Текст
Д. ВЕНЕДИКТОВ
ГЕОРГИЙ
ГАПОН
О Г И 3
московский
РАБОЧИЙ
19 3 1
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ СОВЕТ
СОЮЗА ВОИНСТВУЮЩИХ БЕЗБОЖНИКОВ СССР
Д. ВЕНЕДИКТОВ
ГЕОРГИЙ
ГАПОН
2-е издание
Предисловие А. Рановича
О Г И 3-„М ОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ"
МОСКВА 1931 ЛЕНИНГРАД
СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Предисловие . . 3
Георгий Гапон 7
Поп Гапон и охранник Зубатов 9
Гапон и его «Собрание» . . . . 13
Гапоновская петиция 16
Гапоновцы и путиловская стачка 20
В роковой день . . 23
Поп Гапон за границей . . . . 25
Начало конца Гапона . 31
Драма в Озерках . 85
Предисловие
Россия вступила на путь капиталистического развития сравнительно поздно.
В то время когда на рубеже XX в. занадноевропейский капитализм переходил ужо
в стадию империализма, в России промышленный капитализм переживал лишь ве-
сну своего расцвета. Но весна эта была бурная. Именно запоздалость приобщения
России как самостоятельной хозяйственной единицы к системе мирового капита-
лизма привела к тому, что Россия быстрее других стран проделывала свою капи-
талистическую эволюцию. Оплодотворенная иностранными капиталовложениями и
покровительствуемая таможенной политикой царского правительства, российская
промышленность — главным образом тяжелая — развивалась быстрыми темпами.
Но наряду с этим продолжали сохраняться еще в значительной мере докапита-
листические отношения. Принятая II съездом РСДРП программа партии отмечает-
«В России, где капитализм уже стал господствующим способом производства, со-
хранились еще очень многочисленные остатки нашего старого, докапиталистиче-
ского порядка, который основывался на закрепощении трудящихся масс помещи-
кам, государству или главе государства. В сильнейшей степени препятствуя
экономическому прогрессу, эти остатки не допускают всестороннего развития
классовой борьбы пролетариата, содействуя сохранению и усилению самых вар-
варских форм эксплоатации многомиллионного крестьянства государством и иму-
щими классами и держат в темноте и бесправии весь народ».
Такая же двойственность наблюдается и в развитии революционного пролета-
риата в России. Быстрый количественный и качественный рост пролетариата —
особенно после промышленного кризиса 1899 — 1902 гг. — сразу выдвинул его
на роль передового бойца против самодержавия, позволил ему быстро одолеть
«экономизм» и стать на путь решительной политической борьбы. В стачечной вол-
не, охватившей юг России в 1903 г., пролетариат выступает уже не разрознен-
ными группами, отстаивающими свои местные узкие экономические интересы, а
как класс, сознающий свое единство и свои классовые политические задачи.
Идейные вожди пролетариата в обстановке вынужденной эмиграции выковывают
революционно-марксистское мировоззрение, преодолевают оппортунизм и ревизи-
онизм, разлагавший революционное движение на Западе. В неустанной борьбе
против народничества, «экономизма» и всех видов оппортунизма внутри социал-
демократии, Ленин организует большевистскую партию. Закладываются основы
ленинизма — высшего этана в развитии марксизма. Российский пролетариат вы-
шел на политическую арену, вооруженный подлинно марксистской теорией, и
стал на путь революционной практики.
Но вместе с тем молодое еще рабочее движение не получило должного органи-
зационного оформления. В смысле политической сознательности и организованно-
сти российский пролетариат значительно отстал от своих западно-европейских
товарищей, имевших за собой десятилетия борьбы с капиталом. «История показа-
ла, что в России оторванность социалистической мысли от передовых предста-
вителей трудящихся классов гораздо больше, чем в других странах, и что при та-
кой оторванности русское революционное движение осуждено на бессилие». Так
писал Ленин в декабре 1900 г. Но и через два года он констатирует «отсутствие
серьезной подготовки и революционного воспитания (не только у рабочих, но и
у интеллигенции)... отчужденность рабочих от активной революционной деятель-
ности».
В то время как на II съезде РСДРП в 1903 г. впервые были сформулированы
принципы большевизма, заложены прочные основания революционной партии
пролетариата, влияние революционной социал-демократии на рабочие массы было
слабо; в крупных рабочих центрах рабочие члены партии насчитывались лишь
сотнями, рабочие в массе еще не изжили религиозных предрассудков, еще подда-
вались на обман со стороны всяких «благодетелей» рабочего класса, пытавшихся
замазать классовую борьбу, заглушить ее в зародыше.
Мощное нарастание революционного движения при одновременной слабости
его организации внушило царскому правительству страх и вместе с тем надежду
путем насаждения «полицейского социализма» удержать пролетариат в рамках
легальности в рамках чисто экономической борьбы. Уже в 1901 г. шеф жандар-
мов князь Святополк-Мирский писал: «В последние 3 — 4 года из добродушного
русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного интеллигента, по-
читающего своим долгом отрицать религию и семью, пренебрегать законом, не по-
виноваться власти и глумиться над ней. Такой молодежи, к счастью, имеется в
заводе еще немного, но эта ничтожная часть террористически руководит всей
остальной инертной массой рабочих». Этому влиянию сознательной организован-
ной части передового пролетариата правительство попыталось положить предел,
насаждая полицейский социализм.
Крах зубатовщины показал, что можно обмануть отдельных рабочих, но про-
летариат в целом не даст себя провести охранникам и жандармам. Напротив, про-
летариат все больше стал сознавать себя как класс, противостоящий эксплоататор-
ским классам; практика экономической борьбы все ближе выводила его на путь
борьбы политической.
Уже в 1904 г. начала определенно вырисовываться революционная ситуаций.
Обострение классовой борьбы пролетариата в обстановке наступившего промы-
шленного оживления, массовое стихийное аграрное движение крестьянства (в
1901 — 1904 гг. «аграрными беспорядками» были захвачены в Европейской
России 42 губернии из 50), ряд поражений армий царского правительства в
войне с Японией—все это было факторами, которые ставили революцию в поря-
док дня. Даже дряблая российская буржуазия обрела дар слова и стала открыто
выступать с весьма резкими речами против правительства, обнаружившего в
японскую войну свою полную несостоятельность. «Да. Самодержавие ослаблено. В
революцию начинают верить самые неверующие. Всеобщая вера в революцию
есть уже начало революции. О ее продолжении печется само правительство своей
военной авантюрой. О поддержке и расширении серьезного революционного на-
тиска позаботится русский пролетариат». Так оценивал положение Ленин 1 янва-
ря 1905 г.
В центре назревавшей революции стояла борьба с самодержавием. «История
всего русского социализма, — писал Ленин, — привела к тому, что самой его на-
сущной задачей оказалась борьба против самодержавного правительства, завоева-
ние политической свободы; наше социалистическое движение концентрировалось,
так сказать, на борьбе с самодержавием». Эта борьба требовала максимальной ор-
ганизованности, ясного осознания пролетарскими массами важности стоящей перед
ними политической задачи. Между тем в этом смысле положение было далеко не
блестящее. Раскол в РСДРП, наметившийся на II съезде, углублялся. Меньшевики,
захватив центральный орган партии «Искру» и получив путем кооптации боль-
шинство в ЦК, повели в своих фракционных целях явно дезорганизаторскую ра-
боту, которая, само собою разумеется, не могла содействовать вовлечению рабо-
— 5 —
чих в партию. Разительный пример дезорганизаторской деятельности меньшеви-
ков в то время представляет собою история неудавшейся демонстрации в Петер-
бурге 28 ноября 1904 г. Несмотря на то, что рабочие очень живо откликнулись
на призыв к демонстрации и усиленно к ней готовились, меньшевики, восполь-
зовавшись отсутствием трех членов комитета большевиков, постановляют де-
монстрацию отменить, заготовленные листки с призывом к рабочим сжечь. Надо
знать, каких трудностей стоило отпечатать в нелегальной типографии 12 000
листков, чтобы понять значение этого постановления. По протесту большевиков
комитет пересматривает свое постановление и решает принять участие в демон-
страции. Но без листков оповестить широкие массы и призвать их к участию в
демонстрации было конечно невозможно, и демонстрация провалилась. Ленин по
этому поводу писал: «Что наша партия серьезно больна и за последний год по-
теряла добрую половину своего влияния, это знает весь мир». Призывая «разо-
браться в причинах кризиса и вырвать зло с корнем» и напомнив все стадии кри-
зиса партии, Ленин говорит: «Мы должны... заявить открыто и подтвердить на
деле, что партия порывает с этими господами все и всякие отношения».
В таких условиях неудивительно, что поп и провокатор Гапон сумел увлечь
за собою рабочие массы Петербурга; но в дальнейшем масса захлестнула Гапона,
заставив его ступить на путь революционных требований, которые он изложил в
своей петиции. Поднятое Гапоном движение быстро переросло те казенно-охрани-
тельные рамки, в которые по инструкции охранки пытался уложить его Гапон,
оно извергло Гапона из своей среды, пошло по революционному пути и под руко-
водством большевиков проделало в 1905 г. «генеральную репетицию» социали-
стической революции 1917 г.
Особенности развития России привели к тому, что революция здесь в корот-
кий срок прошла все стадии, которые в Западной Европе длятся десятилетия.
«Большевизм, — пишет Ленин, — проделал пятнадцатилетнюю (1903 — 1917)
практическую историю, которая по богатству опыта не имеет себе равной в свете.
Ибо ни в одной стране за эти 15 лет не было пережито даже приблизительно так
много в смысле революционного опыта, быстроты и разнообразия смены различ-
ных форм движения... Ни в одной стране не было сконцентрировано на таком ко-
ротком промежутке времени такого богатства форм, оттенков, методов борьбы всех
классов современного общества, притом борьбы, которая, в силу отсталости стра-
ны и тяжести гнета царизма, особенно быстро созревала, особенно жадно и уси-
ленно усваивала себе соответствующее «последнее слово» американского и ев-
ропейского политического опыта». В этом смысле события 9 января особенно по-
учительны: массы в течение нескольких дней выросли невероятно — на смену
законопослушным членам «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», руко-
водимых попом, покровительствуемых градоначальником, благословляемых охран-
кой, выросли революционеры, которые победоносно завершили борьбу не только
против самодержавия, но и против капиталистического строя. Союз попа и ох-
ранки сумел на время одурманить рабочих, но события 9 января отрезвили их, а
революционная партия пролетариата поставила массы на правильный путь клас-
совой политической борьбы.
Под свежим впечатлением событий Ленин 18 января 1905 г. писал «В исто-
рии революции всплывают наружу десятилетиями и веками зреющие противоре-
чия. Жизнь становится необыкновенно богата. На политическую сцену активным
борцом выступает масса. Эта масса учится на практике у всех перед глазами, де-
лая пробные шаги, ощупывая путь, намечая задачи, поверяя себя и теории всех
своих идеологов. Эта масса делает героические усилия подняться на высоту навя-
занных ей историей гигантских мировых задач, и как бы велики ни были отдель-
_ 6 —
ные поражения, как бы ни ошеломляли нас потоки крови и тысячи жертв, — ни-
что и никогда не сравнится по своему значению с этим непосредственным воспи-
танием масс и классов в ходе самой революционной борьбы». «Революция 1905 г.
проверила, укрепила, углубила и закалила непримиримо революционную социал-
демократическую тактику в России». Революционное движение приняло массо-
вый характер, на собственном опыте проверило правильность политического ру-
ководства, осуществляемого пролетарским авангардом — партией большевиков
во главе с Лениным, укрепившей в процессе революции свою железную дисцип-
лину, «выдержку, твердость, непреклонность и единство воли».
Партия большевиков, возникшая «на самой прочной баз теории марксиз-
ма», сумевшая слиться с самой широкой массой трудящихся, выработавшая
в тесной связи с массовым революционным движением правильную революцион-
ную теорию, стратегию и тактику, сумела организовать пролетариат для побе-
ды не только над самодержавием, но и над капиталистической системой. От рас-
стрела мирной манифестации 9 января 1905 г. до окончательной победы проле-
тарской революции в октябре 1917 г. — таков героический путь российского
пролетариата под водительством подлинно революционной партии большевиков.
Сейчас, когда трудящиеся СССР под руководством коммунистической партии
завершают построение фундамента социалистической экономики, в странах капи-
тала пролетариат ведет жестокую борьбу за свое освобождение, в условиях неслы-
ханного фашистского террора, ужасающей безработицы и жесточайшего экономи-
ческого гнета. В этой борьбе буржуазия и ее социал-фашистские приспешники мо-
билизуют против трудящихся также и поповскую свору, стараются затуманить
классовое сознание пролетариев, завлекая их в «христианские», «католические»
и другие организации. Поэтому, если для нас гапоновщина — прежде всего поучи-
тельная страница из истории прошлого, то для пролетариев Запада она продол-
жает оставаться предметным уроком в их настоящей борьбе. В этом смысле изуче-
ние истории январских событий приобретает особо важное воспитательное значе-
ние.
А. РАНОВИЧ.
Георгий Гапон
«Bесь мир удивился неожиданности, — рассказывает нововременский «иуду-
шка» М. О. Меньшиков, — русский «поп» — основная твердыня самодержавия,
и вдруг — вождь революции! Причем оказалось, что вождя этого создали власти
с Плеве во главе». Между тем М. О. Меньшикову нельзя отказать в полной осве-
домленности на основании «самых точных сведений», получаемых его газетою
«Новое время» из недр царской охранки.
Поп — и вождь революции; поп — опора самодержавия, «престол-отечества»,
и вместе с тем—«организатор бунта» рабочих! Неудивительно, что по прибытии
своем за границу этот «революционер в рясе» на первых же порах вызвал к себе
такое уважение и преклонение в русской эмиграции, что за ним взапуски гоня-
лись представители разных социалистических течений, каждый, стараясь заполу-
чить попа в свою партию.
Теперь политическое прошлое этого «революционера в рясе» не подлежит ни-
какому сомнению: Георгий Гапон был до рокового дня. 9 января секретным со-
трудником чиновника особых поручений при министре внутренних дел — знаме-
нитого провокатора С. В. Зубатова, ведавшего тогда в Петербурге тайным поли-
тическим розыском; был он и после 9 января секретным сотрудником царской
охранки.
Поп и агент тайной политической полиции — явление во всяком случае
совсем заурядное в русской действительности: вся история православной хри-
стианской церкви подтверждает это. Церковь всегда охотно оказывала русскому
императорскому правительству всемерную помощь в деле борьбы с революцион-
ным движением в стране; она была тайным полицейским агентом, старательно
используя все церковные возможности, и прежде всего исповедь, для улавливания
таким образом в полицейско-православные сети мало устойчивых политически, не
порвавших еще с официальной православной церковью слоев рабочих и револю-
ционной интеллигенции. В лице Георгия Гапона она является агентом-провока-
тором.
«Поразительна судьба этого незначительного человека, — говорит уже из-
вестный нам нововременский «иудушка», — нечаянно очутившегося на один мо-
мент в центре бури, приподнятого, как былинка, бог весть на какую высоту из-
вестности, и брошенного куда-то во мглу.
Толстовец, священник, революционер — и шпион, в разных настроениях он
оказался одинаково ничтожным. Ход истории поставил его вождем великого бунта,
и его хватило лишь на то, чтобы двинуть рабочих под штыки и пули, самому пе-
репрыгнуть через забор и очутиться за границей.
Таков он, русский священник. Тотчас же начал печатать свои автобиогра-
фии, путешествовать с сожительницей, играть в Монако.
Все дальнейшие его шаги отличаются мелкою растерянностью, тем же двое-
душием, той же странной прикосновенностью к тайной по-
мощи и революции.
С ведома графа Витте он проживал в Петербурге, хотя подлежал виселице,
и оказывал какие-то услуги правительству.
