/
Автор: Дейтон Л.
Теги: художественная литература роман романы детективные романы серия мастера остросюжетного детектива
ISBN: 5-7001-0119-Х
Год: 1994
Текст
МАСИРЕРА
Зю ClP о с юж ет н о го
ЩцеИектива
Лен
ДЁКТОН
БЕРЛИНСКИЕ
ПОХОРОНЫ
+
БЕРЛИНСКИЕ ПОХОРОНЫ
ДОРОГАЯ СМЕРТЬ
ТОЛЬКО КОГДА Я СМЕЮСЬ
РОМАНЫ
иентрлолигрвяр
Москва
1994
ББК 84.4 Вл
Д27
Серия «Мастера остросюжетного детектива»
выпускается с 1991 года
Художник И. В. Степанова
Дейтон Лен
Д27 Берлинские похороны. Детективные романы. — Пер. с англ. —
«Мастера остросюжетного детектива». — М.: Центрполиграф,
1994, -542 с.
Глубокое проникновение Лена Дейтона в социально-политическую обстановку
британской политической жизни поднимает жанр шпионского романа на особую высоту,
пркдает.ему блеск и изящество настоящей литературы.
В шпионских романах Лена Дейтона напряженные события, слежка, погоня, убийства.
Но за маской профессионального шпиона, главного героя романов Дейтона, скрывается
нежестокий профессионал, не бездушный садист-убийца, а человек, который переживает,
испытывает мучительные противоречия и пытается «работать» в соответствии с кодексом
общечеловеческих ценностей.
ББК 84.4 Вл
ISBN 5-7001-0119-Х © Состав и художественное оформление
торгово-издательское объединение
«Центрполиграф*, 1994 г.
Глава 1
Игроки ходят поочередно,
сначала один, потом другой.
Лондон, суббота, 5 октября
Был один из тех неестественно жарких дней, которые принято на¬
зывать бабьим летом. В Байна-парк на юго-западе Лондона заходить
было нс ко времени, да и времени не была
К увитому плющом забору, огораживающему дом, который я искал,
был прикреплен кусочек картона. На нем большими печатными буква¬
ми было написано: «Потерялся сиамский кот. Откликается на кличку
Конфуций».
Интересно, как он откликается? Я поднялся на крыльцо, где сол¬
нышко грело пинту жирного молока и йогурт бананового цвета За
бутылками торчал экземпляр «Дейли мейл», в котором я разглядел
заголовок «Новый берлинский кризис?». Кнопок на дверном косяке было
что жемчужин на шляпе короля, но только под одной из них помеща¬
лась медная табличка «Джеймс Дж. Хэллам, чл. Кор. общ. лит.»; именно
на нее я и нажал.
— Вы Конфуция не видели?
— Нет, — ответил я.
— Он потерялся только вчера веч люм.
— Надо же, — сказал я, — изображая искреннее сочувствие.
— Окно в спальне неплотно закрывается, — сказал Хэллам. Это
был смуглолицый хорошо сохранившийся человек сорока пяти лет. Тем¬
но-серый фланелевый костюм сидел на нем мешковата В петлице он,
словно ленту Почетного легиона, носил три аккуратно отрезанных доль¬
ки яичного желтка. — Вас наверняка Доулиш прислал, — сказал он.
Он сделал знак белой рукой, я прошел в прохладную выложенную
камнем прихожую, закрыв за мной дверь, он сказал:
— Вы не дадите мне шиллинг — газ в любой момент может кончиться.
Я дал ему шиллинг, и он умчался с ним куда-та
Комната Хэллама была настолько опрятной, насколько может быть
опрятной тесно заставленная комната. Столом ему служила раковина, бу¬
5
фетом — кровать, под ногами у меня свистел на газовой горелке побитый
чайник. Над головой большими кругами с жужжанием летали мухи, вре¬
мя от времени они устремлялись к окну и бились в него, семеня лапками.
За окном виднелся кусок серой кирпичной стены; на нем отпечатались
два правильных прямоугольника солнечного света. Я поднял три долго¬
играющих пластинки Бартока и сел на колченогий стул. Хэллам открыл
кран с водой над невидимой раковиной, раздался звук, похожий на пых¬
тенье компрессора. Он сполоснул чашки и вытер их полотенцем, на кото¬
ром была нарисована смена караула в Букингемском дворце. Послышалось
легкое дребезжание — он поставил чашки на блюдца.
— Можете ничего мне не говорить. Вы пришли по делу Семицы, —
сказал он, глядя на газовый счетчик и наливая кипяток в чашки с
чаем «Дарджилинг». — Вы любите «Дарджилинга?
— Люблю, — сказал я. — А вот что я не очень понимаю, так это
почему вы так просто обращаетесь с подобными именами. Вам прихо¬
дилось слышать про Закон о государственной тайне?
— Дорогой мой, мне этот закон дважды в год на проверку присы¬
лают, я старый дока — Он положил на стол полдюжины завернутых
в бумажки кусков сахара и сказал как отрезал: — «Дарджилинг» с
молоком не пьют. — Он отхлебнул свой несладкий чай из чашки мей-
сенского фарфора; на моей чашке красовалась надпись, сделанная ко¬
ричневыми буквами: «Британские железные дороги».
— Значит, вы и есть тот человек, который собирается склонить
Семицу бросить московскую Академию наук и убежать на Запад. Нет,
нет, молчите. Я сам все скажу. В последнее десятилетие немало совет¬
ских ученых убежало на Запад. Вы не спрашивали себя, почему? —
Я развернул кусочек сахара, на бумажке маленькими голубыми бук¬
вами было написано: торговый дом «Лайонс». — Этот тип Семица. Ака¬
демик. Но не член партии, потому что ему не обязательно,
академики — это новая элита. Он, видимо, получает около шести тысяч
рублей в месяц. Налогов с него не берут. Кроме того, он дополнительно
получает за чтение лекций, статьи и выступления на телевидении.
Столовая в лаборатории фантастическая — фантастическая. У него дом
в городе и коттедж в сельской местности. Каждый год он получает по
новому ЗИЛу, а когда пожелает, к его услугам курорт на Черном море,
которым пользуются только ученые из академии. Если он умрет, его
жена получит громадную пенсию, а его дети — как минимум прекрас¬
ное образование. Он работает в отделе, который называется «Генетиче¬
ские проблемы молекулярной биологии», где используются большие
охлажденные центрифуги. — Хэллам помахал в воздухе кусочком са¬
хара — Это один из самых мощных инструментов современной биоло¬
гии, они стоят десять тысяч фунтов каждый.
Он подождал, пока до меня дойдет.
— У Семицы их целая дюжина, — продолжал он. — Электронный
микроскоп стоит около четырнадцати тысяч фунтов, у него-
6
— Ладно, — сказал я. — Вы что, завербовать меня пытаетесь?
— Я пытаюсь заставить вас посмотреть на ситуацию с точки зрения
Семицы, — сказал Хэллам. — Его самые сложные проблемы сейчас —
это, видимо, решить, что подарить сыну к двадцатилетию — «Запорожец»
или «Москвич» — и выяснить, какая из служанок ворует у него шот¬
ландское виски. Хэллам развернул кусочек сахара и с хрустом съел его.
— А что бы можете ему предложить? — продолжал он. — Вы
видели сдвоенные домики, в которые поселяют людей Портона? А что
касается наших лабораторий, то они мало чем отличаются от бараков.
Он подумает, что попал в тюрьму, и будет требовать своего освобожде¬
ния. — Хэллам захихикал.
— Ну, хватит, — сказал я. — Для одной чашки чая слишком много
диалектического материализма Скажите мне, смогут ли ваши люди из
министерства внутренних дел выполнить свою часть работы, если я
доставлю его вам?
Хэллам еще раз хихикнул и вытянул палец, словно пытаясь дотро¬
нуться до моего носа
— Вы его сначала достаньте. Нам бы, конечно, очень хотелось его
заполучить. Он сейчас лучший специалист в мире по ферментам, но
вы сначала доберитесь до нега — Он бросил еще один кусочек сахара
в рот и сказал: — Нам бы он очень пригодился, очень.
Муха билась о стекло, пытаясь выбраться наружу; жужжание ста¬
новилось все громче. Как только силы покидали ее, она сползала вниз,
бешено молотя лапками воздух. Хэллам налил еще чая и нырнул в
один из своих многочисленных шкафчиков. Он вытащил коробку из-под
стирального порошка «Омо* и кипу туристских буклетов. Обложка бук¬
лета, лежавшего сверху, запечатлела людей, машуших руками из авто¬
буса, автобус стоит около Альгамбры, на его боку написано: «Всего за
тридцать одну гинею». Хэллам нашел ярко раскрашенную пачку и
радостно хмыкнул.
— Сливочное печенье, — сказал он. Две печенины он положил из
коробки на овальное блюдце. — По субботам я не завтракаю, — пояс¬
нил он. — Иногда иду в кафе «Эль Мокко» и съедаю порцию сосисок,
но чаще всего обхожусь одной печениной.
— Спасибо, — сказал я и взял печенину.
— Правда, официантам там доверять нельзя, — сказал Хэллам.
— В каком смысле? — спросил я.
— Они жульничают со счетами, — сказал Хэллам. — На прошлой
неделе я обнаружил в счете хлеб и масла — Мокрым пальцем он
собрал последние крошки печенья.
В прихожей женский голос говорил:
— Сколько раз тебе повторять — никакого велосипеда? — Я не
расслышал, что ответил мужской голос, но женский продолжил: —
Только на улице, мы для этого и платим налоги на строительство дорог.
Хэллам сказал:
7
— Я никогда не ем хлеба и масла.
Я, глотнув чая, кивнул, Хэллам открыл окно и выпустил муху.
Потом сказал:
— И, что интереснее всего, он знает это. — Хэллам издал смешок,
как бы подчеркивая иронию жизни и слабость человеческой натуры. —
И он знает это, — повторил Хэллам и вдруг неожиданно спросил ме¬
ня: — А вы случайно не сидите на моем Бартоке?
Он пересчитал пластинки, будто боялся, что я мог спрятать парочку
под плащом, потом собрал чашки и поставил их рядом с раковиной.
Задрав рукав, Хэллам принялся разглядывать свои большие наруч¬
ные часы. Произучав их несколько секунд, он осторожно расстегнул
потрепанный кожаный ремешок. Стекло часов испещряли тысячи мел¬
ких и несколько крупных царапин. Зеленые стрелки застыли на девяти
пятнадцати, Хэллам поднес часы к уху.
— Сейчас двадцать минут двенадцатого, — сказал я.
Он шикнул на меня и закатил глаза, демонстрируя, с каким тща¬
нием он прислушивается к своим молчащим часам.
Намек я понял. Хэллам открыл дверь еще до того, как я успел
произнести:..«да, но я должен..»
Он шел за мной по прихожей, словно боялся, что я могу стянуть
линолеум. Через верхнее окно над дверью падал свет, рисуя на каменном
полу узор в духе Уильяма Морриса. На стене висел телефон-автомат с
записками и старым неотправленным письмом, адресованным в налоговое
управление, письмо было заткнуто за телефонные справочники. Одна из
записок гласила* «Мисс Мортимер уехала по делу в Испанию». Она была
написана губной помадой на обороте старого конверта
В метре от пола на старых коричневых обоях зияли дыры. Хэллам
поднял с пола консервную банку с надписью «Велосипедная аптечка»
и узорами из ромашек и велосипедных колес, прищелкнул языком и
поставил ее на первый том телефонного справочника.
За ручку входной двери он схватился двумя руками. На двери тоже
висела записка «Не хлопайте дверью, не будите людей». «Дейли мейл»
и йогурт были на прежнем месте, с улицы доносился перезвон молоч¬
ных бутылок.
Хэллам протянул мне свою безжизненную руку.
— Лучший специалист по ферментам, — сказал он.
Я кивнул.
— В мире, — сказал я, протискиваясь боком в полуоткрытую дверь.
— Дайте ему вот это, — сказал Хэллам, сунув мне в руку кусочек
сахара в фирменной обертке «Лайонас».
— Семице? — тихо спросил я.
— Лошади молочника, мыслитель Вон она Очень добродушное жи¬
вотное. А если вы увидите Конфуция..
— Ладно, — прервал я его, спускаясь по ступеням на пыльную
пышущую жаром мостовую.
8
— Боже, я же не вернул вам шиллинг, который опустил в газовый
счетчик, — сказан Хэллам. В карман он при этом, правда, не полез.
— Пожертвуйте его Королевскому обществу защиты животных, —
отозвался я. Хэллам кивнул. Я огляделся, Конфуция нигде не было
видно.
Глава 2
РОБИН ДЖЕЙМС ХЭЛЛАМ
После ухода посетителя Хэллам снова посмотрел в зеркало. Он
пытался определить свой возраст.
— Сорок два, — сказал он самому себе.
Голова его еще не начала лысеть. Человек с хорошей шевелюрой
выглядит моложе. Потребуется, конечно, немного подкрасить, о чем он,
впрочем, задумывался не раз в последние годы, еще до того, как перед
ним встала проблема новой работы «Каштановые, — подумал он, —
светло-каштановые». Чтобы не очень было заметно, нечего краситься в
яркие цвета, сразу станет ясно, цвет волос не свой. Он повернул голову,
стараясь разглядеть профиль. У него было худое аристократическое,
типично англосаксонское лицо. Нос имел хорошо очерченные крылья,
кожа плотно обтягивала скулы. Чистокровка. Он часто думал о себе
как о беговой лошади. Это была приятная мысль, она легко ассоции¬
ровалась с зелеными лужайками, бегами, охотой на куропаток, балами,
элегантными мужчинами и нарядными женщинами. Он любил думать
о себе таким вот образом, хотя чистокровность его была сугубо чинов¬
ничьего свойства. Ему нравилось быть правительственным чиновником.
Хэллам засмеялся своему отражению, его отражение ответило друже¬
любно, с достоинством. Он решил рассказать это кому-нибудь у себя
на службе, но не мог с уверенностью определить, кто способен понять
его шутку — вокруг так много тупиц.
Хэллам возвратился к патефону. Он погладил блестящую, безупреч¬
но чистую фанерную крышку и с удовольствием отметил, как тихо она
открылась; британское — значит отличное. Он выбрал пластинку из
своей большой коллекции. Там были все крупнейшие композиторы двад¬
цатого века: Стравинский, Берг, Айвс Он выбрал одну из записей Шен¬
берга. Маленький черный диск был безупречен — гигиеничен и чист,
как.. Почему в природе не существовало ничего столь же чистого, как
его пластинки? Он положил пластинку на круг патефона и поставил
звукосниматель на самый ее краешек. Сделано это было очень искусна
Раздалось тихое шипение, и вдруг комната наполнилась прекрасными
звуками «Вариаций для духового оркестра». Он любил эту музыку. Сев
на стул, он поерзал, как кошка, чтобы найти самое удобное положение.
«Как кошка», — подумал он, мысль ему понравилась. Вслушиваясь в
9
переплетающиеся нити инструментальных звучаний, он решил, что, ког¬
да музыка закончится, он закурит сигарету. Прослушав обе стороны, он
подумал: вот еще раз прослушаю обе стороны, тогда и закурю. Он снова
откинулся на стуле, довольный своей выдержкой.
Он часто думал о себе как о монахе. Однажды в туалете своего уч¬
реждения он услышал, как один из молодых клерков назвал его в разго¬
воре с кем-то «старым отшельником». Ему это понравилось. Он оглядел
свою келью. Каждая вещь была здесь тщательно подобрана. Он ценил ка¬
чество в старомодном значении этого слова. Как он презирал людей, ко¬
торые обзавелись современной модной печью, но разогревают в ней только
замороженные продукты из универсама. У него же была всего только га¬
зовая горелка, но ведь самое важное — это то, что на ней готовится. Све¬
жие деревенские яйца и ветчина — это превосходно. Он тщательно жарил
их на сливочном масле, хотя к транжирам себя не причислял. Очень не¬
многие женщины умели жарить яичницу с ветчиной. Да и остальное тоже.
Он помнил одну свою квартирную хозяйку, у которой всегда разливались
яичные желтки, а на белках оставались черные жженые пятнышки. Ско¬
вороду как следует вычистить не могла, только и всего. Сколько раз он
ей об этом говорил! Он подошел к умывальнику и взглянул в зеркало.
«Миссис Хендерсон, — произнес он отчетливо, — перед тем как
жарить яичницу с ветчиной, сковороду надо чистить бумагой, а нс
просто мыть водой». — Он приятно улыбнулся. В этой улыбке не было
ничего нервного, она приглашала к разговору. Именно такая улыбка и
приличествовала ситуации. Он гордился своим умением подобрать
улыбку к любой ситуации.
Музыка все еще звучала, но он все равно решил закурить, рабом
патефона он ни за что не будет. Решение его будет компромиссным.
Он закурит сигарету, но сорта «Бачеллор» — дешевых сигарет, которые
он держал для гостей. Он гордился своим уменьем идти на компромис¬
сы. Он подошел к сигаретнице. Там лежало четыре штуки. Он решил
не трогать этих сигарет. Четыре — хорошее числа Да. Он взял сига¬
рету из полной пачки «Плейере №3», которую держал в ящике с вил¬
ками и ножами. «Тридцать девять, — подумал он вдруг. — Именно
этот возраст я себе и укажу».
Звук оборвался неожиданно. Хэллам снял пластинку, сдул с нее
пылинки, сунул в конверт и положил с нежностью на кровать. Он
вспомнил девушку, которая дала ему эту пластинку. Рыжую девушку,
которую он встретил в этом ужасном заведении под названием «Сэддл-
Рум». По-своему приятная девица Американка, весьма капризная, не
очень следящая за своим произношением, но затем Хэллам подумал,
что в Америке ведь нет приличных школ. Ему стало жаль девушку.
Нет. Ему не жалко девушек, они все... плотоядные. И что еще хуже,
некоторые и не очень чистые. Он подумал о человеке, которого Доулиш
только что присылал к нему, он бы не удивился, если бы узнал, что
этот человек учился в Америке. Хэллам взял на руки сиамского кота.
10
— Где твой маленький братец? — спросил он у нега Если бы они
только могли говорить. Они <Чыли умнее многих людей. Кот потянулся,
уперся лапами в плечо Хэллама и с треском выдернул когти из ткани
костюма.
«Сотрудник сек ре гной службы?» — подумал Хэллам. Он громко
рассмеялся, удивив кота.
— Выскочка, — сказал Хэллам вслух.
Он почесал пальцем за ухом кота. Кот замурлыкал. Выскочка из Бер¬
нли — надменный необразованный клерк, который мнит себя величиной.
«Мы должны исполнять свой долг», — тихо сказал он себе. Долг
правительственных людей, которые не должны обращать внимание на
личные особенности правительственных служащих. Он предпочитал ду¬
мать о человеке из секретной службы как о правительственном служа¬
щем, а нс как о конкретной личности из крови и плоти. Он произнес
вслух «правительственный служащий» и подумал, каким образом ввер¬
нуть эту фразу в следующем разговоре с этим человеком.
Хэллам вставил сигарету «Плейере №3* в мундштук из настоящей
слоновой кости. Потом прикурил, продолжая глядеть на себя в зеркало.
Поправил пробор в волосах, сдвинул его чуть ближе к центру. Можно
позавтракать и в кафе. Там хорошо готовят яичницу с жареным кар¬
тофелем. Официант там итальянец, и Хэллам всегда делал заказ по-
итальянски. Этим итальянцам не очень-то можно доверять, все дело в
породе, решил он. Потом рассортировал мелочь и отложил девятипен-
совик, чтобы дать потом на чай. Прежде чем уйти, он еще раз оглядел
комнат}'. Фэнг спал. Пепельница, которой пользовался посетитель» была
полна окурков. Иностранные, грубые, дешевые, паршивые сигареты.
Хэллам с содроганием взял пепельницу в руки и вывалил ее содержи¬
мое в мусорное ведро, куда перед этим отправил спитой чай. Он чувство¬
вал, что сигареты, которые курил его гость, многое о нём говорят. Как и его
одежда — из магазина, сшитая на фабрика Хэллам решил, что ему не нра¬
вится человек, которого Доулиш прислал к нему. Совсем не нравится.
Глава 3
Защищать фигуры фигурами
неэффективно. Гораздо лучше
защищать фигуры пешками.
Лондон, суббота, 5 октября
— Лучший в мире специалист по ферментам, — сказал я.
Я услышал, как Доулиш кашлянул.
— Лучший что? — спросил он.
— Специалист по ферментам, — повторил я, — и Хэлламу хоте¬
лось бы его заполучить.
И
— Ладно, — сказал Доулиш. Я отключил селектор и вернулся к
документам, лежащим у меня на столе.
— Эдмонд Дорф, — прочитал я.
Потом перелистал страницы потрепанного британского паспорта
— Ты всегда говорил, что иностранные фамилии убедительнее, чем
английские, — сказала моя секретарша
— Но не Дорф, — сказал я, и уж тем более не Эдмонд Дорф. Я
не чувствую себя Эдмондом Дорфом.
— Если можно, без зауми, — сказала Джин. — Кем ты себя чув¬
ствуешь?
Как вам нравится это «кем»? В наше время секретарша, которая
умеет задавать такие вопросы, стоит немалых денег.
— Что? — переспросил я
— Человеком с какой фамилией и именем ты себя чувствуешь? —
очень медленно и терпеливо произнесла Джин. Это был сигнал опас¬
ности.
— Флинт Маккрей, — сказал я.
— Не дурачься, — сказала Джин, взяла досье Семицы и направи¬
лась к двери.
— Я не собираюсь быть ужасным Эдмондом Дорфом, — сказал я
чуть громче.
— Не надо кричать, — сказала Джин. — Боюсь, что проездные до¬
кументы и билеты уже заказаны. В Берлин уже сообщили, чтобы встре¬
чали Эдмонда Дорфа. Если хочешь изменить, то меняй сам, иначе я
прекращаю заниматься делом Семицы.
Джин была моим секретарем, и выполнять мои указания входило в
ее обязанности.
— Хорошо, — сказал я
— Позвольте мне первой поздравить вас с мудрым решением, мистер
Дорф, — сказала она и быстро вышла из комнаты.
Доулиш был моим шефом. Пятидесятилетний стройный аккуратный
мужчина, похожий на породистого боа-констриктора. С неторопливой
английской грацией он пересек кабинет от своего стола к окну и
принялся разглядывать трущобы Шарлотт-стрит.
— Сначала они думали, что это несерьезно, — сказал он, обращаясь
к окну.
— Угу, — отозвался я; мне не хотелось выглядеть чересчур заин¬
тересованным.
— Они думали, что я шучу, даже жена не верила, что я доведу
дело до конца — Он отвернулся от окна и обратил на меня свой
саркастический взор. — Но теперь я сделал это и изводить их не
собираюсь.
* * *
12
— А они именно на этом и настаивают? — спросил я, пожалев, что
не слушал внимательно.
— Да, но я нс уступлю. — Он подошел к тому месту, где я сидел
в большом кожаном кресле, и заговорил с жаром, словно Перри Мейсон,
обращающийся к жюри присяжных: — Я люблю сорняки. Люблю, и
все. Кто-то любит одни растения, кто-то другие. Я люблю сорняки.
— Их легко выращивать, — сказал я.
— Не скажите, — резко возразил он. — Самые мощные растения
пытаются задушить все остальное. У меня есть свербига, окопник, лу¬
говая герань, мордовник.- похоже на деревенскую лужайку. Так и дол¬
жен выглядеть сад — сельской лужайкой, а не чертовым питомником.
Ко мне прилетают дикие птицы и бабочки. Там и прогуляться приятно,
это совсем нс похоже на эти фиговины с клумбами, разбитыми, как на
кладбище.
— Согласен, — согласился я.
Доулиш сел за свой старомодный стол и разложил несколько ма¬
шинописных листов и каталожных карточек, принесенных его секрета¬
рем из компьютера ИБМ. Помогая себе карандашом и скоросшивателем,
он выровнял бумаги и принялся протирать очки.
—11 чертополох, — сказал Доулиш.
— Простите? — сказал я.
— У меня много чертополоха, — сказал Доулиш, — потому что его
любят бабочки. Скоро там будут парусники, красные адмиралы, желтые
лимоншшы. а может, и махаоны. Божественна Гербициды разрушают
сельскую жизнь, это позор. — Он взял одну из папок и начал читать
документы. Кивнув пару раз, он положил ее на места
—- Я рассчитываю на вашу осмотрительность, — сказал он.
Звучит, как совершенно новая установка, — сказал я. Доулиш
холодно улыбнулся. Он носил очки, которые таможенники обычно
простукивают при осмотрах. Теперь он водрузил их на свои большие
уши, а громадный носовой платок спрятал в манжета Это был сиг¬
нал, который означал, что мы, пользуясь словами Доулиша, перехо¬
дим «к параду».
Доулиш сказал:
— Джонни Балкан. — И потер руки.
Я знал, о чем собирается лить слезы Доулиш. У нас, конечно^ были
и другие люди в Берлине, но использовали мы только Валкана; он
работал эффективно, знал, что нам требуется, свободно ориентировался
в Берлине и, что важнее всего, создавал много шума, отвлекая внимание
от наших резидентов, которых мы хотели держать в тени как можно
долыпа
Доулиш говорил:
— -не можем требовать, чтобы наши люди были святыми-
Я подумал тут о том, что Балкан, не поморщившись, мог продать
нам и бомбу, и ребенка
13
— ~не существует раз и навсегда установленных способов сбора
информации и не может существовать..
У Валкана могли быть сомнительные политические воззрения, но
Берлин он знал. Он знал каждый погребок, уличную эстраду, отделение
банка, бордель и подпольного акушера от Потсдама до Панкова. Доулиш
громко хмыкнул и снова потер руки.
— Можно даже подумать о дополнительной плате за услуги, но
если он не даст нам исчерпывающей информации об этих ассоциациях,
на помощь нашего отдела он может больше не рассчитывать.
— Помощь, — сказал я. — Когда мы ему помогали? Единственная
помощь, которую он получал от нас, — это старомодные деньги. Люди
типа Валкана всегда в опасности, каждый день, каждый миг они рис¬
куют жизнью. Их единственное оружие — деньги. И если Балкан всег¬
да просит еще, стоит рассмотреть его мотивы.
— У людей типа Валкана мотивов не бывает, — сказал Доулиш. —
Поймите меня правильно. Балкан работает на нас — пусть и косвен¬
но — и, чтобы ему помочь, мы все сделаем, но только не переводите
разговор на зыбкую почву философии. Наш друг Балкан меняет своп
мотивы всякий раз, когда проходит через контрольный пункт в Восточ¬
ном Берлине. Для двойного агента потеря связи с реальностью — воп¬
рос времени. Они рано или поздно тонут в море путаностсй и
противоречий. Новая информация, которую ему удается заполучить,
лишь способ продержаться на плаву еще несколько часов.
— Вы хотите списать Валкана?
— Ни в коем случае, — сказал Доулиш, — но его следует держать
в мешке. Работающий против нас может быть очень полезен, но только
в том случае, если держать его в стерильной пробирке.
— Вы немного самоуверенны, — сказал я.
Доулиш поднял бровь.
— Балкан хорош, — продолжал я. — Взгляните на его послужной
список. 194& воспользовавшись его предсказанием блокады, наш отдел
на одиннадцать недель опередил разведку МИДа и на пятнадцать ме¬
сяцев Росса Он не сможет этого делать, если вы начнете подбирать
для него собутыльников.
— Подождите-, — вставил Доулиш.
— Разрешите мне закончить, сэр, — настойчиво продолжал я. —
Как только Балкан почувствует, что мы собираемся отказаться от его
услуг, он тут лее кинется искать нового хозяина. Росс из военного
ведомства или О’Брайен из МИДа сразу же заманят его на Олимпий¬
ский стадион1; и ищи ветра в поле. Они, конечно, поохают и согласятся
с вашими доводами на объединенном совещании разведывательных ве¬
домству но за вашей спиной будут преспокойненько использовать его.
1 Западноберлинская штаб-квартира МИ6 использует для работы по¬
мещения Олимпийского стадиона. (Примем. авт)
14
Доулиш свел кончики пальцев двух рук вместе и сардонически
ухмыльнулся.
— Вы думаете, что я уже слишком стар для моей работы?
Я не ответил.
— Если мы решим не продлевать наш контракт с Балкан ом, и речи
не может быть о том, чтобы позволить кому-нибудь купить его за более
высокую цену.
Я не предполагал, что старый Доулиш может заставить меня со¬
дрогнуться.
Глава 4
Берлинская защита — клас¬
сический пример защиты с по¬
мощью контратаки.
Берлин, воскресенье, 6 октября
Громадная территория между Эльбой и Уралом с бесконечными
зарослями кустарника и редкими деревнями всегда была учебным пла¬
цем Европы Посередине, между Эльбой и Одером, охраняя Бранденбург,
находится главный город Пруссии — Берлин.
Первое, что вы замечаете с высоты шестьсот метров, — это военный
мемориал Советской Армии в Трептов-парке. Это русский сектор Бер¬
лина. Советский солдат, возвышающийся над пространством, равным
десяти футбольным полям, выглядит так мощно, что статуя Свободы
на его фоне совсем бы затерялась. Над площадью Маркса — Энгельса
самолет начал резко снижаться в южном направлении к Темплхофу,
в лучах яркого солнца заблестели нити водных артерий. Шпрее течет
по Берлину, словно вода из перевернутого ведра по стройплощадке. Река
и ее каналы, тощие и голодные, крадутся под улицами, которые их,
похоже, даже не замечают. Город разделяется не большим мостом или
широким потоком, а кварталами кирпичных и бетонных домов, которые
кончились совершенно неожиданно.
Джонни Балкан приехал встретить меня в Темплхоф со своим при¬
ятелем на черном «кадиллаке».
— Майор Бейлис, американец, — сказал Джонни.
Я поздоровался за руку с высоким костлявым человеком, наглухо
застегнутым в белую полушинель из лондонского магазина «Акуаскь-
ютум». Пока ждали багаж, он предложил мне сигару.
— Хорошо, что вы приехали, — сказал майор. Джонни сказал то
же самое.
— Спасибо, — сказал я. — В этом городе без друзей нельзя.
— Мы сняли вам номер во «Фрюлинге», — сказал майор. — Отель
небольшой, удобный, тихий и очень-очень берлинский.
— Замечательно, — сказал я; описание мне действительно понра¬
вилось
Джонни ловко маневрировал в потоке машин на роскошном «кадил¬
лаке». С запада на восток город пересекал широченный проспект, ко¬
торый разные поколения называли то «Унтер-ден-Линден», то «улицей
17 июня», и который когда-то служил гигантской подъездной аллеей и
шел через Бранденбургские ворота к королевскому дворцу.
— Мы называем ее просто Большой улицей, — сказал американец,
пока Джонни перестраивался в правый ряд. Статуя на воротах впереди
отливала на солнце золотом, за ней в советском секторе лежало плоское
бетонное пространство площади Маркса — Энгельса, на месте которой
находился снесенный коммунистами дворец Гогенцоллернов.
Мы свернули к «Хилтону».
* * *
Чуть дальше по улице, за коробкой Гедехтнискирхе с ее гладкой
современной башней, похожей на колонку проигрывателя и постро¬
енной на месте разрушенной старой, располагалось кафе «Канцлер»,
занимавшее значительную часть тротуара Курфюрсте и дам. Мы зака¬
зали кофе, и американский армейский майор отсел на дальний
конец стола, где минут десять завязывал шнурки своих ботинок.
Напротив, в кафе «Квик», две девицы с серебряными волосами ели
сардельки.
Я бросил взгляд на Джонни Валкана Годы лишь красили его.
Он выглядел старше сорока со своей роскошной прической и заго¬
релым лицом. На нем был хорошо сшитый берлинский костюм из
английского полотна Откинувшись на стуле, он лениво наставил на
меня палец. Рука его так загорела, что ногти казались бледно-ро¬
зовыми.
— Прежде чем мы начнем, давай проясним одну вещь, — сказал
он. — Твоя помощь здесь никому не нужна, ты тут лишний в том,
что касается'меня. Не забывай об этом, не мешайся под ногами, и
все будет о’кей. А если начнешь совать нос- — Он пожал плеча¬
ми. — Это очень опасный город — Не опуская руки, он едва замет¬
но улыбнулся.
Я какое-то время молча смотрел на нега На его улыбку и на его
руку.
— В следующий раз» Джонни, когда тебе приспичит показать паль¬
цем на человека, — сказал я, — помни, что три других твоих пальца
смотрят в твою сторону.
Он опустил руку с таким видом, будто устал держать ее в одном
положении.
— Мы поддерживаем связь со Стоком, — сказал он тихо.
16
Я удивился. Сток был советским полковником КГБ1.
— Значит, все это официально? — спросил я. — Обмен носит офи¬
циальный характер?
Балкан хмыкнул и бросил взгляд на майора.
— Скорее его можно назвать внеслужебным. Официальный, но вне¬
служебный, — повторил он достаточно громко, чтобы услышал амери¬
канец. Американец рассмеялся и вернулся к своему шнурку.
— Насколько мы можем судить в Лондоне, здесь, в Берлине, много
внеслужебной деятельности.
— Доулиш жаловался? — спросил Балкан придирчива
— Намекал.
— Ты скажи ему, что если он хочет, чтобы я работал исключитель¬
но на него, то за это придется платить мне побольше теперешних
вшивых двух тысяч в месяц.
— Сам скажи, — ответил я. — Телефон прекрасно работает.
— Послушай, — сказал Балкан, из-под чистой манжеты выгляды¬
вали солидные золотые часы. — Доулиш не представляет здешней си¬
туации. Моя связь со Стоком». — Балкан сделал жест рукой, который
означал превосходную степень. — Сток в сто раз умнее Доулиша, и
он ведет свои дела сам, непосредственно, а не из кабинета в сотнях
милей отсюда Если мне удастся переправить Семицу через забору то
только потому, что я лично знаю несколько важных людей в этом
городе. Людей, которым могу доверять и которые могут доверять мне.
А Доулишу останется получить почести и забыть обо мне.
— По-моему, надо сообщить Доулишу, — сказал я, — что потребует
полковник Сток за переправку Семицы, как ты выразился, «через
забор».
— Почти наверняка деньги.
— Об этом я и сам догадывался.
— Постой, постой, — сказал Балкан громко, чтобы вывести амери¬
канца из полусонного состояния. — Майор Бейлис является официаль¬
ным американским наблюдателем за этой сделкой. Я больше не хочу
выслушивать твои грубости.
Американец снял свои солнцезащитные очки и сказал:
-—Да, сэр, именно так. — И снова надел очки.
Я сказал:
— Просто чтобы убедиться, что вы не наобещаете чего-нибудь лиш¬
него, устрой, чтобы я поприсутствовал на вашей следующей встрече с
товарищем полковником Стоком, идет?
— Это трудно, — сказал Джонни.
— А ты постарайся, — сказал я. — В конце концов, именно за это
мы тебе и платим деньги.
— Да, конечно, — сказал Балкан.
1 См. Приложение 4 (при меч. авт).
П
Глава 5
Когда игрок предлагает об¬
мен или жертвует, он, естест¬
венно, имеет в виду последующие
маневры, которые должны закон¬
читься к его выгоде.
Берлин, понедельник, 7 октября
Бюстгальтеры и пиво, виски и шерсть, великие слова, выписанные
цветным электричеством на стенах вдоль Курфюрстендам, — таким
был театр западного благоденствия: громадная жрущая, орущая, смею¬
щаяся сцена, переполненная толстыми дамами и карликами, марионет¬
ками, пожирателями огня, сильными мужчинами и множеством
эскапистов «Сегодня я присоединяюсь к труппе, — подумал я. — Те¬
перь у них будет и иллюзионист*. Подо мной раскинулся город —
большие куски света чередовались с обширными озерами темноты, где
булыжник и трава молча сражались за власть над миром.
В моей комнате зазвонил телефон. Голос Валкана был размерен и
спокоен.
— Ресторан «Варшаву» знаешь?
— На Сталин-аллее, — сказал я; это было хорошо известное заве¬
дение, куда часто заглядывали торговцы информацией.
— Теперь она называется Карл-Маркс-аллее, — сардонически заме¬
тил Балкан. — Поставь машину на стоянку напротив так, чтобы она
смотрела на запад. Я буду там в девять двадцать. Идет?
— Идет, — сказал я.
От отеля «Хилтон» я проехал вдоль канала до станции метро «Хал-
лешес-тор», а затем повернул на север к Фридрихштрассе. До контроль¬
но-пропускного пункта отсюда всего несколько кварталов.
Американскому солдату я предъявил паспорт, а западногерманскому
полицейскому — страховое свидетельство, потом на малой скорости пе¬
реехал через трамвайные пути Циммерштрассе, за которыми начинался
мир, где слово «коммунист» не является ругательством.
Вечер был теплый. В освещенной неоновым светом комнате конт¬
рольно-пропускного пункта сидело не менее двадцати человек, на сто¬
лах были аккуратно разложены стопки брошюр и буклетов с
названиями типа «Наука ГДР на службе мира», «Искусство для народа»
и «Историческая роль ГДР и будущее Германии».
— Герр Дорф. — Очень молодой полицейский листал мой пас¬
порт. — Сколько денег у вас с собой?
Я выложил на стол несколько западногерманских марок и анг¬
лийских фунтов. Он пересчитал их и поставил штамп на мои
бумаги.
ч- Есть у вас фотоаппарат или транзистор?
18
Юноша в кожаной куртке с надписью «Родезия*, стоявший в другом
конце коридора, крикнул:
— Сколько мне еще ждать?
Я слышал, как полицейский ответил ему:
— Придет подождать своей очереди, сэр. Мы вас сюда не пригла¬
шали.
— Только радио в машине, — сказал я.
Кивнув, полицейский пояснил:
— Мы ке позволяем провозить только восточногерманскую валю¬
ту. — Он вернул мне паспорт, улыбнулся и отдал честь. Я пересек
длинную комнату. Родезиец, приговаривая: «Я знаю свои права», стучал
по барьеру, остальные молча смотрели прямо перед собой.
Я сел б машину. Обогнул несколько бетонных глыб, восточнонемец¬
кий полицейский бросил взгляд на мой паспорт, и солдат.поднял крас¬
но-белый ш ппбаум. Я въехал в Восточный Берлин. У станции метро
«Фридрихштрассе» толпилось много народа Люди возвращались с ра¬
боты, ехали на работу, просто болтались без дела Я свернул на Ун-
тер-деп-Лнпден — липы стали одними из первых жертв нацисток от
старого здания канцелярии Бисмарка остались только живописные ру¬
ины, напротив которых стояло мемориальное здание, где двое карауль¬
ных в зеленой форме и белых перчатках маршировали гусиным шагом,
словно ожидая возвращения Бисмарка Я объехал вокруг белой пустыни
Маркс-Энгельсплац и около большого, облицованного бетонными плита¬
ми универмага на Александерплац свернул на улицу, которая вела к
Карл-Маркс-аллее. Узнав по описанию стоянку машин, я припарковал¬
ся. Карл-Маркс-аллее ничуть не изменилась с того времени, когда она
называлась Сталин-аллее. Мили жилых домов и государственных пред¬
приятий, размещенных в семиэтажных домах русского типа, тротуары
десятиметровой ширины, зеленые лужайки и велосипедные дорожки.
