МЫ НАШ.
МЫ НОВЫЙ
МИР
ПОСТРОИМ
ВЕСЬ МИР НАСИЛЬЯ МЫ РАЗРУШИМ
ДО ОСНОВАНЬЯ, А ЗАТЕМ —
МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ:
КТО БЫЛ НИЧЕМ, ТОТ СТАНЕТ ВСЕМ!
МЫ НАШ
МЫ НОВЫЙ
МИР
ПОСТРОИМ
РАССКАЗЫ, НОВЕЛЛЫ И ОЧЕРКИ
О СТАНОВЛЕНИИ II УКРЕПЛЕНИИ
СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА
ПОД РУКОВОДСТВОМ В. II. ЛЕНИНА
Шиацие второе
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва • 1 9 7 V
ЗИП 1(092)
M9i
Составите, н, Л. Д. ДАВЫДОВ
Редактор I’,. II. СВЕТЦОВ
.X \ дои, ни к 11. 11. СИЛ А Г1111
1—2 3
307—69
Наша социалистическая
республика Советов будет
стоять прочно, как факел
международного социализма
и как пример перед всеми
трудящимися массами.
Там — драка, война,
кровопролитие, жертвы
миллионов людей,
эксплуатация капитала,
здесь — настоящая политика мира
и социалистическая республика
Советов.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Это второе издание заключитель-
ной книги пятитомника рассказов о
соратниках и современниках В. И. Ле-
нина. Она завершает ранее выпущен-
ные сборники — «У истоков партии»,
«Партия шагает в революцию», «Све-
том ленинских идей», «Ленинская
гвардия планеты».
В книге помещено до пятидесяти
рассказов, новелл и очерков о победе
Октября, о начальных годах впервые
возникшей на шестой части мира, в
России, власти рабочих и крестьян.
О тех годах, когда у штурвала страны
Советов бессменную вахту нес Влади-
мир Ильич Ленин. Писатели и публи-
цисты, используя впечатляющие при-
меры и факты, показывают глубокие
связи вождя с трудящимися массами,
растущее единство и сплоченность на-
рода вокруг родной Коммунистической
партии, готовность советских людей
отдать все силы ради осуществления
ленинского плана построения социа-
лизма и коммунизма.
При подготовке настоящего, вто-
рого, издания книги в нее внесены
некоторые редакционные поправки,
сделаны сокращения, исправления не-
точностей. Выделен самостоятельный
раздел «Школа масштабом в страну».
Заново подобран иллюстративный ма-
териал.
Советская
власть
начинается
Он взвешивал
мир в течение ночи,
а утром:
— Всем!
Всем!
Всем это —
фронтам,
кровью пьяным,
рабам
всякого рода,
в рабство
богатыхМ огдапным,—
Власть Советам!
Земля крестьянам!
Мир народам!
Хлеб голодным!
Владимир М а я к о в с к ий
— С первым днем социалисти-
ческой революции! — поздравил Вла-
димир Ильич Ленин всех, кто был с
ним в то осеннее питерское утро.
Впервые в истории России и
всего человечества родилась новая,
Советская власть. Опа сломала госу-
дарственный аппарат насилия, экс-
плуатации, гнета и провозгласила
полными хозяевами страны рабочих
и крестьян.
Какие же ленинские декреты,
законы, порядки навсегда утвер-
дили свободу парода, его неотъемле-
мое право на мнр и землю, па труд
и плоды своего труда? Почему совет-
ский парод преисполнился волен н
решимостью строить социализм, со-
здавать бесклассовое коммунистиче-
ское общество?
Обо всем этом читатель узнает
из рассказов и очерков настоящего
раздела.
Зоя Воскресенская
ПЕРВЫЕ ДЕКРЕТЫ
Нод не гигом статей, под колонками планов,
Под декретом о мире, о хлебе — везде,
Прожигая бумагу, стояло «Ульянов»,
Точно луч путеводный в борьбе и труде.
сдвв Л го л о в Л1111 вс к 11П
Нужна была ленинская рука, чтобы включить рубильник револю-
ции. Восстание разворачивалось полтям ходом, строго но плану.
Центр Петрограда оцеплен. Мосты в руках восставших. Теперь
уже рабочие дружины решают вопрос: вздыбить мосты над Невой,
чтобы преградить путь контрреволюции, или предоставить их для ко-
лони рабочих, матросов, солдат?
Вокзалы захвачены красногвардейцами. Телеграф взят. Теле-
фонная станция в распоряжении Смольного, телефоны в Зимнем от-
ключены. Банковские сейфы под охраной рабочих. Радиостанция
готова передать весть о победе: «Всем. Всем».
Но победа будет полной, когда Временное правительство пре-
кратит свое существование, а пока оно заседает в пышном Малахи-
товом зале Зимнего дворца.
Подступы к Зимнему преграждают баррикады из штабелей
дров. Баррикады ощетинились дулами пулеметов. 1800 штыков
юнкеров, прапорщиков, казаков, ударного женского батальона
охраняют Зимний; 6 орудий и 2 броневика выставлены у входа
во дворец.
К Зимнему стягиваются революционные части Измайловского,
Павловского, Кексгольмского, Петроградского, егерского гвардей-
ских Полков, Ревельскнй ударный батальон, моряки Балтики, огря-
9
ды Красной гвардии. Созданы заслоны за линией оцепления, чтобы
не допустить прорыва контрреволюционных сил.	♦
В Зимнем заседало Временное правительство. Заседало послед-
ний раз.
В Смольном действовал Военно-революционный комитет — пер-
вый орган власти восставшего пролетариата.
Революционный ураган достиг наивысшего напряжения, но он
управляем, он страшен тем, против кого направлен. Направлен ле-
нинской рукой.
К утру 25 октября все ключевые позиции были в руках револю-
ционных частей.
Революция победила!
В 10 часов утра Ленни пишет воззвание «К гражданам России».
Десяток строчек вместил в себя результат борьбы дссяти-
летнй.
«Временное правительство низложено. Государственная власть
перешла в руки... Воспно-рево.ноционного комитета...
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение де-
мократического мира, отмена помещичьей собственности на землю,
рабочий контроль над производством, создание Советского прави-
тельства, это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян».
Владимир Ильич торопит со взятием Зимнего дворца. Пока
Временное правительство, пусть блокированное, отрезанное от вне-
шнего мира, заседает в Зимнем дворце, победу нельзя считать завер-
шенной. Временное правительство должно пасть до открытия съезда
Советов. Меньшевики и правые гэсеры используют съезд, чтобы по-
пытаться спасти Временное правительство. Дело революции решает-
ся сейчас нс съездом, а массами на улицах.
Вот почему Ленин каждые 15-20 минут посылает самокатчи-
ков к Зимнему
— Почему не начинается штурм?
— Не прибыли еще кронштадтцы... Не подошли миноносцы из
ФИНЛЯНДИИ...
Владимир Ильич торопит.
В 9 часов 40 минут вечера 25 октября, за час до открытия съез-
да, с Петропавловской крепости ударила пушка. За пей холостым
выстрелом из орудия «Аврора» дала сигнал к началу штурма Зим-
него.
Съезд открылся в 10 часов 40 минут вечера, но Зимний еще не
взят.
649 делегатов прибыло на съезд, из них 390 большевиков. Мень-
шевики и правые эсеры беснуются.
— Наши партийные товарищи в Зимнем дворце под обстрелом
самоотверженно выполняют свой долг министров,— сокрушается
Дан на трибуне съезда.
— Авантюра... Заговор...— оплевывают святое дело революции
меньшевики.
ю
—. Погибнем вместе с правительством, подставим свою грудь
под пули,— разрывает на себе рубашку меньшевик Абрамович.
Меньшевики объявляют декларацию протеста против «военного
заговора и захвата власти, устроенного большевиками». Требуют пе-
реговоров с Временным правительством.
Ленни все это предвидел.
«Переговоры» с Временным правительством уже ведут револю-
ционные полки и отряды Красной гвардии па Дворцовой площади.
Владимир Ильич не пошел на съезд. Он в Военно-революцион-
ном комитете руководит штурмом Зимнего — последним оплотом
контрреволюции. Руководит последним и решительным боем.
— Владимир Ильич, надо ли отвечать меньшевикам на их де-
кларацию? — спрашивает Свердлов.
— Непременно,— отвечает Владимир Ильич,— ответим взятием
Зимнего.
И снова самокатчик мчится на Дворцовую площадь и привозит
ответ:
— Штурм Зимнего начался!
В 2 часа 10 минут ночи на 26 октября в Военно-революциоиныи
комитет прибывает Антонов-Овсеенко:
— Зимний взят! Зимний взят! Временное правительство аресто-
вано и заключено в Петропавловскую крепость под верную охрану.
Керенский успел скрыться.
- Какие потери с нашей стороны при штурме Зимнего? — спра-
шивает Владимир Ильич.
— Шесть человек убито,— отвечает Антонов-Овсеенко, снимая с
головы кепку.
Владимир Ильич встает:
— Шесть героев. Честь и слава им! — Идите на съезд, сообщите
о взятии Зимнего,— говорит Владимир Ильич, восторженно тряся
Антонова-Овсеенко за плечи.
Зимний взят! Прения окончены!
«В Петербурге совершилась революция. Самая бескровная рево-
люция в истории человечества»,— летят депеши иностранных журна-
листов.
Меньшевики и правые эсеры покинули съезд под громкие воз-
гласы:
— Скатертью дорога! Изменникам революции нет места на
съезде!
Ушло несколько десятков человек. Теперь съезд — полномочный
представитель восставшего и победившего народа...
Яков Михайлович трогает Владимира Ильича за плечо:
— Владимир Ильич, вам пора отдохнуть.
— Да, да,— соглашается он,— теперь можно. Но где бы побли-
же к Смольному?
— Пожалуйста, ко мне на квартиру, я живу рядом,— пригла-
шает старый товарищ по партии, по эмиграции Владимир Дмитрие-
вич Бонч-Бруевич.— Надежда Константиновна уже ждет вас там.
И
Светает...
Владимир Ильич выходит из Смольного. По привычке, установив-
шейся за 110 дней подполья, сжимает виски, чтобы приладить па-
рик, и смеется звонко, раскатисто.
— Это просто восхитительно! — говорит он, сняв кепку и про-
ведя ладонью ио лысине.
Окружающие Смольный улицы похожи на растревоженный
муравейник, и весь Петроград походит иа военный лагерь.
— Как с газетами?—спрашивает Владимир Ильич.
— Все буржуазные газеты закрыты,— отвечает Бонч-Бруевич. -
Сегодня уже не выйдут. В редакциях произведен обыск, бумага рек-
визирована.
— Надеюсь, все сделано корректно и по закону, по закону но-
вой власти?—допытывается Владимир Ильич.
— Да, да, комиссары имели предписание Военно-революцион-
ного комитета.
Лицо Владимира Ильича оживленно.
— Удивительно бодрое утро, даже спать не хочется.
— Ну уж пет, спать, спать и спать,— говорит решительно Бонч-
Бруевич.
— Спать, спать!—этими словами встречает в коридоре Влади-
мира Ильича Надежда Константиновна.— Ни о чем сейчас и раз-
говаривать не буду.
— Ну, спать так спать,— покорно соглашается Владимир Ильич.
Он проходит в отведенную ему комнату, откидывает одеяло иа
кровати, снимает тяжелые башмаки и со стуком ставит их на пол.
Гасит свет. Сидит иа кровати и смотрит на яркую полоску пол
дверью: когда же наконец Владимир Дмитриевич угомонится?
А Бонч-Бруевич проверил замки на дверях, зарядил револьверы
и положил их под подушку, поставил рядом с диваном телефон, за-
писал главные телефоны, чтобы в случае чего немедленно звонить.
Владимир Ильич с нетерпением ждет.
Наконец светлая полоска юркнула в темноту.
Притаив дыхание, подрагивая не то от утренней свежести, не то
от радостного волнения, Владимир Ильич крадучись подошел к пись-
менному столу, покрыл абажур настольной лампы газетой и вклю-
чил свет. Прислушался — все спокойно. Выбрал из папки, лежавшей
на столе, самый лучший лист бумаги, осторожно обмакнул перо в
чернильницу. Под светом лампы кончик пера вспыхнул синим огонь-
ком. По привычке сдавил виски пальцами, ио парика не было. Вздох-
нул с облегчением.
Сверкающий кончик пера прикоснулся к бумаге и застыл.
«Как назвать?—думал Владимир Ильич.— Очень важно как
назвать?» Чуть постукивал пальцами о стол. Решение пришло сразу.
Уже глубже опустил перо в чернильницу, и на белом листке заискри-
лись синим светом слова:
12
«ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ».
Первый закон Советской власти, власти рабочих и крестьян. На-
род победил в революции и должен немедленно почувствовать доб-
рые плоды ее.
Ниже, чуть отступя от края, Владимир Ильич выве.л крупную
цифру «1», отчеркнул се круглой скобкой.
Не отрывая пера от бумаги, быстро, четкими буквами написал:
«Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без
всякого выкупа».
Поставил точку и зажмурился от нахлынувшего счастливого
ощущения.
Миллионы крестьян необъятной России. Еще вчера вы были
батраками, бедняками, помещичьими холопами; ваши клочки зем-
ли— худшие клочки — ютились возле огромных латифундий поме-
щиков. Земля, которую вы обрабатывали, поили и кормили, была в
плену, недоступна вам и так желанна и так нужна. Труженики де-
ревни, вы проснетесь утром свободными гражданами свободной
страны. Вся земля ваша, и кто трудится на ней, тот и пользуется ее
благам и.
На рассвете 26 октября 1917 года вековая мечта мужика, смут-
ная и часто неосознанная, жадно искавшая выхода из неволи, взры-
вавшаяся войнами под водительством Степана Разина, Емельяна Пу-
гачева, бунтами и расправами над барами и помещиками, была осу-
ществлена победившей революцией пролетариата.
И вот уже не мечта, не программа, которую надо отстаивать, а
выстраданный народом, отвоеванный большевиками незыблемый за-
кон. Закон на века!
Владимир Ильич взял листок бумаги за углы, приподнял его и
шепотком прочитал. Он чувствовал себя по-человечески счастливым
и не мог сидеть в одиночестве со своим счастьем.
Осторожно приоткрыл дверь, на цыпочках прошел через столо-
вую, в комнату, где спала Надежда Константиновна.
А она и не спит. Стоит у окна, закутавшись в платок. Повер-
нула к нему лицо, глаза сияют. И не удивилась, и не попрекнула,
что он не спит. Разве уснешь в такую ночь!
— О чем думаешь? — спросил Владимир Ильич.
— О многом... О счастье...
— Я тоже. Хочешь знать, как звучит первый закон новой вла-
сти? Я назвал его декретом.
— Декрет... декретум...— повторила Надежда Константиновна.—
Как во времена французской революции. Что ж, очень хорошо, хоть
и иностранное слово. Ну, о чем же он?
— Первые декреты Советской власти будут о мире и о земле.
Надежда Константиновна взяла пз рук Владимира Ильича ли-
сток. Стала читать шепотом, а потом, все более увлекаясь, уже
громким голосом.
— «...Земля... леса и воды, недра земли: руда, нефть, уголь —
становятся всенародным достоянием». Величественно!
1.3
— Это грандиозно, великолепно! — слышится голос позади.
Надежда Константиновна н Владимир Ильич оглянулись. На
пороге комнаты стоял Владимир Дмитриевич.
— С добрым утром! Поздравляю вас с первым днем социали-
стической революции! — Владимир Ильич идет ему навстречу, ши-
роко раскинув руки.
— Володя,— мягко говорит Надежда Константиновна,— мне
кажется, что тебе надо подумать о законе, который уже существу-
ет,— о восьмичасовом рабочем дне, а твой рабочий день прибли-
жается уже к 50 часам.
— Есть закон, но пет пока декрета,— смеется Владимир Ильич.
Бонч-Бруевич подошел к стене, на которой висел календарь,
оторвал сразу два листка: за 24 и 25 октября.
— Кстати,— схватил его за руку Владимир Ильич, осененный
какой-то мыслью,— вот вы заядлый курильщик, скажите-ка, можно
из такого листка скрутить «козью ножку»?
Владимир Дмитриевич повертел листок в руках.
— По-моему, можно.— И вопросительно взглянул на лукавое
выражение лица Владимира Ильича.
— Л ну-ка, скрутите, испытайте сами. Я, к сожалению, пе мас-
так крутить «козьи ножки».
«Что это задумал Владимир Ильич?» — недоумевал Владимир
Дмитриевич, ссыпая из разорванной папиросы табак на листок ка-
лендаря. Он довольно неумело свернул узенький «фунтик», всыпал в
него табак, лихо загнул кончик н нерешительно посмотрел на Вла-
димира Ильича.
— Курите, курите! На этот раз разрешаю.
Владимир Дмитриевич зажег самокрутку.
Даже Надежда Константиновна не могла понять, почему это
Ильич в такой момент вдруг заинтересовался способом изготовлять
«козьи ножки».
— Ну как, как? — нетерпеливо спрашивал Владимир Ильич.—
Курится?
— Вполне.
— Превосходно,— потирал с довольным видом руки Владимир
Ильич.— Скажите, а у вас на складе есть календари?
— К сожалению, очень много,— ответил Бонч-Бруевич,— и ки-
пы великолепных многокрасочных стенок к ним.
— Ну, стенки нам ни к чему, а вот календари архинеобходимы.
Сегодня мы примем Декрет о земле, напечатаем его в газетах, от-
дельными листовками. Сотни тысяч. Раздадим солдатам, пусть пове-
зут в деревню, прочитают крестьянам. Но но дороге они могут эти га-
зеты и листовки раскурить, будут рассказывать о декрете своими
словами, не точно, могут напутать. Так вот, пусть крутят себе «козьи
ножки» из' ваших календарей, а газеты с декретами доставят кре-
стьянам в целости. Очень удобная штука эти календари,— говори.!
Владимир Ильич, отгоняя табачный дым от лица.— И не пора ли
нам в Смольный?
14
...Вечернее заседание съезда Советов 26 октября было необыч-
ным. Революционный шторм очистил состав делегатов съезда от
меньшевиков, правых эсеров, от всех пособников буржуазии, как
свежий ветер выдувает полову из зерна.
Белоколонный актовый зал Смольного набит до отказа. Па
съезд явились участники восстания и штурма Зимнего.
Николай Александрович Емельянов протиснулся в зал и нашел
себе место на подоконнике, потеснив матроса. В зале слышался не-
стройный гул голосов, как в оркестре перед началом увертюры.
Емельянов поглядывал вокруг. Вот две женщины в красных платоч-
ках, обнявшись, что-то говорят друг другу. Говорят обе разом, на-
верно делятся впечатлениями вчерашнего дня. На выступе колонны
сидит Рахья. Он увидел Емельянова, машет ему рукой.
Матрос толкает Емельянова:
— Смотри, смотри, вон там, под второй люстрой, сидит жен-
щина в полосатой кофточке, в сарафане...
— Да, да, вижу. Это Надежда Константиновна, жена Влади-
мира Ильича. Я ее знаю.
— Я ее, чю ль, не знаю? — обиженно говорит матрос.— Мы с
пятого года знакомые. В шестом году я вот так же сидел на окне
в Народном доме графини Паниной. Ленин выступал там иод ви-
дом рабочего Карпова. Он тогда первый раз провозгласил: «Да
здравствует победоносная революция!» Вот и дождались. Вот
она и здравствует и не какая-нибудь, а социалистическая. Здо-
рово? А?
Ленин появился неожиданно. Он вышел на трибуну с группой
товарищей, подталкивая вперед себя Якова Михайловича.
— Ильич! Ура! — понеслось с первых рядов, и уже могучее
«Ура-а-а!», как прибойная волна, вернулось к трибуне. Поднялся
весь зал. В воздух полетели солдатские папахи. Вздрагивая лен-
точками, кружились и плавно опускались бескозырки. Крутились
под самым потолком приплюснутые, замасленные кепки.
Многоголосое, победное «Ура!», «Да здравствует Ильич!», «Да
здравствует Советская власть!».
Владимир Ильич стоял праздничный, счастливый. Он еле сдер-
живался, чтобы не вступить в эту победную ораторию, прославляю-
щую невиданный подвиг рабочего класса, солдат и матросов, пар-
тию большевиков.
Наконец Ленин поднял руку, призывая к тишине. Попросил
сесть. Но все продолжали стоять. Тишина наступила разом. Только
чуть позванивали хрустальные подвески на люстрах.
Первое слово новой власти —о мире.
— Вопрос о мире есть жгучий вопрос, больной вопрос совре-
менности,— начал Владимир Ильич.
— Что наболело, так наболело,— шепнул матрос Емельянову.
Николай Александрович кивнул головой и стиснул руку ма-
троса:
— Тсс...
— «Рабочее и крестьянское правительство, созданное револю-
цией...— торжественно читал слова Декрета о мире Владимир Иль-
ич,— предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать
немедленно переговоры о справедливом демократическом мире».
Надежда Константиновна поймала себя па том, что она повто-
ряет про себя каждое слово Владимира Ильича, а оглянувшись, уви-
дела, что и рядом стоящие, не отрывая глаз от Ленина, шевелят гу-
бами, повторяя, словно клятву, слова декрета.
Каждое слово, каждая мысль вождя о мире, о земле, о созда-
нии подлинно народного правительства доходили и до сердца, и до
сознания, вызывая слезы радости.
...Съезд закончил свою работу в шестом часу утра 27 октября.
Владимир Ильич с товарищами протискивались сквозь запол-
ненные народом коридоры, вышли па площадь.
Грузовые машины, легковые автомобили набивались людьми.
Делегаты съезда разъезжались по фабрикам, заводам, казармам, ко-
раблям, чтобы рассказать о первых декретах своей родной Совет-
ской власти.
На площади перед Смольным пылали костры. Слышались пес-
ни. Вот тронулся грузовик, переполненный рабочими, работницами.
Это большевики с Выборгской стороны. Стоя в грузовике и держась
друг за друга, они пели:
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, rot станет всем!
Александр Блинов
УЧИТЬСЯ РОССИЕЙ
УПРАВЛЯТЬ!
И Ленин
отвечает.
На все вопросы отвечает .Пенни.
АНДРЕИ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Был поздний вечер. Выпавший в начале ноября снег по-хозяйски
обживался на улицах Екатеринбурга. Редкие прохожие, зябко по-
еживаясь, поспешно входили в подъезд здания с ярко освещенными
окнами, охраняемого красногвардейца мн. Липа собравшихся в зале
людей утомлены. Многие курили. За председательским столом Иван
Михайлович Малышев, признанный вожак местных большевиков,
молча, кивком головы отвечал на приветствия вновь входивших.
— Введение рабочего контроля на заводах,—информировал
присутствующих Малышев,— привело к открытому саботажу горно-
промышленников. Правления, находящиеся в Петрограде, приоста-
новили перевод денег на зарплату рабочим. Расчет их довольно про
стоп: остановить работу предприятия, вызвать недовольство рабо-
чих. Нам надо обдумать, как преодолеть саботаж буржуазии.
Наступило долгое молчание. Все знали, что нужны чрезвычай-
ные меры. Но какие? Что-то чертил в своем блокноте Александр
Григорьевич Белобородов, член областного Совела. Молча погла-
живал рыжеватую бороду секретарь областного комитета партии
Филипп Исаевич Голощекни, старейшин профессиональный рево-
люционер. Неторопливо скручивал новую папиросу, часто иокаш.ni-
вая, недавно прибывший иа Урал Иван Алексеевич Акулов. Опустил
в раздумье голову с седеющей гривой волос инженер Александр
Александрович Кузьмин. Складывал, а затем снова раскладывал
перед собой нсписаиные листы бумаги Петр Лазаревич Войков, сек
2 Заказ 28 78	17
ретарь областного бюро профсоюзов. Тихо переговаривались между
собой бывший матрос, а сейчас начальник Центрального городского
штаба формируемых отрядов Красной гвардии Павел Хохряков и
Клавдия Григорьевна Завьялова, дочь священника, порвавшая с
семьей и ставшая членом партии еще в 1904 году.
— Военные считают лучшим видом обороны наступление,— на-
рушил молчание Акулов.— Хозяева саботируют декреты Советской
власти, и у нас нет другого выхода, кроме национализации пред-
приятий...— Его слова прозвучали как выстрел.
— Национализация — мера революционная. Но на такую акцию
нельзя пойти без согласия правительства,— возразил Войков.
. — И ждать тоже нельзя,— воскликнул Кузьмин, взлохматив
свои пышные волосы.— Нельзя ждать! Пошлем представителя к
Свердлову. Товарищ Андрей лучше всех знает здешние дела... А мо-
жет, ему удастся повидаться и с Лениным.
Каждый пытался представить трудность положения пс только
сейчас, но и потом, в случае проведения национализации заводов,
иа которых работа.!и и жили сотни тысяч человек.
Ведь уральские заводы не могли существовать изолированно,
они были вплетены в сложную систему экономических артерий стра-
ны. А сердца, которое, подобно живому организму, посылало бы
все новые и новые порции крови, такого сердца в экономике не было.
Большинство участников совещания руководителей областных и го-
родских организаций поддержало предложение Кузьмина. В рево-
люционный Петроград незамедлительно выехал член Уральского
областного комитета партии и областного Совета Владимир Алек-
сандрович Воробьев, снабженный соответствующим мандатом и ин-
струкциями.
В эти дни в Смольном круглые сутки не прекращалась кипучая,
напряженная жизнь. В нижнем этаже разместились профессиональ-
ные союзы, центральный Совет фабрично-заводских комитетов, поч-
та, охрана На втором этаже, самом шумном,— редакции газет, Пет-
роградский комитет РСДРП (б) и Совет рабочих и солдатских депу-
татов. Тут же кабинет председателя ВЦИК. На третьем, напоминаю-
щем военный штаб,-- отделы Военно-революционного комитета, куда
доставляются донесения с фронта, приводят пленных, прибывают
связные. Здесь же рабочий кабинет В. И. Ленина.
В Смольный приходили и приезжали сотни представителей фаб-
рик и заводов, воинских частей, Советов, ходоки с мест. И уходили
отсюда с распоряжениями и декретами, ломающими устоявшиеся в
веках понятия, представления, традиции. Время не ждало. Много-
миллионная страна настойчиво требовала ответа па все новые и но-
вые вопросы. Завоевав Россию, большевикам предстояло научиться
ею управлять. Прежде всего и больше всего об этом думал Ленин.
Буквально иа второй день революции, 26 или 27 октября, он пи-
шет «Проект положения о рабочем контроле». Стройная система
контроля должна охватить все промышленные, торговые, банковские,
сельскохозяйственные, транспортные, кооперативные предприятия.
18
Ленин, считал это первым и необходимым шагом к социализму. Толь-
ко с помощью рабочего контроля можно было обуздать собственную
буржуазию, сломать старые производственные отношения, создать
условия для обучения трудящихся управлению производством.
— Владимир Ильич, ваш проект — это разрешение каждой
группе рабочих делать все, что угодно,— сказал «Лозовский.
— Сейчас главное заключается в том, чтобы контроль пустить
в ход,—настаивал Ленни.— Никаких преград инициативе масс. Ну-
жен опыт, опыт и опыт.
Уже на третий день после победы Октября Ленин принимал чле-
нов Президиума Центрального совета фабзавкомов Петрограда Мат-
вея Животова и Павла Амосова, пришедших со своим проектом соз-
дания высшего хозяйственного органа страны.
— А как вы хотите его назвать?—спросил Владимир Ильич.
— Всероссийский Совет Народного Хозяйства,— четко произ-
нес Амосов.
— Всероссийский Совет Народного Хозяйства... Пожалуй,
удачно,— согласился Ленин.
Спустя неделю газеты разносят ленинское обращение:
«Товарищи трудящиеся! Помните, что вы сами теперь уп-
равляете государством... Берите всю власть в руки своих Со-
ветов. Берегите, храните, как зеницу ока, землю, хлеб, фабрики, ору-
дия, продукты, транспорт — все это отныне будет всецел о вашим,
общенародным достоянием».
9 ноября, выступая на расширенном заседании Петроградского
Совета, В. И. Ленин сообщил, что необходимо как можно скорее
создать аппарат по управлению хозяйством страны и что подготовка
к созданию такого аппарата началась.
11 ноября на заседании Совета Народных Комиссаров Ленин
тщательно взвешивал каждое предложение старых партийных кад-
ровиков Оболенского (Н. Осинского) и Смирнова, которым было
поручено подготовить свои предложения о задачах и структуре выс-
шего экономического органа. Их проект предусматривал организа-
цию экономического комитета при Народном комиссариате торговли
и промышленности. Комитет должен состоять из секций по отраслям
промышленности, которые будут регулировать производство и снаб-
жение. Деловой аппарат управления, созданный монополиями, при-
соединить к соответствующим государственным учреждениям. Они
предложили национализировать в первую очередь каменноуголь-
ную, нефтяную, железорудную, металлургическую промышленность.
В проекте речь шла об использовании старых, буржуазных, органов
регулирования в интересах Советской власти.
— Ваш проект еще далеко не совершенен, но тут уже есть над
чем подумать,— подвел итоги обсуждения Владимир Ильич.— Ка-
кая нужна вам помощь?
— Расширить состав комиссии и предоставить нам официаль-
ные права для ознакомления с материалами, необходимыми для ра-
боты,— попросил Оболенский.
19
— Я недавно говорил с Савельевым. Он в свое время окончил
Лейпцигский университет. Его, пожалуй, можно включить третьим
в вашу комиссию, но не больше. Свяжитесь с товарищами из Цент-
рального Совета фабзавкомов, они работают над аналогичным про-
ектом и помогут вам.
Ленин дал понять, что привлечение к работе представителей
фабзавкома неминуемо столкнет чистую теорию с конкретной прак-
тикой, опытом рабочих.
— А как насчет офпциа.ibiioro названия? — напомнил Смирнов.
Ленин делает длинную паузу:
— Что, если мы временно назовем вашу комиссию Высшим эко-
ном 11 ч е с к им со ве гц а и 11 е м ?
Никто не возражал. Владимир Ильич подвинул к себе чистый
бланк с грифом Совета Народных Комиссаров и стал писать, повто-
ряя некоторые слова вслух. Написал и отдал секретарю.
— Если вы не против, тогда будем считать, что ваш маленький
корабль отправился в большое плавание, а вы его первые капитаны.
Попутного вам ветра,— напутствовал Ленин Оболенского и Смирнова.
На следующий день, 12 ноября, в печати публикуется постанов-
ление Совнаркома: «Сим т.т. Валериан Валерианович Оболенский,
Владимир Михайлович Смирнов и Максимилиан Александрович Са-
вельев уполномачиваются вести работы по организации Высшего
экономического совещания и поэтому имеют право на получение из
всех учреждений, как общественных, так и правительственных, спра-
вок, материалов и документов по вопросам народного хозяйства и
мер к его организации».
Ленин, Оболенский, Смирнов, Савельев, Животов, Амосов — все
они в эти дни искали, спорили, сомневались, чаще всего думали об
одном: как и каким создать высший экономический орган страны?
Лепин не считал себя пророком. В небольшом секретариате Пред-
седателя СНК так и не поняли, всерьез пли в шутку заявил Влади-
мир Ильич делегации рабочих, пришедшей в Смольный за советом,
как лучше наладить работу фабрики:
— Откуда мне знать. Попробуйте, а затем расскажите, что вы
сделали. Я постараюсь научиться на ваших промахах и ошибках.
Прибывший в конце ноября посланец с Урала с трудом разы-
скал кабинет Председателя ВЦИК. Яков Михайлович заметно об-
радовался приезду уральского гостя:
— Ну, ну, рассказывайте, как вы там живете.
Поведав новости последних месяцев, Воробьев изложил основ-
ную цель приезда в Петроград. Яков Михайлович па минуту заду-
мался. Обстановка была действительно трудной и решать что-либо,
не посоветовавшись с Лениным, Свердлов нс хотел.
— Пойдемте к Ильичу,— пригласил он Воробьева.
Выслушав своих собеседников, Владимир Ильич спросил:
— А что сами уральцы предлагают?
— Они считают, что заводы надо брать в руки рабочих и уста-
навливать рабочее самоуправление,— ответил Свердлов.
20
— Л как вы представляете рабочее самоуправление, организа-
цию работы, снабжение, сбыт? Вас не пугают предстоящие трудно-
сти? Как отнесутся к этому сами рабочие, технические специали-
сты? -задавал Воробьеву вопросы Лепин.
— Другого выхода, кроме национализации и рабочего самоуп-
равления, пет,— утверждал Воробьев.— Что касается производства
и сбыта, тс придется пойти па прямой обмен с Сибирью и европей-
ской частые страны. Сейчас нам нужнее всего хлеб.
Но Ленину хотелось узнать мнение уральцев с разных сторон.
Он повторил уже заданный вопрос:
— А вот технические специалисты, как они отнесутся к нацио-
нал изацип?
— Тс. кто с народом, будут работать, других придется пока за-
ставить.
— Яков Михайлович, как вы думаете, предложение уральцев
приемлемо в настоящий момент?
— Когда-то надо начинать, Владимир Ильич. И лучше всего...
начинать на Урале,— ответил Свердлов.
— Ну что ж, начинать так начинать. Пусть будет своеобразное
разделение труда. Пока мы думаем над экономической системой уп-
равления, уральцы будут накапливать практический опыт.
Лепин вышел из-за стола, подвинул стул к Воробьеву и стал вы-
спрашивать его об отношении уральских рабочих к Советской вла-
сти. Можно ли рассчитывать на поддержку Урала в случае борьбы
с контрреволюцией, с большим интересом вникал во все детали со-
общения о том, как рабочие Нязе-Пстровского завода, вопреки воле
хозяев, пустили уже несколько лет бездействовавшее предприятие.
Заканчивая беседу, Владимир Ильич вернулся иа свое место за
столом, написал небольшую записку и протянул ее делегату Урала:
— Передайте ее, пожалуйста, указанным товарищам. Они
сделают все, что надо.
Ленин снова поднялся из-за стола, подошел к Воробьеву и, креп-
ко пожимая руку, сказал:
— Вам будет чертовски трудно на первых порах, по ваш опыт
архнважен На нем станет учиться рабочий класс всей страны. Же-
лаю успеха! Считайте для себя проведение национализации заводов
самым ответственным заданием партии...— И к Свердлову:
— Яков Михайлович, дорогой мой, вы видите, что уральцы бе-
рут нас на буксир. Получается, что революция не хочет ждать, ко-
гда мы соблаговолим создать тот или иной комитет, комиссию.
— На Урале парод надежный. Что задумали, то сделают. При-
дется их только поддержать,— довольно пробасил Свердлов.
— Обязательно поддержим, а как же иначе?
Выйдя из кабинета Ленина в приемную, Воробьев не утерпел —
развернул и прочел ленинскую записку. В ней говорилось:
«Тов. Шляпникову и тов. Дзержинскому.
Податель сего, тов. Воробьев, делегат от Урала, имеет прекрас-
ные рекомендации от местной организации. Вопрос на Урале очень
21
острый: надо здешние (в Питере находящиеся) правления ураль-
ских заводов ар е с то в ат ь немедленно, погрозить судом (рево-
люционным) за создание кризиса на Урале и конфисковать все
уральские заводы. Подготовьте проект постановления поскорее.
Ленин.»
— Товарищ!—обратился он к секретарю Совнаркома Горбу-
нову.— Мне Владимир Ильич написал записку па имя товарищей
Шляпникова и Дзержинского. Товарищ Шляпников — парком труда,
а вот кто Дзержинский — не знаю...
— Феликс Эдмундович Дзержинский работает членом Колле-
гии Народною Комиссариата Внутренних Дел,— пояснил Горбунов.
Через день после беседы с Воробьевым Ленин присутствовал
в актовом зале Смольного. Шло обсуждение декрета ВЦИК о соз-
дании Высшего Совета Народного Хозяйства. Владимир Павлович
Милютин неторопливо прошел к трибуне, поправил очки, слегка на-
морщив лоб, и от имени созданной на предстоящем заседании ВЦИК
комиссии по рассмотрению проекта доложил о внесенных в него по-
правках. Существенной была лишь одна: представитель левых эсе-
ров предлагал создать ВСНХ не при Совнаркоме, а при ВЦИК.
Ленин решительно выступил против этой поправки.
— Высший Совет 1Чародного Хозяйства не может быть сведен
к парламенту, а должен быть таким же боевым органом для борь-
бы с буржуазией в экономике, каким Совет Народных Комиссаров
является в политике.
Присутствующие поддержали Ленина. Поправка левых эсеров
была отвергнута. Из 265 участников заседания против декрета голо-
совало всего 12 человек. Декрет стал законом. Это было 1 декабря
1917 года. Меньше месяца потребовалось для создания н определе-
ния функций высшего хозяйственного органа. Расчеты Оболенского
и Смирнова на привлечение буржуазных специалистов не оправда-
лись. Он был сформирован из представителей Всероссийского Совета
рабочего контроля, Центрального совета фабзавкомов, Петроград-
ского Совета профсоюзов, народных комиссариатов.
А пока шло формирование ВСНХ, поздним вечером 5 декабря
Лепин принимал ходоков с Урала каменщика Курлынина и слесаря
Андреева, посланных в Питер Центральным советом фабзавкомов
Богословского горного округа.
— Смотри, Михаил Ананьевич, здесь не так, как у Шляпникова
в Мраморном дворце, нет пи бархата, ни зеркал,— с некоторым удив-
лением проговорил Курлыннн, осматривая приемную Лепина. Но
ответить Андреев не успел. Ленин вышел из кабинета н сразу к ним:
— Здравствуйте! Я Ленин. Рассказывайте, письмо мне ваше
передали.
— Рабочие у нас не получают зарплату уже почти три месяца.
Правление саботирует работу, и пока мы нигде не можем добиться
ясности, что нам делать,— высказал наболевшее Курлыннн.
— А вы арестовали членов правления?
— Нет.
22
— Плохо, очень плохо. А что представляет ваш округ? Какие
у вас возможности перехода на выпуск мирной продукции? — инте-
ресовался Владимир Ильич.
— В наш округ входят Надеждинский, Сосьвинский, Богослов-
ский заводы, Пурьипские рудники, лесничество и Богословско-Сось-
винская железная дорога,— обстоятельно перечислял Андреев.— На
мирное производство мы можем перейти без особых хлопот. К при-
меру, на нашем Надеждинском заводе в рельсопрокатном цехе ни-
каких перемен не понадобится. Снарядную мастерскую переделаем
на механическую, а сортопрокатный может катать проволоку лю-
бого профиля...
— А вот как вы думаете? Передаст вам Советская власть за-
воды, будете вы их хозяевами, а опыта руководства у вас нет, дис-
циплина ослабнет. И пойдет все вкривь и вкось. Что же вы тогда
делать будете? -- Ленин испытующе посмотрел на собеседников.
— Не беспокойтесь, Владимир Ильич. Будет не хуже, чем у
хозяев,— заверил Курлынин.
— Так-то это так. Но вам все-таки придется написать обяза-
тельство СНК, и об этом обязательстве расскажите рабочим: заводы
будут работать не хуже, а лучше, чем раньше.— Желая ободрить ра-
бочих, Владимир Ильич добавил* -Вопрос о национализации заво-
дов округа решен. Предстоит вам научиться ими управлять.
Вскоре на Урале получили центральные газеты с декретом о
конфискации имущества акционерного общества Богословского
горного округа. По сути это был первый декрет о национализации,
опубликованный в печати. Написанный П. И. Стучкой (с припиской
А. Г. Шляпникова), отредактированный В. И. Лениным, он звучал
торжественно и убедительно:
«Ввиду отказа заводоуправления акционерного общества Бого-
словского горного округа подчиниться декрету Совета Народных Ко-
миссаров о введении рабочего контроля над производством, Совет
Народных Комиссаров постановил конфисковать все имущество
акционерного общества Богословского горного округа, в чем бы это
имущество ни состояло, и объявить его собственностью Российской
Республики.
Весь служебный и технический персонал обязан оставаться на
местах и исполнять свои обязанности.
За самовольное оставление занимаемой должности или за са-
ботаж виновные будут преданы Революционному суду.
Порядок управления делами общества в Петрограде и условия
передачи отдельных заводов, предприятий и отраслей во временное
ведение местных Советов рабочих и солдатских депутатов, фабрич-
но-заводских комитетов и подобных учреждений будут определены
особыми постановлениями народного комиссара торговли и промыш-
ленности».
Проект национализации округа был утвержден на заседании
СНК 6 декабря, а 9 декабря в Смольном состоялся первый органи-
зационный пленум ВСНХ. Совет избрал бюро в составе 15 человек.
23
Все они со стажем подпольной революционной борьбы, но никто ни-
когда не был ни министром, ни начальником департамента. Однако
нх знал и ценил Лепин. Николаи Антипов, Павел Амосов, Влас
Чубарь, Василий Шмидт — питерские рабочие, металлисты. Тут и
представители экономического отдела ВЦИК. И Петр Гермогснович
Смпдовпч. Находясь в эмиграции, он окончил Парижскую высшую
электротехническую школу, работал па заводах Бельгии, изучал
рабочее движение на Западе. Теперь ему предстояло возглавить
электротехническую промышленность страны.
Было решено: каждый член бюро постоянно работает в одном
из отделов ВСНХ, оперативное же руководство обеспечивает Пре-
зидиум.
Перед заседанием Лепин вызвал к себе Оболенского.
— Как вы, Валериан Валерианович, мыслите содержание ра-
боты бюро и Президиума в ближайшее время?
Боюсь, что ВСНХ при такой структуре превратится в анархи-
ческую коммуну, когда каждый член бюро по своему усмотрению бу-
дет решать дела огромной важности и миллионной стоимости.
— Согласен с вами. Коллеги ал ыюсть хороша в разумных пре-
делах. А как вы смотрите, если вас мы будем просить возглавить
вснх>
— Что вы, Владимир Ильич? — Оболенский в замешательстве
снял пенсне, протер нх и так и остался сидеть, держа в одной руке
пенсне, в другой — носовой платок.— У меня пет никакого опыта
для такого дела...
— А у меня разве есть опыт возглавлять правительство? Прихо-
дится, ничего нс поделаешь.— Ленин развел руками, показывая сво-
им жестом, что иного выхода пет.
Через два дня постановлением ВЦИК в дополнение к Положе-
нию о Высшем Совете Народного Хозяйства устанавливалось, что
председателем Совета назначается народный комиссар по органи-
зации и урегулированию производства. Первым председателем
ВСНХ стал В. В. Оболенский.
ВСНХ разместился в здании Народного комиссариата торговли
и промышленности на Тучковой набережной. Рабочего аппарата нс
было. А перед новым органом Советской власти возникали каждый
день сложные задачи. Но какие из них насущные? Необходим план
действий. Его сформулировал Ленин: национализация банков, пред-
приятий, аннулирование внутренних и внешних займов, введение все-
общей трудовой повинности, развитие потребительских обществ.
Это был резкий поворот в экономической политике.
— Вы считаете, Владимир Ильич, свой проект программой или
это проект закона? — спросил Милютин.
— Это проект закона,— без колебания ответил Ленин.
Бюро ВСНХ расчленило .лепинекие предложения по частям:
В. В. Оболенскому — вести подготовку национализации акционер-
ных предприятий; В. В. Шмидту — разработать вопросы трудовой
повинности; В. П. Милютину — заняться потребительскими обще-
24
ствами. Ленин нс возражал против такого подхода. Он умел счи-
таться с мнением товарищей ио партии. Главное сделано: цели
ВСНХ определены.
В середине февраля 1918 года Лепин получил толстый пакет
с Урала. Владимир Ильич внимательно читал прибывшие бумаги,
потом не выдержал, взял пх с собой и направился к Свердлову.
— Яков Михайлович, хотите познакомиться с очень и очень лю-
бопытными документами? — протягивая Свердлову пакет, спраши-
вал Ленин.
— Что-нибудь касающееся Урала?
— Угадали, удивительно быстро угадали! — Ленин был бодр и
оживлен, энергично ходил от окна к двери, поглядывая на Сверд-
лова, знакомящегося с документами.
— Уральцы молодцы. Национализировали почти все заводы,
сумели отколоть технический персонал от хозяев заводов и нала-
дить с ним деловое сотрудничество... Да они, смотрите, разработали
очень стройную экономическую систему,— откинувшись па спинку
стула, подытожил Свердлов.
— Все знают, Яков Михайлович, что вы неравнодушны к Ура-
лу. А разве Петроградский и Центральный советы рабочего контроля
не зажали в тиски правления уральских заводов в Питере, направив
туда своих представителей?
— Так-то это так. Но вы заметили, Владимир Ильич, с какой
тщательностью разработаны функции делового совета по управле-
нию предприятиями? Как хотите, а уральцы молодцы! Вполне спра-
вились с заданием ЦК!
Ленин подошел к письменному столу Свердлова, достал из
уральских бумаг какой-то листок и подал его Якову Михайловичу:
— Смотрите, здесь прейскурант обмена железа и промышлен-
ных изделий па хлеб. Железо всех сортов: 1 пуд обменивается па
1 пул 10 фунтов ржи и.in 1 пуд муки. Телега тяжелая — на 35 пудов
ржи или 31 пуд муки. Как думаете, цена подходящая?
— Вы знаете, Владимир Ильич, никогда не приходилось поку-
пать телегу.
Ленин засмеялся. Смеялся он заразительно, с трудом успокаи-
ваясь, вытирая платком глаза.
— Вы, Яков Михайлович, большой шутник. Но шутка эта очень
полезная. Сегодня от революционера требуется не только агитация
за революцию, но и знание самых необходимых для революции ве-
щей, например стоимости телеги.
Владимир Ильич опять засмеялся, а затем добавил:
— Передам эти материалы Оболенскому, надо, чтобы они бы-
стрее стали достоянием наших работников. Понемногу, как видите,
учимся управлять Россией.
Владимир Красильщиков
ОПЛАЧЕНО КРОВЬЮ
Не часто
Дается людям повод для таких
Высоких дел! Спеши творить добро!
ИОГАНН в. ГЕТЕ
За широкими зеркальными стеклами Верхних торговых рядов по-
прежнему сыпал серый дождичек. В сырой холодной мгле только
резкие полосы трамвайных путей, рассекавшие Красную площадь,
рисовались достаточно ярко. Тускло темнела кирпичная кладка
Кремлевской стены, там и здесь поклеванная пулями и осколками
год назад. Словно растворяясь в мутной пелене, высились белокамен-
ные стрелы на шатре Никольской башни. И уж вовсе едва угады-
вался в клочьях проносившихся облаков золотой орел над нею.
Цюрупа зябко поежился, вздохнул и, поправив сползавшее с
плеч пальто, вернулся к своему столу.
Первой в пачке только что принесенных бумаг лежала записка,
напоминавшая, что рассчитывать па уфимский хлеб в этом году не
приходится.
П-да-а... Уфимский хлеб!.. Кто-кто, а он, Александр Дмитриевич
Цюрупа, знал, как щедры нивы Уфимской губернии. А какой урожай
там собран! С потерей Украины и Кубани Уфимская губерния пре-
вращалась в одну из важнейших житниц страны: оттуда надеялись
получить несколько миллионов пудов зерна. И вот!..
Уфа! Та самая Уфа, где проведены едва ли не лучшие годы
жизни, где он встретил Машу, где родились их дет!.. Та Уфа, с
которой связано так много, что, пожалуй, можно считать ее второй
родиной, стала прибежищем контрреволюционного Государствеп-
26
лого совещания—там образована правоэсеровская всероссийская
директория.
Там осталась Маша... И дети.
Ничего. Не надо волноваться. Их не тронут — не посмеют.
Не посмеют?.. Л двадцать шесть товарищей из Баку! Среди них
были совсем-совсем юные, почти мальчики...
Потеряно Баку! Баку-у!.. В Архангельске «народный социалист»
Чайковский сформировал временное правительство Северной обла-
сти и уже прославился оригинальными виселицами — на плотах.
Почти вся Сибирь, с ее запасами зерна, муки, масла,— у Колчака.
Александр Дмитриевич порывисто встал, так, что бумаги неодо-
брительно зашелестели на столе, и снова подошел к окну. Дождь
все сыпал и сыпал, и не видно было ему конца, как не видно конца
мучениям, выпавшим на твою долю, на долю твоих сверстников и
товарищей: беспрерывные заговоры и мятежи, смерть близких, кровь
и слезы. Да что кровь? Пожалуй, самые страшные слова века —
«голодные дети». Голод... Против него есть только одно средство:
хлеб. Но именно хлеб как раз-то и труднее всего добывать сейчас.
Конечно, теперь положение куда легче, чем весной и летом, когда с
таким нетерпением ждали нового урожая. Только юг страны дал три
миллиона пудов хлеба и шесть миллионов пудов другого продоволь-
ствия. А всего во второй половине восемнадцатого года уже за готов
лено около семидесяти миллионов пудов хлеба — почти в два с по-
ловиной раза больше, чем в первой.
И все же — все же! Хлеба не хватает. Его не хватает не только,
чтобы дать изголодавшимся, измученным людям необходимый
паск,— его нет даже и для того, чтобы обеспечить населению
поддерживающую норму. («Поддерживающую»!—тоже страшное
слово.)
Между тем приходили и уходили люди. Цюрупа говорил с ними,
объяснял, что, где и как добыть, кому, куда отдать, отправить. При-
вычным росчерком распоряжался «увеличить замес отрубей до ше-
стидесяти процентов», «срочно, пока не прекращена навигация,
погрузить на баржи весь имеющийся подсолнечный жмых», «запре-
тить использование овса для фуражных целей», а сам все думал и
думал о Маше, о детях — о семье. Будто где-то не здесь, где-то да-
леко-далеко мелькали неправдоподобно вкусные, тошнотворно сыт-
ные слова: «полбенная крупа», «картофель», «сахарин». И его слегка
мутило от голода.
С этим чувством он свыкся в последние месяцы, даже смирился
с ним. Трудно вот только было от двенадцати до часу, перед самым
обедом. И оп особенно часто доставал свои тяжелые и теплые «Па-
вел Бурэ», разочарованно смотрел на узорчатые топкие стрелки, ко-
торые ни в какую не хотели двигаться, и, сердито щелкнув серебря-
ной крышкой, совал в карман.
Fla конец желанный час наступил. Александр Дмитриевич при-
встал, чтобы продеть руки в рукава накинутого пальто, и хотел
было отправиться в столовую, но вдруг внимание его задержала оче-
родная бумага из той же пачки па столе. Это была депеша от прод-
компссара из Вологды. Тот писал, что, несмотря пп па что, произ-
водство знаменитого масла в губернии продолжает оставаться на
достаточно высоком уровне, и слал в Москву иод падежной охра-
ной четыре вагона этого самого масла.
Четыре вагона вологодского масла!..
Неправдоподобно! Несбыточно, как сказка! .Александр Дмитрие-
вич с вожделением потер руки. «Обязательно выделим пудов десять
для кремлевской столовой! Хотя...» Тут он вспомни.!, как Николай
Александрович Семашко жаловался ему, что голод буквально косит
московских детишек, особенно в Симоновке и на других рабочих
окраинах.
«Ну, тогда, — решил Цюрупа,— довольно будет с пас и шести
и удов».
И опять вспомнился тот же Семашко: «Сколько бы мы ни да-
вали медикаментов, как бы пи старались насчет бинтов и ваты,
рапы бойцов в наших госпиталях не заживают от того, что пет глав-
ного лекарства: нс хватает жиров и белковой пищи, попросту говоря,
масла и мяса. Пустяковые потертости пог в этих условиях превра-
щаются в язвы, в рапы, которые не заживают месяцами и надолго
выводят из строя тысячи красноармейцев».
«Н-да-а... — заколебался Александр Дмитриевич. -Но ведь
имеем же мы право хоть раз поесть как люди!.. И так уж меня ску-
пым рыцарем товарищи зовут. И, честное слово, пс меньше им белки
и жиры нужны, чем бойцам!.. Хотя бы раненому Ленину... ну, да
все равно! Хватит для Кремля трех пудов! Или даже двух?»
Он помешкал, виновато оглянулся, точно кто-либо из товарищей
мог его видеть, и все так же, стоя, не присаживаясь, склонился к
столу — быстро-быстро накидал убористые, ровненькие и длиннень-
кие буковки: «Все четыре вагона масла до последней унции — дет-
ским приютам и госпиталям. Наркомпрод А. Цюрупа».
Пройдя по длиннейшим коридорам здания судебных установле-
ний, он миновал несколько лестниц п переходов, похожих иа ката-
комбы, и наконец очутился в темноватой комнате рядом с кухней.
Здесь было тепло и сыро: пар, поднимавшийся от мисок, котелков,
тарелок, оседал на сводчатом иотолке грузными каплями. Над раз-
нообразной, пестрой посудой с одинаковым усердием трудились на-
родные комиссары, служащие Совнаркома, ВЦИК и незнакомые
люди — посетители Кремля, делегаты, ходоки.
Александр Дмитриевич поздоровался с двумя венгерскими то-
варищами — Куном и Самуэли — и поспеши;! к раздаче.
Повариха выбрала из стопки, стоявшей перед пей, две тарелки
получше: в одну налила селедочный суп, зачерпнув с самого дна ка-
стрюли, в другую шлепнул а нолчернака пшенной каши.
Александр Дмитриевич бережно поставил тарелки па чисто от-
скобленные доски стола, сиял шапку и принялся за первое блюдо.
Он медленно погружал ложку и вел ее, как сачок, вдоль тончайшего
голубого узора по берегам тарелки, реквизированной, должно быть,
28
у кого-то, кто знал толк в фарфоре. Потом подцеплял ржавый кусо-
чек селедки, распаренный листок сушеного картофеля, морковную
стружку и ел не торопясь, по жадно, с явным удовольствием. Ел
молча, пи с кем не переговариваясь, замкнутый, неулыбчивый и,
казалось, безразличный ко всему вокруг. Покончив с последней
капелькой супа, он с сожалением вздохнул и пододвинул тарелку
с кашей.
В этот момент Тибор Самуэли повернулся к такой милой, сов-
сем-совсем юной Лизе — секретарю Свердлова — и лукаво сощу-
рился:
— Скажьите, пожьалуйста, как следует говорьить: «каща без
ничего» или «каща без всего»?
— По-моему,— оживился Цюрупа и вдруг так же лукаво по-
смотрел на них,— правильнее будет: «каша с ничем»!
Все сидевшие за столом невольно улыбнулись: одни с грустью,
другие иронически, но большинство просто так, весело.
— Скажите спасибо, что и такая-то есть! - мрачно бросил кто-
то из угла. — Вон что в «Известиях» сегодня пишут.
— Что'
— Да нет, нс здесь — на последней странице. Вот. Вот это.
Величайшее изобретение нашего века!..
Все так же не спеша действуя ложкой, Александр Дмитриевич
прислушался к тому, что читал человек в углу.
— «Инженером Константиновым изобретен новый способ вы-
работки сливок и молока из подсолнухов н орехов,— читал тот
надтреснутым тенорком, но громко, на всю столовую, и как-то слиш-
ком уж саркастически, не то с вызовом, не то с упреком, а скорее и
с тем и с другим.— Выработка молока будет обходиться очень не-
дорого и может быть налажена сейчас же». Во!
— Ну и что тут такого?
— Как что? Вам мало? Читайте тогда вот это.
— «Эпидемия испанской болезни»?
— Да нет! Вот. В разделе «Продовольственное дело». Вот,—
и снова стал читать: «Ежедневно выбрасываются такие вещи, ко-
торые можно было бы употребить как пищу». Да-с!.. «Теперь насе-
ление Москвы потребляет очень много картофеля почти единст-
венное средство питания». Спасибо индейцам! Что бы мы ели, если
б революция произошла до введения в России картофеля?!
— Нельзя ли без комментариев!?
— Пожалуйста! Читаю: «Картофель варится, и вода из него
обыкновенно выливается. Между тем эта вода, содержащая в себе
много картофельного сока, может служить вкусным супом — карто-
фельным бульоном: нужно только, чтобы он был чистым и не поза-
быть посолить его; для этого картофель, если он варится в мундире
(в шелухе), необходимо предварительно хорошенько промывать в
двух-трех водах». Не правда ли, как вкусно! Почти как в поваренной
книге госпожи Молоховсц!.. Дальше: «Этот бульон должен быть
гораздо питательнее обыкновенного картофельного супа: он крепче,
29
гуще, содержит бодьше сока картофеля». Да-с! Можно и без ком-
ментариев Можпо-с!..
Цюрупа смахнул со стола оставшиеся крошки хлеба и высыпал
их в рот. Потом он положил на колени большие костлявые руки, об-
тянутые желтой кожей, и сидел так, точно не в силах был под-
няться.
Между тем в углу опять зашумели.
— Ну? Что еще там? — как бы торопясь разрушить возникшую
неловкость, спрашивали того, кто только что читал газету.— Что
еще? Какие новости? Не успел просмотреть...
— Какие новости? 71а вот, пожалуйста, читайте сами.
И уже другой голос, будто перебивая сам себя, заспешил:
— Вчера днем в Смольном был задержан Роман Малиновский,
известный провокатор, бывший член Государственной думы...
Монахини Страстного монастыря обратились в аттестационную
комиссию по введению классового пайка с ходатайством о переводе
их из четвертой категории в высшую. Комиссия постановила пред-
ложить монахиням сорганизоваться в трудовую коммуну...
По приговору Порховской уездной чрезвычайной комиссии, как
убежденные контрреволюционеры, расстреляны /Хина Горцевская и
Иван Иванович Тидгеп, Дмитрий Медкушснко — как контрреволю-
ционер, Василин Васильев--за шпионство и председатель продо-
вольственного отдела Богданов -за растрату народных денег на
сумму пятнадцать тысяч восемьсот сорок девять рублей тридцать две
копейки...
Саратовскому Совдепу переводятся пятьдесят тысяч рублей па
превращение дома Н. Г. Чернышевского в музей его имени...
«Брянские известия» приводят состав комитета бедноты Авилов-
ского района. Состав образцовый. Вот он: отец Н. Ивановский, име-
ет один дом. П. Ф. Острокопытов, имеет два дома. М. Авилов, имеет
три дома, бывший служащий полиции. К). Д. Тайхер, жена генерала,
живет доходом с домов. С такой «беднотой» авиловцы не пропадут!..
В революционном трибунале рассматривалось дело бывшего со-
трудника ЧК П. Я. Березина по обвинению его в том, что реквизи-
рованные нм у некоего Васильева двести бутылок рому он не сдал
в отдел храни.ниц при ЧК, а передал распорядителю ресторана
«Вена» Се дул и и у...
- Да будет вам! Нашли что читать! -перебили его. - Как там
па Восточном фронте, под Бугурусланом?
— Подробности взятия Самары есть?
— Нет, вы только послушайте! — не унимался разошедшийся
чтец.—«Путем опроса содержателя и служащих ресторана выяснено,
что четыре дня спустя после реквизиции вина Березин со своими по-
мощниками в отдельном кабинете пили ром и коньяк, которые пода-
вались им туда в большом количестве!»
— А закусывали они,— вставил прежний чтец, тот, что сидел
в самом углу,— высокопитательным бульоном из картофеля! —
И, ехидно подмигнув, скорчил рожу.
30
Так что Александр Дмитриевич невольно улыбнулся. Сейчас
только он как следует разглядел этого витию из угла. Чистый боль-
шой лоб, чуть прикрытый прядью прямых смоляных волос, тонкие
злые губы, стремительно-длинные пальцы, не раз, должно быть, про-
бегавшие по клавишам рояля. И неожиданно — нелепо — сверх
всего этого: домотканая поддевка, добротные яловые сапоги. Не
иначе как попович или сельский учитель — обязательно эсер, оде-
тый ходоком.
Но тут массивная дверь скрипнула и распахнулась — стреми-
тельно вошел Ленин. За время своей работы в Наркомпродс Цю-
рупа еще не видел Владимира Ильича таким возбужденным. Всегда
подтянутый, подчеркнуто вежливый, он ин с кем не поздоровался
и с ходу словно выплеснул на всех распиравшую его радость:
— Товарищи! Только что Яков Михайлович по «Юзу» говорил
с Берлином. Революцию в Германии можно считать совершившейся.
Почти все привстали с мест. Кто-то крикнул:
— Ур-ра!
— Идем на Берлин!
— Даешь!
— В красный поход!
— Ур-ра!
Владимир Ильи’! улыбнулся и мягким, ио властным жестом
унял крикунов:
— Немцы и без пас хорошо стреляют. Я думаю, что они умеют
это делать. Главное сейчас не в этом.— И подсел к Цюрупе.— Глав-
ное слово за вамп, Александр Дмитриевич! Он обернулся к по-
варихе:— Можно мне супу? Пожалуйста,—И словно извиняясь: —
Чертовски хочется есть!
И пока ему наливали суп, он, примостившись на краешке лавки,
продолжал:
— Буржуазия несомненно пустит против германских рабочих
куда более страшное, чем пушки, тысячи раз испытанное средство.
Германские рябушппские будут душить революцию прежде всего
костлявой рукой голода. Точно так же, как русские рябушппские пы-
таются душить нашу революцию... Вы меня, батенька, понимаете?
— Кажется, начинаю, тяжело вздохнул Александр Дмит-
риевич.
— И прекрасно! Прежде всего удесятерим своп усилия ио за-
готовке хлеба. Постановим, что в каждом крупном элеваторе соз-
дается запас хлеба для помощи немецким рабочим.
«Что он, всерьез? — Цюрупа с недоумением поднял голову.-—
Ведь но хуже меня знает положение... Вчера Москва получила про-
дуктов, включая овес и жмых, всего восемьдесят пять вагонов. На
всю Москву — в тридцать, в сорок, во сто раз меньше, чем надо».
Владимиру Ильичу тем временем подали тарелку. Он было за-
нес ложку, но тут же приостановился, с наслаждением вспомнил:
— Три месяца назад смеялись, когда говорили, что в Германии
может быть революция, говорили, что только полусумасшедшие
31
большевики могут верить в немецкую революцию. Называли не
только вся буржуазия, но и меньшевики, и левые эсеры большеви-
ков изменниками патриотизму и говорили, что в Германии рево-
люции не может быть. Но мы знали, что там нужна наша помощь, и
для этой помощи мы должны были жертвовать всем, вплоть до тя-
желых условии мира...
— Л теперь и последней крохой хлеба! — раздраженно перебил
человек, сидевший в углу.
Ленин сразу насторожился, резко обозначились его крутые
сильные скулы.
— Да! Именно. Именно! — Он приподнялся, чтобы лучше ви-
деть оппонента.
Но тот не сробел:
— У самих брюхо пустое, так еще других кормить лезем!
Александру Дмитриевичу стало как-то не по себе, что вот и он
дума.ч о требовании Ленина пусть нс так прямолппсйпо-грубо, но
в общем-то примерно так же, как с самого начала несимпатичный
ему незнакомец. Но ведь и он, Ленин... Зачем перегибает палку? Ув-
лекается! Даст повод всей этой эсеро-меньшевистской своре! Разве
можно так? Надо же соизмерять возможности!
А Владимир Ильич уже отложил свою ложку, легко встал, по-
дошел к человеку, бросавшему едкие реплики, осмотре.ч его с пог
до головы, недобро прищурился. Под этим оценивающим, пронизы-
вающим взглядом тот не съежился, не засуетился, но, как видно
чувствуя свою внешнюю несуразность, поспешил объяснить:
— Я из Орла. С жалобой. Хотели по достоинству’ отметить
столетне со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева, а секре-
тарь Совдепа, этакий матросище в аршинных клешах, говорит: «Он
помещик, ваш Иван Сергеевич!» «Ну и что же?» - «А то, что.
стало быть, калсдипсц! Чешите подобру-поздорову, пока живы».
Это в Орле, на родине Тургенева, происходит!
Уперев руки в бока, Ленин закатился звонким смехом:
— Что же, так и говорит: «калединец»?! Как безгранично наше
«расейское» невежество!—На какое-то мгновение лицо его стало
печальным, он помрачнел и опять нахмурился.— Но об этом потом.
Вы вот тут изволили заметить насчет «брюха». А это — не пустяк.
Это, если хотите, уже целая политическая платформа. Да, да! И я,
знаете ли. как-то не очень доверяю политическим платформам, воз-
никшим на основе ’этого самого «брюха». Да, да! Я знаю: тысячи
раз нравы те, кто говорят, что русский народ измучен до предела,
что он на грани отчаяния.- И, оглянувшись, продолжал уже для
всех: - - Наша революция, между прочим, тем и отличается от всех
предыдущих, что опа сделана людьми, которые меньше всего думали
о собственном «брюхе».
— Несомненно! Несомненно!—торопясь, согласился озлоблен-
ный оппонент.— Но это все относится к вам, к вождям. А посмот-
рите, что творит наш «возлюбленный добрый народ»! В музыке ре-
волюции он слышит лишь одну ноту — «дай»! За кусок хлеба сто
32
раз перегрызет горло отцу родному, тысячу раз продаст душу богу,
черту, кому хотите!
— Н-да...— задумчиво произнес Ленин.— И все-таки... Все-таки!
Пролетариа) России не только со вниманием и восторгом следит за
событиями. Он ставит вопрос о том, чтобы напрячь все силы для по-
мощи немецким рабочим.
— На моих глазах,— возразил жалобщик из Орла,— в деревне
Козловы Дворики живьем закопали в землю продотрядовца. Он
кричал, что в Питере у него четверо голодных детей, а старуха, ко-
торая по возрасту годится ему в матери, подошла, сунула ему в рот
ком земли: «На вот, милай, кушай наш хлебушек!» Это — своему,
русскому, а вы хотите, чтобы немцу... Я не верю...
— А я верю,— резко перебил его Ленин.— Рабочий класс Рос-
сии был всегда интернационалистским не на словах, а на деле, в
отличие от тех мерзавцев,— героев и вождей II Интернационала,
которые либо прямо изменяли, вступая в союз со своей буржуазией,
либо старались отделываться фразами, выдумывая (подобно Каут-
скому, Отто Бауэру и компании) отговорки от революции, выступая
против всякого смелого, великого революционного действия, против
всякой жертвы узконациональными интересами во имя движения
вперед пролетарской революции.
— Это все умозрительные построения и, если извините, схола-
стика. А практика — это старуха, сующая в рот умирающему ком
земли. Я не верю.
— А я верю! — уже совсем жестко перебил Ленин, резко по-
вернул левую, недавно простреленную руку и сморщился от боли.—
Российский пролетариат поймет, что теперь от него потребуются
величайшие жертвы на пользу интернационализму.
— Несомненно!—с иронией воскликнул орловец.— Гарантия
тому — старуха, о которой я говорил, пьяный громила, утонувший
в зерне, которое не смог унести! Весь наш «великий добрый народ»!
— Именно! Именно!—отчужденно, с подчеркнутой холодной
деликатностью закивал Владимир Ильич.— Весь наш великий доб-
рый народ. Если помните, у Тургенева, о котором вы так печетесь,
есть стихотворение в прозе, которое, на мой взгляд, стоит многих
романов. Нищий мужик берет в дом сироту. Жена бранит его: ведь
в доме нет даже соли, чтобы посолить похлебку. «Ничего,— отве-
чает, как вы помните, мужик,— а мы ее и несоленую!»
— Но у этого мужика все же была какая-то, ну, корыстная,
что ли, надежда, что сирота вырастет и отплатит ему за добро. А у
вас? Вы же сами заявили недавно, что у немцев, по всей видимо-
сти, не Октябрь, а Февраль, то есть буржуазная революция. Где
же логика?
— Во-первых, если помните, в конце стихотворения, на которое
я сослался, Тургенев замечает: «Вчера я слышал, что Ротшильд по-
жертвовал на сирот тысячу франков. Далеко Ротшильду до того
мужика!» Это во-первых. Во-вторых, если уж вы так упорно тащите
меня на позицию «брюха», то пожалуйста! Извольте! Германская
3
Заказ 2878
33
революция уже дала нам столько, что даже всем имеющимся в на-
шем распоряжении хлебом мы не смогли бы этого оплатить: похаб-
ный Брестский мир теперь можно считать похороненным.
— Ну! Это еще как сказать!
— Знаете ли!..— Владимир Ильич вздохнул и устало развел
руками.— Очень трудно, даже невозможно убедить человека, ко-
торый не хочет убедиться.
— Что ж...— послышался тот же усталый голос из угла.— По-
живем — увидим.
— Владимир Ильич! Суп стынет,— напомнил Цюрупа.
— Что? Ах, да! Суп...— Ленин молча вернулся к столу и не-
хотя принялся за еду.
Третьего ноября в Киле восстали немецкие матросы. Четвер-
того— в Германии возникли первые Советы. Пятого — кайзеровские
войска на Западном фронте сдали вторую оборонительную линию.
Восьмого ноября Советы образованы в Гамбурге, а в Баварии про-
возглашена республика. Девятого — всеобщая стачка в Берлине,
император Вильгельм отрекся от престола, сформировано правитель-
ство Народных уполномоченных. Тринадцатого — ВЦИК аннулиро-
вал Брестский договор. Незадолго до этого, выполняя волю Ше-
стого Всероссийского съезда Советов, собравшегося в праздничные
дни первой годовщины Октября, ВЦИК «предписал направить два
маршрутных поезда с хлебом, по 25 вагонов каждый (в вагоне
1000 пудов), в распоряжение борющихся за диктатуру пролетариата,
за власть Советов рабочих и солдат в Германии. Направляя два
первых поезда революционным рабочим и солдатам красного Бер-
лина, Всероссийский ЦИК предписал местным Советам рабочих и
крестьян немедленно приступить к созданию особого фонда помощи
борющимся братьям рабочим и солдатам в Германии.
Председатель Всероссийского ЦИК
Свердлов».
Александр Дмитриевич спокойно отложил официальную бумагу:
все, что там было написано, само собой разумелось. Как только он
мог не сразу понять это?! Затмение какое-то нашло! Или усталость
сказалась? Или груда неотложных дел заслонила тогда горизонт?
С листка блокнота-семидневки его заторопила пометка, густо
обведенная красным карандашом: «6 ч. 30 м.— выступление на
митинге». Он осторожно опустил на место бронзовую крышку чер-
нильницы, поправил неровно стоявшее пресс-папье и поспешил в Со-
кольники.
В огромном, насквозь прокопченном цехе Александру Дмитрие-
вичу показалось темно и тесно. Подсолнечная лузга па замаслен-
ном полу из деревянных шашек. Сизые колечки от самокруток. За-
пах пота, мазута, сапог. Притихшие ремни трансмиссий. Неугомон-
ный говор сотен людей. Кумач на столе председателя. Графин.
34
Стакан. Карандаш. Словом, обычный митинг, один из тех, на кото-
рых ему уже приходилось не раз выступать.
— Слово имеет народный комиссар по продовольствию...
Сейчас сразу, с места в карьер завалят, задушат вопросами: где
наш хлеб? Сколько можно терпеть? Когда это кончится?! И нельзя
будет увильнуть, отвертеться, отделаться полуправдой.
Чувствуя, как горячо приливает к ушам кровь, Цюрупа поднялся
перед настороженно притихшими людьми, сдернул шапку и не пе-
реведя дыхания начал:
— Товарищи! Когда МК посылал меня к вам, мне дали кра-
тенький план: международный вопрос, внутреннее положение, поло-
жение на фронтах. Но мне думается, что сейчас все эти вопросы
вмещаются в один: хлеб, хлеб и еще раз хлеб.
— Правильно!
— Давай! — поддержали со всех сторон.
Цюрупа помедлил, с трудом взял дыхание и немного успоко-
ился:
— Позвольте прочесть вам один документ.— Достал из вну-
треннего кармана пиджака бумажку, развернул.— «За четырнадца
тое ноября в Москву прибыло грузов (в вагонах): муки пшенич
ной — восемь, ржи — шесть, овса—четыре, жмыхов — один, отру
бей—два, сена— пять, сельдей — пять, соли — четыре, патоки —
четыре, солода—два, крупы разной—семь, картофеля—двадцать
девять, овош.ей разных — девять, керосина — один и прочих продук-
тов — пять». И вот еще бумажка...
— Что ты нас бумажками кормишь?!
— Мы ими во как сыты!
— Что он нас бумажками кормит?! Ребята!..
Но Цюрупа возвысил голос над общим шумом:
— Завтра это напечатают во всех газетах! Слушайте! «Сем-
надцатого ноября будет отпускаться хлеб по купону от восьмого
октября хлебной карточки на два дня — семнадцатого и восемнадца-
того ноября—для лиц первой категории—один фунт...»
— Вдвое меньше! — ахнула в первом ряду молоденькая бледно-
лицая женщина.
— Братцы! Да что же это?
— «...второй,— упрямо продолжал читать Цюрупа,— три чет-
верти фунта...»
— Это на два-то дня!
— «...третьей — полфунта и четвертой — четверть фунта».
— Мать честная-родненькая!
Началось то, чего он ждал: зашумели, загудели все разом, так
что уже нельзя было разобрать отдельные выкрики. Только стена
из лиц, ходуном расходившаяся стена яростно обращенных на него
лиц была перед ним.
Александр Дмитриевич машинально достал платок, рассеянно
провел по лбу, выждал, когда хоть немного угомонятся самые рети-
вые глотки, поднял руку:
35
— Это все — внутреннее положение,— глуховато, но внятно за-
звучал под сводами цеха его голос.— Теперь перейдем к междуна-
родному. Первое и главное: революция в Германии, позволившая
нам освободиться от кабалы Брестского мира. Но с хлебом у них
еще хуже, чем у нас. А у нас, у Наркомпрода, нет столько, сколько
им надо. (Я уже обрисовал вам внутреннее положение.) Мы не мо-
жем столько дать... Может быть, вы дадите?
— Мы!?
— А у нас-то откуда?!
— На панелях выросло?!
— На станках уродило?!
— Загнул! — Послышался громкий свист.
— Тихо, товарищи! — сердито попросил Цюрупа и внезапно за-
кашлялся, покраснел, согнулся.
Вид его невольно вызвал сочувствие — немного притихли, так
что можно стало произнести следующую фразу:
— Дать хлеб немецкой революции — это наш долг.
И тогда опять:
— Больно много у нас долгов что-то!
— Сами пухнем! — И опять свист.
— Тихо! Тихо, товарищи! Я знаю человека, который думает не
так...
— Кто такой?!
— Ульянов-Ленин, Владимир Ильич...
Сразу возня и крики замерли, точно в комнату, где расшали-
лись дети, вдруг вошел взрослый.
— Владимир Ильич Ульянов-Ленин,— повторил Цюрупа,— по-
слал меня к вам и просил передать: будет у немецких рабочих
хлеб — будет жить революция, не будет хлеба — гибель молодой ре-
волюции неизбежна. Вот, товарищи! Таково наше международное
положение.
— Какая будет резолюция? — В воцарившейся тишине поднял-
ся председатель.
— Того и гляди сдохнем с голоду, а туда же! —точно жалуясь,
произнес пожилой, заросший серой щетиной рабочий из первого ряда
и знобко поддернул старую шинель, которая была ему велика.
Но — странное дело! —на этот раз мало кто, да и то как-то не-
охотно, откликнулся на его слова. Вот вперед выступила высокая
грузная женщина, туго перехваченная на пояснице серым пуховым
платком. Она стала рядом с Цюрупой, покосилась на него, отвер-
нулась и не спеша, зычным грудным голосом будто запела:
— У меня, товарищи, пятеро, мал мала меньше — горох. Му-
жик еще в шестнадцатом убитый. И вот что мне на них на всех
нынче отвалено.— Чуть ослабив платок, достала из-за пазухи акку-
ратно увязанный в застиранную салфетку узелок, осторожно раз-
вернула. Цюрупа увидел с десяток ровных — один к одному — ржа-
ных сухарей, верхний — с пригорелой коркой.— Можно, я вас спра-
шиваю, на это прожить? — И, не дожидаясь ответа, женщина тут же
36
сама себе отрубила: — Нет, нельзя, никак невозможно! Что же? По-
мирать детишкам?
— Мать сама недоест, недопьет, а детей накормит! — рассуди-
тельно, со значением подсказали ей из толпы.— Всеми правдами-не-
правдами, а накормит!
— Верно! — подхватила женщина, и курносое круглое лицо ее,
несмотря ни на что дышавшее здоровьем, осветилось улыбкой, хитро
сощурились глубоко посаженные глаза.— А Россия наша — всем ре-
волюциям мать! Так что,— она энергично отделила половину суха-
рей, бережно положила на стол к председателю,— вот моя какая
будет резолюция. Кто следующий?
Потом, на бесконечных митингах, в партийных и комсомольских
комитетах московских подрайонов, в завкомах и фабкомах Алек-
сандр Дмитриевич видел тысячи таких сухарей. Докрасна прока-
ленные бруски-пайки, ломтики от караваев деревенской выпечки,
привезенные в столицу, быть может, с риском для жизни, серые су-
хари из хлеба, полученного по детским карточкам, и засушенные
впрок овсяные лепешки. Их приносили завернутыми в две, в три
бумаги или в тряпицы, а потом перепаковывали в надежные фунти-
ки, стараясь не уронить ни крохи, перевязывали, увозили на товар-
ную станцию.
И вот уже подготовлен, вот уже отправлен в Германию еще
один — очередной—эшелон с продовольствием: четырнадцать ваго-
нов муки и вагон — целый вагон! — сухарей.
Возбужденный и довольный, в пальто нараспашку, Цюрупа вы-
шел с перрона Александровского вокзала, отыскал на площади бу-
ровато-зеленый «Штеер». Шофер высунул руку за дверцу, надавил
резиновую грушу рожка — машина квакнула, задрожала и рвану-
лась с места.
Из-за неплотно пригнанной фанерки, заменявшей дверное стек-
ло, потянуло стужей. Цюрупа запахнул пальто, подвинулся ближе к
шоферу.
В свете фар плясали и роились пушистые снежинки, неслась на-
встречу запорошенная Тверская. Трамвайные столбы, вывески, вы-
вески с бесконечными ятями и твердыми, как будто вопящими о своей
твердости, знаками на концах династических фамилий: «Елисеевъ»,
«Ханжонковъ», «Филипповъ»... Рысаки, едва переставляющие ноги,
но с добротными медвежьими полостями на лакированных санях...
И вдруг дугой на ветру кумачовое полотнище: «Хлеб — Либкнех-
ту!»— обоз — крепенькие заиндевевшие лошадки, розвальни, горба-
тые спины мешков, красноармеец с карабином...
Как хорошо! Как много все-таки уже удалось сделать! Ведь вся
работа по подготовке хлебных маршрутов выпала на ег®, наркома
Цюрупы, долю. И все эти дни он носился по элеваторам, мельницам,
складам — собирал, сколачивал вагон за вагоном, торопил, требо-
вал, спорил, ругался.
Дома, в полупустой кремлевской квартире, он кое-как разогрел
чайник, напился за весь день, но его продолжало знобить. Без вся-
37
кого удовольствия пожевал хлеб, с трудом отодрал половину ян-
тарной спинки вяленого леща.
Закусив немного, Александр Дмитриевич взял с вешалки пальто,
накинул на плечи и присел у окна. В лунной мути занималась пер-
вая метелица. Струистые косички сухого снега скользили по город-
ским крышам, разбегались по воздушным волнам, рушились в тем-
ные провалы улиц, исчезали во мгле.
Александру Дмитриевичу вдруг почудилось, что там, дальше, за
вьюжной мглой, он видит всю Россию — изнемогающую под мерт-
вящим саваном, но все-таки живую, борющуюся, дерзкую. Где-то
там, в этой сизой непролазной тьме, идут и идут по бескрайним по-
лям обозы. Притоптывают, отдуваются на ветру возницы. Дышат в
кулаки зазябшие красноармейцы, спешат, поторапливаются:
— Давай, давай!
Изголодавшийся Питер шлет свой хлеб красному Берлину. Ко-
строма, давно уже забывшая, как едят досыта, делится с немецкими
рабочими последним куском. Ярославль, превращенный в развалины
июльским мятежом господ эсеров, шлет Либкнехту зерно, которое
добыто с винтовкой в руках, оплачено кровью.
Вера Смирнова-Ракитина
ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАРОД!
В организации здравоохранения и во всех связан-
ных с этим делом вопросах, впервые возникших в
России, Владимир Ильич принимал самое деятельное
участие.
ВЛ. БОНЧ-БРУЕВИЧ
...Первые дни Советской власти в Петрограде. Пока что революция
обошлась почти без жертв. Со всех концов страны поступают обна-
деживающие сообщения: власть мирным путем переходит в руки
Советов.
Но вот в Смольном начинают напряженно прислушиваться к
московским событиям. Революция натолкнулась на ожесточенное со-
противление московского гарнизона и юнкеров. Пять дней идут
тяжелые бои. Осложняется положение и в самом Питере. Керен-
ский и Краснов двигают на столицу войска, юнкера поднимают мя-
теж.
И в это тревожное время появляется постановление правитель-
ства о восьмичасовом рабочем дне.
Впервые в истории всего человечества в этом постановлении оп-
ределен такой короткий рабочий день, оговорены льготы для жен-
щин и подростков. Много лет назад, в преддверии Второго съезда
РСДРП, когда писался проект Программы партии, Ленин уже твер-
до стоял па той точке зрения, что революция должна делаться в пер-
вую очередь в интересах охраны рабочего класса от физического и
нравственного вырождения. Основное дело большевиков — забота о
сохранении сил и здоровья рабочих, главной производительной силы
человечества, о создании лучшей жизни для них, ради этого и дол-
жна вестись борьба.
39
Декрет вступил в силу немедленно, переданный по телеграфу
во все концы республики. Уже на второй день рабочие уходили с
предприятий, отработав только восемь часов.
— Пусть-ка теперь попробуют всякие керспские отменить то,
что дает народу Советская власть!—заметил как-то Владимир Иль-
ич.— Не выйдет...
Конечно, у большевиков на первых порах очень мало возможно-
стей уберечь здоровье народа. Мятежи и восстания побежденных,
военные действия против страны Советов на окраинах — это новые
сотни и тысячи больных и раненых, кроме тех, которые уже лежат
в госпиталях и больницах. Не зря в историческую ночь, с 25 на
26 октября 1917 года, Военно-революционный комитет принимает
решение о создании медико-санитарного отдела для помощи красно-
гвардейцам, революционным солдатам и матросам.
Нашелся и подходящий комиссар такого отдела — молодой
скромный военный врач Михаил Иванович Барсуков. Его грязно-се-
рая шинель, солдатская папаха с алой лентой, как у всех красных,
ничем не выделялись среди общей массы посетителей Смольного. Но
друзья обратили внимание Владимира Ильича на этого энергичного
фронтового врача. Ленин любил, доверял молодежи. Пригласил Бар-
сукова к себе.
— Я ведь тоже из медицинской семьи,— живо заметил Влади-
мир Ильич.— Дед — лекарь, брат — врач... Поработайте. Дело важ-
нейшее...
В медико-санитарном отделе всего восемь сотрудников. Обще-
ство русских врачей памяти Пирогова настроено явно враждебно.
Саботаж, напряженная обстановка. Больницы и госпитали неделями
остаются без врача. Некоторые просто приходится закрывать.
Медико-санитарный отдел рассчитывает только на силы врачей-
партийцев и на небольшое количество верных своему долгу врачей-
энтузиастов. Они не отказываются, тянут за десятерых. С совеща-
ния бегут на операции, с операций — на обходы, разыскивают меди-
каменты, перевязочные средства. Да еще надо держать связь с ок-
рестными населенными пунктами, руководить, советовать, помогать.
Много дел у женщин-врачей. Молодые, но уже проверенные пар-
тийные деятели — Вера Михайловна Бонч-Бруевич, Вера Павловна
Лебедева и их подруги взяли на себя заботу о матерях, детях, шко-
лах. С ними действует рука об руку Александра Михайловна Кол-
лонтай — первый нарком социального обеспечения.
Владимир Ильич еще в годы эмиграции прекрасно знал, что в
России нет единой медицинской системы, медицинских учреждений
смехотворно мало и они разбросаны по отдельным министерствам,
управлениям, земствам. На 150 миллионов населения — 23 тысячи
врачей. Большая часть из них — вольнопрактикующие, живущие в
городах. И только около 5 тысяч врачей — в земских больницах
и амбулаториях на... 100 миллионов крестьян!
Все надо в корне менять. Владимир Ильич, наравне с полити-
ческими и экономическими, много раз поднимал вопросы народного
40
здоровья. Немало было партийных постановлений по этому поводу,
во сейчас, когда партия пришла к власти, необходимы особые уси-
лия. Тем более, что это не только проблема: больной — врач — боль-
ница. Сюда входило все: и жилище, и бытовые условия, и питание,
и рабочее место, и длительность рабочего дня, и помощь заболев-
шему труженику и его семье...
И вот 1 ноября 1917 года публикуется широкая программа пол-
ного социального страхования рабочих. Через неделю — 8 ноября —
Владимир Ильич подписывает декрет «Об увеличении пенсии рабо-
чим, пострадавшим от несчастных случаев». Еще через неделю — о
передаче больничным кассам частных лечебных предприятий. 11 де-
кабря обнародовано «Положение о страховании на случай безрабо-
тицы». 22 декабря—декрет, получивший огромное значение, «О стра-
ховании на случай болезни». Этот закон положил начало осуществ-
лению в Советском Союзе бесплатной и общедоступной медицин-
ской помощи.
На третьем заседании только что созданного Совнаркома раз-
бирается записка медико-санитарного отдела о необходимости со-
здания Комитета по охране народного здоровья. Авторы ее — врачи
М. И. Барсуков, И. С. Вегер, А. И. Винокуров. А на пятом заседании
Совнарком слушает доклад Барсукова о создании единого медицин-
ского центра, и вскоре Председатель Совнаркома подписывает дек-
рет о Совете врачебных коллегий.
* *
*
Доктору Николаю Александровичу Семашко не удалось в июне
1917 года, когда проходили выборы в Московскую городскую думу,
проголосовать за список № 5, список большевиков.
Его не было в Москве, он только добирался до нее трудными во-
енными путями. Он еще бедовал в спокойном Стокгольме, где для
него не было другого приюта, кроме узкой койки в ночлежке для
эмигрантов. Только в августе появился в Москве этот крупный, плот-
ный мужчина, с узкой бородкой, с добрым русским лицом, в небо-
гатой заграничной одежде. Партия еще до того, как он получил раз-
решение на въезд в Россию, решила его направить на усиление мос-
ковской организации большевиков. Он с радостью вернулся в город
своей юности, в город, где прошли его студенческие трудные и вме-
сте с тем радостные годы. В сентябре, когда проходили выборы в
районные думы, он сам уже был в списке кандидатов. Октябрьскую
революцию Николай Александрович встретил па посту председателя
Пятницкой районной управы. Л ко времени переезда правительства в
Москву возглавлял отдел здравоохранения при Московском Совете.
Помощник Семашко по Мосздравотделу — Владимир Алексан-
дрович Обух. Товарищи любят этого веселого, неунывающего чело-
века, активного партийца с 1894 года. Был он врачом 1-й Градской
больницы и умелым конспиратором. Никакому шпику не приходило
в голову, что в квартире господина Обуха проживают непрописан-
41
пые жильцы, происходят подпольные собрания, чтение нелегальной
литературы, что там большевистская явка.
Еще один деятельный помощник Семашко — доктор Михаил Фе-
дорович Владимирский, он тоже в партии с 90-х годов. Пережил
аресты, ссылки, эмиграцию. Вернулся в Россию после Февральской
революции и в октябрьские дни уже входил в состав боевого партий-
ного центра по руководству восстанием в Москве. Москвичи знали
его рослую фигуру, волевое лицо. Помнили по выступлениям в Мо-
сковском Совете. Большая и ответственная работа и по благоустрой-
ству Москвы, и позже, как заместителя наркома внутренних дел,
вынудила его оставить любимую профессию врача, но все равно он
не охладел к медицине.
К этой тройке следует причислить Зиновия Петровича Соловь-
ева. Он учился в той же Симбирской гимназии, что и Ленин. Студен-
ческие годы его прошли в Казанском университете — там же слушал
лекции и Владимир Ильич. Окончив медицинский факультет, он
становится санитарным врачом. А революционная работа приводит
к гонениям, арестам, ссылке. Все же он сумел многое сделать в об-
ласти санитарной медицины.
Когда консервативные врачи объявили злостную забастовку и
бросили на произвол судьбы больницы и всю бедноту Хамовников,
Зиновию Петровичу Соловьеву, сколотившему врачебный актив,
многим помогла Людмила Сергеевна Боголепова. Она со своими то-
варищами заняла брошенные посты в районных и окраинных амбу-
латориях, сумела уговорить сестер, и Хамовнический район зарабо-
тал одним из первых.
В Сокольниках врач Иван Васильевич Русаков был членом Во-
енно-революционного комитета в октябрьские дни. А позже он помо-
гает восстанавливать нормальную жизнь в этом, тогда довольно
отдаленном районе советской столицы.
Есть и еще врачи — верные бойцы партии: Б. С. Вайсброд,
Н. А. Кост, А. Н. Сысин, А. П. Голубков и другие. Они-то и начали
широкую реформу здравоохранения.
Май 1918 года Владимир Ильич назвал непомерно тяжелым ме-
сяцем. Немцы нарушили мирный договор и снова начали наступле-
ние. Вспыхнул антисоветский мятеж чехословацкого корпуса. В стра-
не усилился голод. На почве голода и недоедания появилась холера.
Московские и петроградские врачи-большевики предлагают со-
здать Народный комиссариат здравоохранения. Они убеждены, что
сейчас, как никогда, нужен единый центр. Владимир Ильич поддер-
живает их инициативу. Проходит меньше месяца, и на V Всероссий-
ском съезде Советов 10 июля 1918 года принимается Конституция
РСФСР и в ее восьмой главе — «О Совете Народных Комиссаров»—•
появляется восемнадцатый комиссариат — Комиссариат здравоохра-
нения.
Единственно, на чем настаивает Владимир Ильич,— назначить
наркомом непременно Николая Александровича Семашко. Владимир
Ильич уверен в этом человеке.
42
По идее Ленина проект декрета о Наркомздраве публикуется
одновременно со списком крупных специалистов медицины, привле-
ченных в новые, советские медицинские учреждения. Такая публика-
ция оказалась весьма полезной. Ученые, до сих пор не сумевшие
преодолеть настороженности перед Советской властью, теперь охот-
но соглашались служить ей.
Незабываемый восемнадцатый. Тяжелый девятнадцатый. Стра-
на окружена кольцом блокады. Внутри кольца — гражданская
война.
Обшарпанные стены домов заклеены плакатами: «Все для фрон-
та!» Владимир Ильич не устает повторять: «...Всякая помощь, ока-
занная в тылу красноармейцам, немедленно превращается в усиле-
ние Красной Армии, в укрепление их настроения, в уменьшение
числа болезней и в увеличение наступательной способности».
Сам он полон заботы о раненых. Часто посещает госпитали.
В один из них Владимир Ильич поехал вместе с Надеждой Кон-
стантиновной. Торопились попасть засветло, чтобы обойти палаты,
поговорить с людьми. С электричеством было плохо, его едва хва-
тало на операционную и перевязочные. Но ради приезда Владимира
Ильича затеплились лампочки в коридорах и, когда в палатах на-
чало темнеть, налились тусклым светом маленькие стеклянные груши
под потолком...
Раненым, чтобы их не волновать, до последней минуты не гово-
рили, что ждут Ленина именно в этот день. Поэтому ходячие боль-
ные разбрелись по зданию, кто покурить в коридоры, благо там по-
светлело, кто поближе к печкам, кто в соседние палаты послушать
газеты.
Но Ленина узнали сразу, едва он вошел в первую же палату, к
лежачим.
— А вы легки на помине, Владимир Ильич,— улыбаясь заме-
тил раненый, с трудом приподнимая с подушки забинтованную го-
лову.— Только что нам в газете о положении на фронтах читали. Мы
о вас разговорились. Газеты-то нам мало... Мы настырные, все в под-
робностях знать хотим... Придется доложить...
Владимир Ильич усмехнулся и дружески положил руку на его
плечо.
— Что же, не возражаю. Кто это вас так?
— Генерал Юденич, чтоб ему пусто было... Как он там? Пятки-
то сверкают?
— Сверкают. Да и не только у него.
Владимир Ильич присел на краешек кровати. Все больные по-
вернулись к нему.
Он коротко рассказал о разгроме Юденича под Петроградом,
о положении на Юге. Советское наступление шло удачно. Армия Де-
никина оставляла то один, то другой населенный пункт.
— Так что если говорить о пятках,— засмеялся Ленин,— то,
пожалуй, генералу Деникину тоже пора готовить сало. А то не ус-
пеет смазать...
43
Из палаты перешли в столовую, но и там набилось столько на-
роду, что негде было сесть. Стояли прислонившись к стене, опираясь
на костыли, палки. Расспрашивали долго, обо всем: о войне, земле,
хлебе, будущем.
Владимир Ильич отвечал не торопясь, подробно, потом сам пе-
решел к расспросам.
— Меня допросили с пристрастием, а сами помалкиваете! Ну-ка
вот вы,— обратился Ленин к сидевшему перед ним раненому,— рас-
скажите, что вам из дому пишут. Плохо, говорите. Мякину едят?
Верно... Кое-где едят. И лебеду едят. Л у кулаков в ямах зерно
гниет... Фабричные рабочие последние вещички менять возят. Туго
приходится... Пока войну не кончим, легче не будет.
Разговор затянулся. Владимир Ильич с Надеждой Константи-
новной уехали поздно, пожав десятки рук, пожелав всем своим со-
беседникам быстрейшего выздоровления.
— В среду надо навестить Сокольнический госпиталь,— заметил
Владимир Ильич, выходя из машины у дверей кремлевской квар-
тиры.
* *
*
Тревожные вести. Отовсюду: из Петрограда, Саратова, Воро-
нежа, Ростова, Вятки, Оренбурга, Минска, Харькова, Пскова. Сып-
ной тиф! Возникшая в окопах империалистической войны, эта зараз-
ная болезнь распространилась по России. Что может быть страшнее
инфекции для страны голодной, измученной войной, окруженной
блокадой?
Владимир Ильич, верный своему принципу ничего не скрывать
от народа, первый говорит и пишет о надвигающемся бедствии: «Го-
лод становится все сильнее. Сыпной тиф превращается в самую гроз-
ную опасность. Необходимы героические усилия, а у нас делается
далеко и далеко не достаточно...
Спасти миллионы и десятки миллионов от голода и от тифа мо-
жно, спасение близко, надвинувшийся голодный и тифозный кризис
можно преодолеть и победить вполне. Отчаиваться нелепо, глупо, по-
зорно».
Вторая половина восемнадцатого года, девятнадцатый и двадца-
тый годы — изматывающая битва на два фронта. Военные действия
против интервентов и белых армий и война в тылу с гнусным насе-
комым, разносчиком инфекции. Подло мстит народу разрушенный,
разложившийся царский строй. Грязь, нищета, темнота, бескуль-
турье— все уподобилось минам замедленного действия.
Наркомздрав — под пристальным вниманием Владимира Иль-
ича, который настаивает на том, чтобы проводились в жизнь реко-
мендации ученых, развертывались лаборатории, институты. Органи-
зуются специальные санитарные городки, инфекционные больницы,
санпропускники, дезинфекционные камеры. Все пользующиеся же-
лезнодорожным транспортом проходят через пропускные пункты, в
44
квартирах больных обязательна тщательнейшая дезинфекция, нала-
живаются бани, больничные и госпитальные прачечные.
Целый ряд декретов остался на память о тех героических годах:
«О мероприятиях по сыпному тифу», «О снабжении бактериологиче-
ских институтов и лабораторий необходимыми для их работы мате-
риалами и инвентарем», «Об образовании особой Всероссийской ко-
миссии по улучшению санитарного состояния», «Об обеспечении се-
мейств лиц медицинского персонала, погибших на эпидемиях»,
«О санитарной охране жилищ»... Все шире санитарная пропаганда,
санитарное просвещение среди красноармейцев и мирного населе-
ния.
6 марта 1920 года Владимир Ильич выступил на заседании Мос-
совета. Говорил он корректно, сначала даже суховато, старался не
обижать людей, но чувствовалось, какое глубокое возмущение халат-
ностью, неумением, верхоглядством кипит в нем. С какой брезгливо-
стью повторял он слова: «грязь», «эпидемии», «насекомые», «запу-
щенность»!
— Прежде всего здесь у нас стоит на очереди задача очистить
Москву от той грязи и запущенности, в которую она попала.
Мечта Владимира Ильича о прекрасном городе будущего, где
будут жить здоровые творческие люди, мечта, которой он делился с
немногими, близкими ему по взглядам людьми, еще была очень да-
лека от реализации. Пока на очереди были самые прозаические ве-
щи: метлы, подводы и грузовики для вывоза мусора...
Началась основательная чистка древнего города. На улицах, еще
заваленных снегом, в переулках, где между сугробами вьется оледе-
нелая тропинка, во дворах, где почерневший снег прикрывает груды
отбросов, появились закутанные в платки, шали, в какие-то допотоп-
ные бурнусы и тулупы первые бойцы добровольных отрядов — войско
Чрезвычайной комиссии по очистке.
Здесь были и добровольцы, понимавшие необходимость уборки,
представлявшие, в какую клоаку превратятся улицы Москвы, едва
весеннее солнце унесет снежный покров, и перепуганные обыватели,
и мобилизованные на трудповинность буржуи. Командовали отряда-
ми исконные московские дворники, те, что не ушли в армию и не
сбежали от голода в родные деревни.
Лом, метла, лопата стали самыми популярными инструментами.
Разбирались десятилетиями не убиравшиеся чердаки и подвалы, са-
раи и кладовки, захламленные и забитые подъезды. Разносилось по
квартирам все, что могло дать хоть кое-какое тепло и могло быть
сожжено в печках. Но все равно в каждом дворе долго и дымно
тлели тряпки, опилки, обрывки бумаги, прелые листья.
Во всех концах Москвы во дворах и на улицах всю весну копо-
шились очистители. А когда сошел снег, нашлись и маляры, и плот-
ники, и кровельщики. Начали латать, подкрашивать (красить еще
было нечем), подколачивать.
И Москва повеселела. В рамах, вместо почерневшей фанеры, за-
светились окна, собранные из кусков стекла. Свежими заплатками
45
засияли крыши, уже не хлопали от ветра скособоченные двери и
ставни. Во дворах сушили вываренное в щелоке белье, выколачивали
пыль, открывали окна. Кончались годы унылого житья.
А как доволен был Владимир Ильич, когда узнал, что доктор
Обух, заведующий Мосздравотделом, сумел вымыть всех москвичей!
Энергичный Владимир Александрович раздобыл дрова, заставил по-
чинить и затопить московские бани. Каждому посетителю вручали
дорогой подарок — маленький кусочек мыла и мочалку. За неделю в
банях вымылось около 800 тысяч москвичей!
За делом очистки городов Владимир Ильич следит пристально
и придирчиво. Заставляет докладывать, как идут дела где-нибудь в
Кирсанове, в Воронеже, в Туле, в Сухиничах. Посылает телеграмму
Самарскому губисполкому с запросом: «Достаточно ли радикально
проводите очистку города? Прошу налечь на это и проверять чаще
фактическое исполнение. Не увиливают ли от трудповинности бур-
жуи и обыватели? Необходимо подтянуть изо всех сил. Предсовобо-
роны Ленин».
Наркомздрав должен быть, по мысли Владимира Ильича, не-
дреманным оком. Ему ведь поручено главное — здоровье народа.
Народ должен здравствовать!
Борис Могилевский, Вадим Прокофьев
ПОД ФЛАГОМ ЦЕНТРОСОЮЗА
Касаясь трех великих океанов,
Опа лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
Иззябнувшая, полуголодная Москва. Вечерами не горят побитые фо-
нари. Поздний мартовский морозец сковывает гладким льдом лужи,
натаявшие за день. А днем яркое-яркое солнце, холодный ветер и
запахи весны.
Мальчишки ладят скворешни и пускают кораблики в звонких
ручьях. Дома стоят облупившиеся, закопченные дымом «буржуек».
Трубы торчат чуть ли не из каждого окна. На церкви Ваганьков-
ского кладбища черная труба забралась под самую маковку, и бо-
жий храм напоминает теперь ободранного беспризорника, лихо ку-
рящего козью ножку.
Голодно. Но люди не унывают. Театры полны. В опере артисты
не столько поют, сколько кашляют. Но это никого нс смущает.
Все надеются на весну: ранние овощи, летнее тепло. И мечтают,
что после разгрома Колчака и Деникина временная передышка пре-
вратится в постоянный мир.
Улицы городов Европы заполнили безработные. Прогорают бан-
ки. Промышленные и торговые компании терпят крах. Закрываются
заводы. Дорожает жизнь. Экономический кризис, как проказа, раз-
дирает капиталистический мир.
Английский премьер Ллойд Джордж откровенно признался в
парламенте, что силой оружия с большевиками справиться не уда-
47
лось. Л вот с помощью торговли он надеется «оздоровить обстановку
в России».
«Оздоровить» на языке Ллойд Джорджа означает «излечить
от большевизма». Недаром верховный совет Антанты согласен
восстановить торговые отношения с «русским народом». Именно
с «народом». Но, избави боже, не с большевистским правитель-
ством.
«Русский народ»? Кого это может обмануть? Во всяком случае,
не Ленина. Империалисты хотят и торговать с Россией и при этом
сохранить «честь мундира». Прекрасно, великолепно. Мы нм помо-
жем. У нас имеется кооперативный орган — Центросоюз. О, это учре-
ждение народное. Пусть Центросоюз пробьет экономическую бло-
каду. Во главе миссии Центросоюза поедет Красин. Нарком? Это
никого не касается.
Ленинская мысль ясна: Центросоюз — ширма. Она никого не
может обмануть. Да, да, ширма. Если угодно, она-то и нужна импе-
риалистам, чтобы была сохранена честь.
Но Леонид Борисович должен чувствовать себя не просто «крас-
ным купцом». Торговые сделки само собой. Он едет в Европу как
дипломат. Именно так. За границей прекрасно осведомлены о том,
какой пост занимает инженер Красин.
Мандат заготовлен. В нем Совет Народных Комиссаров дове-
ряет Леониду Борисовичу разрешение «всех вопросов, связанных с
предстоящим возобновлением торговых сношений, со всеми необхо-
димыми для сего правами, в том числе с правами по всем вышеиз-
ложенным вопросам принимать единоличные решения, от имени
Российской республики заключать всякого рода соглашения и до-
говоры со включением всех условий и гарантий, какие он найдет
нужными и для Российской республики приемлемыми».
Мало кому из дипломатов предоставлялись такие обширные
полномочия.
Перед отъездом Красин собрал членов миссии и рассказал о
беседе с Лениным.
— Пробить блокаду... Такова задача, поставленная Владими-
ром Ильичем.
От Петрограда до Финляндии — рукой подать. Не успели рас-
сесться по местам, как пожалуйста — граница. В вагон к Красину
поднялся... английский офицер. Очень вежливый. Руку к кепи — ка-
питан Френч. У Красина на языке вертится ядовитая шутка. Но, увы,
он плохо владеет английским. А не худо было бы осведомиться о
«финских родственниках» этого британского офицера. Поезд двинул-
ся дальше. Теперь торговую делегацию РСФСР эскортирует чуть ли
не целая воинская часть.
Ничего не скажешь, караул более чем почетный. Во всяком слу-
чае, он надежно оберегает жителей Финляндии от соприкосновения с
красными
На пристани Стокгольма полно народу. Рабочие шведской сто-
лицы приветствуют советских делегатов. Леонид Борисович ищет в
48
толпе родные лица. Вот они, вот! Машут руками, подпрыгивают от
радости. Дочки! Жена!.. Повисли на шее. Любовь Васильевна вол-
нуется, но старается завязать серьезный разговор. Какова цель при-
езда мужа? Красин шутит:
— Историю делать приехали, историю!..
Ногин и Клышко должны ехать в Копенгаген, где их уже под-
жидает Литвинов — представитель Наркоминдела в красинской мис-
сии. Леонид Борисович задержится в Стокгольме. Ведь наверняка
завтра же к нему пожалуют представители шведских фирм с пред-
ложениями. И если все пойдет успешно, деловой шум отсюда долетит
до Темзы, Берлина и там тоже найдутся здравомыслящие охотники
торговать с Россией.
Зашевелились шведские промышленники. Они хорошо нагрели
руки в годы мировой войны. Нейтральная Швеция поставляла обо-
рудование, сырье, продовольствие обеим воюющим сторонам. Но
война кончилась. Англия и Франция налаживают свое производство.
Шведам некому сбывать товары, возникла угроза сокращения про-
изводства. А тут русская делегация. 14 фирм объединились в кон-
церн, чтобы легче столковаться с русскими.
Между тем Красин уже успел один на один провести переговоры
с фирмой «А. В. Нюдквист и Хольм». Фирма взялась поставить за
шесть лет Советам 1000 паровозов. Первая брешь в блокаде. Красин
доложил об этом в Москву.
Депеша застала Ленина в рабочем кабинете. Он стоял у карты
России. Только что начался новый поход Антанты. Удар белополяков
нацелен на Киев. В Крыму еще не добит Врангель.
Снова война, кровь, разрушения. Мирная передышка окончи-
лась. Ленин еще раз читает красинскую телеграмму: 1000 парово-
зов за шесть лет... Не жирно. Но как они нужны сейчас, здесь, в
центре страны, на Украине, в Сибири — всюду! Паровозы — это и
хлеб, и топливо, это ожившие заводы...
Ленин отходит от карты. Немедленно телеграфирует Красину
согласие на сделку. Да, не забыл бы Леонид Борисович за парово-
зами предметы более скромные — пилы, косы, топоры.
Проходит короткий срок. Из Стокгольма — шифровка Чичерину,
для передачи Ленину:
«Купили в Швеции с доставкой в Ревель достаточное количество
пил и топоров. Кос больше полумиллиона получить не удастся... Ин-
струменты и машины закупили в размерах платежной способности.
Чтобы пользоваться кредитом, надо быть уверенным в возможности
экспорта, поэтому сообщите о состоянии торгового фонда. Главное
же — разработка плана вывоза хлеба на Новороссийск, хотя бы в
обмен на заграничные предметы широкого потребления».
Владимир Ильич доволен. Конечно, насчет Новороссийска Кра-
син несколько поспешил: хлеб придется пока вывозить иным путем.
Да и не так уж много хлеба может сейчас поставить русская де-
ревня для обмена на потребительские товары. Но косы — это очень
важно, без них урожая не соберешь, что бы там ни толковали неко-
4
Заказ 2878
49
торые умники из бывших спецов. В России сейчас выплавляется
4 процента металла, по сравнению с довоенным временем. Так что
и на косы не хватает.
Шведские промышленники были сами себе хозяева, политикам
приходилось труднее. Они все время вынуждены оглядываться на
Антанту. Но жалко упустить такой случай. Наконец политики на-
шли обтекаемую формулировку. Россия, конечно только в лице
Центросоюза (ни слова о Советском правительстве), получала право
вложить в шведский банк 25 миллионов крон золотом и закупить на
100 миллионов любых товаров. Центросоюз основывает свое торго-
вое представительство, и суда его в шведских портах имеют гаран-
тированные и равные права с другими государствами.
Советское золото, которое нигде не хотели принимать, нашло
дорогу в мировые банки.
15 мая 1920 года в Стокгольме был подписан торговый договор.
Хотело того или нет шведское правительство, но, подписав договор,
оно тем самым признало РСФСР де-факто. Ведь никого не могла
обмануть вывеска Центросоюза. И договор с советской стороны под-
писал не кто-нибудь, а член Советского правительства, нарком Кра-
син. Идея Ленина под флагом Центросоюза таранить блокаду ока-
залась жизненной.
В Копенгагене советскую делегацию буквально атаковали дело-
выми предложениями. Даже спокойный, уравновешенный Ногин ино-
гда выходил из себя. Сто предложений в день! Голова идет кругом.
Ногин уезжал в замок Гамлета, отдыхал на могиле датского принца
от датских дельцов.
Красин не имел на это времени. Изнуряющие, затяжные пере-
говоры с мистером Уайзом — председателем верховного экономиче-
ского совета Антанты, встречи с представителями Италии, которая
была не прочь за спиной «непобедимо-непримиримой» Франции за-
ключить торговую сделку с Россией. О датчанах и говорить не при-
ходится, они шли и шли нескончаемым потоком. Среди них было
немало мелких спекулянтов и крупных жуликов. Красину приходи-
лось распознавать каждого.
Итальянцам не терпелось. Они еще до приезда Красина догово-
рились с Литвиновым о кооперативной русско-итальянской торговле.
И только Красин успел появиться в Копенгагене, как была вырабо-
тана совместная русско-итальянская торговая конвенция. Она имела
силу договора, хотя ее срок был ограничен одним годом.
Советские делегаты приобрели популярность в иностранных де-
ловых кругах. Американские нефтяные акулы и те приплыли в Да-
нию. Нефть после войны пропитала всю международную политику.
А Советская Россия богата нефтью.
В свою очередь, советские делегаты и эксперты смогли по-
настоящему оценить прозорливость Владимира Ильича, который на-
значил руководителем миссии Красина. Торговец, финансист, знаток
европейской экономики и политики, к тому же умный и тонкий дип-
ломат. Имя этого выдающегося русского инженера, служившего в
50
свое время в концерне Сименса, не забыли ни в Скандинавии, ни в
Германии, его знали и деловые люди стран Антанты.
Многих дельцов удивляло: почему такой трезвый человек, как
Красин, вдруг заключает сделку, явно менее выгодную, чем та, ко-
торую ему предлагают другие фирмы? Они не могли понять, что в
каждой торговой сделке Леонид Борисович усматривал и опреде-
ленный политический смысл. Он выполнял указания Ленина, целе-
устремленно добивался главного — сломить блокаду. Деловой мир
Европы должен воздействовать на свои правительства, пусть торго-
вые сделки, бизнес приведут к политическому признанию Советского
государства.
Уже англичане, в соответствии с решением держав Антанты,
предлагают Леониду Борисовичу проследовать в Лондон, где засе-
дал тогда постоянный комитет верховного экономического совета.
Красин списался с Лениным, заручился его согласием и с Ноги-
ным и Клышко на английском миноносце поспешил к берегам
Темзы.
Лондон. Отель «Holland». Комфортабельный, по-английски чо-
порный. И в общем скучный. Но осматриваться и устраиваться как-
то поуютнее нет времени.
Завтра первая встреча с триумвиратом, управляющим Брита-
нией. От этой встречи зависит многое, и не один Красин готовится
к ней. И Ллойд Джордж, и Бонар Лоу, и Керзон. Ждут этой встречи
с нетерпением и некоторые посетители отеля — члены Англо-рус-
ского общества. Жалкие обломки прошлого, все еще всерьез обсу-
ждающие вопрос о государственном устройстве России... после свер-
жения большевиков. Ждут завтрашней встречи и держатели царских
займов, и бывшие владельцы русских предприятий, банков, рудни-
ков.
Но в Англии рабочих больше, чем хозяев, и они тоже ждут этой
встречи. В ответ на захват белополяками Киева лондонские докеры
не стали грузить пароход «Джолли Джордж» с английскими снаря-
дами для Пилсудского. «Руки прочь от Советской России!»
Даунинг-стрит. Резиденция премьер-министра. Здесь Ллойд
Джордж примет Красина. Это — знаменательное событие. Ведь из
России делегация выехала под скромным знаменем Центросоюза.
В Англии се принимают как правительственную. И сам премьер
взял па себя инициативу переговоров.
Красин доволен.
В кабинете премьера у камина стоят министр торговли Хорн,
министр финансов Бонар Лоу, министр иностранных дел лорд Кер-
зон н консерватор-парламентарий Хармсворс.
Ллойд Джордж первым поздоровался с Красиным и представил
Роберта Хорна, Лоу, Хармсворса. Керзон продолжал стоять, при-
жавшись к камину, с демонстративно заложенными за спину ру-
ками.
Красин подошел к лорду, протянул руку. Но министр не шелох-
нулся. Его глаза смотрели куда-то в потолок. Красин нахмурился.
51
В эту минуту ему хотелось сказать что-нибудь такое, как удар хлы-
ста. Но тут Ллойд Джордж произнес с раздражением:
— Лорд Керзон, будьте джентльменом!
Керзон вздрогнул. Неохотно сунул руку, молча отошел.
Когда все уселись, Красин сказал:
— Англичане пригласили советских делегатов в Лондон, зна-
чит, можно надеяться, что между Англией и РСФСР начнутся пере-
говоры и наладятся не только экономические, но и политические от-
ношения. Советское правительство стремится к этому.
Но такие отношения возможны лишь в условиях мира. Между
тем советский народ вынужден воевать с белопанской Польшей. А он
желает строить, торговать без всяких ограничений и запретов. И тор-
говать ему есть чем.
Обошлись без переводчика. Красин говорил по-английски. Ллойд
Джордж ставит предварительным условием переговоров прекраще-
ние антибританской пропаганды и возвращение английских военно-
пленных. Условия вздорные, особенно в отношении военнопленных:
ведь большая часть их уже вернулась домой. И все же встреча на
самом высоком уровне состоялась. Красин был уверен, что ему и
его коллегам придется еще не раз видеться с Ллойд Джорджем. Ра-
бота предстоит долгая и тяжелая.
Когда выпадали свободные часы, Красин любил гулять по Лон-
дону. В светлом костюме (июнь стоял теплый), с изящной тросточ-
кой, он выглядел типичным британцем, только что прибывшим от-
куда-то восточнее Суэца. На фоне бледнолицых обитателей англий-
ской столицы его лимонно-желтый цвет лица можно было принять
за легкий загар.
Сегодня Красина сопровождал в прогулке Ногин. Виктор Пав-
лович повел Леонида Борисовича каким-то запутанным лабиринтом
довольно грязных и узких улочек северо-восточной части города.
Наконец они выбрались на Саусгэт-Роод.
— Вот она, «социалистическая церковь»!
Красин увидел обычную английскую церквушку. Ничем не
примечательную. Узкие, стрельчатые окна, острая крыша с ба-
шенками. Да таких в этом семимиллионном городе, вероятно,
сотни.
Зашли внутрь. Ногин разволновался, и Красин понимал его.
В этом зале проходили заседания V съезда РСДРП в 1907 году.
— Вон там, у амвона, восседал Плеханов,— объяснял Ногин.—
Владимир Ильич обычно подсаживался к кому-либо из нас, больше-
виков. А Горький любил задние скамьи... Вон там, на хорах, одна-
жды появился мыльный король Иосиф Феле. Лондонские аборигены,
социал-демократы из России, Дейч и другие, долго искали человека,
который дал бы нашему съезду взаймы денег. Съезд оказался сов-
сем без средств. И нашли Фелса. Часа три просидел на хорах фабри-
кант. Прежде чем одолжить съезду 1700 фунтов, он хотел сам по-
смотреть на делегатов. А вдруг разбойники какие? Ничего, понра-
вились. Помню, в перерыве к нему поднялся Плеханов. Эдакий
52
барственный тамбовский дворянин, Фолс даже растерялся. Но день-
ги дал. Под расписку! Я до сих пор помню ее.
— Знаю, знаю. «Российская социал-демократическая партия.
Лондонский съезд. Май 1907 г. Церковь братства, Саусгэт-Роод...»,—
на память цитировал Красин.
Ногин подхватил:
— «Мы, нижеподписавшиеся, делегаты съезда РСДРП, настоя-
щим обещаем вернуть мистеру Иосифу Фелсу к первому января
1908 года или раньше семнадцать сотен фунтов стерлингов — сумму
займа, любезно предоставленного без процентов».
— Да, дорогой мой нижеподписавшийся, обещания нужно вы-
полнять...
— Чудак был этот Феле, царство ему небесное... Не захотел,
чтобы сей долговой документ подписал наш хозяйственник — Дейч,
потребовал все 300 подписей делегатов съезда. И моя, раба божь-
его, закорючка там стоит...
— Что же, нужно разыскать наследников мыловара. Владимир
Ильич несколько раз напоминал мне перед отъездом, чтобы мы рас-
платились, и как можно скорее. Л то ведь и впрямь неудобно, про-
срочен платеж на 12 лет.
Наследники обнаружились быстро. Леонид Борисович вручил
им 1700 фунтов стерлингов. И не без тревоги спросил, сохранилось
ли долговое обязательство?
Наследники подумали, что, видимо, русский должник требует
предъявления «векселя»,— не понимали, какой это бесценный доку-
мент для истории большевистской партии. Заемное письмо было в
сохранности.
На следующий день лондонские газеты оповестили жителей сто-
лицы о том, что большевики, как это ни удивительно, умеют дер-
жать слово.
...Ллойд Джордж хитрил. Ллойд Джордж вилял. Белопольские
войска уже наступали. Значит, можно оказывать давление на Со-
веты, требовать царские долги. Новое предварительное условие пе-
реговоров.
Красин ловко парировал: миссия Центросоюза уполномочена
вести только торговые переговоры. Что же касается долгов, вопрос
о них можно обсуждать лишь при общем политическом урегулиро-
вании.
Британский премьер, озираясь на консерваторов, клялся, что ни
о каких мирных переговорах с РСФСР и речи быть не может. Но в
Англии помимо консерваторов были другие силы. Рабочие и лейбо-
ристы хотели нормальных отношений с Россией.
В далекой Москве Ленин после ознакомления с положением на
фронтах ежедневно требовал депеши от Красина. Владимир Ильич
точно установил момент, когда всего легче припереть к стене скольз-
кого британского премьера. И, выполняя ленинскую директиву, Лео-
нид Борисович от имени Советского правительства вручил премьеру
меморандум: будут ли они продолжать переговоры и добиваться ре-
53
шения спорных вопросов или, пользуясь присутствием делегации в
Лондоне в качестве ширмы, продолжат неблаговидные махинации,
направленные на поддержку врагов Советского государства?
Ленин знал: Красин вручит меморандум, когда Красная Армия
перейдет в решительное наступление. И тут вдруг Ллойд Джордж,
буквально на следующий день после меморандума, ответил памят-
ной запиской. Вопрос о долгах решать не время. Начнутся мирные
переговоры, тогда и следует его поставить. Что касается пропаганды
и враждебных действий, от всего этого обе стороны должны воздер-
жаться. Заключим перемирие.
Миссия Центросоюза дала точно рассчитанный Лепиным ре-
зультат. Красин и Ногин возвращались на родину на быстроходном
миноносце «Вимьера», только что спущенном со стапелей, под эскор-
том еще пяти таких же однотипных кораблей.
В Москве Леонид Борисович пробыл недолго. После консульта-
ции с Лениным он срочно возвращается в Лондон.
4 августа 1920 года. Красин едва успел распаковать свои чемо-
даны в гостинице «Ферст-авеню отель», как последовало приглаше-
ние к Ллойд Джорджу.
Эта встреча проходила без соблюдения дипломатического эти-
кета.
Ллойд Джордж был немногословен.
Россия прекращает наступление на Варшаву. И пусть русские
учтут: английский флот стоит под парами, если наступление не будет
приостановлено, то... Слова «война» и «интервенция» произнесены не
были.
Но это уже нс предложение, а ультиматум!
Английские банки, частные фирмы получили строжайший за-
прет: никаких переговоров с советской делегацией.
Казалось, все усилия миссии Советов в главной столице капи-
талистической Европы пошли насмарку. Неужто снова война, снова
фронты, голод, страдания? На минуту у Красина опустились руки.
Он заперся в своем номере. Ему вдруг показалось, что напрасно он
теряет время здесь, в Лондоне, его место сейчас в хМоскве. Там он
будет полезнее. Он сумеет взвесить реальные экономические воз-
можности Антанты и Советской страны. Взвесить с тем, чтобы оты-
скать новые ресурсы для сражений.
Это были трудные дни для советских представителей.
Но они оказались еще более трудными для правительства Ллойд
Джорджа.
Как будто все рассчитано. Советы загнаны в тупик. У них нет
сил бороться, и неоткуда ждать помощи. Польша оправится, бри-
танский флот вновь войдет в Финский залив. Конечно, вслед за
Англией в Россию потянутся Франция, США. Все рассчитано.
Нет, не все!
Прежде чем предъявлять ультиматум Советской России, британ-
скому премьер-министру следовало бы проконсультироваться на сей
счет с английскими рабочими.
54
С 6 августа посланник Ленина в Лондоне подсчитывал уже не
ресурсы будущих противников, а количество стачек и демонстрации,
захлестнувших Англию: «Мир немедленно!», «Под суд Черчилля!»,
«Снять блокаду!» Иначе тред-юнионы, рабочие — члены лейборист-
ской партии предпримут «прямые действия». Ими будет руководить
специально созданный штаб — Совет действия. «Прямые дейст-
вия» — это забастовка.
Такого Англия еще не видывала.
Газеты всех толков и направлений, даже самые воинственные,
вдруг затрубили отбой. Красин читал и смеялся: господи, ну прямо-
таки агнцы эти керзоны, Черчилли, лоу. Они, оказывается, и «не по-
мышляли»!
Понадобилось еще несколько месяцев, пока наконец 16 марта
1921 года был подписан и торговый договор РСФСР с Англией. Важ-
ное задание Ленина было выполнено. С экономической блокадой
Советской России покончили.
Анатолий Баюкапский
ЭШЕЛОНЫ ИЗ ЕЛЬЦА
Дорогой товарищ Ленин,
У тебя забот не счесть.
Любим мы тебя и ценим.
Разговор серьезный есть.
САГИ ЖИЕНБАЕВ
Андрей Христофорович Бровкин сидел у окна вагона и задумчиво
смотрел вдаль Мимо пролетали буйные перелески, деревушки на
крутых взгорках, сверкали в пажитях живым серебром речушки. Но
на них не останавливался взгляд. Бровкин думал о другом. Он едет
за советом к Ленину.
Еще вчера в здании Елецкого Совнаркома клубами ходил махо-
рочный дым. Приезжие крестьяне испуганно жались к стенам. Еще
бы, здесь каждый второй был или народный комиссар, или член
ЦИК. Да, вчера выдался горячий вечерок. Наркомы спорили до хри-
поты. Потом напутствовали своего делегата.
— Узнай у Ильича, кто будет ремонтировать паровозы и на ка-
кие деньги? — в который раз повторял наркомпуть Шевелев.
— Нс забудь насчет дележки скота,— перебивал товарища нар-
комзем Бутов.
— У Ильича нет времени заниматься вашими колесами и дележ-
кой коров,— твердо проговорил предсовнаркома Иван Никитич
Горшков,— пусть Бровкин и Зайцев расскажут Ленину о нашей ра-
боте, а потом попросят совета, как лучше и в дальнейшем бороться
за Советскую власть.
На том и порешили.
«К Иль-ичу! К Иль-ичу!»— выстукивают колеса. О чем же он
начнет разговор с товарищем Лениным? Расскажет о том, как
56
ельчане готовят отпор врагу? А может быть, об организации сбора
хлеба?
Поезд подошел к столичному вокзалу в полдень. Выйдя из ва-
гона на шумную площадь, Андрей Христофорович огляделся по сто-
ронам. Деревянные будки и стены домов были заклеены плакатами
и листовками. Бровкин прочитал: «Рабочий и крестьянин — кровный
брат. На своем стой! Ни шагу назад!», «Все на фронт! Не место
праздности! Революция в опасности!»
По привокзальной улице прошел красноармейский отряд. Ор-
кестр играл «Марсельезу». Москва жила, Москва боролась.
Андрей Христофорович вскинул на плечо вещевой мешок, ощу-
пал в потайном кармане мандат и зашагал в город. Лишь через два
часа он разыскал своего земляка Александра Зайцева, приехавшего
в Москву другим поездом, и они направились в Кремль.
И вот ельчане в кабинете Ленина.
— Ну, товарищи, рассказывайте, в чем дело? — спросил Вла-
димир Ильич.
— Товарищ Ленин,— сразу же заговорил Бровкин,— Валуйки
заняты немцами и гайдамаками. Мы, ельчане, решили защищаться.
По решению Совнаркома и уездного комитета РКП (б) мобилизо-
вали всю буржуазию и послали ее рыть окопы, а рабочих воору-
жили.
Владимир Ильич удивленно приподнял правую бровь.
— Кто решил? Какой Совнарком?
— Понимаете, товарищ Ленин,— смутился Бровкин,— когда в
Москве образовался Совнарком и ВЦИК, то и мы...
Ленин улыбнулся.
— А кто же у вас председатель Совнаркома?
— Крестьянин Сергиевской волости Горшков.
— А какую должность вы занимаете?
— Народный комиссар здравоохранения.
Владимир Ильич засмеялся. А потом вдруг улыбка исчезла с
его лица.
— Зачем вам Совнарком?
Андрей Христофорович хотел было объяснить, но в это время
зазвонил телефон. Переговорив с кем-то, Владимир Ильич снова по-
дошел к карте и переставил флажки.
— Совнарком вам совсем не нужен. Вы мне лучше расскажите
вот что: как вы землю поделили?..
Беседа затянулась. Владимира Ильича интересовало все, но осо-
бенно ему понравился рассказ о создании в уезде культурных име-
ний. Ведь впервые в стране ельчане объединили крестьян и стали
сообща обрабатывать землю. Именно в этих культурных имениях и
увидел Ленин прообраз будущих совхозов.
Прощаясь, Владимир Ильич достал блокнот, написал что-то и
подал Бровкину.
— Обязательно зайдите в редакцию газеты «Известия ВЦИК»,
передайте мое письмо и расскажите им обо всем точно так же, как
57
мне,— сказал Владимир Ильич. Потом он позвонил Свердлову и
предупредил: сейчас к нему зайдут елецкие делегаты.
В коридоре Бровкин и Зайцев, не выдержав, развернули запи-
ску, прочитали: «Податели — представители Елецкого Совдепа.
Очень прошу поместить в газете интервью с ними. Образцовый уезд
по порядку, учету культурных имений и хозяйству в них, по подав-
лению буржуазии».
— Вот они, брат, дела-то,— гордо произнес Андрен Христофо-
рович,— пошли теперь к товарищу Свердлову.
Яков Михайлович также долго расспрашивал делегатов о де-
лах ельчан. А потом, взглянув на мандаты Бровкина и Зайцева, с
уди в л е и и ем произнес:
— Не поймешь, кто Россией правит. И Ленин — председатель
Совнаркома, и Горшков — председатель Совнаркома.— Тут же лицо
Якова Михайловича стало серьезным:—Вот что, поезжайте в Елец
и скажите Горшкову, чтобы он перестал валять дурака. Называйте
свою власть так, как по всей России...
На вокзале в Ельце делегатов встречало елецкое правительство.
В каждом взгляде Бровкин и Зайцев видели нетерпение, интерес.
— Ну, что сказал Ильич? — тормошил товарищей Иван Ники-
тич.
— Поедем в исполком, там и потолкуем,— загадочно произнес
Бровкин.
— В Совнарком! — поправил Горшков.
Бровкин и Зайцев многозначительно переглянулись. В здание
Совнаркома пришли в этот вечер и коммунисты, и левые эсеры во
главе со своим вожаком Наталией Рославец. Когда все собрались,
слово взял Андрей Христофорович:
— Владимир Ильич одобрил нашу работу с крестьянами. Очень
хорошо поддержал ельчан в разделе земли. Особенно интересовался
сохранностью культурных имений. Мы, товарищи, действуем пра-
вильно, но не всегда и не во всем.
— В чем промашка? — встревожился Горшков.
— Сейчас расскажу, но прежде выслушайте, как я искал Вла-
димира Ильича. Иду по кремлевскому коридору, а навстречу чело-
век с бородкой. Спросил у него, как, мол, отыскать товарища Лени-
на? «А кто вы такой есть?» — спрашивает. Говорю: нарком здраво-
охранения Бровкин. Удивился он и возражает: «Позвольте, нарком
здравоохранения — это я. Моя фамилия Семашко».
— Семашко? Так ведь это наш земляк — ельчанин! — не утер-
пел Горшков.— А что дальше?
— Еле разобрались мы с товарищем Семашко, кто же из нас
настоящий нарком здравоохранения. А потом и Владимир Ильич
удивился такому обороту дела. Не знал, не ведал, что в Ельце еще
один Совнарком имеется. Спросил: кто же в нем председатель?
— Сказал про меня, а? Ведь Ильич меня с семнадцатого года...
Поди, одобрил кандидатуру? — не понимая подвоха, разулыбался
Иван Никитич.
58
— Нет, не одобрил. Но Владимир Ильич — человек мягкий к
друзьям-коммунистам. Он постеснялся, а вот Яков Михайлович
Свердлов прямо сказал. Как это он сказал, Зайцев?
— Свердлов-то? Пусть, говорит, Горшков перестанет валять ду-
рака.
— Так и сказал? — привстал Горшков.
— Да. Принимай, как есть. И Владимир Ильич советует назы-
вать свою власть так, как опа зовется по всей России.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Иван Никитич па-
лил в стакан воды, залпом выпил. Утер рот ладонью.
— Надо ведь так промазать! — сказал сокрушенно и вдруг рез-
ко повернулся к Наталии Рославец:—А ведь это ты настаивала:
Совнарком, Совнарком.
— Мне кажется, зря вы сразу головы повесили, товарищи на-
родные комиссары,— вскинула свою красивую, начинающую седеть
голову Наталия Рославец,— не следует спешить с упразднением на-
шего Совнаркома. Преобразование его в исполком уронит авторитет
елецкой организации и повлечет за собой изоляцию трудящихся го-
рода от трудового крестьянства. Мы, левые эсеры...
— Довольно! — резко оборвал Горшков.— Решим так: название
сменим, а действовать будем по-прежнему, поскольку Владимир Иль-
ич одобрил нашу работу. Выходит, что дело не в форме, а в содер-
жании.
Спустя несколько минут уже трезвонили телефоны. По темным
улицам заспешили посыльные, передавая по цепочке, что созывает-
ся внеочередное общее собрание елецкой городской организации
РКП(б). На нем единодушно приняли постановление о реорганиза-
ции органов Советской власти в Ельце. А спустя несколько дней ель-
чане узнали: Владимир Ильич с большой похвалой отозвался об их
делах на четвертой конференции профессиональных союзов и фаб-
рично-заводских комитетов Москвы.
«...Я позволю себе привести тот пример,— сказал Лепин,— ко-
торый особенно жив в моей памяти, потому что мне пришлось слы-
шать вчера о том, что было в Елецком уезде. Там, благодаря орга-
низации Совдепа, благодаря тому, что там нашлись сознательные
рабочие и беднейшие крестьяне в достаточном количестве, удалось
закрепить власть бедноты. Когда у меня были с докладом первый
раз представители Елецкого уезда, я не поверил им, я подумал, что
люди прихвастнули, но мне подтвердили товарищи, специально по-
сланные из Москвы в другие губернии, что можно только приветст-
вовать их постановку дела, подтвердили, что в России есть такие
уезды, где местные Совдепы оказались на высоте задачи...
Когда они выгнали кулаков, они пошли в город Елец, торговый
город, и там для осуществления хлебной монополии не ждали дек-
рета, а помнили, что Советы есть власть, близкая к народу, что каж-
дый должен, если он революционер, если он социалист и, действи-
тельно, сторонник трудящихся, действовать быстро и решительно...
Им удалось то, что они собрали громадные излишки хлеба,— что нс
59
осталось ни одного дома в торговом Ельце, где бы буржуазия могла
пользоваться выгодой от спекуляции».
Ленинское одобрение придало елецким коммунистам силы. По-
всюду реквизировались хлебные излишки, создавались комитеты де-
ревенской бедноты, сельские Советы, ячейки РКП (б). На многих
дверях исполкомовских комнат можно было прочитать красноречи-
вые надписи: «Никого нет, все в деревне!» Члены Совдепа, активи-
сты действительно разъехались по волостям уезда.
Александра Зайцева послали в Извальскую волость. Оттуда по-
ступали тревожные вести о поджогах домов активистов, убийствах
членов комитета деревенской бедноты.
Провожая Зайцева в рискованную поездку, Иван Никитич
сказал:
— Ты был у Ильича, говорил с ним. Тебе и карты в руки. Дей-
ствуй. Донеси ленинское слово до крестьян, и они поймут тебя.
Вместе с Зайцевым в Извальскую волость Совдеп направил ав-
томашину с промышленными товарами. Перед началом митинга кре-
стьяне, не слушая кулацких шептунов, повалили в лавку, где были
сохи, бороны, гвозди, топоры и чугуны.
У прилавка стоял коммунист Зайцев.
— Прошу, товарищи, покупайте товары первой необходимости.
Видите эту машину — «Паккард»? Ее прислал Владимир Ильич Ле-
нин. Он же и о товарах для крестьян позаботился.
Крестьяне нерешительно мялись, поглядывали на кулаков, опа-
саясь подвоха. Было по всему видно, что здесь здорово поработали
враги Советской власти, запугали бедняков.
Наконец первым к прилавку протиснулся широкоскулый мужик
с окладистой бородой.
— Ну, милок, покажь мне борону!
— Фамилия? — поинтересовался Зайцев.
— Боев. А что?
Один из членов комитета бедноты заглянул в список, подал его
Зайцеву.
— У тебя, гражданин Боев, земельная обеспеченность превы-
шает среднюю норму. А товары мы привезли для тех, кто беден, кто
не жалеет хлеба для своих братьев по классу. Одним словом, у тебя
излишки, а у него от голода спадают штанишки. Посторонись! Кто
следующий?
И сразу будто что-то сломалось в толпе. Люди заулыбались,
заговорили, приблизились к прилавку.
— Мне гвоздей два фунта!
— Чугунок подай, чугунок...
— Борону возьмем на паях!
Все промышленные товары были проданы бедноте. А потом со-
стоялся митинг. На нем крестьяне Извальской волости постановили:
«Поддерживать всеми силами власть Советов. Немедленно присту-
пить на местах к организации союзов бедноты для борьбы с кула-
ками и капиталистами, которые обогащаются потом и кровью
60
трудящегося народа. Признать/ что наступил момент голода, кото-
рый грозит ужасающими последствиями... принять самые решитель-
ные меры к отобранию хлеба у кулаков и спекулянтов в пользу го-
лодных рабочих и крестьян».
Со всех волостей Елецкого уезда потянулись к станциям под-
воды, груженные хлебом. Ельчане отправили в столицу эшелон зер-
на. Это был самый лучший подарок голодающей Москве накануне
открытия Пятого съезда Советов.
И вот Москва. Пятый Всероссийский съезд Советов. Большой
театр. С волнением слушали ельчане речь вождя. И казалось, что
все, о чем говорил Ленин, относится именно к ним. С гордостью пе-
реглянулись делегаты Ельца, когда Владимир Ильич, говоря о здо-
ровых ростках в деревне, опять упомянул о Елецком уезде.
В перерыве Горшкова позвали на сцену:
— Расскажи, как елецкие большевики ведут борьбу с контрре-
волюцией.
Горшков начал было и осекся: мимо проходил Ленин. Он заин-
тересованно остановился и спросил Ивана Никитича:
— Так это вы и есть товарищ Горшков из Ельца?
— Да, Горшков,— подтвердил ельчании, а сам подумал: «На-
верное, сейчас про Совнарком вспомнит».
— Очень хочется узнать пообстоятельней, как идут у вас дела.
Но сейчас у меня не так-то много времени. Вот что, зайдите ко мне
завтра утром, перед съездом. Давайте условимся: придете к две-
надцати часам, напишете на листке бумаги, что вы Горшков из
Ельца, а на конверте — мне лично, и передадите письмо дежур-
ному.
Встретил Ленин Горшкова приветливо и как-то по-домашнему
просто. Усадил напротив себя и начал мягко расспрашивать, давно
ли Иван Никитич в партии, много ли приходится работать, как идут
дела в уезде. Как проводились обыски у местной буржуазии, кото-
рая прятала продовольствие.
Ободренный дружеским тоном, Иван Никитич рассказал Вла-
димиру Ильичу, что после подавления контрреволюционного восста-
ния в Аргамачской слободе исполком решил осуществить жесткую
диктатуру пролетариата, действуя по законам военного времени.
— Очень хорошо,— с каким-то особым удовольствием прогово-
рил Ленин.— А каким образом вы сумели все школы в уезде отре-
монтировать, где взяли материал?
— Собрали понемногу, Владимир Ильич,— ответил Горшков и
тотчас стал перечислять, сколько сумели отыскать, опять же у бур-
жуев и кулаков, стекла, краски, гвоздей и другого строительного ма-
териала. И все это было изъято не просто так, а по решению мест-
ных органов Советской власти и использовано на ремонт школьных
зданий, особенно в деревнях. Потом зашел разговор об образцовых
имениях. Когда ельчане прогнали помещиков, то во всех четырна-
дцати волостях крестьяне-бедняки под руководством большевиков
решили создать на базе помещичьих имений четырнадцать образ-
61
цовых хозяйств. Послали туда директорами лучших товарищей и
стали налаживать хозяйство.
— И не грабят помещичьи имения? — поинтересовался Ленин.
— Их охраняют.
— Кто же?
— Сами крестьяне.
Владимиру Ильичу, видимо, очень понравилась такая постанов-
ка дела.
— А хлеб у вас есть? Могли бы вы Москве прислать через не-
сколько дней хотя бы один эшелон? — спросил Ленин и тихо приба-
вил: — Детям не хватает.
— Могли бы,— твердо ответил Горшков.
— А как это сделать?
— Так, конечно, мы хлеб у крестьян не возьмем,— раздумчиво
проговорил Иван Никитич,— а вот обменять на что-нибудь можно.
Ну, скажем, на мануфактуру, плуги, бороны и другие вещи житей-
ского обихода.
— Можно и на вещи,— живо согласился Ленин.
Ленинское задание было выполнено и на этот раз. В Москву
ушло еще два эшелона елецкого хлеба.
Ефим Пермитин
МАНДАТ
В тяжелый час их укрепляла пера,
Сняв шлемы, белокуры и чисты,
Они стояли,
в дуло револьвера
Смотря глазами, полными мечты.
ЕВГЕНИЙ ВИНОКУРОВ
Облака то закрывали мартовское солнце, то вновь освобождали его.
Возможен был еще и снег и вьюги, но весна уже наступала с такой
же неотвратимостью, с какой после полуночи рождается новый
день.
В середине марта в городскую думу, когда охрипшие от усер-
дия кадеты, эсеры, алашординцы договаривали свои последние —
то воинственно-громовые, то путано-трусливые — речи, а растеряв-
шийся председатель директор реального училища Алифанов
от волнения все заседание простоял «столбом», с решительным
видом вошли члены Совдепа Яков Ушанов с товарищами и в ма-
лом, устьутесовском масштабе повторили петроградский разгон
Думы.
Кончилось двоевластие. Всеми делами города и уезда стал
руководить Совдеп.
История окончательно разделила устьутесовских кустарей, кре-
стьян-переселенцев, безземельных пахарей-мещан и иную прочую
бедноту с купечеством, баями, офицерством, старым чиновным миром,
с заносчивыми атаманцами станиц и казачьих поселков: два мира,
два лагеря...
— Хватит, отшептали в кулак, теперь пойдем в открытую!..
Теперь и пашенка и покосы у нас в кармане! — говорили
одни.
63
— На мою землю расейского грязного своего лаптя не ставь —
с ногой отъем!.. Блажной ваш Совдеп в вечном критическом моменте:
того нет, этого не бывало, сулил мир—дал гражданскую войну. Су-
лил хлеб — дал голод. Нечего с ним цацкаться—до разу кончить,
надежней будет...— огрызались другие.
Зрели заговоры. Коловертью кружилась, пенилась жизнь в за-
стойно-тихом, когда-то заштатном городишке, где все «идеалы» ком-
мерческих его владык упирались в свой каменный дом, лавку с това-
ром, а то и магазин па базаре.
...Председателю Устьутесовского Совдепа Ушанову, молодому
солдату-фронтовику, и его товарищам — первым местным большеви-
кам наизусть запомнились слова ленинской телеграммы:
«Петроград в небывало катастрофическом положении. Хлеба
нет, выдаются населению остатки картофельной муки, сухарей. Крас-
ная столица на краю гибели от голода. Контрреволюция поднимает
голову, направляя недовольство голодных масс против Советской
власти. Наши классовые враги, империалисты всех стран, стремят-
ся сдавить кольцом голодной смерти Социалистическую Республику.
Только напряжением всех сил советских организаций, только приня-
тием всех мер по немедленной погрузке, по экстренному продвиже-
нию продовольственных грузов можно спасти, облегчить положение.
Именем Советской Социалистической Республики требую немедлен-
ной помощи Петрограду. О всех принятых мерах телеграфируйте
компрод. Непринятие мер — преступление против Советской Социа-
листической Республики, против мировой революции.
Председатель Совнаркома Ленин».
Хлеб решал судьбу революции! А кулачество уперлось: «Раз-
верстка— терпежу нет! Бей продразверстчиков!»...
Устьутесовский Совдеп издал приказ о сдаче винтовок и револь-
веров по городу и уезду. Кое-кто принес заржавелое старье, сдал.
Большинство спрятали: «пригодится...»
Вместо упраздненной милиции создавалась Красная гвардия.
Поверженные думцы — баи, купечество, белые офицеры — нача-
ли открыто выступать против Совдепа:
— Их горсточка, нас — сила. Пока не окрепли — седлать коней
и рубить в капусту!..
Огненно-рыжий, с глазами фанатика, протоиерей Гагаев о том
же, лишь другими словами проповедовал с амвона.
Слухи о восстаниях в Москве, в Петрограде, о близком конце
Советской власти захлестывали и город и деревни.
— Зарывай хлеб, мори голодом, скорей сдохнут!..
И зарывали — гноили чистую, как слеза, отсортированную пше-
ницу, более дорогую для революции, чем золото.
Жгли хлеб в скирдах. Зерно перегоняли на самогон. Забивали
породистый скот. Обжирались, опивались.
— Я и колеса сливочным маслом готов мазать, только бы не
досталось большевикам...
64
—- Они об нас пекутся по евангелию: всех богатых бедными де-
лают, чтоб мы в царство социализма попасть могли...
Почва для контрреволюции в богатой алтайской деревне была
плодороднее чернозема: Совдеп ударил по собственникам, встал на
защиту бедняков.
...Яков Ушанов открыл форточку, сел и с наслаждением отки-
нулся на спинку стула. В душной, до сиза накуренной комнате за-
метно посвежело. За день он так устал, что кружилась голова.
Сидел не двигаясь, полузакрыв большие, синие, как у девушки,
глаза.
Узкоплечий, тонкий, по виду даже болезненно-хрупкий, но руки
крупные, сильные, мужичьи нервно комкали очередное подметное
письмо с угрозами... «Убьем, если не одумаешься... не прекратишь
контрыбуцый»...
Письмо было написано церковно-славянскими буквами.
— Решили напугать... Трусы,— по себе судят...
Положил в стол: «Надо передать Каргополову—для коллек-
ции».
И тотчас же забыл о письме. Перед глазами проплыл еще один
день напряженной работы Совдепа: заплаканные лица вдов-солда-
ток с зажатыми в руках «просьбами» о жилье, муке, о мануфактуре
«на рубашонки для малолетних сирот»... Еще слышались их голоса.
Проекты, сметы, акты, списки. Тряхнул головой. Прядь русых во-
лос упала на бледный лоб. За день выплыло столько неотложных
дел, столько обнаружилось прорех, что казалось, чем больше лата-
ешь, тем шире расползаются они.
И крепление дамбы на Иртыше и Ульбе: вот-вот половодье, и
вновь зальет окраинную бедноту. И ремонт электростанции: город
без керосина, без света. И необходимость бесшумного и срочного
ареста генерала Веденина, вокруг которого роем вьется казачье офи-
церство. И раздел выявленных земель между безземельными паха-
рями. И риддеровские рабочие, ропщущие, что чертомелят на кон-
цессионера Уркварта...
Но главное — телеграмма Ленина о хлебе: «...именем Советской
Социалистической Республики требую немедленной помощи Петро-
граду»— Ленин! Точно на экране, возникло незабываемое лицо
Владимира Ильича, вручающего ему мандат. Послышался его голос:
— На родину?
— На Алтай, товарищ Ленин...
Пытливые глаза Лепина, будто заглянувшие в самую глубину
его солдатского сердца, навеки запечатлелись ему. Но теперь лицо
Владимира Ильича было не усталое, а строгое, почти суровое, со
сдвинутыми бровями. Слегка склоненная к левому плечу голова уко-
ризненно качнулась: «И ты, молодой солдат Ушанов, растерялся,
устал?!»... В глазах Ленина вдруг загорелись лукавые искорки, и он,
приглушая их чуть приспущенными ресницами, с усмешкой загово-
рил: «А что же тогда мне прикажешь делать, товарищ Ушанов?!
К тебе просители из города и уезда, а ко мне — ходоки со всей Рос-
б
Заказ 2878
65
сии. У тебя старый генерал Веденин, а у меня Корниловы, Деникины,
Врангели, вся Антанта, тиф, холера, голодная, темная Россия во
вшах, в грязи!.. Где же твой хлеб?!»
Ушанов вскочил со стула, бешено закрутил ручку теле-
фона.
— Рябов? Это ты, Сергей?.. Докладывай, как в Обратном?..
Бунтуют, не дают?.. Продармейцев по амбарам запирают?! Ну, а
ты?.. Значит, зачинщиков взял за кадык... Правильно!.. Никакой
пощады кулачью!..
Рука крепко сжимала телефонную трубку, словно он держал
одного из обратненских богатеев, давних выходцев из Тавриче-
ской губернии, засевавших по сто и более десятин хлеба па хозяй-
ство.
—• Три обоза за день? И отправил?.. Молодец, Сережа!.. Не сда-
вай, ни на волос не сдавай. Продолжай отправку... Помни, Ленину
нс легко!.. Ну, будь здоров...
Осторожно положил трубку и вышел за дверь. Там при свете
керосиновой лампы немолодая, с серебром на висках машинистка
стучала на разбитом «Ундервуде».
— Анисья Борисовна, звони, гони курьера, поднимай даже с по-
стелей. Из Чека — Каргополова, из юридического — Шоки Баши-
кова. Из коммунхоза—Андрея Рокотова, начмила Машукова.
И обязательно, обязательно Николая Николаевича... Ну еще Кар-
манова... Вызовешь и можешь идти отдыхать: протокол напишет
Карманов...
Усталость как рукой сняло.
Будущее города и уезда вырисовывалось в радужных пер-
спективах. Грязный, ежевесенне наполовину затопляемый город
окольцован высокой дамбой. Центр и даже окраины — с каменными
тротуарами... Новый мост через Ульбу. Электрический свет во всех
домах...
— Уркварта — к дьяволу! Загремит Риддер! И серебро, и зо-
лото, и свинец, и медь — все несметные наши богатства потекут в на-
родные кладовые...
Но прекрасному этому будущему мешали и обратненские кула-
ки, не дающие хлеба Петрограду, и полчища Антанты, обложившие
со всех сторон Советское государство, и голод, и тиф.
Кровь, пульсируя, приливала к голове. Стало вдруг жарко.
Ушанов распахнул окно: погруженный в кромешную тьму, городиш-
ко спал, сонно перебрехивались собаки. Горевшую голову освежил
влажный апрельский воздух. С солнцепечных горных проталин ветер
донес робкий запах первых подснежников. Ушанов успокоился, мыс-
ли потекли ровнее. И даже нерадостная картина мертвецки спящего
деревянного городка не охладила пламенной мечты о близком бу-
дущем любимого края:
«Все равно одолеем, потому что всякая иная власть нам была
бы вечным рабством. Народ понял это, и потому одолеем!.. С Ле-
ниным народ одолеет все!..»
66.
И вновь с потрясающей яркостью перед Яковом Ушановым
встала незабываемая встреча с Владимиром Ильичем.
Яков только что прослушал краткосрочные курсы агитаторов и
в день получения мандатов попал в легендарный Смольный.
«Хотя бы издали посмотреть!»...
Увидеть Ильича — об этом мечтал Ушанов с того самого дня,
как полковой комитет с Юго-Западного фронта направил его в Пи-
тер на курсы.
Как всегда, в Смольном кишели люди, в большинстве солдаты.
Дружок-однополчанин, работавший курьером, провел Якова по
длинным коридорам и, взяв за руку, негромко сказал:
— Стань здесь, может, и подфартит: он завсегда тут проходит..
И гордость, что он, Яков Ушанов,— соучастник величайшего из
дел, какие только возможны на земле,— дела Ленина и что он
увидит его самого, переполнила душу Якова торжественной радо-
стью. Казалось, он вот только сейчас незримо поднялся на какой-то
новый рубеж, на какую-то новую высоту и понимания идей Ленина,
и готовности на любую жертву ради осуществления их.
И, как это часто бывает, рядом с высоким в душе человека
соседствует простое, житейское. Яков вспомнил рассказ весельчака-
связного Ганьки Коробова, хвалившегося, что он не только видел,
но и разговаривал с Ильичем: «Вот так, как мы с тобой!.. Если уда-
стся, обрати внимание, Яша, на его ботинки. На левом у него дыр-
ка. И кепочка и пиджачок тоже потертые. Известно, в государстве
нужда, а он только об народе, а об себе — ни-ни! Вот он какой наш
Ильич!..»
Легенда о дырке в ботинке Ленина облетела полк. Рассказ Галь-
ки Коробова и припомнился Якову Ушакову в часы ожидания Вла-
димира Ильича.
И действительно, увидев поспешно проходившего по коридору
Ленина, Яков так уставился па его ботинки, что Владимир Ильич
невольно остановился перед Ушановым.
— Здравствуйте, товарищ! Что это вы так смотрите на мок
ноги?..
Онемевший от радости Яков совершенно неожиданно выпалил:
— Наврал Ганька и о ваших ботинках, и о костюме, товарищ
Ленин.
— Что? Что? — спросил Ленин, улыбнувшись как-то так отече-
ски-тепло, что оцепеневший от радости Яков совершенно свободно
рассказал Владимиру Ильичу про Ганькину выдумку.
И как же весело, заразительно весело посмеялся над этим рас-
сказом Ленин!
В тот же день, выдавая мандаты группе курсантов, Ленин,
когда очередь подошла Якову Ушакову, поднял усталое лицо и
сказал:
— Так, значит, на родину?
— На Алтай, товарищ Ленин!—гордясь своей родиной—Ал-
таем, словно бы подчеркнул Ушанов.
67
Владимир Ильич и по лицу и по голосу признал Якова и сно-
ва — непонятно для других, но понятно для Якова — весело рас-
смеялся.
Вот и все, что произошло тогда. Но о встрече этой Яков вспоми-
нал очень часто. И, возможно, как и Ганька Коробов, он каждый
раз добавлял все новые и новые подробности. А в трудные моменты
пылким своим воображением Яков совершенно свободно вызывал
образ Владимира Ильича и мысленно советовался с ним по мно-
гим сложным вопросам жизни и работы в Совдепе.
* *
*
В большом зале каменного дома бывшего станичного атамана,
уставленном высокими—от пола до потолка — зеркалами и фику-
сами в зеленых кадках, забитом до отказа заговорщиками, стало
тихо
— Виноградский! Сам Виноградский говорить будет!..
— Га-а-спада! Лавр Георгиевич Корнилов психологически тон-
ко сказал: «Довольно слов! Мы слишком много говорим. Пора дейст-
вовать»...
— Правильно, господин войсковой старшина, пора от слов пере-
ходить к делу.
— Га-асс-па-а-да! Психологически это совершенно резонно: на-
ступила подходящая международная ситуация. Терпение здравомыс-
лящего человечества иссякло... Американский президент, господин
Вильсон, на весь мир заявил: «Цель моей жизни — уничтожение Со-
ветской России»...— Войсковой старшина Виноградский оглядел
собравшихся выпуклыми рачьими глазками и для придания боль-
шей значительности своему незначительному личику нахмурил бро-
ви. Он был лыс, рыж, веснушчат, мал ростом и хром на левую
ногу. Хромотой своей гордился: ранен на фронте. Гордился, что
ему, одному из старших по чину казачьих офицеров в городе, уда-
лось объединить вокруг себя белогвардейское офицерство, уряд-
ников, вахмистров, всю зажиточную верхушку Устьутесовской
станицы.
Говорил он, как ему казалось, с глубоким, тонким психологиз-
мом, с широким международным охватом.
— Гасспа-ада! Социальный большевистский ад ураганом про-
мчался над несчастной Россией, оставив после себя лишь пепел.
И пока этот ад угрожал только России, его терпели союзные дер-
жавы. Но, гаспада, смертоносные бациллы большевизма стали угро-
жать и международному благоденствию. И вот большевизму объяв-
лен всемирный крестовый поход. Беспощадный!.. Германия нахра-
пом забрала Украину, Белоруссию, Прибалтику. В марте сего года
англо-американские войска заняли Север. Совсем недавно англо-
японцы обрубили Дальний Восток. Юг зафлажили Корнилов и Алек-
сеев!.. Петроград— генерал Юденич! Чувствуете, га-а-спада, какие
68
успехи! В какк-о-ое кольцо взяли большевиков!.. Вот она, гаспада,
наивыгоднейшая ситуация: зверь смертельно ранен, и его необхо-
димо только добить!..
* *
*
— Я не знаю ваших политических убеждений, Алеша, но я
чувствую добрую вашу душу... Поэтому я и прибежала к вам,—
предупредить... Необходимо как можно скорее...
Всегда спокойное, ясное лицо Веры Стрешневой было взволно-
ванным. Прядь черных вьющихся волос выбилась из-под шляпки,
упала ей на висок, а она и не замечала.
— В чем дело, Вера? Успокойтесь, пойдемте в дом.
Подобрав подол платья, девушка быстро вбежала по ступенькам
крыльца и, с тревогой оглядев пустую комнату, села.
— Закройте дверь, Алеша!
Алексей закрыл дверь и сел рядом с Верой.
— Сегодня утром совершенно случайно,— шепотом заговорила
она,— занимаясь русским языком с сыном бывшего станичного ата-
мана Кошкарева, я услышала... узнала, что готовится переворот;
покушение на Ушанова, на вашего брата, на всех большевиков!..
В полдень, на митинге у собора... Есть такой Антон Рывак, анархист,
он будет агитировать за смену Совдепа. Предложит всем, кто за
смену, отойти направо, а кто против — налево... Да-да, кто против,—
налево...— Вера спешила. Руки ее судорожно комкали черную нитя-
ную перчатку.— А как только отойдут налево, их окружат, перестре-
ляют, порубят... самосудом... У них для этого и казаки рядом с пло-
щадью, в Касаткинском дворе будут в засаде. Вот — все!
Она торопливо поправила выбившуюся прядь волос.
— Спасибо, Вера!..—ошеломленный услышанным, Алексей не-
которое время сидел недвижимо, потом вскочил, заметался по ком-
нате: «В горкомхоз — к Андрею! Андрей сообщит Ушанову».
— Пошли, Верочка! Скорее, дорогая!
* *
*
Первая попытка контрреволюционного переворота в Устьутесов-
ске сорвалась.
Ночью по всем улицам города кто-то расклеил объявления о ми-
тинге. И хотя извещение было без подписи, обыватели в полдень
запрудили Соборную площадь и затаенно ждали, большой митинг
всегда сулил что-нибудь неожиданное. Город жил напряженной
жизнью. В воздухе чувствовалось что-то тревожное, предгрозовое.
