Автор: Журавлев Л.А.
Теги: философия политика издательство московского университета историзм позитивизм
Год: 1980
Текст
Л. А. Журавлев
ПОЗИТИВИЗМ
И ПРОБЛЕМА
ИСТОРИЧЕСКИХ
ЗАКОНОВ
И жительство
Московскою университета
Л. А. Журавлев
ПОЗИТИВИЗМ
И ПРОБЛЕМА .
ИСТОРИЧЕСКИХ
ЗАКОНОВ
Под редакцией доктора
философских наук,
профессора Ю. А. Замошкина
Издательство
Московского университета
1980
Печатается по постановлению
Редакционно-издательского совета
Московского университета
Рецен зенты:
доктор философских наук,
профессор А. С. Богомолов
кандидат философских наук,
доцент В. П. Калацкий
Работа подготовлена к изданию старшим научным сотрудни-
ком кафедры философии гуманитарных факультетов МГУ
А. В. Ермаковой
Журавлев Л. А.
Позитивизм и проблема исторических законов.
М., Изд-во Моск, ун-та, 1980. с. 312.
Монография посвящена анализу и критике социальной филосо-
фии позитивизма — одного из основных направлений буржуазной фи-
лософии, В рамках этой темы автор исследует позитивистскую тради-
цию в целом — от О. Конта и Г. Спенсера до современных теоре-
тиков неопозитивизма. В работе рассмотрен ояд вопросов методоло-
гии истории: цель и метод исторического объяснения, исторический
закон как особая форма исторической закономерности, соотношение
факторов общественного прогресса и т. д.
Рассчитана на специалистов и читателей, интересующихся фи-
лософскими проблемами исторической науки.
0302020300
(g) Издательство Московского университета, 1980 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Человек, говорил Лев Толстой, всегда богаче, чем выска-
занная им мысль. Истинность этого афоризма своеобразно
подтверждается жизнью Леонида Алексеевича Журавлева.^
Он прожил короткую — особенно для ученого — жизнь, всего j
45 лет, й, на первый взгляд, сравнительно мало успел еде- “
лать: почти не публиковал статей; данная книга — един-
ственная- его монографйЯ, Которую автору "не было суждено^
увидеть в печати. Но память о себе как об ученом, препода -
вателе, человеке он оставил гораздо более яркую, чем чисто
«количественные» показатели его деятельности.
Тот, кто учился на историческом факультете МГУ в
60—70-е годы и кому посчастливилось слушать лекции Лео-
нида Алексеевича Журавлева по философии или заниматься
в его семинаре, помнит, какой удивительный это был препо-
даватель: строгая манера изложения материала и высокий,
по-настоящему университетский уровень каждой лекции; уме-
ние остро поставить проблему перед аудиторией и серьезно,
скрупулезно, до конца обсудить ее, привлекая к работе без
исключения всех участников семинара и умея внушить от-
вращение к пустой фразе, неточной, приблизительной аргу-
ментации. При этом особо ценилась как преподавателем, так
и студентами способность обосновать «свой взгляд на вещи».
Нас, его коллег, восхищало его редкостное умение пре-
дельно четко и лаконично излагать суть философских проб-
лем, аргументируя каждое высказанное положение с точ-
ностью математической формулы. Мы завидовали этому уме-
нию, как завидуют природному дару.
Круг научных интересов Леонида Алексеевича широк, но
основная его работа была сосредоточена в той сфере марк-
систско-ленинской науки, которую принято обозначать как
«критика современной буржуазной философии». Эта область
является весьма непростой для исследователя. Здесь, может
быть, в особой степени требуется точная пропорция, мера
различных качеств — сочетание идейной убежденности с вы-
сокой философской культурой, корректностью анализа, глу-
боким знанием предмета. Только на прочной основе подлин-
ной философской культуры возможна по-настоящему эффек-
тивная идейная критика немарксистской философской мысли.
Ибо порой в работах некоторых авторов серьезный научный^
разбор работ западных философов подменяется легковесны-
ми наскоками, публицистической риторикой и обилием ярлы-
3
ков при отсутствии должного проникновения в предмет. Надо
ли говорить, что такая критика способна скорее дискредити-
ровать нашу философию, чем укрепить ее. Достаточно вспом-
нить лучшие образцы марксистской критики буржуазной
мысли, в частности отношение К. Маркса к классической бур-
жуазной политэкономии, ленинские «Философские тетради»,
чтобы осознать, что настоящая критика немарксистских уче-
ний далека от поверхностной трактовки и недооценки своих
идейных оппонентов. И можно сказать с уверенностью, что
работа Леонида Алексеевича Журавлева находится в русле
лучших образцов марксистской научной мысли.
Это хорошо видно в предлагаемой читателям книге. Со-
циальная философия позитивизма (в том числе и в особен-
ности неопозитивизма), которая стала основной сферой науч-
ных занятий Леонида Алексеевича, рассматривается в его ра-
боте глубоко и всесторонне. Автор стремится выявить все
основные конструкции социально-философской мысли позити-
визма в трудах ее виднейших представителей (К. Поппер,
О. Нейрат, Э. Нагель и др.), проследить Ъе основные Теоре-
тические и исторические истоки (начиная с О. Конта). Чита-
тель получает — что немаловажно — точное, корректное, аде-
кватное изложение взглядов позитивистских и неопозитивист-
ских мыслителей. Тем весомее критический разбор этих
‘взглядов, предпрйнятый автором, так сказать, по всему
фронту социальной мысли позитивизма с учетом всего ком-
плекса ее идейно-теоретических построений во всей их слож-
ности. Особенно ценен проводимый автором гносеологический
анализ позитивистских концепций, умение за идеалистиче-
ской оболочкой, односторонней трактовкой рассмотреть ре-
альную проблему, проанализировать ее и противопоставить
ей марксистское решение. Именно поэтому исследование
Л. А. Журавлева является одним из примеров серьезной,
культурной марксистско-ленинской критики буржуазной фи-
лософии.
Над публикуемой рукописью Леонид Алексеевич работал
много лет. Внезапная смерть прервала его работу над под-
готовкой монографии в печать. Мы не сочли возможным вно-,
сить какие-либо существенные изменения в последний ва-
риант рукописи, ограничившись литературной правкой текста
и некоторыми сокращениями.
А. В. Ермакова
ВВЕДЕНИЕ
ЗАКОНЫ ИСТОРИИ
КАК ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА
Эта работа не является систематическим обзо-
ром позитивистской философии истории в целом 1
и всех ее многообразных влияний на буржуазную
историческую мысль. Назначение труда более
скромное: 1) уяснить главные философские прин-
ципы позитивизма; 2) проследить их логические
следствия в области методологии историй; 3) со-
поставить учения родоначальников позитивизма с
концепциями некоторых теоретиков неопозитивизма
и таким образом уяснить общее направление раз-
вития позитивистской философии истории; 4) вы-
явить гносеологические и социальные причины этой
эволюции; 5) дать марксистскую критику и оценку
позитивистской методологии истории.
В наиболее резкой форме эволюция позити-
вистской мысли в сфере методологических и теоре-
тических вопросов исторической науки проявилась
в решении проблемы исторических законов. В этом
пункте позитивизм буквально превратился в соб-
ственную, .противоположность. Отсюда выбор темы,
которая обусловила и рамки охвата позитивистской
философии истории — от ее истоков, О. Конта и
Д. С. Милля, до наших современников, К. Поппера
и Э. Нагеля. В соответствии с основным принципом
марксистской критики позитивизма, сформулирован-
ным В. И. Лениным, — «марксизм отвергает не то,
чем отличается один позитивист от другого, а то,
что есть у них общего, то, что делает философа по-
зитивистом в отличие от материалиста» 1 2, — главное
внимание в работе сконцентрировано на анализе и
критике* того общего, что объединяет исторические
1 Например, в работе даже не ставится вопрос о рус-
ском позитивизме (Лавров, Кареев, Михайловский и мньгие
другие) именно по причине обширности и громадной важ-
ности этой темы, заслуживающей специального’ изучения.
2 Ленд н В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 214.
5
концепции позитивистов в отличие от марксистской
материалистической теории исторического развития.
Основная задача работы—сопоставить решение
проблемы исторической закономерности в маркси-
стской и позитивистской философии. Для этого
необходимо уяснить ряд вопросов: в чем заклю-
чается проблема историчоокой закономерности?
Почему ее обсуждает философия истории? Чем
вообще занимается эта философия?
Ответ на последний вопрос позволяет выявить ту
«систему координат», с помощью которой можно
определить место позитивизма среди других фило-
софий истории.
1. Философия истории.
Функции и структура
Философия истории — частное приложение об-
щих философских принципов в специальной области
исторического исследования-
Любое общество можно рассматривать как орга-
низованную группу людей, сообща действующих в
определенной природной и социальной среде, чтобы
удовлетворить свои потребности. Чтобы действовать
целесообразно, общество должно располагать
информацией двоякого рода’
1. Информацией о своих нуждах, потребностях,
интересах, о том, что ему (обществу в целом или,
в классовом обществе, определенному классу)
нужно. Эту информацию можно определить как
информацию о должном, о том, что должно быть.
Ее можно условно назвать предписывающей (пре-
скриптивной), нормативной, или ценностной, инфор-
мацией. Ее сердцевину образуют определенные
идеалы человеческого поведения, общественного
устройства, познания или художественного твор-
чества, выраженные в соответствующих определе-
ниях добра, справедливости, истины или красоты.
Сюда относятся: нравственное сознание, правосозна-
ние, политическая и экономическая идеология
и т. п.
2. Информацией об окружающей среде и резуль-
6
татах своего практического взаимодействия с ней.
Эту информацию можно определить как информа-
цию о сущем, о том, что есть. Ее можно условно
назвать описательной (дескриптивной) или позна-
вательной. Образцом информации такого рода явля-
ется наука.
Разграничение этих двух потоков информации
позволяет изобразить механизм развития общества:
общество (или определенный класс) сопоставляет
должное и сущее, обнаруживает их рассогласование
и начинает действовать, чтобы привести сущее в
соответствие с должным. В результате деятельности
меняются как среда, так и сам деятель и несоответ-
ствие сущего и должного повторяется, но уже на
другом уровне.
К какому из этих двух потоков информации
можно отнести философию? И к тому и к другому.
Рассмотрим сначала познавательную информацию,
т. е. совокупность сведений о том, что существует и
почему существует. В мире существует многр раз-
ных вещей. Для их описания используются различ-
ные понятия, а для их объяснения — различные
законы. Чем больше мы узнаем разнообразие мира,
тем острее делается потребность в интеграции
наших представлений о нем, т. е.: а) в образовании
некоторой единой картины мира гак целого; б) в
выработке универсальных понятии, пригодных для
описания любых вещей мира, и формулировании
универсальных принципов или законов, пригодных
для объяснения любых явлений.
Эту работу объединения имеющихся представ-
лений о различных явлениях, их синтеза или инте-
грации в единую целостную картину выполняет
философия, точнее, та ее часть, которую принято
называть онтологией, или учением о бытии.
Перейдем к информации второго рода—норма-
тивной (совокупность представлений о том, что
должно быть). Сравнение различных типов социа-
льной организации показывает, что каждому типу
соответствуют определенные универсальные принци-
пы, пронизывающие все формы социальной прак-
тики. Например, для раннего капитализма та.кип^
универсальным принципом был принцип свободной
7
конкуренции (свободное предпринимательство в
экономике, индивидуализм в этике, либерализм в
политике и идеологии). Наоборот, принципом позд-
него капитализма становится принцип монополии
(господство корпораций в экономике, холистские
концепции в этике, тенденции политического тотали-
таризма и идеологической нетерпимости). Универ-
сальные принципы такого рода образуют содержа-
ние аксиологии, или теории ценностей. Ее задача —
определить понятия добра, справедливости и т. д.,
сформулировать «высшие критерии» для оценки
практической деятельности людей.
До появления философии мировоззрение сущест-
вовало в религиозной форме. В сущности, религия
и философия выполняют одинаковую работу (вы-
ступают в качестве интегратора в области познания
и практического действия), но выполняют ее по-раз-
ному. Религия просто постулирует те или другие
«истины», философия пытается обосновать свои
утверждения, религия апеллирует к вере, филосо-
фия — к разуму человека.
Поэтому в философии появляется компонент, со-
вершенно излишний в религии, — теория познания,
отвечающая на вопросы: как человек познает
окружающий мир и себя самого? Где критерий для
разграничения истины и лжи?
Вывод: философия выполняет интегративную
функцию, формулируя всеобщие принципы бытия
(онтология), познания (гносеология), ценностного
отношения к действительности (аксиология).
В соответствии с этим всякая целостная фило-
софия истории должна иметь три измерения: онто-
логическое, гносеологическое и аксиологическое.
Я рассмотрю их в обратной последовательности.
Аксиологическое измерение. Зачем люди изуча-
ют свое прошлое? Какова цель исторического ис-
следования? Какое место занимает оно в системе
духовных ценностей данной социальной группы?
Здесь возникают две большие проблемы: а) со-
отношение идеологических и познавательных функ-
ций исторического исследования; б) соотношение
истории и социологии.
Суть первой проблемы: чего ждет та или иная
социальная группа от своих историков? Хочет ли
она услышать полный, точный и правдивый рассказ
о своем прошлом или предпочитает ему возвеличи-
вающие ее мифы и утешительные басни? Что ей
дороже: «тьма низких истин» или «нас возвыша-
ющий обман»?
Суть второй проблемы: рассматривается ли исто-
риография как поставщик сырого материала для
социологических обобщений, как «полигон» для
проверки и отработки социологических теорий или
как самостоятельная дисциплина, призванная, на-
пример, проследить «золотую нить» прогресса
(роста культуры, накопления ценностей)? В первом
случае в центре внимания исследователя оказыва-
ются повторяющиеся события, во втором — события
единичные. в •
Гносеологическое измерение. Предположим, что
историк хочет знать правду о прошлом (и что cq-
циальное окружение по крайней мере не мешает
ему в поисках истины). Как может он это сделать?
Цель — восстановить «дела минувших дней» в их
хронологической последовательности и причинной
связи. Первичный материал — следы прошлого, при-
сутствующие в настоящем3.
Перед историком встают две задачи: а) установ-
ление фактов прошлого путем подбора и истолкова-
ния свидетельств; б) объяснение фактов.
Решая первую задачу, историк фактически вы-
полняет работу следователя. И подобно последнему
сталкивается с проблемой «раскрываемости» 4 (она
же — проблема исторического факта)., Решая
вторую задачу, он сталкивается с проблемой иного
рода — собственно философской, теоретической
3 Характер материала зависит от предмета исследовав
ния: по истории первобытных обществ — археологический и
отчасти этнографический материал; по истории обществ,
овладевших письменностью, — главным образом документ;
наконец, по истории ныне существующих обществ дополни-
тельным источником сведений могут служить «родимые пят-
на» прошлого в современных общественных отношениях, в
образе жизни и образе мыслей наших современников.
4 Пример. Существовал ли Иисус Христос или его «био-
графия» смонтирована из сюжетов традиционной (дохри-
стианской) мифологии?
9
проблемой исторической причинности или истори-
ческого объяснения. Сердцевина ее'— вопрос о со-
отношении общенаучного принципа объяснения
«через закон» и традиционного исторического объ-
яснения, «через мотив».
Онтологическое измерение. Творец истории —
человек. Человек обладает свободой выбора.
Каковы границы этой свободы? Существует ли
объективная историческая необходимость? Логика
истории — миф или реальность? Если реальность,
то можно ли ее раскрыть рациональными и эмпи-
рическими методами науки? Возможна ли теорети-
ческая история как наука?
Если возможна, то первая и главная задача
научной философии истории — путем синтеза исто-
рического материала построить теорию историчес-
кого процесса, включающую: а) связную картину
развития человечества, своего рода «панораму» все-
мирно-исторического процесса, его «кинематическую
схему»; б) анализ «динамики» исторического про-
цесса, движущих сил общественного развития.
2. Проблема исторической закономерности.
Три дилеммы
Итак, философия истории решает вопросы о це-
ли исторического исследования (аксиологический
разрез), о характере исторического объяснения
(гносеологический разрез), о возможности научной
теории исторического процесса (онтологический
разрез).
В соответствии с этим решить проблему истори-
ческой закономерности — значит ответить на три
вопроса: а) должно ли открытие законов быть
целью историка? б) работает ли в историческом
исследовании объяснение «через закон»? в) сущест-
вуют ли законы истории?
а) Цель исследования. Науки о природе и науки
о культуре. «История должна изучать в реальной
действительности не общее, а единичное... понятие
«исторический закон» заключает в себе внутреннее
противоречие, логическую несообразность... так как
понятие «историческая наука» и «наука о законах»
10
совершенно несовместимы одно с другим и исключа-
ют друг друга». В этом безапелляционном заявле-
нии крупнейшего теоретика Баденской школы
неокантианства — Риккерта выражена суть идео-
графического (индивидуализирующего) метода
историографии. Согласно 'этому взгляду задача
исторической науки диаметрально противоположна
задаче естественных наук. Назначение послед-
них —практическое, утилитарное. Свойства вещей
и процессов природы интересуют нас, лишь по-
скольку мы хотим использовать их в своей практи-
ческой деятельности. Практика же всегда устрем-
лена в будущее. Прошлое важно лишь в той мере,
в какой из него можно извлечь поучение на
будущее. Иначе говоря, нас интересует в нем лишь
то,- что более или менее регулярно повторяется.
Отсюда — интерес естественных наук к законам
(всеобщим и необходимым формулам), присущий
им номотетический (генерализирующий) метод ис-
следования.
Науки о культуре имеют иную цель. Их зада-
ча — воспитание человека, обогащение его знанием
культурных ценностей, выработанных челове-
чеством. Этим определяется их метод — воспроизве-
дение явлений прошлого (особенно относящихся к
истории культуры) во всей их полноте, конкрет-
ности, уникальности. В противоположность естество-
знанию, занимающемуся «тем, что бывает всегда»
(разумеется, при соответствующих условиях), исто-
рик должен изучать «то, что случилось однажды».
Но в буржуазной философии истории существует
и другой, противоположный взгляд на функции ис-
ториографии: «...история является не автономной
социальной наукой, а помощником всех социальных
наук» (М. Дюверже) 5. Историография устанавли-
вает факты прошлого. Но это — не самоцель, а
средство для построения абстрактных теорий (со-
циологических, психологических, экономических и
т. д.), описывающих структуру, динамику и эволю-
цию социальных систем различного рода. Историо-.
5 Цит. по: Ирибаджаков Н. Клио перед судом
буржуазной философии. К критике современной идеалисти-
ческой философии истории. М., 1972, с. 179.
11
графия — поставщик фактического материала для
обобщающих, теоретических наук. Последние же
нужны для управления поведением людей в наше
время, для контроля над социальными системами.
Такова первая противоположность, в рамках
которой движется немарксистская философия исто-
рии,— противоположность методологического дуа-
лизма и методологического монизма.
Методологический дуализм: цель и метод гума-
нитарного знания (наук о культуре) противополож-
ны цели и методу наук о природе.
Историография относится к наукам первого ро-
да. Познавательный интерес историка должен быть
натравлен на то, чтЬ отличает один исторический
факт от другого, тогда как познавательный инте-
рес естествоиспытателя—на всеобщее и необхо-
димое.
Методологический монизм: историография —
вспомогательная дисциплина, источник фактическо-
го материала для социологических обобщений. Ее
цель — та же, что у науки в целом, а метод —
частный случай общенаучного метода. Следователь-
но, познавательный интерес историка должен быть
нацелен на поиски повторяющегося в истории.
б) Проблема исторической причинности. Объяс-
нение и понимание. «Народы и правительства ни-
когда ничему не научились из истории... каждая
эпоха является настолько индивидуальным состоя-
нием, что в эту эпоху необходимо и возможно при-
нимать лишь такие решения, которые вытекают из
самого этого состояния»6.
«События поразительно аналогичные, но про-
исходящие в различной исторической обстановке»,
приводят «к совершенно разным результатам»7.
«В истории общества, как только мы выходим за
пределы... каменного века, повторение явлений
составляет исключение, а не правило; и если где
и происходят такие повторения, то это никогда не
бывает при совершенно одинаковых обстоятель-
ствах» 8.
6 Гегель. Соч., т. VIII. М.—Л., 1935, с. 7—8.
7Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 121.
8Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 90.
12
Эти авторитетные свидетельства обнаруживают
новый аспект проблемы исторической закономер-
ности. До сих пор речь шла о цели исторического
исследования, о том, что именно должно быть спе-
цифическим предметом исторической науки (общее
или единичное). При этом молчаливо предполага-
лось, что повторяемость в человеческой истории во
всяком случае существует. Теперь же речь идет о
том, насколько эта повторяемость устойчива, в
какой степени ее можно использовать для социоло-
гических обобщений и предсказаний. Вопрос для
историка не праздный. По существу, это вопрос о
том, является ли история наукой (безразлично, о§
уникальном или повторяющемся). Общим для всех
наук методом выявления причинных связей являет-
ся включение изучаемого явления в класс одно-
типных явлений. Только так можно удостовериться
в существовании связи между теми или другими
чертами изучаемого предмета и «повинными в них»
условиями (причинами, факторами). При этом чем
больше класс однотипных явлений и чем меньше
индивидуальные различия между членами класса,
тем более обоснован общий закон, тем больше он
пригоден для предсказаний. Между тем в истории
дело, как правило, обстоит наоборот: класс одно-
типных явлений малочислен, а индивидуальные
различия между ними велики. Поэтому надежное
социологическое обобщение9 — скорее исключение,
чем правило. Обычно историк вынужден прибегать
к методу исторических аналогий, ни одна из кото-
рых не является надежным базисом для пред-
сказаний.
Вторая сложность на пути использования в ис-
торической науке метода факторного анализа —
принципиальная невозможность прямого историчес-
кого эксперимента 10. Историк не может по своему
9 Например, такое, как открытый В. И. Лениным обще-
социологический закон политических революций или обна-
руженная К. Марксом зависимость между общинной систе?
мой и восточным деспотизмом.
10 Экспериментальный метод широко применяется в об-
щественных науках и косвенным образом историк может
воспользоваться его результатами.
13
желанию повторить (в иных условиях) реальное
историческое событие. Отсюда — трудность опреде-
ления «удельного веса» различных «факторов», их
«вклада» в историческое событие или процесс.
Третья трудность вызвана тем, что история скла-
дывается из человеческих действий. Непосредствен-
ную же причину того, что говорят и делают люди,
надо искать в их мыслях и чувствах. Исследователь
человеческих дел не может игнорировать субъектив-
ную сторону исторического процесса. В любом ис-
торическом объяснении присутствует (не обяза-
тельно в явной форме) некая гипотеза о мотивах,
управляющих поведением людей, однако содержа-
ние чуЖого сознания никогда не дано нам непо-
средственно. Субъективные мотивы недоступны
методу объективного наблюдения, фиксирующего
лишь поведение людей, их слова и дела.
Метод интуитивного «понимания» как специфи-
ческий метод «наук о духе», противопоставляющий
их «наукам о природе» (удовлетворяющимся мето-
дом причинного ' объяснения), пропагандировала
«философия жизни» (В. Дильтей, О. Шпенглер,
Л. Клагес и др.). Эту идею .разделяют также мно-
гие буржуазные историки. Однако сторонники мето-
дологического монизма считают, что правильность
подобного воспроизведения субъективных мотивов
(особенно мотивов людей, принадлежащих к иному
культурно-историческому кругу) не может быть
удостоверена методами науки. Не существует гаран-
тий того, что «подследственный» действительно
думал и чувствовал то, что приписывает ему исто-
рик. В этом пункте история утрачивает статус объек-
тивной науки и превращается в нечто близкое
искусству.. Если историк хочет быть человеком
науки, он должен оставаться в рамках общенауч-
ного метода.
Борьба сторонников и противников «интуитивно-
го понимания» как специфического метода общест-
венных наук образует вторую противоположность
немарксистской философии истории.
Перейдем к третьей, онтологической дилемме:
существуют ли исторические законы?
в) Проблема исторической необходимости. Ис-
14
торизм и антиисторизм. Пока обсуждались вопро-
сы: «надо ли познавать закономерное в истории?»
и «можно ли это сделать?» — достаточно было
простого и абстрактного определения исторической
закономерности как всего, что более.или менееv
регулярно повторяется в человеческой истории.
Теперь же предмет обсуждения иной: существует
ли объективная логика истории? Возможна ли
теоретическая история как наука? И здесь нужно
уточнить само понятие исторического закона,
отделить его от чересчур широкого и неопределен-
ного понятия исторической закономерности.
В марксистской философской литературе доволь-
но часто проводится разграничение общих социоло-
гических законов, образующих.предмет историчес-
кого материализма, и конкретных исторических
закономерностей. Такой взгляд высказан, например,
в докладе П. Н. Федосеева и Ю. П. Францева
«О разработке методологических вопросов исто-
рии»11 и в статье А. Я. Гуревича «Об историчес-
кой закономерности» 11 12.
По мнению этих авторов, в общественных науках
(включая историческую), так же как в естествен-
ных, следует различать эмпирически наблюдаемые
закономерности конкретных-явлений и теоретичес-
кие законы. Последние «в чистом виде» почти нигде <
не встречаются, но без них нельзя объяснить кон-
кретные явления. К конкретным историческим явле-
ниям теоретические законы исторического материа-
лизма относятся так же, как, скажем, законы фун-
даментальных физических теорий — к конкретным
явлениям природы.
Можно, конечно (хотя вряд ли нужно), спорить
по поводу терминологии. Сама же мысль о необхо-
димости разграничения теоретического и эмпиричес-
кого уровней в социальном (в том числе историчес-
ком) исследовании ясна и бесспорна. Единственный
«недостаток» этой -точки зрения в том, что она об-
ходит молчанием ту центральную' проблему фило-
софии истории, которая образует предмет старого
11 История и социология. М., 1964, с. 5—38.
12 Философские проблемы исторической науки. М., 1969,
с. 51—79.
15
спора сторонников и противников теоретической
истории — проблему исторических законов. Дело в
том, что можно признавать повторяемость в челове-
ческой истории и объяснять ее с помощью соответ-
ствующйх фундаментальных теорий и тем не менее
категорически отрицать саму возможность науч-
ной теории исторического процесса.
Такая теория обязательно включает в себя исто-
рические законы (хотя и не сводится к ним).
Под историческими законами я подразумеваю не
всякую повторяемость в истории (в отличие от исто-
рической закономерности), но лишь определенный
ее вид, именно существование таких эталонов или
«идеальных образцов»13, в приблизительном соот-
ветствии с которыми эволюционируют все социаль-
ные системыЛэпределенного типа. С помощью этих
законов, зная состояние системы в данное время,
можно предсказать ее будущее состояние (или
последовательный ряд будущих состояний). Воз-
можна й обратная процедура: зная современное
состояние системы, можно судить о её прошлом.
Такие законы ничего не говорят о том, как
быстро совершается или в какой форме протекает
переход от одного состояния к другому. Они ничего
не говорят также о причинах перехода (это скорее
«кинематические», чем «динамические» законы).
И даже о том, будет ли вообще развиваться данная
система. Они говорят лишь о том, что если система
вообще будет развиваться, то развитие пойдет в
таком-то направлении и пройдет такие-то обяза-
тельные, неизбежные этапы. Направление и порядок
(последовательность фаз) развития — единственное
содержание исторических законов.
Таковы, например, открытые К. Марксом законы
развития капиталистического способа производства
(повышения органического строения капитала, тен-
денции средней нормы прибыли к понижению, кон-
центрации производства, концентрации и централи-
зации капиталов, относительного и абсолютного
13 Понятие «идеальный образец» употребляется здесь в
том же смысле, в каком физик употребляет понятия «иде-
альный газ», «абсолютно твердое тело», «материальная точ-
ка» и т. п.
16
обнищания пролетариата, исторической тенденции
капиталистического накопления, периодических кри-
зисов перепроизводства и т. д.) 14 или сформулиро-
ванный Ф. Энгельсом закон развития рабовладель-
ческого способа производства 15.
Исторические законы (законы развития социаль-
ных систем) есть частный случай более широкого
класса законов развития 16, включающего ряд зако-
нов, описывающих необратимые процессы природы
(например второе начало термодинамики). Вся
совокупность законов этого класса раскрывает кон-
кретное содержание философского принципа раз-
вития. В свою очередь, все законы эволюции (без-
различно, природных или социальных объектов)
можно включить в еще более широкий класс зако-
нов, описывающих связь состояний системы во вре-
мени.
Признание таких законов впредь будет имено-
ваться историзмом, отрицание — антйисторизмом.
Историзм исходит из констатации исторической
необходимости и усматривает главную задачу фило-
софии истории в раскрытии конкретного содер-
жания этого понятия. Антиисторизм, напротив,
полагает, что «в делах человеческих все возможно»
(Поппер) и нет ничего неизбежного.
Первая позиция обязывает своих сторонников к
поискам правильной теории исторического процесса,
вторая объявляет проблемы теоретической истории
псевдопроблемами, а их решения — идеологически-
ми мифами.
Подведем итог. Буржуазная философия истории
движется в противоположностях: а) генерализи-
рующего и индивидуализирующего методов; б) объ-
ективного изучения и «интуитивного понимания»;
в) историзма и антиисторизма (признания или от-
рицания «теоретической истории»). Два первых
пункта можно объединить под общей рубрикой про-
14 К. Маркс не только констатирует законы, но и объ-
ясняет их путем анализа механизма производства и обра-
щения капитала.
16 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 643.
16 Термины «развитие» и «эволюция» я рассматриваю
как синонимы. Их общий смысл — необратимые изменения.
17
тивоположности методологического монизма (нату-
рализма, сциентизма) и методологического дуализ-
ма (антинатурализма, антисциёнтизма). Тогда анти-
номии «исторического разума» сводятся к двум:
историзм — антиисторизм и натурализм — анти-
натурализм. Получаются четыре возможных подхо-
да, каждый из которых имеет в немарксистской
философии истории немало сторонников: натуралис-
тический историзм, антинатуралистический исто-
ризм, натуралистический антиисторизм, антинату-
ралистический антиисторизм.
Разумеется, эти четыре подхода есть лишь логи-
ческие полюсы, между которыми располагаются
действительные теоретические и методологические
концепции. Никакую реальную школу нельзя це-
ликом втиснуть в-прокрустово ложе этих «идеаль-
ных образцов», выступающих как тенденции, к
которым более или менее приближаются рассужде-
ния тех или других теоретиков Тем не менее этот
концептуальный каркас вполне можно использовать
для определения места той или другой философии
истории.
17 Особенно это справедливо для нашего времени в свя-
зи с нарастающей склонностью буржуазной методологии
истории к эклектизму (выступающему под флагом «теоре-
тического синтеза»).
Раздел I
основоположники
ПОЗИТИВИЗМА.
НАТУРАЛИСТИЧЕСКИЙ
ИСТОРИЗМ
Глава 1 ПОЗИТИВИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ.
ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ
В этой главе дается общая предварительная
характеристика философских принципов позитивиз-
ма и их логических следствий в области методо-
логии истории. Необходимость такой предваритель-
ной характеристики того, что объединяет всех
позитивистов и отделяет позитивизм от других на-
правлений философской мысли, вызвана прежде
всего тем, что позитивизм — столь рыхлое и амор-
фное, сколь и обширное течение буржуазной фило-
софии, включающее множество разновидностей и
к тому же претерпевшее (и продолжающее претер-
певать) весьма сложную и противоречивую эво-
люцию.
Но по этой же самой причине нелегко выразить
в явной форме общий для всего позитивизма «сим-
вол веры». Всегда есть риск подменить то, что
является общим для всех позитивистов, тем, что
справедливо лишь для определенных разновид-
ностей или стадий развития позитивистской мысли.
Поэтому общие для позитивизма в целом философ-
ские принципы поневоле приходится формулировать
очень общим и абстрактным образом L
1. Философские принципы
позитивизма
По мнению позитивистов, возникновение пози-
тивной философии — решающий поворотный пункт
в истории человеческого мышления, «коперников-
ский» переворот в философии. Пролог «револю-
ции»— «критическая философия» XVIII в., особенно
скептическое учение Юма о границах человеческого
1 По этой же причине изложение (в данной главе)
принципов позитивизма дается почти без цитат.
21
познания. Юм, а после него Кант, пробужденный
своим британским учителем от «догматического'
сна», стремились размежевать области научного
знания и религиозной веры (если воспользоваться
более современной терминологией, провести демар-
кационную линию между наукой и идеологией) и
найти способ их мирного сосуществования.
Метод критической философии — разрушение
иллюзий относительно способности философии чисто
умозрительным образом узнать о мире нечто такое,
чего не знает эмпирическая наука, доказательство
того, что всякая «метафизика есть размахивание
крыльями в пустоте» (Кант).
Но что такое «метафизика»? Первым историчес-
ки сложившимся типом мировоззрения был
анимизм, или спиритуализм. Из него посредством
постепенных модификаций развилось теологическое,
а из этого последнего — метафизическое миросозер-
цание. Исходный пункт — дуализм видимого (на-
блюдаемого) тела и невидимой (ненаблюдаемой)
души, обитающей в теле, приводящей его в движе-
ние и управляющей им. Всякая вещь в мире (чело-
век, животное, растение, камень, облако) имеет
видимое тело и невидимую душу. Мир в целом
тоже имеет тело (материя или природа) и душу.
Эта мировая душа (мировой разум, мировая воля,
бог) пребывает либо «внутри» материи или приро-
ды (имманентная версия спиритуализма), либо «по-
зади» нее (трансцендентная версия). В любом
случае она есть активное-творческое начало, источ-
ник движения и гармонии (порядка, разума,
логоса).
Онтологическому дуализму (души и тела, бога
и мира) сопутствует гносеологический: природу
человек познает посредством наблюдений и экспе-
риментов и основанных на них умозаключений
(опирающихся в конечном итоге на показания орга-
нов чувств). Мир сверхприродный такому эмпири-
ческому (сенситивному) познанию недоступен.
Он — объект особого, априорного, или внеэмпири-
ческого, знания. Это знание и есть метафизика.
Такова первая и главная черта спиритуалистическо-
го (теологического, теологометафизического) воз-
22
зрения на мир — вера в существование «сущно-
стей», или «субстанций» (прячущихся «внутри» или
«позади» наблюдаемых явлений), недоступных эм-
пирической науке, но открывающихся умственному
взору философа — априорного исследователя всего
сущего.
Другая черта этого воззрения — тенденция к
алогизму, иррационализму, готовность принять
в качестве истинных даже явно абсурдные утвер-
ждения (если только они касаются трансцендент-
ного) : существуют «истины веры», недоступные
человеческому разумению. Сталкиваясь с ними, рас-
судок должен умолкнуть, и г человеку надлежит
«верить, не понимая» 2.
Антагонистом теолого-метафизического мировоз-
зрения является научный взгляд на мир. Главные
ею признаки: 1) сенсуализм («нет ничего в интел-
лекте, чего не было бы прежде в ощущении») и
эмпиризм (опыт — граница всякого возможного
знания. Априорное познание мира — миф); 2) ра-
ционализм (не. существует никаких сверх- или
противоразумных истин. Все, что не отвечает пра-
вилам формальной логики — не «глубокая истина»,
а абсурд наподобие круглого квадрата).
Логическое следствие этих принципов — феноме-
налистская концепция науки: единственная реаль-
ность, о которой мы можем судить, — мир наблю-
даемых явлений. Между ними существуют (объек-
тивно, независимо от произвола исследователя)
более или менее устойчивые зависимости (эмпири-
ческие законы), открываемые путем наблюдений и
экспериментов. Но любая совокупность единичных
наблюдений и экспериментов неизбежно фрагмен-
тарна. Объединяющее начало — ум человека. Он
вносит порядок, систему, гармонию в сумму эмпи-
рически данного. И должен сделать это наиболее
экономным образом. Экономное описание мира, есть
функция науки3. Достигается эта цель путем
введения так называемых «теоретических законов»
и сведения их к наименьшему возможному числу*.
2 «Credo quia ineptum» (Тертуллиан), «Истины откро-
вения сверхразумны» (Фома Аквинский).
3 Классики позитивизма добавляли: и философии тоже.
23
Конечно, наука должна не только описывать
явления, но и объяснять их. Она должна отвечать
не только на вопрос «как» ведут себя определен-
ные вещи или люди в тех или других условиях, на
и на вопрос «почему» они ведут себя в этих усло-
виях так, а не иначе. Но для ответа на этот второй
вопрос нет нужды выходить за пределы феномено-
логии и апеллировать к каким-либо скрытым
«сущностям», или «субстанциям» (ненаблюдаемым
«причинам» наблюдаемых «явлений»). Действитель-
ное (научное) объяснение в отличие от мнимога
(метафизического) состоит в подведении единично-
го явления под общий закон, а этого последнего —
под еще более общий. Объяснение «через закон»
есть синоним научного объяснения вообще.
* Законы науки 4 (и их системы — научные тео-
рии) есть наши субъективные изобретения, плоды
свободного творчества разума. Конечно, не всякая
интеллектуальная конструкция является научной.
Чтобы обрести статус научной теории, свободное
творение ума должно быть пригодно для предска-
заний, должно «ограничивать наши ожидания»
(этим научная теория отличается от метафизичес-
кой). А для этого оно должно удовлетворять опре-
деленным требованиям. Первое из них — логическая
непротиворечивость (в противном случае из исход-
ных постулатов теории можно вывести какие угод-
но следствия. Никакой эвристической ценности
такая «теория» иметь не может). Это условие не-
обходимое, но недостаточное (и теологию можно в
принципе построить как непротиворечивую систе-
му). Его дополняет второе условие — эмпирическая
проверяемость (возможность выведения из исход-
ных постулатов теории следствий, которые можно
проверить посредством наблюдений или экспери-
ментов) .
Позитивный взгляд на мир имеет свою предысто-
рию, далеко не сводящуюся к одной только крити-
ческой философии Юма и Канта 5.
4 Имеется в виду не эмпирические, а теоретические за-
коны.
/ 5 Кант, кстати, никогда не был последовательным эм-
пириком. Главная черта его воззрений — столкновение в
24
Фактически борьба научного и теолого-метафи-
зического воззрений проходит красной нитью через
всю историю европейской философии 6. Продолжа-
ется она и в наше время. Источник живучести обоих
антагонистов в том, что каждый из них имеет глу-
бокое основание в человеческих потребностях, но в
различных потребностях. Движущий мотив научных
исследований — чисто прагматический, утилитар-
ный: стремление людей предвидеть будущие собы-
тия, в частности, результаты собственных действий.
Но что побуждает их выходить за рамки эмпири-
чески проверяемого и научно доказуемого?
То же, что лежит в основе искусства и рели-
гии7— «чувство жизни», страсть и пламенная вера,
стремление к безопасности и удовлетворению.
Но те же самые «живые надежды и страхи»
(отдельных людей и целых обществ), которые вы-
зывают к жизни собрания «приятных и полезных
догм», образуют непреодолимый эмоциональный
барьер, начисто исключающий объективное и бес-
пристрастное рассмотрение проблемы (даже там,
где проверка в принципе возможна). Отсюда не-
совместимость науки и идеологии. Дух науки —
«свободная и ответственная (аргументированная)
критика» (Поппер), дух идеологии — воинствующая
партийность, налагающая «священный запрет» на
рациональное обсуждение идеологических символов.
Поэтому «партийная наука» с точки зрения пози-
тивистской философии есть нонсенс, нечто невоз-
можное и противоестественное. Где начинается
партийность, там кончается наука, считают пози-
тивисты.
рамках одной философии противоположных идеологических
установок. Отсюда — гносеологический и методологический
дуализм.
6 И здесь тоже есть своя «партия .середины» — различ-
ные промежуточные, компромиссные учения и школы (на-
пример, перипатетики и стоики в древности, Декарт, Спино-
за, Лейбниц, Кант и Гегель — в Новое время).
7 Под религией позитивизм понимает не только тради-
ционную религию сверхъестественного (веру в бога, бес-
смертие души и т. п.), но и светские «идеологии» и «уто-
пии».
25
Но, будучи несовместимыми, наука и идеология
равно необходимы для жизни человека и обще-
ства 8. Этим определяется функция научной филосо-
фии — разработка всеобщих правил научного мето-
да, позволяющих: а) обеспечить единство научного
знания; б) отделить область объективного (про-
веряемого) знания от области субъективных (непро-
веряемых) верований (очистить науку от любого
рода «метафизических допущений»).
Таковы в основном общие принципы позитивиз-
ма. Критике позитивизма посвящена по существу
вся работа. Здесь я намечу ее общие контуры.
Позитивистская философия подвергается атакам
и «справа» и «слева». Какой должна быть марк-
систская критика?
Общие принципы этой критики сформулировал
В. И. Ленин в труде «Материализм и эмпириокри-
тицизм». В «Заключении» В. И. Ленин подчеркивает,
что «за гносеологической схоластикой эмпириокри-
тицизма нельзя не видеть борьбы партии в филосо-
фии, борьбы, которая' в последнем счете выражает
тенденции и идеологию враждебных классов совре-
менного общества» 9.
В этом смысле позитивизм — наиболее адекват-
ное философское выражение идеологических уста-
новок победившей буржуазии, владеющей не только
собственностью, но и властью и стремящейся со-
хранить, увековечить условия своего экономического
и политического господства. Отсюда — апологети-
ческий (по отношению к буржуазному обществу)
характер позитивистской философии, ее общая кон-
сервативно-охранительная направленность. Не слу-
чайно В. И. Ленин дает своему труду подзаголовок
«Критические заметки об одной реакционной
философии». Марксизм, конечно, не упрощает ха-
рактеристику позитивизма как буржуазной идео-
логии, не забывает о «конкретности истины».
Возникнув в странах, где буржуазия уже победила,
8 Этот взгляд разделяют не все позитивисты. В наше
время существует популярная концепция «конца идеологии»
(Р. Арон, Д. Белл. А. Шлезингер-младший и др.), провоз-
глашающая смену века идеологии веком науки.
9 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с.-380.
26
позитивизм распространяется затем и в других
странах, еще не переживших буржуазно-демократи-
ческой революции, и в этих условиях может ока-
заться в определенных исторических ситуациях до-
вольно острым оружием борьбы против открыто
мракобеснических течений мысли 10. Более того, да-
же в современных условиях он может быть полезен
как орудие борьбы против иррационалистической
идеологии фашизма и неофашизма. Это обстоятель-
ство не отменяет и не колеблет общей отрицатель-
ной оценки позитивизма, но обязывает дифференци-
рованно подходить к различным формам буржуаз-
ной идеологии.
Позитивисты считают свою философию образцом
научного подхода к решению мировоззренческих
проблем. Насколько основательны эти претензии?
Основная идея позитивизма — противопоставление
научного мировоззрения теолого-метафизическому.
Содержит ли эта идея нечто рациональное? Да,
содержит. Позитивизм улавливает реальную проти-
воположность научного и религиозного (теологичес-
кого, спиритуалистического) мировоззрений, но из-
вращает ее.
Теолого-метафизическое мировоззрение сущест-
вует как в грубых религиозных, так и в утонченных
философских формах и до наших дней имеет мно-
жество защитников, образующих различные школы
объективного идеализма. Главная черта послед-
него — претензия на обладание внеэмпирическим
или. даже сверхразумным знанием о мире, вера в
существование трансцендентных сущностей и воз-
можность их постижения (хотя j6w частичного)
каким-либо способом (интуиция, откровение, мисти-
ческий опыт, априорные «истины разума» и т. д.),
выходящим за пределы компетенции эмпирической
науки.
Противоположный взгляд (разделяемый как по-
зитивизмом, так и материализмом) состоит в том,
что знания о мире можно приобрести только эмпи-
рическим путем.
10 Например, в России XIX в. позитивизм был идеоло-
гическим оружием народничества, нацеленным против идео-
логии российского самодержавия.
27
Предмет спора (между объективным идеализ-
мом и всеми сенсуалистическими учениями) —
принцип эмпирической проверяемости. Объективный
идеализм отрицает его (или, по крайней мере, обя-
зательность эмпирической проверки для всякой тео-
рии), сенсуализм настаивает на необходимости
эмпирического оправдания любой теории.
Точно так же обстоит дело с принципом рацио-
нализма. Некоторые учения объективного идеализ-
ма предполагают существование «сверхразумных
истин», в которые надлежит «верить, не понимая».
Научная фйлософия исключает фидеизм (иррацио-
нализм) в любой форме.
Рационализм (никакая теория не должна нару-
шать законы формальной логики) и эмпиризм
(всякая теория подлежит эмпирической провер-
ке) — обязательные предпосылки научного решения
мировоззренческих проблем. В настаивании на этих
двух принципах состоит рациональное зерно пози-
тивизма.
Извращение же заключается вот в чем. Мало
настаивать на формальной правильности теории и
необходимости опытной проверки ее. Надо еще
вдобавок правильно (в согласии с данными прак-
тики и науки) истолковать сам опыт. Здесь возмож-
ны две несовместимые интерпретации: субъективи-
стская, или берклианская (опыт — совокупность
«чувственных данных»), ведущая в конечном счете
к солипсизму, и материалистическая (опыт или
практика — предметное, материально-чувственное
взаимодействие познающего субъекта с внешним
миром, частью которого он сам является).
Позитивизм, следуя традиции Юма, хочет быть
«вместе с наукой» нейтральным в споре материа-
лизма и субъективного идеализма.
В. И. Ленин 11 и Г. В. Плеханов 11 12 убедительно
показали, что ни наука, ни позитивизм в этом споре
не нейтральны. Позитивизм склоняется (хотя и не-
11 Ленин В. И. «Материализм и эмпириокритицизм».—
Поли. собр. соч., т. 18.
12 П л е х а н о в Г. В. «Materialismus * militans» (ответ
г. Богданову).— Избранные философские произведения в
пяти томах, т. III. М., 1957, с. 202—301.
28
последовательно, с массой эклектических оговорок)
к субъективному идеализму, тогда как наука под-
тверждает правоту материализма.
Вторая слабость позитивизма — ограниченность
его рационализма. Позитивисты справедливо наста-
ивают на соблюдении правил формальной логику
Это необходимо. Но этого мало. Для успешного
решения научных и философских проблем нужно
применять диалектический метод мышления.
Концентрированное выражение слабостей пози-
тивизма — ложная концепция науки, превратно
изображающая отношение эмпирического и теоре-
тического знания. Действительное назначение по-
следнего — движение познания от явлений к сущ-
ности и от сущности менее глубокой к сущности
более глубокой. Только теория, правильно раскры-
вающая сущность наблюдаемых явлений, может
обладать эвристической ценностью.
Абсолютно неприемлемо, наконец, позитивист-
ское. «решение» проблемы соотношения науки и
идеологии. Позитивизм изображает дело таким об-
разом, что существуют (или могут существовать)
два вида теорий: а) научные, несущие познава-
тельную нагрузку; б) «метафизические», выпол-
няющие идеологические функции. На самом деле,
научные и идеологические концепции вовсе не рас-
полагаются «на разных полках». Одни и те же
теории (особенно в области философии и общест-
венных наук) выполняют и познавательные и идео-
логические функции. Уже по одной этой причине
«беспартийная наука» — миф буржуазного объек-
тивизма. И если наука существует и развивается,
то не благодаря ее мнимой «независимости» от
партийных страстей и идеологических битв,
а единственно благодаря тому, что партийность
партийности рознь. Существует партийность реак-
ционная (идеологические и познавательные функ-
ции теории несовместимы), побуждающая к защи-
те ложных или не имеющих научного смысла
доктрин, и партийность прогрессивная (идеологи-
ческие и познавательные функции теории гармо-
нируют друг с другом), побуждающая к поискам
и защите объективной истины.
29
Вывод: позитивизм есть противоречивая, эклек-
тическая философия, наглядное свидетельство не-
способности- буржуазного сознания возвыситься до
подлинно научного взгляда на мир; с одной сторо-
ны, он включает некоторые (но не все) принципы
научного решения мировоззренческих проблем; с
другой — содержит элементы, решительно несовмес-
тимые с научным мировоззрением — субъективно-
идеалистическое толкование опыта, категорическое
отрицание диалектики, противопоставление науки
всякой идеологии 13.
Выражение непоследовательности, половинчато-
сти позитивизма, склонности его к сделкам с фиде-
измом и иррационализмом — подмена основного
водораздела, отделяющего научно-материалистичес-
кое мировоззрение от религиозно-идеалистического
(включающего и субъективный идеализм), неоснов-
ным (хотя и реально существующим) водоразде-
лом, отделяющим объективный идеализм от сен-
суалистической и эмпирической философии.
Этим определяется характер марксистской кри-
тики позитивизма 14. Она должна быть критикой
диалектической (конструктивной, исправляющей),
критикой с позиций последовательного научного
миросозерцания. Критика должна не только изоб-
личить шатание позитивистской мысли между нау-
кой и фидеизмом, но и раскрыть его социальные
и гносеологические корни и объективную классо-
вую направленность. Она должна, наконец, пред-
ложить позитивное (диалектическое и материали-
стическое) решение проблем, с которыми не справ-
ляется позитивизм.
2. Позитивизм и социально-историческая
«метафизика»
Вернемся теперь к основным антиномиям фило-
софии истории:
а) спору натурализма и антинатурализма о цели
и методе исторического познания;
13 В результате санкционируется «от имени науки» су-
ществование ненаучных идеологии.
14 Образец — работы Ф. Энгельса, Г. В. Плеханова и
особенно В. И. Ленина.
30
б) спору историзма и антиисторизма о сущест-
вовании и природе исторической необходи-
мости.
Какова позиция позитивизма?
На первый вопрос можно дать однозначный от-
вет. Весь позитивизм защищает принцип единства
научного, знания: цель и метод общественных наук
аналогичны цели и методу наук естественных.
Со вторым вопросом дело обстоит не так просто.
Не существует общей для всех позитивистов теории
исторического процесса. Более того, мнения позити-
вистов резко расходятся даже в вопросе о принци-
пиальной возможности и необходимости создания
такой теории. Среди них есть и сторонники и про-
тивники теоретической истории. Единственный
пункт, в котором они сходятся, — убеждение в том,
что такая теория (если она вообще нужна и воз-
можна) не должна быть умозрительной конструк-
цией, в принципе ле поддающейся эмпирической
проверке.
Рассмотрим оба вопроса более подробно.
а) Натуралистическая методология истории.
Сначала о цели исторического исследования.
Прежде всего о соотношении его познавательных и
идеологических функций. Совместимы ли они?
Ответ Тюзитивиста: нет, не совместимы. Наука опи-
сывает, идеология предписывает (и оценивает явле-
ния с точки зрения тех нравственных, социальных
или эстетических идеалов, которые образуют ее
ядро). Если историк хочет оставаться в рамках
науки, он должен ограничиться вопросами о том,
что было (тогда-то там-то) и почему оно было так,
а не иначе. Любые оценочные суждения исклю-
чаются безусловно, в том числе косвенные оценки
(проникающие в историографию в виде рассуж-
дений, например, о вкладе того или другого явления
в историю человеческого прогресса или регресса).
«Не плакать, не смеяться, а понимать» (Спиноза).
Возможно ли это? Историк — человек, и рассказ
о делах и судьбах людей не может оставить его
равнодушным. Он не может смотреть на историю
«глазами бога». Даже если в его описаниях и объяс-
нениях нет явных оценок, его «система ценностей»
-31
(обусловленная в конечном итоге положением и
интересами соответствующей социальной группы)
неизбежно предопределяет характер его исследо-
вания (тем больше, чем меньше он сам это со-
знает), управляя направлением познавательного
интереса, отбором и толкованием свидетельств,
способом монтажа фактов и т. д.
Что же, объективная историография — миф?
Наши реконструкции прошлого — не более чем
«политика (или мораль), опрокинутая в прошлое?».
Не всех позитивистов устраивает такой катего-
рический вывод. Некоторые из них пытаются спасти
статус истории как науки 15 16. Но все они едины в
убеждении, что если историография хочет быть
наукой, она не должна быть идеологией. Это пер-
вый принцип позитивистской методологии истории.
СледующийфВопрос — соотношение истории и со-
циологии. Но направлению познавательного интере-
са позитивизм делит все науки (как естественные,
так и общественные) на два класса: обобщающие
(абстрактные, теоретические) и описательные (кон-
кретные, исторические).
Задача первых — открытие законов, позволя-
ющих вычислять, предсказывать и управлять (ве-
щами и людьми), пригодных для нужд физической
и социальной «инженерии» 1$.
Задача вторых — описание и объяснение кон-
кретных объектов, локализованных в определенной
области пространства — времени.
Теоретическая социология относится к наукам
первого рода, историография — второго. Каково
отношение между ними?
Историк имеет дело с конкретными фактами,
с событиями или процессами, имевшими место
15 Например, К. Маннгейм (основоположник «социоло-
гии познания») возлагает надежды на интеллигенцию, стоя-
щую «над схваткой» классовых идеологий и потому способ-
ную к объективному синтезу заключенных в них $рацио-
нальных зерен»; К. Р. Поппер видит спасение в характере
науки как «социального предприятия» и т. д.
16 С легкой руки К. Р. Поппера этот термин уже укоре-
нился в литературе.
32
тогда-то там-то, индивидуальными и неповторимы-
ми. Но историография — не хроника. Историк
должен не только описывать явления, но и объяс-
нять их. Причем объяснять научно.
Чем .отличается научное объяснение от не-
научного?
Граница между наукой и «метафизикой» — воз-
можность эмпирической проверки. Утверждения
историка о причинной, связи между явлениями (на-
пример, между признаками объясняемого события
и «повинными в них» условиями) должны быть
проверяемыми. Единственный возможный способ
проверки — удостовериться в существовании устой-
чивой зависимости между ними (ничего иного- тер-
мин «причинность» вообще не означает) 17. В исто-
риографии, как-и в любой другой области, объясне-
ние через закон является синонимом научного
объяснения. Установление же законов — функция
обобщающих наук. Вывод: без надежных социоло-
гических обобщений историография не может быть
научной.
Такова одна сторона дела — зависимость исто-
риографии от социологии. Другая его сторона — за-
висимость социологии от историографии. Откуда
социолог черпает материал для своих обобщений?
Один из .источников — историография 18. Но чтобы
она стала таким источником, историк должен иссле-
довать то, .что, в истории повторяется. Поиск зако-
номерного, «массовидного» в истории становится
его главной задачей.
Влияние позитивизма на методологию истории 4
проявилось поэтому как убеждение многих истори-{
ков в том, что если история хочет быть наукой, она
должна стать (по преимуществу) наукой о законах.
Таков второй принцип позитивистской методолог
гии истории — принцип комплементарности (допол-
нительности) историографии и социологии.
Далее, закон науки — условное суждение, описы-
вающее постоянную зависимость между наблюда-
17 Но часто обещает нечто большее. Поэтому его, по
мнению многих позитивистов, лучше заменить термином
«функциональная зависимость».
18 Другой — конкретные социальные исследования.
g Л. А. Журавле^
33
емыми явлениями. Допустимо ли в таком случае
обычное историческое объяснение через мотив?
Такое объяснение допустимо, но при обязательном
соблюдении двух условий.
Условие первое: поскольку «чужая душа — по-
темки» и содержание чужого сознания в принципе
недоступно наблюдению «со стороны», ни о каком
интуитивном «понимании» в рамках исторической
науки не может быть и речи. Суждения' о мотивах
надлежит сводить к суждениям о поведении (гово-
ря о мотивах людей, историк в действительности
говорит нечто, хотя и не то же самое, об их поведе-
нии), так как только они доступны интерсубъектив-
ной проверке. Если такое сведение невозможно,
суждение о мотивах— вне науки (каким бы «понят-
ным» и «убедительным» оно не казалось). ,
Условие второе: объяснение через мотив должно
быть частным случаем объяснения через закон.
Иначе говоря, оно должно опираться на более или
менее надежное обобщение вида «люди или груп-
пы с такими-то ценностными ориентациями обыч-
rfb ведут себя в такой-то ситуации таким-то
образом».
flpyrqe следствие принципа «наблюдаемости» —,
изгнание из исторической науки разного рода ирра-
циональных, мистических «сущностей», или «сил»,
таких, как «судьба» древних греков, христианский
«бог», «дух времени» (Вольтер), «дух народов»
(Савиньи); «мировой дух» (Гердер и Гегель), «ду-
ша культуры» (Шпенглер) и т. п. Вместе с этой
«сверхъестественной причинностью» испаряются
(или переходят в разряд идеологических мифов)
рассуждения о «смысле» и «цели» истории и попыт-
ки создания особой «философской», эзотерической
«истории», отыскивающей где-то «внутри» или «по-
зади» наблюдаемой, эмпирической истории скрытую
«сущность» исторического процесса, его тайную
«логику», отличную от естественной цели событий.
Историография должна в своих объяснениях
оставаться в рамках естественных причин, эмпири-
чески наблюдаемых факторов исторического процес-
са — таков третий принцип позитивистской методо-
логии истории.
34
Но каковы эти факторы? Можно ли путем их
анализа раскрыть механизм общественного разви-
тия и предвидеть его перспективы? Возможна ли
научная теория исторического процесса?
Здесь мы переходим к спору историзма и анти-
историзма.
б) Проблема исторической необходимости. Фак-
торы исторического процесса. Построить научную
теорию исторического процесса — значит очистить
идею исторической необходимости от теолого-мета-
физических и мистических наслоений (судьба, про-
видение, мировой план бога, цель мирового духа и
т. п.), придать ей статус проверяемого закона
науки.
Для этого нужно знать, что с чем сравнивать
(найти единицу исторического процесса) и. по
какому признаку (или группе признаков). Ответ на
первый вопрос с первого взгляда кажется довольно
простым 19 (искомая единица — народ, реальное че-
ловеческое общество). Для ответа на второй
вопрос надо из всей совокупности признаков обще-
ства выделить главные, системообразующие. А для
этого, в свою очередь, следует отыскать решающий
фактор общественного развития/ Но как его оты-
скать? На каких «весах» можно измерить сравни-
тельный «вес» различных факторов? Что вообще
означает термин «решающий (определяющий)»
фактор общественного развития? Имеет ли он науч-
ный смысл?
Весь этот круг вопросов был в прошлом сто-
летии и остается в нынешнем предметом острых
дебатов в позитивистском лагере. Единственный
пункт, в котором сходятся все спорящие стороны,
таков: без научной теории общества не может быть
научной теории исторического процесса.
Этим и определилось направление теоретических
поисков позитивистской философии истории. Поиск
развернулся на широком фронте. Появился (глав-
ным образом во второй половине XIX в.) ряд школ,
каждая из которых предлагала свой особый «мето-
дологический ключ» к пониманию жизни и развития
19 На самом деле он очень сложен.
2*
35
общества 20. Отметим лишь самые характерные чер-
ты позитивистской теоретической социологии.
Первая черта — постоянное колебание между
редукционизмом и идеализмом в понимании обще-
ственной жизни. Термин «редукционизм» имеет мно-
го значений. В области теоретической социологии
одно из его значений — попытка объяснить социа-
льные процессы с помощью законов естественных
наук.
Крайняя форма редукционизма — механицизм
(физикализм), объяснение биологических, психоло-
гических и социальных явлений с помощью физичес-
ких, механических, «энергетических» и т. д. моделей.
Первые попытки такого рода были сделаны еще в
Древней Греции (пифагорейская школа). Наиболь-
ший расцвет «социальной физики» приходится *на
XVII—XVIII вв. (Декарт, Гоббс, Спиноза, Лейбниц,
Мальбранш и др.). Обильную дань механицизму и
энергетизму уплатила позитивистская социология
XIX—XX вв. («социальная физика» Кэри, «социа-
льная механика» Бартело, Воронова, Лотки, «энер-
гетизм» Оствальда и Бехтерева, «математическая
социология» Парето и его современных продолжа-
телей).
Более умеренная форма редукционизма — биоло-
гизм, сведение социальных явлений «всего лишь» к
биологическим законам. Главные его разновид-
ности: а) органическая теория общества (Спенсер,
Лилиенталь, Шеффле, Уормс, Эспинас и др.), объ-
ясняющая организацию и развитие «социальных
организмов» по аналогии с живыми телами; б) ра-
сизм и «социальный дарвинизм» (Гобино, Чембер-
лен, Лапуж, Аммон, Вольтман, Гумплович, Ратцен-
хофер, Гальтон, Пирсон и др.), объясняющие социа-
льные конфликты и развитие обществ в терминах
«естественного отбора» и «борьбы за существова-
ние» между индивидами, народами, расами и т. д.
Редукционизм — прямое следствие натуралисти-
ческой методологии. И как нельзя лучше он отра-
жает ее главный порок — неспособность объяснить
20 Большей частью эти школы выступали как продолже-
ние старинных, сложившихся задолго до появления позити-
визма, направлений общественной мысли.
36
отличие человеческого общества й человеческой
истории от явлений природы.
Между тем отличие это бьет в глаза. Нельзя
объяснить социальные явления, игнорируя духовную
сторону жизни общества. Отсюда — идеализм как
антипод и дополнение редукционизма.
Главные варианты идеализма: а) психологичес-
кий редукционизм (Д. С. Аилль, Т. Тэн, Э. Ренан,
позже Ле Бон, Тард, Бэджгот, Уорд, Самнер,
Смолл, Макдаугалл, Кули и др.), выводящий социа-
льные явления из свойств индивидуального созна-
ния; б) «социологизм» (школа Сен-Симона — Конта,
«неопозитивизм» де Роберти, Литтре, Вырубова,
позже—школа Э. Дюркгейма), объясняющий со-
циальные процессы свойствами общественного со-
знания.
Другая общая черта всей позитивистской социо-
логии— эклектизм, нелогичное21 сочетание в рам-
ках одного учения противоположных тенденций22.
Уже в работах Сен-Симона и Конта под покро-
вом механистической терминологии прячется ком-
бинация биологизма с идеалистической попыткой
объяснить общественный прогресс саморазвитием
общественного сознания. Позже аналогичную
склонность объяснять социальные явления комби-
нацией нескольких факторов обнаруживают дру-
гие школы. Например, геополитика (Ратцель,
Мэхэн, Макиндер, Челлен, Гаусгофер, Хантингтон,
Спикмэн и др.) соединяет идеи географического
детерминизма с расизмом и социальным дарвиниз-
мом; школа Ф. Ле Пле — географический детер-
минизм с изучением социальных последствий раз-
личных форм организации семьи, брака, воспита-
ния и т. д.
Со временем склонность к эклектизму заметно
нарастает 23. Спасаясь от «односторонних детерми-
21 Противоречащее нормам формальной логики.
22 Диалектика тоже умеет соединять противоположно-
сти. Но делает это так, что получается симфония, а не ка-«
кофония *(см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 42,
с. 211).
23 Образец — современная доктрина «технологического
детерминизма» (Р. Арон, Ж. Фурастье, Д. Белл, У. Ростоу,
Д. К. Гэлбрейт и др.)—своеобразное отражение марксизма
в кривом зеркале буржуазной социологии.
37
низмов» и наотрез отказываясь от материалистичес-
кого понимания истории (дающего ключ к иерархии
факторов исторического процесса), позитивистская
социология произвела на свет и подарила буржуаз-
ной историографии уродливое детище — «теорию
факторов».
Эклектическая «теория факторов» — общая при-
надлежность всего позитивизма. Но между учения-
ми классиков позитивизма и доктриной неопозити-
визма есть важное различие. Родоначальники пози-
тивизма рассматривали развитие общества как
закономерный процесс и стремились раскрыть ра-
циональными и эмпирическими методами содержа-
ние исторической необходимости. Отсюда — прин-
цип иерархии факторов, стремление отделить
факторы, определяющие содержание исторической
необходимости, от факторов, влияющих на формы и
темпы ее реализации 24. Неопозитивисты хотят обос-
новать принцип «в истории все возможно и нет ни-
чего неизбежного» и объявляют «метафизическим»
сам вопрос об основных факторах исторического
процесса (для каждой исторической ситуации ха-
рактерна своя, особая, уникальная комбинация
факторов).
Подведем итог. Во введении говорилось о двух
антиномиях немарксистской философии истории.
Какова позиция позитивизма?
1. Весь позитивизм стоит ра позиции натуралис-
тической методологии истории: все общественные
науки, включая историографию, должны строиться
по образцу естественных наук.
2. Основатели позитивизма признавали сущест-
вование исторических законов и считали главной
задачей философии истории построение научной
теории исторического процесса; неопозитивизм от-
рицает существование исторических законов и объ-
являет всякую теорию исторического процесса «ме-
тафизикой».
От натуралистического историзма к натурали-
стическому антиисторизму — такова общая схема
эволюции позитивистской философйи истории. Раз-
берем теперь ее конкретное содержание.
24 Ии не удалось решить эту проблему (не там и не
так искали). Но они ее ставили.
38
Глава 2 ФРАНЦУЗСКИЕ РОДОНАЧАЛЬНИКИ
ПОЗИТИВИЗМА
1. Теоретические истоки позитивизма
Идея исторических законов (идеальных образ-
цов развития, «просвечивающих» сквозь эмпиричес-
кую историю различных народов) так же стара, как
и сама философия истории. Ее конкретный облик
(теории исторических круговоротов по аналогии с
жизненными циклами индивидуальных организмов
или же теории поступательного движения, прогрес-
са или регресса) и степень популярности варьируют
в очень широких пределах в зависимости от многих
обстоятельств, главным образом от социально-
психологического «настроя» определенного рбще-
ства (слоя, класса) в ту или другую историческую
эпоху.
Начальной формой буржуазного историзма была
идея исторических циклов, изложенная в «Новой
науке» Джамбаттистой Вико (1668—1754): «Исто-
рия,» как наука, не может оставаться при одном
случайном и постоянно изменяющемся, как беско-
нечная панорама или калейдоскоп; она должна
иметь предметом своего изучения то, что постоянно
и неизменяемо, что, следовательно, составляет все-
общую принадлежность всех наций... Всеобщая ис-
тория не есть история всех народов, но наука об
общих законах, которые лежат в основании раз-
вития всех народов» \ Руководствуясь этим прин-
ципом, Вико создает схему трехфазндго цикла (эпо-
хи богов, героев и людей), без конца повторяюще-
гося у разных народов с вариациями, обусловлен-
ными различиями климата и других географических
условий и игрой случая. Реальным прототипом его
«вечной идеальной истории» была история Древнего
Рима. Под этот образец он тщетно пытался подо-
гнать развитие Европы на протяжении средних ве-
f Цит. по: Стасюлевич М. М. Философия истории
в главнейших ее системах. Изд. 3-е. Спб., 1908, с. 92—93.
39
ков и Нового времени, обнаружив удручающую
склонность к догматизму2.
Теория циклов была начальным пунктом фило-
софии истории Просвещения, но дальнейшее ее раз-
витие идет в направлении разработки идеи истори-
ческого процесса.
Первой более или менее цельной концепцией
прогресса в исторической философии французского
Просвещения является теория прогресса Жан-Жака
Руссо (1712—1778), сформулированная в трактатах
«О причинах неравенства среди людей» (1754) и
«Об общественном договоре,’или Принципы полити-
ческого права» (1762).
Руссо разрабатывает идею естественного состоя-
ния, состоящую в том, что «плоды земли принад-
лежат всем, а земля никому». Социальные узы от-
сутствуют, ибо «какие узы могут связывать людей,
которые ничем не владеют». Нет собственности,
значит, нет ни государства, ни законов, ни тем
самым политического неравенства.
Он считает, что беда и счастье человека — в его
способности к прогрессу. Обработка металлов,
земледелие, переход к оседлости — начало великого
переворота. Землю поделили, вместе с частной соб-
ственностью появилось социальное зло — имущест-
венное неравенство, нищета и богатство, рабство.
Появились социальные антагонизмы: богатых и бед-
ных, свободных и рабов.
Согласно Руссо, государство появляется в резу-
льтате договора (богатых и бедных). Официальная
цель договора — всем отдаться под власть Закона,
равно ограждающего права и свободу всех. Факти-
ческий результат: государство закрепило неравен-
ство имуществ, превратив узурпацию в нерушимое
право; другой результат: антагонизм богатства и
нищеты дополняется антагонизмом властителей
и подданных.
Выборная власть превращается в наследствен-
ную, слуги народа — в его хозяев; деспотизм равно
2 Догматизм — общий порок всего буржуазного исто-
ризма. Поэтому ссылка на разнообразие эмпирической исто-
рии, на шаткость и произвольность любых исторических
аналогий всегда была коронным доводом антиисторизма.
40
попирает й народ и законы. Восстанавливается ра-
венство по формуле «все рабы и в рабстве равны»;
у народа остается лишь одно право — право вос-
стания, насильственного свержения тирании.
В результате восстания устанавливается «социа-
льное равенство» (т. е. приблизительное равенство
имущества), учреждение фактического суверенитета
народа (каждый отчуждает свои права в пользу
целого и этим гарантирует себе гражданскую сво-
боду и право собственности). Идеальная форма
правления — демократия. Если бы существовал
народ, состоящий из богов, он управлялся бы демо-
кратически. Но люди не боги, для них наилучший
вариант — избирательная аристократия. -
Достоинство теории Руссо — постановка пробле-
мы парадоксов прогресса: нет прогресса без регрес-
са, прогресс в одних отношениях неизбежно со-
провождается репрессом в других, прогресс обще-
ства может сопровождаться регрессом личности.
Здесь может возникать проблема выбора (чему от-
дать предпочтение). Решение зависит от соответ-
ствующей «шкалы ценностей». Ценностные ориента-
ции Руссо (и в этом внутренняя слабость его миро-
воззрения) часто приводили его к реакционным
(патриархально-консервативным, ретроградно-уто-
пическим) выводам, к осуждению цивилизации и
стремлению заморозить ее прогресс.
Близкую к Руссо концепцию прогресса развил
Вольтер (1694—1778), полагавший, что прогресс
человеческого рода есть закон человеческой приро-
ды. Инстинкт и разум побуждают нас искать благо-
состояния на путях сотрудничества и взаимопо-
мощи. Но путь к общему благосостоянию не прям
и не прост. Род человеческий подвигается вперед
посредством проб й ошибок, легко попадая в разно-
образные ловушки и с трудом выбирается из них.
Главные источники несчастий — невежество, легко-
верие, фанатизм. Они образуют почву, на которой
вырастают целые корпорации мошенников и лгунов,
растленных негодяев, эксплуатирующих глупость
народов, насаждающих и культивирующих ее.