Наряду с попом-шпионом выдвинулся мелкий работник-журналист Матю-
шенский, который «уволок» куда-то деньги».
— 8 —
Эта меткая, уничтожающая Гапона характеристика принадлежит сотруд-
нику «Нового времени», той газеты, перед которой широко открывалась двери
даже департамента полиции, на страницах которой работали и видные сотрудники
департамента полиции и вообще царской охранки. Таким образом осведомленность
автора приведенной выше характеристики не подлежит никакому сомнению. И
теперь, когда нас отделяет от события 9 января четверть века, мы можем при-
ступить к характеристике попа из охранного отделения 1.
Георгий Апполонович Гапон был сыном зажиточного крестьянина-казака Пол-
тавской губернии Кобелякского уезда дер. Беляки. По окончании полтавской ду-
ховной семинарии Гапон женится и через два года становится священником мест-
ной кладбищенской церкви. После смерти своей жены, оставившей ему двоих де-
тей, Гапон не без сильной протекции «одной дамы, очень богатой помещицы», зна-
комой помощника оберпрокурора синода Саблера, добился разрешения держать
вступительный экзамен в Петербургскую духовную академию. Экзамены Гапон вы-
держивает блестяще, почему и принимается в число студентов академии, причем
ему выдается стипендия купца Погребова. Уже будучи студентом второго курса,
при содействии Е. В. Саблера он устраивается священником церкви Скорбящей
богоматери в Галерной гавани, где близко знакомится и сходится с местным ра-
бочим населением. Отсюда он скоро перебирается во второй приют Синего креста,
одновременно занимая место преподавателя священного писания в Ольгинском
доме для бедных.
К этому времени (1901 — 1902 гг.) относится «какая-то таинственная исто-
рия», которая и послужила причиною увольнения Гапона от должности священ-
ника приюта и исключения его из числа студентов академии. По свидетельству
Хитрово, одной из его «высокопоставленных почитательниц», Гапон «несколько
раз каким-то образом ухитрился попасть в спальню к девушкам; однажды он
встретил какую-то из них и отправился в меблированные комнаты» 2.
В результате столь близкого попечения о приютских девушках комиссия
приюта постановила уволить священника Г. Гапона от занимаемой им должности,
а о причинах увольнения донести митрополиту Антонию. В протоколе приюта Си-
него креста за 1902 г. мы находим следующие строки: ...«девять случаев взятия
воспитанниц родными в течение августа и сентября сопровождались странной
поспешностью и непонятным смущением родных».
В ответ на постановление комиссии Гапон, покидал приют, захватил с со-
вою воспитанницу У., ставшую впоследствии его женою, и уехал в Полтаву,
покинув академию, не держа даже переходных экзаменов на четвертый куре, по-
чему и был исключен из числа студентов академии.
Скоро, однако, Гапон возвращается в Петербург и снова появляется в сте-
нах духовной академии, куда он попадает, «не без протекции охранного отделе-
ния,— как свидетельствует об этом жандармский генерал Спиридович, — кото-
рое уже знало Гапона и покровительствовало его работе среди бедного люда, на-
ходя его собеседования полезными» 3.
1 Архив петербургского охранного отделения был сожжен; дела же департа-
мента полиции по особому отделу частью расхищены заинтересованными в этом
лицами, частью также сгорели. Сгорели и архивы петербургской судебной палаты и
окружного суда. Этим только и объясняется тот недостаток архивного доказатель-
ного материала, который дает право, так называемым «гапоновцам» утверждать ре-
шительным тоном и совершенно бездоказательно, что Гапон «всегда (?) был честным
человеком». Однако дальнейшее наше изложение покажет читателю, что Гапон до
и после 9 января был секретным сотрудником тайной политической полиции.
2 «Голос минувшего», 1917 г., кн. XI — XII, стр. 85.
3 «Записки жандарма», стр. 166 —167.
— 9 —
По окончании академии в 1904 г. Георгий Гапон, опять-таки по протекции
благоволившего к нему митрополита Антония, получает выгодное для молодого
священника место в Петербургской пересыльной тюрьме, где его застают январ-
ские события 4.
Поп Гапон и охранник Зубатов
Знакомство Гапона с представителями и руководителями политического
розыска в России началось давно: уже в конце 1889 г. он знакомится с зубатов-
скими рабочими, а в 1902 г. он запросто бывает у заведующего особым отделом
департамента полиции Зубатова, с которым не порывает своей связи до дня паде-
ния последнего. Академик М. Н. Покровский говорит, что «Гапон оказался при-
частным к какому-то политическому делу и таким путем попал в лапы Зубатова
и его помощников. Его «выручили» и дали ему понять, что на службе полиции он
гораздо легче найдет удовлетворение своим инстинктам и склонностям, чем на
службе революции» 5. Мы не нашли никакого подтверждения прикосновенности
Гапона к революционному движению того времени. Полагаем, что это «политиче-
ское» дело — известная читателю история, имевшая место в Синем кресте. Об
этих сношениях с охранкою рядовые рабочие-гапоновцы не только не знали, но
и не подозревали.
С, С. Зубатовым поп Гапон познакомился при посредстве рабочих-зубатов-
цев, с некоторыми из них Гапон был уже знаком и дружен; известно, что он дол-
гое время возился с мыслью об объединении босяков и оказании им материальной
помощи. Он усердно посещал кружок зубатовцев, собиравшихся в квартире са-
мого Зубатова. Здесь, на квартире С. Зубатова, поп Гапон познакомился с теорией
«полицейского социализма», в свое время причинившего русскому рабочему дви-
жению огромные бедствия, вовлекая в ряды «зубатовцев» нередко тысячные мас-
сы рабочих фабрично-заводских центров. Зная хорошо, что стачки рабочих
«являлись первоначальною школою политического воспитания рабочих», что они
делали рабочих «еще более восприимчивыми к принятию идей социализма»,
казавшихся до того «праздною мечтою», развивая в них «сознание необходимости
классовой борьбы, для успешности которой выясняется все больше настоятель-
ность в политической агитации», охранник С. Зубатов еще в 90-х годах прошлого
столетия предложил московскому оберполицмейстеру обезвредить револю-
ционеров, «обезоружив их в самом основании», т. е. необходимо было, по его
мнению:
«Открыть и указать рабочим законный исход из затруднительных случаев
их положения, имея в виду, что за агитатором пойдет лишь юная и энергичная
часть толпы, а средний рабочий предпочитает всегда не столь
блестящий, но более покойный и законный исход. Раско-
лотая таким образом толпа потеряет ту свою силу, на ко-
торую так надеется и рассчитывает агитатор».
И так как на Западе рабочие уже являются «орудием будущего социаль-
ного переворота» и подобная опасность несомненно грозит и царской России, то
необходимо теперь же «отвлечь рабочих от социальной революции».
«По духу времени, когда Западная Европа поглощена рабочим вопросом,
весь интерес революции сосредоточен на фабрично-заводской среде, и г д е п р и-
4 Уволен он был приказом петербургского епархиального начальства 19 — 20 ян-
варя с запрещением служить с лишением священнического сана и исключением
из духовного звания. (См. дело канцелярии синода № 5618 за 1905 г.)
6 «Красная летопись», № 1 за 1922 г., стр. 107, и «Историко-рев. сборн.» под
ред. В. Невского, кн. I, стр. 193.
— 10 —
страивается революционер, там обязана быть и госу-
дарственная полиция... Таково требование времени».
С этой-то «спасительной» целью теоретики полицейского социализма пред-
ложили императорскому правительству прежде всего направить политическую по-
лицию на фабрики и заводы: до того правительство было напугано стачками 90-х
годов прошлого столетия. Стачки эти, по словам штаб-лекарей из охранного от-
деления, развивали в рабочих «сознание необходимости классовой борьбы,
для успешности которой выясняется все больше настоятельность в политической
агитации». Поэтому авторы зубатовского проекта пишут:
«Чем занят революционер, тем обязана интересовать-
ся и полиция.. Настоящий момент настолько тревожен, деятельность рево-
люционеров настолько интенсивна, что для борьбы со злом требуется дружная
совместная работа всех сопричастных движению ведомств».
Такова основная «идея» полицейского, зубатовского социализма. Идея
самодержавия, по мнению зубатовцев, «не против рабочего класса», не против
его требований, однако залог скорейшего экономического освобождения рабоче-
го класса — только в независимой и сильной самодержавной власти, для чего не-
обходимо помогать рабочим в деле удовлетворения их «законных» требований.
Идея Зубатова-—Трепова получила одобрение всесильного Плеве и великого
князя Сергея Романова, и к осуществлению ее было приступлено немедленно:
организуются специальные профессиональные полицейские союзы, возглавляемые
«советами» из малодушных, нестойких рабочих, куда проводилась секретная
политическая агентура. Советы эти нередко добивались от фабрикантов, под
давлением полиции, удовлетворения требования рабочих; в случав отказа в них
устраивали стачки опять-таки с помощью той же полиции.
Зубатову удалось всяческими путями завербовать в свои союзы рабочих,
нередко из бывших партийцев; некоторые из них получили вполне заслуженную
ими славу заправских провокаторов. Этих «партийцев» сюда бросала неудовле-
творенность работою социалистических организаций, боязнь полицейских гоне-
ний, тюрьмы, ссылки и т. п. Они заняли впоследствии видное место и в органи-
зации попа Гапрна: «Несомненно, — говорит столь авторитетный свидетель, как
академик историк М. П. Покровский, — тут был не один даже Гапон, а
целая шайка провокаторов, которые потом тоже, конеч-
но, непрочь были изобразить себя ловкими революци-
онерами, умевшими дурачить власти»6.
Таким образом попытки некоторых «очевидцев» выставить этих рабочих как
социал-демократов, выступивших из партии для того, чтобы «тол-
кать влево» гапоновские отделы, основаны на извращении фактов.
Удачные опыты с зубатовскими рабочими союзами в ряде городов, и прежде
всего в Москве, побудили Зубатова заняться организацией таких же полицей-
ских союзов и в Петербурге; с переездом Зубатова на службу в департамент по-
лиции, в Петербурге образовался такой кружок рабочих; его и посещал Гапон.
«Желторотый» в области рабочего вопроса и движения, не прочитавший ни еди-
ной книги по этому предмету, Гапон аккуратно посещал зубатовский рабочий
кружок, старательно изучал все, что говорилось на эту тему, словом, «изучал»
под руководством самого Зубатова рабочий вопрос. Здесь же он расширял и круг
необходимых для него знакомств среди петербургских рабочих-зубатовцев, чему
в сильнейшей степени способствовала его священническая ряса, которая помогала
ему проникать в такие места, которые мало или даже совсем были недоступны
обыкновенному смертному.
6 «Русская история в самом сжатом виде», стр. 108. (Разрядка наша.—Д. В.)
— 11 —
«Каждое утро, — рассказывает С. В. Зубатов, — вместе с моим московским
приятелем Гапон являлся ко мне на квартиру перед моим уходом на службу для
выяснение якобы своих теоретических разногласий со спутниками. Все мои слова
он записывал в записную книжку, так что обратил даже внимание этим моих
родных, но я не придавал сему обстоятельству никакого значения, полагая, что
это даже к лучшему: скорее усвоит он себе должные взгляды на дело» 7.
Однако наука — наукою, но и о хлебе насущном не грех было подумать.
И вскоре после своего знакомства с Зубатовым поп Гапон вступает в непосред-
ственные денежные с ним взаимоотношения. Во всяком случае доклады
Гапона неизменно оплачивались самим Зубатовым, как Гапон и сам рассказывает
в своей «Исповеди». Однако, как уверяют его приверженцы Карелин, Варнашев
и др., все это он делал исключительно «во имя... рабочих интересов». Однажды
после одного такого доклада Зубатов вынул из своего стола двести рублей
и подал их Гапону.
«Я не смел отказаться от денег, — елейно оправдывается поп из охранного
отделения, — чтобы не возбудить подозрения, но сказал, что мне слишком много,
и взял только сто рублей»8.
Нельзя сомневаться и в том, что одним докладом поп Гапон не ограничился,
а потому не ограничивался он и указанною суммою денег «в интересах ра-
бочего дела». Во всяком случае в той же «Исповеди» Гапон вспоминает про дру-
гой случай денежной получки и на сей раз уже из кассы петербургского охранно-
го отделения:
«Однажды,— рассказывает он, — меня пригласили в охранное отделение и
предложили мне большую сумму денег для нашего общества. Как мне ни горько (!)
было принять даже и часть, но, чтобы отвлечь подозрение, я взял
четыреста рублей и внес эту сумму в наши книги как аноним-
ный дар» 9.
Мы не знаем, вносил ли указанные деньги Гапон в кассу общества, но
вполне уверенно можем заявить, что таким путем обмануть сильную по тому
времени царскую охрану Гапон конечно не мог: и здесь он был весьма «жел-
торотым». Впрочем, Гапон не отказывался и от не столь «больших сумм»; так, он
рассказывает о своем визите к директору... департамента полиции А. А. Лопухину,
к которому он явился по вопросу об утверждении устава своего общества. Дирек-
тор департамента полиции принял Гапона любезно: «...и когда я сказал, что у нас
нет библиотеки и мы нуждаемся в книгах и газетах, удивил меня вопросом
сколько мне надо для этой цели? Вскоре, к моему отвращению (!), я получил из
министерства внутренних дел около 60 рублей».
Сколь велико было «отвращение» Гапона к денежным подачкам, получа-
емым им из кассы царской охранки, можно судить по свидетельству того же
С. В. Зубатова, который утверждает следующее:
7 «Былое», 1917 г., № 4/26, стр. 169
8 «Исповедь», стр. 55.
9 «Исповедь», стр. 67. Двадцать лет спустя некоторые гапоновцы пробовали
оправдаться; так, Карелин пишет: «Я подозревал и слышал со стороны, что
Гапон будто получил деньги в охранном отделении. Однако, если бы это было
верно, я бы что-нибудь заметил» («Красная летопись», 1922, N» 1,
стр. 116). Из дальнейшего, однако, явствует, что Карелин знал более, чем «что
нибудь», история с злополучными 30 000 руб. была хорошо известна Карелину, из-
вестно ему была, что на оборудование некоторых отделов охранное отделение отпу-
скало немалые суммы ибо даже в том же номере «Красной летописи», на стр. 299,
мы читаем «Оборудование второго помещения чайной обошлось в 360 руб., из коих
150 были даны с.-петербургским охранным отделением».
— 12 —
Однажды рабочие обратились ко мне с просьбою помочь деньгами батюш-
ке, так как, по их наблюдению, он, видимо, сильно нуждался. Я завел деликатна
речь об этом, и он не отказался от ежемесячного пособия в 100 рублей».
Подобная и притом регулярно получаемая Гапоном денежная сумма могла
выдаваться из казенного сундука только как вознаграждение за дачу подробно-
го «осведомительного материала» представителю департамента полиции или
охранного отделения; как известно, даром такие деньги никогда не выдавались
Ловкий поп ухитрялся, однако, получать денежное «пособие» одновременно и*
двух полицейских касс ежемесячно. Вот что говорит тот же С. Зубатов:
«При сдаче мною должности тому лицу, которое навязало мне знакомство
с Гапоном, оказался такой казус (случай): просматривая все оправдательные до-
кументы, оно увидало запись: «Гапону—100», и очень заволновалось, так как
само платило ему столько же»
«Впоследствии это лицо мне признавалось, что, будучи вынужденным да-
вать градоначальнику подробные сведения о моих начинаниях в С.-Петербурге по
рабочему вопросу и, опасаясь быть назойливым в отношении меня, оно при-
ставило ко мне в качестве агента Гапона и платило за та-
кое же освещение (!) 100 рублей в месяц».
Хитрый поп ухитрялся таким образом служить двум единородным: департа-
менту полиции и охранному отделению, брал «и на Онуфрия и на Антония».
