источников
82
Предыстория древневосточных цивилизаций
83
6*
Глава I
24.	Пультовые шумерские глиняные ста-
туэтки периода Убайд, IV тысячеле-
тие до н. э.:
а)	из Ура*
б)	из Эреду
на аллювиальной равнине приводило к усиленным поискам различных за-
менителей. Так, серпы, это важнейшее орудие древних земледельцев,
изготовлялись обычно из терракоты с кремневыми или обсидиановыми
зубцами. Специальное исследование таких серпов показало, что они были
отнюдь не моделями орудий, а действенным и эффективным инструмен-
том.
Как ни скромна эта утварь, создание ее требовало уже обмена с со-
седними странами: в Нижней Месопотамии, кроме как по кромке пу-
стыни, не было камня и совсем не было металла и леса. На это обстоя-
тельство всегда указывают, подчеркивая, что Двуречье издревле нужда-
лось в ввозе, но для получения ввозных продуктов нужен хоть какой-то
встречный вывоз, а бедность страны сырьем делала на первых порах вы-
воз чего бы то ни было затруднительным. Общины Плодородного полу-
месяца сами были такими же скотоводческо-земледельческими, как и
общины Двуречья, а при ненадежности раннего нижнемесопотамского
земледелия вопрос о фондах для обмена разрешать, вероятно, было не так
легко. Вот почему в слоях культур Абу-Шахрайна и Убайда в Нижней
Месопотамии так мало меди, хотя эти культуры произошли от энеолити-
ческих культур соседних стран Ближнего Востока. Однако совсем без
обмена даже люди времен культуры Абу-Шахрайна прожить бы не смогли.
Если рассматривать предметы убайдской культуры с точки зрения воз-
можных мест расположения источников сырья и материалов, из которых
они были сделаны, нужно отметить, что кремень имелся в Сирийской
пустыне, обсидиан — не ближе Северной Месопотамии, главным же
источником его добычи были вулканические горы Армянского нагорья;
асфальт (битум) добывался на среднем Евфрате (около совр. Хита),
на среднем Тигре (около совр. Мосула) и между реками Малый Заб и
Адем (около совр. Киркука). Камень и худшие сорта леса можно было
добыть в горах Загроса (а известняк — и в пустыне). Медь, вероятно,
поступала с полуострова Оман в Аравии (из древнего Магана?) или
из Малой Азии. Не позже V—IV тысячелетий до н. э. в Нижнюю Месо-
потамию попадают и предметы роскоши: серебро — из Малой Азии, зо-
лото — из Индостана, оттуда же прибывал красный камень — сердолик,
а из Афганистана — синий камень — лазурит. Кое-что из этого можно
было, вероятно, достать путем организации экспедиций в пустыню или
в горы, но остальное, очевидно, надо было выменивать. Значит, с самого
начала приходилось создавать какой-то обменный фонд, а он, пожалуй,
84
Предыстория древневосточных цивилизации
24а	24о
85
Глава 1
мог состоять только из продуктов земледелия. И в самом деле, если
преодолеть трудности, вызываемые необходимостью дренажа почвы и ее
ирригации, то земля Двуречья давала совершенно небывалые по тем вре-
менам урожаи. Уже упоминалось, что в новых условиях тропического
аллювиального земледелия некоторые культурные растения дали стой-
кие полезные мутации: наряду с двурядным ячменем в VII—VI тысяче-
летиях до н. э. появился — очевидно, путем отбора мутировавших форм —
шестирядный (сначала еще мелкий). Правда, нет данных о том, чтобы
старым центрам земледельческих энеолитических культур, обладавшим
запасами камня, дерева и металла, например культуре Самарры или Ха-
лафа, требовался ввозной хлеб из Нижней Месопотамии (да и в последу-
ющие века она вывозила в другие оседлые районы Ближнего Востока
больше ткани, чем хлеб), но весьма вероятно, что посредниками в обмен-
ной торговле были пастухи степной полосы, выменивавшие в располо-
женных далее на север селениях Плодородного полумесяца продукты
скотоводства на металлы, обсидиан и т. п., а затем, в свою очередь, ме-
нявшие их на хлеб в Нижней Месопотамии, где его было больше. Кроме
того, жители ее, несомненно, могли пускать на обмен свои льняные
ткани, циновки и корзины.
Но независимо от состояния меновых сношений следует подчеркнуть,
что древнейшее население Нижней Месопотамии составляло хотя и
окраинную, но часть общей этнокультурной зоны, охватывавшей весь
Ближний Восток, и развитие складывающегося здесь общества шло в еди-
ном русле с общественным развитием на всей его территории. Культура
Убайда и последовавшая за ней культура Варки в различных местных
вариантах были общими для всех земледельческих областей Передней
Азии.
Мало того, в пору своего расцвета в IV тысячелетии до н. э. убайд-
ская культура сама становится центром широкого культурного влияния,
следы которого мы обнаруживаем почти повсеместно. В Верхней Месо-
потамии даже формируется своеобразный археологический комплекс, на-
званный «северным Убайдом» и представляющий собой соединение ме-
стных, халафских традиций и южного влияния, которое прослеживается
в керамике и Северной Сирии, и на юго-западе Ирана, а отдельные им-
пульсы достигают Закавказья и как будто даже Средней Азии. Однако
сам механизм этого воздействия остается не вполне ясным. В ряде слу-
чаев, возможно, сыграли свою роль упомянутые выше торговые связи
с внешним миром, развивавшиеся обитателями убайдскпх поселков.
Иногда с товарами, быть может, передвигались и люди, образовавшие
небольшие колонии в чужеземных странах. Во всяком случае, в убайд-
ское время культурный центр Передней Азии прочно и надолго закрепля-
ется в Нижней Месопотамии. Обильный урожай, который могло давать
ирригационное земледелие, позволил обитавшим здесь племенам соз-
дать культуру, в то время едва ли не наиболее значительную на всем
Ближнем Востоке.
Как мы видели, целый ряд признаков, и прежде всего характер рас-
писной керамики и некоторые черты мелкой терракотовой скульптуры,
указывают па генетические связи Убайда с более ранними комплексами
Месопотамии, в том числе с Самаррой. Однако наряду с такой преем-
ственностью в области материальной культуры имеются и черты суще-
ственного различия, прежде всего в погребальных обрядах. И Хассуна,
и Халаф, и целый ряд других ранних скотоводческо-земледельческих
культур знают исключительно скорченное положение тела в погребениях.
В убайдских некрополях умершие, напротив, лежат в вытянутом положе-
нии. В соседнем Эламе в конце V—начале IV тысячелетия до н. э. также
распространяются погребения с вытянутыми костяками, тоже как бы
86
Предыстория древневосточных цивилизаций
прерывая более древнюю традицию верований о загробном мире. Возни-
кает предположение, что эти перемены связаны с приходом нового насе-
ления, смешавшегося с аборигенами, носителями культуры хассунско-
самаррского типа, и усвоившего, в свою очередь, целый ряд культурных
достижений последних.
Ниже мы подробно рассмотрим гипотезу об идентификации этого
пришлого населения с племенами ранних шумеров, сейчас же лишь от-
метим, что, кто бы ни были подлинные создатели убайдской культуры,
достигнутый ими уровень развития постепенно начинал выводить обще-
ство за рамки первобытного строя. Создание и поддержание все услож-
няющихся оросительных систем требовали объединения усилий несколь-
ких общин. Функцию хозяйственного руководства ими, видимо, прини-
мала на себя, во всяком случае частично, храмовая организация, и без
того уже объединявшая в культовом отношении ряд мелких общин. Спо-
собствуя их слиянию воедино, храм в то же время противостоял массе
членов общины. Если судить по более поздним периодам, то и скотовод-
ческое хозяйство концентрировалось главным образом вокруг храмов.
Определенный рост общего благосостояния, развитие торговли и обмена
способствовали первым начаткам накопления и имущественного расслое-
ния общества. Этому в немалой степени способствовало ускорение эко-
номического развития, особенно в результате отделения ремесла от зем-
леделия. Изделия, изготавливавшиеся убайдскими мастерами, несут уже
отчетливые признаки высокого мастерства ремесленников-профессиона-
лов. Когда с середины IV тысячелетия до н. э. начинается новый период,
так называемой культуры Варки, эти признаки становятся вполне очевид-
ными. Нарядную расписную керамику сменяет гладкая серая и красная
посуда четких форм, вся изготовленная на гончарном круге. Гончар-ре-
месленник уже не тратил времени на то, чтобы наносить па посуду
магические узоры.
Сходные черты отчетливо выступают и в последовательно сменяю-
щихся культурах соседнего Элама. Период расцвета скотоводческо-земле-
дельческой культуры с зарождающимися ремеслами здесь представлен
археологическими комплексами типа Сузы А (первая половина IV тыся-
челетия до н. э.). В долинах Каруна и Керхе в это время существует
несколько десятков поселений. Центральное из них, Сузы, становится
довольно крупным поселком, достигая в длину почти 800 м. Его окру-
жала глинобитная стена, за которой располагалось кладбище. Керамика, Ил. 25
обнаруженная в некрополе, была вылеплена от руки и сделана специально
для погребений: тонкие стенки сосудов пропускают воду. Вся керамика
хорошо лощенная, светлого тона, переходящего от кремового в желтова-
тый или зеленоватый; орнамент черный, коричневый, фиолетово-красный:
крест, вписанный в донышко, шашечный узор, свастика, ломаные линии,
«гребенка» — стилизованное изображение козьего стада. Среди более ред-
ких изображений — копье на подставке (возможно, алтаре), собаки,
птицы, есть даже сильно геометризированная фигура человека. Встреча-
ются сложные комбинации животного, растительного и геометрического
орнамента. Таким образом, в целом для росписи этих сосудов характерны
геометризм, строго выдержанная орнаментальность, тонкое чувство формы
и, по-видимому, достаточно глубокое содержание: изображения на сосу-
дах дописьменного периода являлись для древнего человека (как при
известных условиях и сейчас для нас) источником информации — роспись
на сосудах можно воспринимать как рассказ древнего земледельца, ско-
товода, охотника о своих верованиях, непосредственно связанных с его
жизнью и занятиями, рассказ, который может быть расшифрован.
Но древний обычай расписывать погребальные сосуды постепенно
исчезает и здесь. Зато растут успехи металлообработки: из меди изготов-
87
Глава I
М, Сосуды периода Сузы
IV тысячелетия до н.
А, Элам, конец
э.
лялись плоские топоры, долота, иглы и зеркала. Во второй половине
IV тысячелетия до н. э. и в Эламе, как и в Нижней Месопотамии, проис-
ходит отделение ремесла от земледелия. Появляется гончарный круг,
и гладкие сосуды форм культуры Варки полностью вытесняют расписные
бокалы и чаши. Топоры с поперечным лезвием, бесспорно, отливались
в специальных формах. Искусным произведением ремесленников-профес-
сионалов были и медные булавки с навершием в виде фигуры какого-либо
животного. Центрами поселений становятся монументальные культовые
комплексы; остатки террасы храма были обнаружены в самих Сузах.
Производственный фундамент цивилизации уже сформировался, и следую-
щим шагом должны были стать коренные перемены в самой социально-
экономической структуре общества.
Между тем в Верхней Месопотамии и к востоку от реки Тигр в IV ты-
сячелетии до н. э. возможности земледелия и скотоводства в тех при-
митивных формах, которые сложились здесь в предшествующую эпоху,
исчерпываются и темпы развития замедляются. Соответственно все более
заметным становится влияние формирующейся цивилизации Нижней Ме-
сопотамии, основанной на более богатых возможностях речной ирригации
на наносных землях.
В первой половине IV тысячелетия до н. э., как уже говорилось,
складывается культура, получившая название «северного Убайда» и пред-
ставляющая собой соединение местных, халафских традиций и южных,
собственно убайдских элементов. По многим признакам этот период мало
отличается от предыдущего. Как и в халафское время, посуда по-преж-
Ил. 216 нему изготовляется от руки и покрывается расписным орнаментом. Ме-
таллические орудия продолжают употребляться наряду с каменными.
Вместе с тем все более широкое распространение печатей пуговицеобраз-
ной формы может указывать на развитие каких-то видов оберегаемой
собственности.
Однако, несмотря на начавшееся отставание Верхней Месопотамии
от Нижней, и здесь заметны свидетельства происходящего общественного
прогресса. В одном из сравнительно небольших поселков (городище
Тепе-Гавра) наблюдается постепенное, но неуклонное увеличение разме-
ров святилища, бывшего естественным центром всякой ранней скотовод-
ческо-земледельческой общины. Первоначально небольшое здание, раз-
мером 10,5X7 м (Гавра XVIII), позднее превращается в своеобразный
акрополь в центре поселка, где на площади около 1000 кв. м располага-
ются три храма, являющиеся яркими памятниками уже монументальной
88
Предыстория древневосточных цивилизаций
25
89
Глава 1
Ил. 21а архитектуры (Гавра XIII). Это свидетельствует и о возросших произ-
водственных возможностях местного общества, и о наличии в нем обо-
собляющейся верхушки, осуществляющей в числе прочего жреческие
функции.
Во второй половине IV тысячелетия до н. э. происходящие изменения
становятся все более заметными и ощутимыми. Прежде всего это прояв-
ляется в развитии ремесел. Постепенно входит в употребление гончар-
ный круг; использующие столь эффективный инструмент мастера-кера-
мисты производят посуду стандартных форм, лишенную каких-либо укра-
шений. К концу IV тысячелетия до н. э. заметно увеличивается число
медных орудий, появляется даже медный серп. Становятся известными
и сплавы меди с другими металлами. Мастера-ювелиры изготовляют раз-
личные золотые украшения. Наконец, весьма показательно распростра-
нение глиняных моделей двух- и четырехколеспых повозок, свидетель-
ствующих о широком применении в быту и хозяйстве тягловой силы
животных (ослов и волов).
Происходит и процесс социальной дифференциации общеетва: выде-
ляется особый тип гробниц, сложенных из сырцового кирпича или ка-
менных плит и содержащих богатый погребальный инвентарь, в том
числе каменные сосуды, булавы, разнообразные украшения из золота и
электра (сплава золота с серебром), бусы из лазурита, сердолика и би-
рюзы. В одной из гробниц было обнаружено 25 тыс. таких бус. Претенци-
озной роскошью отличается подвеска в виде насекомого, сделанная из
золота и лазурита. Очевидно, это были могилы знатных; в отличие от них
рядовых общинников хоронили в простых ямах. Следует иметь в виду,
что даже по тому времени Гавра была сравнительно небольшим поселком
или городком.
В конце IV тысячелетия до п. э. в бассейне верховьев реки Хабур
(городище Телль-Брак) из простой деревни халафскпх земледельцев вы-
рос крупный центр городского типа площадью 50 га. К концу IV—началу
III тысячелетия до н. э. здесь был возведен монументальный «храм свя-
щенного ока», интерьер которого украшал наборный фриз из сланца и
известняка с золотой опояской, закрепленной серебряными гвоздями с зо-
лотыми шляпками.
Отметим, однако, что в III тысячелетии до н. э. в Нижней Месопотамии
была уже развитая раннеклассовая цивилизация, между тем как Верх-
няя Месопотамия в начале этого тысячелетия, если не считать отдельных
очагов, по-видимому, не перешагнула еще грани первобытной эпохи.
Письменность (заимствованная из Шумера) появляется здесь (на сред-
нем Евфрате) лишь к середине III тысячелетия до и. э.
Дальше по пути к цивилизации продвинулось тем временем общество
другой речной долины Ближнего Востока — долины Нила, — о котором
будет рассказано в другой книге.
11.	Создатели
земледельческих
культур
Ближнего Востока:
земледельцы, пастухи
и первые ремесленники
Кто были создатели всех этих земледельческих культур, как они выгля-
дели и на каких языках говорили? Ответить на эти вопросы пока до-
вольно трудно. В основном они, очевидно, принадлежали к так называе-
мой европеоидной большой расе и в составе нее — к средиземноморской
90
Предыстория древневосточных цивилизаций
малой расе *, но возможно и участие балкано-кавказской (ассироидно-
арменоидной) малой расы ** и др. Но для историка расовая принадлеж-
ность этих народов и племен говорит мало, так как к этим же расам
принадлежали все последовательно сменявшие друг друга народы Ближ-
него Востока вплоть до сего дня — результат слияния различных при-
шельцев с автохтонами. О языках же раннеэнеолптических земледельцев
мы можем только догадываться. По всей вероятности, они принадлежали
к архаическим, мало связанным между собой языковым группам. Подоб-
ные группы существовали изолированно и позже, вплоть до новейшего
времени; так, письменные источники свидетельствуют о сохранении
в Восточной Малой Азии вплоть до рубежа III и II тысячелетий до н. э.
хаттского, или протохеттского, языка, по-видимому типологически близ-
кого весьма архаическим реликтовым языкам Северо-Западного Кавказа
и Западного Закавказья и лишь отчасти грузинскому; сохранение по сей
день совершенно изолированного и такого же сложного и архаичного
языка бурушаски в горах на границе Афганистана и Пакистана свиде-
тельствует о том, что подобные языки были в прошлом очень широко
распространены.
Некоторой аналогией языковой ситуации на Ближнем Востоке эпохи
неолита и энеолита может служить обстановка, сложившаяся к XIX в.
(и отчасти существующая по сей день) на Новой Гвинее и в Австралии.
Европейские исследователи застали жившие здесь племена на стадии
раннего неолита. И в то время как оседлые папуасы Новой Гвинеи
говорили на множестве разных языков, родство которых между собой не
удалось установить, принадлежность языков бродячих степных охотни-
ков-австралийцев к одной лингвистической семье еще явственно просле-
живалась. В условиях многосотлетней изоляции оседлых общин их языки
обособлялись настолько, что почти полностью теряли связь с языками
соседей, между прочим, в связи с тем, что различные слова, входившие
в состав собственных имен, после смерти их носителей табуировались.
Некоторые данные о языках племен, создавших культуры Хассуны и
Самарры, Халафа и Убайда, а также Файюма в Египте, возможно, могут
быть реконструированы.
Лингвисты, изучающие названия поселений Нижней Месопотамии
шумерской эпохи (топонимику) и собственные имена божеств и людей
(ономастику), считают возможным выделить на этой территории суще-
ствование одного или даже двух языковых пластов, предшествовавших
сложению шумерского языка раннеисторического периода (III тысячеле-
тие до н. э.). Из тех же пластов заимствована и некоторая часть шумер-
ской сельскохозяйственной и ремесленной терминологии. Если один из
этих пластов, «протоевфратский», устанавливается очень ненадежно, то
второй, «прототпгридский», выделяется более определенно: его следы осо-
бенно явственно прослеживаются в названиях и именах не только Север-
ной Месопотамии и области за Тигром, но также и в ряде мест Нижней
Месопотамии. «Прототпгридский» язык условно называют «банановым»,
так как многие принадлежащие к нему имена собственные имеют струк-
туру, напоминающую английское слово banana «банан»: Кубаба, Бунепе,
Забаба, Билулу и т. п. Откуда этот языковой субстрат мог проникнуть
на территорию, впоследствии занятую шумерским языком?
Первые небольшие и редкие поселения в жаркой и в то же время
почти отрезанной пустынями от окружающего мира низменности Ниж-
ней Месопотамии начали появляться, как мы видели, уже в VI тысяче-
* Смуглые люди с прямыми или волнистыми волосами, прямым носом.
** Смуглые люди с курчавыми волосами, выпуклым носом, развитым третич-
ным волосяным покровом.
91
Глава 1
летии до н. э.; по своему характеру они были сходны с поселениями
самаррской культуры предгорий Загроса и долин среднего Тигра и
Диялы, хотя были много беднее их, в особенности медными изделиями,
которые у первых жителей Двуречья почти отсутствовали. Впоследствии
первые общины земледельцев низовьев Евфрата были, как полагают, по-
глощены пришельцами-шумерами; затем сюда из Верхней Месопотамии
пришли восточные семиты. И в том и в другом случае речь идет не о за-
воевании с вытеснением прежних жителей, а скорее о мирном проникно-
вении. Так, шумеры III тысячелетия до н. э. сохранили память о горном
происхождении своих злаков, между тем злаки были занесены с пред-
горьев в Нижнюю Месопотамию, несомненно, не шумерами, а еще са-
мыми первыми ее обитателями, и, для того чтобы предания древнейших
жителей стали достоянием шумеров, смешение шумеров с ними должно
было произойти более или менее мирно. Впрочем, действительно ли
шумеры были лишь вторыми пришельцами в Нижней Месопотамии и не
говорили ли по-шумерски уже и самые первые его жители — вопрос,
который не может считаться окончательно разрешенным. Если согла-
ситься с мнением крупнейшего шумеролога А. Фалькенштейна, шумеры,
видимо, пришли сюда, находясь еще на уровне каменного века, так как
терминология металлического производства была заимствована ими из
другого, более древнего языка-субстрата (уруду «медь», зимбар, забар
«медный сплав», тибира «медник», симу (г) * «кузнец»; ср. также: нагар
«ремесленник, плотник» и, может быть, мар «мотыга» и апин «плуг»).
Не следует, впрочем, слишком увлекаться поисками «дошумерских» слов
в шумерском: знания наши пока не всегда достаточны для того, чтобы
их надежно выделить. Но то, что пока было предложено считать суб-
стратными словами в шумерском, рисует нам носителей этого языка-суб-
страта— будь то «банановый» («прототигридский») или «протоевфрат-
ский» народ — как оседлых земледельцев-скотоводов, хорошо знакомых и
с металлургией. Вполне возможно, что с носителями «бананового» языка
следует отождествить хассунские племена, во всяком случае их са-
маррскую группу. Если субстратных языков действительно было два, то
второй можно было бы отождествить с языком халафских племен. Однако
в настоящее время все подобные отождествления не могут выходить за
пределы самых первичных гипотез или даже простых догадок [II, 44].
Откуда появились сами шумеры, до сих пор остается еще совер-
шенно загадочным. Их собственные предания заставляют думать о вос-
точном или юго-восточном происхождении (древнейшим своим поселе-
нием они считали Вреду— шумер. Эре-ду[г] — «Добрый город» — са-
мый южный из городов Двуречья, ныне городище Абу-Шахрайн; место
возникновения человечества и его культурных достижений шумеры отно-
сили к острову Дильмун, т. е. к Бахрейну в Персидском заливе; важную
роль в их религии играли культы, связанные с горой). С археологиче-
ской точки зрения вероятна связь древнейших шумеров с территорией
Элама, хотя не обязательно с историческими эламитами, а, возможно,
с каким-то доэламитским населением; но ощущаются и точки соприкос-
новения с халафской и особенно самаррской культурами Северной Месо-
потамии. Об антропологическом типе шумеров можно до известной сте-
пени судить по костным остаткам, но не по их скульптуре, как полагали
европейские ученые в прошлом, так как она, видимо, сильно стилизована
и подчеркивание некоторых черт лица (большие уши, большие глаза,
нос) объясняется не физическими чертами народа, а требованиями
культа **. Изучение костных остатков позволяет заключить, что шумеры
* Ср. примем. па с. 114.
** Большие уши и глаза были символами мудрости.
У2
Предыстория древневосточных цивилизаций
IV—III тысячелетий до н. э. принадлежали к тому же антропологиче-
скому типу, который всегда господствовал в Месопотамии, т. е. к среди-
земноморской малой расе европеоидной большой расы. Если у шумеров
в Южном Двуречье существовали предшественники, то, очевидно, и они
принадлежали к тому же антропологическому типу. Это и не удиви-
тельно: в истории очень редко случается, чтобы новые пришельцы пол-
ностью истребляли старых жителей; гораздо чаще пришельцы брали жен
из местного населения. Пришельцев могло быть и меньше, чем местных
жителей. Поэтому, даже если шумеры в действительности пришли изда-
лека и издалека же принесли и свой язык, это могло почти никак не
отразиться на антропологическом типе древнего населения Нижней Ме-
сопотамии.
Что касается языка шумеров, то и он продолжает пока оставаться
загадкой, хотя мало есть языков на свете, с которыми не пытались уста-
новить его родство: тут и суданские, и индоевропейские, и кавказские,
и малайско-полинезийские, и венгерский, и многие другие. Долгое время
распространена была теория, относившая шумерский к числу тюрко-мон-
гольских языков, однако довольно многочисленные приводившиеся сопо-
ставления (например, тюрк, тэнгри «небо, бог» и шумер, дингир «бог»)
были в конце концов отвергнуты как случайные совпадения, так как
оказалось невозможным установить закономерные соответствия между
отдельными фонемами сравниваемых языков; к тому же сравнение не
подтверждается историческим изучением самих тюрко-монгольских язы-
ков. Также не был принят наукой и длинный список предлагавшихся
шумеро-грузинских сопоставлений. Нет никакого родства и между шу-
мерским и его сверстниками в древней Передней Азии — эламским, хур-
ритским и др. Впрочем, поскольку шумерский язык отделен от почти
любого «кандидата» в родственные с ним языки многими тысячами лет
и километров, постольку статистическая вероятность нахождения доста-
точно надежных языковых «увязок» так или иначе весьма мала.
Культурная преемственность в той мере, в какой она прослеживается
в материальных памятниках, заставляет считать, что шумерами были по
крайней мере уже создатели убайдской культуры на юге Двуречья конца
V—начала IV тысячелетия до н. э.; с возникновением иероглифической
письменности на грани IV и III тысячелетий до н. э. мы имеем уже
бесспорные доказательства, что население Нижней Месопотамии было
шумерским*, и если некоторые ученые датируют появление шумеров
более поздним временем, то эту точку зрения следует признать уста-
ревшей.
По крайней мере со второй четверти III тысячелетия до н. э. в се-
верной и центральной частях Нижней Месопотамии зарегистрированы и
восточносемитские имена собственные, а в самом шумерском языке есть
некоторое количество слов, которые были заимствованы из семитского
языка, по-видимому, еще раньше, даже значительно раньше.
Восточные семиты говорили на одном из языков обширной семьи
родственных между собой языков — афразийской, или, как ее еще назы-
вают, семито-хамитской. Все языки этой семьи восходят к протоафразий-
скому языку, существовавшему не позже VII тысячелетия до н. э. на
сравнительно небольшой территории, по-видимому в Северной Африке,
но, во всяком случае, не по обе стороны Красного моря, как полагали
* Таким доказательством является применение ряда иероглифов, изображаю-
щих конкретные предметы, для передачи абстрактных шумерских слов, омонимич-
ных названиям предметов, например знака GI «тростник» для gi4 «возвращать»,
GIG «черный» для gig «пшеница» и др. Однако встречающиеся указания на
написание имени шумерского бога d En-lfl уже в иероглифике времени Джемдет-
Насра неверны (по устному сообщению А. А. Ваймана).
93
Глава I
некоторые исследователи, так как море образовывало бы непреодолимый
барьер между населением по обе его стороны п единого праязыка не
могло бы сложиться.
Протоафразийский разделился на несколько ветвей в эпоху раннего
неолита; так, мы знаем, что из него выделилась в числе прочих кушит-
ская ветвь (происходящие из нее языки распространены сейчас в Судане,
Эфиопии, Сомали, Кении и Танзании); нам известно, что эта ветвь от-
делилась от другой ветви протоафразийского — семитской (достоверно
существовавшей уже как отдельная ветвь к IV тысячелетию до н. э.
в Передней Азии) — в то время, когда протоафразийцы еще пользовались
кремневым оружием, но знали пшеницу (вероятно, дикую) и некоторых
домашних животных. Файюмская культура Египта второй половины
V тысячелетия до н. э., вероятно, принадлежала еще к третьей ветви
протоафразийцев — египетской. Если родиной протоафразийцев действи-
тельно была еще не окончательно опустевшая тогда Сахара, то к файюм-
скому же или несколько более раннему периоду следует в таком случае
отнести и прохождение носителей прасемитской ветви протоафразийского
языка через Верхний Египет, пустыню к востоку от долины Нила и
Суэцкий перешеек в Переднюю Азию. Еще не порванными египетско-
семитскими контактами, возможно, отчасти объясняются и азиатские
культурно-хозяйственные связи файюмской культуры. Амратская и осо-
бенно герзейская культуры Египта IV тысячелетия до н. э. были уже,
несомненно, собственно египетскими и по языку (об этих культурах
подробно рассказано в книге, посвященной истории древнейшего Египта).
Таким образом, древнейшую историю племен — носителей афразий-
ских языков можно в порядке рабочей гипотезы представить себе сле-
дующим образом. Примерно в VIII—VII тысячелетиях до н. э. они жили
скорее всего в степях, непосредственно прилегавших к Сахаре, еще не
полностью превратившейся в пустыню; как все ранние охотники-пастухи,
они не знали регулярных сезонных перекочевок, и у них существовало
подсобное земледелие. Корни слов, сохранившиеся не в одном каком-
нибудь, а в нескольких различных ветвях афразийских (семито-хамит-
ских) языков, а стало быть, восходящие еще к протоафразийскому, по-
казывают, что племена, говорившие на протоафразийском языке, имели
домашний скот (по-виднмому, коров и коз), умели жать злаки и поль-
зовались мотыгами. Но именно мясная и молочная пища, которую им
•обеспечивало скотоводство, была, вероятно, определяющей для их хозяй-
ства.
С высыханием и оскудением сахарских степей афразпйцы (семпто-
хамиты) начали расселяться. Двинулись в глубь Африки и растворились
в темнокожем населении тропиков, передав ему свой язык, так называе-
мые чадцы, а затем кушиты *. На восток ушли племена семитской
группы, еще сохранявшей контакты с крайними из кушитских племен,
а затем от них отделились и между VI и началом IV тысячелетия
до и. э. прошли далее на восток через долину Нила в Переднюю Азию.
Такая подвижность всех этих племен указывает на то, что ското-
водство у них стало преобладать над земледелием **. Однако еще
* К чадским языкам принадлежит, например, хауса — один из важнейших
языков Нигерии, Нигера и т. п.; к кушитским — сомалийский и многие другие
языки.
** Еще раз подчеркнем, что ранних пастухов надо четко отличать от кочев-
ников. Они были тесно связаны с определенными источниками воды, у которых
они засевали свои поля и недалеко от которых пасли свои стада, не меняя паст-
бищ до истощения, и затем перемещались на новые места. В то же время легкая
подвижность мешала длительной изоляции этих племен и способствовала созданию
однородных говоров на большой территории.
94
Предыстория древневосточных цивилизаций
в IV тысячелетии земледелие у семитов, судя по лингвистическим иссле-
дованиям П. Фрондзароли [II, 25], было развито весьма высоко. Вслед
за семитами ушли и затем осели в долине Нила египтяне; уже немного
знакомые с неполивным земледелием, они осушили Нильскую долину
и вскоре перешли к высокопродуктивному для того времени орошаемому
земледелию. На территории Северной Африки, к западу от Нила, оста-
лись древние ливийцы, или берберы, также в основном перешедшие
к скотоводству*. Так образовалось пять ветвей афразийской, или семи-
то-хамитской, семьи языков.
На территории Передней Азии в течение V—IV тысячелетий до н. э.
семиты почти повсюду находили условия, пригодные для возделывания
полей п выпаса стад. Во второй половине IV тысячелетия до н. э. здесь
оказался возможен массовый переход больших племенных групп к полу-
кочевому овцеводству. Этому способствовало то, что в Передней Азии
овца уже была давно приручена, а климат здесь хотя господствовал и
более сухой, чем в предыдущие тысячелетия, однако степей-пастбищ
пока было больше, чем пустынь, овцы же в условиях сухого климата —
животные достаточно выносливые. В сравнительно более густонаселен-
ных районах Плодородного полумесяца — на родине древнейших земле-
дельческих культур — семитоязычные, преимущественно земледельче-
ские или скотоводческо-земледельческие, племена, очевидно, смешивались
с многочисленными древними этносами; как это обычно бывало в исто-
рии, однородный язык пастухов, переходивших к оседлости, быстро вы-
теснял языки ранних земледельцев. Это происходило оттого, что мелкие
земледельческие общины меньше имели между собой контактов, вслед-
ствие чего развивались очень разнообразные и часто очень замыслова-
тые по строению языки и говоры. Пастушеские же племена, хотя тоже
занимались попутно земледелием, сохраняли в силу своей подвижности
довольно единообразный язык и переносили его на большие простран-
ства; он становился повсюду языком взаимного понимания, и одно это
уже, в свою очередь, стимулировало в нем закрепление более простых и
четких средств речевого общения. Чисто местные, изолированные говоры
вытеснялись общепонятным языком пастушеских племен. Все это значит,
что первоначальных носителей семитских языков нельзя прямолинейно
отождествлять с предками народов, которые говорят на семитских язы-
ках сейчас (т. е. на арабском, иврит, эфиопском и пр.). Точно так же
и праипдоевропейцев, живших в IV тысячелетии до п. э. в широколист-
венных лесах юго-восточной Европы **, нельзя считать пи единственными,
ни даже главными предками народов, говорящих на индоевропейских
языках ныне, — испанцев, итальянцев, французов, англичан, немцев,
скандинавов, славян, греков, армян, иранцев и др. Нынешние народы,
говорящие на этих языках, — в физическом смысле потомки не столько
тех племен, которые говорили на протосемитском или протоиндоевропей-
ском языке, сколько множества племен и народов, воспринявших семит-
ские или индоевропейские языки в течение тысячелетий.
На основании применения специальной языковедческой методики
(впрочем, еще недостаточно надежной), так называемой глоттохроноло-
гии пли лексикостатистики, некоторые ученые считают возможным, что
носители семитских языков вплоть до середины IV тысячелетия до н. э.
еще не распались на отдельные, потерявшие между собой контакт пле-
* Ныне берберы живут разбросанно во всех государствах Северной Африки.
Некоторые исследователи относят берберский и даже египетский языки к семит-
ским, отождествляя, таким образом, понятие «семитские языки» со всей северной
группой афразийских языков. Однако эта точка зрения не принята большинством
лингвистов.
** Таково мнение большинства лингвистов, хотя существуют и другие гипотезы.
95
Глава I
мена. Лишь в последней трети IV тысячелетия до н. э. из общей массы
семитоязычных племен первыми выделились восточные семиты — веро-
ятно, в связи с переселением на территорию Месопотамии.
Данные П. Фрондзароли показывают, что в IV тысячелетии до н. э.
семитоязычное население не было чисто скотоводческим, но имело и
высокую неолитическую земледельческую культуру (правда, сам Фронд-
зароли относит протосемитов к энеолиту, но общие протосемитские тер-
мины для металлов не могут быть реконструированы). Как неолитиче-
скую п в значительной мере земледельческую нужно представить себе
и культуру восточных семитов, которые продвинулись в Месопотамию,
однако именно степное скотоводство и приспособленность к странствиям
отличали их от местных, более древних земледельцев. Об этом свидетель-
ствует характер слов, заимствованных из семитских * в старошумерский
язык: * накида «главный пастух», *капара «подпасок», *тамкара «торго-
вый агент» (вероятно, тогда еще странствующий торговец), эра[д] «раб»
[букв, «низведенный (с гор)»], *машкана «временный полевой стан»,
*тамхара «битва в открытой местности, схватка», *ракаба «гонец», *мата
«равнина», *шаду «плоскогорье», *сум «честнок», а также *кара[м]
«виноградная лоза» — растение, не росшее на юге Двуречья. Как видно,
в Верхней Месопотамии и в Северной Сирии, где на холмах Плодо-
родного полумесяца лоза произрастала, семитоязычные племена на ру-
беже IV и III тысячелетий до и. э. были уже оседлыми. Впрочем,
и в Нижней Месопотамии первые носители восточносемитских имен
(ясно читающихся в документах, особенно на севере и в центре страны,
примерно с 2600 г. до н. э., но, вероятно, бытовавших тут и гораздо
раньше) точно так же принадлежат к оседлому земледельческому насе-
лению, как и носители имен шумерских. (Достаточно ясно и шумерские
имена читаются в текстах почти с того же времени, но в отличие от
семитских они более широко распространены были во всех частях Ниж-
ней Месопотамии.)
Вот все, что пока можно сказать о древнейшем этническом составе
населения Ближнего Востока.
12.	Общественный строй
земледельческого населения
Передней Азии
накануне возникновения
цивилизаций
Нам мало известно об общественном строе людей конца
неолита и раннего энеолита; о нем можно судить лишь по позд-
нейшим пережиткам у народов древности, обладавших письменностью,
а главным образом по аналогиям с более отсталыми из племен, наблю-
давшихся этнографами XIX—XX вв. Сами по себе такие аналогии за-
конны, так как задержка в техническом развитии некоторых племен из
числа известных к концу XIX в. вполне может быть объяснена неблаго-
приятными условиями внешней среды и не свидетельствует о принци-
пиальном внутреннем различии между отставшими и передовыми **.
* Это мог быть восточносемитский язык, впоследствии называвшийся аккад-
ским, а также самый северо-восточный из западносемитских языков—недавно
открытый «эблаптский» (название условное), поскольку некоторые из приведенных
слов (например, карам- в значении «лоза») отсутствовали в аккадском.
** Вспомним, что примерно из двух миллионов лет человеческой истории на
всю эпоху цивилизаций приходится от пяти до полутора тысяч лет, так что
в масштабах всей человеческой истории отставание было не столь уж значи-
тельным.
96
Предыстория древневосточных цивилизаций
Но в то же время следует учитывать, что на ранних ступенях развития
человечества окружающая среда играла в развитии общественной жизни
огромную роль, а эта среда, конечно, была далеко не одинакова для
отсталых племен тропических лесов и пустынь XIX в. н. э. и для земле-
дельцев VIII—IV тысячелетий до н. э. К тому же к XIX в. на земном
шаре не оставалось ни одного племени, не испытавшего влияния других,
часто более развитых племен и народов. Поэтому этнографические ана-
логии далеко не представляют для нас точных моделей развития соб-
ственно древних обществ. Все же на основании изучения технических
возможностей раинеэнеолитических земледельцев по дошедшим памятни-
кам их материальной культуры с привлечением упомянутых пережитков
и аналогий мы можем прийти к следующим выводам относительно насе-
ления Ближнего Востока до конца IV тысячелетия до н. э.
Внутри каждой общины, несомненно, уже выделялись лица, разли-
чавшиеся по профессиональной деятельности и поэтому пользовавшиеся
неодинаковыми ритуальными и материальными преимуществами, однако
ни одно хозяйство не могло еще производить продукта сверх того, кото-
рый необходим для поддержания и сохранения жизни всего коллектива,
включая нужных коллективу руководителей и т. п., и затрат на расши-
ренное воспроизводство; всякое хозяйство вообще с трудом создавало
продовольственные резервы п в любое время легко могло погибнуть от
природных или социальных бедствий (недород, болезни, стычки с сосе-
дями) . Следовательно, общество раинеэнеолитических земледельцев не
могло делиться на антагонистические социально-экономические классы,
из которых один жил бы за счет другого. Каждый человек, занимаясь
хозяйством, был в тесной кооперации с теми людьми, которым скорее
всего можно было доверять, прежде всего с теми, кто поклонялся общим
предкам, т. е. с родичами. Род как совокупность лиц, ведущих родство
от одного предка (по материнской или отцовской линии; на древнем
Ближнем Востоке практически только по отцовской), определял насле-
дование личного движимого имущества и осуществлял собственность на
землю, отстраняя от нее всех, кто не входил в данный коллектив. Но для
поддержания коллективной родовой собственности на землю необходим
был и коллективный труд на земле, а он при индивидуальном характере
орудий земледельческого труда был почти неосуществим, кроме как на
копке каналов. С развитием земледелия центр хозяйственной жизни
перемещался в большесемейные и соседские общины; последние объеди-
нялись уже не столько по родовому, сколько по территориальному при-
знаку. Однако некоторые сохранявшиеся черты первобытного уравни-
тельного землепользования (как это было в родовых общинах) требовали
регулярных переделов общинной земли. Мы действительно застаем такие
переделы в эпоху письменной истории, но более на неполивной, чем на
искусственно орошаемой, земле. Вероятно, сеть оросительных каналов
ограничивала возможности переделов крупных участков. Отметим, что для
поддержания относительно высокого уровня жизни большое значение для
земледельческих племен имело одновременное занятие скотоводством.
Но оно тоже зависело от благоприятных природных и социальных усло-
вий и могло преуспевать только благодаря постоянной тесной коопера-
ции между близкими группами людей.
7 Заказ № 1238
Глава 1
13.	Сознание людей
накануне возникновения
цивилизаций.
Познание мира
и рождение искусства
Мы переходим к сложной и до сих пор весьма неоднозначно решаемой
современными исследователями проблеме особенностей психики древних
людей и их творческой жизни. Изложенное ниже выражает точку зрения
авторов, но читатель должен ясно представлять себе, что она далеко
не единственная.
Пережитки, сохранившиеся у позднейших народов древности, и ана-
логии с тем, что наблюдалось у первобытных народов, доживших до
XIX в., в сопоставлении с дошедшими до нас изделиями людей раннего
неолита северных субтропиков и с данными исторической лингвистики
позволяют нам отчасти судить и об их сознании.