В летнем кафе через дорогу мигали под деревьями огоньки, несколь¬
ко пар танцевали вокруг полосатых зонтиков, небольшая компания вез¬
ла домой ребенка в коляске, обвешанной погремушками. Неоновые
буквы складывались в «Warschau»; под вывеской я заметил Валкана,
который поднялся на ноги. Он терпеливо ждал, пока зажжется зеленый
для пешеходов. Осторожный человек этот Джонни, не время платить
штраф полицейскому. Он сел в «вартбург» и поехал по Карл-Маркс-
аллее в восточном направлении. Я последовал за ним, оставляя между
нами одну-две машины. Джонни остановился у массивного гранитного
здания в районе Кепеник. Я проехал мимо его машины и нашел себе
место под уличным фонарем за углом. Дом был некрасивый, но от него
веяло комфортом и довольством, которые средний класс привносит в
быт вместе с обеденным гонгом и сигарным дымом. Во дворе был боль¬
шой сад, здесь, недалеко от леса и вод Мюггельзее, дышалось легка
На двери висела всего одна табличка Готическая надпись на акку¬
ратном черном пластмассовом четырехугольнике гласила «Профессор
19
Эберхард Лебовиц». Джонни позвонил, служанка впустила нас в при¬
хожую.
— Можем мы видеть герра Стока? — спросил Джонни.
Он дал ей свою визитную карточку, и она уплыла внутрь.
В слабо освещенной прихожей стояла большая инкрустированная
слоновой костью вешалка с двумя платяными щетками и островерхой
советской офицерской шапкой. Потолок был украшен сложным орна¬
ментом из резных листьев, обои на стенах тоже имели цветочный ри¬
сунок.
Служанка сказала: «Следуйте, пожалуйста, за мной» — и прикола
нас в гостиную Стока. Обои здесь имели преимущественно золотой и
серебряный оттенки, хотя их было почти не видно из-за многочислен¬
ных вещей. Тут были аспидистры, аляповатые кружевные занавески,
полки со старинным мейсенским фарфором и бар в виде небольшого
деревянного Кремля. Сток оторвал взгляд от экрана большого, причуд¬
ливо украшенного телевизора Это был ширококостный человек с бритой
головой и сероватым цветом лица. Большие его руки торчали из рукавов
ярко-красной шелковой домашней куртки, отороченной золотой тесьмой.
Балкан сказал:
— Герр Сток, герр Дорф. — И после паузы: — Герр Дорф, гирр
Сток.
Мы все поклонились друг другу, Балкан положил на кофейный
столик папку для бумаг, Сток вынул из нее жестяную коробку < Не-
скафе», кивнул и возвратил коробку на место.
— Что будете пить? — спросил Сток. У него оказался низкий му¬
зыкальный голос.
— Прежде чем мы перейдем к разговору, могу я взглянуть на ваше
удостоверение личности? — спросил я.
Сток вытащил из заднего кармана брюк свой бумажник, широко
улыбнулся мне и извлек оттуда жесткую белую карточку с фотогра¬
фией и двумя печатями, которыми советские граждане пользуются за
рубежом.
— Но здесь написано капитан Майлев, — запротестовал я, тщатель¬
но выговаривая кириллические буквы.
Служанка принесла поднос с маленькими стаканчиками и заинде¬
вевшей бутылкой водки. Она поставила поднос на стол. Сток подождал,
пока она уйдет.
— А в вашем паспорте написано, что вы Эдмонд Дорф, — сказал
Сток, — но мы оба жертвы обстоятельств.
За его спиной диктор восточногерманского телевидения говорил
привычным медленным голосом: «-.приговорен к трем годам заключения
за пособничество в попытке бегства его семьи на Запад». Сток подошел
к приемнику и переключил его на западноберлинский канал, где пол¬
сотни тевтонских менестрелей пели старинную балладу. Со словами:
«В четверг никогда ничего путного не бывает» — он выключил теле¬
20
визор. Откупорив бутылку водки, он принялся обсуждать с Валканом
возможность обмена двадцати четырех бутылок виски на два фотоап¬
парата Я сидел и пил водку, пока они не договорились. Потом Сток
спросил у Валкана так, будто меня вообще не было в комнате:
— А у Дорфа есть полномочия на ведение переговоров?
— Он большая шишка в Лондоне, — объяснил Балкан. — Все, что
он пообещает, будет выполнено. Ручаюсь.
— Я хочу иметь зарплату полковника, — сказал он, поворачиваясь
ко мне, — пожизненно.
— От этого никто бы из нас не отказался, — сказал я.
Балкан просматривал вечернюю газету, оторвавшись от чтения, он
сказал:
— Нет, он имеет в виду, что в случае его перехода на Запад пра¬
вительство Великобритании должно установить ему такой должностной
оклад. Вы можете обещать ему это?
— А почему бы и нет? —сказал я. — Примем за исходное условие,
что ваш стаж измеряется несколькими годами, это дает пять фунтов
четыре шиллинга в день. Затем есть надбавка на питание, шесть фун¬
тов восемь шиллингов в день, надбавка женатым, еще один фунт и три
с чем-то шиллинга в день, надбавка за квалификацию составляет пять
шиллингов в день, если вы, конечно, осилите экзамены в нашем кол¬
ледже, надбавка за работу за границей равна четырнадцати фунтам и
трем- вы бы хотели получать заграничную надбавку?
— Вы нс хотите принимать меня всерьез, — сказал Сток, широко
улыбаясь. Балкан ерзал на своем стуле, поправляя галстук и хрустя
пальцами.
— Возможностей много, — сказал я.
— У полковника Стока очень убедительные доводы, — сказал Балкан.
— У разгневанной толпы на Чаринг-Кросс-роуд тоже, — сказал
я, — только с фактами похуже.
Сток выпил два стаканчика водки почти подряд и уставился на меня.
— Послушайте, — сказал он, — я совсем не поклонник капитали¬
стической системы И не собираюсь делать вид, будто я ее люблю. На
самом деле я ненавижу вашу систему.
— Превосходно, — сказал я. — На своей нынешней работе вы впол¬
не можете потешить это чувства
Сток и Балкан обменялись взглядами.
— Надеюсь, вы поймете, — сказал Сток. — Я искренне выражаю
вам свою лояльность.
— Продолжайте, — сказал я. — Держу пари, что вы готовы заявить
это всем великим державам.
— Я потратил много времени и денег, чтобы организовать это, —
сказал Балкан. — Если вы так чертовски умны, зачем было вообще
приезжать в Берлин?
— Ладно, — сказал я. — Разгадайте шараду, а я пока подумаю.
21
Сток и Балкан переглянулись, мы выпили, Сток протянул мне си¬
гарету с золотым ободком и зажег зажигалку, сделанную в виде ма¬
ленького спутника.
— Я уже давно подумываю о том, чтобы перебраться на Запад, —
начал Сток. — Дело не в политике. Я сейчас такой же убежденный
коммунист, как и раньше, но все мы стареем. Ищем спокойной жизни,
хотим быть уверенными в завтрашнем дне. — Сток взглянул на свою
громадную, похожую на боксерскую перчатку руку, которую он сложил
лодочкой. — Человек хочет собрать пригоршню грязи и знать, что это
его земля, он будет жить на ней, умрет на ней, передаст ее своим сы¬
новьям. Мы, крестьяне, самый незащищенный класс при социализме, ми¬
стер Дорф. — Он улыбнулся, обнажая свои коричневые зубы, среди
которых поблескивали золотые коронки. — Те удобства, которые вы уже
просто не замечаете, на Востоке не станут привычными при моей жизни.
— Да, — сказал я. — Мы переживаем упадок, который по молодо¬
сти нашей еще не способны оценить.
— Семица, — произнес Сток. Он ожидал, какой эффект произведет
на нас это имя. Эффекта не было.
— Он здесь, в Берлине? — спросил я.
— Не спешите, мистер Дорф, — сказал Сток. — Дела делаются нс
спеша.
— Откуда вам известно, что он хочет перебраться на Запад? —
спросил я.
— Известно, — сказал Сток.
Вмешался Балкан.
— Я сказал полковнику, что Семица обойдется нам приблизительно
в сорок тысяч фунтов.
— Вот как? — сказал я как можно спокойнее.
Сток разлил водку по стаканчикам, выпил свою порцию и т>т же
вновь наполнил свой сосуд.
— Говорить с вами одно удовольствие, господа, — сказал я. — Но
мне бы хотелось и с вашим товаром познакомиться.
— Понимаю вас, мистер Дорф — сказал Сток. — В моей стране
есть пословица: «На торгу за слова ничего не продают». — Он подошел
к бюро восемнадцатого века, сделанному из красного дерева.
— Мне бы не хотелось, Чтобы вы хоть в чем-то нарушали лояль¬
ность советскому правительству, верным другом и союзником которого
4 остаюсь до сих пор, — произнес я.
Сток с улыбкой повернулся в мою сторону.
— Вы подозреваете, что я тут микрофонов понапрятал н потом на¬
чну вас шантажировать?
— А почему бы и нет? — сказал я. !— Вы профессионал.
— Я попытаюсь убедить вас по-другому, — сказал Сток. — А что
касается моего профессионализма, то знаете ли вы, когда повар по¬
лучает пищевое отравление?
22
— Когда он сст не у себя дома, — ответил я.
От смеха Стока задребезжал старинный фарфор. Он пошарил рукой
в большом ящике, извлек оттуда плоскую металлическую коробку, вы¬
нул из кармана толстую связку ключей, достал из коробки толстую
черную папку и протянул ее мне. В ней оказались фотокопии писем
и перехваченных телефонных разговоров на кириллице.
Сток взял еще одну сигарету и стал постукивать ею по листу
машинописи.
— Паспорт мистера Семицы для поездки на Запад, — сказал он,
саркастически подчеркивая слово «мистер*.
— Ну да? — воскликнул я недоверчиво.
Балкан наклонился ко мне.
— Полковник Сток отвечает за исследования Минской биохимиче¬
ской лаборатории.
— Где работал Семица, — сказал я. До меня постепенно доходи¬
ло. — Это. значит, досье на Семицу?
— Да. — сказал Сток, — и здесь достаточно, чтобы посадить Се¬
мицу в тюрьму на десять лет.
— Или же заставить его делать все, что вы прикажете, — сказал
я. Не исключено, что намерения Стока и Валкана серьезны.
Глава 6
Плохим слоном называется
слон, заблокированный своими
пешками.
Берлин, понедельник, 7 октября
Путь до контрольно-пропускного пункта по Унтер-ден-Линден
был не самым коротким, но, чтобы не заблудиться, я должен был
держаться главных магистралей. Миновав Шнелштрассе, я увеличил
скорость до разрешенных шестидесяти километров Когда я порав¬
нялся со старой канцелярией Бисмарка, особенно черной и вымер¬
шей в ярком бархатном свете луны, впереди на дороге появился
красный диск — сигнал полицейского. Я остановился. У тротуара
стоял полицейский грузовик. Молодой человек в униформе заткнул
сигнальный жезл за голенище сапога, медленно подошел ко мне и
отдал честь.
— Ваши документы.
Я дал ему паспорт Дорфа, надеясь, что мой отдел не поленился
обратиться в министерство иностранных дел и не ограничился грубы¬
ми подделками, которые изготовляло для нас министерство обороны.
Мимо нас на большой скорости пронеслась «шкода», которую никто
не остановил. У меня появилось ощущение, что все это неспроста.
Второй полицейский освещал фонариком американские номера моей
машины, заднее сиденье и пол. Молодой полицейский с шумом за¬
хлопнул мой паспорт, протянул его в окошечко и еще раз отдал мне
честь.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он.
— Я могу ехать? — спросил я.
— Только включите передний свет, сэр.
— У меня включен.
— В Восточном Берлине надо включать дальний свет. Таков
закон.
— Ясна — Я включил фары. Луч света упал на полицейский гру¬
зовик. Видимо, дорожная полиция делала свою рутинную работу'.
— Всего хорошего, сэр. — Я заметил какое-то шевеление среди
дюжины полицейских, сидящих на открытом грузовике. Меня обогнал
Джонни Балкан. Я свернул на Фридрихштрассе и попытался достать
его.
По Фридрихштрассе ♦вартбург» Джонни Валкана ехал в пятидесяти
метрах передо мной. Когда я остановился у краснополосатого шлагёа-
ума, часовой отдавал Джонни паспорт и поднимал полосатую жердь.
Американский сектор был от меня всего в нескольких метрах. Пропу¬
стив ♦вартбург», он опустил шлагбаум и направился ко мне, автомат
на плечо он закинул так, что тот клацнул о его металлическую каску.
Паспорт я держал наготове. За шлагбаумом находилось низкое дере¬
вянное здание с множеством цветков красной герани, которое, собствен¬
но, и было контрольно-пропускным пунктом. Перед ним двое часовых
говорили с Валканом, потом они все засмеялись. Смех гулко разносился
окрест в ночной тишине. Пограничник в голубой униформе прогромы¬
хал по ступеням и побежал к моей машине.
— Зайди внутрь, — сказал он часовому со своим пронзительным
саксонским акцентом. — К телефону. — Он повернулся ко мне. —
Придется немного подождать, сэр, — объяснил он по-английски. — Со¬
жалею о задержка — И он взял у часового автомат.
Я закурил ♦Галуа», угостил пограничника, мы курили и смотрели
туда, где в сотне метров начинался окруженный стеною Западный Бер¬
лин, и каждый думал о своем, а может, и об одном и том же.
Не прошло и двух минут, как полицейский вернулся. Он попросил
меня выйти из машины, оставив ключи в замке. С ним было трое
солдат. У каждого был автомат, и держали они их на изготовку. Я
вышел из машины. Они отвели меня за дом, где никто из западного
сектора не смог бы нас увидеть, если бы даже и захотел. Там стоял
маленький зеленый грузовичок. На двери был маленький значок и сло¬
ва ♦Дорожная полиция». Мотор работал. Я сел между немецкими сол¬
датами, один из них предложил мне странного вкуса сигарету, которую
я прикурил от окурка моей ♦Галуаз». Никто меня не обыскивал, не
/24
надевал наручников, не предъявлял официальных обвинений. Они про¬
сто попросили меня следовать за ними, насилия никто не применял. Я
смирился.
Сквозь заднее окно я смотрел наружу. Когда мы подъехали к Алек¬
сандерплац, я уже догадался, куда меня везут. В нескольких кварталах
находилась Кайбелыптрассе: Главное управление полиции.
На мощеном дворе Главного управления раздавались шаги полудю¬
жины марширующих людей. В зависимости от громких команд ритм
шагов менялся. Меня ввели в комнату на втором этаже. Для этого от
главного входа, где часовой в стеклянной будке нажал на кнопку и
открыл ворота, нам пришлось подняться на тридцать три ступеньки. У
кремовой стены стояла старая деревянная скамья, на которую я и сел;
рядом лежали два захватанных номера «Нойес Дойчланд». Справа было
большое зарешеченное окна За столом сидела женщина средних лет,
седые волосы которой были туго стянуты в пучок. Каждое ее движение
за столом сопровождалось громким звяканьем большой связки ключей.
Я знал, что какой-то выход наверняка должен быть. Любой из героев
детективных телесериалов в таком положении действовал бы не заду¬
мываясь.
Седая женщина подняла на меня глаза
— У вас есть с собой нож или другое оружие? — Ее глаза смот¬
рели на меня не мигая сквозь толстые линзы очкоа
— Нет. — сказал я.
Она кивнула и записала что-то на листке бумаги.
— Мне надо вернуться не очень поздно, — сказал я. В той ситуации
это прозвучала наверное, очень забавно.
Седая женщина заперла все ящики своего стола и вышла из ком¬
наты, демонстративно оставив дверь широко открытой, дабы пресечь мои
поползновения залезть в картотеку. Я просидел минут пять, может,
десять. Все было на удивление просто и обыденно, похоже на ожидание
водительских прав в мэрии. Седая женщина вернулась с моим паспор¬
том в руках. И отдала его мне. Улыбки я у нее не заметил, но вела
она себя вполне дружелюбно.
— Пойдемте, — сказала она.
Я прошел за ней по длинному кремовому коридору до самого конца
западного крыла здания. Внутреннее убранство тоже напоминало мэ¬
рию. Она тихо постучала в массивную дверь и, не ожидая ответа,
впустила меня внутрь. В комнате было темно, в тусклом свете, проби¬
вающемся с улицы, я сумел разглядеть» где стоит стол. Из-под стола
неожиданно заполыхал красный свет, похожий на тот, что испускают
проблесковые инфракрасные лампы. Когда мои глаза привыкли к не¬
привычному полумраку, я заметил, что дальний конец комнаты залит
серебряным свечением.
— Дорф, — произнес голос Стока, прогремевший, словно из мощно¬
го репродуктора. Около стола раздался щелчок, и комната ocBefmiacb
25
обычный желтым светом вольфрамовой лампы. Сток сидел за столом,
почти не видимый за плотным облаком сигарного дыма. Комната была
обставлена восточнонемецкой мебелью, сделанной в скандинавском сти¬
ле. На столе за моей спиной лежал кнопочный аккордеон, стопки газет
и шахматная доска, из которой выпало несколько фигур. У стены сто¬
яла раскладушка с двумя армейскими одеялами на ней, рядом с изго¬
ловьем валялись кожаные сапоги. Около двери была маленькая
раковина и шкаф, возможно, с одеждой.
— Мой дорогой Дорф, — сказал Сток. — Я вам, наверное, причинил
массу неудобств?
Сток возник из сигарного облака в кожаном пальто до пят.
— Если вы решили напугать меня до полусмерти, то у вас ничего
не получилось, — сказал я.
— Ха-ха-ха, — захохотал Сток и выпустил очередной громадный
клуб дыма, такие клубы дыма можно увидеть только у паровозов, от¬
правляющихся с лондонского вокзала Кингз-Кросс. — Я хотел пооб¬
щаться с вами, — сказал он, не выпуская сигары изо рта, — без
Валкана.
— В следующий раз, — сказал я, — пишите письма.
Раздался стук в дверь. Сток передвигался по комнате, как раненая
ворона Седая женщина принесла два стакана чая с лимоном.
— Боюсь, что молока сегодня нет, — сказал Сток и запахнулся в
п альта
— Так, видимо, и изобрели русский чай, — сказал я.
Сток снова засмеялся своим деланным смехом. Я глотнул обжига¬
ющего чая и почувствовал себя лучше. Такое же ощущение испытыва¬
ешь, когда впиваешься ногтями в собственную ладонь.
— Что стряслось? — спросил я.
Сток подождал, пока- женщина выйдет из комнаты и закроет за
собой дверь. Потом сказал:
— Давайте прекратим ссориться, ладно?
— Вы имеете в виду себя лично? — поинтересовался я. — Или
Советский Союз?
— Себя лично, — сказал Сток. — Мы оба много выиграем, если
будем не палки в колеса друг другу ставить, а сотрудничать. — Сток
помолчал с деланной улыбкой. — Как ученый, Ссмица не очень важен
для Советского Союза. У нас есть люди помоложе, с более свежими и
интересными идеями. А ваши люди, напротив, будут считать вас гени¬
ем, если вы сможете доставить его в Лондон. — Сток пожал плечами,
словно поражаясь идиотизму мира политиков.
— Caveat emplor?1 — сказал я.
— Вот именно, — подтвердил Сток с удовольствием. — Да будет
осторожен покупатель. — Он перекатил сигару в другой угол рта и
1 Да будет осторожен покупатель (лат).
26
повторил несколько раз: «Да будет осторожен покупатель». Я пил чай
и молчал. Сток проковылял к боковому столу с шахматами, его кожаное
пальто скрипело, как старое парусное судна
— Вы в шахматы играете, англичанин? — спросил он.
— Я предпочитаю игры, где легче мошенничать, — сказал я.
— Согласен с вами, — сказал Сток. — Соблюдение правил мешает
творчеству.
— Это касается и коммунизма? — вставил я.
Сток взял со стола коня.
— Но шахматы больше похожи на ваш капиталистический мир.
Мир рыцарских фигур, мир королей и королев.
— Не смотрите на меня, — сказал я. — Я всего лишь пешка. На¬
хожусь здесь на линии фронта. — Сток ухмыльнулся и посмотрел на
доску.
— А я хорошо играю, — сказал он. — Ваш друг Балкан — один
из немногих в Берлине, кто может меня постоянно обыгрывать.
— Эго потому, что он принадлежит нашему капиталистическому
миру.
— Ваш мир меняется. Легкие фигуры становятся самыми значитель¬
ными на доске. Королевы становятся., импотентками. Можно сказать
«импотентки» о королевах?
— С этой стороны Стены вы можете говорить все, что угодно.
Сток кивнул.
— Легкие фигуры — генералы — правят вашим западным миром.
Генерал Уокер, командир 24-й пехотной дивизии, говорил своим подчи¬
ненным, что президент США — коммунист.
— А вы разве не согласны? — спросил я.
— До чего ж вы глупый, — забасил Сток. — Я пытаюсь показать
вам, что эти люди.. — он помахал конем перед моим носом, — -сами
о себе заботятся.
— И вы завидуете? — серьезно спросил я.
— Может, и завидую, — сказал Сток. — Может, и так. — Он по¬
ложил коня на место и запахнул полы своего пальто.
— Значит, вы собираетесь продать мне Семицу в качестве своего
рода частной собственности? — сказал я. — Если вы, конечно, простите
мне такие выверты моего буржуазного ума.
— Человек живет всего один раз, — сказал Сток.
— Я могу удовлетвориться и одним разом, — сказал я.
Сток положил в свой чай четыре ложки сахара с верхом и стал
энергично его размешивать.
— Единственное, что я хочу, это прожить остаток моей жизни в
тишине и покое, мне не надо много денег, лишь бы хватало на табак
и скромную деревенскую пищу, на которой я был воспитан. Я полков¬
ник, и мои материальные условия превосходные, но я реалист, долго
это продолжаться не может. Более молодые люди в моем ведомстве
27
смотрят на мое место с завистью. — Он бросил на меня взгляд, я вяло
кивнул — С завистью, — повторил он.
— Вы занимаете ключевое место, — сказал я.
— Но проблема с такими постами в том, что на них многие зарятся.
Некоторые из моих сотрудников имеют прекрасные университетские
дипломы и так же сообразительны, как и я в их возрасте; их энергии
хватает на то, чтобы работать дни и ночи напролет, и я когда-то так
работал. — Он пожал плечами. — Вот почему я решил прожить ос¬
тавшуюся часть жизни в вашем мире.
Он встал и открыл один из деревянных ставней. Со двора неслось
тарахтенье дизельного мотора и топот ног, забирающихся через борт на
грузовик. Он засунул руки глубоко в карманы пальто и запахнул полы.
Я спросил
— А вы уверены, что сумеете убедить жену, семью?
Сток продолжал смотреть во двор.
— Моя жена погибла во время налета немецких самолетов в 1941
году, мой сын не пишет мне уже три с половиной года Что бы вы
сделали в моем положении, Дорф? Что бы вы сделали?
Я подождал, пока шум отъезжающего грузовика не замер на Кап-
белыптрассе. Потом сказал:
— Я бы перестал врать старым врунам для начала, Сток. Вы что,
действительно думаете, что я пришел сюда, не перелистав ваше досье?
Мои нынешние помощники подготовлены несравненно лучше, чем, по
вашей оценке, я сам. Я о вас знаю все — от полезного объема камеры
вашего холодильника «вестингхауз» до размера противозачаточного кол¬
пачка вашей любовницы.
Сток взял свой чай и принялся давить дольку лимона ложечкой.
Он сказал:
— Вы хорошо подготовлены.
— Тяжело в ученье, легко в бою, — сказал я.
— Вы цитируете фельдмаршала Суворова — Он подошел к шах¬
матной доске и уставился на нее. — У нас, русских, есть пословица,
«Умная ложь лучше глупой правды», — сказал он, размахивая чайной
ложкой перед моим лицом.
— Ничего умного в жалком убийстве жены не было.
— Согласен, — сказал Сток весело. — Мы будем друзьями, англи¬
чанин. Мы должны доверять друг другу. — Он поставил чай на стол.
— Мне враг ни к чему, — сказал я.
Сток улыбнулся. Что тут скажешь?!
— Честно, англичанин, — сказал он, — на Запад я действительно
бежать не хочу, но предложение о Семице вполне искренне. — Он
облизал ложку.
— За деньги? — спросил л
— Да, — сказал он и постучал ложечкой по пухлой ладони своей
левой руки. — Деньги сюда. — И он стиснул руку в кулак.
28
Глава 7
Кони могут ходить через поля,
занятые фигурами противника.
Кони всегда заканчивают ход
на поле противоположного цвета.
Берлин, вторник, 8 октября
На контрольно-пропускном пункте «Чарли» царило оживление.
Вспышки фотоаппаратов отрезали мгновения от вечности. Мостовая под
ногами репортеров блестела от воды и моющего порошка Американская
машина «скорой помощи» неслась, мигая красным фонарем, к больнице,
а может, и к моргу.
Один за другим репортеры прятали свои камеры и начинали сочи¬
нять в \ме заголовки для завтрашних статей. «Молодой берлинец убит
при попытке перебраться через Стену», или «Полицейские подстрелили
прыгуна через Стену», или «Тротуар у Стены снова окрасился кровью».
А может, человек и не умрет.
Я помахал страховым свидетельством перед будкой дежурного и
осторожно проехал мимо. Отсюда было недалеко до «Халлешез-тор» —
района проституток и борделей, — а именно туда мне теперь и надо
было. За плохо освещенным порталом начиналась крутая каменная
лестница. В коридоре висела дюжина серых почтовых ящиков. На одном
из них выделялась надпись: «Бюро реабилитации немецких военноплен¬
ных с Востока*. Писем внутри не была Сомневаюсь, что они там вообще
когда-нибудь поя мялись. Я поднялся по лестнице и нажал на звонок.
У меня появилось чувство, что не нажми я на звонок, дверь мне все
равно бы открыли.
— Да? — сказал спокойный молодой человек в темно-сером флане¬
левом костюме. Я произнес те слова приветствия, которыми меня снаб¬
дили в Лондоне.
— Сюда, пожалуйста, — сказал молодой человек.
Первая комната была похожа на приемную зубного врача — много
журналов, стульев, но не было даже намека на уют. Меня оставили
там одного на какое-то время, а потом пригласили внутрь. Войдя в одну
дверь, я оказался перед другой, стальной. Вторая дверь была заперта,
я стоял, нервничая, в тесном, ярко освещенном пространстве. Раздалось
тихое жужжание, и дверь открылась.
— Добро пожаловать на Feldherrnhugel1, — сказал спокойный моло¬
дой человек.
Я оказался в большой комнате, освещенной неоновыми, издавав¬
шими легкое гудение светильниками. Здесь стоял шкаф с картоте¬
кой, на стене висело несколько зашторенных карт. Два длинных
1 Холм, с которого генералы управляли сражением (нем^ при меч. авт).
29
металлических стола были заставлены телефонными аппаратами раз¬
нообразных цветов, картину дополнял телевизор и мощный радио¬
приемник. За одним из столов сидели четверо молодых людей. Они
были очень похожи на того, который открыл мне дверь, — все
молодые, бледные, чисто выбритые и одетые в белые сорочки, они
вполне могли бы олицетворять новую процветающую Германию, но
в них было также кое-что и от более почтенного возраста. Я попал
в одно из подразделений бюро Гелена1. Отсюда люди тайно пере¬
правлялись в ГДР или из ГДР. Это были люди, которых в Восточ¬
ной Германии называли нацистами и о которых в Бонне
предпочитали помалкивать.
Меня здесь, конечно, не очень ждали, но я представлял организа¬
цию, бывшую одним из источников финансирования организации Геле¬
на — мне предложили кофе.
Один из одинаковых молодых людей надел очки в металлической
оправе и сказал:
— Вы нуждаетесь в нашей помощи. — В этом ощущалось некое
оскорбление. Я отхлебнул растворимого кофе. — Что бы вам ни требо¬
валось, наш ответ: да, мы это можем, — сказал очкастый. Он передал
мне небольшой кувшинчик со сливками. — Что необходимо сделать в
первую очередь?
— Не могу решиться, то ли Дувр взять в осаду, то ли Сталинград
захватить.
Металлические Очки и еще двое улыбнулись, возможно, и впер¬
вые.
Я угостил их сигаретами «Галуаз», и мы приступили к делу.
,-т-Мне надо кое-что переправить, — сказал я.
— Очень хорошо, — сказал Металлические Очки и вынул малень¬
кий магнитофон.
— Место отгрузки?
— Я постараюсь сам доставить груз в удобное место, — ска¬
зал я
— Превосходно. — Он включил микрофон. — Место ■ отгрузки от¬
сутствует, — сказал он. — Куда? — обратился он снова ко мне.
— В один из портов Ла-Манша.
— Какой именно?
— Любой, — сказал я Он снова кивнул и повторил мой ответ в
микрофон. Кажется, мы нашли общий язык.
— Размер?
— Это человек, — сказал я. Никто из них и глазом не повел. Он
тут же спросил:
— Добровольно или принудительно?
1 Позднее Разведывательная служба ФРГ, но до сих пор часто назы¬
ваемая «Бюро Гелена». См. Приложение 2 (примеч. авт).
30
— Я еще не знаю, — сказал я.
— В сознании или без сознания?
— Если добровольно, то в сознании, если силой, то без.
— Мы предпочитаем в сознании, — сказал очкастый, прежде чем
записать мой ответ на магнитофонную ленту.
Зазвонил телефон. Очкастый говорил отрывисто и властно, затем
двое геленовских ребят надели темные плащи и спешно ушли.
— Стрельба у Стены, — пояснил очкастый мне.
— Там не шутят, — сказал я.
— Прямо у пропускного пункта Чарли, — сказал очкастый.
— Один из ваших? — спросил я.
— Да, курьер, — сказал очкастый. Он отнял руку от труб¬
ки: — Звонящий должен ждать на месте, если за полчаса с
ним никто не свяжется, то снова позвонить сюда — Он повесил
трубку.
— Мы единственные, кто хоть что-то делает здесь в Берлине, —
сказал очкастый. Другой парень, блондин с большой печаткой на паль¬
це, подтвердил: *Ja», и они обменялись кивками.
«Со времени Гитлера?» — чуть не сорвалось у меня с языка, но я
вовремя принялся за вторую чашку кофе. Очкастый достал карту го¬
рода и наложил на нее прозрачную кальку. Потом стал рисовать круж¬
ки в восточной части города.
— Это самые удобные места для перехода, — сказал он. — Не
слишком близко к границе сектора и все-таки не очень глубоко в
советской -зоне. В этом городе все может очень быстро вскипеть» осо¬
бенно если вы схватили человека, которого разыскивает полиция Иног¬
да мы предпочитаем, чтобы груз отлежался где-нибудь в самой зоне. В
любом месте — от Любека до Лейпцига. — У очкастого был легкий
американский акцент, который время от времени проскальзывал сквозь
его очевидный немецкий. — И мы должны знать об этом, по крайней
мере, за двое суток. Но уж после этого мы берем всю ответственность
на себя, даже если сама переправа и состоится не сразу. У вас есть
вопросы?
— Да. Как я могу связаться с вашими людьми, находясь в восточной
части Берлина?
— Вы должны позвонить по указанному номеру в Дрезден, и там
вам дадут номер в Восточном Берлине. Мы меняем его каждую неделю.
Дрезденский номер тоже иногда меняется Так что перед отправкой
туда свяжитесь с нами.
— Понятно, но разве нет телефонов, прямо связывающих две части
города?
— Есть. Официально один. Он связывает русское командование в
Карлсхорсте с Соединенным командованием на стадионе здесь, в За¬
падном Берлине.
— А неофициально?
31
— Линии связи должны быть. Водопровод, электросети, канализация
и газ — все эти службы должны говорить со своими коллегами в
другой части города. Ведь вполне может возникнуть чрезвычайная си¬
туация, но официально они не признаются.
— И вы этими линиями не пользуетесь?
— Очень редка — Зазвучал зуммер. Он переключил тумблер у
себя на столе. Я услышал голос спокойного молодого человека: «Да.
Добрый вечер» — и другой, незнакомый мне голос: «Я тот человек,
которого вы ждете из Дрездена». Очкастый включил что-то еще, и
загорелся экран телевизора Я увидел, как невысокий человек вошел в
приемную, а потом и в ярко освещенный предбанник. Очкастый отвер¬
нул от меня экран телевизора
— Безопасность, — сказал он. — Вы едва ли будете нам доверять,
если мы познакомим вас с деталями другой операции.
— Вы чертовски правы, не будем, — сказал я.
— Так что если у вас все- — сказал очкастый, захлопывая толстую
тетрадь.
— Все, — сказал я. Новых намеков мне не требовалось.
Он сказал:
— В этой операции вы будете служить связным офицером1 Валкана.
Его кодовое имя — Король, а ваше- — Он бросил взгляд на стол. —
-Kadaver.
— Труп, — перевел я. — Миленькое имечко.
Очкастый улыбнулся.
* * *
Вернувшись в отель «Фрюлинг», я задумался о Короле — Валканс.
Меня удивило, что он был одним из лучших шахматистов Берлина,
впрочем, от него можно было ожидать чего угодно. Я думал о моем
кодовом имени — Kadaver — и о Kadavergehorsam, своего рода дисцип¬
лине, заставлявшей труп вскакивать и отдавать честь. Налив себе виски,
я смотрел вниз, на роскошные сияющие огни. Я начинал чувствовать
этот город; и с той, и с другой стороны Стены широкие, хорошо осве¬
щенные улицы разделялись чернильными озерами темноты. Возможно,
это был единственный город в мире, где человек в темноте чувствовал
себя в большей безопасности.
1 Связной офицер: в американской системе шпионажа (откуда бюро Ге¬
лена заимствовало термин) связной офицер — это посредник, соединяющий
Вашингтон с агентом. Обычно он уполномочен вносить небольшие измене¬
ния в цели операции и всегда контролирует оплату. В вышеупомянутой
операции я не был связным офицером Валкана в строгом смысле этого
слова, поскольку связной офицер хорошо законспирирован и никогда не
обнаружит себя другим службам (примеч. авт).
32
Глава 8
Профессионального игрока от¬
личает умелое маневрирование
конями.
Берлин, вторник, 8 октября
Посмотрите внимательно в глаза некоторых смелых молодых людей,
и в глубине этих глаз вы заметите маленького испуганного человечка.
Порой мне казалось, что я вижу этого человечка в глазах Валкана, а
иногда начинал сомневаться. Он держал себя, как супермен с рекламы
гормональных пилюль, мускулы его бугрились под хорошо сшитыми
костюмами из легкой шерсти. Он носил шелковые носки и ботинки,
заказанные по личной мерке в магазине на Джермин-стрит. Балкан
являл собой новый тип европейца: он говорил, как американец, ел, как
немец, одевался, как итальянец, и платил налоги, как француз.
Он употреблял англосаксонские идиомы с изыском, а если ругался,
то спокойно и выверен но, никогда не позволяя себе опускаться до зло¬
сти пли ярости. Он сросся с «кадиллаком» марки «эльдорадо»; черная
кожа, деревянное рулевое колесо, подсветка для чтения карт, магнито¬
фон высочайшего качества и радиотелефон не бросались в глаза, но
все же были заметны. В его машине не водилось шерстяных тигренков,
пластмассовых скелетов, вымпелов и чехлов из леопардовых шкур.
Сколько ни соскребай шкур с Джонни Валкана, под ними все равно
оказывалось золота
Швейцар в «Хилтоне» отдал честь и спросил:
— Хотите, я поставлю ваш Slrassenkreuzer на стоянку? — Он гово¬
рил по-английски, и хотя термин «уличный крейсер» для американской
машины комплимент сомнительный, Джонни это нравилось. Он швыр¬
нул ему ключи от машины заученным движением и пошел впереди
меня. Маленькие подковки, которые он прибил к подметкам, клацали
по мрамору. Умело спрятанные светильники освещали обильно смазан¬
ные каучуконосные деревья и играли бликами на монетах в газетном
киоске, где продавались вчерашние «Дейли мейл» и «Плейбой», а также
цветные открытки с Берлинской стеной, которые можно отослать друзь¬
ям с припиской: «Жаль, что вас нет со мной». Я проследовал за Вал-
каном в бар, в котором было слишком темно, чтобы разглядеть меню,
и где пианист с таким трудом находил нужные клавиши, что, казалось,
их кто-то перемешал.
— Рад что приехал? — спросил Балкан.
Я не был уверен в этом. Балкан изменился так же сильно, как и
сам город Оба находились в постоянном чрезвычайном положении и
научились жить в таких условиях.
— Потрясающе, — сказал я. 22 ЛДсГггои «Берлинские похороны*
33
ДжоннйпонюхаЛ свой «бурбон*’ и'выпил его'так, словно имел дело
с лекарством.
— Признайся, что ожидал увидеть здесь совсем иное, — сказал
он. — Тишь и благодать, а?
— На мой вкус, так вообще слишком тихо, — сказал я. — Слишком
много «начальников на верандах» и «этих инфернальных барабанов,
каррут». Да и солдат-браминов многовато.
— И неприкасаемых гражданских немцев перебор, — подхватил
Балкан.
— Однажды в Калькутте я смотрел кино — «Четыре пера». Когда
осажденный гарнизон уже больше не мог держаться, на горизонте по¬
явилось несколько дюжин англичан в шлемах с воинственными песня¬
ми и молодые господа со слугами и опахалами.
— И они обратили туземцев в бегство, — сказал Балкан.
— Да, — сказал я, — но индийская аудитория стала потешаться
над бегущими.
— Так ты думаешь, что мы потешаемся над нашими победителями?
— А это ты мне должен сказать, — заметил я, оглядывая
зал, прислушиваясь к английской речи и попивая херес, стоивший
здесь вдвое дороже, чем в любом другом месте по эту сторону
Стены.
— Бы, англичанин, — начал Балкан, — живете посреди своего хо¬
лодного моря в окружении селедки. Как мы можем вам что-нибудь
объяснить? б июня 1944 года настал день Д1; до тех пор англичане
потеряли больше народа в дорожных катастрофах, чем на фронте2, а
наши, немецкие, потери к тому времени составили шесть с половиной
миллионов только на Восточном фронте. Германия была единственной
оккупированной страной, которая не сумела создать организованного
сопротивления. Она не смогла этого сделать, потому что от нее ничего
не осталось. В 1945 году наши тринадцати летние мальчишки стояли
здесь, где ты стоишь, и направляли базуки в сторону Курфюрсте идам,
ожидая, когда танк «Иосиф Сталин» с лязгом выедет из Грюнвальда.
Вот почему мы сотрудничали и дружили с победителями. Мы отдавали
честь вашим рядовым чинам, свои дома — вашим сержантам, а жен —
офицерам. Мы расчищали завалы голыми руками, а в это время мимо
нас проносились пустые грузовики из ваших официальных борделей, и
мы все терпели.
Балкан заказал еще по одной порции виски. Размалеванная девица
в золотом парчовом платье попыталась поймать взгляд Валкана, но, 1 21 День высадки союзных войск в Европе (примеч. пер).
2 В первые четыре года войны британские потери (включая пленных и
пропавших без вести) составили 387 996 человек. Число убитых и покале¬
ченных в дорожных катастрофах равнялось за то же время 588 742 (при¬
меч. asm).
34
заметив, что я наблюдаю за ней, вынула зеркальце из сумочки и при¬
нялась подводить брови.
Балкан повернулся ко мне, пролив виски на руку.
— Мы, немцы, не понимали нашей роли, — сказал он, слизнув ви¬
ски с руки. — Как проигравшая нация мы навсегда должны были
ограничиться ролью потребителей — снабжаемых англо-американски¬
ми фабриками, — но мы этого не поняли. Мы стали строить свои
собственные фабрики, и мы делали это хорошо, потому что мы профес¬
сионалы, мы, немцы, любим все делать хорошо — даже войны проиг¬
рывать. Мы стали состоятельными к неудовольствию вас, англичан и
американцев. Вам нужен повод, чтобы тешить свое очень удобное чув¬
ство превосходства А все потому, что мы, немцы, прихлебатели, слаба¬
ки, марионетки, мазохисты, коллаборационеры — лизоблюды, одним
словом, причем хорошие.