Мы не знаем, сколько таким образом удалось Гапону «перехватить» у обоих
розыскных органов денег, однако вряд ли можно сомневаться в том, что сумма
эта должна быть неизмеримо большею, чем та, которую он в бытность свою за
границею называл близким ему эмигрантам; он утверждал, например, что всего
перебрано им «около 6.000 рублей». Получая, кроме своего жалования, по двести
рублей в месяц за свою охранную осведомительную деятельность, Гапон мог сво-
бодно ссужать незначительными суммами рабочих-гапоновцев, тем самым отвле-
кая от себя возможное подозрение, которое тем не менее не могло не зародиться
у чистоплотных его сотрудников по обществу.
Из истории российской провокации известно, что все уличные секретные со-
трудники и агенты-провокаторы всегда объясняли свою денежную зависимость
от политических розыскных органов или желанием «отвлечь» внимание самой
охранки от «общереволюционного дела», или желанием помочь этому делу день-
гами, «обмануть» охранку; известно также, что уличные агенты-провокаторы
получение ими огромных денежных средств неизменно объясняли получением та-
ковых или «от американского дядюшки» или «от сочувствующего революции ку-
пца». Последнее мы встречаем в прошлом Гапона и его сотрудников по обществу.
Таким образом никакому сомнению не подлежит, что поп
Гапон состоял секретным сотрудником тайного полити-
ческого розыска (царской охранки), вступив с предста-
вителями его в непосредственные и притом денежные от-
ношения 10.
10 В свое время в архиве департамента полиции мы видели огромное количе-
ство квитанционных книжек, представлявшихся в департамент полиции местным
охранным отделением. По этим книжкам в свое время нам удавалось установить
факт принадлежности к охранному миру тех или иных революционеров. Расписки
подписывались чаще всего охранными псевдонимами и реже нумерами. Было бы же-
лательно просмотреть теперь эти документы, среди коих должны храниться и рас-
писки попа Гапона, так как суммы в 200 — 400 руб. не могли выдаваться без оправда-
тельных документов Гапона, сколько нам известно, в охранном мире называла
« Апостоловым».
— 13 -
Школа Сергея Зубатова оказала благотворное влияние на политическую
карьеру попа Гапона: у Зубатова и у его приятелей он знакомится с предста-
вителями и руководителями тогдашнего политического розыска в России. «Зна-
комства Гапона в охранных сферах расширились, — говорит Зубатов, — и он
становится там своим человеком».
Впрочем, своих охранных знакомств поп Гапон не скрывает от некото-
рых своих доверенных рабочих-зубатовцев, объясняя эти знакомства неизменно
одним желанием «обмануть» тайную полицию «ради будущего» своего общества.
«Однажды, — рассказывает Гапон, — он (т. е. Зубатов. — Д. В.) пригласил
меня обедать в дом личного своего и ближайшего помощника в деле пресле-
дования революционеров — Мельникова. Там меня представили генералу Скан-
даракову; в числе гостей были и другие агенты Зубатова: доктор Шаевич и Гу-
рович».
Как видим, общество для попа Гапона во всяком случае довольно почтен-
ное, и в этом обществе он чувствует себя совершенно свободно и легко читает
им доклады, беседует, участвует в обсуждении ряда вопросов и т. п. И можно
быть вполне уверенным, что поп Гапон «осведомляет» охранку вполне добро-
совестно, ибо царская охранка денег даром никогда не бросала и обмана своему
сотруднику не прощала; в последнем случае она егo «проваливала», т. е. вы-
давала тем или иным образом революционерам.
Под руководством таких заматерелых в провокации жандармских и охран-
ных руководителей рос и развивался будущий агент-провокатор — поп Гапон.
Знакомство Гапона с департаментом полиции и охранным отделением
скоро повело и к другому знакомству: Гапоном заинтересовался «сам» министр
Плеве. К этому времени авторитет попа Гапона в охранных сферах упрочился
и к нему относились с доверием: Плеве задолго до официального утверждения
устава «Собрания» разрешил функционирование отделов общества. Таким обра-
зом утверждение Гапона, что все эти знакомства вызваны желанием «обеспечить
свое дело», чтобы ускорить прохождение «по бесконечным бюрократическим ин-
станциям», явно не верно 11.
Гапон и его „Собрание"
У того же С. Зубатова Гапон знакомится с рядом выдающихся рабочих-
вубатовцев, как например И. Соколовым, Н. Варнашевым, М. Ушаковым и др.
В обществе этих рабочих проходят его занятия в кружке Зубатова. При со-
действии их Гапон «углубляет» свои познания и вместе с тем подготовляет
почву для образования самостоятельной рабочей организации под своим личным
руководством: он образует группу «будущих вожаков», которая ему якобы и
предложила взяться за организацию нового общества рабочих вне всякой за-
висимости от тайной политической полиции. «После долгих колебаний,—
скромно замечает Гапон, — я решил, несмотря на испытываемое мною отвра-
щение (!), пользуясь Зубатовым как орудием, постепенно забрать контроль в
свои руки; сделав вид, что я согласен помогать этим услугам самодержавия, я
получу свободу сношений с рабочими и избавлюсь от необходимости постоянно
прятаться от полицейских сыщиков» 12.
Таким образом, работая под руководством Зубатова, поп Гапон в то же самое
время подкапывается под него и, как впоследствии оказалось, пишет на своего «учи-
теля» доносы в охранное отделение, всячески стараясь подорвать авторитет Зуба-
това в глазах высших полицейских властей и прежде всего в глазах Плеве. И здесь
11 См. «Исповедь», стр. 60 — 61, 65 и др.
12 «Исповедь», стр. 56.
— 14 —
хитрый поп ссылается на «отвращение» к навязываемой ему рабочими новой роли;
он предвидит, что от него «отшатнется партия политических реформаторов и меня
заподозрят в измене, но моя любовь к рабочим, -- говорит он в своей автобио-
графии, — осилила эти колебания». И Гапон решается на «жертву»: принимает
предложение рабочих и исподволь приступает к организации ячеек будущего «Со-
брания».
С внешней стороны таким образом все обстояло благополучно: никто из
«его рабочих» кроме «штабного ядра» и «кружка вожаков» не знал ни о де-
нежных источниках общества, ни об истинных целях его; все было «чисто».
Однако открыто к организации своего общества Гапон приступает только тогда,
когда закатилась охранная звезда его натрона — Зубатова: между последним
и министром Плеве произошло серьезное столкновение, которое и повлекло за
собою удаление со службы Зубатова и даже высылку его из Петербурга и ссылку
под надзор полиции во Владимирскую губернию. Для отвлечения внимания обще-
ства от истинной причины опалы Зубатова Плево связал удаление Зубатова
с его «рабочей политикой». Только теперь Гапон приступает по горячим следам
к созданию «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. С.-Петербурга»,
этого нового рабочего объединения на новых началах, преследуя все те же охра-
нительные цели. Гапоновцы сами брали на себя обязанности полицейских и за-
нимались сыском; так напр., была даже учреждена особая должность «контро-
леров», на обязанности которых лежало наблюдать за каждым новым членом
общества или, как сказано в уставе «Собрания» в пункте «г», «наблюдать так-
же за тем, чтобы на улице, у подъезда, на лестнице и на дворе занимаемого «Со-
бранием» дома не собирались бы группами посетители ни для каких обсу-
ждений и разговоров» 13.
Таким образом дежурные контролеры принимали на себя функции заправ-
ских полицейских агентов охранного отделения и полицейских чинов.
Слухи о слишком большой близости, а равно и о денежной зависимости
попа Гапона от местного охранного отделения и департамента полиции стали до-
ходить и до рядовых гапоновских рабочих и той интеллигенции, которая рабо-
тала с ним по организации «Собрания». Дело угрожало получить широкую огласку
тем более, что в некоторых кругах трудовой интеллигенции и в обществе упорно
поговаривали об активном участии Гапона в политическом розыске. Даже в самой
среде верных ему гапоновцев, наиболее приближенных к нему, стали поговари-
вать о нем, как об агенте-провокаторе. Сотрудник Гапона, артист И. Павлов, ут-
верждает, что в декабре 1904 г. даже ядро самого общества «почти призна-
вало Гапона за провокатора» 14. Положение создалось настолько напряженное,
говорит он, что можно было ожидать «совсем неожиданных резких внутрен-
них столкновений К [арелина], состоя в оппозиции, только одна продолжала не-
поколебимо верить в честность Гапона по отношению к рабочим и сильно смяг-
чала взаимные отношения со штабными».
Однако, несмотря на подозрения, штабное ядро «Собрания» ни разу не по-
пыталось поднять этот вопрос формально, обсудить его широко среди доверен-
ных рабочих «Собрания». Гапоновцы предпочитали молчать, чему в не малой сте-
пени способствовал и сам «батюшка», который не раз говаривал: «Меня терзает,
что я до сих пор у товарищей на подозрении и что ко мне до сих пор относятся
с недоверием. Скажите им, что я... Ну, да вы сами понимаете!» 15
13 См. устав «Собрания», §§ 44 и 45.
14 «Минувшие годы», 1908 г., кн. 4-я, стр. 52.
15 Там же, стр. 86.
— 15 —
Поп Гапон хорошо играл свою роль секретного осведомителя царской ох-
ранки, и все подозрения легко отвлекал своим поведением: он увлекал рабочих
своею пылкою натурой, красноречием, готовностью всегда оказать им посильную
помощь и содействие; он доставал нужные разрешения, необходимые денежные
средства и т. п. Нередко прибегал он для этого и к широкой денежной помощи,
которую оказывал рабочим, и при этом всегда от своего имени.
Опыты насаждения «полицейского социализма» Зубатовым и его школою
в Москве, Минске, Одессе и др. городах в конце-концов вызвали большие стач-
ки, которые с особенною силою пронеслись по югу России: хитро сплетенное
руками Трепова — Зубатова движение само превратилось на юге страны в свою
противоположность, в выражение воли революционных рабочих, с того момента,
когда оно стало под влияние и руководство революционной социал-демократии.
Ожегшись на зубатовщине в указанных выше городах, министр Плеве не
бросил однако своей затеи; он ищет новых форм уловления рабочих в охран-
ные сети, новой зубатовщины, которая предохранила бы его агентов от вче-
рашних ошибок. Теперь это было тем более важно, что рабочее движение
принимало острые, революционные формы под руководством социалистических
организаций; кроме того подпольная пресса того времени принялась за разоб-
лачение зубатовской политики, предостерегая рабочих от полицейской ловушки.
Новые формы должны были маскировать полицейский характер зубатовского дви-
жения и организации.
Эту новую форму возрожденной зубатовщины предложил всесильному ми-
нистру внутренних дел Георгий Гапон. В нем Плеве прежде всего видел красно-
речивого проповедника монархических «здоровых начал»; его ряса могла спо-
собствовать привлечению рабочих в новую полицейскую ловушку; это тем более
было важно, что рабочий даже в крупных промышленных центрах держался еще
сильно церковных предрассудков. Эту-то особенность рабочих и надо было теперь
использовать, но для этой роли был пригоден только священник официаль-
ной государственной религии. Таковым и был подвернувшийся под руки ученик
Зубатова.
Основной ошибкою зубатовской рабочей политики поп Гапон считал объ-
единение в одном рабочем союзе всех рабочих без различия вероисповеданий и
национальностей; такие союзы по своему характеру не могли находиться под
контролем и руководством православного духовенства, а между тем союзы, ор-
ганизованные под непосредственным наблюдением священников, прикрывая тем
самым руководство и контроль агентов охранного отделения и департамента по-
лиции, помогли бы избежать тех «неприятностей», которые имели место в Одессе
и др. городах, которые и «провалили» зубатовщину. Тесное общение рабочих с
церковью должно было, по мысли авторов проекта, создать и закрепить этот со-
юз рабочих с правительством; надо было воспитать рабочего в духе православна
и самодержавия, «укрепить нравственный дух» рабочего и т. п.
Одними репрессивными мерами, как показало еще недавнее прошлое, уме-
рить бег развертывавшегося рабочего движения, принимавшего все более поли-
тическую окраску, нельзя было; повседневная жизнь рабочего толкала его на
путь классовой борьбы, на путь борьбы с существующим строем. Поэтому Плеве
еще задолго до официального утверждения устава организованного Гапоном
«Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Пе-
тербурга» разрешает открытие его отделов, ставя во главе «собрания» попа
Гапона.
Устав «Собрания» подтверждает сказанное; в самом деле: в § I мы читаем
дословно следующее. «Собрание» учреждается:
— 16 --
«а) для трезвого и разумного проведения членами собрания свободного от
работ времени, с действительной для них пользою как в духовно-нрав-
ственном, так и материальном отношении;
б) для возбуждения и укрепления в среде членов рабочих русского
национального самосознания» — членами собрания могли быть
только рабочие «непременно русского происхождения и хри-
стианского вероисповедания» (§ 19). Когда однажды на «Собра-
ние» проник старый рабочий эстонец, старожил Петербурга, гапоновцы его
вывели из залы как иноверца.
Самый подбор рабочих был весьма тщательный: с правительственной точ-
ки зрения то был «вполне доброкачественный» и благонадежный материал. И ес-
ли в число членов гапоновского «Собрания» входили и так называемые «крамоль-
ники», то они никакой опасности для новой зубатовской организации не пред-
ставляли, ибо все это были в большинстве своем «усталые», случайные револю-
ционеры, которых страшила перспектива довольно неприятного времяпрепровож-
дения в одиночной тюрьме или на поселении в сибирских «гиблых местах».
Такой состав новых членов «Собрания» вполне гарантировал, по мнению
организаторов, от всякой «революционной заразы»: прежде всего то были «пра-
вославные люди», которые конечно не нарушали зубатовского характера «Собра-
ния»; известно напр., что при открытии каждого нового отдела в присутствии
явной и тайной полиции эти «бывшие социал-демократы» пели «Спаси, господи...
благоверного императора нашего Николая Александровича...», возглашали мно-
голетие царствовавшему дому, целовали после молебна руки не только священ-
ника, но, возможно, и руку градоначальника, как то делали некоторые из гапо-
новских рабочих16.
Об этом рассказывает в своей «Исповеди» и сам Гапон: «Когда я окончил
окропление нового здания святой водой, и рабочие стали подходить целовать
крест, то некоторые из них целовали при этом руку Фуллону» 17.
Гапоновская петиция
«Собрание» медленно завоевывало среди петербургских рабочих влияние;
еще свежи были на памяти зубатовские начинания в Москве и др. городах Рос-
сии. Но так как в Петербурге это была первая попытка широкой, открытой рабо-
чей организации, интерес к ней среди рабочих все же возрастал. Открывшиеся
отделы «Собрания» устраивали в своих помещениях концерты, танцовальные
вечера, лекции, собеседования. На эти вечера могли приходить семьи рабочих,
что привлекало внимание жен рабочих. Для большего привлечения в свои от-
делы рабочих организаторы занялись устройством женского кружка и т. п.
Зашевелились отделы только с началом русско-японской войны и с наступле-
нием так называемой «эпохи доверия», когда вся страна встрепенулась разом
от политической спячки; заговорила свободнее и повседневная печать.
Русско-японская война с необыкновенною ясностью обнажила всю несостоя-
тельность царского строя: правительство не знало даже состояния своей армии!
Война была крайне непопулярна; объявление ее встречено было далеко не
восторженно: явно преобладало пораженческое настроение даже сре-
16 Так было например при открытии коломенского отдела «Собрания». «Мно-
гие рабочие, — свидетельствует жандармский генерал Спиридович, — приложившись
после молебна к кресту, целовали затем руку градоначальника и просили его сняться
с ними на общей фотографии». Хороша, стало быть, агитация «бывшего социал-
демократа» Карелина и др.
17 Генерал Фуллон был в то время петербургским градоначальником.
— 17 —
ди либеральной общественности. На съездах ученых обществ и различных об-
щественных групп все громче раздаются протесты против самодержавного строя;
так, еще в начале 1904 г. на Пироговском съезде «секция общественной меди-
цины» вынесла постановление о требовании разрешения профессиональных со-
юзов, введения контроля над производством, обязательного страхования рабочих,
введения восьмичасового рабочего дня и т. п.