В Европе главная из них — католическая церковь,
«гадина», консервирующая и раздувающая ради
41
собственного благополучия изуверство и фанатизм.
Главное средство спасения от социального и нрав-
ственного зла — прогресс разума, рост просвещения,
познание людьми законов природы (прежде всего
своей собственной природы) и в итоге — прибли-
жение исторически сложившегося законодатель-
ства к нормам естественного права (свобода, равен-
ство, собственность). Фактическая реализация
принципов естественного права неизбежна. Формы
же и сроки ее зависят от обстоятельств. Идеальный
вариант — инициатива мудреца на троне. Если же
таковой не отыщется, то неизбежна кровавая и
страшная хирургия революции (последний вариант
отнюдь не соблазняет Вольтера, как и те круги,
настроения которых он выражает. Подтверждение
тому — трагическая участь его духовных наследни-
ков — Кондорсе и Варнава, пытавшихся затормо-
зить революцию и ставших жертвами якобинского
террора).
Более последовательное развитие идея социаль-
ного прогресса получает у Анн Робера Тюрго
(1727—1781) и Жана Антуана Кондорсе (1743—
1794)'. В философско-исторических концепциях этих
двух мыслителей резко и сильно звучит мажорный
мотив, впервые прозвучавший в «Опыте о нравах»
Вольтера. Безоговорочная и благоговейная вера в
прогресс, в неизбежное (хотя и с бесчисленным мно-
жеством помех, задержек, временных отступлений,
зигзагов и тупиков) восхождение’от мрака насилия
и невежества к свету гуманности и разума — таков
основной «догмат» оптимистической «религии
прогресса».
Через все «Рассуждение о всеобщей истории»
Тюрго проходит красной нитью та же основная
идея: человечество в целом прогрессирует. В этом
состоит главное отличие человеческой истории от
природы — царства вечного повторения. В целом
историческая схема Тюрго приблизительно такова:
исходное состояние общества — охота и собиратель*
ство (форма социальной организации — семья и
племя). Затем постепенный переход к пастушеству
и земледелию. Соответственно меняется тип социа-
льной организации, появляются большие племена,
42
государства. Торговля и ремесло отделяются от
земледелия, появляются города, растет неравенство
имуществ, возникает класс людей, свободных от
физического труда. Это ускоряет развитие наук и
искусств, техники и экономики, политико-юридичес-
ких учреждений, смягчение нравственности и т. д.
Темпы прогресса зависят от обстоятельств, прежде
всего от географических условий3. География пре-
допределяет-, особенно на ранних этапах обществен-
ного развития, различие способов производства и
соответствующих им форм социальной организации
(например, различие пастушеских и земледельчес-
ких обществ). Сами же формы оказываются нерав-
ноценными с точки зрения возникающих в их рам-
ках возможностей дальнейшего развития. В земле-
дельческих обществах, пишет Тюрго, люди, имея
возможность образовать более многочисленное на-
селение и более нуждаясь в положительных
знаниях для ведения хозяйства, должны были не-
минуемо делать гораздо большие успехи 4.
Сходные идеи развивает в «Эскизе исторической
картины прогресса человеческого разума» Кондорсе.
Так же как Вольтера и Тюрго, его весьма мало
волнуют злоключения тех или других королей,
монархов или полководцев. Его не интересует исто-
рия как придворная хроника или как повесть (мес-
тами забавная, местами печальная) о пороках и
добродетелях людей. Предмет его исследований —
история цивилизациц, и интерес к этой истории у
Кондорсе отнюдь не академический. Изучение
истории должно сделаться фундаментом практичес-
кой политики, орудием предвидения, направления и
ускорения прогресса. Задача историка — изучить
преграды, прежде встречавшиеся на пути человечес-
кого прогресса, и указать способы их избежания
или преодоления в будущем. Изучать прошлое,
3 В этом пункте Тюрго с материалистических позиций
исправляет Монтескье. Географическая среда детерминирует
образ жизни народа не столько путем прямого влияния на
психологию, сколько влияя на способ добывания средств К
жизни.
4 См,: Тюрго А. Р. Рассуждение о всеобщей истории.
Избранные филос. произв. М.» 1937, с. 77--142.
43
чтобы не повторять в будущем ошибки минувших
поколений и такйТг образом «сократить и облегчить
родовые муки» нового общества и приблизить «мо-
мент, когда солнце будет освещать землю, населен-
ную только свободными людьми, не признающими
другого господина кроме своего разума; когда тира-
ны и рабы, священники и их глупые или лицемерные
орудия будут существовать только в истории и на
театральных сценах»...5. Ускорить пришествие этого
замечательного времени должно развитие наук и
распространение их духа — духа объективного и не-
предвзятого исследования, свободной и ответствен-
ной критики. Разум и наука — опора свободы, мифы
и суеверие — опора тирании. Значит, «право свободы
мысли и свободы делать то, что не противоречит
правам других, так же... священно, как прайо соб-
ственности». Это последнее Кондорсе почитает как
первое из естественных прав человека и как залог
социального прогресса. По его убеждению, обще-
ства «могут процветать только тогда, когда инди-
видуумы, составляющие их, будут заинтересованы
в увеличении произведений земли и искусства».
Поэтому «нужно, чтобы люди могли приобретать в
собственность более, чем необходимо, и эта собст-
венность пользовалась уважением... имущественное
неравенство... полезно для общества»6. (Не это ли
почтение к священному праву частной собствен-
ности погубило жирондиста Кондорсе в 1794 г.?)
В целом «Эскиз» Кондорсэ интересен не столько
с теоретической точки зрения (его теория истори-
ческой эволюции в основном повторяет идеи
Тюрго), сколько как яркая, может быть самая
яркая манифестация духа исторической философии
французского Просвещения. У него уже нет ни
патриархальных иллюзий Руссо, ни надежд Вольте-
ра и Тюрго на «философа на троне» и у него еще
нет надломленности Варнава, ошеломленного столк-
новением идеалов предреволюционной эпохи и тра-
гических противоречий революции. В известном
смысле позиция Кондорсе — высшая точка, поворот-
5 Кондорсе Ж. А. Эскиз исторической картину про*
гресса человеческого разума. М., 1936, с. 227—228.
6 Цит. по: История философии, т. 2. М., 1941, с. 318.
ный пункт в развитии буржуазных теорий прогрес-
са. После него начинается спад: идеологи буржуа-
зии утрачивают «наивную» веру в бесконечное
поступательное движение человечества, все более
отчетливо начинают проступать тенденции апологе-
тические, консервативно-охранительные, нарастает
стремление к компромиссу со «старым свинством»
.и его защитниками.
Философию истории французского Просвещения
интересно сопоставить с исторической философией
немецкого Просвещения, изложенной главным обра-
зом в грандиозном труде И. Г. Гердера (1744—1803)
«Идеи к философии истории человечества». Концеп-
ция Гердера интересна как фундамент идей и мето-
дов, получивших впоследствии полное развитие в
философии истории классиков немецкого идеализ-
ма, особенно Гегеля.
Описав «жилище человека» —природу как «бес-
конечную цепь прогресса, в которой каждое после-
дующее звено ясно раскрывает то, что скрыто
заключено в предыдущем», Гердер переходит к
истории людей. Источник развития общества —
божественный первотолчок: бог дал человеку язык
и религию. С этого началась история. И всякий раз,
«когда человек изнемогал под тяжестью физическо-
го мира и недостатков собственного организма,
откровение повторялось снова»7. Новое в Истории —
результат непосредственного вмешательства творца
в человеческие дела. В истории нет самодвижения
общества, есть лишь вынужденное развитие, извне
возбуждаемое и направляемое. Куда? К постепен-
ному осуществлению идеалов гуманности и мило-
сердия. История — воспитание рода человеческого.
В этом ее скрытый смысл, тайная цель. Род челове-
ческий переходит из класса в класс. Каждый
«класс» — великая всемирно-историческая эпоха,
фазис в эволюции единого целого — человечества.
И каждый исторический народ, играет свою особую
роль ег драме всемирной истории. Исполнив своё
назначение, он может исчезнуть или влачить далей
7 См.: Стасюлевич М. М. Философия историй В
главнейших ее системах. И$д, 3-е. Спб., 1908, с. 138-* 139.* '
а
эмпирическое существование, не представляющее
философского интереса.
Из отдельных актов складывается единая цепь
прогресса, роста культуры. Д-ух человечества живет
один, бессмертный и непрерывный, пишет Гердер,
«через жизнь всех образованных народов тянется
одна цепь культуры в сильно отклоняющихся
кривых линиях и поворотах» 8.
В философии истории французского Просвеще-
ния намечена в общих чертах линия (или тенден-
ция) натуралистического историзма, впоследствии
продолженная Сен-Симоном и О. Контом во Фран-
ции, Миллем и Спенсером в Англии. В философии
истории немецкого Просвещения намечена линия
антинатуралистического историзма, впоследствии
получившая полное развитие в философии истории
классиков немецкого, идеализма Шеллинга и Гегеля.
Оба варианта развиваются как бы параллельно.
Обе концепции существуют в общих рамках исто-
ризма, т. е. обе постулируют закон эволюции; обе
провозглашают идею неизбежного (предопределен-
ного), хотя и зигзагообразного прогресса, обе счи-
тают прогресс бесконечным (впоследствии принцип
бесконечности процесса был отброшен в*рамках
обеих концепций и заменен идеей финализма); на-
конец, обе они являются идеалистическими.
Но это две совершенно различные формы
идеалистического понимания истории. Философия
истории Тюрго, Кондорсе — идеалистически истол-
кованный эмпиризм. Она является идеалистической,
поскольку конечной движущей силой общественного
развития в ней оказывается саморазвитие ума, по-
скольку «прогресс разума» не выводится из мате-
риальных нужд общества, из условий его практи-
ческого взаимодействия с окружающей природной
и социальной средой. И она является эмпирической,
поскольку речь идет о прогрессе человеческого ума,
о приросте человеческих знаний, т. е. о явлениях,
поддающихся, по крайней мере в принципе, столь
Же объективной проверке, как и процессы природы.
8 Цит. по: Виппер Р. Ю. Общественные учения й
Исторические теории XVIII и XIX вв. в связи е обществен*
ным движением на Западе. Спб.( 1900, с. 88.
м
Философия истории французских просветителей
ограничивается, как и всякая научная философия,
утверждениями, которые мо!жно проверить. «Разум
должен руководиться посохом опыта и останавли-
ваться там, где останавливается опыт» (Гельвеций).
Этот принцип (составляющий фундамент всей
позднейшей философии позитивизма) отчетливо
проступает в методологических установках Кон-
дорсе. До О. Конта он провозгласил единство науч-
ного метода и тезис о том, что поскольку все науки
прогрессируют, то и общественные науки неизбежно
обретут точный язык и ту же степень достовер-
ности, что и науки естественные. Как справедливо
отмечает О. Старосельская, «Кондорсе, как и Конт,
а затем и Спенсер, не видел принципиального раз-
личия’ между науками о природе и науками о духе
и устанавливал единство естественнонаучного ме-
тода для всех наук» 9.
Диаметрально противоположным является под-
ход Гердера (позже Гегеля) к цели и методу
исторического исследования. Их воззрение на исто-
рию — провиденциалистское, тождественное по су-
ществу с религиозным, хотя и отличающееся по
форме (у Гердера не всегда отличное даже и по
форме). История для них — шествие Бога в мире,
арена деятельности мирового духа, реализующего
свои цели и использующего людей и целые народы
как свои орудия. Наши цели (страсти, предрас-
судки, интересы, словом все, что заставляет людей
действовать) — его средства.
Соответственно в фокусе исследования оказы-
ваются не эмпирическая история и законы, кото-
рые можно в ней открыть посредством сравнитель-
но-исторического анализа, а внутренняя, скрытая,
эзотерическая история, «сущность» или сокровен-
ный «смысл» исторических явлений (их роль в
мистерии мирового духа). Для решения такой за-
дачи метод эмпирического изучения не пригоден,
нужен иной, внеэмпирический метод (откровение,
интуиция или разработанная Гегелем диалекти-
9 Старосельская О. Кондорсе как социолог. М.,
1915, с. 9.
47
ческая логика, т. е. специфическая логика исто-
рии, . противостоящая обычной, формальной или
механической логике естественных наук).
* *
*
Идеи философии истории, намеченные фран-
цузским Просвещением, в XIX веке были продол-
жены Сен-Симоном и О. Контом. В 1802 г. на
книжном рынке Европы появились «Письма же-
невского обывателя». За ними последовали другие
сочинения графа Анри де Сен-Симона (1760—
1825): «Введение к научным трудам XIX в.»
(1807—1808), «Очерк науки о человеке» (1813),
«Труд о всемирном тяготении» (1813), «О. промыш-
ленной системе» (1821), «Катехизис промышлен-
ников» (1823), «Рассуждения литературные, фи-
лософские и промышленные» (1825) и, наконец,
«Новое христианство» (1825).
Их автор был удивительным человеком. Меньше
всего Сен-Симон похож на строгого ученого. Ско-
рее он, по колоритному выражению Фрейда, был
конкистадором и в жизни (его биография читает-
ся как авантюрный роман) и в науке. Анализ не
был его сильной стороной. Он плохо обуздывал во-
ображение. Вероятно, поэтому спекуляций Сен-Си-
мона (не философские, а финансовые) закончи-
лись столь плачевно. Но возможно, эти же качест-
ва позволили ему создать исключительно яркую,
глубокую и оригинальную философско-социологи-
ческую концепцию. Так или иначе Сен-Симон
был творческой личностью. Полной противополож-
ностью своему учителю был в этом смысле его
ученик и секретарь О. Конт (1798—1857), начис-
то лишенный творческого дара. Чопорный педант,
посредственность (не обремененная к тому же из-
бытком скромности) — самой природой он был
предназначен на роль эпигона, систематизатора
чужих идей. «Все свои гениальные идеи, — писал
Энгельс, — Конт заимствовал у Сен-Симона, но,
группируя их по своему собственному разумению,
он изуродовал их: сорвав с них свойственный им
48
мистицизм, он в то же время опошлил их, перера-
ботал их на свой собственный филистерский
лад» 10 11. Сильной стороной Конта была его работо-
способность и громадная эрудиция. Из наследства
Сен-Симона, часто хаотичного, сумбурного, проти-
воречивого, он создал стройную систему и, види-
мо,-поэтому прослыл зачинателем нового направ-
ления в философии, и социологии (кстати, термин
«социология» изобретен Контом).
Вернемся, однако, к Сен-Симону. Он, бесспор-
но, был гением, подобно Гегелю и Гете, и подобно
им он был гением компромисса. По существу, в
сфере идеологии он выполнял работу, аналогич-
ную той, которую в сфере практической выполняли
Директория, Наполеон, позже Июльская монархия.
Удержать из завоеваний Великой революции то,
что было нужно новой элите,, нащупать «золотую
середину» между крайностями революции и реак-
ции, якобинской диктатуры и роялистской рестав-
рации, между демократией и Священным союзом.
Нападая на идеологов революции (именуемых
им легистами и метафизиками), провозгласивших
принцип естественных прав человека и народного
суверенитета, Сен-Симон заявляет: «Рациональная
политика... — дело науки, а не прирожденных
прав человека. Высшая политика должна быть по-
ручена группе ученых специалистов, которые при-
кажут молчать «парламентской болтовне»11.
Сен-Симон поясняет, что парламент и про-
чее — изобретения эпохи кризиса, плоды недове-
рия к власти и желания связать ей руки. Эти ору-
дия нужны и полезны для свержения монархии и
устранения праздных сословий — .дворянства и
духовенства. В условиях же будущего гармонич-
ного общества, где все будут работать, а руковод-
ство обществом перейдет в руки ученых и промыш-
ленников, такие учреждения станут излишними и
неуместными.
Научное руководство Сен-Симон представляет
себе примерно таким образом: избранная каста
10 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 327.
11 Цит. по: Виппер Р. Ю. Общественные учения..., с. 148.
49
жрецов науки выясняет в узком кругу, что Нужно
обществу, и принимает решения, которые затем
доводятся до сведения масс в виде священных
предписаний. Так, по мнению Сен-Симона, всегда
обстояло дело в прошлом, так будет обстоять оно
и в будущем. В любом обществе была, есть и бу-
дет религия, т. е. совокупность сакрализованных'
выводов науки. С ее помощью образованные всег-
да управляли необразованными, неспособными
возвыситься до понимания принципов нации. И
если старая религия, например традиционное
христианство, вступила в полосу кризиса, ее долж-
на заменить новая (новое христианство). Отсюда
и проистекает отмеченный Энгельсом «мистицизм»
Сен-Симона.
Конечно, можно многое возразить Сен-Симону.
Ясно, например, что без демократических инсти-
тутов не может быт*Ь никакой рациональной, с точ-
ки зрения интересов общества в целом, т. е. инте-
ресов большинства нации, политики, что, где нет
демократии, там нет и научнТГго руководства об-
ществом.'Столь же ясно, что сакрализация поло-
жений науки неизбежно ведет к ее догматическо-
му окостенению и к утрате ею способности выпол-
нять свои социальные функции.
Однако лучше не доказывать прописные исти-
ны, а обратить внимание на рациональное зерно
идеи Сен-Симона: обществом надо управлять науч-
но. Для этого его надо изучать с помощью научного
метода, т. е. так же объективно, как люди изуча-
ют природу. В этом пункте Сен-Симон выступает
как продолжатель традиции методологического
монизма. Свой метод он называет физико-полити-
ческим, имея в виду, что социальная наука должна
подобно физике исходить из принципа полной де-
терминированности поведения изучаемых предме-
тов.
Все, что происходит в мире, включая сюда и
поведение человека, происходит сообразно опре-
деленным законам, которые все в конечном итоге
сводятся к закону всемирного тяготения.
В частности, полностью детерминировано’ раз-
витие человеческого общества. Существует объек-
50
тивный закон социальной эволюции, позволяющий
предвидеть направление общественного развития.
Поэтому цель истории как науки — построение те-
ории, позволяющей от знания того, что было, сде-
лать заключение о том, что будет. История — гру-
да фактов, пока их не связала теория, устанавлива-
ющая порядок их последовательности. «Все, что
было в прошлом, и все, что произойдет в будущем,
образует один ряд, первые члены которого состав-
ляют прошлое, а последние — будущее. Таким
образом, изучение пути, пройденного человеческим
разумом до настоящего дня, укажет нам, какие
шаги остается сделать разуму на путях науки и
счастья» 12.
Итак, метод Сен-Симона кажется довольно про-
стым: сопоставляя различные исторические эрохи,
нащупать некоторые сквозные тенденции и экс-
траполировать их в будущее. Но простота эта ка-
жущаяся. Как только делается попытка реализо-
вать этот принцип, возникают трудности: 1) как
найти закон эволюции (т. е. по каким признакам
вычленять эпохи, какие именно параметры дол-
жны нас интересовать)? 2) как его объяснить (ка-
ковы движущие силы развития, механизм перехо-
да от одной эпохи к другой) ?
Сен-Симон «разрешает» эти трудности тем же
способом, каким «разрешают» их все его пред-
шественники — с помощью биологических анало-
гий. Род человеческий развивается так же, как от-
дельный человек. Сначала детство — доисторичес-
кая эпоха (все силы брошены на то, чтобы выжить,
противостоять стихии), затем — подростковый пе-
риод. Имеется в виду Древний Восток (эпоха
строительства пирамид и оросительных каналов).
Далее приходит юность (Древняя Греция — юно-
ша пробует силы в изящных искусствах). За ней
наступает зрелость — сначала физическая (Рим) и,
наконец, интеллектуальная и нравственная (сред-
ние века и Новое время). В последнюю эпоху осла-
бевает работа воображения, зато крепнет способ-
12 Сен-Симон А. Избранные сочиненияг т. 1. М.—Л.,
IMBi 146.
Bl
ность критического суждения, деятельность замед-
ляется и упорядочивается.
Самое важное в этой наивной схеме — идея
неизбежного, предопределенного прогресса. Дви-
жущая сила исторического процесса — развитие
способности человеческого ума к абстрагированию
и обобщению. «Человеческий ум сначала верил в
существование большого числа самостоятельных
причин. Затем он поднялся до идеи всеобщего и
единого разума — бога. Наконец, он понял, что
отношения между богом и вселенной непонятны и
безразличны... и что следует обратиться к изыска-
нию фактов и рассматривать наиболее общий факт,
который он откроет, как единственную причину всех
явлений» 13. Итак,, прогресс разума состоит в дви-
жении от идеи многих причин к идее единой при-
чины; развитие разума ведет к преобладанию рас-
судка над воображением (воображение порождает
теологические химеры, окрепший разум изгоняет
их, формируя идею закона и освобождая ее от
теологической оболочки). Схема эволюции разума,
предложенная Сен-Симоном, такова:
1) фетишизм (вера в беспорядочный произвол
многих деятелей), перерастающий в полите-
изм (отделение деятеля от вещи);.
2) монотеизм (вера в единую причину — ра-
зумную волю бога), перерастающий в деизм
(вера в закон, выраженная в теологической
форме);
3) физицизм — исследование фактов и пос-
тоянных повторяющихся отношений между
ними; сведение многих законов к одному
универсальному принципу (всемирного тя-
готения) .
Каждой фазе интеллектуального развития
соответствует определенный тип социальной
организации:
1) эпоха предварительных работ — древний
мир (в сфере интеллектуальной — поли-
теизм, в области практической — рабство
как основа общества);
18 Цит. по: История философии, т. 2. М.» 1957, с.160.
52
2) предположительная система — средние века
/в сфере интеллектуальной — монотеизм, в
сфере практической — крепостничество как
основа общества);
3) положительная система (только еще форми-
руется; в сфере интеллектуальной — физи-
цизм, в области практической — свободный .
труд как основа общества).
Таковы три последовательные ступенй социаль-
ной эволюции, три великие органические эпохи.
Между ними лежат эпохи социального кризиса.
Первая из них разделяет древний мир (эпоху по-
литеизма ’и рабовладения) и средние века (эпоху
монотеизма и крепостничества), вторая — военно-
теократическую систему феодализма и промыш-
ленно-научную систему. В том и другом случае
причину кризиса надо искать в философии соот-
ветствующей эпохи, в прогрессе ума. В лице твор-
ческой, интеллектуальной элиты ум перерастает
рамки старых верований и вырабатывает новое
миросозерцание, принимающее форму новой рели-
гии (лишь в таком виде результаты творческой
работы элиты могут сделаться доступными для
массы). Конфликт старых и новых верований —
источник смуты и хаоса, заканчивающихся с побе-
дой нового мировоззрения.
Новое мировоззрение предполагает и новые
принципы социальной организации, коренную ре-
конструкцию общества в целом. А это задевает ин-
тересы классов, прежде руководивших обществом.
Отсюда неизбежная классовая борьба. Например,
борьба индустриалов — промышленников и уче-
ных против ставших паразитическими, классов —
дворянства и духовенства. Заключительный фазис
борьбы, начавшейся еще в XV в., — революция
1789 года.
Сменяющие друг друга типы социальной орга-
низации являются членами эволюционного ряда: в
рамках каждой предшествующей ступени создают-
ся условия, предпосылки для перехода к последу-
ющей. Порядок смены различных типов социаль-
ной организации нельзя произвольно изменить, как
нельзя изменить порядок созревания человека. Он
53
необходим, неизбежен. Последовательная смена
фаз выступает, таким образом, как закон истории.
Различные народы могут проходить эти фазы с
неодинаковой быстротой, в различных формах (мо-
гут даже застрять в неблагоприятных условиях на
одной из фаз), но не могут их миновать (если это
и возможно при особых обстоятельствах для от-
дельных народов, то полностью исключено для
человечества в целом).
Итак, Сен-Симон постулирует исторический за-
кон. И этот закон-есть закон прогресса, критерия-
ми которого выступают: 1) степень, в которой боль-
шинство нации может удовлетворять свои потреб-
ности; 2) возможности для достойных подняться
вверх по социальной лестнице (социальная мобиль-
ность); 3) устойчивость общества, его способность
противостоять внешним и внутренним «возмуще-
ниям»; 4) возможности для развития науки, искус-
ства, философии и т. д.
По всем этим линиям в ходе истории наблюда-
ется медленный, но неуклонный прогресс. Особо
важными считает Сен-Симон следующие сквозные
тенденции социальной эволюции: 1) угасание со-
циального антагонизма (фазы смягчения: победи-
тель и побежденный, рабовладелец и раб, патри-
ций и плебей, сеньор и крепостной, земельный соб-
ственник и арендатор, фабрикант и рабочий);
2) переход к более крупным социальным единицам
(отдельная семья, город, нация, всемирная цер-
ковь); 3) постепенный переход от военной системы
к мирной ассоциации для совместной эксплуата-
ции природы, сопровождаемый освобождением
личности (рабство, крепостничество, свободный
труд).
В свете этих тенденций две первые фазы соци-
альной эволюции являются несовершенным реше-
нием социальных проблем, обусловленным неразви-
тостью разума. В стадии физицизма разум достига-
ет полной зрелости. Соответственно промышленная
система есть окончательное решение социальных
проблем, идеальная форма организации общества.
Модель будущего общества: цель всякого обще-
ства—совместное производство; в обществе все де*
54
лается благодаря промышленности, следовательно,
все должно делаться ради нее. На смену военно-те-
ократической системе приходит индустриально-на-
учная (общество индустриалов). Общество должно
быть освобождено от праздных классов (дворян-
ства и духовенства), исчерпавших свои общественно
полезные функции и превратившихся в лишние де-
тали социального организма. Основа социальной
пирамиды — социетарии (рабочие, исполнители).
Практическая власть переходит из рук аристокра-
тов в руки банкиров и фабрикантов руководите-
лей и организаторов производства, духовная — из
рук священников в руки ученых, возглавляемых
философами.
Очевидно, эта модель есть идеализированная
картина наступающего капитализма, предстающе-
го перед умственным взором Сен-Симона как гар-
моническое общество, свободное от классовых ан-
тагонизмов.
2. Огюст Конт
Конт подхватил апологетическую сторону воз-
зрений Сен-Симона и развил их в целую систему
консервативно-охранительной социальной филосо-
фии. Его идеал — гармоничное сочетание порядка
и прогресса, золотая середина между ретроград-
но-теологической «партией порядка» (т. е. легити-
мистами) и склонной к «анархии» партией прогрес-
са (революционными «метафизиками и легистами»
с их идеями свободы, равенства, братства, неотчуж-
даемых прав и народного суверенитета). Вслед-
ствие их антагонизма «политика колеблется’ между
ретроградными тенденциями власти... и анархичес-
кими инстинктами общества» 14.
Как вылечить больное общество? Для начала
Конт ставит диагноз: идеи управляют миром; весь
социальный механизм опирается в конце концов на
мнения людей; великий политический и мораль-
ный кризис современного общества зависит в пос-
14 Социология Конта в изложении Риголажа. Спб., 1898,
с. 322.
55
Леднем Основании от умственной анархии. Корень
смуты — в состоянии умов. Значит, пока не будет
нового учения, предлагающего рациональное реше-
ние социальной проблемы, сохраняется лишь «по-
лицейский порядок против страстей, возбужденных
смятением умов». Главная задача — преобразова-
ние умов и нравов. Нужна философия, преодолева-
ющая ограниченность обеих антагонистических
доктрин, предлагающая синтез их рациональных
элементов. Такова позитивная философия, которую
Конт весьма. профессионально рекламирует. Вот
образчики рекламы. Позитивная философия «осве-
тит народу его истинные интересы и будет защи-
щать их перед правящими классами»; «она пока-
жет, что для народа неважно, в чьих руках нахо-
дятся капиталы, лишь бы употребление их было
полезно для него»; она убедит богачей «считать
себя хранителями общественных капиталов»; ввиду
этих услуг делу народа «положительная филосо-
фия... встретит у него (пролетариата. — Л. Ж.)
лучший прием, чем где бы то ни было»15. Еще
больше должны обрадоваться ей ,богачи, так как
она сумеет рассеять «разрушительные иллюзии»,
«она санкционирует их будущее светское господ-
ство, и лишь она может защитить их от нападений
со стороны народа, подготовляемых современной
анархией». Таким образом, позитивная философия
способна «все примирить, ничему не вредя»16.
Известно, какую уничтожающую оценку пози-
тивизму в лице Конта дали К. Маркс и Ф. Энгельс,
охарактеризовав его как «филистерское мировоз-
зрение», «нечто жалкое», «дрянной позитивизм» 17.
«В качестве партийного человека, — писал
К. Маркс, — я занимаю решительно враждебную
позицию по отношению к контизму, а как человек
науки очень невысокого мнения о нем...» 18. Пози-
тивизм не нашел, вопреки предсказаниям О. Конта,
15 Социология Конта в изложении Риголажа. с. 345, 347.
16 Там же, с. 349—350.
17 Маркс К- и Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 326—328;
т. 31, с. 197.
18 Там же, т. 33, с. 189—190.
56
горячего приема у рабочего класса, зато такой при-
ем он встретил у апологетов капитализма, превра-
тившись в одно из идеологических средств борь-
бы против рабочего класса.
Ярко выраженную буржуазную окраску имеет
и социальный идеал О. Конта. Поскольку «социаль-
ный прогресс есть продолжение животного мира»,
а достоинство животного определяется развитием
нервной системы, то социальный идеал Конта сос-
тоит в том, что. в обществе господство должно при-
надлежать тем классам, слоям, группам, деятель-
ность которых требует использования высших спо-
собностей— способностей к отвлечению и обобще-
нию (по тем. же причинам женщина должна быть
в подчинении у мужчины). Поскольку операции и
ответственность рабочего, по мнению Конта, менее
широки, чем предпринимателя, необходима соци-
альная иерархия: рабочие (основание пирамиды),
сельские хозяева, фабриканты — лица, занятые в
сфере производства. Выше располагается более
сложная деятельность, связанная с обменом: ком-
мерсанты, банкиры. Аналогичная иерархия господ-
ствует и в сфере духовной деятельности: артисты,
художники, ученые, философы.
Другая сторона будущего идеального строя —
разделение властей: духовная власть принадлежит
классу теоретиков под главенством философов (вос-
питателей народа), светская—«классу буржуа под
главенством банкиров. Соперничество двух незави-
симых властей — источник политического прогресса.
В целом социальная утопия Конта поразительно
напоминает средние века, модернизированные при-
менительно к нуждам промышленной эпохи (фило-
софы вместо священников, банкиры вместо коро-
лей). Конт, кстати, и не скрывал своего преклоне-
ния перед средневековьем и особенно перед католи-
ческой церковью. По его мнению, нравственное
совершенствование — основа всего социального про-
гресса. Мораль же невозможна без религиозной
санкции. Отсюда — декретированный Контом заме-
нитель христианства — культ «великого существа»
(т. е. рода человеческого) с соответствующим риту-
алом и церковью.
Ъ7
Исчерпывающую оценку социальной программы
Конта дал Маркс: «Конт известен парижским рабо-
чим как пророк режима империи (личной диктату-
ры)— в политике, капиталистического господства —
в политической экономии, иерархии во всех сферах
человеческой деятельности, даже в сфере науки, и
как автор нового катехизиса с новым папой и но-
выми святыми вместо старых» 19.
Социальная программа Конта опирается на со-
ответствующие методологические установки. Конт
заявил, что он открыл великий основной закон раз-
вития человеческого ума. Суть закона в том, что
каждая ветвь наших знаний проходит последова-
тельно три стадии: «...состояние теологическое или
фиктивное; состояние метафизическое или абст-
рактное, состояние научное или положитель-
ное»20. Отсюда три метода, три рода философии.
Теологическая философия: все явления объясняют-
ся деятельностью сверхъестественных агентов; ме-
тафизическая — «сверхъестественные деятели» за-
меняются «отвлеченными силами или сущностями»
(олицетворенными абстракциями), которые счи-
таются принадлежащими предметам и способными
производить все наблюдаемые явления.
Достигнув положительного состояния, пишет
Конт, «человеческий дух познает невозможность
достижения абсолютных знаний, отказывается от
исследования происхождения и назначения сущест-
вующего мира и от познания внутренних причин
явлений и стремится, правильно комбинируя рас-
суждение и наблюдение, к познанию действитель-
ных законов явлений, т. ё. их неизменных отноше-
ний последовательности и подобия»21. С этой точки
зрения задача научного объяснения — не отыска-
ние ненаблюдаемой сущности, а «сведение фактов
к наименьшему числу законов».
Все отрасли познания неизбежно проходят все
три стадии, но с различной скоростью. Темп созре-
вания науки зависит от определенных свойств изу-
19 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 560.
20 Конт О. Курс положительной философии, т, J.
Спб., 1900, с. 4.
21 Там же,
53
Цаемых ею предметов: 1) просторы, 2) всеобщнос-
ти, 3) независимости, 4) удаленности от человечес-
ких интересов, 5) применимости строгого количе-
ственного анализа. В соответствии с этими крите-
риями Конт располагает все абстрактные22 науки
в следующем порядке: 1) математика, 2) астроно-
мия, 3) физика, 4) химия, 5) физиология, 6) со-
циология, или социальная физика.
Если дисцйплины I — 5 достигли позитивной
стадии, то общественная наука, считает Конт, пока
еще пребывает в теолого-метафизическом состоя-
нии. Существует теологическая социальная фило-
софия, представленная учениями реакционеров
(Ж. де Местр, БональД, Галлер); метафизическая,
представленная учениями просветителей (Руссо,
Вольтер, энциклопедисты). Пришло время созда-
вать научную социальную философию, на знамени
которой должно быть написано: «Метод дол-
жен быть единым для всех наук» (так как, по мне-
нию Конта, только применение к исследованию со-
циальных проблем метода, полностью оправдавше-
го себя в других областях, может вывести из тупи-
ка обществознание, а с ним вместе общество).
Поэтому разработке метода социологии в уче-
нии Конта уделяется большое внимание. В отличие
от теолого-метафизических доктрин, дающих лишь
«слепую санкцию всем совершившимся фактам»,
социальная физика хочет отыскать указания на со-
циальное будущее. Социальные явления, как и все
остальные, доступны предвидению, но в границах
точности, обусловленных их большей сложностью
и изменчивостью. Задача социологии — найти зако-
ны, управляющие функционированием и развити-
ем общества, и на этой основе определить харак-
тер и границы политической деятельности. «Поня-
тие социальной гармонии служит основой теории
политического порядка... так как она дает возмож-
22 Абстрактными, или теоретическими, науками (в про-
тивоположность конкретным, или описательным) Конт на-
зывает такие, цель которых — открытие законов (тогда как
цель конкретных — объяснение фактов с помощью этих за-
конов). Абстрактные науки — химия, физиология, социоло-
гия; конкретные — минералогия, ботаника, зоология, история.
59
йость относиться^к искусственному и произвольно-
му порядку как к простому продолжению естест-
венного и непроизвольного порядка, к которому
постоянно стремится всякое общество»23. Социо-
логия выступает как научная основа политики (по-
добно тому как физика* выступает как научная
основа производства).
Но если метод один для всех наук, то каждая
по-своему видоизменяет его приемы. Социальный
эксперимент О. Конт считал невозможным. Остает-
ся наблюдение. Но что именно должно быть пред-
метом наблюдения? Где источник фактического
материала для социолога? Главным, поставщиком
«сырья», по Конту, является история, точнее повто-
ряющиеся в ней эмпирические обобщения. Здесь
являются новые трудности. История — колоссаль-
ная масса пестрых и разнородных фактов. Произ-
вольно вычленяя те или другие аспекты этих фактов
(с помощью произвольно подобранных критериев),
можно получить какие угодно обобщения (каждый
находит в истории то, что ищет), подтверждающие
любую точку зрения. Где же критерий для отбора
фактов (или их существенных аспектов)? По Кон-
ту, критерием должна быть биологическая теория
человеческой природы: «Социология должна брать
из истории только те факты, которые способны
обнаружить законы общежития в соответствии с
принципами биологической теории человека» 24.
Итак, вооружившись биологической теорией че-
ловеческой природы, мы можем приступить к поис-
кам эмпирических обобщений -путем сравнения...
чего с чем? Можно сравнивать различные народы.
Этот метод весьма удобен, так как разные народы
можно представить как находящиеся'на различных
ступенях человеческого прогресса. Но сравнитель-
ный анализ имеет крупные минусы: различия наро-
дов можно объяснить ссылкой на различие путей
их развития, обусловленное влиянием географичес-
кого, расового или политического факторов. Поэто-
му наилучшим методом познания исторических за-
23 Социология Конта в изложении Риголажа, с. 51.
24 Там же, с. 117.
60
конов Конт считал .исторический метод, т. е. срав-
нение различных эпох в истории одного и того же
. народа.
Предложенному методу соответствует и социо-
логическая теория. Задачей того ее раздела, кото-
рый Конт назвал социальной статикой, являет-
ся «экспериментальное и рациональное исследова-
ние взаимодействий между всеми частями социаль-
ной системы, независимо от прогресса, который
постепенно изменяет их»25. Социальная статика
*суть как бы горизонтальный срез системы. Ее наз-
начение— выяснить, как устроена социальная сис-
тема (какова ее анатомия) и как она работает (ка-
кова физиология системы; посредством каких ме-
ханизмов обеспечивается ее устойчивость).
Основной закон социальной статики — принцип
целостности, или гармонии (consensus, по терми-
нологии Конта): все части системы должны рабо-
тать согласованно, так, чтобы обеспечить сохране-
ние целого. Следствие этого фундаментального
принципа — ряд законов соответствия, например
«закон соответствия между учреждениями и соот-
ветствующим состоянием цивилизации». Закон
формулируется таким образом: «Не только поли-
тические учреждения, с одной стороны, нравы и
идеи — с другой, всегда гармонируют между со-
бой, они еще связаны с соответствующим состоя-
нием интеллектуального, морального и физическо-
го развития человека»26.
Такии образом, общество в теории Конта высту-
пает как аналог живого тела, как органическое
целое (гармоничное и непротиворечивое). Соот-
ветственно метод биологии и социологии должен
быть противоположен методу физики и химии: ес-
ли физика и химия идут от части к целому (объяс-
няют свойства целого свойствами взаимодействую-
щих частей), то биология и социология должны ид-
ти от целого к части (правда, Конт при этом, ссы-
лается лишь на то, что целое здесь лучше известно
и более доступно исследованию).
25 Социология Конта в изложении Риголажа, с. 47.
26 Там же, с, 49.
61
Задача другого раздела социологической тео-
рии, названного Контом социальной динамикой, —
сформулировать закон последовательной смены
состояний человечества и объяснить его, т. е. ука-
зать движущие силы общественного развития.
Согласно Конту, эта движущая сила — инс-
тинкт, «побуждающий человека беспрестанно улуч-
шать свое положение или, другими словами, раз-
вивать свою физическую, нравственную и умствен-
ную жизнь»27. Основа всей социальной эволю-
ции — прогресс разума.
Закон прогресса состоит, по Конту, в том, что
при сравнении развития различных, не зависящих
друг от друга народов обнаруживается последова-
тельная смена одних и тех же фаз. Различные фак-
торы: географический, расовый, демографический
(плотность населения, темп его роста и т. п.), субъ-
ективный (политическая, деятельность) —могут
влиять на скорость развития и способ возникнове-
ния тех или других явлений, но не вызывая каких-
либо перемен в порядке развития и без всякой воз-
можности миновать какое-либо посредствующее
более или менее важное состояние.
Таким образом, содержание человеческой исто-
рии, по Конту, — постепенный переход от теологи-
ческого мировоззрения к позитивному в сфере
духовной (теоретической) и от военного образа
жизни к промышленному в сфере практической.
Исходный пункт духовной эволюции — теологи-
ческое мировоззрение. Его позитивные функции:
а) чтобы получить позитивную теорию, надо на-
блюдать, а чтобы наблюдать; нужна хоть какая-
нибудь предварительная «теория»; теологические
химеры — исходный пункт наблюдения; б) теологи-
ческое мировоззрение вызвало у слабого человека
иллюзию могущества, придавало ему мужество и
самоуверенность; в) чтобы общество могло выжить,
согласие интересов и чувство солидарности надо
дополнить интеллектуальным единством, системой
общих мнений; г) теологическая доктрина создала
класс, занятый умственной деятельностью. С разви-
27 Социология Конта в изложении Риголажа, с. 53.
62
тием общества теологическое воззрение утратило
свои позитивные функции, перешедшие к позитив-
ной философии, и стало тормозом прогресса.
Исходный пункт эволюции в сфере практичес-
кой — военный тип общества. В первобытную эпоху
человек испытывал отвращение ко всякой «правиль-
ной работе» и потому предпочитал ограбить и убить
соседа, чем работать самому. Поэтому формой су-
ществования общества мог быть только военный
строй (только под его покровительством могла раз-
виваться промышленная жизнь). Рабство произво-
дителя было единственным способом заставить
людей, работать вопреки их отвращению к труду.
По мере приучения рода человеческого к труду про-
исходил переход от рабства через крепостничество
к свободному труду.
Сообразно этим постулатам Конт предлагает
срою периодизацию всемирной истории: 1) век фе-
тишизма — первая теологическая эпоха; 2) век
политеизма, сначала теократического (Древний
Восток, цивилизации инков, ацтеков), затем воен-
ного (Греция, Рим); 3) век монотеизма (средние
века) — переход от завоеваний к обороне, постепен-
ное подчинение военного духа промышленному,
«гражданская эмансипация промышленных клас-
сов». Особый восторг Конта вызывает католицизм,
освободивший духовную власть от подчинения свет-
ской и поставивший мораль выше политики (и ми-
ролюбивую общечеловеческую мораль выше воин-
ственной и националистической). С XIV в. начина-
ется упадок военно-феодальной системы, сначала в
порядке саморазложения, затем под ударами анти-
феодального и антикатолического движения. Заклю-
чительный этап — революция 1789 г. Протестан-
тизм, деизм, революционная метафизика расчисти-
ли площадку. В этом их положительная работа.
Постройка же дома (научно-промышленной систе-
мы) есть функция позитивной философии.
* *
*
Методу и теории Конта трудно дать однознач-
ную оценку, настолько причудливо переплетаются
63
в них рациональные моменты и чуждые науке
идеологические наслоения.
Сначала о методологии Конта. Он утверждает,
что ум человека должен отказаться от исследова-
ния происхождения и цели вселенной и внутренних
причин явлений и ограничиться поисками законов,
т. е. неизменных отношений последовательности и
сходства явлений. Верны ли эти утверждения?
Однозначный ответ возможен только в одном слу-
чае: вопрос о цели вселенной действительно не-
научен и предполагает существование разумного
творца. Все же прочие рассуждения Конта могут
быть и правильными и неправильными в зависи-
мости от определения соответствующих терминов.
Например, в зависимости от того, что подразуме-
вается под «вселенной», вопрос о ее происхождении
может быть ,и научным (и притом одним из главных
с философской точки зрения вопросов теоретическо-
го естествознания) и ненаучным.
Надо ли изучать «внутренние причины» явлений
(их сущность, субстанцию)? Смотря что понимать
под «внутренними причинами». Если имеются в ви-
ду сверхчувственные «реальности» типа платонов-
ских «идей», аристотелевских «форм», гегелевской
«абсолютной идеи» и т. п., то отрицание их вполне
оправдано 28. В этом пункте позиции материализма
и позитивизма совпадают. Обе философии отверга-
ют главный постулат религии и объективного идеа-
лизма о «сущностях», прячущихся внутри или по-
зади явлений и открываемых внеэмпирическими
методами. Идея таких сущностей в науке не рабо-
тает и привносится в философию из другой об-
ласти— из теологии.
Но термины «сущность», «субстанция», «причи-
на» могут иметь и другой смысл. И в этом другом
смысле они в науке работают. Более того, наука
(в том числе историческая) не может без них
обойтись. «Мысль человека бесконечно углубляет-
ся от явления к сущности, от сущности первого,
28 Конечно, за абсурдной оболочкой объективного идеа-
лизма иногда (напримерГу Гегеля) прячется богатейшее со-
держание, которое должно быть сохранено.
$4
так сказать, порядка, к сущности второго порядка
и т. д. без конца»29. В науке принято разграниче-
ние эмпирического и теоретического уровней иссле-
дования. В обобщающих (по терминологии Конта,
абстрактных) науках на эмпирическом уровне вы-
ясняются законы явлений (неизменные отношения
их последовательности и сходства). Например, ус-
танавливаются эмпирические законы: «газы при
нагревании расширяются», «люди смертны» и т. п.
Но почему так происходит? Ответ на этот вопрос
(объяснение явлений) — функция научной теории,
раскрывающей «внутренний механизм» наблюда-
емых явлений (например, путем изучения свойств,
элементов, составляющих данную систему, и спосо-
бов их взаимодействия друг с другом).
В свою очередь, всякая теория сама подлежит
объяснению (объясняемая теория — сущность менее
глубокая, объясняющая — более глубокая: переходя
от первой ко второй, познание движется «вглубь»,
от сущности менее глубокой к сущности более глу-
бокой). Но объяснить одну теорию с помощью
других, описывающих тот же структурный уровень
материи, нельзя. Для этого нужно перейти на дру-
гой, более низкий уровень организации. Теории,
описывающие этот более низкий уровень, вместе
с рядом дополнительных допущений образуют объ-л
яснение теорий, описывающих более высокий
уровень организации.
Здесь возможны два случая. 1) Синтез, интегра-
ция одинаковых или различных элементов в систе-
му, более или менее устойчивую в определенных
условиях. Система качественно отлична от своих
элементов, имеет свойства и отношения к другим
системам, которых не имеют составляющие ее эле-
менты. Эти системные свойства и отношения —
результат структуры системы (способа взаимодей-
ствия элементов). Для их описания нужен новый
класс понятий и законов, не работающих на пред-
шествующем уровне. Их невозможно логически вы-
вести из понятий и законов, описывающих поведе-
ние «свободных» элементов. Необходимы дополни-
29 Лени н В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 227.
3 Л. А. Журавлев §5
тельные допущения, полученные эмпирическим
путем и отражающие системные свойства.
Итак, понятия и законы, описывающие низший
уровень организации (например биологическая тео-
рия человека), входят в объяснение понятий и зако-
нов, описывающих высший (например социальный)
уровень организации, как его необходимая, но не-
достаточная часть. 2) Генетическая связь систем
различной степени сложности, образующих после-
довательные стадии процесса развития («раскры-
тия, развертывания»), некоторой исходной системы
(«клеточки»). Начальное «простое», нерасчлененное
целое со временем все более дифференцируется и
интегрируется. Ступени этого процесса выступают,
с одной стороны, как последовательные структур-
ные уровни, с другой — как члены эволюционного
ряда. Таков общий принцип развития всего живого,
включая и человеческие общества. И не только жи-
вого 30.
При изучении систем такого рода в качестве
«самой глубокой сущности» выступают универсаль-
ные, «сквозные» принципы, как бы пронизывающие
снизу доверху всю эволюционную лестницу (или де-
рево), действующие на всех этапах (уровнях).
На каждой следующей «ступеньке» эти всеобщие,
фундаментальные принципы все более конкретизи-
руются, обрастают дополнительными характеристи-
ками, не выводимыми логически (без дополнитель-
ных допущений) из исходного принципа (достаточно
сравнить, например, закон стоимости и закон цены
производства). Применительно к таким системам
логический процесс восхождения от абстрактного
к конкретному при построении научной теории
можно сопоставить историческим процессом пере-
хода от простого исходного целого ко все более
сложным системам.
Общие принципы такого исследования были
первоначально выработаны (на ложной, идеалисти-
30 Достаточно проследить эволюцию свойства отражения
от простейших форм в неорганической природе до человече-
ского сознания или эволюцию свойства самоорганизации от
простейших форм в неорганической природе до биологиче-
ских и' социальных регуляторов,
ческой основе) Гегелем, а затем детально разрабо-
таны (на материалистической основе) Марксом31.
Образец практического применения этого метода —
«Капитал».
Конт (как и его наставник Сен-Симон), следуя
общему духу механистического естествознания, пол-
ностью игнорирует всю проблему многоступенчатой,
иерархической организации материи. С механисти-
ческой точки зрения существует только один
уровень организации. Поэтому отношение эмпири-
ческого и теоретического уровней предстает только
как отношение единичного факта и общего закона,
а отношение между различными теориями — только
как отношение более общих и менее общих законов.
На самом же деле существуют различные типы от-
ношений между эмпирическим и теоретическим
уровнями научного знания, в пределах теоретичес-
кого уровня — между научными теориями. Феноме-
налистская концепция науки — результат механи-
стической ограниченности позитивистской методо-
логии науки.
Это обстоятельство стоит учитывать и при оцен-
ке предложенной Контом (точнее, взятой им у Сен-
Симойа) классификации абстрактных наук. Сама
по себе схема особых возражений (если учесть уро-
вень науки в первой половине XIX в.) не вызывает.
Неверным кажется обоснование ее Контом, не видя-
щим в ней отражения реальной «(протекающей во
времени) эволюции материи. С эволюционной точки
зрения указанный Контом порядок (если исключить
математику) отражает (неточно, неполно и т. д.)
последовательность членов эволюционного ряда,
возникновение (посредством ряда последовательных
синтезов) bcq более высоких структурно-генетичес-
ких уровней 32 организации материи.
С методологической точки зрения ошибочным
представляется заявление Конта о невозможности
социального эксперимента (видимо, это объясняется
31 См.: Маркс К- Введение (из экономических рукопи-
сей 1857—1858 годов). § 3. Метод политической экономии.—
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 726—735.
32 Термин «структурно-генетический уровень» предло-
жен Б. М. Кедровым.
3* 67
неразвитостью конкретных социальных исследова-
ний. Кроме того, Конт, вероятно, имеет в виду не-
возможность крупномасштабного эксперимента).
В то же время очень интересна мысль* о трудностях
сравнительно-исторического исследования. Действи-
тельно, наблюдая разнообразие га-лактик, звезд,
планет, видов живых тел, человеческих обществ,
часто трудно выяснить, представляют ли они по-
следовательные фазы (этапы, периоды) линейной
эволюции или различные типы (модели) эволюци-
онных процессов.
Что касается социологической теории Конта, то,
во-первых, кажется неуместной позаимствованная
из ме’ханики терминология (статика, динамика).
Более удачным представляются термины «структу-
ра» (т. е. устройство социального организма, деле-
ние его на функциональные подсистемы—.словом
то, что Конт называет анатомией социального цело-
го), «динамика» (суммарное обозначение механиз-
мов, обеспечивающих сохранение и развитие обще-
ства, приводящих поведение индивидуумов в
соответствии с нуждами целого; это примерно то же,
что Конт называет «физиологией» общества) и
«эволюция» (то, что Конт называет динамикой, т. е.
закон развития общества данного типа, ограниче-
ния, налагаемые его структурой и динамикой на
набор возможных изменений).
Впрочем, эти поправки касаются лишь термино-
логии. Что касается* существа дела, то основной
принцип «социальной статики» — принцип цело-
стности, гармонии, непротиворечивости социального
организма — вполне правилен. Целостность — глав-
ное отличйе органических систем (живых тел,
обществ) от неорганических. Любая органическая
система или ее подсистема «решает» определенную
задачу на выживание. Условие успешного решения
задачи — согласованная работа частей целого, их
гармония, т. ё. такое соотношение, которое обеспе-
чивает решение задачи: возможность решения зада-
чи' — критерий для разграничения гармонии и дис-
гармонии. Кратко гармонию можно определить как
соответствие цели и средства, функции и,структуры.
Выражением принципа целостности является ряд
68
законов соответствия, накладывающих дополнитель-
ные (по сравнению с неорганическими системами)
ограничения на набор возможных (дозволенных)
состояний системы. Если число возможных состоя-
ний неорганической системы лимитируется только
законами физики и химии, то число возможных
состояний органической системы лимитируется сверх
того принципом целостности (т. е. серией законов
соответствия). Без учета этого принципа невозмож-
но понять природу исторической необходимости:
развитие любого общества сопровождается возник-
новением дисгармоний (несоответствий, диспропор-
ций), т. е. недозволенных состояний, болезненных
аномалий, кризисов. Нарушенная гармония должна
быть восстановлена (путем соответствующих социа-
льных преобразований). Общество движется от ста-
рой гармонии через дисгармонию к новой гармонии.'
Разумеется, принцип целостности ничего не говорит
о том, почему возникают дисгармонии (а они возни-
кают неизбежно, развитие общества — цепь кризи-
сов различного рода). Он говорит^лишь о том, что
коль скоро противоречия возникли, их надлежит
устранить.
Главная слабость концепции социальной дина-
мики Конта в непонимании (точнее, идеалистичес-
ком понимании) движущих сил общественного раз-
вития. В качестве перводвигателя социальной
эволюции предлагается саморазвитие ума. Отчего
же происходит прогресс разума? Конт ограничива-
ется ссылкой на инстинкт, побуждающий развивать
умственную, нравственную и т. д. жизнь. Ответ не
слишком содержательный и к тому же вполне мета-
физический (в позитивистском смысле этого терми-
на). В качестве «объяснения» Конт вместо анализа
реальных механизмов развития предлагает «олице-
творенную абстракцию».
Глава 3 ПОЗИТИВИЗМ
НА БРИТАНСКОЙ почве
1. Джон Стюарт Милль
Позитивизм родился во Франции, но свою вто-
рую родину обрел в Англии. Здесь, в учениях
Д. С. Милля (1806—1873) и особенно Г. Спенсера
(1820—1903), философия и социология позитивизма
принимают зрелую и законченную форму. Милль и
Спенсер так же последовательно и решительно за-
щищают интересы английской промышленной бур-
жуазии (партия либералов-вигов), как О. Конт —
интересы французской буржуазии. И различие
между социальными платформами французского
родоначальника позитивизма и его английских
продолжателей четко отражает разницу в положе-
нии французского и британского буржуа. Первый
еще не оправился от потрясений революционной
бури и роялистской реставрации, смертельно боял-
ся пролетарских низов (и не без основания, как
показал 1848 год) и жаждал покоя и порядка под
крылом сильной власти (по образу наполеонов-
ской). Французский капиталист еще не созрел для
либерализма. В Англии ситуация была иной. Анг-
лийская буржуазия уже имела рядом с собой
обуржуазившуюся аристократию, и была на пути
к тому, чтобы иметь и обуржуазивающийся
пролетариат (разница между июньскими боями в
Париже и чартистскими демонстрациями в Лондоне
говорит сама за себя). Она могла позволить себе
роскошь быть либеральной.
Если верно, что типы социальных систем разли-
чаются по лежащему в их основании фундаменталь-
ному принципу, и если для системы промышленного
(домонополистического) капитализма таким прин-
ципом была свободная конкуренция, то в Англии
прошлого столетия этот принцип реализуется более
полно, чем где-либо еще (исключая, конечно, США).
Милль и Спенсер были самыми решительными его
проповедниками: свободное предпринимательство
70
в экономике, свободная игра сил (свобода для
оппозиции) в политике, терпимость в религиозных
делах, неограниченная мобильность в социальных
отношениях, утилитаризм и индивидуализм в эти-
ке — такова в общих чертах позиция классиков
британского позитивизма, сыгравшая, видимо, не-
малую роль в распространении легенды о «несовме-
стимости» позитивистской философии с антидемо-
кратическими, тоталитарными тенденциями.
В XIX в. в Англии становится крайне популяр-
ной скептическая философия агностика Д. Юма.
Это объясняется, видимо, тем, что английскому
буржуа были одинаково нужны и наука и религия,
а агностицизм идеально решал проблему мирного
сосуществования того и другого. Вообще говоря,
агностицизм — позиция весьма уклончивая и может
быть прикрытием для чего угодно. В прошлом веке
в Англии он чаще всего был прикрытием или
«стыдливого материализма» или «стыдливого» субъ-
ективного идеализма. Последний вариант и наблю-
дается у Милля. Достаточно вспомнить определение
им материи как постоянной возможности ощущений.
Влияние Юмовского эмпиризма отчетливо чувствует-
ся в рассуждениях Милля .о причинности и законо-
мерности в природе и обществе. Милль, бесспорно,
детермицист (точно так же, как и сам Юм) и реши-
тельно признает существование причинной связи в
мире, в том числе в социальном. Но «причинная
связь есть не более как неизменная, достоверная и
безусловная последовательность»!.
Итак, Милль — юмист, т. е. агностик с креном
в сторону субъективного идеализма 1 2. Эта философ-
ская позиция проявляется в истолковании им зако-
нов природы. Что касается признания законов, то в
этой области Милль — последовательный детерми-
1 Милль Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной. М., 1914, с. 763.
2 Сравнивая взгляды Д. С. Милля и более поздних
представителей позитивизма, В. И. Ленин писал: «Скажем
ЛИ” мы, что материя есть постоянная возможность ощуще-
ний (по Дж. Ст. Миллю), или что материя есть более или
менее устойчивые комплексы «элементов» — ощущений (по
Э. Маху), — мы остались в пределах агностицизма или
Юмизма..,». Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 108.
71
цист и сторонник методологического монизма. Цель
всех наук (включая сюда и «нравственные науки»
или науки о духе) — одна: познание и практическое
использование законов-, управляющих поведением
изучаемых объектов. Человек не является исключе-
нием. Его поведение так же детерминировано,
включено в общую цепь причинности природы, как
и поведение звезд, планет, растений, животных и
т. д. «Раз даны... мотивы, действующие на душу
известного индивидуума... его характер и настрое-
ние, то можно’ безошибочно заключить о том, как
он будет действовать» 3. Что касается «свободы во-
ли», из которой антинатуралисты пытаются извлечь
вывод о принципиальной непредсказуемости челове-
ческих выборов, то свобода, по Миллю, есть лишь
возможность делать то, что хочешь (но сами жела-
ния людей причинно обусловлены). Поэтому в
принципе возможно сколь угодно точное предсказа-
ние поведения людей, а следовательно, и хода чело-
веческой истории 4. Разумеется, на практике этот
идеал недостижим. На практике оказываются до-
ступными для наблюдения и измерения лишь более
важные причины — те, от которых зависит главная
часть явления; тогда получаем приблизительные
предсказания (они же — статистические законы),
совокупность которых образует неточные, науки5,
к которым принадлежит и наука о духе. Как пра-
вило, такие приблизительные предсказания вполне
достаточны для практических целей, когда «доста-
точно знать, как будет думать, чувствовать и дей-
ствовать значительное большинство человечества
или того или другого народа или класса» 6.
3 Там же, с. 762.
4 Милль был сторонником «лапласовского» детерминиз-
ма: точность предсказаний ограничивается лишь нехваткой
информации о факторах, управляющих поведением вещей, и
пропускной способностью человеческого ума.
5 Вызывает возражение само понимание Миллем неточ-
ных наук. Если можно точно вычислить степень вероятности
явлений, то наука вполне точная. Неточные — те, которые
ограничиваются качественным описанием, формулируют за-
коноподобные утверждения.
’Милль Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной, с. 77?.
72
Итак, по Миллю, общие принципы научного ме-
тода (познание законов, управляющих соответству-
ющими явлениями) одинаковы для всех-областей
исследования. Но в каждой области эти общие
принципы применяются и видоизменяются сооб-
разно особенностям изучаемого предмета. Вслед
за Контом Милль утверждает, что «мы лише-
ны здесь средств производить искусственные опы-
ты... мы можем только следить за теми опытами,
какие производятся природою или людьми (послед-
ними — с какой-либо другою целью) »7. Отмечая раз-
личие между двумя социальными объектами, мы не
можем выяснить его причину (ввиду множествен-
ности причин), традиционные же приемы, с по-
мощью которых вычленяется из всего комплекса
причин какая-либо одна (методы единственного
сходства, единственного различия, остатков, сопут-
ствующих изменений), не работают. Поэтому социо-
логия не может быть индуктивной наукой. Остается
дедукция. Но какая? Милль не согласен с теми, кто,
хотя и признает, что общественная наука должна
быть дедуктивной, но понимает эту дедукцию по
аналогии скорее с геометрией, чем с физикой или
астрономией. Геометрия имеет дело с непротиворе-
чивыми объектами, в ней нет места для столкнове-
ния сил, для противодействия причин друг другу
или видоизменения их друг другом. Соответственно
«геометрическая» теория общества исходит-из того,
что каждое социальное явление определяется только
одной силой (причиной, фактором), одним и особым
свойством человеческой природы. Например, школа
Бентама объясняет поведение людей одним только
личным интересом, не учитывая других факторов.
Правильный метод, по Миллю, должен быть по-
добен методу сложных физических наук. Как и по-
следний он должен состоять из дедукций, соверша-
ющихся на основании многих первоначальных
посылок; каждое следствие при этом рассматрива-
ется как совокупный результат многих причин.
Социология «выводит закон каждого следствия из
7 Милль Д. С. Система логики силлогистической и ин-
дуктивной, с. 800,
73
тех законов причинной связи, от которых это след-
ствие зависит: не из закона одной только причины,
как это бывает при геометрическом методе, а при-
няв во внимание все причины, совокупно влияющие
на следствие и слагающие друг с другом свои зако-
ны» 8. Сами по себе социологические законы, как и
физические, считает Милль, очень просты, «но когда
надо сложить несколько стремлений и вычислить
совокупный результат многих сосуществующих при-
чин... тогда мы берем на себя задачу, выполнение
которой выходит за пределы человеческих способ-
ностей»9. Даже задача трех тел не решается точно,
а в обществе — тысяча стремлений в тысячу направ-
лений. Поэтому социология позволяет делать лишь
условные, а не положительные предсказания типа:
такая-то причина приводит к таким-то следствиям,
если не встретит противодействуя (но встретит ли
она его, и если встретит, то каков будет результат —
ответ на такие вопросы вне компетенции теоретичес-
кой социологии).
Положительные предсказания возможны лишь
там, утверждает Милль, где человеческое поведение,
будучи под влиянием всех социологических факто-
ров, испытывает прямое воздействие лишь немно-
гих из них. В сфере экономики такой непосредст-
венно определяющей причиной является стремление
к богатству, из* которого (если отвлечься от контр-
сил, таких, как отвращение к труду и стремление к
дорогостоящим удовольствиям) можно вывести про-
изводство и обмен, собственность и ограждающие
1 ее законы, повышение производительности труда и
денежно-кредитную систему — словом, всю полити-
ческую экономию (приняв в качестве исходного
пункта психологический закон «люди большую вы-
году предпочитают меньшей»).
Что надлежит принять в качестве исходного
пункта социологических дедукций? Милль — сторон-
ник «атомистической» концепции общества
(общество — сумма индивидов). «Соединяясь
в общество, люди не превращаются в нечто другое,
8 Ми л ль Д. С. Система логики силлогистической и ин-
дуктивной, с. 814.
.9 Там же, с. 815.
74
обладающее другими свойствами... В общественной
жизни люди обладают лишь такими свойствами,
которые вытекают из законов природы отдельного
человека и могут быть к ним сведены» 10 11.
Но человек отличен от других тел природы. Он
обладает сознанием. Следовательно, изучение «за-
конов тела» (т. е. физиологических), относящихся
к области физических наук, должно быть дополне-
но изучением «законов духа», т. е. законов, по кото-
рым одни чувствования -или состояния сознания
вызываются или порождаются другими. «Когда
одно духовное состояние произведено другим,
связующий их закон я называю законом духа» п.
Милль указывает законы связи ассоциаций (по сход-
ству, контрасту, смежности и т. д.).
Зная эти законы, можно предсказать, какие ха-
рактеры возникают при тех или других условиях.
«Человечество не имеет одного всеобщего характе-
ра: но существуют всеобщие законы для образова-
ния характеров... Имецно эти законы, в связи с
обстоятельствами каждого отдельного случая, про-
изводят все явления человеческой деятельности и
чувствований» 12. Следовательно, заключает Милль,
законы образования характера — главный предмет
научного исследования человеческой природы. Сово-
купность этих законов должна составить содержа-
ние этологии (от слова «этос» — характер), науки,
которой еще нет, но которую надо создать и кото-
рая одна, по мнению Милля, способна стать надеж-
ным теоретическим базисом всех общественных
наук. Каким способом можно открыть этологичес-
кие законы? Поскольку наблюдение и опыт, взятые
сами по себе, не могут дать точных сведений отно-
сительно образования характера, надо, счйтает
Милль, обратиться к дедуктивному методу, логичес-
ки вывести законы образования характера из общих
законов духа, полученных индуктивным путем. Это-
логия есть дедуктивная наука — система выводов,
полученных на основании психологии, науки опыт-
10 Ми л ль Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной, с. 790.
11 Там же, с. 773.
12 Там же, сч 785.
75
ной 13. Этологические законы — производные (вы-
водные) от исходных или первичных психологичес-
ких законов. Они суть средние принципы, с помощью
которых можно определить, какого рода характер
получится при наличии известного ряда физических
й психических обстоятельств.
Ядро этологии составляет так называемая поли-
тическая этология, т. е. учение о причинах, опреде-
ляющих характер, присущий всякому народу или
эпохе. Политическая этология — основа всей обще-
ственной науки, важнейший класс социологических
законов, составляющий именно законы националь-
ного или коллективного характера, поскольку, по
выражению Милля, мнения, чувствования и нравы
народа, являясь в значительной степени результатом
предшествующего состояния общества, обусловли-
вают следующее его состояние; «это та сила, под
влиянием которой всецело формируются все искус-
ственные социальные условия, например, законы и
обычаи»14. Законы политической этологии произ-
водны от законов индивидуальной этологии.
Из психологических и этологических законов
лишь в редких случаях (когда число взаимодейст-
вующих факторов невелико) можно вывести надеж-
ные предсказания человеческого поведения. Как
правило, такие положительные предсказания невоз-
можны (хотя .бы потому, что при различных усло-
виях одни и те же факторы приводят к различным
следствиям). Поэтому «дедуктивная наука об обще-
стве не устанавливает... во всеобщей форме след-
ствия какой-либо причины... Она дает не законы
общественной жизни вообще, а средства определять
явления любого общества, на основании отдельных
элементов или данных этого общества»15.
В этом состоит ограниченность метода прямой
дедукции. Какова сфера его применимости? Милль
различает два рода социальных исследований.
В центре внимания исследований первого рода —
вопрос о том, каким будет следствие той или другой
13 М и л л ь Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной, с. 789—790.
14 Там же, с. 824.
15 Там же, с. 818.
76
причины, если предположить известным общее
состояние социальных условий. Исследования вто-
рого рода изучают законы, которыми определяются
сами эти общие обстоятельства.
В исследованиях первого рода уместна прямая
дедукция. Общую же социологическую теорию
построить посредством априорных дедукций невоз-
можно и приводится прибегнуть к обратно-дедук-
тивному или историческому методу. Суть послед-
него заключается в том, что историк, подмечая
повторяемость в истории различных народов, фор-
мулирует определенные обобщения, или эмпиричес-
кие законы, которые затем подводятся под законы
человеческой природы и лишь после такой про-
верки приобретают статус подлинных законов
природы. Например, сопоставляя различные фазы
социальной эволюции, (историк может нащупать
направление, в котором изменяются те или иные
параметры социальной системы, «траекторию»,
по которой движется социальное целое. Воз-
никает впечатление, что обнаружен закон поступа-
тельного движения, позволяющий нам «предсказы-
вать будущие события совершенно так же, как,
установив несколько членов какого-нибудь бес:
конечного ряда в алгебре, мы можем открыть прин-
цип их образования и предсказать любое число
остальных членов этого ряда» 16. Однако, по мнению
Милля, подобная последовательность изменений, за-
фиксированная историком, может быть только
эмпирическим законом, говорящим, как обстояли
дела прежде, но нисколько не просвещающим нас
относительно будущего (тенденции могут измени-
ться). Таким образом, изучение истории позволяет
открыть лишь эмпирические законы общества. За-
дача же общей социологии, по Миллю, состоит в
том, чтобы «проверить эти законы и связать их с
законами человеческой природы посредством дедук-
ций, показывающих, что таких именно производных
законов и надо было ожидать в качестве следствий
тех основных законов»17.
16 М и л л ь Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной, с. 832.
17 .Там же, с. 834.
Правда, поставить такую задачу много легче,
чем решить ее. Перечислив ряд исторических
обобщений (типа: психические свойства одерживают
верх над телесными, воинственный дух вытесняется
промышленным и т. п.), Милль отмечает, что они
очень далеки от элементарных законов человечес-
кой природы, из которых они вытекают. Поэтому
такие обобщения остались на ступени эмпирических
законов, применимых лишь в пределах действитель-
ного наблюдения, «без всякой возможности опреде-
лить границы, в которых они действуют, и сказать,
должны ли происходящие в данный момент в обще-
стве перемены продолжаться неопределенно долгое
время или же они окончатся или даже примут
обратное направление» 18. Из общих законов невоз-
можно получить доказательство, что фактический
ход истории был единственно возможным. Важно
доказать лишь то, что он не противоречит им. Мето-
дологическая функция этих законов состоит в точ,
что они выступают как критерий отбора существен-
ных фактов и правильности эмпирических обобще-
ний историка.
Таким образом, Милль приходит к выводу о том,
что «...содержанием социальной науки являются
исторические обобщения, не внушаемые, а только
проверяемые дедукцией из законов человеческой
природы» 19.
В области социологической теории Милль в це-
лом следует за Контом, повторяя его концепцию
социальной статики и социальной динамики. Пред-
мет первой — изучение условий сохранения соци-
ального целого. Важнейшим из них Милль (вслед
за Контом) считает consensus — гармонию частей
социального организма при каждом данном состоя-
нии общества. Под состоянием общества Милль
разумеет «уровень познания и степень умственной
и нравственной культуры всего общества и каждо-
го из его классов; состояние промышленности, бо-
гатство и его распределение; обычные занятия об-
18 Ми л ль Д. С. Система логики силлогистической ин-
дуктивной* с. 842.
19 Там же, с. 816.
п
щестВа; Деление его на классы и отношений атих
классов друг к другу; общепринятые воззрения,.,
вкусы общества, характер и степень его эстетичес-
кого развития; форма правления и ч более важные
из законов и обычаев» 20.