— Меня слезы душат, — сказал я.
— Псп, — сказал Балкан и опрокинул свой стакан с завидной ско¬
ростью. — Мне на тебя совсем не хочется кричать. Ты .понимаешь
больше других, хотя тоже почти ничего не понимаешь.
— Ты очень добр ко мне, — сказал я.
Около десяти вечера в баре появился светлоглазый молодой
человек, которого я видел в Бюро Гелена, сверкнул своими манже¬
тами перед барменом и заказал мартини «Бифитер». Он отхлебнул
из бокала и неторопливо огляделся. Заметив нас, он проглотил
напиток. ~:г
— Король, — сказал он тиха — Есть сюрприз.
Ничего себе сюрприз — вишня в мартини; впрочем, если ее не
обнаруживают, поднимается крик.
— Меня зовут Хельмут, — сказал светлоглазый парень.
— А меня Эдмонд Дорф, — сказал я; двоих уже достаточно для
игры.
— Может, вы хотите поговорить с глазу на глаз? — спросил
Балкан.
— Нет, — вежливо ответил Хельмут и предложил нам английские
сигареты — Наш последний служащий, увы, попал в беду.
Балкан вынул свою золотую зажигалку.
— Смертельную? — спросил Балкан.
Хельмут кивнул.
— Когда? — сказал Балкан. , i :- ;
— На следующей неделе, — сказал Хельмут. — Мы прищучим его
на следующей неделе. — Я заметил, как дрожали руки Валкана, когда
он прикуривал.
Хельмут это тоже заметил и улыбнулся. Он сказал мне:
— Русские привозят вашего парня в город через две недели в суб¬
боту.
— Моего парня?
35
— Ученого биологического отделения Академии наук. Он скорее
всего остановится в «Элдоне». Вы ведь хотите, чтобы мы переправили
именно этого человека?
— Нет комментариев, — сказал я. Этот мальчишка меня очень раз¬
дражал. Прежде чем снова пригубить мартини, он широко улыбнулся хше.
— Мы готовим сейчас канал, — добавил он. — Нам поможет, если
вы получите эти документы из собственных источников. Все данные вы
найдете здесь. — Он протянул мне свернутый листок бумаги, обнажил
пару раз свои манжеты, чтобы показать запонки, потом допил мартини
й исчез.
Балкан и я смотрели на каучуконосные деревья.
— Геленовский вундеркинд — сказал Балкан. — Они там все такие.
Глава 9
В определенных обстоятель¬
ствах пешки могут превращать¬
ся в самую сильную фигуру на
доске.
Берлин, вторник, 8 октября
Я передал геленовскую просьбу в Лондон, поместив ее как срочную.
. В телетайппрограмме говорилось:
г Имя: Луи Поль Брум
Национальность: Британец
Национальность отца* Француз
Профессия: Сельскохозяйственная биология
Дата рождения: 3 августа 1920 г.
Место рождения: Прага, Чехословакия
Место жительства: Англия
Рост 5 футов 9 дюймов
Вес 11 стоунов 12 фунтов
Цвет глаз: Карий
Цвет волос Черный
Шрамы: Четырехдюймовый шрам на правой лодыжке
Требуемые документы
L Британский паспорт, изданный не ранее начала текущего года.
Z Британские права на вождение автомобиля.
3. Международные права на вождение автомобиля
4. Действующее британское страховое свидетельство на авто¬
машину.
5. Регистрационная книга на автомобиль (тот же самый)
6. Кредитная карта клуба вДайнерс*.
36
Глава 10
ДЖОН АВГУСТ БАЛКАН
«О Боже», — подумал Джонни Балкан, человек, которому природа
дала в избытке все, кроме веры, и поразиться, по правде говоря, было
чему. Бывали времена, когда он видел себя неопрятным отшельником
в баварских лесах, в обсыпанном пеплом жилете и с гениальными
думами в голове, но сегодня он был рад, что стал тем, кем он стал.
Джонни Валканом, богатым привлекательным человеком, воплощением
Knal-lharte—стойкости, почти мистического качества, на которое в по¬
слевоенной Германии смотрели с обожанием. Лечение в Ворисхофене
научило его упругой уступчивости, а именно это и требовалось, чтобы
держаться на вершине в этом городе, — сегодня интеллектуалам здесь
нечего делать, чего бы там ни говорили о тридцатых годах.
Он был рад, что англичанин ушел. В больших количествах они
надоедают. Они едят рыбу на завтрак и все время спрашивают, где
можно обменять деньги по самому выгодному курсу. Все заведение
отражалось в цветном зеркале. Женщины были одеты в блестящие
обтягивающие платья, мужчины — в костюмы за тысячу марок. Все
было очень похоже на рекламу виски «бурбон», которую можно увидеть
в журнале «Лайф». Он отхлебнул виски и поставил ногу на подставку.
Любой посетитель наверняка примет его за американца. Не за вшивого
внештатного корреспондента — они десятками ошиваются здесь в по¬
исках сплетен, которые будут напечатаны под рубрикой «От нашего
специального корреспондента в Берлине» и оплачены построчно, — а
за сотрудника посольства или бизнесмена, такого, например, что сидит
у стены напротив с блондинкой. Джонни снова взглянул на блондинку.
Боже, о Боже! Он видел, какой пояс она носит. Он улыбнулся ей. Она
ответила Пятидесятимарочная шлюха, подумал он и потерял к ней
всякий интерес. Он подозвал бармена и заказал еще одну порцию «бур¬
бона». Это был новый бармен.
— Бурбон, — сказал он. Ему нравилось слышать, как он произносит
эти слова. — Побольше льда
Бармен принес виски и сказал:
— Если можно, без сдачи, у меня совсем нет мелочи. — Бармен
сказал это по-немецки, что рассердило Вапкана.
Балкан постучал сигаретой «Филип Моррис» по ногтю, заметив, как
смугла его кожа по сравнению с белой сигаретой. Он сунул сигарету
в рот и щелкнул пальцами. Чертов идиот, должно быть, заснул.
За стойкой бара сидели пара туристов и журналист из Огайо по
имени Петч. Один из туристов спросил, часто ли Петч бывает на «той
стороне».
— Не очень, — сказал Петч. — Комми занесли меня в черные
списки. — Он сдержанно засмеялся Джонни Балкан выругался на¬
37
столько громко, что бармен поднял голову, ухмыльнулся Джонни и
сказал:
— Mir kann keener1.
Петч по-немецки не говорил и, следовательно, ничего не заметил.
Сегодня было много людей с радио: в спертом ночном воздухе аме¬
риканцы с грубоватыми акцентами своих отцов говорили на странных
славянских диалектах. Один из них махнул через зал рукой Валкану,
но за свой столик не позвал. Это все потому, что они считали себя
культурными сливками города На самом деле это были интеллекту¬
альные легковесы, вооруженные несколькими тысячами словесных без¬
делушек, годных лишь для светского трепа. Они не могли отличить
струнного квартета от вокального трио.
Бармен зажег для него спичку.
— Спасибо, — сказал Джонни. Он отметил про себя, что в ближай¬
шем будущем надо будет поближе познакомиться с этим барменом, и
не для сбора информации — на такой низкий уровень он еще не
опускался,-— а просто потому, что в таком городе это облегчало жизнь.
Он потягивал свое виски и размышлял о том, как умиротворить Лондон.
Балкан был рад что человек Доулиша возвращается в Лондон. Против
англичан он ничего не имел, но с ними никогда не чувствуешь себя
уверенна А все потому, что они любители и гордятся этим. Иногда
Джонни жалел, что работает не на американцев. Он чувствовал, что с
ними у него больше общего.
Вокруг стоял гул учтивой беседы. Очкастый человек с большим
носом и усами, который выглядел как новенькая монета, был членом
английского парламента У него был властный голос, каким английский
высший класс обращается к таксистам или иностранцам.
— Но здесь, в Берлине, — говорил англичанин, — налоги на двад¬
цать процентов ниже, чем в Западной Германии, и, более того, ваши ре¬
бята в Бонне не взимают даже четырех процентов, налагаемых на сделки.
С небольшой сноровкой вы можете обеспечить свободную доставку и,
если вы ввезете сталь, то это вам почти ничего не будет стоить. Ни один
бизнесмен не может пренебрегать такими возможностями. Вы каким биз¬
несом занимаетесь? — Англичанин распушил усы и громко хмыкнул.
Балкан улыбнулся человеку из Еврейского отдела документации.
Балкан с удовольствием бы занимался такой работой, жаль, что, судя
по слухам* платят за нее мало. Еврейский отдел документации в Вене
собирал материалы о военных преступлениях, которые бы позволили
привлечь к суду бывших эсэсовцев. Сколько работы вокруг, подумал
Балкан. Он оглядел зал, тонувший в табачном дыму, здесь сейчас на¬
ходилось* по меньшей мере, пять бывших офицеров СС.
— Для британской автомобильной промышленности это самое луч¬
шее из того, что могло случиться. — Громкий голос англичанина снова
1 «Меня не проведешь»—типично берлинское выражение (примеч. авт).
38
заполнил зал. — Ваши, люди из «Фольксвагена» сразу лочуяли, откуда
ветер дует. Ха-ха. Потеряли источник дешевой рабочей силы й обрели
профсоюзных горлопанов, выкачивающих из них деньги.-А что произош¬
ло? Цена «фольксвагена» скакнула вверх. И наши парни получили
шанс. Говорите что хотите, но эта Стена — лучшее, что можно приду¬
мать для британской автомобильной промышленности.
Джонни нащупал в кармане свой британский паспорт. Что касается
самого Валкана, то Стена ему была почти безразлична В каком-то смыс¬
ле она ему даже нравилась. Если бы коммунисты не прекратили вопить
о переходе из зоны в зону в поисках работы, где бы они нашли людей
для работы на фабриках? Джонни знал, где бы они их нашли — На
Востоке. Кому бы понравилось на пляже Мюггельзее отдыхать среди мон¬
голов и украинцев? Возникло бы много шансов на то, что Германия вос¬
становила бы свои права на Восточную Пруссию, Померанию и Силезию.
Валкану, вообще-то, было наплевать на «утерянные территории», но те,
кою это волнует, могли бы не орать так громко о Стене.
В зале находилась и девушка из Веддинга. Интересно, верно ли то,
что говорят о ее шофере? Для девушки ее типа район, в котором она
жила, был действительно странный — ужасный рабочий район. Он
вспомнил ее малюсенький дом с телевизором над кроватью. > Он позна¬
комил ее с вон тем шотландским полковником. Он после еще, кажется,
говорил, будто она хочет современную модель с большим цветным эк¬
раном и дистанционным управлением. Балкан помнил, как.тогда над
этим весь бар потешался. Балкан послал ей воздушный поцелуй и
подмигнул. Она помахала ему в ответ своей золотистой сетчатой, су¬
мочкой. Она по-прежнему очень аппетитная, подумал Балкан и, вопреки
своему твердому решению, послал к ее столику бармена с шампанским
и запиской, написанной маленьким золотым карандашиком на оборот¬
ной стороне красивой визитной карточки.
«Давай поужинаем вместе», — написал он. Он поколебался, стоит
ли поставить в конце знак вопроса, но решил, что неопределенность
женщинам претит. Властность — вот секрет успеха у женщин;
«Подходи попозже», — дописал он, прежде чем отдать записку
бармену. В дальнем конце бара к Петчу присоединилось еще два
человека: мужчина и девушка. Мужчина был похож на англичанина.
Петч спросил:
— Вы ее, конечно, видели? Мы называем ее «Стеной позора». Я хочу
показать ее всем живущим на земле людям.
Человек, которого звали «полковник Вильсон», подмигнул. Валкану.
Для этого «полковнику Вильсону» пришлось снять большие, темные^
очки. На левой скуле и вокруг глаза у него было множество шрамов.
Вильсон пустил по стойке бара сигару в сторону Валкана.
— Спасибо, полковник, — отозвался Балкан. Вильсон когда-то слу¬
жил поваром в офицерской столовой в Омахе, где и получил свои
шрамы, обварившись кипящим салом. Сигара была хорошей. «Полков¬
39
ник» был не такой дурак, чтобы послать ему плохую. Балкан понюхал
ее, покрутил в руках, а потом мастерски обрезал кончик специальным
золотым ножичком, который всегда носил в верхнем кармане. Золотая
гильотина. Сплав острой стали и горящего золота. Бармен дал ему огня.
— Только спичкой, — сказал ему Балкан. — Спичку надо держать
в сантиметре от листа Газовой зажигалкой пользоваться ни в коем
случае нельзя.
Бармен кивнул. Пока Балкан прикуривал сигару, «полковник» про¬
двинулся вдоль стойки поближе к нему. «Полковник Вильсон» пред¬
ставлял собой шесть футов и полтора дюйма сухой кожи, обтягивающей
мясистую мускулатуру, упакованную плотно, как в сардельке. Лицо его
было серым и морщинистым, волосы очень коротко острижены. Б Гол¬
ливуде он смог бы зарабатывать участием в фильмах с толстогубыми
негодяями. Он заказал два «бурбона».
До Валкана доносился голос Петча:
— Правда, и я не устаю это повторять, является самым мощным
оружием в арсенале свободы. — Петчу нравилось произносить эти сло¬
ва, подумалось Валкану. Он знал, что «полковнику Вильсону» что-то
надо от нега Он быстро выпил свой «бурбон». «Полковник Вильсон»
заказал еще два Балкан посмотрел на бармена и едва заметно кивнул
в сторону девушки из Веддинга. Бармен чуть опустил веки. Этот город
велик, подумал Балкан, своей необычайной чувствительностью к наме¬
кам и нюансам. Он услышал голос английского члена парламента:
— Боже праведный, нет. У нас еще есть кое-что за душой, смею
вас уверить. — Английский парламентарий сдавленно засмеялся.
Британцы невыносимы, решил Балкан. Он вспомнил свою послед¬
нюю поездку туда Громадный отель на Кромвель-роуд и дождь, кото¬
рый лил неделю без остановок. Нация изобретательных гениев, у
которой сорок типов штепселей, причем ни один не работает. Молоко
на улицах в полной безопасности, чего не скажешь о девицах, секс
паршивый, а гомосексуалов вполне терпят, дома вплоть до широты Лаб¬
радора не отапливаются, гостеприимство столь редко, что «домохозяйка»
стало словом ругательным, страна, где хвастуны говорят иностранцам,
что единственный недостаток британцев — это скромность.
Балкан подмигнул девице из Веддинга Она поправила платье и
дотронулась до своей шеи. Балкан повернулся к «полковнику Вильсону»
и сказал:
— Ну, так что тебя тревожит?
— Мне надо тридцать девять фотоаппаратов «Практика» с линза¬
ми f/2.
Балкан потянулся за кусочком льда к банке на стойке бара Пиа¬
нист исполнил чудную каденцию и перестал играть. Балкан положил
сигару в рот и захлопал в ладоши. Потом поморщился от дыма Не¬
сколько человек присоединились к аплодисментам. Все еще глядя на
пианиста, Балкан сказал:
40
— Да ну?
— Плачу хорошую цену, причем долларами, — сказал «полковник
Вильсон». Валкан не ответил. — Я знаю, что ты такими вещами не
занимаешься, но это надо для одного из моих друзей. Ты же понимаешь,
фотоаппарат, тайно вывезенный с Востока, — эти ребята любят такие
вещи.
— Какие ребята?
— Торговая делегация, — сказал Вильсон.
— Тридцать девять, — произнес Валкан задумчива
— Тебе же это несложно, — сказал Вильсон. — Просто захвати их
с собой, когда будешь возвращаться с русским. Ты единственный, кто
ходит с русским через контрольно-пропускной пункт «Чарли*. — Он
нервно засмеялся
— Тридцать девять, это, должно быть, делегация американских ра¬
дио- и теле продюсеров. Ими, кажется, Петч занимается?
— О, — сказал Вильсон, — не ори так громко. Я рассказал тебе
под большим секретом. Если ты сможешь переправить их до-
— Ты мне ничего не говорил, — сказал Валкан. — Это я тебе
говорю. Я не торговец фототехникой, передай это Петчу.
— Оставь его в покое.
Валкан молча выпускал сигарный дым в лицо Вильсону.
— Не груби мне, Валкан, — сказал «полковник Вильсон*. — Ты
ведь нс хочешь, чтобы я рассказал твоему английскому приятелю, что
я уже нс майор американской армии.
— Уже нет, — сказал Валкан со смехом, чуть не поперхнувшись
виски.
— Я тебе могу много неприятностей доставить, — сказал Вильсон.
— А можешь и шею себе сломать, — сказал Валкан тиха
Они смотрели друг на друга не отрываясь. Вильсон сглотнул и
вернулся к своему виски.
— Ладно, Джонни, — сказал Вильсон через плеча — Не обижайся,
договорились?
Джонни сделал вид, что не слышит, и продвинулся вдоль стойки,
прося еще один «бурбон*.
— Два? — спросил бармен.
— Одного хватит, — сказал Джонни.
В зеркале он видел лицо Вильсона, оно было очень бледное. Видел
он и лицо девицы из Веддинга, которая трогала волосы у себя на шее,
будто бы не замечая, как при этом обтягивало ее фудь. Она закинула
ногу за ногу и улыбнулась его отражению.
«Петч*, — подумал Джонни.
Ему хотелось чем-то досадить Петчу или хотя бы прекратить его
болтовню. Он сейчас слышал его голос Петч говорил:
— Это те же самые люди, которые сделали великий фильц.о тоннеле
под Стеной. За все платила телевизионная компания НБС И вот что я
41
хочу сказать, друзья, те сорок девять человек1, которые убежали через
тоннель,' обязаны своей свободой нашей американской системе свободного
предпринимательства и: смелого корпоративного.* начала-. — Петч мог
оказать Джонни Валкану пару услуг. Джонни очень хотелось сказать
•Петчу об этом; даже девица из Веддинга привлекала его меньше.
Зал к этому времени уже почти заполнился. Балкан оперся спиной
о стойку бара, напряг мышцы и снова расслабил их. Было приятно, что
он знал их всех и что даже американцы типа «полковника Вильсона»
не могли взять над ним верх. Он хорошо отличал шлюх от добропоря¬
дочных красавиц, искательниц приключений от мечтательниц. Он знал
всех бандитов; ждущих заданий: от мелкоты до убийц Христа. Он за¬
метил, что девица из Веддинга пытается поймать его взгляд. Людей
вокруг Петча тоже прибавилось. Там была и та странная английская
дама с крашеными волосами, и глупый маленький немец из Дрездена,
который надеялся проникнуть в бюро Гелена — он ведь не знал, что
Джонни рассказал все о нем геленовцам еще на прошлой неделе. Ин¬
тересно, серьезно ли Хельмут говорил об убийстве дрезденца в автомо¬
бильной • катастрофе? Что ж, вполне возможно, Балкан решил, что
кодовое имя Король ему подходит; этим они лишь подтверждали его
реальное положение. Все по Фрейду. Балкан — король Берлина.
Он решил, что рыжая девушка, говорившая сейчас с Петчсм, и есть
та самая, о которой Петч ему рассказывал, — девушка из израильской
разведки.
«Боже,, о Боже! — подумал Балкан. — Что за город!» И, улыбаясь
Петчу, он направился к его компании.
Глава 11
Цугцванг — это положение%
когда приходится делать вынуж¬
денно плохой ход.
Лондон, четверг, 10 октября
Миновав Парламент-сквер, я размечтался. Вечер только начинался,
а дела уже почти все закончились Маленькие луны плыли по Сент-
Джеймс-парку, играя в листве деревьев, скорость на спидометре возрос¬
ла до шестидесяти миль в час. Радиотелефон возвратил меня на землю.
Звонили из управления на Шарлотт-стрит
-Гобой-десять, для вас есть сообщение из Северного таксомотор¬
ного парка1. Как слышите? Прием.
1 Наши радиопереговоры ведутся так, чтобы перехватчик принял нас
за такси. По этой же причине наша транспортная служба использует ра¬
диофицированные такси, которые всегда заняты (примеч. авт.).
42.
— Слышу прекрасно. Давайте сообщение.
— Сообщение от мистера Д. Свяжитесь с мистером Хэлламом, он
сейчас в клубе «Беттиз». Как поняли, Гобой-десять? Прием.
— Прекрасно понял.
— Соблюдайте принятую процедуру, Гобой-десять. Ваш клиент по¬
просит у вас разменять десять шиллингов. Запаситесь четырьмя моне¬
тами в полкроны. Как поняли? Прием.
— Что за ерунда?! Зачем Хэлламу мои десять шиллингов?
— Гобой-десять. Соблюдайте, пожалуйста, установленный порядок.
Я сообщаю вам процедуру знакомства с клиентом. Как поняли? Прием.
— Не понимаю вас, — сказал я. — Позвоните мне позднее домой.
По городскому телефону. Хорошо?
Оператор потерял выдержку еще до того, как я доехал до угла
Гайд-парка.
— Ради Бога. Гобой-десять. Вы же знаете, что из себя представляют
люди из министерства внутренних дел. Он хочет получить от вас че¬
тыре полукроны, чтобы знать, с кем имеет дела
— Что значит, «чтобы знать, с кем имеет дело»? Я только позавчера
виделся с Хэлламом. Если я не дам ему четыре монеты, то что, он
меня примет за Джеймса Бонда?
— Пожалуйста, дайте ему четыре полукроны, Гобой-десять.
— И нс подумаю, — сказал я, но оператор уже отключился. Радио¬
приемник в машине тускло светился зеленым глазом. Я увеличил гром¬
кость, машина наполнилась звуками джаза, сопровождаемыми, стуком
первых капель дождя по ветровому стеклу.
«Беттиз» принадлежал к тем немногим лондонским клубам, которые
вот уже больше двадцати лет принимали к себе разношерстную пуб¬
лику, но постоянно испытывали финансовые затруднения и раз в год
едва ли не закрывались, так и не найдя средств хотя бы для того,
чтобы заменить обшарпанные обои. Недалеко от газетного киоска муж¬
чина с каштановыми волосами скармливал однорукому бандиту шил¬
линговые монеты, не выпуская из рук банку с пивом «Туборг». Лязг
игрального автомата перекрывал тихую мелодию Фрэнка Синатры. Он
почувствовал мое приближение, еще прежде чем увидел меня, но не
оторвался от вращающихся апельсинов и ананасов.
— Вы мне не разменяете десять шиллингов? — спросил он. Я еще
не успел ответить, как фруктовая машина три раза щелкнула, а затем
на металлический лоток хлынул дождь шиллинговых монет.
— Похоже, размен вам уже не понадобится, — сказал я..— Он
резко повернулся и схватил меня за рукав. Его водянистые карие глаза
долго сверлили меня, наконец он сказал:
— Ошибаетесь, дорогой. Понадобится. — Это был Хэллам, человек
из «Байна-Гарденс», только волосы его приобрели сочный каштановый
оттенок. Он сгребал шиллинги и рассовывал их по уже топорщащимся
карманам.
43
— Пригодятся для газового счетчика, — сказал он. Я минут пять
держал перед ним на вытянутой руке пять полу крон, пока он пытался
отделить друг от друга две десятишиллинговые бумажки, которые в
конце концов оказались одной. Он неохотно отдал ее мне. Затем долго
вставлял сигарету «Плейере № 3* в очень длинный мундштук. Я кру¬
танул колесико зажигалки, и он сунул свою сигарету в пламя. При¬
курив, он спросил:
— Сток и ребята Гелена помогли вам?
— Очень помогли, — сказал я. — А вы нашли Конфуция?
— Да, — сказал Хэллам. — Этот предатель вернулся рано утром
во вторник. Весь в грязи, черт знает где его носило. Сиамские коты
очень независимые твари. Надо бы купить для него ошейник, да уж
больно жестока — Последнее слово он произнес почти по буквам.
— Да, — подтвердил я.
У меня с собой была схема улиц Берлина. Отодвинув пару пепель¬
ниц и вазу с пластмассовыми тюльпанами, я разложил ее па столе.
— Сток привезет Семицу куда-то в этот район Восточного Берли¬
на — Я провел слабую ломаную линйю карандашом к северу от Алек¬
сандерплац. — Куда точно, он мне скажет позднее. Если место мне не
понравится, я смогу указать другое в этом же районе. — Хэллам пил '
пиво из банки, но я знал, что от него не ускользает ни одно слово.
— Почему бы вам не заставить русских привезти его в Мариенборн и
переправить его оттуда через западногерманскую границу? — спросил он.
— Невозможно, — сказал я.
Он кивнул.
— Этот район вне сферы влияния Стока Мог бы и догадаться.
Ладно. У вас есть Семица — или вы думаете, что он у вас есть, вот
здесь. — Он ткнул пальцем в карту.
— А отсюда ребята Гелена перешлют его в Западный Берлин спе¬
циальной почтой.
— И что дальше? — спросил Хэллам.
— Если я что-нибудь понимаю в этой жизни, ребята Гелена задер¬
жат Семицу у себя по крайней мере на сутки и выкачают из него все,
что им необходимо. Затем с документами, которыми снабдит нас ваше
министерство, мы привезем его в Лондон как натурализованного бри¬
танского подданного, возвращающегося домой.
— Как люди Гелена переправят его через Стену?
— Вы не хуже меня знаете ответ на этот вопрос, — сказал я. —
Если бы'Я спросил у них, то они наверняка наврали бы мне с три короба.
— Вы мне мелочь отдали? — спросил он.
— Да, — сказал я, — четыре полукроны.
Хэллам открыл бумажник и пересчитал свои бумажные деньги.
— Министерство внутренних дел не выдаст документы, пока кто-
нибудь из наших людей не увидит живого или мертвого Семицу соб¬
ственными глазами в Западном Берлине. — Я смотрел на красные
44
прожилки его слезящихся глаз. Он качал головой, подтверждая отказ,
рот его снова открылся, чтобы продолжить: — Вы понимаете, почему».
Я вытянул руку и кончиками пальцев осторожно закрыл Хэлламу рот.
— Вам не надо видеть Семицу мертвым, — сказал я. — Что хоро¬
шего в мертвечине, Хэллам? Это неприятное зрелище.
Лицо Хэллама моментально побагровело. Я подошел к бару, купил
два коньяка и поставил рюмку перед Хэлламом. Он сидел по-прежнему
багровый.
— Вы просто приготовьте документы, душа моя, — сказал я. — А
я справлюсь.
Хэллам проглотил коньяк, и глаза его увлажнились больше, чем
обычно, когда он, соглашаясь, кивнул.
Глава 12
Каждая фигура атакует по-
своему, и только пешка может
побить на проходе. В свою оче¬
редь, только ее можно побить та¬
ким образом.
Лондон, четверг, 10 октября
Оставив Хэллама, я двинулся в северном направлении. «Сэддл-Рум»
ходил ходуном, рыжеволосая девица с начесом грациозно извивалась на
столе, возвышаясь сантиметров на тридцать над остальными. Время от
времени она сшибала на пол стаканы. Это, похоже, никого не интересо¬
вало. Я подошел к лестнице и заглянул в дым и шум. Две девушки в
белых, плотно облегающих свитерах извивались, стоя спиной друг к дру¬
гу. Я выпил пару двойных порций виски, наблюдая за танцующими и
стараясь забыть дрянную шутку, которую я сыграл с Хэлламом.
На улице по-прежнему лил дождь. Швейцар бросился помогать мне
ловить такси. Я остановил машину, дал швейцару флорин и сел на
заднее сиденье.
— Я первой заметила ее.
— Простите? — сказал я.
— Я первой заметила ее, — сказала девушка с начесом. Она про¬
износила слова медленно и отчетливо. Это была высокая, светлокожая,
порывистая в движениях женщина, одета она была с искусной просто¬
той. У нее был достаточно широкий рот с пухлыми губами и глаза
раненой лани. Теперь она склонила лицо и недовольно повторила, что
раньше меня увидела такси.
— Я еду в район Челси, — сказала она, открывая дверь.
Я огляделся. Непогода разогнала машины с улиц.
— Ладно, — сказал я, — садитесь. Отвезем сначала вас.
45
Машина попала в затор, и моя новая знакомая со вздохом откинула
голову на кожаное сиденье.
-т-.Хотите сигарету? — спросила она и ловко щелкнула по пачке
«Кэмела» — сигарета наполовину выскочила из пачки, мне так никогда
в жизни и не удалось овладеть этим искусством. Я взял сигарету и
вытащил из кармана спичку без коробки. Потом запустил ноготь боль¬
шого пальца в волосы и зажег спичку. На нее это произвело впечат¬
ление, она наблюдала, как я прикуриваю сигарету. Я и вида не подал,
что мне больно — под ногтем большого пальца у меня осталась пара
миллиграммов воспламенившегося фосфора
— Вы занимаетесь рекламой? — спросила она.
У нее был мягкий американский акцент.
— Да, — сказал я. — Служу бухгалтером у Дж. Уолтера Томсона.
— Вы не похожи ни на одного из людей Томсона, с которыми я
знакома
— Это верно, — сказал я. — Я среди них белая ворона. — Она
улыбнулась из вежливости.
— Где в Челси? —спросил водитель.
Она ответила ему.
На вечеринку опаздываю, — сказала она мне.
— Вот, значит, почему у вас бутылка «Гиннеса»1 в кармане? —
спросил я.
Она похлопала себя по карману, чтобы убедиться, что бутылка на
месте. :
— Не угадали, — сказала она с улыбкой. — Это чтобы волосы мыть.
— В «Гиннесе»? — удивился я.
— Если вы хотите добиться^ — начала она, проводя рукой по волосам.
— Хочу, — прервал я ее. — Очень хочу.
—Меня зовут Саманта Стил, — сказала она учтива — Друзья
зовут меня Сам.
Глава 13
Римская ловушка — так
называется фигура, которую жер¬
твуют, чтобы спасти трудную
позицию.
.. Лондон, шпздца, И октября
Шарлотг-сгрит находилась к северу от Оксфорд-стрит, и к этому
все привыкли. Поздним утром работники кафе на этой улице со¬
ставляли меню, процеживали вчерашний жир, вытирали от пыли
Джинне dr.r— сорт .английского:пива (при меч. авт.).'
46
пластмассовые цветы, ' официанты черным карандашом * подвбдили
усы.
Я помахал рукой хозяину кафе Вэлли и свернул в парадное, на
котором, среди прочего, была и начищенная до блеска медная табличка
«Бюро по трудоустройству демобилизованных офицеров». Обои в цвето¬
чек, которыми было оклеено фойе, лишь усиливали осенние настроения.
Лестничная площадка первого этажа пахла ацетоном, а из-за двери с
табличкой «Киномонтажная» доносилось тихое стрекотание кинопроек¬
тора Следующий этаж был оборудован как театральное ателье, что
позволяло нам покупать, переделывать или шить любую требуемую
униформу. Именно здесь сидела Алиса. Алиса была чем-то средним
между библиотекарем и консьержкой. Любому, кто считал, что в этом
здании можно хоть что-нибудь сделать без одобрения Алисы, я бы не
позавидовал.
— Вы опоздали, сэр, — сказала Алиса Она закрывала крышечкой
банку растворимого кофе «Нескафе».
— Вы как всегда правы, Алиса, — сказал я. — Просто не знаю,
что бы мы без вас делали. — Я поднимался в свой кабинет. Из отдела
доставки неслось грустное соло на тромбоне из пьесы «Да хранят тебя
ангелы» — пластинок в отделе была прорва Джин ждала.меня на
лестнице.
— Без опозданий нельзя, — сказала она.
— Корнеты здесь действительно вступают позднее, — объяснил я.
— Я имею в виду твое опоздание. — Она повесила мой старый
плащ на деревянную вешалку с выжженным клеймом «Украдено из
машбюро».
— Как тебе нравится кабинет? — спросила Джин.
Я обвел взглядом вытертый ковер на полу, стол Джин из тикового
дерева с новенькой машинкой ИБМ и тут заметил его. На подоконнике
стоял горшок с колючим растением.
— Очень мило, — сказал я. Листья у него были длинные, с колюч¬
ками, ярко-зеленые в середине и желтые по колючим краям. Единст¬
венное, что оно меняло в комнате, так это загораживало и без того
тусклый лондонский свет. — Очень мило, — повторил я.
— Тещин язык, — сказала Джин, — так он называется.
— Ты злоупотребляешь моей доверчивостью; — сказал я.
— Именно эти слова произнес Доулиш, когда увидел твой финан¬
совый отчет за предыдущий месяц.
Я отпер палку входящих документов. Джин уже рассортировала
большинство из них. Противнее всего были политические материалы.
Длинные переводы статей из «Униты», «Партийной информации»1 и
двух других информационных изданий ждали меня уже около недели.
Эту работу за тебя никто сделать не может.
1 Пекинское издание для партийных функционеров (примеч, авт).
47
— Его скосил счет из «Айви», — сказала Джин.
Я расписался на двух информационных листках, будто бы прочел
их, и переложил их в папку исходящих. Иначе с ними не раздела¬
ешься.
— Я же говорила тебе, он обязательно заметит, что это был мой
день рождения, — сказала Джин.
— Перестань ныть, — сказал я. — С Бабусей я сам все
улажу.
— Ха-ха, — откликнулась Джин. — Ты его только не увольняй.
— Здесь шучу только я. Что тебе удалось сделать для Поля Луи
Брума?
— Я направила просьбу о документах в министерство внутренних
дел.. Затем послала в Интерпол голубой1 запрос о бертильоновской иден¬
тификации, если они что-нибудь найдут. Пока ответа нет. Бабуся хочет,
чтобы в десять пятнадцать ты пришел в киномонтажную, где будут
просматривать имеющиеся у нас пленки с советскими военными, рабо¬
тающими в Карлхортском районе. В одиннадцать Доулиш вызывает тебя
к себе. На обеденное время договоренностей нет. Если хочешь, я закажу
тебе бутерброды у Вэлли. Звонил Хэллам из министерства внутренних
дел, хочет встретиться с тобой. Я сказала, что ты зайдешь к нему завтра
утром между девятью и пол-одиннадцатого. Получено подтверждение
заказа авиабилетов в Берлин на завтрашний вечер, с гостиницей тоже
все в порядке.
— Ты удивительное создание, — сказал я.
Джин положила на мой стол дюжину писем, рука ее коснулась
моего плеча, на меня пахнуло духами «Арпеж».
— Я сегодня вечером не смогу, — сказал я.
— Три верхних письма должны быть готовы сегодня к одиннадцати.
Заявки не срочные.
— Я так ждал, — сказал я, — но тут еще это проклятое дело с
девицей Стил. — Джин направилась к двери. В дверях она на мгно¬
вение остановилась и бросила на меня взгляд. Я различил слабый
румянец раздражения на ее щеках, я слишком хорошо знал ее. Стро¬
гость ее простого прямого платья лишь подчеркивала женственность
позы.
— Я Цирцея, — сказала она. — Все, кто пьет из моей чаши, пре¬
вращаются в свиней. — Она отвернулась. — Ты не исключение. — Она
бросила последние слова через плечо.
— Будь умницей, Джин, — сказал я, но она уже ушла.
1 Голубой — цветовой код информационного запроса. Красный исполь¬
зуется для арестованных и подготовленных к выдаче преступников, чер¬
ный — для неопознанных трупов. Бертильон — автор системы
идентификации с помощью портретного описания. Существует также свод¬
ный указатель с цветовой биркой для каждой части тела (примеч. авт).
48
* * *
У Доулиша был единственный во всем здании кабинет с двумя
окнами. Темных очков там не требовалось, но и фонарика тоже. Доулиш
все время покупал что-нибудь из старинной мебели. Часто он уходил,
сославшись на какое-то дело, но все знали, что он возвратится с Пор-
тобелло-роуд с письменным столом или вешалкой-аспидистрой.
Понятно, что кабинет Доулиша напоминал лавку старьевщика. У
него была старинная подставка для зонтов и старинный стол с зеленой
викторианской лампой. У одной стены помещался книжный шкаф со
стеклянными створками, внутри поблескивали кожаными корешками
тома собрания сочинений Диккенса, не было только «Мартина Чезлви-
та». «Мартин Чезлвит* — не лучший роман Диккенса, любил повторять
Доулиш. У противоположной стены, где стояла большая ЭВМ фирмы
ИБМ, было две коробки с бабочками (стекло у одной из них треснуло)
и фотографии различных крикетных команд госслужащих, на которых
можно было различить лицо молодого-Доулиша
Первого октября начинали топить камин углем. И даже если сен¬
тябрь был морозным, а октябрь жарким — это ничего не меняло. Около
камина в угольной пыли стояла картонная коробка из-под стирального
порошка с углем. Я подтащил кожаное кресло поближе к горящему
пламени. Небольшой камин был сделан в те времена, когда британский
флот бороздил моря на пароходах и когда дипломатия заключалась
главным образом в выборе, куда надлежало послать этот флот.
Доулиш читал мой отчет. Потрогав переносицу, он сказал, не отры¬
вая глаз от бумаг
— Мне кажется, на вас снова все ополчились.
Алиса принесла кофе, поставила его на стол Доулиша и молча
вышла.
— Да, — сказал я.
Доулиш передал мне надтреснутую чашку с розовыми цветочками
по краю.
— Расскажите мне о Стоке, — сказал он. — Имбирного печенья
хотите?
Я покачал головой.
— Я не хочу толстеть. Что Сток? Сток делает свое дела
Доулиш держал свою чашку с блюдцем на уровне глаз.
— Недурно за фунт и шесть пенсов, — сказал он. — Это немецкий
фарфор, весьма старый.
Я наблюдал, как маленькие островки растворимого кофе исчезают
в водовороте кипятка
— Неужели они вам не нравятся? — спросил Доулиш.
— Это, конечно, не портлендская ваза, но для растворимого кофе
сойдет.
— Сток хорошо делает свое дело?
49
— Думаю,'что да, — ответил я. — Достаточно хорошо, чтобы понять,
что я не клюнул на его неловкую историю о смерти жены. Или он хотел,
чтобы я обнаружил ложь и скорее поверил в его дальнейшие рассказы.. —
Доулиш вместе с кофе пересел на стул рядом с камином. «Вот как?» — во¬
скликнул он и, разобрав свою трубку на части, продул каждую из них. —
..или же считал, что я недостаточно умен, чтобы.. — Доулиш смотрел на
меня исключительно тупым взглядом. — Очень забавно, — закончил я.
Доулиш собрал трубку.
— А что это за описание, которое люди Гелена потребовали для
документа? — Он смотрел на зеленую телетайппрограмму. — Чем вам
не нравится имя Брум в качестве крыши для Семицы?
— Ничем, я просто не люблю, когда мной командуют. Ничего не
имею против» если они укажут пару необходимых характеристик —
ясно, что они готовят и другие документы, — но в этом описании они
нам дают почти всю биографию.
— В вас, кажется, говорит обида. — Доулиш вынул двухфунтовый
пакет сахара
— Возможно, вы и правы, — сказал я. — Мне не нравится, что
геленовцы относятся ко мне как к своему наемному работнику.
— Но зачем им такие документы? Надеюсь, не для продажи, денег
у них хватает.
Я пожал плечами и положил в кофе три чайных ложки сахара.
— Так вот и толстеют, — сказал Доулиш.
— Верно, — сказал я.
— А девица? — спросил Доулиш. — Что вам удалось выяснить о
девице Саманте Сгил?
— Возможно, имя вымышленное, во всяком случае, в Скотленд-Ярде
на нее нет ни зеленой, ни белой карточек1. Нет на нее ничего и в
Центральной картотеке1 2. Поскольку она американка, я запросил по те¬
летайпу и Вашингтон.
