ш €%
Ж

йц^г^ТПп^

шшш

^^Г^уѴ^^Н^Яу

ЯЬи^£^0^Д 1с5/

ш11
ш^^^

SOLDATEN

Цѣна 1 марка.

skizzen von

p re i s i M ark.

MAXIM GORKI.

Максимъ Горькій

СОЛДАТЫ
ОЧЕРКИ.
со

BERLIN

J. LADYSCHNIKOW
VERLAG

СОЛДАТЫ

Н.А.РУ6АКИН.

"'•­

¥4

Soldaten
Skizzen von Maxim Gorki

Максимъ Горькій

ОЧЕРКИ

­>•><•<­

Berlin 1908
Buhnen­ und Buchverlag russischer Autoren
J. Ladyschnikow.

Право собственности закрѣплено за автороыъ во
всѣхъ странахъ, гдѣ это допускается существующими
законами.

Alle Rechte vorbehalten,
insbesondere das Uebersetzungsrecht in fremde Sprachen.

Государственна*
ордена Ленина

БИБЛИОТЕКА СССР
«и. В. И. ЛЕНИНАІ

(btotfo­lft
Druck: F. Schroder, Frankenhausen (Kyffh,)

ПАТРУЛЬ

Надь городомъ угрюмо виситъ холодная, нѣмая
тьма и тишина. Звѣздъ нѣтъ и но видно неба,
только бездонный мракъ насторожился, замеръ п
чутко ждетъ чего­то . . . Легкія, сухія снѣжинки
медленно кружатся въ воздухѣ, точно боясь упасть
на темные камни пустынныхъ улицъ. Холодно . . .
Ночь полна затаеннаго страха; въ тишинѣ и
во мракЬ, пропитанномъ холодомъ, напряглось, без­
звучно дрожитъ нѣчто слѣное, угрюмое, неуловимое
глазомъ и щекочетъ сердце ледяными иглами . . .
Придавленные тьмой дома осѣлп въ землю,
стали ниже; въ ихъ тусклыхъ окнахъ не видно
свѣта. Кажется, что тамъ, внутри, за каменными
стѣнами неподвижно притаились люди, объятые
холодомъ и темнымъ страхомъ. Они смотрятъ
передъ собой, не мигая, широко открытыми глазами,
и съ трудомъ сдерживая треиетъ ужаса въ сердцѣ,
безнадежно прислушиваются, молча ждутъ свѣта,
звука . . .
А съ темныхъ улицъ елѣпымъ окомъ смотритъ
въ окна жадный черный звѣрь и тоже ждетъ . . .
Цѣлый день въ городѣ гудѣли пушки, сухо и
зло трещали ружья, на улицахъ валялись трупы,

­ 8 ­
смерть радостно и жадно упивалась стонами раііе­
ныхъ.
По срединѣ маленькой площади, гдЬ скрещива­
ются двѣ улицы горптъ костеръ . . . Четыре сол­
дата неподвижно, точно сѣрые камни, стоять во­
кругъ него, отблески пламени трепетно ползаютъ по
ихъ пшнелямъ, играютъ на лицахъ, кажется, что
всѣ четыре фигуры судорожно дрожать и стран­
ными гримасами что­то разсказываютъ всѣ вмѣстѣ
другъ другу. Сверкая на штыкахъ, пламя течетъ
по металлу точно кровь; острыя полоски стали
извиваются, стремятся кверху бѣлыми п розовыми
струйками . . .
На огонь и солдат! отовсюду давить тьма . . .
Одинъ изъ нихъ, низенькій, рябой, съ широ­
кнмъ носомъ п маленькими глазами безъ бровей,
поправилъ штыкомъ головни въ кострѣ и, не
двигая головой, тихонько сказалъ:
— Холодпо . . .
Рой красныхъ искръ пугливо взлетѣлъ во тьму
и псчезъ. Рябой солдатъ посмотрѣлъ на штыкъ и
сталь вытирать его полой шинели. Голубой, теплый
дымь ѣдко метнулся въ глаза людей. Высоки,
тонкій человѣкъ безъ усовъ на кругломъ лицѣ
сунуль ружье подъ мыншу и, вложивъ руки въ
рукава шинели, медленно пошелъ прочь отъ костра.
Солдатъ съ большими рыжими усами, коренастый,

­ 9

­

краснощеній, отмахнулъ руками дымъ отъ лица и
хрипящимъ голосомъ замѣтплъ:
— А вотъ ежели накалить штыкъ, да въ брюхо
какому нпбудь . . .
— И холодный — хорошо... — негромко ото­
звался рябой. Голова его покачнулась.
Пожирая дерево, огонь ласково свиститъ, его
разноцвѣтные языки жадно вьются, летятъ кверху
и, сплетаясь другъ съ другомъ, гибко наклоняются
къ землѣ. Бѣлыя снѣжпнки падаютъ въ костеръ.
Рыжій солдатъ громко и сильно дышетъ черезъ
носъ, сдувая снѣгъ съ усовъ. Четвертый, худой и
скуластый, не отрываясь, смотритъ въ огонь круг­
лыми, темными глазами.
— Ну, и много положили сегодня народу! —
вдругь тихо восклицаете рябой, раздвигая губы
въ широкую улыбку. И еще тише онъ медленно
тянетъ :
— А­а­яй ...
, Уныло шипитъ сырая головня. Гдѣ­то очень
далеко родился странный, стонущій звукъ. Рыжій
и рябой насторожились, глядя во тьму, огонь все
игралъ на ихъ лицахъ, и уши опасливо вздраги­
вали, ожидая еще звука. Скуластый солдатъ не
двигался, упорно глядя въ огонь.
— Да­а ... — сказалъ рыжій густо и громко.
Рябой вздрогнулъ, быстро оглянулся.
И

­ 10 ­
скуластый вдругъ вскинулъ голову, вопросительно
глядя въ лицо рыжаго. Потомъ вполголоса спро­
силъ у него:
— Ты — что?
Рыжій помедлилъ и отвѣтилъ:
— Такъ ...
Тогда скуластый солдата мигнулъ сразу обоими
глазами и заговорплъ негромко и быстро:
— Вчера пензенскій солдатикъ нашей роты
земляка впдЬлъ . . . Землякъ говорить ему : — У
насъ, говорить, теперь бунтуютъ. Мужики, го­
ворить, жгутъ помѣщиковъ . . . Будто, говорить:
ладно, будетъ вамъ, попили нашей крови, теперь
— уходите ... да. Земля не ваша, она Богова,
земля­то. Она, значить, для тѣхъ, кто можетъ
самъ на ней работать, дня мужиковъ она . . . Ухо­
дите, говорить, а то всѣхъ пожгемъ. Воть . . .
— Этого нельзя! — хрипло сказалъ рыжій,
шевеля усами. — Этого начальство не позво­
лить . . .
— Конечно­ о! — протянулъ рябой и, позѣ­
вывая, открылъ глубокій, темный роть съ мелкими
плотными зубами.
— Что дѣлается! — снова опустпвъ голову,
спросилъ скуластый и, глядя въ огонь, самъ себѣ
отвѣтилъ:
— Ломается жизнь . . .

­ 11

­

Во тьмѣ мелькаетъ фигура четвертаго солдата.
Онъ ходить вокругъ костра безшумно, широкими
кругами, точно ястребъ. Прикладъ его ружья
зажать подъ мышкой, штыкъ опустился къ землѣ;
покачиваясь, онъ холодно блеститъ, будто пщеть,
нюхаетъ между камнями мостовой. Солдатъ крѣпко
уперся подбородкомъ втэ грудь и тоже смотрнгъ въ
землю, какъ­бы слѣдя за колебаніями тонкой и ост­
рой полоски стали.
Рыжій зорко оглянулся, кашлянулъ угрюмо,
наморщилъ лобъ и, сильно нонизпвъ свой хриплый
голосъ, заговорилъ:
— Мужикъ... развѣ онъ собака или кто?
Онъ съ голоду издыхаеть ... и это ему обидно . . .
— Извѣстно! — сказалъ рябой солдатъ.
Рыжій сурово взглянулъ на него и наставитель­
но продолжалъ:
— Можно было терпѣть — онъ жилъ смирно.
Но ежели помощи нѣтъ? И вотъ, человѣкъ освп­
рѣпѣлъ . . . Мужика я понимаю . . .
— Ну, конечно! — вполголоса воскликнулъ
рябой, и лицо его радостно расплылось. — Всѣ это
говорить : одинъ работникъ есть на землѣ —
мужикъ ..." И которые бунтуютъ — тоже такъ
говорить . . .
Рябой широко обвелъ вокругъ себя рукой и

— 12 ­

таинственно наклонясь къ рыжему, тихо вскри­
чалъ:
— Нѣту никуда ходу для мужика.
— Только въ солдаты гонять! — пробор­
моталъ скуластый солдатъ.
Рыжій стукнулъ прикладомъ ружья по землѣ
и строго спросилъ:
— Но зачѣмъ городскіе бунтуютъ?
— Избаловались, конечно! — сказалъ рябой.
— Сколько нашему брату муки изъ за нихъ.
Сколько голоду, холоду . . .
— Грѣха тоже ... — тихо перебилъ скуластый
солдатъ рѣчь рыжаго. А онъ, постукивая при­
кладомъ въ тактъ своимъ словамъ, настойчиво и
жестко говорилъ:
— Этихъ всѣхъ уничтожить . . . батальонный
правильно говорплъ. Которыхъ перебить, которыхъ
въ Сибирь . . . На, живи, сукинъ сынъ, вотъ тебѣ
— одѣгъ. И больше ничего . . .
Онъ взбросплъ ружье на плечо и твердыми
шагами пошелъ вокругъ костра.
Скуластый солдатъ снова ноднялъ голову и,
задумчиво улыбаясь, сказалъ:
— Ежелп­бы господъ всѣхъ . . . какъ нибудь
эдакъ . . . всѣхъ . . .
Сказалъ п вздрогнулъ, зябко пожалъ плечами,

­

13

­

оглянулся вокругъ и тоскливо продолжалъ, странно
понпженньшъ голосомъ :
— Холодно! Снаружи жгетъ, а внутри холод­
но мнѣ . . . Сердце дрожита даже . . .
— Ходи! — сказалъ рыжій, топая ногами. —
Вонъ Яковлевъ ходить.
И движеніемъ головы онъ указалъ на фигуру
солдата, мелькавшую во тьмѣ.
— Конечно, ходи! — вдругъ встрепенулся
рябой, задремавпгій опершись на ружье.
Скуластый солдата посмотрѣлъ на Яковлева и,
вздохнувъ, тихо замѣтплъ:
— Тошно ему . . .
— Изъ­за лавочника? — спросилъ рябой.
— Ну, да, — тихо отвѣтилъ скуластый. —.
Земляки они, одной волости. Письма Яковлеву
изъ села на лавочника шли. И племянница у
него . . . Яковлевъ говорилъ : — Кончу службу —
посватаюсь ... А теперь — вотъ . . .
— Ничего не подЬлаегаь! — сурово сказалъ
рыжій.
А рябой зѣвнулъ, повелъ плечами и иодтвер­
дилъ громко, высокимъ голосомъ:
— Солдата обязаиъ убивать враговъ . . . при­
сягу положилъ на себя въ этомъ.
Яковлевъ неустанно кружился во мракѣ, то
приближаясь къ огню костра, то снова исчезая.