Все сословия, кажется, собрались на Соборной площади: и куз-
нечная слобода — здоровенные, прокопченные угольной пылью, бе-
лозубые кузнецы в прожженных фартуках; и заульбинские пахари-
тяжкодумы; и юркие, быстроглазые торговцы-ларешники в куцых
бобриковых куртках, в потертых пальто; и недавние фронтовики в
помятых шинелишках и в «совдепках» — шапках-вязанках из серой
69
искусственной мерлушки. В стороне от них держались устьутесовские
«интеллектуалы»: дамы в шляпках, с зонтиками в руках, мужчины
в котелках и шляпах, с тросточками. Не видно было только ни быв-
ших офицеров, ни бывшего именитого купечества...
В самом центре людского водоворота —трибунка, и на ней пред-
седатель Совдепа Яков Ушанов, окруженный толпой рабочих.
Кончилось все неожиданно быстро и совсем не так, как замыс-
лили главари «Союза стального щита».
Первого же «виноградовца» сорвали с трибуны, и он, взмахнув
руками, под громкий смех и улюлюканье толпы, рухнул вниз, а на
его месте появился Яков Ушанов.
Юношески тонкий, синеглазый, он окинул заполненную народом
площадь внимательным взглядом и, отчетливо произнося каждое
слово, заговорил:
— Дорогие товарищи устьутесовцы! Не слушайте провокаторов,
утверждающих, что Советская власть подорвала всякую законность,
всякую охрану общества, что у нас анархия, что люди чувствуют
себя, как во время землетрясения,— без уверенности в завтрашнем
дне. Неправда! Трудящийся народ спокоен. Не спокойны лишь за-
клятые его враги...
Речь Ушанова прервал выстрел. Но стрелявший в оратора про-
махнулся — убил стоявшего рядом с Ушановым рабочего.
— Товарищи, сохраняйте спокойствие! — подняв руку и чуть
повысив голос, снова заговорил председатель Совдепа. Но его
слова вновь были неожиданно прерваны: взвод красногвардейцев
под командою комиссара Александра Машукова, предусмотри-
тельно размещенный в доме напротив, принял поднятую председате-
лем Совдепа руку за условный знак и дал залп холостыми патро-
нами.
И какой же поднялся крик в перепуганной смятенной толпе! Те-
ряя галоши, зонты, сумочки, шляпки и шляпы, метнулись с площади
устьутесовцы!..
Только на трибуне да вблизи нее маленьким островком стояли
вокруг убийцы и убитого устьутесовские большевики.
...Стрелял в Ушанова бывший прапорщик-артиллерист Иван
Иванков.
Промахнулся он только потому, что кто-то толкнул его в локоть
п потом вышиб у него из рук наган.
Иванкова схватили тут же, на площади. Раскидав повисших на
нем четырех красногвардейцев, он не побежал, а сорвал с большой
круглой головы фуражку и, бросив ее под ноги, сказал:
— Ведите расстреливать. Лучше умереть, чем так жить!..
Прапорщик Иванков был двухметрового роста и необъятно ши-
рок в груди. Все в Устьутесовске знали, что он необычайно силен
и бешен в гневе. Отец его имел небольшую кустарную мыловарню.
Еще в юности, повздорив с ним, сын схватил отца и бросил в котел
с клокочущим в нем вонючим салом. Старика спасли только новые
валенки и бараний тулуп. Перепуганный насмерть, он выскочил из
70
котла, с полгода проболел и умер. Умирая, будто бы простил сына
и сказал:
— В офицеры подавайся, Ваня: герой из тебя беспременно
выйдет. Уж коли отца родного не пожалел,— чуть на мыло нс
перевел, так врагам отечества от тебя пощады ни на рыбий волос
не будет...
И этот-то богатырь, Иван Иванков, добровольно отдался крас-
ногвардейцам. Они увели его в тюрьму.
На допросах у комиссара Красной гвардии Александра Машу-
кова и в трибунале у Фрола Каргополова Иванков молчал, никого
из соучастников не выдал, ни о чем не просил.
Сказал он всего лишь одну фразу: «Жалею, что промахнулся»...
И председатель ревтрибунала, и комиссар Красной гвардии на-
стаивали на немедленном расстреле. Ушанов молчал: он обдумывал,
как вернее обезоружить врага: «Устрашением?.. Расстрелять? Но
жестокость родит жестокость. Советская власть воюет высотой своих
идей, а не жестокостью и устрашением»...
— Молчишь! Но молчание твое, Яков, тоже ответ: значит, рас-
стрел!
— Иной раз милосердие — сильней, чем устрашение...
— Остерегайся, Яков, ложного милосердия,— сказал Каргопо-
лов.— Нельзя одной рукой бороться за Советскую власть, а другой
помогать врагам рушить ее. Я решительно настаиваю на немедлен-
ном расстреле!..
— Друзья! — Ушанов устало откинулся на стуле и полузакрыл
большие синие свои глаза.
И председатель ревтрибунала, сорокалетний солдат-фронтовик
с рыжеватой лобастой головой, Фрол Каргополов, и комиссар Крас-
ной гвардии, бывший прапорщик с только что наметившимися тем-
ными усиками, Александр Машуков, поняли, что сейчас Яков заго-
ворит об очень важном.
Яков Ушанов, как всегда в трудных обстоятельствах, решил
посоветоваться с Лениным.
Молчал он не менее минуты: «Ленин бы одобрил меня: Пвапков
не буржуй, не враг, он только не осознавший себя»...
Ушанов открыл глаза:
— Не в милосердии здесь дело, хотя не скрою — слова «карать»
и «применять насилие» для меня существуют лишь как самая необ-
ходимая и неизбежная мера.— Он улыбнулся так светло, что и су-
ровые его слушатели невольно заулыбались.— Немедленно расстре-
лять Иванкова—это значит сыграть на руку нашим врагам: уско-
рить неотвратимо надвигающиеся на нас грозные события. А мы еще
слабы с нашей горсточкой красногвардейцев, без пулеметов и даже
без достаточного запаса патронов... Врагов же у нас в каждом ка-
зачьем поселке сотни. А сколько их в станицах! А офицерни в го-
роде? И все слетаются, как воронье... Сегодня же снова буду просить
у губкома роту стрелков и хотя бы тысячу винтовок, чтоб воору-
жить весь актив. Главное — выиграть время. Молодое офицерство и
71
монархистами, да и нашим братом, большевиками, все время искус-
но оттиралось от рядовых солдат, от рабочих. Никто не пытался на-
править его в русло революции. Да, да, не пытался,— словно споря,
повторил Ушанов.— А попытаться необходимо...
Он снова откинулся на стуле, по привычке полузакрыл глаза, за-
думался и, как бы думая вслух, закончил разговор:
— Просто — голову срубить, мудрено — приставить. Завтра ве-
черком приведите Пванкова, я сам поговорю с ним...
Яков Ушанов — самоучка. С детства был вынужден помогать
отцу — сначала в поле, на арендованной у казаков десятине,
позже — по домашнему хозяйству: родители его содержали копееч-
ный заезжий двор. Как только мальчик постиг грамоту, он пристра-
стился к чтению. И, как все самоучки, читал много, жадно, без
разбора.
Общение с заезжей уездной беднотой рано обогатило его зна-
нием жизни. Еще больше дали солдатчина, фронт и особенно воз-
вращение с фронта через Петроград, где он прослушал краткосроч-
ные политические курсы и видел Ленина. В Устьутесовск двадцати-
четырехлетний большевик вернулся полный революционных дер-
заний.
Местные большевики считали Ушанова совестью Устьутесовского
Совдепа:
— Один у него недостаток — мягкосердечен...
...Среди просителей, толпившихся в приемной Совдепа, в даль-
нем углу стояла скромно одетая девушка, Нина Калитина,— невеста
арестованного Ивана Пванкова.
Бледное лицо ее было сильно заплакано. Безучастная к окру-
жающим, обезумевшая от горя, она ждала, когда опустеет приемная.
И хотя пришла она одной из первых, а просителей было много, Нина
долго не решалась попросить секретаршу впустить ее к председа-
телю Совдепа. Но секретарша, сама пережившая тяжелое горе, по
глазам девушки поняла все и пошла к председателю:
— Яков Васильевич, там невеста Пванкова. Пришла давно, а
не насмелится...
Девушка с минуту не могла вымолвить ни одного слова. Губы ее
тряслись, по лицу текли слезы.
— Яша! Товарищ Яков Васильевич!.. Пощадите! Он такой, та-
кой!.. Он только очень гордый и непомерно горячий. Вы же знаете,
он не из богачей...
Ушанов сидел в обычной своей позе, откинувшись на стуле, с
полузакрытыми глазами. Он хорошо знал Нину, подругу своей не-
весты Лизы Брейтовой. Не раз провожал их обеих из Народного
дома, катал по Иртышу на лодке. Так же как и Лиза, она долго
ждала с фронта своего Ивана.
«В такое время, как наше,— думал он,— милосердие действи-
тельно может обернуться изменой народу... Стрелял он не в меня, а
в революцию»... Усталое лицо Ушанова болезненно передернулось:
перед его глазами возник кудрявый, большеглазый атлет, с сильным
72
широкобровым лицом. «И такого богатыря превратить в кусок
мяса»...
Ушанов тряхнул головой и плотнее сомкнул глаза. «Нрав
Фрол — только расстрел! Иначе они будут мешать нам»...
«А может, и не прав?.. Кто виноват, что Иванковы слепы?»...
— Успокойтесь, Нина, прошу вас! — Ушанов встал н подошел
к девушке. Только сейчас он увидел, что за эти несколько дней Нина
Калитина постарела на много лет.— Я ничего не могу обещать вам.
Мы никогда не были жестокими, ио к жестокости нас вынуждает
борьба. У революции свои законы... Мы вынуждены, понимаете, вы-
нуждены!..— Ушанов сознавал, что его слова не могут утешить де-
вушку, но ничего другого сказать ей не мог.— Идет классовая
борьба. В ней, в этой борьбе, все сводится к одному — победить,
восторжествовать. Или мы буржуев или они нас...
*
*
Это был рискованный эксперимент, но Ушанов, как ему казалось,
продумал все до тонкости и решил пойти на него: он был убежден,
что разговор с Иванковым поможет ему раскрыть сердце врага, что
если Иванков все прочувствует и поймет, то не только сам нс пойдет
против них, но сумеет удержать и многих других.
Под усиленным конвоем арестованного привели в Совдеп.
Надвигался теплый, тихий вечер. После сырой, душной тюремной
камеры весенний воздух опьянил Иванкова. Он глубоко, жадно ды-
шал и затравленно озирался вокруг.
В приемной было пусто. Даже секретаршу отпустил Ушанов. Он
приказал конвойным красногвардейцам остаться и, широко распах-
нув перед Иванковым дверь, сказал:
— Пожалуйте!
С высоко поднятой головой, шагая старательно прямо, точно
пьяный, Иванков прошел на середину комнаты и стал. Ушанов за-
крыл за собою дверь и обошел Иванкова.
— Садиться не прошу, разговаривать будем стоя, потому что
разговор серьезный.
Иванков сорвал с большой кудрявой головы офицерскую фу-
ражку, взял ее в левую, вытянутую по швам руку за околыш и встал
во фронт.
Тоненький, узкоплечий, на две головы ниже Иванкова, предсе-
датель Совдепа подошел к нему вплотную. Умными, строгими и
одновременно какими-то наивно-доверчивыми, детскн-чистыми гла-
зами уставился в огромные бархатно-темные, с глубокими, тревожно
расширенными зрачками глаза Иванкова.
— Вчера вот здесь же у меня была ваша невеста Нина...
По суровому лицу Иванкова пробежали судороги.
— Она просила за вас...
7 о
— Не к чему о Нине!..— На лбу Пванкова, как капли росы,
выступил пот.— Не для того привели... И подходчик этот про себя
оставьте, гражданин Ушанов...
— Нет, отчего же. Нина — это радость, это честная, трудовая
жизнь и счастье...
— Не хочу я твоего счастья! Пне ххочу!..— сквозь стиснутые
зубы отрезал Пванков.
— Л чего ты хочешь? — придвинувшись вплотную к Иванкову,
все так же глядя ему в глаза, спросил Ушанов.
— Хочу умереть,— тихо, обмякшим голосом ответил тот.
— Это проще всего в твоем положении... Но... ты будешь жить!
Будешь жить! — повысив голос, сказал Ушанов. И, сказав это, по-
чувствовал, как расширилась его душа, как он точно разом перерос
этого великана, стал неизмеримо сильнее его.
— Ты хотел убить меня, а во имя чего?.. Во имя сгнившего на
корню капиталистического мира. Ты думаешь, что народ, вышедший
на борьбу за счастье человечества, за прекращение войн и всяче-
ского зла на земле, повернет вспять? Никогда! Народ почувствовал
свою силу и власть. И к прежнему хозяину в батраки не пойдет. Ты
хотел стать героем, но нельзя быть героем, сражаясь против кров-
ного своего народа. Ты стрелял не в меня, а в свой народ. Револю-
ция страшна потомственным генералам, помещикам, капиталистам.
Опа беспощадна к ним, потому что они не в силах понять нужды
простого народа. Но ты же наш человек, Иван, ты можешь стать
нужным народу! — Горячие тонкие пальцы Ушанова сжимали могу-
чую кисть руки Пванкова. Глотнув воздуха, он продолжал:—Не-
ужто ты думаешь, что можно победить Советскую власть? Да мы
сильней всей вашей сбродной белой накипи! И ты хотел убить меня
во славу этих смердящих мертвецов! И сам хотел умереть за них!
Конечно, нам не трудно убить тебя, но... мы думаем сохранить тебе
жизнь...
Ушанов видел, как но телу великана пробежала крупная дрожь,
но Пванков не обмолвился ни словом, ничем не выдал себя.
— Иди г' обдумай все, о чем мы говорили...— Ушанов открыл
дверь в приемную: — Товарищи, уведите его!..
...Алексей знал своего брата Андрея, романтика и добряка, и
был удивлен его возмущением, что Пванкова освободили вместе с
другими политическими заключенными по амнистии в честь проле-
тарского праздника Первое мая.
— Эго все Яков Васильевич! — возмущался Андрей.
— Но решение об амнистии вынесено краевым Советом Сибири,
а не лично Ушаковым,— заметил Алексей.
— То совсем другое дело! Освобождать же Пванкова—это уж
затея Якова... Ждать от Пванкова благодарности — все равно что
пытаться заставить волка жрать траву!..
Виноградовцы развили бешеную деятельность в городе и уезде:
«Союз стального щита» втягивал в свои ряды многие контрреволю-
ционные организации: степняков-алашординцев, «Украинскую раду»
74
из зажиточных пригородных переселенцев, обманутых националисти-
ческими лозунгами, богатых крестьян из близлежащих деревень и
почти всех бывших офицеров.
Радуя сердца лавочников и церковников, они разбрасывали по
городу листовки, порочившие работу Совдепа, сеявшие смуту. Вме-
сто подписи под листовками стояла печать, изображавшая щит с кре-
стом в центре.
Глубокая вера в высокую правду народного дела, в непобедп’
мую силу своих идей, чрезмерная занятость неотложными делами
как-то оттеснили у совдеповцев на второй план главный вопрос:
создание крупного, хорошо вооруженного отряда Красной гвардии.
И это была серьезная ошибка Устьутесовского Совдепа, умело
использованная вииоградовцами.
В ночь на 10 июня в Устьутесовске все, казалось, было спокойно.
В Народном доме гремела музыка, шли танцы: из сел па летние
каникулы съехались учителя, вернулись студенты, семинаристы —
молодежь веселилась.
Лиза Брсйтова затащила иа танцы и Ушанова:
— Ты что, совсем в монахи решил податься, Яшенька? Пойдем
хоть один разок потанцуем: подружки проходу не дают, говорят:
что у тебя и за жених, если на люди с тобой стыдится.— Лиза при-
жалась плечом к Якову, ласково заглянула ему в глаза.
— Ну если уж люди упрекают, пойдем...
Не успели они протанцевать и круга, как Лиза заметила, что
Нина Калитина как-то особенно тревожно смотрит на нее. С дро-
гнувшим вдруг сердцем Лиза тотчас подвела к ней Якова.
Нина, положив руку на плечо Ушанова, смеясь, громко ска-
зала:
— И со мной, Яков Васильевич!
Но лишь только они закружились в вальсе, девушка, склонив го
лову к плечу председателя Совдепа, прошептала:
— Немедленно уходи! Казаки... сегодня... Ваня пьяный сболт-
нул!..
Ушанов спокойно довальсировал с нею круг, остановился про-
тив дверей и, крепко пожав ей руку, негромко проговорил:
— Скажи Лизе, чтоб поостереглась,— сестренку поберегла.—
И не спеша вышел из Народного дома.
На улицах было тихо, лишь по-ночному перебрсхивались со-
баки. Чутко прислушиваясь к предательской тишине, изо всех сил
сдерживая шаги, Ушанов пошел в штаб Красной гвардии.
— Немедленно усиль патруль и тотчас же все в крепость! —
сказал он Машукову.— «Викторию» перегнать на Нижнюю при-
стань!.. Только спокойно, спокойно, Саша! Никакой паники!
...В крепости легли за толстым земляным валом: горсточка
в сотню штыков показалась Ушакову жалкой.
Прискакавший связной сообщил:
— Пароход угнан в Симпалатный... Паромы захвачены каза-
ками. Мост через Ульбу тоже... Крепость окружена...
75
— Спокойствие! Спокойствие, товарищ,— сдерживая волнение,
хрипловатым голосом сказал Ушанов и стал заряжать винтовку.
Защелкали затворами и красногвардейцы. И в ту же минуту
со стороны паромной переправы по кромке крепостного вала ударил
первый казацкий залп.
Тотчас такой же залп грянул и с другой стороны крепостного
вала—от моста через Ульбу. Пули с пчелиным звоном пронес-
лись высоко над головами. «Перекликаются стервятники,— действи-
тельно окружены!» — подумал Ушанов и, приподнявшись на локте,
сказал:
— Не спешите — пусть развиднеется: патроны зря не тратить.
Бить только на выбор, в первую очередь офицерню...
Пристрелочные залпы прекратились. Над крепостным валом на-
висла тревожная тишина. Лишь издали, от паромной переправы и
со стороны Ульбинского моста, слышался вороватый шорох движе-
ния казаков, накапливающихся у исходного рубежа. Красногвар-
дейцы напряженно вслушивались в эти надвигающиеся на них, как
градовая туча, шумы.
Легкий предутренний туманец как-то разом исчез-растаял, слов-
но смытый дохнувшим ветерком. Все предметы и впереди и вокруг
проступили преувеличенно отчетливо — так бывает после бессонной
ночи у охотничьего костра, на зорьке, когда каждая ветка лозы или
камышинка выступают словно вычерченные тушью.
С тем же ветерком от Иртыша, с пойменных лугов пахнуло све-
жестью текучей воды и цветущим разнотравьем. Рассветную ти-
шину резали напористые скрипы коростелей и пронзительные всхли-
пы перепелов. Но лежавшие на валу люди не ощущали, казалось, ни
речной свежести, ни луговых запахов цветов, не слышали голосов
птиц — все внимание их было сосредоточено на прибрежной полосе,
откуда надвигался враг.
Цепи белых, накопившиеся на берегу Иртыша под прикрытием
ночи и утреннего тумана, вдруг поднялись и молча двинулись на при-
ступ.
Дружный залп красногвардейцев прижал казаков к земле. Но
они тотчас же открыли беспорядочную стрельбу.
Схватка была короткой, но ожесточенной. И хотя силы были
явно неравные, обороняющиеся держались с отчаянной решимостью
до последнего патрона: знали — пощады не будет.
С каждой минутой положение ушановцев становилось все без-
надежней. Хорошо вооруженные, обученные военному делу казачьи
сотни под командой офицеров прорвались в пешем строю со стороны
Ульбы за крепостной вал и открыли огонь с фланга.
К Якову Ушакову, лежавшему на валу, подполз красногвардеец
и, перекрывая треск выстрелов, прокричал:
— Спасайся, Яков Васильевич, пока не поздно!.. Я знаю водо-
сток к реке,— на берегу плахи, бревна. Столкнем, и вниз по Иртышу,
к островам!..
76
Ушанов, потный, без фуражки,— над глазами его низко Свисали
влажные темно-русые пряди волос — в азарте боя удивленно по-
смотрел на красногвардейца и отрицательно покачал головой. Трое
красногвардейцев, прижимаясь к земле, переползли лысый обстре-
ливаемый бугор и скрылись в водостоке. Только они и спаслись из
всего красногвардейского отряда.
Кольцо наступающих сжалось, стрельба смолкла: у осажденных
кончились патроны.
Ушанов вскочил и, крикнув: «За мной, товарищи!» — с винтов-
кой наперевес бросился на казаков, уже густо усеявших весь кре-
постной вал. Следом за ним поднялась и жалкая горстка уцелевших
красногвардейцев. С победным ревом казаки сомкнулись вокруг них.
Кто-то выбил винтовку из рук Ушакова. На какую-то долю минуты
на крепостном валу воцарилась жуткая тишина, затем началась
рубка.
Обезоруженный Ушанов с ужасом смотрел на зверства казаков.
Ноги в коленях у него дрожали. Чтоб унять дрожь, он до крови за-
кусил губу. Это был не страх, а благородный ужас человека при
виде вырвавшихся из клеток зверей.
— Сымай сапоги! Гимнастерку! Сымай, говорю! Окровянишь,—
жалко...
Бородатый, густобровый казак с нашивками вахмистра тряс за
плечи совсем еще молоденького беловолосого красногвардейца.
Губы парня жалко кривились, лицо страдальчески дергалось. Пры-
гая на одной ноге, он силился стянуть сапог и нс мог. И тогда вах-
мистр ударом колена в пах опрокинул парня на землю и в один
миг сдернул с него новенькие яловочные сапоги. Негнущимися, не-
послушными пальцами красногвардеец долго не мог расстегнуть
ворот, и вахмистр тоже помог ему. Парень, словно ему было очень
зябко, топтался с ноги на ногу. В глазах у него была такая глу-
хая тоска, что даже вахмистр побоялся встретиться с ним взгля-
дом. Чтобы подбодрить и себя и его, с наигранным озорством
крикнул:
— Ну, а теперь держись крепше — полезу за душой, на рука-
вички сгодится!..— И, чуть присев, с Мясниковским выхрипом руба-
нул парня по беловолосой голове...
Ушакову казалось, что все это происходит в каком-то страшном
сне. Очнулся он, когда в кровавой свалке увидел возвышающуюся
над всеми кудрявхю голову Пванкова. С наганом в руке, раздвигая
всех, как тиран, Пванков перебегал от одного раненого к другому и
выстрелом в упор в голову добивал их. «Негодяй! И как только я
мог пощадить такого?!. Ведь гада Краснова тоже отпустили, пове-
рив «генеральскому» его слову. И Ленин предупреждал, указывал
на этот поучительный урок, почему-то забытый мною»...— горестно
вспомнил Ушанов и глубоко задумался.
Смолкли и одиночные выстрелы Пванкова, утихли стоны по-
следнего добитого раненого. Из-за гор выкатилось багровое, точно
залитое кровью, солнце и осветило картину боя на земляном
валу Устьутесовской крепости: длинный ряд раздетых догола трупов
красногвардейцев.
Несколько офицеров подвели к Ушанову обезоруженного, ра-
ненного в плечо комиссара Красной гвардии Александра Машукова,
поставили их рядом.
— Вас-то нам и надо, товарищи комиссары!..— крикнул Иван-
ков.
Глядя на своего товарища с разбитым, чугунно-черным лицом,
Ушанов негромко, словно не для него, а для себя, сказал:
— Прав оказался Фрол, а не я: нельзя миловать палачей!..
И, повернувшись к офицерам, закричал:
— Убивайте! Но народ, но Советскую власть не убьете!.. Нне-е
убье-ете!.. И ты, ты, сволочь!..— Собрав остаток сил, он плюнул в
лицо Пвапкову.
Янис Ниедре
ПРАВЫЙ СУД
А есть ли что правдивее па свете,
Как храбрый, независимый парод?
ФРИДРИХ ШИЛЛЕР
Ленин писал, склонившись над столом. Как почти всегда в поздние
рабочие часы, затягивавшиеся теперь за полночь, Владимир Ильич
занимался без пиджака.
У Петра Стучки создалось впечатление, что он явился слишком
рано. Наверно, курьер что-то напутал, велев ему немедленно спу-
ститься вниз из комнаты Особой следственной комиссии Военного
комитета, где он, Петр Иванович, рассматривал дела участников
контрреволюционного мятежа генерала Корнилова. Стучка остано-
вился в нерешительности, но Владимир Ильич кивком головы при-
гласил его подойти.
— Совет Народных Комиссаров счел целесообразным поручить
вам руководство Народным комиссариатом юстиции. Следует немед-
ленно принять бывшее министерство.
— Но, Владимир Ильич...
— Задание партии, батенька.— Ленин порывисто поднялся и
встал против Стучки.
— Но, Владимир Ильич, ведь Второй Всероссийский съезд Со-
ветов наркомом юстиции назначил товарища Ломова...
— Который все еще не приступил к работе. А у нас есть Петр
Иванович Стучка, который написал только что опубликованный де-
крет об уничтожении сословий и гражданских чинов и разработал
79
декрет о суде, уже поступивший в юридическую комиссию ВЦИК.
— Вы знаете, Владимир Ильич, этот декрет писал не один Стуч-
ка. К тому же у проекта появилось много противников. Не только
среди юристов старой школы, но и...
— Среди левых эсеров и даже среди товарищей большевиков.
Знаю, прекрасно знаю.— Ленин чуть подался вперед, бросив на со-
беседника беглый пытливый взгляд.— Хотя бы и так. Основной
принцип вашего декрета совершенно верен: революция должна со-
стоять не в том, чтобы новый класс командовал, управлял при по-
мощи старой государственной машины, а в том, чтобы он разбил
эту машину и командовал, управляя при помощи новой. И револю-
ция вовсе не опирается на правовые нормы, на «законность», соз-
данные свергнутыми господствующими классами в своих интересах...
Так что, батенька, надо идти работать в Комиссариат юстиции. Вер-
нее говоря, надо создать комиссариат на базе помещения бывшего
министерства юстиции. Ибо, как известно, чиновники юстиции тоже
объявили бойкот Советской власти.
— В комиссариате все-таки нужен еще кто-нибудь из комму-
нистов, юрист.— Петру Стучке было ясно, что отказываться не имеет
смысла.
— Кого Петр Иванович имеет в виду?
— Товарища Козловского. Вновь назначенного председателя
Революционного следственного комитета республики...
— Которого наши левые эсеры просто не переваривают. За
дело об отчуждении дворца Кшесииской, за подготовку закона о вы-
борах в Учредительное собрание. Ладно, подумаем...
На площади перед Смольным, точно в октябрьские дни, дымили
костры. Вокруг них сидели на корточках красногвардейцы и сол-
даты, протягивавшие к языкам пламени окоченевшие от ветра и хо-
лода руки. Гулким походным шагом мимо спешили отряды матро-
сов и красных латышских стрелков, в отсвете костров и холодных
звезд посверкивали примкнутые к винтовкам штыки. Видимо, опять
шли ликвидировать обнаруженное контрреволюционное логово или
патрулировать беспокойную городскую окраину.
— Понимаешь, он, контра проклятая, мне черт те что о каких-то
статьях кодекса толкует. Ему, говорит, закон гарантирует...— сквозь
гул шагов проходивших мимо стрелков Стучка услышал, как в
строю один боец возбужденно говорил другому.
...Еще дня три тому назад покинутое чиновниками здание ми-
нистерства юстиции, в котором гул пустоты не могли приглушить
ни раскиданные на полу кипы документов, ни красно-зеленая джу-
товая дорожка, тянувшаяся в коридоре перед просторными мини-
стерскими апартаментами, в какой-то мере уже вернуло себе облик
обжитого помещения.
Правда, большинство бывших кабинетов и канцелярий все еще
стояли запертыми. Огромное количество актов и дел лежало нава-
лом по углам комнат. И весь штат Наркомата юстиций Советской
России пока составляли: член коллегии, делопроизводитель (он же
80
заведующий канцелярией и машинист), пять старых курьеров, два
швейцара и уборщицы. Но по мрачному зданию уже сновало очень
много посетителей, приходивших по всяким судебным и правовым
делам.
— Гражданин генеральный прокурор (они по старой привычке
величали руководителя российского ведомства юстиции генераль-
ным прокурором), обращаю ваше внимание на факты вопиющего
нарушения правовых норм. Было объявлено, что никакие нарушения
революционного порядка допущены не будут, а на практике проис-
ходит обратное. Прошу принять заявление о конкретном случае.
За очень редким исключением, «объектом конкретного случая»
оказывался какой-нибудь уличенный в спекуляции торгаш, предпри-
ниматель или владелец тайного питейного заведения (продажа ал-
когольных напитков в послеоктябрьские дни сурово каралась).
Почти каждому такому посетителю Петр Стучка должен был
давать хоть короткое, но все же четкое толкование правовых прин-
ципов молодого Советского государства. И еще разъяснял, какие ста-
тьи из бывшего шестнадцатитомного Российского свода законов
практически применяются.
В то время в юридической комиссии ВЦИК обсуждался первый
вариант советского декрета о судах. После бурных дебатов наркому
пришлось представить второй вариант. В нем сохранилась общая
часть, требовавшая слома всех прежних юридических установлений
и институтов и отказа от старых кодексов, призванных охранять от-
жившие общественные порядки.
Но и этот проект декрета стал мишенью для ожесточенных на-
падок в юридической комиссии. Эсеровские правоведы подняли
вопль. Правовой нигилизм! Анархия чистейшей воды!
— Владимир Ильич, может, целесообразнее взять теперешний
текст обратно? Может, позволить, чтобы написал кто-нибудь из
них?..— высказал Стучка свое мнение Ленину.— Они оспаривают
каждую строку, направленную против принципов старой юрисдик-
ции. И если оказывается, что автором той или иной статьи был то-
варищ Козловский, то эсеровские юристы наглеют до цинизма. Не
хватает только, чтобы они заговорили на жаргоне сторонников
керенщины. В самом деле, может, целесообразнее передать состав-
ление проекта им?
— Отказаться от позитивной пролетарской программы? Отсту-
пить перед мелкобуржуазной стихией? Отложить обнародование де-
крета на неопределенное время?
Владимир Ильич, чтобы ускорить и облегчить прохождение де-
крета, согласился пустить его только через Совнарком. Так дело
пойдет быстрее. А пока Петр Иванович должен интенсивнее рабо-
тать над теорией советского права. И пропагандировать его в пе-
чати. Даже многим сведущим большевикам не ясно, что такое клас-
совый и что такое так называемый демократический суд, каково
значение пролетарской революции для суда. Надо писать много и
по-боевому. Писать точно и убедительно, в первую очередь самому.
6
Заказ 2878
81
23 ноября 1917 года декрет о суде был обнародован.
— Теперь самое главное требование, Петр Иванович, чтобы при-
нятый декрет как можно скорее вступил в силу,— сказал Владимир
Ильич и попросил Стучку поспешить с созданием новых судов. А где
позволяют условия, избрать народных судей.
— Создайте временный орган для борьбы с контрреволюцией —•
революционный трибунал,— подчеркнул Владимир Ильич,— это дело
первостепенное... С проектами декретов о гражданском состоянии,
браке, о расторжении брака и тому подобными вещами вас торопить
не будем. Насколько нам известно, вы с Козловским их уже со-
ставляете...
12 декабря в коалиционном Комиссариате юстиции (с 10 декаб-
ря наркомом юстиции РСФСР стал эсер Штейнберг, а Стучка — его
заместителем) обсуждались вновь разработанные социалистические
акты семейного законодательства: декрет о гражданском браке, рас-
торжении его, о детях и о введении книг актов гражданского состоя-
ния. Автор проекта большевик Козловский предпослал всем декре-
там традиционную общую вводную часть — декларацию о том, что в
социалистическом государстве семейное право неразрывно связано с
экономическими и социальными преобразованиями общества. Пре-
дусматривалось равноправие полов, равноправие брачных и внебрач-
ных детей, свобода развода по одностороннему заявлению.
— Невообразимо...— отозвался левый эсер Шрейдер.
— Невообразимо противно, правда? — Козловский не был бы
самим собой, если бы не поддел противника.
— Гражданин угадал,— отрывисто усмехнулся Шрейдер.
«Почему я уступил? Почему разрешил Козловскому доклады-
вать на коллегии? — сердился про себя Стучка.— Почему я дал эсе-
рам повод для нападок на него? Надо было стоять на своем, не усту-
пать. Проект декрета разработан, мол, под руководством предыду-
щего Наркомюста, поэтому моральный и законный долг его — само-
му докладывать на заседании».
Пока Стучка мысленно себя корил, слово взял нарком Штейн-
берг и конечно же поддержал своего коллегу — эсера. Пришлось
Петру Ивановичу прочесть целую лекцию. О русской буржуазной,
то есть Февральской, революции, которая не коснулась вопросов се-
мейного и брачного права. Буржуазная революция даже не сделала
попытки освежить семейное и брачное право, существовавшее при
самодержавии, улучшениями, внесенными в законы других капита-
листических стран. Разрабатывая свои акты, социалистическое рабо-
че-крестьянское правительство, разумеется, берет и все полезное из
того, что дала Великая французская революция, переоценивая,
конечно, и совершенствуя это. Исходя из предпосылки, что семья, ин-
ститут брака должны быть свободны от каких-либо ограничений и
стать в действительности свободным соглашением двух полов, мы
ввели принцип равноправия в делах брачных и внебрачных детей.
Таково требование трудящихся, огромного большинства населения.
Большевики такое требование защищают и от него не отступятся.
82
— Даже и тогда, когда другие правительственные партии бу-
дут против декрета?
— И тогда.
— Хотелось бы знать, что вы будете делать, если левые эсеры
ваш ультрареволюционный проект отвергнут? — высокомерно спро-
сил Штейнберг.
— Угрожаете? — спросил в свою очередь Стучка.
— Только уточняем...
Совет Народных Комиссаров принял декреты для обнародова-
ния. Прежде чем эсеры успели высказать свои принципиальные воз-
ражения, Владимир Ильич со свойственной ему железной логикой
мотивировал необходимость этих социалистических законов.
— Пусть кричат, что мы, не реформируя старый суд, сразу от-
дали его на слом. Мы расчистили этим дорогу для настоящего на-
родного суда, и не столько силой репрессий, сколько примером масс,
авторитетом трудящихся...
В Совете Народных Комиссаров противники революционного
законодательства сделали вид, что они и не собирались защищать
старое. Но как только декрет опубликовали, эсеровские юристы рез-
ко изменили свое отношение к большевистским членам коллегии ко-
миссариата. Они, конечно, были «товарищами» по работе, но... До
того и Стучка, и Козловский свободно и откровенно обсуждали с
ними текущие дела, спорили о текстах декретов и положений —
сотрудничали. Совместно читались донесения из губерний, реша-
лись текущие дела. Теперь о подобных коллегиальных отношениях
и думать нечего. Кто они друг другу? Чужие люди, встретив-
шиеся на привокзальной площади или в бульварной толчее. И
только.
Вдруг в комиссариате Козловскому перестали доставлять слу-
жебную почту. Начался необъявленный бойкот. Сотрудники сочли
себя вовсе не обязанными обслуживать отдельных членов коллегии.
Ведь ранги и чины в рабоче-крестьянском государстве отменены
декретом. Возмущенный Стучка пошел к Штейнбергу.
— Товарищ комиссар. Для одной части членов коллегии—для
представителей ведущей правительственной партии — в комисса-
риате созданы нетерпимые условия работы. Что это значит? Тайный
бойкот, что ли?
— Бойкот? — Штейнберг изобразил крайнее удивление.— Петр
Иванович любит резкие формулировки. Как же так можно? Я и
предположить не осмелился бы, чтобы против вас...
— Речь не обо мне одном. Нетерпимые условия созданы для
всей большевистской группы коллегии, и прежде всего для Козлов-
ского...
— Л, для Козловского? Видите ли...— Штейнберг притворился
смущенным и озабоченным.— Видите ли, против него выдвинуто
серьезное обвинение. Злоупотребления в комиссии по отчуждению
бывшего царского имущества. Есть сведения, будто он в своей пе-
реписке с представителями губерний преследует корыстные цели.
83
Говорят о его каких-то связях с офицерами, замешанными в корни-
ловском мятеже. И еще доносят...
— Абсурд! Я Козловского знаю еще с девятьсот седьмого года.
Бывал с ним почти ежедневно, работаю вместе в десятках комис-
сий.
— Разрешите напомнить,— съехидничал Штейнберг.— Козлов-
ский часто бывал вместе и с бывшим депутатом Государственной
думы Малиновским. Как теперь доказано, Малиновский служил в
царской охранке.
— Это грязная демагогия. Козловский — порядочный человек.
Кристально чистый революционер!
— Однако против него выдвинуты обвинения. Сотрудники реа-
гируют...
— Если выдвинуты обвинения, почему о них ничего не известно
нашей фракции?
— Партия левых эсеров не вмешивается в дела другой партии.
— В таком случае ответьте как юрист: кто вам дал право
осуждать человека, виновность которого перед революцией еще не
доказана?
— Петр Иванович, кажется, собирается отменять принципы,
выдвинутые самими большевиками. Сам товарищ Стучка ведь тре-
бовал записать в преамбулу декрета номер один, что великая ра-
боче-крестьянская революция ломает основы старого буржуазного
порядка, который зиждется на капиталистической эксплуатации
труда и вызывает необходимость до конца сломать старые юриди-
ческие установления и институты, старые кодексы законов и право-
вые нормы. Ведь в то время вы сами торопились с принятием новой
доктрины. Видимо, работники комиссариата ее и применяют...
— Мы требуем от вас прекратить демагогические выпады. Со-
ветская власть доверила нам общую работу, необходимы нормаль-
ные условия.
— Если бы это зависело от меня...
В последующие дни обстановка в комиссариате еще более ухуд-
шилась. В отделах на этажах возникали митинги. Эсеровские ора-
торы повторяли несуразные обвинения против Козловского и «в ин-
тересах революции» требовали прекращения всякого сотрудничества
с большевиками.
Коммунисты обсудили возникшее положение и поручили Петру
Стучке обратиться к Ленину.
— Владимир Ильич, партийная тройка Наркомюста просит вас
освободить ее от обязанности находиться вместе с бандой эсеров,—
сказал Стучка, не сдержав своего возмущения.
— Не согласен,— ответил Ленин.— Не со-гла-сен! Как раз на-
оборот. Надо остаться в эсеровском Наркомюсте. Продолжайте ра-
боту. Нигде нажим на нас буржуазной идеологии не силен так, как
в этой области. В истории, философии дело идет о вещах академиче-
ских, и буржуа готов здесь в конце концов проглотить горькую пи-
люлю, приготовленную для него рабочим классом. Но в области
84
права речь идет о святейшей из всех буржуазных ценностей—о ко-
шельке. Поэтому вам следует оставаться там, где вы находитесь.
Надо бороться до полного разоблачения клеветников. Иначе эсеры
вообразят себя победителями. А о создавшемся положении мы пого-
ворим в Совнаркоме.— Владимир Ильич сделал памятную запись в
настольном блокноте.— Я предложу назначить комиссию, которая
проверит «материалы» левых эсеров о товарище Козловском. В ко-
миссию введем и эсеров. За несколько недель, самое большее — за
месяц, она закончит расследование. А вы работайте! Работайте в
полную силу. Что теперь из начатых законодательных актов ближе
всего к завершению? Декрет о революционном трибунале? Хорошо,
очень хорошо! А декрет о комиссиях по делам несовершеннолетних?
Не забывайте, что социалистическое перевоспитание молодежи, борь-
ба с преступностью малолетних весьма актуальна...
После месяца работы назначенная Советом Народных Комисса-
ров комиссия по расследованию дела члена коллегии Наркомюста
М. Козловского пришла к единодушному заключению: выдвинутые
против него обвинения — сущая чепуха. Как только заключение ко-
миссии было представлено Совнаркому, Владимир Ильич позвонил
Петру Стучке.
— Поздравляю! Поздравляю большевистских юристов с побе-
дой! И с правильной тактикой. Заодно довожу до сведения, что се-
годня у меня опять был товарищ Дзержинский. Он очень интере-
суется декретом о революционном трибунале...
Осип Черный
ПОВОРОТ
Строка!.. И ею человек спасен.
Еще строка!.. Истории движенье...
Я чувствую руки его скольженье...
За мыслью мысль
векам бросает он.
ДАВИД КУГУЛЬТИНОВ
Все, кто ждал приема, переглядывались, несколько удивленные: в
этой большой, скупо обставленной комнате ждать почти не прихо-
дилось, каждому назначался срок, минута в минуту, и вскоре после
прибытия его приглашали войти в кабинет. А тут дежурный секре-
тарь лишь разводил в смущении руками.
— Не пойму, в чем причина. Владимир Ильич всегда так пунк-
туален...
— Может, никого и нет у Владимира Ильича?
— Я сам впустил, крестьянин у него сидит. Подождите, това-
рищи, скоро, наверно, выйдет.
Было ясно, что раз уж Ленин нарушил свой график и так дол-
го беседует с посетителем, значит, разговор действительно очень
важный.
Впрочем, то, с чем сюда обращались, недостаточно важным быть
не могло. Вопросы земельный или об угле, о Шатуре или транспор-
тах хлеба, о самоуправстве местных властей или неправильном рас-
пределении пайков — все отражало картину трудной жизни России.
Страна выходила из состояния войны разоренная, обескровленная и
голодная.
В каком бы направлении ее ни пересечь, признаки разорения
были видны повсюду. Эшелоны останавливались по многу раз, и
86
пассажиры сами ходили рубить в лес дрова для паровозной топки;
мешочники отбивались от продармейцев, пытаясь отстоять свое до-
стояние; детишки с бескровными лицами протягивали руки, прося
хлеба; черные-черные избы стояли без света; вокзальные помеще-
ния, ломящиеся от людей с котомками и мешками, застыли в оледе-
нелой стуже.
Но кто бы сюда ни прибыл, откуда бы ни добрался, какие бы
признаки сверхмыслимых лишений ни встретил на пути, в этой при-
емной, ожидая Ленина, ощущал не разболтанное, с перебоями,
биение времени, а, наоборот, ровное и упругое. Казалось, все, что
расшаталось и колеблется, тут получает вновь устойчивый и разме-
ренный ход.
Все, разумеется, исходило от нредсовнаркома. Поэтому и стре-
мились сюда ходоки из отдаленнейших уголков страны, чтобы пови-
дать Ленина и получить от него поддержку в самом насущном. Имен-
но это влекло сюда. Но и не только оно: каждый ожидал чего-то
большего, хотя и не признался бы в том. После разговора с Лени-
ным можно было ответить себе на самый острый вопрос: так ли все
затеялось основательно, что любые жертвы и тяготы оправдают
себя? Или одна только переменчивость царит в стране и в событиях,
которые ее ожидают, которые могут случиться завтра, или в другой
ближний день, пли хотя бы неближний, но все равно неминуемый,
придется все опять переиначивать и решать наново? Вот что, на-
верно, больше всего тревожило ходоков, отягощая их мысли.
Между тем человек, принимавший в своем кабинете, тоже искал
ответа на то сложное, трудно разрешимое, что предъявила жизнь.
Слушая посетителей, он то наклонялся вперед, чтобы быть ближе к
ним, то откидывался на плетеную спинку кресла, как бы охватывая
ситуацию из несколько большей дали, то начинал ходить по каби-
нету.
В ящиках его стола лежало достаточно писем и жалоб, рапортов
и донесений с сигналами бедствия. Но Ленин старался извлечь из
каждой беседы что-то новое. Ему нужна была истинная картина на-
родной жизни, и он смело вглядывался в нее, хотя она была без
сомнения трагичной.
Совсем недавно, на днях, попытку Свидерского смягчить остро-
ту положения с хлебом Владимир Ильич назвал просто глупостью.
На коллегии Наркомпрода тот попробовал заявить, что не так во-
все голодно, как об этом говорят. Надлежало сознаться прямо, что
хлеба нет, потому что не везут,— так было бы честней и полезней.
В приглаживании фактов страна не нуждалась. Она стояла на грани
катастрофы, но правды не скрывала.
Да, не везут, хотя в последнее время вагонов с зерном прибы-
вает больше. И вот чуть пороскошествовали, совершенно голодные
нормы выдачи заменили на несколько большие — и тиски кризиса
стали сжиматься опять.
Ленин требовал правды и от ближайших своих помощников, и
от тех, кто с котомкой за плечами, в дырявой, стоптанной обуви, с
87
самодельной палкой в руке и грузом ответственности являлись к
нему для беседы.
Сегодняшний разговор показался особенно важным; вот почему
Ленин, нарушив правила, задержал всех других посетителей.
Крестьянин села Фоминки Владимирской губернии, невысокого
роста, в очках, за которыми прятался наблюдательный, цепкий
взгляд, неширокий в плечах, что-то старался выпытать у Влади-
мира Ильича и на что-то желал намекнуть. Он уже был тут года
два назад, но в тот раз все принадлежало больше будущему, чем
текущему дню. Пришла, по его убеждению, минута поставить реб-
ром вопрос самый острый: быть или не быть дальше Советской вла-
сти? Он не решался на это, впрочем, и ходил вокруг да около. Ленин
сам помог ему.
— Выходит, Иван Афанасьевич, доверие к Советской власти
крестьянин утратил?
Чекунов вздохнул и даже плечами пожал.
— При том положении, какое сложилось на местах, вроде бы
так получается.
— Труднейших три года шагали нога в ногу, кровь за Со-
йотскую власть проливало крестьянство, а теперь... А? — Ленин
встал, отошел на шаг, ожидая ответа и смотря в упор на собесед-
ника.
Чекунов чуть прижмурился, подбирая ответ. Он вполне созна-
вал, с кем ведет разговор. Моргнув и раскрыв шире глаза, он ответил:
— Поверьте, ведь все приходится крестьянину отдавать: что
имеет и чего даже не имеет!
— Э-э, так не бывает,— возразил Ленин, не слишком, впрочем,
настойчиво.
— Поверьте, Владимир Ильич, все до последней рубахи!
— Но ведь война шла. Советская власть спасала крестьянство
от вешателей и белогвардейцев! Другого же выхода не было, как
брать у деревни все, что она могла дать стране.
Чекунов озабоченно тронул дужки очков и заметил, поддержав
слова осторожным жестом:
— А теперь положение другое и меры, значит, нужны тоже
новые.
— Это правильно, мы будем менять все в корне. Какие же меры
нужны, говорите?
Он вернулся к своему креслу, придвинул его ближе к крестья-
нину и сел. Видя такое внимание, Чекунов произнес свободнее:
— Для чего мужику, скажите, работать, если все под метелку
станут у него отбирать?
— По-вашему, как же надо?
— А по-моему, свободный оборот продуктов нужен: что с него
полагается, пускай отдаст, а остальное пускай пользует по своему
усмотрению.
— Рынки на местах?
— Ну и рынки, и продажа свободная, и все такое...
88
В мозгу Ленина происходила работа по отбору самого основ-
ного, политически самого важного. Чекунов говорил теперь без вся-
кого принуждения, даже увлекся такой редчайшей возможностью —
выложить перед главнейшим в стране человеком все, к чему пришел
на собственном опыте.
Продразверстка себя изжила и, без сомнения, тормозит эконо-
мический круговорот. Не так давно крестьянин Чернов из Сибири
высказал такие же соображения на приеме у председателя Совнар-
кома. Владимир Ильич слушал его с напряжением, вначале прикры-
вал устало глаза ладонью, а затем увлекся сам.
Чекунов выражал свои мысли еще яснее, с еще более широким
захватом, и Ленин, понимавший, в каком критическом положении
оказалась страна, слушал так, как будто впереди открывалась до-
рога надежная и необыкновенно широкая.
•— Что же, Иван Афанасьевич, за критику, если она справедли-
ва, не сердятся.
— Уж вы извините, от чистого сердца.
— Вы не член партии?
•— Нет, сочувствие имею, а состоять в партии не могу.
— Это почему же, постойте? — И Ленин несколько отодвинулся.
Чекунов, немного замявшись, ответил:
— По причине религиозности.
— A-а... В данном случае это нам не очень мешает. А взгляды
у вас полезные, толковые и даже близкие нам.
— Я ведь тоже этих шипящих, кулаков этих, терпеть нс могу.
У себя в уезде мы их растрясли как следует, чуть было они к вла-
сти не подобрались.
— Выходит, религия не помешала нисколько?
Чекунов знал, что идет на прием к безбожнейшему человеку, но
вот безбожие не помешало Ленину уловить в суждениях простого
крестьянина самое насущное.
Пускай простой крестьянин знал себе цену, но чем дальше раз
вертывалась беседа, тем интерес к нему Ленина воодушевлял все
больше. Он добивался приема, чтобы проверить самые опасные
свои подозрения: то ли власть утвердилась настолько, что ничего
менять больше не станет,— тогда конец, мужик от нее отвернется,
потеряет веру в нее; то ли Советская власть сама ищет пути к
мужику — тогда его, Чекунова, долг — сказать первому в стране
человеку, что и как думает обо всем крестьянин.
Ленин был рад разговору тоже. В маневре, который наметился,
который надо было проводить без промедления, необходимо было
принять в расчет все: и настроения крестьянства, и усталость рабо-
чих, и отсутствие в стране товаров, и голоса критиков слева и
справа.
Голос его собеседника звучал предостерегающе, но без уныния:
от Советской власти требовалось многое, зато она получала опять
поддержку крестьянства, которой чуть было не лишилась.
Чем больше затягивался .разговор, тем более бескорыстное
89
удовольствие испытывал Ленин: помимо всякого делового, важней-
шего тут еще была радость от общения с человеком такого ясного
ума и конкретной мысли.
То, что все знавшие Владимира Ильича отмечали впоследст-
вии,— врожденный его демократизм, то, что с каждым, с кем бы ни
сошелся, он здоровался за руку,— представляло лишь бросавшуюся
в глаза, но самую незначительную сторону его демократизма. Важ-
нее было то естественное равенство, которое он умел устанавливать
между собой и собеседником: кто бы тот ни был, как бы ни вы-
глядел — в онучах и лаптях или сапогах, в косоворотке или старень-
ком пиджаке,— Владимир Ильич проникал в самую суть его мыс-
лей. Свобода понимания роднила его с собеседником и делала
общение с первых минут простым и естественным.
— Могли бы вы письменно изложить то, что тут рассказали?
— Для какой цели, Владимир Ильич?
— «Правда» напечатала бы: это ведь всем интересно.
— Так-то оно так,— ответил Чекунов с сожалением,— да нет
возможности: понимаете, очки в поезде потерял!
— А те, что па вас? — спросил Ленин.
— Пятнадцать тысяч отдал, а пользоваться невозможно: дрянь.
Вот какая нынче продукция!
Тут скрыт был еще один корень вопроса — в продукции. Что
сможет приобрести крестьянин, если даже оставит себе деньги за
проданный хлеб? Какие там очки — колесной мази, гвоздей, вил,
ничего же нет!
Ленин, прищурясь, добродушно посмотрел на хитроумного со-
беседника: ладно, мол, мы хорошо понимаем друг друга — и пря-
мой намек понят, и косвенный.
— Что же, попробую вам помочь.— Он придвинул блокнот и
своим бисерным почерком стал что-то писать.— Вот с этим обра-
титесь к наркомздраву — прошу о содействии, авось найдет очки
поприличнее.
И он поднялся.
— Итак, до новой и скорой встречи, Иван Афанасьевич. Непре-
менно скорой! — сказал Ленин, провожая его до двери.
Он нажал кнопку и попросил вошедшего секретаря извиниться
перед теми, кто ждет его.
— Час поздний, но всех приму, так и скажите!
В тот февральский вечер двадцать первого года разговор с Че-
куновым оказался весьма своевременным: буквально в ближайшие
дни предстояло заседание Политбюро, на котором следовало при-
нять окончательные решения по вопросу о продразверстке и продна-
логе. Потому и затянулся разговор, что был такой исключительной
важности.
И не потому он был важен, что открывал для Владимира Ильича
нечто новое, прежде ему неизвестное. Пожалуй, значение его за-
ключалось в том, что он как бы подводил итог всему, что было из-
вестно и что уже нашло свое глубокое осмысление.
90
Тревожные сигналы о тяжелом положении деревни шли из раз-
ных углов страны. Сибиряки, тамбовцы, вологодцы, саратовцы, мо-
сквичи— все слали по этому поводу письма предсовнаркому. Ото-
всюду приезжали и делегаты, и ходоки, и работники губкомов, ко-
торым положение на месте было видно лучше всего. Они стремились
рассказать о том, что наболело у крестьян и что мешает им с преж-
ней верой в Советскую власть шагать рука об руку с рабочим клас-
сом и разделять с ним тяготы этих первых и самых тяжких лет.
Вег время VIII съезда Советов, в самом конце двадцатого года,
Владимир Ильич предложил провести специальное совещание бес-
партийных делегатов-крестьян. С неотрывным вниманием он слушал
выступления с мест и все время по ходу выступлении делал записи
Эти записи по его предложению были тут же разосланы всем чле-
нам ЦК и наркомам.
Из многих и многих встреч, бесед, совещаний становилось ясно,
что речь идет о судьбе революции: решался вопрос всемирной важ-
ности— сохранится ли союз рабочего класса с крестьянством или
трещина, появившаяся в последнее время, будет расширяться даль-
ше; быть ли государству нового типа только рабочим, то есть опи-
рающимся на меньшинство народа, или рабоче-крестьяпским, то
есть опирающимся на огромное его большинство.
Со своей поразительной способностью улавливать в частном об-
щее и политически самое важное, Ленин с особенной чуткостью
вслушивался в то, что говорили ему люди деревни.
Вот почему разговор с Чекуновым, человеком большого опыта
и широкого понимания, умным и независимым, так увлек Владимира
Ильича.
Закончив прием, он еще долго шагал по кабинету. Он рассеянно
подошел к столу, достал из среднего ящика ломтик черного хлеба,
так же рассеянно, продолжая свои размышления, съел этот крохот-
ный ломтик и опять начал шагать.
Много разных попыток делалось, чтобы победить его несговор-
чивость: рассчитывали, что, поглощенный делами, Владимир Ильич
не заметит, как ему подсовывают немного больше еды. Ио он заме-
чал все и в ответ лишь сердился. Ему, руководителю страны, где
миллионы людей терпели такие лишения, не подобало ставить себя
в лучшее положение. С особой придирчивостью Ленин следил за
тем, чтобы в квартире, примыкавшей к его рабочему кабинету, не
заводилось лишних продуктов.
Крестьяне присылали, случалось, хлеб, масло, сало в подарок.
Иной раз, как будто на пробу, ему доставляли фрукты разных сор-
тов. Ленин все отсылал в детские учреждения, не допуская для себя
ни изъятий, ни привилегий.
День, последовавший за приемом Чекунова, был рядовым днем
предсовнаркома, полным обычного напряжения. Такое же множе-
ство весьма сложных вопросов обступало руководителя страны, ис-
терзанной и голодной, всего лишь четыре месяца назад вступившей
в четвертый год своего небывалого существования.
91
Шла демобилизация армии, возвращение бойцов к мирной жиз-
ни протекало нелегко. После семи лет войны — империалистической,
а затем гражданской — они, возвращаясь в деревню, заставали не-
довольство, запустение, разруху. Деревня нуждалась во всем, даже
в хлебе, тут недалеко было до бунта. В городе рабочие, живя на
мизерных пайках, трудились из последних сил. Между тем задачи
стояли перед всеми большие, чем в годы войны: откачать в шахтах
воду, снабдить топливом паровозные топки, пустить в ход станки...
Жизнь в стране замирала — ее предстояло возродить, надежды усту-
пали место отчаянию — необходимо было вдохнуть бодрость в сердца.
Обыкновенный ситец стал редкостью, да не только ситец — соль,
керосин, спички. Чтобы крестьяне начали снабжать города хле-
бом, надо было снабдить деревню самым насущным. Но как было
снабжать, если промышленность не работала и города жили на ни-
щенской полуголодной норме? Тут был заколдованный круг, из кото-
рого надо было вырваться как можно скорее.
После долгого дня трудов Владимир Ильич прошел к себе в
квартиру. Надежды Константиновны еще не было. Не раз он просил
своего шофера, чтобы тот заехал за нею к окончанию рабочего дня.
Шофер не дожидался внизу, а шел прямо в кабинет. Это был уговор
между Лениным и его водителем, одна из невинных хитростей, ко-
торые Ленин любил. Он наклонялся к уху шофера и, как заговор-
щик, шептал:
— Подталкивать надо, подталкивать! Стойте перед ее глазами
молчаливым укором, а то она никогда не кончит занятий!
Время вернуться давно истекло, а Надежды Константиновны не
было. Пройдя на кухню, Владимир Ильич обнаружил на столе за-
писку: ага, вот что, два заседания подряд! История знакомая. Го-
воря по правде, не слишком ли заседаем? Обюрократились, сильно
обюрократились, и за это ругают нас справедливо.
Владимир Ильич стал искать, куда поставили для него еду.
Еды нигде не было. Он вздохнул, задумчиво тронул ладонью заты-
лок, что-то соображая, и уже собрался было сесть за работу. Но
тут вошла запыхавшаяся женщина, помогавшая в семье Ленина.
— Надежда Константиновна предупредила, что вы сегодня за-
держитесь. Да не позвонили же... Я ждала-ждала: раньше брать
еду — все простынет. А потом решила — схожу...
— Ничего, я только что пришел. А Надежда Константинов-
на?— спросил он и заглянул в кастрюлю.— Прекрасная еда! — во-
скликнул Владимир Ильич.— Превосходная!
Женщина с горечью усмехнулась: ну точно ребенок! Каша с ко-
нопляным маслом, два ломтика сыру и ломтик хлеба. И это для
человека, который работает день и ночь!
Владимир Ильич ел рассеянно, не думая о еде. Достав остро
отточенный карандаш, пододвинув к себе листки бумаги, он начал
писать Осинскому. В письме шла речь о крестьянине Чекунове, кото-
рый коммунистам сочувствует, однако в партию не идет, потому что
продолжает ходить в церковь.
92.
Охарактеризовав бегло, но точно своего вчерашнего собеседни-
ка, Владимир Ильич указал, что Чекунова необходимо поскорее
втянуть в работу, и тут же набросал несколько вариантов того, как
именно это сделать: создать тотчас же («вернее,— добавил Влади-
мир Ильич, точный во всем,— приступить к созданию») совет тру-
дового крестьянства или совет беспартийных крестьян; тотчас же
поручить Чекунову съездить в Симбирскую губернию, где имеются
излишки хлеба, привезти оттуда солидного трудового крестьянина,
сторонника трудовых крестьян и рабочих. Чекунов, да этот симбир-
ский крестьянин, да еще один, но из нехлебной губернии, составили
бы тройку стариков, желательно беспартийных, притом верующих,
которых можно будет ввести в состав коллегии Наркомзема или ко-
торым поручат другое, не менее ответственное дело.
Так разговор с бывалым крестьянином послужил толчком к ме-
роприятию, важному и назревшему именно в это время.
Закончив письмо, Владимир Ильич сидел некоторое время в
раздумье. Затем подошел к телефону и, позвонив Цюрупе, справился
о последних продовольственных сводках.
— За сегодняшний день еще не имеете? А за вчерашний, поза-
вчерашний? Важна тенденция. По вашим расчетам я вижу, что ме-
сяца на три резервов могло бы хватить. Так давайте попробуем,
пусть даже на три месяца. Ждать невозможно, нет: на носу посев-
ная. Партия должна дать крестьянину в руки надежное обещание,
твердый закон. Сея зерно, он должен знать, что не только страну
обеспечит, но и себя. Пускай будут излишки против твердого плана,
тем лучше: оставим ему для местного оборота. Только надо товары
бросить навстречу...
Надежда Константиновна вернулась поздно, усталая и первым
делом спросила, поел ли Владимир Ильич.
Он стал заботливо снимать с нее пальто.
— Сыт, сыт по горло! Вот только с чаем решил тебя подождать.
Он пил чай, настоенный на каком-то листе, и осторожно брал
наколотый мелко сахар. Время от времени Владимир Ильич опас-
ливо заглядывал в сахарницу и наконец объявил:
— Довольно, а то, пожалуй, весь паек переведем.
Такая осмотрительность никак не вязалась с широкой натурой
Ленина. Сердце у Надежды Константиновны сжалось, ей стало
больно при виде такого аскетического самоограничения. Однако она
хорошо знала непреклонность мужа. Притом пустой чай вприкуску
дополнялся таким живым и таким увлекательным разговором, что
почти невозможно было думать о том, что великий человек, взва-
ливший на себя немыслимую ответственность за страну, питается ни-
щенски.
...Ночью Владимир Ильич вдруг проснулся. Он повернулся на
бэк, прикрывая ладонью глаза и как бы оберегая сон: найти, каза-
лось, удобное положение — и снова удастся заснуть. Но сон не
шел, наоборот, отодвигался все дальше. Поняв наконец, что бороться
с мыслями бесполезно, Владимир Ильич осторожно спустил ноги и,
93
стараясь двигаться без всякого шума, вышел. На цыпочках он про-
шел на кухню: там работалось лучше.
Владимир Ильич зажег лампу и зажмурился от неяркого, чуть
мигавшего света. В квартире было значительно ниже тех четырна-
дцати-пятнадцати градусов, при которых он обычно работал. Дела-
лись попытки раздобыть побольше дров для Кремля. Комендант
Мальков получил даже шпалы однажды. Щеголяя добытым, он вы-
ложил их штабелями на площади. Но Ленин, наткнувшись на них,
устроил ему сильнейший разнос.
— Это что же такое?! Дороги стоят без ремонта, пути износи-
лись вконец, аварии тут и там, а мы станем жечь отборный строи-
тельный материал?! Прилично? Достойно ответственнейших пар-
тийных работников?!
Мальков попробовал было оправдать кое-как свой лихой по-
ступок, а кончил тем, что силами охраны в тот же день отгрузил
шпалы туда, откуда они были доставлены.
С топливом было плохо. Владимир Ильич зябко ежился. Он на-
кинул на плечи ватник и мало-помалу стал согреваться. Мысль его
снова работала напряженно.
Итак, продналог: набросать проект доклада для съезда партии
в начале марта. Пускай не все в деталях будет разработано — при-
дется еще посоветоваться, прикинуть, обдумать,— но съезд должен
дать понятную миллионам людей новую установку, обосновать и по-
казать ее правомерность. Крестьянин должен снова твердо поверить
в завтрашний день.
С трибуны съезда надо сказать с прямотой, которая не оста-
вила бы сомнений ни в ком, что момент, который переживает страна,
намного опаснее и острее, чем даже в пору войны с Деникиным и
Колчаком. Оппозиция затеяла дискуссию. Уместно ли при таком по-
ложении? Не слишком ли большая роскошь для партии? Дискуссия
о профсоюзах, спор о том, нужны ли концессии или не нужны... По-
жалуйста, критикуйте, партия не боится критики, но не упускайте
при этом конкретных предложений, здравых прежде всего. Поду-
мать только, «рабочая» оппозиция, это внутри партии большевиков!
Владимир Ильич работал почти до утра, он мысленно возражал
оппонентам. Нет, ни концессии, ни дух торгашества, который про-
никнет в товарные отношения, его не страшили. Он твердо верил и
знал: страна, которая сумела перенести такие неслыханные испы-
тания, сумеет подняться и на недосягаемые высоты.
Евгений Кригер
ОДИН ДЕНЬ
Умел из дня и даже часа
Он бездну времени извлечь.
ВЕРА ИНВЕР
Один день Владимира Ильича...
Когда готовишься к тому, чтобы рассказать об одном таком дне, вос-
становить по документам и воспоминаниям всю громаду дел, что
успевал выполнить Владимир Ильич в свои рабочие часы, то вскоре
начинаешь понимать: это задача, в сущности, неразрешимая.
Неразрешимая хотя бы потому, что титанический труд Ленина,
помимо тех поступков, решений, советов, дел, начинаний, которые
сегодня удалось бы восстановить и зафиксировать в памяти и на
бумаге, помимо реальных фактов рабочего дня Владимира Иль-
ича,— оставит скрытой от нас ту работу ума и сердца, что еже-
часно, ежеминутно совершалась в сознании Ленина. Он охватывал
в кипении повседневных забот всю жизнь страны, Европы, мира,
охватывал близкое и далекое, тогдашний вихревой день Революции
и ее будущее во всесветных, общечеловеческих масштабах.
О каком дне взяться рассказывать? Ведь каждый день Ленина,
от истоков его сознательной жизни до того мгновения, когда тяж-
кий недуг остановил его сердце,— каждый день Ленина был беско-
нечно многообразным, наполненным, емким, искрометным, огнен-
ным, как сама революция.
На каком же дне остановиться для хотя бы приблизительного,
конечно же неполного (я не знаю, кто отважился бы полностью
95
охватить рабочий день Ленина) рассказа о содержании работы Вла-
димира Ильича?
Но может быть, вспомнить такой денек, когда Владимир Ильич,
как и все рабочие, служащие, советские работники, мог бы отдох-
нуть, хоть на короткое время отвлечься от напряженного труда,—•
вспомнить его выходной день?..
Вернемся хотя бы к осеннему дню 7 ноября 1918 года.
То был особенный праздник в жизни нашей страны.
Подумайте только: первая годовщина Октябрьской революции,
первый юбилей молодого Советского государства — первого в мире
социалистического государства рабочих и крестьян!
Итак, 7 ноября 1918 года.
Праздник. Большой наш праздник...
Мне не удалось выяснить, заходил ли Владимир Ильич в этот
выходной день в свой рабочий кабинет в Кремле. Думается, все же
заходил. Ведь рабочий его кабинет находился в том же здании, где
жил Ленин, как всегда, скромно, в не очень-то приспособленном для
жилья помещении, в бывших так называемых кавалерских покоях.
Не забудем, что накануне, 6 ноября, Ленин, не считая всего много-
образия текущих дел, трижды выступал с речами о первой годов-
щине Октябрьской революции: сначала на заседании VI Всероссий-
ского Чрезвычайного съезда Советов рабочих, крестьянских, казачьих
и красноармейских депутатов, затем на торжественном заседа-
нии Всероссийского центрального и Московского советов профессио-
нальных союзов и, наконец, на вечере московского «Пролеткульта».
Не забудем также, что именно в те дни Владимир Ильич продол-
жал работу над чрезвычайно важным своим трудом «Пролетарская
революция и ренегат Каутский», важным тем более, что величайшую
опасность для революций, назревавших в странах Западной Европы,
Ленин видел в засилье реформистов в рабочем движении, извра-
щавших марксизм, отвергавших самую необходимость пролетарской
революции и диктатуры пролетариата.
Итак, праздник, выходной день.
Наконец-то Владимир Ильич отдохнет хоть немного. Может
быть, поедет за город, на природу, которую он так любил, чувство-
вал, понимал?.. Или просто проведет весь день в тишине, в кругу
семьи, за любимыми книгами, или, задумавшись, уйдя в себя, будет
слушать сонату Бетховена, прелюды Рахманинова, Скрябина?..
Нет.
В день первого юбилея Советской власти Ленин не мог, просто
не мог быть вдали от людей, народа, московских рабочих, красноар-
мейцев, представителей трудовой интеллигенции, тех из них, кто с
первых дней Октября сразу и безраздельно отдал свои знания, та-
лант, душевные силы справедливейшему делу социалистической ре-
волюции.
И хотя Владимир Ильич тогда не совсем еще оправился от
двух тяжелых ран, причиненных ему пулями эсерки-террористки
Каплан 30 августа, он провел этот свой особенный «выходной день»
96
Провозглашение Советской власти.
Художник R. Серов.
Вечером 25 октября (7 ноября) 1917 года громовой залп
крейсера «Аврора» возвестил начало новой эры —
эры Великой социалистической революции.
Декретъ о мирК
принятый единогласно на заскдаи1и Все-
росййскаго Съезда СовЪтовъ Рабочим».
Солдатских* и Крестьянских* Депутатов*
2в октября 1217 г.
a	»»»»*••»»*«•	»»lllHt|llllttllllilllW «НИйЩ» »»<ИЙ«М»
ДЕКРЕТЪ О ЗЕМгГБ
*Ии* II>1'11 .МИНИЙ» <* W 4 «^4^ ЕМ**	•*!
ЯИИ*Ш«£ И *»* » * •*
1м> ua.w<« »»«»»>>»»"» W*»IIMt. и .щ»»»...!
______________ _ .лймыяом» «и** к»»* «Г* **»» ••*•*• • «им*»
<*<:*«0* »*м“*М**Ы» »»и*«и»» м .лямиМЧ’-М*****»»!» « »«iw w
»* ч * <*» и ww»y*	*py **y*^
^,10 Ноября <28 октябре г. ст.) 1917	17L
удодокчЫ*'
Всеросс1йск1й БъЪздъ Сов1товъ Рабочихъ, Солдатсинхъ к Кресть-
янсиип» Депутатов!», постановляете
Образовать для упрадшмнЫ страной, inpen, до «чвьед Учр^’итизьнат-о Собраитя,
яремеяное paoow и крестьянское npwre/.&C'nio, которое брей, ййеноватьсй Cotft-
тоит» Народным, комиссаров^ thetAwaaHie отдйлькыин оградами госуйжпягжтой
!жизни поручается кониешм ь. составь которь|хъ долженг о&адечить нроадеш вь
|жкйнь нроводгл.здеинйй СтЛзгимъ претранмн, вг Шнтт ндин«‘нти ст. ыассовыви орггн
ризахийии pifmBVi.. работниц!», млтрпгонт», солдиг^ тф^пянт» М служшп^.Прааигель-
1<твмнная iwkcn» принадлежит» коладтн предоШт&тей ршъ комиосШ, т. е. Совету
। Народным» коиисхаривь
Первые декреты,
принятые
II Всероссийским
съездом Советов.
«Первое слово» о Советской власти.
Художник Н. Осенев.
Рабочий контроль.
Художник С. Бойм.
Солдаты возвращаются с фронта домой
после Брестского мира. 1918 г.
В. И. Ленин беседует с крестьянином И. А. Чекуновым.
Художник 11. Васильев.
Заседание волостного комитета бедняков (деревня Столбово
Гжатского уезда Смоленской губернии). 1918 г.
Продотряд, созданный из текстильщиков Иваново-Вознесенска,
перед отправкой в деревню за хлебом. 1918 г.
Привоз зерна но продналогу на ссыпной пункт
станции Макушено (ныне Курганской области). 1918 г.
В. И. Ленин среди делегаток I Всероссийского съезда
работниц и крестьянок.
Художник П. Пинкисевич.
7 ноября 1918 года — первая годовщина
Великой Октябрьской социалистической революции.
В. И. Ленин произносит речь на Красной площади.
В. И. Ленин
произносит речь
на открытии
временного памятника
К. Марксу и Ф. Энгельсу.
В. И. Ленин
открывает
мемориальную доску
на стене Кремля,
установленную
в память павших
за мир и братство
народов.
Выдача обеда детям. 1918 г.
Первые пионеры Москвы ведут беспризорников
в детский дом.
На субботнике. 1920 г.
Домовой комитет выдает жильцам
дрова. Петроград, 1920 г.
Первые «красные купцы» В. П. Ногин, Л. Б. Красин
и Н. К. Клышко прибывают в Стокгольм. Апрель 1920 г.
Первые советские
дипломаты в Генуе:
В. В. Воровский,
М. М. Литвинов,
Г. В. Чичерин. 1922 г.
Народный Номиссаръ
1	по
Министерству Финансово
Письмо В. И. Ленина в штаб Петроградского военного округа
об экстренной военной помощи оренбуржцам против
войск Дутова. 26 ноября (9 декабря) 1917 г.
Самарский комитет РКП (б) после освобождения города.
В центре за столом: Первый военный комиссар и начальник
политотдела 1-й армии В. В. Куйбышев и председатель
РВС Самары П. Л. Кобозев. Октябрь 1918 г.
Части 5-й армии, освободившие Казань от белогвардейцев,
проходят по улицам города. Сентябрь 1918 г.
Командир 24-й Железной дивизии Гая Гай
среди своих ординарцев. Самара, 1918 г.
Эшелон с бойцами готов к отправке на Восточный фронт.
Последние уточнения делают командир 25-й дивизии
В. И. Чапаев и командир 22-й дивизии С. П. Захаров.
На ступеньке вагона — поэт Демьян Бедный. 1919 г.
Командарм В. К. Блюхер (крайний слева)
с группой командиров частей на окраине Читы
после освобождения города от японских интервентов. 1920 г.
Первый Совет рабочих, крестьянских и солдатских
депутатов в освобожденном Владивостоке. 1922 г.
так, как ему больше всего было по душе. Он провел его в гуще па-
рода, в ликовании пролетарского праздника.
Пожалуй, он даже забыл на время о тучах, сгущавшихся все
более грозно на Западе перед революционной грозой (5 ноября
1918 года германское правительство, обвиняя советское представи-
тельство в Берлине в том, что оно содействует революционному дви-
жению в Германии, потребовало немедленного отъезда из Берлина
дипломатических и консульских представителей РСФСР). Ленин
умел всем существом отдаваться тому, чем живет народ, что радует
и веселит народ. А Москва, да и вся страна, от Балтики до тех ру-
бежей на востоке, где власть принадлежала трудящимся, страна жи-
ла праздником революции, суровым, голодным и все же прекрасным.
Я помню фотографию, вернее кинокадр: в день одного из рево-
люционных праздников нашего народа Владимир Ильич прикрепил
к воротнику пальто красную ленточку, сложенную в виде банта или
своего рода розетки... Не знаю, было ли так и в тот день 7 ноября
1918 года, когда Ленин открывал памятник Марксу и Энгельсу. Мы
все знаем лишь, что Ленин всегда всей душой радовался в дни ре-
волюционных народных праздников, бывал настроен особенно ве-
село, даже торжественно, не избегая таких маленьких, скромных
символов праздника, как эта красная ленточка на груди.
В одном из номеров «Известий» за декабрь 1966 года был впер-
вые в нашей печати опубликован редкий снимок Владимира Ильича.
Он снят в профиль. На нем зимнее пальто с каракулевым воротни-
ком и зимняя шапка. Выражение лица у Ленина как-то по-особен-
ному ясное, энергичное.
И, вспоминая осенний день 7 ноября 1918 года, я теперь вижу
Владимира Ильича именно таким, как он выглядит на этой замеча-
тельной фотографии. Впрочем, есть тому и достоверное свидетель-
ство. Большой художник, скульптор Сергей Коненков, рассказывая
о встрече с Лениным как раз в тот день, о котором идет речь, вспо-
минает: «На Владимире Ильиче было пальто с черным каракулевым
воротником и черная шапка-ушанка».
Как же Владимир Ильич начал тот день?
В праздничное ноябрьское утро Владимир Ильич отправился во
главе колонны делегатов VI съезда Советов на площадь Революции,
к тому месту, где должно было состояться открытие памятника
Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу.
Там уже было многолюдно. Ведь так понятно было людям, горо-
жанам-москвичам, желание Ленина отметить первый юбилей РСФСР
благодарной памятью о тех, у кого учился в отрочестве Володя
Ульянов, чье учение Владимир Ильич отстоял затем в упорной борь-
бе против ревизионистов и реформистов всех мастей, чьи идеи, раз-
витые Лениным, легли в основу всей героической деятельности ле-
нинской партии!..
Обращаясь к людям, хорошо понимавшим настроение Влади-
мира Ильича в тот особенный день, Ленин говорил в своем высту-
плении на площади Революции:
7
Заказ 2878
97
•— Великая всемирно-историческая заслуга Маркса и Энгельса
состоит в том, что они указали пролетариям всех стран их роль, их
задачу, их призвание: подняться первыми на революционную борьбу
против капитала, объединить вокруг себя в этой борьбе всех трудя-
щихся и эксплуатируемых.
Мы переживаем счастливое время, когда это предвидение вели-
ких социалистов стало сбываться. Мы видим все, как в целом ряде
стран занимается заря международной социалистической революции
пролетариата. Несказанные ужасы империалистской бойни народов
вызывают всюду геройский подъем угнетенных масс, удесятеряют их
силы в борьбе за освобождение.
Так говорил Ленин. Речь его была краткой, взволнованной. Он
закончил ее словами:
— Рядом с нами поднимаются рабочие более передовых стран.
Их и нас ждут еще тяжелые битвы. В общей борьбе будет сломан
гнет капитала, будет окончательно завоеван социализм!
Сегодня мы вспоминаем действительно тяжелые, несказанно тя-
желые битвы, пережитые нашим народом в схватках с врагами
социализма, и, оглядываясь вокруг, видим нашу могучую, полную
молодых замыслов и мечтаний, кипучую, устремленную в будущее
страну, отстоявшую на крутых изломах истории ту правду, о кото-
рой говорил Ленин в своей речи на открытии памятника Марксу и
Энгельсу...
Что было потом? Владимир Ильич отправился отдыхать?
Нет. В тот же день, 7 ноября, он был на Красной площади, у
Кремлевской стены, где состоялось открытие мемориальной доски
борцам Октябрьской революции.
Это событие тесно связано с именем Сергея Тимофеевича Ко-
ненкова, народного художника СССР, крестьянского сына, ставшего
одним из выдающихся художников-скульпторов нашей страны и
всего мира. Он свидетельствует:
«14 апреля 1918 года был опубликован подписанный В. И. Ле-
ниным декрет о снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их
слуг, и выработке проектов памятников Российской социалистиче-
ской революции. В нем нашел выражение знаменитый ленинский
план монументальной пропаганды — план создания скульптур, обе-
лисков, украшения зданий монументальными надписями, барельефа-
ми, пропагандирующими идеи революции».
В осуществление этого плана и открывалась мемориальная
доска на Кремлевской стене.
Владимир Ильич живо интересовался всем процессом проекти-
рования и выполнения мемориальной доски.
Выполненная С. Т. Коненковым доска, сделанная из белого це-
мента, гипса, красочных покрытий, состояла из 49 частей. «Каждая
часть,— вспоминает Коненков,— специальным болтом должна была
быть прикреплена к соответствующему скрепу, вделанному в Крем-
левскую стену. Последние дни работы я буквально жил у Кремлев-
ской стены. Наконец все было готово».
98
Наконец все готово...
Начинается торжественная церемония открытия мемориальной
доски. Сергей Тимофеевич держал в руках шкатулку, где лежали
ножницы для разрезания ленты и выполненная им же деревянная
печатка для запечатания занавеса с надписью: «Московский Совет
рабочих и крестьянских депутатов». Владимир Ильич взглянул па
шкатулку, на печатку и сказал:
— А ведь это надо сохранить. Ведь будут же у нас своп музеи.
Передайте в Моссовет. Это надо сохранить...
И Ленин стал подниматься на помост, представлявший собой
нечто вроде трибуны. Кто-то хотел помочь ему, но по незнанию сде-
лал это слишком энергично, старательно, и тогда Владимир Ильич
шепнул ему:
— Осторожнее, пожалуйста, у меня еще болит плечо.
И, вероятно, улыбнулся, подбадривая смутившегося товарища.
Поднявшись на помост, разрезал красную ленту. Он сказал:
— Товарищи! История России за целый ряд десятилетий нового
времени показывает нам длинный мартиролог революционеров. Ты-
сячи и тысячи гибли в борьбе с царизмом. Их гибель будила новых
борцов, поднимала на борьбу все более и более широкие массы. Иа
долю павших в Октябрьские дни прошлого года товарищей досталось
великое счастье победы... Пусть их лозунг станет лозунгом нашим,
лозунгом восставших рабочих всех стран. Этот лозунг — «победа или
смерть».
...Ну вот, теперь, после двух выступлений на площадях Москвы,
перед народом, Владимир Ильич, вероятно, воспользуется своим пра-
вом выходного дня и пойдет отдыхать. Не правда ли?
Нет. В тот же день Ленин присутствовал на митинге-концерте
сотрудников Всероссийской чрезвычайной комиссии.
Я не смог добыть подробностей этого митинга-концерта. Ду
мается, Владимир Ильич был там весел и оживлен необычайно, од-
нако в своей речи он говорил о вещах серьезных:
— Товарищи, чествуя годовщину нашей революции, мне хочется
остановиться на тяжелой деятельности чрезвычайных комиссий...
Нам приходится, с одной стороны, учиться творческой работе, а с
другой — сломить сопротивление буржуазии. Финляндская белая
гвардия не постеснялась расстреливать рабочих, несмотря на ее «де-
мократичность». В глубоких массах укрепилась мысль о необходи-
мости диктатуры, несмотря на ее тяжесть и трудность... Для нас
важно, что ЧК осуществляют непосредственно диктатуру пролета-
риата, и в этом отношении нх роль неоценима. Иного пути к освобо-
ждению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров,
нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их заслуга перед пролетари-
атом.
...Итак, снова три выступления за день. В выходной праздничный
день...
Вот так и проводил большей частью свои выходные дни Влади-
мир Ильич.
99
Не буду приводить подробности остальной части дня 7 ноября
1918 года. В конце концов, мы уверены, Владимир Ильич все же
улучил необходимое времечко и в тот же день успел поработать и
над планом следующего дня, и над известной нам рукописью труда
«Пролетарская революция и ренегат Каутский».
Мне хочется вспомнить, что происходило день спустя—9 но-
ября.
Важнейшее событие, происшедшее в тот день, снова перекли-
кается с событиями уже описанного мною дня 7 ноября и с работой
«Пролетарская революция и ренегат Каутский».
Но зачем же мне пытаться описывать то, что пережил Ленин
9 ноября 1918 года, если сам Владимир Ильич скажет об этом го-
раздо лучше.
Последние строки уже упомянутой выше работы были напи-
саны Лениным именно 10 ноября. Вот эти строки:
«В ночь с 9 на 10 получены известия из Германии о начавшейся
победоносной революции сначала в Киле и других северных и при-
морских юродах, где власть перешла в руки Советов рабочих и сол-
датских депутатов, затем в Берлине, где власть тоже перешла в руки
Совета.
Заключение, которое мне осталось написать к брошюре о Каут-
ском и о пролетарской революции, становится излишним».
Думаю, на этом стоит закончить маленький рассказ об одном
дне Владимира Ильича.
Геннадий Горбунов
НА ОСОБОЙ ПРИМЕТЕ
Многим просто не верилось,
Что на месте руин
Станет родина Ленина
Краем гордых вершин.
АНДРЕЙ ПОКРОВСКИЙ
Третий раз в неурочное время на телефонную станцию вбежал че-
ловек с непокрытой головой, потной шевелюрой каштановых волос и
лихорадочным блеском карих глаз.
— Москву, барышня! — по-хозяйски скомандовал телефонистке.
Но она словно скисла, брезгливо облизнула перекошенные губы
и, вместо того чтобы вызвать Москву, жеманно крикнула:
— Пантелеймон Алексеевич!..
Из дверей вышел чиновник в пенсне с черным шнурочком, с
зализанными белобрысыми волосами. На ногах он чувствовал себя
нетвердо, но лицо изображало величие человека, думающего о себе
так, будто от него зависит судьба земного шара.
— Вы опять, господин Фурманов! — раздраженно повысил голос
чиновник.— Что вам угодно?
— Москву.
— На дворе полночь, а вам не спится.
— Я из Совета, срочно Москву!..
— А мы подчиняемся только Временному правительству, а не
Совету,— надменно отпарировал чиновник.
— Что?! — переспросил Фурманов, и правая рука его рванулась
к оттопыренному карману галифе.
Пантелеймон Алексеевич побледнел, растерянно кивнул телефо-
нистке:
10!
— Вызывайте.
Фурманов взял трубку, дожидаясь, пока его соединят с редак-
цией «Известий». Услышав знакомый голос, он нетерпеливо крикнул:
— Это я, Фурманов, из Иваново-Вознесенска! Скажите, что но-
вого?!
Телефонистка видела, как он преобразился, услышав ответ. Бро-
сив трубку на рычаг, Фурманов моментально исчез.
Это было в полночь 25 октября 1917 года. Город, прокопченный
гарью и копотью, пропахший зловоньем фабричных отбросов и по-
мойных ям, спал в своем лихорадочном, голодном сне. За октябрь
ткачи получили по два фунта ржаных отрубей да немногим более
солода или воблы. Вот уже пятый день, как 300 тысяч рабочих тек-
стильного края объявили всеобщую политическую стачку, требуя:
«Долой Временное правительство! Вся власть Советам!»
Город спал, и только в одном богатом особняке бывшего ману-
фактурного туза Полушина не умолкал шум. Здесь, в былых покоях
фабриканта, среди мраморных бюстов, бронзовых статуэток, гро-
мадных чучел медведей и разноперых птиц, заседал Иваново-Возне-
сенский Совет. Депутаты спорили, горячились и еще больше чадили
едучую махру: курили, превозмогая голод и бессонницу, в нетерпе-
ливом предчувствии долгожданных событий.
За председательским столом сидит высокий, жилистый Федор
Самойлов. Он ведет заседание Совета, чутко прислушиваясь не
столько к тому, что говорится в зале, сколько к шорохам за дверью.
Вдруг дверь распахнулась, словно се оторвало вихрем: па по-
роге стоял Дмитрий Фурманов.
— Товарищи! Временное правительство свергнуто!
Ивановские ткачи волей революции получили всю полноту вла-
сти. Нет, они не ждали этого часа сложа руки; они выстрадали его
на баррикадах, в тюрьмах, ссылках, они готовили его, не считаясь
с жертвами, готовили вместе с родным Ильичем, вместе с партией.
Издавна ивановские ткачи находились на примете у Владимира
Ильича. Он посылал им марксистскую литературу еще с первых дней
организации петербургского «Союза борьбы за освобождение рабо-
чего класса». Потом Ленин направил в Иваново-Вознесенск агента
«Искры» И. В. Бабушкина, не раз встречался с Ивановнами за гра-
ницей, учил их искусству подпольной работы, писал и говорил о них
всегда с нескрываемым восторгом.
Это они, ивановские ткачи, еще до всеобщей политической стач-
ки 1905 года, получившей высокую оценку вождя, создали на без-
вестной речке Талке первый Совет рабочих депутатов в России. И с
тех пор маленькая мелководная Талка, прятавшаяся от людских
глаз среди вековых сосен, березняка и ольшаника, приобрела широ-
кую славу. Ткачи впервые в России объявили свою власть в городе
и, подобно парижским коммунарам, держали ее 72 дня.
Руководители Совета оказались за тюремной решеткой, на ка-
торге и в ссылке, но суровая школа классовой борьбы на Талке не
прошла для них напрасно.
102
В семнадцатом, после свержения царя, они возвратились в свои
край. Фрунзе — в Шую, Киселев и Самойлов — в Иваново.
По опыту 1905 года ткачи создали Совет рабочих и солдатских
депутатов; большевики пользовались в нем безраздельным автори-
тетом. Уже к лету в городе было все подготовлено к провозглаше-
нию власти Советов. Ждали только сигнала из центра. Его и сооб-
щил Фурманов.
Но что же делать новой власти, когда в городе нет хлеба, нет
денег, на исходе топливо и каждое утро ткачи недосчитываются сво-
их товарищей, умерших от голода? За ответом посылается делегация
в Смольный, к Ленину.
* *
*
Зябко жмутся друг к другу приземистые домишки деревни Ав-
дотьино. Крыши их, словно измятые кепки, нахлобучены, съехали па
окна. Стены многих халуп напоминают изношенные меха гармошек.
Деревня — не деревня, слобода — не слобода. Жители но званию
считаются крестьянами, а ходят в рабочих блузах. Так уж издавна
повелось, что в деревнях близ Иванова жили текстильщики, основа-
тельно протоптавшие дорогу в город, на фабрики.
В один из таких домиков вернулся в вечерних сумерках, по не-
пролазной грязи Алексей Семенович Киселев, председатель штаба
революционных организаций. Пришел домой не один, а с товарища-
ми, захотевшими проводить его в дальний путь.
— Ты, Алексей, обязательно добейся разговора с Ильичем,— на-
казывал Федор Самойлов, председатель Совета.— Он радушно при-
нимал ивановцев в Польше и, должно быть, не забыл нас...
— Полагаю, что не забыл,— ответил Алексей Семенович.—
Только время-то уж очень горячее, все хотят к Ленину.
— А все-таки попытай,— настаивал Самойлов.
...Предъявляя свой мандат в Смольном, Алексей Семенович бес-
препятственно проходил от одного красногвардейского поста к дру-
гому, а сам думал о том, как его встретит Ленин. Узнает ли? Най-
дет ли время, чтобы поговорить с ним? Несколько лет назад он лично
встречался с Лениным, не раз беседовал с ним, но ведь с тех пор
много воды утекло.
Осведомившись у первого попавшегося красногвардейца, где на-
ходится кабинет Владимира Ильича, он поднялся на третий этаж и в
самом начале длинного коридора увидел, как из одной комнаты бы-
стро вышел Ленин, чем-то озабоченный и не в меру усталый. На
одно мгновение мелькнула мысль: «Надо ли беспокоить?» Но Ле-
нин шел навстречу, и Киселев сказал:
— Здравствуйте, Владимир Ильич!
Ленин остановился, окинул быстрым взглядом встречного и ско-
роговоркой произнес:
— Товарищ Киселев?! Откуда?!
103
Теперь уже надо было отвечать на вопросы, и Алексей Семено-
вич тут же, в коридоре, рассказал про все горести и беды текстиль-
ного края.
Взяв под руку Киселева, Владимир Ильич, беседуя, привел гостя
в свой кабинет.
— Значит, в первую очередь нужны деньги,— сказал Ленин, вы-
слушав посланца ткачей.— Что ж, поговорю с товарищем Менжин-
ским, он стоит во главе вновь организованной комиссии финансов.
А по вопросам продовольствия и кредитов поговорим с другими...
Пойдемте!
Они прошли в комнату Менжинского.
— Вот товарищ Киселев,— отрекомендовал Владимир Ильич,—•
делегирован к нам штабом революционных организаций Иваново-
Вознесенска. У них там скверное положение с денежными знаками,
необходимо оказать всяческое содействие.
Тут же Владимир Ильич попросил его соединить по телефону с
комиссаром продовольствия.
— Сейчас к вам придет товарищ Киселев,—сказал Ленин в
трубку.— Он из Иваново-Вознесенска. Помогите городу продоволь-
ствием.
Затем, взглянув на часы, Ленин распрощался с Киселевым, пре-
дупредив'
— Если будут какие-нибудь трудности, пожалуйста ко мне
опять, а теперь продвигайте все сами.
Через два дня Алексей Семенович уже докладывал на заседа-
нии Совета о результатах поездки. Денежные знаки получены, хлеба
не привез, ибо его нет и в Петрограде, зато заручился нарядами на
продовольствие в хлебные губернии в обмен на имеющиеся запасы
мануфактуры.
Но вскоре грянула гражданская война. Интервенты топтали со-
ветскую землю, внутренняя контрреволюция подняла голову, надо
было с оружием защищать завоевания Октября. За большевиками
ушли на фронт многие сыны и дочери текстильного края.
24 октября 1919 года Владимир Ильич напутствовал иваново-
вознесенских рабочих в Доме Союзов. Ткачи-коммунисты, сказал он,
«сумеют оказать благотворное влияние на крестьян в прифронтовой
полосе и принесут большую пользу в деле политической работы среди
казачества».
В тот же день, выступая перед слушателями Свердловского уни-
верситета, Ленин счел необходимым отметить высокую политическую
сознательность ивановцев:
— Сегодня я видел товарищей иваново-вознесенских рабочих,
которые сняли до половины всего числа ответственных партийных
работников для отправки на фронт. Мне рассказывал сегодня один
из них, с каким энтузиазмом их провожали десятки тысяч беспартий-
ных рабочих и как подошел к ним один старик, беспартийный, и ска-
зал: «Не беспокойтесь, уезжайте, ваше место там, а мы здесь за вас
справимся».
1С4
И на Первом Всероссийском учредительном съезде горнорабо-
чих Владимир Ильич заявил:
— Иваново-вознесе.нскне, питерские и московские рабочие пе-
ренесли за эти два года столько, сколько никогда не переносил никто
другой в борьбе на красных фронтах.
* *
*
Конец мая 1920 года. Все еще полыхает гражданская война.
В городе ткачей у магазинов извиваются очереди за гнилой картош-
кой и воблой. Фабрики давно застыли в молчании. Но упорно но-
сятся слухи о возрождении промышленности. Михаил Васильевич
Фрунзе двинул якобы эшелоны хлопка в Иваново-Вознесенск. В оче-
редях только и знают, что рассказывают о победах неистового Арсе-
ния в Средней Азии. До сих пор и речи не могло быть о возрожде-
нии фабрик: хлопок был отрезан, кадровые рабочие находились па
фронте, а теперь совсем другое дело.
Секретаря губкома партии Ольгу Афанасьевну Варенцову знали
и любили ткачи, шли к ней со своими нуждами, слезами, планами и
предложениями. Испытанная революционерка, побывавшая в 50 пред-
варительных, этапных, пересыльных и других царских тюрьмах, она
с молодых лет была подругой Надежды Константиновны Крупской,
встречалась с Лениным в 1900 году в Уфе, па квартире Аптекмана,
писала корреспонденции в ленинскую «Искру» и даже в уфимской,
вологодской и других ссылках умела сплотить вокруг себя револю-
ционеров.
Ольге Афанасьевне шел 58-й год, но она удивляла всех своей
подвижностью, задором, и крупные глаза ее, ясные, лучистые, при-
ветливо отзывались на все, что исходило из пытливого сердца тка-
чей. Слушая их, она загоралась мыслью о возрождении фабрик.
Вот бюро губкома слушает внеочередное заявление губпродко-
миссара Мануильского. Костистый, с короткими усиками на блед-
ном лице, он говорит крайне взволнованно, зовет к чрезвычайным
мерам:
— Запасов продовольствия нет. Надежды на получение нарядов
тоже нет. За месяц рабочим выдали по три фунта соли, до трех фун-
тов сахару и немного мыла. Дополнительно даем крахмал, имею-
щийся на фабриках для шлихтования пряжи.
— Этого делать нельзя! — вскакивая из-за стола, кричит пред-
седатель губисполкома Григорий Кузьмич Королев.— Раздать по-
следний крахмал, когда мы думаем о пуске фабрик!..
Ольга Афанасьевна, предчувствуя ненужную перепалку, стучит
маленьким кулачком по столу:
— Выход один: надо воскресить мертвые фабрики, дать людям
работу, а республике — советские ткани. Я прошу товарища Коро-
лева изложить намеченный план возрождения корпусов.
Григорий Кузьмич, в отличие от Мануильского плотный, кряжи-
стый, явился на бюро с математическими выкладками и расчетами.
105
В его руках шуршат листочки с цифрами, наметками, с аккуратными
записями высказываний Ленина о необходимости восстановить про-
мышленность. Он говорит спокойно и убедительно. Текстильные фаб-
рики губернии в упадке. Оборудование разворовывается или ржа-
веет. Скудные остатки хлопка гниют. Кое-кто припрятал и скрывает
сырье, краски, крахмал, топливо.
Григорий Кузьмич предлагает создать ударный комитет, собрать
воедино все, что распылено и разрознено, наметить фабрики, кото-
рые можно немедленно возродить.
Бюро губкома соглашается с Королевым. Ольга Афанасьевна
обещает переговорить с Лениным, и вскоре Королев становится во
главе ударного комитета по пуску первой очереди текстильных фаб-
рик. Григорий Кузьмич едет в Москву, к Ленину, опять за помощью,
как в свое время Киселев.
На этот раз Совет Труда и Обороны трижды обсуждал вопрос
о судьбе ивановских текстильных фабрик. Ивановны вне очереди по-
лучили торф, хлеб, кредиты, а по продовольственному снабжению
город ткачей был приравнен к Москве и Петрограду.
В октябре 1920 года Владимир Ильич на совещании председа-
телей уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов Мо-
сковской губернии с радостью сообщил, что в Иваново-Вознесенской
губернии оживают фабрики, наводившие в течение ряда лет уныние
на рабочих.
Увы! Следующий год принес тяжелые осложнения. Острая не-
хватка продовольствия и топлива заставила свертывать промышлен-
ность. Ткачи встревожились. Они ни за что не хотели выпускать ини-
циативу из своих рук, тем более что работа пошла куда как не
плохо. И снова. Совет и губком партии решают посоветоваться с Ле-
нины м.
Кто же к нему поедет? Выбор пал на Григория Королева, пред-
седателя ударного комитета по пуску фабрик, руководителя губсов-
пархоза Ивана Короткова и губпродкомиссара Михаила Мануиль-
ского. Втроем они отправились в Москву. Это были друзья еще по
подполью. И называли они друг друга былыми подпольными клич-
ками.
В ивановском подполье было немало выразительных кличек, та-
ких, к примеру, как Громовой, Ермак, Одиссей, Отец. А вот Корот-
ков скрывался под необычным именем — Святой. В детстве его от-
дали на выучку в иконописную мастерскую. Мальчик на побегушках
испытал пинки и подзатыльники хозяина-богомаза и единственно
чему научился — растирать краски на яичных желтках.
Мальчик мечтал стать художником, но где там! Хозяин готовил
иконы «па ширпотреб», рекламируя их, как лекарство в аптеке: свя-
того Банпфация — от запоя, Василия-блаженного — от лихорадки,
Варвару-великомученицу — от зубной боли.
Став подростком, а потом юношей, Коротков все еще скитался
по иконописным мастерским, в которых без всяких книг понял, что
богомольцы ловко надувают народ «святым» товаром. В большевист-
106
ском подполье он стал толковым антирелигиозным пропагандистом.
В 1905 году, принимая Короткова на конспиративной квартире в пар-
тию, кто-то предложил, дать ему ироническую кличку Святой, так
она и утвердилась за ним.
В большевистском подполье Святой подружился с Фрунзе, Ва-
ренцовой и другими вожаками ткачей. Ему одному из первых по-
счастливилось видеть Ленина, и он, рассказывая об этом, заключал
с нескрываемой гордостью:
— Мы, ткачи, давно на примете у Ильича.
Остроумный Мануильский на это веско заметил:
— На примете у Ленина весь мир.
— Да,— отозвался Коротков,— это верно, а все-таки Ильич к
нам всего добрее.
В Москве начались хождения ивановцев в Главтекстиль, Глав-
топ, Наркомат путей сообщения, Наркомфин. Дела решались со
скрипом, а то и просто никак не решались.
Тогда ивановцы снова направились к Ленину. Владимир Ильич
принял их в полдень 9 апреля. С цифрами и фактами они поведали
ему о своих делах.
— Нам полагалось по плану дать 150 миллионов аршин ткани.
Выработали только 117 миллионов. Топлива получили половину
того, что было назначено.
— Чудо, настоящее чудо! — восклицает Ленин и тут же делает
быстрые записи на листке бумаги.— Иваново-вознесенскпс ткачи,
видимо, понимают, как бороться с голодом, нищетой и разрухой.
А все-таки расскажите, как же вы почти выполнили план при ос-
тром недостатке топлива?
Кто из троих докладывал Ленину, осталось невыясненным. Под-
робности, увы, стерты временем. Но несомненно, что Владимир
Ильич убедился: ивановские ткачи трудятся организованно, повыша-
ют производительность труда, чувствуют себя подлинными хозяе-
вами фабрик.
— Так я и предполагал!—обрадованно воскликнул Ленин.
Председатель Совнаркома подробно выспрашивал обо всем, что
его интересовало, делал записи.
Высокий, с отличным зрением, Мануильский, сидевший ближе
всех к Владимиру Ильичу, невольно видел, что пишет Ленин. Это
были наброски распоряжений в адрес ряда комиссариатов и глав-
ков. На листе, в столбик, появились слова: «Главтоп... НКфин...
НКпрод...» Затем: «Прошу назначить совещание, по возможности
сегодня же... с участием 3-х товарищей из Иваново-Вознесенска: Ко-
ролева, Короткова и Мануильского...
По вопросу об экстренных нуждах ударных фабрик Иваново-
Вознесенского района».
«Ах, если бы знали товарищи, что пишет Ленин!» — подумалось
Мануильскому.— «Сегодня же...» «Экстренные нужды ударных фаб-
рик...» Между тем Владимир Ильич встал из-за стола и зачитал свои
распоряжения вслух. Всем ясно, что короткие минуты, проведенные
107
в кабинете вождя, определяют на долгие годы счастливую судьбу
ткачей.
В тот же день Владимир Ильич поделился с секретарями пар-
тийных ячеек Москвы и столичной губернии своими впечатлениями
от беседы с Ивановнами:
— У меня сегодня был товарищ Королев из Иваново-Вознесен-
ска, из нашей наиболее промышленной, пролетарской, красной губер-
нии. Оп привел цифры и факты. В первый год работало не более
шести фабрик и ни одна не работала сплошь даже месяц. Это была
полная остановка промышленности. За этот же минувший год первый
раз пущены двадцать две фабрики...
Владимир Ильич передал подробно секретарям ячеек, сколько
произведено ткани, при какой нехватке топлива. И тут же раскрыл
секрет чуда, творимого ткачихами. Оно заключалось, по убеждению
Ленина, в повышении производительности и разумной организации
труда.
На следующий день по телефонограмме Ленина было собрано
специальнее совещание представителей Главтекстиля, Главтопа,
Наркомпрода и других комиссариатов и ведомств, призванных
оказать экстренную помощь текстильному цеху Советской дер-
жавы.
А еще через два дня—12 апреля 1921 года — Совнарком ре-
шил: «Признать по-прежнему работу иваново-вознесенских фабрик
ударной, со всеми вытекающими из этого последствиями».
Так заботился Ленин об ивановских ткачах. Он и впрямь не-
усыпно держал их у себя на особой примете.
* *
*
Как-то в Иваново приезжала группа кинематографистов для
съемки фильма «Товарищ Арсений». Воспроизводили старые време-
на, боевые дела вожака революционных ткачей — молодого Фрунзе.
И былую жизнь города с мрачными тупиками и переулками.
Актеров загримировали, но с натуральными съемками города
было трудно: город настолько преобразился, что прошлое его можно
было представить лишь по старинным фотографиям да воспомина-
ниям стариков.
По берегам речки, где некогда ютились лачуги, выросли жилые
массивы, а на всхолмье, словно дворец, утопающий в зелени, кра-
суется фабрика «Красная Талка», построенная в память давно ми-
нувших боев. Мерный рокот ее веретен подобен журчанию живитель-
ного родника.
Нет, не найдешь теперь в Иванове тех окраин и печальных улиц,
которые именовались царством ситца и чахотки. Ивановцы больше
прежнего славятся тканями, выпускают их в астрономических коли-
чествах. Они научились делать и мощные автокраны, и уникальные
машины, и еще многое. Но стерты с лица земли все Ямы и Голо-
даихи —от них не осталось и следа.
108
Всюду, куда ни глянешь, громоздятся жилые кварталы, здания
институтов, новые корпуса заводов и фабрик, и среди них гордость
ивановских текстильщиков — Камвольный комбинат, с микроклима-
том, лампами дневного освещения, первоклассной техникой.
А город оделся в зеленое убранство, породнился с волжской во-
дой и саратовским газом; он все строится, раздвигает свои могучие
плечи, словно хочет дотянуться до самой Москвы.
Каждое поколение ивановских ткачей выдвигало своих героев,
запевал социалистического соревнования в стране. Кто не знает Ев-
докию и Марию Виноградовых, Таисию Шувандину, Юлию Вечерову,
прядильщицу Марию Куликову? Теперь не напишешь истории на-
шей Родины без этих имен. Все они законные наследники револю-
ционных традиций ивановцев, потомки тех, кого напутствовал Ленин
на завоевание Советской власти и восстановление промышленности.
...На трибуну XXIII съезда КПСС поднимается молодая, энер-
гичная женщина. В лучистых глазах ее светится счастье за судьбу
родного края, и она говорит:
— Мы, рабочие, очень хорошо понимаем, что наш труд идет на
благо всего народа, помогает строить новые города, заводы и фаб-
рики... Мы видим, как растет, развивается и хорошеет наш город
Иваново — один из старейших текстильных центров страны, где
60 лет назад был создан первый в России Совет рабочих депутатов.
Это говорила ивановская ткачиха Зоя Павловна Пухова, деле-
гат съезда, ныне Герой Социалистического Труда и член Президиума
Верховного Совета СССР. Она стала инициатором соревнования ио
освоению нового оборудования.
Юбилейный 1967 год принес труженикам текстильного края не-
избывную радость: Ивановская область награждена орденом Ле-
нина.
Вера
СПЕШИТЕ, СЕСТРЫ!
Это Ленин сказал нам, что жизнь полна,
Это он научил понимать,
Что свободна и счастлива та страна,
Где свободна и счастлива мать.
САМЕД ВУРГУН
После Октябрьской революции Конкордия Николаевна Самойлова
не раз собиралась приехать в Москву, да дел навалилось великое
множество.
И вот теперь, в ноябре 1918 года, она наконец-то в Москве. При-
была из Петрограда на Всероссийский съезд работниц.
...Зал залит светом. Разноцветными огнями переливаются лю-
стры. Тяжелыми складками падает бархат знамен. Строгий ряд бе-
ломраморных колонн. Под высокими сводами перекатывается глу-
хой гул. В широко раскрытые двери вливаются делегатки. По крас-
ным дорожкам шаркают ноги в тупорылых ботинках и резиновых
ботах, сапогах и лаптях. Идут женщины. Молодые. Старые. Кресть-
янки. Работницы. В косынках, потертых шерстяных платках и засти-
ранных кофточках.
Напротив главного входа па возвышении президиум. Большой
длинный стол под красным сукном утопал в цветах. Конкордия Ни-
колаевна любуется цветами. Особенно хороши белые хризантемы,
пушистые, словно завитые. Слышатся радостные приветствия, шум-
ные, оживленные голоса. Колонный зал, строгий и чинный, каким
его знала Самойлова, напоминал потревоженный муравейник.
Сколько счастливых лиц, радостных глаз, смеющихся губ!
Самойлова заметила питерских делегаток, решила до начала
совещания побыть с ними. Покрепче прижала папку к груди и дви-
110
нулась сквозь поток. Ес перехватил Свердлов. Невысокий, худоща-
вый. С тонким умным лицом и усталым взглядом чуть выпуклых
глаз.
— Скоро начнем, Конкордия Николаевна,— пробасил он, по-
правляя высокую дужку пенсне.— С приветствием от Центрального
Комитета поручено выступить мне... Да, от съезда ждут многого.
Владимир Ильич мечтает научить каждую кухарку управлять го-
сударством.
— Научим, дайте срок!
Яков Михайлович взглянул на ее разгоряченное лицо, дружески
взял за локоть.
— Волнуетесь? Накопец-то в женском движении начинается пе-
риод бури и натиска.
— Бури и натиска! — повторил кто-то сзади.
Конкордия оглянулась, обрадовалась:
— А, Емельян! Как с докладом? Президиум приурочивает его
на третий день. Среди женщин религия имеет глубокие корпи. Да
не мне вам объяснять... Нужно доходчиво рассказать делегаткам
правду о религии, о том вреде, который она приносит в семью. Вся
история русской женщины-работницы...
— История, история...— перебил се Емельян Ярославский, по-
жевывая русый ус.— «Исторический путь — не тротуар Невского
проспекта, он идет целиком через поля, то пыльные, то грязные, то
через болота, то через дебри».
— «Кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не
принимайся за общественную деятельность»,— с улыбкой досказала
Самойлова.— Эти слова Чернышевского с юности люблю. И все же,
если вы сумеете донести до сердца русской работницы вред попов-
щины, то партия получит горячих сторонниц в борьбе за отделение
церкви от государства.
Емельян Ярославский слушал, покачивая крупной головой. Силь-
ные крутые плечи обтягивала черная косоворотка. В серых глазах
напряженное внимание. Вопросы религии его интересовали с дав-
них пор. Еще в якутской ссылке написал он немало статей по се
истории. И вот теперь доклад на этом съезде...
— Договорились — доклад за вами. Что слышно о Клавдии
Ивановне?
Конкордия знала, что Клавдия Ивановна Кирсанова, жена Яро-
славского, находилась где-то в отъезде. Жену он любил горячо в
сильно тосковал.
— На Северном Урале Кирсанова, в Надеждинске. Положение
там отчаянное: голод, беляки напирают. Недавно привез оттуда де-
тишек, а Клавдичка осталась. Сутками не выходит из Совета. Ко-
нечно, и в Надеждинске нужно кому-то работать, по плохо детиш-
кам без матери.
Самойлова смотрела на Ярославского с сожалением: знала,
детишек ему приходилось брать даже на артиллерийские маневры.
— Марьяна на деревья Нескучного сада поглядывает с зави-
111
стыо,— вновь заговорил Ярославский.— Да завидует, что липы уж
очень-то толстые. «Ишь как они разъелись!» Когда мы сумеем на-
кормить республику, накормить детишек?
— В Москве продовольственный отдел, как мне сказали, увели-
чивает хлебный паек на четверть фунта,— заметила Конкордия Ни-
колаевна.
— Увеличение пайка на сто граммов — проблема номер один,—
уточнил Свердлов, вновь появившийся из толпы.— Кстати, нужно
монастыри отдать под детские приюты.— Он вынул из кармана ма-
ленькую книжечку и тонким карандашом сделал запись.— А вот и
Надежда Константиновна приехала!
Надежда Константиновна Крупская, с мягкими добрыми гла-
зами, приветливо поздоровалась. Конкордия, знавшая ее с давних
пор, расстроилась, увидев, как похудела и осунулась она за дни бо-
лезни Владимира Ильича.
— Какой славный день! Радует, очень радует сегодняшний
съезд. Прошел уже год после Октябрьской революции, и пора при-
няться за подлинное раскрепощение женщин.— Крупская провела
рукой по седеющим волосам.
— Как Владимир Ильич? Будет ли на съезде? Делегатки при-
ехали из медвежьих углов, чтобы встретиться и послушать его.—
Конкордия заговорила оживленно, заглядывая в глаза Надежды
Константинови ы.
— К сожалению, он не очень-то хорошо себя чувствует. Но обе-
щал... Да, Конкордия Николаевна, мне тут показали стихи, посвя-
щенные пролетаркам. Написала их москвичка — работница Берсе-
невской фабрики. Передаю вам, как старому правдисту. Автор тут
где-то... Вон, стоит у третьей колонны.— Надежда Константиновна
кивнула женщине.— Поговорите, пожалуйста, ведь первый опус!
Крупская отошла. Свердлов исчез в толпе. Ярославского ото-
звали. Самойлова направилась к работнице, на которую ей указала
Надежда Константиновна.
Женщина стояла не одна. Рядом была Виноградова из петро-
градской делегации. Полпая, русоволосая, с приятным лицом и неж-
ными веснушками. Разговор шел неторопливый. Конкордию Никола-
евну этот разговор заинтересовал:
— У пас на Трубочном заводе только и слов что о декретах Со-
ветской власти. Ленин дал женщинам равноправие с мужчинами...
Как прочитала декрет, долго не могла отойти от заводской проход-
ной, где он был вывешен. Вот я, к примеру, питерская пролетарка.
Мужик всю империалистическую в окопах вшей кормил, с детишка-
ми одна маялась,— грустно рассказывала Виноградова.— Снимала
угол у сапожника, сырой, темный. Пришлось детишек в деревню к
свекрови отослать. Работала вместе с мужчинами, а получала гро-
ши!.. Теперь все изменилось: переселили меня в барскую квартиру.
Деньги получаю наравне с мужчинами! Детишек взяла из деревни.
Государство всю заботу о детях приняло на себя — ясли, детский
сад... Отдала я меньшого в садик, старшего — в школу...
112
— И мой пошел в школу!—отозвалась москвичка.— Могла ли
я подумать, что парнишка будет за партой сидеть! Прочитала в дек-
рете, что школу отделили от церкви, так и повела. До сих пор у меня
спина болит, как вспомню линейку, которой бил поп на уроках за-
кона божьего. Парнишка меня учит писать, вместе сидим вечерами.
На фабрике-то лишь восемь часов работаю. Восемь вместо один-
надцати! Пришла первая получка, бабы ревут от счастья: никогда
таких денег не получали. Равная оплата за равный труд! Парнишку-
то своего я рожала прямо в цехе... А теперь отпуска по беременно-
сти. Закон охраняет материнство!—Женщина восторженно подняла
руку.— Вот она, Советская власть!
— Тронулось темное бабье царство. Нам только подучиться, хо-
зяйками станем своего рабочего государства,— заметила Виногра-
дова.— Учиться, учиться нужно. В кружки ликбеза почти все жен-
щины записались.
— Я вот стихи сочинила. Знаешь, написала от самого сердца, а
чувствую — плохо, многое не так...
— А я выучусь и пойду библиотекарем — книжки раздавать
женщинам: пускай читают.— Милое лицо Виноградовой покраснело,
и веснушки стали заметнее.
Самойлова улыбнулась и обратилась к женщине, стихи которой
держала в руках:
— Ваши стихи передали мне...
— А можно их прочитать вам? — озадачила ее женщина.—
Умру, если не услышу ответа.
Конкордия Николаевна рассмеялась, махнула рукой:
— Читайте, что с вами поделаешь.
Женщина откашлялась. Лицо ее побледнело. Сжала руки, на-
чала читать мягким грудным голосом:
Трудиться нам не привыкать,
Труд страшен только барам,
Спешите ж, сестры, помогать
Героям-ком му и а рам!
Вперед, к всеобщему труду!
Вперед, к мечте заветной.
Скорее свалим с плеч нужду!
'.*Вперед же, к жизни светлой!
Женщина замолчала. Глаза ее с надеждой и беспокойством
смотрели на Самойлову. На лице ожидание, волнение, страх. Кон-
кордия Николаевна пожалела ее. Мягко положила руку па ее плечо,
взяла листок, пробежала глазами. Опа была в затруднении.
— Что ж, по мысли стихи интересные... Только вот форма за-
ставляет желать лучшего. Учиться нужно, непременно учиться. Стихи
оставлю у себя.
Прозвенел звонок. Съезд начинался. Самойлова заторопилась в
президиум, где уже сидели Н. К- Крупская, А. М. Коллонтай, Инесса
Арманд, Людмила Сталь.
8
Заказ 2878
113
В зале торжественная тишина. Вот они, делегатки, собранные
со всех уголков России! Скромные. Большинство из них в красных
косынках. С неизменными блокнотами в руках.
На трибуне пожилая женщина в глубоком трауре. Конкордии
Николаевне виден ее строгий профиль и седые локоны высокой при-
чески. Это Кистеннен, возглавляющая делегацию Финляндии. Гово-
рит она с волнением. Восстание в Финляндии, вспыхнувшее после ре-
волюции в России, подавлено. Белый террор проносится по стране
снежным ураганом. Тысячи замученных и обездоленных. Расстрелы
без суда и следствия. По суровым дорогам бредут нищие, голодные
дети, родители их за колючей проволокой концентрационных лаге-
рей. Братские могилы русских и финских коммунистов сровняли с
землей. Депутаты сейма в тюрьмах. Но рабочие Финляндии не те-
ряют надежды па будущее...
По рядам пронесся ропот возмущения. Делегатки поднялись. На-
ступила горькая минута молчания. Горькая минута памяти павших.
Высоким сильным голосом запела Конкордия, не отрывая глаз от
Кистеннен:
Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу,
Вы отдали все, что могли, за него,
За честь его, жизнь и свободу!
Под мраморными сводами ширится песня. Низко склонили го-
ловы делегатки. /Между тем па трибуну поднималась девушка. Лица
ее Самойлова разглядеть не могла за огромным букетом белых хри-
зантем. Девушка, поклонившись Кистеннен, протянула цветы. Кис-
теннсн прижала букет к груди. В зале зааплодировали.
Наступил четвертый день заседания. Конкордия Николаевна в
последний раз просмотрела записи. Вчера выступила с докладом
Коллонтай, а сегодня делала доклад опа и, как всегда, волновалась.
И еще одно обстоятельство беспокоило ее: возможный приезд на
съезд Ленина. Утром она переговорила с Надеждой Константинов-
ной. Уверенности не было. Владимир Ильич после ранения еще
не совсем поправился. А тут международное положение такое
напряженное. Дел уйма. Конкордия решила, что надежды почти
нет. Но в перерывах ей не давали прохода делегатки. Все ждали
Лен и на.
Конкордия тоже ждала. Ждала и волновалась. Вся история
женского движения неразрывно связана с Лениным. Как много сил
и внимания отдавал он женскому движению, какие надежды воз-
лагал на него! Сколько точности и деловитости было в его письмах
в дни создания журнала «Работница»! Самойлова тогда была в ред-
коллегии журнала, и переписка велась через нее. Ленин требовал,
настаивал на необходимости приобщить женщин к социалистиче-
скому движению. В этом—успех грядущей революции...
Конкордия Николаевна, отбросив карандаш, начала разгляды-
вать зал. В первом ряду все эти дни сидит пожилая крестьянка.
114
Ноги обуты в лапти, которые она первое время прятала. Кофта из
самотканой материи. На лице живой интерес. Не отрывает глаз от
оратора, аплодирует заскорузлыми руками. Рядом знакомая по-
этесса, как шутливо величала ее Самойлова. Она словно выросла за
эти дни. В «Правде» Конкордии удалось напечатать се стихи. Не
беда, что корявы строки,— человек крылья расправил! Будет учить-
ся. Какие еще вирши-то сотворит!..
Вдруг раздались бурные овации. Неистовые. Самозабвенные.
Ленин! Он вошел неприметно и пристроился возле крестьянки в лап-
тях, в первом ряду. Крайнее кресло оказалось свободным. Влади-
мир Ильич сидел в своей любимой позе, опустив руки в карманы
брюк, и внимательно слушал докладчика, Людмилу Сталь, наклонив
голову набок. Конечно же его узнали. Делегатки то и дело подни-
мались с мест. Аплодировали. Яростно. Радостно. Очевидно, Ленин
не хотел прерывать заседания. Наклонился к крестьянке, начал раз-
говаривать. Женщина зарделась от смущения, но слушала спокойно,
достойно... Рукоплескания не прекращались. Владимир Ильич вынул
из карманчика часы. Удивленно покачал головой и, поднявшись, на-
правился к трибуне. Поднял руку, приветствуя делегаток. Окинул
зал зорким взглядом, чуть опустив уголки губ. Овации нарастали.
Владимир Ильич с надеждой посмотрел в президиум. Самойлова
перехватила его взгляд, беспомощно развела руками.
— Ура товарищу Ленину!
— Да здравствует вождь мирового пролетариата!
Зал грохотал. Казалось, вот-вот рухнут белокаменные балконы,
облепленные делегатками. Красными маками вспыхивали косынки,
которыми размахивали женщины. Крупская стояла рядом с Конкор-
дией. Она тоже аплодировала, мягко улыбаясь.
Наконец Владимир Ильич показал залу часы и решительно за-
махал руками, требуя тишины. Лицо стало суровым. Крепкий рот
упрямо сжат. Взгляд острый. Тишина наступила неожиданно. Низко
перегнувшись через трибуну, словно пытаясь поближе рассмотреть
делегаток, Владимир Ильич начал говорить. Голос с легкой хрипот-
цой и приятной, едва заметной картавостью.
— Из опыта всех освободительных движений замечено, что ус-
пех революции зависит от того, насколько в нем участвуют женщины.
Советская власть делает все, чтобы женщина самостоятельно вела
свою пролетарскую социалистическую работу.— Владимир Ильич по
привычке заложил пальцы за вырезы жилета.— Положение Совет-
ской власти трудно постольку, поскольку империалисты всех стран
ненавидят Советскую Россию и собираются на нее войной за то,
что она зажгла пожар революции в целом ряде стран и сделала ре-
шительные шаги к социализму.
Конкордия Николаевна не отрывала от Владимира Ильича сво-
их восторженных глаз: как прост и как велик! Широкой ладонью
Ленин рубил воздух, говорил пламенно и страстно:
— До сих пор никакая республика не могла освободить женщи-
ну. Советская власть помогает ей. Наше дело непобедимо, так как
115
во всех странах поднимается непобедимый рабочий класс. Это дви-
жение означает рост непобедимой социалистической революции!
Все слушали внимательно. Вот она, великая программа вовле-
чения женщин в строительство социализма!
Владимир Ильич замолчал. Зал ответил шквалом оваций. Ора-
тор улыбался. Разгладились морщинки у глаз, заискрились глаза.
Он поднял руки и увлеченно аплодировал делегаткам. К трибуне бе-
жали женщины с пушистыми букетами. Хризантемы. Ленин сошел с
трибуны, принял цветы и тут же положил их на красное сукно в
президиум. Крепкий, широкоплечий, он быстро и дружелюбно отве-
чал на приветствия.
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Величавая мелодия поплыла над залом. Пели делегатки. Пел
Владимир Ильич вместе с ними. Просто и строго.
Всероссийское совещание закончило работу. Делегатки разъез-
жались по стране, унося тепло ленинского сердца.
...Прав, бесконечно прав Ленин: начатое Советской властью
дело может быть двинуто вперед только тогда, когда вместо сотен
женщин по всей России в нем примут участие миллионы и миллионы
женщин.
Елена Кононенко
РАДИ ДЕТЕЙ
И снова вижу елку в Горках
Для деревенских малышей,
Старух в тулупах и опорках,
Приведших к Ленину детей.
ВИССАРИОН САЯИОВ
Не любить детей невозможно. Это все равно, что не любить соли не,
воздух, свежие ветви деревьев. Конечно, Ленин любил детей. Люди,
которым посчастливилось видеть Владимира Ильича среди детворы,
рассказывают о том, как светились ленинские глаза, когда он раз-
говаривал с детьми.
Волнуют воспоминания о самой последней встрече Ленина с дет-
ворой. Она произошла незадолго до смерти Владимира Ильича.
В Горках была елка для детей местных крестьян, рабочих совхоза,
служащих. Владимир Ильич был тяжело болен, ходить уже не мог
и все же велел привести его в зал. Дети расшалились, лезли к нему
на колени. Владимир Ильич в те дни страдал сильными головными
болями, Надежда Константиновна и Мария Ильинична пытались от-
странить ребят. Но Ленин запретил это делать, приближал к себе
детей, не сводил с них взора. Словно хотел наглядеться на них,
словно видел в них будущее, ради которого жил, дышал, боролся.
Ленин любил детей огромной, действенной любовью. Он посто-
янно думал о них, он хотел, чтобы они были здоровы, веселы, чтобы
они учились и росли строителями нового мира. Он постоянно думал
о том, как устроить жизнь, чтобы детям жилось легче и лучше. Он
думал об этом многие годы еще до Великой Октябрьской социали-
стической революции. Страдания детей трудящихся были предметом
117
глубоких размышлений великого создателя и вождя нашей Комму-
нистической партии.
Вот передо мной большой ленинский труд «Развитие капитали-
зма в России». Целые страницы посвящены тяжелому положению де-
тей и подростков, эксплуатируемых фабрикантами, купцами, кула-
ками. Читаешь эту работу В. И. Ленина, и перед тобой встают одна
за другой страшные картины из дореволюционного прошлого нашей
страны. Видишь измученных подростков Ахтырского уезда, работав-
ших на бурачных плантациях богатых крестьян. Они спят на соло-
ме, которая превратилась в грязную труху. Они болеют тифом, уми-
рают... Видишь бледных шести-семилетних ребятишек, которые тру-
дились на кустарном производстве сарпинки у фабрикантов Камы-
шинского уезда Саратовской губернии, получая по семи-восьми
копеек в день. Промыслы в селе Безводном Нижегородской губер-
нии: изготовление цепей, уд. Люди работали в духоте, воздух был про-
питан зловредными испарениями от накапливающегося лошадиного
кала. Дети тоже были заняты на этом производстве. Они завострп-
вали уды... Ювелирный промысел в Костромской губернии, тяжелая
жизнь в лапах хозяев этого промысла, купцов Путиловых, Мазовых,
Сорокиных, Чулковых. Семи-восьмилетние ребятишки, не разгибая
спины, полируют сережки... Тяжкая жизнь мальчиков на сапожном
промысле в Кимрах Тверской губернии. Маленькие страдальцы на
гребенном производстве, па щеточном, на беличьем промысле, под-
ростки— киотчики, иконописцы, ткачи скатертей, гончары — обо всем
этом читаешь в работе Ленина «Развитие капитализма в России»,
видишь, чувствуешь, как его все это заботило, волновало, вызывало
в нем протест, заставляло думать о том, как завоевать детям право
на счастье.
Не один раз, а множество В. И. Ленин с гневом говорит в сво-
их работах о буржуазии, которая загоняет малолетних детей на фаб-
рики, мучает их там.
В ленинской работе «Проект программы нашей партии» чита-
ешь о том, что рабочая партия должна требовать запрещения ра-
боты детей до четырнадцати лет и добиваться «всеобщего, светского,
дарового и обязательного образования». И вот в проекте программы
Российской социал-демократической рабочей партии, над которой
трудился великий Ленин, мы читаем: «...Российская социал-демокра-
тическая рабочая партия ставит своей ближайшей политической за-
дачей низвержение царского самодержавия и замену его республикой
на основе демократической конституции, обеспечивающей...» Далее
следуют разделы. Пункт 11 в разделе «В» гласит: «всеобщее даро-
вое и обязательное до 16 лет образование; снабжение бедных детей
пищей, одеждой и учебными пособиями за счет государства». В раз-
деле «Г» говорится о том, что партия требует запретить предприни-
мателям пользоваться наемным трудом детей. Вот она — ленинская
любовь к детям!
Пришел час рождения проекта программы РКП (б). И в своей
работе «Проект программы РКП (б)», в разделе «Основные задачи
118
диктатуры пролетариата в России», Лепин настойчиво пишет о та-
ких задачах партии: «1) Проведение бесплатного и обязательного
общего и политехнического (знакомящего в теории и на практике со
всеми главными отраслями производства) образования для всех де-
тей обоего пола до 16 лет. 2) Осуществление тесной связи обучения
с общественно-производительным трудом. 3) Снабжение всех уча-
щихся пищей, одеждой и учебными пособиями за счет государства».
В этих программных положениях нашей партии об охране здо-
ровья детей, о воспитании и образовании детей выражение гениаль-
ной мысли Ленина и биение его большого сердца. И с первых же лет,
с первых месяцев Советской власти наша Родина отдает все лучшее
детям. Нелегко тогда жилось нашей Родине, и все же, несмотря на
голод, холод, тиф, разруху, которую принесла империалистическая
война, несмотря на вооруженную интервенцию, забота о детях, ох-
рана материнства и младенчества были провозглашены первоочеред-
ной государственной обязанностью. Советская власть делала все,
что могла, чтобы снасти миллионы детских жизней.
В январе 1919 года Ленин подписал декрет об охране здоровья
детей, организации их питания, снабжения одеждой и медицинской
помощью. Совет Народных Комиссаров, возглавляемый Лениным,
утвердил Особый совет защиты детей. Вот опа—ленинская любовь
к детям!
Интересны, очень интересны воспоминания Надежды Констан-
тиновны Крупской: «В 1919 году был голод. И вот ярко сказалась за-
бота Ленина в это трудное время о детях, об их питании. К маю по-
ложение со снабжением ухудшилось. На 2-м заседании Экономиче-
ской комиссии Ильич ставит вопрос о помощи детям рабочих нату-
рой. В половине мая 1919 года положение было особенно тяжелое.
На Украине, на Кавказе, на востоке хлеба было много... но граж-
данская война отрезала возможность сношений, центрально-промыш-
ленные районы сильно голодали. Наркомпрос засыпали жалобами,
что нечем кормить ребят. 14 мая 1919 года па Петроград стала на-
ступать армия северо-западного правительства. 15 мая генерал Род-
зянко взял уже Гдов, стали наступать эстонские и финские бело-
гвардейские войска, начинались бои у Копорской губы. Волновался
Ильич за Петроград. Но характерно, что в это же время — 17 мая —
проводил он декрет о бесплатном детском питании (курсив мой.—
Е. Л.). В этом декрете говорилось о необходимости в целях улучше-
ния детского питания и обеспечения материального положения тру-
дящихся выдавать бесплатно всем детям до 14 лет, безотносительно
к категории классового пайка их родителей, притом в первую оче-
редь, предметы детского питания. Декрет относился к крупным фаб-
ричным центрам 16 неземледельческих губерний. 12 июня пришла
весть об измене гарнизона «Красной Горки». И тогда же, 12 июня,
Ильич подписывает постановление Совета Народных Комиссаров,
расширяющее действие декрета 17 мая о бесплатном детском пи-
тании...» (Курсив мой.— Е. К.) Вот она—ленинская любовь к
детям?
119
Я читаю ленинские «Письма из далека» и нахожу в них страст-
ные и твердые слова Владимира Ильича о том, «чтобы всякий ребе-
нок имел бутылку хорошего молока и чтобы ни один взрослый в бо-
гатой семье не смел взять лишнего молока, пока не обеспечены дети».
О дегях, которых необходимо во что бы то ни стало снабдить
молоком, читаешь и в ленинской статье «Удержат ли большевики го-
с у д а р ст в е н н у ю в л а ст ь ? ».
Детское питание, строительство яслей, детских садов, детских
здравниц, школ — вот о чем, думая о грядущих поколениях, заботил-
ся Ленин и учил, а порой и заставлял, других заботиться и требо-
вал строжайшего контроля за тем, чтобы первый кусок хлеба, пер-
вая кружка молока отдавались именно детям.
В ленинских сборниках встречаешь много выразительных рас-
поряжений, записок Владимира Ильича, отражающих его заботу о
детях.
Записка по прямому проводу наркомпроду Крыма, датирован-
ная 20 июня 1919 года:
«В связи с тяжестью продовольственного положения Великорос-
сии, громадным недостатком продуктов для питания детей, особенно
больных, предлагаю все имеющиеся в Крыму фруктовые консервы,
также сыр отправлять исключительно для питания больных детей се-
вера Великороссии в адрес компрода. О последующем срочно сооб-
щите.
Предсовобороны Ленин
Наркомпрод Цюрупа».
Письмо в Реввоенсовет Туркфронта, датированное 7 мая
1920 года:
«Прошу Вас, передайте мою благодарность тридцатому полку
Красных коммунаров Туркестанского фронта за присланные мака-
роны и муку, которые переданы мною детям города Москвы.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин)».
Когда Владимир Ильич узнал, что у Азербайджанского совета
народного хозяйства имеются запасы паюсной икры, он попросил от-
править икру в Москву для распределения среди детей и больных.
В августе 1919 года в Чароньском лесу Владимир Ильич встре-
тился с десятилетней девочкой, которая сидела на полянке под ел-
кой. Он разговорился с девочкой, угостил ее бутербродами. Девочка
сказала ему, что ее зовут Наташей, что ее отец, Игнат Васильевич
Цветков, работает в комитете бедноты. Девочка была смышленая.
Ленин спросил, любит ли она читать книжки. Наташа сказала, что
школа давно сгорела, а новую не построили, много раз ездили хлопо-
тать в уезд, а там обещают, да ничего пока не делают; отец говорит,
что, видно, придется дойти до самого Ленина. Шустрая девочка
спросила Владимира Ильича, не из Москвы ли он и не скажет ли он
Ленину, чтобы школу поставили. Владимир Ильич обещал передать,
записал в книжечку, а бойкой Наташе подарил карандаш. И вот
120
через пять дней в Чаронь прибыл инструктор Нарком проса п заявил,
что есть от Ленина предписание срочно строить школу. Он прочитал
вслух: «1) Необходимо, теперь же, не откладывая выяснить, почему
безобразно задерживается постройка школы в селе Чаронь Вилиц-
кой волости Курасовского уезда, и привлечь к строжайшей ответст-
венности виновных работников УОНО. 2) Обязать УОНО немедлен-
но приступить к постройке школы и обеспечить ее всем необходимым.
3) О принятых мерах срочно мне сообщить.
В. Ульянов (Ленин)».
В своей работе «Задачи пролетариата в нашей революции» Ле-
нин, говоря о замене полиции народной милицией и функциях этой
милиции, прежде всего называет попечение о беспризорных детях.
Не раз возвращался Владимир Ильич к этой задаче. И мы знаем,
какую огромную работу провела наша страна. Коммунистическая
партия по борьбе с детской беспризорностью.
Тотчас после Великой Октябрьской социалистической революции
по указанию Ленина лучшие дачи, дворцы, особняки были заняты
под детские учреждения. Но в конце 1921 года кое-где начали эти
детские учреждения теснить, выселять. Н. А. Семашко вспоминает в
своей статье «Ленин и здравоохранение в 1921 году»: «...Мы обра-
тились за защитой к Владимиру Ильичу в Совнарком. 13 мая 1921 го-
да Совнарком за подписью Ленина вынес постановление, которое
сразу упрочило жилищную базу детских учреждений». Этим поста-
новлением предусматривается, что принудительное выселение дет-
ских учреждений Наркомпроса и Наркомздрава «допускается лишь
в исключительных случаях в обстановке военных действий». Запре-
щается уплотнение детских учреждений, если они занимают норму,
установленную Наркомпросом совместно с Наркомздравом. Наобо-
рот, предписывается губисполкомам предоставлять для таких учреж-
дений «лучшие помещения в городах, населенных центрах и бывших
помещичьих имениях». Такие помещения должны быть в кратчайший
срок освобождены и переданы Наркомпросу и Наркомздраву для
детских нужд. Хозяйственным наркоматам предложено было сроч-
но произвести ремонт в таких помещениях... В декрете говорилось:
«Виновные в неисполнении сего декрета подлежат законной ответ-
ственности».
Волнующе-радостно читать выдержки из всех этих постановле-
ний. В них—дыхание огромной ленинской любви к детям.
Великий человек, вождь партии, руководитель Советской власти,
занятый огромным, важным делом, в самые ответственные дни ста-
новления нашего молодого Советского государства, окруженного со
всех сторон врагами, помнил решительно обо всем, что касалось ре-
бят. В мае 1919 года началась перевозка детей из северных губерний
на юг для размещения на лето в детских колониях. И вот Ленин нс
забывает написать записку (я ее нашла в 34-м Ленинском сборнике)
о том, чтобы санпоезда, которые перевозят детей, без задержки воз-
вращались, иначе не успеют вовремя перевезти.
121
Дети знали об этой заботе Ленина о них, чувствовали его лю-
бовь, часто писали ему письма.
«У нас в деревне все тебя зовут «наш Ильич», и мы тебя так
будем звать. Может, это нехорошо, так ты нас не ругай. Наши му-
жики повезли тебе дрова. Топи хорошенько, не зябни: еще при-
везем. Когда я озябну, я влезаю на печь, а у тебя, говорят,
такой печки нет. Так жарь сильнее «голланку»... Пришли нам по по-
клону.
Крестьянин деревни Деденева Петр Дуганов.
Мне скоро десять лет. К весне мне мамка сошьет шлем с крас-
ной звездой».
Можно представить себе, как радовали Владимира Ильича эти
бесхитростные излияния детской души, согретой заботой родной Со-
ветской власти.
Первые московские пионеры, ребята 1-го Краснопресненского
отряда, во время болезни В. И. Ленина — в конце декабря 1922 го-
да— начале января 1923 года — пошли навестить его. Доктора не
разрешили тревожить Владимира Ильича. Тогда ребята решили на-
писать Лепину письмо. Вот передо мной это письмо, найденное в ар-
хивах.
«Ласточки нового мира» — так сами себя назвали в письме к
Ленину горячие, воинствующие ребята с Красной Пресни.
«Мы, первые ласточки великого свободного детского движения,
смело пойдем на завоевание поставленных целей...» И они покля-
лись быть достойными отцов, которые свергли капиталистов. Они
поклялись вырвать детей рабочих из объятий улицы, расти крепкими
физически и духовно. Они сами были детьми, но детьми — борцами
за общее дело, первыми ласточками нового мира.
«...Живи и работай, старший брат, и помни, что по твоим сле-
дам в царство будущего пойдем мы, юные пионеры счастья проле-
тариата...»
Я представляю себе, как писали письмо эти мальчишки первого
пионерского отряда при 16-й типографии Красной Пресни, эта пер-
вая стайка «ласточек нового мира». Вообще-то говоря, они внешне
не очень походили на ласточек, эти вихрастые, угловатые ребята в
буденовках, в старых отцовских картузах, в стоптанных и дырявых
сапогах, а то и босые. Годы были трудные. Мальчишки собрались в
полуподвале с тусклыми окошками, где был первый пионерский
штаб, и там родилась их пламенная клятва Ленину. Писать они
были не мастера и потому до хрипоты спорили, жарко обсуждая
каждое слово: им хотелось, чтобы послание выглядело как можно
взрослее, солиднее, весомее. И чтобы там были необычные, возвы-
шенные слова. А слов таких они не знали и очень мучились. И когда
кто-то из них, постарше и пограмотнее, может быть Миша Стремя-
ков, а может быть Боря Кудинов, придумал «ласточек нового мира»,
все остальные замерли от восхищения, а потом закричали на весь
свой полуподвал:
— Ой, здорово! Записывай, Мишка, пока не забыли!
122
Ну, а все остальное Владимир Ильич прочел между строк: и
какой он родной им, и как они любят его, и как хотят, чтобы скорее
поправился, и что он, дорогой Ильич, может полностью на них, ре-
бят с Красной Пресни, положиться,— ничего, что они еще маловаты,
они готовы хоть сейчас ринуться в бой с контрреволюционной гид-
рой...
Ленин читал и радовался. Он относился к ребятам не только
как к птенцам, которых надо накормить и приласкать, он видел в
них завтрашний день, он хотел, чтобы из них росли борцы, строи-
тели нового мира.
И это тоже знали дети первых лет революции, первые юные ле-
нинцы, которых теперь миллионы.
Владимир Ильич Ленин радовался, когда слышал, как гремят
на улицах боевые песни советских школьников, очень радовался,
когда узнавал, что школьники, комсомольцы обучают к кружках лик-
беза неграмотных, стараются взять под свое влияние беспризорни-
ков, маленьких чистильщиков сапог, малолетних газетчиков и про-
давцов папирос. Радовался, когда узнавал, как помогают они бо-
роться с пьянством, суеверием, как посылают книжки в подшефные
деревни, как ходят по рабочим общежитиям и рассказывают о том,
как надо уничтожать тараканов, мух, и сами помогают их уничто-
жать. Ленин радовался, когда шустрые ребята помогали Народному
комиссариату рабоче-крестьянской инспекции собирать среди насе-
ления жалобы па неправильные действия кое-кого из местных вла-
стей.
Да, они здорово работали, эти первые ласточки нового мира,
полуголодные, полураздетые, не имеющие и десятой доли тех благ
и развлечений, которыми одарила Советская Родина нынешних де-
тей. Многие-мпогие из них превратились из ласточек в настоящих
орлов, и это не было волшебным превращением: ведь они были дети
Лепина!
Милое, славное письмо, вынырнувшее из архивов... Горячее ды-
хание этого письма живет в миллионах правнуков Ленина. Если бы
они писали письмо В. И. Ленину, они, нынешние ласточки нового
мира, самые первые ласточки весны коммунизма, могли бы расска-
зать много значительного из своей жизни. И как бы хотелось, чтобы
Владимир Ильич увидел нынешних советских детей, наших здоро-
вых, бодрых детей в школах, на стадионах, в пионерских лагерях, в
детских клубах и дворцах, в кружках юных конструкторов, юных на-
туралистов, юных космонавтов, в музыкальных, хоровых, балетных
студиях, на спортивных соревнованиях и на художественных олим-
пиадах!.. Ленинская партия, преодолевая все преграды на пути,
стремится вырастить из детей настоящих строителей коммунизма.
И зорко стоит на страже детского счастья, на страже завоеваний
Октября и мира во всем мире. Мира, который нужен всем детям
земли, как воздух, солнце и хлеб.
Коммунистическая партия, Советская Родина, побеждая все
трудности, добиваются счастья для детей, и дети наши в полной мере
123
воспользуются плодами трудов, всем, что было подготовлено поко-
лениями революционеров. И будут продолжать великое дело отцов
и дедов. Именно об этом Ленин так убежденно говорил в своей пла-
менной речи па Красной площади 1 мая 1919 года:
«Внуки наши, как диковинку, будут рассматривать документы
и памятники эпохи капиталистического строя. С трудом смогут они
представить себе, каким образом могла находиться в частных руках
торговля предметами первой необходимости, как могли принадле-
жать фабрики и заводы отдельным лицам, как мог один человек
эксплуатировать другого, как могли существовать люди, не зани-
мавшиеся трудом. До сих пор, как о сказке, говорили о том, что
увидят дети наши, но теперь, товарищи, вы ясно видите, что зало-
женное нами здание социалистического общества — не утопия. Еще
усерднее будут строить это здание наши дети».
Строят, товарищ Ленин! И построят. И защитят, если понадо-
бится. И сберегут. И передадут своим детям.
Революции
шаги
саженьи
В пас стреляли —
И не достреляли;
Били нас —
И не могли добить!
Эти дни,
Пройденные навылет,
Азбукою должно
заучить.
Эдуард
Багрицкий
Недруги Октябрьской револю-
ции предрекали Советской власти
неотвратимую гибель. Они указы-
вали даже сроки ее падения.
Не вышло. Просчитались, по не
угомонились враги. Подкупали бан-
дитов, устраивали покушения, стре-
ляли в Ленина и его соратников,
бросали бомбы, вредили.
Не помогло. Тогда попытались
задушить молодую республику Со-
ветов вооруженными до зубов пол-
чищами интервентов и белогвардей-
ских генералов, голодом, холодом,
разрухой...
Ничто не заставило вернуть в
кабалу народ, обретший свободу.
Из этого раздела читатель, уз-
нает о том, какой дорогой ценой!
сберегли свою свободу советские
люди. Как они доблестно и самоот-
верженно сражались на фронтах
гражданской войны. В ее пламени
большевистская партия, Ленин вы-
ковали непобедимую рабоче-кресть-
янскую Красную Армию, вырастили
выдающихся полководцев и коман-
дармов, героев неувядаемой славы.
Антонина Коптяева
НАКАЗ ВОЖДЯ
Знамена великих сражений,
Пожары гражданской войны...
Как смысл человечества, Ленин
Стоит на трибуне страны.
ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ
Ветер уже сорвал последние листья с тополей в роще за Сакмарой,
и, точно обмороженные, белели на сером небе голые вершины де-
ревьев, когда два неразлучных друга — Пашка Олиферов и Гераська
Ведякин сделали вылазку в степь за Маячную гору. Теперь попытка
разжиться за счет припасов суслика, а то и прихватить самого сон-
ного обитателя глубокой поры была не менее опасной, чем охота на
медведя. В Оренбурге то и дело грохотали отголоски стрельбы. На-
хмурились пригородные поселки.
— Сегодня митинг в паровозосборочном,— неожиданно откры-
вает Пашка своему дружку новость, подслушанную дома.— Дадут
рабочие наказ делегатам, которых отправляют к Лепину. Насчет во-
енной подмоги против Дутова... Денег еще забастовщикам будет
просить у Ленина стачечный комитет. И свою Красную гвардию
вооружают, винтовки раздобыли... Вот бы и нам с тобой в нее
попасть...
— Тоже мне, секреты все разводят! От нас-то чего таиться? —
роняет с досадой Гераська.— Начальником Красной гвардии вы-
брали на собрании в бандажном цехе Левашова, помощниками его —
Костю Котова, Панарина и Ефрема Калинина...
— Айда на митинг,— сказал Пашка, и они наперегонки пусти
лись бегом к заводу.
127
Паровозосборочный битком набит народом. Помощник Лева-
шова, начальника нелегально создаваемой Красной гвардии, Кон-
стантин Котов, в домике которого по ночам встречались подполь-
щики, начал читать наказ делегатам, и в огромном цехе водворилась
напряженно-чуткая тишина. Кому это посчастливится увидеть Ле-
нина? Как пройти через линию дутовского фронта, где на каждом
шагу заставы? Как пронести, скрыть при обыске дорогой документ?
Кузнец Иван Ильич Андреев предложил от стачечного комитета по-
слать с делегацией строгальщика токарного цеха Панарина.
26 ноября 1917 года посланцы Оренбурга, робея и радуясь, пе-
реступили порог кабинета Ленина в величественном здании Смоль-
ного... Как шел разговор, кто принимал в нем участие — затерялось
в вихре бурных событий. Не сохранились даже имена делегатов. Мы
знаем только фамилию Панарина да единственную его фотографию.
В последнее время оспаривается и то, что этот человек, с широким,
энергичным лицом, как бы укороченным спадающим на низкий лоб
гладким крылом темного чуба и широко раскинутыми усами, что
этот рабочий-строгальщик видел Ленина и своими руками передал
ему горькое и гордое послание оренбуржцев.
Теперь называют имена бузулукских машинистов Германа и Бе-
бина: будто они были у Ленина 26 ноября.
Но существеннее всего то, как Ленин откликнулся на просьбу
оренбуржцев. Выслушав их, он написал в штаб Петроградского во-
енного округа: Н. И. Подвойскому или В. А. Антонову-Овсеенко.
Маленькое письмецо, даже записка на случайном бланке со
штампом в верхнем углу «Народный комиссар по министерству фи-
нансов. Петроград. 26/XI 1917 г.»: «Податели — товарищи железно-
дорожники из Оренбурга. Требуется экстренная военная помощь
против Дутова Прошу обсудить и решить практически поскорее.
А мне черкнуть, как решите. Ленин».
Надо представить, с каким торжеством шли в штаб посланцы
Оренбурга с письмом от Ленина.
Сейчас, когда прошло полвека, по-прежнему поражает умение
Владимира Ильича кратко и ясно выражать свои мысли, способ-
ность его в двух-трех фразах поставить конкретную задачу, подска-
зать решение и подчеркнуть необходимость срочного ответа, не ос-
тавляя лазейки для волокиты. А в то тяжкое время только такое
руководство, внушавшее народу доверие к партии большевиков и
уверенность в своих силах, помогло преодолеть чудовищные труд-
ности и одержать победу.
Ответ из штаба не замедлил. Антонов-Овсеенко сообщил Ленину
о предстоящей посылке в Оренбург воинских частей из Петрограда,
Москвы, Красноярска и об отправке эшелона матросов и красно-
гвардейцев. В это время большевик Петр Алексеевич Кобозев, кото-
рый с 1915 года работал инженером на постройке Орской железной
дороги и вместе с братьями Коростелевыми и Цвиллингом создавал
партийную организацию в Оренбурге, был уже назначен Лениным
чрезвычайным комиссаром по борьбе с дутовщиной. Эти полномо-
128
чин Кобозев получил в ноябре 1917 года, когда Дутов стал диктато-
ром в Оренбуржье. Но уже всюду в Поволжье и на Урале начала
шевелиться «контра», и получить помощь на местах Кобозеву было
трудно.
Рабочие Оренбурга хорошо знали Петра Алексеевича: энергией
он отличался поистине неукротимой. Среднего роста, но крепкий,
крутолобый, с прямым смелым взглядом больших глаз и светлой
улыбкой в окладе короткой густой бороды, он привлекал сердца и
своей жизнерадостностью. Не ожидая помощи из /Москвы, чувствуя
на каждом шагу кипение враждебных сил, он, чудом увернувшись
от дутовской облавы в Оренбурге, сделал центром своей деятельно-
сти городок и станцию железной дороги Бузулук, закрывавших бе-
локазакам Дутова путь к Волге. Здесь он проводил митинги среди
демобилизованных солдат и железнодорожников, создавая отряды
Красной гвардии, побывал в Казани, Сызрани, Самаре, Кинели, но
там всюду были свои трудности. Угроза контрреволюции приковы-
вала надежные для Советов силы на местах. И Кобозев снова дей-
ствует в Бузулуке... Он проводит съезд рабочих-железнодорожников,
принимает на себя управление северной частью Ташкентской (Орен-
бургской) железной дороги, участвует в работе уездного съезда бат-
раков, где образован Совет батрацких депутатов. Весть о создании
Красной гвардии в Бузулуке разлетается по всему краю, и если в
войсках Дутова не было ни одного рабочего и крестьянина (попол-
нение в пехотные и казачьи части он брал только из офицеров и
добровольцев-интеллигентов), то к Кобозеву потянулся народ со
всей губернии. Это были одиночки и мелкие отряды, а Кобозев соз-
дал из них хотя и небольшую, но крепкую ударную группу.
Большой радостью для всех была серьезная победа над Дуто-
вым в Оренбурге: бежали из тюрьмы с помощью подпольщиков-
красногвардейцев большевики, захваченные в ноябрьские дни во гла-
ве с Александром Коростелевым и Самуилом Цвиллингом.
Таким же смелым и дерзким предприятием была переброска
оружия из Бузулука в Оренбург через линию дутовского фронта
для подпольной Красной гвардии. Ее осуществили большевик ма-
шинист Феодосий Кравченко с помощником Василием Толмачевым.
Они доставили рабочим Главных мастерских в тендере паровоза,
налитом водой, три пулемета, восемьдесят девять винтовок и спря-
танные в угле шесть тысяч патронов. Четыре раза вооруженные за-
ставы из юнкеров и казаков обыскивали в пути паровоз, но в тен-
дер посмотреть не догадались...
16 декабря был создан штаб Оренбургского фронта, а через не-
сколько дней Кобозев делает попытку первого наступления на
Оренбург. Оно чуть было не закончилось трагично для новичка в
военном деле Кобозева из-за предательства восставших против него
сызранских улан, но здесь-то и подоспели па выручку кронштадт-
ские моряки под командой мичмана Сергея Дмитриевича Павлова,
направленные в Оренбуржье Петроградским штабом по просьбе
Ленина, и артиллеристы с наводчиком Ходаковым, посланные из
9
Заказ 28 78
129
Самары председателем ревкома В. В. Куйбышевым. Сергей Павлов
становится командиром всех бузулукских отрядов, а Ходаков —•
«выручалой» рабочей пехоты и во втором походе на Оренбург, и в
многострадальном отступлении ее в Актюбинск летом 1918 года.
Вопрос об Оренбургском фронте несколько раз (с 16 по 24 декабря
1917 года) обсуждался на заседаниях Совнаркома.
Второе наступление на Оренбург, после разведки боем казачьих
укреплений на станции Сырт, входившей в дутовский укрепленный
район. Кобозев, Павлов и легендарный герой казахского народа Али-
бий Джангильдин, составлявшие Реввоенсовет войска, повели си-
лами до трех тысяч человек (против десятитысячной армии Ду-
това), Бузулукчане применили новую тактику боя с казачьей кон-
ницей: цепь наступающих поездов, поддерживающих друг друга с
самодельными бронепоездами впереди и позади эшелонов. Глубо-
чайший снег защищал эти поезда от нападения белоказаков со
стороны. Зима стояла в тот год необычно богатая снегами и лютыми
морозами, свирепость которых почувствовали не только плохо оде-
тые красногвардейцы и матросы, но и дутовские войска: после взя-
тия Сырта было обнаружено в окопах несколько сот замерзших ка-
детов и юнкеров.
В ночь на 18(31) января 1918 года Красная гвардия вошла в
Оренбург.
Темными глазами окон смотрели на идущих по заснеженным
улицам красногвардейцев особняки оренбургских богатеев. Зато ка-
ким бурным ликованием, веселыми криками, слезами радости встре-
чали избавителей рабочие, подпольщики и городская беднота! Это
был конец всеобщей героической забастовки, конец издевательствам,
пыткам, казням. Дутов скрылся в Верхне-Уральске, а потом бежал в
Тургайские степи.
22 января (4 февраля) 1918 года. Радиограмма: «Всем, всем.
...Оренбург взят Советскими властями, и вождь казаков Дутов раз-
бит и бежал...»
Но это был лишь первый этап борьбы. В паровозосборочном
цехе опять буря. Всех подхватило, сорвало и из домишек, и с ра-
бочих мест. Вот оно — клокотание разбуженной ярости, растрево-
женного народного гнева. Но как вдруг все затихли, ловя каждое
слово, падающее с трибуны.
Что в Туркестане свирепствовал голод, все знали. Знали о ре-
шении советских властей послать туда хлеб из Оренбурга и о том,
что в Соль-Илецке, где хотели его закупить, появились белогвардей-
ские банды. Части Красной Армии после взятия Оренбурга ушли
к Нижне-Уральску, где восстало уральское казачество (староверы и
кулаки); остальные красноармейцы охраняли от дутовцев линию
железной дороги. Чтобы навести советский порядок в илецких ста-
ницах, шгаб обороны организовал отряд из рабочих Главных желез-
нодорожных мастерских.
— Мы не советовали Цвиллингу ехать во главе отряда,— ска-
зал на митинге член ревкома Александр Коростелев.— Твое дело, го*
130
ворили мы, заниматься большой политикой. Но он решительно на-
стоял отправить с отрядом его, потому что подходящего командира
не нашлось. Самуил Моисеевич хотя и числился журналистом, но
предпочитал действовать винтовкой. Он звонил мне из Соль-Илецкт
и сказал, что настроение у нас, красногвардейцев, хорошее, что ка-
заки Мертвецовской станицы выразили сочувствие Советской власти
и признали ее. Говорил, что двинется с отрядом дальше и надеется
мирно уладить дело и достать хлеб для Туркестана. И вот из трех-
сот человек вернулся только один красногвардеец. Вчера, 2 апреля,
попав в засаду в станице Изобильной, все наши товарищи погибли в
неравном бою.
Народ ахнул, словно пошатнулся многоликой громадой. Закри-
чали, заплакали женщины: в отряде были свои, заводские, кровно
близкие люди.
Ленину о гибели отряда Цвиллинга доложил но прямому про-
воду Валериан Куйбышев:
— Оренбург просит Совет Народных Комиссаров помочь уни-
чтожить в корне авантюру Дутова, иначе снова образуется пробка,
которая погубит с голоду 12 000 000 жителей Туркестанского края.
Один отряд, посланный из Оренбурга к Илецку, окружен и пого-
ловно уничтожен; полагают, что погиб правительственный комиссар
Цвиллинг. Самара напряжет все силы, чтобы помочь Оренбургу, но
для окончательной ликвидации дутовщииы местных сил недостаточ-
но, необходима помощь из центра. Я окончил, жду ответа.
Ответ из Кремля:
«Сейчас же приму все меры для немедленного извещения воен-
ного ведомства и оказания вам помощи.
Ленин».
Но казаки, отслужив молебен в Изобильной и отблагодарив
бога за одержанную победу, рвались уничтожить всех большевиков.
На пасху, в ночь на 4 апреля, до полутора тысяч белоказаков
сделали налет на город. Сняв заставы, они вырезали в Форштадте
работников местного пригородного Совета и красноармейцев, на-
ходившихся в казарме — бывшем юнкерском училище, не пощадив
женщин и детей, приехавших к родным на праздник. Потом, захва-
тив дом Панкратова, где помещался ревком, белобандиты выкинули
из окон пятого этажа на улицу раненых матросов...
Когда раздались тревожные гудки заводов, белоказаки уже ус-
пели захватить полгорода. Только безудержная храбрость рабочих-
красногвардейцев помогла командирам разгромить банду и выгнать
ее из города в степь. Кровавое, бессмысленное зверство еще больше
ожесточило рабочих против дутовцев.
Передышка кончилась. Снова и снова на митингах сообщались
тяжелые, мрачные вести, обсуждались происки врагов, которые пы-
тались утопить в крови молодую Советскую республику. Мятеж
чехословацкого корпуса в июне 1918 года и появление Колчака
всколыхнули подонков реакции по всей стране. Когда белочехи и
131
белогвардейцы заняли Сызрань, Симбирск и Самару, взяли Казань,
захватив хранившийся там золотой запас России, перед партийными
и советскими организациями Оренбурга встал вопрос об эвакуации.
Нелегко было решиться на это, но из степей уже наступал Дутов, с
Бузулука — чехословаки и уральские казаки.
Надо сохранить силы для дальнейшей борьбы, решили рабочие
командиры и партийные руководители.