Сознание человека мезолита и неолита, а тем более раннего энеолита
уже далеко продвинулось в эмоциональном и мыслительном восприятии
мира. Однако выражение абстрактных обобщений, отчасти из-за нераз-
работанности языковых средств, давалось еще с трудом. Основным спо-
собом обобщения оставалось эмоционально окрашенное сопоставление
явлений по принципу метафоры, т. е. выделения обобщающего признака
путем совмещения и условного отождествления двух или более явлений,
для которых данный признак оказывается общим (солнце — птица, по-
скольку и оно и птица парят над нами; земля — мать). Так возникали
мифы, ставшие не столько даже метафорическим истолкованием явлений,
сколько эмоциональным переживанием их. В обстоятельствах, где про-
верка общественно признанным опытом была невозможна или недоста-
точна для тогдашних условий (например, за пределами технических при-
емов производства) или когда отношение к явлению было обусловлено
нерассуждающей эмоцией, действовала, очевидно, и симпатическая ма-
гия, поскольку она засвидетельствована и в позднейшие исторические
времена. Под симпатической магией здесь понимается неразличение
(в суждении или в практическом действии) степени важности логических
связей, Так, связи по сходству, по смежности и метонимические связи
(например, связи части и целого) при известных обстоятельствах прак-
тически воспринимаются как равноценные причинной связи и даже как
связи-отождествления (не уничтожай волос человека — убьешь самого
человека; не разбивай медного зеркала — погибнет тот, чье изображе-
ние в нем было; или наоборот: сожги волос врага — умрет враг; пронзи
рисунок зверя — убьешь зверя на охоте).
В то же время уже стал ощущаться факт существования некоторых
закономерностей, имевших касательство к жизни и труду человека и оп-
ределявших «поведение» природы, животных и предметов. Но этим зако-
номерностям не было еще объяснения, кроме признания, что они под-
держиваются разумными действиями каких-то могущественных существ,
в которых метафорически обобщалось существование миропорядка.
Сами же могущественные существа мыслились — или, вернее, эмоцио-
нально переживались — не как идеальное «нечто», не как дух, а как ма-
териально действующие, а следовательно, вещественно существующие,
поэтому предполагалось возможным воздействовать на их волю, например
задобрить. Важно отметить, что действия логически обоснованные и
действия магически обоснованные тогда воспринимались как одина-
ково разумные и полезные для жизни человека, в том числе и для про-
изводства. Разница состояла в том, что логическое действие имело прак-
тическое, эмпирически-наглядное объяснение, а магическое (ритуальное,
98
Предыстория древневосточных цивилизаций
культовое) — объяснение мифологическое: оно представляло собой в гла-
зах древнего человека повторение некоего действия, совершенного боже-
ством или предком в начале мира и совершающегося при тех же об-
стоятельствах и поныне. Исторические изменения реально не ощущались
в те времена замедленного общественного развития, и стабильность мира
воспринималась как следствие правила: делать так, как делали боги или
предки в начале времен. К таким-то раз навсегда созданным или создав-
шимся действиям и понятиям логический критерий практической про-
верки был еще неприменим. Магическая деятельность, т. е. попытки воз-
действовать на олицетворенные закономерности природы эмоциональным,
ритмическим, «божественным» словом, жертвоприношениями, обрядо-
выми телодвижениями, казалась чем-то столь же нужным для жизни
общины, как и та работа, которая только и представляется нам теперь
рациональной.
Однако в эпоху новокаменного века (неолита), видимо, уже появи-
лось и ощущение наличия неких общих, абстрактных связей и законо-
мерностей в окружающей действительности. И не это ли обстоятельство
выразилось, например, в преобладании геометрических абстракций в изо-
бразительной передаче мира чловека, животных, растений, движений?
В изображении ведущее место взамен беспорядочного нагромождения
магических рисунков животных и людей, пусть даже очень точно и на-
блюдательно воспроизведенных, занял абстрактный орнамент. От этого
оно не теряло еще своего магического назначения и в то же время не
обособлялось и от повседневной деятельности человека: художественное
творчество сопутствовало домашнему изготовлению нужных в каждом
хозяйстве вещей — будь то посуда, одежда, цветные бусы или идольчики
божеств либо предков, но особенно, конечно, вещей напоказ, например
предназначавшихся для культово-магических праздников или изготовляв-
шихся для погребения (считали, что покойник сможет пользоваться ими
в другом, загробном мире; понятие небытия еще долго было невообрази-
мой абстракцией). Работа по изготовлению предметов как домашнего
хозяйства, так и культового назначения была творческой, и древнего ма-
стера эмоционально вело и направляло художественное чутье вне зависи-
мости от того, осознавал он это или нет. Само это чутье, этот вкус раз-
вивались в процессе работы. Конечно, наши впечатления от памятников
древнего искусства (а тем более размышления о них) подчас произ-
вольны и субъективны. Мы невольно исходим в наших рассуждениях из
ошибочных позиций — позиций нашего мировосприятия, при помощи
наших критериев пытаемся решить, что же именно являлось тогда про-
изведением искусства, а что нет. Но в наше время слишком велика и резка
грань между рассудочным, научным познанием объекта и художествен-
ным, эмоциональным постижением своего отношения к нему, и мы слиш-
ком часто невольно расчленяем то, что тогда было нерасчленимо.
И все же, как бы подчас мы ни ошибались, особенность искусства во-
обще, его «заразительность» такова, что чувство, зафиксированное
в слове ли, в зрительном ли образе, способно уже заразить эмо-
цией и нас.
С ее помощью мы иногда можем проникнуть в чуждый нам мир
восприятий, хотя его первоначальный смысл постигаем смутно. Именно
поэтому те памятники древней материальной культуры, которые мы вос-
принимаем эстетически и эмоционально, духовны и эмоциональны в выс-
шей степени, ибо они запечатлели, как бы законсервировали для нас
эмоциональность давно ушедших людей.
Не касаясь специально разнообразных теорий возникновения искус-
ства, поскольку это не входит в нашу задачу, мы хотим обратить внима-
ние читателя на попытки объяснить некоторые решающие физиологиче-
99
7*
Глава I
ские предпосылки происхождения искусства так называемым «эффектом
воронки», связанным с устройством нашей нервной системы.
«Мир вливается в человека, — пишет Вяч. Вс. Иванов в своей ра-
боте, составленной по материалам покойного советского психолога
Л. А. Выготского, — через широкое отверстие воронки тысячью зовов,
влечений, раздражений, ничтожная их часть осуществляется и как бы
вытекает наружу через узкое отверстие. Эта неосуществившаяся часть
Жизни должна быть изжита. Искусство, видимо, и является средством
для такого взрывного уравновешивания со средой в критических точках
нашего поведения» *. Иначе говоря, по выражению другого советского
физиолога — Л. С. Салямона, «количество поступающих в кору головного
мозга сигналов превосходит физическую возможность их словесного (или,
добавим мы, даже изобразительного) выражения» [40, с. 286]. Все от-
тенки воспринятых ощущений не могут быть выражены протокольной
характеристикой или зарисовкой воспринятого, это принципиально неосу-
ществимо по многим причинам, в том числе в силу ограниченной скорости
ответной реакции по сравнению с непрерывной изменчивостью мира и
ограниченности каналов, по которым эта реакция следует, по сравнению
с огромным количеством воспринимаемых ощущений. Простого обилия
слов недостаточно для выражения каждого эмоционального состояния.
«Избыток раздражений, характеризующий эмоциональную корковую ре-
акцию, приводит к дополнительным рефлекторным ответам» [40,
с. 303] — в виде пения, пляски, ритмического слова, создания красочного
рисунка и т. п. При этом человек пытается косвенно передать свое
первоначальное эмоциональное состояние, а именно вызывая у слушателя
или зрителя побочные ассоциации с нужной ему эмоцией; эти ассоциа-
ции, хотя бы в виде тех же метафор, тоже эмоциональны. Однако в силу
ограничения, налагаемого на человека «эффектом воронки», он может
достаточно точно передавать только свои абстрактные понятия об
объекте — для этого необходимо лишь создать нужные термины; свое же
эмоциональное отношение к объекту он способен передавать в пол-
ноте только ассоциативно, т. е. с помощью искусства, косвенно вызываю-
щего в зрителе или слушателе «наведенную» эмоцию. Вот почему в древ-
ности, когда рациональные средства познания мира еще были мало раз-
работаны, мировоззрение носило эмоционально-метафорический характер
и было так тесно связано с мифом, с обрядом, а также с культом, кото-
рый ведь тоже строится на эмоциях страха или желания, на страстном
стремлении вырвать желаемое благо у не управляемых человеком и рас-
судочно не постигнутых им мировых сил.
Мы, безусловно, должны признать, что восприятие мира древним
человеком, жившим еще в нерасчлененном единстве с природой, было во
многих смыслах эмоциональнее нашего (хотя эта эмоциональность и не
осознавалась как нечто отдельное от познания). Мир, в котором жил
древний человек, был гораздо необъятнее и загадочнее, чем наш мир.
Угрожая и вознаграждая одновременно, он постоянно должен был воз-
действовать на нервную систему человека таким образом, что настоя-
тельная потребность освободиться от этих впечатлений, вначале, может
быть, бессознательно, а затем уже и сознательно (но оба эти состояния
могут и сосуществовать), явилась одним из стимулов для самовыраже-
ния в искусстве — как коллективном, так и индивидуальном. Весьма ве-
роятно, что ум и чувства древнего человека развивались таким образом,
что восприятие мира, окружающей действительности было неравномер-
ным: то, что имело более непосредственное отношение к жизненно важ-
* Сама идея «воронки» принадлежит известному физиологу Шеррингтону
(см. [I, 10]).
100
Предыстория древневосточных цивилизации
ному в существовании человека и в соприкасавшейся с ним природе,
воздействовало на воображение больше и яснее, а что-то, еще не понятое
как жизненно важное, оставалось неувиденным, и, таким образом, на
пути древнего человека предстояло великое множество открытий (как,
впрочем, и на нашем сейчас). На каком-то этапе эти открытия обобща-
лись как в художественных образах, так и мировоззренчески. Мы можем
попытаться обозреть и определить с наших позиций некоторые этапы
этих открытий и обобщений. Они будут очень расплывчаты и приблизи-
тельны не только потому, что наши знания неполны, обрывочны и факты
часто неразличимы для нас в деталях, но и потому, что, как мы уже
замечали, изменения в жизни древних людей происходили слишком мед-
ленно, чтобы одно или даже несколько поколений, связанных еще между
собой памятью, сами могли их почувствовать. Здесь единственной путе-
водной нитью могла бы оказаться для нас возможность проследить раз-
витие принимавшейся безоговорочно традиции, ибо роль ее на самых
ранних порах была бесконечно велика: от соблюдения определенных пра-
вил, воспринимавшихся как установленные с начала мира (т. е. от со-
блюдения самого предусмотренного порядка действий, в том числе обря-
дов, словесных формул, затем композиций, пропорций, цвета и т. д.),
зависела магическая действенность изображаемого. Но тут-то случай-
ность и хронологическая прерываемость материала ограничивают нас
снова.
Наиболее полный материал может дать, пожалуй, только керамика.
Искусство керамики, которая по самому своему происхождению, без-
условно, имитативна и функциональна (ладони, сложенные горстями, по-
ловинка ореха, тыква, плетенка и т. д.), будучи самым простым п эле-
ментарным видом искусства, в процессе развития превращается в одно
из искусств наиболее отвлеченных. Постепенно забывая о своем имита-
тивном происхождении, оно поэтому становится гораздо более свободным
в выражении форм, чем, скажем, скульптура. Недаром керамика была
названа «кристаллизацией человеческой мысли».
Главное, что поражает нас в расписных глиняных изделиях перио-
дов Хассуны — Халафа, — это богатство и разнообразие орнамента, игра
красок, цвета, умение скомпоновать и соединить узор и цвет в наиболее
гармоничные для восприятия сочетания. По сравнению с посудой Халафа
керамика Убайда как будто несколько беднее в этом отношении — однооб-
разнее вариации орнаментов, менее богата цветовая гамма. Но зато на
первый план выступают бесконечное многообразие и причудливость форм.
На смену игре красок — игра форм, любование формой, которое вызы-
вает превращение утилитарного предмета в памятник искусства (причем
важным стимулом оказывается в данном случае такой уровень развития
мировоззрения, который заставляет лепить посуду специально для
погребений, т. е. создавать предметы, не предназначенные для упот-
ребления в быту, перестающие существовать для живых зрителей).
Керамические изделия неолита и раннего энеолита демонстрируют
нам, таким образом, одну из важных ступеней художественного обобще-
ния. И основным показателем этого обобщения является ритм. Чувство
ритма так же присуще человеку, как слух, зрение и осязание, но, ви-
димо, открыл его в себе человек не сразу и тем более не сразу сумел
воплотить его образно. В палеолитических изображениях мы почти не
ощущаем ритма. Он появляется только в неолите как стремление упоря-
дочить, организовать пространство. По расписной посуде разных эпох мы
можем видеть, как учился человек обобщать свои впечатления от при-
роды, группируя и стилизуя представавшие перед его глазами предметы
и явления так, что они превращались в стройный геометризованный рас-
тительный, животный или абстрактный орнамент, строго* подчиненный
101
Глава 1
26. Культовое глиняное изображение
фаллообразной головы из Ша'ар ха-
Галан, Палестина, VI тысячелетие
до н. э.
чувству ритма. Начиная от простейших точечных и штриховых узоров
Хассуны и кончая сложными, симметричными, как бы движущимися
изображениями Самарры и Халафа, все композиции органично ритмичны.
Ритм красок, линий и форм как бы воплотил в себе двигательный
ритм — ритм руки, медленно вращающей сосуд во время лепки (позд-
нее — гончарный круг), и, может быть, ритм сопровождающего его на-
пева. Искусство керамики дало также и возможность зафиксировать
в условных образах свою мысль, ибо даже самый абстрактный узор
несет в себе информацию. Информация эта, однако, если она не была
поддержана устной традицией, уже через несколько поколений неми-
нуемо должна была утратиться или передаваться уже в искаженном виде
(что хорошо прослеживается, скажем, на керамике Сузы А, где мы видим,
как «гребенка» — условное изображение козьего стада — постепенно пре-
вращается в схематический, орнаментальный узор, и этот процесс уско-
ряется неумелым, небрежным выполнением).
С еще более сложной формой обобщения (но уже не только художе-
ственного порядка) мы сталкиваемся при изучении неолитической и
раннеэнеолитической скульптуры. Статуэтки, вылепленные из глины,
смешанной с зерном, и найденные в местах хранения зерна и в очагах
(как, например, в Калаат-Джармо), с подчеркнутыми женскими и спе-
циально материнскими формами, фаллосы и фигурки бычков, очень часто
попадающиеся рядом с человеческими фигурками, синкретически вопло-
Ил. 26 щали понятие земного плодородия. Наиболее сложной формой выраже-
ния этого понятия кажутся нам убайдские мужские и женские статуэтки
со зверообразной мордой и налепами-вкладышами для вещественных об-
разцов растительности на плечах и в глазах. Мы не можем еще назвать
эти фигурки божествами плодородия, скорее это ступень, предшествую-
щая созданию образа божества — покровителя общины. Существование
такого образа мы можем предполагать в несколько более позднее время,
исследуя развитие архитектурных сооружений, где эволюция идет по
линии: алтарь под открытым небом — храм.
Печати и оттиски их на глиняных пломбах, закрывавших сосуды и
корзины, демонстрируют развитие понятия о собственности и ее охране,
где сложные магические ассоциации сочетаются с чисто практическим
стремлением пометить особой меткой свое добро. Однако разрешаются
все эти задачи, как мы видим, при помощи художественных средств,
воплощаются в художественных образах и, подчиняясь религиозно-маги-
102
Предыстория древневосточных цивилизаций
Глава I
27. Нарты природных зон Ближнего
Востока (по П. М. Долуханову):
а) в VII—VI тысячелетиях до н. э.;
б)	в VI—V тысячелетиях до н. э.:
1)	селища неолитического типа,
2)	донеолитические стоянки,
3)	русла рек и береговая линия,
4)	сбросовая впадина с озерами,
5)	зона маки,
6)	сухая степь и полупустыня,
7)	горно-степная растительность,
8)	заболоченная местность с озерами,
9)	горная лесо-кустарниковая зона,
10)	степь,
11)	вечнозеленая растительность
средиземноморского типа
ческому восприятию мира, с надеждою таким образом на мир воздей-
ствовать; одновременно эти образы служат и развитию эстетического
чувства.
Если бы мы решили дать условное определение этому этапу худо-
жественной эволюции общества, то, может быть, его следовало бы на-
звать «природа, мир вокруг меня». Мы наблюдаем здесь в первую оче-
редь развитие экстравертных сторон человеческого творчества — основ-
ной интерес направлен на окружающий мир, вовне. Интереса человека
к самому себе, к собственному образу, несмотря на имеющиеся человече-
ские изображения, в этот период мы не встретим, ибо не всякое изобра-
жение есть образ.
Мы могли бы также назвать этот этап периодом бессознательной
информации, сигналов, почти равных тем, которые посылает нам при-
рода. Сознательных намерений эстетического воздействия по большей
части вообще не было. Совершенно новый этап начнется с периода изоб-
ретения письменности, но и он не сразу и не исключительно будет тем
периодом «сознательной передачи информации», с которым придут пер-
вые начатки отделения религиозно-магического воздействия на человека
от эстетического, а эстетически-эмоционального познания — от познания
рационалистически-научного. Пройдет добрая тысяча лет, прежде чем
человечество сумеет только еще оценить и начать использовать могуще-
ство созданного им нового орудия передачи познания.
Ил. 27 Итак, в полосе сухих субтропиков Северного полушария люди про-
шли между IX и IV тысячелетиями до н. э. важные шаги по пути своего
развития, намного обогнав своих сотоварищей, обитавших в лесной зоне
как на севере, так и на юге.
Примитивное земледелие, которым занимались создатели всех упо-
мянутых выше культур, требовало тяжелейшего труда, но вместе со ско-
товодством оно было большим благом для человечества, потому что, как
ни скромен был все еще пищевой рацион, однако постоянный голод
перестал быть в эпоху энеолита непременным спутником жизни людей;
оседлая жизнь и более регулярное питание в течение многих столетий
в конце концов приводили к довольно заметному превышению рождае-
мости над смертностью. Зона обитания скотоводческо-земледельческих
племен стала сравнительно густо покрываться селениями и постепенно
расширяться.
104
Предыстория древневосточных цивилизаций
276
105
Глава I
Однако, сколь ни относительно велик был прогресс, достигнутый
раннеэнеолитическими культурами предгорий и Плодородного полумесяца,
ни одна из них ни в VI, ни даже в IV тысячелетии до н. э. не смогла
перешагнуть важнейший рубеж, за которым начинается создание при-
бавочного продукта. Если общество создает прибавочный продукт, то это
позволяет части общества освободиться от тяжелого физического произ-
водительного труда, возложив его на остальную часть. За этим рубежом
начинается эпоха цивилизации, которая была куплена ценой возникнове-
ния классового общества, антагонизма общественно-экономических клас-
сов. Наиболее благоприятные природные условия, которые позволили
ранее всего перейти этот неизбежный в развитии всякого общества
рубеж, как оказалось, были налицо именно в низовьях больших речных
долин субтропической и тропической зон, несмотря на то что освоение
их человеком вначале было делом очень трудным. Наносная, богатая
илистыми минеральными отложениями, легкая почва при условии ороше-
ния исключительно благоприятна для выращивания злаков, в ней можно
было рыть каналы и бассейны даже мягкими медными или деревянными
орудиями; жаркий климат, способствующий высоким урожаям на увлаж-
ненной земле и снижению потребностей человека в одежде, в жилище
и даже в питании, — все это позволяло уже на грани каменного и медпо-
каменного веков обрабатывать сравнительно много земли, получать с нее
большие урожаи и создавать запасы продуктов сверх строго необходи-
мого для содержания самих работников и их малолетних детей. Но, ко-
нечно, сначала надо было укротить реки.
Так или иначе, история первых подлинных цивилизаций мира IV—
II тысячелетий до н. э. — это в первую очередь история долины Евфрата
(Нижней Месопотамии, или Южного Двуречья, ныне в Ираке), долины
Керхе и Каруна (Элама) и долины Нила (в Египте), а затем уже сопре-
дельных с ними стран. Немного позже или почти одновременно возникла
классовая цивилизация в долине Инда (ныне в Пакистане), однако
письменные памятники этой цивилизации скудны и до сих пор не рас-
шифрованы. Недостаточно ясен ход создания китайской цивилизации, воз-
никшей в бассейне реки Хуанхэ лишь с середины II тысячелетия до н. э.
(а также догреческой, возникшей несколько раньше).
В которой из трех речных долин — в Эламе, в Двуречье или
в Египте — рубеж цивилизации был перейден раньше всего, еще не сов-
сем ясно (возможно, что в Египте), но так как ранняя история сложе-
ния такого классового общества, которое возникло спонтанно и без влия-
ния более древних классовых обществ, яснее всего освещена докумен-
тальными данными для долины Евфрата, то целесообразнее начать опи-
сание этого процесса на материале Месопотамии.
Глава II
ПРОТОПИСЬМЕННЫЙ
ПЕРИОД
В ДВУРЕЧЬЕ
1. Нижняя Месопотамия
накануне переворота
в технике
ирригации
Как ни заметен для исследователей-археологов прогресс от уровня произ-
водства и культуры какого-либо одного, более раннего городища до куль-
туры другого, отделенного от первого столетиями, все же нужно признать,
что, начиная с первого заселения Нижней Месопотамии и почти до конца
IV тысячелетия до н. э., т. е. в течение всей эпохи культур Абу-Шах-
райна и Хаджи-Мухаммеда, Убайда и Варки, технологический прогресс
в сельском хозяйстве и ремесле на знойной равнине рек Евфрат и Тигр
был все еще медленным и недостаточным для решительных перемен.
Правда, ко времени культуры Варки Нижняя Месопотамия дотянулась до
уровня остальных энеолитических земледельческих областей и даже под-
нялась выше многих из них, однако качественного изменения еще не
произошло.
Недавние археологические обзорные разведывательные работы [12;
13; 26; 31; 32] показали, в какой степени и каким образом страна была
освоена людьми в середине IV тысячелетия до н. э. Так, по разные сто-
роны городища Варки (шумерской Э-Аны * — центрального населенного
пункта той округи, средоточием которой впоследствии стал город Урук)
было разбросано свыше 100 мелких деревень или хуторов — вероятно,
в каждом случае с населением порядка нескольких десятков человек.
* Поскольку для читателей правильное произношение древневосточных имен
собственных часто представляет большую трудность, мы решили при первом упо-
минании имени и в указателе привести правильное ударение (в тех случаях, когда
оно нам известно). Здесь и ниже ударения на аккадских именах собственных
даются в соответствии с теорией Б. Ландсбергера, на шумерских — по А. Фалькен-
штейну и И. М. Дьяконову, на хурритских — по И. М. Дьяконову, для ранних за-
падносемитских имен мы исходили из теории ударения на предпоследнем слоге,
кроме долгих; место ударения ряда имен собственных, в том числе части шумер-
ских, неизвестно даже гипотетически.
107
Глава II
Поселения представляли собой несколько глинобитных или тростниковых
хижин и располагались вдоль временных дамб и веерообразно расходя-
щихся естественных проток, которые образовались на сравнительно не-
больших осушенных площадях. Со всех сторон они были окружены про-
странствами малярийных болот и выжженной пустыни. Каждая отдельная
группа хуторов или деревень образовывала одно целое с центром в не-
сколько большем населенном пункте такого же типа, а все группы насе-
ленных пунктов данной округи тяготели к общему культовому центру
в Э-Ане. С небольшими различиями тот же^ тип расселения был харак-
терен для всех освоенных местностей по течению нижнего Евфрата. Оче-
видно, система больших, отводимых от реки искусственных каналов еще
не была создана.
О характере общества, населявшего такие округи из мелких хуторов
или деревень, мы непосредственно сейчас не можем узнать ничего.
Но путем экстраполяции сведений, дошедших из более позднего Шумера,
с учетом аналогий из архаичных обществ, наблюдавшихся этнографами,
можно сделать определенные умозаключения.
Прежде всего эти деревни, хотя и состояли, по-видимому, из отдель-
ных хибарок, не могли быть скопищами малых изолированных семей,
не связанных друг с другом родством. Хозяйство любой земледельческой
семьи столь раннего периода было до такой степени уязвимо для всевоз-
можного рода бедствий, что выстоять в борьбе с ними в одиночку, без
поддержки других, ни одна из них не смогла бы. Исторически такую под-
держку в период до создания более сложных организаций эпохи классов
и государства могли давать только объединения хозяйств ближайших
родичей на основе кровнородственных связей. Общины, объединяющие
несколько родственных семей, известны нам документально из Шумера
III тысячелетия до н. э. Тогда они были патрилинейными (т. е. основан-
ными на счете родства по мужской линии), патрилокальными (т. е. жена
селилась в общине мужа, а не наоборот) и патриархальными (т. е. под-
чинялись полной власти старшего мужчины в роде). Вероятно, то же са-
мое нужно представить себе и в отношении предполагаемых родовых об-
щин Шумера IV тысячелетия до н. э..
Это следует из некоторых явлений, наблюдавшихся у жителей Шу-
мера исторической эпохи, но которые по самому своему характеру должны
были возникнуть в результате длительного складывания традиций, на-
пример из некоторых особенностей шумерских терминов родства и из
такой черты шумерского быта, как существование табу на «мужское»
произношение для женщин. Несомненно, в частности, «женский» язык
Шумера эме-саль сохраняет некоторые архаические черты, исчезнувшие
в «мужском» языке шумеров исторического периода, и, значит, существо-
вал еще в доисторический период *. Против толкования шумерских до-
* Само выражение эме-салъ не значит буквально «язык женщин»; дослов-
ное значение спорно. По-аккадски этот говор назывался уммисаллу, что является
простой транскрипцией шумерского слова, или лишан-целйтим «язык скособочен-
ный». Многие современные исследователи переводят эме-саль как «изысканный
язык» и т. п. и считают его социальным или даже локальным диалектом, не имею-
щим отношения к делению на мужской и женский пол. Однако эти исследователи
игнорируют большой этнографический материал, показывающий, что среди отста-
лых народов довольно широко распространено табу на «мужское» произношение
для женщин и что характер различия между «мужским» и «женским» языком
в подобных случаях точно такой же, как в шумерском, и касается главным обра-
зом фонетики, в меньшей мере — лексики и в незначительной- морфологии.
С этим согласуется и то, что в шумерской письменной литературе на эме-сале
еоставлены в эпических текстах речи богинь и других женских персонажей,
а также их услуг, по всей вероятности евнухов, а из гимнов — обращенные к неко-
торым женским божествам. Характерно также, что в аккадский язык из эме-саля
.заимствованы главным образом термины повседневного быта и хозяйства. Тексты,
108
Протописьменный период в Двуречье
исторических общин как патриархальных и в пользу существования
у шумеров матриархата в период, непосредственно предшествовавший
историческому, приводят чаще всего два довода: во-первых, в шумерской
религии исторического периода большую роль играли женские боже-
ства — создательницы мира, богов и людей, богини плодородия, которые
впоследствии отошли на задний план; во-вторых, в историческом Шумере
засвидетельствованы следы обычая многомужества. Однако при том об-
разе мышления, когда господствовали метафорически-мифологические
обобщения (о чем мы говорили выше), вполне естественно, что народ,
в такой степени, как шумеры, зависевший от капризов природы, должен
был придавать большое значение богиням плодородия независимо от того,
был ли строй его общества патриархальным или матриархальным. Почему
в дальнейшем, в семитский период истории Двуречья, богини были оттес-
нены на задний план — об этом речь пойдет ниже. Что же касается при-
обретения несколькими мужьями одной жены, то это вовсе не свидетель-
ствует о высоком положении женщин; такой обычай известен как у не-
которых матриархальных, так и у некоторых патриархальных племен и
определяется экономическими соображениями, а в общественном мнении
племени может быть связан как с подчеркнутым уважением к жене не-
скольких мужей, так и с подчеркнутым неуважением.
Мы склонны думать, что шумерские родовые общины в течение
всего времени, насколько можно проследить в глубь веков их существо-
вание на осушенных территориях вдоль естественных ответвлений и русел
дельты Евфрата, были общинами патриархальными.
Итак, более чем за три тысячи лет, прошедших со времен ас-Саввана,
в Южном Двуречье в историческом отношении мало что изменилось.
Протекло более ста поколений. За это время стали употреблять больше
медных изделий, несколько изменялись формы глиняной посуды и с нее
исчез расписной орнамент. Посуду стали делать на гончарном круге,
что, может быть, указывает на начавшееся выделение в общине ремес-
ленников-профессионалов. Возможно, приходили новые племена и ме-
нялся язык.
Но в этой стране вредоносных болотных болезней характер изну-
рительного земледельческого труда под палящим солнцем с помощью
очень несовершенных орудий оставался прежним. Очевидно, на одном
уровне существовал и характер взаимоотношений между людьми, а также
понятий, унаследованных от бесчисленных поколений предков.
Однако в позднейших археологических слоях эпохи культуры Варки
(конец IV тысячелетия до н. э.) уже можно наблюдать заметные и срав-
нительно быстрые изменения. Ранее селения были беспорядочно разбро-
саны вдоль ответвлявшихся от Евфрата естественных рукавов, воды кото-
рых, вероятно, частью разбирались на орошение полей, частью же бес-
полезно пропадали, заболачивая окрестную равнину. При этом не было
разработанной системы отвода паводка в бассейны, и поэтому число и
время возможных поливок зависели только от самого паводка, а не от
нужд выращивания злаков. Урожаи были недостаточно высокими, а глав-
ное — недостаточно регулярными. Теперь же селения, обнаруживаемые
археологическими методами, начинают то там, то сям вытягиваться в ли-
нию, несомненно, вдоль древнего искусственно прорытого канала, пона-
чалу длиной в десяток-другой километров. Этнографические параллели
записанные на эме-сале, все поздние, но это, конечно, не доказывает позднее
происхождение самого «женского языка»; напротив, он, несомненно, представляет
собой очень архаическое явление, связанное с практикой магического табуирова-
ния, что подтверждается рядом фонетических и других особенностей, сохранив-
шихся только в языке эме-саль.
109
Глава II
показывают, что в легкой почве подобные каналы вполне могут быть
прорыты кооперирующимися небольшими первобытными общинами или
их группами.
Но одновременно с этим несколько уменьшается само число селений
за счет роста некоторых из них, видимо более важных в каком-то отно-
шении. Заметно начинает расти и изменяться центральное селение всей
округи — именно то, где находилось главное святилище. В самом конце
периода культуры Варки (VI слой) была обведена стеной Э-Ана —
священный участок местной богини, известной в историческую пору Шу-
мера под именем Иннин или Инаны — богини утренней звезды, плодо-
родия и распри. В поселениях были крупные гончарные мастерские. Так,
на одном из городищ найдены остатки специализированной мастерской,
где трудились многочисленные профессиональные ремесленники-гончары.
Она датируется еще самым началом культуры Варки. Здесь обнаружены
обширные отвалы производственных отходов и даже сам гончарный
круг — тяжелый диск из обожженной глины. Также и характер нераспис-
ной, хорошо обработанной на круге посуды четких, вполне определенных
типов указывает на отделение ремесла от земледелия в период Варки.
Тогда же в значительном количестве на глиняных пробках сосудов, где
хранились зерно и утварь, появляются откатки цилиндрических печатей
с магическими изображениями, служившими как оберег для предметов
собственности.
2. Образование
первых ирригационных
систем
Со слоями V и IV b на городище Варки (около 3000 г. до н. э.) мы
Ил. 28 вступаем в новый исторический этап, условно называемый Протописьмен-
ным периодом. Правда, первый найденный (в Э-Ане) архив письменных
документов относится лишь к следующему слою IV а. По мнению вид-
нейшего шумеролога А. Фалькенштейна, это первые памятники письмен-
ности вообще, которая, как он полагает, была изобретена именно тогда
и именно в том виде, в каком предстает в этих документах. Однако, как
нам кажется, не исключено, что данная письменность имела еще несколько
более древний прототип. Во всяком случае, слои V и IV b на городище
Варки по всей совокупности черт, характеризующих общественную, про-
изводственную и духовную жизнь и деятельность людей того времени,
уже не относятся к тому, что археологи называют «культурой Варки»
и о которой речь шла выше. Земледелие начинает основываться на
использовании воды из специально прорытых длинных магистральных
каналов и на продуманной постоянной системе орошения полей. На смену
ручной мотыге приходит простейший плуг, в который, вероятно, запря-
гали ослов. Все это позволило увеличить площадь обрабатываемой земли.
Магистральные каналы одновременно служили и транспортными путями,
по которым на тростниковых ладьях перевозили людей и грузы. По-види-
мому, именно в это время шумеры начали получать со своих полей ска-
зочные по тем временам урожаи. Благосостояние общин быстро росло,
одновременно росла и концентрация населения к культовому центру всей
округи, тяготевшей к каналу. Таким образом, резко меняется структура
расселения — людям было, очевидно, безопаснее вместе: появилось богат-
ство, которое можно было похитить и которое стоило защищать. Пересе-
ление жителей из мелких (родовых?) деревень под стены центрального
храма всей окрути стало характерным процессом для всего Протопись-
менного периода.
110
Протописьменный период в Двурепье
Как видно, историки древнего Востока напрасно раньше не прини-
мали во внимание шумеро-вавилонскую традицию, согласно которой
создание храмов предшествовало созданию городов.
Ко времени, соответствующему слоям V и IV b Варки, относятся и
древнейшие, достаточно сохранившиеся части храмов в священной ограде
Э-Аны. Это уже весьма значительные сооружения (одно из них — веро-
ятно, храм Инаны, покровительницы округи Урука, — имело размеры
75X29 м).
На более низко расположенной примыкающей террасе находился еще
один весьма интересный архитектурный комплекс — так называемое
Красное здание. Это большой, замкнутый стеной двор (около 600 кв. м)
с двумя (?) узкими обороняемыми входами, со стенами, украшенными
трехцветной орнаментальной мозаикой, имитирующей плетеную циновку.
Перед двором расположена своего рода возвышающаяся площадка из сыр-
цового кирпича, как бы эстрада, вероятно крытая, на которой водружены
приземистые круглые столбы или колонны, также с цветной «штифтовой»
мозаикой.
Раскапывавшие Варку археологи не дали этому ансамблю никакого
истолкования; он довольно неопределенно представлялся им «культовым». Ил. 29
Однако, может быть, перед нами место для народных собраний (двор)
и заседаний общинного совета старейшин (приподнятая площадка-возвы-
шение, или «эстрада»). Обстановка совершенно согласуется с тем, как ри-
суются эти органы самоуправления общины в позднейших шумерских ли-
тературных памятниках: правитель-жрец отдельно совещается с советом,
а народ при этом лишь присутствует — видимо, в некотором отдалении —
и, когда к нему обращаются, поддерживает предложение правителя кри-
ком хэам «да будет» (но, может быть, провозглашает и наам «да не
будет») [30].
За исключением одного несколько схожего сооружения, о котором
речь пойдет ниже, архитектура древнего Двуречья, насколько она нам
известна, не дает аналогий описанному ансамблю. Он не имел будущего
в этой архитектуре, что, быть может, стоит в связи с усилением власти
вождя в ущерб власти народного собрания и даже олигархического совета.
Эти общинные органы отнюдь не исчезли, и мы будем встречаться с ними
на протяжении всей древней истории Передней Азии, но они вошли
в общую систему уже государственной администрации, и в дальнейшем,
надо думать, в Шумере более не считалось целесообразным так торже-
ственно оформлять их заседания.
В слое IV а в Варке (Э-Ана) мы вновь видим остатки двух храмов
примерно на том же самом месте и примерно того же самого плана, но
иначе ориентированных. Методом анализа радиоактивного углерода один
из них датируется с предполагаемой возможной ошибкой в 85 лет в ту
или иную сторону около 2815 г. до н. э., но радиокарбонные даты пока
еще не всегда абсолютно надежны, и более вероятной нам представляется
дата не позже 2900 г. до н. э.*.
Однако между храмами теперь не было ни двора народного собрания,
ни возвышения для совета.
Такие храмы в Протописьменный период имели уже обширные хо-
зяйства, специально выделенные им общиной, хозяйства столь сложные,
что понадобилось найти особое средство для ведения учета.
♦ При условии, если за основу принять (как мы это и сделали в настоящем
томе) хронологическую «среднюю» систему С. Смита—М. Сидерского—В. В. Струве;
при «краткой» хронологии У. Олбрайта возможна прямая увязка с радиокарбонной
датой 2815 г. до н. э.±85.
111
Глава II
28. Древнейшие шумерские письменные
документы: ранний этап
Протописьменного периода, около
3000—2800 гг. до н. э.:
а)	Государственный Эрмитаж;
б)	из Урука, собрание О. Харрасовитца
29. Двор с «эстрадой» (может быть, место
заседания совета старейшин?) в «Крас-
ном здании» в Э-Ане, первый этап
Протописьменного периода,
вскоре после 3000 г. до н. э.:
а) деталь интерьера;
б) полуколонна с керамической
мозаикой;
в) реконструкция
3. Изобретение
шумерской
иероглифической
письменности
Идея передачи мыслей с помощью рисунков и условных значков прихо-
дила в голову независимо друг от друга и в самое разное время людям
многих неолитических племен. Однако, казалось, не было возможности
передавать этим способом стройное изложение мыслей так же система-
тично, как оно передается звуками речи, образующими слова и грамма-
тические показатели языка. Отдельные значки или картинки долго еще,
вероятно, изобретались произвольно, от случая к случаю. Но даже когда
для передачи понятий и стало складываться нечто вроде постоянной си-
Ил. 30а ст е мы знаковых обозначений, это не было еще настоящей письмен-
ностью, т. е. системой графической передачи связной звучащей речи.
В этом смысле не были письменностью и первые шумерские знаки
[1; 5; 8; 21]: ими нельзя еще было ни однозначно передавать каждое
слово речи, ни различать падежи, вид, лицо и другие грамматические
формы слов, ни подсказывать их звучание в каждом отдельном случае,
ни даже отличить одно слово от другого, сходного с ним по значению.
Каждый знак был скорее приблизительной подсказкой говорящему, сред-
ством или сигналом для лучшего запоминания и воспроизведения ка-
кого-то сообщения. Знаки представляли собой конкретные рисунки пред-
метов, животных и людей; с их помощью нельзя было, например, напи-
сать слово «принести» так, чтобы оно отличалось от «приходить»: то и
другое подсказывалось «читающему» рисунком человеческой ноги. Тем
более нельзя было написать «баран» так, чтобы отличить эту форму
слова от формы «бараном» или «барану», либо «принес» от «принесу»
или «принести», либо «прийти» от «приди», а «пошел» от «пойду» и т. д.
Знаки выдавливались на плитке из чистой глины (так называемой
таблетке или табличке) тростниковой палочкой; выдавленные реб-
ром ее среза черточки складывались в рисунок бараньего рога («баран»),
или ноги («приходить, ходить, идти, пойти», «приносить»), или колоса,
или плуга, или звезды, или головы человека, или полукруга (изображав-
шего небосвод), заштрихованного черточками; обратной, закругленной
стороной палочки или отдельной круглой палочкой выдавливались на
глине кружки и полукружия, означавшие цифры. Лицо, принимавшее
112
Протописьменный период в Двуречье
28а
286
29а	296
29в
8 Заказ № 1238
113
Глава II
30а. Шумерская письменность: развитие
клинописи
отчет о расходе в храме, должно было сообразить, что знак ноги, четыре
полукружия и знаки колоса и бараньего рога намекают (только наме-
кают!) на сообщение «принес четыре меры ячменя для баранов» — это
вытекало из обстоятельств, из того, кто и в чем отчитывался. Если же
на глине были выдавлены кружок, грубое изображение козьего вымени
и зачерненный полукруг, то можно было понять, что сообщение здесь
такое: «десять черных (темных) коз». Неважно, что тот же зачерненный
полукруг мог бы в других случаях означать «ночь», «чернота», «болезнь»
(а также «болеть», «заболел», «болею») и многое другое, — в данном
случае по самой обстановке, в которой происходило дело, становилось
ясно, что речь идет об отчете за расход коз, и потому не возникало со-
мнений в выборе нужных для соответствующего сообщения слов и их
падежей и т. п.
Однако и при общей ясности обстоятельств дела возникали труд-
ности, для разрешения которых нужно было идти на некоторые ухищре-
ния. Как, например, по грубому рисунку на глине отличить колос ячменя
(ше) от колоса пшеницы (г^[г]) *? Или как передать содержание глагола
«вернули, возместили (недостачу)»? (Корень этого глагола — ги\ что ка-
сается лица и числа, то заботиться об их выражении пока еще не при-
ходило в голову.) И тогда вместо колоса пшеницы рисовали все тот же
зачерненный полукруг, изображавший «ночь» (нги[г]); но так как в от-
четном документе о зерне ни о какой ночи речи быть не могло, то условно
принимали этот знак за знак «пшеницы» (ги[г], или гиб). А чтобы при-
вести на ум читающего слово мунанебги «там ему их вернул», рисовали
тростник (ги). Таким образом, иногда прибегали к способу ребуса. Это
очень важно для историка, так как показывает, на каком языке говорили
пользовавшиеся этой протописьменностью. Звучание слов «вернуть» и
«тростник» может случайно совпадать и не в одном языке, но если ис-
пользуется одинаковое звучание многих пар разных по значению слов,
то это возможно только, если пишущие говорили на том языке, где все
эти пары слов совпадают по звучанию. Таким языком был шумерский.
* В транскрипции шумерских слов мы помещаем в квадратных скобках те
звуки, которые к концу существования шумерского языка произносились лишь
перед следующим гласным (или, напротив, перед согласным), но в ранние периоды
языка они произносились всегда, и мы не знаем, в какой именно период шумер-
ской истории они начали отпадать.