В качестве примера consensus’a Милль приво-
дит открытый Контом закон необходимого соотно-
шения между формой правления и состоянием ци-
вилизации.' Исследуя условия прочности общества,
Милль особо подчеркивает значение системы воспи-
тания, направленной на развитие сдерживающей
дисциплины, т. е. «чувства верности, преданности
и лойяльности» определенным ценностям. Условие
сохранения общества — «сильный и деятельный
принцип связи между членами общины (или госу-
дарство), который должен быть принципом симпа-
тии, а не вражды, объединения, а не разъедине-
ния». Если же «чувство солидарности» (например,
между рабочими и хозяевами) исчезает и сдержи-
вающая дисциплина слабеет, то «вновь проявляет-
ся естественное стремление людей к анархии», об-
щество оказывается на грани гражданской войны
и либо подпадает под ярмо деспотизма, либо ста-
новится добычей чужеземного завоевателя. Все эти
рассуждения говорят сами за себя. Едва ли можно
более четко сформулировать идею классового мира
в антагонистическом обществе21.
Переходя к проблемам социальной динамики,
т. е. науки о последовательном порядке смены со-
циальных явлений, Милль подчеркивает, что в об-’
ществе «скорее целое производится целым, чем
20 М и л л ь Д. С. Система логики силлогистической и ин-
дуктивной, с. 829.
21 В политической сфере деятельности адекватным вы-
ражением этой идеи было отношение позитивистов к рабо-
чему движению. Если в период подавления Парижской ком-
муны еще были отдельные выступления позитивистов в ее
защиту, то позже, когда, по выражению Ф. Энгельса, «ра-
бочие стали уж слишком сильны», позитивистам (или, как
их тогда называли, контистам) «для сохранения надежного
равновесия между капиталистами и рабочими... пришлось...
снова поддерживать первых, и с тех пор контисты потеря-
ли всякий интерес к рабочему вопросу» (Маркс К. и Эн-
гельс Ф. Соч., т. 39, с. 328).
79
часть частью», констатация тенденций изменения
тех или другцх отдельно взятых сторон жизни об-
щества указывает «лишь на отношение отрывков
следствия к соответствующим отрывкам причины»22.
Поэтому «необходимо с динамическим сочетать и
статическое обозрение социальных явлений... Таким
образом мы будем в состоянии эмпирически уста-
новить закон соответствия не только между синхро-
ническими состояниями элементов, но и между син-
хроническими переменами в этих элементах. Такой
именно закон соответствия (если бы он получил-
надлежащую проверку a priori) стал бы истинно
научным производным законом развития челове-
чества» 23.
Для решения такой задачи следует отыскать
«главный фактор общественного движения» и при-
нять его развитие за основную нить, к каждому
звену которой присоединялись бы соответствующие
звенья других элементов. Тогда всю социальную
эволюцию можно было бы изобразить в виде «из-
вестного рода самопроизвольно развивающегося
порядка». В качестве главного фактора Милль
предлагает состояние мыслительных способностей
людей, которое включает также характер их веро-
ваний относительно "самих себя и окружающего
мира. Развитие разума, рост знаний являются, по
Миллю, главной определяющей причиной социаль-
ного прогресса. Например, прогресс промышлен-
ности должен следовать за прогрессом знания и за-
висеть от него. Состояние мыслительных способ-
ностей и содержание умственной жизни определяют
не только материальный быт общества, но и его
нравственное и политическое состояние.
«Всякому значительному прогрессу в матери-.
альной цивилизации предшествовал прогресс в зна-
нии, и ^огда... наступало время для какой-либо
важной социальной перемены, то ее предвестницей
бывала важная перемена в мнениях и образе мыс-
лей общества. Политеизм, иудаизм, христианство,
протестантизм, критическая философия новейшей
22 Милль Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной, с. 841—842.
23 Там же, с. 842—843.
во
Европы и ее положительная наука — все это было
последовательно первичными факторами», — пи-
шет Милль24. В их создании считает он, общество
играло второстепенную роль, поскольку каждый из
них был обусловлен не столько практической
жизнью данного периода, сколько прежним состоя-
нием верований и мышления.
Но если дело обстоит таким образом, то чем
объяснить неравномерность и скачкообразность
человеческой истории? Милль прибегает к ссылке
на роль случая (являющегося на выручку в образе
великих личностей). «Различия между обыкновен-
ными смертными... нейтрализируют друг друга; но
люди исключительные... не во всякое время нейтра-
лизуют друг друга... всего решительнее влияние
замечательных личностей отражается на скорости
движения. В- большей части состояний общества
существование великих людей решает даже вопрос
о том, будет ли вообще какой-либо прогресс в об-
ществе... Не будь Сократа, Платона и Аристотеля,
не было бы и философии в последующие два тыся-
челетия, а по всей вероятности, и потом; точно так
же, если бы не было Христа и ап. Павла, не было
бы и христианства»25. Это же верно и для великих
практических организаторов: «Если бы не было
Фемистокла, то не было бы и Саламинской побе-
ды; а не будь ее, что сталось бы со всей нашей
цивилизацией»26. Меньше всего от великих людей
зависит порядок, последовательность развития.
Впрочем, и типы (образцы) развития, неизбежно
должны отличаться большой гибкостью. «Несом-
ненно... что отдельные части человечества под’влия-
нием различных обстоятельств развивались более
или менее несходным образом и приняли различ-
ные формы, причем одним из этих определяющих
обстоятельств могли быть индивидуальные особен-
ности великих теоретических мыслителей или прак-
тических организаторов»27.
24 М и л л ь Д. С. Система логики силлогистической и
индуктивной, с. 844—845.
25 Там же, с. 853—854.
26 Там же, с. 858.
27 Там же, с. 855.
81
* £
*
Концепцию метода социологии, развиваемую
Миллем, нельзя ни целиком принять, ни целиком
отвергнуть, слишком тесно переплетаются в ней
рациональные, моменты с ошибочными суждения-
ми. Невозможно согласиться с утверждением Мил-
ля (которое он повторяет вслед за Контом) ю не-
возможности социального эксперимента. В такой
категорической и безоговорочной форме это невер-
но. Справедливо другое: мы не можем по своему
желанию манипулировать уже имевшими место ис-
торическими событиями, произвольно менять их
условия и таким способом определять сравнитель-
ный «вес» различных факторов, совместно опреде-
ляющих ход исторических событий.
Более удачной представляется идея Милля о
соотношении истории и социологии. История высту-
пает у него в качестве эмпирической дисциплины,
исследующей единичные факты и формулирующей
посредством индуктивных обобщений эмпирические
законы, объяснение (и указание границ действия)
которых составляет функцию социологической тео-
рии. Последняя строится методом дедукции из не-
которых исходных постулатов. Такое противопо-
ставление индуктивного метода, работающего на
уровне эмпирического знания, и дедуктивного, ра-
ботающего на уровне теоретического знания, кажет-
ся вполне правильным.
Любая научная теория представляет собой де-
дуктивную модель, т. е. совокупность следствий
(Милль называет их средними принципами или
axiomata media), логически выведенных из исход-
ных допущений данной теории. Конечно, логичес-
кая цепь может включать (и как правило, включа-
ет) много звеньев, много средних принципов раз-
личных уровней, образующих в совокупности посте-
пенный переход от весьма абстрактных исходных
принципов к эмпирически проверяемым следствиям.
Например, исходным принципом теории органичес-
ких систем (живое тело, человеческое общество или
другой сверхорганизм) является принцип гомео-
82
стазиса (выживания системы, сохранения ее в со-
стоянии динамического равновесия вопреки внеш-
ним и внутренним возмущениям). Логическим след-
ствием этого исходного принципа является, во-пер-
вых, уже упоминавшийся принцип целостности
(принцип гармонии или непротиворечивости орга-
нических систем), выражающийся, в свою очередь,
в ряде или серии принципов соответствия (напри-
мер в человеческих обществах законы соответствия
производительных сил и производственных отноше-
ний, базиса и надстройки и т. д.). Принцип целост-
ности выступает как образец среднего принципа
(между исходным принципом гомеостазиса и зако-
нами соответствия). Еще одна иллюстрация —
принцип оптимизации: органическая система с те-
чением времени находит методом проб и ошибок
оптимальное решение стоящей перед ней задачи
(например,, задачи на выживание в определенных
условиях). Принцип оптимизации является про-
изводным от принципа гомеостазиса. В свою оче-
редь, он приводит к ряду эмпирически наблюдае-
мых следствий (например, на уровне человеческого
общества — к переходу к более эффективным спо-
собам производства, разделению труда и образо-
ванию классов и т. д.).
В целом идея дедуктивного построения научных
теорий возражений не вызывает. Вызывает возра-
жение лишь утверждение Милля о том, что исход-
ными постулатами теории непременно должны быть
принципы, полученные индуктивным путем. Часто
это действительно так, но это совершенно не обя-
зательно. Исходным пунктом теории могут быть
так называемые «синтетические суждения a priori»
(Кант). Их принимают в качестве условных допу-
щений, ценность которых определяется совокуп-
ностью извлекаемых из них поддающихся проверке
следствий28.
28 Подробнее о синтетических априорных суждениях и
значении этой проблематики философии И. Канта для раз-
вития современной теории научного познания см. работы
В. С. Швырева (в частности, в кн.: Философия Канта и со-
временность. М., 1974, с. 420--459).
83
Другое, гораздо более существенное возражение
связано с самим характером исходных постулатов
социологической теории Милля (кстати, вовсе не
извлеченных индуктивно из опыта'истории), с его
утверждением о возможности выведения социоло-
гии из психологии, законов существования и разви-
тия общества из законов индивидуальной челове-
ческой природы, Но и в этих рассуждениях Милля
есть нечто рациональное. В конце концов функция
общества состоит в создании условий для удовлет-
ворения человеческих потребностей (генетически й
функционально потребности, обусловленные анато-
мией и физиологией человека, первичны). Но чтобы
исполнить свое назначение, общество должно су-
ществовать, а чтобы оно существовало, должны
соблюдаться определенные условия. Иначе говоря,
общество, как и любая система, обладает свойства-
ми, производными от свойств элементов (и обуслов-
ленными взаимодействием* элементов), но не сво-
дящимися к ним. Эти свойства социального орга-
низма — потребности общества (условия его
сохранения и развития) и механизмы социального
.контроля, приводящие поведение людей-в соответ-
ствие с нуждами целого. Отсюда ясно, что совер-
шенно неверен тезис Милля о том, что, соединяясь
в общество, люди будто бы не становятся чем-то
другим. Они становятся существами биосоциальны-
ми. Методологический вывод: коль скоро общество
«программирует своих членов», отрабатывая у них
систему мотивов, отражающую нужды группы (об-
щества, класса), коль скоро сущность человека -т
совокупность всех общественных отношений, ана-
лиз надо начинать с социального целого, а не с
индивидуума.
Второй главный методологический промах Мил-
ля (как равно и Конта) — идеалистическое истол-
кование движущих сил общественного развития,
непонимание того, что «сначала было дело», т. е.
практическое, материально-чувственное взаимодей-
. ствие человеческих групп с окружающей природной
средой и друг с другом, что интеллект всегда был
и остается теперь инструментом для решения прак-
тических задач, и постольку духовная деятельность
84
является (генетически и функционально) вторич-
ной, производной, а материальная — исходной,
первичной.
Вполне логичным следствием тезиса о первич-
ности сознания и вторичности общественного бытия
(практической жизни общества) является удиви-
тельная метаморфоза Милля, сделавшегося вдруг
поклонником «культа личности» в социологии.
В самом деле, если влияние практических нужд
общества на смену одних мировоззрений другими
ничтожно, то объяснить эту смену можно только
ссылкой на внезапное появление гения. В этом
пункте идеализм Милля вступает в конфликт с его
историзмом и вся его социологическая теория де^
лается внутренне противоречивой. Пример Мил-
ля — свидетельство того, что последовательное
развитие принципа историзма (по крайней мере,
в его научной форме) возможно лишь на основе
материалистического понимания истории.
2. Герберт Спенсер
Г. Спенсер (1820—1903) был властителем дум
в Англии (в меньшей степени в США) в последние
40 лет XIX в., в эпоху королевы Виктории, остав-
шуюся в памяти позднейших поколений как «золо-
той век» свободного’ предпринимательства, классо-
вого мира внутри страны и «мирной» экспансии за
ее пределами — словом, как эпоха «плавной эво-
люции». Это была также эпоха триумфального
шествия дарвинизма (и таких его карикатурных
идеологических отражений, как «социальный дар-
винизм»). Оба этих обстоятельства ярко отрази-
лись в социальной философии Г. Спенсера. Этим,
видимо, объясняется и ее «бешеный успех» в вик-
торианской Англии и почти полное забвение в даль-
нейшем. То и другое обусловлено социально-психо-
логическими причинами и никак не может быть
критерием при оценке действительного вклада
Спенсёра в науку.
Спенсер полагал, что если мы хотим социологи-
ческие обобщения превратить в «установленную
85
доказанную истину, то можем достигнуть этого
лишь с помощью большого накопления примеров»29.
Что же касается противоречащих фактов, то их
можно оставить в стороне и учитывать лишь сред-
ний вывод. Таким образом, по Спенсеру, теория
есть индуктивный вывод на основе обобщения эм-
пирического материала. Спенсер думал, что таким
способом можно построить общую теорию органи-
ческих систем и их эволюции. Мы рассмотрим
лишь часть этой теории, именно теорию общества —
организма и теорию эволюции (в частности теорию
социальной эволюции).
Исходный пункт органической теории общества,
предложенный Спенсером, — понятие «агрегата»
(целого, системы) как особой сущности, отличной
от своих частей, как индивидуальности, главным
признаком которой является структура, понимае-
мая как постоянство отношений между частями.
Существуют два кдасса агрегатов — неорганичес-
кие и органические (к последним относятся живые
тела и сверхорганизмы, например человеческие об-
щества). Отличие органических систем от неорга-
нических в том, что взаимодействие частей первых
обеспечивает сохранение целого. «Каждая часть,
в обмен за специальную услугу, оказываемую ею
всем другим частям, получает... от всех них соот-
ветственные доли их специальных услуг... разделе-
ние труда есть именно та особенность как в об-
ществе, так и в животном, которая делает каждое
из них живым целым»30. Благодаря разделению
труда жизнь целого совершенно отлична от жизни
отдельных единиц, из которых состоит это целое.
Спенсер указывает, что: а) жизнь целого может
быть дольше жизни единиц (поколения людей сме-
няют друг друга, а общество остается); б) гибель
целого не обязательно ведет к гибели единиц.
Единственной общей чертой разных родов орга-
низмов, таких, как политическое и живое тело, яв-
29 Спенсер Г. Основания социологии, т. 2, ч. 3,
с. П-Ш.
30 Спенсер Г. Основания социологии, т. 1, ч. 2,
с. 280.
86
ЛЯется, по Спенсеру, общность основных принципов
организации.
Принципы эти таковы: 1) кооперация частей
для блага целого; 2) степень развития, измеряю-
щаяся степенью кооперации; 3) все более сложные
приспособления в отдельных элементах для пере-
дачи друг другу взаимных влияний, обеспечиваю-
щие более совершенную кооперацию.
Различия между политическими и живыми тела-
ми, по Спенсеру, сводятся к следующему. Полити-
ческое тело есть дискретный организм, единицы
которого свободно перемещаются' в пространстве;
друг с другом они связаны посредством знаков,
«языка чувств и языка ума, словесного и письмен-
ного». Живое тело есть конкретный организм, еди-
ницы которого не могут свободно перемещаться,
так как связаны физически (посредством молеку-
лярных волн). Специализация в дискретном орга-
низме не достигает такой степени, чтобы одна часть
сделалась органом чувств и мысли, а остальные
части взамен того утратили совершенно всякую
чувствительность31. В конкретном организме созна-
ние сконцентрировано в одной небольшой части
агрегата, в дискретном «сознание разлито по всему
агрегату», все его единицы одинаково способны
чувствовать наслаждение и страдание. В живых те-
лах целое чувствительно, единицы бесчувственны.
В политических, наоборот: единицы страдают и на-
слаждаются, чувствуют и мыслят, тогда как агре-
гат бесчувствен. Вывод: если в конкретном орга-
низме единицы существуют для блага целого, то в
дискретном, наоборот, целое должно служить для
блага единиц. «Общество существует для блага
своих членов; а не члены... для блага общества»32.
Исходный постулат эволюционной теории Спен-
сера— концепция равновесия. «Развитие во всех
случаях определяется взаимодействием внутренних
и внешних факторов. Это взаимодействие выраба-
тывает известные изменения, продолжающиеся до
тех пор, nOiKtf не будет достигнуто равновесие между
31 Спенсер Г. Основания социологии, с. 286.
32 Там же, с. 287.
87
действиями окружающей среды и действиями, про*
тивопоставляемыми им агрегатом, — равновесие
полное,. если это агрегат неживой, и равновесие
подвижное, если это агрегат живой. После этого
момента развитие, продолжающее обнаруживаться
только в прогрессивной интеграции, оканчивающей-
ся закоченением -в некоторых неподвижных формах,
практически может считаться прекратившимся»33.
В стабильной среде организм стабилен; если среда^
изменилась (равновесие нарушено), организм тоже
меняется впредь до восстановления равновесия.
Применительно к социальным организмам факто-
рами, нарушающими равновесие, могут быть внеш-
ние причины (изменения географической среды, на-
шествия врагов) или внутренние (рост населения).
Сущность эволюции (безразлично, биологичес-
кой или социальной) — адаптация, приспособление
внутренних отношений к внешним, которое стано-
вится все более специальным и сложным. Адапта-
ция может быть достигнута или с помощью изме-
нений на том же уровне организации (идиоадапта-
ции, по терминологии Северцова), или путем пони-
жения уровня организации (адаптации посредством
оЪщей дегенерации, по Северцову), или, наконец,
путем повышения уровня организации (морфофи-
зиологический прогресс, по Северцову). При этом
прогресс есть тенденция, которую заметным обра-
зом обнаруживает* лищь вся совокупность живых
тел или человеческих обществ. «...Агрегат... воз-
растая в объеме, переходит в то же время от не-
определенной бессвязной однородности к опреде-
ленной, связной разнородности»34,^ этом и состоит
спенсеровская формула прогресса. Расшифровка
ее: 1) рост, т. е. увеличение массы и объема тела
(например, численности населения и занимаемой
территории); 2) интеграция, т. е. ряд последова-
тельных слияний мелких единиц в более крупные;
3) прогресс не только агрегации, но и сопровож-
дающей его прогресс организации, состоящий
в дифференциации функций и структур, т. е. раз-
33 Спенсер Г. Основания социологии, т. 1, ч. 1, с. 59.
34 Там же, с. 271.
88
делении труда между частями целого, растущей
специализации и кооперации функциональных под-
групп (клеток, индивидов). Растущая специализа-
ция, т. е. «последовательная дифференциация от
более общего к более специальному», есть всеоб-
щий закон прогресса35.
Признак низкой организации — сравнительная
независимость единиц, способных функционировать
при распаде целого, признак .высокой организа-
ции — разрушение целого ведет к гибели единиц
(специализированные единицы жизнеспособны
лишь в составе целого). Другим и более важным
минусом высокой организации является чрезмерная
устойчивость, окоченение в неподвижных формах,
утрата пластичности. Обязательное условие даль-
нейшего развития, по Спенсеру, — некоторая не-
законченность, некоторое несовершенство органи-
зации, кое-какие остатки первоначальной пластич-
ности. Системы, чересчур хорошо приспособленные
к старой среде, окаменевшие в своем совершенстве,
оказываются нежизнеспособными при изменении
условий, не выдерживают конкуренции с более мо-
лодыми и пластичными организациями. «Каждое
общество, доведшее свои приспособления к настоя-
щим условиям до полной законченности, теряет
способность вновь приспособляться к будущим ус-
ловиям... исчезает со сцены если не путем насилия,
то путем медленного упадка, обусловленного его
неспособностью соперничать с более молодыми и
лучше приспособляющимися обществами», — пи-
шет Спенсер36.
Социальную эволюцию Спенсер рассматривает
как продолжение (на более высоком уровне) био-
логической, как .эволюцию над- или сверхорганиче-
скую, поскольку появляются надорганические про-
дукты: 1) техника и материальная культура;
2) язык и знания; 3) обычаи и законы; 4) верова-
ния (например религиозные системы). Каждый из
них есть система, которая, по мере того как раз-
растается социальный агрегат, делается все более
35 См.: Спенсер Г. Основания социологии, т. 1, ч. 2,
с. 295.
36 Там же, с. 369.
§9
сложной (по формуле перехода от^бессвязной и не-
определенной однородности к связной и определен-
ной разнородности), развивает внутри себя новые
роды и виды.
Задала социологии — рассмотреть взаимосвязь
структур (семья, государство, экономические ин-
ституты и т. д.), их функций и продуктов (техника,
язык, обычаи, верования, знания), взятых во всей
их совокупности как единое целое, и выявить закон
и движущие силы целого. Она должна показать,
«как каждая группа, на каждой ступени своего
развития, определяется отчасти своими собственны-
ми антецедентами, а отчасти прошедшими и на-,
стоящими действиями на нее остальных групп»37.
Анализ определяющих факторов социальной
эволюции Спенсер начинает с разделения их на
первичные и вторичные, подчеркивая при этом, что
влияние первичных факторов, определяющее вна-
чале, затем постепенно ослабевает (решающими
становятся вторичные факторы). Первичные (или
генетически исходные) факторы: 1) внешний фак-
тор — географическая среда; 2) физические и пси-
хические (умственные и эмоциональные) свойства
индивидов. Вторичные факторц являются и следст-
вием и причиной эволюции. К ним относятся:
1) ’изменение внешней (географической и социаль-
ной) среды в результате деятельности общества;
2) рост населения и изменение свойств и потреб-
ностей членов общества, формирование того, что
Спенсер называет вторичной или «наведенной»
природой индивидов. Совместное действие всех
этих факторов является источником развития и от-
дельных институтов и всего общества. Особую
роль играют при этом умственные и эмоциональные
факторы, которые Спенсер рассматривает как «ру-
ководящие факторы общественного развития»38.
Социальная эволюция подчиняется общему закону
эволюции органических систем. «...Всякий агрегат
стремится к интеграции, сопровождающейся в то
же время дифференциацией»39. Интеграция — по-
37 Спенсер Г. Основания социологии, т. 1, ч. 1, с. 276.
38 Там же, с. 272.
39 Там же, с. 78.
90
сТейейный переход путем ряДа последовательных
слияний от мелких родовых общин к большим ци-
вилизованным нациям. При этом «никакое племя
не превращается в народ путем простого роста или
размножения; и ни одно большое общество не сло-
жилось путем прямого союза самых мелких обществ
друг с другом»40, везде есть постепенный переход,
ряд промежуточных ступеней. В соответствии с
этим Спенсер различает общества по степени слож-
ности (простые, сложные, вдвойне, втройне слож-
ные и т. д.).
Дифференциация тоже продвигается вперед пу-
тем множества последовательных переходов. Пер-
вая дифференциация всякого живого тела (в том
числе и политического) — деление на внешний
(защитный) и внутренний (поддерживающий) слой.
В обществе это деление на поддерживающую или
промышленную систему, свойства, которой решаю-
щим образом обусловлены географической средой,
и защитную или военно-правительственную систе-
му, свойства и уровень развития которой обуслов-
лены социальной средой (войнами с соседями).
Именно войны между обществами, по Спенсеру,
повсюду порождают правительственный аппарат.
Соотношение этих двух систем определяет военный
или промышленный тип общества. Каждая из этих
двух систем в дальнейшем тоже дифференцируется.
В промышленной системе вычленяются опера-
тивная система (система производства и обмена)
и регулятивная (выполняющая функции, аналогич-
ные функциям вегетативной нервной системы в.
организме животного), под которой разумеется со-
вокупность регуляторов (обычай, рынок, админи-
стративная регламентация) хозяйственной жизни.
Оперативная система расчленяется на производст-
венную и распределительную, или сосудистую (по
аналогии с системой кровообращения): торговля,
пути сообщения и т. д. В последней, в свою очередь,
вычленяется контрольный механизм (банки,
биржа).
40 Спенсер Г. Основания социологии, т. 1, ч. 2,
с. 346—347.
91
Тем же путем последовательных членений эво-
люционирует защитная система, в которой вычле-
няется регулятивный аппарат (выполняющий функ-
ции, аналогичные функциям ЦНС в организме жи-
вотного), в свою очередь, подразделяющийся на
машину политического контроля (светская власть,
правительство) и машину идеологического, религи-
озного контроля (духовная власть, церковь). -
Аналогичные тенденции (увеличение объема и
массы, интеграция и дифференциация, возрастание
связности и определенности) Спенсер прослеживает
в эволюции надорганических продуктов. Например,
в сфере познания происходит «переход от немного-
численных, простых и бессвязных истин к извест-
ному числу специализировавшихся наук, образую-
щих все вместе целый агрегат истин, отличающих-
ся многочисленностью, разнообразием, точностью
и связностью»41. Точно так же в сфере религии
с ростом массы верований происходит возрастание
их внутренней связности. С другой стороны, «воз-
растая в объеме и в связности, группа сверхъестест-
венных существ возрастает и со стороны разнород-
ности... сверхъестественная фауна, почти однород-
ная вначале, начинает понемногу дифференциро-
ваться» 42
Интересно решает Спенсер проблему социаль-v
ной типологии. Помимо классификации обществ
по количественному признаку (по степени слож-
ности) Спенсер делит их по качеству на военные
и промышленные43. В противопоставлении этих
противоположных типов социальной организации
отчетливо проявляется идеологическая направлен-
ность социологии Спенсера. Исходный пункт его
рассуждений: каждое общество, чтобы выжить,
должно бороться: а) с природой (отсюда промыш-
ленная система); б) с другими обществами (отсю-
да военно-правительственная система). В зависи-
41-Спенсер Г. Основания социологии, т. 1, ч^1, с. 276.
42 Там же, с. 270.
• 43 Разумеется, в чистом виде эти типы нигде в истории
не встречаются. Это абстрактные системы (идеальные или
конструированные типы), к которым реальные общества
могут лишь более или менее приближаться.
92
Мости от преобладания одной из этих двух систем
общества располагаются в непрерывный ряд, на
одном полюсе которого воинственные племена, жи-
вущие охотой и грабежом, на другой — мирные
народы с развитой системой производства при за-
чаточном состоянии военной машины.
Военный тип характеризуется принудительной
кооперацией. Народ — недействующая в данный
момент армия. Принцип этого общества" — абсо-
лютная власть деспота, четкая, социальная иерар-
хия, регламентация всех сторон жизни общества
(труда, быта, религии); каждый человек — раб
вышестоящих и деспот над нижестоящими. Идео-
логия такого общества — холизм: единица — ни-
что, агрегат — все; не общество для блага членов,
а члены для блага общества. Подобно тому как
у солдата нет свобода, а есть лишь долг, так -и в
♦обществе-казарме «законы не признают никаких
личных интересов, а одни только патриотические»44.
Соответственно чувства, побуждающие отстаивать
личные интересы против правительственной власти,
почти отсутствуют.
Промышленный тип характеризуется доброволь-
ной кооперацией (добровольным соглашением не-
зависимых личностей), свободой и демократичес-
ким правлением. Спенсер стремится повсюду про-
следить связь между преимущественно промышлен-
ным общественным строем и менее принудительной
формой правления, ссылаясь на Афины, Ганзейские
города, Голландию, Англию, США; всюду промыш-
ленность и торговля вызывают стремление к сво-
боде, тогда как аграрные области остаются запо-
ведниками военной аристократии. Идеология про-
мышленного общества — индивидуализм, т. е.
отстаивание свободы личности против государст-
ственной власти. «На место учения о долге неогра-
ниченного повиновения правительству... возникает
учение, утверждающее, что воля граждан имеет
верховный характер и что правительство сущест-
вует только для выполнения их воли»45, учение,
44 Спенсер Г. Основания* социологии, т. 1, ч. 2, с. 352.
45 Там же, с. 355.
93
предписывающее свержение безответственного
правительства.
” Промышленный тип, по Спенсеру, есть более
высокий тип социальной организации. Аргумент:
общественная организация должна ставиться тем
выше, чем лучше она служит благу индивидов. По-
этому «индустриальный тип должен считаться более
высоким, потому что при том состоянии постоянного
мира, к которому стремится цивилизация, он слу-
жит благу индивидов лучше, * чем милитарный
тип» 46. Суть общественного прогресса — постепен-
ный переход от военного типа к индустриальному.
Прогресс медлителен и сопровождается ретроград-
ными тенденциями. Более всего Спенсера пугает то,
что «после многовековой борьбы с властью, которая
навязывала людям силой свои учения, якобы ради
их вечного блага, мы приглашаем теперь другую
власть навязывать нам силой свои учения якобы
ради нашего временного земного блага»47. Клас-
совая сущность учения Спенсера очевидна — не слу-
чайно он был признанным идеологом английского
капитализма в период его расцвета.
* *
*
Теория Спенсера оказала огромное влияние на
развитие буржуазной социологии второй половины
XIX в. Ряд идей, предложенных им, заслуживает
более глубокого критического рассмотрения. Как
уже говорилось, .осью социологической теории Спен-
сера является проблема сходства и различия:
а) живого тела и человеческого общества, б) био-
логической и социальной эволюций. Проблема важ-
на и трудна и до нашего времени далека от исчер-
пывающего решения (до сих пор не существует ни
общей теории органических систем, ни общей тео-
рии эволюции). Ограничимся поэтому несколькими
замечаниями самого общего характера.
Человеческое общество, считает Спенсер, есть
нечто большее, чем просто сумма взаимодейству-
ющих индивидуумов, что оно есть система со специ-
46 Спенсер Г. Основания социологии, с. 376—377.
47 Там же, с. 366.
94
фическими условиями существования и производны-
ми от них механизмами социального контроля.
Поэтому его можно неточно определить как орга-
ническое целое, подобное в некоторых отношениях
живому телу. Отсюда — правомерность употребле-
ния термина «социальный организм», применяемого
для обозначения организованной группы людей,
способной собственными силами удовлетворять
основные потребности своих членов и могущей су-
ществовать самостоятельно, т. е. даже при отсут-
ствии других социальных организмов.
Насколько (или, вернее, в каких пределах) пра-
вомерна аналогия между социальными и биологи-
ческими организмами?
Отметим сначала общие черты: 1) те и другие —
открытые системы, структура которых может быть
сохранена лишь благодаря обмену вещества и энер-
гии с внешней средой; 2) те и другие — системы
саморегулирующиеся (посредством механизма об-
ратной связи) или самоорганизующиеся, способные
к адаптации и обучению, т. е. накоплению (в фор-
мах индивидуального и видового обучения) инфор-
мации, полученной из внешней среды; 3) те и дру-
гие есть множества, элементы которых (индивиду-
умы, клетки) формируются только внутри системы
(или в условиях, достаточно близко имитирующих
внутренние условия системы) и вне ее утрачивают
свои важнейшие характеристики (вплоть до утраты
жизнеспособности). Этим органическая система от-
личается от агрегата (машины, механизма), части
(детали) которого могут возникать ^существовать
вне системы без утраты чего-либо существенного;
4) те и другие расчленяются на части или подсисте-
мы (органы, институты), каждая из которых вносит
свой специфический вклад в решение общей задачи
(выживание целого). В соответствии с этим адек-
ватным методом исследования таких систем являет-
ся метод структурно-функционального анализа: вы-
явление функции того или другого органа (институ-
та) и выведение из нее его структуры; 5) те и
другие подчиняются принципу целостности (внут-
ренней гармонии или непротиворечивости); сохра-
нение системы предполагает некоторые выделенные,
95
«привилегированные» соотношения компонентов;
6) те и другие с течением времени «находят» (по-
средством проб и ошибок) оптимальное (в данных
условиях) решение задачи на выживание.
Аналогия между обществом и индувидуальным
живым телом неуместна, так как между ними есть
ряд существенных различий (помимо отмеченных
Спенсером). 1) Общество,, строго говоря, нельзя
рассматривать ни как сумму индивидов, ни как
органическое целое, так как в первом случае нет
«интересов» (нужд, потребностей) целого, во
втором — потребностей единиц (частей, компонен-
тов) . В' обществе же есть и то и другое. Отсюда
- возникает проблема, не существующая на биологи-
ческом уровне,—проблема личного и общественного
интереса; один из ее аспектов — столкновение инте-
ресов различных классов между собой и с интере-
сом общества в целом. В теории же Спенсера для
классовой борьбы нет места. 2) Не существует за-
кона природы, обрекающего на гибель народы (хотя
любой из них может погибнуть), тогда как для жи-
вых тел такой закон существует- (второе начало
термодинамики). 3) Развитие живого тела предоп-
ределено генетически, а развитие обпТества заранее
не запрограммировано. Поэтому, если уместна ана-
логия между животной или растительной особью и
индивидуумом (или поколением) в обществе, то
развитие самого общества лучше сопоставлять
с развитием видов, точнее, с развитием популяций.
Такое сопоставление кажется более корректным и
позволяет более отчетливо (нежели спенсеровская
аналогия между обществом и индивидуальным орга-
низмом) выявить сходство и различие биологичес-
кой и социальной эволюции.
Сходство биологической и социальной эволюции
состоит, очевидно, в следующем: 1) способность
системы (биосферы в одном .случае, общества —
в другом) к саморазвитию, источники которого сле-
дует искать внутри системы, выступающей как
активная, деятельная сторона взаимодействия (хотя
и подвергающаяся обратному воздействию среды);
2) повышение уровня организации на основе взаи-
модействия компонентов системы; 3) многовариант-
96
ность развития: биологическая эволюция выступает
как лаборатория «экспериментальных» видов расте-
ний, животных, микроорганизмов; социальная
эволюция — как лаборатория «экспериментальных»
культур; в обоих случаях эволюция движется мето-
дом проб и ошибок, создавая лабиринт с массой
тупиков (в том числе таких, где адаптация покупа-
ется ценой общей дегенерации); 4) кумулятив-
ность — обратное отношение между уровнем органи-
зации и консерватизмом систем (видов, обществ):
чем выше уровень организации, тем отчетливее
тенденция к прогрессу; 5) неравномерность разви-
тия: наряду с относительно стабильными система-
ми есть быстро эволюционирующие.
Из различий необходимо прежде всего отметить
следующие. 1) Виды приспосабливаются к среде.
Поэтому саморазвивающейся системой является
лишь биосфера в целом; лишь вся совокупность ви-
дев обнаруживает тенденцию к прогрессу. Появле-
ние более сложных и динамичных организмов —
результат приспособления к разнообразной измен-
чивой среде. Человеческие общества переделывают
среду сообразно своим нуждам, создают искусствен-
ную среду. Поэтому саморазвивающейся системой,
обнаруживающей тенденцию к прогрессу, является
каждое общество в отдельности (хотя, разумеется,
взаимодействие их друг с другом может быть могу-
щественным ускорителем). 2) Отсюда второе раз-
личие: в социальной эволюции нет абсолютных
тупиков; существуют лишь менее перспективные,
требующие большего времени или издержек вариан-
ты развития. 3) Спенсеровская доктрина «эволю-
ции без революции» ложна. Социальная эволюция,
как показывает история, включает в себя скачки,
перерывы постепенности, перевороты в различных
сферах жизни общества. Периодически (по причи-
нам, лежащим внутри общества) возникают дис-
гармонии и «органические» эпохи сменяются
«критическими».
* *
*
4 Л. А. Журавлев
97
В заключение попробуем дать общую характе-
ристику и оценку социологического метода и исто-
рической теории классического позитивизма и срав-
нить их с методом и теорией Маркса.
Вкратце позицию классиков позитивизма можно
определить как натуралистический историзм. Нату-
ралистический, поскольку классики позитивизма
утвержают, что человеческое общество можно и
должно изучать посредством эмпирических и рацио-
нальных методов, сходных с методами естествен-
ных наук, что не существует принципиальной мето-
дологической противоположности между науками о
природе и науками о человеческом обществе, что в
том и другом случае задача науки состоит в выяс-
нении структуры (анатомии, по выражению Конта),
динамики (физиологии, по Конту) и эволюции
(Конт называл ее динамикой) систем определенно-
го рода. Решается задача в обоих случаях сходным
(в принципе) способом: на уровне эмпирического
знания индуктивно получаются определенные обоб-
щения (например обобщения, сделанные истори-
ком), которым затем надлежит придать статус «ис-
тинных законов природы» путем ‘подведения их под
некоторую общую теорию (в качестве последней у
Конта и Милля фигурирует- «биологическая теория
человеческой природы», а у Спенсера—органиче-
ская теория общества и общая теория
эволюции).
Позицию классиков позитивизма можно харак-
теризовать как историзм, поскольку главную зада-
чу общественной науки они видят в построении об-
щей теории функционирования и развития челове-
ческих обществ, способной «контролировать и огра-
ничивать результаты более специальных исследова-
ний» (Д. С. Милль). Такая теория должна: 1) рас-
крыть внутреннюю взаимосвязь всех социальных
институтов путем выявления специфической функ-
ции (и определяемой ею структуры) каждого из
них; 2) раскрыть закон развития, т. е. а) показать
определенный порядок (последовательность) смены
одних состояний общества другими (у Конта и
Милля — стадии-созревания человеческого ума, у
Спенсера — последовательные фазы дифференциа-
98
ции и интеграции) и б) доказать, что этот порядок
развития является единственно возможным.
Закон развития есть закон прогресса — такова
следующая фундаментальная идея родоначальни-
ков позитивизма. Коль скоро человечество развива-
ется, то оно способно развиваться лишь в направ-
лении к «лучшему и более счастливому состоянию»
(Д. С. Милль). Суть человеческой истории — по-
степенный переход от военно-теократического строя
к промышленно-научному, от общества-казармы —
к добровольному сотрудничеству. Позади у челове-
чества — войны и деспотизм, впереди — мир и сво-
бода48. Золотой век человечества — не позади, а
впереди нас. Дорога трудна, движение идет мед-
ленно, с множеством, помех, срывов и отступлений,
но цель уже близка. Ее неизбежное достижение га-
рантируется либо общими законами человеческой
природы (Конт, Милль), либо законами эволюции
(Спенсер).
Таковы наиболее существенные черты доктрины
классического позитивизма. Ее трудно оценить од-
нозначно. Прежде всего бросаются в глаза слабо-
сти. 1) Ограниченность методологии, состоящая, во-
первых, в смазывании фундаментальных различий
между человеческой историей и историей природы;
во-вторых, в тенденции к догматизму (правиль-
ность эмпирических обобщений проверяется посред-
ством общей теории. Но как удостовериться в пра-
вильности самой теории? Классики позитивизма не
дают удовлетворительного ответа на этот вопрос).
2) Явное пренебрежение к статистическим аспектам
социальной'эволюции. Классикам позитивизма бы-
ли хорошо известны многовариантность человече-
ской истории, разнообразие форм и темпов реали-
зации исторической необходимости. Но эта сторона
исторического процесса оставалась всегда в тени.
Их внимание устремлялось на доказательство того,
что они считали главным в истории — предопреде-
ленности прогресса. 3) Равным образом в тени ос-
48 Разумеется, на основе частной собственности и сво-
бодной конкуренции.
4*
99
таются парадоксы и противоречия человеческого
прогресса, то обстоятельство, что «нет прогресса
(в одних отношениях) без регресса (в других от-
ношениях)». Соответственно исчезает и проблема
поисков объективного критерия прогресса (точнее,
этот критерий предлагается некритически как не-
что само собой разумеющееся).
С другой стороны, бесспорен вклад классиков
позитивизма в разработку теории и метода общест-
венной науки: 1) защита и развитие принципа ме-
тодологического единства естественных и общест-
венных наук; 2) настаивание на необходимости и
попытки создания «большой» социологической тео-
рии, изучающей общество как целое; 3) разработка
предпосылок структурно-функционального подхода
в социологии; 4) историзм; 5) защита идеи соци-
ального прогресса.
По всем этим пунктам налицо сходство между
позициями классического позитивизма и марксиз-
ма. Но этим сходство и исчерпывается. В целом —
громадные различия, обусловленные прежде всего
противоположностью социальных позиций: теорети-
ки позитивизма — апологеты капитализма,
Маркс — пролетарский революционер, поставив-
ший целью жизни низвержение буржуазного обще-
ства. Для Конта, Милля и Спенсера буржуазное
общество — царство гармонии, Маркс раскрывает
присущий ему внутренний антагонизм и анализиру-
ет антагонистический характер общественного про-
гресса при капитализме. Для классиков позитивиз-
ма капиталистические порядки — высшая (заклю-
чительная) фаза социальной эволюции, для Марк-
са они — ступень на пути к коммунистическому об-
ществу. Отсюда методологические различия: клас-
сикам позитивизма чужда диалектика, для Маркса
она — «алгебра революции». Правда, у Конта еще
сохраняется перешедшая по наследству от Сен-Си-
мона идея неизбежной смены органических эпох
критическими, у Милля же и Спенсера она полно-
стью исчезает. Нормальное развитие общества для
них — процесс плавной эволюции, «эволюции без
революции» (последняя воспринимается как ано-
малия, болезненный пароксизм). Кризисы, время от
100
времени возникающие в обществе, вызваны, по их
мнению, влиянием внешних причин. Мысль о том,
что развитие общества — цепь периодически воз-
никающих кризисов (дисгармоний) различного, ро-
да, причины которых надо искать внутри общест-
ва, — целиком вне их поля зрения. Последнее раз-
личие. Маркс — материалист, классики позитивиз-
ма — идеалисты. Для Маркса движущая сила со-
циальной эволюции — практическое, материальное
взаимодействие общества с природой (главная фор-
ма взаимодействия — материальное производство),
для позитивистов — -саморазвитие человеческого
ума, извлекаемое из прирожденных свойств абст-
рактной человеческой природы.
Глава 4 КРИЗИС БУРЖУАЗНОГО ИСТОРИЗМА
НА РУБЕЖЕ XIX—XX вв.
ПОВОРОТ К «КРИТИЧЕСКОЙ
ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ»
Позитивизм XIX столетия в рчамках буржуазной
философии довел до полной зрелости новый взгляд
на историю, формирование которого началось еще
в философии истории Просвещения. Он означал
новое понимание задач истории как науки, основ-
ной цели исторического исследования. Прежде ис-
тория была по преимуществу политической исто-
рией, историей войн и государственных переворо-
тов, историей деяний выдающихся (или просто
стоящих у власти) индивидуумов, историей единич-
ных событий, каждое из которых могло произойти
так, как оно действительно произошло, а могло и
по другому (могло и вовсе не произойти) в зависи-
мости от тысячи разных причин, включая «шаль-
ные атомы» и форму носа Клеопатры. Такое исто-
рическое исследование не имело никаких шансов
разграничить причинные связи различных уровней,
отделить факторы, определяющие необходимость
некоторого события, от факторов, определяющих
форму ее проявления.
Для решения такой задачи (а без ее решения
нелепо говорить о научном понимании человече-
ской истории) нужен был иной взгляд на историю
общества. На смену истории как серии биографий
«великих» разного рода и калибра (кто именно по-
падал в этот сонм—дело вкуса историка) должна
"была прийти история как исследование глубинных
процессов, составляющих фундамент жизни и раз-
вития человеческих обществ, процессов стихийных
и закономерных перемен в сознании и поведении
масс, в образе их жизни и образе мыслей. Короче,
на смену истории королей (не обязательно короно-
ванных) должны были прийти история народов,
изучение всех сторон их жизни: технологии добы-
вания средств к жизни, собственности и классовых
отношений, семьи и брака, религии и морали, обы-
102
чаев и нравов, короче, изучение социальных инсти-
тутов.
Такой принципиально новый подход к познанию
общества, опирающийся на материалистическое по-
нимание истории, был выработан в середине XIX в.
классиками марксизма. Исторический материализм
возник как закономерное явление в развитии фи-
лософской, социологической и исторической мысли,
отвечающее наиболее актуальным потребностям
общественной жизни. __
На роль выразителя нового взгляда на челове-
ческую историю претендовал и позитивизм, неза-
долго до появления марксизма заявивший о своем
разрыве с традиционным взглядом на общество и_д
его историю. Не отличаясь по сравнению с марк-
систской философией истории принципиальной но-
визной и оставаясь полностью в русле старой идеа-
листической философии истории, «новый взгляд» на
человеческое общество, развившийся внутри бур-
жуазной философии, был все же более глубоким
по сравнению, с традиционным, прежде всего пото-
му, что позволял представить человеческую исто-
рию как закономерный процесс1. Соответственно
новое понимание задач исторической науки в бур-
жуазной философии 'XIX в. было более плодотвор-
ным, чем традиционное (часто сводившее историю
на уровень хроники пополам со здравым смыслом
и житейской мудростью историка), уже потому, что
обращало внимание исследователя на массовые
процессы (например, социально-экономической ис-
тории) с их статистическими законами.
Логическим следствием нового понимания исто-
рии было представление о развитии общества как
совокупности постепенных, непрерывных количест-
венных изменений (отсюда формула Спенсера: «ис-
тория не делает скачков»). Но здесь-то и обнару-
живается односторонность нового воззрения (в той
его форме, в которой оно был<^ развито позитиви-
1 Разумеется, нельзя приписывать заслугу выработки
нового воззрения на историю в русле буржуазной филосо-
фии одним классикам позитивизма. Можно вспомнить Сен-
Симона и историков эпохи Реставрации во Франции, Бокля
в Англии, не говоря уже о Гегеле.
103
стами). По-видимому, в исторической науке повто-
рилась (с соответствующими изменениями) ситуа-
ция, уже имевшая прежде место в развитии естест-
венных наук. Если сопоставить натурфилософию
античности и средних веков с механистическим ес-
тествознанием нового времени (XVII—XVIII вв.),
то отчетливо видно, как на смену одностороннему
качественному описанию (раздробляющему единый
мир на множество независимых сущностей, или
субстанций) приходит столь же одностороннее чи-
сто количественное воззрение на мир («материя и
количество возможно одно и то же» — Лейбниц) с
его логическим следствием — принципом непре-
рывности («природа не делает скачков» — Лейб-
ниц). Первая концепция представляет мир как дис-
кретное множество вещей, вторая — как непрерыв-
ный континуум. Но мир не является ни тем, ни дру-
гим. Естественно поэтому, что в дальнейшем,
строго по Гегелю, происходит синтез рациональных
моментов односторонних концепций, отобразивший-
ся, кстати, в известном законе, сформулирован-
ном тем же Гегелем.
Нечто подобное происходит и в исторической
науке в XIX в. Традиционная точка зрения пред-
ставляет историю как дискретное множество собы-
тий, новая — как непрерывный континуум процес-
сов. Но история (будь то история людей, звезд
или планет) не является ни тем, ни другим (или,
если угодно, в ней есть и то и другое). Отсюда не-
обходимость синтеза рациональных моментов од-
носторонних подходов, необходимость всесторон-
него диалектического рассмотрения исторического
процесса, образцом которого является марксист-
ский историзм.
В чем проявилась односторонность позитивист-
ского историзма? Практически в решении любых
теоретических и методологических проблем исто-
рической науки. Раскрывая единство историческо-
го процесса, классический позитивизм забывал о
его разнообразии или ограничивался чисто словес-
ным, декларативным признанием возможности
многих различных путей социальной эволюции,
подчеркивая поступательный характер обществен-
104
ного развития, пренебрегал повторяемостью, цик-
личностью, настаивая на сходстве методов общест-
венных и естественных наук, упускал их различие,
выявляя непрерывность изменений, оставлял в тени
дискретность общественного развития, качествен-
ную разнородность исторических феноменов и т. д.
Словом, классический позитивизм всюду фиксирует
одну сторону медали, тогда как другая остается в
тени. К этой «второй стороне медали» всегда мо-
жет обратиться любой критик классического пози-
тивизма. Он может сообщить, например, что соци-
альная эволюция (как равно и биологическая) —
это не лестница, по которой человечество шагает
со ступеньки на ступеньку, а скорее дерево, на
ветвях которого вырастают различные типы (мо*
дели) социальной организации (культуры или ци^
вилизации). Или он может, подчеркнув момент
цикличности, возвратиться (как это сделал
Эд. Мейер, реставрировавший и модернизировав-
ший. схему Вико) к идее круговорота. Можно так-
же обратиться к различию целей или предметов
исторического и естественнонаучного исследования
(например, сконцентрировать внимание на инди-
видуальности, неповторимости исторических фено-
менов). Можно, наконец, просто апеллировать к
«культу личности» в историографии, благо никто
не может точно определить границы воздействия
выдающегося человека на «ход истории» (особен-
но если учесть туманность последнего термина).
Опыт показывает, что все эти возможности бы-
ли использованы противниками классического по-
зитивизма. Некоторые из этих антипозитивистских
концепций будут обрисованы более подробно. Но
сначала надо выяснить, почему вообще в конце
XIX — начале XX в. поднялась волна антипозити-
вистских настроений в области философии исто-
рии 2.
2 Очень содержательный анализ причин антипозитивист-
ских выступлений дает И. С. Кон в кн.: Философский идеа-
лизм и кризис буржуазной исторической мысли (Критиче-
ские очерки философии истории эпохи империализма). М.,
1959.
105
Причины здесь, видимо, двоякого рода. Одни
коренятся в прогрессе самой исторической науки,
другие — в изменении социально-психологического
климата буржуазного общества в эпоху перехода к
империализму.
Из причин первого рода следует особо выделить
простой рост числа историков и расширение поля,
которое они Могут обрабатывать. На смену гло-
бальным обобщениям (построенным на довольно
узкой эмпирической базе) пришли сугубо специ-
альные, частные исследования, обнаружившие мас-
су неточного, неверного, наивного, натянутого в
этих грандиозных схемах. Исследователи узнали,
что действительная история не вмещается в их про-
крустово ложе. И как всегда бывает в таких случа-
ях, первоначальный наивный (но по существу пра-
вильный) взгляд был отвергнут (трудно не вспом-
нить в этой связи участь диалектики древних гре-
ков). Историки-специалисты далеко превзошли
строителей тотальных систем в знании деталей, но
уступали им часто в понимании целого.
Что касается причин социально-психологиче-
ских, то из них самой важной является, наверно,
утрата спокойного оптимизма, присущего родона-
чальникам позитивизма (особенно Миллю и Спен-
серу). «Рабочий вопрос», конкуренция завоеваний,
рост милитаризма — вот почему буржуазно-ли-
беральной интеллигенцией овладевало предчувст-
вие беды, которая, кстати, и не замедлила прийти.
«Несчастья начались, готовьтесь к новым» —
Шексцир «Гамлет»). С этой новой позиции проро-
чества о неизбежном пришествии «золотого века»
мира и социальной гармонии и вообще вся доктри-
на «прогресса с гарантиями» казались наивной
фантазией. «Может произойти все, что угодно» —
таков был новый взгляд на перспективы общест-
венного развития. Его ретроспективный аспект: ес-
ли теперь может случиться что угодно, то, надо по-
лагать, и прежде тоже могло быть что угодно. Ис-
тория — собрание -случайностей. Можно, конечно,
подобрать факты таким образом, чтобы подтвер-
дить ту или другую субъективную иллюзию; но. их
всегда можно подобрать для подтверждения любой
106
субъективной картины. («История оправдывает все,
что угодно. Она содержит все и поэтому не учит
ничему» — Поль Валери). Так называемые объек-
тивные законы истории есть на самом деле наши
ретроспективные иллюзии.
Анализ конкретных проявлений антипозитивист-
ских тенденций в области методологии истории,
обнаружившихся в буржуазной философии истории
на рубеже XIX—XX вв., не входит в задачу настоя-
щей работы и предполагает особое обстоятельное
исследование. Однако нам представляется необхо-
димым дать краткий очерк этих тенденций как для
более полного представления о причинах кризиса и
разложения позитивистской философии истории,
так и для выявления тех новых вопросов, которые
были поставлены буржуазной философией истории
на рубеже двух веков и на -которые позитивизм
XX века, неопозитивизм, пытался найти ответы.
* *
*
Антипозитивистские тенденции в области мето-
дологии истории наиболее резко обозначились в
буржуазной философии поначалу в Германии, где
в 70-х годах XIX в. формируется философия нео-
кантианства. По мнению Канта, задачей философии
является «критика разума», т. е. исследование по-
знавательных возможностей человека. В соответст-
вии с этой ^установкой неокантианская школа при-
ступила к систематическому йсследованию гносео-
логических и методологических предпосылок науч-
ного познания. При этом Баденская школа (в отли-
чие от Марбургской, ведущие представители/ кото-
рой: Коген, Наторп, Кассирер — занимались преи-
мущественно проблемами естествознания) специа-
лизировалась в области методологических и теоре-
тических проблем исторической науки. Основные
теоретики Баденской школы — Вильгельм Вин-'
деЛьбанд (1848—1915) и Генрих Риккерт (1863—
1936).
Методологический дуализм, т. е. противоположи
ность методов истории и естествознания есть цент-
ральная идея Виндельбанда и Риккерта.
107
Виндельбанд утверждает, что существуют два
рода наук, которые следует различать не по мате-
риальному признаку, т. е. не.по предмету исследо-
вания, а по формальному признаку, по методу ис-
следования. К первому роду относятся обобщаю-
щие или номотетические науки, устанавливающие
законы и формулирующие свои выводы в форме
всеобщих аподиктических суждений, т. е. утвержде-
ний о том, что должно происходить (не может не
происходить) при определенных условиях. Ко вто-
рому роду относятся науки идеографические, опи-
сывающие отдельные факты и формулирующие
свои выводы в форме единичных ассерторических
суждений, т. е. утверждений о том, что имело место
тогда-то и там-то. Науки первого рода содержат
информацию о том, что бывает всегда, науки вто-
рого — о том, что случилось однажды.
Детальное обоснование противоположности ге-
нерализирующего и индивидуализирующего мето-
дов познания дано в сочинениях Риккерта «Грани-
цы естественнонаучного образования понятий» и
«Науки о природе и науки о культуре» и др. Ис-
ходный пункт рассуждений Риккерта — тезис (об-
щий для всего неокантианства) о том, что позна-
ние действительности такой, какова она на самом
деле, — вещь невозможная и ненужная. Действи-
тельность экстенсивно и интенсивно неисчерпаема,
любой предмет (или факт) имеет бесконечное мно-
жество свойств (сторон). Охватить их все мысль
человека не может. Значит, действительность «так,
как она есть, не может быть воспринята в поняти-
ях» 3. Познание — не отражение, а преобразование
(упрощение, идеализация) действительности, анато-
мирование ее, вычленение умом человека таких ее
аспектов, которые кажутся ему важными или су-
щественными. В этом смысле можно сказать, что
акт познания творит объект познания или что не
существует познаваемого объекта без познающего
субъекта. *
Главная черта действительности (безразлично,
природной или социальной) — непрерывная разно-
3Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре.
Спб., 1911, с. 68.
108
родность. Мир — совокупность множества единич-
ных фактов, каждый из которых в чем-то сходен с
другими, а в чем-то от них отличен. Каждое явле-
ние в мире индивидуально и неповторимо и поэто-
му в принципе не может быть познано (целиком, до
конца) рациональными средствами. «Лишь отвле-
каясь от всего, что не поддается вычислению, мо-
жем мы перейти от иррациональной действительно-
сти к рациональным понятиям, возврат же к каче-
ственно индивидуальной действительности нам на-
всегда закрыт. Ибо мы не можем вывести из по-
нятий больше того, что мы вложили в них» 4 5.
Итак, задача рационального познания — упро-
щение действительности. Как она решается? Суще-
ствуют два противоположных способа ее решения:
1) переход от непрерывной разнородности к непре-
рывной однородности: мы объединяем качественно
различные индивидуальности в класс по какому-ли-
бо общему признаку (группе признаков), отвергая
как «несущественные» индивидуальные различия
между ними и рассматривая их просто как экзем-
пляры данного класса, качественно однородные и
различающиеся лишь количественно, т. е. по тому,
в какой степени они обладают общими для всего
класса признаками; 2) переход от разнородной не-
прерывности к разнородной прерывности, т. е. изу-
чение единичного явления во всей совокупности его
свойств, в его уникальной, неповторимой индиви-
дуальности. Эти протвоположные принципы обра-
зуют логические полюсы, между которыми распо-
лагаются методы всех реальных наук.
Достоинство первого (генерализирующего) ме-
тода — возможность установления общих законов,
т. е. постоянно повторяющихся, бесконечно воспро-
изводимых связей явлений. Но в этом, по Риккерту,
и его слабость: «лишь частное действительно про-
исходит», «мы живем среди индивидуального и мы
действительны лишь как индивидуумы»6. Поэтому
когда мы пытаемся понять действительность по-
4 Р и к к е р т Г. Науки о природе и науки о культуре,
с. 172.
5 Р иккер т Г.- Границы естественнонаучного образо-
вания понятий. Спб., 1903, с. 220, 221.
109
средством подведения ее под общий закон, то, счи-
тает Риккерт, «от нас всегда ускользает из нее как
раз то, что делает ее действительностью»6.
Адекватным методом познания действительно-
сти, ведущим к ее подлинным элементам, является
индивидуализирующий метод. Суть его — исполь-
зуя как элементы общие понятия, сконструировать
из них конкретное понятие (Ренессанс, Афинская
демократия и т. д.); бесконечная совокупность об-
щих понятий дает исчерпывающее описание инди-
видуального явления. Следующая задача — объяс-
нение явления. Она не может быть решена путем
подведения его под закон, полагает Риккерт, по-
скольку «всякий закон общ и поэтому в нем не мо-
жет содержаться ничего о тех частных причинах
однократного процесса, которыми интересуется ис-
торик» 7. Поэтому Риккерт вводит понятие индиви-
дуальной причинности, противопоставляя его объ-
яснению через закон,
Риккерт подчеркивает, что действительность са-
ма по себе монистична: и в природе и в человече-
ской истории мы наблюдаем непрерывную разно-
родность. Каждый из противоположных методов
можно поэтому применять в любой области. Како-
му из них отдается предпочтение (или в какой ком-
бинации они используются), зависит не от предме-
та исследования, а от его цели, от направления по-
знавательного интереса исследователя. Но в этом
пункте и обнаруживается фундаментальное разли^
чие между науками о природе и науками о куль-
туре. В науках первого рода нас, как правило, ин-
тересуют общие черты явлений определенного
класса. Когда же предметом исследования делает-
ся некоторый культурный объект, то оказывается,
что его важность определяется не тем, что у него
есть общего с другими действительностями, а тем,
чем он отличается от них. «Реальная общественная
связь всегда есть нечто индивидуальное»8. Поэто-
му история, которая, по мнению Риккерта, изучает
6 Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре,
с. 209.
7 Там же, с. 353.
8 Там же, с. 481.
ПО
главным образом духовные процессы (например,
процесс накопления нравственных, эстетических и
других ценностей), должна интересоваться как раз
неповторимой индивидуальностью явлений.
Здесь Риккерт сталкивается с проблемой крите-
рия для отбора существенного в бесконечной массе
разнородных фактов. Если отвергнуть критерий
повторяемости, то где гарантии против произвола и
субъективизма в отборе фактов? Либо такие гаран-
тии будут найдены, либо история утрачивает статус
науки.
Решение Риккерта: культура — совокупность
объектов, имеющих ценность. Поэтому «лишь отне-
сение к ценности определяет величину индивиду-
альных различий. Благодаря им мы замечаем один
процесс и отодвигаем на задний план другой» 9. Но
существует ли объективный критерий для опреде-
ления самой ценности того или другого культур-
ного объекта? Риккерт утверждает, что такой кри-
терий есть и что «история есть нечто большее,
нежели произвольное сопоставление произвольно
выхваченных фактов, имеющее значение лишь для
того, кто опутан оценками определенного историче-
ского культурного круга» 10. Таким критерием яв-
ляется объективная (не зависящая от субъектив-
ных оценок тех или других индивидов, слоев,
классов и т. д.) ценность соответствующих явлений,
или, как пишет Риккерт, их смысл, лежащий над
всяким бытием и образующий самостоятельное
царство»по ту сторону субъекта и объекта. Рас-
крыть смысл (значение, ценность) культурных фе-
номенов — задача философии истории. Выполняя
ее, она дает Историку критерий для разграничения
существенного и несущественного (в. какой мере те
или другие человеческие установления приближают-
ся к абстрактным, всеобщим идеалам истины, доб-
ра, справедливости, красоты и т. д.).
Весьма скептически относится к концепции
трансцендентных, по ту сторону всякого бытия пре-
бывающих абсолютных ценностей, другой теоретик
9 Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре,
с. 315.
10 Там же, с. 192.
111
неокантианства — М. Вебер (1864—1920). Он по-
лагает, что понятие ценности не имеет смысла
безотносительно к ценностным ориентациям того
или другого культурно^исторического круга. В ос-
тальном Вебер следует основным установкам Ба-
денской школы, развивая и дополняя их. В частно-
сти, он исследовал проблему соотношения абстрак-
ций теоретических наук и «конкретных понятий» 11
историка. Понятия, которыми оперируют обобщаю-
щие науки, есть, по Веберу, результат мысленного
выдвижения на передний план некоторых элемен-
тов действительности. В результате такой опера-
ции получается некоторая идеализация, такая, что
«в его абстрактной чистоте этот мысленный образ
эмпирически нигде нельзя найти в действительно-
сти, он есть утопия и для исторической работы воз-
никает задача в каждом отдельном случае устано-
вить, как близко или как далеко от этого идеально-
го образа стоит действительность» 11 12. Вебер преду-
преждает, что идеально-типические конструкции
теоретиков нельзя ни смешивать с реальностью, ни
рассматривать как схемы, под которые реальные
события можно подвести в качестве экземпляра.
Такие конструкции следует рассматривать лишь как
наши орудия для ориентировки в действительности.
«Идеальный тип» — не снимок (копия, отражение)
реальности, а инструмент ее умственного разложе-
ния на компоненты.
Идеи, выдвинутые Баденской школой, оказали
существенное влияние на развитие буржуазной фи-
лософии истории в целом и дальнейшую эволюцию
позитивизма в частности, поэтому необходимо про-
анализировать их несколько обстоятельнее. Тезис
о том,ачто познание не отражение, а преобразова-
ние действительности, вполне правилен, если под
отражением понимать зеркальное отражение, т. е.
полное и точное, раз навсегда данное «соответствие
интеллекта вещам действительного мира». Но это
11 Терминология кажется не очень удачной. Лучше
пользоваться терминами «социологическая» и «историческая
абстракция».
12 Цит. по кн.: Кон И. С. Философский идеализм и
кризис буржуазной исторической мысли. М.» 1961, с. 90.
112
противопоставление абсурдно, если под отражени-
ем понимать (как это и делает диалектическая тео-
рия познания) процесс активного творчества «проб-
ных моделей» действительности, отображающих не-
которые избранные ее аспекты, существенные с
точки зрения решения определенных задач.
Противоположность генерализирующего и инди-
видуализирующего методов — это основной тезис
Баденской школы и здесь больше всего неясностей
и уклончивости в позиции ее теоретиков. Причина,,
видимо, (проста. Виндельбанд и Риккерт хотят про-
тивопоставить генерализирующий метод естество-
знания индивидуализирующему методу истории, но
не могут этого сделать, так как: а) индивидуализи-
рующий метод работает и <в области естественных
наук (например, астрономия Солнечной системы,
физическая география, геология и т. д.); б) сущест-
вуют обобщающие общественные науки (демогра-
фия, социология, политическая экономия и т. д.);
в) невозможно рассматривать человеческую исто-
рию (в том числе историю духа) как науку только
об индивидуальном. Риккерт хочет обойти эту труд-
ность ссылкой на то, что применение генерализи-
рующего метода в истории хотя и возможно, но не
интересно, противоречит цели исторического иссле-
дования. Но на каком основании изучение уникаль-
ного объявляется единственной целью исторической
науки? Конечно, если историк хочет проследить, на-
пример, процесс складывания определенных ценно-
стей, то его интересует специфический вклад раз-
личных людей или культур в их формирование. Но-
у историка может быть и другая задача, например
выяснение общих закономерностей тех или других
явлений. Поэтому заявление Риккерта о том, что не
может быть- исторических законов (так как исто-
рия должна заниматься только уникальным), голо-
словно и бездоказательно. Риккерт не опроверг
существование законов истории, а просто предло-
жил историкам не заниматься ими.
Весьма уязвима и концепция индивидуальной
причинности, предложенная Риккертом. Если исто-
рия столько же обобщающая, сколько и индивидуа-
лизирующая наука, то в ней должны быть два типа
113.
объяснений: а) объяснения эмпирических законов
посредством подведения их под социологические,
экономические, психологические и другие теории;
б) объяснения индивидуальных явлений посредст-
вом разложения их на компоненты и подведения
последних под соответствующие теории. В послед-
нем случае полное объяснение уникального явления
возможно лишь с помощью бесконечного ряда за-
конов, теорий.
Дуализм ценности и действительности представ-
ляет собой концепцию, в основе которой лежит
вполне здравая и ценная мысль, но выраженная в
фантастической и вводящей в заблуждение форме.
Риккерт утверждает, что смысл (значение, цен-
ность) культурных объектов: а) лежит «по ту сто-
рону» их бытия; б) не зависит от субъективных
оценок и, наоборот, является критерием их пра-
вильности. Оба эти утверждения вполне справедли-
вы. Подобно тому как никакое физическое или
химическое исследование золота не вскроет его
значение, (смысла, ценности) для человеческих об-
ществ, так никакое эмпирическое описание соци-
альных институтов (законов, обычаев и т.д.), чело-
веческих действий (революций, реформ и т. п.)' или
их продуктов (произведений искусства, орудий тру-
да и т. п.) не обнаружит их значение (функцию,
роль) в жизни общества. Его можно обнаружить,
лишь выяснив, как работает и изменяется данная
социальная система и какую роль играют в ее функ-
ционировании и развитии интересующие нас явле-
,ния. Очевидно такие, что их объективная функция
не зависит от наших субъективных оценок и, на-
против, является критерием их правильности.
Но в одном пункте Риккерт ошибся: понятие
«ценностей» (хозяйственных, правовых, этических,
эстетических, познавательных и т. д.) не имеет ни-
какого смысла, если его вырвать из контекста чело-
веческих (индивидуальных, групповых, обществен-
ных) нужд. Вне общества, безотносительно к нему
не существует никаких ценностей. В сущности, сам
дуализм должного и сущего (ценности и бытия,
идеала, и действительности) отражает лишь суще-
ствование в человеческом обществе двух потоков
114
информации — информации дескриптивной, или
познавательной (информация о том, что есть, т. е.
о том, что угрожает обществу или может быть ис-
пользовано для удовлетворения его нужд), и ин-
формации прескриптивной, или нормативной, цен-
ностной, идеологической (о том, что должно быть,
что нужно обществу). Расхождение между ними
(конфликт между идеалом и действительностью)
есть стимул деятельности, направленной на при-
ведение сущего в соответствие с должным. В ходе
деятельности изменяются нужды общества (соот-
ветственно его идеалы) и конфликт возникает сно-
ва (на более высоком уровне). Этот весьма простой
(разумеется, лишь в такой абстрактной’форме) ме-
ханизм Риккерт и мистифицировал.
Выдвигая концепцию идеальных типов, М. Ве-
бер ставит действительно важной вопрос: в каком
отношении к реальному миру находятся абстрактные
модели, конструируемые в теоретических дисципли-
нах (будь то теоретическая физика, теоретическая
биология или теоретическая социология)? Вполне
правильно он утверждает, что такие абстрактные
системы нельзя смешивать с реальностью, что
нельзя, например, живые общества подводить в ка-
честве экземпляра под ту или другую абстрактную
систему (хотя бы потому, что в нем непременно об-
наруживаются разного рода внесистемные элемен-
ты), что такие модели следует рассматривать лишь
как орудия анализа реальности, как средства ори-
ентировки в эмпирическом материале. Но в этом
пункте Вебер допускает гносеологический промах,
утверждая в согласии со всем неокантианством, что
такие теоретические системы не являются снимка-
ми с реальности. Между тем, если бы они не были
такими «снимками» (т. е. упрощенным отображе-
нием некоторых аспектов, черт или структур) ре^
ального мира, они просто не могли бы работать в
качестве инструментов анализа (точно так же, как
не была бы пригодна для технических расчетов
геометрия Евклида, если бы она не отражала,
пусть, неполно, неточно, метрику реального прост-
ранства).
Таким образом, теоретики Баденской школы,
115
выступившие против позитивистского решения ис-
торико-философских проблем, предложили ряд
идей, которые, в свою очередь, поставили перед ме-
тодологией истории новые вопросы и на которые
буржуазная наука не смогла дать удовлетворитель-
ных ответов.
Одновременно с выступлением Баденской шко-
лы натуралистическая методология истории была
атакована еще и с другой стороны, с позиций «фи-
лософии жизни» В. Дильтея (1832—1911) и близ-
кой ей по духу доктрины «творческой эволюции»
А. Бергсона 13.
Исходный пункт этих учений — иррационализм:
«Жизнь невозможно привести пред судилище разу-
ма» (В. Дильтей). Разумеется, можно описать по-
ведение живых существ, в том числе поведение лю-
дей, так же, как мы описываем поведение мертвой
материи. Но живое тем и отличается от неживого,
что оно способно чувствовать, а люди к тому же
способны мыслить. Эта внутренняя, субъективная
сторона, по кГнению иррационалистов, ускользает
от естествознания и от историка, если он ограничи-
вается методами, аналогичными методам естествен-
ных наук. Суть аргументов иррационалистов в сле-
дующем. Естествознание преуспело в описании и
анализе, объяснении и предвидении. Но его методы
беспомощны там, где возникает задача «понима-
ния», проникновения в чужие переживания, мысли
и чувства. Поскольку дело касается природы, та-
кой задачи и не возникает. История — иное дело.
Историк должен истолковать не чуждую ему мерт-
вую материю, а действий других людей. Для этого
он должен «влезть в чужую шкуру и немножко в
ней походить». Как говорит сторонник «понимаю-
щей, социологии» Коллингвуд, «объект, открывае-
мый в истории, не просто событие, но мысль, вы-
13 Позже идеи этих мыслителей развиты и детализиро-
ваны многими буржуазными философами весьма различных
направлений. В их числе были теоретик Марбургской школы
неокантианства Э. Кассирер, последователь Риккерта —
М. Вебер, основатель прагматизма В. Джемс, продолжатель
традиции антинатуралистического историзма О. Шпенглер,
неогегельянец Р. Коллингвуд и др.