Побежали горячие злые денечки. Больше ста эшелонов ушло на
Актюбинск, увозя двадцатитысячную Красную Армию. Тяжко было
на душе у оренбуржцев: и город, отбитый с таким трудом, жаль ос-
тавлять, и родных людей страшно бросать на произвол врага. Но
надежду на возвращение они не теряли.
Неприветливо, сурово встречала эвакуированных пустынная, без-
лесная степь. Безводье. Пыльные бури, постоянные налеты белока-
заков, хотя Дутов, уверенный в полной победе, не преследовал отсту-
павших основными силами: подохнут и так с голоду вместе с турке-
станцами. Да и казаки неохотно шли на чужие для них земли.
Пройдя с боями до Актюбинска, красные отряды разделились:
рабочая делегация просила помощи против наседавших беляков, и
часть войск под командованием Краснощекова отправилась к осаж-
денному Орску. Шли пешком. Слесарь Олиферов и кузнец Ведякин
из Главных железнодорожных мастерских, зачисленные в Первый
Оренбургский рабочий полк, оказались соседями и в строю. Шагали
молча, задыхаясь от жары и пыли. Андрей Левашов, большерукий,
плечистый, с широкими, загнутыми кверху усищами, старался под-
бодрить пехоту шутками, но потом тоже примолк. Красногвардейцам
он казался подтянуто-бравым и в потрепанной походной одежде. По-
дружившись с ним еще в боях за Оренбург, они готовы были под
его командой хоть к черту на рога. Выражение «в огонь и в воду» тут
не подходило: всякий сунулся бы в воду, да не было ее, и еще казаки
испортили колодцы на пути; что касается огня, то уже притерпелись
к постоянным обстрелам. К тому же земля так накалялась от зной-
ного солнца, что подростки, которые увязались за взрослыми и шли
босиком, ступали по ней, будто по горячей сковороде.
Сначала казаки близко не подходили. Будто заманивая, над
дальними степными увалами, как воронье, кружилась вражеская
конница. Появлялась вдруг на горизонте, тонущем в пыльном маре-
ве, и, сгинув, возникала уже в другом месте.
— Ладно! Еще посчитаемся! — грозился командир полковой
артиллерии Ходаков, зорко посматривая, как пылили по проселку
его шесть орудий.
Подтянутые бока взмыленных лошадей напоминали о предстоя-
щей зиме, о травах, напрасно ожидавших косцов.
Под самым Орском, радуя сердца кавалеристов, показались
стога заготовленного сена, но вдруг повалил над ними черный дым,
буйно взвились желто-красные языки пламени. И сразу со всех сто-
рон навалились казаки. Пашке досталось вместе с другими красно-
гвардейцами тушить огонь, спасая фураж. Остальные вступили в
132
бой. И в Орске вовсю шла пальба: там тоже отбивали вражеские
атаки.
Так с боями и прорвались в Орск, и все повторилось, как в
Оренбурге в январе этого года: нескрываемая злоба богатеев, ра-
дость своей измученной рабочей братвы. Уверенности в полной
победе не было, но и растерянности не чувствовалось. Во время
передышек в роще на берегу говорливого Урала, где расположились
лагерем, зазвучали даже песни. Пели и про Дутова:
Ты, служитель царский верный,
враг народный и злодей,
окружившись бандой белой,
ищешь гибели своей.
По ночам казаки, изнуряя осажденных бессонницей, атаковали
беспрерывно, а Дутов все усиливал осаду, бросая под Орск свои
надежнейшие казачьи части — пластунов. То конные, то пешие на-
седали на рабочие полки, пытались обойти хитростью, предлагали
брататься. С утра до вечера рвались снаряды, но город все дер-
жался. В конце августа приехал сам Дутов и дал приказ: «Взять
Орск во что бы то ни стало». Целые сутки длилась канонада, потом
белые рванулись в атаку, однако встретили ожесточенное сопро-
тивление и отступили.
В это время красногвардейцы и услышали страшную весть: в
Москве тяжело ранен Ленин.
Крепко досталось после того сунувшимся в очередную атаку
белым, но на привале перед своими рабочие горе скрывать не могли
Отец Гераськи Федор Ведякин, как и многие, терзавшийся за-
ботами об оставленной в Оренбурге семье, теперь был артиллери-
стом у Ходакова. Охрипший и оттого еще более громкоголосый, при-
оглохший от громкой своей профессии кузнеца, а потом в течение
ряда лет наводчика боевого орудия, он просто оглушал товарищей:
— Эсерка стреляла! Вот до чего докатились, проклятые! Зря
мы терпели этих говорунов. Еще в одной партии с ними состояли!
Одна им за все награда: в петлю башкой.
И отовсюду летели к Ленину сердечные письма и телеграммы,
но обратные вести доходили смутно.
Беда за бедой: кончились боеприпасы, выходили из строя люти.
26 сентября получен приказ о наступлении па Оренбург, и высту-
пили, хотя красногвардейцы знали, что туда одним пробиться не-
возможно: вся надежда была на свою теперь Туркестанскую армию,
которая будет наносить главный удар с Актюбинска.
Ох и тяжко было покидать Орск, слыша за собой звон побед-
ных колоколов: орская буржуазия торжествовала, встречая Дутова
хлебом-солью, веселыми пирами. Даже у командира Левашова
сникли, опустились фельдфебельские его усы: представлял, какую
беспощадную расправу учинят белоказаки над теми, кто попадет
им в руки. В это время пленных не брали ни та, ни другая сторона,
но то, как лютовали дутовцы в занятом ими Орске, смутило даже
133
богатых обывателей. Найдя случайно отставших красногвардейцев,
казаки приволокли их на соборную площадь и перед собором сразу
после молебна устроили публичную казнь. Рабочим отрубали уши,
по суставам отсекали руки и ноги, вспарывали животы и только пос-
ле этого убивали. Даже купцы и помещики смутились и попросили
своего кумира — «спасителя родины», «борца за независимость ка-
зачества» прекратить такое истязание. Можно, дескать, попросту каз-
нить. На что Дутов — на деле ничтожная пешка Антанты — сказал:
— Мой суд знает только три вида наказания: смерть, смерть и
смерть.
Красногвардейцы в это время шли с боями в сторону Оренбур-
га: одна колонна — вниз по берегу Урала, по казачьим станицам,
другая — возле линии железной дороги к станции Сары. Кругом
все было сожжено. Лошади в обозе падали от надсады и бескор-
мицы. По ночам заморозки пробирали бойцов до костей.
Пашка Олиферов, увязавшийся-таки за взрослыми, до крови
набил ноги солдатскими ботинками, да и у тех подметки отвали-
лись. Федор Ведякин сам взял шефство над мальчишкой, приспосо-
бив его конюхом к упряжке лошадей, тащивших орудие. Но сидеть
на лошади в такую погоду день-деньской невмоготу, и жестокие
схватки в поселках Воронежском и Белошапочном были для маль-
чика как бы передышкой. Страшно, но зато тепло, даже жарко ка-
залось ему, когда он подтаскивал к орудию снаряды. А ночью Пашка
либо спал мертвецким сном, приткнувшись где попало, либо, свер-
нувшись в комок, чтобы не терять тепло, с трудом собранное под
лохмотьями одежды, как собачонка, не мигая, смотрел в огонь.
Сутки шел бой под станицей и селением Сарой. Население его
встретило красногвардейцев недружелюбно. Со станции Кувандык,
занятой белыми, слышались тревожные гудки.
Основные силы Туркестанской армии задержались из-за обо-
зов, и красногвардейцам, наступавшим на Оренбург с Орска, при-
шлось под давлением превосходящих сил белоказаков свернуть к
станице Ильинке, чтобы перейти Урал и добраться до железной до-
роги Оренбург — Актюбинск. Там рассчитывали встретить своих.
В густые сумерки шли среди гор Губерлинского ущелья. Из каж-
дого распадка и сверху и снизу велся обстрел. За каждым пово-
ротом могла ожидать засада.
В холодную погоду под прикрытием дыма от горевшей Ильин-
ки перебрели быстрый Урал и опять двинулись по степным увалам,
пока у станции Каратугай не увидели пестро и разно одетый народ
с красными бантами на шапках, рукавах, а то и в гривах коней.
Это оказались главные силы двигавшейся из Актюбинска, окреп-
шей и выросшей там Оренбургской армии, которая называлась
теперь Туркестанской. Командовал ею Георгий Васильевич Зи-
новьев.
Зима, как и в прошлом году, выдалась лютая, с морозами до
сорока градусов. В студеных степях, заметенных сугробами, свиреп-
ствовали вьюги. Среди плохо одетых красногвардейцев было много
134
обмороженных. Шли с боями, и надо было добывать топливо для
паровозов, потому что угля не хватало. Бойцы в ярко-красных
бухарских халатах, подпоясанных кто ремешком, а кто и веревкой,
в обуви, сшитой из кошмы, пилили бревна разрушенных домов, та-
щили к паровозу доски, выворачивали шпалы. Пашка тоже тру-
дился, похожий на ряженого, с отдувшейся пазухой: прятал таш-
кентские яблоки, полученные от актюбипцев (приберег по яблоку
для матери, сестер и Гераськи).
В последнем тяжелом бою под горой Мертвые Соли осколок
снаряда контузил его, вырвав иребольшущий клок из просторного,
роскошно полосатого халата, да еще простудился подросток, со-
всем слег. И в вагон его сунули как дохлого баранчика: он бредил,
плакал, звал Ленина, Гераську, мать. Горячими руками шарил во-
круг: искал яблоки.
23 декабря 1918 года председатель Совета Обороны В. И. Ле-
нин запросил главнокомандующего вооруженными силами респуб-
лики:
«Верно ли, что две недели назад издан Вами приказ о взятии
Оренбурга и, если это верно, почему приказ не приводится в ис-
полнение?»
31 января 1919 года Оренбургский губисполком телеграфировал
Ленину и Свердлову:
«Оренбургский губисполком только что вернулся на свой пост.
До сих пор находившийся в полном составе в рядах Туркестанской
армии и вместе с ней вошедший в Оренбург, приветствует ВЦИК и
Совнарком и выражает уверенность, что он, умудренный опытом
семимесячной борьбы с врагом, сплотивший за этот период вокруг
себя целую армию, овладевший совместно с другими войсками Орен-
бургом— ключом к Туркестану, будет представлять всегда самую
надежную опору рабоче-крестьянской власти».
Радостно встретили вернувшихся бойцов жены и детишки, из-
мученные нуждой и всякими преследованиями. Повеселела Наха-
ловка, по улицам которой как волки рыскали все лето и осень бело-
казаки. Но многие не вернулись домой, и во многих землянках жда-
ло победителей горе. С трудом волоча ноги, ослабевший после
болезни Пашка поплелся к Ведякиным, но и там полоснуло ушн
истошным криком: затоптали пьяные конники бежавшую через улицу
пятилетнюю Антониду, а самого Гераську, пытавшегося спасти се-
стренку, рассекли как лозу надвое.
Военная жизнь Пашки не кончилась. 24-я дивизия 1-й армии
после взятия Оренбурга пошла сразу на помощь Орску, 31-я Турк-
менская дивизия Зиновьева направилась к Уфе, и снова рабочие
входили в цехи с винтовками, ставили их в козлы возле станков и по
первому сигналу бежали отбивать казачьи налеты.
А тут под Орском изменил и перешел к белым полк из Баш-
кирии, открыв им дорогу на Оренбург. Двигавшийся из Сибири Кол-
чак в декабре 1918 года, из-за предательства троцкистов па восточ-
ном фронте захвативший силами генералов Ханжила и Гайды
135
Пермь, стал теснить Красную Армию по всей линии фронта: занял
Уфу, подойдя к Волге, создал опять угрозу Самаре. А с юга в это
же время начал наступление на Москву Деникин.
Ленин говорил, что колчаковщине помогли «родиться на свет
и ее прямо поддерживали меньшевики («социал-демократы») и эсе-
ры («социалисты-революционеры»)». «...Колчак — это представитель
диктатуры самой эксплуататорской, хищнической диктатуры поме-
щиков и капиталистов, хуже царской...»
В конце 1918 года до лета 1919 года Восточный фронт был глав-
ным фронтом гражданской войны. Окруженный в это время со всех
сторон Оренбург отбивало рабочее ополчение. Город, отвоеванный
после стольких кровопролитий, лихорадочно готовился к сдаче, но
рабочие категорически отказались оставить его: «Погибнем, а от-
сюда не уйдем».
Подошедших с юга белоказаков отделял от Оренбурга только
бурный в половодье Урал. Они вели обстрел, переругиваясь через
водный простор с защитниками города, пытались кое-где перепра-
виться, но их отбрасывали пулеметным огнем.
6 апреля 1919 года на общегородской профсоюзной конферен-
ции было вынесено постановление о мобилизации в Красную Армию
всех, кто мог держать в руках оружие, и рабочая круговая оборона
полностью вступила в свои права. Мобилизация оказалась почти
поголовной. Оружия не хватало. На целый полк, например, было
всего два пулемета, вместо винтовок — у многих берданки. Зато от-
ваги и решимости — с избытком. Особенно всех воодушевляло то,
что Ленин, выздоровев после ранения, уже работал, горячо поддер-
живая решение рабочих не оставлять Оренбурга, и Фрунзе телегра-
фировал командующему 1-й армией: «Реввоенсовет считает насущ-
ной необходимостью удержание Оренбургского района, а потому со-
кращение фронта вверенной вам армии за счет очищения Оренбурга
неприемлемо. Указываю вам на недопустимую пассивность левого
фланга вашей армии и вновь требую решительного, немедленного
наступления для обеспечения успеха действий Бузулукской ударной
группы».
Когда в апреле к Оренбургу придвинулся с северо-востока кол-
чаковский корпус генерала Бакича, а с юга подошли первый и вто-
рой казачьи корпуса, то положение фронта обороны многим показа-
лось безнадежным. А над Оренбуржьем уже сияла весна. Шумел на
реках стремительный ледоход. И на весь мир прогремели в эти ве-
сенние дни знаменитые бои на реке Салмыш и под хутором Беловом
на берегах Сакмары. Не прекращались бои на Меновом дворе и в
других пригородах Оренбурга. Рабочие полки первыми нанесли
сокрушительный удар колчаковцам, разгромив на переправе через
бешеный в разливе Салмыш прекрасно вооруженные, свежие силы
генерала Бакича. С большими потерями и с необыкновенным упорст-
вом. дрались они за хутор Белов, где каждая пядь земли по не-
скольку раз переходила из рук в руки. Не давая бойцам зря тратить
патроны, командиры подпускали врага почти вплотную.
136
277-й стрелковый полк с выборными командиром Юлиным и
двадцатидвухлетним комиссаром Михаилом Тереховым особо отме-
чен в рапорте Фрунзе ’Ленину и награжден за инициативу, принес-
шую 24—26 апреля 1919 года победу на Салмышс, почетным рево-
люционным Красным знаменем (войска Фрунзе перешли к реши-
тельному наступлению по всему фронту 28 апреля). Показательно,
что почти половина бойцов полка была в возрасте от шестнадцати
до восемнадцати лет.
Однако положение оренбургской обороны в связи с неудачным
наступлением на южных подступах стало опять тяжелым, особенно
после восстания казаков в районе Илецкого городка и взятия его бе-
лыми.
12 мая 1919 года Ленин телеграфировал М. В. Фрунзе:
«Знаете ли Вы о тяжелом положении Оренбурга? Сегодня мне
передали от говоривших по прямому проводу железнодорожников
отчаянную просьбу оренбуржцев прислать 2 полка пехоты и 2 кава-
лерии или хотя бы на первое время 1000 пехоты и несколько эскад-
ронов. Сообщите немедленно, что предприняли и каковы Ваши
планы».
22 мая Ленин снова напомнил Фрунзе:
«На мою телеграмму от 12 мая об Оренбурге до сих пор от
Вас ответа нет. Что значит Ваше молчание? Между-тем из Орен-
бурга по-прежнему идут жалобы и просьбы о помощи. Прошу впредь
более аккуратно отвечать на мои телеграммы. Жду ответа.
Ленин».
Ответ Фрунзе: «На Вашу телеграмму от 22 мая сообщаю сле-
дующее: по существу Вашего требования в отношении Оренбурга
все, что только позволяли сделать средства, находившиеся в моем
распоряжении, сделано. Должен доложить, что этих средств для
исчерпывающей помощи Оренбургу и одновременно с этим разре-
шения задач на основном, уфимском направлении совершенно не-
достаточно...»
А между тем правительства США, Англии, Франции, Японии и
Италии дважды декларировали в мае — июне 1919 года свое призна-
ние власти Колчака в России и готовность помочь ему. С их помощью
армия Колчака была доведена до трехсот тысяч штыков. И 29 мая
Ленин снова телеграфировал Реввоенсовету Восточного фронта:
«Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции
неизбежной».
Лишь к середине мая белоказаки, не сумев добиться в тяжелых
боях решительного успеха и сумев только придвинуться ближе к
Оренбургу, утратили боевой пыл, и действия их стали несогласован-
ными и вялыми. Зато начало разгораться восстание казачества в
районе Илека, и Колчак не зря ждал и требовал соединения орен-
бургских казаков с уральскими, чтобы ударить по правому берегу
Урала в тыл Красной Армии. Но для этого надо было уничтожить
оборонную группу в Оренбурге.
137
Военные историки пишут теперь, что в штабе белой армии воз-
никли тогда разногласия генерала Багина и его командующих пер-
вым и вторым казачьими корпусами. Много говорят об упадочном
настроении казачества, его стремлении к нейтралитету и возвраще-
нию на свои исконные земли и даже о революционности чуть ли не
большинства казаков. Говорят и спорят. Конечно, многие казаки
были на стороне Советской власти. Мы знаем целые кавалерийские
полки, сражавшиеся под красными знаменами, и никогда не забудем
таких казачьих командиров-большевиков, как Николай Дмитриевич
Каширин. Но удар белоказаков по Оренбургу весной 1919 года был
очень сильным, и если бы не упорство и героизм рабочих и не прямое
вмешательство Ленина, то капитуляция города явилась бы тем
прорывом, в который хлынули бы огромные силы колчаковцев и объ-
единенного казачества. Это очень осложнило бы положение армии
Фрунзе, наступавшего иа Урал с такими орлами, как Чапаев, и соз-
дало бы угрозу волжским городам, куда с юга наступал Деникин.
Не станем подробно описывать упорные бои, которые пришлось
еще вести армии Фрунзе с белогвардейщиной. Только в августе вой-
ска Туркестанского фронта вместе с гарнизоном Оренбурга разгро-
мили окончательно полчища Дутова.
Кумир буржуазии Дутов бежал в Семиречье, а оттуда — в Ки-
тай, где начал было собирать войско для нового похода в Орен-
буржье, но вскоре был убит.
...Зеленым оазисом лежит сейчас красавец Оренбург в при-
вольных степях на берегу Урала. Пышно разрослась Зауральная
роща, где было пролито столько крови, где белоказаки расстрели-
вали лучших защитников Советской власти. Достоин быть героем по-
эмы Бахтигорай Шафеев. Красавец юноша, бывший в двадцать лет
членом Оренбургского ревкома и председателем временного Ревво-
енсовета Башкиростана. Он был замучен и расстрелян дутовцами в
конце августа 1918 года. Он умер как герой, а сейчас на месте его
гибели в Зауральной роще шумит молодежными гуляньями город-
ской парк культуры и отдыха. От бывшего юнкерского училища, от
прекрасной набережной, где стоит монументальный памятник Чка-
лову, идут вниз с крутого берега Урала каменные лестницы. Ве-
черами здесь через пешеходный мост валом идет к парку отдыхаю-
щий народ. Веселые блики мирных огней играют вдоль моста на
поверхности широкой реки. Ветер уносит в степи звуки музыки и при-
носит из степей в город теплое дыхание спеющих хлебов. Оренбур-
жье — край хлебный. Оренбуржье — край знатных животноводов.
Оренбуржье — одна из богатейших геологических кладовых страны,
где пущены в ход гиганты цветной металлургии.
Бывшие Главные железнодорожные мастерские ныне превра-
щены в завод. На этом заводе идет большая реконструкция, и он
становится крупнейшим предприятием страны по ремонту тепловозов
и выпуску запасных частей для электрифицированных железных
дорог. Возле него возник целый город многоэтажных домов, где жи-
вут рабочие мастерских и пенсионеры — участники обороны Орен-
138
бурга. Славная революционными традициями Нахаловка называется
теперь «Красный городок». И вместо землянок отстроили себе же-
лезнодорожники веселые дачки.
Мы сидим на скамейке у нового каменного домика Ивана Кле-
ментьевича Башкатова, бывшего бойца подпольной, а потом и про-
гремевшей на весь мир Красной гвардии. Иван Клементьевич
рассказывает мне о героическом прошлом, и лицо его молодеет. Вон
там, на той стороне улицы, была полуземлянка Константина Ко-
това, помощника командира Андрея Левашова. А там, во дворе,
находилась в яме подпольная типография... Рядом сидит дружок и
товарищ Башкатова по оружию Иван Федорович Балахонов, не-
множко сутулится он, но все еще бодр и быстр в движениях.
— Много нас, бывших красногвардейцев, наберется здесь,— за-
думчиво говорит Башкатов.— Только успевай записывать: слесарь
Бочаров Семен, токарь Василий Пустотин, Власов Константин, Си-
лантьев Григорий, кузнец Иван Горбунов, маляр Григорий Богусо-
нов. Все с первых дней подполья винтовки дома прятали. А ведь за
винтовку-то сразу бы голову долой. Казачкй это умели! Но не убоя-
лись рабочие и дела Ленина не уронили, не выдали. Теперь мы уже
на пенсии. Живы традиции рабочего класса. Живем и мы.
Да, живы здесь благородные традиции рабочего класса. И зорко
смотрит со своего пьедестала на отвоеванный в боях город «дейст-
вительный почетный красноармеец 3-го Крепостного, бывшего 438-го
рабочего Оренбургского полка Владимир Ильич Ульянов (Ленин)».
Удостоверение его с приложением печати и подписями политначаль-
ника и командира полка имеет дату — 29 марта 1920 года. Местом
выдачи удостоверения обозначен город Оренбург.
Среди священных реликвий в местном музее хранится знамя
ВЦИК, выданное городу-герою Оренбургу за победу в гражданской
войне. И еще хранится письмо, которое писали Ленину красногвар-
дейцы и командиры его полка: «...Не одну темную ночь пришлось
пережить пролетариям, входившим в 438-й полк,— и в эти, казалось,
беспросветные ночи ярким лучом, путеводной звездой светило нам
Ваше имя. Оно воодушевляло нас на нечеловеческую борьбу, оно
вело нас по тернистому пути к прекрасному будущему».
Лучше, не скажешь!
Евгений Юнга
СКВОЗЬ ВРЕМЯ
Ну, а ты мне расскажешь,
Товарищ комбриг,
Как гремела «Аврора»...
МИХАИЛ СВЕТЛОВ
В этой главе лишь два факта, связанных с именем Ленина. И оба
они даются в повествовании от первого лица, хотя сами по себе эти
факты не столько биографические, сколько исторические. Ибо за
ними не только взгляды автора, пронесенные сквозь жизнь, но и
взгляды многих современников, не только моя судьба, но и судьбы
очень многих советских людей первого поколения, выращенного
победой Октябрьской революции.
В САМОМ НАЧАЛЕ
...Чем дальше по непроторенному пути уводит нас время, отме-
чая вехами примечательных событий жизнь народа, тем величест-
веннее вырисовывается картина сурового января 1924 года, тем силы
нее всякий раз, едва загляну в память, охватывают меня ощуще-
ния, возникшие в те дни.
«Незабвенная пора, золотое детство». Для меня, как и для мно-
гих сверстников, оно было свинцовым. И я провел его в скитаниях
и крайней нужде. Только окончилась гражданская война, интер-
венция, всюду разруха.
140
Не раз я убегал куда глаза глядят из детских домов, где не
могли в ту пору кормить досыта. Объездил на тормозных площад-
ках, буферах, подножках и крышах вагонов Украину, Крым и Кав-
каз в поисках лучшей доли. Побывал в каждом из черноморских
портов, даже в самых крохотных — настоящем морском захолустье.
Несколько месяцев кочевал на птичьих правах красноармейского
приемыша с 51-й Перекопской Краснознаменной имени московского
пролетариата стрелковой дивизией, когда ею командовал, сменив
слесаря Василия Блюхера, бородатый, с громовым голосом, извест-
ный всей стране матрос Павел Дыбенко, председатель знаменитого
Центробалта.
Дивизия очищала от петлюровско-махновских шаек Южную
Украину, билась в Балтских лесах с кулацкой бандой «батьки» За-
болотного. Своими глазами видел замученных бандитами бойцов —
рабочих продотрядов, распоротые животы, набитые пшеницей; по-
верх нее всегда лежали записки, издевательски повторявшие: «Прод-
разверстка выполнена».
В ноябре 1923 года мне исполнилось четырнадцать лет, и я смог
записаться в очередь палубных и машинных учеников на одесской
бирже труда в счет так называемой трехпроцентной брони подро-
стков. Еще два месяца я, как и десятки сверстников-очередников,
слышал изо дня в день из окошка регистратора:
— Для взрослых работы нема, не только для вас, байстрюков...
Порой мы дружно возмущались, и тогда регистратор в серд-
цах бросал нам:
— Можете жаловаться, кому понравится! Хоть самому Ленину!
Нема пароходов, нема и вакансий. А на «нема» не пошлешь...
Верно, пароходов на Черном и Азовском морях тогда насчиты-
валось всего тринадцать вместо двухсот, существовавших до рево-
люции. Остальные либо лежали на морском дне, либо ржавели со
взорванными механизмами у причалов, либо находились в загра-
ничных портах, угнанные белогвардейцами.
В середине января, когда температура в Одессе упала до два-
дцати четырех градусов ниже нуля, а море вокруг порта до гори-
зонта покрылось салом, я решил вновь попытать счастья и пустился
в морозную неизвестность. В пароотопительном отделении пассажир-
ского поезда Одесса — Киев доехал зайцем до станции Бирзула.
Здесь меня обнаружил проводник и выбросил. Но едва поезд тро-
нулся, я уцепился за подножку другого вагона. Проехал на ней до
Вапнярки—следующей узловой станции. Там уже сам отстал: надо
было отогреться и выпросить еды в набитом мешочниками вокзале,
чтобы продолжать путь.
Целую неделю, коченея на подножках вагонов, я упорно стре-
мился в одном направлении — в Москву, к Ленину, чтобы с его
помощью поступить на пароход и стать моряком, как был им в
свое время мой отец.
Увы! Надежда, помогавшая мне держаться за железные сту-
пеньки и поручни вагонных подножек, раскаленных морозом,
141
мгновенно погасла, когда я очутился в тепле и был, казалось, близок
к счастью.
Произошло это у Бахмача, между Киевом и Брянском. Пока по-
жилой проводник, запинаясь, медленно читал газету обступившим
его пассажирам, мне удалось проникнуть внутрь вагона и спрятаться
под нижней полкой. Никто не прогнал меня, хотя многие видели, что
я забрался туда: настолько все были потрясены горькой до ужаса
вестью.
— «Вчера, двадцать первого января,— читал прерывистым го-
лосом проводник,— в шесть часов пятьдесят минут вечера, в Горках
близ Москвы, скоропостижно скончался Владимир Ильич Ульянов
(Ленин)»...
В тот же миг воплем вырвалось у кого-то надо мной:
— Ведь он поправлялся!..
И опять в тишине голос проводника:
— «Ничто не указывало на близость смертельного исхода. За
последнее время в состоянии здоровья Владимира Ильича насту-
пило значительное улучшение. Все заставляло думать, что его здо-
ровье будет и дальше восстанавливаться. Совершенно неожиданно
вчера в состоянии здоровья Владимира Ильича наступило резкое
ухудшение. Несколько часов спустя Владимира Ильича не стало...»
Как иглой пронизало мозг после этих слов: «Владимира Ильи-
ча не стало...» Ленин умер!
В вагоне многие плакали. Неслышно, все еще боясь, что выго-
нят из тепла на мороз, безутешно заплакал я, со всей остротой вдруг
ощутив свое одиночество, свою беспомощность перед неизвестностью,
поджидавшей меня не только в Москве, но вообще на свете. Цели-
ком захватило ощущение непоправимой беды... Все, о чем я мечтал,
надеясь на помощь Владимира Ильича Ленина, сразу отодвинулось
за черту горизонта, за пределы досягаемого и возможного.
Ранним утром поток пассажиров вынес меня из-под стеклянных
сводов Брянского вокзала на площадь, в туманную от жестокой
стужи столицу. Тускло багровели костры посреди площади. На до-
мах расплывчато алели флаги с черной каймой. В тот момент Мо-
сква показалась мне таинственно-мрачной, как будущее, которое
нельзя было угадать или предвидеть. Было жутко, безнадежно то-
скливо, не по себе.
Подойдя к разведенному на мостовой костру, вокруг которого
топталась, чтобы согреться, группа людей в полушубках и валенках,
я услышал разговор постового милиционера с приезжим человеком.
— Как пройти к Ленину, товарищ? — спросил приезжий.
— А вот как.— Милиционер показал направление и уточнил:.—
Туда сейчас больше всего людей идет.
Услышаь это, я рванулся вдогонку уже уходившему от костра
человеку, но милиционер перехватил меня:
— Постой, оголец! Ты что, поморозиться хочешь? Двигай об-
ратно в зал ожидания!
— Да мне же к Ленину! — взмолился я.
142
Рука, цепко державшая мое плечо, опустилась.
— Понимаю, сынок,— совсем другим тоном проговорил мили-
ционер.— Не одному тебе, всем к нему надо. Л идти — полгорода.
И сегодня минус двадцать семь. Откуда приехал?
Я объяснил.
— Сирота, должно быть? — поинтересовались у костра.
— Все мы сейчас вроде него — сироты,— печально ответил за
меня милиционер и прибавил, обращаясь ко мне: — Видишь костры?
Их и держись. По всей Москве горят. Перебегай от одного к дру-
гому, не так прозябнешь.
С привычной отчаянностью беспризорника, изнывая, а то и во-
все изнемогая от нестерпимого холода, проникавшего сквозь легкую
изодранную одежонку и парусиновые туфли, я перебрался через Бо-
родинский мост на другую сторону Москвы-реки. И снова заспешил
в том единственном почти для всех направлении, куда ходко дви-
гались тысячи и тысячи молчаливых людей, с запавшими глазами,
сжатыми губами, седыми от инея бородами и усами как сосульки.
К Дому Союзов.
Туда шла в те дни не только вся Москва. Поезд за поездом
шесть суток подряд выплескивали на площади у девяти московских
вокзалов несметные толпы ходоков и делегаций со всех концов
страны. И эти толпы устремлялись в центр города. Еще на полдороге
два бесконечных людских потока неудержимо прокладывали себе
путь по извилистому руслу переулков и улиц, многократно опоясы-
вая Дом Союзов. Днем и ночью в настежь распахнутых дверях
клубился пар морозного дыхания. Будто две неиссякаемые реки, не-
укротимые никаким морозом, текли и текли мимо застывших, угрю-
мых, как все, красноармейцев в шлемах-шишаках. И на миг зами-
рали, словно упершись в непреодолимое препятствие,— там, где со-
всем по-живому отражая электрический свет, высился лоб Ленина,
где застыла у изголовья Крупская, где щемило до жгучих слез от
напевного плача оркестра.
Трижды в те дни я видел Ленина в Колонном зале, и сколько
потом ни тщился расширить в памяти свои зрительные впечатле-
ния, они остаются неизменными: необъятный лоб Ленина и непо-
движная, как бы олицетворяющая всю земную скорбь, Крупская.
...Четыре месяца спустя я оказался в рядах пионеров — учени-
ков Института трудового воспитания (или, как назывался он перед
тем, Института социального перевоспитания — школы-интерната,
куда в Москве определяли беспризорных подростков). Пионеры за-
полнили в тот день Красную площадь. Вместе с десятью тысячами
сверстников я повторял торжественное обещание, которое произно-
сил специально для нас с высоты дощатого ленинского Мавзолея
седой человек — большевик Феликс Кон, принимавший от имени
XIII съезда Российской Коммунистической партии в присутствии
всех делегатов нашу клятву — клятву нового поколения:
— «Я, юный пионер СССР, перед лицом своих товарищей тор-
жественно обещаю, что: буду твердо стоять за дело рабочего
143
класса и его борьбы за освобождение рабочих и крестьян всего мира.
Буду честно и неуклонно выполнять законы и обычаи юных пио-
неров и заветы Ильича...»
Смотрю с горки времени на события тех лет, где «каждый день
подобен году» и над которыми будто вырублены на скрижалях па-
мяти строки обращения II съезда Советов СССР: «Мы потеряли в
Ленине главного капитана нашего корабля. Эта потеря незаменима,
ибо во всем мире не бывало такой светлой головы, такого громад-
ного опыта, такой непреклонной воли, какие были у Ленина. Но мы
бесстрашно смотрим в грядущее. Рукой мастера провел Ленин наше
государство сквозь строй самых крупных опасностей. Дело прочно
поставлено на правильный путь. Сотни тысяч учеников Владимира
Ильича крепко держат великое знамя, миллионы сплачиваются во-
круг нас. И даже самой физической смертью своей отдал Ленин свой
последний приказ: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»»
В шестнадцать мальчишеских лет, то есть с первых дней моего
трудового бытия среди моряков дальнего плавания — участников
революции и гражданской войны, я почувствовал себя в строю ле-
нинцев.
ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ АДМИРАЛ
— ...Значит, два задания? — переспросил секретарь парткома
Ленинградского порта и снова прочитал, теперь вслух, текст ко-
мандировочного удостоверения: — «Дано специальному корреспон-
денту в том, что ему поручено редакцией подготовить в номер,
посвященный двадцатилетию Советской власти, очерки о моряке —•
активном участнике Октябрьской революции и моряке дальнего пла-
вания, выдвинутом в участковую избирательную комиссию по вы-
борам в Верховный Совет СССР». Так вот, товарищ спецкор, сове-
тую побывать на теплоходе «Севзаплес». Там познакомьтесь с капи-
таном. Не ошибетесь. Сумеете оба задания воплотить, как говорится,
в одном лице.
Я отправился в порт, к причалу, откуда начинал когда-то свой
первый рейс дальнего плавания. Через час моторный катер доставил
меня на «Севзаплес».
Теплоход стоял посреди Барочного бассейна — одной из гаваней
Ленинградского порта, битком набитой судами под флагами разных
стран. Все это были океанские лесовозы,'пришедшие за балансами,
пропсами, баттенсами, капбалками, бордсами, слиперами и прочим
лесоматериалом. Барочный бассейн напоминал гигантский лесной
склад. Берега его желтели бессчетными рядами аккуратных штабе-
лей из множества шпал, бревен, досок любого размера и толщины,
а водное пространство от края до края представляло такие же ряды
штабелей, воздвигнутых на речных баржах-мариинках. Корпус каж-
144
дого лесовоза был с обоих бортов зажат плавучими штабелями, слов-
но исполинскими тисками.
На «Севзаплесе».погрузка трюмов уже закончилась. Вахтенный
матрос, критически-настороженно наблюдавший за мной, пока я
взбирался по шаткому и зыбкому штормтрапу, деловито предупре-
дил кого-то:
— Модест Васильевич! К нам...
В то же мгновение к поручням придвинулся человек высокого
роста, кряжистый, розовощекий, в костюме с нашивками капитана
и форменной фуражке с гербом — вымпелом Совторгфлота. Розовые
щеки смутили меня, я затруднился определить возраст капитана и
впоследствии был поражен, узнав, что этому моложавому, статному
моряку, избравшему после исключительных жизненных передряг
маятное бытие дальних плаваний на всех широтах, исполнилось
шестьдесят три года.
— Иванов,— назвал он себя, как только я взобрался на палубу.
В добродушно-внимательных глазах капитана промелькнули ис-
корки-лукавинки, едва он прочитал мое командировочное удостове-
рение.
— Пока я только выдвинут в участковую избирательную комис-
сию,— предупредил он и с места в карьер предложил: — Не хотите
ли взглянуть на свежий номер нашей стенгазеты? Утром вывесили
в красном уголке. Целиком посвящена предстоящим выборам в Вер-
ховный Совет. Что касается остального, к вашим услугам. Если су-
мею, постараюсь помочь.
Не теряя времени, он провел меня в красный уголок — простор-
ную, уютную по-домашнему каюту — и оставил одного перед кра-
сочно оформленной стенгазетой.
Несколькими минутами позже я был поглощен чтением заметок,
а одну из них даже усердно переписал. Вот она:
«Двадцать лет, казалось бы, тяжелой напряженной работы, а
на самом деле они прошли как миг для нас — современников и уча-
стников величайшей в истории пролетарской революции и создания
первого в мире государства рабочих и крестьян.
Странная была моя судьба: бывший морской офицер, командир
крейсера 1-го ранга «Диана», в Февральскую революцию выбранный
командами четырех крейсеров («Россия», «Громобой», «Аврора» и
«Диана») в начальники бригады, уволенный в отставку Керенским
за симпатию к большевизму, я революционным порядком остался
начальником бригады. А затем — вихрь событий: «Аврора» своим
выстрелом дала сигнал для взятия Зимнего дворца. Телеграмма то-
варища Ленина ко мне с предложением приехать немедленно в
Смольный. Только после беседы с Лениным, много времени спустя
я понял, что подобно легендарному царю Мидасу, который одним
своим прикосновением все обращал в золото, так соприкосновение
с Лениным всякого человека обращало в революционера.
У меня, как у всякого интеллигента, всегда были сомнения и ко-
лебания, но после встречи и беседы с Лениным осталось одно —
10 Заказ 2878	145
выполнить его предначертания, или, как говорят на флоте: «Есть так
держать!»
Конечно, я сам себе не судья, но мне думается, по пережитому
за двадцать лет, что этот лозунг мною выполнен.
Капитан теплохода «Севзаплес», Герой Труда
Модест Иванов».
— Модест Васильевич,— поинтересовался я, когда капитан вер-
нулся,— что значит «революционным порядком остался начальником
бригады»? Не подчинились Керенскому или другое?
Он усмехнулся:
— И то и другое. Не только ваш покорный слуга не подчинился,
но и вся бригада. Как только я возвратился из Петрограда — это
было в августе семнадцатого — и сообщил, что Керенский вызы-
вал меня телеграммой для того, чтобы объявить о моем увольнении
из флота, судовые комитеты трех крейсеров нашей бригады (чет-
вертый крейсер — «Аврора» — находился в Петрограде на ремонте)
созвали общее собрание команд кораблей. Приехали даже предста-
вители от подводного плавания, береговых команд и линкоров из
Гельсингфорса. А бригада наша стояла тогда в Або. На собра-
нии от меня потребовали рассказать обо всем, что было подписано
Керенским и объявлено мне его помощником по Морскому мини-
стерству правым эсером Лебедевым. Скрывать мне было нечего, и
после моего рассказа общее собрание — три тысячи человек — по-
становило: «Капитану первого ранга Модесту Иванову предложить
остаться начальником бригады, а всякого вместо него назначенного
другого выбросить за борт!» И специальная делегация повезла эту
резолюцию в Гельсингфорс, чтобы вручить из рук в руки командую-
щему флотом. Вот что означает «революционным порядком».
Иванов достал из сейфа кожаную папку.
— Пожалуйста, знакомьтесь.— И положил папку на стол.—
Что будет непонятно, спрашивайте, не стесняйтесь.
Первое, что я увидел, раскрыв папку, была фотокопия докумен-
та, написанного характерным почерком Ленина. Текст фотокопии,
датированный 29 октября (11 ноября по новому стилю) 1917 года,
гласил:
«Модесту Иванову. Капитану 1-го ранга. Гельсингфорс.
Просим немедленно приехать Петроград Смольный.
Председатель Совета Народных Комиссаров
Ульянов (Ленин)».
Сверху, над текстом, было написано, также рукой Ленина:
«Е. Ф. Розмирович. Послано ли? Пошлите это через радио-
станцию Центрофлота».
— Оригинал этой телеграммы Владимира Ильича, написанный
им собственноручно, хранится в Москве, в Институте В. И. Ленина
при ЦК ВКП(б),— объяснил капитан.— К оригиналу приложены
мои воспоминания о встрече с Лениным. Вот, взгляните на черновой
набросок, можете переписать.
146
Разумеется, я не преминул воспользоваться разрешением.
«...В 10 часов утра 29 октября (старый стиль) 1917 года, нахо-
дясь у себя в каюте* на крейсере «Россия», получил телеграмму от
В. И. Ленина. 30-го, сдав командование бригадой старшему после
меня командиру (им был капитан 2-го ранга Ильин, командир крей-
сера «Громобой»), выехал в Петроград, минуя высшее командова-
ние флотом, с которым был в натянутых отношениях. 1 ноября при-
был в Смольный. Там все кипело. Это был революционный котел,
куда и откуда сходились и расходились все волны революции.
На втором этаже в большой комнате наткнулся на Антонова-Ов-
сеенко, к которому и обратился, показав ему телеграмму. Он, ви-
димо, был очень занят и, дожевывая кусок черного хлеба, сказал мне:
— Идите к товарищу Ленину, он на третьем этаже.
Встречавшиеся по дороге смотрели на меня с недоумением. Вил
мой был не совсем обычный для Смольного в то время: я был в па-
радной форме капитана 1-го ранга.
Поднялся на третий этаж, где у комнаты № 31 стояли два ча-
совых с винтовками.
Когда вошел в комнату, то увидел, что она разделена пополам
перегородкой. В первой половине никого не было, а за перегородкой
кто-то говорил по телефону с Гатчиной. Это был момент, когда Ке-
ренскому удалось удрать после авантюрного похода на Петроград
вместе с Красновым, и Ленин как раз говорил по телефону с Ды-
бенко.
Пока я сидел на диване и размышлял об удивительных преврат-
ностях судьбы, прислушиваясь к телефонному разговору, в комнату
из коридора вошел человек. Спросив у меня, кто я такой, он на-
правился за перегородку, громко сказал: «Вас ожидает офицер» — и
тут же ушел обратно мимо меня в коридор.
Приблизительно минут через десять из-за перегородки вышел
человек небольшого роста, плотного телосложения, с большим вы-
пуклым лбом, плохо выбритый. На что я обратил сразу внимание,
это на глаза вошедшего, они светились острым умом.
Ленин!
Я встал. Мы поздоровались. Сели по обе стороны небольшого
стола.
— Вас прислал флот? — спросил Ленин.
— Да,— ответил я, зная, что меня рекомендовал Центробалт,
почему я и был вызван Лениным. Еще 27 октября я получил теле-
грамму из Центробалта, в которой мне предлагали принять участие
в организуемой Верховной морской коллегии. Причем дали час на
размышление, и я ответил согласием (впоследствии узнал, что в
Центробалте было бурное заседание, на котором моя кандидатура
прошла единогласно, после чего ее сообщили Ленину).
— Вы социалист? — спросил Ленин.
— Думаю, что да, только, конечно, неважный.
— Но во всяком случае вы читаете газеты? Интересуетесь раз-
вертывающимися событиями?
147
— Не только читаю и интересуюсь, но волею судеб, неожиданно
для самого себя, принимаю участие в событиях...
Ленин улыбнулся. Улыбка удивительно скрашивала его лицо.
— Но вы, надеюсь, против правительства Родзянко, Керенского
и так далее?
— Вообще я против всякого правительства, опирающегося толь-
ко на штыки!
На несколько минут водворилось молчание. Мне показалось,
что Ленин читает мои мысли. Я — морской боевой офицер. Полити-
кой никогда не занимался. В силу моего военного воспитания и срав-
нительно долгой боевой жизни на все чуждое военно-морскому делу
привык смотреть равнодушно. Ленин для меня вначале был просто
литератором, эмигрантом, живущим где-то за границей. Это был
штатский человек, и я, сидя с ним и беседуя, о нем почти ничего
толком не зная, почувствовал, что происходит что-то великое, на-
родное, во мне самом шел какой-то захвативший меня целиком внут-
ренний процесс.
— Не правительство, а народ будет штыками защищать все за-
воевания революции,— горячо проговорил Ленин.
Некоторое время мы смотрели друг на друга, после чего Ленин
сказал:
— Примите командование всеми морскими силами Петроград-
ского округа.
Я стал было отказываться, говоря, что моя бригада находится на
передовых позициях, там, где идет война с Германией, что я боевой
командир, а здесь в Петрограде и без меня справятся, тут фронт не-
большой. (Так я считал тогда, многое еще не понимая, и говорю об
этом сейчас потому, что из песни слова не выкинешь.)
Выслушав мои доводы, Ленин спросил:
— Где вы остановились?
— В Морском революционном комитете в Адмиралтействе.
— Да, да,— тут же вспомнил Ленин,— я же знаю, что вы имен-
но там остановились. Так вот...
Разговор наш затянулся.
— Пока не уезжайте, я вам дам знать,— сказал Ленин.
Мы простились, и я ушел из Смольного.
На другой день т. Вахрамеев, член Военно-морского революци-
онного комитета, сообщил мне, что Совет Народных Комиссаров по
предложению В. И. Ленина утверждает меня председателем Вер-
ховной морской коллегии. О чем и вышел декрет от 4 ноября
1917 года. Но ввиду того, что в это время контр-адмирал Верде-
ревский, исполнявший тогда обязанности морского министра, удрал
за границу, мне пришлось вступить в управление министерством, а
председатель Центробалта Дыбенко, этот богатырь, вышедший из
революционной матросской среды, был назначен народным комисса-
ром по военно-морским делам.
Затем по прямому поручению товарища Ленина я выехал на
флот в Гельсингфорс, чтобы убедить офицеров флота работать на
148
пользу революции и тем избежать кровопролития. Поездка была
трудной, но удачной. Сперва ко мне на линкор «Гражданин» явился
представитель Союза морских офицеров и заявил, что они не призна-
ют большевистскую власть. Конечно, я выпроводил этого представи-
теля, после чего, примерно через час, с «Кречета» — штабного
корабля Балтийского флота — прибыли все флагманы во главе с
комфлота Развозовым. Состоялось бурное совещание, на котором я
обрисовал положение дел. Результат совещания был положительным.
То, ради чего Владимир Ильич направил меня в Гельсингфорс, бы-
ло достигнуто: командование флотом, а с ним все военно-морские
специалисты признали Советскую власть...»
— Все? — усомнился я, припомнив многие факты, известные по
истории гражданской войны.
Модест Васильевич ответил:
— Понимаю ваше недоумение. В нашей первой беседе с Лени-
ным как раз и шла речь, что с их стороны может быть предпринят
тактический ход, желание выиграть время в свою пользу. Это Вла-
димир Ильич предвидел и предусмотрел, когда наставлял меня. Он
так и сказал, что адмиралы способны предавать не хуже Корни-
лова и что уже показали себя в своей готовности перед Моонзунд-
ским боем открыть фронт противнику. И объяснил мне, что они спо-
собны на все во имя своих классовых интересов. Возможно, они, учи-
тывая соотношение сил на флоте, попытаются схитрить. Нам важно
в свою очередь учесть это, нейтрализовать их в данный момент, что-
бы не отвлекать силы, нужные для победы Советской власти в дру-
гих местах. Вскоре ход событий подтвердил все, что сказал Ленин.
И Развозов, и немало других морских офицеров открыто перешли в
лагерь врагов революции. Но в ту мою поездку они были вынужде-
ны официально признать Советскую власть.
Капитан опять усмехнулся:
— Правда, подействовало и другое. Центробалт, возмущенный
их саботажем, пообещал, если они не перестанут артачиться, пере-
одеть их в брезентовую робу и послать на кочегарскую вахту — шу-
ровать в топках...
В папке я увидел пожелтевшую четвертушку бумаги, на кото-
рой рука писаря-профессионала старательно вывела:
«Выписка.
Постановлением I съезда Всероссийского Военного флота за
преданность народу и Революции, как истинные борцы и защитники
прав угнетенного класса, производятся:
Управляющий Морским министерством капитан 1-го ранга Мо-
дест Иванов в контр-адмиралы...
Председатель I съезда Всероссийского Военного флота (под-
пись). Секретарь съезда (подпись). Скрепил: Народный комиссар
Дыбенко.
21 ноября 1917 г. Петроград».
Озадаченный вид, с каким я вчитывался в эту выписку, не веря
своим глазам, весьма позабавил капитана.
149
— Что, странно читать такое постановление? — полюбопытство-
вал он.— Думаете, как, мол, возможно: революция, да еще в тот мо-
мент, когда упразднялись чины, отменялись ордена, ликвидировались
сословия и всякие привилегии, вдруг сама же ввела звание на фло-
те?.. В этом, молодой человек, логика истории. Вспомните две строч-
ки из «Интернационала». Первую: «Весь мир насилья мы разрушим».
И вторую: «Мы наш, мы новый мир построим». Так-то. Замечу, кста-
ти: это же, в очень деликатной форме, объяснил мне тогда в Смоль-
ном Владимир Ильич Ленин.
— Стало быть, Модест Васильевич, вы — первый советский
адмирал?	'
— Выходит, так,— произнес он.— Удостоен этого звания тем са-
мым съездом матросов-революционеров, перед которым спустя сут-
ки выступал Владимир Ильич. Наизусть помню, что сказал тогда Ле-
нин съезду: «...Нужно практически учиться управлять страной, учить-
ся тому, что составляло раньше монополию буржуазии. В этом
отношении во флоте мы видим блестящий образец творческих воз-
можностей трудящихся масс, в этом отношении флот показал себя
как передовой отряд...»
Помолчав, капитан прибавил в раздумье:
— Все, что в моих силах, отдаю нашему флоту.
Машинально перебирая бумаги в папке, я, к большому своему
удивлению, обнаружил среди них еще один листок, на первый взгляд
как бы случайно сюда попавший. Это было стихотворение.
— Вы пишете стихи?
Капитан засмеялся:
— В таком возрасте только Гёте писал стихи. Это — творчество
сына. Он работает здесь, в Ленинграде, на заводе.
Стихотворение под названием «Отцу» состояло всего из трех
строф:
Когда сплошной бушлатной лавой
В атаку шел матросский клеш
И океанскою октавой
Звучал матросский клич «Даешь!»,
Тогда отец мой был со всеми,
Кто революцию творил.
И Ленин вел его сквозь время,
Горящее огнем зари...
Отец, отец, тебе отвечу
На твой пытливый, нежный взгляд:
Как ты, иду заре навстречу!
Иду, вперед, а не назад!..
Нинель Громыко
ГЕРОЙСКОЕ ДЕЛО
И мысль, исхлестанная болью
Гражданских бедствий и войны,
Рвалась со всей людскою голью
На ленинские крутизны.
СЕРГЕЙ ГОРОДЕЦКИЙ
За окном штабного кабинета — пыльная самарская улица. Нето-
ропливо проехал извозчик. Седоков нет, он зло и лениво покрикива-
ет на мосластую лошаденку, которая и пустую-то пролетку везет с
видимым усилием.
А затем прошла торговка в пестрой косынке. Она визгливо и
усердно предлагает редким прохожим салат и лук, совсем такие, как
ранней весной на Пишпекском базаре. Будто нет фронта. Будто не
голодают северные и западные губернии страны. Будто не звучат
в небольшой комнатке штабюжфронта каждый день тревожные ра-
диосообщения, что в осажденном Уральске совсем-совсем иссякают
продукты. Но фабрики там работают. Держатся. Исчезла торговка.
Михаилу Васильевичу все слышится ее голос...
Вдумываясь в собственную судьбу, можно и с неловкостью по-
думать о себе, если тебе тридцать четыре, а ты уже командарм.
Командарм, хотя до этого не командовал даже взводом... Владимир
Ильич, наверно, улыбнулся бы, услышав эти мысли Фрунзе. Для
него существует молодость государства, а возраст людей он исчис-
ляет делами.
Шорох за спиной. Фрунзе обернулся.
Адъютант Сережа Сиротинский переступал с ноги на ногу.
— Тебе чего?
151
— Вы звали.
- А...
Карта пестрит красными, рыжими, синими точками. Уральск...
Все бы ничего, если бы колчаковцы не взяли Николаевск! А двадцать
восьмого июня Красная Армия оставила Царицын. Колчаковцев и де-
никинцев разделяют теперь какие-нибудь сто километров, и на их
пути — Уральск. Израненный кусочек скалы, с трех сторон омывае-
мый реками Уралом и Чаганом.
Об Уральске думает Ленин. На столе Михаила Васильевича
Фрунзе его телеграмма:
«Развитие успехов противника в районе Николаевска вызывает
большое беспокойство. Точно информируйте, достаточное ли внима-
ние обратили Вы на этот район. Какие вы сосредоточиваете силы и
почему не ускоряете сосредоточение? Срочно сообщите о всех мерах,
которые принимаете. Ленин».
Зашел кто-то из начальников штабов. Фрунзе оборвал его глад-
кий, обдуманный доклад.
— Не надо. Идите в «Оперупра». Я посмотрю телеграфный ма-
териал. Там обменяемся мнениями.
Начальник штаба с неохотой уходит. При прежнем командар-
ме любили обкатанные докладики, в которых было много субъек-
тивизма...
Сиротинский смотрит с ожиданием. Соломенные кудри свесились
на лоб, Сережа забыл, перед тем как войти в кабинет, придать
им расческой ту особенную форму, которая свойственна лишь его во-
лосам.
Сережа волнуется. Знает про телеграмму.
Однажды на привале, в пути на дальние огневые рубежи, Сер-
гей позволил себе заметить командарму: слишком прост. Его жестам,
отношению к людям, словам не хватает историчности...
Тогда долго смеялся Фрунзе. Вспомнил об этом сейчас, и сразу
стало легче.
С Уральском связь двумя путями: радио и самолеты—две ста-
ренькие, залатанные машины, что умеют перелетать через фронт.
К счастью, у белых нет зенитной артиллерии.
А четвертого дня чуть не пал Уральск. На рассвете двадцать
пятого мая боевая дружина города обнаружила белоказаков на юж-
ных улицах города. Больше двух полков их переправились через
Чаган. К рассвету успели окопаться!..
Радио, все время связывавшее Уральск со штабюжфронтом, не-
сколько раз замолкало. Нетрудно было понять, почему: белоказаки
устанавливали, где станция, направляли на эти дома ураганы шрап-
нели. Но радио замолкало ненадолго.
Осаде — пятьдесят восьмой день. Фрунзе очень хорошо пред-
ставлял себе, что происходит в городе. Не хватает медикаментов,
оружия... Нечего есть. Некуда класть раненых.
Донесения, которые доставляют авиаторы, написаны на утиль-
ной бумаге либо на той, что приготовлена была для кондитерского
152
производства. И в городе она не менее ценна, чем продоволь-
ствие...
Двадцать пятого мая белоказаков отбросили. Больше часа дли-
лась рукопашная... И не многие из казаков смогли вернуться на
прежний берег. Прихотливые Урал и Чаган опять берегут город, а се-
верная, не защищенная реками сторона выглядит сплошным полем
укреплений...
Иногда в наушниках радиостанций Фрунзе слышит голос пред-
седателя Уральского губревкома Пети Петровского и словно видит
перед собой его темные, очень живые глаза под черными прямыми
бровями, четкий, строгий рисунок губ, мальчишечьи оттопыренные
уши. Сын одного из старейших коммунистов в России, комиссар пол-
ка имени Гарибальди, он пришел в Уральск с частями отступающей
Красной Армии и теперь руководит защитой города. Губерния его —
Уральск да поселок Новенький, в семи километрах, пятачок совет-
ской земли в кольце сытого, экипированного, озверевшего врага... Не-
достаточное внимание обращено на этот район? Но где взять бое-
способные части, которые можно было бы противопоставить армиям
генералов Толстова и Савельева?
Ленин прав. Медлить нельзя.
Фрунзе кажется, что слышит голос Пети Петровского:
— Трудно. Держимся. Держимся, но трудно...
Пыль в Самаре — ничто, безвредный газ по сравнению с той,
что поднята над Уральском: там ее каждый день вздымают разрывы
снарядов и шрапнели. Там похороны убитых превращаются в новую
трагедию: белоказаки тайными путями умеют узнавать, когда и от-
куда выйдет процессия. Они стараются сделать огненным путь людей,
что провожают в последний раз своих товарищей...
Если бы не колчаковский фронт!.. Если бы в южной армии все
командиры и комиссары были на уровне!.. Если бы хватало боепри-
пасов! Ленин прав: медлить нельзя.
Есть еще оружие, которое может стать неиссякаемым, если им
пользоваться правильно,— слово.
Ответить Ленину, что сердце подсказывает? Но тогда кое-кто мо-
жет опять сказать Владимиру Ильичу, что Фрунзе — прожектер, не
обуздан в своих мечтаниях, беспредметный фантазер...
Только Ленину ли, который строит государство правды и мечты,
не понять Фрунзе?..
Фрунзе, склонясь над бюро, на большом белом чистом листе бу-
маги размашисто дописывает телеграмму Ленину: «Не позже чем че-
рез десять — четырнадцать дней Уральск и весь север области будут
очищены от белогвардейцев».
— Сережа! Отнеси на телеграф. И еще: срочно вызвать Ча-
паева, Фурманова...
Сережа аккуратно прикрыл за собой дверь, а Фрунзе позво-
лил себе роскошь: остаться одному несколько минуточек и поду-
мать.
153
Слово... Фрунзе верил в это магическое, может быть, не каж-
дому доступное оружие. Он считал, что словом, как никто, владеет
Ленин.
Слово и действие... Слово и личный пример... Иначе чем же объ-
яснить удивительный авторитет в полках Чапаева?..
Штабисты недолюбливают Василия Ивановича. Даже в Мо-
скву, в Академию генштаба, учиться отправили, чтобы только из-
бавиться. Чапаев из академии удрал... Когда Михаилу Васильевичу
доложили, что в часть вернулся Чапаев и хочет прийти к нему, он
не без трепета ожидал знакомства с человеком, о котором слышал
столько противоречивого. Стояли лютые морозы: самое время учить-
ся, а не воевать.
В кабинете появился невысокий человек, с добрым крестьянским
лицом, искринкой в светлых глазах, с виноватой улыбкой... Топ-
тался на пороге, сметая веником снег. Затем долго снимал башлык...
Фрунзе был партийным работником, командармом, но никогда не
был дипломатом и напрямик спросил Чапаева про те случаи, что
вызывали в армии противоречивые толки. Чапаев не смутился. От-
вечал задумчиво: «Было дело». «Да, подурили малость, верно это».
«Ну, а уж тут зря болтают. Что зря, то зря».
Слова Чапаева были бесхитростны, мысли точны. Точны и про-
сты... Может быть, именно тогда, не в первом бою, а при первой
встрече, Фрунзе понял, в чем завидная талантливость Чапаева: в
безыскусственности его, в предельной искренности его поступков,
мыслей, слов...
Чапаев уехал командовать Александрово-Гайской группой. Сей-
час он командир 25-й дивизии.
* *
*
Уральск... Поездку свою в Уральск Фрунзе хорошо помнил, хотя
она состоялась почти полгода назад: в первые дни после того, как
Фрунзе был назначен командующим армией. Санный путь до Ураль-
ска шел по сугробам, пересекал логи и станицы. Словно и мороз
на стороне белоказаков, мятежников: из-под брезента, что стоял
над санями наподобие шалаша, и под которым было чуточку теплей
от дыхания, не сразу решишься высунуться...
Ехали без охраны. На первых санях — Сиротинский и Каваллер,
на вторых — Новицкий и Фрунзе.
Казалось еще тогда, что Новицкий больше всего на свете боит-
ся потерять свои очки; он то и дело снимал их, грел в ладонях и в
то же время неторопливо, с удовольствием рассказывал не имеющие
никакого отношения к делу университетские истории...
Атмосферу непринужденности поддерживали сознательно: Фрун-
зе знал, что мятежники распускают слух, будто красные командиры
боятся своих людей.
154
Долгий путь заставил сделать несколько привалов. Красных ко-
мандиров не очень охотно принимали в куренях. Тем не менее кор-
мили...
В одной из станиц,' расположенной под синим степным небом,
ближе, чем другие, к селению Будалинскому, разместилось бывшее
«войсковое правительство» Уральска. Фрунзе знал, что руководит им
теперь, пр сути дела, Толстов, сделав из бывшего атамана, Фомиче-
ва, своего фуражира. Хозяин куреня, довольно пожилой, бледный ка-
зак, долго и внимательно смотрел, как Фрунзе играл с Каваллером в
шахматы. Каваллер выиграл и озорно, по-мальчишески смеялся, хло-
пая себя ладонями по ляжкам. Казак сурово заметил ему:
— Язви тебя, разве с начальством так можно?..
— Вот-вот,— пряча улыбку, поддержал казака Фрунзе.— Я ему
сколько раз говорил: нельзя начальство обыгрывать!
Казак тронул Фрунзе за локоть:
— Яс тобой хочу поговорить, господин красный генерал...
Сильвестром меня зовут.
Они вышли в небольшую боковушку, оставив Новицкого и Ка-
валлера с Сиротинским в горнице.
Сильвестр протянул Фрунзе пригоршню самосада.
— Не пользуешься, господин красный генерал?.. И то... Прибы-
ли-то от его никакой нету. Ты мне вот что скажи, господин красный
командир. Почто в нашей Расее крови столько льется?
Фрунзе медлил, подыскивая точный ответ. Видел перед собой
жилистые руки, хитроватые глаза и нетерпеливые сухие губы казака.
— Ты, Сильвестр, здешний?
— Уроженец тутошний. А бывалоча, на рудниках работал.
— Ну и как ты считаешь, верно мир-то устроен?
Сильвестр, так и не сунувший в нос табаку, бросил кисет на
комод.
— Да уж рази — верно!.. Люди что рыбы: каждый либо карась,
либо щука... Это в станице. А уж на рудниках... Я нужен был, покеда
не заболел. Силикоз. Как узнали, выперли меня, денег даже на до-
рогу не дали. Я еще казак. С мужиками они вовсе не считаются...
— Ну и как ты полагаешь, Сильвестр... Можно мир по-другому
устроить?..
— Да как тебе сказать, господин хороший... Из куреня вый-
дешь: кусочек степи — он твой. И кусочек неба тоже твой... А ну
как все потеряешь?
— А тебе не хочется жить так, Сильвестр... чтобы эти самые
кусочки... были только грошами в богатом твоем кошельке?.. И что-
бы ты знал: твой силикоз — и моя боль тоже?
Сильвестр прищурился:
— Так сказал Ленин?
— Я полагаю, Ленин в этом согласился бы со мной...
Сильвестр снова взялся за кисет.
— Чудно ты говоришь... Слово твое навроде самоцвета.
— Как тебя понимать?
155
— Не уралец ты, вот и не понимаешь. В рудниках камушки
такие встречаются. Вроде бы они и обыкновенные... А на свет вы-
несешь — горят. Светятся, как, скажи, из короны их вынули... Стой!
А про тебя говорят — немец ты?..
Улыбнулся Фрунзе.
— Молдавского я происхождения. «Фрунзе» — лист по-молдав-
ски. И песня такая есть: «Фрунзе верде» — «Лист зеленый»...
Сильвестр попросил тогда, чтобы его записали в Красную Ар-
мию. Хотя бы в рабочий батальон...
...Уральск. В Уральске Фрунзе назначил парад, по сути дела
смотр войск, и парад этот показал предельную неорганизованность
гарнизона. Фрунзе сказал об этом в штабе. Вечером его вызвали на
экстренное собрание командиров... Фрунзе сначала не хотел ехать,
понимал: собрание — отзвук партизанско-анархистского настроения
в частях, отзвук недавно прокатившихся по степи мятежей. Но пору-
ченец прискакал снова.
В большом помещении бывшей управы красные командиры и
комиссары примолкли, едва в дверях показался Фрунзе.
Слово взял некто маленький с юношеским и в то же время очень
нервным, резким румянцем на лице.
— Мы здесь... воюем. А какие-то приезжают из Самары. И со-
бирают нас для того, чтобы учить маршировать! Куда это годится?
Никуда не годится!
Даже Новицкого, Каваллера и Сиротинского Фрунзе не взял
с собой. Правильно ли сделал? Шумок, прокатившийся в большом
зале управы, не обещал ничего хорошего.
Фрунзе поднялся. Вежливо попросил слова у председателя со-
брания.
— Я здесь не командир армии,— сказал он.— Командир армии
на таком собрании присутствовать не должен. Я — член Коммуни-
стической партии России. Что я слышу? От подобного тона недалеко
и до угроз! А по поводу них я могу сказать лишь, что царский
суд дважды посылал меня на смерть, и у меня к ним вырабо-
тался иммунитет, если позволите мне такое выражение. Теперь о
деле.
Фрунзе говорил тогда о необходимости дисциплины, о знании
стратегии. О недопустимости детства, кичливости и самолюбования
собой и своими победами. А самовлюбленные люди еще прячутся кое-
где под красными знаменами. О том говорил, что сейчас куются не
только победы, но и люди, которые завтра, приведя в порядок и сдав
боевые доспехи, примутся строить новое государство. Эти люди не
должны бояться трудов и дисциплины.
Тишина переполненного зала проводила Фрунзе к выходу...
А после — фронт. Передовая, от которой так хотели уберечь
Фрунзе те же самые командиры и комиссары, которые чуть ли не
расправиться с ним собирались в здании городской управы.
— Зачем вам здешний фронт, Михаил Васильевич? Деревенька,
за которую мы будем биться, не стоит алтына!
156
Рубеж был из труднейших. Передовая дымилась, грохотала; сто-
ны, вскрики, кровь, еще не ставшие для Михаила Фрунзе привычны-
ми, заставили его подумать: может быть, и для тебя, товарищ пар-
тийный работник, станет ' последней деревушка, которая «не стоит
алтына»? Возникшее чувство было недолгим.
Пугало другое. Легко раненного красноармейца провожали то-
варищи в госпиталь чуть ли не вдесятером, а то и без всякого по-
вода стремились в тыл... Фрунзе остался рядом с ними. Разорвав-
шийся снаряд засыпал его землей, но, к счастью, не поранил ни од-
ним осколком. И вот даже раненых красноармейцев пришлось
уговаривать последовать за санитаром. Фрунзе перевязывал кого-то.
Ему кричали:
— Это не ваше дело, товарищ командарм!
— Ничего!—отвечал Фрунзе.— У меня отец — фельдшер!..
А после снова Уральск и прием, который не забудешь: счастли-
вые улыбки, дружеские слова, забота... И обратный путь: снова сан и.
лед Урала, мелькающие совсем близко в начинающемся буране кон-
ные «казачишки»...
— Удивительно вы умеете влиять на людей, Михаил Василье-
вич,— говорил на обратном пути Новицкий.
А ведь сейчас гарнизон, тот самый гарнизон, окруженный вра-
гом, насмерть дерется с противником!
Но прав Ленин: что-то упущено. Что же все-таки упущено?..
* *
*
Колышутся за окном штабюжармин листья вязов. Легкая пыль
по-прежнему стоит над Самарой.
30 июня уехали от Фрунзе Чапаев и Фурманов, командовать
25-й дивизией, которая теперь, по сути дела, часть особого назна-
чения.
Когда последний раз спал Михаил Васильевич? Трудно сказать!..
Поездки на фронт, и чтение депеш с фронта, и распоряжения, от-
данные в «Оперупра», в тот момент, когда, глядя на карту, удава-
лось взвесить силы и соотношения войск, и короткие, но важные раз-
говоры с людьми могли бы занять и «тридцать» часов в сутки, не
учи Михаил Васильевич себя и товарищей по-ленински беречь вре-
мя... Еще половины недели не миновало с тех пор, как ушла в Москву
последняя телеграмма Ленину, а радио передало в Уральск новые
слова Фрунзе:
«Наступление на Уральск началось. Ожидаю, что в ликвидации
противника примет участие и гарнизон Уральска, ударив в нужный
момент в тыл врагу по любому моему распоряжению.
Ревсовет Южгруппы, принимая во внимание факт более чем
двухмесячной геройской защиты Уральска, убежден, что доблестный
гарнизон его исполнит свой революционный долг до конца. Будьте
уверены, помощь и освобождение близки».
157
В небольшом помещении штабюжармии, где совсем не положе-
но быть командарму и где, тем не менее, чаще всего товарищи искали
Михаила Васильевича, на полу путаются телеграфные ленты. Они
сползают с небольшого столика, за которым сидит телеграфист и
работает ключом. Порой кажется, что шорох их заглушает писк зум-
мера.
Последние дни — ни ветерка. Нет пыли. За окном дышит зной-
ная Самара, иногда низко-низко пронесется над домами «Фарман»,
может быть летя из Уральска. Чем сегодня заправили его мотор
уральцы? Спиртом? Эфиром? Какое еще зелье нашли?.. Последний
раз сообщили: все, что может гореть, собрано даже в аптеках...
Михаил Васильевич надел наушники. У микрофона — Петров-
ский.
— Как дела? Как дела? — спрашивает Фрунзе.
— Хорошо,— отвечает Петя.— Радиограмма ваша доведена до
сведения войск...
Хорошо!.. У Петра еще находятся силы для мужественного от-
вета. Михаилу ли Васильевичу не знать, что в Уральске тиф и
малярия косят людей. Огонь разрешено вести, только подпустив
противника на близкое расстояние: мало снарядов и патронов.
«Хорошо» — это значит, что враг не прорвался в город.
«Хорошо» — это значит, что летает бронепоезд из Уральска до
поселка Новенького, что служит свою службу броневик, обстреливая
белых, и даже, судя по всему, бронированная подводная лодка, при-
думанная и построенная моряками, которых судьба забросила в
Уральск, по-прежнему уплывает вверх и вниз по Уралу, нанося бе-
локазакам немалый и неожиданный урон.
Если бы удалось забросить в Уральск хотя бы продовольствие!..
Пока что спасают гарнизон вера в свое дело да еще слово, которым
удается поддерживать друг друга. Даже дети принимают участие в
боях. Товарищи, перелетевшие фронт, рассказали о мальчике, ко-
торый однажды, подойдя к начальнику ЧК, попросил:
— Дяденька, дай сабельку кошечку зарезать.
Мальчик был голоден, зимой скитался где попало, тело его по-
крылось грязью, словно панцирем... Сейчас служит рассыльным в
ЧК, выполняет тонкие боевые поручения. А у чекистов немало ра-
боты: недавно белоказаки пытались даже переманить к себе команду
броневика и настолько были уверены в успехе, что вышли встречать
с хлебом-солью...
Это было в дни, когда Фрунзе очень тревожился за Уральск и
телеграфировал Ленину:
«Уральск уже пятьдесят дней выдерживает осаду. Необходимо
продержаться еще минимум две недели. Мужество же гарнизона ис-
текает».
Ленин, спустя некоторое время, выяснив, очевидно, обстановку,
ответил:
«Прошу передать уральским товарищам мой горячий привет ге-
роям пятидесятидневной обороны... Уральска, просьбу не падать ду-
158
хом, продержаться еще немного... Геройское дело защиты Уральска
увенчается успехом».
А теперь собственное обещание: освободить Уральск через де-
сять— четырнадцать дней. Резервы?.. Дисциплина, агитация, вме-
сте с четкой организацией, умелое распоряжение тем, что есть...
Михаил Васильевич покинул помещение, наполненное шорохом
телеграфных лент, стуком телеграфных ключей, фоническими гудками
полевых телефонов, помещение, где в углу на соломе спали сдавшие
смену телеграфисты. Ушел, чтобы прочитать документы, вызвать
людей и тем самым еще раз проверить, как выполняется приказ, под-
писанный им, но на самом деле как будто продиктованный Лениным.
Там было сказано:
«Ближайшими боевыми задачами ставлю:
а) 4-й армии при содействии особой группы, объединенной под
начальством начдива 25 Чапаева... разбить главные силы противни-
ка, действующие в районе Уральска, и соединиться с уральским гар-
низоном».
В приказе говорилось о том, что противник последнее время
стал использовать принцип «лавы»: окружения красных войск жид-
кими конными частями, заставляя открывать безрезультатный огонь
с огромных расстояний. Важно ответить на этот метод угадыванием
его, отвечать открытием огня только с близких позиций. А служба
дежурных частей? Охрана войск во время сна? Ведь последнее вре-
мя участились нападения белых ночью... Главное же внимание дол-
жно быть отдано особой группе Чапаева. Ей продвигаться по сте-
пи в сфере действия предприимчивого противника... Значит, склады
припасов должны быть в Бузулуке.
Значит, селения надо приводить в оборонительное состояние,
оставляя в них гарнизоны, таким образом создавать пути подвоза.
Чапаеву придать особые, дорожные отряды, тотчас тянуть пути свя-
зи и позаботиться о переправах: следом за Чапаевым пройдет бро-
неотряд. А пока... Сережа Сиротинский у дверей кабинета вытянулся,
ждет приказаний.
— Поедем на фронт? — Сережа умеет угадывать.
- Да!
Что-то заставило Фрунзе улыбнуться, вспомнив зимнюю поездку
в Уральск, на санях. Удалось все-таки добиться, чтобы командирский
верх не был оторван от красноармейского низа. Но это ли только
обеспечивает успех армии?
Слово — умное, тонкое, воистину чапаевское, что была бы без
тебя армия?..
...Мчался автомобиль по улицам Самары. Фрунзе с Сиротин-
ским и на этот раз ехали без охраны. Там, подальше, они пересядут
на коней, а пока можно отдыхать, доверив себя технике. В синеватом,
в измороси облаков небе опять показался аэроплан. Опять из Ураль-
ска?..
159
* *
*
Петровский едва успевал отвечать на вопросы:
— Когда будем хоронить?
— Что делать с заговорщиками?
— Верно ли, что Чапаевская дивизия уже совсем близко?..
Петровский вытирал ладонью лоб.
Пожалуй, когда тебе двадцать, нетрудно быть вдесятеро силь-
нее, чем ты есть... Но как быть вдесятеро умнее?.. И неужели, неуже-
ли когда-нибудь наступит время, в котором двадцатилетние опять бу-
дут иметь право на опеку мамы и папы?..
— Хоронить? Да, сейчас же. Заговорщиков — на усмотрение ЧК-
Остальные — под ружье. Да, на прорыв. На соединение с Чапаевым.
Женщин с собой не брать. Нельзя. Да, разведка Чапаева уже в Но-
веньком... Да, надо помнить, что до самого Каспия у нас еще враги.
На колчаковском фронте? Перелом. Правда.
...Несколько часов спустя вернувшиеся обратно вместе с чапаев-
цами кавалеристы уральского гарнизона мчались по улицам влаж-
ного, залитого горячими солнечными лучами города. Горожане сте-
кались на главную площадь.
Недавно прошла гроза, прибила к земле пыль.
Казачки стояли поодаль, обособленно, в своих пестрых платоч-
ках, опущенных низко на глаза. Они не грызли семечки, как бывало
очень часто, даже когда снаряды рвались рядом. Может быть, семеч-
ки за дни осады кончились?
Казачки напряженно следили, как на трибуну, сколоченную
из широких тесин, украшенную алыми полотнищами, такими же, что
развевались по всему городу, поднимался невысокий худощавый че-
ловек, в гимнастерке, стянутой узкими ремнями.
Площадь обожгла воздух аплодисментами и стихла.
И кто не знал, тот понял: Чапаев.
— Братья! — сказал Чапаев.— Мы дорого платим за победу.
Но эта победа не только для нас. Для наших сыновей и внуков. Для
наших девчат. Вот для вас, в полушалочках, чтоб знали вы, что та-
кое грамота, чтоб не хоронили детишек своих маленьких, потому, что
доктора не каждый из вас и в глаза видал. Чтоб каждый из нас,
граждане мои дорогие, был в стране вольным человеком, чтобы кровь
не лилась больше, чтобы драгоценности, которые всюду есть, вот и
в Уральских горах есть, были для нас... Чтобы каждый из нас, граж-
дане и товарищи мои дорогие, имел право светиться, как самородок,
после того, как с него лишнее-то снимут! Сейчас вокруг нас степь.
Л дети наши построят города. Мне вот про уральскую лодку-то под-
водную рассказывали. Она, может, и до музея не доживет. Но с ее
помощью мы строим мир, в котором корабли станут служить сча-
стью. Только за все это драться нужно, как уральцы за свой го-
род дрались! Ведь возьмите казачью жизнь! У казака что заместо
зданиев? Курень! А что там, в етом курене?.. Да я говорить не умею!
Комиссар!.. Где мой комиссар?
160
В. И. Ленин и Н. К. Крупская после заседания
I Всероссийского съезда по внешкольному образованию.
Москва, 6 мая 1919 г.
На уроке ликбеза.
Демонстрация детей, призывающих учиться.
Н. К. Крупская во время рейса агитпарохода «Красная звезда»
выступает перед красноармейцами, отправляющимися на фронт.
Поволжье, 1919 г.
Максим Горький
у рабкоров.
Москва.

Культурно-просветительный совет 25-й Чапаевской дивизии.
Второй справа (во втором ряду) — Д. А. Фурманов.
Уфа, 1919 г.
На занятиях рабочего факультета имени М. Н. Покровского
при Московском государственном университете. 1920 г.
И площадь, добродушно засмеявшись, одним вздохом сказала:
— Фурманова!.. Даешь Фурманова!..
На Фурманове полувоенный, полугражданский костюм, и вид
у него довольно штатский, но это площадь прощает ему.
Фурманов говорит, а площадь уже поет
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем —
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем!
...Части Чапаева преследовали противника. В штабюжармии
Фрунзе подписал телеграмму:
«Совнарком, товарищу Ленину.
Сегодня в двенадцать часов дня снята блокада с Уральска. Наши
части вошли в город».
И Заказ 2878
Александр Исбах
ЖЕЛЕЗНАЯ
...Могучая и грозная,
Как тяжкий взмах меча,
Родная часть, ты создана
По слову Ильича...
из ПЕСНИ
ЖЕЛЕЗНОЙ ДИВИЗИИ
«Имя — двадцать четвертая.
Фамилия — Железная.
Отчество — Симбирская.
Специальность — Стрелковая.
Год рождения — 1918.
Кем рождена — Октябрьской революцией. .
Место рождения — на реке Волге под Симбирском.
Происхождение — из рабочих и крестьян Симбирской и Самар-
ской губерний.
Образование — окончила Университет гражданской войны.
Подданство — Штаб мировой революции III, Коммунистическо-
го Интернационала.
Какие имеет награды — 10 почетных Красных знамен ВЦИК,
до 20 знамен от Симбирского и Самарского губисполкомов, более
1000 орденов Красного Знамени от РВСР.
За что награждена—за участие в освобождении Поволжья,
Симбирской, Самарской, Оренбургской губерний и взятие обратно
более 100 городов от врагов Советской власти.
Чем занимается в настоящее время — охраной границ СССР
и обучением молодых бойцов для будущей борьбы с капиталистами.
Кто может подтвердить правильность вышеизложенных сведе-
162
ний — пролетариат Симбирска, Самары, Оренбурга и царские ге-
нералы Колчак, Дутов и Деникин».
Этот «послужной1 список» Железной дивизии был составлен ее
первым командиром Гая Гаем.
Летом 1918 года белогвардейцы и интервенты захватили почти
всю территорию Урала и Сибири — хлебную житницу страны. Враги
стремительно двигались к Волге. Именно здесь, в Среднем Поволжье,
создавался основной плацдарм для наступления на Москву.
Молодая, только созданная Красная Армия в жестоких боях от-
бивала вражеские атаки. Восточный фронт стал главным — здесь ре-
шалась судьба революции.
«Мы теперь переживаем здесь, может быть, самые трудные не-
дели за всю революцию,— писал тогда Владимир Ильич.— Классо-
вая борьба и гражданская война проникли в глубь населения: всю-
ду в деревнях раскол—беднота за нас, кулаки яростно против Hact
Антанта купила чехословаков, бушует контрреволюционное восста-
ние, вся буржуазия прилагает все усилия, чтобы нас свергнуть. Тем
не менее мы твердо верим, что избегнем этого «обычного» (как в
1794 и 1849 гг.) хода революции и победим буржуазию».
Положение страны становилось все более угрожающим. Пер-
вая революционная армия под натиском чехословацких мятежников
и белогвардейских банд Каппеля сдала Самару, отступила к Сим-
бирску. Политическим комиссаром армии был председатель Самар-
ского ревкома неутомимый большевик Валериан Владимирович Куй-
бышев. Отряды, отступающие к Симбирску, вел любимец бойцов
опытный и бесстрашный командир Гая Гай. Волга оказалась перере-
занной. Фронт проходил около волжского городка Сенгилея, где рас-
положился отряд Гая. Тут стало известно, что командующий совет-
скими войсками на Восточном фронте левый эсер полковник Муравь-
ев не признал Брестского мира, поднял мятеж против Советской
власти и собирается начать наступление на Москву.
Правительство объявило Муравьева изменником и врагом Со-
ветской власти. Коммунисты Симбирска под руководством старого,
опытного большевика Иосифа Михайловича Варейкиса, поддержан-
ные верными народу войсками, ликвидировали мятеж.
Однако муравьевский мятеж еще больше усложнил обстанов-
ку на Восточном фронте.
Белогвардейцы развили наступление, нанесли новые удары па
молодым красноармейским частям. Был захвачен Симбирск, с его
крупным патронным заводом и складами боеприпасов. Отряды Гая
попали во вражеский мешок, потеряли связь с армейским командо-
ванием. Вскоре пала Казань.
Военный совет республики, истерзанной, отбивающейся от вра-
гов, .наседающих со всех сторон, приказал штабу Первой армии за-
крепиться на станции Инза и там собрать и обучить новые силы для
контрнаступления. Командармом назначили Михаила Тухачевского.
163
Намечая план предстоящей операции, командарм Тухачевский
и комиссар Куйбышев не принимали в серьезный расчет сенгилеев-
ский отряд Гая. С горечью думал Валериан Владимирович, вспоми-
ная своего молодого, горячего соратника, о том, что попавшие в
окружение гаевцы разбиты и уничтожены. Формирование армии
пришлось начать с нескольких сот вооруженных красногвардейцев.
Боевая техника — один бронепоезд.
В один из июльских вечеров Тухачевский и Куйбышев неожи-
данно получили донесение разведки о том, что параллельно желез-
ной дороге движется многотысячный отряд со всеми видами ору-
жия.
Надо было спешно готовиться к бою. Одна неожиданность сле-
довала за другой. Ночью командарма и комиссара вызвали к пря-
мому проводу со станции АМайна. Станция переходила из рук в руки.
Кто же вызывает — наши разведчики или враги? Что это — доне-
сение или провокация?
Тухачевский и Куйбышев с напряжением следят за аппаратом.
Ползет телеграфная лента: «...У аппарата начальник отряда
Гай...»
— Кто?! — взволнованно воскликнул Куйбышев. Но аппарат не
реагировал на возгласы. Лента продолжала методично ползти: «Кто
у аппарата?»
— У аппарата Тухачевский и Куйбышев.
«Дорогие товарищи... Я скоро буду у вас». Гай словно воскрес
из мертвых. А может быть, это действительно провокация?
Куйбышев предлагает Майне чем-либо подтвердить, что там
именно Гай, а не кто-либо другой. Майна в ответ: «Я — Гай. Хоти-
те убедиться, приезжайте сюда с Тухачевским. Нужно обсудить мно-
го вопросов. Я прорвался через фронт противника. Потерял свои про-
довольственные обозы. Нужна ваша помощь. Не медлите».
Резкость и напористость были характерны для Гая. Значит, это
действительно он!
Через несколько минут бронепоезд мчал командарма и комисса-
ра на станцию Майна. Вот уже Куйбышев обнимает Гая.
— Жив! Каким чудом?
Оказалось, что белые обошли отряд с правого фланга и штур-
мовали Симбирск. Оставили Гая в своем тылу, рассчитывая распра-
виться с ним позже. А Гай не растерялся, искусно маневрируя, не
принимая боя там, где ему навязывали, сам избрал позицию для
удара и после жестокой схватки прорвал окружение и вышел па
станцию Майна. Так Первая революционная армия получила три ты-
сячи закаленных бойцов. Они составили ядро Симбирской дивизии,
покрывшей себя впоследствии громкой славой во многих боях и похо-
дах. Вел дивизию Гая Гай.
В начале августа 1918 года Ленин выступил в Москве перед бой-
цами Варшавского революционного полка.
— ...Я, товарищи, уверен,— сказал Ленин,— что если вы спло-
тите все военные силы в могучую интернациональную Красную Ар-
164
мию и двинете эти железные батальоны против эксплуататоров, про-
тив насильников, против черной сотни всего мира с боевым лозун-
гом: «смерть или победа!»—-то против нас не устоит никакая сила
империалистов!
Владимир Ильич заявил со всей присущей ему страстностью и
убедительностью:
— Либо власть кулаков, капиталистов и царя, как это бывало в
неудавшихся революциях Запада, либо власть пролетариата. Ваша
задача, идя на фронт, прежде и больше всего помнить, что это един-
ственно законная, справедливая, священная война угнетенных и эк-
сплуатируемых против насильников и грабителей.
Прошло около месяца. В конце того же августа Ленин уже от-
мечает на Всероссийском съезде работников просвещения растущую
силу молодой Красной Армии.
— Как ни трудно было снова создавать военное положение в
стране,— говорил он,— где народ сам смял войну и сам разбил ста-
рую армию, как ни трудно было сорганизовать армию в процессе
острой гражданской войны,— мы превозмогли все трудности. Армия
сложилась, и победа над чехословаками, белогвардейцами, помещи-
ками, капиталистами и кулаками обеспечена.
Председатель Совнаркома внимательно следил за действиями
войск фронта. Настойчиво напоминал: «Достаточно ли связи в во-
енном деле с массами бедноты? Делается ли все для ее подъема и
привлечения?..»
Страшным и горестным было сообщение из Москвы о том, что
Ленин ранен эсеркой Каплан. Страна была объявлена военным ла-
герем. «Все силы и средства социалистической республики ставятся
в распоряжение священного дела вооруженной борьбы против на-
сильников,— говорилось в постановлении ВЦИК.— Поддержанная
всем трудовым населением страны Рабочая и Крестьянская Красная
Армия раздавит и отбросит империалистических хищников, попираю-
щих почву Советской республики».
В Кремле врачи делали все возможное, чтобы спасти жизнь
Владимира Ильича... Положение очень тяжелое. Он метался в
бреду. Заботы о жизни страны не оставляли его. Фронты. Хлеб.
Волга...
Председатель ВЦИК Я- М. Свердлов от имени Коммунистиче-
ской партии и Советского правительства призвал войска Пятой ар-
мии ускорить освобождение Казани. Он писал, что известие о взятии
Казани поможет исцелению В. И. Ленина. Еще не поднявшись с по-
стели, нетвердой еще рукой Владимир Ильич пишет 7 сентября
ответ на телеграмму штаба Пятой армии:
«...Выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление
казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживавших их
кулаков-кровопийцев будет образцово беспощадное.
Лучшие приветы.
Ленин»,
165
Горячие слова Ильича отозвались в душе каждого красноар-
мейца.
9 сентября сухопутные войска и моряки Волжской флотилии
под командованием легендарного Николая Маркина штурмовали Ка-
зань. 10 сентября город был очищен от врага.
...Тысячи бойцов дивизии Гая, не шелохнувшись, слушали речь
комиссара армии Валериана Куйбышева:
— Освобождение Симбирска, родного города Ленина, будет
нашим ответом на ранение Ильича. Освобождение Поволжья даст
хлеб Москве и Питеру...
12 сентября героическим штурмом 24-я дивизия взяла город
Симбирск и отбросила белогвардейцев за Волгу.
Телеграф передал в Кремль заверение бойцов: «Дорогой Вла-
димир Ильич! Взятие Вашего родного города — это ответ на Вашу
одну рану, а за вторую — будет Самара!»
Владимира Ильича глубоко порадовала фронтовая весть. Он
тут же продиктовал ответ: «Взятие Симбирска — моего родного го-
рода— есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны.
Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю крас-
ноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все
их жертвы».
хМного позже в песне, сложенной бойцами дивизии, пелось:
От раны обессиленный
Лежал Ильич больной,
Когда освободили мы
Симбирск его родной.
И он писал нам ласково,
Что подвиг боевой
Целебною повязкою
Послужит для него...
Но Симбирск — это только начало. На очереди — Самара...
28 сентября ЦИК РСФСР наградил 24-ю дивизию почетным
революционным Красным знаменем — высшей тогда наградой рес-
публики. На главной площади Симбирска состоялся парад. Член
Реввоенсовета Восточного фронта П. А. Кобозев прочел правитель-
ственную телеграмму и вручил начдиву знамя. Гая Гай принял его,
став на колено, и поцеловал край полотнища. 24-я дивизия была на-
звана Симбирской Железной дивизией. В тот же день она высту-
пила на фронт.
— Констатирую,— телеграфировал ВЦИКу старый большевик
Кобозев,— Симбирская Железная дивизия по-прежнему стойка. Же-
лезная в походах непрерывно с июня, но не выходит из маневренной
борьбы, не ищет отдыха, не просит смены...
Железная не искала отдыха и не просила смены. Враг еще сто-
ял на Волге, занимал многие поволжские города.
166
Дивизия освобождает от белых Сызрань, подходит к Самаре
и штурмует ее совместно с чапаевцами. Одновременно вспыхнуло ра-
бочее восстание в самом городе. Самара свободна. Обещание, данное
Владимиру Ильичу, выполнено.
Волга полностью очищена от противника. Ленин, узнав об этом,
подчеркивает особое жизненное значение волжской магистрали для
страны:
«Самара взята. Волга свободна. Преступно не использовать не-
многих дней до закрытия навигации. Необходимо напрячь все усилия
для вывоза максимума нефтяных и продовольственных грузов на
верхние плесы Волги...»
За овладение Самарой 24-й дивизии присваиваемся звание Са-
марской. Теперь она уже именуется 24-й Краснознаменной Симбир-
ско-Самарской Железной дивизией. А впереди новые походы, новые
бои.
Победив Германию и Австрию, государства Антанты бросили
крупные военные силы против Советов. Интервенты объявили бло-
каду России. Перехватили все пути сообщения с внешним миром.
Десятки белогвардейских генералов душили республику изнутри.
Особые надежды Антанта возлагала на адмирала Колчака, своего
ставленника в Сибири. Восточный фронт снова решал судьбу страны.
Весной 1919 года, ободренный действиями Антанты, Деникин
писал Колчаку, что главное — не останавливаться на Волге, а бить
дальше — на сердце большевизма, на Москву.
Замыслы Деникина потерпели крах.
В. И. Ленин предложил Центральному Комитету партии тезисы
о положении на Восточном фронте. Подчеркивая, что победы Кол-
чака создают чрезвычайно грозную опасность для Советской рес-
публики, ЦК поставил задачу: поголовно мобилизовать коммунистов
в прифронтовой полосе, усилить агитацию среди мобилизуемых и
красноармейцев, создать комитеты содействия Красной Армии. Все
на борьбу с Колчаком!
План разгрома Колчака разрабатывался и осуществлялся под
руководством Ленина. Основная идея этого плана: сокрушительным
контрударом разбить колчаковские армии, отбросить их за Урал,
ликвидировать возможность соединения с деникинцами и дальше,
опираясь на Урал, с его промышленностью, революционным про-
летариатом и крестьянством, окончательно разгромить белые ар-
мии при помощи отважных сибирских партизан.
Наступление Красной Армии развернулось с новой силой. Кол-
чак терпел одно поражение за другим. Стали опять советскими Урал
и Сибирь. В новых боях отличились бойцы Железной дивизии.
Тезисы Ленина были воплощены в жизнь.
...С уральских гор — в туркестанские степи. Борьба с басмачами,
под тем же боевым почетно-революционным знаменем ВЦИК. Оно
уже пропиталось пороховым дымом многих битв, и покоробилась
краска на древке. Но так же развевается оно на туркестанском вет-
ру, как на ветрах уральских предгорий, и так же горят золотом
167
буквы: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — и боевая красная
звезда. А потом — Донская область. Кубань... Гражданская война
подходила к концу. Но еще рано было отдыхать бойцам Железной.
Из конца в конец пересекали они родную страну. И знамя дивизии
развевалось над полями Белоруссии и Украины. От Дона до Днеп-
ра. От Днепра до Стыри. До румынских и польских границ. Верная
своим боевым традициям, дивизия в районе станции Словечин захва-
тила бронепоезд самого Пилсудского — «Сикорский».
Гаевцы стали буденовцами. В составе Первой Конной форсиро^
вали Стырь, захватили Луцк и двинулись к старому городу Львову.
Позади каппелевцы, колчаковцы, басмачи, белополяки. А впереди —
петлюровцы. С ходу взят последний оплот Петлюры — город Лети-
чев. И пройдя по всем дорогам гражданской войны, пять тысяч ки-
лометров, бойцы дивизии стали на охране границ своей Родины, на
стыке с Румынией и Польшей.
Прошли годы и годы. Железная непоколебимо охраняла рубежи
нашей Родины. В тридцать девятом — сороковом она прорывала ли-
нию Маннергейма. В Великую Отечественную войну Железная при-
няла на себя первые вражеские удары и, отступая с боями, нанесла
фашистам сильный урон. И после на многих фронтах воевала Желез-
ная. Много -раз в ее честь сверкали огни салютов в московском небе.
Традиции гражданской войны никогда не затухают в дивизии.
Сменяются поколения. Приходят молодые бойцы. И все они узнают
историю своей Железной. Читают, вникают в глубокий смысл того
письма Владимира Ильича, которое было получено сразу же после
взятия Симбирска в девятьсот восемнадцатом. Ленинское письмо зву-
чало и продолжает звучать как боевое напутствие, наказ, призыв к
новым и новым подвигам.
Если вам доведется увидеть воинскую часть в походе, на марше
или на отдыхе и вы услышите в строевой ее песне такие слова:
...Могучая и грозная,
Как тяжкий взмах меча,
Родная часть, ты создана
По слову Ильича...
знайте — это поют солдаты непобедимой Железной дивизии.
Павел Кузнецов
ОТ НЕВЫ ДО ИРТЫША
Звездоподобен светлый план селенья,
Как центр звезды — из мраморов Совет,
Устав коммуны — жестче вдохновенья,
Его прообраз — ленинский декрет.
ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ
Гуляет по России январская пурга. Притих Питер. Молчит Обухов-
ский завод. Сотни семей без работы. Тяжело. Но тяжесть эту счи-
тают рабочие легче вековой кабалы, голода, унижений, нужды, без-
работицы.
Во что бы то ни стало выстоять, перебороть...
Обуховцы освобождают заводской двор от баррикадных навалов,
очищают от мусора. Старики, что провели на заводе всю жизнь, уг-
рюмо сидят на пустых патронных ящиках, ведут сокровенную беседу,
подбадривают друг друга.
— Еще поработаем. Загудит наш кормилец завод-батюшка. За-
дымит свои трубки.
— Был слух, два цеха скоро в ход запускать будут, пушечный
и патронный.
— Нам бы только начать...
Беседуют, делятся думами, идут по безлюдным, безмолвным це-
хам, проверяют замки у ворот, укрывают чехлами станки, а в су-
мерки берут из караулки вооруженной рабочей дружины винтовки,
дробовики, берданы — оберегать родной город, родной завод.
И слышится в ночи суровая песня заводской дружины:
169
Молчит завод, а вьюга воет.
Голодный ветер в злобе лют.
Вставай, вставай, готовый к бою
За власть свою, рабочий люд!
Трудные дни января 1918 года. Революция еще в опасности. Со
всех сторон ей угрожают враги. Вспыхивают кулацко-эсеровские вос-
стания.
В такие дни старый обуховец Василий Грибакин предложил
группе рабочих поехать в деревню.
— Создадим общество первых коммунаров. Поставим заслон ку-
лацкой контрреволюции. Поднимем трудовое крестьянство на борь-
бу за Советскую власть, за землю, за хлеб.
В заводской школе, на Шлиссельбургском тракте, собрались бу-
дущие коммунары для большого разговора. Пришли с женами, ребя-
тишками. Тут же и друзья с Балтийского, Семянниковского, фарфо-
рового. Узнали о почине обуховцев и хотят последовать хорошему
примеру.
На свободном пятачке земли — стол. Рядом на высоком древ-
ке — красное знамя, с которым шла рабочая дружина Невской за-
ставы на штурм Зимнего.
Собрание открыл коммунист Клинкевич. Он поднялся на табу-
ретку, снял с головы шапку.
— Голод садится на наши плечи, страшный царь-голод,— заго-
ворил старый рабочий.— Завод стоит. Нет топлива, нет сырья. Ты-
сячи людей без работы, тысячи семей без хлеба. А хлеб в России
есть. Его много. Лежит он в хлебородных российских губерниях, в
далекой Сибири...
Волнение оратора передалось сотням людей. Он убежденно про-
должил:
— Владимир Ильич, товарищ Ленин, что говорит? — Тут Клин-
кевич вынул из кармана листок и стал читать: — «Сидеть в Питере,
голодать, торчать около пустых фабрик, забавляться нелепой мечтой
восстановить питерскую промышленность или отстоять Питер это —
глупо и преступно. Это — гибель всей нашей революции. Питерские
рабочие должны порвать с этой глупостью, прогнать в шею дураков,
защищающих ее...» — Дочитав, с запалом воскликнул: —Вот что го-
ворит товарищ Ленин. Он зовет рабочих объединиться дружнее, де-
сятками тысяч двинуться на Урал, на Волгу, на Иртыш, на юг, где
много хлеба, где можно прокормить себя и семью, где ждет нашей по-
мощи беднота, где необходим питерский рабочий как организатор и
руководитель.
После Клинкевича слово взял секретарь партийной ячейки Гав-
риил Курбанов. Он рассказал о решении обуховцев организовать об-
щество коммунаров.
— А поедем мы в сибирские края, на Иртыш-реку, где сложил
буйную голову Ермак Тимофеевич.
К столу протискалась обуховская работница Татьяна Петровна
Ворожко.
170
— к товарищу Ленину сходить бы за советом, за благослове-
нием,— предложила она.— Как-никак не в одиночку поднимемся. До-
рога дальняя, а мы с ребятишками...
Но прежде, чем избрать делегацию к Владимиру Ильичу, собра-
ние утвердило устав коммуны:
«...Первое российское общество землеробов-коммунистов учреж-
дается с целью содействовать материальному и духовному благо-
состоянию своих членов посредством совместной организации и лич-
ного труда в общественном хозяйстве, производствах и всякой другой
культурной общественной деятельности на началах солидарности и
свободного самоуправления, самодеятельности и равноценности
труда.
...Земли, находящиеся в пользовании у общества, а равно все
движимое и недвижимое имущество его должны всегда составлять
общественную собственность.
...Все трудоспособные мужчины, женщины и подростки, за ис-
ключением больных, беременных и кормящих грудных детей жен-
щин, обязаны ежедневно находиться на работе. Нетрудоспособные и
дети находятся на иждивении коммуны.
...В обществе чтобы не было пьяниц и никто не изготовлял бы
спиртных напитков, а азартные игры строго воспрещены навсегда.
...В обществе должны работать все за одного и один за всех; ни
от каких работ не должен никто отказываться.
...В обществе чтобы не было никаких сект.
Для нуждающихся членов коммуны приобретается правлением
одежда, обувь, белье и всякие другие вещи обихода. У кого что есть
лишнее, должен поделиться с нуждающимися через правление.
Обработка посевов и огородов — общественная. Весь урожай
поступает в фонд коммуны.
В коммуну имеет право вступать каждый равноправный граж-
данин, независимо от его религиозных убеждений и национальной
принадлежности.
Хлеб и все продукты выдаются членами коммуны из общей
кухни по определенной норме и по количеству членов семьи.
Коммуна обязана построить отдельные жилища для каждой
семьи коммунистов, а для одиноких—общежитие...»
...В ограде Смольного шумно, людно, неспокойно. Строились,
перекликались отряды рабочих дружин. Ржали потные, оседланные
кони, прихваченные поводьями к чугунным изгородям. Оживленны-
ми кучками стояли там и тут солдаты, матросы, дружинники. Оза-
боченно толковали между собой мужики-ходоки с тугими торбами
за плечами, в новых сапогах, пошитых всем обществом. В глубине
ограды дымили походные солдатские кухни. Рядом мотористы про-
гревали броневые автомобили, укрывая все на свете дымной завесой
отработанной горючки.
Условное время наступало. Обуховцы двинулись к знакомым две-
рям. У входа их встретил дежурный с повязкой на рукаве, осведо-
мился откуда.
171
— С Обуховского? Проходите, Владимир Ильич вас ждет...
— Здравствуйте, здравствуйте, товарищи,— пожимая руки и уса-
живая гостей, приветливо хлопотал Владимир Ильич.— Ну-с, как
добрались до Смольного?
— Хорошо, Владимир Ильич, только на конке. Да разве в та-
кой снегопад проехать? Лошаденки постромки рвут, а вагон ни с ме-
ста. Слабоватый транспорт.
Ленин улыбнулся, переспросил:
— Слабоватый, говорите? Правильно. Чрезвычайно устаревший
и ненадежный. Будем новый заводить — электрический! А традиции
революционные вы, товарищи обуховцы, храните? Не забыли Мар-
фу Яковлеву, Анатолия Ивановича Ермакова? Какие замечательные
люди. Герои! Я их отлично знаю.
— Что вы, Владимир Ильич, как можно забыть таких людей?
Помним и чтим. Дорогой, проложенной ими, идем.
Перед мысленным взором Клинкевича предстали суровые дни
Обуховской обороны — первого в России открытого вооруженного
столкновения пролетариата с царскими войсками. Обуховские собы-
тия взволновали тогда, в начале века, всю страну, вызвали симпа-
тии рабочих всего мира. А Ленин в своей статье «Каторжные пра-
вила и каторжный приговор» писал: «Память об убитых и замучен-
ных в тюрьмах героях-товарищах удесятерит силы новых борцов и
привлечет к ним на помощь тысячи помощников, которые, как 18-
летняя Марфа Яковлева, скажут открыто: «мы стоим за братьев!»
Правительство намерено, кроме полицейской и военной расправы с
манифестантами, судить их еще за восстание; — мы ответим на это
сплочением всех революционных сил, привлечением на свою сторону
всех угнетенных царским произволом и систематической подготовкой
общенародного восстания!»
Владимир Ильич напоминал обуховцам о революционных тра-
дициях их завода.
Татьяна Петровна Ворожко робко вымолвила:
— Мы, Владимир Ильич, стихотворение помним, которое полу-
чила Марфуша вместе с цветами, когда в тюрьме сидела.
— Во-от как? — оживился Ленин.— Прочитать его можете? По-
слушаем, товарищи? — Владимир Ильич приготовился слушать.
Тяжело вздохнула Петровна. Вызвалась смело, да вдруг оро-
бела. Опасалась спутать стихотворные слова. Наступила на миг
трудная тишина. Все сидели недвижно: и Ленин, и обуховцы.
Читайте, читайте. Такое забывать нельзя,— добро и тепло то-
ропил Владимир Ильич.
Татьяна Петровна встала. Стихи ожили в памяти:
Чудная девушка, с ясным сознаньем,
Смело ты шла на борьбу,
И закалила ты сердце страданьем
За угнетенных судьбу.
Видела слезы их, слышала стоны,
Горе копилось в груди.
172
Вместе с тобой шли голодные, хилые,
Свет не мелькал впереди.
Братья, восстали на бой за свободу,
Молчать ты не в силах была,
Быстро нагнулась, камней насбирала
И братьям-борцам подала..,
Владимир Ильич горячо пожимал руку раскрасневшейся от сму-
щения Татьяне Петровне и, глядя на ее косы, в которые вплелась се-
ребристая седина, продолжал беседу, рассказывал обуховцам о том,
как сам он в 1895 году работал за Невской заставой в рабочих круж-
ках. Беседуя, Владимир Ильич пытливо расспрашивал, что понадо-
бится коммунарам в дальнем пути, и делал беглые записи на листе
бумаги.
— Дело вы прекрасное начинаете,— одобрил он.— Очень нуж-
ное. Необходимое. Но почему так далеко задумали ехать? Не луч-
ше ли где-нибудь поближе устроиться, здесь под Питером или под
Лугой, например?
— Время нынче голодное, Владимир Ильич, лучше бы устраи-
ваться там, где земля плодороднее. Бывали многие из нас в Сибири,
в степях киргизских на каторге, в ссылке. Еще в ту пору присмотре-
лись: богатющая там земля. И река — Иртыш — привольная, могу-
чая в разливах. Там хлеб хорошо пойдет, сады вырастить можно, раз-
вести породистый скот, птицу, а об огородах и говорить нечего: кар-
тошка, капуста, арбузы, помидоры, дыни. Всего вволю хватит себе, и в
Питер отгружать начнем, по голоду бить!
— Отлично! Спорить не буду,— согласился Ленин.— Запомните,
товарищи, главное: в глухой провинции вам предстоит упорная, но
благородная’работа по укреплению Советской власти.
И Владимир Ильич пояснил, что каждый из них не только не-
сет в деревню революционные идеи, но должен показать примером,
как эти идеи претворить в живое дело. Кулаки, конечно, ненавидят
рабочую власть и постараются ее свергнуть, если трудовой народ не
напряжет силы и не предупредит их поход против Советов. А чтобы
разбить кулаков, прежде чем они объединятся, нужно вдесятеро
больше сознательного и бесконечно преданного коммунизму проле-
тариата. Тогда победим голод и безработицу.
— Обуховцы, Владимир Ильич, не посрамят рабочей чести,—
ответил за всех Василий Грибакин.
— Спасибо, товарищи. Вашу инициативу мы всячески поддер-
жим,— прочувственно сказал Ленин, стремительной походкой на-
правляясь к столу.
Через минуту в руках Клинкевича было короткое письмо.
— Передайте это народному комиссару земледелия, а завтра
обязательно зайдите к товарищу Малькову — коменданту Смольного,
он вам поможет в остальном. До свидания, товарищи. До встречи.
В счастливый путь! Всем сердцем я с вами.
Письмо наркому земледелия гласило: «Помогите, пожалуйста,
подателям советом и указаниями (1-ое Росс, общество землеробов-
173
коммунистов) насчет того, как и где достать земли. Почин прекрас-
ный, поддержите его всячески.
Ленин».
...В кладовых Смольного спокойно хозяйничал крепкий ладный
моряк в бушлате.
— Вот все наши ситцевые богатства, Надежда Константиновна,
смотрите сами,— смущаясь чему-то, говорил он Крупской.
— Двести рабочих семей едут, товарищ Мальков. В каждой
семье — женщины, дети, старики, старухи. Едут бог весть во что
одеты.
Надежда Константиновна умоляюще смотрела на коменданта
Смольного. Он глубоко вздохнул, развел руками, ответил чистосер-
дечно.
— Ничего не прячу, Надежда Константиновна, все на глазах,—
смотрите, убеждайтесь сами!
Двести простынь, наволочек, полотенец, пятьдесят скатертей, две-
сти комплектов мужского белья, двести пар портянок, пятьдесят ши-
нелей принимали Татьяна Петровна и ее подруги в кладовых Смоль-
ного.
— А женского, детского ничего нет? — спросила Надежда Кон-
стантиновна.
— Что есть, все здесь. Романовы за триста лет о наших женах и
ребятишках не позаботились.
— Вы не сердитесь, Павел Дмитриевич,— заметила Крупская,—
но то, что мы ищем, так необходимо для революции.
Мальков снова грустно улыбнулся. Пока солдаты комендантской
охраны Смольного бережно складывали и упаковывали в большие
интендантские мешки белье для питерских коммунаров, он добрыми
глазами смотрел на Надежду Константиновну и иа Татьяну Петров-
ну, чувствовал их заботы, хлопоты и, казалось, считал себя в чем-то
повинным.
Для женщин и ребятишек в кладовых Смольного так и не на-
шлось в эту пору ничего.
Дни становились теплее. Чаще проглядывало солнце из проры-
вов хмурых облаков. Чувствовалось приближение весны. Таял снег,
бурый от горячего, дымного дыхания большого рабочего города.
Правление коммуны переселилось из школы под навес товар-
ного склада заводской железнодорожной станции: К площадке ее то
и дело подъезжали широкие розвальни с имуществом коммунаров.
Прибыло и шесть походных кухонь, хлебопекарня. За ними — обоз
военных подвод с грузом, укрытым брезентовыми пологами.
Двадцать восемь «пульманов» стояло на главном пути, готовых
в дальнюю дорогу.
Погрузкой хозяйственно занимались члены правления. Рядом с
вагонами толпились провожатые. Прощались коммунары с остающи-
174
мися в Питере товарищами, родными, знакомыми. Между словами и
слезами старались припомнить, не забыто ли что в сборах. Раздобыв
кипятку в железные солдатские кружки, отогревались в стороне от
сутолоки питерские старожилы, делились последним сухарем и со-
кровенными думами.
К грузовой площадке подъехали новые ездовые на трех доверху
нагруженных телегах. Мохноногие ломовые битюги тяжело дышали,
густой пар поднимался от их горячих, потных спин.
С переднего воза слез человек в овчинном полушубке. Комму-
нары окружили его.
— Приехали проводить вас, товарищи,— обратился он к обу-
ховцам.— Всей Невской заставой приехали. Примите наши подорож-
ные от партии коммунистов, от Владимира Ильича Ленина, от боль-
шевиков, от всех питерских рабочих.— И уже без всякой торжест-
венности, по-деловому стал перечислять:—Динамо-машина, два
станка, инструменты для механической мастерской, две походные
кузницы...
В это же время делегат с фарфорового завода передавал отъез-
жающим посуду, чашки, ложки, поварешки, тарелки, блюдца.
Путиловцы дали коммунарам токарный и сверлильный стан-
ки. Завод «Нестор» — десять пудов мыла. Пороховой — ящики с по-
рохом. Александровны и семянниковцы собрали деньги и, вручая их
председателю, наказывали:
— Аптеку купите. Может, на семена или на инвентарь понадо-
бятся — пользуйтесь, пожалуйста, но помните: свои, трудовые
рубли.
...В холодном воздухе лязгнули вагонные буфера: к составу по-
дошел паровоз. Над ним колыхалось на ветру алое заводское знамя.
Из дверей вагонов вспархивали белые платочки, смотрели сот-
ни влажных от прощального волнения глаз. Провожающих с каждой
минутой становилось больше. Судьба первой рабочей коммуны ста-
ла родной для Невской заставы, всего трудового революционного Пи-
тера. Тяжелая дорога сближала, связывала людей.
К сибирской тайге шел не предусмотренный никакими расписа-
ниями питерский эшелон. Холодно в «теплушках». И тесно, как в
старых заводских бараках. На крючках, ввинченных в вагонные по-
толки, покачивались детские люльки. Укутанные теплыми платками,
одеяльцами, беспечно спали в них маленькие пассажиры. Проехали
Мгу. На лесных разъездах пилили лесины, кололи мелкие чурбачки,
запасались топливом. Темная мартовская ночь разметала вороненые
крылья над утонувшей в снежной купели Сибирью, над угрюмой тай-
гой, когда эшелон приближался к Семипалатинску. Миновало две-
надцать суток неспокойного пути. Кончалось продовольствие. Доро-
жили каждым сухарем, куском сахара, щепотью соли. Потрескались
от перекала трубы железных «буржуек».
В товарном вагоне, где хранилось имущество коммуны, лежали
па полу укрытые брезентом три покойника. Не всем под силу при-
шлась эта поездка. Эшелон притих, простуженный, полуголодный.
175
Барнаульские и рубцовские большевики, встречая коммунаров,
рассказали им о недавних кровавых схватках с белогвардейщиной.
В Семипалатинске и Усть-Каменогорске Советская власть установ-
лена лишь месяц назад.
А вот и Семипалатинск. Здесь кончалась железная дорога. Даль-
ше, в дебри Горно-Алтайского края, предстояло ехать пятьсот верст
на пароходе вверх по буйному Иртышу.
Семипалатинская земская управа умышленно затягивала отвод
земли для коммуны. Не могли чиновники принять ленинский закон
о земле, не признавали его. За громоздкими вывесками земской уп-
равы, акционерных обществ, станичного управления сибирского ка-
зачьего войска укрылись ревностные блюстители старых порядков.
В казачьей станице вышагивали еще лампасные часовые, оберегая
войсковой арсенал с оружием и боеприпасами. Чем-то застоялым,
пришибленным дохнуло на обуховцев после Питера, после его шум-
ных широких улиц, неумолчного гула заводов, стремительного бега
жизни.
Старый иртышский город настороженно ушел в себя. Не опом-
нился еще от освежительной грозы революции. Злобно ворчали цеп-
ные псы за оградами купеческих домов и атаманских имений.
Отчаявшись добиться чего-нибудь в старорежимных конторах,
обуховцы направились на открывшийся в Семипалатинске первый
съезд Советов.
Просторное здание бывшего дворянского собрания чем-то напо-
минало Смольный. Много рабочих, солдат, крестьян, киргизские и ка-
зачьи депутаты из деревень, станиц и аулов.
Член ВЦИК Звездов сообщает о новых декретах Советской вла-
сти. Делегаты одобряют ленинские декреты, подкрепляют их своим
решением — «конфисковать все помещичьи, кабинетские и церковные
земли, немедленно ликвидировать земство, приступить к организации
частей Красной Армии, революционного трибунала, чрезвычайной
следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем».
— Товарищи,— объявляет Звездов,— нас хотят приветствовать
представители Российского общества землеробов, коммунисты Пите-
ра, направленные сюда вождем революции товарищем Лениным.
Конечно, землю коммунарам тут же, на съезде, выделили, сна-
рядили пароход для следования по Иртышу к месту нового житель-
ства.
Первая борозда. К ней питерцы готовились, как к большому ар-
тельному празднику. Ведь это — начало их новой жизни. Веселый
шум лемеха послышался над долиной, над Бухтармой, над палаточ-
ным станом коммунаров. Ожила долина. Задымили походные кухни.
Вслед за одним плугом, впряженным в тройку алтайских му-
хортых коней, врезался в землю второй захватистый лемех. Черная
лента борозды становилась все шире.
Три легких плужка стояли в стороне без лошадей.
— Потянем сами. Пот не позор, мокрая рубаха на зазор. Не на
барина — на себя работаем!
176
В. И. Ленин среди делегатов III съезда комсомола.
Художник П. Белоусов.
Председатели ЦИК СССР;
М. И. Калинин
Г. И. Петровский
Н. Н. Нариманов
А. Г. Червяков
Утверждение Советского герба.
Художник И. Радоман.
В. И. Ленин — вдохновитель дружбы народов.
Художник А. Резниченко.
Рабочие руки ухватились за постромки.
Неожиданно сверху, из-за увала, поросшего густым можжевель-
ником, появились чьи-то три плужные упряжки. Видели питерцы, как
вошли в коммунарскую землю лемеха, услышали удалой свист по-
гонялыдиков. Замерло сердце председателя коммуны.
Неужели казаки решили вызвать на спор, завязать тяжбу, а там
и драку за землю? — тревожно подумал он, но ошибся.
К коммунарам подошел алтайский коммунист Иван Воробьев.
— На подмогу к вам, товарищи!
— Спасибо, родные. От всего рабочего сердца спасибо,— снимая
картуз и отирая со лба горячий пот, взволнованно ответил предсе-
датель.
Первая трудная пахота на новых землях, непривычная для пи-
терцев, первые горсти зерна, брошенные в распахнутое по весне чрево
земли, приободрили, душевно приподняли коммунаров в их труд-
ном походе за хлеб. Ленинская мечта расправляла крылья.
В медвежьих алтайских чащобах, наглухо отрезанных от боль-
ших и малых городов реками, лесами, горными хребтами, поднимали
питерские рабочие первую артельную целину, шевелили в крестьян-
ских умах новые думы, несли в народные глуби пламенные слова ле-
нинской правды.
А в это время иностранные интервенты и российская белогвар-
дейщина развернули поход против молодой Советской республики.
Старший отпрыск последнего хана Большой Орды Алихан Букейха-
нов торопился восстановить в казахских степях отвергнутую наро-
дом ханскую власть. Поднялся и на Бухтарме атаман Щербаков.
Красногвардейцы Прииртышья в это суровое время оставляли
Павлодар, Семипалатинск, Усть-Каменогорск. С боями отходили они
к сосновым борам Барнаула, Рубцовки, Алейской, не покоренные ухо-
дили в тайгу.
Сжималось вокруг Советской России огненное кольцо. Не хвата-
ло хлеба, надвигался голод.
— Катастрофа перед нами, она придвинулась совсем близко! —
не скрывал от народа Ленин.
Партия большевиков поднимала народ на смертный бой с вра-
гами революции.
...Со сторожевой коммунарской вышки раздались тревожные зву-
ки стального лемеха. Сгрудились коммунары у старых сосен. Из па-
латок испуганно выглядывали женщины, ребятишки.
Запаленная скачкой белоказачья полусотня, как шальной вихрь,
ворвалась в стан коммуны. Казаки окружили поляну. Хмельной еса-
ул швырнул в кучу сухой стружки у недостроенных домов запален-
ный фитильный шнур от кресальной банки, и клубы голубого дыма
поднялись над станом. Звеня царскими крестами, медалями, шпо-
рами, казаки белогвардейского атамана поджигали недостроенные
дома коммунаров, срывали с кольев палатки, топтали на земле пер-
вые, посаженные питерцами кусты и цветы, били посуду.
Вражья сила, как бешеный алтайский ураган, сокрушала все,
12 Заказ 2878	177
что вчера еще заботливо оберегали люди, создавали неустанным
трудом. На месте палаток остались черные квадраты земли, запо-
рошенные серым пеплом. Кузница, мастерская, первые недостроен-
ные домики были превращены в кучи золы, тлели головешки и
обгорелые бревна. Ни души вокруг, будто вымерло все. Темно-сизая
пелена стелилась над поруганной землей.
Два года стонал Горный Алтай под тяжким гнетом колчаков-
щины. Свирепствовали на востоке Казахстана белогвардейские ата-
маны и генералы. Но ничто не сломило воли петроградских рабочих.
Семьи обуховцев после разгрома коммуны нашли приют в деревнях
и заимках алтайских крестьян, в зимовках и юртах степной казах-
ской бедноты. Коммунары-большевики ушли в подполье, на верши-
ны снежных гор, в ущелья Хамира и Тургусуна, в суровые дебри ал-
тайских лесов, в степную глухомань. И всюду питерцы поднимали
алтайцев и степняков на борьбу за Советскую власть.
Рождались на Алтае первые коммунистические ячейки. Как гор-
ные ручейки стекаются в Иртыш, собирались в партизанские отряды
по зову питерцев алтайские крестьяне, степные охотники — мергены,
недавние солдаты, вернувшиеся из окопов мировой войны.
Душой алтайских партизан стал Никита Иванович Тимофеев,
прапорщик, большевик. На фронте был он избран председателем
полкового военно-революционного комитета. Возвращаясь с войны в
родную деревню, Тимофеев встретил питерский эшелон и вместе
с обуховцами ехал до Семипалатинска.
После разгрома коммуны Никита Иванович возглавил легендар-
ный полк «Горных орлов Алтая».
Есть в прииртышских горах памятное место, где и поныне стоит
над яром ветвистая, старая береза. Здесь расстреляли белогвардей-
ские каратели и интервенты двадцать восемь питерских коммунаров.
Среди них был первый председатель обуховской коммуны Василий
Грибакин.
Надежда Константиновна Крупская, вспоминая бессмертный
подвиг питерских рабочих, писала: «Разгоревшаяся гражданская
война не дала возможности развернуться почину петроградских ра-
бочих, но начатое обуховскими и семянниковскими рабочими дело не
погибло. Оставшиеся в живых обуховцы и семянниковцы приняли ак-
тивное участие в гражданской войне, сделали немало для победы Со-
ветской власти».
Надежда Константиновна встречалась с женами коммунаров,
она со слов Л. А. Грибакиной записала начало любимой песни пи-
терцев:
В Петрограде, за Невской заставой,
От аптеки версты полторы,
Собирались в обуховской школе
Коммунары Российской земли.
Собирались они не случайно,
Но объяты идеей одной —
Чтобы жить трудовою коммуной,
Вместе жить пролетарской семьей...
178
— Дальше она не помнит,— сожалела Крупская.
Автору этого очерка и его товарищам—журналистам посчаст-
ливилось разыскать в Прииртышье и на Бухтарме немногих остав-
шихся в живых коммунаров. Мы разыскали Татьяну Петровну Во-
рожко, которая была на встрече с Владимиром Ильичем в Смольном,
повидались с Иваном Афанасьевичем и Натальей Николаевной Прес-
няковыми — обуховскими рабочими-коммунарами, с Иваном Василь-
евичем Воробьевым, командиром отряда «Горных орлов Алтая».
Мы восстановили полностью и песню обуховцев, автором которой
оказался самобытный рабочий поэт коммуны Иван Афанасьевич
Пресняков, бывший мастер пушечного цеха Обуховского завода. Вот
ее продолжение:
Делегатов послали с собранья,
Сам Ильич ходоков принимал.
Сам Ильич одобрял начинанье,
Скоро, скоро вагоны он дал.
И настала минута отъезда
Из России в Сибирь далеко...
Ох, ты, матушка наша Россия,
Расставаться с тобой не легко.
На машине мы ехали долго
И по-своему каждый был рад,
А в душе разливалась кручина:
Вспоминался родной Петроград.
Разбросала нас черная вьюга,
Нас ударила плеть палача.
Но найдем и обнимем друг друга
Мы под знаменем Ильича!..
Песню питерцев и в наши дни помнят, поют в горах Бухтармин-
ского края, в привольном Советском Прииртышье.
Рядом с первыми станами питерских коммунаров стоит нынче
молодой красавец — иртышский город Серебрянск. Раскинула через
буйную алтайскую реку бетонные крылья плотина Бухтарминской
ГЭС. А выше плещут волны Бухтарминского моря. По голубым про-
сторам его стремительно проносятся корабли на подводных крыльях.
В делах молодых строителей коммунизма живет светлая ленин-
ская мечта, продолжается подвиг питерских рабочих, первых хлебо-
робов-коммунаров земли русской.
Константин Бадигин
ВЛ А ДИ ВОСТОК —
ГОРОД-ТО НАШЕНСКИЙ
Там шумит тайги седое море,
Океан гремит в полночный час.
Край ты мой, далекое Приморье,
Как ты близок каждому из нас!
ВИКТОР ГУСЕВ
После Октябрьской революции история Дальневосточного края не-
разрывно связана с именем В. И. Ленина.
Апрель 1918 года. Начиналась интервенция. Японцы высадили
десант во Владивостоке.
«Мы считаем положение весьма серьезным и самым категориче-
ским образом предупреждаем товарищей,— откликнулся Ленин на
сообщение об этом Владивостокского Совета.— Не делайте себе ил-
люзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им по-
могут, вероятно, все без изъятия союзники». Ленин требовал выво-
за стратегических материалов, предлагал серьезно готовиться...
Отвечая американскому журналисту в июле 1918 года, он отме-
тил героическое сопротивление русских крестьян Восточной Сибири
разбойникам-капиталистам Японии и Америки.
Через месяц в статье «Товарищи-рабочие! Идем в последний, ре-
шительный бой!» В. И. Ленин снова поддерживает уверенность тру-
дящихся России в победе, в том числе и у трудящихся Дальнего
Востока.
Наступил 1920 год — самое тяжелое время для молодой Совет-
ской России. И Врангель, и поляки, и голод, и разруха. Дальний Во-
сток интервенирован империалистическими государствами: тут и
японцы, и американцы, и китайцы, и англичане... Все грозят оружи-
ем и не только грозят, но и лезут в драку.
180
О том, что делается в Сибири и на Дальнем Востоке, Владимир
Ильич объяснил на VIII съезде Советов:
«...Дальний Восток, Камчатка и кусок Сибири фактически сейчас
находятся в обладании Японии, поскольку ее военные силы там рас-
поряжаются, поскольку, как вы знаете, обстоятельства принудили к
созданию буферного государства — в виде Дальневосточной респуб-
лики, и мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят си-
бирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное
количество зверств проделали японцы в Сибири... Но тем не менее
вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того,
чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если мо-
жно, обойтись без нее, потому что нам она по понятным условиям
сейчас непосильна».
По предложению Владимира Ильича Ленина была создана Даль-
невосточная республика.
В чем же заключался смысл образования этой так называемой
буферной республики? Смысл был ясен и прост. Защита Дальнего
Востока от интервентов и белогвардейцев с советскими знаменами в
руках повела бы за собой новую войну,
А этого как раз нельзя было допустить.
В то же время самостоятельная Дальневосточная демократиче-
ская республика могла дипломатическим путем заставить интервен-
тов уйти со своей земли.
Конечно же это был очень мудрый ленинский замысел. В новой
республике, провозглашенной на демократических началах, сохраня-
лась руководящая роль Коммунистической партии.
14 мая 1920 года Советское правительство объявило о признании
Дальневосточной республики.
В начале ДВР существовала только в Прибайкалье. В Забай-
калье продолжал пока сидеть атаман Семенов. На Амуре после ухода
японцев утвердилась Советская власть. А в Приморье управляла об-
ластная земская управа. Предстояло объединить все эти области в
единую республику.
Не все коммунисты-дальневосточники сразу поняли значение
ленинского плана. Партизанская война с интервентами и белогвар-
дейцами, длившаяся почти два года, велась под большевистскими
лозунгами: «Долой интервентов!», «Да здравствуют Советы!» Поэто-
му и партизаны, и многие трудящиеся по-прежнему поддерживали
политику полной советизации своего края. Некоторые руководители,
вместо беспрекословного выполнения ленинской директивы и разъяс-
нения ее трудящимся, продолжали доказывать свою правоту на съез-
дах и конференциях.
Между тем борьба за власть в Дальневосточной республике ве-
лась очень острая. Коммунисты, руководствуясь указанием Централь-
ного Комитета, считали буржуазно-демократический характер
республики только формой. Парламентский строй не должен быть
допущен... В то же время нельзя было отменить и частную собст-
венность...
181
Особенно сложной стала обстановка в Приморье. Покровитель-
ствуемые интервентами антисоветские группировки единодушно вы-
ступали против большевиков и старались укрепить свои позиции.
Японские империалисты совсем распоясались. Со всех концов Даль-
него Востока поступали на них жалобы от русского населения. Вот
характерное письмо крестьян:
«Просим вторично обществом Иманскую уездную земскую упра-
ву ходатайствовать перед кем это следует, что японские солдаты, ох-
раняющие посты между станциями Иман и Губерово Уссурийской
ж. д., нанося насильный и нахальный воровской вред, ломают зам-
ки, забирают все ценное и понравившееся, стреляют без страха в
людей, дабы не мешали грабежу... Кроме того, требуют вещи, кото-
рые им не нужны, а нравятся. Раскрывают сундуки, ломая замки,
гоняются за женщинами, требуя невозможного и позорного для рус-
ского человека...»
В Свиягине, Спасского района, японцы установили следующие
правила: русский гражданин, проходя мимо японцев, обязательно
должен приветствовать под козырек либо снятием головного убора,
и при проезде русских граждан верхом или на санях по селу, где рас-
положены японцы, русский обязан снимать головной убор и сказать
«здравствуйте».
Издевательствам японской военщины над местным населением
не было конца.
По указанию В. И. Ленина Советское правительство 24 февраля
1920 года снова обратилось к Японии с предложением начать мир-
ные переговоры с целью гарантировать обоим народам мирное со-
жительство и добрососедские отношения.
Однако на мирные предложения Советского правительства не
последовало никакого ответа. Япония выжидала. Она зорко следила
за событиями на западе и юге России.
Удобный момент наступил. Панская Польша пошла войной на
Россию, и самураи сразу же показали свое лицо. Японское прави-
тельство заявило, что ее войска остаются на Дальнем Востоке до
тех пор, пока «установится прочное спокойное положение и угроза
для Маньчжурии и Кореи исчезнет, когда жизнь и имущество япон-
ских подданных в Сибири будет в безопасности и свобода продви-
жения и сообщения обеспечена».
Этому наглому заявлению предшествовала кровавая провока-
ция в Николаевске-на-Амуре. Японцы пытались внезапным ударом
уничтожить командиров партизанских частей, собравшихся в городе,
но потерпели поражение. И тогда японские газеты стали истерически
и лицемерно кричать о «необходимости защиты мирных жителей от
поголовного истребления».
Судьба ДВР не переставала волновать Владимира Ильича. Он
находил время в напряженной обстановке войны с Польшей и Вран-
гелем беседовать с дальневосточными коммунистами, приезжавшими
в Москву.
182
Председатель Совета министров ДВР П. М. Никифоров вспо-
минает один такой разговор. Он состоялся 4 января 1921 года на пле-
нуме ЦК партии. Когда Никифоров вошел в кабинет Ленина и оста-
новился у края стола, за которым сидели члены ЦК, Владимир Иль-
ич кивком головы подозвал его ближе и, внимательно всматриваясь,
сразу же заявил:
— Предоставляем вам, товарищ Никифоров, десять минут для
сообщения.
После короткого доклада Владимир Ильич задал много вопро-
сов. А в конце разговора попросил дать ему постановление Даль-
бюро от 20 декабря, в котором предлагалось советизировать край.
Тут же присутствовал и представитель Дальбюро С. Г. Вележев.
Ленин спросил его:
— А ваше мнение?
— Я за Советскую власть,— ответил тот.
— Ну, мы все за Советскую власть! Только один Никифоров
против,— бросил иронически Ленин и продиктовал постановление, с
которым все согласились: «Признать советизацию Дальневосточной
республики безусловно недопустимой в настоящее время, равно как
недопустимыми какие бы то ни было шаги, способные нарушить до-
говор с Японией».
Через несколько дней после японского заявления американские
войска покинули Владивосток. Они не предложили японцам после-
довать их примеру и тем самым развязали им руки. Видимо, пред-
полагалось, что Япония, не стесненная присутствием союзников,
сбросит маску миролюбия и открыто станет воевать с Советской Рос-
сией.
События разворачивались быстро. 4 апреля японцы захватили
правительственные учреждения во Владивостоке, арестовали членов
Военного совета Приморья Сергея Лазо, Сибирцева и Луцкого. Все
трое были зверски сожжены в паровозных топках. Но уничтожить
большевистскую организацию и свергнуть правительство интервен-
там не удалось.
В июле 1920 года самураи объявили о занятии Сахалинской об-
ласти, якобы в покрытие убытков, принесенных при интервенции.
Снова гражданская война. В ней против японцев выступили На-
родно-революционная армия и партизаны ДВР. Но силы оказались
не равны. Японцам удалось свергнуть в Приморье революционное
правительство, и власть взяло в свои руки белогвардейское отребье.
На главных зданиях Владивостока подняли трехцветные флаги Рос-
сийской империи. Было образовано белое «Приамурское временное
правительство» во главе с проходимцами братьями Меркуловыми.
Приморский областной революционный комитет сообщил 7 июня
о меркуловском перевороте:
«Переворот 26 мая произошел при полном участии японцев.
Японские жандармы, в военном и переодетые в штатское, выдавали
оружие каппелевцам, расквартированным в разных пунктах города
по японским квартирам или подвозимым с Первой речки на крытых
183
японских грузовиках... С появлением на рейде атамана Семенова в
правительственных и военных кругах возникла борьба между кап-
пелевскими и семеновскими группами. Есть предположение, что это
борьба искусственная и на ней каппелевцы хотят зарекомендовать
себя демократами».
Начались грабежи, убийства. Повсюду агенты разведок и контр-
разведок искали большевиков и партизан. Чем ближе был конец бе-
логвардейской нечисти, тем злее она становилась.
Пожалуй, это были самые суровые месяцы. Партийный актив по
указанию Дальбюро был отозван из города. Во Владивостоке оста-
лась лишь небольшая группа, работавшая в глубоком подполье.
Склады Владивостока ломились от запасов, сделанных во время
войны с немцами царским и Временным правительствами. Владиво-
сток был единственным портом, куда удавалось безопасно доставить
грузы. Их набралось здесь около миллиона тонн. Нужны были целый
флот, сотни пароходов, чтобы вывезти их морем, тысячи поездов для
отправки по железной дороге.
Японцы, взявшие охрану складов на себя, больше всего боялись,
чтобы оружие и боеприпасы не попали к партизанам. Поэтому япон-
ское командование скупо отпускало огнестрельный товар своим по-
допечным белогвардейцам. Что касается других грузов, то они «раз-
решали» братьям Меркуловым продавать их по дешевке японским
коммерсантам.
Приамурские правители без зазрения совести разворовывали то-
варные ценности России, скопившиеся в Приморье.
Японцы захватили и выгодные рыболовные участки. Вылавли-
вали лососей в устье Амура, к жителям верховий рыба не доходила.
Японцы хищнически валили лес и вывозили к себе на острова. Вер-
ховодил грабежом леса японец Ватанабе. На протесты местных вла-
стей он отвечал:
— Ничего, ничего! Раньше было нельзя, а теперь можно.
Ватанабе после хищнических вырубок умышленно устраивал
лесные пожары. Сгорит лес — кто может сказать, сколько его уве-
зено в Японию.
Японцы раздевали край донага. Снимали с крыш оцинкованное
железо, обдирали свинцовые оболочки со снарядов, хранившихся на
русских складах, снимали, где возможно, железнодорожные рельсы.
Виталий Кручина, партизанский поэт, ярко и правдиво отразил
это в своих стихах:
Кровью сердца на скрижали запишу,
Про восточную печаль расскажу.
Занял Тихий океан самурай.
В низовье Амура клин вколотил,
Занял остров Сахалин, весь пролив,
И по осени кета вверх нейдет,
Где ни взглянешь — пустота, мрет народ.
Злобу за сердце храня, на Совет
Поднялась офицерня, застит свет.
184
Волга-матка, поскорей, здоровей
Силу мощную сбирай, поспешай!
Пусть не топчет русский край самурай!..
I
Белогвардейские правители, понимая, что без помощи интервен-
тов им не удержаться у власти и одного дня, всячески пресмыкались
перед ними.
В действиях императорской Японии,— говорил белогвардей-
ский «депутат» Широкогоров на одном их «представительном» сбори-
ще,— мы не можем не видеть проявления здорового понимания сущ-
ности происходящего в России болезненного процесса. Страдания и
жертвы, которые принесла и несет императорская японская армия во
имя восстановления справедливого мира, вплетут в венок Японии
лучшие цветы и дадут ей право на всеобщее признание за нею име-
ни носительницы великой идеи мира. Эти жертвы свяжут нас с Япо-
нией узами бескорыстной дружбы и дадут ей основание на бесконеч-
ную благодарность...
Осенью 1921 года белые генералы с благословения японцев дви-
нулись на север. В декабре взяли Хабаровск. Однако их успех был
временным. Народоармейцы Дальневосточной республики под коман-
дованием Василия Блюхера в тяжелейших условиях зимней стужи
остановили белые войска под Волочаевкой. Бойцам приходилось ве-
сти бои с белыми при сорокаградусном морозе и без возможности
где-либо обогреться. Помогли партизаны. Они неожиданно атаковали
Хабаровск, где расположился белогвардейский штаб. Внезапный удар
привел в замешательство каппелевцев и ослабил их натиск.
Вскоре и народоармейцы перешли в наступление. Беляков по-
гнали к морю. Японцы заслонили белогвардейцев, задержали, ос-
лабили наступательный порыв красных войск.
Выполняя указания Владимира Ильича Ленина, народоармейцы
отдаляли войну с Японией, делали для этого все возможное. Они не
вступали в бой с японцами. Все же партизаны нанесли немалый
ущерб тылам интервентов.
Уже на закате белого «правительства» к власти в Приморье про-
брался генерал Дитерихс. Остатки разбитых белогвардейских
войск — каппелевцев и семеновцев стали называться «земской
ратью», а Дитерихс — ее «воеводой».
Наступило время, когда даже маловеры убедились, что мудрый
ленинский план полностью себя оправдал. Советская Россия обош-
лась без губительной войны с Японией.
Обстановка для Японии складывалась неблагоприятная. Прави-
тельство Такахаси, поддерживавшее военную авантюру, пало. Но-
вый кабинет, во главе с адмиралом Като, заявил о прекращении вой-
ны на Дальнем Востоке.
А Советская Россия накапливала силы. Гражданская война
окончилась. Некоторые капиталистические государства были заин-
тересованы завязать с молодой республикой дипломатические и эко-
номические отношения.
185
Наконец японским войскам пришлось убраться восвояси из При-
морья. Их командующий генерал Точибана объявил о начале эва-
куации. Он рассчитывал, что белогвардейцы сумеют закрепиться до
ухода японцев.
«Воевода» Дитерихс попытался задержаться в Спасске, цепля-
ясь за грозные форты между озером Ханка и западными отрогами
Сихотэ-Алиня. Не вышло.
По приказу командарма ДВР Уборевича 6-й Хабаровский и 5-й
Амурский полки перешли в наступление и в кровопролитных боях
приступом взяли город.
Дорога к Владивостоку была открыта.
Но японцы и на этот раз спасли дитерихсскую рать от разгро-
ма. Их командование угрожало приостановкой эвакуации, если про-
изойдет столкновение между японскими войсками и частями НРА.
Пришлось опять уступить: необходимое благоразумие взяло верх.
Стиснув зубы, революционные войска отошли к станции Седанка.
Видя, однако, безвыходность своего положения, «воевода» Дитерихс
отдал 15 октября приказ о прекращении дальнейшей борьбы. Остат-
ки его разбитого войска бежали в Корею.
Солнечный, радостный день. Пятая годовщина Октябрьской
революции. Владивосток тепло встречает войска Народно-революци-
онной армии и партизанские части. Громкие приветственные возгла-
сы плывут над городом. На улицы вышли колонны рабочих с крас-
ными полотнищами: «Мы требуем Советы!», «Да здравствует Ле-
нин!», «Да здравствует революция!». Делегация торгово-промыш-
ленной палаты торжественно подносит хлеб-соль командующему
войсками Иерониму Уборевичу.
С Полтавской на Светланку вливается еще один поток торже-
ствующей людской реки: на руках несут освобожденных узников
контрразведки. С балкона ресторана «Золотой рог» свисает огром-
ный красный флаг. Неизвестно, кто поднял его вчера вечером взамен
бело-зеленого полотнища. И хотя город был еще в руках белых, ни-
кто уже не посмел опустить алый флаг.
Заводы и корабли салютовали гудками бойцам-победителям. На
пароходах упруго забились под ветром кумачовые вымпелы.
На следующий день трудящиеся Советского Приморья получили
телеграмму из Москвы:
«ПРИВЕТ ОСВОБОЖДЕННОМУ ПРИМОРЬЮ
Чита. Председателю Совета Министров
Дальневосточной республики
К пятилетию победоносной Октябрьской революции Красная Ар-
мия сделала еще один решительный шаг к полному очищению тер-
ритории РСФСР и союзных с ней республик от войск иностранцев-
оккупантов. Занятие народно-революционной армией ДВР Влади-
востока объединяет с трудящимися массами России русских граждан,
перенесших тяжкое иго японского империализма.
186
Приветствуя с этой новой победой всех трудящихся России и ге-
роическую Красную Армию, прошу правительство ДВР передать всем
рабочим и крестьянам освобожденных областей и города Владиво-
стока привет Совета Народных Комиссаров РСФСР.
Председатель Совнаркома РСФСР
В. Ульянов (Ленин)».
Москва, 26. X. 1922 г.
Еще через несколько дней Ленин выступил на сессии ВЦИК и
подвел итоги героической борьбы рабочих и крестьян Дальнего
Востока с интервентами и белогвардейцами.
— Я уверен, что выражу общее мнение,— заявил Ленин,— если
скажу, что мы все здесь приветствуем этот новый подвиг Красной
Армии и приветствуем также то, что к окончанию войны сделан шаг,
кажется, достаточно решительный: сброшены в море последние силы
белогвардейцев. Я думаю, наша Красная Армия надолго нас из-
бавила от всякого возможного повторения натиска белогвардейцев
на Россию или какую бы то ни было из республик, прямо или кос-
венно, тесно или более менее отдаленно с нами связанных.
Но вместе с тем мы должны также сказать, чтобы сразу же
не впасть в тон чрезмерного самохвальства, что здесь сыграли роль
не только подвиг Красной Армии и сила ее, а и международная
обстановка и наша дипломатия.
Вскоре в Чите собрались делегаты Народного собрания ДВР.
Вот их единодушное решение:
«В 1917 году, когда рабочие и крестьяне по всей России свергли
власть помещиков и буржуазии, мы, трудящиеся Дальнего Востока,
установили единую с Россией Советскую власть и на нашей далекой
окраине.
Испугавшись трудовой революции, международная буржуазия
вооружила русскую контрреволюцию, послала ей на помощь своих
солдат, и власть Советов на Дальнем Востоке, как и в Сибири, была
свергнута.
Адмирал Колчак и атаман Семенов, атаман Калмыков и другие
черные генералы и чиновники жестоко расправились с революцион-
ным рабочим и крестьянином; иностранные войска — чешские, япон-
ские, французские, американские и другие — хозяйничали на нашей
земле.
Русские рабочие и крестьяне как один поднялись против чер-
ных сил русской и мировой реакции и выбросили их из России. По
примеру наших братьев на Западе, мы разбили всех атаманов и
генералов на Востоке.
...Рабочие и крестьяне учитывают опыт последних лет и прихо-
дят к неизбежному заключению, что единственной защитницей тру-
дящихся является лишь Советская Россия, что лишь в тесном еди-
нении с рабочими и крестьянами всей России мы сумеем защитить
нашу свободу, наши права.
187
...Мы, депутаты Народного собрания Дальневосточной респуб-
лики, должны выполнить требования нас пославших.
В согласии с непреклонной волей всего трудового населения
Дальнего Востока, в согласии с решениями, вынесенными на собра-
ниях и сходках рабочих и крестьян, в согласии с теми наказами, ко-
торые нам дали наши избиратели, мы, представители рабочих и
крестьян всего Дальнего Востока, постановляем:
1)	Народное собрание Дальневосточной республики объявить
распущенным.
2)	На всем русском Дальнем Востоке объявить власть Советов.
3)	Демократическую конституцию Дальневосточной республики
и ее законы объявить отмененными.
4)	Просить ВЦИК и съезд Советов России присоединить Даль-
ний Восток к единой Российской Социалистической Советской Рес-
публике, распространив на Дальний Восток действие советской кон-
ституции и советских законов.
5)	Создать Дальневосточный революционный комитет, которому
передать всю полноту власти и поручить провести в жизнь объеди-
нение Дальнего Востока с Советской Россией и установление повсе-
местно в нашем крае власти Советов».
А через неделю на пленуме Московского Совета Ленин произ-
нес под дружные аплодисменты незабываемые слова:
— Вы знаете прекрасно, сколько жертв принесено при дости-
жении того, что сделано, вы знаете, как долго тянулась гражданская
война и сколько сил она взяла. И вот, взятие Владивостока пока-
зало нам (ведь Владивосток далеко, но ведь это город-то нашен-
ский), показало нам всем всеобщее стремление к нам, к нашим за-
воеваниям. И здесь и там — РСФСР. Это стремление избавило нас
и от врагов гражданских и от врагов внешних, которые наступали
на нас...
Школа х
масштабом
в страну
Помнят все города и села,
Хоть десятки лет пронеслись,
Знаменитый съезд комсомола,
Где Ильич дал завет: учись!
Люди брали кусочек мела,
Напряженно морщили лбы
И с трудом рукой неумелой
Выводили:
Мы не рабы...
Павел Железнов
Закрепление завоеваний рево-
люции, грядущую победу социализ-
ма в нашей стране Владимир Ильич
Ленин связывал с ростом культуры,
науки, с воспитанием и просвещени-
ем народа.
В самом начале своего сущест-
вования молодая Советская власть
сделала все возможное, чтобы широ-
ко распахнуть двери начальной,
средней и высшей школы для всех
граждан. И в первую очередь для
тех, кто не имел доступа к знани-
ям,— для трудящихся. Школой стала
по сути вся страна.
В этом разделе повествуется о
том, как советские люди энергично,
по-ленипски взялись за учебу, как
они создавали основы социалистиче-
ского народного хозяйства, социали-
стической культуры, науки, присту-
пили к осуществлению дерзновен-
ных планов В. И. Ленина.
Александр Мельников
КАКАЯ БУКВА?..
Задачи третьего фронта — можно ли рассматри-
вать, как маловажные? Владимир Ильич был далек
от этой мысли.
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
Май 1918 года. На конференции учителей Сущевско-Марьинского
района Москвы выступает В. И. Ленин.
Настороженно слушают здесь Председателя Совета Народных
Комиссаров. Тщательно оценивается каждое его слово, взвешивается
каждая его мысль.
Владимир Ильич напоминает, как Романовы триста лет угне-
тали народы России, держали их в нищете и невежестве. Настала но-
вая эпоха. Учительству необходимо заинтересоваться новой поста-
новкой вопросов педагогики, нравственности, религии. Человеческий
ум может ныне развиваться и творить совершенно свободно. Благо-
датно служить народу в такую эпоху!
Сказано все четко, прямо. Для колебаний не остается места:
надо решать, с кем идти. И сомневающиеся кончают свои раздумья.
Записываются в секции, тянутся к активной работе.
Результат конференции в Сущевско-Марьинском районе убеди-
телен, нагляден. Народный комиссариат просвещения приступает к
организации множества различных курсов, конференций, семинаров
для учителей. В одном только 1918 году проведено двести сорок пять
съездов!
В противовес реакционному Всероссийскому учительскому союзу
(ВУС) пора образовать иной союз педагогов, твердо стоящий на
191
большевистской платформе. Сейчас уже не определить, кто и когда
первым высказал такую мысль. Но точно известно: дельное предло-
жение сразу же получило поддержку. Педагоги-коммунисты объеди-
няются в Союз учителей-интернационалистов.
5 июня 1918 года Ленин присутствует на первом Всероссийском
съезде учителей-интернационалистов, выступает с приветственной
речью. Многие из них штурмовали Зимний, брали Московский
Кремль, коммунисты. С ними можно быть откровенным, и Владимир
Ильич без обиняков говорит:
— Учительская армия должна поставить себе гигантские про-
светительные задачи и прежде всего должна стать главной армией
социалистического просвещения... Нельзя ограничить себя рамками
узкой учительской деятельности. Учительство должно слиться со
всей борющейся массой трудящихся. Задача новой педагогики —•
связать учительскую деятельность с задачей социалистической орга-
низации общества.
Еще бушуют иностранная интервенция и гражданская война.
Первейший фронт — военный. Еще в стране хозяйственная разруха.
Ясно, что второй фронт — хозяйственный. Армия просвещенцев дей-
ствует на третьем фронте — культурном.
Глава Советского правительства заботится о материальном обес-
печении бойцов этого третьего фронта. Он подписывает декрет
«О нормах оплаты учительского труда». Устанавливаются твердые
ставки, порядок выплаты пенсий.
А 26 августа 1918 года открывается I Всероссийский съезд по
просвещению. Семьсот его делегатов избирают Ленина почетным
председателем, приглашают участвовать в работе съезда. Собрав-
шиеся мечтают услышать Ленина. Приедет ли? Два дня его так и
не было. На третий день разнесся слух, что он выступит.
Своим чередом идут прения. Но все ждут Ленина. Как только
открывается дверь, сотни голов поворачиваются к ней: не он ли?
А Владимира Ильича все нет. Прения по очередному докладу под-
ходят к концу. Кто-то предлагает сделать перерыв на обед. Из
президиума возражают:
— Владимир Ильич выехал из Кремля. Через несколько минут
будет здесь.
Прения продолжаются. Ленин, по своему обыкновению, входит
тихо и незаметно. Стараясь не привлекать внимания, он прибли-
жается к столу президиума. Но сидящие на передних скамьях за-
мечают его. Узнают его и в других рядах. Вспыхивают аплодис-
менты.
Когда они наконец затихают, Владимир Ильич неторопливо
начинает свою речь. Он обрисовывает международную обстановку,
напоминает, как справедлива война против белогвардейцев и интер-
вентов.
— Одна из составных частей в той борьбе, которую мы сейчас
ведем,— дело народного образования,— говорит он.— ... Наше дело
в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии;
192
мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики — это
ложь и лицемерие.— И, обращаясь к присутствующим, спрашивает:
— Что такое был саботаж, объявленный наиболее образован-
ными представителями старой буржуазной культуры?
Делегаты понимают, Лениным разумеется антисоветская дея-
тельность Всероссийского учительского союза.
— Саботаж показал нагляднее, чем любой агитатор, чем все
наши речи и тысячи брошюр,— продолжает Владимир Ильич,— что
эти люди считают знание своей монополией, превращая его в ору-
дие своего господства над так называемыми «низами».
Владимир Ильич заключает:
— Все, что сочувствует народу не на словах, а на деле, луч-
шая часть учительства, придет на помощь,— и в этом для нас верный
залог того, что дело социализма победит.
— Уж очень вы крепко насчет школы сказали, пожалуй, черес-
чур,— говорит Луначарский Ленину.
— Я хотел этим сказать, что воспитанием будущих поколений
закрепляется все, что завоевано революцией,— ответил Владимир
Ильич.
Он напомнил Луначарскому, в какой тугой жгут сплелись за-
дачи всех трех фронтов — военного, хозяйственного и культурного:
чтобы революция могла привести к правильному хозяйственному
строительству и к победе над всеми внутренними и внешними вра-
гами, необходимо как можно скорее подвести под эту революцию
фундамент действительной культурности, то есть знаний и общих
и технических, которые даются школой для детей и работой вне-
школьной, политпросветительной со взрослыми.
Через два дня после выступления Владимира Ильича на I Все-
российском съезде по просвещению, когда делегаты и с ними Круп-
ская слушали концерт, пришло страшное известие: в Ленина стре-
ляли. Надежда Константиновна, приехав в Кремль, застала Ленина
уже на кровати, бледного, без кровинки в лице. Позже она вспоми-
нала: «Около постели Ильича стоял Анатолий Васильевич и смот-
рел на Ильича испуганными и жалостливыми глазами. Ильич ему
сказал: «Ну, чего уж тут смотреть»».
...В середине сентября Ж8 года Ленин возвращается к своим
обычным долам. Круг их по-прежнему необъятно широк, но про-
блемы третьего фронта он не упускает из виду. Надежда Констан-
тиновна свидетельствует: «Вся работа Наркомпроса была у него на
учете. Он постоянно говорил с работниками Наркомпроса... вникал
во все детали и считал, что по мере прекращения войны вопросы
просвещения будут выдвигаться все больше и больше на первый
план и занимать все больше места». Неотступно следит Владимир
Ильич и за Союзом учителей-интернационалистов. Ряды организа-
ции растут. И это его радует, он советует «той части учительства,
которая встала на почву Интернационала, которая встала на почву
Советской власти», заботиться о создании более широкого и по
возможности всеобъемлющего учительского союза.
13
Заказ 2878
193
В это же время Совнарком утверждает один за другим законы)
об организации дела народного образования в Российской респуб-
лике, о питании детей, об охране и передаче в ведение Наркомпроса
научных ценностей: лабораторий, музеев, приборов, коллекций, по-
собий... Уже много раз скреплял Ленин своей подписью подобные
документы. Фундамент нового просвещения заложен. Это понимает
большинство учителей. Но не знают еще они того, что Владимир
Ильич уже обдумывает и дальнейшие пути советской школы.
Приближается VIII съезд партии. В его повестке — обсуждение
и принятие новой программы. Готовит ее комиссия под руководством
Ленина. Он разрабатывает основные части проекта программы. Пи-
шет и раздел по народному образованию. Набрасывает первый его
вариант. Затем второй. Еще и еще раз вносит уточнения. И в каждой
новой редакции раздел об образовании становится все более широ-
ким, все более полным.
Наконец, Владимир Ильич окончательно формулирует генераль-
ную линию в области просвещения. Съезд ее одобряет. В программе
партии провозглашается: «В области народного просвещения РКП
ставит своей задачей довести до конца начатое с Октябрьской рево-
люции 1917 г. дело превращения школы из орудия классового господ-
ства буржуазии в орудие полного уничтожения деления общества на
классы, в орудие коммунистического перерождения общества».
Это главная задача. Стержневая. А вот пути к ее решению.
— Мы должны взяться,— убеждает Владимир Ильич работни-
ков по внешкольному образованию,— за простое, насущное дело мо-
билизации грамотных и борьбы с неграмотностью.
26 декабря 1919 года появляется исторический «Декрет о лик-
видации безграмотности среди населения РСФСР». Он проникает
повсюду: в отдаленные села, на передовые линии фронтов граж-
данской войны, которая еще бушует в стране. Молодая учительница,
впоследствии известная советская писательница, Лидия Сейфуллина
привозит декрет в 5-ю армию, под Челябинск. И вот уже в воинской
части они читает вслух:
— «В целях предоставления всему населению республики воз-
можности сознательного участия в политической жизни страны Со-
вет;Ц^родных Комиссаров постановил^»
Один из слушателей замечает:	/
„— Какие же мы сознательные участники, если не сумеем гра-
мотно политическую речь сказать? Наломаем по-деревенски скло-
нения и падежи...
Сейфуллина продолжает:
— «Все население республики в возрасте от 8 до 50 лет, не
умеющее читать или писать, обязано обучаться грамоте на родном
или русском языке по желанию».
Кто-то бросает:
— Посмел бы царский солдат обучаться да хоть маленько рас-
суждать о политике!
— Тут бы ему в минуту — дырка в голове...
194
— А если еще сознательно... целый взвод — пли!
— Раньше говорилось: что солдат? Серая скотина.
— А Совнарком Постановил: нет — люди! Население респуб-
лики! Учиться должны!
Ленинский декрет разъясняют сотни плакатов. Стены домов и
окна учреждений, витрины магазинов и сельских лавок, пролеты
мостов и дорожные столбы пестрят лозунгами: «Долой неграмот-
ность!», «Грамотность — меч, побеждающий темные силы!», «Грамо-
та — путь к коммунизму».
Но где взять учителей, которые будут заниматься с сотнями ты-
сяч людей, не умеющих читать и писать? Декрет устанавливает:
«Народному комиссариату просвещения и его местным органам
предоставляется право привлекать к обучению неграмотных в по-
рядке трудовой повинности все грамотное население страны...»
Армию третьего фронта пополняют студенты и учащиеся старших
классов, врачи и инженеры, служащие и рабочие различных учреж-
дений и предприятий.
В красных уголках заводов, шахт и фабрик, в клубах, народных
домах и избах-читальнях открываются пункты ликвидации негра-
мотности (ликбезы). Уже весной 1920 года счет им в различных гу-
берниях России ведется четырехзначными числами.
В Красной Армии занятия по ликвидации неграмотности про-
водятся ежедневно. И в любых условиях: на бивуаке, в походе, при
формировании воинской части в тылу и во фронтовой полосе перед
боем. Один из известных наших полководцев наблюдал такую кар-
тину. Кавалеристы мчатся на передовую. До места, где кипит сра-
жение, уже недалеко. Но — что за странность! — на спинах всадни-
ков белеют какие-то прямоугольники. Время от времени один из
конников поднимет пику и, указывая на эти прямоугольники, спра-
шивает:
— Какая буква?
— Бы...
— Не «бы», а «бэ»,— поправляет он.— А это? •
— Гэ.	-
— Правильно, молодец.-
Оказывается, комиссар пришпилил крупно написанные буквы к
спинам бойцов и прямо на марше проверяет, как усвоена азбука.
В городах и деревнях народ валом валит на пункты ликбеза.
И каждому, к#о пришел, нужен букварь. Дореволюционный, конеч-
но, не годится. Опытные педагоги принимаются за составление но-
вого.