Война была преддверием последующих событий 1905 г. Она ускорила
давно подготовлявшийся революционными организациями процесс революциони-
зирования народных масс, и несмотря на искусственно создаваемое правитель-
ственными агентами и рептильного печатью патриотическое настроение, даже в
столицах не было патриотических манифестаций, если не считать тощей, вызвав-
шей смех манифестации студентов патриотической группы «Денница» да не-
скольких выпадов торговцев и мясников с Сенного рынка. Крестьянству, нахо-
дившемуся в состоянии хронического недоедания, цели войны были совершенно
чужды; во всяком случае в некоторых местах страны происходили бунты запас-
ных как ответ на призыв в армию.
Страна ожила. Заговорили открыто о реформах либералы и земцы; на
улицу с протестом против самодержавия выступило передовое революционное
студенчество; к студенчеству присоединились и рабочие фабрик и заводов. Прес-
са заговорила о необходимости политических реформ. Даже газета «Новое время»
признала положение императорского правительства столь тяжелым, что сочла
нужным заговорить о... конституции, предвидя ряд «тяжелых неприятностей»:
«раньше темное крестьянство охотно (!) подчинялось свойству людей, подчинен-
ных нравственному превосходству (правительства), но теперь это значительно
видоизменилось», т. е. в покорной доселе крестьянской массе проснулось созна-
ние своих сил, мощи и права.
Газета ярко черносотенного политического отлива «Киевлянин» пи-
сала: «Раз есть достаточно назревшее стремление общественных сил принять
участие в государственной жизни, то нет иного выхода, как усилить это участие,
а вместе с тем и общественную ответственность».
Эта политически накаленная общественная атмосфера разряжается раскатом
грозного предостережения — взрывом бомбы Егора Созонова: среди белого дня,
14 июля был убит глава политической реакции — министр внутренних дел Плеве.
Насколько меток был удар революционеров, можно судить по тому, что правитель-
ство в течение шести недель не заменяло освободившегося места министра
внутренних дел. А между тем события следовали одно за другим: 28 июля
прогремел на весь мир прорыв портартурской эскадры, 22 августа нал Ляоян,
а 26 августа на пост министра внутренних дел назначен был бывший шеф
жандармов князь Святополк-Мирский.
«Повеяло весной». Заговорили о «доверии» правительства к обществу. Стра-
на зашевелилась. Правда, весенние политические порывы были кратковременны,
но и они успели освежить затхлую политическую атмосферу: печать заговорила
более свободно. Либералы устраивали банкеты. Со всех концов страны посы-
пались, как из рога изобилия, петиции земств и других общественных ор-
ганизаций. Эти события не могли не затронуть и гапоновские отделы: начавшая-
ся «весна» была поворотным моментом в жизни гапоновских отделов. Банкетная
кампания глубоко захватила гапоновцев, которые подчинились общественному
политическому настроению. В отделах рабочие читают до дыр либеральные га-
зеты «Сын отечества» и «Наши дни», знакомятся с либеральными требованиями:
статьи этих газет живо обсуждаются ими. Здесь же обсуждаются и земские
— 18 —
петиции, страстно, горячо, свободно. Тут же рождается и мысль о подаче «такой
же» петиции и ими самими, рабочими.
Неудивительно поэтому, что хитрый под из охранного отделения, быстро
учтя создавшееся политическое настроение, решил «полеветь». Он не мог не по-
нимать, что его положение как агента правительства теперь становится весьма
шатким, почему, он нащупывает почву среди либералов, с которыми завязывает
близкие сношения; в то же время он плывет по течению из боязни потерять
свое влияние на рабочих. Земцы предлагают ему подать от имени рабочих пе-
тицию царю с выражением своих требований и таким образом выступить на
арену политической борьбы; кроме того ему предлагают принять в своих отделах
такие же резолюции, как и принятые на банкетах. «Необходимо заметить, — го-
ворит земец Д. Шаховской,— что Гапон в то время соглашался с освобожден-
цами, и у него тогда и мысли не было вести рабочих ко дворцу».
Однако, поп Гапон, ревниво оберегая свои отделы от вмешательства посто-
ронних, и в особенности от социал-демократов, стремится теперь прежде всего
закрепить свое на них влияние. Под влиянием все растущего оживления Гапон
расширяет круг лекций и бесед в отделах, что привлекает еще большее число
рабочих в его отделы. Отделы растут, к концу 1904 года членов «Собрания» уже
было 3.500—4.000 человек.
Успех превзошел ожидания инициаторов «Собрания».
Правда, это число было незначительным в сравнении с московскими зу-
батовцами, но Гапон теперь решает плыть между двумя рифами: между охран-
ным отделением, которое его питало, грело и наставляло, с одной стороны, и
рабочими массами, объединенными им самим в отделы, с другой стороны. И Га-
пон дерзает. «На одном из совещаний с интеллигентными либералами, — гово-
рит Гапон, — я спросил их, каким образом рабочие могут содействовать борьбе.
Те посоветовали пне, чтобы и рабочие со своей стороны написали петицию пра-
вительству» 18.
Петиция гапоновцев является несомненным продуктом творчества либераль-
ной буржуазии. Автором ее не мог быть поп Гапон, вообще малограмотный поли-
тически; не могли быть авторами ее и социал-демократы, — стоит только
внимательно ознакомиться с ее содержанием. Гапоновская петиция составлена
в духе подлинного верноподданничества, преданности престолу и отечеству, в
духе сотрудничества классов, с некоторою примесью демократических требова-
ний, которые нередко можно было встретить в программах либеральных партий
того времени.
Многие требования, выставленные в петиции, были мало понятны рабо-
чим, коленопреклоненно готовым просить защиты и помощи у царя против
фабрикантов.
Политические требования петиции отражали настроение не рабочих, а ли-
беральной интеллигенции, которая была приглашена Гапоном для составления
петиции Гапоновцы же так доверяли Гапону, что готовы были подписаться
под любым требованием, которое благословит их «батюшка», итти туда, куда
он их поведет. Справедливо поэтому утверждает академик М. Н Покровский, что:
«... петиция есть освобожденческий документ19, приспособленный к настрое-
18 Таким образом утверждение некоторых гапоновцев, что «мысль о петиции
принадлежит лично им, и что она обсуждалась еще в марте, следует считать явно
несообразным, хотя бы уже потому, что само слово «петиция» приобретает права
гражданства с началом земской кампании.
18 «Освобожденцами» назывались в те годы члены «Союза освобождения», со-
стоявшего из либеральной буржуазии и земцев. За границей издавался ими свой
орган «Освобождение».
— 19 —
нию рабочих, и потому гораздо левее программы «Союза освобождения», прибли-
жаясь местами к программе-минимум российской социал-демократической рабочей
партии. Но основная идея освобожденческого центра — со-
трудничество классов — выступает как не надо ясней».
Таким образом петиция гапоновцев ни в коем случае не может быть социал-
демократической, как это пытались бездоказательно утверждать некоторые мень-
шевики, которые и зачислили Гапона впоследствии в свою партию, как они о том
поведали всему социалистическому миру в № 86 «Искры»:
«Отныне знаменитая петиция петербургских рабочих останется вечным
памятником политического успеха нашей работы, и легкость, с которой сотням
организованных рабочих удалось в несколько дней привлечь сплоченные Гапоном
стотысячные массы к этим требованиям, является неоспоримым залогом
дальнейшего все возрастающего влияния и успеха нашей партии».
Между тем начало петиции свидетельствует о том, что никогда уважающий
себя социал-демократ подобной петиции не написал бы:
«Мы, рабочие города С-Петербурга, наши жены, дети и беспомощные стар-
цы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и за-
щиты».
Таково начало «социалистической» петиции. Красной нитью через всю пети-
цию проходит мысль: пришли мы, просим мы, рабочие, мы — твой народ:
«Государь! разве согласно с божескими законами, милостью
которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не
лучше ли умереть, умереть всем нам, трудящимся России.
Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники-казнокрады, грабители
русского народа! Вот что стоит перед нами, государь!
И это собрало нас к стенам твоего дворца. Тут мы ищем послед-
него спасения. Не откажи же в помощи твоему народу,
выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества; дай ему возможность са-
мому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников, разрушь
стену между тобою и твоим народом, и пусть он правит страною вместе с тобою.
Ведь ты поставлен на счастье народа, а это счастье чиновники вырывают у
нас из рук, к нам оно не доходит: мы получаем только горе и унижение.
Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы».
Особенно характерен конец этой петиции:
«А не повелишь, мы у мрем здесь, на этой площади, перед
твоим дворцом. Нам некуда итти дальше и незачем. У нас только два пути:
или к свободе и к счастью, или в могилу. Укажи, государь, любой из
них, мы пойдем по нем беспрекословно, хотя бы это и был
путь смерти. Пусть наша жизнь будет жертвою для исстрадавшейся России.
Нам не жалко этой жертвы: мы охотно приносим ее».
В подчеркнутых нами местах никаких требований нет. То петиция
просительного характера, петиция просящих на коленях у своего батюш-
ки-царя милости.
Наряду с монархическими излияниями верноподданных и либеральными
требованиями в петиции встречаются и требования явно социалистического ха-
рактера. В самом деле, с одной стороны — мольба верноподданных о еди-
нении царя со своим народом, мольба о «разрушении средостения между царем
и его народом», а с другой стороны — требование восьмичасового рабочего дня,
требование народовластия, созыва учредительного собрания и даже отделения
церкви от государства!
— 20 —
Смешение этих требований монархического и революционного характера
весьма показательно для авторов петиции. Нельзя не согласиться поэтому с акад.
М. Н. Покровским, который говорит, что гапоновская петиция «даже для ка-
детов довольно безграмотна». Оно и неудивительно, если принять в соображение,
что автором ее был авантюрист, хлесткий журналист, побывавший в свое вре-
мя в рядах разных партий и закончивший свою политическую карьеру тем, что
«уволок» министерские деньги, — Матюшенский.
Гапоновцы и путиловская стачка
Подачу петиции ускорило событие, имевшее место на Путиловском заводе:
мастер Тетявкин уволил двух рабочих, членов местного гапоновского отдела.
Сюда и обратились за помощью уволенные рабочие. Отказать им в помощи не-
льзя было из боязни потерять свое влияние, с таким трудом завоеванное. Дело-
было передано на рассмотрение представителей всех отделов, которые на со-
брании 27 декабря решили отправить депутацию к градоначальнику, директору
завода и фабричному инспектору Чижову с требованием обратного приема на
завод уволенных рабочих. Директор завода Смирнов решительно отказал в ис-
полнении требования; фабричный инспектор отказался даже принять депутацию,
предложив обиженным рабочим самим притти к нему. Личное вмешательство
попа Гапона также не помогло.
Положение стало критическим: шум был поднят, решение было принято, и
отказываться от решительных действий нельзя было. Надо было показать, что»
отделы являются подлинными рабочими, а не «зубатовскими» организациями. Га-
пону предстояло теперь сделать выбор: или плыть по течению и стать рядом с ра-
бочими массами, отстаивая их интересы, или разом прекратить всю «историю»,
или предоставить ей развиваться без своего вмешательства. Победило первое:
удержать рабочих в полицейских рамках он не был в силах, — слишком сильно
было стихийное движение рабочих, почему он и решил стать во главе самого
движения, не теряя все же надежды выравнять движение, которое в крайнем
случае могло вынести его к власти и почету.
2 января на специальном совещании представителей отделов гапоповского
«Собрания» решено было бастовать, предъявив администрации Путиловского за-
вода экономические требования. 3 января стачка началась: к 8 часам утра весь
завод стал. Вторично предъявленные администрации требования также не были
удовлетворены. Стихийно начавшаяся стачка захватывала завод за заводом, фа-
брику за фабрикой Всюду выставлялись однородные требования. Рабочие были
предоставлены самим себе. Во главе стачечного движения стали фактически га-
поновцы, бессильные что-либо сделать, не знавшие, что же дальше делать.
Руководства движением со стороны социалистических организаций не было
до того они были застигнуты движением врасплох. Положение рабочих станови-
лось критическим: на улицу выбрасывались семьи безработных. Отделы присту-
пили к выдаче денежного пособия.
Еще 2 января на собрании василеостровского отдела, при обсуждении создав-
шегося положения, кем-то из рабочих была брошена снова мысль итти к царю
с петицией. Гапон предложил тогда же выбрать специальную депутацию, кото-
рая во главе с ним и подаст петицию царю.
6 января, в самый разгар стачки, Гапон и его сотрудники делают послед-
нюю попытку: они отправляют депутацию во главе с самим Гапоном к директору
Смирнову. Депутация возвращается ни с чем. В тот же вечер Гапон обивает
пороги министерств, но все безуспешно. Тогда же был окончательно решен вопрос
-- 21 —
о петиции: постановлено всем рабочим итти из всех отделов к Зимнему дворцу
и подай» петицию о своих нуждах. Идя с депутацией ко дверцу, Гапон ничем
не рисковал: в случав благоприятного исхода «хождения к царю» его ждали
«великие и богатые милости»; не выгорит дело — он ничего не терял, скорее
наоборот; в глазах всех рабочих он выигрывал как заступник их. Гапоном руко-
водило единственное желание выдвинуться на фоне рабочей общественности.
Никакого определенного плана ни у Гапона ни у его сподвижников не было:
они плыли по течению. «Что выйдет? — отвечал Гапон на поставленный ему
вопрос. — А, ей богу, не знаю. Должно быть, что-нибудь здоровое (крупное), но
что именно, не могу сказать. А, может быть, и ничего не выйдет, кто это теперь
разберет»20.
Днем подачи петиции и шествия ко дворцу назначено было 9 января. Га-
поновские отделы ожили. Они переполнены мужчинами, женщинами и детьми.
Все заняты были предстоящим шествием. Все верят в удачу: царь конечно при-
мет их, выслушает! И когда наиболее осторожные напоминают о возможном
расстреле, они гонят эту мысль от себя. Еще раз с огромною силою всплыла
наружу в эти дни православная идея «бог и царь», которая теперь с особенною
силою внедрялась попом-авантюристом в головы рабочих. Гапон и сам прони-
кается настроением толпы:
«Царь — это правда, — говорит он в одном из отделов. — Вы должны итти
к правде... Куда же нам еще итти? Вне царя — нет правды! Здесь может про-
литься кровь. Помните, это будет священная кровь! Кровь мучеников никогда
не пропадет: она дает ростки свободы».
Теперь и Гапон во власти разбушевавшейся стихии: как всякий авантюрист,
он сам заражается настроением толпы, произносит зажигательные речи, электри-
зуя ими еще сильнее своих слушателей, собиравшихся в отделах нередко со сво-
ими семьями. Всюду он поспевает, всюду его возят и вместе с тем тщательно
охраняют от посягательства полиции. Его слова принимаются на веру как не-
преложная истина.
«Товарищи, — говорит он в одном из отделов накануне рокового дня, —
нам нет исхода: народ дошел до полного изнеможения; он надает под бременем
своих страданий. Он более не может жить так! Товарищи! пойдем, раскроем
перед лицом всего мира наши невыносимые страдания. Пусть содрогнутся в ужа-
се сердца, пусть польются из глаз слезы, пусть в душе каждого, кто нас услы-
шит, проснется страстное желание выступить в нашу защиту. Надо быть готовым
на все... Согласны ли вы умереть за наше правое, святое дело?»
И в ответ вся масса рабочих как бы качнулась в секундном размышлении,
а затем по всей зале пронеслось твердое и решительное:
«Умрем... умереть, умереть!..»
А поп Гапон со счастливой улыбкой на лице продолжал:
«Я так и знал: везде одно и то же, везде, на всех собраниях услышал я
сегодня один и тот же ответ. Так будьте же готовы! Завтра в 10 часов утра.