116
раженная в нем. Открыть эту мысль значит понять
ее» 14. Объект исторического изучения, по Коллинг-
вуду, не есть «нечто внешнее для познающего ума,
он есть деятельность мышления. История может
быть известна лищь поскольку познающий ум вос-
производит ее... Для историка события, историю ко-
торых он изучает, не спектакль, наблюдаемый из-
вне, но переживание, оживающее в его собствен-
ном уме»15.
Каким же способом, по мнению иррационали-
стов, можно проникнуть во «внутреннюю» сторону
исторического процесса, понять мысли и чувства
людей, творящих историю? Человеческий дух
объективируется множеством различных способов:
дома и машины, обычаи и нравы, религия и мета-
физика, искусство и наука — короче, вся социаль-
ная среда есть продукт человеческой деятельности
или, что то же, объективация человеческого духа.
Анализ ее — путь к его постижению. Главная
трудность, возникающая здесь, — непригодность
обычных (принятых в естествознании) приемов
причинного объяснения (например, такого, как
подведение под закон). С их помощью можно
объяснить поведение людей, но нельзя его понять,
т. е. почувствовать то* же, что чувствовали изучае-
мые персонажи. «Во всяком понимании есть нечто
иррациональное, ибо сама жизнь является такой...
И последняя, хотя и совершенно субъективная до-
стоверность, заложенная в этом сопереживании, не
может быть заменена никакой проверкой познава-
тельной ценности выводов, в которых может быть
выражен процесс понимания» (Дильтей) 16.
Бесспорно, в той критике, которой интуитивизм
подверг позитивистское решение проблем историче-
ской науки, немало рационального. Провозглашая:
«мы объясняем природу, но понимаем духовную
жизнь», — интуитивизм рельефно обнаруживает
одну из главных слабостей натурализма — прене-
14 Collingwood R. The Idea of History. Oxford,
1956, p. 214.
15 Ibid., p. 218.
16 Цит. по кн.: К о н И. С. Философский идеализм и
кризис буржуазной исторической мысли, с. 114—115.
117
брежение субъективной, внутренней стороной исто-*
рического процесса. Ясно, что историческая наука*
не может игнорйровать внутренний мир челове-
ка — творца истории. Но как проверить правиль-
ность рассуждений о том, что думали или чувство-
вали другие люди (большей части которых, кстати,
уже нет), особенно принадлежащие к другим куль-
турным кругам? Не утрачивает ли в этом пункте
история статус науки и не превращается ли она в
нечто вроде искусства (коль скоро решающим аргу-
ментом делается 'субъективная достоверность ин-
туитивного понимания)?
Это трудный вопрос и потому ограничимся здесь
лишь одним соображением. С одной стороны, про-
извол интерпретатора чужих мотивов всегда в ка-
кой-то мере ограничен: а) совокупностью имеющих-
ся свидетельств о внешнем поведении (делах и сло-
вах) соответствующего персонажа, а также об ус-
ловиях, в которых он действовал, о его «ситуации»
и «шкале ценностей»; б) совокупностью психологи-
ческих гипотез, раскрывающих механизмы челове-
ческого поведения. С другой стороны, даже там,
где вовсе нет проблемы «внешнего — внутренне-
го», например, при изучении мертвой природы, не
существует (или существует как редкое исключе-
ние) такой вещи, как одно-единственное правиль-
ное объяснение. Совокупность известных фактов и
законов (теорий) ограничивает круг возможных
объяснений, но, как правило, не сводит его к одно-
му единственно возможному. Поэтому возникает
впечатление, что разница между «причинным
объяснением» и «интуитивным пониманием» скорее
количественная (в степени строгости и проверяемо-
сти различных интерпретаций явления).
* *
*
Крушение «исторического оптимизма» буржуа-
зии, трудности роста науки (особенно кризис фи-
зики), «анти позитив и стекая волна» в области мето-
дологии истории — все это вместе вызвало глубо-
кий кризис позитивистской социологии и историо--
118.
графин. Весьма показательны в этом смысле «ма-
тематическая социология» Парето и «Введение в
изучение истории» Ланглуа и Сеньобоса.
Методологические принципы Парето практиче-
ски идентичны принципам Пуанкаре, Маха, Дюге-
ма и Пирсона. Парето подвергает теоретическую
социологию столь же основательной «антиметафи-
зической чистке», какой позитивисты «второго при-
зыва» подвергли теоретическое естествознание. По
его мнению, «все до сих пор существовавшие социо-
логические теории... в той или иной степени были
всегда догматическими, метафизическими, не «ло-
гико-экспериментальными» и «морализирующими».
Они обычно выходили за пределы фактов, наблю-
дений, экспериментов и даже логики^ С этой точки
зрения «социологии» О. Конта и Г. Спенсера были
почти столь же ненаучны, как и те теологические
и религиозные теории, которые они критиковали.
Чтобы социология стала подлинно научной «логи-
ко-экспериментальной» дисциплиной, свободной от
всяких «априорных элементов и принципов» (на-
пример, таких, как категории «необходимость», «не-
избежность», «абсолютный детерминизм» и т. п.),
она должна быть, считает Парето, радикально пре-
образована.
Главные пункты ревизии17: 1) вместо метафи-
зических понятий «причина» и «следствие» надо
ввести заимствованные из математики понятия «пе-
ременная» и «функция»; 2) качественное описание
социальных феноменов следует заменить измере-
нием «переменных» и выявлением «функциональ-
ных зависимостей» между ними, колебаний этих
зависимостей в пространстве и времени и. корреля-
ций между колебаниями; 3) общую всем «упро-
щающим теориям» концепцию односторонней зави-
симости (один из факторов общественной жизни
рассматривается как причина, а все остальные как
следствия) нужно заменить концепцией всесторон-
ней взаимозависимости (любую переменную можно
17 S о г о k i n Р. Contemporary Sociological Theories.
N. Y.—L., 1928, p. 40—48.
119
условно принять как независимую на предмет уста-
новления формулы функциональной зависимости от
нее других переменных).
Особенно раздражает Парето «религия прогрес-
са и эволюции». Он стремится показать ошибоч-
ность всех «исторических тенденций», «историче-
ских законов эволюции» и «линейных теорий» ста-
дий прогресса. Взамен Парето предлагает ряд цик-
лических теорий для различных социальных про-
цессов. Одна из них — печально, знаменитая теория
«циркуляции элит», снискавшая позитивисту Паре-
то заслуженную славу предтечи итальянского фа-
шизма.
Не в том, конечно, состоит дефект методологии
Парето, что он предлагает разрабатывать количест-
венные методы изучения социальных явлений. Со-
циальные закономерности -имеют статистический
характер, и социологические обобщения обретают
статус подлинных (проверяемых) законов науки
лишь в той мере, в какой мы научаемся измерять
вероятности предсказываемых ими явлений. Рав-
ным образом нет ничего ненаучного в концепции
всесторонней взаимозависимости различных сторон
общественной жизни.
Порок социологического метода Парето в его
механицизме, в игнорировании принципиальных,
коренных отличий высших форм организации мате-
рии от низших. Одно из них таково: на уровне ор-
ганических систем возникает различие между пер-
вичными подсистемами, непосредственно регули-
рующими «обмен веществ», и вторичными (вторые
обслуживают первые). Исследователь биологиче-
ских и социальных процессов обязан учитывать эту
объективную субординацию (хотя бы потому, что
из нее вытекает иерархия факторов, управляющих
биологической и социальной эволюцией). Учет спе-
цифики социальной формы движения материи (пре-
образование природы сообразно нуждам людей)
позволяет ему найти ведущий фактор человеческой
истории (производство материальных благ).
Классики позитивизма понимали, что ведущий
фактор существует (но ошибочно приписали роль
ведущего фактора духовному развитию общества),
120
тогда как Парето (а потом и весь неопозитивизм)
вообще отбросил идею субординации.
Вступив на путь «плюралистического» понима-
ния истории, Парето все же не отказывается еще
целиком от идеи исторического закона. Он только
отбрасывает идею прогресса 18 и заменяет ее идеей
исторических круговоротов. Значительно дальше
пошли Ланглуа и Сеньобос. На первой же страни-
це своего труда по методологии истории они про-
тивопоставляют свое понимание задач философии
истории доктрине родоначальников позитивизма,
которые в большинстве своем не были историками
по профессии, но, избрав историю предметом своих
размышлений, стали отыскивать в ней «подобия» и
«законы», возвели таким образом историю в пози-
тивную науку. Этим «абсурдным» претензиям они
противопоставляют свой опыт изложения метода
исторических наук. Его цель — «рассмотреть... ус-
ловия и приемы исследования и указать характер
и пределы знания в истории. Как удается узнать о
прошлом то, что возможно и что важно знать? Что
такое документ? Как следует пользоваться доку-
ментами для исторического сочинения? Что такое
исторические факты? Как их нужно группировать в
историческом труде?» 19.
Итак, философия истории сводится к теории по-
знания. Чему же учит эта теория? Первая методо-
логическая рекомендация — «избегать искушения
применять в истории методы точных наук»: «Исто-
рик не располагает научно установленными прото-
колами наблюдений, заменяющими в позитивных
науках непосредственные наблюдения. Он постоян-
но находится в таком положении, в каком был бы
химик если бы знал об известном ряде опытов
только по пересказам своего лабораторного служи-
теля»20. В отличие от положительных наук, имею-
щих дело с реальными предметами и процессами, в
истории реальна только исписанная бумага и ино-
18 По идеологическим мотивам Парето не скрывал своей
ненависти к демократии и социализму.
19 Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение
истории. Спб., 1899, с. 2.
20 Там же, с. 52.
121
гда памятники и предметы производства. Поэтому
метод истории, как считают Ланглуа и Сеньобос,
не является адекватным методом, заставляющим
открывать реальные предметы, а является мето-
дом субъективным. Сама же история есть строго
субъективная наука. Историк «воображает себе
общество или эволюцию и включает в эти вообра-
жаемые рамки черты, заимствованные из-докумен-
тов» 21.
Следующая рекомендация — помнить, что люди
«кажутся сгруппированными в различные катего-
рии (классы, корпорации, церкви, правительства) г
и эти категории кажутся реальными существами
или, по меньшей мере, органами... в реальном су-
ществе» 22. В результате этой иллюзии, порождае-
мой мистифицирующим языком документов, «поза-
ди исторических фактов создался мир мнимых су-
ществ. Чтобы оградить себя от этой обманчивой
мифологии, достаточно одного правила: не отыски^
вать причин исторических фактов, не представив
себе этих фактов конкретным образом в форме
действующих или думающих индивидуумов»23.
Представление о том; что общество — нечто боль-
шее, чем сумма взаимодействующих индивидов,
Ланглуа и Сеньобос называют холистской иллюзи-^
ей, а признание существования объективных зако-
нов — ошибочной верой, источник которой не нау-
ка, а теология. Теории, которые при объяснении ис-
торических фактов' прибегают к понятию закона,
являются, по Ланглуа и Сеньобосу, псевдонаучны-
ми, скрывающими метафизику под научными фор-
мами.
Первая из этих псевдонаучных, теорий, по их
мнению, — гегельянская, покоящаяся на идее, что
всякий реальный исторический факт в то же самое
время разумен, что в конце концов все совершает-
ся к выгоде общества.
Поскольку из подобного оптимистического по-
нятия о разумном управлении миром вытекает и
21 Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение
истории, с. 179.
22 Там же, с. 193—194.
23 Там же, с. 229.
122
теория беспрерывного и необходимого прогресса
человечества, Ланглуа и Сеньобос решительно вы-
ступают против теории прогресса, хотя она. и при-
нята позитивистами. С их точки зрения, понятие
прогресса представляет собой метафизическую ги-
потезу.
«Изучение исторических фактов, — считают
они, — не указывает на беспрерывный, единый
прогресс человечества, оно обнаруживает только
перемежающиеся частичные успехи и не дает ни-
какого основания приписывать их постоянной при-
чине, присущей всему человечеству, а не ряду мест-
ных случайностей» 24.
Еще один момент. Касаясь полемики между за-
щитниками традиционной историографии «лично-
стей и событий» и сторонниками изучения эволю-
ции общественных отношений, Ланглуа и Сеньобос
сообщают, что «полное историческое построение
’ предполагает изучение фактов с обеих указанных
точек зрения»25, и обосновывают это (само по себе
бесспорное) положение ссылкой на то, что «не сле-
дует... делить факты на крупные и мелкие... В эво-
люции человечества встречаются великие преобра-
зования, не имеющие другой понятной причины,
кроме одного частного случая» 26.
Итак, история не может быть позитивной нау-
кой; ее метод — косвенный и субъективный; обще-
ство — не целостная саморазвивающаяся система,
а сумма взаимодействующих индивидуумов; эволю-
ция — собрание случайностей; исторические зако-
ны — теолого-метафизическая химера; ничтожные
причины способны вызвать великие следствия.
Налицо отступление позитивистской мысли, от-
каз от достижений основоположников позитивизма,
возврат (правда, неполный и непоследовательный)
к допозитивистской историографии. Маленькая
книжка Ланглуа и Сеньобоса — симптом начавше-
гося разложения позитивистской философии ис-
тории.
24 Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение ис-
тории, с. 228.
25 Там же, с. 190.
26 Там же, с. 199.
Раздел II
НЕОПОЗИТИВИЗМ.
НАТУРАЛИСТИЧЕСКИЙ
АНТИИСТОРИЗМ
Глава 5 ФИЛОСОФСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
УСТАНОВКИ НЕОПОЗИТИВИЗМА
1. Неопозитивизм
о предмете философии
История неопозитивизма начинается примерно
полстолетия назад, с момента возникновения Вен-
ского кружка (М. Шлик, Р. Карнап, Г. Фейгель,
О. Нейрат, Ф. Кауфан и др.), берлинского «Обще-
ства эмпирической философии» (Г. Рейхенбах,
В. Дубислав и др.) и Львовско-варшавской школы
логиков (А. Тарский, К. Айдукевич и др.). Парал-
лельно и в тесном контакте с «континентальной»
разновидностью неопозитивизма развивается его
«островная» разновидность в Англии (Б. Рассел,
Л. Виттгенштейн, А. Айер). В период между двумя
мировыми войнами неопозитивизм выдвигает докт-
рину так называемого «логического позитивизма» —
наиболее радикальной формы неопозитивизма. По-
сле второй мировой войны неопозитивизм вступает
в полосу заката, отказа (правда, частичного и не
всегда последовательно) от решающих пунктов
доктрины логического позитивизма. В настоящее
время логический позитивизм мертв. Но его фило-
софские и методологические установки продолжают
жить в «снятом» виде в концепциях различных
школ современного неопозитивизма (лингвистиче-
ская философия в Англии, академическая и общая
семантика в США, операционализм, неопрагматизм
и т. д.). Поэтому анализ этих установок имеет не
только историческое значение. Без него непонятны
современные формы «философии анализа». Здесь
речь пойдет о философских и методологических по-
стулатах главным образом логического позитивиз-
ма (анализ «чистых» форм доктрины дает ключ к
пониманию и ее «превращенных» форм). Итак, в
чем видит неопозитивизм (прежде всего логический
позитивизм) цель философии вообще, философии
истории в частности?
В первую очередь бросается в глаза резкое раз-
личие между неопозитивизмом и классическим по-
127
зитивизмом. Классики позитивизма (О. Конт,
Д. Милль, Г. Спенсер) не отрицали мировоззренче-
скую функцию философии. Они оспаривали лишь
возможность особого «философского», т. е. априор-
ного, внеэмпирического, спекулятивного познания
мира, считали единственным источником знания по-
ложительные науки, опирающиеся на наблюдение и
эксперимент. Задачу философии (притом главную
ее задачу) они видели в интеграции, синтезе зна-
ний, накопленных частными науками, в движении
путем индуктивных обобщений от частичных синте-
зов (функция отдельных наук) к универсальному
(функция философии), к всеобщим понятиям и за-
конам (вроде, например, всеобщего «закона про-
гресса» Г. Спенсера). Отсюда грандиозные (но ча-
сто плохо обоснованные) «глобальные» онтологиче-
ские обобщения. Выражением этой установки были
созданные О. Контом (к которому присоединился
Д. Милль) и Г. Спенсером «всемирно-исторические
синтезы», «всеобъемлющие» теории исторического
процесса. Иную установку мы встречаем у позити-
вистов «второго поколения» (Э. Маха, Р. Авена-
риуса и других эмпириокритиков), по стопам кото-
рых идут в этом пункте неопозитивисты. Позити-
визм второго и третьего поколения отказывается от
попытки дать картину мирового целого (в частно-
сти от попыток дать целостную картину историче-
ского процесса). Единственную задачу философии
он усматривает в исследовании человеческого по-
знания, в установлении разграничительной линии
(«демаркации», по словам К. Поппера) между сфе-
рой объективного знания и сферой субъективных
верований. Назначение философии — выяснение
границы всякого возможного знания, 15гтоиск крите-
риёв, позволяющих отделить то, что мы действи-
тельно знаем (или можем знать), от того, во что
мы только верим. Теория познания без теории бы-
тия, гносеология без онтологии, методология без
мировоззрения — таков основной принцип эмпи-
риокритицизма’и неопозитивизма, отличающий их
от классического позитивизма. В этом пункте по-
зитивизм как бы возвращается к традиции «крити-
ческой философии» XVIII в., усматривавшей свою
128
задачу в «исследовании человеческого ума» (Юм),
в «критике разума» (Кант) с тем, чтобы разграни-
чить «еферы влияния» науки и религии и, «ограни-
чив знание, дать место вере» 4.
Каким способом решает философ свою задачу?
В этом пункте обнаруживается различие между эм-
пириокритицизмом и неопозитивизмом. Мах, Аве-
нариус и другие эмпириокритики стремились «очи-
стить опыт» от «метафизики» путем психологиче-
ского анализа процесса познания, сведения всего
содержания знания к «чувственно данному», к «ней-
тральным» элементам мира (опыта). Неопозити-
визм 1 2 пытается решить ту же задачу (отсечь от
науки «метафизические» наслоения) путем логиче-
ского анализа языка (науки и «здравого смысла»).
«Философия — не теория, а деятельность, — пишет
Витгенштейн. — Философская работа состоит по су-
ществу из разъяснений. Результат философии — не
некоторое количество «философских предложений»,
1 «Критическая философия» Юма и Канта — умеренное
крыло философии Просвещения. От них идут две линии
критической философии — позитивизм и неокантианство. Об-
щая черта обоих направлений — «антиметафизическая» на-
правленность, стремление путем критического анализа по-
знавательных возможностей человека размежевать незави-
симые сферы — научного знания и религиозной веры,. В то
же время между ними существуют важные различия.
Философия Канта возникла в Германии, еще «не дорос-
шей» тогда до буржуазной революции. Отсюда компромисс
теологического и материалистического мировоззрений, гно-
сеологический и методологический дуализм, противопостав-
ление эмпирического содержания и априорной формы позна-
ния, теоретического и практического разума, познания и
деятельности, сущего и должного, бытия и ценности, «звезд-
ного, неба над нами» и «нравственного закона внутри нас>.
Логическое следствие этой позиции — антинатурализм в ме-
тодологии истории.
Философия Юма возникла в стране, уже пережившей
буржуазную революцию. Отсюда последовательный (но
идеалистически истолкованный) эмпиризм, логическим след-
ствием которого является принцип единства научного мето-
да (натурализм в методологии истории).
Без учета полемики между этими двумя полюсами кри-
тической философии невозможно понять современный пози-
тивизм.
2 Речь идет о логическом позитивизме,
g Л. А- Жураддед
129
но прояснение предложений. Философия должна
прояснять и строго разграничивать мысйи, которые
без этого являются как бы темными и расплывча-
тыми» 3.
Цель изучения — отделение предложений,
имеющих познавательный смысл, от неимеющих та-
кового. Средство —L уяснение истинной логической
формы суждения. Дело в том (поясняет Л. Витген-
штейн), что язык — великий практик, но в то же
время и величайший мистификатор. Он обманыва-
ет нас и создает массу заблуждений и мнимых
проблем (из которых большей частью и состоит
традиционная философия). Главный источник за-
блуждений — несовпадение' логической формы
суждения и грамматической формы предложения.
«Язык переодевает мысли. И притом так, что по
внешней форме этой одежды нельзя заключить о
форме переодетой смысли. Большинство предложе-
ний и вопросов, высказанных по поводу философ-
ских проблем, не ложны, а бессмысленны. Поэто-
му мы вообще не можем отвечать на такого рода
вопросы, мы можем только установить их бессмыс-
ленность. Большинство вопросов и предложений
философов вытекает из того, что мы не понимаем
логики нашего языка. Не удивительно, что самые
глубочайшие проблемы на самом деле не есть про-
блемы» 4. Рассуждение Витгенштейна показывает
еще одно отличие неопозитивизма от всех предше-
ствующих форм скептической философии: пиррони-
сты и «академики» древности воздерживались от
суждений; Юм предлагал предавать огню сочине-
ния метафизиков, ибо в них нет ничего кроме софи-
стики и заблуждений; Кант сравнивал метафизику
с размахиванием крыльями в пустоте; Конт и
Милль, Спенсер и Мах хотели отделить науку от
метафизики. Но все они признавали законность
«метафизических» проблем, отрицая лишь нашу
способность их разрешать. Иного взгляда держит-
3 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат,
М., 1958, с. 50.
4 Там же, с. 44,
130
ся / неопозитивизм5: «для ответа, который не может
быть высказан, не может быть высказан вопрос.
Загадки не существует. Если вопрос вообще может
быть поставлен, то на него можно также и отве-
тить» 6. Не существует никаких «вечных», «прокля-
тых» или «неразрешимых» вопросов. «Проблемы
или решаются, или распознаются как несуществую-
щие» (Р. Карнап). Таким образом вместе с «мета-
физикой» элиминируется также и агностицизм. Фи-
лософский анализ выполняет функцию «бритвы
Оккама»: путем установления логического статуса
предложений отсекает реальные проблемы, которы-
ми должна заниматься наука, от мнимых, порож-
денных мистифицирующим языком и закрепленных
«бременем страстей человеческих».
Исходный пункт анализа состоит в утвержде-
нии, что не может быть никаких синтетических
суждений a priori, следовательно, никакого апри-
орного, внеэмпирического познания мира, на кото-
рое претендовала традиционная метафизика. Един-
ственный источник знания о мире — эмпирическая
наука.
Сторонники логического позитивизма дают сле-
дующее пояснение. Существуют два типа сужде-
ний: аналитические и синтетические. Истинность
или ложность первых зависит от определения
-субъекта: если предикат противоречит определению
субъекта, суждение необходимо ложно (точнее, аб-
сурдно, логически недопустимо); если предикат с
логической необходимостью (следует из определе-
ния субъекта, суждение необходимо истинно. Но
оно является тавтологией, т. е. просто раскрывает
содержание определения 7. Между этими двумя по-
люсами располагается класс синтетических сужде-
ний: предикат не противоречит определению
5 Точнее, держался логический позитивизм. Современные
(оборонительные) формы неопозитивизма, отступая по «все-
му фронту», признают правомерность проблем «метафизики»
(в их «лингвистическом» обрамлении), стремясь лишь раз-
межевать науку и «метафизику».
6 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат,
с. 96.
7 Совокупность такого рода тавтологий образует со-
держание логических и математических исчислений.
5*
131
субъекта и не следует из него. С логической точки
зрения такие суждения являются случайными или
возможными. Истинность или ложность таких суж-
дений из их логической формы не видна и может
быть удостоверена только эмпирически. Различие
аналитических и синтетических суждений относи-
тельно: любое синтетическое Суждение можно пре-
вратить в аналитическое и наоборот. Достаточно
изменить определение субъекта суждения. Но вся-
кое определение условно и произвольно. Определе-
ния сами по себе не истинны и не ложны. Они про-
сто принимаются или отвергаются, являются пред-
метом конвенции специалистов. Вопрос о правиль-
ности или неправильности (истинности или ложно-
сти) имеет смысл применительно к «суждениям
факта», но не к определениям.
Таким образом, во всяком исследовании надле-
жит различать две группы вопросов: а) вопросы о
фактах (или вещах); б) вопросы о словах (об оп-
ределении употребляемых терминов).
Ответ на вопросы первого рода дает наблюде-
ние или эксперимент, вопросы второго рода реша-
ются путем соглашения-. Решение вербальных во-
просов — необходимое предварительное условие
эмпирического исследования.
Ответ на вопросы первого рода — функция эм-
пирической науки (в том числе историографии);
ответ на вопросы второго рода функция филосо-
фии (в том числе философии истории).
Следовательно, философские проблемы есть ис-
ключительно вербальные (лингвистические) про-
блемы, которые в принципе не могут быть решены
путем эмпирического наблюдения. Вернее, фило-
соф не должен заниматься никакими внеязыковы-
ми проблемами. Его задача — определение логиче-
ского статуса высказываний: являются ли они ана-
литическими или синтетическими (в свете соответ-
ствующих конвенций об употреблении терминов)?
Если суждение относится к классу синтетических^
то поддается ли оно эмпирической проверке, мож-
но ли (хотя бы в принципе) указать наблюдения,
которые могли бы удостоверить его истинность
(ложность)? Если эмпирическая проверка хотя бы
132
в принципе возможна, суждение включается в со-
став научных предложений. В противном случае
оно является псевдоутверждением, не имеющим по-
знавательного смысла. Его надлежит изъять из об-
ласти возможного знания и поместить в разряд
предложений, имеющих только эмотивный смысл,
в разряд субъективных верований, отражающих
наше «чувство жизни» (Р. Карнап), наши эмоции,
оценки — словом, наше субъективное отношение к
вещам или фактам. Но они не содержат никакой
информации о самих вещах или фактах.
Критический анализ метафизики в том и состо-
ит, чтобы определить логический статус тех или
других философских утверждений, выяснить, под-
даются ли они переводу на язык эмпирической нау-
ки или только копируют внешнюю грамматическую
форму суждений науки, ничего в действительности
не утверждая и не отрицая. Если перевод (путем
соответствующего изменения определений) возмо-
жен, метафизическая проблема становится научной
и решается. Если не возможен, «проблема» распо-
знается как несуществующая и представляющая
интерес чисто психологический (для исследователя
«психологии мировоззрений»).
К разряду предложений, имеющих только эмо-
тивный смысл, неопозитивизм относит суждения
этики как «науки о должном», эстетики и юриспру-
денции — словом, все так называемые ценностные
высказывания (определения добра, красоты, спра-
ведливости и т. д.) — и противопоставляет им зна-
чимые высказывания эмпирических дисциплин (со-
циологии и психологии морали, права, искусства
т. д.). Псевдоутверждениями являются также суж-
дения теологии и большая часть высказываний
традиционной философии: «Не имеет смысла утвер-
ждение, что существует неэмпирический мир цен-
ностей, или что люди имеют бессмертную душу,
или что существует трансцендентный бог»8.
Каков действительный логический статус выска-
зываний такого рода (имеющих обманчивую фор-
8 Ayer A. Language, Truth and Logic. L., 1936, p. 12.
133
му утверждений о мире)?-Предоставим слово ос-
нователю Венского кружка.
«Моральные оценки способов поведения харак-
теров — не более чем эмоциональные реакции, по-
средством которых человеческое общество откли-
кается на приятные или печальные последствия,
которые, по общему мнению, вытекают из этих спо-
собов поведения и характеров»9. Также обстоит
дело и с «суждениями» теологии и метафизики. Их
действительная функция состоит в том,- чтобы, из-
менив обычное употребление слов, «обосновать»
или санкционировать определенные верования.
Из этих основных положений неопозитивистов
вытекает, что философ не должен: а) описывать
или объяснять мир (это задача науки); б) настав-
лять людей, как им надлежит устраивать свои лич-
ные или общественные дела (это функция священ-
ника, моралиста). Философ должен: "изучать
язык (науки и повседневной жизни), выяснять ло-
гический статус высказываний, отделять аналити-
ческие суждения от синтетических, эмотивные
предложения от когнитивных, разоблачать оценки,
подделывающиеся под описательные суждения,
разделять вербальные вопросы, решаемые путем
конвенции, и фактические, требующие эмпиричес-
ких исследований. В этом -состоит его скромная,
но важная работа.
Что означает эта позиция применительно к фи-
лософии истории, видно из рассуждений представи-
теля Британской школы лингвистического анализа
П. Гардинера. Он отвергает мысль о том, что «тип
исследования, осуществляемого философом исто-
рии, тот же, что и тип исследования, осуществляе-
мого историком, с той разницей, что философ зани-
мает привилегированную позицию, с которой он
может обозревать весь исторический процесс, не
только указывая черты прошедших событий, не за-
меченные практическим историком, но сверх того
сообщая нам, каким будет будущее до того, как
оно наступит» 10. Философ не должен присваивать
9 S ch lick М. Problems of Ethics. N. Y., 1962, p. 78.
10 Gardiner P. The Nature of Historical Explanation.
L., 1955, p. IX.
134
себе функции пророка. Если он хочет оставаться в
рамках науки, то в его задачу не могут входить
рассуждения о смысле или цели истории, природе
человеческой судьбы, ходе истории и будущем че-
ловечества. Научная философия истории имеет
иные функции — методологические. «Мы можем
различать вопросы внутри истории и вопросы о
ней. Историк имеет дело с вопросами первого ро-
да, философ — с вопросами второго рода». Исто-
рик решает, например, вопрос о связи между про-
тестантской Реформацией .и появлением в Европе
XVI—XVII вв. капиталистического хозяйства, фи-
лософ должен выяснить, какого рода свидетельства
он привлекает, какими критериями пользуется. Его
задача —^прояснить структуру исторического ис-
следования. «Является ли история наукой? Как мо-
жем мы знать исторические- факты? Могут ли пре-
тендовать на объективность мнения историков? Ка-
кова природа исторических «теорий» или интерпре-
таций? Существуют ли исторические законы?»11 —
таков круг проблем философии истории. Ее функ-
ция — не творческая, но критическая; не конструи-
рование того или другого «исторического мировоз-
зрения», но оценка любого из них в свете правил
научного метода.
«Ученый изучает мир, философ — язык учено-
го» (Бергман). Так ли это?
В такой общей форме вопрос не допускает ни-
какого ответа. В афоризме Бергмана (отражаю-
щем кредо всего неопозитивизма) слишком тесно
переплетены относительная истина и абсолютное
заблуждение. Поэтому вопрос следует расчленить
на два: 1) должен ли философ изучать язык науки
(и не только науки)? 2) если должен, то является
ли это занятие его единственной обязанностью? На
первый вопрос следует дать утвердительный ответ,
на второй — отрицательный.
а) Методологическая функция философии. Нау-
ка включает в себя два компонента: дескриптив-
ный (информацию о сущем) и нормативный (ин-
формацию о должном). К первому относятся на- 11
11 Ibid., р. X—XI,
135
копленные учеными знания о мире — факты (и
обобщающие их эмпирические законы) и объясни-
тельные теории, ко второму — правила логики и
научного метода. В начале развития любой науки
оба компонента слиты в единое нерасчлененное
целое. В дальнейшем по мере роста и усложнения
науки происходит дифференциация, методология’
науки вычленяется, приобретает относительную са-
мостоятельность. Возникает своего рода разделение
труда: одни ученые применяют правила логики и
научного метода (по крайней мере должны их при-
менять, если хотят наиболее экономным способом
достигнуть истины), другие их разрабатывают. Та-
кого рода методологические исследования образуют
специфическую функцию философии наури. Ее на-
значение — исследовать процесс научного позна-
ния с тем, чтобы «ускорить и облегчить родовые
муки» добывания истины. Изучая и обобщая опыт
прошлого (особенно отрицательный опыт), она вы-
рабатывает правила «игры в науку», соблюдение
которых обязательно для всякого, кто хочет полу-
чить Объективную информацию о мире12.
Круг методологических исследований весьма об-
ширен (и все время расширяется): на эмпириче-
ском уровне прежде всего возникает проблема точ-
ного установления единичного факта. Для истори-
ка — проблема истолкования эмпирически данного
материала (материальных остатков, письменных
источников и т. п.) с целью выяснения того, «как
было дело» (в самом ли деле тогда-то там-то име-
ло место некоторое событие или процесс). Вторая
проблема эмпирического познания — обобщение.
Поскольку в исторической науке, как и во всяком
исследовании, из сопоставления и сравнения явле-
ний выводится закон, постольку необходимо иссле-
дование условий, повышающих надежность индук-
тивных (от частного к общему) и традуктивных
(от частного к частному) выводов. С последней
12 Разумеется, соблюдение этих правил само по себе не
гарантирует успех. Зато их нарушение — гарантия провала.
Правила логики и научного метода содержат информацию
не столько о том, что должен делать исследователь, сколько
о том, чего он ни в коем случае не должен делать.
130
Проблемой особо часто встречается Историк, 'Вы-
нужденный решать вопрос о правомерности тех
или других исторических аналогий, о критериях,
позволяющих отличить «поверхностный метод бур-
жуазного параллелизма, отрицающего закономер-
ности исторического процесса»,'от подлинно науч-
ного метода, ведущего «к вскрытию действитель-
ной общности в явлениях» 13.
Следующая методологическая проблема — ис-
следование «словаря» науки, ее концептуального
аппарата. Каков точный смысл понятий, которыми
оперирует историк (класс, партия, государство, ре-
волюция, война, народность, нация, сословие, ка-
ста, церковь и т. д.)? Суть проблемы — многознач-
ность и неопределенность терминов, то обстоятель-
ство, что в различных исторических условиях (и в
контексте различных исторических исследований)
одни и те же термины могут приобретать весьма
различное значение14. Важность этой проблемы
специально отмечал В. И. Ленин, подчеркивавший,
что гибкость понятий, «примененная субъективно,
=эклектике и софистике. Гибкость, примененная
объективно,., есть диалектика, есть правильное от-
ражение вечного развития мира» 15. Отсюда вопрос
о способах защиты от софистики и эклектики.
Следущая и самая важная группа проблем свя-
зана с теоретическим уровнем познания. Здесь воз-
никает вопрос о критериях оценки теорий. Прежде
всего проблема логической связности теории: дол-
жна ли теория быть непротиворечивой, и если да,
то каким способом можно удостовериться в ее не-
противоречивости? Следующая проблема — отно-
шение теории и фактов (теории и истории): коль
скоро выбранная теоретическая схема предопреде-
ляет подбор и истолкование фактов, то можно ли
избежать порочного круга в эмпирическом обосно-
вании теории? Ссылаясь на факты, подтверждаю-
13 История и социология. М., 1964, с. 17—18.
14 Эту (реальную) проблему выделяет и абсолютизи-
рует (в качестве единственного предмета философии) одна
из современных форм неопозитивизма — так называемая фи-
лософия лингвистического анализа.
15 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 99.
137
Щие нашу теорию, не слышим ли мы, по выраже-
нию А. Эддингтона, «лишь эхо собственных бараба-
нов»? Наконец, существует проблема отношения
между различными теориями, особенно такими, ко-
торые, по-видимому, исключают друг друга.
Таким образом, на недостаток проблем иссле-
дователю, занимающемуся методологией истории,
жаловаться не приходится. Но, решая свои задачи,
он неизбежно сталкивается с проблемой выбора
между различными конкурирующими теориями по-
знания (например, между субъективно-идеалисти-
ческой теорией'познания неопозитивизма и теорией
познания диалектического материализма). Каков
критерий их оценки? Можно провести некоторую
аналогию с проблемой выбора между различными
онтологическими теориями. Функции последних:
а) объяснение уже известных фактов; б) предска-
зание еще не известных; в) объединение, унифика-
ция эмпирического материала таким образом, что-
бы на смену хаосу явилась строгая гармония. Эти
функции и заключают в себе критерий выбора. Он-
тологические теории надлежит измерять эмпириче-
ским стандартом. Гносеологические теории имеют
(поскольку речь идет о теориях научного позна-
ния) иную функцию — оптимизацию (упрощение,
облегчение, рационализацию) самого познаватель-
ного процесса. Соответственно измерять их нужно
иным, именно методологическим стандартом, т. е.
их способностью обосновать уже известные и ре-
комендовать новые правила научного метода.
В'клад в разработку проблем научного метода —
таков практический выход гносеологических теорий
и их оправдание. С этой позиции, на мой взгляд, и
следует критиковать неопозитивистскую методоло-
гию науки16. Но прежде чем заняться этим, сле-
дует пояснить отрицательный ответ на второй во-
прос. Философ, конечно, должен изучать язык нау-
ки (хотя и не так, как это делают позитивисты) 17,
16 Метод и методология — не одно и то же. Методоло-
гия — учение о методе, теория метода. Она относится к са-
мому методу как метаязык к предметному языку.
17 Научная философия и есть всеобщий язык науки. Ее
предмет — универсальные понятия (для описания любых
объектов) и универсальные законы (для их объяснения).
138
но он не имеет права этим ограничиваться. Фило-
софия rte только методология, но и мировоззрение.
б) Мировоззренческая функция философии. Ос-
нова неопозитивистского противопоставления нау-
ки и философии — разграничение вербального и
фактического аспектов научного исследования.
Фактический аспект — предмет научного изучения,
вербальный — предмет философских конвенций.
В соответствии с этим наука рассматривается как
совокупность альтернативных гипотез, выбор меж-
ду которыми — теоретический вопрос, решаемый с
помощью наблюдений и экспериментов, а филосо-
фия — как совокупность альтернативных «языков»,
выбор между которыми — практический вопрос
удобства, целесообразности, пользы и т. д., «решае-
мый» с -помощью соответствующих соглашений 18.
В этом пункте имеем (обычное для неопозити-
визма) переплетение бесспорного (и истинного) со
спорным (и ложным). Бесспорно, что в каждой на-
учной проблеме есть вербальный и фактический
аспекты. Спорно (и ошибочно) другое — отожде-
ствление вербальных проблем с философией, а
фактических — с наукой.
На чем основано такое отождествление? Каков
логический статус высказывания «проблемы фило-
софии есть проблемы выбора языка»? Эмпириче-
ски проверяемое утверждение о фактах? Если так,
то оно ложно (философия всегда занималась ми-
ровоззренческими проблемами, всегда судила о ве-
щах и фактах, а не только о словах). Или это тав-
тология (результат произвольного “определения
термина «философия»)? Если так, то перед нами
ни для кого не обязательное предложение группы
философов отказаться от исследования мировоз-
зренческих проблем, рекомендация заняться ис-
ключительно вербальными вопросами. Так оно
фактически и есть. И эту рекомендацию следует
отвергнуть. Ее нужно отвергнуть по двум причи-
нам.
1) Всякое общество (а в классово антагони'сти-
18 См.: Карнап Р. Язык, семантика и онтология (при-
ложение к кн.: Значение и необходимость. М., 1959).
139
ческом обществе каждый класс) нуждается в ми-
ровоззрении, включающем в себя: а) синтетическую
картину мира в целом; б) теорию ценностей (ру-
ководство к практическому действию, «учебник
жизни»). Отказ философии от рационального ре-
шения мировоззренческих проблем не означает, что
общество (класс) останется без мировоззрения.
Просто оно будет не научным. Отказ от рациональ-
ного синтеза создает вакуум, , который немедленно
заполняется синтезом иррациональным19. Филосо-
фия всегда занималась и всегда будет заниматься
мировоззренческими проблемами. И если одна шко-
ла философов открещивается от них (по крайней
мере на словах) 20, то этим она просто уступает
поле боя другим школам.
2) Без определенной теории бытия и теории
ценностей невозможно удовлетворительно решить
даже те проблемы' (методологические проблемы
науки), которыми неопозитивизм разрешает зани-
маться философии. Проповедуемый неопозитивиз-
мом дуализм метода и содержательной теории, ме-
тода и мировоззрения — фикция. Методологиче-
ским стандартом надлежит измерять не только гно-
сеологические, но и онтологические теории2I. Ме-
тод учит задавать вопросы (отвечает на них изуче-
ние фактов). Содержательная теория не только ре-
зультат эмпирического исследования, но и его ис-
ходный пункт.
Она выступает в роли методологического ори-
ентира, указывающего направление поисков, опре-
деляющего те стороны объективной реальности
19 В этом- смысле неопозитивизм прокладывает дорогу
иррационализму и фидеизму (отчасти в религиозной, отча-
сти в Философской формеУ.-
20 На деле неопозитивизм тоже ставит и решает боль-
шие философские проблемы (придав им иную, «лингвисти-
ческую* форму) ,* тоже является определенным, именно ли-
берально-сциентистским мировоззрением.
21 Кстати, противоположность гносеологии и онтологии
тоже относительна, та и другая не разделены китайской
стеной. Поскольку в_ процессе исследования мы сталки-
ваемся с проблемой бытия и сознания (а в историческом
исследовании ее избежать нельзя), постольку речь идет не
о различных теориях, а о различных аспектах одной и той
же теории.
140
(например, грани исторического процесса), на ко-
торые должен быть направлен познавательный ин-
терес. Без теории исследователь (историк) будет
«смотреть, но не видеть». То же самое справедли-
во и относительно теории ценностей, предлагающей
свои критерии выделения «достопримечательных»
(А. Франс) фактов истории.
Неопозитивизм слишком узко понимает задачи
методологии науки, сводя их исключительно к
оценке готовых результатов исследования. Между
тем методология науки имеет еще одну функцию —
указать направление исследовательской работе.
В этом пункте как раз и обнаруживается методо-
логическое значение онтологических и аксиологиче-
ских концепций. Вывод: методологическими про-
блемами науки (например историографии) занима-
ется не только теория познания (например теория
исторического познания), но вся философия в це-
лом.
Таким образом, не существует пропасти между
мировоззренческой' и методологической функциями
философии. Научная философия выступает, с од-
ной стороны, как мировоззрение, с другой — как
всеобщая методология познания и практического
действия. Свою мировоззренческую функцию (дать
картину мира в целом) она осуществляет, обобщая
достижения конкретных наук, методологическую —
указывая направление научному исследованию, вы-
двигая проблемы, подлежащие изучению. В первом
случае она — результат конкретного научного ис-
следования, во втором — его исходный пункт. Раз-
личие между философскими и научными теориями
состоит не в том, что первые суть конвенции отно-
сительно выбора языка, а вторые — эмпирически
проверяемые гипотезы 22. Действительное различие
в широте синтеза, в степени обобщения. Философия
оперирует предельно общими категориями, фикси-
22 Конечно, можно объявить предметом философии
только такие конвенции, а все эмпирически проверяемые
суждения отнести «по ведомству» науки. Сделать это мож-
но, но не нужно, потому что такое изменение определения
термина «философия» противоречит фактическому положе*
нию дел в мировой философии.
141
рующими общие черты любых объектов исследова-
ния, и законами, представляющими в абстрактно-
всеобщей форме целые классы или типы законов
науки 23.
Разумеется, неопозитивистское противопостав-
ление философских теорий (как альтернативных
языков) конкретно-научным (как альтернативным
гипотезам) возникло не на пустом месте. Оно име-
ет свои гносеологические источники. Дело в том,
что соотношение вербальных и фактических аспек-
тов исследования на различных «этажах» знания
неодинаково. Если уподобить знание пирамиде, то,
чем выше мы поднимаемся от ее'эмпирического ос-
нования к вершине, на которой располагаются фи-
лософские обобщения, тем больше возрастает
удельный вес вербальных проблем.
Второй источник — трудности эмпирической
проверки философских теорий (невозможность еди-
ничного «решающего эксперимента» и т. п.). Един-
ственный довод, предлагаемый неопозитивистами в
защиту своего определения философии как сово-
купности произвольно избираемых альтернативных
языков, состоит в том, что никакая конечная серия
наблюдений или экспериментов не может решить
вопрос об их истинности или ложности. Из этой
посылки извлекается вывод о принципиальной не-
проверяемое™ философских теорий. Посылка пра-
вильна, вывод ошибочен. Проблема эмпирического
обоснования любой теории вообще очень сложна.
На философском же уровне трудности даны «в
квадрате» именно в силу удаленности столь общих
и абстрактных теорий от эмпирического базиса по-
знания. Но трудно не значит невозможно. Эмпири-
ческая проверка философских теорий осуществля-
ется. Но не непосредственно, а через ряд промежу-
точных звеньев. Такими звеньями являются теории
конкретных наук. Арбитром в философских спорах
23 Например, конкретное содержание философского
принципа сохранения материи и движения раскрывает ряд
законов сохранения; конкретное содержание философского
закона перехода количественных изменений в качествен-
ные — класс законов, описывающих зависимости между раз-
личными параметрами исследуемых объектов и т. д.
142
является совокупность точных и проверяемых све-
дений о мире, накопленных конкретными науками.
В этой опосредованной форме реализуется в фило-,
софии (и в философии истории) практика как кри-
терий истины.
*
2. Неопозитивизм
о методе науки
Вопрос о том, как отделить объективное знание
от субъективного мнения, занимает центральное
место в теории неопозитивизма. Люди, конечно,
могут высказывать истины. Но они могут также
лгать или заблуждаться, изрекать бессмыслицы
или же суждения, хотя и безупречные с точки зре-
ния логики, но не содержащие сведений о мире^
К области знания можно отнести только утвержде-
ния: а) логически правильные, б) имеющие позна-
вательный смысл, в) истинные. Все прочие долж-
ны быть отсечены «бритвой Оккама». Поэтому лю-
бое утверждение, претендующее на информативную'
ценность, подлежит логической и эмпирической
проверке. Совокупность правил проверки образует
метод науки. Разработка их — задача методологии
(эпистемологии, гносеологии).
Предметом проверки могут быть как отдельно
взятые высказывания, так и системы высказыва-
ний24. Смысл высказывания в методе его провер-
ки — это кредо неопозитивизма. Сначала осуще-
ствляется логическая проверка, устанавливающая
логический статус высказывания (претендующего
на роль утверждения). Если выяснилось, что оно
не является ни абсурдом, ни тавтологией, оно по-
падает в разряд синтетических суждений, подле-
жащих эмпирической проверке. Последняя состоит
в указании наблюдений, с помощью которых можно
удостовериться в истинности (ложности) проверяе-
мого суждения. «Протокол наблюдения» — крите-
рий смысла (и истинности) суждения (Шлик, Кар-
24 Всякая наука начинает с разрозненных утверждений
и движется к их системам. Степень интеграции, синтеза —
один из показателей теоретической зрелости науки.
143
нап и др.). Совокупность таких протоколов образу-
ет наблюдательный базис каждой научной дисцип-
лины. Из них должны быть выведены (или, по
крайней мере, в принципе выводимы) все ее утвер-
ждения: как сингулярные утверждения о единич-
ных фактах, так и всеобщие утверждения, в кото-
рых выражаются законы науки.
Здесь начинаются трудности и проблемы. Преж-
де всего, не существует абсолютно достоверных эм-
пирических суждений. Например, некто утвержда-
ет, что тогда-то там-то он наблюдал то-то. Но где
гарантия, что он не лжет или не был жертвой гал-
люцинации (те же подозрения возникают в отно-
шении любого, подтверждающего или опровергаю-
щего показания упомянутого)? Во-вторых, коль qko-
ро протоколы наблюдения есть базисные предло-
жения, функциями истинности которых являются
все остальные предложения данной науки, прото-
колы не должны содержать никаких теоретических
терминов. Но, как показала практика научного ис-
следования, такие термины всегда либо явно при-
сутствуют, либо скрыто предполагаются.
Далее, содержание протокола — то, что непо-
средственно дано наблюдателю ' (принцип «непо-
средственно данного»). Но что именно ему дано?
Только его собственные ощущения («чувственные
данные»). Только их каждый из нас познает путем
«прямого знакомства». Следовательно, любые вы-
сказывания должны быть сведены в конечном сче-
те к высказываниям о чувственно данном. Но такие
высказывания недоступны объективной проверке
(каждый замкнут в сфере своих собственных ощу-
щений). Между тем верификация возможна лишь
как интерсубъективная проверка (любое утверж-
дение должно быть проверено минимум двумя ком-
петентными исследователями). Такая проверка воз-
можна лишь в отношении «тел и их движений».
Значит, единственно возможным языком науки яв-
ляются высказывания о поведении. Таков-язык фи-
зики. По ее образцу должен быть преобразован
язык всех остальных наук (особенно наук о духе).
Смысл «физикалистской реформы» языка науки в
том, чтобы все науки превратить в науки о пбве-
144
дении. Например, биология — наука о поведении
живых тел (изгоняются рассуждения об энтелехии,
жизненной силе, внутренней цели и т. п.); психо-
логия — наука о поведении людей (изгоняется ин-
троспекционизм и единственно научным методом
объявляется бихевиоризм); социология — наука о
поведении человеческих групп (изгоняется метод
«интуитивного понимания»).
Как, однако, совместить физикализм с принци-
пом «непосредственно данного»? Очевидно, выска-
зывания о поведении (материальных объектов)
должны быть сведены к высказываниям о чувст-
венно данном. Аналогично высказывания о духе
(например, о мотивах людей), без которых не мо-
жет обойтись общественная наука, — к высказы-
ваниям б поведении; ^высказывания о фактах про-
шлого — к высказываниям о свидетельствах, кото-
рыми располагает историк; высказывания, содер-
жащие теоретические термины (элементарные ча-
стицы, силовые поля, гены, бессознательные психи-
ческие процессы, стоимость, нация, государство,
класс, формация и т. п.), — к «протоколам наблю-
дения» и т. д.
Каким ж*е способом можно свести высказыва-
ния одного рода к высказываниям другого рода?
В этом состоит проблема редукции, разработке ко-
торой отводится видное место в трудах неопозити-
вистов. Редуктивный анализ или редуктивный пе-
ревод состоит в следующем. Существуют два спо-
соба указать значение некоторого символа: явное
(эксплицитное) определение, сводящееся к замене
определяемого символа его синонимом, и неявное —
замена предложения, в котором используется опре-
деляемый символ, эквивалентным ему предложени-
ем, не содержащим ни самого определяемого сим-
вола, ни его. синонимов. Определяемый символ рас-
сматривается при этом как логическая конструкция
из символов, фигурирующих в эквивалентном пред-
ложении. Отношение между членами редукционной
пары таково, что сказать нечто об определяемом
символе — значит высказать нечто (хотя и не то
же самое) об определяющих. Задача редуктивного
анализа — раскрыть логические отношения между
145
различными родами символов, показав принципы
конструирования одних символов из других. Реше-
ние этой задачи и позволяет отделить научно зна-
чимые термины и предложения (о материальных
объектах, чужих сознаниях, фактах прошлого, «на-
учных сущностях» и т. п.) от метафизических псев-
допонятий и псевдоутверждений. Таким образом,
редуктивный анализ и есть искомая «бритва Ок-
кама».
Вторым рифом, на который (помимо проблемы
«непосредственно данного») - наталкивается прин-
цип верификации, является проблема общих суж-
дений: полная иЛи строгая верификация возможна
лишь по отношению к сингулярным высказывани-
ям или в случае полной индукции. Ни под один из
этих случаев не подходят законы науки, выражен-
ные в общих суждениях типа «для всякого X вер-
но...». Законы науки можно верифицировать лишь
путем бесконечного ряда наблюдений. Эту труд-
ность неопозитивизм пытается обойти различными
способами: а) предложение М. Шлика: законы
природы не имеют характера суждений, которые
истинны или ложны, но скорее характер инструк-
ций для образования таких суждений; б) предло-
жение К. Р. Поппера: проверка общего закона
состоит не в возможности его окончательного под-
тверждения, но исключительно в. возможности
сформулировать опровергающее его частное утвер-
ждение («проверяемость есть опровергаемость») 25;
в) предложение А. Айера: следует различать
«строгое» и «слабое» значения термина «верифи-
кация». Строгой верификации доступны утвержде-
ния, истинность (ложность) которых можно окон-
чательно установить с помощью любой конечной
серии наблюдений. Законы науки доступны лишь
слабой верификации, состоящей в возможности вы-
ведения с их помощью таких сингулярных (строго
верифицируемых) суждений, которые без них не-
выводимы.
Особое внимание неопозитивисты уделяют про-
блемам, связанным с проверкой теорий. Научная
25 Предложение Поппера, строго говоря, выходит за
рамки логического позитивизма,
146
теория есть знаковая система и потому (по схеме
Ч. Морриса) имеет три измерения: а) синтаксиче-
ское (отношение знаков друг к другу); б) семанти-
ческое (отношение знака и обозначаемого);
в) прагматическое (отношение знака и человека,
использующего его). Синтаксический аспект тео-
рии — ее формальная структура; семантический
аспект — операциональные определения, высту-
пающие как связующее звено между теоретически-
ми понятиями и терминами наблюдения; прагмати-
ческий аспект — функции теории в процессе по-
знания и тем самым совокупность критериев, оп-
ределяющих ее судьбу в науке.
Логическая проверка теории включает два эта-
па. Первый (синтаксический) этап — анализ ло-
гической формы теории безотносительно к смыслу
применяемых в ней понятий. «Если мы хотим вы-
вести строгие логические заключения... мы должны
употреблять слова без физического значения, то
есть символы, как они употребляются в формаль-
ных структурах»26. Второй (семантический)
этап — анализ зависимостей между значениями
истинности понятий.
На первом этапе теория предстает как фор-
мальная аксиоматическая система (исчисление,
формализм) 27, для построения которой необходи-
мы и достаточны: а) набор первичных (не опре-
деляемых явно) терминов; б) набор первичных
(невыводимых) предложений (аксиом); в) набор
правил образования и преобразования предложе-
ний. Система представляет собой цепь логически
эквивалентных предложений (тавтологий), рас-
крывающих содержание исходных аксиом. Любое
предложение, которое может быть выведено из
других предложений системы, истинно в ней; пред-
ложение, вступающее с ними в контрадикторное
отношение, ложно; предложение, не выводимое из
других предложений данной системы и не противо-
речащее им, в этой системе не имеет смысла.
26 Ф р а н к Ф. Философия науки. Связь между наукой
и философией. М., 1960, с. 192.
27 Если рассматривается логическая структура теорий
математического естествознания.
147
Аксиоматические системы должны удовлетво-
рять критериям когерентности (аксиомы не долж-
ны противоречить друг другу), независимости (ак-
сиомы * не должны выводиться друг из друга) и
полноты (все аксиомы должны быть сформулиро-
ваны явно). Никаких других требований к ним
предъявлять нельзя.
Важнейший критерий — когерентность. Теория,
нарушающая формально-логический закон исклю-
ченного противоречия, познавательного смысла
иметь не может (поскольку из ее аксиом могут
быть выведены какие угодно следствия). Такая
теория ничего не запрещает и таким образом ста-
вит себя вне науки, призванной информировать
нас, что возможно и что невозможно в мире.
Логическая связность теории — необходимое,
но недостаточное условие принадлежности ее к
науке (и теологию можно построить как непроти-
воречивую систему). Безупречная с формальной
стороны теория изображает некоторый логически
возможный мир. Но при этом остается открытым
вопрос об ее отношении к тому реальному миру, в
котором мы живем. На него отвечает эмпирическое
наблюдение. Предмет наблюдения — факты. Толь-
ко они существуют реально. Законы науки — всего
лишь «постоянные конъюнкции», выражающие
единообразие опыта (т. е. совокупности единичных
фактов)28. «Мир не состоит из эмпирических фак-
тов с дополняющими их законами природы; то, что
мы называем законами природы, есть наши поня-
тийные средства, с помощью которых мы органи-
зуем наше эмпирическое знание и предсказываем
будущее»29.
Научная теория, по мнению неопозитивистов, не
более чем изобретенный человеком способ связы-
вать наблюдаемые факты. Ее функции в процессе
познания: а) объяснение известных фактов;
28 Это видно из различия логической формы сингуляр-
ных категорических суждений, описывающих факты, и все-
общих гипотетических суждений, выражающих законы.
29 Braithwaite R. Scientific Explanation. Cambridge,
1953, p. 339.
148
б) предсказание неизвестных; в) систематизация
опыта таким образом, который доставляет «интел-
лектуальное удовлетворение» (Брейтвейт). Задача
теоретика — построить систему символов, концеп-
туальную схему, из которой могут быть выведены
наблюдаемые явления (Франк). Например, в точ-
ных науках «математическая формулировка, вклю-
чающая в себя операциональное определение симк
волов этой формулировки, дает нам правила, кото-
рые связывают начальные устройства с «наблю-
даемыми результатами» 30.
Отсюда гипотетико-дедуктивная модель научной
теории: принимается совокупность исходных посту-
латов (гипотез высшего уровня) , из которых через
ряд промежуточных звеньев (гипотез среднего
уровня) дедуктивно выводятся верифицируемые
(или фальсифицируемые) утверждения о фактах
(гипотезы низшего уровня) . По логической форме
гипотетико-дедуктивные теории аналогичны логи-
ческим и математическим исчислениям. Различие
между формальными аксиоматическими теориями
логики и математики и гипотетико-дедуктивными
теориями эмпирической науки не логическое31, а
гносеологическое: в первом случае заключение при-
нимается потому, что приняты посылки, во-втором,
наоборот, посылки принимаются потому, что при-
няты выводы.
Сумма верифицируемых следствий не только
единственное оправдание теории. Она образует
также ее действительное, т. е. эмпирическое содер-
жание (в мире есть факты, но нет законов). Возни-
кает ряд вопросов. Один из них (вопрос о логи-
ческом статусе теоретических понятий) уже рас-
сматривался.
Другой аспект проблемы редукции — отсутст-
вие жесткой, однозначной зависимости между фак-
тами и объяснительными гипотезами. . Факты,
объясняемые одной гипотезой, в принципе всегда
80 Франк Ф. Философия науки, с. 344.
81 Отсюда вопрос о логическом статусе предложений.
теории: являются ли они аналитическими или синтетически-
ми; если они синтетические, надо ли их рассматривать как
синтетические суждения.
149
«могут быть объяснены совершенно отличной ги-
потезой в другой дедуктивной системе»32. С одни-
ми и теми же фактами можно согласовать различ-
ные (взаимоисключающие) теоретические «карти-
ны мира», не говоря уже о возможности «подтвер-
дить» с помощью специально подобранных фактов
любую гипотезу. Например, с фактами одинаково
согласуются гео- и гелиоцентрическая модели Сол-
нечной системы, эффект «Лоренцева сокращения»
можно объяснить как с точки зрения гипотезы аб-
солютного пространства, так и с точки зрения спе-
циальной теории относительности. Число примеров
можно умножить даже в области точных наук
(тем более в области наук общественных). Вообще
в науке «никогда не бывает так, чтобы существо-
вала только одна теория, находящаяся в полном
согласии со всеми наблюдаемыми фактами, наобо-
рот, всегда есть несколько теорий, находящихся в
частичном согласии с ними» 33.
Отсюда сделанный в свое время основополож-
никами конвенционализма Пуанкаре, Дюгемом и
Эддингтоном вывод о том, что мы обладаем свобо-
дой выбора между различными объяснительными
гипотезами. Научные теории, с их точки зрения, не
отражение объективной реальности в уме челове-
ка, а свободное творение человеческого разума, за-
коны природы — наши условные решения и кон-
венции.
Фактически выбор между конкурирующими
«конструкциями мира» регулируется, по мнению
неопозитивистов, несколькими (часто противореча-
щими друг другу) критериями: помимо формаль-
ной правильности теории и согласия с известными
фактами учитываются эвристическая ценность тео-
рии (динамический критерий), обеспечиваемое ею
«интеллектуальное удовлетворение» (экономия, про-
стота), а также, идеологические функции (пригод-
ность для достижения религиозных, моральных и
политических целей). Последнее особенно важно
при выборе той или иной картины социального ми-
32 В г a i t h w a i t e R. Scientific Explanation, p. 339.
33 Франк Ф. Философия науки, с. 518.
150
ра, например, той или иной теории исторического
процесса.
Таковы в кратком изложении наиболее важные
положения теоретиков неопозитивизма, характери-
зующие их понимание методов науки. Проанализи-
руем эти положения с позиций марксистской тео-
рии. В многоступенчатом процессе научного (в том
числе исторического) исследования можно выде-
лить два главных этапа: 1) переход от первичного,
непосредственно данного исследователю материала
к. утверждениям о фактах и эмпирических законах;
2) переход, от эмпирического уровня познания к
теоретическому. Отсюда две узловые проблемы ме-
тодологии науки: 1) проблема оправдания утверж-
дений о фактах и эмпирических законах; 2) про-
блема логического и эмпирического оправдания
теорий. В решении обеих проблем неопозитивизм
обнаруживает порочность своей субъективно-идеа-
листической и метафизической методологии.
«Смысл высказывания — в методе его провер-
ки», — утверждают неопозитивисты. Так ли это?
Конечно нет. В такой (буквальной) форме прин-
цип верификации ложен. Чтобы проверить выска-
зывание, мы должны понимать его, т. е. знать его
смысл до начала проверки. Иное дело утвержде-
ние, что познавательный смысл имеет (т. е. со-
держит определенную информацию о предмете
суждения) только высказывание, поддающееся
(хотя бы в принципе) эмпирической проверке.
В такой форме принцип верификации Справедлив.
Но, быть может, первая формулировка — просто
неудачное выражение правильной мысли? Никоим
образом. Именно первая формулировка (смысл
предложения и метод его проверки тождественны)
точно и адекватно выражает неопозитивистское
понимание принципа эмпирической проверяемости.
Различие первой и второй формулировок отража-
ет различие неопозитивистской (субъективно-
идеалистической) и материалистической интерпре-
таций этого принципа. Неопозитивизм исходит из
верной посылки (только эмпирически проверяемое
утверждение содержит информацию о мире) и из-
влекает из-нее ложный вывод (метод проверки и
151
есть действительный смысл проверяемого утверж-
дения), материалист принимает посылку и отвер-
гает вывод (метод проверки не есть смысл утверж-
дения).
В чем смысл разработанной логическим позити-
визмом доктрины редуктивного анализа? Ход мыс-
ли, лежащий в ее основе, таков: я рассуждаю о ма-
териальных предметах. Между тем непосредствен-
но я знаю лишь свои собственные ощущения. Сле-
довательно, говоря о материальных предметах, я в
действительности имею в виду лишь свои ощуще-
ния. Вывод: слова, обозначающие материальные
предметы, есть логические конструкции из слов,
обозначающих мои ощущения. Аналогично рассуж-
дая о мыслях и чувствах других людей, я в дейст-
вительности имею -в виду лишь их поведение
(только его я могу наблюдать). Далее, из чего ис-
ходит историк, рассуждающий о событиях прошло-
го?-Из некоторого набора свидетельств (письмен-
ные источники, материальные остатки и т. п.), ко-
торыми он располагает. Следовательно, говоря о
прошлом, он в действительности имеет в виду лишь
эти присутствующие в настоящем свидетельства.
Точно также теоретик, оперирующий абстрактны-
ми понятиями, в действительности имеет в виду
лишь результаты соответствующих наблюдений и
экспериментов. Только они даны нам в опыте, сле-
довательно, только они образуют действительный
смысл (эмпирический эквивалент) теоретических
понятий, этих «полезных фикций», не имеющих ни-
какого независимого существования.
Рассуждения о материальных предметах вне на-
ших ощущений и независимо от них, о существова-
нии исторических фактов вне исторического иссле-
дования и независимо от него, о сущностях, частич-
но отображаемых теоретическими понятиями, но
существующих независимо от них и т. п., — празд-
ная метафизика, способная «потешить наше вооб-
ражение, но не продвинуть наше познание»
(К. Р. Поппер). Нет нужды доказывать здесь оши-
бочность доктрины редуктивного анализа (будучи
последовательно развита, она приводит к солип-
сизму; в этом и состоит ее опровержение).
152
Важнее проследить ее гносеологические корни.
Анализ их обнаруживает необходимость диалекти-
ческого подхода к проблеме познания. Метафизи-
ческая манера мышления, свойственная позитиви-
стам, может , привести (и даже с неизбежностью
приводит) к нелепым заключениям (в данном слу-
чае к солипсистскому абсурду). Познание заключа-
ет в себе парадокс: мы познаем нечто только через
его собственную противоположность. Физический
мир мы познаем через ощущение и лишь посколь-
ку последнее обладает идеальной формой, дано на-
шему сознанию, освещено «лучем сознания» 34. Ма-
териальное познается только через идеальное (и.
никаким другим путем познано быть не может).
Аналогично «дух» мы познаем только через его ма-
териальные проявления, лишь поскольку он объек-
тивируется, опредмечивается, выражается в словах
и делах (и -в результатах этих слов и дел). Про-
шлое мы познаем только через настоящее, общее
(закон) — только через отдельное (единичные
факты), сущность (отражаемую теоретическими
понятиями) — только через явление (материал на-
блюдений, экспериментов).
Отсюда возможное следствие: коль скоро мы
познаем нечто (материю, чужие сознания, прошлое,
всеобщее, сущность) только через его противопо-
ложность (ощущение, поведение, настоящее, еди-
ничное, явления), можно сделать вывод, что мы ни-
чего кроме этой противоположности и не знаем,
что только она существует реально. Если игнори-
ровать, как это делают неопозитивисты, диалекти-
ческую природу познания, такой вывод даже неиз-
бежен.
Таким образом, ложное (приводящее к солип-
сизму) истолкование неопозитивизмом принципа
эмпирической проверяемости имеет своей основой
метафизическую манеру мышления, неумение все-
сторонне, «объемно» видеть проблему.
Должна ли теория быть непротиворечивой?
Неопозитивизм отвечает на этот вопрос утверди-
_34 Бессознательно-психологические процессы — теорети-
ческий вывод на базе определенного фактического материа-
ла, непосредственно они нам не дань?.
153
тельно. В марксистской философской литературе
существуют различные точки зрения на эту проб-
лему 35.
Сторонники первой точки зрения, следуя тради-
ции Гегеля и, как они утверждают, классиков марк-
сизма-ленинизма, определяют диалектическую ло-
гику как «логику противоречия». Формальная ло-
гика, по их мнению, отражает присущий объектив-
ному миру момент покоя, устойчивости, качествен-
ной определенности. Она не может отразить «жи-
вое и движущееся», поскольку «движение есть само
существующее противоречие». Задача диалектиче-
ской логики — выразить движение в логике поня-
тий. Но «в абстрактных понятиях (и в их системе)
нельзя иначе выразить принцип движения, как
принципом тождества противоположностей»36.
Исходя из этого, многие авторы определяют
противоречие «как отношение взаимоисключающих
противоположностей, существующих в одно и то же
время, в одном и том же отношении и в одних и
тех же условиях» 37.
Они считают, что формально-логические пара-
доксы и теоретические антиномии — логический
снимок диалектических противоречий действитель-
ности. Исходный пункт этого убеждения — тезис
Гегеля о том, что «все действительное содержит
внутри себя противоположные определения и... по-
стижение предмета в понятиях означает именно
лишь осознание его как конкретного единства про*
тивоположных определений» 38.
Сторонники второй точки зрения 39 йсходят из
того, что марксисты, конечно, должны быть друзья -
35 Обе они представлены в «Философской энциклопедии»
(см. т. 4, ст. «Противоречие диалектическое»).
36 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29', с. 126, 308.
37 Георгиев Ф. И., Петровичева Л. Ф. Проблема
противоречия М., 1969, с. 4.
38 Гегель. Соч., т. 1. М.—Л., 1929, с. 97.
39 См.: Свидерский В. И. Противоречивость движе-
ния и ее проявления. Л., 1959; Мелюхин С. Т. Возможно
ли непротиворечивое понимание противоречивости движе-
ния?— «Философские науки», 1964, №6; Нарский И. С.
Проблема противоречия в диалектической логике. М., 1969;
Петров Ю. А. Проблемы логического отображения движе-
ния.— В кн.: Пространство, время, движение, Мч 1971,
154
Ми гегелевской диалектики. Но они должны быть
ее материалистическими друзьями, иначе говоря,
не должны смешивать мышление и бытие, познание
и действительность. Из этого следует, что над<}
«строго различать противоречия самого объекта, а
также их содержательное отражение в сознании и
особенно в научных теориях и, с другой стороны,
диалектические противоречия... свойственные про-
цессу познания. Следует также специально выде-
лять противоречия между результатами познания и
тенденциям^ познавательных объектов. Противо-
речия двух последних видов получают нередко вы-
ражение в виде формально-логических противоре-
чий, т. е. в одновременном принятии утверждения
(р) и его отрицания (Np) в системе некоторого
теоретического языка. Содержательные отражения
объективных противоречий в познании должны
быть свободны от формально-логических противо-
речий» 40 41.
Формально-логический закон исключенного про-
тиворечия имеет универсальное значение, научная
теория должна быть непротиворечивой. Если же
возникают антиномии, то «конъюнкция тезиса и
антитезиса оказывается формулировкой проблемы».
Разрешение, («снятие») антиномии — диалектиче-
ский синтез, «итог перехода к качественно новому
состоянию, отрицающему (хотя и по-разному) обе
стороны исходного противоречия» Ч
Я считаю правильной вторую точку зрения (че-
ловеческое знание не должно содержать никаких,
логических противоречий). Главное свидетельство в
ее пользу: таМ, где сторонники Гегеля, опирающе-
гося на идеалистический принцип тождества мыш-
ления и бытия, усматривают готовое решение про-
блемы (парадоксы и антиномии — правильное от-
ражение объективных противоречий), сторонники
второго взгляда (парадоксы и антиномии — свиде-
тельство ограниченности, несовершенства наших
теорий) видят лишь ее формулировку. Первая точ-
ка зрения приводит к приостановке познания, тогда
40 Нарский И. Противоречие диалектическое. Философ-
ская энциклопедия, т. 4, с. 403—404.
41 Там же, с. 403.
155
как вторая обязывает пересматривать теории иа
предмет избавления их от парадоксов и антиномий.
Чтобы избежать абсурдных заключений (чре-
ватых закупоркой интеллектуального прогресса),
надо разграничивать противоречив познаваемой ре-
альности и противоречия познавательного процес-
са. В первом случае мы имеем «физическое взаи-
модействие вещей» (в том числе таких, как соци-
альные системы), ведущее к изменению этих вещей,
во втором — логическое взаимодействие понятий,
ведущее к изменейию образов этих вещей в нашем
сознании. Противоречия первого рода могут быть
в принципе описаны без всяких парадоксов и ан-
тиномий. Таковы например: а) столкновения проти-
воположных интересов (и производных от них
идеологий); б) «игра» противоположны* сил и тен-
денций внутри материальной системы, обусловлен-
ных различными свойствами элементов этой систе-
мы; в) несоответствия между различными компо-
нентами органической системы. В последнем случае
имеем конфликт между принципом целостности
(гармонии, непротиворечивости) 42, выражающим
условие нормального функционирования органиче-
ской системы, и ее реальным состоянием.