— Это же надо, — сказал Доулиш. — Вы никогда не думаете о
расходах. А все закончится, как с той, другой девицей. В финале вы
выяснили, что у нее есть пресс-агент, готовый выслать биографию и
фотографию любому желающему.
— Эта девушка следила за мной, — сказал я. — Неловко, но впол¬
не определенно^ мы не можем никак не реагировать на это.
— Вы совершенно уверены?
.— Совершенно уверен.
1 В картотеках Скотленд-Ярда зеленая карточка обозначает подозре¬
ваемого, на которого нет уголовного досье. Белые карточки используются
для обычных преступников (примеч, авт).
2 Центральная картотека — правительственная разведыватель¬
ная картотека на подозреваемых и на лиц национального уровня — руко¬
водителей профсоюзов, ученых, директоров больших компаний и т. п.
(примеч, авт).
,50
— Хм-м-м, — промычал Доулиш недовольна — Ладно, может, вы
и правы, осторожность нам не помешает. Проверьте ее.
— Этим я и занимаюсь, — сказал я терпелива*
— И встретьтесь с ней еще раз, — сказал Доулиш.
— Об этом можете не беспокоиться, — сказал я. — Если уж из
этого дела ничего другого не выжмешь, то от удовольствия я отказы¬
ваться не собираюсь.
— Вы навели справки о приятеле мистера Валкана? — спросил
Доулиш.
— Да, — ухмыльнулся я. — Майора Бейлиса в природе не суще¬
ствует. По данным служб армии США описание соответствует граж¬
данскому бездельнику по имени Вильсон. Ну и тип этот Балкан.
— Он жулик, — сказал Доулиш. Потом схватил свой пакет сахара
и встал. — Нет, так дело не пойдет. Все остальное в порядке?
— Мой электрокамин не работает, — сказал я. — Я замерзаю вни¬
зу, а Джин говорит, что вас раздражают мои расходы. Я что, очень
расточителен?
— Расточительство — это состояние ума, мой мальчик, — сказал
он, — впрочем, как и ощущение холода. Так что сами подумайте, что
вы способны сделать с тем и другом.
Я почувствовал некоторое облегчение.
— Мне бы хотелось получить беспроцентную ссуду в восемь тысяч
фунтов на покупку нового автомобиля, — сказал я.
Доулиш осторожно уминал спичкой табак в трубке. Прежде чем
посмотреть на меня, он взял трубку в рот.
— Да, — наконец сказал он. И тщательно раскурил трубку.
— Что ада»? Что я хочу или что я могу получить?
— Да, все, что о вас говорят, чистейшая правда, — сказал Доу¬
лиш. — Идите, не мешайте мне работать.
— А как насчет решения о сорока тысячах фунтов для Стока? —
спросил я.
— А, — сказал Доулиш. — Вот что побудило вас поразмышлять о
собственном положении. — Он выпустил большой клуб дыма
— Мы можем потерять его, — сказал а Доулиш ткнул спичкой в
табак трубки. Я добавил: — Люди из египетской разведки с руками
отхватят Семицу, как только что-нибудь пронюхают.
— Вот это меня и беспокоит, — сказал Доулиш совершенно спокой¬
ным голосом. — Египтяне охотятся за немецкими учеными,‘ верно?
— Да.
— Наши люди в Цюрихе должны глаз не спускать сг МЕКО1 —
именно через нее будут* устраиваться все дела, если сделка, состоится.
1 М Е К О — «Механическая корпорация», 155, Бирмендорферштрассе,
(Цюрих. Агентство, которое покупает.реактивные самолеты, ракеты-и та¬
ланты от имени египетского правительства (прим, авт). ' ~ v.i . v> ''
51
— Да; — повторил я.
— Очень хорошо, — сказал Доулиш. — Будьте внимательны. Если
вы захотите послать Джин на орудийный завод министерства обороны
за пистолетом, я не откажу вам в подписи на ордере.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я. Это было ни на что не похоже.
Если Доулиш считал, что мне нужен пистолет, это значит, что песенка
моя спета.
— Ради Бога, будьте осмотрительны с оружием. На мне лежит ко¬
лоссальная ответственность.
— Когда в меня начнут палить, я буду думать о вас, — сказал
я. — Первое, что я сделаю, это завтра утром отправлюсь в министерство
внутренних дел и кокну Хэллама
— Хэллам. — Доулиш неожиданно встрепенулся. — Оставьте Хэл¬
лама в покое, — сказал он. — Надеюсь, вы ему не угрожали?
— Я немножечко его прижал, — признался я. — Министерство
внутренних дел слишком уж много на себя берет.
— Не смейте больше этого делать, — сказал Доулиш. Он вынул
большой белый носовой платок и протер очки. — Мне наплевать на то,
что вы себе позволяете, но с Хэлламом ведите дела в лайковых пер¬
чатках.
— Мне кажется, что для него бы больше подошли зеленые бархат¬
ные в блестках, — сказал я, но Доулиш лишь выпустил очередной
клуб дыма.
* * *
Я спустился вниз и попытался заставить работать свой электрока¬
мин. Вошел Чико.
— Я получил информацию из ОБААЭ.
— Что?
— Из Отдела безопасности Агентства по атомной энергии.
— Так-то лучше, — сказал я. — Опять смотрел по телевизору шпи¬
онские фильмы. Ну и что?
— Что мне с ней делать?
— Отправьте ее куда-нибудь, — сказал я.
— На ней написано «срочное».
— Значит, срочно отправь ее куда-нибудь.
Чико глуповато улыбнулся, сунул папку с материалами под мышку
и подошел к окну. На самом-то деле ему надо было только убить время
до обеда. Чико был нежным цветком на старом фамильном древе. Слиш¬
ком большой лоб и слишком маленький подбородок портили его внешне,
кроме того, он обладал привычкой полуприседать в присутствии более
низких людей, так англичане обычно пытаются избежать унижения
своих собратьев. Он исподтишка оглядел мой кабинет.
— А правду говорят о саде старика?
52
— Какую правду? — пробормотал я, не поднимая головы, хотя уже
догадался, что меня ожидает.
— Один парень из Дома Войны напротив сказал, что Бабуся выра¬
щивает сорняки. — Вошла Джин, чтобы взять что-то из картотеки; она
тоже ждала моего ответа. Я сказал:
— Мистер Доулиш имеет солидную репутацию ботаника-любителя.
Он написал несколько книг, включая «Лесные болота и болотные расте¬
ния» и «Растрескивающаяся коробочка кресс-салата в семенном цикле».
Он стал известным специалистом по полевым и шпалерным цветам. Так
что же он, по-вашему, должен выращивать в своем саду? Помидоры?.
— Нет, сэр, — сказал Чико. — Ей-Богу, я и не подозревал, что он
такой дока в сорняках.
— Чаще мы говорим — шпалерные цветы. И не называй мистера
Доулиша «Бабусей».
— Да, шпалерные цветы. Мои друзья просто этого не знают.
— Однажды, Чико, — сказал я, — ты поймешь» что твои друзья из
ведомства, которое ты упорно называешь Домом Войны, ничего и ни о
чем нс знают. Они такие же невежды, как и ты. Тебе что-то с этим
надо делать. Пойди в библиотеку и почитай книжку.
— Вы, сэр, какую-нибудь определенную книжку имеете в виду?
— Начни с буквы А на ближайшей к двери полке и посмотри, что
у тебя получится к Рождеству.
— Вы шутите, сэр
— Я никогда не шучу, Чико. Правда сама по себе достаточно за¬
бавна. — Джин нашла то, что требовалось, в картотеке и ушла, не
проронив ни слова, что обычно является дурным знаком.
Чико подошел к моему столу.
— Что это вы читаете?
— Секретные материалы, — сказал я. — Если тебе нечего делать,
почини мой электрокамин. Штепсель испортился.
— Да, сэр. Это я умею делать.
Он взял камин и развинтил штепсель с помощью шестипенсовика.
Я вернулся к чтению статьи «Обогащение словарного запаса оправды¬
вает себя».
— Что означает «единоутробный», Чико? — спросил я.
— Понятия не имею, сэр — Он провел три года в Кембридже,
катаясь на велосипеде, и не мог без жульничества разгадать кроссворд
в «Дейли телеграф». Помолчав» он принялся рассказывать мне содер¬
жание кинофильма, который посмотрел накануне. Я записал название.
Чико протянул мне штепсель.
— Маленький винтик закатился под ваш стол, — сказал Чико.
— Черт с ним, Чико, — сказал я. — Свежий воздух мне не помешает.
Он направился к двери.
— Забери свою чертову папку, — сказал я. — Мне ты ее не
всучишь.
53
Зазвонил городской телефон. Это был обычный телефон, без фоку¬
сов, мы зарегистрировали его на Бюро по трудоустройству отставных
офицеров.'^
— Это Сам, — сказали в трубке.
— Сам- Сам-
— Саманта, — подсказала она. — Саманта Стил.
— Привет, как ваши дела?
— Вам лучше знать, — сказала она
— Без бровей вы ничуть не хуже, — сказал я.
— То же самое заявил мне сегодня молочник.
— Умный человек.
— Вы придете?
— Да, сейчас приду и заберу вас.
— Приходите, но планов особых не стройте.
Глава 14
*П оправляю* — шахма¬
тист произносит это слово, ког¬
да дотрагивается до фигуры, но
хода не делает.
Лондон, петлица, 11 октября
Саманта жила в районе, который инструкторы вождения машин
выбирают для отработки маневрирования. За сикертовскими1 затонами
Камден-тауна находился район тихих домов, где когда-то жили любов¬
ницы тех викторианских бизнесменов, которые не могли содержать их
в Хэмпстеде.
В глубине парка стоял увитый плющом замок, современная вывеска
«Хитвью-хауз — квартиры с гостиничным обслуживанием» выглядела
странно на готическом портале. Неподвижные скульптуры в зарослях
кустарника были похожи на партизан в джунглях. Я толкнул бирюзо¬
вую парадную дверь и вошел в холл. Сквозь витражи свет падал на
мраморный пол ярко-чернильными пятнами. Тот/ кто разгородил замок
на квартиры, заработал достаточно денег, чтобы украсить холл эстам¬
пами в рамках и живыми цветами. Высокое резное готическое окно с
рисунком больших желтых цветов освещало лестницу. В столбах света
стояли пылинки. Поднимаясь по лестнице, я, видимо, напоминал муху
в янтаре.
На двери наверху висела машинописная карточка: «С Стил». Я
нажал на звонок, изнутри раздался ксилофонный перезвон.
1 У. Сикерт (1860—1942) — глава Камден-таунской группы художни-
ков-лостимпрессионистов. Камден-таун — район Лондона (примем, персе).
54
•Открывшая дверь Саманта Стил была в банном халате и?-тюрбане
из полотенца.
— Кто вы такой? — сказала она. — Вы от Фуллера Браша?,
— Я из «Лмерикэн экспресс*1, — сказал я. Местную воду, пить
можно.
— Я была в ванной, — сказала она
— Может, я могу помочь.
— Да — сказала она. — Идите и приготовьте два коктейля, один
принесите мне.
Я пошел в гостиную. Густой ковер покрывал всю большую комнату
с задрапированными шелком стенами. Бар находился в углу. Я открыл
дверцу, и мне в лицо ударил розовый неоновый свет. Я порылся среди
множества бутылок, приготовил мартини и бросил в него кусочек льда
Ванная представляла собой сплошные мозаики и лучистое отопле¬
ние. На низеньком мраморном столике стояли десятка три лосьонов и
пудр, над столиком висело громадное розовое зеркало и множество
сверкающих душевых приспособлений.
Сама ванная была сделана из какого-то черного камня. В ванной
лежала Саманта в полудюжине браслетов и жемчужных ожерелий.
— Не стойте там. Дайте мне выпить, — сказала Сам. Она была не
очень высокой, но чтобы рассмотреть ее в горизонтальном положении
и в черной ванне, требовалось время. Я спросил:
— Вы всегда принимаете ванну со своими причиндалами?
Она ухмыльнулась.
— С причиндалами всегда, а вот с украшениями время от вре¬
мени. — Она отхлебнула из бокала. — Какую дрянь вы туда налили?
— Вермут и джин, — сказал я.
— Отвратительно, — сказала она — Вылейте эту гадость и приго¬
товьте мне другой коктейль.
Я принес ей более крепкий коктейль. Она проглотила его залпом,
выбралась из ванны и прошла по ковру, роняя капли воды и сверкая
серебром, бриллиантами и мокрой кожей. Потом начала одеваться бы¬
стро и безучастно.
— Поставьте какую-нибудь музыку, — крикнула она, завернувшись
в большое красное полотенце. Я открыл проигрыватель и включил его.
Звукосниматель плавно проплыл над черным диском, и Клэр Остин
запела «Я разделалась с любовью*, все было предусмотрена Сам взяла
сигареты, я приготовился дать ей прикурить.
— Не смейте. Этого не надо, дружища
— Я только хотел дать вам прикурить, — сказал я.
— Я справлюсь, — сказала она и щелкнула по пачке «Кэмела*,
потом взяла сигарету в рот и прикурила Глубоко затянувшись, она
выпустила большое теплое веселое облако дыма Я сидел на диване,
55:
1 Крупнейшая американская туристическая фирма (примеч. перса).
она внимательно рассматривала меня своими большущими глазищами.
Комната была обставлена дорого и обезличенно, так обычно домовла¬
дельцы обставляют квартиры для состоятельных иностранцев. В ней
было много настольных ламп с сатиновыми абажурами и громадных
стеклянных пепельниц. Сам подошла к дивану, на котором я сидел.
— Вы — лучшее, что со мной произошло в этом вшивом городе, —
сказала она. — Где вы прятались?
— Я ждал вас у здания «Заморской лиги», — сказал я. — А вы
так и не появились.
Она села рядом со мной. Кожа ее была теплой и влажной, тело
пахло свежим тальком и зубной пастой «Пепсодент».
— Можете поцеловать меня, — сказала она, откинув голову на
спинку и закрыв глаза. Я неспешно поцеловал ее.
Она вскочила на ноги.
— Я вам не смятая пятифунтовая банкнота, — сказала она. — Ме¬
ня не надо разглаживать.
Она подошла к бару, обняв себя за плечи и придерживая локтями
полотенце. Налив себе выпивку, она обернулась ко мне с очарователь¬
ной широкой улыбкой — с такой рекламируют зубную пасту.
— На рынке появился новый транквилизатор, он не успокаивает».
— А заставляет тебя получать удовольствие от напряжения, — за¬
кончил я хмура Она кивнула и поднесла бокал ко рту.
— Мы не в женском клубе, — сказал я. — Как только вам надоест
развлекать меня, тут же дайте знать.
Она .снова кивнула и посмотрела на меня долгим тяжелым взгля¬
дом. Проигрыватель продолжал петь шелково-наждачным голосом
Клэр Остин.
— Хватит дуться, одевайтесь, — сказал я. Она подошла ко мне и
стала коленями на диван. Ее серые глаза под широким лбом внима¬
тельно изучали мое лица Когда она улыбнулась, лицо ее стало черес¬
чур морщинистым, но теперь она заговорила свежим, почти детским
голосом, в котором не осталось и тени суровости.
— Если вы так хотите, — сказала она. Я нежно поцеловал ее в губы.
— Я так хочу, — сказал я. — Одевайтесь, и мы поедем посмотрим
английскую деревню.
— А потом? — спросила она.
— Концерт или театр.
— А потом?
— Ужин.
— А потом?
— Посмотрим, — сказал я. Она ехидно улыбнулась. Настроение ее
неожиданно изменилось.
— Мне больше нравится концерт, — сказала она. — В Ройял-фес-
тивал-холле сегодня»
— Чарльз Иве и Олбан Берг, — закончил я.
56
— И Шенберг, — сказала она. — Сегодня исполняют «Вариации
для духового оркестра» Шенберга. Это мое любимое произведение. Да¬
вайте пойдем. Я надену мое огненное шифоновое платье. Можно?
— Разумеется, — сказал я. — Билеты купить нетрудно, современная
музыка особой популярностью... — Она снова поцеловала меня. На моих
губах остался ее волос. Когда она отстранялась от меня, глаза ее бле¬
стели — и нс от слез, а так, словно она помыла их, — к щекам прилипло
несколько прядем волос. Я ждал, что она скажет что-то соответствующее
мягкой ранимости ее взволнованного лица, но она промолчала. У меня
возникло ощущение, будто она никогда не говорит, не взвесив всех по¬
следствий. Л если такое и случилось в ее жизни, то лишь однажды.
Грубо толкнув меня в грудь, она закричала;
— Мой закрепитель!
— Что? — сказал я. Она вырвалась из моих объятий.
— Мой закрепитель, — повторила она — Я завивку делаю. Надо
было его поставить еще десять минут назад. А теперь я вся буду в
мелких кудряшках.
Она скрылась в ванной, срывая полотенце с головы и бормоча без¬
остановочно английские ругательства Я снял длинный шелковистый
волос с губы и приготовил еще один коктейль. Волос был крашеный,
но что здесь такого уж необычного?
Глава 15
«Двойной удар» может на¬
нести даже пешка.
Англия, пятница, 11 октября
Мокрые листья блестели под ногами, как миллион только что отче¬
каненных пенни. Засохшие папоротники напоминали абстрактные
скульптуры, блестящие листья таинственно свисали с невидимых веток.
Не дойдя до кабачка, мы постояли немного на церковном дворе,
прислушиваясь к вою ветра и шелесту листьев и разглядывая разли¬
чимые в тусклом свете могильные камни. Саманта читала длинную
надпись вслух:
— «Хвала на камне — пустое дела
Доброе имя человека — лучший ему памятник.
Тома Меррик. Скончался 15 августа 1849 года».
В сумерках она двигалась, словно привидение.
— Тут какой-то чокнутый лежит, — сказала она
«Здесь лежит прах Билли Пейна
Не тревожьте Билли Пейна.
В день, когда его убили,
Много мыслей погубили».
57
.-.Ма-под ног.поднимался сладкий .запах влажной.травы. На деревьях,,
которые выделялись на фоне кровавого заката ^большими хирургически¬
ми, щипцам^ все еще пели птици Сам настояла, чтобы мы вошли в
маленькую церковь. Дверь, открылась со скрипом. На. двери была при¬
креплена написанная от руки записка: «Чистка бронзовой утвари пре¬
кращена до особого уведомления». Свет, проникающий сквозь витражи,
ложился полудрагоценными камнями на старые вытертые пыльные
скамьи и блестел в бронзовых подсвечниках, придавая им вид средне¬
вековой нефтяной лавки. Она крепко держала меня за руку.
— Вы лучшее из всего, что происходило со мной в этой жизни, —
сказала она с деланной искренностью.
* * *
В кабачке, когда мы пришли туда, было уже полно народу. Местные
мужчины в джемперах грубой вязки сидели, развалясь в лучших креслах.
— Послушай, Мейбл, — крикнул один из них барменше, — может,
еще всем по кружечке?
Мужчина с обмотанным вокруг шеи пенсэльванским шарфом сказал:
г—Он лучший фотограф в стране, но каждый снимок у него тысячу
гиней стоит.
Мужчина в замшевых ботинках заметил:
— Наши мороженые рыбные палочки почти доконали его. Я ему ска¬
зал: «Сделай эти проклятые штуковины из гипса, старина, а тепло мы
изобразим, воскурив фимиам». И что вы думаете? Ха-ха! У нас выручка
почти на семь процентов возросла, а он какую-то художественную пре¬
мию получил. — Он засмеялся глубоким смехом и глотнул пива
Сам не отпускала моей руки. Мы прошли к стойке и сели на
высокие табуреты, девушки на рекламных плакатах, одетые в пальто
из верблюжьей шерсти, ковбойские ботинки и черные облегающие брю¬
ки, пили «Пиммс № 1».
— Две больших кружки горького, — сказал я. Сквозь окно светила
неяркая желтая, как слабая лампочка, луна.
— Вы когда-нибудь думали, каково на луне? — спросила Сам.
— Почти все время думаю, — сказал я.
— Нет, серьезно. — Она сжала мою руку. — Скажите серьезно.
— Так каково же? — спросил я.
— Страшно, но замечательно, — сказала она.
— Как с вами, — отозвался я вполне искренне.
Она взяла свою кружку и скорчила мне гримаску. За окном раз¬
дался рев отъезжающей спортивной машины. Несколько камешков стук¬
нуло по окну, сырой ночной воздух колыхнулся.
Сам была права относительно «Вариаций для духового оркестра» Шен¬
берга. Мне же.хотелось услышать прежде всего «Три места в Новой Ан¬
58*
глии» Чарльза Ивса, потому что я люблю безумные секвенции военного
оркестра, но Шенберг действительно очень интересный композитор. Все
любят обращать людей в свою веру. Сам не составляла исключения. Она
вела себя мило, очаровательно, порой капризна А я всегда питал слабость
к маленьким эрудиткам. Мы ужинали в Кенсингтоне, в тесном заведении
из двух небольших комнат, меню там было величиной с газету, и все, что
могло быть обжарено в горящем роме, все там так и было приготовлена
Мы находились среди напудренных плеч и взятых напрокат фраков,
и Сам чувствовала себя не в своей тарелке без длинных, по локоть,
перчаток и браслетов с драгоценными камнями.
— Не волнуйтесь, — сказал я. — У вас прекрасное лица
Она показала мне язык.
— Нс надо вести себя так зазывно, — сказал я. Официант навер¬
няка услышал мои слова, и Сам покраснела до корней волос, чем очень
меня удивила.
Нам нравилось одно и то же. Мы оба любили устрицы без лимона.
— Я люблю устрицы без приправ, — сказала Сам.
Я бросил взгляд на официанта, но Сам стукнула меня ногой по
лодыжке. Отбивные были нормальные, и мне хватило выдержки, чтобы
не выбросить десерт. Кофе мы закончили пить в половине первого ночи.
Когда мы ехали домой, я остановил машину у парка. Сам сказала, что
если бы мы были на луне, то увидели бы, какая половина мира спит.
— И мы были бы единственными людьми, которые бы по-прежнему
видели солнце, — сказал я.
— Мне бы этого хотелось.
Начался дождь, и я снова тронулся с места
— Поедемте ко мне, — сказала она. — Бровей у меня до сих пор нет.
— Завтра я куплю набор карандашей для подведения бровей и буду
всегда держать его у себя дома, — пообещал а Она крепко держала
мою руку.
У входной двери я нажал на звонок.
— Не надо, — сказала Сам. — У меня очень тихие соседи. — Она
широким жестом открыла дверь и включила свет.
Следы произошедшего сразу бросались в глаза Грабители начинают
открывать ящики шкафов снизу, чтобы не терять времени на закрыва¬
ние их, дабы добраться до следующего. Сам молча смотрела на беспо¬
рядок — одежда разбросана по всей комнате, ковер залит вином. Она
прикусила нижнюю губу, а потом грязно выругалась.
— Может, мне позвонить в полицию? •— спросил я.
— Полицию, — презрительно повторила Сам. - Английские по¬
лицейские потопчутся как идиоты по квартире, зададут миллион воп¬
росов, и все закончится ничем. Согласны?
— Согласен, — ответил я. — Но они очень вежливые.
Она сказала, что хочет остаться одна.
— Как вам будет угодна — Я знал, что она сейчас чувствует.
59
* * *
Придя к себе, я позвонил Сам. Нервозности или особого огорчения
я в ее голосе не заметил.
— С ней, кажется, все в порядке, — сказал я Остину Баттеруорту,
положив трубку на рычаг.
— Хорошо, — сказал он. Остин развалился в моем лучшем кресле
и попивал мой лучший коньяк. — Образцовый грабеж, — скромно за¬
метил он. — Французское окно со скользящими болтами — детские
игрушки. Люди глупы. Ты бы посмотрел мой дом, вот уж что надежно
защищено от грабителей.
— Да ну?
— Разумеется, — сказал Осей, — чтобы иметь хорошую защиту,
надо, конечно, платить, но меня убивает людской идиотизм. После —
только тогда они обзаводятся надежной защитой — только после того,
как их ограбили.
— Верно, — сказал я.
— Я там все вверх дном перевернул, — сказал Осей.
— Я заметил.
— Modus operandi1, — изрек загадочно Осей. — Иногда я работаю
аккуратно, а иногда неряшлива Пусть в Скотленд-Ярде поломают голову.
— Пусть, — согласился я.
— Да, — вспомнил Осей, — спасибо за условный звонок в дверь,
когда вы пришли, а то я совсем забыл о времени. Услышав звонок, я
тут же смылся. — Он дернул себя за нос и улыбнулся.
— И что ты там вынюхал?
— Так, значит, — начал Осей осторожна — Незамужняя женщина,
живет одна Много друзей — мужчин. Еженедельно получает триста
долларов из Чейз-Манхэттен-банка, Нью-Йорк.
Я кивнул.
— Отделение находится на площади Юнайтиднейшн, — добавил Ос¬
ей. Он гордился своей тщательностью. — У нее есть американский пас¬
порт на имя Саманты Стил. Есть и израильский паспорт на имя Ханны
Шталь, но на фотографии в этом паспорте она блондинка Достаточно
много драгоценностей — вещи стоящие и дорогие, а не какая-нибудь ерун¬
да Настоящая норковая шуба. Настоящая. Я бы мог толкнуть ее за тысячу
фунтоа Значит, ее официальная цена что-то вроде трех-четырех тысяч.
— Вот как? — вставил я. Я налил ему еще виски. Он снял ботинки
и красные носки, носки он повесил сушиться на каминную решетку.
— Я не утверждаю, что она шлюха, — сказал Осей, — но живет она
шикарно. — От носков его шел пар. — Образованная, — сказал Осей.
-Да?
— Книг полно — психология, поэзия и много чего еще.
1 Способ действия (лат.).
60
Я пошел приготовить кофе, оставив Осей греть ноги и сушить но¬
ски. Снаружи бушевала непогода; капли дождя безостановочно били по
стеклу, потоки воды с шумом неслись по водосточным желобам и низ¬
вергались на забетонированную землю. Возвратившись с кофе, я застал
Осей за распаковыванием саквояжа Внутри оказались пара миниатюр¬
ных отмычек, разводной гаечный ключ и несколько самодельных уст¬
ройств для открытия замков. Осей извлек из саквояжа также пару
желтых тряпок, шлепанцы и фотокамеру «Поляроид».
— Вот они, — сказал Осей. Он протянул мне пачку моментальных
снимков. Интересным оказался только один: вид темной комнаты с мощ¬
ным лабораторным микроскопом и простыми химическими приборами —
предметными стеклами и пробирками. Меня особенно интересовали на¬
звания книг, которые лежали на столе рядом с микроскопом.
— Качество неважное, — сказал я. — Не могу прочитать названия
даже с лупой. Ты хоть одно из них запомнил?
— Говорю тебе, — начал Осей, — я собирался записать несколько
названий, когда раздались твои звонки. Я могу еще раз забраться ту¬
да — ничего сложного.
— Нет, не нала Постарайся вспомнить хотя бы одно название.
Я смотрел на смешное широкое немолодое лицо Осей и его ясные
глаза, устремленные в огонь, — он пытался вспомнить, что было напи¬
сано на книгах.
— Например, — подсказал я, — встречалось ли хотя бы в одном
из названий слово «фермент»?
— Черт возьми, — сказал Осей, лицо которого расплылось в улыб¬
ке. — Вот именно, «ферменты», они почти все были о ферментах.
Он не помнил точных названий, но я знал, что он не врет. Он был
одним из лучших наших взломщиков и одним из самых надежных
внештатных работников.
— А как ты догадался? — спросил Осей.
— Догадался, и все, — ответил я. — Просто она выглядит как де¬
вушка, которая не может не интересоваться ферментами.
Глава 16
Каждая пешка является по¬
тенциальным ферзем.
Уайтхолл, суббота, 12 октября
— Превосходное зрелище при коронациях.
— Еще бы, — сказал я.
— Процессия видна, на многие мили. Я смотрел отсюда и праздник
победы. Очень красиво.
— Может, мы все-таки начнем..
61
— А не хотите прийти сюда в День перемирия?1 — спросил Хэл-
лам. — Очень впечатляющее зрелище.
—^ Хочу, — сказал я. — А насчет.»
— Минуточку, — сказал Хэллам. Он подошел к своему столу и
заговорил в светло-зеленый телефон: — Мы бы хотели выпить по ча¬
шечке крепкого кофе, Филлис. Вас не затруднит передать это миссис
Мейнард? И, пожалуйста, пусть принесут фарфоровую посуду, Филлис,
у меня гость.
Кабинет Хэллама находился на верхнем этаже здания. Из него
открывался прекрасный вид на Уайтхолл1 2, внизу был виден Кенотаф3
с черными точками скворцов. По меркам Уайтхолла, кабинет был хо¬
рошо обставлен; линолеум министерства общественных работ покрывала
тростниковая циновка, на окнах висели голубые занавеси, интерьер до¬
полняли две репродукции Сезанна и пришедшее в полную негодность
плетеное кресло. Хэллам, покопавшись на своих полках, извлек две
папки и брошюру. Брошюра оказалась «Химикатами для садовода» из¬
дания министерства сельского хозяйства. Хэллам открыл одну из папок.
На ней прямым шрифтом было написано «Специальные лицензии на
импорт», а ниже — аккуратно шариковой ручкой: «мистер Семица».
— Все официальные запросы фальшивых документов мы называем
«лицензиями на импорт», — объяснил Хэллам. Он постучал острым
костлявым пальцем по второй папке. — А это отчет, — он прочи¬
тал, — Консультативного совета по ядовитым веществам.
— Более ядовитого человека, чем вы, я не знаю, — весело вставил я.
— Вы опять грубите, — сказал Хэллам, — а я думал, что мы уже
договорились нормально работать. В конечном итоге от этого выиграем
мы оба — Он улыбнулся, как ему казалось, победительной улыбкой.
Сегодня он был одет в униформу министерства внутренних дел —
черный пиджак, полосатые брюки, стоячий белый воротник и специаль¬
ной формы галстук.
— Люди Гелена сказали мне, что Семица должен приехать в Бер¬
лин ровно через две недели, — сказал я.
— А мы знаем об этом, — весело откликнулся Хэллам.
— Откуда? — спросил я.
— Эх вы, спецы с Шарлотт-стрит. Сплошная секретность и дурные
манеры. И Бабуся Доулиш хуже всех.
Я кивнул.
—•.Мы называем его здесь Бабуся Доулиш, — продолжил Хэллам.
1 11 ноября 1918 года, последний день первой мировой войны (лримеч.
перее).
2 Уайтхолл — улица в центральной части Лондона, на которой на¬
ходятся многие правительственные учреждения (примеч. персе.).
3 Кенотаф — обелиск на улице Уайтхолла, воздвигнутый в 1920 году
в честь погибших в первой.\мировой>войне^/лрнлгсч. персе).
— Вы только что так-его и назвали, — сказал я:-
— Семица ведь не тайный агент. Он в университете Гумбольдта
будет читать лекцию на тему «Синтетические инсектициды — развитие
сопротивляемости вредителей к ДДТ*. Он читает свою лекцию во втор¬
ник 29 октября, так что приедет он незадолго перед этим. Я прочитал
это в сообщении телеграфного агентства АДН. Тайны тут нет. Более
того, рискну предположить, что он остановится в отеле «Адпон*.
— Это гадание на кофейной гуще, — сказал я.
— Совсем нет, — сказал Хэллам. — Именно в этом отеле универ¬
ситет Гумбольдта размещает своих самых почетных гостей. — Он вы¬
нул мундштук. — У вас не найдется сигареты? — спросил он. Я
вытащил из кармана пачку «Галуаз», оторвал угол и протянул ему.
— Французские? — спросил Хэллам. — Они ведь очень креп¬
кие? — Когда он прикуривал, раздался стук в дверь. По ковру проко¬
выляла старая сморщенная матрона в пестром переднике.
— Поставьте там, миссис Мейнард, очень мило с вашей стороны, и
шоколадное печенье тоже. Бог мой, вы балуете нас. — Хэллам отодви¬
нул вазу с цветами, освобождая место для подноса с кофе.
Престарелая матрона широко улыбнулась и в смущении убрала со
лба непослушный завиток.
— Как ваша спина сегодня, миссис Мейнард? — спросил Хэллам.
— Думаю, что сегодня будет дождь, — сказала она.
— Наша миссис Мейнард никогда не ошибается, — сказал мне Хэл¬
лам с гордостью.
— Вот как? — сказал я. — Тогда ее место — на крыше министер¬
ства военно-воздушных сил.
Миссис Мейнард ухмыльнулась, взяла с подоконника три пустых
чашки и блюдца и сказала Хэлламу:
— Вы мне должны двухнедельную плату за кофе, мистер Хэллам.
— Двухнедельную? — переспросил еще раз Хэллам, словно надеясь
на отсрочку приговора.
— Да, сэр, — подтвердила миссис Мейнард решительно кивнув.
Он осторожно порылся в монетах, дал миссис Мейнард две полу-
кроны и великодушно разрешил ей оставить сдачу себе.
— С вас еще один шиллинг, — сказала миссис Мейнард — вы
забыли о трех пачках печенья.
Хэллам отдал ей деньги, она ушла, а он еще долго смотрел на дверь
почти в полной уверенности, что заплатил ей на прошлой неделе.
— Ради Бога, Хэллам, давайте займемся делом. Зачем мы так суе¬
тимся ради специалиста по инсектицидам?
— Не торопитесь, пожалуйста, — сказал Хэллам. — Правда ведь,
удобное кресло? — Из кофейника дрезденского фарфора он разлил
кофе по чашкам, которые не купишь по дешевке на Портобелло-роуд1.
1 Уличный рынок в Лондоне (примеч, персе)I
63
— Не настолько, чтобы сидеть здесь неделю ради пары простеньких
вопросов.
— Печенье? — предложил он.
— Спасибо, не хочу, — сухо ответил я.
Хэллам сморщил нос.
— Ешьте, — сказал он, — шоколадное. — Когда Хэллам протянул
руку, я заметил на его запястье золотые часы фирмы «Эйгер ле К утр*.
— Новые часы? — спросил я.
Хэллам погладил рукав над часами.
— Я долго копил деньги, чтобы купить их. Правда, красивые?
— Вы, Хэллам, человек, — я сделал паузу, внимательно глядя на
него, — самого безупречного вкуса.
Его глаза сияли от удовольствия, пока он торопливо перебирал бу¬
маги на столе. Он сказал:
— Я, право, совсем не знаю, могу ли говорить вам такие вещи —
они секретные. — Вот такое было чувство юмора у Хэллама. Я кивнул
и улыбнулся. — Вы знаете, этот Семица специалист по ферментам. Это
вас не удивляет?
— Нет, — сказал я. — Продолжайте.
Хэллам сцепил за головой руки и закачался на своем вращающемся
кресле. Когда на его лицо падал свет, я видел, что замысел природы
был и не так уж дурен, как его воплощение. А теперь его желтоватая
от падающего света кожа висела на скулах, словно тент палатки без
растяжек.
— Вы знаете, что такое ДДТ? — спросил Хэллам.
— Просветите.
— Это одно из веществ группы, которую мы называем хлорсодер¬
жащими гидроуглеродами. Они накапливаются в почве. И в жировых
тканях человека тоже. В жировых тканях вашего тела сейчас скорее
всего содержится одна двадцатая грамма ДДТ.
— А это плохо?
— Может, и плохо, — сказал Хэллам, — но у многих американцев
его в пять раз больше. Честно говоря, кое-кто из наших людей обеспо¬
коен. Как бы то ни было, другая группа веществ, с которой много
работал Семица, называется органофосфорными соединениями. Они в
почве не накапливаются, а быстро разлагаются.
— Это хорошо, — сказал я.
— Да, — сказал Хэллам. Отпив глоток кофе, он поставил чашку
на блюдце так, словно пытался посадить поврежденный вертолет.
— А как все это связано с ферментами?— спросил я.
— Хороший вопрос, — сказал Хэллам. — Это важная штука. Дело
в том, что два вещества из последней группы — парафион и малафи-
он — действуют, подавляя производство фермента, который называется
холинестераза. Это и убивает насекомое. Громадное преимущество па-
рафиона и малафиона перед ДДТ состоит в том, что до настоящего
64
времени насекомые не смогли выработать противоядия против них, как
они это сделали с ДДТ. — Он отпил глоток кофе.
— W это важно?
— Очень важно, — сказал Хэллам. — Исследования Семицы с пер¬
вого взгляда не очень впечатляют, но сельское хозяйство является крае¬
угольным камнем нашей островной культуры. — Он улыбнулся
надменней фарфоровой улыбкой, — Изумрудный остров и все такое
прочее. — Он бросил в рот кусочек сахара
— Так вы для этого меня позвали? — спросил я.
— Ни в коей мере, дорогой мой. Вы сами подняли этот вопрос. —
Он с хрустом разгрыз сахар.
Я кивнул. Хэллам продолжал:
— Я хотел обсудить с вами чисто политический вопрос — Он обер¬
нул резиновым жгутом папку Семицы, подошел к шкафу и осторожно
положил се на место. — Полковник Сток. Вот о ком я хотел бы с вами
поговорить. — Он громко чихнул и постучал длинным мундштуком по
столу. — Вы нс дадите мне еще одну французскую сигарету? Они
довольно-таки». — Он подыскивал слова — -экзотические.
— Смотрите не привыкайте к ним, — сказал я. — Когда эта пачка
кончится, вам придется их самому покупать.
Хэллам улыбнулся и прикурил сигарету.
— Сток, — сказал я.
— Ах, да, — сказал Хэллам. — Мы весьма интересуемся Стоком.
Бабуся Доулиш, подумал я. Интересно услышать это от Хэллама.
Хэллам поднял на меня глаза и вскинул костлявый палец.
— «Война есть продолжение политики».. Вы помните, что говорит
нам Клаузевиц?
— Да, — сказал я. — Надо мне побеседовать с этим Клаузевицем.
Что это он одно и то же все долдонит1
— Ну, ну, — сказал Хэллам, погрозив мне пальцем. Он взял со
стола листок бумаги, быстро прочитал его. — Вам необходимо знать,
насколько чекистам типа Стока нравится, что страна находится под
полным контролем партии. И еще, не ожидается ли в течение ближай¬
ших пяти лет возвращения армии ее прежнего элитарного положения.
Как вы знаете, их влияние постоянно меняется. — Хэллам потер свои
прямые ладони.
— Так называемая любовь-ненависть, — заметил я.
— Очень красиво сказано, — сказал Хэллам. — Видите ли, наши
политические аналитики очень любят такой тип информации. Они го¬
ворят, что, когда армия чувствует уверенность, можно ожидать перера¬
стания холодной войны в горячую. А когда партия, крепко сидит в
седле, следует снижение напряженности. — Хэллам потрогал пальцами
голову, словно пытался согнать муху. — Там, внизу, любят такие ве¬
щи. — Он, очевидно* считал цх чудаками.
— Значит, вы не верите, что Сток убежит на Запал— сказал я.
65
3 Л.ЛсГггон «Берлинские похороны*
Хэллам задрал подбородок и бросил на меня изучающий взгляд.
— Вы, конечно, все уже обдумали. Слава Богу, не полный идиот. —
Он потер пальцем нос. — Так почему же вы меня принимаете за
идиота? — Он переложил папки на столе. — Сток интересная фигура,
настоящий большевик старого закала. Он вместе с Антоновым-Овсеенко
штурмовал в 17-м Зимний дворец, вы, надеюсь, понимаете, что это оз¬
начает в России.
— Это означает, что он — одноразовый герой, — сказал я.
— Это очень хорошо сказано, — заметил Хэллам. — Он вынул зо¬
лотой карандаш. — Потрясающая точность. Я, пожалуй, запишу. «Од¬
норазовый герой», очень точно о Стоке. — Он бросил в рот очередной
кусочек сахара и принялся писать.