Помочь ликбезу берется и Владимир Маяковский. Он пишет
«Советскую азбуку». На каждую букву — сатирическое двустишие.
«Б»: Большевики буржуев ищут,
Буржуи мчатся верст за тыщу.
«Д»: Деникин было взял Воронеж.
Дяденька, брось, а то уронишь*
195
Но учебных изданий все еще мало. Не хватает также бумаги
и карандашей, перьев и чернил. А тут еще мутят воду кулаки и
попы. Тянут от ликбеза верующих, темных. При Наркомпросе соз-
дается Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации без-
грамотности. Изыскиваются средства для помощи третьему фронту.
«Помню, как Владимир Ильич, придя на одно наше заседание,
на котором собрались местные работники,— вспоминала Надежда
Константиновна,— прислушивался к тому, что они говорили,'а в за-
ключение сказал, что необходимо более углубленно ставить работу,
втягивать массы». И Всероссийская чрезвычайная комиссия по лик-
видации безграмотности втягивает в свой актив множество людей.
В городах, уездах и волостях открываются тысячи курсов по под-
готовке учителей для школ и кружков ликбеза. Правда, пункты, где
обучаются взрослые, располагаются порой в мало приспособленных
для этого помещениях, а писать здесь приходится вместо бумаги на
выбеленной стене, деревянных дощечках или бересте. Вместо чер-
нил — свекольный отвар или ягодный настой. Вместо металлических
перьев — гусиные. Карандаш подчас заменяется углем. Но для тех,
кто /тянется к знанию и свету, все это не препятствие. В одном лишь
1920^ году ликбезы охватили три миллиона человек!
гНа занятиях ликбеза бывал и Алексей Максимович Горький.
На заседании Петроградского Совета рабочих депутатов он делился
впечатлениями: «...Приходишь в эту аудиторию безграмотных людей
и казалось бы — ну, что такое? Ну, вот сидят разные серые люди.
И первое впечатление не выгодно для них. Сидят и смотрят на тебя,
как бараны на новые ворота. Но пройдет несколько минут, полчаса,
и вдруг вы чувствуете, и вы видите по лицам, по глазам страшное
напряжение внимания. Вам кажется, что из вас вытягивают всю
вашу энергию, все ваши знания, все ваши силы... Эти люди ставят те
основные вопросы, которые интересуют все человечество и которые
впервые еще у дикарей толкнули мысль на тот путь, который привел
к великим завоеваниямлшСЬг !Э(рих>мыслей в мире родились Толстые,
Шекспиры, Эдиссоны, Марксы,-Ленины».
...Обостренным чутьем писателя )уловил Горький необычайную
трансформацию* «серых людей», понял^ что они станут инженерами
и изобретателями, литераторами и-учемыми, политиками и государ-
ственными) деятелями. Алексей Максимович не дожил до тех дней,
когда эти люди построили космические корабли и начали разведку
дальних планет, проникли в тайну атома и заставили его работать
на пользу человеку.
Не дожил до этих дней и Ленин. Трезвый политик, он любил
фантазировать, мечтать. Не раз вспоминал он слова Д. И. Писа-
рева: «Мечта может обгонять естественный ход событий... поддер-
живать и усиливать энергию трудящегося человека». Потому-то
Владимир Ильич, как вспоминала Крупская, «налегал на нас, про-
свещенцев, требовал, чтобы шире организовывали учебу среди взрос-
лых рабочих, крестьян, красноармейцев, не формально подходили
к учебе, не по-казенному, а ширили горизонт учащихся, пропитывали
196
всю учебу духом партийности... Требовал, чтобы всеми путями от-
крывали доступ к высшему образованию тем, кому были раньше эти
пути заказаны».
Успехи третьего фронта ощутимы и зримы. И вдруг Горький
бьет тревогу. 22 декабря 1920 года он пишет VIII Всероссийскому
съезду Советов: «Наблюдаются факты рецидива, повторения без-
грамотности: весной человека научили читать, а к осени он уже
забыл, как это делается, ибо ему не на чем было упражнять спо-
собность чтения». Да, из-за развала транспорта нужная книга за-
леживается на складах, подолгу не попадает в отдаленные деревни
и села.
Н. К. Крупская предлагает, чтобы «Беднота» взяла на себя пуб-
ликацию учебного материала. Редакция газеты подхватывает эту
мысль, начинает печатать букварные листы, методические советы для
учителей ликбеза.
При наркомате действует литературно-издательский отдел. Ле-
нин еще в 1918 году написал инструкцию Наркомпросу о составле-
нии и издании популярных книг, наметил их тематику. У себя на
квартире проводил он совещания, где в кругу ответственных изда-
тельских работников делился мыслями о том, как писать популярно.
Владимир Ильич высказал идею, что должны быть особые сборййки
газетных статей для чтения во всех деревнях. И выпускаются серии
брошюр: «Речи и беседы агитатора», «Речи и беседы пропагандиста»,
«Рабоче-крестьянская листовка». Выходят в свет тома сочинений
Н. А. Некрасова и Л. Н. Толстого, А. Н. Островского, Н. В. Гоголя,
И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, А. П. Чехова. Тираж их неслы-
ханный доселе — пятьдесят тысяч, сто тысяч...
Но всего этого опять-таки не хватает на громаду российского
населения. Владимир Ильич уже раньше предвидел, какой колос-
сальной будет потребность в печатном слове. Увидя Луначарского
наутро после штурма Зимнего, Ленин отвел его в сторону и сказал:
— Постарайтесь обратить в пер ну юсгойЬв.у внимание на библио-
теки... Поскорей надо сделать книгу доступной'массе! .	h
Спустя немного времени Председатель Совнаркома предййсал
строго учитывать и оберегать книгохранилища, дал указание,xpcrca*
вить проект реорганизации библиотек. Но Наркомпрос медли^д Ле-
нин дважды объявляет за этшвыговоры. Затем следует ленинский-
декрет о централизации библиотечного дела. Отныне продвижение
книги во все концы России осуществляется по плану. Государствен-
ные библиотеки — губернские, городские, уездные, сельские, всякого
рода передвижки и летучки—доносят печатное слово до миллионов
советских тружеников.
А Владимир Ильич мечтает уже о большем.
— В массу надобно двинуть всю старую революционную лите-
ратуру, сколько ее есть у нас и в Европе,— говорит он Горькому.
Школы, учителя, книги, условия для учебы детей и взрослых—•
об этом не перестает заботиться Владимир Ильич. Стоит ему уз-
нать, что в одном из сел Подольского уезда заняли школу, как
197
тотчас местным властям посылается распоряжение Совнаркома об
освобождении учебного помещения. В Кремль сообщают, что
в нескольких губерниях учителям не выплачивают жалованья
из-за нехватки денежных знаков. Ленин сразу же указывает: «Надо
дать предпочтение учителям». Луначарский звонит по теле-
фону:
— Шкрабы голодают.
— Кто-кто? — переспросил Владимир Ильич.
— Шкрабы — это новое обозначение для школьных работ-
ников.
Ленин не смог скрыть своего неудовольствия:
— А я думал, это какие-нибудь крабы в каком-нибудь аквариу-
ме. Что за безобразие назвать таким отвратительным словом учи-
теля! У него есть почетное название — народный учитель. Оно и дол-
жно быть за ним сохранено.
Люди, которые несут народу знания и свет,— это очень почтен-
ные люди. Сын передового педагога, Владимир Ильич с юных лет
проникся таким сознанием.
Узнав, что в Москве находится представитель учителей Весье-
гонского уезда Виноградов, Ленин с радостью принимает его.
Виноградов вспоминал: «Меня сразу поразила простота этого
человека. Ни тени смущения не испытал я и в дальнейшем за все
время беседы с ним, и чем дальше шел разговор, тем более хоте-
лось говорить, говорить свободно и откровенно».
— Как ваши учителя относятся к Советской власти? — спросил
Владимир Ильич.
— В массе своей они никогда не были против нее.
Подробно рассказал Виноградов о жизни и работе своих то-
варищей, поведал о нехватке у них съестных продуктов, обуви.
В. И. Ленин тут же набрасывает отношение в Народный ко-
миссариат продовольствия. Пишет, чтобы обеспечили весьегонских
учителей всем необходимым.
Сорок пять минут пролетают незаметно. Владимир Ильич тепло
прощается с Виноградовым:
— Наше учительство всегда смело может рассчитывать на под-
держку Советской власти. Двери для учителей к нам всегда от-
крыты. Передайте им об этом вместе с моим приветом.
Наркомпросу Ленин отводит особое место в рабоче-крестьянском
государстве.
— Когда-то у нас будет только два громадных наркомата: Нар-
комат хозяйства и Наркомат просвещения,— говорит он Луначар-
скому.
Даже прикованный болезнью к постели, Владимир Ильич не за-
бывает об учительской армии. 26 ноября 1922 года он шлет привет-
ствие IV Всероссийскому съезду работников просвещения. А когда
его здоровье немного улучшается, он спешит поделиться своими
сокровенными мыслями. Диктует статьи. Не раз говорит в них о
просвещении. Напоминает: «Народный учитель должен у нас быть
198
поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не
стоит и не может стоять в буржуазном обществе».
Ленин порывается продиктовать статью об окончательной лик*
видации безграмотности в нашей стране. Но силы его иссякают.
Он просит Надежду Константиновну написать такую статью. И хо-
чет сделать приписку. Тяжелый приступ болезни лишает его этой
возможности.
До последней своей минуты думал Ленин о просвещении Рос-
сии. Бесконечно прав Луначарский:
— Владимир Ильич был величайшим просветителем в нашей
стране... Я думаю, что лучшей памятью ему будет, если на его па-
мятнике напишем слова: «Владимиру Ильичу Ленину — великому
народному учителю».
Георгий Марягин
БРОСОК В БУДУЩЕЕ
Цитировалось в книгах и речах,
и в частных спорах вспыхивало это —
о точке той, где б приложить рычаг,
чтоб сдвинуть мир, по слову Архимеда.
...Он знал, как, в мысль далеко прошагав,
вернуться к тем, чьи мысли в снах томятся,
чтоб уперлось подножье рычага
в единством цели движимую массу.
НИКОЛАЙ АСЕЕВ
1
Никто так, как Ленин, не знал активных деятелей партии, участ-
ников подполья. Он изучал не только их революционную деятель-
ность, но биографии, характеры, способности, призвания.
Поэтому Ленин безошибочно рекомендовал Центральному Ко-
митету кандидатов на посты руководителей наркоматов, в колле-
гии, управления. В каждый наркомат по его настоянию вводили
коммунистов — специалистов с образованием или с большой прак-
тической выучкой.
Правда, профессиональные партийные работники не всегда
о&отне шли на хозяйственную работу. При огромной занятости
Ленин находил возможность беседовать с каждым специалистом, ре-
комендованным на важный пост.
Так, в ноябрьские дни в кабинет Ленина вошел бывший под-
польщик инженер Козьмин, назначенный на пост члена коллегии
Народного комиссариата продовольствия. Он, как и многие ста-
рые члены партии, был увлечен политической работой, считал, что
наиболее важным поручением партии является агитационная или
массово-организационная работа.
Ленин беседовал с Козьминым несколько минут. Но их вполне
хватило на то, чтобы распахнуть перед Козьминым захватывающие
просторы инженерной деятельности в первые дни социалистической
200
революции. Владимир Ильич убедил посетителя: работа по специ-
альности является самым великим долгом члена партии.
Козьмин, увлеченный Лениным, вместе с ним прикидывал, как
нужно организовать мукомольное дело, поставить на индустриаль-
ную основу, как сделать его высокопродуктивным, высвободиться от
огромной потери зерна.
Ленин советовался с Козьминым, кого из специалистов при-
влечь для работы в продовольственных органах, расспрашивал, как
вообще настроены специалисты, можно ли рассчитывать на них, под-
держат ли они начинания Советского правительства. И в то же время
Ленин убеждал, что вопрос о привлечении специалистов — самый
важный для победы нового строя.
Козьмин впервые видел Владимира Ильича в октябрьские дни.
Его поразило, что Ленин, работающий по двадцать часов в сутки,
был жизнерадостен, напорист.
— Скажите, а пойдет ваша инженерная братия работать к
нам? — расспрашивал Ленин Козьмина.
— Те, кто в цехах, пойдут. Они связаны с делом. А крупные
специалисты вряд ли пойдут. Долго будут присматриваться. Мно-
гие собираются за границу.
— Представьте, уже начали идти и крупные. Вот на второй день
после 25 октября один видный специалист прислал заявление с пред-
ложением услуг.
— Крупный специалист?!—удивился Козьмин.— Кто?.. Можно
узнать?
— Генерал Одинцов!
— Ну, это военный специалист. Военное дело не наука.
— А, вы под ветрами наших «левых» клонитесь. Это они про-
поведуют, что нет военной науки. Есть! Мы будем ее разрабатывать
и строить армию. Фразами о революционной войне отечество не за-
щищают. Мы теперь «оборонцы».
— Как оборонцы?..
— С точной даты. С 25 октября. И будем защищать революци-
онное государство.
— Я перебираю в памяти видных специалистов и не могу при-
помнить, кто из ученых, крупных деятелей техники, инженеров раз-
деляет наши взгляды,— сказал Козьмин.
— Вы хотите сказать, кто из них знаком с нашими взглядами,—•
поправил его Ленин.— Немногие. Но есть те, кто, очевидно, пой-
дет с нами. Такие, как Тимирязев, не могут не пойти... Читали его
статьи о кадетах и прочих «демократах»? Тимирязев будет с нами.
Тащите к нам инженеров. Без инженеров, без специалистов мы
пропадем. Они поймут, потому что мы делаем великое дело.
— Скоро ли поймут? Сроки не вышли. Немало таких, что враж-
дебны к нам. Господин Шульгин недавно вещал: будем нищими, а
с большевиками работать не будем. И стоит ли тащить людей с
враждебной психологией и идеологией к нам?
— А вы тащите. Мы их переварим. Поможем.
201
2
Смольный с каждым днем жил напряженней. Жизнь в нем ки-
пела днем и ночью. К ночи даже еще людней становилось. Ярко све-
тились в декабрьской мгле его окна. Прежде только в дни выпуск-
ных балов так полыхали они в бывшем Институте благородных
девиц.
К десяти часам сюда съезжались, сходились на заседания Со-
вета Народных Комиссаров. Ленин непременно руководил всеми за-
седаниями, хотя формально их порой вели и другие. Он выслушивал
докладчиков, готовил резолюции, диктовал их. Он заслушивал до-
клады наркомов, членов коллегий, руководителей путей сообщения,
представителей Совнархоза. Следил, чтобы докладчик не перешел
за пять минут (самая большая норма для доклада), готовил резо-
люции, писал записки.
Среди множества разнообразных вопросов организации госу-
дарственности, управления промышленностью, транспортом, созда-
ния органов просвещения, призрения, медицины был всегда один не-
пременный — о специалистах.
Ленин не упускал возможности напомнить о привлечении их. Он
напоминал руководителям отделов ВСНХ, наркоматов, кого из хи-
миков, энергетиков, металлургов, кожевников, мукомолов, нефтяни-
ков нужно разыскать в Петрограде, Москве, кому поручить разра-
ботку экономической темы, инженерного проекта.
Те, кто получал записки, знали, что Ленин через несколько дней
обязательно проверит, что сделано по его поручению.
Часто в процессе обсуждения доклада какого-то комиссариата
ленинское практическое предложение вдруг по-новому озаряло во-
прос, прокладывало самый верный путь к решению его.
Выступая в декабре с докладом о работе Народного комисса-
риата по просвещению, нарком А. В. Луначарский не знал, что
его доклад будет для Ленина поводом выдвинуть идею, ознаменовав-
шую поворот в развитии наук.
— Значит, в комиссариате нашли приют все музы, кроме од-
ной? — спросил Ленин, внимательно выслушав сообщение Луначар-
ского.
Нарком вопросительно взглянул на Владимира Ильича.
— Я говорю о науке. У вас есть всякие отделы: Лито, Музо,
Изо... Но кто руководит наукой?..
— Мы просили москвичей отпустить профессора Штернберга на
пост комиссара высших учебных заведений. Не отпустили, а пока
дело только налаживается.
— Отпустят,— сказал Ленин.— Но наукой у вас занимаются
мало и плохо. Ваши издания публикуют разные приказы в поэти-
ческой форме о мобилизации искусства. Когда же вы собираетесь
мобилизовать науку? Издать планы мобилизации ее? Уже два ме-
сяца власти Советов. Два месяца! Через сколько времени будет
подготовлен такой план?
202
Луначарский стоял, продумывая ответ. Как и все народные
комиссары, он знал, что Ленин непременно проконтролирует, вы-
полняется ли решение или постановление Совнаркома. Сроков на-
обум Владимир Ильич не терпел.
— Трудно разработать такой план. Многие ученые саботиру-
ют,— сказал Луначарский.— Как и вся интеллигенция.
— А кое-кто из работников Наркомпроса заражены комчванст-
вом. Нам нужно убеждать, завоевывать буржуазную интеллиген-
цию,— произнес Ленин.— Кожевники в Совнархозе отлично поняли,
что без специалистов не обойтись. Они организовали синдикат, при-
влекли в него крупных профессоров, бывших купцов. Представьте
себе, они не боятся у купцов учиться социализму. Не боятся идей-
ной инфекции. Ею не заражаются, даже «левые коммунисты»,— Ле-
нин рассмеялся.
— Мы представим план мобилизации наук в январе,— сказал
Луначарский.
— Этот срок мы зарубим на доске,— произнес Ленин, обраща-
ясь к Горбунову, оформлявшему протокол заседания.— В январе
Наркомпрос представит план по науке не просто обогревательный,
а точный, как прицел. План мобилизации наук. Именно мобилиза-
ции...
В январе 1918 года Наркомат просвещения закончил разработку
проекта плана мобилизации наук. Луначарский переслал его Ле-
нину.
— С проектом плана можно согласиться как с основой,— со-
общил Ленин Луначарскому перед одним из заседаний Совнарко-
ма,— но там есть упущение. И серьезное. Почему обошли Россий-
скую академию наук?
— Члены коллегии Наркомпроса считают, что она, по сути, оста-
лась императорской,— ответил Луначарский.— По мнению многих,
это косные учреждения.
— А как считает нарком? — рассмеялся Ленин.— Присоединя-
ется к большинству? Что вы поручали академии, к чему привлека-
ли ее?
— Поручили готовить научное издание произведений корифеев
русской литературы.
— Но в академии не только отделение языка и литературы.
Есть комиссия по изучению производительных сил России. Там ра-
ботают молодые физики в области изучения света, молекулярного
строения, исследования атома... Разве работы академика Ипатьева
по связыванию азота воздуха — это косные дела? Кстати,— уже об-
ращаясь к Горбунову, продолжал Ленин,— выясните, где находятся
остатки радиевых руд. И предложите передать их Академии наук.
Там работают над исследованием радия. И не имеют сырья...
А иные члены коллегии Наркомпроса, не зная о нуждах ученых,
занимаются дискуссиями: косные или не косные люди сидят в Ака-
демий наук... К сожалению, не только в Наркомпросе, а в ВСНХ
убеждены, что Российская Академия наук свое отжила. Осинский на
203
днях убеждал меня: «Нужно перестраивать это учреждение, по
сути, ломать его, там средоточие реакционного, отжившего». Экая
увлеченность «все ломать»! «Левые коммунисты» считают своей свя-
той обязанностью все ломать. Нужно поменьше ломать.— Мобили-
зовать науку на строительство социализма нужно. Мы начинаем
строить. Все строить: армию, промышленность, сельское хозяйство...
Предложите Российской академии принять участие в таких насущ-
ных вопросах, как исследование народонаселения России с хозяйст-
венной, экономической, политической точек зрения.
3
Непременный секретарь Российской Академии наук Сергей Фе-
дорович Ольденбург был озадачен присланным с нарочным из Нар-
комата просвещения проектом «мобилизации науки для нужд госу-
дарственного строительства». Наркомат настойчиво вел переговоры
об участии академиков в его работе.
Тогда, в январе 1918 года, его посетил представитель Наркомата
просвещения Шапиро. Нарком запрашивал через своего легата в
кожаной куртке, какую работу может выполнять Академия наук по
заданию Советского правительства.
Что он мог ответить посланцу советских властей. Академия
еще не получала никогда правительственных поручений, тем более
по «выполнению работ». Она олицетворяла чистую науку. Члены
этого высокого учреждения считали оскорбительным вторжение в
научную жизнь извне.
Представитель Наркомпроса ушел только с обещанием непре-
менного секретаря, что он предложит запрос Народного комисса-
риата на обсуждение общего собрания академиков.
Сейчас, просматривая пункты проекта «мобилизации науки»,
Ольденбург спрашивал себя, что побудило его с такой поспешно-
стью созвать экстраординарное общее собрание академиков. Ко-
нечно, не опасение, что Совнарком может применить какие-то санк-
ции к академии. Но и не желание начать сотрудничество с Совет-
ской властью.
Не случайно ведь на том экстраординарном собрании 24 января
был принят ответ академиков Наркомпросу: «Ответ академии может
быть дан по ..каждому вопросу в зависимости от научной сущности
вопроса по пониманию академии и от наличности сил, которыми она
располагает».
Припомнилось, что некоторые академики были вообще склонны
оставить язвительно ими высмеянный запрос и без ответа, как уни-
жающий высокие задачи науки.
Ольденбург представлял, какую бурю вызовет этот проект «мо-
билизации». Но, как говорят, «здесь Родос, здесь прыгай».
Нельзя ли повременить со всем этим обсуждением?
204
Страна была перед катастрофой. Февраль принес не только при-
родные метели, но и политические. В городе бушуют страсти; го-
ворят, что среди большевиков раскол по вопросу о мире с Герма-
нией. С фронта идет тревога — немцы перешли в наступление.
И несмотря на это, из Наркомата просвещения этот проект
«мобилизации науки»!?
Ольденбург перечитывает письмо наркома Луначарского, адре-
сованное президенту Академии наук гражданину А. П. Карпинскому:
«.’.В тяжелой обстановке наших дней, быть может, только вы-
сокому авторитету Академии наук с ее традицией чистой, незави-
симой научности удалось бы, преодолев все трудности, сгруппиро-
вать вокруг этого большого научного дела ученые силы страны».
В точных и строгих строках формула новых задач. Отныне ака-
демия должна стать не только исследовательским, но и организую-
щим центром науки. Не только штурманом, но и капитаном ее.
Сергей Федорович невольно вспомнил печальную историю воз-
никновения «Свободной ассоциации для развития и распространения
положительных наук». Ее основала группа академиков и профессо-
ров при участии Горького вскоре после Февральской революции.
Сколько было надежд, мечтаний о создании новых институтов, науч-
ных издательств популярных книг для народа! Временное прави-
тельство не посчитало даже нужным встретиться с учеными и вы-
слушать их. Как же теперь отнесутся академики к записке Нар-
компроса?
Ольденбург отлично знал настроения многих академиков, недву-
смысленно высказывавших свое отношение к русским якобинцам,
цитировавшим ядовитые фельетоны новожизненцев о культурных и
хозяйственных проектах нового правительства. Он несколько раз
перечитывает тезисы Наркомпроса. Все-таки с ними надо позна-
комить коллег. Пока не всех. Ольденбург решил созвать совещание
академиков — секретарей отделений.
Ольденбург зачитал собравшимся записку Наркомпроса. Навер-
ное, ни один документ, ни один указ не был выслушан в стенах
академии с таким вниманием, как план «мобилизации науки». В эти
минуты на каком-то перевале было старейшее научное учреждение
страны. Академия заседала под аккомпанемент гула рабочих от-
рядов, отправлявшихся на фронт против тевтонских полков, уже
осадивших Псков.
— Позвольте узнать, какую дезинфекцию намерены провести
после появления этого документа в стенах нашей альма-матер? —
язвительно спросил историк Платонов.— И нужно ли нам изводить
время на обсуждение сочинений якобинского публициста Луначар-
ского?
— Мы обязаны рассматривать все предложения правительст-
венных органов,— уклончиво отвечал Ольденбург,— так поступали
всегда.
— А сколько это правительство намерено быть, в записке не
сообщается,— резко произнес Платонов.— Мы уже пережили смутное
205
время одного «временного». Не нужно принимать никаких пла-
нов и прочих сочинений. Пусть поймут господа из наркомата, что
наукой не командуют, ею не распоряжаются. Сегодня мы согла-
симся с «мобилизацией наук», а завтра нам назначат какого-либо
комиссара, президента, который выстроит нас на плацу и повелит
строевым порядком демократизировать науку. Об этой демократи-
зации вещают разные наркомы в своих «Известиях». Академией ни-
кто не командовал.
— Положим, командовали,— заметил математик Стеклов,— и
президентов-комиссаров назначали. Екатерина семнадцатилетнего
Кирилла Разумовского командовать наукой утвердила. Николай II
своего родственника поставил во главе академии.
— Но «мобилизовать науку» никто не дерзал,— выкрикнул
Платонов.— Науке планы противопоказаны.
—• По-иному думал Дмитрий Иванович Менделеев,— спокойно
произнес химик Курнаков.— «Здание науки требует не только мате-
риалов, но и плана, воздвигается трудом, необходимым как для за-
готовки материала, так и для кладки его, для выработки самого
плана, для гармонического сочетания частей, для указания путей,
где может быть добыт наиполезнейший материал»,— увлеченно про-
цитировал Курнаков слова своего учителя.
—• Тогда что ж, коллеги, принимайтесь усердливо и раболепно
за составление планов,— не унимался Платонов.— Ваш труд будут
охранять «архангелы со штыками», о которых известил недавно ко-
миссар Володарский. Созидайте коммунистический рай по начерта-
ниям их пророков вроде доцента Покровского, который сумел вели-
ких государей Ивана Грозного и Петра Великого превратить в «про-
дукты экономических отношений» в своих статейках.
— Высказывания некоторых коллег,— сказал с обычной невоз-
мутимостью Ольденбург,— позволяют думать, что нужно создать ко-
миссию для рассмотрения предложенных Наркомпросом тезисов. По
принципу добровольного участия. Позвольте записать желающих
участвовать в комиссии.
— Прошу записать меня,— твердо произнес академик Марр.
— Думаю, что и мое участие не будет бесполезным,— вслед за
Марром вымолвил Стеклов.
Обширная комиссия в составе академиков Марра, Стеклова,
Курнакова, Крылова и других должна была подготовить ответ на
записку Народного комиссариата просвещения.
20 февраля проект постановления академии по поводу проекта
плана мобилизации науки был принят большинством голосов на эк-
страординарном заседании.
«Академия полагает, что значительная часть задач ставится са-
мой жизнью, и академия всегда готова, по требованию жизни и госу-
дарства, приняться за посильную научную и теоретическую разработ-
ку отдельных задач, выдвигаемых нуждами государственного стро-
ительства, являясь при этом организующим и привлекающим ученые
силы страны центром».
206
Это постановление, принятое в день, когда немцы, вероломно
нарушив условия перемирия, перешли в наступление на Петроград,
было своеобразным символом верности русской науки людям труда,
утвердившим свою власть на развалинах Российской империи.
Открывалась новая глава в истории мировой науки—она пере-
ставала быть автономной, она становилась производительной силой,
она становилась народной.
4
Мартовским поздним вечером с железнодорожной площадки
Цветочной, на окраине Петрограда, отправился необычный пасса-
жирский поезд. Советское правительство переезжало в Москву по
решению ЦК. После дружеской беседы за чаем Ленин пошел в свое
купе отдыхать. Хотелось взглянуть на дорогу, но окна были плотно
зашторены. Поезд организован с особой бдительностью и секрет-
ностью.
В Петрограде за каждым шагом Советского правительства сле-
дили агенты иностранных держав, анархисты, эсеровские боевики.
Они замышляли террористические нападения. Ленин выключил свет,
но долго не мог заснуть. Продумывал те события, которые сверши-
лись в эти мартовские дни. Там, за стенами вагона, простирались
просторы убогой и бессильной и в то же время обильной и могучей
России.
В такую ночь, на таком пути нельзя было заснуть. Мир был на
крутом повороте. Россия вызвала его на небывалое соревнование.
Она звала следовать ее примеру. Наш народ принялся осуществлять
самое заветное — утверждать социализм. То, к чему Ленин стре-
мился четверть века, к чему шел через годы боев, схваток, частых
побед, тяжелых поражений, через годы лишений, упорной подполь-
ной борьбы.
Утром за столиком купе Ленин стал набрасывать статью. Он с
математической четкостью формулировал главную задачу этих
дней — закладку еще невиданного миром социалистического государ-
ства.
Владимир Ильич писал весь день, отрываясь порой, чтобы взгля-
нуть на мартовский пейзаж страны великих просторов, неисчерпае-
мых природных богатств и человеческих сил. Он беседовал с людьми
своей Родины, с мужеством говорил им горькую правду о военном
поражении, «похабном Брестском мире». Он объявил единственно
справедливой войной войну за социализм.
Вечером, только ступив на землю столицы, Ленин отправил в
редакцию «Известий» отточенную и вдохновенную статью, каждая
строка которой была афоризмом, каждое положение — итогом
пройденного пути и азимутом для прокладывания верных путей в
будущее.
207
5
Никогда не было у Ленина еще такой бурной и вместе с тем
радостной весны, как весна 1918-го. Никогда он еще так не «зеле-
нел» (любимое им бетховенское выражение), как в эти мартовские
дни. В стране завершилось триумфальное шествие Октябрьской ре-
волюции — период завоевания власти. Начиналось основное строи-
тельство. План этого строительства дерзок, средства и методы его
поражают всех. Ленин призывал строить на базе того, что создал
капитализм, учиться торговать у купцов, привлекать к работе бур-
жуазных специалистов.
— Ленин признает наследие капиталистической культуры,— ви-
тийствуют зарубежные обозреватели.— Он вынужден сделать при-
знание, что социалисты не в состоянии построить что-либо без помо-
щи буржуазной науки.
«Левые коммунисты» тоже поднимают вымпелы демагогии. Ис-
пользуют все трибуны — от заводских до правительственных, обви-
няя Ленина в измене революции и восстановлении капитализма. Вто-
ря эсерам и меньшевикам, «левые» разжигают страсти хлесткими
фразами о возврате заводов капиталистам, о передаче командных
постов в промышленности и армии золотопогонникам, купцам, бур-
жуазной интеллигенции.
Обвиняя интеллигенцию в саботаже, «левые коммунисты» сами
саботируют. Не приступают к работе в ЦК, несмотря на то что из-
браны съездом. Противодействуют всем начинаниям в области хо-
зяйственного строительства.
И в эти дни снова торжествует ленинская тактика.
Даже те «левые коммунисты», которые занимают руководящие
посты в ВСНХ, наркоматах, избраны в состав Московского комитета
партии, не могут понять, каким образом, вопреки их прорицаниям,
уже многие специалисты проектируют электростанции, восстанавли-
вают кожевенные и машиностроительные заводы, пришли на службу
в армию, готовят советских командиров.
Ровно через неделю после появления статьи «Главная задача на-
ших дней» созывается совместное совещание Электротехнического
отдела и Отдела хозяйственной политики ВСНХ. Ленин участвует в
нем. Небольшой листок с пометками Ильича остался свидетельст-
вом ленинского планирования. Это, по сути, контуры первого плана
электрификации России. Ленин намечает не только строить Волхов-
скую ГЭС, но и проектировать станцию на водопаде Малая Иматра
в 1 000 000 лошадиных сил.
В эти дни Ленин не раз напоминает Луначарскому о необходи-
мости больше, шире заниматься наукой, не увлекаться лишь лите-
ратурой и театром.
— Ответила Академия наук на наше предложение? — спраши-
вает он часто наркомпросовцев на заседаниях Совнаркома.
Молчание академии, затянувшиеся переговоры ВСНХ с руково-
дителями промышленного объединения «Сормово — Коломна», пред-
208
лагавшими создать государственно-капиталистическое акционерное
общество, расценивается «левыми коммунистами» как явный сабо-
таж научной и технической интеллигенцией всех начинаний Совет-
ского правительства. Н. Бухарин, Н. Осинский и другие «левые» про-
должают в печати и устных выступлениях упрекать Ленина и его
единомышленников в том, что они движутся назад, а не ведут к
коммунизму.
Наконец Наркомпрос получает ответ Академии наук. Луначар-
ский читает по телефону Ленину письмо академика Карпинского:
«Милостивый государь, Анатолий Васильевич!
Письмо Ваше было доложено конференции Российской Акаде-
мии наук... Академия наук, не перестававшая ни на один день ра-
ботать и после октябрьского переворота... прежде всего двинула
справочник «Наука в России», в котором чувствуется острая необ-
ходимость, так как до сих пор невозможен за отсутствием такого
справочника подсчет и учет наших сил...».
— Прочтите еще раз те строки, где говорится об уче^е и под-
счете сил,— просит Ленин.— Это архиотлично сказано «учет наших
научных сил». То, что приходится втолковывать и доказывать нашим
любителям, р-р-революционной фразы, люди науки понимают органи-
чески. Без учета не может быть речи о строительстве социализма.
Учет и объединение научных сил! Это то, что необходимо. Это на-
чало перелома в среде научной интеллигенции. Читайте дальше...
«Академия наук готова,— продолжает Луначарский,— по требо-
ванию жизни и государства приняться за посильную научную и тео-
ретическую разработку отдельных задач, выдвигаемых нуждами го-
сударственного строительства, являясь при этом организующим и
привлекающим ученые силы страны центром».
— Главное учеными сказано! — восклицает Ленин.— Приняться
за разработку задач, выдвигаемых нуждами государственного стро-
ительства. Что теперь будут говорить «левые»? Кто поверит их ре-
волюционным фразам о саботаже ученых? Кажется, пришло время
обсудить с учеными конкретные задачи. Нельзя ли их пригласить в
Москву?
В разрушенном, с протекающей кровлей, выбитыми окнами зда-
нии Кремлевского дворца, в тесной комнатушке самого верхнего
этажа идут жаркие дебаты. Уже несколько часов подряд военные
работники обсуждают самый жгучий вопрос строительства Красной
Армии: об использовании специалистов, занимавших командные по-
сты в старой армии.
Один за одним выступают ораторы — начальники отделов На-
родного комиссариата по военным и морским делам, командующие
войсковыми соединениями, военные комиссары округов. Большин-
ство отрицает ленинские тезисы строить Красную Армию с помощью
военных специалистов, кадровых офицеров. Нельзя им доверять.
Привлечение старых специалистов оттолкнет рабочих и крестьян от
Красной Армии. Бойцы не подчинятся команде бывших царских офи-
церов.
14
Заказ 2878
209
Ленин, председательствующий на совещании, лишь изредка по-
дает короткую реплику, делает замечания. Показывает то жестом,
то меткой фразой свое отношение к выступлению того или иного ора-
тора.
Кто-то наконец предлагает вынести резолюцию о недоверии к
старым военспецам.
— Но ведь это только совещание,— произносит Ленин, подни-
маясь из-за стола. Все собравшиеся приготовились выслушать его
речь. Они убеждены, что Ленин будет критиковать выступавших, за-
щищать свои положения о строительстве Красной Армии с помощью
кадровых офицеров старой армии. А Владимир Ильич ограничивает-
ся коротким выводом:
— Вы попросили выслушать вас, мы вас выслушали, весьма
благодарны за информацию. А теперь разрешите нам, Центральному
Комитету партии, вынести решение по данному вопросу, использо-
вав, разумеется, и ваш опыт и ваши советы.
Через несколько дней, 19 марта 1918 года, Совет Народных
Комиссаров принимает решение о широком привлечении старых
специалистов в Красную Армию, вслед за этим Высший воен-
ный совет издает приказ об отмене выборов на командные долж-
ности.
В конце марта вопросы об использовании военных сцепиалистов
обсуждаются на заседании Центрального Комитета.
Слова предложенной Лениным резолюции: «Период завоевания
власти кончился, идет основное строительство» — становятся путе-
водными для партии и народа, определяют новый курс страны: стро-
ить, привлекая старых специалистов, саботаж их сломлен. Вопрос
об использовании специалистов различных отраслей обсуждается и
на пленуме ЦК. Ленин убеждает всех в важности привлечения к ра-
боте знающих, опытных, деловых людей. Центральный Комитет под-
держивает Ленина, поручает ему разработать тезисы «О задачах
Советской власти», касающихся данного момента. Ленин убеждает
Центральный Комитет, несмотря на кликушество, «левых коммуни-
стов», что в среде ученых и специалистов свершился перелом. Они
готовы сотрудничать с Советской властью. Их нужно звать, встре-
чать как друзей и соратников, окружать товарищеским вниманием.
В ответе академика Карпинского было понимание задач, выдвину-
тых правительством народа. Нужно было конкретизировать их. Это
чувствовал Ленин. Пока еще между практикой и чистой наукой была
пропасть. Предстояло наводить мосты.
Ленин лично контролировал переговоры с Академией наук, ее
приступ к решению задач строительства социализма.
8 апреля он поручил своему секретарю Горбунову выехать в
Петроград, в Академию наук:
— Прежде всего узнайте, какие экспедиции намечают организо-
вать, какие институты, лаборатории, исследовательские станции
нужно открыть в первую очередь. Строить без науки мы не сможем.
Вы инженер, и понимаете, что сегодня между техникой и наукой
210
должны быть установлены тесные связи. Кстати узнайте о работах
Рождественского по атомистике, Ипатьева — по связыванию
азота.
Ленину, изучавшему труды КЕПС (Комиссии по изучению ес-
тественных производительных сил) Академии наук в эмиграции, от-
четы о работах академика Ипатьева по связыванию азота, профес-
сора Лебедева — по получению СК, профессора Рождественского —
в области исследования элементарных частиц, профессоров Н. И. Ва-
вилова, А. И. Иоффе, было понятно, как эти корифеи науки ждут по-
мощи государства и народа, как мечтают они о создании исследова-
тельских институтов.
— И пригласите их приехать в Москву. Пригласите от имени
правительства. Вам известно, что Сергей Федорович Ольденбург, бу-
дучи министром просвещения, не только не мог убедить премьера
дать субсидии на Общество по распространению знаний, но и не до-
бился соизволения на прием ученых господином Керенским... Я уве-
рен, что они не откажутся приехать в Москву.
В один из апрельских дней Ленин принимает академиков, бесе-
дует с С. Ф. Ольденбургом и его коллегами о научных проблемах,
практических работах, проводимых академией, определяет, как вести
исследование естественных богатств в Советской России.
После беседы с академиками Ленин поручает Луначарскому от-
читаться перед ВЦИК о деятельности Наркомпроса.
— А согласие Академии наук работать с нами мы обсудим на
Совнаркоме,— говорит Ленин.— Они просят конкретизировать зада-
чи, пояснить их. Нам наши задачи ясны. Сделаем их близкими уче-
ным.
События развивались стремительно, с железной последователь-
ностью. 11 апреля ВЦИК одобрил деятельность народного комис-
сара просвещения и отметил «прекращение саботажа и со стороны
профессиональных ученых». В тот же день на объединенном заседа-
нии представителей ВЦСПС, Центрального комитета профсоюза
металлистов, ВСНХ, крупнейших предприятий и инженеров Ленин
доказал необходимость национализировать все трестированные пред-
приятия, а специалистов, занятых в них, привлечь на службу госу-
дарству.
Через несколько дней «Известия» опубликовали постановление
Совета Народных Комиссаров о работах Академии наук по изуче-
нию естественных богатств страны. Правительство Советской рес-
публики указывало академии основную и особенно важную и неот-
ложную задачу — «разрешение проблем правильного распределения
в стране промышленности и наиболее рационального использования
ее хозяйственных сил».
Эти положения вошли затем в «Набросок плана научно-техни-
ческих работ» — набросок, с которого начинается история новой на-
уки. Той науки, которая станет производительной силой, призван-
ной использовать дары и энергию природы для творения новой
жизни.
211
Ленинский «Набросок плана научно-технических работ» в пре-
дельно сжатой форме давал основные установки для деятельности
академии:
«Академии наук, начавшей систематическое изучение и обсле-
дование естественных производительных сил * России, следует немед-
ленно дать от Высшего совета народного хозяйства поручение
образовать ряд комиссий из специалистов для возможно более
быстрого составления плана реорганизации промышленности и эко-
номического подъема России.
В этот план должно входить:
рациональное размещение промышленности в России с точки
зрения близости сырья и возможности наименьшей потери труда при
переходе от обработки сырья ко всем последовательным стадиям об-
работки полуфабрикатов вплоть до получения готового продукта.
Рациональное, с точки зрения новейшей наиболее крупной про-
мышленности и особенно трестов, слияние и сосредоточение произ-
водства в немногих крупнейших предприятиях.
Наибольшее обеспечение теперешней Российской Советской рес-
публике (без Украины и без занятых немцами областей) возможно-
сти самостоятельно снабдить себя всеми главнейшими видами сырья
и промышленности.
Обращение особого внимания на электрификацию промышлен-
ности и транспорта и применение электричества к земледелию. Ис-
пользование непервоклассных сортов топлива (торф, уголь худших
сортов) для получения электрической энергии с наименьшими затра-
тами на добычу и перевоз горючего.
Водные силы и ветряные двигатели вообще и в применении к
земледелию».
Зарубежная пресса не скупилась на черные краски, изображаю-
щие жизнь ученых и положение науки в Советской России. Зарубеж-
ные «скупщики мозгов» стараются переманивать ученых из Петро-
града, Москвы. Но лишь некоторые соблазняются чечевичной по-
хлебкой и положением нахлебников у магнатов капитала.
Ученые не могут уехать от народа, от своего любимого дела.
Советское правительство верно своим обещаниям отдавать на-
уке средства в первую очередь.
В 1918 году основывается Государственный рентгенологический
и радиологический институт. Создается Государственный оптический
институт. Начинает работать радиевый опытный завод. В Муроме
ведут исследования сотрудники первой биологической станции. Про-
фессор Н. И. Вавилов возглавляет экспедицию по исследованию По-
волжья. По указанию Ленина публикуются труды КЕПС.
В Бюро по использованию «белого угля» проектируют Волхов-
скую гидростанцию. Из Комитета по изучению производительных сил
при Академии наук выезжают экспедиции для исследования апати-
* NB: Надо ускорить издание этих материалов изо всех сил, послать об этом
бумажку и в Комиссариат народного просвещения, и в союз типографских рабочих,
и в Комиссариат труда,— Прим. В. И. Ленина.
212
товых месторождений на Кольском полуострове и угольных месторо-
ждений в Кузбассе. Особая комиссия разрабатывает задание по про-
ектированию оросительных систем в Туркестане. Под Москвой изы-
скивают места для строительства электростанций. ВСНХ составляет
программы работ для специалистов Академии наук.
Такова конкретизация ленинского плана научно-технических ра-
бот.
Ленин прилагает все усилия к сближению науки и производи-
тельных сил страны. По его указанию в ВСНХ создается Централь-
ный электротехнический совет — штаб нового электростроительства,
начинают публикацию трудов комиссии по изучению производитель-
ных сил России.
По предложению Ленина на заседании Совнаркома утвержда-
ются ассигнования для Академии наук: физикам, оптикам, химикам,
биологам, физиологам. Все они получают возможность развернуть
свою деятельность во вновь заложенных научно-исследовательских
институтах, возглавленных корифеями науки Курнаковым, Фавор-
ским, Рождественским, Лазаревым, Иоффе и другими.
Ленинский план входит в жизнь. Его результаты станут очевид-
ными только через четверть века, когда Страна Советов развернет
свою индустриальную мощь и займет главенствующие позиции среди
других стран мира не только в старых отраслях науки, но и проло-
жит пути новым.
Мир поразится мощи Страны Советов на полях сражений с фа-
шизмом, совершенству ее техники в космических полетах, исследова-
ниям элементарных частиц, открытиям химиков.
И даже врагам станет ясно, какая сила была заключена в ле-
нинском научно-техническом плане, каждая строка которого была
броском в будущее.
Лидия Фоменко
ВЫСОКИЙ ПОРОГ
И в песни вечера и печали,
В их тусклый и усталый крик
Ворвется гул борьбы и стали,
И вихрь знамен, и звон зари.
СЕРГЕЙ ОБРАДОВИЧ
Время было окрашено в алый цвет. Все кругом пламенело. Речи по-
ходили на залпы. Слова обжигали. Атмосфера борьбы, схваток, сра-
жений распространялась не только на фронты гражданской войны,
но и культура становилась ожесточенным полем боя. Словно про-
рвалась плотина — люди валом валили в новые, пролеткультовские
организации. Они пьянели от одних только слов «пролетарская куль-
тура». Клубы, кружки, студии и читальни, даже редакции печат-
ных изданий называли «пролеткультами». Само это множественное
число говорило о массовости, всеохватности.
Казалось, не было в те годы человека, особенно если он еще и
молод, который бы не входил в одну или несколько из многочислен-
ных организаций. В любом, даже самом маленьком городке, в быв-
ших окуровских провинциях, в селах и станицах внезапно возникали
художественные и музыкальные студии, драматические кружки,
даже... балетные школы. Какой-нибудь девчоночке, которая еще не
перестала бегать в школу второй ступени, удавалось одновременно
состоять в трех-четырех кружках, да еще ходить на субботники,
выступать на митингах, стихийно возникавших то тут, то там.
На так называемой любительской сцене подвизалось множе-
ство молодых и не слишком молодых людей. Часто малограмотные,
они играли Шиллера, Верхарна, декламировали стихи, не всегда по-
214
нятные им самим и слушателям. Все, что было близко охватившему
массы чувству свободы-, окрыленности, высокой новизны,— все это
приходило на импровизированные, сооруженные самими «артистами»
подмостки.
Литература и искусство переживали время высоких преобразо-
ваний. Буйные вихри сотрясали их. На огонек литературных студий
и вечеров шли девушки и юноши прямо с фронтов; появлялись бо-
родачи в зипунах и лаптях, прошедшие до этого немало степных до-
рог и таежных троп. Воззвание петроградской группы Коммунисти-
ческого Союза Молодежи гласило:
«Товарищи! Российская революция, в своем стихийном движе-
нии захватывающая всю Европу, открывает первые возможности
развития новой, пролетарской, истинно человеческой культуры. Ра-
бочему классу придется теперь особенно напрячь свои силы и ум,
чтобы окончательно сокрушить еще оставшиеся устои буржуазии,
старые вековые предрассудки и традиции, и вместо них создать усло-
вия, отвечающие общечеловеческим жизненным потребностям, усло-
вия, где можно не только прозябать и влачить жалкое существо-
вание, но жить и творить!»
Перед старой художественной интеллигенцией стояла альтерна-
тива. Нужно было делать выбор.
И вот одни уходили от истории, бежали за границу, оставив
Родину в момент наивысшего напряжения всех ее творческих сил,
или скулили втихомолку, стремясь изгнать из своей памяти даже
само слово «революция», другие стремились всем сердцем понять со-
бытия, и уж во всяком случае остаться с Родиной, что бы ее ни ожи-
дало. Анна Ахматова выступила со стихотворной отповедью тому,
кто покидал Родину:
Мне голос был. Он звал утешно.
Он говорил: «Иди сюда.
Оставь свой край, глухой и грешный
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я сомкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Это было сопротивление своей среде, и оно тоже вносило осо-
бую, личную краску в спектр времени. Но люди среды Ахматовой
шли в революцию, и активно. Блок, Брюсов, Вересаев... Блок при-
зывал: «Всем сердцем, всем сознанием слушайте революцию!» Он
обличал: «Убежать от русской революции — позор».
Рядом с этой ломкой сознания кричала, пела сама пролетарская
поэзия, рожденная Октябрем: Санников, Обрадович, Александров-
215
ский, Бессалько, Казин, Садофьев, Герасимов, Родов, Князев, Ки-
риллов, старые пролетарские поэты Нечаев, Шкулев, Логинов... По-
являлись журналы: «Грядущее», «Горн», «Кузница». В порыве
борьбы, в революционной страсти пролетарские поэты, молодые, го-
рячие, нередко впадали в крайности, даже ошибались. Им казалось,
что они нашли истину, когда стремительно стали отмежевываться от
культуры прошлого. «Пролеткульт» они называли базисом, где «бу-
дет кристаллизоваться наша классовая воля. Если мы хотим, чтобы
наш горн пылал, мы будем бросать в его огонь уголь, нефть, а не
крестьянскую солому и интеллигентские щепочки, от которых будет
только чад, не более».
Они были молоды. Кипела кровь, туманили голову новые начи-
нания. Они искали борьбу и вступали в поединки с вымышленными
противниками на каждом шагу.
А тут еще вожаки, руководители, чье слово ценили и кому слепо
верили, сумели сыграть на этой звонкой струне, сумели использовать
накалившуюся обстановку. Они запутывали узлы, они сеяли сомне-
ния. Их девизом была автономия, и они прилагали бешеные усилия,
чтобы сбить с пути, увести массы от истинно революционной дороги
в новую культуру.
Но массы шли и шли в пролеткультовские организации. Это бы-
ли бурные потоки, словно кипящие горные реки, они сливались в
море, раздвигая берега ограничений, возводимых теоретиками дви-
жения. И тогда возникли чудовищные ножницы, резкое расхождение
между настроением массы народа и теоретическими постулатами
вождей «Пролеткульта». Кризис наступил осенью 1920 года.
* *
*
Напряжение достигло предела. Нет, нужно отдохнуть, отвлечься
хотя бы на несколько минут... Ленин вышел из-за стола и начал свой
постоянный марш из угла в угол кабинета. Так лучше думалось, по-
рой так удавалось сделать маленькую передышку, чтобы снова за
столом продолжалась интенсивная работа мысли.
А мысль, преследовавшая Владимира Ильича последние дни,
была не простой. Среди множества вопросов, обступавших его с
началом каждого нового дня, вопросы культуры были не на по-
следнем месте. Да и как могло быть иначе? Не проходило часа, что-
бы сюда, в Кремль, не доходили отзвуки бурного прилива разбу-
женной революцией жажды духовной пищи. Луначарский каждый
раз, приходя к Владимиру Ильичу, знакомил его с новыми событи-
ями, с громадой цифр, выражающих фантастический рост организа-
ций «Пролеткульта». Пролетарской культуры!
Но вот вопрос: что это значит в своей сущности, а не в видимо-
сти «пролетарская культура»? Послушать теоретиков «Пролеткуль-
та»— это какое-то невиданное чудище. Ленин вспомнил статью Ле-
бедева-Полянского. Давно это было, но он не мог выбросить из па-
мяти слова, «Пролетарская культура может развиваться только в
216
условиях полной самостоятельности пролетариата, вне всякого де-
кретирования». Падая на взбудораженную почву массовой инициа-
тивы рабочих, подобные слова по сути своей могут принести гибель
самой этой культуре.
Владимир Ильич подошел к окну. Было сумеречно. Падал лег-
кий, пушистый снег. По кремлевскому двору шли в строю красно-
армейцы. Должно быть, караульный взвод. Ленин залюбовался рит-
мом марша, выправкой бойцов. «Ах, хорошо! Настоящие дисципли-
нированные воины!» Но эти новые впечатления не должны были сби-
вать мысль, которая возвращала Владимира Ильича к теоретикам
«Пролеткульта». Нет, они в самом деле уверены, что автономия от
власти Советов может дать истинную духовную пищу массам? Они
в самом деле думают расквитаться с традициями? Но как же это
можно? Разберемся, разберемся по порядку, с самого начала. Где
же это начало? Как возникли, откуда взялись «пролеткульты»?
Мысль снова заработала в нужном направлении. Ленин сел за
стол и быстро набросал ее в выверенном порядке на чистом листе
бумаги.
Когда в гот же вечер собрались все вместе: Надежда Констан-
тиновна, Мария Ильинична, Бонч-Бруевич и Луначарский, Влади-
мир Ильич изложил им свои взгляды па дело, которое считал таким
же важным, как выигранное сражение иа фронте гражданской
войны.
— Это же элементарная механистическая посылка. Раз в нача-
ле своего существования «пролеткульты» были независимыми, зна-
чит, и сейчас им нужна полная независимость. Но ведь тогда, когда
они возникли, был Керенский, Временное правительство? Что же зна-
чит теперь независимость от власти? От какой власти? Разве Советы
не их же, творцов новой культуры, власть? Товарищи пролеткуль-
товские умы упустили маленькую подробность: власть-то в руках
именно тех, от кого они хотят изолировать их же культуру. Порази-
тельная наивность! Если это только наивность...
— Эти «умы»,— говорил Бонч-Бруевич,— всюду, в статьях, в ре-
чах, где угодно, называют себя «коллективистами», «твердокаменны-
ми марксистами».
— И поздравляю этих «твердокаменных». Может быть, и лбы у
них из того же материала? «Коллективисты»... А мы что же, индиви-
дуалисты?— Владимир Ильич говорил быстро, порывисто, но не
было заметно, чтобы узнал он что-то новое. Ему не привыкать было
к клевете и наскокам. От того же Богданова мало ли он слышал и
тогда, на Капри, когда ездил к Горькому в 1908 году, да и теперь
Богданов то и дело произносит враждебные речи.
— Ну-с, и что же дальше? — Владимир Ильич обвел глазами
присутствующих. Заметив беспокойство жены, он понимающе кив-
нул ей, мол, не тревожься, я не «выйду за рамки» (это было семей-
ное выражение. Опасаясь за здоровье, которое было у Ленина все
еще слабым, родные просили его, умоляли «не выходить за рамки»
предписанного врачами, сдерживаться, не давать волю темпера-
217
менту).— Нельзя относиться равнодушно к тому, что интеллигент-
ские группы и группочки навязывают передовым рабочим свои соб-
ственные «системы» и выдумки, прививают им извращенные вкусы.
— Вы имеете в виду футуризм? — живо спросил Бонч, который
не раз уже слышал от Владимира Ильича суждение об этом увле-
чении художников и поэтов.
— Разумеется,— как бы заключил Владимир Ильич и снова
вернулся к мысли, которую не раз высказывал за последнее время: —
Нужно разграничивать массовый приток трудящихся в кружки и
другие пролеткультовские начинания и желание «вождей» обратить
массы в свою веру. Мы, партийные руководители, и прежде всего
руководители Наркомпроса,— коль скоро в его руках находится дело
«Пролеткульта»—обязаны всемерно разъяснять массам необходи-
мость строить пролетарскую культуру в союзе со всем тем, что нам
досталось от прошлого. Здесь тоже «вожди» поддерживают механи-
ческий подход. Играют на классовой ненависти. Дескать, все это —
достояние помещиков и буржуазии, и нам с таким наследством не по
пути. Нам, действительно, не по пути с буржуазией, но культурное
наследие — это же бесценный кладезь, неисчерпаемый источник ду-
ховного богатства! Теперь самое время сделать его достоянием масс.
И Владимир Ильич снова и снова развивал перед своими това-
рищами и единомышленниками идею культурного наследства. Не
так давно им была написана статья, в которой разъяснялось, от ка-
кого наследства следует отказываться пролетариату. А его речь на
третьем съезде комсомола? Это было совсем недавно, буквально на
днях. «Надолго запомнится молодежи и этот съезд, и Ваша речь»,—
говорили ему товарищи. Это были пророческие слова. Не одно моло-
дое поколение, которое придет на смену, будет считать речь Влади-
мира Ильича на комсомольском съезде своей программой.
Анатолий Васильевич спешил, рано откланялся и ушел. Ему
предстоял диспут с епископом Введенским. Ленин подшучивал над
страстью Луначарского к спорам, в то же время считал его непрев-
зойденным полемистом. Ленину был по душе и ораторский пыл его,
и сама идея наглядного разоблачения церковной пропаганды.
— Да, но находятся люди,— говорил с возмущением Бонч-Бруе-
вич, когда за Луначарским закрылась дверь,— которые поднимают
руку на Анатолия Васильевича.
Владимир Ильич встрепенулся:
— Вы имеете в виду что-нибудь определенное или просто до-
паганды.
— Какая там догадка! Вот, полюбуйтесь,— он вынул из папки
желтый листок, на котором было слепо что-то напечатано.
Владимир Ильич порывисто взял бумагу и быстро начал читать.
Веки его вздрагивали, как всегда, когда им овладевал гнев.
— Нет, вы только послушайте, что пишет некий Г. Устинов:
«Наркомпрос,— а ведь имеет в виду только одного Анатолия Ва-
сильевича! — еще до сих пор хорошенько не определил сам себя: кто
он — футурист, реалист, символист, мистик, неомажинист или просто
218
«векую шаташася»»... Вот так отповедь! Слушайте дальше: «Нужно
очистить все органы Наркомпроса, из которых выходят буржуазные
задания, имеющие целью одурманить разными заумными измышле-
йиями рабочую и обывательскую массу». Ну и пекся бы об обыва-
телях, что уж рабочий-то класс опекать? «Со всякими «измами» пора
покончить. И самому т. Луначарскому пора бросить вступать в мяг-
кие «научные», публичные... дискуссии с разными епископами».
— Как это недостойно! — Надежда Константиновна не могла
сдержать негодования.
— Послушайте, Владимир Дмитриевич, да ведь этот же Усти-
нов, помните?..
— Да, разумеется, это он требовал изгнать из Наркомпроса ин-
теллигентов, даже Горького.
Они вспомнили одну из самых резких и грубых статей Устинова,
написанную в 1918 году.
— Все это было бы смешно,— сказал Владимир Ильич, не-
сколько успокоившись,— когда бы не было так грустно. Устинов все-
гда ополчается на то, что выше его понимания. Помню, как он вопро-
шал: «Согласны ли пролетарские писатели иметь во главе литера-
турной школы Горького?» Счастье, что дикие мысли приходят в
голову лишь одиночкам.
Владимир Ильич вспомнил и то, как открыто, как злобно писал
пресловутый «Книжный угол» о Луначарском еще весной, называя
его «неудачливым садоводом». Это был намек контрреволюционного
журнальчика на предоктябрьское выступление Луначарского в связи
с первой конференцией петроградского «Пролеткульта». Стояла
осень, но всё в стране, вся атмосфера жизни была полна грядущей
революцией, и Луначарский, верный своему стилю, писал патети-
чески: «Еще ранняя весна. Может быть, ударит мороз, но, как под-
снежники, как ранние фиалки, убирают потрясенную землю первые
цветы пролетарской культуры».
— Вот они ему и припоминают эти цветочки, подснежники и
прочее,— задумчиво произнес Ленин.— Как это там написано в
«угле»? Прочитайте-ка!
— ...Фиалки грядущей весны пролетарской культуры... просто
чертополох...
— Грубо, недостойно, отвратительно... И мы это терпим. Нашим
публицистам нужно давать отпор подобной низкопробной стряпне,—
гневно говорил Ильич.
Потом заговорили о самой современной поэзии: раз уж так
много о ней пишут,— значит, что-то, действительно, хотят нащупать
наши поэты, писатели, художники. Только удручало множество край-
них, групповых выступлений.
— Очень нападает на сектантов Маяковский,— добавил Бонч-
Бруевич,— я не запомнил точно стихов, но ощущение такое, что на-
писано остро, ядовито.
Владимир Ильич задумался. Казалось, он пропустил реплику
Бонч-Бруевича. Потом сказал:
219
— Вот и Маяковский — тоже орешек. Слушали мы с Надеждой
Константиновной его стихи во Вхутемасе. Впечатление странное.
А мне милее другое:
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
— Да, но все-таки «ризу»,— засмеялся Бонч-Бруевич.
— Не придирайтесь. Все равно это прекрасно.— Владимир Иль-
ич помолчал с минуту, потом вдруг проговорил вопросительно, как
бы для себя самого.— Но, быть может, для революции и Маяков-
ский нужен?
Беседа затянулась. Владимиру Ильичу были дороги редко вы-
падавшие такие вот «свободные» вечера, когда в кругу близких за-
тихающий день становился завершением дум. Вот и сейчас, поде-
лившись с родными и друзьями, Ленин утвердился в своих мыслях о
«Пролеткульте», мыслях, которые не давали ему покоя уже многие
дни.
...Съезд начался в дождливый осенний день 1920 года. Бывший
особняк Саввы Морозова иа Воздвиженке переполнен. Контрасты
здесь кричали, бросаясь в глаза на каждом шагу. Роспись редчай-
шими мастерами стен, богатое убранство купеческого дворца и раз-
ношерстная говорливая, молодая масса студийцев, кружковцев, чле-
нов фронтовых агитбригад, библиотекарей, журналистов, писателей.
Рабочие-«интеллигенты», писатели и газетчики мало чем отлича-
лись от остальных пролеткультовцев. Одеты они так же «по форме»
военного коммунизма — кто в чем,— так же худы, те же охрипшие
от митингов голоса, тот же горячий блеск в гдазах.
Аня Дроздова, одна из руководящих работников московского
«Пролеткульта», была избрана делегатом съезда. Нет, она не могла
примириться с мыслью, что Ленина не будет на съезде. Она знала,
да кто не знал этого в Москве, в стране? Ильич нездоров. Но ведь
даже не очень близким людям, тем, кто не встречает его изо дня в
день, даже издалека казалось, что он фантастически много работает.
Совсем недавно Аня читала его доклад на девятой Всероссийской
партийной конференции, была в особняке на Малой Дмитровке и слу-
шала его речь на съезде молодежи.
Еще не отшумела, не отбурлила после этого Москва, как тотчас
же открылся съезд «Пролеткульта». Ане выпало счастье: по поруче-
нию президиума съезда с несколькими товарищами она отправилась
к Владимиру Ильичу. Нужно было именно с ним решить ряд неот-
ложных вопросов. Войдя тихонечко, словно бы боясь разбудить кого-
то, молодые люди остановились нерешительно в дверях кабинета
Председателя Совнаркома. Аня знала, что Ленин прост и доступен,
и все же было боязно. Только что от него вышли какие-то военные...
Но Ленин радушно пригласил сесть, сразу же перешел к вопросам
220
культуры. Перед ним — представители масс. Кого же и слушать, как
не массы? К кому же обращаться, как не к массам? Казалось, Вла-
димир Ильич был рад случаю побеседовать с этими вот юными, го-
рячими активистами.
— «Пролеткульт»—дело неплохое,— сразу же заговорил он.—
Это очень хорошо, когда рабочие сами сочиняют пьесы, пишут стихи,
издают журналы и книги, играют на сцене своих клубов, прояв-
ляют творчество во всех видах искусства. Но плохо, когда через ор-
ганизацию «Пролеткульта» пытаются протащить чужое нам идеоло-
гическое влияние.
Владимир Ильич разъяснял слушателям то, что так нужно, так
необходимо им было знать. В своем увлечении, в яркой повседнев-
ной работе они конечно же не могли сами распознать опасность, ко-
торая бросилась в глаза Ленину, как только он прочитал первые
программные статьи деятелей «Пролеткульта», особенно А. Богда-
нова, выступления некоторых писателей и поэтов.
Делегаты вслушивались в ленинские слова, впитывали ленин-
скую правду.
Когда речь зашла о клубах, Владимир Ильич сказал:
— Я читал в газетах, что вы боитесь «засорения клубов при-
казчиками»? Что же, к вам идут одни только приказчики?—Ленин
улыбнулся, как бы вызывая на спор. Но сразу же приготовился слу-
шать.
— «Приказчики» здесь нужно понимать служащие самых раз-
ных профессий. Ведь как было вначале? Кто шел в клубы? Больше
всех служащие, разный мелкобуржуазный элемент.— Аня не заме-
тила, как перешла на обычный свой горячий тон спорщика.— Полу-
чалось, что рабочие, самые настоящие хозяева клубов, пасовали пе-
ред приказчиками, считая их умнее себя.
— Умнее себя? — переспросил Ленин.— Знаете что, если наши
студии засорятся приказчиками, сообщите мне.
Аня сделала протестующий жест:
— Что вы, Владимир Ильич, разве мы можем отвлекать вас по
таким пустякам?
— Нет, это не пустяки, обязательно сообщите!
Уходя, Аня спросила:
— А как же на наш съезд... Так вы и не приедете?
Владимир Ильич уже приготовился заглянуть в записную книж-
ку, проверить, найдется ли у него время, но, вспомнив настойчивые
указания врачей выступать только «в случае крайней необходимо-
сти», сказал:
— Не придется мне у вас побывать, ЦК поручил выступить то-
варищу Луначарскому.
Делегаты огорчились. Хотя они и любили Луначарского, ждали
его, все же в глубине души надеялись на то, что удастся уговорить
Ленина.
Прощаясь, Владимир Ильич снова повторил:
— Обязательно сообщите, как у вас там будут идти дела на-
счет приказчиков.
F	221
Спустя два дня после посещения Владимира Ильича пролет-
культовцами Луначарского вызвали в Совнарком. Вызвали по сроч-
ному делу. И Анатолий Васильевич догадывался зачем.
Впоследствии А. В. Луначарский писал в своих воспоминаниях:
«Владимир Ильич во время съезда Пролеткульта в октябре
1920 года поручил мне поехать туда и определенно указал, что Про-
леткульт должен находиться под руководством Наркомпроса и рас-
сматривать себя как его учреждение... Речь, которую я сказал на
съезде, я средактировал довольно уклончиво и примирительно, Вла-
димиру Ильичу передали эту речь в еще более мягкой редакции. Он
позвал меня к себе и разнес».
Ленин действительно был очень недоволен. Дело не в том, что
у них с Луначарским были расхождения по некоторым вопросам
культуры. Владимир Ильич никогда (это подтверждал Луначар-
ский) не навязывал своей точки зрения, нередко говорил: «Обрати-
тесь к Луначарскому, в этих вопросах он компетентнее меня». Дело
было в точке зрения Совнаркома и ЦК, дело было в самой идеоло-
гической подоплеке манифеста «Пролеткульта». А это уже выходило
за рамки дружеских отношений. По существу, сдавалась одна из
идеологических позиций марксизма. Этого нельзя было допустить.
— Вот вам последовательность милейшего, умнейшего, блиста-
тельнейшего Анатолия Васильевича,— говорил Ленин Бонч-Бруеви-
чу, когда тот пришел к нему с очередной кипой бумаг на подпись.—
Вчера мы с ним условились. Он должен был изложить четко и ясно
мнение Центрального Комитета. И что же? Он сделал прямо обрат-
ное тому, о чем мы с ним толковали.
Именно в этот горячий момент в кабинет вошел Луначарский.
— Как же это, Анатолий Васильевич?! Вам поручается высту-
пление, весьма, кстати сказать, ответственное, а вы—такой опыт-
ный, страстный, можно сказать исступленный оратор,— вы пасуете.
И перед кем? Перед Богдановым!
— Право же. Владимир Ильич, Богданов здесь ни при чем. Мне
не хотелось, просто было неловко диктовать съезду линию Нарком-
проса. К тому же редактор,— он показал глазами на «Известия», ко-
торые, видимо, не так давно прочитал Ленин,— не совсем точно пе-
редал мою речь.
— Ну, допустим, не точно! Однако суть дела не меняется. Вы
не выполнили поручения и фактически, таким образом, солидаризи-
ровались со своим старым единомышленником. А он — это же оче-
видно — покушается на основы основ пролетарской культуры, на
самый марксизм!
Владимир Ильич намекнул на близость Богданова и Луначар-
ского в годы «богоискательства», когда в 1909 году, на Капри, оба
они были застрельщиками ошибочной философской линии партийной
каприйской школы. Они же привлекли на свою сторону Горького.
И тогда Ленин бросился на помощь Горькому. Он боролся с Горь-
ким за... Горького, он не спускал Алексею Максимовичу ни одного
заблуждения. А «Материализм и эмпириокритицизм», книга идей,
222
раскрыла сердцевину выступлений Богданова, как адепта идеалисти-
ческой философии махизма. После революции 1917 года Богданов
снова активизировался как публицист и руководитель «Пролет-
культа». Он стремился играть роль, делая ставку на новую органи-
зацию, активно распространял свое влияние и сумел обратить в
свою веру немало видных деятелей «Пролеткульта».
Прощаясь с Луначарским, Владимир Ильич сказал:
—• Я должен незамедлительно писать в ЦК, ведь съезд «Про-
леткульта» кончается, необходимо с чрезвычайной спешностью при-
готовить проект резолюции и успеть провести его и в ЦК и на этой
же сессии «Пролеткульта».
Когда за Луначарским закрылась дверь, Ленин уже писал пись-
мо в ЦК- Это был проект резолюции. Последние его пункты гла-
сили:
«...4. Марксизм завоевал себе свое всемирно-историческое зна-
чение как идеологии революционного пролетариата тем, что мар-
ксизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи,
а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем
двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры. Только
дальнейшая работа на этой основе и в этом же направлении, одухо-
творяемая практическим опытом диктатуры пролетариата, как
последней борьбы его против всякой эксплуатации, может быть
признана развитием действительно пролетарской культуры.
5. Неуклонно стоя на этой принципиальной точке зрения, Все-
российский съезд Пролеткульта самым решительным образом отвер-
гает, как теоретически неверные и практически вредные, всякие по-
пытки выдумывать свою особую культуру, замыкаться в свои обособ-
ленные организации, разграничивать области работы Наркомпроса
и Пролеткульта или устанавливать «автономию» Пролеткульта вну-
три учреждений Наркомпроса и т. п. Напротив, съезд вменяет в без-
условную обязанность всех организаций Пролеткульта рассматри-
вать себя всецело как подсобные органы сети учреждений Нарком-
проса и осуществлять под общим руководством Советской власти
(специально Наркомпроса) и Российской коммунистической партии
свои задачи, как часть задачи пролетарской диктатуры».
Тщательно проверив перепечатанное секретарем письмо, Вла-
димир Ильич собрался было уже запаковать его, но, словно вспом-
нив что-то, прибавил: «Тов. Луначарский говорит, что его исказили.
Но тем более резолюция архинеобходима».
В своих воспоминаниях Анатолий Васильевич Луначарский под-
твердил, что Ленин «стремился, чтобы мы подтянули Пролеткульт
к государству; в то же время им принимались меры, чтобы подтя-
нуть его и к партии».
Так, придавая огромное значение возросшей тяге масс к искус-
ству, Ленин сразу же схватил главное — философское и политиче-
ское зерно. Луначарский подчеркивает, что Владимир Ильич «от-
нюдь не отрицал значение кружков рабочих для выработки худож-
ников и писателей из пролетарской среды». Почва была вспахана,
223
она дымилась и дышала, ожидая посева. Но семя было отравлено,
ему нельзя было позволить упасть в плодоносную почву.
К великому счастью нашей эпохи, на заре культурной револю-
ции в стране Советов партия, Ленин уберегли пролетарскую куль-
туру от нигилизма, они не дали подменить широкое тяготение масс
к искусству и культуре наступлением на идеологические основы мар-
ксизма.
Это был достаточно высокий порог той лестницы, что вела к со^
циалистической культуре. Мы переступили его лишь благодаря боль-
шевистской партии и Владимиру Ильичу Ленину, и нам открылась
заветная дверь.
Леонид Смирнов
ВОРОТА В ПРОСТОР
Будь знанья кунаком. Богат его очаг,
Щедры его дары, густы его сады!
А ты — желанный гость в цветущих тех садах:
Иди и собирай румяные плоды.
ГАМЗАТ ЦАДАСА
С Большой Серпуховской мы свернули в Стремянный переулок. Тут
мой спутник, Константин Васильевич Островитянов, внезапно пре-
рвав спокойное течение нашей беседы, как-то переменился. Куда де-
валась солидная степенность, подобающая семидесятипятилетнему
академику? Он будто сбросил, стряхнул с себя тяжесть, сопряжен-
ную с возрастом. И по укоренившейся смолоду привычке, вопреки
правилам уличного движения, бодро зашагал наискосок, через про-
езжую часть, прокладывая кратчайшую диагональ к трехэтажному
зданию старомодной архитектуры. При этом он влюбленно, как на
отчий дом, смотрел на фасад здания, к которому быстро прибли-
жался. В стеклах его очков отражались освещенные солнцем колон-
ны, башенки, лепные карнизы, громоздкие каменные балконы, па-
радный вход. Все такое знакомое, близкое.
Прошло еще несколько минут. Мы внутри здания. В тесноте
длинных коридоров. Пробиваемся среди снующих в разные стороны
юношей и девушек с портфелями. Разыскиваем «ту самую аудито-
рию», где «все началось».
А вот и она! Но Константин Васильевич останавливается у две-
рей, прикладывает палец к губам: нельзя мешать, начались заня-
тия.
Теперь коридор пуст. Из-за двери аудитории к нам доносится
15 Заказ 2878	225
слабое поскрипывание мелка по доске. Легкий скрип перемежают
паузы напряженной, сосредоточенной тишины.
— Наверное, первокурсники,— полагает Константин Василь-
евич.— Знают ли они, какие страсти здесь бушевали?
...Ответственный организатор райкома партии Ваграшак Тер-Ва-
ганян появился на собрании партячейки Московского коммерческого
института в тот час, когда прения уподобились заведенной граммо-
фонной пластинке с сорванной бороздкой. Присутствующие — сидело
тут восемь человек — успели досыта наговориться. Каждый уже вы-
ступал по второму, даже по третьему кругу, невольно повторяя ска-
занное раньше. И, увы, никто не смог предложить надежного пути
к победе в предстоящей баталии. А она уже разгоралась, пламе-
нела на горизонте, эта решающая битва. Близился срок выборов
очередного «институтского правительства»—так сами студенты на-
зывали старостат — руководящий центр вузовского самоуправления.
Чувствую вполне законное недоумение читателей. Ведь любому
советскому человеку, от школьника до пенсионера, наверное, при-
шлось, и неоднократно, выбирать то в классе, то в группе, то в круж-
ке старосту. Обыденная, ординарная, совершенно заурядная проце-
дура. Считать ее баталией, решающей битвой — не смешно ли?
Нет, не смешно! Стоит только ясно представить время, о кото-
ром ведется рассказ.
Осень тысяча девятьсот восемнадцатого года. Молодая Совет-
ская власть не успела отпраздновать первую годовщину своего су-
ществования. Она еще не оперилась как следует. Отовсюду на нее
наседали враги — внутренние и внешние. И на митингах, в газетах,
повсюду повторяли как призыв к действию слова Владимира Иль-
ича, произнесенные совсем недавно, вот здесь же, в Коммерческом
институте: «Республика в опасности!»
— Враги Советской России окружают нас тесным железным
кольцом...— предупредил Ленин второго августа. Но выразил пол-
нейшую уверенность: врагов сокрушим, а социализм успешно по-
строим.
Социализм строился. В тот же день, второго августа, словно в
подтверждение этому, Владимир Ильич подписал декрет «О прави-
лах приема в высшие учебные заведения». Теперь любой гражданин,
достигший шестнадцати лет, без различия национальности, сосло-
вия, независимо от гражданства и пола, не имея удостоверения или
диплома об окончании средней школы, мог стать студентом любого
вуза и учиться бесплатно. Ленин посчитал даже столь радикальные
меры недостаточными. Он настоял на дополнительном постановле-
нии Совнаркома. В нем указывалось: «На первое место безусловно
должны быть приняты лица из среды пролетариата и беднейшего
крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере сти-
пендии».
Распахнуты двери вузов перед рабочими и крестьянами. Им
обеспечены стипендии. Хоть и с опозданием, а все-таки начинался
первый советский учебный год.
226
В коммерческом институте уже определена дата выборов ста-
ростата. Все должно войти в нормальную колею. Что же так встре-
вожило коммунистов? Почему они ощутили себя горсточкой бойцов
перед огромной вражеской армией?
Да потому, что их только восемь, всего-навсего восемь на весь
институт.
И очередной прием не изменил социального состава учащихся,
не привел к росту ячейки. Рабочие, несмотря на декрет и стипендии,
не заглядывали в институт: они попросту не подготовлены к заня-
тиям в нем.
Наконец, внутри института, на всех факультетах по-прежнему
верховодили кадеты вкупе с эсерами и меньшевиками. Их «блок»
предложил даже коммунистам в виде щедрой милости одно из пят-
надцати мест в старостате. Поистине безграничное великодушие!
Особенно, если учесть, что оно проявлено по отношению к партии,
которая победила в Октябре и находится у власти.
...Тер опоздал на собрание ячейки. Весь день он провел на заво-
дах района и еще не остыл от полученных там впечатлений, бесед
с цеховыми рабочими. Он видел, как тянется рабочий народ к управ-
лению производством. Хочет, берется хозяйствовать, да не всегда это
ему удается. Не хватает знаний, умения.
У Тера был горячий нрав южанина, его возмутила растерян-
ность коммунистов.
— Вы ломаете голову над тем, как завладеть старостатом? Вы
не знаете, как справиться со студентами, погрязшими в кадетском
болоте? Стыдитесь, товарищи!—Тер широким жестом описал рукой
большую дугу.— Вокруг вас сотни фабрик и заводов, или вы это за-
были? Забыли, что в Октябре рабочие фактически завоевали высшую
школу для себя... Да позовите рабочих с Михельсона, Цинделя, Бро-
кара, Бромлея... Пообещайте помочь в учебе...
Вот с этого все и началось. Коммунисты пошли по заводам и
стали вербовать рабочих в институт: поможем, подготовим. За не-
сколько дней удалось собрать около тысячи заявлений. Было при-
нято столько же новых студентов. Но им нельзя было механически
влиться в существующие факультеты. Рабочие не могли слушать
лекции, недоступные по форме, изобилующие непонятными термина-
ми. Выявилась нужда в особой программе, в тесной увязке ее с
практикой. Даже в особом расписании занятий, удобном для тех,
кто из робости или по другим причинам не хотел, не мог сразу оста-
вить своих станков, печей, верстаков, агрегатов.
Новички сами подали мысль: почему бы нас не объединить в
особый факультет? Состоящий только из рабочих. С такими же пра-
вами, как у остальных. Но со своей программой. Рабочий остается
студентом этого факультета, пока полностью не освоит азы наук,
изучаемых с первого курса института. А когда освоил, пусть перехо-
дит на основной курс, как школьники из класса в класс.
Посыпались вопросы, возник рой недоумений. А где такой фа-
культет разместить? Рабочие опять нашлись: здесь же, в институте.
227
Можно учиться в разные часы или просто отвести нам часть ауди-
торий. А как насчет лабораторий? Все так же, как и с аудиториями.
Мы по-рабочему их дооборудуем, сделаем необходимое. А кто будет
учить, где взять педагогов? Институтские профессора.
О! Это вызвало бурю, шквал негодования! Реакционные про-
фессора пригрозили даже забастовкой. «Мы не станем чистую науку
излагать чумазым неучам в засаленных куртках, не допустим никогЪ
на первый курс без экзаменов и аттестата зрелости!»
Тогда старостат (упомянем, кстати, что благодаря рабочему по-
полнению коммунисты на выборах повели за собой студенчество й
одержали верх над кадетами) решил обратиться за советом и по-
мощью в Наркомпрос.
Почему посланцы института попали на прием к заместителю
наркома просвещения Михаилу Николаевичу Покровскому, никто в
точности сейчас объяснить не в состоянии. Быть может, студенты
знали его как крупного ученого, выдающегося революционера, свя-
завшего свою жизнь с большевистской партией, с Лениным еще в
эпоху первой русской революции.
Михаил Николаевич был в составе литературной и лекторской
группы МК РСДРП. Его доклады любили слушать подпольщики
Москвы, рабочие заводов.
Летом памятного пятого года он с партийным заданием едет в
Женеву к Владимиру Ильичу. Личное знакомство, беседы с вождем
партии. Михаил Николаевич возвращается в Россию и на бурных
нелегальных собраниях горячо ратует за осуществление ленинского
направления на вооруженное восстание.
Вероятно, студенты могли обо всем этом знать от своих стар-
ших братьев, отцов. Они могли слышать и об острой критике, кото-
рой подвергал Покровский меньшевиков на Пятом съезде партии,
где он проявил себя стойким ленинцем. И, разумеется, прогрессив-
ное студенчество было в курсе того, каким гонениям царское прави-
тельство подвергало историка-марксиста: ему не давали печатать
своих научных работ, притесняли, не допускали читать публичных
лекций, запрещали вести курс в университете.
С 1909 года вплоть до Февральской революции Михаил Николае-
вич вынужден был жить в эмиграции.
Не всегда и не во всем он был строго последовательным боль-
шевиком. Бывало, случались ошибки. Но Владимир Ильич не упу-
скал из виду этого одаренного сподвижника и всякий раз помогал
Покровскому освободиться от груза заблуждений.
Коммерческий институт расположен в Замоскворечье. Как раз
в этом районе Михаил Николаевич принимал деятельное участие в
организации революционного переворота. Он был в штабе районной
Красной гвардии, появлялся в решающие часы на баррикадах. Сту-
денты-красногвардейцы гордились тем, что среди их руководителей
имеются такие видные ученые, как Покровский и Штернберг.
Москвичи знали и ценили своего красного профессора «с пи-
кой»— так окрестили Покровского за его острые и меткие речи, ра-
228
зящие врага. Сразу же после победы Октября Михаила Николаевича
избрали председателем Моссовета. Потом партия его поставила во
главе Совета Народных Комиссаров Московской области. Он энер-
гично принялся перестраивать народное образование, вошел в Го-
сударственную комиссию по просвещению. И готовил по поручению
Владимира Ильича важнейшие реформы народного образования.
Когда упразднили областные совнаркомы, Покровский занял
нелегкий пост заместителя Луначарского в Наркомпросе.
Совершенно очевидно, у представителей старостата Коммер-
ческого института имелись немалые основания обратиться за по-
мощью именно к Михаилу Николаевичу. Да и сам он как будто го-
товился к этой встрече, ждал ее с нетерпением, знал, что она непре-
менно должна произойти. Ведь его мучили те же проблемы. Из раз-
ных мест поступали в Наркомпрос тревожные сведения: ленинский
декрет наталкивается на серьезные препятствия. У трудовой моло-
дежи, как правило, нет среднего образования. Рабочие, принятые без
экзаменов в институты и университеты, после первых же лекции
отсеиваются, бросают учебу. А партия, страна испытывают острую
нужду в специалистах. И нельзя, некогда ждать, пока удастся в сред-
ней школе, в нормальных условиях, обычным путем подготовить мо-
лодых рабочих и крестьян для вуза.
В московском центре коммунистического студенчества возникла
казавшаяся спасительной идея краткосрочных подготовительных
курсов. Михаил Николаевич живо подхватил ее. Выработал времен-
ное положение, определил цели курсов. Наркомпрос немедленно ра-
зослал директиву — открывайте их по всей территории республики.
Предоставляйте преимущественное право учиться рабочим и кре-
стьянам по рекомендациям фабзавкомов, комитетов бедноты или
партийных ячеек. Принимайте слушателей круглый год. Выдавайте
им государственную субсидию.
Столько соблазнов! А курсы не прививаются. В одном месте не
подыскали помещения. В другом — оборудования. В третьем — нет
педагогов. В четвертом не хватает всего, что надо. Срываются кур-
сы. Да и те, которые удалось открыть, не способны полностью ре-
шить проблему — оставляют вуз в стороне. С ними, как и без них,
не меняется, быстро и резко, классовый состав самого студенче-
ства.
Михаил Николаевич припомнил разговор с Луначарским, тогда
только прибывшим из Питера в крайнем возбуждении.
— Что случилось?
— Извольте узнать, вот что случилось...
Анатолий Васильевич поделился со своим замом тем жутким
впечатлением, которое произвело на него, «совсем недавнего нар-
кома, всего от роду нескольких дней», посещение в «этом новом
своем качестве» одного из петроградских вузов.
— Правда, чье-то предупреждение, написанное карандашом на
серой бумаге, что меня встретят химической обструкцией, не оправ-
далось, но вокруг меня были буквально какие-то волчьи глаза.
229
Молодые люди и девушки, переполнившие аудиторию, смотрели на
меня как на врага. Это ведь все были февральские люди, шарах-
нувшиеся от Октябрьской революции, которая, по их мнению, раз-
била нарождающуюся демократическую гармонию и вырвала власть
из рук «лучшей части интеллигенции».
Уезжая с этой первой встречи со студентами, Луначарский ду-
мал: «Какая огромная, неблагодарная, а может быть, невыполнимая
задача! Ведь эти молодые люди будут первыми кадрами специали-
стов, которых выпустит революция. Для нас? — Как бы не так!»
Михаилу Николаевичу все это не ново. Он знал, кто при царизме
заполнял высшую школу — почти исключительно отпрыски из бур-
жуазно-помещичьей среды. Но он не склонен падать духом, верит,
если сделано решающее, главное — взята власть трудящимися, то
с остальным, без сомнения, они справятся.
И вот перед Покровским несколько молодых рабочих. Они пред-
ставляют старостат, студенческую власть Коммерческого института.
Просят совета, помощи и, сами того не замечая, предъявляют свои
справедливые требования Наркомпросу.
— Если я вас правильно понял, друзья, вы настаиваете на от-
дельном факультете для рабочих?! — не то спросил, не то произнес
тоном одобрения Михаил Николаевич, потрогав рукой свою густую
длинную бороду, щедро пересыпанную серебром сединок.— Факуль-
тет рабочих...— повторил он, внимательно глядя на студентов сквозь
стекла очков своими усталыми, чуть выпуклыми глазами. И в тре-
тий раз, переставляя местами слова, почти воскликнул: — Рабочий
факультет! А? Так, по-моему, поскладней...
— Поскладней,— подхватил обрадованно Тер. Он тоже при-
шел с делегацией старостата.
— Но название в два слова,— возразил Михаил Николаевич,
не сдерживая приятной улыбки,— сами понимаете, в наше время зву-
чит архаично. Надо бы их спрессовать в одно. Пишется, например,
Народный комиссариат просвещения, а произносится — Наркомпрос.
Будут писать — рабочий факультет, а в просторечии повсюду за-
звучит: рабфак, рабфак... Отлично звучит, твердо и в жизнь войдет
накрепко... А?.. Рабфаки во всей стране. В каждом вузе...
— Сто раз правильно,— подтвердил нетерпеливый Тер. Его чер-
ные, как осколки антрацита, зрачки засверкали, зажглись.— Не раз,
а сто раз правильно. Не при вузе, а в каждом вузе!
— Разумеется, на равных правах.— Михаил Николаевич подо-
двинул блокнот, оторвал чистый листок и стал что-то быстро на нем
писать. Закончив, протянул записку Теру.— Возьмите, пожалуйста,
и, не теряя времени, всей компанией ступайте сейчас же к товарищу
Ленгнику Фридриху Вильгельмовичу. Он заведует у нас главком
профессионально-технического образования. Посоветуйтесь с ним,
как и с чего начинать. Я же за всем послежу. О любой заминке со-
общайте... Не вздумайте остыть, замешкаться...
Уже прощаясь с делегатами, чтобы придать больше веса и зна-
чения их инициативе, Покровский сказал:
230
— Непременно сегодня же поделюсь с Анатолием Васильеви-
чем. А он доложит Ленину о вашем предложении. Мне кажется,
Ленина оно очень порадует.
...Академик Островитянов приглашает меня в самую большую
аудиторию Института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова.
Мы входим и оказываемся в последних рядах огромного амфи-
театра. Ряды расположены конусообразным полукружьем. Оно по-
лого, словно террасами, спускается книзу. А там, далеко внизу, на
подмостках стоит стол. На некотором расстоянии от него — кафед-
ра. Отсюда, с «птичьего полета», она кажется совсем маленькой.
— С этим залом связаны патетические страницы истории,—
говорит Константин Васильевич.— В его стенах раздавался голос
Ленина. Здесь же состоялось открытие первого в стране рабочего
факультета. Такое не забывается...
В тот вечер, 2 февраля 1919 года, в большой аудитории негде
было яблоку упасть. Студенты и гости заполнили все проходы, тол-
пились у дверей, стояли в несколько рядов за стульями президиума.
Приветствуя первых рабфаковцев, Луначарский произнес рас-
троганно:
— Никогда, может быть, стены старого вуза не видели моло-
дежи, столь нищей и столь богатой духом, столь проникнутой энту-
зиастическим весельем и столь глубоко, даже трагически серьезной.
Если бы стены этого института обладали нервами, они стали бы ра-
достно вибрировать, вновь почувствовав в своих объятиях настоя-
щую молодость человечества...
Очень тепло был встречен Покровский. Его все считали «крест-
ным отцом» рабфака. Михаил Николаевич возглавил комиссию по
выработке первого учебного плана и программ. Наметил структуру
рабочего факультета из двух отделений: экономического и техниче-
ского. Помог организации учебного процесса. Дал решительный от-
пор реакционным педагогам. По его рекомендации деканом вновь
созданного рабочего факультета стал Дмитрий Михайлович Генкин,
профессор, видный специалист по гражданскому праву.
— Видеть рабочего в высшей школе,— признался Покров-
ский,— было главной целью моей работы в Народном комиссариате
по просвещению. Теперь я вижу осуществление моей заветной меч-
ты. Мы получим пролетарского студента, а затем и профессора, и я
надеюсь, что таких примеров я увижу десятки, сотни, тысячи...
Торжество достигло своего апогея, когда Тер зачитал только что
поступившее в президиум письмо Климента Аркадьевича Тимиря-
зева.
«Молодые товарищи! — писал он.— К вам обращается со сло-
вами горячего привета человек, который уже перевалил во вторую
половину своего восьмого десятка. Никогда, быть может, не созна-
вал я так ясно тягость этих лет, еще связанных с болезнью, как в
эту минуту, когда вынужден отказаться от прямого участия в сего-
дняшнем собрании и ограничиться этими краткими словами привета.
Старость и болезнь не позволяют мне явиться самому, но я не желал
231
бы, чтобы мое отсутствие могло быть принято за равнодушие к от-
крытию первого свободного рабочего факультета, бывшего моей
мечтой в течение долгих лет. Наука и демократия, тесный союз зна-
ния и труда десятки лет были моим любимым призывным кличем...
Рабочий станет действительно разумной творческой силой, когда его
пониманию станут доступны главнейшие завоевания науки, а наука
получит прочную опору, когда ее судьба будет в руках самих про-
свещенных народов...»
— Напутственное слово от имени Замоскворецкого райкома
партии поручили сказать мне,— вспоминает академик Островитя-
нов.— Право, не знаю, почему удостоился такой чести...
Константин Васильевич скромно умалчивает, что заведовал в эту
пору первым советским райотделом Наробраза, который многое сде-
лал для рабфаковцев. Но мне известно и другое: Константин Ва-
сильевич — питомец этого института, партработник этого района с
солидным подпольным стажем. Он чувствовал себя здесь как в своей
семье.
А семья рабфаковцев между тем быстро росла и вскоре пре-
вратилась в большое и могучее племя.
Еще до первого рабфака робко появились подготовительные
курсы при Московском государственном университете. Ректор МГУ,
махровый кадет М. М. Новиков поместил канцелярию курсов в
сумрачном коридоре, а занятия с тремястами рабочих распорядился
проводить в вестибюле.
— Без студенческого билета вход в аудиторию запрещен! —
твердил он в ответ на настойчивые просьбы курсантов. Они неволь-
но мирились со своим бесправием — формально ректору возразить
было нечего.
Нежданно-негаданно до них дошел слух о событиях в Коммер-
ческом институте. «А чем же мы хуже?» И вот объявлен дополни-
тельный набор. Начата вербовка по предприятиям. Учить новичков
приглашены лучшие профессора. В университетском рабфаке не 300,
а уже 2185 слушателей. И на всех, представьте, хватило аудиторий.
Ведь у рабфаковцев — студенческий билет!
Почти одновременно начали свою жизнь рабфаки и в Межевом
институте, и в Петровской сельскохозяйственной академии. Пречи-
стенские рабочие курсы тоже были превращены в самостоятельный
рабфак.
Слух о новом типе высшего учебного заведения, рассчитанного
на трудовой народ, разнесся по городам и весям.
Еще не умолкли баталии гражданской войны. Повсюду разор,
запустение, голод. Но рабочие, демобилизованные красноармейцы,
крестьяне всех возрастов устремились на учебу. Потянулись из раз-
ных мест, с самых глухих и далеких окраин. Иногда пешком, преодо-
левая сотни верст бездорожья. Или с риском для жизни пристраи-
ваясь на крышах и буферах железнодорожных вагонов.
Надежда Константиновна Крупская вошла однажды к Покров-
скому в его служебный кабинет раздосадованная:
232
— Ах, какая жалость, Михаил Николаевич, что вас раньше не
было. Тут приходили студенты с гостем издалека. Да уж нам самим
с Анатолием Васильевичем пришлось его устроить.
— С каким гостем, куда устроить?
— Парень деревенский,— объяснила Крупская.— Он даже не
знал, что существует на свете какой-то Наркомпрос, а добравшись
до Москвы, разыскал памятник Ломоносову и сел у его подножия,
надеясь, что его кто-нибудь там увидит и отведет куда надо. Сту-
денты и привели его к нам...
— Куда же вы его устроили?
— В рабфак имени Покровского, университетский сам выбрал...
«Повезло парню. Студенты привели. Нарком предоставил вы-
бор. А надо бы основательно позаботиться обо всех»,— подумал Ми-
хаил Николаевич. У него возникла мысль о специальном отделе
рабочих факультетов в Наркомпросе. Такой отдел займется ком-
плектованием студентов, подбором руководителей и педагогов, со-
ставлением программы и учебных планов, будет наблюдать за ходом
занятий, обеспечивать всем необходимым... Покровского не смущало
то, что рабфаки пока не узаконены. Он ни капельки не сомневался —
правительство их декретирует. Самой жизнью они утверждены. Да и
Ленин следит за ними с глубокой заинтересованностью. Урывает ча-
сок-другой, чтобы съездить с Надеждой Константиновной в студен-
ческое общежитие. Они беседуют с рабфаковцами. Заботятся о них.
Часто раздаются телефонные звонки из Кремля в Наркомпрос.
Ленин спрашивает, журит, требует, дает советы, контролирует испол-
нение своих указаний.
«...Ильич налегал на нас, просвещенцев,— вспоминала
Н. К. Крупская,— требовал, чтобы шире организовали учебу средн
взрослых рабочих, крестьян, красноармейцев, не формально подхо-
дили к учебе, не по-казенному, а ширили горизонт учащихся, про-
питывали всю учебу духом партийности. Требовал, чтобы всеми пу-
тями открывали доступ к высшему образованию тем, кому были
раньше эти пути закрыты».
На заседании Совета Народных Комиссаров, где Луначарский
и Покровский отчитываются о состоянии рабфаков, председатель-
ствует Ленин. По его настоянию этот вопрос внесен в повестку дня.
Здесь утверждается заранее подготовленный правительственный де-
крет о рабочих факультетах. Владимир Ильич скрепляет декрет
своей подписью. Он принимает близко к сердцу все невзгоды и тре-
волнения рабфаковцев. «Предлагаю Малому СНК специально за-
няться вопросом о рабочих факультетах, всесторонне его рассмотреть
и добиться максимального улучшения положения рабочих факуль-
тетов»,— пишет Ленин заместителю председателя Малого Совнар-
кома, посылая ему несколько докладных записок и протоколов сту-
денческих собраний о неустроенности быта, плохом питании.
Зато несказанно радуют Владимира Ильича добрые вести. Этим
по-своему пользуется Надежда Константиновна. «Придешь, бывало,
к Ильичу — он в конце 1919 г. имел очень плохой вид... усталый,
233
озабоченный. Придешь, он молчит. Знала я, что для того, чтобы раз-
говорить его, перебить ему настроение, надо рассказать ему что-ни-
будь характерное из жизни рабфаковцев, совпартшколы. Рассказы-
вать было что. Его интересовало, как растет у людей сознание, как
растет понимание задач, стоящих перед нами. Много приходилось
говорить с Ильичем на эти темы».
Ленин одобрил создание самостоятельного отдела рабфаков в
Наркомпросе. Дал указание увеличить рабфаковцам нормы пайка,
приравняв его к красноармейскому тыловому. Никаких мобилизаций
для рабочих студентов — пусть учатся.
Если к концу 1919 года было всего 14 рабфаков, то в двадцатом
их стало 45. На следующий год — 59. Почин принадлежал столице.
За ней последовало еще 33 города. И не только таких, как Петро-
град, Киев, Харьков, но и Смоленск, Орша, Тамбов, Владикавказ, Бо-
рисоглебск, Кунгур, Елец и даже Устюг Великий, тогда очень малый
по числу населения, вопреки своему названию.
Ленин гордился успехами рабфаков, их ростом. Они приняли
характер массового движения. Настоящий поход рабочих и крестьян
к вершинам знания. Масштабы похода — вся страна.
Владимир Ильич готовится к докладу «О внутренней и внешней
политике республики» на IX Всероссийском съезде Советов. Запра-
шивает у Луначарского, Покровского, Литкенса необходимые данные
и с удовлетворением заносит в план своего доклада:
Рост жажды ученья грубо и неточно выражается
1920	1921
изб-читален ........ 34 тыс.	37	( + 10%)
учащихся в профтехнических школах 47 тыс.	95 тыс. (+100%)
рабфаки (учащихся) ..... 17 тыс.	41 тыс. ( + 143%)
Ленин считал рабфаки живым, неиссякаемым источником необ-
ходимых народному хозяйству специалистов. Таких специалистов,
которые смогут ускорить процесс коммунистического преобразова-
ния общества. Он хотел, чтобы опыт молодой социалистической дер-
жавы узнали трудящиеся всех континентов, всех стран. Встречается
с Кларой Цеткин. В дружеской беседе с нею говорит, не скрывая
своего восхищения:
— Необъятно велика разбуженная и разжигаемая нами жаж-
да рабочих и крестьян к образованию и культуре. Не только в Пет-
рограде и Москве, в промышленных центрах, но и далеко за этими
пределами, вплоть до самых деревень...
С трибуны IV конгресса Коминтерна Владимир Ильич назы-
вает рабфаки в числе наших первостепенных достижений.
— Основаны советские школы, рабочие факультеты, несколько со-
тен тысяч молодых людей учатся, учатся, может быть, слишком бы-
стро, но, во всяком случае, работа началась, и я думаю, что эта
работа принесет свои плоды. Если мы будем работать не слишком
торопливо, то через несколько лет у нас будет масса молодых лю-
дей, способных в корне изменить наш аппарат.
Предвидение Ленина оказалось вещим.
234
* *
*
Однажды на квартире академика Островитянова я встретился
с женщиной, которая мне показалась очень знакомой. Сразу же при-
помнил — видел ее на днях на экране телевизора. В передаче, по-
священной ветеранам танкового полка, прославленного в Отечествен-
ную войну.
— Знакомьтесь,— предложил Константин Васильевич,— вы пи-
шете очерк о рабфаках, а Нина Митрофановна Катунцева закончила
серьезное исследование на ту же тему.
И вот ветеран Отечественной, санитарка медсанбата, о ратных
подвигах которой я знал по телевизионной передаче, раскрывает
результаты своего кропотливого научного поиска. За годы существо-
вания рабочих факультетов высшая школа получила от них около
миллиона подготовленных студентов. Окончив вузы, они стали ак-
тивными строителями нового социалистического общества. Все это,
конечно, не сразу, не вдруг. Из рабфаковца получался дельный,
знающий специалист после 8—10 лет напряженной учебы. Но это,
несомненно, была кратчайшая дорога для рабочих и крестьян к выс-
шему образованию. По ней, кстати сказать, пришла в вузы основ-
ная масса студентов-коммунистов. Благодаря рабфакам изменился
социальный состав нашей интеллигенции, неизмеримо ускорились
темпы ее подготовки. И к концу второй довоенной пятилетки про-
блема кадров в СССР была в основном решена.
В рабфаках больше не ощущалось нужды. Последним за-
крылся 1 октября 1941 года первенец Коммерческого института. На
входной двери кто-то написал размашисто мелом: «Все ушли на
фронт».
— Нина Митрофановна, а что побудило вас заняться рабфа-
ками? Их громадное значение в истории Советского Союза?
— Не только. Наш опыт строительства рабфаков имеет и по-
ныне актуальное значение для стран, строящих социализм, и в осо-
бенности слаборазвитых стран. Он насущно нужен народам, кото-
рые хотят быстро создать собственную интеллигенцию из трудовых
слоев общества.
Катунцева подтверждает свои соображения примерами. В Чехо-
словакии с 1948 года были открыты своеобразные рабфаки. В том же
году Болгария приняла закон «О народном просвещении», преду-
сматривающий создание рабфаков. И ГДР пошла тем же путем.
В 1949 году особые курсы по подготовке рабочих и крестьян в вузы
были преобразованы в трехлетние рабфаки. В Северной Корее рань-
ше не было ни одного вуза, а сейчас — 99 институтов и один универ-
ситет. Они успели выпустить сотни тысяч специалистов, преданных
народной власти. В подготовке этих специалистов плодотворно ис-
пользован опыт советских рабфаков. Да и за океаном, на Кубе, по-
явился рабоче-крестьянский факультет при старейшем Гаванском
университете.
235
— Можно с уверенностью утверждать,— заключает нашу бе-
седу Константин Васильевич,— рабфаки повсюду приближают побе*
ду социализма.
Академик Островитянов был не только одним из тех, кто откры-
вал наш первый рабфак. Впоследствии он руководил им многие годы.
— Послушайте наш юбилейный марш,— неожиданно предлагает
Константин Васильевич.— Сочинен, как мне помнится, к десятиле-
тию рабфака, и если не ошибаюсь, студентом Иваном Голубковым.—
Чуть припевая, академик молодо начинает:
С Урала, Донбасса, с калмыцких степей —
Шинельною массой клокочущих дней,
Неверной походкой голодной страны,
В кровавых обмотках гражданской войны,
От вихрей сражений, от жара атак —
Учиться в столицу пришли на рабфак.
— А сейчас продемонстрирую вам образец наших частушек,-
смеется Константин Васильевич и мелодично запевает:
Ой, Дуняша, не учился,
Стал с тобой лирическим.
И на физике зашился
С прессом гидравлическим.
Неожиданно Нина Митрофановна подхватила:
Я же помню: в знанье — сила.
И за мной вдвойне победа.
Полюбила — объяснила...
Закон Архимеда!
От частушек перешли к строгой поэзии. Вспомнили стихи Mib
хайла Светлова о рабфаковке. Как она после рабочей смены, уста-
лая и голодная, склонилась над тетрадкой, готовясь к зачету. От-
важная и упорная рабфаковка, по-своему повторяющая подвиг
Жанны д’Арк.
В беседе выяснилось: немало бывших рабфаковцев стало поэ-
тами, писателями. Достаточно привести имена Мусы Джалиля, Але-
ксандра Фадеева.
— А сколько рабфаковцев сумело достичь своего рода Монбла-
нов в науке! — говорит Константин Васильевич и перечисляет: —
Академики Цицин, Жаворонков, члены-корреспонденты Самарин,
Коршак, Красильников, Шусткин... Всех перечислить невозможно.
Они повсюду! В народном хозяйстве, во всех областях культуры.
Это золотой фонд советской интеллигенции. Рабфаки открыли на-
роду ворота из нужды, забитости и темноты в необъятный и светлый
простор.
Анна Караваева
ЭСТАФЕТА
Мы, на все глядя его глазами,
Правду нашу в мире утвердив,
Повторяем клятву:
— Ленин с нами!
Нас ничто не сломит,
— Ленин жив!
АЛЕКСАНДР ЯШИН
Летом 1920 года я работала инструктором единой трудовой школы
в Алтайском губоно, в городе Барнауле. Работа меня очень инте-
ресовала, но смущало одно обстоятельство: я казалась себе, по
сравнению со старыми учителями, слишком «зеленой», чтобы инспек-
тировать их. Однажды меня спросили, не соглашусь ли я работать
в школе совсем нового типа: советско-партийной, или совпартшколе,
где учатся только взрослые. В ней программа общеобразовательных
знаний объединяется с политическим просвещением учащихся, среди
которых, конечно, будет немало недавних красноармейцев. Легко
себе представить, как жадно стремятся к знанию эти молодые
люди!..
А учебный курс рассчитан всего на два года. Поэтому учителя
будут «полностью нагружены», как говорили в те годы. Некоторым
педагогам придется нести двойную нагрузку. А мне, как словес-
нику,— вести даже три предмета: русский язык (главным образом
правописание), литературу и историю классовой борьбы.
И тем не менее товарищ, говоривший со мной обо всем этом,
был уверен, что я справлюсь: ведь дело такое новое и так глубоко
партийно задуманное да и сам «благодарный человеческий мате-
риал» — недавние фронтовики, бойцы Красной Армии, комсомольцы,
первое поколение РКСМ (Российского Коммунистического Союза
237
Молодежи) —стоит преданного своей цели педагогического труда.
Мне доводилось до этого эпизодически выступать в частях Красной
Армии с лекциями на литературные темы, и я всегда встречалась с
самой внимательной аудиторией. Была уверена, что в совпартшколе,
принципы которой мне очень были близки, встречу таких же людей.
Правда, с курсантами алтайской совпартшколы я встретилась еще
до осени, и довольно необычным образом.
В те годы голода, холода и страшного разорения после нашест-
вия 14 держав и русской белогвардейщины главной заботой всех
честных людей было как можно скорее восстановить народное хо-
зяйство. Недалеко от Алтайского губоно ремонтировалось длинное
одноэтажное здание, в котором, как рассказывали, белогвардейцы
держали лошадей. Мы, молодые сотрудники губоно, помогали вос-
станавливать этот дом. Там, на субботниках, я познакомилась с
группой молодых людей. Они уже дослуживали свой срок в Красной
Армии и собирались стать курсантами совпартшколы. Почти все
они были из сибирских сел и деревень, и мало кому довелось окон-
чить даже сельскую школу. Но они дрались за Советскую власть, и
эта боевая школа дала им чрезвычайно много, чего они, по собствен-
ным признаниям, даже не ожидали.
Пока мы вместе восстанавливали здание, в котором, кстати,
скоро разместилась совпартшкола, эти вчерашние красноармейцы
успели рассказать мне множество фронтовых историй. Свидетели и
участники борьбы за молодое Советское государство, они были обо-
гащены опытом этой борьбы, и она создавала их характеры и стрем-
ления. Им не хватало систематических знаний, но они горячо стре-
мились овладеть ими. Помочь в этом и должна была совпартшкола,
ее разносторонняя общеобразовательная программа и программа
партийного просвещения. Да еще клубная работа, участие в куль-
турном шефстве над деревней. И все вместе за каких-то восемна-
дцать учебных месяцев!
Мне довелось в течение восьми лет (с 1920 по 1928 год), то есть
четыре выпуска, работать в совпартшколах Барнаула и Ульяновска.
Не припомню случая, чтобы кто-то сдался, оставил учебу до срока:
все хотели одолеть программу и успешно заканчивали курс. Выпуск-
ники разъезжались на места уже как руководители советской и пар-
тийной работы.
Мы, учителя СПШ, были отнесены к Главполитпросвету, а учи-
теля средней школы — к Соцвосу, то есть отделу социалистического
воспитания. В условиях тогдашней учрежденской тесноты эти отделы
располагались в губоно почти что рядом, случалось даже, в одной
комнате, владея только одним столом и одним шкафом. Встречи с
учителями средней школы обычно часто касались «вопросов успевае-
мости» в нашей СПШ, которую, особенно старые учителя, называли
«необыкновенной» и «небывалой» школой в истории русской педа-
гогики. Они удивлялись также и довольно большой, разносторонней
программе СПШ, которую курсанты должны были освоить за не-
обычайно короткое время. Удивляло стариков и то, что мы, молодые
238
учителя, тогда еще беспартийные, «учим коммунистов и комсомоль-
цев!». И неужели, недоумевали вопрошающие, партийные ученики
соглашаются слушать преподавателей беспартийных?
Много раз доводилось и мне отвечать на такого рода вопросы,
убеждать, что преподавание в СПШ не только приносит нам нрав-
ственное удовлетворение, но и радует. Конечно, все знали, что ини-
циатива создания совпартшкол идет от Ленина, закреплена реше-
ниями VIII съезда партии. Владимир Ильич говорил об этом на
Всероссийском совещании политпросветов губернских и уездных от-
делов народного образования. Правда, речи Ленина мы прочесть
тогда не могли: она была напечатана в бюллетене Всероссийского
совещания политпросветов в ноябре 1920 года. А бюллетень этот
почему-то в нашу совпартшкольскую библиотеку не поступил. Од-
нако содержание речи мы знали. Она дошла до нас в пересказе деле-
гатов совещания.
Точно так же дошли до нас подробности о VIII съезде партии,
происходившем весной 1919 года, о том, какое пристальное внимание
уделил съезд вопросам политической и культурно-просветительной
работы, особенно в условиях деревни — ведь Великая Октябрьская
социалистическая революция получила в наследство темную безгра-
мотную деревню. Там, среди тьмы и бездолья, светились только
редкие огоньки в так называемых церковно-приходских и земских
школах.
В юности моей, полвека назад, я видела те жалкие школы, осо-
бенно церковно-приходскую, в которой главной «властью предержа-
щей» был местный поп. Запуганные им учителя и школьники, убо-
гие наглядные пособия, а то и полное их отсутствие, порванные гряз-
ные буквари, побывавшие во многих руках, бессмысленная зуб-
режка, холод в школе, дальняя дорога к ней — непосильно тяжка
была такая учеба! Как правило, девочек грамоте не учили. На во-
прос мой, почему же их оставляют безграмотными, родители отве-
чали, что девочкам «грамота совсем ни к чему — разве только пар-
ням записки посылать». Помню также в нашем селе «монопольку»,
где продавали водку. Зато книжку было купить негде.
И вот об этой темной, почти безграмотной деревне, доставшейся
в наследство Советской власти, шел большой исторический разговор
на VIII съезде нашей партии.
Читая, уже в последующие годы, резолюции VIII съезда
РКП (б), я припомнила рассказы старших товарищей на собраниях
комсомольской ячейки, среди молодежи. Нам раскрывали все зна-
чение решений VIII съезда для народного просвещения. «Полное
осуществление принципов единой трудовой школы, с преподаванием
на родном языке, с совместным обучением детей обоего пола, без-
условно светской, т. е. свободной от какого бы то ни было религиоз-
ного влияния...»
Это детям. А взрослым: «Всесторонняя государственная помощь
самообразованию и саморазвитию рабочих и крестьян (создание
сети учреждений внешкольного образования: библиотек, школ для
239
взрослых, народных домов и университетов, курсов, лекций, кинема-
тографов, студий и т. п.)».
Резолюции VIII съезда о политической пропаганде и культурно-
просветительной работе в деревне пронизаны ленинскими мыслями
и заботой о превращении школы «из орудия классового господства
буржуазии в орудие полного уничтожения деления общества на
классы, в орудие коммунистического перерождения общества».
Партия взялась за создание сети учреждений внешкольного
образования: библиотек, школ для взрослых, народных домов и
университетов, курсов, лекций, кинематографов, студий. «Равным
образом необходимо открыть и сделать доступными для трудя-
щихся все сокровища искусства, созданные на основе эксплуатации
их труда и находившиеся до сих пор в исключительном распоряже-
нии эксплуататоров».
Ленинское внимание и доверие тем специалистам, которые пока-
зали свое искреннее стремление работать для общества, тоже нашло
отражение в решениях VIII съезда. А вот слова, обращенные прямо
к нам, учителям:
«Учителя обязаны рассматривать себя как агентов не только
общего, но и коммунистического просвещения». Это часто повторял
в нашей совпартшколе «агитпроп» Л. А. Папарде. Называя совпарт-
школу «кузницей партийных и советских кадров», он неизменно под-
черкивал «большой вклад беспартийных учителей», которых в СПИ!
тогда было большинство.
В самый разгар тяжелейшей войны против интервентов и бело-
гвардейщины Ленин призвал партию к решению созидательных
задач, к социалистическому переустройству народного хозяйства. На
всю Россию прозвучали слова Ленина о социалистической индуст-
рии, которая вооружит нашу промышленность и сельское хозяйство
новой техникой. «Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч перво-
классных тракторов...» — и миллионы людей, слыша эту высказан-
ную на VIII съезде ленинскую мечту, уверовали в нее. Но для
привлечения к наиболее активному участию миллионов тружеников
в общественно-производительном труде нужны годы широкого про-
свещения масс, разностороннее воспитание, повышение их культур-
ного уровня. Просвещать, учить всех поднимать в людях жажду зна-
ний и всячески помогать им накапливать настоящие знания, которые
создают нового человека социалистического общества,— вот первей-
ший наш учительский долг.
Мы, педагоги, тоже по-своему учились. В Барнаул, еще не опра-
вившийся от страшного пожара летом 1917 года и многих тягот и
лишений в годы гражданской войны, приглашались квалифициро-
ванные лекторы с университетским опытом. Помню, как один из та-
ких лекторов передал нам свое впечатление о речи Владимира Ильи-
ча перед отправкой слушателей Свердловского университета (а он
был в их числе) на фронт в 1919 году. Этот лектор, еще не залечив-
ший боевые раны, носил левую руку в широкой черной повязке. По-
том о нем говорили: «Тот самый, у которого рука в черной повязке».
240
Был он у нас в СПШ дважды перед Октябрьским праздником. В те
годы самым добрым обращением считалось «товарищ»: «товарищ до-
кладчик», «товарищ лектор», а фамилию даже не запоминали.
Товарища с «рукой в черной повязке» приняли в совпартшколе
особенно сердечно: совсем еще молодой, а какой бледный, без кро-
винки в лице, все еще кость у него не срастается, все еще фронтовые
раны о себе напоминают. Тему пятой годовщины Октября он свя-
зал со своими впечатлениями от речи Ленина. Докладчик расска-
зал, что сам он из семьи коренных рабочих-питерцев. Как активиста-
комсомольца, его направили в Свердловский университет. Учиться
было интересно, несмотря на всякие трудности и голод. Студентов-
свердловцев воспитывали многие замечательные лекторы — сорат-
ники Ленина. И нам, помнится, особенно понравилось то, что до-
кладчик находил немало общего между «свердловкой» и совпартшко-
лой — этими двумя, старшей и младшей, кузницами партийных и
советских кадров. Как отрадно было нашим курсантам услышать
такое суждение!
Потом с нами, учителями, делились курсанты: этот товарищ ви-
дел Ленина, слышал его голос!.. Уж конечно, и Ленин видел всех их,
свердловцев, решивших идти на фронт. В те годы еще не было за-
писи ленинского голоса, кинокадров о нем было очень мало, поэтому
нашему докладчику задавали много вопросов, как выглядит Вла-
димир Ильич. Кто-то, вспомнив, что в те тяжелейшие месяцы граж-
данской войны все были как бы мобилизованными, спросил:
— А как был одет Владимир Ильич: в военной форме или в
штатской одежде?
— Нет,— отвечал наш собеседник,— никто никогда не видел
Владимира Ильича в военном, да и зачем это было ему? Он, как ни-
кто на свете, знал и предвидел, как пойдут дела на фронтах, где,
когда и какие перемены произойдут. Видно было по всему, что Вла-
димир Ильич аккуратно носит свой далеко не новый костюм; гал-
стук у него тоже не новый, но хорошо повязан, а мягкую свою кеп-
ку он иногда сдвигает повыше на лоб... Какой у него голос? Хороший
полный голос, каждое слово у него четко, всем слышно.
— На фронте тогда было трудно? — спрашивают опять.— Замет-
но ли было, что Владимир Ильич был очень озабочен? Да ведь и то
надо вспомнить, что всего год назад он был опасно ранен эсеркой
Каплан. И вообще, как его здоровье?
Бывший свердловец отвечал, что он и все, кто впервые увидел
тогда Ленина, составили о нем ясное впечатление: это характер
сильный, выдержанный, волевой и жизнерадостный, очень хорошо
смеется Ленин, заразительно смеется!.. Однако смеется он и над тем,
что надо высмеять, осудить,— и едва ли поздоровится тем, к кому
относится иронический смех Ленина.
...Около половины всего выпуска свердловцев по окончании
курса приняли решение отправиться на фронт. Ленин и обратился со
своей речью к свердловцам в связи с их благородным решением.
Напомнив слушателям, как нуждается молодое Советское государ-
16
Заказ 2878
241
ство в опытных, молодых и квалифицированных работниках, Ленин
взволнованно говорил и о тех государственных надеждах, которые
были связаны с внешкольным образованием: «Поэтому возможность
собрать здесь несколько сот рабочих и крестьян, дать им возмож-
ность заняться систематически несколько месяцев, пройти курс со-
ветских знаний...— эта возможность представляет для нас громад-
ную ценность, и мы с чрезвычайным трудом, с чрезвычайной неохо-
той и после долгих колебаний решились на то, чтобы около поло-
вины настоящего выпуска отдать на фронтовую работу. Но условия,
которые сложились на фронте, таковы, что выбора не оставалось».
Сколько лет прошло с тех пор! Перечитывая ленинскую речь,
представляю себе не только сложную картину тех фронтов — Петро-
градский и Южный, борьба с англо-французскими империалистами,
с Колчаком, с белополяками, с Деникиным,— но и ясную, твердую
уверенность Ленина в людях, воспитанных революцией. Это созна-
тельные коммунисты, «прошедшие школу». Так именно Ленин и на-
зывает их в той памятной речи: «Вот почему, как ни тяжела для нас
эта жертва,— посылка на фронт сотен курсантов, собранных здесь
и заведомо необходимых для работы в России,— мы тем не менее
согласились на ваше желание. Там, на Южном и Петроградском
фронтах, в ближайшие, если не недели, то во всяком случае месяцы,
решается судьба войны. В такой момент всякий сознательный ком-
мунист должен сказать себе: мое место там, впереди других, на
фронте, где дорог каждый сознательный коммунист, прошедший
школу».
Именно на совпартшколу особенно надеялся Ленин. Он неустан-
но повторял призыв: учиться и учиться!
Не раз он повторял, что нельзя стать коммунистом, усвоив толь-
ко коммунистические лозунги, выводы коммунистической науки, но
«не усвоив себе той суммы знаний, последствием которых является
сам коммунизм».
По всей России в двадцатые годы совпартшколами были воспи-
таны тысячи и тысячи молодых низовых работников и руководите-
лей. Это было старшее поколение, передавшее молодежи подлинно
ленинскую эстафету. Сеть партийных школ, возникших по инициа-
тиве Владимира Ильича, чудесно выросла, окрепла, утвердила себя,
стала необходимой в нашей жизни.
Хрисанф Херсонский
РЕЙСЫ «КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ»
Мы от Каспия до Камы,
Вдоль по Волге и Оке
Отвезем подарок славный
Красной матушке — Москве,
В первые годы после Октябрьской революции большую, неповтори-
мую роль в жизни молодого Советского государства сыграли аги-
тационно-инструкторские поезда и пароходы ВЦИК. Выполняя за-
дания Владимира Ильича, они в самое трудное время стали пере-
движными форпостами партии и центрального правительства.
Славные страницы в эту работу вписал пароход «Красная Звез-
да», совершивший в 1919, 1920 и 1921 годах три, по-своему истори-
ческих, летних рейса по Волге и Каме.
В 1919 году на «Красной Звезде» работала Н. К. Крупская.
В 1932 году она писала: «Я по совету Владимира Ильича завела
дневник, где изо дня в день записывала виденное и пережитое...
Одно время был план — издать воспоминания о поездке на «Крас-
ной Звезде». Об этом говорил Владимир Ильич».
Дневник Надежды Константиновны, прочитанный Лениным и
переданный издательству, был, к сожалению, затерян. Его отыскали
значительно позже. В своем кратком вступлении она писала: «В про-
шлом (1919 г.) мне пришлось проработать полтора месяца в каче-
стве инструктора Наркомпроса на пароходе «Красная Звезда». Сде-
лала я путь от Нижнего до Казани по Волге и до Перми по Каме.
Шли только ночью, а днем останавливались по городам, селам, за-
водам, посадам. Работать пришлось в наилучших условиях, с груп-
243
пой товарищей инструкторов и агитаторов человек в 20, с которыми
совместно обсуждалось после каждой остановки все виденное, сов-
местно вырабатывался план дальнейшей работы. Благодаря этому
удалось провести сравнительно большую организационную работу,
которая особенно нужна оказалась в местностях, где недавно еще
были белые и где работа ставилась заново. Для отчета в своем
комиссариате и для себя я вела все полтора месяца «дневник»,
выдержки из которого я и привожу».
Крупская рассказывает о встречах со множеством людей, о бе-
седах с ними, о тяжелых условиях жизни, об острых нуждах орга-
нов Советской власти и рабочих, крестьян, красноармейцев, мест-
ной интеллигенции. Читаешь этот дневник, и становится ясно, как
много давало путешествие на «Красной Звезде» не только местному
населению, но и самим агитаторам и инструкторам, вооружая их зна-
нием жизни, воспитывая из них государственных работников нового
ленинского склада.
Хочется в этой связи привести письмо Владимира Ильича
Н. К. Крупской, посланное из Москвы на пароход 9 июля 1919 года:
«Дорогая Надюшка! Очень рад был получить от тебя весть.
Я уже дал одну телеграмму в Казань и, не получив на нее ответа,
послал другую в Нижний, откуда сегодня ответили, что «Красная
Звезда» 8/VII должна быть в Казани и простоит там не менее су-
ток. Я запросил в этой телеграмме, нельзя ли на «Красной Звезде»
дать каюту для Горького. Он приедет сюда завтра, и я очень хотел
бы вытащить его из Питера, где он изнервничался и раскис. Наде-
юсь, ты и другие товарищи будете рады ехать с Горьким. Он —
парень очень милый; капризничает немного, но это ведь мелочь».
Что могло быть более действенным лекарством для народного
писателя, чем живое общение на его родной Волге с рабочими, кре-
стьянами и всеми, кто с великим героическим трудом впервые строил
свое новое социалистическое государство!
Алексей Максимович по нездоровью от поездки отказался.
А В. И. Ленин продолжал пользоваться каждой возможностью,
чтобы узнать о делах «Красной Звезды» как можно больше. Почта в
те годы работала плохо. С одним из писем Надежды Константинов-
ны к Владимиру Ильичу был послан из Козьмодемьянска в Москву
молодой надежный паренек Исаак Урецкий, заведовавший на паро-
ходе книжным складом. Выполняя поручение, Урецкий передал Ле-
нину вместе с письмом привет от Крупской и хотел уйти, но Вла-
димир Ильич усадил его рядом с собой на диван и подробно рас-
спрашивал. Позже доклады о работе агитпоездов и пароходов за-
слушивались на заседаниях Совнаркома, и Ленин живо участвовал
в их обсуждении.
В 1920 году «Красная Звезда» повторила свой рейс по Волге с
участием Карпинского, Конкордии Самойловой, Лебедева-Полян-
ского и других видных деятелей партии.
Наконец, третий ее поход состоялся с 28 мая по 28 июня 1921 го-
да, снова от Нижнего до Астрахани, и на этот раз дальше, на рыбо-
244
ловные промыслы в дельте Волги. Об этом походе, участником кото-
рого мне. довелось быть, хочу рассказать подробнее. Он имел спе-
циальное задание Владимира Ильича.
Страна, истерзанная войной и разрухой, голодала. Отсутствие
мяса можно было восполнить рыбой. Но улов ее тоже резко умень-
шился. Промыслы испытывали острый недостаток в людях.
Мы должны были сделать все возможное, чтобы возродить и активи-
зировать рыбацкие артели.
Всей политической работой парохода руководили верные сорат-
ники Ленина — Константин Еремеев и Конкордия Самойлова (в про-
шлом ее подпольная кличка Наташа).
«Задача парохода — словом и делом приободрить рабочих про-
мыслов в их тяжелом, необходимом для всего государства трудя-
щихся деле и помочь им советом. Пароход везет на далекие рыб-
ные промыслы лучший театр, книги, музыку... едут представители от
Советского правительства. Они должны следить за советским по-
рядком— нет ли каких злоупотреблений или обид для рабочих и
какие у них недостатки? Они должны выработать план, как улуч-
шить положение рабочих промыслов, как лучше наладить работу и
как увеличить добычу промыслов, чтобы всем трудящимся великой
Советской республики стало легче жить. Труженики промыслов, по-
могите вашему правительству... Приходите на пароход и расскажите,
какие у вас недостатки и как их скорее изжить».
С таким обращением вышла наша газета, носившая то же на-
звание «Красная Звезда».
Владимир Ильич придавал очень большое значение той вещест-
венной помощи, которую мы, по его поручению, должны были ока-
зать рыбакам. Он распорядился погрузить в трюмы парохода 300 000
аршин мануфактуры, 100 пудов манной крупы, 800 пудов махорки,
200 ящиков спичек для раздачи натурпремии лучшим рабочим, их
женам и детям.
Не получая некоторое время известий, как выполнено это его
указание, он не успокаивается и шлет одну за другой телеграммы.
23 апреля на «Красную Звезду» летит телеграмма, в которой
предлагается нам задержаться в Н. Новгороде за получением мате-
риалов и натурпремии и сообщается, что 28 апреля выезжает из
Москвы в Нижний представитель Главрыбы Теребин с необходи-
мыми для нас различными сведениями и документами.
По каким-то причинам погрузить в Нижнем все указанное Ле-
ниным не удалось. Мы нередко сталкивались в пути, здесь и дальше,
с нераспорядительностью, халатностью и местническими настроения-
ми. А время не ждало. Нам нужно было торопиться. Накануне 1 мая
пароход покинул Нижний; оставалась надежда пополнить трюмы
дальше.
Узнав об этом, Владимир Ильич телеграфирует в Саратов губ-
продкому (копию начагиту парохода) о том, чтобы немедленно под-
готовили из имеющихся запасов мануфактуры 300 000 аршин для
отправки пароходом «Красная Звезда» в Астрахань Областьрыбе
245
(60 000 аршин) и в Гурьев Областьрыбе (40 000 аршин). В тексте
телеграммы говорилось также, что ко времени прихода «Красной
Звезды» в Саратов поступит сообщение начпарохода и что выдача
предписанной мануфактуры будет впоследствии возмещена. Об ис-
полнении данного распоряжения Владимир Ильич просит непре-
менно сообщить. По настоянию Ленина вместе с ним эту телеграмму
подписывают замнаркома продовольствия Брюханов и от Главрыбы
Потяев.
О телеграммах Ленина немедленно становилось известно всему
коллективу «Красной Звезды» — от капитана до матроса и прачки.
Надо ли говорить, как это всех нас воодушевляло!
Все указанное Владимиром Ильичем было погружено 4 мая в
Саратове. Впоследствии 100 000 аршин мануфактуры было отдано
для организации яслей и домов охраны материнства и младенчества.
«Красная Звезда» двигалась по ночам, не теряя ни дня в пути.
Днем на пароходе и на пришвартованной к нему специально обору-
дованной барже кипела жизнь: митинги, спектакли, концерты, кино-
сеансы.
Вот скупая хроника за один майский день. Многочисленные ми-
тинги на родине Ленина в Симбирске и одновременно в посаде Ча-
совня и на площади Патронного завода. Выступают Еремеев, Самой-
лова, Борис Иванов, Киселев, Федотов, Гей, Станкевич, Будаев.
В час дня на барже спектакль для детей, вступительное слово Са-
мойловой. В семь вечера новый митинг на барже, выступают Са-
мойлова и Иванов. После митинга спектакль для взрослых. В тот
же вечер чествование героев труда, проработавших на водном
транспорте от тридцати лет и до полувека: лоцмана Федора Гла-
зунова, машиниста Василия Филиппова и прачки Александры Линё-
вой. Утром «Красная Звезда» уже в Самаре, а вечером в Сызрани,
и снова митинги и концерты.
Не спится и по ночам. Идут обсуждения текущих планов, выпу-
скается газета для распространения на стоянках.
С наступлением сумерек на мачтах парохода и на барже зажи-
гаются сигнальные огни... Мы поднимаемся в капитанскую рубку и
вглядываемся в зовущие просторы разлившейся реки. В сумраке вода
сливается с небом. Навстречу выплывают и разгораются все ярче
поднимающиеся против течение гроздья пароходных огней. А над го-
ловой загораются и медленно плывут опрокинутые далекие со-
звездия.
Высокая весенняя вода, стремительная и тугая, клубясь и шур-
ша, несет наш корабль мимо утонувших во мраке берегов. Иногда
совсем рядом с бортами, в снопах падающего из окон света, про-
плывают назад дрожащие под напором воды вершины деревьев,—
это капитан, пользуясь вешней водой, срезает повороты, пренебре-
гая фарватером, ведет пароход прямо по опушкам, над лугами и
и островами.
Когда сумерки сгущаются, особенно громко начинают петь со-
ловьи. Они щелкают, свистят, заливаются, славя весну.
246
Наша газета обращалась к читателям:
«Труженики и труженицы Красного Поволжья!
Братский привет вам от Всероссийского Центрального Исполни-
тельного Комитета.
Да будет ваша рука тверда и воля непоколебима в борьбе с
главнейшими нашими врагами — разрухой и нищетой!
Да будет Советская Россия сытой, светлой и счастливой!
Да внедрится в сознание каждого работника одна мысль: мы
должны уничтожить разруху во что бы то ни стало».
Константин Еремеев, или попросту «дядя Костя», как ласково
называли его молодые журналисты,— под этим дружеским именем
он и вошел в историю советской печати,— был опытным газетчиком.
В прошлом редактор боевой ленинской «Правды», он любовно де-
лал пароходную газету и увлекал других. Страницы «Красной Звез-
ды» не обходились без сатиры, юмора, без фельетонов с огоньком
и перцем (недаром Еремеев стал потом первым редактором «Кро-
кодила») .
Ехали с нами представители ЦК РКП, ВЦИК, Наркомпрода,
Главрыбы, Наркомпроса, Наркомздрава, Главкустпрома, Рабкрина,
Наркомзема, Всероссийского профсоюза пищевиков. Все они давали
по пути советы по своим специальностям, вели пропаганду, исправ-
ляли ошибки, налаживали новую жизнь. И непременно писали в па-
роходную газету.
Мы раздавали множество листовок на актуальные в то время
темы: «Кто такие коммунисты?», «Неделя рабочих и крестьянских
детей», «Нашим братьям, польским крестьянам» (стихи Демьяна
Бедного), «Крестьянка, к тебе наше слово», «Что дала работницам
Советская власть?», «Как Советская власть обеспечивает рабочего»,
«К ответу дезертира!», «О крестьянах и свободной торговле», «За-
боты о семьях красноармейцев», «Единая трудовая школа», «Бори-
тесь с пожарами» (подписана М. И. Калининым), «Международный
день молодежи», «Отцы духовные перед судом народным», «Трудя-
щиеся, учитесь управлять вашей страной! (Что такое рабоче-кресть-
янская инспекция?)», «Правда про коммуны», «К вам, братья-крас-
ноармейцы!».
Были и брошюры, как, например, «Манифест коммунистической
партии к пролетариям всего мира» (с разделами: «Чего хотят ком-
мунисты?», «Последствия буржуазной войны», «Как избавиться от
ужасов войны?», «Как освободить малые народы?», «Как освободить
колонии?», «Кто хочет настоящей свободы?», «Для чего нужны Со-
веты?», «Почему неизбежна гражданская война и для чего нужна
Красная Армия?», «Почему не годятся старые социалистические пар-
тии?», «В чем задача III Интернационала?»).
Политотдел ежедневно распределял задания всему коллективу
парохода.
Чем ниже он спускался по Волге, тем сложнее складывалась об-
становка. Где-то выше Царицына ночью раздались выстрелы с бе-
рега. Кулацкая банда палила из винтовок по пароходу.
247
Еремеев заранее был готов ко всему. По тревоге погасили огни.
Команда охраны из красноармейцев заняла боевые посты. Никто не
спал до утра. На рассвете мы видели показавшуюся на том же пра-
вом берегу группу вооруженных всадников. Возможно, это была
красноармейская часть, вступившая в бой с бандитами и рассеяв-
шая их.
На всем нашем пути не выпало в это лето ни одного дождя.
Озимые пожелтели и стали сохнуть. Палящее солнце выжигало и
яровые. На Поволжье надвигался голод.
Когда вдали показался Царицын, Еремеев предупредил:
— Здесь у нас будет много работы, простоим несколько дней.
И напомнил:
— Как всегда, нашу баржу непременно атакует нетерпеливая,
жадная детвора. Сбежится со всех пристаней. А что у нас для са-
мых маленьких? Не надоело еще играть «Ваню и Машу» (незатей-
ливая пьеска в нашем репертуаре)?.. Почему не приготовили новой
революционной пьесы для малышей? — строго сказал он актерам.
И новая пьеса «Красная Шапочка» вскоре была мною приготов-
лена; шла она с успехом. Кажется, это была первая советская дет-
ская пьеса. Роль чтеца в ней исполняла будущая жена Сергея
Эйзенштейна — Пера Атташева.
В Царицыне была созвана женская конференция. На ней высту-
пила Конкордия Самойлова. Тут же 50 делегаток вызвались поехать
на астраханские промыслы. А следом за ними в Астрахань, на пу-
тину, двинулись тысячи работниц.
Наконец пароход прибыл в Астрахань. Город наполнил дни но-
выми необычными впечатлениями и трудными испытаниями.
Шла горячая путина. На рыбных промыслах, разбросанных ши-
роко до побережья Каспия, коллектив «Красной Звезды» столкнулся
с примитивнейшими условиями труда и быта рабочих и работниц.
Солильщицы и укладчицы босыми ногами уминают рыбу, стоя в
р.ассоле. Отдых вповалку, в грязных казармах с разбитыми окнами,
дырявыми, гнилыми полами, стенами и потолками. Вонь. Донимают
вши. Нет мыла. Хилые, рахитичные дети. Еще страшнее нищен-
ское существование и бескультурье у киргизов и калмыков.
На одном из промыслов при обходе общежитий Конкордия Ни-
колаевна отвела в сторону Еремеева, хотела что-то сказать, но слезы
залили ее глаза, и, махнув рукой, глотая рыдания, она промолвила:
«Ведь это ужасно! Что они делают? Где же партийная организа-
ция?» С гневом и болью на специальных собраниях вели жестокий,
страстный, нелицеприятный разговор Еремеев, Самойлова и другие
члены нашего политотдела с местными партийными, советскими и
профсоюзными работниками, допустившими разгильдяйство. Заня-
тые бесплодными спорами, они проходили мимо вопиющих нужд
людей. Приезд ленинской «Красной Звезды» улучшил положение,
всколыхнул всю Астраханскую губернию.
На массовых собраниях не было оратора более пламенного, чем
Конкордия Самойлова. Она умела зажигать массы своей непоколе-
248
бимой верой в рабочее дело, в великое ленинское преобразование
мира. Звала людей на дружную борьбу с невежеством, вековой от-
сталостью. И везде после выступлений Самойловой множество
людей крепче сплачивалось вокруг партии, принималось с «огонь-
ком» за работу. Особенно глубокое влияние имела товарищ Наташа
на женщин-работниц.
По просьбе нашего политотдела военное ведомство командиро-
вало на промыслы на время весенней путины своих врачей; они при-
нялись за борьбу с заразными болезнями, стали добиваться охраны
труда, особенно беременных, взяли на себя заботу об улучшении жи-
лищ, о доброкачественной пище, прозодежде.
Всюду пароход раздавал литературу, устраивались на барже
киносеансы, через день-два выпускалась газета «Красная Звезда» со
статьями на жгучие темы, со стихами, баснями, частушками.
Несмотря на младенческое состояние советского кино, репертуар
пароходного киномеханика был довольно обширен. Народный комис-
сариат просвещения, следуя ленинскому указанию, использовал за-
граничные просветительные фильмы и поощрял создание отечест-
венных агитационно-хозяйственных лент. С особенным увлечением
смотрели кино дети и подростки, но с такой же жадностью хотели
все увидеть, все знать и взрослые рабочие и крестьяне.
Вот наш кинорепертуар: «Отец и сын» («В Красную Армию») —
агитфильм в одной части, сценарий А. Рублева, постановка И. Пере-
стиани; «Рабочий Шевырев», в пяти частях, экранизация рассказа
М. Арцыбашева, режиссер Ч. Сабинский; «Дети — цветы жизни», в
трех частях, режиссер и оператор Ю. Желябужский; «Стрекоза и
муравей», кукольная мультипликация Старевича по басне Крылова;
«Мозг Советской России», «Сказка о мертвой царевне», «Три мате-
ри», «Репка», «Как образуются облака», «Охота на морского льва»,
«Охота на крокодила», «Рыбные промысла в Норвегии», «Заводское
разведение уток», «Рыборазводный завод». Пояснения к фильмам
давали политотдельцы, чаще всего Конкордия Самойлова и Борис
Иванов.
Программы киносеансов составлялись по известному указанию
В. И. Ленина: 1) хроника, 2) научно-популярная кинолента, 3) ху-
дожественная кинолента. В историю кинематографии этот принцип
смешанной программы вошел как «ленинская пропорция».
Что же касается успеха самих картин, то мы, признаться, до-
вольствовались одобрительной реакцией зрителей в общем и целом.
А ведь когда заведующий отделом агитпоездов и пароходов
ВЦИКа Я. Буров еще 25 января 1920 года сделал в Кремле доклад
об их деятельности, Владимир Ильич Ленин дал указание: «Обра-
тить внимание на необходимость тщательного подбора кинолент и
учет действия каждой киноленты на население во время демонстри-
рования ее». Уже тогда мысль Ленина прозорливо опережала прак-
тику не только тех лет... Вот и сейчас, через полвека, наши кинема-
тографисты все острее ощущают крайнюю необходимость вниматель-
но изучать действие каждого фильма на зрителя именно в процессе
249
его демонстрирования, а не только после сеанса. Но мы до сих пор
ни того, ни другого как следует еще не научились делать...
На остановках пароход гостеприимно опускал свой трап и вме-
сте с баржой напоминал неутомимый муравейник.
По нескольку раз на день выступала театрально-музыкальная
труппа. Не закрывался склад и магазин литературы. Беспрерывно
действовало бюро жалоб. Газета приглашала:
«Рабочим и крестьянам!
На пароходе ВЦИК «Красная Звезда» имеется бюро жалоб и
заявлений.
Пусть каждый, кто знает что-либо о неправильных действиях,
нарушениях декретов Советской власти или злоупотреблениях, со-
общит об этом в бюро жалоб письменно или устно, если он негра-
мотный.
Бюро жалоб немедленно расследует жалобу или заявление и в
случае справедливости жалобы удовлетворит жалобщика и привле-
чет виновных к ответу.
Бюро жалоб «Красной Звезды» — око рабоче-крестьянской вла-
сти за всеми саботажниками, насильниками и примазавшимися».
День за днем «Красная Звезда» сплачивала силы людей. Росла
производительность труда. И росли люди.
На Оранжерейном промысле в Народном доме выступил с речью
рыбак-киргиз. Он с трудом говорил по-русски:
— Своим приездом и тем, что вы только что нам говорили, ясно
видно, что вы, как и вся Советская власть, искренне заботитесь о
нас, хотите и стараетесь по мере сил и возможностей облегчить нашу
суровую жизнь... Вы пришли к нам, как к своим братьям, беседуете
с нами, как с равными... чего при прежнем режиме мы никогда не ви-
дели!.. Теперь мы знаем, что нам надо делать.
В речи этого киргиза, в его загоревшихся глазах мы увидели
подтверждение тому, как мудра ленинская братская национальная
политика.
Тогда в низовье Волги на весеннюю путину кочевники-киргизы
каждый год съезжались издалека, из своих полуголодных степей.
Все неграмотные. У большинства разговорный русский словарный за-
пас ограничивался тремя-четырьмя ходовыми фразами. Театра они
никогда не видели.
Мы сыграли для них «Новый фронт» — агитпьесу о борьбе с раз-
рухой.
Зрительный зал затаил дыхание. Лишь только было произнесено
несколько реплик... тут и началось. Словно бы прорвалась плотина.
Из зала понеслись вопрошающие голоса. Люди спрашивали друг
друга: о чем на сцене говорят? И вообще, что такое там происходит?
Чтобы лучше разобраться в существе дела, зрители выделили
переводчика. Тот запросто вышел прямо на сцену. А когда начинал
говорить тот или другой герой пьесы, переводчик подходил к нему,
рассматривал поближе, иногда переспрашивал, а затем по-своему
переводил слова героя на киргизский язык и, обращаясь к зрителям,
250
сопровождал перевод собственными темпераментными комментари-
ями. Услышанное вызывало у зрителей противоречивые чувства, и
мгновенно вспыхивало .шумное обсуждение. Актерам приходилось
после каждой фразы делать паузу, дожидаясь, пока относительно
улягутся страсти. А через некоторое время среди актеров уже рас-
хаживали еще двое или трое комментаторов.
Посланница Владимира Ильича — «Красная Звезда» — принесла
сюда много новых дум и надежд.
В самый разгар кипучего дела на нас навалилось неожиданное
горе: вечером 1 июня на заседании Политотдела, совместном с работ-
никами Алгаринского промысла, почувствовала себя плохо Конкор-
дия Николаевна. Врачи поставили диагноз — молниеносная азиат-
ская холера. Через два дня мы ее хоронили.
В траурном номере газеты появились мои скорбные строки:
Душа, любившая свободу,
Будила робких и звала...
...Наш новый мир, наш мир прекрасный
Тобою будет горд всегда!..
Никакими силами нельзя оторвать отважное, мужественное,
любящее сердце этой женщины от множества людей, с кем она об-
щалась при жизни. Мы все были ей обязаны очень многим, уже про-
сто потому, что присутствие среди нас самоотверженного человека,
соратницы Ленина, с такой чистой и деятельной душой, талантли-
вого коммуниста-организатора заставляет всех жить чище, лучше,
жить творчески, активно.
«Падают один за одним революционные борцы, ветераны из ста-
рой, мощной, стальной, спаянной работой и кровью армии больше-
виков,— писал в траурном номере газеты Еремеев.— Под руководст-
вом этой армии, этого передового отряда рабочего класса, пролета-
риат одержал величайшие невиданные победы над классом эксплуа-
таторов... Юной девушкой вступила она в большевистские ряды...
почти 20 лет неустанной, тяжелой революционной работы... Горько те-
рять старого товарища, верного соратника в борьбе,— заканчивал
Еремеев,— но все мы знаем, что эти жертвы не бесплодны. Мы знаем,
что новый, светлый, коммунистический мир рождается в муках. И мы
знаем, что эти неизбежные жертвы рождают новых борцов, новых
героев».
Похоронили Конкордию Самойлову на окраине Астрахани, в
одной могиле с ее мужем, умершим в 1919 году от сыпного тифа (до
этой поездки она не знала, где он захоронен, и впервые разыскала
его могилу за несколько дней до своей смерти).
«Красная Звезда» заканчивала свой третий поход под строгим
карантином. Горестна была утрата. Но каждого из нас укрепляло
сознание, что коллектив парохода сделал все, чтобы лучше выпол-
нить поручение Ленина. Мы ощущали себя бойцами важного и тяже-
лого фронта, на котором, как в боях с врагами, решалась судьба
молодой республики.
Борис Краевский
МАЛЕНЬКАЯ КАРТИНКА
ДЛЯ ВЫЯСНЕНИЯ
БОЛЬШИХ ВОПРОСОВ
Он нам сказал: чтоб кончить муки,
Берите все в рабочьи руки.
Для вас спасенья больше нет —
Как ваша власть и ваш Совет...
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
В конце 1918 года, а может быть, в начале 1919 года в руки Влади-
мира Ильича Ленина попала небольшая книга, изданная в канун
первой годовщины Октября в захолустном городке Весьегонске ти-
ражом всего лишь в одну тысячу экземпляров. Называлась она
«Год — с винтовкой и плугом» и представляла собой написанный в
форме очерка отчет Весьегонского уездного исполкома о том, что
сделано в уезде за первый год Советской власти. Автор этой книги
Александр Иванович Тодорский был в то время членом Весьегон-
ского уисполкома, членом уездной Военной коллегии по борьбе с
контрреволюцией и редактором первой советской газеты в городе.
Этой книге Владимир Ильич посвятил статью «Маленькая кар-
тинка для выяснения больших вопросов» (к сожалению, незакончен-
ную), где назвал ее «замечательной книгой», из которой «надо
извлечь серьезнейшие уроки по самым важным вопросам социалисти-
ческого строительства...»
«Надо пошире распространить эту книгу,— писал В. И. Ленин,—
и выразить пожелание, чтобы как можно большее число работни-
ков, действовавших в массе и с массой, в настоящей гуще живой
жизни, занялись описанием своего опыта».
Книга «Год — с винтовкой и плугом» привлекла внимание Ле-
нина не только потому, что была одной из первых попыток обобщить
252
опыт молодой Советской власти на местах, но и своими публицисти-
ческими достоинствами. «Описание хода революции в захолустном
уезде вышло у автора .такое простое и вместе с тем такое живое, что
пересказывать его значило бы только ослаблять впечатление»,—
писал Ленин в своей статье.
Какова же история этой книги? Об этом мне не раз довелось бе-
седовать с ныне покойным Александром Ивановичем Тодорским, ко-
торый хранил в памяти интересные воспоминания.
— История эта началась в бурные, наполненные событиями сен-
тябрьские дни 1918 года,— рассказывал Александр Иванович.— Мы,
большевики, испытывали тогда острейшую тревогу за жизнь и здо-
ровье Владимира Ильича Ленина: на него только что было совер-
шено покушение. Волновалась и крестьянская беднота — имя Ленина
пользовалось величайшим уважением среди сельских пролетариев, и
они стихийно собирались на сходки, митинги и собрания, чтобы за-
клеймить позором подлых убийц. Мне, как и другим уездным руко-
водителям, часто приходилось ездить по деревням и селам, высту-
пать на собраниях, заниматься множеством больших и маленьких
дел.
Однажды, вернувшись из одной такой поездки, я узнал, что
меня разыскивает Григорий Терентьевич Степанов,, организатор Со-
ветской власти в Весьегонске и первый председатель уездного испол-
кома. Я поспешил явиться, и Григорий Терентьевич передал мне за-
дание Тверского губкома партии — составить годовой отчет о работе
уисполкома для представления его в губернию.
Признаться, задание мне не понравилось. Тут такие дни, столько
работы, как говорится, глаз сомкнуть некогда, и вдруг — отчет, кан-
целярия... Долго просил я передать кому-нибудь другому составле-
ние отчета, но Степанов был непреклонен. Напрасно я убеждал его,
что у меня ничего не получится, что я не умею писать отчетов, что у
меня стиль не подходит.
«А вы своим стилем напишите, не обязательно подлаживаться
под казенный отчет»,— разбил Григорий Терентьевич мои последние
возражения.
Делать нечего — пришлось садиться за отчет. Но, удивительное
дело, чем глубже я входил в эту необычную для меня работу, тем
больше она мне нравилась, тем больше я увлекался ею. Конечно,
написать такой отчет одному — нечего было и думать. Следовало
поднять множество документов, собрать различные материалы, ко-
торые далеко не все были в одном месте — в то время мы не очень
заботились о делопроизводстве,— переговорить с множеством людей.
Поначалу я привлек нескольких помощников из редакции газеты, ко-
торую возглавлял, потом появилось множество добровольных под-
ручных и, наконец, в составлении отчета принял участие едва ли не
весь уездный актив. Каждый стремился найти и сообщить мне ка-
кие-либо цифры, факты, данные, свидетельствующие о первых шагах
Советской власти в Весьегонском уезде.
253
Когда отчет был готов, для его рассмотрения было созвано спе-
циальное заседание укома партии и уисполкома. Мою работу одо-
брили, а Григорий Терентьевич Степанов предложил даже издать ее
книжкой в нашей типографии при газете и придумал название —
«Год — с винтовкой и плугом». Так на заседании и порешили.
Через несколько дней был готов тираж — тысяча экземпляров.
В таком, уже отпечатанном, виде мой отчет и был отправлен в губ-
ком партии. Большую половину тиража разослали в деревни и села
уезда, чтобы каждый крестьянин мог ознакомиться с отчетом его
родной, кровной Советской власти. Оставшиеся книги послали в дру-
гие губернии — для передачи опыта — и в газеты. На последнем на-
стоял я. Хотелось, чтобы мои коллеги из других газет высказали свое
мнение о нашем необычном почине.
К Владимиру Ильичу Ленину попал тот экземпляр книги, кото-
рый мы послали в редакцию «Бедноты». Мне рассказывали, что со-
трудники этой газеты высоко оценили книгу, а редактор «Бедноты»
лично отнес ее Ленину.
Через несколько месяцев, зимой, я получил от Владимира Иль-
ича теплый привет и пожелание дальнейших успехов. Естественно,
внимание Ленина я нс принял только на свой счет. День, когда стала
известна ленинская оценка нашего труда, стал настоящим праздни-
ком для всех весьегонских большевиков, которые поклялись с утроен-
ной энергией работать над дальнейшим укреплением народной Со-
ветской власти. Мне же недолго пришлось работать в Весьегонске.
В разгаре была гражданская война, и меня, как военного, партия на-
правила на фронт.
Конечно, тогда у меня и в мыслях не было, что Владимир Ильич
не ограничился тем, что прочитал и одобрил наш отчет, но написал
еще и статью, посвященную книге. Об этой статье я узнал только
много лет спустя, осенью 1926 года, когда она была опубликована в
«Правде»...
Воспоминания Александра Ивановича Тодорского живо пере-
дают напряженный, творческий, боевой дух той незабываемой эпохи.
Где такое бывало прежде, чтобы годовой отчет уездных властей пре-
вращали в увлекательнейшую книгу и чтобы глава правительства
крупнейшей страны не только изучал этот отчет, но и давал ему
оценку, привлекал к нему внимание.
«Маленькая картинка для выяснения больших вопросов»... Не
зря назвал так Ленин свою статью. В делах глухого тогда Весьегон-
ского уезда, как в капле воды, отразилась огромная работа, кото-
рую вела партия, молодая рабоче-крестьянская власть по коренному
преобразованию жизни во всех уголках новорожденной республики.
Весьегонский пример действительно был всего лишь «маленькой кар-
тинкой», но зато какой яркой, какой выразительной и убедительной!
«...Окруженный болотами и лесами, только летом имеющий связь
(пароходом) с остальным миром, весной же, осенью и зимой пред-
ставляющий из себя островок на море житейском...» — вот каким был
дореволюционный Весьегонск по описанию А. И. Тодорского. «И ка-
254
залось иногда, что забыт этот край всем миром, предоставлен сам
себе и до скончания века будут в нем лениво нежиться помещики, а
поселяне хлебать пустые щи и, не разгибая спины, без ропота и
стона работать на всех тунеядцев, «им же несть числа»... И немудре-
но, что бурный ветер Октябрьской революции дошел до него лишь...
28 января 1918 года, то есть только через три месяца после того, как
Россия стала новой, молодой, красной...»
В таком-то медвежьем углу только один год новой власти мно-
гое изменил и в жизни, и в сознании людей. Далось это нелегко.
«Неимоверно тяжелы были первые шаги молодого Совета,— пишет
А. И. Тодбрский.—...И только горячая вера в торжество и правоту
пролетарской революции, железная дисциплинированность в отно-
шении требований партии давали силы местным работникам бодро
смотреть вперед и неуклонно проводить в жизнь то евангелие, кото-
рое возвестила освобожденному подъяремному народу истинно на-
родная Советская власть».
Был и голод, были кулаки, которые прятали хлеб, обрекая на
смерть целые бедняцкие деревни. Потрясающие по силе документы
приведены на страницах книги «Год — с винтовкой и плугом». Вот,
например, строки из обращения к молодой власти крестьян Чаме-
ровской волости:
«Голод обрушился на нас, и кулаки со своими прихвостнями об-
рекают нас на голодную смерть... Бороться с кулаками мы бессиль-
ны... Мы просим прийти на помощь в нашу Чамеровскую волость, где
хлеба достать можно, но он пока лежит под прессом буржуазии...
Просим не отказать в поддержке, потому что хлеб ежедневно уво-
зят».
И большевики Весьегонска идут на помощь голодающей бед-
ноте. Идут с винтовкой для того, чтобы крестьянин мог спокойно
идти за плугом. И кулак перед силой новой власти, которую поддер-
живает народ, отступает. Голодающие получают хлеб.
Да, винтовку еще рано было ставить в угол, не только на фрон-
те, но и в тылу. В Весьегонске получают известие о левоэсеровском
мятеже в Москве и о контрреволюционных выступлениях в Ярослав-
ле и Рыбинске. Весьегонский исполком принимает резолюцию, в ко-
торой «клеймит презрением всех тех, кто глух к указаниям Советской
власти, и решительно заявляет, что он в данный момент будет выпол-
нять только распоряжения и действовать по указанию Совнаркома,
возглавляемого тов. Лениным». Отряд весьегонских красноармейцев
во главе с членами Военной коллегии исполкома Голубковым и То-
дорским отправляется в Рыбинск на помощь Красной Армии. А на
обратном пути отряд обороняет от кулаков обоз с хлебом для голо-
дающих рабочих города. Поистине шел боевой восемнадцатый год.
Но не только боевой. Винтовка была необходима для защиты
завоеванного Октябрем. А для того чтобы созидать, строить новую
жизнь — богатую, счастливую и радостную,—нужен был плуг.
И весьегонские большевики держали в руках плуг так же крепко, как
и винтовку.
255
Бесконечно трудно было впервые налаживать хозяйство, а тем
более развивать его на новых, социалистических принципах. Но
весьегонцы сделали очень много.
Одно из главных начинаний новых хозяев уезда — железная до^
рога. До революции Весьегонск только в теплые месяцы был связан
с миром водным путем через систему мелких рек и Волгу. Зимой же
всякая транспортная связь прекращалась.. И вот в первый год Со-
ветской власти начинается строительство железной дороги Овини-
ще — Суда протяженностью около ста десяти верст. С вводом в
строй этой линии захолустный городок в глуши тверских лесов полу-
чил прямое сообщение с Москвой.
Но дороги — пусть и не железные — нужны и в самом уезде.
Исполком разрабатывает планы дорожного строительства. За лето
1918 года в уезде выполнено столько дорожных работ, сколько пре-
жде делалось за двадцать лет.
Позаботились весьегонские большевики и о связи. Исполком
поручил инженеру А. С. Касичу составить проект телефонизации
уезда, и к осени в Весьегонске появился коммутатор на шестьде-
сят номеров. На очереди — телефоны в волостных центрах и де-
ревнях.
Уездный совет по народному образованию решил ввести в уезде
обязательное обучение. Инициатором этого решения был комиссар
по просвещению А. П. Серов. К осени первого года Советской власти
были вновь открыты три высших начальных училища, семь двухклас-
сных училищ, в уже существовавших школах стало больше учениче-
ских мест, больше учителей. Уездный исполком в 1918 году ассигно-
вал на народное образование 100 тысяч рублей.
Благодаря заботам исполкома Весьегонск в 1918 году стал до-
вольно значительным в масштабах губернии издательским центром.
Александр Иванович Тодорский, помнится, с особенной гордостью
рассказывал о типографии, которую он создал своими руками. Пре-
жде в городе была крохотная кустарная типография, которая юти-
лась в каком-то сарае. Еще весной было решено расширить ее, но
где взять шрифт и машины? Как-то Тодорскому рассказали, что у
одного крупного помещика была в усадьбе домашняя типография.
В подвале помещичьего дома разыскали две машины — «американ-
ку» и «бостонку» — и десять пудов шрифта. Основа есть! Типогра-
фию перевели в один из лучших домов города, начали налаживать
машины и одновременно направили в Петроград члена исполкома
Мокина с наказом получить для типографии дополнительное обору-
дование. Миссия Мокина увенчалась успехом. В типографии появи-
лось еще несколько машин, в том числе резальная и брошюроваль-
ная, и сорок пудов шрифта.