114
115
00
								<				ПРОТОПИСЬМЕННЫЙ ПЕРИОД	
	««		>>									РАННЕ- ДИНАСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД	
									R			ВАВИЛОНСКАЯ СКОРОПИСЬ	II - 1 ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ДО Н. э
	ч	t	V VV	ж		fl		fl		ц		АССИРИЙСКАЯ СКОРОПИСЬ	
к Плуг	Колос	Тур	Горы	Рыба		Звезда		Колышек для крепления циновки	Левая рука	Нога		ЧТО ИЗОБРАЖЕНО	
„Плуг" „Земледелец" „Пахать"	„Ячмень"	„Герой"	„Гора" „Страна"	„Рыба"		„Небо" „Бог"		„Колышек" „Строить"	„Левый"	„Ходить" „Стоять" „Приносить"		ЧТО ОЗНАЧАЕТ	СЛОВЕСНОЕ ЗНАЧЕНИЕ
Апин Энгар У РУ	Ше	Шул	Кур Гин Кур	ЗНАМЕН ПОСЛЕ НАЗВАНИЙ РЫБ	Куа Ха	ЗНАМЕН ПЕРЕД ИМЕНАМИ БОГОВ	Ан Дингир	Гаг Ду	Каб Куб Губ	Ду Гин Ара Губ Тум		ПО-ШУМЕРСКИ	
Эпинну Иккару Эрешу	Шеу	Этлу	Шаду Мату		Нуну		Шаму Илу	Сиккату Бану	Шу мел у	Алану Узуззу Вабалу		ПО-АККАДСКИ	
Пин	Ше	Шул	Кур Гин Шад Шат Мад Мат Над Нат Лад Лат		Ха		Ан	Г аг Нан Ду	Каб Кап Губ Гуп Хуб Хуп	Ду Гин Губ Гул Ра Тум		СЛОГОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ	
Протописьменный период в Двуречье
Глава II
Существовали и другие трудности для передачи или, вернее, для под-
сказывания сообщений. Например, иногда бывало удобнее помещать два
простых рисунка рядом, чем вырисовывать один сложный. В дальнейшем,
когда пришлось вводить в систему письменности обозначения новых по-
нятий, новых рисунков старались не создавать, а соответствующее слово
писали комбинацией уже существовавших рисунков, которые передавали
содержание нужного слова косвенно, описательно. С появлением титула
правителя — энси — это слово стали воспроизводить на письме сочетанием
знаков: 1) для «жезла, палки» (что означало также «начальник»), 2) для
«углового кирпича» (?) и 3) для «рога» (слово рог» — си звучало так же,
как корень глагола «насыпать, закладывать основание»). Таким образом,
вождь-энси описательно обозначался как «начальник, закладывающий
краеугольный камень», хотя само слово «энси» точно такого значения
в прямом смысле не имело.
Ил. 306 Знаки были идеограммами, т. е. передавали понятия: либо от-
дельное понятие, либо любое из некоторой группы понятий. Звучащие
слова, как таковые, эти знаки в принципе не передавали, хотя, конечно,
каждое понятие по-шумерски выражалось определенным и по-определен-
ному звучавшим словом. Не понятийными, а словесными знаками (ло-
гограммами) являлись только те, которые применялись, когда какое-
либо слово приходилось передавать по способу ребуса, т. е. только исходя
из его звучания, сходного с каким-нибудь другим словом, которое можно
было передать конкретным рисунком (как если бы мы для слова «мука»
изобразили бы куль муки). Если же ребусный способ передачи слова
оказывался ненужным, то о воспроизведении его звучания совершенно не
заботились.
В шумерском языке много одинаково звучащих слов — омонимов,
но они обычно передавались разными знаками, в зависимости
от их значения, а не звучания. Например, глаголы ду «строить», ду
«идти», ду[г] «говорить», ду{г] «быть хорошим» и ду[я] «открывать»
писались разными рисунками; зато тум «приносить», ара «ходить», ду
«идти», ген «идти, направляться» изображались одним и тем же рисун-
ком ноги.
По мере того как требовалось записывать все более сложные сооб-
щения, рисуночное письмо усложнялось; этот процесс происходил уже
в следующий за Протописьменным период, но имеет смысл коснуться
его здесь же, чтобы уже больше не возвращаться к сложной теме древне-
шумерского и аккадского письма.
Для передачи простейших хозяйственных сообщений хватало и опи-
санных выше простейших средств. Но более сложное сообщение иногда
может оказаться совершенно непонятным, если не передать на письме па-
дежей существительных, приставок и окончаний глагола, а также наречий,
выражающих обстоятельства действия. Тогда опять стали прибегать
к принципу ребуса; например, если глагольная форма (от ген «идти»)
звучала инеген «пришел туда» или гена «пришедший», то в первом слу-
чае писец мог нарисовать сосуд для «кунжутного масла» (и) перед зна-
ком «ноги» (в смысле ген «идти»), а во втором — после знака «ноги»
нарисовать знак «камень» (на); здесь эти знаки применялись в их зву-
ковом значении (как силлабограммы). Однако корень слова писали
всегда только идеографически, если только это было возможно (причем
идеограмма могла быть простой или составной), а из грамматических
показателей еще очень долго обозначали (ребусным способом) далеко не
все, а только те, которые почему-либо казались более важными для под-
сказки правильного прочтения сообщения. Лишь после 2500 г. до н. э.
стали отмечать уже большинство грамматических показателей, так
что и мы можем более или менее связно читать и переводить довольно
116
Протописьменный период в Двуречье
сложные повествовательные и даже поэтические тексты *. Но в шумер-
ском тексте только тогда стали писать в принципе все морфологические
показатели (однако же с непоследовательными пропусками и ошибками),
когда сам живой шумерский язык вымер и сохранялся лишь как ученый
язык грамотеев. Тогда знание этого языка перестало впитываться с моло-
ком матери, и человек не мог уже в процессе чтения сам автоматически
подставлять все не обозначенные специальными начертаниями префиксы,
суффиксы п т. д. Но одновременно писцы стали делать грамматические
ошибки в шумерском языке, который был для них уже не родным.
Однако произошло все это только во II тысячелетии до н. э.
Поэтому, чем древнее шумерская надпись или документ, тем
труднее нам их читать, т. е. труднее подставить отрезок шумерской речи
под далеко не полно отражающие ее рисунки. Но чем позднее период
развития шумерской письменности, тем содержание текстов становится
сложнее и разнообразнее, а тем самым все труднее выбрать единственно
правильное чтение для каждой идеограммы из двух-пяти, а иногда даже
десяти возможных, труднее и толковать эти идеограммы, несмотря на
сравнительно более точную передачу грамматической стороны шумерской
речи.
Одновременно с усложнением системы письма с точки зрения содер-
жания ее знаков происходило упрощение их форм. Вырисовывать каждый
знак со всей необходимой для его узнавания подробностью было нелегко,
а писать приходилось со временем все больше и все быстрее. К тому же
на вязкой глине плохо получались кривые линии. Постепенно каждый
знак превратился в комбинацию прямых черточек. Черточку делали на-
жимом ребра среза прямоугольной палочки, которую держали не верти-
кально, а так, что один угол среза входил глубже и оставлял более
широкий след на одном конце нажима; поэтому черточки превратились
в клинообразные углубления, а шумерские иероглифы — в клинопись.
На камне еще некоторое время продолжали вычерчивать рисунки, но на
глине шумерские иероглифы стали клинописью почти тогда же, когда
сама система знаков обратилась в подлинную письменность, иначе
говоря, когда стали систематически обозначать знаками не только поня-
тия, но и грамматические показатели тех слов, которые эти понятия
выражали, т. е. примерно с середины III тысячелетия до н. э.
Рисунки в их «клинописном» облике стало невозможно отождествлять
с изображенными предметами, да это и не пытались делать: любой знак
стал просто условным сочетанием особым образом расположенных углуб-
ленных клиньев, причем с каждым столетием их сочетания все более
упрощались — до полной неузнаваемости; возникали различные пошибы,
скорописи, разные почерки, но принципы сложившейся шумерской пись-
менности более не менялись.
Такое письмо было придумано для шумерского языка. Однако уже
в первой половине III тысячелетия до н. э. его стали приспосабливать
и для чтения по-восточносемитски, или по-аккадски, как этот язык стал
называться позже, а затем и для чтения на одном из западносемитских
языков — «эблаитском» (в Северной Сирии). Сплошь рисуночную запись
можно было, в сущности, использовать для подсказывания сообщения
в принципе на любом языке, чему мешали лишь отдельные ребусные
знаки, понятные только на том языке, где, например, «вернуть» и «трост-
ник» звучало одинаково (ги), но по-восточносемитски эти слова зву-
* К этому же времени условились также при некоторых словах писать, но не
произносить знак, обозначавший более общую категорию понятий, к которой дан-
ное слово относится. Например, писали «дерево 4-плуг» для слова «плуг», но «чело-
век 4-плуг» для слова «пахарь». Такие знаки называются детерминативами.
117
Глава II
Зоб. Шумерская письменность: структура
клинописного текста
чали туррум и канаум, и, не зная шумерского языка, понять было бы
невозможно, почему они изображены одним и тем же знаком. Написан-
ный таким образом текст подсказывал лишь шумерское чтение. По-
этому для чтения по-восточносемитски стали более широко пользоваться
ребусными написаниями для служебных слов и грамматических показа-
телей. Например, в надписи одного из древнейших царей города Ура,
где знаки еще не клинописные, а представляют собой линейно упрощен-
ные рисунки, встречается выражение «его жена» — по-шумерски это
было бы дам-ани. Если бы надпись предназначалась для чтения по-шу-
мерски, писец нарисовал бы знак женщины слитно со знаком, восходя-
щим к изображению почетного места для сидения, и это значило бы
«жена» дам, а потом нарисовал бы сосудик для масла — ни. Но так как
было задумано, чтобы надпись читалась по-семитски, где выражение
«его жена» звучало ассат-су, то вместо сосудика ни писец пририсовал
другой значок, о котором теперь уже неизвестно, что именно он перво-
начально изображал, однако его употребляли для шумерского глагола зу
«знать» или су. Поэтому можно было догадаться, что составной знак
«жена» надо читать не дам (по-шумерски), а ассат (по-семитски),
а все вместе — ассат-су.
Постепенно для писания по-аккадски ребусные (звуковые, фонетиче-
ские) знаки стали применять все шире, причем даже и для корней.
Ведь если написано а-са-су, то гораздо легче догадаться, что это ак-
кадское ассат-су «его жена», чем если написано ЖЕНА-sz/, и нужно
еще ломать голову, значит ли это ассат-су «его жена» или что-нибудь
по-шумерски, например дам-зу «жена твоя».
Однако вплоть до конца существования клинописи любой писец имел
право вставить в аккадский текст шумерскую идеограмму или целое шу-
мерское выражение, которое всякий раз надо было, однако, читать по-ак-
кадски (такие написания называются гетерограммами). Причина за-
ключалась в том, что аккадские слова в фонетической (силлабографической)
записи много длиннее шумерских идеограмм, а когда писали на тяжелых
и громоздких глиняных плитках, то приходилось экономить место. К тому
же шумерский язык был и оставался священным языком культа и зна-
ния. И вот молодым писцам приходилось наизусть заучивать огромные
шумеро-аккадские словари. Полный список всех шумерских гетерограмм
с их аккадскими соответствиями, составленный современным ученым,
занимает на бумажных страницах несколько томов, а древние словари
118
Протописьменный период в Двуречье
306
.ЕСЛИ У ЗАВИСИМОГО ЧЕЛОВЕКА РОДИТСЯ ХОРОШИЙ ОСЕЛ. ЕСЛИ ЕГО СТАРОСТА	
СКАЖЕТ ЕМУ: Я ХОЧУ ЕГО У ТЕБЯ	КУПИТЬ..."
1 sub-lugal-ra	2 ansu Sag5-(g) а	3 й - па - tu
„подверженного-	осел добрый	пусть ему родится
хозяину“-для	
4 ugula-ni	5 ga-S6-Sam	6 u-na-dugd
староста-его	да-у-(тебя)-куплю	пусть-ему - скажет
6	5	4	3	2	1	
U	да	ugula	и й	anSu	<V> Sub	
па	se И	,ni	па	¥ Sag	lugal	
	ад		м			jlj
dug4	Sam		tu	да		га
Y Й й	па слоговые знаки(см. в третьем столбце	да слоговой знак(см. во втором	had „ палка” gidru „скипетр“	/ч Y Й т? й	па слоговые знаки; пиктографи* ческая основа	anSu „осел”	ru „метательная палица” Sub „кидать” „(подвергать*	
	столбце внизу)	sig ft бить		ER ¥ gtSimmar „финиковая	I	
вверху)	se слоговой	ugula „староста “	неясна		лигатура из	
	знак;как идеограмма - eSe „канат”	ni слоговой		пальма ”, Sag5 „сладкий”	№ gal „большой” и	
ка						
„рот inim „ слово “ dug.	л м §ат	знак; как идеограмма - рисунок сосуда для	tud „рожать” (упрощенная идеограмма	да слоговый знак;как	1й „чел	овек”
„ говорить ” (голова человека с заштри - кованным I	ртом)	„покупать” (рисунок мерной лопатки + рисунок ячменного колоса)	масла	родов)	идеограмма- „молоко” (рисунок горшка)	га слоговой знак; как идеограмма- „ударять” (рисунок ба - рана+ рисунок рога)	
119
Глава 11
записывались на глиняных «таблицах», более похожих на кирпи-
чики.
Аккадские клинописные тексты, если они записаны достаточно чет-
ким почерком, обычно читать довольно легко, но многозначность силла-
бограмм и гетерограмм и здесь создает для современного исследователя
известные затруднения, и иногда ученым приходится вновь и вновь от-
казываться от ставших уже привычными чтений слов и собственных
имен, когда они оказываются ошибочными.
Описанное нами развитие клинописи относится к позднейшим време-
нам по сравнению с теми, которые занимают нас сейчас, поэтому вер-
немся к Нижней Месопотамии рубежа IV и III тысячелетий до н. э. —
начала Протописьменного периода (ПП I).
4. Начальный
этап
Протописьменного
периода
Хотя шумерская иероглифическая письменность Протописьменного пе-
риода — еще не вполне письменность и мы еще не можем читать любой
отдельно взятый шумерский иероглифический документ того времени,
однако из всей совокупности таких документов в сочетании с изображе-
ниями на печатях и рельефах уже можно извлечь довольно определенные
исторические выводы. Прежде всего само существование архива показы-
вает, что хозяйство общины и ее храма настолько усложнилось, что пона-
добился его учет. По-видимому, большинство документов из городища
Варки слоя IVa — расходные записи с изображением предметов расходо-
вания: ячменя, эммера, пшеницы *, шерсти, кунжутного масла, овец и
другого скота разного возраста и пород, рыбы и т. п. — с указанием
количества израсходованного и объектов, на которые оно было израсхо-
довано, или лиц, которым оно было выдано. Наряду с этим есть и записи
учебные, предназначавшиеся для зазубривания: перечни знаков и их со-
четаний, объединенные по характеру значений, например перечень зна-
ков, обозначающих профессии и должностных лиц.
Изучение рисуночных знаков и первые результаты расшифровки
отдельных документов, проделанной в Ленинграде А. А. Вайманом, дали
историкам многое. Так, мы узнали, что шумеры наряду с ячменем сеяли
много эммера и пшеницы. Это показывает, что воды орошения еще не при-
вели, как позже, к засолению почвы, которое пшеница плохо переносит,
а значит, и урожаи должны были быть очень высокими. Уже сажали
финиковую пальму, хотя широкое распространение ее в Нижней Месопо-
тамии относится к более позднему времени, разводили крупный рогатый
скот (причем коровы были комолые), а также овец, ослов, коз, свиней,
собак, большое значение имело рыболовство в реках, каналах и соленых
лагунах, меньшее — охота на газелей, оленя, на дикого быка — тура, на
льва. Иероглифы, изображающие сосуды, перекликаются с археологиче-
скими находками керамики, но здесь мы узнаем, какие именно сосуды
предназначались для молока, какие — для пива, для благовоний,
для жертвенных возлияний, для сыпучих тел; как их переносили —
иногда на голове, иногда во вьюках. Иероглифические рисунки сохранили
нам изображения металлических орудий и горна, найденных также и ар-
* Различать в архаических текстах виды злаков по употребленным рисункам
нельзя; это стало возможным лишь в результате довольно сложных логических
операций, проделанных дешифровщиком (для каждого вида злаков существовали
свои обозначения мер).
120
Протописьменный период в Двуречье
хеологами, но главное — они сохранили для нас внешний вид предметов
из давно разрушившихся материалов, а следовательно, не поддающихся
реконструкции на основе археологических данных: прялок, лопат и мо-
тыг с деревянными рукоятями, примитивного плуга, саней для перетаски-
вания груза по заболоченным местам, четырехколесных повозок на
сплошных колесах, канатов, рулонов ткани, тростниковых ладей с высоко
загнутыми носами, тростниковых загонов и хлевов для скота, тростнико-
вых эмблем богов-предков и многого другого.
Исследование содержания документов, насколько оно нам доступно,
показывает, что мы имеем дело с обществом, в котором уже произошло
не только первое разделение труда (на земледельцев и пастухов), но и
второе (выделение из общей массы земледельческого населения ремеслен-
ников, специализирующихся в различных областях производства). Од-
нако еще и тысячелетием позже ремесленники не столько продавали свои
изделия, сколько сдавали их храму или дворцу, а в вознаграждение по-
лучали паек продуктами или земельный надел. На раннем этале Прото-
письменного периода ремесленники в документах упоминаются сравни-
тельно редко — возможно, потому, что они еще не были сосредоточены
в храмовом хозяйстве и не полностью профессионализировались. (Заме-
тим, что названия ремесленников в шумерском языке по большей части
заимствованы из другого, дошумерского языка неолитической эпохи.)
В столь уже сложно организованном обществе надо предполагать и
начавшееся расслоение на социально-экономические классы, однако более
определенные данные об этом дошли до нас только от второго этапа
Протописьменного периода. На первом этапе это расслоение, по-видимому,
не приняло еще отчетливых форм. Как социальную категорию люден бо-
лее высокопоставленных, чем прочие, можно выделить лиц, обозначаемых
идеограммой «ткань»; они, видимо, назывались ник (?) *. Действительно,
на печатях этого времени боги и знатные воины изображены одетыми
в полотнище-юбку на голое тело, с повязкой на голове, а вождь или пра-
витель-жрец (которого, вероятно, тогда называли эвен, а позже — эн) — Ил. 31
в особой, торчащей вперед, словно накрахмаленной, полупрозрачной,
как бы клетчатой юбке, между тем как рядовые воины и охотники не-
редко изображаются нагими. Впрочем, нагими, бритыми и бритоголовыми
изображаются и все участники различных культовых действий, — оче-
видно, выбривание волос было условием культовой чистоты. (Интересно,
что бритыми уже изображены и мужские культовые фигурки эпохи
Убайда и даже ас-Саввана; бриться тогда приходилось, несомненно, обси-
диановыми или кремневыми скребками.)
Как недавно доказал А. А. Вайман, рабы многократно упоминаются
уже в документах Э-Аны IVb; они обозначаются знаком «гора» (или
«чужая страна»), иногда с добавлением знака «мужчина» или «жен-
щина». Таким образом, «раб» и «рабыня» — это, собственно, «чуже-
странцы» (по-шумерски эра[д], или урду и нгёме). В отдельных доку-
ментах Э-Аны (следующего периода) упомянуты сотни рабов и рабынь
[2, с. 138—148], хотя чаще в документах названо от одного до пяти ра-
бов или рабынь. Пока неясно, было ли хозяйство храма целиком обособ-
лено от хозяйства общины, существовало ли оно за счет собственной ра-
бочей силы или же обслуживалось (поочередно или другим каким-либо
порядком) всем населением вообще, как это предполагал А. И. Тюменев
[9, с. 63]. Неясно также, в какой мере использовался рабский труд. По-
* Как нин в классической шумерской клинописи читается знак «женщина 4-
4-ткань» со значением «госпожа», но, как видно из ряда имен божеств, в древней-
шем шумерском «нин» могло означать «господин». Возможно, в этих случаях
первоначально и рисовали только знак «ткань». Другие исследователи предлагают
читать этот знак, когда он применяется к мужчине, как нам.
121
Глава II
31.	Ритуальные сцены с участием, жреца-
вождя , изображения на печатях из
Урука, второй этап Протописъменного
периода, около 2800 г. до н. э.:
а) жрец на^праяднике урожая;
б) жрец-вождъ в священной лодке
Инаны
32.	Избиение пленных, оттиск печати
второго этапа Протописъменного
периода, около 2800 г, до н. э.
хоже, что в храмовых документах Протописъменного периода рабы упо-
минаются только в связи с их пригоном (например, с острова Дильмун)
или с передачей из рук в руки, а не в связи с процессом труда. Отно-
сительно труда рабов-мужчин ничего не говорится и в более поздних
шумерских текстах. Быть может, это указывает на то, что пригнанные
рабы по прибытии на место вливались в ряды рабочего персонала хра-
мовых хозяйств, который, надо полагать, и тогда, как и позднее, строго
говоря, не находился на рабском положении.
В последнем обстоятельстве нет ничего удивительного. Шумерское
войско Протописъменного периода не знало никакого оборонительного
оружия * (судя по изображениям, воины выходили сражаться нагими
или в одних набедренных повязках), а из оружия наступательного при-
менялись каменные булавы и медные топорики или тяпки, реже дротики,
метательные палицы (?) и медные кинжалы. Был, правда, также и лук
со стрелами, но по каким-то причинам он не пользовался большой попу-
лярностью в Шумере (по всей вероятности, для изготовления луков
достаточной убойной силы не было хорошего гибкого и прочного мате-
риала в этой безлесной стране, да и по соседству с ней).
Такое оружие не могло обеспечить содержание пленных мужчин
в рабстве; любое орудие труда, доверенное пленному, — мотыга, лопата,
кирка — могло бы в его руках превратиться в оружие, мало уступавшее
в эффективности вооружению войска победителей. Следовательно, чтобы
Ил. 32 удержать в повиновении работающих пленных мужчин, понадобилось бы
по меньшей мере вдвое-втрое превосходящее число вооруженной стражи.
Поэтому рабов было мало: пленных мужчин почти поголовно убивали,
проламывая им головы (что и изображено, между прочим, на храмовых
печатях этого времени), а в рабство уводили по большей части женщин
и подростков. Дети от рабынь, рожденные в домах их новых господ или
в храмовом хозяйстве, подрастая, вливались в число прочих работников
на равных основаниях: только это могло заставить их трудиться и не
бунтовать. Но так как рост производительности труда, вообще говоря,
позволял власть имущим пользоваться постоянно увеличивающимся при-
* На изображениях этого времени не видно ни шлемов, ни щитов.
По А. А. Вайману, идеограмма сах&р (видимо, из восточносемитского цухар-<«п>
рок, оруженосец»), возможно, обозначает большой тростниковый щит, однако и та-
кой щит, конечно, был не очень надежной защитой.
122
Протописьменный период в Двуречье
31а
32
123
Глава II
33.	Реконструкция храма в Телль-Укайре,
второй этап Протописьменного
периода, около 2800 г. до н. э.
34.	Остатки настенной росписи храма
в Телль-Укайре, около 2800 г. до н. э.
бавочным продуктом, то, как мы увидим ниже, изыскивались и другие
способы эксплуатации труда помимо прямого обращения в рабство.
Однако в Протописьменный период рабы и рабыни все-таки были
и существовало хоть и плохо вооруженное, но все же как-то обученное
войско (и надо думать, что оно было организовано не хуже храмового
персонала, а в его среде уже имелась система рангов, носители которых
получали значительно различавшиеся нормы вознаграждения как про-
дуктами, так и металлом). Все это говорит о многом, и прежде всего
об изменившемся характере взаимоотношений не только внутри общества
Южного Двуречья (это ясно само собой), но и между каждой его общи-
ной и окружающим миром. Конечно, и раньше возникали ссоры с сосе-
дями и драки, кончавшиеся убийствами, скажем по подозрению в колдов-
стве, сглазе или из-за женщин. Но особых материальных ценностей, из-за
которых могли бы возникать побоища, не было, и притом каждая об-
щина — вся — была слишком занята непрерывным тяжелым трудом для
поддержания жизни. Если в общину заходил странствующий ремеслен-
ник или торговец, то, во всяком случае, не как враг. Конечно, степень
царившего между общинами мира не следует и преувеличивать, но скорее
всего вплоть до периода культуры Варки включительно войны едва ли
были постоянным явлением. Вблизи друг от друга — это мы знаем доку-
ментально об отношениях между близкими соседями в Передней Азии
более позднего времени — селились, вероятно, лишь родичи, связанные
друг с другом совместным происхождением, совместным культом и необ-
ходимой взаимопомощью. Более отдаленные соседи в Нижней Месопота-
мии обычно были защищены друг от друга достаточным пространством
труднопроходимой пустыни и болотами. Не случайно еще в течение всего
Протописьменного периода, т. е. когда зачатки классового общества и
государства уже сложились, шумерские поселения не окружались сте-
нами. Но рост производства и увеличение прибавочного продукта уже
привели к усложнению общественной жизни; появились, с одной стороны,
группа людей, связанных с управлением и т. п. и не участвующих непо-
средственно в производстве, но приобретших тем или иным способом
больше благ, чем другие, с другой — определенные группы населения,
по той или иной причине не удержавшиеся в составе общин и готовые
отдать себя в услужение первой группе. Значит, было не только что
охранять и что грабить, но было кому охранять и кому грабить. Межоб-
щинные драки и побоища стали превращаться в военные походы. Это,
в свою очередь, в корне меняло характер жизни.
124
Протописьменный период в Двуречье
125
Глава II
Правда, среди некоторых исследователей существует мнение, что
в пределах Нижней Месопотамии в Протописьменный период еще царил
мир, а военные походы, изображенные на храмовых печатях, были на-
правлены в чужие страны. Это мнение основывается на отсутствии в тот
период городских стен вокруг поселений Двуречья. Но поселения могли
остаться без стен по самым различным причинам, например потому, что
уровень сельскохозяйственного производства не позволял надолго отрывать
много рабочих рук от земледельческих и оросительных работ, а набеги
соседей-врагов (как это было еще и много позже) были немноголюдными
и т. п. И в то же время весь горький опыт прошлой истории человечества
показывает, что вражда всегда начиналась между ближайшими соседями.
С возникновением имущественного неравенства мир между соседями ста-
новится очень редким явлением.
5. Второй этап
Протописьменного
периода.
Возникновение
общественных
классов
Второй этап Протописьменного периода (-2850—2750 гг. до н: э.) пред-
ставлен на городище Варка (т. е. в Э-Ане) археологическими слоями
Ш/П; тот же этап хорошо известен также по городищу Джемдет-Наср
на севере Южного Двуречья — это городище навсегда было покинуто
жителями в конце периода и потому оказалось в наше время легкодо-
ступным для непосредственного изучения. Древнее название его неиз-
вестно, а современное употребляется археологами иногда для обозначе-
ния всего Протописьменного периода в целом, а иногда — его второго
этапа. На севере страны расположено еще одно городище того же вре-
Ил. 33 мени — Телль-Укайр, с храмом на возвышенной террасе и с древнейшими
Ил. 34 стенными росписями, изображающими зверей и культовую процессию.
Сохранились также храмы в поселениях долины Диялы — в Эшнуне и
Тутубе. Кроме того, второй этап Протописьменного периода (ПП II)
представлен древними слоями и на многих других городищах, однако
эти слои по большей части обнаружены археологами только в шурфах.
На юге страны Э-Ана в период ПП II достигла расцвета, .заняв до
9 га площади. На месте распавшейся от времени сырцовой архитектуры
храмов V и IV слоев был воздвигнут сначала небольшой, но затем увели-
ченный храм, помещенный на высокой платформе, подобно храмам
в Эреду и Телль-Укайре. По-видимому, этот так называемый Белый храм
был посвящен богу неба Ану.
Хозяйственные документы храмовых архивов из Э-Аны Ш/П слоев
и из Джемдет-Насра представлены теми же типами, что и раньше. В числе
обозначений получателей продовольственных и других выдач теперь часто
встречаются названия кузнецов, плотников, камнерезов, строителей и
других ремесленников. Имеются также записи о выдаче земельных наде-
лов. Группа таких текстов недавно была расшифрована А. А. Вайманом.
В одном из них говорится о распределении лежащих вдоль канала земель
общей площадью 233 бур, или, если считать, что меры земельной пло-
щади имели в этот период то же значение, что и в более позднем Шу-
мере, около 1500 га; две трети земли, т. е. около 1000 га, были выделены
верховному жрецу-правителю (эвен, позже эн); оставшаяся треть, т. е.
около 500 га, предоставлена пяти лицам: верховной жрице (по-старошу-
126
Протописьменныи период в Двуречье
мерски, вероятно, эвенмин) — около 122 га, затем второму по старшин-
ству жрецу — прорицателю или шаману (ишйб) — около 64 га, главному
торговому посреднику (шаб-галь) — около 103 га, главному судье (??)
[нин (??)-ди(?)] — около 95 га и еще около 100 га, возможно, военачаль-
нику или начальнику лиц, добровольно или иначе отдавших себя под
покровительство храма, которых мы с известной долей условности будем
называть «клиентами» (чтение титула неясно).
По имеющимся данным, с таких площадей держатели наделов
должны были получать ежегодные урожаи соответственно порядка до
2 млн. л (около 12 тыс. ц) на верховного жреца и от 300 тыс. л (около
1800 ц) до 130 тыс. л (около 980 ц) на остальных должностных лиц; не
исключено, что огромный надел эвена, с которого могли кормиться де-
сятки и сотни лиц, именно и составлял собственно храмовую территорию
или ее основную часть. Кем были выданы остальные наделы — храмом
или непосредственно общиной, неясно. Но зато ясно другое. Если урожай
с собственно храмовой земли мог расходоваться в значительной мере на то,
что считалось общинными нуждами (например, на умилостивление об-
щинных богов плодородия, межобщинный обмен, содержание работников,
занятых общественно полезным трудом, скажем во время копки каналов
или строительства), то нет сомнения, что урожай с наделов должност-
ных лиц, не состоявших на службе храма, оставался в распоряжении
самих держателей наделов. Однако пока трудно установить, куда шел
излишек дохода с таких наделов: на содержание родичей данных лиц,
или на содержание просто подчиненных им людей одной с ними профес-
сии, или же на содержание работников, занятых в земледелии или ре-
месленном производстве в хозяйствах держателей наделов. Именно
последнее представляется нам наиболее вероятным, хотя при этом в со-
ставе людей, кормившихся с надела, могли быть не только пахари, па'
стухи и ремесленники, но и другие люди, подчиненные должностному
лицу, например у жрецов — младшие жрецы и дружинники, у главного
торгового посредника — странствующие торговцы; не исключено, что
с тех же наделов кормились и родичи самих должностных лиц — держате-
лей земли и что они-то, собственно, и составляли ядро людей, подчинен-
ных им.
При любом решении этих вопросов, даже если пересчет цифр доку-
ментов на наши меры площади оказался бы правилен только приблизи-
тельно, документы времени второго Протописъменного периода с бесспор-
ностью открывают историку, что уже началась новая эра в истории че-
ловечества.
Для обработки площади в десятки и сотни гектаров при существо-
вавших тогда орудиях труда (если даже использовался плуг с упряжкой
ослов или волов, медный, а не глиняный, с кремневыми вкладышами
серп и тому подобные усовершенствованные по тому времени орудия
труда) нужны были многие десятки и сотни людей. Это означает суще-
ствование в то время простейшей, но широкой по охвату кооперации.
Естественная кооперация в первобытном обществе организовывалась об-
щинно-родственными коллективами, но здесь дело идет уже явно о чем-то
ином: о кооперации большой массы работников, подчиненных хозяй-
ству, которое они не могут контролировать, будь то хозяйство
храма или видного должностного лица общины. Были ли эти работники
выделены этому храму или должностному лицу самой общиной или вер-
бовались из младших членов своей же или других семейных общин, либо
из числа беглых жителей соседних «номов», либо из пленных — устано-
вить это сейчас пока трудно. Но наличие таких громадных владений
указывает на весьма далеко зашедшее имущественное расслоение обще-
ства. Ведь ясно, что рядовые жители в округе Э-Аны и Джемдет-Насра
127
Глава II
имели тогда, каки вовсе позднейшие времена, лишь ровно столько земли,
сколько могли обработать вместе со своими близкими и сколько требо-
валось им для поддержания жизни. Но и этого мало. Наличие зависимых
работников в больших хозяйствах храма и должностных лиц, какова бы
ни была форма их зависимости (определить ее в настоящее время
трудно), указывает также на уже очень существенное социально-классо-
вое расслоение, на появление слоя общества, исключительно занимающе-
гося культом, организацией военного дела, обменом и администрацией
и живущего за счет труда другого слоя общества, создающего наряду
с необходимым и прибавочный продукт.
Существенные изменения в общественной жизни, наблюдаемые
в Протописьменный период, явились результатом резкого повышения уро-
жайности п производительности труда, достигнутых в сельском хозяй-
стве в результате успешного орошения больших пространств очень пло-
дородной наносной почвы (причем не только в земледелии, но и в ското-
водстве). Это позволило не только улучшить рацион питания людей и
создавать накопления, но, вероятно, и начать кормить часть скота ячме-
нем. Однако надо подчеркнуть, что речь идет не вообще об орошении
(земля здесь орошалась уже тысячелетиями, без орошения здесь просто
не могло быть хлеба), а о продуманной и эффективной ирригационной
системе или системах. Такая система была основана, с одной сто-
роны, на создании бассейнов для накопления вод весеннего паводка,
а во-вторых, на создании магистральных каналов большого протяжения
с постоянными узлами плотин. Другими словами, это была система, бла-
годаря которой воды весеннего паводка регулярно (раз в три-пять не-
дель) могли использоваться для поливки возделываемой земли, а пе рас-
ходовались бесцельно [43, с. 212 и сл.].
Документальные данные свидетельствуют о происшедшем социальном
перевороте лишь для второй половины Протописьменного периода, но,
как мы уже упоминали, надо полагать, что классовое расслоение шумер-
ского общества началось уже с этапа ПП I. Границы образующихся клас-
сов были еще, конечно, крайне нечеткими. Даже дети рабынь еще и
много позже вливались в храмовых хозяйствах в общую массу работни-
ков, которые за рабов не считались. В бытовом отношении между раз-
личными категориями трудового населения и даже людьми, принадле-
жавшими к возникавшей верхушке общества, было очень мало разницы.
Ил. 35 Мужчины, как и прежде, чаще всего ходили босыми и нагими: юбка-на-
бедренник, видимо, служила у них признаком состоятельности или даже
знатности. Все они носили бороды (брились только перед жертвоприно-
шениями в храмах) и длинные, отброшенные на плечи волосы, перевязан-
Ил. 36 ные на лбу тесьмой. Женщины обворачивали бедра куском полотна,
а иногда носили еще и накидку, оставляя правое плечо открытым; волосы
они тоже откидывали назад. Бусы из раковин и чаще мягких (стеатит),
но изредка (особенно в соседнем Эламе) и из более твердых и полудраго-
ценных, привозных каменьев — сердолика и лазурита — свидетельствуют
Ил 39 0 Дальних обменных связях. О том же говорят и найденные образцы
оружия, орудий труда и сосудов из привозной меди и других металлов,
хотя п каменные орудия вовсе еще не вышли из употребления. Большую
роль в быту и в культе играла наряду с керамической и каменная посуда.
Ил. 37 Очень скромными были жилища, по большей части, вероятно, типа хи-
жин, ясно сохранившиеся остатки которых — правда, нечасто — обна-
руживаются до сих пор археологами.
Таким образом, бытовой и технический уровень развития общества
Шумера Протописьменного периода по сравнению с позднейшими исто-
рическими эпохами был весьма невысок, и только исключительно благо-
приятные почвенные условия и низкий прожиточный минимум позволили
128
Протописьменный период в Двуречье
при новой системе орошения добиться создания прибавочного продукта.
Как только он стал создаваться, появились и первые признаки сложения
классового общества. Одновременно наблюдаются и первые признаки
сложения государства.
Как известно, государство есть организация, создаваемая для под-
держания существующего социально-экономического порядка в обществе,
разделенном на классы с противоположными интересами, причем созда-
ваемая тем классом, который в этом обществе господствует, и в его ин-
тересах. Характерными чертами государственной организации являются
территориальный, а не кровнородственный принцип организации населе-
ния, наличие отделенной от народа администрации и отделенной от на-
рода вооруженной силы, а также налогов на их содержание.
Преобладание территориального принципа организации над еще долго
сохраняющимся кровнородственным было подготовлено в Протописьмен-
ный период происходившим в это время интенсивным сселением жителей
из деревень (вероятно, родовых) в центр округи — в то, что стало в даль-
нейшем «городом» [12, карта; 13], хотя следует учитывать, что «город»
в древности всегда был центром не только и даже не столько ремесла
и торговли, сколько сельскохозяйственного производства.
Наличие в это время отделенной от народа администрации непосред-
ственно подтверждается самим существованием храмового архива и пе-
речнем упоминаемых в нем должностных лиц. Высшим из них был эвен,
или эн, верховный правитель-жрец, обязанностью которого было предста-
вительствовать за общину перед божеством (а не наоборот, как часто
утверждают и как, может быть, было позже) и возглавлять ирригацион-
ные и культовые действия общины для обеспечения плодородия. Наряду
с ним, как мы уже знаем, действовали и другие важные должностные
лица общины. Можно также предполагать наличие совета старейшин —
вероятно, из представителей основных патриархальных родов общины.
Далее, наличие отделенного от народа войска (в виде дружины
вождя-правителя) лишь угадывается гипотетически; быть может, кос-
венным свидетельством его существования является упоминание в доку-
ментах порабощенных мужчин и женщин, хотя, конечно, они могли быть
захвачены и ополчением в составе всех общинников, способных носить
оружие.
Что касается налогов, то в тех условиях не только о денежном, но,
пожалуй, и о регулярном натуральном налоге вряд ли приходится ду-
мать. Возможно, что были какие-либо поборы и что жертвоприношения
могли носить более или менее обязательный характер. Однако, по всей
вероятности, существовал налог отработочный — в виде обязанности на-
селения (в целом или только лиц, специально выделяемых от каждо!1
семьи или группы семей) обслуживать своим трудом храм и должностных
лиц администрации. Здесь, конечно, не имеется в виду труд на иррига-
ционных работах, безусловно существовавший и отнимавший немалую
часть сил и времени населения. Но это были не отработки на содержание
администрации или господствующего класса в целом, а труд на поддер-
жание самого существования общества. Впрочем, следует заметить, что
в сознании людей того времени отработочный налог в пользу общинных
вождей и храма вряд ли противопоставлялся общественно полезным по-
винностям, которые мы причислить к налогам не можем.
Для правильного понимания общества Протописьменного периода
истории Шумера, и в особенности складывавшейся, по-видимому, клас-
совой структуры, нам нужно было бы иметь представление о существо-
вавших тогда отношениях собственности. К сожалению, о них нам пока
ничего определенного не известно, и приходится базироваться на этно-
графических аналогиях — несколько шатком основании, ибо аналогия,
9 Заказ № 1238	129
Глава II
35.	Мужские костюмы Протописьменного
и начала Раннединастического периода
(реконструкция М. В. Горелика):
а) жрец или храмовой слуга, с изобра-
жения на сосуде из Урука (Э-Аны)
(см. ил. 46);
б)	вождь-жрец, с печати из Урука
(см. ил. 31а);
в)	вождь-жрец, с рисунка на глиняной
табличке из Нгирсу (Телло), около
2700 г. до н. э.;
г)	знатный мужчина, по каменной
статуэтке из храма Аб-у в Эшнуне,
начало Раннединастического периода;
д) борец, по каменному рельефу из
долины р. Диялы, начало Ранне-
династического периода;
е) знатный мужчина, по медной
статуэтке, хранящейся в Лувре,
начало Раннединастического периода
36.	Женские одеяния Протописьменного
периода (реконструкция М. В,
Горелика):
а) знатная женщина, по каменным
статуэткам из Тутуба (Хафадже),
начало 3000 тысячелетия до н. э.;
б) жрица в одежде богини, по
изображению на сосуде из Урука
(Э-Аны) (см. ил. 46);
в) повседневный костюм, по каменной
статуэтке из Тутуба (Хафадже),
начало III тысячелетия до н. э.
как известно, не доказательство, а образцов общества, в точности анало-
гичных раннешумерскому, этнография не знает.
Судя по имеющимся все же некоторым аналогиям и по косвенным
данным из более позднего Шумера и соседних наиболее архаических
обществ, вся плодородная земля и вода вплоть до конца первобытного
общества обычно считались собственностью всей общины (тем более что
сделать землю плодородной можно было только общим трудом на ирри-
гационных работах, повторяемых так или иначе ежегодно). Пищевые про-
дукты же, одежда и другое движимое имущество были собственностью
отдельных членов общины — не только глав большесемейных общин, но и
отдельных мужчин, глав малых семей, составлявших большую семью.
Причина этого лежит в том, что труд в это время, несомненно, носил
уже в основном индивидуальный или мелкогрупповой характер (напри-
мер, плуг обслуживался двумя-тремя работниками) и этим работникам
(или, вернее, старшему мужчине) доставались и плоды их труда. (Речь
идет, конечно, не о рабском труде.) Можно с довольно большой уверен-
ностью считать, что к началу письменного периода так же обстояло
дело и в шумерском обществе. Следовательно, те огромные наделы, ко-
торые стали выдаваться важнейшим должностным лицам общины, точно
так же как и небольшие наделы ее рядовых членов, должны были
в принципе считаться частью общинной собственности, лишь выделенной
им во владение из общего фонда. Общность фонда могла идеологически
осмысляться как принадлежность богу или богам общины, хотя ясных
данных об этом нет.