Глава 17
Конь может угрожать одно¬
временно двум далеко отстоя¬
щим друг от друга фигурам. (Это
называют «вилкой*.) Если одна из
фигур, попавшаяся на «вилку*, ко¬
роль, потеря второй неизбежна.
Лондон, суббота, 12 октября
Я сдал свой пропуск дежурному министерства внутренних дел и
ступил на тротуар Уайтхолла, холодный солнечный свет заливал серые
камни Кенотафа. На Хосгардз-авеню и вдоль набережной Темзы стояло
множество пустых туристских автобусов.
Королевские конные гвардейцы сидели молча, прижимая свои сабли
и мечтая о лоске и сексе. Голубей на Трафальгарской площади оку¬
тывал сизый дымок выхлопных газов.
Заметив взмах моей руки, ко мне устремилось такси.
— «Хенекиз» на Портобелло-роуд, — сказал я.
— Портобелло-роуд? — переспросил таксист. — Это куда битники
ездят?
— Вроде бы, — сказал я. Водитель опустил флажок «свободно» и
быстро нырнул в поток машин. Мужчина в «мини» заорал на моего
водителя: «Ты, тупой ублюдок!», я кивнул ему в знак согласия.
«Хенекиз» — это. такой громадный сарай, который невозможно за¬
гадить, разлив несколько стаканов горького пива; кашемир, замша, со¬
ломенные шляпки, кожа, натуральная и. искусственная, толкотня, гул
голосов и самовлюбленные позы. Я купил двойное виски «Тичерс» и
начал пробираться сквозь толпу.
Девица с наимоднейшей прической и • научно-фантастическими гру¬
дями вытащила из большой соломенной сумки копенгагенский чайник.
66
— ...сказала ему, что ты старый грабитель.. — говорила она длин¬
нобородому мужчине в полотняном приталенном пиджаке. Тот отвечал:
— Академическое образование — это последнее прибежище беста¬
ланного человека.
Девица положила чайник в сумку, поморгала своими большими
карими глазами и прощебетала*
— Ты бы лучше сказал этому старому идиоту.» — Она перевязала
пояс своего кожаного пальто и вынула из кармана мужчины пачку
«Вудбайнс». — Я задушу его, — продолжала она — Он самый.» —
Она описала этого человека в самых непристойных терминах. Борода¬
тый мужчина в это время поднес ко рту большую стеклянную кружку
крепкого портера и любовно изучал свое отражение.
Я потихоньку пил свое виски и поглядывал на дверь. Сам нигде
не было ендно. За моей спиной бородатый разглагольствовал:
— Когда я курю его, я чувствую себя Геркулесом, Ясоном, Одиссе¬
ем, Галахадом, Сирано, д’Артаньяном и Тарзаном, у которого в кармане
чек на крупную сумму. — Кареглазая девица рассмеялась и постучала
по своей сумке, убеждаясь, что чайник на месте. Бородатый повернулся
ко мне и спросил: — Вы Саманту Стил ждете?
— Может, и жду, — ответил я.
— Да-а, — протянул он, изучая внимательно мое лицо и одежду. —
Он сказал, что вы выглядите солидно.
— Я солиден, как швейцарский банкир, — сказал я. Кареглазая
девица визгливо захихикала
— Это вам, — сказал бородатый, протягивая мне конверт. Внутри
оказался листок бумаги с текстом: «Дорогой мистер Кадавр, все доку¬
менты должны быть в нашей берлинской конторе в понедельник к
полудню, иначе мы не гарантируем доставку товара». Далее следовала
подпись, которую я не мог расшифровать.
— Как выглядел человек, который дал вам это? — спросил я.
— Как Мартин Борман, — ответил бородатый. Усмехнувшись, он
вырвал листок из моих рук. — Я обещал ему уничтожить бумажку,
чтобы она не попала в чужие руки.
— Что это? — вмешалась кареглазая девица.
— Иди на». — сказал бородатый. — Не лезь в дела. — Он сложил
листок бумаги и сунул его в карман своего полотняного костюма —
А вот и ваша шлюха, — вежливо заметил он. Саманта вертела головой,
стараясь отыскать меня взглядом.
Саманта сказала «Привет, Дэвид» бородатому, и «Привет, Хетти»
кареглазой девице, но та глазела на кожаные сапожки Сам и
ничего не ответила Потом Саманта поздоровалась еще с дюжиной
поэтов, художников, писателей, художественных руководителей (ор¬
ганизаций, которые существовали только в проектах), манекенщиц, и
фотографов. Никто не представился как агент тайной службы, ни¬
кто, даже Дэвид.
67
Глава 18
М ALE: слово шахматного
жаргона из старофранцузского,
означающее победить или пере¬
играть.
Лондон, суббота, 12 октября
Сам отвезла меня к себе домой в белом «санбим-альпайне». Квартира
была убрана, небольшой коврик, залитый вином, уже сдали в химчистку.
Сам возилась на кухне, оттуда доносилось жужжание электрической от¬
крывалки. Я вошел в спальню Саманты. Туалетный столик был заставлен
большими бутылками «Ланвина», «Миллоты» и «Дживенчи», завален ку¬
сками ваты, золотыми щетками для волос, кремами, стояли там чашка,
недопитого кофе, тушь, питательные кремы, лосьоны для рук, дезодоран¬
ты, лежали ножницы, щипчики, шесть тюбиков лака для ногтей, семь
различных теней для глаз — от зеленой до розовато-лиловой, тюбик с
серебряной краской и большая ваза, полная бус и браслетов. В серебря¬
ной раме красовалась фотография блондина в очень маленьких вязаных
плавках. Я взял рамку. Фотография была маловата для нее и скользнула
вниз, обнажая голову другого мужчины. Нижнее фото оказалось студий¬
ным портретом, свет и печать были превосходными, наклон тела на пор¬
трете напоминал фотографии кинозвезд. Крупным округлым почерком
даритель начертал: «Саманте с неземной любовью. Джонни Балкан».
Длинные тонкие руки обняли меня со спины, я почувствовал мягкие
нежные формы Сам, прижавшейся ко мне.
— Что ты делаешь в моей спальне? — спросила она.
— Рассматриваю фотографии твоих любовников, — сказал я.
— Бедный Джонни Балкан, — сказала она. — Он все еще без ума
от меня. Ты смертельно ревнуешь?
— Смертельна
Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, глядя на наше отра¬
жение в зеркале трюмо.
На кровати валялось множество игрушек. Большой, траченный
молью медвежонок, черная бархатная кошка с оторванным ухом, ма¬
ленький косоглазый крокодил.
— Не поздновато ли для детских игрушек? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Кому нужны игрушки?
— Перестаньте, — сказала она. — Для мужчин игрушками служат
женщины, для женщин — дети, и только для детей игрушками явля¬
ются игрушки.
— Вот как?
^—Хватит, — сказала Сам и провела пальцем по моему позвоноч¬
нику. Она перешла на шепот: — Любовь проходит четыре стадии. Пер¬
68
вая, это когда вы влюблены и вам нравится это. — Ее голос тонул в
моем плече. — Мы находимся именно на этой стадии.
— Как долго она продлится?
— Недолго, — сказала Сам. — Вскоре последуют другие.
— Это какие же?
— Когда вы влюблены и вам это не нравится, — сказала Сам. —
Это вторая стадия. Затем вы уже не влюблены и вам это не нравится.
И наконец, нет ни любви, ни сожаления об этом, вы излечились.
— Звучит очень здорово, — сказал я.
— Вас трудно убедить, — сказала Саманта. — Я ведь серьезно, и
от этого мне грустно. Если влюбленные синхронно проходят стадии
любви... — Она еще глубже зарылась в мое плеча — Мы навсегда
останемся на первой стадии. Что бы нас ни отвлекало, мы останемся
здесь, на луне. Хорошо?
— Хорошо.
— Нет, я серьезно.
— Похоже, что мы на луне впервые, — сказал я.
— Ты только подумай о всех бедных глупцах там внизу, на земле,
которые не видят этого великого солнца
— Да оно нас просто изжарит, — сказал я.
— Стой спокойно, — сказала Сам. — Не надо. У меня на плите
стоит банка кукурузы. Она может сгореть.
— Кукурузу, — сказал я, — можно съесть только один раз.
Глава 19
От шаха можно избавиться,
взяв фигуру противника или за¬
крывшись своей.
Берлин, суббота, 12 октября
Я отдал портье отеля «Фрюлинг» свои сумки и вышел на улицу,
чтобы где-нибудь поужинать. Было поздно, животные в зоопарке уго¬
монились, а вот в соседнем «Хилтоне» жизнь била ключом. У мемори¬
альной церкви кайзера Вильгельма раздался пронзительный вой, и из-за
угла выехал белый микроавтобус «фольксваген» с включенной сиреной
и синим проблесковым фонарем. Машины остановились, пропуская ав¬
тобус с надписью «Военная полиция армии США».
Ресторан «Мезон де Франс» находился неподалеку, на углу Улан-
дштрассе. Мне хотелось есть. Ночь была приятна для прогулок, но
атмосферное давление росло, в воздухе запахло дождем. В окруженном
неприятелем городе горели неоновые огни. На Курфюрстендам кафе
плотно задраивали стеклянные бока и включали инфракрасное отопле¬
ние. В стеклянных коробках посетители двигались, словно плотоядные
69
насекомые. Здесь хорошо одетые InsulanerV ели, спорили, заключали
сделки и сидели над чашечкой кофе до тех пор, пока официант не
начинал на них раздраженно коситься. На улице в сверкающих ки¬
осках продавались газеты и горячие сосиски, громыхали двухэтажные
автобусы, носились юркие «фольксвагены», «мерседесы» с открытым вер¬
хом лениво плелись мимо, их водители громкими выкриками приветст¬
вовали всех, кого узнавали, и даже тех немногих, которых не узнавали.
Пешеходы скапливались на перекрестках и по сигналу послушно шли
вперед. Молодые люди в темных шерстяных рубашках останавливали
машины и слушали джаз по автомобильным приемникам, терпеливо
ожидая, пока их светловолосые подруги подкрасятся и решат, в какой
клуб они теперь хотят поехать.
Около углового киоска двое мужчин ели шашлык и слушали по
транзисторному приемнику футбольный репортаж. Я дошел до середи¬
ны широкой улицы, у тротуара в несколько рядов было припарковано
множество разноцветных машин, тянувшихся до Грюнвальда. Надо мной
сверкали огни ресторана «Мезон до Франс».
За спиной я услышал чьи-то шаги. Это был один из двух мужчин,
евших шашлык у киоска Я в тот момент находился между двумя
припаркованными машинами. Обернувшись, я оперся спиной о ближай¬
шую из них, положив ладони на холодный металл. Лысый мужчина в
коротком плаще оказался так близко, что чуть не врезался в меня,
когда я остановился. Я отклонил корпус как можно дальше и изо всех
сил пнул его ногой. Он закричал. Потеряв равновесие, он согнулся,
пахнув на меня густым шашлычными духом. Я двинулся на крик и
наткнулся левой рукой на деревянный шампур. Голова лысого врезалась
в защитный козырек соседней машины, стекло пошло мелкими трещи¬
нами, на молочно-бледной поверхности я различил надпись: «Автомо¬
бильный клуб Чикаго находится под зашитой пинкертонов».
Обхватив голову руками, мужчина начал медленно, как на рапид-
ной съемке, сползать на землю. Он тихо скулил.
От киоска бежал второй мужчина, беспрерывно крича что-то по-не¬
мецки со смешным саксонским акцентом. Когда он ступил на мостовую,
чтобы перебежать на мою сторону, раздался новый вой сирены и по¬
лицейский «фольксваген» промчался мимо нас, мигая голубым фонарем.
Саксонец отступил на тротуар, но как только полицейская машина
скрылась» снова побежал ко мне. Я вынул из кармана свой браунинг1 2,
из-за которого было столько шума на оружейном складе министерства
обороны, и, помогая левой рукой, передернул ствол и загнал патрон в
казенник. Острая боль обожгла левую ладонь, и я почувствовал липкую
1 Insulancr — островитянин, так называют себя сами западноберлинцы
(примеч. авт).
2 9-мм браунинг заменил теперь штатный револьвер 38-го калибра
(примеч. авт).
70
влагу крови. Пока саксонец добежал до машины, за которой я стоял,
мне пришлось пригнуться.. Совершенно рядом с собой я услышал голос
стонущего человека;
— У нас есть для вас сообщение. — Он раскачивался от боли, по
его лысине двумя струйками текла кровь.
— Bisl du verruckt, Engender? — крикнул саксонец.
Я ответил ему, что из ума еще не выжил, но ему лучше ко
мне не приближаться. Саксонец снова заговорил со мной из-За
машины. У них есть для меня сообщение от «полковника». В этом
городе я знал несколько полковников, но догадаться, о ком идет
речь, было нетрудно.
Человек, сидящий на земле, продолжал стонать, проезжающая ма¬
шина осветила его побледневшее лицо. Кровь сочилась из головы, скле¬
ивала пальцы и ложилась на землю причудливым узором. Она. забила
ему уши и забрызгала вязаный галстук.
Я взял у саксонца письмо и принес свои извинения. Это оказались
нс грабители, а престарелые посыльные. Я оставил их там, посреди
Курфюрстендам — и саксонца, и его друга г— в полуобморочном со¬
стоянии. Такси им в субботу вечером ни за что не найти, особенно
учитывая, что пошел дождь.
Глава 20
Территория противника —
это та часть шахматной доски,
которая контролируется его фи¬
гурами.
Берлин, суббота, 12 октября
Я промыл рану, нанесенную мне шампуром, и заклеил ее пласты¬
рем, но когда я добрался до контрольно-пропускного пункта на Фрид-
рихштрассе, она снова стала кровоточить. В самом здании шло
добродушное препирательство. Краснолицый мужчина размахивал ир¬
ландским паспортом и приговаривал:
— ~ нейтральными и всегда остаемся нейтральными.
Пограничник сказал:
— Ваше правительство не только Германскую Демократическую Ре¬
спублику не признает, но и СССР уже сорок пять лет ждет, когда вы
его признаете.
Они вернули мне паспорт, едва взглянув на него. Я мог свободно
провезти с собой танк М-60, а не только мой браунинг.
Уходя в дождь, я слышал ирландца:
— У нас в Ирландии говорят: «Женись быстро, раскаивайся мед¬
ленно».
71
Карлхорст — это русская часть Восточного Берлина, здесь находит¬
ся комендатура, здесь живет большинство русских. Адрес, который я
получил от саксонца, привел меня на узенькую улицу в южной части
района Дождь лил вовсю, пешеходов ни улице не было. Небо время от
времени освещалось молнией, именно в одну из таких вспышек я сумел
рассмотреть название улицы. По обеим сторонам мощеной мостовой сто¬
яли маленькие магазинчики. Деревянные ставни блестели от дождя, дом
номер двенадцать оказался с виду даже заброшеннее остальных.
Я переложил пистолет в карман пиджака и потуже натянул пла¬
стырь. Кровь сочилась из-под клейкой материи и оставляла пятна на
манжете. Я постучал в дверь. Ни в одном из окон света не было,
единственный свет падал от уличного фонаря. Я постучал во второй
раз, дверь медленно открылась. Достав фонарик из кармана, я осветил
Потрескавшуюся штукатурку стены. Выключатель не работал.
Хорошо смазанная дверь слева от меня открылась в большую ком¬
нату. В центре комнаты два массивных диска ленточной пилы тускло
отражали свет моего фонарика. В углу стоял щепной долбежный ста¬
нок. Каждый станок стоял на бетонном основании, ржавые болты кре¬
пили их к полу. У одной из стен лежали доски, в комнате пахло
сыростью и опилками. Людей там не было. Я открыл шкаф, на мушке
пистолета оказались метла и банка лака. Коридор передо мной закон¬
чился винтовой лестницей. Держа фонарь подальше от туловища, я
чуть ослабил хватку на рукояти браунинга Фонарик покрылся липкой
кровью, капля ее упала, сверкнув в луче света, в опилки. Ступеньки
скрипели. Прежде чем ступить на очередную, я осторожно проверял,
не рухнет ли она подо мной. Деревянные ступени были усыпаны опил¬
ками, пол погреба, покрытый толстым ковром стружек, приятно хрустел
под ногами. Я медленно провел лучом света по стене. Вокруг разли¬
вался сладкий сочный запах свежерасппленной древесины. Над фанер¬
ным прессом в прусском порядке были развешаны и разложены рамные
пилы, молотки, наугольники, ножовки, стамески, рашпили, бутылки мо¬
рилки и политуры. В центре подвала стояло пять длинных верстаков.
На них валялись ржавые банки с клеем и фанерные обрезки.
Дальний конец подвала содержался в чистоте. Там была небольшая
газовая плита и громадный чайник, который использовался для гнутья
фанеры. На кухонном полотенце сушились шесть перевернутых щерба¬
тых чашек. На одной красовалась надпись: «Подарок из Дрездена».
Горсть шурупов на дальнем столе и тяжелая отвертка указывали
на то место, где к дереву крепилась металлическая фурнитура. Прямо
вверху был люк с крышкой, потому что для лестницы они были черес¬
чур громоздкими; их было шесть штук у стены, сверкающих, любовно
отполированных и готовых к использованию.
Гробы были тщательно отделаны, глубокие крышки украшены тис¬
неными листьями и цветами. Каждый гроб имел шесть массивных ру¬
чек. Я постучал по каждому из них — один, два, три, четыре, пять,
72
шесть. Последний гроб ответил глухим стуком. Не успел звук замереть,
как крышка его отвалилась, с треском упав на пол. Я направил свет
фонаря в шелковую пустоту и поднял пистолет. Фонарь выхватил из
темноты фигуру человека в военной форме. Еще не разглядев лица, я
по орденам и погонам понял, что это Сток.
Он захихикал.
— Я напугал тебя, англичанин, признайся, я напугал тебя.
— Вы напугали меня так, что я чуть не просверлил вам шесть
дополнительных пупков, — сказал я. Опустив пистолет в карман, я
помог Стоку высвободить широкие плечи из гроба — Помирать приез¬
жайте в Англию, — сказал я. — Наши гробы расширяются кверху.
— Да? — Сток стряхнул опилки со своего летнего кителя и из-под
ближайшего верстака вытащил папаху. Потом включил четыре неоно¬
вых светильника.
— Что за шутки, Сток?
Сток хлопнул ладонью по гробу.
— Это для Семицы, — сказал он. — Посмотри. — Он показал на
внутренность гроба Там, замаскированные орнаментом, были просвер¬
лены отверстия. Он снова хлопнул по гробу. — Одна из немногих,
по-настоящему стоящих вещей, пе-насгоящему стоящих. — Он еще раз
шлепнул по боковине. — Вяз, — сказал он, — двадцатимиллиметровая
выдержанная древесина Водонепроницаемый, вощеный, обшитый сати¬
ном. Саван, облачение, крепкие бронзовые ручки, гравированная пла¬
стинка с именем, бронзовые запорные болты, крышка с орнаментом,
кольца, шелковые веревки, бахрома.
— Да, — сказал я. Сток игриво огрел меня по спине и засмеялся.
— Двести марок, — сказал он, — но не беспокойтесь. Их мы вы¬
чтем из моих сорока тысяч фунтов, — Сток снова улыбнулся. Лицо
его было высечено из розового песчаника, черты сгладились от тысяче¬
летних прикосновений рук паломников. Он расстегнул карман рубашки
и извлек оттуда желтоватый лист бумаги.
— Это форма, которую заполняют родственники, требующие тело
умершего. Подпишите вот здесь. — Сток ткнул пальцем, похожим на
лионскую сосиску, в бумагу — здесь он, пожалуй, чуточку переиграл.
Я вытащил ручку, но колебался.
— В качестве адреса укажите свой отель и подпишитесь фамилией
«Дорф». Почему вы так подозрительны, англичанин? Вам остается по¬
быть Дорфом всего несколько дней.
— Именно эти дни меня и беспокоят, — сказал я. Сток рассмеялся,
а я поставил свою подпись.
— Вы порезали руку, англичанин, — сказал Сток.
— Устриц открывал, — объяснил я.
— Это же надо, — отозвался Сток.
— Вот такую декадентскую жизнь мы ведем у себя на Западе^ —
сказал я Сток кивнул.
73
— Мы переправим Семицу в этой штуковине через контрольно-пропу¬
скной пункт «Чарли» в пять часов дня ровно через три недели, в поне¬
дельник, четвертого ноября. А как обстоят дела с деньгами? — Сток вынул
пачку «Дуката». Я взял сигарету и закурил. — Когда ваше государство
согласится выплатить деньги, дайте мне знать, включите в зарубежную
программу Би-би-си пьесу «Там есть маленький отель» в исполнении Вик¬
тора Сильвестра, если сделка не состоится, то он играть не будет. Хорошо?
— Слишком уж вы по-крупному мыслите, Сток, — сказал я. — Вам
хотя бы неделю побыть в моей шкуре. Не уверен, что смогу сделать эта
— Не уверены, что сможете заставить этого парня Сильвестра сыг¬
рать «Там есть маленький отель»? — спросил недоверчиво Сток.
— Не уверен, что смогу запретить ему сыграть, если он захочет.
— Вы и ваш капитализм, — сказал Сток, проницательно хмыкну а —
Как вы вообще можете работать? — Он стряхнул стружку со своего ру¬
кава — В Африке есть деревня, жители которой ловят рыбу, стоя глубоко
в воде, кишащей крокодилами. Пойманную рыбу они обменивают в сосед¬
ней деревне, главное ремесло которой — производство деревянных ног.
Сток смеялся громко до тех пор, пока я тоже не рассмеялся. — Это и есть
капитализм, — сказал Сток, похлопав меня по руке. — Недавно я слышал
хорошую шутку. — Теперь он говорил очень тихо, словно боялся, что нас
могут услышать — Ульбрихт инкогнито выясняет отношение к себе, спра¬
шивая у людей, любят ли они Ульбрихта Один из людей, которому он
задал вопрос, отвечает. «Пойдемте со мной». Он везет Ульбрихта с собой
сначала на поезде, потом на автобусе, и, наконец, они оказываются в глу¬
бине Саксонских холмов неподалеку от границы с Чехословакией. Затем
они долго идут пешком, пока не останавливаются в нескольких километ¬
рах от ближайшего жилья. Человек подозрительно оглядывается вокруг
и шепчет Ульбрихту на ухо, что «лично меня Ульбрихт не интересу¬
ет». — Сток снова затрясся от смеха. — «Меня он совершенно не интере¬
сует», — повторил Сток, тыкая себя в грудь и истерично смеясь.
— Послушайте, Сток, — сказал я.
— Алексеевич, — поправил Сток.
— Послушайте, Алексеевич, — сказал я. — Я сюда пришел не для
того, чтобы выяснить правду о капитализме.
— Как знать? — заметил Сток. — Может, в конце концов и выяс¬
ните.
— Какие нас ждут новые откровения? — спросил я. — Еще пароч¬
ка гробовых шуток? — Сигарету я докурил в молчании.
Глаза Стока сузились. Он зло ткнул мне пальцем в грудь.
— Мы знаем, что вы человек зрелый и мудрый. Иначе бы вы не
стали работать с такими бандитами, как Балкан, и такими уголовни¬
ками, как Гелен. Меня от вас тошнит, англичанин.
Я вынул пачку сигарет. Хэллам там почти ничего не оставил, но
я все же предложил Стоку сигарету. Желтый свет зажженной спички
мелькнул в его глазах. Он снова заговорил тиха
>74
— Они из вас дурака делают, англичанин, — сказал Сток. — В
пьесе все роли, кроме вашей, расписаны. Вас планируют для одноразо¬
вого использования.
— Опять это слово, — сказал я. — Кто-то употребил его недавно,
говоря о вас.
— Я тоже герой одноразовый, англичанин, но моя игра еще не
кончилась. Ваша игра заканчивается в тот миг, когда Гелен получит
документы для Семицы. — Он выразительно посмотрел на меня. — Что
вы думаете об организации Гелена, англичанин? Неужели вы считаете,
что она существует только для того, чтобы выполнять мелкие поруче¬
ния вашего правительства?
— Они многое готовы сделать, за деньги, конечно.
— За настоящие деньги, — сказал Сток* Он сел на скамейку и
заговорил доверительно: — Англичанин, знаете ли вы, что такое двад¬
цать один миллиард долларов? Это сумма, которую правительство США
ежегодно тратит на вооружение. Вы знаете, англичанин, кто получает
эти деньги? «Дженерал дайнамикс» получает миллиард с четвертью, и
еще четыре корпорации получают по миллиарду каждая. Эго настоящие
деньги, согласны?
Я не ответил.
Сток продолжал:
— Свыше восьмидесяти процентов от двадцати одного миллиарда
долларов тратится большим бизнесом безо всякой конкурентной борьбы.
Вы следите за моей мыслью?
— Не только слежу, но и обгоняю ее. Только какое отношение это
имеет к вам?
— Напряжение здесь, в Берлине, имеет ко мне самое непосредст¬
венное отношение — это моя работа. Ваши военные нагнетают напря¬
жение как только могут. А я стараюсь изо всех сил снизить его.
— Вы его не снижаете, вы им пользуетесь, — сказал я.
Сток артистично вздохнул.
— Послушайте, друг мой. В будущем году многие из ваших военных
друзей уйдут в отставку, чтобы занять места в крупных корпорациях,
производящих вооружение. Большинство уже подписало контракты..
— Подождите минутку, — сказал я.
— Я не буду ждать, — сказал Сток. — Мы знаем, что происходит.
Мы тратим много сил и средств, чтобы выяснить это. Должность, кото¬
рую занимают ваши ушедшие в отставку генералы, зависит от того,
сколько заказов на вооружение они смогли разместить. Международная
напряженность облегчает заказ вооружений. Гелен обеспечивает напря¬
женность, которая увеличивает спрос на вооружение, как обычная ре¬
клама. Вот такие люди и обводят вас вокруг пальца.
— Балкан сказал..
г— Ничего не хочу слышать о Валкане. — Сток выплевывал слова,
словно выбитые зубы. — Он мерзкий фашист. — Сток пододвинулся
ко мне и начал говорить тихо, будто сожалея о своей вспышке. — Я
знаю, Балкан очень способный человек и очень умелый политический
спорщик, но поверьте мне, англичанин, в душе он фашист.
Я начал понимать, сколь умело Балкан пудрит мозги. В мои обя¬
занности не входило сообщать Стоку, что ум Валкана похож на глотку
кита — громадную, но пропускающую только мелкие креветочные мыс¬
ли. Я спросил:
— Тогда почему вы сотрудничаете с ним?
— Потому что он помогает мне дурачить организацию Гелена.
— И меня тоже?
— И лас тоже, англичанин. Попытайтесь найти вашего друга Вал¬
кана сегодня вечером. Поинтересуйтесь у ваших друзей в государст¬
венном департаменте США. Позвоните в ведомство Гелена. Спросите у
всех, кого вы знаете, англичанин, а когда ничего не узнаете, приходите
на контрольно-пропускной пункт «Фридрихштрассе* или в любое дру¬
гое место, где имеются восточноберлинские телефоны, и позвоните мне
на. работу. Я единственный знаю, где он будет, и единственный, кто
вам скажет правду.
— У нас похожими приемами дезодорант рекламируется, — сказал я.
— Тогда попытайтесь найти Валкана, — сказал Сток.
— Может, и попытаюсь. — Я пересек комнату, не оглядываясь, и
поднялся к машине. Чуть дальше на улице стояла сверкающая «Волга»
Стока, за ней расположились два танка Т-54 и бронетранспортер. По
дороге к Фридрихштрассе мне попался на глаза транспарант. «Учиться
у Советского Союза — значит учиться побеждать*. Я начинал пони¬
мать, что они имели в виду.
* * *
В тот вечер я позвонил всем, кого знал, выясняя, где можно найти
Валкана. Я позвонил всем, начиная от Берлинского центра документа¬
ции и кончая станцией метро «Онкель Томе Хютте». Везде ответ был
одинаков, Валкана нет, и когда его можно ожидать, они не знают.
Некоторые из моих собеседников, видимо, действительно не знали, но
кто их разберет?
Сквозь стекло телефонной будки в здании восточногерманского кон¬
трольно-пропускного пункта я смотрел на серую стену и горшки с
цветами.
— Говорит африканский рыбак, — сказал я в трубку.
— Кого позвать к телефону? — спросила девушка, которую не
удивляли странные имена.
— Изготовителя ножных протезов илй крокодила, — сказал я. —
Точнее сказать не могу. Я слышал, как девушка повторила все это
вслух, а потом раздался гулкий смех Стока, подошедшего к телефону.
%
— Анди-пляж, — сказал Сток, — рядом с испанской границей.
— Настройте приемник на волну Виктора Сильвестра, — сказал я
и повесил трубку. Пограничник, давший мне восточногерманскую мо¬
нетку для телефона-автомата, махал мне рукой, пока я шел те десять
метров, которые отделяли меня от Западного сектора, где привычнее
транспаранты типа: «Komm gut heim»1.
Глава 21
Короля можно спрятать в хо¬
рошо защищенное место.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
Дорогу вдоль пляжа обрамляли дюны. Солнце, лениво опускаясь за
л иловато-розовые холмы, светило ярко, но как-то безжизненна Если не
считать редких собак, пляжи на многие мили были пустынны, да и
собаки через какое-то время тоже исчезли, спрятавшись от холодного
ветра. Казино и отели стояли с закрытыми ставнями, в ржавых потехах
первых зимних дождей.
Из стеклянного ресторанчика на Морском бульваре доносилось груст¬
ное постукивание пишущей машинки. Миновав запертый на висячий за¬
мок киоск с полуоторванной вывеской «Мороженое», я вошел в стеклянную
дверь. Молодая девушка в розовом халате оторвала взгляд от счетов
Она принесла мне кофе, и я принялся разглядывать серый, чуть
розовеющий в лучах заходящего солнца горизонт. На ближайшие пол¬
года море обречено готовиться к лету, ежедневно разглаживая песок —
так старая горничная суетливо и долго стелет постель.
— Постояльцы у вас есть? — спросил я лениво.
— Да. — Девушка улыбнулась с едва заметным сарказмом. — Мсье
Кинг с женой.
Глава 22
Mam является основной целью
каждого из играющих.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
В длинной столовой была накрыта дюжина столов, хотя к ужину
ожидали всего троих гостей. На стойке бара стояли пепельницы «чин-
зано» и сверкающая утварь для приготовления коктейлей: сита,, шейке-
1 Добро пожаловать (нем).
ры, фруктовые ножи и палочки для размешивания напитков. За стойкой
виднелись гряды бутылок, к которым с лета никто не притрагивался.
Кафельный пол отражал холодный тусклый свет, было слышно, как
наверху взбивали подушки — горничная готовила мне постель.
Девушка в розовом халате убрала машинку и переоделась в черное
платье.
— Что будете пить? — спросила она меня.
Я выпил подряд две порции «сюзе», и мы с ней решили, что зимой
сюда приезжает очень мало людей. В кухне шкворчало кипящее сало,
в него что-то с шипением бросали. Приехали они вчера вечером, и Бог
знает сколько они пробудут. Вторую порцию «сюзе» она выпила вместе
со мной, а третью я унес с собой в номер. Когда я спустился поужи¬
нать, гости уже сидели за столом.
Балкан был одет в кашемировый плащ поверх легкого костюма из
«Сэвайл Роу», кремовую шелковую рубашку дополнял галстук фирмы
«Диор».
— Здравствуйте, мистер Кинг, — сказал я. — Представьте меня
вашей подруге.
— Это Саманта, — сказал’Джонни Балкан.
— Здравствуйте, — сказала Саманта.
Глава 23
Королевский гамбит — это
дебюту в котором белые жертву¬
ют пешку.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
Мы ели молча, подали треску по-баскски. Наконец Джонни спросил:
— Вы за мой следите?
— Я приехал по делу — возникло осложнение.
. —Осложнение? — переспросил Балкан. Он перестал жевать тре¬
ску.
— Ты что, кость проглотил? — спросил я.
— Нет, — ответил Балкан. —- Какое осложнение?
— Ничего особенного, — сказал я. — Гелен настаивает на получе¬
нии документов
— Почему же вы их ему не отдаете?
— Лондон ошибся в фамилии, — сказал я — Они подготовили
документы для Брома, а должно быть..
— Я знаю, как должно быть, — почти крикнул Балкан, а потом
тихо добавил: — Идиоты, кромешные идиоты.
— А ведь буква здесь важна, — сказал я
— Конечно, важна
78
— Я им все правильно написал, — сказал я.
— Знаю, знаю, — подтвердил озабоченно Балкан. — Я так и чув¬
ствовал, что все пойдет прахом.
Из кухни пришла официантка; увидев недоеденную рыбу, она. спрсъ
сила:
— Вам не нравится? Может, принести что-нибудь еще?
— Нет, — сказал Балкан.
— У нас есть entrecote1 и ris de veau1 2.
— Ris de veau, — сказала Саманта
— Ris de veau, — сказал я.
— Ris de veau, — сказал Балкан, думая совершенно о другом.
* * *
Мы сидели в баре, пили кофе с коньяком. Саманта читала англий¬
скую газету, часть которой она дала мне. Наконец Балкан наклонился
ко мне.
— Вы можете связаться с Лондоном и заказать у них новые доку¬
менты?
— Конечно, Джонни, все, что ты пожелаешь. Ты же знаешь.
Балкан шлепнул меня по колену.
— Тогда именно так мы и сделаем. — Он широко улыбнулся. —
Проделав большую работу, доверим Лондону все запутать.
Я пожал плечами.
— Если бы ты работал непосредственно на Лондон так долго, как
я, ты бы видел и их сильные, и их слабые стороны. В конце концов,
начал бы ценить, что работаешь в штате, и пустился бы транжирить
деньги. — Я допил свою рюмку коньяка
— Вы правы, — сказал Балкан. Он подозвал официантку и заказал
три тройных коньяка, как бы желая показать, что он хорошо понял
мою мысль.
— А как насчет денег для Стока? — спросил Балкан. — Вы же
знаете, что он хочет только наличными.
— Никакого обмана, — сказал я.— Я сначала собирался всучить
ему свою карточку клуба «Дайнерс».
Балкан рассмеялся и потер руки.
— Видите ли, — сказал он, — поездка в Анди связана с делами
Семицы.
— Чужие секреты мне-
Балкан замахал руками.
1 Антрекот (фр)-
2 Специально приготовленная телятина (Фр)>
99
— Нет никакой нужды держать это в секрете. Просто я привык с
каждым из своих контрагентов работать отдельно.. Еще с войны.
— С войны, — сказал я. — Что ты делал на войне, Джонни?
— То, что все делали, — сказал Джонни. — Выполнял приказы.
Я сказал:
— Некоторым людям приказывали делать совершенно фантастиче¬
ские вещи.
— Я делал многое, чем не могу гордиться, — сказал Джонни. —
Одно время я служил в охране концентрационного лагеря.
— Да ну? — удивилась Саманта — Ты мне никогда об этом не
говорил.
— Отрицать это бессмысленно, — сказал Джонни. — Человеку ни¬
куда не деться от своего прошлого. Думаю, что у каждого есть свои
тайны. Я никогда не делал ничего ужасного. Я никого не пытал, не
убивал, никогда не был свидетелем жестокостей, но я был частью
системы. Если бы не было тех, кто дежурил на вышках при страшных
морозах, пил дрянной кофе и притоптывал, чтобы согреться, если бы
не было таких маленьких людей, как я, то не могло бы быть всего
.остального. Я стыжусь той роли, которую играл, но, если быть честным,
то же самое должны испытывать и фабричный рабочий, и полицейский,
и железнодорожный охранник — все они были винтиками системы. Но
вы, наверное, считаете, что мы должны были уничтожить систему?
Джонни посмотрел на меня с вызовом. Я промолчал, заговорила
Саманта:
— Да, должны. Вместо этого вы спокойно смотрели на игры гене¬
ралов. Вся нация должна была содрогнуться от ужаса, увидев то, что
делалось с еврейскими лавочниками в тридцатые годы.
— Конечно, — пророкотал Джонни. — Я все время слышу, что мы
должны были свергнуть Гитлера Но говорящие так — глупцы, они
ничего не понимают. Что вы имеете в виду под «уничтожением систе¬
мы»? Что я, должен был прийти на дежурство и застрелить своего
сержанта?
Саманта чувствовала, что Джонни выходит из себя.
— Возможно, с этого бы все и началось, — произнесла она тиха
.— Как же, — огрызнулся Джонни. — Великое начала У сержанта
была жена и шестеро детей. Сам сержант с молодости симпатизировал
социал-демократам. Нацистов он ненавидел, отморозив ноги под Смо¬
ленском в 1942 году, он остался инвалидом.
— Тогда кого-нибудь другого, — сказала Саманта
— Разумеется, — саркастически подтвердил Джонни. — Первого по¬
павшегося, да? — И он засмеялся таким смехом, что стало ясно, прого¬
вори он хоть всю ночь напролет, нам никогда но понять, что значит быть
в концентрационном лагере, особенно охранником. — А я рад, что был
в лагере, — сказал Джонни зла — Рад, слышите вы? Потому что, если
бы я не служил в концлагере, то воевал бы на Восточном фронта А в
80
лагере была неплохая работенка. Очень неплохая. Все хотели заполучить
такую. Может, вы думаете, что вся Герм а н и я -ме чтал а сразиться с боль¬
шевиками? Вам, американцам, хотелось бы так думать. Так вот, если не
считать бешеных эсэсовцев, это не так. Каждый, в ком осталась хоть
капля разума, старался получить работенку подальше от передовой, даже
если его и тошнило от вони печей крематория
Саманта зажала уши руками, а Джонни снова засмеялся своим
прежним смехом, который был красноречивее любых его слоя
Глава 24
Рентген — это такая ата¬
ка, при которой одна фигура, из¬
бегая взятия, открывает другую,
на которую и обрушивается вся
мощь атакующего,
Лнди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
Мы все пошли спать в половине двенадцатого, а точнее, никто из
нас не пошел спать в половине двенадцатого, хотя мы все пожелали
друг другу доброй ночи и сделали вид, что идем спать Я надел не¬
промокаемый плащ на овчинной подкладке и вышел на пляж, где вой
ветра напоминал крики безумных чаек.
«Этого не может не быть», — думал я в четверть второго ночи.
Дрожжевой запах океана приближался вместе с приливом.
В два часа ночи я думал то же самое, но события начались только
в полчаса третьего. К парадной двери подъехали две ярких фары. По¬
скольку они были не желтые, я догадался, что машина пришла с той
стороны границы Это был белый «ситроен-ДС-19». Машина, затормозив,
зашуршала по песку дороги. Водитель выскочил из машины и открыл
для спускавшегося по ступеням Валкана заднюю дверцу. Свет над за¬
дним сиденьем выхватил из темноты еще одного пассажира — лысого
мужчину лет пятидесяти, без бинокля больше ничего было не разо¬
брать. Балкан торопливо залез в машину, бросив взгляд на окна моей
спальни. Водитель тихо закрыл дверь, и они уехали.
Я вернулся в отель, думая, кто же в Испании настолько экстрава¬
гантен, чтобы позволить себе «ситроен» с сан-себастьянскими номерами
и водителя, который носит темные очки в половине третьего ночи.
Тихо закрыв дверь отеля, я вошел в маленькую комнату под лест¬
ницей, в которой имелся туалет, ведром две тряпки, четыре пачки сти¬
рального порошка «Омо», три плаща, два зонта и телефон-автомат. Мне
надо было позвонить в два адреса. Первому абоненту я предложил
Сен-Жанский вокзал в качестве места встречи, второй звонок касался
распространения информации о сан-себасгьянских номерах среди тех,
81
для кого это действительно важно. О том, что нас тревожит, надо не
только думать.