Вот в этой типографии и напечатали книгу «Год — с винтовкой
и плугом» и многие другие: «С кем идти крестьянской бедноте», «От-
деление церкви от государства», произведения Максима Горького,
Демьяна Бедного. Общий тираж книг, отпечатанных в 1918 году, со-
ставил почти 100 тысяч экземпляров. Здесь же выпускались две га-
256
зеты: «Известия Весьегонского Совета депутатов» и «Красный Весье-
гонск».
Если подойти к достижениям весьегонских товарищей с нашими
сегодняшними мерками, то они могут показаться незначительными.
Но достаточно вспомнить, что все это происходило на заре револю-
ции, в глухом уезде Тверской губернии, что это было итогом не про-
сто одного года работы, а первого года Советской власти, и станет
понятным, какими замечательными, успехами встречал Весьегонск
первую годовщину Октября.
Что же особенно заинтересовало Владимира Ильича в трудо-
вых буднях нового Весьегонска?
Основную часть статьи «Маленькая картинка для выяснения
больших вопросов» В. И. Ленин посвятил той главе книги Тодор-
ского, где рассказывалось об организации лесопильного и хромового
(кожевенного) заводов. Необычным и новым здесь было то, что к
работе на этих заводах Весьегонский исполком привлек трех спе-
циалистов, бывших промышленников-хозяев.
В один из весенних дней председатель исполкома Григорий Те-
рентьевич Степанов вызвал к себе недавних заводчиков Е. Е. Ефре-
мова, Н. М. Козлова и А. К. Логинова и сказал, что им, как специа-
листам, Советская власть поручает наладить и пустить лесопильный,
а затем и кожевенный заводы. Оборудование уже получено, рабочих
рук достаточно, не хватает лишь квалифицированного технического
руководства.
Сначала бывшие хозяйчики заупрямились. Степанов предупре-
дил: отказ будет рассматриваться как саботаж распоряжений Со-
ветской власти и повлечет за собой арест и конфискацию личного
имущества. Делать нечего, промышленники согласились и, надо от-
дать им должное, работали честно, с полной отдачей своих знаний
и сил. В результате к первой годовщине Октября лесопильный завод
уже работал на полную мощность и целиком обеспечивал нужды
уезда в пиломатериалах. На хромовом заводе заканчивался монтаж
оборудования.
В то время, когда в руки В. И. Ленина попала книга «Год — с
винтовкой и плугом», вопрос о привлечении в народное хозяйство
старых, «несоветских» специалистов стоял очень остро. В своих вы-
ступлениях В. И. Ленин не раз рекомендовал советским и хозяйст-
венным работникам шире привлекать кооператоров и других спе-
циалистов, полнее использовать их знания и умение в хозяйственном
строительстве молодой республики. Этого вопроса В. И. Ленин ка-
сался в речи на собрании уполномоченных Московского централь-
ного рабочего кооператива 26 ноября 1918 года. И на следующий
день — в выступлении на собрании партийных работников Москвы.
И в заключительном слове на этом собрании.
Прошло меньше месяца, а Владимир Ильич вновь, уже более
развернуто, возвращается к вопросу о специалистах на II Всерос-
сийском съезде советов народного хозяйства.
17
Заказ 2878
257
— Я не сомневаюсь,— говорит Ленин,— что коммунисты — пре-
восходнейшие люди, среди них имеются превосходные организаторы,
но чтобы получить этих организаторов в большом числе, нужны годы
и годы, а нам ждать нельзя. Сейчас мы можем получить таких работ-
ников в среде буржуазии, в среде специалистов и интеллигенции.
И мы будем спрашивать с каждого товарища, работающего в сов-
нархозе: что вы, господа, сделали для того, чтобы привлечь к работе
опытных людей, что вы сделали для того, чтобы привлечь специали-
стов, чтобы привлечь приказчиков, дельных буржуазных коопера-
торов, которые должны работать у вас нисколько не хуже, чем они
работали у каких-нибудь Колупаевых и Разуваевых? Пора нам от-
казаться от прежнего предрассудка и призвать всех нужных нам
специалистов к нашей работе.
Так говорил Ленин. И весьегонский пример из самой гущи жизни
подтвердил правоту его слов, своевременность его требования шире
привлекать буржуазных специалистов в социалистическое хозяйство.
Кстати, в своей статье «Маленькая картинка для выяснения
больших вопросов» Владимир Ильич дословно привел такую фразу
из книги Тодорского: «Это — еще полдела, если мы ударим эксплуа-
таторов по рукам, обезвредим их или «доканаем». Дело успешно бу-
дет выполнено тогда, когда мы заставим их работать, и делом, вы-
полненным их руками, поможем улучшить новую жизнь и укрепить
Советскую власть».
«Это превосходное и глубоко правильное рассуждение», по вы-
ражению' Ленина, «следовало бы вырезать на досках и выставить в
каждом совнархозе, продоргане, в любом заводе, в земотделе и так
далее. Ибо то, что поняли товарищи в захолустном Весьегонске,
сплошь да рядом упорно не понимают советские работники столиц».
Привлечение к народнохозяйственному строительству бывших
промышленников лишь один из многих эпизодов в жизни Весьегон-
ска, ставшего советским. Их было много — конкретных дел и дости-
жений, реальных побед молодой народной власти.
Однажды мы заговорили с Александром Ивановичем Тодорским
о «ленинской журналистской школе». Он рассказал, какую огромную
роль в его работе редактора «Известий Весьегонского Совета» сы-
грала статья Ленина «О характере наших газет». Она была напеча-
тана в «Правде» в начале осени 1918 года. «Правда» с этой статьей
попала в руки Тодорского как раз в те дни, когда он только что по-
лучил задание написать годовой отчет, из которого и родилась впо-
следствии его книга.
— Этот номер «Правды» до того истерся у меня в кармане, что
я вынужден был наклеить вырезку с ленинской статьей на картон,—
рассказывал Тодорский.— И обращался к ней буквально ежедневно.
Особенно когда беседовал с сотрудниками газеты, убеждая их не
писать «громких» статей. Мы старались как можно точнее придер-
живаться рекомендаций Ленина.
Какие же это рекомендации? Ленин советует советским газетам
меньше заниматься политической трескотней и больше экономикой
258
«в смысле собирания, тщательной проверки и изучения фактов дей-
ствительного строительства новой жизни».
А. И. Тодорский оказался не только хорошим, но и счастливым
учеником, ибо далеко не всякому довелось узнать о том, как высоко
оценил Ленин его труд.
У книги «Год —с винтовкой и плугом» — счастливая судьба. На-
писанная почти полвека назад, она и сегодня живет. Не просто су-
ществует, как архивный документ, а именно живет, волнует, застав-
ляет воспринимать дела полувековой давности как события, непо-
средственно касающиеся каждого из нас.
Наверное, поэтому, когда я прочитал эту книгу в первом изда-
нии и перечитал во втором, когда познакомился с ее автором, мне
захотелось побольше узнать и о людях, которые творили часть на-
шей истории, о городе, где они жили, боролись, строили. Я поехал в
Весьегонск и оказался в совершенно новом городе. Новом не в ино-
сказательном, а в полном и прямом смысле этого слова. Старого го-
рода больше не существует. На том месте, где он когда-то стоял, ка-
тит свои волны молодое Рыбинское море. А Весьегонск поднялся на
пригорок и отстроился заново — вольно и широко. Но память о про-
шлом жива. В парке стоит памятник организатору Советской власти
в Весьегонском уезде Григорию Терентьевичу Степанову, а на од-
ной из улиц — дом, где он жил, аккуратно перенесенный на новое
место и отмеченный мемориальной доской.
Старожилы — среди них, правда, осталось уже мало соратников
первостроителей Советской власти—охотно расскажут вам и о Сте-
панове, и о Тодорском, и об Александре Прокофьевиче Серове, пер-
вом уездном комиссаре по народному образованию, который встре-
чался и разговаривал с Лениным. Вспомнят и о сыне Серова — Вла-
димире Александровиче, известном художнике, написавшем картину
«Ходоки у Ленина». Не детским ли воспоминаниям обязан он этим
полотном? Ведь Александр Прокофьевич Серов наверняка расска-
зывал сыну о встречах с Владимиром Ильичем.
Многие в Весьегонске знают книгу «Год — с винтовкой и плу-
гом», читали, что написал о ней Ленин, гордятся ленинской оценкой
весьегонских дел. И приумножают былую славу родного города но-
выми свершениями.
Рассказ об этом можно было бы смело назвать «Маленькой кар-
тинкой для выяснения больших вопросов» строительства коммуни-
зма в нашей стране.
Белла Дижур, Михаил Главацкий
МОЩНЫЙ КОРЕНЬ
Он управлял теченьем мыслей,
И только потому — страной.
БОРИС ПАСТЕРНАК
«Один из красивейших городов России, расположенный наклонно на
отлогой покатости...»
Эти слова принадлежат знаменитому французскому географу
Жану Жаку Элизэ Реклю. И сказаны они о Свердловске еще в ту
пору, когда это был провинциальный городок царской России и на-
зывался Екатеринбургом.
А уж Реклю можно верить!
Автор девятнадцатитомной «Всемирной географии», «один из
лучших представителей цивилизованного человечества», по словам
известного революционера П. А. Кропоткина, повидал за годы путе-
шествий страны мира и города, о которых писал.
И вот теперь, оглядываясь в прошлое, хочется представить себе,
чем очаровал путешественника наш город в то далекое время.
Может быть, поднявшись на горку, где расположен непревзой-
денный по красоте архитектурный ансамбль харитоновских домов
(нынешний Дворец пионеров), он увидел сияющее зеркало пруда,
сбегающие к нему деревянные домики, а над всем этим буйные кра-
ски заката, огромное небо в лиловых, розовых и золотых облаках.
Ветер приносил запахи леса. Вдали синела зубчатая кромка
Уральских гор.
Ученый снял шляпу, глубоко вдохнул легкий горный воздух и
сказал:
— Какое величие!.. Какая красота!..
260
Если справедливо, что города как люди — у каждого свое лицо,
то о Свердловске можно сказать, что его лицо становится привлека-
тельнее год от году.
Под тем же просторным небом, какое видел Реклю, в свете тех
же великолепных закатов поднялся стройный, живой, современный
город. Многие улицы как бы снова родились—одряхлевшие домики
сменились многоэтажными, каменными. На месте бывших болот и
лесов выросли новые районы. Дворцы культуры, парки, школы, ин-
ституты, театры... Все это привычно, знакомо, воспринимается нами
как обыденное, всегда существовавшее.
Мы привыкли и к тому, что многие наши земляки, закончившие
институты Свердловска, стали инженерами и врачами, писателями и
крупнейшими учеными.
Как хочется дать волю своему воображению и пригласить в
сегодняшний Свердловск ученого прошлого века Жана Жака Элизэ
Реклю.
Ему, наверное, было бы интересно побеседовать с заведующими
кафедрами Уральского университета академиком Николаем Нико-
лаевичем Красовским и профессором, лауреатом Ленинской премии
Валентином Константиновичем Ивановым; побывать в лабораториях
Институтов химии и металлургии, электрохимии, которыми руково-
дят член-корреспондент Академии наук СССР Григорий Иванович
Чуфаров и профессор, дважды лауреат Государственной премии Сер-
гей Васильевич Карпачев; встретиться с главным конструктором про-
катного оборудования Уралмашзавода, доктором технических наук,
членом-корреспондентом Академии наук СССР Георгием Лукичем
Химичем, начинавшим свой путь чертежником на этом же заводе...
Этот список можно продолжить на всю страницу. В него вошли
бы десятки имен ученых, чьи труды известны далеко за пределами
Родины.
Физики и химики, математики и металлурги—они обогатили на-
уку новыми открытиями, исследованиями, наблюдениями. И все
они — питомцы наших вузов, получили высшее образование в Сверд-
ловске.
Вероятно, француз Реклю силился бы вспомнить, какие же выс-
шие учебные заведения существовали в Екатеринбурге в то время,
когда он посетил Урал? Ведь приобретение знаний и способность к
научному мышлению — процесс длительный, он требует не только
много труда, но и много времени, определенной среды.
Такое количество ученых, вероятно, мог бы дать какой-нибудь
старый университет, имеющий давние традиции.
Но в Екатеринбурге не было вовсе вузов.
Вся армия ученых, инженеров, врачей, педагогов, командиров
производства, агрономов выращена высшими учебными заведени-
ями, возникшими в нашем городе пятьдесят лет назад, хотя первый
проект создания на Урале высшей школы был предложен еще в
XVIII веке. И позднее, в течение всего XIX века, эта идея не раз
вспыхивала. Ее поддерживали люди, хорошо понимавшие, что между
261
богатейшими возможностями Урала и количеством наличных инже-
нерных кадров существует вопиющее противоречие. Так, например,
по данным переписи населения 1887 года, в Екатеринбурге прожи-
вало... 10 инженеров. Через три года выяснилось, что из 1016 заве-
дующих заводскими и фабричными производствами горного Урала
специальное техническое образование имеют всего-навсего... 27 че-
ловек.
Газета «Урал» 5 октября 1897 года сетовала: «При ежегодной
добыче пятисот пудов золота находится три человека с высшим об-
разованием», а «при разработке платины нет ни одного горного ин-
женера».
Дмитрий Иванович Менделеев, Антон Павлович Чехов горячо
ратовали за проект создания высшей школы на Урале. Десятки дру-
гих прошений и ходатайств направлялись в царские департаменты и
министерства. Их посылали не только представители прогрессивной
общественности Урала. Сами владельцы заводов и рудников стали
наконец видеть серьезность положения. Но годы шли, а инженеров
на Урале почти не прибавлялось. Царское самодержавие глушило
все мольбы, отвергало все ходатайства и проекты.
С конца XVIII века в Петербурге существовало Горное училище,
позднее реорганизованное в институт. Оно появилось в то время по
настоятельной просьбе уральских горнозаводчиков, «дабы промысел
улучшить и горную экономию усовершенствовать». Предполагалось,
что училище будет готовить инженеров для уральских предприятий.
На деле же окончившие это учебное заведение оседали в центре Рос-
сии, уезжали на юг. Лишь единицы попадали на Урал.
Так что гость Урала, путешественник Реклю, не мог бы вспо-
мнить о каком-либо екатеринбургском институте. Проезжая по бо-
гатейшему краю, восхищаясь его сокровищами, он, вероятно, тоже
видел, как мало здесь интеллигенции, и особенно технической.
Вскоре после Октябрьской революции снова возник вопрос о
высшей школе в Екатеринбурге — об открытии здесь университета.
Чтобы понять весь драматизм и напряжение, стоящие за этой
простой, будничной фразой, надо представить себе те отдаленные
годы. Полвека назад. Срок вроде небольшой. Срок, в который укла-
дывается жизнь одного человеческого поколения. И вместе с тем
это огромно, если даже бегло перебрать в памяти события, проис-
шедшие на планете за минувшие годы, если оглядеть мир и увидеть,
как разительно изменился он, какие невиданные явления родились и
как исчезло многое, будто никогда и не существовало.
Если так взглянуть, то события пятидесятилетней давности по-
кажутся поистине глубокой древностью. Мы будем искать следы
этих событий на полках архивов, рыться в выцветших документах,
перелистывать страницы давно забытых газет.
Все это — поле историка. Здесь он по крупице собирает свой
урожай, чаще всего не очень богатый. Но вот блеснет находка. Дер-
жи ее крепче! Она может оказаться путеводной звездой в дальней-
шем поиске.
262
Перед нами несколько номеров газеты «Уральский рабочий».
Они датированы 1920 годом. Желтые, хрупкие, пахнущие библиотеч-
ной пылью. Их боязно .взять в руки. Того и гляди рассыпятся от ста-
рости, превратятся в прах... На плохой, непрочной бумаге печатались
в те годы газеты. А надо было бы на вечные времена сберечь хотя
бы эти пылающие страстью и болью заголовки: «Суд над колчаков-
скими министрами», «Война с панской Польшей», «Борьба с голо-
дом», «На красных фронтах», «Ремонт красноармейских домов»...
Но вот среди всего этого разнообразного материала мы чита-
ем: «Создание Уральского государственного университета в Екате-
ринбурге!»
Спокойно и деловито сообщается, что состоялось открытие уни-
верситета, указывается, какие помещения выделены для занятий сту-
дентов, перечисляются факультеты, называются имена профессоров,
приглашенных из Петрограда и Москвы для чтения лекций.
Читаешь и глазам не веришь... Еще грохочет гражданская вой-
на, холодно в домах и мертвы топки паровозов, не закончен суд над
колчаковцами и в нарпитовских столовых подают суп из селедочных
голов... А тут — университет!
Как же могло случиться, что решение такой сложнейшей задачи
вдруг становится реальностью? И когда! В начальную пору молодой
республики. В труднейшем 1920 году.
Как же это случилось? Ответ находим среди старых документов
и пожелтевших газет. Вслушиваемся в голоса безмолвных, но до-
стоверных свидетелей прошлого. Идем за этими голосами и обнару-
живаем прежде всего имя Владимира Ильича Ленина.
И дело не только в том, что он подписал декрет, который начи-
нается предельно лаконично: «Учредить в гор. Екатеринбурге Ураль-
ский государственный университет». Эти слова давно знакомы каж-
дому свердловчанину. Они выгравированы золотыми буквами на ме-
мориальной доске, украшающей здание университета на проспекте
имени Ленина.
«Подписано Лениным...» — часто мы произносим.
Но вдумываемся ли, что за этими словами? А ведь подписанию
предшествовало внимательное изучение проблемы. Ленин интересо-
вался мнениями всех заинтересованных лиц, тратил на это много
времени, вникая во все аспекты.
Участие Ленина в создании Уральского университета началось
задолго до подписания упомянутого декрета.
«Буржуазные революции прошлого требовали от университетов
только адвокатов, как лучший первичный материал, из которого вы-
ходили их политические деятели,— писал когда-то Фридрих Эн-
гельс.—...Для освобождения рабочего класса нужны кроме того док-
тора, инженеры, химики, агрономы и другие специалисты, потому что
идет дело о том, чтобы взять в руки управление не только полити-
ческой машиной, но и всем общественным производством, и тут вме-
сто звонких фраз понадобятся солидные знания».
Советская Россия еще отбивалась от врагов революции, зале-
263
чивала военные раны, а Ленин уже1 настойчиво продвигает планы
ГОЭЛРО и Урало-Кузбасса.
Он еще задолго до революции много думал об экономике Урала.
Был знаком со взглядами передовых ученых и инженеров, которые
утверждали, что ее можно поднять, объединив металлургию Урала с
угольными богатствами Сибири.
Ленин понимал, что такое объединение поможет хозяйству всей
страны. И после Октября его все больше занимает мысль о всесто-
роннем использовании несметных богатств Урала и Сибири. Теперь
уже в интересах всего советского народа.
Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич вспоминает, что Ленина
чрезвычайно волновала эта проблема. Он твердо верил: настанет
время, когда Урал станет промышленной базой страны. Вот почему
в плане социалистического преобразования старой России, разра-
ботанном Лениным, Уралу отводилось столь видное место. И не слу-
чайно в плане ГОЭЛРО, который Ленин назвал «второй программой
нашей партии», предусматривалось на Урале и в Сибири строитель-
ство мощных металлургических комбинатов, электростанций, шахт и
рудников.
Осуществить ленинские предначертания можно было при одном
непременном условии: если за дело возьмутся люди, имеющие «со-
лидные знания». На очередь дня партия выдвинула срочное создание
своей, советской интеллигенции, преданной делу революционного
строительства. Ленин занимался этим без устали, напоминал другим,
будоражил своих помощников.
Организация университета в Екатеринбурге, в центре Урала, бы-
ла звеном в большой цепи мероприятий Советской власти по воспи-
танию, подготовке необходимых кадров.
А все-таки с чего началось? Кто подал мысль? Как ее выпол-
няли? Листаем дальше старые документы. Встречаемся с именем
Алексея Максимовича Горького. Он называется в числе инициато-
ров нового начинания. И в этом нет ничего странного или удиви-
тельного. Разве не ему принадлежит большая роль по привлечению
интеллигенции к социалистическому строительству в едва рожден-
ном государстве? Его личное обаяние и авторитет делали его неким
центром, к которому примыкали все сколько-нибудь лояльно настро-
енные ученые, магнитом, к которому тянулись писатели, художники.
Но это общеизвестно. Представим лучше тот теплый весенний
день 1920 года, когда Алексей Максимович едет к Владимиру Иль-
ичу и везет ему проект нового университета. Проект включал в себя
семь факультетов: рабочий, общественных наук, сельскохозяйствен-
ный, медицинский и три педагогических — гуманитарный, физико-
математический, естественно-географический.
Мы не знаем, чем был занят Ленин в ту минуту, когда в его ка-
бинет вошел Горький. Но нетрудно представить себе, как он тепло
приветствовал Алексея Максимовича и, отодвинув все важнейшие
деловые бумаги, углубился в чтение документа, поданного ему дру-
жеской рукой великого писателя.
264
Может, быть, Владимир Ильич улыбался или качал головой,
хмурился или, прищурившись, вопросительно взглядывал на Горь-
кого. А может быть, он вспомнил, как летом 1918 года к нему
пришли московские профессора с аналогичным предложением—от-
крыть в Москве Горную академию. Разумеется, Ленин был целиком
за появление нового высшего учебного заведения. Но тогда он поре-
комендовал подумать: не лучше ли эту академию создать на Урале?
Ведь еще в 1899 году в работе «Развитие капитализма в России»
Владимир Ильич указывал, что Урал, даже после отмены крепост-
ного права, отличается отсутствием «того среднего слоя (разночин-
цев, интеллигенции), который так характерен для капиталистиче-
ского развития всех стран, не исключая и России». И, вероятно, ле-
нинская идея осуществилась бы, если б Урал вскоре не оказался аре-
ной ожесточенной гражданской войны.
Страна не могла ждать, и Горная академия была создана в
Москве.
Мы вправе думать, что Ленин не забыл об этом и, вероятно, по-
радовался новым стремлениям организовать на Урале высшее учеб-
ное заведение.
Это наши догадки. А вот достоверное: слова Владимира Иль-
ича, сказанные Горькому:
— Почему в вашем проекте не говорится о технической силе и
горной жизни Урала?
И в этих словах весь Ленин. С его способностью выделить глав-
ное в любом деле. С его прозорливостью, предвидением будущего
развития страны — развития, в котором Уралу отводилась важная
роль.
— Мое горячее участие в организации университета на Урале
обеспечено,— сказал Владимир Ильич в заключение беседы с Алек-
сеем Максимовичем.
Был составлен новый проект. В нем отразились мысли Ленина
об интересах промышленности, о необходимости готовить на Урале
не только врачей, педагогов и агрономов, но главным образом ин-
женеров-горняков, металлургов, специалистов по лесному делу.
И вот второй проект поступает на рассмотрение в комиссию при
Совнаркоме. Ленина на этом заседании не было. Не все участники
заседания положительно относятся к «затее» с Уральским универ-
ситетом. Раздаются голоса хозяйственников, полагающих, что не
под силу полуразрушенной, голодной стране такие начинания.
И... проект не получает единогласного утверждения. Это было ^ок-
тября 1920 года.
Уже через семь дней на заседании Совнаркома, где председа-
тельствовал Ленин, обсуждение пошло по другим рельсам. Проект
был принят.
Так 19 октября 1920 года родился знаменитый декрет Совета
Народных Комиссаров об учреждении Уральского государственного
университета, который, по словам первого его ректора, друга Горь-
кого, профессора Альберта Петровича Пинкевича, «дал Уралу
265
настоящую высшую школу». Приведем полностью этот исторический
документ.
«Совет Народных Комиссаров постановил:
1.	Учредить в гор. Екатеринбурге Уральский государственный
университет.
2.	В состав Уральского государственного университета входят:
Горный, Политехнический, Медицинский, Сельскохозяйственный, Пе-
дагогический институты, Институт общественных наук и Рабочий фа-
культет.
3.	Уральский государственный университет находится в непо-
средственном ведении Народного комиссариата по просвещению
РСФСР.
4.	Средства на содержание университета отпускаются по сме-
там того же Комиссариата.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин)
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров
В. Бонч-Бруевич
Секретарь Л. Фотиева».
По сути, однако, жизнь университета началась еще раньше офи-
циального решения. Слова Ленина, сказанные Алексею Максимо-
вичу Горькому о его горячем участии, обещание помочь в создании
университета, были верным залогом. И люди приступили к работе.
Партийные деятели Урала, профессора Москвы и Петрограда,
привлеченные Горьким, Луначарским, Покровским и Пинкевичем,
создают организационный комитет еще в мае 1920 года. Он начал
работу в Петрограде. Здесь разрабатывались учебные планы, велись
переговоры с учеными о их переходе на работу в Екатеринбург.
В это же время энергично работает в самом Екатеринбурге уни-
верситетская организационная комиссия, которую возглавил видный
деятель уральской партийной организации Б. В. Дидковский. Комис-
сия подыскивала здания для университета, вела подготовку к при-
ему студентов. В июне появились печатные объявления об условиях
приема студентов в открываемый с осени университет.
Той же осенью начались занятия. Но несколько зданий, выде-
ленных сперва для учебных аудиторий, снова и явочным порядком
заняло военное ведомство. Узнав об этом, Ленин посылает 10 ноября
в Екатеринбург телеграмму:
«Предлагаю немедленно освободить занятые здания универси-
тета. Никаких университетских зданий не занимать впредь без ука-
зания Центркварткома.
Предсовнаркома Ленин»,
Один из членов Организационного комитета, Ян Григорьевич
Раевский, вспоминает, что Ленин в беседе с М. Н. Покровским, за-
местителем наркома по просвещению, заявил о своем желании быть
266
подробнее осведомленным о работе Уральского университета. Не
удивительно, что Владимир Ильич тотчас отреагировал на сообще-
ние о занятых зданиях.,
Примечательна недавно обнаруженная запись, сделанная секре-
тарем председателя Совнаркома Лидией Александровной Фотиевой
на телеграмме от 10 ноября 1920 года: «Покровский говорил лично
с Вами, и Вы ему сказали, что, когда все средства будут исчерпаны,
обратиться к Вам. Все средства исчерпаны».
Все помещения были возвращены... кроме главного. Того, в
котором расположились технические факультеты. Руководители
университета обратились в Реввоенсовет. Не помогло. Ходатайство
университета поддержали делегаты уральского съезда по профессио-
нальному образованию, который в это время проходил в Екатерин-
бурге. Президиум съезда сообщил Наркомпросу, что грозит закрытие
большинства технических факультетов. Ничего не изменилось. Оста-
валось еще раз обратиться к Ленину.
Владимир Ильич разгневан. 17 декабря 1920 года Совет 1-й тру-
довой армии, Уральское областное бюро ЦК РКП (б), Екатеринбург-
ский губисполком и Уральский университет получили телеграмму:
«Приказываю немедленно освободить отведенное помещение
Уральскому университету и предписываю впредь не нарушать само-
вольно работу университета, с предупреждением о предании суду
виновных.
Председатель Совнаркома Ленин».
Среди многих ленинских документов эта телеграмма кажется
нам особенно знаменательной. В разгар гражданской войны вождь
революции поставил так высоко интересы культуры, интересы учеб-
ного заведения. Так решительно мог поступить только тот, кто сквозь
все бедствия войны и разрухи видел завтрашний день своей страны.
...Пройдем по улицам Свердловска, по его просторным площа-
дям и тенистым скверам, вольемся в толпу пешеходов или сядем в
трамвай, троллейбус, автобус и объедем наш красивейший, по сло-
вам Реклю, город... Впрочем, не будем так категорично утверждать,
что давнее определение остается в силе и во всем верно. Есть немало
городов, соревнования с которыми Свердловск может и не выдер-
жать.
Но если речь пойдет о количестве высших учебных заведений,
возникших за годы Советской власти, тут, вероятно, конкурировать с
нашим городом трудно. Политехнический, лесотехнический, сельско-
хозяйственный, медицинский, педагогический, железнодорожный,
юридический, консерватория, университет с разветвленной сетью фа-
культетов... Ведь любому из них, кроме университета, нет еще и
пятидесяти лет. И у каждого — своя история, своя особая судьба. Но
они выросли, словно ветви могучего дерева, из одного мощного
корня. Путевкой в жизнь послужил им ленинский декрет о совет-
ской высшей школе на Урале.
Александр Жаров
ВСТРЕЧА G ЮНОСТЬЮ
— Скажи, Ильич,
Что делать нам с собой,
С сердцами,
Вдребезги готовыми разбиться?
— Учиться!
Во многих подробностях вспоминается мне знаменательный день
истории комсомола—день открытия третьего съезда РКСМ.
Это было 2 октября 1920 года. Холодные сумерки спускались на
Москву, хмурую, суровую. На дверях Лоскутной гостиницы (возле
Охотного ряда) —листовки: постановления о борьбе с разрухой, об
угрозе сыпнотифозных заболеваний. А на улице толпы молодежи,
шагающей бодро, весело, с громким разговором, а то и с песней.
Группа делегатов съезда поднималась вверх по Тверской улице.
Многие заранее переходили на правую сторону, прыгая через ямы
и рытвины узкой булыжной мостовой, загроможденной к тому же
трамвайными путями... Такой была тогда нынешняя улица Горького.
Среди делегатов — вихрастый парень в кожаной тужурке. Разма-
хивая шапкой-ушанкой, он резким голосом очень выразительно чи-
тает стихи Демьяна Бедного.
Мы идем по разбитому тротуару, останавливаемся у магазин-
ных витрин, заставленных плакатами. Плакаты в прозе и стихах при-
зывают громить белых генералов, гнать интервентов из советских
краев.
«ЗАПИСАЛСЯ ЛИ ТЫ ДОБРОВОЛЬЦЕМ?» —
спрашивает каждого из нас красный воин с яркого полотнища. У пло-
щади Пушкина кто-то запевает «Смело, товарищи, в ногу». А у во-
268
рот Страстного монастыря, на повороте на Малую Дмитровку (ныне
улица Чехова), затевается лихой пляс, по ходу которого звучат слова
самодеятельного припева к переделанной песне «Вдоль да по речке»:
Сергей поп, Сергей поп,
Сергей дьякон и дьячок.
Пономарь Сергеевич.
И звонарь Сергеевич,
Вся деревня Сергеевна,
И Матрена Сергеевна —
Разгова-а-ривают,
Весь комсомол пел и такого рода нехитрые песенные сочинения.
Пели и мы, будущие поэты, песенники комсомольские. Задорная, ве-
селая, боевая песня была спутницей комсомола всегда: и в дни ра-
достей, и в дни горестей. Это свойство юности, смотрящей вперед.
Недаром говорилось в частушке:
Нам, солдатам Ленина,
Унывать не велено.
У самых дверей дома, где собирался наш съезд, во время боль-
шого затора при проверке документов неунывающий балтийский
матрос поднялся на какое-те возвышение и на всю улицу прогорла-
нил отрывок из «Левого марша» Маяковского:
Там,
за горами гбря
солнечный край непочатый.
За голод,
за мора море
шаг миллионный печатай!
Комсомолец в стеганой ватной кацавейке, должно быть делегат
из хлебных мест, демонстративно вынул из сумки порядочную кра-
юху хлеба и вручил ее матросу.
Матрос расцеловал щедрого товарища:
— Спасибо, браток, за лакомство!
Кто-то сострил под общий смех:
— Это пока не солнечный край, но непочатый!..
Того матроса я увидел снова в зале съезда. Был почти рядом с
ним.
* *
*
Большой зал здания, в котором теперь помещается Театр Ленин-
ского комсомола, был переполнен. После выборов президиума нача-
лись приветствия. О комсомоле не так уж много было известно тогда.
И приветствия в его адрес со стороны были редкостью. Приходилось
самим восполнять этот «пробел».
269
Мы от души приветствовали друг друга, делегация делегацию.
Саратовцы передавали дружеский поклон москвичам. Следовал от-
вет. Потом уральцы сердечно кланялись питерцам, сибиряки — воло-
годцам и тверякам. И во всех приветствиях неизменно звучали здра-
вицы в честь партии рабочего класса, в верности которой комсомол
клялся с первых своих шагов. Сердца революционной молодежи,
взволнованные октябрьской грозой, полны были прекрасных пред-
чувствий будущего, дерзновенных надежд. Но любая надежда нашей
юности опиралась на силу предвидения и мудрость партии.
Жаркую речь на эту тему произнес белокурый паренек в под-
девке, выступивший, кажется, от имени смоленской делегации. Ап-
лодисменты, раздавшиеся в середине этой речи, вдруг резко усили-
лись, превратились в долгую овацию. Тут уж смоленский паренек
был ни при чем. Он понял это. И тихо покинул трибуну. Почему? По-
тому что он увидел Ленина, подошедшего к столу президиума.
Из первых рядов зала мы хорошо рассмотрели Владимира Иль-
ича. Он вошел в распахнутом осеннем пальто с узким бархатным во-
ротником, в кепке. Снял пальто и кепку, положил их на стул, а сам
сел на соседний стул с краю за столом. Поговорил немного с кем-то
из президиума и наклонился над книгой или над бумагами...
Известная картина художника Б. Иогансона и его учеников име-
ет одну погрешность. На ней неподалеку от стола президиума изо-
бражен черный блестяще-полированный рояль. На самом деле ни-
какого рояля не было. И не могло быть в 1920 году в помещении,
которое время от времени использовалось под призывной пункт.
И бархатных кресел с позолоченными спинками не было.
Сцена была украшена двумя портретами: Маркса и Энгельса.
На большом ее пространстве помимо стола президиума стояло не-
сколько маленьких столиков и много разнокалиберных стульев, та-
буреток, а также простых дубовых скамеек. Столики предназнача-
лись для секретарей, приготовившихся вести записи выступлений.
Стенографисток не было. Освещение зала было, конечно, небогатым.
Поэтому многие комсомольцы из дальних рядов ринулись к сцене,
чтобы вблизи получше разглядеть Ленина. А некоторые даже реши-
лись проникнуть на сцену, чтобы оказаться хоть на минутку рядом с
Владимиром Ильичем. Среди этих «некоторых» был и я, молодой
журналист, даже редактор Московской комсомольской газеты. Не
удивительно, что сидел я с блокнотом. И записывал. Вот что гово-
рится в одной из моих записей, сделанных в те часы:
«Владимир Ильич наклонился над какими-то бумагами. Очень
хорошо вижу его лицо. Оно кажется чуточку хмурым и сосредото-
ченным. Он что-то пишет. Странно то, что Ленин словно не замечает
приветственного гула, все еще бушующего в зале. Это ведь его ре-
бята приветствуют...»
Да, казалось, что ни оваций, ни криков «ура», ни радостных воз-
гласов не слышит Ильич. А главное, он, к счастью для нас, не видит
явного беспорядка, учиненного нами, самовольно перекочевавшими
из зала на сцену. Он очень занят. Это хорошо. Многие из нас вместе
270
со своими табуретками потихонечку продвигаются из некоторого от-
даления поближе к столу президиума. И вот — мы возле Ленина.
Владимир Ильич вдруг прервал’свое занятие, поднял голову и,
улыбаясь, медленным взглядом обвел непрошеных гостей президи-
ума. Нам очень хотелось поздороваться с Лениным, заговорить с
ним. Но мешала робость. У каждого из нас перехватило дыхание.
Мы замерли. И не сразу пришли в себя. Под действием приветливого
ленинского взора к нам постепенно возвращалось самообладание.
Появилась даже «смелость»: кое-кто через плечо Владимира Ильича
отважился посмотреть — чем это он занимался с таким увлечением и
продолжает заниматься.
Мы увидели, что Ленин... рисовал. Нарисовал он деревенского
типа дом — с крышей, с трубой, с вывеской «школа». Разумеется,
никому из нас не пришло в голову, что тема ленинского рисунка мо-
жет иметь какое-либо отношение к теме его речи.
* *
*
Тема этого рисунка удивила каждого, кто взглянул на него.
В ней мы видели что-то очень несвоевременное. Комсомольцы той
поры не могли интересоваться таким учреждением, как школа. Шла
гражданская война.
Что надо делать, чтоб сытому быть?
Врангеля бить! —
вот строки плаката Маяковского, которые были для нас как бы
программой тех дней.
Еще не все сломили мы преграды,
Еще гадать нам рано о конце! —
вот слова Демьяна Бедного, звучавшие тогда на наших митин-
гах и собраниях.
Вместе с билетом члена РКСМ почти каждый комсомолец по-
лучал тогда винтовку. Достигшие шестнадцатилетнего возраста от-
правлялись на фронт. А те, которые помоложе, рядом с коммуниста-
ми выполняли воинские обязанности в тылу, несли службу по охране
порядка, участвовали в борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и
спекуляцией.
Впрочем, Павка Корчагин и его двойник Николай Островский
вступили в ряды Красной Армии пятнадцатилетними. Это потому,
что жили они в зоне военных действий. Но и в глубоком тылу нахо-
дились ребята, ухитрявшиеся прорываться на фронт, прибавляя себе
в метриках год, а то и два. Рослым это удавалось довольно легко.
Мне не надо было прибегать к хитрости. В октябре 1920 года
я уже достиг возраста, в котором комсомольцы должны были идти на
фронт в обязательном порядке. Мы, шестнадцатилетние, пришли на
271
третий съезд РКСМ с полной уверенностью в том, что путь наш со
съезда будет военным путем.
И вот мы видим на своем съезде Ленина. Значит, он сам будет
сегодня напутствовать нас. Именно в те дни вместо слов «Это бу-
дет...» мы стали петь: «Это есть наш последний и решительный
бой!» Какое счастье, что в этот бой пойдем с напутствием самого
Ленина!..
Владимир Ильич вышел из-за стола президиума и направился
не к трибуне, приготовленной для него, а на середину края сцены.
Трибуной он воспользовался лишь после выступления, когда отве-
чал на вопросы.
Зал стоя приветствовал его. Шумные вспышки восторгов долго
не давали ему начать речь. Два или три раза пели «Интернацио-
нал».
Владимир Ильич, отойдя в сторону, пел вместе со всеми. Потом
он ходил по ава'нсцене. Останавливался. Махал рукой и даже двумя
руками в сторону разбушевавшегося, ликующего зала. Потом до-
вольно внушительно пальцем погрозил. Начала было устанавливать-
ся тишина. Но... Владимир Ильич заулыбался. Зал тут же отозвался
на его улыбку. Раздался раскатистый тысячеголосый взрыв смеха.
Все поняли, что грозился Ленин не всерьез, а в шутку. Его улыбка,
словно искорка, перекинулась в зал и пошла сверкать по рядам, ве-
селым пламенем охватила всех.
Комсомольцы воспользовались еще одной возможностью выра-
зить непередаваемо счастливое настроение, вызванное встречей с
Лениным, великим и простым, родным и любимым, не отказавшимся
разделить с нами нашу радость. Но вот он вынул из жилетного
кармана часы. Демонстративно приподнял их левой рукой, а правой
многозначительно указал на циферблат: время, дескать, идет, ребят-
ки!.. А время дорого...
Это было ясно без слов.
Наступила полная тишина. И мы услышали голос Ленина. За-
звучал он вовсе не приподнято, без всякой торжественности, спо-
койно, мягко, пожалуй, даже несколько по-домашнему, словно па
беседе.
В сущности, по своему характеру речь Ленина на нашем тре-
тьем съезде была беседой, большим, серьезным и в то же время
задушевным разговором о самом главном в жизни молодого поколе-
ния, призванного начать строительство нового общества, такого об-
щества, о каком могли лишь мечтать самые светлые головы челове-
чества.
— Товарищи, мне хотелось бы сегодня побеседовать на тему о
том, каковы основные задачи Союза коммунистической молодежи...—
такими словами началась знаменитая ленинская речь.
Все мы удивились, когда Ленин сказал, что основные задачи мо-
лодежи можно выразить одним словом. Он поднял кверху указатель-
ный палец и как-то загадочно повторил:
— Одним словом!
272
Ленин сделал шаг назад, как бы для того, чтоб большее число
слушателей охватить пытливым взглядом. Длинная и, как мы поняли
впоследствии, рассчитанная пауза. Мы попались в сети этой паузы,
тем самым были как бы вовлечены в ленинские размышления. Хо-
телось отгадать задуманное слово. Владимир Ильич, кажется, ждет,
когда оно будет произнесено кем-нибудь из нас. Но в зале царило
молчание. Как выяснилось позже, все хотели показать свою сообра-
зительность, Загадку по размышлении сочли нетрудной. Смысл од-
ного слова ни у кого не вызывал сомнений. Не знали только: будет
ли вернее слово «победить», или слово «сокрушить», или слово «раз-
громить», а может быть, и еще что-нибудь покрепче в отношении
врагов, топчущих советскую землю. Не знали... Потому и молчали.
Ленин снова подошел к самому краю сцены. Немного наклонил-
ся. И все в том же тоне собеседника продолжил речь. Негромко, но
достаточно отчетливо он сказал:
— ...Задача состоит в том, чтобы учиться.
Но этого никто из нас не предполагал. Даже видевшим листок
с рисунком школы не удалось догадаться. И не мудрено: стотысяч-
ная армия барона Врангеля еще сидела в нашем Крыму. В некото-
рых местах нашей родной Белоруссии еще хозяйничали пилсудчики...
Как тут быть?
Ленин ничего не сказал нам об этом. Значит, он не сомневается
в том, что враги будут разгромлены и без нашей непосредственной
помощи. Значит, партия уже подготовила этот разгром. Партия смо-
трит вперед. Она видит дальше, чем мы. Перед взором Ленина —
мирные годы, новая полоса жизни. Отсюда и новые задачи.
Слово «учиться», произнесенное Владимиром Ильичем, сначала
смутило нас. Оно было и неожиданным и, пожалуй, нежеланным. Но
это лишь в первое мгновение. Лишь до той секунды, когда вдруг не
то сознанием, не то чувством все мы сообща, стихийно проникли в
особый смысл этого слова.
— Учиться?.. Братцы мои, да это же значит мир!..— возглас,
раздавшийся где-то в середине зала, потонул в шумном прибое руко-
плесканий.
Немалой похвалой комсомолу были слова Ленина о том, что мы
прекрасно поняли свою задачу в деле поддержки рабоче-крестьян-
ской власти в ее вооруженной борьбе против капиталистических раз-
бойников. Но... теперь этого недостаточно. И каждому из нас стано-
вилось ясным, что заветная цель — коммунизм — не явится даже
после самой блистательной военной победы, если боевой подвиг не
будет подкреплен подвигом трудовым.
Слушая Ленина, мы почти ощутили заманчивость и величие под-
вига мирного труда, в котором праздничная романтика должна соче-
таться с кропотливой, суровой будничностью.
Значит, и тут нужно мужество!
Когда Владимир Ильич говорил о победных перспективах об-
щего труда, нам представлялся полный творческого азарта гигант-
ский дружный субботник, нам слышался размеренный гул и говор
18 Заказ 2878	273
диковинных машин, чудесных механизмов, послушных человеку, кра-
сиво и плодотворно работающих на благо свободного народа.
Оказывается, нашему поколению суждено заняться организа-
цией такого труда, освоением и созданием высокой техники. А для
этого надо учиться. Крепости науки, искусства тоже предстояло
штурмовать нам, комсомольцам, первому поколению рабоче-кре-
стьянской молодежи, окрыленному знаменем Октября. Призывая
комсомольцев стать застрельщиками в организации общего труда,
Владимир Ильич предостерегал от верхоглядства и беззаботности.
Он говорил нам: «Сразу общего труда не создашь. Этого быть не
может. Это с неба не сваливается. Это нужно заработать, выстра-
дать, создать. Это создается в ходе борьбы».
Многих из нас буквально бросила в дрожь почти лирическая
проникновенность этих ленинских слов. Глубочайшая мудрость и
справедливость суровой истины никого не расхолодили. Наоборот,
мобилизующими и вдохновляющими оказались слова: «заработать,
выстрадать, создать». И разве не эти ленинские слова повторялись с
трепетом сердца каждым советским патриотом в боях с разрухой,
холодом, голодом? Разве не они впоследствии рождали мужество у
нашЦх воинов, отважно сражавшихся на суше, на море и в воздухе с
миллионоголовым коричневым чудовищем?
Все те же ленинские слова в часы и дни всяческих невзгод, труд-
ностей и неполадок вселяли и поныне вселяют бодрость и уверен-
ность в сердца героев новостроек, покорителей целины и космоса.
* *
*
Первое молодое поколение Октября охотно пело о том, что
Мы наш, мы новый мир построим.
Кто был ничем, тот станет всем!
Скажу откровенно: сколько-нибудь конкретного представления о
возможности стать всем у нас поначалу не было. Сама мысль о та-
кой возможности казалась и ко многому обязывающей и... нескром-
ной.
Может быть, достаточно стать борцом за дело партии,, за инте-
ресы трудового народа? Может быть, достаточно остаться до послед-
него дыхания смелым и умелым защитником Советской Отчизны?
Нет, недостаточно.
Дело партии и интересы народа безотлагательно требуют, чтобы
мы стали инженерами, полководцами, писателями, музыкантами,
учеными, педагогами, агрономами, художниками, артистами, оста-
ваясь одновременно революционными борцами.
Так мы поняли Ленина, раскрывшего для нас новое содержание
строки: «Кто был ничем, тот станет всем».
274
Учиться! — вот секрет удач и успехов, который открыл Ленин
девушкам и юношам всех поколений, стоящим на пороге большой
жизни.
Владимир Ильич пришел на комсомольский съезд, чтобы внести
ясность в важнейшие вопросы отношения к старой и построения но-
вой культуры. Он разъяснил нам: без основательного знания и кри-
тического усвоения культуры прошлого никакой новой культуры не
построишь. Так мы поняли Ленина.
Поняли также, что из цветов искусства «топтать» можно и ну-
жно лишь сорняки. Значит, комсомольцы должны уметь различать
«цветы искусства», отличать подлинные от фальшивых. Бороться с
проникновением буржуазной идеологии, разоблачать слякотные про-
изведения литературы и искусства, несущие в себе запах разложе-
ния, упадочничества, ущербности. Отвергать безыдейность и пусто-
звонство, мещанство и пошлость, порою проникающие в литературу и
в искусство под прикрытием новомодных форм.
Вот сколько дополнительных забот у комсомольцев!
Наше завтра — коммунистическое. В нем сосредоточится все луч-
шее, созданное человечеством в прошлом и в настоящем. Надо овла-
деть всей суммой знаний, накопленных в прошлом и в настоящем,
чтобы строить коммунистическое завтра! И об этом говорил нам
Ленин. Он высмеивал зубрежку, начетничество, формальное усвое-
ние знаний. Вождь партии призывал нас сочетать теорию с практи-
кой, неразрывно связывать каждый шаг учения и самовоспитания с
повседневной борьбой трудящихся, с житейскими заботами народа.
К концу ленинской речи в президиум стали поступать записки
с вопросами. Они летели из зала на сцену и подбирались двумя ком-
сомольцами, которым это было поручено. Несколько записок поднял
сам Владимир Ильич. Одну из них даже прочитал во время паузы,
вызванной аплодисментами зала. Прочитал и обрадованно восклик-
нул:
— Смотрите, какой замечательный вопрос мне задан: «Товарищ
Ленин, а почему в деревне нет колесной мази?..»
В зале засмеялись, находя вопрос наивным и неуместным.
А Владимир Ильич повторил, что вопрос замечательный и имеет пря-
мое отношение к разговору о том, каким должен быть коммунист.
Коммунист должен ответить крестьянам: почему нет колесной мази,
почему нет гвоздей, керосина, спичек. Мало того! Коммунист обязан
так или иначе помочь в налаживании производства всего, что необ-
ходимо народу, в том числе и колесной мази! Вот каким должен
быть коммунист!..
Зал вновь разразился бурей аплодисментов. Балтиец-матрос, об-
ладатель драгоценной краюхи чистого хлеба, сидел неподалеку от
меня. Он взмахнул бескозыркой, встал, хотел что-то крикнуть. Но
стушевался. Тихо сказал нам, ближайшим соседям:
— А что, если я нашу краюху хлеба товарищу Ленину по
дарю?..
275
Начав речь с призыва «Учиться!», Ленин перешел к призыву:
«Учиться коммунизму!»
В этом увидели мы условие, без которого нельзя по-настоящему
«стать всем».
Ленин зажег наши мечты и указал пути их свершения.
«Мы хотим Россию из страны нищей и убогой превратить в
страну богатую»,— сказал Ильич. Он при этом улыбался, как бы
приглашая всех нас разделить с ним убеждение, что так оно и будет.
И мы вместе с Лениным стали мечтать, понимая, что мечта —•
это, в сущности, задача, решение которой стало возможным благо-
даря обладающей даром предвидения науке, называемой марксиз-
мом-ленинизмом.
Быть мечтателем ленинского типа — значит быть борцом за во-
площение мечты, активным участником коммунистического преоб-
разования общества, новатором в труде и творчестве, неугомонным
разведчиком будущего.
Не одно, а несколько поколений советской молодежи росло, учи-
лось, достигало успехов в борьбе и труде, руководствуясь добрыми
советами партии, напутствием Ильича, данным комсомольцам в
1920 году.
Двадцатый год...
Разруха, голод, холод.
Шла осень, громом битвы грохоча.
В Москве на третьем съезде комсомола
Мне довелось увидеть Ильича.
Сердца юнцов рвались к нему навстречу»
Гул голосов казался гудом пчел..,
Ильич
Большим заботам в этот вечер
Заботу о грядущем предпочел.
Могучей мыслью бережно и смело
Он нас чрез ненастье и мороз
Вдруг перенес
В весенние пределы,
В преддверье коммунизма перенес.
Мы от него услышали впервые,
Что близок мир в суровом том году,
И отдали
Все силы молодые
Учению и общему труду.
Прошли десятилетья не напрасно.
Родной народ наш,
Полный новых сил,
Вплотную подошел к весне прекрасной,
Которую нам Ленин возвестил.
Чувство
семьи
единой
За громом гром,— загрохотали,
И внемлют им земля и воды.
Меж нациями мост из стали
Сковали дружбою народы.
Павло Тычина
Царская Россия представляла
собой тюрьму народов. В националь-
ном гнете повинны были эксплуата-
торские классы и самодержавие со
всем своим государственным аппа-
ратом.
Победа Октября принесла прин-
ципиально новую политику в отно-
шениях между нациями и народно-
стями. Ленинская «Декларация прав
пародов России», принятая 2 ноября
1917 года, провозгласила полное рав-
ноправие и свободное развитие всех
национальностей России. Всем на-
циям было обеспечено право на са-
моопределение вплоть до отделения
и образования самостоятельных го-
сударств.
Еще при жизни В. И. Ленина
была принята первая Советская
Конституция. Она законодательно
закрепила все великие завоевания
Октябрьской социалистической рево-
люции, в том числе и равноправие
всех народов, населяющих нашу
страну.
Советские люди живут одной
большой семьей, в которой все сыны
и дочери одинаково дороги матери-
Родине. Их дружба и тесный брат-
ский союз зарождались вместе с Ок-
тябрем, волею партии, Ленина. Об
этом и рассказывается в данном раз-
деле.
Михаил Ляшенко, Алексей Мусатов
ПО ОСОБОМУ. НАЗНАЧЕНИЮ
К нему стучались
В двери днем и ночью,
И был для всех он
Как живой родник,—
Тверской крестьянин,
Питерский рабочий
И ленинской закалки большевик.
МИХАИЛ ИСАКОВСКИП
1
В феврале 1919 года общее собрание членов партии Лесковского рай-
она Петрограда избрало М. И. Калинина делегатом на VIII съезд
РКП (б). Этот съезд Михаил Иванович ждал с взволнованным и ра-
достным нетерпением.
Год 1919-й был суровым и тревожным. Вся Советская страна
находилась в кольце фронтов гражданской войны. На севере шла
борьба с английскими, американскими и французскими интервента-
ми. С востока наступал Колчак, с юга—Деникин. Юденич угрожал
Петрограду.
Калинин понимал, что в этих условиях победа над силами внут-
ренней и внешней контрреволюции во многом будет зависеть от того,
куда колебнется середняк, то есть основная масса крестьянства, ка-
кой класс сумеет привлечь его на свою сторону — пролетариат или
буржуазия.
Что же решит о крестьянстве предстоящий съезд партии?
Подъезжая к Москве, Калинин узнал о большой утрате, ко-
торую понесла партия н страна,— умер председатель ВЦИК
Я. М. Свердлов. Трогательными словами, посвященными памяти
Якова Михайловича, Ленин открыл VIII съезд партии.
279
С неослабным вниманием слушал Калинин выступления Влади-
мира Ильича на съезде, а выступал он семь раз. Уже в краткой речи
при открытии съезда Ленин подчеркнул, что перед партией стоит
одна из самых трудных задач коммунистического строительства —
задача об отношении к среднему крестьянству.
Как вспоминает В. А. Карпинский, Владимир Ильич особенно
интересовался выступлениями делегатов с мест. Когда председатель
хотел закрыть прения, Владимир Ильич поддержал протест делега-
тов, и прения были продолжены. Одному из делегатов, крестьянину,
Ленин предложил продлить время сверх регламента. Он даже сфо-
тографировался с этим делегатом.
Сам Владимир Ильич работал в аграрной секции съезда. В эту
же секцию избрали и М. И. Калинина. Владимир Ильич внимательно
слушал и записывал выступления делегатов, беседовал с ними. Он
должен был сделать на аграрной секции доклад о работе в деревне.
Этот доклад, ввиду его особой важности, был перенесен на пленум
съезда.
«Мы должны поставить на очередь во всем его объеме,— гово-
рил на съезде Ленин,— вопрос о среднем крестьянстве.
...Нет ничего глупее, как самая мысль о насилии в области хо-
зяйственных отношений среднего крестьянина.
Задача здесь сводится не к экспроприации среднего крестьяни-
на, а к тому, чтобы... учиться у крестьян способам перехода к луч-
шему строю и не сметь командовать!»
Последние слова Владимир Ильич произнес с большим гневом.
Весь зал загремел аплодисментами.
«Крепко! Верно!» — с удовольствием думал Калинин. Он пред-
ставил себе, как в родной деревне, в Верхней Троице, соберутся чи-
тать газету с этим докладом Ильича. Он видел лица знакомых кре-
стьян, их довольные улыбки, слышал одобрительные разговоры. Один
такой доклад стоит выигранного сражения!
Вместе с другими делегатами съезда Михаил Иванович с гро-
мадным удовлетворением голосовал за резолюцию по докладу Ле-
нина о переходе к политике прочного союза со средним крестьянст-
вом.
Все эти дни, и когда хоронили Якова Михайловича, и пока шел
партийный съезд, Владимир Ильич думал о том, чтобы найти достой-
ную замену Свердлову на посту председателя ВЦИК- И в памяти
упорно всплывала одна фамилия, виделось одно и то же давно зна-
комое лицо...
Это был Михаил Иванович Калинин. Член партии с девяносто
восьмого года, один из агентов «Искры»; меньшевикам не поддался
даже на Стокгольмском съезде, перед Октябрем дрался за воору-
женное восстание; После Октября Калинин вел огромную работу в
Петрограде, где большевики с первых же дней революции выдвину-
ли его на пост председателя городской управы. Буржуазия встретила
избрание Калинина неистовым злобным воем — путиловский рабо-
чий, тверской мужик и вдруг городской голова!
280
Служащие и буржуазная техническая интеллигенция учрежде-
ний и предприятий городского хозяйства начали организованный са-
ботаж. Они изорвали и разбросали дела в канцеляриях, заперли
шкафы и сейфы и, захватив ключи с собой, покинули учреждения.
Михаил Иванович повел самую решительную борьбу с сабота-
жем. Опираясь на петроградских рабочих, он сумел сломить сопро-
тивление служащих старой городской управы и в короткое время до-
бился нормального хода работ всего городского хозяйства.
Были ликвидированы очаги холеры и тифа, созданы новые боль-
ницы, детские учреждения, продолжали работать трамваи, бани,
электростанции, беднота была переселена в квартиры буржуазии,
окрестности города покрылись огородами, которые спасли тысячи
рабочих от голода.
Связи Михаила Ивановича с массами расширялись с каждым
днем. Петроградские рабочие отвечали ему большой любовью и ува-
жением, видя в Калинине подлинного представителя своей власти.
Выступая на XII заседании ВЦИК, Владимир Ильич говорил:
«...Следует сделать так, чтобы во главе Советской власти встал
товарищ, который мог бы показать, что наше постановление об от-
ношении к среднему крестьянству будет действительно проведено в
жизнь.
...Если мы найдем товарища, который соединит в себе жизнен-
ный опыт и знакомство с жизнью среднего крестьянства, мы эту за-
дачу разрешить сможем, и я думаю, что кандидатура, о которой вы
прочли сегодня в газете, удовлетворяет всем этим условиям,, Это —
кандидатура тов. Калинина.
Это товарищ, за которым около двадцати лет партийной рабо-
ты; сам он крестьянин Тверской губернии, имеющий тесную связь с
крестьянским хозяйством и постоянно обновляющий и освежающий
эту связь. Петроградские рабочие сумели убедиться, что он обладает
умением подходить к широким слоям трудящихся масс, когда у них
нет партийной подготовки, когда пропагандистам и агитаторам не
удавалось к ним подойти по-товарищески и умело, тогда тов. Ка-
линину удавалось разрешить эту задачу. В настоящий момент все это
особенно важно».
30 марта 1919 года М. И. Калинин был единогласно избран пред-
седателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
В это время Михаил Иванович находился в Петрограде. Приехав
в Москву, он зашел к Ленину.
Владимир Ильич склонил голову набок и лукаво поглядел на
Калинина:
— Председатель ВЦИК — глава государства, мы все теперь под-
чиняемся вам.
Калинин невольно улыбнулся.
Ленин встал. Калинин поднялся было следом, но Ильич усадил
его, слегка надавив на плечи.
— Думайте о практической стороне... Организуем специальный
поезд, а? ВЦИК на колесах, самонужнейшее сейчас дело! И первый
281
же поезд — в прифронтовую полосу, на восток... Потом подумайте
о приемной ВЦИК, и не в Кремле, а широко открытой, так, чтобы
хлынули ходоки со всей России... Отличнейшая, ценнейшая инфор-
мация! И барометр! Словом, сидеть в Москве вам не удастся! — ре-
шительно махнул рукой Владимир Ильич.— Во всяком случае, пер-
вые год-два. Придется поколесить и по России, по окраинам... Хочу
настоятельно просить еще об одном.— Он взял Калинина под локоть,
заглянул в глаза.— Мы ведь нищие пока, никаких благ среднему кре-
стьянину предложить не можем, а он — материалист, практик... По-
старайтесь, будучи на местах, постоянно присматриваться, что все-
таки можно сделать. Наладить ремонт инвентаря, пустить мельницу,
помочь вновь открыть кустарные промыслы... Вы на эти дела мастер,
я по Питеру убедился. Какая-нибудь колесная мазь, пустяковинней-
шая вещь, а как крестьяне будут благодарны, а значит, и Советскую
власть добром помянут! Или организация случных пунктов, улучше-
ние семян, удобрения — побольше практики, живого дела...
Они проговорили еще долго. Провожая Калинина, Владимир
Ильич посмеивался:
— Ну вот, товарищ староста... Теперь ЦК есть с кого спросить
персонально за мужика...
2
Речь Владимира Ильича при выдвижении Калинина на пост
всероссийского старосты стала планом всей дальнейшей жизни Ми-
хаила Ивановича, всей его партийной и государственной деятельно-
сти, и свое избрание председателем ВЦИК он рассматривал «как
символ тесного союза крестьян с рабочими массами, так как в моем
лице объединяется рабочий Петроград с тверским крестьянином».
Через несколько дней после избрания Михаил Иванович высту-
пил с декларацией о ближайших задачах ВЦИК, а уже 25 апреля
в газете «Известия» было помещено сообщение:
«Председатель ВЦИК тов. Калинин в субботу будет принимать
посетителей от 10 до 12 часов в 4-м Доме Советов на Моховой, 7,
3-й этаж, кв. 4».
Так начала свою деятельность приемная председателя ВЦИК.
А для того чтобы приемная могла быть доступна каждому, кто
пожелает обратиться с просьбой или жалобой, ее открыли по совету
Ленина не в Кремле, куда вход был по специальным пропускам, а
близ Кремля, в обычном жилом доме.
В приемной было установлено дежурство членов ВЦИК для
приема посетителей, там же работал секретариат М. И. Калинина,
принимавший заявления.
— Я по обращениям в мою приемную,— говорил потом Михаил
Иванович,— всегда могу сказать, какие вопросы стоят остро. На ма-
териалах приемной можно писать историю.
282
Но Калинин не предполагал засиживаться в столице. Вплоть до
окончания гражданской войны он находился в непрерывных разъез-
дах, в непосредственном общении с массами.
Поездки председателя ВЦИК по стране входили в ряд важней-
ших партийных и правительственных мероприятий, которые были на-
мечены Владимиром Ильичем в его записях «К плану спешных мер
за середняка».
В этих записях было сказано:
«...4) План поездок Калинина выработать и утвердить. Опубли-
ковать даты, места, приемы просителей и пр.
5) Участие в поездках... от Народных комиссариатов юстиции,
внутренних дел, земледелия и др...
...8) Проверка (и отмена) принудительных мер по вступлению в
коммуны.
9. Проверка продовольственных мероприятий в таком направле-
нии, чтобы с середняка ослабить реквизиции, взыскания и про-
чее».
Вскоре был создан специальный агитационно-инструкторский
поезд ВЦИК «Октябрьская революция», с которым Калинин объез-
дил чуть ли не всю Россию.
Длинные старомодные вагоны поезда художники расписали яр-
кими картинами на революционные темы. На одном вагоне боец в
буденовке добивал извивающегося черно-зеленого дракона — гидру
мировой буржуазии, на другом — рабочий стучал молотом по нако-
вальне, на третьем — бородатый крестьянин в лаптях бросал в чер-
ную пашню золотые зерна.
В поезде ехали агитаторы, ответственные инструкторы ЦК пар-
тии и ЦК комсомола, представители многих народных комиссариа-
тов, а в некоторых рейсах в поезде находились и народные ко-
миссары: просвещения — А. В. Луначарский, здравоохранения —
Н. А. Семашко, юстиции — Д. И. Курский.
В поезде имелись книжная лавка, своя типография, выпуска-
лась газета, на остановках при большом стечении народа давались
киносеансы.
Агитпоезд «Октябрьская революция», или, как его называли,
«ВЦИК на колесах», вышел из Москвы в свой первый рейс 29 апреля
1919 года.
Маршрут проходил через Муром, Арзамас, Алатырь, Свияжск,
Рузаевку, Симбирск, Мелекесс, Рязань. Почти во всех крупных пуню
тах проводились массовые митинги.
— Моя главная цель,— объяснил Михаил Иванович корреспон-
дентам «Правды» и «Известий»,— непосредственно подойти к уезду
и волости, к трудящемуся народу, отдаленному от центра, и узнать
его нужды, подслушать голос самой жизни.
Уже в Муроме помимо местных властей агитпоезд встретила
большая толпа людей. Они принесли первые жалобы. Пока их раз-
бирали представители наркоматов, Калинин поехал в железнодо-
рожные мастерские.
283
— Товарищи! Позвольте мне приветствовать вас от имени Все-
российского Центрального Исполнительного Комитета...
В первый раз Михаил Иванович произнес эту вступительную
фразу, которую ему потом придется повторять и в сотый, и в тысяч-
ный раз. Затем он рассказал рабочим о международном и внутрен-
нем положении Советской республики, о положении на фронтах, о
трудностях борьбы, о причинах упадка промышленности и сельского
хозяйства.
При этом Калинин не пытался скрывать недостатки, успокоить
людей, а выкладывал самую суровую, неприкрытую правду, призывал
их к борьбе.
— У нас голод, нет товаров, нет обуви,— говорил Михаил Ива-
нович.— Почему? Потому что такие важнейшие промышленные рай-
оны, как Дон, Туркестан, Баку, Сибирь, до сих пор в руках врага.
Если еще и Волга попадет в руки Колчака, то положение станет еще
хуже. Теперь главная задача рабоче-крестьянских масс — разбить
Колчака... Каждый человек нынче вправе сказать: «В настоящее вре-
мя я исполняю самую небольшую работу, но этой маленькой рабо-
той я укрепляю Советскую власть». И я призываю вас, товарищи, к
самому энергичному проявлению творческих сил, в чем бы они ни
выражались: в обработке ли полей, в возделывании картофеля, в со-
вершенствовании производства.
И слова Калинина доходили до рабочих. Это подтвердила и при-
нятая тогда же резолюция:
«Напрягая все наши силы и разум для улучшения транспорта,
изгоняя из своей среды клеветников и предателей, мы в любую ми-
нуту готовы встать на защиту Советов от посягательств с чьей бы то
ни было стороны...»
Во время поездок работники поезда и сам Михаил Иванович
разъясняли решения VIII съезда партии, организовывали помощь
фронту, инструктировали и проверяли местные органы Советской вла-
сти.
Во всякое время года, в любую погоду Михаил Иванович ездил
по отдаленным уездам, по самым глухим селам и деревням, нахо-
дившимся нередко в 50—70 верстах от железной дороги.
Здесь Михаил Иванович принимал традиционную хлеб-соль, за-
тем начиналась сердечная доверительная беседа с крестьянами на
близкие, волнующие их темы.
— Я объезжаю города и волости России,— начал Калинин свой
разговор в Ново-Маинской волости Самарской губернии,— что-
бы, с одной стороны, ознакомиться, насколько укрепляется новый
порядок, а с другой стороны, исправить на местах те огромные не-
урядицы, которые продолжают существовать в тех или иных
областях нашей жизни... Я хочу узнать, как вы живете, что у вас де-
лается.
И крестьяне с большой охотой делились с Калининым своими
нуждами, заботами; беседа захватывала все больший круг участни-
ков...
284
С первых же минут Михаил Иванович превращал официальный
митинг в «разговор по душам», когда говорил и отвечал на вопросы
не один только председатель ВЦИК, но и крестьяне, и председатель
сельсовета, и начальник милиции, и кооператор или другой местный
работник, если вопрос касался именно его. Тут же на митинге Кали-
нин разбирал жалобы на местные власти, давал объяснения по пре-
тензиям на распоряжения высшей власти.
Почти повсюду Калинину приходилось выслушивать жалобы
на отсутствие самых необходимых товаров. Михаил Иванович ни-
когда не обещал того, чего нельзя было выполнить. Он прямо заяв-
лял крестьянам, что до тех пор, пока контрреволюция не будет окон-
чательно разбита, улучшения не наступит.
Калинин настойчиво учил крестьян понимать свои коренные ин-
тересы, которые не расходятся с интересами рабочего класса. Он
подробно объяснял, почему введена продразверстка, указывал на ее
вынужденный и временный характер, осуждал спекуляцию хлебом.
— Спекулировать при невероятной голодовке и тяжелых пере-
живаниях другой части населения*,— говорил Калинин,— это не есть
действительное улучшение положения крестьянства. Это только ка-
жущееся благополучие. Ибо, по существу, это есть разрушение госу-
дарственного аппарата, и те богатства, те «керенки», которые он (кре-
стьянин.— Ред.) положит в карман от спекуляции, в конце концов
превратят его в нищего.
Узнав, что в одной из волостей Смоленской губернии дезертир-
ство приняло особенно большие размеры, Калинин специально при-
ехал туда. На сходке крестьян он заявил гневно и прямо:
— Сохранять свою шкуру, прятаться в кустах в то время, когда
другое крестьянство умирает, это — самая большая подлость, какая
только может быть... Насколько мы идем вам на помощь во всем,
что только в силах сделать, настолько мы будем жестоко расправ-
ляться с теми, кто хочет прятать свою шкуру. Вот ваш помещик Обо-
ленский,— он не сидит здесь, а участвует в войне на стороне Дени-
кина, чтобы отвоевать опять свои земли... И другие помещики тоже
не прячутся в кустах; а вы не понимаете, что если возвратятся по-
мещики, придет Деникин, то он вытащит вас из всякого темного
угла и уже тогда жестоко расправится.
Сила и действенность речей и бесед Калинина были необычайно
велики.
Каждый митинг, проведенный при участии всероссийского старо-
сты, был для крестьян настоящим и зачастую первым уроком поли-
тической грамоты. Простота и прямота речей Калинина, его искрен-
нее желание узнать нужды трудящихся, глубокое знание деревни
привлекали крестьян, и они откровенно говорили о том, что у них
наболело, как они понимают и как хотят строить свою новую жизнь.
На одном из митингов в Бузулукском уезде Калинину передали
составленный местными крестьянами список вопросов: нельзя ли от-
менить принудительную сдачу зерна, сократить гужевую повинность,
открыть свободную торговлю. После выступления Михаила Ивано-
285
вича, объяснившего крестьянам тяжелое положение Советской рес-
публики, они попросили вернуть им список обратно: «Что уж, все
поняли, кто же себе врагом будет! Надо уж достукать чужеспинников
сначала, а потом вздохнем».
Поезд Калинина глубоко взрыхлял крестьянскую целину, рас-
крывал глаза народу, завоевывал симпатии широких масс к Совет-
ской власти. Непосредственная связь председателя ВЦИК с массами
помогла выявить многие вопросы, имевшие общегосударственное зна-
чение. Люди видели в Калинине посланца партии, верного сорат-
ника Ленина. Огромный авторитет Михаила Ивановича, его большое
человеческое обаяние, умение подойти к людям, оказать им практи-
ческую помощь — все эти качества помогали Калинину проводить
политику партии в жизнь наиболее быстро и успешно.
Колоссален был политический резонанс поездок всероссийского
старосты. Так, в телеграмме на имя В. И. Ленина, с которым агит-
поезд поддерживал постоянную связь, политкомиссар Воеводин со-
общал:
«Проезд поезда «Октябрьская революция» во главе с тов. Ка-
лининым по губернским городам и волостям Западного края вызыва-
ет подъем революционной энергии, готовность всех слоев населения
защищать Советскую власть; местами поезд своей организационной
работой, обследованием всех учреждений и агитацией... впервые за-
кладывает фундамент Советской власти, практически внедряя в со-
знание городского и крестьянского населения принципы Октябрьской
революции».
«В чем сила наша, таких, как я?..— писал потом Михаил Ива7
нович, отвечая на злобные нападки белогвардейских эмигрантов,—
Не в том, что мы умеем заговорить зубы,— кто же в этом может со-
перничать с вами, такими, как Керенский,— она в том, что мы к му-
жику подходим без интеллигентской слащавости, говорим с ним не
как с «меньшим братом» (как с ним говорили вы в прошлом), а
обыкновенным языком, подразумевая в собеседнике не меньшее коли-
чество ума, сообразительности и понимания своих интересов, чем у
нас самих».
3
В июле — августе 1919 года, в разгар боев Красной Армии с
Колчаком и Деникиным, Михаил Иванович объезжал Саратовскую,
Тамбовскую, Рязанскую и Казанскую губернии.
Поспевал хлеб, которого так не хватало в промышленных го-
родах, а убрать его в деревнях недоставало сил.
Из Вольска В. И. Ленину была послана телеграмма о том, что
урожай в Самарской губернии богатейший и что нужно срочно по-
слать крестьянам смолу, деготь, имеющиеся машины, орудия. В тот
же день Ленин записывает на бланке полученной с поезда «Октябрь-
ская революция» телеграммы указания работникам Совнаркома:
286
«Надо напрячь все силы и завтра днем, 26/7, по телефону со-
общить мне, что сделано». И все, что можно было еще отыскать в
Питере и Москве из сельскохозяйственных машин, инструмента, по-
шло в Поволжье крестьянам.
Калининым была направлена Ильичу и другая телеграмма из
города Аткарска:
«Урожай Аткарского уезда небывалый. Хлеб на корню больше
недели стоять не может. Рабочих рук не хватает... Необходимо отко-
мандировать аткарские воинские части для уборки хлеба. Это вполне
возможно. В противном случае часть урожая погибнет. Просим сроч-
но сделать распоряжение, просим срочно ответить поезду. Предсе-
датель ВЦИК».
Через несколько часов Калинин читал ленинский ответ — Влади-
мир Ильич поручал ему возглавить борьбу за хлеб.
«Немедленно организуйте все неиспользованные еще технические
силы и средства для уборки урожая. С той же целью широко и пла-
номерно проведите трудовую повинность городского и сельского на-
селения. Проявите всю энергию и организованность в деле своевре-
менной уборки урожая. О принятых мерах телеграфируйте нарком-
зему для доклада Совнаркому.
Предсовобороны Ленин»,
Распоряжение Ленина было выполнено в короткий срок. Миха-
ил Иванович лично руководил всем ходом уборки урожая. Он ввел
трудовую повинность для всех работоспособных, в том числе и го-
родских жителей, организовал переброску людей из других губер-
ний. Пересмотрел дела многих крестьян, осужденных за мелкие пре-
ступления, освободил их и направил на полевые работы. Были уст-
роены мастерские по срочному ремонту сельскохозяйственных ору-
дий, к уборке привлекали отдельные воинские части. В результате
хлеб убрали, заготовили и отправили на Южный фронт для крас-
ноармейцев и в промышленные центры.
Важное место в поезде «Октябрьская революция» занимало бюро
жалоб, работавшее под непосредственным наблюдением Михаила
Ивановича. Выполняя указания Ленина, которые были намечены в
его записях «К плану спешных мер за середняка», Калинин требо-
вал от своих помощников самого внимательного отношения ко вся-
кой письменной или устной жалобе, немедленного расследования не-
законных действий местных властей и принятия необходимых мер.
Он самым энергичным образом проводил амнистии на местах,
считая, что «только помещики, только буржуазия, только кулаки мо-
гут сознательно выступать против Советской власти. Если же в вос-
станиях кое-где замешаны рабочие и трудовые крестьяне, то это мо-
жет произойти по чистейшей случайности, по ошибке, по темноте
этих рабочих и крестьян».
В Саратове/ например, работники поезда в течение двух су-
ток рассмотрели дела 1136 арестованных и освободили из заключе-
ния 656 человек, не являвшихся злостными врагами Советской вла-
сти.
287
Из Кривополенской волости Рязанской губернии были получе-
ны сведения о злоупотреблении местных властей. В Советы, в мили-
цию пробрались кулаки, колчаковцы и в течение нескольких месяцев
терроризировали население волости. Работники поезда провели тща-
тельное расследование. Виновники были арестованы и преданы от-
крытому суду.
Слух об этих событиях прошел по всей губернии. К агитпоезду
собрались тысячи крестьян и восторженно приветствовали ленин-
ского посланца — председателя ВЦИК М. И. Калинина.
4
Много сил и энергии отдавал Михаил Иванович воспитанию
красноармейцев, не раз выезжая по заданию Ленина на фронты
гражданской войны. Он выступал на многочисленных митингах,
награждал от имени ВЦИК боевыми знаменами лучшие воинские
части, сплачивал и вдохновлял красноармейцев на подвиги. Он не
рисовал беспочвенных перспектив, не затушевывал трудностей.
— Нами народ не накормлен, не обут, заводы и фабрики не пу-
щены в ход, железные дороги уменьшают свое движение. Это прав-
да,— говорил он на митинге в Гжатске.— Но скажите, разве в этом
виноваты рабочие и крестьяне? Разве мы виноваты, что помещики
и капиталисты борются с оружием в руках, стараясь отрывать луч-
шие куски России?..
Пусть найдется хоть одно правительство в мире, состоящее из
самых ученейших, культурнейших людей, которое могло бы вести и
организовать народ, разутый, раздетый, измученный, которое могло
бы держать власть, отражать удары со всех сторон и в то же время
наносить жестокие, отчаянные удары противнику.
Такие прямые, правдивые речи всероссийского старосты лучше
всяких призывных слов воодушевляли и подымали дух бойцов Крас-
ной Армии.
Будучи в Туле в момент, когда белые банды под ударом Крас-
ной Армии покатились назад, Михаил Иванович писал Ленину:
«В Туле стремлюсь, насколько возможно, Ваши директивы вы-
полнить... Здесь как будто бы успокоились устойчивостью фронта, я
стремлюсь разбить их успокоение, передавал от Вашего имени, что
опасность близка, почти неотвратима, если они не будут принимать
столь же героических мер, как Питер».
О всех поездках Калинин подробно докладывал Ленину; обычно
Владимиром Ильичем устанавливалась и основная цель очередной
поездки. Очередной рейс в октябре — ноябре 1919 года поезд «Ок-
тябрьская революция» должен был совершить на Южный фронт и
побывать в конных частях Буденного, о которых ходили самые про-
тиворечивые слухи. Одни превозносили их до небес, утверждая, что
только конница Буденного способна остановить и сокрушить дени-
кинскую лавину. Другие, скептически морщась, говорили, что отряды
288
Буденного по своему составу в основном казачьи, крестьянские, не
имеют достаточной пролетарской прослойки, что они не признают во-
инской дисциплины.
Все это крайне беспокоило Ленина, и он настойчиво советовал
Михаилу Ивановичу непременно побывать у буденновцев.
24 октября 1919 года Михаил Иванович отправился в пятый рейс
по стране. Побывав в освобожденном Воронеже, решил навестить
конников Буденного.
«Наша встреча,— вспоминает С. М. Буденный,— была самая
оригинальная, какая возможна только в боевой обстановке... Утром
4 ноября... во двор домика в селе Стадница, занимаемого штабом
корпуса, въехали сани. Впереди саней следовал всадник, позади —
второй. В санях сидело двое мужчин... Через минуту дверь дома с
шумом отворилась, и вошедший доложил:
— Товарищ командир корпуса! Разъезд 2-й бригады 6-й диви-
зии доставил в ваше распоряжение двух буржуев, а может, купцов.
— Каких это буржуев?
— Обыкновенных. Бежали с Воронежу к белым, так мы их при-
держали.
— Ну, а зачем они мне нужны? Вели бы их к командиру брига-
ды или к начдиву.
— Так мы порядок знаем, сами бы управились, но попались ка-
кие-то чудные. Веди, говорят, к Буденному. Один называет себя пред-
седателем России, а второй — председателем Украины. Всю дорогу
нас агитировали.
— Давай сюда, разберемся.
Задержанные были одеты в длиннополые, купеческого пошива
шубы. «Видно, меньшевики»,— почему-то подумал я, осматривая впе-
реди стоящего человека в очках, с остренькой бородкой. Он снял за-
потевшие очки, протер их кончиком шарфа и, подав свои документы
комиссару Кивгеле, посмотрел на меня пристальным, изучающим
взглядом. Комиссар торопливо подскочил ко мне и молча указал на
подпись в мандате — Ульянов (Ленин).
Перед нами стояли председатель ВЦИК РСФСР Михаил Ива-
нович Калинин и председатель ЦИК Украины Григорий Иванович
Петровский.
Я представился гостям и просил извинить за столь нелюбезный
прием.
— Ничего, ничего,— сказал, дружелюбно улыбаясь, Михаил Ива-
нович.— Теперь мы с Григорием Ивановичем спасены и от мороза, и
от твоих молодцов. Снимай, говорят, шубы, хватит, погрелись, а на
тот свет и голых принимают. Я-то замерз совсем,— смеется Михаил
Иванович,— а вот Григорий Иванович показывает одному мандат:
читай, мол, Лениным подписан. А тот говорит: «Ты, буржуй, товари-
ща Ленина не марай, читать я не умею, а вас, таких угнетателей, не
впервой вижу». Второй боец говорит: «Чего рассуждать, давай кон-
чать с этой контрой, а то от своих отстанем». Нет, говорю, братцы,
расстрелять нас вы всегда успеете. Везите к Буденному, он разберет-
ся, кто мы такие.
19 Заказ 2878	289
— Еще раз простите, товарищ Калинин. Не думал, что так по-
лучится. Виновные будут строго наказаны,— сказал я.
— Нет, нет, дорогой мой,— горячо возразил Михаил Иванович.—
Мы сами во всем виноваты. Понесло же нас из Воронежа к вам без
охраны. Мы этих бойцов должны еще благодарить. В такую-то по-
году и к белым немудрено попасть, и попали бы, если бы не подвер-
нулся ваш разъезд».
Как только Калинин вернулся в Москву, его, по обыкновению,
вызвал Владимир Ильич и нетерпеливо принялся расспрашивать об
очередном рейсе поезда, о настроении крестьян, о положении на
фронте.
«С обратной дороги являюсь к Владимиру Ильичу,— вспоминал
потом М. И. Калинин,— а он быстро вбегает в комнату, потирает го-
лову ладонью и весело смеется. «Ну,— говорит,— как? Швах дело?»
Вижу, испытывает, с этакой подковырочкой подходит, а в глазах
огоньки играют.
«Нет,-* говорю,— Владимир Ильич, положение на фронте крепче,
чем когда бы то ни было. Все уверены в разгроме Деникина. Боевой
дух высокий, нам нечего беспокоиться».
Нужно было видеть, как Ленин радовался и горел. «Отлично, от-
лично, товарищ Калинин! Все ясно, как божий день!»»
В одном из залов музея Калинина есть карта 12 рейсов поезда
«Октябрьская революция» с мая 1919 года по декабрь 1920 года. За
двадцать месяцев поезд пробыл на местах 272 дня. За это время ра-
ботники поезда побывали в 260 городах, селах и деревнях, провели
сотни митингов, оказали практическую помощь на месте более чем
1250 учреждениям и организациям, разобрали на месте десятки ты-
сяч жалоб, роздали населению огромное количество литературы, пла-
катов.
Докладывая на заседании ВЦИК об итогах своих поездок по
стране, Михаил Иванович говорил^ что у него сложилось «полное
убеждение, что Советская власть не может быть побеждена насили-
ем и военной силой. Огромные массы крестьян, по крайней мере
9/ю крестьянских масс, твердо стоят за Советскую власть».
Ленин высоко оценил роль Калинина в укреплении союза рабо-
чего класса с крестьянством.
— Мы всегда говорили,— сказал он на I Всероссийском совеща-
нии по партийной работе в деревне,— что мы не хотим навязывать
среднему крестьянину социализм силком, и VIII съезд партии это
всецело подтвердил. Выбор тов. Калинина председателем ВЦИК ис-
ходил из того расчета, что мы должны непосредственно сблизить
Советскую власть с крестьянством. И благодаря тов. Калинину ра-
бота в деревне получила значительный толчок...
Чувствуя, какое огромное значение для укрепления Советской
власти имеют поездки председателя ВЦИК по стране, враги неодно-
кратно покушались на его жизнь.
В Минске, узнав о прибытии Калинина, враги дважды бомбили
с самолета агитпоезд, о чем комиссар поезда сообщил Ленину теле-
290
граммой: «...белогвардейцы определенно покушались на поезд пред-
седателя ВЦИК. Состояние всех поездных работников и местных то-
варищей было твердое и спокойное».
Недалеко от Киева во время выступления Михаила Ивановича
на митинге в одной из дивизий Первой Конной неожиданно над по-
лем пронесся самолет с красными звездами на крыльях. Все решили,
что это «свой», летал, наверное, к врангелевцам на разведку. Но че-
рез несколько минут самолет возвратился и застрочил по войскам
из пулемета. Бойцы вскинули винтовки и открыли огонь по враже-
скому аэроплану.
Михаил Иванович продолжал стоять на тачанке в своем штат-
ском пальтеце, с палочкой, протирал очки... Как на грех, в кармане
не было даже револьвера. Спрятаться, кроме как под тачанку, не-
куда. Да он и понимал, что невозможно всероссийскому старосте
лезть под тачанку на глазах целой дивизии.
Вскоре пулеметный и ружейный огонь вынудил вражеский са-
молет скрыться за горизонтом, и Михаил Иванович продолжал свое
выступление.
После митинга Калинина окружили конники.
— Что ж ты, Михаил Иванович, не прятался от гада, как почал
он стрелять? —лукаво спросил его пожилой боец.
По лицу Калинина пошли веселые морщинки.
— А ты где прятался?
— Мы бойцы, нам не положено.
— Ну и мне не положено... Меня Буденный тоже на довольствие
зачислил.
В приветствии М. И. Калинину по случаю 10-летнего пребыва-
ния его на посту председателя ВЦИК К. Е. Ворошилов писал: «Ста-
рые бойцы, командиры и политработники — славные ветераны граж-
данских боев — хорошо помнят вас, когда в тяжелые моменты вы
появлялись на различных участках обширного фронта, вселяя силу
и бодрость своим простым, искренним и задушевным словом. Ваше
личное присутствие неизменно поднимало и укрепляло боевой дух
красных войск. Во время этих объездов жизнь ваша неоднократно
подвергалась опасности... Свое дело вы выполняли скромно и про-
сто, но вся ваша работа на фронтах была героическим подвигом, тре-
бовавшим мужества и самоотверженности».
5
Однако испытания молодой республики еще не кончились.
В 1921 году многие губернии, до этого наиболее плодородные,
поразила страшная засуха. На полях и лугах все было выжжено:
хлеб, овощи, травы. Начался голод, охвативший, по официальным
данным, 20 миллионов человек. Со всех концов страны приходили
сообщения о массовом вымирании деревень.
291
На борьбу с голодом партия и Советская власть бросили все
силы, поставив во главе этой работы М. И. Калинина. Он был на-
значен председателем Центральной комиссии помощи голодающим
(Помгол).
Комиссия сразу обратилась к рабочим и крестьянам России с
призывом помочь попавшим в беду.
По совету Владимира Ильича Калинин со своим поездом вновь
и вновь разъезжает по стране, организуя помощь голодающим, раз-
добывая хлеб, подбадривая население. И помощь пришла. В го-
лодающие деревни было послано более 40 миллионов пудов семян
для посева, многие крестьяне были переселены в другие губернии,
миллионы людей получили общественное питание.
Уже в мае 1922 года на очередной сессии ВЦИК Михаил Ива-
нович мог доложить, что «около десяти миллионов населения вырва-
но нами из рук голодной смерти.
Общими усилиями мы достигли ощутимых результатов в борьбе
с постигшим нашу страну бедствием... Наш крестьянин в эту минуту
бедствия вырос как гражданин... Впервые у крестьянина появилось
сознание, что государство является не только... органом принужде-
ния, но и органом защиты, органом спасения его жизни в самую
тяжелую минуту».
Ирина Гуро
ВСЕГДА ВМЕСТЕ
И меня в семье великой,
В семье вольной, новой,
Не забудьте, помяните
Добрым тихим словом.
ТАРАС ШЕВЧЕНКО
Утром 10 декабря 1922 года к Харьковскому вокзалу подошел поезд
с юга. Из старых обшарпанных вагонов посыпался на платформу
суетливый, гомонящий, разноликий люд. Преобладали мужчины.
Лишь изредка среди серых шинелей, бурых поддевок, крестьянских
свиток, потертых зипунов мелькал пестрый Кашемировый платок ка-
кой-нибудь молодицы.
То здесь, то там вспыхивали блестящими пятнами и тотчас гасли
затертые серой толпой кожаные куртки, видимо, до костей промерз-
ших «комиссаров», как называли тогда советских и партийных работ-
ников.
Самым неторопливым пассажиром прибывшего поезда был че-
ловек лет под пятьдесят, крепкий, с крутым разворотом плеч под ста-
рой, однако опрятной поддевкой, в заячьем треухе, в валенках, хоть и
подшитых, но ладных. Всего-то и было у него ноши, что холщовая
котомка в руках, в которой вряд ли могло уместиться что-либо, кро-
ме половины паляницы да шматка сала.
Пассажир вышел из вагона последним. Сойдя на платформу, ни-
куда не спешил, а, разгладив чуть тронутые сединой пышные усы,
завязав под подбородком ушанку, пристально поглядел вокруг.
Харьковский вокзал произвел на него доброе впечатление. Стек-
ла в окнах были вставлены — дело не малое. Понятно, то не были
293
зеркальные стекла, в которых отражались совсем недавно золотопо-
гонные шинели да серые папахи офицеров, бобровые шапки господ
да собольи шубы барынь. Но стекла были. И платформа подметена, и
даже шелухи от семечек не видать. Приезжий усмехнулся, живо
представив себе этот самый вокзал в сугробах мусора, в галдеже и
давке мешочников.
Он подошел к деревянным щитам и внимательно прочитал круп-
ными буквами напечатанное объявление: делегаты VII Всеукраин-
ского съезда Советов рабочих и крестьянских депутатов должны за-
регистрироваться в приемной ВУЦИК на площади Тевелева. Объ-
явление было на двух языках — украинском и русском. На красной
кумачовой полосе стояло: «Щирий привит делегатам Всеукраинского
зъизду Рад!»
Удовлетворенно крякнув, приезжий вышел на вокзальную пло-
щадь и двинулся по длинной Екатеринославской улице, отмечая вни-
мательным взглядом новые приметы в облике столицы Украины:
заново оштукатуренные дома выглядели почти щеголями среди раз-
валюх, и улица вроде бы стала и просторнее и чище, а люди —
потеплее и получше одеты.
...В сумерки приезжий подходил к зданию театра имени Шев-
ченко. Предъявив мандат, влился в полноводный людской поток.
И здесь, в фойе, его окликнули:
— Панас Григорьевич! Тебя ли я бачу? — Человек в серозеле-
ной, перетянутой ремнями бекеше со смушковым воротником обнял
его за плечи.
— Давненько не бачились! Мабуть, ще с той поры, як рубали
гайдамаков! Здоров будь, Гринченко,— отозвался Панас Григорьевич
и провел рукой по усам.
— Где працюешь, где воюешь? — спрашивал Гринченко.
— Працюю, воюю без зброи, та це ще гирше. Воюю с курку-
лями да спекулянтами. Головою сильрады у себе пид Винницею, там
саме, де до войны батрачив. А ты?
— А я при зброи, як бачишь. Працюю военным комиссаром в
Полтави.
Делегаты поднялись по широкой лестнице и вошли в зал засе-
даний VII Всеукраинского съезда Советов.
Зал выглядел строгим и скромным от шинелей, зипунов и кожа-
ных курток. И потому особенно нарядно выделялись знамена на сце-
не алым бархатом и золотым шитьем. А у знамен застыли в карауле
молодые курсанты.
Зал быстро заполнялся. Уже сидели во всех рядах, и ложах, и
ярусах, стояли в проходах. Вдруг вспыхнули все люстры. На сцене
появились хорошо знакомые всем Петровский, Фрунзе, Затонский,
Чубарь, Скрыпник, Квиринг.
Григорий Иванович Петровский сказал:
— Седьмой Всеукраинский съезд Советов рабочих и крестьян-
ских депутатов объявляю открытым.
294
В бурные аплодисменты сразу же вошли звуки оркестра. Но
сильные голоса заглушили оркестр: делегаты стоя пели «Интерна-
ционал».
Едва отзвучали заключительные слова: «С Интернационалом
воспрянет род людской!» — в первых рядах поднялся молодой па-
рень, в кожаной куртке, перетянутой желтым ремнем, с пышной ше-
велюрой русых волос над высоким лбом, протянул руку к прези-
диуму:
— Предлагаю спеть «Заповит»!
Все так же стоя, делегаты спели шевченковское «Завещание».
Звуки плавной мелодии, широкой, как украинские степи, слова высо-
кого накала заполнили зал: «Поховайте, та вставайте, кайданы пор-
вите и вражою злою кровью волю окропите!»
Песня стихла, и кто-то с места крикнул:
— Да здравствует наша Радянська власть!
— Ура!!! — раскатилось в зале.
— Слава революционерам-марксистам, что томятся в тюрьмах
капитала!
— Слава! — отозвался зал.
— Дорогие товарищи!—с легкой хрипотцой, выдававшей вол-
нение, воскликнул Петровский.— Хочу порадовать вас хорошей ве-
стью: Владимир Ильич Ленин оправился от тяжелой болезни...—Он
хотел еще что-то добавить, но гром овации прервал его. Из зала ле-
тели возгласы:
— Да здравствует наш Ильич!
— Хай живе товарищ Ленин!
Когда воцарилась тишина, Петровский зачитал приветствие Вла-
димира Ильича Ленина Всеукраинскому съезду Советов:
— «Одним из самых важных вопросов, который предстоит рас-
смотреть съезду, является вопрос об объединении республик. От пра-
вильного решения этого вопроса зависит дальнейшая организация на-
шего государственного аппарата...
Второй вопрос, на который съезд должен обратить особое свое
внимание,— это вопрос о нашей тяжелой промышленности. Поднятие
Донбасса, нефти и металлургии до довоенной производительности —
это основная задача всего нашего хозяйства, на разрешение которой
должны быть направлены все наши усилия.
Я выражаю твердую уверенность в том, что съезд найдет пра-
вильный путь к разрешению этих задач, и от души желаю ему пол-
ного успеха в работе».
Снова бурно заплескал аплодисментами зал.
Григорий Иванович проговорил улыбаясь:
— Ваша овация есть выражение любви и преданности нашему
дорогому вождю. Разрешите от всех вас послать привет Владимиру
Ильичу.
Переждав, пока зал стихнет, Григорий Иванович начал гово-
рить...
295
Седьмой съезд Советов собрался в знаменательный момент. Не-
давно отпраздновали пятилетие существования Советской власти.
Советская власть крепка. Это признают и враги. Вопрос об этом
решенный. Советская республика стоит как цитадель свободы во всем
мире!.. Предстояло решить вопрос о том, какие формы единения ра-
бочие и крестьяне изберут для дальнейшего государственного суще-
ствования. Как именно будут сплочены силы отдельных советских
республик в единый могучий союз. И народ уже подсказывал, каким
должно быть монолитное Советское государство... Поступили сотни
телеграмм со всех концов Украины. Люди радуются тому, что изжит
бандитизм, нет войны. Давайте же, говорят они, строить, восстанав-
ливать шахты, задувать доменные печи. А с границ пишут — требуют
крепкой охраны против набегов иностранных наемников-бандитов,
петлюровцев. И все об одном эти письма: только крепкое единство
обеспечит и мирный труд, и строительство, и сохранность Советского
государства.
На обсуждение съезда предлагали ленински?! проект государст-
венного объединения независимых советских республик. Слово для
доклада по этому вопросу получил товарищ Фрунзе.
Михаил Васильевич начал свою речь с основного ленинского по-
ложения: о праве наций на самоопределение вплоть до отделения.
Советской республике пришлось, защищая этот ленинский тезис, от-
ражать натиск не только со стороны всех буржуазных элементов.
Даже в рядах рабочего класса нашлись люди, зараженные велико-
державным шовинизмом. Они не понимали, что, как вода и хлеб, ну-
жно народам России крепкое единство. Не только единый военный
фронт нужен, но и хозяйственный.
Нужно и другое: чтобы национальное, культурное творчество,
язык народа, его искусство развивались свободно. Рабочий класс и
трудящееся крестьянство Украины раз и навсегда заявили, что сепа-
ратизм и разобщение национальностей не имеют под собой почвы!..
Всему, что мешает дружбе и союзу наций, должна положить конец
новая союзная Конституция. Она обеспечит полное равенство всем
республикам. Не может быть никакой разницы между старшей сест-
рой — РСФСР и другими сестрами — Украиной, Белоруссией, Закав-
казьем. По воле истории закладывается форма будущего разрешения
вопроса о взаимоотношениях народов. По пути Советской страны
пройдут и другие народы...
Петровский слушал речь Фрунзе, а память разворачивала кар-
тины его встреч с Владимиром Ильичем.
В сентябре 1922 года Лепин был уже серьезно болен. Он не об-
манывал себя на этот счет и, едва оправившись, спешил высказать
свои мысли по коренным вопросам советского строительства. И важ-
нейшим из них он считал добровольное объединение всех советских
республик в единый союз равноправных, суверенных и вместе с тем
составляющих единое целое советских республик.
Григорий Иванович воспринял с особой радостью слова ленин-
ского письма, адресованного членам Политбюро. Критикуя идею
296
автономизации, то есть объединения советских республик путем их
вступления в РСФСР на началах автономии, Ленин написал слова,
которые стали путеводной звездой для его соратников-украинцев:
«...Мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вме-
сте и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию...» —*
писал Ленин.
За короткими этими строками виделась вся история дружбы Ук-
раинской и Российской республик.
Петровский знал, что Ленин стал заботиться об Украине сразу
после свержения самодержавия. Февральская революция возвратила
Петровского в Питер из якутской ссылки. Он встретил Ленина в ре-
дакции «Правды». Беседа была дружеской. Их связывали годы под-
полья, годы борьбы. Владимир Ильич был оживлен и деятелен: го-
ворил о трудностях, которые сейчас стоят перед большевиками, о
преодолении этих трудностей.
— Что вы думаете делать? — спросил он Григория Ивановича.
— Хотел бы поехать в Донбасс.
Это желание возникло у Петровского чуть не с самого первого
дня свободы там, далеко, на якутской земле. Его тянуло в те места,
где началась, собственно, его государственная работа народного по-
сланца в Думе.
И Ленин без колебаний одобрил предложение Петровского. По-
нял, что именно влечет его в Донбасс. Решением Центрального
Комитета партии ему была дана путевка на Украину. Он едет туда
выполнять ленинские задания. Его поездка становится особенной,
значительной, ответственной.
В вагоне, пропахшем махоркой, кислым запахом пропотевших
гимнастерок, Григорий Иванович возвращается в родные места, с
которыми были связаны его детство, юность, революционная работа.
Горловка, Юзовка, Екатеринославщина, Харьковщина... Но сейчас
это была уже другая Украина — вся в огне крестьянских восстаний,
в ярости рабочих митингов. И сам он, Петровский, был уже не де-
путатом рабочего класса в царской Думе, а посланцем партии,
посланцем Ленина.
В те времена впервые особенно ясно ощутил он единство уст-
ремлений русского и украинского народов, единую конечную цель их
борьбы. И глубоко воспринял мысль о том, что победить украин-
ский народ может только в тесном союзе с русским народом и дру-
гими народами России.
Как же было ему не радоваться теперь, когда он слышал вы-
ступления делегатов съезда Советов! В массах, так же как у них,
руководителей, зрели те же мысли о создании союза советских рес-
публик...
На трибуне стоит председатель уездного исполкома с Николаев-
щины. Григорий Иванович не раз говорил с ним, видел его на сес-
сии ВУЦИК, этого пожилого, уже поседевшего человека, солдата
гражданской войны. Слышал его голос, его характерную речь, в ко-
торой украинские слова перемешивались с русскими.
297
— За плечами страны нашей, Украины, лежат годы бед и ис-
пытаний. Кто только не зарился на богатые украинские земли, кто
не хозяйничал на ее широких просторах!
Топтали жнивье бешеная конница гайдамаков и кованый сапог
немецкого оккупанта. Огнем и мечом прокладывали себе путь вой-
ска французские, греческие, австрийские, румынские — наймиты
всех властей, душегубы, вражья сила мирового империализма. Вер-
шили судьбы Украины марионеточные правительства с пышными ти-
тулами, под черными своими знаменами готовили гибель стране. А в
лесах волчьими стаями рыскали банды Григорьева, махновцы, и
не было им числа!
Расправляя богатырские плечи, сбрасывала с себя всю эту не-
чисть Радянська Украина. И всегда в беде чувствовала она братскую
поддержку России. И в ясную погоду, и в ненастье русский народ,
партия, Ленин были с нами! Кто пришел к нам с помощью? Наши
братья с наших республик, Радянська Россия, Коммунистична пар-
тия, Ленин!
— Та вони же поможуть нам и сьогодня. В ту самую пору,—
горячо убеждал посланец с Николаевщины,— когда сотни тысяч не-
заможних селян вместе с рабочими подымаются на строительство но-
вой жизни, через границы Советской страны ползут вражеские ла-
зутчики. Капиталисты не жалеют средств на подрывную деятель-
ность. Золото течет в карманы националистических главарей, и злей-
ший враг свободной Украины — украинский национализм собрал под
жовто-блакитные знамена самых оголтелых наших врагов. Вспомни-
те, как падали от пули врага сельсоветчики и рабкоры, как горели
хаты сельских активистов-незаможников, горели склады с семенами,
летели под откос поезда с украинским хлебом, шедшие в голодную
Москву!
И теперь оратор вспоминает:
— Еще совсем недавно, этой весной, схоронили мы товарища
Бармашову, старую женщину, которая с молодым задором работала
среди крестьянской бедноты, несла слово правды нашим женщинам
и за то была зверски убита кулацкшм отродьем. Того ииколы не забу-
демо!
Волнение перехватило горло оратора. В зале закричали:
— Почтим память всех жертв кулацкого террора!
Делегаты встали в скорбном молчании.
Море крови и пережитых страданий Украины словно доплесну-
лось до этого зала.
И вот уже говорят другие делегаты, и все о том же их
слова:
— Нам нужно объединиться покрепче с нашими братьями из со-
седних республик. Пусть каждая из них живе самостийно, в союзе
и дружбе с иншими, так само, как это учит Ленин.
— Когда горит наша хата, тот друг нам, кто вместе с нами ту-
шит огонь. Когда мы строим дом, тот друг нам, кто помогает класть
кирпич нашего дома.
298
— Давайте же вместе с братьями из наших братских республик
строить наш государственный дом!
— Мы, селяне-незаможники и середняки, подымаем свой голос
за то, чтоб был у нас единый Союз Советских Социалистических Рес-
публик. И еще наше желание, чтоб звался он, як принято у нас,— ко-
ротко: четырьмя буквами — СССР.
Один за другим поднимались люди на трибуну. Коммунистиче-
ская партия Украины, народ Украины не могли позабыть уроки исто-
рии. В эту зиму 1921/22 года не было такого уголка на Украине, где
бы не обсуждался вопрос об объединении советских республик, где не
звучали бы ленинские слова о создании союза советских республик.
Шли собрания в волостях, уездах, губерниях. Выступали седоусые
ветераны боев за Украину, сражавшиеся в партизанских отрядах и
против кайзеровских войск, и против Деникина. Выступала и моло-
дежь, которая видела свое свободное будущее только в союзе с Рос-
сией, с другими братскими республиками. Выступала интеллиген-
ция, сельские учителя, которых связывала с Россией вековая история
развития культуры обеих стран.
Сидящие в зале и за столом президиума не могли забыть, что вся
история Советской Украины — это одновременно история дружбы ее
с Россией.
Так было всегда. И потому мысли всех сейчас были обращены
к России, к Ленину. На всех крутых поворотах истории Советской
Украины звучало его решающее слово.
1918 год... Германский милитаризм грозит республике Советов
бронированным кулаком. Ленин предупреждает народ: Социалисти-
ческое Отечество в опасности! По воле капиталистов всего мира гер-
манский милитаризм наступает на горло русским и украинским рабо-
чим и крестьянам. Он хочет вернуть то, что навеки сметено с лица
земли: землю — помещикам, фабрики и заводы — банкирам,
власть — монархии.
Верные революционному долгу, красногвардейские отряды и во-
инские части выступили против германских интервентов.
В своем кабинете, стоя у карты, Владимир Ильич каждодневно
следил за положением дел на фронтах Украины. Чему он уделял осо-
бое внимание? В чем видел необходимое условие победы? В креп-
ком объединении сил, в создании единого фронта обороны, в который
входили бы и Крым и Донецко-Криворожская республика.
В борьбе с оккупантами и контрреволюцией росло и крепло брат-
ство России и Украины. Вооруженным отпором врагу руководили Во-
рошилов, Антонов-Овсеенко, Бубнов, Рухимович, Сергеев (Артем) и
многие другие деятели партии большевиков. Советское правительство
России посылало на Украину не только партийных и военных органи-
заторов, но и оружие и боеприпасы. Дело победы Украины стало
кровным делом всех советских республик.
В пору оккупации Украины ее рабочие и крестьяне развернули
повстанческую борьбу. Манифест, с которым обратились к народу
руководители повстанцев, говорил о том, что приближается час,
299
когда рабочие и крестьяне в Российской Федерации придут на вы-
ручку своему пленному украинскому брату.
В подполье оккупированной Украины работали ее отважные сы-
ны, и ЦК РКП (б), В. И. Ленин помогали им людьми и опытом. Ча-
сто Владимир Ильич лично инструктировал отправлявшихся в глубо-
кий тыл врага коммунистов.
Немецкие захватчики считали незыблемым, вечным свое господ-
ство на Украине. Они не знали о том, что тайно во всех крупных ра-
бочих центрах создаются мощные очаги сопротивления. Но вскоре
почувствовали — горит под их ногами земля. Крестьяне не давали
оккупантам вывозить хлеб, нападали на солдат. Рабочие бастовали;
вспыхивали в селах восстания. Партизанская война охватила всю
страну.
ЦК РКП (б) руководил работой по разложению войск оккупан-
тов на Украине, и это сыграло немалую роль в революционных со-
бытиях в Германии в ноябре 1918 года.
Легендой овеяны герои одесского подполья, посланцы Ленина,
вместе с украинскими патриотами поднимавшие революционный дух
повстанцев на Украине, помогавшие отнять у Антанты ее солдат.
Когда утих гром орудий и начались восстановление Советской
власти, организация социалистического строительства, ЦК РКП (б),
Советское правительство России, Ленин помогли Украине подняться
на ноги.
Вопрос, стоявший сегодня на съезде, касался основного, главно-
го в существовании Украины и ее сестер — братских республик. Ка-
кой путь объединения им избрать? Каким будет их союз? В чем дол-
жны они теснее связаться, а в чем проявлять свою самостоятель-
ность, свои национальные особенности?
Вопрос этот был не легким, не простым.
Для Петровского было ясно, что Союз Советских Республик дол-
жен быть тесным и вместе с тем сохраняющим широкие права каж-
дой из сестер-республик.
Разве с самого начала существования Советской власти не сло-
жилось это братское содружество, это сотрудничество, примера кото-
рому не было еще в истории?
И в то же время разве не оказывались вредными, уводящими в
сторону все проекты, в какой-то мере ущемляющие права отдельных
национальных республик или отрывающие их друг от друга? Но про-
шло много времени, пока общие мысли о братстве, о едином потоке,
в который сольются республики-сестры, вылились в форму очень
важных государственных документов.
В решении этих вопросов Петровскому помог опыт его участия
в конституционной комиссии ВЦИК, созданной для разработки Ос-
новного закона Советской республики перед V Всероссийским съез-
дом Советов.
Составлялся проект Конституции Российской Федерации в тяже-
лой обстановке. Шла борьба с левыми эсерами, выступавшими про-
тив демократического централизма и игнорировавшими значение на-
300
ционального вопроса. Бурному натиску подвергалась сама идея дик-
татуры пролетариата, как сущности Советской Конституции.
Эсеры стремились к утверждению Советов наподобие «говори-
лен», буржуазных парламентов, в которых обо всем ведутся дебаты,
но ничего не решается.
Логика спора увлекала противников принципа демократического
централизма к лозунгу независимости местных Советов по отно-
шению к высшим органам власти, к невыполнению на местах зако-
нов и директив центра. За требованиями этой «свободы» разгады-
валось вражеское лицо националистической контрреволюции. «Что
город — то норов» — так иронически называл Григорий Иванович
тенденцию местничества.
Отсекая пагубные веяния, конституционная комиссия подгото-
вила проект первой Советской Конституции. Его передали V Всерос-
сийскому съезду Советов.
Новая конституция, по мысли Ленина, концентрировала то, что
дала жизнь, дал опыт. Конституция закрепляла завоеванное и дава-
ла перспективу, тот крупный общий план, без которого строитель-
ство государства невозможно. Эта конституция лежала и в основе
работы VII съезда Советов Украины.
Начался великий поворот к мирной жизни. Он тоже был не прост
и труден. Как преодолеть преграды? — этому часто посвящались за-
седания ЦК Компартии Украины. Об этом же Петровский вел душев-
ные длинные разговоры с вожаками деревенской бедноты во время
своих поездок по стране. И к нему в ВУЦИК тянулся деревенский
люд. И все о том же взволнованно толковали умудренные опытом
старики и полные боевого задора комсомольцы — как направить по
дороге социализма деревню? Как быстрее и прочнее сомкнуть село
и город в одном стремлении к лучшей жизни?
Украинское правительство решало задачи разные, но в равной
мере важные. Восстановление «всесоюзной кочегарки» — Донбасса.
Ликвидация детской беспризорности — страшного бедствия граждан-
ской войны. Преодоление безработицы — наследия старого режима.
Как разрешить эти задачи? С помощью масс!—так учил Ле-
нин.
Григорий Иванович слушал ораторов, видел, как сменялись они
на трибуне, и вставали перед взором Петровского картины жизни
Украины, ее столицы — Харькова. Оживали, дышали, набирали силу
крупные предприятия: Харьковский паровозостроительный, заводы
«Всеобщей электрической компании», налаживался товарообмен ме-
жду городом и деревней. Украина трудно, с огромной помощью Со-
ветской России, Москвы, Ленина, налаживала нормальную жизнь.
И когда однажды на улице, громыхая и звеня, появился первый
трамвайный вагон, это было событием, это было обещанием. Харь-
ков оживал после жестокой разрухи.
На Московской улице в Пролеткульте шли бурные дискуссии о
пролетарской поэзии, звучали стихи Михаила Светлова, Михаила Го-
лодного, Владимира Сосюры. А в красных уголках ликбеза взрослые
301
люди читали по складам букварь. Каждый комсомолец должен был
обучить пять неграмотных.
Библиотеки и музеи были полны народу. Порыв к знаниям, ис-
кусству подымал самые глубины народа.
Харьков становился городом расцветающей культуры, социали-
стической культуры, сохранившей все своеобразие своего националь-
ного колорита. В Большом оперном театре на Рымарской звучали го-
лоса артистов, чьи имена вскоре станут известны всему миру. В зале
стояла благоговейная тишина, и никто не решался ее нарушить, ни-
кто не постукивал ногой об ногу, хотя они коченели от холода: театр
не отапливался...
Григорий Иванович оторвался от своих мыслей. Объявили пере-
рыв, но делегаты не расходились; собираясь группами, толковали...
О чем говорит этот маленький старичок с умными глазами под се-
дыми бровями?
— Так що ж нам взаправду дали те, хто брехав про «вильну
самостийну Украину» та звал нас рушить радянську владу? То они
нам дали, що на тюрьме в нашем городе уже стояло на вывеске не
«тюрьма», а украинскою мовою — «вязниця». А за решеткою той
вязници со мною на одних нарах сидели и украинские хлопцы, и рус-
ские... Вон ты, Василий Иванович, тоди сидив,— неожиданно указал
он пальцем.
— И ты, Остап Харитонович! А визволила нас с той вязници
Червона Армия. А Федора Иванова, та Семена Левченко, та Мат-
вея Шапиро нема з нами. Нашли вони свою смерть в петле от руки
петлюровских палачей; хай вично живе о них память!
К ним подошел широкоплечий, черноусый человек.
Многие узнали Панаса Серошапку, лихой конник был! Вот и
отметина кулацкой пули у него на щеке, едва прикрытая черным
пышным усом.
Раздумчиво проговорил он:
— Каждый, кто здесь выступал, говорил про Владимира Ильича.
А кто не говорил, а молча в зале сидел, тот тоже думал про нашего
вождя. И вспоминал каждый, что в жизни его значит дорогой Ильич,
чему научил каждого из нас, что из нас, простых мужиков, сделал,
на какую гору нас поднял. На такую гору, что видно нас не только в
инших странах, а моя думка такая, что видать будет и тем, кто при-
дет после нас...
И снова вспоминал делегат об Ильиче:
— Было то дело в 1921 году. Страшный голод стоял в Поволжье.
И обратился к нам Владимир Ильич с таким словом. Помню я то
слово точно и посейчас. Правобережная Украина собрала превосход-
ный урожай. Пусть делятся. Пусть из каждого уезда, обеспеченного
хлебом, пошлют двух-трех выборных от крестьян в Поволжье, отве-
зут хлеб, своими глазами все увидят, расскажут землякам.
Вот я и приихав с цим нашим винницким хлебом до Поволжья...
Нет, не спрашивали мы, чьи то дети, як живые мертвецы, лежали в
тех черных избах — чи они русские, чи евреи, чи поляки... И не было
302
той мысли у нас, какой веры те женщины, что плакали над мертвыми
детьми...
Нема в нашому радянському народу тих извергов, що н'атравля-
ють одни нации на други, армян на грузин, полякив па евреев... Мы
знаемо, кто наш ворог. То буржуй, куркуль, та ще ти, що по их указ-
ке становятся на нашей дорози.
С такою моей думкою я и видповидаю на ваш вопрос, як будемо
жити и працюваты. А так и будемо: в единой семье радянських рес-
публик.
А еще есть у нас такая думка, мечта, щоб головою нашей друж-
ной семьи был Владимир Ильич Ленин, человек, что плеснул свет
нам в очи да вел нас трудною дорогою, але ж дорогою перемоги —
победы!..
Перерыв кончился, и на трибуне уже стоял статный, бравый
Влас Яковлевич Чубарь. Он читал текст телеграммы:
«Кремль. Владимиру Ильичу Ленину. Сейчас под звуки «Интер-
национала» Всеукраинским съездом Советов единогласно принята
по докладу правительства резолюция о немедленном создании нового
государственного объединения под названием «Союз Советских Со-
циалистических Республик»... Горячо приветствуя Вас, как своего
идейного вождя, съезд надеется в недалеком будущем видеть Вас и
на посту руководителя Общесоюзного Советского Правительства».
* *
*
30 декабря 1922 года в /Москве собрался съезд Советов — это
был первый съезд Советов СССР. Родилось новое государство: Союз
Советских Социалистических Республик. Государство, подобного ко-
торому не было в мире. Никогда не было в истории такого многона-
ционального государства, в котором все нации были бы равноправ-
ны. Мир капитализма воочию увидел все значение и всю опасность
для себя этого события: мощь Страны Советов усилилась, ее непобе-
димость закреплялась.
И пока буржуазные газеты судили да рядили по этому поводу,
съезд советских республик уже занимался практическими делами:
избрал союзный Центральный Исполнительный Комитет, решил
председателями союзного ЦИК на равных правах сделать председа-
телей Центральных Исполнительных Комитетов РСФСР, Украинской,
Белорусской республик и Закавказской Федерации. И вскоре предсе-
дателем Совнаркома СССР ЦИК единодушно избрал В. И. Ленина.
Полтора десятилетия Григорий Иванович Петровский с честью
выполнял свой долг перед Родиной и избирателями, был одним из
председателей ЦИК СССР.
Шли годы. И снова были и ясные дни и ненастье. Но всегда вме-
сте были Украина и Россия в единой семье советских республик.
Надежда Медведева
САМОЕ ГЛАВНОЕ
Хочу прославить тот поход,
Который людям мир несет,
Станок и хлеб — рабочему,
И землю — безземельному,
И суд — врагу смертельному..,
И волю — угнетенному,
И радость — удрученному.
АРКАДИЙ КУЛЕШОВ
Первый съезд крестьянских депутатов Минской и Виленской губер-
ний проходил в Минске с 20 по 23 апреля 1917 года. Далеко не все
делегаты съезда были большевиками. И все-таки председателем из-
брали Михаила Васильевича Фрунзе.
Совсем недавно он, под фамилией Михайлова, был вольноопре-
деляющимся 57-й артиллерийской бригады на Западном фронте и
вел партийную пропаганду в армии. Однако особый интерес, который
вскоре стали проявлять царские ищейки к деятельности «вольноопре-
деляющегося», заставил его покинуть фронт и переехать в Минск в
Земский союз, где работал раньше.
Рядом с ним работал другой посланник Ленина — старый боль-
шевик Александр Федорович Мясников. Вместе они проводили в
жизнь тактическую линию партии в вопросах войны, мира и социа-
листической революции. А позже, в июле, стали первыми редактора-
ми газеты белорусских большевиков «Звезда», которая вела народ
на борьбу за власть Советов.
На съезде крестьянских депутатов обсуждались вопросы об от-
ношении к Временному правительству, о войне, о земле. В резолюции
по докладу М. В. Фрунзе «Об организации Советов крестьянских де-
путатов» было записано: «Крестьянский съезд, признав необходимым
создать единую могучую крестьянскую организацию, остановился на
304
образовании Совета крестьянских депутатов, который должен идти
рука об руку с Советами рабочих и солдатских депутатов или даже
слиться с ними». Советам же поручалась конфискация без выкупа
всей помещичьей земли, а заодно и монастырской, церковной, казен-
ной и удельной. Частная собственность на землю отменялась. Земля
объявлялась общенародным достоянием. И хоть удалось меньшеви-
кам и эсерам, присутствующим на съезде, втиснуть в эту резолюцию
поправку о недопущении насильственных захватов земли и угодий до
созыва Учредительного собрания, белорусским помещикам было
жарко.
Как только стали осуществляться решения первого крестьянского
съезда, в адрес губернского комиссара Временного правительства
посыпались жалобы. Граф Чапский писал:
«Крестьяне придают резолюциям съезда характер законов и обя-
зательных для всего населения постановлений и проводят их в жизнь,
причем волостные общественные комитеты в своих постановлениях
руководствуются постановлениями крестьянского съезда и игнориру-
ют разъяснения Временного правительства».
Да, графы и другие владетельные особы надеялись на защиту и
поддержку Временного правительства. Именно поэтому, выступая
на I Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов от имени
Белоруссии, глава ее четырнадцати представителей М. В. Фрунзе
передал требование белорусов: вся власть должна перейти в руки Со-
вета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Вернувшись в Минск, он передал товарищам брошюру с речью
В. И. Ленина, произнесенной на этом же съезде. В ней излагалась аг-
рарная программа большевиков. И началась в деревнях отчаянная
борьба за подлинно народную власть крестьянских Советов.
На II съезде Советов крестьянских депутатов Минской и Ви-
ленской губерний делегаты вновь избрали своего организатора и
вдохновителя М. В. Фрунзе председателем съезда и в президиум вне-
сли его на руках.
* *
*
За власть в Белоруссии боролись не только пролетарии и кре-
стьяне. В октябре 1917 года националистическая Центральная бе-
лорусская войсковая рада объединилась с Центральной радой бело-
русских организаций и партий в националистическую Великую бело-
русскую раду. Во главе ее стоял крупный помещик Р. Скирмант.
Цель этой организации состояла в том, чтобы оторвать рабочих и
крестьян от трудящихся братской России, убедить в неизбежности
помещичьего, кулацкого и иностранного ярма. М. В. Фрунзе был объ-
явлен «великодержавным шовинистом и врагом белорурского наро-
да». А решение проблем войны, мира и земли эти «патриоты» пред-
лагали отложить до созыва Учредительного собрания.
22 октября состоялось торжественное заседание Минского Со-
вета рабочих и солдатских депутатов, посвященное 12-й годовщине
20 Заказ 2878	305
создания первого Совета в 1905 году. На нем выступил председатель
Северо-Западного обкома партии А. Ф. Мясников. Он заявил:
«...Если Временное правительство не передаст власть Советам,
мы должны будем восстать и взять ее... Мы не мыслим демокра-
тической республики без Советов... Республика Советов — наша
цель».
23—25 октября состоялся съезд солдат-крестьян Западного
фронта. Большинство делегатов на нем были от партии эсеров. Для
того, чтобы вскрыть перед крестьянами истину, 24 октября на съезде
выступает А. Ф. Мясников. Он разъясняет аграрную политику боль-
шевиков, разоблачает антинародную тактику эсеров и их коварные
замыслы. Мясников заявляет, что земельный вопрос может быть раз-
решен только при условии перехода всей власти к Советам. Его вы-
ступление производит большое впечатление на крестьян. Но эсеры
прибегают к новому заговору. На заседании 25 октября Чернов и
другие лидеры, узнав о начавшемся в Петрограде вооруженном вос-
стании, предлагают четыремстам делегатам крестьянского съезда вы-
ступить с оружием против восстания. В этой обстановке А. Ф. Мяс-
ников вновь выступает, он объясняет значение начавшегося в Петро-
граде восстания и оканчивает свою речь словами: «Да здравствует
Советская власть — власть рабочих и крестьян!» Планы эсеров про-
валиваются. Съезд проходит под лозунгами большевиков и прини-
мает большевистские решения.
Власть Советов начала утверждаться по всей белорусской зем-
ле. Большевики завоевывали все больше сторонников в городах и
селах. Простые люди, в большинстве беспартийные, нередко обра-
щались в ЦК партии большевиков, просили помочь в их агитацион-
ной работе. Вот, например, письмо П. В. Романова из деревни Крю-
ки, Холомерской волости, Витебской губернии:
«Товарищи большевики! Я бывший солдат, а теперь крестьянин,
как уволен по болезни от службы... в течение двух месяцев не могу
никак сладить с крестьянами — своими товарищами, у меня с ними
программы не сходятся... поэтому обращаюсь к вам, товарищи боль-
шевики, вышлите мне несколько новых программ и газет».
Такое же отношение к Советской власти проявилось и на II съез-
де армий Западного фронта. В Минск прибыли посланцы более мил-
лиона фронтовиков. ЦК партии и лично В. И. Ленин придавали это-
му съезду особое значение. На съезд были командированы товарищи
Орджоникидзе и Володарский. И когда Володарский, выступая перед
собравшимися второй раз с докладом о текущем моменте, сказал:
«Ни одного дня Советская власть не останется на своем посту без ва-
шего доверия... Смогу ли я передать Петрограду и нашему народному
правительству, что Западный фронт за нас?» — весь зал единодушно
ответил: «Передайте!»
Дважды выступал Серго Орджоникидзе. Он говорил о войне и
мире. По докладу о текущем моменте была принята резолюция, в ко-
торой фронтовики заверили: «Отныне весь Западный фронт будет од-
ним из оплотов народной власти!»
306
В заключение делегаты съезда еще раз продемонстрировали
свою преданность политике большевиков — на пост главнокомандую-
щего Западным фронтом они предложили А. Ф. Мясникова. Эсеры
пытались отклонить его кандидатуру, ссылаясь на то, что главноко-
мандующим должен быть военный, а не политический деятель. Но
съезд пошел за большевиками, главнокомандующим был избран
А. Ф. Мясников.
* *
*
Война продолжалась. 22 февраля 1918 года немцы заняли
Минск. Белорусские большевики эвакуировались в Смоленск.
Белорусский народ под руководством большевистской партии му-
жественно поднялся на борьбу против немецких захватчиков. Нача-
лось мощное народное движение за сплочение вокруг РСФСР. Никто
не сомневался в скорой победе революционного народа, потому и на-
мечали пути дальнейшего развития края. Эту веру вселял В. И. Ле-
нин. Еще 19 февраля он писал председателю Совета города Дрисса,
спросившему, как поступить в случае подхода немцев: «Оказывайте
сопротивление, где это возможно. Вывозите все ценное и продукты.
Остальное все уничтожайте. Не оставляйте врагу ничего. Разбирайте
пути — две версты на каждые десять. Взрывайте мосты».
В Москву посылались делегации, письма, телеграммы с прось-
бами о включении уездов, городов и деревень Белоруссии в состав
Российской федерации.
17 июля открылся в Москве Всероссийский съезд беженцев-бело-
русов, проживающих во многих губерниях РСФСР. 19 июля с делега-
цией съезда беседовал В. И. Ленин. Он интересовался положением
белорусского народа, в частности — на оккупированной территории.
В своих решениях участники съезда заклеймили предательство
белорусских буржуазных националистов, которые помогали немец-
ким оккупантам угнетать рабочих и крестьян. В резолюции вновь бы-
ло записано: «Пусть живет единая, вольная, рабоче-крестьянская
Белоруссия в тесном, братском единении с Российской Советской
Республикой!»
В конце августа состоялось собрание белорусов — моряков Бал-
тийского флота. И они высказались за вхождение белорусского на-
рода в состав общероссийской федерации.
Все это противоречило планам белорусской буржуазии, эсеров,
немецких оккупантов и прочих любителей незаработанного хлеба.
Война продолжалась.
...Главнокомандующего Западным фронтом А. Ф. Мясникова
пригласили на VI Всероссийский съезд Советов. Съезд был Чрезвы-
чайным, не явиться было нельзя, несмотря на сложную обстановку
на фронте. И Александр Федорович приехал в Москву.
Там он встретился с Я- М. Свердловым. Они давно были знако-
мы. Яков Михайлович по поручению ЦК партии вел работу, связан-
ную с созданием большевистского центра Белоруссии; Александр Фе-
дорович постоянно советовался с ним, выполнял указания Свердлова.
307
Теперь они заговорили о положении на Западном фронте, о пар-
тизанском движении в тылу немцев и о том, что «на глазах у окку-
пантов» живет в Минске беспартийный кооператив «Рабочий строи-
тель», возглавляемый членом подпольного комитета Ходошем, столо-
вая которого является своего рода большевистским клубом и явкой
для подпольщиков из окрестных сел и городов.
Яков Михайлович одобрял действия белорусских коммунистов.
— Хорошо, что партизаны поторапливают немцев,— удовлетво-
ренно заметил он.— А то ведь мир заключен, а оккупанты не спешат
уходить, надеются на поддержку Антанты. И грабят наше население.
И война, в сущности, продолжается.
В ложе Большого театра после открытия VI съезда Советов
Свердлов и Мясников встретились с Владимиром Ильичем. Увидев
Мясникова, Ленин удивленно поднял плечи.
— Разве немцы уже ушли из ваших краев? — чуть насмешливо
спросил он.— Как же я этого не знал? — Потом, придвинув стул по-
ближе к Мясникову, совсем другим тоном заговорил: — Их войска
под Смоленском. Так? Но они собираются домой, потому что в Гер-
мании назревают революционные события. Мы должны им помочь
поскорее убраться восвояси. Но! — Владимир Ильич поднял указа-
тельный палец.— Ничего им не отдавать! Ничего! Телеграфные ап-
параты удержать за собой. Колокола на железнодорожных станциях
тоже должны остаться в наших руках. Словом, берегите каждую бы-
линку. Нам все пригодится. А сейчас,— Ленин помолчал, посмотрел
на Свердлова,— вам, Александр Федорович, наверное, придется
ехать обратно. Там вы необходимы...
Мясников встал.
— Принимайте нужные меры,— пожав его руку, напутствовал
Владимир Ильич.— Информируйте нас.
В тот же вечер Александр Федорович выехал в Западную об-
ласть, так и не приняв участия в работе съезда.
Очень скоро Мясников убедился, как прав был Владимир Ильич.
Немцы бессовестно грабили население. И без того белорусы потеря-
ли целые уезды и волости, отнятые в соответствии с грабительским
мирным договором, а тут еще германские мародеры опустошают села
и города. Белорусские большевики организовали настоящие «засло-
ны» на пути уходящих захватчиков. Партизанские отряды отбирали и
возвращали народу целые обозы и поезда награбленного добра.
Борясь с интервентами, белорусы думали о своем будущем. Еще
в начале оккупации на многочисленных собраниях и митингах при-
нимались единодушные резолюции. «Категорически заявляем, что...
мы свою свободу и Советскую власть, добытую кровью, защищать
будем до последней капли крови и согласны только быть в федерации
с великой Российской Федеративной Советской Республикой...— за-
писано в резолюции собрания граждан Куринской волости, Витебской
губернии.— ...Просим защищать нас и быть уверенным, что в нуж-
ный момент готовы выступить, как один человек, к вам на помощь».
И белорусы свое слово сдержали.
308
* *
*
Белорусская республика была провозглашена 1 января 1919 года
в городе Минске. Тогда же ее Временное революционное рабоче-кре-
стьянское правительство обратилось ко всему белорусскому народу с
Манифестом:
«Горемычная, измученная Белоруссия, Белоруссия рабочих и
бедных крестьян, все долгое время своего существования служившая
источником обогащения польского вельможного панства — помещи-
ков, злодеев-купцов и всех других богачей кровопийцев, а затем за-
хваченная российским кровавым самодержавием и всевозможным чи-
новничеством, одурманиваемая и обманываемая с костельных амво-
нов ксендзами и с алтарей попами, скованная с ног до головы
цепями неволи, терпевшая все время издевательства и глумления и
пережившая тяжелое ярмо немецкой оккупации, ныне освобождается
от вековой муки смелым натиском Красной Армии и приобщается к
новой, свободной жизни, строящейся на основах коммунизма, на фун-
даменте международного единения трудящихся.
Великая Октябрьская революция в России, обратив в развали-
ны поганое господство помещиков, фабрикантов, ксендзов и попов —
господство обмана, неволи и притеснений, заложила фундамент но-
вого строя жизни, с властью самого трудящегося народа и, начав с
России, она зажгла всемирный огонь освобождения трудящихся от
гнета царей и капиталистов».
Новое правительство «именем веками терпевшей неволю, раб-
ство и издевательство Белоруссии, а ныне вольной Советской Бело-
русской республики...» объявило перед всем миром:
«Отныне вся власть на Белоруссии принадлежит только Советам
рабочих, крестьянских, батрацких и красноармейских депутатов.
Еще сохранившаяся где бы то ни было на Белоруссии власть
немецких, польских и украинских оккупантов отныне считается
упраздненной.
Продажная буржуазная «Белорусская рада» с ее так называе-
мыми «народными министрами» объявляется вне закона...
Рабочие, крестьяне и вообще трудящиеся всех национальностей,
какие живут на Белоруссии, пользуются равными правами и нахо-
дятся под защитой революционных законов.
Вся земля помещиков и крупных землевладельцев, монастырей,
церквей, костелов и духовенства, со всем живым и мертвым инвен-
тарем, а также все леса, воды и недра земли становятся достоянием
трудового народа Белоруссии...
Устанавливается 8-часовой рабочий день, без сверхурочных ча-
сов работы, и одновременно входят в силу все декреты Российской
Социалистической Федеративной Советской Республики по обеспе-
чению рабочего класса.
Красной Армии, рабочим и крестьянской бедноте Белоруссии
мы, Временное рабоче-крестьянское правительство Белорусской Со-
ветской независимой Республики, вручаем защиту всех этих вели-
309
ких завоеваний социальной революции. Оно напоминает всем тру-
дящимся, что, защищая Советскую Белоруссию, они защищают Со-
ветскую Россию...»
Советская страна задыхалась в кольце врагов. На юге еще со-
противлялись остатки полчищ Деникина и целой своры разнокали-
берных атаманов; на востоке огрызались разгромленные колчаков-
цы, а с запада напали на страну белополяки Пилсудского.
Белоруссия обратилась за помощью к Советской России. Ленин
приказал спять некоторые дивизии с Восточного фронта и перебро-
сить их против белополяков. 4 мая Политбюро ЦК партии поручило
Ленину выступить на параде войск, отправляющихся на польский
фронт. Владимир Ильич пригласил Червякова, работавшего заведую-
щим культурно-просветительным отделом Всероссийского бюро во-
енных комиссаров.
В. И. Ленин еще не совсем окреп после выстрелов эсерки Кап-
лан; был бледен, плохо слушалась рука, побаливала грудь. Но, уви-
дев вошедшего в кабинет Червякова, он забеспокоился о нем. В ав-
густе прошлого года Александра Григорьевича направили комисса-
ром в дивизию Левицкого на Южный фронт. Он туда не доехал.
В пути поезд потерпел крушение, комиссар сильно разбился. Больше
месяца пролежал в больнице, потом долго ходил с палочкой.
— Здравствуйте, Александр Григорьевич. Как здоровье?
— Со мной все в порядке. А как вы себя чувствуете, Владимир
Ильич? — спросил Червяков.— Я поправился и готов исполнить лю-
бое ваше поручение.
— Так ли? — недоверчиво произнес Ленин, всматриваясь в осу-
нувшееся лицо комиссара.— Впрочем, если правда, очень было бы
кстати...— И сразу перешел к объяснению предстоящей задачи: —
Вам придется пойти в эшелоны сибиряков и уральцев. Поговорите с
ними, подбодрите! Думаю, вам нетрудно представить, в каком они
сейчас виде. После жесточайших битв с колчаковскими бандами, со-
вершенно без отдыха, снова в бой. Да еще вдали от родных краев...
Червяков молча кивнул.
— Мне поручено выступить перед бойцами, отъезжающими на
Западный фронт,— добавил Ленин.
— Но вам пока не следовало бы так перегружать себя,— заме-
тил Червяков.
— Что значит перегружать? — нахмурился Ленин.— Я буду го-
ворить с защитниками Советской власти, с людьми, которые побеж-
дали и победят окончательно!
Червяков поехал на Савеловский вокзал. В тупике стояло не-
сколько эшелонов. Еще издали Александр Григорьевич услышал ра-
зудалую частушку:
Эх, яблочко, да куда котишься?!
Пан, не лезь на Москву, нс воротишься!
«Пожалуй, настроение у них и без меня на высоком уровне»,—
невольно улыбнулся он. А когда прошелся по вагонам, убедился в
310
правоте Владимира Ильича. Вид у бойцов незавидный. Истощенные,
в заплатанных гимнастерках, в сапогах и ботинках с подвязанными
подметками. Один командир батальона, с которым разговорился
Александр Григорьевич, совсем молодой человек, лет двадцати —
двадцати двух, сказал:
— Мы кроме Урала и Сибири еще и на юге воевали. Скольких
же наших танцоров и песенников уже нет на свете?! А сколько еще
поляжет! Каждый думает, чья теперь очередь остаться в чужой зем-
ле?! Думают так, но идут! Идут потому, что крестьяне получили зем-
лю, потому что знают: большевики и Советы за прекращение войны
и... в общем, что вам объяснять? Просто передайте товарищу Лени-
ну — каждый готов умереть за свою Советскую власть.
— Это вы можете сами ему заявить. Послезавтра вы встрети-
тесь с ним,— ответил, будто невзначай, Червяков.
Молодой комбат сразу потерял показную солидность. Улыбка
разлилась по бледному лицу. Заикаясь от волнения, он переспросил:
— Эт-то точно?! Мы у-увидим Ленина?! Чего ж вы так долго тя-
нули, товарищ представитель?! — И, забыв попрощаться, куда-то ум-
чался.
Александр Григорьевич прошел по эшелонам, поговорил с бой-
цами и собрался уходить. Но тут снова столкнулся с тем же моло-
деньким комбатом.
— Товарищ представитель, как быть? — кинулся к нему рас-
строенный комбат.— Никто не хочет оставаться в охране эшелона!
Даже в Сибири, где многие заслужили отпуск домой, не было столь-
ко неприятных разговоров. Людей можно было уговорить отложить
свидание с родными, невестой, но пропустить встречу с Лениным ни-
кто не хочет...
Пятого мая на трибуне, воздвигнутой на Театральной площади,
члены Советского правительства, среди которых был и Червяков,
ждали приезда Ленина. Всю площадь заняли части Красной Армии.
В рядах стоял нетерпеливый гул, люди всматривались в переулки и
улицы, неустанно ворочая головами. И все-таки никто не заметил
появления Ленина. Он молча поднялся на трибуну. И только когда
снял кепку, люди сразу узнали его.
— Ура товарищу Ленину! —загремела площадь.
С крыш обоих театров и магазина «Мюр и Мерилиз» (ныне
Центральный универмаг) взмыли голуби и воробьи. И долго они кру-
жили в воздухе, пока ликовали вокруг трибуны бойцы, которым зав-
тра предстояло отправиться на фронт. Наконец Ленин взмахнул кеп-
кой и, показав на свои часы, просительно развел руками. Простой и
ласковый жест успокоил людей. Владимир Ильич заговорил:
— Товарищи! Вы знаете, что польские помещики и капиталисты,
подстрекаемые Антантой, навязали нам новую войну. Помните, то-
варищи, что с польскими крестьянами и рабочими у нас нет ссор,
мы польскую независимость и польскую народную республику при-
знавали и признаем. Мы предлагаем Польше мир на условии непри-
косновенности ее границ, хотя эти границы простирались гораздо
311
дальше, чем чисто польское население. Мы шли на все уступки, и
пусть каждый из вас помнит это на фронте. Пусть ваше поведение
по отношению к полякам там докажет, что вы — солдаты рабоче-кре-
стьянской республики, что вы идете к ним не как угнетатели, а как
освободители.
На площади стояла такая тишина, какая бывает осенью в бело-
русских лесах. Недалеко от трибуны Червяков увидел знакомое лицо
молоденького комбата. Оно, как и у всех, было сосредоточенным и
напряженным. Бойцы слушали Ленина затаив дыхание и, не отры-
ваясь, смотрели на своего вождя.
— ...Мы сумели победить помещиков и капиталистов своих,— мы
победим помещиков и капиталистов польских! — продолжал Влади-
мир Ильич, энергично взмахивая рукой.— Мы все должны сегодня
здесь дать клятву, дать торжественное обещание в том, что мы все
будем стоять как один человек за то, чтобы не допустить победы
польских панов и капиталистов.— Ленин поднял руку вверх, другую,
с кепкой, прижал к груди и сказал:—Да здравствуют крестьяне и
рабочие свободной независимой польской республики! Долой поль-
ских панов, помещиков и капиталистов! Да здравствует наша Крас-
ная рабоче-крестьянская армия!
Несколько мгновений на площади сохранялась тишина. Люди
ждали, не скажет ли Ильич еще слово. Но Ленин, указывая путь к
победе, простер руку на запад. И тогда тишина взорвалась. Вверх
полетели тысячи фуражек и буденовок. Александр Григорьевич по-
чувствовал такой прилив сил и восторга, какой, наверное, заполнил
сердца всех, кто присутствовал на митинге. Повести бы прямо сей-
час, на глазах у Ленина, этих замечательных, поистине непобеди-
мых воинов в бой! В последний бой с интервентами...
Через несколько дней Червяков прибыл в распоряжение коман-
дующего Западным фронтом Тухачевского. И вскоре как член Мин-
ского губернского ревкома шел с Красной Армией, наступающей на
Березину, Лиду, Белосток, Варшаву.
Но, отступая, армия Пилсудского приближалась к своим базам
и резервам. А Красная Армия отдалялась от них и на протяжении
всей войны снабжалась в основном трофеями, захваченными у вра-
га. Поэтому в полках не хватало продовольствия, боеприпасов, одеж-
ды, обуви. Артиллеристы и пулеметчики старались обойтись без
стрельбы. И все-таки пилсудчики не знали передышки.
На фронт прибыли Феликс Эдмундович Дзержинский, Юлиан
Мархлевский, Феликс Кон. По заданию Ленина они организовали в
Белостоке Первую бригаду польской Красной армии. Рабочие поль-
ских заводов, шахт и фабрик вместе с русскими самоотверженно дра-
лись за освобождение родины. Но в ту пору еще не созрели в Польше
условия для революции. А Антанта подбросила панской шляхте ору*
жия, обмундирования, продовольствия. И советские войска вынуж-
дены были перейти к обороне, а потом и к отступлению.
Поздней осенью 1920 года был подписан мир. Под пятой поль-
ской шляхты остались Западная Белоруссия и Западная Украина.
312
* *
*
ЦК партии вызвал А. Ф. Мясникова в Москву работать по ор-
ганизации советских республик. Председателем ЦИК и Совнаркома
Белоруссии был назначен Александр Григорьевич Червяков. У не-
го были неотложные дела к Владимиру Ильичу. Он приехал из Мин-
ска в Москву. Повидать Ленина ему удалось только в январе
1923 года, когда больному стало несколько лучше.
Надежда Константиновна встретила Червякова очень радушно,
но не спешила проводить его к мужу.
— Он диктует сейчас еще одну работу,— негромко сказала
она.— А вы читали статью «Как нам реорганизовать Рабкрин»?
— Да. У нас разразились нешуточные споры по поводу коопе-
ративов в белорусской деревне. Да вот еще хочу просить у Владими-
ра Ильича хоть десяток тракторов.
— Просите. Только постарайтесь не очень волновать его,— пре-
дупредила Надежда Константиновна.— Он еще очень плох.— И что-
бы не говорить больше на тягостную тему, поинтересовалась: — Как
чувствует себя Анна Ивановна?
— Кипит,— улыбнулся Червяков, вспомнив жену.— Затеяла ор-
ганизовать ясли для детей.
— Умница она у вас. А дочка здорова?
— Спасибо, здорова. Только безобразница, обижает сестренку.
— Сестренку?—удивилась Надежда Константиновна.— Недав-
но ведь я видела Анну Ивановну...
— Да нет. Мы удочерили Люсю. Ей уж три года, но очень роб-
кая. Несладко ей было при отце-пьянице, вот и не привыкнет к но-
вой обстановке. А Зося этим пользуется. Мы с Аней учим Люсю не
давать ей спуску,— засмеялся Александр Григорьевич.
Надежда Константиновна тоже засмеялась. Потом, увидев вы-
ходящую из комнаты Владимира Ильича стенографистку, сказала:
— Ну вот. Сейчас только дам ему лекарство, и вы зайдете.
...Никогда Ленин не принимал посетителя, не поднявшись из-
за стола ему навстречу. Червяков хорошо знал это. Потому и ежа*
лось у него сердце при виде лежащего Владимира Ильича. Но Ленин
улыбался, протягивал руку.
— Рад вас видеть, дорогой,— сказал он.— Садитесь, рассказы-
вайте. Хотя нет, сначала позвольте поблагодарить в вашем лице всех
белорусов. Если бы не ваш хлеб, очень туго пришлось бы некоторым
городам Центральной России, особенно Саратовской губернии и Чу-
вашии. Спасибо. Передайте спасибо от меня лично и от всего Совет-
ского правительства. Теперь слушаю вас...
— Не ладится у нас с кооперациями.— Червяков придвинулся
вместе со стулом поближе к больному.— Никак не можем прийти к
единому взгляду.
— Это у вас-то не ладится?! —удивился Владимир Ильич и да-
же приподнялся в постели.— Напротив. Вы блестяще провели коопе-
рацию. Блестяще! Такого широкого вовлечения в артели крестьянской
313
бедноты никто, кроме вас, не добился. В чем же вы не приходите
к единому мнению?
Александр Григорьевич хотел было спросить, откуда это извест-
но Ленину, но взгляд его упал на аккуратные стопки газет и жур-
налов на столике у изголовья кровати. Тяжело больной Владимир
Ильич внимательно следил за событиями в стране и за границей. Ря-
дом с русскими изданиями были газеты и журналы на иностранных
языках.
Червяков стал рассказывать о причине разногласий в ЦИК Бе-
лоруссии. Некоторые считали необходимым ограничить инициативу
членов артели, втиснуть их работу в определенные рамки. Есть и
такие, которые выступают против интеграции мелких коопера-
тивов.
— А я лично считаю, что именно объединение приведет к рас-
цвету хозяйства! — убежденно говорил председатель ЦИК.
— Правильно, Александр Григорьевич,— поддержал Ленин.—
И надо неустанно разъяснять эту очевидную истину.
— Недавно в городе Слуцке слились несколько кооперативов и
открыли свой универсальный магазин. Правда, товаров не ахти как
много, но есть отделения: съестное, табачно-папиросное, галантерей-
ное, мануфактурное. Кроме того, имеются три обменных пункта, где
товары отпускаются исключительно на рожь. А цены ниже рыночных
на 25—30 процентов.
— Уже хорошо.
Владимир Ильич слушал внимательно, изредка вставляя одно-
два слова. А когда Александр Григорьевич рассказал об одном пред-
приимчивом председателе артели, организовавшем при кооператив-
ной водяной мельнице производственные мастерские, Ленин долго и
заразительно смеялся.
— Как вы говорите? Плотники, веревочники, колесники, порт-
ные? — с удовольствием переспрашивал он и опять смеялся.
— Ну да. Только кончаются полевые работы, все хлеборобы на
зиму превращаются в портных или плотников. Так, верите ли, едва
отстоял я этого председателя. Предлагали не только выгнать, но и
осудить. А сами артельщики, хоть и прозвали его «жуком», ему бла-
годарны. Он теперь на мельницу электрическую машину ставит, на
всю округу свет даст.
— Молодец этот ваш «жук»!—одобрил Владимир Ильич.—•
А знаете, Александр Григорьевич, вы мне одну мысль подсказали.
Надо нам организовать сельскохозяйственную выставку. Всероссий-
скую. Она поможет нам решить важнейшую задачу. Мы выясним по-
ложение сельского хозяйства в настоящее время и, основываясь на
реальных достижениях, определим его будущее...
Надежда Константиновна уже несколько раз заглядывала в ком-
нату. Но, видя одухотворенное лицо мужа, тихонько уходила. А на
этот раз не ушла. Ни словом не обвинив увлеченных разговором со-
беседников, она только посмотрела обоим в глаза.
Червяков с сожалением поднялся.
314
— Надюша! — взмолился Владимир Ильич.— Я ведь еше самого
главного не досказал! — Потом, сдаваясь под упрекающим взглядом
жены, согласился: — Ну хорошо. Только, Надя, напиши в наркомат,
что я прошу выделить Белорусской республике тракторы. Десять,
конечно, не получится, но по возможности побольше. Придет время —
Белоруссия своими тракторами будет снабжать всю страну.
С тягостным чувством покидал Червяков Ленина. Если Влади-
мир Ильич принимает посетителей, не поднимаясь им навстречу,
если даже записку наркому не может написать сам, значит, поло-
жение его крайне тяжелое.
* *
Всероссийская сельскохозяйственная выставка открылась пятна-
дцатого августа. Ленина на открытии не было. Александр Григорье-
вич ходил по павильонам в самом угнетенном настроении. Но чем
больше видел экспонатов, тем упорнее овладевало им чувство глубо-
кого удовлетворения.
Когда-то, в самый тяжкий период схватки с интервентами и контр-
революцией, Владимир Ильич сказал:
— Теперь на наших глазах совершается чудо. Голодные рабочие
в борьбе против хищников всего мира спасут Советскую Россию. Это
будет чудом для нас. Но оно будет.
Голодный народ спас Советскую Россию. И он же совершил вто-
рое чудо: преодолев невиданную разруху, не только возродил сель-
ское хозяйство страны, а уже приступил к созданию своей промыш-
ленности, к выпуску отечественных машин. Пусть это пока про-
стейшие жнейки, сеялки и молотилки, собранные в Гомельских
мастерских; пусть первый автомобиль смонтирован из деталей, при-
везенных из-за границы, все равно видно: гигант поднимается и ско-
ро поднимется во весь рост, пойдет семимильными шагами.
Вечером на эстраде выступали хоры и танцевальные коллек-
тивы всех национальностей, принимавших участие в выставке. Это
зрелище поразило даже Червякова, немало повидавшего па свете.
— Вот они какие, народы, населяющие нашу страну! —ликовал
он.— Вот они, чуваши и башкиры, которым Белоруссия посылала
хлеб в неурожайные годы. Ведь мы их не знали, не видели...
Белорусский хор после первого же выступления получил кучу
приглашений. Его звали в Грузию, Казахстан, Туркмению, на Укра-
ину, в Армению... Эти поездки еще предстояли. А пока он с огром-
ным успехом выступал на московских фабриках и заводах.
«Это наше первое знакомство со всеми народами Советской
страны,— размышлял Червяков, невольно вспоминая последний раз-
говор с Лениным.— И оно — первый шаг к дружбе всех националь-
ностей. Вот еще что имел в виду Владимир Ильич, когда задумал
организацию выставки. Дружба народов — это и есть самое глав-
ное, чего не успел досказать мне Ленин».
Анна Антоновская, Борис Черный
ЖИВУЩАЯ ЖИВОЙ ЖИЗНЬЮ
Я-то видел его!
Очевидец я!
Здесь мы голос ленинский
слушали!
Разве не был он в каждой
хижине
В дни, когда мы былое
рушили?
ГЕОРГИЙ ЛЕОНИДЗЕ
Золотая осень пошла на убыль. Листья жухли и, подхваченные
ветром, шуршали на каменных плитах. Ноябрь холодил небо, но
помрачневшие облака гнало стороной, и через окно, смотрящее на
Кремлевскую площадь, свет ровно падал на папку, «живущую жи-
вой жизнью».
В это утро телефон с усилителем работал хорошо, и Ленин го-
ворил, не напрягая голоса:
— Так вот, Георгий Васильевич, правители меньшевистской
Грузии не от хорошей жизни объявили мобилизацию призывников...
Да, да, именно двенадцати возрастов. В связи с этим положение
крестьян, заметьте, доведенных до нищеты, стало совершенно невы-
носимым... Значит, Киров уже сделал запрос о целях мобилизации?
Чертовски любопытно, что же ответят нашему полпреду господин
Гегечкори и иже с ним... Да, да, жду подтверждения...
Закончив разговор с Чичериным, он написал на блокноте:
«Киров. Запрос». Вырвал листок и внимательно оглядел стол и
весь его «арсенал». Стол был в «убедительном порядке» подготовлен
к работе. Он отложил папки для бумаг спешных, неспешных, важ-
ных, менее важных, просмотренных, непросмотренных и, наконец,
открыл папку «живущую живой жизнью», то есть — с текущими
делами. В ней находились документы и о Грузии. Владимир Ильич
присоединил к ним еще один листок.
316
Возле окна в кадке высилась пальма. Сквозь ее ветви на башнях
еще виднелись императорские орлы.
Владимир Ильич взял стакан с почти остывшим чаем, поставил
его на подоконник и машинально помешал ложечкой.
Итак, империалисты явно заторопились. Еще бы! «Бал» окон-
чен. Начался разъезд гостей. Дымчатый шлейф крейсера, умчавшего
Врангеля, растворился, а вместе с ним и иллюзии.
Он устремил задумчивый взгляд в невидимые дали. Там тяжело
поднималась Россия. Все надо было начинать заново, все, куда ни
кинь взгляд.
Куранты торжественно-строго отзванивали на Спасской башне
«Интернационал».
Грузия все больше привлекала его внимание. Личный библио-
текарь регулярно представлял ему список тифлисских газет, книг, по-
ступавших на его имя. И сейчас, ознакомившись с очередным спис-
ком, он подчеркнул его и приписал: «Да, прошу все». Подошел к
передвижной карте его собственной конструкции. Вытеснив из про-
стенка зеркало, она, испещренная пометками, сама отразила в себе,
как в зеркале, всю неприглядную действительность Грузии. На Се-
верном Кавказе красным карандашом он обвел недавний форпост
белогвардейцев — Владикавказ, а на Каспии — павшую цитадель
мусаватистов — Баку. Там уже действовал Серго. Правители мень-
шевистской Грузии считали себя реальными политиками. Они ма-
неврировали. Склоняясь на мирный договор с Советской Россией —
ведь опасность приближалась с востока,— они заигрывали с За-
падом.
Владимир Ильич телеграфировал: «После переговоров с Тифли-
сом ясно, что мир с Грузией не исключен. Немедленно сообщите все
точнейшие данные о повстанцах».
Орджоникидзе и Киров с ответом не замедлили: «Повстанческий
район: Южная Осетия, Душетский уезд, Лагодехский, Абхазия и
почти вся Кутаисская губерния».
Мирный договор был ратифицирован. Основная цель открылась
в преамбуле: «...установить между обеими странами прочное и мир-
ное сожительство на благо населяющих обе страны народов».
К чему стремился Ленин? К гарантии того, что меньшевистская
Грузия не станет отныне выступать против молодого Советского
государства и наконец удастся защитить грузинских коммунистов от
травли и репрессий. Но, лицемерно скрепив своей «небесной» пе-
чатью—Георгий Победоносец с копьем возносится над остроконеч-
ной горой к звездам — 16 статей договора, меньшевистские прави-
тели Грузии не торопились его выполнить. Батумская область оста-
валась в руках англичан. Они скопили здесь соединения полевой и
морской пехоты, два дредноута, два своих крейсера, да еще в при-
дачу французский, американский, итальянский, греческий, и много
миноносцев.
14 мая 1918 года меньшевистское правительство решило «про-
сить генерала фон Лоссова принять соответствующие мероприятия,
317
чтобы германские войска продолжали свой путь на Северный Кавказ
и настолько приблизились к границам Грузии, чтобы можно было с
ними заключить контакт и обеспечить Грузию от опасностей извне».
Кайзеровские войска не преминули приблизиться. Их штаб располо-
жился в «Палас-отеле». Телефоны. Лифты. Ванны. В ресторане во-
сточная музыка. Пехотинцы в серых мундирах и стальных шлемах
подчеркнуто корректно продефилировали по Михайловскому и Голо-
винскому проспектам. Перед дворцом, бывшей резиденцией графа
Воронцова-Дашкова, царского наместника, ежедневно и колоссально
военный оркестр оккупационного корпуса исполнял прусские марши
типа «Вахта на Рейне» и вальсы Штрауса. Капельмейстер эффектно
вскидывал руки в белых перчатках, отбивая такт.
Менее тактично «играли» немцы в уездах Борчалинском, Ду-
шетском, Горийском, в районе Белоключинском и многих других, от-
крыто выражавших неудовольствие. Там они по приказу генерала
фон Кресса, командующего оккупационным корпусом, заполняли му-
зыкальные паузы контрибуциями, реквизициями, экзекуциями. Волки
скрылись в лесах, взамен их рыскали броневики с черно-белыми кре-
стами. А в порту Поти оккупанты беспрерывно грузили грузинский
марганец.
В Чиатурах забастовали шахтеры марганцевых рудников. Ру-
ководителей забастовки заключили в Метехскую тюрьму. Преследо-
вание коммунистов усилилось.
11 ноября заключенные большевики объявили голодовку. Фон
Кресс рекомендовал меньшевистским министрам: «Удвойте рацион
караулу».
Именно в эти дни и отметил Владимир Ильич, что «на Кавказе
положение наших товарищей-коммунистов было особенно трудное,
потому что кругом их предавали меньшевики, вступившие в прямой
союз с германскими империалистами под предлогом, конечно, за-
щиты независимости Грузии».
«Эта независимость Грузии,— указывал он,— превратилась в
чистейший обман,— на самом деле это есть оккупация и полный за-
хват Грузии германскими империалистами. Союз немецких штыков
с меньшевистским правительством против большевистских рабочих
и крестьян».
Нагрянула революция в Германии! 9 ноября! Вильгельм II ре-
тировался в Голландию. Немецкие войска покидали Грузию.
Тогда по просьбе меньшевиков в Тифлис вступили «сыны Аль-
биона»— бригада английской пехоты, бригада артиллерии, 1800 ло-
шадей.
Пехотинцы в мундирах цвета хаки и в фуражках с королевским
гербом подчеркнуто корректно продефилировали по Михайловскому
и Головинскому проспектам.
Перед дворцом Воронцова-Дашкова сводный военный оркестр
интервентов любезно исполнил гимн: «Правь, Британия, правь!».
Английская военная миссия расположилась в отеле «Маже-
стик». Телефоны. Лифты. Ванны. В ресторане восточная музыка.
318
А на балкончиках, выходивших на Головинский проспект, главный
в столице, солдаты демонстративно развешивали белье. Через про-
спект, чуть наискосок, в Воронцовском дворце находилось Учреди-
тельное собрание, верхбвный орган меньшевистской Грузии, так
сказать — парламент. На флагштоке развевался государственный
флаг с изображением Георгия Победоносца, взлетавшего к звез-
дам. Стилизованный конь на гербе едва касался остроконечной горы.
В деликатности интервенты коню уступали. Они стали касаться всех
дел Грузинской демократической республики. Дел было много.
И основным из них, разумеется, был захват нефти.
Меньшевистский министр иностранных дел Гегечкори раболеп-
но толковал Уордропу, «верховному комиссару Великобритании в
Закавказье»:
— Правительство Грузии сознает, сэр, что оно должно опе-
реться на какой-нибудь крепкий организм. И это сознание продикто-
вало нам, сэр, определенную ориентацию на Англию.
На первых порах Англия захотела взамен... нефтепровод. Но
только на первых порах.
Автор книги «Империализм нефти» Луи Фишер не сторонник
преувеличений: «Англичане стали устраиваться на Кавказе по-
домашнему. Они взяли в свое заведование Государственный банк,
почту, телеграф, суды и т. п. и принялись за выполнение полицей-
ских и продовольственных функций. В Грузии они предписывали
меньшевистскому правительству, кого из коммунистов арестовать
и кого не выпускать из тюрьмы. К счастью для англичан, меньше-
вики с такой же готовностью исполняли приказы британского ге-
нерала, с какой они несколько месяцев назад повиновались инструк-
циям германского полковника».