20 «Минувшие годы» за 1908 г., кн. 4-я.
О том же свидетельствует и инженер П. Рутенберг
«Я застал его, — рассказывает он, — среди нескольких рабочих — бледного,
растерянного.
— Есть у вас, батюшка, какой-нибудь практический план? — спросил я.
Ничего не оказалось.
— Войска ведь будут стрелять.
— Нет, не думаю, — ответил Гапон надтреснутым, растерянным голосом» (см.
«Записки П. Рутенберга», стр. 9).
— 22 —
Выступим все вместе. Без оружия! Слышите ли? Т а к надо! Пусть знают,
что мы не разбойники, а граждане, умеющие умирать за свои права»21.
И никто из шедших с гапоновской процессией не взял никакого оружия.
Наоборот, с присутствующих на собраниях социалистов брали честное слово, что
они не будут мешать движению ко дворцу и не выбросят красных флагов, И те
исполнили свое обещание: нигде красных флагов не было; наоборот, некоторые
захватили с собой белый флаг с надписью. «Солдаты, не стреляйте в народ]»
Уже с вечера 7 января можно было предвидеть, что правительство не
остановится перед решительными мерами для подавления рабочих «беспорядков»
в Петербурге и не допустит их шествия к Зимнему дворцу войска понемногу
начинают стягиваться к центру города и к рабочим окраинам. К вечеру 8 числа
из Пскова и Новгорода прибывают воинские силы для подкрепления местного
гарнизона. Правительство твердо решило не останавливаться ни перед какими
жертвами.
Что правительство выжидало нарастания событий, ждало, чтобы стачка
приняла стихийные размеры, видно из того, что полиция нигде не показывалась,
и стачечники собирались там, где они находили нужным. В эти дни отделы бук-
вально кишели народом: тысячи проходили чередою через каждый отдел. Прави-
тельство могло арестовать вожаков движения без всякого труда, изолировать их
от рабочей массы. По оно решило дать рабочим такой урок, которого они никогда
не забыли бы. Вот что писала официальная английская газета «Таймс»:
«Теперь уже почти выяснено, что русское правительство нарочно пре-
доставило движению развернуться, чтобы потом сразу дать кровавый урок.
Николай II как государь не только нал, но и нал позорным образом»22.
Весьма показательно свидетельство доктора Алафузовской больницы Дьяч-
ков а, члена патриотической организации «Русское собрание»; он реши-
тельно утверждает в своих показаниях, что: 1) объявления градоначальника, вы-
вешенные в центре города и составленные к тому же в неопределенных выраже-
ниях, не были вывешены в рабочих кварталах; 2) когда он спросил помощника
пристава Жолткевича за час или полтора до ранения последнего, почему он
не остановит движения, последний ответил, что «нам не приказано препятство-
вать движению народа».
«Картина у меня была такова, — говорит Дьячков, — что у меня, как у
человека православного, преданного самодержавному государю, любящего свою
родную историю и предания старины о единении самодержавного царя с предан-
ным ему народом, не оставалось никакого сомнения, что стрелять не будут, что
стрелять не посмеют».
Предупрежден был о предстоящем шествии и Николай II, как это явствует
из следующей записи в его дневнике.
«Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерикс.
Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики.
Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих
пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 000 чело-
век. Во главе рабочего союза какой-то священник-социалист Гапон. Мирский (ми-
нистр внутренних дел,—Д. В.) приезжал вечером для доклада о принятых ме-
рах».
Не подлежит сомнению, что правительство сознательно давало движению
разрастись, готовилось к расстрелу. Этим объясняется нежелание представителей
21 См. № 3 газеты «Русский рабочий», издававшейся в Петербурге.
22 Номер от 24 января 1905 г.
— 23 —
правительства принять депутацию перепуганной интеллигенции, которая обра-
зовалась в редакции газеты «Сын отечества»; товарищ министра внутренних дел
генерал Рыдзевский заявил депутации, что «правительство все знает», что оно
«в сведениях и мольбах не нуждается», что, наконец, «все распоряжения уже
отданы»23.
Представители социалистических партий также не могли оказать какого-либо
задерживающего влияния на руководителей шествия: партии и организации собы-
тиями были захвачены врасплох, и уже задним числом некоторые из них при-
писывали себе то или иное влияние на события, даже «честь» составления самой
петиции. Когда шествия рабочих в разных районах города подверглись расстрелу,
партийные представителя спешили приписать себе руководство не только ше-
ствием, но и самою стачкою. В этом отношении один только 84-й номер газеты
«Искра» дает много поучительного материала для историка. Вот сделанная
наспех выборка из этого номера.
«Вечером 2 января, в И часов, на «Собрании» говорили социал-демократы,
а вечером 3 же все эти требования выставлены уже «Русским собранием».
«Идут с Васильевского острова на Путилово 150.000 вооруженных
рабочих».
«Рабочие на шлиссельбургском тракте вооружены ножами, топорами и камня-
ми и идут с пением марсельезы» (!).
«В воскресенье утром со всех пригородов двинулись рабочие во главе с социал-
демократами» и т. д. и т. п.
Редакция «Искры» отправила во все концы мира телеграмму, в которой
говорилось, между прочим, что «восемь полков отказались стрелять».
Стихийное движение, вызванное попом-охранником, овладело всеми в те тре-
вожные дни. Правительство приготовилось: были стянуты отовсюду войска в под-
крепление местному гарнизону. Город и пригороды уже с 8 числа приняли вид
вооруженного лагеря. На площадях у своих походных кухонь грелись солдаты.
Установлены перевязочные пункты. Всеми чувствовалось, что готовится что-то
страшное, непоправимое.
В роковой день
Наступил роковой день, 9 января, морозный, безветренный зимний день.
С раннего утра гапоновские отделы ожили: со всех мест к отделам стекаются
рабочие со своими семьями и знакомыми. В отделах в ожидании сигнала к началу
шествия взволнованные, в каком-то религиозном экстазе собравшиеся поют цер-
ковные молитвы. Слышны: «Отче наш», «Царю небесный», «Спаси, господи, люди
твоя». У всех праздничное, религиозное настроение.
Все отделы должны были выступить с таким расчетом, чтобы прибыть на
площадь Зимнего дворца к 2 часам дня.
Сам Гапон шел вместе с Нарвским отделом. Он не мог не итти с рабочими,
которые не покидали его одного. Шел он рядом с инженером Рутенбергом и близ-
кими ему рабочими. Шли все, крепко ухватившись за руки. Впереди были выста-
влены самые храбрые, самые восторженные.
С последним возгласом Гапона «с богом!» шествие рабочих началось. Толпа
как один дрогнула, качнулась вперед и пошла уверенно. И звонкое морозное
утро огласилось протяжным, почти заунывным «Сна-а-си, господи... благоверного
императора нашего...», которое неслось с непоколебимою уверенностью религиоз-
ных фанатиков.
23 В числе депутатов находился и Максим Горький, который скоро был аре-
стован и заключен в Петропавловскую крепость.
— 24 —
Встречавшаяся по пути полиция снимала шапки и набожно крестилась.
У Нарвских ворот процессию уже ожидали прибывшие из провинции войска:
пехота и конница; последняя несколько раз прорезала толпу рабочих вдоль.
В расстоянии нескольких десятков шагов от ворот раздался неслышный для многих
рожок горниста... Затем — послышался треск ружейного залпа... еще залп... опять
залп... Падает мальчик с фонарем, старик с портретом царя и неподалеку от них —
помощник пристава и околоточный надзиратель. Ерики ужаса и стоны раненых,
вопли детей и женщин, их проклятия огласили площадь. Все это слилось в один
протяжный стон и плач. Толпа клокочет в своем бессильном гневе и негодовании.
Люди бегут от пуль, но они несутся им в спину, и люди надают, как подкошенные,
на трупы уже павших своих товарищей...
Гапон был невредим: его закрывали собою два кузнеца-путиловца, которые
пали под солдатскими пулями. При первом же залпе инженер Рутенберг заставил
бледного, едва живого от страха Гапона лечь на землю. Все легли. Кругом —
трупы. Когда залпы приостановились, Рутенберг решил снасти Гапона, увести
его в надежное место.
«Рядом со мною, свернувшись, лежал Гапон, — рассказывает Рутенберг. —
Я его толкнул. Из-под большой священнической шубы высунулась голова
с остановившимися глазами.
— Жив, отец?
— Жив.
— Идем!
— Идем.
Мы поползли через дорогу к ближайшим воротам»24.
Гапона временно укрыли на одном из ближайших дворов, где среди мечу-
щихся раненых и перепуганных расстрелом рабочих его остригли, причем волосы
были разобраны присутствовавшими как священная реликвия. По свидетельству
видевших в этот именно момент Гапона, он весь трясся, как в лихорадке, выска-
зывая опасение быть повешенным25. И когда он наконец очутился в совершенной
безопасности даже от возможного ареста, он снял свою поповскую шубу и рясу
и прохрипел: «Нет больше бога! нет больше царя!» И толпа вторила ему.
Преображенного с помощью Рутенберга Гапона увели через цепь солдат
в приготовленное безопасное место. Вечером, когда весь Петербург говорил о рас-
стреле и о попе Гапоне, последний не утерпел, нарушил правила конспирации и
явился в Вольно-экономическое общество, где на собрании либеральной интелли-
генции и других произнес речь от имени... себя самого, не будучи узнанным никем.
Скоро Гапона с помощью П. Рутенберга и других увозят в одно из имений
близ Петербурга, и затем Гапон исчезает за границу.
На следующий день город Петербург принял вид осажденного города. Под-
вечер началась охота темных сил и казаков с полицией за студентами и рабо-
чими; начались аресты и избиения.
Расстрел рабочих вызвал во всем русском обществе великое возмущение:
вся страна кипела гневом. Рабочие ответили рядом стачек протеста, не выставляя
24 «Записки П. Рутенберга», стр. 12.
25 Вот как описывает Гапона в этот именно момент П. Рутенберг
«Раньше я знал и видел Гапона только говорившим в рясе перед молившейся
на него толпою, видал его звавшим у Нарвских ворот к свободе или смерти. Этого
Гапона не стало, как только мы ушли от Нарвских ворот.
Остриженный, переодетый в чужое, предо мною оказался предоставлявший
себя в полное мое распоряжение человек, беспокойный и растерянный, покуда на-
ходился в опасности, тщеславный и легкомысленный, когда ему казалось, что онас-
ность миновала» («Записки П. Рутенберга», стр. 14).
— 25 —
даже никаких требований. Бастовали из солидарности. Начался могучий разлив
рабочего стачечного и революционного движения: кровавая бойня 9 января будила
во всех революционное сознание, на время убитое Гапоном и его помощниками,
звала на продолжение начатой борьбы под руководством социалистических партий.
Слишком был силен толчок, данный правительством в роковой день, чтобы рабочие
могли мирно вернуться к своим станкам, приняться за работу.
10-го числа выступила Москва, где к 14-му уже бастовало около 43 тысяч
рабочих. Откликнулась и далекая провинция. Бастовали и здесь из пролетарской
солидарности, не предъявляя никаких требований, несмотря на то, что в некото-
рых рабочих районах стачки привели к большим жертвам.
Чтобы утихомирить движение, правительство прибегло к инсценировке
«рабочих депутаций» к царю, принятых последним 19 и 21 января: с другой сто-
роны, как и всегда, на помощь правительству поспешила «готовая к услугам»
православная церковь: святейший правительствующий синод выступил с знаме-
нитым воззванием к православным христианам, в котором нагло оболгал русскую
революцию, обвиняя революционеров и рабочих в получении ими якобы японских
и английских миллионов, на которые и были устроены все стачки и «беспорядки».
На улицах Петербурга и в провинции появляются афиши такого содержания:
«Всего прискорбнее, что происходившие беспорядки вызваны подкупами со
стороны врагов России и всякого общественного порядка. Значительные средства
присланы ими, дабы произвести у нас междоусобицу, дабы отвлечением рабочих
от трудов помешать своевременной посылке на Дальний восток морских и сухо-
путных сил, затруднить снабжение действующей армии и тем навлечь на Россию
неисчерпаемые бедствия».
На местах священники использовали синодальное воззвание как материал
для своего пастырского словоблудия; так напр., один из священников г. Борисо-
глебска вопил в своей церкви:
«Православные христиане! Мы сделаем подвиг, если будем предавать этих
лжеучителей. За это вы получите от святейшего синода полное отпущение гре-
хов».
В некоторых местах страны священники занялись подсчетом, сколько из
пресловутых «японских 18-ти миллионов» получили местные революционеры и
рабочие; так, один саратовский поп высчитал, что на Саратов пало всего 3.000
рублей, так что на каждого рабочего пришлось только по... 30 копеек!
Таково было выступление православной церкви и ее духовенства в эти дни,
когда кровь рабочих не успела еще высохнуть на петербургских мостовых и пло-
щадях. В дальнейшем церковь вполне оправдала возлагавшиеся на нее правитель-
ством надежды: она была ярым погромщиком, проповедником смертных казней,
сторонником борьбы с революцией «до победного конца».
Поп Гaпон за границей
Неожиданно всплывшее на поверхности революционного моря в столь тра-
гической обстановке имя попа Гапона, «революционера в рясе», приковало к нему
внимание заграничных политических кругов и прежде всего — русских полити-
ческих эмигрантов. Портреты Гапона печатаются в газетах, вывешиваются в
витринах магазинов. 0 нем говорят, пишут, его восхваляют. Гапон — злоба дня.
Неудивительно поэтому, что русские эмигранты, когда узнали о приезде за границу
Гапона, старались заполучить его к себе, принять его в свою партию, тем более
что до этого рокового дня русская революция не выдвинула ни одной сколько-
нибудь приметной и популярной личности, за которой следовали бы столь много-
численные рабочие массы, как это было 9 января.
— 26 —
Поп Гапон здесь,среди русских эмигрантов, принимает ореол подлинного
народного вождя, вышедшего из недр самого народа, владеющего умением
увлекать рабочие массы, вести на восстание. И когда женевская эмиграция узнала
наконец, что этот Гапон находится здесь же, в Женеве, представители поли-
тических группировок поспешили заполучить «революционера в рясе» к себе в партию. Это «счастье» выпало на долю русских меньшевиков, которые успели пере-
хватить Гапона у местных социалистов-революционеров, на средства которых он
и приехал за границу. Меньшевистская газета «Искра» тотчас же сообщила
о столь радостном для нее событии своим читателям:
«Священник Гапон, очутившись за рубежом, немедленно записался
в социал-демократы и просил немедленно же опубликовать об
этом во всех европейских газетах...»
«Христианская церковь поет, что Иисус смертию смерть попрал. Священник
Гапон попрал верою в царя — веру в царя, стихийность — стихийностью.
Похвалим его за это и пожелаем ему удачи на совершенно новом для
него пути сознательного революционера. Ему надо теперь
усердно и много учиться»26.
Итак, Гапон — член меньшевистской с.-д. партии. Скоро он становится своим
человеком в рядах социал-демократии: его приглашают на собрания; он знако-
мится с вождями русской социал-демократии. Подобный прием совершенно вскру-
жил голову попу-авантюристу. Но в то же самое время «социал-демократ» Гапон
не гнушается, конечно втайне от социал-демократов, вести сношения и с социали-
стами-революционерами; всюду он старается стать «своим» человеком. И когда его
уличают в этом двуличии, он спокойно, хлопая по плечу своего собеседника, го-
варивал: «Ничего... ничего... всех надо использовать: я вот использовал связи
в высших сферах. Все пойдет хорошо. Ничего... ничего».
Впрочем, у социал-демократов поп Гапон пробыл весьма недолго, несмотря
на все просьбы последних не покидать ряды их. Он пишет письмо в редакцию
«Искры» о своем выходе из с.-д. партии, «оставаясь вне партий». Редакция
«Искры» сочла нужным слова «оставаясь вне партий» заменить другими: «раз-
деляя принципы социал-демократии». На этой почве между ними и Гапоном произо-
шел крупный разговор.