Во всяком случае, вся земля общины, даже если она действительно
мыслилась как принадлежащая богу, была вовсе не тождественна земле,
особо выделенной храму: начиная с этапа ПП II время от времени встре-
чаются отдельные документы, обычно написанные на камне или на глиня-
ных предметах особенной, заметной формы, содержание которых отлично
от содержания учетных документов храма; в них, по-видимому, речь идет
о передаче земли от храма частным лицам или от одних частных лиц
Ил. 38 другим. Есть в числе прочих камень, где изображен сопровождавший по-
добную передачу обряд. Эти документы для нас пока малопонятны, но из
аналогичных текстов последующих периодов выясняется, что речь идет
о земле больших семей, находившейся за пределами храмовых хозяйств.
Уже в Протописьменный период в таких документах упоминаются (ви-
димо, как часть платы за землю) и рабы мужского пола, которые в хра-
130
Протописьменный период в Двуречье
35г	35д
131
9*
Глава II
37.	Ритуальные каменные сосуды с ин-
крустацией, из Урука, XXVIII в. до
н. э.
38.	Таблетка Блау — древнейший
документ об отчуждении земли,
с изображением обряда ее передачи,
2900—2800 гг. до н. э.
39.	Изображение культовых сцен на печа-
тях Протописъменного периода, 2900—
2800 гг. до н. э.
мовых хозяйствах ни тогда, ни много позже заняты не были. (Даже если
в храм и приводили рабов, их там не содержали в прямом смысле
как рабов.) Слово «раб» (эрг[д], уру[ду]) было заимствовано в шумер-
ском из семитского йарду [л*], уарду [л*], что значило, как уже говорилось,
примерно «нисшедший», «низведенный» (с гор).
Таким образом, патриархальные большие семьи (как мы увидим^
образовывавшие более крупные объединения родового характера), оче-
видно, имели свои хозяйства за пределами храмов. Но уже с самого
раннего времени храм и его хозяйство играли центральную экономиче-
скую, политическую и идеологическую роль в Шумере.
6. Конец
Протописьменного
периода.
Люди и общество
Быстрый расцвет Шумера в Протописьменный период и переход его
обществом грани, за которой начинаются цивилизация, классовое обще-
ство и государство, были, как мы видели, обусловлены созданием пра-
вильной эксплуатации больших магистральных каналов. Однако, пока
постройка таких каналов с соответствующей системой бассейнов и плотин
не была завершена — а строилась она, очевидно, стихийно, без единого
плана и цели, — разрушительные наводнения время от времени еще про-
исходили; отложения ила, нарушающие последовательность археологиче-
ских слоев даже начала III тысячелетия до н. э., наблюдались археоло-
гами на нескольких городищах. Но при этом с несомненностью видно, что
единой катастрофы одновременно по всей стране не былой если шумеры
сохранили эпическую легенду о великом потопе, то лишь вследствие того,
что в легендах подобного рода исторический опыт многих поколений
всегда конденсируется, сосредоточивается в виде одного драматического
сказочного события.
Согласно позднейшей шумерской традиции их государственность вос-
ходила ко времени до великого потопа. В конце III тысячелетия до н. э.
был составлен «Царский список» — нечто вроде истории Шумера в виде
перечня царей, правивших страной, образуя династии *, якобы последо-
* См. примеч. к с. 163.
132
Протописьменный период в Двуречье
37	37
38
39	39
133
Глава 11
вательно существовавшие в различных городах с того момента, когда
в начале времен «царственность спустилась с неба». История эта делится
на эпоху перед Великим потопом, когда «царственность» будто бы вре-
менно опять было «вознеслась на небо», и после потопа. Первые «после-
потопные» династии отождествляются на основании находки подлинных
надписей некоторых перечисляемых в списке правителей уже с тем пе-
риодом, который следовал за Протописьменным — с так называемым Ран-
нединастическим. Таким образом, для древних шумеров Прогописьмен-
ный период был «допотопным» и отделялся от последующих времен ле-
гендарным событием потопа.
Современные историки нередко просто отбрасывают «допотопную»
часть «Царского списка», как лишенную всякого значения. Действи-
тельно, с одной стороны, не все города, где якобы правили «допотопные»
династии (Эреду, Бад-тйбира, Ларак, Сйппар, Шуруппак), представляли
сколько-нибудь значительные поселения в Протописьменный период,
а с другой — в списке не упомянуты другие, самые важные центры этого
периода, такие, как У рук — Э-Ана, Киш, Лагаш и неизвестные по назва-
нию города, находившиеся на месте городищ Джемдет-Наср, Телль-Укайр
и др. Царям приписаны баснословные числа лет правлений, вплоть до
43 200, а между тем нам известно, что сам титул «царь» (шумер, лугалъ
«большой человек», «хозяин») до второй половины Раннединастического
периода в государственной практике не употреблялся. Последним «допо-
топным» царем в списке назван герой эпической поэмы-сказки о потопе
Зиусудра, царь малозначительного в Протописьменный период Шуруп-
пака. Цредполагается, что «допотопная» часть «Царского списка» была
досочинена к нему позднее с целью включить в пего героев различных
популярных мифов и легенд.
Однако все же в одном историческая традиция шумеров, отразив-
шаяся в создании «допотопной» части «Царского списка», оказалась
права: шумерская государственность старше Раннединастического пе-
риода, с которым отождествляются первые «послепотопные» династии.
Между Протописьменным и Раннедипастическим периодами в боль-
шинстве областей общественной жизни и культуры Шумера проходит
довольно явственная грань. Исследователи отмечают к концу этапа Джем-
дет-Насра определенный культурный упадок, который нередко предполо-
жительно связывается с переселением новых племен в северные и цент-
ральные районы Южного Двуречья, а именно племен, говоривших на
восточносемитском языке. Некоторые ученые заходят так далеко, что
считают миф о великом потопе простым иносказанием для восточносе-
митского вторжения, «затопившего» страну, что, однако, лишено всякого
основания: уж очень отдаленной, притянутой за волосы кажется подоб-
ная метафора. Несомненно, древние верили в реальность водного по-
топа. Если действительно на рубеже Протописьменного и Раннединасти-
ческого периодов происходили какие-либо социальные или стихийные бед-
ствия, то они могли привести к повреждению ирригационной сети или
к запущенности оросительных и мелиоративных работ и уже как след-
ствие этого могли возникать местные затопления, которые, быть может,
и заставили вспомнить сказание о потопе, несомненно гораздо более
древнее.
Но никаких определенных данных о социальных катастрофах, слу-
чившихся в это время (вроде массового этнического передвижения),
у нас нет, а об упадке культуры к концу Протописьменного периода можно
говорить лишь с большими оговорками. Менее тщательное исполнение
резных амулетов и изображений па одной группе печатей, вероятно, объ-
ясняется просто все большей массовостью изготовления этой продукции
в связи с повышением благосостояния; изменения в архитектуре, воз-
134
Протописьменный период в Двуречье
можно, связаны с техническими и отчасти социальными новшествами;
разрушение отдельных храмов или их перемещение может объясняться
местными военными действиями и т. п.
Заметим, что у нас нет решительно никаких данных в пользу того,
что восточносемитские племена появились в Месопотамии лишь на ру-
беже следующего, Раннединастического периода. Напротив, применение
к сравнительному изучению семитских языков лексико-статистического
(глоттохронологического) метода X. Рабином [42] и — что важнее, по-
скольку глоттохронологический метод не очень надежен, — определение
лингвистическими методами характера материальной и социальной куль-
туры общесемитского периода в работах П. Фрондзароли [25] показали,
что восточносемитский обособился от общесемитского праязыка уже около
3300 г. до н. э.; именно к этому времени следует отнести отселение во-
сточных семитов в Месопотамию. Правда, нам действительно известно, что
отдельные восточносемитские имена собственные появляются среди шу-
мерских впервые лишь на первом этапе Раннединастического периода
в храмовом архиве из Ура. Но так как и шумерские имена собственные
впервые надежно читаются тоже только в этом же архиве, то мы не мо-
жем утверждать, что семитоязычного населения не было в некоторых
частях Двуречья уже и раньше.
Лингвистическими исследованиями П. Фрондзароли установлено, как
мы уже видели, что протосемитские племена не были просто бродячими
скотоводами. Как ни важно было скотоводство в их хозяйстве, они зани-
мались и подсобным земледелием: такие термины, как «мотыга», «пше-
ница», «виноград» и др., восходят к протосемитскому периоду. Возможно,
что отделение восточных семитов совпало — по времени, если не в точ-
ности по племенному членению, — с отделением «чистых» скотоводов си-
рийской степи от скотоводческо-земледельческих племен Месопотамии.
Во всяком случае, достоверно известно, что к середине Раннединастиче-
ского периода население, по языку восточносемитское, вполне мирно и
оседло жило вместе с шумерами на всей территории от центральной части
Нижней Месопотамии и к северу, полностью слившись с местным насе-
лением во всех отношениях, кроме языка. Вот все, что мы знаем положи-
тельно. Хотя при таких условиях, конечно, нельзя исключить, что некое
вторжение семитоязычных полускотоводов на юг Двуречья произошло
действительно именно на рубеже Протописьменного и Раннединастиче-
ского периодов, но это не кажется особенно вероятным. Конечно, вряд ли
можно сомневаться, что в разных местах страны происходили стычки
между общинами, в том числе шумерскими и шумерскими, семитскими
и семитскими и шумерскими и семитскими, но вражды между этно-
сами не было и не могло быть, потому что целостные этнические мас-
сивы такого масштаба просто не осознавались как единства и совместная
принадлежность могла восприниматься только на уровне общины или
группы родственных родов — племени.
Нужно сказать, что в последующие времена пастушеские племена
неоднократно вторгались в Нижнюю Месопотамию. Чем далее, тем более
массивными оказывались подобные вторжения и тем более важные имели
они исторические последствия. Очевидно, это зависело и от средств пере-
движения вторгшихся пастушеских племен (в конце III—начале II тыся-
челетия до н. э. они передвигались пешком и на ослах, в конце II—на-
чале I тысячелетия до н. э.— на верблюдах, в I тысячелетии н. э.— па
верблюдах и лошадях), от их вооружения, совершенствовавшегося от ты-
сячелетия к тысячелетию, и, пожалуй, самое главное, от их численности.
Численность же зависела от характера производства. До одомашнивания
верблюда и лошади подвижные пастушеские племена были вынуждены
держаться в узкой полосе вдоль рек и в оазисах, часто были не чужды
135
Глава II
40. Изменения в расположении системы
каналов Евфрата в Нижней
Месопотамии в IV—начале III
тысячелетия до н. э.:
1) городища и каналы
Протописьменного периода;
2) городища и каналы конца III—
начала II тысячелетия (О н. э.;
3) городища и каналы касситского
времени
подсобному земледелию и в благоприятных случаях легко переходили
к оседлости. Степь и пустыня могли прокормить лишь очень малочислен-
ное население. С одомашниванием верблюда и особенно лошади стали
возможны регулярные перекочевки, стали доступны отдаленные оазисы,
отрезанные широким поясом пустыни, и число кочевников стало расти.
Однако все это произошло лишь двумя тысячелетиями позже. Итак,
численность пастушеских племен возрастала от тысячелетия к тысяче-
летию.
Говорившие в IV—III тысячелетиях до н. э. па восточносемптском
языке предполагаемые бродячие пастухи должны были бы быть пешими,
слабо вооруженными и вряд ли в тех экономических условиях были мно-
гочисленны. Значит, то обстоятельство, что вся северная часть Нижней
Месопотамии в течение III тысячелетия до п. э. приняла их язык, должно
объясняться не массовостью вторжения восточных семитов-скотоводов,
а какими-то особыми причинами.
Можно высказать следующую гипотезу: восточносемитские по языку
племена жили в стране очень рано, по крайней мере со второй половины
IV тысячелетия до н. э., фактически до полного завершения первого раз-
деления труда; поэтому, подобно всем ранним пастушеским племенам,
в том числе своим предкам — протоафразийцам, они были не только ско-
товодами, но и земледельцами. (Это и подтверждается исследованием
прото-семитского языка, реконструируемого лингвистическими методами.)
Правда, они были земледельцами особого рода — непрочно оседлыми. Но
именно полуземледельческий род занятий позволил восточпосемитским
племенам какой-то своей частью вместе с шумерами принять участие
в технологическом перевороте в области орошения, ознаменовавшем пере-
ход к Протописьменному периоду, и с самого начала они составили часть
оседлого населения северной области Нижней Месопотамии. Это не
мешает тому, что часть не только западпо-, по и восточпосемптских пле-
мен могла оставаться пастушеской и что на рубеже Раннедипастпческого
периода могли происходить их передвижения, временно нарушавшие ход
истории отдельных оседлых общин, и т. д. Заметим, однако, что в III ты-
сячелетии до н. э., даже в свете письменной истории, пастушеских во-
сточносемитских по языку групп пока не обнаружено.
Необходимо иметь в виду, что для долины реки Диялы и примыкаю-
щих к пей районов Южного Двуречья вполне можно допустить сохране-
ние в Протописьменном периоде и еще одного этноса, а именно того
136
Протописьменный период в Двуречье
137
Глава II
субстратного энеолитического этноса, которому шумеры были обязаны
многими словами своего языка, связанными с ремеслами и металлургией
[44]. Как уже упоминалось, это, по-видимому, были носители «прототиг-
ридского», или так называемого «бананового», языка. На «банановом»
языке все еще говорили в Верхней Месопотамии и в предгорьях Загроса
в конце III—начале II тысячелетия до н. э.; весьма вероятно, что на
нем же говорили создатели культуры Самарры. Несколько населенных
пунктов с названиями, возможно, именно на этом языке сохранилось
в Нижней Месопотамии III—II тысячелетий до н. э. Интересно, что
к тому же языку принадлежат имена некоторых божеств Нижней Месо-
потамии, в особенности северной ее части (Забаба — главный бог важной
общины Киш и др.), но также, возможно, и южной (Инана, или Ин-
нин [и], — главная богиня Э-Аны, т. е. Урука).
Таким образом, представляется вероятным, что на рубеже IV и
III тысячелетий до н. э. в северной части Южного Двуречья и в долине
Диялы (в стране Ури, или Ки-Ури, по шумерской терминологии) сопри-
касались три совершенно разных языка: восточносемитский, «банано-
вый» и шумерский (возможно, даже четыре, если считать предполагае-
мый «протоевфратский»). В подобных случаях обычно возникает потреб-
ность в языке взаимного понимания — lingua franca; на основании же
других исторических примеров известно, что в качестве lingiia franca,
как правило, избирается язык, понятный на наибольшей территории, а на
такой территории чаще всего понятен язык наиболее подвижного насе-
ления, в частности пастушеского. Вот почему к середине III тысячеле-
тия до в. э. «банановый» язык перестал быть в Нижней Месопотамии
живым: видимо, его носители с течением времени полностью слились
здесь с населением, говорившим по-восточносемитски (как это позже слу-
чилось и с шумерами). По той же причине в Раннединастический период
мы застаем восточносемитский язык в качестве языка оседлого населе-
ния северной части Нижней Месопотамии наряду с шумерским, пока
тоже сохранявшимся на севере благодаря тесным связям с югом. Конечно,
надо еще раз подчеркнуть, что приведенное объяснение представляет со-
бой лишь гипотезу.
Мы не знаем, как далеко на северо-запад простирался ареал рас-
пространения восточносемитского языка, но представляется весьма веро-
ятным, что почти вся Северная Месопотамия говорила по-восточносемит-
ски. В настоящее время, как выяснилось в результате работ итальянской
экспедиции П. Матиэ и его группы в Сирии к западу от Евфрата и
исследований И. Е. Гельба, западносемитское или промежуточное между
западно- и восточносемитским по языку оседлое население обитало
в III тысячелетии до н. э. в Северной Сирии и отчасти на среднем тече-
нии Евфрата.
Так или иначе, общий ход развития Нижней Месопотамии не был
задержан предполагаемыми передвижениями восточносемитских племен
в первой четверти III тысячелетия до н. э. Определяющим для дальней-
шей истории страны явилось окончательное сложение сети магистраль-
ных каналов, которая просуществовала без коренных изменений до сере-
дины II тысячелетия до н. э.
В самом общем приближении можно предполагать, что эта система
каналов имела во второй половине Протописьменного периода следующие
Ил. 40 очертания [31; 32; ср. 12; 13; 26]: те места, по которым ныне несут свои
воды Евфрат, ниже г. Хилле, и Тигр, ниже города Кут аль-'Амара, были,
по-видимому, либо совершенно пустынцы, либо заболочены, либо заняты
лагунами; если часть речных вод сюда и проникала, то они текли дальше
к морю среди сплошных тростниковых зарослей и болот. Древнее русло
Евфрата приблизительно совпадало с нынешним только до точки на-
138
Протописьменный период в Двуречье
против современного Багдада; далее главное русло Евфрата поворачи-
вало по сравнению с нынешним восточнее и шло затем на юго-восток,
примерно посередине между Тигром и современным руслом Евфрата.
При этом только в средней части Нижней Месопотамии, выше Ниппура,
древний Евфрат (шумер. Буранун) тек по одному руслу, а выше и ниже
разветвлялся. В северной части страны он разделялся в Протописьмен-
ный период по крайней мере на два протока: Буранун западнее и Ир-
пина восточнее (а позже — даже на четыре параллельных протока, не
считая двух или трех магистральных каналов, отходивших на юго-запад,
воды которых разбирались на орошение, не доходя до лагун). В южной
части страны Евфрат разветвлялся тоже на два протока: Буранун запад-
нее и Итурунгаль восточнее. Между ними была расположена пустыня —
«Высокая степь» (шумер. Ан-эден). Оба русла затем соединялись в за-
болоченном пространстве или озерах (?) ниже нынешнего городища
Варки; ниже этих болот или озер (?), через которые протекал южный
отрезок Евфрата, была расположена система плотин, управлявшая сто-
ком евфратской дельты, состоявшей из нескольких русел, на самом за-
падном из которых находился город Эреду, а на среднем — Ур. Далее,
гораздо севернее нынешней береговой линии Персидского залива, начи-
налась морская лагуна.
Кроме того, был еще канал, отходивший от Итурунгаля к юго-во-
стоку. В позднейшие времена он назывался И [д]-Пина-гена и орошал
область Лагаш. В раннединастпческое время он был (приблизительно
посередине) соединен другим каналом, шедшим в направлении север—
юг (примерно вдоль нынешнего русла Шатт аль-Хай—Шатт аль-Кар),
с современным основным руслом Тигра; в древности же этот канал сам
считался нижним течением Тигра; существовал ли он уже и в Прото-
письменный период или же возник только в Раннединастический, не
вполне ясно.
С сетью главных каналов были связаны и основные центры образо-
вания государств—«города». Они вырастали на месте первоначальных
групп деревень (родовых?), которые концентрировались па отдельных
осушенных и орошенных площадях, отвоеванных у болот и пустыни еще
в предшествующие тысячелетия. «Города» образовывались путем сселе-
ния жителей покидаемых деревень в центр. Однако до полного переселе-
ния всей округи в один «город» дело чаще всего не доходило, так как
жители такого «города» не могли бы обрабатывать поля в радиусе более
чем 15 км и уже освоенную землю, лежавшую за этими пределами,
пришлось бы бросать. Поэтому в одной округе обычно возникало три-
четыре или более связанных между собой «города», но один из них всегда
был главным: здесь располагались центр общих культов и администра-
ция всей округи. Такую округу по образцу соответствующего греческого
термина, привившегося в египтологии, можно условно назвать «номом»;
по-шумерски она называлась ки. Концентрация жителей к центрам «но-
мов» была большей на юге и меньшей на севере, особенно в долине
Диялы, где, по-видимому, система орошения носила несколько иной ха-
рактер (множество более мелких каналов?) и где поэтому деревни и
в последующий период не только не исчезали, но количество их росло
в связи с освоением новых территорий.
Каждый «ном» был полем образования первичного государства —
того, что принято обозначать как «город-государство», но что, может
быть, правильнее было бы называть «номовым государством», так как оно
включало не один город, а чаще несколько соподчиненных больших тер-
риториальных общин-«городов». Каждый «ном», по-видимому, еще до
концентрации населения в «городах» создавал собственный магистраль-
ный канал (или продолжал уже проложенный выше канал на еще один
139
Глава 11
значительный отрезок далее вниз в том случае, если расположенные
выше общины не могли полностью использовать всю его воду). И каждый
«ном» существовал как экономическая и политическая единица до тех
пор, пока этот канал поддерживался.
Важнейшая для существования «нома» задача централизованного
руководства ирригационной системой обусловила возрастающую соци-
ально-экономическую роль храма в жизни общества Протописьменпого
периода.
Для более позднего времени истории Шумера у пас есть докумен-
тальные данные о том, что организация оросительных работ входила
в обязанности жреца-правителя. Есть все основания полагать, что так
обстояло дело и в Протописьменный период. Хотя в хозяйственных архи-
вах храмов различных периодов нет сведений о непосредственной связи
храмового хозяйства с большими ирригационными работами, но у нас есть
косвенные данные о наличии такой связи: чем больше значения в каком-
либо обществе древности имела речная ирригация, тем более важными
оказываются и жреческие функции вождя и тем более значительную со-
циальную и экономическую роль играл в таком обществе храм.
Однако социально-экономическая роль древнейших шумерских хра-
мов не ограничивалась тем, что верховный жрец стоял и во главе адми-
нистрации «номовой» общины, и во главе ирригационной системы. Храмы
имели обширное земледельческое, скотоводческое и ремесленное хозяй-
ство, которое позволяло создавать большие запасы хлеба, шерсти, тканей,
каменных и металлических изделий, и все это, может быть, в тот период,
как и позже, еще пополнялось добровольно-обязательными жертвенными
дарами (а фактически родом налога). Но не нужно себе представлять
древнейший шумерский храм как некое подобие средневекового мона-
стыря: скапливавшиеся в нем богатства в виде хлеба и весьма многочис-
ленного скота не шли в пользу жрецов. Напротив, все главнейшие долж-
ностные лица, выполнявшие культовые обязанности, получали свои осо-
бые значительные земельные участки либо по должности, либо просто
как знатные члены своей общины. Ценности же, которые скапливались
на храмовых складах, предназначались для других целей: можно пред-
положить, что они служили, во-первых, запасным фондом для всей об-
щины на случай неурожая или войны; во-вторых, безусловно, обменным
фондом для международной торговли; в-третьих, для жертвоприношений;
в-четвертых, для содержания служебного и рабочего персонала храма.
Содержание персонала было, однако, даже и позднее лишь наименьшей
из статей расхода храмового хозяйства.
Что за лица (в смысле социального положения) получали выдачи
от администрации храмов Протописьменпого периода и получали ли они
их за свою службу или трудовую деятельность на пользу только храма
или же всей общины, пока не вполне ясно. Среди них существовала из-
вестная иерархия; так, помимо уже упоминавшихся высоких должност-
ных лиц «нома» имелись старосты или начальники в каждой профессии,
а работники делились на группы по три человека во главе со старшим
(«головой» cam).
Многочисленность выдач показывает, что в храмах были накоплены
уже довольно значительные богатства. Конечно, они постепенно станови-
лись сильной приманкой, на которую зарились знать и жрецы-правители,
но захват храмовых хозяйств удался правителям лишь много столетий
спустя.
Следует при этом заметить, что и жертвоприношения не были про-
стой непроизводительной тратой продуктов труда, имевшей целью идео-
логическое воздействие на население. Только часть жертвенных живот-
ных, во множестве скапливавшихся в хозяйствах храмов, сжигалась для
140
Протописьменный период в Двуречье
богов и предков (на городище Варки найдены специальные ямы для все-
сожжении такого рода); остальное съедали сами участники жертвенного
ритуала. Мало того, жертвоприношения были еще в течение тысячелетий
вообще почти единственным источником мясного питания: ни мясо, ни
даже по большей части рыба не входили в нормальный повседневный
рацион подавляющего большинства населения древнего Востока — как
свободных, так и рабов *. Поэтому жертвоприношения, например подоб-
ные изображенному на гигантском алебастровом кубке из Э-Аны слоя
П1, всегда были подлинным праздником для людей. А сам обычай регу-
лярно жертвовать животных богам, вероятно, возник оттого, что питаться
одному, а особенно есть такую редкую и лакомую пищу, как мясо, и не
поделиться с могущественными и капризными божествами казалось и не-
пристойным и опасным. Таким образом, храм и соответственно прави-
тель-жрец были для того времени как бы «подателями» столь существен-
ной для жизни мясной пищи.
В остальном общество «номов» Протописъменного периода характе-
ризуется еще крайней нечеткостью социального расслоения. Из общей
массы равноправных членов общин только еще начал выделяться тонкий
слой знати, имевшей большие наделы земли, па которых трудились не
только члены патриархальных семей этой знати, но, как мы видели, оче-
видно, и вспомогательная рабочая сила. Однако всем этим знатные люди
обладали лишь в качестве должностных лиц общины. Рядовые граждане
общин, как правило, принадлежали к тем же родам, что и знать (или
к аналогичным), и вряд ли могли считать себя социально чуждыми
знати.
К Протописьменпому периоду могут быть отнесены следующие
«номы»: (1) «ном» долины Диялы, центр — Эшнуна (ныне городище
Телль-Асмар; общинное божество — Тйшпак); сюда же входил еще целый
ряд «городов»; (2) предположительно сложившийся уже в это время «ном»
Сиппар [ныне Абу-Хабба; общинное божество — Уту (Шамаш)] выше
раздвоения Евфрата на собственно Евфрат и Ирнину; он включал не-
сколько поселений и примыкал к центральномесопотамским степям; (3)
безымянный «ном» на канале Ирнина, позднее имевший центр в городе
Куту [ныне Телль-Ибрахйм; общинное божество — Неунугал (Нёргал)];
в Протописьменный период центрами этого «нома» были города под ны-
нешними городищами Джемдет-Наср и Телль-Укайр; (4) «ном» Киш па
Евфрате, где тот протекал параллельно Ирнине, центр — Киш (ныне
Телль-Ухаймир; общинное божество — Забаба); сюда же относился не-
сколько более поздний город Хурсанг-калама; (5) «ном» Кеш(?), центр —
современное городище Абу-Салабих на отрезке Евфрата ниже его соеди-
нения с Ирниной; (6) «ном» Нйппур [ныне Нйффер; общинное боже-
ство — Энлйль (Эллиль)] в верхней части отрезка Евфрата, ниже отделения
Итурунгаля; (7) «ном» Шуруппак (ныне Фара; общинное боже-
ство — Шуруппак) на средней части этого отрезка; он, по-видпмому,
всегда зависел от соседних «номов»; (8) «ном» Урук на нижттей части
этого отрезка с центром в Э-Ане;Урук [ныне Варка; общинные божества —
Ан (Ану) и Иннин, или Инана (Иштар)] состоял из слившихся поселений
Э-Ана, Урук и Куляба; к этому же «ному» относились возникшие
позже (?) города Ларса [м] у соединения с Итурунгалем (ныне Сёнкере;
* Надо полагать, что вне храмовых хозяйств, у членов общин, как и в III—
II тысячелетиях до н. э., могли иметься в ограниченном количестве рабочий скот,
козы, овцы, а также свиньи (на употребление свиного сала отнюдь еще не было
наложено табу, хотя, возможно, оно шло не столько в пищу, сколько на умаще-
ние). Но и этого скота было недостаточно для сколько-нибудь регулярного мясного
питания членов общин, и в лучшем случае он мог обеспечить мясо для редких
праздничных жертвенных пиршеств.
141
Глава 11
общинное божество — Уту (Шамаш), Куталлу (ныне Телль-Сыфр),
а также Бад-тибира на Итурунгале; (9) в дельте Евфрата, ниже Урука,
находился «ном» Ур (ныне Телль аль-Мукайяр; общинное божество —
Нанна [р]) с центром в городе Уре и с меньшими поселениями — Муру,
Эреду [ныне Абу-Шахрайн; общинное божество — Энки (Хайа, позже
Эйя)], безымянным поселением на городище Убайд и др.; (10) на верх-
нем отрезке Итурунгаля, выше отделения И-Нина-гены, находился «ном»
Адаб [ныне Бисмайя; общинная богиня — Дингирмах]; (11) на ниж-
нем— «ном» Умма (ныне Йоха; общинный бог—Шара), смыкавшийся
с «номом» Урука около Бад-тибиры; (12) на русле канала между собст-
венно Тигром и И-Нина-геной, вероятно, уже тогда находился «ном»
Ларак; (13) на И-Нина-гене был расположен обширный «ном» Лагаш
с городами Нгирсу, Лагаш, Нина, или Сираран, гаванью Гуаба на берегу
лагуны и др.
До сих пор не совсем ясно местоположение (14) «нома» Акшак, или
Укушук; обычно его отождествляли с позднейшим Описом и помещали
на реке Тигр, против впадения Диялы, а также с Кешем. Шумерские
надписи Раннединастического периода называют еще не менее десятка
городов, имевших собственных правителей, но из них большинство вхо-
дило в уже перечисленные «номы»; часть же была расположена на кана-
лах, вырытых уже после конца Протописьменного периода.
Из городов шумеро-восточносемитской культуры, находившихся вне
Нижней Месопотамии, важно еще отметить (15) Мари на среднем Евф-
рате (около современного города Абу-Кемаль, ныне в Сирии) (ныне
Телль-Харйри; общинные божества — Даган и Иштар?); (16) Ашшур на
среднем Тигре (ныне Кала'ат-Шеркат; общинный бог — Ашшур) и
(17) Дер по дороге от долины Диялы в Элам (ныне аль-Бадра; общин-
ное божество — Иштаран).
Общие очертания лагуны Персидского залива, к которой несли свои
воды реки Нижней Месопотамии, также вырисовываются в результате
новейших исследований. Она в целом приблизительно соответствовала со-
временным болотистым озерам (хор) эль-Хаммар и Саннйя, но занимала
несколько большую площадь; так, берег ее находился в 45 км южнее
Нгирсу (городище Телло), а затем она подходила с востока двумя ру-
кавами почти к самому Уру и к Эреду, обходя длинный полуостров.
Южный конец лагуны, вероятно, соединялся с широкой морской прото-
кой, которая в уменьшенном виде существует и ныне и обходит остров
Бубиян.
Район, где сейчас стоят иракские города Басра и Фао, был занят
барьерной мелью, нанесенной водами эламских рек.
Важно обратить внимание на то, что наряду с «номовыми» центрами
государствообразования в Двуречье еще и в последующий период сохра-
нились следы существования объединения другого типа, характерного для
позднепервобытной эпохи, но из которого государство обычно непосред-
ственно не вырастает, а именно союза общин или племен.
Действительно, несмотря на отсутствие государственного единства
Южного Двуречья, несмотря даже на отсутствие полного культурного
единства (что проявляется в существовании местных противоречивых
культов, местных мифологических циклов, местных и часто сильно раз-
личающихся школ в скульптуре, глиптике, художественном ремесле,
в местных диалектах), есть и черты культурной общности всей страны,
распространявшиеся даже не только на шумеров, но отчасти — и с тече-
нием времени все более — и на людей семитского языка. К этим чертам
принадлежат общее самоназвание — «черноголовые» (по шумерски санг-
нгйга, по-восточносемитски (цалъмат-каккадим) общий для всего Дву-
речья культ верховного бога Энлиля в Ниппуре, с которым были (с са-
142
Протописьменный период в Двуречье
мого начала или постепенно?) соотнесены все местные общинные культы
и все генеалогии божеств; распространение больших, по-видимому, хра-
мовых цилиндрических печатей с реалистичными изображениями охоты,
религиозных процессий, умерщвления пленных и т. п. и известные общие
типологические черты стиля в глиптике вообще, а также в скульптуре.
Наиболее интересно, что система шумерской письменности при всей ее
сложности и при разобщенности отдельных политических центров прак-
тически тождественна * на юге Нижней Месопотамии, в Э-Ане, на севере,
в Джемдет-Насре, и даже еще севернее, на шумерском по культуре
известном городище Хабуба-Кабира, у крупной плотины на Евфрате. Тож-
дественны и использовавшиеся учебные пособия — перечни знаков, без
изменений переписывавшиеся вплоть до второй половины III тысячеле-
тия до н. э. Создается впечатление, что письменность была изобретена
единовременно, в одном центре и оттуда в готовом и неизменном виде
распространена по отдельным «номам» Двуречья. На территорию «бана-
нового» и семитских языков письменность в этот период еще не дошла.
Создание письменности было вызвано нуждами хозяйственного учета
в храмовых хозяйствах. Древнейшие учебные пособия позже приписывали
авторам, носившим титул «санга» * **. По-видимому, сама система храмов
с их хозяйствами была связана с общешумерским культовым союзом, ко-
торый, очевидно, координировал разнообразие местных культов и при
этом повсюду распространял письменность. Зону влияния союза, если
исключить более северные поселения шумерских колонистов, можно со-
отнести с зоной интенсивного сселения родовых (?) деревень к местным
культовым центрам, т. е. с местностями в пределах от ответвления канала
Ирнина на севере до «нома» Ура-Эреду в дельте древнего Евфрата на
юге. По-видимому, на эту зону и распространилось название Шумер или
Ки-Шумер (по Т. Якобсену, Шумер — только форма языка эме-саль, а на
«основном» шумерском языке страна называлась Ки-Нйнгир, Ки-Энги;
это, однако, спорно).
Таким образом, уже в Протописьменный период, а может быть, и
еще раньше существовало некое полуофициальное межобщинное, а потом
межгосударственное *** объединение — культовый союз всех общин Шу-
мера. Возможно, первоначально это был племенной союз шумеров;
в историческое время племенное деление шумерского этноса уже не ощу-
щалось, но, вероятно, следы его сохранились в некоторой неоднородности
местных шумерских диалектов, хотя возможно и то, что диалекты в шу-
мерском языке — просто результат большой изолированности отдельных
«номов».
Центром культового союза был Ниппур (шумер. Нибуру, ныне
Ниффер); возможно, что первоначально именно «ном» Ниппура и назы-
вался Шумером. В Ниппуре находился Э-кур — храм общешумерского
бога Энлиля. Энлиль чтился как верховный бог еще в течение тысячеле-
тия всеми шумерами и восточными семитами, хотя Ниппур никогда не
представлял собой политического центра ни в историческое время, ни,
судя по шумерским мифам и легендам, в доисторическое.
♦ Если отвлечься от частных особенностей, складывавшихся постепенно
в местных писцовых школах.
** Впоследствии это был титул верховного жреца, но в периоды ПП и РД Т
и II он, по-видимому, означал просто «писец-учетчик» (по устному сообщению
Л. А. Ваймана), возможно, знак читался шита.
*** Высказывались мнения о существовании в период ПП II первой общемесо-
потамской империи; однако нет никаких реальных данных о политическом един-
стве Верхней и Нижней Месопотамии в этот период, да оно и теоретически неве-
роятно.
143
Глава II
7. Идеология,
культура и искусство
Протописьменного
периода
Когда мы употребляем выражения «земля, принадлежащая богу» и т. п.,
мы тем самым как бы a priori предполагаем, что к этому времени в Шу-
мере уже была развита идея индивидуального божества. Хотя прямых
данных для подобного суждения применительно к описываемому времени
у нас мало, однако есть косвенные соображения в пользу правомерности
такого предположения. Антропоморфные фигурки женщины-матери и по-
добные им, восходящие к неолиту и энеолиту, еще не обязательно рассмат-
ривать как отражение сложившегося мироощущения, в котором могу-
щественные сверхчеловеческие существа — боги — управляют силами
природы. Места находок таких фигурок (очаг, хранилище зерна и т. п.) ука-
зывают скорее всего на попытку магически, через смутно сознаваемую ме-
тафорическую ассоциацию, повлиять на рождение злаков с помощью об-
разов людского материнства. Но антропоморфизация сил природы даже
в этом случае свидетельствует и о первых попытках осмыслить или, по-
жалуй, скорее эмоционально прочувствовать ее закономерности.
Только в человеческой деятельности древнейшие люди наглядно
усматривали признаки целесообразной закономерности действий и отсюда
принимали как нечто естественное, что там, где ощущается, по-видимому,
целесообразная закономерность, там и в природе нужно предполагать
наличие человекоподобной воли и поступков. Поэтому обожествление при-
родных сил в виде их антропоморфизации есть одна из первых ступеней
осознания их закономерности; в то же время этнографические параллели
подсказывают, что представления о надмирных, индивидуальных боже-
ствах существовали уже в эпоху неолита — эпоху, когда осознание зако-
номерностей мира проявилось и в изобразительном искусстве (в виде рит-
мизации и орнаментализации воспроизведения окружающей действитель-
ности). Все это заставляет думать, что представления об индивидуальных
божествах, во всяком случае и в Протописьменный период, и ранее, уже*
существовали в Шумере. На это указывают характер культа божества вод
в последовательно возводившихся храмах Абу-Шахрайна (в частности,
остатки жертвоприношений в виде рыбы), однородный с культом почи-
тавшегося здесь же в III тысячелетии до н. э. и позже антропоморфного
божества Энки, символом которого была рыба; наличие в Э-Ане Прото-
письменного периода антропоморфного скульптурного изображения бо-
гини Э-Аны — Иннин-Инаны наряду с ее символическим изображением
(фетишем) в виде тростниковой или соломенной эмблемы; принципиально
сходное архитектурное оформление храмов времен культуры Абу-Шах-
райна и позднейших храмов шумерских антропоморфных божеств.
Мы можем с некоторой осторожностью предположить, что антропо-
морфные божества плодородия к концу IV тысячелетия до н. э. имелись
в каждой общине Шумера, обладавшей собственным храмом, и в каждой
из них было особое, свое божество, как это имело место и позже, в III ты-
сячелетии до н. э. Какие бы атрибуты ни приписывались тому или иному
«главному» местному богу или богине — покровителям общины, любой из
них был непременно и божеством, обеспечивавшим общине плодоро-
дие; именно благодаря этому бог играл ведущую роль в обрядовой жизни
общины, а его храм — центральную политическую и экономическую роль
в ней. Так как плодородие было залогом жизни, то его именно как раз
и нужно было в первую очередь добиваться от божества путем молитв
и обрядово-магических действий. Однако имена различных божеств пока
еще ненадежно читаются в ранних хозяйственных текстах храмов Ниж-
144
Протописьменный период в Двуречье
ней Месопотамии, а перечень их имен нам известен лишь с периода Рап-
недипастического II (из раскопок на городище Фара).
К сожалению, письменных источников собственно Протописьменного
периода совершенно недостаточно для построения всех необходимых нам
выводов о религии и культах Нижней Месопотамии того времени. Здесь
приходится прибегать к экстраполяции фактов, известных нам о шумер-
ской религии и храмах в последующие периоды, и к аналогии с некото-
рыми наблюдениями этнографического характера над типологически бо-
лее или менее сходными обществами. Действительно, в шумерских исто-
рических, религиозных и других текстах, дошедших до нас в записях
второй половины III и начале II тысячелетия до н. э., мы находим дан-
ные о местных общинных мифах, культах и пантеонах, об отсутствии
взаимной нетерпимости, магические запреты, предшествовавшие идее за-
претов этических, а также данные о характере питания населения и о ха-
рактере жертвоприношений. Так как все это еще очень похоже на перво-
бытные верования и культы, насколько они нам известны по этнографи-
ческим данным, то мы вправе предположить то же положение и для того
промежуточного между развитой древностью и первобытностью периода,
каким являлся Протописьменный. Риск ошибиться сравнительно невелик,
ибо все изложенное верно в общих чертах и для всех других древнейших
религий Западной Азии.
К тому же у пас не только нет оснований предполагать коренные
различия между мировоззрением и верованиями шумеров в Протопись-
менпый и в следующий, Ранпединастический период, но, напротив, если
отвлечьёя от возвышения или упадка отдельных культов в связи с возвы-
шением или упадком той или иной общины или других второстепенных,
главным образом политически обусловленных, изменений, есть все осно-
вания считать мировоззрение и культовые обычаи шумеров в эти два пе-
риода принципиально сходными, если не тождественными. А так как роль
храма и храмового хозяйства была в социально-экономической жизни
Шумера важнейшей уже в Протописьменный период, то мы не можем
откладывать рассмотрение вопроса о шумерской религии до той главы,
где в пашем распоряжении уже будет вполне адекватное количество
источников по этой проблеме, а вынуждены, допуская некоторый анахро-
низм, рассмотреть вопрос культа и верований в первом приближении уже
здесь.
Колыбелью своей культуры шумеры считали остров Дильмуп (по-
аккадски Тельмун, ныне Бахрейн в Персидском заливе), а древнейшим
центром собственно Шумера слыл Эреду[г] —«Добрый город», располо-
женный при впадении Евфрата в Персидский залив (ныне городище Абу-
Шахрайн); господином и покровителем Эреду был Энки, владыка миро-
вого пресноводного океана и подземных вод, а также владыка всяческой
мудрости, бог-творец. Расцвет города Эреду падает на начало IV тысяче-
летия до и. э.; затем постепенно, может быть, потому, что залив все время
медленно отступал, а устье Евфрата и Тигра заиливалось и заболачива-
лось, Эреду терял свое реальное значение, но до самого конца древнеме-
сопотамской цивилизации оставался культовым центром *, а Энки — од-
ним из главных шумерских божеств. Следующим крупным центром вверх
по Евфрату был Ур, где почитали бога Луны Наннара, он же Нанна, или
Зуэн. Севернее Ура, в Э-Ане-Уруке-Кулабе, чтили сразу трех богов (каж-
дый из них, возможно, первоначально был богом какой-то определенной
территориальной общипы), позднее слившихся — Инану, или Иннин, оли-
цетворение планеты Венеры, богиню плодородия, плотской любви и рас-
* По крайней мере считался таким теоретически; на практике центр культа
Энки был, видимо, перенесен па окраину соседнего Ура.
Ю Заказ № 1238	45
Глава II
при; Ана, владыку небосвода, отца Инаны, и брата ее Уту, бога Солнца.