­

14

­

Когда раздались рѣзкія и острыя слова рябого,
звуки шаговъ вдругъ исчезли.
— Слабъ ты сердцемъ, Семенъ! — замѣтилъ
рябой солдатъ.
— Ежели­бы лавочникъ бунтовалъ ... — воз­
разилъ Семенъ и хотѣлъ, должно быть, еще что­то
сказать — взмахнулъ рукой — но рыжій по­
дошелъ кь нему вплоть и раздраженно, хрипло
заговорилъ:
— А какъ понять — кто бунтуетъ? Всѣ
бунтуютъ ! . . . У меня дядя въ дворникахъ живетъ,
денегъ имѣетъ сотъ пять, былъ степенный му­
жикъ . . .
Вдругъ гдѣ­то близко раздался сухой и крат­
кій звукъ, подобный выстрѣлу, солдаты вскинули
ружья, крѣпко сжимая пальцами холодные стволы.
Вытянувъ шеи они смотрѣли во тьму, какъ насторо­
живіпіяся собаки, усы рыжаго выжидающе шевели­
лись, рябой поднялъ плечи.
Во тьмѣ мѣрно
застучали шаги Яковлева, онъ не торопясь подошелъ
къ огню, окинулъ всѣхъ быстрымъ взглядомъ и
пробормоталъ:
— Дверь хлопнула . . . или вывѣска . . .
Губы у него плотно сжаты. На остромъ лииѣ
сухо сверкаютъ овальные сѣрые глаза и вздраги­
ваготъ тонкія поздри. Онъ поправилъ ногой дого­

­ 15 —

равнгія головни и сѣлъ на корточки передъ
огнемъ.
— Маловъ! — сказалъ рыжій тономъ прп­
казанія, — ступай за дровами . . . Тамъ вонъ, —
онъ ткнулъ рукой во тьму, — ящики сложены у
лавочки . . .
Рябой солдата вскипулъ ружье на плечо и
пошелъ.
— Оставь ружье­то . . . мѣшать будетъ, —
замѣтилъ рыжій.
— Везъ ружья боязно! — отозвался солдата,
исчезая во тьмѣ.
Надъ костромъ все кружатся, летаютъ снѣжинки,
ихъ уже много упало на землю, темные камни
мостовой стали сѣрыми. Сумрачно смотрятъ во тьму
слѣпыя окна домовъ, тонуть въ мракѣ высокія
стѣны.
Костеръ догораетъ, печально шипятъ
головни. Трое солдата долго и безмолвно смотрятъ
на уголья.
— Теперь, должно быть, часа три, — угрюмо
говорить рыжій. — Долго еще намъ торчать . . .
И снова молчаніе.
— О, Господи! — громко шепчетъ Семенъ и,
вздохнувъ, спрашиваета тихо и участливо:
— Что, Яковлевъ, тошно?
Яковлевъ молчитъ, не двигается.
Семенъ зябко повелъ плечами п съ жалкой

— ль ­
улыбкой въ глазахъ, глядя въ рыжаго сол­
дата, монотонно заговорплъ, точно разсказывая
сказку:
— Гляжу я — лежитъ она у фонаря, рукой
за фонарь схватилась, обняла его . . . щеки бѣлыя­
бѣлыя, а глаза — открыты . . . Ласково такъ . . .
— Ну, завелъ волынку! — угрюмо бормочетъ
рыжій.
Семенъ смотритъ на уголья, пришуривъ глаза,
п продолжаетъ:
— II лѣтъ ей будетъ . . . съ двадцать, видно . . .
— Говорилъ ты про это, — укоризненно
воскликнулъ рыжій. — Ну, чего язву ковырять?
Семенъ смотритъ въ лицо ему и виновато
усмѣхается.
— Жалко мнѣ бабочку, видишь ты . . . Молодая
такая . , . веселая, видно, была, по глазамъ­то . . .
Думаю себѣ — эхъ, ты, милена. Была­бы ты
жива, познакомились­бы мы съ тобой и ходплъ­бы
я къ тебѣ по праздникамъ на квартиру, и цЬловалъ­
бы я твои . . .
— Будетъ! — сказалъ Яковлевъ, искоса и
снизу вверхъ, глядя на разсказчпка острымъ, колю­
щпмъ взглядомъ.
— Въ казармѣ ной! — добавплъ рыжій.
Семенъ виновато согнулъ спину и, помолчавъ,
снова началъ:

—

17

—

— Жалко, братцы . . . Лежита она, какъ
спить ... ни крови, ничего . . . Можетъ, она просто
— шла . . .
— А не ходи! — сурово крикнулъ рыжій и
матерно выругался.
— Можетъ, ее господа послал п ... — какъ­бы
упрашивая его, сказалъ Семенъ.
— Насъ тоже господа посылаютъ! Развѣ мы
виноваты? — раздраженно захрииѣлъ рыжій.
— Иди, говорить, какъ ты принялъ присягу . . .
— Онъ снова скверно выругался. — Всѣ по­
сылаютъ народъ другъ на дружку . . .
Ж еще одно ругательство прозвучало въ воз­
духѣ. Яковлевъ поднялъ глаза, усмѣхаясь взглянулъ
въ лицо рыжаго, и вдругъ отчетливо, раздѣльно
спросилъ :
— "Что есть солдата?
Во тьмѣ раздался громкій трескъ, скриішцій
стонъ. Семенъ вздрогнулъ.
— Маловъ старается, сволочь! — сказалъ
рыжій, шевеля усами. — Хорошій солдата. При­
кажетъ ему ротный живого младенца сожрать —
онъ сожретъ . . .
— А ты? — спросилъ Яковлевъ.
— Его послали ящикъ взять, — нродолжалъ
рыжій, — онъ тамъ крушить чего­то . • , видно,
ларь ломаетъ . . , животная,
2

­ 18 ­

— А ты — сожрешь? — повторить Яковлевъ.
Рыжій взглянулъ на него и, переступпвъ съ
ноги на ногу, угрюмо отвѣтилъ :
— Я, братъ, въ Августѣ срокъ кончаю . . .
— Это все равно! — сказалъ Яковлевъ,
оскалнвъ зубы. — Завтра ротный заставить тебя
— и ты сожрешь младепца, да еще собственнаго . . .
Что есть солдата?
Опъ сухо засмѣялся. Рыжій взглянулъ иа
него, стукнулъ о камни прпкладомъ ружья и, круто
повернувъ шею, крикнулъ во тьму:
— Маловъ! Скорѣй . . .
— Озорникъ онъ, Маловъ! — вполголоса
заговорнлъ Семенъ. — Давеча, когда стрѣляли въ
бунтующихъ, онъ все въ брюхо норовилъ ... Я
говорю — Маловъ, зачѣмъ­же безобразить? Ты бей
въ ноги. А онъ говорить — я вѣдь въ студен­
товъ все катаю . . .
Семенъ вздохнулъ и такъ­же монотонно, без­
цвѣтио продолжалъ :
— А, между прочпмъ, я такъ думаю — сту­
денты хорошій народъ. У насъ въ деревнѣ двое
на дачѣ жили . . . такъ они куда угодно съ мужи­
ками. И выпить согласны, и прошеніе написать,
и объяснять все . . . книжки давали читать . . .
Блестятъ, бывало, какъ мѣдь на солнцѣ. Веселые,
честные люди, ей Богу. Потомъ пріѣхалъ къ нимъ

­

19

­

какой­то штатскій, а за нпмъ въ ту­же ночь жан­
дармы изъ города ... И увезли ихъ всѣхъ трехъ . . .
Мужики даже очень жалѣлп . . .
Яковлевъ вдругъ поднялся на ногп и, глядя
въ лицо рыжаго солдата странно неподвижнымъ
взглядомъ — точно побѣлѣвішімп глазами — тяжело
заговорилъ :
— Солдатъ есть звѣрь . . .
Рыжій опустилъ усы и брови и смотрѣлъ на
Яковлева узкими глазами, Семенъ открылъ ротъ и
пугливо мигалъ.
— Солдатъ есть уничтожитель ... — продол­
жалъ Яковлевъ сквозь зубы и тоже выругался
крѣпкимъ, матернымъ словомъ.
— Это зачѣмъ­же ты такъ? — строго спросилъ
рыжій.
— Мы, Михаилъ Евсѣичъ, не слыхали ни­
какихъ этихъ словъ ! — просительно сказалъ
Семенъ. ­ • Это ты, Яковлевъ, съ тоски . . . такъ
ужъ . . .
Яковлевъ выпрямился и твердо стоялъ про­
тивъ товарищей, снова плотно сжавъ губы. Только
ноздри у него дрожали.
— Ежели Маловъ узнаетъ про твои рѣчи . . .
и все такое . . . онъ донесетъ ротному ... и про­
падешь ты, Яковлевъ, да . . . — внушительно
сказалъ рыжій.
2*

­ 20 —

­ А ты. не донесешь? — опросить Яковлевъ,
снова оскаливъ зубы.
Рыжій переступшгь съ ногп па ногу, взглянулъ
вверхъ и повторилъ:
— Пропадешь ... за такія слова не по­
милуютъ . . . нѣтъ, брать.
— Ты — донесешь! — твердо заявилъ Яков­
левъ, упрямый п злой.
— Я себѣ нѣну знаю! — угрюмо сказалъ
рыжій, — мнѣ дѣла нѣтъ пп до чего ... Я,
значить, обязанность исполнилъ, а лѣтомъ въ
запасъ . . .
— Мы всѣ пропали! ­­ вполголоса, но силь­
но, крикнулъ Яковлевъ. ­ • Тебѣ что дядя твой
сказалъ?
— Отстань, Яковлевъ' — нопросплъ Семенъ.
— Не твое дѣло . . . хотя­бы и дядя . . .
— Убійца ты, сказалъ онъ . . .
— А ты? — спросилъ рыжій и еще разъ
обругался. Ихъ споръ принялъ острый, прыгающій
характоръ. Они точно плевали въ лицо другъ
другу кипящими злобой плевками краткихъ словъ.
Семенъ безпомощио вертѣлъ головой и съ сожалѣ­
ніемъ чмокалъ губами.
— Ж я! — сказалъ Яковлевъ.
— Такъ ты — тоже сволочь . . .
— Губитель человѣческій . . ,

— 21

­

— А ты?
— Братцы, будетъ! — проснлъ Семенъ.
— И я! Ну?
— Ага ! Такъ какъ­же ты можешь . . .
— Не надо, братцы!
Сопровождая каждое слово матерной руганью,
солдаты наступали другъ на друга, одпнъ —
болѣзненно блЬдный — весь дрожалъ, другой грозно
ощетннплъ усы и, надувая толстыя красныя щекп,
гнѣвно пыхтѣлъ.
— Маловъ бѣжнтъ! — сказалъ Семенъ съ
испугомъ. — Перестаньте, ради Христа . . .
И въ то­же время изъ тьмы раздался пугливый
крикъ Мадова:
— Мнхаилъ Евсѣпчъ! Они форточки откры­
ваюсь ...
— Стой! — сказалъ рыжій. — Смирно!
И онъ заоралъ во всю грудь:
— Закрыть форточки, эй! Стрѣлять будемъ . . .
Изъ мрака выбѣжалъ, согнувшись и держа
ружье на перевѣсъ, Маловъ и, задыхаясь, быстро
заговорплъ :
— Я тамъ . . . это . . . дѣлаю ... а они ... от­
крываютъ окно, слышу: — Видишь его? Валяй! . .
Это — чтобы стрѣлять меня . . .
— Нмѣютъ право! — глухо сказалъ Яков­
левъ.