Английские батареи, расположенные в казармах над Курой,
рядом с Верийским парком, залпами орудий возвестили о заключе-
нии Версальского мира. Но командование интервентов не почило на
лаврах. Едва отгремел торжественный салют, как под прицел бата-
рей была взята дистанция Закавказской железной дороги между
Тифлисом и Мцхетой. Составы цистерн следовали днем и ночью.
Параллельно рельсам тянулся нефтепровод. В зону усиленной ан-
глийской охраны вошла и Военно-Грузинская дорога, прилегающая
к железнодорожному полотну. Вблизи слияния Куры и Арагви,
под стенами монастыря Джвари-Мцыри, английские патрули обес-
печивали бесперебойную перекачку нефти. Святыми они не каза-
лись.
Между тем по улицам Тифлиса дефилировали шотландские
стрелки: красные и синие, в зависимости от расцветки клеток на их
юбках. Под элегические звуки волынок генерал Ж- Корн, командую-
щий британскими воздушными силами в Закавказье, предложил
меньшевистскому правительству Грузии: «Координировать с генера-
лом Деникиным хотя бы по крайней мере доставкой ему нефти и
других припасов, с недопущением проникновения этих припасов к
большевикам». Правительство координировало.
319
Английским генералам хотелось повторить эпоху «бури и нати-
ска». Они старались. Сначала Денстервиль, 1918 год, разведочный
рейс из порта Энзели в Баку. Затем Малессон (и с ним капитан Ред-
жинальд Тиг-Джонс), зверская расправа с 26 бакинскими комисса-
рами. Следом Форестье-Уокер, командующий британскими войсками,
колониальный захват Грузии. Наконец, Кук-Коллис, военный гу-
бернатор Батумской области. Нефтепровод, эксплуатация и кон-
троль.
Натиск особых результатов не дал. Буря, поднятая трудящимися
Азербайджана и Грузии, смела английских генералов одного за дру-
гим, в последовательном порядке. Оставался лишь один, послед-
ний — Кук-Коллис.
Особый корпус для борьбы с большевиками срочно на англий-
ские деньги сформировал прыткий генерал-майор Магалов. На пере-
валах пулеметы и пушки откровенно были обращены на север. В под-
крепление особому корпусу в Казбек прибыл английский отряд «всех
родов оружия».
Революционные силы Северного Кавказа не могли отнестись к
этому безучастно. Не отнесся к этому безучастно и Ной Жордания,
меньшевистский президент:
— Вы знаете,— сказал он депутатам,— пути Грузии и России...
разошлись. Наш путь ведет в Европу, путь России — в Азию. Знаю,
враги скажут, что мы на стороне империалистов. Поэтому я здесь
должен заявить: предпочту империалистов Запада фанатикам Во-
стока.
Владимир Ильич взял со стола ножницы, старательно вырезал
«последнее откровение» предводителя грузинских меньшевиков и
положил в папку, «живущую живой жизнью». Потом быстро про-
смотрел тифлисские газеты, уже доставленные ему секретарем, и
обвел красным карандашом районы Восточной и Западной Грузии,
где упорно ширились крестьянские восстания.
«Грузия,— думал он,— страна еще более крестьянская, чем
Россия. И антинародный режим бессилен решить аграрный вопрос».
Ему припомнилось: в 1917-м, в особняке, где пребывал штаб партии,
в тот майский день он корректировал большевистский проект На-
каза при выборах делегатов в Советы. Вдруг раздался шум солдат-
ских сапог. Ворвался Серго, встряхивая копной волос:
— Дорогой Владимир Ильич, седой Кавказ — золотой Кавказ!
Полюбуйтесь!
Прошли в соседнюю комнату, посередине круглый дубовый стол,
на нем — сверкающая груда золотых георгиевских крестов.
—• Что это?! Откуда?!
Четыре фронтовика-кавказца, опаленные и обветренные, вытяну-
лись и отдали честь. Руководитель группы отрапортовал:
— Вахмистр пятьдесят первого горного артдивизиона Оболадзе.
Товарищ Ленин, Кавказская армия передает вам, петроградской ор-
320
ганизации большевиков, свои боевые награды — двенадцать пудов
золота на народное дело!
Он привлек к себе фронтовиков и обнял, сразу всех.
Пошел тут, конечно, разговор по душам. Ленину рассказали:
фронт выбрал четырех делегатов, назначил восемь патрульных, до-
верил четыре брезентовых мешка, в каждом по три пуда золотых
Георгиев. Добирались окольным путем. В сердце довезли солдат-
ский наказ: «Войну кончать! Расходиться по домам! Но с ружьем
в руках!»
— Именно, именно с ружьем! Ну, так как?! Начнем дело? —
Владимир Ильич чуть склонил голову набок.— Как думаете, что-
нибудь выйдет?
— Кавказская армия готова!—заверили фронтовики.— В лю-
бой час!
А вахмистр Оболадзе заключил:
— По приказу Военно-революционного комитета!
—• Вот и отлично! Но раньше надо подготовиться, организовать
войну против войны. Ждите! — И он каждому пожал руку.— Будет
время, товарищи, заходите, обязательно заходите!
Вызвав Свердлова, он дал ему указание принять на счет рево-
люции золотой дар Кавказской армии...
Отвлекшись от своих воспоминаний, Ленин взглянул на карту,
висевшую на стене. А вот и Лечхумский хребет. Владимир Ильич
знал, что вооруженное восстание крестьян в этом уезде вспыхнуло
в феврале 1918 года. Повстанцы с ходу захватили местечко Цаге-
ри—уездный центр — и на орлиной высоте объявили Советскую
власть.
Борьба повстанцев с вооруженными силами меньшевистского
правительства разгоралась. Свободолюбивые горцы яростно отстаи-
вали в Лечхуми около шести месяцев власть Советов.
Ленин облокотился на стол. Характерные строчки заполнили
листок:
«...Как ни важен национальный мир между рабочими и кре-
стьянами национальностей Кавказа, а еще несравненно важнее
удержать и развить Советскую власть, как переход к социализму».
Лечхумское сопротивление было одним из актов народной дра-
мы. Ее героем стал Михаил Оболадзе, которого звали в подполье
Доментием. Тот самый полный Георгиевский кавалер, вахмистр 51-го
артдивизиона, который доставил Ленину в Питер золотой груз.
Встреча с Лениным ясно определила путь Оболадзе. Он становится
большевиком и выполняет особые задания Кутаисского партизан-
ского комитета. При содействии Саши Гегечкори он уже десятник
конной милиции и, используя внушающую доверие форму, доставляет
в Лечхуми оружие и боевые патроны.
Вооруженных солдат жестоко преследуют. Всюду выставлены
сторожевые посты. На Рача-Лечхумском направлении, на Багдад-
21 Заказ 2878	321
ском, на Хонисском возникают черно-белые шлагбаумы. На высотах,
там, где туманы виснут над перевалами, обрываются тропы.
Губернатор направляет к Лечхумскому хребту карательную
экспедицию. Оболадзе вовремя предупреждает повстанцев и до-
ставляет им вновь оружие, в несколько необычной таре — в
гробах.
Отныне он комиссар мобилизационного отдела селений Лечхум-
ского уезда: Лайлаши, Сурмуши, Табори, Гу, Пчкала. Каждый его
выстрел в сторону карателей как бы подтверждает: «Выйдет, това-
рищ Ленин! Обязательно выйдет!»
Делая ставку на империалистов Запада, антинародное прави-
тельство запятнало 1920 год жестокими репрессиями против аван-
гарда. В Тифлисе Особый отряд блокировал здание ЦК Компартии
Грузии. Агенты жандармерии произвели обыск и арестовали редак-
торов и сотрудников газеты «Коммунисти». Физическое истребле-
ние неугодных возводилось в степень государственной внутренней
политики.
Ленин вкладывал в папку, «живущую живой жизнью», все но-
вые и новые факты двурушничества и нетерпимости. То сообщал
Киров: «...кроме коммунистов, арестовываются... российские граж-
дане, посещающие посольство. Арестован товарищ, которому зака-
зано изготовление советского знамени». То Юго-Осетия взывала к
Ленину, к Третьему Интернационалу, к «Правде»: «...все села и
деревни, где была провозглашена Советская власть, сожжены. Юж-
ная Осетия требует защиты и назначения комиссии для констатиро-
вания ужасных деяний «грузинского правительства»».
Владимир Ильич шагал по кабинету из угла в угол. Да, с по-
зволения сказать, прекрасный образец национального мира!
Внимание его привлекла пальма, он заботливо оглядел листья:
«Надо сегодня же вызвать садовника».
...Еще в 1918-м, в мае, когда Саша Гегечкори перебросил из
Лечхуми на Северный Кавказ отряд мегрельских красных парти-
зан, Михаил Оболадзе, выполняя приказ комитета восстания, попол-
нил этот отряд свежими силами. Мамисонский перевал оставался
позади, впереди тремя саблями блестели Терек, Кубань, Дон. Там
сражалась песня:
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов...
Над Грузией занялся пожар, то тут, то там вспыхивали восста-
ния. За Гагрским районом Тианетский уезд, за Тианетским... заша-
талось царство грузинских меньшевиков. Повстанцы беспрестанно
обращались за помощью к Красной Армии. Член Реввоенсовета
Кавкфронта Орджоникидзе вновь получил от Ленина указание не-
медленно сообщить точнейшие данные о повстанцах.
...Владимир Ильич нетерпеливо взглянул на часы. Неужто фаль-
шивят? Но часы были верны. Ровно одиннадцать.
322
Вошла Фотиева с письмами из Тифлиса. Одно из них было от
Кирова! «Грузинское правительство по-прежнему стоит в раздумье,
не зная, куда ему совершенно определенно качнуться — к нам или к
Антанте. А тем временем хозяйственная жизнь Грузии расстраи-
вается с каждым днем все больше и определеннее, и весьма уже не-
далек тот момент, когда Ною Жордания вместе с экзархом Грузии
придется запеть «На волнах вавилонских»».
— «На волнах вавилонских», а!—Ленин заливисто смеялся.—
Ну что ж, если хотите, товарищ Киров, Вавилон в данном случае —
вещь абсолютно необходимая.
Обложившись свежими тифлисскими газетами, он погрузился в
чтение, время от времени подчеркивая текст или делая на полях по-
метки.
Так, любопытно, 18 января 1921 года. Российское телеграфное
агентство: новые и новые нарушения договора. Русские суда, ранее
находившиеся в руках Врангеля и вошедшие в порты Грузии, упор-
но не возвращаются. Нарушены также статьи договора о праве тран-
зита через Грузию и, наконец, оскорблен русский флаг в Батуми.
В силу всего этого Россия и Азербайджан прекратили отпуск нефти
Грузии.
— Ну вот и скатились в болото! — Ленин ладонью ударил о
стол.— Мирный договор можно переложить в папку просмотренных
бумаг. Ведь это черт знает что! Какова линия их политического
поведения!—-Синим карандашом подчеркнул слова: «Прекратили
отпуск нефти Грузии». Теперь внимание Ленина привлекла теле-
грамма Чичерина лорду Керзону с протестом против намерения Ан-
танты оккупировать город-порт Батум. Владимир Ильич обвел круж-
ком Батум, будто создавал круговую оборону против возможных
оккупантов.
«По означенным британским радиотелеграммам можно пред-
положить, что Батуму действительно угрожает опасность быть окку-
пированным войсками Антанты...»
Итак, снова Батум. До чего же лакомый кусочек! Потеряв на-
вечно Баку, можно попытаться захватить Батум. Планы англичан
граничили с фантастикой. Луи Фишер писал: «Единственным ком-
мерчески возможным путем между северо-персидскими нефтяными
месторождениями и внешним миром является дорога Баку — Ба-
тум — Дарданеллы. Если бы даже можно было проложить нефтепро-
вод до Персидского залива, то все же перевозка морем от Бушира
или другого персидского порта в Европу оказалась бы во много раз
длиннее, чем перевозка через Черное море. Слишком высокие фрах-
ты неминуемо сделали бы производство убыточным. Другими сло-
вами, и импорт оборудования, необходимого для северо-персидских
промыслов, и экспорт нефти должны совершаться через Кавказ...
А советский порт Батум является естественным пунктом, откуда
персидская нефть должна распределяться по мировым рынкам».
Играя на паническом страхе меньшевистского правительства пе-
ред Советской Россией, британские генералы и политики стремятся
323
использовать на кавказском плацдарме свой африканский и индий-
ский метод и установить в Грузии жесткий колониальный режим.
Надо действовать, действовать немедля! — решил Ленин. Он вы-
шел пройтись минут на пятнадцать. Маршрут был любимый—до-
рога над набережной. Внизу, на уровне колен, тянулись крепостные
зубцы. Сквозь них едва виднелась скованная льдом Москва-река.
Он вернулся, приложил ладони к холодным изразцам печи. На
настольном телефоне вспыхнула лампочка вызова: эриксоновский
телефон не имел звонка. Он торопливо снял трубку. Вызывал Ка-
рахан, от Кирова пришло экстренное сообщение:
«25 января мною получены от РВС XI армии сведения о том,
что в различных пунктах государственной границы Азербайджан-
ской ССР по реке Куре, между Красным и Пойлинским мостами,
правительственные войска Грузинской республики обстреляли части
российской Красной Армии...»
Февральский ветер дул в ущелье Джвари-Мцыри. Белесая мгла
наполняла ущелье до краев, где-то высоко горел огонек, словно ука-
зывая направление коннице.
По Военно-Грузинской дороге проносились эскадроны прослав-
ленной 18-й кавалерийской дивизии. У повстанцев на папахах крас-
ные лоскуты. Черные бурки русских и грузин, подхваченные ветром,
смешались в один грозный поток.
Рассвет над Курой освещал дорогу. По левому берегу насту-
пал 4-й кавалерийский полк, 3-й эскадрон на рысях вел комиссар
Михаил Оболадзе.
Владимир Ильич стоял перед передвижной картой крупного
масштаба. В кружок, обозначающий Тифлис, он порывисто переме-
стил красный флажок.
На столе вилась телеграфная ленточка: 25 февраля 1921 года
Серго Орджоникидзе громогласно возвестил: «Над Тифлисом реет
красное знамя Советской власти. Да здравствует Советская Грузия!»
Ритм жизни в эти дни еще более усилился. Двадцати четырех
часов в сутки оказалось слишком мало. Но он сумел подчинить себе
не только минуты, но и секунды. В коридоре беспрестанно телегра-
фисты отстукивали азбуку Морзе. Ленточки уже можно было ис-
числить верстами.
«Передайте грузинским коммунистам и специально всем членам
Грузинского ревкома мой горячий привет Советской Грузии...»
Привет Ленина! Серго смотрел на красное знамя, оно реяло над
Тифлисом, знамя борьбы с черным режимом царизма и желтым -»•
меньшевизма. Народ, с древних времен сражавшийся с тиранией за
свободу и национальную независимость, начинал новую историче-
скую эру — переход к социализму.
«Задача трудная, но вполне исполнимая,— обращал Ленин свой
призыв товарищам-коммунистам Азербайджана, Грузии, Арме-
нии...— Всего более важно для успешного ее решения, чтобы комму-
324
нисты Закавказья поняли своеобразие их положения, положения
их республик, в отличие от положения и условий РСФСР, поняли
необходимость не копировать нашу тактику, а обдуманно видоизме-
нять ее применительно к различию конкретных условий».
Передвижная карта Грузии приобрела новое значение. Исчез-
ли пунктирные линии классовых боев. Их заменили другие услов-
ные знаки — по поднятию экономики. В Грузии таились огромные
производительные силы, их предстояло развить, развить во что бы то
ни стало.
Гудели телеграфные провода. На дальний юг устремлялся ле-
нинский наказ:
«...Использовать экономически всячески, усиленно, спешно ка-
питалистический Запад в политике концессий и товарообмена с ним.
Нефть, марганец, уголь (Ткварчельские копи), медь — таков далеко
не полный перечень громадных горных богатств. Есть полная воз-
можность политику концессий и товарообмен с заграницей развер-
нуть широко».
Ревком Грузии стал штабом действий.
«...Мы пробивали первую брешь в мировом капитализме. Брешь
пробита...— указывал Ленин.— Вам... не надо пробивать брешь, надо
уметь с большой осторожностью и систематичностью создавать но-
вое...»
Новое! Города и деревни Грузии были погружены в тьму, в
безводных степях царствовал суховей. Крестьянство бедствовало.
Ленин торопил: «...сразу постараться улучшить положение кре-
стьян и начать крупные работы электрификации, орошения. Оро-
шение больше всего нужно и больше всего пересоздаст край, возро-
дит его, похоронит прошлое, укрепит переход к социализму».
Развернулось строительство оросительных каналов. Ассигнова-
ния! Эльдарская степь! Потийские болота! Борчалинский район!..
Ленинская помощь! Старики в Грузии помнят, как на ее основе
значительно расширялись посевные площади, как поднималась куль-
тура обработки земли и как постепенно повышался жизненный уро-
вень.
Но этот прогресс произошел несколько позже. А в том суровом
1921-м Грузию сковала разруха — наследие меньшевиков. Ленин
телеграфирует: «7 июля 1921 года. Ростов-Дон, Уполнаркомпроду.
Учитывая тяжелое продовольственное положение Грузии, вам пред-
лагается отправить в течение июля в Тифлис, в адрес Наркомпрода
Грузии 100 тысяч пудов хлеба. Получение и исполнение подтвер-
дить».
Несмотря на собственную нужду, Советская Россия посылала в
Грузию все новые и новые эшелоны с хлебом, сахаром, солью, ры-
бой, мануфактурой.
«Примите решительные меры к снабжению Баку и одновременно
Грузии и Армении...»,— продолжал настаивать Ленин.
Формировались все новые и новые эшелоны. Они увозили в
Грузию ткацкие фабрики, типографское оборудование, сельскохо-
325
зяйственные орудия. Переводились и денежные суммы: полмиллио-
на золотых рублей.
Как это там? «Прекратили отпуск нефти в Грузию»,— вспомнил
Ленин свою пометку, и из Баку в Тифлис двинулись длинные со-
ставы цистерн.
Берега двух морей включились в единый экономический про-
цесс. По прямому предписанию Ленина кавказские республики объ-
единились в один хозяйственный центр. Бесперебойно заработал
нефтепровод Баку — Тифлис — Батум. Его трубы проходили вдоль
горного ущелья Джвари-Мцыри. А для того чтобы враг отныне не
переступал границ Грузии, Владимир Ильич требовал:
«...Немедленно вооружить рабочих и беднейших крестьян, созда-
вая крепкую грузинскую Красную армию».
Владимир Ильич поставил и вопрос об электрификации Закав-
казья. Совнарком Российской Федерации поручил Главэлектро на-
править комиссию в Грузию.
Торжественно-строго продолжали вести счет времени кремлев-
ские куранты.
Близился май. С синим куполом неба и яблоневым цветом. Ле-
нин стоял у окна и привычно вглядывался вдаль. И, что-то припо-
мнив, он вдруг улыбнулся. Скоро четыре года, а долг Кавказу все
еще не выплачен. Георгиевские кресты! Двенадцать пудов золота.
Он позвонил и вызвал к себе Фотиеву. Вручил ей листок из блокнота,
на котором размашисто написал: «Электрификация Грузии. Выде-
лить из бюджета РСФСР 1 миллион 700 тысяч рублей золотом на
строительство первенца социалистической энергетики Грузии».
— Лидия Александровна, будьте любезны, подайте мне папку
просмотренных бумаг.
Фотиева тотчас нашла требуемую папку и протянула Владимиру
Ильичу. Вынув из папки, «живущей живой жизнью», стенографиче-
скую запись Ноя Жордания: «предпочту империалистов Запада фа-
натикам Востока», он вложил ее в папку просмотренных бумаг.
— Ну, вот и отлично, пожалуйте в архив!
Михаил Зорин
СВЕЖИЕ ВЕТРЫ
Одно постигли мы средь испытаний:
Что мощь великая таится в нас,
Что в пламени и дыме — остов зданья
Грядущего возводим мы сейчас.
ЯН РАЙНИС
Сохранилась телеграфная лента:
В. И. Ленину: «Вас, вождя восставшего международного пролета-
риата и друга пролетариев Латвии, приглашаем на объединенный
съезд Советов Латвии 13 января в Риге. Председатель Советского
правительства Стучка. Товарищ председателя Данишевский».
Январь. 1919 год. За окном кремлевского кабинета Владимира
Ильича лежала заснеженная, голодная, суровая, настороженная
Москва.
«...Друга пролетариев Латвии...» В этих словах выражалось не
только уважение латышского народа к Владимиру Ильичу, но и
подчеркивалась долголетняя дружба Ленина с революционной
Латвией. И весть с берегов Балтики вызвала радостное волнение
у Ленина. Весь декабрь 1918 года и начало января 1919-го он, пере-
груженный чрезвычайно важными и неотложными делами, внима-
тельно следил за событиями, которые неудержимо, стремительно
развертывались на земле Латвии. Он знал о многочисленных, бур-
ных, революционных митингах и собраниях рабочих Риги и беззе-
мельных крестьян Видземе, Курземе, Латгалии, приветствовавших
Советскую власть. На его письменном столе лежали телеграммы
Петра Ивановича Стучки, присланные во время боев за освобожде-
ние республики. Одна из них начиналась словами, заставившими тре-
петно биться сердце: «Привет Вам от красной Латвии...»
327
Чувства гнева и скорби вызывали у Ленина известия о жертвах
белого террора. Вешают и расстреливают бойцов, грабят и наси-
луют мирных людей оккупанты.
Владимир Ильич верил в победу латышского пролетариата.
И вот свидетельство тому, что он не обманулся: приглашение на
съезд Советов.
Быть может, склонившись над телеграммой, Владимир Ильич
вспомнил далекий весенний день 1900 года, когда он совершил свою
нелегальную поездку из Пскова в Ригу для встречи с латышскими
социал-демократами. Вынашивая идею «Искры», Владимир Ильич
связывался с социал-демократами разных городов России. Нити
связи протянулись и к Риге, где в пехотном полку проходил военную
службу один из активных участников петербургского «Союза борь-
бы за освобождение рабочего класса» М. А. Сильвин.
Михаил Александрович близко познакомился с местными со-
циал-демократами. Пригласил Ленина к себе. Владимиру Ильичу не-
обходимо было встретиться с латышскими революционерами, догово-
риться о транспортировке будущей газеты через порты и границы
Латвии в глубь России. Но совершить нелегальную поездку из Пско-
ва в Ригу — для этого надо было обладать ленинской решимостью.
В полиции Пскова находилось строгое предписание Санкт-Петер-
бурга, объявленное В. И. Ульянову: выезд куда-либо запрещен. Все-
таки, пренебрегая опасностью, Владимир Ильич весной 1900 года
появился в Риге и встретился с группой латышских социал-демокра-
тов.
Надежда Константиновна Крупская позже с благодарностью
вспоминала: ««Искра» перевозилась главным образом в чемоданах
с двойным дном с разными попутчиками, которые отвозили в Россию
эти чемоданы в условленное место на явки... Транспорт только что
налаживался через латышей...»
М. А. Сильвин так характеризует апрельскую встречу: «Очаро-
вав латышей, которые не могли не поддаться влиянию его сильного
ума, организационного таланта и широты замыслов, Владимир
Ильич сам сохранил навсегда симпатии к ним, в особенности с ро-
стом социал-демократического движения в Латвии, вскоре приоб-
ревшего широкий размах».
Рабочие забастовки и стачки, крестьянские волнения, восста-
ния революционных моряков Латвии, студенческие бунты и демон-
страции — все отмечало и воспринимало сердце Владимира Ильича.
В статье «От обороны к нападению», опубликованной в сентябре
1905 года, Ленин шлет «привет героям революционного рижского от-
ряда!» — восхищаясь мужеством и борьбой трудящихся Латвии и
называя их «застрельщиками народной революционной армии». Че-
рез месяц в другой статье Владимир Ильич едко иронизирует над
испугом буржуа перед революцией 1905 года: «...в Лифляндии госпо-
дам помещикам пришлось до того туго, что они решительно взя-
лись за организацию вооруженной охраны своих имений, не пола-
328
гаясь на правительство, которое не может ничего поделать ни с кре-
стьянами, ни с рабочими, ни со студентами».
В 1910 году вышел сотый номер газеты «Циня» («Борьба») —
центральный орган латышской социал-демократии. Владимир Ильич
пишет свое знаменитое приветствие юбилейному номеру газеты: «Во
время революции латышский пролетариат и латышская социал-де-
мократия занимали одно из первых, наиболее видных мест в борьбе
против самодержавия и всех сил старого строя».
Ленин писал, что латышский пролетариат шел в авангарде во-
оруженного восстания в 1905 году. Тщательный анализ рабочего
движения, стачечной борьбы, вооруженных восстаний, сопоставление
цифр, показывающих количество рабочих и бастующих в Лифлянд-
ской губернии, влияние рабочего класса на все сферы жизни, и осо-
бенно на крестьянство, глубокое сочувствие и любовь к трудовому
народу, боль за все его страдания — все это в строках Владимира
Ильича, подчеркнувшего в приветствии «Ципи», что нужно уверенно
продолжать работу по укреплению партии, «которая поведет десятки
миллионов на новый штурм самодержавия».
В мае 1913 года по просьбе латышских большевиков Владимир
Ильич написал «Проект платформы к IV съезду социал-демократии
Латышского края». Ленин принимал активное участие в подготовке
и проведении съезда, который состоялся в январе 1914 года в Брюс-
селе.
Народный художник Латвии Отто Скулме нарисовал монумен-
тальную картину «В. И. Ленин на IV съезде СДЛК». Картина напи-
сана в суровых тонах. Мужественные лица латышских революционе-
ров, окруживших вождя. Большие окна закрыты шторами, свет боль-
шой лампы, свисающей с потолка, освещает энергичную, в резком
движении фигуру Ильича.
В январе 1917 года на собрании швейцарской рабочей молодежи
в цюрихском Народном доме В. И. Ленин читает «Доклад о рево-
люции 1905 года», отмечает, что рабочие Риги наряду с рабочими
Петербурга самые сознательные. Латышские стрелки назвали Вла-
димира Ильича в 1917 году выразителем их дум.
«Друг пролетариев Латвии...» Ленин знал многих латышских ре-
волюционеров, встречался с ними в Риге, работал в партии, близко
общался на съездах и конференциях, дружил. Сейчас, в январе
1919 года, многие из них стояли во главе Советского правительства в
Латвии, им выпала суровая, но счастливая судьба начать социали-
стическое строительство, заложить фундамент нового строя, нового
общества.
* *
Ввиду большой занятости Владимира Ильича ЦК направил в
Ригу Якова Михайловича Свердлова. Съезд был назначен 13 января
неспроста. Это памятная, священная дата для латышского народа.
13 января 1905 года неподалеку от Даугавы царские каратели рас-
стреляли демонстрацию рижских рабочих.
329
Перед отъездом Яков Михайлович долго беседовал с Владими-
ром Ильичем. Ободренный ленинским напутствием, ехал он в Ригу.
Приняты два исторических декрета Совнаркома и ВЦИК, подписан-
ные В. И. Лениным и Я. М. Свердловым, о признании советских
республик Эстляндии, Литвы и Латвии. В них отмечается, что «соз-
дается свободный, добровольный и нерушимый союз трудящихся
всех наций, населяющих территорию бывшей Российской империи».
Вместе с руководителями Советской Латвии Яков Михайлович
обсуждал сложные проблемы, возникшие перед правительством мо-
лодой республики. Восстановление промышленности. Помощь тру-
довому крестьянству. Раздел земли. Открытие школ, средних и выс-
ших учебных заведений. Ликвидация безработицы.
Предстояло много дела. И не легкого! Рига была опустошена и
ограблена оккупантами. Молчаливые, глухие, мрачные коробки кор-
пусов завода «Проводник», ржавое железо и хлам на заводском
дворе «Феникса», запорошенные снегом, приведенные в негодность
паровозы в депо Чиекуркалнс, выбитые стекла в цехах «Засулаукс
мануфактура», развалины дрожжевого завода Вольфшмидта. Анг-
лийское военное судно «Принцесса Маргарет», стоявшее в Рижском
порту, дало десять залпов по городу. Были убитые, разрушения.
Следы обстрела оставались. Мишенью английские офицеры выбрали
незащищенные рабочие кварталы города. Невольно вспоминались
слова А. И. Куприна: «Ах, есть ли на свете зрелище печальнее опу-
стелых домов, вымерших портов и остановившихся заводов? Рига —
сердце Прибалтийского края. Не бьется сердце — немеют руки и
ноги...»
В Цес нее, Валмиере, Валке, Елгаве было еще тяжелей, чем в
Риге. Острая нехватка хлеба, одежды, мыла, керосина, спичек, ле-
карств. Школы закрыты, больницы без топлива, семена для посева
разграблены, оборудование заводов и фабрик вывезено или приве-
дено в негодность. Много бойцов революции и просто честных тру-
жеников погибло от пуль белогвардейцев и на виселицах.
Яков Михайлович слушал руководителей Советской Латвии, чи-
тал документы, с болью воспринимая горькие факты. Но он видел и
энтузиазм народа, не испугавшегося трудностей.
В эти дни «Циня» писала:
«Начинают дуть освежающие восточные ветры. На востоке, на
краю далекого горизонта, показывается красный отблеск».
Освежающие восточные ветры. Их дыхание всегда ощущали
трудящиеся Латвии, они верили в крепкую, постоянную поддержку
Советской России.
В зимний вечер у подъездов Рижского городского оперного теат-
ра, где должен был начать работу первый съезд Советов трудового
народа Латвии, собрались сотни людей — рабочие рижских фабрик
и заводов, ремесленники, грузчики порта, матросы, рыбаки, камен-
щики, беднота Московского Форштадта, ткачихи «Засулаукс ману-
фактуры», железнодорожники Торнякалнса и станции Рига, солдаты,
жители Задвинья, перешедшие прямо по льду Даугавы, котелыцикц
330
Милгрависа, крестьяне ближних хуторов. 569 делегатов и многочис-
ленные гости заполнили зал Рижского оперного театра.
Съезд открыл Петр Иванович Стучка. Он предложил в память о
жертвах революции спеть песню «С боевым призывом на устах».
Оркестр латышских стрелков исполнил «Интернационал». Почетным
председателем избрали Владимира Ильича Ленина; когда решили
послать ему приветствие, снова зазвучал «Интернационал».
Съезд утвердил манифест Советского правительства Латвии,
обсудил вопрос о конституции, о земле, решил много сложных задач
по дальнейшему строительству новой жизни.
Во всех выступлениях с особой силой звучала уверенность ла-
тышей в том, что они не одиноки: с ними великая Советская Россия,
Коммунистическая партия, Ленин.
В. И. Ленина и Я. М. Свердлова избрали почетными членами
Центрального Исполнительного Комитета — высшего органа власти
Латвии.
Народный писатель Латвии Андрей Упит, принимавший актив-
ное участие в организации и развитии Советской власти в Латвии,
избранный на этом съезде кандидатом в члены ЦИКа, справедливо
утверждает: «На грани 1918 и 1919 годов возникла первая Латвий-
ская Советская республика. Она просуществовала всего несколько
месяцев. Однако о затеянном и достигнутом за это короткое время
следовало бы написать объемистые книги».
* *
*
Андрей Упит прав: каждый день работы, каждый декрет прави-
тельства молодой Советской республики достойны многих книг.
Строгие лаконичные, документы, законы, приказы, постановле-
ния о земле, промышленности, продовольствии, школах, музеях, об
устройстве рабочих, вернувшихся из эвакуации, о детских садах и
домах для престарелых и инвалидов, об охране садов и лесов — все
это зримые черты новой власти, Советской, подлинно народной. Ком-
мунисты-ленинцы в невероятно трудных условиях войны, разрухи,
интервенции, голода, окруженные лютой ненавистью свергнутых
буржуа и озверелых «серых баронов» — кулаков, каждый день, каж-
дый час строили новую жизнь на земле Латвии. Убежденные в
своей правоте, они видели Латвию сильной и могучей, равноправной
и счастливой среди других народов многонациональной Советской
страны.
Вернувшись из Риги в Москву, Свердлов рассказал Владимиру
Ильичу о делах латышского рабочего класса и безземельных кре-
стьян, о том бедственном положении Латвии, до которого ее довели
белогвардейцы и оккупанты.
Советское правительство, Ленин не оставили латышей в беде.
16 января 1919 года в Ригу поступило сообщение из Москвы, что Рос-
сийский Народный комиссариат продовольствия дал указание Сим-
бирской губернии немедленно отправить в Псков 20 вагонов с хлебом
для освобожденных Латвии и Эстонии.
331
Возможно, это было случайностью, что Симбирская губер-
ния — родина Ильича —отправляла одной из первых хлеб в Латвию,
но Роберт Эйхе, комиссар продовольствия Латвии, докладывая об
этом, напомнил, что в Симбирске родился Ленин, и такое известие
особенно порадовало латышей. Примерно через месяц Роберт Эйхе,
тот самый, что в годы пятилеток стал народным комиссаром земле-
делия Советского Союза и кандидатом в члены Политбюро, докла-
дывал, что из Украины в Латвию направлены 60 вагонов зерна,
столько же соли, 30 вагонов сахара, несколько вагонов мануфак-
туры, спичек, табака, десять цистерн керосина, рыболовные сети и
другой рыболовный инвентарь.
Началось восстановление латвийской промышленности. Влади-
мир Ильич подписал декрет о возвращении оборудования и машин
крупных предприятий, эвакуированных из Латвии, и особенно из
Риги, во время первой мировой войны в различные города России
и Украины. Начали оживать Рижский вагоностроительный, Балтий-
ский вагоностроительный, чугунолитейный, судостроительные за-
воды.
Рабочие стремились даже в названиях предприятий подчеркнуть,
что со старым покончено. Никто не хотел говорить, что он работает
на фабрике Хаммера или Зенеккена, в мастерских Энделя, Беккера
или на заводе Мейера и К0. Рождались новые названия национали-
зированных предприятий: «Первый латвийский автомобильный за-
вод», «Первый латвийский строительный завод», «Первый латвий-
ский завод сельскохозяйственных орудий».
1 марта 1919 года был принят правительственный декрет о на-
ционализации земли, пользовании и управлении ею. Вся земля
Латвии — пашни, луга, пастбища, леса, воды, недра перешли во вла-
дение народа и в распоряжение правительства без всякого возна-
граждения бывшим владельцам — баронам. И появились первые
совхозы.
Воззвания и обращения к крестьянству точны, суровы, правдивы.
Нельзя без волнения читать, например, воззвание Даугавпилсского
военревкома и Даугавпилсского уездного продовольственного отдела
к крестьянам с призывом выполнить декрет о продналоге:
«Крестьяне! Ваши товарищи рабочие в городах Латвии голо-
дают. У жен рабочих высохло в груди молоко, и они не имеют чем
кормить своих малюток. Дети рабочих, которым суждено жить в
счастливом царстве социализма, мрут от голода».
Земля становилась достоянием тех, кто трудился на ней,— бат-
раков и бедняков. На красном знамени молодой республики вместе
с молотом была изображена и коса — орудие, с которым почти не
разлучались латышские землеробы.
Несколько месяцев, кажется, мимолетный срок. Республика
едва оперилась. Но и в эти месяцы она многое успела сделать.
Были основаны Латвийский университет, консерватория, театраль-
ные курсы, ремесленные и профессионально-образовательные учи-
лища, реорганизованы и по-новому начали работать школы, театры,
332
библиотеки, музеи. Декретом правительства церковь была отделена
от государства и школа от церкви.
Среди документов того времени я нашел обращение отдела ис-
кусства Комиссариата просвещения Советской Латвии к скульпто-
рам и архитекторам. Комиссариат приглашал их принять участие в
создании памятника павшим коммунарам. Подписал обращение за-
ведующий отделом искусства Андрей Упит.
Ежедневно выходили газеты и журналы на латышском и рус-
ском языках. В Народном доме Елгавы ставил пьесы Рабочий театр.
Владимир Ильич внимательно следил за деятельностью прави-
тельства молодой республики. Он знал, сколько хлеба, оборудова-
ния, военного снаряжения, продуктов питания отправлено в Латвию.
Когда Ленин узнал, что немецкие рабочие в Риге решили издавать
отдельными выпусками полное собрание сочинений Карла Либк-
нехта и Розы Люксембург, он послал телеграмму Советскому пра-
вительству Латвии, в которой одобрил эту инициативу. «Надеюсь,
что вы всячески им поможете и ускорите это, а мне пришлете эк-
земплярчик»,— писал Ленин. И это дружеское, ильичевское «экзем-
плярчик» — штрих, типичный для Ленина, обрадованного хорошими
делами, пришедшимися ему по душе. Выступая в апреле 1919 года
на Чрезвычайном заседании пленума Московского Совета рабочих и
красноармейских депутатов, Владимир Ильич обратился к жизни
молодой Латвийской республики и охарактеризовал тяжелые усло-
вия ее существования. «Большая часть страны переживала такие
бедствия, о которых московские рабочие не имеют представления,—
бедствия нашествия и многократного опустошения деревень движу-
щимися толпами войск. Теперь немцы идут на Двинск, чтобы отре-
зать Ригу. С севера им помогают эстонские белогвардейцы на
деньги, которые посылает Англия, при помощи добровольцев, ко-
торых посылают шведы и датчане, насквозь подкупленные миллиар-
дерами Англии, Франции и Америки. Они действуют по совершенно
ясному для нас общему плану, пользуясь тем, что в Германии они
кровавыми подавлениями ослабили движение спартаковцев и рево-
люционеров. И хотя они чувствуют, что дышат на ладан, они все же
сочли момент достаточно удобным для использования, для того
чтобы предоставить Гинденбургу часть войск и усилить натиск с за-
пада на истерзанную, измученную Латвию и угрожать нам».
В планах и замыслах первого Советского правительства Лат-
вии среди практических, повседневных дел тяжелого военного вре-
мени, когда каждый день был окрашен суровостью жизненных штор-
мов и бурь, П. И. Стучка дерзко мечтал, веря, что мечта станет
явью. «Мы запряжем в работу энергию Даугавы и других рек, кото-
рые до сих пор пребывали в праздности...»
Пять месяцев жила, трудилась, плодотворно работала молодая
Советская республика. В мае иностранные интервенты и латышские
буржуазные националисты захватили Ригу. Красная Армия Совет-
ской Латвии мужественно отражала удары врага и отступила вместе
с правительством к восточным границам Латвии. В январе 1920 года
333
правительство, возглавляемое П. И. Стучкой, вынуждено было
оставить территорию Латвии.
Виселицами, расстрелами, мучительными пытками, тюрьмой и
каторгой мстила буржуазия рабочему классу, трудовому крестьян-
ству и передовой латышской интеллигенции. Только в первые дни
буржуазные националисты и озверелые кулаки расстреляли 13 ты-
сяч человек.
Революционного поэта Латвии Леона Паэгле, который во время
Советской власти был директором школы, националисты бросили
в тюрьму. Там он написал стихотворение; в нем ярко и образно вы-
разил мысль о непобедимости ленинских идей, об их конечной
победе.
Пусть срублен лес, и шум его певучий
давно умолк, но зеленеет тут
густая поросль. Весело растут
побеги новые, впивая каждый лучик.
Под пеплом сила молодая плещет,—
в грядущем вся уже она жива:
из тысяч почек выбьется листва
н на ветру, как знамя, затрепещет.
Поэт Леон Паэгле оказался провидцем. Победил в конечном сче-
те рабочий класс, трудовая Латвия. Мечта Стучки об электростан-
ции на Даугаве тоже облекается в реальные очертания. Плявинь-
ская ГЭС уже дает ток республике, вырабатывает электроэнергии
больше, чем все электростанции Латвии, вместе взятые.
Из ворот ныне мощного Рижского вагоностроительного завода,
бывшего «Феникса», который некогда видел Владимир Ильич заху-
далым и утлым, выходят на стальные магистрали Родины современ-
ные красавцы электропоезда.
Цветет и хорошеет колхозная Латвия, изрезанные поля которой
наблюдал Ленин из окна вагона.
На центральной магистрали столицы Латвии — улице Ленина
возвышается величественный памятник вождю трудящихся земного
шара. Владимир Ильич стоит во весь рост, обратив свой взор в сто-
рону Москвы, туда, где восходит солнце. Распахнуто пальто, левая
рука сжимает кепку, правая решительно поднята кверху. Ленин в
резком, динамичном движении, он весь в эмоциональном порыве.
Отсюда, от памятника Ленину, идет на восток дорога, прямая
как стрела. Она ведет в район заводов, к «рабочему уголку Риги»,
как говорят старожилы, к «революционному гнезду» — так называла
район охранка буржуазной Латвии в секретных донесениях. Сим-
волично, что в этом «революционном гнезде» бережно сохранен не-
большой двухэтажный дом на улице Цесу, тот самый, в котором
останавливался весной 1900 года Владимир Ильич во время своего
приезда в Ригу.
Скрипит калитка. Хрустит гравий под ногами притихших школь-
ников. Они идут дорогой, которой шел Ленин.
Тотырбек Джаттиев, Лидия Либединская
ЭТУ ЗЕМЛЮ ДАЛ НАМ ЛЕНИН!
Он родился на Волге
для счастья земли,
Чтоб люди на Ганге
свободу нашли.
МИРЗО ТУРСУН-ЗАДЕ
1
Умирал Кудзи Абаев. Он был очень стар. Длинная трудная
жизнь, день за днем, проходила перед его гаснущим взором. Ему не
надо стыдиться прожитых лет. Много потрудились на своем веку его
смуглые морщинистые руки. Что ж, пора и на покой, на вечный по-
кой. Старый Кудзи не боялся смерти. Он готов был встретить ее
спокойно, с достоинством, как подобает настоящему горцу. И все
же он боролся за жизнь. Боролся, потому что хотел услышать весть
о победе.
Шла грозная осень 1942 года. Фашисты почти вплотную подо-
шли к родному селу Кудзи Абаева — Ногиру. Он не мог быть там,
где с оружием в руках люди отстаивали Родину, отстаивали буду-
щее своих детей. С тоской и надеждой слушал Кудзи грохот близ-
кого боя. Что означал этот грохот — победу, поражение?
Порой кто-нибудь из родичей, сражавшихся в двух километ-
рах за околицей Ногира, забегал проведать старика.
— Вы гоните их? — строго спрашивал Кудзи.
Ему отвечали многословно и путано. Не хотели огорчать.
— Не тревожься, отец, победа будет нашей!
Старый Кудзи сокрушенно качал головой.
— Нет, не гоните вы их, не гоните!—твердил он и добавлял,
еле слышно шевеля губами: — Наследство Ленина...
335
И вот настал час, когда смолк гул сражения. Судорожно цепля-
ясь за матрац, Кудзи стал приподниматься на постели, напряженно
вслушиваясь в тишину — зловещую ли, победоносную?
Дверь распахнулась.
— Победа, отец!
Но ему не нужны были слова. Он понял все, взглянув в их мо-
лодые, сияющие лица. Это были гордые лица победителей.
Кудзи откинулся на подушку, вытянулся и прошептал со вздохом
облегчения:
— Пришла победа на землю нашу. Гоните же их, гоните прочь
со священной земли, которую дал нам Ленин!
2
Ленин дал нам землю. Как часто слышим мы эти слова во всех
концах огромной Родины нашей! Декрет о земле, подписанный Ле-
ниным, положил конец вековой несправедливости.
Но земли, на которых раскинулось село Ногир в Северной Осе-
тии, были даны осетинам по специальному распоряжению Владимира
Ильича. Вот почему, умирая, старый Кудзи твердил:
— Наследство Ленина!
Он произносил это с полным правом.
Вы хотите узнать, как это произошло? Поезжайте в село Ногир,
и вам расскажет эту историю и почтенный ветеран гражданской вой-
ны, убеленный сединами, и черноволосый мальчуган, впервые надев-
ший школьную форму.
3
Это было осенью 1920 года.
Через снежные перевалы уходили из родных своих ущелий
Южной Осетии красные партизаны. Они шли на север. У них почти
не было оружия, кончились патроны, иссякло продовольствие. Где
было им устоять перед меньшевистскими бандами, которых до зубов
вооружили англо-французские империалисты?
Все преимущества были у карателей. Но с каким мужеством
дрались горцы-коммунисты! Отрезанные от Советской России бес-
крайними просторами, где хозяйничала деникинская свора, они два-
жды за время гражданской войны устанавливали Советскую власть
в долинах и ущельях Южной Осетии.
Вместе с партизанами отходили на север их семьи — жены, дети,
старики. По горным склонам, по головокружительным тропинкам и
дорогам тянулись с юга на север караваны подвод, навьюченных
домашним скарбом. Дым пожарищ застилал все вокруг. Блеяли козы
и овцы. Детский плач не смолкал над горами. Тревога и ужас посе-
лились в сердцах. Шли суровые, усталые люди, и казалось, не будет
конца их страданиям.
336
Белогвардейские шакалы преследовали их по пятам. Они жгли
брошенные деревни, пробирались в тыл беженцам, грабили обозы,
убивали детей, насиловали женщин. Плач и стоны огласили дикие
тропы Нарского и Зругского перевалов. Никогда еще вечным
льдам и снегам не приходилось быть свидетелями таких бед. Ни-
когда бездонные горные пропасти не принимали в свои бездны
столько трупов.
Выл ветер, бушевала вьюга. Казалось, сама природа вступила в
сговор против несчастных.
— Что-то ждет нас на северных склонах родного Кавказа? —
с надеждой спрашивали друг у друга полураздетые, лишенные кро-
ва люди.
А ждало их вот что.
По хуторам и аулам Северной Осетии бродили в поисках прию-
та толпы таких же измученных, голодных людей. Местные жители,
как могли, старались помочь им, но поток беженцев был неисся-
каем — вся Южная Осетия тронулась с места. И как могли помочь
северяне южным своим собратьям, когда только что огнем и мечом
прошли по их землям банды Деникина, Шкуро, Вадбольского! До
сих пор белые бандиты, точно голодные хищники, рыскали по лесам
и ущельям, нападали на аулы, отбирая последние крохи, похищая
женщин и девушек.
А зима свирепствовала все пуще. Таких снегопадов, буранов,
метелей давно не помнили на Кавказе. Землянки, вырытые бежен-
цами, превратились в оледенелые сугробы. В каждую семью стуча-
лась смерть. И наверное, у многих не хватило бы сил перенести эти
нечеловеческие мучения, если бы сквозь вой ветра и рев бури люди
не слышали слова «Москва» и «Ленин».
С древности для кавказских народов Москва была символом
могучего северного государства, единственного союзника в борьбе
против разбойничьих кочевых племен. Ленин жил в Москве, оттуда
ежедневно слышался его неумолчный голос. И люди верили: из Мо-
сквы, от Ленина, придет (не может не прийти!) спасение и помощь.
Надо только, чтобы Ленин узнал об их беде.
Беженцы, которых приютил на время аул Кодахчин, решили
послать в Москву, к Ленину, своего посланца.
— Пусть, ничего не утаив, расскажет ему о наших бедах! —
сказали старики.
Долго судили-рядили о том, кто достоин такой чести. Наконец
выбор пал на достойного из достойных. В Москву поедет Александр
Джаттиев, комиссар партизанского отряда, член ревкома. Сам Серго
Орджоникидзе наградил его маузером, на деревянной кобуре кото-
рого поблескивала серебряная пластинка с дарственной надписью.
Стройный и ладный, с маленькими усиками на красивом смуглом
лице, Александр в самые трудные минуты всегда был решителен,
строг и справедлив. А какой наездник — равных не сыщешь ему во
всей округе! И конь под стать седоку — чистокровный кабарди-
нец золотой масти, с белой звездочкой на лбу. О черной бурке
22 Заказ 2878
337
Александра ходили легенды: несколько раз задевала ее вражеская
пуля, но бурка верно служила своему хозяину, он оставался цел и
невредим. Короче говоря, все мальчишки в ауле мечтали, когда вы-
растут, быть похожими на Александра.
Итак, Александр, в Москву!
4
Черным осенним вечером 1920 года родные проводили Алексан-
дра на станцию Беслан. Громоздкие двери красной дощатой теп-
лушки сдвинулись со скрипом и скрежетом и скрыли Александра от
друзей и родных, глядевших ему вслед с такой надеждой...
Шли дни. Прошел месяц, другой. От Александра ни слуху ни
духу. Люди тревожились — не стряслась ли беда? Только дед Михел
успокаивал всех.
— Путь неблизкий,— твердил он.— Поезда ходят плохо.
С добрым делом поехал наш Александр, удача должна сопутство-
вать ему. Вернется живой и здоровый.
Дед Михел оказался прав. В сумрачный зимний день, когда
тучи низко нависли над землей, закрыв небо и горы, по аулу разнес-
лась весть: приехал Александр. Казалось, сразу стало светлее и
теплее, даже ветер — свистящий горный ветер — стих и упал.
Люди, не сговариваясь, потянулись на нихас — маленькую пло-
щадь, где собирались жители аула. Все были уверены: Александр
придет туда.
И правда, не прошло получаса, как в конце улицы показался
Александр. Он медленно шел, окруженный старейшими аула. Но
что это? Куда девалась его легендарная, простреленная в боях, мох-
натая бурка? Темное драповое пальто с каракулевым воротником,
короткое, не по росту. Из рукавов торчат обшлага черкески. Ропот
прошел по толпе:
— Совсем москвичом стал ваш Александр. Одежду отцов сме-
нил на русский костюм.
Александр вежливо поздоровался со всеми и уселся на огром-
ное, отполированное, словно кость, бревно. Старики расселись по
обе стороны от него.
Дед Михел в новой овчинной шубе, отороченной мехом, и вы-
сокой барашковой папахе, которую надевал лишь в торжественных
случаях, как и подобало ему, сел рядом с Александром. Спокойный
и строгий, с длинной белой бородой, он казался богом, спустив-
шимся с небес, чтобы вершить свой строгий суд.
Пришел и девяностолетний Бибо, лично знавший Шамиля.
И Дзабо, друг Коста Хетагурова, славившийся в Осетии тем, что
мог прочесть наизусть все стихи Коста. И Урызмаг, в незапамят-
ные времена сосланный в Сибирь генералом Кахановым, лишь три
года как вернувшийся из ссылки. И Кудзи Абаев... Да разве всех
перечислишь!
338
Александр понимал, как не терпится людям услышать его рас-
сказ, и потому не стал дожидаться, пока его попросят об этом. Он
заговорил громко и отчётливо, стараясь, чтобы каждое слово было
слышно людям.
А народ все прибывал. Вновь пришедшие осторожно, чтобы не
нарушить тишины, располагались на камнях или вставали за спи-
ны соседей. Мальчишки, присев на корточки у ног стариков, затаив
дыхание, не спускали глаз со своего кумира, боясь пропустить хоть
одно слово.
Александр рассказывал, и люди внимательно слушали его. Но
наверное, в тот студеный зимний день никто не думал о том, что
минуют годы и десятилетия, старики сойдут в могилы, юноши ста-
нут стариками, мальчишки — зрелыми мужами, а рассказ Алексан-
дра будет передаваться из уст в уста, от поколения к поколению...
— Мне и раньше приходилось бывать в Москве,— говорил
Александр.— И в Петроград я ездил на первый съезд Советов. Но
никогда не был так долог мой путь. На этот раз мне порой казалось,
что мы едем на край света.
Перед слушателями словно въявь рисовался огромный вагон,
до отказа набитый людьми, пропахший портянками и махоркой. Ка-
залось, не то что человеку — мышонку некуда затесаться, а глядишь:
новая станция — новый пассажир! У всех неотложные дела в Мо-
скве, как отказать?
Под Ростовом, на одном из разъездов, попросилась в вагон мо-
лодая казачка.
— Не рожать же мне, хлопцы, в открытом поле,— грустно и
тихо сказала она.— До мужа пробираюсь, красного командира. Как
и вы, братцы, за нашу власть воюет. В буденновском полку...
Конечно, пустили...
Поезд полз медленно, часами простаивая на полустанках. Про-
шло трое суток, казачка заметалась, застонала. Отгородили для нее
в теплушке уголок: видно, пришло время родить. И вот среди ночи
раздался в вагоне заливистый, настойчивый детский крик.
— Не иначе новый боец Красной Армии на свет явился! —
пошутил Александр.
На другой день вся теплушка торжественно отпраздновала
рождение нового гражданина. Кто матери сала дал, кто сухарей, кто
сушеного мяса. Александр подарил ей свою бурку: у малыша не
было одеяла.
Вагон зажил дружной и слаженной жизнью. Люди не замечали
тесноты и духоты. Даже громкий детский плач никого не раздра-
жал, а, казалось, придавал вагонному житью теплоту и уют, по кото-
рым так истосковались люди. На остановках по очереди бегали за
кипятком. А как радовались, когда кому-нибудь удавалось раздо-
быть для матери яйцо или стакан молока!
Казачка сошла в Харькове. Она долго стояла, глядя вслед ухо-
дящему поезду. Глаза ее были грустными и влажными. На руках
мирно посапывал мальчик, завернутый в боевую бурку.
339
«Пусть всю жизнь к нему будут так же ласковы люди, как в
первые дни его пребывания на нашей доброй, но еще не устроенной
земле!» — думал Александр, слушая мерный перестук колес.
Все чаще проплывали за окнами разрушенные станции, разби-
тые водокачки, валялись под откосами мертвые поезда. Чернели пе-
пелища городов и сел. Разруха...
— Ты, сынок, о Ленине говори, о Ленине! —требовательно пре-
рвал рассказ Александра старый Бибо.
— Ио Ленине расскажу, Бибо,— спокойно повернулся к нему
Александр.
...Наконец-то Москва!
Москва! Это к ней в те нелегкие годы были устремлены помыс-
лы всех честных людей. Москва и Ленин!
Люди стояли на заснеженном перроне и не верили: неужели
конец путешествию? Трескучий мороз пробирал до костей, а они не
расходились, словно ждали чего-то. А может быть, просто было
жаль расставаться, так сроднились они за время долгого пути. Но
пора, дела не ждут! Крепкие рукопожатия, объятия, дружеские сло-
ва прощания. Сейчас судьба разведет их по разным дорогам, и, кто
знает, суждено ли им когда-нибудь увидеть друг друга?!
Александр вышел на привокзальную площадь. Кругом сновали,
торопились, куда-то бежали люди с узлами, мешками, корзинами.
Лица озабоченные, тревожные. У всех свои беды, свои заботы,
и нет им до приезжих никакого дела. От лютого холода у Алек-
сандра онемели руки и ноги: ведь бурка-то его, отслужив бранную
службу, согревает нынче новорожденного гражданина новой Рос-
сии.
На площади он увидел множество трамвайных вагонов. Обрадо-
ванный, он быстро вскочил в один из них.
— На Красную площадь идет? — обратился Александр к кон-
дукторше, мирно спавшей на задней скамейке.
— А как же, милок,— сонно ответила она, не разжимая век и
лишь приоткрыв на мгновение рот, укутанный рваным шерстяным
платком.— Только ножками-то надежнее.
— Как это ножками? — удивился Александр.
— А ты откуда будешь, милок? — Кондукторша даже открыла
глаза.
— С Кавказа.
— То-то и видно! Току, милок, нету. Току! Бывает, по суткам
стоим. Дела твои не срочные — сиди! А коли недосуг — ножками,
ножками!
Александр взглянул на площадь. Из конца в конец протянулись
по ней притихшие темные вагоны, до колес занесенные снегом. Мало
надежды, что они когда-нибудь сдвинутся с места. Он выскочил из
трамвая и направился к извозчику.
Низкорослая лошаденка, с ребрами, проступающими сквозь ко-
ричневую шкуру, понуро стояла, опустив морду. Возле нее, хлопая
себя огромными рукавицами, точно птица крыльями, приплясывал
340
извозчик в синем ватном армяке. Видно, и до него добрался студе-
ный мороз!
— Подвезем, казачок! — приосанившись, крикнул извозчик
Александру и, взглянув на его черкеску, подмигнул хитрым черным
глазом под белой заиндевелой бровью.— Эй, родная, пошевеливай-
ся! — лихо обратился он к лошади и с услужливой готовностью взял-
ся за вожжи.
Но «родная» даже ухом не повела. Если бы не пар, то и дело
вырывавшийся из ее ноздрей, можно было подумать, что она дав-
ным-давно превратилась в ледяную статую.
— На Красную площадь? Фунт хлеба — и весь сказ! Мигом до-
ставим.— Извозчик поглядел на Александра жалостливыми, пол-
ными дружеского участия глазами.— Одежонка-то у вас, казачок, не
по сезону. Ветром подбита...— и добавил, шумно вздохнув: — Холо-
дюга! Лютует зима. Ну, подрядились, что ли? Даешь фунт ржа-
ного?
— Да где ж я хлеба-то возьму? —лязгая зубами от холода, еле
выговорил Александр.— Может, деньгами?
— Эх, казачок, казачок! Вот и видать: нету у тебя соображе-
ния. Кто ж это нонче в Москву без мучицы да без хлеба ездит?
«Лимонов»-миллионов у нас и своих хоть отбавляй. Путь тебе
добрый! Оно, може, и к лучшему: пробежишься — согреешься...—
Он уже глядел через голову Александра, выискивая седока повы-
годнее.
Александр шел и ничего не видел перед собой. Колючий снег
резал глаза, седой снежный туман застлал город. Он казался про-
мерзшим и вымершим. «Трудно приходится красной столице»,— ду-
мал Александр и снова и снова задавал себе все тот же вопрос:
примет ли его Ленин? Там, в вагоне, во время долгого пути он как-
то не задумывался над этим. Но сейчас, идя по безлюдным, завален-
ным сугробами улицам, он вдруг со всей отчетливостью понял, сколь-
ко дел, сколько забот у Ленина.
Белополяки свирепствуют на западе. В Грузии хозяйничают ин-
тервенты и меньшевики. Над Арменией и Азербайджаном бушует
яростное пламя гражданской войны. На Украине — Махно, Шкуро и
еще черт знает какая пакость! В стране разруха, голод. Станет ли
он слушать о бедах маленького, затерянного в горах народа?..
— Не принял? — испуганно спросил Александра старик Кудзи.
Он даже привстал и, опираясь на палку, с тревогой заглянул в лицо
рассказчику.
Александр улыбнулся, смахнул с пальто налипшие соломинки и
уселся поудобнее. Солнце на миг прорвало тучи и брызнуло на зем-
лю весело и ярко.
— Все по порядку, отец, все по порядку...
...Розово-кирпичные зубчатые стены Кремля неясно выступали
из снежной зимней мглы. Они казались неприступными и таинст-
венными.
— Стой! Предъяви пропуск! — раздался строгий оклик часового.
341
От неожиданности Александр замер. Откуда он возьмет про-
пуск? Часовой осмотрел его с головы до ног, и на лице проступила
жалость. «Уж не сумасшедший ли этот горец? — подумал он.— На
дворе рождественские морозы, а он в легонькой черкеске, и ничего,
словно так и надо, даже пот на лбу выступил...»
Александр вытащил из-за пазухи мандат и протянул часовому.
— По неотложному делу к товарищу Ленину! — по-военному
четко отрапортовал он.
— У всех к Ленину неотложные дела!—Часовой ворчливо по-
косился на мандат, но в руки его брать не стал.— Дюже занят Ле-
нин.—Однако, увидев растерянность Александра, смягчился и доба-
вил, усмехнувшись: — Погодь, доложу!
Он направился к полосатой будке, стоявшей неподалеку. Видно,
необычный костюм незнакомца заставил часового пренебречь фор-
мальностями и отнестись к нему снисходительнее, чем к другим про-
сителям.
Сколько прошло времени, Александр от волнения не помнил.
Вдруг он увидел, что в воротах показался человек в кожаной куртке
с наганом на боку. Он подошел к Александру и, ни слова не го-
воря, взял из его рук мандат.
— Вы бы, товарищ, обратились...— начал он и поднял глаза на
Александра, но тот не дал ему договорить.
— Мне необходимо видеть Ленина! Имею важное поручение
Владикавказского военно-революционного комитета лично к Влади-
миру Ильичу...
— Хорошо,— спокойно ответил человек в кожаной куртке.—
Тогда прошу подождать.
Он опять исчез куда-то. Александр чувствовал, как его бьет оз-
ноб. Только теперь не от холода, а от волнения.
«Как я вернусь к тем, кто послал меня, если Ленин не примет? —
с тревогой думал он.— Что скажу землякам?»
— Не стой, браток, на сквозняке,— донесся до него грубовато-
ласковый голос часового.— Стань-ка за будку.
Александр послушно прошел туда, куда указал ему часовой.
Там, правда, не было ветра.
«А вдруг не примет?» — снова и снова стучала в висок неотвяз-
ная мысль.
Прошло десять, от силы пятнадцать минут, но они показались
Александру вечностью. Человек в кожаной куртке возвратился.
— Идите за мной! — коротко бросил он.
Они прошли под аркой Спасской башни и оказались на кремлев-
ском дворе. Здесь их поджидал молодой человек в военной форме.
Перепоручив ему Александра, человек в кожанке ушел, а они заша-
гали дальше, по узкому, посыпанному песком тротуару, вдоль жел-
той стены, на широких выступах которой лежали старинные чугун-
ные пушки.
От радости Александр не чувствовал под собою пог.
342
5
В приемной Ленина, у окна, за небольшим письменным столом,
сидела женщина с миловидным русским лицом.
— Лидия Александровна,— обратился к ней военный.— То-
варищ издалека прибыл. Узнайте, сможет ли его принять Владимир
Ильич.
Женщина подробно расспросила Александра, кто он, откуда.
— Посидите, товарищ, минутку,— ласково сказала она и, от-
крыв дверь, скрылась в кабинете.
Александр опустился в кресло...
— И долго ты ждал, сынок? — раздался вдруг старческий над-
треснутый голос.
Это спрашивал старик с изможденным лицом, чудом спасшийся
от белогвардейских зверств.
Александр взглянул на него с добродушной улыбкой.
— Нет, отец, долго ждать мне не пришлось.
— Значит, уважил? — оживившись, переспросил старик.— На-
верное, знает, что есть на земле такой народ — ироны! — В его мут-
ных глазах затеплилась добрая надежда.
Ироны — это значит осетины.
— Как же не знать! — авторитетно вставил свое слово Бибо.—
Ленин обо всех нас думает...
— Ну и люди,— недовольно пробурчал дед Михел, с укором по-
глядев на стариков.— Не дадут человеку слова сказать! — И он сер-
дито покачал головой.
Все притихли, а старик беженец от смущения даже спрятал
лицо в меховой воротник...
...Александр вошел в кабинет. Ленин поднялся ему навст-
речу.
— Здравствуйте, товарищ,— просто сказал он, протянул через
стол руку и указал на кресло:—Садитесь, пожалуйста!
Александр топтался на месте, дожидаясь, пока сядет Ленин.
Сесть первым он не решался. Но Ленин не садился. Он вплотную по-
дошел к Александру.
— Ой-ой, дорогой товарищ, да вы же весь мокрый! — Владимир
Ильич провел ладонью по спине Александра.— Как вспотели! Что,
шуба тяжелая? — заботливо спросил он.
Александр почувствовал, как кровь прихлынула к его лицу. Он
ожидал услышать любой вопрос, но только не этот.
— Нет...— смущенно замялся он.— Нету у меня шубы. Торо-
пился очень, всю Мясницкую бегом пробежал, вот и вспотел.
— A-а, понимаю!
Ленин взял Александра за плечо и силой усадил в кресло. За-
ложив руки за спину, он быстро шагал по кабинету.
— Ну-с, рассказывайте, что у вас на Кавказе делается? Какова
общая обстановка? Начинайте с самого главного, так сказать, на-
сущного!
343
Ленин говорил отрывисто, короткими фразами, то и дело бро-
сая на Александра внимательный, изучающий взгляд.
Александр стал рассказывать о беженцах, о том тяжелом поло-
жении, в котором они оказались. Ленин слушал не прерывая, не пе-
респрашивая. Он продолжал ходить по кабинету, то засовывая руки
в карманы брюк, то вынимая их и закладывая за спину. Вот
он подошел к столу, наклонился и что-то записал в раскрытый
блокнот.
Александр взглянул на Ленина и не узнал его. Лицо его, не-
сколько мгновений назад приветливое и доброе, вдруг стало суровым
и замкнутым.
— Какую помощь оказывают беженцам советские органы?..
— Ты все рассказал ему? Ничего не забыл? — раздались голо-
са.— О землице сказал? А о хлебе? А когда Ленин атлантов с нашей
земли прогонит, спросил?
— Все сказал, все спросил, добрые люди,— спокойно ответил
Александр.
— Кто нам, кроме Ленина, поможет! Затем и посылали тебя,—
не то с упреком, не то с похвалой сказал старичок беженец, кутаясь
в рваную шубу и часто-часто моргая воспаленными глазами.— Те-
перь с тебя и спрос...
— При мне товарищ Ленин отправил телеграмму Владикавказ-
скому ревкому с указанием срочно оказать помощь беженцам
гражданской войны и устроить их на постоянное жительство! —
громко сказал Александр.
— Землица у нас теперь будет! — радостно воскликнул Кудзи
и ударил ладонью о ладонь — так горцы выражают свою радость.—
А с мануфактурой как Ленин решил?
— И с мануфактурой решил. И партизанам обещал помочь,—•
ответил Александр и задумался. Ему вдруг показалось, что он нахо-
дится не на этой широкой лужайке, под небом, с низко летящими
тучами, среди людей, с рождения знакомых и близких, а в освещен-
ном неярким весенним светом ленинском кабинете и слышит его
сдержанный и взволнованный голос:
— Что касается тех, кто чинит зверства над беззащитными, мы
примем меры!
Настало время прощаться. Владимир Ильич вызвал к себе сек-
ретаря и отдал какое-то распоряжение. Потом, подойдя к делегату
горцев, протянул руку и сказал:
— Передайте членам ревкома и всему осетинскому народу мой
привет и пожелания всяческих успехов.
Александр вышел, обрадованный встречей. У него было единст-
венное желание — поскорее домой, к своим, рассказать обо всем.
В приемной секретарь неожиданно задержала его и передала
распоряжение Ленина выдать Александру пальто.
344
6
18 декабря 1920 года Владикавказский ревком получил теле-
грамму Владимира Ильича. А вскоре из Москвы прибыл эшелон с
бязью, сукном, обувью — подарок московского пролетариата бедня-
кам Осетии.
По указанию Владимира Ильича Серго Орджоникидзе выбрал
широкое равнинное поле на левом берегу Терека — огромный поли-
гон, занимающий несколько тысяч гектаров, и отдал его прорвав-
шимся с юга бойцам за Советскую власть.
Еще со времен кавказских войн устроен был при Владикавказ-
ской крепости этот огромный полигон. Владикавказ считался одним
из главных военных центров Северного Кавказа, и полигон у него
был соответствующий его значению. На нем можно было собрать
общевойсковой казачий сбор, развернуть несколько дивизий и про-
вести требующие поистине кавалерийского размаха военные учения.
Здесь проводились тактические маневры с участием всех видов
войск. Здесь грохотали пушки впервые применявшихся в бою систем.
Только во сне грезились новопоселенцам такие тучные плодо-
родные земли. Не зря в юности они сложили о себе песню-послови-
цу, шуточную и горестную:
Птице и кусту мы молились,
Чтобы птица на куст не садилась,
Чтобы тяжестью своей куст не склоняла,
Чтобы корень куста не пошевелился,
Чтобы на наши головы обвал не свалился.
Это о себе рассказывали они историю о том, как пришел горец
на поле, хотел начать работать, сбросил бурку — и поля не стало:
все оно уместилось под буркой.
Ленин сделал их мечту о земле явью.
На поле, где когда-то слышался цокот конских копыт, где гро-
хотали пушки и стлался орудийный дым, потянулись к небу мир-
ные дымки первых очагов; женщины варили пищу.
Вырыты землянки. Правда, во время дождей их заливало во-
дой. К тому же местность изобиловала ужами, и нередко по утрам
мать рядом со спящими детьми обнаруживала свившихся в кольца
ужей. Землянки покрыли соломой, и потому летом во время жары
вспыхивали пожары.
Но что значило все это по сравнению с радостью, огромной и
небывалой: отныне у них есть земля, которую никто не сможет от-
нять. Земля, на которой будут спокойно жить их дети, внуки и прав-
нуки!
Люди забывали о житейских неудобствах и думали об одном:
как бы скорее поднять и вспахать новую землю. Они яростно палили
и жгли сорняки и, кто чем мог — лопатами, сохами, мотыгами,—
поднимали от века нетронутую целину. Поднимали так же дружно,
как шли плечом к плечу сражаться против белых.
345
Земля была распахана раньше, чем построены дома. Теперь
можно было приниматься и за строительство. Но на новых землях
люди хотели жить по-новому. Землю Ленин дал им в 1920 году, а в
1921-м вырос первый дом — деревянная одноэтажная школа!
Населенный пункт нужно было нанести на карту. Первопосе*
ленцы назвали свое село «Ног Ир»: «Новая Осетия».
Вот уже собран первый урожай, и второй, и третий, ушли в во-
споминание землянки, выросли уютные дома, зазеленели сады. Про-
бил скорбный час — не стало основателя нашего государства. Но
вечно жив он в сердцах ногирцев, и с полным правом называют они
его «отец».
7
Мы едем по селению Ногир. Широкие, правильно распланирован-
ные улицы, вереницы электрических фонарей и телеграфных стол-
бов, гул лесопилки, рокот электростанции. Празднично раскраше-
ны чистые кирпичные домики. Пышно зеленеют раскидистые плодо-
вые сады.
Куда бы мы ни приехали — к парникам ли, под запотевшими
стеклами которых топорщится молодая зелень, на лесопилку ли или
на мельницу,— везде мы встречаем людей, много людей. Вон жен-
щины повезли на подводах навоз в поля, вон грохочет мотор — это
отбирается семенной материал.
Колхозники-ногирцы— внуки и правнуки осетинских бедня-
ков, тех, кто в суровом двадцатом году впервые вонзил заржавелую
лопату в эту, ныне такую благоустроенную землю,— стали ее полно-
властными хозяевами.
«Наследство Ленина...»—твердил, умирая, старый Кудзи Абаев.
Вот оно перед нами, идейное наследие Ленина, воплотившееся
в многолетнюю, терпеливую и настойчивую работу партии!
Галина Серебрякова
ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА
Сердце у сердца, плечо у плеча,
Проходит страна,
Коммуна,
Колонна,—
Отчизна Ильича.
МИКОЛА БАЖАН
На II конгрессе Коминтерна В. И. Ленин говорил о Туркестане и
других национальных окраинах Страны Советов. «Наша работа по-
казала нам, что в этих странах приходится преодолевать колоссаль-
ные трудности, но практические результаты нашей работы показали
также, что, несмотря на эти трудности, можно пробудить в массах
стремление к самостоятельному политическому мышлению и к са-
мостоятельной политической деятельности и там, где нет почти про-
летариата».
В ноябре 1919 года в Ташкент с письмом от Ленина к турке-
станским коммунистам прибыли члены Туркестанской комиссии
В. В. Куйбышев, Ш. 3. Элиава, Я. Э. Рудзутак, Ф. И. Голощекин и
Г. И. Бокий, несколько позже приехал М. В. Фрунзе.
Полномочия Туркестанской комиссии были огромными. Она
осуществляла, согласно данной ей директиве «высший партийный
контроль и руководство от имени Центрального Комитета РКП
(большевиков) в Туркестане».
Туркестанская комиссия получила право проводить перере-
гистрацию членов партии, распускать не отвечающие высокому
своему назначению и долгу партийные организации, созывать чрез-
вычайные партийные съезды и конференции на туркестанской
земле.
347
ВЦИК и Совет Народных Комиссаров, возглавляемый Лениным,
уполномочили членов Туркестанской комиссии действовать от их
имени, столь важно было осуществить национальную политику Со-
ветской власти, основанную на полном равенстве.
Нелегкая это была задача. Царь и его правительство за годы
многолетнего господства вселили глубокое недоверие, а подчас и
злобу в души трудящегося люда Туркестана.
В письме, адресованном «Товарищам коммунистам Туркестана»,
Ленин указывал:
«Установление правильных отношений с народами Туркестана
имеет теперь для Российской Социалистической Федеративной Со-
ветской Республики значение, без преувеличения можно сказать,
гигантское, всемирно-историческое.
Для всей Азии и для всех колоний мира, для тысяч и миллио-
нов людей будет иметь практическое значение отношение Совет-
ской рабоче-крестьянско?! республики к слабым, доныне угнетавшим-
ся народам».
Письмо Ленина не только появилось в печати, но и зачитывалось
на партийных конференциях, собраниях дехкан и рабочих. Его слу-
шали, восторженно одобряя.
Молодая Туркестанская армия строилась по образцу единой дис-
циплинированной Красной Армии. Быстро покончили с остатками
партизанщины. Отныне войска подчинялись Реввоенсовету Турк-
фронта.
Все дни и часто ночи посланцы Москвы, доверенные партии и
Ленина, проводили в напряженнейшей работе. Куйбышев и Фрунзе
были в постоянных разъездах. Обо всем происходящем они сообща-
ли в Ташкент остальным членам Туркестанской комиссии.
В одном из писем, посланном из Самарканда, после ответствен-
ных поручений и отчетов Куйбышев, между прочим, писал:
«Утром выступал на съезде, затем на митинге в старом городе...
Было много детей. Выступали представители и взрослых и детей...
Меня детишки старого города просили передать Ленину их привет
и заверение, что в лице подрастающего молодого мусульманского
поколения великий учитель и вождь освобождающихся народов
встретит горячих последователей. Эта просьба, искренне звучавшая в
устах представителей детворы и раздававшаяся среди тамерланов-
ских развалин, живых свидетелей бесчеловечного деспотического
рабства, мне кажется, заслуживает того, чтобы быть сообщенной
Ильичу».
Препятствия и трудности возникали на каждом повороте. По-
следним плацдармом разгромленной контрреволюции в Закаспии
была Бухара, где эмир сосредоточил сорокатысячную армию под во-
дительством английских и афганских офицеров. В частях Красной
Армии, осадивших Бухару, было вчетверо меньше бойцов. И, однако,
победа представителей нового мира была обеспечена. В августе
1920 года бухарские коммунисты, поддержанные младо-бухарской
партией и трудящимися Бухары, подняли восстание. Им помогла
348
Красная Армия, которой руководили в то время Фрунзе и Куйбы-
шев. Народная революция в Бухаре победила, о чем немедля Ленину
сообщил Фрунзе.
Началась иная эра на Советском Востоке, но борьба еще не
скоро окончательно утихла. Владимир Ильич неослабно следил за
ней.
Фрунзе и Куйбышев — соратники и помощники Ленина навсегда
вписали свои имена в летопись становления Советской власти и ут-
верждения коммунистических идей на туркестанских просторах. Оба
эти тогда еще совсем молодые человека отличались неутомимостью
и энергией, подобной тем героям, о которых слагались мифы в древ-
ней Элладе. Они видели счастье только в борьбе за счастье других,
жили, довольствуясь малым, могли не ложиться спать по нескольку
суток и питаться на ходу самой умеренной пищей. Их бодрость, вера,
целеустремленность и всегда ровное, веселое расположение духа
удивляли и заражали окружающих.
Мне посчастливилось знать их обоих лично. Помню, как гото-
вился к важному докладу Валериан Куйбышев. На столе его ле-
жали горы книг, отчетов, статистических таблиц, а также пожелтев-
ший сборник древнелатинских изречений и несколько томиков сти-
хов, среди которых я заметила сочинения Козьмы Пруткова и Саши
Черного.
Говоря о каком-то деятеле Антанты, Куйбышев, смеясь, доба-
вил:
Бароны воюют,
Бароны пируют...
Барон фон Гринвальдус,
Сей доблестный рыцарь,
Все в той же позицьи,
На камне сидит.
Любовь к Средней Азии, интерес к ее росту не покидали Куйбы-
шева никогда. Как-то, показав поэту Павлу Васильеву и мне кар-
тину известного мариниста, он сказал, что морская гладь, расцвечен-
ная солнцем, напоминает переливчатые краски шелка-сырца, кото-
рый ткут на халаты и одеяла узбеки.
Редко кто изучал так исчерпывающе историю народов, населяв-
ших Туркестан, как Фрунзе и Куйбышев.
Михаил Васильевич родился в Пишпеке Семиреченской области
Туркестанского края, где отец его служил фельдшером. Учился он
в городе Верном, как тогда называлась Алма-Ата.
В прекрасной Фирюзе, туркменском селении, полюбил он буду-
щую свою жену Софью Алексеевну. В память счастливых дней
назвали они сына Тимуром, и в семье жило предание о столетней
чинаре, под сеныо которой застенчивый Фрунзе впервые объяснился
в любви Софье Алексеевне.
Туркестан был всегда особенно близок, понятен и дорог Фрунзе
и Куйбышеву.
349
Ленин не мог избрать лучших посланцев и борцов, нежели эти
два славных коммуниста. Вместе с остальными членами комиссии
Фрунзе и Куйбышев в 1919—1920 годах в боях и мирном труде осу-
ществляли в Туркестане светлые идеи марксизма-ленинизма.
Владимир Ильич прекрасно понимал значение природных бо-
гатств этого, казалось бы, далекого от центра края. Идет война.
И Ленин по военному телеграфу «вне всякой очереди» обращается к
члену Реввоенсовета Восточного фронта К. А. Мехоношину с требо-
ванием: отбить у белоказаков Гурьев — спасти нефтяные промыслы
и склады. «...Нельзя ли завоевать устье Урала и Гурьева для взятия
оттуда нефти...»
Вслед за войсками в степи Туркестана отправляются экспедиции
Главнефти. Ленин тут же сносится с ЦИК Туркестана, с Реввоенсо-
ветом фронта, с председателем Турккомиссии Шалвой Элиава: ра-
боты по выявлению нефтяных залежей—дело государственное. Обя-
зываю помогать из последнего...
* *
И*
Много в Узбекистане неповторимо своеобразных, красивых горо-
дов, но наиболее удивительным, единственным в мире остается Бу-
хара. Глинобитная неровная стена, ширина которой равняется трем
верблюдам, поставленным горб к горбу, цветом и особенностью
лепки напоминает гигантское гнездо ласточки. Железные ворота
больше не закрываются, как в те далекие времена, когда в боевом
раздумье перед ними стояли, прельщенные богатой наживой, араб-
ские и тюркские полчища.
Охваченный обручем стены, старый город своеобразно расплани-
рован. Улицы столь узки, что двум арбам, бывало, не разъехаться
без продолжительной перебранки важно восседающих на них узбе-
ков, без вмешательства прохожих и остановки всего движения. На
площадях — древние мечети со следами тончайшей цветной мозаики.
Крытый деревянным навесом базар с расходящимися в стороны тор-
говыми рядами—своеобразный универсальный магазин, где суети-
лись в глубоких нишах лавочники, точно ожившие персонажи «Ты-
сячи и одной ночи». Вокруг мусульманская культура, знакомая нам
по персидским и арабским фрескам, по великим творениям Навои,
Фирдоуси, Саади. Такой увидала я Бухару в 1927 году. Минуло
всего семь лет, как произошла там социалистическая революция. На
просторной площади Регистан, перед внушительной цитаделью, ме-
нее десяти лет назад по определенным дням прилюдно секли неугод-
ных эмиру, его сановникам и муллам людей. Всюду средневековье
причудливо переплелось с новью. Рядом с символом магометан-
ства— полумесяцем и звездой — появились серп и молот — эмблема
Советской власти. И над Бухарой, как и над всем Узбекистаном,
противоборствовали в эти годы две эмблемы, две идеи. Серп и молот
вытесняли лунный серп ловчайшего Магомета.
В прекрасной Бухаре в году 1896-м, когда в Саттара-Мехасе, в
350
загородном дворце, в обществе сотни разноплеменных наложниц весе-
ло проводил время блестящий воспитанник пажеского корпуса, бало-
вень высшего петербурТского света эмир, у богатого купца Ходжаева,
проживавшего неподалеку от священного пруда, родился сын Фай-
зулла. Во всей Бухаре цвели жасмины, и запах их соцветий плыл по
городу, подавляя чад жирных пловов и поджариваемого мяса. Ново-
рожденных нигде не регистрировали. День рождения желанного на-
следника остался неизвестным. Мать на вопрос, в каком месяце ро-
дился ее сын, отвечала: «Это было, когда в саду нашем цвели кусты
жасмина».
В коротенькой автобиографии Файзулла говорит о себе скупо,
с той волнующей скромностью, которой отличалось все поколение ле-
нинских выучеников, творцов Октябрьской революции. В этом отра-
жалась их особая высокая культура духа.
Файзулла Ходжаев был одним из тех, кому предстояло воз-
главлять революционные отряды и участвовать в изгнании из родо-
вой Бухары ее самодержавного правителя. Однако с помощью ин-
тервентов эмир вернулся назад. Революционный комитет вынужден
был бежать. Эмирское правительство заочно приговорило его —
председателя Ходжаева — к смертной казни. Но революция продол-
жалась, и вскоре эмира окончательно свергли. В конце 1919 года
вместе со своей группой младобухарцев Ходжаев вступил в Комму-
нистическую партию.
М. В. Фрунзе, В. В. Куйбышев, Ш. 3. Элиава и другие работав-
шие в Туркбюро ЦК партийные деятели помогали политическому ста-
новлению революционеров-узбеков, которые последовали за Лени-
ным.
То было тяжелое время. Шла ожесточенная борьба с басмаче-
ством. Один из кровожаднейших басмачей, Хол-ходжа, бывший уго-
ловный каторжанин, человек громадного роста и чудовищной физи-
ческой силы, возглавлял банды головорезов и смерчем кружился по
Фергане. Он носил при себе мешок, в который собирал отрезанные
уши своих противников, как некогда индейцы скальпы. Под его на-
чало шли самые реакционные и опасные враги Советской власти.
Спасаясь от отрядов Красной Армии, Хол-ходжа бежал к границе,
но на узкой тропе погиб в горах под снежным обвалом. Басмачи по-
пытались опутать народ легендой, будто Хол-ходжа спасен подле-
тевшими ангелами, но исчезновение его оказалось окончательным.
Не менее серьезную опасность представляли басмачи, сражав-
шиеся под водительством Энвера-паши. Вскоре все же басмаческое
движение было подавлено не только храбростью защитников совет-
ской системы, но и благодаря мудрой ленинской политике в эконо-
мике. Ленин и под его наблюдением партийное руководство в Тур-
кестане провели денежную реформу, устранив совершенно обесце-
нившиеся особые «туркбоны», организовали пересчет цен и зарплаты
на новые, общесоветские деньги, продразверстку заменили налогом,
отменили всеобщую трудовую повинность, разрешили свободный при-
воз продуктов на базары и торговлю на них, выпустили из тюрем
351
мулл, заявивших о своей лояльности. Обстановка в Узбекистане
стала спокойнее. Влияние буржуазии резко снизилось.
Осенью 1920 года Ходжаева избрали председателем Совета на-
родных назиров (комиссаров). Он проводил в Узбекистане, в усло-
виях необычных и весьма трудных, ленинский курс, политику Ком-
мунистической партии, учась у Ленина ответственному делу — слу-
жению интересам трудящихся.
Ходжаев сообщал Владимиру Ильичу о каждой победе дехкан,
о ходе земельной реформы, о массовом походе за грамотой, о пер-
вых шагах зарождавшейся промышленности. Страна наливалась со-
ками жизни. Возникла насущная нужда в своих национальных кад-
рах. Все той же осенью двадцатого года узбекский Совет народных
назиров обратился к Ленину с просьбой помочь в создании вуза.
7 сентября Владимир Ильич подписал декрет Совнаркома
РСФСР «Об учреждении Туркестанского государственного универ-
ситета». Из Москвы приехало много научных работников, педагогов.
Разные города Российской Федерации посылали в узбекскую сто-
лицу необходимое лабораторное оборудование, учебники. Все это
привез на место специальный состав. Его назвали узбеки «Поезд
Ленина».
По путевке Владимира Ильича в Узбекистан переселились вид-
ные русские ученые В. И. Романовский, В. П. Коровин, А. С. Уклон-
ений, С. А. Молчанов. Началось воспитание национальных кадров:
узбеков, казахов, таджиков, киргизов, туркмен, каракалпаков.
Эй, угнетенный, эй, рабочий,
Пришла твоя пора — вставай.
Не выпускай из рук свободы!
Да сгинет шах, да сгинет бай!
Сейчас настало наше время,
Возьмем свои права сейчас,
Довольно мук и унижений,
Веками подавлявших нас.
Взволнованными стихами встретил отрадные перемены у себя
на родине поэт Хамза Хаким-заде. Он почувствовал прилив творче-
ского вдохновения. Одна за другой появились его пьесы «Бай и бат-
рак», «Тайны паранджи», «Прежние козни, или Проделки Майсары»,
«Прежние выборы». Поэт и драматург Хамза остро бичевал кабалу
баев, призывал развивать ленинскую культурную революцию, созда-
вать и закреплять единство социалистических наций.
Еще в июне 1920 года Владимир Ильич высказал мысль о необ-
ходимости создания в Туркестане национальных государств. В своих
замечаниях на проект Туркестанской комиссии о задачах РКП (б) в
Туркестане он писал:
«1) Поручить составить карту (этнографическую и проч.) Тур-
кестана с подразделением на Узбекию, Киргизию и Туркмению.
352
2) Детальнее выяснить условия слияния или разделения этих
3 частей».
Ленинское указание, было полностью осуществлено.
* *
*
Впервые я увидала Файзуллу Ходжаева в Ташкенте, куда при-
ехала спецкором «Известий».
Мы встретились на квартире секретаря ЦК Коммунистической
партии Узбекистана Икрамова, которого повсеместно называли ум-
нейшим и честнейшим человеком республики. Прихрамывающий, ху-
дой, болезненно бледный, он произвел на меня большое впечатление
своей приветливой непосредственностью и острым чувством юмора.
Файзулла Ходжаев показался мне вовсе не таким, какого я ожидала
встретить, наслышавшись о его отваге, необыкновенных способно-
стях дипломата и значительной образованности. Он был невысок рос-
том, гибок и тонок, как отрок. Правильно очерченное лицо малоази-
атского типа с овальными глубокими глазами и длинными ресница-
ми несколько портили синеватые шрамы от перенесенной болезни —
пендинки. Насколько Икрамов среди чужих был говорлив, шутлив,
весел, настолько Файзулла молчалив и скорее мрачен. Строго и при-
стально он вглядывался в собеседника, как бы оценивая его про
себя.
На большом предвыборном собрании я смогла услышать руко-
водителей узбекского государства. Избиратели в полосатых халатах
и в разнообразно вышитых тюбетейках отнюдь не сразу сдавались
на доводы ораторов. На этот раз Икрамов удивил меня суровым
хладнокровием и логикой, а Ходжаев — неожиданной экспансивной
силой голоса, жестикуляции, слов. Его речь магически действовала
на присутствующих и вызывала бурю чувств. Собравшиеся отвечали
различными возгласами, поднимались с мест, одобрительно махали
руками. Ходжаев на трибуне казался мне искрящимся и очень кра-
сивым. Не раз приходилось мне видеть, как в порыве творчества,
импровизации хорошели люди. Прекрасны были Ленин в минуты об-
щения с народной массой, Луначарский, Коллонтай, Киров... У Фай-
зуллы Ходжаева была та же особенность истинного борца за идею.
Узбекистан креп в тяжелых противоречиях, трудно сбрасывал с
себя вериги мрачного средневековья и привычного деспотизма бога-
чей.
Спустя несколько дней я отправилась из Ташкента по стране.
В Самарканде мне снова довелось встретиться с нагнавшим нас Фай-
зуллой Ходжаевым, и ему я была обязана тем, что насладилась
«Ликом земли», как называли древние мусульманские писатели не-
обычайный город, каждая пядь которого хранит быль истории. За-
коулок, упершийся в стену гробницы или мечети, воскрешал исчез-
нувшие эпохн, как и камень древней школы — медресе и пепельная,
сухая почва. Смуглокожий мальчик продавал легкие, источенные
веками монеты времен Александра Македонского. Значение этих
23 Заказ 2878
353
крупинок полулегендарной истории ему было неизвестно: он раско-
пал их, играя на окраине города. Армянин на Регистане предлагал
нам нефритовую гемму, и древнегреческие крестообразные письмена
подтверждали ее давность. Грубо высечена была на гемме голова
воина. Прах ее владельца давно стал землею, но печатка-талисман,
как плита над могилой, возвращала мысль живого к мертвому, к да-
лекому прошлому Самарканда, уводящему исследователя в недра
тысячелетий.
Файзулла Ходжаев в совершенстве знал историю своей родины;
он рассказал мне коротко и увлекательно о прошлом Самарканда.
Расположенный в центре сплетения дорог, ведущих в Индию,
Персию, Китай и к низовьям Волги, с хорошо орошенной плодород-
ной почвой, город за много веков до начала европейской цивилиза-
ции стал приманкой для жадных завоевателей. Их вожделения нес-
лись через смертоносные пустыни, крутые горы, буйный Зеравшан
к Самарканду, сулящему завидную добычу победителю. Кто только
на протяжении многих веков не стремился в этот город!
— Когда-то,— рассказывал Ходжаев,— здесь стояли храмы За-
ротустры и Будды. Влиянию буддийской культуры нанесли непопра-
вимый удар кровожадные и отчаянные магометане. Затем наши
предки увидели Чингисхана. Только двадцать слонов после осады
этого города оказались в плену у врага; войско защитников города
поголовно полегло на поле сражения. Потом были годы смуты. Но
в XIV веке «железный хромец» Тимурленг — этот садист и художник,
разбойник, смелый организатор и градостроитель, рассматривавший
мир как шахматную доску, избрал Самарканд своей резиденцией.
Несмотря на зной, мы с Ходжаевым обошли все достопримеча-
тельности Самарканда, и хотя прошло много лет, я помню все его
рассказы, столь значительны они были.
— Почему вы не занимаетесь литературным трудом? — спро-
сила я Файзуллу, когда мы подошли к развалинам соборной мечети
Биби-ханум.
— Сейчас я нужен на другом посту,— ответил он, чуть улыбнув-
шись.
Но обычно у него было грустное, гордое, волевое лицо.
Всем, что я узнала о Самарканде и превратила затем в очерки
для газет, я была обязана Ходжаеву. Это он так красочно и живо
рассказывал мне о старом деспоте Тимуре, который, обессиленный
недугом, торопил постройку мечети. Сотни полуголых рабов возво-
дили ее фундамент, никогда не вылезая из размытых дождем ям;
поднимали на поверхность только мертвых. Желая ускорить работу,
семидесятилетний властелин кидал рабочим куски сырого мяса. Из
Персии и Индии верблюды и люди тащили глыбы камней. Тимур хо-
тел превзойти прочностью и красотой своих строений фараоновы пи-
рамиды.
Мы побывали на его могиле. Этот крестьянский сын, с помощью
грабежей и разбоя получивший корону, призвал легенду, чтобы упро-
чить свой скипетр, и произвел себя в потомки Чингисхана. На нефри-
354
товом надгробии Тимура высечен наивный миф о непорочном, от сол-
нечного луча, зачатии девой Аланкувой его предка.
— Я покажу вам нечто, оставшееся из далекого средневековья.
Скоро в Узбекистане невозможно будет увидеть ничего подобного,—
сказал Ходжаев и повел нас по сдавленной глухими стенами улочке
Шах-Зинда.
Внизу в молельне собрались фанатики дервиши. Глаза их свети-
лись безумием, тела вздрагивали, как в ознобе; такими видела я ма-
ляриков во время острого приступа. Дервиши начали извиваться
сначала медленно, призакрыв бездумные глаза. Движения их были
механически точны. Постепенно нарастая, ускорился темп. В беспо-
щадной улыбке распустились губы, пугающе повисли руки. Тишину
чаще прерывал чувственный вздох, вопль, бормотание молитв. С при-
глушенным криком падали в фанатическом радении эти ищущие об-
щения с богом исступленные безумцы.
— И это мракобесие победим,— тихо говорил Файзулла.
Мы вырвались из молельни, как из тяжкого сна.
В 20«х годах Узбекистан стремительно менял свой облик. Фай-
зулла Ходжаев с гордостью рассказывал о новых хлопкоочиститель-
ных заводах. Лучший из них был тогда на станции Каган, подле
Старой Бухары, и показался мне высшим достижением современной
техники.
Раскрасневшиеся лица, мускулы голых рук, свет, играющий на
котлах с хлопковым маслом, раскаленные печи, распаривающие
семя черные прессы для выделки жмыха, вкусный запах горячего
жмыхового теста напоминали гигантскую пекарню. Хлопок, легкий,
как пушистые стрелки одуванчика, превращали в волокна прежде,
чем он покидал родной край.
Файзулла говорил о могучей стране хлопка, какой будет скоро
раскрепощенный Узбекистан, о разнообразных богатствах своей ро-
дины, ее красоте и людях. А время было особенно тяжелое. Ислам,
шариат, многовековой застой суровой метой обозначили страну. На
улицы узбекских городов смотрели лишь голые, грязные стены, в ко-
торых не сразу были различимы низкие калитки. Жизнь домашняя
была тщательно упрятана от посторонних глаз, невидима, как лицо
магометанки. В кишлаке Ассаке, где течет быстрый арык Шарихан-
сей, я побывала в гареме местного жителя. Не зная языка друг друга,
мы вознаграждали себя разглядыванием. Женщины щупали мою
одежду, сравнивали волосы. Одна из них, с мясистым грубоватым
лицом, украшенным блестящими карими глазами, и другая, худая,
нежная, оказались женами хозяина. Дочь одной из них была совсем
еще девочкой Трудно было представить себе, глядя на ее глаза, ре-
шительную складку губ и сильный подбородок, что и она покорно
носит паранджу — символ порабощения.
В этот день в кишлаке Ассаке произошло убийство. Муж-хозяин
зарезал жену, сбросившую покрывало, закрывавшее ее лицо. Это был
не единичный случай. Муллы и старики — стражи косности — бес-
человечно боролись против равноправия. Разведенные при содействии
355
женотделов женщины часто гибли от рук фанатиков и родствен-
ников.
Из кишлака Ассаке я отправилась по городам Ферганы.
Фергана, одно из самых красивых мест на земле, показалась мне
огромным душистым садом. Старинное предание гласит, что соловей
может порхать по Фергане, прыгая с ветки на ветку, никогда не под-
нимаясь над деревьями. Плодородная долина в течение тысячеле-
тий создавалась с помощью искусственного орошения руками, муску-
лами людей на безводных пустырях и стала великолепным оазисом.
В 20-х годах в Фергане была наибольшая во всем СССР плотность
населения. Среди тополей и шелковиц, фруктовых деревьев и вино-
града, цветов и густых кустов двигались люди, вереницы груженых
верблюдов, кавалькады бородатых всадников, арбы, тележки, запря-
женные медленно бредущими умными ослами, стада баранов и шум-
ные автомобили.
На вокзале города Намангана со мной случилось происшествие,
едва не окончившееся плачевно. На базаре я купила национальный
женский костюм и пышные серебряные украшения для волос, серьги
и браслеты. Вернувшись в вагон, я заплела косы и нарядилась в уз-
бекское платье, а затем выглянула в окно купе. Тотчас же на пер-
роне начался гул и собралась толпа мужчин, которые угрожающе
кричали мне что-то по-узбекски. Лица их и мелькавшие кулаки не
предвещали ничего доброго. Как оказалось, они вообразили, что я
местная уроженка и не только сбросила паранджу, но и собираюсь
бежать из Ферганы. Нелегко удалось потушить пожар в сознании
озверевших поборников женского закрепощения.
Узбекистан как бы нагонял упущенное время. В Ташкенте уже
построили первую гидроэлектростанцию, и символически протянул
над ней бронзовую руку Ильич. Женщины в парандже, точно нахох-
лившиеся черные птицы, реже и реже появлялись в парке подле за-
городного арыка Бос-су, где утвердился новый век, наступивший в
дни победы над басмачеством и тьмой.
Я знала о том, как доблестно бился с Энвером-пашой — врагом
советского строя и революции — Файзулла Ходжаев. Орден Красного
Знамени украшал его грудь. К высокой награде представил его
В. И. Ленин.
Наши последующие встречи происходили уже в Москве, куда
он часто приезжал, так как был одним из председателей ЦИК Со-
юза. Бывая у нас, он любил слушать музыку. Как-то он пришел с
Икрамовым. Они познакомились у нас с одним поэтом, гимназиче-
ским товарищем моего мужа. Поэт — частый наш гость — читал в
тот вечер свои стихи. Мы слушали, затаив дыхание и восторженно
одобряя их. Ходжаев стоял рядом с поэтом все время, пока длилось
чтение. Он оказался знатоком русской литературы и долго оживлен-
но говорил о великих стихотворцах, цитируя то Пушкина, то Блока,
то Брюсова.
— Я получил образование в России,— сказал он между про-
чим.— Мой отец увез меня из Бухары одиннадцатилетним мальчи-
356
ком. Он был тщеславен и видел меня в мечтах знатным человеком,—
шутил Файзулла.— Я не оправдал его надежд и уже в 17 лет избрал
другой путь. В 1917 году стал членом Центрального комитета мла-
добухарцев. Мы боролись за революцию, реформы, а затем подня-
лись на эмира. Вскоре я стал учеником Ленина, и это была для меня
самая прекрасная пора...
Кто-то из присутствующих сказал:
—• Купеческие сыновья бывали иногда великими революционе-
рами.
— Не часто,— заметил Ходжаев.
— Но зато в их числе Фридрих Энгельс,— последовал ответ.
— А ты, Файзулла, достиг такого почета, о котором не мог
мечтать даже твой чванный отец. Быть избранным председателем
высшего органа власти первого в мире рабоче-крестьянского госу-
дарства— да это никому, вероятно, в вашем роду и во сне не сни-
лось,—'улыбнулся Икрамов, который сам происходил из семьи бат-
рака.
Ленинской политике, идеям Маркса и Ленина обязаны были рес-
публики Средней Азии чудодейственным преобразованием. На
VIII съезде Советов, говоря о них, Ленин пояснил: «Эти республики
являются доказательством и подтверждением того, что идеи и прин-
ципы Советской власти доступны и немедленно осуществимы не
только в странах, в промышленном отношении развитых, не только
с такой социальной опорой, как пролетариат, но и с такой основой,
как крестьянство».
Прошло более полувека. Сказочно изменился Узбекистан, страна
большой индустрии и необозримых хлопковых плантаций — этих при-
исков «белого золота».
Гений Ленина в провидении значимости и возможностей полу-
феодального Туркестана торжествует еще раз. Это остро чувствуешь,
когда путешествуешь по землям Советской Средней Азии.
Ленинская национальная политика стала той волшебной палоч
кой, которая меняет лицо мира.
Бем Джимбинов
ОН НАС БРАТЬЯМИ НАЗВАЛ
Письмо батыр могучий
нам написал...
Калмыков Ленин
братьями назвал.
МОРХАДЖИ НАРМАЕВ
Обширны и необозримы просторы Калмыцких степей, раскинув-
шихся между Волгой, Каспием и тихим Доном. Более трех веков
живут здесь скотоводы-кочевники. Довольствуясь своей древней вой-
лочной кибиткой, они не строили ни постоянных жилищ, ни круп-
ных населенных пунктов. Следуя за своим скотом, переходили с од-
ного пастбища на другое. Так жили они — неграмотные, объедаемые
и обираемые «своей» феодально-родовой знатью — нойонами и зай-
сангами, то есть князьями и дворянами, угнетаемые русскими коло-
низаторами. «Жалобы сего смирного и доброго народа,— писал
Л. С. Пушкин,— не доходили до высшего начальства».
...Шел грозовой 1919 год. Вся Калмыцкая степь, от края до края,
оказалась в огне ожесточенной борьбы. Единственный грамотный че-
ловек в хотоне — селении Бадма Хечив сидел в поношенном город-
ском костюме за самодельным столиком. Перед ним лежала раскры-
тая книга, тускло освещаемая керосиновой лампой, привезенной из
города. Он то вставал, то снова садился за чтение. Обыкновенный
калмыцкий паренек Бадма не только рано научился русской гра-
моте, но и пристрастился к чтению. Ему не больше двадцати лет, но
как он преуспел в самообразовании! В последние год — полтора
учился в Астрахани, встречался с самим Амур-Сананом, сян-кюном
степей — писателем, коммунистом, и с Араши Чапчаевым — предсе-
дателем Калмыцкого исполкома. От них узнал о победе Октября, о
Ленине.
358
Когда Бадма собрался на побывку домой, Чапчаев поручил ему:
— Внимательно присматривайся к обстановке на местах, при-
слушивайся к настроениям земляков, разъясняй им обращение
II Всероссийского съезда Советов «К рабочим, солдатам и крестья-
нам» о победе пролетарской революции. Разъясни всем «Деклара-
цию прав народов России», подписанную Лениным.
В отдельную тетрадку Бадма аккуратно выписал из обращения
«Рабочим, солдатам и крестьянам!», составленного Владимиром
Ильичем, то место, где объявляется, что Советская власть «обеспе-
чит всем нациям, населяющим Россию, подлинное право на само-
определение». Бадма захватил с собой и «Декларацию прав народов
России», которая провозгласила: равенство и суверенитет народов
России; право народов России на свободное самоопределение вплоть
до отделения и образования самостоятельного государства; отмену
всех и всяческих национальных и национально-религиозных приви-
легий и ограничений; свободное развитие национальных меньшинств
и этнографических групп, населяющих территорию России.
Увы, все, что увидел юноша своими глазами в родных местах,
прямо противоречило тому, что провозгласила Советская власть.
Там, в Калмыцкой степи, жили пока по-старому.
— Красная Армия, посланная Лениным,— говорил Бадма,—
одерживает все новые победы. Еще в начале прошлого года стали
советскими Астрахань и устье реки Волги, а до этого была установ-
лена Советская власть в Ставрополе — втором центре по управлению
калмыцкими землями. Очень скоро Красная Армия очистит от бело-
гвардейцев всю нашу степь...
Беспокойно и тревожно провел Бадма ночь в родном хотоне.
Рано утром прибежал дядя Дорджи Санджиев, сообщивший прене-
приятную весть. За ночь большинство односельчан, услышав, что со-
седний хотой Цорос занят белогвардейским отрядом, наскоро собрав
свои пожитки, бежали в другую сторону.
Дядя советовал Бадме немедленно вернуться в Астрахань, ибо
тут погибнет. А если в Астрахани он расскажет об увиденном в сте-
пи, может быть, руководители Советской власти спасут калмыков от
грабежей и разбоя белогвардейских банд.
Но как попасть в Астрахань? В степи нет железной дороги. Гу-
жевые пути занесены снегом, перерезаны различными бандами.
Не размышляя, Бадма пешком одолел свыше пятидесяти кило-
метров и добрался до станции Торговая (ныне Сальск). Отсюда
только на двенадцатые сутки он оказался в Астрахани.
В первые же дни после установления Советской власти в Астра-
хани была создана Калмыцкая секция при губисполкоме, затем —
Центральный исполнительный комитет Совета депутатов калмыцкого
народа. Поэтому сюда, в Астрахань, стекались гонцы и ходоки со
всех концов степей. Они рассказывали, что деникинцы, как голодные
волки, рыскают по степи, грабят все подряд, жестоко расправляются
с отставшими ранеными и больными красноармейцами, угоняют скот
и расстреливают тех мужчин, кто не хочет уходить с бандами.
359
По совету председателя Калмыцкого исполкома А. Чапчаева
было решено ехать в Москву и доложить обо всем Ленину. Оче-
видно, Чапчаев сообщил по телеграфу, что скоро прибудут в совет-
скую столицу наши делегаты.
Уже на другой день после приезда калмыцких посланцев при-
няла секретарь ЦК партии Е. Д. Стасова.
Амур-Санан и Бадма, беседуя с ней, поразились ее памяти...
Неожиданно раздался телефонный звонок.
— А, Владимир Ильич! — воскликнула Елена Дмитриевна.
И тут же рассказала, о чем беседует с калмыками.
Через несколько дней они были приглашены в Кремль на засе-
дание ЦК партии. Утверждался текст воззвания В. И. Ленина к кал-
мыцкому народу. Оно начинается со слова «братья».
«Братья калмыки!
Все прошлое Вашего народа — это беспрерывная цепь страда-
ний. Народ Ваш, благодаря своей хозяйственной и политической от-
сталости, всегда был предметом эксплуатации со стороны более силь-
ных соседей. Самодержавное царское правительство, распространив-
шее кровавым путем захвата свою власть на многие инородческие
племена, наложило цепи рабства и на свободолюбивый калмыцкий
народ. Завладев, самодержавие все время обращалось с Вами, как
с рабами. Земли, находящиеся в Вашем пользовании, урезывались!
Вам запрещали обучаться, печатать книги на родном языке. Вас на-
меренно держали в темноте для того, чтобы легче было Вас угне-
тать...»
Дальше говорится о насилиях, совершаемых в Калмыцких сте-
пях врагами рабоче-крестьянской Советской власти, что «им помога-
ют заграничные, английские, французские капиталисты, угнетающие
сотни миллионов ваших соплеменников и единоверцев в Азии. Только
слепой не видит, к чему стремятся эти господа. Они хотят восстано-
вить старые порядки, при которых калмыцкий народ будет страдать
так, как страдал сотни лет при царизме. Но теперь этого не будет».
Первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян
«приложит все усилия к тому, чтобы помочь трудовому калмыцкому
народу восстановить разрушенное войной хозяйство и чтобы предо-
ставить в его пользование... достаточное количество земли для веде-
ния восстановленного скотоводческого и других видов хозяйства тру-
дового калмыцкого народа».
Слова ленинского обращения, точно на крыльях, разнеслись по
всей Калмыцкой степи. «Ленин нас братьями назвал», «Мы — братья
Ленина!» — радостно говорили незнакомые люди друг другу.
Во всех освобожденных улусах и хотонах проходили собрания и
митинги, на которых зачитывалось обращение В. И. Ленина. Его
разъясняли и в тылу деникинских банд посланные туда опытные пар-
тийные работники. Десятки степных джигитов, оседлав отборных
скакунов, присоединялись к кавалерийским частям Красной Армии.
После возвращения из Москвы Бадма был послан со специаль-
ным донесением в село Болхуны. Здесь он встретился с прославлен-
360
ними героями гражданской войны Харти Кануковым и Василием
Хомутниковым, формировавшими Калмыцкую кавалерийскую диви-
зию. Опытный политработник Харти Канунов перевел и издал на
калмыцком языке обращение В. И. Ленина и его биографию. Стала
популярной среди калмыков и легенда о внуке, передававшаяся из
уст в уста. Легенда о том, что бабушкой Ленина — матерью его отца
Ильи Николаевича Ульянова — была калмычка.
Маленький Володя очень привязался к бабушке своей, часто
ездил к ней в гости, полюбил крепкий калмыцкий чай с молоком, его
аромат и соленый вкус и борцики (пресные лепешки) к нему.
А политкомиссар Харти Кануков, как бы подтверждая эту леген-
ду, рассказывал, что Ленин действительно родился на Волге. Еще
ребенком видел тяжелое положение татар, калмыков, чувашей и дру-
гих малых народов Поволжья и в молодости понимал уже значение
национального вопроса в такой многонациональной стране, как Рос-
сия. Он настойчиво убеждал, что русский пролетариат не сможет
освободиться от гнета царизма и капитализма, если он не сумеет
привлечь на свою сторону все угнетенные и порабощенные народы.
В музее хранится ленинское обращение, напечатанное на куске
серого полотна.
«Этот кусок материи не раз лежал в сапоге,— свидетельствует
писатель Петр Павленко.— Как драгоценное знамя, утаиваемое от
вражеских рук, его передавали из сапога в сапог, из шатра в шатер,
от человека к человеку. Кусок бумаги давно уже стерся бы от при-
косновения стольких рук и ног. Складки, прорвавшие бумагу в де-
сятках направлений, навсегда сморщили и материю. Ее не отмыть,
не выгладить. Но этот ветхий полотняный кусок навсегда должен
остаться таким, как он есть. На боевых знаменах не штопают дыр
от пуль, с них не смывают ни пятен крови, ни грязи сражений — вы-
линявшие, окровавленные, выпачканные в земле, изорванные штыка-
ми, они представляют собой лучшую славу старых бойцов.
Кровь на знамени — знак крови, пролитой всеми. Этот кусок по-
лотна— тоже знамя. Еще, наверно, живы некоторые из удальцов,
перевозивших его в сапоге по широким степям Калмыкии.
Не один, конечно, расплатился кровью и жизнью за опасное де-
ло— возить по степи и показывать людям обрывок ткани, на кото-
ром напечатано воззвание товарища Ленина к калмыцкому народу.
И это первая книга о Калмыкии, которую я знаю. Она коротка.
Но за недлинным ленинским текстом встает жизнь. Видавший виды
кусок полотна — это повествование. И складывается книга, во-
ображаемая и не написанная, но вдруг схваченная одними глазами.
Она говорит о беспрерывных страданиях, бедности и вместе с
тем об упорстве, настойчивости и отваге калмыков. Она читается
долго. Встают степи, сражения. Калмыцкие полки Разина. Калмыц-
кие полки Булавина. Не раз поднимаются калмыки вместе с рус-
ским народом, решая свою судьбу в общих сражениях против общих
врагов. Калмыцкие всадники Оки Ивановича Городовикова в рядах
Первой Конной».
361
...В начале 1919 года душой обороны города Астрахани и края
стал Сергей Миронович Киров, посланный сюда Лениным. С частями
прославленной XI армии Киров прошел по Калмыцкой степи, осво-
бождая ее от банд насильников.
«Белогвардейцам в их походе через Калмыцкие степи,— говорил
Киров,— улыбается возможность пограбить кочевое население». Но
наступление XI армии, поддержанное степняками, было столь стре-
мительным, что деникинцы еле унесли ноги. В ряды XI армии вли-
лись калмыцкие конники во главе с X. Джалыковым, которые про-
шли с боями до самого Баку.
Во время этого похода С. М. Кирову не раз приходилось ноче-
вать в калмыцкой кибитке, оценить гостеприимство кочевников к по-
сланцу Ленина. Политорганы XI армии помогли тогда организовать
первые коммунистические ячейки в поселках Калмыцкий Базар и
Яшкуль на Каспийском взморье. А весной был устроен смотр час-
тей, направлявшихся на борьбу с белогвардейцами. На смотр был
выведен и Калмыцкий кавалерийский полк. В этот полк немногим
позже приезжал всероссийский староста Михаил Иванович Кали-
нин, передавший бойцам привет от Владимира Ильича.
В следующую весну 1920 года почти вся Калмыцкая степь была
уже освобождена от Деникина. Стало возможным созвать общекал-
мыцкий съезд Советов, о котором говорилось в обращении В. И. Ле-
нина. Съезд состоялся летом в поселке Чилгир. Сюда на конных под-
водах, на верблюдах, со своими кибитками и продовольствием при-
были представители астраханских, ставропольских, донских и тер-
ских калмыков. Из Астрахани привезли на подводах и доски, чтобы
выстроить помещение, предназначенное для съезда, и казармы для
воинских частей, призванных охранять съезд.
Почетным председателем съезда с воодушевлением избрали Ле-
нина. Но делегаты чувствовали, что Владимир Ильич не просто по-
четный председатель, а он здесь, в зале, вместе с ними. У всех на
руках был не только текст ленинского обращения, но и два других
документа, подписанные Владимиром Ильичем,— постановления
«О новом устройстве земельного быта калмыцкого народа» и «Об
охране и восстановлении калмыцкого животноводства».
Доклад «Калмыки и Октябрьская революция» сделал калмыц-
кий военный комиссар А. Маслов, о текущем моменте доложил пред-
седатель Калмыцкого ЦИК А. Чапчаев. А вот и принята делегатами
резолюция: «Калмыцкий трудовой народ, в течение веков находив-
шийся под тяжелым национальным, экономическим и моральным
гнетом самодержавия, ныне освобожденный и призванный волею Ве-
ликой Октябрьской революции к свободному строительству своей
жизни и культурно-экономическому возрождению, постановляет: го-
рячо приветствовать доблестных братьев русских рабочих, крестьян
и трудовых калмыков, потом и кровью даровавших полную свободу
мелким народностям, угнетавшимся самодержавием, и поддерживать
всеми моральными и материальными средствами завоевания Ок-
тябрьской революции».
262
В «Декларации прав калмыцкого трудового народа» провозгла-
шено объединение всех разбросанных частей калмыцкого народа в
одну административно-хозяйственную автономную единицу. В Де-
кларации особо отмечено: свободное существование калмыцкого на-
рода и его культурно-экономическое возрождение возможно только
в тесном союзе с братским пролетариатом России.
Было принято еще одно важное обращение — «К народам Вос-
тока», адресованное братьям-буддистам Индии, Тибета, Монголии,
Китая, Сиама и других смежных стран. «Святое и прекрасное дело
совершили русские рабочие и крестьяне. Отныне колыбелью свобод
для угнетенных всего мира является свободная Россия, советская и
социалистическая Россия. От нее несутся призывные звуки набата,
братские кличи, зовущие к освобождению всех угнетенных...»
Калмыки послали свою делегацию на съезд народов Востока в
Баку. И вскоре по хотонам разнеслась приятная новость: в специ-
альную делегацию для поездки к В. И. Ленину включен и предста-
витель калмыцкого народа. Когда на заседании Политбюро ЦК
РКП (б) В. И. Ленин предоставил слово Амур-Санану, тот очень за-
волновался. А все же сумел высказать самое важное:
— Мы, идейные сторонники Советской власти, не можем мол-
чать и не довести до сведения высших партийных и советских
инстанций. На места, захваченные белогвардейцами, приезжают
корреспонденты английских газет, фотографируют развалины буд-
дийских храмов, и эти снимки, как иллюстрацию большевистского
варварства и национального гнета, распространяют по всему буд-
дийскому Востоку — по Индии, Цейлону, Сиаму, Китаю...
Владимир Ильич внимательно слушал, а после сделал вывод:
— То, что говорил представитель калмыков,— вопиющее явле-
ние. Необходимо принять меры к ликвидации его.
На том же заседании Политбюро было решено назначить стро-
жайшее расследование злоупотреблений и насилий, совершенных бе-
логвардейцами по отношению к восточным народностям (в особен-
ности калмыкам, бурятам и т. д.), подвергнуть виновных наказанию.
И признать необходимым проведение в жизнь автономии, в соответ-
ствующих конкретным условиям формах, для тех восточных нацио-
нальностей, которые не имеют еще автономных учреждений; в пер-
вую голову для калмыков и бурятов.
Нарком по делам национальностей выполнил поручение.
В. И. Ленин рассмотрел проект декрета об образовании автономной
области калмыцкого народа и внес в него свои поправки.
В ясное, предпраздничное утро 5 ноября 1920 года председатель
Калмыцкого исполкома А. Чапчаев пригласил к себе молодого жур-
налиста Бадму и протянул ему телеграмму В. И. Ленина и М. И. Ка-
линина: «Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет и
Совет Народных Комиссаров постановляют: образовать Автономную
область калмыцкого народа. Установление границ и выработку по-
ложения автономной области поручить комиссии в составе предста-
вителей Наркомнаца, Наркомвнудела и Наркомэема с участием
363
представителей заинтересованной национальности и заинтересован-
ных губисполкомов... созыв комиссии поручить Наркомнацу».
Так были собраны разбросанные в мрачные дни царизма по раз-
ным губерниям и областям калмыки. Возрожденный народ получил
право и возможность строить новую счастливую жизнь в братской,
дружной семье великого Советского Союза.
* *
Надежда Константиновна Крупская вспоминает, что в разгар
гражданской войны она как-то услышала из уст Владимира Ильича
фразу: «Надо посоветоваться с Марксом».
Для Коммунистической партии Советского Союза, созданной
В. И. Лениным, для всех возрожденных народов СССР стало орга-
нической потребностью: при всех важных поворотах своей жизни
непременно советоваться с Ильичем.
Постоянно советуясь с Ильичем, твердо следуя его указаниям,
калмыцкий народ коренным образом изменил весь облик своих сте-
пей. Теперь нет старой, отсталой, неграмотной и нищей Калмыкии.
Есть преображенная социалистическая автономная республика.
Там, где совсем недавно чернели насквозь прокопченные кибит-
ки кочевников, построены благоустроенные колхозные и совхозные
поселки. Далеко видны огни первых городов в степи: Элисты — сто-
лицы республики и Каспийска — крупного центра рыбной промыш-
ленности на Волге и Каспии. Закончено строительство железной до-
роги Дивное — Элиста.
В. И. Ленин, подписывая в октябре 1919 года постановление
Советского правительства «Об охране и восстановлении калмыцкого
животноводства», хотел сохранить и развить это основное богатство
степного края. Теперь на обширных пространствах пасутся милли-
онные отары овец, сотни тысяч голов крупного рогатого скота.
Скотоводы-кочевники стали земледельцами, мастерами высоких
урожаев. Из республики, потребляющей зерновые продукты, Калмы-
кия превратилась в крупного поставщика зерна. Край степного
кочевья стал республикой развитой индустрии. Десятки наших
промышленных предприятий производят консервы, обувь, трикотаж,
цемент, машины, кожу и еще очень многое. И всех калмыков очень
порадовало, когда за успехи в хозяйственном и культурном строитель-
стве и в ознаменование 350-летия добровольного вхождения кал-
мыцкого народа в состав Российского государства Калмыцкая АССР
была удостоена высшей награды Родины — ордена «Ленина.
Бесконечно близки, дорогой образ родного и любимого Влади-
мира Ильича, который все калмыки носят в своем сердце, теперь
смотрит на нас с красного знамени республики.
Аршалуис Аршаруни
ЛЕГЕНДА ГОР
И посланцы народа спешили домой,
По пути обсуждая идеи и планы.
И несли они горцам портрет дорогой,
Где написано Лениным:
«Красному Дагестану».
РАСУЛ ГАМЗАТОВ
В наших горах редко кто из чужих бывал, тем более ходил много
дней, месяцев. Если кто и посещал Дагестан, то непременно в со-
провождении местных жителей, горцев. Так было в далеком про-
шлом, так продолжало оставаться и в тревожные дни революции,
когда вдруг где-нибудь и покажется из-за утеса притаившийся
враг.
Но человек, о котором разнеслась, как эхо в горах, народная
молва, ходил по нашим горам. Ходил без оружия и сопровождаю-
щих. Он побывал во многих ущельях, аулах. И все ходил и ходил,
будто что-то потерял. Да, он искал, искал очень важное, нужное, по-
этому так неутомимо шагал по стране.
Его многие видели. То в Хунзахе, то в Гербегеле. Встречали в
Ботлихе, неожиданно в Гунибе — по всему Дагестану. И все о нем
говорили, выходили навстречу, ждали. Может быть, ему нужна
какая-нибудь помощь?
Горцы дознались что ищет он в наших горах. Волшебный
камень! Если этот человек взялся за какое-нибудь большое дело,
непременно выполнит. Ведь ищет он не для себя, а для всех нас,
горцев.
Нам очень хотелось, чтобы волшебный камень был найден. Но
старики упорно твердили: никогда и никто в прошлом не заикался
365
даже о подобной находке. Сколько полководцев и войск прошло че-
рез наши горы! Сколько людей побывало у нас, но золото никто,
решительно никто не добыл!..
— Волшебному камню не место в суровых горах!
Хотя Дагестан велик и в нем много ущелий, утесов и непрохо-
димых тропок, никакая тайна здесь не удержится долго. Горец все
разузнает.
Такова природа нашего горца — следопыта. Так заведено в го-
рах с самых давних времен.
Мы узнали: имя этого человека — Ленин!
Да, это он приехал к нам, передавали в народе, пошел в горы,
начал поиск.
— Не может быть,— говорил Ленин своим помощникам и дру-
зьям,— чтоб в такой стране, как Дагестан, не было большого богат-
ства. Не верю!
Окружающие Ленина мудрецы приносили ему старинные, древ-
ние книги, летописи: убедитесь, Владимир Ильич, уверяли его, горы
и камни заполнили Дагестан. Нет в нем ничего хорошего: ни земли
для пахоты, ни пастбищ скоту, пи садов, ни дорог, решительно ни-
чего...
Ленин слушает и отрицательно качает головой:
— Нет, не так...
— Даже само название Дагестан означает «страна гор», то есть
край, где ничего не растет, ничего нельзя сеять, ничего нельзя де-
лать среди камней...
— Нет,— говорил Ленин,— не так. Любое название еще не до-
казывает, что в горах нет ничего полезного. Хорошенько спросите у
своего народа, он и откроет, где спрятаны богатства края. Теперь
ведь сам народ — хозяин своей судьбы. Он позаботится, чтобы горы
отдали припрятанные сокровища.
Так ответил Ленин всем, кого созвал на совет. Потом сам поки-
нул Москву и, никому ничего не сказав, приехал в Дагестан, пошел
по горным тропам.
Однажды, совершенно неожиданно, Владимир Ильич встретил
горца, старого человека, аварца по национальности, по имени Мур-
тазали, красного партизана, которого Серго Орджоникидзе благо-
дарил за мужество на съезде в Темир-Хан-Шуре. Да, Муртазали
многим в Дагестане известен. Знали его и старики, и юноши, в го-
рах и в долине. Оказывается, его знал и Ленин, хотя они встрети-
лись впервые.
Старый горец не мог себе представить, что ему когда-нибудь
придется беседовать с Лениным. Да и как представить, если красный
партизан Муртазали никогда за пределы Дагестана не выезжал,
а из всех городов на свете побывал только в одном Темир-Хан-
Шуре.
...Вот в горах они и встретились: Ленин и аварец Муртазали.
Поздоровались, сели отдохнуть. Старик достал чубук, набил, заку-
рил, предложил гостю, но тот поблагодарил и отказался.
366
— •Я слыхал,— начал горец разговор,— ты в наших горах
ищешь скрытые богатства. Может быть, я смогу чем-нибудь быть
тебе полезным?
— Брат Муртазали...— начал Ленин.
Старик удивился: незнакомец не только его знал, но и назвал
его по имени. Незнакомец знает адат горцев, старшего называет с
почтением. Это взволновало партизана.
— Брат Муртазали,— повторил Ленин,— в горах Дагестана та-
кое количество богатств, что хватит твоим внукам, внукам твоих вну-
ков и их внукам... Я предполагал, но теперь сам убедился в этом:
важнейшее богатство страны — ее люди, трудящиеся горцы. Ты —
мудрый странник, сын Дагестана, знаешь, что горы никогда не рас-
кроют свои сокровища ни бездельнику, ни проходимцу, ни чуже-
странцу, пришедшему сюда за чужим добром. Нет, брат Муртаза-
ли, природа мудра. Она знает и умеет различать друга от недруга,
человека труда от бездельника, джигита от труса.
Старик аварец все смотрит на собеседника и никак не может
припомнить, где же он его встречал до этого. Уж очень он кажется
ему знакомым: и голос, и внешний вид, и разговор, и мудрость его.
— Твоя правда,— отвечает Муртазали,— без труда ничего не
получается. Но позволю себе заметить: камни не богатство, а сплош-
ное несчастье. Из камня не получишь ни зерна, ни шерсти, ни мяса.
— Да, конечно, так будет, если будем жить по старинке. А вот
я искал и нашел.
— Что же ты у нас нашел, в наших горах, друг?
— Волшебный камень — золото! — И посоветовал Ленин гор-
цам: — Ищите, и вы еще многое найдете.
Такова одна из примечательных легенд Дагестана, записанная
мною без малого сорок лет назад.
* «
*
Однажды нас, двух литераторов, пригласил к себе на обед пред-
седатель Совнаркома Дагестанской Автономной Советской Социа-
листической Республики Джалил Коркмасов.
Мой коллега, писатель из Москвы, задумал большое произведе-
ние о Дагестане. Коркмасов охотно вызвался помочь ему. Джалил
был бессменным председателем Совнаркома в течение пятнадцати
лет, знал Владимира Ильича задолго до Октябрьской революции,
встречался с ним в эмиграции и пользовался среди профессиональ-
ных революционеров всеобщим уважением.
Горец по происхождению, Коркмасов сохранил на протяжении
всей жизни удивительные черты коренного жителя Северного Кав-
каза: гостеприимство, общительность, чуткость. Он был внимателен
к нуждам людей, чрезвычайно прост в обращении с ними. Много чи-
тал на русском и французском языках, которыми владел безупреч-
но. Знал мировую историю, особенно любил (и этого не скрывал)
якобинцев.
367
Все мы, горцы, уважали этого убежденного интернационалиста,
ленинца, умело сочетавшего теорию с практикой.
Мне думается, что даже в нашей огромной и многонациональ-
ной стране не найти еще одного такого края, где на один миллион
населения приходилось бы столько языков и этнических групп.
Только основных языков коренного населения у нас шесть. До сих
пор встречаются аулы, где язык одного из них непонятен другому,
соседнему.
Дагестанские народности и племена не имели своей националь-
ной письменности. Официально считалось, что у них арабский алфа-
вит. Но дагестанцы в действительности им не пользовались, ибо
сплошная неграмотность непроницаемой стеной отделяла горцев от
иноязычной письменности.
Джалилу Коркмасову, вместе с группой талантливых большеви-
ков из местных национальностей, пришлось начать сначала разра-
ботку письменности для своих народов. В этом большом и благород-
ном деле дагестанцы имели много друзей среди русских, азербай-
джанцев. На всех республиканских, всесоюзных и международных
конференциях и конгрессах по тюркологии, языковой проблеме, пе-
реходу тюркских народов на латинский алфавит Коркмасов был не-
изменным участником, нередко докладчиком. Его можно назвать
строителем самого широкого профиля, государственным деятелем
нового типа — ленинской школы. И совершенно не случайно его дея-
тельность так высоко ценил Ленин, пристально следивший за пер-
выми шагами молодого государства Дагестана, начавшего путь не-
капиталистического развития при помощи и поддержке российского
пролетариата.
5 ноября 1920 года Красная Армия под командованием
М. В. Фрунзе опрокидывает сопротивление Врангеля на Перекопе,
лавиной устремляется в Крым, освобождая последний рубеж нашей
земли от белогвардейцев. А через восемь дней в центре Дагестана, в
городе Темир-Хан-Шура (ныне Буйнакск), на втором съезде горцев
по поручению Ленина народный комиссар национальностей РСФСР
И. В. Сталин провозглашает автономию Дагестана. Съезд избирает
свое первое Советское правительство во главе с Коркмасовым.
— Формирование правительства,— рассказывает наш добрый
хозяин за обедом,— было сложным и очень хлопотливым делом. Все
наркомы должны быть известны народу, проверены в сражениях с
врагами. Хотелось соблюсти и национальную пропорцию без «пере-
бора» или «недобора», чтобы правительство было представительным,
народным в полной мере. Размышляли мы и о том, какую непосред-
ственную материальную помощь смогла бы оказать нам Советская
Россия. Конечно, знали, что она сама находится в большой нужде.
Но старший брат не может не поделиться с младшими, если у не-
го в руках имеется хоть ломоть хлеба... Со Сталиным, мы догово-
рились: он подробно информирует Ленина, а мы тем временем
подготовим наши соображения, наметки и пришлем делегацию в
Москву...
368
Через несколько месяцев Коркмасов, Тахо-Годи и Хизроев от-
правились к Ленину. Горцы хорошо знали своих посланцев. Я уже
охарактеризовал Коркмасова. Алибек Тахо-Годи был ему под стать.
Участник первого съезда горцев Кавказа (созванного в мае 1917 го-
да), он за три года, то есть со времени свержения царя до установ-
ления автономии Дагестана, успел стать большевиком и первым нар-
комом просвещения. Участок, выпавший на его долю, был очень
трудным, противоречивым, сложным. Предстояло на пустом месте
поднимать школы, готовить учителей, написать, подготовить и вы-
пустить учебники, внушить родителям, что девочки также могут и
должны посещать школу, вести непримиримую борьбу с реакцией,
скрывающейся за ширмой шариата и ислама... Но работа Нарком-
проса не кончается заботами о школе. Я встречал Алибека на меж-
дународном конгрессе востоковедов, в редакции ученых записок по
истории Дагестана, находил его имя на обложках книг. В одной из
них — «Революция и контрреволюция в Дагестане» — он опублико-
вал много интересных и важных документов, проявил себя вдумчи-
вым марксистом-исследователем.
Тахо-Годи носил сапоги и галифе, длинную горскую рубашку,
туго затянутую поясом. Худой, подтянутый, с какой-то мягкой улыб-
кой на лице, уверенный и сдержанный в жестикуляции, он подни-
мался на трибуну, смотрел на сидящих в зале и, не доставая ника-
кой бумаги, начинал говорить на безукоризненном русском языке.
Он знал, что говорить: о научных достижениях страны гор, о про-
блемах, стоящих перед освобожденным народом. С такой речью он
выступил и на международном конгрессе среди известных советских
и зарубежных кавказоведов.
Вот еще один из замечательных горцев — Ибрагим Алиев. Вне-
шностью полная противоположность Тахо-Годи. Невысок, да еще с
небольшим горбом на спине. Тихий, совсем незаметный среди рослых
и плечистых горцев. Но среди своих коллег он был признанным ав-
торитетом по всем важным правовым вопросам и пользовался ис-
ключительной любовью в нашей партийной среде.
Партия всегда направляла Алиева на самые важные участки
работы. Он был секретарем обкома РКП (б), наркомом юстиции,
прокурором республики. Он сторонился парадных и шумных при-
емов, представлений, встреч. Жил на одной из окраинных улиц Ма-
хачкалы, в домике с окнами на улицу. Большую комнату, служив-
шую кабинетом и приемной наркома, всегда заполняли посетители,
даже в неурочные часы. К нему ходили, приезжали за советом.
Часто и он совершал поездки по республике. Много выступал.
Но я не помню случая, чтобы он на каком-либо заседании или кон-
ференции занимал такое место, с которого его могли бы видеть мно-
гие в зале. Наоборот, он старался быть незамеченным, садился в зад-
них рядах президиума, внимательно слушал выступающих, читал
все проекты рекомендуемых резолюций и постановлений, делал ре-
дакционные поправки, вносил добавления.
Человек дела, неутомимый труженик партии коммунистов.
24
Заказ 2878
369
Теперь в пору предоставить слово руководителю делегации
Коркмасову.
— Вы спрашиваете, как прошла встреча с Владимиром Ильи-
чем? О! Я об этом не устаю рассказывать... Готовились мы к поездке
в Москву недолго. Нужды горцев были известны: край без хлеба,
без семян к посевной, разорен войной. Десятый съезд партии опре-
делил пути перехода к новой экономической политике. Советская
Россия решительно брала курс на мирное строительство. Мы появи-
лись у Ленина 12 февраля 1921 года со своими наметками.
Все, что касалось текущих нужд, Владимир Ильич разрешил
быстро и оперативно. Забегая вперед, скажу: мы возвращались до-
мой, и с нами вместе двигались вагоны с продовольствием, ману-
фактурой, деньгами — помощь Российской Федерации Дагестану.
Но был еще один вопрос: о будущем. Как мы предполагаем
жить, что делать, куда поведем край?
Владимир Ильич расспрашивал делегатов буквально обо всем:
о жилье и условиях быта, об инвентаре и семенах для посева. До-
пытывался, почему растет безработица и есть ли способ ее преодо-
леть.
— Разведка недр края, добыча руд или нефти ускоряли бы
формирование рабочего класса в Дагестане,— предложили мы.—
Возникает спрос на рабочие руки.
— А квалифицированных инженеров и других специалистов для
этого вы имеете?
— Нет, не имеем...
— Не беда. Специалистами мы поможем. А научные проблемы
разработали? Вы убеждены, что найдете нефть?
— Уверены, Владимир Ильич... Есть убедительный довод: юж-
нее нас, в Азербайджане, недра раскрыли свои кладовые. На севере
от нас, в Чечне, тоже. Почему же сердцевина Дагестана находится
на положении пасынка?
Ленину понравилось сравнение с пасынком. Делегаты осмелели.
Начали говорить Владимиру Ильичу о том, что горцы хотят во что
бы то ни стало потревожить горы. Пусть выдадут вековые тайны.
Не может быть, чтобы они обделили свой народ, не припасли для
него кладов.
— Это все правильно,— одобрил Ленин,— верно берете курс.
У вас горы не обследованы. Вы правы относительно ваших соседей.
Они нашли общий язык со своими горами. А вы продолжаете си-
деть на голых скалах... Вы утверждаете, что имеются данные о за-
таенных богатствах Дагестана? Очень хорошо! Изучайте, добери-
тесь до сути. Составьте сметы, по-хозяйски подойдите к большому
государственному делу. С размахом, разумно. Но должен вам заме-
тить, что это не самое срочное на сегодня из всех стоящих перед на-
ми задач. Труд, время, терпение, средства, люди — вот что надо,
чтобы вести серьезный разговор с горами. Тогда и они охотнее раз-
откровенничаются... Но, учтите, горец не пролетарий, которого легко
перебросить с места на место. Помогите горцу восстановить свое
370
сельское хозяйство, дайте ему возможность пользоваться землей, ко-
торую ему дала Советская власть. Стройте каналы, проведите воду.
Привлекайте к народной, стройке самих крестьян.
Особенно Владимир Ильич настаивал на развитии оросительной
системы, ликвидации за короткий срок бездорожья... Конечно, под-
черкнул он, необходима электрификация края.
— По нашим сведениям,— сказали делегаты Дагестана,— в го-
рах должно быть золото. Мы хотели бы получить ваше согласие на-
чать разведки... Как вы полагаете, Владимир Ильич?
— Сведения вообще или вам известны золотоносные жилы?
— Не вообще, есть конкретные данные...
— Признаться, не слыхал и не читал ничего подобного. Но если
сведения заслуживают доверия, начинайте. Предупреждаю, без шу-
ма, самое главное, по-деловому, по-хозяйски, не забывая, что перед
нами всеми сегодня стоят более срочные задачи — восстановить на-
родное хозяйство...
Ленин еще раз поинтересовался: какие признаки того, что в
Дагестане есть нефть?
— Многовековые естественные факелы, поднимающиеся из зем-
ли в районе Дербента,— ответил Коркмасов.— Разве это не свиде-
тельствует об естественном газе, могущем быть использованным в
промышленности? Там, где газ, встречается и его спутник — нефть.
Делегаты условились с Лениным: после возвращения в Махач-
калу они созовут специалистов, изучат имеющиеся материалы, со-
ставят проект изыскательных работ и приступят к ним.
— Может быть, вы и правы, человеку надо иметь какую-то
мечту, для осуществления которой он ежедневно что-то делает. Ко-
нечно, не отрываясь от нашей грешной земли, где так много неот-
ложных дел,— напутствовал Ленин.
И горцы поняли, что он предупреждает их: не увлекаться слиш-
ком дальними планами, а заняться делами насущными.
Все же мечта о ценных ископаемых не давала дагестанцам по-
коя. Собрали знатоков и энтузиастов. Поговорили. Выслушали их
соображения. Познакомились с имеющимися противоречивыми дан-
ными и начали поиск. Не было для этого больших средств. Но был
у людей энтузиазм и преданность делу, которые никакими суммами
не заменишь.
Работа закипела. Владимиру Ильичу посылали донесения о ходе
разведок. И наконец получили первую небольшую частицу дагестан-
ского золота. В горах Дагестана найдено золото! Горы, камни, мерт-
вая природа, веками державшая горца в нищете. Теперь она станет
промышленным, цветущим краем.
Так писал Джалил Коркмасов в своей телеграмме Ленину и
одновременно послал ему в подарок первый слиток добытого золота.
Ленин очень обрадовался подарку. Поблагодарил. Пожелал даге-
станцам успеха.
371
* ♦
*
— Я хочу обратить ваше внимание на одну из характерных черт
стиля работы Ленина,— говорит нам Коркмасов, продолжая свою
неторопливую беседу за обеденным столом.— Вы хорошо помните
известное письмо «Товарищам коммунистам Азербайджана, Грузии,
Армении, Дагестана, Горской республики». Ленин написал его 14 ап-
реля 1921 года. Это была директива Ленина нам, коммунистам Кав-
каза. Много раз обсуждалось письмо на партийных съездах и кон-
ференциях горцев. Наша печать, так же как и наша пропаганда,
приняла на вооружение это прекрасное ленинское оружие.
...Поздно вечером мы покидали гостеприимный дом Коркмасова.
Хозяин, по старой традиции, вышел с нами во двор, прощаясь, ска-
зал:
— Ту легенду о Ленине, мне кажется, следует продолжить.
Пусть она всегда живет в народе.
Джалил не торопился, говорил очень тихо, раздумчиво:
— Легенда гор. Такой представляется мне наша страна в годы
Советской власти... Вернемся на две-три минуты ко мне в кабинет,—
неожиданно предложил он.— Я вас долго не задержу.
В просторном кабинете все подошли к карте Дагестанской
АССР.
— Наступит время, когда наши люди захотят в название Да-
гестан прибавить Багистан: страна гор — страна садов. В горах Ава-
рии, по пути в Сванетию, мы раскинули большие плодовые сады.
И так будет повсюду, по всему Дагестану. Представьте сады в цве-
ту, все упорней поднимающиеся по склонам гор к серебристым вер-
шинам...
Мы проложили каналы Октябрьской революции, строим канал
на реке Сулак. В горах засверкали «лампочки Ильича». Вода и элек-
тричество горцам—это ли не легенда, живая, развивающаяся ле-
генда!
Мы нашли нефть и другие сокровища в толще гор. Идет добыча.
У нас формируется рабочий класс, растет промышленность. И это в
дикой, недавно еще неграмотной, порабощенной стране.
Вот вам продолжение легенды о великом Ленине, слагаемой гор-
цами.
Александра Ареиштейн
ПРИШЛО ВРЕМЯ...
Есть у меня завет один?
Пусть труд мой завершат
И русского полюбят финны,
Как брата — младший брат!
АРМАС ЭЙКИЯ
Короткий декабрьский день в Смольном был переполнен множест-
вом неотложных дел. Среди них кроме очередного заседания Сов-
наркома Ленину предстояла встреча с финскими представителями.
Владимир Ильич поднялся из-за стола, походил немного и ос-
тановился у окна. Здесь, в угловой комнате на третьем этаже, он
работал с середины ноября — уже месяц. Второй месяц существова-
ния Советской власти!
Сумерки скрадывали очертания невысоких домов на противопо-
ложном краю площади. Ближе к Смольному виднелись деревья,
занесенные снегом кусты. По булыжной мостовой мела поземка,
воронками закручивались снежные вихри.
Мутно-белый простор в темной раме окна напоминал Ленину
Финляндию. Владимир Ильич скрывался там после поражения пер-
вой русской революции. Одно за другим оставлял он местечки Куок-
кала, Стирсудден, Огльбю. Стало опасно жить и в Гельсингфорсе,
следовало поскорее перебираться за границу. Из Гельсингфорса он
поехал поездом в финский порт Або. Из предосторожности в 12 вер-
стах от Або соскочил на ходу с поезда и пошел в город пешком. Пе-
реночевал на острове Кирьяла, а затем в маленьком домике на ос-
трове Лилль-Мяле несколько дней с нетерпением дожидался воз-
можности переправы через Финский залив. Наконец, совершив опас-
ный переход по еще не окрепшему льду и едва не утонув, перешел
26 Заказ 2878	373
через шхеры Парайнен к открытой воде и пароходом уехал в Сток-
гольм, а оттуда — в Женеву. Так началась вторая эмиграция.
После Февральской революции Владимир Ильич возвращался на
родину тоже через финскую границу. И в последнем подполье — ле-
том 1917 года при керенщине—друзья находили для него верные
убежища опять-таки в Финляндии.
Не так уж много времени прошло с этого лета, а казалось, веч-
ность,— такую резкую грань проложил Октябрь между миром ста-
рым и новым. Все теперь происходило впервые. И председатель
Совнаркома принимал финских представителей в первый раз.
Член ЦК Финской социал-демократической партии Куллерво
Маннер с двумя спутниками прошел по коридорам Смольного, пе-
реполненным народом, несмотря на вечерний час.
«А что-то нам скажет «укко»»,— подумал Маннер. Вспомнилось,
кукко» — «старик»—так называли товарищи совсем еще молодого
Владимира Ильича, здесь, в Петербурге, на заре революционного
движения русских социал-демократов. Маннер впервые встретился
с Лениным в конце лета 1917 года в Гельсингфорсе. Мысль о том,
что власть меняет людей, не могла даже возникнуть по отношению
к Ленину, но в мире произошли такие перемены...
Беглым взглядом он окинул обстановку приемной Совнаркома,
если это можно было назвать обстановкой: два простых деревян-
ных стола, несколько стульев, старый диван. Вот за одним из этих
столов и уселись финские делегаты рядом с Лениным. Он вышел к
ним с заседания. Поодаль сидели и стояли люди, ожидавшие
приема. Маннер заторопился, заволновался, но внимание, с кото-
рым слушал Владимир Ильич, ободряло и позволяло говорить спо-
койнее.
Вопрос, поставленный финнами, не был для Ленина неожидан-
ным. Правительство, возглавляемое виднейшим представителем фин-
ской буржуазии Свинхувудом, решило вновь ставить вопрос о
государственной независимости маленькой северной страны. Пред-
шествовало этому решению многое.
В глубь веков уходит история национального угнетения Финлян-
дии. Почти семьсот лет под властью шведской короны. Затем, когда
закончились войны Швеции с Россией, в начале XIX века, при оче-
редном переделе территорий между сильнейшими, Финляндию
включили в состав Российской империи. С той поры, верные поли-
тике подавления национально-освободительного движения на окраи-
нах, «великие князья финляндские» — русские цари стремились уни-
жать гражданское достоинство народа, урезывали и без того куцую
конституцию — самоуправление страны. Даже названия городов
были не финские: не Хельсинки, а Гельсингфорс, не Тампере — а
Таммерфорс, вместо Турку —Або. А в 1914 году был распущен
финский сейм, совсем ликвидирована и видимость самостоятель-
ности.
С момента своего рождения партия большевиков России защи-
щала интересы угнетенных наций, в том числе и финской. Много
374
раз выступал по этому поводу Лепин. В первых же номерах «Искры»
опубликован был протест финнов против очередного наступления
царизма. На протяжении всех лет борьбы с самодержавием Ленин,
занимаясь национальным вопросом, возвращался к проблемам, свя-
занным с Финляндией, неразрывным с общими задачами российского
пролетариата.
В «Письмах из далека» (еще до возвращения в Россию) он отме-
чал, что Финляндии, одной из самых передовых, фактически респуб-
ликанских стран, удалось за 1905—1917 годы под прикрытием ре-
волюционных битв в России сравнительно мирно развить демокра-
тию. И что теперь «российский пролетариат обеспечит Финляндской
республике полную свободу вплоть до свободы отделения..,— и имен-
но этим завоюет полное доверие и товарищескую помощь финских
рабочих общероссийскому пролетарскому делу».
В статье «Финляндия и Россия», говоря о праве наций на само-
определение, Ленин опять подтвердил право финского народа на свое
освобождение. После Февральской революции сейм обратился с
заявлением к Временному правительству. Но российская буржуа-
зия вовсе не торопилась предоставлять независимость Финляндии,
решение отложили.
Что мог нового сказать Маннер Ленину? Он хотел бы узнать
только одно: можно ли сейчас возобновить разговор о самостоятель-
ности финского государства.
Владимир Ильич, выслушав эту несколько сбивчивую речь, за-
метил, что точка зрения большевиков давно известна.
— Да, да,— оживился Маннер.— Собственно говоря, это выска-
зано еще на первой Таммерфорсской конференции. Мы помним ваши
слова.
Таммерфорсская конференция! Вот тут уже следовало сделать
некоторое усилие, чтобы вызвать в памяти декабрьские дни 1905 го-
да — ровно двенадцать лет назад. Делегаты большевиков с опаской
пробирались через границу в тихий финский городок. Рабочий дом
Таммерфорса гостеприимно раскрыл перед ними двери. Две длин-
ные, узкие комнаты на втором этаже вместили весь состав конфе-
ренции. Несмотря на поражение Московского восстания, все счи-
тали, что революция еще в полном разгаре, на подъеме. Как подчер-
кивала потом Н. К. Крупская, все готовились к бою, в перерывах
между заседаниями учились стрелять. Но и на самих заседаниях
тоже велись своего рода баталии. С докладом выступил Ленин.
На одно из заседаний пришли финские рабочие. Юрьо Макелли
прочитал приветственный адрес по-фински, Матти Вуолакка пере-
вел на русский язык.
Отвечая им, Владимир Ильич остановился и на том, что особен-
но затрагивало финнов: когда рабочие возьмут в России власть в
свои руки, Финляндии, несомненно, будет предоставлена государст-
венная независимость.
— Какой близкой казалась тогда победа! Не думалось, что к
ней надо идти еще столько лет...
375
— Итак,— закончил Владимир Ильич разговор с Маннером,—
теперь можно повторить: вопрос о предоставлении государственной
независимости Финляндии рабочее правительство России решит по-
ложительно.
Он распрощался и пообещал, что постарается ускорить реше-
ние Совнаркома, когда поступит такое обращение.
* *
*
Через несколько дней из Гельсингфорса прибыла официальная
делегация финляндского сената — сенатор Карл Энкель и советник
представительства Финляндии в Петрограде Карл Идман.
Сенат поручил выяснить, как отнесется Советское правительство
к просьбе о предоставлении независимости Финляндии.
Прием у Ленина был назначен 15 декабря.
Делегаты вошли в просторный высокий вестибюль Смольного.
У входа в длинный коридор, где стояли солдаты с винтовками, про-
верявшие пропуска, их встретил председатель областного комитета
армии, флота и рабочих Финляндии И. Т. Смилга и провел их с со-
бою, не выписывая пропуска.
Войдя в приемную Ленина, сенаторы хотели было снять верх-
нюю одежду, но не увидели нигде привычного гардероба, швей-
царов. В Смольном все ходили в полной амуниции. Все же делегаты
решили из вежливости снять свои пальто. С глубочайшим интере-
сом всматривались они в чужую непривычную жизнь, проносившуюся
мимо. Рядом несколько рабочих переговаривались перед тем, как
войти к Ленину. Знавший русский язык Идман уловил, что речь шла
об установлении рабочего контроля над производством. Потом Ленин
принял группу крестьян,— они так и отправились в кабинет с ко-
томками и дорожными палками-посохами, держа шапки в руках. По-
дошли к машинисткам две женщины и попросили отпечатать ведо-
мость расхода продуктов. Сенаторов поразило, что бумагу эту печа-
тали с таким же вниманием, как и важный правительственный
документ.
Чопорные финны недоуменно переглядывались. Вскоре их при-
гласили в кабинет. Владимир Ильич поздоровался, усадил гостей и
начал извиняться за то, что не смог сразу их принять. Тут же выяс-
нилось, что в канцелярии Совнаркома не поступало никаких офи-
циальных документов.
— Сенат, видимо, не обращался к нам по вопросу о признании
государственной независимости? — Ленин, смотря в упор, спраши-
вал спокойно, доброжелательно.
Однако Энкель смутился:
—• Да-а, видите ли, собственно говоря...— Сенатору стало не-
ловко. А вдруг Ленин обидится, их колебания примет как недове-
рие? Пожалуй, так сделал бы любой премьер-министр. Ведь изве-
стно, что финны обращались к Временному правительству. До сих
376
пор они не решили, адресоваться ли с просьбой в Совет Народных
Комиссаров или все-таки подождать Учредительного собрания? С за-
минкой (как бы подипломатичнее!) сенатор стал объяснять, стараясь
между тем выяснить, откроется ли все же Учредительное собрание и
когда.
В глубине ленинских глаз проступила усмешка, но ответил Вла-
димир Ильич вполне серьезно:
— Конечно, дело сената решать, к кому обращаться. Что ка-
сается Учредительного собрания, то оно откроется непременно и в
ближайшее время, но...— И, видя, что делегаты озадачены его со-
всем не дипломатической прямотой, добавил, что со своей стороны
может обещать только одно: если вопрос о государственной неза-
висимости Финляндии будет поставлен перед Совнаркомом, реше-
ние примут незамедлительно. Потребуется лишь последующее ут-
верждение ВЦИК, но и это, наверное, не встретит задержки.
Разговор окончился. Сенаторы поблагодарили и откланялись.
А через день в СНК поступил документ, подписанный председате-
лем сената: «...Финское правительство почтительнейше обращается
к Российскому правительству со следующим заявлением...»
Впервые на практике осуществлялось одно из основных положе-
ний «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа»,
которой в ту пору занимался Ленин,— право наций на самоопреде-
ление вплоть до отделения!
Сколько большевики поломали копий в свое время при спорах
именно по этому тезису! Даже в их собственной среде некоторые го-
ре-теоретики пытались убеждать, что право на самоопределение мо-
жно предоставлять только трудящимся классам. И сколько прихо-
дилось доказывать, что ведь нигде в мире, кроме юной республики
Советов, трудящиеся пока еще не имеют власти! Не продолжать же
политику угнетения малых народностей, проводившуюся царской Рос-
сией.
«Декларация» гласила: «Советская Российская республика уч-
реждается на основе свободного союза свободных наций как феде-
рация Советских национальных республик». Да, свободный союз сво-
бодных наций! Только так, а не иначе...
Выработку «Декларации» Ленин считал одним из самых сроч-
ных дел. Приближалось открытие Учредительного собрания. Больше-
вики были намерены сразу предложить «Декларацию» на утвержде-
ние. Еще недавно большевистская фракция Учредительного собра-
ния одобрила ленинские тезисы о безоговорочном признании Совет-
ской власти. Если в собрании будут преобладать враждебно настро-
енные против Советов элементы, они отвергнут и признание Советов,
и «Декларацию». Тогда придется кончать с этим мертворожденным
детищем правых эсеров и кадетов.
А «Декларацию» утвердит и выпустит ВЦИК. Основные ее поло-
жения войдут в будущую Советскую Конституцию. Права народов
незыблемы там, где побеждает народ!
377
18 (31) декабря на заседании Совнаркома обращение финлянд-
ского правительства о предоставлении независимости Финляндии
стояло первым вопросом. На сей раз финскую правительственную де-
легацию возглавлял председатель сената премьер-министр Свинху-
вуд. Его сопровождали те же: сенатор Энкель и советник Идман.
Сомнения были написаны на лице Свинхувуда: не бывало испо-
кон веку, чтобы сильное государство добровольно отдавало свободу
более слабому. Не будет этого и теперь... Но он не делился этими
мыслями с Энкелем и Идманом, которые гадали: когда решится судь-
ба их родины — в новом или старом году.
Время близилось к полуночи. Новый год стоял на пороге —
31 декабря по новому стилю. В Западной Европе многие уже приго-
товились к встрече, уселись за праздничные столы. И в Гельсингфор-
се тоже встречают Новый год. Но глаза финнов с надеждой и тре-
вогой обращены к Петрограду. Представляют ли они, собравшиеся в
теплых комнатах, за обильным ужином, то, что увидели сенаторы в
столице нового государства рабочих и крестьян? В домах жителей хо-
лодно, темно. И — что совсем непонятно сенаторам — в таком хо-
лоде, давно уже почти лишенные нормального освещения, еды, пло-
хо одетые, усталые, люди трудятся, мечтают, строят обширнейшие
планы... А кое-где, в затемненных, закрытых на все замки богатых
квартирах, готовятся заговоры. Решительно все смешалось в стро-
гом городе над ледяной Невой.
Финские делегаты и не пытались разбираться в сложном пере-
плете событий. Они ожидали решения. А Совнарком его уже вынес.
Народные комиссары, выслушав обращение сената, единодушно со-
гласились предоставить Финляндии независимость. Постановление
записали в протокол, приложили к нему обращение правительства
Финляндии и отдали машинисткам — напечатать необходимый доку-
мент. Заседание между тем продолжалось.
Владимир Ильич внимательно перечитал переданный ему для
подписи бланк с текстом и штампом «Совет Народных Комиссаров».
Был уже проставлен номер — 101, помечена дата — 18 декабря
1917 года. И штамп, и текст написаны по старому правописанию, а
дата тоже по старому стилю.
Ленин, пробегая глазами по строкам, повторил вслух: «...при-
знать государственную независимость Финляндской Республики».
И, уже привычно, поставил внизу свою стремительную подпись:
«В. Ульянов (Ленин) >s.
Финские делегаты, ошеломленные быстротой и простотой проце-
дуры, забыли обо всем — о долгом ожидании, о наступившем Новом
годе.
— Мы просим Ленина выйти к нам,— сказали все трое и сбро-
сили свои пальто,— они уже не ощущали холода.
— Но ведь заседание... Ему трудно уйти.
— Хотя бы на минуту!
Владимир Ильич вначале было отмахнулся. Акт о независимости
подписан? Все в порядке.
378
Шлихтер настаивал:
— Нельзя. Надо вручить им. Вы должны сами...
Ленин подошел к делегатам. Улыбнулся:
— Ну как, довольны?
— О-о, очень, очень...
Свинхувуд, не находя слов, крепко пожал Ленину руку.
...Не пройдет и месяца, как напуганная растущим влиянием ра-
бочих масс финская буржуазия перейдет в наступление. При помощи
кайзеровской Германии, продавшей оружие, самая реакционная ор-
ганизация этой буржуазии — шюцкоровцы, белая гвардия — начнет
жестокие нападения на трудящихся. Вновь созданное революционное
правительство —»Совет народных уполномоченных (в основном ле-
вая часть финской социал-демократии) не устоит под ударами контр-
революции. Буржуазия при помощи прямой германской интервенции
подавит Красную гвардию, и уже в мае 1918 года буржуазный фин-
ский парламент порвет отношения с Советской Россией, а к осени в
Финляндии установится монархический строй. Только Ноябрьская
революция в Германии и прекращение первой империалистической
войны в 1918 году вновь изменят судьбы финского народа. И — по
инициативе Ленина — советско-финские отношения будут восстанов-
лены.
Несколько позднее, выступая на VIII съезде РКП (б), Владимир
Ильич напомнил о Финляндии.
— Я очень хорошо помню сцену,— говорил Ленин,— когда мне
в Смольном пришлось давать грамоту Свинхувуду... представителю
финской буржуазии, который сыграл роль палача. Он любезно жал
мне руку, мы говорили комплименты. Как это было нехорошо. Но
это нужно было сделать, потому что тогда эта буржуазия обманыва-
ла народ, обманывала трудящиеся массы тем, что москали, шовини-
сты, великороссы хотят задушить финнов...
Да, надо было это сделать. И никакие, самые крутые историче-
ские повороты не смогут изменить сущности того, что совершилось в
новогодний вечер, в последний час 1917 года. Оказалось, можно без
торга и обмана, просто, честно, искренне разрешить труднейшие
взаимные отношения государств. Пусть еще существуют различные
точки зрения на устройство жизни,— все решает взаимное уважение
к убеждениям, отказ от насилия.
Из рук российского пролетариата Финляндия получила незави-
симость. В три дня решился вопрос, который государства, построен-
ные на насилии, не могли разрешить веками.
По земле уже тринадцать дней шагал 1918 год. Теперь его го-
товились встречать и в Советской России.
На новогоднюю встречу — опять-таки первую в советской жиз-
ни — рабочие Выборгской стороны пригласили Надежду Константи-
новну и Владимира Ильича. Именно здесь начиналась их революци-
онная деятельность в Петербурге. Здесь же осенью 1895 года на
379
квартире Степана Ивановича Радченко было принято решение о соз-
дании социал-демократической организации «Петербургский союз
борьбы за освобождение рабочего класса». Двадцать два года про-
шло! Как еще молода партия...