Все они, так же как и Энки, были одновременно космическими божествами
и потому почитались всюду, где жили шумеры. Богом одного из древней-
ших шумерских городов, Ниппура (который, как уже упоминалось, во
второй половине IV тысячелетия до н. э., видимо, стал центром древней-
шего культово-племенного союза в Нижней Месопотамии), был Энлиль —
«Господин Дуновение (Ветра)», хозяин всего, что находилось на земле.
Он также почитался в стране повсюду.
Наряду с этими главнейшими общешумерскими божествами, к кото-
рым можно отнести еще богиню-мать всего живого Нинхурсанг (имев-
шую, впрочем, параллели в различных других «номовых» богинях),
существовали божества чисто местные — покровители отдельных общин,
как правило почитавшиеся каждый вместе со своей супругой (или супру-
гом) и сыном. Упоминая какой-либо шумерский «город» (общину), мы
нередко будем называть и его главное божество.
Все упомянутые божества кроме прочих мифологических свойств обя-
зательно обладали даром порождать изобилие и плодородие, а некоторые
из них были еще и покровителями (может быть, считались и предками)
того или иного рода. Но наряду с этими богами почитались и низшие бо-
жества — боги—прислужники главных божеств, боги — олицетворения от-
дельных явлений и даже священных предметов. Кроме того, каждый че-
ловек имел свою богиню-хранительницу лама, культ которой, возможно,
был связан с культом плаценты, «рождающейся» вместе с человеком, и
сверхъестественного спутника, часто злого (уду [г]). Существовали также
антропоморфизованные Несчастья и Болезни (асак и др.). Вся жизнь че-
ловека была поэтому окутана сетью магических обрядов, оберегов и кол-
доьства. Правда, в письменной литературе эта сторона жизни древних
жителей Месопотамии впервые находит отражение на многие столетия
позже, но не приходится сомневаться, что верования такого рода жили
и до того.
Древний миф был не только попыткой понять и прочувствовать мир,
не только и не столько метафорой, передающей его закономерности,
но часто и попыткой воздействовать на мир с помощью вытекающих из
мифологических, метафорических ассоциаций магических действий, ко-
торые тогда казались в определенных областях жизни равноценными
средствам рациональным. Поэтому и в верованиях и в культе — как
дома, так и в храме — наиболее важную роль играл магический ритуал.
Идеологическое воздействие храма, мифа, обряда, жертвоприношения,
жреческого авторитета на население (нельзя сказать на «верующее на-
селение», потому что неверующих не было ни тогда, ни еще тысячелети-
ями позже) имело в древнейшие периоды истории Ближнего Востока со-
всем иной характер, чем в позднейших религиях. Само собой понятно,
что религия освящала существующий порядок. Иначе и быть не могло,
хотя бы потому, что во главе всех культов стоял правитель государства.
Но это не могло быть иначе еще и потому, что при медленности обще-
ственного развития того времени мысль об общественных переменах во-
обще никому не приходила в голову и что, наконец, религии как продуман-
ной системы взглядов, противостоящей какой-то другой системе или си-
стемам, не существовало: то, что мы называем религией шумеров, было
совокупностью довольно беспорядочных и смутных представлений отно-
сительно существующего мироустройства и эмоций, связанных с этими
представлениями (главным образом страха и желания получить какие-
либо блага), а также действий, которые, по тогдашнему убеждению, были
необходимы для сохранения каждым человеком своего места в этом ми-
роустройстве. Следует, однако, иметь в виду, что имеющиеся источники
146
Протописьменный период в Двуречье
не позволяют современным исследователям со всей ясностью разобраться
в особенностях мировоззрения и мироощущения древних.
Во всяком случае, и представления, и обрядовые действия были уна-
следованы ими от бесконечных поколений предков, и этого наследия не
мог разрушить индивидуальный опыт: несоответствие опыта вере свиде-
тельствовало для древних лишь о нарушении каких-то магически важных
условий совершения определенного действия, а не об ошибочности
веры. Убеждал только коллективный опыт всего общества, а он считался
воплощенным в традициях предков. Древний человек был обращен лицом
к прошлому: «чужой день» (у[д]-кур) значило по-шумерски то, что еще
неизвестно, что где-то таится и может настигнуть нас, это то, что мы на-
зываем «будущим», а «убежавший день» (у[д]-рйа) означало то, что нам
уже известно, но что обогнало нас и ушло туда, куда идем и мы, т. е.
«прошедшее» *. Итак, вера не столько освящала и отражала существую-
щий порядок, сколько сама была неотъемлемой частью этого порядка.
Отказаться от совершения тех или иных действий, предписываемых куль-
том, показалось бы столь же нелепым, как отказаться от того, чтобы
есть, пить, рожать детей и возделывать землю.
Если официальные культы что-либо и освящали, то прежде всего
само существование именно данной территориальной общины или объеди-
нения территориальных общин со своими пределами и обычаями, в том
числе государственными и правовыми установлениями. Главный местный
бог мыслился одновременно и как создатель мира и жизни на земле
вообще, и как создатель данной общины, ее устройства и плодородия ее
полей. Все члены общины и все те, кто был причастен к службе в ее
храмах, были само собой разумеющимися участниками культа ее богов,
чужакам же в этом культе делать было нечего. Религия еще не ставила
себе целью идеологически воздействовать на эксплуатируемый класс
с целью сохранять его в покорности, напротив, во многих древних общест-
вах религия прямо отлучала рабов от общинных культов как чужаков,
в подчинении же их держали прямым принуждением. Так ли обстояло
дело в самом древнейшем Шумере, мы не знаем, но принцип «Общинный
культ — только для членов общины», несомненно, существовал и
здесь. Религиозный культ являлся тем началом, которое идеологически
объединяло всех, пользующихся благами в общине, против всех враж-
дебных им природных и социальных сил. Это идеологическое объедине-
ние зиждилось на том, что культ, основу которого составляло умилости-
вление бога или богини, и прежде всего пропитание их жертвами, сулил
общине благосклонность этого могущественного божества, а значит, про-
цветание и благополучие во всех делах и начинаниях. И именно как на-
чало, объединяющее всех пользующихся в данной общине социальными
и имущественными благами, которые пе должны быть доступны другим,
религиозный культ и выполнял свою специфическую социальную роль.
Но из этого вытекала и такая характернейшая черта древних религий,
как полная терпимость к не своим культам, коль скоро они совершаются
не на территории своего божества. Отсюда — факт существования в бо-
лее позднем Шумере множества божеств, совершенно сходных по своим
функциям. Например, демиургами (творцами мира, богов и людей) были
и Энки в Эреду, и Энлиль в Ниппуре, и богиня Дингирмах в Адабе, и
богиня Нгатумду[г] в Лагаше, и богиня Нинхурсанг. Как мы знаем,
они же были и божествами плодородия, но не только они: божествами
плодородия, нередко убиваемыми, но затем возрождавшимися, были Ду-
* По-аккадски и того яснее: махрйу «передний» значило «прошлый», а вар-
кйу «задний» значило «будущий». Ср. по-русски: «предки» — это те, кто обогнал
нас и находится «впереди».
147
10*
Глава II
му-зид-ана, или Думузи (позже Таммуз) в Бад-тибире и Кулабе, Шара
в Умме, богиня Инана, или Ипнин, — в Уруке и др., а по существу, все
главные общинные божества. Хотя боги различных общин Шумера свя-
зывались мнимыми генеалогическими узами, а некоторые космические
божества почитались повсюду, однако божества каждой общинной округи
составляли отдельный пантеон во главе со своим особым «городским»
главным богом-покровителем, свой особый цикл сказаний и свои особые
религиозные культы. При этом ни одна община не отвергала и не отри-
цала культа соседней, а, напротив, стремилась у себя уделить место и
соседским богам, чтобы обеспечить и их благосклонность.
Сосуществование и признание одновременно самых различных кос-
могонических и иных мифов в соседствующих общинах, а при их слиянии
сосуществование этих мифов в пределах одного объединения кажется
нам нелогичным и противоречивым. Но тогда это никого не смущало, так
как объяснение мира мифом было чем угодно, но только не рационали-
стическим построением; в нем преобладали эмоциональные и ассоциа-
тивные моменты.
Поскольку в области идеологии пока еще ничего, кроме освящения
нарождающегося строя общины-государства, не требовалось, в том числе
не требовалось еще и особого идеологического давления па широкие
массы, и религия сохраняла преимущественно свои первобытные маги-
ческие функции, постольку не выработались и религиозно-этические по-
нятия; например, вместо понятия «грех» мы находим в шумерской рели-
гии лишь понятия «ритуальная нечистота» или «нарушение магического
табу».
Необходимо учесть еще одно обстоятельство, важное для понимания
всей идейной жизни древности. Исторически прогрессивными во все
эпохи мы считаем те идеи, которые содействовали развитию нового, бо-
лее совершенного экономического строя, создававшего простор для разви-
тия производительных сил и для подъема благосостояния и раскрытия
духовных возможностей более многочисленной части общества, чем это
было возможно при предшествующем социально-экономическом строе.
Но в эпоху возникновения первого классового общества — и распада не-
раздельной первобытной массы всех членов общины — этим но-
вым, более совершенным экономическим строем, который позволил по
крайней мере части общества вырваться из тисков изнурительного труда и
вечно угрожавшего всем голода, был строй эксплуататорского древ-
него общества, которое мы называем рабовладельческим. Поэтому
все, что содействовало укреплению этот о-т о строя, было исторически
прогрессивно, а не то, что тянуло назад, к первобытности (хотя ей и было
свойственно первобытное равенство — перед голодом).
Но лишь тысячелетиями позднее создались особые философские уче-
ния— как материалистические, таки идеалистические, — соответствовав-
шие нуждам прогрессировавшего рабовладельческого строя; разница же
между магическими обрядами первобытности и культами древнего Шу-
мера была невелика. Она заключалась прежде всего в том, что этими
культами утверждалось особое благоволение богов к власти представителя
общины — жреца-правителя, чей род даже возводился к богам (как, впро-
чем, и многие другие роды). Правда, об этом у нас имеются прямые дан-
ные только от периода, последовавшего за Протописьменным.
Если, как было отмечено выше, можно предположить, что вся земля
считалась божьей, ибо она была общей, то, во всяком случае, очевидно,
божьей, а поэтому общей считалась и земля храмов. Следует сразу же
оговориться, что в храме того времени еще нельзя видеть организацию,
лишь паразитирующую на обществе и имеющую целью внушить ему
ложные идеи к вящей пользе господствующего класса. Прежде всего
148
Протописьменный период в Двуречье
храмы и храмовые хозяйства возникли, как мы видели, задолго до
сложения общественно-экономических классов. Нужно ясно представлять
себе, что природа для древних была местом приложения закономерных
действий божеств и потому, естественно, все функции воздействия на
природу в масштабе территориальной общины, воздействия рациональ-
ного или магического, поручались одним и тем же должностным лицам —
представителям всей общипы. По той же причине и глава любого «дома»,
т. е. любой семьи или рода, обязательно имел и жреческие функции в пре-
делах своего «дома». Следовательно, культы, совершавшиеся как дома, Ил. 39
так и в храмах, были идеологической деятельностью, отражавшей инте-
ресы всех граждан общины, а складывающиеся социально-экономические
классы с фактически уже противоречивыми интересами идеологически
еще не противопоставляли себя друг другу. Это наступило позже.
Важнейшей частью осуществления культа богов в храмах являлись
жертвы заклания, о которых мы уже говорили выше. Во всем остальном
он состоял из прочих жертвоприношений, магических обрядов, песнопе-
ний. В этом продолжались традиции, выработавшиеся еще в эпоху перво-
бытности. Не было ни «народного» мировоззрения, ни «народных» куль-
тов, противостоящих официальной религии, разве что мелкие культики,
не отразившиеся в обрядности главных храмов. Что касается рабов, то
они вообще не принимались в расчет в религиозно-магической органи-
зации шумеров, пока они не входили в состав патриархальной семьи или
храмовой клиентуры наряду с прочими.
Таким образом, шумерская религия основывалась на общинных куль-
тах, т. е. принадлежала к древнейшему типу религий. Но ко времени
первых династий в Нижней Месопотамии и на протяжении дальнейшей
истории страны эти культы, видимо, претерпевали известные, постепенно
все более существенные изменения.
Характер общества Шумера Протописьмепного периода и его миро-
воззрение нашли соответствующее отражение в области художественного
творчества. Правда, словесное художественное творчество этого периода
(и почти всего следующего) нам совершенно неизвестно, по зато у нас
есть довольно много сведений об изобразительном и прикладном искусстве.
Начало периода Варки археологи условно определяют находкой кера-
мики нового типа в XIV слое пробного шурфа, заложенного во дворе
Э-Апы, т. е. храмового комплекса на городище Варка. Здесь на смену
расписной, монохромной убайдской керамике с типичным белым или зе-
леноватым (из-за переобжига) фоном, по которому коричневой или чер-
но-коричневой краской выполнен геометрический или растительный орна-
мент, приходит нерасписная красная, серая или желтовато-серая посуда,
покрытая стекловидным поливом (ангобом). В отличие от керамики пре-
дыдущего времени, сделанной вручную или на медленно вращавшемся Ил. 41
гончарном круге, керамика раннего периода Варки выполнена уже на бы-
стро вращавшемся гончарном круге и очень скоро полностью вытесняет
посуду, вылепленную от руки. Меняется и форма керамики: типичные
убайдские сосуды в виде «чайника» и «черепахи» уступают место чашкам
и кувшинам с ручками.
Если бы так случилось, что до нас дошла только керамика и по
ней одной пришлось бы судить о культуре новой эпохи, могло бы соз-
даться впечатление, будто в период Варки наряду с несомненным техни-
ческим прогрессом наблюдается упадок художественного гончарного ма-
стерства по сравнению с предшествующей, убайдской эпохой, не говоря
уже о вершинах, достигнутых гончарами в период культуры Халафа.
И если говорить только о керамике, то, возможно, так оно и есть. На
149
Глава II
протяжении всей эпохи древности мы не встретим такой сочной и богатой
полихромной росписи, с таким сложным и причудливым разнообразным
орнаментом, как на изделиях из Самарры и Халафа, не обнаружим и
такого изобилия форм, которым поражает эпоха Убайд. Но если об ис-
кусстве неолитического и раннеэнеолитического периодов мы имеем пред-
ставление в первую очередь и почти исключительно по керамике, то но-
вую эпоху знаменует расцвет искусства во многих областях сразу.
Наивысшего расцвета эта новая археологическая культура, которую
мы уже можем уверенно назвать в своей основе шумерской или по край-
ней мере протошумерской, достигает в Протописьменный период. Памят-
ники ее, отличающиеся необычайным обилием и разнообразием, находят
по всей Нижней Месопотамии *, захватывают они и Верхнюю Месопо-
тамию, и район по Тигру **.
К крупнейшим достижениям Протописьменного периода следует
отнести расцвет храмостроительства и искусства глиптики, появление
новых форм пластики, новых принципов изобразительности и изобрете-
ние письменности.
Самым древним культовым помещением, которое нам известно в на-
стоящее время, был крошечный «храм» в Абу-Шахрайпе XVI, построен-
ный из длинных, призматической формы глиняных кирпичей — одна
только целла божества, вокруг которой под открытым небом собирались
его почитатели. К периоду Убайд (Абу-Шахрайн, или Эреду VII) в ре-
зультате семи последовательных перестроек это святилище преврати-
лось в обширный храм размером 24x12,5 м, который стоял на искус-
ственной платформе, включавшей в себя остатки более древних свя-
тилищ. Наружные стены храма и платформы были украшены равно-
мерно отстоящими друг от друга выступами (этот прием впервые встре-
чается в Абу-Шахрайне XII слоя, в начале периода Убайд, и повторя-
ется при каждой последовательной перестройке). Сам храм состоял из
трех частей: центральной — длинного двора-целлы, где помещалось изо-
бражение божества, и двух боковых по обеим сторонам нефа, состояв-
ших из четырех симметричных приделов. На одном конце целлы рас-
полагался алтарь, на другом — стол для жертвоприношений. Примерно
такую же планировку имеет храм, обнаруженный на севере, в Тепе-
Гавре (храм Тепе-Гавра XIX, очень близкий храму Абу-Шахрайна VII,
но гораздо меньшего размера — предельная длина целлы составляла
8,15 м).
Таким образом, уже к концу периода Убайд на севере и на юге
Месопотамии формируется определенный тип культового строения, где
закрепляются некоторые строительные принципы, которые становятся
традиционными для почти всей позднейшей месопотамской архитектуры,
а именно: 1) постройка святилища на одном месте (т. е. все более позд-
ние перестройки включают в себя все предшествующие, и здание, таким
образом, никогда не переносится); 2) высокая искусственная платформа,
на которой стоит центральный храм и к которой с двух сторон ведут
лестницы или пандусы; впоследствии, может быть именно в результате
обычая строить храм на одном месте, взамен одной платформы мы уже
встречаем три, пять и, наконец, семь, одну над другой, с храмом на са-
мом верху — так называемый зиккурату возможно, превращение храма
* Памятники культуры периода ПП IT найдены в Абу-Шахрайне (Эреду),
Телль аль-Мукайяре (Уре), Варке (Э-Апе—Уруке), Телло (Нгирсу), Зургуле (Нине—
Сираран), ал-Хиббе (Лагаше), Фаре (Шуруппаке), Бисмайе (Адабе), Ниффере
(Ниппуре) и севернее — в Джемдет-Насре, Телль-Ухаймире (Кише), в долине
Диялы — в Телль-Асмаре (Эшнуне) и Хафадже (Тутубе) и др.
** Джераблус (Каркемиш), Хабуба-Кабира, Телль-Брак, Телль-Ахмар (Тиль-
Барсиб), Чагер-Базар, а также Куюнджик (Ниневия) и Тепе-Га^ра.
150
Протописьменный период в Двуречье
на платформе в зиккурат в значительной мере связано как с этим
строительным моментом, из которого и возникло стремление строить вы-
сокие храмы, подчеркивая тем самым древность и исконность проис-
хождения общины, так и с желанием приблизить святилище к небес-
ному обиталищу бога; 3) трехчастная планировка храма с центральным
помещением, представляющим собой открытый сверху внутренний дво-
рик, вокруг которого группируются боковые пристройки (на севере
Нижней Месопотамии такое помещение могло быть крытым нефом);
целла божества сначала была частью двора, а потом отдельным поме-
щением на его продолжении, также с боковыми помещениями; 4) чле-
нение наружных стен храма, а также платформы (или платформ) контр-
форсами или пилястрами, выступающими на равном расстоянии друг
от друга и образующими правильное чередование ниш и выступов.
Уже для архитектуры периода ПП I вполне типичен длинный трех-
частный храм с центральным двором, который фланкируется по обеим
сторонам лестничными клетками и серией однообразных боковых поме-
щений. Двор, целла перед ним и боковые помещения объединялись
в разных комбинациях.
Храмы могли возводиться на цоколе из привозного известняка. Та- Ил. 42
ков был Белый храм в священном округе Э-Аны (слой V), о котором
выше уже шла речь. Он имел в длину 75 м (название было дано ему
раскапывавшими его археологами из-за белой известняковой террасы и
такой же цокольной части его стен).
В Э-Ане слоя V плоскости стен из сырцового кирпича разбиты ни-
шами; внутри храма длинный Т-образный двор, в головную часть ко-
торого открываются замкнутое помещение — святая святых божества —
и два боковых помещения (в них, видимо, находились лестницы, вед-
шие на плоскую крышу); между двором и наружными стенами храма
ряд закрытых помещений, вероятно хозяйственного назначения; снаружи
во двор ведут входы, по четыре с каждой стороны. Перпендикулярно
к Белому храму был расположен второй, несколько меньший храм, на
более низкой террасе, а также соединяющий эти храмы двор с «эстра-
дой» — так называемое «Красное здание», предположительно, как мы
уже говорили, двор для народных сходок и совета; часть его стен с ор-
наментальными массивными полуколоннами, а также столбы на
«эстраде» были украшены трехцветной (черной, красной и белой) мо-
заикой из конусообразных «гвоздей» или «штифтов». Их узор имити-
ровал связки тростников и тростниковое плетение. На «эстраду» со
двора вверх вели лесенки, а с нее по бокам — выходы, один из них —
в соседний храм, составлявший еще одну часть архитектурного ан-
самбля. Интересно, что этот соседний храм хотя и был по своему уст-
ройству совершенно аналогичен описанному выше, но его восемь боковых
входов вели только на террасу, лежавшую выше двора с мозаикой, вро-
вень с приподнятой площадкой, поэтому практически войти в храм
можно было только с «эстрады» или из строений позади нее (они,
к сожалению, не сохранились). Другая особенность этого храма — до-
вольно большое замкнутое помещение позади главной культовой целлы
(размером около 45 кв. м), сообщавшееся не с собственно храмом,
а только с «эстрадой». По-видимому, для происходивших на ней дейст-
вий это помещение играло роль вспомогательного.
В последующем слое IVa опять обнаруживаем два стоящих рядом
храма, один из которых имеет размеры 83X53 м, а второй (сохранив-
шийся гораздо лучше) — 55X22 м. Фасад большего из храмов украшен
чередованием выступов и ступенчатых ниш. В стороне находился еще
один храм, стены которого, возведенные на известняковом фундаменте,
были сложены из глыб природного гипса, причем снаружи и внутри
151
Глава II
41.	Керамика IV тысячелетия до н. э.:
а) из Тутуба (Хафадже) и Теллъ-
Аграба;
б)	из X ассуны
42.	Белый храм в Э-Ане, ранний этап.
Протописьменного периода, вскоре
после 3000 г. до н. э.:
а) реконструкция внешнего вида;
б) реконструкция интерьера
украшены «штифтовой» мозаикой. Это едва ли не единственное камен-
ное культовое здание в истории древней архитектуры Двуречья (напом-
ним, что на всей равнине Нижней Месопотамии камня нет).
Таким образом, от святилищ убайдского времени эти храмы отли-
чаются в первую очередь размерами (Белый храм почти в 7 раз больше
убайдских), более сложной и архитектоничной планировкой, что выра-
жается в отказе от замкнутости убайдского плана с четырьмя угловыми
комнатами и в стремлении создать монументальный и величественный
комплекс сооружений.
По-видимому, уже в период Варки IV начинают применяться «рим-
хены» (плоские, топкие кирпичи), получившие наибольшее распростра-
нение в период Варки III. Впервые постройка из «римхенов» была об-
наружена на городище Джемдет-Наср.
В это же время появляются кирпичные колонны и полуколонны,
большей частью украшенные мозаикой из каменных или глиняных рас-
крашенных обожженных конусов, вставленных в сырцовые степы. Так
были украшены стены ряда храмов округи Э-Апы (где разноцветные
конусы втыкались не только в поверхность колонн, но и в стены храма;
по такому же принципу было сооружено упоминавшееся «Красное зда-
ние» — помещение для собраний?).
Монументальные храмовые постройки периодов Варки IV и
Варки III (или Джемдет-Насра) были обнаружены не только в Э-Ане,.
но, как уже упоминалось, в Эреду, в Джемдет-Насре, а также в ряде
других городов; так, в Телль аль-Мукайяре (Уре), в районе террасы
зиккурата, были найдены развалины здания, декорированного цветными
конусами, в Телль-Укайре был обнаружен храм, на стенах которого
сохранились следы росписей — геометрический орнамент фигуры барса,
часть культового шествия.
К сожалению, гораздо меньше нам известно о частных домах этого
времени, но; судя по имеющимся скудным данным, они представляли собой
глинобитные многокомнатные дома с открытым внутренним двориком, ко-
торые довольно беспорядочно группировались вокруг храмовой ограды и
главного храма. Последний, таким образом, доминировал над селением.
С возникновением цивилизации в Двуречье развитие изобразитель-
ного искусства вступает в новую фазу. Не случайно наш рассказ об
искусстве Протописьменного периода начинается с описания керамики:
появление керамики нового типа и ее особенности свидетельствуют о пе-
152
Протописьменный период в Двуречье
153
Глава II
43.	Сцены с изображением животных на
печатях Протописъменного периода,
первая половина III тысячелетия до н. э.
44.	Шумерская цилиндрическая печать
с навершием в виде баранчика и
с изображением бога Пастуха, 2900—
2800 гг. до н. э.
45.	«Стела охоты» из У рука, первая
половина III тысячелетия до н. э.
реходе от лепки и росписи посуды как одного из промыслов патриар-
хальной семьи, которым занимались наряду с прочими делами, видимо,
женщины, более склонные к работе, требующей спокойной сосредото-
ченности, к изготовлению керамики в специальных гончарных мастер-
ских (об остатках таких мастерских в Арпачии, а позже в Телль аль-
Мукайяре мы уже говорили), т. е. к появлению особой отрасли хо-
зяйства, которая почти целиком оказывается в руках мужчин (кроме’
мелкой гончарной работы по дому). Этот переход, начавшийся уже
к концу периода Халаф, знаменует наступление эпохи отделения ремесла
от земледелия и специализации ремесел, оказавшей огромное влияние
и на развитие искусства.
Искусство нового периода, разумеется, не ограничивается керами-
кой как основной (хотя уже и в эпоху неолита не единственной) об-
ластью художественного творчества; оно становится богаче и разнооб-
разнее в целом. Глиптика, искусство резьбы на печатях, — «открытие,
честь которого принадлежит человеку эпохи Халаф», а расцвет ее «как
искусства самостоятельного, сознающего свои возможности, датируется
только эпохой Убайд, точнее, концом этой эпохи» [14, с. 17],— всту-
пает в новый знаменательный этап своего развития. С концом периода
Убайд, в слое Варки V, появляется новая форма печатей — цилиндри-
ческая, которая в Протописьменный период получает все большее рас-
пространение, с тем чтобы к началу III тысячелетия до н. э. оконча-
тельно вытеснить печати-штампы почти на два тысячелетия.
Ил. 43 В цилиндрической глиптике Протописьменного периода обычно раз-
личают четыре группы печатей (как по содержанию, так и в стилисти-
ческом отношении).
К первой группе относят большие печати, выполненные очень тща-
тельно, с пластичными, глубоко врезанными изображениями. Тема печа-
тей этой группы — культовые сцены перед храмом, изображение живот-
ных, идущих рядами друг за другом из хлева или в него, нападение
диких зверей на стада. Печати с такого рода сценами характерны для
Нижней Месопотамии, особенно для Варки (Э-Аны).
Вторая группа печатей, также распространенная в Варке, но, видимо,
включившая в себя и многие чужие мотивы, содержит геральдические,
тяготеющие к орнаментальным композиции, где изображены фантасти-
ческие существа, например львы со змеиными головами или другие сме-
шанные существа.
154
Протописьменный период в Двуречье
43
43
44	45
155
Глава II
46.	Культовый каменный сосуд из Э-Аны
(Урука), с изображением процессии
жертвоприношения богини Инаны,
второй этап Протописъменного
периода, около 2800 г. до н. э.
Третья и четвертая группы распространены исключительно на се-
вере Нижней Месопотамии, и главным образом в районе реки Диялы,,
хотя печати третьей группы встречаются также и в Э-Ане. Это, как пра-
вило, очень маленькие, большей частью из коричневого, красноватого
или белого камня, довольно широкие и короткие цилиндры, на которых
весьма схематично изображаются однородные группы: звери, рыбы, со-
суды или скорчившиеся фигурки, по-видимому женщины, занятые ка-
кой-то работой. Все эти глубоко врезанные изображения выполнены
круглым сверлом (бутеролью) почти без последующей обработки. Печати
четвертой группы, наоборот, тонкие, продолговатые, напоминающие длин-
ные бусины. Они покрыты геометрическим или цветочным и также глу-
боко врезанным орнаментом. Чаще всего в основу композиции берется
четырехлепестковый цветок или «мальтийский крест».
Любую из этих печатей можно было откатать на глине столько раз,
сколько нужно, и получить при этом многократно повторяющуюся и
в то же время законченную композицию — геральдическую, симметрич-
ную или тянущуюся в виде фриза-ленты. Изобретение цилиндра ока-
залось, таким образом, не просто удачной находкой новой, необычной
формы. Именно эта форма обеспечила глиптике длительное самостоя-
тельное существование как одного из наиболее распространенных и мас-
совых видов искусства Месопотамии. Действительно, сравнительно ма-
ленькие размеры печати позволяли использовать любой попадавшийся
под руку кусочек мягкого камня или раковины, что было очень сущест-
венно для страны, бедной камнем. Далее, форма цилиндра позволяла
мастеру на сравнительно небольшой поверхности разместить большое
число фигур, которые к тому же можно было бесконечно увеличивать
благодаря откатке по глине. И есть все основания думать, что именно
глиптика, ее сюжеты и мотивы, а также техника работы с мелкими фи-
гурами оказали влияние и на развитие «большой пластики» Месопота-
мии: па всем протяжении шумерской истории в рельефе сохраняется
рассказ-повествование, который как будто бы берет свое начало от повто-
ряющегося узора глиптического фриза.
Пластическое искусство раннего Шумера тесно связано с глиптикой.
Печати-амулеты — фигурки или головки животных, — которые были так
распространены в Протописьменный период, можно считать формой,
соединяющей глиптику, рельеф и круглую скульптуру. Функционально
все такие предметы — печати. Но если печать сделана в виде фигурки
156
Протописьменный период в Двуречье
46
157
Глава II
47.	Каменная голова богини Инаны из
храма Э-Аны, второй этап
Протописъменного периода, около
2800 г. до н. э.
животного, то одна ее сторона плоско срезана и на ней в глубоком
рельефе вырезаны дополнительные изображения, предназначенные для
отпечатывания на глине и, как правило, связанные с главной фигурой;
так, на обратной стороне головы льва, исполненной в довольно высоком
рельефе, вырезаны маленькие фигурки львов, на обороте фигуры ба-
рана— рогатые животные или человек (видимо, пастух). Есть случаи,
когда большую цилиндрическую печать венчает скульптурная фигура
Ил. 44 животного. Но подобного рода фигурки появляются и отдельно, вне связи
с глиптикой.
Стремление как можно точнее передать изображаемую натуру, осо-
бенно когда речь идет о представителях животного мира, характерно для
искусства Нижней Месопотамии этого периода. Маленькие фигурки до-
машних животных — телят, бычков, баранов, коз, — выполненные в мяг-
ком камне (серпантин, известняк, песчаник и т. д.), разнообразные
сцены из жизни домашних и диких животных на рельефах, культовых
сосудах, печатях поражают прежде всего точной передачей пропорций
и форм тела, так что легко определяется не только вид, но и порода
животного, а также позы, движения, переданные живо и выразительно,
а часто и удивительно лаконично. Однако настоящей круглой скульп-
туры в искусстве раннего Двуречья почти нет — большинство фигур
сзади плоско срезаны, тяготеют к горельефу (исключение составляют как
раз маленькие фигурки животных), скульптор не отрывается от плоскости,
поэтому объем и плоскость большей частью соединены: фигуры львов
поставлены на тулово сосуда но краям носика-слива, как бы охраняя его,
баранчик лежит на плоском верхнем срезе большой цилиндрической пе-
чати, как на земле, и т. д. Наиболее излюбленная форма — фигуры
в очень высоком рельефе, а отдельные части — даже в рельефе, прибли-
жающемся к круглой пластике; это создает видимость постепенного от-
рыва от плоскости. Благодаря такому приему, при небольших размерах
изображений, они тем не менее кажутся тяжеловатыми, монументаль-
ными.
Другой характерной чертой раннешумерского искусства является его
повествовательность. Каждый фриз на печати, каждое рельефное изобра-
жение — рассказ, который можно прочесть по порядку. Рассказ о природе,
о животном мире, но главное — рассказ уже о человеке. Ибо только
в период Джемдет-Насра появляется в искусстве тема человека и только
тогда это искусство становится особо привлекательным и для нас. Мы
158
Протописьменный период в Двуречье
159

Глава II
уже говорили о ранних изображениях человека — они встречаются даже
в палеолите, — равно и о том, что еще нельзя воспринимать такие изо-
бражения как образ человека в искусстве. Человек присутствует в нео-
литическом и энеолитическом искусстве как часть природы, его сознание
еще не выделило его самого из природы, он еще не всмотрелся в самого
себя. Поэтому для раннего искусства и характерен синкретический об-
раз чсловеческо-животно-растительный (как, скажем, уже упомянутые
фигурки с лягушачьими чертами и ямочками для зерен и косточек на
плечах или женщина, кормящая звереныша) или человеческо-фалличе-
ский (т. е. человек-фаллос или просто фаллос как символ размножения).
В раннем шумерском искусстве Протописьмепного периода мы уже
можем наблюдать, как человек начал выделять себя из природы. Отде-
лив себя от нее и сосредоточив на себе внимание, он рассказал себе са-
мому о себе. Человек появляется в сценах обыденной жизни, и мы видим
его ухаживающим за коровами — пасущим и доящим их; он появляется
как охотник-пастух, защищающий свои стада от нападения хищников,
и как строитель храмов, как владыка-победитель и как жрец, совершаю-
щий культовые действия. Как будто бы человек сказал о себе впервые
«я», точнее, «мы — люди», выделив себя из мира природы. Но это
«я — мы» было не чисто человеческим, индивидуализированным «я», но
«мифологизированным». Оно было божеством, увиденным в образе чело-
века, героем-предком, и тем самым каждое «я» состояло с ним в родстве.
Образ человека отныне преобладает в искусстве, и, естественно,
перед нами встает проблема: можем ли мы понять принцип древнего
Ил. 45 изображения человеческой фигуры на плоскости, в рельефе, в скульп-
туре?
Одним из лучших дошедших до нас памятников ранпешумерского
Ил. 46 искусства является культовый алебастровый сосуд из Урука размером
около 1 м в высоту. Поверхность сосуда разделена пустыми полосами
на три регистра, и изобразительное повествование читается снизу вверх.
Двумя волнистыми линиями изображена река. По берегам ее крупные
колосья — поле. Рядком идут бараны. Они изображены в профиль, однако
глаза даны в фас. В следующем, втором ряду — вереницы обнаженных
людей с дарами и жертвами, в последнем — культовое празднество: бо-
гиня-жрица и жрец в парадном одеянии встречают процессию, возглав-
ляемую, видимо, другим жрецом в длинной одежде со шлейфом, который
несут слуги. Большинство фигур дано однотипно: лицо в профиль, туло-
вище в трехчетвертном пли полном развороте, ноги в профиль, но глаз
в фас.
Есть, однако, и чисто профильные изображения. Оттиск одной пе-
чати времени Джемдет-Насра представляет группу обнаженных людей
в различных позах: одни скорчились будто от удара, другие распласта-
лись ниц, третьи присели на корточки. Позы, движения людей переданы
очень живо и непринужденно. Тут же рядом стоит человек в длинной
юбке с палкой. Его фигура выполнена в позе, более обычной для искус-
ства того времени: лицо и ноги — в профиль, глаз — в фас. Таким
образом, в изображении подчеркнуто и передано существенное и типиче-
ское, наиболее четко и недвусмысленно воспринимаемое и воспроизводи-
мое, и объект передан художником не буквально, а обобщенно. Худож-
ник передал его легко узнаваемые признаки, подчеркнул наиболее типи-
ческое и характерное, избежал случайного поворота и позы. То же самое
происходит в изображениях животных, ландшафта: река — две волнистые
линии, рыба — в профиль, птица — в профиль, по с двумя крыльями.
Итак, канон? Да, во всяком случае, путь к нему. Как мы уже видели,
условные «канонические» изображения чередуются с фигурами, выпол-
ненными в ином приеме, со свободными позами, живыми поворотами, слу-
160
Протописьменный период в Двуречье
чайными ракурсами. Наряду с идеализирующей, обобщенной манерой
в передаче черт можно увидеть подчеркивание конкретных, может быть,
даже индивидуальных черт, как это мы встречаем в знаменитой скульп-
турной женской голове из Урука, вероятно, в изображении богини Ил. 47
Инаны, где соединение типизации, обобщения с определенной индиви-
дуальностью облика и делает это произведение привлекательным для
нас *. Время зарождения цивилизации в Месопотамии представляется
нам как время поисков, нащупывания своего пути, накопления опыта,
и поэтому памятники этого искусства иногда производят впечатление от-
носительной «свободы» творчества от канона, который только еще скла-
дывался.
Искусство Нижней Месопотамии Протописьменного периода пред-
стает перед нами, таким образом, как качественно новый этап в отно-
шении человека к окружающему его миру. Не случайно памятники куль-
туры этого периода оставляют впечатление пробуждения человеческой
энергии, осознания человеком своих новых возможностей, попытки утвер-
дить себя в этом мире, который он осваивает все больше и больше.
Новый период, новый этап в открытии мира, кажется, можно опре-
делить формулой «я и мир». Но это «я» было в то же время божеством,
божеством антропоморфным, т. е. таким, которое можно было мысленно
создать, только остановив внимание на себе самом. Таким образом, на
смену неолитическому мировосприятию, которое нам кажется преиму-
щественно экстравертным, т. е. обращенным вовне, приходит мировос-
приятие более интровертное, обращенное на самого себя (это, естест-
венно, не следует понимать как голую и хронологически последователь-
ную схему). Даже в стремлении конкретизировать и копировать формы,
окружающие человека, мы видим зачатки интроверсии, которая пере-
носится и на окружающее, ибо взглянув на себя более пристально, че-
ловек начинает смотреть и на окружающее другими глазами и ему на
какое-то время кажется: мир понятен, его можно передать, воспроизвести
более или менее точно. Может быть, здесь и лежит причина отхода от
абстрагирующей, условной стилизации, характерной для памятников нео-
литического изобразительного искусства? Другое дело, что через некото-
рое время человек снова поймет, что мир непонятен и гораздо сложнее,
чем ему показалось на какое-то мгновение (это мгновение могло длиться
несколько столетий!). И все же идея ясности, осязаемости мира, как бы
воздвигнутого руками человека, присутствует и в искусстве Протопись-
менного периода явственно и зримо.
* Весьма вероятно, что фигура богини была просто нарисована на стене свя-
тилища и лишь голова, сзади плоско срезанная для пригонки к стене, выступала
рельефно из плоскости.
И Заказ № 1238
Глава III

РАННЕДИНАСТИЧЕСКИЙ
ПЕРИОД В ДВУРЕЧЬЕ
И ЭЛАМЕ
1.	Исходные данные
для относительной
и абсолютной
хронологии периода
Единство культурного развития Южного Двуречья от Протописъменного
и еще более ранних периодов к Раннединастическому и последующим
очевидно; однако, как мы уже отмечали, на грани между этими двумя
периодами лежит явственный и довольно резкий археологический рубеж.
Помимо отмирания прежних художественных стилей в области изобра-
зительного искусства наиболее заметны изменения в области архитек-
туры. Вместо прежних тонких сырцовых кирпичей правильной формы
(«римхен») начинают применяться странные плоско-выпуклые («плано-
конвексные») кирпичи. Меняется план храмов, причем святая святых и
примыкающие вспомогательные помещения становятся как бы менее до-
ступными для массы почитателей божества. На городище Варки были
разрушены «нижние» (т. е. не поставленные на террасы) храмы и более
не восстановлены. Конец первого этапа Раннединастического периода
знаменуется сооружением оборонительных стен вокруг города.
Все эти изменения едва ли могут быть объяснены массовым втор-
жением семитоязычных пастушеских племен, да и само такое массо-
вое вторжение вряд ли вероятно, хотя, конечно, какие-то племенные
передвижения могли происходить и сыграть свою роль в исторических
событиях того времени. Однако нам представляется, что главными при-
чинами изменений, происшедших между Протописъменным и Раннедина-
стическим периодами, были две: первая — это более резкое расслоение
общества, приведшее к первым социальным конфликтам, вторая — на-
ступление периода войн «номовых» государств друг против друга — либо
с целью грабежа, так как в это время происходит громадный рост бо-
гатства, либо с целью овладения головными плотинами каналов и источ-
никами водоснабжения.
Для восстановления истории Раннедпнастического периода (РД I —
около 2750—2615 гг. до н. э.; РД II — около 2615—2500 гг. до н. э.;
162
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
РД III — около 2500—2315 гг. до н. э.) у нас имеются наряду с археоло-
гическими и более разнообразные, чем в предыдущий период, письмен-
ные источники, а главное — более удобочитаемые. Сюда относятся: от
времени РД I, II, III—хозяйственные архивы и юридические доку-
менты, причем к концу периода поддающиеся уже вполне связному пере-
воду; от времени РД II и III — надписи правителей, сначала посвящен-
ные только храмостроительству и оросительным работам, потом, сперва
бегло, а затем и подробнее, упоминающие также военные и другие собы-
тия. Кроме того, в нашем распоряжении есть составленный позже
(XXI в. до н. э.) уже упоминавшийся «Царский список» [46].
«Царский список» мог бы дать нам хронологическую канву для
истории Раннединастического периода, однако, для того чтобы его во-
обще можно было рассматривать как исторический источник, необхо-
димо понять его происхождение и построение. Для этого надо ответить
на следующие вопросы: зачем был составлен «Царский список», каковы
были источники, которыми пользовался его автор, как он их использо-
вал (т. е. каков был метод, примененный им при составлении списка),
каково соотношение «Царского списка» с другими сохранившимися дан-
ными, какова вероятность наличия в нем ошибок и каков их характер.
Целью составления «Списка» было внушение мысли, будто единая цар-
ская власть, осуществлявшаяся над всей страной царями III династии Ура
(2111—2003 гг. до н. э.), божественного происхождения, что она якобы
в начале времен спустилась с неба как некая эманация и через непре-
рывную последовательность законченных династий *, каждая из которых
была всякий раз единственной, перешла в конце концов к тому царю,
при котором был составлен «Список» (вероятно, Ур-Намму, 2111—2094 гг.
до н. э.; позднее «Список» был доведен до следующей династии — Ис-
сина, — правившей в XX—XIX вв. до н. э.). В действительности же даже
самого царского титула в начале Раннединастического периода не су-
ществовало и различные династии, упоминаемые «Списком» как правив-
шие последовательно друг после друга, чаще всего правили параллельно.