­

22

­

— Ахъ, вы, мать . . .
Ыаловъ быстро вскинулъ ружье къ плечу, раз­
дался сухой трескъ, разъ, два . . . Лицо солдата
было блѣдпо, ружье въ его рукахъ дрожало, п
штыкъ рылъ воздухъ. Рыжій солдатъ толсе при­
ложился н, прислушиваясь, замеръ.
— Э, сволочь! — тихо сказалъ Яковлевъ,
подбивая стволъ ударомъ руки кверху. Раздался
еще выстрѣлъ. Рыжій быстро опустилъ ружье и
тряхнулъ Малова, схвативъ его за плечо.
— Перестань, ты . . .
Маловъ закачался на ногахъ и, видя, что всѣ
товарищи спокойны, смущенно заговорилъ:
— Ну и наро­одъ! Православнаго человѣка,
солдата . . . престолу­отечеству . . . изъ окошка
стрѣлять ... а?
— Трусъ! Почудилось тебѣ, — раздраженно
сказалъ рыжій.
Маловъ завертѣлся, махая рукой.
• — Ничего не почудилось ... И не трусъ . . .
Кому­же охота помирать? — забормотали, онъ,
ковыряя пальцемъ замокъ ружья.
— Сами себя боитесь ... — усмѣхаясь молвилъ
Яковлевъ.
Замолчали. II всѣ четверо неподвижно смот­
рѣли на груду красиыхъ углей у своихъ ногъ. Со

— 23 ­
всѣхъ сторонъ пхъ тѣснплп каменныя стѣны п
давила зловѣще ожидающая чего­то страшнаго
тишина.
— Ну? — сказалъ рыжій. — Не самому­же
мнѣ идти за дровами. Яковлевъ, ступай . . .
Яковлевъ молча сунулъ ружье Семену и не то­
ропясь пошелъ. Маловъ взглянулъ вслѣдъ ему,
погладилъ стволъ ружья лѣвой рукой, потомъ но­
правплъ фуражку п сказалъ:
— Одпнъ онъ не снесетъ всего, сколько я
наломалъ . . . конечно !
И тоже шаічгулъ прочь отъ костра, держа ружье
на плечѣ. Но сейчасъ­же обернулся и радостно
объявплъ :
— Я тамъ цѣлую лавочку расковырялъ, ей
Богу!
У костра остались двѣ свинцовыя фигуры и
слѣдили, какъ уголья одѣвались сѣрымъ пепломъ.
Въ тишинв дрожалъ тонкій голосъ Малова. Семенъ
погладилъ рукавомъ шинели стволъ ружья, тихонь­
ко кашлянулъ и спросилъ:
— Мпхаилъ ЕвсѣпчъІ
Впдитъ все это
Богъ?
Рыжій солдата долго шевелилъ усамп, прелсде
чвмъ глухо п увѣренпо отвѣтилъ:
— Богъ — долженъ все видѣть . . . такая есть
Его обязанность . . .

­

24

­

Потомъ онъ нотеръ подбородокъ п, тряхнувъ
головой, продолжать съ упрекоыъ:
— Но Яковлевъ напрасно это . . . обижать
меня не за что. Развѣ я хуже другихъ, а?
Они снова замолчали. Тамъ, во тьмѣ, скри­
нѣли, шуршали и хлопали о землю доски. Семенъ
поднялъ голову, посмотрѣлъ въ небо. Оно было
черное, холодное, все во власти тьмы . . .
Солдата вздохиулъ и грустно, тихо сказалъ :
— А, можеть, и нѣтъ Bora . . .
Рыжій солдатъ тяжело поднялъ на него глаза,
грубо крикнулъ:
— Не ври!
И началъ огребать угасшіе уголья въ кучу
сапогомъ. Но скоро оставить это, не окончивъ,
оглянулся вокругъ п шевеля усами хрипло про­
говорилъ :
— Надо понять —• человѣкъ я или нѣтъ . . .
Это надо понять ... а потомъ ужъ . . .
Онъ замолчалъ, закусить усы и снова крѣпко
потерь подбородокъ.
Семенъ взглянуть на него, онустилъ глаза и
осторожно, тихонько, но упрямо заявилъ:
— Однако другіе говорить — нѣтъ Его . . .
Рыжій не отвѣтилъ.

­

25

­

Становилось все холоднѣе. Снѣгъ пересталъ
падать и, должно быть, отъ этого тьма стала не­
нодвижнѣе ц гуще.
Вдалп дрожалъ какой­то странный звукъ,
неуловимый, точно тѣнь . . .

изъ повъсти

I.
. . . Вѣра вышла на опушку лѣса — узкая тропа
потерялась, незамѣтно сползая по крутому обрыву
въ круглую котловину омута.
Омутъ въ золотыхъ лучахъ заката былъ по­
добенъ чавіѣ, полной темно­краснаго впна. Молодыя
сосны — точно мѣдныя струны исполинской арфы;
ихъ крѣшгій запахъ сытно иапоилъ воздухъ и ощу­
іцался въ немъ ясно, какъ звукъ. Въ стройной
неподвижности стволовъ, въ живомъ блескЬ янтар­
ныхъ капель смолы на красповатой корѣ чувст­
вовалось тугое напряженіе роста, сочно зеленыя
лапы вѣтвей тихо качались, ихъ отраженія гладили
темное зеркало омута; былъ слышенъ дремотный
шорохъ хвои, стучалъ дятедъ, въ кустахъ у плоти­
ны звонко пѣли малиновки и гдѣ ­ то звенЬлъ
ручей, падая въ густую воду, чутко отражавшую
звуки.
Надъ чернымъ хаосомъ обугленныхъ развалинъ
сгорѣвшей мельницы курился прозрачный, спній
дымъ, разбросашю торчали бревна, доски, на
грудахъ кирпича и угля сверкали куски стеколъ,
и что­то удивленное мелькало въ ихъ разноцвѣт­

— 30"' ­

номъ блескѣ. Щедро облитая горячпмъ солнцемъ,
ласково окутанная сизыми дымами, мельница жила
тихо угасавшею жизнью, печальной и странно
красивой. II все вокругъ. мягко краснѣло, одѣтое
въ парчевыя тѣни, въ огненный пятна тусклаго
золота, все было насыщено задумчивой, спокойной
пѣсныо весны н жизпи, —■ вечерь былъ красивъ,
какъ влюбленный юноша.
... На плотинѣ, свѣсивъ ноги, сдвинувъ
фуражку на затылокъ, сидѣлъ солдатъ въ бѣлой
рубахѣ, съ удилищемъ въ рукахъ; онъ наклонился
надъ водой, точно готовясь прыгнуть въ нее. Длин­
ный, гпбкій нрутъ ежеминутно разсѣкалъ воздухъ,
взлетая кверху, солдатъ смѣпшо размахпвалъ
руками, и пятки его глухо стучали по сырымъ
бревнамъ плотины — рѣзко бѣлый и суетливый,
онъ былъ лпшнимъ въ тихой гармоніи красокъ
вечера.
Непріязпенно сдвинувъ брови, Вѣра напомнила
себѣ :
— Билъ мужиковъ.
Но это не вызвало въ ней того чувства,
которое, казалось ей, она должна была бы испыты­
вать къ солдату.
— Если подойти къ нему, онъ навѣрное
скажетъ дерзость, — лѣниво подумала дѣвушка и,
сорвавъ сочный листъ буковицы, погладила имъ

— 31

—

свои щекп. Но въ слѣдующую минуту она уже
спускалась внизъ, черпая ботинками мелкій песокъ.
— Вотъ такъ караси, барышня! — крикнуть
солдата встрѣчу ей. — Глядите­ка!
Поднялъ лѣвой рукой ведро и протянулъ
Вѣрѣ.
Въ мутной водѣ бились толстый, золотая рыбы
съ глупыми мордами, мелькали удивленные, круг­
лые глаза. Вѣра, улыбаясь, паклонплась надъ
ведромъ, рыба метнулась и обрызгала ей лицо и
грудь водою, а солдата засмѣялся.
— Здоровенные звѣрп !
Снова закпнулъ удочку, наклонился надъ ому­
томъ, подпялъ лѣвую руку вверхъ п замеръ, полуот­
крывъ ротъ. Лицо у него было пухлое, круглое,
каріо глаза свѣтплись добродушно, весело, верхняя
губа — вздернута, и свѣтлые усы па ней росли
маленькими неровными пучками. Надъ головой
его толклись комары, они садились на шею, на
щеки и на носъ — солдата моталъ головою какъ ло­
шадь, кривилъ губы и старался согнать комаровъ
сильной струей свистящаго дыханія, а лѣвую руку
все время неподвижно держалъ въ воздухѣ.
— Эхъ! — крикнулъ онъ, дернувъ удилище;
тЬло его подалось впередъ.
Вѣра вздрогнула и быстро сказала:
— Вы такъ упадете въ воду . . ,

— 32

­

— Сорвался, онаянный! — съ досадой и со­
жалѣніемъ сказалъ со.тдатъ. Потомъ, надѣвая червяка
на крюкъ, заговорить, качая головой :
— Упаду, сказали? Никакъ! А и упаду —
развѣ бѣда ? Я — съ Волги, казанскій, на водЬ
родился, плаваю вродѣ щуки, мнѣ бы во флотъ
надо, а не въ пѣхоту . . .
Говорилъ онъ быстро, охотно, звонкимъ
теноровымъ голосомъ и неотрывно смотрѣть въ
воду подстерегающимъ взглядомъ охотника.
Вѣра почувствовала, что ей грустно и обидно
думать, что онъ тоже сѣкъ мужиковъ розгами.
— Вы изъ экономіи? — спросила она не­
громко.
— Изъ нея! — отозвался солдата.. — Двад­
цать три человѣка пригнали насъ, иъхоты . . . "Чай
скоро назадъ погонять, въ — лагери — чего тута,
дѣлать? Все уже кончилось, смирно стало... А
жить здѣсь — не больно весело — мужики глядятъ
волками и бабы тоже . . . Ничего не даютъ и про­
давать не хотятъ. Обидѣлись!
Онъ громко вздохнулъ.
— Послушайте, — печально спросила Вѣра,
— неужели п вы тоже били ихъ?
Солдата, взглянулъ на нее, покачалъ головой
и невесело отвѣтилъ:
— Я? Нѣтъ ... Я — не билъ. Я — за

­

33

—

ноги держалъ. Одного — отараго . . . старикъ
древній! Начальство говорить — онъ самый главный
заводчпкъ всему этому дѣлу . . .
Онъ отвернулся къ водѣ н задумчиво, но
разсудительно добавпль, какъ бы говоря самъ
себѣ.
— Чай, поди­ка, это ошибка — что­же онъ
можегь, этакій старичекъ?
— Вамъ его жалко? — рѣзко спросила Вѣра.
Добродушіе солдата возмущало ее, въ ней быстро
росло острое желаніе придавить и унизить этого
человѣка сознаніемъ его вины передъ людьми.
— А какъ же? — пробормоталъ солдата. —
И собаку жалко, не токмо человѣка . . . Одного
когда пороли, плакалъ онъ — не виновата, говорить,
простите, не буду — плакалъ ! А другой — только
зубомъ скрипита, молчита, не охнулъ ... ну, его и
забили ­же! Встать съ земли не могъ, подняли на
ноги, а изо рта у него кровь — губу, что­ли, при­
кусилъ онъ или такъ, съ натуги это? Даже не
попять — отчего кровъ изо рта? По зубамъ его
не били . . .
Теперь солдата говорилъ тихо, раздумчиво и
дергалъ головой спизу вверхъ. Въ его словахъ
Вѣра не слышала сожалѣнія, въ нихъ неясно зву­
чала странная путаница разпыхъ чувствъ, и всѣ
они расплывались въ мутномъ и осторожномъ не­
3