К противоречиям второго рода- (отражающим
несоответствие между нашими субъективными «ко-
пиями» реальности и «оригиналом») относятся:
а) парадоксы (А^А) — формально-логические
противоречия внутри теоретической системы,
обусловленные несовершенством ее «слова-
ря» (несоответствие «грубых» понятий «тон-
кой» реальности) и логической структуры
(смешение уровней рассуждения, языка и
метаязыка и т. nJ;
б) антиномии (А • А) — формально-логические
противоречия между истинными (в каких-то
неуточненных пределах), но односторонни-
ми теориями. В этом случае решение состоит
42 Частным случаем последнего как раз и является обра-
зующий основу научного метода принцип целостности науч-
ного знания и вытекающие из него принципы когерентности,
согласия с наблюдаемыми фактами, согласия научных теорий
друг с другом и т. д.
156
в том, чтобы «рациональные зерна» противо-
положных концепций «рассматривать не как
взаимоисключающие друг друга, а как вза-
имно дополняющие, как отражение различ-
ных аспектов единой сущности» 43.
Кстати, спор о законах формальной логики
(главным образом вокруг закона исключенного
противоречия) можно представить в виде антино-
мии.
Тезис Гегеля можно сформулировать в виде за-
прета: невозможно теоретическое знание полно-
стью свободное от парадоксов и антиномий.
Антитезис: теоретическое знание должно быть
свободно от парадоксов и антиномий.
Очевидно, тезис и антитезис, охватывают раз-
личные аспекты проблемы: тезис описывает сущее,
раскрывает фактическое положение дел; антите-
зис — императив, предписание, утверждение долж-
ного (нормы, образца).
Вместе они раскрывают диалектическое проти-
воречие процесса познания, которое постоянно раз-
решается на одном уровне (устраняются старые
парадоксы и антиномии) и возникает на другом,
более высоком (являются новые парадоксы и ан-
тиномии или возвращаются старые, но в более тон-
кой форме).
Первая точка зрения плоха не потому, что кон-
статирует неизбежность парадоксов *и антиномий
на любом уровне познания, но потому, что разре-
шает вводить их в состав теории, консервирует па-
радоксы и антиномии в старой форме и тем самым
выступает как теоретический тромб на пути по-
знающей мысли. Ошибка ее — смешение творче-
ского процесса развития теоретического знания
(выявление и устранение парадоксов, формулиро-
вание и «снятие» антиномий) и его результата.
Действительная метафизическая ограниченность
неопозитивистской методологии обнаруживается
при рассмотрении другой проблемы — проблемы
эмпирического обоснования теорий.
43 М е л ю х и н С. Т. Возможно ли непротиворечивое по-
нимание противоречивости движения? — «Философские нау-
ки», 1964, № 6, с. 165.
157
Проблема эмпирической проверяемости теорий
является самой большой и самой трудной пробле-
мой методологии науки. Особенно трудна эта про-
блема в области общественных наук вообще, тео-
рий исторического процесса в частности.
В принципе возможны два способа эмпириче-
ской проверки: непосредственйая проверка — пря-
мое соотнесение проверяемой теории с фактами;
косвенная — соотнесение проверяемой теории с
другими, уже проверенными.
Рассмотрим оба способа. Первый состоит в пря-
мом сравнении предложений, выведенных (обычно
через ряд промежуточных звеньев) из исходных
постулатов теории, с «суждениями факта» (прото-,
колами наблюдения и т. д.). Здесь обнаруживается
первая трудность — несводимость теоретических
терминов к языку наблюдения. В этой связи воз-
никает «парадокс теоретизирования» (К. Гемпель):
мы должны44 свести теорию к наблюдаемым фак-
там, но не можем это сделать.
«Теоретическое знание имеет качественно новое
. содержание по сравнению с содержанием эмпи-
рического знания. Последнее было признано... в ря-
де работ 50-х гг. Р. Карнапа, К. Гемпеля, Г. Фей-
гля и других в форме-утверждения, о -самостоя-
тельном существовании «теоретического языка»
науки, не сводимого к «эмпирическому языку» и
связанного с ним лишь отношением частичной ин-
терпретации. Функция теоретического аппарата за-
ключается, таким образом, не в простом суммиро-
вании и сжатом выражении данных опыта, а в обе-
спечении связи между эмпирическими данными, пе-
рехода от одних эмпирических данных к другим» 45.
Вторая трудность связана с тем,, что одни и те
же факты можно объяснить с помощью многих
различных (непротиворечивых) гипотез. Каков кри-
терий выбора между ними? Правду ли говорят кон-
венционалисты (Пуанкаре, Дюгем, Эддингтон
44 Сущность должна быть .сведена к явлению (теория —
к факту). Сущность, которая не является (теория, которую
нельзя эмпирически проверить),— вне науки.
45 Ш в ы р е в В. Проверяемость. Философская энциклопе-
дия, т. 4, с. 376.
155
и др.)5 полагающие, что упрямы не факты, а люди,
и что мы свободны в выборе гипотез? В суждении
конвенционализма есть доля истины. Состоит она в
том, что при желании (обусловленном, например,
давлением той или другой идеологии) можно с по-
мощью ряда уловок (подробный разбор их будет
дан нйже) привести «в согласие с’фактами» лю-
бую гипотезу. Но конвенционализм обходит молча-
нием решающий пункт, именно вопросчо том, как
это делается, какой ценой покупается согласие
теории с фактами. Коль скоро обнаруживается рас-
хождение между старой теорией и новыми факта-
ми, то теория неизбежно пересматривается (уточ-
няется, дополняется, корректируется) 46. Вопрос в
том, в каком направлении этот пересмотр движет-
ся, как в результате «ревизиции» (или ряда «ре-
визий») изменяется степень проверяемости (под-
тверждаемости или опровергаемое™) теории, рас-
ширяется или сужается круг предсказаний (запре-
тов), которые можно из нее вывести. Приведу от-
рывок из статьи В. С. Швырева «Анализ научного
познания в современной «философии науки»47.
Швырев следующим образом излагает взгляды
И. Лакатоса (последователя К. Р. Поппера): «Ис-
ходным элементом методологического анализа...
выступает не отдельная теория или гипотеза, соот-
носимая с эмпирическими данными, а серия теорий,
где каждая последующая теория возникает из пре-
дыдущей благодаря некоторым добавлениям и мо-
дификациям, призванным устранить какие-либо
контрпримеры или аномалии... Серия теорий теоре-
тически прогрессивна (или представляет теоретиче-
ски прогрессивный сдвиг проблем), если каждая
новая теория имеет некоторое дополнительное эм-
пирическое содержание по сравнению со своей
предшественницей, то есть если она предвидит, не-
которые новые, дотоле неизвестные факты. Теоре-
тически прогрессивная серия теорий, кроме того,
эмпирически прогрессивна (или представляет эмпи-
рически прогрессивный сдвиг проблем), если под-
46 Без такой «ревизии» невозможен прогресс науки.
47 «Вопросы философии», 1971, № 2, с. ПО.
159
тверждается нечто из дополнительного эмпириче-
ского содержания, то есть если каждая новая тео-
рия ведет нас к действительному открытию новых
фактов. Сдвиг проблем называется 'прогрессивным,
если он теоретически и эмпирически прогрессивен,
и дегенеративным, если это не имеет места» 48.
Второй способ эмпирической проверки тео-
рии — косвенная проверяемость, включение новой
теории в общий контекст уже достигнутого теоре-
тического знания. Возможны различные варианты
отношений между новыми и старыми теориями:
1) новая теория выступает как более общая,
включает старую как свой -предельный или
частный случай (принцип соответствия
Н. Бора). Прогресс познания состоит в рас-
ширении круга изучаемых объектов.
Другой аспект этого процесса — переход
к более точным теориям: выявление пара-
доксов (в аксиоматических теориях), анома-
лий и контрпримеров (в эмпирических) по-
буждает более точно определять границы
приложимости соответствующих теорий, уве-
личивать ряд условий, при которых они ис-
тинны;
2) новая теория выступает как более полная,
включает старую как сво*й абстрактный, од-
носторонний момент. Прогресс познания со-
стоит в увеличении числа сторон (аспектов)
того же самого объекта, отражаемых тео-
рией 49;
3) новая теория выступает как «более глубо-
кая» сущность, как средство объяснения ста-
рой. Отношение сущностей различных поряд-
ков 'принципиально отличается от предшест-
вующих 'случаев: объясняемая теория не мо-
жет быть логически выведена из объясняю-
щей. Последняя только вместе с рядом до-
полнительных допущений (полученных эмпи-
48 «Вопросы философии», 1972, № 2, с. НО.
49 Более полная теория может быть менее общей, чем
старая (закон обратного отношения объема и содержания),
той же степени общности или даже более общей (так назы-
ваемое «диалектическое обобщение»),
IGQ
рическим путем) образует объяснение пер-
вой.
Но каков бы ни был тип отношений между но-
выми и старыми теориями, во всех случаях дейст-
вует общее правило: новые теории не должны ло-
гически противоречить старым.
Проблема косвенной проверяемости гипотез ин-
тересна тем, что обнаруживает системный характер
науки, необходимость логической согласованности
научных теорий друг с другом. Разумеется, наука
есть открытая, развивающаяся система. Она нико-
гда не будет полностью систематизирована. В ней
сталкиваются две противоположные тенденции: ор-
ганизация знания, сведение его в стройную, закон-
ченную, непротиворечивую систему, и поток новых
открытий, периодически создающий кризисные си-
туации (обостряемые факторами, лежащими вне
науки) и побуждающий к перманентной перестрой-
ке здания науки.
Можно подвести итог. Выбор между конкури-
рующими гипотезами всегда будет нелегким делом
хотя бы потому, что не существует единственного
критерия (всегда есть несколько критериев, не обя-
зательно гармонирующих друг с другом). Эту ре-
альную трудность улавливает конвенционализм и
абсолютизирует ее, награждая человека неограни:
ченной свободой выбора и уничтожая тем самым
науку как объективное познание. Между тем , сами
критерии неравноценны. Прежде всего нужно раз-
граничить идеологические критерии (пригодность
теории для оправдания тех или других социальных
или нравственных идеалов, общественных систем
или политических курсов) и познавательные. Толь-
ко эти последние обязан (и имеет право) прини-
мать в расчет человек науки, определяя ценность
тЪй или другой гипотезы. Среди познавательных
критериев два (формальная непротиворечивость и
согласие с уже известными фактами) являются
своего рода «бритвой Оккама»50. Из остальных
50 Конечно, чем острее бритва, тем осторожнее нужно ею
пользоваться. Гипотезу, позволяющую делать правильные и
нетривиальные предсказания, не выбрасывают, несмотря даже
на парадоксы и контрпримеры. Но ее стараются пересмотреть
так, чтобы избавиться от того н другого.
6 Л. А. Журавле^
161
(эвристические возможности гипотезы, ее логиче-
ская простота, экономность, отношение к другим
теориям и т. д.) пальма первенства принадлежит,
конечно, динамическому критерию — эвристиче-
ской ценности гипотезы, ее предсказательной силе.
Что касается идеологических критериев, то
именно гармония их с познавательными служит
лакмусовой .бумажкой, отделяющей прогрессивную
партийность от реакционной. В рамках подлинно
научного миросозерцания следует исходить из того,
что «нам нужна полная и правдивая инфор-
мация. А правда не должна зависеть от того, кому
она должна служить»51.
51 Ленин В. И. Поли. собр. ‘соч., т. 54, 9. 446.
Глава 6
НЕОПОЗИТИВИСТСКАЯ МЕТОДОЛОГИЯ
ИСТОРИИ В ПЕРИОД МЕЖДУ
МИРОВЫМИ ВОЙНАМИ
(О. НЕЙРАТ, ДЖ. ЛАНДБЕРГ,
П. СОРОКИН}
В предшествующей главе была дана общая
предварительная характеристика основных принци-
пов неопозитивизма (главным образом логического
.позитивизма):
1) очищение языка науки от метафизических
псевдопонятий и псевдоутверждений;
2) разработка единого языка унифицированной
науки, обоснование методологического един-
ства знания;
3) выделение двух классов «значимых» (имею-
щих познавательный смысл) высказываний:
аналитических суждений логики и математи-
ки, синтетических суждений эмпирической
науки;
4) обязательная верифицируемость синтетиче-
ских суждений;
5) сводимость всех синтетических суждений, не
поддающихся непосредственной верифика-
ции, к суждениям, допускающим таковую.
Посмотрим теперь, как отдельные теоретики
неопозитивизма реализуют в сфере социологии и
историографии эти общие установки.
1. Отто Нейрат (1882—1945)
В статье Нейрата «Социология и физикализм»
(1931 —1932) читаем, что цель логического позити-
визма — «создать климат, который был бы свобо-
ден от метафизики, чтобы посредством логического
анализа продвинуть во-всех областях научное ис-
следование» Метод — дезинфекция языка науки,
1 Logical Positivism. Ed. by J. Ayer A. Glencoe, 1959,
p. 282.
6*
163
очистка его от бессмысленных терминов и выра-
жений. Критерий смысла — эмпирическая прове-
ряемость высказываний. Каков, однако, точный
смысл этого термина?
Прежде всего высказывания должны сравни-
ваться только с высказываниями, а не с опытом,
бытием или чем-нибудь еще. Все это представляет
собой, по Нейрату, бессмысленные дубликаты, при-
надлежащие к утонченной метафизике, и должно
быть отвергнуто. Всякое новое 'высказывание срав-
нивается с совокупностью прежде координирован-
ных высказывании. Сказать, что высказывание пра-
вильно, значит сказать, что оно может быть вклю-
чено в эту совокупность.
Но что принять за исходный пункт системы?
Вслед за ведущими теоретиками «Венского круж-
ка» (Шликом, Карнапом) Нейрат предлагает «вы-
сказывания наблюдения», аналогичные «протоко-
лам наблюдения», описывающие некоторое единич-
ное 'событие. 1олько высказывания о единичном, по
мнению представителей логического позитивизма,
поддаются строгой верификации. Что касается об-
щих высказываний (формулирующих, например,
законы науки), то они не высказывания, а просто
указания, для перехода от высказываний наблюде-
ния к предсказаниям.
В каких терминах должны быть сформулирова-
ны «высказывания наблюдения»? В этом пункте
Нейрат резко расходится с Р. Карнапом, считав-
шим, что протоколы должны фиксировать лишь то,
что мы знаем путем «прямого знакомства», т. е.
наши ощущения. Нейрат осуждает «феноменалист-
ский язык» Карнапа и его концепцию «методологи-
ческого солипсизмам как пережиток идеалистиче-
ской метафизики. Резоны Нейрата просты: «Чужая
душа — потемки», и потому язык науки должен
быть интерсенсуальным и интерсубъективным. Об-
разцом такого рода языка Нейрат считает язык
физики. Он-то и должен сделаться логическим об-
разцом, сообразно которому надлежит переделать
язык всех наук. В этом состоит программа логиче-
ской унификации науки, выработки единого, уни-
версального языка, свободного от метафор и мета-
164
физических бессмыслиц и пригодного для описания
любых явлений.
Итак, в качестве «бритвы Оккама», отсекающей
метафизику от науки, предлагается переводимость
высказываний различного рода на «физикалистский
язык», допускающий исключительно безличные вы-
ражения о единичных событиях, причем этими со-
бытиями могут быть только изменения, претерпе-
ваемые телами (поскольку физик'а — наука о телах
и их поведении) 2.
Что сулит такая реформа общественным нау-
кам? Нейрат сравнивает два высказывания: 1) «вы-
полняя свою историческую миссию, нация присту-
пила к распространению своей цивилизации по
всей земле»; 2) «одна группа людей убила другую
и уничтожила ее дома и книги»3 — и находит их
эмпирически эквивалентными с той, однако, суще-
ственной разницей, что второе сформулировано
чисто физикалистским образом, т. е. содержит ис-
ключительно проверяемые высказывания о поведе-
нии людей и свободно от терминов типа «истори-
ческая миссия», «цивилизация» и т. п.
Дефект таких терминов, по Нейрату (и анало-
гичных им, например, таких, как «дух нации»,
«этос религии»), состоит в том, что в лучшем слу-
чае это метафоры, с трудом переводимые на фи-
зикалистский язык, а в худшем — метафорические
псевдопонятия, вовсе не поддающиеся такому пе-
реводу. Например, если термин «дух нации» дол-
жен обозначать некоторую совокупность взаимо-
связанных наблюдаемых явлений (определенный
образ жизни, архитектура, поэзия, законы и т. п.),
то он — затемняющая дело метафора. Если же
подразумевается, что наблюдаемые явления лишь
знаки некоторой «сущности позади кажимости»,
чего-то «реального», которое выражается таким
2 Вот образчик такого перевода. Какая разница, спраши-
вает Нейрат, между ложью, галлюцинацией и реальностью?
Первое высказывание заключает информацию о событии в
речевом центре мозга, второе — о событии в перцепторном
отделе, третье — о событии вне тела.
3 Neurath О. Foundations of the Social Sciences. Chica-
go, 1954, p. 7—8.
165
образом, то, Пишет Нейрат: «Я не вижу способа
преобразовать их в физикалистские высказыва-
ния» 4.
Унифицированная наука, считает Нейрат, опи-
сывает (одним и тем же строго объективным спо-
собом) поведение вещей различного рода — людей
и машин, атомов и камней, планет и животных. Ее
задача — предсказание (с помощью всей совокуп-
ности относящихся к делу законов) единичных со-
бытий, метод — «установление корреляций, возни-
кающих между величинами в физикалистском опи-
сании событий»5. Таковы же, по его мнению, цель
и метод социологии как части унифицированной
науки.
Это позволяет с самого начала покончить с
фундаментальным делением унифицированной нау-
ки на «моральные и естественные». Аргументы, с
помощью которых пытаются обосновать такое де-
ление, — метафизические, вводящие «сущности по-
зади явлений», такие, как «психический мир», «ка-
тегорический императив» и т. п. Чтобы покончить
с этими псевдопонятиями, нужно встать на точку
зрения последовательного бихевиоризма. Посколь-
ку, считает Нейрат, социолог делает предсказания
о человеческих группах так же, как бихевиорист
об отдельных людях или животных, то социоло-
гию уместно назвать социальным бихевиоризмом,
рассматриваемым как часть унифицированной
науки.
Первой мишенью своей критики Нейрат изби-
рает доктрину «понимающей социологии», проти-
вопоставляющую метод «интуитивного понимания»
как специфический метод наук о духе методу при-
чинного объяснения, принятому в естествознании.
Без конца говорят, заявляет он, что понимание че-
ловеческих существ фундаментально отлично от
простого наблюдения их и определения регулярно-
стей, выражаемых как законы. Но можно ли всерь-
ез противопоставить теорию человеческого поведе-
4 Neurath О. Foundations of the Social Sciences, p. 4.
5 Logical Positivism, p. 293,
166
ния поведению других объектов, теорию человече-
ских обществ подвести под одну дисциплину, а тео-
рию животных обществ — под другую? Нейрат
находит странной ситуацию, при которой человече-
ские войны, рабство и сельское хозяйство должны
обсуждаться в «науках о духе», а войны, рабство и
сельское хозяйство муравьев — под другой рубри-
кой и даже выясняться 'посредством других проце-
дур и с применением другого языка. Более естест-
венной представляется ему социология, в которую
включается изучение поведения групп животных и
даже растений.
Источник «странного» вычленения науки о че-
ловеке Нейрат видит в несовершенстве повседнев-
ного языка, который, будучи поначалу физикалист-
ским, постепенно развивается в метафизическом
направлении. Древние языки, говорит он, были бо-
лее физикалистскими. Они различали тело и душу
как две формы материи. Только теология противо-
поставила «нематериальную душу» материальному
телу и нематериального бога материальному миру.
Разоблачение и устранение этого вредного пе-
режитка теологии есть важная’ задача унифициро-
ванной науки. Сложность дела в том, по Нейрату,
что в этой области, как и везде, очень нелегко от-
делить дуалистические привычки ума, восходящие
к теологии, от действительной процедуры науки.
То, что относится к действительной процедуре нау-
ки, подлежит переводу в физикалцстские термины,
а то, что непереводимо таким образом, должно
быть отброшено. Например, высказывание «я ви-
жу в этой комнате стол» должно быть переведено
как «существует стол в этой комнате», высказыва-
ние «я чувствую злобу» переводится как высказы-
вание «существует злоба в этом человеке», а это
последнее обозначает лишь изменение режима ра-
боты желез внутренней секреции, давления крови,
сокращения мышц и т. д. Аналогично любое выска-
зывание о «переживаниях» (эмоциях, восприятиях
и т. д.) надлежит перевести в физикалистское вы- .
сказывание об изменении физиологических пара- *
метров тела, так как только в такой форме они
могут быть верифицированы другими людьми.
167
Если иметь в виду возможность физикалистско-
го перевода соответствующих высказываний, то ни-
чего нельзя возразить против метода «понимания»
чужих переживаний посредством «воспроизведе-
ния» их в собственном уме. Ведь в этом случае мы
имеем лишь обычную «физикалистскую индук-
цию» — выводы о физических событиях в чужом
теле на основании данных об органических изме-
нениях в своем собственном. Благодаря такому
анализу, заверяет Нейрат, не остается больше спе-
циальной сферы психического.
Так же сурово расправляется Нейрат и с ме-
тафизическими фантомами неокантианства. Могут
ли существовать этика или юриспруденция как
«науки о должном», о «прескриптивном законе»
или «категорическом императиве»? Имеет ли смысл
само понятие, норм, заданных человеческому об-
ществу, а не выведенных из его потребностей?
Каким способом, спрашивает Нейрат, можно
определить эти общеобязательные стандарты доб-
ра и 'справедливости, какие критерии помогут нам
отличить, например, правильное' толкование
«объективных целей» государства от неправильно-
го? Эта точка зрения не может быть включена в
состав эмпирической социологии, считает Нейрат.
Источник этих метафизических фикций — тео-
логия. По своему происхождению этика, по Ней-
рату, есть дисциплина, которая стремится опреде-
лить совокупность божественных предписаний. По-
этому если бы понятие «бог» поддавалось физикй-
листскому определению, то этика могла бы быть
эмпирической дисциплиной. Но как можно опреде-
лить предмет «этики», если бог элиминирован?
В этом случае остается категорический императив,
«команда в себе» (без командира), нечто столь же
нёпостижимое, как соседство без соседей или род-
ство без родственников. Поэтому в контексте фи-
зикализма не может быть никакой этики как науки
о должном, но исключительно социология морали
как эмпирическая дисциплина. «Когда все метафи-
зические элементы, так же как и физикалистские
теологические элементы, которые она может со-
держать, элиминируются из этики, остаются толь-
168
ко высказывания об определенных способах пойё-
дения и предписаниях, навязываемых одними людь-
ми другим» 6. Это же верно и относительно юрис-
пруденции, очищающей место социологии права.
По своим -общественно-политическим взглядам
Нейрат считал себя марксистом, но по существу не
понимал марксизма и пытался представить марк-
сизм как образец эмпирической социологии.
Первым достоинством метода Маркса Нейрат
считает то, что, исследуя зависимость, скажем,
между способом производства и религией, марк-
сизм изучает исключительно «корреляции между
физикалистскими структурами». Когда Маркс, пи-
шет Нейрат, «противопоставляет одну группу форм
(поведения. — Л. Ж.) в качестве базиса другой
как надстройке... он последовательно действует в
пределах социального бихевиоризма. То, что здесь
подразумевается, — это не противоположность
«материального» и «духовного», т. е. «сущностей с
различными типами причинности» 7.
• Вторым достижением Маркса является, по Ней-
рату, разграничение действительных причин пове-
дения людей (особенно масс людей) и тех идеоло-
гических мотиваций, посредством которых они оп-
равдывают его. Это, считает Нейрат, чрезвычайно
плодотворный подход, поскольку, «когда известны
основные социальные условия данного периода, го-
раздо легче предсказать поведение целых групп,
чем обоснования,-которые индивиды приведут для
объяснения своего поведения» 8. Исследование всех
взаимозависимостей между различными сторонами
жизни общества — дело крайне трудное. Поэтому
для начала следует установить «корреляции между
общими социальными условиями и определенными
^способами поведения ограниченных человеческих
групп». «Высказывания этих групп по поводу сво-
его собственного поведения несущественны для
этих корреляций, они часто могут быть добавлены
посредством дополнительных корреляций»9.
6 Logical Positivism, р. 305.
7 Ibid., р. 309—310.
8 Ibid., р. 306Г.
9 Ibid., р. 314-315.
169
Заслугу разграничения действительных причин
поведения и их «оправданий» или обоснований
марксизм, по мнению Нейрата, разделяет с фрей-
дизмом. «Поскольку марксизм... как можно мень-
ше использует то, что люди утверждают о себе, о
«событиях в их сознании», их «идеологию», он от-
носится к тем школам «психологии», которые от-
водят выдающуюся роль «бессознательному» в той
или другой форме» 10. Бихевиоризм и психоанализ
в психологии, марксизм в социологии, считает Ней-
рат, расчищают таким образом дорогу эмпириче-
ской социологии, главной задачей (которой будет
исследование корреляций между условиями жизни
человеческих групп (стимулами) и их поведением
(реакцией).
С этих позиций Нейрат защищает марксистскую
теорию генезиса капитализма от критики М. Вебе-
ра, утверждавшего в книге «Протестантская этика
и дух капитализма», что капиталистически ориен-
тированное сознание (накопление капитала как
цель’жизни) не могло бы возникнуть без кальви-
нистской доктрины трудолюбия и бережливости
как пути к спасению души. Нейрат замечает, что
действительное отошение перевернуто у Вебера
вверх ногами и что сначала поведение этих людей
было в значительной степени капиталистически
ориентировано — затем они стали кальвинистами.
Важное место в теории Нейрата занимает до-
работка проблем соотношения социологии и исто-
рии. Социология — обобщающая, теоретическая
дисциплина. Ее функция — формулировка законов.
История имеет дело с конкретными фактами и пы-
тается их объяснить с помощью целой серии зако-
нов различного рода. Например, объяснение мигра-
ций человеческих групп требует, пишет Нейрат,
привлечения метеорологических, этнологических,
биологических и химических аргументов. В этом
смысле, по Нейрату, история людей не отличается
от истории других вещей мира.
В конце концов подразделение наук на физиче-
ские, биологические и социальные всегда условно,
10 Logical Positivism, р. 306.
170
пишет Нейрат, так что «мы можем рассматривать
их как части одной науки, имеющей дело со звез-
дами, Млечным Путем, Землей, растениями, жи-
вотными, людьми, лесами, естественными региона-
ми, племенами и нациями. Результатом такой агло-
мерации была бы всеобъемлющая космическая
история»11, описываемая на языке унифицирован-
ной науки.
Законы, формулируемые теоретическими дис-
циплинами, продолжает Нейрат, вычленяют отдель-
ные корреляции между различными группами яв-
лений и пригодны для условных предсказаний. Что
касается положительных предсказаний.^ (проро-
честв) , то можно при определенных условиях пред-
сказать общее направление эволюции тех или дру-
гих социальных институтов, но решительно невоз-
можно предсказывать конкретные события. Напри-
мер. в конпе XVIII в. после промышленного пере-
ворота можно было предсказать возникновение
буржуазной Европы, но едва ли были предсказуе-
мы Русская кампания Наполеона и пожар Москвы.
Разумеется, невозможность предсказанийх такого
рода не умаляет ценности обобщающих наук. В за-
дачу социологии и не входит предсказание индиви-
дуальных событий, сколь бы эти последние не за-
нимали нас.
Впрочем, считает Нейрат. даже и предсказания
более общего характера, например посредством
экстраполяции на будущее наблюдаемых теперь
тенденций, вещь не слишком надежная. Нейрат не
-только оспаривает предсказуемость будущих исто-
рических событий. Он весьма скептически относит-
ся также и к возможности адекватной реконструк-
ции прошлых событий. Например, опираясь на оп-
ределенный ряд свидетельств, историк может дать
ряд различных интерпретаций этой совокупности.
«Здесь нет места для эмпирического вопроса «ка-
кая серия (высказываний о событии) истинна?», но
только для вопроса, имеет ли ученый время и энер-
гию для более чем одной серии или решает огра-
ничиться одной» 12. Нейрат сомневается в научно-
11 Neurath О. Foundation of the Social Sciences,’ p. 9.
12 Ibid., p. 13—14.
171
сти историка, думающего, что множественность до-
пустимых интерпретаций исчезает при более глубо-
ком исследовании проблемы. «Очевидно, несколько
сотен картин или глав старинного автора допус-
кают больше чем одну реконструкцию. История и
реконструктивные модели не очень отличаются рт
исторических романов» 13.
Таким образом, логический позитивизм, типич-
ным представителем которого был О. Нейрат,
объявил упраздненными «псевдопроблемы» тради-
ционной метафизики. Между тем в рамках самого
логического позитивизма сохранились (в «лингви-
стическом» обрамлении) не только все проблемы
традиционной философии, но и различные подходы
к их решению. Пример — спор Нейрата с Карна-
пом по поводу исходного (в логическом отноше-
нии) пункта науки как согласованной «системы вы-
сказываний». Оба теоретика считают фундаментом
науки «протоколы наблюдения». Но что именно
фиксируют эти протоколы? Карнап утверждает, что
они фиксируют «чувственно данное» (принцип «ме-
тодического солипсизма»). Нейрат же полагает, что
они должны фиксировать состояния материальных
объектов. Карнап —* субъективный идеалист, Ней-
рат — материалист.
К сожалению, Нейрат — вульгарный материа-
* лист, упраздняющий «всю сферу психического». Это
обстоятельство значительно обесценивает его кри-
тику антинатуралистической методологии истории.
Его бихевиористская позиция (высказывания о ду-
хе либо переводятся в высказывания о поведении
или состоянии тела, либо выбрасываются как ме-
таФизцческие пустышки) означает, что единствен-
ной реальностью объявляется физический мир, а
дух (сознание) рассматривается как теологический
пережиток. Психика — материальный процесс пре-
образования информации в мозгу человека, под-
дающийся объективному наблюдению. Субъектив-
ная (внутренняя, идеальная) сторона психического
полностью игнорируется. Диаметрально противопо-
13 Neu г a th О. Foundation of the Social Sciences, p. 14.
172
ложную (и столь же одностороннюю) идею отстаи-
вает субъективный идеализм (феноменализм),
видящий только субъективную сторону психиче-
ского. Между тем на самом деле существует и то и
другое. Правда, психические явления необязатель-
но имеют субъективную (идеальную) сторону. Воз-
можны психические явления, в которых человек
субъективно не дает себе отчета, которые не осве-
щены лучом его сознания. Отсюда проистекает то
различие сознательных и бессознательных психиче-
ских процессов (различие светлой и темной психи-,
ки), которому Нейрат вслед за Фрейдом придает
(и вполне справедливо) столь большое значение и
смысл которого он так решительно не понимает.
Отсюда неубедительность попытки Нейрата из-
гнать из исторической науки методы «понимающей
социологии». Историческая наука без «интуитив-
ного понимания» примерно то же, что психология
без интроспеции —‘нечто неполноценное и односто-
роннее.
Более удачна критика Нейратом неокантиан-
ской доктрины сверхчеловеческого (вне общества
существующего) мира абсолютных ценностей. Ос-
новная идея этой критики — вне общества и его
нужд нет никакого масштаба или критерия ценно-
стей — вполне правильна.
Оценка Нейратом марксизма как образца под-
линно научной (свободной от «метафизических до-
пущений») социологической теории, по-видимому,
отражает теоретические искания определенной ча-
сти «левой интеллигенции» капиталистических
стран периода «великой депрессии» и наступления
фашизма. В целом эта оценка совершенно неха-
рактерна для неопозитивизма. Нейрат в этом отно-
шении — «белая ворона». Но как раз относитель-
ная свобода от антикоммунистических предрассуд-
- ков позволила ему уловить (хотя и не объяснить)
некоторые важные черты марксистского метода.
Вполне правильно отмечает он, что нельзя социо-
* логическую проблему отношения между различны-
ми подсистемами социального целого (например
между экономическим базисом и идеологической
надстройкой) смешивать с философской проблемой
173
материи и духа. Дело в том, что в любой сфере
общественной жизни человеческая деятельность
имеет две стороны: внешнюю, или материальную
(суммарно обозначаемую термином «общественное
бытие»), и внутреннюю, или духовную (обозначае-
мую термином «общественное сознание»). Но отно-
шение между этими двумя неразрывно связанны-
ми сторонами единой человеческой деятельности в
различных подсистемах социального целого различ-
но и определяется функцией соответствующей под-
системы. Например, в сфере материального произ-
водства первичной, определяющей является мате-
риальная сторона деятельности, а в таких подси-
стемах, функцией которых является добывание,
хранение, преобразование или передача информа-
ции (например, в сфере науки, искусства, просве-
щения и т. д.), первичной является духовная сто-
рона деятельности. Если же брать общество в це-
лом, то обнаруживается вторичный, производный
характер всех подсистем второго рода (обслужи-
вающих духовную деятельность). Из этого функ-
ционального принципа (первичности общественно-
го бытия) вытекает отмеченная (но необъяснен-
ная) Нейратом необходимость разграничения ос-
новных зависимостей (между условиями жизни
группы и ее поведением) и производных, дополни-
тельных или вспомогательных (между поведением
группы и его идеологическими оправданиями). От-
сюда же вытекает и неравноценность различных
элементов корреляций (из экономики можно выве-
сти религию, тогда как обратная процедура невоз-
можна). В целом Нейрат дает правильное (хотя и
неполное) изложение некоторых важных черт
марксистского метода.
Иначе обстоит дело с проблемой «история и
теория». Нейрат резко, метафизически противопо-
ставляет социологию (как обобщающую науку о
законах) историографии (как науке об индивиду-
альных феноменах). От него ускользает относи-
тельный характер противоположности историческо-
го и логического. Отсюда отрицание возможности
теоретической истории как науки вообще, марк-
систской теории общественно-экономических фор-
174
маций как ступеней общественного прогресса в
частности 14.
Что касается множественности исторических ре-
конструкций, то здесь явно смешаны два различ-
ных вопроса: 1) возможна ли в принципе одна
единственно правильная реконструкция прошлого;
2) могут ли историки практически реализовать та-
кую возможность. На первый вопрос можно отве-
тить утвердительно (единственно правильное и аб-
солютно точное и полное воспроизведение прошло-
го есть цель исторического исследования), на вто-
рой— отрицательно (историки могут лишь асимп-
тотически приближаться к этой цели).
Аналогичных Нейрату взглядов на социологию
и ее место в системе научного знания придержи-
вался другой представитель неопозитивизма того
же периода Джордж Ландберг.
2. Джордж Ландберг
Социология есть, считает он, «связная совокуп-
ность обобщений о поведении людей в обществе,
полученных методами естественной науки» 15. Она
должна быть теоретическим базисом конструиро-
вания социальных институтов и манипулирования
социальными процессами, подобно тому как физи-
ка, химия и другие естественные* науки являются
теоретическим базисом для конструирования техни-
ческих приспособлений и манипулирования процес-
сами природы. Цель социальной инженерии —
излечение болезней общества, таких, как войны,
преступность, неприспособленность, расовые и
классовые конфликты и т. п., создание гармонич-
ных общественных отношений — словом, «соци-
альная терапия».
Главный принцип социальной терапии — «не
вреди». Социальное планирование, т. е. сознатель-
14 Это отрицание типично для всего неопозитивизма.
В этом отношении Нейрат «белой вороной» среди прочих
неопозитивистов отнюдь не является.
. 46 Lundberg G. A., S с h г a g С. С., Larsen О. N.
Sociology. N. Y., 1954, р. 6.
175
ное вмешательство в стихийные процессы, должно
быть обдуманным и осторожным. Оно допустимо,
лишь если известны (предсказуемы научно): а) эф-
фект; б) цена, которую придется уплатить.
Задача социальных наук, по Ландбергу, — дать
социальному инженеру информацию о том, какие
цели достижимы, какой ценой и с какими послед-
ствиями. Они не могут нам предписывать, чего мы
должны хотеть, но лишь сообщают о средствах, ко-
торые мы можем с большим или меньшим успехом
использовать для их достижения. Поэтому в них
не может быть никаких оценочных суждений. Их
единственная функция — точное и объективное
описание того, что получится в результате таких-то
действий.
Метод общественных наук, согласно Ландбергу,
аналогичен методу естественных. Они должны изу-
чать поведение человека так же объективно, как
биология изучает рой пчел, колонию термитов или
структуру и функционирование организма. Работа
исследователя начинается с формулировки пробле-
мы. Он должен: 1) задать ясный и допускающий
ответ вопрос; 2) дать пробный ответ, который мо-
жет быть подтвержден или опровергнут эмпириче-
скими свидетельствами. Если эти два условия ие
соблюдены, проблема сформулирована ненаучным
образом (пример псевдопроблемы: продолжается
ли жизнь души после смерти тела?).
Следующие этапы работы: подбор данных, их
анализ (классификация данных, вычисление сред-
них величин, измерение отклонений от них, нахож-
дение корреляций), верификация гипотез, т. е. про-
верка их другими компетентными исследователями
(главное условие состоит в том, чтобы каждый ис-
следователь мог проверить гипотезу другого). Про-
веренная и подтвержденная гипотеза приобретаем
статус закона науки. «Только верифицируемое за-
ключение, сформулированное в терминах измеряе-
мых единиц, посредством -которого можно предска-
зать конкретное событие, образует истинный науч-
ный закон» 16.
16 Lundberg G. A. The Foundations of Sociology. N. Y.,
1939, p. 135. .
176
Предметом Социологии, по Ландбергу, является
общество и культура. Общество, пишет Ландберг,
понимаемое как динамический феномен, состоящий
из взаимосвязанных частей, каждая из которых
осуществляет функцию, влияющую на целое, долж-
но, чтобы выжить, обладать достаточно стабильной
организацией, обеспечивающей эффективную связь
между частями. Оно также должно быть гибким,
чтобы эффективно приспосабливаться к изменяю-
щимся условиям как физическим, так и культур-
ным. Части этой системы: семейные, экономические,
политические, религиозные институты и т. д. —
представляют собой «формально-организованные я
сравнительно устойчивые системы поведения» 17.
Совокупность их образует культуру. Поэтому обще-
ство можно определить как культурный феномен,
локализованный в определенной области.
Культура, т. е. «системы поведения и ее физиче-
ские и символические продукты», главный предмет
социологического исследования, которое должно
выяснить, как эти образцы возникают и каковы
принципы, управляющие их появлением, изменени-
ем и упадком.
Проблема социального изменения, по Ландбер-
гу, включает две различные проблемы: а) факторы
социального изменения; б) тенденции развития об-
щества. Обосновывая первую проблему, Ландберг
дает следующее пояснение. Развитие общества оп-
ределяется совместным действием множества раз-
личных факторов. Нельзя приписывать «высшее»
культурное развитие какому-либо одному .фактору,
такому, как: а) география, климат, ресурсы;, б) спо-
собности; в) моральные, религиозные и этические
ценности; г) специфическая социальная структура.
Важно выяснить баланс этих факторов, их синхро-
низацию, корреляцию и координацию.
С этой позиции Ландберг критикует монисти-
ческие концепции общественного развития. Научно
незащитимо, считает он, пытаться приписать ка-
кую-либо данную культуру или стадию культурно-
17 Lundberg G. A., Schrag С. С., Larsen О. N.
Sociology, р. 13,
177
го развития какому-либо одному «первичному^,
«базисному», «фундаментальному» фактору,
А поскольку тенденции исторического развития
определяются действием множества факторов, то,
по мнению Ландберга, они весьма изменчивы. Это
делает крайне ненадежными предсказания, осно-
ванные на экстраполяции на будущее наблюдае-
мых сегодня тенденций. Ландберг отмечает, что на
уровне эмпирического обобщения развитие различ-
ных показателей культуры обычно подчиняется за-
кону S-образной кривой: по мере того как черта,
доктрина, слух или тип организации распространя-
ются, они вызывают увеличение физического, куль-
турного и социального сопротивления, мешающего
их дальнейшему распространению в таком же или
нарастающем темпе к своему «логическому концу».
Это не значит, что этот принцип с необходимостью
верен только потому, что он был верен для сотен
ситуаций, прежде рассмотренных. Одна из задач
социологии, считает Ландберг, — выяснить, обо-
снован ли этот принцип вообще и если да, то в
какой степени.
Методологические и теоретические установки
Ландберга типичны для всего неопозитивизма. От-
части они были уже рассмотрены (например, мето-
дологические принципы неопозитивизма), отчасти
будут рассмотрены позже (например, понимание
социологии как инструмента «социальной тера-
пии»). Сейчас остановимся на одном пункте — на
плюралистической теории исторического изменения.
Этой «теории» можно предъявить только один уп-
рек: она вообще не является теорией, поскольку не
содержит никакой информации о «балансе, синхро-
низации, корреляции и координации» взаимодейст-
вующих факторов. По существу, это только реко-
мендация рассматривать исторический процесс во
всей его сложности. Против такой рекомендации
ничего возразить нельзя. Вопрос, однако, в том,
как ее реализовать, как подойти к общим законам,
управляющим социальным «метаболизмом», ростом,
и развитием культур, и к специфическим формам
проявления (различным частным случаям) этих
общих законов в различных типах человеческих
178
обществ. Очевидно, эта задача такова, что к ее ре-
шению можно лишь асимптотически приближаться.
Важно, однако, указать направление исследований,
а для этого нужно разграничить факторы различ-
ных уровней, отделить факторы, определяющие со-
держание исторической необходимости (ограничи-
вающие набор дозволенных вариантов), от факто-
ров, определяющих форму и темпы ее реализации
(выбор одного из дозволенных вариантов). Прин-
цип неравноценности (иерархии) факторов — фун-
даментальный принцип марксистской теории исто-
рического процесса — не схвачен Ландбергом,
предъявляющим историческому материализму шаб-
лонные обвинения в одностороннем экономическом
детерминизме, монистической ограниченности
и т. д.
В действительности исторический материализм
указывает на необходимость целостного, всесторон-
него изучения исторического процесса и реализует
это указание (или находит способы такой реали-
зации).
3. Питирим Сорокин
Сорокин создал теорию «социальной и культур-
ной динамики», напоминающей циклические теории
О. Шпенглера и А. Тойнби. Взгляды Сорокина за-
служивают специального исследования 18. Здесь речь
пойдет лишь об одном из аспектов его воззрений —
о критике им марксизма, и лишь потому, что эта
критика ведется с ярко выраженных неопозитиви-
стских позиций.
Первая мишень критики Сорокина — метод
Маркса. Главным «метафизическим» элементом в
методологии К. Маркса Сорокин называет концеп-
цию причинного отношения. Понимает, же он эту
концепцию так: «Выражения типа: «способ произ-
водства определяет общий характер социального,
политического и духовного процессов жизни» —
18 Отчасти этот пробел восполняет монография Г Д. Чес-
нокова.
179
предполагают антропоморфную и одностороннюю
концепцию причинной связи, причины как чего-то
активного, которое односторонне детерминирует,
«действует», «творит», «производит» свой резуль-
тат... и результату как чего-то инертного и полно-
стью зависящего от его причины»19. Между тем,
поясняет Сорокин, в методологии современного ес-
тествознания концепция функционального отноше-
ния («переменной» и ее «функции», которое может
быть одно- или двусторонним) вытесняет концеп-
цию одностороннего причинного отношения и кон-
цепция корреляции вытесняет концепцию односто-
роннего и метафизического детерминизма, т. е. уче-
ный утверждает только, что связанные явления на-
ходятся в функциональном отношении или корре-
лируют в степени, показываемой вероятностными
коэффициентами корреляции 20.
Концепция всесторонней функциональной зави-
симости позволяет «оборачивать» функциональные
«уравнения» и рассматривать «функцию» как неза-
висимую переменную. Это особенно важно, по мне-
нию Сорокина, для социологии. «В области соци-
альных явлений мы почти всегда имеем дело с
отношениями взаимозависимости, а не односторон-
ней зависимости, приложение к ним концепции од-
носторонней причинной связи ведет к ряду логи-
ческих и фактических ошибок»21. И именно это,
считает Сорокин, произошло с теорией Маркса.
Как, спрашивает он, надо понимать тезис Марк-
са об определяющей роли экономического фактора?
Означает ли он: а) что в причинной цепи этот фак-
тор является первым, который определяет все ос-
тальные, или б) что его эффективность в детерми-
нации социальных явлений так велика (скажем
90%), что превышает влияние всех других фак-
торов.
Первая интерпретация, считает Сорокин, есть
лишь последовательная концепция односторонней и
необратимой причинной связи; вторая, с его точки
19 S о г о k i и Р. Contemporary Sociological Theories.
N. Y—L., 1928, p. 527.
20 Ibid., p. 527.
21 Ibid., p. 529.
180
зрения, может быть примирена с функциональным
подходом, но, пишет Сорокин, «к сожалению, ни
Маркс, ни Энгельс, так же как ни один из их по-
следователей не попытались' показать средства из-
мерения сравнительной эффективности различных
факторов в обусловливании социальных явлений,
не дали индексов сравнительной эффективности
различных факторов».
По буквальному и логическому смыслу теории
Маркса, продолжает Сорокин, экономический фак-
тор является «определяющим» в первом смысле:
он — «запускающий», а все остальные — «запуо
каемые».
Но такой взгляд ложен, считает Сорокин, гео-
графические условия, врожденные биологические
наклонности существуют и действуют прежде эко-
номического фактора. Другиё социальные факторы,
такие, как интеллект, опыт, религиозные идеи и
институты, правила табу или нравы, первобытное
искусство, деятельность, посвященная идеальным
целям, игра и т. д., обнаруживаются и действуют
так же рано, как экономические условия. В под-
тверждение этой мысли Сорокин ссылается на мно-
гие исследования, якобы установившие, что даже
на первобытных стадиях техника производства и
экономическая жизнь в целом абсолютно неотде-
лимы от современных ей религии, йагии, науки и
непостижимы без их рассмотрения. Что касается
более поздних стадий, то, продолжает Сорокин,
М. Вебер будто бы показал, как сильно характер
экономической организации Китая, Индии, древне-
го мира, средних веков и настоящего времени обу-
словлен характером соответствующей религии, ма-
гии. традиционализма или рационализма.
Тезис о первичности экономического фактора,
по убеждению Сорокина, несостоятелен не только
фактически, но и логически, так как не может
объяснить развития самой экономики.
Обращаясь к марксистской теории общественно-
эконбмических формаций, Сорокин, как и положе-
но маститому апологету капитализма, не усматри-
вает в ней ничего, кроме эклектической смеси фа-
тализма с признанием свободы воли* Главный «ме-
181
тафизический» элемент в марксизме Сорокин ус-
матривает в приписываемой ему вере в спонтанное,
развитие производительных сил, в истолковании
Сорокина автоматически приводящее к крушению
капитализма и победе социализма.
«Критика» марксизма Сорокиным типична для
неопозитивизма.
Отправной пункт критики — общая для неопо-
зитивизма (и резко отличающая его в этом пункте
от основателей позитивизма) плюралистическая
теория факторов исторического процесса22. Ее
центральная идея — мысль о том, что не сущест-
вует критерия, с помощью которого можно выде-
лить главный, решающий фактор общественного
развития.
Верно ли это утверждение? Нет, не верно. А
вместе с ним и все рассуждение Сорокина о дилем-
ме, с которой сталкивается марксист (принять не-
лепую и мистическую доктрину односторонней при-
чинной связи или отказаться от принципа опреде-
ляющей роли способа производства в жизни об-
щества), ложно и выдает механистическую огра-
ниченность его собственной методологии, игнори-
рующей специфику высших форм движения мате-
рии. Метод Сорокина (точнее Парето и Сорокина)
есть общий метод исследования любой материаль-
ной системы, будь то человеческое общество, пла-
нета, облако или Галактика. Но человеческое об-
щество не просто материальная, система. Оно есть
органическая система (притом особого рода) и по-
тому является законным предметом «структурно-
функционального анализа. Исходный принцип по-
следнего — структура органической системы (чле-
нение ее на части или подсистемы) и ее динамика
(механизмы, регулирующие работу подсистем, в
том числе способы «координации Частей на благо
целого») выводятся из условий сохранения целого.
Первое из них — нормальное функционирование
подсистем, непосредственно обеспечивающих обмен
вещества и энергии с внешней средой (поскольку
22 Сорокин подчеркивает, что его критика «экономическо-
го» монизма распространяется на всякую монистическую тео-
рию истории.
182
органическая система есть открытая система). Что-
бы обеспечить нормальную работу этих первичных
систем, формируется множество производных,, вто-
ричных систем, как бы надстраивающихся над пер-
вичными. В этом состоит принцип субординации,
справедливый для всех органических систем (как
социальных, так и биологических).
Перейдем теперь к специфике социальной фор-
мы движения материи. Отвлечемся от историческо-
го факта взаимодействия ’(сопряженной эволюции)
многих различных человеческих обществ, возьмем
теоретическую абстракцию — отдельно взятый со-
циальный организм (организованную группу лю-
дей, способную собственными силами, т. е. даже при
отсутствии других групщ удовлетворить свои ос-
новные потребности). Чем этот «организм» отлича-
ется от биологических сверхорганизмов (таких, как
стадо, стая, муравейник, пчелиный рой и т. п.)?
Тем, что он не столько приспосабливается к при-
роде, сколько преобразует ее сообразно своим нуж-
дам (и тем самым преобразует и себя).
«Трудесть... процесс... в котором человек своей
собственной деятельностью опосредствует, регули-
рует и контролирует обмен веществ между собой и
природой... Воздействуя... на внешнюю природу и t
изменяя ее, он в то же время изменяет свою соб-
ственную природу. Он развивает дремлющие в ней
силы и подчиняет игру этих сил своей собственной
власти»23, — писал К. Маркс.
На каком основании К. Маркс выделяет произ-
водительные силы общества в качестве решающего
фактора общественной жизни и человеческой исто-
рии? — спрашивает плюралистическая критика.
На том же самом, отвечает марксист, на каком
биолог выделяет способ обмена веществ в качестве
фактора, определяющего строение, функционирова-
ние и эволюцию живых тел и их объединений. Ана-
томия и физиология организмов, их онто- и фило-
генез есть функция их метаболизма. Точно так же
«анатомия» и «физиология» человеческих обществ
и их эволюция есть функция социального метабо-
23 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 188—189.
183
Лйзма. Технологический базис общественного про*
изводства определяет все социальные структуры и
потому, выступает как основа их взаимодействия.
Но некоторые из них (экономическую структуру
общества) он определяет прямо, непосредственно,
тогда как другие (организацию власти, формы
семьи й брака, механизмы социального контроля,
«языки культуры» и т. д.) — окольным и косвен-
ным образом, через ряд промежуточных звеньев.
Аналогия верна еще в одном отношении. Любая
задача может решаться (с неодинаковым успехом)
различными способами. Поэтому способ обмена ве-
ществ не исключает разнообразие форм растений,
животных или микроорганизмов, но ограничивает
его. Точно также технологическая сторона общест-
венного производства не исключает разнообразие
возможных экономических структур (тем более го-
сударственно-правовых или идеологических форм),
но ограничивает его. В ограничениях выражается
момент необходимости, в вариативности форм —
момент случайности (свободы, неопределенности).
Логическим следствием «плюралистического по-
нимания» истории является доктрина поссибилиз-
ма. Но Сорокин (как и его учитель Парето) от
этого вывода уклоняется (вразрез с исходными
принципами своего метода он строит собственную
теорию всемирно-исторического процесса). После-
довательное развитие доктрины индетерминизма в
истории мы находим в трудах К. Р. Поппера и
Э. Нагеля.
Глава 7 АНТИИСТОРИЗМ К. Р. ПОППЕРА
К. Поппер — один из. крупнейших теоретиков
современного позитивизма. Мировую известность
он приобрел благодаря сформулированному в кни-
ге «Логика научного открытия» принципу фальси-
фицируемости, предлагаемому как критерий науч-
ной обоснованности гипотез. Широко известны его
изыскания в области методологии общественных
наук, в том числе исторической науки, сконцентри-
рованные главным образом в книге «Нищета исто-
рицизма» !. Поппер известен так же как один из
ведущих идеологов либерального антикоммунизма,
изображающего коммунистическое мировоззрение
как систему «усиленного догматизма», равно анти-
научную и бесчеловечную. Книга Поппера «Откры-
тое общество и его враги» справедливо считается
энциклопедией современного антимарксизма. По
всем этим причинам взгляды Поппера заслужива-
ют более детального знакомства, чем концепции
других современных позитивистов. '
1. Дедуктивный метод проверки теорий.
Критерий фальсифицируемости
Центральную эпистемологическую проблему
Поппер усматривает в проблеме прироста челове-
ческих знаний. Задача эпистемологических иссле-
дований — выяснить условия такого роста. В ста-
тье «Что такое диалектика?» Поппер указывает их:
человечество решает свои (проблемы, в том числе
познавательные, методом проб и ошибок. Поэтому
«должны быть предложены достаточно многочис-
ленные гипотезы, предложенные гипотезы должны
быть достаточно разнообразны, проверка должна
1 Popper К. R. The Poverty of Historicism. L., 1969.
185
быть достаточно суровой. При этих условиях мы
можем... обеспечить выживание наиболее подходя-
щей гипотезы, отбросив менее пригодные»2.
Поппер сопоставляет две противоположные по-
зиции — эпистемологический оптимизм (человек
может знать истину) и эпистемологический песси-
мизм (человеку не дано различить истину и за-
блуждение) — и утверждает, что обе они ошибоч-
ны. «Не существует критерия истины в нашем рас-
поряжении, и этот факт подкрепляет пессимизм.
Но мы обладаем критерием, который, если нам по-
везет, может позволить нам обнаружить ошибку и
заблуждения. Ясность и отчетливость не есть кри-
терии истины, но темнота и путаница показывают
ошибку... связность не устанавливает истину, но
бессвязность и непоследовательность устанавлива-
ют ложность»3. Ни разум, ни наблюдение не га-
рантируют окончательной истинности какого-либо
утверждения, но они могут помочь нам распознать
его полную ошибочность и побудить нас искать
другие, более зрелые решения. Мы можем учиться
на наших ошибках и потому познание может расти
и наука прогрессировать.
В своей теории познания Поппер отводит рацио-
нальному аргументу очень скромную и все же
очень важную роль критики гипотез, а наблюде-
ниям — столь же скромную и столь же важную
роль тестов, помогающих обнаруживать ошибки.
Пытаясь решать свои проблемы, люди выдвига-
ют разнообразные гипотезы. Но эти гипотезы сами
по себе не гарантируют прогресс познания.
Его гарантирует лишь критика, т. е. попытки опро-
вержения гипотез, включающие строгие критиче-
ские тесты. Гипотезы могут пережить эти тесты,
но они никогда не могут быть позитивно оправда-
ны; они никогда не могут быть установлены ни как
достоверно истинные, ни даже как вероятностное.
«Те из наших гипотез, которые обнаруживают вы-
сокую сопротивляемость критике и которые ка-
жутся нам в данный момент времени лучшим при-
2 Popper К. R. Conjectures and Refutations. The
Growth of Scientific Knowledge. L., 1963, p. 316.
3 Ibid., p. 28,
IS6
бл'ижением к истине, чем Другие известные гипо-
тезы, могут быть описаны вместе с совокупностью
своих тестов ^дк наука данного времени»4 — та-
ков исходный пункт подхода Поппера к проблемам
методологии науки, подробно развитого в книге
«Логика научного открытия».
Прежде всего Поппер предлагает различать два
вопроса: 1) вопрос о том, каким образом люди при-
ходят к новым гипотезам; 2) вопрос о способе их
обоснования. Первый вопрос есть вопрос психоло-
гии познания (исследующей, например, ролЪ интуи-
ции или воображения) и не имеет отношения к
логике и методологии науки.
Что касается второго вопроса,, то Поппер реши-
тельно отвергает традиционный (для логического
позитивизма) критерий обоснованности научных
гипотез. Критерий верификации неприемлем (в ча-
стности, в той его ослабленной форме, в которой
его предлагает Айер, как равно и в форме прин-
ципа логической вероятности, предложенного Рей-
хенбахом), поскольку обоснование индуктивного
вывода (из истинности ряда единичных высказыва-
ний выводится истинность общего) в принципе не-
возможно. Поскольку всякая попытка обосновать
принцип индукции требует введения обосновываю-
щего принципа, который сам нуждается в обосно-
вании, постольку трудности индуктивной логики
непреодолимы. Исходя из этого, Поппер предлагает
дедуктивный метод проверки гипотез: из новой
идеи выводятся по правилам логической дедукции
заключения; эти заключения затем сравниваются
друг с другом и с другими относящимися к делу
высказываниями, так, чтобы можно было выяснить,
какие логические отношения (эквивалентность, вы-
водимость, совместимость или несовместимость)
существуют между ними. К числу другйх относя-
щихся к делу высказываний принадлежат выска-
зывания, фиксирующие результаты наблюдений.
Если вытекающие из постулатов системы предска-
зания совпадают с ними, тогда теория прошла про-
верку. «Но если решение отрицательное... если за-
4 Ibid., р. VII.
187
ключения ошибочны, тогда их опровержение опро-
вергает также теорию, из которой они логически
выведены»^. Если положительное решение времен-
но (до более строгой проверки) поддерживает тео-
рию, то отрицательное навсегда ее опровергает. .
Теории никогда эмпирически не верифицируемы,
поскольку всеобщие высказывания логически невы-
водимы из сингулярных. Зато они могут им проти-
воречить. Из истинности сингулярных высказыва-
ний не может следовать истинность всеобщих, но
может следовать их ложность. Поэтому «не вери-
фицируемость, но фальсифицируемость системы
должна быть взята как критерий демаркационной
линии» 5 6 между наукой и метафизикой.
Научная теория, считает Поппер, должна удов-
летворять следующим требованиям: 1) она должна
быть логически связной, т. е. «представлять непро-
тиворечивый, возможный мир»; 2) она должна
удовлетворять «критерию демаркации», она не
должна быть метафизической, но представлять мир
возможного опыта; 3) из нее должны быть выводи-
мы заключения (предсказания), невыводимые из
других, конкурирующих с ней теорий.
Последний пункт особенно важен. Никакая тео-
рия не может быть окончательно опровергнута.
В случае появления новых фактов, угрожающих
старой теории, ее всегда можно изменить, либо пу-
тем введения дополнительных гипотез, либо путем
изменения определения терминов, либо комбини-
руя оба способа. В этой связи Поппер заявляет,
что метод науки «исключает именно те способы
избегать опровержения, которые... логически допу-
стимы. ...Его цель — не спасать негодные системы,
но, наоборот, отобрать те, которые окажутся наи-
лучшими в жестокой борьбе за выживание»7. Без
учета этого фундаментального принципа невозмож-
но, по его мнению, отделить науку от метафизики.
Поппер подчеркивает значение открытия, сде-
ланного в свое время конвенционалистами Пуанка-
5 Popper К. R. The Logic of Scientific Discovery. L..
1959, p. 33.
6 ibid., p. 40.
7 Ibid., p. 42.
188
ре, Дюгемом и Эддингтоном: законы природы —
наши условные решения и конвенции. Научная тео-
рия— не картина природы, а логическая конструк-
ция. Конвенционализм, заявляет Поппер, вполне
защитимая точка зрения. При любой выбранной
системе аксиом можно получить многими способа-
ми «согласие с реальностью». Можно, например,
ввести вспомогательные гипотезы ad hoc,, или из-
менить определения, или просто оспаривать наблю-
дения, угрожающие нашей теории.
Единственное разумное возражение против кон-
венционализма, по мнению Поппера, в решении не
прибегать к гипотезам, способным лишь «потешить
наше воображение, но не продвинуть наше позна-
-ние», и ввести определенные правила «игры в нау-
ку»: принимать лишь такие модификации теории,
которые «не уменьшают степень опровержимости
или проверяемости системы, а, наоборот, увеличи-
вают ее»8, поскольку эмпирическое содержание
теории — количество запрещаемых ею «положе-
ний дел»? «Теория называется эмпирической или
фальсифицируемой, если она делит класс всех воз-
можных базисных высказываний на два непустых,
подкласса: 1) класс всех базисных высказываний,
с которыми она несовместима (или которые она
изгоняет или запрещает)... 2) класс базисных вы-
сказываний, которым она не противоречит... теория
фальсифицируема, если класс ее потенциальных
фальсификаторов не пустой» 9. Этот класс и соста-
вляет ее эмпирическое содержание (о «дозволен-
ных» базисных высказываниях теория не говорит
ничего). Теория, которая ничего не запрещает, ут-
рачивает эмпирическое содержание, поскольку не
поддается проверке.
Итак, Поппер предлагает ввиду принципиаль-
ной неразрешимости проблемы «оправдания индук-
тивного вывода» принять дедуктивную теорию на-
учного знания (подразумевается не эмпирическое,
а теоретическое знание), т. е. рассматривать науч-
ную теорию как условно принимаемую систему все-
8 Ibid., р. 83.
9 Ibid., р. 86.
• 189
общих высказываний, эмпирический смысл которой
определяется тем, что она запрещает те логически
возможные ситуации, которые фактически не- могут
иметь места, если данная теория правильна. Чем
шире круг запрещенных ситуаций, тем выше сте-
пень проверяемости (фальсифицируемости) теории,
тем больше ее эмпирическое содержание и тем
меньше вероятность того, что она окажется истин-
ной.
Концепция проверяемости, прежде всего фаль-
сифицируемости теорий, впервые систематически
была развита Поппером. Но фактически задолго до
него многие мыслители ясно сознавали, как важно,
для научной теории допущение возможности своего
опровержения, требование указать в принципе та-
кие факты, которые «опровергли» бы теорию, если
бы они реально существовали. Фактически за мно-
го лет до Поппера из этого принципа уже исходи-
ли классики марксизма, когда разрабатывали свое
учение (что убедительно показал в работе «От-
крытая философия и открытое общество» англий-
ский философ-марксист М. Корнфорт) 10. Именно
марксистская диалектическая теория познания (хо-
тя Поппер и отказывает ей в этом) настаивает на.
бесконечности прогресса человеческого познания,.
бесконечности перехода ко все более точным «ко-
пиям» реальности. Тезис Поппера о том, что гипо-
тезы могут оказаться либо целиком ошибочными,
либо отчасти истинными, есть по существу лишь
видоизменение марксистской теории истины.
Нельзя не согласиться с М. Корнфортом в том,
что само по себе выдвижение требования принци-
пиальной опровергаемЬсти научных теорий являет-
ся вполне правомерным. Справедливость этого тре-
бования видна уже из самой логической формы
закона как аподиктического суждения, говорящего
не о том, что бывает, а том, что должно быть, ина-
че говоря, исключающего альтернативные вариан-
ты. Однако требование принципиальной опровер-
гаемости Поппер -противопоставляет требованию
10 Корнфорт М. Открытая философия и открытое об-
щество. М., 1972.
190
принципиальной подтверждаемости теории практи-
кой, без чего невозможно установление истинности
теории п.
Определенный интерес представляет выдвиже-
ние Поппером принципа фальсификации в качестве
критерия разграничения научных и ненаучных тео-
рий. Эта проблема особенно важна сейчас, когда в
буржуазной философии все более часто происхо-
дит подделка под научные теории идеологических
мифов и когда особо остро встает вопрос о крите-
рии, с помощью которого можно отличить науку от
лженауки. Другая опасность — превращение на-
учных теорий в ненаучные за счет окостенения са-
мих научных теорий.
В первом случае (если нас интересует демарка-
ционная линия между наукой и псевдонаукой) кри-
терий весьма прост. Достаточно точно выяснить,
чего не может быть в мире, если данная теория
правильна. Во втором случае дело решается не так
просто. Если новые факты угрожают старой тео-
рии, она модифицируется. Но человек науки и дог-
матик модифицируют ее в диаметрально противо-
положных направлениях. Первый стремится заме-
нить старую теорию новой, более общей или более
точной, т. е. изменяет ее так, что круг запретов
расширяется, возможности проверки увеличивают-
ся. Второй тоже изменяет теорию (хотя обычно не
сознается в этом), вводя вспомогательные гипоте-
зы или меняя определения терминов, но изменяет
ее так, чтобы сузить круг запретов, уменьшить воз-
можности проверки. Благодаря таким «конвенцио-
нальным уловкам» (выражение Поппера) достига-
ется неопровержимость теории, но ценой... утраты
ею всякого эмпирического содержания и перехода
в разряд псевдонаучных, т. е. не содержащих ин-
формации о мире.
Но если в такой постановке вопрос о разграни-
чении научных и псевдонаучных теорий не вызы- *
11 Более подробно эта проблема рассматривается в не-
давно опубликованной монографии Л. Б. Баженова «Строе-
ние и функции естественнонаучной теории» (М., 1978, с. 90—
93. Примеч. ред.).
191
<вает возражений, то нельзя не видеть, что в целом
проблема демаркации науки и метафизики у, Поп-
пера базируется на ложном понимании специфики
философии, недооценке ее особой роли в системе
культуры, что вообще характерно для позитивиз-
ма. Нельзя не видеть идеологическую направлен-
ность попыток Поппера применить критерий фаль-
сифицируемости для «отлучения» теории марксиз-
ма от современной системы научного знания. .
2. Научная теория
и историческая интерпретация
В заключительной главе «Открытого общест-
ва» — «Имеет ли история смысл?» — Поппер раз-
граничивает науки на два класса: обобщающие,
или теоретические (физика, физиология, социоло-
гия и т. д.), и исторические. В качестве исходного
пункта он принимает сформулированную им и
К. Гемпелем теорию «охватывающего закона».
Согласно этой теории «дать причинное объяс-
нение события значит дедуцировать высказывание
(его можно назвать прогнозом), описывающее это
событие, из конъюнкции всеобщего высказывания
о законах природы с некоторыми сингулярными
высказываниями, которые можно назвать началь-
ными условиями» 12. Начальные условия можно на-
звать причиной, а событие, описываемое прогно-
зом, — следствием. Следовательно, считает Поп-
пер, мы никогда не можем говорить о причине и
следствии абсолютным образом, но лишь в связи
с некоторым всеобщим законом.
Эта схема имеет универсальный характер. Ло-
гическая структура объяснения одинакова как в
теоретических, так и в* исторических науках 13. Но
функция ее может быть очень различной (в зави-
симости от того, что именно мы 'хотим выяснить).
12 Р о р р е г К. R. The Open Society and its Enemies,
vol. II. L., 1957, p. 262.
13 С помощью этого довода Поппер и Гемпель опровер-
гают концепцию ’ Риккерта об «индивидуальной причинности».
192
Она может быть использована для предсказания
некоторого неизвестного события (известны всеоб-
щий закон и начальные условия), для объяснения
уже известного события, наконец, для проверки са-
мого всеобщего закона. Последнее (постулирова-
ние и проверка всеобщих законов или их систем)
как раз и представляет интерес для обобщающих
наук. Те же науки, которые интересуются специфи-
ческими событиями и их объяснением, могут быть
названы, в отличие от обобщающих наук, истори-
ческими науками. Таким образом, различие между
обобщающими (номотетическими) и исторически-
ми (идиографическими) науками не в логической
структуре объяснения, а единственно в направле-
нии познавательного интереса.
Коль скоро историку надлежит интересоваться
только индивидуальным, то, с точки зрения Поппе-
ра, не может быть никаких исторических законов.
Обобщения социолога принадлежат к другой ли-
нии интересов, резко отличных от того интереса к-
конкретным событиям и их причинному объясне-
нию, который характерен для историка. Разумеет-
ся, историк пользуется всеобщими законами (как
правило, весьма тривиальными), но не его задача
как историка заниматься их открытием и про-
веркой.
Функции научной теории не сводятся, юднако,
только к объяснению (предсказанию) единичных
событий. Другая их функция — унификация имею-
щегося знания, систематизация, гармонизация его.^’
Разумеется, в любой систематизации всегда и не-
избежно очень много субъективного. Всякая тео-
рия есть кристаллизация определенной точки зре-
ния, предопределяющей отбор и комбинирование
фактов. «Мы выбираем из бесконечного многооб-
разия фактов и аспектов те факты и те аспекты,
которые нас интересуют в силу того, что они свя-
заны с более или менее предвзятой научной тео-
рией. Известная (конвенционалистская) школа фи-
лософов научного метода заключает из соображе-
ний такого рода, что наука всегда вращается в
кругу и'что, как сказал Эддингтон, «мы ловим свой
•собственный хвоста, поскольку можем извлечь из
7 Л. Д. Журавлев
193
нашего фактического опыта лишь то, что сами же
вложили в него в форме наших теорий» 14.
Поппер отвергает конвенционализм с помощью
своей любимой ссылки на цель научного исследо-
вания: не защищать любой ценой старую теорию,
а искать истину.
Как с этой точки зрения обстоит дело с исто-
рией? Главный дефект законов (социологических,
экономических, психологических и т. д.), которыми
оперирует историк, состоит даже не в их тривиаль-
ности, а в том, что они, по убеждению Поппера, не
заключают в себе никакого селективного или
объединяющего принципа, никакого «воззрения на
историю». Поэтому интегративные функции науч-
ной теории берут на себя так называемые истори-
ческие интерпретации. Подобно научным теориям
.они являются способом подбора и систематизации
фактов на основе определенной точки зрения.
. Но здесь-то и обнаруживается решающее раз-
личие между наукой (например, физикой) и исто-
рией. Оно состоит- в том, что в истории (включая
сюда исторические естественные науки, например
историческую геологию) интересующие нас факты
жестко ограничены и не могут быть повторены или
осуществлены по нашему желанию. Этот ограни-
ченный набор фактов можно компоновать как
угоДно, но поскольку никакие дальнейшие факты
недопустимы, нет возможности проверить ту „или
другую теорию. Вот почему, согласно Попперу, в
истории очень редко может быть получена теория,
которая поддается проверке и имеет научный ха-
рактер.
Поппер даже не хочет называть такие концеп-
ции теориями и предлагает термин «общие интер-
претации», или «интепретации с определенной точ-
ки зрения».