Сфера политических знакомств не ограничивается только русской политиче-
ской эмиграцией: он старательно заводит новые знакомства и с общественными
деятелями Швейцарии. К этому времени следует отнести и его знакомство с пред-
ставителями русской тайной политической полиции за границею.
Живая, подвижная натура попа Гапона не могла примириться с ролью
простого зрителя событий, рядового члена социалистической партии, а потому
вскоре после своего выхода из рядов социал-демократии он вступает в ряды
местной социал-революционной организации, попрежнему уверяя социал-демокра-
тов в своем к ним уважении и преданности. Однако, у социалистов-революционеров
той роли, о которой, видимо, мечтал Гапон, он играть не мог: ему предложено
было подчиниться суровой дисциплине устава партии. Находясь в рядах социа-
листов-революционеров, Гапон старается проникнуть в это время в боевую
организацию партии, почему он знакомится с некоторыми из виднейших ее членов,
как Савинков, Азеф и т. п. Он пытается проникнуть в тайну организации ее,
познакомиться с ее предполагаемыми актами и т. д. В то же время он пытается
склонить некоторых членов партии на организацию «Центрального боевого
комитета» для согласования боевых выступлений и террористических актов.
26 «Искра», № 93 (разрядка всюду наша — Д. В).
-- 27 —
Все его шаги с первых же знакомств с с.-р. направлены на то, чтобы проникнуть
в тайны боевого дела партии. И так как за границею среди некоторых русских
эмигрантов конспирация не была в большом почете, то Гапону удается узнать
даже имена участников некоторых уже совершившихся в России террористических
актов боевой организации. Во всяком случав Борис Савинков рассказывает
следующее:
«Очевидно он знал уже о моем участии в московском деле27. Поздоровав-
шись со мною, он взял меня под руку и отвел в другую комнату. Там он неожи-
данно поцеловал меня:
— Поздравляю!
Я удивился:
— С чем?
— С великим князем Сергеем!
Один только Гапон счел нужным «поздравить» меня «с великим князем».
В погоне за медленно увядавшей среди русских революционеров популяр-
ностью «герой 9 января» завязывает связи и со Вторым интернационалом в лице
ею «Международного социалистического бюро»: он предлагает ему свое посред-
ничество в деле примирения враждующих фракции с.-д. партий меньшевиков и
большевиков; более того, он лелеет план полного объединения всех социалисти-
ческих русских партий, слияния их в один боевой союз. В своем письме в
Международное социалистическое бюро Гапон между прочим писал, предлагал
«вторично социалистическим партиям поспешить с соглашением между собою
для соединенных действий по подготовке вооруженного восстания в России», при-
чем вопрос «об официальном своем вступлении в ту или другую из социалисти-
ческих партий» считал несвоевременным и лично для себя пока открытым.
Письмо Гапона было разослано Социалистическим бюро всем русским
социалистическим партиям, входившим во Второй интернационал, причем Бюро
настоятельно предлагало им «дать благоприятный ход предложению Гапона...
считая объединение безусловно нужным и необходимым» в интересах рабочего
класса и революционной борьбы.
В бытность Гапона в Париже, по его инициативе была созвана конферен-
ция из представителей всех русских оппозиционных партий, на которую прибыли
и кадеты. На этой конференции Гапон внес предложение об образовании бое-
вого комитета под его же личным наблюдением и руководством. В последнем
конференция ему отказала, что сильно охладило Гапона к работам ее. Стать таким
образом во главе боевого дела социалистических партий ему не удалось, почему
Гапон теперь пытается использовать свои знакомства с социалистами-революцио-
нерами и проникнуть во что бы то ни стало в их боевые дела.
В мае 1905 г. Гапон становится официально членом партии социалистов-
революционеров, однако и здесь пребывание его было весьма непродолжительным:
чуть ли не с первого же дня своего вступления в ряды партии он потребовал,
чтобы его ввели во все конспиративные дела и предприятия партии, в чем ему
было отказано решительным образом. Это послужило поводом к полному охла-
ждению к нему членов партии, хотя с внешней стороны эти отношения продол-
жали быть попрежнему «товарищескими».
Поражает здесь прежде всего следующее: Гапон упорно стремится позна-
комиться с постановкою боевого дела, с участвующими в нем лицами, силится
пробраться даже в Центральный комитет партии, где он, как член ЦК, легче
27 Т. е. в убийстве московского генерал-губернатора великого князя Сергея Ро-
манова, совершенном Иваном Каляевым в Москве в феврале 1905 г. И Каляев
был арестован на месте, судим и повешен в стенах Шлиссельбургской крепости.
- 28 —
всего мог знать сокровенные тайны партии, что так важно было вообще для
всякого секретного сотрудника охранки, находящегося на периферии партии.
Мы не сомневаемся, что в это время Гапон уже находился в самых близких
сношениях с представителями русского политического розыска за границею. Иначе
подобное стремление Гапона проникнуть в тайны боевого дела партии объяснить
нельзя.
В середине марта Гапон уезжает в Лондон, где знакомится с русскими
эмигрантами и в частности с анархистом П. А. Кропоткиным, а также и с пред-
ставителями английских трэд-юнионов. Здесь он по предложению одной книго-
издательской фирмы пишет свою автобиографию, за что получает большой денеж-
ный гонорар. В августе месяце Гапон снова в Женеве, куда к этому времени
прибыл к нему из России рабочий Н. П. Петров с полномочиями от «своих » рабо-
чих, которых он так добивался. Отношения его с социалистами к этому времени
сильно испортились, однако с отдельными лицами он не прекращает своих сно-
шений.
Доведение Г. Гапона за границей внушало революционерам серьезные опа-
сения: он попрежнему вращается среди революционной эмиграции, в среде, близ-
кой к верхам партии, продолжает углублять свои знакомства, заводить новые
связи в революционном мире; в то же время он начинает по временам куда-то
исчезать; установлено было также, что он имеет сношения и ведет переговоры
с какими-то подозрительными в общественном смысле лицами. Ему становятся
известными некоторые подробности конспиративных дел, о которых скоро узнает
и царская охранка. Поэтому отношение революционной эмиграции к Гапону из-
меняется к худшему, чему в не малой степени способствовали его интервью с
иностранными журналистами, в которых он резко осуждал действия русских
революционеров в отношении к правительству и в то же самое время одобрял
политику гр. Витте, признавая его единственным спасителем России, могущим
вывести страну из создавшегося положения.
Слухи о провокации Гапона к этому времени становятся все Настойчивее;
так, говорят о таинственных свиданиях его с представителями русского полити-
ческого розыска, однако фактического подтверждения этих слухов в распоряжении
эмиграции не имелось: Гапон оставался неуловимым. В то же самое время Гапон
всячески усыпляет внимание революционеров, обращаясь к ним с тою иди иною
просьбою, как напр. просит найти ему хороший нелегальный паспорт на случай
возможного возвращения своего в Россию. Он ведет усиленную переписку со своими
друзьями-гапоновцами, вызывает некоторых из них к себе с нужными для него
полномочиями, подготовляет открытие своих отделов, посылает свои программы
и т. п.
Но вот наступают октябрьские дни 1905 г., стачки железнодорожников и рабо-
чих всколыхнули всю страну. Стали заводы и фабрики. Закрывались государствен-
ные учреждения. Страна потребовала властно свободу и получила наконец в виде
подачки «манифест 17 октября», а на следующий день... черносотенные погромы
Перетрусившее правительство образовало новый кабинет министров во главе с гр.
Витте. Эти дни пробудили к жизни и гапоновцев, которые решили воспользоваться
благоприятным моментом, чтобы воскресить почти забытые «отделы». Гапоновцы
стараются создать среди рабочих Петербурга «мнение» на тех фабриках и заводах,
где авторитет их был еще силен, где поп Гапон пользовался репутацией «вождя
9 января». Они собирают среди рабочих подписи под петицией с просьбой о воз-
вращении его в Россию, о применении и к нему амнистии.
Между тем, как впоследствии выяснилось, Гапон успел не раз побывать в
Петербурге, где его видели на собраниях гапоновцев и нередко в министерских
— 29 —
приемных, однако, сам он уверял всех, что он скрывается от преследования
тайной политической полиции, проживает под нелегальным именем по фальши-
вому паспорту. Покинул Россию он по требованию гр. Витте.
Широкая агитация гапоновцев за восстановление закрытых после 9 января.
«отделов» увенчалась успехом, чему способствовали и журналисты зубатовской
школы, как например Строев и др. В газетах все чаще появляются соответ-
ствующего содержания статьи и заметки, явно инспирированные Гапоном и его
сотрудниками; так, в газете «Новости» некто гр. Старцев усиленно защищал
гапоновские «отделы» от обвинения их в том, будто бы они преследовали поли-
тические цели. «Совсем наоборот, — говорил он, — гапоновские «отделы» пре-
следовали исключительно культурно-просветительные цели, были совершенно
мирными организациями и ни в каких связях с революционными партиями не
стояли». — «Нужно же, наконец, понять — уверял он правительство гр. Вит-
те, — что разрешение «отделов» в интересах самого правительства, в интере-
сах успокоения, которого оно так тщетно добивается» 28.
Большую услугу в деле восстановления «отделов» оказывает гапоновцам
известный мракобес князь Мещерский (ред. «Гражданина»), который лично просит
о том же гр. Витте, заверяя последнего, что Гапон «теперь (т. е в октябрьские
и последующие дни. — Д. В.) принесет громадную пользу в борьбе с анархистами
и революционерами ввиду его влияния на рабочих и полного отчуждения от
революционеров-анархистов после того, как он с ними познакомился за гра-
ницей»29.
Итак, Гапон теперь открыто становится на сторону правительства. Другого
выхода этот авантюрист для себя не находил: с революционерами он порвал,
они ему не доверяли. Он отчетливо видел, что былой минутной славы, былого
авторитета ему также не вернуть, прежней руководящей роли не играть, так как
даже в среде знавших его близко рабочих имя его стало тускнеть в связи с про-
бивавшимися слухами о слишком близких его отношениях к царской охранке,
к тайной политической полиции. Да и времена были иные: страна горела осво-
бодительными идеями; рабочие нашли свой орган революционного объединения —
советы рабочих депутатов. Подлинным их вождем стала революционная со-
циал-демократия. В столь бурное время всеобщего революционного подъема Га-
пон не смел мечтать играть какую-либо руководящую роль в общественном дви-
жении.
Поэтому теперь он искал союза с правительством. Гр. Витте разрешил
восстановить гапоновские «отделы», которые строятся на новых организационных
началах: во главе стоял Центральный комитет, адрес которого печатался в газетах.
По приказанию того же гр. Витте гапоновцы получили правительственную суб-
сидию в размере 30.000 рублей, которые были выданы министром торговли
и промышленности Тимирязевым уполномоченному на то обществом журналисту
Матюшенскому, который впоследствии «уволок» большую часть денег и скрылся
с ними30. Во всех этих переговорах участвовал авантюрист и проходимец Ману-
севич-Мануйлов, бывший агентом министра внутренних дел Плеве в Париже, а
теперь чиновник канцелярии председателя совета министров; с ним Гапон встре-
чался за границей; через посредство его Гапон вошел вновь в сношение с пред-
ставителями заграничного русского политического розыска. В «справке» департа-
мента полиции читаем следующее:
28 Газета, «Новости» (СПБ), № 225 за 1905 г.
29 Гp. Витте — «Воспоминания» (берлинск. изд.), т. II, стр. 167.
30 О том, что Гапон уполномочил Матюшенского на получение 30 тысяч, знали,
только Варнашев, Кузин, Карелин.
— 30 —
«Из имеющихся в департаменте полиции агентурных сведений усматри-
вается, что в к о н ц е 1905 г. и начале 1906 г. Мануйлов (получал из секрет-
ных сумм департамента полиции жалованье в размере 7.200 руб. в год.) был по
поручению графа Витте командирован за границу для секретных пере-
говоров с Гапоном, которого предполагалось вновь скло-
нить давать сведения по политическому розыску».
Благодаря хлопотам кн. Мещерского и других влиятельных лиц, правитель-
ство амнистирует Гапона в октябре месяце 1905 г., о чем умалчивают его
сотрудники. В «памятной записке» товарища прокурора петербургского окружного
суда Васильева мы читаем следующее:
«Постановлением, состоявшимся 18 января 1905 г. в порядке 1035 статьи
уголовного судопроизводства, священник Георгий Г а п о н был привлечен в каче-
стве обвиняемого в преступлении, предусмотренном 1 ч. 126 ст. Угол. уложения,
но при производстве дознания допрошен не был за нерозыском его.
Ныне, в силу высочайшего указа, данного правитель-
ствующему сенату 21 октября 1905 г., уголовное пресле-
дование, возбужденное против священника Георгия Га-
пона, дальнейшим производством прекращено.
Товарищ прокурора суда Васильев»31.
Таким образом связи Г. Гапона с министерством гр. Витте окончательно
были закреплены, и этого, конечно, не могли не знать сотрудники и друзья
Гапона — Карелин, Варнашев и многие другие.
Изменяется и сама деятельность Гапона в его открывающихся «отделах»32.
Сама программа была предуказана гр. Витте и доставлена Гапону, в бытность
его в Париже, рабочим Кузиным. Программа эта требовала:
1) необходимости приостановиться на пути освободительных стремлений с
целью удержать за собою и закрепить позиции,
2) присоединения к началам, возвещенным в манифесте 17 октября, я тре-
бования созыва Государственной думы и наконец
3) отрицания насильственных методов действия.
Программа была отпечатана в Петербурге, причем на это из средств депар-
тамента полиции было отпущено 2.500 рублей, которые 22 декабря были вручены
Манусевичем-Мануйловым Н. Варнашеву.
К этому же времени мы относим и полную готовность Гапона дать исчер-
пывающие сведения департаменту полиции об известных ему боевых предприя-
тиях партии с.-р. Сведения эти сообщались им непосредственно заведывающему по-
литической частью названного департамента Рачковскому, с которым он вступает
в самые близкие сношения. Таким образом точно установлено, что сношения
Гапона с тайной политической полицией после октября продолжались при посред-
стве Мануйлова и Варнашева. Об этих сношениях однако не все гапоновцы были
осведомлены.
31 Дело канцелярии министра юстиции № 16472 за 1905 г., л. 75.
32 Гапоновские «отделы» были официально разрешены 26 ноября, когда в со-
стоялось учредительное собрание всех «отделов». В декабре в Соляном городке проис-
ходило новое собрание. Официально открытие их состоялось 2 декабря. Закрыты же
они были правительством после московского восстания.
— 31 —
Начало конца Гапона
История с тридцатью тысячами «министровых денег» была первым крупным
шагом по пути разоблачения провокационной деятельности Гапона. Этого не мог
не понимать и Гапон, почему он и насторожился: становится осторожнее, чаще
говорит о своем нелегальном положении, об опасности быть арестованным и даже
повешенным. И это в то самое время, когда он уже был амнистирован! Факти-
ческих доказательств его провокации или причастности вообще к политическому
розыску у революционеров все же не было.
В это почти время инженер Рутенберг, спасший Гапона у Нарвских ворот,
сообщил Центральному комитету своей партии, что Гапон является тайным агентом
руководителя политического розыска Рачковского. Открытие это было столь неве-
роятным и неожиданным, что необходимо было во что бы то ни стало про-
верить и, если возможно, уличить Гапона в предательстве. Эту тяжелую миссию
взял на себя Рутенберг. Результаты превзошли всякие ожидания: Гапон, по
словам Рутенберга, предложил ему от имени Рачковского продать охранке всю
боевую организацию партии за сто тысяч рублей! 33.