Это, несомненно, было в какой-то степени известно и автору «Списка», и
он пользовался условным приемом: если из эпоса или из доступных
надписей явствовало, что некий царь В из династии М победил царя А
из династии N, то вся династия М помещалась в «Списке» после дина-
стии N. Правители, носившие в действительности другие титулы, всегда
тоже названы в «Списке» «царями». Вообще же схема, по которой со-
ставлен «Царский список», следующая:
Б городе N А стал царем, х лет правил,
В — у лет правил,
С — z лет правил и т. д.
п царей s лет правили.
Город N был поражен оружием, царственность его перешла в город М.
В городе М D стал царем и т. д.
Иногда рядом с именем царя приводится краткое описание его дея-
ний, главным образом по эпическим преданиям, например: «Этана, пас-
тух, поднявшийся на небо, стал царем, 1500 лет правил», или «Эн-Мен-
барагесй, который согнул оружие Элама, стал царем, 900 лет правил»,
или: «В Э-Ане Мескианггашер, сын (бога) Уту, стал жрецом (эн) и
* Здесь и ниже в главах об истории древней Месопотамии мы пользуемся
общепринятым в ассириологической историографии термином «династия». Однако
следует иметь в виду, что этот термин означает не обязательно какой-либо еди-
ный царский дом, но и любой последовательный ряд царей, правивших подряд
в одном городе или местности. «Династию» может составлять и один царь, если
следующий перенес столицу в другое место.
163
11*
Глава 111
царем (лугаль), 324 года правил» и т. д. Конечно, чем позже, тем реже
встречаются фантастические цифры продолжительности правлений и
«справки» о царях сказочного содержания.
Заметим, что «Список», сообщая о переходе «царственности» от «по-
раженного оружием» города N к городу М, никогда не утверждает прямог
будто это событие произошло именно при последнем царе города N, хотя
большинство читателей, несомненно, понимали дело именно таким обра-
зом. Но избранная формула не могла считаться бы искажающей истину
и в тех случаях, если читатель знал точно, что столкновение между горо-
дами N и М задолго предшествовало окончательному падению династии N.
Далее, если один представитель династии N заведомо потерпел пора-
жение от царя династии О и лишь другой, более поздний — от царя ди-
настии М, то составитель «Списка» помещал династию О после динас-
тии N и до династии М, но при этом указанная в «Списке» продолжи-
тельность правлений либо последних царей династии N, либо первых ца-
рей династии М искусственно «удлинялась», с тем чтобы они могли
как бы «дотянуться» друг до друга «через голову» династии О. При этом,
однако, синхронность О с концом N и с началом М прямо не оговарива-
лась. Любыми средствами автор «Царского списка» стремился добиться
впечатления непрерывности единой линии правителей от потопа до III
династии Ура («допотопные» династии, как полагают, были добавлены
к «Списку» позднее). Источниками для составления «Списка», несо-
мненно, послужили эпические и вообще устные предания отдельных
«номов», однако не всех: правители такого важного «нома», как Лагаш, не
были включены в «Список» по политическим соображениям, о которых
будет сказано в гл. IV *. Лагашиты попытались впоследствии составить
свой собственный царский список [IV, 73]. Он очень интересен для по-
нимания того, как вообще составлялись подобные списки, так как дейст-
вительная последовательность правителей Лагаша нам хорошо известна
по многочисленным найденным там подлинным надписям и архивным
документам. Оказывается, что к XIX в. до н. э. в Лагаше уже не пом-
нили точного порядка своих древних правителей XXVI—XXII вв.: неко-
торые были забыты вовсе, а имена или последовательность других перепу-
таны. Надо думать, что и устная традиция прочих «номов», которой
пользовался составитель на полтораста лет более древнего урского
«Царского списка», была ненамного достовернее.
Вероятно, автор «Царского списка» использовал также и надписи
древних правителей, особенно те, которые хранились в самом Уре и
в центральном святилище Шумера — Э-куре в Ниппуре; списывание
древних надписей в Ниппуре считалось, по-видимому, и позже деломг
достойным благочестивого и ученого писца. Но насколько недостаточен
сам по себе этот источник, мы можем судить опять-таки по лагашскому
списку: ведь в Лагаше сохранялось множество древних надписей — даже
до нас дошли десятки!
Наконец, автор «Царского списка» мог в некоторых случаях пользо-
ваться списками «датировочных формул». Начиная с РД III (а может
быть, и раньше) в некоторых «номах» (например, в Уруке) была вве-
дена система датировки деловых документов по наиболее важному собы-
тию каждого года; чтобы разбираться во взаимном соотношении датиро-
ванных таким образом документов, приходилось вести списки событий-
датировок («датировочных формул») —нечто вроде первичной летописи.
* Нам известно о вражде Ура с Лагашем в начале правления III династии
Ура (XXI в. до н. э.), но ничего не известно о причинах, которые заставили бы
исключить Лагаш из «Списка» в более ранний или более поздний период. По-
этому нам кажется невозможной более поздняя дата «Царского списка», предла-
гаемая некоторыми исследователями.
164
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
Есть основание думать, что еще раньше, чем был составлен дошед-
ший до нас «Царский список», составлялись по тем же (или таким же)
источникам и более ранние списки правителей. Они-то главным образом
и легли в основу канонического «Царского списка».
Анализ его показывает, что составитель использовал по крайней
мере пять источников, которые могут быть реконструированы следую-
щим образом.
А. Кишский список царей. Видимо, он включал разнородные мате-
риалы и первоначально открывался эпическим героем Этаной. Затем
к началу кишского списка (перед Этаной) был прибавлен перечень мест-
ных семитских родоначальников и тотемов (?), который по своему проис-
хождению, видимо, не имел отношения к перечню «царей». Для всего
кишского списка — как до, так и после Этаны — характерны фантастиче-
ские цифры продолжительности правлений. Современному историку при-
ходится заменять эти цифры приблизительным подсчетом по поколениям.
К кишскому списку мы предположительно относим кроме I—IV дина-
стий Киша также династии Авана и Хамази.
Б. Урукский список энов и царей. Ранняя часть списка, очевидно,
легендарна, но в дальнейшем для него характерны правдоподобные
цифры продолжительности правления «царей». Список базировался в ос-
новном на счете поколений с некоторыми поправками, где это было
возможно и необходимо, а в конечной части (но не позже II династии
Урука), вероятно, был использован перечень введенных к тому времени
«датировочных формул».
К этому списку мы предположительно относим все династии Урука
я Ура; к нему же восходит и один из вариантов списка царей Аккаде,
правивших всей страной, в том числе и Уруком. Урукский и кишский
списки, использованные в окончательном «Царском списке» вперемежку,
в основном правильно отражают, каждый в отдельности, северную и юж-
ную исторические традиции, но перечисленные в том и другом списке
лица правили в действительности параллельно.
В. Какие-то дополнительные северные источники для династий Мари,
Акшака, Аккаде. Это могли быть частично местные списки того же типа,
что (А) и (Б), а также отдельные надписи, хранившиеся либо вНиппуре,
либо в Уре, либо в Кише, а для династии Аккаде — «датировочные фор-
мулы». Эта линия (или линии) традиции, использованной составителем
«Царского списка», наименее ясна.
Г. Официальный список вождей племени кутиев, господствовавших
над Двуречьем. Он не входил в состав источников (А), (Б) и (В), так
как отсутствует в некоторых изводах «Царского списка».
Д. Эпический и другой литературный материал, хронологически не
привязанный к документальным источникам.
Современный историк может использовать лишь даты, восходящие
к источнику (Г) и к источникам (Б) и (В) в их поздней части, да и то
с осторожностью, памятуя о возможных ошибках составителя и искаже-
ниях при переписке. Пример исключения из «Царского списка» всех ди-
настий Лагаша заставляет подозревать, что в исходных данных «Списка»
могли быть произведены и другие купюры по политическим мотивам.
Там, где «Царский список» не основан на списках «датировочных
формул», возможны пропуски отдельных имен, забытых устной тра-
дицией.
Дошедшие до нас подлинные надписи и документы, относящиеся
к рассматриваемому периоду, позволяют установить одновременность
(синхронизм) многих правителей, упомянутых в разных местах «Цар-
ского списка». При сопоставлении его реконструируемых источников
с этими синхронизмами выясняется, что как кишский, так и урукский
165
Глава 111
источники, каждый в отдельности, дают практически непрерывный ряд
правителей, если не считать небольших пробелов, которые образовались
потому ли, что какие-то имена были забыты устной традицией, или по-
тому, что какие-то правители были преднамеренно пропущены по тем
или иным соображениям.
Таким образом, «Царский список» наряду с известными в настоящее
время подлинными надписями и другими независимыми источниками
позволяет в некотором приближении воссоздать сопоставительный список
правителей различных «номов» и соответственно относительную хроноло-
гию Раннединастического периода.
Точкой отсчета для всей абсолютной хронологии Нижней Месопота-
мии и остальной Передней Азии начиная с середины II тысячелетия до
н. э. и в глубь веков является древнее астрономическое наблюдение над
восходом планеты Венеры по отношению к восходу Солнца, относящееся
к правлению вавилонского царя Аммицадуки. Наблюдения вавилонских
астрономов могут быть привязаны к абсолютной астрономической дате,
но, к сожалению, одна и та же конфигурация отношения планеты Венеры
к Солнцу повторяется каждые 275 лет, а кроме того, запись наблюдения
позволяет толковать ее несколько по-разному, что дает дальнейшее рас-
хождение на 64 года в ту или другую сторону. В настоящее время для
определения даты правления Аммицадуки приняты астрономические да-
тировки 1646—1626 гг. до н. э. ±64 (сдвиг на 275 лет неприемлем, по
данным археологии) *. В этой книге, следуя предложению западных ис-
следователей С. Смита и М. Сидерского и советского ученого В. В. Струве
[V—VII, 13; 90] и учитывая археологические данные синхронизмов
с царями Ассирии и Египта, для времени правления Аммицадуки при-
нята средняя датировка, т. е. именно 1646—1626 гг. до н. э. Конечно, не-
точности древних хронологических записей и наших документальных
сведений допускают еще дополнительные небольшие колебания в опре-
делении более ранних дат; например, для Саргона Древнего, царя города
Аккаде, на основании веских соображений нами принята датировка
2316—2261 гг. до н. э. [IV, 28, рец. Ь], хотя некоторые исследователи,
опираясь даже на ту же исходную дату для Аммицадуки, находят возмож-
ным датировать его несколько раньше, например 2340—2285 гг. до н. э.
Таким образом, начало царствования Саргона, по разным хронологическим
системам, может определяться приблизительно от 2340 + 64 = 2404 гг.
до н. э. до 2316—64 = 2252 гг. до н. э. Даты более ранние, чем правление
Саргона, определяются либо радиоуглеродным методом, дающим довольно
большой предел ошибок, либо приблизительно, по поколениям. Между
Саргоном Древним и временем самого раннего пз установленных синхро-
низмов в пределах РД периода (между Гильгамешем из I династии Урука
и Акой, или Агой, последним правителем I династии Киша) в урукском
источнике помещается 16—18 имен, а в кишском—15—16. Сравнение
с разными позднейшими достоверными списками царей показывает, что
15—20 правлений обычно занимают, если исключить особо бурные и
смутные времена, приблизительно 250—300 лет (т. е. 15—17 лет на одно
правление). Это означает, что конец I династии Киша относится (если
исходить из системы Смита—Сидерского—Струве) к какому-то моменту
между ~2615 и —2550 гг. до н. э. (или между [2340 + 64 = 2404] +300 =
= 2704 г. до н. э., что не вяжется с данными радиоуглеродных датировок,
и [2316—64 = 2252] +250 = 2502 г. до н. э., что с археологической точки
зрения, пожалуй, слишком поздно). Мы, вероятно, менее всего оши-
бемся, если условно примем для конца I династии Киша (он соответ-
ствует примерно также и концу периода РД I) округленную дату
♦ Предложены и некоторые другие определения даты правления Аммицадуки.
166
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
— 2615 г. до н. э., которая неплохо согласуется и с радиоуглеродной датой
для Протописьменного периода (слой IVa в Уруке —2815 г. ±85, но
скорее ближе к 2900 г. до н. э., причем не исключена и несколько более
ранняя дата).
2.	Первый этап
Раннединастического
периода
Анализ как «Царского списка», так и археологических данных показы-
вает, что двумя главнейшими центрами Нижней Месопотамии с начала
Раннединастического периода являлись: на севере — Киш, господство-
вавший над сетью каналов группы Евфрат — Ирнина, а на юге — пооче-
редно Ур или Урук (город, возникший на месте Э-Аны). По-видимому,
ирригационные системы этих двух южных «номов» были тесно связаны
между собой, так что возвышение Ура происходило только в периоды
господства его и над расположенным выше Уруком: в периоды гегемо-
нии Урука Ур терял свое самостоятельное значение. В то же время Урук
обычно доминировал над сетью каналов группы Евфрат — Итурунгаль.
Вне влияния как кишского, так и урукского центров обычно находились
Эшнуна и прочие города долины Диялы, с одной стороны, и Нгирсу-Ла-
гаш и другие подчиненные ему города на канале И-Нина-гена — с другой.
Как раз в начале РД I Урук либо в результате социальных смут,
либо, может быть, и племенных передвижений находился в упадке, а Ур
переживал пору своего первого возвышения, не сохранившуюся в памяти
позднейших поколений и потому не отраженную в «Царском списке», —
так называемый период Архаического Ура. Он освещен в документах
двух храмовых архивов, из которых один найден в самом Уре, в священ-
ной ограде бога Нанны [16; 68], а другой — в небольшом, еще существо-
вавшем к тому времени невдалеке от Ура поселении сельского типа [69].
Археологическое обследование древней дельты Евфрата («пома»
Ура) интересующего нас времени [II, 32] показало, что непосредственная
округа самого города Ура, расположенная по одному с ним руслу, зани-
мала около 90 кв. км. На этой территории кроме Ура (около 20 га пло-
щадью) находились городок, обнесенный стенами (Муру, около 8 га), и
один — без стен (городище Убайд), а также ряд хуторов или деревушек
из нескольких домов. Население округи предположительно составляло
около 6 тыс. человек, из них 2/3 жили в Уре, почти 7з — в Муру и на
месте нынешнего городища Убайд и лишь сотни две людей жили на
хуторах. Район древнего центра Эреду, расположенного несколько в сто-
роне, был уже почти оставлен жителями из-за изменения русла каналов
и береговой линии, но здесь все же продолжалась кое-какая жизнь, по-
скольку Эреду еще сохранял значение важного культового центра особо
почитаемого бога Энки — божества подземных вод и того Мирового
океана, на котором, как предполагалось, плавала Земля.
Во главе храмового хозяйства, видимо, стоял писец-санга, имевший
собственный, отдельный от храмового штат ремесленников и т. п. В со-
ставе хозяйственного персонала храма существовала довольно развитая
иерархия; упоминаются также различные культовые должности, в том
числе женщины-иеродулы, а также врачеватели (а-зу). Хозяйство обслу-
живалось постоянным персоналом работников — земледельцев, садоводов,
рыбаков, пивоваров и различных ремесленников; пастухов в храме было
мало. Всего персонал храмового хозяйства насчитывал несколько сот
человек. Сохранился список 23 рабов и 12 рабынь, по возможно, что это
были частные рабы управителя храма. Поля храма (или бога Нанны,
аша[г]-Наннара} делились на «жреческие» (ашаг-эна), «поля-кормления»
167
Глава III
(аша[г]-шукум} или аша[г]-курум) и «поля возделывания» (ашаг-уру).
Это подразделение храмовых земель характерно для всего РД периода,
причем доход с жреческих полей шел непосредственно храму, «поля-корм-
ления» раздавались мелкими наделами членам хозяйственного персо-
нала за службу или работу, а «поля возделывания» — разным лицам за
небольшую долю урожая. По-видимому, сходное подразделение храмо-
вых земель существовало и в Архаическом Уре, хотя, возможно, там
в состав «жреческих полей» входили и большие наделы видных культо-
вых и административных должностных лиц. При этом, однако, наделы
ряда довольно высокопоставленных людей хотя и упоминаются в том же
храмовом архиве, но не обозначены ни как «поле бога Нанны», ни как
«жреческие поля» (например, надел главы народного собрания — кен-
галя). Во всяком случае, земельные владения храма были в принципе
уже отделены от земельного фонда общины; так, среди старост артелей
работников встречаются «старосты храма» (ну-банда-э-галъ) и «старосты
общины» (ну-банда-уру) *, вероятно, последние возглавляли группы об-
щинников, трудившихся на храм в порядке повинности. Но связь храма
с общинной администрацией все еще была самая тесная. Титул «царь»
пока неизвестен (слово лу-галъ, которое впоследствии стало значить,
между прочим, и «царь», тогда еще означало «большой человек» и спе-
циально «хозяин», например дома, раба; неясно, употреблялось ли оно и
как термин для должностного лица, но, во всяком случае, сколько-нибудь
важного сановника с таким титулом не было).
Если верить «Царскому списку», то современниками Архаического
Ура были правители I династии Киша, якобы основанной легендарным
Этаной, летавшим, согласно сказанию, на небо. Возможно, что именно
правители Киша впервые приняли на себя титул «хозяин» (лугаль), что
впоследствии стало значить «царь», и попытались установить военную
гегемонию над другими «номами», вплоть до юга страны; по крайней
мере позже титул «лугаль Киша» был равнозначен понятию «царь-геге-
мон», стоявший выше правителей отдельных «номов». Лугали были воен-
ными вождями, а не жрецами, хотя, приняв функцию правителя, всякий
вождь, в том числе и военный, тем самым принимал на себя ответст-
венность за благополучие общины, неотделимую от жреческих обязан-
ностей.
От предпоследнего из царей I династии Киша — Менбарагеси —
дошли две надписи — первые царские надписи в истории [34]. Обе они
найдены в долине Диялы; по данным «Царского списка», «Эн-Мепбара-
гесй» ходил в поход и на Элам, куда дорога шла из долины Диялы через
город Дер (ныне Бадра), а затем горные перевалы в эламскую область
Аван — по-видимому, в долине реки Сеймерре.
Сын Менбарагеси, Ака, или Ага, был согласно эпической традиции
современником легендарного Гильгамеша, правителя Урука. По легенде,
Ака через послов потребовал, чтобы Урук принял участие в предприня-
тых Кишем ирригационных работах. Совет старейшин Урука предлагал
Гильгамешу примириться и исполнить требование Аки, но Гильгамеш,
поддержанный народным собранием, отказался покориться. Народное
* Следует различать шумерские слова uru «поселение», «община», «город» и
uru4 «возделывать», особенно «возделывать чужую землю из доли урожая». Эти
термины не имеют между собой ничего общего, кроме случайного созвучия. Со-
гласно принятому среди шумерологов правилу значки ударений и цифровые
знаки условно сопровождают транскрипцию клинописных знаков, омонимичных
по звучанию, но обозначающих различные понятия. Из приведенного примера чи-
тателю должно быть ясно, что в шумерском языке было по крайней мере четыре
различных знака, звучащих предположительно одинаково — «уру», но обозна-
чающих четыре совершенно несхожих понятия.
168
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
собрание объявило эна * Гильгамеша военным вождем — лугалем. Ака
прибыл с войском на ладьях, спустившись вниз по Евфрату, но начатая
им осада Урука кончилась поражением кишцев. Гегемония над Нижней
Месопотамией перешла к Гильгамешу.
В «Царском списке» Гильгамеш (Бйльгамес) принадлежит к I ди-
настии Урука. Ко времени правления ее первых пяти полумифических
царей легенда отнесла все события, память о которых сохранилась из
глубокой древности до позднейших времен. Так, первый из них, Мескианг-
гашер, по легенде сын бога Солнца Уту, правил в качестве эна (эвена)
будто бы еще не в Уруке, а в Э-Ане, т. е. когда уже существовала священ-
ная ограда с храмами, ио не было еще самого города: историческая обста-
новка, известная нам в действительности от гораздо более раннего пе-
риода культуры Варки и начала Протописьменного периода. Титул лу-
галя, которым в добавление к титулу эна величает его «Царский список»,
вероятно, приписан составителем последнего. Сын Мескианггашера, Эн-
Меркар, построил будто бы уже город Урук и был в нем царем (но
в эпосе он — эн). Далее «Царский список» помещает другого эпического
героя или полубога—«пастуха» Лугальбанду, а затем еще божество —
«рыбака» Думузи из города Кувари (или Шубари) в «номе» Ура («Спи-
сок», видимо, отличает его от канонического Думузи-Таммуза, который, со-
гласно «Списку», тоже был пастухом, но правил в «допотопные» времена
в Бад-тибире); наконец, следует «Бйльгамес, чей отец был демон (инкуб),
эн Кулабы» (одного из поселений в «номе» Урука).
Обо всех этих персонажах были сложены и в конце III тысячелетия
до н. э. записаны полуэпические, полусказочные ритмизованные песни-
легенды; некоторые из них теперь найдены. Из них известно, например,
будто бы Эн-Меркар тягался с эном города Аратты (далеко к востоку,
где-то между Эламом и Индией), требуя от него поставки материалов для
постройки храма Инаны в Уруке, а тот, в свою очередь, требовал в обмен
хлеба. Оба жреца-вождя через своих послов загадывали друг другу хит-
рые загадки, обещая исполнить требование, если загадка будет решена.
Одна из загадок Эн-Меркара оказалась столь трудной, что его посол не
смог ее запомнить, и пришлось изобрести письменность (на самом деле,
как мы знаем, письменность была изобретена в предшествующий, Прото-
письменный период).
Известно также несколько сказочных повествований о приключениях
Лугальбанды. Особенно многих сказителей вдохновляли подвиги Гильга-
меша; именно о нем, между прочим, говорилось, что он обнес Урук сте-
ной — для этого его граждане были вынуждены нести небывалую еще
повинность — и ходил походом в Сирию, на Ливан («Гору бессмертного»)
за кедрами. Действительно, городская стена Урука длиной 9 км, воз-
можно объединившая три первоначально самостоятельных поселения —
Уну [г], или собственно Урук, Э-Ану и Кулаб, была построена именно
около этого времени, на рубеже РД I и РД II.
До нас дошло также позднейшее шумерское сочинение о последова-
тельных разрушениях и восстановлениях храма Тума-аль, или Туммаль,
посвященного богине Ниплиль в Ниппуре, возможно опиравшееся на
подлинные надписи, находившиеся в этом храме. Среди строителей Тум-
маля названы Гильгамеш и его сын Урнунгаль, или Урлугаль. Однако
различные версии «Истории Туммаля» перечисляют царей-строителей
в разном порядке, и одна из версий помещает Гильгамеша гораздо позже,
чем в «Царском списке».
Ясно, что устная эпическая традиция шумеров сгущала и концентри-
ровала воспоминания о давних исторических событиях, которые в ней
* Э н — культовый глава «нома», то же, что ранее эвен.
169
Глава 111
связывались с именами небольшого числа героев — от Зиусудры, героя
сказания о потопе, через Эн-Меркара и Лугальбанду и до Гильгамеша.
Большая часть этих героев была искусственно соединена в «Царском
списке» или его источнике в одну династию, однако в эпосе у них другие
генеалогии; например, Гильгамеш здесь сын Лугальбанды и второстепен-
ной богини или жрицы Нинсун.
Начиная с сына Гильгамеша, «Царский список» дает царям I дина-
стии Урука правдоподобную продолжительность правлений, а со времени
постройки стен Урука археологи начинают второй этап Раннединастиче-
ского периода, вместе с которым мы с почти исключительно легендарной
почвы переходим на почву исторически более достоверную. По-видимому,
речь идет о конце XXVII в. до н. э.
3.	Второй этап
Раннединастического
периода
Поражение Аги под стенами Урука вызвало, как кажется, нашествие
эламитов, покоренных было его отцом: кишская традиция помещает
после I династии Киша династию эламского города Авана, которая,
очевидно, установила свою гегемонию помимо Элама и в северной части
Двуречья. Та часть «Списка», где следовало бы ожидать имена царей
династии Авана, повреждена, но возможно, что одним из этих царей был
Месйлим, или Месалим, оставивший довольно заметный след в истории.
В нескольких подлинных рапнединастических шумерских надписях Меси-
лим выступает как гегемон, стоявший над правителями Адаба, Уммы и
Лагаша. Он носил титул «лугаль Киша», хотя, по-видимому, в действи-
тельности правителем собственно Киша не был: его божеством-покровите-
лем называется Иштаран, божество города Дер, лежавшего на пути из
долины Диялы в Аван; здесь, вероятно, и была родина Месилима незави-
симо от того, в каком «номе» он установил свою «лугальскую» власть.
(Некоторые исследователи думают, что Месилим принадлежал к семито-
язычному населению Двуречья, однако это очень спорно; но если это так,
то он не мог принадлежать к эламской династии Авана, п остается пред-
положить, что по каким-то причинам его вообще не упоминал «Царский
список».)
На юге параллельно династии Авана продолжала осуществлять
гегемонию I династия Урука — потомки легендарного Гильгамеша.
К концу ее правления относится еще один важный архив, найденный на
этот раз в Шуруппаке (на Евфрате, между Уруком и Ниппуром, ныне
городище Фара). Среди текстов из Шуруппака имеются документы, пере-
числяющие военные отряды, стоявшие в ряде городов: Уруке, Адабе,
Ниппуре, Лагаше, Шуруппаке, Умме и Кулабе. Отряд, который разме-
щался в Уруке, стоит в начале списка и выделяется своей численностью.
Интересен и другой документ — перечень богов, где на первом месте упо-
мянуты общешумерские боги: Ан («Небо», почитался в Уруке), Эплпль
(почитался в Ниппуре), Инана (почиталась в Уруке), Энки (почитался
в Эреду), Нанна («Месяц», в виде синебородого быка с большими рогами,
почитался в Уре) и Уту («Солнце», почитался в Ларсе — в «номе» Урука,
равно как и в Сиппаре) и др.; в этом же списке в качестве божеств на-
званы и прежние правители Урука — Лугальбанда и Гильгамеш. И спи-
сок богов, и список военных отрядов, видимо, свидетельствуют о том, что
Шуруппак был включен в большой военный союз во главе с Уруком,
объединявший государства, расположенные в южной части Нижней Месо-
потамии по Евфрату ниже Ниппура, по Итурунгалю и И-Нина-гене. Если
принять во внимание территории, охваченные этим союзом, можно, веро-
170
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
ятно, отнести время его существования к периоду до Месилима, поскольку
известно, что при Месилиме два последних канала находились уже под
его гегемонией. То был именно военный союз небольших государств, а не
объединенное государство, ибо в документах архива нет данных о вмеша-
тельстве правителей Урука в дела Шуруппака или об уплате им дани.
Даже в изобразительном искусстве различных городов, которые, оче-
видно, входили в союз (например, в глиптике), заметно отсутствие едино-
образия.
Правители «номовых» государств, включенных в военный союз, ти-
тула «эн» в отличие от правителей Урука не носили, а обычно называли
себя энси или энсйа[к], по-восточносемитски ишшиаккум, ишшаккум
(раньше исследователи ошибочно читали этот титул как «патеси»). Тер-
мин этот, видимо, означал «господин (или же «жрец») закладки соору-
жений». В действительности, однако, энси имел и культовые и даже
военную функции; так, он возглавлял дружину из храмовых людей. На
этапе РД II (около 2615—2500 гг. до н. э.) энси был еще довольно незна-
чительной фигурой; в частности, в Шуруппаке он обладал сравнительно
небольшим наделом — 23 га.
Некоторые правители «номов» стремились присваивать себе титул
военного вождя — лугаль. Часто это отражало претензию данного прави*
теля на независимость, однако не всякий титул «лугаль» свидетельство-
вал о гегемонии над страной: военный вождь-гегемон называл себя не
просто лугалем своего «нома», а либо «лугалем Киша», если претендовал
на гегемонию в северных «номах», либо «лугалем Страны» (лугаль Ка-
лама) ; для получения такого титула необходимо было признание военного
верховенства данного правителя в Ниппуре как центре общешумерского
культового союза. Остальные лугали по своим функциям практически
мало отличались от энси. В некоторых «номах» бывали только энси (на-
пример, в Ниппуре), в других — только лугали (например, в Уре), в тре-
тьих — и те и другие в разные периоды (например, в Кише) или даже,
может быть, одновременно; в ряде случаев (в Уруке, в Лагаше, или, вер-
нее, в Нгирсу, куда в это время была перенесена столица «нома» Ла-
гаш) правитель временно получал титул лугаля вместе с особыми полно-
мочиями — военными или другими.
Документы храмового архива из Шуруппака ясно различают, что
относится к «общине» (уру} и что относится к «храму» (а, э-галъ) или
«богу» (дингир). Большинство земель храма было, по-видимому, роздано
в виде отдельных наделов разным лицам из числа административного и
рабочего персонала храма, с которых за это взимался небольшой побор
из урожая—«ячмень выхода» (ше э[д]). Держатели наделов объединя-
лись в группы под начальством «земледельца» (эмгар), причем храм
выдавал им как посевное зерно, так и рабочий скот (преимущественно
ослов). Храм имел большие табуны ослов (порядка 10 тыс. голов), ис-
пользовавшихся, возможно, частью на пахоте, а частью для перевозок.
Вероятно, хотя из документов это прямо не видно, держатели наделов
наряду с другими членами персонала обрабатывали и земли, урожай
с которых шел непосредственно храму.
Храм производил и натуральные выдачи ячменем (процент земель,
отводившихся под пшеницу и эммер, в это время значительно сокра-
тился, что указывает на начавшееся засоление почвы вследствие нера-
ционального орошения). Натуральные выдачи получали «люди насыпания
(зерна)»—лу-сй, в число которых входили главным образом ремеслен-
ники, рыбаки, пастухи овец и мелкие служащие храмовой администра-
ции, а также люди нун-кур-гу, положение которых неясно (клиенты пра-
вителя?). В число нун-кур-гу входили и сыновья рабынь, трудившиеся
отрядами под наблюдением старост-надзирателей.
171
Глава III
48. Храмовое молочное хозяйство, мозаика
из Убайда, середина III тысячелетия
до н. э.
49. Шумерские ювелирные изделия, около
2500 г. до н. э.: а) убор знатной дамы
из гробницы Пу-аби в Уре;
б) золотая голова быка, украшение арфы
из «царского» раннединастического
погребения в Уре
Наряду с собственно храмовыми людьми выдачи от храма в некото-
рых случаях получали и граждане города, в состав храмового персонала
на входившие. Они назывались гуруш— примерно «(молодой) мужчина»,
«молодец». Термин этот не носил социального характера — иногда «мо-
лодцами» (гуруш) называли все работоспособное население вообще,
включая и храмовой персонал. Поэтому, чтобы уточнить, кто имелся
в виду в данном документе, говорили иногда о «гурушах, ходящих на
войну» или «на народное собрание». Для народного собрания (ункёк),
созыв которого по традиции сопровождался пиром, довольствие выдавал
тоже храм. Важной функцией храма было кормление лиц, во множестве
бежавших в Шуруппак из соседних городов (уру-рим, уру-ген); по при-
бытии их зачисляли в лу-си храма. Упоминаются и люди (так же как
и в позднейших храмовых архивах), пожертвованные в храм по обету
(а-руа) *. Весьма вероятно, что из таких беглых и пожертвованных по-
степенно и составлялся храмовой персонал. По крайней мере в дальней-
шем члены такого персонала, видимо, не считались полноправными чле-
нами городской общины. Документы отмечают также людей, бежавших,
наоборот, из храма или общины Шуруппака в другие «номы» (они
назывались «беглецами»—зах). Бежали ли они из-за голода, войны
или притеснений — неизвестно, но ясно, что за всеми этими побегами
скрывается какое-то возникшее социальное неблагополучие в общи-
нах.
В документах из Шуруппака имеются интересные данные о числен-
ности населения этого «нома». «Гурушей, ходящих на войну» и входив-
ших в состав уже упоминавшихся гарнизонов, размещенных по городам
урукского военного союза, было человек 670—680. Еда участникам народ-
ного собрания выдавалась на 1612 человек, но сюда входили лица, сопро-
вождавшие своих господ: 39 мальчиков, 47 слуг-оруженосцев и 39 ра-
бынь; итого полноправных мужчин (возможно, глав семей) было 1487;
вероятно, сюда не включены воины гарнизонов, хотя, как показывает
один из документов, и они относились к числу «ходящих на народное
собрание». Таким образом, общее число последних могло доходить до
* В храм жертвовали большей частью, хотя и не всегда, членов своих боль-
шесемейных общин — неполноценных работников и работниц, калек, старух, хрони-
ческих больных, а также подкидышей и внебрачных детей; состоятельные люди
могли жертвовать рабов и рабынь.
172
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
48
48
173
Глава III
2150 и более. В других документах приведены общие цифры гурушей —
6580 и 8970; это, вероятно, общее число мужчин, включая и не являв-
шихся самостоятельными хозяевами, а также храмовой персонал. Общее
население «нома» обоего пола и всех возрастов должно было составлять
тысяч пятнадцать-двадцать, из которых, несомненно, более половины
было связано с храмом.
С точки зрения шумеров, храм составлял такое же «домашнее хо-
Ил< 48 зяйство» (э), как и всякое другое, только принадлежавшее богу, а не
людям. Частные же «дома» включали обычно большие семьи из двух-
трех поколений. Из таких частных «домов» Шуруппака до нас дошло
несколько сделок о «купле-продаже» земли — речь идет о земле внехра-
мовой. Условия такой сделки были всегда невыгодны для продавцов.
Продавцы («люди, едящие цену») — большей частью группы братьев — по-
лучали за землю плату хлебом в объеме, равном одному-трем урожаям
продаваемого поля, или эквивалентом в меди, продуктах и т. п., а родичи
продавцов получали различного рода небольшие приплаты, угощения,,
подарки.
Таким образом, если от храма наделы выдавались всегда строго инди-
видуально, то внехрамовая земля принадлежала целым родственным
группам. Покупатель в подобных сделках всегда индивидуальный (оче-
видно, потому, что наличная движимость, которой приходилось распла-
чиваться, находилась в личной собственности отдельных лиц; это, однако,
не мешало тому, что купленная земля цо смерти покупателя должна
была бы перейти к группе его родичей). Некоторые покупатели были
членами храмового персонала. Дешевизна продаваемых участков объяс-
няется рядом причин: тут и бедственное положение, в котором, надо
думать, находились продающие хозяйства; тут, может быть, и стремле-
ние покупающих хозяев получить не меньшую прибыль, чем та, какая
была бы возможна, если распорядиться средствами иначе (например,
вложив их в ремесло, в торговлю и т. п.). Существенно, однако, следую-
щее: нам известно, что в Нижней Месопотамии еще и тысячелетием
позже время от времени объявлялась «справедливость» (ни[г]-си-са),
или «возвращение к матери», т. е. к исходному положению (ама-р-ги),
причем аннулировались не только все долговые сделки, но иной раз и
все сделки отчуждения людей и земли: общественное мнение древности
плохо мирилось с продажей земли, которая казалась вечным атрибутом
самой общины и всего ее членства. Поэтому надо полагать, что и в дан-
ном случае о «продаже» земли можно говорить только условно. В отли-
чие от всех остальных документов эпохи в сделках «купли-продажи»
приводится род даты — по-видимому, очередь (бала) представителей того
или иного рода, поселка или храма участвовать в суде или совете на
данный год (?). Может быть, это связано именно с тем, что сделка
фактически заключалась на срок.
Сказанное касается только сделок частных лиц с частными лицами.
Из «нома» Лагаш того же или несколько более раннего времени дошел
камень с записью нескольких подобных сделок. Они, однако, отличаются
тем, что все участки скупает * одно лицо — лугаль Лагаша по имени Эн-
хёнгала.
Вероятно, именно поэтому сделки записаны не па глиняной плитке,
а на долговечном камне в расчете на их необратимость. Так же
и позже цари и другие могущественные должностные лица, приобретая
землю, записывали сделки на заметных и долговечных предметах — и
чаще всего без даты.
* Текст очень темен и толкуется по-разному, поэтому полной уверенности
в том, что именно лугаль — скупщик земли, нет.
174
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
4. Третий этап
Раннединастического
периода
После эпохи, к которой относится архив из Шуруппака, наступает этап
РД III, характеризующийся бурным ростом богатств в стране и имуще-
ственным расслоением, обострением социальных противоречий и неустан-
ной войной всех «номов» Двуречья и Элама друг против друга с попыт-
ками правителей каждого из них захватить гегемонию над всеми осталь-
ными. К этому же времени относится набег на южные районы Двуречья,
предпринятый из города Мари, лежавшего в долине среднего течения
Евфрата, вне пределов Нижней Месопотамии.
По-видимому, город Мари был основан уже несколькими поколе-
ниями раньше. Хотя пахотной земли здесь было немного, зато город
господствовал и над переправами через реку, которыми пользовались
подвижные пастушеские племена, и над тропой вдоль реки, по которой
проходили странствующие торговцы — пешие или, может быть, с кара-
ванами ослов. Здесь же шел путь к городам и хвойным лесам Сирии,
к медным и серебряным рудникам Малой Азии, к плодородным доли-
нам в верховьях реки Хабур и на сирийской реке Оронт, к местам добычи
обсидиана на наюрье к северу от истоков Тигра. Возможно, Мари и воз-
ник как выдвину 1ая вперед торговая фактория, однако ко времени РД III
это было самостоятельное «номовое» государство. Несмотря на тесные
культурные связи Мари с югом Двуречья, шумерская прослойка среди его
населения если и была, то небольшая: жители города в основном говорили
по-семитски, причем первоначально на западносемитском языке, а позже
по-восточносемитски. Здесь найдены и древнейшие из надписей, в кото-
рых шумерские знаки приспособлены для чтения на семитском языке
(XXVI в. до н. э., если не раньше).
Составитель «Царского списка» знал о династии Мари из какого-то
самостоятельного источника, который он, однако, не сумел правильно
связать с другими своими сведениями, и поэтому поместил в «Списке» эту
династию не на месте, намного позднее по порядку, чем следовало.
В действительности один из царей, ставший гегемоном в Южном Дву-
речье (и возглавляющий династию Мари в «Царском списке»), как
видно, был современником последних царей из династии Гильгамеша
(I династия Урука). Написание его имени нам известно, но, к сожалению,
прочесть знаки, передающие это имя, мы не умеем. Если они читаются
по-восточносемитски, то, может быть, его звали Илйшир, однако воз-
можно, что их надо читать по-шумерски, но как — неясно. Печать с его
именем найдена на самом юге, в Уре, и это, может быть, свидетельствует
о влиянии Мари вплоть до лагуны Персидского залива. «Царский спи-
сок» называет в составе той же династии Мари еще несколько правителей,
но с хронологической точки зрения сомнительно, чтобы все они действи-
тельно могли править на юге Месопотамии.
Набег из Мари приблизительно совпал с концом гегемонии эламского
Авана на севере (и востоке?) Нижней Месопотамии и I династии Урука
на юге страны (была ли тут причинная связь — сказать трудно). После
того на севере страны стали соперничать две местные династии: как
видно, одна — на Евфрате, другая — на Тигре и Ирнине. Это были
II династия Киша и династия Акшака. Половина сохраненных «Спи-
ском» имен правивших лугалей восточносемитская; вероятно, обе дина-
стии были семитскими по языку, а то, что часть царей носили шумерские
имена, объясняется силой культурной традиции. Но обе эти династии
имели мало зи< чения по сравнению с новыми гегемонами юга — лугалями
Ура, род которых принято называть I династией Ура, так как источникам
175
Глава III
50.	Игральная доска сУфишками^из
погребения в У ре, середина III
тысячелетия до н. э.
51.	Ритуал священного брака, оттиск
печати второй половины III
тысячелетия до н. э.
«Царского списка» уже не были известны более ранние правители Архаи-
ческого Ура. Да и перечень лугалей I династии Ура в «Списке» изоби-
лует пропусками и ошибками.
По подлинным надписям мы знаем шесть царских имен этой дина-
стии: Мескаламду[г], Акаламду[г], Месанепада, Аанепада, Мескианг-
нуна и Элили. «Список» называет только четырех из них, а последнего
именует Элулу и прибавляет, может быть ошибочно, еще царя Балулу.
Жили все они, вероятно, около 2500—2425 гг. до н. э.
Ко времени I династии Ура относится одна из самых поразительных
археологических находок, условно называемая царскими гробницами.
Наиболее знамениты из них две: гробница Мескаламдуга и гробница
жрицы или царицы, имя которой мы не умеем еще с уверенностью прочи-
тать; если читать его по-семитски, оно, вероятно, звучало бы Пу-аби *.
Семитские имена известны здесь еще со времен Архаического Ура. Один
из царей I династии Ура, Мескиангнуна, оставил надпись шумерскими
знаками, предназначенную для чтения по-восточносемитски (см. с. 118).
Замечательна также гробница царицы или жрицы Абараге.
Пу-аби была погребена в подземном сводчатом склепе, где она лежала
Ил. 49а на спине на деревянном ложе, в плаще из синих лазуритовых бус, в пыш-
ном головном уборе из золотых листьев, венков и заколок в виде цветов.
Вокруг склепа было выкопано довольно обширное помещение, в котором
с серебряными лентами в волосах и в цветных плащах сидели трупы де-
сятков женщин свиты, музыкантш и т. п., видимо усыпленных или доб-
Ил. 496 ровольно отравившихся. Тут же найдены поразительной работы арфы;
к резонаторам были приделаны золотые или серебряные головы быков
с лазуритовой бородой (быка бога Нанны) или священной коровы бо-
гини Нингаль; найдены были также золотые туалетные приборы, доски
Ил. 50 для игры в кости (вроде нардов) и разная драгоценная утварь. В засы-
панном землей пологом спуске-коридоре, ведшем с поверхности земли
в склеп, были обнаружены повозки, скелеты волов и их погонщиков,
а также воинов в шлемах-шишаках и с копьями, как бы охранявших
вход. Все эти люди, сопровождавшие Пу-аби в загробный мир, вряд ли
могли быть рабами и рабынями, хотя, может быть, по каким-либо другим
основаниям находились под патриархальной властью царицы (и царя?).