По телефону я говорил, не зажигая света
Сверху послышался перестук каблучков по комнате. Чтобы не шу¬
меть, я даже не повесил трубку на рычаг и осторожно миновал холл
на своих резиновых подошвах.
Море освещалось луной. Волны дробили отражение лунного света и
рисовали на воде мерцающий узор, луна превратилась в перевернутую
банку белой краски, содержимое которой разлилось по всему морю.
Обернувшись, я заметил, что парадная дверь отеля выбросила на пес¬
чаную дорожку трапецию желтого света. В пятне света мелькнула
женская фигурка и заспешила вдоль пляжа.
Саманта была одета подчеркнуто тщательно. Серьги и тени на гла¬
зах говорили о том, что она не спала
— Джонни уехал, — сказала она.
— Куда уехал? — спросил я.
Она втянула голову в плечи.
— Просто уехал, — ответила она — Сказал, что только спустится
вниз. Л потом я услышала, как отъезжает машина.
Мы долго смотрели друг на друга
— Мне холодно, — сказала она, — и страшно.
Я пошел по направлению к отелю.
— Машина Джонни все еще здесь, — сказала Саманта Она догнала
меня и пошла рядом. — То, что он рассказал вчера вечером, это правда?
— Правда, — сказал я.
— Что странного в моем вопросе? Я чувствую вашу насмешку.
— Никакой насмешки, — сказал я. — Люди редко перевирают фак¬
ты. Искажают они обычно лишь свое отношение к ним. Атаку Легкой
Бригады можно описать и тогда, когда вы были в первой шеренге
наступающих, и в том случае, когда вы кипятили чай на другом конце
долины.
— Какой же вы проницательный язва, — сказала Сам.
— Так кто же насмехается?
— Послушайте. Балкан очень талантливый человек, как бы вы к
нему ни относились. Он написал исследование о струнных квартетах
Бартока, которое после опубликования потрясет музыкальный мир.
— Слушай, — сказал я. — Если ты хочешь подписаться на фан¬
тазии Валкана, валяй, но я привит против лунного света. — Я шел
быстро, и Саманте, чтобы не отстать, приходилось идти вприпрыжку.
Она схватила меня за руку.
— Разве это не та луна, на которую мы решили отправиться вдво¬
ем? — спросила она нежна — Разве мы не решили?
Решили, но я передумал. — Я вырвал свою руку и открыл стек¬
лянную дверь В .тусклом свете желтели столы с поблескивающими
тарелками и конусами салфеток. Сам догнала меня на лестнице, поры¬
лась в сумочке и, когда мы подошли к ее комнате, нашла ключ и
широко распахнула дверь. На кровати лежал серый кожаный чемодан,
еще один стоял около платяного шкафа Первый был пуст. Я открыл
второй. В шкафу висела одежда, и я быстро осмотрел ее, прощупывая
швы и плечики и прислушиваясь, не хрустнет ли где спрятанная-бу¬
мажка.
На туалетнохс столике стояли флаконы с одеколоном и лаком для
ногтей, тюбики и коробочки с гримом, пудрой, шампунем, валялись
щеточки для замши, пакеты с ватой, темные очки и сигареты. Положив
пустой чемодан, я сгреб все в него. Из ящиков туалетного столика я
вытащил кипы нижнего белья, туфли на низком каблуке с золотыми
ремешками к шкатулку, в которой лежали два бриллиантовых кольца,
серебряный браслет, наручные часы, отделанные драгоценными камня¬
ми, и несколько разрозненных дешевых бусинок. Не глядя на нее, я
протянул руку.
— Сумочку, — сказал я, — и кошелек.
Она все еще держала сумочку в руках, после моих слов она от¬
крыла ее и внимательно осмотрела содержимое. Вынув две сигареты
«Кэмел», она прикурила их и отдала мне и кожаную сумочку, и одну
из сигарет. Я быстро перерыл ее и вынул оттуда зеленый американский
паспорт на имя Саманты Стил и двадцать две новых хрустящих сто¬
франковых банкноты. И деньги, и паспорт я сунул в свой карман.
— А я-то думала, мы чем-нибудь приятным займемся, — сказала
Саманта. Теперь она выглядела ниже своих ста шестидесяти сантимет¬
ров — невинная потерянная молодая американка, преданная в большой
гадкой Европе.
— У нас еще есть время, — сказал я. —Но сначала дело, давай
не смешивать его с удовольствием.
— Делами я уже сыта по горло, — сказала Саманта. — Когда же
начнутся удовольствия?
— Дай подумать, — сказал я с ухмылкой и заметил, как немного
скривились ее губы.
— Я бы хотела, чтобы ты знал~
— Перестань, Сам, — сказал я. — Я предлагаю тебе прекрасную
сделку, когда все, что мне диктует чувство долга, это поднять телефон-,
ную трубку.
Она кивнула и расстегнула «молнию» на платье. Потом сняла
платье так медленно, словно позировала для учебного медицинского
фильма Глаза ее увлажнились.
— Это дым, — сказала она — Мне не следует курить, когда я
устаю. Сразу вся косметика плывет. — Она улыбнулась и затушила
невыкуренную сигарету «Кэмел» в пепельнице* «чинзано». Она прошла
по комнате в своем черном белье, словно совершенно забыв обо мне. В
шкафу неторопливо выбрала красное полосатое шерстяное, платье. —
Красное- со мной делает чудеса, г- сказала она.
Я
— Это верно, — подтвердил я.
Она подержала платье над головой.
— Почему бы мне не выглядеть эффектно? — И резко опустила
платье на голову. Потом, испугавшись, стала нервно натягивать его на
себя, пока, наконец, ее голова не появилась на свету.
— Оставайся здесь, — сказал я. — Я пойду в свою комнату и
оплачу оба счета
— Ты проклятый сухарь, — сказала она без восхищения и горечи,
смотря на свое отражение в зеркале и разминая лицо.
Багажа у меня не была Я подождал внизу, чтобы убедиться, что
Саманту не оставит благоразумие.
Потом вышел на крыльцо и посмотрел на дорогу. Движения на ней
не было никакого, если не считать струек песка, которые морской ветер
гнал под дверь. Я докурил сигарету, холодный ночной воздух выдул
остатки винной тяжести из моей головы. За мысом на западе начина¬
лась Испания. Чахлые кривые деревья вдоль пляжа убегали в том
направлении.
Чемоданы я уложил на заднее сиденье «мерседеса-220». Потом
включил печку, и мы тихо сидели, слушая жужжание вентилятора. Я
тронул машину, и она перевалилась через бордюрный камень. Пляж
был пустынен и, не считая завываний ветра, безмолвен. Свет я включил,
только когда мы выехали на основную дорогу. Когда я нажал на ак¬
селератор, спидометр изменил цвет, он заметно пожелтел.
— Похоже, тебя обскакали, — сказала Саманта.
— Похоже, — согласился я.
— Тебе действительно был нужен Джонни?
— Может быть, — сказал я.
— Ты, надеюсь, не будешь предпринимать резких шагов?
— Возможно, — сказал я. Сам недовольно фыркнула и полезла за
сигаретами.
— Зажигалка сразу за радиоприемником, — сказал я, — только не
злись, если тушь потечет. — Долгое время мы ехали молча. Наконец
Саманта сказала:
— Ты симпатичнее Валкана. — Она наклонилась и небрежно чмок¬
нула меня в мочку уха. — Ты прелесть. Балкан же, с другой сторо¬
ны.. — Она говорила медленно и тихо, будто обдумывая на ходу. —
Балкан — настырный, закоренелый, злобный, толстокожий ублюдок. —
Она не повысила голос ни на йоту. — Но Балкан — гений. У него
бриллиантовый ум, а у тебя всего лишь острый, как стекла
— Алмаз против стекляшки, — вставил я. — Значит, мое дело
гиблое?
— Что поделаешь? Победитель-то только один.
Большей похвалы для тайного агента^чем принять его за недоумка,
и придумать трудно. После этого ему остается только не вести себя в
соответствии с такой оценкой. Этим я, и был занят в тот момент.
.84
До Бордо нам предстояло проехать двести километров по шоссе №
10, дорога приличная, и в столь позднее время нам попадались только
редкие фермерские грузовики с множеством габаритных огней или не¬
торопливые автофургоны дальнего следования из Сан-Себастьяна на
той стороне границы. Саманта проспала не меньше половины путеше¬
ствия, которое заняло около трех с половиной часов; нужды ставить
рекорды скорости или будить раньше времени человека, с которым я
собирался встретиться, не было. После Байонна дорога через скучные
Ланды стала совсем хорошей и широкой. До горизонта тянулись сеянцы
и саженцы, а то и целые поля аккуратных пней. Океаны деревьев
ждали топора палача, редкие черные прогалы отмечали маршруты по¬
жаров. В окне за Самантой горела листва небольшой рощи, будто на
плохо проявленной фотографии кто-то не справился с красным спект¬
ром. Заиндевевшие ветки отливали красным, пока серое не смешалось
с золотом встающего солнца и силой какой-то алхимии не превратилось
в ясную голубизну утра. Фары я выключил на подъезде к пригородам
Бордо. На дороге стали появляться велосипедисты, в такой ранний час
они вели себя с редкой дерзостью. На глухих стенах домов висели
громадные выцветшие рекламные щиты с аперитивами, проволочные
сетки отгораживали мощеные мостовые от тротуаров. Я подъехал к
Сен-Жанскому вокзалу и остановился. Над городом нависли тучи.
Я припарковал машину за автобусной остановкой. Циклопический
глаз готического вокзала показывал 7 часов, у отеля «Фейзан» плетеные
стулья пьяно опирались на пластмассовые столики. Рабочие ныряли в
бар «Брассьер», чтобы для согрева пропустить перед работой по стакан¬
чику горячительного. Послышались скрип и тарахтенье мусорного фур¬
гона, старуха в черном выливала воду ведрами на мостовую и скребла
ее метлой.
— Просыпайся, — сказал я. Не успев еще как следует проснуться,
она уже пудрила лицо, втирала в него лосьоны и тени.
Полицейские в черной униформе, беседовавшие у отеля «Фейзан»
неподалеку от своих мотоциклов, как по команде натянули свои белые
перчатки с крагами, ослабили черные ремни, одернули кители и в
хореографическом унисоне склонились над своими машинами, нажали
на стартеры и с грациозными ужимками тронулись с места Набирая
скорость, которая отдавалась вибрацией в деревянных ставнях-и дверях,
они плавно вписались в поворот и оставили в холодном воздухе хвосты
выхлопных газов. Саманта поежилась.
— Мы можем где-нибудь кофе выпить? — спросила она
Я кивнул.
В маленьком баре было тесна Дюжина мужчин в рабочих спецов¬
ках пили, говорили и наполняли маленькое пространство чесночным
запахом и сигаретным дымом. Двое из них потеснились» освобождая
нам место, кто-то у двери отпустил шуточку о приставании к ино¬
странкам. Я по-английски заказал два кофе с молоком. Если подслу-
шиванне для вас не обуза, вы никогда не побрезгуете беседой груз¬
чиков.
— Ещё не поздно, — сказал я Саманте. — Даже сейчас.
— Работать на вас? — спросила она. Я кивнул. Она продекламировала:
В день, когда его убили,
Много мыслей погубили.
Я сказал:
— Это написано на мертвом кладбищенском камне.
— Я люблю работу, которой сейчас занимаюсь. — Она отбивалась
наугад не зная, сколь хгного мне известно. Ей начала нравиться эта
женская игра — Боюсь, что едва ли смогу бросить ее сейчас.
— А никто тебе этого и не предлагает, — заметил я с хитрецой.
Саманта негодующе фыркнула и замолчала на полминуты.
— Циничная свинья, — наконец сказала она
Я улыбнулся и молча выпил свой кофе. Небо потемнело. Она, как
обычно, сделала несколько затяжек; бросила почти целую сигарету на
пол и раздавила ее каблучком.
— А теперь убирайся, — сказал я, отдавая паспорт.
— Верни деньги, приятель.
— Этого наша сделка не предусматривает, — сказал я. — У тебя
остается твой багаж. Дареному коню в зубы не смотрят, персик ты мой.
Отваливай.
— Не понимаю. Зачем было тащить меня сюда? Только чтобы ска¬
зать мне это?
— Отделы ДСТ1 по ночам не работают, но- — Я взглянул на ча¬
сы. — -мой приятель будет в своем кабинете через семнадцать минут.
— Садист.
— Ты меня совсем не понимаешь, — сказал я. — Против Франции
ты преступлений не совершала. Ты для них только нежелательная
иностранка, они поставят в паспорт штамп «аннулировано» и посадят
на первый пароход или самолет, направляющийся в Северную Америку.
Я мог бы устроить так, чтобы тебя взяли в Лондоне. Там бы с тобой
покруче обошлись.
Саманта назвала меня одним выразительным невежливым словом.
— Лестью ты от меня ничего не добьешься, — сказал я. Саманта
лишь повторила свое выразительное слово, не придумав ничего ново¬
го. — Позвони друзьям, может, они помогут, — сказал я. — Должен
же быть у тебя поблизости кто-нибудь, кто может помочь. — Я накло¬
нился к ней и нежно улыбнулся. — Но больше не суй свою прелест¬
ную головку в эту операцию, потому что у Хелены Рубинштейн нет
ничего, что могло бы приделать голову на поврежденное место.
Саманта пошла за мной к машине. Я достал ее чемоданы с
заднего сиденья и поставил их на тротуар. Мотор еще не успел
1 См. Приложение 5 (примеч. ает.).
86
остыть, и боле век ml карбюратор выстрелил меня прочь с огромной
скоростью.
В зеркале я видел Саманту. Ее военного типа плащ из оливкового
мохера был застегнут из-за холода на все пуговицы, серые шерстяные
носки доходили почти до колен.
Когда я уже несся к Курс-де-ла-Мар, двое мужчин среднего возра¬
ста в подпоясанных плащах вышли из отеля «Фейзан» и направились
к Саманте.
Глава 25
Коридорный мат: если
король может ходить только по
ограниченному маршруту (кори-
доруХ его можно заматовать, за¬
крыв зтот коридор.
Бордо, Франция, вторник, 15 октября
Вошла пожилая женщина в черном платье, обязательном для фран¬
цузского правительственного учреждения. Перед собой она катила по¬
трепанную тележку, сделанную в стиле «арт нуво». На тележке
разместились дюжина чашек с блюдцами, ситечки, ложки, фаянсовый
чайник с крышкой и газовая горелка с большим барабаном из нержа¬
веющей стали. Когда она сняла крышку с чайника, комната заполни¬
лась терпким запахом хорошо прожаренного кофе* Она положила
драгоценные зерна на ситечко и, поднося его к нашим чашкам, лила
на них кипящую воду. Рядом с чашками она положила по два завер¬
нутых в бумагу кусочка сахара и вывезла свое гремящее и звенящее
чудо из кабинета
— Я не могу утверждать наверняка, что она работает на разведку
Западной Германии, но что еще можно предположить? — спросил я его.
Гренад открыл крышечку своего ситечка и поморщился от боли.
— Каждый день обжигаю пальцы. — Он опустил кусок сахара в
кофе, взглянул на меня и сказал: — Я знаю цену вашей искренности,
знаю, что вы просто используете нас в своих целях.
— Тогда забудьте ее, — сказал я. — Забудьте, что я вообще гово¬
рил вам о Валкане, девчонке или Луи Поле Бруме.
Гренад записал что-то на бумажке.
— Я не могу этого сделать, как вы сами прекрасно понимаете; и
вы не смогли бы, если бы находились в своем кабинете и мы с вами
поменялись ролями. — Он снова приподнял крышку ситечка — Кофе
готоа Почему вы так возитесь с девчонкой и позволяете мужчине раз¬
гуливать на свободе?
Сквозь французские окна небо казалось почти черным. Я обвел
взглядом кабинет Гренада* стенные панели в коричневых пятнах, ош¬
687
тукатуренные стены с протеками у потолка и старомодные металли¬
ческие радиаторы, кремовые пупырышки за которыми говорили о не¬
ряшливой работе маляра. На стене в стеклянной клетке качался
маятник.
— Нам мужчина пока нужен, — сказал я. На столе Гренада лежа¬
ло какое-то приспособление из кованого железа, похожее на игрушеч¬
ную карусель; «наездниками» служили сияющие луковидные резиновые
печати. Гренад крутанул карусель. Потом тихонько засмеялся.
— Так давайте же вашу просьбу, — сказал он. — Не терплю не¬
известности.
— Видите ли, — начал я, — нам бы хотелось, чтобы он работал
без помех еще примерно неделю, но я просил бы вас присматривать за
ним, сообщать мне, что он с собой возит, а потом отпустить его с миром.
Гренад покачал головой и улыбнулся. Первые капли дождя упали
на оконное стекло.
— Не зря у вас, англичан, такая репутация.
— Но у вас же остается девчонка, — произнес я с нотками него¬
дования. — Она может выдать вам всю сеть, если за нее толково взять¬
ся. Все, чего я хочу-
Гренад замахал своей длинной костлявой рукой.
— Я согласен, если вы ответите мне на один вопрос. — Он не стал
ждать моего согласия. — Но на сей раз правду, не пытайтесь обмануть
меня, а то я рассержусь. — Пошел настоящий дождь, по французскому
окну потекли причудливые ручейки.
— Я скажу правду или вообще ничего, — сказал я. Радиатор издал
пулеметную очередь. Гренад вытянул свою тонкую изящную ногу и,
опершись руками на стол, сильно пнул era
— Откуда вы знаете, что Балкан находится у нас под наблюдени¬
ем? — спросил Гренад.
— Я знал, что ШТАЗИ1 знает, где находится девица. На самом деле
они умышленно допустили утечку информации. Весьма вероятно, что
раз они ведут консортное наблюдение1 2 за девчонкой, вы следите и за
наблюдаемой и за наблюдателями.
Гренад издевательски поклонился мне в знак признательности. От
сильного порыва ветра задрожали оконные стекла
— Если бы они сказали мне, что девчонка в Париже, то я едва ли
бы пришел к такому умозаключению. Но Анди, там ничего скрыть
невозможна
Гренад снова пнул радиатор и сказал:
1 Служба государственной безопасности Восточной Германии (примеч.
ает).
2 Консортное наблюдение заключается в том, чтобы знать, где нахо¬
дится человек (например, подкупив консьержку), но не обязательно следить
за ним все время (при меч. авт.).
— Звучит правдоподобно.
Я протер очки и попытался принять вид респектабельного ан¬
гличанина. Интересно, какую часть моей информации заглотил
Гренад? Сказанное мною было недалеко от истины, но ведь это
верно по отношению к любой приличной лжи. Я получил ин¬
формацию ог Восточной Германии, правда, не от ШТАЗИ, а от
секретных служб Красной Армии. Он назвал Анди, но речь шла
только о мужчине, о девушке и слова не была А как быть с
ней? Версия о ее работе на разведку Западной Германии для
Гренада правдоподобнее. А ей пора уже самой о себе позабо¬
титься.
Гренад поднялся и подошел к картотека Выдвинув один из ящиков,
он взял оттуда карточку и вернулся с нею к стопу. Он внимательно
прочитал карточку с лицевой стороны, а потом и с обратной.
— Ладно, — сказал он. — Мы сделаем это для вас — Говорил
он это тоном человека, обещающего вовремя отправить потребителю
пылесос.
Я резко встал и, опираясь ладонями на стол, наклонился к нему.
Мне был виден маленький шрам у него на лбу и несколько волосков,
растущих только из одной ноздри.
— В следующий раз, когда вам случится попасть в Лондон, я на¬
деюсь, у вас будет возможность поблагодарить меня за услугу, — ска¬
зал я тихо.
Гренад лениво крутанул свою карусель, выбрал резиновый штамп
и отпечатал слово «аннулировано» на моей руке.
— Не спугните удачу, — сказал он, протянув мне через стол свою
тонкую руку, которую я крепко пожал. — Будьте внимательны, — до¬
бавил он. — Это очень скверный, мерзкий город.
— Я собираюсь пробыть в Берлине всего несколько дней, — ска¬
зал я.
— Я имел в виду Лондон, — пояснил он суха Потом позво¬
нил в маленький колокольчик, и на пороге кабинета появился
молодой худощавый, коротко остриженный человек в очках без
оправы. — Альберт проводит вас вниз, — сказал Гренад. — Эго
убережет вас от неприятности у проходной. Со времени вашего
последнего приезда мы стали ужасно секретными. — Гренад сно¬
ва улыбнулся.
Я начал спускаться вслед за Альбертом по громадной спиралевид¬
ной лестница На полпути вниз я услышал голос Гренада. Я взглянул
на сияющее неба Гренад свешивался с балкона в верхней части этого
громадного колодца Он выглядел крошечным в этом необъятном камен¬
ном здании, забитом тщательно ведущимися архивами и немолодыми
бюрократами, которые скребут перьями в тишине, прерываемой только
звяканьем перьев о чернильницу. Гренад снова окликнул меня, почти
прошептал:
— Вы, мой друг, неисправимый лжец. — Спирали лестницы уходи¬
ли в бесконечность вслед за эхом шепота Гренада. В самом маленьком
кольце блеснула улыбка Гренада.
— Такая уж профессия, — сказал я и продолжил спуск по беско¬
нечной лестнице. Я знал, что клеймо на моей руке непросто уничто¬
жить, и принялся смущенно тереть era
Глава 26
Опытный шахматист запоми¬
нает и использует комбинации из
партий мастеров.
Бордо, Франция, вторник, 15 октября
Бордо занимает особое место в сознании французов (такое же по¬
ложение занимает в сознании британцев Мюнхен). В 1871, 1914 и в 1940
годах в Бордо бежало французское правительство, завещав держаться
тем, кого оно бросало. Каждый большой отель в городе знал на своем
веку нашествие складных стульев и картотечных шкафов, машинисток
и вооруженных охранников. Проезжая мимо этих зданий, я вспоминал
июнь 1940 года; Бордо служил перевалочным пунктом на полпути меж¬
ду Верденом и Виши.
Я нажал на акселератор; наступил момент, когда скорость уже
начала играть некоторую роль. Я все разгонял и разгонял «мерседес-
бенц 220 СЕ». И на большой скорости машина, снабженная хорошей
гидравликой, чутко реагировала на любое мое движение. Большинство
попадавшихся на дороге машин медленно ехали в направлении от Бор¬
до, и через какие-то полчаса вся дорога была моей. Я почти все время
поддерживал скорость 150 километров в час и все убеждал себя, что
утро я провел не напрасно.
Миновав казино в Анди-пляже, я въехал на Морской бульвар с самым
безмятежным видом. Взобравшись на бордюрный камень, я поставил ма¬
шину на том же самом месте, где она стояла раньше. «Кадиллак-эльдо¬
радо» Валкана тоже был на прежнем месте. Даже без двадцати
одиннадцать утра поселок выглядел совершенно безжизненным. Я от¬
крыл входную дверь. Из кухни доносился шум воды, наливаемой в чай¬
ник. Я поднялся к себе в комнату. Табличка «Просьба не беспокоить»
все еще висела на ручке двери. Я повернул ключ в замке и осторожно
открыл дверь, стоя чуть в стороне от дверного проема Я делал в точности
так, как меня учили в Гилфорде, но нужды в этом не было — Балкан
все еще был далеко отсюда. Я налил себе виски из бутылки, которая
стояла у меня в шкафу. Поставив будильник наручных часов на время
ужина, я лег спать. Больше пока делать было нечего. Оставалось только
ждать. Когда что-нибудь дойдет до точки кипения, я услышу.
90
Глава 27
Любой ход, которым напада¬
ют на короля противника, назы¬
вают шахом.
Анди-пляж, Франция, вторник, 15 октября
В половине седьмого вечера в дверь забарабанили. На пороге стоял
рассерженный и грустный Джонни Балкан.
— Входи, — сказал я. Джонни смотрел на меня зло. Я ответил
ему тем же, но поскольку глаза мои были полузакрыты, он этого не
заметил.
— Я из полицейского участка, — сказал он. Кашемировый плащ он
перекинул через плечо, рукава свисали безжизненными плетями.
— Да ну? — сказал я тоном человека, удивляющегося из вежливо¬
сти. — За что же?
— Меня подвергли допросу третьей категории, — сказал он. Он
провел рукой по своим седым волосам и огляделся вокруг в поисках
прячущихся полицейских.
— За что? — переспросил я. — Ты, должно быть, чем-то рассердил
их. — Я начал одеваться.
— Рассердил их! — он почти кричал. — Начать с того, что я ра¬
ботаю на ваше правительство.
— Надеюсь, ты не сказал им об этом. — Я зевнул. — Ты случайно
не сидишь на моем галстуке?
— Нет, конечно, — возмутился Джонни. — Я им ничего не ска¬
зал. — Он все более раздражался. — Меня допрашивали, — он бросил
взгляд на свои золотые часы, — четыре часа
— Ты, видимо, от жажды изнываешь. — Я налил ему виски.
— Нет, — сказал он, хотя и проглотил виски с невероятной
жадностью. — Я здесь не собираюсь торчать. Я возвращаюсь в
Берлин.
— Как хочешь. Я просто пытаюсь помочь. — Он ответил мне пре¬
зрительным взглядом. — Перестань, Джонни, — продолжал а — Либо
расскажи мне, в чем дело, либо вообще ничего не говори, только не
жди, что я поверю, будто полицейские забрали тебя в участок просто
потому, что им не понравился пробор твоей прически.
Балкан сел на кровать. Я налил ему еще виски, и в это время
зазвонил сигнал моих наручных часов.
— Я приехал сюда, чтобы проконсультироваться с одним человеком.
Вчера вечером я поехал к нему. Он живет в Испании.
Я старался держать себя, как человек, выслушивающий вынужден¬
ные извинения другого.
— Этот человек, — продолжал Джонни, — служил со мной в
армии.
91
— В концлагере? — спросил я.
— Да. Он был лагерным врачом. Я знаю его очень давно. Французы,
похоже, зуб на него имеют. Когда он вез меня сюда, его не пропустили
через границу, а меня вытащили из машины.
— О, — воскликнул я, как человек, до которого неожиданно дошел
смысл происходящего. — Значит, ты был в Испании, и тебя задержали
на границе.
— Да, — подтвердил Джонни.
— Тогда бы я об этом не беспокоился. Обычная проверка.
Снизу раздался звоночек, означавший, что наш ужин готов. Я
торопливо закончил туалет, а Балкан успел за это время выпить
много виски. Ужин наш веселым назвать было трудно, потому что
Балкан был мрачнее тучи. В полиции ему сказали, что Саманту
выслали из страны, поскольку ее документы были не в порядке.
— Какие документы? — повторял Балкан, и я не мог ответить
ему. — Все пошло наперекосяк в этом деле, — сказал Джонни, когда
принесли кофе. Он вытянул ноги и принялся рассматривать носки
своих дорогих оксфордских ботинок. — Я стараюсь, чтобы всем было
хорошо- — Он в отчаянии развел руками.
— Когда стараешься, чтобы всем было хорошо, — сказал я, — ско¬
рее всего превратишься в богатую посредственность, но никогда не
сделаешь ничего стоящего.
Джонни так долго и пристально смотрел на меня, что мне стало
казаться, будто он свихнулся.
— Вы правы, — сказал он наконец Вернувшись к созерцанию
своих ботинок, он еще несколько раз повторил: «Вы правы». Я
налил ему кофе. Он поблагодарил меня с выражением все той же
мрачной задумчивости и спросил: — Теперь Лондон разозлится на
меня?
— Почему? — спросил я.
— Ну- — Он остервенело махнул рукой. — Я болтаюсь здесь по
каким-то своим делам, вместо того чтобы быть в Берлине, где я нужен
для исправления фамилии в документах. Иногда я чувствую, что не
рожден для такой жизни. Мне следовало музыку писать, а не бороться
в одиночку с Лондоном. Лондон может убить меня.
— Лондон не имеет личностного начала, — сказал я. — Поверь
мне, я их всех хорошо знаю. Они напоминают большую вычисли¬
тельную машину. С одного конца закладываешь историю об успеш¬
ной карьере, а с другого получаешь деньги и продвижение по
службе.
— форошо, — прервал меня Джонни. Он снова уставился на меня
прежним пристальным взглядом. — Им нужен этот Семица, ладно, черт „
возьми, я им его достану.
—. Вот и молодец — сказал я, каким-то чудом пересилив себя и
изобразив одобрение.
92
Глава 28
Развитие само по себе недо¬
статочно. Каждый ход должен
иметь цель.
Лондон, четверг, 17 октября
— И нечего винить Хэллама, — говорил Доулиш. — Вы от него
получили больше помощи и информации, чем можно было ожидать.
Боже, поработали бы вы с министерством внутренних дел в те времена,
когда меня к ним прикомандировали.
— Давайте не будем говорить о каменном веке, — сказал я. — Мне
сегодня приходится решать свои проблемы, и я совсем не хочу слышать
о ваших прошлых подвигах.
— А вот впутать в это дело людей из Сан-Себастьяна — это уже
большая ошибка. Люди Гренада наверняка все прослушали.
— О Гренаде не беспокойтесь, — сказал я. — Я отдал ему девчонку,
указав, что она работает на Бонн. На пару дней им этого занятия хватит.
— Вам не приходится сидеть здесь и улаживать все эти пробле¬
мы, — сказал Доулиш. — Вы понаделаете неприятностей по всей Ев¬
ропе, а я тут улыбайся, целуй ручки, извиняйся, объясняй, что ошибки
бывают у каждого, короче, выноси за вас дерьма
— У вас это прекрасно получается, — сказал я и повернулся, чтобы
уйти.
— И еще одно, — сказал Доулиш. — Молодой Чиллкотт-Оукс при¬
шел тут как-то ко мне и начал нести какую-то чушь о книгах и
тычинках чертополоха Я не понял ничего, кроме того, что он услышал
это от вас.
— Я ему только сказал, что вы интересуетесь полевыми цветами.
Разве это секрет?
Доулиш стал снимать со стола вещи, словно собирался танцевать
на нем гопак. Это был знак большого волнения.
— А вы знаете, что и моя жена ими увлеклась? Люди, прослышав¬
шие о них, приходят посмотреть. Приходят посмеяться. Я знаю об этом,
но, посмотрев, влюбляются в них, а пара человек даже растения мне
принесли. У меня теперь есть васильки, удивляюсь, почему я не завел
их с самого начала. Есть у меня алый сочный цвет, непахучая ромашка,
которую вы скорее всего знаете под названием пупавка-
— Да, — сказал я. ф
Доулиш смотрел в неведомую даль, пока перед его мысленным взо¬
ром маршировали сорняки^^|^
— Сладкий бурачок, galfflQP, желтая маргаритка и другие замеча¬
тельные травы, птицы и бабочки.
— Я надеюсь, вредных насекомых вы разводить не будете. Ни про¬
волочников, ни колорадскик жуков, — сказал я.
93
— Нет, — сказал Доулиш.
— А как насчет ядовитых растений? — спросил я. — Как насчет
наперстянки и аконита, смертельного паслена и аронника или пластин¬
чатых грибов? Совершенно убийственные.
Доулиш покачал головой.
Он включил селектор и попросил Алису принести какое-то досье,
выключив селектор, он сказал:
— К каким бы выводам вы ни пришли, не обманывайтесь насчет
Хэллама. Он чертовски хороший парень, что бы вы о нем ни думали,
министерство внутренних дел без него работать не сможет. Оставьте
его в покое или будете иметь дело со мной — лично.
Я кивнул. Доулиш протянул мне тонкую исписанную бумажку.
— Я буду вам признателен, если в будущем вы прекратите запра¬
шивать даже рутинную информацию от полевых подразделений без
моего разрешения. Вы не понимаете.» — Он помахал листком бума¬
ги. — Эти вещи стоят нам денег.
— Ладно, — сказал я. — У Доулиша было счастливое свойство, он
умел дать знать, что встреча заканчивается, хотя и изображал зачастую
удивление при вашей попытке уйти.
— Кстати, — сказал он. — Что касается трепа о том, чго я пишу
книги о полевых цветах.
— Да, — сказал я.
Доулиш смущенно пожал плечами.
— Это вы правильно делаете, — сказал он и тут же углубился в
бумаги, лежавшие перед ним на столе.
Глава 29
Шахматисты, предпочитаю¬
щие агрессивную напористую игру
и инициативу, часто прибегают к
испанской партии.
Лондон, четверг, 17 октября
Куда: необозначенному полевому подразделению через Лондон, кому:
УООК (ПХ Источник: Като 16.
В ответ на ваш запрос. Указанный вами номер машины принадле¬
жит доктору Эрнсту Мору, который уже четыре года находится под
наблюдением. (В дальнейших запросах следует называть его Траш.)
Ваши (лондонские) картотеки содержат о нем подробную информацию.
Краткие сведения: рост — б футов 1 дюйм. Вес — 12 стоунов 12 фунтов.
Глаза — карие. Волосы — практически лыс. Шрамов и других отли¬
чительных признаков.нет. Родился в Лейпциге в 1921 г. Получил диплом
доктора (медицины) в Лейпциге в 1941 г. Вступил в германскую армию
94
в 1941 г. Служил в базовых госпиталях в Германии в 1941 — 1944 гг.
Служил па Восточном фронте в 1944 — 1945 гг. Попал в плен в Гам¬
бурге в 1945 г. Проходил свидетелем по делу военных преступников в
Гамбурге в 1946 г., проводимом Британской военной администрацией (см.
дело 275/у го л. /ни). Освобожден и направлен работать в английский
военный госпиталь в 1946 г. Связан контрактом с боннским правитель¬
ством (разведка, не Геленова) с 1948 г. Начал работу как представитель
фирмы по производству оборудования для радиологического лечения в
1948 г. В 1949 г. получил место представителя фирмы по производству
оборудования для радиологического лечения в северной Испании. Начал
скупать местные земельные участки (побережье северной Испании) в
1951 г. Уволился из фирмы в 1953 г. Женат на испанской гражданке с
1953 г. Имеет двоих детей.
Доктор Мор является в настоящее время гражданином Испании. Он
продолжает посылать отчеты в Бонн, но мы думаем, что это известно
Мадрид, с которым он, похоже, вступил в соглашение. Бонн относится
к нему с минимальным доверием.
В упоминаемый вами день он провел с ДВ пять часов, и с тех
пор французские иммиграционные власти запретили ему въезд в
страну. Мы предполагаем, что здесь сыграли роль ваши контакты.
Информации о ДВ у нас здесь не имеется. Надеемся, что это помо¬
жет вам.
КАТО 16
Глава 30
Дальнобойность в шахматах
измеряется не расстоянием, а
числом клеток, на которые воз¬
можен допустимый ход.
Лондон, четверг, 17 октября
Я взял сообщение в свой кабинет и прочитал его дважды. Потом
бегло просмотрел «входящие» документы. Зазвонил телефон. Оператор
сказал, что Хэллам звонил уже дважды за последние полчаса Соеди¬
нить ли меня с ним? Да
— Привет, это Хэллам из Специального бюро по импорту.
— Говорят, что вы меня просто преследуете.
— Я иду с вами рядом, рука об руку, — сказал Хэллам. Я
вас не преследую. — Мы оба посмеялись над этой шуткой. Затем я
спросил:
— Так в чем дело?
— Я просто хотел сказать вам, что все готова
— Что готово? •••
95
— Таможенные и иммиграционные документы, машина, которая бу¬
дет ждать в Саутгемптоне или Дувре. У нас есть гостевой дом в Экс¬
етере. Он побудет там около недели. — Хэллам замолчал.
— Ах, да, — сказал я.
— Вот почему мы отдаем предпочтение Саутгемптону, — сказал
Хэллам.
— Очень удобно, — сказал я. — Может, он с собой и грелку за¬
хватит?
— Об этом необходимо думать заранее, — сказал Хэллам своим
назидательным голосом. — Какой толк смотреть свысока на бытовые
приготовления?! Вы будете выглядеть весьма глупо, если на борту па¬
рома, плывущего через Ла-Манш, вам вручат извещение о «запрете
въезда в страну».
— Не более глупо, чем если бы я держался за руки с...
— Хватит, хватит, — решительно перебил Хэллам и повесил
трубку.
Окончание своей фразы я произносил уже в молчащий телефон, и
тут вошла Джин. Она спросила: «Хэллам?» и поставила на стол две
чашки кофе.
— Совершенно верно, — сказал я.
— Ты не должен поддаваться на его уловки, — сказала она.
— Он мне действует на нервы.
— А ты думаешь, он не понимает этого? — спросила Джин. — Он
такой же, как и ты, — обожает действовать людям на нервы.
— Да что ты говоришь?!
— Это же просто, как дважды два, — сказала Джин.
— Вот как? Придется пересмотреть отношение к этому старому
скучному ублюдку. — Я Протянул ей сообщение Като 16, а сам при¬
нялся за горячую воду, чуть разбавленную растворимым кофе. Джин
прочитала сообщение внимательно.
— Интересно, — сказала она
— Что именно?
— Не знаю. Интересно то, что ты запросил его. Для меня оно бес¬
смысленно.
— Не хотел бы разрушать твою веру в меня, но для меня тоже.
— А что ты ожидал? — спросила Джин.
— Трудно сказать. Видимо, я надеялся, что это сообщение в точно¬
сти совпадет с описанием Брума, которое я получил от Гелена, или что
каким-то образом оно будет связано с Валканом.
— А может, оно и связано, — сказала Джин. — Если ты в него
.вчитаешься Обрати внимание на этот отрывок о Восточном фронте.
Возможно, они-с Валканом служили в одном концлагере, как сам Бал¬
кан об этом говорит.
— Возможно, возможно, — согласился я неохотно. — Просто я на¬
деялся на какие-то большие драматические события
96
Но ты же сам всегда учишь меня не рассчитывать на большие
драматические события, — сказала Джин.
— Я не жду, что ты будешь следовать моему примеру. От тебя
требуется только послушание.
Джин скорчила гримасу и снова прочитала сообщение.
— Если хочешь, я просмотрю все наши материалы на него и поищу
упоминаний о Валкане. — Я колебался. — Дел сейчас особых нет, —
продолжала Джин. — Прическу я делаю всего два раза в неделю.
— Если досье Мора подействует на тебя столь же благотворно, как
парикмахерская, валяй, — сказал я. — С удовольствием подпишу про¬
пуск з информационный фонд
— Ты посмотри, как вырос твой цветок, — сказала Джин. — Вот
здесь новый листок появился.
Я пригласил Джин пообедать в «Тратториа Террацца», где мы ког¬
да-то обедали в день нашего знакомства Мы сидели в роскошном ниж¬
нем зале и пили «кампари* с содовой; я, рискуя растолстеть» заказал
большую порцию «л аз а ни», за которой последовала котлета по-киевски.
Хозяин траттории Франко принес нам граппу с кофе, и мы сидели и
беседовали о Большом Билли и Вешателе Харри, о том, что именно
косой продавец из рыбного магазина кричал дорожному инспектору. Я
откинулся на стуле и рассматривал пустые бутылки и полные пепель¬
ницы, рассуждая о том, как бы я работал санитарным инспектором.
— Вам бы не понравилось, — сказал Франка
— Как знать? — сказала Джин. — От него многого можно ожидать.
Я в это время молча боролся с икотой. Особого смысла возвращаться
на службу в половине пятого не было, поэтому я пригласил Джин в
кино на фильм, который в воскресных выпусках газет назвали поэти¬
ческим произведением. Фильм мог вызвать разве что судороги.
Джин вела себя очень заботлива В бакалейном магазине в Сохо
она купила разной провизии, и после кино мы поехали к ней на
Глостер-роуд где она и принялась готовить.