Конечно, интерпретации неравноценны. «Во-пер-
вых, всегда есть такие интерпретации, которые не
согласуются с принятыми отчетами; во-вторых, есть
такие, которые нуждаются в дополнительных ги-
потезах, более или менее правдоподобных, чтобы
14 Popper К. R. The Open Society..., vol, II, p, 259.
194
не быть опровергнутыми отчетами; далее, есть та-
кие, которые не могут связать те факты, которые
связывают и таким образом «объясняют» дру-
гие» 15. Бывает, наконец, и так, что интерпретации,
кажущиеся несовместимыми, в действительности
дополняют друг друга «как две картины одного
и того же ландшафта, наблюдаемого с различных
пунктов» 16.
Особо важным обстоятельством Поппер считает
то, что каждое поколение имеет право по-новому
интерпретировать историю своим собственным об-
разом, дополняющим интерпретации предшествую-
щих поколений. Отсюда следует, что не может быть
истории прошлого, как оно действительно было, а
могут быть только интерпретации, ни одна из ко-
торых не является окончательной.
Оценивая изложенную концепцию, надо отме-
тить, что вопреки распространенному мнению она
вовсе не является изобретением Поппера и Гемпе-
ля. Еще в 90-х годах прошлого столетия Ланглуа и
Сеньобос утверждали, что. «в историческом рас-
суждении должны быть налицо: 1) точное общее
положение; 2) обстоятельное знание фактов про-
шлого» 17. Под точным общим положением они под-
разумевали закон в научном смысле этого слова.
Что касается существа дела, то вряд ли можно
рассматривать подведение частного случая под об-
щий закон как его объяснение. Оно является# не-
обходимой предпосылкой такого объяснения (преж-
де чем объяснять, какую-либо зависимость, надо
удостовериться в ее существовании — постольку
теория Поппера — Гемпеля, нацеленная против
неокантианской концепции индивидуальной при-
чинности, вполне правильна), но само по себе ни-
чего не объясняет. Общий закон повторяет инфор-
мацию, заключенную в суждениях о единичном, и
прибавляет к ним запрет альтернативных ситуа-
ций («газы при нагревании не могут не расши-
ряться»). Но сам этот запрет должен быть объяс-
15 Р о р р е г К. R. The Open Society..., р. 266.
16 Ibid., р. 267.
17 Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение исто-
рии. Спб., 1899, с. 205—206.
7*
195
ней, например, путем анализа физического меха-
низма расширения газа. Объяснить — значит рас-
крыть сущность явления, его внутренний механизм.
Тезис о том, что подведение частного случая под
общий закон есть объяснение этого частного слу-
чая, — результат ложной (феноменалистской) кон-
цепции научного знания.
Концепция о противоположности обобщающих
и исторических наук внешне похожа на разграни-
чение абстрактных и конкретных наук, введенное в
свое время Контом. Но, по существу, идея Поппера
(социология — номотетическая наука, историо-
графия — идеографическая) продолжает неокан-
тианскую линию отрицания теоретической истории
как науки. В этом пункте. Поппер идет вразрез с
традициями классиков позитивизма. И эта его (не-
окантианская) установка- грубо искажает отноше-
ние между историей и социологией: без эмпириче-
ских обобщений историка нельзя построить социо-
логическую теорию. А без такой теории невозмож-
но объяснить уникальные исторические явления.
Запрет, наложенный Баденской школой и повто-
ренный Поппером, не только не^ обоснован, но и
вреден. История столько же наука о законах (эм-
пирических), сколько и об отдельных событиях.
Ошибочно и утверждение Поппера о том, что к
различным теориям исторического процесса (Поп-
пер называет их интерпретациями) неприложим
критерий фальсифицируемости, ввйду чего они не
могут иметь статус научных теорий. Оно ошибочно
потому, что теории, изображающие структуру, ди-
намику и эволюцию социальных систем различного
рода, опровержимы в принципе тем же способом,
каким опровергаются любые другие теории (имен-
но путем отыскания фактов, противоречащих ста-
рым теориям). Разница между физической и исто-
рической теориями не в том, что для первой можно
найти контрпримеры, а для второй нельзя, а в том,
что первая исследует ныне существующие объекты,
а вторая — прошлое18. Отсюда следует, что для
18 Исключая, конечно, теории, исследующие незавершен-
ную историю, т. е. ныне существующие общества.
196
Первой обязательно рано или поздно найдутся
противоречащие факты, для второй могут и не
отыскаться. В первом случае имеем, так сказать,
гарантированную опровергаемость, во втором оп-
ровергаемость возможна, но не гарантирована.
3. Интерпретация
истории Поппером
Метод исторических интерпретаций не имеет на-
учного статуса, поскольку «тесты исторической ин-
тепретации никогда не могут быть столь же стро-
гими, как тесты обычной гипотезы, — пишет Поп-
пер. — Интерпретация есть преимущественно точ-
ка зрения, ценность которой заключена в ее пло-
дотворности, в ее способности пролить свет на ис-
торический материал,"привести нас к открытию но-
вого материала, помочь нам рационализировать и
унифицировать его» 19.
Этим целям служит интерпретация Поппером
человеческой истории как перехода от трибализма
к цивилизации, или от закрытого общества к от-
крытому.
Главная характеристика первобытного племен-
ного, или закрытого обихества состоит в том, что
оно живет в замкнутом круге неизменных табу, за-
конов и обычаев, ощущаемых столь же неизбежны-
ми, как восход солнца, времена года или сходные
очевидные регулярности природы. И лишь после
того как это магическое «закрытое общество» дей-
ствительно падает, может развиться теоретическое
понимание различий между обществом и природой.
Это последнее, по мнению Поппера, есть различие
между: а) естественными законами, такими, как
законы, описывающие движение Солнца, Луны и
планет, смену времен года, или закон тяготения и
законы термодинамики, и б) нормативными зако-
нами, т. е. такими правилами, как запрещение или
требование определенных способов поведения, та-
19 Popper К. R. The Open Society... vol. I, p. 171.
197
КИМИ, как Десять заповедей, или правила, регу-
лирующие процедуру выборов членов парламента,
или законы, составляющие конституцию Афин.
На разграничении этих двух классов законов
Поппер строит свою концепцию свободы и ответ-
ственности человека. Он называет свою позицию
критическим дуализмом фактов и решений (или
критическим конвенционализмом) и утверждает,
что* эта позиция есть позиция «открытого общест-
ва». В трибалистском обществе обычай, табу ре-
гулируют все нормы жизни, в нем нет ничего ре-
ально эквивалентного моральным проблемам. Пе-
реход к цивилизации означает появление все рас-
ширяющейся области личных решений с их про-
блемами и ответственностью. В этом и состоит про-
тивоположность двух полярных типов социальной
организации: «Магическое, или племенное, или кол-
лективистское, общество будет также называться
закрытым обществом, а общество, в котором ин-
дивидуумы сталкиваются с персональными реше-
ниями, — открытым обществом»20.
Закрытое общество более всего напоминает ор-
ганизм. Оно полуорганическое общество, члены ко-
торого связаны полубиологическими узами родст-
ва, совместной жизни, тем, что разделяют общие
усилия, опасности, радости и беды. Идеология та-
кого общества — холизм или коллективизм: часть
существует для блага целого, но не целое для ча-
сти. Интерес целого или коллектива (племени, го-
сударства, расы, класса) критерий моральности.
Мораль низводится до уровня политической гигие-
ны, «правом становится все то, что полезно моей
нации или моему классу или моей партии»21. Поп-
пер полагает, что эта холистская (или коллекти-
вистская) теория оправдывает произвол государст-
ва по отношению к индивиду и закон джунглей в
международных отношениях. Здесь средоточие то-
го, что Поппер называет тоталитаризмом. «Тотали-
таризм не просто аморален. Он есть мораль за-
крытого общества — «группы или племени» 22. За-
20 Р оррег К. R. The Open Society..., р. 173.
21 Ibid..., р. 108.
22 Ibidem.
198
ключительный штрих в портрете закрытого общест-
ва — афоризм Платона: мудрый должен вести и
править, а невежественный следовать. Слепая ир-
рациональная вера в незыблемость социальных
институтов дополняется нерассуждающей верой в
мудрость властителей, магия институтов — магией
вождей.
Характеристики открытого общества по всем
этим пунктам диаметрально противоположны.
Прежде всего это общество утрачивает органиче-
* ский характер, превращаясь в значительной сте-
пени в «абстрактное общество». Множество людей,
живущих в современном мире, не вступают в лич-
ные контакты или вступают в них крайне редко, жи-
вут в анонимности и изоляции и потому несчастли-
вы, свои социальные нужды они не могут удовлет-
ворить в «абстрактном обществе». Существующие
ныне конкретные группы, как правило, лишь жал-
кие заменители. Отчужденность и одиночество —
один из самых могущественных источников того,
что Поппер называет «нажимом» цивилизации.
1 Другой показатель неорганического характера
открытого общества — конкуренция между его
членами из-за статуса, борьба за свое социальное
возвышение, что, по мнению Поппера, порождает
и такое важное явление, как классовая борьба.
Фактический разрыв традиционных конкретных
уз сопровождается крушением холистской (коллек-
тивистской) этики и тоталитарной теории прав-а и
государства. В противоположность им развиваются
индивидуалистическая этика и демократические
концепции права и государства.
В этике принципу эгоистического коллективиз-
ма противопоставляется принцип альтруистическо-
го индивидуализма. «Закрытое общество с его ве-
рой, что племя, есть все, а'индивид — ничто, рух-
нуло. Индивидуальная инициатива и самоутверж-
дение стали фактом. Вырос интерес к человеческим
индивидуумам самим по себе, а не только как к
племенным героям или спасителям»23.' Следствие
этого — кредо индивидуализма, вера в человече-
ский индивидуум как цель в себе, идеально выра-
?3 Ibid., р. 190,
J99
женная этической доктриной Канта: «людей надо
рассматривать всегда как цели и никогда — как
средства». Эту эмансипацию индивидуума Поппер
называет великой духовной революцией, которая
привела к разрушению трибализма и подъему де-
мократии.
Государство более не рассматривается как выс-
шее единство или целое, орудием которого должен
быть индивид. Оно должно рассматриваться лиЙ1Ь
как ассамблея индивидуумов, требующих, чтобы
государство ограждало их от агрессии других лю-
дей и гарантировало им свободу в той мере, в ка-
кай она не вредит другим. Поппер развивает «про-
текционистскую» теорию государства: «Государст-
во должно рассматриваться как общество для
предотвращения преступлений, т. е. агрессии. Оно
должно ограничить свободу граждан по возможно-
сти равно и не выходить за пределы того, что не-
обходимо для достижения равного ограничения
свободы»24.
Единственный способ удержать государствен-
ную власть в этих границах — обеспечить надеж-
ный механизм контроля общества-над Правящими.
С этой точки зрения Поппер критикует различные
теории суверенитета (обсуждающие вопрос о том,
кто должен править), утверждая, что важным во-
просом является не вопрос о том, кто должен пра-
вить, а исключительно вопрос о том, как обеспечить
контроль над правящими. Единственным извест-
ным средством такого контроля он считает демо-
кратию. «Под демократией я понимаю не такие
смутные понятия, как «власть народа» или «власть
большинства», но ряд институтов, которые делают
возможным общественный контроль над властите-
лями и их отстранение управляемыми и ^которые
позволяют управляемым без применения насилия
осуществлять реформы даже против воли прави-
телей»25.
Антагонистом демократии в этом смысле яв-
ляется тоталитаризм, под которым Поппер пони-
24 Popper К. R. The Open Society..., р. НО—111.
25 Popper К. R. The Open Society... vol. II, p. 15J.
200
мает любую форму неконтролируемой власти. Од-
ним из наиболее могущественных инструментов
тоталитаризма является иррационализм — недове-
рие к человеку и человеческому разуму. С другой
стороны, только демократия делает возможным ис-
пользование разума для проектирования новых и
приспособления старых институтов.
Итак, переход к открытому обществу, освобож-
дающему критические силы человека, Поппер счи-
тает величайшей моральной и духовной революцией.
Этот переход, начатый «великим поколением» Пе-
рикла и Демокрита, далеко еще не закончен.
Тревоги нынешних поколений вызваны, по мнению
Поппера, тем, что наша цивилизация еще- не цели-
ком оправилась от шока своего рождения. Свиде-
тельство тому — реакционные движения, которые
пытались и все еще пытаются опрокинуть цивили-
зацию и вернуться к трибализму. Назад к закры-
тому обществу — таков, по Попперу, девиз любых
форм тоталитаризма. Чем питаются эти реакцион-
ные поползновения? Их главный источник — «на-
жим» или давление цивилизации, разрывающей
традиционные узы и делающей человека свобод-
ным и одиноким.
Поппер сам-чувствует шаткость своей историче-
ской «концепции»; Поэтому он так много говорит
об ограниченности-любой интерпретации истории, о
том, что можно написать много различных односто-
ронних «историй» (историю производства, историю
классовой борьбы и т. д.), о том, что он разобрал
лишь один аспект исторического процесса — борь-
бу демократии и тоталитаризма. Но как раз его
собственный пример обнаруживает внутреннюю
слабость этой софистики.
Нельзя, конечно, построить' исчерпывающую,
«всеобъемлющую» модель исторического процесса.
К ней ^можно лишь «асимптотически приближать-
ся». Но чтобы приближаться к исторической ре-
альности, а не удаляться от нее, нужны хорошие
методологические ориентиры. Прежде всего, воз-
зрение на общество как на целостную органиче-
скую систему, подчиненную принципу субордина-
ции. Такой взгляд ориентирует исследователя на
201
поиск главных «переменных» и главных зависимо-
стей между ними' Лишь отыскав эти основные «пе-
ременные» и законы, можно путем последователь-
ных аппроксимаций раскрыть объективную «логи-
ку истории». В противном случае получаются про-
извольные конструкции, игра в исторические ана-
логии, субъективные фантазии на исторические те-
мы, не отражающие ничего, кроме иллюзий и пред-
рассудков того или другого «культурно-историче-
ского круга». Конструкция Поппера является имен-
но такой ретроспективной мифологией, отражаю-
щей иллюзии и надежды современного буржуаз-
ного либерализма. Метод Поппера прозрачно ясен.
Он берет общие признаки совершенно разнород-
ных исторических явлений , (Афинской демократии
времен Перикла и современной буржуазной демо-
кратии, с одной стороны, доклассового племенно-
го общества, раннегреческих революционных и
позднегреческих контрреволюционных тираний и
фашизма современной эпохи — с другой), отвле-
кается от таких «мелочей», как способ производ-
ства, социальная структура общества, классовое
содержание соответствующих режимов и их роль
в историческом процессе. В итоге возникает аб-
страктная антиисторическая схема «противостоя-
ния» демократии вообще и «тоталитаризма» вооб-
ще. Затем для «обоснования» - схемы вводится
теория «бегства от свободы»,, явно заимствованная
у Э. Фромма.
С теоретической стороны главный дефект «ис-
торической интерпретации» Поппера состоит в том,
что она не годится как инструмент исторического
исследования. В приложении к реальной истории
она неизбежно приводит к грубейшим фактиче-
ским ошибкам. Чего стоит, например, смешение
трибализма с попытками древнегреческой аристо-
кратии использовать в своих классовых целях пе-
режитки родового строя в классовом обществе. Не
говоря уже о фантастическом «объяснении» фа-
шизма «шоком, полученным цивилизацией при
рождении».
Поппер осуждает коллективизм, смешивая его с
холизмом и тоталитаризмом, и противопоставляет
202
индивидуалистическую этику демократии коллекти-
вистской этике «закрытого общества». При этом он
даже не ставит вопрос: всегда ли коллектив (орга-
низованная группа людей,, совместно решающих
общую задачу) подавляет личность? Между тем
ясно, что коллектив становится орудием подавле-
ния личности лишь в том случае, если цель кол-
лективной деятельности чужда (или даже проти-
воречит) жизненным интересам членов коллектива
(если, например, он превращен в институт защиты
чьих-либо частных, корыстных интересов). Напа-
дение Поппера на такой мнимый, ложный, псевдо-
коллективизм вполне оправдано. Но он не имеет
права смешивать его с действительным коллекти-
визмом, стремящимся к гармоничному сочетанию
личных и общественных интересов. Самое удиви-
тельное то,* что Поппер, видимо, даже не замечает
противоречия между своей огульной критикой вся-
кого коллективизма и своей же собственной теори-
ей науки как социального предприятия, функцио-
нирующего благодаря методу «свободной и ответ-
ственной критики».
4. Критика историцизма
Под историцизмом Поппер подразумевает под-
ход к социальным<наукам, который рассматривает
историческое предсказание как их главную цель и
который предполагает, что эта цель достижима
посредством открытия «ритмов» или «образцов»,
«законов». или «тенденций», определяющих эволю-
цию истории26.
Согласно Попперу, между историцизмом и то-
талитаризмом существует глубокая, интимная
связь. Их социально-психологический базис одина-
ков. «Метафизика истории и судьбы» с ее проро-
ческой мудростью выражает то же глубокое чувст-
во неудовлетворенности и ту же боязнь свободы и
.Ответственности, которые лежат в основе тотали-
26 Поппер отличает «историцизм» от «историзма» или
«социологизма», утверждающего просто зависимость идеоло-
гии от социальных условий»
тарных движений. «Историцистская метафизика
склонна освобождать лкЗдей от бремени ответст-
венности. Если мы знаем, что определенные вещи
должны произойти, что бы мы ни делали, мы мо-
жем почувствовать свободу от необходимости бо-
роться против них»27.
Другой источник историцистских пророчеств —
страх реакционеров перед изменениями и стремле-
ние либо предотвратить их, либо, по крайней мере,
контролировать их, управлять ими, так или иначе
ограничить их.
Историцисты, по мнению Поппера, пытаются
найти компенсацию утраты неизменного мира, цеп-
ляясь за веру в то, что изменение можно предви-
деть, поскольку оно управляется неизменным за-
коном. Внутренний консерватизм, страх перемен,
неверие в себя вызывает стремление пожертвовать
собственным разумом и свободой и отдаться во
власть чего-то сверх- или надчеловеческого, будь
то «священное целое», бог или историческая
судьба.
Чтобы продвигаться к открытому обществу, на-
до, по мнению Поппера, покончить с попытками
переложить нашу ответственность на историю и тем
самым «на игру демонических сил позади нас», с
попытками «подменить надежду и веру, основан-
ную на моральном энтузиазме и бескорыстии, до-
стоверностью, основанной на псевдонауке: псевдо-
науке звезд или «человеческой природы» или «ис-
торической судьбы»28. Таковы мотивы, побуждаю-
щие Поппера предпринять попытку изгнать исто-
рицизм из науки.
Фундаментальный постулат историцизма — ход
истории предопределен и предсказуем. Поппер пы-
тается опровергнуть это утверждение следующими
аргументами: 1) ход человеческой истории подвер-
жен сильному влиянию роста человеческого позна-
ния... 2) мы не можем предсказать посредством
рациональных или научных методов будущий рост
нашего научного знания; 3) мы не можем, следо-
27 Р о р р е г К. R. The Open Society... vol. I, p. 4.
28 Popper K. R. The Open Society... vol. II, p. 279.
204
вательно, предсказать будущий ход человеческой
истории; 4) это значит, что мы должны отрицать
возможность теоретической истории — не может
быть научной теории исторического развития, при-
годной как основа для исторического предсказа-
ния; 5) следовательно, главная цель историцист -
ских методов недостижима. Сердцевину всего оп-
ровержения составляет утверждение: «Никакой на-
учный предсказатель... не может предсказать по*
средством научных методов свои собственные бу-
дущие результаты... никакое общество не может,
следовательно, предсказать будущее состояние
своего познания»29.
Таково единственное (и, по мнению Поппера,
единственно возможное) строгое опровержение ис-
торицизма. В остальном аргументация Поппера сво-
дится к уверению в том, что историцизм есть убо-
гий метод, неспособный привести общественные
науки к плодотворным результатам. Пророчества
о будущих событиях или состояниях общества
практически невозможны и не могут быть главной
целью социологии как теоретической науки.
Поппер различает две разновидности историциз-
ма: 1) антинатуралистический (метод социальной
науки противоположен методу естествознания);
2) пронатуралистический (признающий единство
научного метода). Обе разновидности, пр Попперу,
обнаруживают одинаково глубокое непонимание
задачи и метода естественных наук.
Согласно Попперу, антинатуралистическая точ-
ка зрения исходит из того, что: в отличие от за-
крнов природы социологические обобщения, верные
для одного исторического периода, неприложимы к
другому; экспериментальный метод в социологии
непригоден ввиду невозможности точного воспро-
изведения условий эксперимента; в отличие от фи-
зических объектов социальные феномены неповто-
римы. Поэтому задача социальной науки — не
формулирование всеобщих законов, а исследова-
ние индивидуальных причинных связей.
29 Popper К. R. The Poverty of Historicism, p. VI—-VII.
Й05
Возражая антинатуралистам, Поппер указыва-
ет, что нет «законов данного исторического перио-
да», как нет физических законов острова Крит или
Гренландия. Социология формулирует законы, вер-
ные для всех социальных систем определенного
рода, так же как физика формулирует законы, вер-
ные для всех физических систем определенного ро-
да. В физическом эксперименте точное воспроизве-
дение условий невозможно, как и в социальном.
Исследование индивидуальных причинных свя-
зей требует использования всеобщих законов. Со-
циальные феномены объяснимы лишь постольку,
поскольку их удается подвести под общий закон.
Для объяснения социальной ситуации нет нужды
прибегать к психологическому илц биологическо-
му анализу. Реальная социальная ситуация не
сложнее реальной, в отличие от искусственно уп-
рощенной в эксперименте физической ситуации?
Точные предсказания хода физических событий в
реальной ситуации — вещь столь же недостижи:
мая, как и в социальной области. Единственное
реальное отличие социального предсказания от
физического — «Эдипов эффект» (влияние пред-
сказания на ход предсказываемого процесса). Ко-
личественные методы применимы и в социологии.
Анализируя концепцию пронатуралистического
историцизма, Поппер приводит аргументы его сто-
ронников. Подобно тому как физическая динамика
(теория движений, детерминированных силами)
позволяет предсказывать траекторию движения фи-
зических тел, так и социальная динамика, по их
мнению (теория социальных движений, детермини-
рованных историческими силами), позволяет пред-
сказывать направление движения общества. Если
небесная механика, основанная на физической ди-
намике, может предсказывать затмения, то «тео-
рия исторического развития», основанная на со-
циальной динамике, может предсказывать револю-
цию (хотя это предсказание является менее точ-
ным). Закон исторического развития дает крите-
рий для разграничения рациональной (соответст-
вующей требованиям закона) и утопической (про-
тййбречащей требованиям закона) деятельности.
toe
Характеризуя пронатуралистический историцизм о
целом, Поппер считает, что это — своего рода фа-
тализм по отношению к законам истории.
Возражая сторонникам пронатуралистического
историцизма, Поппер отмечает: а) строгий детер-
минизм есть допущение, которое не только не яв-
ляется необходимой предпосылкой научного иссле-
дования, но даже противоречит современному со-
стоянию науки; б) детерминизм можно опровер-
гнуть эмпирически: никакое исследование социаль-
ного влияния не позволяет однозначно предсказать
поведение индивидуума; в) нет логической связи
между социальным детерминизмом («социологиз-
мом», «историзмом») и историцизмом; ход истории
определяется взаимодействием многих факторов
(в том числе и социальной инженерии), не своди-
мых к экономической основе. --
Эволюцию общества как целого нельзя, пола-
гает далее Поппер, уподобить движению физиче-
ского тела как целого по определенной траекто-
рии. Эта аналогия — результат холистской пута-
ницы. Можно описать (и даже представить графи-
чески) изменение интересующих нас аспектов жиз-
ни общества, нельзя описать «направление движе-
ния общества». Вера в закон исторического разви-
тия есть составная часть эволюционистской моды.
Эта вера ошибочна, так как не существует зако-
на эволюции институтов. Эволюция биологических
видов или социальных институтов есть уникальный
факт, объясняемый совокупным действием беско-
нечного множества законов.
Касаясь вопроса об экстраполяции тенденций,,
Поппер отмечает, что тенденция не закон; выска-
зывание, выражающее тенденцию, описывает то,
что есть, а высказывание, выражающее закон, —
то, чего не может не быть. Законы устойчивы, тен-
денции изменчивы. «Пророчества историцистов»
опираются на ошибочную веру в абсолютные, не-
обусловленные тенденции. Нищета историцизма
есть нищета воображения.
Критерием утопической, и рациональной дея-
тельности являются не’ несуществующие «законы
исторического развития», предопределяющие яко-
207
бы направление социальной эволюции, а реальные
Ограничения, налагаемые на деятельность «соци-
ального инженера» природой преобразуемых им
социальных институтов.
Таким образом, ниспровергая «историцизм»,
Поппер затрагивает обширный круг проблем и
предлагает «суверенные решения» каждой из них
с неизменными ссылками на метод науки. Эти по-
следние призваны, кажется, оказать гипнотическое
воздействие на читателя (особенно в сочетании с
признанным авторитетом Поппера в области ме-
тодологии науки). Между тем они далеко не все-
гда безупречны как с логической, так и с факти-
ческой стороны.
«Опровержение историцизма» — типичный об-
разец неправильного вывода из правильных по-
сылок. Верно, что рост знаний влияет на ход ис-
тории. Столь же верно, что мы не знаем сегодня
того, что узнаем только завтра. И совершенно
Ошибочен вывод о том, что мы сегодня не можем
предвидеть влияние этих будущих открытий на ход
человеческой истории. Каково бы ни было кон-
кретное содержание-открытий в области естест-
венных наук, они неизбежно увеличат власть чело-
века над природой и сделают еще более острой
проблему ее разумного, осторожного использова-
ния, а вместе с ней и всю громадную проблему
разумной и гуманной организации общества. Ана-
логично прогресс общественных наук (например,
использование языка и методов математики, фор-
мулирование строгих количественных законов)
увеличит возможности сознательного и планомер-
ного регулирования социальных процессов и тем
самым обострит проблему выбора целей планиро-
вания. Характер же этого последнего определяет-
ся структурой собственности и власти..
Как повлияет прирост знаний на ход человече-
ской истории? В общей форме ответить можно:
обострит проблему исторического выбора (между
социализмом и варварством, между «путем вверх»
к цивилизации, основанной на принципах разума
и человечности,. и «путем вниз», к всестороннему
и нарастающему упадку общества и личности).
208
Более конкретный ответ невозможенз0. Да никто
из «историцистов» и не предлагал никогда- «точно-
го социального календаря».
«Пророчество» не может быть основной зада-
чей общественных наук — таково главное возра-
жение Поппера против историцизма. Спрашивает-
ся, однако, каким стандартом измеряет Поппер
плодотворность того или другого подхода, в свете
каких критериев определил он убожество «истори-
цистской»- методологии? Критерий всегда один —
задача, которую решает исследователь, цель обще-
ственных наук. Разумеется, если их единственной
задачей считается помощь «социальному инжене-
ру», занятому проблемой частичных улучшений от-
дельных институтов в рамках существующей систе-
мы, тогда метод долгосрочных крупномасштабных
«пророчеств» не работает. Для этой цели он не-
пригоден. У него другая задача — исследование
перспектив эволюции социальной системы в целом,
перспектив ее саморазложения и превращения в
другую систему. С точки зрения апологета Status
quo, эта задача «неинтересная», с, точки же зрения
критика системы, эта задача, наоборот, представ-
ляется главной задачей общественной науки. Соци-
альная позиция исследователя предопределяет та-
ким образом цель, а тем самым и метод исследо-
вания.
Критика антинатуралистического. историциз-
ма — наиболее впечатляющий раздел «Нищеты
историцизма». Поппер блестяще опровергает до-
воды антинатуралистов, доказывая, что все теоре-
тические или обобщающие науки должны пользо-
ваться одним и тем же методом, независимо от то-
го, являются ли они естественными или общест-
венными.
Но в чем невозможно согласиться с Поппе-
ром — это в критике им «эссенциализма». Следуя
общей традиции позитивизма, он хочет изгнать из
науки категорию «сущность» и поэтому предлагает
рассматривать «коллективные реальности, такие,
30 «Прогнозы» (точнее догадки) футурологов рисуют
лишь эскизы возможных будущих развитий.
209
как наций, правительства йлй рынки», просто как
совокупности индивидуумов, связанных определен-
ными отношениями. При этом Поппер ссылается
на метод естественных наук, давно уже покончив-
ших с «призраками внутри или позади наблюдае-
мых изменчивых событий»., Спрашивается, однако,
являются ли такие «коллективные реальности», как
молекулы, просто собранием атомов, а многокле-
, точные организмы — просто собранием клеток?
В том или другом случае, как подчеркивает сам
Поппер, члены совокупности связаны определен-
ными отношениями. Но из этого как раз и следу-
ет негодность принципа «методологического инди-
видуализма» как в общественных, так и в естест-
венных науках. Просто потому, что элемент, вклю-
ченный в систему, ведет себя совсем не так, как
свободный элемент. И в разных системах связан-
ный элемент ведет себя по-разному. В любой си-
стеме, далее, существуют специализированные
группы элементов, выступающих как носители си-
стемных свойств, обусловленных структурой систе-
мы и отсутствующих у отдельно взятого элемента.
В биологических и общественных науках иссле-
дователь сталкивается еще и с тем, что организмы
не монтируются из готовых деталей. Сами элемен-
ты формируются только в системе, чтобы выпол-
нять в ней определенную работу. И функцию эле-
мента можно вывести лишь из условий сохранения
целого. Нападение Поппера на холизм, загромож-
дающий мир мнимыми «сущностями», ускользаю-
щими от научного анализа, понятно и оправдано.
Но нельзя вместе с холизмом выбрасывать принци-
пы системного подхода. С этой точки зрения «ме-
тодологический индивидуализм» Поппера так же
односторонен и ошибочен, как и его холистский
антипод.
Самое слабое звено в рассуждениях Поппера —
критика «пронатуралистического историцизма».
Здесь на каждом шагу вместо реального против-
ника подставляется соломенное чучело, падающее
под ударами критики.
Первый довод Поппера: строгий детерминизм
противоречит современному состоянию науки. Оче-
210
видно, имеется в виду спор между сторонниками и
противниками гипотезы «скрытых параметров», уп-
равляющих поведением индивидуального микро-
объекта. Допустим, что таких скрытых параметров
не существует, что статистический характер зако-
нов квантовой механики опровергает принцип
строгого детерминизма. Но этим нисколько не ко-
леблется, принцип общего детерминизма 31 (уравнег
ния квантовой механики позволяют предсказывать
вероятности состояний микрообъектов, раскрывают
момент необходимости в их поведении). Кроме
того, на более . высоких структурных уровнях
«скрытые параметры» существуют, и таким обра-
зом остается в силе и принцип строгого детерми-
низма. Второй довод Поппера: невозможно объяс-
нить все свойства личности ссылками на социаль-
ную среду. Между тем ему хорошо известно, что
любое конкретное явление возникает на пересече-
нии множества причинных связей различных уров-
ней и что в любой науке возможно и необходимо
лишь частичное объяснение конкретного факта.
Ошибочен и главный довод Поппера — об отсут-
ствии логической связи между детерминизмом и
«историцизмом». Такая связь существует и обна-
руживается, если учесть иерархию факторов исто-
рического процесса, если различать главные фак-
торы, определяющие содержание исторической не-
обходимости и тем самым общее направление раз-
вития общества, и неглавные, определяющие фор-
мы и сроки реализации исторической необходимо-
сти, выбор одного из дозволенных (факторами пер-
вой группы) вариантов развития.
Далее Поппер утверждает, что понятие эволю-
ции общества «в целом» (наподобие траектории
движения физического тела) — плод холистской
путаницы. Но что такое траектория? Изменение
одной из характеристик физического объекта —
его пространственных координат. Точно так же под
социальной «траекторией» подразумевается сово-
купность взаимосвязанных количественных и каче-
81 См.: Амстердамский С. Разные понятия детер-
мййиама.—«Вопросы философии», 1966, № 7, с. 115—122.
211
ственных изменений определенных параметров со-
циальной системы, например таких, как технико-
экономические показатели производства, социаль-
ная структура, формы собственности и т. д. В вы-
явлении и теоретическом объяснении таких корре-
ляций и состоит задача социологии.
Следующий довод Поппера: революции непред-
сказуемы, так как успешные «пророчества» воз-
можны только для замкнутых стационарных си-
стем. Довод более чем спорный. Предсказания ре-
волюций имеют иную основу: теоретический анализ
системы показывает растущую дисгармонию между
ее компонентами, накопление предпосылок кризиса.
Здесь,-конечно, есть большая трудность: если неиз-
бежность периодического возникновения (в услови-
ях общего кризиса системы) революционных ситу-
аций можно установить надежно, то очень трудно
предсказать исход таких ситуаций, их превращения
в революции.
Утверждение о том, что не существует законов
развития, образующее сердцевину всей концепции
Поппера, ошибочно. Существует класс законов нау-
ки, описывающих связь состояний системы во вре-
меня, например, уравнения движения классиче-
ской, квантовой и релятивистской механики. К за-
конам этого класса принадлежат, в частности, за-
коны, отражающие необратимые процессы на раз-
личных «этажах» здания материи: серия «стрел
времени» (квантовая, электромагнитная, космоло-
гическая, термодинамическая и т. д.) — на уровне
неорганической природы, законы биологической
сукцессии, адаптивной радиации и др. — на уровне
органической природы, законы эволюции капита-
листического хозяйства — на социальном уров-
не32. Совокупность законов, описывающих необра-
тимые изменения, раскрывает конкретное содержа-
ние философского принципа развития.
Сложнее обстоит дело с проблемой прогресса.
Здесь возникают два вопроса: а) как происходит
прогресс (повышение уровня организации)? б) не-
избежен ли прогресс?
32 Число иллюстраций можно увеличить. Но и из этих
примеров видно, что законы развития существуют.
212
На первый вопрос даны два близких по смыслу
ответа: теория Гегеля о прогрессе как восхождении
от простого («абстрактного») к сложному («кон-
кретному») путем ряда последовательных синтезов,
каждый из которых завершает соответствующий
цикл развития; теория Спенсера о прогрессе как
растущей дифференциации и интеграции (частный
случай — растущая специализация и кооперация
частей для блага органического целого). Общая
черта обеих концепций — без синтеза нет прогрес-
са. Обе «формулы прогресса» никем до сих пор не
опровергнуты и едва ли будут опровергнуты в бу-
дущем. Видимо их ожидает общая участь законов
науки: их можно пересмотреть, дополнить33, уточ-
нить и т. д. Но их нельзя отбросить. На второй во-
прос возможен только один ответ: вероятность син-
теза (повышения уровня организации) зависит от
ряда условий (например^ от числа способных к
синтезу «свободных частей» будущего целого).
Как открыть закон*развития (или убедиться в
правильности такого открытия)? Тем же способом,
каким вообще открывают и проверяют законы нау-
ки — путем сравнения явлений и обнаружения в
них более или менее строгой повторяемости («об-
разцов эволюционных процессов», по выражению
Поппера). Сделать это нелегко, особенно там, где
невозможна экспериментальная проверка. История
общественной мысли — буквально кладбище «за-
конов» большей частью мертворожденных плодов
поверхностных аналогий. Так что скепсис Поппера
в отношении исторических параллелей понять мож-
но, а оправдать нельзя, потому что существует не-
мало надежных социологических обобщений (чего
и Поппер не отрицает) и нет никаких разумных
оснований из всех социологических законов вы-
брать и предать анафеме именно те, которые опи-
сывают процессы социальной эволюции.
В тезисе Поппера о том, что тенденция не за-
кон, есть немалая доля истины. Конечно, тенден-
цию нельзя противопоставлять закону (всякий ста-
33 Обе теории раскрывают качественную сторону прогрес-
са, оставляя в тени вопрос о количественных показателях. ‘
* 213
тистический закон есть тенденция), но различать
их нужно. Не всякая тенденция есть закон. Эле-
менты системы имеют много свойств и взаимодей-
ствуют многими различными способами. Резуль-
тат — «букет тенденций», частью усиливающих,
частью ослабляющих друг друга. И тенденция, гос-
подствующая в данный момент, может в силу из-
менения условий в следующий момент смениться
прямо противоположной. Поэтому диалектика обя-
зывает к всестороннему учету всех борющихся сил
и тенденций. Конечно, учесть их все невозможно.
Но приближаться к этому идеалу можно и нужно.
Чем больше степень приближения (чем полнее
теоретический анализ системы), тем больше шан-
сов правильно оценить степень вероятности раз-
личных тенденций, тем увереннее можно предска-
зывать, в частности изменение тенденций. Разница
между марксистом и Поппером в этом пункте та-
кова: для Поппера ссылка на разнообразие и из-
менчивость тенденций — аргумент против теорети-
ческой истории, тогда как для марксиста —
аргумент в защиту теоретической истории.
Различие выводов (из одного и того же
факта) обусловлено различием целей: Поппер хо-
чет похоронить теоретическую историю, а марксист
стремится придать ей научный характер. И как раз
марксистская концепция исторического процесса
является главной мишенью Поппера. На ее при-
мере пытается он показать невозможность научной
теории общественного развития.
5. «Опровержение» марксизма
Враги гуманизма часто переодеваются его сто-
ронниками, превращаясь в интеллектуальную пя-
тую колонну. Так случилось, считает Поппер, и с.
философией Гегеля — продолжателя платоновско-
аристотелевской традиции вечного мятежа против
свободы и разума, духовного отца современного
тоталитаризма. «Но, в свою очередь, реакционное
гегельянство, — пишет Поппер, — утвердилось как
основа истинно гуманистического движения —
214
Марксизма, до сих пор чистейшей, наиболее раз-
витой и наиболее опасной формы историцизма»34.
Маркс был подлинным гуманистом и великим
ученым, признает Поппер, он сделал «честную по-
пытку приложить рациональный метод к наиболее
острым проблемам общественной жизни... Возврат
к домарксовой социальной науке немыслим. Все
современные авторы обязаны Марксу, если даже
они не знают этого»35.
Однако, несмотря на признание научных заслуг
Маркса, Поппер обвиняет его в опустошительном
влиянии историцистского мышления на тех, кто
«хотел продвинуть дело открытого общества». Свою
цель Поппер видит в том, чтобы отделить_рацио-
нальные элементы марксистского метода от ирра-’
циональных, обусловленных влиянием Гегеля. Сна-
чала он разбирает метод Маркса, затем пытается
опровергнуть его «пророчество».
Метод марксизма, считает Поппер, включает
фундаментальные принципы, без которых невозмо-
жен рациональный подход к решению социальных
проблем. Первый из них — «автономия социоло-
гии»: не сознание людей определяет их бытие, а,
наоборот, их общественное бытие определяет их
сознание. Поппер заявляет, что целиком согласен
с этим тезисом Маркса и подчеркивает его мето-
дологическую ценность: «Социальные институты, а
с ними типичные социальные регулярности или со-
циологические законы, должны предшествовать...
человеческой природе или психологии... Лучше сво-
дить психологию к социологии, чем наоборот»36.
По его мнению, психологический анализ должен
быть включен в социологию, но дополнен изучени-
ем: а) непреднамеренных последствий наших пред-
намеренных действий; б) логики социальных си-
туаций. 4
Вторым фундаментальным методологическим
принципом марксизма, к которому Поппер присо-
единяется, он называет «экономизм» Маркса, т. е.
34 Popper К. R. -The Open Society... vol. II, p. 81.
35 Ibid., p. 81—82.
36 Ibid., p. 93.
215
утверждение, что экономическая организация об-
щества, организация человеческого обмена веществ
с природой, является фундаментом всех других со-
циальных институтов. «Экономизм Маркса может
считаться крайне ценным приобретением для мето-
да социальной науки» 37. Впрочем, Поппер тут же
оговаривается: «Существует взаимодействие между
экономическими условиями и идеями, а не просто
односторонняя зависимость вторых от первых.
Можно даже утверждать, что определенные идеи,
те, которые образуют наше знание, более фунда-
ментальны, чем более сложные материальные сред-
ства производства» 38.
Тезис об определяющей роли способа производ-
ства в жизни общества Поппер опровергает ссыл-
кой на Октябрьскую революцию. С его точки зре-
ния, она якобы пример того, что при определенных
обстоятельствах идеи могут революционизировать
экономические условия страны вместо того, чтобы
быть сформированными этими условиями. Вывод
Поппера: идею Маркса нужно рассматривать как
ценную рекомендацию исследовать социальные яв-
ления в связи с их экономической основой.
Третьей важной методологической идеей Марк-
са Поппер считает метод классового анализа. Ого-
ворившись, что не всякая борьба между членами
общества является классовой, и упрекнув Маркса
в мнимом упрощении действительности, Поппер,
однако же, объявляет, что «его попытка использо-
вать... «логику классового положения» для объяс-
нения работы институтов индустриальной системы
кажется мне восхитительной» 39.
В противоположность указанным идеям марксо-
ва теория государства и права как. политико-
юридической надстройки над социально-экономи-
ческим базисом не вызывает у Поппера никакого
энтузиазма. Он обвиняет Маркса в том, что, по его
(Маркса) мнению, никакая политика, никакие по-
литические и правовые учреждения, так же как и
политическая борьба, якобы никогда не могут
37 Popper К. R. The Open Society..., р. 107.
38 Ibid.
39 Ibid., p. 117.
216
иметь первостепенного значения. По мнению Поп-
пера, Маркс считает, что политика никогда не мо-
жет изменить решающим образом экономическую
реальность. Поппер полагает, что теория Маркса
отводит политической власти третьестепенное ме-
сто в иерархии общественных сил. Между тем, пи-
шет Поппер, на самом деле политическая власть
может контролировать экономическую. Из непони-
мания этого вытекает якобы недооценка маркси-
стами ценности демократических институтов, а так-
же тезис, что частная собственность на средства
производства есть единственный источник социаль-
ного зла. Поппер обвиняет марксистов в том, что
«они не понимают, что всякая власть опасна, и по-
литическая не меньше, чем экономическая... Они
никогда не сознавали опасности, внутренне прису-
щей^ политике увеличения мощи государства... не
понимали, что если мы утратим бдительность и не
будем усиливать демократические институты, в то
время как мощь государства благодаря планиро-
ванию возрастает, то мы утратим нашу свободу» 40.
Средоточие попперовской критики методологии
марксизма составляет убеждение, что «догма, буд-
то экономическая- мощь лежит в основе всякого
зла, должна быть отброшена; ее место должно за-
нять понимание опасности любой формы неконтро-
лируемой власти»41.
«Пророчество» Маркса — главная мишень кри-
тйки Поппера. Он разделяет «пророческий аргу-
мент» Маркса на три последовательных' шага:
1) всеобщий закон Накопления капитала ведет к
концентрации богатства на одном полюсе и нако-
плению нищеты на другом; 2) общество все больше
раскалывается на небольшую по численности гос-
подствующую буржуазию и эксплуатируемый про-
летариат,' превращающийся в большинство населе-
ния. Растущая напряженность в отношениях между
ними неизбежно приводит к социальной револю-
ции; 3) после экспроприации буржуазии остается
лишь один класс, следовательно, происходит пе£е-
40 Ibid., р. 129—130,
« Ibid., р. 128,
ход к бесклассовому обществу, в котором государ-
ство за ненадобностью отмирает.
Поппер в обратной последовательности «опро-
вергает» все три части аргументации Маркса. По-
беда рабочих над буржуазией, по его мнению, —
не обязательно приводит к бесклассовому общест-
ву. «Целый сонм возможных исторических разви-
тий может следовать за победой пролетарской ре-
волюции» 42.
Столь же необоснованным будто бы является
тезис об отмирании государства. Действительной
альтернативой системы свободного предпринима-
тельства оказалась система государственного регу-
лирования экономики (Поппер называет ее систе-
мой «интервенционизма»), существующая как в
тоталитарном варианте, так и в демократическом 43.
Экономическую систему современной демократии,
по мнению Поппера, абсурдно отождествлять с ка-
питализмом, о котором говорил Маркс.
Покончив таким образом с «мифом» бесклас-
сового и безгосударственного общества, Поппер
переходит к тезису о неизбежности социальной ре-
ч волюции. Во-первых, заявляет он, вопреки проро-
честву Маркса, пролетариат не превратился в
большинство населения (Поппер ссылается на рост
так называемого «среднего класса»). Во-вторых,
«единственный базис, пророческого аргумента есть
предположение нарастающего классового антаго-
низма» 44.
Между тем классовый антагонизм будет неиз-
бежно нарастать лишь в том случае, если верен
«закон растущей нищеты» и если в рамках капи-
тализма невозможны никакие улучшения с по-
мощью реформ, достигаемых посредством компро-
мисса, словом, если рабочим и в самом деле нечего
терять кроме своих цепей. В противном случае они
склонны скорее «торговаться из-за зарплаты, чем
плести революционные заговоры» 45.
42 Popper К. R. The Open Society..., р. 139.
43 Тоталитарными Поппер называет, разумеется, социа-
листические государства, а демократическими — буржуазные.
44 Popper К. R. The Open Society... vol. II, p. 155,
45 Ibid., p. 191, r
218
Тезис о неизбежности социальной революций,
пишет Поппер, ложен теоретически и вреден прак-
тически. Хотя марксизм не дает прямого ответа на
вопрос о применении насилия (и эта двусмыслен-
ность играет на руку врагам демократии «спра-
ва»), все же ясно, что социальная революция неиз-
бежно приведет к приливу насилия. И это, по мне-
нию Поппера, «наиболее вредный элемент» марк-
сизма. Насилие, как полагает Поппер, оправдано
лишь как средство установления демократии, т. е.
ряда институтов, позволяющих осуществлять ре-,
формы «даже против воли правителей» и отстра-
нять правителей, противящихся реформам. Ис-
пользование насилия оправдано, по мнению Поп-
пера, только при тирании, которая делает рефор-
мы без насилия невозможными. Революция, кото-
рая хочет достигнуть большего, чем разрушение
тирании, ведет, по его убеждению, к новой тирании.
Свой анализ «пророчества» Маркса Поппер за-
ключает утверждением, что попытка Маркса пред-
сказать будущее развитие общества потерпела не-
удачу. «Основание неудачи его пророчества заклю-
чено всецело в нищите историцизма как такового,
в том простом факте, что даже если мы наблюдаем
Сегодня то, что представляется исторической тен-
денцией или направлением, мы не можем знать,
будет ли то же самое наблюдаться завтра» 4б.
Конечно, признает Поппер, Маркс во многом
оказался прав; он правильно предсказал тенден-
цию к концентрации средств производства, рост
производительности труда. Подтвердилось его
предсказание о конце «неограниченного, капитализ-
ма» и т. д. Однако «ближайшее рассмотрение ус-
пехов Маркса показывает, что к успеху его нико-
гда не приводил метод историцизма, но всегда ме-
тод институционального анализа... Маркс преуспел,
лишь поскольку анализировал институты и их
функции» 47.
Вывод Поппера: все возможно в делах челове-
ческих, «никакое мыслимое развитие не может быть
46 Popper К. R. The Open Society..., р. 193.
47 Ibid., р. 197.
219
исключено на том основании, что оно может нару-
шать так называемые тенденции человеческого
прогресса или какой-нибудь другой из предполагае-
мых законов человеческой природы» 48. Разумеется,
добавляет он, в соответствии с принципом, что все
возможно, пророчества Маркса могут оказаться ис-
тинными. Однако даже правильное предсказание
не должно приниматься как подтверждение теории
и ее научного характера. Такое осуществившееся
предсказание может быть скорее следствием рели-
гиозного характера теории и доказательством силы
религии, которая способна вдохновлять людей. По-
этому «самовыполнение» такого пророчества еще
не доказывает его научности.
Так оценивает Поппер учение самого Маркса.
Что касается его последователей, то они, по мне-
нию Поппера, отбросили марксов метод институ-
ционального анализа, так что от марксизма оста-
лась лишь «оракульская философия Гегеля, кото-
рая в ее марксистском мундире угрожает парали-
зовать борьбу за открытое общество» 49.
Рассмотрим последовательно рассуждения Поп-
пера о методе и «пророчестве» Маркса. Начнем с
метода. «Автономия социологии» — собственное
изобретение Поппера, полученное путем смешения
двух разных принципов Маркса: 1) принципа
«сущность человека... есть совокупность всех обще-
ственных отношений» 50 и 2) принципа первичности
общественного бытия. Впрочем, это не самое суще-
ственное. Главное состоит в том, что, солидаризи-
руясь на словах с этими принципами, Поппер об-
наруживает поистине фатальное непонимание их.
Он не видит того, что эти принципы полностью пе-
речеркивают «дуализм решений и фактов», т. е.
сердцевину его собственной (кантианской) мето-
дологии. Если люди «пойманы в сеть социальных
институтов и традиций», то содержание их сво-
бодных выборов предопределено их объективным
социальным положением и потому может быть
48 Popper К. R. The Open Society...
49 Ibid., p. 198.
50 M a p к с К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 3.
220
предметом научного объяснения и предсказания.
Поппер утверждает, что наука ничего не говорит
о том, к чему мы должны стремиться, какие цели
преследовать и т. д. Она информирует лишь о том,
какие цели достижимы и какой ценой. Конечно,
наука дает такую информацию. Но она дает не
только ее. Она может также объяснить, к чему
фактически стремятся люди. Какие цели преследу-
ют и почему (почему, например, Поппер хочет су-
зить ее задачи, свести ее к роли инструмента, по-
могающего латать капиталистическую систему).
Попытка Поппера совместить несовместимое (кан-
тианство и марксизм) — образец эклектизма сов-
ременной буржуазной философской мысли.
Примерно такую же цену имеет «согласие»
Поппера с «экономизмом» Маркса. Признав прин-
цип определяющей роли материального производ-
ства в жизни й развитии общества ценным вкла-
дом в общественную науку, Поппер тут же пред-
лагает не принимать его чересчур всерьез и вносит
«поправки» в духе эклектической теории-факторов,
объявляя, например (вслед за Контом и Миллем),
знание «более фундаментальным» фактором, чем
средства производства. Но разве знание — само-
цель? Разве не является оно только средством для
решения практических задач (например для со-
вершенствования материального производства) ?
Поппер (как, впрочем, и все сторонники теории
факторов) не улавливает главного в методе Марк-
са — критерия, на основании которого выделяются
первичные компоненты социального целого. А кри-
терий простой. Если человеческие общества — ор-
ганизованные группы людей, решающие задачу на
выживание в определенной природной среде по-
средством переделки этой среды и с этой целью
добывающие информацию о ней, то очевидно, что
материальная (прежде всего производственная)
деятельность генетически и функционально первич-
на, а духовная (накопление информации) вторич-
на (обслуживает материальную и потому поначалу
непосредственно «вплетена в язык реальной жиз-
ни», а впоследствии приобретает лишь относи-
тельную самостоятельность).
221
На том же уровне «опровержение» Поппером
принципа определяющей роли способа производст-
ва с помощью ссылки на Октябрьскую революцию..
Аргумент Поппера: идеология и политика марк-
систской партии — причина, экономический строй
советского общества — следствие.
Но категории «причина» и «следствие» чересчур
абстрактны, чтобы только с их помощью понять
развитие человеческого общества. Для этого нуж-
ны более конкретные, более содержательные кате-
гории, такие, как «социальная задача» и «способ
ее решения». Социальная (в частности социали-
стическая) революция есть способ решения задачи,
возникшей в ходе экономического развития обще-
ства. Задача, которая может быть решена только
•с помощью определенной идеологии и вдохновляе-
мой ею политики, иначе не решается. Политика по-
тому и является концентрированным выражением
экономики, что выступает как главное, решающее
•средство решения экономических задач. В этом cd-
стоит ее социальная функция. И в этом (функцио-
нальном) смысле она вторична по отношению к
экономике. Таким образом Поппер снова обнару-
живает непонимание существа метода Маркса.
По этой же причине он приписывает Марксу и
его последователям нелепую анархо-синдикалист-
скую доктрину «бессилия политики». Абсурдный
характер этого обвинения настолько очевиден для
всякого человека, знакомого с марксистским учени-
ем о ба-зисе и надстройке вообще, о диктатуре про-
летариата в особенности, что я даже не стану его
разбирать. Отмечу лишь его подтекст. Поппер при-
писывает марксистам бессмыслицу, чтобы уличить
их в непонимании опасности любой формы неконт-
ролируемой власти (прежде всего государственной
власти), в догматической приверженности тезису о
частной собственности как единственном источни-
ке социального зла, в недооценке ценностей демо-
кратии (буржуазной) и т. д. Между тем хорошо
известно, что классики марксизма ясно сознавали
возможность превращения государственной маши-
ны из слуги общества в его господина и разраба-
тывали средства защиты от политического отчуж-
222
дения, так что «слепота» марксистов в этом отно-
шении — очередной миф Поппера.
Поппера восхитила попытка Маркса использо-
вать логику классового положения для анализа ин-
ститутов индустриальной (сиречь капиталистиче-
ской) системы. Но дальше «восхищения» дело не
пошло. Поппер не только нигде и никогда не при-
бегает к методу классового анализа, но и, разби-
рая проблему политической власти, специально
противопоставляет свой «институциональный под-
ход» классовому подходу марксистов. «Несущест-
венному» вопросу «кто правит?» он противопостав-
ляет -важный вопрос: «как обеспечить контроль над
правящими?».
Нелепость такого противопоставления бьет в
глаза. Как можно оценить эффективность средств
контроля над «правящими», если мы не знаем, кто
правит? Научное решение проблемы основано на
сочетании классового и институционального подхо-
дов. Так именно и поступают марксисты. Анализ
классовой сущности государства (выяснение вопро-
са «кто правит?») они дополняют исследованием
механизмов политического господства (выясняют
«как правит» соответствующий класс, с помощью
каких институтов он обеспечивает свой контроль
над аппаратом государственной власти). В абст-
рактном метафизическом противопоставлении ин-
ституционального подхода классовому особенно
заметна ограниченность «дуалистического» метода
Поппера.
Перейдем к «опровержению» Поппером «проро-
чества» Маркса. Его первый аргумент касательно
возможности классового антагонизма в социали-
стическом обществе есть лишь повторение клевет-
нических измышлений зарубежной «советологии»,
и я не буду на нем останавливаться. Другие его
доводы тоже не добавляют ничего нового в^абор
традиционных «опровержений» марксизма с по-
мощью ссылок «на депролетаризацию», рост «сред-
него класса», «интеграцию» рабочего класса в ка-
питалистическую систему и т. д.
Эти проблемы неоднократно обсуждались в
марксистской литературе. Исследованиями многих
223
авторов убедительно доказано, что и в наше вре-
мя продолжается численный рост рабочего класса,
что рост так называемого «среднего класса» про-
исходит в основном за счет «новых средних сло-
ев», т. е. научно-технической интеллигенции и слу-
жащих, и что эти* * средние слои все более низво-
дятся до положения «пролетариев в белых ворот-
ничках». По своему объективному положению эти
слои сближаются с рабочим классом, образуя вме-
сте с ним то подавляющее большинство эксплуати-
руемых, интересы которого диаметрально противо-
положны интересам «властвующей элиты» буржу-
азного общества. Доказано также, что в современ-
ном капиталистическом обществе национальный
доход распределяется все более неравномерно.
Имеет место, наконец, растущий разрыв между
потребностями современного цивилизованного че-
ловека и той степенью их удовлетворения, которая
доступна большинству населения^ капиталистиче-
ских стран. Вопреки утверждениям Поппера раз-
витие капиталистического общества за последнее
столетие не опровергло, а, наоборот, подтвердило
правильность прогноза Маркса.
Кстати, Поппер тоже (признает, что по крайней
мере отчасти этот прогноз оказался верным. Но
этот частичный успех достигнут, по его мнению,
благодаря институциональному анализу Маркса и
вопреки его историцизму.
Здесь-то и. кроется главный методологический
промах Поппера. Институциональный* ^анализ и
«историцизм» Маркса — это’одно и то же. Нигде и
никогда Маркс’не извлекал свои предсказания-из
«тенденций человеческого прогресса» или иных
«законов человеческой природы», но всегда только
и’ исключительно из анализа институтов и их функ-
ций. В этом пункте «методология» Поппера све-
лась просто к тому, чтобы приписать Марксу под-
ход, типичный для'антинатуралистического исто-
ризма (Гегель, Шпенглер, Тойнби) 51 и. совершен-
51 Даже по отношению к натуралистическому историзму
* Кон^а и Милля, действительно пытавшихся извлечь тенден-
ции истории из законов человеческой природы, тезис Поппе-
ра верен лишь с большими оговорками,
224
но чуждый марксизму, никогда не извлекавшему
свои предсказания из «диалектической спирали».
Прием, конечно, весьма «плодотворный», хотя и не
очень новый. Им пользовались еще русские народ-
ники, да и вообщек— это любимый стиль привер-
женцев «субъективного метода» в социологии (он
же — дуализм решений и фактов).
6. Историцизм и технологическая
социальная наука
В одном пункте, полагает Поппер, мнения ис-
торицистов и их критиков совпадают: те и другие
видят назначение общественной науки в решении
практических задач общественной жизни.
Практическая цель общественных (как и есте-
ственных) наук, пишет Поппер, — реальное улуч-
шение участи людей. Конечно, указание этой цели
не входит в собственное содержание социальной
науки. «Она рассматривает цель как нечто выхо-
дящее за пределы технологии (все, что технология
может сказать о целях, это — достижимы ли они
или совместимы ли они друг с другом). Этим она
отличается от историцизма, который рассматри-
вает цели человеческой деятельности как завися-
щие от исторических сил и потому входящие в его
область»52. Социальная наука не может предпи-
сывать нам, чего Кш должны хотеть, она лишь ин-
формирует нас о средствах, пригодных для дости-
жения наших целей, о том, что достижимо и ка-
кой ценой.
В этом пункте она сходна с естественными нау-
ками. Попер продолжает аналогию: задача естест-
венных наук — помощь «физическому инженеру»
в конструировании техники, задача обществен-
ных — помощь «социальному инженеру» в конст-
руировании социальных институтов.
Перестраивая сообразно нашим целям (каковы
бы они ни были) общественные отношения, соци-
альный инженер действует внутри более или менее
вязкой или хрупкой структуры институтов и тра-
52 Р о р р е г К. R. The Poverty of Historicism, p. 64.
8х/2 Л. А. Журавлев
225
диций, и каждое его действие вызывает цепную ре-
акцию разнообразных и часто непредвиденных по-
следствий. Общественная наука, по мнению Поп-
пера, должна анализировать эти реакции и на-
сколько возможно предвидеть их. Ее главные ^за-
дачи — изучение логики социальных ситуаций и
«непреднамеренных последствий преднамеренных
действий».
Метод социальной науки, утверждает Поппер,
(Сходен с методом естественных наук. Подобно по-
следним она должна формулировать социологиче-
ские законы, или гипотезы, аналогичные законам,
или гипотезам естественных наук. Формулировать
их лучше всего в «технологической форме». На-
пример, законы , термодинамики можно сформули-
ровать так: «невозможно построить вечный двига-
тель первого или второго рода». Аналогично мож-
но сформулировать социологические законы как
указание на то, что «нельзя достигнуть таких-то
результатов», или на то, что «нельзя достигнуть
таких-то целей без таких-то побочных эффектов».
Например, в экономике нельзя иметь централизо-
ванно планируемое хозяйство с системой цен, вы-
полняющей главные функции конкурентных цен,
или в условиях рыночного хозяйства нельзя обес-
печить полную занятость без инфляции. В полити-
ческой сфере можно сформулировать «технологи-
ческие законы» такого, например, рода: «Нельзя
осуществить политическую реформу, не вызывая
следствий, нежелательных с точки зрения целей
реформы, нельзя осуществить политическую рефор-
. му, не усиливая сопротивление ей в степени, при-
мерно совпадающей с объемом реформы... не мо-
жет быть успешной революции, если господствую-
щий класс не ослаблен внутренним расколом или
военным поражением... нельзя дать человеку
власть над другими людьми, не побудив его зло-
употребить ею в степени, пропорциональной власти
и обратно пропорциональной способности к сопро-
тивлению» 53. Совокупность законов такого рода,
по Попперу, образует технологическую социальную
53 Popper К. R. The Poverty of Historicism, p. 62—63.
226
науку. Ее исходный пункт — убеждение в том, что
прогресс зависит от нас, от наших усилий, от- яс-
ности понимания наших целей и от реализма на-
шего выбора. Значит, «вместо-того, чтобы стано-
виться в позу пророков, мы должны стать творца-
ми своей судьбы» 54. Ее метод — научные предска-
зания того, что и какой ценой достижимо.
В противоположность этому «любая версия ис-
торицизма выражает чувство, что нас влекут в бу-
дущее непреодолимые силы» 55. Историцизм, пишет
Попер, ориентирует на пассивное ожидание неиз-
бежного будущего, предопределенного игрой «де-
монических сил позади сцены». В соответствии с
этим он противопоставляет технологической соци-
альной науке 'социологию как теоретическую исто-
рию (или теорию исторического процесса), метод
которой — извлечение пророчеств о неумолимо на-
двигающемся будущем йз несуществующих «зако-
нов эволюции» или «законов смены исторических
периодов». Грубо говоря, различие между истори-
цизмом и технологической наукой есть различие
между пассивным наблюдением и активным экспе-
риментом.
Существуют, однако, менее радикальные фор-
мы историцизма, считает Поппер (например, исто-
рицизм Платона или Маркса), допускающие чело-
веческое вмешательство в ход истории и соединяю-
щие историцизм с «некоторым родом социальной
инженерии». Эти историцисты верят, что, хотя
«общий ход истории» предопределен и любая
попытка противостоять ему есть проявление уто-
пизма, все же в нашей власти изменить дета-
ли, например сократить и облегчить, родовые
муки нового общества. Зная заранее, какое бу-
дущее ожидает человечество, марксисты хотят
произвести радикальную реконструкцию общест-
ва в целом согласно своим чертежам идеального
общественного строя, пишет Поппер. Здесь-то, счи-
тает он, и кроется их действительный утопизм, про-
тивостоящий мнимому утопизму технологической
54 Р о р р е г К. R. The Open Society..., vol. II, p. 280.
55 Popper K. R. The Poverty of Historicism, p. 160.
81/2*
227
науки. «То, что я критикую под названием утопи-
ческой инженерии — это рекомендации реконст-
рукции общества как целого, т. е. очень радикаль-
ных изменений, последствия которых трудно скаль-
кулировать в силу ограниченности нашего опыта...
В настоящее время просто не существует социоло-
гического знания, необходимого для крупномас-
штабного планирования» 56.
Поппер обвиняет марксизм в утопизме, беском-
промиссном радикализме, в стремлении к «апока-
липтической революции», которая радикально пре-
образует весь социальный мир. Марксизм, про-
должает он, не понимает, что социальный мир дол-
жен продолжать функционировать во время любой
реконструкции. Поэтому необходимо реформиро-
вать социальные институты постепенно, по мере
приобретения большего опыта в социальной инже-
нерии. Марксизм, пишет он, утопичен потому, что
«иррационализм... неотъемлем от радикализма.
В любом деле мы можем учиться только посредст-
вом проб и ошибок... Неразумно допускать, что
полная реконструкция нашего социального мира
привела бы сразу к работоспособной системе»®7.
Неизбежно будет сделано множество ошибок по-
тому, что не существует научного базиса для пла-
нов. И эти ошибки дорого обойдутся людям, что, в
свою очередь, исключает возможность научного
подхода к проблеме социальной реконструкции, по-
скольку весь секрет научного метода — в готовно-
сти учиться на ошибках, между тем, очень трудно
учиться на очень больших ошибках, а потому на-
верняка можно сказать, что «свободная дискуссия
относительно холистских планов и их последствий
не будет терпима» 58.
Поппер называет альтернативой холистскому,
или утопическому подходу к проблеме социальной
реконструкции метод «частичной (peacemeal) ин-
женерии». Главное его преимущество в том, что
если трудно судить о чертежах крупномасштабного
планирования, то «чертежи» для частичной инже-
50 Popper К. R. The Open Society..., vol. I, p. 161—162.
57 Ibid., p. 167.
58 Popper K. R. The Poverty of Historicism, p. 89.
228
нерии сравнительно просты. Это планы для еди-
ничных институтов: страхования здоровья или по
безработице, арбитражный суд или антидепрес-
сионное финансирование или реформа воспитания.
Если они оказались вредными, вред не очень ве-
лик, а восстановление не очень трудно. Они менее
рискованны, а потому менее спорны... Здесь будет
возможность добиться разумного компромисса.
Словом, это, по Попперу, единственный способ
апеллировать в решении социальных проблем ско-
рее к разуму, чем к насилию, позволяющий осу-
ществлять реформы в рамках демократических ин-
ститутов, в то время как «утопическая попытка
реализовать идеальное государство... требует силь-
ной централизованной власти немногих и, следова-
тельно, ведет к диктатуре» 59.
' Итак,, первое обвинение, которой Поппер
предъявляет марксизму,’— противоречие между
«историцизмом» Маркса, заставляющим его «осуж-
дать как утопическую всякую социальную инжене-
рию», и его «активизмом», признанием необходи-
мости сознательно переделать мир. Это очень ста-
рый довод критиков марксизма, основанный на
смешении понятий «исторической необходимости» и
«исторической неизбежности». Идея исторической
необходимости означает просто признание неравно-
мерности развития различных социальных институ-
тов, вызывающей нарушения целостности социаль-
ного организма, различного рода кризисы или дис-
гармонии, и необходимости выхода из кризиса, вос-
становления гармонии путем преобразования уста-
ревших социальных институтов. Кризис — болезнь,
аномалия, пароксизм. Он должен быть преодолен.
И точно так же как индивидуальный организм ак-
тивно сопротивляется болезни, как любая органи-
ческая система активно ищет спасения от дисгар-
монии, так и общество напрягает силы, чтобы вый-
ти (путем социальной реконструкции) из кризиса.
Историческая необходимость и есть необходимость
активных действий, поисков выхода из кризиса.
От того, сколь успешными окажутся эти поиски,
59 Popper К. R. Jhe Open Society..., vol. I, p. 159.
8 л. А. Журавлев 229
зависит время и качество решения задачи, стоя-
щей перед обществом, цена, которую оно уплатит
за выход из кризиса. Когда и как (какой ценой)
выздоровеет «больное общество» — в громадной,
часто в решающей степени зависит от того, что
марксизм называет субъективным фактором.
Более серьёзно второе обвинение Поппера —
обвинение в холизме, или утопизме. По существу,
аргументы Поппера есть лишь новый вариант ста-
рого тезиса о том, что революция — это праздник,
который слишком дорого стоит. В этом есть доля
правды. Революции (речь идет о действительных
революциях, о тех, которые делаются «народом и
для народа») в самом деле обходятся дорого (и не
только свергаемым классам, но и всему обществу).
Вполне правильно говорит Поппер о невозможно-
сти предвидеть все их послед$твия. Верно и то, что
нельзя сразу создать работоспособную систему, что
''неизбежно делается масса ошибок, за которые
платит народ. Верно, наконец, что революция не
"может обойтись без насилия по отношению к свер-
гаемым классам, а значит, и без ограничения де-
мократии.
Из этих верных посылок Поппер делает оши-
бочный вывод о неприемлемости революционного
метода социальной реконструкции. Революция как
метод социальной перестройки отвергается им
безоговорочно, и не только революция, но и любая
радикальная реформа. Коль скоро дело касается
современного капитализма (современной демокра-
тии, по его терминологии), Поппер признает толь-
ко тактику «малых дел», частичного латания от-
дельных институтов. Поппер не только враг социа-
листической революции, он также враг социальной
реформы. Его цель —сохранение (путем смягче-
ния «отдельных недостатков») капиталистической
системы, увеличение ее живучести. Последствия
малых дел легко обозримы, они не вызывают осо-
бенного сопротивления «сильных мира сего», здесь
легко достигнуть компромисса, нет нужды в наси-
лии и т. д. Все это так, но это так лишь потому,
что не затрагиваются корни зла.
В этом пункте и проходит водораздел между
230
подходами Поппера и марксизма. Марксистам не
хуже, чем Попперу, известны «издержки револю-
ции», им известны также достоинства метода ма-
лых дел или осторожного экспериментирования. Но
им известно также то, чего не видит (потому что
не хочет видеть) Поппер—существование проблем,
которые в принципе не могут быть разрешены ме-
тодом малых дел, которые решаются лишь мето-
дом глубоких структурных преобразований, неосу-
ществимых без насильственной революции.
Возьмем хотя бы проблему путей к «открытому
обществу». Надо воздать должное «гибкости» Поп-
пера. Посвятив два тома критике «врагов откры-
того общества», он умудряется оставить читателя в
неведении касательно того, что же реально пред-
ставляет собой «открытое общество». Существует
ли оно уже (является ли, например, современный
капитализм в его «демократической» ипостаси от-
крытым обществом) или это только идеал, к кото-
рому мы (Поппер нигде не раскрывает конкретное
классовое содержание этого загадочного «мы»)
можем приблизиться? Неопределенность и двусмы-
сленность терминологии, туманная и абстрактная
манера изложения допускают самые различные
толкования. Ясно, по крайней мере, что историче-
ские прототипы открытого общества, — это:
а) Афины времен Перикла; б) современная бур-
жуазная демократия.
История свидетельствует, что в обоих случаях
колыбелью демократии были насильственные ре-
волюции. Афинская демократия родилась в ходе
социальной революции VII—V вв. до н. э., сопро-
вождавшейся жестокой битвой классов, граждан-
скими войнами и массовым террором, революцион-
ными «тираниями слева», ломавшими отживший
общественный строй, и контрреволюционными «ти-
раниями справа», пытавшимися его увековечить.
Одна из революционных тираний и была прологом
к временам Перикла. Без тирании Писистрата не
было бы Афинской демократии. То же самое мож-
но сказать о современной буржуазной демократии.
Ее пролог — целая серия насильственных револю-
ций, начиная от трех великих революций эпохи
8е
231
первоначального накопления и кончая Ноябрьской
революцией 1918 г. в Германии. Без террористиче-
ских режимов Кальвина, Кромвеля и Робеспьера
не было бы даже и буржуазной демократии.