Дела задержали Ленина в Смольном, и они отправились к вы-
боржцам поздним вечером.
Ветер, обычный для этой зимы, приутих. В разрыве меж тучами
мелькнули звезды.
— Ишь светят! — с веселым изумлением сказал пожилой рабо-
чий, приехавший за дорогими гостями.— А я и забыл про них. На
небо-то не смотришь, на земле сейчас забот хватает!
Надежда Константиновна вздохнула: пожалуй, и они не часто
глядели в этом году на звезды. Разве только летом, когда она при-
езжала к Ильичу в Разлив. Остались в памяти и звезды над голо-
вой, и луг, окаймленный лесом, аромат свежескошенного сена, озер-
ная ширь, шелест камышей. Каким контрастом покою природы ока-
зывались человеческие бури, сотрясавшие Россию в этом небывалом
году.
Ленин молчал. Всего несколько дней прошло, как он вернулся из
санатория на Карельском перешейке, где отдыхал четыре дня (не
столько отдыхал, сколько писал необходимые статьи). По дороге лю-
бовался чудесными финскими лесами. Немало повидал он их и зи-
мой и в другие времена года. Если сосчитать все поездки в Финлян-
дию, наберется не менее тридцати.
Машина проехала мимо Финляндского вокзала. Площадь тону-
ла в темноте, только у здания с высокими округленными вверху
окнами пылал костер красногвардейской заставы.
Скоро нельзя будет ездить ни в Разлив, ни в Куоккалу, Териоки,
Выборг. Особая комиссия в связи с отделением Финляндии от Рос-
сии приступает к работе. Именно вблизи Разлива проложат новую
советско-финскую границу...
Какой она станет, эта граница? Что принесет с собой?
Хорошо бы только хорошее! Чтобы не омрачало ее горе, не про-
ливалась на ней кровь. Чтобы никогда не нарушался мир, добрая
дружба между народами, добрососедские отношения между госу-
дарствами!
В 1910 году Ленин писал: «Придет время — за свободу Финлян-
дии, за демократическую республику в России поднимется россий-
ский пролетариат».
Такое время пришло.
Геннадий Фиш
«ПОДДЕРЖИВАЮ
ХОДАТАЙСТВО...»
Победа прежде всего
В том, чтобы далекое видеть,
Вблизи,
Целиком...
ГИЙОМ АПОЛЛИНЕР
Комиссар петроградского участка Финляндской железной дороги
Эйно Рахья рассказывал мне, что однажды, вскоре после победы Ок-
тябрьской революции, ему пришлось целый день просидеть у теле-
фона, разыскивая своего друга, заместителя народного комиссара
почт и телеграфа, Александра Шотмана... Дома тот уже вторую ночь
не ночевал. Рахья звонил в Наркомпочтель, спрашивал замнаркома,
но Шотман уже отбыл оттуда на заседание бюро Петербургского ко-
митета, членом которого стал с момента приезда из сибирской ссыл-
ки... После Александр Васильевич, как это установил Эйно, отпра-
вился на телефонный завод Эриксона...
С телефонным заводом по телефону связаться долго не удава-
лось. Все были на митинге. На нем Шотман убеждал рабочих ог-
раничиться рабочим контролем над производством и не требовать
пока национализации. Она повлекла бы уход верных хозяевам ин-
женеров, расстроила бы снабжение деталями. А телефонные аппара-
ты нужны молодой Советской республике до зарезу.
Потом неуловимый Александр Васильевич оказался на заседа-
нии Совнаркома. И только около полуночи Эйно наконец поймал его
у выхода из Смольного. Он торопился домой: надо хоть одну ночь
в неделю поспать по-человечески, побыть с семьей.
381
— Со своими почтальонами и телефонистками ты совсем отбил-
ся от серьезных дел,— недовольно пробурчал Эйно...— А между тем...
— Ты недооцениваешь роли связи в революции,— отшучивался
Шотман,— это очень серьезно и очень важно...
Однако вскоре Ленин поручил неутомимому Шотману другое,
столь же серьезное и важное для молодой Советской власти дело.
Александр Васильевич стал членом президиума ВСНХ и его непре-
менным секретарем.
Это произошло незадолго до переезда Советского правительства
из Петрограда в Москву.
А когда правительственные учреждения оказались в новой сто-
лице, Шотман отправился подыскивать подходящее помещение для
ВСНХ.
Китай-город — торгово-купеческое «сити» Москвы — окружен
белокаменной стеной. Здесь вершились большие коммерческие дела,
размещались конторы крупных фирм, правления акционерных об-
ществ, банки, биржа. «Здесь должен разместиться и Высший совет
народного хозяйства»,— решил Александр Васильевич.
Вместо трех комнат в Смольном под ВСНХ была занята «Боль-
шая сибирская гостиница». Если до переезда ни одно заседание
ВСНХ не проходило без участия Владимира Ильича, то теперь он в
заседаниях не принимал непосредственного участия и лишь в от-
дельных, важнейших случаях председательствовал. Тогда заседания
назначались не в «Большой сибирской гостинице», а в Кремле. Од-
но из них, памятное Шотману, и состоялось в кабинете Ленина ле-
том восемнадцатого года.
Речь шла уже о национализации всей промышленности, за ис-
ключением мелкокустарной. До этого национализированы были толь-
ко банки, железные дороги и отдельные предприятия по требованию
ЦК того или иного профсоюза или по представлению какого-нибудь
главка ВСНХ.
Подавляющее же большинство фабрик и заводов числились при-
надлежащими прежним владельцам и находились лишь под контро-
лем рабочих данного предприятия.
Организационные формы нового, социалистического хозяйства
молодые руководители его отыскивали ощупью, стихийно... Суще-
ствовал и Наркомат торговли и промышленности, Наркомфин, Нар-
комтруд, обязанности которых не всегда были четко разграничены, и
поэтому зачастую возникала неразбериха.
Высший совет народного хозяйства порой представлял нечто вро-
де дискуссионного клуба на высшем уровне.
Встречаясь с тем, что капиталисты зачастую в порядке саботажа,
а иногда и в самом деле из-за нехватки сырья или горючего закры-
вали свои фабрики и заводы, обрекая рабочих на безработицу, за-
водские комитеты, органы рабочего контроля на местах все энергич-
нее требовали национализации всей промышленности. Положение
усугублялось еще тем, что к стране, как это и было обещано ее вра-
гами, тянулась «костлявая рука голода».
382
На то памятное Шотману заседание президиума ВСНХ в Кремле
Владимир Ильич приехал прямо с конференцин профсоюзов и фаб-
завкомов Москвы, проходившей в накаленной обстановке, где он вы-
ступил с докладом о текущем моменте...
— В течение суток,— сказал Ленин,— необходимо составить спи-
сок всех заводов и фабрик России, всех отраслей промышленности.
Национализацию откладывать дальше нельзя1.
— Я думаю,— возразил Шотман,— вы ставите срок нереаль-
ный... Мы еще не только не знаем поименно всех предприятии, но нам
вообще неведомо общее их количество. Даже не все главки знают
предприятия своей отрасли.
На мгновение Ленин задумался... Потом он нашел выход.
— Возьмите старые торгово-промышленные справочники. Го-
дятся и такие, как «Весь Петроград», «Вся Москва», «Весь Киев»...
Ежели таковые имеются!
— Но это будет очень неточный перечень... Со времени выхода
этих справочников много воды утекло. Одни предприятия закрылись,
другие слились, возникли новые.
— Предложите другой выход! — настаивал Владимир Ильич.—
И потом неважно, если и произойдет маленькая ошибка; важно по-
слезавтра уже объявить, что все это национализировано!
Вернувшись в «Большую сибирскую гостиницу», Шотман сразу
же «запряг», как он говорил, всех специалистов ВСНХ. Были собра-
ны все справочники... Кто-то посоветовал отправиться на Главный те-
леграф— взять все телеграфные адреса предприятий, зарегистриро-
ванные там.
Другой специалист был послан в Румянцевскую библиотеку, по-
лучавшую обязательные экземпляры всей печатной продукции Рос-
сийской империи, чтобы из телефонных справочников, выходивших
во всех городах, списать названия предприятий.
Всю ночь светились окна «Большой сибирской гостиницы». На
другой день в десять утра раздался телефонный звонок.
— Ну как, готовы у вас списки? — услышал Александр Василье-
вич в трубке голос Ленина.— Нет? Поторопитесь!
Через два часа звонок Ленина повторился.
— Готово? Нет еще! Я еду на конференцию фабзавкомов! —
сказал он.
И еще через два часа он опять позвонил:
— Товарищ Шотман, я только что сказал в заключительном сло-
ве рабочим, что Советская власть приступает к национализации всех
отраслей промышленности, а у вас еще ничего не готово!
Но к тому времени уже из главков и центров стали поступать
списки предприятий. Шотман с уверенностью обещал, что через два-
три часа все будет в порядке. Дважды еще звонили из Совнаркома.
Но только к позднему вечеру Шотман выполнил обещание...
— Совнарком днем утвердил декрет о национализации. Его ото-
слали уже в редакцию «Известий»,— сказал Ленин и взял из рук
Шотмана папку с перепечатанным списком, включающим несколько
383
тысяч предприятий.— Мы объявили также национализацию всех
частных железных дорог и коммунальных предприятий. Водоснабже-
ние, газовые заводы, трамваи, конки передаются местным Советам! —
Ленин быстро перелистал пухлую папку.— Ну, а теперь поезжайте в
редакцию «Известий» и сдавайте список в срочный набор, чтобы за-
втра утром он уже был опубликован...
Подымаясь по лестнице редакции, Александр Васильевич взгля-
нул на часы. Они показывали четверть первого. Начинались новые
сутки, в которые должен появиться на свет декрет, объявляющий
окончательный смертный приговор российскому капитализму.
— Полосы давно подписаны и сдаются в стереотипную! — ска-
зал ночной редактор.— Придется отложить публикацию вашего ма-
териала!
— Да поймите же!
— Нет, это вы поймите!
Шотман принялся звонить в Кремль, вызывая Ленина.
— Для чего это! — недоумевал ночной редактор.— Бросьте трез-
вонить. Не тревожьте попусту Владимира Ильича!
— Кремль! Кремль! — требовал в трубку Шотман.
— Все равно уже ничего нельзя сделать... Зря это вы,— продол^
жал уговаривать редактор,— положите трубку!
Но все же Александру Васильевичу удалось дозвониться. Ленин
еще не спал. Шотман, волнуясь, рассказал обо всем Владимиру
Ильичу.
— Безобразие! — возмутился Ленин.— А ну-ка, передайте труб-
ку редактору.
Что Владимир Ильич сказал ночному редактору, Александр Ва-
сильевич не слышал. Ио судя по тому, как постепенно вытягивалось и
мрачнело лицо неумолимого редактора, Шотман понимал, что Вла-
димир Ильич крепко «нажимает». Декрет со списком наутро появил-
ся в газете.
Около расклеенных повсюду газет толпились люди. Самое глав-
ное — удар был нанесен внезапно.
Отныне в стране насчитывалось более трех тысяч национализи-
рованных предприятий.
* *
*
— Внуки, надеюсь, простят мне, что я не был ни красноармей-
цем, ни боевым комиссаром в годы легендарной гражданской войны,
а шел по хозяйственной дороге,— как-то, улыбаясь, сказал мне Алек-
сандр Васильевич и сразу посерьезнел: — Ведь они даже не смогут
представить себе, из какой разрухи приходилось вытаскивать страну,
какими мы были тогда нищими!..
В действительности же он был неразрывно связан с Красной
Армией. И не только потому, что немногие продолжавшие действо-
вать заводы главным образом выполняли заказы фронта, но и пото-
му, что сразу же после освобождения Красной Армией новых
384
областей Центральный Комитет срочно посылал туда Шотмана —
восстанавливать хозяйство.
Так после разгрома Колчака — в ноябре 1919 года — он был ко-
мандирован на Урал и в Сибирь как председатель Урало-Сибирской
комиссии Совета Труда и Обороны, а затем до конца следующего
года работал председателем Сибирского совета народного хозяй-
ства.
Вернувшись в Москву на пост секретаря ВСНХ, он в начале сле-
дующего года снова был назначен в Ростов председателем Краевого
экономического совещания — восстанавливать разрушенное в годы
деникинщины хозяйство Юго-Востока.
И затем, когда войска английских и американских интервентов
вынуждены были ретироваться восвояси с Севера и Красная Армия
очистила край лесов и озер от белофинских банд, Александра Ва-
сильевича послали в Карелию председателем экономсовета. Приспело
время восстанавливать хозяйство этого и без того нищего, а теперь
вконец разоренного края.
Вместе с председателем Совнаркома Карелии, ее энтузиастом
Эдуардом Гюллингом, они пробирались по «нехоженым тропам» и
пугали «непуганых птиц» и тряслись на машине по немыслимым до-
рогам Карелии, о которых народ сложил пословицу: «Карельские вер-
сты узкие, но длинные»... Бриллиантовой россыпью брызг на горячем
солнце обдавал их Кивач, воспетый Державиным. Прошли они по бе-
регу Суны и до Пор-порога и Гирваса... Объезжали на катере берега
Онежского озера. На острове Кижи останавливались зачарованные
красотой многоглавого, срубленного из сосен, без единого гвоздя воз-
веденного здесь собора. Тогда он был известен лишь местным жи-
телям да редким специалистам истории архитектуры.
К тому времени Шотман с Гюллингом успели уже разыскать и
познакомиться со всеми неосуществленными и провалившимися про-
жектами поднятия края и его промышленности еще с петровских вре-
мен.
Они стояли па вершине крутого берега Онежского озера между
полустанком Кивач Мурманской железной дороги и старой дерев-
ней Кондопога.
— Здесь русские артиллеристы хотели построить гидроэлектро-
станцию,— сказал Гюллинг.
— Почему этим делом занялись артиллеристы? На кой черт им
нужна была здесь гидростанция?
Это было легко объяснить. Норвежец Биркеланд в начале века
изобрел способ добывать азотную кислоту из атмосферы с помощью
электрических разрядов. Для нужд войны требовалось очень много
взрывчатых веществ, очень много. На их выработку идет азотная
кислота. С начала первой мировой войны из Германии ее уже нельзя
было получить. Чили же со своей селитрой слишком далеко.
— Вот главное артиллерийское управление военного ведомства
и решило получать здесь дешевую электроэнергию, а химический за-
вод расположить там, внизу.— Гюллинг показал в сторону благове-
385
стившей деревенской церквушки.— Нам сейчас своими силами такую
стройку не поднять,— добавил он после некоторого раздумья.
По проекту, разработанному артиллеристами, выше водопада
Кивач возводилась высокая плотина между рекой Суной и озером
Сандал. Нужно было прорыть шестикилометровый канал до озера
Сандал и, таким образом, повернуть течение Суны в это большое
озеро.
От озера Сандал уже давно прорыт канал до маленького озера
Ниго. А от Ниго до того места, где они стояли, следовало прорыть ка-
нал длиной меньше чем в два километра и построить здесь, на месте
самого сильного падения воды, гидроэлектростанцию мощностью
22 700 киловатт.
После того как они объехали эти места и обошли их пешком, то
и дело сверяя увиденное с картой, картина вставала как на ладони.
— А если выполнить лишь часть проекта? Только из озера Ниго
отвести сюда воды? — вслух подумал Шотман.— Пусть это пока бу-
дет меньше, чем замышляли артиллеристы. Остальное сделаем по-
том.
— Да, да! — сказал он уже увереннее.— С планом артиллери-
стов можно пока погодить. А энергия уже сейчас необходима. По-
ставим тут целлюлозно-бумажный завод. Работать будет на карель-
ской древесине. Бумага нам очень нужна и, чем дальше, тем все нуж-
нее будет! А затем...
И хотя на стоке одного лишь озера Ниго станцию больше чем
на 5 тысяч киловатт нельзя было построить, перед его мысленным
взором на этом месте во весь рост вставала гидростанция куда бо-
лее мощная, чем та, которую замыслили артиллеристы, вырастали
цехи заводов древесной массы, целлюлозы и огромные залы с без-
остановочно работающими бумагоделательными машинами.
— Здесь будет город заложен! Назло надменному соседу! —
произнес Шотман вслух.—Пусть лесные богатства Карелии идут в
дело на месте, уходят отсюда уже не как сырье, а как готовая про-
дукция. Белый хлеб культурной революции. И рабочий класс в Ка-
релии пусть становится весомее!.. Хоть и малое это, осторожное на-
чало, но какие огромные перспективы!
* *
*
Летом 1935 года в Петрозаводск на празднование пятнадцати-
летия Карельской республики съезжались гости. И среди них был
один из самых дорогих для Карелии гостей — первый председатель
Карельского экономсовета, а затем и ЦИК Александр Васильевич
Шотман, представитель ЦИК СССР. С ним я и встретился в вагоне
«Полярной стрелы».
Стоя у окна, мимо которого мелькали голубые озера в зеленой
оторочке лесов, мы разговорились, и я не упустил случая спросить
Александра Васильевича и о том, чему я, в то время писавший кни-
гу о Карелии, не мог найти разгадки.
386
Тогда часто цитировались слова Ленина: «Карелы — парод тру-
долюбивый. Я верю в их будущее». Эти слова, подписанные именем
Ленина, авторы некоторых брошюр ставили даже как эпиграф. Но в
Сочинениях Ленина я нигде не мог их сыскать. Шотман же, конеч-
но, должен был знать, в каком письме, в какой статье Владимир Иль-
ич написал их.
Но в ответ на мой вопрос Александр Васильевич сначала рас-
смеялся звонко, раскатисто, как смеются только добрые люди, а за-
тем, сняв пенсне и протирая их замшей, сказал:
— Вы нигде и не могли их найти, потому что Ленин никогда не
писал их... Они-то и возникли только потому, что у него не было
времени написать.
В октябре 1922 года по делам Карельской трудовой коммуны
Шотман был в Москве у Ленина и рассказал ему о планах эконо-
мического развития Карелии. Хотя тогда обычно вели речь о восста-
новлении промышленности после разрухи, в которую ее ввергла граж-
данская война, но, по сути, восстанавливать там было нечего. В
старой, дореволюционной Карелии промышленность почти отсутство-
вала, если не считать нескольких лесопильных заводиков, среди
которых Онежский заложил еще Петр Первый. В этом голодном,
полунищем лесном краю надо было создавать новую индустрию.
По ходу доклада Ленин что-то записывал, но, когда, уже про-
щаясь, Шотман спросил, не пошлет ли Ленин в ответ на приветст-
вие съезда Советов и партийной конференции Карельской коммуны
письмо, Владимир Ильич сказал:
— Передайте им мою товарищескую признательность за их при-
вет. И самые лучшие пожелания...
— Но самые лучшие пожелания — это слишком общо и офи-
циально, Владимир Ильич,— развел руками Шотман.
— Скажите еще им тогда, что я знаю, карелы народ трудолюби-
вый, я верю в их будущее! — добавил Ленин.— Впрочем, кажется, это
же самое я говорил и Гюллингу.
После того как на ближайшем съезде Советов, преобразовавшем
Карельскую трудовую коммуну в Карельскую Автономную Совет-
скую Социалистическую Республику, Александр Васильевич передал
эти ленинские слова, их закавычили. Они стали как бы пословицей,
характеризующей новую Карелию, как другая—«Карел кору ел» —
характеризовала старую.
На этом же съезде Шотмана, председателя экономсовета Каре-
лии, избрали председателем Карельского Цика. А на место его пред-
седателем Карельского совнархоза избрали Саксмана.
— Я ему сказал тогда, что мы, очевидно, взаимозаменяемы,—
смеялся Александр Васильевич, вспоминая о том, как в 1912 году в
Хельсинки, желая арестовать его, как одного из руководителей го-
товящегося восстания в Балтийском флоте, царские жандармы по
ошибке арестовали ни в чем не замешанного председателя Союза
рабочих металлистов Финляндии Саксмана, принявшего за Шот-
мана.
387
Уж больно велико было их сходство!
А теперь им предстояло воплотить в жизнь одобренное Лепи-
ным предложение Шотмана.
В чем же оно состояло?
Технический проект намечал построить в Кондопоге станцию
мощностью всего лишь 3800 лошадиных сил и бумажную фабрику на
900 тысяч пудов древесной массы. Тогда счет еще шел на пуды. Но
и эта постройка требовала два с половиной миллиона рублей золо-
том. В проектах расчеты велись тогда на золотые рубли. Нечего было
и думать о том, чтобы все их достать на месте!
Вот и поехал Шотман в Москву «выколачивать» кредиты. И в
кабинете Ленина в Кремле произошла та самая беседа, в которой
Владимир Ильич попросил передать карелам, что он верит в их бу-
дущее.
Одобрили или нет предложение Шотмана, можно судить по тому,
что хлопоты увенчались успехом — в начале 1923 года Карелия на
капитальные затраты по строительству гидроэлектростанции в Кон-
допоге получила первую ссуду от Наркомфина в 800 тысяч золотых
рублей. И на том съезде Советов Карелии, который избрал Шотмана
председателем Карельского Цика, он уже смог доложить, что с ав-
густа вплотную приступлено к строительству Кондопожской бумаж-
ной фабрики — с запроектированной производительностью 15 тысяч
тонн древесной массы. А целлюлозу для бумаги Кондопога должна
была получать у Сясьстроя.
— Вряд ли что-нибудь уцелело,— ответил Александр Васильевич
на мой вопрос, осталось ли писанное рукой Ленина свидетельство об
их беседе в октябре 1922 года,— разве что в протоколах заседаний
Совнаркома или в правительственных постановлениях...
О том, что Шотман запамятовал и такая записка все же суще-
ствует, я узнал только через десять лет после нашего знакомства.
Открыв первый вышедший после Отечественной войны Ленинский
сборник, я нашел там краткий, многим, может быть, мало о чем
ворящий, но для меня, знающего, о чем идет речь, полный глубокого
значения текст.
«17. X. 1922 г.
...Поддерживаю ходатайство тов. Шотмана о постройке писче-
бумажной фабрики в Карелии и о разработке слюды. Если нет пре-
пятствий особого рода, прошу ускорить дело.
Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)».
В те дни, когда «Полярная стрела» несла нас на север — в Пет-
розаводск, Кондопога уже работала на полный ход, выдавая не 15
тысяч тонн в год, как вначале мыслилось, а все 25 тысяч. Но она еще
считалась незавершенной — и росла вместе со всей страной...
— Обязательно побывайте в Кондопоге. Сегодня это не допо-
топная деревушка, какой я ее застал, а настоящий рабочий городок.
Обязательно побывайте у Ярвимяки, он теперь в Кондопоге, директор
388
бумажной фабрики и начальник строительства! — напутствовал меня
Александр Васильевич.
Побывать у Ханнёса Ярвимяки входило в мои планы.
Курсант интернациональной военной школы, лыжник-разведчик
отряда Антикайнена, он был одним из героев моей повести «Падение
Кимас-озера». В прошлом Ханнес — рабочий-медник, механик из Ло-
визы. В годы гражданской войны его избрали командиром красно-
гвардейского отряда, а затем и начальником Среднего фронта. Он
обещал мне многое рассказать о гражданской войне в Финляндии
для романа, задуманного мною в ту пору.
* *
*
Темно-желтый дым клубился над зданием целлюлозного завода,
постепенно снижаясь. Словно облако, дым стлался над примолкшей
озерной гладью Кондопожской губы, отравляя вокруг воздух. Но го-
лубые глаза Ханнеса Ярвимяки, когда он вглядывался в эти зелено-
вато-желтые, похожие на извергаемые вулканом клубы дыма, свети-
лись радостью.
— Подумать только, сколько наши машины простаивали из-за
того, что Сясь часто вовремя не подавала целлюлозы! Дымоуловите-
ли — их мы непременно поставим. Это дело второе... А вот наипервей-
шее выполнено — мы обеспечены собственной целлюлозой!..
Фабрику на десять тысяч тонн целлюлозы тогда только пустили.
Это совпало с празднованием пятнадцатилетия Карельской респуб-
лики.
Ярвимяки показывал мне уже заложенные фундаменты цехов
второй очереди строительства. На будущий год коллектив фабрики
рассчитывал удвоить выпуск целлюлозы. Мы пробирались между кот-
лованами и гранитными валунами, принесенными сюда ледниками,
затем сидели на террасе директорского домика над самым Онежским
озером. Но рассказы о гражданской войне Ханнес вынужден был
прерывать. То он бежал проверить, как возводится коробка для
третьей машины. Там что-то не ладилось. То он убегал еще куда-то.
Я заходил в эти вынужденные перерывы в контору, и передо мной
раскрывал бумаги и планы управляющий делами комбината—тоже
друг Шотмана — Эмиль Кальске. Именно у него, у Эмиля Кальске,
ночевал Ленин, возвращаясь из Разлива. И снова к Эмилю привел
Рахья Владимира Ильича уже в октябре при возвращении из Вы-
борга.
— Вторая очередь бумажной фабрики будет завершена к 1937
году,— сообщил Кальске.— И мы будем давать не пятнадцать тысяч
тонн бумаги, как в первоначальном проекте, и не двадцать шесть,
как сейчас, а уже шестьдесят три тысячи тонн!
Потом мы вместе с Эмилем Кальске ловили Ярвимяки. Он все
пропадал на установке второй бумажной машины, которую уже на-
чинали монтировать.
26 Заказ 2878
389
Наконец собрались вместе. И Ярвимяки продолжил прерванный
рассказ о том, как он возглавил побег большой группы заключенных
из финской тюрьмы, как он воевал в отряде Антикайнена и как по-
том Шотман призвал его на стройку, одобренную Лениным.
А вечером в сосновой роще на высоком откосе над Онегой, ря-
дом с открытым деревянным дощатым навесом для танцев и само-
деятельности, смахивая со щеки комаров, Ярвимяки вдохновенно
делился планами:
— Если бы вы знали, какой на этом месте будет выстроен Дво-
рец культуры! Огромный зал! Комнаты для кружков! И вниз прямо
к озеру спустится широкая каменная лестница с балюстрадой... Сту-
пенек у нее будет столько же, сколько у знаменитой одесской лест*
ницы. Она напомнит всем Петергоф, потому что по обе стороны ее
пойдут вниз к озеру непрерывным каскадом фонтаны!..
...Есть ученые, которые культурность народа измеряют тем,
сколько приходится бумаги на душу. Сейчас одна только Кондопога
выдает на каждого советского человека килограмма полтора бумаги.
А общая мощность комбината достигает 320 тысяч тонн в год! Это
в двадцать один раз больше, чем числилось в поддержанном Лени-
ным проекте Шотмана. И эта северная стройка на берегу окружен-
ного лесами Онежского озера — точный сколок жизни Страны Сове-
тов. В ее росте отражено происходящее во всей стране.
Наших
планов
громадье
Есть в труде такое же величье,
Как в больших сраженьях на войне:
Та же карта — обозримость птичья,
Где масштабы с фронтом наравне,
Тот же план, и в этом четком плане
Те же штурмы, где за брата брат,
Стяга боевое полыханье,
Воля наступающих бригад.
Илья Сельвинекий
Последний, пятый раздел по-
может читателям ощутить далекое
и всегда близкое нам время первых
лет Советской власти, ее наступа-
тельный порыв на мирном, бескров-
ном фронте строительства социа-
лизма и коммунизма.
В те начальные годы нашу стра-
ну посетил заморский гость, изве-
стный английский писатель Герберт
Уэллс, который увидел Россию во
мгле, посчитал разруху и нужду
безысходными, неодолимыми. Бесе-
дуя с Лениным, знакомясь с боль-
шевистскими планами на будущее,
он назвал Владимира Ильича Ленина
«кремлевским мечтателем».
Сама жизнь посмеялась над
предсказаниями Уэллса. Она пока-
зала воочию, что ленинские мечты
сбылись, стали неоспоримой реаль-
ностью. Это наши металлургические
гиганты и атомные станции, меж-
планетные ракеты и спутники. Это
наши колхозы, совхозы. Это, нако-
нец, наша военная мощь, о которую
разбились вдребезги фашистские
полчища.
Советские люди за пять с лиш-
ним десятилетий сумели пройти
путь, равный многим столетиям. Под
руководством Коммунистической
партии они идут кратчайшей и са-
мой верной дорогой — ленинской.
Владимир Курочкин
ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ РОССИЯ
Сонм
электростанций,
зажгись
пустырями сонными...
Станем
гигантскими,
станем
невиданными Эдисонами.
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
Ленин. План ГОЭЛРО. Кашира. Первый ток...
Ленин... и такое неожиданное для лапотной старой России, вызы-
вающее даже недоумение, пугающее слово «электрификация». Ленил
и Уэллс, знаменитый английский писатель-фантаст и одновременно
скептик, живо и остро беседующие в кремлевском кабинете. Ленин
и целая плеяда первоклассных русских электротехников, составивших
первый в мире «мозговой центр» вокруг главы правительства для
технического перевооружения России, для электрической, буквально,
революции в огромной стране. Ленин и первая лампочка, вспыхнув-
шая под потолком крестьянской избы деревни -Кашино...
Все это давно стало историей, хрестоматийной истиной, дороги-
ми сердцу пожелтевшими страницами воспоминаний, музейными ре-
ликвиями, драгоценнейшими архивными документами. Но ведь было,
было же и это все когда-то трепетно живым, противоречивым, труд-
ным, лихорадочно меняющимся, движущимся, растущим!
Есть такие коренные узлы истории, такие исключительные мо-
менты прошлого, которые, как реальные картины, воочию встают
перед внутренним взором последующих поколений.
1920 год. 23 декабря. Столица первого на планете социалистиче-
ского государства — Москва. Трибуна VIII Всероссийского съезда
Советов. «В пятиярусном зале Большого театра, в тумане, надышан-
ном людьми, едва светились сотни лампочек красноватым накалом.
393
Было холодно, как в погребе. На огромной сцене, с полотняными ар-
ками в кулисах, сбоку, близ тусклой рампы, сидел за столом прези-
диум. Все они, повернув головы, глядели в глубь сцены, где с ко-
лосников свешивалась карта Европейской России, покрытая разно-
цветными кружками и окружностями,— они почти сплошь заполняли
все пространство. Перед картой стоял маленький человек, в мехо-
вом пальто, без шапки; откинутые с большого лба волосы его броса-
ли тень на карту. В руке он держал длинный кий и, двигая густыми
бровями, указывал время от времени концом кия на тот или иной
цветной кружок, загоравшийся тотчас столь ярким светом, что туск-
лое золото ярусов в зале начинало мерцать и становились видны
напряженные, худые лица, с глазами, расширенными вниманием.
Он говорил высоким голосом в напряженной тишине...»
Он говорил о жалком наследии, доставшемся новой, социали-
стической России от старой, сброшенной народом администрации —•
царского режима. ‘Приводил примеры ничтожности реальных энер-
гетических средств, которыми трудно было воспользоваться даже то-
гда, в те дни, не говоря уже о ближайшем будущем огромной стра-
ны. Лишь около одного миллиона киловатт составляла суммарная
мощность всех электростанций дореволюционной России, а по про-
изводству электроэнергии она занимала только восьмое место в мире.
Он говорил о мелких, изолированно работающих электростанциях то-
го времени, производящих электроэнергию различного напряжения и
частоты, о малоэкономичных энергетических установках, бедности ко-
эффициента полезного действия электростанций—до одиннадцати-
двенадцати процентов. Электростанции царской России не были спо-
собны обеспечить повсеместную электрификацию промышленности, не
могли способствовать ее техническому перевооружению. А о широкой
электрификации сельского хозяйства и говорить не приходилось.
Где уж, при такой энергетической скудости!
Да, это плохо для страны, да, это даже убийственно для моло-
дого, совсем недавно народившегося социалистического государства.
Но нет нужды скрывать это от народа, смелые должны смотреть
только правде в глаза, как бы ни была она сурова. Да, такова тяже-
лая, тягостная обстановка, и ничего не поделаешь, но... И тут на-
чинают доходить до сознания слушателей, делегатов VIII Всероссий-
ского съезда Советов, как могучие волны нового освежающего при-
боя, слова и цифры, прогнозы и выкладки, неопровержимые сообра-
жения, дерзкие проекты... Так познают делегаты, а с ними вместе и
вся страна план ГОЭЛРО. Во всей своей грандиозности он встает
в этот вечер перед людьми, облеченными доверием русского народа и
Коммунистической партии, людьми, большинства которых уже нет
ныне на свете, но восторг которых, счастье от сознания великой исто-
ричности совершавшегося доходит до нас и сегодня со всей своей не-
посредственностью.
План электрификации России предусматривал в течение 10—
15 лет восстановление и реконструкцию оставшихся в наследство
электростанций суммарной мощностью 250 тысяч киловатт и строи-
394
тельство 30 новых станций общей мощностью в полтора миллиона ки-
ловатт. Шквалом аплодисментов встречались в Большом театре эти
великолепные цифры и возносились на гребне всеобщего энтузиазма,
когда докладчик, человек в меховом пальто — Глеб Максимилиано-
вич Кржижановский, политический деятель, инженер-энергетик, уче-
ный, указывал «на будущие энергетические центры и описывал по
карте окружности, в которых располагалась будущая новая циви-
лизация, и кружки, как звезды, ярко вспыхивали в сумраке огром-
ной сцены. Чтобы так освещать на короткие мгновения карту, пона-
добилось сосредоточить всю энергию московской электростанции, да-
же в Кремле, в кабинетах народных комиссаров, были вывинчены все
лампочки, кроме одной — в шестнадцать свечей.
Люди в зрительном зале, у кого в карманах военных шинелей и
простреленных бекеш было по горсти овса, выданного сегодня вме-
сто хлеба, не дыша, слушали о головокружительных, но вещественно
осуществимых перспективах революции, вступающей на путь творче-
ства...»
Сидевшие в зале, которых так выразительно описал замечатель-
ный советский писатель А. Н. Толстой в своей трилогии «Хождение
по мукам», еще и не ведали тогда, в 1920 году, не могли знать, что
пятнадцать лет спустя, к 1935 году, этот представляемый им план
ГОЭЛРО будет перекрыт по выработке электроэнергии почти в три
раза. Не знали, а некоторые и не смогли узнать в будущем, так как
погибли в том же 1920-м или спустя год на фронтах борьбы с врага-
ми Советской власти. Но они верили, беззаветно верили, когда в зал
со сцены летели заряды огромной энергетической силы, аккумули-
рующиеся мгновенно в человеческих сердцах: «Коммунизм — это
есть Советская власть плюс электрификация всей страны!»
И они, следя внимательно за указкой докладчика, оживляюще-
го внушительную карту плана электрификации страны, не могли все
же удержаться, чтобы тысячью глаз не поискать в президиуме доро-
гого всем человека, с именем которого уже тогда навечно связыва-
лась великая история роста электротехнического могущества нашей
Родины. Да и в нынешние-то дни вряд ли найдется такой человек, ко-
торый не почел бы за большое счастье восстановить, вернуть хоть на
миг в своем внутреннем видении этот момент, воочию убедиться и
услышать:
«...—Где Ленин? — спросила Катя, вглядываясь с высоты пято-
го яруса. Рощин, державший, не отпуская, ее худенькую руку, отве-
тил также шепотом:
—• Тот, в черном пальто, видишь — он быстро пишет, поднял го-
лову, бросает через стол записку... Это он...»
О, эти ленинские записки! Они рождались постоянно, везде: на
конгрессах, на деловых заседаниях, в кабинете, в ответ на записку
секретаря, на послание ответственного работника, заметки на пись-
мах со всех концов страны, на листках, вырванных из больших блок-
нотов,' из маленьких, просто клочки бумаги—эти словно спрессо-
ванные сгустки живой ленинской мысли!..
395
Владимиру Ильичу было бесконечно чуждо и даже омерзительно
дилетантство во всех его проявлениях и разновидностях, Он глубоко
презирал дилетантов и всезнаек. Обрушивался иа них беспощадно.
Когда Троцкий в мае 1921 года, ведя борьбу против плана ГОЭЛРО,
стараясь выдвинуть свои собственные прожекты, прислал Ленину
брошюру некоего инженера Шатуновского об использовании для
электрификации петроградской промышленности энергии Свири и
Волхова, Владимир Ильич немедленно же ответил боевой запиской:
«Прочел я брошюру Шатуновского: «Белый уголь и революционный
Питер».
Очень слабо. Декламация и только. Делового ничегошеньки...
Кто это спец? Нет таких (я спрашивал Кржижановского: нет
таких). Шатуновский взялся писать о том, чего не знает (Кржижа-
новский так оценивает)...
Пусть Шатуновский докажет и даст деловые предложения. Ина-
че болтовня остается болтовней».
Троцкий в специальном письме к В. И. Ленину попытался, как
говорится, дезавуировать, опорочить мнение тов. Кржижановского:
«Что касается отзыва называемого Вами спеца, то он, мне кажется,
неубедителен...»
Но Ленин тверд, он пишет и еще одну записку — Зиновьеву, тог-
дашнему председателю Петроградского Совета, в назидание:
«...Троцкий, как видно из этого, настроен сугубо задирательно. Бро-
шюра Шатуновского — болтовня».
«Задирательно» против плана ГОЭЛРО вел себя не только Троц-
кий, который вообще ратовал за «освобождение от идеи электрифика-
ции» (записано Лениным на заседании ЦК 16 июля 1921 года). Ры-
ков тоже считал, что с электрификацией «не надо спешить». Это от-
метил для себя Ленин на одном из заседаний СТО и, готовясь к за-
ключительному слову, бегло записал: ««Дело затемняется»... бюро-
кратизмом (Рыков)... и литературщиной (Милютин, Ларин и Осин-
ский)».
Так шла напряженная борьба за план ГОЭЛРО. Это сейчас, на
большом историческом расстоянии, кажется, что все могло идти
только гладко. Как, скажем, можно возражать против очевидного:
Каширская электростанция, Шатурская, Горьковская, Штеровская,
Зуевская, Волховская, Днепровская... Без этих не было бы нынче и
таких гигантов, как Волгоградская ГЭС, Куйбышевская, Краснояр-
ская, Братская и многие другие, вступившие или вступающие посте-
пенно в строй. Для нашего поколения это сегодня бесспорно. А в да-
леком вчера? Там это казалось мифом, фантазией не только англий-
скому писателю Уэллсу, но и многим нашим отечественным доморо-
щенным скептикам и дилетантам. Вот поэтому-то и шла самая оже-
сточенная борьба против плана ГОЭЛРО — и по крупному, и по ме-
лочам. Эта борьба находит отчетливое свое отражение в бесчислен-
ных записках и телеграммах Владимира Ильича, подписанных им
постановлениях и проектах.
396
Ленин не переносил прожектеров, любителей пустых «революци-
онных» фраз. Дело, только дело, точнейший инженерный расчет, пря-
мая выгода для народного хозяйства — вот стимуляторы в его оцен-
ках любых предложении. А их поступало к Председателю Совета На-
родных Комиссаров предостаточно, касалось ли это использования
сланцев или ветросиловых установок, применения гидромониторов
на торфоразработках, строительства электроплугов для сельского хо-
зяйства и т. д.
Владимир Ильич старался всегда как можно глубже проникнуть
в суть дела, но решающее техническое слово всегда оставалось за
специалистами. Вот почему так много сохранилось его коротких,
энергичных, полных мысли заметок, записок к деятелям науки и тех-
ники. Программу энергетики для страны он рассматривал в комп-
лексе, особенно когда дело шло о проблемах топлива. Он пишет бу-
дущему академику И. Губкину по вопросам нефти, спрашивает со-
вета. Он набрасывает записку об угле на полях заметки «Возрожде-
ние Донбасса»: «Нельзя ли поручить кому-либо (Струмилину?) два
раза в месяц итоговые данные о росте производства в Донбассе?»
Его интересуют сланцы: «...надо-де электрифицировать на месте и на
месте же перегонный завод поставить для получения нефти из слан-
ца. Так мне здесь говорили. И я думал, что Питер при его ресурсах
может и сладит с задачей электрификации и перегонки на нефть».
И конечно, дрова, эта топливная основа из основ в то далекое, труд-
ное из-за разрухи время. В этом вопросе особых научных и техниче-
ских решений тогда не требовалось. Дело казалось простым. Но не-
обходимо было неустанно следить, проверять и постоянно подгонять,
подгонять нерадивых, порой даже в мелочах, но что поделаешь, тран-
спорт, население в городах, предприятия ждали дров. И появились
ленинские тревожные записки:
«т. Цюрупа!
Из бумаг увидите, в чем дело.
Главлеском у нас слаб. (Отъезд Смилги па лечение еще больше
ослабит).
Надо поэтому подумать, как бы помочь делу с дровами, чтобы
весной или к весне не вышло краха».
Однако главной и самой беспокоящей заботой для Владимира
Ильича являлись электростанции, которых до обидного было мало
на Руси к моменту революции. Правда, и сама электротехника име-
ла сравнительно небольшую историю. Лишь в 1831 году, за сорок все-
го лет до рождения Ленина, был найден способ превращения в гене-
раторах механической энергии в электрическую.
Но уже и эти первые опыты применения электричества дали воз-
можность К. Марксу и Ф. Энгельсу определить глубоко революцион-
ное значение нового вида энергии — электрической. А В. И. Ленин
увидел в электрификации материально-техническую базу социализма.
В своем знаменитом письме к Кржижановскому Владимир Ильич в
январе 1920 года намечал основные контуры будущего плана, кото-
рый назван был потом ГОЭЛРО; он указывал, что этот план «поли-
397
тический или государственный, т. е. задание пролетариату». Он даль-
ше развивает эту мысль о плане весьма определенно: «Его надо дать
сейчас, чтобы наглядно, популярно, для массы увлечь ясной и яркой
(вполне научной в основе) перспективой; за работу-де, и в 10—12
лет мы Россию всю, и промышленную и земледельческую, сделаем
электрической». О гениальности этих ленинских строк говорить сей-
час не приходится. Здесь что ни слово, то целая программа. «Впол-
не научной в основе» — это, значит, отповедь всякому дилетантизму,
голому администрированию, пусть даже и «революционному», это
прежде всего создание своеобразного «мозгового центра», который
мог бы технически обосновать «ясную и яркую перспективу». Впер-
вые крупнейшие ученые и инженеры-энергетики России были объеди-
нены для решения великой задачи: профессора И. Александров,
М. Шателен, К. Круг, инженеры Р. Классом, А. Винтер и многие дру-
гие, имена которых сейчас украшают историю советской науки. Около
200 человек, то есть, по выражению Ленина, «все лучшие силы, ко-
торые только были.на виду у ВСНХ и НКЗ, а равно НКПС, были
привлечены к работе». Ленин печется о судьбе каждого из них, обе-
регает от несправедливостей. Он пишет, например, Дзержинскому:
«Прошу немедленно' выяснить, в чем обвиняется профессор Графтио
Генрих Осипович, арестованный Петрогубчека, и не представляется
ли возможным его освободить, что, по отзыву т. Кржижановского,
было бы желательно, так как Графтио крупный специалист». Граф-
тио. как нам теперь известно, возглавлял впоследствии строительство
крупнейших гидростанций, стал академиком.
Поразительна ленинская потребность гласности. Он старался
привить ее всем окружающим, И успех плана электрификации Рос-
сии ставил в прямую зависимость от широкой пропаганды в печати
как самой идеи, так и всех подробностей «электрической револю-
ции». Он буквально заставляет, например, видного партийного пуб-
лициста и пропагандиста И. Степанова написать книгу «Электри-
фикация РСФСР в связи с переходной фазой мирового хозяйства».
Автор присылает потом Ленину вышедшую книгу с такой надписью:
«Дорогому тов. В. И. Ленину-Ульянову (от) автора. Засаженный за
работу в порядке беспощадного «принуждения» и неожиданно на-
шедший в ней свое «призвание». Да здравствует такое «принужде-
ние»».
И летят ленинские записки к Кржижановскому: «Нельзя ли Вам
написать или Кругу (или еще кому) заказать статейку такого рода,
чтобы
доказать
или хотя бы иллюстрировать
а) громадную выгодность
б) необходимость электрификации».
И ниже опять: «Закажите это. Может быть. Вы себе закажете
материал, а напишете сами или дадите интервью, я пошлю интер-
вьюера. Тогда мы получим канву для пропаганды. А это важно.
Прочитав,, позвоните по телефону»..
398
В другой раз речь идет о торфе. «Не напишете ли статьи об этом
в «Экономическую Жизнь» (и затем брошюркой или в журнал) ?
Необходимо обсудить вопрос в печати».
И в постскриптуме настойчивое напоминание: «В случае на-
добности запрягите Винтера, но давайте статью
с ко ре е».
Эти ленинские энергичные, требовательные: «Необходимо тотчас
двинуть вопрос в печать», «...надо тотчас составить и опубликовать»,
подобно электрическим импульсам, приводили в движение, устрем-
ляли вперед, активизировали всю пропаганду электрификации, дово-
дили ее идеи до сознания каждого гражданина, говоря словами Вла-
димира Ильича, «наглядно, популярно» увлекали «ясной и яркой...
перспективой».
Электрификация. Энергетика... А одновременно Ленину приходи-
лось в те трудные годы с такой же дотошностью вникать и в военные,
международные, финансовые, правовые вопросы, заниматься проф-
союзами, просвещением, бытом ученых, то есть всем огромным комп-
лексом государственных и хозяйственных дел, которые ложились на
плечи Предсовнаркома.
Мне кажется, досадной ошибки не произойдет, если предполо-
жить, что любимым детищем Владимира Ильича была Каширская
электростанция. Конечно, он с не меньшим участием, деловитостью,
заботой даже о мелочах следил за судьбами и других строившихся
или проектируемых станций: Шатурской, Уткина Заводь, Волхов-
ской, Днепровской... Об этом свидетельствуют его многочисленные
боевые записки, напоминания, письма, телеграммы... Однако Кашир-
ская станция в жизни Владимира Ильича была первым очевидным
фактом реальной возможности, а не просто пожеланием электрифика-
ции России. «Каширка», как ее иногда любовно, по-отечески называл
Ленин, поднималась на пустом месте, росла на его глазах, а когда
дала первый ток, когда по медным проводам, подвешенным к дере-
вянным еще опорам, электрическая энергия побежала к Москве, ко-
гда впервые в близлежащих поселках ярко засветились по вечерам
окна, когда пришли в движение десятки новых электромоторов на
фабриках и заводах Подмосковья, увеличивая промышленный по-
тенциал молодого социалистического государства, можно было уже
твердо убедиться, что план ГОЭЛРО из мечты, из первых набросков
и проектов, из директив, бумаг и бумажек превращается в осязае-
мую явь. Суховато, технически точно, сдержанно, без лозунговых вы-
криков звучали по этому поводу слова Кржижановского: «...впервые
на равнинах России стал функционировать ток напряжения в
115 000 вольт, являющийся нормой для всех европейских электропе-
редач». Прислушайтесь еще раз к словам: «...на равнинках России
стал функционировать ток...» Это куда эмоциональнее самых востор-
женных поэм: отсталая Россия властно предъявила права на все
электрические нормы Европы!
На одном ггз стендов Центрального музея В. И. Ленина на пло-
щади Революции в Москве есть две фотографии: здание Каширской
399
электростанции в строительных лесах и «Каширка» готовая — в пер-
вые пусковые дни. Мы — народ теперь уже искушенный, на самых
внушительных фотоснимках воспитанный. Величественная панорама
Днепростроя, плотина Цимлянской ГЭС, вечерние огни Волгоград-
ской, огромный котлован Куйбышевской и совсем уже гигантские,
циклопические размеры плотин Красноярской и Братской гидроэлек-
тростанций. Сколько подобных чудес запечатлелось в памяти, куда
уж там скромные фотографии начала двадцатых годов. И однако же,
нет ничего душевнее и трогательнее этих, скажем прямо, мало эф-
фектных, даже сереньких с точки зрения фотомастеров снимков.
И снято-то в лоб, плоско, тускловато, а вот нате же — за ними целая
эпоха, глубина, перспектива страны и острая, четко бьющая в цель
ленинская мысль!..
Кашира — в строительных лесах. Это не нынешние усовершенст-
вованные опалубки, «тепляки» для бетона, металлические конструк-
ции, послушные и сильные руки подъемных кранов. Здесь — старо-
древние обычные деревянные подмости, трапы с этажа на этаж —•
сосновые тесины, торопливо схваченные перекладинами. На снимке
не видно, но угадать нетрудно, что на подмостях где-то брошены до
следующего рабочего дня заплечные «козы» подносчиков кирпича.
Повсеместный ручкой труд, перебои с доставкой леса, нехватка кир-
пича, гвоздей, проволоки для арматуры, всякие мелкие нужды и дряз-
ги — таковы будни Каширы. Но они, эти будни, не пропадали впу-
стую, не стирались незамеченными, а ложились испещренными быст-
рыми заметками в листки ленинского календаря на широком столе
его в кремлевском кабинете. И превращались затем в тире и точки
срочных телеграмм, пронзительные, настойчивые телефонные звонки
секретарей Ленина, его сердитые записки нерадивым работникам лю-
бых рангов. И боль сердца, и душевная теплота, и гнев порой, и же-
лезная неотвратимая логика — вся гамма ленинских чувств, все мно-
гообразие его живой мысли открывается теперь людям в строчках
этих документов.
Он беспокоился об обеспечении Каширстроя топливом, хлебом,
фуражом, писал в электротехнический отдел ВСНХ: «Предлагается
Вам совершенно точно, с максимальным выполнением установленных
строительством сроков, снабдить Каширское строительство требуе-
мым электротехническим материалом. Я категорически требую, что-
бы в этом не было проявлено никакой задержки...» Сигнализировал
нашим представителям в Берлин об электротехнических заказах:
«Прошу мне телеграфировать из Берлина, какие меры Вы принимае-
те, когда именно все заказанное будет готово и когда именно будет
доставлено в Москву». И по проводам понеслась телефонограмма на-
родному комиссару здравоохранения Семашко: «...прошу срочно
командировать на постройку Каширской электрической станции од-
ного врача, так как ввиду скопления рабочих на постройке возмож-
ны эпидемические заболевания холерой». Ведь строили-то в основ-
ном крестьяне окрестных сел и деревень, оторвавшиеся от своих
семей на время. Вот и была о них забота. Пишет записку члену пре-
400
зидиума Совета Труда и Обороны Эйсмонту: «Прошу в срочном по-
рядке исполнить просьбу Председателя ВСНХ т. Богданова за
№ 211/280 об отпуске строительству Каширской электрической стан-
ции 100 штук брезентовых палаток большого образца или 200 штук
маленького образца». А Халатову в Наркомпрод — телефонограмма:
«Предлагаю принять срочные меры для покрытия недосланных про-
дуктов, главным образом рыбы и мяса за сентябрь месяц, и отпуска
продуктов на октябрь для нужд Каширского строительства». Пишет-
ся письмо и в Рабкрин: «Предлагаю Вам назначить ответственного
работника, поручить ему срочно расследовать ход и порядок снаб-
жения Каширстроя и по чьей вине происходит волокита, привлечь к
ответственности виновных...»
Строилась не только первая по плану ГОЭЛРО электростанция,
перестраивалось сознание самих людей, они учились и их учили ра-
ботать четко, деловито. Нужно было уходить от старой «рассейской»
расхлябанности, доставшейся молодому государству в наследство с
вековых еще боярских времен. Вот мы теперь привычно говорим о
ленинском стиле работы, порой не вдумываясь даже особо в смысл
этого понятия. А что же это такое? Да прежде всего это борьба с
ленью и волокитой — кто бы их ни проявлял, пусть даже самые близ-
кие люди. Вот, например, записка Ленина Фотиевой — секретарю
Совнаркома, с которой он виделся почти каждый день: «С делом о
Шатурке (№ 3 в обложке) Вы явно виноваты.
23
Сегодня у-
Вы засолили, не напомнив ни мне, ни Смольянинову.
Так нельзя. Нельзя солить».
И тотчас же — отповедь председателю Главторфа Радченко:
«Образец того, как Вы нарушаете мои советы.
Бумаги о Шатурке послали 14/IV, архиобъемистые. Без отдельно
выписанных ясных предложений.
Я был занят, читать не мог; солили до 23/V.
А вы молчите!
Это безобразие!».
А дальше следует подробнейшая ленинская инструкция, что де-
лать и как поступать, чтобы подобной волокиты не было, чтобы дело
«не солили». И заключает строго: «Прочтите сие Винтеру и пришлите
мне Вашу и его расписку в том, что вы оба сии указания поняли и
приняли к исполнению».
И это при условии, что Ленин высоко ценил инженера Винтера,
строителя Шатурской электростанции, а о Радченко он писал позд-
нее следующее: «Радченку я знаю очень давно, еще до революции
1917 г. Заслуживает полнейшего доверия».
Так поднималось не только крепкое здание Каширской станции,
но и росли, духовно крепли, очищались от всяких шлаков, станови-
лись первоклассными хозяйственными работниками, отличными
401
администраторами, душевными партийными руководителями окру*
жающие Ленина люди.
Переводим взгляд на вторую фотографию. Тут «Каширка» без
строительных лесов. Видны еще, правда, вспомогательные мелкие по-
стройки, что-то вроде сарайчиков пли небольших бараков. Можно уг-
лядеть и брошенный, нс прибранный еще строительный инвентарь,
скажем что-то похожее па опрокинутую тачку. Но само здание стан-
ции возвышается компактно, плотно, словно хорошо пропеченный
хлеб доброй хозяйкой.
Электростанция, чувствуется, на ходу. На каменной эстакаде
видны три железнодорожных вагона,— это подмосковный уголь при-
был для бункеров котельной. Высится солидная кирпичная труба.
Видны двусветные окна турбинного зала. Впрочем, вот что было на-
печатано 4 июня 1922 года в «Красной газете» Петроградского Сове-
та: «...трехэтажный корпус Каширской электростанции не поража-
ет особенной грандиозностью, но он красив особенной «инженерской»
красотою. Здесь каждый ряд окон или выступ, угол крыши имеют
свой математический смысл... Турбинный зал, тоже узкий, белый и
высокий, весь щеголяет электрическим изяществом. Две черные тур-
бины вытянулись своими причудливыми формами во всю его длину.
Они получили здесь шутливое имя «Антиповы», по фамилии их мон-
тера из рядовых рабочих, в настоящее время — техника Антипова...»
Забавны и наивны сейчас все эти литературные «красивости»
журналиста: «математический смысл» угла крыши, «щегольство
электрического изящества» и т. д. Но в то же время это понятно:
ведь такие далекие от народа слова, как «математический», «элек-
трический», впервые стали доходить до души и сердца простых, не
искушенных науками людей. Для них эти диковинности принимали
весьма предметный вид, зримый облик сработанной их руками элек-
тростанции. А это не могло не вызывать радостного волнения. Гор-
дился и журналист, впервые осматривающий здание «Каширки»,
выросшей на берегу Оки, близ удобного для снабжения топливом
железнодорожного узла. Гордились и сами строители, и те, кто при-
нимал электростанцию,— члены государственной комиссии. Гордился
и монтер Антипов, выросший вместе со станцией из рядовых рабочих
до техника. И конечно, гордился всем этим великолепным делом сам
Владимир Ильич. Эту гордость он выразил перед делегатами III кон-
гресса Коминтерна. Ленин сказал на весь мир: «12 тысяч киловатт,—
возможно, он подумал в этот момент о жестоком скепсисе Уэллса,—
очень скромное начало. Быть может, иностранец, знакомый с аме-
риканской, германской или шведской электрификацией, над этим по-
смеется. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним».
И сегодня мы отлично видим, какими пророческими были ленин-
ские слова, сказанные с большим достоинством, но с сарказмом че-
ловека, которому знания и научное прозрение дали возможность ви-
деть на столетие вперед.
И это не авторская гипербола, не склонность писателя к пре-
увеличениям ради подходящего образа. Это твердые, ясные факты
402
ленинской практической деятельности, отчетливая работа его мысли,
берущая явления жизни и рассматривающая их с «запасом», на
много лет вперед.
Вот один из примеров. Ленин пишет Кржижановскому:
«Г. М.! Мне пришла в голову такая мысль.
Электричество надо пропагандировать. Как? Не только словом,
но и примером.
Что это значит? Самое важное — популяризировать его. Для
этого надо теперь же выработать план освещения электричеством
каждого дома в РСФСР». И затем следуют скрупулезные замеча-
ния и указания, что и как надо делать, где готовить самим, то есть
без помощи заграницы, изоляторы, собирать медь для проводов.
И все это с характерной подчеркнутостью: тотчас, тотчас, тотчас.
Это мысли, которыми Владимир Ильич делится со своим бли-
жайшим помощником по электрификации страны. А вот и практи-
ческие дела. 20 ноября 1920 года Ленин беседует с приехавшим к не-
му крестьянином деревни Кашино Волоколамского уезда Московской
губернии, который рассказал о плане постройки районной электро-
станции и просил помочь с дииамомашиной. В тот же день Ленин
пишет записку в электроотдел Московского совнархоза: «По сооб-
щениям представителя от мест (т. Курков из д. Кашино), динамома-
шина могла бы быть изготовлена на заводе «Динамо» (у Симоно-
ва монастыря, около Москвы, за Спасской заставой) (I верста от
Москвы)».
И Ленин побывал у крестьян деревни Кашино, приехал вместе
с Надеждой Константиновной Крупской. Выступил с речью, фото-
графировался с крестьянами и деревенскими ребятишками, видел,
как вспыхнула первая местная электрическая лампочка.
Первая лампочка—это и была та наглядная пропаганда элек-
трификации страны, о которой так горячо мечтал Ленин. Первая! За
ней вспыхнуло много других. Сотни, тысячи, миллионы... Трудно
даже теперь их сосчитать...
Вечер. Московский вечер нынешнего года. Электрическое зарево
над огромным городом, такое уже привычное, что даже и не при-
мечаешь его, не задумываешься о смысле этого явления. Действи-
тельно, над какими городами Советского Союза нет этих зарев, по-
добных звездному свету! И как-то не думаешь о том, что вся стра-
на когда-то была погружена в темень, а для освещения исторической
карты плана ГОЭЛРО необходимо было специальное усилие
МОГЭСа. А когда запрокидываешь голову, чтобы увидеть настоящие
звезды, над городом с мягким шумом снижается и идет на свой аэ-
родром гигантский реактивный ИЛ. И хвостовые его огни на макуш-
ке киля и ниже попеременно мигают, словно выстреливают то крас-
ными, то зелеными огнями. Предупреждают. Обращают внимание.
И невольно приходит вдруг мысль, что по балансу электротех-
нической сложности ведь эта машина — несколько Кашир...
А это и есть развитие ленинской электрической революции, даль-
нейшая реализация плана ГОЭЛРО!
Владимир Приходько
БЫЛ ЛИ ЛЕНИН В ДОНБАССЕ?
Пылать над шахтами знаменам,
составам с углем многотонным
лететь, на стыках грохоча...
Над созданным, над воскрешенным
знакомый образ Ильича.
1
Шахтеры ехали на Второй Всероссийский съезд горняков.
Они понимали: многое зависело от них; это ощущение собственной
важности придавало им сил. Они должны были дать революции теп-
ло. Они должны были вдохнуть жизнь в застывшие заводы и фаб-
рики. Оставив за верстами метели дом, семью, работу, они ехали к
Ленину.
Москву увидели только после рождества; как ни укорачивай,
путь долог! Их разместили в доме на Садово-Кудринской. В нем бы-
ло холодно. И в зале Дома Союзов, где шел съезд, сидели в тулупах,
полушубках, шапках.
Петр Мешков был самым молодым в делегации: ему недавно ис-
полнился двадцать один год. Увидел Ленина — открыл от удивле-
ния рот. Невысокого роста, усталый, бледный, Владимир Ильич был
непохож на «вождя мировой революции». В нем не было ничего кри-
чащего, митингового. Он был своим среди своих в будничной, труд-
ной обстановке. И горечь времени, так же как и его радость, запе-
чатлелась в живых и добрых глазах. Несмотря на усталость, Ленин
говорил горячо, убежденно и убедительно. Было грустно, когда он
грустил; смеялись, когда он шутил; хотелось слушать его неотрывно
и долго.
Начались прения. Мешков стал терять нить разговора, потому
что ему хотелось подойти к Ленину: он обдумывал, как удобнее и
лучше это сделать, и представлял, что ответит ему Владимир Ильич.
404
Во втором перерыве он подошел к президиуму и, выбрав минуту,
сказал:
— Як вам...
И почувствовал, как кровь горячит ему щеки.
— Вы откуда, товарищ? — спросил Ленин и деловито, и дру-
жески.
— Из Александров-Грушевска...
Глаза Владимира Ильича залучились особенным светом, и Меш-
кову стало хорошо и радостно.
— А я,— сказал Ленин,— недавно получил оттуда письмо. Так
это вы и ваши товарищи добыли на субботниках и воскресниках
тридцать тысяч пудов угля и посылаете его московскому пролета-
риату?
— Да,— ответил Мешков,— это мы.
Он ощутил не только гордость, но и близость к Владимиру Иль-
ичу. Это была близость не краткого разговора, не сиюминутного
знакомства, эта близость была рождена общим великим делом. Он
вспомнил и мысленно перечел то, что писали они Ленину,— как уме-
ли, как понимали:
«...Работая в сырых, мрачных и темных шахтах, раздетые, разу-
тые и полуголодные, мы верим в ту будущую коммунистическую
ниву, сеятелями которой являются рабочие Советской республики,
выполняем свою норму, несмотря на скудный, полуголодный паек...
Те миллиарды черного минерала, которые залегают в донецких пла-
стах, мы ударами нашей кирки постараемся добыть в самом наи-
большем количестве для того, чтобы обогреть население деревень,
сел, городов, пустить наши фабрики и заводы и двинуть десятки
стальных гигантов-паровозов...»
Может быть, угадав его мысли, Ленин вдруг спросил мечта-
тельно:
— Значит, двинем вперед стальные гиганты-паровозы?..
И тут же, не дожидаясь ответа, стал расспрашивать, как
шахтеры наладили питание для семей, учатся ли дети.
— Дети, Владимир Ильич, пишут на канцелярских книгах быв-
ших хозяев. Школу им открыли сразу после того, как беляков вы-
гнали. Освободили комнату в рабочей казарме, поставили столы —
вот и школа.
— Ничего,— одобрительно усмехнулся Ленин,— это ничего, то-
варищ. Скоро у нас будут хорошие школы и много учебников и тет-
радей. Со школой это верно вы — нельзя откладывать учение тех,
кто придет на смену. Пусть они растут грамотными, образованными.
...Молодой шахтер из Донбасса снова встретился с Лениным по-
сле съезда. Владимир Ильич фотографировался с шахтерской деле-
гацией.
Когда, не снимая шапок и шинелей, рабочие рассаживались во-
круг Владимира Ильича, он сказал подошедшему Артему (Серге-
еву):
— Это мой старый знакомый.— И подмигнул Мешкову.— Мы с
405
ним давно уже переписываемся о перевозке угля для московских ра-
бочих.
Артем ответил серьезно, почти торжественно:
— Петя Мешков — самый молодой член президиума нашего
съезда. Съезд оказал ему большое доверие. Он избран в состав ЦК
профсоюзов.
Тогда Ленин посадил Мешкова около себя, взял за руку:
— Пожалуйста, когда вернетесь в Донбасс, передайте рабочим
и работницам большое спасибо за уголь. Скажите, что Ленин по-
обещал скоро уголь вывезти.
Мешков знал: вывезти уголь едва ли легче, чем его добыть,—
паровозы, везущие уголь в Москву, за многодневную дорогу сами
пожирали почти весь груз — много надо хозяйственной сметки и рас-
чета, чтобы выполнить обещание.
Фотограф закончил снимать первую группу. Мешков хотел отой-
ти, но Ленин окликнул его:
— Куда же вы? — Он шутливо покачал головой.— Делегаты
обидятся, что с одной группой сфотографировались, а с другой не
хотите.
И он посадил шахтера снова рядом, только с другой стороны, а
сам подумал, что растут кадры рабочего класса, новые хозяева стра-
ны, и хорошо, что они растут в Донбассе, в таком важном для всей
революции районе...
Однажды я спросил одного молодого горловского шахтера, ко-
торый, если бы родился на тридцать лет раньше, был бы ровесником
Петру Мешкову:
— А как вы думаете, Ленин был в Донбассе?
— Думаю, был,— ответил парень.— Его видели! Да вы...— тут
он замялся,— стариков спросите. Они знают... А мы — от них...
Потом мне дважды приходилось слышать рассказ о приезде Ле-
нина на здешние шахты. Говорили, что был Владимир Ильич и в Лу-
ганске — руководил военными операциями против Деникина.
Легенда эта поэтична, однако — скажу прямо — неверна: ни в
Луганске, ни в Юзовке Ленина не было. И никто его, естественно,
здесь видеть не мог.
Но признаюсь, когда я бродил по великолепным улицам нового
Донецка, по его Ленинскому району, по скверам и паркам шахтер-
ской столицы, подолгу стоял у памятника Владимиру Ильичу, гово-
рил с людьми, умножающими славу Донбасса, я сам как-то почти
сомневался, что Ленина не было здесь,— настолько тесно связано его
имя с развитием и ростом могучего края угля и металла.
Да, Ленин не приезжал сюда, не мог приехать. Здесь работали
его соратники и ученики-ленинцы — В. Чубарь, В. Антонов-Саратов-
ский, Ф. Сергеев (Артем), С. Гопнер, Н. Шверник, Э. Квиринг и дру-
гие хозяйственники и партийцы.
А это значит — здесь был и он.
406
2
Март 1918 года. Немцы оккупировали Донбасс. Всесоюзная ко-
чегарка отрезана от задыхающейся в тисках врагов республики.
Большевистские организации края перешли на нелегальное положе-
ние.
В креслах кабинета в Кремле сидят двое — Р. Я. Терехов и
И. И. Шварц (Семен). Через несколько дней они уезжают в Юзово-
Макеевский район, перейдут линию фронта — на подпольную работу.
Третий в кабинете — Ленин.
Беседа длится полчаса. Терехов готовился к ней всю ночь, за-
готавливая конспект речи. Но конспект не нужен: беседа не напоми-
нает ни отчет, ни инструктаж.
Беседуют большевики, товарищи, революционеры. Они обмени-
ваются опытом—Ленина интересует о Донбассе все: сколько шах-
теров уехало в деревню, сколько ушло в Красную Армию, велики ли
разрушения, какие средства понадобятся на восстановление после
оккупации.
В том, что Донбасс будет освобожден, у Ленина сомнений нет.
— Упрочение нашего молодого государства,— говорит Владимир
Ильич,— всецело зависит от края, куда вас направляет партия. Это
угольно-металлургическая база народного хозяйства. Мы обязаны
вернуть Донбасс. Мы можем ориентироваться лишь на него. Больше
нам неоткуда ждать топлива, а без топлива...— и он выразительно
разводит руками: — каждому ясно, что нельзя жить без топлива.
...Подполье в Донбассе — важный участок войны с врагами ре-
волюции. Важный, но, пожалуй, не главный. Главный — фронт.
Трудно, медленно идет освобождение Донбасса. И всей изну-
рительной борьбой руководит Владимир Ильич. Уже раненный пу-
лями Каплан, уже осунувшийся от недоедания.
Положение тяжелое, а тут еще разногласия между опьяненны-
ми свободой руководителями украинской, крымской и (выделенной
в самостоятельную) донецкой республик. Чтобы победить, необхо-
димо создать единый боевой фронт против нашествия с Запада. На
это тоже надо положить много усилий.
Одну за другой отстукивает телеграф шифрованные депеши Ле-
нина. Направление — юг, Украина. Она обязана признать Донбасс-
фронт важнейшим украинским фронтом.
Его телеграммы кратки, как выдох. Их диктуют голод и холод.
Они подписаны железной волей и верой Владимира Ильича в скорую
победу. Они призывают, они настаивают, они убеждают. Если надо,
они угрожают.
Шутить не время. Революция в опасности. Если возможности нет,
сделайте невозможное. Спешно, спешно, спешно. Вне всякой очереди:
«...критическое, близкое к катастрофическому, положение в Донбас-
се и на Маныче... напрячь все силы для ускорения и усиления воен-
ной помощи Донбассу...» «Поймите, что вы будете виновны в ката-
407
строфе, если запоздаете с серьезной помощью Донбассу». «Мы, не-
сомненно, погибнем, если не очистим полностью Донбасса в корот-
кое время». «Получил... еще одно подтверждение, что Вы играете в
самостийность и в местные республики, отказываясь немедленно от-
править в Донбасс все военные силы... Заявляю, что Вы будете пре-
даны партийному суду и исключены из партии, если не бросите этой
игры и не отправите тотчас все военные силы Харькова и всех мо-
билизованных рабочих на помощь Донбассу». «Повторяю свою прось-
бу дважды в неделю телеграфировать мне о фактической помощи
Донбассу». «Настаиваю на исполнении этой просьбы». «Абсолютно
неизбежна гибель всей революции без быстрой победы в Донбассе...»
Первой после ранения Ленин принимает делегацию Украины.
Он подчеркивает особую важность подготовки вооруженного восста-
ния, охватывающего не только Донбасс, но и другие области Украи-
ны. По прямому проводу Владимир Ильич говорит с Харьковом.
Опять — о Донбассе. Телеграф отстукивает депеши: «... все, все от-
ложить в сторону, кроме Донбасса»...
Харьковский Главуголь просит освободить от мобилизации ра-
бочих-шахтеров. Если они уйдут на фронт, восстанавливать шахты
будет некому. Просьбу вручают Ленину. Он взволнован. Как быть?
Положение на фронте тяжелое. Каждый человек на учете. Нет, ко-
нечно, нет, никого нельзя освобождать от мобилизации. И в то же
время... Мы обязательно победим, вот-вот победим. И тогда... То-
гда — победу закрепят шахтеры. Он взвешивает все «за» и «против».
В тот же день Совет Обороны принимает решение. Ленин подписы-
вает ответную телеграмму: «Совет Обороны учитывает исключитель-
ную важность Донецкого бассейна, а потому постановил освободить
от мобилизации исключительно забойщиков даже в тех предприяти-
ях, которые по тем или иным причинам в данный момент пока не ве-
дут добычу угля».
Он уже радуется: в Донбассе восстановлена Советская власть.
Есть возможность получить оттуда первое топливо. Хотя край под-
вергнут такому разорению, о котором питерцы, москвичи не имеют и
понятия. Он предупреждает о бдительности: были попытки разобрать
путь по Курско-Харьковской железной дороге, по. которой начался
подвоз угля, отвоеванного Красной Армией в Донецком бассейне.
Донбасс разорен немцами. Но они убрались восвояси. Лакомый
кусок потерян, разбойничьи планы выкачивания его огромных бо-
гатств сорвались. Национализированы крупнейшие рудники. И...
вновь война.
Теперь в Донбассе Деникин. Еще полгода жесточайшей оккупа-
ции. Только к январю 1920 года бассейн полностью освобожден. Вра-
ги революции изгнаны. Уходя, они пытаются затопить шахты. Это
удается далеко не всюду. Макеевские горняки, например, спасают
шахты от наводнения. Ленин доволен: молодецкий народ макеевцы,
поступили как настоящие хозяева!
Февраль. Закладываются основы нового края. Донецкой губер-
нии не было на карте империи, но она будет на карте республики.
408
Лампочка Ильича.
На строительстве Красноярской ГЭС.
В. И. Ленин среди делегатов II Всероссийского съезда
горнорабочих в Кремле. Январь, 1921 г.
Письмо В. И. Ленина И. С. Уншлихту и В. В. Фомину.
16 января 1922 г.
Надо решить десятки мелочей, которые, на поверку, оказываются от-
нюдь не мелочами.
Вот, к примеру, Украинский совет трудармии постановил принять
за основу для очерчения границ края уже работающие рудники. Ле-
нин протестует. Разве можно жить только сегодняшним, вернее, даже
вчерашним днем? Костюм растущему не по дням, а по часам краю
нужно шить навырост! По ленинским указаниям пересматривается
это решение. Ленин прав и еще по одной важной политической при-
чине: где, как не в Донбассе, должно проявиться единство рабочего
класса с крестьянством? Необходимо включить в новую губернию и
сельскохозяйственные районы. Они обеспечат угольщиков и метал-
лургов хлебом, овощами, картофелем.
Председателем Донецкого губревкома назначен Антонов-Сара-
товский. Владимир Ильич вызывает его для информации.
— Как идет дело? — спрашивает Ленин.
Антонов-Саратовский докладывает: белые только в Александров-
Грушевском уничтожили почти 10 тысяч рабочих, оставив 40 тысяч
сирот.
Лицо Ленина темнеет. И, чтобы не огорчать Владимира Ильича,
Антонов уже не добавляет, что вблизи Дебальцево, на станции Про-
валье, белые расстреляли 380 донецких рабочих. Ленин узнает об
этом позднее.
16 марта 1920 года Совнарком рассматривает вопрос о новой
административной единице — каменноугольном районе с прилежа-
щими к нему сельскохозяйственными землями.
Когда все закончено, все проголосовали, Антонов-Саратовский
вдруг просит слова.
Ильич спешит, он недоволен:
— Зачем вам слово, губерния утверждена.
— Владимир Ильич, один серьезный вопрос.
— Какой? — недоумевает Ленин.— Говорите, только коротенько.
— Надо решить, за кем должна числиться губерния? —Антонов-
Саратовский вопросительно подымает глаза на Ильича.— Она со-
ставлена из русской, украинской и казачьей земель. Как ее теперь
считать — по матушке Украине или по батюшке — российскому Сов-
наркому?
Грешным делом, Антонову-Саратовскому хочется подчиняться
непосредственно Москве: так гораздо проще, свободней. Пожалуй,
и Ленину удобнее, чтобы Донбасс подчинялся непосредственно Сов-
наркому страны,— уж очень важный район. Ленин спрашивает у сов-
наркомовцев:
— Как вы думаете, товарищи? Будто бы по батюшке?
Кто-то, кажется Красин, горячо вторит:
— Конечно, по батюшке!
Ильич устало соглашается: ладно, пусть по батюшке.
Через два дня секретарь Совнаркома звонит Антонову-Саратов-
скому:
— Вас вызывает Ленин.
27 Заказ 2878
409
Владимир Ильич встречает Антонова-Саратовского с виноватой
улыбкой.
— Мы с вами дали маху, товарищ Антонов,— приехали украин-
цы, Раковский, Петровский... кричат, что мы у них украли последних
рабочих и остались они с одними мужиками...
Председатель губревкома понимает, что Ленин прав. Но он хо-
чет отступить с достоинством:
— Ничего мы у них не крали, Владимир Ильич. Если бы вы взя-
ли да вдруг каким-то чудом перенесли Донбасс, скажем, в Сибирь,
они были бы правы. А то ведь Донбасс на прежнем месте. Речь идет
всего лишь об административной перемене. Суть же не изменилась.
Владимир Ильич внимательно выслушивает его.
— Давайте перерешим... Чего их обижать...— говорит он, улы-
баясь.
И Антонов-Саратовский понимает, что Владимир Ильич уже все
перерешил, да и не мог он, объявивший русскому шовинизму бой не
на жизнь, а на смерть, поступить иначе. А вызвал он председателя
губревкома, потому что не хочет обижать именно его, не хочет пере-
решить без его участия.
Антонов-Саратовский уезжает, растроганный деликатностью
вождя.
3
Думы Владимира Ильича в Донбассе — топливный вопрос не
решен. Он получает книги и газеты, выходящие в Бахмуте, Юзовке,
одну за другой принимает шахтерские делегации, держит постоян-
ную связь с пролетариатом края.
Десятки вагонов хлеба, мяса и сахара, взятые из запасов Южно-
го фронта, посланы шахтерам. Четыре продовольственных маршру-
та отправлены в Донбасс. Московские, петроградские рабочие по-
братски щедро делятся с рабочими Донбасса мануфактурой, товара-
ми первой необходимости.
Усилия не пропадают даром. В сентябре Ленин докладывает IX
Всероссийской партийной конференции:
— У нас есть свыше 100 миллионов пудов нефти. Донецкий бас-
сейн уже дает нам 20—30 миллионов пудов угля в месяц. Значитель-
но улучшилось дело с дровами. А в прошлом году мы сидели на од-
них дровах, без нефти и без угля.
Он получает новое доброе известие: на донецком угле Иваново-
вознесенцы пустили в ход свои фабрики. Значит, скоро можно будет
и одеться получше! Он пишет А. Д. Цюрупе: «В Таврической губер-
нии взяли у Врангеля 2 миллиона пудов хлеба.
Надо бы в з я т ь их поскорее и обеспечить Донбасс».
Декабрь суров и ветрен. Но он кажется мягче, чем прошлогод-
ний. На VIII Всероссийском съезде Советов Владимир Ильич сооб-
щает, что донецкого угля поступает в месяц уже не двадцать пять,
а пятьдесят миллионов пудов — вдвое больше! И хотя Большой те-
410
атр не отапливается и делегаты мерзнут, все-таки теплее, чем в прош-
лом году, все-таки теплее...
В одной из комнат театра — представители Донецкой губернии.
После очередного заседания входит Ленин. Видно, как он утомлен.
Он постарел, осунулся. Но держится по-прежнему бодро, энергичен,
весел. Приветливо здоровается. Горняки удивлены — Ленин знает
многие подробности их бытия, помнит названия шахт, их характери-
стики. Как ни тяжело стране, Владимир Ильич старается улучшить
снабжение шахтеров. Уже решено объявить январь «месяцем содей-
ствия Донбассу». Создана специальная комиссия при Совнаркоме —
в нее вошли представители комитетов, занимающихся народным хо-
зяйством.
— Вся страна,— говорит Ленин,— помогает сейчас Донбассу. Ра-
бочие и служащие столицы отчислили в фонд шахтеров однодневные
пайки. Посланы хлеб, папиросы...
...Проблема техники, рабочих кадров — как волновало все это
Владимира Ильича в 1921 году! В Донбассе горела лишь одна до-
менная печь — в Енакиево. Шахтеры получали по четверти фунта
хлеба. Рабочих рук не хватало. Газеты публикуют обращение к рабо-
чим Москвы, Петрограда, Средней Азии, Закавказья — в Донбасс, на
рудники, на заводы! В Донбассе решается судьба и Петрограда и
Средней Азии!
Ленин понимает: пока не решен продовольственный вопрос, про-
блему кадров и техники тоже не решишь.
— В Донбассе получается так, как указывал один товарищ,—
говорит он,— хлеба нет, потому что нет угля, угля нет потому, что
нет хлеба. Тут надо где-нибудь эту проклятую цепь прорвать своей
энергией, нажимом, героизмом трудящихся, чтобы все машины завер-
телись.
В плане ГОЭЛРО Донбасс занимает важное место. Предпола-
галось построить здесь пять электростанций — Штеровскую, Гришин-
скую, Лисичанскую, Белокалитвинскую, Днепровскую. Их построили.
Владимир Ильич учил:
— Разработка... естественных богатств приемами новейшей тех-
ники даст основу невиданного прогресса производительных сил.
В шахтах не хватало подъемников. Что делать? Выхода вроде
бы нет. Но рабочий Г. Котляров предлагает: давайте временно ис-
пользуем лифты в многоэтажных домах столицы, так или иначе без-
действующие из-за отсутствия электроэнергии. Ленин согласился. Он
поручил выявить и направить в Донбасс московские лифты и обо-
рудование, в частности канаты, к ним.
20 июля он обратился в Главуголь:
— Прошу, не задерживая, сообщить мне, в каком положении
дело по закупке за границей врубовых машин для Донбасса.
Ленин просит сообщить ему, где лучше купить врубовые маши-
ны— в Германии или Англии и как скоро это можно организовать.
Потом предлагает Народному комиссариату внешней торговли вы-
писать для Донбасса каталоги иностранных фирм, поставляющих:
411
«а) оборудование рудников вообще,
б)	проволочные канаты,
в)	насосы,
г)	электротехнические материалы,
д)	врубовые машины, конвейеры и т. п.,
е)	инструменты,
ж)	металлические изделия вообще и проволоку в особенности...»
Вторая записка Ленина адресована Комитету иностранной ли-
тературы: выпишите комплекты всех горных журналов Германии,
Англии и США за последние годы и регулярно присылайте все важ-
нейшие книги и журналы по горному делу. Он понимает: Донбасс
должен воспользоваться опытом передовых капиталистических стран.
Нельзя стоять в стороне от их достижений.
4
Летом 1922 года Владимир Ильич тяжело заболел. Лишь позд-
ней осенью, 2 октября, он вернулся к работе. 6 октября он вызывает
заместителя управляющего делами СТО В. А. Смольянинова:
— Прошу вас, пожалуйста, свяжитесь с Чубарем — он только
что приехал в Москву. Пусть срочно и кратко ответит мне на сле-
дующий вопрос — записывайте...
Смольянинов аккуратно записывает.
— Не следует ли выделить из общего количества действующих
в настоящее время каменноугольных шахт Донбасса самые крупные
и лучшие, чтобы полностью обеспечить работающих в них шахтеров,
ассигновав на это часть золотого запаса республики? Нет ли к этому
препятствий и какие?.. Я не слишком быстро диктую? — заботливо
интересуется Ленин.
— Нет, нет,— спешит уверить Смольянинов, хотя за мыслью
Ленина поспеть нелегко.
— Дальше. Не встретимся ли мы с возражениями ВЦСПС и
НКТ в смысле противодействия лучшему снабжению известной ча-
сти рабочих на выделенных шахтах?..
— Владимир Ильич,— говорит Смольянинов,— отдохните...
Ленин отмахивается.
— И еще, скажите, пожалуйста, Чубарю,— заканчивает он,—
что, насколько мне известно, он намерен в свой приезд в Москву
выяснить ряд вопросов о снабжении Донбасса средствами. Пусть
обязательно сообщит мне итог переговоров. Пусть скажет: сколько
он просит и сколько ему дают...
В тот же день Смольянинов выполняет поручение. Но Ленину не
терпится побыстрей увидеть Чубаря. Их встреча состоялась 9 октяб-
ря. Это очень важная встреча. Владимира Ильича волнуют и те темы,
к которым он просил подготовиться Чубаря, и многое другое. В ча-
стности, отношение донбассовцев к старой интеллигенции, которая
хочет сотрудничать с Советской властью. Ленин говорит:
412
— Конечно, товарищ Чубарь, очень тяжелая ситуация, но ее
надо победить. Пожалуйста, при любой нужде обращайтесь ко мне.
Донбасс — это не обыйный, а главный район. Что касается спецов,
всячески препятствуйте их травле — их надо не травить, а воспиты-
вать в социалистическом духе. Чем тактичнее мы будем себя вести
с ними, тем больше интеллигенции будет на нашей стороне.
Чубарь жалуется Ленину: есть факты неуважительного отноше-
ния к украинской культуре. Разве это правильно?
Ленин огорчен и встревожен: какое там правильно! Это же ис-
кажение нашей национальной политики. Он горячо ратует за раз-
витие украинской культуры.
В то же время он предупреждает и против местничества, против
националистских предрассудков: кто нарушает единство великорус-
ских и украинских рабочих и крестьян, тот помогает капиталистам.
Последние дни работы Ленина в Совнаркоме. Последние дни у
руля огромного корабля, который качают все бури, штормы и шква-
лы и который медленно, но уверенно движется сквозь них вперед.
10 декабря 1922 года. За два дня перед тяжелым приступом болез-
ни Ленин пишет письмо VII Всеукраинскому съезду Советов — крат-
кое обращение к коммунистам Украины. Он подымает в нем только
два вопроса. Но самые главные. Первый — об объединении респуб-
лик. Второй — о Донбассе: «Поднятие Донбасса, нефти и металлур-
гии до довоенной производительности—это основная задача всего
нашего хозяйства, на разрешение которой должны быть направлены
все наши усилия».
Это его последнее слово о Донбассе. Как всегда, будничное, как
всегда, деловое. Как всегда, глубокое и верное.
В июне 1923 года шахтеры Горловского рудника № 8 собирают-
ся на митинг. Ленин болен. Вместе со всем миром они следят за здо-
ровьем Владимира Ильича, такого близкого, дорогого. Их сердца,
мысли, чувства — у его изголовья.
Митинг горяч и краток. Шахтеры дают обязательство работать
не жалея сил — по-ленински. Они хотят назвать свой рудник, вос-
становленный из руин благодаря его заботам, именем В. И. Ленина.
И избирают его почетным забойщиком.
И пусть он никогда не был здесь, пусть он никогда не видел, как
крепили штреки, как ладили лифты, проводили свет, устанавливали
врубовые машины. Все равно он был и все видел — почетный забой-
щик Донбасса.
Донецкий край цветет, пройдя
сквозь тяжесть лет путем неторным...
Над хлебом фабрик — углем черным,
над всем живым и животворным
знакомый силуэт вождя.
Борис Платонов
АЛМАЗНЫЕ СОЗВЕЗДИЯ
МУГАНИ
Чрез горы проложены нами пути,
И вырыт канал, чтоб пустыням цвести...
Путь Ленина — путь наш, и дали ясны!
Мы Ленина делу навеки верны!
АШУГ ГУСЕЙН БОЗАЛГАНЛЫ
Ничего хотя бы отдаленно напоминающего богатство и щедрость
южной природы. Суровый и жестокий край. О нем Самед Вургун, на-
родный поэт Азербайджана, говорил, что здесь даже ветерок степной
дышит
...огнем — точь-в-точь
Из печки раскаленной... Пот струится,
Рубаха мокнет... И шагать невмочь.
О, все нутро Мугани просит влаги,
И свежести весенней жаждет грудь!
Горячка, сушь — и снова степи наги...
В них добрый лекарь должен жизнь вдохнуть!
В Мугани — лето. Черен воздух тяжкий,
И мертвенно лицо солончака.
Сухая степь рвет на себе рубашку
В отчаянье... А было так — века.
Поэт не совсем прав. Земли Мугани знали лучшие времена. До
сих пор сохранились следы оросительных каналов, проложенных мно-
го столетий тому назад. Летописи, поэмы Низами увековечили преда-
ния о цветущей и плодоносной долине рек Куры и Аракса.
Но трудным и непрочным было это счастье. Нашествия инозем-
цев, армии халифата, конница Чингисхана, полчища персидских ша-
хов и турецких султанов несли с собой смерть и разрушение. Кана-
414
лы заиливались, зарастали камышом, превращались в болота. И че-
ловек вновь брался за мотыгу, чтобы вновь проложить каналы, чтобы
своим потом и струями влаги напоить иссушенную степь. Так жила
она два тысячелетия, а то и больше. Сменялись времена, но и нака-
нуне революции многое в ней оставалось таким же, каким было в
далеком прошлом.
Годы гражданской войны, турецкой и английской интервенции,
правления контрреволюционной партии мусават нанесли тяжкий
урон азербайджанскому земледелию: каналы были разрушены бо-
лее чем на половине всех поливных земель.
Особенно пустынной, вернувшейся к первобытности, лежала са-
мая просторная степь Азербайджана — Муганская. Омертвели де-
сятки покинутых сел. Лишь зимой здесь вдруг поднимался буйный
травостой, привлекавший кочевников-овцеводов.
О судьбе, о будущем расцвете этого, в сущности, крохотного и
забытого клочка на карте страны задумался Ленин. 2 ноября 1920 го-
да он подписывает постановление СНК о восстановлении хлопковой
культуры в Туркестане и Азербайджане. Совнарком требует закон-
чить все первоочередные работы по приведению в порядок иррига-
ционных сооружений к весне 1921 года. 23 ноября — второе поста-
новление — о восстановлении хлопководства.
9 апреля 1921 года. В телеграмме, адресованной Серго Орджо-
никидзе, Владимир Ильич требует в числе важнейших задач: «...Дви-
нуть орошение в Азербайджане при помощи ресурсов Баку, чтобы
развить земледелие и скотоводство...» Вскоре он пишет свое знамена-
тельное письмо коммунистам советских республик Кавказа, письмо-
программу. И в нем подчеркивает: «Орошение особенно важно,
чтобы поднять земледелие и скотоводство во что бы то ни
стало».
И — как это было характерно для него — буквально через четы-
ре абзаца вновь повторяет свою мысль. Но не просто повторяет. Она
расширяется, раскрывает свои новые, поначалу незаметные аспекты,
оттачивается, приобретает завершенный вид, показывает подчинен-
ность частной задачи главной цели партии: «Орошение больше всего
нужно и больше всего пересоздаст край, возродит его, похоронит
прошлое, укрепит переход к социализму».
Ирригация как орудие борьбы со старым, как орудие перехода
к социализму в восточных советских республиках — глубина этой
ленинской идеи поистине гениальна.
До сих пор в документах речь шла об орошении в широком об-
щем плане. Но мы видим, что скоро ленинская идея концентрирует-
ся вокруг одного, избранного в тот момент объекта — Муганской сте-
пи. Это единственное место в России, где до революции была сделана
попытка создать инженерную систему орошения. Три канала Мугани
полуразрушены, но все-таки это лучшее из того, что есть.
Итак, начинать с Мугани!
В конце весны — начале лета двадцать первого года у Влади-
мира Ильича одна за другой побывали две делегации из Азербайд-
415
жана. С обеими он, наряду с другими вопросами, много и подробно
говорил об орошении Мугани.
Участником одной из этих встреч был делегат III конгресса Ко-
минтерна М. М. Дадашев. Он вспоминает, что Владимир Ильич
говорил им:
— Совнарком РСФСР направил в Азербайджан группу специа-
листов. С ней отправлено несколько тракторов, автомашин и необхо-
димые средства для развертывания работ в Муганских степях. Му-
ганские степи могут обеспечить хлебом не только Азербайджан, но и
все Закавказье. И вот к вам моя просьба —оказать всяческое содей-
ствие товарищам специалистам в деле проведения работ по освое-
нию этих степей.
Затем он добавил:
— Ведь у вас выращивали и хлопок. Надо теперь задуматься и
об этом.
На встрече был Киров. Ленин сообщил гостям, что Централь-
ный Комитет партии решил рекомендовать его па пост первого
секретаря ЦК Компартии Азербайджана, и, обратившись к нему,
сказал:
— Вот, кстати, Сергей Миронович, приедете в Баку, примете
дела, обязательно побывайте с Наримановым на Мугани, посмотрите,
что там делается, помогите...
Участника IV съезда профсоюзов А. А. Никишина поразило, что
Ленин рассказал азербайджанским товарищам о Мугани много та-
кого, чего они и сами не знали. Ленин сообщил делегатам, что для
форсирования работ на Мугани послан старый член партии Сергей
Яковлевич Богдатьев. И подчеркнул: перед бакинскими рабочими
стоят две задачи — восстановить нефтяную промышленность и об-
работать Муганскую степь.
С тех пор Владимир Ильич не ослабляет своего внимания, вплот-
ную занимается вопросами Мугани.
И вот в сентябре Совет Труда и Обороны под председательством
Ленина заслушивает доклад Г. К. Орджоникидзе об организации ме-
лиоративных работ на Мугани для развития хлопководства. Через
несколько дней СТО обсуждает предложения Госплана по тем же
работам. И Ленин подписывает постановление СТО: для сооружения
мелиоративной сети на Мугани отпускается 800 тысяч рублей золо-
том. В постановлении указано, что сделать в первую очередь: закон-
чить в ближайший сезон обвалование Аракса и части Куры, очи-
щение каналов северной части Мугани. К очищению каналов, подчер-
кивается в решении, должно быть привлечено местное крестьянство,
заинтересованное в сохранении своих полей.
На Мугань едут Богдатьев и Чингиз Ильдрым — нарком Азер-
байджанской республики, боевой, энергичный организатор. Ленин
подписывает их мандаты. Совнарком РСФСР выделяет Азербайд-
жанской республике еще 12 960 миллионов рублей.
Все-таки Владимир Ильич неспокоен. Он посылает записку за-
местителю управделами Совнаркома В. А. Смольянинову:
416
«Надо двинуть посильнее вопрос о хлопке па Кавказе, в Азер-
байджане (Муганская степь) и в Армении.
Скажите Рыкову и-проследите, чтобы Госбанк дал ссуду поболь-
ше и повыгоднее».
Проходит год. Сентябрь 1922-го. Богдатьева срочно вызывают в
Москву. Ленин выслушивает его доклад и дает указание об органи-
зации на Мугани механизированного хлопководческого хозяйства.
Машины для него пусть будут самые современные. СТО отпускает
валюту для приобретения их за границей. Специальная комиссия вы-
езжает в США и Чехословакию за тракторами, плугами, культива-
торами. Семнадцатое ноября — последний ленинский документ о Му-
гани: протокол СТО. И в нем решение о тракторах для степной
стройки.
Таковы документы.
В сложнейшей обстановке начала двадцатых годов, занятый де-
лами мировой важности, Ленин пристально следит и за тем, как раз-
горается в азербайджанских степях огонек новой жизни, и помогает
этому чем только можно.
Теперь мысленно перенесемся в Азербайджан. Киров собирает
группу работников, которые должны поехать на Мугань. Рассказы-
вает им о поручении Ленина.
— Предупреждаю, чтобы потом не было претензий: мы вас при-
глашаем не на легкое дело,— говорит Сергей Миронович.— Вы по-
едете в места, где малярия, шакалы, разбойники. Это вновь фронт.
Да, да, фронт, не военный, против другого противника, но фронт.—
И добавляет доверительно: — Не забывайте, строительство признано
ударным, и им интересуется и будет интересоваться сам Ильич.
Собравшиеся были обстрелянными людьми. Их не смутило пре-
дупреждение Кирова. Правда, кто-то задал вопрос: как быть, ведь
придется иметь дело с тракторами, а они не то что не умеют ими уп-
равлять, а просто еще не видели, какой он на вид, этот самый трак-
тор.
Киров задумался. Верно, механиков, мотористов у пас не густо.
Те, что есть, нужны в Баку для нефтепромыслов. Он легонько стук-
нул открытой ладонью по столу и сказал, пряча озорную улыбку:
— Ладно, пойдете в тюрьму...
И пояснил, чуть прищуря глаза, как бы отвечая на явное недо-
умение на лицах товарищей:
— Придется применить такую крайнюю меру. Придете в тюрь-
му и выясните, кто из заключенных мало-мальски знаком с техникой,
ну, скажем, слесарил, с двигателями имел дело. Скажете, что, мол,
предлагаем искупить свою вину работой. Не скрывайте от них тя-
гот, пусть знают, что посылаем не на сладкую жизнь. И еще — пом-
ните, с кем будете иметь дело: один по-честному пойдет, а десять
станут глядеть, как бы сбежать. За каждого головой ответите!
— Нечего сказать, веселенькое дело,— вполголоса пробурчал
один из добровольцев.
Киров услышал.
417
— Л вы что хотели бы? — спросил он.— Готовеньких, умытень-
ких? Нет, надо дело делать с теми, какие есть, и в деле их переде-
лывать. Так-то!
В домзаках (так тогда назывались тюрьмы) таких работяг на-
брали семнадцать человек. Не все, но многие стали людьми!
Спустя некоторое время Наркомзем в Москве объявил добро-
вольный набор шоферов, электриков, слесарей и других мастеровых
и специалистов для подъема муганской целины. Из Москвы, Питера,
Ростова и других городов приехало несколько сот молодых парней,
в основном комсомольцы, энтузиасты.
В степи застучали моторы доселе невиданных машин. За ними
тянулись плуги, как бы шутя, легко выворачивавшие пласты застояв-
шейся земли. Это походило на чудо. Здесь раньше редкостью был
самый простой железный плуг на конной тяге, землю и в двадцатые
годы царапали хышем — деревянной сохой.
...У рек, текущих с гор Кавказа, дикий нрав. Летом они мелеют,
даже Араке кажется смирным ручейком. Но в пору дождей и весен-
него таяния снегов на вершинах они внезапно превращаются в беше-
ные потоки, с грохотом волочат по дну огромные валуны, рвут берега
и вдруг широко разливаются по степи, затопляя низины. В конце
прошлого века Араке, прорвавшийся в степь, устремился к морю, ос-
тавив глубокое, потом высохшее русло, которое и сегодня зовут Но-
вым Араксом.
Для защиты от разливов по берегам азербайджанского двуречья
воздвигались мощные оборонительные валы, за сохранностью кото-
рых следила специальная стража, а в дни паводков па них выходи-
ли крестьяне прибрежных селений.
Начиная с девятнадцатого года, как будто чувствуя, что людям
не до них, Кура и Араке каждую весну прорывали заградительные
валы, заливали поля, корежили магистральные каналы и их ответ-
вления. Особенно разрушительные паводки обрушились на степь вес-
ной 1922 года. Но вспомните постановление СТО, подписанное Лени-
ным, где важнейшей задачей названо обвалование рек.
— Ленин, это Ленин сказал: важнейшая задача! — пронеслось
по степи. Советы подняли на ее выполнение народ ближних и даль-
них сел. На помощь пришли бакинские нефтяники. Газеты выходили
с лозунгом: «Все на защиту береговых укреплений!»
Газеты печатали сводки с берегов Куры и Аракса, как в воен-
ные годы донесения с фронтов.
Тысячи крестьян с лопатами и кирками днем и ночью стояли на
береговых валах, как на стенах крепости. Ночами на валах горели
тревожные костры, отражаясь в волнах. Желто-серый поток с су-
масшедшей скоростью несся вровень с насыпными берегами, высоко
над степью, над селами, где никто не спал. Вода-жизненосец стала
врагом — разрушителем. Но стоило ей в одном месте начать слизы-
вать ограждение, туда бросались люди с фашинами и мешками, на-
битыми землей, и стихия смирялась, отступала.
418
Впервые за тысячи лет земледельцы древних берегов Куры ус-
лышали слова благодарности правительства. Уже от своего народ-
ного правительства. К жителям прибрежных деревень обратился с
письмом председатель Азербайджанского Центрального Исполни-
тельного Комитета Самедага Агамали-оглы. Он по достоинству оце-
нил упорный труд укротителей Куры, тех, кто с честью выполнил
ленинское задание на благо родного народа.
Не меньшего упорства и усилий потребовала на Мугани расчи-
стка каналов. Больше миллиона кубометров земляных работ за че-
тыре года. Было построено и восстановлено тридцать пять шлюзов
и сто тридцать восемь мостов. Площадь орошаемых земель все рас-
ширялась. Крестьяне вновь обживали оставленные места. Владимир
Ильич зорко видел: орошение хоронило прошлое. Кочевник-скотовод,
даже в двадцатые годы двадцатого века живший порядками патри-
архата, оседал на землю, переходил к новому, высшему на планете
социальному порядку. Сам того не подозревая, он совершал великий
исторический скачок.
На муганской земле возникали новые селения с непривычно зву-
чавшими названиями: Нариманкенд — по имени председателя Ре-
волюционного комитета республики, Караевка — в честь наркомвоен-
мора Азербайджана. Дружба приходила на смену былому недове-
рию: крестьяне — азербайджанцы и русские, жившие раньше обо-
собленными деревнями, стали селиться вместе.
И вот первый итог: на Закавказском совещании партийных ра-
ботников секретарь крайкома Г. К. Орджоникидзе в мае 1928 года
докладывал:
— В области ирригационных работ, следуя прямой директиве
товарища Ленина (письмо Ленина кавказским товарищам от 14 ап-
реля 1921 года), мы не только восстановили старую, заброшенную
сеть оросительной системы, но и построили и строим ряд новых ка-
налов, увеличивающих площадь удобной земли.
В возрожденной степи одному из основных магистральных кана-
лов присвоили имя Ленина.
* *
*
Мугань — не единственная степь в Азербайджане, поднятая по
ленинскому слову. Оно помогло привести в движение крестьянство
всего огромного треугольника азербайджанской низменности — от
Шамхора до Хиллы, от предгорий Дагестана до субтропической Лен-
корани.
Задолго до знаменитого Ферганского канала, проложенного в
конце тридцатых годов, в степях Азербайджана начинались первые
народные ирригационные стройки, пусть и более скромные по масш-
табам, но не менее важные по значению.
В Ширванской степи есть город Агдаш, а вокруг него хлопковые
поля. Здесь и родилась одна из таких строек.
Аксакалы агдашских сел рассказывают: узнав о ленинском пись-
ме, партийный секретарь, председатель исполкома, «начальник
419
воды» — мираб и техник, приезжий из России, посоветовались, а по-
том, верхом на конях, отправились по селам. По сей день работает
на Ширвани Арабоджахский капал, напоминая о славных днях, о
том, как агдашские хлопкоробы ответили на призыв Ленина. И та-
ких народных строек было немало в первые годы Советского Азер-
байджана.
...Прошло несколько десятилетий. Сбылась вековая мечта азер-
байджанского крестьянства о том, чтобы досыта напоить влагой
землю и все на ней растущее. В среднем течении Куры, где река
разрезала надвое невысокий хребет Серых Гор (Боздаг), построена
плотина с гидроэлектростанцией. Посреди степей возникло Мингеча-
урское море. От него, по предгорным краям Большого и Малого Кав-
каза, как две гигантские руки, охватившие низменность, пролегли два
канала, мощные, как реки,— Верхний Карабахский и Верхний Шир-
ванский. А от них, в свою очередь, по степям спустились магистрали,
к которым подключены существующие водные системы.
Грандиозные ирригационные сооружения Кура-Араксинской
низменности — это прекрасное продолжение того, что было начато
Лениным.
В. И. Ленин везде и во всем выдвигал науку на передний фланг
социалистического наступления. Подписывая постановление о щед-
рой помощи Мугани, он одновременно требовал научного решения
этой важной хозяйственной задачи. По указанию Владимира Иль-
ича в Кура-Араксинскую низменность была направлена специальная
комиссия по обследованию всех природных факторов, экономики.
В комиссиях работали такие выдающиеся ученые, как академик
Ф. П. Саваренский, профессора В. А. Васильев и Н. А. Лебедев.
...И вот последняя страница нашего рассказа. На ней мы снова
дадим слово Самеду Вургуну. Слово о завтрашней Мугани:
Кругом огни... Встает Мугань другая, 7
Мугань в алмазах, в роскоши садов,
Созвездиями частыми сверкая!..
Стальные руки протянулись к ней,
Асфальтовые реки плавно льются,
Машины, поезда...
Шумней, сильней
Пусть люди говорят, поют, смеются!
Зеленые поселки — города
Открыто улыбаются... Закаты
Блестят, как шемахинские платки,
Поля, как море, чуть голубоваты...
Моторов рокот в синеве денной...
Людской поток стремителен и весел...
Земля как исцелившийся больной —
Всего ей надо — шума, смеха, песен!
Игре подобна юная вода
Живой, артериальной, чистой крови —
И солнце радо не чинить вреда
Земле, обретшей силу и здоровье.
Юрий Александров
КУРСКИЙ КЛАД
И знаете, что значит быть свободным?
Ведь это значит быть за все в ответе!
ЛЕОНИД МАРТЫНОВ
ИМЕННО СЕЙЧАС!
— Здравствуйте, дорогой Леонид Борисович! Здравствуйте! — Ленин
встал из-за стола.— Знаете, по какому делу я вас?..
— Кажется, догадываюсь, Владимир Ильич...
— Вот. Садитесь, пожалуйста.— Ленин сел, указав Красину на
кресло напротив.— Именно. Ведь это же грандиозно, то, что вы
мне третьего дня рассказали. Кое-что я, естественно, еще и раньше
знал. Еще за границей. В газетах промелькнуло. Вчера познако-
мился с кое-какими материалами... Это же, батенька, просто вели-
колепно! Как раз то, что нам нужно. И нужно сейчас. Железо — в
самом центре европейской части...— Владимир Ильич, что называ-
ется, не переводя дыхания перешел к выводам: — Надо немедленно,
слышите, немедленно взяться за работу. Вы инженер, Леонид Бори-
сович, вам и карты в руки. Скажите, можем мы сейчас присту-
пить?..
Красин удивленно развел руками.
— Сейчас? До того ли, Владимир Ильич. Время-то какое...
Невольно глянул в окно. Ленин тоже посмотрел на раскинув-
шуюся внизу за окнами площадь. Моросил дождь. И все же площадь
полна была людей: молодых, пожилых и совсем еще безусых под-
ростков. Люди эти то маршировали, не очень еще умело, но очень
усердно вбивая в жидкую грязь каблуки видавших виды ботинок,
421
то пробегали площадь быстрыми короткими перебежками, часто па-
дая на мокрую мостовую и сердито клацая затворами тульских трех-
линеек.
Шла осень грозового восемнадцатого. На Севере высаживались
вражьи десанты войск Антанты, вдоль всего Великого Сибирского
пути власть захватили белогвардейцы и белочехи, в Поволжье — эсе-
ровские мятежи, в самой Москве озоруют анархисты. И с левыми
эсерами худой мир. Тот худой, что, пословице вопреки, всякой ссоры
хуже.
А Ленин спрашивает о добыче железа. До того ли сейчас? Кра-
син задумался, помолчал минуту.
— Видите ли, Владимир Ильич, очень это, конечно, интересно...
Хотя многие крупные специалисты не верят в курское железо. Сам-
то Лейст уверен в нем безусловно. И не только он. Но ведь он не
геолог, не горный инженер. Он магнитолог. Строго говоря, его дело —
установить, изучить факт ненормальных отклонений магнитной
стрелки. Ну... высказать свое мнение о причинах... Но решающее
слово должны сказать...
— Должны сказать факты,— перебил Красина Владимир Ильич.
— Это так. Но пока бесспорных фактов нет. Большинство гео-
логов не верит в курские руды. И такие крупные специалисты, как
Мушкетов, Никитин...
Ленин чуть улыбнулся.
— Может быть, потому геологи не верят, что самолюбие их за-
дето? Какой-то магнитолог — и вторгается вдруг в чужую область...
А вы, Леонид Борисович? Вы хоть не геолог, но ведь инженер же?
Вы верите?
— Не поручусь, Владимир Ильич.
— А я и не прошу ручаться. Верите? Допускаете, что у нас там
миллиарды и миллиарды пудов?
— Допускаю, конечно... даже склонен верить.
— Ия тоже. А раз хоть допускаем, разве не должны мы все
сделать, чтобы убедиться? Разве имеем право такое упустить... Нет,
вы подумайте только... Вы мечтать любите?
Красин молча, восторженно глядел на Владимира Ильича.
— Любите! Я же знаю. И я люблю. И не надо стыдиться лю-
бить. И мечтать можно. Нет, нужно. Понимаете, Леонид Борисович,
мы все должны уметь мечтать. Иначе какие же мы революционеры,
какие созидатели нового?.. Я всецело за мечту. Конечно, не за бес-
плодное фантазерство. За мечту такую, что заставляет дерзать.
Ну... и рисковать, конечно, в пределах разумного... Скажите, что
вы считаете нужным сделать?
— Сейчас? В этом году?
— Именно. Даже в этом месяце.
Красин развел руками.
— А что мы сейчас можем?
— Я думаю,— вслух начал рассуждать Ленин,— для начала
создадим комиссию. Из толковых, смелых специалистов. В основном
422
из тех, кто верит в это железо. Как вы считаете? И самого Лейста
привлечем.
— Лейста вряд ли, Владимир Ильич. Плох он. Болен. А мате-
риалы свои он, кажется, передал академику Лазареву.
Владимир Ильич встал, прошелся по кабинету. Опять остано-
вился против Красина.
— А обеспечить сможем? Им ведь понадобятся приборы, инст-
рументы. Ну, и транспорт, питание... Верно, и буровые станки?
— Бурить — это не сразу, Владимир Ильич. А вообще, затруд-
нения будут.
— Преодолеем? А? Кажется, и не такое преодолевали?.. Ну вот
и хорошо. Договорились! Займитесь этим делом, не откладывая в
долгий ящик. И не дайте ему заглохнуть, затормозиться. И еще —
держите меня постоянно в курсе дела... А этот Лейст, ведь это же ра-
ботяга и энтузиаст. И мечтатель! Хороший и сильный мечтатель!
ПОДВИГ УЧЕНОГО
Да. Эрнест Егорович Лейст был большим мечтателем и боль-
шим ученым. Кто-то назвал его еще большим неудачником. Но так
ли это?
Верно, что он порой ошибался, порой слишком смел и поспе-
шен был в своих выводах. Правда, что был осмеян. Осмеян не толь-
ко завистниками, не только невеждами, не только обманувшимися в
своих надеждах на быструю и легкую наживу дельцами. Смеялись
над ним и крупные, настоящие ученые.
Верно и то, что так и умер Лейст, не дождавшись того дня, ко-
гда зримыми, весомыми кусками первой курской руды доказана
была правота его самых смелых, самых мечте подобных утверждений.
Но можно ли назвать неудачником человека, многолетними свои-
ми трудами, страстностью своей и своей жизнью проложившего род-
ной стране путь к богатейшей, за семью замками скрытой кладовой
железа? Человека, чьи самые «фантастические», осмеянные совре-
менниками научные предвидения оказались великой истиной?
Сын бедного прибалтийского ремесленника, пробивший себе до-
рогу в большую науку, профессор Лейст заинтересовался загадоч-
ными отклонениями магнитной стрелки в Курской губернии. Еще
до него в районе аномалий были проведены магнитные измерения
несколькими учеными. Больше того — приват-доцент Пильчаков
еще в 1882 году допускал, что аномалии вызываются присутствием
в недрах железной руды. Но дальше таких предположений дело
не шло.
По настоянию Лейста создана была постоянная комиссия по изу-
чению земного магнетизма при Российском географическом обще-
стве. Сам начал полевые исследования близ Курска и пришел к
423
твердому убеждению: «Есть железо. Есть высококачественные же-
лезные руды. И находятся они неглубоко, на глубине не более 100 са-
жен. Железа много, необычайно много, не менее 250 миллиардов
пудов!»
Не щадя своей репутации профессора-магнитолога, жреца «чис-
той» науки, далекой в те предреволюционные годы от практических
целей, Лейст горячо убеждает, что надо немедля начать разведоч-
ное бурение.
Может быть, не следовало так торопиться. Наверное, еще до
бурения полезно было провести многочисленные измерения, уточнить
границы аномалии, глубину залегания руд. Но Лейст был слишком
уверен в безошибочности своих выводов. И очень боялся: промедле-
ние охладит пыл курских землевладельцев, курское земство, готовое
дать средства для бурения, позже их не даст.
Увы, две скважины, заложенные в селах Непхаеве и Кочетов-
ке, железа не обнаружили. Бурение прекратили. А Лейста начали
высмеивать в газетах и журналах как невежду и даже как шанта-
жиста.
Ученый выстоял и не отступил. Больной, усталый, с широкой,
тронутой сединой бородой, в одиночку, без помощников, он колесил
по курским полям с тяжелыми самодельными приборами на плечах.
И без устали проводил свои измерения. Не хватало ни сил, ни
средств. Болели ноги, сдавало сердце. Не сдавала только воля,
упорство.
Потом началась первая мировая война. И наконец — революция.
Весной 1918 года, уже тяжело больной, Лейст делает доклад о
Курской магнитной аномалии (КМА) на заседании ученого совета
Физического института и передает директору института, академику
П. П. Лазареву для напечатания рукопись о новооткрытом железо-
рудном месторождении. О рудах, которые ученый не видел, но в су-
ществовании которых твердо уверен.
БИТВА ЗА ЖЕЛЕЗО
Она началась, эта битва в трудном, голодном и разутом восем-
надцатом году. Началась всем чертям и врагам назло. И не только
в Москве, не только на курских черноземных полях.
Еще до революции результатами работ профессора Лейста очень
заинтересовались германские промышленники и кайзеровское прави-
тельство. Германия уже тогда вышла на одно из первых мест в
мире по машиностроению. Кроме того, уже тогда она готовилась к
войне за мировое господство. Военные заводы требовали все боль-
ше металла.
Коксующимися углями Германия богата, железом, наоборот,
очень бедна. Многие десятилетия она закупала руду в других стра-
424
нах. Это затрудняло развитие промышленности, мешало военным
приготовлениям.
Совершенно неожиданно немецкие пушечные короли узнали,
что в соседней отсталой России, под лаптями неграмотных кур-
ских крестьян, в недрах земли лежат миллиарды тонн великолепного
железа! Вскоре возле Лейста появляется хитрый и ловкий делец
Иоганн Штейн. Кто он? Агент германского правительства или ловкий
предприниматель—точно не установлено. Но совершенно бесспор-
но, что Штейну удается втереться в доверие к больному, обескура-
женному газетной травлей ученому. В середине 1918 года Штейн
увозит тяжело больного профессора в Германию на курорт Наугам.
Вместе с Лейстом в Германию попали его карты и другие материа-
лы многолетних исследований по Курской магнитной аномалии.
В Наугаме Лейст очень скоро скончался. Только ли болезнь
была тому причиной? Во всяком случае, вывезенные им из России
материалы попали к Штейну.
Не зря во время мирных переговоров в Бресте германская деле-
гация настаивала на включении Курской губернии с ее магнитной
аномалией в состав Украины. Ведь Украиной тогда правила немец-
кая марионетка гетман Скоропадский. Попытка включить в Украину
Курскую губернию встретила решительный отпор с советской сторо-
ны и закончилась полным провалом.
Вскоре после этого Штейн предложил Советскому правитель-
ству купить у него лейстовские материалы по КМА за восемь мил-
лионов золотых рублей. «Подобрев», согласился отдать за пять.
Расчет Штейна был прост: Советская Россия переживает труд-
нейшие времена. Если даже Советы смогут выстоять, им все равно
не освоить курских руд без иностранной помощи. Ни средств, ни
оборудования, ни специалистов — ничего у них нет. Пусть купят кар-
ты. Пусть попытаются докопаться до руды. Все равно ее не поднять
без иностранной помощи. Тут-то появятся немецкие концессионеры.
Штейн сумеет перепродать им... копии лейстовских карт.
Россия не купила у проходимца карт. Ни за восемь миллионов,
ни за пять. По указанию В. И. Ленина была создана правительствен-
ная комиссия по исследованию Курской магнитной аномалии. В со-
став ее вошли крупные ученые-патриоты: академик П. П. Лазарев,
А. Д. Архангельский и другие. Несколько позже возглавил комиссию
выдающийся деятель советской науки коммунист И. М. Губкин.
Сейчас нам нелегко понять сложность и рискованность начатой
в 1919 году борьбы за КМА. Действительно, много ли надо было
сделать? Произвести несколько тысяч магнитных измерений, пробу-
рить несколько скважин глубиной всего лишь по нескольку сот мет-
ров каждая. Сложно ли? Ведь сейчас ежегодно в стране проводятся
сотни тысяч подобных измерений, а скважин пробивают сотни. И не
по 400—600 метров, а подчас на шестикилометровую глубину.
Но это сейчас. А тогда в стране почти отсутствовала научная
аппаратура. Почти не было ни станков, ни бурильщиков. Страна
задыхалась в кольце интервентов и белогвардейцев.
28 Заказ 2878
425
Да и очень велик риск. Большинству крупных специалистов ка-
залась призрачной возможность обнаружить железо в районе ано-
малии. Полагали, что аномалия вызывается совершенно другими
причинами и с рудами вовсе не связана.
И все же у КМА нашлись энтузиасты, готовые и трудиться и
рисковать ради большой цели. И первым среди них был Владимир
Ильич Ленин. Он настоял на том, чтобы все работы по КМА при-
равняли к особо важным. И несмотря на страшную загруженность,
Владимир Ильич постоянно следил за работой комиссии, направлял
ее, оказывал возможное содействие.
Средства на разведку выделили по указанию вождя органы
снабжения Красной Армии, приборы для магнитных измерений дал
Военно-Морской Флот. В июне 1919 года первый отряд разведчиков
КМА прибыл на место. Мучило бездорожье, нехватка продуктов,
эпидемия тифа выводила из строя разведчиков КМА. Все же шаг
за шагом они исследовали все новые и новые участки аномалии.
Но вскоре пришлось снова надолго прекратить работы. В Кур-
скую губернию хлынули Мамонтовские банды.
Еще когда только начала свою деятельность комиссия по иссле-
дованию Курской магнитной аномалии, в Москву приехал Штейн. На
этот раз в качестве официального представителя германского пра-
вительства. Его уполномочили вести переговоры о передаче Герма-
нии концессии на разведку и разработку руд в Курской губернии.
Страна была в разрухе. Железо нужно было как воздух. Но ни-
кто не мог надеяться на быстрое освоение КМА своими силами.
Штейн же от имени Германии предлагал выгодные условия:
детальную разведку без копейки затрат из средств Советской
России, форсированную добычу руды, если она обнаружится.
При этом часть ее немцы безвозмездно передают России — и пре-
доставляют русским, преимущественное право закупать остальную
руду-
Соблазнительные условия! Многие руководители Советского пра-
вительства были готовы их принять. За концессию ратовало и боль-
шинство в горном отделе ВСНХ, ведавшем непосредственно хозяй-
ственным строительством.
Против была комиссия по КМА. Губкин, Лазарев и Архангель-
ский считали освоение КМА своими силами делом чести отечест-
венной науки.
Против концессии был и Владимир Ильич. Его мнение сыграло
решающую роль. Немецкое предложение было отвергнуто.
Борьба за курское железо продолжалась. Осенью девятнадцатого
года мамонтовцы были разбиты и изгнаны. Возобновились работы
по магнитной разведке. Были проведены многие тысячи измерений
и выбраны места для первых буровых скважин.
24 августа 1920 года Совет Труда и Обороны утвердил знамени-
тое ленинское предложение «О развертывании буровых работ в
районе Курской Магнитной Аномалии». В нем подчеркивается, что
эти работы имеют особо важное значение. И занятые на них рабо-
426
чие и служащие получают право на спецодежду и усиленное пище-
вое довольствие по нормам шахтеров. Напомню, все происходит в го-
лодном 1920 году!
Грузы для КМА перевозятся вне очереди, без задержек по всем
сухопутным и водным путям страны. Гражданским и военным вла-
стям предписано оказывать КМА полное содействие, «не допуская
межведомственных трений и волокиты». Совет Труда и Обороны вы-
деляет по предложению Ленина для КМА буровое оборудование и
специалистов по бурению с бакинских нефтепромыслов.
С трудностями, злоключениями буровые были доставлены и
смонтированы. 22 июля 1921 года сотрудники КМА доложили Вла-
димиру Ильичу о начале бурения на скважине № 1 у села Лозовки
бывшего Щигровского уезда.
Владимир Ильич по-прежнему живейшим образом интересуется
ходом работ, беседует с председателем комиссии Губкиным, доби-
вается устранения всех препятствий.
«Он создал для нас исключительные условия, могущие помочь
работе»,— писал позже об этих днях Губкин и добавлял, описывая
обстановку, в которой в те тяжелые годы проходила работа: «В та-
ких условиях без помощи Ленина ничего нельзя было бы сделать».
Между тем на КМА появился очень обнадеживающий при-
знак^— стальной бур в скважине сильно намагничивался. Естествен-
но, что это очень заинтересовало и порадовало Владимира Ильича.
Вот что рассказывает об этом в своих воспоминаниях один из
соратников Ленина — В. А. Смольянинов:
«Но вот наконец буровую оборудовали, и она начала действо-
вать. Об этом сразу же доложили Ильичу. Он следил за результа-
тами бурения, требуя отчетов от ОК КМА. Зимой как-то задержался
очередной отчет, и Владимир Ильич забеспокоился, попросил меня
узнать, в чем дело. Я послал письменный запрос Губкину, и вскоре
пришел объемистый пакет с отчетом, «Известиями Физического
Института» и двумя фотоснимками. Владимира Ильича особенно
заинтересовали фотографии. Они и в самом деле были любопыт-
ными. На первой — высокая деревянная вышка над скважиной, не-
сколько домишек и у забора, окружающего все это хозяйство,— с
десяток лошаденок, впряженных в телеги.
— Наши, наверное, мобилизованные,— сказал Ильич, вгляды-
ваясь, и добавил задумчиво: — Будет когда-нибудь и у нас техника
побогаче...
На втором снимке—долото бура, поднятое с глубины 16 са-
женей. Там, на глубине, оно намагнитилось и притягивает теперь
к себе металлические предметы.
— Вы не любопытствовали,— спрашивает меня Ильич,— како-
ва сила магнита?
— Лазарев говорит, что долото притянуло четырнадцать кило-
граммов металла.
— Ого! — воскликнул Ильич.— Почти пуд! Кажется, предска-
зания наших ученых начинают сбываться!»
427
С каждым днем бур проникал все глубже и все больше намаг-
ничивался. Ясно становилось, что где-то близко руда и что руды
небывало много! Ленин не скрывал восторга. «Обращаю внима-
ние,— пишет он в одном из писем уже в апреле 1922 года,— на ис-
ключительную важность работ по исследованию Курской магнитной
аномалии. Товарищ Кржижановский сообщил мне, что по сведениям
инженеров, с которыми он беседовал, мы имеем там неслыханно
богатый запас чистого железа...» И дальше: «...Я очень боюсь, что
это дело будет проведено без достаточной энергии. А между тем, по
словам и Кржижановского и Мартенса, мы имеем здесь почти навер-
ное невиданное в мире богатство, которое способно перевернуть все
дело металлургии».
В другом письме, уже на следующий день, Владимир Ильич
дает практические наметки, указывает, что нужно сделать в первую
очередь, чтобы сразу же приступить к широкому развертыванию
работы по разведкам, а может быть, и добыче руды.
«Г. М.! — пишет Ленин Кржижановскому.— Вчера Мартенс мне
сказал, что «доказана» (Вы говорили «почти») наличность неви-
данных богатств железа в Курской губернии.
Если так, не надо ли весной уже —
1) провести там необходимые узкоколейки?
2) подготовить ближайшее торфяное болото (или болота?) к
разработке для постановки там электрической станции?»
Заканчивая письмо, Владимир Ильич снова и снова напоминает:
«Дело это надо вести сугубо энергично. Я очень боюсь, что без
тройной проверки дело заснет».
Ленин мечтал вдохновенно и творчески о миллиардах пудов вы-
сококачественной руды у самого сердца страны, между угольным
Донбассом и основным промышленным районом России. Он проро-
чески видел уже громадные рудники и металлургические заводы в
районе Курской аномалии. Сквозь дымку грядущих лет он угады-
вал идущую на смену лапотной и лопатной, нищей России новую
Россию, металлическую, индустриальную, обильную.
Шила в мешке не утаишь... Об успехах разведчиков КМА
стало известно и в стране и за ее рубежами. Опять загорелся подо-
зрительный интерес к нашей руде в Германии. Да и другие страны
с вожделением стали поглядывать в сторону курских полей и овра-
гов, таящих в себе (в этом уже не было теперь сомнений) вели-
чайшие в мире запасы железа. Железа! А ведь оно уже тогда добы-
валось в таком количестве, что, по расчетам буржуазных ученых, ме-
талла этого в капиталистических странах должно было хватить
только на шестьдесят лет.
И Ленин в письмах своих в эти дни в связи с предложениями
сдать КМА в концессию пишет: «Следовало бы... принять меры к
тому, чтобы в печати об этом (о появлении признаков близкого
железа.— Ю. А.) ничего не говорили, ибо можно опасаться,
что в противном случае интервенционистские планы могут уси-
литься...»
428
И далее (в письме от 8 апреля 1922 года А. И. Рыкову, быв-
шему тогда заместителем председателя Совнаркома и предлагавшему
согласиться на концессию):
«Прочитав Вашу телефонограмму, я продолжаю настаивать на
сохранении конспирации и на непривлечении иностранцев».
И на этот раз Ленин настоял на своем. Притязания иностран-
ных капиталистов на КМА отклонили. А Владимир Ильич, больной
уже и вечно загруженный тысячью неотложных дел, по-прежнему
следит за работами на КМА, по-прежнему «не снимает рук» со
своего любимого детища.
22 апреля 1922 года Ленин как больной, как пациент прибыл
в сопровождении нескольких врачей в Физический институт Акаде-
мии наук. Предстояла операция по извлечению пули после злодей-
ского покушения эсерки Каплан. В связи с этим нужно было прове-
сти рентгеноскопию, а лучший в стране рентгеновский кабинет
находился именно в Физическом институте. Здесь Ленин встретил
академика Лазарева, члена Особой комиссии по изучению КМА, быв-
шего директором института. Ленин после фотографирования вынуж-
ден был некоторое время ожидать, пока не просохнет пленка. Не
привыкший терять времени, он договорился с Лазаревым о том, что
академик сделает ему сообщение о ходе работ на КМА. Врачи, учи-
тывая болезненное состояние Владимира Ильича, предупреждали,
что беседа должна длиться не более 20 минут.
Быстро были развешены карты, таблицы. Лазарев начал гово-
рить... и увлекся — не уложился в разрешенные 20 минут. Врачи
делали предостерегающие жесты за спиной Ленина, требуя, чтобы
ученый сейчас же закончил беседу. Но Ленин, обычно очень дис-
циплинированный, на этот раз не подчинился врачам и заставил
Лазарева довести рассказ до конца. Потом засыпал ученого вопро-
сами, а в заключение еще раз просил подробно его информировать
о ходе работ на КМА и, не стесняясь, обращаться к нему за по-
мощью при всех затруднениях.
«В качестве председателя Особой комиссии КМА,— пишет
И. М. Губкин,— мне частенько приходилось беспокоить Ильича те-
лефонными звонками. Всегда мы у него находили неизменную под-
держку: затруднения моментально устранялись. Удивительно, какое
внимательное отношение было к нашему, казалось бы, маленькому
делу со стороны человека, руководившего революционной борьбой,
руководившего партией большевиков и молодым Советским госу-
дарством».
* *
*
За спиной у нас в десяти метрах молодой дубовый лес. У ног
зеленая трава и цветы в траве, и пчелы да бабочки на цветах... Как
на любой тихой лесной опушке.
А прямо перед нами — глинистый обрыв, чуть поодаль и ни-
же— другой, третий, и еще, и еще. Громадный котлован уходит
вниз десятком великанских ступеней-террас. И каждая ступень
429
метров десять — двенадцать высотой. Первый уступ глиняно-желтый,
ниже темные ступени, словно там, глубоко под глиной, захоронены
пласты чернозема мощностью в десятки метров.
На дне котлована темно-красные глыбы руды. Недавно прошел
дождь. Сейчас по дорогам, со всех сторон сбегающим в котлован,
обильные лужи. Внизу лужи красны как кровь. Будто только что
здесь, в диком яру, насмерть дрались сотни громадных допотопных
чудовищ.
Мы у Михайловского карьера — у одного из рудников Курской
магнитной аномалии.
Смотрю, и хоть знаю, а как-то поверить не могу, что все это
громадное ущелье родилось только недавно, создано людьми.
Внизу нескончаемыми вереницами бегут тяжелые самосвалы:
в карьер — порожняком, из карьера — груженные рудой. По некото-
рым ступеням-террасам проложены рельсы. Отсюда покрывающую
руду породу вывозят железнодорожными составами. В карьере
большая семья экскаваторов, малых, средних, больших и совсем
громадных — шагающих. Среди экскаваторов — роторные. Многозу-
бые роторы этих гигантов вгрызаются в глинистые уступы, берут
породу и бросают на двухкилометровые ленты транспортеров. Все
больше вширь и вглубь растет ущелье.
Мы молча глядели, как внизу в карьере, гремя, урча и лязгая,
работала большая, богатая советская техника.
— Я знал, что КМА — это что-то очень большое,— сказал я ин-
женеру, который меня сопровождал.— Но такого...
Инженер оживился:
— Да это не КМА. Это только одно из звеньев Курской магнит-
ной. Вы вот на Лебединском побывайте. Там и разрез обширнее и
техники больше. А еще Стойленский, Южно-Лебединский. А шах-
ты? Губкине, Коробково... Это же такие масштабы! Ведь и сейчас
КМА дает больше десяти миллионов тонн руды. А к семидесятому
не меньше двадцати пяти миллионов давать будет.
Но и это только начало. Понимаете? Может КМА давать в буду-
щем сколько угодно. Не шучу. Здесь со временем будет крупнейший
металлургический район мира. Ведь одних только богатых руд
здесь, по неполным и уже состарившимся данным, более двадцати
пяти миллиардов тонн! А кварцитов железистых десятки триллио-
нов! Вот оно что такое КМА!
Мы снова замолчали, глядя, как в карьере грузили руду могу-
чие экскаваторы, как шли и шли поезда и автомашины: порож-
ние вниз, груженные вверх.
Шла большая руда. Мечта великого Ленина претворялась в
жизнь. Детище Ильича — Курская магнитная аномалия щедро от-
давала Советской стране свое первосортное железо.
Илья Дубинский-Мухадзе
«КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ
К НЕФТИ?»
Ильич за тридевять земель слышал биение сердца
бакинских пролетариев.
С. М. КИРОВ
1
Весенние грозы 1918 года. Высокое небо. Сполохи зарниц...
Председатель Совнаркома Терской республики Ной Буачидзе хорошо
знал этот казенный кирпичный дом на Евдокимовской улице во Вла-
дикавказе. На первом этаже, где размещалась почта, ему не раз
случалось бывать. Но сейчас начальник караула предложил под-
няться по винтовой лестнице на третий этаж.
В самом конце коридора, в небольшой комнате, у аппарата си-
дел старик-телеграфист. Он строго через пенсне оглядел вошедших:
«Чем могу служить?» Ной назвал себя, сказал, что пришел гово-
рить по прямому проводу с Лениным.
Старик быстро застучал ключом. Побежала лента.
— Гражданин Ленин спрашивает, кто у аппарата во Владикав-
казе?
— Отвечайте: Ной Буачидзе, Юрий Фигатнер — народный ко-
миссар внутренних дел, Захарий Палавандишвили — наш гость и
друг из Грузии.
Ленин просит ответить на вопросы весьма срочные: установил
ли уже товарищ Ной контакт с Бакинской коммуной, что известно
о состоянии нефтяных промыслов? Какие силы брошены для лик-
видации пожаров на нефтяных фонтанах Грозного? Меры для вос-
становления железнодорожного движения? Хлеб и продовольствие
для Баку продвигать всячески!..
431
У Владимира Ильича есть и личная просьба. При первой воз-
можности передать его коммунистический привет и лучшие пожела-
ния промысловым рабочим и всем народам Терека и каспийского
побережья. Пусть помнят, что за их спиной стоит революционная
Россия, всегда готовая им помочь.
Тогда же весною. Ленин в Народный комиссариат по военно-
морским делам:
«...Баку для нас все, и его необходимо отстоять... Примите сроч-
ные меры».
Месяцем позже. Двадцать второго мая. Ленин требует категори-
чески: отправить немедленно водой из Царицына в Баку десять
тысяч пудов хлеба. И сто миллионов рублей для вывоза нефти из
Баку и оплаты рабочих нефтяных промыслов.
Еще письмо с нарочным Степану Шаумяну — председателю Ба-
кинской коммуны и чрезвычайному комиссару Кавказа:
«...При организации промыслов были бы созданы в процессе
работы кадры служащих (техников и прочее) из своих людей, кото-
рые могли бы впоследствии руководить работами по добыче и пере-
работке нефти...»
Под охраной бронепоездов в Баку из Терской республики (по-
нынешнему это Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Чечено-Ин-
гушетия, большая часть Дагестана и Ставропольского края) проби-
лись почти пятьдесят эшелонов с зерном и продуктами. Радость
необыкновенная: рабочее население давно перебивается орешками,
семенами подсолнечника, травой, корешками.
Степан Шаумян полушутя спрашивает Ноя по проводу из Баку:
— Друг, что требуешь в знак благодарности за хлеб?
Ной отвечает в своем духе:
-т- Если по старой дружбе, то прими совет: национализируйте
по примеру Терского Совнаркома промыслы, заводы. Пора!
— Говори прямо, по сравнению с Грозным мы слишком опаз-
дываем... Декрет подготовлен. В воскресенье обнародуем.
И тогда настолько разгорелись, разбушевались страсти, что
Шаумян, вся жизнь которого неотделима от нефти, как нефть неот-
делима от Баку, запросил поддержки у Ленина.
«...2 июня мы издали уже несомненно знакомый Вам наш де-
крет (это, собственно, не декрет, а мероприятия, необходимые как
предварительные шаги). Затем получилась прилагаемая телеграмма
Выснархознефти № 1069... Она нас возмутила, так как нельзя с та-
ким вопросом шутить, выносить решения, делать их достоянием пуб-
лики и затем «временно» задерживать. Мы усмотрели тут ходы про-
тивников национализации и потому протестовали. Но вслед за этим
пришли другие телеграммы, которые окончательно ввергли нас в
изумление... Я еще раз телеграфировал тогда Вам протест против
этой непонятной и пагубной политики из центра и заявлял, что для
нас «возврата быть не может». Такое же решение было принято
Совдепом в субботу 21-го числа единогласно. Убедительно прошу
положить конец этим колебаниям и не усиливать наших противни-
432
ков, не затруднять и без того в высшей степени трудную работу по
национализации. Вы, вероятно, боитесь «левого ребячества», но
смею Вас уверить, что мы слишком осторожно и бережно относились
и относимся к нефтяной промышленности».
Письмо Шаумян передает секретарю правительства Бакинской
коммуны Николаю Кузнецову: «Доберешься, просись на прием к
Ильичу. Сам все расскажешь...» Кузнецов одолевает долгий и опас-
ный путь. Его принимает Ленин. Выслушивает, расспрашивает.
Только склонять Владимира Ильича в пользу национализации со-
всем не нужно. Ленин уже вмешался и помог. За три дня до того
как Шаумян обратился за помощью, Совнарком утвердил декрет о
национализации нефтяной промышленности и государственной моно-
полии на торговлю нефтью, ее продуктами. «Настоящий декрет всту-
пает в силу немедленно по опубликовании».
Обязательно надо вспомнить сентябрь 1917 года. Ленин только-
только сменил свой «зеленый кабинет» — шалаш у озера Разлив на
Гельсингфорс. Направил в ЦК свою программу обновления России:
«Грозящая катастрофа и как с ней бороться». И в качестве требо-
вания основополагающего: «Национализация нефтяной промыш-
ленности возможна сразу и обязательна для революционно-демокра-
тического государства, особенно когда оно переживает величайший
кризис, когда надо во что бы то ни стало сберегать народный труд...
Чтобы сделать что-либо серьезное, надо... объявить войну нефтяным
королям и акционерам, декретировать конфискацию их имущества и
наказание тюрьмой за оттяжку национализации нефтяного дела...»
2
Сгущаются, нависают над головой тучи. Черная мгла затяги-
вает горизонт. Грядет буря бешеной силы. 1919 год!..
В центре Москвы, у Страстного монастыря, на Тверской, у
Охотного ряда, плакаты всевобуча: «Тогда лишь гражданин чего-
нибудь достоин, когда он гражданин и воин!» На фронт уходит
каждый пятый, потом — каждый третий, вслед — каждый второй
коммунист.
Пала Бакинская коммуна. Погибла в неравном бою Терская рес-
публика. Нет в живых Ноя Буачидзе. За Каспием в пустыне англича-
нами и эсерами растерзан Степан Шаумян и другие комиссары.
По замыслу Уинстона Черчилля нечто подобное должно свер-
шиться и в центре. Западные информационные агентства обнадежи-
вают: «Петроград должен пасть в сентябре, а Москва — к рожде-
ству. Далее впредь до окончания усмирительной работы в стране
Россией будет управлять смешанная комиссия под военной дикта-
турой».
Ленин в Кремле. 12 февраля 1919 года. Полдень. Реввоенсовет
Каспийско-Кавказского фронта сообщает: рабочие и матросы Баку
настроены враждебно против англичан-оккупантов. При приближе-
нии Красной Армии бакинцы поднимут восстание.
433
Владимир Ильич поперек желтоватого плотного листка пи-
шет: «Надеюсь, вы понимаете громадную важность вопроса и при-
мете энергичнейшие меры, чтобы использовать настроение бакинцев
для быстрых и решающих действий. Гарантируйте безопасность пе-
реходящим к нам. Телеграфируйте подробнее».
Туда же в Астрахань через два месяца: «...нужда в нефти от-
чаянная.
Все стремления направьте к быстрейшему получению нефти и
телеграфируйте подробно».
И снова о нефти. Телеграмма Ленина в Астрахань: «Надо на-
прячь все силы, чтобы, не теряя ни часа, с максимальными предо-
сторожностями перевезти всю нефть... Отвечайте немедленно, все ли
меры приняты, какова подготовленность, какие виды, назначены ли
лучшие люди, кто отвечает за осуществление безопасности подвоза
по морю».
В море — английские сторожевики, эсминцы, корабли белогвар-
дейцев. В бакинской гавани, на всех причалах, помимо полицейских
и таможенников, шныряют тайные агенты. Человек, вызывающий
малейшее подозрение, исчезает бесследно. И все-таки рыбницы, бар-
касы, «туркменки» уходят к астраханскому берегу с нефтью, бен-
зином, смазочными маслами. Обратными рейсами доставляется
оружие, листовки, московские газеты. За любой провал большевики
расплачиваются своей жизнью. Много погибших. Еще больше доб-
ровольцев. В команды морских экспедиций Кавказский краевой ко-
митет зачисляет лучших, самых отважных. В Баку их отбирает Ми-
коян, в Астрахани — Киров. Оба отчитываются перед Лениным. Он,
по свидетельству Кирова, за тридевять земель слышал биение серд-
ца бакинских пролетариев.
В марте, когда на Каспии особенно лютовали штормовые норд-
осты и свинцовые в белых гребнях волны люто кромсали берега,
Владимир Ильич уловил — сердце бакинцев бьется тяжко, истекает
кровью. Если не прийти на помощь, быть непоправимому.
«РВС Кавкфронта Смилге и Орджоникидзе:
Взять Баку нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направь-
те на это...
Ленин».
3
Бело-розовое цветение трав. Сыпучий солоноватый песок, от-
дающий настоем полыни. Люди, кони, повозки, артиллерия... Армия
революции обгоняет весну на Каспийском прибрежье.
Рабочие дружины стали на охрану нефтяных промыслов. За-
няли вокзалы, пристани, узлы связи. В эфир полетело:
«Всем, всем, всем! Москва, Ленину.
Временный Военно-революционный комитет Азербайджанской
Советской Независимой Республики... предлагает Правительству
434
Российской Советской Республики вступить в братский союз... Про-
сим немедленно оказать реальную помощь путем присылки отрядов
Красной Армии.
Председатель Ревкома Нариман Нариманов...»
Войска ведет Серго Орджоникидзе. Он вместе с Кировым уже
влетел на бронепоезде в Баку. Еще до этого Ленин вызывает в
Кремль инженера Александра Серебровского. Когда-то Владимир
Ильич знавал его отца Павла, одного из первых питерских маркси-
стов. Старик Серебровский в 1894 году на масленицу устраивал ве-
черинку с блинами на квартире инженера Классона. Тут Владимир
Ильич впервые увиделся с Надеждой Константиновной.
Полтора десятка лет знает Ленин и Серебровского-младшего.
В революцию пятого года Александр был партийным организато-
ром Выборгской стороны, или, как иногда называли в газетах: Сент-
Антуанского предместья Питера. Накануне ареста ускользнул с
берегов Невы на Каспий — в Черный город. Потом — арест, суд,
каторга. Побег за границу. Встреча с Лениным.
— Сколько вам лет, Александр? Двадцать пять? Поступайте
учиться...
Серебровский окончил высшее техническое училище в Бельгии
и с дипломом инженера-механика вернулся в Россию. Поспел во-
время. Участие в Октябрьской революции, гражданской войне. Ра-
бота в Наркомвнешторге заместителем Л. Б. Красина, руководство
центральным правлением артиллерийских заводов.
По всяким служебным хлопотам приходилось бывать у пред-
седателя Совнаркома. Так что и на этот раз ночной вызов в Кремль
не удивил.
Ленин пожал руку. Пододвинул кресло. И будто продолжая
какой-то давний разговор, осведомился:
— Как вы относитесь к нефти?
Серебровский замешкался. Владимир Ильич ждать не стал.
Очень просто произнес:
— Вы назначены председателем Бакинского нефтяного коми-
тета. На сборы сегодняшняя ночь.— И повел обычный деловой раз-
говор. С чего Серебровскому начинать, какими правами он облечен,
какую помощь получит от Наркомпрода, Каспийской военной флоти-
лии, армейских частей. Конечно, после того как Баку освободят.
Александр Павлович спохватился: в самом деле, в Баку еще
англичане и мусаватисты, а Владимир Ильич толкует ему о добыче
нефти, о безотлагательной ее отправке в Россию. Но Ленин пони-
мающе подмигнул: без сомнения, Серебровский попадет в Баку во-
время. Торопитесь всячески...
С собой Серебровский унес мандат, подписанный Лениным.
Длинный перечень обязанностей заканчивался категорически: «Рас-
поряжения тов. Серебровского являются безусловно обязательными
для всех властей и учреждений как гражданских, так и военных и
морских».
435
Вскоре из Баку пришла первая ободряющая весть. Еще не от
Серебровского. От командующего флотилией. Он сообщал о взятии
Энзели и капитуляции английских войск: «Отныне Российский и
Азербайджанский Советские флоты являются единственным и пол-
новластным хозяином Каспийского моря. Притоку нефти к сердцу
республики не угрожает никакая опасность... Красный флот, завое-
вавший для Советской республики Каспийское море, приветствует с
его южных берегов любимого вождя пролетариата товарища
Ленина».
Владимир Ильич все сразу переводит на деловые рельсы. Теле-
графирует командующему флотилией: «После того, как Вы бли-
стательно справились с возложенной па Вас боевой задачей, Совет
Труда и Обороны временно поручает Вам важнейшую для Социали-
стической республики задачу, именно: вывоз нефти из Баку на Аст-
рахань. За вычетом тех сил и средств, которые необходимы для
поддержания порядка и безопасности на Каспии, Вам надлежит все
имеющиеся в Вашем распоряжении силы и средства приспособить
для вывоза нефти из Баку. Передайте руководимым Вами славным
красным морякам, что Республика ждет от них такой же героиче-
ской хозяйственной работы, как и их работа боевая».
Все, что так или иначе связано с нефтью, имеет для Ленина зна-
чение первостепенное. Обращение к Азревкому: «По сообщению
тов. Серебровского, инженеры-иностранцы покидают Баку под влия-
нием чрезмерного ухудшения условий существования. Ввиду чрезвы-
чайного для Советской республики значения нефтяной промышлен-
ности, необходимо полное обеспечение ее техническими силами. За-
держивать иностранцев против воли нельзя. Почему вам надлежит
не останавливаться перед отступлением от общепринятых норм и
обеспечить наиболее крупных специалистов жилищными, а также
продовольственными условиями, гарантирующими их работы у нас.
В отдельных случаях придется согласиться с выдачей особо крупным
специалистам вознаграждения иностранной валютой для перевода
находящимся за границей семьям».
«Щемящая тоска охватывает всякого бакинского рабочего-ста-
рожила при виде той грустной картины, какую представляют собой
ныне наши промысла,— писала бакинская газета «Коммунист».—
Кто наблюдал за жизнью Балаханов, Сабунчей и других промыслов
до войны, тот помнит, какой кипучей жизнью жил этот лес черных,
насквозь прокопченных и пропитанных нефтью вышек, извлекавших
из богатых недр бесконечные миллионы пудов драгоценной жидко-
сти...
Поистине сверхчеловеческие усилия прилагают рабочие для
того, чтобы поднять свою родную промышленность, чтобы призвать
к жизни грустные Балахано-Сабунчинские, Сураханские и Биби-
Эйбатские кладбища».
Владимир Ильич все это знал от тартальщиков, машинистов,
слесарей, моряков, приезжавших к нему из Баку. Одну из таких бе-
сед припомнил Мир Башир Касумов:
436
«Л е нин. Наладят ли бакинские рабочие добычу?
Касу мое. Наладим, товарищ Ленин.
Ленин. А как живёт бакинский пролетариат?
К а с у мо в. Голодно, холодно.
Ленин. Почему?
К а с у мо в. Потому что мусаватское правительство и англичане
ограбили весь народ.
Ленин взял листок бумаги, что-то быстро написал, протянул
Касумову.
— Передайте наркому продовольствия. Это насчет отправки в
Баку муки, продуктов, одежды, обуви. Самым срочным порядком».
Еще одна делегация бакинцев у Ленина.
«Владимир Ильич,— свидетельствует А. А. Никишин,— взял со
стола книгу, открыл на какой-то странице и начал нас спрашивать
о членах коллегии Азнефтекома Алиеве, Гусейнове. Серебровского,
говорит, я знаю, а вот этих товарищей нет. Какие они работники, как
давно в партии?»
Под конец беседы ленинское напутствие:
'— Вернетесь, передайте товарищам рабочим, они должны взять-
ся за выполнение двух задач, именно: восстановление нефтяной
промышленности и обработка Муганской степи. Мугань — будущая
житница всего Закавказья!
В ноябре 1920 года Ленин просит Политбюро, не откладывая
ни на один день, одобрить подготовленный им проект постановления
о снабжении Баку. «Поручить Компроду, как важнейшую полити-
ческую и экономическую задачу, снабжать Баку обязательно и акку-
ратно продовольствием в 100% нормы...
Тотчас же обязать Фрумкина 2 раза в месяц точно докладывать
в ЦК и в Совет Обороны об исполнении этих директив на деле не-
укоснительно и строжайше».
В срочной почте с Кавказа, доставленной военными курьерами,
письмо от Орджоникидзе. Серго просит Ленина «согласиться на те
необходимые мероприятия, о которых т. Серебровский подробно до-
ложит».
Ленин ставит доклад Серебровского на заседании Совета Тру-
да и Обороны. Суть доклада: ценой больших усилий бакинцы пере-
бросили в центр 157 миллионов пудов нефти. Накопленные запасы
не иссякли. Если предпринять меры, можно усилить снабжение мо-
сковских и петроградских заводов жидким топливом. Но Ленину
этого мало. «Его ясный ум,— вспоминал Серебровский,— смотрел
вперед. Он сразу заговорил о бурении, о новых скважинах и гори-
зонтах... Ильич толкал нас вперед и вперед».
А если попытаться узнать, как все это давалось Владимиру
Ильичу? Откуда его необыкновенная эрудиция, ну хотя бы в проб-
лемах нефтяных?
‘ Надо хорошо, терпеливо поискать, и тогда...
Записка Л. Б. Красину на заседании Совнаркома:
«1) Когда напишете Ваш отзыв о нефти о Баку?
437
2) Нашли спецов здесь, кои напишут?
3) в Питере? Тихвинский?»
Письмо к работникам Главнефти: «В связи с доставленными
докладами в Главнефть по вопросу об обводнении нефтяных сква-
жин и грозящей в связи с этим катастрофой, прошу Вас доставить
мне сегодня, если возможно, имеющиеся у Вас под рукой материалы
(книги, журналы, доклады и пр.) по вопросу о заграничных законах
или местных положениях, карающих нефтепромышленника за остав-
ление скважин незакрытыми, за отсутствие тампонажа, за его не-
рациональность и т. п.
Либо самые законы, либо, если их нет под рукой, указание со-
ответствующих книг или журнальных статей или справочных изда-
ний, дабы я мог взять их из библиотек.
Просьба ответить сегодня по телефону».
В тот же день Владимир Ильич с утра читал доклады Сере-
бровского, начальника Главкоиефти Доссера, ученого-нефтяника
Губкина, инженеров-специалистов по бурению и эксплуатации. И де-
лал на полях докладов бесчисленные пометки.
А вот письмо Ленина наркому путей сообщения о перевозках
нефти: «Есть ли технические препятствия (и какие) к достижению
скорости максимальной (скажем, военных поездов)? Какая ско-
рость была у нас довоенная? Какая скорость фактическая у нас,
1920, минимальная и максимальная?
Прошу сообщить мне, какие из указанных сведений Вы можете
представить немедленно и какие в сроки возможно более короткие
(какие именно сроки)?»
Из разных источников Ленин добывает документы и литературу
по Нефтяным месторождениям Эмбы и нефтепроводу Александров
Гай —Эмба. Владимир Ильич сокращенно называет его «Алгемба».
Он просматривает журнал «Нефтяное и сланцевое хозяйство» и об-
ращает внимание т. Губкина на оригинальные зарубежные нов-
шества.
Много лет спустя академик Иван Михайлович Губкин приедет
к рабочим нефтепромысла «Бухта Ильича». Когда-то эту бухту на-
зывали Биби-Эйбатской. У нее была существенная особенность. На
поверхность воды вырывался газ. Стоило бросить горящую паклю —
газ мгновенно вспыхивал. Вода и та вроде бы пылала. Появился
проект: бухту засыпать и качать в полное удовольствие богатую
нефть. Работы начали еще до первой мировой войны при Нобеле и
Монташеве. Потом, ничего не добившись, бросили. К тому же автор
проекта инженер Павел Николаевич Потоцкий ослеп.
Орджоникидзе и Киров разыскали слепого, обозленного ста-
рика. Уговорили его составить новый проект, консультировать ра-
боты. Не сразу, не в первый год — ударил фонтан. Пришлось одо-
леть много препятствий. Но все же фонтан забил. Богатый, по-кав-
казски щедрый. Почти девятая часть всей бакинской добычи тех лет.
В час торжества победители дали своему первенцу самое естествен-
ное и достойное имя — Бухта Ильича.
438
Над просторами бухты раздался голос академика Губкина:
— Раз заинтересовавшись нефтью, Ленин уже не бросал этой
проблемы, а постоянно возвращался к ней, искал решения, направ-
лял работу ученых и практиков.
4
Средь бела дня в Константинополе грузятся на транспорты пять
тысяч ветеранов армии барона Врангеля. Десант матерых волков?
Нет! Трудовой договор с Серебровским. Знамение лета 1921 года!
Предыстория — обстоятельное, во всех деталях тщательно про-
думанное письмо Ленина к Александру Павловичу.
«Посылаю Вам некоторые материалы по нефтяным концессиям.
Хотел послать это с т. Каминским, но его, к сожалению, из-за тя-
желой болезни пришлось лечить здесь.
Крайне важно, чтобы бакинские товарищи усвоили правильный
(и одобренный X партсъездом, т. е. обязательный для членов пар-
тии) взгляд на концессии. Архижелательно ‘А Баку (а то и 2А)
сдать концессионерам (на условиях помощи из-за границы и про-
довольствия и оборудованием сверх размеров, необходимых для
концессионера...). Только тогда есть надежда на остальных 3А
(или 2А) догнать (а затем и обогнать) современный передовой капи-
тализм. Всякий иной взгляд сводится к вреднейшему «шапками заки-
даем», «сами сладим» и т. п. вздору, который тем опаснее, чем чаще
прячется в «чисто коммунистические» наряды.
Если у Вас в Баку есть еще следы (хотя бы даже малые) этих
вреднейших взглядов и предрассудков (среди рабочих и среди ин-
теллигентов), пишите мне тотчас: беретесь ли сами вполне разбить
эти предрассудки и добиться лояльнейшего проведения решения
съезда (за концессии) или нужна моя помощь. Зарубите себе и всем
на носу: «архижелательны концессии. Нет ничего вреднее и гибель-
нее для коммунизма, как коммунистическое самохвальство — сами
сладим».
Теперь, когда есть Батум, надо изо всех сил налечь на быстрей-
ший обмен нефти и керосина за границей на оборудование.
Известная самостоятельность нужна для этого Бакинскому рай-
ону. Если не имеете ее, телеграфируйте точно, мы вам ее дадим.
Формулируйте точные предложения — шлите их в СТО телегра-
фом и почтой. Необходим областной хозяйственный центр, отвечаю-
щий за Баку + Батум и т. п., ведущий дело самостоятельно, быстро,
без волокиты.
Мы отсюда вам не поможем, мы сами бедны. Вы должны нам
помочь, покупая из-за границы все нужное в обмен на нефть и ее
продукты.
Жду ответа: короткого по телеграфу...»
Дальше отрывки из рассказа Серебровского, написанного по
настоянию Серго Орджоникидзе в тридцатые годы и бережно сохра-
ненного работниками Центрального партийного архива ИМЛ.
439
«Зная меня много лет, по 1905 году и по загранице, Владимир
Ильич доверял мне. Поэтому он снисходительно относился и к не-
которым моим промахам в «торговле» и ограничивался тем, что
добродушно вышучивал меня во время моих докладов, что он умел
делать с неподражаемым совершенством.
...В то время обстановка для выхода за границу была нам чрез-
вычайно выгодна: в Европе шла борьба между двумя мировыми
гигантами — американским трестом «Стандард ойл» и английской
компанией «Шелл». Эти хищники воевали между собой за рынки
для своей нефти, и вот в самый острый момент борьбы мы бросили
на рынок первые пароходы с нефтяными товарами. Конечно, это
были кустарные попытки, но тем не менее они оказались удачными
и произвели большую суматоху на нефтяном рынке.
Я поехал в Константинополь на первом наливном пароходе,
если не ошибаюсь, это была «Джорджиа» (Грузия), который доста-
вил первый груз — прекрасное и дорогое бакинское машинное масло.
Французы сейчас же его купили. Затем начались закупки со сто-
роны Италии. Деньги платили вперед, не видя товара, на очень
льготных условиях. Тогда мы отправили из Баку большие транс-
порты с маслом и нефтью, и снова заработал Баку-Батумский ке-
росинопровод.
На первые же вырученные деньги в Константинополе мы заку-
пили находящееся там нефтяное оборудование. Оно лежало в турец-
кой таможне: в свое время оно было приготовлено для отправки в
Баку через Батум нефтепромышленникам. Но так как в Баку была
Советская власть, то оборудование задержали и оно лежало невы-
купленным. Когда у нас появились деньги, мы почти за бесценок по-
лучили это оборудование. Кроме того, мы приобрели первую партию
одежды, обуви.
Владимир Ильич тщательно следил за всеми нашими операция-
ми за границей. Он требовал: «Посылайте из Константинополя
письма как можно чаще, сообщая телеграфом об имени курьера и
сроках его выезда». В другой раз он телеграфировал: «Сообщайте
короче, точнее, сколько одежи и хлеба достаете рабочим Баку...»
Бывали послания и крайне строгие. Пятого июня Ленин запраши-
вал одновременно Орджоникидзе и меня: «Где гарантии, что Со-
сифросс не надует? Как можно было давать ему монополию? Я во-
все не против торговли прямой Азвнешторга и Азнефткома с Кон-
стантинополем, я готов поддержать автономию Баку в значительных
пределах, но нужны гарантии. Прошу ответить мне немедленно, по-
слана ли надежным курьером точная опись всего купленного Се-
ребровским в Константинополе; когда именно послано и подробности
о договоре, и когда. Я обязываю Серебровского с каждым курьером
посылать письмо, извещая телеграфно об имени курьера и сроке вы-
езда. Что именно заказано теперь Сосифроссу...»
...При свидании со мной летом 1921 года, после возвращения
моего из первой поездки за границу, Владимир Ильич уже не сер-
дился и был доволен нашими делами.
440
Первый выпуск стали на металлургическом заводе
в Екатеринославе. Июнь 1922 г.
Паровоз, отремонтированный на коммунистическом субботнике
рабочими депо станции Москва-Сортировочная. 1919 г.
Вручение партийного билета рабочему
завода имени Владимира Ильича П. П. Ермакову (слева),
вступившему в Коммунистическую партию
по ленинскому призыву. 1924 г.
Рабочий Московского завода имени Владимира Ильича
(бывш. Михельсона) Н. Я. Иванов (в центре) рассказывает
своим товарищам о том, как была задержана
эсерка Каплан, стрелявшая в Ленина.
— Через два-три года мы намного подвинемся вперед и дадим
Баку все что нужно. Пока же берите необходимое за границей в
обмен на нефть. Вы должны регулярно ставить меня в известность
обо всей Вашей работе’ и обо всех Ваших «похождениях» за ру-
бежом.