Квартира Джин продувалась всеми ветрами. Мы сели в кухне с вклю¬
ченной духовкой, которую оставили открытой, разбивали яйца и варили
артишоки, а Джин в это время читала вслух инструкции из кулинарной
статьи в «Обсервере». Только я начал понемногу согреваться, как зазво¬
нил телефон. Джин ответила на звонок, но оказалось, что звонят мне.
— Я пытаюсь дозвониться до вас с четырех часов, — раздраженно
заявила телефонистка с Шарлотт-сгрит.
— Я в туалет ходил, — объяснил я.
— Это из Бордо, из отделения ДСТ1. Видимо, шифратора у вас там
нет, сэр?
— Нет, — сказал я. — Это квартирный телефон мисс Тоннессон.
1 См. приложение 5 (примеч. авт).
4 Л-Дситои «Берлинские похороны*
97
— Тогда после соединения с Бордо я буду шифровать здесь, а вам
уже текст пойдет открыто.
— Хорошо, — сказал я, видимо, без должной признательности.
— Это вопреки правилам, сэр. Вы должны добраться до ближайшего
телефона с шифратором: такова инструкция. И только потому, что я
договорилась с руководителем службы связи в Фримантле и он сам
взялся установить связь, только поэтому я и могу рискнуть.
— Это, конечно, исключительно мило с вашей стороны. Я постара¬
юсь быть очень сдержанным в разговоре.
— А сарказм здесь ни к чему, сэр. Я просто делаю свою работу.
Я промолчал, в трубке зашуршало — это Шарлотт-стрит подклю¬
чалась к правительственной телефонной линии, проложенной под ка¬
налом. Раздался незашифрованный шум, и, наконец, Шарлотт-стрит
подключила шифратор, затем зазвучал голос Гренада:
— «.счастлив сделать эта Однако вам придется положиться на па¬
мять Альберта. Вы хорошо меня слышите?
— Хорошо, — сказал я. — Продолжайте.
— Если он снова появится во Франции, мы его арестуем, — сказал
Гренад.
Еще чего, — сказал я. — По какому же обвинению?
.^Я вам скажу, — пообещал Гренад. — До нашего разговора
ваш друг был для нас всего лишь глубоко запрятанным в наших
архивах именем. Кем-то, кто представлял для нас интерес. Но если
он снова приедет сюда, мы предъявим ему обвинение в терроризме и
убийстве, и, смею заверить, покопавшись, отыщем несколько военных
преступлений.
— А нельзя ли немножко поконкретнее? — попросил я.
— Я посылаю вам наше обычное письменное уведомление, — ска¬
зал Гренад.
— Но кого он убил? — спросил я. — И когда?
— В конце 1942 года он убил члена вишистского правительства.
— Зачем? — спросил я
— Потому что он был членом ФТП1, — сказал Гренад. — Это было
политическое убийство.
— Продолжайте, — сказал я.
— В феврале 1943 года его арестовала в Кольмаре вишистская по¬
лиция. У нас здесь есть список судебных дел времен войны, я пошлю
вам его фотокопию. Он заявил, что является немецким гражданином, и
его отослали в Германию. У нас здесь, конечно, нет немецких судебных
дел. У Альберта чертовски хорошая память, и он говорит, что тот
отделался тюремным сроком.
1 ФТП — Французская сеть Сопротивления во время второй мировой
войны, организованная коммунистами и действовавшая отдельно от всех
остальных (примеч. авт).
98
— У Альберта должна быть действительно чертовски хорошая па¬
мять, — сказал я. — Ведь Альберту во время этих событий было что-то
около пяти лет.
— Альберт часто работает у нас внизу, в архивах, у него прекрас¬
ная память на документы. Вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду.
— Вы меня ошарашили, — сказал я — Вы хотите убедить меня,
что Джон Балкан был коммунистом и убил члена вишистского прави¬
тельства. Я в это просто не могу поверить.
— Я говорю не о В ал к а не, — сказал Гренад. — Мы все прекрасно
знаем, что из себя представляет Балкан. Он ведь из вашей банды, верно?
Я говорю о Бруме.
— Бруме? — удивленно переспросил я
— Мы и сами все здесь удивились. Я считал, что этот Брум всего-
навсего очередной продукт вашей буйной фантазии. Я так и Альберту
сказал.
— Ну нет, — возмутился я
В разговор вклинилась телефонистка и попросила нас заканчивать,
поскольку требовалась линия, но я настоял на продолжении разговора.
После короткого жужжания снова послышался голос Гренада:
— ...жаловался, что исчезла его подружка. Ха-ха. Мы знали, что он
из ваших ребят, но он в этом не признался, уверяю вас — После паузы
Гренад продолжил: — Нам достоверно известно, что Балкан работает
на вас.
Я хмыкнул. Гренад сказал:
— Признайтесь, мой друг. Скажите правду хоть однажды. Вас это
может вдохновить
— Мы платим ему за работу, — сказал я осмотрительна
Гренад издал короткий победный смешок.
—• Прекрасно, мой друг. Это тонкое различие в случае с Валканом
совершенно необходимо. — Он снова засмеялся.
— Где этот Брум сейчас? — спросил я.
— Никаких следов, — сказал Гренад. — А почему бы вам самим
не пошевелиться? Сделайте запросы. Не ленитесь
— Спасибо, — сказал я телефонистке. — Нас можно разъединить
Гренад закричал:
— Альберт пьет виски «Димпл Хейг>.
— Ваши внутренние проблемы меня не интересуют, — сказал я.
— С вами очень тяжело, — сказал Гренад.
— Но это мало кто замечает, — сказал я В этот момент телефо¬
нистка прервала наш разговор.
Джин бросила мне чистую салфетку и принесла ужин. Я переска¬
зал ей разговор с Гренадом.
— А какая разница, кто этот Брум и что он делал во время войны?
Наша задача состоит только в том, чтобы перевезти человека по имени
Семица из Восточного Берлина в Лондон.
99
— Ты, как всегда, упрощаешь, — сказал я. — Если бы это было
так просто, то с этой задачей справился бы и Картер Патерсон. Причина
нашего участия в том, что мы хотим узнать как можно больше и о
Карлхорсте в целом, и о Стоке в частности. Во-вторых, я хочу выяснить,
насколько надежен Балкан и можем ли мы доверять ему в серьезной
ситуации. В-третьих, мы не знаем в деталях замысла Гелена, а также
хотим проверить его лояльность Бонну, госдепартаменту, армии США-.
— Нам, — добавила Джин.
— Даже нам, — согласился я. — А кроме того, есть еще и сам Се-
мица, главное действующее лицо всей истории. Как только он перейдет
Циммерштрассе, он станет Полем Луи Брумом и у него будет достаточно
доказательств, чтобы опровергнуть любого, кто усомнится в этом. Вот по¬
чему я хочу знать, кто был Брум и почему Семица так хочет стать им.
— С чего же ты начнешь? — спросила Джин.
— «Начни с начала», — так советовала королева Алисе. «Дойди до
конца. Потом остановись». Поль Луи Брум родился в Праге.
Глава 31
Чешская защитав этом
дебюте пешки взаимно блокиру¬
ются и решающую роль начинает
играть ферзевый слон.
Прага, понедельник, 21 октября
Если кто-нибудь вдруг решился бы иллюстрировать сказки Андер¬
сена фотографиями, то должен был бы начать с Праги. Небо пронзают
вершины сказочного леса высоких шпилей; замок Градчаны и колокольня
собора Святого Витуса смотрят на средневековый Карлов мост, который,
прежде чем пересечь голубую спокойную Влтаву, принял под свой кров
таверну «Три страуса». Старая часть города являет собой паутину ма¬
леньких кривых улочек, освещенных газовыми фонарями, место здесь
такое холмистое, что невнимательный водитель может легко загреметь
вниз с крутой каменной лестницы. Наступили сумерки, и город стал
похож на пыльную рождественскую елку. Я припарковал свою взятую
напрокат «шкоду» и возвратился пешком к таверне «Три страуса». Сту¬
пени были сношены до блеска, а внутреннее убранство было словно сра¬
ботано из дерева одним топором. Потолочные перекрытия были
разрисованы красными и зелеными виноградными листьями, прокопчены
пятисотлетним табачным окуриванием. Небольшой радиоприемничек над
изразцовой печью так громко орал «Я иду с малышкой домой», что на 11 В русской шахматной традиции этот дебют принято называть «дебют
Рети» (примеч. авт).
100
подоконнике шевелились листья герани. Зал был заполнен, кдк рабочий
день стахановца, оживленные мужчины громко заказывали сливовицу,
боровичку или кружку пльзеньского пива, официанты, выполнив заказ,
что-то писали карандашом на салфетке посетителя.
Харви сидел в углу, пил и разговаривал. Харви был типичным
дипломатом. Он менял костюм трижды в день, пользовался тальком и
мужскими духами. Это был невысокий толстенький городской амери¬
канец с длинными руками и настолько короткой прической, что она
позволяла скрывать нарождающуюся лысину. Цвет его кожи был почти
оливковый. Он очень внимательно слушал собеседника, выражение лица
его быстро менялось от серьезного к веселому и обратно. Именно живая
мимика и делала его привлекательным, не красивым, но определенно
привлекательным.
— Не столь жизнеспособный, как мюнхенский проект, — говорил
он. когда я подошел к столу. Кивком он пригласил манн садиться
Собеседнику он меня не представил.
Его собеседник кивнул, с необычайной ловкостью снял с пальца
кольцо с печаткой, а потом снова надел era
— Но я все равно за него, — сказал Харви. У него был тот особый
бостонский акцент, который приобретают все американцы, работающие
на государственный департамент.
Собеседник Харви заговорил тихим шепотом.
— Зарплата все время растет, Харви. Думаешь, что дело изменится,
а оно не меняется. И делу это не на пользу. Я снова займусь рекла¬
мой. — Он повернулся ко мне. — Пока, — сказал он. Потом попро¬
щался с Харви и выплыл через дверь, словно облако дыма.
— Что за жаргон, Харви? — спросил я.
Харви опрокинул в себя рюмочку сливовицы.
— Мы все теперь так говорим, — сказал он.' — Это чтобы англи¬
чане не понимали. i
Когда официант принес два высоких больших бокала холодного
пльзеньского пива, Харви сказал:
— Раньше я думал, что знаю этот город. Мой старик всегда расска¬
зывал мне о земле предков, и, еще не успев ступить на борт корабля,
плывущего в Европу, я уже считал американцев чужими мне людьми.
Но чем дольше я живу здесь, тем меньше понимаю. — Харви бессильно
опустил ладонь на стол. — Мне нужна прислуга, согласен?
— Согласен, — сказал я.
— Вот уже три недели я пытаюсь нанять местную, девушку для
помощи по дому. Работа не тяжелая, и ты думаешь, что я легко
нашел такую девушку? Нет, сэр. Мне говорят, что на домашнюю
работу здесь больше никто не соглашается, что такая работа «только
для капиталистических стран». Сегодня я сказал одному из них: «Я
раньше считал, что одна из задач коммуниста — возвеличивать труд,
а не уничтожать его».
101
— Так ты нашел себе девушку?
— Нет, — сказал Харви.
— Тебе необходимо поучиться у европейских дипломатов, — сказал
я. — Цель политических споров — достижение результатов, а не от¬
тачивание аргументов.
Харви одним залпом выпил свое пиво. Снаружи доносились звонки
трамваев и свисткц дорожной полиции.
— Сливовица, — сказал Харви. — Как насчет рюмки сливовицы до
поездки к нему?
— Мне, Харви, не надо, да и тебе тоже. Поехали. Я проголодал¬
ся. — Харви хотел.выпить еще сливовицы, но я уже заметил опасные
симптомы. Харви вознамерился напиться. Мы оставили «додж» Харви
там, где он стоял, под деревьями в На Кампе, и сели в мою «шкоду»,
что .позволяло мне сесть за руль. Мы проехали сквозь пыльный район
стройки, Харви, развалившись на сиденье, изредка командовал: «Напра¬
во», «Налево», «Прямо».
Дороги, ведущие в Прагу, обсажены вишнями. Весной вишневый
цвет висит над дорогой, словно сизоватый дымок выхлопных газов, а
летом можно нередко встретить остановившийся грузовик, с кабины
которого водитель (лакомится ягодами. А теперь стояла осень, деревья
оголились, лишь самые цепкие листочки льнули к веткам, словно об¬
манутые любовники. Время от времени мы проезжали мимо одетых в
обязательные брюки девушек или детей, которые присматривали за ко¬
ровой, козой или несколькими гусями. По узким проселочным дорогам
медленно двигались запряженные волами телеги с большими колесами,
иногда появлялся грузовик, везущий с полей в кузове оживленных
женщин. Одеты они были не в домотканые платья и расписные платки,
а в неуклюжие брюки, одинаковые блузки и полиэтиленовые косынки.
Впереди нас ехал старинный автомобиль с луковидным бронзовым
радиатором и каретообразным верхом. Я обогнал его и тут же наткнул¬
ся на красно-белый шест с надписью «Обжиздка». Объезд.
— Я так и знал, что бесконечно нам везти -не может, — сказал
Харви. — Теперь мы попадем на дорогу, по сравнению с которой преды¬
дущие три мили покажутся первоклассным американским шоссе.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент мы въехали
в первую рытвину. Мы царапали резину о камни, месили протекторами
грязь:* Потом протиснулись между деревьями и продырявили громадное
белое облако пыли. На основную дорогу мы выбрались, как после ко¬
раблекрушения.
—Ты знаешь, где мы находимся? — спросил Харви.
—» Понятия не имею.
— Хорошо, — сказал он и снова откинулся на спинку сиденья. —
Мне бы не хотелось, чтобы сюда ездила вся английская колония. —
Дорога стала мощеной. Впереди показалось несколько домов.
— Как они сюда добираются? На тракторах? — спросил я.
102
— Тебе здесь понравится, — сказал Харви. — Поверни здесь и ос¬
тановись.
Я остановил машину, пропуская громадный грузовик с двумя при¬
цепами, из тех, что называют автопоездами, и свернул в боковой проезд.
Слева тянулась гряда холмов, вершины которых тонули в тумане, перед
нами дорога ныряла в лес. На угловом доме висело большое дорожное
зеркало в красно-золотистой раме, искаженно отражавшее перекресток
дорог. Над ним помещался старый громкоговоритель, вещавший прави¬
тельственные слова. На фронтоне коричневого каменного дома еще
можно было разобрать имя докоммунистического владельца, отодранные
деревянные буквы оставили след на стене. Над первым этажом висела
вывеска. В тот момент, когда мы смотрели на нее в сгущающихся
сумерках, зажгли освещение. Мы прочитали слова «Государственный
отель*.
У бокового въезда мальчишка в розовом свитере открывал большие
ворота. Я въехал через них на мощенный булыжником двор, шум мотора
заставил стадо шипящих гусей отойти в бессильной ярости в дальний
угол двора, где стояли аккуратные поленницы дров. Мальчишка указал
на открытый сарай, и я, въехав туда, растолкал почти заснувшего Харви.
Под крышей висели упряжные сани, покрытые паутиной и пылью. Во
дворе становилось все темнее, и сквозь задние окна отеля были видны
кухня и столовая, залитая голубым неоновым светом. Клубы пара выка¬
тывались из кухонной двери и, прокатившись по булыжнику, постепенно
таяли. Кухонный пол влажно блестел, пухлые женщины с туго повязан¬
ными головами появлялись и исчезали в клубах пара
Из ресторана шел тяжелый сладковатый запах пива На пластико¬
вых столах стояли многочисленные кожаные локти, за прилавком ве¬
селая женщина в заляпанном переднике отмеряла каждому
стограммовую порцию гуляша. Если не считать официанток, женщин в
столовой не была Харви уверенно вел меня. Наверху стоял отчетливый
запах дезинфекции. Харви постучал в дверь на втором этаже и жестом
пригласил х(еня войти.
Комната была небольшой. На стене, оклеенной обоями в цветочек,
висели фотографии Ленина и местной футбольной команды. В застек¬
ленном кухонном шкафу стояла посуда обычного массового производст¬
ва, в комнате было пять неудобных деревянных стульев, принесенных
сюда из столовой после какой-нибудь мелкой поломки, и стол. Н& вы¬
шитой скатерти нас ждало три тарелки из простого белого фарфора с
гостиничным клеймом, три рюмки и две бутылки местного вина без эти¬
кеток, вино перед большой керосиновой лампой сияло гранатовым светом.
На дальнем конце стола сидел темный невзрачный человек,'к-ко¬
торому привез меня Харви — Счастливчик Ян. Не успели мы сесть за
стол, как девушка принесла нам жареного гуся и большие, крупно
нарезанные печеные яблоки. Харви налил нам по стакану вина, а все,
что осталось в бутылке, выпил сам.
103.
Харви, возможно, и умел разделывать гуся, но на сей раз его под¬
вела координация движений. Каждый из нас оторвал себе по горячему
хрустящему сочному жирному куску гусятины, нам принесли большую
тарелку с булочками, которые обычно посыпают крупной солью и ма¬
ковыми зернами. Была там сливовица, которая Харви очень нравилась,
и маленькие чашечки с турецким кофе, к которым он особого пристра¬
стия не питал. Мы ели жадно и молча. Спросив; «Почему я не могу
выпить американского кофе?», он взял керосиновую лампу и вышел из
комнаты, а мы тем временем беседовали со стариком о цене масла в
Англии, роли профсоюзов в американской политике и о том, что стало
с Австро-Венгерской империей. Харви возвратился с криком: «Обзажено,
обзажено»1. Тыча пальцем в неизвестном направлении, он спросил:
— Почему в этой проклятой, Богом забытой стране, где каждый
заполняет множество форм в трех экземплярах, в туалетах никогда не
бывает туалетной бумаги?
Совершенно серьезно старик сказал:
— Потому что кто-то ее уже заполнил в трех экземплярах.
— Определенно, — сказал Харви. Он так стукнул кулаком по сто¬
лу, что задребезжала посуда. — Это верно. — И, решив таким образом
проблему, он положил голову на руки и заснул.
Старик бросил на него взгляд и сказал:
— Если бы Бог создал этот мир для людей, то алкоголь прояснял
бы, а не затуманивал мозги человека, делал бы его красноречивее, а
не косноязычнее. Ведь самые важные вещи человек говорит в подпитии.
— Так для кого же Бог создал этот мир, если не для людей? —
спросил я.
Старик заговорил строже:
— Как знает любой дурак, для строительных спекулянтов и гене¬
ралов.
Я улыбнулся, но выражение лица старика не изменилось.
— Он, — я кивнул в сторону Харви, — сказал вам, что меня ин¬
тересует?
Счастливчик Ян вынул из кармана тонкую металлическую коробоч¬
ку. Она была вытерта и отполирована, как морская галька. Нажав
ногтем большого пальца на край коробочки, он открыл ее. На багряно¬
розовом плюше лежали старомодные очки. Он посадил их на нос.
Старик взял керосиновую лампу двумя руками, повернул фитиль,
делая свет чуть сильнее, и поднес ее к моему лицу. Лампа осветила
и лицо самого старика. Кожа его была такой сморщенной, что неболь¬
шой шрам терялся в ее складках и извилинах. Многодневная щетина
отливала серебром. Живые глаза то скрывались за стеклами очков, то
выглядывали поверх них. При повороте головы очки то превращались
в сияющие серебряные пенни, то вновь открывали маленькие карие
1 Занято, занято (чсил).
104
глазки старика Кивнув, он снял очки и отправил их в выложенный
плюшем металлический футляр.
— Моя работа — расследование военных преступлений, — сказал я.
Если описывать старика одним словом, то следует назвать его ис¬
сохшим. Если бы он когда-нибудь распрямился, то был бы высоким, а
если бы снял свой многослойный сюртук, то худым, широкополая чер¬
ная иудейская шляпа скрывала лысину.
— Военные преступления? — повторил он. — О какой войне вы
говорите?
— О второй мировой войне, которая закончилась в 1945 году.
— Значит, она закончилась? — спросил он. — Жаль, что мне никто
не сказал об этом. Я все еще воюю.
Я кивнул. Он набросил полу сюртука на свои колени. Потом сказал:
— Вы понимаете, нам иначе нельзя. Еврей, родившись, уже выиграл
безнадежную битву против мира. Для еврея само существование уже
подвиг, победа над фашизмом. — Он осмотрел меня с ног до головы,
причем бестактности в этом не было. — Значит, они до сих пор посы¬
лают людей писать юридические бумаги, чтобы юристы могли и дальше
говорить о военных преступлениях. Каждое преступление для юриста
праздник, верно? — Он беззвучно засмеялся, похлопывая себя сморщен¬
ной маленькой рукой по колену, глаза его блестели.
— Я хочу поговорить с вами о концлагере Треблинка, — сказал я.
Он закрыл глаза
— Значит, либо вы никогда там не были, либо вы немец. — Потом
он торопливо добавил: — Зла на немцев я не держу-
— Я тоже, — сказал я. — У меня много друзей-aнтисемитоа
— Meschuggc, — сказал старик, — gawz meschugge К — Он шлеп¬
нул себя по ляжкам и фыркнул. Харви храпел. Старик повернулся,
чтобы посмотреть на него, из его уха торчал пук ваты.
— Концлагерь Треблинка, — подсказал я старику.
— Да, — сказал он. — Они использовали там одноокисный газ. Он
неэффективен. — Он улыбнулся одними губами. — В Освенциме у
них лучше получалось. Время их все же учила С помощью
«циклона-Б* они убили в Освенциме два с половиной миллиона, с од¬
ноокисью такого ни за что не достичь. Ни за что.
— Я хочу поговорить о Поле Луи Бруме, — сказал я. — Вы знали
его.
Старик говорил осмотрительно, тщательно выбирая слова. Пронзи¬
тельный голос его звучал тем не менее достойна
— Д& Верна Я знал Брума.
— Вы его хорошо знали? — спросил я.
— Хорошо? — переспросил Счастливчик Ян. Подумав, ответил: —
Плохо. Любое знакомство в концлагере было плохим. Вы видите, как 11 Чокнутые, совершенно чокнутые (идиш).
Ю5
уводят людей умирать, и вы счастливы, что вас пока оставили в живых.
В этом наша вина, вся Европа страдает от чувства вины. Вот почему
так много злобы в мире. Бывший охранник помнит того, кого он бил
или же послал на экзекуцию, люди, видевшие, как нас ведут по городу,
помнят, что забыли об этом через пять минут, а мы, жертвы, помним,
что радовались, когда уводили наших друзей, потому что их смерть
означала нашу жизнь. Так что, как видите, мы все мучаемся от созна¬
ния вины.
— О Бруме, — вставил я.
— А-а, — вскричал старик. — Мои разговоры смущают вас, значит,
и вы чувствуете то же самое.
— Если весь мир виновен, — сказал я, — то кто же может осуж¬
дать?
Старик похлопал себя по коленке и сказал:
. — Lanz meschugge.
— Вы можете рассказать мне о жизни Брума в концлагере? —
спросил я.
— Я могу даже больше, — сказал Счастливчик Ян. — Я расскажу
вам о его смерти.
г-Расскажите, — сказал я.
Глава 32
СЧАСТЛИВЧИК ЯН
В тот день в лагере поднялась суматоха Каждый считал, что рус¬
ские уже близко, но точно не знал никто.
В конце недели немцы взорвали крематорий, взрывы гремели всю
ночь. В воскресенье сожгли половину бараков, из чего следует, что в
остальных бараках людей стало в два раза больше. Вряд ли кто спал
в ту ночь; было начало лета, чтобы облегчить работу охранников, окна
закрыли ставнями. Внутри бараков жарища стояла невероятная. На
следующее утро, еще до начала марша, из каждого барака вынесли по
два-три человека, потерявших сознание.
К одной стороне концлагеря примыкала железнодорожная ветка.
Всех больных снесли туда еще до рассвета. Кто-то спросил охранника,
что происходит, он ответил, что больных повезут в Зидлиц поездом, а
остальные пойдут пешком. Больных увезли до раздачи пищи, это был
зловещий знак.
Вслед за больными уезжали дети. Их увели еще при закрытых
ставнях, но все прислушивались.
Остальных заключенных собрали на главном плацу. В воздухе ви¬
сел горький запах жженой древесины и паленого постельного белья.
Вокруг/словно пух одуванчиков, летала сажа. У всех охранников были
106
новые автоматы, а за воротами стояла большая группа солдат — гряз¬
ных, небритых, в маскхалатах и касках. Это были фронтовые части, а
не эсэсовцы. Охранники построились неподалеку по двое, но между
собой две группы солдат не общались. Каждому заключенному дали по
четыре сырых картофелины и немного жесткого сушеного мяса. Кое-
кому из передних рядов досталось по лишней картофелине. Заключен¬
ные принялись за еду, как только их вывели за ворота
Каждому было ясно, что ведут их на запад — длинные тонкие тени
шли впереди заключенных. Через каждые два часа они делали привал.
На втором или третьем привале они расслышали далекую канонаду.
Звук был такой слабый, что, когда они вновь пошли маршем, топот и
шарканье ног заглушили era В полдень солдаты и охранники разожгли
костры и начали готовить еду из тех припасов, которые заключенные
везли на повозках. Солдаты оживленно говорили и смеялись. Сначала
с заключенными они совсем не общались. Будто само существование
заключенных мешало им; хотя они и охраняли заключенных, призна¬
вать, что тс существуют, они не хотели. Первым заговорил с заключен¬
ным латыш средних лет, который услышал, как двое пленников говорят
между собой на его родном языке. Они назвали друг другу место своего
рождения, а затем какое-то время прошагали рядом в неловком молча¬
нии, пока наконец к ним не подошел охранник. Тогда солдат пошел
дальше вдоль колонны. Позднее он принес своим землякам маленький
кусочек табачной плитки, от табака их затошнило, желудки у них были
слишком слабы для таких вещей.
В полях работали только женщины. Они занимались своим делом
и почти не поворачивались понаблюдать за длинной шаркающей колон¬
ной. В деревнях вообще никого не было, но внимательный взгляд за¬
ключенных мог бы заметить легкое колыхание занавески или слегка
приоткрытую дверь. Вдоль дороги стояло немало распятий, и некоторые
потрясали кулаками, проходя мима Один даже плюнул. Брум сказал:
— Не богохульствуй.
— Сама наша жизнь уже богохульство, — ответил плевавший и
начал очень громко читать молитву, пока его не огрел прикладом ох¬
ранник. Брум обратился к охраннику:
— Не бейте его, он сам выдохнется.
Как ни странно, но охранник ушел, а плевавший угомонился.
Вскоре люди стали уставать и перемещаться в конец колонны) Ко¬
лонна была длинной, и идущие впереди почти не видели замыкавших,
так что они не знали, что происходит с отстающими, но весь день время
от времени раздавались выстрелы. Некоторые говорили, что это солдаты
охотились на птиц и зайцев. :о.
Ян и Брум шли рядом. Разговор начал Брум. Они говорили о жизни
в концлагере и о товарищах по несчастью, которых оба помнили. Потом
Брум пустился рассказывать о своей жизни до концлагеря. Это,было
необычно, заключенные, как правило, избегали говорить о прежней' жиз¬
107
ни и семье. Сначала Яну показалось, что он имеет дело с капо, пыта¬
ющимся вытянуть из него информацию, но Брум говорил о себе и,
похоже, не собирался ничего выведывать о Яне.
Отец Брума, француз, приехал в Чехословакию работать виноделом.
Его мать принадлежала к одному из лучших еврейских семейств в Праге.
— Я еврейский католик, — сказал Брум Яну. — Только в десять
лет я понял, что не у каждого человека в мире мать — еврейка, а
отец — католик. — Дома они чаще всего говорили по-немецки, хотя
мать хорошо владела и французским.
Мать Брума любила музыку и играла на музыкальных вечерах,
которые они устраивали у себя дома. Отец на таких вечерах молча
напивался, он'сидел с осоловелыми глазами в глубине комнаты, и никто
из гостей не решался повернуть туда голову.
До войны Брум учился в Немецком университете Праги, но в 1940
году немцы выгнали его оттуда как еврея-полукровку. Даже ненависти
к нацистам за университет не испытывал. Себя он называл «политиче¬
ским девственником».
Работу ему найти сначала не удавалось — и не потому, что его
преследовали нацисты, сами чехи не хотели провоцировать немцев. По
иронии судьбы работу он в конце концов получил непосредственно у
нацистов. Поражение Франции срочно потребовало многочисленных пе¬
реводчиков со знанием французского языка. Брум отправился во Фран¬
цию в качестве вольнонаемного переводчика вермахт
Даже как вольнонаемный Брум оказался представителем высшей
расы: странный и пугающий опыт для молодого человека, впервые при¬
ехавшего на родину своего отца Брум стал переводчиком в штабе 312-й
группы военной полиции в Кане. Эта группа занималась расследовани¬
ем преступлений местных жителей против немецкой армии.
Многие задержанные французы напоминали Бруму об отце. Против
своего желания он начал переживать за их судьбы. Иногда его застав¬
ляли присутствовать в качестве свидетеля на казнях, порой информа¬
цию добывали у задержанных пытками, при которых ему также
приходилось присутствовать.
Брум стал ненавидеть свою работу. Иногда он не мог сомкнуть глаз
всю ночь, зная, что стоит ему заснуть — и настанет ненавистное утро.
Несварение желудка вызывало желудочные боли — живот фокусирует
страх, которые, в свою очередь, кончались кишечной коликой. Иног¬
да он пользовался своим беглым французским, чтобы вставить в свой
перевод слово сочувствия или совета. Пошла молва, что Брум — чело¬
вечный немец. Какое-то время Брум вел двойную игру, выдавая немцам
сведения, которые никогда не получил бы, если бы заключенные не
доверяли ему.
В конце концов Брум раскололся. Может, местные французы распо¬
лагали достаточной информацией, чтобы шантажировать его Может, то,
что начиналось как предательство, кончилось искренней верой. Как бы
108
то ни было, он установил контакты с местными руководителями Сопро¬
тивления. Он регулярно снабжал их информацией о движении поездов,
концентрации военных кораблей, перемещениях заключенных и их ра¬
ционе. Когда его положение стало очень опасным, французское Сопро¬
тивление снабдило его фальшивыми документами и спрятало в Дуэ в
еврейской семье. Брум стал евреем по манерам и образу мыслей. Он
выдавал себя за француза, но, в конце концов, его поймали, как и всех
других евреев, по доносу. Из гражданской тюрьмы во Франции его
перевели в военную тюрьму в Голландию, а оттуда — в гражданскую
тюрьму в Эссене. Никто не знал, что делать с полунемцем, полуфран-
цузом, дезертировавшим из армии, пока он не сказал им, как он гор¬
дится своим еврейским происхождением. Брум обрастал легендами, как
магнит — железками. Рассказывали, что он дружил с Герингом, пока
Геринг не соблазнил жену Брума — по другим версиям, не завладел
его коллекцией картин — и не засадил его в тюрьму. В других исто¬
риях он был родственником Пьера Лаваля, которого держали в тюрьме
как гарантию Лавалева коллаборационизма Говорили также, что он был
членом германского генерального штаба, тайно работавшего на русских.
Но какой бы ни была правда, она привела Брума в Треблинку. В
Трсблинкс, лагере уничтожения, Брум умудрился не попасть в поток
заключенных, которые погибали через неделю после прибытия в лагерь.
И сам Ян не случайно приобрел свое прозвище. Искусство выживания,
сказал старик, единственная форма еврейского искусства
Огромная колонна грязных, оборванных, вонючих заключенных про¬
должала двигаться на запад. Если бы не голос и не рука Брума, старый
Ян мог уже несколько раз отстать и разгадать загадку кроличьих
выстрелов. Колонна остановилась на привал еще засветло. Устроили
костры, но топоров для колки дров не нашлось, еду приготовили быстро.
Заключенных беспрестанно пересчитывали, и когда все суммы со¬
шлись, раздали еду. Каждый заключенный получил по три сырых свек¬
лы и куску черного хлеба, который разрешалось опустить в канистру
с горячим супом. Один заключенный уронил свой хлеб в суп. Эго был
сильный умный человек, но он заплакал, как ребенок. Охранники за¬
смеялись. Заключенные собирались большими группами — по сотке и
больше — чтобы хоть как-то сохранить тепла
Всю ночь небо озарялось всполохами артиллерийских выстрелов. Всю
ночь люди вскакивали на ноги и молотили себя руками, чтобы хоть не¬
много согреться. На заре охранники подняли всех на ноги. Несколько
человек не поднялись, холод отнял у них последние калории. Началась
перекличка Живые торопливо отходили от мертвых. Брум оказался сре¬
ди мертвых. Но его убил не холод его задушили. Никто из заключенных
не удивился, у Брума было полно врагов, а вот немцы и удивились, и
разозлились. Смертью распоряжались только они. Начались допросы.
Стали выяснять, кто спал рядом с Брумом. Счастливчик Ян спал рядом,
но он ничего не видел и не слышал. Врач-эсэсовец осмотрел тело и до¬
109
просил пять подозреваемых. Ян был среди тысяч, наблюдавших за про¬
исходящим. Ветер плакал и, как капризный ребенок, дергал за полы
одежды. Офицер допрашивал подозреваемых по одному. Иногда слова
долетали до наблюдающих, но чаще их срывало ветром с широко откры¬
тых ртоа и уносило прочь. Заключенные невидящим взором наблюдали
за движущимися ртами людей, они не слышали, не понимали и не ин¬
тересовались, как те спорили и молили о спасении своих жизней.
Часть охранников с раздражением ждала окончания непривычного
долгого расследования. Они жестами указывали на громадную колонну
и на горизонт, их воззвания тоже становились легкой добычей безжа¬
лостного ветра. Офицер отослал двоих подозреваемых в колонну, а тро¬
им приказал стать на колени. Они упали на колени. Он не спеша
вытащил свой пистолет и выстрелил в шею первому. Сделав шаг вперед,
он выстрелил в шею второму, третий вскочил на ноги и начал кри¬
чать — чтобы его лучше было слышно, он приложил руки раструбом
ко рту. Офицер выстрелил ему в грудь.
Когда колонна двинулась в путь, Счастливчик Ян заметил, что его
сосед забрызган кровью и покрыт маленькими костяными крошками.
Этот человек стоял при расстреле в первом ряду. Трое солдат оттащили
убитых на обочину, а довольный эсэсовец накрыл шинелью тело Брума,
который и вызвал весь этот переполох. Заключенные обрадовались —
наконец-то что-то решилось, поскольку ходьба разгоняла кровь в за¬
стывших за ночь членах.
Глава 33
Два слона могут задержать
проходные пешки соперника% по-
скольку способны вместе контро¬
лировать как черные, так и белые
поля.
Прага, понедельник, 21 октября
Я потряс Харви за плечо, он повернул голову, лежащую на сло¬
женных руках, явив мне свои улыбающиеся херувимские черты лица
— Пойдем, сказал я. Харви потянулся за бутылкой сливовицы.
— Нам пора, Харви, — повторил я, отрывая его палец от бутылки. Ста¬
рик высморкался в большой, многократно заштопанный носовой платок.
Ночь стояла ясная, как в планетарии. На улице Харви сплясал
гавот и спел импровизированную песню без мелодии.
Если хочешь быть дальнови-и-и-идным,
Будь находчивым и упо-о-о-орным.
Крюк по бездорожью как-то скрашивался излишками сливовицы.
Вернувшись на шоссе, мы понеслись к Праге.
—'Ты все слышал, Харви? — спросил я.
НО
— За кого ты меля принимаешь? — откликнулся Харви. — Может,
ты думаешь, что я могу соиать нос в чужие дела?
— Думаю, — ответил я. Харви засмеялся, рыгнул и снова заснул,
вскоре мне пришлось разбудить его.
— Там что-то впереди, — сказал я.
Авария, — сказал Харви. — Он был уже трезв. Харви мог напи¬
ваться и трезветь моментально. На дороге стоял автомобиль с включен¬
ными фарами, над дорогой мелькал предупредительный красный сигнал.
Я остановил машину. Человек, державший сигнальный фонарь, был
одет в белую каску, кожаные бриджи и коричневую кожаную куртку
с большими красными эполетами. Он засунул фонарь за голенище
своего черного сапога, я опустил стекло дверцы. Он окинул взглядом
нас обоих и спросил по-немецки:
— Кто владелец машины?
Он внимательно изучил страховое свидетельство и документы про¬
катной фирмы, а затем перешел к нашим паспортам, перевернув каж¬
дую страницу и подергав обложку. За его спиной стоял.мотоцикл с
коляской, а на другой стороне дороги — джип с выключенным осве¬
щением. Человек в белой каске унес наши документы к джипу, откуда
потекла мелодия разговора, вопросы задавались на чешской флейте, а
решения принимались на русском фаготе. Двое мужчин вышли из джи¬
па на дорогу. Один был в форме чешского офицера, которая очень
напоминает английскую, другой был русский старшина. Они положили
наши документы на капот джипа и начали рассматривать их при свете
фонарика, потом снова сели в машину. По-прежнему не зажигая фар,
джип развернулся на каких-нибудь двадцати футах и, заревев, рванул¬
ся вперед, легко преодолевая дорожные рытвины.
— Поезжайте следом, — сказал человек в белой каске, указывая в
сторону джипа.
— Лучше поехали, парень, — сказал Харви. — С ними уехали на¬
ши паспорта, а в этой стране американский паспорт стоит больше, чем
шестнадцати фунтовая банка растворимого кофе.
Джип свернул на широкую проселочную дорогу. Мы — за ним;
машина загромыхала на ухабах. Еловые лапы почти скрывали от нас
звездное небо; словно насекомые по щетке, мы медленно ползли по
длинному клаусгрофобическому шоссе. Свет фар выхватывал из тем¬
ноты деревенские виды, запыленные лунным светом. Джип притормозил,
впереди на поляне солдат в куртке размахивал фонарем. В углу боль¬
шой поляны приютилась маленькая ферма. На мощеном дворе я увидел
полдюжины солдат, несколько мотоциклов и четыре собаки одной масти.
Я остановился впритык за джипом и вышел из машины. Солдат, си¬
девший на заднем сиденье джипа с автоматом модели 58 в руках,
показал на дом. Подчиняясь, мы вошли в маленькую дверь.
В доме, куда нас ввели, на соломе стоял деревянный стол, вокруг
лениво ходили три курицы, на площадке лестницы застыл армейский
\ Ш
офицер. Когда мы вошли, он поздоровался с нами по-английски. Харви
повернулся ко мне и начал прикуривать потухшую сигарету. Амери¬
канцы не имеют привычки прикуривать потухшие сигареты, поэтому я
с интересом смотрел на губы Харви. Из-под сложенных ладоней он
едва заметно произнес: «ОБЗ»1. Я воздержался от кивка.
Чешский офицер указал на два серых от времени стула, мы с Харви
сели. Харви бросил спичку, подбежал офицер и наступил на спичку
тщательно вычищенным ботинком. Его укоризненный взгляд мог озна¬
чать и «Чтобы ты подавился этой спичкой», и «Так и начинаются
пожары». Лицо чешского офицера напоминало полустертый карандаш¬
ный рисунок. И кожа, и глаза были серыми. Высокий лоб, слегка уд¬
линенные уши, нос и подбородок напоминали восковую куклу, долго
пролежавшую на солнце. За спиной офицера на лестнице русский стар¬
шина открывал бутылку. Потом, широко улыбнувшись, сказал:
— Какой сюрприз, англичанин. Ты же мой попутчик.
— Ты знаешь этого типа? — спросил Харви.
— Полковник Сток, — сказал я. — Из контрразведки Красной Ар¬
мии в Берлине.
Сток одернул коричневую форменную рубашку со старшинскими
знаками различия.
Чешский солдат принес четыре стаканчика и большую консервную
банку.
— Для тебя держим самое лучшее, англичанин, — заметил Сток.