Решено было отделаться во что бы то ни стало от Гапона. Центральный ко-
митет предложил Рутенбергу «достать улику», а для этого добиться свидания
с Рачковским и Гапоном, на котором и уничтожить их обоих, что свидетельство-
вало бы о несомненной причастности Гапона к политическому розыску.
Началась опасная игра, которая кончается для Гапона роковым образом:
Рутенберг встречается с Гапоном, выражает свое согласие на предложение послед-
него. О всяком своем свидании с Гапоном Рутенберг немедленно доносит в ЦК,
который таким образом находился в курсе всех переговоров. Для поднятия в гла-
зах департамента полиции революционной и партийной ценности Рутенберга, ему
предложено было симулировать подготовление покушения на П. Н. Дурново,
тогдашнего руководителя внутреннею политикою страны. Однако, несмотря на все
его старания, добиться свидания с Рачковским в присутствии Гапона Рутенбергу
все же не удалось: видимо, Рачковский не доверял и Гапону.
В это время рабочий-гапоновец Н. П. Петров, верный дотоле соратник Га-
попа, бывший председатель одного из «отделов», опубликовал в газете «Русь»34
свое знаменитое письмо «Долой маску и неизвестность». Письмо
Петрова произвело на все общество, и прежде всего на рабочих, ошеломляющее
действие: в нем отчетливо ставился вопрос о происхождении известных тридцати
тысяч, и черным по белому доказывалось, что эти деньги получены были Гапоном
и его штабом, в тайне от рабочих, от министра Тимирязева. Петр ули-
чал Варнашева и Карелина в наглом обмане рабочих: им доподлинно было из-
вестно происхождение этих денег, однако они сознательно лгали перед остальными
рабочими, не посвященными в закулисные тайны гапоновского центрального ко-
митета; так например они утверждали, что деньги эти были ими получены от
33 Вот что мы читаем в «Воспоминаниях» гр. Витте:
«В марте месяце мне как-то Дурново сказал, что Гапон — в Финляндии, и хо-
чет выдать всю боевую организацию центрального революционного ко-
митета, и за это просит сто тысяч рублей. Я его спросил: «А что вы по-
лагаете делать?»—на это мне Дурново ответил, что он с Гапоном ни в какие сно-
шения не вступает и не желает вступать, что с ним ведет переговоры Рач-
ковский, и на предложение Г. Гапона он ответил, что готов за выдачу боевой
дружины дать 25.000 рублей. На это я заметил, что я Гапону не верю, но, по моему
мнению, в данном случае 25 или 100 тысяч не составляют сути дела» (см. берлинск.
изд., т. II, стр. 167).
Таким образом сообщения Рутенберга были безусловно верны и точны.
34 № 23 за 1906 г. Письмо датировано 8 февраля.
— 32 —
богатого купца, «бывшего революционера», отошедшего от революции и сочув-
ствовавшего гапоновским начинаниям.
Личность Гапона политически стала проясняться. Вспомнили старые подо-
зрения; заговорили о новых. Общественное мнение было приковано к письму
Н. Петрова. Оставлять его без ответа нельзя было: слишком было велико возбу-
ждение, вызванное открытым письмом рабочего Н. Петрова. И Центральный коми-
тет гапоновского общества пробует теперь оправдаться в возводимом на его членов
тяжелом обвинении в соучастии в преступлениях Гапона против рабочих.
В газете «Русь» появляется пространное ответное письмо ЦК, в котором
члены этого комитета прежде всего пытаются переложить всю тяжесть обвинения
на самого Петрова; последнего члены комитета обвиняли в том, что он, Петров,
выдал партийный секрет, между тем как «все члены Центрального
комитета были связаны торжественною клятвою и честным словом не выно-
сить пока (!) в печать и общество внутренней жизни». Тогда
же встал вопрос и об устранении виновника «государственного скандала», кото-
рый грозил гапоновцам моральною и политическою смертью: «отец Гапон» сам да-
ет рабочему Черемухину (он же Сычев) револьвер и берет с него честное
слово убить Петрова, как изменника и предателя.
Рабочий Черемухин лично тщательно допросил Н. Петрова и его товарищей
и пришел к иному твердому решению: виновником скандала является сам «ба-
тюшка» Гапон, которого надо было уничтожить; однако стрелять в Гапона Чере-
мухин не решился 35. Гапона он долго наблюдал и составил о нем определенное
мнение:
«Этот человек, — признавался Черемухин за несколько дней до своей смерти
своим близким товарищам, — для которого за коробок спичек погубить 1.000 чело-
век ничего не значит. Я кончу сегодня это дело... Я сделаю так, что ему (т. е.
Гапону.—Д. В) некуда будет деваться. Моя смерть отделит его от рабочих...
Я сначала думал выстрелить в него, но теперь раздумал» 36.
И на заседании Центрального комитета, в помещении его, 18 февраля»
1906 г., во время обсуждения вопроса о пресловутых тридцати тысячах «мини-
стровых денег», Черемухин решительно потребовал тщательного разбора всего
«дела» На том же заседании другой рабочий Алексей Григорьев, единомыш-
ленник П. Петрова, выступил открыто против Гапона, за что Гапон лично вытол-
кал последнего из помещения комитета, а на следующий же день Григорьев был...
арестован полицией 37. Во время этого-то заседания Центрального комитета Чере-
мухин неожиданно для всех вынимает из кармана револьвер Гапона и стреляется.
Последними его словами были: «Нет правды на земле!»
А на следующий же день косвенный убийца Черемухина Георгий Гапон был
с докладом о случившемся у Рачковского на свидании, в ресторане Кюба...
Таким образом в смерти рабочего Черемухина повинны как Гапон, так и
все члены Центрального комитета гапоновского общества и прежде всего те из
35 Рабочий Черемухин вместе с прихвостнем Гапона, рабочим же, Кузиным,
участвовал в погоне за укравшим «министровы деньги» Матюшенским. Погоня и
арест на месте Матюшенского были выполнены при непосредственном участий пред-
ставителей полиции. Об этом рассказывал своим друзьям сам Черемухин; и участие
в сказанной полицейской экспедицией его сильно угнетало. «Он даже решил было
убить Гапона и затем и самого себя и думал сделать это на заседании комитета
18 февраля», — рассказывает Н. Петров (см. «Всемирный вестник», 1907 г., кн. III,
стр. 65).
36 Газета «Русь», № 39 за 1906 г., ст. «К делу о Гапоне». Ср. «Записки П. Ру-
тенберга», стр. 66. 75.
37 «Русь», № 38 за 1906 г, стр. 3
— 33 —
них, которые составляли известное его «ядро». «В смерти Черемухина были ви-
новны только Гапон и Центральный комитет», — так решительно
утверждают в своем открытом письме в газету «Русь» рабочие Аркадий Петров
и Алексей Аладин.
Теперь остро встал перед самим Гапоном вопрос о своей реабилитации перед
общественным мнением и перед «своими» рабочими, почему 18 февраля Гапон
обращается с открытым письмом к приват-доценту Грибовскому через по-
средство газеты «Русь» с просьбою:
«составить посредническое бюро для образования означенного (обществен-
ного) суда из представителей всех прогрессивных, действительно (!) существую-
щих политических партий. В этом бюро кроме вас я желал бы видеть почетного
академика К. К. Арсеньева, проф. П. Н. Милюкова, писателей С. Н. Прокоповича
и Н. И. Иорданского, присяжного поверенного В. И. Добровольского, приват-до-
цента В. В. Святловского».
Одновременно с этим и в той же газете печатается письмо Г. Гапона
«К гражданам», в котором он упрекает Н. Петрова в стремлении из личных
соображений «очернить ЦК», почему он, Гапон, и решил «во имя нравственных
я материальных страданий героев 9 января, и только из-за них, а также для
проверки своей совести требовать для себя общественного суда совести немед-
ленно. Совесть моя спокойна», — кончается его письмо38. Он уверяет общество
в своей преданности рабочему движению и организации, «которую и без него и
так упорно преследуют правительство и тяжелые удары судьбы». Вот «эта невы-
носимая боль за рабочих» побуждает его теперь говорить. В то же время Гапон
продолжает свои свидания с Рачковским в отдельных кабинетах французского
ресторана и переговоры с инженером Н. Рутенбергом. Он смеется над всеми и,
когда например П. Рутенберг на последнем с ним свидании заметил Гапону, что
результаты общественного или третейского суда могут оказаться для него, Гапона,
роковыми, Гапон спокойно ответил:
«Комиссия Грибовского должна изображать прокуратуру. Она должна соста-
вить обвинительный акт, взять на себя нравственную ответственность за выста-
вленные обвинения. А материалов нет! Нету! (Смеется). А с прави-
тельственными чиновниками сношения имел для пользы народного дела. А сказать
им — ничего не сказал: ни единого слова. Я же тебе сказал, что Дурново
обругал Рачковского дураком: даже адреса твоего не сказал»39.
Гапон забылся в своей игре: адрес Рутенберга стал известен царской охранке
на следующий же день после их свидания. Кроме того Гапон уверял Рутенберга,
что он виделся с Рачковским всего один раз, между тем он был у него на сле-
дующий же день после самоубийства П. Черемухина для доклада. И мы не сомне-
ваемся, что Рачковский и руководил им, Гапоном, а чрез него — и его гапонов-
цами в газетной полемике и травле Н. Петрова.
Однако тучи над Гапоном сгущаются: он становится притчей во языцах; о
нем пишут и говорят. Припоминают старое и недавнее; сравнивают. В результате:
прошлое у Гапона — темное. И Гапон старается снасти себя при поддержке своих
же «штабных».
21 февраля в печати появляется новое письмо Г. Гапона, написанное с пора-
зительною дерзостью, на которую способен только уличенный революционерами
агент-провокатор и поп-охранник:
38«Русь», 1906 г., № 35 от 21 февраля, «Дело Г. А. Гапона». Письмо это сопро-
вождалось письмом нескольких членов ЦК, в котором они объясняют случаи с Че-
ремухиным, обвиняя во всем случившемся Н. Петрова.
39 «Записки Рутенберга», стр. 75.
— 34 —
«Меня, лежащего, лишенного гражданских прав, — пишет
он, — бьют со всех сторон, не стесняясь, люди разных лагерей и направлений:
революционеры и консерваторы, либералы и люди умеренного центра, подобно
Пилату и Ироду, протянув друг другу руки, сошлись в одном злобном крике:
— Распни Гапона— вора и провокатора!
— Распни гапоновцев-предателей!
Правительство не амнистирует меня40, в его глазах я,
очевидно, слишком важный государственный преступник, который не может вос-
пользоваться даже правом амнистии».
Трудно ожидать большей наглости!
Письмо Гапона пишется после того как он уже был амнистиро-
ван еще в конце 1905 г., после того как он по поручению Рачковского
вступил с Рутенбергом в переговоры с целью привлечения последнего на лоно
царской охранки в качестве предателя! В то самое время, когда он, по пору-
чению того же Рачковского, дважды ездит в Москву к Рутенбергу с тою же целью
(в конце января и затем 6 февраля 1906 г.).
12 марта в печати появляется новое письмо Гапона, — последнее письмо его.
Документ этот производит впечатление необыкновенней наглости: Гапон от обо-
роны переходит к нападению и прежде всего — на журналистов:
«Тысячи литературных куликов, узнав о моих сношениях с гр. Витте,
жалобно запели песни об «оконченном» Гапоне... Какая жалкая, болезненная
подозрительность политических дегенератов и неврастеников... О, Феликсы из
«Биржевых ведомостей», Иуды из других газет и всякие мигающие совы на лите-
ратурном болоте!.. Карлики и кроты! Вы видите только ближайшее, — вид золота
вас тревожит и смущает, и вы, как продажная женщина, не в состоянии понять
гордое (!) сердце, чувствующее себя выше всяких искушений».
Из этого письма мы узнаем, что в Монако он играл «из простого любопыт-
ства и на пустые суммы»; что из-за границы он действительно несколько раз
ездил в Россию «для восстановлений наших организаций»; что гр. Витте ему
разрешил «временно жить в Петербурге без амнистии, впредь до выяснения во-
проса о наших организациях» и т. п. В заключение своего письма зарвавшийся
провокатор требует, чтобы «обвинение было предъявлено... в точной, конкретной
форме, а не в виде бесформенного пятна».
«И тогда вы увидите, что Георгий Гапон, расстриженный поп, извергнутый
из сана, любит свое отечество до последней капли крови и умрет верным стражем
русского освободительного движения в рабочих массах на своем старом посту,
подле рабочих организаций» 41.
Лучшей аттестации Гапона и гапоновцев не сделать: до того она ярка!
40 Не лучше ведут себя и сотрудники Гапона — все эти Карелины, Варна-
шевы и др.: в своем письме от имени ЦК по поводу письма Н. Петрова они писали
следующее
«Что же касается клеветы относительно будто бы подкупа правительством
нас и Г. А. Гапона, лучшим ответом является тот факт, что до сих пор, не-
смотря на все наши усилия и жертвы (?)... Гапон не амнистирован и
должен скрываться» (см. письмо ЦК, § 9).
41 А во всеподданнейшем докладе министра внутренних дел Дурново мы чи-
таем буквально следующую характеристику попа Гапона и его присных: «Варна-
шев довел до сведения графа Витте, что Гапон знает группу лиц, составля-
ющих в С.-Петербурге верховную революционную организацию. По словам Варнашева,
он также мог бы указать главных революционных деятелей,
если бы Гапон освободил его от данного обещания хранить
эти сведения в тайне».
— 35 —
Гапон слишком далеко зашел в своей игре с обществом и прежде всего с
П. Рутенбергом. Эти письма, с одной стороны, и переговоры его от имени Рач-
ковского с Рутенбергом — с другой, и были решающими обстоятельствами при-
ближавшейся трагической развязки.
Конец Гапона наступил скорее, чем того ожидали.
Драма в Озерках
Гапон проживает в Териоках, на финляндской территории. Сюда к нему
приезжают его друзья, члены ЦК. Здесь же происходят и собрания гапоновцев
делового характера. В то же время Гапон посещает Петербург, где бывает в раз-
пых министерствах, хотя полиция разыскивает его по всей стране, даже в пре-
делах... Казанской губернии! А он проживает под боком охранки! Газета «Новое
время» в хронике сообщает о приезде Гапона в Россию, о совместных с ним
собраниях гапоновцев, указывает даже места заседаний ЦК гапоновцев. Однако
тайная политическая полиция никак не может обнаружить местонахождение
Гапона!
В то же время переговоры с Рутенбергом продолжаются: все их свидания!
происходят в богатых ресторанах. К этому времени Рутенбергу удается получить
согласив со стороны своего ЦК, ввиду невозможности устройства одновременного
свидания с Гапоном и Рачковским, уничтожить одного первого в случае получения
действительных доказательств предательства Гапона. Трогать Гапона без свиде-
телей было немыслимо: надо было закрепить предательство Гапона на бумаге или
уличить его в присутствии свидетелей. Поэтому Рутенберг решается заменить
недостающую улику свидетельскими показаниями, для чего привлекает к делу
известных ему партийных и гапоновских рабочих, которые лично знали Гапона
и верили ему беспредельно.
Вынужденные свидетели-рабочие не могли примириться с мыслью, что
«герой 9 января» является агентом-предателем: до того казалась им чудовищной
самая мысль! Однако они согласились принять участив в предприятии. Решено было
устроить свидание с Гапоном так, чтобы свидетели торга оставались незримыми
для Гапона, но чтобы они слышали решительно все, что будут говорить Рутенберг
и Гапон. Оставалось только осторожно, умело завлечь Гапона на это свидание,
не вызывая в нем никаких подозрений; место предстоящего свидания должно было
быть скрыто от полиции.
Все это брался осуществить Рутенберг. На этом и порешили.