­ 34

­

доумѣніп, которое все болѣе раздражало Вѣру. Она
молча, острымъ взглядомъ непріязненно прпщурен­
пыхъ глазъ, разсматрпвала солдата, тихонько по­
кусывая губы, искала какое то сильное слово,
чтобы ударить въ сердце ему и надолго поселить
въ немъ жгучую боль.
— А рыба­то перестала клевать ! — озабоченно
и негромко воскликнулъ онъ. — Она не любить
разговоровъ, рыба. А, можетъ, — ужъ поздно!
Онъ поднялъ голову, взглянулъ на небо и
улыбнулся, продолжая:
— Хорошъ вечерокъ! Ну­ка еще попро­
буемъ . . .
Забросать крючекъ въ омутъ, посмотрѣлъ на
Вѣру и сообщилъ ей:
— Привычекъ здѣшней рыбы не знаю — пер­
вый разъ ловлю. А у нея разныя привычки —• тутъ
она такъ любить, тамъ иначе жпветъ. А вотъ
солдату вездѣ одипаково трудно, особливо­же пѣ­
хотѣ!
— А крестьянамъ развѣ не трудно? — сухо
спросила Вѣра.
— Кто говорить ­ не трудно ! — воскликнулъ
солдата, пожавъ плечами и со смѣпшой напыщен­
ностью поучитель но добавплъ:
— Но они начали дерзко поступать, напри­
мѣръ —■ усадьбу поджигали, сѣно спалили и вотъ —

­

35

­

мельницу —■ это зачѣмъ? Авдѣевъ говорить —дикость
это, потому какъ все есть человѣческая работа, и
надо ее жалѣть. Работу, говорить, надо цѣнпть
безъ обиды, а не истреблять зря . . .
Онъ пристально взглянулъ въ лицо Вѣры и
строго спросилъ :
— А вы кто здѣсь будете?
— Я ? Подруга учительницы . . .
— М­м . . .
— А что?
— Такъ. Во время пожара здѣсь были?
— Нѣтъ.
Солдата отвернулся и сталь слѣдить за по­
плавкомь. Вѣра почувствовала себя задЬтой его
вопросами, въ нихъ явно звучало подозрѣніе. Она
рѣшптельно опустилась на бревно сзади солдата и
выше его и негромко, мягко, но строго заговорила:
— Вы понимаете то, что васъ заставляют!,
дѣлать?
Дѣвушка нѣсколъко недѣль агитировала среди
рабочихъ въ городѣ, опа уже считала себя опытной,
но ей впервые приходилось говорить солдату, ее
щекоталъ острый холодокъ опасности, и это воз­
буждала, увеличивая силу словъ.
Въ иачалѣ ея рѣчи, солдата молча и удивленно
посмотрѣлъ на нее и невнятно буркнулъ что то,
цотомъ онъ отвернулся къ спокойному лицу омута
3*

­ 36

­

и согнулъ шею, а спустя минуту громко засопѣлъ,
обиженно замѣтивъ:
— Развѣ я одинъ? Х­хе!
Ж взмахнулъ удилищемъ слишкомъ рѣзко.
Вѣра убѣжденно и горячо говорила о пре­
ступной, циничной силѣ, которая, хитро и расчет­
ливо защищая свою власть, ставить людей другъ
протпвъ друга врагами, будить въ нихъ звѣриныя
чувства и пользуется ими точно камнями для из­
біенія простой и ясной правды лшзни, такъ жадно
нужной людямъ, правды, о которой тоскуетъ вся
тялская, больная отъ усталости и злобы человѣ­
ческая жизнь.
Солдатъ безшумно и не торопясь положилъ
удилище на черную, засыпанную углями землю
плотины и долго сидѣлъ неподвижно, глядя вдаль
по теченію рѣки, уходившей въ лѣсъ.
— Авдѣевъ тоже такъ говорить! — вдругъ и
громко замѣтилъ онъ и всталъ на ноги, лицо у
него было озабоченное, а глаза суетливо и радостно
бѣгали по сторонамъ.
— Тоже самое, какъ есть! — тороптиво
повторплъ онъ — Вы подождите! Онъ сюда при­
детъ — за рыбой, вы при немъ скажите, а?
Везпокойно оглядываясь, онъ прижалъ обѣ
руки къ груги, болѣзненно сморщилъ лицо и
громко чмокнулъ губами, качая головой.

—

37

­

— Развѣ не чувствуешь? Ахъ ты, Господи!
Какъ же нѣтъ? А что дѣлать? Приказываютъ !
Идутъ на усмиреніе солдаты и каждый понимаетъ
нуда и для чего. И всѣ злятся, нарочно даже
разлшгаютъ злость, чтобы забыть себя. Ругаютъ
дорогой мужиковъ — дескать пзъ за нихъ — сволочей,
шагаемъ по жарѣ, отъ нихъ намъ безпокойство.
Надо быть злымъ — приказано !
— Какой ничтожный онъ ! — невольно подумала
дЬвушка, разглядывая солдата недобрыми глазами,
и леккость побѣды была непріятна ей.
— И, конечно, бываетъ, вѣрно вы сказали, ты
идешь усмирять бунтъ, а дома у тебя свои бупту­
ютъ, ну­да! У насъ въ третьей ротѣ саратовскій
солдатикъ чуть не номѣшался въ умѣ — онъ человѣка
закололъ во время бунта, а дома у него старшаго
брата въ каторгу заслали, а младшаго засѣнли,
умеръ, тоже за бунтъ, — вотъ вамъ! Ты бьешь
здѣсь, а твоихъ — дома, и вездѣ — солдаты! Казаки
тоже, ну — казакъ онъ чужой, почти не русскій, дома
у него бунта нѣтъ, онъ — другой жизни. А на­
шему брату каково? Сѣчешь человѣка, а думаешь
— можетъ отца твоего теперь тоже сѣкутъ? Чай и
мы люди, барышня, а вы вините насъ, дескать — вы
звѣри ... ну, Господи­же ! Ужъ какой законъ, если
русскій русскаго бьетъ на смерть! За это въ
тюрьму садятъ. Конечно, народъ озлился, помѣ­

­ 38 ­
іцпковъ жгетъ, п это непорядокъ —­а, однако, земли
то мужику надобно ! ?
Слова сыпались изъ его рта торопливо, онъ
мигалъ глазами, точно осхЬпленный, оглядывался
по сторонамъ, махая правой рукой и топтался на
мѣстѣ, похожій на пойманную рыбу.
— Вотъ приду я домой, — убѣдителыго го­
вориль онъ, — а къ чему приду? Земли у насъ
съ братомъ три съ половиной — развѣ обернешься
съ ней? А у брата двое ребятъ. Да если, скажемъ,
я женюсь, тоже и дѣти — чего будетъ? По одной
горсти земли­то!?
Все, что онъ говорилъ, казалось Вѣрѣ эгоиз­
момъ мужика и глупостью солдата, она слушала
холодно, искала въ его словахъ звуки искренней
скорби человѣка , не находила ихъ, и въ ней росло
чувство недовольства собой.
— Ну — разбудила я въ немъ крестьянина,
какой же въ этомъ смыслъ? — съ досадой спросила
она себя.
А солдатъ все говорилъ, быстро перескакивая
съ одного на другое, и было трудно слѣдить за его
безсвязною рѣчыо.
Въ лѣсу родился протяжный, печальный
звукъ.
— Ето­то идетъ, — сказала Вѣра, вставая.

­

39

­

Солдатъ замодчалъ, подиялъ голову и, глядя въ
небо, сталъ слушать.
Лѣсъ быль наполненъ тѣнямп ночи, онь смот­
рѣли на плотину и воду омута сквозь вѣтвп сосенъ
уже черныя, но еще боялись выйти на открытое
пространство.
— Это Авдѣевъ поетъ, — сказалъ солдатъ
тихонько и опустилъ голову.
Мягкій голосъ
выбивался изъ лѣса и задумчиво плылъ въ
типшнѣ.
— По­о­ноча­амъ . . .
— Хорошая пѣспя, — молвплъ солдатъ, —
Авдѣевъ у насъ въ ротѣ первый по голосу, только
онъ невеселый. Вотъ вы ему скажите все это —
онъ понимаетъ . . .
Вѣрѣ хотѣлось уйти, но она почувствовала,
что это будетъ неловко п сѣла снова на бревно,
усталая и недовольная собой.
— Э­эхъ да, по но­очамъ она . . .
Солдатъ снова всішнулъ голову, закрылъ глаза,
неожиданно, вполголоса подхватилъ замиравшіе
звуки пѣснп:
— Ма­атушка моя родная­а . . .
И, улыбаясь, замѣтилъ:
— И я тоже ліоблю нЬсни пѣть . . .
А изъ лѣсу ему отвѣтпли грустно и безна­
дежно :

­

40

­

:— Въ поле выходила, ждала­ожидала . . .
Покачивая головой, солдатъ однимъ дыханіемъ
протяжло вывелъ:
— Эхъ, да ожидала сына бѣглаго домой . . .
На гладкой водѣ омута появился чуть замѣт­
ный бѣлый серпъ луны и гордо засверкала большая
звѣзда. Съ конца плотины крикнули:
— Эй, Шамовъ!
— Эй ! — отозвался солдатъ.
Засунувъ руки въ карманы, медленно шелъ
высокій, сѣрый человѣкъ. Вѣра, не видя его лица,
чувствовала чужой взглядъ, догадывалась о первой
мысли пдущаго при впдѣ ея, и эта мысль была
обидна ей.
— Много наловилъ?
— Много . . .
— А кто это съ тобой?
— Учительша, Вотъ, братокъ . . .
— Здравствуйте ! — сказалъ Авдѣевъ, при­
кладывая руку къ фуражкѣ.
Вѣра кивнула годовой — мягкій голосъ про­
звучалъ небрежно и неласково.
Плотная стѣна сосенъ медленно подвигалась
на плотину, уступая напору тѣней, а сзади, съ
другого берега, вѣядо холодомъ. Вмѣстѣ съ тьмою
сгущалась и тишина, теплый воздухъ становился
влажнымъ, затруднялъ дыханіе, сердце билось тя­

­ 41

­

жело, жуткая неловкость обнимала тѣло. Быстро,
негромко и точно жалуясь товарищу, Шамовъ го­
ворплъ, указывая рукой на Вѣру :
— Вотъ, видишь1 ты, подошла она ко мнЬ
и попрекаегъ: — вы, говорить, зачѣмъ людей
бьете . . .
— Угу, — неопредѣленно буркнулъ Авдѣевъ,
присѣлъ на корточки и, засучивъ рукавъ рубахи,
сунулъ руку въ ведро съ рыбой.
— Али, говорить, не видите, что обманываютъ
васъ, солдата ­пѣхоту? — обиженно разсказы­
валъ Шамовъ. Голосъ его жужжать все тише и
опутывалъ дѣвушку предчувствіемъ опасности.
— Рѣчи — извѣстныя, — хмуро сказалъ
Авдѣевъ, выпрямился, осмотрѣлъ Вѣру съ ногъ до
головы, вытирая мокрыя руки о свои шаровары
такъ, точно готовился драться.
Она почувствовала, что въ головѣ у нея все
спуталось и она не можетъ понять, какъ нужно
говорить съ этимъ человѣкомъ. Въ его темномъ
лицѣ безъ усовъ, съ болыиимъ носомъ и рѣзко
очерченными скулами, было что­то птичье и хищ­
ное. Высокій, съ маленькой головой на тонкой
шеѣ и болыпимъ лбомъ, изъ подъ котораго холодно
смотрѣли синіе недобрые глаза, этотъ солдата ка­
зался старикомъ.
— Рѣчи извѣстныя, — повторилъ онъ, ц

Государств еннаь
ордена Лчмиж;