* Археологи первоначально прочли это имя как «Шуб-ад», и под ним она
известна в прежней литературе; однако это чтение, безусловно, ошибочно.
176
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
50
12 Заказ № 1238
177
Глава 111
Для понимания этого обряда погребения необходимо иметь в виду,
что в Уре были не только царицы, но и женщины-эны. Дело в том, что
верховный жрец-мужчина с титулом «эн» бывал обыкновенно в тех «но-
мах», где верховное божество было женского пола, например богиня
Инана в Уруке. Напротив, в Уре, где верховным божеством был бог Луны
Нанна, титул «эн» был присвоен женщине — верховной жрице. При I ди-
настии Ура верховной жрицей-эн бога Нанны, возможно, была жена лу-
галя (чем и объясняется тот факт, что жены правителей нередко упоми-
наются в это время и в надписях) *. Позже ею всегда становилась дочь
царя. Такое распределение жреческих ролей связано, вероятно, с тем,
Ил. 51 что эн в любом случае был партнером божества в обряде «священного
брака». Этот обряд письменно засвидетельствован пока лишь для гораздо
более позднего времени, но его архаическое происхождение не подлежит
сомнению.
Действительно, среди изображений, сохранившихся в виде оттисков
печатей из Архаического Ура, имеются несомненные сцены обряда «свя-
щенного брака», совершаемого в присутствии арфисток и певчих (?). При
этом, так как в Уре местный «номовый» бог почитался в виде дикого
быка, лицо, игравшее его роль (правитель?), представлено в бычьей
маске, в то время как жрице-эн ее прислужницы надевают на голову
причудливый убор, воспроизводящий, очевидно, коровьи рога и уши.
Есть и другие изображения обряда «священного брака», начиная с Архаи-
ческого Ура и до Старовавилонского периода, но сам обряд, несомненно,
уходит в глубочайшую древность истории ранних земледельцев. Возможно
(хотя сейчас многие этнографы это оспаривают), он был связан с мифами
о божествах плодородия (нередко мыслившихся уходившими в землю,
а иногда и воскресавшими вместе с растительностью и животной жизнью)
и когда-то служил магическим средством обеспечения изобилия в общине.
Характерно, что во время обряда «священного брака» жрица на изображе-
ниях обычно держит во рту тростинку, опущенную в сосуд, стоящий на
земле (или опущенный в землю), — может быть, это магическое средство
передачи плодородия земле.
Высказывалось мнение, что погребение Пу-аби и некоторые подоб-
ные — не просто могилы умерших жриц-цариц, а скорее следы обряда
«священного брака». Однако в позднейшие времена, когда этот обряд
засвидетельствован письменными памятниками, участники ритуала не
умерщвлялись. Против объяснения урских женских погребений как ча-
сти обряда «священного брака» говорит и другое: погребение, требовав-
шее таких огромных расходов, не могло просто входить в ежегодный ве-
сенний праздник возобновления плодородия. Если это обрядовое, а не
обычное погребение, то оно должно было бы отражать какой-то особо
значительный ритуал, совершавшийся, может быть, раз в поколение.
Подобный обряд, редко совершавшийся, известен, например, из древнего
Египта (праздник тридцатилетия правления фараона), где он, как часто
полагают, знаменовал магическое восстановление мужских сил царя и
тем самым плодородия подвластной ему страны, заменив более древний
обряд убиения состарившегося вождя. Но вполне возможно, что в Уре
перед нами просто погребение умершей своей смертью жрицы-эн, и его
необычность объясняется своеобразным положением самой погребенной
при ее жизни.
Независимо от того, как решится загадка погребения Пу-аби и сход-
ного погребения Абараге, следует заметить, что и в несомненно обычных
* Это не значит, что жрица всегда была женой лугаля — она могла быть
вдовой предыдущего лугаля или, как позже, дочерью царствовавшего или уже
умершего лугаля.
178
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
погребениях царей, и не только в Уре, но и в Кише того времени, хотя 52
они и устроены иначе, тоже содержалась богатая утварь, а в Кише, воз-
можно, вместе с царем хоронили людей из его свиты. Если те и были, как
считают некоторые, рабами, то это лишь показывает, что рабство еще не
получило сколько-нибудь значительного развития: позже общественно не-
обходимую рабскую силу не расходовали столь расточительно, даже и
в целях магического обеспечения плодородия. Зато, пожалуй, можно рас-
сматривать массовые погребения в урских гробницах как свидетельство
складывания рабовладельческой идеологии внутри патриархальных от-
ношений. Впрочем, поскольку шумеры были убеждены в продолжении
жизни и в загробном мире, постольку перспектива остаться там в свите
властителя или властительницы едва ли особенно удручала тех, кто обре-
чен был следовать за ними в смерти.
На основании находок времени урских гробниц можно сделать не-
сколько исторических выводов. Прежде всего лугали Ура и отчасти их
вельможи обладали поистине огромными богатствами, причем в условиях
отсутствия сколько-нибудь значительного внутреннего товарообмена они
скапливались в виде сокровищ. О происхождении их можно строить до-
вольно правдоподобные предположения: золото, столь обильное в урских
гробницах, могло поступать только из Индии (шумер. Мелаха), с кото-
рой, очевидно, портовый Ур с каких-то пор вел прибыльную прямую тор-
говлю. Через Индию же из нынешнего Афганистана, несомненно, достав-
лялись и куски лазурита, которые пошли на плащ Пу-аби, бороду быка
бога Нанны со священной арфы и на многочисленные бусы; индийским же
был и сердолик для бус. Медь, по-видимому, шла с полуострова Оман
(шумер. Маган) *, но в гробнице Пу-аби была найдена и бронзовая чаша,
т. е. сделанная из сплава меди с оловом. До недавнего времени происхож-
дение олова, применявшегося для изготовления бронзы на древнем Ближ-
нем Востоке, оставалось неясным; на указание древнегреческого географа
Страбона, что оно добывалось в Дрангиане (совр. Афганистан), не
обращали достаточного внимания, ошибочно указывали на район Теб-
риза в Иране как на возможный источник олова, что противоречило гео-
логическим условиям этого района. Недавно советской экспедицией были
обнаружены два истощившихся месторождения, разрабатывавшиеся в Аф-
ганистане в глубокой древности (дата точно неизвестна): одно, видимо
более древнее, к северо-западу от озера Хамун, где имелись как олово,
так и медь и откуда вывозились готовые бронзовые слитки; другое в до-
лине реки Хильменд, более обширное чисто оловянное месторождение,
соседствовавшее с месторождениями золота. Возможно, это страна Арали
шумерской поэзии. Ур времени I династии, вероятно, получал бронзу из
первого месторождения. Серебро, конечно, привозили с севера, с полу-
острова Малая Азия.
Чем торговал Ур в обмен на все эти товары? Скорее всего тканями,
как и в позднейшие столетия, но, может быть, в то время и хлебом, потому
что земледелие в Раннединастический период получило в Шумере повые
возможности для развития: наряду с плугом для предварительной глубо-
кой вспашки был введен плуг-сажалка, запрягавшийся двумя или че-
тырьмя волами и соединенный с трубкой для сеяния. Посев во время
самой вспашки имел, по-видимому, определенные преимущества, умень-
шая потери зерна и обеспечивая его попадание в более влажную почву.
* Мелахой (Мелуххой), по-видимому, назывался северный берег Персидского
залива п Индийского океана к востоку от Элама и до долины Инда или далее,
Маганом — юго-западный берег Персидского залива, включая Оман. Со II тысячеле-
тия до н. э. из-за прекращения прямых связей с Индийским океаном эти назва-
ния, употреблявшиеся отныне лишь в высоком стиле, были перенесены на Нубию-
Эфиопию (Мелухха) и Египет (Маган).
179
12
Глава 111
52.	План гробницы Абараге, Ур, около
2500 г. до н. э.
Плуг-сажалка обслуживался тремя-четырьмя работниками и был особенно
выгоден там, где земельные участки были велики, а рабочей силы имелось
много. По-видимому, были усовершенствованы и другие сельскохозяйствен-
ные орудия, а также сам земледельческий производственный процесс.
По подсчетам Т. Якобсена и Р. М. Адамса [IV, 48], в это время снимали
до 2 тыс. л. (около 12 ц) ячменя с гектара *. Такой рост производитель-
ности труда и позволил, вероятно, резко увеличить ввоз ценностей путем
международного обмена.
Богатства доставляли, очевидно, как и встарь, храмовые торговые
посредники или их подручные, снаряжавшие либо тростниковые ладьи,
либо караваны ослов. Но вымененные в дальних странах ценности, сосре-
доточивавшиеся в храмах, видимо, не поступали уже в собственность
общины в целом, и храмы перестали быть общинными хозяйственными
складами и казной.
Богатели не только храмы, но также правители и другие хозяева
больших должностных наделов. Они, по-видимому, могли выменивать про-
дукцию своих хозяйств на заморские товары через храмовых торговых
Ил. 53 посредников. О богатстве знати свидетельствуют изменения в одежде и
Ил. 54 обиходе: входят в употребление металлическая утварь и сложная одежда
Ил. 55 в виде колоколообразных юбок, покрытых рядами бахромовидных укра-
Ил. 56 шепий. Одно время полагали, что такие юбки шили из пальмовых
листьев или козьих шкур, но, по всей видимости, они все-таки представ-
ляли собой длинное, обернутое вокруг тела полотнище материи, на кото-
рое нашивались ряды бахромы или оборки в виде отдельных фестонов-
флажков. Иногда конец полотнища перекидывали через плечо. Носили
также плащи и накидки.
* При всех расчетах здесь и ниже мы исходим из определения месопотамской
меры емкости сила как равной 0,75—0,77 л (по А. А. Вайману). Существуют и
другие определения (например, 0,97 л, по Ф. Тюро-Данжэну). Следует заметить,
что в основополагающей для изучения месопотамского земледелия книге [II, 43]
допущена серьезная ошибка: используя материал [31], автор уменьшил в графе
таблицы «отношение урожая к посеву» все числа в 10 раз. Истинные соотношения
между посевным зерном и урожаем в период РД III, согласно данным [31], ко-
леблются в пределах между 1 : 31,5 и 1 : 104,5, т. е. в среднем 1 : 68, при условии,
что посев был равен примерно 32 1/3 сила (около 25 л) на гектар. Расчет, однако,
не вполне надежен, так как цифры для посева и урожая взяты в [31] из разных
документов, а нам известно, что в Месопотамии во все времена норма засева ко-
лебалась в зависимости от характера земли. Во II тысячелетии до н. э. урожаи
в Месопотамии снизились раза в три.
180
Раняединаетический „
52
I

181
Глава III
53.	Мужские ритуальные костюмы
Месопотамии Раннединастического
периода (реконструкция
М. В. Горелика):
а—в) представители высшей знати
[а — с перламутровой инкрустации,
из Мари',
б — с инкрустации «штандарта» из
Ура (см. ил. 74а);
в — с каменной статуэтки правителя
Мари Эбих-Иля (см. ил. 7 0в) ];
г) храмовой певец-евнух, с каменной
статуэтки «великого певчего» Ур-Нини
из Мари;
д) храмовой музыкант с лирой,
с инкрустации «штандарта» из Ура
(см. ил. 74а)
Покрой одежды менялся от поколения к поколению. Менялись при-
чески и головные уборы — и женские и мужские. Знатные мужчины на
юге бороду брили, а в храме выступали перед божеством бритыми с ног до
головы, вероятно, нагими, но вне храма носили накладную бороду и па-
рик — забавный компромисс между уважением к бороде как символу
мужского достоинства и стремлением избежать вшивости в стране, где
еще не было мыла, а для стирки употребляли золу или мыльный корень.
Парик к тому же заменял и шапку. На севере страны носили свои
волосы и бороды, а голову покрывали беретом.
Итак, богатела шумерская знать, однако главным средоточием по-
чета и богатств был и оставался храм. Не случайно Месанепада, самый
могущественный из лугалей Ура, носил в числе прочих титул «супруг
храмовой блудницы (ну-ги[г])». По наиболее вероятному толкованию,
под ну-ги[г] здесь подразумевается сама богиня плодородия, небесная
блудница, урукская Инана, по отношению к которой Месанепада был
эном. В самом деле, нам известно, что главным титулом жены Месане-
пады, Нинбанды, было нин «хозяйка», а не ну-ги. Так или иначе, в своем
странном титуле «супруг блудницы» урскпп лугаль заявляет о своих
особых обязанностях и правах по отношению к земной или небесной
управительнице важнейшего храма и храмового хозяйства. Лугаль — мы
теперь, пожалуй, по праву можем назвать его царем — уже накладывал
руку на богатство храмового хозяйства, стремясь также встать во главе
его людей, которые не только были его работниками, но и составляли
внушительную военную силу. Это был общий процесс для «номов» Шу-
мера, как мы увидим и из дальнейших примеров.
Помимо титула «лугаль Ура» Месанепада носил и титул «лугаль
Киша». Следовательно, он претендовал па гегемонию не только на юге
страны, но и на севере. Действительно, с могуществом и богатством Ура
не могли соперничать северные гегемоны, что видно и по царским гроб-
ницам из Киша, более скромным, чем в Уре.
Скопление богатств в руках царей и правителей, которые выдели-
лись из среды общинной должностной знати и жрецов, и в меньшей сте-
пени в руках самой знати не могло не приводить к разжиганию социаль-
ных страстей среди населения «номов» и к борьбе за власть также и
внутри складывавшегося имущего и господствующего класса. Не слу-
чайно лугальский дворец под холмом «А» в Кише (вероятно, времен
II династии Киша) построен в виде крепости, способной отразить нападе-
182
Раннединаотический период в Двуречье и Эламе
183
Глава III
54.	Мужские парадные, ритуальные и
обыденные костюмы Месопотамии
Раннединастического периода
(реконструкция М. В. Горелика):
а) храмовой арфист, с глиняной
статуэтки из храма Иштар в Мари;
б) царский парадный ритуальный
костюм, с каменной статуэтки
правителя Мари Ламги-Мари (см.
ил. 71а);
в)	царский или храмовой слуга,
с инкрустации «штандарта» из Ура
(см. ил. 74а);
г)	храмовой или царский слуга,
с каменной стелы из Тутуба ( Хафадже)
(см. ил. 746);
д)	знатный мужчина, с каменной
статуэтки из Тутуба
55.	Ритуальные и парадные костюмы
знатных женщин Месопотамии
Раннединастического периода
(реконструкция М. В. Горелика):
а, б, г) с каменных статуэток Иштар
в Мари; в) с мраморной статуэтки
из Британского музея
ние не только внешних, но и внутренних врагов, ожидаемых из самого
города. Возвышение, возможно служившее местом заседаний старейшин,
вместе с замкнутым двором для представителей народа (?) находилось
уже внутри крепостных стен дворца, по-видимому, под постоянной охра-
ной личной дружины правителя. Как только правитель становился фак-
тическим хозяином храмовых владений, все те члены храмового персо-
нала, которым можно было доверить оружие, автоматически становились
и воинами его дружины. Но не забудем, что правитель имел и личное
обширное хозяйство с домочадцами, приверженцами и патриархально под-
чиненными ему работниками.
Создание правительских (храмовых) дружин совершенно изменило
характер войска и войн. Сохранившиеся шумерские изображения боевых
сцен времени РД III и остатки подлинного оружия показывают, что
войско делилось теперь по родам оружия: колесничие, тяжелая и легкая
пехота. От поколения к поколению вооружение быстро совершенствова-
Ил. 58 лось. Колесница сначала представляла собой седлообразное сооружение,
прилаженное над сплошными колесами; в него впрягались ослы или
онагры, которых погонял пеший погонщик. Потом появляется колесница
в форме ящика на четырех сплошных колесах, на котором скрестив ноги
сидел возница, с приступкой сзади, на которой стоял метатель дротиков
или копьеносец. Наконец, была введена повозка, где и возница и боец
были ограждены своего рода перилами и на передке которой укреплялись
два больших колчана для дротиков; колесничий, кроме того, был воору-
жен и длинным копьем. На колесницах выезжали царь и ближайшая
Ил. 57 к нему знать. Царь носил золотой шлем, надевавшийся поверх войлочного
подшлемника. Он был выкован в виде женской (?) прически с оплетенной
вокруг головы косой. Воины сражались простоволосыми или в медных
Ил sg шлемах-колпаках. Основную ударную силу войска составляла тяжелая
Ил 60 пехота — по всей видимости, из храмового персонала, с хорошей строевой
подготовкой и с определенной организационной структурой (отряды по
60 и 600 человек); ее единообразное вооружение выдавалось воинам со
складов храма. Оно состояло из медного шлема, длинного копья и длин-
ного толстого войлочного плаща с нашитыми на нем медными бляхами;
позже эти плащи были заменены огромными, обитыми медью щитами.
Сражалась тяжелая пехота в сомкнутом строю, причем передний ряд
щитоносцев прикрывал копьеносцев задних рядов. Наконец, была легкая
пехота, состоявшая, видимо, из ополченцев, т. е. из всех граждан общины,
184
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
185
Глава III
56. Женские ритуально-парадные одеяния
Месопотамии Раннединастического
периода (реконструкция
М. В. Горелика): а—б) жрицы
(вероятно, храмовые блудницы),
с гравированных костяных пластинок
из храма Иштар в Мари;
в) зна?пная женщина в зимнем одеянии,
с каменной статуэтки из храма Иштар
в Ашшуре;
г) унатная женщина, с каменной
статуэтки из храма Иштар в Мари;
д) женщина в ритуальном одеянии и
прическе, с каменной плакетки из Ура
(реконструкция спорна; возможно,
изображена была женщина в тонкой
тунике, а не обнаженная по пояс. —
Ped.J;
е—ж) жрицы-царицы (?) с каменных
статуэток из храма Иштар в Мари;
з) знатная женщина, с каменной
статуэтки из Туту ба ( Хафадже)
способных носить оружие: они были вооружены только короткими дро-
тиками или медными топориками-тяпками на длинной рукояти. Все воины
носили также медные кинжалы. Боевая сеть и булава, по-видимому,
отошли в область мифологии, став оружием богов. Лучников па изображе-
ниях нет вовсе.
Ополченцы, вероятно, далеко не всегда участвовали в битвах, ко-
торые часто бывали немноголюдны, так что число убитых оказывалось
невелико. У пленных воинов после боя, как видно по шумерским изоб-
Ил. 61 ражениям, немедленно отнимали оружие и одежду, и им почти всем про-
бивали головы. В случае взятия города, вероятно, уже тогда, как п тыся-
челетием позднее, умерщвляли и детей. Что касается женщин, то они,
надо думать, поголовно подвергались бы насилию, если бы этому не про-
тивостояла готовность большинства из них заранее примириться со своей
участью как естественной и неизбежной. Поэтому их обычно просто
делили между победителями и - уводили в плен как рабынь-наложниц.
Иногда уводили в плен для зачисления в состав персонала храмовых п
правительских хозяйств также подростков, не участвовавших в битве.
Правда, о способах ведения войны в шумерское время мы знаем еще до-
вольно мало, по описанный здесь образ действий на войне был общим
правилом среди древних народов в течение очень долгого времени. О нем
все еще свидетельствуют памятники конца II—начала I тысячелетия
до и. э., такие, как Библия, «Илиада», хеттскпе и урартские анналы и др.
Все считали такой порядок естественным и правильным; об этом свиде-
тельствуют и надписи и изображения. Даже сами пленные женщины, как
мы знаем из множества позднейших источников, скорее винили в своей
судьбе неблагосклонность богов и вызванное ею невезение, чем победи-
телей: женщины знали, что их мужья в случае победы делали и сде-
лали бы и теперь то же самое. Конечно, такой способ ведения войн поро-
ждал желание мести, вызывавшей ответную месть, и т. д. Лишь начиная
с середины I тысячелетия до н. э. учители морально-религиозной филосо-
фии будут пытаться разорвать порочный круг человеческого разобщения,
а пока, в III и II тысячелетиях и большей части I тысячелетия, никто не
оспаривал правомерность существующих отношений среди людей.
РД III с его непрерывными войнами между общинами и положил
начало такому характерному социально-психологическому отношению
к событиям войны в древности. Даже дети того времени, наверное, играли
в войну именно такого рода. Если все мужчины в мирное время на
186
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
56аб
56г
56д
56еж
56з
187
Глава III
57.	Шумерский военачальник и его
вооружение, Раннединастический
период, середина III тысячелетия
до н. э.:
а)	фигура военачальника, резная
перламутровая плакетка из Мари;
б)	золотой шлем Мескаламду[.г}а,
из царских погребений в Уре\
в)	каменное навершие булавы Эанатума,
Нгфрсу ( Телло);
г)	золотой кинжал с лазуритовой
рукоятью и золотые ножны, из царских
погребений в Уре
праздничных жертвоприношениях выполняли роль мясников, а во время
войн (которые начали уже вестись ежегодно: постепенно выработалась
даже традиция воевать в определенный месяц года) принимали после боя
участие в массовом умерщвлении пленных, не исключая и детей, то по-
нятно, что кровопролитие, как таковое, не считалось безнравственным,
хотя при некоторых обстоятельствах могло считаться действием, магиче-
ски оскверняющим человека, ибо крови приписывались сильные магиче-
ские свойства. Даже за убийство согражданина можно было откупиться
подарком. Жестокие наказания за убийство и за преступления против
собственности порождены более поздней эпохой, когда окрепшее государ-
ство увидело в них опасность для существующего строя.
Разделение войска на тяжеловооруженную дружину и легковооружен-
ное ополчение соответствовало делению общества периода РД III на хра-
мовых или правительских клиентов и на свободных общинников ьве
храмового хозяйства или хозяйства правителей. Огромное большинство
письменных памятников этого периода, исчисляющихся тысячами, состав-
ляют документы учета из храмовых архивов; поэтому до сравнительно
недавнего времени отождествляли общинное хозяйство с храмовым и ви-
дели в «городах-государствах» Шумера «теократии» и даже образцы
«теократического государственного социализма» (!). Однако на самом
деле здесь случай исследовательской аберрации, обусловленной односто-
ронним и отчасти случайным характером источников. В частных хозяй-
ствах — даже и в хозяйствах большесемейных (домашних) общин — до-
кументального учета не велось, но отсюда никак не следует, что не было
самих частных хозяйств; наличие их подтвердилось изучением сделок
«купли-продажи» земли, которых от периода РД известно около полу-
сотни. Кроме того, оказалось возможным применить к исследованию рап-
нединастического шумерского общества метод, давно с успехом исполь-
зуемый при изучении древнейшей истории Греции, — анализ сообщений
эпоса и ритмизованной сказки, а также религиозных текстов — сообще-
ний, рисующих устройство «общества» в мире богов, но, конечно, пере-
носящих туда привычные, земные условия своего времени или времени
ближайших предков [II, 30; III, 3; 32; 34].
Шумерские «былины» дошли до нас в копиях начала II тысячелетия
до н. э., а впервые были записаны, вероятно, в конце III тысячелетня
до н. э., однако сложение их, несомненно, по крайней мере частично,
относится к РД II и III. Из них мы узнаем, что лугаль или эн не мог
188
Раинединастичеокий период в Двуречье и Эламе
57а	576
189
Глава III
58.	Месопотамские колесницы середины
III тысячелетия до н. э.:
а)	двухколесная колесница, деталь
рельефа из Ура;
б)	серебряный распределитель вожжей,
из гробницы Пу-аби, Ур;
в)	четырехколесная боевая колесница,
деталь перламутровой инкрустации
«штандарта» из Ура;
г)	четырехколесная боевая колесница,
реконструкция по глиняным моделям
из Ниша и перламутровым
инкрустациям из Мари;
д)	реконструкция колесницы по
рельефу из Ура (см. ил. 58а)
(реконструкции М. В. Горелика)
принимать важных решений без ведома и согласия совета старейшин и
одобрения народного собрания; есть основания предполагать, что назначе-
ние нового вождя или жреца-правителя, хотя и производилось из числа
членов определенного знатного рода, нуждалось в утверждении органов
«номового» самоуправления, а при случае он мог быть этими органами
и низложен. Совет старейшин и народное собрание были органами общин-
ными, а храмовое хозяйство и его люди ко времени РД III обособились от
них и находились уже вне их компетенции; поэтому ни совет, ни народ-
ное собрание отныне никогда более не упоминаются в документах хра-
мовых архивов.
«Былины» дают нам представление и о вербовке военных отрядов.
Первоначально они формировались из свободных общинников, добро-
вольно следовавших за лугалем в поход. Так, в песне о походе Гильга-
меша против чудовища Хувавы за кедром добровольцы — «граждане
(букв, сыновья) общины» (думу-уру), но набирались они не из «имею-
щих дом» (э-туку) и «имеющих мать» (ама-туку), а из «одиночек»,
«мужчин одной головы» (нитах-санг-аш), очевидно холостяков, оторвав-
шихся от большесемейного хозяйства—«дома» (э), или тех, без кото-
рых «дом» почему-либо временно мог обойтись. Дружины добровольцев,
вероятно, содержались лугалем за его счет; по мере учащения военных
столкновений они становились постоянными. Не с этой ли необходи-
мостью содержать собственных воинов связана скупка земель лугалями
и другими людьми из самой крупной знати (сравните, например, упоми-
навшийся уже документ лугаля Энхенгалы из Лагаша)? Есть и другие
подобные документы. По мере того как вожди прибирали к своим рукам
и храмовые хозяйства, дружинники стали набираться и из персонала
(клиентов) храма, который тоже не имел «дома», поскольку наделы вы-
давались не большой семье («дому»), а каждому индивидуально. Опол-
чение всех мужчин общины выступало, как уже упоминалось, по-види-
мому, в редких, особо важных случаях.
Укрепление знати неизбежно должно было сопровождаться резким
обеднением массы членов общин. Признаки социального неблагополучия
в общинах, как мы видели, заметны уже на этапе РД II. А значит, от-
дача себя под покровительство храма и лугаля, считавшаяся вполне
почетной, должна была явиться выходом из положения для все более
многочисленных маломощных лиц — младших сыновей, уходивших из-
под патриархальной власти большой семьи, людей, разоренных стихий-
190
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
191
Глава III
59.	Месопотамское войско
Раннединастического периода, середина
III тысячелетия до н. э.:
а) щитоносная фаланга, деталь
«Стелы коршунов», Нгирсу (Телло);
б) тяжелая пехота в плащах с бля-
хами, деталь перламутровой
инкрустации «штандарта» из Ура;
в) пехота, деталь «Стелы коршу-
нов», Нгирсу (Телло)
60.	Шумерское войско середины
III тысячелетия до н. э. в бою
(реконструкция М. В. Горелика), по
изображениям на «штандарте» из Ура,
«Стеле коршунов» из Нгирсу (Телло) и
по археологическим находкам оружия
(см. ил. 57—59)
ными и общественными бедствиями или просто ожидавших от работы
в храме больших материальных благ, а от участия в походах дружины —
почестей и наживы. Под защиту храмов стекались, как уже говорилось,
и люди из соседних общин. Все такие люди попадали в полную хозяй-
ственную зависимость либо от храма, либо от лугаля. Может быть, сна-
чала часть из них сохраняла землю также и в общине, но в конечном
счете все они отрывались от общины совершенно. Таким образом, создава-
лась значительная общественная группа служащих храму или лугалю
землепользователей, лишенных собственности на все средства производ-
ства и получавших их только под условием службы. Эта группа зависела
от лугаля и до поры до времени являлась его основной опорой и ядром
войска, независимым от общины.
Однако во времена РД III этот процесс еще не завершился. Большое
значение продолжала иметь общинная олигархия, надо думать представ-
ленная в совете; сюда входили в первую очередь служители культа, ко-
торые все еще контролировали храмовые хозяйства. Так назревало со-
перничество между военным вождем-правителем (царем), опиравшимся
на дружинное войско из своих клиентов, и общинной олигархией, вклю-
чавшей остальных общинных должностных лиц и жрецов. Правитель
сам был и жрецом, и военачальником «номовых» сил и поэтому в какой-то
степени был связан органами общинного самоуправления, если не прямо
подчинен им; зато в качестве союзного военачальника он уже не был
связан с хозяйственными и политическими «внутриномовыми» обязанно-
стями и полномочиями. Этим, вероятно, объясняется падение престижа
титула «эн», а затем и «энси» и стремление правителей носить титул
«лугаль». Военное объединение не имело и по самому своему существу
не могло иметь коллективных органов общинного самоуправления; такие
органы были связаны с нуждами каждого отдельного «нома», исто-
рически складывались внутри них и освящались местными «номовыми»
религиозно-магическими событиями и культами, поэтому они не могли
влиять на деятельность союзного военачальника-гегемона. Правитель
начинал понемногу противопоставлять им должностных лиц, назначен-
ных им самим и ответственных только перед ним.
Не следует забывать, однако, что внутри «номов» помимо борющихся
групп — общинной олигархии и жречества, с одной стороны, и правителя,
опирающегося на дружину из своих, а позже и храмовых клиентов, —
с другой, — имелся еще один общественный фактор: рядовые члены об-
192
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
59а
596
13 Заказ № 1238
193
Глава 111
щин, образовывавшие ополчение. Победа той или иной группы во мно-
гом зависела и от их позиции.
В свете этих соображений станут более понятными события периода
РД III. За это время в стране произошло много важных хозяйственных
и политических изменений. Мы уже говорили об усовершенствовании
сельскохозяйственных орудий. В течение этого же и начала последую-
щего периода была расширена ирригационная сеть страны, особенно
в ее северной части. Здесь помимо существовавших двух рукавов — Ев-
фрата и Ирнины — было прокопано (а может быть, частично возобнов-
лено) несколько новых.
Теперь от Евфрата ответвляются в юго-западном направлении ру-
кава Арахту, Апкаллату и Ме-Энлйла, часть которых достигает полосы
западных болот, а часть полностью отдает свои воды орошению. Затем
шли собственно Евфрат, Ирнина и параллельно Ирнине — канал Зуби,
бравший начало от Евфрата, выше Ирнины, и тем самым ослаблявший
значение «номов» Киша и Куту. На этих рукавах образовались новые
«номы»: на Арахту — Вавилон [ныне ряд городищ у города Хилле; общин-
ный бог — Амаруту (Мардук)], на Апкаллату — Дйльбат (ныне горо-
дище Дейлем; общинный бог — Ураш), на Ме-Энлиле — Марад (ныне го-
родище Ванна ва-ас-Са’дун; общинный бог — Лугаль-Марада) и Казаллу
(общинный бог — Нумушда), на Зуби, в его нижней части, — Пуш. Новые
каналы были отведены и от Итурунгаля, а также прорыты внутри «нома»
Лагаш. Соответственно возникли и новые города. На Евфрате, ниже Нип-
пура, вероятно базируясь на прорытые боковые каналы, также выросли
города, претендовавшие на независимое существование и боровшиеся за
источники воды. Можно отметить такой город, как Кисура (по-шумерски
«граница», скорее всего граница зон северной и южной гегемонии?),
ныне городище Абу-Хатаб. Некоторые «номы» и города, упоминаемые
надписями времени РД III, мы еще не можем локализовать.
Почти каждый правитель «нома» рвался теперь к установлению соб-
ственной гегемонии в стране. Однако на юге в начале периода РД III
прочно господствовала I династия Ура, несмотря на ее временные не-
удачи; по-видимому, ей подчинялся и Ниппур. Лишь после Злили его
сын Эн-Шакушана перенес столицу из Ура в Урук — может быть,
в связи с захватом Ура Эанатумом, правителем юго-восточного «нома»
Лагаш. Эн-Шакушана начинает собой II династию Урука (она же, ви-
димо, и II династия Ура?), цари которой носили титул «лугаль Страны,
эн Шумера (или Урука)»; это, кажется, первое упоминание термина
«Шумер» в исторических надписях. Титул показывает, что и на новом
месте потомки богатых царей Ура продолжали претендовать на гегемо-
нию над территорией всего шумерского культового союза. Судя по
надписи, Эн-Шакушане удалось разгромить II династию Киша и взять
в плен ее царя с семитским именем 'Энби-'Астар (около 2400 г. до н. э.?);
«из имущества злого Киша» Эн-Шакушана принес дары храму Эилиля
в Ниппуре. С этим эпизодом, видимо, связано кратковременное возвы-
шение на севере города Хамази (о котором более ничего не известно),
а особенно династии соседнего с Кишем Акшака, царь которого Зузу *,
вероятно, присвоил титул «лугаль Киша». Из «датировочной формулы»
Эн-Шакушаны видно также, что он воевал с городом Аккаде, эго первое
упоминание в истории этого города, сыгравшего в дальнейшем важную
роль.
Но в целом об истории различных «номов» Двуречья в это время и
их недолговечных объединений то тем, то другим гегемоном у нас
* В «Царском списке» — Урур, видимо, описка (в скорописи II тысячелетия
до н. э. знаки ур и зу могут быть похожи).
194
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
имеются лишь отрывочные сведения. Исключение составляет только
«ном» Лагаш, от которого дошло много надписей и документов; они по-
зволяют довольно полно представить его внешнеполитическую и внут-
реннюю историю примерно с 2500 по 2312 г. до н. э. Правда, из Ура и
Урука до нас дошло почти столько же надписей, однако они короче и
не подкреплены архивными документами, которыми богат Лагаш. Его
история позволяет нам получить некоторое представление о том, что тво-
рилось тогда в Нижней Месопотамии вообще.
Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что «ном» Лагаш
был несколько изолирован от остальной страны. Поэтому, в частности,
здесь еще долго совсем не встречаются восточносемитские надписи и
почти нет восточносемитских имен собственных, столь распространенных
в остальном Двуречье, особенно на севере; между тем мы знаем имена
сотен лагашитов.
О древнейшей истории Лагаша нам известно мало. Поселения, а зна-
чит, и канал существовали здесь, однако, уже не позже чем на рубеже
V и IV тысячелетий до н. э. Несколько надписей времени ПП II и РД I
пока не поддаются чтению. В Раннединастический период столица «нома»
была перенесена иЗ собственно Лагаша в Нгирсу. До начала РД III
нам известны всего два правителя Лагаша: лугаль Энхенгала и один энси,
подчиненный лугалю Месилиму.
Новая династия, при которой количество письменных источников
резко возрастает (условно называемая I династией Лагаша), начинается
с Ур-Нанше (или Ур-Нази) — может быть, младшего современника Ме-
санепады в Уре (после 2500 г. до н. э.). На своем рельефе Ур-Нанше
изображен не один, как это стало обычным при правителях поздней-
шего времени, а в окружении сыновей, родичей и высшей знати. Ур-Нан-
ше, который был родом из маленького села, принял титул лугаля. Его
отец правителем вообще не был, а сам он получил свой титул, очевидно,
в связи с передачей каких-то временных чрезвычайных полномочий, по-
тому что его сын и внуки носят только титул «энси». Основная деятель-
ность Ур-Нанше состояла в восстановлении старых и сооружении новых
каналов и плотин, в постройке городских стен, а также храмов в разных
общинах лагашского «нома». Ур-Нанше вел морскую торговлю со стра-
нами по Персидскому заливу, вероятно, через гавань Гуаба связанную
с Лагашем и Нгирсу каналом (по которому можно было бурлачить гру-
женые ладьи), а с морем — лагуной. В одной своей надписи Ур-Нанше
сообщает, что «избрал жребием... мужа (или: ,,мужей“) богини Нанше»,
возможно, для осуществления «священного брака» (как видно, в Лагаше
этот брак еще не стал прерогативой правителя). Не был Ур-Нанше и
верховным жрецом главнейших храмов Лагаша: ими управляли особые
жрецы-санга (титул «санга» отныне становится культовым).
«Выходить» за пределы «нома» лагашские правители начинают
при внуке Ур-Нанше — Эанатуме (около 2400 г. до н. э.), вступившем
в соперничество за гегемонию в стране с Уруком-Уром, Кишем, Акша-
ком и другими «номами». В правление Эанатума произошел конфликт
между Лагашем и соседней Уммой из-за плодородной полосы Гуэден,
разграниченной когда-то третейским судом еще кишского гегемона Ме-
силима. Современник Эанатума, Уш*, энси Уммы, прибег к помощи
Киша, под гегемонией которого к тому времени находился его город,
а формально, вероятно, также и Лагаш. В период войны с Уммой Эана-
тум имел титул лугаля, как видно свидетельствовавший о получении им
чрезвычайных (военных) полномочий. Эанатум в этой войне, несомненно,
возглавлял не только свою дружину, но и ополчение всех граждан Ла-
* Чтение имени условно.
195
13*
Глава 111
61.	Бог Нин-Нгирсу умерщвляет пленных,
деталь «Стелы коршунов», Нгирсу
(Телло), около 2400 г. до н. э.
гаша: битва с Уммой была столь кровопролитной, что погибли тысячи
вражеских воинов (о большом числе сражавшихся свидетельствует и
изображение на так называемой «Стеле коршунов», воздвигнутой в па-
мять битвы). В дальнейшем Эанатум носил всегда только титул «энси»,
зато в его титулатуре впервые начинает подчеркиваться родство прави-
теля с богами: «Эанатум, энси Лагаша, имя, призванное (богом) Энли-
лем, наделенный силой (богом) Нин-Нгирсу, избранный (богиней)
Нанше, вскормленный священным молоком (богини) Нинхурсанг, назван-
ный добрым именем (богиней) Инаной, наделенный разумом (богом)
Энки, любимый (богом) Думузи, слуга (бога) Хендурсанга, любимый друг
(бога) Лугальуруба *». Перечисленные боги — либо общешумерские
(Энлиль, Нинхурсанг), либо боги отдельных общин «нома» Лагаш.
В результате войны против Уммы Эанатум расширил территорию
Лагаша, а также заставил присягнуть ему на верность Энакале, нового
правителя Уммы, и обложил уммийцев данью примерно в 300 тыс. л
ячменя в пользу храмов богов Нин-Нгирсу и Нанше (или Нази).
Военные походы энси Эанатума продолжались и после. Его надписи
называют целый ряд покоренных им городов; к сожалению, большинство
из них не поддается пока локализации, но среди них были, во всяком
случае, Адамдун, одно из важнейших «номовых» государств Элама,
а также Урук и Ур. В Уруке Эанатум не удержался, но зато закрепил
за собой Ур, судя по найденной там его надписи. На Итурунгале кроме
Уммы ему подчинялся Адаб, вероятно вступивший с Эанатумом в союз.
Нам известны по надписям лугали и энси Адаба, но никто из них не от-
личался особым могуществом. Герой Лугальанемунду, царь Адаба, кото-
рый, согласно «Царскому списку», жил приблизительно в это время и,
по легенде, покорил «четыре страны света», видимо, относился к области
мифологии, подобно Лугальбанде, Этане и т. д. Эанатуму удалось, ве-
роятно, уже в конце своего правления разгромить Акшак и убить его
царя Зузу, после чего он присвоил себе кроме звания энси Лагаша еще
и титул «лугаль Киша». Однако Ниппуром и отрезком Евфрата от Нип-
пура до Урука Эанатуму овладеть не удалось. Тем не менее каким-то
признанием в Ниппуре он пользовался, потому что уже гораздо позже
ему оказывалось посмертное почитание в этом священном городе вместе
с Хатанишем, единственным царем династии Хамази.
♦ Чтение имени условно.
196
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
61
197
Глава 111
62.	Шумерский гражданин на строительной
повинности, деталь рельефа правителя
Ур-Нанше, Нгирсу (Телло), XXVI в.
до н. э.
Несмотря на победу Эн-Шакушаны над 'Энби-’Астаром, царем
Киша, а Эанатума — над Зузу, царем Акшака, оба северных царства со-
хранили свое существование. Новую, III—IV* династию Киша основала
некая Ку-Баба, оставившая по себе яркую память в легенде, которая
считала, что первоначально она была содержательницей питейного заве-
дения. Возможно, что некоторые черты ее образа впоследствии легли
в основу сказаний о вавилоно-ассирийской царице Семирамиде. Шумер-
ская историческая традиция считала Ку-Бабу современницей акшакского
царя Пузур-Сумукана, сына Зузу, а поскольку известно, что внук ее
жил в последней четверти XXIV в. до н. э., то, вероятно, время ее прав-
ления приходится на период вскоре после 2400 г. (отсюда и следует, что
Эанатум, живший примерно на поколение раньше, начал править около
2400 г.).
В Лагаше при Эанатуме и его преемниках продолжается строитель-
Ил. 62 ство городских стен, каналов, бассейнов и храмов, а также хозяйствен-
ных сооружений при храмах. Могущество правителя во внутренней
жизни Лагаша явно растет.
После Эанатума в Лагаше правил его брат Энанатум I, а за ним —
энси Энметена **, оставивший, между прочим, довольно длинную надпись
на глиняном конусе, посвященную истории взаимоотношений Лагаша
с соседней Уммой со времен Месилима. Из Ниппура дошла другая
надпись Энметены, повествующая об избрании его «рукой бога» (Эн-
лиля) «из 3600 мужей» ***. По-видимому, и эта формула, и другие подоб-
ные имеют в виду избрание народным собранием с утверждением избра-
ния оракулом бога; но так как надпись найдена в Ниппуре, то не совсем
ясно, идет ли речь об избрании Энметены в «номе» Ниппур или в «номе»
Лагаш. Ниже мы еще вернемся к этому вопросу.