«Да, — мог бы ответить Поппер, — так было, но
так было лишь потому, что еще не существовало
демократии — ряда институтов, обеспечивающих
проведение назревших реформ даже против воли
правящих». А теперь они есть? — можем мы, в
свою очередь, спросить Поппера. Можно ли в сов-
ременном буржуазном обществе проводить без на-
силия реформы вопреки воле правящих? Это сразу
приводит к вопросу, которого так усердно избега-
ет Поппер, к вопросу «кто правит?». Пока мы это-
го не знаем, невозможно судить об эффективности
средств контроля над правящими. Здесь обнаружи-
вается скрытый смысл противопоставления инсти-
туционального подхода классовому. Поппер на сло-
вах признает опасность любой формы неконтроли-
руемой власти, на деле же сводит всю проблему
контроля над правящими к проблеме контроля
«общества» над исполнительной государственной
властью60. При этом само «общество» фигурирует
как нечто монолитное и однородное. Но реальное
буржуазное общество разделено на классы с раз*
личными и противоположными интересами. И сте-
пень контроля этих классов над государственной
властью очень различна. Государство «по общему
правилу является государством самого могущест-
венного, экономически господствующего класса,
который при помощи государства становится также
политически господствующим классом» 61. Да и в
пределах самого этого класса экономическая и по-
литическая мощь распределена' неравномерно.
Львиная доля влияния на государственные дела
принадлежит финансовой олигархии. Но об этих
врагах открытого общества (о капиталистических
монополиях и сросшихся с ними верхах государст-
60 При таком подходе в разряд «закрытых обществ» по-
падают только грубые, топорные, террористические формы
диктатуры, такие, как фашизм или «казарменный комму-
низм».
61 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 171.
232
венной, прежде всего военной, машины) Поппер
даже не ynQMHHaeT. И не мудрено. Упоминание об
этих реальных и решающих фактах опрокидывает
всю доктрину современного капитализма как от-
крытого, демократического общества, а вместе с
ней и -всю методологию одних только малых дел.
Признать существование раковой опухоли тотали-
таризма (фашизма, милитаризма, колониализма) в
современном буржуазном обществе — значит при-
знать необходимость насильственной социалисти-
ческой революции как единственного способа реа-
лизовать идеалы «открытого общества».
Еще одна черта «подлинно научного» метода
Поппера: он упорно игнорирует различие между
марксизмом и анархизмом и систематически припи-
сывает первому грехи второго (будь то доктрина
«бессилия прлитики» или нигилистическая идея
«тотального отрицания») 62. Утопизм, романтизм и
эстетизм, в которых Поппер «уличает» Маркса, су-
ществуют. Они образуют основу «философии бун-
та» Т. Адорно и Г. Маркузе63. Что касается марк-
систов, то они держатся диалектического принципа
«конкретного анализа конкретной ситуации», осво-
бождающего от крайностей нигилизма и оппорту-
низма. В вопросах социальной реконструкции этот
принцип гласит: точное* определение причин кризи-
са и оптимальных путей выхода из него. Рефор-
мы — насколько возможно и полезно для народа,
революции — насколько необходимо, чтобы изба-
вить общество от раковой опухоли отживших ин-
ститутов.
Таким образом, в основе антиисторизма
К. Р. Поппера лежат две причины:
а) социальная позиция Поппера — либераль-
ная реакция на социалистическую револю-
цию и тоталитарно-фашистскую контррево-
люцию. Страх перед классовой борьбой, бо-
язнь радикальных перемен, стремление «аре-
62 Поппер и в этом отношении не оригинален. Сваливать
на коммунистов грехи ультралевых — шаблонный прием всей
буржуазной пропаганды.
63 Социальная философия Франкфуртской школы. М.—•
Прага, 1975; Баталов Э. Я. Философия бунта. М., 1973.
233
стовать» социальную революцию — таковы
социально-психологические мотивы програм-
мы «малых дел» на практике, доктрины «все
возможно в делах человеческих» в теории;
б) методология Поппера — заимствованная у
Канта «дуалистическая» манера абстракт-
ных противопоставлений, всюду приводящая
к ложным дилеммам (фатализм или посси-
билизм, «историцизм» или* «технологическая
наука», холизм 1или индивидуализм, институ-
циональный подход или классовый, утопизм
или латание капитализма, анархизм или оп-
портунизм и т. д.). Метафизический способ
мышления — вот главная слабость Поппера
как теоретика.
Глава 8 Э. НАГЕЛЬ.
НАТУРАЛИСТИЧЕСКИЙ
АНТИИСТОРИЗМ
Представления профессора Колумбийского уни-
верситета Эрнста Нагеля (1901 г. р.) о научном
статусе исторического исследования наиболее пол-
но изложены в фундаментальном труде «Структу-
ра науки» 1 и в ряде статей. Круг теоретических
и методологических проблем исторической науки,
рассматриваемых в этих работах, весьма обширен.
Условно их можно разделить на две большие груп-
пы: проблема метода исторического исследования;
детерминизм в истории.
1. Натуралистическая
методология истории
а) Логический статус исторического исследова-
ния.
В отличие от номотетических наук, стремящих-
ся установить абстрактные всеобщие законы бес-
конечно повторяющихся событий и процессов, ис-
тория есть идеографическая дисциплина, «цель ко-
торой — понять уникальное и неповторимое» 1 2. На
этом основании антинатурализм делает заключение
о радикальном отличии логической структуры по-
нятий и объяснений в истории от логической струк-
туры понятий и объяснений обобщающих наук.
Верен ли этот вывод?
Нагель считает, что не верен по следующим
причинам.
Антинатуралисты утверждают, что в то время
как «высказывания номотетических наук общи по
форме, не содержат никакого отношения к еди-
ничным объектам, датам, местам... высказывания
1 N a g е 1 Е. The Structure of Science. Problems in the
Logic of Scientific Explanation. N. Y., 1961.
2 Ibid., p. 547.
235
идеографических наук сингулярны по форме и пе-
стрят собственными именами, обозначениями спе-
цифических периодов и географических районов»3.
Нагель же считает, что никакие заключения
относительно действительного характера частных
вещей и процессов не могут быть выведены из од-
них, только общих высказываний. Даже чистое ес-
тествознание может утверждать свои общие выска-
зывания как эмпирически обоснованные только на
основе конкретных фактических свидетельств, сле-
довательно, обязательно используя сингулярные
высказывания. Кроме того, многие законы чистой
науки имеют, по крайней мере, географическое ог-
раничение (например, закон ускорения свободного
падения). Таким образом, Нагель приходит к вы-
воду о том, что ни естественные науки в целом, ни
какие-либо из чисто теоретических наук не явля-
ются исключительно номотетическими.
‘С другой стороны, описывая уникальные собы-
тия, историк неизбежно пользуется общими име-
нами и общими дескриптивными терминами. Зна-
чит, характеристика индивидуальных явлений пред-
полагает существование различных родов явлений
и соответствующих эмпирических регулярностей.
Кроме того, критика источников требует ис-
пользования множества общих законов.
Наконец, историки обычно стремятся понять и
объяснить события в терминах причин и следствий.
Но «данные два события прошлого могут быть по-
казаны как причинно связанные лишь с помощью
причинных обобщений (строго всеобщих или ста-
тистических по форме)»4. Объяснения историков
включают таким образом причинные законы, и,
следовательно, история не является чисто идеогра-
фической дисциплиной.
Тем не менее существует важная асимметрия
между теоретическими (или обобщающими) наука-
ми и историей, считает Нагель. Целью историка не
является установление законов. 'Различие между
историей и теоретической наукой таким образом
2 Nagel Е. The Structure of Science. Problems in the
Logic of Scientific Explanation, p. 548.
4 Ibid., p. 550.
236
вполне аналогично различию между геологией и
физикой или между медицинским диагнозом и фи-
зиологией. Геолог стремится определить последо-
вательный порядок геологических формаций, и он
может это сделать отчасти благодаря применению
различных физических законов и изучаемому ма-
териалу, но его задачей как геолога не является
устанавливать законы механики или радиоактивно-
го распада, которые он использует в своем иссле-
довании.
Нагель оговаривается, что его замечания нельзя
рассматривать как попытку изгнать посредством
априорного рассуждения возможность «историче-
ских законов». Обоснованность претензии на от-
крытие таких законов может быть выяснена лишь
исследованием фактов, но не анализом формальной
структуры высказываний, содержащихся в сочине-
ниях историков. Впрочем, большинство историков
рассматривает попытки открыть такие законы, как
вклад скорее в социологию (или другие генерали-
зирующие науки), нежели в «собственно историю».
б) Типы научного объяснения.
Задачи историка — не только описание, но щ
объяснение человеческого прошлого. Коль скоро
историк не хочет быть простым хроникером, он
должен понять и объяснить события в терминах
причин и следствий, найти отношения причинной
зависимости между некоторыми последовательно
упорядоченными событиями. Объяснить — значит
ответить на вопрос «почему». Но термин «почему»
имеет много различных значений. Соответственно
в науке применяют много различных типов объяс-
нений. Единственное общее требование, которому
они должны удовлетворять, — должна быть логи-
ческая связь между совокупностью объяснительных*
посылок и экспликандумом (суждением, описываю-
щим объясняемое событие).
По характеру логической связи Нагель разли-
чает два типа объяснений: 1) дедуктивные модели.
К ним относятся все объяснения, "имеющие «фор-
мальную структуру дедуктивного аргумента, в ко-
тором экспликандум есть необходимое следствие
посылок объяснения... посылки устанавливают до-
237
статочные условия истины экспликандума»5. На-
гель подчеркивает, что речь идет .исключительно о
формальной структуре вывода, а вовсе не о харак-
тере посылок или экспликандума. Те и другие мо-
гут быть необходимыми истинами (тавтологиями)
логики и математики или «истинами факта» эмпи-
рических наук. В последнем случае посылки долж-
ны содержать «по крайней мере одно законоподоб-
ное допущение и по крайней мере одно сингуляр-
ное высказывание»6; 2) вероятностные объясне-
ния. Сюда Нагель относит те объяснения, посылки
которых «хотя логически недостаточны, чтобы обе-
спечить истину экспликандума... делают последний
вероятным... посылки объяснения содержат стати-
стическое допущение о некотором классе элемен-
тов, тогда как экспликандум есть сингулярное вы-
сказывание о данном индивидуальном члене этого
класса» 7.
К этим двум типам Нагель добавляет еще два
образца (явно нарушая при этом принцип клас-
сификации по одному и тому же признаку):
1) функциональное, или теологическое, объяснение.
Этот термин применим во всех случаях, когда
«объяснения состоят в выявлении одной или более
функций, которые осуществляют элемент системы
и которые заключаются в формировании или под-
держании некоторых черт системы, к которой этот
элемент принадлежит; или же — в установлении
инструментальной роли, которую играет какое-то
действие в преследовании некоторой цели»8. Здесь,
по Нагелю, возможны два случая: а) функциональ-
ное объяснение подыскивается для единичного ак-
та, состояния или события, происходящих в опре-
деленное время; б) функциональное объяснение
дается для элемента, присутствующего во всех си-
стемах определенного рода, когда бы такие систе-
мы ни существовали. В первом случае функцио-
5 N a g е 1 Е. The Structure of Science. Problems in the
Logic..., p. 21.
6 Ibidem.
7 Ibid., p. 22.
8 Ibid., p. 23—24.
238
нальное объяснение фигурирует обычно в истории,
во втором — в социологии.
На всякий случай Нагель делает оговорку: «Су-
ществует ошибочное предположение, что телеоло-
гические объяснения понятны, только если объяс-
няемые таким образом вещи или действия есть
сознательные агенты или продукты таких аген-
тов...» 9.
Целевые объяснения — частный случай функ-
циональных. Как правило, функциональные объяс-
нения не затрагивают проблемы генезиса объяс-
няемых явлений. Это — задача генетического объяс-
нения. 2) Генетическое объяснение. Исторические
исследования, пишет Нагель, часто пытаются
объяснить определенные характеристики изучаемо-
го объекта, описывая его эволюцию из некоторого
более раннего состояния. Генетическое объяснение
состоит в указании на главные звенья трансформа-
ции. Поэтому его посылки содержат множество
сингулярных высказываний о прошлых состояниях
изучаемого предмета. При этом: а) не всякое про-
шлое состояние упоминается; б) критерий отбо-
ра — некоторое допущение (часто неявное) отно-
сительно того, какие события обусловливают эво-
люцию системы. Соответственно вдобавок к сингу-
лярным высказываниям посылки должны включать
также (явно или неявно) общие допущения о при-
чинных зависимостях различных родов событий.
Нагель специально оговаривает, что «объяснитель-
ные посылки известных примеров генетического
объяснения не устанавливают достаточных условий
возникновения факта, описываемого в экспликан-
думе, хотя посылки часто устанавливают некото-
рые из условий... необходимых для последнего» 10.
Таким образом, генетические объяснения, по Наге-
лю, имеют вероятностный характер.
Такова в общих чертах классификация типов
объяснения, применяемых в различных науках.
в) Проблемы исторического объяснения.
Что касается собственно-исторических объясне-
9 Ibid., р. 24.
10 Ibid., р. 25.
239
ний, то Нагель предлагает следующую классифика-
цию. Историк имеет дело или с действиями одного
индивида, или с действиями многих людей. Кроме
того, исторические объяснения можно различать по
временным рамкам описываемых событий. Истори-
ка может интересовать либо объяснение поведения
одного или многих индивидов при известных об-
стоятельствах, либо объяснение возникновения са-
мих этих обстоятельств. В первом случае условия,
объясняющие человеческую деятельность, прини-
маются за практически неизменные, тогда как во
втором нужны генетические объяснения. Сопостав-
ляя оба критерия, Нагель рассматривает четыре
возможных типа исторического объяснения.
Анализ их логической структуры Наг-ель начи-
нает с первого (простейшего) типа — объяснения
поведения одного индивидуума при некоторых фик-
сированных условиях. Почему некий индивидуум X
решил более или менее обдуманно действовать ме-
тодом У при обстоятельствах Z? Для ответа, пола-
гает Нагель, надо знать: 1) способность данного
* индивидуума учесть последствия своих выборов;
2) характеристику деятеля, его прирожденные на-*
клонности, личные цели и предрасположения, а
также его стремления, ценности и обязательства
как члена группы; 3) окружающие обстоятельства,
влияющие на выбор.
Основную трудность Нагель усматривает здесь
в проблеме «понимания» или «проникновения» в
чужое сознание. «Понимающая социология» пола-
гает, что чисто бихевиористский анализ человече-
ского поведения по образцу естественных наук не
раскрывает главного — смысла событий, их
субъективной стороны, что можно интерпретиро-
вать опыт лишь на уровне опыта. Отсюда следует,
что, «изучая явления человеческого прошлого, ис-
торик, в отличие от ученого, постоянно обращается
к собственному внутреннему опыту, как бы ставит
себя на место действующих лиц исторической дра-
мы» и. *
11 Гаэтано Сальвемини. Историк и ученый. — Цит. по:
Nagel Е. The Structure of Science, p. 481.
240
Этот центральный тезис «понимающей социоло-
гии» Нагель избирает мишенью своей критики.
В воображении легко «поставить себя» на место
другого человека, пишет он. Но история антропо-
логии полна свидетельств того, что получается, ко-
гда категории, пригодные для описания знакомых
социальных процессов, экстраполируются без даль-
нейшей проверки на изучение чуждых культур.
Личный опыт не дает нам надежных средств про-
никновения в чужой внутренний мир. С другой
стороны, никоим образом не очевидно, пишет На-
гель, что социолог не может понять чужие дейст-
вия, пока он сам не имел психологических состоя-
ний, приписываемых им другим. Конечно, соци-
альный исследователь может поставить себя на
место изучаемого деятеля. Этот его эмпатический
дар может оказаться эвристически полезным для
изобретения гипотезы. Но знанием такая гипотеза
становится, лишь когда . она подтверждается
«объективными свидетельствами, полученными в
соответствии с логическими принципами, общими
для любого контролируемого исследования»12. За-
ключение Нагеля: «Человеческие предрасположе-
ния или намерения могут быть успешно исследова-
ны бихевиористскими методами» 13.
Далее Нагель анализирует вопрос о том, на ка-
ком основании историк приписывает роль причины
тому или другому фактору (предрасположениям,
личным целям или ценностным ориентациям дея-
теля, обстоятельствам, при которых он действует,
и т. д.)? Единственный правдоподобный ответ: ес-
ли данный фактор налицо, то люди обычно ведут
себя так, как вел себя данный индивидуум. Таким
образом, «в исторических объяснениях индивиду-
альных действий требуются обобщения определен-
ного рода» 14. Каков характер этих обобщений? По-
скольку люди неодинаковы, то обобщение имеет в
лучшем случае только статистическую, а не строго
всеобщую форму. Оно. утверждает, что большинст-
во людей или определенный процент их будут ве-
12 Nagel Е. The Structure of Science, p. 485.
13 Ibid., p. 554.
14 Ibid., p. 555.
241
сти себя указанным способом. Но если первая по-
сылка является статистическим обобщением, то и
аргумент не будет формально-обоснованным дедук-
тивным выводом, его посылки влекут заключение
не с необходимостью, но только с некоторой «сте-
пенью вероятности». Следовательно, «объяснение
должно быть охарактеризовано скорее как вероят-
ностное по своей структуре, чем дедуктивное» 15.
В итоге Нагель приходит к выводу, что «исто-
рические объяснения индивидуальных действий, с
точки зрения анализа мотивов деятеля, не отлича-
ются от объяснений индивидуальных явлений в
других областях науки ни по скрытому использо-
ванию обобщений в посылках, ни по логике, тре-
буемой для обоснования причинных зависимо-
стей» 16.
Объяснение поведения индивидуума делается
более сложным, если учитывается изменение усло-
вий, в которых он действует. Здесь мы вступаем в
область генетических объяснений, принимающих
обычно форму рассказа о последовательном ряде
событий. Отбор событий основан на скрытом до-
пущении, что некоторые из них суть необходимые
условия для других, которые, в свою очередь, яв-
ляются необходимыми условиями третьих. В ре-
зультате генетическое объяснение действий инди-
видуума предстает в виде последовательной це-
почки объяснений первого типа.
Переходя к анализу логической структуры
объяснений так называемых «агрегативных собы-
тий», состоящих из действий многих людей (преоб-
разование социальных институтов, рост населения,
развязывание войны и т. п.), Нагель выражает ре-
шительное несогласие с концепцией «охватываю-
щего закона» Поппера — Гемпеля: «Редко бывает
возможно объяснение коллективного события, об-
ладающего определенной степенью сложности, по-
средством рассмотрения его как примера некоторо-
го повторяющегося типа событий и последователь-
ного выявления его зависимости от предшествую-
15 Nagel Е. The Structure of Science, p. 556.
16 Ibid., p. 557.
242
щих условий в свете некоторой (скрытой или яв-
ной) генерализации относительно событий этого
типа» 17. Например, историки едва ли станут объяс-'
нять протестантскую Реформацию посредством
подведения ее под «реформацию вообще». Это не-
разумно, потому что число известных случаев дан-
ного типа обычно невелико. Следовательно, на-
дежные обобщения бывают в лучшем случае очень
редкими. Кроме того; сами события, подведенные
под определенную рубрику, очень различны и, зна-
чит, даже надежные обобщения едва ли будут по-
лезны для объяснения явления. Хотя американ-
ская революция 1775 г., китайская революция
1911г. и русская революция 1917 г. являются при-
мерами этого феномена, поясняет Нагель, они
очень различны по обстоятельствам, при которых
совершились, и ходу своего развития; и обоб-
щения относительно революций мало помогут при
объяснении, почему в России в 1917 г. произошла
революция.
Нагель, таким образом, присоединяется к кри-
тикам модели объяснения, известной под названи-
ем «охватывающего закона» (точки зрения), со-
гласно которой удовлетворительное объяснение
единичных событий дедуктивно по форме, так что
объясняемое событие должно быть подведено под
строго универсальный закон, выступающий как по-
сылка в объяснении. Они, бесспорно, правы, по
мнению Нагеля, утверждая, что исторические
объяснения агрегативных событий не следуют это-
му образцу. Они правы хотя бы потому, что форма
таких объяснений не является даже вероятностной,
не говоря уже о дедуктивной (объясняемые собы-
тия обычно не подводимы даже под статистическое
обобщение).
Впрочем, на этом согласие Нагеля с антинату-
ралистической критикой модели Поппера — Гем-
пеля исчерпывается. Далее он решительно с анти-
натуралистами не согласен. Они утверждают, что
якобы никакие общие допущения не включаются
в объяснение коллективных событий. Нагель по-
17 Ibid., р. 569.
24а
лагает, что этот тезис равнозначен утверждению,
что никакие физические законы не требуются для
объяснения работы индивидуального локомотива,
поскольку нет физического закона специально для
локомотива, под который отдельный локомотив
можно было бы подвести как единичный пример.
Локомотив есть совокупность частей, операции ко-
торых должны быть поняты в свете соответствую-
щих физических законов. Аналогично, изучая
сложное коллективное событие, историк не может
иметь дела с таким событием, как единичным це-
лым, а должен разложить его на множество со-
ставляющих, или аспектов. Вычленение же этих
аспектов зависит от общей концептуальной схемы
историка. Последняя выступает как методологи-
ческий ориентир, с помощью которого разграни-
чиваются «важные» (или «существенные») аспек-
ты изучаемого явления от «неважных» (или «не-
существенных») .
От концептуальной схемы, т. е. от общих допу-
щений историка относительно основных перемен-
ных, факторов или детерминант исторического
процесса, зависит, какие именно черты исследуе-
мого события привлекают его внимание. Она оп-
ределяет, каким явлениям отводится роль повода
или непосредственной причины события, а ка-
ким — роль основной причины. В качестве основ-
ной причины, обычно обозначаемой посредством
метафорического термина «социальные $:илы», фи-
гурируют «относительно устойчивые... формы по-
ведения многочисленных групп анонимных инди-
видуумов. « ограничения, налагаемые политиче-
скими структурами, влиянием экономических инте-
ресов и институтов, контролем со стороны органи-
зованных религий, давлением военных властей и
установлений, действием различных верований,
идей и вдохновений, проявляющихся в позициях
и действиях их носителей» 18.
Так вот, в некоторый момент S, предшествую-
щий началу изучаемого события, «социальные си-
лы» взаимодействовали способом Rs. Затем в не-
18 Nagel Е. The Structure of Science, p. 572.
244
который момент t их взаимодействие изменилось.
Это изменение и подлежит объяснению. Очевидно,
для решения этой задачи надо ответить на два во-
проса: 1) почему изменилось взаимодействие соци-
альных сил? 2) каково происхождение взаимодей-
ствующих сил?
Ответ на первый вопрос состоит в указании на
некоторое «спусковое событие», или повод. Очевид-
но, такой ответ уже предполагает некоторое обоб-
щение относительно возможного влияния «пред-
лога» на одну или несколько взаимодействующих
сил. Ответ на второй вопрос принимает форму ге-
нетического объснения, в каждом звене которого
явно или скрыто содержится по крайней мере од-
но общее допущение, обычно статистическое.
На этом основании Нагель утверждает, что ис-
торическое исследование человеческого прошлого
отличается радикально от обобщающих естествен-
ных или общественных наук в логических образ-
цах их объяснений.
* *
*
Оценивая позицию Нагеля относительно стату-
са исторического исследования, ее можно свести
к двум пунктам: 1) деление наук по цели иссле-
дования на номотетические и идеографические не
совпадает с делением по предмету исследования
на естественные и общественные; 2) в том и дру-
гом случае логическая структура понятий и объяс-
нений наук, располагающихся на противополож-
ных полюсах соответствующих осей, одна и та же.
Оба эти утверждения вполне приемлемы. Сле-
дует лишь подчеркнуть трудности, возникающие
при попытках перейти от этих абстрактных схем
к реальному многообразию наук. Бесспорно, физи-
ку, астрономию или геологию мы без труда отно-
сим к естественным, а лингвистику или социоло-
гию религии — к общественным. К какому клас-
су, однако, следует отнести экономическую гео-
графию или психологию?
Еще большие трудности возникают при реше-
245
нии вопроса об отнесении многих дисциплин к но-
мотетическим или идеографическим. К какому
разряду относятся, например, геология или астро-
номия? В еще более резкой форме проблема воз-
никает при определении статуса исторического ис-
следования. В этом пункте Нагель, как, впрочем*
большинство неопозитивистов, некритически следу-
ет традиции, восходящей к антинатур а диетической
методологии истории, предложенной неокантиан-
цами. Он думает, что единственная цель истори-
ческого исследования — описание и объяснение
индивидуальных феноменов, формулирование же
«исторических законов» он склонен отнести к со-
циологии. На чем, однако, основано столь жест-
кое ограничение задач исторической науки? Поче-
му историк должен интересоваться только тем, что
отличает одни события и процессы от других, а не
их общими чертами? Такой жесткий догматизм со-
вершенно неоправдан. История является обобщаю-
щей наукой ничуть не менее, чем индивидуализи-
рующей (точнее, она включает в себя исследова-
ния обоих типов). Что касается социологии, то от-
ношения между ней и исторической наукой можно
представить, например, как отношение теоретиче-
ского и эмпирического знания: историк фиксирует
некоторые эмпирические «законы»19, социолог
предлагает объяснительные гипотезы, которые за-
тем проверяются и отрабатываются в практике
исторического исследования, удостоверяющего
«эффективность» или «работоспособность» соот-
ветствующей модели.
Классификация научных объяснений, предла-
гаемая Нагелём, неудовлетворительна прежде все-
го с точки зрения логики. Она неприемлема по тем
же причинам, по каким нельзя делить население
страны на женщин, мужчин, детей и крестьян. Ло-
гика выдержана только применительно к первым
двум моделям. Они различаются по характеру ло-
19 Термин «законы» взят в кавычки, поскольку речь идет
о статистических обобщениях, причем таких, что обычно нет
способа оценить количественно степень их вероятности. Та-
кие обобщения принято называть «законоподобными допуще-
ниями».
246
гической связи посылок объяснения и вывода (в
дедуктивных объяснениях из истинности посылок
во всех случаях следует истинность вывода, в ве-
роятностных заключение может оказаться ложным
при истинных посылках). Далее, единого призна-
ка классификации нет. Очевидно, одно и то же
объяснение может быть и вероятностным (или де-
дуктивным), и функциональным, и частью генети-
ческого.
Функциональные объяснения (тип объяснений,
хорошо работающих при анализе органических си-
стем) состоят в попытке вывести устройство и ра-
боту частей некоторого целого из условий его со-
хранения и развития. Противоположный тип объ-
яснения состоит в попытке вывести свойства цело-
го из свойств его частей («субстратный подход»)
или из способа их взаимодействия («структурный
подход»).
Несколько особняком стоит генетическое объяс-
нение (попытка объяснить свойства предмета
ссылкой на его эволюцию). Нагель правильно го-
ворит, что такие объяснения представляют собой
цепочку последовательных объяснений. Но каков
характер этих звеньев? Нагель ограничивается ха-
рактеристикой их логической формы, но не гово-
рит об их содержании. Между тем качественные и
количественные изменения предметов (первые
удобно обозначать термином «события», вторые —
термином «процессы») предполагают то, что Ари-
стотель называл «действующими причинами», т. е.
некоторые энергетические, силовые или информа-
ционные взаимодействия либо между системой и
средой, либо между компонентами системы.
В целом получается возврат к схеме Аристоте-
ля (деление причин на материальные, формаль-
ные, целевые и действующие), которая, правда,
слишком проста и компактна, чтобы охватить мно-
гообразие типов объяснения, применяемых в совре-
менной науке, но в основе вполне приемлема.
Исторические объяснения Нагель делит на две
группы: объяснения индивидуальных действий и
объяснения коллективных событий. В объяснениях
первого типа работает схема «охватывающего за-
247
кона» Поппера'— Гемпеля, в объяснениях второго
типа она неприложима (сложное событие надо
сначала разложить на аспекты, а затем уже эти
последние подвести под соответствующие законы).
По этому поводу можно заметить следующее.
Во-первых, более чем сомнительна мысль, что об-
щий закон вообще «объясняет» частный случай.
Конечно, он позволяет сделать более или менее
надежные предсказания. Например, из закона «все
люди смертны» можно извлечь предсказание об
участи каждого из нас. Но при этом мы остаемся
в неведении относительно причин, обусловливаю-
щих эту перспективу, и о том, можно ли рассчи-
тывать, по крайней мере, в принципе на какие-
либо перемены. Во-вторых, никакое единичное со-
бытие не может быть целиком подведено под об-
щий закон. Объяснение любого отдельного собы-
тия или процесса, будь то смерть мышонка, рост
растения или политическая революция, состоит в
разложении его на соответствующие аспекты и в
привлечении бесконечного ряда общих законов,
теорий и т. д. Коль скоро в любом реальном
объяснении такой ряд бесконечен, всякое объясне-
ние неполно. Отсюда следует, что различие между
объяснениями первого и второго типов не качест-
венное, а количественное по степени надежности
предсказаний, извлекаемых из соответствующих
обобщений. Закон сохранения энергии или прин-
цип «все люди смертны» позволяет делать очень
надежные предсказания. Закон коррупции («вся-
кая власть разлагает, а абсолютная власть разла-
гает абсолютно») менее надежен, закон «термидо-
ра» (всякая революция сначала «забегает» впе-
ред, затем сдает часть завоеванных позиций) во-
все ненадежен. В этом смысле Нагель, конечно,
прав. Различия между индивидуальными явления-
ми могут быть так велики, а число случаев так ма-
ло, что трудно получить надежные обобщения. Но
трудно — не значит невозможно.
Последнее замечание касается проблемы инту-
итивного понимания. Критика Нагелем доктрины
«понимающей социологии» убедительна лишь от-
части. Бесспорно, не существует никаких гарантий
248
того, что исследователь правильно воспроизвел чу-
жой внутренний опыт, что ему в самом деле уда-
лось «влезть в чужую шкуру и немножко в ней
походить». Столь же верна мысль о том, что лю-
бая гипотеза становится обоснованным знанием,
лишь когда она подтверждена независимыми сви-
детельствами, полученными бихевиористскими ме-
тодами. Если таких .свидетельств нет (или их ма-
ло), то заключения историка касательно мотивов
человеческих действий относятся скорее к искусст-
ву, нежели к науке.
Однако из этих верных посылок Нагель извле-
кает ошибочный вывод. Он хочет целиком изгнать
из науки о человеке метод эмпатического прони-
кновения. Он утверждает, что исследователь чело-
веческих дел может знать мотивы и переживания
изучаемых людей, не воспроизводя в какой-либо
форме их внутренний опыт. Подобно тому как нет
нужды воображать себя быстро движущейся мо-
лекулой, чтобы знать внутреннее состояние нагре-
той проволоки’, так нет нужды историку испыты-
вать страх и ненависть, чтобы знать, что беглец
боится, а преследователи ненавидят.
Как раз этот пример и опрокидывает рассуж-
дение Нагеля. Эмпирическим эквивалентом моле-
кулярной теории теплоты являются интерсубъек-
тивные наблюдения над куском проволоки и т. п.
«Эмпирическим же эквивалентом» терминов
«страх», «ненависть» и т. п. являются соответст-
вующие эмоции. Кто сам никогда их не испыты-
вал, тот не может’ знать, что обозначают соответ-
ствующие термины. Нагель явно обыгрывает дву-
смысленность и неопределенность глагола «знать».
Бесспорно, чтобы объяснить в терминах причин и
следствий некоторый феномен (каннибализм, сек-
суальную оргию, массовую истерию или жажду
власти), нет нужды в воображаемом отождествле-
нии себя с соответствующими лицами. Для этого
достаточно внешнего наблюдения. Для понимания
же внутренней, субъективной стороны явления та-
кое отождествление необходимо.
Методологический промах Нагеля состоит в
следующем. Справедливо отвергая непомерные
Л. А. Журав^ец
249
претензии антинатуралистов на то, что «понима-
ние» есть единственный метод социального иссле-
дования, и демонстрируя единообразие логических
структур понятий и объяснений естественных и
общественных наук, Нагель сам впадает в одно-
сторонность, начисто изгоняя из социального ис-
следования метод «понимания».
Правильным подходом может быть только син-
тетический или диалектический, отводящий каждо-
му методу его законное место..
2. Детерминизм в истории
а) Детерминизм в общественных науках. Мно-
гие критики доктрины исторической неизбежности
(Нагель считает эту доктрину ложной) пытаются
разрушить то, что, по их мнению, составляет глав-
ную опору этой доктрины, а именно «точку зрения,
согласно которой человеческие действия обычно
совершаются при определенных и определяющих
условиях»20. Индетерминисты хотят показать, что
последовательный детерминизм несовместим ни с
установленными фактами человеческой истории,
ни с образующими основу морали утверждениями
об ответственности людей за их обдуманные вы-
боры и действия.
Свою задачу Нагель видит в том, чтобы защи-
тить приложимость принципа детерминизма в ис-
следовании человеческих дел и показать неправо-
мерность его отождествления с доктриной истори-
ческой неизбежности, согласно которой «мы бес-
помощно зажаты в тисках движения, исходящего
от всего, что было прежде» 21.
Нагель начинает с обычных позитивистских
оговорок относительно того, что принцип «все име-
ет причину» не может быть ни окончательно под-
твержден, ни окончательно опровергнут. «Сущест-
вует бесконечный ряд событий, определяющих ус-
ловий которых мы не знаем... По крайней мере
20 N a g е 1 Е, The Structure qf Science, p. 594,
21 Ibidem. *
250
Логически возможно, что для некоторых из этих
событий определяющих условий фактически не су-
ществует... С другой стороны, неудача в открытии
определяющих условий не доказывает, что таких
условий вообще нет» 22.
Тем не менее обойтись без этого принципа нау-
ка не может. «Оперативная роль... принципа при-
чинности особенно ясно видна, когда он выдвига-
ется как регулятивный принцип, формулирующий
одну из главных целей позитивной науки, именно
открытие детерминант появления событий»23.
Эти детерминанты Нагель обозначает термином
«субстантивные переменные». Для каждого рода
исследований вводятся свои особые переменные
(по их характеру различают специализированные
формы общего принципа). Например, в психологи-
ческих или социальных исследованиях в роли де-
терминант (субстантивных переменных) могут вы-
ступать наследственность, воспитание, способ про-
изводства, социальная стратификация и т. д.
Между переменными, или факторами, сущест-
вует, по Нагелю, определенная зависимость. Зна-
чение каждой переменной в данное время детер-
минировано значениями других переменных в это
же время. Если в начальный момент система пре-
бывает в определенном состоянии (которое зада-
ется значениями соответствующих переменных) и
если одни и те же изменения определенных пере-
менных всякий раз переводят ее в одно и то же со-
стояние, то систему можно назвать детерминист-
ской по отношению к этим переменным. Детерми-
низм Нагель определяет как тезис о том, что для
всякого рода переменных существует некоторая
система, детерминистская по отношению к этому
ряду. Детерминизм в истории, согласно Нагелю,
есть тезис о том, что для всякого ряда человече-
ских действий, индивидуальных или коллективных
характеристик или социальных изменений, которые
могут быть предметом историка, существует неко-
торая система, детерминистская по отношению к
22 N a g е 1 Е. The Structure of Science, p. 605.
23 Ibid., p. 595.
9* 251
ним, где, однако, состояние переменных системы
не уточняется.
Нагель разбирает основные доводы индетерми-
нистов: 1) о несуществовании законов необходимо-
го развития; 2) о непредсказуемости событий;
3) о несовместимости детерминизма с признанием
человеческой свободы.
Что касается первого аргумента, Нагель согла-
сен с утверждением, что не существует неизм.ен--
ного порядка последовательных изменений, много-
кратно проявляющегося в различных обществах
или цивилизациях. И если человеческое про-
шлое не обнаруживает ничего похожего на пра-
вильную периодичность хорошего хронометра, из
этого не следует, что события "прошлого не могут
быть элементами детерминистской системы. Хотя
данная система может не обнаруживать некоторой
сравнительно простой схемы изменений, она мо-
жет тем не менее проявить более сложный и не-
знакомый образец отношений зависимости.
Относительно второго аргумента Нагель за-
мечает, что было бы смешно утверждать, что все
детали человеческого будущего могут быть пред-
сказаны или претендовать на то, что любое собы-
тие в человеческом прошлом может быть выведе-
но из имеющихся данных. С другой стороны, счи-
тает'он, столь же смешно полагать, что’мы со-
вершенно не способны с уверенностью предсказы-
вать будущее. «Не все, что логически возможно,
является также исторически возможным для дан-
ного общества и в течение данного периода.
Столь же очевидно, что существуют определяю-
щие условия как для того, что произошло, так и
для того*, что произойдет» 24.
Совместим ли последовательный детерминизм
с принципом ответственности людей за свои ре-
шения и обдуманные действия? На этот вопрос
Нагель отвечает положительно, поскольку последо-
вательный детерминизм не мешает нам учитывать
различие между актами, описываемыми на обыч-
ном языке как «свободно выбранные», и другими,
24 Nagel Е. The Structure of Science, p. 598.
252
несвободными, или между теми чертами характера
и личности, над которыми индивид имеет эффек-
тивный контроль, и теми, над которыми он его не
имеет.
б) Проблема общей социологической теории.
Критика историзма. Можно ли построить универ-
сальную социологическую теорию, пригодную для
объяснения функционирования и развития различ-
ных человеческих обществ?
Прежде всего Нагель спешит отмежеваться от
концепции философии истории, которые претенду-
ют на открытие фиксированных образцов разви-
тия в многообразных последовательностях собы-
тий, имевших место с появления человеческого
рода, или, по крайней мере, притязают обнару-
жить неизменный порядок последовательных из-
менений, многократно проявляющихся в различ-
ных обществах, или цивилизациях. Несмотря на
эрудицию и поэтическую мощь (вообще, обаяние
драматической литературы) таких конструкций,
они не выдерживают сопоставления с действитель-
ностью, пишет Нагель, и критики этих философий
вполне обоснованно отвергают их как ложные.
Этот суровый приговор Нагель считает вполне
оправданным для всех разновидностей историзма,
безразлично, принимают ли они форму теодицеи,
романтической философии космического организ-
ма или «научной» теории цивилизации, открываю-
щей причины человеческого прогресса или упадка
в действии безличных факторов, таких, как гео-
графия, раса или экономическая организация.
Общая посылка всех этих, доктрин — тезис о
неспособности обдуманных человеческих действий,
индивидуальных или коллективных, изменить ход
человеческой истории, поскольку исторические из-
менения есть, как утверждают, продукты глубоко
лежащих сил и соответствуют фиксированным, хо-
тя, может быть, и не всегда известным образцам
развития.
Поскольку негодность этих доктрин была мно-
го раз выявлена историками и философами, На-
гель ограничивается замечанием, что некоторые
формы историзма не имеют эмпирического содер-
253
Жайия, так как «никакая мыслимая эмпирическая
очевидность не может быть привлечена для про-
верки истинности или ложности этих разновидно-
стей доктрины»25. Если же доктрину формулиру-
ют таким образом, что ее можно проверить, то
факты не подтверждают «ни тезис о том, что все
человеческие события иллюстрируют единый, не-
изменный во всех культурах закон развития, ни те-
зис о том, что индивидуальные или коллективные
человеческие действия не выступают как решаю-
щий фактор в социальных трансформациях» 26.
Разумеется, этим, вовсе не исключается воз-
можность построения общей социологической тео-
рии. Нагель разбирает главное возражение против
принципиальной возможности такой теории — те-
зис о том, что «обширные различия в специфиче-
ских чертах и регулярностях поведения, обнару-
живаемые в различных классах систем, исключа-
ют возможность того, что существует общий об-
разец отношений, лежащих в основании этих раз-
личных черт, и, следовательно, характеристики
различных систем не могут быть поняты в терми-
нах единой теории этих систем» 27.
Источником этого ошибочного тезиса Нагель
считает смешение двух вопросов: 1) существует ли
структура отношений, инвариантная в системах
определенного класса, которую можно сформули-
ровать (хотя бы в высокоабстрактных терминах)
как всеобъемлющую теорию систем этого класса;
2) являются ли начальные условия, необходимые
для приложения теории к одной из них, одними
и теми же для всех систем?
Гроза, движение стрелки компаса, радуга, оп-
тический мираж — совершенно различные физиче-
ские явления, которые, однако, все могут быть
поняты в терминах электродинамики. Каждое из
них имеет свои специфические законы. Нагель по-
лагает, что общая теория может объяснить эти
различные законы, поскольку они получаются из
теории при введении различных начальных усло-
25 N a g е 1 Е. The Structure of Science, p. 593.
26 Ibidem.
27 Ibid., p. 462.
254
вий. По аналогии с этими рассуждениями Нагель
считает, что различия в способах организации раз-
личных обществ и в типах поведения могут быть
последствиями не несоизмеримых образцов соци-
альных отношений в этих обществах, но просто
различий в специфических значениях некоторых
переменных, образующих элементарные компонен-
ты в структуре связей, одинаковой для всех об-
ществ. Чтобы перебросить мост между общей тео-
рией и конкретными обстоятельствами данного об-
щества, необходимо вводить некоторые дополни-
тельные допущения или постулаты.
Нагелю представляется, что «если социальные
законы или теории должны формулировать отно-
шения зависимости, инвариантные в широком кру-
ге культурных различий... понятия, входящие в
формулировку этих законов, не могут обозначать
характеристики, имеющие место только в одной
специфической группе обществ» 28.
Такими «сквозными» понятиями Нагель счита-
ет переменные, относящиеся к физическим'факто-
рам (таким, как климат), биологическим (таким,
как органические стимулы), психологическим (же-
лания или установки), экономическим (формы от-
ношений собственности), так же как и к более
строго социологическим (таким, как социальная
сплоченность или социальная роль).
Обилие и разнообразие переменных, сложность
и изменчивость зависимостей между ними созда-
ют еще одну фундаментальную проблему, кото-
рую надо решить для построения общей теории —
проблему отбора наиболее важных, или сущест-
венных, переменных. Нагель предлагает ряд мето-
дов^ определения «веса» различных факторов. Для
этой цели важнее всего определить, например,
сравнительную важность факторов А и В в детер-
минации некоторого явления С. Пусть А — одно
из основных понятий теории Т, объясняющей ши-
рокий класс явлений, включающих, при дополни-
тельном допущении В, также явление С (для
объяснения других явлений в допущении В нет
28 Ibid., р. 465.
255
необходимости). В таком случае «ряд явлений»,
которые можно объяснить посредством Г, посылки
которой заключают отношение к 4, но не к В, го-
раздо более многочислен, чем ряд явлений С,
объяснение которых требует как 4, так и В».
Фактор .4 можно назвать более важным в детер-
минации С, чем фактор В. В этом смысле, напри-
мер, «отношения производства и распределения бо-
гатства в обществе действуют как более важная
детерминанта его правовых институтов,. чем рели-
гиозная практика и верования» 29.
В целом Нагель весьма оптимистически смотрит
на возможность построения общей социологической
теория. Признавая громадные трудности, стоящие
на пути ее создания, он, однако везде подчерки-
вает, что трудности эти не являются в принципе
непреодолимыми. Общая социологическая теория
возможна, но... она ни в коем случае не будет тео-
рией развития, не будет содержать никаких исто-
рических законов. В прошлом, говорит Нагель,
многие пытались установить фиксированную после-
довательность стадий развития. Ни одна из этих
попыток или рекомендаций, утверждает Нагель, не
оказалась успешной. «В свете неудач прошлого,
так же как оснований, опирающихся на анализ
исторических * процессов, кажется совершенно не-
вероятным, что. всеобъемлющая социальная теория
будет теорией исторического развития»30.
Научная оценка решения- проблемы общей со-
циологической теории, данного Нагелем, предпола-
гает критический анализ его ответов на следую-
щие вопросы. Применим ли принцип детерминиз-
ма «существуют законы природы» в изучении че-
ловеческой истории? Какова зависимость между
ним и принципом историзма «существуют законы
общественного развития»? Можно ли рассматри-
вать второй принцип как частный случай или част-
ное приложение первого?
Возможны три решения этой проблемы. Первое
предлагает индетерминизм (поссибилизм). Он ис-
29 N a g е 1 Е. The Structure of Science, p. 587.
30 Ibid., p. 465, r
256
ходит из того, что идея исторической необходимо-
сти есть прямое логическое следствие общего прин-
ципа детерминизма. Кто отрицает существование
законов исторического развития, должен, если хо-
чет быть последовательным, отвергнуть детерми-
низм и настаивать на неограниченной свободе че-
ловеческих выборов, на принципе «все возможно в
делах человеческих». Позицию поссибилизма мож-
но изобразить в виде Силлогизма: 1) если"и толь-
ко если поведение людей детерминировано, то су-
ществуют законы исторического развития; 2) по-
ведение людей не детерминировано; 3) следова-
тельно, не существует исторических законов.
Второе решение предлагает натуралистический
антиисторизм (в данном случае Нагель): поведе-
ние людей детерминировано, однако не существу-
ет логической связи между принципом детерминиз-
ма и принципом историзма. Можно признать суще-
ствование определяющих условий человеческого
поведения и отвергать идею исторической необхо-
димости. Нагель отрицает обе посылки вышепри-
веденного силлогизма и присоединяется к его вы-
воду.
Третье решение, предлагаемое, в частности,
марксизмом, состоит в том, что первая посылка
силлогизма (историзм есть частное следствие де-
терминизма) правильна, вторая посылка (поведе-
ние людей не детерминировано и не предсказуемо)
ложна, и вывод (не существует исторической не-
обходимости) тоже ошибочен.
Таким образом, коль скоро Нагель и маркси-
сты согласны в том, что поведение людей детер-
минировано и предсказуемо, предметом спора ста-
новится первая посылка — утверждение о том, что
принцип исторической необходимости есть частное
следствие принципа детерминизма. Марксисты счи-
тают это утверждение правильным. Нагель —
ложным.
Для уяснения существа спора нужно расшиф-
ровать содержание тезиса «существуют законы
природы» (человеческое общество здесь рассмат-
ривается как часть природы). Законы науки мож-
но условно разделить на три группы:
257
а) причинные законы, т. е. законы, регулирую-
щие различного рода взаимодействия
(энергетические, силовые, информационные
и т. д.) между материальными объектами.
К ним относятся, например, физические за-
коны сохранения, раскрывающие эмпириче-
ский смысл философского принципа сохра-
нения материи и движения;
б) обширный класс законов, охватывающих
функциональные зависимости между различ-
ными параметрами объекта (или процесса),
между количественными изменениями более
устойчивых признаков и количественными и
качественными изменениями менее устойчи-
вых. признаков. Наиболее общим и абстракт-
ным выражением законов этого класса
является философский принцип взаимо-
связи количественных и качественных изме-
нений;
•в) Законы,' описывающие связь состояний не-
которой материальной системы во времени.
Таковы «уравнения движения» механики и
электродинамики, позволяющие, если изве-
стны значения переменных системы в дан-
ный момент, предсказать (однозначно или
с некоторой, точно измеряемой, степенью
вероятности) их значения в произвольно вы-
бранный будущий момент времени. Таков
также второй закон термодинамики. К этому
классу можно, по-видимому, отнести и так
называемые «вертикальные», или историче-
ские, законы, описывающие последователь-
ную смену фаз эволюционного процесса.
Как видно из предлагаемого Нагелем опреде-
ления детерминизма в истории, он признает суще-
ствование законов второй группы. С другой сторо-
ны, категорическое заявление «кажется совершен-
но невероятным, что всеобъемлющая социальная
теория будет теорией исторического развития», сви*
детельствует об отрицании законов третьей груп-
пы. Между тем по своей логической форме зако-
ны третьей группы идентичны законам второй
группы. Различие лишь в том, что в качестве не-
258
зависимой переменной вводится такой «параметр»,
как время.
Разумеется, далеко не всегда закон, описываю-
щий связь состояний некоторой системы во вре-
мени (например, социальной или биологической),
можно представить в виде математической форму-
лы31. Но это в такой же мере относится и ко мно-
гим законам второй группы (например, к законам,
описывающим зависимости • между различными
сторонами жизни общества). В том и другом слу-
чае мы имеем, строго говоря, не законы, а зако-
ноподобные утверждения. Во всяком случае, от-
сутствие строгой количественной формулировки
исторических законов (например, невозможность
рассчитать сроки, темпы, скорости эволюции) так
же мало может служить доводом против их су-
ществования, как отсутствие строгой количествен-
ной формулировки многих законов, описывающих
зависимости между социальными переменными,
может быть доводом против детерминизма во-
обще.
«Логика» Нагеля фактически сводится к тому,
что, признавая все законы второй группы (вклю-
чая и те, в которых состояние переменных системы
не уточняется), он признает лишь некоторые зако-
ны третьей группы, именно те, которые уже стро-
го сформулированы. Но, по логике, если детерми-
низм не ограничен только строгими количествен-
ными законами и принимаются некоторые законы
третьей группы, то надо принять и все остальные
(или, по крайней мере, не отрицать a prion’ их су-
ществование). Таков первый довод против анти-
историзма Нагеля.
Второй довод связан с проблемой предсказа-
ний. Бесспорно, предсказывать будущие состояния
социальных систем очень нелегко. Но какого рода
возникающие здесь затруднения? Идет ли речь о
принципиальной непредсказуемости, обусловлен-
ной, например, присущей людям свободой выбора,
31 Такие законы, собственно, и отрицает Нагель. На
уравнения движения механики и электродинамики или на
второй закон термодинамики его скептицизм не распростра-
няется.
259
или о практических (технологических, по терминов
логии Нагеля), трудностях, связанных, например,
с обилием и разнообразием детерминант челове*
ческого поведения?
С точки зрения Нагеля, люди могут иметь ши-
рокий круг выбора. Но не все, что логически воз-
можно, возможно также исторически для данного
общества и в .данный период, так как существу-
ют ограничительные условия как для того, что
произошло, так и для того, что произойдет.
Рассуждая таким образом. Нагель, сам того
не подозпевая, начинает говорить на языке исто-
ризма. Действительно, принцип историзма вовсе
не означает претензий на открытие простой уни-
версальной «схемы изменений, действующей с пра-
вильностью хорошего хронометра», как равно и на
«исключение всех альтернатив, кроме одной». Ис-
торизм вовсе не изгоняет целиком из развития Об-
щества элемент неопределенности, свободы, не-
предсказуемости. Речь идет просто о том, что «не
все возможно в делах человеческих», что структу-
ра и динамика социальных систем определенного
типа или класса накладывают более или менее
жесткие ограничения на свободные выборы людей,
а значит, и на выбор возможных будущих состоя-
ний систем этого типа или класса, на пучок воз-
можных «траекторий» изменения их параметров.
Эти ограничения, или запреты, некоторых логиче-
ски возможных (мыслимых без противоречий)'
направлений развития и образуют динамический
аспект эволюции или, что то же самое, историче-
скую неизбежность.
• Практический вывод из этого рассуждения со-
стоит в том, что, анализируя устройство и работу
систем того или другого класса (их «анатомию» и
«Физиологию»), можно получить довольно надеж-
ные предсказания относительно их наиболее веро-
ятного будущего состояния. Например, анализируя
экономические институты буржуазного общества и
способ их функционирования, Маркс зафиксиро-
вал ряд необратимых изменений (концентрация
производства, концентрация и централизация ка-
питалов, экспроприация мелкой собственности
260
и т. д.) и сумел сделать оправдавшиеся впослед-
ствии предсказания (переход от капитализма сво-
бодной конкуренции к монополистическому, позже
государственно-монополистическому капитализму,
превращение большинства самодеятельного насе-
ления в работников наемного труда, отделение ка-
питала-собственности от капитала-функции и т. д.).
Другими словами, был сформулирован закон раз-
вития (описывающий неизбежный порядок перехо-
да от одних состояний к другим), обязательный
для всех систем данного класса (в нашем приме’
ре, для любого капиталистического хозяйства).
Последний аргумент, который необходимо вы-
двинуть против антиисторизма, связан с условия-
ми построения полной или всеобъемлющей социо-
логической теории. Коль скоро общество — слож-
ная динамическая система, такая теория должна
описывать взаимозависимость громадного числа
переменных различного рода. В силу ограничен-
ности человеческого ума сразу решить такую за-
дачу невозможно. Ее можно решать лишь посред-
ством ряда (по-видимому, бесконечного) последо-
вательных приближений. Каждая такая более или
менее грубая аппроксимация охватывает лишь не-
которые, наиболее существенные факторы или пе-
ременные. Но какие именно переменные являются
наиболее важными? На каких весах можно опре-
делить сравнительную «весомость» различных фак-
торов? Разнобой в теориях общества, обилие и
разнообразие конфликтующих школ и направлений
вполне объясняются произвольностью и субъектив-
ностью выбора «основных переменных»32. Конеч-
но, каждый из таких подходов, коль скоро отра-
жает определенные факты, содержит некое ра-
циональное зерно. Но определить размеры этого
зерна, границы, в которых правомерен тот или
другой подход, можно лишь в свете готовой социо-
логической теории. Речь же идет о поисках само*
32 Разумеется, каждый такой односторонний подход мо-
жет нести определенную идеологическую нагрузку и потому
закрепляется (или может быть закреплен) давлением класса*
вых интересов.
261
го короткого и плодотворного пути к такой тео-
рии.
Общим методологическим ориентиром должно
служить диалектическое решение проблемы необ-
ходимости и случайности: субъективное различие33
необходимого и случайного отражает объективное
различие уровней детерминации, рангов причинной
зависимости, различие динамического и статисти-
ческого аспектов явления, т. е. «больших» факто-
ров, ограничивающих гамму возможных вариаций
исследуемого процесса, и «малых», определяющих
выбор одного из дозволенных («большими» фак-
торами) вариантов. Стало быть, вопрос о «взвеши-
вании» различных переменных принимает форму
более корректного вопроса о критерии для раз-
граничения факторов, «ответственных» за динами-
ческий аспект социальных явлений, и факторов,
«ответственных» за их статистический аспект.
В общей форме ответ прост. Применительно к
органическим системам (включая человеческое об-
щество) различие «больших» и «малых» факто-
ров конкретизируется как различие факторов, оп-
ределяющих содержание задачи, которую должна
решить система для сохранения или восстановле-
ния своей целостности, и факторов, определяющих
выбор одного из возможных способов ее решения.
В системах, однотипных в том или другом от-
ношении, возникают сходные задачи, но могут при-
меняться различные институциональные средства
их решения. Сходство задач определяет паралле-
лизм развития сходных систем, различие приме-
няемых средств — вариации в темпах и формах
развития. Значит, наблюдая эволюцию социальных
систем, подмечая сходства и различия историче-
ского пути различных обществ, можно сделать бо-
лее или менее обоснованные заключения о том, ка-
кие факторы, или переменные, определяют дина-
мический аспект их эволюции, а какие — стати-
33 Различие необходимости и случайности не имеет смы-
сла безотносительно к тому или другому закону науки или
научной теории. Необходимое (в рамках данной теории) —
то, что может быть предсказано с ее помощью; случайное —
то, что не может быть .предсказано.
262
СТйческий. Сравнительно-исторический анализ ока-
зывается таким образом «весами», на которых
можно узнать «вес» различных факторов. ч Ис-
пользование этого ориентира в сочетании с прин-
ципом первичности общественного бытия позволи-
ло Марксу вычленить в качестве основной пере-
менной технологической базис производства, оп-
ределяющий (конечно, только в общих чертах)
специфические формы организации хозяйства, вла-
сти, семьи и брака, духовной деятельности, обуче-
ния, воспитания и других социальных институтов,
характер и степень общественного разделения труда
(а значит, и обусловленные им механизмы клас-
сообразбвания и производные от них экономиче-
ские и политические структуры и идеологические
формы).
Итак, доводы в защиту историзма можно крат-
ко суммировать следующим образом: 1) истори-
ческие или эволюционные законы есть частный
случай законов, описывающих связь состояний во
времени систем определенного класса. Если при-
знаются, по крайней мере, некоторые законы это-
го типа, нет оснований отрицать существование ос-
тальных; 2) история складывается из свободных
выборов людей, но круг этих свободных выборов
ограничен более или менее стабильными институ-
тами данного общества (конечно, степень «жест-
кости» системы может варьировать в очень широ-
ких пределах). В той мере, в какой детерминиро-
вано и предсказуемо поведение членов данного об-
щества, детерминирована и предсказуема его эво-
люция. Следовательно, анализ структуры и дина-
мики данной системы позволяет сделать более или
менее надежные предсказания относительно ее бу-
дущего. Чем лучше проведен анализ, тем надеж-
нее предсказания; 3) чтобы построить всеобъем-
лющую теорию, надо научиться разграничивать
уровни или ранги детерминации. Решить эту за-
дачу, не прибегая к методу сравнительно-истори-
ческого анализа, невозможно. Поэтому общая со-
циологичёская теория (исследующая общество как
целостную систему) не может не быть теорией
развития.
263
Что же касается антиисторизма Нагеля, то
уместно вспомнить, к^к некогда материалист Фей-
ербах осудил термин «материализм», непозволи-
тельно смешав материализм вообще с его вуль-
гарными формами. Нечто подобное происходит и
с Нагелем. Принимая, как и положено ученому,
принцип детерминизма, он вплотную приближает-
ся к позиции историзма (и иногда, сам того не ве-
дая, переходит на нее), но осуждает принцип за-
кономерного развития, непозволительно смешивая
историзм вообще с его преходящими примитив-
ными формами. Впрочем, и эти последние вовсе не
так грубы и не так глупы, как это представляется
Нагелю. С социально-исторической «метафизикой»
(т. е. с «грандиозными философиями истории», за
которыми Нагель признает лишь «обаяние драма-
тической литературы») дело обстоит так же, как с
«метафизикой» вообще. Она является резервуаром
идей и гипотез, не поддающихся (по крайней ме-
ре, в данный момент) эмпирической проверке и
образующих «задел» эмпирической науки. «Мета-
физика» — не святой пилигрим, спасающийся от-
цивилизации (в образе науки), а разведка. Она на-
щупывает проблемы и принципиальные способы их
решения. Впоследствии наука отыскивает крите-
рии для отличения правильных ответов от ложных.
При этом она, как правило, обнаруживает, что
«взаимоисключающие» ответы заключают в себе
взаимодополняющие рациональные моменты.
С этой точки зрения критика грубых форм исто-
ризма является доводом не в пользу антиисторйз-
ма, но доводом в пользу более тонких, более со-
вершенных форм историзма.
Движение философско-исторической мысли есть
движение от историзма «глупого», становящегося
легкой добычей индетерминистской критики, к ис-
торизму «умному», учитывающему гносеологиче-
ские корни антиисторизма.
Глава $ ПОЗИТИВИЗМ
И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА
Пришла пора подвести итог нашему критиче-
скому обзору позитивистской философии истории
и попутно изложить более систематическим обра-
зом. высказанные выше соображения о путях
конструктивного, марксистского решения проблем,
с которыми не может справиться буржуазная фи-
лософия истории (ни в лице позитивистов, ни в
лице их критиков), о путях преодоления антино-
мий «исторического разума» (натурализм и анти-
натурализм, историзм и антиисторизм, «историче-
ская метафизика» и нигилистическое отрицание
теоретической истории).
Поскольку речь идет об антиномиях, методоло-
гическим ориентиром, естественно, является прин-
цип восхождения от абстрактного к конкретному
(а при обсуждении проблемы «теория и исто-
рия» — также и принцип соответствия логического
и исторического).
Антиномия как форма развития
теоретического знания
Первоначально принцип восхождения об абст-
рактного к конкретному был развит (правда, на
ложной, идеалистической основе) в немецкой клас-
сической философии конца XVIII — начала XIX в.
Исходный пункт — кантовские антиномии чи-
стого разума. Кант (да и весь немецкий классй-
че-ский идеализм, включая Гегеля) стремился най-
ти третью линию в философии, «снимающую» про-
тивоположность теологического и материалистиче-
ского мировоззрения1 (совокупность тезисов вы-
1 К немецкому идеализму (от Канта до Гегеля) можно
приложить, с некоторыми оговорками, характеристику, дан-
265
ражйет теологическую философию, антитезисов —*
материалистическую). Эту позицию высоко оценил
Гегель, усмотревший в антиномиях Канта выход
за рамки ограниченного рассудочного мышления,
оперирующего всюду формально-логическим прин-
ципом «или — или». Но Гегеля не устраивало ни
толкование Кантом антиномий как иллюзий разу-
ма, ни противопоставление «вещей в себе» явле-
ниям (кроме того Гегель полагал, что любое по-
нятие антиномично). Кант, по мнению Гегеля, по-
ставил проблему антиномий, но не решил ее. От-
рицательно-разумное («диалектическое») мышле-
ние фиксирует антиномии, положительно-разумное
(«спекулятивное») мышление идет дальше. Оно
подвергает каждую из борющихся противополож-
ностей диалектическому отрицанию или «снятию».
«Aufheben (снятие) имеет в языке двоякий смысл:
оно означает сберечь, сохранить и вместе с тем
прекратить, положить конец»* 2. В результате по-
является возможность слияния или примирения их
(точнее, того рационального, что в них содержит-
ся) в некотором более конкретном понятии, абст-
рактными моментами которого они оказываются:
Синтез есть «истина» тезиса и антитезиса. В свою
очередь, синтез, завершающий борьбу противопо-
ложностей, сам может оказаться отправным пунк-
том (тезисом) нового цикла. Таким образом, пу-
тем ряда последовательных синтезов совершается
восхождение от абстрактных (бедных, односторон-
них, малосодержательных) понятий (суждений,
теорий) ко все более конкретным (богатым, Всесто-
ронним, содержательным) понятиям (суждениям,
теориям). В этом и состоит открытый Гегелем «за-
кон прогресса» (изв.естный так же как закон от-
рицания отрицания) 3. Маркс подверг диалектиче-
скому отрицанию саму идеалистическую диалекти-
ную Марксом взглядам Локка. Она тоже была детищем
классового компромисса, попыткой синтеза антагонистических
идеологий.
2 Гегель. Соч., т. V. М., 1937, с. 99.
3 Правда, зародыш этой идеи имеется уже у Канта
(в учении о динамических антиномиях) и Фихте — автора
формулы: «тезис—антитезис—синтезис».
266
ку Гегеля. «Для Гегеля' процесс мышления, кото-
рый он превращает даже под именем идеи в само-
стоятельный субъект, есть демиург действительно-
го, которое составляет лишь его внешнее проявле-
ние. У меня же, наоборот, идеальное есть не что
иное, как материальное, пересаженное в человече-
скую голову и преобразованное в ней»4. Для Ге-
Уеля восхождение от абстрактного к конкретному
есть процесс возникновения самого конкретного,
для Маркса — способ, каким мышление усваивает
•себе конкретное (как единство или сращение, син-
тез многих односторонних абстрактных определе-
ний). Восхождение (через возникновение и преодо-
ление антиномий) от абстрактного и конкретному
есть с точки зрения материалистической диалекти-
ки форма развития теоретического знания, есть за-
кон познания.
Существо этого закона можно раскрыть сле-
дующим образом: для объяснения определенного
круга явлений можно предложить различные, ча-
сто исключающие друг друга гипотезы, каждая из
которых может оказаться либо целиком ошибоч-
ной, либо отчасти истинной. Те из них, которые
выдерживают испытание принятыми в науке мето-
дами, переходят в разряд научных теорий. Здесь
обычно и возникает антиномическая ситуация —
столкновение противоположных, по-видимому, «не-
совместимых» теорий, каждая из которых отража-
ет некий аспект, или измерение (сторону, грань),
исследуемого объекта. «Борьба противоположно-
стей» (взаимная критика приверженцев противо-
положных взглядов) удостоверяет, что каждая из
борющихся концепций не пуста, заключает в себе
нечто рациональное. Выход — признать, что тезис и
антитезис не исключают, а дополняют друг друга,
являясь абстрактными моментами полной, конкрет-
ной, синтетической истины, диалектически «сни-
мающей» борющиеся крайности.
Синтез предполагает уяснение границ истин-
ности тезиса и антитезиса, для чего нужна допол-
4 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 21.
267
нительная информация (только выйдя за пределы
теории, только с помощью другой, более общей
или более полной теории можем мы определить
границы приложимости первой), не заключенная
ни в тезисе, ни в антитезисе, взятых порознь, ни
тем более в абсурдной «конъюнкции» того и дру*
того. Спиралевидное восхождение (путем возник-
новения и преодоления, «снятия» антиномий) от
абстрактного к конкретному, от односторонних,
«плоских» снимков к всестороннему, полному,
«объёмному» отображению' объективной реально-
сти в голове познающего субъекта («общественно-
го человека») наблюдается столь часто во всех об-
ластях и на всех этапах познания как в конкрет-
ных науках, так и в философии, что его, видимо,
можно рассматривать как всеобщий закон разви-
тия теоретического знания 5.
Объяснение этого закона кажется довольно про-
стым. Ум человека — система с ограниченной про-
пускной способностью. Он не-способен сразу, це-
ликом отобразить реальность. Познающая мысль
неизбежно упрощает, огрубляет действительность
(рассекает,'анатомирует ее) . выхватывая лишь от-
дельные стороны объекта (те именно, которые яв-
ляются существенными с точки зрения той или
другой практической задачи и на которые соот-
ветственно направлен познавательный интерес).
Полное или конкретное познание осуществляется
поэтому в ряде последовательных синтезов на ос-
нове всестороннего практического знакомства с
предметом, «овладения» им.
Прежде чем перейти непосредственно к анти-
номиям исторического познания, следует сделать
еще одно предварительное замечание. Тезис и ан-
титезис часто (особенно в философии и общест-
венных науках) неравноценны: тезис — истина, но
неполная, ограниченная, антитезис — заблуждение,
но не целиком, а с элементами истины. Поэтому
характер диалектического отрицания, которому
5 Столь же универсальный, как выраженный в принципе
соответствия закон перехода от менее общих теорий к более
общим.
263
подвергаются тезис и антитезис, не одинаков: те-
зис принимается за основу и дополняется, обога-
щается, антитезис отвергается, но не отбрасывается
нигилистически, а подвергается диалектической
(исправляющей) критике, исследующей гносеоло-
гические корни отвергаемых концепций.
Исходный принцип критики: в основании лож-
ных доктрин лежат правильные идеи, но применяе-
мые за теми границами, в которых они истинны.
С логической стороны ложная доктрина есть ре-
зультат логической ошибки: неправильного выхода
из правильной посылки.
В качестве примера можно привести отношение
диалектического материализма к метафизическо-
му материализму и философскому идеализму. Ди-
• алектический материализм «снимает» и старый,
метафизический материализм и философский идеа-
лизм, подвергает то и другое диалектическому от-
рицанию. Но характер этого отрицания принципи-
ально различен. В первом случае на передний план
выступает момент сохранения, сбережения, преем-
ственности. Диалектический материализм прини-
мает* главную идею материалистической филосо-
фии прошлого (выработанное ею решение основ-
ного вопроса философии)' и кладет конец ее мета-
физической ограниченности (неполноте, узости, од-
носторонности, абстрактности), развивает дальше
принципы философского материализма, уточняет,
дополняет., обогащает, конкретизирует их.
Во втором случае на передний план выступает
момент отрицания. Диалектический материализм
отвергает главную идею всякого философского
идеализма (предлагаемое им решение основного
вопроса философии), не допуская в этом пункте
никаких колебаний или компромиссов, никаких по-
исков третьего решения, превосходящего якобы и
материализм и идеализм. В решении основного
вопроса философии третьего нет. -Здесь работает-
только формула «или — или». Но, в отличие от
материализма метафизического, материализм диа-
лектический знает, что философский идеализм —
не просто чепуха, что этот пустоцвет вырастает на
269
живом дереве человеческого познания. Метафизи-
ческий материализм опровергает постулаты идеа-
листической философии и ставит на этом точку.
Диалектический материализм идет дальше. Он ис-
следует гносеологические корни идеализма, те пра-
вильные посылки, из которых вырастает и на кото-
рых паразитирует ложная философия. Диалекти-
ческая, исправляющая критика, в отличие от ни-
гилистической, ищет границу, за которой истина
переходит в заблуждение, и отсекает ложные вы-
воды от правильных посылок. Только такая крити-
ка гарантирует действительный успех в борьбе с
ложным мировоззрением. Только в этом случае
полемика оказывается не только бескомпромис-
сной, но и эффективной. Таким образом, и в этом
случае 'имеет место момент сохранения удержания
(тех зерен истины, которые вплетены в контекст
ложных доктрин и сообщают им живучесть). Но
он как бы затушеван, скрыт, присутствует на зад-
нем плане. Тем не менее он существует и отделяет
материализм диалектичский (включающий верные
посылки, из которых идеализм извлекает ошибоч-
ные выводы) от метафизического (игнорирующего
эти верные посылки).
Эти соображения образуют методологический
ориентир при изучении антиномий философии ис-
тории. Марксизм есть диалектический монизм и
диалектический историзм. К метафизическому мо-
низму (натурализму, сциентизму) и метафизиче-
скому историзму он относится так же, как диалек-
тический материализм к метафизическому (сохра-
няет основную идею и устраняет метафизическую
ограниченность). К методологическому дуализму
(антинатурализму, антисциентизму) и антиисто-
ризму (поссибилизму) он относится так же, как
диалектический материализм к философскому
идеализму (отбрасывает основную идею, но учи-
тывает гносеологические корни ложных воззре-
ний).
Посмотрим теперь, каким способом «снимает»
марксизм антиномии буржуазной философии ис-
тории.
270
Цель и метод историографий
Позиция позитивизма (в целом) есть натура-
лизм (сциентизм): если историография хочет быть
научной, она: 1) не должна быть идеологией, не
должна быть политикой (или моралью), опроки-
нутой в прошлое; 2) должна быть (по образцу ес-
тественных наук) наукой о законах6.
Антипозитивистская позиция (неокантианство,
«понимающая социология», неогегельянство, Шпен-
глер, Тойнби и др.) есть антинатурализм (анти-
сциентизм). Историография не может быть по-
строена по образцу естественных наук, так как:
а) в противоположность обобщающим обществен-
ным наукам вроде социологии ее единственной
целью должно быть познание уникальных истори-
ческих явлений 7 во всей^ их полноте; б) для объяс-
нения индивидуального явления должны быть най-
дены не общие законы, а особые причины; в) в ис-
тории невозможны надежные обобщения (слишком
мал "класс «однотипных» явлений, слишком, вели-
ки индивидуальные различия между членами клас-
са); г) непосредственные причины исторических
явлений — мотивы людей, в принципе недоступ-
ные интерсубъективной проверке.