і

•»•«. в. И. ЛЕНИНА I

­

42

­

Вѣра впдѣла усмѣшку на его лпцѣ. Онъ закашлял­
ся, вздохнулъ.
■— Вотъ такъ, брать Шаыовъ, насъ, дураковъ,
и обрабатываясь . . .
— Что вы хотите сказать? — спросила Вѣра.
Она ждала, что вопросъ ея прозвучитъ вызывающе
и строго, но это не вышло у нея. Почему то за­
дрожали ноги, и дѣвушка едва сдержала желаніе
уйти прочь отъ солдатъ.
Авдѣевъ опустилъ голову, харкнулъ и плюнулъ
подъ ноги себѣ.
— Это я не вамъ говорю, а вотъ ему, това­
рищу, — отвѣтилъ онъ, не взглянувъ на Вѣру, и
продолжалъ: — Наговорить солдату обиднаго, за­
дѣнутъ за сердце, намутятъ голову, и человѣкъ
погибнетъ, сдѣлавшись какъ пьяный. Крови дать
чужимъ рѣчамъ онъ не можетъ, дружбы имъ не
находить, грызутъ онѣ ему сердце, бередятъ нѣмую
душу — коли онъ только запьетъ, забуянить съ этогоз
то — ладно! Кончается дЬло карцеромъили перево­
домъ въ штрафные. А бываетъ, что съ такихъ
рѣчей начнетъ человѣкъ самъ говорить съ това­
рищами что то, — тутъ ужъ его засадятъ на судъ,
а то и безъ суда — въ дисциплинарный. Значить,
погибнетъ человѣкъ за чужое слово. И даже — ты
знаешь — разстрѣливали нашего брата за бунты, а

­ 43

­

кто къ бунту подбпвалъ — гдѣ они? Онп — бѣгаютъ,
прячутся . . .
Солдата, говорить негромко, на его лицѣ все
время дрожала хмурая улыбка, она была противна
Вѣрѣ. Въ ея памяти ярко вспыхнули образы
людей, которыхъ она уважала всей силой юнаго
сердца, полнаго еще нетронутой, пламенной вѣры
въ ихъ скромное мужество, въ ихъ готовность на
всѣ муки ради торжества разума и правды. Сол­
дата оскорблялъ этпхъ людей и ее вмѣстѣ съ ними
— въ груди ея закппѣло возмущеніе.
— Они меня схватята и отведутъ къ своему
начальству, — мелькнула острая мысль.
На секунду тоска и страхъ сжали сердце, но
раздражающее лицо Авдѣева, насмѣшливый упрекъ
его рѣчи вызвали острое желаніе проучить чело­
вѣка, который смѣлъ издѣваться ііадъ тѣмъ, чего
не зналъ.
— Вы лжете ! — съ несвойственной ей
грубостью и неожиданной для себя силой сказала
она, мелькомъ взглянувъ на Шамова, который
смущенно почесывалъ искусанную комарами шею
и переминался съ ноги на ногу.
— Никто не бѣгаета и не прячется, если это
нужно для успѣха дѣла . . . Тѣхъ, которые погибли,
говоря вамъ о правдѣ, больше, чѣмъ васъ . . . чѣмъ

­ 44 ­

людей, которые слышать правду и не вѣрятъ, не
могутъ понять ее, рабы!
Торопясь сказать возможно больше и силыгЬе,
она почти не видѣла солдата, въ глазахъ ея по­
плылъ красноватый тумань, сердцу не хватало
кровп, а въ грудп тихо росъ, путая мысли, темный
страхъ.
— Они будутъ меня бить . . .
И за этой мыслью, безъ словъ, голо стояла
другая, еще болѣе страшпая п обезсиливающая.
Напрягаясь, чтобы заглушить предчувствія, раз­
рушавшія ея возбужденіе, она говорила все громче,
почти кричала и ждала, что въ слѣдуюіцую минуту
голосъ ея порвется, словъ не хватить и она не
устоитъ на ногахъ противъ солдатъ, нѣмыхъ и
неясныхъ, какъ два сѣрыя облака.
— Я сказалъ что было, — вдругъ прервалъ
Авдѣевъ ея рѣчь, — приходили люди, смущали
человѣка и скрывались — это почему? И я могу
думать — значить, когда имъ тѣсно жить — ндуть
они къ намъ, темнымъ людямъ, и говорить — вамъ
тоже тѣсно, давайте вмѣстѣ дружно разработаемъ
дорогу, чтобы свободно было всѣмъ идти. Говорить
— всѣмъ, а думаютъ — намъ! И покуда человѣкъ
работаетъ съ ними — брать, а добились они своего
— онъ имъ врать ... Не человѣческое это у васъ.
Въ темноту вечера ворвался тревожный метал­

­

45

­

лическій крикъ, солдата замолчалъ п нѣсколько
секундъ молчанія показались Вѣрѣ невыносимо дол­
шш.
— Едемъ, — тихо сказалъ Шамовъ, — гор­
нистъ играетъ . . .
Авдѣевъ не отвѣтилъ, онъ стоялъ опустивъ
голову п глубоко сунувъ въ карманы руки. Вѣра
невольно слѣдила за ними, ожидая враждебнаго
движенія, и онѣ казались ей противно длинными.
— Это неправда ! — сказала она.
— Я такъ думаю ! — возразилъ солдата, дер­
нувъ плечами. — Я могу думать такъ, есть при­
чина. . .
И снова усмѣхаясь, онъ взглянулъ на Вѣру
холоднымъ взглядомъ синихъ глазъ.
— Если вы приносите правду — говорите ее
всѣмъ, а не одному, не двумъ — вотъ придите, да
всѣмъ намъ и скажите сразу — ну ­ те ­ ка ? !
Этотъ вызовъ, насмѣшливый и лишенный вѣры
въ честь людей, снова оскорбилъ Вѣру. Она вы­
прямилась.
— Хорошо, я приду!
Шамовъ громко засопѣлъ и быстро сказалъ:
— Никакъ нельзя . . .
Его товарищъ вынулъ одну руку изъ кармана,
поправилъ фуражку.
. — Идемъ, Шамовъ. Прощайте, барышня . . ,

­

46

­■

Вѣра шагнула къ нему и звенящимъ голосомъ
крпкнула :
— Вы не смѣете теперь отказываться! Вы
оскорбили людей . . .
Солдаты двинулись другь къ другу, Шамовъ
успокоительно молвилъ :
— Онъ пошутилъ — Господи, что вы?
Но Вѣра настойчиво и дерзко крпкнула:
— Нѣтъ, вы должны собраться всѣ вмѣстѣ, и
я приду — слышите?
— Всѣ не такіе, какъ мы, — усмѣхаясь, за­
мѣтилъ Авдѣевъ.
— Мнѣ все равно! — сказала дѣвушка.
— Идемъ! — прошепталъ Шамовъ.
— Завтра въ это время я буду здѣсь, — про­
должала Вѣра настойчиво и строго.
Она повернулась спиной къ солдатамъ и пошла
въ лѣсъ, оттуда встрѣчу ей смотрѣла ночь глубо­
кими и грустными глазами. Дѣвушку снова обнялъ
страхъ, остановись, она сказала болЬе ласково и
мягко:
— Вы должны придти, вѣдь вамъ хочется вѣрпть
въ хорошпхъ людей?
Солдаты шептались о чемъ то. Во тьмѣ раз­
дался голосъ Авдѣева.
— Это опасно для васъ . . .
Ей показалось, что онъ все еще усмѣхается

­

47

—

своей невѣрующей усмѣшкой. И не найдя, что
отвѣтить ему, она негромко повторила:
— Мнѣ все равно . . .
Не отвѣтивъ, солдаты зашагали по плотинѣ,
быль слышенъ тревожный шопоть Шамова, потомъ
раздался голосъ Авдѣева:
— Форсить . . .
Ей захотѣлось крикнуть:
— Негодяй!
— Не придетъ . . .
Понявъ, что онъ нарочно дразнить ее, из­
дѣвается надъ нею, она крикнула, почти угрожая:
— Я — приду!
Бѣлое пятно скрылось, проглоченное лЬсомъ.
Стало тихо и жутко.
Вѣра поднималась по обрыву, песокъ подъ
ногами осыпался и сердито шуршалъ, мѣшая идти,
она хваталась руками за вѣтвп и стволы дсревьевъ,
сползала внизъ и снова торопливо лѣзла, не огля­
дываясь назадъ, до болп возмущенная и полная
жуткаго трепета. На верху обрыва она сѣла на
песокъ и, поправляя растрепавшіеся волосы, поду­
мала, печально и обпженпо :
— Какая я неловкая, глупая ... и — боюсь . . .
По ея щекамъ быстро потекли слезы и она
замерла въ тяжелой думѣ о себѣ, маленькой и без­
сильной, о великой правдѣ, которая жила въ ея

­ 48 ­

душѣ, и о солдатѣ, безнаказанно издѣвавшемся
надъ нею.
— Я не могла его зажечь ... Не умѣла, жал­
кая ... А онъ — понимаетъ что ­ то . . . Они не
схватили меня — почему?
Этотъ вопросъ, настойчиво требуя разрѣшенія,
успокаивалъ дѣвушку.
Она долго смотрѣла на черную воду омута, на
звѣзды, ярко отраженный въ ней и сквозь слезы
ей казалось, что вокругъ нея трепсщутъ странный,
блѣдныя искры большого и яркаго, повсюду раз­
сѣяннаго огня.
Отъ развалинъ мельницы пахло дымомъ. Въ
лвсу гулко крикнула сова. По небу тихо плыли
облака, бѣлыя, пыіиныя, подобныя крылатымъ
конямъ. Ночь склеила сосны въ плотную массу,
лѣсъ сталъ похожъ на гору, и все вокругъ казалось
полнымъ напряженною думою о днѣ и солнцѣ.

II.

Вечеръ былъ такой же цвѣтпстый и ласковый,
какъ вчера, такъ же краснѣла тихая вода омута и
курили сосны тенлымъ благовоніемъ смоль — только
больше дымились развалины мельницы, да въ
глубинЬ лѣса кто то стучалъ топоромъ и воздухъ,
принимая удары, гулко ухалъ. Надь водою мель­
кали голубыя стрекозы, плескалась рыба, однозвучно
разливался серебрянный звонъ ручья.
Сидя на бугрѣ въ душной тѣни сосенъ, Вѣра
сумрачно и безпокойно ожидала солдатъ; несокъ,
нагрѣтый солнцемъ, излучалъ теплоту, дѣвушкѣ
было жарко, но сойти внизъ на плотину не хотѣ­
лось и не хотѣлось смотрѣть туда. Странная, неви­
димая глазомъ сѣть липкой паутины касалась ея
щекъ, склеивая сухія губы, и застилала чистоту
неба сѣрой мутью.
Она плохо спала ночь, цѣлый день думала о
солдатахъ и теперь ощущала нехорошую усталость
мозга, тревожное отсутствіе увѣренности въ своей
силѣ. Напрягая непослушную мысль, она старалась
сложить въ умѣ простую рѣчъ солдатамъ, подбирала
сильный, образпыя слова, но ихъ строй все время
4

— 50 —

разрывали, вторгаясь въ пего, посторонняя задачѣ
думы и, раздражая Вѣру, еще болѣе обезсили­
вали ее.
— Я покажусь имъ глупой п ничтожной . . .
— бользненно хмуря брови, думала она. Неволь­
но все ея тѣло вздрогнуло при мысли о возмож­
ности грубаго насилія надъ нею.
— Можетъ быть они не придуть? — спро­
сила она себя и тотчасъ же упрекнула за мало­
душіе. Но это не помогло ей — она чувствовала,
что темная мысль готова превратиться въ увѣрен­
ность и раздавить ея душу.
— Скорѣе бы! — тоскливо воскликнула она,
боясь, что уйдетъ, не дождавшись солдатъ.
Вызывая на помощь остатки самолюбія, еще
не совсѣмъ убптаго страхомъ, она хотѣла убѣдить
себя:
— Если я боюсь — значить не вѣрю . . .
И неожидаппо для себя закончила свою
мысль:
— Тогда, конечно, лучше уйти . . .
И встала, уступая силѣ инстинкта, съ кото­
рымъ разумъ уже не могъ бороться.
На плотпнѣ появилось двое солдатъ. Вѣра
поняла, что это вчерашніе, они шли быстро, молча,
а когда увидали свѣтлое пятно ея платья на жел­
томъ фонѣ песка, то пошли еще быстрѣе.