Надпись «Конуса Энметены» сообщает, что уммийцы, так и недо-
платив обещанной Эанатуму дани, уничтожили межевые камни и заняли
спорную территорию на поле Гуэден. Началась война между Энанату-
мом I и Ур-Лумой, сыном Энакале, лугалем Уммы (впрочем, лагашские
надписи всегда называют уммийских правителей только титулом
* Важнейшие изводы «Царского списка» разделяют эту, несомненно, единую
династию на две части.
** Раньше это имя, по-видимому, ошибочно читалось «Энтемена».
*** Так как в шумерском языке господствовала шестидесятерпчная система
счета, то это звучит, как по-русски, например, «из тысячи мужей».
198
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
199
Глава III
«энси»); эту войну после Энанатума I продолжал его сын Энметена.
Расправившись с Ур-Лумой, он поставил править в Умме некоего Иля,
жреца из общины Забалам, расположенной выше Уммы, у ответвления
от Итурунгаля лагашского канала И-Нина-гена, но и Иль недолго оста-
вался в покорности.
С Уруком Энметена жил в дружбе; он называет своим «братом» ур-
ского царя и урукского эна Лугалькингенешдуду, который носил также
и титул «лугаль Киша», хотя в Кише в это время (т. е. еще до воцаре-
ния Ку-Бабы) был собственный правитель, правда только с титулом
«энси» (некий Ухуб, победитель царя династии Хамази). «Царский спи-
сок» упоминает отдельно II династию Урука (Эн-Шакушана, сын Элили)
и II династию Ура (Лугалькингенешдуду, Лугалькисальсй и еще одного
царя), но все эти цари носили одинаковый титул урских лугалей и энов
Урука (или Шумера). Возможно, столица урукско-урского государства
время от времени переносилась то в тот, то в другой город. На севере
кроме правителей Киша продолжали действовать и цари Акшака, не-
смотря на гибель Зузу в войне с Эанатумом. Помимо Лагаша, Киша,
Акшака и Ура-Урука, правители которых все претендовали на гегемо-
нию, в стране существовало множество других городов, имевших своих
энси и лугалей.
В самом Лагаше Энметена не был полным хозяином: рядом с ним
еще возвышается фигура Дуду, верховного жреца-санга главного бога
Нин-Нгирсу; Дуду даже составлял надписи от собственного имени; не-
которые документы имеют двойную датировку: по именам и Энметены и
Дуду. Но и Энметена имел прямое отношение к храмам: до нас дошел
текст об учреждении Энметеной нового храма (богу Энлилю) на ранее не
осваивавшейся земле.
Возможно, как мы увидим ниже, Энметена провел некоторые меро-
приятия, направленные главным образом на (временное?) ослабление
тягот поборов и повинностей, а также долгов и недоимок, лежавших на
известных группах населения, а может быть, и некоторые законода-
тельные реформы (реформировалось, несомненно, обычное, неписаное
право).
Энметена правил лет двадцать и умер около 2340 г. до н. э. или
несколько позже. После короткого правления его младшего (?) сына*,
Энанатума II, правителем Лагаша с титулом «энси» становится Энен-
тарзй, преемник Дуду на должности верховного жреца, заступивший
его место еще при Энметене, и, вероятно, сын Дуду. С этого времени
происходит слияние храмовых хозяйств важнейших богов Лагаша — Нин-
Нгирсу, его жены Бабы, их детей — богов Игалима и Шулыпагана,
а также, возможно, богини Нгатумду — с личным хозяйством энси и его
жены. Такое положение вызывало в некоторых кругах жителей Лагаша
недовольство, которое в конце концов привело к попытке переворота.
* При жизни Энметены в документах очень видное место занимает его другой
сын — Лума-тур, или Хума-банда (имя читается по-разному, но значит оно «Млад-
ший, или юный, Лума (Хума)»; Лума, или Хума, было прозвищем Эанатума,. По-
видимому, именно этот сын был первенцем Энметены.
200
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
5. Социальная
структура Лагаша
как образец структуры
общества третьего этапа
Раннединастического
периода
От времени Энентарзи и его сына Лугальанды дошел обширный архив
храмового хозяйства богини Бабы, в то время считавшегося «собствен-
ностью» (у-рум) жены энси. Учетные документы выписывались кли-
нописью очень четко и обстоятельно, с датами и ясным указанием цели
расхода и т. п., и потому ни об одном хозяйстве древнего Двуречья мы
не знаем так много, как о хозяйстве храма этой богини во второй поло-
вине XXIV в. до н. э.
К у-рум храма или царицы (нин) считались принадлежащими
поля, скот, инвентарь и люди храмового хозяйства (при этом все
люди — от воинов до рабынь). Земли храма, как и прежде, делились на
три категории.
1.	«Жреческая земля» (аша[г]-ниг-эна), которая возделывалась
храмовыми сельскохозяйственными работниками, использовавшими скот
и орудия, выдаваемые им храмом. За это они получали земельные на-
делы и натуральные выдачи. Доходы от этой земли шли на нужды са-
мого храма, обеспечивая: а) жертвоприношения; б) праздничные пир-
шества, в которых иногда принимали участие и лица, вероятно не вхо-
дившие в состав его персонала, особенно женщины * — жены общинных
должностных лиц и ремесленников; в) крупные выдачи служащим
культа и храмовой администрации; г) корм скоту; д) наконец, по расче-
там А. И. Тюменева, не более 4—5% урожая шло на натуральные вы-
дачи работникам и служащим храмового персонала, а остальное шло на
международный обмен или хранилось про запас.
2.	«Земля-кормление» (аша[г]-кур, или аша[г]-шуку[м]), которая
раздавалась в виде отдельных наделов размером от 0,3 до 18 га долж-
ностным лицам храмовой администрации (но не служителям культа, ви-
димо получавшим наделы непосредственно от общины) и различным ре-
месленникам — медникам, кожевникам, плотникам, плетельщикам, строи-
телям, судостроителям, горшечникам, скульпторам, резчикам по камню
и многим другим, а также старостам (угула) групп сельскохозяйствен-
ных работников: «подверженных хозяину» — шуб лугала и «погонщиков
[пленных]?» — ага-уш, обрабатывавших землю ниг-эна. Надел выдавался
их старостам сразу на целую группу, отдельные люди считались «под-
чиненными», или «клиентами» (лу-шула, или лу-дуна) своих старост.
Все люди этой категории назывались «людьми, получающими кормле-
ние» (лу-шуку[м]-даба) или, в просторечии, «подверженными хозяину»
(шуб-лугала) в широком смысле. Они получали также и натуральное
довольствие, но только четыре раза в год; они же и составляли в военное
время основной контингент дружины правителя. В качестве сельскохо-
зяйственных работников они подчинялись начальникам определенных
участков сельскохозяйственных работ (санг-энгар). В эту же категорию
земель стали входить и поля (шукум-энсиака), выдававшиеся (вероятно,
не только в- храме Бабы, но и во всех храмах) лично энси как долж-
ностному лицу, и если во всех храмах Лагаша энси имел примерно тот
же процент земли, что и в храме Бабы, то его личный надел должен был
составлять 5 тыс. га или больше (т. е. десятки квадратных километров).
* Поскольку храм был посвящен богине.
201
Глава III
3.	«Земля возделывания» {аша[г]-нам-уру-лалъ), которая выдава-
лась из храмового земельного фонда также отдельными наделами, но не
за службу или работу, а за «зерно установленное» (ше губа), т. е. за
долю в урожае. Брали ее храмовые служащие и работники (иногда, по-
видимому, даже рабы) в дополнение к своему служебному наделу или
пайку, культовые должностные лица, а также родичи правителя, члены
персонала других храмов и, может быть, вообще все желающие граж-
дане Лагаша, имевшие рабочую силу или досуг для обработки дополни-
тельного надела. Размеры участков по большей части колебались в пре-
делах от 1 до 3 га, но иногда доходили и до 12 га. Наделы из «земли
возделывания», как и из «земли-кормления», выдавались строго индиви-
дуально, а не по семьям, и держатели их в родстве между собой могли
не состоять.
Лиц, связанных с храмом, мы разделим на четыре категории.
А. Должностные лица, совершавшие в нем богослужение, но жив-
шие за счет собственных наделов в общине, а не полученных от храма,
а также, конечно, за счет различных праздничных выдач, поборов за
требы и т. п.
Б. Храмовая администрация — формально патриархально-зависимые
члены «дома» бога, а фактически имевшие значительные наделы (от 3
до 18 га), а также, вероятно, державшие собственных рабов и участво-
вавшие в различных специальных угощениях и выдачах за счет продукта
труда прочего персонала. Сюда относились управляющий хозяйством, за-
ведующий житницами, главный и прочие торговые посредники, писцы,
начальники рабочих отрядов и начальники определенных участков сель-
скохозяйственных работ.
В. Те патриархально-зависимые члены «дома» бога, которые дейст-
вительно были подневольными лицами: ремесленники, слуги и земле-
дельцы (они же в военное время — воины дружины), получавшие за
труд либо (1) земельные наделы, хлебные выдачи четыре раза в год и
другие отдельные выдачи, либо (2) только ежемесячный индивидуаль-
ный натуральный паек. К первой подгруппе относились сельскохозяйст-
венные работники храма, большая часть ремесленников, рыбаков, судов-
щиков и лодочников, т. е. лу-дуна людей предыдущей категории; размер
их наделов составлял от 7з до 3 га (а сельскохозяйственные работники
вообще не получали наделов отдельно от своих старост); при этом место-
положение наделов постоянно менялось. Во вторую подгруппу входили
тоже некоторые ремесленники, но наряду с ними и люди, по характеру
работы которых нежелательно было, чтобы они подолгу отлучались на
-свои наделы, например слуги и служанки, повара, цирюльники и т. п.
Г. К низшей категории относились рабыни (нгёме), занятые в пря-
дильных и ткацких мастерских, на кухнях и скотных дворах, и дети
рабынь, еще не достигшие того возраста, когда их распределили по про-
фессиональным категориям; затем так называемые «незрячие», по-шу-
мерски иги-ну-ду[х] (может быть, «те, которым не подобает глядеть»
на культ?, или «те, которые работают не разгибаясь и не подымая
глаз»?). К числу их относились садовые работники и др.; и, наконец,
носильщики и носильщицы (иль). Все они получали такой же натураль-
ный паек, как и вторая подгруппа предыдущей категории (ячменем, ра-
стительным маслом и шерстью, а по праздникам — эммером), но не ин-
дивидуально, а по спискам. Лишь очень редко, если они работали где-
нибудь на отлете, они получали «землю-кормление», но им не возбра-
нялось при случае взять и «землю возделывания».
В храме («доме» —а) Бабы в среднем работало около 200 женщин
(рабынь-нгеме и носильщиц) и от 40 до 90 детей рабынь; взрослых
202
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
мужчин в нем работало около 750 (из них приблизительно 7з получала
наделы на «земле-кормлении»).
К собственно рабскому состоянию без колебания можно отнести
только рабынь-нгеме. Однако путем купли (например, у безмужней жен-
щины, скорее всего уличной блудницы, у главы патриархальной семьи,
иногда за рубежом) могли приобретаться также иги-ну-ду[х] и маль-
чики-евнухи (?), становившиеся жрецами-певчими (гала) *. Некоторые
члены храмового персонала сами держали рабов (эре [д]) и особенно
рабынь, но, кажется, в ряде случаев их выдавала им опять-таки храмо-
вая администрация, особенно вдовцам и бобылям, нуждавшимся в по-
мощи по хозяйству.
Земли храмового хозяйства Бабы (второго или третьего по величине
храма в Лагаше) занимали площадь порядка 50 кв. км. Все храмы
вместе, по нашим подсчетам, владели землями площадью около 500 кв.
км, в то время как общая площадь обрабатываемых земель в Лагаш-
ском государстве была в 3—4 раза больше. Численность населения госу-
дарства была около 100 тыс. человек, и из них лишь 15—20% прожи-
вали в Нгирсу. С храмами было связано менее половины населения.
Представители общинной знати (за исключением правителя и его
семьи) — начальник землеустройства (санг-сук), служители культа
(кроме певчих) и т. п. — наделов на земле храма или вообще не имели,
или располагали лишь небольшими наделами, преимущественно на
«земле возделывания». Однако из документов «купли-продажи» времени
династии Ур-Нанше мы знаем, что эти лица, как и родичи энси, имели
большие земельные владения, в том числе и служебные наделы, но, ве-
роятно, полученные непосредственно от общины, а не от храма. Кроме
того, из тех же документов известно, что в Лагаше была и не храмовая,
«продажная» земля (аша[г]-сйм), принадлежавшая большесемейным,
патриархальным общинам — «домам» (э), во главе которых стояли пат-
риархи, полновластно распоряжавшиеся жизнью членов семьи, хозяйст-
вом и всеми его доходами. После смерти главы большой семьи в «доме»
хозяйничали его вдова или (впредь до раздела) сыновья и сыновья сы-
новей совместно. Именно эти «дома» были, видимо, представлены в со-
вете и народном собрании. Напротив, лица храмового персонала, принад-
лежавшие к «дому» бога (т. е. находившиеся под патриархальной
властью бога в лице храмовой администрации или правителя), по-види-
мому, не участвовали в органах общинного самоуправления. В докумен-
тах храмового архива, как мы уже отмечали, органы общинного само-
управления никогда не упоминаются.
Несомненно, что во внехрамовых частных (большесемейных) хозяй-
ствах имелись рабы, но об их численности мы судить не можем. Веро-
ятно, даже в большесемейных хозяйствах знати основную рабочую силу
составляли младшие родичи, а также лица, отдавшие себя от разных
бедствий под защиту знатного лица; такие «клиенты» могли быть по-
добны лу-дупа более значительных храмовых служащих.
Итак, в принципе земля делилась на храмовую и внехрамовую.
Храмовая, в свою очередь, состояла из собственно храмовой («жре-
ческой») и раздававшейся в наделы за работу, службу или
долю урожая. Внехрамовая земля находилась во владении большесемей-
ных коллективов, составлявших часть еще больших патриархально-об-
щинных коллективов и их совокупностей — территориальных общин —
и, наконец, «нома».
* Что певчие часто были евнухами, видно, как нам кажется, из шумерских
пословиц о них.
203
Глава III
Что же касается людей, то, с точки зрения самих шумеров рас-
сматриваемого периода, они прежде всего делились на тех, кто нахо-
дился под патриархальной властью «дома» или, вернее, его главы, и на
тех, кто осуществлял патриархальную власть. Соответственно в домаш-
них большесемейных общинах младшие члены семей — мужчины,
а также, конечно, женщины были патриархально-подвластными. Но
в перспективе мужчины здесь могли в конце концов возглавить новую
семейную общину и тем самым обрести полноправие.
Рабы (эре [д], нгеме) были бесправны, хотя и рассматривались как
члены «домов», только низшие по положению. Рабы выполняли самую
черную и тяжелую работу. Если судить по несколько более поздним
источникам, взрослые рабы подвергались постоянным побоям, что вряд
ли верно в отношении других взрослых мужчин — членов большой
семьи, не достигших статуса самостоятельного патриарха; рабов могли
содержать отдельно от других членов семьи и кормить хуже; с рабы-
нями взрослые мужчины — члены семьи, вероятно, сожительствовали.
И, конечно, для рабов не было никаких перспектив социального продвиже-
ния ни в общинно-частном, ни в храмово-государственном секторе.
Как мы помним, к числу «домов» шумеры относили не только боль-
шесемейные общины и группы родственных большесемейных общин, но
также «дом» правителя с его хозяйством и даже «дом» бога, т. е. хра-
мовое хозяйство. Если за вычетом рабов мужское население общинно-
частного сектора состояло либо из глав семейств, обладавших полным
гражданским полноправием, либо из членов семейств, полноправных,
так сказать, в перспективе, то иное дело — члены персонала правитель-
ского или храмового хозяйства, даже самые высокопоставленные. Они
пожизненно и наследственно оставались людьми патриархально-зависи-
мыми от «дома», т. е. в данном случае от храма или дворца (разве что
им удалось бы приобрести себе хозяйство еще и на стороне, в общин-
ном секторе). Их неполноправие выражалось, в частности, и в том, что
они, как правило, не участвовали ни в каких общинных органах само-
управления, хотя более значительные из храмовых и царских людей
могли рассчитывать на приобретение политического влияния и власти,
но только в составе государственного (лично правительского) или хра-
мового аппарата, поскольку он существовал помимо общинных органов
самоуправления (народного собрания, совета старейшин и суда). Таким
образом, делению земельной собственности на общинную, находив-
шуюся во владении частных большесемейных коллективов, и на госу-
дарственно-храмовую, считавшуюся собственностью «бога»
(а фактически бесконтрольно управляемую храмовой, а позже царской
администрацией), соответствовало и правовое, точнее, обычно-правовое
деление общества на общинников и храмовых (а позже цар-
ских) людей.
Следует заметить, что важнейшая часть знати относилась в Ранне-
династический период к общинно-частному сектору. Обратим внимание
на тот уже упоминавшийся факт, что все сколько-нибудь значительные
служители культа, такое важнейшее должностное лицо, как землеустро-
итель (санг-сук), и даже сам энси или лугаль получали либо храмовую
землю, либо, во всяком случае, по преимуществу непосредственно из
общинного, а не из храмового фонда. То же самое верно относительно
главы собрания (кенгаль), судьи (5и-кг/[5]) и т. п.
Историк, однако, не может ограничиться изложением социально-
психологических и правовых взглядов самих шумеров на свое общество,
а обязан заглянуть глубже и выяснить характер отношения различных
трупп населения к собственности на средства производства и к эксплуа-
204
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
тации — иначе говоря, установить объективную классовую структуру
раннединастического шумерского общества. Когда мы конструируем раз-
деление общества на (1) реально или в перспективе полноправных граж-
дан, непосредственно участвующих в коллективной, семейно-общинной
и территориально-общинной собственности на средства производства, и
прежде всего на землю и воду, и (2) на неполноправных, получающих
от храма и дворца средства производства (землю, воду, скот, орудия)
лишь во владение под условием службы (или даже получающих только
один паек), то это еще не дает нам картины классовой структуры об-
щества. Действительно, из общинников кто-то вел весь производствен-
ный процесс своими силами вместе с семьей, а кто-то эксплуатировал
подневольный труд. Точно так же и в составе персонала храмового или
правительского хозяйства были самые различные слои, включая как
рабов и других лиц, не только лишенных собственности на средства
производства, но и эксплуатируемых, занятых подневольным производ-
ственным трудом, так и лиц администрации, торговых агентов, крупных
ремесленников, руководителей сельскохозяйственных работ, которые
пользовались продуктом труда эксплуатируемых подневольных людей
в составе того же храмового и дворцового персонала, иначе говоря, при-
надлежали к эксплуатирующему классу.
Заметим, однако, что в этот ранний период все различия в правах
и обязанностях и в юридическом статусе людей и земли основывались
не на каком-либо писаном законе, а только на обычае и привычке. Так,
служебный надел в принципе принадлежал не его держателю, а храму
(или общине) и поэтому, казалось бы, не подлежал продаже, тем более
что мелкие наделы постоянно заново перераспределялись администра-
цией. Но давность длительного ненарушимого владения наделом из по-
коления в поколение фактически наследственными должностными ли-
цами приравнивала такой надел к «собственному» (он мог даже в виде
исключения являться объектом продажи). Такое промежуточное поло-
жение было свойственно крупным наделам; и сама администрация, по-
видимому, не всегда четко осознавала, принадлежат ли они храму
(э-галь) или общине (уру). Вдумавшись в изложенное выше, мы не
преминем заметить, что антагонизм между основными классами именно
того общества, которое мы привыкли обозначать как рабовладельческое,
в Раннединастический период начал определенно выкристаллизовы-
ваться. Конечно, антагонизм этот пока еще нечеток; так, некоторые ли-
шенные собственности на средства производства патриархально-зависи-
мые и эксплуатируемые работники (например, шуб-лугала) могли даже
образовывать вооруженные отряды, которые являлись военно-политиче-
ской опорой правителя; однако и они все более сливаются с общей мас-
сой подневольных людей храмового и правительского хозяйства,
близких к рабам не только по отсутствию у них собственности на сред-
ства производства, но и по характеру их эксплуатации.* Правда, бы-
вало, что сами эти работники или же их предки добровольно отдавались
под власть знати и храмов, быть может гонимые экономической
необходимостью, но далее их пребывание под этой властью в любом
случае носило уже принудительный характер. Многие из них
создают прибавочный продукт, изымаемый у них господствующим клас-
сом, и все они, подобно рабам, не обладают собственностью на средства
производства, поэтому любой из них может в принципе быть лишен
всего произвольным актом власти и приравнен к низшей категории
* Эта эксплуатация была внеэкономической, поскольку под экономи-
ческим характером эксплуатации следует понимать эксплуатацию рабочей силы,
приобретаемой через рынок.
205
Глава III
эксплуатируемых. Другое дело, что правители обычно остерегались это
делать, а перед некоторыми из храмовых людей, как мы уже упоми-
нали, иной раз и открывалась служебная или политическая карьера.
Разумеется, от столь раннего общества нечего и ожидать четких
форм классового расслоения. Людей, принадлежавших храму, можно
разбить на множество мелких категорий в зависимости от имуществен-
ного и социального положения; в свою очередь, переход из одной кате-
гории в другую вовсе не исключался, да и внехрамовые люди могли
в случае нужды укрыться под власть храма, а те, кто возглавлял храм,
занимали почетное положение и имели свои наделы также и в общине.
Не составлял монолитного целого и складывавшийся господствую-
щий класс. Напротив, в его среде шла ожесточенная борьба за ключе-
вую экономическую, идеологическую и политическую позицию в обще-
стве — за господство над храмами и храмовыми хозяйствами. Напомним,
что храмовое хозяйство первоначально было организацией общины в це-
лом и управлялось ее должностными лицами — жрецами, а на первых
порах, быть может, и старейшинами. Военные вожди до начала периода
РД стояли совершенно в стороне от администрации храмов. Но по мере
того как они брали на себя функцию управления «номом» в целом, на
них ложились и известные культовые обязанности и они пытались на-
ложить руку на богатые храмы. Мало того, в «номах» начало склады-
ваться своего рода двоевластие или даже многовластие: были должност-
ные лица общины, ответственные перед советом (к ним относился, ве-
роятно, главный землеустроитель — санг-сук, управляющий ороше-
нием — гугалъ, «мудрецы» — абгалъ и до некоторой степени сам вождь —
лугаль или энси); были и храмовые должностные лица, ответственные
перед верховным жрецом-санга (к ним относился, например, управляю-
щий храмовым хозяйством — ну-банда), и, наконец, были должностные
лица лично энси или лугаля, ответственные только перед ними (сюда,
видимо, относились сборщик судебных пошлин [?] —машким, советник
или посланец военного вождя — суккалъ и др.). Правитель собирал соб-
ственные поборы с населения, минуя общинные административные ор-
ганы. Должностные лица, связанные с правителем, были, надо пола-
гать, особенно сильны при лугалях-гегемонах, которые в своем качестве
военачальников целых объединений из нескольких «номов» были непод-
отчетны «номовым» органам самоуправления. Вероятно, в обществе не
было недостатка в людях, готовых поддержать правителей-военачаль-
ников против традиционной общинной знати. К сожалению, источники
молчат о политическом расслоении шумерского общества, и нам
остается только строить догадки. Более зажиточные клиенты храма,
которые при правителях-военачальниках становились дружинниками и
имели право рассчитывать на добычу и славу, могли считаться одной из
возможных опор нарождающейся царской власти. В то же время рядо-
вые общинники, вероятно, с тревогой смотрели на усиление знати и ее
своеволие, не сдерживаемое законами (ибо писаных законов не сущест-
вовало) ; сильная власть одного военного вождя могла им казаться пред-
почтительнее произвола многочисленной знати. Ведь еслп верховная
жрица могла покупать у бедняков и беднячек детей для храма, а родичи
энси скупали у «домов» общинников за бесценок их землю (что засви-
детельствовано подлинными документами), то это же, надо думать, де-
лала и остальная знать *. Служба у сильного царя, кроме того, порож-
дала надежду на защиту, на выдвижение и достижение благосостояния.
* Документально известно, что этим занимался, например, санг-сук и др.
Любопытна дошедшая до нас шумерская пословица, дата которой, к сожалению,
неизвестна: «Обездолен город, чей санг-сук стал торговцем!»
206
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
Естественно, могла назревать и мысль о необходимости объединения
страны под единой властью: от постоянных войн между «номами» стра-
дали и рядовые хозяйства, и нормальная работа ирригационной сети,
и международный обмен, что, в свою очередь, грозило быстрым упад-
ком всему обществу.
В какой мере ход развития дальнейших событий подтверждает наши
догадки о политических настроениях в стране, мы увидим ниже.
6. «Реформы»
Уруинимгины
В Лагаше, как мы уже знаем, начиная с Энентарзй, функции прави-
теля и верховного жреца сосредоточились в руках одного лица; одни
важные жреческие должности были попросту упразднены, назначение
на другие стало полностью зависеть от воли правителя; не менее 2/з
храмовых хозяйств (если считать по площади и по числу персонала)
перешли во владение правителя, его жены и детей. В то же время ни
Энентарзй, ни сын его Лугальанда не делали ничего для укрепления
военной мощи Лагаша, а обстановка в стране продолжала быть тревож-
ной: многие «номы» боролись за верховную власть.
Недовольство лагашитов вылилось в низложении Лугальанды. Од-
нако, как впервые показал русский шумеролог В. К. Шилейко [IV, 16,
с. XXI], он пе только не был убит, как думал известный исследователь
Лагаша А. Даймель, предполагавший даже уничтожение всех его слуг,
но и он сам и его жена продолжали жить в Лагаше в относительном
почете и мирно умерли несколько лет спустя. По-видимому, совет знати
просто воспользовался своим правом низложения правителя (2318 г. до
н. э.). В должность энси был возведен свойственник Лугальанды —
Уруинимгина (раньше его имя шумерологи неправильно читали Урука-
гина). Согласно его надписи, он был избран «рукой бога Нин-Нгирсу»
«из 36 000 мужей». Чем же объясняется различие в цифрах при описа-
нии избрания Энметены (3600) и Уруинимгины? Обе цифры (при шу-
мерской шестидесятеричной системе счисления) — округленные, но по-
чему они расходятся по порядку величины? Одно из объяснений со-
стоит в том, что цифра Энметены обозначает число «мужей» не «нома»
Лагаша, включавшего более десятка крупных поселений, а Ниппура*;
возможно и другое: в выборах Уруинимгины участвовали и члены хра-
мового персонала, в принципе обычно не имевшие гражданских прав,
и именно в этом проявился «мятежный» характер выборов. Наконец,
существует мнение, что Энметену выбирала только зажиточная часть
свободных граждан, а Уруинимгина распространил право участия в вы-
борах и на бедняков. Однако, с пашей точки зрения, такое мнение про-
тиворечит характеру проведенных Уруинимгиной «реформ». Данных для
решения поставленного вопроса пока, видимо, недостаточно, и не исклю-
чено, что «36 000» значит просто «многие тысячи», «великое множе-
ство».
На следующий год после избрания в энси Уруинимгина, очевидно,
получил чрезвычайные полномочия с титулом лугаля и начал счет годов
правления заново. К этому времени внешнеполитическая обстановка
еще более усложнилась, и потребовались серьезные оборонные меро-
приятия; кроме того, Уруинимгина взялся за проведение «реформ» и
нового законодательства — может быть, следуя примеру Энметены? До-
шедшие до нас надписи (три из них, несомненно, принадлежат Уруи-
* Соответствующая надпись Энметены найдена в Ниппуре.
207
Глава III
нимгине, но одна, возможно, Энметене) * не дают нам самого текста
новых законов, — вероятно, они были провозглашены лишь в устной
форме, — а только их изложение; к сожалению, оно весьма неясно и
с точки зрения правовой науки составлено крайне неумело; к тому же
мы пока еще недостаточно хорошо знаем старошумерский язык, поэтому
все попытки связного перевода надписей о «реформах» Уруинимгины
(и Энметены?) пока не очень убедительны. Процитируем лишь некото-
рые, более понятные отрывки:
«С прежних дней, издавна — тогда корабельщик пользовался (?)
ладьями (т. е. извлекал из них доход? — И, Д.), ослами пользовался (?)
главный пастух, баранами пользовался (?) главный пастух, рыболов-
ными сетями (?) пользовался (?) надзиратель рыбаков;
жрецы-зуду отмеряли в Анбаре «установленное зерно» (ше губа)
(на «Овальной пластине» тот же текст и еще добавлено: эти жрецы-гуду
должны были строить свой «дом установленного зерна» в Анбаре);
пастухи рунных баранов за белого барана должны были выклады-
вать там серебро; землемер, главный певчий, абриг, изготовитель пива
и благовоний и все (артельные) старосты (храмового персонала) за...
ягненка должны были выкладывать там серебро (на «Овальной пластине»
сказано иначе: все старосты, певчие, земледельцы, изготовители пива и
благовоний, если они приводили барана, если обстригали его в э-гале, то,
когда баран был бел, эту шерсть забирали в э-галь, чтобы было выложено
5 гин серебра; э-галь — это храмово-правительское хозяйство, очевидно
имевшее монополию на белую шерсть. — И. Д.);
волы богов возделывали огород энси **, на лучшем поле богов (т. е. хра-
мовом.— И. Д.) были огород и бахча энси; упряжные ослы, рабочие волы
отбирались у всех жрецов-санга, ячмень всех жрецов-санга раздавался
людьми энси.
(Далее перечисляются разные натуральные поборы, собиравшиеся
со всех жрецов-санга.)
Назначаемый (правителем)? жрец-санга в саду соседа мог рубить
из его деревьев и забирать у него плоды.
(Далее перечисляются поборы, собиравшиеся на похоронах в пользу
жрецов и плакальщиков; следуют два неясных параграфа, может быть
относящиеся к поборам с храмовых (?) ремесленников и к ирригацион-
ной (?) повинности***.)
дом энси был объединен с полем энси, дом «женского дома» (т. е.
храма богини Бабы, соединенного с резиденцией жрицы — жены энси. —
И. Д.) —с полем «женского дома», дом «детства» (хозяйство, посвящен-
ное культу божеств — детей главного лагашского бога Нин-Нгирсу. —
И> Д.) —с полем «детства»;
* Уруинимгине принадлежат надписи на глиняных конусах (А, В и С;
тексты В и С совпадают). Имеется еще один фрагмент надписи аналогичного со-
держания на так называемой «Овальной пластине»; в отношении ее идет спор,
принадлежит ли она Уруинимгине или Энметене, так как начальный и заключи-
тельный ее разделы разрушены, а в сохранившейся части введения упоминаются
события из политической истории Лагаша времен Энметены; но, с другой стороны,
текст, относящийся к некоторым (но не всем) упоминаемым в «Овальной пла-
стине» реформам, дословно совпадает с текстом на «Конусах А» и «В/С» Уруиним-
гины. В настоящее время найдена новая надпись Энметены [51], в которой упо-
минается, что и этот правитель, подобно Уруинимгине, провел мероприятие, на-
званное им «освобождением» (ама-р-ги); поэтому все же более вероятно, что текст
«Овальной пластины» передает сведения о реформах Энметены, а не Уруинимгины.
** Тот же текст и на «Овальной пластине».
*** В тексте на конусах Уруинимгины речь идет о повинности (?) с «(каж-
дых?) Двух молодцов» (гуруш); «Овальная пластина» упоминает ту же повин-
ность (?), но с шуб-лугалы.
208
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
от (канала) «Граница Нин-Нгирсу» до моря приказывали сборщики
пошлины (?);
шуб-лугала строил на широкой стороне своего поля свой колодец,
а иги-ну-ду [х] пользовался им; арычной водой, бывшей на поле, (тоже)
пользовался иги-ну-ду [х] *: это был прежний закон».
(Текст «Овальной пластины» упоминает, кроме того, поборы, соби-
равшиеся на свадьбе и при разводе в пользу энси и его личных чинов-
ников; произвольное похищение рыбы из частных рыболовных садков;
случаи полиандрии и др.)
Далее идет текст:
«Когда (бог) Нин-Нгирсу, воитель (бога) Энлиля, дал Уруинимгине
лугальство Лагаша, (и) из 36 000 мужей его рука взяла (его), судьбу
былую он восстановил; слово, которое Нин-Нгирсу, его хозяин, ему ска-
зал, он воспринял:
от ладей он отстранил корабельщика, от ослов, от баранов он отстра-
нил главного пастуха, от рыболовных сетей (?) он отстранил надзира-
теля рыбаков;
от „установленного зерна44 жрецов-гуду он отстранил начальника (ка-
зенной) житницы;
сборщиков уплаты серебра за белого барана и... ягненка он отстра-
нил;
сборщиков приношения, которое все жрецььсанга приносили
в э-галь, он отстранил;
в доме энси и в поле энси он поставил (бога) Нин-Нгирсу их хозяи-
ном, в доме „женского дома44 и в поле „женского дома“ он поставил (бо-
гиню) Бабу их хозяйкой, в доме „детства44 и в поле „детства44 он поста-
вил (бога) Шулыпагана их хозяином...»
(Точно так же перечисляется отмена и других «несправедливостей»;
заметим, однако, что при сокращении поборов в пользу заупокойных жре-
цов и плакальщиков устанавливаются некоторые новые поборы в пользу
разных других, главным образом мелких, жрецов, а также на содержание
людей иги-ну-ду [х].)
Затем следует важное указание **:
«Если дом начальника прилегает к дому шуб-лугалы и этот на-
чальник скажет: „Я хочу (его) у тебя купить", то, когда он будет у него
покупать, пусть (шуб-лугала) скажет: „Отвесь мне хорошее серебро
по моему желанию... ячменя за это насыпь мне"; а когда он у него
не сможет купить, то этот начальник на шуб-луталу не должен гне-
ваться».
(Далее указывается, что были установлены законы против долговой
кабалы, грабежа, воровства и убийства и отменены долговые и продаж-
ные сделки — так надо, по-видимому, понимать шумерский термин ама-
р-ги «освобождение»; вероятно, аналогичные постановления были и
на «Овальной пластине».)
В конце текста стоит: «Чтобы сироте и вдове сильный человек ни-
чего не причинил, он заключил с Нин-Нгирсу этот завет».
Таково древнейшее в мире известное нам законодательство. Как
видно из приведенного текста, в нем многое неясно и непонятно. Свои
* О том, что иги-ну-ду [х] ранее пользовался арычной водой на участке шуб-
лугалы, возможно, для общехрамовых садовых работ упоминает также «Овальная
пластина».
** Перед этим идет еще установление, запрещающее старосте группы шуб-лу-
галей бесплатно вымогать у своих подчиненных рабочий скот (ослов) и обя-
зывающее платить за него серебром, и то лишь при условии добровольного
согласия подчиненного.
14 Заказ № 1238	2 09
Глава Ill
«реформы» Уруинимгина преподносит своим подданным не как нововве-
дение, а как возвращение к мнимому былому веку справедливости.
Нам представляется, что мероприятия Уруинимгины в основном сво-
дились к следующему: была упорядочена оплата жрецов и отменены по-
боры с них; сокращены поборы с более значительных членов храмового
персонала (не ниже старост рабочих отрядов); отменено самовольное
взимание в свою пользу доходов со стад, рыбной ловли и ладей чиновни-
ками, заведовавшими этими отраслями хозяйства, — очевидно, сверх
нормы официальных поставок храмовому хозяйству; держателям служеб-
ных наделов (шуб-лугала в широком смысле) было предоставлено, во-
первых, неограниченное право отчуждения имущества (но только дви-
жимого имущества и домов, а не земли, которая была собственностью
храма) с запрещением начальникам шуб-лугалы произвольно отбирать
у подчиненных имущество или принуждать их к его продаже; во-вторых,
неограниченное право пользования колодцами и арыками на служебных
наделах с запрещением работникам храма и членам храмового персо-
нала, не имеющим своих наделов (= иги-ну-ду [х]), пользоваться оттуда
водой для нужд храма или своих. Затем было восстановлено право соб-
ственности богов на те храмовые хозяйства, которые присвоили было
энси и члены его семьи (впрочем, это право, как явствует из докумен-
тов храмового архива, было восстановлено только чисто номинально).
Были восстановлены также должности жрёцов-санга тех же храмов, но
тоже только номинально. Кроме того, были введены некоторые уголовные
законы, охранявшие частную собственность и устои патриархальной
семьи.
Мимоходом в текстах Уруинимгины говорится о мерах против дол-
говой кабалы и распродажи земли общинников — такие мероприятия ре-
гулярно проводились самыми различными правителями в Двуречье (в ча-
стности, очевидно, и Энметеной в Лагаше) в целях укрепления социаль-
ной опоры государства.
Демократичность мероприятий Уруинимгины как защитника «вдов и
сирот» не следует преувеличивать. Судя по данным архива храма Бабы,
льготы, данные им некоторым членам храмового персонала, не имели
большого значения; отмена долговых сделок без устранения причин, по-
рождающих их, тоже не могла решить никаких серьезных общественных
вопросов. Кроме жрецов и отчасти храмовых дружинников, от «реформ»
Уруинимгины мало кто что-либо выиграл. Подобно многим позднейшим
указам месопотамских царей о «справедливости», эти «реформы» имели
целью задержать процесс исторического развития. Но они были предпри-
няты слишком поздно.
7. Конец
Раннединастического
периода
Еще при предшественниках Уруинимгины в Нижней Месопотамии было
некое подобие политического равновесия. Династия Акшака сошла на нет,
и гегемонию в стране разделяли «лугаль Киша» на севере (видимо, Ур-
Забаба, внук Ку-Бабы) и «лугаль Страны», правивший в Уруке или
Уре, на юге (вероятно, Лугалькисальси из II династии Ура или его пре-
емник) .
Это равновесие нарушил Лугальзагеси, правитель Уммы, унаследо-
вавший царство «Страны», созданное урукско-урскими правителями Эн-
Шакушаной, Лугалькингенешдуду и Лугалькисальси. Согласно «Цар-
скому списку», правление Лугальзагеси длилось 25 лет (с 2336 г.
до н. э.?), но мы не знаем, включены ли сюда только годы его правле-
210
Раннединастический период в Двуречье и Эламе
ния в Уруке (где он один составляет III династию) или также годы его
правления только в Умме.
Мы не можем судить, при каких обстоятельствах Лугальзагеси по-
лучил власть в Уруке — вследствие ли своего родства со II династией
Ура или в результате простого захвата — и какую роль здесь играл город
Адаб, который, по «Царскому списку», победил II династию Ура (и
Урука) еще до Лугальзагеси. (Во всяком случае, при Лугальанде, пред-
шественнике Уруинимгины, в Адабе правил скромный энси, а не мифи-
ческий завоеватель мира Лугальанемунду «Царского списка».) Мы знаем
лишь, что отец Лугальзагеси, которого, может быть, звали Бубу (напи-
сание его имени не поддается однозначному прочтению), был «волхвом»
или «шаманом» (ишйб) в Умме, а сам Лугальзагеси носил и этот титул,
и титул «энси»; но были ли они оба в родстве с предшествующим прави-
телем Уммы, Илем, — неизвестно.
Порядок событий в правление Лугальзагеси реконструируется иссле-
дователями по-разному, но, с нашей точки зрения, его можно приблизи-
тельно восстановить, исходя из перемен в титулатуре. Поскольку в Ла-
гаше, враждовавшем с Лугальзагеси, признавался его титул «энси Уммы»,
но не признавались все прочие его титулы, полученные в результате за-
хвата власти в различных городах Двуречья, постольку можно считать,
что он ранее всего приобрел именно этот титул. В одной своей надписи
из Ниппура Лугальзагеси называет себя уже «эном Урука и лугалем
Ура», и, следовательно, он после Уммы овладел сначала Уруком и
Уром, а затем и Ниппуром. Признание его Ниппуром было огромной по-
литической и не меньшей стратегической победой, ибо отдавало в руки
Лугальзагеси все города по нижнему Евфрату и Итурупгалю. С этих
пор Лугальзагеси стал называть себя «лугалем Урука и лугалем
Страны» (таков титул в его стандартной надписи, дошедшей в несколь-
ких экземплярах). В числе городов, над которыми он тогда господствовал,
в этой надписи названы также Ларсам (часть «нома» Урук), Эреду
(часть «нома» Ур) и Адаб, но не названы ни Лагаш, ни Киш, поэтому
нередко высказывающееся предположение, будто война с Лагашем при-
ходилась на начало правления Лугальзагеси, несомненно, ошибочно.
Однако для Лугальзагеси на очереди, конечно, стояла война с Ки-
шем, господствовавшим над сетью северных каналов Нижней Месопота-
мии, и с Лагашем, чувствовавшим себя независимым на И-Нпна-гене,
имевшем свои собственные выходы к Эламу и к морю. По-видимому, Лу-
гальзагеси начал с войны против Киша, и, может быть, именно падение
соперника Лугальзагеси — кишского гегемона — оказалось подходящим
поводом для принятия Уруинимгиной на втором году правления лугаль-
ского титула. Если же исходить из предположения В. В. Струве, что
Уруинимгина принял титул лугаля в связи с начатой им самим войной
против Лугальзагеси, то и для этого не могло быть более подходящего
момента, чем поход уммийского правителя на север, против Киша.
Лугальзагеси, несомненно, добился определенного успеха в борьбе
против Киша. В своей уже упоминавшейся стандартной надписи он
утверждает, что бог Энлиль «от Нижнего моря по Тигру и Евфрату
до Верхнего моря предоставил ему путь». Правда, это не значит, что его
войска прошли по Тигру и Евфрату от Персидского залива до Среди-
земного моря: на Тигре путь к заливу преграждал Лагаш, а на Евфрате
надпись Лугальзагеси не называет ни одного завоеванного города
не только севернее Киша, но даже и на каналах северной части Южного
Двуречья. Мы �