22 марта Рутенберг посетил Гапона на его даче в Териоках. В этот день
оба они отправились на извозчике, роль которого исполнял один из доверенных
рабочих и который должен был слышать весь их разговор. По дороге Гапон говорил
о Рачковском, о предполагаемом Рутенбергом покушении на Дурново и о многом
другом. Однако скоро Гапон предложил сойти с извозчика, как бы предчувствуя
недоброе, причем набросился на Рутенберга с упреками за его неконспиратив-
ность: говорить об «этих» вещах в присутствии извозчика, им неизвестного!
Слезая с экипажа, Гапон внимательно всматривался в лицо извозчика, но, видимо,
ничего подозрительного не нашел в открытом русском лице молодого кучера.
Об этой поездке кучер-партиец немедленно сообщил своим товарищам, пере-
дав слышанный им разговор. Впечатление было ошеломляющим: доказательство
предательства Гапона были налицо. Решено было действовать как можно скорее
во избежание потери времени и возможного «провала». Постановили тут же, в
Териоках, арестовать Гапона, допросить его, предъявив ему обвинение, а потом
действовать смотря по результатам. Но благоразумие победило: Рутенберг указал
на всю неуместность подобного ареста Гапона на финляндской территории и
— 36 —
предложил подыскать более удобное и безопасное место, неподалеку от финлянд-
ской территории. Выбор его нал на О з е р к и.
24 марта 1906 г. П. Рутенбергом в Озерках была снята на имя инженера
И. И. Путилина дача, куда он прибыл со своим «слугою», доверенным рабочим,
на обязанности которого было отвлекать внимание дворника дачи и охранять со-
брание. О предполагаемом месте никто, кроме посвященных в эту тайну, не знал.
Однако о возможности казни революционерами Гапона знал член ЦК с.-р. Азеф,
сотрудник департамента полиции, который несомненно предупредил об этом сво-
его патрона Рачковского. Правда, установить это место не представляло никако-
го труда: стоило только приставить к Рутенбергу агентов наружного наблюдения
(филеров) 43. Гапон действительно явился на совещание с Рутенбергом в сопро-
вождении невидимых им филеров, как об этом свидетельствует Рутенберг:
«Мы повернули (с главной улицы Озерков. —Д.В.) обратно. Я заметил двух
человек, следящих за нами. Только мы пошли им навстречу, — они перешли
дорогу и свернули в переулок, ведущий мимо каланчи через мостик, к Озерков-
скому театру.
Я сказал Гапону, что он приехал с сыщиками. Он отрекался. Мы пошли
за ними. Застали их стоящими против каланчи, выжидающими. Как только мы
свернули в переулок, т. е. к ним, они быстро пошли от нас подальше, перешли
мост и провалились куда-то»43.
Таким образом при блестящей постановке наружного наблюдения охранки
не стоило никакого труда проследить и установить место совещания Гапона и
Рутенберга. Однако царской охранке теперь Гапон не нужен был: Рутенберга
склонить на предательство он был бессилен; авторитет его был сильно подмочен,
и вернуть его он был не в силах, почему проникнуть в недра центральных рево-
люционных организаций также не мог. Рабочие же о нем начали забывать, не-
смотря на все старания гапоновского штаба. Даже более того. Гапон был скорее
вреден охранке благодаря своей болтливости, бестактности и политической без-
грамотности. Бесполезен он был и для освещения центра партии социалистов-
революционеров: последняя блестяще освещалась изнутри членом ее ЦК прово-
катором Азефом. И царская охранка, «обсосав» Гапона, легко расставалась со
своим секретным сотрудником.
Чтобы не возбуждать в Гапоне никаких подозрений Рутенберг 27 марта
отправил Гапону записку следующего содержания:
«Получи завтра определенный ответ. Не меньше 50.000. 15.000 авансом через
тебя. В крайнем случае 10 000. Тогда и деловое свидание назначим. За ответом
пришлю во вторник утром».
Гапон ответил следующею записочкою, не позабыв снять копию с записки
Рутенберга:
«Ты сам вертишь и виноват в канители. Сегодня непременно надо видеться,
или завтра, для дела, и тогда будет хорошо. Ведь мы предположили с тобою так;
невыгодно менять. Место — ресторан Кюба. Время: или сегодня (понедельник),
10 часов вечера; если завтра, то 7 часов вечера. Повторяю, ты должен видеться
со мной и с тем господином здесь, в городе».
И так как еще ранее Гапон выразил желание для ускорения начатого дела
приехать на свидание в город «куда угодно», то Рутенберг и решил пригласить
его на Озерковскую дачу на 28 марта, куда Гапон должен был прибыть с поездом,
отходящим из Петербурга в 4 часа дня.
42 Агенты наружного наблюдения, или филеры, прослеживали все связи рево-
люционеров, незаметно следя за ними.
43 «Записки П. Рутенберга», стр. 96 — 97.
— 37 —
В назначенный Гутенбергом день Гапон был на даче в Озерках. Вниматель-
но осмотрев дачу и убедившись, что никого из посторонних лиц на даче нет, Гапон
похвалил Гутенберга за его конспиративные способности. Между тем в верхнем
этаже дачи, в боковой маленькой комнате, за тонкой досчатой стеною запертые
в ней на висячий замок находились спрятанные свидетели, прибывшие сюда за-
ранее. Гапон поднялся наверх, вошел в первую большую комнату, сбросил с себя
шубу и уселся на диване. Вполне уверенный, что они одни, Гапон заговорил ци-
нично откровенно. Гутенберг поддерживал разговор. Сидевшие за стеною рабочие
слышали все от слова до слова.
Торговался Гапон отменно хорошо: все им было предусмотрено, все было
оговорено. Разговор вращался вокруг денег.
— Надо кончать,—говорил Гапон.—И чего ты ломаешься? 25.000 рублей—
большие деньги.
— Ты ведь говорил мне в Москве, что Рачковский дает 100.000 рублей?
— Я тебе этого не говорил! Это недоразумение. Он предлагает хорошие
деньги. Ты напрасно не решаешься. И это за одно дело! Но можно сво-
бодно заработать и сто тысяч рублей за четыре дела.
Гапон повторил, что Рачковский божится-клянется, что дело Леонтьевой
обошлось им в 5.000 рублей всего.
— Они в очень затруднительном положении. Рачковский говорит, что у со-
циалистов-революционеров сейчас никого нет. Был провал 44.
— Он назвал кого-нибудь?
— Нет. Сказал только, что два человека совсем-было добрались до центра.
Да провал. Товарищи узнали. А им надо, понимаешь?.. А что, в Москве у вас что-
нибудь есть? — спросил он, вспомнив что-то.
— Есть.
— С Дубасовым?
-Да.
— А как там дела?
— Хорошо, как всюду.
Гапон между прочим сообщил Гутенбергу, что Рачковский боится этого по-
кушения.
Когда однако Гутенберг высказал свое опасение, что Рачковский надует,
Гапон убежденно заверял его, что «этого не случится».
— Он безусловно порядочный человек и не надует. Заплатит даже с бла-
годарностью, как только убедится, что дело серьезное. Ты в этом не сомневайся.
Л тебе говорю. На всякий случай можно сразу всех карт не
открывать. А если надует, мы его убьем.
При этом Гапон набросал план «обсасывания», т. е. использования им
охранки: «Ты сможешь предупредить товарищей. Скажешь, что узнал из верного
источника, что неладно и что надо немедленно скрыться. Мы скажем Рачковскому,
что люди заметили слежку и разбежались».
Разговор продолжался в этом духе. Он становился все более неприкровенно
циничным: Гапон хвастал своим положением в верхах охранки, благодаря чему он
живет вполне легально, бывает у прокурора судебной палаты Камышанского и
вообще «много зарабатывает».
44 Гапон не знал, что там имелся крупный по тому времени провокатор, член
ЦК Азеф; помимо него были еще менее значительные агенты охранки. Вообще в ка-
ждой партийной организации имелись нередко два агента (так наз. «перекрестная
агентура»).
— 38 —
«Ты плюнь на всякие глупости, — старается он убедить Рутенберга. — А
общество — ерунда: их купить и продать можно. Верно, — я говорю тебе. Я в
этом убедился».
Рутенберг напомнил ему о Н. Петрове, который, как сообщал Гапон, при-
нялся писать книгу «Правда о Гапоне».
— А если он напишет, что ты взял с П. клятву убить Григорьева?45.
— Откуда ты это знаешь? — опешил Гапон.
— Ты сам мне это говорил.
Он успокоился и ответил:
— Ну что ж, мало ли в организации у тебя например бывает важных се-
кретов? Если кто-нибудь откроет, его следует убить.
— А Черемухина ты все-таки напрасно погубил.
— Почему я его погубил?
— Ты же мне рассказывал. Взял с него клятву убить Петрова за его пись-
мо в газетах про 30.000 и дал ему револьвер для этого. А он себя из этого ре-
вольвера прикончил.
— Да, неприятная история!
Гапон задумался 46.
В продолжение всего этого разговора сидевшие взаперти в соседней ком-
нате рабочие с ужасом вслушивались в разговор, стараясь не проронить ни одного
слова. Гапон рассказывал нервно, отрывисто, но необыкновенно откровенно. Он
хвастал своими связями. И когда Рутенберг осторожно напомнил ему, что об их
переговорах могут узнать е г о же рабочие-гапоновцы, Гапон нисколько не сму-
тился:
«Ничего они не знают. А если бы и узнали, я скажу, что сно-
сился для их же пользы».
Но когда Рутенберг предупредил Гапона «А если бы я опубликовал это?»
Гапон ответил: «Ты конечно этого не сделаешь, и говорить не стоит». Затем,
немного подумав, он продолжал:
«А если бы сделал, я напечатал бы в газетах, что ты — сумасшедший, что
я знать ничего не знаю. Ни доказательств, ни свидетелей у тебя
нет. И мне, конечно, поверили бы».
Развязка приближалась.
Спускаясь вниз по лестнице, Гапон случайно столкнулся со «слугою», охра-
нявшим дачу и собрание. «Слуга» скрылся, но Гапон скоро нашел его за дверью,
умудрился в один момент нащупать его карманы и обнаружить у него револьвер
Рутенберг поспешил на помощь «слуге», отнял у него револьвер, молча опустил
его в карман, затем подошел к таинственной двери, за которой скрыты были сви-
детели. Они давно порывались выйти оттуда, выломав дверь, чтобы разом покон-
чить с гадиною, предателем-попом.
Рутенберг дернул замок, открыл дверь:
— Вот мои свидетели! — сказал он Гапону.
...Рабочие выскочили из своего добровольного временного заточения и бро-
сились на Гапона. Они вцепились в него. Поволокли в соседнюю комнату. Гапон
вырывался, кусался, защищался, как мог, но, увидя перед собою знакомые лица
его рабочих, понял все. Теперь он молил о пощаде:
46 Рабочий Григорьев — единомышленник Н. Петрова — открыто выступил про-
тив Гапона на заседании ЦК, за что его Гапон вытолкал из помещения, а на следую-
щий день Григорьев был арестован (см «Всем. Вестник», 1907 г, кн. III, стр 65).
49 «Записки П. Рутенберга», стр. 101 — 102
— 39 —
— Товарищи! Дорогие товарищи! Не надо!
— Мы тебе не товарищи! Молчи!
Гапона связали, несмотря на его отчаянное сопротивление: он все кусал им
руки, вырывался и молил.
— Я сделал все это ради имеющейся у меня идеи!
— Знаем мы твои идеи.
Приступили к суду. Гапону предоставили предсмертное слово. Он прохрипел:
— Товарищи!.. Во имя прошлого простите меня!.. во имя прошлого!,. Вспом-
ните, ведь сколько у вас связано со мною!
— Вот потому-то ты и достоин казни,—возразил ему один из рабочих: — ты
нашу рабочую кровь продал охранке, за то тебе и смерть!
...Накинули на шею петлю, потащили его к вбитому над вешалкою крюку
железному... Гапон уже задыхался, попросил еще «слова». Дали последнее слово...
Нового ничего не сказал. Все то же.
— Братцы! — заговорил он, как только немного освободили его от туго
стягивавшей его шею веревки, — братцы!.. Пощадите!.. Родные мои!.. Простите
меня... во имя прошлого...
И те, кто шел с ним в роковой день 9 января, разом дернули веревку. Пре-
датель и провокатор бессильно повис... Через несколько секунд он был мертв...
Угрюмые, сумрачные вышли свидетели — «его» рабочие, прикрыв тело шу-
бою. Потом вспомнили: надо было обыскать. Обыскали. Нашли подтверждающие
предательскую его роль документы, и в числе их визитные карточки Рачковского,
копию записки Рутенберга и др. Все это забрали с собою. Тело покрыли шубою
Стали расходиться. Дачу заперли. Разошлись каждый в свою сторону, оставив в
пустой, запертой на ключ даче остывавший труп предателя и провокатора, быв-
шего священника православной церкви Георгия Гапона.
Так свершился над Гапоном нелицеприятный суд рабочих.
Гапон был повешен во вторник 28 марта 1906 г. в 7 часов вечера, а труп его
обнаружен был только 30 апреля.
Казнь Гапона должна была совершиться. Это знала и охранка 47. Она не
могла не удивиться, что Гапон так долго не возвращается для доклада о резуль-
татах переговоров с Рутенбергом, а между тем свидание это было решающим
для дальнейших переговоров с Рачковским.
Убийство Гапона произвело ошеломляющее впечатление на все общества и
прежде всего на рабочих. Высказывались разные догадки, одна нелепее другой
то Гапона убили с целью грабежа, то его убили революционеры «из личной за-
висти» и в убийстве принимали участие конечно «лица иностранного происхо-
ждения» (читай: евреи), и многое другое.
Были и такие, которые не верили, что Гапон мог быть убитым, эти видели
Гапона то в Териоках, то в Петербурге даже 3 мая.
Хоронили Гапона его сотрудники. Похороны прошли незамеченными.
19 апреля столичные газеты получили из-за границы формальный приго-
вор суда над Гапоном. Присяжный поверенный Марголин получил по почте из-за
границы деньги Гапона и ключ от сейфа Лионского кредита. Впоследствии Ру-
тенберг публично в письменной форме подтвердил подлинность приговора...
47 Xopошо осведомленная газета махрового черносотенного патриотизма «Свет»
писала: «Правда, были слухи, циркулировавшие давно (!), что Гапон повешеи в
Озерках, где-то в пустой даче. Слухи подтвердились буквально» (№ 13 за 1906 г.).
Таким образом известно было даже о месте убийства Гапона до обнаружения его по-
лицией!
-40-
Так закончил свои дни предатель и провокатор Георгий Гапон. Начав свою
службу в петербургской охранке при Зубатове, он ее продолжал, находясь за гра-
ницею в кругу русских эмигрантов. Он берет на себя задачу совратить револю-
ционера на ту же охранную службу и здесь проваливается и гибнет.
О предательстве Гапона должны были знать и его ближайшие сотрудники. Они
этого не могли не знать, как не могли не знать и того, что всякий уличенный с
поличным секретный сотрудник или агент-провокатор всегда старался оправдать
свое преступление перед революцией тем, что вое это он делал «ради имеющейся
у него идеи»: революционер, каким его стараются выставить его сотрудники, н и-
когда не запятнает себя даже случайными связями с охранным отделением.
Все эти генералы от провокации, как Скандараков и Герасимов, все эти Зубатовы,
Рачковские и другие, им же несть числа, достаточно яркие звезды охранного ми-
ра, чтобы можно было искать какого-либо оправдания в сношениях Гапона с
этим миром охранников, предателей и провокаторов.
28 марта 1906 г. революционным судом был казнен бывший священник Га-
пон как предатель и агент-провокатор. Отныне его имя становится нарицатель-
ным именем предателя.
Редактор А. Ранович. Техредактор Л. Гинзбург.
МП 53 № 1202. Сдано в производство 5/XII. Подписано к печати 15/ХII Формат 62/93. l/16 печ.
знаков в листе 61500. Тир. 10 000 экз. Уполномоченный Главлита № Б-13949. Отпечатано в
типографий «Гудок», Москва, ул. Станкевича, 7 Зак. № 2855