­ 51 ­
Вѣрѣ показалось, что лицо Авдѣева побѣдно
усмѣхается, это укололо ее, она пошла встрѣчу
солдатаыъ, безсильно скользя по песку п ободряя
себя:
— Онп, навѣрное, не посыѣлп пригласить
другпхъ ... А если придутъ еще — я скажу пмъ —
вотъ я одна передъ вамп, меня защищаетъ только
правда, которую вы должны знать ... да, я такъ
начну . . .
— Здравствуйте, барышня! — невесело по­
здоровался Шамовъ, его товарнщъ молча приложилъ
руку къ фуражкѣ и не взглянудъ на Вѣру.
— А еще — придутъ? — спросила она громче,
чѣмъ было нужно.
— Придутъ! — повторилъ Шамовъ, вздыхая.
Всѣ трое помолчали, не глядя другъ на
друга, потомъ Шамовъ неровно и безпокойно ска­
залъ :
— Пятеро придутъ . . . только , видите ­ ли,
барышня . . .
— Оставь, Григорій, — сухо посовѣтова.ть
Авдѣевъ.
— Нѣтъ, я желаю сказать честно! Видите­
ли, барышня, народъ — дикій, то есть, солдаты, на­
примѣръ . . . Нѣкоторые даже совсѣмъ злой народъ
. . . и къ тому же голодные мужчины, значить . . .
4*

­ 52

­

— Она это безъ тебя поиимаетъ, — замѣтилъ
Авдѣевъ и отвернулся всторону, кашляя.
Вѣра понимала, но сегодня длинный и кост­
лявый солдатъ раздражалъ ее еще бохѣе, чѣмъ
вчера, онъ буднлъ острое желаніе спорить съ нимъ
и побѣднть его, сознаніе опасности исчезало, сгорая
во враждебномъ чувствѣ къ этому человѣку.
— Къ тому же начальство внушаетъ намъ,
чтобы хватать, — тихо говорилъ Шамовъ.
Вѣрѣ хотѣлось сказать:
— Я — не боюсь!
Но она удержала невѣрныя слова, и это вну­
шило ей довѣріе къ себѣ, на мигъ пріятно взвол­
новало.
— Когда я скажу вамъ все, что надо, вы
можете отвести меня къ начальству, — сказала она
тихо, но внятно.
— Ахъ, Господп ! — воскликнулъ Шамовъ. —
Я не про то ... .
Вѣрѣ показалось, что Авдѣевъ искоса взгля­
нулъ на нее, и въ его холодныхъ глазахъ сверк­
нуло что­то новое.
А Шамовъ, суетясь, тревожно говорилъ:
— Только бы, значить, все обошлось тихо . . .
Я сяду позади васъ, барышня, за сипну къ вамъ,
значить, на всякій случай . . .
— Какой случай ? — строго спросила _Вѣра.

­ 53 ­
— Ерунду говоришь, Григорій, — замѣтилъ
ему товарнщъ. — Зачѣмъ зря пугать человѣка?
И усмѣхнулся.
— Я ничего не боюсь! — сказала Вѣра, и
теперь это было правдой. Авдѣевъ кпвпулъ го­
ловой.
— Эхъ, — воскликнуть Шамовъ, — идутъ
ужъ . . .
Изъ лѣса вышло трое солдатъ, а за ними еще
одинъ — въ тактъ шагу онъ громко хлесталъ прутомъ
по голенищу сапога. Всѣ шли не торопясь, каза­
лось, что они крадутся, какъ болыпія бѣлыя собаки,
окружая гнѣздо звѣря. Разговаривали о чемъ то,
и голоса ихъ звучали негромко, секретно, смѣялись,
и этотъ смѣхъ, влажный и подозрительный, тихими
прыжками приближался къ Вѣрѣ. Она чувство­
вала, что блѣднЬетъ, ноги въ колѣняхъ охватила
судорога и на минуту сердце замерло. Но Авдѣевъ
смотрѣлъ па нее подстерегающимъ взглядомъ.
— Это всѣ? — спросила она, чтобы услышать
свой голоеъ.
— Долженъ быть еще одинъ, — отвѣтилъ
Шамовъ.
Солдаты подошли, остановились, — на всѣхъ
лицахъ Вѣра видѣла одинаково непріятно­слащавуіо
улыбку. Толсторожій солдатъ съ короткими чер­
ными усами басомъ сказалъ:

­ 54 ­
— Здравія желаемъ, мамзель!
Вѣра молча наклонила голову, а онъ оскалилъ
большіе, бѣлые зубы.
— Гдѣ же мы расположимся? — торопливо
спросилъ Шамовъ.
Толстороліій жирдо засмѣялся, его товарищи
переглянулись улыбаясь, одинъ изъ нихъ, рыже­
ватый, хитро подмигнулъ ІІІамову.
Дѣвушка чувствовала себя среди враговъ, ея
вниманіе обострялось, она замѣчала всѣ жесты,
взгляды, понимала мысли этихъ людей и напря­
женно ждала чего­то отъ Авдѣева, незаыѣтно слѣдя
за нимъ. Онъ по очереди осмотрѣлъ каждаго и
дѣловито сказалъ:
— Идемте подъ обрывъ, — въ кустахъ насъ
не видно будетъ . . .
— Ахъ, чудакъ ! — крикнулъ солдатъ съ чер­
ными усами. Онъ, какъ и Авдѣевъ, тоже все
время держалъ руки въ кармаиахъ, — это возбуж­
дало у Вѣры острое отвращеніе къ нему. Глаза
у него были круглые, темные и матовые, онъ
смотрѣлъ прямо въ лицо неподвижнымъ, мертвымъ
взглядомъ и все улыбался какой­то странно сни­
сходительной и поганойулыбкой. Незамѣтно появился
еще солдатъ, угрюмый, неуклюжій, въсѣрой отъ грязи
рубахѣ, онъ остановился въ сторонЬ и смотрѣлъ
оттуда на Вѣру исподлобья, заложивъ руки за спину.

­ 55 ­
У нея кружилась голова, п страстное желаніе
скорѣе начать п копчпть затѣянное ею быстро тол­
кало ее впереди въ густую тѣнь пвшіка, на пес­
чаную отмель рѣчки. Рядомъ съ нею шелъ Ша­
мовъ, низко наклони голову.
Пришли, тяжело опустились на землю. Авдѣевъ
молча сѣлъ рядомъ съ Вѣрой, Шамовъ сзади и
немного сбоку. Его горячее, тревожное дыханіе
шевелило волосы за ухомъ дѣвушки, и близость
этого человѣка была иріятна ей.
— Ну­съ, какими ­жъ дѣламп займемся? —■
освѣдомился черноусый, негромко и лѣнпво.
— Погоди, Исаевъ! — попросилъ его Шамовъ.
— Сейчасъ все это . . . какъ слѣдуетъ . . .
Вѣра вздохнула. Передъ нею плотнымъ полу­
кругомъ спдѣлп крѣпкія фигуры мужчпнъ, отъ нпхъ
шелъ запахъ луку, пота, она впдѣла себя беззащит­
ной, какъ заяцъ. По ея тѣлу медленно, какъ два
большіе жука, ползали тяжелые глаза Исаева, ры­
жій солдать что­то шепталъ въ ухо ему, а тотъ,
который пришелъ послѣднимъ, чесалъ себѣ плечо,
громко чмокалъ и тоже смотрѣлъ на нее тусклыми
глазами, точно ждалъ милостыни, но не надѣялся,
что ее дадутъ. Другіе солдаты зачѣмъ­то огляды­
вались по сторонамъ, подозрительно прислушиваясь
къ тишинѣ.
Понимая чувство, которое владѣло ихъ голод­

­ 56

­

ными тѣлами, оскорбленная и униженная этимъ
чувствомъ, Вѣра съ отчаяніемъ въ душѣ, Як громко
и горячо начала, не отдавая себѣ отчета въ сло­
вахъ и не вѣря, что она заставить ихъ слушать
себя.
— Солдаты, вы та сила, на которой держится
все зло жизни . . .
— То есть, какъ это? — строго спросилъ
Исаевъ.
Понявъ цѣль его вопроса, она не отвѣтила
ему.
— Вы люди обманутые страшнѣе другихъ, —
обмануть весь народъ, но васъ обманываютъ
хуже . . .
— Кто это? — спросилъ рыжій солдатъ, под­
мигивая Исаеву.
Тотъ сказалъ грубо и громко:
— Объясните, требуемъ!
А солдатъ въ грязной рубахѣ всталъ на колЬни
и, полуоткрывъ роть, уставился въ лицо дѣвушки
взглядомъ, въ которомъ теперь загорѣлось что то
жадное.
— Не перебивайте, братцы! — взмахнувъ
руками попросилъ Шамовъ.
— Я объясню вамъ все, что знаю, — дрогнув­
шимъ голосомъ сказала Вѣра.
— А много знаете? — спросилъ рыжій.

­ 57

­

Кто­то противно ХИХИКНуЛЪ.
Авдѣевъ, нахмуривъ брови, медленно двигая
тонкой шеей, снова по очереди осмотрѣлъ солдата
непонятно п сухо.
Нѣсколько секундъ всѣ молчали — темная стѣна
взаимнаго непониманія росла все выше, росла все
быстрѣе, готовая каждый мпгъ обрулшться па лю­
дей и погасить въ нихъ слабые проблески чело­
вѣческаго. Исаевъ, неторопясь, взялъ пальцами
рукавъ Вѣриной кофточки и потянулъ его къ себѣ,
спрашивая :
—• Почемъ ситчикъ брали, мамзель?
Вздрогнупъ, она рванула рукой, ея глаза
скользнули по тупому и жадному лицу , и
страхъ желЬзнымъ обручемъ сжалъ мускулы ея
ногъ. Ей захотѣлось сдЬлаться маленькой, какъ
мышь, и выскользнуть изъ кольца враждебныхъ
людей ; отъ усилія сдавить себя въ крѣпкій комъ
необоримо твердыхъ мускуловъ, она почувствовала
въ тѢжб ноющую боль.
— Не смѣйте меня трогать! — сказала она
неожиданно для себя спокойно и твердо, сознавая,
что это спокойствіе рождено отчаяніемъ. — Когда
я скажу вамъ то, что вы должны знать . . .
Она не могла договорить — кто­то странно замы­
чалъ, засопЬлъ, всѣ безпокойно задвигались, она ви­
дѣла, какъ откровенно обнимаютъ ее голодные глаза.