Вы знаете, какую я выдерживаю атаку со стороны известных
Вам лиц по поводу «бакинской вольницы», но я верю Вам, знаю
Вас и потому не обращаю внимания на все эти нападки.
Действуйте смело и решительно, продавайте и покупайте, но
ставьте меня в известность обо всем, что Вы делаете. Если другие
будут меня ставить в известность об этом, могут снова получиться
неприятности.
Попрощавшись с Владимиром Ильичем, я вспомнил, что нам на
промыслах нужны рабочие. Тут у меня возникла мысль о получении
пополнения из числа солдат-врангелевцев, которые осели в Турции.
Я вернулся и рассказал Ильичу о своем плане и о положении
этих разбитых вояк за границей. Ну что ж, ответил Ленин, игра
стоит свеч. По многим соображениям. Даже ради того, чтобы Куте-
пов и Покровский остались генералами без армии.
Во вторую мою поездку — в июле — я повел переговоры, сна-
чала очень осторожно. Большой нужды в этом не было. Солдаты
рвались на Родину. Более пяти тысяч с величайшей готовностью
приняли мои условия—два года поработать на нефтяных промыс-
лах, а там им будет разрешено ехать куда угодно. Мало кто из них
захотел потом уехать из Баку. Большинство сроднилось с промыс-
лами, приобрело специальность. Многие стали членами партии.
Вот такой десант врангелевцев высадился на берегах Каспия...»
5
По календарю — октябрь. Московские улицы и площади на-
сквозь продувает холодный ветер. Мало кто обращает на него вни-
мание. Наоборот. Сердца оттаивают. Ленин вернулся после долгого
отсутствия. Второго октября 1922 года.
А шестым октября датировано обращение Владимира Ильича
к рабочим Баку: «Дорогие товарищи! Я только что выслушал крат-
кий отчет тов. Серебровского о положении Азнефти. Трудностей в
этом положении очень не мало. Посылая вам свой горячий привет,
прошу вас ближайшее время продержаться всячески. Первое время
нам особенно тяжело. Дальше будет легче. Победы мы должны до-
биться и добьемся во что бы то ни стало.
Еще раз шлю вам лучшие коммунистические приветы».
Больше не было ни писем, ни встреч. А может, точнее, справед-
ливее сказать — больше не было расставаний. Владимир Ильич все-
гда в сердцах нефтяников, бакинцев. Бакинцев на Каспии. Бакин-
цев на Волге. Бакинцев в Тюменской тайге. Первое, пятое, восьмое
Баку... Молодая буйная поросль вокруг старого кряжистого дуба.
29 Заказ 2878
Марк Колосов
СБЫЛОСЬ
О, буревестник мировой,
Бушующий мильонными руками.
ВАСИЛИЙ КАЗИН
1
Мне довелось побывать в Лениногорске, живописно расположенном
в предгорьях Алтайского хребта, в так называемом Рудном Алтае.
Есть Алтай хлебный, степной, равнинный, горный и есть Алтай Руд-
ный. Лениногорск по праву считается его жемчужиной. Вершины со-
пок венчают одну из граней величественной городской площади
прямо против Дворца шахтеров и металлургов. Из окон дворца,
словно из лож театрального яруса, виден вечно живой пейзаж, впи-
санный в современную архитектуру. Горные склоны вокруг города
устланы цветными коврами, такую окраску им придает руда, пере-
мешанная с почвой.
Ничего здесь не осталось от старого Риддера, где в 1786 году
был открыт заброшенный прииск бронзового века. Ничего не оста-
лось и от Риддера, проданного царем через подставных лиц англий-
скому дельцу Уркарту,— ни халуп, ни лачуг, ни лавчонок, ни каба-
ков. Их можно теперь видеть только на фотографиях в местном
историко-краеведческом музее.
Новый город, трижды краснознаменный центр нашей цветной
металлургии, не сразу сделался таким, каким мы его видим сегодня.
Судьбой его занимался Ленин. Вот почему в 41 году город назван
Лениногорском.
Меня заинтересовали экспонированные в музее ленинские до-
кументы: выступления, письма, телефонограммы, заметки, беседы.
442
Я читал их как волнующую повесть, в которой отразились и время, и
дорогие нашему сердцу ленинские черты, и какие-то новые грани его
мышления, характера, его личности, еще не отраженные в произве-
дениях литературы и искусства о Ленине. Вот, думалось мне, тема
для большого произведения: Ленин и Риддер. А пока — пусть только
канва, в которой есть все же своя четкая сквозная линия. Диву да-
ешься, как много времени отдавал Ленин вопросу о том — сдать или
не сдать риддеровские предприятия в концессию их бывшему вла-
дельцу Уркарту. Как Ленин добывал истину в той сложной внутрен-
ней и международной обстановке, находясь в Кремле за тысячи
верст от Риддера! И с каким терпением руководствовался обычным
своим правилом: «Чтобы действительно знать предмет, надо охва-
тить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». Мы
никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности
предостережет нас от ошибок и от омертвения».
2
В апреле 1921 года в Москве, в старинном здании бывшего вос-
питательного дома на Москворецкой набережной, шло заседание
комфракции ВЦСПС. Ленин только что выступил с докладом о кон-
цессиях и, наклонив голову, вслушивался в прения, быстро запи-
сывая то, на что собирался ответить в заключительном слове.
На трибуну поднялся лидер «рабочей оппозиции» Шляпников,
председатель ЦК союза металлистов.
— Концессии при царизме наблюдали. Больших иллюзий не
имеем. Сдайте предприятия в концессию товариществам русских ра-
бочих,— заявил он.
Ленин записал эти слова и в заключительном слове, адресуясь
не столько к Шляпникову, а к тем рабочим, которые не могли объять
сразу всю сложность международного и внутреннего положения Со-
ветской власти и сетовали: «Прогнали своих капиталистов, теперь
хотят призвать иностранных», заметил:
— Тут т. Шляпников сказал, что хорошо бы сдать концессию
русским рабочим. Но это смешно говорить. Тогда надо гарантиро-
вать топливо и т. д., а мы этого гарантировать не можем самым
нашим ударнейшим предприятиям... тогда как иностранные концес-
сионеры могут привезти из-за границы... Они имеют всемирный ры-
нок, мы не имеем обеспеченного экономического тыла и должны
убить не менее 10 лет на то, чтобы его создать.
3
Одним из первых претендентов на концессию национализирован-
ных Риддеровских предприятий был англичанин Лесли Уркарт.
Карьера этого капиталиста характерна для российской действитель-
443
ности начала нынешнего века. Молодой, двадцатидвухлетний гор-
ный инженер с 1896 по 1906 год работает на нефтепромыслах в
Баку. Затем он уже в правлении нескольких английских компаний
в России. С 1914 года — председатель Русско-Азиатского общества,
владелец крупных горных предприятий по добыче свинца, меди, цин-
ка, серебра.
В мае 1918 года на Риддере устанавливается рабочий контроль.
Совет Народных Комиссаров принимает декрет, подписанный Лени-
ным, о национализации Риддеровских рудников и Риддеровской
железной дороги. Лесли Уркарт покидает Риддер. Перебегает в стан
Колчака, становится его советником, финансирует и вдохновляет
интервентов и белогвардейцев. Его стараниями Семипалатинскую
область, в которую входил Риддер, захватывают белогвардейцы.
Но Риддер освобождается Красной Армией.
Потеряв надежду возвратить свои бывшие владения силой ору-
жия, Уркарт пытается вернуть их в виде концессии. Еще ничего не
зная об этих претензиях Уркарта, алтайские горняки в июне
1921 года писали Ленину, что, обсудив, «печальное положение рус-
ского хозяйства», они готовы отдать свои жизни для борьбы с хо-
зяйственной разрухой и клянутся восстановить все Риддеровские
рудники, фабрики, заводы.
Но слишком много жертв было уже принесено рабочими в граж-
данской войне, и Ленин, высоко ценя эту готовность к новым жерт-
вам, в свою очередь заботился о рабочих.
«Прежде всего, что вменяется концессионеру в обязанность,—
говорил он,— это улучшить положение рабочих». И далее он разви-
вал свою мысль так, что, проработав полгода у концессионера и
получив по трудовому договору одежду и обувь, привезенные из-за
границы, рабочий уступит свое место другому рабочему, чтобы улуч-
шить его материальное положение.
17 июля Владимир Ильич просит председателя ВСНХ Богда-
нова прислать сведения о размерах концессии Уркарту. Уже в этой
записке мы видим характерную ленинскую черту: он начинает с
досконального изучения предполагаемой концессии.
А когда в августе Красин извещает Владимира Ильича, что до-
говорился с Богдановым о концессии Уркарту и что возникла не-
обходимость выезда концессионера в Россию, Ленин предусмотри-
тельно замечает:
«Надо еще из Госплана найти и назначить человека три дель-
ных и знающих для рассмотрения проекта договора с Уркартом».
И в тот же день — председателю Госплана Кржижановскому: «Об-
ращаю Ваше особое внимание на вопрос о концессии... Лесли Ур-
карта.
Изучение условий этой концессии и подготовка договора долж-
ны быть произведены Красиным и Богдановым совместно с Вами.
Для нас имеет исключительную важность поставить дело так, чтобы
концессионер, желающий получить чуть не все медные рудники Рос-
сии, во-первых, гарантировал бы нам долевое отчисление и получе-
444
ние его нами в короткий срок, во-вторых, чтобы мы имели возмож-
ность получить от концессионера необходимое оборудование для
развития дела на наших собственных рудниках. Прошу Вас, когда
Вы изучите дело, сообщить мне, в какой мере, по Вашему мнению,
гарантировано то и другое условие и каково вообще значение пред-
полагаемой концессии с точки зрения развития снабжения России и,
в частности, электрификации».
4
В сентябре председатель Сибирского бюро ВСНХ Ломов про-
сит Ленина принять управляющего Риддеровскими рудниками Дом-
ненко. Во время беседы с Домненко Владимир Ильич записывает:
«Англичане залили рудники
—-------и увезли некоторые важные части
-------- мы частью откачали
------------построили плотину и можем	достроить электри-
ческую станцию (100.000 лошадиных сил)
2 сильные реки, Ульба (?) и Граматуха?
— — — 500.000 пудов руды
добыли в 4 месяца]
7% меди
? 16 свинца
? 10? цинка».
Ленин лично занимается подбором комиссии по обследованию
Риддера. Председателем назначен И. К. Михайлов. Владимир
Ильич знал его с 1902 года, когда этот еще молодой искровец бле-
стяще наладил транспорт «Искры» из Берлина и Лондона в Мо-
скву и Петербург. После Октябрьской революции И. К. Михайлов —
видный военный хозяйственник и политработник. Затем помощник
управляющего Кремлем и домами ВЦИК, член ЦК союза горнора-
бочих. Он несомненно подходил для выполнения ленинского задания,
которое требовало не только деловых и политических качеств, но и
умения объективно разобраться в вопросе, не поддаваясь чувствам.
Между тем в Лондоне началась новая антисоветская кампания,
поднятая Уркартом в связи с тем, что договор с ним на концессию не
был подписан на угодных ему условиях. Даже такой опытный дип-
ломат, как Чичерин, не сразу различил подлинные цели этой кам-
пании. С тревогой он предупреждает Ленина, что роспуск Всерос-
сийского комитета помощи голодающим за контрреволюционную
деятельность, разрыв переговоров с Л. Уркартом о концессии при-
вели к ухудшению международного положения РСФСР. И советует
Владимиру Ильичу Ленину для улучшения отношений с капитали-
стическими странами выйти ему из Исполкома Коминтерна, а
445
Советскому правительству сделать заявление о признании долгов
царской России.
«Я не согласен с Вами в оценке положения и насчет предлагае-
мых Вами шагов,— резко отвечает Ленин.— О выходе моем... из
ИККИ не может быть и речи...
Англичане и французы хотят нас грабить. Этого мы не допу-
стим. На их «недовольство» этим не будем обращать внимания».
Можно себе представить, как далеко зашла кампания, поднятая
в английской печати Лесли Уркартом, с каким размахом на разные
лады газеты консерваторов и либералов, одни с негодованием, дру-
гие с горечью, инсценировали то разочарование английского общест-
венного мнения в новом курсе Советского правительства, если Кра-
син и Чичерин были введены в заблуждение этой психической атакой
и в таком духе продолжали информировать Ленина. Но Ленин, без-
ошибочно умевший в любом словесном каскаде уловить его настоя-
щий подтекст, и в данном случае не ошибался в истинной подоплеке
газетной шумихи.
Чичерин продолжает настораживать Ленина. Излагает ему те-
леграмму американского корреспондента: иностранные капиталисты
неохотно идут на получение концессий в Советской России, ибо хо-
дят упорные слухи, что в близком будущем Советское правительство
возвратит иностранным предпринимателям в полную собственность
принадлежавшие им ранее заводы. Наркоминдел предлагает высту-
пить с опровержением. А Владимир Ильич: «По-моему, нельзя, не
стоит правительству опровергать столь глупых слухов. Дать в прес-
су и высмеять, вдрызг, верящих в эти слухи и пускающих их. Это —-
шантаж Уркартов... Явный шантаж».
К каким же выводам пришла комиссия, посланная на Риддер?
Она вернулась в Москву в январе 1922 года. Владимир Ильич с
1 января по решению Политбюро был в отпуске, ио продолжал
работать, переписываясь и давая поручения по особо важным
делам.
И вот один из ярких документов — записка Горбунову, в кото-
рой Ленин придает огромное значение мнению каждого члена комис-
сии в отдельности.
«...Принять тотчас разведочные меры, чтобы мы могли от всех
членов комиссии Михайлова поодиночке и при наименьшей воз-
можности им сговориться (Ваше дело устроить это умненько: созво-
ниться со всеми, в какие часы кто свободен, «захватить» самокатчи-
ками и т. п.) получить письменный и подписанный отзыв;
...отзыв должен быть по следующей программе (пояснения и
примечания особо)
1.	Возможная добыча на ... млн. руб. зол.
а) теперь
fi) при добавочном расходе... млн. руб. зол. в срок... лет...
2.	Сладим мы без концессионера (вероятно) или нет?
если нет, почему?
а) по отсутствию капитала?
446
Р) по невозможности купить и привезти первоклассное обо-
рудование?
у) по невозможности нанять первоклассных инженеров?
д) но невозможности купить и привезти продовольствие?
одежду рабочих?
или по другим (каким?) причинам?
3.	Вывод: а) соглашаться на условия Уркарта?
р) изменять их? как?
у) отвергать их вовсе?
Сначала ухитритесь (быстро) поймать всех членов комиссии
порознь и получить от них письменный ответ на эти вопросы.
Потом скажите мне итог и после нажмем на ВСНХ и Гос-
план».
Члены комиссии высказались против концессии Уркарту. Пред-
приятия можно восстановить силами Советского государства.
12 сентября 1922 года Ленин направил письмо Сталину:
«Прочитав договор Красина с Уркартом, я высказываюсь про-
тив его утверждения. Обещая нам доходы через два или три года,
Уркарт с нас берет деньги сейчас. Это недопустимо совершенно.
Михайлов, предкомиссии, специально ездивший изучать на месте
концессию Уркарта, доказал, что в разрушениях виноваты не мы,
а иностранцы. И мы же будем платить!! Облегчение мы будто бы
получим через х (икс) лет, а платить сами начинаем тотчас!
Предлагаю отвергнуть эту концессию.
Это кабала и грабеж.
Напоминаю заключение комиссии Михайлова. Оно было против
концессии.
Ни одного серьезного довода не прибавилось. Надо отвергнуть.
Прошу Вас довести это до сведения членов Политбюро».
И пленум ЦК, Совнарком отклоняют проект договора с Ур-
картом.
«Нас пугают Красин и Чичерин потерей в Англии всех наших
капиталов (до пятидесяти миллионов рублей золотом) из-за недо-
вольства Уркарта и возможности решения палаты лордов против
нас. Сообщите Ваше мнение и примите все возможные меры. Ждем
ответа»,— телеграфирует Владимир Ильич в Берлин полпреду
М. М. Литвинову.
12 октября Литвинов пишет Чичерину (копия Политбюро), что,
по его, Литвинова, мнению, нет решительно никаких оснований опа-
саться, что английское правительство в нынешней неблагоприятной
для него внутренней и международной обстановке пойдет на от-
крытые враждебные действия против Советской России, заявит о
конфискации имущества и капиталов, принадлежащих РСФСР.
«Ввиду этого.— писал Литвинов,— я решил никаких мер не прини-
мать для «спасения имущества»».
Почти полгода потребовалось Уркарту, чтобы убедиться, сколь
мало действенны в отношениях с Советской Россией шантаж, дезин-
формация, подкуп прессы. Исчерпав весь джентльменский набор
447
средств давления на Советскую власть, английский делец снова всту-
пает в переговоры с Красиным, готовый на уступки. В Москве за
него хлопочет корреспондент английских газет «Обсервер» и «Ман-
честер гардиан» М. Фарбман, добиваясь беседы с Лениным. Влади-
мир Ильич принимает журналиста и, не отделяя политики от эко-
номики, отстаивает престиж нашей Родины.
«Корреспондент. ...Каковы те объективные условия, кото-
рые сделали бы возможным возобновление переговоров и ратифика-
цию договора с Уркартом?
Ленин. ...Возобновление переговоров и дальнейшая ратифи-
кация договора с Уркартом прежде всего обусловлены тем, чтобы
Англия устранила вопиющие несправедливости по отношению к Рос-
сии, которые связаны со всяким умалением ее прав на участие в
конференции по ближневосточным вопросам. Что же касается кон-
кретных условий, предложенных нам Уркартом, то... правительство
решило как можно быстрее в нашей печати дать высказаться сто-
ронникам и противникам этого соглашения, чтобы из наиболее объ-
ективной и мотивированной дискуссии получить материал для серь-
езнейшей проверки всех «за» и «против» и для решения этого вопро-
са в духе наибольшего соответствия интересам России».
Через несколько дней, в последнем своем публичном выступле-
нии на пленуме Московского Совета, Ленин подчеркнул:
«— ...От нас теперь требуется еще больше той гибкости, кото-
рую мы применяли до сих пор на поприще гражданской войны.
...На днях в газетах обсуждался вопрос о концессии, предлагае-
мой англичанином Уркартом, который до сих пор шел почти все
время против нас в гражданской войне. Он говорил: «Мы своей цели
добьемся в гражданской войне против России, против той самой
России, которая посмела нас лишить того-то и того-то». И после
всего этого нам пришлось вступить с ним в сношения. Мы не отка-
зались от них, мы приняли их с величайшей радостью, но мы ска-
зали: «Извините, то, что мы завоевали, мы не отдадим назад. Рос-
сия наша так велика, экономических возможностей у нас так много,
и мы считаем себя вправе от вашего любезного предложения не от-
казываться, но мы обсудим его хладнокровно, как деловые люди»».
Вывод Владимира Ильича таков:
— Мы теперь должны все рассчитывать, и каждый из вас дол-
жен научиться быть расчетливым.
* *
*
Не смог, никак не смог Лесли Уркарт добиться возвращения
на Риддер. И в этом нельзя без волнения не видеть главное — за-
боту Ленина о будущем России. Не случайно на пленуме Москов-
ского Совета Владимир Ильич заключил свою последнюю речь ве-
щими словами:
— Из России нэповской будет Россия социалистическая.
448
Риддеровские предприятия, восстановленные русскими и казах-
скими рабочими в двадцатых годах и вновь построенные в годы пя-
тилеток, стали давать ценнейшие полиметаллы нашей промышлен-
ности, а это, как известно, сыграло немаловажную роль в защите
нашей Отчизны, нашего общественного строя от нашествия гитле-
ровских орд.
Сбылись пророческие слова Ленина о России социалистической,
и провалилось «предсказание» Уркарта, уверявшего, что «пролета-
риату Риддера и за пятьдесят лет не освоить уникального месторож-
дения цветных металлов».
Рафаил Хигеров
В ДОБРЫЙ ПУТЬ!
Над нами полог неба чист,
Прибой за нами вспенен.
Сквозь шум лесов и ветра свист
Состав проводит машинист
Электровоза «Ленин».
В. АЗАРОВ
В один из январских дней 1922 года по дорогам Московского же-
лезнодорожного узла шла четырехосная крытая автодрезина. Ста-
рый керосиновый двигатель поминутно чихал и кашлял, дрезина
останавливалась, машинист, кляня горючее и порядки на дороге,
выскакивал на мороз, что-то продувал и прочищал в моторе, дре-
зина двигалась дальше. Пассажиры — железнодорожные служащие
переговаривались о своем, о том, что было больнее и горше всего,—
разрухе, поразившей транспорт. Незавидное наследство оставила
царская Россия. Гражданская война усугубила беду, доведя транс-
порт до черты, после которой — катастрофа. Достаточно сказать, что
железнодорожная сеть во многих местах была разрушена, рельсы
разобраны, шпалы пошли на топливо, подвижного состава убыло
почти три четверти, мостов за годы войны сожжено около четырех
тысяч.
— Какие красавцы стояли,— вздохнул сидевший позади маши-
ниста пожилой железнодорожник в форменной фуражке, потирая
руками прихваченные морозом уши.— Помните мост через Днепр —
1150 саженей, через Волгу — 930 саженей, через Иртыш...
— Мосты мостами,— высоким резким голосом перебил другой
пассажир, с худым желтым лицом,— беда в том, что работать не
умеем.
450
— Ну, положим, коллега, транспортные рабочие трудятся само-
забвенно. Голодные, без топлива, одеты бог знает во что, в какие-то
драные кацавейки... .
— Не о них речь. Мы с вами не умеем. Согласовываем, увязы-
ваем, а суть вещей, так сказать, плывет мимо. Рублем надо прове-
рять нашу работу, рублем. На днях произошел такой эпизод...
Перебивая друг друга, железнодорожники стали приводить при-
меры бесхозяйственности, плохой организации на транспорте.
У тонкой стенки дрезины, от которой тянуло январской стужей,
полуобернувшись к окну, сидел человек, которого, казалось, ни-
сколько не занимал этот разговор. Внимательный наблюдатель, впро-
чем, мог бы заметить, как посуровели, отвердели черты его лица,
полускрытого воротником пальто и низко надвинутой на лоб мехо-
вой шапкой. Сидящий напротив военный в длинной кавалерийской
шинели изредка бросал на него тревожно-вопросительные взгляды,
но он по-прежнему неотрывно смотрел в окно, время от времени счи-
щая со стекла наледь.
Мимо проплыла будка путевого обходчика с заткнутым тряпьем
оконным проемом, водокачка в глыбе грязного льда, входной сема-
фор. Дрезина затормозила; на соседний путь подали поезд, и толпа
с чемоданами, узлами, запрудив все вокруг, хлынула на посадку.
Через минуту вагоны, тамбуры, площадки были битком набиты.
Люди карабкались на буфера, на обледенелые крыши.
— Картина!—снова вздохнул пожилой железнодорожник.
Дрезина тронулась, набирая ход. Мелькнули на запасных пу-
тях вереницы разбитых, искалеченных вагонов. Угрюмо стояли
паровозы, мертвые, в грязно-желтых ледяных наростах. Сугробы
завалили колеса, и не верилось, что эти машины еще недавно мча-
лись в облаках дыма и пара.
Худой железнодорожник начал было их считать и безнадежно
махнул рукой.
— Две тысячи стоят, по всем дорогам. Две тысячи здоровых
локомотивов. Без топлива.
Желтое лицо его передернулось, словно от боли.
Доехали до станции. Военный вопросительно посмотрел на че-
ловека у окна. Тот утвердительно кивнул головой и направился к
выходу. У двери обернулся.
— До свидания, товарищи.
— До свидания,— вежливо откликнулся пожилой железнодо-
рожник.— Вам лучше держаться правее, меньше снегу...— И вдруг
осекся, оторопело глядя вслед ушедшему.— Невероятно. Нет, ко-
нечно, я обознался. Мне показалось, что это был... товарищ Улья-
нов — Ленин.
Нет, не обознался. В автодрезине ехал Владимир Ильич. Под
впечатлением увиденного и услышанного в поездке он пишет И. С. Ун-
шлихту (ВЧК) и В. В. Фомину (НКПС): «Состояние, в котором я
нашел автодрезины, хуже худого... К счастью, я, будучи инкогнито
в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не
451
казенно-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рас-
сказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслы-
ханно позорная, развал и безрукость полнейшие.
Первый раз я ехал по железным дорогам не в качестве «санов-
ника», поднимающего на ноги все и вся десятками специальных
телеграмм, а в качестве неизвестного, едущего при ВЧК, и впечатле-
ние мое — безнадежно угнетающее».
16 января 1922 года, то есть в тот же день, когда было написано
письмо, Ленин проводит в СНК постановление «О применении на
транспорте хозяйственного расчета». Вскоре СНК утверждает Устав
железных дорог. «С этого времени,— как свидетельствует В. Фо-
мин,— транспорт начинает работать в более спокойных и нормаль-
ных условиях».
Шла трудная каждодневная борьба за оздоровление полупара-
лизованного транспорта, но сквозь тяжелую пелену разрухи Ленин
видел будущее, видел, как запульсирует жизнь в стальных арте-
риях— сверхмагистралях социалистического государства, как по-
мчатся составы, ведомые мощными электровозами и тепловозами,
как электрификация транспорта благотворно скажется на развитии
всего народного хозяйства.
Многое, очень многое стало на пути этой мечты. Но тысячи же-
лезнодорожников бережно пронесли ее через годы, совершали тру-
довые подвиги, более того, добровольно шли на тяготы и лишения.
Об одном, но далеко не единственном таком эпизоде я хочу расска-
зать.
Через несколько лет после окончания Отечественной войны мне
довелось по заданию газеты «Гудок» отправиться на Южно-Ураль-
скую дорогу. Руководителя ее — представительного генерала (тогда
транспортники носили звания) — встретил на линии в тот момент,
когда ему срочно понадобилось вернуться в управление. Оставив
вагон-салон в распоряжение сопровождавших его инженеров, он
поджидал попутный поезд. Дежурный доложил, что сейчас подойдет
товарный маршрут. Фамилии машиниста за шумом приближавше-
гося поезда я не расслышал.
— Не возражаете прокатиться на электровозе? — спросил ге-
нерал. И после моего утвердительного ответа добавил:
— Приглядитесь к машинисту. Самый упрямый человек на до-
роге.
...Дали сигнал к отправлению.
За перегородкой ровно гудели двигатели. Впереди яркий свет
фары вырывал из темноты убегающие рельсы. Стальной путь был
втиснут в горную расщелину — бесконечный туннель без свода, и
на поворотах казалось, что горы каменной грудью преграждают путь
электровозу.
Машинист следил за стрелками многочисленных приборов. Ле-
вая рука его непроизвольно дернулась в сторону, но тут же правая
нажала сигнал. Мой спутник усмехнулся:
— Вот она — привычка.
452
— Отвыкну, товарищ генерал. И другим советую,— коротко от-
ветил машинист.
Поезд прибыл на, станцию.
— Вы в гостиницу? — спросил генерал.— А что, если ко мне?
Потолкуем на свободе. Только заеду на полчасика в управление.
Ну как?..
— ...Заметили на электровозе,— начал он, когда мы оказались
в его кабинете,— как машинист потянулся к сигналу. Я еще ска-
зал: «привычка». А суть в том, что на паровозе сигнал по левую
руку. Машинист, который нас вез,— старый паровозник. Да еще ка-
кой! Орденоносец, инициатор движения, по всем дорогам его имя
гремело. Добровольно перешел на электровоз, как только у нас элек-
трифицировали участки горного профиля. Представляете, с трех
тысяч рублей на стипендию: сначала на курсах учился. Окончил их,
пошел в первый рейс — бац! — выплавились петушки; есть в электро-
возе такая «птица», запросто плавится.
— Вызываю я раба божьего. Что же вы, говорю, Максим Иг-
натьевич, делаете? Слава, дорогой мой, нелегкая ноша, но ее не
сбросишь, как куль с мукой. Ее нужно носить с честью. Выслушал
все спокойно и сказал: «Не нужна мне такая ноша, если идти ме-
шает. Отжило наше дело — паровозное, товарищ генерал». Так и
отрезал.
Конечно, говорю, возможности паровоза отстают от требований
народного хозяйства, но вот сами взгляните — а у меня на стене
карта висела—117 тысяч километров железнодорожных путей, а
электрифицировано, вот красная линия, едва три тысячи. На наш с
вами век паровозов хватит. «Нет, не хватит».
Признаться, я даже вспылил: «Мне-то виднее, как-никак на
вышке». «У каждого человека своя вышка есть»,— отвечает. Так и
расстались.
— Вы сказали, что возможности паровоза отстают от требова-
ний народного хозяйства?
— Это сказано задолго до меня, и не раз. Идею коренной реор-
ганизации железнодорожного транспорта выдвинул Владимир
Ильич Ленин еще в апреле 1918 года. Может быть, читали его «На-
бросок плана научно-технических работ». Что такое восемнадцатый
год на Руси, мое поколение хорошо помнит. Где хлеб—тут уж обя-
зательно какой-нибудь белый генерал или атаман. Каледин с Кор-
ниловым на Кубани, немцы на Украине, атаман Дутов, как ножом,
перерезал железную дорогу, соединяющую хлебную Сибирь с цент-
ром, в Казахстане — Алаш-Орда или, как ее там еще называют, не
знаю, в Закавказье — дашнаки, мусаватисты, всякая иная нечисть.
Каждый вагон с хлебом или топливом в Москву и Петроград —
большая победа. И вдруг — электрификация транспорта. Фантазия
«кремлевского мечтателя»? Кстати, многие соратники Ленина так и
относились к этой идее, или почти так. Красин, например. Опытней-
ший инженер, в одно время возглавлял транспорт, немало для
него сделал. Ленин прислушивался к мнению Красина, но твердо
453
стоял на своем. Откуда такая убежденность? Вы скажете, прозорли-
вость гения! Разумеется. И прежде всего — великолепное, глубо-
чайшее знание вопроса. Экономикой железнодорожного транс-
порта Ленин начал интересоваться еще в конце прошлого века. Вот
взгляните на подборку, подготовили в парткабинете. Разрешите, я
кое-что вам прочитаю:
1894 год. «Что такое «друзья народа» и как они воюют против
социал-демократов?» — упоминание роли железных дорог в разви-
тии промыслов.
Декабрь 1895-го, июнь — июль 1896 года. «Проект и объясне-
ние программы социал-демократической партии» — в числе других
вопросов рассмотрение взаимозависимости транспорта и процесса
пролетаризации.
1896—1899 годы. «Развитие капитализма в России» — анализ
роста железнодорожных путей страны за двадцать пять лет, влия-
ние этого процесса на промышленность и сельское хозяйство.
Идет время, возникают новые аспекты проблемы. В начале 900-х
годов Ленин отмечает безудержную эксплуатацию рабочих и голод-
ных крестьян на строительстве новых железнодорожных линий,— у
трудового люда выжимается каждый грош, с другой стороны — вак-
ханалия казнокрадства и лихоимства. «Не пора ли в самом деле
передать это действительно ценное имущество в более надежные
руки?» — многозначительно спрашивает Владимир Ильич на страни-
цах большевистской «Искры».
Большая работа Ленина «Империализм, как высшая стадия ка-
питализма» — подробнейшая таблица роста сети железных дорог
в странах мира. Огромная Россия пришла к войне с сетью протяжен-
ностью всего 78 тысяч километров, в значительной части однопут-
ных линий. Кроме того, полная зависимость от иностранных- фирм.
В сентябре 1917 года Ленин пишет широко известную брошюру
«Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Статья начинается
словами: «России грозит неминуемая катастрофа. Железнодорожный
транспорт расстроен неимоверно и расстраивается все больше. Же-
лезные дороги встанут. Прекратится подвоз сырых материалов и
угля на фабрики. Прекратится подвоз хлеба». Далее Ленин выдви-
гает меры, которые могут предотвратить катастрофу. Реализация
этих мер стала первоочередным делом уже Советской власти.
Зазвонил телефон. Мой собеседник привычным жестом снял
трубку, раскрыл блокнот; диспетчер передавал рапорт за истекшие
сутки. Не отрываясь от трубки, генерал подвинул ко мне продолго-
ватый ящик с заполненными карточками.
— Полюбопытствуйте!
Это была картотека выступлений и работ Ленина советского
периода, связанных с проблемой железнодорожного транспорта.
Материалы показались знакомыми. Без особого интереса я пере-
бирал карточки. Вскоре обратил внимание на такую деталь: на од-
ной стороне каждой карточки помещена информация о постановле-
ниях СТО и Совнаркома по насущным вопросам транспорта, на дру-
454
гой-г-хронологически соответствующие письма Владимира Ильича,
решения по электрификации железных дорог и созданию отечествен-
ных тепловозов. Так .сказать, две стороны медали. Вытащил наугад:
1920 год, январь. Мобилизация коммунистов на транспорт. Обраще-
ние ЦК РКП (б) ко всем партийным организациям: «Дорогие това-
рищи!.. Советская страна бьется в муках голода и холода из-за
разрухи железнодорожного транспорта». Постановление ЦК
РКП (б): «Ввиду исключительной важности упорядочения транс-
порта... «Неделю фронта» назвать «Неделей фронта и транспорта»».
Смотрю на обороте: 1920 год, письмо Ленина Г. М. Кржижа-
новскому от 23 января о создании плана «великой» (подчеркнуто
Лениным) программы электрификации с постскриптумом: «Р. S.
Красин говорит, что электрификация железных дорог для нас невоз-
можна. Так ли это? А если так, то может быть будет возможна че-
рез 5—10 лет? может быть на Урале возможна?» Значит, был раз-
говор с Красиным об электрификации транспорта и с Кржижанов-
ским и не только с ними. Об этом свидетельствуют материалы ко-
миссий ГОЭЛРО, где проблемами транспорта занимались видней-
шие энергетики Н. Г. Александров, Г. О. Графтио и другие.
Следующая: 1 февраля 1920 года. Письмо Ленина членам Со-
вета Обороны, каждое слово бьет в набат: «Положение с железно-
дорожным транспортом совсем катастрофично. Хлеб перестал под-
возиться. Чтобы спастись, нужны меры действительно экстренные...»
Март — снова обращение ЦК о мобилизации 5000 коммунистов на
транспорт. Характерное для ленинского стиля работы специальное
постановление: СТО выносит благодарность коллективу Московско-
Казанской железной дороги, увеличившему оборот вагонов. «Это
первая наша победа на бескровном фронте и в самом трудном ме-
сте— транспорте». Переворачиваю карточку. Письмо Кржижанов-
скому от 14 марта. Ленин считает необходимым создание популяр-
ной работы о выгоде электрификации и тут же набрасывает схему;
«...Транспорт. Восстановить по-старому —
надо а миллионов (по довоенным ценам)
или а топлива + Р рабочих дней.
А для восстановления на базе электрификации
а — х млн. рублей.
а — у топлива + (Р— z) рабочих дней.
Или то же
, но с эффектом во столько-то раз больше преж-
него».
— Заинтересовало? —услышал я голос генерала.
— Поразительно!—вырвалось у меня.— Руководитель огром-
ного государства находит время неотступно следить за каждым ша-
гом транспорта и одновременно готовит его будущее.
— В этом суть. Ленин лично проталкивает эшелон с хлебом в
голодную Москву и буквально в тот же час набрасывает грандиоз-
ные перспективы социалистического транспорта, как части единого
народнохозяйственного плана... Так вот о нашем машинисте.
455
Человек распорядился своей судьбой, верил—это надо для страны.
Говорят, пример заразителен. Стал я электрифицировать нашу до-
рогу... На бумаге пока. Экономические расчеты по ленинской схеме,
что в письме к Кржижановскому.
Генерал вынул из ящика стола толстую папку.
— Вот, фантазия во внеслужебное время. Как в диссертациях
пишут: к вопросу о некоторых вопросах. Одним словом, цифирью до-
казываю, что капиталовложения на электрическую тягу по нашей
дороге полностью окупятся через три-четыре года. Каким образом?
Приведу вам известные данные: коэффициент полезного действия па-
ровоза— 6 процентов, тепловоза — 24—28, электровоза—от 16 и
выше, вплоть до 60 процентов, в зависимости от различных условий.
— Вы не ратуете за тепловозы?
— Я патриот электротранспорта. Но будем объективны: оба ви-
да тяги надо развивать параллельно, во всяком случае, еще долгое
время. Ленин придавал тепловозу большое значение. В конце 1921 го-
да он прочитал в «Известиях» статью о возможности применения на
железных дорогах двигателя внутреннего сгорания. Тут же затре-
бовал все материалы, затем поставил в Совете Труда и Обороны
вопрос о постройке тепловозов. По настоянию Ленина был объявлен
конкурс на лучшую конструкцию тепловозов. Ассигновали на это
дело один миллион рублей золотом. Подумайте, миллион золотом, в
такие годы! Отсюда и началось отечественное тепловозостроение.
— Что же вы собираетесь сделать с этой папкой?
— Послать в ЦК. Слышал, будто на соседней дороге тоже что-
то готовят. Ох и начнем мы электровозами двойные веса подкиды-
вать!.. Каждый состав тысячи по четыре тонн. Одним словом, при-
езжайте к нам годиков через пять!
Нужно ли повторять широко известные факты? Еще в начале
60-х годов электровозы пошли от Москвы — через Урал и Сибирь —
до Байкала, 5500 километров! И прибывают они к цели на трое-чет-
веро суток быстрее, чем при паровозной тяге. Сбывается ленинская
мечта об электрифицированных сверх магистралях, пересекающих
нашу необъятную страну. Теперь уже электрифицировано свыше
30 тысяч километров пути. Электровозы и тепловозы выполняют бо-
лее 95 процентов всего грузооборота. На долю ветерана-паровоза ос-
талась самая малость.
И еще две цифры. Промышленность подготовила транспорту но-
вые типы локомотивов, среди них — электровоз мощностью в 8700 ло-
шадиных сил, способный повести поезд весом в 10 тысяч тонн.
О чем говорят эти цифры? Представим на минуту, что на путях
Московского железнодорожного узла—там, где в 1922 году проез-
жал на автодрезине Ленин, стоит электровоз, а за ним вереница ва-
гонов общей грузоподъемностью 10 тысяч тонн. Мы идем от хвоста
состава 20 минут, 30 минут, электровоза еще не видно. Только к ис-
ходу часа доберемся до головы этого состава, протянувшегося чуть
ли не на четыре километра. Сразу поясним, что опасность такой чу-
довищной длины современному тяжелому поезду не угрожает: ведь
456
грузоподъемность вагонов выросла в 5—6 раз — от 16,5—20 тонн до
100 тонн.
А 8700 лошадиных сил? Заглянем опять в прошлое. 20 ноября
1920 года Ленин требует от ВСНХ доклад об электрификации Яро-
польской волости Волоколамского уезда Московской губернии. В го-
родах Волоколамске, Рузе, Клину и Коломне тогда были оборудо-
ваны электростанции мощностью от 35 до 65 лошадиных сил. В мас-
штабах 20-х годов мощность одного линейного электровоза, равная
двумстам волоколамским станциям, просто фантастическая.
Сотни электровозов с буквами «ВЛ» — Владимир Ленин,— пи-
таемые током Единой энергетической системы СССР, мчат пасса-
жирские и тяжелые товарные поезда по магистралям Родины!
В добрый ленинский путь!
Иван Рахилло
ПРЕДУТРЕННИЕ ЗВЕЗДЫ
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде Сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
Идти в темноте по скользкому, заледенелому двору было очень не-
удобно и совсем небезопасно, будто на высокогорном глетчере в
Швейцарии, где его и Надю однажды застигла ночь. От лютых мо-
розов прорвало водопроводные трубы, и узкий скособоченный дво-
рик студенческого общежития залило толстым слоем бугристой
наледи. Однако все это пустяки, а вот каково тут живется Варе,
одной, в этой студенческой коммуне Вхутемаса, без родных, без
Инессы?.. Какое, однако, странное, несуразное слово — Вхутемас!
Шофер подходил к темным подъездам и зажигал отсыревшие
спички. Робкий, несмелый огонек тускло, безжизненно сиял в туман-
ной стылости февральской ночи. В такую же размытую предутрен-
нюю сырость совсем недавно встречали они на мокром безлюдном
перроне вагон, прибывший из Нальчика, с телом Инессы Арманд.
Бедная Инесса! Провожая пешком гроб до самого Дома Союзов, он
всю дорогу думал о ее так рано оборвавшейся жизни, об осиротев-
ших ее детях. На семью у нее совсем не оставалось времени. Для
партии она была незаменима, ей можно было поручить любое дело.
Как беззаветно работала она в Лонжюмо!
Некоторые из лекторов партийной школы приезжали на занятия
из Парижа в Лонжюмо на велосипедах. Он тоже любил велосипед-
ные прогулки. Особенно в Жювизи, на аэродром, куда часто ездил
458
вместе с Надей. Обычно они приезжали на рассвете, когда воздух
еще не нагрелся. Было тихо, безветренно—лучшая пора для поле-
тов. С захватывающим любопытством наблюдал он за первыми по-
летами аэропланов. Какой это могучий рывок в будущее — авиация!
Наступал век аэропланов, новая эра — сколько возможностей рож-
дала она!
Бодрый стрекот разбуженных моторов, свежесть воздуха и бес-
конечная огромность неба с таинственным мерцанием предутренних
звезд, как бы посылающих на землю свои сигналы, всегда волновали
его, как музыка, вызывая необыкновенное ощущение соприкоснове-
ния с будущностью. Как хотелось прорваться туда, в будущее чело-
вечества! Оттуда, из завтрашнего дня, видел он и понимал всю не-
устроенность и несовершенство существующего мира...
Но где же наконец тут Варина коммуна? И скоро ли кончится
эта темная лестница? Шофер впереди зажигает спички у каждой
двери, за ним — Инна, Надежда Константиновна, ей тоже не тер-
пится повидать Варю.
После похорон Инессы Варя ушла жить в студенческую ком-
муну. Любопытно, как там устроена молодежь? Конечно, голодают!
Да и с дровами в Москве неважнецки. Сегодня, когда Инна, стар-
шая сестра Вари, заглянула в гости, он предложил поехать в ком-
муну сразу без всякого промедления, захватить, как говорится, врас-
плох.
Более года тому назад он послал по телеграфу рекомендацию
Вариному брату Федору: свою будущность юноша навсегда связал с
авиацией, ни за что не хотел отступиться, даже зная, как жестоко и
беспощадно расправляются белогвардейцы с красными военлетами.
У Федора сохранился альбом фотографий летчиков, попавших в плен
и сожженных бандитами. Его и это не останавливало. Но из-за того,
что Федор в прошлом был офицером, в авиаотряде ему не доверяли.
В летчики брали самых надежных. По законам революции правиль-
но, но сына Инессы он знал и поэтому написал, что летчик-наблюда-
тель Федор Александрович Арманд лично ему известен и, хотя оп
бывший офицер и не коммунист, доверия заслуживает, и товарищей
красноармейцев просил ни в чем его не подозревать.
Да, в авиации должны быть только свои, коммунисты. Могучая
сила. Вот почему осенью семнадцатого года, когда войска Керен-
ского захватили Царское Село, он без всякого промедления прибыл
в штаб Петроградского военного округа. Необходимо было собрать
авиацию в один кулак и первыми нанести удар по контрреволюции.
Это точное ощущение момента и проникновенного понимания сути
событий никогда не изменяло ему.
А вот и наша Варенька! Похудела, бледна. Да и товарищи ее...
Нуте-ка поглядим, на чем спят, как питаются! Инна все успокаивала
его: постели мягкие, тепло, светло, питание достаточное. Отвернул
серое суконное, видимо из шинели, одеяло, потрогал рукой. Да, гм,
спят-то на досках! Лукаво, снизу посмотрел на Инну, она смущенно
отвернулась. Трудно живется студенческой молодежи...
459
Однако с каким энтузиазмом и жаром стараются они доказать,
что им хорошо! До небес возносят Маяковского и нападают на Пуш-
кина.
Паренек в заношенной красноармейской шинели показывает свои
эскизы новой раскраски паровозов самых немыслимых расцветок и
сочетаний; какие-то стрелы, углы, ломаные линии. Юноша заинтере-
сован в скорейшем восстановлении транспорта, чтобы бесперебойно
перебрасывать хлеб и уголь из Сибири и Донбасса в голодающие гу-
бернии, в Москву и Петроград. Он убежден, что динамика раскраски
создает зрительную иллюзию ускоренного движения поездов. Наив-
ная чепуха: нужны не иллюзии, нужно кропотливо, ежедневно нала-
живать работу транспорта! Но мысль и забота о государственном
применении своего таланта прекрасна. Сами без хлеба, а думают о
голодающих.
Студенты окружили его. Вот она, их стенная газета. С гордостью
показывают макет башни III Интернационала невиданной геометри-
ческой архитектуры, с радио, экранами и телеграфными станциями.
С восторгом рассказывают о неизвестном ему «гениальном изобрета-
теле и художнике» Татлине, обитающем в Ново-Девичьем монастыре;
он создал крылья для человека. Аппарат будет называться «летат-
лином».
Радовало, что и молодежь мечтала о будущем. Но многое им
было еще неизвестно.
Вчера он выступал на активе Моссовета. Мир с Польшей до
сих пор не заключен. В тылу — бандитизм и кулацкие восстания.
С продовольствием и топливом плохо. Сейчас из Сибири подвоза нет,
железная дорога разорена. Улучшения с продовольствием не ожи-
дается. Сведения печальные, но надо бороться с создавшимися труд-
ностями.
Слушая студентов, он думал об их будущем. Они мечтали о
«летатлине», о том, как при коммунизме будут летать друг к другу
в гости, а он думал о том, как лучше применить крылья в борьбе про-
тив белых банд.
Недавно на фронте впервые против казачьей конницы была при-
менена атака аэропланов с бреющего полета. Специальный отряд,
созданный из летчиков и инструкторов Московской авиационной
школы, на истребителях и тяжелых бомбардировщиках типа «Крас-
ный Илья Муромец» разгромил конницу генерала Мамонтова.
Рассказывали, как летчик авиаотряда Кудрин впервые атаковал
конницу белых с небольшой высоты. Это было непросто — идти в
открытую на цель: с земли могли подбить даже из обыкновенной вин-
товки.
На казачью сотню он наткнулся в степи. Увидев самолет, всад-
ники бросились врассыпную к перелеску. Пилот с разворота пошел
на снижение, открыв по бандитам пулеметный огонь. Аэроплан про-
несся над их головами, едва не сбивая папахи. Что-то невообрази-
мое началось на земле. Обезумевшие лошади взвивались на дыбы,
сбрасывая седоков и подминая их при падении под себя. И люди, и
460
кони были, охвачены ужасом. Все смешалось в густой пыли. Тут уж
не до самообороны, ни одного выстрела не было сделано по само-
лету! Именно в неожиданности и заключался весь психологический
эффект атаки. Сотню будто бурей разметало по степи. В пыли валя-
лись тела покалеченных бандитов, да на все четыре стороны уноси-
лись вскачь с пустыми седлами обезумевшие кони.
Авиацию необходимо развивать самым экстренным и решитель-
ным образом! Привлечь к этому делу крупных ученых, инженеров,
создать им условия для творческой работы.
Два года уже действует созданный по его указанию ЦАГИ.
Совсем недавно он подписал декрет о Николае Егоровиче Жу-
ковском, назвав его «отцом русской авиации»: освободить профес-
сора Жуковского от чтения лекций, предоставляя ему право объя-
влять курсы более важного научного содержания, издать его труды.
Ученые и изобретатели раньше всех врываются в будущее, их
надо поддерживать и беречь. Обязательно привлечь к этому делу
Горького. Написать ему письмо. Да, вот сюда бы его, к этой неуны-
вающей молодежи, вздумавшей оторваться от земли на мускульной
силе человека! Неумирающая легенда о дерзком Икаре!
Однако Жуковский давно уже научно обосновал, что человек по-
летит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума.
Но с каким неуступчивым упрямством отстаивает идею «летатлина»
этот паренек с парализованной щекой. И хотя доказательства его
весьма несвязны и язык не очень грамотен, им нельзя не залюбо-
ваться! И вот такие люди построят новый мир, создадут институты,
лаборатории.
Невольно вспомнились изможденные, землистые лица питерских
рабочих, приезжавших к нему за правдой. Особенно запомнился ча-
хоточный, остроскулый старик с завода Мельцера. Преотлично он
выразился: «Мы, Владимир Ильич, люди рабочие, государственные,
а поэтому — доскональные, всегда до корня доберемся!» И добра-
лись.
Пять недель по вине нерадивых хозяйственников рабочим не
выдавали зарплату. Но станков они не останавливали. Обращались
в Совет обороны Петрограда, толку не добились, махнули в Москву.
А в Реввоенсовет Южного фронта и в Полевое управление авиации
послали телеграмму: «Правление петроградских авиазаводов рассчи-
тывает дать максимальное количество самолетов, однако на его пути
встают непреодолимые трудности. Поднять производительность авиа-
ционных заводов и набрать дополнительные штаты рабочих не пред-
ставляется возможным ввиду тяжелого продовольственного положе-
ния. По поводу увеличения нашим рабочим общегражданского пайка
(V2 фунта хлеба) мы обращались во все петроградские организации,
вплоть до Зиновьева. Ответ отрицательный: авиацию здесь считают
делом второстепенным и не заслуживающим внимания».
Возмущаясь вместе с ними, он любовался их «доскональностью».
Настоящие хозяева! Не просят, не унижаются — протестуют, тре-
буют, наступают.
461
В ВСНХ Рыков отвергает разработанный Главкоавиа план стро-
ительства новых авиационных заводов, с поэтической беспечностью
заявляя: «Авиация — это оранжерейная роза!»
Необдуманно распорядились закрыть петроградские авиазаво-
ды, а все авиационное производство сосредоточить на одном, самом
отсталом и плохо оборудованном заводе, принадлежавшем раньше
Лебедеву.
Да, вывод один: проверка и еще раз проверка, всегда и во всем
полагаться на рабочий класс. Тут уж без всяких оранжерейных роз...
А вот и подоспела каша, правда без соли, но каша знатная.
С каким чистосердечным радушием студенты приглашают за стол!
Надежде Константиновне бережно помогают снять пальто. Хозяева
размахнулись совсем по-купечески, но он подозревает, что на уго-
щение израсходован весь недельный паек. В Лонжюмо им самим
приходилось питаться по-студенчески.
Однако самое важное здесь, в коммуне,— взаимная поддержка.
Главная сила — в дружбе, в единстве сердец. Черта людей буду-
щего. Одиночки погибают.
Молодое поколение — это, в сущности, самое важное и дорогое,
что мы оставляем в наследство после себя на земле. А некоторые из
них отрицают Пушкина. Не находя слов в современном языке для
выражения своих чувств, обращаются к малопонятным стихам футу-
ристов. Но красивое и полезное необходимо сохранить, взять его как
образец, хотя оно и старое. Почему нам надо преклоняться перед но-
вым? Только потому, что это ново? Но нам не нужно и зубрежки,
нам нужно развивать и совершенствовать память каждого обучаю-
щегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пу-
стоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только про-
стым хвастуном, если в его сознании не будут переработаны все по-
лученные знания.
Молодые художники показывают ему свои несовершенные, заум-
ные рисунки, стараясь доказать, что их задача — связать искусство
с политикой. Он с недоумением разглядывает непонятные рисунки...
«Ну хорошо, а как вы свяжете искусство с политикой?» И вообще,
как они представляют себе жизнь при коммунизме? О, за коммунизм
каждый из них готов умереть с радостью. Беловолосая девушка в
простом деревенском тулупчике быстро набрасывает перед ним кон-
туры будущего общества.
Наступит светлая пора человечества. Каждый будет работать
не более четырех часов в сутки. На помощь человеку придут ма-
шины. Времени свободного уйма, и люди станут развивать свои
познания, заниматься искусством — музыкой, поэзией, живописью.
И всюду звучит музыка. Она летит вместе с облаками... По всей
земле рассажены фруктовые сады... Никаких границ, в любую сто-
рону свободные дороги. И все они раскрашены в различные тона:
голубые, синие, розовые...
А тот, уже знакомый спорщик с парализованной щекой, ярый
проповедник и защитник «летатлина», смело дополняет картину бу-
4Б2
дущей жизни: и лечить станут по-новому — тишиной. От городских
шумов развиваются нервные заболевания. Поэтому больных и уста-
лых под наблюдением врачей будут поднимать на специальных ап-
паратах на высоту, в зону вечной тишины, где будет звучать тихая,
нежная музыка, и этим люди станут излечиваться...
Гм-гм, весьма любопытно! Оказывается, и они убеждены, что в
будущем авиации предназначено огромное место. В общении людей,
в медицине, в праздниках, в полетах на другие планеты...
Однако Надежда Константиновна то и дело незаметно подерги-
вает его за рукав: засиделись, давным-давно пора домой. А славные
ребята, так и не удалось доспорить. До следующей встречи...
* *
*
Через темный уснувший двор, избегая ненужного внимания, про-
шли без провожатых. Было уже далеко за полночь...
Глухими неосвещенными улицами автомобиль пробирался к
Кремлю по снежным сугробам. В закрытом лимузине казалось, что
плывешь по волнам невидимой реки. Реки жизни... Странно тесни-
лись в усталой голове мысли, касаясь самых разнообразных и на
первый взгляд ничем не связанных друг с другом проблем, впечатле-
ний, событий, встреч. Причудливо переплетаясь с собственными ощу-
щениями, они рождали новые мысли и умозаключения. Но о чем бы
ему ни думалось — о положении ли на фронтах и в тылу, о подъеме
промышленности, о культуре молодежи, о летчиках и ученых, о де-
ревне, хлебе, паровозах, школах, керосине,— все эти мысли были о
новой России, лежавшей в неоглядном заснеженном пространстве,
о ее судьбах и светлой ее будущности.
Сугробы грудились как застывшие волны полярного моря.
Вспомнилось недавнее прошлое... В Белое море прорвалась ан-
глийская эскадра. Англичане создали специальный авиационный кор-
пус из летчиков-белогвардейцев, они безнаказанно хозяйничают на
всем севере. Обеспокоенный, позвонил в реввоенсовет:
— К Архангельску подошла английская эскадра. Северу угро-
жает интервенция. Нельзя ли послать самолеты, если флот и берего-
вая оборона ничего не могут сделать?
— В Вологде есть два авиаотряда,— последовал ответ начвоз-
духофлота.— Но из Вологды не достать, а впереди — никаких аэро-
дромов.
Больше всего на свете ненавидел он безрукость и «игру в спо-
койствие». особенно в военных делах. А ведь простая мысль... И ему,
человеку сугубо штатскому, пришлось подсказать, надоумить:
— В Архангельской губернии есть поля, неужели ж их нельзя
использовать как аэродромы?
На каждом шагу приходилось преодолевать эту равнодушную,
безынициативную инертность, тратить дорогое время и нервы.
В Котласе сосредоточены громадные запасы взрывчатых ве-
ществ, англичане спешат туда неудержимо. И медлительность коман-
дования непонятна. Он послал в Вологду Кедрову приказание:
463
«Вред Вашего отъезда доказан отсутствием руководителя в
начале движения англичан по Двине.
Теперь Вы должны усиленно наверстывать упущенное, связать-
ся с Котласом, послать туда летчиков немедленно и организовать за-
щиту Котласа во что бы то ни стало!»
И красные летчики, несмотря на бездорожье, болота и предска-
зания ученых-специалистов, полностью оправдали его надежды: бом-
били эскадру на сухопутных самолетах.
В богатой кладовой его памяти отражалась и откладывалась вся
жизнь страны.
...Уже разгромлены Юденич и Деникин. Тогда главными козыря-
ми империалистов были панская Польша и барон Врангель. Год на-
зад американцы подбросили Пилсудскому двадцать тысяч пулеме-
тов, свыше двухсот бронеавтомобилей и танков, триста самолетов,
три миллиона комплектов обмундирования, четыре миллиона пар
солдатских ботинок, вагоны медикаментов, комплекты полевых теле-
графов и телефонов. И это только одна Америка! А англичане? Фран-
цузы? Японцы?
Ежедневные сводки о боях, направляемые в штаб фронта, посы-
лались и ему лично. Надо было все внимание экстренно нацелить на
усиление западных границ. С Урала, из Сибири, с Кавказа — все на
Западный фронт! Он ясно видел, что война с белопанской Польшей,
несмотря на все уступки, неизбежна и неотвратима. По его указанию
уже использовались аэропланы для сбрасывания листовок в тылу у
Колчака и Деникина. Благодаря этим листовкам и прокламациям,
сброшенным с самолетов, целые воинские части и подразделения бе-
логвардейцев переходили на сторону Советов. Он напоминал рев-
военсовету Западного фронта:
«Необходимо принять все меры к распространению в Польше
Манифеста Польского Ревкома самым широким образом. Использо-
вать для этого нашу авиацию...» «Необходимо налечь изо всех сил,
чтобы белорусские рабочие и крестьяне, хотя бы в лаптях и купаль-
ных костюмах, но с немедленной и революционной быстротой дали
Вам пополнение в тройном и четверном количестве. Затем удесяте-
рить агитацию с аэропланов для польских рабочих и крестьян, что их
капиталисты срывают мир и осуждают их на бесцельное кровопро-
литие».
Сколько гроз прошло над головой! Поляки захватили Житомир
и Бердичев. Их цель — Киев. А что им противопоставить?
В Галицийской бригаде, входившей в 14-ю армию, петлюровцы
организовали мятеж против Советской власти. Надежда на 12-ю ар-
мию. Но в ней двенадцать тысяч бойцов и командиров лежат в ти-
фу. А противник сосредоточил против нее сорокапятитысячную ар-
мию. Тут было над чем задуматься.
Выручила авиация. Красные летчики несовершенство устарев-
шей техники возмещали отвагой и мастерством. И лучшей оценкой
служил перехваченный приказ штаба польской армии: «Большевист-
ская авиация показала в последних боях громадные успехи. Значи-
464
тсльно участились воздушные бои, сбрасывание бомб в важных пунк-
тах нашего тыла и интенсивная авиаразведка...»
Армию Врангеля интервенты оснастили новейшей техникой.
И это не помогло. Кр'асные летчики громили конницу Врангеля бом-
бами и пулеметным огнем с низких высот; это подтверждалось пере-
хваченным донесением начальника врангелевской авиации генерала
Ткачева:
«...Звенья самолетов авиации красных на «ныопорах» мешали
групповым налетам белой авиации и вели непрерывные бои в тече-
ние тридцати — сорока минут. Их авиагруппа успешно громила нас
на Каховском плацдарме. Красная авиация штурмами с воздуха на-
шей пехоты и кавалерии определила новую тактику...»
Господа генералы, хотя и с некоторым запозданием, все же при-
знавали за нами открытие и применение новой боевой тактики. Гм-
гм, что ж, весьма приятно!
Его могучий ум и воображение позволяли переброситься мысля-
ми в будущее: он любил помечтать, хотя на это совсем не оставалось
времени. Но встреча с молодыми художниками, с этими неугомон-
ными искателями и выдумщиками, снова натолкнула его на недоду-
манные мысли. Вспомнилось, что Горький разыскал где-то труды не-
коего полузабытого московского книголюба Федорова. Прозябавший
в глубокой нищете, он, оказывается, работал над планом общего
дела всего человечества. Ни больше, ни меньше. Всего! Федоров
предсказывал, что весь мир будет управляться волей и разумом че-
ловека. Вселенная будет взята под контроль людей. «Человек будет
строить не только новую землю, но и новое небо».
И этот пророк страстно верил во всемогущество ума человека,
забывая о своей нищете и устремляясь мечтой в мировой космос. Он
был в этой мечте поэтом, предсказывая и ничуть не сомневаясь в
том, что именно русский народ первым поднимется к звездам. «Ширь
русской земли,— утверждал он,— самый ее простор не послужат ли
естественным переходом к покорению простора небесного простран-
ства? На русской земле прозвучит приглашение всех умов к но-
вому подвигу, к открытию пути в мировое пространство...» Опере-
жая века, мечтал о хозяйственном использовании звезд. Какая пре-
красная мечта!
Оказывается, и юноша Циолковский встречался с Федоровым в
Румянцевской библиотеке, подружился с ним, и тот заронил ему в
душу прометеев огонь своей ослепительной идеи. Ее-то Циолковский
прекрасно развил в книге «Грезы о земле и небе». И от теории он
уже приступил к практическим опытам. Это же необыкновенные лю-
ди, настоящие подвижники, создать бы таким подходящие условия —
лет этак десятка через два мы бесспорно стали бы передовой стра-
ной на всей планете!
Увы, с неба пора было возвращаться на землю, дела и события
неотложно звали в сегодняшний день. Тревожил и юг, и север, и за-
пад, и восток. Неспокойно на Балтике. Неладно в Кронштадте. Всю-
ду банды. Очень плохо с хлебом. Неясно с Польшей. Шифровка от
465
Орджоникидзе: продовольственное положение Закавказья отчаянное,
железнодорожный транспорт развален. Голодают студенты. В шко-
лах нет букварей и керосина...
Он глубоко вздохнул: «А неплохо было бы сейчас подняться по
рецепту в эту самую зону вечной тишины, отдохнуть там немного
под нежную музыку, помечтать на досуге, да некогда...»
И он снова вздохнул.
В глазах Инны, сидевшей напротив, светилась тревога. Надежда
Константиновна обеспокоенно поглядела на его бледное, утомлен-
ное лицо:
— Ты что, Володя?
Он молча пожал ее пальцы и повернулся к полузамерзшему
окошку, где медленно проплывала заваленная синими нетронутыми
сугробами голодная безлюдная Москва, вся Россия.
На морозно-темном небе едва-едва угадывался серебряный рас-
сеянный свет далеких предутренних звезд.
♦ *
*
С той памятной февральской ночи прошло сорок с лишним лет.
И вот я снова звоню Варе Арманд. Да, да, той самой, мы учи-
лись с ней вместе. И именно туда, в нашу студенческую коммуну, к
ней приезжал Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Ин-
ной. С Варей мы по-старому, по-студенчески на «ты».
Не знает ли она истории записки-рекомендации Владимира Иль-
ича летчику Федору Арманду?
— Это же мой брат, приходи,— приглашает Варя,— покажу его
альбом! Кстати, и Инна дома...
Из вестибюля Ленинской библиотеки выхожу на улицу. Как
свеж и красив этот тихий вечер осени! Сегодня воскресенье, улица
тонет в сиреневой полумгле, закатно рдеет темным золотом высокий
купол Ивана Великого. Весь день, как и обычно, я просидел в чи-
тальном зале, знакомясь с материалами, статьями, книгами, журна-
лами, газетами тех далеких героических лет, рукописями, воспоми-
наниями о жизни Ленина, и теперь из прошлого я как бы входил в
живую явь, в то будущее, о котором так страстно мечтал Владимир
Ильич.
А ведь еще на моей памяти Москва была вымощена булыжни-
ком. На месте нового здания библиотеки стояла часовня, обнесенная
кирпичной побеленной оградой. Не было метро, этих высоких фона-
рей, не было сверкающего потока троллейбусов и автомобилей.
И там, где ныне гостиница «Москва», ютились одноэтажные магазин-
чики и лавчонки частников Охотного ряда. Напротив, у здания Дома
Союзов, раскинувшись в половину улицы, вздымала по-купечески
свои каменные бока церковь Параскевы-Пятницы.
Варя живет по-прежнему на Манежной. Синие ее глаза не вы-
цвели, та же знакомая, добрая улыбка. Рядом старшая сестра Инна,
Инна Александровна, это она приезжала вместе с Владимиром Ильи-
466
чем к нам в общежитие, с ним же в ту ночь возвращалась в машине об-
ратно в Кремль. Ее рассказ и рассказ шофера Ленина об этой по-
ездке давно записан cq всеми подробностями в моем дневнике.
И вновь мы уходим воспоминаниями в свою далекую и неповто-
римую юность. Молодые и наивные, мы тогда даже и не представ-
ляли, о чем мог думать Ленин, какие глубокие и сложные проблемы
приходилось решать ему, когда он разглядывал в общежитии наши
смешные и несовершенные рисунки.
Варя приносит пухлый походный альбом брата. Альбом растре-
пан, иссечен ветрами и дождями, но на пожелтевших фотографиях
запечатлена жизнь красных военлетов эпохи гражданской войны. На
этих «летающих гробах» били они интервентов.
— А это вот и наш Федор,— показывает Варя фотографию мо-
лодого, стройного, темноволосого летчика в высоких, до колен, шну-
рованных ботинках, по моде тех лет.— Глаза у него были серые. По
характеру — гордый. Летать любил. Товарищи уважали его.
С глубоким уважением относился Ленин к летчикам, к их слож-
ной и опасной работе. На хрупких, изношенных самолетах, плохо во-
оруженные, вылетали они в бой против белых и интервентов и побе-
ждали их. Или гибли за будущее.
Федор воевал до конца гражданской войны и умер от чахотки.
Прощаюсь с сестрами и выхожу на улицу. По аллее Алексан-
дровского сада направляюсь к кремлевским воротам: через эти во-
рота Инна проходила к Владимиру Ильичу. Вон в верхнем этаже
заветное окошко с врезанным в стекло отверстием для вентилятора,
там жил и работал Ленин. По этим плитам шла к ним в гости Инна.
Отсюда выезжали они на машине. К этому подъезду возвратились
из нашего общежития.
Невольно оглядываюсь на дверь: странное, почти осязаемое чув-
ство охватывает меня, и кажется, что сейчас откроются эти двери и
на крылечко выйдет Владимир Ильич, выйдет в своей простой кепке,
рыжеватый, скуластый, с доброжелательным взглядом темно-карих,
живых, широко расставленных глаз, еще в те далекие годы сумев-
ших разглядеть наше будущее...
Через Спасские ворота выхожу на Красную площадь. У Мавзо-
лея, как и всегда, огромная толпа, ждут смены караула.
Сюда, к Ленину, всегда приходят космонавты. Вглядываюсь в
лица двух молодых летчиков: не они ли, не эти ли завтра оторвутся
от Земли, чтобы умчаться по новым звездным маршрутам!
В лиловом, уже темнеющем небе, где-то у самых звезд, рисуя
над площадью дрожащий жемчужный овал, в недосягаемой вышине
мчится на сверхзвуковой скорости невидимый самолет. И почуди-
лось, будто темно-малахитовые острия кремлевских башен, словно
космические ракеты, нацеленные в пространство, ждут ленинского
сигнала, чтоб сорваться со старта и уйти со скоростью света к но-
вым далеким мирам...
Борис Костюковский
ИЛЬИЧЕВО ПОЛЕ
Эй, пчелы,
за дела!
Нам столько надо воска!
ЕВГЕНИЙ
ЕВТУШЕНКО
Эту историю мне бы хотелось рассказать неторопливо и подробно,
как она того заслуживает. Еще живы многие ее участники, и глав-
ный из них — Яков Васильевич Жестовский, которому сейчас за 80.
Сразу же, как кончаются городские постройки Днепропетровска,
прямо за троллейбусным тупиком, резко меняется пейзаж. Словно
кто-то нарочно, так сказать со всей наглядностью, решил показать
«смычку юрода с деревней».
Это не шутка. Промышленный Днепропетровск именно здесь не-
ожиданно уступает место полям овощеводческого совхоза «Нижне-
днепровский».
В типичной украинской хате, чистенькой и светлой, живет типич-
ный украинец с седыми вислыми усами, которые носили еще каза-
ки на Запорожской Сечи, с типичным добрым украинским лицом,
чуть насмешливыми голубыми глазами, с которыми ни годы, ни пе-
реживания ничего не могли поделать. Бывают же такие глаза, во-
бравшие в себя навсегда всю радость юности, доверчивость и распо-
ложение к людям, мечтательность и восторг от соприкосновения с
бытием и не растратившие все эти драгоценности до столь преклон-
ного возраста.
А жизнь, прожитая Яковом Васильевичем, могла бы сделать его
суровым и замкнутым.
468
...Безземелье, голод еще в начале этого века заставили семью
Жестовского покинуть родные екатеринославские места и поехать в
неизвестную, полную таинственности Сибирь, где, по слухам, свобод-
но разгуливали по улицам сел медведи.
Сибирь не оказалась такой страшной, какой рисовали ее до-
сужие кумушки. Больше того, перед молодым украинцем Яковом
Жестовским распахнулась такая заманчивая ширь Кулундинской
степи, замаячили такие просторы, что в нем, кажется, проснулась
вся изголодавшаяся веками жадность предков к земле.
Пахать бы Якову Жостовскому землю, сеять жито, обживать эти
новые места, прирастать к ним всей душой и сделаться настоящим
домовитым селянином. Об этом мечталось молодому, сильному му-
жику, но бедность не давала хоть сколько-нибудь обзавестись хозяй-
ством. А тут, года через три, и вовсе рубанула весть о войне с
германцем и словно навсегда отсекла все мечты о мирной жизни, о
доме, о земле. «Забрили» Якова Жестовского и погнали на
фронт.
Кулундинская степь, пылающая невиданными восходами солнца,
молодая красивая жинка — все мелькнуло в последний раз перед за-
туманенным взором Якова Жестовского, мелькнуло, чтобы сниться
долгие месяцы и годы в промозглых окопах, чтобы манить к себе не-
сбыточным счастьем.
И все же война, как бы ни была она тяжела, как бы ни давила
всей своей жестокостью и бессмысленностью, на многое приоткрыла
глаза малограмотному украинскому переселенцу.
Не будь войны — не свела бы его судьба с большевиками.
В дни Октября Яков Жестовский уже точно знал, против кого и
как надо воевать: он безраздельно пошел за большевиками.
Четыре года войны смело могли бы вместить в себя целую
жизнь, богатую событиями, бурную, стремительную и в то же время
бесконечно длинную, тоскливую, без единого просвета.
Только в конце четвертого года замаячила перед солдатом при-
зрачная свобода, разбудила его душу, встряхнула ее и позвала за
собой.
Думал солдат, завоевав свою власть, что настала пора вернуть-
ся к земле, к своим мечтам, но не тут-то было. Пришлось ему вме-
сто плуга брать в руки пику и идти защищать молодое Советское
государство от иноземных интервентов и внутренней контрреволю-
ции.
И еще несколько лет прошло, прежде чем вся Сибирь была очи-
щена от врагов, прежде чем Яков Жестовский смог вернуться до
хаты, на этот раз уже всерьез и надолго.
Но застал он такое разорение и нищету и у себя и у своих то-
варищей фронтовиков, что на первых порах у него чуть не опусти-
лись руки. Избрали его односельчане председателем сельревкома,
пришлось думать не только о себе.
С чего начинать фронтовикам, если не было основного — лоша-
дей? А купить их не на что.
469
Собрались фронтовики после первых похмельных дней на за-
валинках и вели невеселые разговоры. Да и откуда быть веселью,
если все они оказались у разбитого корыта.
Кое-кто стал вспоминать разговоры большевистских агитаторов
на фронте, командиров и комиссаров здесь, в Сибири, о том, что
единственный выход из нужды для бедняков — коллективная обра-
ботка земли. Чему-чему, а коллективизму эти шесть лет научили
фронтовиков и красноармейцев. Они умели чувствовать плечо това-
рища и ценить дружбу.
Прослышал Яков Жестовский, что в соседнем селе Камышенка
Родинской волости сорганизовались 34 семьи в сельскохозяйственную
артель по совместной обработке земли. Была это все беднота, голь
перекатная — переселенцы из Полтавской и Курской губерний.
Славгородский земельный отдел не поскупился и выделил артель-
цам из бывших «кабинетских» земель участок в 1600 гектаров в
урочище Глядень. И хоть была эта земля богатая, весна 1920 года
для артели прошла впустую: никаких совместных работ артель-
цам вести не пришлось. Весенний сев они провели еще индивиду-
ально.
Зато в сенокос камышенцы вышли артельно, и слух об этом про-
шел по всем соседним селам.
Яков Жестовский собрал в своем селе Ново-Троицком группу
крестьян-фронтовиков из четырех семей, к ним присоединилось еще
семь семей из соседнего села Верхний Незамай. На общем собра-
нии было твердо решено жить коммуной. Но у всех этих людей были
только руки и святая вера в то, что они смогут жить и работать по-
новому.
Тут-то, на своем первом собрании, и вспомнили о камышенской
артели, которая уже имела землю и сделала первые шаги в коллек-
тивной жизни.
Собрание выделило двух своих делегатов — Якова Жостовского
и Даниила Блажко, поручив им вести переговоры с артелью «Сво-
бода» (так назвали ее камышенцы).
Февраль 1921 года даже для Алтая выдался холодным. В ночь
на 14-е делегаты Ново-Троицкого и Верхнего Незамая появились в
Камышенке.
Пока, до утра, их увели на ночлег в разные дома, и там за чаем
и разговорами Жестовский и Блажко без труда выяснили, что ка-
мышенцы с радостью примут соседей в свою артель, так как и те и
другие славились на всю округу мастеровыми — портными, сапож-
никами и кузнецами. Далеко ходить нечего: сам Жестовский был от-
личным кузнецом, а камышенцы очень нуждались в таких людях.
Но принять-то в артель они их примут, а вот переходить на устав
коммуны ни в какую не хотят.
А ведь совсем не за этим приехала сюда делегация...
Назавтра, когда на собрании камышенской артели была объяв-
лена повестка дня «О приеме новых членов артели», встал Яков
Жестовский и непреклонно заявил:
470
— Мы предлагаем первым вопросом поставить: о переходе ва-
шей артели на устав коммуны. А в артель мы вступать не желаем.
Ежели вы не согласны обсудить такой порядок, то мы покинем ваше
собрание.
Вот как вспоминает теперь Яков Жестовский об этом историче-
ском собрании и о первых днях коммуны.
— Что греха таить, не хотели камышенцы принимать такую по-
вестку дня, но и нас им было упускать не с руки, специалисты им
нужны были позарез. И хоть с большой неохотой, но согласились
они обсудить наше предложение. Мне и Блажко пришлось высту-
пить несколько раз, убеждая камышенцев. И все же перед голосо-
ванием, переходить или не переходить на устав коммуны, я встал и
сказал: «Нас одиннадцать членов партии, и мы и наши семьи будут
работать в вашей коммуне на совесть. Но если вы не проголосуете
за коммуну, мы уедем и будем создавать свою. Не может быть, что-
бы Советская власть не помогла нам, не наделила нас землей и тяг-
лом. А остальное для нас не страшно».
И хоть крепко выступил против меня Алексей Колосов, мужик
тоже из фронтовиков, злой на язык, упрекнув меня в том, что мы
приехали разгонять артель, мы все же убедили собрание. К утру про-
голосовали за коммуну, избрали совет коммуны и совсем уж неждан-
но-негаданно, по предложению того же Алексея Колосова, меня —•
председателем. Мол, на язык мы увидели, каков ты, надо посмо-
треть на деле.
«Ладно,— сказал я,— ваша воля. Председатель так председа-
тель». Но в новой коммуне я занимал и вторую должность — куз-
неца. Кабинета у меня не было, все дела коммуны решались тут же
у горна, в кузнице, здесь же проходили заседания совета.
В голой степи с этой кузницы и начали мы свою коммуну.
Оставили мы прежнее название камышенцев «Свобода». Это,
по нашему понятию, было совсем неплохо.
Ну, а в остальном надо было жить по-новому. В марте мы уже
начали возводить жилье и хозяйственные строения на участке Гля-
день и весной 1921 года провели первый коммунарский сев.
Не знаю уж сейчас, откуда силы у нас такие брались, откуда та-
кой размах появился. За каких-нибудь полгода создали мы свои
крупные предприятия: вальцевую мельницу, пимокатную, сапожную
и портновскую мастерские, пустили электростанцию, реквизирован-
ную у местного кулака, дали свет в каждый дом.
В жизни новой шли на ощупь. С чего начинать? Как вести хо-
зяйство? Как распределять доходы?
Ну, на первых порах мы объединили все движимое и недвижи-
мое имущество коммунаров. Все, что требовалось коммунару в быту,
выдавалось с общего склада. Ввели сразу же общественное и бес-
платное питание в столовой для всех: коммунары никаких денег не
имели, может быть за исключением тех, кто припрятал при вступле-
нии в коммуну.
471
На совете мы твердо решили, что одежду и пищу каждый будет
получать без учета его труда, так как в уставе нашем было запи-
сано: члены коммуны обязаны работать по силе возможности, а по-
лучать по потребности.
Вот куда мы замахнулись! И ничего, получалось, должен ска-
зать.
Что-то не припомню по тому времени, чтобы кто-нибудь увили-
вал от труда, да и хапунов особых не было. Все на глазах друг у
друга, все сообща; замашки старые были не в почете.
Одна большая беда у нас была: среди коммунаров не находи-
лось ни одного мало-мальски грамотного человека, чтобы можно
было поручить ему бухгалтерский учет.
И вдруг на помощь нам совсем неожиданно пришел один чело-
век. Приехал он в коммуну — а мы уже в то время жили в новом
поселке Свобода,— пришел ко мне в кузницу. «Хочу к вам в комму-
ну вступить»,— говорит. Я гляжу на его руки и вижу, что они тяже-
лой работой никогда не занимались; нерабочие это руки. «Откуда и
кто будете?» — спрашиваю его. Назвался дьячком камышенской
церкви Федором Галуненко. Я его не знал и никогда до этого не ви-
дел. Да и откуда мне было его знать? В коммуне у нас было уже
сорок членов партии, а по тому времени это было немало, почитай, в
другой волости столько не наберется. И все мы, коммунисты, счи-
тали самым злейшим своим врагом религию. Церковь немало нам
вредила, немало крови попортила. Я прямо так и врубил дьячку.
«С церковнослужащими мы ничего общего не имеем. Ежели,— гово-
рю я Федору Галуненке,— вы думаете твердо стать коммунаром, то
должны публично отречься от своего сана, а кроме этого написать в
уездную газету заявление, чтобы не только прихожане об этом зна-
ли, но и все граждане в округе».
Галуненко на мое предложение согласился, заявление такое в
газету написал тут же у меня в кузнице.
На первом же богослужении в камышенской церкви, когда поп
обратился с проповедью к прихожанам, Галуненко скинул с себя
свое духовное облачение и начал топтать его ногами. Поп пришел
в немалое смятение и обратился к прихожанам с такой речью, что на
дьякона, раба божьего Галуненко, сошел нечистый дух, что он тво-
рит это не по своей воле, а по наущению анафемы.
Наш Федор Галуненко перебил его и обратился ко всем присут-
ствующим:
— Граждане, не верьте ему, ибо святоша рече все ложь. Верьте
мне: все, что мы вам доселе внушали, есть прогнившая ложь. От-
ныне я не являюсь более церковным служителем, я сам пришел к
этому своим разумом, сам видел, как обманывает вас церковь, сам
обманывал вас, но больше нет моего терпения, а батя рече, что это
влияние анафемы.
В то время анафемой попы называли нас, коммунистов.
Вот только после этого, на общем собрании, мы приняли Галу-
ненко в члены коммуны и поручили ему вести бухгалтерский учет.
472
Как-то заглянул я в конторские книги Галуненко и ужаснулся.
Оказывается, вел он учет исключительно под церковными титлами.
Читаю: «Выдано председателю коммуны т. Жестовскому Я. В.
100 рублей на покупку сбруи — было это на второй неделе великого
поста в пятницу». Ни числа, ни месяца, ни года.
В коммуне у нас уже была своя больница, куда направляли
больных коммунаров и по рецепту фельдшера выписывали больным
диетическое питание: яйца, масло, сметану, молоко, куриное мясо.
Что же записывал у себя в бухгалтерской книге расходов Галунен-
ко? А вот что: «Выдано в утробу коммунару Муту Мойсею яичек
10 штук, масла коровьего 3А фунта, молока полведра. Это было на
пасхальной неделе в среду».
Так и вел учет наш первый коммунарский бухгалтер Федор Га-
луненко, хоть ему кол на голове теши.
В коммуне, как и полагается, была ревизионная комиссия. И вот
она начала проводить ревизию в бухгалтерии и на складах. Проси-
дели они целую неделю за разбором всех этих записей Галуненко, а
потом все книги сложили в стопу, связали шпагатом, а на верхней
обложке написали: «Здесь и сам черт ничего не разберет, но запи-
сано все правильно, подлогов нет».
Ясно, что честный бухгалтер был большой находкой для ком-
муны. Но Галуненко оказался для нас бесценным человеком и по
другой причине. Он создал драматический кружок и такой хор, что
славился на весь уезд.
В первый же год высадили мы вокруг урочища Глядень широ-
кую лесополосу.
Через сорок лет на своей машине приехал я из Днепропетровска
в эти места и не узнал их: шумит наш лес, охраняя степь и поле
Ильичево от суховеев...
И тут, когда зашла речь об Ильичевом поле, Яков Васильевич
Жестовский утрачивает всю свою степенность и в его глазах появ-
ляется молодой задор и блеск.
Поле Ильичево...
Не сразу так назвали тебя люди.
Земля эта, закрепленная за коммуной, наполовину была нетро-
нутой, целинной. А как поднимешь ковыльную, веками пустовав-
шую степь конным плугом?
Крепко задумался об этом председатель коммуны «Свобода».
Тут, на счастье, появился солдат Михаил Корчной, служивший рань-
ше в Москве, в охранной команде. Он-то и рассказал Якову Василье-
вичу, что на Ходынское поле свезены трофейные машины, захвачен-
ные Красной Армией под Архангельском. Есть там и тракторы.
Как услышал об этом Жестовский, засела, засверлила у него
мысль добыть несколько тракторов с этого Ходынского поля. Вот
бы и распахать ими урочище Глядень, вот бы и поднять ковыльную
степь!
Жестовский решил поставить вопрос на собрании партячейки о
посылке ходоков в Москву, к Владимиру Ильичу Ленину.
31 Заказ 2878	473
— Они расскажут товарищу Ленину о жизни нашей коммуны,—
говорил он коммунистам,— не скроют от него и наши нехватки, а
особенно нашу нужду в тракторах. Не может того быть, чтобы не
помог нам пролетарский вождь.
Собрание единогласно утвердило ходоком председателя комму-
ны Якова Васильевича Жестовского.
Вторым кандидатом выдвинули секретаря партячейки, члена
партии с 1917 года, Николая Игнатьевича Положнова. Кто-то засо-
мневался: человек болен туберкулезом, а дорога трудная, длинная.
— За это не беспокойтесь, товарищи,— сказал Положнов, рас-
правляя под широким армейским ремнем длинными, худыми паль-
цами гимнастерку,— мой туберкулез еще окопный, а я человек жи-
тистый, выдюжу.
Ячейка решила послать и Положнова, только вместе с женой
Марией Николаевной.
Женщина она была заботливая и ухаживала за своим мужем,
как за малым ребенком. С ней-то не страшно отпускать Полож-
нова.
Исполком уездного Совета, узнав о таком решении партячейки
коммуны «Свобода», прикомандировал к ходокам инженера Слав-
городской электростанции Ремнякова.
И вот в ноябре 1921 года все они сели в Славгороде на поезд
Наркомзема, чтобы добраться до Москвы. Ехали они так нето-
ропко, что, пожалуй, могли бы поспеть за поездом и пешком. Оста-
навливались на всех станциях и полустанках, а то и просто в чис-
том поле. Собирали дрова, коряги и корчевали мелкие пни: топливо
нужно было не только для теплушек, но и для паровоза.
Носили воду и даже помогали шуровать в топке, когда устав-
ший единственный кочегар спал тут же мертвецким сном. Его и ма-
шиниста кормили из своих скудных запасов.
Длинной этой дорогой, кажется, успели переговорить и переду-
мать обо всем. Успели узнать друг друга, сдружиться с незнако-
мыми людьми. Но беда подстерегла их совсем неожиданно.
Жестовский, уже на Урале, почувствовал сильный жар, сухость
во рту и такую головную боль, что то и дело терял сознание.
В Кунгуре, в полном беспамятстве, его сняли с поезда и на са-
нях увезли в тифозный барак.
Три недели он там находился между жизнью и смертью, но, вид-
но, крепко был скроен, если, придя в сознание, ослабевший, поднялся
и потребовал выписки. Его не держали: тиф свирепствовал вовсю и
каждая свободная койка в бараке бралась с боем.
Он сел почти в такой же поезд, состоящий из теплушек, и
поехал дальше. Узнать бы, где его товарищи: он ведь ничего не
помнил.
Хоть и велика Москва, но, оказывается, и там можно отыскать
человека.
Прямо на улице—лицом к лицу — он столкнулся с Ремняко-
вым. Расскажи ему об этом кто-нибудь другой — не поверил бы.
474
Рёмняков рассказал, что из Вятки вчера приехала в слезах Ма-
рия Николаевна. Мужа ее сняли там с поезда и положили в боль-
ницу. Он в очень тяжелом состоянии, так как вместе с тифом про-
изошло обострение туберкулеза.
Надо было как-то помогать товарищу в беде. Тут же Яков Ва-
сильевич пошел в Московский комитет партии и добился разреше-
ния перевезти Положнова в Кремлевскую больницу.
Вместе с Марией Николаевной он съездил в Вятку и перевез
своего секретаря партячейки в Москву.
Сам еще не окрепший после тифа, забыв обо всем на свете,
двадцать суток он не отходил от постели больного друга, сменяя
на дежурстве Марию Николаевну.
Но смерть уже настигала этого кремневого человека.
— Все... Яша...— сказал запекшимися губами Положнов.— Ду-
мал... Ильича... увижу. Если придется... скажи, что Положнов...
отдал бы... вторую жизнь... за мировую революцию... Поклон от
меня... передай.
— Передам, Коля,— давясь слезами, проговорил Жестовский.
— Коммуну... берегите... пуще... глаза...
Это были его последние слова.
Похоронили секретаря партячейки Николая Игнатьевича По-
ложнова на Новодевичьем кладбище.
И там у могилы Жестовский дал клятву:
— Перед смертью ты просил меня, Николай, беречь нашу ком-
муну. Клянусь тебе от имени всей нашей партячейки не жалеть
сил, а если надо и жизни, беречь созданную нами коммуну, как ты
сказал, пуще своего глаза, а если надо, то и пуще своей жизни, бе-
речь и защищать ее от всех врагов, которые захотят нас вернуть к
старому...
Назавтра, больше не откладывая, Жестовский, оставив своих
друзей в Доме крестьянина, пошел в Кремль. Ведь ради этого он
сюда ехал, ради этого схоронили они незабвенного Положнова.
* *
*
Зимой 1922 года в приемной председателя Совнаркома Яков Ва-
сильевич увидел немало таких же ходоков, как и он. Были здесь кре-
стьяне со всех концов России, многие в лаптях и в бедной одежонке
не по-зимнему. Женщина секретарь записывала их на очередь, вни-
мательно расспрашивая, откуда они прибыли.
Жестовский назвал себя и свою коммуну. Секретарь заинтере-
сованно взглянула на него.
— А у вас там холодно?
— Да ничего, привыкли. Мы же из теплых краев переселенцы.
Кто из-под Курска, а я, например, с Украины.
— Вас-то не спутаешь,— сказала секретарь улыбаясь,— у вас
усы, как у Тараса Бульбы.
Жестовский сел у стены на стул в ожидании своей очереди.
475
Секретарь называла по списку фамилии, и ходоки входили в ка-
бинет. Время тянулось так медленно, как никогда в жизни.
Когда дверь открывалась, Жестовский, да и все, кто был в при-
емной, вскакивали и наперебой атаковывали тех, кто уже разгова-
ривал с Владимиром Ильичем: «Ну как? Что он говорил? Выполнил
просьбу?» Каждый ведь приехал сюда за делом, каждый ждал от
Ленина совета и помощи. Отвечали они на вопросы весело, даже с
задором: «Не волнуйтесь, ребята. Самый что ни на есть задушев-
ный человек. Все выслушал и сказал: так-то, мол, и так. Напишем
бумагу — и не будут вас притеснять».
И вот секретарь объявляет:
— Товарищ Жестовский, пожалуйста, ваша очередь.
А Яков Васильевич не может с места тронуться.
Когда он наконец справился с волнением и проходил мимо сек-
ретаря, она добавила еле слышно:
— Желаю вам успеха, товарищ.
— Спасибо, товарищ,— с чувством поблагодарил он.
Он помнил в эту минуту только то, что должен передать Вла-
димиру Ильичу письмо с ходатайством выделить тракторы, подпи-
санное всеми членами коммуны.
Ленин стоял посредине комнаты и, как показалось Жестов-
скому, смотрел на него ожидающе, с улыбкой.
Жестовский, много лет прослуживший в армии, встал «во
фрунт», руки по швам, и гаркнул, как на смотру:
— Здравия желаю, товарищ Ленин!
Владимир Ильич и вовсе заулыбался.
— Откуда вы такой бравый?
— Так что с Алтая, из коммуны «Свобода», товарищ Ленин,—•
все еще стоя по стойке «смирно», ответил Жестовский.
— О, далеконько вам было добираться.
— Бывает дальше.
— Бывает и дальше,— согласился Ленин, так и светясь в
улыбке.
— Когда нужда есть, хоть на край света поедешь.
— И то правда. А вас какая нужда привела? — сразу посерьез-
нел Владимир Ильич.
Вместо ответа Жестовский протянул ему письмо коммунаров.
Ленин быстро пробежал его глазами и сказал:
— Значит, коммуну строите? Это отлично. Да вы садитесь, то-
варищ,— и показал на кресло.— Тут сказано,— потряс он в воздухе
письмом,— что вас двое. А где же второй товарищ?
— Скончался, Владимир Ильич.— Жестовский наклонил го-
лову.
— Как же это?—Ленин подошел близко к Жестовскому и по-
садил его в кресло.
Яков Васильевич поднял к нему глаза и увидел такую заинте-
ресованность, такое внимание, что не выдержал и рассказал все.
И то, как ехали, мучились с дровами для паровоза, как голодали,
476
заболели тифом, как привезли Положнова из Вятки, как он умирал
и как его похоронили на Новодевичьем.
— Он просил сказать вам, Владимир Ильич, перед самой смер-
тью, что, если бы ему дали вторую жизнь, он бы не пожалел ее для
мировой революции. И поклон вам земной просил передать.
— Спасибо,— чуть покашливая, проговорил Ленин,— большое
спасибо. С такими людьми, как ваш товарищ Положнов, только с
такими людьми, мы и смогли совершить социалистическую револю-
цию. С такими, как он! — повторил Ленин с ударением и зашагал по
кабинету.
— Да,— через какое-то время сказал он решительно,— комму-
на— это прекрасно. Это памятник таким, как ваш секретарь парт-
ячейки. Расскажите мне подробнее о вашей коммуне. Из кого она
состоит? Сколько членов? Наделили ли вас землей? Как живут чле-
ны коммуны? Как вы распределяете доходы?
Жестовский стал подробно рассказывать, смущение его про-
шло, и он, на удивление, чувствовал себя спокойно и даже уверенно.
И чем больше говорил, тем самому ему становилось удивительно: не-
ужели все так, как он рассказывает? Вот взяли в голой степи поста-
вили кузню, начали свозить из сел дома, открыли столовую; и мель-
ница, и мастерские, и выехали коллективно в поле. И провели пер-
вый сев. И собрали первый урожай. И жили в большой дружбе, без
ссор и раздоров. И вот уже стоит в степи, сверкая электрическими
огнями, новый поселок Свобода.
Все рассказал Жестовский, даже о бывшем дьячке Федоре Га-
луненко и о его системе бухгалтерского учета...
Владимир Ильич развеселился и повторил:
— В утробу! Очень смешно,— и действительно рассмеялся до
слез.— Ну что же,— сказал он, вытирая глаза,— новое общество мы
будем строить с теми людьми, которые нам достались в наследство
от старого. Тут уж ничего не поделаешь. А в чем вы нуждаетесь?
— Все у нас есть, Владимир Ильич, а чего нет — сделаем. Нуж-
ны нам только тракторы.
— Да, вам нужны тракторы. Я об этом прочитал.— Он потряс
письмом, которое так и держал в левой руке.— Отечественных трак-
торов у нас еще нет, но они обязательно будут,— взмахнув рукой,
громко сказал Ленин, как будто его могли услышать и те, кто си-
дел в приемной.— С тракторами у нас плохо, из трофейных машин
мы создали тракторную колонну и направили ее в Заволжье. Вы,
очевидно, слышали, что в прошлом году там была невиданная за-
суха, не уродился хлеб и люди испытывают страшный голод. Надо
помочь крестьянам поднимать землю, вот мы и отдали в Заволжье
почти все, чем располагали.
Жестовскому стало вдруг так стыдно, что он боялся взглянуть
на Владимира Ильича. Ленин, такой занятой человек, разъясняет
ему, как маленькому, что огромная страна терпит нужду в то время,
как коммуна «Свобода» живет не так уж плохо. Сам ведь он только
что рассказывал об этом Ленину...
477
Зря, ох зря все это он затеял, теперь-то ему яснее ясного...
— Так что тракторов мы вам дать не можем,— сказал Ленин и
задумался.
Конечно, не может, что уж тут и говорить.
— А вот один трактор попробуем дать,— как уже о решенном,
сказал Ленин и быстро прошел к столу,— но не ручаюсь, что он бу-
дет исправен.
— Спасибо, Владимир Ильич. Благодарю вас от всей коммуны.
Что потребуется, мы починим. А то ни с чем возвращаться мне...
трудно.
Ленин понимающе кивнул и начал писать на письме коммуна-
ров: «ВСНХ. Отпустить один трофейный трактор коммуне «Свобо-
да»». Он хотел было уже расписаться, но Жестовский, набравшись
храбрости, быстро сказал ему под руку:
— Извините, товарищ Ленин, но у меня нет денег, чтобы отгру-
зить трактор и оплатить его перевоз по железной дороге. Ведь мы
выехали сюда еще в ноябре...
Владимир Ильич сказал с очень теплыми нотками в голосе:
— Да, да. Вы правы, дорогой товарищ,— и тут же добавил к
написанному: — «И отгрузить в адрес коммуны за счет ВСНХ».
Расписался и, подавая бумагу Жестовскому, сказал:
— Стройте коммуны! Обязательно стройте коммуны! Вы даже
не подозреваете, как это важно не только для нас, для нашей стра-
ны, но и для мировой революции, о которой мечтал ваш секретарь
партячейки.— Ленин крепко пожал руку Жестовскому и закончил: —-
Передайте мою благодарность коммунарам за добрые пожелания, за
хорошие слова и большой им привет.
Вышел Жестовский из кабинета, действительно, не чуя под со-
бой ног.
Секретарь-женщина спросила:
— У вас все хорошо?
— Еще как хорошо-то!—закричал Жестовский на всю прием-
ную.— Вот это человек! Вот это да! — повторял он в каком-то не ис-
пытанном им до сих пор восторге, и ходоки, глядя на него, не могли
не улыбаться. Значит, у них тоже все будет хорошо. Ведь ни один
человек еще не выходил от Ленина с пустыми руками, к каждому из
них Владимир Ильич был внимателен, и если некоторые вопросы им
не могли быть решены в Москве, то тут же, сразу, давалось на руки
ходокам указание на места.
На второй день, вместе с Ремняковым и женой Положнова, Же-
стовский получил на Ходынском поле трофейный гусеничный трак-
тор в 75 лошадиных сил выпуска 1919 года, английской фирмы «Рус-
тон-проктор».
В Славгород со своим драгоценным грузом ходоки прибыли
только в конце марта. Тянули их больше месяца.
Сгрузили «рустошу» (как его ласково окрестил Жестовский, по-
тому что в этом имени слышался русский корень) на платформу и
на лошадях увезли во двор к Ремнякову.
478
Жестовский срочно вызвал из коммуны Ефима Моисеевича Тыр-
личенко, служившего когда-то в царской армии в автомобильном
дивизионе. Тырличенко вместе с Ремняковым принялись за ремонт
«рустоши», а Жестовский, так и не заехав в коммуну, махнул под
Омск в бывшую помещичью усадьбу, добыл там 10-корпусный плуг
и запасные части к трактору.
Почти два месяца провозились Ремняков и Тырличенко с «русто-
шей», пока не заговорил его мотор.
Было решено, что от Славгорода 125-километровый путь до ком-
муны Ефим Тырличенко поведет трактор своим ходом. Жестовский
сидел с ним рядом и переживал ни с чем не сравнимые дни. Что
творилось по пути следования! «Рустоша» с каждым часом все боль-
ше обрастал конными и пешими людьми. Словно вся Кулундинская
степь становилась в почетный эскорт.
Ночевали прямо в степи, всю ночь жгли костры и с замиранием
сердца слушали рассказ Жестовского о Ленине. А на утро к боль-
шой толпе конных и пеших присоединялись все новые люди и, не
желая отставать, сопровождали чудо:машину до самой коммуны.
Вот он двигался, живой агитатор за коллективную жизнь на
селе. Сам Ленин послал его в подарок коммунарам «Свободы», и
эта первая, необыкновенная ласточка той весны взбаламутила всю
Кулундинскую степь.
В коммуне состоялся митинг, трибуной которого служил трак-
тор. Жестовский рассказал коммунарам, как они добирались до Мо-
сквы, как похоронили Положнова. Минутой молчания коммунары с
обнаженными головами почтили память своего партийного вожака.
Рассказал подробно Яков Васильевич и о своей встрече с Лениным,
передал коммунарам его благодарность и привет. Митинг, собствен-
но, на этом и закончился. Коммунары спели «Интернационал»: «Мы
наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем...» Это
же про себя они пели, про свою коммуну.
Прямо с митинга Тырличенко повел «рустошу» в урочище Гля-
день, и от него не отставали и стар и млад. Кажется, ни одного чело-
века не оставалось в поселке. И вот она, первая широкая борозда на
целине — сразу в десять отвалов.
«...Это есть наш последний и решительный бой!» — и тут пели
коммунары с восторгом, топая по свежей пахоте.
Федор Галуненко выстроил свой хор и, отчаянно дирижируя ру-
ками, головой, всем своим гибким худым телом, устроил здесь, у бо-
розды, настоящий концерт.
И сейчас уже невозможно вспомнить, кто первый, к концу этого
дня, глядя на поднятую целину, торжественно сказал:
— Вот оно, ребята, Ильичево поле!
И пошло из уст в уста гулять это название. И не только в ком-
муне «Свобода», но и по всей Кулундинской степи, по всему Алтаю.
Рождались новые коммуны и артели, и почти в каждой были
свои Ильичевы поля, были и живут до сих пор.
479
Весть о кончине Ленина потрясла коммунаров. Они обратились
с просьбой присвоить коммуне имя В. И. Ленина. Их желание было
выполнено. И опять люди пошли на Ильичево поле.
Это было в лютый мороз с ветром, но на поле, защищенном под-
росшими деревьями, лежал толстым слоем нетронутый снег. Осенью
Ефим Тырличенко вспахал поле под зябь. Хор коммуны скорбно пел
любимую песню Ильича:
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил.
В борьбе за народное дело
Ты голову честно сложил.
Стоял горестный, незабываемый январь 1924 года.
Коммунары поклялись на Ильичевом поле идти по ленинскому
пути, жить так, как завещал Ленин.
Лев Давыдов
КОММУНИСТЫ, ВПЕРЕД!
Я в Партию иду. Я — сын Страны Советов.
Ты слышишь, Партия? Даю тебе обет:
Пройдут лишь месяцы — сто тысяч партбилетов
Заменят ленинский утраченный билет.
АЛЕКСАНДР БЕЗЫМЕНСКИЙ
Какой тогда был день? Петр Пафнутьевич до сих пор не может со
всей отчетливостью определить, хотя мысленно возвращался к нему
несчетное количество раз.
— Кажется, был вторник. Да, вторник. Будний, а все же нера-
бочий день в память Кровавого воскресенья. Но проверьте, боюсь
ошибиться...
Число, месяц, год — все это перепутать, забыть уже нельзя.
22 января тысяча девятьсот двадцать четвертого.
— Ведь мы-то узнали на следующие сутки...
Зима выдалась лютой. Когда Петр вышел накануне рано утром
по зову разноголосых гудков в синеватые сумерки, дверь за ним
резко прихлопнул вьюжный ветер. И тут же с маху, разом ослепил.
Хлестнул снегом по лицу, как песком в степи суховей,— колюче, об-
жигая. Но молодой слесарь даже не обозлился на мглистую круто-
верть. Приподнял ворот видавшего виды драпового демисезона и уве-
ренной походкой направился по заваленному сугробами, узкому и
кривому Павловскому переулку к заводской проходной. Никакая
непогода не могла испортить ему настроения, не то что веселого, а
почти торжественного. Никакой самый злючий мороз не был в силах
остудить жар, который он ощущал в крови, в часто и гулко бьющем-
ся сердце.
481
Провожая его, Поля привстала на носки и шепнула ему на ухо:
скоро будешь отцом. Он ждал этого мгновения давно и с трепетным
волнением. Ждал потому, что вся династия Ермаковых — потомст-
венных рабочих Замоскворечья — имела большие семьи и гордилась
этим. У деда Якова Ермиловича — семеро, у отца Пафнутия Яковле-
вича— двенадцать детей. И самого Петра тишина их комнаты в за-
водской квартире угнетала. К тому еще Поля, телефонистка цен-
тральной справочной Московского телефонного узла, за свое дежур-
ство столько, бывало, наговорится с абонентами, что дома уже не
страдала многословием.
«Скоро будешь отцом».
Казалось, вьюга выводила эти слова на все лады, и он, прислу-
шиваясь к ним, даже не заметил, как обогнул длинный дощатый за-
бор, прошел по аллеям сквера, с молодыми, покрытыми изморозью
деревцами, вошел в проходную, машинально предъявил свой про-
пуск и очутился на просторном дворе.
Петр знал тут каждый закуток. Немудрено. Нанялся на завод
паровых машин Михельсона совсем мальчишкой, в разгар империа-
листической войны. При нем к старым и приземистым мастерским,
похожим на сараи, наспех пристроили длинные кирпичные корпуса:
гранатный и снарядный. Едва подвели коробки под крышу, не ус-
пели еще остеклить оконные рамы, а уже пустили в ход станки.
Пошла лихорадочная гонка боеприпасов. Но поначалу новое про-
изводство стопорили неполадки. Михельсон не поскупился: навер-
бовал в Риге латышей-наладчиков, в Питере — опытных путилов-
ских токарей. Невдомек ему было, что привез себе на беду боль-
шевиков.
Петр ремонтировал грачевские снарядные станки и удивлялся:
почему так часто выходят из строя? Однажды, в сердцах, досадливо
ругнул приезжего фрезеровщика:
— Мастер-ломастер!
— А ты чини, Петя, чини, знай свое,— отвечал пожилой путило-
вец Николай Яковлевич Иванов, усмехаясь в пышные рыжеватые
усы.
Это было их первое знакомство. Не очень-то приятное Петру.
Ведь он, признаться, дорожил местом, побаивался, вдруг уволят с
клеймом негодного ремонтера. Но у напарников та же напасть —
поломки, порча.
Потом стали возникать в цехах волнение и беспорядки.
— Бросай, Петя, напильник, отдохни, бастуем,— повелительно
объявил Николай Яковлевич и позвал молодого слесаря во двор,
к нескольким осинам у замшелого пруда, где начинался митинг.
Так постигал Петр науку классовой борьбы у себя в цехе и на
заводском дворе. Отсюда же, в распахнутые ворота, вышел он
9 января 1917 года на улицу в полуторатысячной колонне рабочих.
Пел со всеми боевую «Варшавянку», высоко поднимал над головой
древко с прибитым к нему лозунгом «Долой царя!». Ему были близки
большевистские требования и лозунги, он понимал их правоту.
482
Но самому стать большевиком, партийцем — нет, на это он не
решался. То ли мешала слабая грамотность — всего две-три зимы
довелось ему просидеть за партой в земской школе,— то ли ждал,
пока в большой отцовской семье кто другой первым проявит сме-
лость, свяжется с подпольем. А может, хотел, чтобы, скажем, Нико-
лай Яковлевич Иванов, старый большевик, позвал его в ячейку. Не
позвал, не вовлек. Значит, наверное, считает: парню еще не пора,
не созрел для такого серьезного шага. Связать свою судьбу с пар-
тией — хорошо понимал Петр — это на всю жизнь.
...Грянул Октябрь. Петр Ермаков впереди десятки Красной
гвардии. Отряд атакует юнкеров у Большого и Малого Каменного
моста, занимает с боем трамвайную электростанцию, идет на штурм
Кремля.
Через короткий срок, в мае восемнадцатого, именно на их за-
воде, в гранатном корпусе, прозвучала социалистическая клятва бой-
цов молодой Красной Армии на верность революции, Советскому
государству.
В полдень, после рабочей смены, подразделения выстроились
против небольшой, наскоро сколоченной из неотесанных досок три-
буны. В одном строю с красногвардейцами Замоскворечья стрелки
гарнизона Кремля, бойцы 4-го Московского полка.
Командиры медлили, кого-то ждали. Вдруг сильный голос про-
резал цех:
— Ленин!
Весь огромный корпус загремел:
— Да здравствует Ленин!
Владимир' Ильич появился на трибуне. Он снял кепку, повер-
нулся к бойцам, приветливо поднял руку. Наступила тишина. И тут
же раздалась команда: «Смирно!»
Ленин сошел с трибуны, стал возле Крыленко, Подвойского,
Антонова-Овсеенко, Сиверса. И вместе с ними, вместе со всеми
бойцами повторял слова присяги: «Я сын трудового народа, гражда-
нин Советской республики, принимаю на себя звание воина Рабо-
чей и Крестьянской Армии...»
После принятия присяги Владимир Ильич обратился к бойцам
с коротким напутственным словом. Объяснил, зачем нужна рабо-
чим и крестьянам своя армия, и выразил уверенность: она добьется
полной победы.
...Эшелон двигался на фронт. Всякими путями: из газет и пи-
сем, догонявших красноармейцев, а то и с оказией — доходили до
Петра и его товарищей-однополчан, ушедших, как и он, доброволь-
цами в Красную Армию, вести с завода.
Передавали, что михельсоновцы переменили профиль своей
продукции. Стали делать не боеприпасы, а лемехи, подшипники, валы
и муфты. Только Владимир Ильич, неожиданно появившись на за-
воде, убелил опять вернуться к производству снарядов. Пока свиреп-
ствует гражданская война, сказал он рабочим, надо снабжать всем
необходимым защитников пролетарской диктатуры.
483
Распространилась по эшелону и такая любопытная подробность.
Ленина, после его речи «О текущем моменте», пригласили в завод-
ской комитет побеседовать о производственных делах.
— Нет, товарищи,— возразил Владимир Ильич,— я лучше ос-
мотрю ваши цехи. И там поговорим.
Сопровождаемый рабочими, он направился в механический. Не
оставил без внимания ни одного станка.
— Неужели вы делали паровые машины на таком старье? —
удивился Ленин.
Рабочие объяснили: Михельсон не торопился менять ветхое обо-
рудование, заботился больше о барышах.
Владимир Ильич, погрустнев, продолжал осмотр. Остановился
у жаровни.
— Это у нас вместо парового отопления. Зимой, бывало, многие
угорали...
Во дворе Ленин задержался у позеленевшего пруда.
— А это резервуар воды для котлов. Как в сельской сыроварне...
— Не будем так работать, товарищи, не будем!—Эти слова
Ленин произнес твердо и определенно, как будто продиктовал ре-
шение.— Да, да...— еще раз подтвердил он. И добавил: —Поставим
новые машины, оборудуем завод по последнему слову техники!
Часто бывал в этот трудный восемнадцатый год Владимир
Ильич у михельсоновцев. И каждый раз, узнавая об этом, Петр мыс-
ленно повторял себе: «На нашем заводе». На нашем! Там ведь
такие люди! Ленин не зря к ним зачастил, беседует, советуется.
Вдали от завода он как будто прозрел и начал понимать, в ка-
ком окружении находился. Вот, к примеру, Иван Яковлевич Коз-
лов. Про него говорили, что на Путиловском, еще задолго до рево-
люции. он был в подполье вместе с Михаилом Ивановичем Калини-
ным. Другой станочник — Николай Васильевич Стрелков — тоже
старый большевик. Сразу же после Октября его избрали в городской
ревтрибунал. При трибунале он организовал особый отряд из за-
водских коммунистов, и задания им давали Ленин, Дзержинский,
Свердлов. Да и сосед Петра по цеху Николай Яковлевич Иванов,
партиец с 1902 года, встречался с Лениным еще до революции, бе-
седовал с ним, бежал от царской охранки из Питера в Москву и
здесь прославился как один из организаторов Красной гвардии в За-
москворечье.
В сознании Петра росла гордость за испытанный в революцион-
ных боях рабочий коллектив, к которому и он причастен.
Под Саратовом его настигла страшная весть. Она была осо-
бенно страшной, прямо-таки непостижимой потому, что не где-нибудь,
а на его родном заводе, на том самом перепоясанном рельсами
дворе, возле его цеха, какая-то бесноватая эсерка тяжело ранила
двумя пулями Ленина.
До этого он не писал писем, все недосуг, а тут не выдержал, ад-
ресовался фрезеровщику Иванову: «Как же так, Николай Яковле-
вич, не уберегли?»
484
Ответа не получил, возможно затерялся. Из-под Саратова полк
двинулся к Царицыну. С боями дошли до Камышина. Оттуда попали
под Архангельск. Потом на белопольский фронт, на Кубань и напо-
следок броском в Азербайджан — громить буйные орды дашнаков.
Закончил свой поход, отвоевался Петр на полпути между Тиф-
лисом и Эриванью, в госпитале Караклиса. Только в двадцать вто-
ром опять переступил порог проходной, пересек знакомый двор, во-
шел в свой цех.
Завод бурлил. Уже никто не называл его михельсоновским. Ему
присвоили новое название «Русская машина». Самая трудная для
страны пора была преодолена. Гражданская война, голод, холод,
разор позади. Обнародован ленинский план ГОЭЛРО. По этому
плану на долю «Русской машины» выпало осуществить изобретение
советского инженера Р. Э. Классона — агрегат для гидравлической
добычи торфа — дешевого топлива электростанциям. Собственно, та-
кое задание дал Владимир Ильич. По его настоянию завод стал эк-
спериментальной базой Гидроторфа. Завод «Русская машина» полу-
чил ленинское направление, ленинский заказ.
Надо же так случиться, что Петр появился в цехе как раз в тот
час, когда Николай Яковлевич Иванов зачитывал рабочим только
что полученное письмо Владимира Ильича к «Товарищам, работаю-
щим в Гидроторфе». «...При всей нашей бедности и убожестве,— со-
общал Ленин,— вам сверх ранее выданных сумм ассигнованы еще
крупные суммы».
Иванов разъяснил: из резервного фонда Совнаркома 1 миллион
200 тысяч довоенных рублей. Тогда это были огромные деньги! Каж-
дой копейкой страна дорожила. Особенно золотом. На него поку-
пали за границей самое насущное. Поэтому Владимир Ильич пред-
лагал: «Строжайше озаботиться: 1. чтобы не сделать чего-нибудь
зря, 2. чтобы не размахнуться больше, чем это позволяют отпущен-
ные средства, 3. чтобы опыты, вами произведенные, получили мак-
симальную степень доказательности и дали бы окончательно отве-
ты о практической и хозяйственной пригодности нового способа до-
бывания торфа, 4. обратить сугубое внимание на то, чтобы велась
отчетность в израсходовании отпущенных вам сумм».
Петр не без робости подошел к своему верстаку. Но вскоре
прямо подивился себе. Ведь он вернулся с фронта — кожа да кости,
трясла, мучила тропическая малярия. Откуда же взялась энергия,
появились силы? И совсем не утрачена, вернулась прежняя сно-
ровка. В цехе он — передовик. А еще успевает после смены секре-
тарствовать в завкоме — общественная должность. И довольно ча-
стенько бывает в клубе, где начались репетиции пьесы о Парижской
коммуне. Петру досталась роль коммунара, а телефонистке Аполли-
нарии Павловне, строгой и застенчивой девушке, по странному сов-
падению — роль жены этого коммунара. Очевидно, режиссер знал,
кому какие роли больше всего подходят.
«Заказ Ильича». Части торфососа успешно монтировали. По-
ступили приятные вести и с торфяных разработок — машинный
485
способ себя оправдывает. Вот когда заводской коллектив обратился с
просьбой в Моссовет о присвоении заводу имени Владимира
Ильича.
9 сентября 1922 года Петр вернулся со смены домой, ликуя:
— Поленька! Мы теперь ильичевцы!
Так и шла жизнь на заводе, как, впрочем, и во всей стране,
под знаменем Ленина, осененная его именем, в кипучей борьбе за
осуществление его великих и прекрасных идей о построении комму-
низма.
Накануне пятой годовщины Октября то место, где был ранен
Владимир Ильич, превратили в нарядный сквер. Пригласили Ленина
отпраздновать вместе с рабочими очередной юбилей Советской вла-
сти. «На этом заседании,— писали ильичевцы,— мы не только будем
праздновать победу пролетариата над его классовым врагом, но и
будем подводить итоги нашему творческому и революционному опы-
ту— опыту русского пролетариата, по совершенно новому и у нас
и в целом мире гидравлическому способу добывания и переработки
торфа, созданному и усовершенствованному только в пролетарской
России... Это заседание будет еще торжественнее, если ты, Влади-
мир Ильич, сам будешь присутствовать среди нас...»
Вместе с письмом рабочие послали Ленину подарок — зажи-
галку, сделанную из трехдюймового снарядного стакана. Пусть
она напоминает о прошлом, безвозвратно ушедшем, канувшем в
Лету.
7 ноября на заводе собралось столько народу, что самый боль-
шой, гранатный, корпус не вместил гостей. Многие расположились
в сквере. Открыли окна настежь, и молодежь столпилась вокруг них.
Все ждали с нетерпением Ленина. Никто не сомневался: он отло-
жит любые дела, а на часок-другой непременно заглянет сюда. Ведь
его самого всегда неодолимо тянуло за Серпуховку, на Щипок.
Сколько раз, бывало, нагрянет нежданно-негаданно.
Но вот встает председатель и читает письмо: «Дорогие това-
рищи! Очень жалею, что маленькое нездоровье именно сегодня заста-
вило меня сидеть дома. Шлю вам самые горячие приветствия и по-
желания к пятилетнему юбилею. На следующее пятилетие желаю
успешной работы.
Ваш В. Ульянов (Ленин).
7. XI 1922 г.».
Очевидно, Владимир Ильич все порывался быть с рабочими,
надеялся — сумеет приехать, и уже в самый последний час, не в си-
лах одолеть хворь, набросал несколько теплых, приветливых строк.
Чтобы не волновать рабочих, придумал утешительную фразу: «ма-
ленькое нездоровье». И только «именно сегодня», а вообще-то все в
порядке, не беспокойтесь.
К весне следующего, 1923 года завод изготовил и собрал восемь
классоновских агрегатов. Они снабжали топливом Богородскую
электростанцию. В цехах уже осваивали новые машины по фор-
486
мовке и резке торфа в брикеты. На первомайской демонстрации
ильичевцы, среди них и Петр Ермаков, пронесли и этого своего пер-
венца по Красной площади.
Ленина на трибуне не было. Болезнь его затянулась. Но все
знали, что течение ее благоприятно, и верили в его выздоровление.
Через несколько месяцев, в октябре, рабочие видели Владимира
Ильича проезжающим в автомобиле по сельскохозяйственной и ку-
старно-промышленной выставке. Выздоровел?! Передавали даже, что
он велел шоферу остановиться, заметив на стенде торфяной агрегат.
В ноябре — выборы в Моссовет. Ильичевцы назвали своим первым
депутатом Владимира Ильича. Выдвинули в Совет и Николая Яков-
левича Иванова. В декабре заводской коллектив решил первым в
стране перейти на хозрасчет. С гордостью известили об этом Ле-
нина, уже своего депутата.
Пришел с заседания XIII партконференции в цех Николай
Яковлевич. Петр к нему:
— С Лениным виделся?
— Скоро Владимир Ильич вернется к делам,— ответил Ива-
нов.— Он себя чувствует хорошо. Порывался на конференцию, но
врачи выдерживают...
Еще через несколько дней... Но это как раз и было то колкое мо-
розное утро, 21 января. Петр торопился в цех, а Поля ему шепнула:
«Скоро будешь отцом». И он шел метели наперекор, счастливый,
возбужденный. Ему не хотелось ни с кем говорить, и всю смену
он простоял у своего верстака, орудуя инструментами, как одержи-
мый, с каким-то наитием, почти вдохновенно.
Ушел сразу, с гудком. Торопился домой, предвкушая приятный
разговор с женой — к такому событию, как рождение ребенка, го-
товятся.
А на следующий день он встал, позавтракал с Полей, принаря-
дился и, пока жена хлопотала по хозяйству, решил пройтись, купить
газету, выпить кружку пива.
У каждого дома висели флаги. Они резко хлопали на сильном
ветру, напоминая беспорядочную перестрелку.
По дороге ему встретился Степан Лукич, сосед, молчун по ха-
рактеру. Никогда парой слов не обмолвились. Петр и на сей раз
кивнул, хотел пройти мимо, но тот его остановил:
— Ничего не знаешь? Говорят вчера... Ленин умер...
— Да ты что?!.
Петр не мог глотнуть воздуху и дальше своих слов не слышал.
А может быть, он ничего больше и не говорил? Круто повернул к
заводу. Теперь ему показалось, что в цехе еще вчера знали про это
бездонное горе. Николая Яковлевича не было у станка. Напарники
проходили мимо хмурые, будто онемевшие. Ни одного звонкого
девичьего голоса за всю смену он не мог припомнить. А разве могло
быть так в их цехе, где столько задорной, веселой молодежи и ра-
бота спорится? Впрочем, это ему только кажется. Вчера в цехе
никто не знал. А он просто «ушел в себя», боялся выдать свою
487
тайну и всех сторонился. Вчера никто ничего не знал, иначе ему бы
сказали. Но и сегодня... быть может, это неправда? Вражий наговор,
чей-то злобный навет? Так уже бывало...
Кого же спросить? У кого узнать? Он не вошел, а вбежал к
секретарю партячейки Ларионову.
— А мы за тобой послали, Петя! Большое горе...
У завода собрались рабочие, их семьи, сюда потянулись жители
всего района. Все стоят и ждут подтверждения разнесшихся страш-
ных слухов. Не верят, вернее, не хотят верить. Требуют точных све-
дений.
Мороз свирепеет. Воет метель, наметает снежные волны, холмы,
бугры, перекаты. Сквозь вой метели слышен настойчивый звон трам-
ваев. Им не дает передвигаться людская лавина — она нарастает,
заполняет прилегающие улицы и переулки. У проходной на табу-
рете стоит председатель завкома Дмитрий Иванович Рогачев. Он
кричит в подставленные ко рту и сложенные рупором красные, озяб-
шие руки:
— То-ва-ри-щи! Из райкома позвонили: ждите правительствен-
ного сообщения...
Через час подвезли на грузовике две кипы совместного экстрен-
ного выпуска газет «Правда» и «Известия». Газеты разобрали мол-
ниеносно. Читают группами окаймленную черной рамкой страницу —
весь текст был только на одной стороне листа. Читают вслух с пер-
вого до последнего слова, перечитывают по нескольку раз. Каменеют
от горя и коченеют от холода, но стоят, как на посту, не хотят рас-
ходиться. У каждого настоятельная потребность поделиться своей
болью, пережить ее сообща с другими, так легче. Остаться одному —
невыносимо.
В разных концах площади звучало, как набат, «правительствен-
ное сообщение»:
«Вчера, 21 января, в 6 часов 50 мин. вечера, в Горках близ
Москвы скоропостижно скончался Владимир Ильич Ульянов (Ле-
нин). Ничто не указывало на близость смертельного исхода. За по-
следнее время в состоянии здоровья Владимира Ильича наступило
значительное улучшение. Все заставляло думать, что его здоровье
будет и дальше восстанавливаться. Совершенно неожиданно вчера
в состоянии здоровья Владимира Ильича наступило резкое ухудше-
ние. Несколько часов спустя Владимира Ильича не стало...»
Петр вышел с газетой от Ларионова, намереваясь пересечь пло-
щадь, пойти предупредить Полю, что он не будет ночевать дома, ему
дано важное поручение. Он, конечно, не скажет, какое, скроет от
нее. Он ничего не скажет, чтобы ее не согнула, не повредила ей
страшная беда. Ведь она уже не одна, их двое...
Но, очутившись в плотном кольце людей, которые потребовали
от него читать газету, он сразу же стал читать медицинское заклю-
чение, горестные слова Михаила Ивановича Калинина, обращенные
к делегатам II съезда Советов СССР. Съезд тут же прервал свои
заседания. Петр читал нарочно медленно, почти по складам. Ему,
488
как и другим, хотелось оттянуть время, он просто боялся уйти от-
сюда, боялся встречи с женой: она по глазам все поймет.
Сколько он пробыл здесь, у завода?
— Пойдем, Петя, в клуб,— позвал его Николай Яковлевич,—
послушаем Куйбышева, а потом в Замоскворецкий райком за про-
пусками.
— А не поздно будет потом?
— В такую годину партийный райком все равно что красногвар-
дейский штаб, действует круглые сутки...
Вечер. Все то же 22 января. В переполненном заводском клубе
выступает Валериан Владимирович Куйбышев. Его хорошо знают
ильичевцы. Как только был разработан план ГОЭЛРО, Куйбышев
стал начальником Главэлектро. Он практически руководил строи-
тельством Волховской, Каширской, Кизеловской и Шатурской элек-
тростанций. Это был свой человек на заводе. Ведь ильичевцам, по
настоянию Ленина, поручили не только изготовлять торфяные агре-
гаты, но и производить необходимое оборудование для ремонта
электрических станций. Все знали и о том, что Куйбышев на
X съезде партии энергично поддерживал Ленина и проголосовал
вместе с большинством делегатов за важнейшие решения: о замене
продразверстки продналогом, о новой экономической политике, о
единстве партии. Он ратовал за единство, был верным и стойким ле-
нинцем. Вот почему на XII съезде партии именно его выдвинули ру-
ководителем объединенного контрольного органа ЦКК — РКП, соз-
дание которого подготовил Владимир Ильич в последний год своей
жизни.
Год жизни Ленина! Нет, даже не год, а гораздо меньший срок.
Всего-навсего несколько месяцев. Еще точнее — с ноября 1922-го
по март 1923 года. Они, эти месяцы, раскрылись зримо и весомо
перед Петром, перед всеми, кто в этот вечер слушал Куйбышева и
других, знавших близко Владимира Ильича.
Особенно подробно говорил Валериан Владимирович о настой-
чивой, прямо-таки героической работе Ленина во время болезни.
Поняв, что она серьезная и надо спешить, Ленин мобилизовал всю
свою волю и выполнил все, заранее намеченное им. Он оставил
партии, советским людям развернутую программу на будущее. Но
больше всего его волновало то, как укрепить боевое единство пар-
тии. Какие нужны для этого меры? Он указал их. Необходимы, как
воздух всему живому, коллективное руководство и строжайший конт-
роль. Как охранить, обеспечить подлинную коллективность в руко-
водстве партии? Ленин предложил расширить состав Центрального
Комитета и Центральной контрольной комиссии за счет передовых
рабочих. Пусть ЦК и ЦКК станут настоящим заслоном против вся-
ких нарушений в партийных делах. А проверка «строжайшей пра-
вильности дел» пусть ведется «не взирая на лица». И чтобы ей не
мог помешать «ничей авторитет, ни генсека, ни кого-либо из других
членов ЦК».
32 Заказ 2878
489
Ленин завещал оберегать и крепить монолитность партии. Толь-
ко такой — единой и сплоченной — партии под силу повести за собой
трудовой народ на штурм всего, что мешает созданию нового и сча-
стливого общества.
Вместе с Петром были в зале заводского клуба депутаты Мос-
совета. Они делились воспоминаниями о своем недавнем пленуме,
на котором 20 ноября 1922 года выступил Владимир Ильич. Никто
не предполагал тогда, что это будет последняя ленинская речь.
— Раньше коммунист говорил: «Я отдаю жизнь», и это каза-
лось ему очень просто, хотя это не всякий раз было так просто. Те-
перь же перед нами, коммунистами, стоит совершенно другая за-
дача. Мы теперь должны все рассчитывать, и каждый из вас должен
научиться быть расчетливым.
«Мы об этом знаем и помним»,— подумалось Петру. Он тоже
в своем цехе энергично помогал переходу на хозрасчет и так радо-
вался, что они одолели препопы. А все потому, что к ним, ильичев-
цам, обратился Ленин еще раньше с настойчивым требованием быть
расчетливыми и рачительными хозяевами, все беречь и учитывать на
производстве.
— Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будуще-
го...— сказал в Большом театре на пленуме Моссовета Ленин.— Мы
социализм протащили в повседневную жизнь... Из России нэповской
будет Россия социалистическая.
В том, как менялся и молодел их старый завод, явственно при-
обретала иной облик застава, в том, что на ней появился вместо
трактира хороший клуб, пошли сперва с одним, а потом и с дру-
гими номерами трамваи к центру, а неподалеку от завода на месте
свалки открылась Первая Всероссийская выставка, и в том еще, что
с каждым днем становился крепче и дороже советский рубль и боль-
ше рабочие заработки,— во всем этом и во многом другом Петр ви-
дел правоту Ленина и ощущал материально, вещественно приметы
социализма.
Вышла на сцену, глотая слезы, пожилая работница. Долго мол-
чала. Едва сумела произнести:
— Не вовремя уходишь от нас, Ильич! Нам ведь только сейчас
по-настоящему жить захотелось...
...Стучат монотонно на стыках колеса. Тускло мигает свеча в
фонаре под потолком. Они сидят рядом на холодной скамье, тесно
прижавшись друг к другу. Старый большевик, ветеран подполья
Иванов и он, беспартийный молодой слесарь, ничем особенным на
заводе не приметный, а по возрасту вполне годящийся Николаю
Яковлевичу в сыновья. Петр старается и никак не может постичь,
почему коллектив ильичевцев оказал ему такое доверие: быть в по-
четном карауле у гроба Ленина и сопровождать его из Горок в Мо-
скву. В самом деле, почему?
Не найдя ответа на свои мысли, он припоминает, как боялся
прийти к жене, сказать: ведь ей нельзя, она в таком положении...
А Поля, оказывается, испытывала те же чувства по отношению к
4’90
нему. Она все знала. Достала для него полушубок, проводила в пол-
ночь на Павелецкий вокзал... Опять думы о смерти Ленина. Он го-
нит их от себя. Но тут же всплывает: что будет без Ленина? Кто
заменит? И может ли он хоть чем-либо помочь? Чем?
С этим вопросом: чем помочь партии, Родине, что для них сде-
лать, чтобы тише стала боль утраты и не так ощутима потеря, он
поднялся в комнату Владимира Ильича, подставил свое плечо, когда
несли гроб по зеленому ковру из еловых веток на станцию. Все тот
же мучительный для него вопрос не выходил из головы, не оставлял
его на всем обратном пути. Поезд останавливался в Расторгуеве,
Бирюлево, с Ильичем прощались рабочие, крестьяне, дети. А он все
старался ответить самому себе и не мог.
Долгой, нескончаемой была дорога из Горок в Москву, но ему
не хватило ее для ответа. А когда рабочие, запрудившие привокзаль-
ную площадь, не дали установить гроб на катафалк и понесли его
на своих руках, мимо пылающих костров, Петр слился с бесконеч-
ным людским потоком. Он шел со всеми по улицам Замоскворечья
к Дому Союзов. И не сразу понял, что идет в своей заводской ко-
лонне, с ильичевцами, которые еще с утра пришли встречать своего
Ленина, своего депутата в Моссовете, задушевного и заботливого
друга рабочих. Шесть раз побывал иа заводе Владимир Ильич.
Кровью своей, кровью сердца скрепил дружбу с рабочим коллек-
тивом.
Над колонной ильичевцев, во всю ее ширину, был протянут ку-
мач: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»
Петр читал и снова и снова перечитывал эти слова и как-то
вдруг ясно ощутил — найден ответ на мучивший его вопрос. Он
знает, что должен сделать.
Но теперь он уже не мог простить себе, почему так медлил, по-
чему не пришел к единственному этому решению раньше. Теперь
уже не он, а Лепин спрашивал его: что тебе мешало? Ведь ты все
равно шел дорогой партии, откликался па каждый ее зов, душой был
с нею. И разве ты не делил с нами ответственность за все, что до-
быто и содеяно?
Спрашивал Владимир Ильич Ленин. Ему нельзя было не отве-
тить!
В тот же день Петр разыскал Иванова и попросил у него реко-
мендацию в партию.
— Узнал про обращение пленума ЦК?
— Не успел...
— Тогда давай сообща почитаем. Партия зовет таких, как ты...
Перед Николаем Яковлевичем на столе лежал второй экстрен-
ный выпуск «Правды» и «Известий». Как и первый, только на од-
ном листе, но заполненном с обеих сторон, обрамленных густой чер-
ной рамкой. Начинался он с' обращения к партии, ко всем трудя-
щимся:
«Все, что есть в пролетариате поистине великого и героиче-
ского — бесстрашный ум, железная, несгибаемая, упорная, все прео-
491
долевающая воля, священная ненависть, ненависть до смерти к раб-
ству и угнетению, революционная страсть, которая двигает горами,
безграничная вера в творческие силы масс, громадный организаци-
онный гений,— все это нашло свое великолепное воплощение в Ле-
нине, имя которого стало символом нового мира от запада до востока,
от юга до севера...
...Его физическая смерть не есть смерть его дела. Ленин живет
в душе каждого члена нашей партии. Каждый член нашей партии
есть частичка Ленина. Вся наша коммунистическая семья есть кол-1
лективное воплощение Ленина.
Ленин живет в сердце каждого честного рабочего.
Ленин живет в сердце каждого крестьянина-бедняка.
Ленин живет среди миллионов колониальных рабов.
Ленин живет в ненависти к ленинизму, коммунизму, большеви-
зму в стане наших врагов.
Теперь, когда нашу партию постиг самый тяжелый удар —:
смерть Ильича,— мы должны с особой настойчивостью выполнить
его основные заветы».
«Выполним! Все выполним!» — хотел с уверенностью сказать
Петр, когда обращение было дочитано ими до конца. Но вовремя
себя сдержал. «У Николая Яковлевича куда больше прав на такую
уверенность,— подумал Петр.— Он и раньше и теперь ни капельки
не сомневается, боролся и продолжает бороться за выполнение заве-
тов Ильича, как боец партии, в ее атакующей цепи. А я вроде во
втором эшелоне и еще только собрался на передовую...»
— Ты мое письмо под Саратовом получил? — неожиданно спро-
сил Иванов.
— Нет, Николай Яковлевич. Вы разве послали?
— Послал. И даже с приложением. Вложил в конверт рекомен-
дацию в партию. Думал, на фронте тебе пригодится... Жалко, что за-
терялось. Ничего не поделаешь, повторю. А еще одну проси у Ла-
рионова. Полагаю, не откажет.
Ларионов, секретарь партячейки, посоветовал:
— Пойди сперва, Петр, по цехам, расскажи, что привело, кто
призвал тебя в партию...
— Ленин!
— Вот так и скажи рабочим.
На следующий день, 24 января, в обеденный перерыв Петр по-
бывал в цехах. Делился с рабочими тем, как потрясла его поездка
в Горки. Показал свое заявление в партию.
— Почитай для всех,— попросил литейщик Михаил Никитич
Мясоедов.
Петр прочел.
— Дай-ка и я его подпишу,— уже потребовал Мясоедов.— Мне
так складно не сложить. А про все сказано, будто ты в моей голове
ночевал.
— Не принято, Михаил Никитич,— попробовал	возразить
Петр.— В партийную организацию вступает каждый в отдельности.
492
— Это прежде в отдельности. Прежде! Пока Ильич жил. Сей-
час всем нам за него одного становиться на вахту,— вмешался ва-
гранщик Павел Карев.
— А я как? — допытывался, волнуясь, ученик-литейщик, совсем
еще безусый Миша Ивайов.— Мне от своих учителей стыдно от-
ставать...
— Пожалуй, и мне отставать от вас будет стыдно.— Это произ-
нес кузнец Андрей Семенович Летников. Он взял из рук Ермакова
заявление и расписался на нем прежде, чем Петр успел что-либо
сказать. Тут же появились и другие подписи.
— Давайте перепишу, сделаю от имени всех нас. И снова под-
пишем,— предложил Ермаков. Он сел за стол мастера и написал:
«Коллективное заявление
Просим ячейку РКП принять нас в Вашу среду — в коммунисти-
ческую партию.
Мы, со смертью нашего дорогого вождя Владимира Ильича
Ленина, пришли к заключению, что каждый сознательный рабочий
должен быть носителем его идей и проводить в жизнь его заветы.
Отныне нет у нас тех мелочей и предрассудков, которые раньше
мешали нам быть членами партии.
Сейчас же мы хотим нести всю ответственность за начатое
дело нашим дорогим Владимиром Ильичем».
До окончания смены под этим заявлением стояло 27 подписей.
А следом поступило в партячейку еще одно заявление — уже с
41 подписью.
Начался ленинский призыв. Общенародное горе нашло выход,
оно превратилось во всенародное действие, в стремление передать
свою силу партии Ленина.
Рабочие уже не впервые оказывали такую массовую поддержку
своей партии. Они становились в ее ряды на баррикадах Октября
и в пору, когда наличие партбилета означало быть кандидатом на
деникинскую виселицу. Да и сама партия своей многолетней рабо-
той в массах, пропагандой и агитацией своих классовых идей и ло-
зунгов подготовила ленинский призыв, хотя в нем не было реши-
тельно ничего заранее намеченного, подсказанного партийными орга-
низациями.
Стихийный порыв класса, стихийное стремление пролетариев
восполнить великую утрату, сплотиться вокруг партии — вот что та-
кое ленинский призыв. И вылился он, по существу, в избрание самой
рабочей массой лучших и достойнейших из своей среды для попол-
нения ленинского авангарда. Прием происходил не на партийных,
а на общих заводских собраниях. Так захотели сами рабочие. Они
следили за тем, чтобы коммунисты отнеслись к каждому вновь всту-
пающему в партию строго и требовательно. Из 68 человек, подписав-
ших два коллективных заявления на заводе имени Владимира
Ильича, в семью коммунистов вошло только 52. Правда, шестерым
молодым рабочим посоветовали еще оставаться в комсомоле. Но
остальных отвели по серьезным причинам. Тогда было отказано в
493
доверии печнику Николаю Махову — «шкурный элемент», гонялся
за большой деньгой, а производством не дорожил. Против слесаря
Александра Костина выступили работницы. Он «содеял» самогонный
аппарат, открыл дома «собственную монопольку» и совращал сла-
бые души. О Лаврентии Дежинове тоже цеховики отозвались плохо.
Пока ему не место в партии — антисемит и нарушитель трудовой
дисциплины.
А таких, как Петр Ермаков, приняли в кандидаты ленинской
партии единодушно «по рекомендации общего собрания». И в стране
таких бойцов ленинского призыва оказалось около четверти миллио-
на. В целом партия увеличилась на 30 процентов. Та же ее часть, ко-
торая работает непосредственно в производстве, выросла в три
раза! Да и, к примеру, на самом заводе имени Владимира Ильича
было в партийной ячейке всего 26 коммунистов. Это уже с прикреп-
ленными к ней секретарем Замоскворецкого райкома РКП (б) Роза-'
лией Землячкой, писателем Юрием Либединским и другими. А после
ленинского призыва в той же ячейке стало 78 коммунистов, и заяв-
ления продолжали поступать.
Ленинский призыв! Он укрепил рабочее ядро партии. Сделал ее
социально более однородной, неизмеримо повысил ее роль в системе
диктатуры пролетариата и явился надежным оплотом в борьбе про-
тив троцкистов и других антипартийных группировок, за выполне-
ние заветов Владимира Ильича Ленина.
 * *
*
— Кажется, был вторник. Да, вторник. Будний, а все же нера-
бочий день — в память Кровавого воскресенья. Но проверьте, боюсь
ошибиться,— говорит мне Петр Пафнутьевич.
Мы беседуем с ним в его комнате. Она в общей квартире на пя-
том этаже заводского дома, который строили давно, еще без лифта.
Пожалуй, теперь семидесятилетнему человеку трудновато ходить по
крутой лестнице. Нелегко приходится и его жене, но вот все некогда
было просить более удобное жилье. Всю жизнь Петр Пафнутьевич —
боец ленинского призыва — привык взбираться по крутым ступеням
в гору.
— Сколько живу — дивлюсь, ленинские заветы живы, светят
нам все ярче...— Он достает с полки объемистый том, надевает очки,
находит в оглавлении нужные ему материалы для доказательства
своей мысли. И я словно переношусь в прошлое, вижу последние ме-
сяцы жизни Владимира Ильича. Больной, прикованный к постели,
он диктует стенографистке. Прежде всего «Письмо к съезду». Потом
«О придании законодательных функций Госплану». Следом за этим
появляемся ленинские указания «К вопросу о национальностях или
об «автономизации»». Почти тут же он торопится со своими «Стра-
ничками из дневника». И не может не передать партии важные мыс-
ли «О кооперации». Он ясно видел возможность другого, кооператив-
ного социалистического пути развития. Слово «колхоз» еще не было
494
произнесено, но оно носилось в воздухе. И Ленин указал наиболее
простой, легкий, доступный крестьянину и самый верный переход
к коллективизации.
Перед смертью Ленин оценил и взвесил все, что происходило
в стране. И сказал партии, народу: мы обладаем всем необходимым
для успешного строительства социализма. Все необходимые усло-
вия: и политические — диктатура пролетариата, и экономические —
социалистическая собственность на средства производства, и соци-
альные — союз рабочего класса с крестьянством — все имеется, рост-
ки зелены, корни крепки, как у дуба. Больше лелейте дружбу наших
народов. Повышайте оборонную мощь нашего государства. Инду-
стриализируйте страну— это материально-техническая база социа-
лизма, она облегчит и преобразование земледелия на коллективный
социалистический лад. Развивайте культурную революцию: мы
должны стать самым передовым государством мира во всех отно-
шениях.
— Ленин позвал: коммунисты, вперед! Мы пошли, идем его до-
рогой: не свернули, не замедлили шага...— Петр Пафнутьевич увлек-
ся. Говоря о заветах вождя, он как бы проверяет свой путь, но умал-
чивает о нем. Л мне хочется знать про все. Спрашиваю осторожно,
отмечено ли его семидесятилетие на родном заводе?
Петр Пафнутьевич колеблется — показывать или не показывать?
Уступая моей настойчивости, он вынимает из большой пачки бумаг
грамоту.
Вот ее текст:
«Дорогой Петр Пафнутьевич!
Коллектив ордена Ленина и ордена Трудового Красного Зна-
мени Московского электротехнического завода имени Владимира
Ильича сердечно поздравляет Вас со знаменательной датой — 70-ле-
тием со дня рождения.
Придя на завод в 1915 году учеником слесаря, Вы навсегда свя-
зали свою жизнь со славным коллективом ильичевцев.
Мы все хорошо знаем, как Вы с оружием в руках активно сра-
жались в составе боевой дружины завода за завоевание Советской
власти в нашей столице в грозные октябрьские дни 1917 года.
Вы внесли свой вклад в годы гражданской войны, вступив доб-
ровольцем в ряды молодой Красной Армии.
После разгрома интервентов, вернувшись на завод, Вы активно
участвовали в восстановлении родного предприятия.
Вот почему коллектив завода в дни тяжелой утраты для совет-
ского народа и рабочего класса всего мира направил Вас в состав
делегации по похоронам величайшего человека нашей эпохи—вож-
дя мирового пролетариата, создателя нашей славной Коммунистиче-
ской партии и основателя первого в мире социалистического госу-
дарства Владимира Ильича Ленина.
Вы один из первых в нашем коллективе и в стране в дни ленин-
ского призыва в партию подали заявление в партийную ячейку за-
вода.
495
Куда бы ни направляла Вас партия — в США для приемки обо-
рудования, руководителем крупных предприятий и объединений, Вы
везде оправдали оказанное Вам доверие.
Советский народ избрал Вас в высший орган государственной
власти в нашей стране — депутатом Верховного Совета СССР.
Вашу боевую грудь украшают орден Ленина и другие высокие
правительственные награды.
Желаем Вам, дорогой Петр Пафнутьевич, крепкого здоровья,
еще долгих лет жизни во имя великой цели нашего народа — по-
строения коммунизма».
Мне хотелось узнать подробности, но в это время раскрылась
дверь и в комнату вошли Аполлинария Павловна, жена Петра Паф-
нутьевича, проворная, сухонькая, хлопотливая, и рослый, красивый
парень, чем-то похожий на хозяина дома.
— Наш внук, от дочери Нины,— отрекомендовала Аполлинария
Павловна,— студент Московского станко-инструментального инсти-
тута. Нина родилась в двадцать четвертом, мы за нее тогда так бес-
покоились...
— Как видите, все обошлось хорошо,— досказал Петр Паф-
нутьевич.
РАССКАЗЫ И ОЧЕРКИ
О СОРАТНИКАХ
И СОВРЕМЕННИКАХ
В. И. ЛЕНИНА,
ОПУБЛИКОВАННЫЕ В ЧЕТЫРЕХ
ПРЕДЫДУЩИХ ТОМАХ ЛЕНИНИАНЫ
У ИСТОКОВ ПАРТИИ
Николай Асанов. Гордость партии (Бабушкин И. В.). Александр Тверской.
Для блага родимой земли... (Бауман Н. Э.). Сергей Сартаков. Дело всегда
отзовется (Ванеев А. А.). Юрий Стрехнин. Несгибаемая (Варенцова О. А.).
Фабиан Гарин. Солдат партии (Владимирский М. Ф.). Владимир Красиль-
щиков. Последний шаг большевика (Воровский В. В.). Елизавета Драб-
кина. Партбилет № ... (Гусев С. И.). Сергей Львов. Товарищ Иннокентий
(Дубровинский И. Ф.). Мария Прилежаева. Гуцул (Запорожец П. К-)-
Семен Глуховский. В ту далекую осень... (Зеликсон-Бобровская Ц. С.).
Рафаил Хигеров. Зеркало (Землячка Р. С.). Мария Прилежаева. Токарь с
Путиловского (Калинин М. И.). Александра Аренштейн. «Отец Нины»
(Кецховели В. 3.). Лидия Бать. В наблюдении — «Железная» (Книпо-
вич Л. М.). Александр Големба. Мы — советские!.. (Кнунянц Б. М.). Але-
ксандр Волков. Искровец твердой линии (Красиков П. А.). Борис Могилев-
ский. Организатор боевых дружин (Красин Л. Б.). Арсений Рутько. Немерк-
нущий свет (Кржижановский Г. М.). Анна Караваева. Соратник, жена, друг
(Крупская Н. К.). Лев Давыдов. Крепче железа (Курнатовский В. К.). Ген-
рих Ленобль. Верность большевизму (Ленгник Ф. В.). Любовь Жак. Выбор
сделан навсегда (Лепешинский П. Н.). Николай Вирта. Пути-дороги (Лит-
винов М. М.). Лев Кассиль. Революционер, просветитель, трибун (Луначар-
ский А. В.). Петр Корзинкин. Рядовой первого призыва (Лядов М. Н.).
Владимир Архангельский. Красота человека (Ногин В. П.). Александр Мель-
ников. По маршрутам «Искры» (Пятницкий И. А.). Георгий Марков. Иван
Иванович Радченко и Ванюша Касьянов. Владимир Беляев. Бесстраш-
ный, неуловимый (Скрыпник Н. А.). Марк Колосов. Воспитание волн
497
(Сталь Л. Н.). Ирина Гуро. Верность знамени (Старков В. В.). Александр
Исбах. Большая жизнь (Стасова Е. Д.). Евгения Жуковская. Всегда с
Лениным (Стопами А. М.). Янис Ниедре. Ветеран (Стучка П. И.). Але-
ксандр Бабинец. Сердце коммуниста (Цхакая. М. Г.). Борис Костюковский.
Русский Марат (Шанцер-Марат В. Л.). Лидия Фоменко. Один из семи
(Шелгунов В. А.). Герман Соколов. Письма из Кронштадта (Шлих-
тер А. Г.) - Марк Чачко. Три песни (Эссен М. М.).
ПАРТИЯ ШАГАЕТ В РЕВОЛЮЦИЮ
Владимир Коваленко. Они победили (Азизбеков Мешади). Николай
Строковский. На зорьке (Артем — Сергеев Ф. А.). Александр Тверской.
Народный любимец (Бадаев А. Е.). Владимир Сутырин. Рядом с Лениным
(Бонч-Бруевич В. Д.). Петр Корзинкин. Гвардейцем становятся в бою
(Бубнов А. С.). Борис Костюковский. «Вас разыскивает Ильич...» (Васильев-
Южин М. И.). Лев Давыдов. Жизнь емкостью в океан (Джапаридзе П. А.).
Юрий Корольков. Революции телохранитель (Дзержинский Ф. Э.). Юрий
Яковлев. Призвание (Еремеев К. С.). Николай Тихонов. Глашатай века
(Киров С. М.). Петро Панч. С полной отдачей (Косиор С. В.). Евгений
Симонов. Первый Главковерх (Крыленко Н. В.). Владимир Красильщиков.
Весь без остатка (Куйбышев В. В.). Александр Големба. Не щадя сил
(Курский Д. И.). Леонид Смирнов. В головном отряде (Ломов-Оппо-
ков Г. И.). Юрий Смолич. На аванпостах (Мануильский Д. 3.). Николай
Веленгурин. Прямо к цели (Муранов М. К). Гурген Маара. У истоков рус-
ского чуда (Мясников А. Ф.). Генрих Ленобль. «Я шел за ним...» (Ольмин-
ский М. С.). Николай Микава. Ключ к сердцу (Орджоникидзе Г. К.). Павел
Журба. Неодолимая сила (Петровский Г. И.). Николай Асанов. Штурмо-
вать! (Подвойский Н. И.). Лидия Фоменко. Большевистский парламентарий
(Полетаев Н. Г.). Георгий Марков. Всегда с нами (Постышев П. П.). Але-
ксандр Мельников. Хранитель партийных тайн (Радченко С. И.). Лев Кас-
силь. Сын латышского батрака (Рудзутак Я. Э.). Александр Волков. Депу-
тат рабочей курии (Самойлов Ф. Н.). Николай Попов. Талант борца (Сверд-
лов Я- М.). Кирилл Левин. Нарком здоровья (Семашко Н. А.). Виктор
Полторацкий. Для трудящихся (Скворцов-Степанов Й. И.). Рудольф Бер-
шадский. Он знал однА лишь думы власть... (Спаидарян С. С.). Рафаил
Хигеров. Младший брат (Ульянов Д. И.). Зоя Воскресенская. Сестры (Улья-
новы А. И. и М. И.). Николай Панов. Полководец (Фрунзе М. В.). Арка-
дий Сахнин. На самое трудное (Цюрупа А. Д.). Арсений Рутько. До по-
следнего вздоха (Шагов Н. Р.). Павел Арский. Символ мужества (Шау-
мян С. Г.). Любовь Жак. Товарищ Семен (Шварц И. И.). Геннадий Фиш.
Памятные встречи (Шотман А. В.). Ирина Гуро. От сопок Забайкалья
(Ярославский Е. М.).
СВЕТОМ ЛЕНИНСКИХ ИДЕЙ
Вера Смирнова-Ракитина. Лениниана скульптора (Андреев Н. А.). Антон
Хижняк. Феномен (Андреева М. Ф.). Ирина Гуро. На главной улице (Бед-
ный Демьян). Сергей Усольцев. С мольбертом на конгрессе (Брод-
498
ский И. И.). Тамара Леонтьева. Простое уравнение (Винтер А. В.). Лидия
Фоменко. Огненное слово (Воровский В. В.). Константин Федин. Горький.
Валентин Катаев. На Капри (Горький А. М.). Любовь Жак. Нерушимые
связи (вместо послесловия). Алексей Дорохов. Инженер и политика (Граф-
тио Г. О.). Лев Давыдов.' Разведчик нового мира (Губкин И. М.). Лидия
Бать. Первая народная (Ермолова М. Н.). Борис Костюковский. Направле-
ние на Воробьевы горы (Жолтовский И. В.). Евгений Рябчиков. Сила при-
тяжения (Жуковский Н. Е.). Борис Яковлев. «Химическое мышление» (Кар-
пов Л. Я.). Владимир Муравьев. Поэт Гидроторфа (Классон Р. Э.). Нико-
лай Строковский. Перо, приравненное к штыку (Кон Ф. Я.). Александр
Дейч. Революционное сердце (Луначарский А. В.). Алексей Сурков. Во
весь голос (Маяковский В. В.) Марк Чарный. На маяк неугасимый (Мая-
ковский В. В.). Алексей Мусатов, Михаил Ляшенко. Встреча, которой не
было (Мичурин И. В.). Арсений Рутько. Будьте страстны в ваших исканиях!
(Павлов И. П.). Александр Исбах. Верить в мечту (Серафимович А. С.).
Вадим Сафонов. Звонок в дверь (Тимирязев К. А.). Виктор Сытин. Калуж-
ский мечтатель (Циолковский К. Э.). Александр Бек, Наталия Лойко. Путь
к монументу (Шадр И. Д.).
ЛЕНИНСКАЯ ГВАРДИЯ ПЛАНЕТЫ
Ирина Гуро. Дорогой восьми войн (Антикайнен Тойво). Александра
Аренштейн. Дядо (Благоев Д. Н.). Лидия Фоменко. «Я гроздь с их лозы...»
(Вайян-Кутюрье Поль). Любовь Жак. Боевой шотландец (Галлахер
Уильям). Рафаил Хигеров. Бойцов не оплакивают (Грамши Антонио).
Аполлон Давидсон. Делегат из Трансвааля (Джонс Дэвид Айвон). Борис
Костюковский. На почве твердой, как гранит (Димитров Г. М.). Софья
Шмераль. Каменотес становится президентом (Запотоцкий Антонин). Нико-
лай Веленгурин. Катаяма зовет... (Катаяма Сэн). Георгий Миронов. На-
града всей жизни (Кашен Марсель). Эмилий Миндлин. Двадцать лет спустя
(Коларов В. П.). Лев Давыдов. Прекрасный, преданный революционер
(Кун Бела). Армас Эйкия. Красная сосна севера (Куусинен О. В.). Георгий
Марков. Товарищ Бури (Либкнехт Карл). Евгения Жуковская. Свет воль-
ности (Мархлевский Юлиан). Арсений Рутько. Верное сердце (Платтен
Фридрих). Елизавета Драбкина. Поэт и летописец Октября (Рид Джон).
Юрий Стрехнин. Комиссар Венгерской коммуны (Самуэли Тибор). Санжмя-
тавын Дашдэндэв. Красное солнце (Сухэ-Батор). Евгений Рябчиков. Сим-
вол победы (Тельман Эрнст). Александр Големба. Сердце у нас одно
(Тольятти Пальмиро). Александр Исбах. Сын народа (Торез Морис).
Карл Непомнящий. Рабочая леди (Флинн Элизабет). Сергей Болдырев, Але-
ксей Гречухин. Последний, но выигранный поединок (Фостер Уильям).
Галина Серебрякова. По праву старшинства (Цеткин Клара). Владимир
Кривцов. Бессмертие коммуниста (Цюй Цю-бо). Сергей Сартаков. Вечерний
чай (Шмераль Богумир).
Содержание
Вместо предисловия	6
СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ НАЧИНАЕТСЯ	7
Зоя Воскресенская.
Первые декреты	9
Александр Блинов.
Учиться Россией управлять!	17
Владимир Красильников.
Оплачено кровью	26
Вера Смирнова-Ракит ина.
Да здравствует народ!	39
Борис Могилевский, Вадим Прокофьев.
Под флагом Центросоюза	47
Анатолий Баюканский.
Эшелоны из Ельца	56
Ефим Пермитин.
Мандат	79
500
Янис Ниед ре.
Правый суд	79
Осип Черный.
Поворот	86
Евгений Кригер.
Один день	95
Геннадий Горбунов.
На особой примете	101
Вера Морозова.
Спешите, сестры!	109
Елена Кононенко.
Ради детей	117
РЕВОЛЮЦИИ	ШАГИ САЖЕНЬИ	125
Антонина Коптяева.
Наказ вождя	127
Евгений Юнга.
Сквозь время	140
Нинель Громыко.
Геройское дело	151
Александр Исбах.
Железная	162
Павел Кузнецов.
От Невы до Иртыша	169
Константин Бадигин.
Владивосток — город-то нашенский	180
ШКОЛА МАСШТАБОМ В СТРАНУ	189
Александр Мельников.
Какая буква?..	191
Георгий Марягин.
Бросок в будущее	200
Лидия Фоменко.
Высокий порог	214
Леонид Смирнов.
Ворота в простор	225
Анна Караваева.
Эстафета	237
Хрисанф Херсонский.
Рейсы «Красной звезды»	243
501
Борис Краевский.
Маленькая картинка для выяснения больших
вопросов	252
Белла Дижур, Михаил Главацкий.
Мощный корень	260
Александр Жаров.
Встреча с юностью	268
ЧУВСТВО СЕМЬИ ЕДИНОЙ	277
Михаил Ляшенко, Алексей Мусатов.
По особому назначению	279
Ирина Гуро.
Всегда вместе	293
Надежда Медведева.
Самое главное	304
Анна Антоновская, Борис Черный.
Живущая живой жизнью	316
Михаил Зорин.
Свежие ветры	327
Тотырбек Джаттиев, Лидия Либединская.'
Эту землю дал нам Ленин!	335
Галина Серебрякова.
Волшебная палочка.	347
Бем Джимбинов.
Он нас братьями назвал	358
Аршалуис Аршаруни.
Легенда гор	365
Александра Аренштейн.
Пришло время...	373
Геннадий Фиш.
«Поддерживаю ходатайство...»	381
НАШИХ ПЛАНОВ ГРОМАДЬЕ	391
Владимир Курочкин.
Электрическая Россия	393
Владимир Приходько.
Был ли Ленин в Донбассе?	404
Борис Платонов.
Алмазные созвездия Мугани	414
Юрий Александров.
Курский клад	421
502
Илья Дубинский-Му хадзе.
«Как вы относитесь к нефти?»	431
Марк Колосов.
Сбылось ,	442
Рафаил Хагеров.
В добрый путь!	450
Иван Рахилло.
Предутренние звезды	458
Борис Костюковский.
Ильичеве поле	468
Лев Давыдов.
Коммунисты, вперед!	481
Рассказы и очерки о соратниках и современниках
В. И. Ленина, опубликованные в четырех преды-
дущих томах Ленинианы	497
Мы наш, мы новый мир построим. Рассказы, но-
М94 веллы и очерки о становлении и укреплении Совет-
ского государства под руководством В. И. Ленина.
Изд. 2-е.	М., Политиздат, 1970.
503 с. с илл.
На обороте тит. л. сост.: Л. Давыдов.
Помещенные в книге рассказы, новеллы и очерки о становлении
и укреплении Советского государства под руководством В. И. Ленина
написаны писателями и журналистами. Книга завершает пятитомную
Лепиниану.
1—2—3
307—69
ЗКПЦ092)
Технический редактор Е. И. Каржавина
Сдано в набор 6 октября 1969 г. Подписано в печать 26 января 1970 г.
Формат 60 X 84,/1в. Бумага типографская № 1. Условн. печ. л. 31,04.,
Учетно-изд. л. 33,82. Тираж 100 тыс. экз, А 06108. Заказ № 2878.
Цена 1 р. 41 к.
Политиздат. Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Ордена Ленина типография «Красный пролетарий»^
Москва. Краснопролетарская, 16.