Марксизм считает целью историографий строго
научное, объективное воспроизведение реального
исторического процесса в его единстве и многооб-
разии. Оно должно быть строго научным потому,
что иначе марксистская историография не сможет
выполнить своих познавательных и идеологиче-
ских функций. Позитивизм противопоставляет нау-
ку всякой идеологии, марксизм противопоставляет
6 Не обязательно в том смысле, что целью историка
должно быть открытие законов (его целью может быть и
обыкновенно бывает описание и объяснение конкретных явле-
ний), но обязательно в том смысле, что основой историче-
ского объяснения должны быть социологические (а также
экономические, психологические и др.) законы — устойчивые
зависимости наблюдаемых социальных явлений. Без закона
не может быть научного объяснения.
7 Критерий выделения исторических фактов — исключи-
тельно аксиологический: культурное значение факта, его
«вклад» в накопление духовных ценностей.
271
Научную идеологию революционного рабочего
класса (гармонически соединяющую познаватель-
ные и идеологические функции) ненаучной (или
даже антинаучной) идеологии реакционной бур-
жуазии.
Марксистская историография должна раскры-
вать и единство исторического процесса и его мно-
гообразие. Так называемая «дилемма Риккерта»
(противопоставление социологии как науки о за-
конах и историографии как науки о единичном) —
ложная дилемма. Только раскрывая диалектиче-
скую связь общего и отдельного, сущности и мно-
гообразных форм ее проявления, можно достигнуть 4
правильного понимания исторического процесса
и построить теорию, пригодную в качестве фун-
дамента научно обоснованной политики настоя-
щего.
Метод историографии должен быть особым
частным случаем общенаучного метода. Он дол-
жен: 1) удовлетворять общим требованиям науч-
ного метода; 2) удовлетворять дополнительным
требованиям, вытекающим из специфики истори-'
ческого исследования.
Рассмотрим с этой точки зрения полемику по-
зитивистов с их критиками.
Верно ли положение позитивистов о том, что
научным является только объяснение «через за-
кон»? Да, верно.. Объяснить явление (безразлич-
но природное или социальное) — значит указать
те условия (факторы, причины), которые «ответ-
ственны» за те или иные его признаки. Но каким
способом можем мы убедиться в существовании
причинной связи (или хотя бы функциональной за-
висимости8) между теми или другими условиями
и интересующими нас признаками явления? Мы
должны включить данное явление в класс одно-
типных (по изучаемому признаку) и удостоверить-
8 Установление функциональной зависимости (корреля-
ции явлений) — первая стадия исследования. Вторая ста-
дия — причинное объяснение этой зависимости, ответ на. во-
прос «почему данная корреляция имеет место».
272
ся (с помощью методов факторного анализа9) в
наличии устойчивой, повторяющейся зависимости
между условием А и признаком X. Где нет повто-
ряемости, там нельзя говорить о необходимой свя-
зи явлений.
Значит, натуралистический тезис — истина. Но
не вся. Во-первых, он обходит молчанием вопрос
об отличии причинных связей в общественной жиз-
ни от причинных связей в природе, -игнорирует
специфику исторической причинности. Во-вторых,
все признаки явления объяснить невозможно (их
слишком много) и не нужно. Надо отобрать глав-
ные. Где же критерий существенного? Ответ пози-
тивиста: объективного критерия нет, главные при-
знаки явления — те, которые интересуют исследо-
вателя. Такой ответ открывает безграничный про-
стор субъективному произволу в классификации*
явлений.
Обратимся теперь к «методологическому дуа-
лизму». Позитивистскому принципу объяснения
«через закон» он противопоставляет: а) концепцию
индивидуальной причинности (надо искать уни-
кальные причины уникальных явлений); б) тради-
ционное историческое объяснение «через мотив».
Первый довод очень слаб. В самом деле, если
отброшен критерий повторяемости, каким способом
можно убедиться в том, что одно явление есть
причина, а другое — следствие? Никаким. Значит,
*одно из двух. Лйбо, указывая «индивидуальные
причины», мы пользуемся (в неявной форме) ка-
кими-то обобщениями, либо вообще ничего не
объясняем.
Второй аргумент, напротив, очень убедителен,
поскольку прямо и точно отражает принципиаль-
ное отличие исторической причинности от необхо-
димости природы. В этом сила антинатурализма.
Слабость же его в том, что он не хочет идти далее
мотивов, рассматривает их как причины, но не как
следствия.
Таким образом, и натуралистический «тезис» и
антинатуралистический «антитезис» заключают в
9 Восходящих к принципам индуктивной логики Бэкона—
Мидлф
273
себе элементы истины. Ни тезис, ни антитезис
нельзя отбросить целиком, безоговорочно. В то же
время ни тезис, ни антитезис не заключают в себе
всей истины. Они являются лишь ее абстрактны-
ми односторонними моментами. Нужен творче-
ский, диалектический синтез, включающий рацио-
нальные элементы того и другого (но не сводя-
щийся к их простой конъюнкции).
Но возможен ли такой синтез? Не существует
ли формально-логической несовместимости тезиса
и антитезиса? Ведь там, где нарушаются законы
формальной логики (особенно закон исключенного
противоречия), не может быть никакого диалекти-
ческого синтеза, а возможна одна лишь эклекти-
ческая смесь взаимоисключающих утверждений.
Посмотрим на дело с этой стороны. Сначала
еще раз об «индивидуальной причинности». По-
добно тому как для описания уникального явления
мы пользуемся уникальной комбинацией общих
понятий, точно так для его объяснения мы пользу-
емся уникальной комбинацией общих законов и
теорий. Значит, «индивидуальная причинность»
предполагает (в скрытой форме) объяснение через
закон.
То же самое справедливо для объяснения через
мотив. Обоснованное суждение о мотивах возмож-
но лишь на основе обобщений типа «люди с та-
кими-то ценностными ориентациями в таких-то си-
туациях обычно ведут себя таким-то образом».
Иными словами, объяснение через мотив является
в то же время (но в другом отношении) объясне-
нием через закон.
Таким образом, с точки зрения формальной ло-
гики тезис и антитезис совместимы (поскольку от-
ражают .различные стороны проблемы). С этой
стороны преграды для синтеза нет.
Но чтобы синтез стал реальностью, одних толь-
ко абстрактных, формальных возможностей мало.
Нужна руководящая идея, не заключенная ни в
тезисе, ни в антитезисе. Историческая наука нуж-
дается в специальном типе объяснения, который,
с одной стороны, выступал бы как особая (отра-
жающая специфику исторической необходимости)
274
форма общенаучного объяснения через закой, ё
другой стороны, включал бы объяснение через мо-
тив (но не сводился бы к нему).
В буржуазной философии истории есть подхо-
ды к такому типу объяснения. В основе метода си-
туационного анализа Поппера и метода «вызова»
и «ответа» Тойнби лежит представление о жизни
человека и общества как цепочке проблемных си-
туаций, задач и решений. Но последовательной
реализации этих плодотворных «заявок» мешает
идеализм их создателей (Прппер не выходит за
рамки объяснения через мотив-, Тойнби держится
теологической интерпретации истории). Только ма-
териалистическое понимание истории дает возмож-
ность раскрыть реальный смысл категории «соци-
альная (историческая) задача» и таким образом
выявить специфику исторической необходимости 10 11.
На уровне неорганической природы термин «не--
обходимость» имеет только одно значение: неиз-
бежность, граница возможного, отсутствие альтер-
нативы. Именно такой смысл имеют все законы
физики, химии и т. д.
На уровнях биологическом и социальном тер-
мин «необходимость» приобретает еще один смысл:
нужда, потребность в чем-либо. Термины «нужда»,
«потребность» обозначают условия нормального
существования (сохранения, выживания) органи-
ческой системы п, а вовсе не ее реальное состоя-
ние (из того, что система нуждается в чем-либо,
еще вовсе не следует, что она непременно это «что-
то» будет иметь). Альтернатива (расхождение,
должного и сущего, условий нормального функ:
ционирования и реального, фактического положе-
ния дел) возможна, но нежелательна (чревата
деградацией или даже гибелью системы). Дисгар-
мония должного и сущего (нормы и реальности)
10 См.: Джиоев О. И. Природа исторической необхо-
димости. Тбилиси, 1967; Куценко В. И. Социальная зада-
ча как категория исторического материализма. Киев, 1972.
11 К классу органических систем относятся все формы
жизни, включая и человеческие общества как особую, выс-
шую форму жизни (коренным образом отличную от всех био-
логических систем).
275
создает проблемную ситуацию. (задачу, подлежа-
щую решению) и вызывает активную (но не обя-
зательно успешную) деятельность, направленную
на восстановление гармонии.
Одним из условий выживания органической си-
стемы является ее целостность (согласованная ра-
бота всех подсистем, направл.енная на сохранение
целого). Конкретное содержание принципа целост-
ности раскрывает ряд законов соответствия. Тако-
вы (на социальном уровне) закон обязательного
соответствия производственных отношений харак-
теру и уровню развития производительных сил, за-
кон соответствия политико-юридической и идеоло-
гической надстройки социально-экономическому
базису и другие.
Законы соответствия отражают специфику ор-
ганических систем (в неорганической природе ни-
чего подобного этим законам нет). Они описыва-
ют не фактическое состояние системы, но условия
ее нормального функционирования, т. е. не сущее,
а должное.
Конечно, должн'ое и сущее не разделены ки-
тайской стеной. В результате активной деятельно-
сти, направленной на восстановление нарушенной
целостности системы, , должное переходит в сущее.
Но лишь чисто статистическим образом, т. е. как
общее правило, но не обязательно в каждом от-
дельном случае. История человеческих обществ
(органических систем особого рода) предстает с
этой точки зрения как вереница периодически воз-
никающих кризисов, проблемных ситуаций, из ко-
торых надо найти выход, как вереница задач, тре-
бующих решения. Эти задачи и образуют содержа-
ние исторической необходимости /в каждой кон-
кретной ситуации 12.
Историческую необходимость следует поэтому
отличать от исторической' неизбежности (первое
понятие обозначает должное, второе — сущее).
В этом разграничении состоит все отличие исто-
12 В этом и состоит познавательная ценность законов со-
ответствия. Не зная их, трудно или невозможно понять сущ-
ность кризиса и содержание исторической задачи.
276
рического детерминизма от исторического фата-
лизма.
Раскрывая’содержание исторической необходи-
мости, мы узнаем, какую задачу должно решить
общество. При этом остается открытым вопрос о
том, сумеет ли оно решить ее, а если сумеет, то
когда, как и какой ценой (для каждой задачи есть
ряд возможных решений, из которых лишь одно
является оптимальным). Исход дела зависит от
многих обстоятельств, прежде всего от объектив-
ных возможностей. Если кризис создан внешними
(для данного общества) причинами, то задача мо-
жет вообще оказаться неразрешимой. Если же
причина кризиса заложена в самом обществе, то
«при ближайшем рассмотрении всегда оказывает-
ся, что сама задача возникает лишь тогда, когда
материальные условия ее решения уже имеются
налицо или, по крайней мере, находятся в процес-
се становления» 13. В этом случае решающую роль
играет субъективный фактор. Он определяет сте-
пень использования объективных возможностей,
качество решения задачи.
Человеческие общества — органические систе-
мы особого рода. От систем биологических они от-
личаются не только содержанием задач, но и спо-
собом их решения. На биологическом уровне про-
блемы решаются посредством естественного отбо-
ра. На социальном уровне на основе общественно-
трудовой деятельности формируется новый, специ-
ально-человеческий механизм решения задач — об-
щественное сознание. Историческая необходимость
реализуется, лишь проходя через сознание членов
общества. Как именно осознаются людьми обще-
ственные потребности — на уровне обыденного
или теоретического сознания, в правильной или
фантастической, иллюзорной форме14 — зависит
13 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
14 Например, в эпоху высокой смертности все мировые
религии санкционировали высокую рождаемость. В эпоху
первоначального накопления протестантская этика объявила
стяжательство священным долгом. Все великие буржуазные
революции неизбежно* заблуждались относительно своего
объективного смысла (без рллюзий и утопий они не могли
увенчаться успехом).
277
от обстоятельств. Йо в любом случае обязатель-
ным условием решения социальной задачи являет-
ся выработка определенной системы мотивов, на-
правляющей поведение членов социальной группы
сообразно ее объективным потребностям. Отсюда
важная задача исторического исслёдования: выяс-
нить не только причину появления определенных
мотивов, но и их роль (положительную или отри-
цательную) в решении задачи, стоящей перед
группой. Генетическое объяснение должно соеди-
няться с функциональным (иногда эти два типа
объяснения совпадают).
Итак, историческая ситуация есть проблемная
ситуация. В ней имеются две группы факторов:
а) факторы, определяющие^характер «вызова» (по
терминологии А. Тойнби), создающие кризис, оп-
ределяющие содержание исторической необходи-
мости в данной ситуации; б) факторы, определяю-
щие характер «ответа», возможности и способы
выхода из кризиса, формы, издержки и сроки реа-
лизации исторической необходимости.
Отсюда метод ситуационного анализа:
1) раскрыть содержание задачи, которую дол-
жно решить общество;
2) выяснить объективные возможности ее ре-
шения;
3) установить форму и степень'осознания чле-
нами общества его потребностей и возмож-
ностей;
4) найти факторы, определяющие выбор одно-
’ го из возможных решений;
5) оценить фактическое решение проблемы в
свете оптимального.
Ответить на эти вопросы должна социологиче-
ская теория. В этом состоят те дополнительные
требования15, которые вытекают из специфики
предмета исторического исследования.
Объяснение «через задачу» — высший, синте-
15 Наряду с общими требованиями научного метода:
1) непротиворечивость теории; 2) согласие с установленными
фактами; 3) эвристическая ценность; 4) пригодность для
синтеза эмпирического материала; 5) согласие с другими на-
учными теориями и т. д.
278
тический тип исторического объяснения, диалекти-
чески «снимающий» натуралистический и антина-
туралистический подходы. Оно выступает: а) как
частный случай общенаучного объяснения через
закон (его основа — законы соответствия); б) как
особая форма такого объяснения (законы соот-
ветствия действуют только на уровне органиче-
ских систем); в) как форма объяснения, отражаю-
щая специфику человеческой истории (включает
в себя как обязательную составную часть объяс-
нение через мотив).
Объяснение через задачу — конкретизация об-
щих принципов диалектического и исторического
материализма применительно к нуждам исследова-
ния исторических ситуаций: 1) история ’ общества
предстает как возникновение и преодоление проти-
воречий (дисгармоний); 2) отбрасываются фата-
лизм и волюнтаризм (их общая ошибка — отож-
дествление исторической необходимости с истори-
ческой неизбежностью); 3) раскрывается вторич-
ный характер общественного сознания как средст-
ва преодоления дисгармоний общественного бы-
тия.
Факторы исторического процесса
Вторая антиномия буржуазной философии ис-
тории — спор историзма и антиисторизма. Пред-
мет спора: существуют ли исторические законы,
возможна ли (и нужна ли историку) научная-тео-
рия исторического процесса?
Сторонники историзма считают, что общест-
во — целостная органическая система, его разви:
тие — закономерный (предопределенный и пред-
сказуемый) процесс, раскрытие и объяснение ис-
торических законов — задача теоретической исто-
рии.
Антиистористы утверждают, что общество —
сумма индивидов, обладающих свободой выбора,,
его развитие — цепь непредопределенных и не-
предсказуемых ситуаций, исторические законы —
миф, а теоретическая история — псевдонаука, «ме-
тафизика судьбы»,
279
Марксизм есть историзм, но историзм диалек-
тический. Что это значит? Чем отличается диалек-
тический историзм классиков марксизма от мета-
физического историзма Конта, Милля, Спенсера?
Метафизический (абстрактный) историзм есть
приложение к истории (не обязательно к истории
людей) так называемого «лапласовского» детер-
минизма, исходившего из того, что в мире все
необходимо. Случайность — субъективная иллю-
зия, порожденная неполнотой информации и огра-
ниченностью человеческого ума. В свое время этот
взгляд был всеобщим убеждением людей науки:
«Ничто в природе не может произойти случайно;
все следует определенным законам; эти законы
являются лишь необходимой связью определен-
ных следствий с их причинами... приписывать не-
которые следствия случайности — значит говорить
о неведении законов» 16. То же самое справедли-
во для человеческой дстории: «Необходимость, уп-
равляющая движениями физического мира, управ-
ляет также движениями мира духовного, в кото-
ром, следовательно, все подчинено фатально-
сти» 17.
Иное понимание детерминизма мы находим у
классиков марксизма. По их мнению, в мире мы
наблюдаем не одну только абстрактную (голую,
чистую) необходимость, но такую, «дополнением и
формой проявления которой является случай-
ность» 18. В свою очередь, «случайность — это
только один полюс взаимозависимости, другой по-
люс которой называется необходимостью» 19, «где
на поверхности происходит игра случая, там сама
эта случайность всегда оказывается подчиненной
внутренним, скрытым законам»20. Очевидно, речь
идет о статистических законах или законах-тен-
денциях.
Здесь обнаруживается источник различия меж-
16 Гольбах. Избранные антирелигиозные произведе-
ния, т. 1. М., 1934, с. 35.
17 Гольбах. Система природы. М., 1940, с. 131.
18 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 175»
19 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с- 174»
20 Там же, с. 30Q.
ду абстрактным, метафизическим детерминизмом,
отрицавшим существование случайности (и тем са-
мым низводившим до уровня случайности саму не-
обходимость), и детерминизмом диалектическим,
конкретным, учитывающим соотносительность, кор-
релятивность необходимости и случайности (как и
всех вообще полярных категорий).
Лапласовский детерминизм был своего рода
философским обобщением механистического миро-
созерцания, наделявшего универсальным значени-
ем законы классической механики. Но эти законы
были динамическими («всякий раз, если имеется
ряд условий Ci, С2, С3... должен наблюдаться эф-
фект Е»). Классическая ' механика пренебрегала
статистическим аспектом изучаемых процессов21.
Даже там, где «на поверхности» фиксировались
статистические законы (например, второе начало
термодинамики), поклонники механистического ре-
дукционизма стремились свести их «к лежащим в
их основе» динамическим законам механики. Меж-
ду тем прогресс наукй обнаружил действительное
значение статистических законов как на высших
этажах «здания» материи (все биологические и со-
циологические законы являются статистическими),
так ц в самом его «фундаменте» (статистический
характер имеют законы квантовой механики). Ста-
тистический закон имеет важную с философской
точки зрения особенность.-Сама его логическая
форма раскрывает диалектику необходимости и
случайности. «Всюду, где имеет место ряд усло-
вий Ci, С2, С3... -следствие появляется с некоторой
(точно определяемой) вероятностью Ре». Закон
фиксирует необходимую связь между условиями и
эффектом. Но сам эффект — лишь вероятность не-
которого события. Таким образом, в формулировку
закона органически вплетается момент свободы
(случайности, неопределенности, непредсказуемо-
сти). Статистический закон (закон-тенденция)
21 Иногда этим аспектом можно пренебречь (кроме клас-
сической механики и теории тяготения можно сослаться на
релятивистскую механику и теорию тяготения, на классиче-
скую и релятивистскую электродинамику).
Ю Л. А. Журавлев
281
имеет* два аспекта: динамический (необходимая
связь условий и предсказываемого эффекта) и ста-
тистический (вероятностный характер предсказа-
ния) 22.
Отсюда необходимость перехода от механиче-
ского (абстрактного, метафизического) детерми-
низма, изгоняющего из мира случайность, к детер-
минизму диалектическому, учитывающему прису-
щий всем природным и социальным процессам мо-
мент свободы или неопределенности. С этой точки
зрения действительность предстает как ограничен-
ный набор возможностей, а закон — как граница
возможного, как исключение некоторых логически
допустимых возможностей. Закон науки (научная
теория) выступает не столько как информация о
том, что должно произойти при данных условиях
(это верно только для динамических законов),
сколько о том, чего произойти не может. Закон
(теория) выступает как запрет. Поскольку долж-
ны быть факторы, управляющие выбором одной из
дозволенных (законом, теорией) возможностей,
постольку становится ясно, что данный закон (дан-
ная теория) не исчерпывает всего богатства при-
чинных связей (или функциональных зависимо-
стей), определяющих поведение изучаемого объек-
та. В том, что по отношению к данному закону
(теории) выступает как область возможного (слу-
чайного), есть своя скрытая (от данного закона
или теории) необходимость, которая может быть
обнаружена (отражена) законами (теориями)
другого уровня. Субъективное (имеющее смысл
только по отношению к данному закону или тео-
рии науки) различие необходимости и случайно-
сти отражает объективное различие уровней детер-
минации, существование иерархии причинных свя-
зей (функциональных зависимостей). Эта иерар-
хия никогда не будет познана целиком. На любом
уровне познания всегда сохранится некий «ирра-
22 Если статистическим аспектом явления можно (для
решения тех или других практических задач) пренебречь,
статистический закон обращается в динамический (Р=1).
Таким образом, динамические законы можно рассматривать
как предельный случай статистических.
282
циональный остаток», для объяснения которого по-
требуются добавочные законы (теории).
Математическим выражением принципа иерар-
хии является так называемая «организованная
функция» Гельфанда — Цейтлина, разделяющая
аргументы на две группы: аргументы первой груп-
пы определяют среднее значение функции, аргу-
менты второй — отклонение индивидуальных зна-
чений от средней величины (принцип, разумеется,
верен и там, где нельзя построить математическую
модель явления). Приведу еще один пример.
«Предположение, что товары различных сфер про-
изводства продаются по их стоимостям, означает,
конечно, лишь то, что их стоимость является цент-
ром тяготения, вокруг которого вращаются их це-
ны и по которому уравниваются их постоянные
колебания вверх и вниз» 23. Аналогично цена про-
изводства «является центром, вокруг которого ко-
леблются ежедневные рыночные цены и по которо-
му эти цены выравниваются в течение определен-
ных периодов», «если спрос и предложение регу-
лируют рыночные цены или, точнее, отклонения
рыночных цен от рыночной стоимости, то, с дру-
гой стороны, рыночная стоимость регулирует... тот
центр, вокруг которого изменения спроса и пред-
ложения заставляют колебаться рыночные цены»24.
Мысль вполне? ясная: закон стоимости (или
закон цены производства) раскрывает динамиче-
ский аспект процесса обмена товаров, тогда как
игра спроса и предложения — его статистический
аспект.
Сходную картину обнаруживает исследование
зависимостей между технологическим базисом про-
изводства и экономической структурой общества,
между экономическим базисом (и-определяемой им
социальной, классовой структурой общества) и
политико-юридическими надстройками, -между
классовым интересом и его идеологическим выра-
жением и т. д. Во всех этих случаях причина (тех-
нологическая сторона производства, экономический
23 Маркс К- и Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 195.
24 Там же, с. 196, 198.
10* 283
базис, классовый интерес) однозначно определяет,
тип следствия (экономической структуры, полити-
ко-юридической надстройки, идеологии), но не его
форму, сущность социального института (т. е. егог
социальную функцию), но не способ ее проявле-
ния (не способ осуществления функции). Формы
варьируют в широком (но не безгранично широ-
ком) диапазоне. Выбор формы определяется мас-
сой посторонних (по отношению к причине) фак-
торов. Однозначная зависимость между причиной
и типом следствия выражает динамический аспект
соответствующих законов, вариативность форм —
их статистический аспект. Этот принцип справед-
лив не только по отношению к законам, описываю-
щим зависимости между различными «параметра-
ми» социальной системы. Он столь же верен и для
законов развития (собственно «исторических зако-
нов»), описывающих связь, состояний той или дру-
гой социальной системы во времени. Подобно то-
му как уравнения движения квантовой механики
не позволяют точно предсказывать будущие коор-
динаты электрона, исторические законы не позво-
ляют точно (во всех деталях) предсказать буду-
щее состояние социальной системы. Они Лишь ог-
раничивают набор ее возможных будущих состоя-
ний, лишь исключают (запрещают) некоторые (ло-
гически мыслимые) направления развития.
Таким образом, метафизический историзм (ис-
толкование исторического процесса с позиции аб-
страктного, «лапласовского» детерминизма) отра-
жает динамический аспект процессов развития и
ограничивается им. Антиисторизм (поссибилизм,
индетерминистское истолкование истории) улавли-
вает статистический аспект развития, момент аль-
тернативности, многовариантности в истории и аб-
солютизирует его. Диалектический историзм при-
нимает основную идею старого историзма и кон-
кретизирует, обогащает ее; подчеркивая законо-
мерный характер исторического процесса, учиты-
вает многообразие возможных форм реализации
исторической необходимости.
Какое, однако, дело историку до этих фило-
софских споров? Нуждается ли он в правильном
284
решении проблемы необходимости и случайности
в историческом процессе?
Множество буржуазных историков ограничива-
ют свои изыскания анализом мотивов и результа-
тов человеческих действий (чего хотели те или
другие персонажи исторической драмы, к каким
средствам прибегали, что из этого * получилось).
Такому историку глубоко безразлична вся «диа-
лектика истории». Ему правильная философия ис-
тории не нужна.
Иное дело, если историк хочет быть человеком
науки. В этом случае он должен рассматривать
человеческую деятельность в более широком кон-
тексте объективных социальных условий (предоп-
ределяющих содержание мотивов, выбор средств
и результаты человеческих действий): И тогда об-
щество предстает перед ним как целостная орга-
ническая система, движущаяся от одной проблем-
ной ситуации к другой. И он должен выяснить ха-
рактер «вызова», с которым оно столкнулось, воз-
можности «ответа» и степень их использования
и т. д.
А чтобы решать такие вопросы, надо знать, как
система устроена, как она работает, как и почему
развивается. Иначе говоря, нужна социологическая
Теория, описывающая «анатомию» и «физиоло-
гию» данного социального организма.
Для построения подобной теории нужно дан-
ный социальный организм включить в класс одно-
типных, т. е. нужна научная классификация чело-
веческих обществ. Для классификации нужен кри-
терий. Критерий же может дать только общая со-
циологическая теория, описывающая общие прин-
ципы устройства, функционирования и развития
всякого человеческого общества. Отсюда следует,
что без общей социологической теории историогра-
фия как наука невозможна/
Но как построить такую теорию? Общество как
объект исследования имеет много измерений: тех-
нология общественного производства, экономиче-
ская организация общества, политическая органи-
зация, формы семьи, родства и брака, обществен-
ное разделение труда и социальная стратифика-
285
ция, механизмы социального контроля, духовные
ценности и т. д. Какой из этих признаков надо
Принять в качестве системообразующего и поло-
жить в основу классификации?
Ответ неопозитивиста: любой. В зависимости от
того, что нас интересует. Отчего же любой? Отто-
го, поясняет неопозитивист, что все социальные
институты равноценны. Каждый из них вносит
свой особый вклад в решение общей задачи — со-
хранения социального целого. И все они равно
необходимы 25.
В историографии принципу равноценности со-
циальных институтов соответствует теория факто-
ров, объясняющая состояние общества в каждый
данный момент специфической (и неповторимой)
комбинацией различных факторов и категориче-
ски отрицающая возможность приписать какому-
нибудь из них статус основного, решающего.
Здесь фокус полемики между марксистской и
неопозитивистской социологией и историографией:
существует ли объективный критерий для выделе-
ния из всей совокупности факторов, влияющих на
жизнь и развитие общества, фактора основного,
решающего?
Марксисты утверждают, что такой критерий
существует, неопозитивисты говорят, что его нет.
Их доводы: 1) неповторимость исторических ситуа-
ций; 2) отсутствие «весов» для измерения «удель-
ного веса» различных факторов.
Исторические ситуации в самом деле неповто-
римы. Не существует поэтому такого фактора, ко-
торый всегда (во всех конкретных, бесконечно раз-
нообразных ситуациях) был бы основным. Но эти
разнообразные ситуации имеют один общий при-
знак. Они все являются проблемными ситуация-
ми. В каждой из них можно различить факторы,
создающие проблему, и факторы, определяющие
возможности и способы ее решения. Факторы пер-
вой группы и являются основными. Таким образом,
25 Этот тезис — основной постулат функционалистского
направления буржуазной социологии.
286
нет универсального основного фактора, но есть
универсальный критерий разграничения основных
и неосновных (в данной ситуации) факторов.
Но чтобы этим критерием воспользоваться,
надо иметь правильную социологическую тео-
оию. А ее построение упирается в проблему
«весов».
Что касается иерархии факторов исторического .
процесса, то здесь позитивистская социология
пользуется методом структурно-функционального
анализа. Это хорошо. Плохо то, что она пользует-
ся только этим методом (пренебрегая историче-
ским подходом), да и его применяет непоследова-
тельно. Непоследовательность выражается в том,
что из правильной посылки «все социальные струк-
туры нужны для сохранения целого» она , извле-
кает ложный вывод об их равноценности. Между
тем как раз анализ специфических функций раз-
личных подсистем обнаруживает между ними не
только отношение «координации частей для бла-
га целого», но и отношения субординации. Одни
из них являются исходными, первичными, опреде-
ляющими, другие — производными, вторичными,
определяемыми. Например, общественное сознание
(и все институты, регулирующие «производство,
обмен и распределение» духовных ценностей) есть
лишь ’ средство для решения практических задач,
стоящих перед обществом. Это .утверждение спра-
ведливо для всякого человеческого общества. Те-
зис Маркса «не сознание людей определяет их бы-
тие, а, наоборот, их общественное бытие опреде-
ляет их сознание» имеет статус общесоциологиче-
ского закона. По тем же причинам должна быть
исключена из числа первичных подсистем органи-
зация власти (в классово антагонистическом об-
ществе — политико-юридическая система): не уп-
равляемая система существует для управляющей,
а, наоборот, управляющая система должна обеспе-
чить нормальную работу управляемой.
Из принципа субординации вытекает иерархия
факторов исторического процесса: набор возмож-
ных вариантов развития ограничен условиями нор-
мального функционирования первичных подси-
287
стем 26. Их структура и динамика определяют та-
ким образом общее направление социальной эво-
люции, тогда как структура и динамика вторичных
подсистем определяют выбор одного из возмож-
ных (дозволенных первичными факторами) вари-
антов.
Но какие именно подсистемы являются пер-
вичными? За вычетом таких «блоков», как произ-
водство духовных ценностей и организация власти,
остаются две группы социальных институтов: ре-
гулирующие производство вещей и регулирующие
«производство» людей. С функциональной точки
зрения они равноправны. Но с точки зрения исто-
рической между ними большая разница. «Техноло-
гия производства» людей — вещь довольно ста-
бильная, тогда как технология материального про-
изводства совершенствуется. И с ее прогрессом ме-
няется вся организация общества (прежде всего
экономические институты, непосредственно обслу-
живающие производство, обмен и распределение
материальных благ, а вслед за ними и все ос-
тальные подсистемы, включая формы семьи, род-
ства и брака). Таким образом, соединяя функцио-
нальный подход с историческим, приходим к выво-
ду, что «способ производства материальной жизни
обусловливает социальный, политический и духов-
ный процессы жизни вообще»27.— второму фунда-
ментальному закону общесоциологической теории
К. Маркса.
Используя общесоциологические законы (пер-
вичности общественного бытия и определяющей
роли способа производства) как методологические
ориентиры, можно выделить системообразующие
признаки и построить научно обоснованную клас-
сификацию человеческих обществ. Такая класси-
фикация имеет двоякую ценность. Она позволяет:
1) построить ряд частных социологических теорий,
описывающих структуру, динамику и эволюцию
всех обществ того или иного типа (первобытных,
26 Выход за эти рамки ввергает общество в кризис. Толь-
ко в этом проявляется регулирующее действие законов соот-
ветствия.
27 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
288
«азиатских», античных, феодальных, буржуазных,
социалистических) 28; 2) проследить ’ генетические
связи между различными типами социальной орга-
низации, пути и причины перехода от одних к
другим. Иначе говоря, построить научную теорию
исторического процесса. Однако теоретики неопо-
зитивизма заявляют, что теоретическая история не
только невозможна (хотя бы по причине противо-
положности метода теоретических и исторических
наук), но и не нужна. Так.ли это?
Теория и история
Теория исторического процесса должна нарисо-
вать связную (и правильную) картину развития
человечества в целом, панораму всемирно-истори-
ческого процесса, проследить его основные стадии,
региональные «потоки», циклы и т. д. И не только
изобразить «кинематическую схему» всемирной ис-
тории, ио и объяснить ее, указать движущие силы
исторического развития.
Потребность в такой панораме существовала
(и будет существовать) во все времена. Кто мы?
Откуда? Куда идем? Что нас ждет (что нам гро-
зит)? Что мы можем (должны сделать)? Каковы
шансы на успех? К таким вопросам люди никогда
не были безразличны.* Тем более в эпохи критиче-
ские, переломные, в эпохи, когда «все перевороти-
лось и только еще укладывается» (Толстой). Та-
кова наша эпоха: быстрый (и все более ускоряю-
щийся) прогресс производства, техники, науки, со-
циальная революция XX века, раскол мира на две
системы, деколонизация и проблема социального
самоопределения большинства человечества,*воз-
можность термоядерной катастрофы, угроза пере-
населенности и экологического краха — все это
вместе создает ощущение самого большого кризи-
са в мировой истории. Отсюда всеобщий интерес к
проблеме всемирно-исторического синтеза, неудов-
28 Только такие частные или специальные теории дают
ключ к пониманию проблем, с которыми сталкиваются обще-
ства соответствующего типа.
289
летворенность «критической философией», сводящей
всю философию истории к теории исторического
познания (или, в неопозитивистском варианте, еще
уже — к анализу логической структуры историче-
ского объяснения).
Неопозитивизм утверждает, что теоретическая
история как наука невозможна, что любой крупно-
масштабный синтез не более чем произвольная
конструкция человеческого ума29, идеологический
миф, ретроспективная иллюзия («метафизика
судьбы», по выражению Поппера).
Это не так. Созданный классиками марксизма
метод открывает путь к научному решению зада-
чи. Но решить ее, даже располагая подлинно на-
учным методом исследования, очень нелегко. Ис-
точники трудностей прежде всего в различии ме-
тода исторических и теоретических наук.
Задача первых — описание и объяснение кон-
кретных фактов. Отсюда исторический метод: вы-
явление генезиса и трансформации изучаемого
явления путем умственного воспроизведения фак-
тического хода событий в их хронологической по-
следовательности и причинной связи 30.
Задача вторых — конструирование абстракт-
ных объектов, прилагаемых затем для объяснения
конкретных явлений. Отсюда логический метод:
развертывание, экспликация (сообразно принятым
в данной логике правилам вывода) содержания,
неявно заключенного в исходных посылках теории.
Таков метод построения формальных аксиомати-
ческих теорий в логике и математике и гипотети-
ко-дедуктивных теорий в эмпирической науке (по-
следние могут рассматриваться как содержатель-
ные интерпретации первых).
На первый взгляд, между этими методами (со-
ответственно между историческими и теоретически-
ми науками) лежит пропасть. Так именно и смот-
рит на дело неопозитивизм, наглухо разгоражи-
--——<•»—
29 Чем крупнее масштабы синтеза, тем более произволь-
ным он становится.
30 Последняя раскрывается с помощью ряда законов и
теорий, выработанных теоретическими, обобщающими на-
уками.
290
вающий историю и теорию и объявляющий теоре-
тическую историю вещью абсурдной и невозмож-
ной, а само это понятие — логически недопусти-
мым.
Более близкое знакомство с проблемой обна-
руживает, что: а) объект исторического исследо-
вания может быть закономерно развивающимся
целым, системой, структура и динамика которой
ограничивают набор ее возможных будущих со-
стояний; б) термин «логика» может обозначать не
только нормативную дисциплину, предписываю-
щую правила образования и преобразования пред-
ложений. Он может иметь иное значение — поря-
док, необходимость, закон, объективные ограни-
чения, с которыми должны сообразоваться мысль
и деятельность человека 31.
Такого (диалектического) взгляда и держится
марксист, сознающий, в отличие от неопозитиви-
ста, относительный характер всех противополож-
ностей (а значит, и противоположности историче-
ского и логического методов исследования).
Для него логический метод рассмотрения яв-
ляется «не чем иным, как тем же историческим
методом, только освобожденным от исторической
формы и от мешающих случайностей. С чего на-
чинает история, с того же должен начинаться и
ход мыслей, и его дальнейшее движение будет пред-
ставлять собой не что иное,-как отражение исто-
рического процесса в абстрактной и теоретически
последовательной*форме; отражение исправленное,
но исправленное соответственно законам, которые
дает сам действительный исторический процесс,
причем каждый момент может рассматриваться в
той точке его развития, где процесс достигает пол-
ной зрелости, своей классической формы» 32.
Единство (соответствие) логического и истори-
ческого методов основано на том, что человече-
31 Да и сами «формы .языка» успешно «работают» в эм-
пирической науке лишь потому, что они производны от форм
практической, предметной деятельности общественного чело-
века, а эти последние «вплетены» в цепь необходимости при-
роды.
32 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 497.
291
ская история — сопряженная эволюция множества
разнородных социальных организмов. Каждый из
них — целостная система, для описания и объяс-
нения которой можно построить (путем выделе-
ния основных, «базисных», «системообразующих»
признаков и уяснения зависимостей между ними)
теоретическую модель, охватывающую существен-
ные черты всех социальных организмов определен-
ного типа.
Чтобы построить такую модель, надо преодо-
леть колоссальные трудности. Нужно: а) выявить
методом структурно-функционального анализа ос-
новные подсистемы социального целого (хозяйст-
во, власть, семья, формы родства и брака, систе-
мы просвещения, здравоохранения, социального
обеспечения, формы духовной деятельности — по-
знавательной, идеологической, художественной);
б) установить их иерархию (выяснить, какие под-
системы определяют общее направление социаль-
ной эволюции, а какие влияют на ее темпы и фор-
мы); в) раскрыть характер общественного разде-
ления труда и производную от него социально-
классовую структуру общества; г) найти механиз-
мы социального контроля — соотношение между
отрицательными обратными связями, стабилизи-
рующими систему, и положительными обратными.
связями (движущими силами истории), ответст-
венными за выход из состояния равновесия.
В итоге этой работы можно получить теорети-
ческую «модель развития», призванную раскрыть
«объективную логику» истории соответствующих
обществ. Но здесь являются трудности иного рода.
Модель рисует абстрактный объект, «идеальный
тип» социальной организации, нигде в истории в
чистом виде не встречающийся33. Как только ис-
торик пытается приложить абстрактную модель к
конкретной истории, он сталкивается с массой
«случайностей», нарушающих чистую логику про-
цесса^ Можно выделить три главных источника
этих «возмущений»: а) теоретический анализ все-
33 Только для таких абстрактных объектов верны выве-
денные теоретически законы, включая сюда и законы разви-
тия (или законы связи состояний системы во времени).
292
гда неполон, никакая теория не может охватить
все связи в системе, все детерминанты, управляю-
щие человеческим поведением; б) никакое реаль-
ное человеческое общество нельзя подвести под аб;
страктную модель в качестве экземпляра, в нем
всегда имеются «внесистемные элементы»34 (ос-.
татки прошлых и зародыши будущих систем
и т. п.); в) развитие общества зависит от внешней
природной и социальной среды. Отсюда видно, что
прямое (без опосредствующих звеньев) «наложе-
ние» абстрактной теоретической схемы на конкрет-
ную историю чревато догматической аберрацией
зрения (догматик плохо различает то, что есть в
действительности, зато прекрасно «видит» то, чего
в ней нет). Поэтому задача всемирно-историческо-
го синтеза может решаться лишь путем ряда по-
следовательных приближений (переходов от абст-
рактной теории к конкретной истории).
На первом этапе история рассматривается как
последовательный ряд общественно-экономических
формаций. Методологическая функция категории
«общественно-экономическая формация» в марк-
систской теории исторического процесса состоит в
том, что она выражает динамический аспект все-
мирной истории. «Общество, если даже оно напа-
ло на след естественного закона своего развития...
не может ни перескочить через естественные фазы
развития, ни отменить последние декретами»35.
Общественно-экономические формации как раз
и являются такими естественными фазами разви-
тия, которые человечество в целом миновать не
может36. Не может потому, что на каждой пред-
шествующей стадии складываются условия, пред-
посылки для перехода к следующей, возникают
возможность и необходимость перехода. Развитие
34 См.: Барг М. А., Черняк Е. Б. Структура и разви-
тие классово антагонистических формаций.— «Вопросы фило-
софии», 1967, № 6; Барг М. А. Структурный анализ в исто-
рическом исследовании.— «Вопросы философии», 1964, № 10.
35 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 10.
36 Отдельные народы или группы народов могут их ми-
новать, но при условии, что они включены в более обширную
общность, передовые члены которой уже- прошли через со-
ответствующие этапы.
293
и смена формаций выражают момент непрерыв-
ности37 социальной эволюции, раскрывают рацио-
нальный смысл понятия «исторической неизбежно-
сти» (обозначающего единственно возможный по-
рядок развития, последовательность фаз эволюци-
онного процесса).
Но общественно-экономические формации не
только последовательные стадии эволюции. Они в
то же время ступени общественного прогресса.
В этом пункте теория формаций сталкивается с
обширным рядом сложных проблем (Существует
ли объективный критерий прогресса вообще, соци-
ального прогресса в частности? Существует ли «за-
кон прогресса»? Каковы движущие силы социаль-
ного прогресса?).
Движущая сила развития и смены обществен-
но-экономических формаций — прогресс произво-
дительных сил общества. Он соответственно вы-
ступает как основа и высший критерий прогресса
общества в целом (этот принцип не исчерпывает
проблемы, но является руководящей нитью при ее
исследовании).
На втором этапе история исследуется как эво-
люционирующая система^ Взгляд на историю как
на «лестницу формаций» — необходимая, но недо-
статочная характеристика исторического процес-
са. Разные части человечества по-разному прохо-
дят через одни и те же этапы. Существуют различ-
ные локальные (региональные) варианты разви-
тия общественно-экономических формаций. Здесь
обнаруживается статистический аспект всемирной
истории, ее многолинейность, многовариантность,
разнообразие возможных путей исторического раз-
вития в рамках одной и той же формации.
На этой стадии исследования всемирная исто-
рия предстает уже не как «лестница формаций»,
но как «древо эволюции». Возникает ряд вопро-
37 Термин «непрерывность» обозначает только невозмож-
ность перескочить через Определенные этапы, а вовсе не
идею «эволюции без революции». Формации — качественно
различные стадии развития и между ними лежат эпохи ве-
ликих технологических и социальных переворотов, выражаю-
щие момент дискретности развития.
294
сов: 1) вопрос о критериях различения последова-
тельных стадий и параллельных вариантов общест-
венного развития38; 2) вопрос о факторах, опре-
деляющих выбор того или иного варианта разви-
тия общественно-экономической формации; 3) во-
прос о критериях оценки различных вариантов,
различения «магистралей» и «тупиков» истории.
Схема исторического процесса как эволюцион-
ного древа, ветвями которого являются региональ-
ные «потоки», учитывает многолинейность реаль-
ного исторического развития и таким образом до-
полняет, конкретизирует, делает более содержа-
тельной стадиальную схему. Но и в таком прибли-
жении картина остается еще слишком абстракт-
ной, слишком далекой от исторической реальности.
В нее уже вводится момент повторяемости, но по-
ка еще лишь в одной (синхронической) форме,
как параллелизм развития в рамках одной и той
же формации. В истории, однако, имеет место пов-
торяемость и другого рода (диахроническая), вы-
ражающаяся в существовании циклов, или ритмов,
развития.
Третий этап включает анализ исторических
циклов. Ритмы (диахроническая повторяемость,
«возврат» якобы к старому на другой ступени
развития) — столь же универсальное явление че-
ловеческой истории, как и природы. Известны
«большие», всемирно-исторические циклы39, из-
вестны циклические процессы в рамках одной фор-
мации (например, капиталистический цикл) или
даже одного регионального варианта (например,
отмеченный Энгельсом цикл развития античного
38 Вопрос имеет громадное научное и идеологическое
значение прежде всего в связи с задачами критики буржу-
азной теории «единого индустриального общества». Между
тем, как показала дискуссия об «азиатском «способе произ-
водства» и его месте в истории, марксистская философская
и историческая мысль далеко еще не преодолела всех труд-
ностей, встающих на пути его решения.
39 Пример — поразительная аналогичность многих про-
цессов в различных сферах жизни античного и буржуазного
общества при коренном различии основных характеристик
(технологического базиса производства, форм собственности,
классовой структуры) и места на лестнице социальной эво-
люции.
295
полиса) 40. Известны циклы, охватывающие все
стороны жизни общества (смена восходящей ветви
развития формаций нисходящей), и циклические
процессы в рамках отдельных подсистем (экономи-
ческого базиса, политико-юридической надстройки,
духовной жизни общества и т. д.).
С древних времен до наших дней диахрониче-
ская повторяемость была и остается отправным
пунктом для множества теорий исторического кру-
говорота, многие из которых отразили (в односто-
ронней, метафизически абсолютизированной, часто
в фантастической форме) реальные «ритмы исто-
рии». Очевидно, марксистская, диалектическая кри-
тика теорий круговорота должна обнаружить их
гносеологические корни, должна открыть объектив-
ные законы исторических циклов. Но это очень
трудная задача. Примером исследования цикличе-
ских процессов, доведенного до стадии открытия
закона, является марксова теория воспроизводства
общественного капитала.
На четвертом этапе рассматривается неравно-
мерность исторического развития. Мост, соединяю-
щий абстрактную теорию и конкретную историю,
неизбежно останется недостроенным без теорети-
ческого анализа критических, переломных эпох,
образующих узловые, пункты мировой истории. По-
нять эти эпохи без учета неравномерности истори-
ческого развития невозможно. Она выступает как
постоянный (хотя, возможно, и не единственный)
источник кризисов, и я остановлюсь на ней более
подробно.
Можно различить два вида неравномерности:
неравномерность развития социальных организ-
мов; неравномерность развития подсистем соци-
ального целого.
а) «Отдельно взятый социальный организм» —
абстракция. Изолированных от социальной среды
обществ не существует. Все реальные социальные
организмы связаны друг с другом и образуют бо-
лее или менее целостные системы (степень целост-
ности системы измеряется степенью зависимости
40 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 643.-
296
каждой подсистемы от всех остальных). Неравно-
мерность развития обществ, входящих в систему,
нарушает баланс и влечет цепную реакцию изме-
нений во всех звеньях системы, вызывает периоди-
ческие кризисы в международных отношениях.
Из всех форм неравномерности этого рода сле-
дует выделить ту, которая связана с неодновре-
менностью выхода различных «частей» системы на
более высокий уровень развития (философия ис-
тории давно подметила эту закономерность. До-
статочно вспомнить идёю Гердера и Гегеля о «пу-
тешествии» мирового духа от одних «исторических
народов» к другим. Сквозь мистическую оболочку
здесь отчетливо «просвечивает» рациональное со-
держание: «исторический» в данную эпоху народ
тот, который первым переходит к более совершен-
ным формам социальной организации и таким об-"
разом создает нечто принципиально новое в исто-
рии). Сам факт выхода одного из звеньев на выс-
ший уровень революционизирует всю систему, ста-
вит отсталую периферию перед выбором: либо
уничтожить очаг реконструкции, либо перестро-
иться41. В истории известно и то и другое. От-
сталая социальная среда не раз гасила очаги выс-
шей цивилизации. Не всегда это делалось созна-
тельно. Гунны или монголо-татары вовсе не стре-
мились повернуть вспять «колесо истории». Здесь
была другая %причина (демографический взрыв,
давление «избыточного» населения) и другая цель
(«жизненное пространство» и в придачу грабеж и
насилие). Но известен и долгий ряд сознательных
заговоров международной реакции (разгром Про-
ванса рыцарями Симона де Монфора в XIII в., раз-
гром Парагвая в XIX в., Контрреформация, анти-
французская коалиция на рубеже XVIII—XIX вв.,
поход капиталистических государств против Со-
ветской России, фашизм и т. д.). Во всех случаях
реакция действовала по одному и тому же Прин-
41 Не обязательно по образу и подобию «эпицентра». На
периферии могут возникнуть иные формы организации обще-
ства, резко отличные от первичного образца. Например, на
периферии древневосточной цивилизации возникла античная
«модель развития».
297
ципу — агрессия или самоизоляция. И результат
во всех случаях был один и тот же: если агрес-
сия проваливалась, то и самоизоляция давала
лишь временную отсрочку. Рано или поздно «ру-
шились» любые «китайские стены», и «волна мо-
дернизации» охватывала всю систему42.
б) Нечто подобное наблюдается и в случае не-
равномерности второго рода. Несовпадение темпов
развития различных подсистем социального орга-
низма (например, производительных сил общества
«и его производственных отношений) нарушает це-
лостность системы, ввергает ее в состояние кризи-
са. В принципе гармония может быть восстановле-
на двояким способом: 1) серия революций и ре-
форм упраздняет отжившие социальные институты,
и нарушейная гармония восстанавливается на выс-
шем уровне. Если работа проделана достаточно
основательно, общество вступает на путь высочай-
шего внутреннего расцвета, и соответствующая
общность становится «исторической» (по выраже-
нию Гердера и Гегеля), демонстрирует образец
новых, высших форм социальной организации;
2) консервативные силы выпалывают ростки ново-
го, закрепляют status quo. Если это им удается, с
обществом происходит то же самое, что с мухой,
в нервные центры которой оса впрыснула парали-
зующий яд (жертва жива, но обездвижена). Си-
стема продолжает функционировать, но утрачива-
ет (на неопределенно долгий срок) способность к
развитию. Рвется «связь времен» и появляется оче-
редная историческая «окаменелость», очередной
«некрополис» (Чаадаев) 43. При условии достаточно
долгого и свирепого «безвременья» только удар
извне может вывести окоченевшее общество из со-
стояния анабиоза. Правда, реакция редкр осмели-
42 Правда, масштаб системы очень различен. При пере-
ходе от родового строя к классовому обществу (от варвар-
ства к цивилизации) было несколько первичных очагов ре-
конструкции (обычно в долинах «великих исторических рек»).
При переходе к капитализму в мире был один первичный
очаг, или эпицентр (район по обе стороны Атлантики).
43 Господствующие классы таких именно систем и обна-
руживают неудержимую склонность к комплексу «агрессия и
самоизоляция».
298
вается быть последовательной до конца. С другой
стороны, радикальный социальный переворот в
рамках предыстории тоже скорее исключение, чем
правило. Обычный исход дела в истории классово
антагонистического общества — колебание между
непоследовательной революцией и еще более не-
последовательной реакцией, классовые компромис-
сы и половинчатые реформы 44.
Общественно-экономические формации и про-
блема критерия и движущих сил социального
прогресса, последовательные стадии и параллель-
ные варианты социальной эволюции, циклы и по-
ступательное движение, неравномерность развития
и перемещение центра ' цивилизации — уже этот
(неполный) перечень обнаруживает нищету анти-
историзма, либо вовсе игнорирующего проблемы
теоретической истории, либо низводящего любые их
решения до уровня произвольных «интерпрета-
ций», не имеющих якобы познавательной ценности.
Но дело не только в пустоте «теоретической
программы» антиисторизма. Главное состоит в том,
что, отрицая возможность научной теории истори-
ческого процесса, он лишает историка методоло-
гических ориентиров, управляющих синтезом ис-
торического материала, и тем самым убивает ис-
ториографию как науку.
Что же побуждает неопозитивистов вступать на
этот пагубный для исторической науки путь?
Социальные причины кризиса
позитивистской философии истории
Основоположники позитивизма ставили пробле-
мы теоретической истории (хотя и не могли их ре-
шить), неопозитивисты объявили их псевдопробле-
мами. Родоначальники позитивизма пытались соз-
дать научную теорию исторического процесса, нео-
позитивисты разжаловали все теории в ранг про-
44 Сказанное не относится к социалистическим револю-
циям. Они либо доходят до логического конца (до построе-
ния социалистического общества), либо терпят временное по-
ражение.
295>
извольных «интерпретаций». От метафизического (и
идеалистического) историзма первых позитивистов
они пошли не вперед, к диалектическому (и мате-
риалистическому) историзму, а назад, к антиисто-
ризму. Налицо таким образом снижение теоретиче-
ского уровня философской мысли, деградация фи-
лософии истории, отказ от достижений прошлого.
Где причина регресса? Обычный ответ — «страх
буржуазии перед законами истории» — по сущест-
ву дела вполне правилен, но в такой общей и абст-
рактной форме не очень убедителен. Он раскрыва-
ет функцию неопозитивистского антиисторизма в
современной «битве идей», но не его социальные
истоки. Между тем это совсем^ не одно и то же45.
Для выяснения социальных корней неопозитивист-
ской методологии истории следует изучать объек-
тивное положение и ценностные ориентации той
-социальной группы, которой адресуют свою про-
дукцию неопозитивисты и к которой принадлежат
они сами.
Для кого пишут неопозитивисты (и их критики
справа и слева) свои трактаты по методологии
науки? Для ученых. Следовательно, предметом рас-
смотрения должен быть человек науки в совре-<
менном буржуазном обществе.
Положение ученого в классово антагонистиче-
ском (особенно в буржуазном) обществе всегда
было (и остается теперь) внутренне противоречи-
вым. С одной стороны, общество нуждается в нау-
ке, с другой — обнаруживает склонность к мрако-
бесию, особенно обостряющуюся в периоды кри-
зисов.
Господствующий класс буржуазного общества
не может обойтись без науки и готов щедро опла-
чивать услуги ученых (разумеется, при условии
безоговорочного отчуждения в его пользу ..резуль-
татов научных исследований). В то же время нау-
45 Разницу можно пояснить с помощью аналогии. Функ-
ция оппортунизма в рабочем движении — саботаж социали-
стической революции, защита класса капиталистов. Социаль-
ные же истоки его следует искать в образе жизни и образе
мыслей рабочей аристократии, привилегированной верхушки
рабочего класса.
300
ка, с его точки зрения, имеет один крупный «недо-
статок». Этот «порок» есть сам «дух науки», дух
свободной и ответственной (аргументированной)
критики, дух бесстрашного, ни перед чем не оста-
навливающегося искания истины. Дух науки угро-
жает идеологическим «святыням» буржуазии. От-
сюда антиинтеллектуализм верхов буржуазного
общества, стремление арестовать человеческую
мысль, поставить над учеными интеллектуальных
надсмотрщиков (из числа интеллигентов-ренега-
тов) .
Низы буржуазного общества с удовольствием
вкушают полезные для них плоды науки. В то же
время они на себе испытывают шипы научно-тех-
нического прогресса («технологическая» безрабо-
тица^ полузадушенные города, искалеченная приро-
да, оружие массового уничтожения, подвиги .«мо-
дификаторов поведения» и т. п.) и вполне резонно
страшатся практических злоупотреблений наукой,
неизбежных в антагонистическом обществе. Отсю-
да антиинтеллектуализм низов (ученых боятся,
как прежде боялись шаманов и колдунов. И по
тем же причинам).
Общий результат — смесь «культа науки» с
атмосферой боязливого недоверия, опасливой
вражды, иногда прямой ненависти. Ученый должен
защищаться, должен оберегать от покушений мра-
кобесов свою главную ценность — интеллект, пра-
во на свободное исследование. Но как может он
защитить себя?
. Конечно, радикальный выход — устранение
классового антагонизма, а вместе с ним социаль-
ной почвы для мракобесия. Но для большей части
научной интеллигенции современного буржуазного
общества этот выход, пока, по крайней мере за-
крыт. Отчего? Что привязывает людей науки (как
правило, не являющихся владельцами «заводов,
газет, пароходов») к капитализму? Вряд ли мож-
но найти простой и однозначный ответ. Здесь дей-
ствует ряд факторов.
Прежде всего, ученые такие же люди, как и
все. Далеко не безразличные (в массе) к сообра-
жениям карьеры, зарплаты, престижа, материаль-
301
ного благополучия, безопасности и прочим «внена-
учным мотивам», люди, как правило, высоко опла-
чиваемые и хорошо осведомленные о том, кто «за-
казывает музыку».
Другой мотив — страх перед трудностями и
опасностями социального переворота, перед неиз-
бежными жертвами и лишениями, дезорганизацией
общественной жизни и «спиралью насилия».
Страх, энергично эксплуатируемый и раздувае-
мый буржуазной пропагандой. А страх рождает
ненависть (к коммунистическому движению и era
философии) 46.
' В то же время многих интеллектуалов пугают
чересчур ретивые защитники капитализма (из чи-
сла ультраправых) с их грошовой (но безотказ-
ной) демагогией, нетерпимостью и маниакальной
жаждой насилия и террора.
В результате возникает типичная (не для всей,
•но для очень большой части буржуазной интелли-
генции) ценностная ориентация — установка на
либерализм, «равно осуждающий» социалистиче-
скую революцию и фашистскую контрреволюцию и
предлагающий взамен «утопической» (и опасной
для буржуазии) реконструкции «практичную» (и
приемлемую для буржуазии) программу малых
дел и куцых реформ, не затрагивающих основ ка-
питализма.
Так возникает задача — оградить автономию
ученого в рамках классово антагонистического об-
щества. Решение — идея «демаркационной ли-
нии» между наукой и идеологией: философия про-
водит границу, по одну сторону которой распола-
гается ученый со своими проблемами, по другую —
«масса» со своими верованиями, '«священными
символами» и идеологическими табу. Так сказать,
второе издание «двойственной истины»47.
46 Злоба и страх — плохие советчики в делах науки. Они
влекут готовность принять самые дикие «доводы», чтобы по-
срамить ненавистную доктрину. Здесь, видимо, причина того
падения интеллектуального уровня, которое обнаруживают
блестящие .умы буржуазии (П. Сорокин, Б. Рассел, К. Поп-
пер, А. Тойнби, Р. Арон и др.) в своей критике марксизма.
47 Абсурдной цели (жить в обществе и быть свободным
от общества) соответствует нелепое решение. Границы между
302
Эта генеральная идея всего позитивизма —
наиболее полное и точное философское отражение
умонастроений интегрированной, обуржуазившейся
части научной интеллигенции, выражение ее идей-
ной, духовной связи с капитализмом. Позитивизм
есть философский эквивалент буржуазного либера-
лизма 48. Этим определяется его место в современ-
ной’‘идеологической борьбе. Формулируя основные
принципы критики позитивизма, В. И. Ленин пи-
сал о том, что за гносеологической схоластикой эм-
пириокритицизма скрывается борьба партии в фи-
лософии, борьба, которая в последнем счете выра-
жает тенденции и идеологию враждебных классов
современного общества49. Позитивизм нйкргда не
скрывал своей вражды к рабочему движению. Еще
Спенсер называл социализм «грядущим рабством».
После Октябрьской революции множество теорети-
ков неопозитивизма (П. Сорокин и Б. Рассел,
Р. Арон и К. Р. Поппер и др.) внесли посильный
вклад в общую «сокровищницу» антикоммунизма.
Вопрос, однако, в том, с каких позиций нападают
они на коммунистическое движение, под флагом
защиты каких идеалов предают анафеме «практи-
ку и теорию большевизма»50. Под флагом «борь-
бы за открытое общество, за царство разума, сво-
боды, справедливости, равенства». И здесь сразу
обнаруживается внутренняя фальшь их позиции
(«защита» демократии от коммунизма). Точно и
убедительно раскрывает эту фальшь известный ан-
глийский марксист М. Корнфорт в своем ответе на
наукой и идеологией не существует (реальная граница —
между научной идеологией передового класса и ненаучной
идеологией реакции). Сама эта идея — идеологический миф.
И ограждает этот миф не науку от мракобесия (взбесивше-
гося мракобеса никакая «демаркация» не остановит), а мра-
кобесие от науки (что и показал В. И. Ленин в труде «Ма-
териализм и эмпириокритицизм»).
48 Конечно, между философской и политической идеоло-
гией простых, однозначных зависимостей нет. Не всякий бур-
жуазный либерал — позитивист и не всякий позитивист — ли-
берал. Связь имеет характер статистической корреляции.
49 См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 380.
50 Так называется антикоммунистическая работа Б. Рас-
села.
303
«опровержение» марксизма К. Поппером. Подчерк-
нув, что «развитие в направлении к открытому об-
ществу есть развитие по пути к коммунизму»51,
Корнфорт отмечает: «Действительным идейным
врагом открытого общества является... антикомму-
низм. И борьба за открытое общество — это борь-
ба против всего того, что делается для сохранения
и усиления эксплуатации человека человеком под
маской антикоммунизма»52. Для буржуазного ли-
берала капитализм и есть открытое общество.
В его рамках хочет он ограждать «разум и чело-
вечность» от покушений оправа и слева. Марксист
видит в социалистической революции единственный'
возможный путь к ассоциации, «в которой свобод-
ное развитие каждого является условием свободно-
го развития всех»53, и рассматривает защиту ка-
питализма (загримированного под «открытое об-,
щество») как предательство гуманистических идеа-
лов.
Нельзя в одно и то же время быть гуманистом
и антикоммунистом. Равным образом нельзя опро-
вергнуть марксизм, оставаясь ‘в рамках научного
метода. И та же логика страха перед революцией
и ненависти к ее носителям, которая приводит ли-
берала к разрыву с гуманистическими идеалами
(не на словах, конечно. Всего лишь на деле), по-
буждает его не считаться с правилами «игры в
науку». «Карфаген должен быть разрушен», марк-
сизм должен быть опровергнут. Он является логи-
ческим следствием историзма? Тем хуже для исто-
ризма. Историзм — логическое следствие детерми-
низма? Тем хуже для детерминизма.
К стремлению любой ценой (в том числе ценой
разрыва с нормами научного метода) опровер-
гнуть Маркса прибавляется еще один социально-
психологический мотив — окончательное недоверие
к «старому кроту». Либерал прошлого столетия
«доверял» истории. Она развивалась «правильно».
В XX в. ряд социалистических революций доказал,
51 Корнфорт И. Открытая философия и открытое об-
щество, с. 497.
62 Там же, с. 498.
53 М а р к с К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 447.
304
что «утопии могут осуществляться» (Н. Бердяев).
С другой стороны, история III Рейха продемонст-
рировала возможность осуществления самых зло-
вещих антиутопий. Наконец, в традиционных ци-
таделях парламентарной демократии рост монопо-
лий и государственной машины поставил под во-
прос сохранение ценностей либерализма.' Верить в
этих условиях в торжество своих принципов бур-
жуазный либерал не может, признать неизбежность
их крушения не хочет. Что остается? Искать ла-
зейку в «нестрогости» исторических законов. А от-
сюда всего шаг до принципа «все возможно в де-
лах человеческих» (значит, возможно и спасение
милой сердцу либерала буржуазной демократии,
например, с помощью мелкотравчатой «социаль-
ной инженерии»).
— Таким образом, социальная причина кризиса
позитивистской методологии истории (прежде все-
го поворота к антиисторизму) — упадок буржуаз-
ного либерализма, в свою очередь, выступающий
как один из аспектов общего кризиса капиталисти-
ческой системы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Метафизика судьбы» и научный историзм. Ме-
тафизика, в том числе социально-историческая, от-
нюдь не выдумка позитивистов. Она была неиз-
бежным Этапом развития человеческого познания
природы и общества. «Дать... общую картину при-
роды как связного целого... было прежде задачей
так называемой натурфилософии, которая могла
это делать только таким образом, что заменяла
неизвестные еще ей действительные связи явлений
идеальными, фантастическими связями и замеща-
ла недостающие факты вымыслами, пополняя дей-
ствительные пробелы лишь в воображении. При
этом ею были высказаны многие гениальные мысли
и предугаданы многие позднейшие открытия, но
не мало также было наговорено и вздора... Но то,
что применимо к природе... применимо также ко
всем отраслям истории общества... Подобно натур-
философии, философия истории, права, религии
и т. д. состояла в том, что место действительной
связи, которую следует обнаруживать в событиях,,
занимала связь, измышленная философами... Здесь
надо было, значит, совершенно так же, как и в об-
ласти природы, устранить эти вымышленные, ис-
кусственные связи, открыв связи действитель-
ные» 54.
Но как отличить действительные связи от вы-
мышленных? Наука знает один критерий — прове-
ряемость. Платон и Полибий, Августин и Боссюэ,
Вико и Руссо, Гердер и Гегель, Сен-Симон и Конт,
Милль и Спенсер, Шпенглер и Тойнби — все они
стремились напасть на след естественного закона
развития человеческого общества (будь то закон
цикла или поступательного движения, прогресса
или регресса). И никто из них не мог (иные даже
54 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 304—305.
306
и не пытались) сформулировать свою теорию науч-
ным., т. е. проверяемым образом. Их учения дава-
ли лишь «слепую санкцию всем совершившимся
фактам», подменяя действительное объяснение ис-
торического процесса «метафизическим» псевдо-
объяснением.
Переход от «исторической метафизики» к на-
учной (проверяемой) теории исторического про-
цесса состоял в том, что место спекулятивных и
мистических «объяснений» истории с помощью раз-
ного рода «сущностей», или «субстанций» (бог, ми-
ровой дух, душа культуры, человеческая природа
и т. п.), занял анализ социальных институтов и их
функций в рамках целостной социальной системы.
Отправной пункт анализа — раскрытая классика-
ми марксизма субординация компонентов социаль-
ного целого и вытекающая из нее иерархия фак-
торов исторического процесса.
Подобно тому как в рамках натурфилософии
были впервые развиты (в непроверяемой форме)
многие важные идеи, составившие фундамент сов-
ременной естественнонаучной картины мира, так и
в рамках «исторической метафизики» были осозна-
ны многие важные и глубокие истины (без исто-
рических теорий Гегеля и Сен-Симона не мог бы
возникнуть марксизм). Но только материалисти-
ческое понимание истории позволило покончить со
взглядом на историю как на «постепенное осущест-
вление идей»55 и таким образом пересечь рубеж,
отделяющий «метафизику судьбы» от научного ис-
торизма.
Материалистический и диалектический исто-
ризм Маркса — высшая, научная форма историз-
ма. К его предшествующим, идеалистическим и ме-
тафизическим 56 формам он относится так же, как
естественные науки к натурфилософии. Конечно,
он сохраняет свой научный характер лишь до тех
пор, пока мы, марксисты, обращаемся с учением
55 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 305.
56 По отношению к большинству из них верны оба зна-
чения термина «метафизика» — позитивистское (непроверяе-
емые учения) и марксистское (абстрактно-рассудочные, не-
диалектические учения).
307
Маркса как с наукой. И лишь в этой мере оно
пригодно как теоретическая основа революционной
практики.
Последнее обстоятельство «компрометирует»
марксизм (а с ним вместе историзм в целом) в
глазах буржуазных специалистов по методологии
истории и рождает у них «влечение, род недуга» к
антиисторизму. В результате^ буржуазной фило-
софии истории возникает (в еще более резкой фор-
ме) ситуация, сходная с той, что наблюдалась на
рубеже XIX—XX вв. в философии естествознания:
«Современная физика лежит в родах. Она рожает
диалектический материализм. Роды болезненные.
Кроме живого и жизнеспособного существа, они
дают неизбежно некоторые мертвые продукты,
кое-какие отбросы, подлежащие отправке в по-
мещение для нечистот. К числу этих отбросов от-
носится весь физический идеализм, вся эмпирио-
критическая филоёофия вместе с эмпириосимволиз-
мом, эмпириомонизмом и пр. и т. п.»57.
Буржуазная философия истории не способна
«родить» научный историзм. Зато в «мертвых про-
дуктах» недостатка нет. Один из них — антиисто-
ризм, прежде всего в его псевдонаучном неопози-
тивистском облачении.
67 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 332.
ОГЛАВЛЕНИЕ
- Предисловие ... Введение. Законы истории как философская проблема ' <3 5
Раздел 1 Основоположники позитивизма. Натуралистический историзм Глава 1. Позитивистская философия истории. Общие принципы . Глава 2. Французские родоначальники позитивизма Глава 3. Позитивизм на британской почве . Глава 4. Кризис буржуазного историзма на рубеже XIX—XX вв. Поворот к «критической филосо- фии истории» Раздел II , Неопозитивизм. Натуралистический антиисторизм Глава 5. Философские и методологические установки неопозитивизма Глава 6. Неопозитивистская методология иетории в пе- риод между мировыми войнами (О. Нейрат, Дж. Ландберг, П. Сорокин) Глава 7. Антиисторизм К. Р. Поппера ... Глава 8. Э. Нагель. Натуралистический антиисторизм Глава 9. Позитивизм и историческая наука . Заключение 21 39 70 102> 127 163 185 235 265 \ 306
ЛЕОНИД АЛЕКСЕЕВИЧ
ЖУРАВЛЕВ •
ПОЗИТИВИЗМ И ПРОБЛЕМА
ИСТОРИЧЕСКИХ ЗАКОНОВ
Заведующая редакцией
Г. С. Ливанова
Редакторы В. В. Климов,
Т. М. Прон кина
Мл. ред. Е. А. Гаражиев
Художник Е. А. Михельсон
Художественный редактор
Я. Ю. Калмыкова
Технический редактор
3. С. Кондрашова
Корректоры
В. П. Кададинская,
И. А. Мушникова
Тематический план 1980 г. № 9
И Б № 387
Сдано в набор 26.07.79.
Подписано к печати 27.02.80.
Л-49805. Формат 84Х100’/з2.
Бумага тип. № 3. Гарнитура
Литературная. Высокая печать.
Усл. печ. л. 15,21
Уч.-изд. л. 15,0. Тираж 2950 экз.
Зак. 135. Цена 1 р. 80 к.
Изд. № 244
Издательство
Московского университета.
Москва, К-9, ул. Герцена, 5/7.
Типография Изд-ва МГУ.
Москва, Ленинские горы
ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКОВСКОГО
УНИВЕРСИТЕТА
Готовится к печати
МАРКСИСТСКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ
В США
(70-е годы XIX в.).
—М.: Изд-во МГУ, 1980 (II кв.). — 7 л.—
85 к. 5 000 экз. 10501. 0302010000.
В работе анализируются новейшие иссле-
дования профессиональных марксистских
философов США, показывается и обобща-
ется содержание и специфика их вклада в
единый интернациональный процесс разви-
тия марксистско-ленинской мысли в сов-
ременную эпоху.
Монография рассчитана на философов, со-
циологов, историков, а также читателей,
интересующихся современной марксистской
философией за рубежом.