­ 58 ­
Понявъ ннстпнктомъ, что ея безпомощность еще
болѣе раздражаетъ сладострастіе жпвотныхъ, вдругъ
встала, выпрямилась и громко, нервно заговорила.
Они покачнулись всѣ сразу, подняли головы —
ей показалось, что солдаты удивлены смѣлостыо
ея и, внутренне поднимаясь все выше надъ ними,
чувствуя возможность спасенія, Вѣра осыпала ихъ
рѣзкими словами порицанія, желая испугать ихъ
чѣмъ­то, внушить имъ насильно внимаше къ ней.
Она старалась говорить какимъ то пророческимъ
голосомъ, неестественно и не похоже на себя, пони­
мала, что такъ она не подчинить ихъ, не овладѣетъ
ими, безуспѣшно напрягала свою волю, но не могла
забыть о себѣ и со страхомъ слышала, что слова
ея звучать холодно и пусто.
Кто то забормоталъ:
— Исаевъ, вотъ это и значить — протпвъ
присяги . . .
— Братцы, развѣ не вѣрно? — крикнулъ
ІИамовъ, робко спрашивая.
Черный солдата, хрипло отозвался:
— Еакъ же вѣрно, если это — къ бунту?
Ребята, это склоненіе насъ . . .
— Не допустимъ! — твердо сказалъ рыжій,
поднимаясь на ноги.
Грязный солдата, тоже всталъ, угрюмо крик­
нувъ:

­ 59 ­
— Подождите, черти!
Вѣра замолчала, покачнулась, но Шамовъ
поддержалъ ее, и она услышала его свистящій
шопотъ :
— Говорплъ я вамъ — эхъ, Господи ! Авдѣевъ
— пропали мы съ тобой, ей ­Богу! Ахъ, бары­
шня . . .
Спокойно и вразумительно заговорилъ Авдѣевъ :
— Не бѣсисъ, ребята . . .
Онъ всталъ впереди Вѣры, закрылъ ее своимъ
длиннымъ тѣломъ и продолжать:
— Вы поглядите на это дѣло просто, по человѣ­
ческому . . .
— Ты зубы не заговаривай! — крикнулъ
рыжій. Исаевъ угрюмо поддержалъ его:
— Ты, Авдѣевъ, всегда хочешь роліо играть,
а самъ вродѣ какъ сумасшедшій . . .
—■ Штунда! — насмѣшливо добавилъ рыжій.
— Дѣвица, почтн ребенокъ, — ровно и уверен­
но продолжать Авдѣевъ, — позвала насъ и пред­
лагаетъ слушать правду . . . Насъ — шестеро и
каждый въ десять разъ сильнѣе ея, а она не боится
и даже обѣщала, когда, говорить, я вамъ все, что
надо, скажу — заарестуйте и отведите меня къ па­
чальству, мнѣ это все равно!
— Когда она это сказала? — недовѣрчиво
спросилъ грязный солдатъ.

­ 60

­

— Вчера, мнѣ и Шамову. Поэтому — потому,
что не боится она, надо думать, что и въ нравду
ізвѣстно ей важное для насъ, которое ей дороже,
чѣмъ ея воля, да жизнь. Вѣдь за такія слова она
въ тюрьму должна идти, а то и въ каторгу, это ей из­
вѣстно, но все­таки и этого не боится. Вотъ
— пападаетъ на насъ, вы, говоритъ, звѣрп — это,
конечно, она напрасно, но вѣдь въ глаза говоритъ,
и мы можемъ дозазать ей, что она вретъ . . . Но,
навѣрно, не затѣмъ она позвала насъ, чтобы уще­
нать, и потому надо прослушать ее до конца кон­
цовъ— пускай говоритъ, что хочетъ, мы все прослу­
гааемъ и тогда увидимъ, какъ надо съ ней посту­
пить . . . Когда намъ попъ или офицеръ проповѣди
свои внушаютъ, поносить насъ всяко — мы модчимъ,
хотя ихъ словамъ пЬна намъ хорошо пзвѣстна, а,
она, можетъ, имѣетъ что­нибудь человѣческое для
насъ, и, справледливости ради, давайте слушать,
что намъ однажды скажетъ чужой человѣкъ, а не
пачальство . . .
Его рѣчь, негромкая, холодная и ровная, вы­
звала у дЬвушки спутанное чувство благодарностп,
педовѣрія къ солдату, почему то сконфузила ее и
какъ будто возвратила ей часть утраченной на­
дежды на побѣду. Его неожиданная помощь не­
много задѣла самолюбіе и приподняла подавленную
страхомъ вѣру въ людей и въ себя.

— 61 —
Изъ­за плеча Авдѣева она видѣла недоволь­
ныя, хмурыя лица солдатъ. Исаевъ широко раз­
ставилъ ноги, его густыя брови сошлись надъ
переносицей, губы были плотно сжаты и пальцы
правой рукп, сунутой за поясъ, нерѣшптельно
шевелились.
— Что она можетъ знать? — спросилъ онъ
угрюмо.
Авдѣевъ сказалъ:
— А вотъ — послушаемъ.
Отодвинулся въ сторону и сухо предложилъ
Вѣрѣ:
— Говорите . . .
Она снова опустилась на землю, оглянула
солдатъ, привлекая къ себѣ ихъ взгляды, и заго­
ворила мягче, стараясь сказать свои мысли просто,
пнстинктпвно понявъ, что нужно поставить себя
на одну плоскость съ этими людьми и тогда,
можетъ быть, они отдадутся довѣрчиво и полно ея
волѣ.
Говорила она теперь , постепенно сама
поддаваясь вліяпію печали и горечи , которыми
пропитана вся жизнь людей, вліянію обидъ и уни­
женій, которыми, съ такой жестокой щедростью,
люди награждаютъ друтъ друга. Теперь, когда она
сама была испугана и обижена, люди стали какъ
будто понятнѣе, мепѣе страшны и она внутренно
подходила къ нимъ, принося ' съ собою уже не

—

62

­

гнѣвъ и отвращеніе, а сознаніе общности несчастія,
равенства горя для всѣхъ — и для нея средп ігахъ
— горя одинаково позорнаго и тяжедаго.
— Надо все сказать, что знаю! — грустно
посовѣтовала она себѣ и съ чувствомъ острой жа­
лости подумала: — Навѣриое — послѣдній разъ
говорю . . .
Но скоро постороннія мысли оставили ее, она
вся погрузилась въ созерцаніе картинъ печальной
жизни, ей казалось, что она быстро старѣетъ подъ
тяжестью ихъ — она сама впервые, съ такой полно­
той, почувствовала обидное, унизительное положеніе
людей и ясную необходимость для всѣхъ вырваться
изъ плѣна разрушающихъ душу н тѣло тугпхъ
петель огромной сѣти жадности, животной злобы и
лжи.
— Насчетъ деревни — вѣрно ! — пробормоталъ
кто­то. Вѣра узнала угрюмый голосъ грязнаго
солдата.
Были минуты, когда она забывала о слушате­
ляхъ, говорила какъ бы для себя самой, спрашивая
себя и отвѣчая, провѣряла то, что видѣла, тѣмъ,
что читала въ кнпгахъ, и порою останавливалась,
пораженная оскорбительными противорѣчіями жизни
съ простѣйшими требованіями справедливости, и
снова говорила, страстно протестуя, опровергая,

­ 63 ­
доказывая, вся охваченная чувствомъ гнѣва, обиды
и тоски.
Въ одну изъ такихъ минуть невольнаго мол­
чанія, она взглянула на солдатъ — всѣ они смот­
рѣли въ разныя стороны и всѣ показались ей
теперь болѣе людьми, чѣмъ раньше. Видимо, каж­
дый изъ нихъ грустно думалъ о чемъ то своемъ, и
только Шамовъ упорно слѣдилъ за нею широко
открытыми глазами. Какъ сквозь мелкій дождь
осени или густой туманъ она видѣла передъ собою
тѣла людей, разно брошенный на землю — они всѣ
стали меньше, казалось Вѣрѣ. Исаевъ, слушая,
качалъ головой точно волъ въ ярмѣ; онъ смотрѣлъ
на свою руку, шевеля пальцами, п порою густо и
неразумно мычалъ:
— Конечно . . . Вотъ это такъ ! Ну, да . . .
А рыжій солдатъ легъ на бокъ, положилъ руку
подъ голову, срывая губами листья съ вѣтки ивы,
жевалъ ихъ, морщился и вдругъ быстро измѣнялъ
позу, точно обожжеппый или испуганный, вскиды­
ваясь всѣмъ тѣломъ.
— Не возись ты, Михайло! — замѣтилъ ему
Шамовъ.
— Ступай къ чертямъ! — тихонько про­
бормоталъ рыдай.
Кто то глубоко и тяжело охнулъ, а въ глазахъ

—

64

—

Авдѣева разгорался темный огонь, и лицо его еще
болѣе похудѣло.
Вѣра чувствовала общее вниманіе къ своимъ
словамъ, но теперь это не обрадовало ее, а только
показалось естественнымъ. ТІ она снова надолго
потеряла солдатъ, перестала ихъ видѣть каждаго
отдѣльно — передъ нею стояло чье­то одно темное,
задумчивое, недоумѣвающее лицо, оно молча слу­
шало и не спорило съ волей, подчинявшей его.
Она пьянѣла отъ возбужденія, ей было теперь
одинаково чуждо все, кромѣ жаркаго желанія ис­
черпать до конца всѣ впечатлѣнія жизни, все воз­
мущевгіе ими, сказать всю правду, извѣстную ей,
найти этой правдЬ почву и посѣять ее глубоко, на­
всегда, для вѣчпаго роста. Никогда еще мысли ея
не были для нея такъ велики, цЬнны и красивы,
какъ въ этотъ момептъ, теперь она любила ихъ
съ необычайной страстью, и это чувство съ одина­
ковой силой насыщало ея душу и тѣло горячими
волнами гордаго сознанія своей человѣческой цен­
ности — сознанія силы противостоять растхЬва­
ющему вліянію мертвыхъ и уже гніющихъ формъ
жизни и способности строить новое, живое, радостное.
Народъ всталъ передъ нею, какъ безконечная
энергія, какъ первоначальный хаосъ, и ей казалось,
что она, одухотворяя его, создаетъ новый міръ
разума и красоты.

­

65

­

— Въ народв — всѣ начала, въ его силѣ
всѣ возможности, его трудомъ кормится вся жизнь
и ему прпнадлежитъ право распредѣлять трудъ
свой по справедливости ! II мы до той поры будемъ
несчастны, пока народъ не почувствуегь своеправо
быть владыкою труда своего . . .
— Вѣрно ! — глухо сказалъ Авдѣевъ, вдругъ
вскакивая на ногп. — Развѣ не вѣрно это, братцы?
Умертвляіотъ насъ, губятъ и душу и тѣло . . .
Учатъ — убивай людей храбро ! За что? За несогласіе
съ порядками жизни. Вредной сплѣ служимъ мы—
вѣрно! Не за ту силу должны мы храбро стоять,
которая одохвла всѣхъ и питается живымъ мясомъ
человѣческимъ — за свободную жизнь на свободной
землѣ надо намъ бороться! Пришло время, которое
требуетъ — вставай, человѣкъ, чтобы оказались на
землѣ всѣ, какъ одпнъ — добрые люди, а не звѣри
другъ протпвъ друга!
Его лицо потемнѣло, онъ такъ странно качался
на ногахъ, точно его толкало изнутри, голосъ у
него охрипъ и солдатъ вдругъ глухо закашлялъ,
широко раскрывъ горящіе глаза.
Треволшое, но пріятное чувство, близкое къ
радостп, постепенно овладѣвало Вѣрой, отъ уста­
лости у нея кружилась голова.
— Погоди, Авдѣевъ, — попросилъ грязный
солдатъ, — пускай она еще поговорить . . .
5

­ 66 ­
Вѣра улыбнулась ему.
— Я все сказала!
— Все ! — повторить солдатъ и вздохпулъ. —
Насчетъ деревни — хороню. II все — хорошо!
Танъ я н думалъ, все — вѣрно . . .
— Вродѣ сказки это ! — нробормоталъ рыжій.
— Эхъ, дьяволы, дьяволы . . .
■— Что съ людьми сдѣлано, братцы, а? —
спросилъ ПІамовъ звонко п тоскливо.
Густо легли на землю, выйдя изъ лЬса, тѣни
нота, въ черной массѣ мельницы сверкали огни.
— Смотрите, опять разгорается! — неожидан­
но для себя и радостно крикнула Вѣра,
Солдаты посмотрѣли, кто­то угрюмо сказалъ:
— Пускай горптъ, песъ съ ней! Она третій
день курится.
Это равнодзтніе сконфузило дѣвушку.
У погъ ея, согнувшись и обнявъ колѣна,
сидѣлъ Исаевъ, улыбался большой, неумной, доброй
улыбкой и бормоталъ:
— хІпсто раздѣлано!
АвдЬевъ молча растиралъ себѣ грудь длин­
ными руками, и всѣ остальные тоже молчали. Вѣрѣ
становилось неловко, говорить она уже не могла
и не хотѣла.
— Надо бы еще разъ собраться? — вопро­
сительно и невнятно пробормоталъ ПІамовъ.

­

67

­

— Надо . . .
— Да . . .
Запѣдъ рожокъ горниста — рѣзкій, мѣдный звукъ
безпокойно метался въ лѣсу, точно пскалъ сол­
дата.
— Айда, ребята?! — грустпо предложплъ
чей­то голосъ.
Трое солдата, всталн съ земли, одинъ спросилъ :
— Когда же?
— Завтра! — отвѣтилъ Авдѣевъ.
Вѣра взглянула на него, одобрительно кивнувъ
головой.
Солдаты быстро пошли, разговаривая.
— Это надо слушать скорѣе . . .
— Али забыть боишься?
— Что лее будемъ дѣлать?
— Погоди . . .
И голоса утонули въ темиотѣ.
— До свиданія, барышня! — сказалъ рыжій
солдата, уходя.
— Желаю вамъ всего добраго! — отвѣтпла
Вѣра — ей хотѣлось сказать много ласковыхъ словъ
каждому изъ нихъ.
Солдата, быстро обернулся.
— Покорнѣйше благодарю!
И веселымъ голосомъ спросилъ :
— Жсаевъ, ты что­же?
5*

­

68

­

— Сейчасъ . . .
Тяжело двигая свое большое тѣло, онъ поднялся
на ногн и недоумѣнно сказалъ :
— А смѣлая вы, барышня, ей­Богу, право!
Шамовъ тихо засмЬялся.
— Чего смѣешься? Али — не смѣдая?
— Какъ­же нѣгъ?
— А — смѣешься!
— Такъ я — съ радости . . .
— Ага . . . Васъ какъ зовутъ?
— Вѣра.
— А по батюшкѣ?
— Дмитріевна.
— До свиданія, значить, Вѣра Дмитріевна, до
завтра вечеромъ ! Смѣлая вы, ей­Богу ! И — такая
молодая, а ужъ все объясняете.
Онъ протянулъ ей руку и тоже глупо за­
смѣялся.
— А я думалъ, что, молъ, такъ это она, съ
жиру . . . для баловства съ мужчинами . . .
— Ну, ладно, ты иди! — тихо сказалъ
Авдѣевъ. — Мы съ ПІамовымъ проводпмъ ее до
дороги.
— Досвпданія! — повторить ІІсаевъ, повер­
нулся къ лѣсу и крикнулъ: — Эй! Подождите
меня?
Шамовъ, улыбаясь, замѣтплъ:

­

69

­

— Онъ лѣшаго боптся, Исаевъ­то!
— II боюсь! — сказалъ тотъ, широко шагая.
— А ты — нѣтъ ? Эй, ребята !
— Идите и вы! — предлояшлъ Авдѣевъ
Вѣрѣ.
Ей показалось, что на щекахъ у него высту­
пили красиыя пятна.
— Воленъ? — утомленно подумала дѣвушка.
Шамовъ шелъ сзади нея и радостно говорилъ:
— А и боялся я — Господи! Главное тутъ —
мужнины они — дикіе . . .
Горячая волна крови хлынула въ лицо Вѣры,
она строго спросила:
— Вы защитили бы меня?
— Конечно ! — быстро согласился Шамовъ. —
Это, конечно . . .
Но онъ такъ сказалъ это, что дѣвушка не
повѣрила ему. Авдѣевъ же, идя рядомъ съ нею,
молчалъ.
— Вы защитили бы меня? — требовательно
повторила Вѣра, заглядывая ему въ лицо.
Онъ отвѣтилъ не сразу н спокойно:
— Не знаю этого.
Дѣвушка оглянулась—уже ночь пришла и малень­
кіе огни въ развалипахъ мельницы горѣлп все
веселѣе.
— Почему не знаете?

­

70

­

— Почему? — повторилъ Авдѣевъ.
Остановился у обрыва и заявилъ:
— Дальше мы не пойдемъ.
— До свиданія! — тихонько сказала Вѣра.
— Завтра ! — улыбаясь отозвался Шамовъ.
— Дѣло это я все понимаю, до самой глуби­
ны его! — вдругъ и громко заговорилъ Авдѣевъ.
— Оно должно ростп прямо, безъ страха. А если
кто поддался всторону — кончено ! Цѣны ему нѣтъ и
надобности въ немъ — никакой !
Шамовъ высунулся впередъ и смѣясь сказалъ:
— Онъ — сурьезный у насъ . . .
— Это такъ! — согласилась Вѣра, улыбаясь
АвдЬеву.
— Я, можетъ, обидно скажу, — продолжалъ
онъ, — только я думаю, что слабаго человѣка
лучше замучить, чѣмъ чтобы онъ жилъ. Жизнь
его — на соблазнъ другимъ, а смерть — на поу­
ченіе. Людей убиваютъ, чуть они что начнутъ.
Людямъ нужны прпмЬры, чтобы имъ не бояться
горькой гибели прежде время, не сдавать въ силѣ,
чтобы они дѣіалп свое дѣло упрямо. Вѣрующій
нуженъ, невѣрующій — нѣтъ, такъ ужъ пускай
послЬ него разсказъ останется, погибъ, дескать, за
вѣру свою — онъ то отъ слабости своей погнбъ,
а видь такой будетъ, что за вѣру.
Вѣрѣ было жутко видѣть зеленый, холодный

­ 71

­

блескъ его глазъ, ее пугалъ фанатизмъ солдата и
она не находила въ себѣ желаггія спорить съ нимъ.
Авдѣевъ искоса взглянуть на нее и сказалъ мягче,
тише:
— Я говорю не только про васъ, а такъ
вообще, потому, что такъ я думаю. Вашу рѣчь не
первую слышу — ну, а человѣческаго не слыхалъ.
Всѣ — внушаютъ,всѣ — заставляютъ — вѣрь не вѣрь,
а поступай по нашему . . . Каждый внутри себя —
начальство для другого, чтобы онъ ни говорплъ!
А тутъ не внушать надо, надо объяснить такъ,
чтобъ ужъ я самъ впдЬлъ, что для меня пѣтъ дру­
гого пути, какъ протпвъ всего въ жизни, — совер­
шенно противъ всего, какъ все протпвъ меня въ
ней поставлено! Вы тоже начали упрекать насъ,
дескать, звѣри. Это легко сказать о всякомъ чело­
вѣкѣ... Но если мы и звѣри — почему? II хуже­ли
другихъ? II можно­лн намъ, безъ разума, быть
лучше? Все это надо разсказать людямъ просто,
— для того и слово дано вамъ, чтобы говорить
просто, по человѣческому. У всякаго свое сердце,
и во всякомъ сердцѣ человѣческое найдется, но
только когда всѣ кругомъ виноваты — каждый хочетъ
оправдаться и потому — вретъ. Самъ свою
правду скрываетъ, самъ себя душитъ — такъ я
думаю . . .
Онъ договорилъ свою рѣчь медленно, задум­

­

72

­

чиво и протянулъ Вѣрѣ руку — сухую и горячую.
— До завтра, значить I
— Прощайте! — сказала она, вздрагивая.
Шамовъ съ улыбкой кивнулъ ей головой.
— Идемъ скорѣеі
Ж оба быстро пошли по плотинѣ, гулко топая
ногами.
Стоя у крутого подъема въ гору, Вѣра прово­
жала глазами двѣ бѣлыя фигуры до поры, пока
опЬ не скрылись въ чернотѣ лѣса.
На развалинахъ мельницы торопливо трещалъ
огонь и что то шипЬло, какъ бы уговаривая его —
тише, тише . . . Хитрые языки пламени осторожно
ползали по грудамъ сырого дерева, являясь то тамъ,
то тутъ, и на темной водѣ омута бѣгалп маленькія
красныя пятна. Надь вершинами сосенъ поднялась
луна, серпъ ея косо смѳтрѣлъ въ омутъ и его
тусклое отраженіе тихонько скользило по водѣ
туда, гдѣ игралъ огонь . . .

Въ нашемъ издательствѣ выходятъ подъ
редакціей А. Б. Левина, русскаго врача въ
Висбаденѣ:

Спутники по нѣмецкимъ курортамъ
Поступили въ продажу:
Серія I.

№ 1.

Висбаденъ.
Цѣна 1 мар. 20 пф.
Серія II.

№ 1.

Меранъ=Арко.
Гризъ=Боценъ.
Цѣна 1 м. 20 пф. (172 Кг.)

Продаются на всѣхъ вокзалахъ и во всѣхъ
магазинахъ, торгуюідихъ русскими книгами.

Печатаются
и въ ближайшемъ будущемъ посту пятъ въ про­
дажу новыя КНИГИ:
Леонидъ Андреевъ — Царь Голодъ.
Д. С. Мережковскій — Смерть Павла I.
Евгеній Чириковъ — На порогѣ жизни.
Максимъ Горькій — Послѣдніе.

Buhnen­ und Buchuerlag russtscher Auforen
J. LADYSCHNIKOW. Berlin W. 15, Uhlandstr. 52.

Поступили
Максим ъ Горькій.
Мать. Романъ . . . 4,— м
Дѣти солнца .... 2, —
Варвары ....... 2, —
Враги ......... 2, —
Дачники ....... 2,—
Въ Америкѣ ..... 1,50
Тюрьма ....... 1,50
Букоемовъ.Дѣвочка —,90
Разск. Филиппа Вас. —,90
А. П. Чеховъ. . . . —,90
Человѣкъ ...... —,60
9­е января ...... —,60
Товарищъ! ..... —,50
Прекрасная Франція —,50
Король республики ­ ,50
Жрецъ морали ... —,50
Хозяева жизни . . . —,50
Русскій царь .... —,50
Евгеній Чириковъ.
Мужики ....... 2,—
Мятежники ..... 1,50
Легенда стараго замка 1,50
Евреи ......... 1,50
Красные огни .... 1,—
На порукахъ .... 1,—
„Товарищъ" .... —,50
Семенъ Юшкевичъ.
Голодъ ....... 2,—
Прологъ ....... 2,—
Евреи ......... 2,—
Дина Гланкъ .... 1,50
Чужая ........ 1,1,—

въ продажу:
Леонидъ Андреевъ.
Савва (Ignis Sanat). 2,—
Къ звѣздамъ . . . 1,50
Жизнь человѣка . 1,50
Іуда Искаріотъидр. 1,50
Жизнь Василія Ѳи­
вейскаго ..... 1,50
Красный смѣхъ . . 1,20
Тьма ........ 1,20
Губернаторъ .... 1,20
Проклятіе звѣря . 1, —
Такъ было ..... —,75

м.
„
„
„
„.
„
„
„
„
„

Христіане ..... —,50 „

Елеазаръ ...... —,50 „
Скиталецъ.
Полевой судъ . . . —,50 „
Лѣсъ разгорался . —,50 „
Огарки (Распродано).;
Давидъ Айзманъ.
Терновый кустъг . 1,50,,
В. Вересаевъ.
Честнымъ путемъ . 1,— „
Н. Гаринъ.
Корейскія сказки .

2,— „

Левъ Дейчъ.
Четыре побѣга . . 2,50 „
Осипъ Дымовъ.
Каждый день ... 1,— „
Кн. С. Д. Урусовъ.
Записки Губернатора 3, — „

e

X
г

ч i

ЙКЙ?'

Л­ѵ

2007053682
. wm^jwuk .

i »

o;

s^