Чех вымученно улыбнулся, будто кто-то садистски наклеил ему на
лицо пластырь; казалось» расслабь он мышцы, и ему тут же оторвет
уши. Сток нахваливал открытую банку.
— Белужья, —.сказал он, протягивая ее мне. — Мне сначала при¬
слали осетровую, но я им сразу выдал: «У меня будут высокие гости
из-за рубежей Нам нужна белужья». — Внутри банки были серые с
прожилками шарики величиной с малую горошину. Сток открыл пакет
небольших вафель и ложкой щедро разложил икру на вафли. Водку
по стаканчикам он разлил до самого края. Потом поднял свой сосуд. —
За путешественников, — провозгласил он.
— Давайте лучше за автомобилистов, — вставил я.
Чех сорвал пластырную улыбку с пугающей поспешностью. Как-ни¬
будь он так себя покалечит.
.-г За автомобилистов, -г- согласился Сток, — всего мира. — Все
выпили, Сток снова наполнил стаканчики и. продолжил: — Здесь» в
Праге»* мы говорим, что, хотя дорожные полицейские у нас— комму¬
нисты, а водители г— фашисты, все было бы ничего, если бы пешеходы
не были анархистами.
Сток сочился весельем. Он толкнул Харви в бок и сказал:
1 ОБЗ (Обранне зправодашти) — армейская служба безопасно¬
сти (примеч. авт).
112
— Я вам шутку расскажу. Рабочие говорят, что у нас ничего пра¬
вильно не сделаешь. Если ты приходишь за пять минут до начала
работы, ты саботажник; если ты опгЬдываешь на пять минут, ты пре¬
даешь социализм, если приходишь вовремя, тебя спрашивают. «Где ты
достал часы?» — Сток рассмеялся и пролил водку. Чешский офицер
бросил на .чего недоверчивый взгляд и предложил присутствующим
сигареты «Мемфис».
— Или еще такой, — не унимался Сток. — Капитализм — это
эксплуатация человека человеком, социализм как раз наоборот.
Все засмеялись и пропустили еще по одной. Харви заметно повесе¬
лел. Он сказал Стоку"
— Где вы понабрались всего этого — в «Ридерс дайджест»?
Сток ухмыльнулся.
— Нет, нет и нет — от людей. Анекдот о капитализме и социализ¬
ме — мы за него сегодня утром человека арестовали. — Сток гоготал
своим баритональным голосом до тех пор, пока у него слезы на глаза
не навернулись.
Харви тихо спросил у меня:
— Он шутит?
— Кто его знает? — ответил я.
Чех встал под керосиновой лампой. Рядом с грузным Стоком он
выглядел статистом из «Богемы». На руках у него были перчатки из
мягкой кожи. Он постоянно подтягивал их, расправлял складки между
пальцами, похлопывал одной о другую.
— Ешь и пей, — громко скомандовал Сток. Чех стал пожирать икру
с бесстрастностью автомата. Слово Стока — закон. Мы уминали икру,
накладывая ее ложкой на вафли.
— За Генри Форда, — сказал Харви, поднимая свой стаканчик.
Сток колебался.
— Если бы Форд родился в Советском Союзе, я бы за него выпил.
— Если бы Форд родился в Советском Союзе, — прокомментировал
Харви, — он бы до сих пор делал велосипеды.
Сток рассмеялся. Харви снова поднял свой стакан.
— За Генри Форда, филантропа — Чех спросил, что значит это
слова Сток объяснил. Харви рыгнул и улыбнулся Сток рассердился
— Вы, американцы, великодушны, а мы, русские, видите ли, нет. Вы
ведь это хотите сказать. Мы, конечно, не даем другим народам подарков
и взяток, что верно, то верна Мы не даем им ядерного оружия Мы
даем им немного денег и немного оружия Но главное, что < мы им
даем — это моральную поддержку. Поддержку и идеи. Никакому ору¬
жию идей не победита Можете убедиться в этом на примере Кйтая,
Лаоса и Кубы. — В подтверждение своих слов он энергично кивал.
— На примере Китая и вы в этом можете убедиться, — сказал
Харви.
Возникшее напряжение я постарался снять старым русским тостом:
ИЗ
— За мою жену, любовницу и женщину, которую я еще не встре¬
тил. У меня есть подарок для каждой из них.
Сток начал шлепать себя по ляжкам от удовольствия. Мы выпили.
Последовали тосты за спутники, изобретателя водки, знаки объезда,
за мороженое Хауэрда Джонсона (двадцать восемь различных сортов) и
за этот «знаменитый английский собор Святого Панкраса». Потом Сток
поднял тост за Чехословакию.
— За Чехословакию, — повторил я. — За лучшее пиво и лучшие
мультфильмы в мире. За страну, где разрешены аборты, не преследу¬
ются гомосексуалисты и развод стоит десять фунтов.
— Я никогда не знаю, шутите вы или нет, — сказал Сток.
— Я и сам нс знаю, — сказал я и выпил свою водку, остальные
последовали моему примеру. Сток снова налил всем и произнес:
— Смерть фашизму.
Харви тихо повторил слово «фашизм». Потоке огляделся.
— Вообще-то с этим словом много семантической путаницы. Суще¬
ствует необсуждаемое предположение, что все идиоты, жулики, насиль¬
ники и паршивые актеры противостоят остальным людям — нежным,
честным, трудолюбивым, терпеливым и недооплачиваемым. — Харви
качнулся и постучал себя кулаком в грудь. — Фашизм вот здесь. Вот
здесь у каждого человека в мире. — Сток и чешский офицер с удив¬
лением взирали на Харви.
Харви, став по стойке «смирно», произнес медленно и торжественно:
— Выпьем за уничтожение фашизма в Вашингтоне, в Лондоне.. —
Он махал головой в сторону каждого города. — В Праге и в Москве. —
Он постучал по груди каждого из нас и повторил названия городов.
По ошибке мне присвоили Прагу, а чешский офицер получил Лондон,
Харви долго искал грудь для Вашингтона, пока не вспомнил о своей.
— Да, — неохотно согласился Сток. Ситуация была вполне в духе
родной земли Кафки и бравого солдата Швейка Тосты на этом не
кончились, но от веселья Стока почти ничего не осталось.
— Невыгодная конфронтация, — пробормотал Харви, когда мы вер¬
нулись в машину.
Мимо нас проехали два больших грузовика, большие номера, нари¬
сованные на их бортах, были почти полностью заляпаны грязью. Подо¬
ждав, когда осядет пыль и улетучится черный выхлопной дым, я тронул
машину и поехал по направлению к Праге.
— Ты думаешь, он знал? — продолжал Харви. — С чего бы тогда
ему говорить о попутчиках?
— Можешь не сомневаться, — ответил я. Харви очень хотелось по¬
говорить.
— Ты прав, — сказал он и задремал.
Когда я припарковал машину около гостиницы, народу на улице было
еще полна Там и сям группы людей в пальто сидели в открытых кафе
на плетеных стульях, делая вид, будто они в Париже. Толстяк в киоске
114
продавал голодным прохожим горячие сосиски, у каждого прохожего был
транзисторный приемничек или потрепанный портфель, кое-кто имел и
то, и другое. Сквозь деревья виднелись красные и зеленые неоновые вы¬
вески, причудливо отражающиеся в блестящих боках трамваев.
— Кофе, — сказал Харви, и я кивнул, поскольку знал: его разорвет,
если он не расскажет мне то, чего я уже знаю, но что с деланным
удивлением должен еще раз выслушать.
Фойе гостиницы было заставлено коричневыми аспидистрами и зе¬
леными галезиями, сквозь дыры в ковре просвечивал пол; похожий на
карлика клерк листал большую пыльную бухгалтерскую книгу. В цен¬
тре фойе стояли двенадцать чемоданов и сумок в клеточку, двое детей
в ярко-желтых свитерах, женщина в шерстяном сером платье с большой
кожаной сумкой и хрупкого вида мужчина в больших очках и куртке
для гольфа.
— Холодно, холодно, froid1, скажи им, Жан., как по-немецки холод¬
но? — Он повернулся к нам, когда мы вошли. — Скажите, пожалуйста,
этому человеку, что нам надо купать детей, а для этого нужна горячая
вода. Кран с горячей водой в ванной совсем не работает. Скажите им,
пожалуйста..
Харви расстроился, что в нем так легко узнали американца Он
по-немецки обратился к человеку за конторкой:
— Ему нужна горячая вода
Клерк ответил:
— К тому времени, когда этот идиот перетащит наверх свой багаж,
горячая вода ему будет.
Турист горячился:
— Вы ему скажите, что у меня дома санитарные врачи вообще
закрыли бы такое грязное заведение.
Харви сказал администратору:
— Мать этого джентльмена родом из Праги, он чувствует, будто
вернулся на родину. — Американцу же он передал: — Администрация
приносит свои извинения за неполадки с термостатом, но к тому вре¬
мени, когда вы подниметесь в свой номеру с горячей водой все уже
будет в порядке.
— И скажите ему, пусть не ждет, что кто-то будет носить его
багаж, — гнул свое администратор. — У нас здесь рабов нет.
— У нас дома с печкой такие же неприятности, —- заметил турист.
Снова заговорил Харви:
— К сожалению, у портье заболела мать. Может, вы справитесь
собственными силами, раз уж так получилось?
— Конечно, — ответил турист и повернулся к своей жене, чтобы
объяснить происходящее, а я в это время уже сражался с кнопками
управления старого лифта. Жена туриста обратилась к Харви:
1 Холодно (фр).
115
— Когда открываются магазины в центре?
— Я не местный, — ответил Харви. Лифт наконец-то пошел вверх.
— Меня, кажется, увольняют, — сказал Харви, когда мы в конце
концов добрались до моего номера.
Я откупорил бутылку «Блэк Лейбл», которую купил в самолете.
Харви со всего маху бросился на жесткую кровать, которая громко
лязгнула железными пружинами, и попытался снова спеть свою имп¬
ровизированную песню «Если хочешь быть дальновидным», но теперь
он пьян не был.
— Официально? — спросил я.
— Более или менее, — ответил Харви. — В последний раз, когда
я был у сотрудника службы безопасности в посольстве, он дал мне
печатную форму, которая называется «Отставка и болезнь служащих
зарубежных служб». Более того, они заставили меня работать весь день
в визовом секторе под наблюдением ОЗС8
— А Индрижка?
Харви встал и подошел к раковине. Из моей открытой сумки он
выудил кусок мыла и понюхал его.
— Лимонное, — сказал он.
— Верно, — сказал я. Он снова понюхал мыло и принялся мыть руки.
— Она хочет остаться здесь по нескольким причинам, — сказал
Харви. — Но она сделает так, как я попрошу. А мне нет никакого
резона убеждать ее в пользу Штатов, пока нет ни малейшей возмож¬
ности получить для нее визу в госдепе.
— Ты же работаешь в визовом отделе, — напомнил я.
— Именно этого они и ждут, — сказал Харви. Он продолжал мыть
руки с фрейдистской тщательностью. — Черт возьми, они правы. Я не
жалуюсь. Я работаю в политическом секторе, и никто не заставлял
меня влюбляться в чешку, но.- — Он скорчил гримасу, которую я
видел в зеркале.
— Может, мне жениться на ней? — предложил я. — В этом случае
она станет британской подданной, и никаких проблем у тебя с ней не
будет.
Шутить Харви был не расположен.
— Да, — буркнул он, продолжая намыливать руки, пока они не
превратились в боксерские перчатки из мыльной пены. — Видишь
ли, — тихо произнес он, — видимо, поэтому эти два комедианта и
трепали мне сегодня нервы. Не знаю, что я сделаю, если выясню, что
Индрижка- работает.-
— Харви, — резко прервал я его, — не распускай нюни. Относись
к своей работе, как к любовнице: никогда не говори о ней с женой. —
Харви ухмыльнулся. Я продолжал: — Хватит смывать с себя неприят- 11 ОЗС8 — офицер зарубежной службы 8-го класса. Существует восемь
классов, самый низкий — 8-й (примем авт).
116
ности, иди сюда и выпей. — Я подумал, что вряд ли могу найти хоть
в чем-то равноценную замену Харви в Праге.
Он сполоснул и неловко вытер руки, улыбнулся и выпил. В кори¬
доре послышался голос американского туриста:
— Джимми, Джейн, на окне нет проклятых занавесок. Интересно, в
каком номере остановились те двое парней? — Мы слышали, как он
идет по коридору в нашем направлении. Остановившись, он крикнул: —
Есть здесь кто-нибудь из Америки?
Мы молча слушали его призывы, потом я сказал Харви:
— Где я смогу увидеть второго человека из концлагеря Треблинка?
— Это брат Счастливчика Яна, — сказал Харви, — они ненавидят
друг друга. — Он подошел к окну и сквозь поблеклое кружево посмотрел
на Вацлавскую площадь. — Но если тебе требуется письменный отчет
о смерти того типа, то ты найдешь брата Счастливчика Яна в синагоге
Пинкас в пол-одиннадцатого утра Это в Старе Место, недалеко от быв¬
шего гетто. Там несколько синагог, но он будет именно в Пинкасе.
— Я найду, — сказал я и налил Харви еще виски.
— Хотел бы я знать, о чем сейчас думает Сток, — заметил Харви.
Глава 34
ПОЛКОВНИК ОЛЕГ АЛЕКСЕЕВИЧ СТОК
— Думать — не моя обязанность, — сказал Сток. — Для этого у
меня есть молодежь, их мозги не так перегружены знаниями. — Он
снял ботинки и размял пальцы ног перед печкой. В детстве Сток мог
поднимать вещи пальцами ног. Он уже очень давно не демонстрировал
чудесные хватательные способности своих ног. Теперь у него появилось
много иных проблем.
-г-У меня только телятина, — сказал чешский офицер, которого
звали Вацлав.
— Мне все равно, — отозвался Сток. Человек он был неприверед¬
ливый; что-нибудь горячее поесть, что-нибудь холодное выпить да по¬
стель, желательно с простынями — и ему этого вполне достаточна
— Телятина и клубника, — сказал Вацлав Сток кивнул.
— Консервированные, — добавил Вацлав.
— Боже ты мой, я же не царь Николай. Подогрей и приноси. — Сток
пожалел, что у него вырвалось слово «Боже»; теперь он, кажется, пере¬
гнул палку в другую сторону. Вацлав ушел на кухню. Сток закурил.
Ему нравился вкус махорки. Беседуя с иностранцами, он любил пустить
пыль в глаза и курил только западные сигареты, но по-настоящему он
любил только грубый вкус русского табака
Вернулся Вацлав с двумя тарелками мяса Он сам его разогрел и
надеялся, что Сток все правильно поймет. Домработницу нанять нет
117
никакой возможности, все работают на фабриках. Его последняя дом¬
работница возвратилась в деревню, можете себе представить?
— Конечно, могу, — отозвался Сток. — Деревня — это единствен¬
ное место, где еще можно хорошо поесть в этой стране.
— Я бы не сказал, — начал было Вацлав, но замолчал и улыбнулся.
— Когда я снимаю ботинки, ты можешь все что угодно говорить, —
сказал Сток. — Все мои люди знают эта Все, что я слышу без ботинок,
я пропускаю мимо ушей.
Вацлав снял свои ботинки. Он не знал, одобрит ли подобное пове¬
дение товарищ полковник, но ботинки совсем промокли. Он поставил
их сушиться, прислонив подошвами к печке. Он бы не хотел, чтобы
ботинки покоробились, даже в Чехословакии с ее развитой обувной
промышленностью — одна фабрика Готвальда, которая раньше принад¬
лежала Бате, выпускала ежедневно тысячи пар — ему приходилось
быть экономным. Внутрь он запихнул обрывки газеты «Лидова демок¬
рате».
— Не делай этого, — промычал Сток.
Вацлав посмотрел на изорванную газету. Он заметил, что разорвал
надвое портрет Вальтера Ульбрихта.
-г- Я для этого пользуюсь «Правдой», — продолжал Сток. — Она
лучше всего впитывает влагу.
Вацлав улыбнулся, он понял, что над ним подшучивают.
Сток съел мясо и залпом выпил свое пиво.
Лихо, — отметил Вацлав. ’
— Да уж, меня этим с ног не собьешь, — загоготал Сток.
Вацлав повозился в сложной системе печных задвижек, огонь стал
ярче, поленья затрещали.
— Тебе ладо в Берлин приехать, — сказал Сток. — Очень удобный
город, должен я тебе сказать. Эти немцы умеют свою жизнь устроить.
Иногда я удивляюсь, как мы смогли победить их.
— Нацистов? — переспросил Вацлав.
— Нет, мы их до сих пор не победили. Я имею в виду немцев.
Немцы. Почему ничего не вышло из мечты Ленина о союзе русского
и немецкого пролетариата? Такая же судьба постигла и другие, более
мелкие иллюзии — их убила реальность. Было очень легко протягивать
руку дружбы немецкому пролетариату, пока он, одевшись в форму
вермахта, не стад жечь твою деревню. Тут все и изменилось. Сток
кивал своим мыслям.
— Я ненавижу немцев, — сказал Вацлав. — Одно время я входил
в РГ1. —Сток вскинул брови, будто для него это было новостью. — Мы
1 РГ — Революции Гарда. Эта боевая группа образовалась в конце вой¬
ны с целью мести немцам. Большей частью они действовали в населенной
немцами судетской части Чехословакии. РГ стала одной из основ СТБ
(Статни безопасност), полиции безопасности. Вацлав работает в ОБЗ (06-
ранне безопасност), армейской версии СТБ (примеч. авт.).
118
знали, как поступать с этими немцами, — продолжал Вацлав. — Сча¬
стливчики, захватив с собой ручную кладь, бежали через границу на
грузовиках для перевозки скота. Таких оказалось три миллиона. Мы
были рады этому. Вот как надо с немцами поступать.
— Так и мы посту пали с ними, — сказал Сток. Ошибочно, подумал
он про себя, Ленин никогда не согласился бы с перемещением фабрик
и населения. Сток взглянул в бледные глаза Вацлава Сталинист, решил
он. Все они, чехи, такие. Выталкивать за границу немцев было чистей¬
шим сталинизмом.
— Немцы — дикие звери Европы, под каким бы флагом они ни
выступали, — изрек Вацлав.
— Немцы посложнее, чем тебе кажется. Могу привести тысячу при¬
меров. — Сток подергал себя за мясистый подбородок. — Я сейчас
столкнулся с проблемой, решение которой зависит от понимания не¬
мецкого характера, и, честно тебе скажу, Вацлав, я не уверен, что
справлюсь с ней.
— И это говорит человек, штурмовавший Зимний дворец? — уди¬
вился Вацлав.
— А-а, — улыбнулся Сток, — сколько зимних дворцов у меня бы¬
ло! Но дело tie в этом. Нельзя вечно штурмовать зимние дворцы. А нам
приходится каждый день заниматься этим, поскольку судят о нас не
по тонкой работе, а по тому, как мы приготовили стрелков. А нам не
надо больше зимних дворцов, Вацлав, я уже говорил сегодня об этом
молодому идиот>” идеи проникнут в самые укрепленные крепости.—
Сток кивнул самому себе и дернул себя за кожу под подбородком,
словно пытаясь оторвать ее. — Идеи разносятся, — продолжил он. В
обе стороны, добавил он про себя. Он вспомнил молодого бандита, ко¬
торым стал сын бедного майора Буковского. Молодой Буковский носил
кожаные куртки и остроносые туфли и слушал старые американские
джазовые пластинки. Поговаривали, что он писал для голливудских
звезд. На него должно быть досье, подумал Сток, старшего Буковского
он знал с 1926 года, это убьет его. По возвращении в Берлин он снова
займется этим делом. Подобные сентиментальные глупости портят все,
во что он верит. Но тем не менее...
— Все общества содержат в себе зародыш собственного уничтоже¬
ния, — сказал Вацлав.
— Это верно, — сказал Сток вслух. Но не очень умно, подумал он.
Даже Маркса процитировать точно не может. Где-то рядом звучало
радио. «Родина слышит, Родина знает». Сток пропел несколько строк.
— Вы много бывали на Западе? — спросил Вацлав.
— Много.
— Я тоже, — сказал Вацлав. Сток отпил глоток чая с лимоном и
кивнул.
— Ты жил в Бэйсуотере, лондонском районе, во время войны,' —
сказал Сток и засмеялся горловым смехом. — Не красней, сынок.
119
Вацлав разозлился на себя за свое смущение.
— По приказу Москвы я присоединился к Свободным словакам.
— Верно, — подтвердил Сток, ухмыляясь. Он все знал о Вацлаве.
— Мне понравилось на Западе, — сказал Вацлав.
Он ведет себя, как капризный ребенок, подумал Сток.
— Ну, а почему же нет? — произнес он вслух.
— Но фундаментальное неравенство портит все удовольствие, кото¬
рое можно получить от материального благополучия. Разве там может
быть справедливость?
— Мы полицейские, Вацлав, а полицейских не должны связывать
соображения о справедливости. Хватит уже того, что нам приходится
считаться с законом.
Вацлав кивнул, но не улыбнулся. Потом сказал:
— Но, как граждане, мы должны уделять внимание таким вещам.
Неравенство, с точки зрения государства, является самым страшным
грехом капитализма, который приведет его к неминуемому краху.
— Грехом? — переспросил Сток. Бледный Вацлав чем-то похож на
молодого священника, подумал он.
Вацлав продолжил, несмотря на смущение:
.— Наша социалистическая республика, как раз и сильна гуманно¬
стью, братством, справедливостью и всеобщим благоденствием. На За¬
паде однобокая постыдная коммерциализация неизбежно приводит к
милитаризму, при котором правда и справедливость становятся жертвой
коррупции.
Он очень похож на мою молодежь, думал Сток, на все имеет ответы.
Сток пододвинул ноги к горячему фарфору печи и стал наблюдать за
паром, поднимавшимся от сырых носков.
— Не верить в справедливость из-за коррупции — это все равно
что не верить в брак из-за супружеской неверности, — сказал Сток. —
Система работает так, как позволяют управляющие ею люди. Даже
фашизм был бы приемлем, если бы при нем правили ангелы. Марксизм
считает, что страны управляются людьми — подкупленными людьми.
— Вы что, проверяете меня? — спросил Вацлав.
— Да пусть отсохнет моя правая рука, — загремел Сток, — если
я забуду о твоем гостеприимстве.
Вацлав кивнул. Потом спросил официальным тоном:
т—Товарищ полковник, в чем была цель сегодняшней встречи?
— Цели не было, — ответил Сток, не раздумывая. — Надо было
просто показать им, что мы с них глаз не спускаем.
— Вы их не собирались арестовывать.
Он серый заурядный человек, этот чех. Он будет следить за подо¬
зреваемыми, призвав на помощь танковую дивизию, а потом еще станет
удивляться, что подозреваемый скрылся.
— Он же не рыночный спекулянт, — сказал Сток. — Он служащий
британского правительства Это очень деликатное дело. Как операция на
120
мозге. Молоток и долото хороши только для того, чтобы пробить череп¬
ную коробку, но после этого вам надо быть очень осторожным. — По¬
следнее слово он произнес так, будто оно само было очень хрупким.
— Да, — сказал Вацлаа Да, подумал Сток. Он никогда ничего не
поймет. Интересно, смог бы англичанин работать с такими помощниками.
Наступило долгое молчание. Сток выпил сливовицы.
— Он не производит впечатление- — Вацлав искал нужное сло¬
во — -профессионала.
— В нашем деле, — сказал Сток со смешком, — это высший класс
профессионализма. Меня не удивит, если англичанин приехал, просто
чтобы повынюхивать.
— Что повынюхивать?
— Ну до чего ж ты толстокожий. Просто повынюхивать: ситуацию,
как мы работаем, думаем. — Некоторые из нас, поправился он про себя.
— Понятно, — сказал Вацлав.
— Выпей, — предложил Сток. — Ты похож на безработного гро¬
бовщика.
— У меня есть западные грампластинки, если хотите, можем по¬
слушать, — сказал Вацлав.
♦Вот тебе на*, — подумал Сток. Еще один любитель джаза, как и
выкормыш Буковского. Сын Буковского особенно любил петь с прекрас¬
ным американским акцентом ♦Эйчисон, Топека и Санта-Фе» и ♦foiyd
любителей гольфа темного города». Этого еще только не хватало.
— Идеи не знают границ, — сказал Сток, — и мы должны к ним
прислушиваться.
— Да, — подтвердил Вацлав. К радости Стока, пластинок он не принес.
Сток обхватил теплую кочергу пальцами ног. Вацлав смотрел на
это невидящим взором.
— Девчонка, на которой американец хочет жениться, она на вас
работает?
— Нет, —- ответил Вацлав.
— А ну, не ври мне, мерзавец, — заорал Сток.
— Нет, — тихо повторил Вацлав. Они улыбнулись друг другу.
— Если не влезаешь в детали, легче любить людей, — сказал Сток.
Мысли Стока унеслись к старому генералу Боргу. Кто бы мог подумать»
что он подружится с этим старым высохшим прусским генералом?
Сначала он приходил к Боргу, только чтобы поухаживать за его стар¬
шей дочерью. Сток снова подергал свой подбородок. А теперь на тебе!
Он стал Pate1 младшей дочери. Если узнают, шуму не оберешься. Ста¬
ромодные крестины вместо церемонии Judendweihe* которую предписы¬
вает коммунистический режим. 1 21 Крестный отец (нем),
2 Гражданская конфирмация (нем).
121
Сток думал о бумагах и книгах, заполнивших многочисленные ком¬
наты, которые приходилось очищать от пыли бедной девушке. Он пре¬
красно знал квартиру, возможно, это было единственное место в мире,
которое он мог назвать своим домом. Большую часть времени он про¬
водил в своем кабинете, который был лишен всего, хотя бы отдаленно
напоминающего буржуазный комфорт. Л что касается громадной квар¬
тиры в районе Кепеник, которую обставили его сотрудники, чтобы пу¬
скать пыль в глаза важным посетителям, то ему было противно даже
переступать порог этого заведения. Нет, если у Стока и был дом, то
это квартира Борга
Сначала ему было трудно со стариком и его дочерью. Все эти
разговоры о дивизиях или армиях, «стремительно выдвигающихся на
Дон», «контратаках, рассекающих фронт противника». В войну Сток был
капитаном, да и то только в последние семь недель. Старый Борг всегда
говорил с ним, как с представителем Сталина. Сток вспомнил амери¬
канского туриста, которого допрашивал пару месяцев назад. Когда Сток
спросил его, где он был в воскресенье, турист ответил:
— Не знаю, пока не проявил пленку.
Сток тогда рассмеялся. Теперь он знал, как это может быть верно.
Он узнал, чем он занимался во время войны,, только после объяснений
Борга. Старик долго не протянет, думал Сток. Он не знал, что будет
делать Хейди после его смерти. Я и сам не знаю, что буду делать
после его смерти, подумал Сток. Интересно, как бы старик принял
известие о моем намерении жениться на Хейди. Глупая идея, и Сток
выбросил ее из головы Пальцы его ног ухватили теплый металл ко¬
черги, но влажные носки помешали удержать добычу.
— Немец, — произнес Вацлав.
— Что ты сказал?
— Вы начали рассказывать мне о какой-то проблеме с немцем.
— Неужели? — удивился Сток. Ему, пожалуй, надо избавляться от
привычки грезить наяву. — Ах, да. Вот в чем проблема. Как быть с
немецким евреем?
— Не понимаю, — сказал Вацлав.
— Это просто, — повысил голос Сток. — Кто он в основе своей —
еврей или немец? От этого зависит, как он поведет себя в той или
ино{) ситуации. Вот почему мы ведем досье, мой дорогой Вацлав, —
чтобы иметь материалы для прогнозных оценок. Моя идея состоит в
том, что если человек ведет себя несдержанно и неприлично долгое
время, то он останется таким, где бы он ни оказался — в монастыре,
университете или в любом другом месте, которые любят заблуждающи¬
еся капиталистические интеллектуалы.
— Значит, вы решили, что делать? — спросил Вацлав.
— В таких сложных случаях я придерживаюсь одной и той же
тактики, — ответил Сток. — Я строю свои планы, исходя из тотальной
ненадежности людей.
122
Вацлаву очень понравился ответ Стока. В нем он увидел некую
историческую преемственность.
— А как насчет сегодняшнего англичанина? — спросил Вацлав. —
С ним тоже проблемы?
— С англичанином? Нет, нет и нет. — Сток снова налил себе
сливовицы. Он уже порядочно поднабрался, но еще одна рюмка погоды
не делала. — Англичанин такой же профессионал, как ты и я. А с
профессионалами никогда проблем не возникает. — Сток схватил паль¬
цами ноги теплую кочергу и оторвал ее от пола.
Глава 35
В средние века цель играющих
состояла не в том, чтобы зама¬
товать короля противника, а в
том, чтобы уничтожить все его
фигуры.
Вторник, 22 октября
ТЕРЕЗИН. БЕЛЬЗЕК. ОСВЕНЦИМ. ГЛИВИЦЕ МАЙДАНЕК. СОБИ-.
БОР. БЕРГЕН-БЕЛЬЦЕН. ИЗБИЦА, ФЛОССЕНБУРГ. ГРОСРОЗЕН.
ОРАНИЕНБУРГ. ТРЕБЛИНКА. ЛОДЗЬ. ЛЮБЛИН. ДАХАУ. БУХЕН-
ВАЛЬД. НЕЙЕНГАММЕ РАВЕНСБРЮК. ЗАКСЕНХАУЗЕН. НОРДХАт.
УЗЕН. ДОРА. МАУТХАУЗЕН. ШТРАССХОФ. ЛАНДСБЕРГ. ПЛАШОФ.
ОРДРУС ГЕРЦОГЕНБУХ. ВЕСТЕРБОРК.
Синагога Пинкас представляла собой небольшое серое каменное
здание пятнадцатого века, внутреннее убранство в стиле ренессансной
готики было лишено каких-либо украшений, если не считать каллиг¬
рафических надписей.
Стены маленькой синагоги посерели от многочисленных надписей.
Прижавшись друг к другу, словно сами жертвы, там теснились названия
концлагерей и имена замученных. Серая стена простиралась в бесконеч¬
ность, строки имен были столь же молчаливы, как нюрнбергский митинг.
Человек, на встречу с которым я пришел, стучал по стене на уровне
плеча Под его изуродованными подушечками пальцев я прочитал фа¬
милию Брум. Имя это то появлялось» то снова скрывалось под его рукой.
— Лучшая книга — это сам мир, — сказал Йозеф Пулемет, — так
написано в Талмуде. — Рука его совершила странное вращение. Он
посмотрел на нее, как фокусник, явно гордясь тем, что, открыв кулак,
он обнаружил пальцы. На стену он тоже глядел так, будто она только
что появилась из его рукава.
— Я знаю, что вы сейчас скажете, —< сказал Йозеф Пулемет. Голос
его звучал до неприличия громка
— Что? — спросил я.
123
— Что вы т-т-только сейчас поняли. — Я видел, как дрожит кончик
его языка. — Все так говорят; поверьте мне, это звучит глупо.
— Неужели все так говорят?
— Один человек так сказал: «Я понял Лютера только после того,
как увидел собор Святого Петра, а Гитлера я понял только здесь».
— Понимать, — сказал я, — слово сложное.
— Это верно, — подтвердил Йозеф Пулемет. Неожиданно он стал
двигаться с проворностью форели, на которую упал луч солнца. — Что
здесь понимать? Вы пишете цифру шесть, ставите за ней шесть нулей
и называете это «уничтоженными евреями». Написав шесть нулей после
цифры семь, вы называете это «потерями гражданского населения в Рос-
сии». Меняя первую цифру на три, вы получаете символ уничтоженных
русских пленных. На пять — трупы поляков. Понимаете? Это же эле¬
ментарная арифметика. Вам надо просто назвать цифру, символизирую¬
щую число миллионов. — Я молчал. — Так вас Брум интересует? —
неожиданно спросил он. Сняв свою широкополую шляпу, он уставился
на ее ленту так, словно там было написано какое-то тайное послание.
— Брум, — сказал я. — Да Поль Луи Брум.
—Ах, да, — откликнулся мужчина, — Поль Луи Брум. — Он вы¬
делил голосом имена. — Таково его официальное имя. — Он едва за¬
метно улыбнулся, потом наклонил голову и качнул ею вбок, словно
боялся, что я его ударю. — Брум, — повторил он, потом потер подбо¬
родок и поднял вверх глаза в глубоком раздумье. — ТП вчера вы встре¬
чались со Счастливчиком Яном.
— Меня к нему Харви возил, — сказал я.
— Да, да, да, — подтвердил он, продолжая чесать свой подборо¬
док. — Мой брат — старый человек. — Здесь он прервал чесание под¬
бородка, чтобы покрутить указательным пальцем у виска. — Подобное
случается со всеми стариками.
— У него очень ясный ум, — сказал я.
— Я не с-с-собирался его обижать. — Он снова наклонил голову.
Я понял, что этим движением он как-то борется с заиканием.
— Вы знали Брума? — спросил я.
— Его все знали, — ответил мужчина. — Таких людей все знают,
но никто не любит.
— Что вы хотите сказать? Каких «таких»?
— Очень богатых. Вы разве не знаете, что он был очень б-б-богатый?
— А какая разница — бедный или богатый? — спросил я.
Старик наклонился ко мне.
— Разница между несчастным бедным и несчастным богатым в том,
что несчастный богатый может еще изменить свою судьбу. —Он нео¬
жиданно хихикнул. Прошаркав по холодному полу чуть в сторону, он
снова заговорил, своды разнесли эхо его голоса по всем закоулкам. —
Когда гестапо потребовалась штаб-к-к-квартира в Праге, они выбрали
дом Пецшека — это банк, — подвалы и хранилища банка они приспо¬
124
собили под пыточные камеры. Символическое помещение для фашист¬
ских пыток, а? Хранилище капиталистического богатства? — Он ото¬
шел еще дальше, грозя пальцем.
Я понял, почему его прозвали Йозеф Пулемет — из-за заикания.
— Но почему его не любили в лагере? — спросил я, пытаясь вер¬
нуть беседу в нужное мне русла
— Его не все не любили. Н-н-немцы очень даже любили. Они лю¬
били его почти так же, как его деньги. Почти как его деньги, —
повторил он. — Видите ли, немцы за деньги оказывали услуги.
— Какие услуги?
— Какие угодно, — сказал Пулемет. — Например, офицер-медик
продавал за деньги самые разные штучки. За к-к-крупную сумму вас
могли вылечить.
Я кивнул.
— Вылечить, — повторил старик. — Вы понимаете, что я имею в
виду?
— Да, — сказал я, — они могли мучить невиновных и отпустить
на свободу виновных.
— Виновных, — откликнулся старик. — Странные слова вы упот¬
ребляете.
— Кто убил Брума? — спросил я, решив прервать риторику старика.
— Международное равнодушна
— Кто лично убил его?
— Невилл Чемберлен, — ответил старик.
— Послушайте, кто задушил его? — Мне хотелось отвлечь его от
философических парадоксов.
— Ах, кто задушил? — Он надел на голову шляпу, будто судья пе¬
ред вынесением смертного приговора. — Кто послужил орудием смерти?
-Да.
— Охранник, — сказал старик.
— Офицер?
Йозеф снял шляпу и вытер внутренний кожаный обод носовым
платком.
— Это был офицер-медик? — подсказал я.
— Разве мой брат не сказал вам? Он знал.
— Я вас спрашиваю.
Старик водрузил шляпу на прежнее места
— Landser1 по имени Балкан. Мальчишка. Не плохой и не хороший.
Он вышел через дверь на яркий солнечный свет. Белые могильные
камни тонули в зеленой трава Я вышел следом.
— Вы знали солдата по фамилии Балкан?
Он быстро повернулся ко мна
1 Солдат (нем. жаре).
125
— Не больше, чем вас. Вы что, думаете, Треблинка — это что-то
вроде клуба консервативной партии? — Он пошел дальше. На солнце
кожа его казалась желтовато-восковой.
— Постарайтесь вспомнить, — сказал я. — Это важно.
— Это меняет дело, — сказал старик и потер подбородок. — Раз
важно, я должен вспомнить. — Он жевал каждый слог и помещал
получившееся слово на кончик языка, избегая исказить гласную или
же потерять хоть какой-нибудь оттенок. — А я занимаю вас такими
мелочами, как удушение в газовых камерах полумиллиона человек. Он
посмотрел на меня откровенно издевательски и пошел на улицу.
— Заключенный Брум, — сказал я. — Что он сделал?
— Сделал? А что я сделал? Чтобы попасть в концлагерь, достаточно
быть просто евреем. — Он открыл воротца кладбища, ржавые петли
заскрипели.
— Он был замешан в убийстве? — спросил я.
— А разве мы все не были замешаны?
— А может, он был коммунистом?
Старик остановился в воротах.
— Коммунистом? — переспросил он. — В концлагере люди иногда
признавались в убийстве, многие сознавались, что были шпионами. За¬
ключенный мог даже признать — на очень короткое время, — что он
еврей. Но коммунистом — нет. Этого слова никто никогда не произно¬
сил. — Он вышел за ворота на улицу и направился к старой синагоге.
Я шел рядом.
— Может, в ваших руках последняя возможность наказать виновно¬
го... — умолял я, — -предателя.
Старик вцепился в слово «предатель».
— Что это значит? Еще одно из ваших словечек? Как назвать че¬
ловека, который бросил кусок хлеба из своего дневного рациона в де¬
тскую зону, если он немецкий солдат и нарушил приказ, запрещающий
делать такие вещи?
Я молчал.
— Как назвать человека, который отдавал свой хлеб только за деньги?
— Как назвать еврея, который работал на немцев? — вставил я.
— Так же, как француза, работавшего на американцев, — задиристо
ответил старик. — П-п-посмотрите вон на те часы.
Я посмотрел на Старанову синагогу, туда, где на солнце золотились
старые часы с еврейскими цифрами.
: — Там было гетто, — сказал Йозеф, резко взмахнув рукой. — Ког¬
да я был мальчишкой, я каждый день смотрел на эти часы. И только
в восемнадцать лет я выяснил, что они не похожи на все остальные
часы в мире.
Из-за угла выехал громадный блестящий туристский автобус, свер¬
кающий, как стеклянная брошка Звучный, усиленный радиосистемой
голос говорил:
126
— ...богатство скульптурных предтеч высокой готики. Это самый
старый из сохранившихся еврейских молельных домов в Европе.
— Эти часы идут назад. — сказал Йозеф, — против часовой стрелки.
Из автобуса выходили серьезные туристы, перепоясанные ремешка¬
ми кино- и фотокамер.
— Часы идут верно, но каждые сутки они отсчитывают один день
в обратном направлении. — Он постучал по моей руке. — Именно это
с нами и произойдет, если мы все время будем только вспоминать
Валханов, Брумов и Моров, вместо того чтобы двигаться вперед к миру,
в котором такие люди просто не будут рождаться.
— Да, — согласился я.
Йозеф Пулемет с любопытством взглянул на меня, пытаясь опреде¬
лить. действительно ли я понял era Он сказал:
— Мы должны жить в соответствии с нашими личными решениями
и верованиями, так меня учили. Когда я в свое время предстану перед
моим Богом, ом спросит меня не о том, почему я не вел жизнь Моисея,
а почему я не сумел быть Йозефом Пулеметом.
Йозеф Пулемет прошел мимо высыпавших из автобуса туристов, он
двигался, как механическая игрушка Американец из отеля кричал
своей жене:
— Быстро, Жани, неси кинокамеру. Смотри, какой прекрасный кадр,
вон тот старик под часами.
Глава 36
Повторение позиции: возвра¬
щение через какое-то количество
ходов к ранее существовавхиему
положению.
Лондон, пятница, 25 октября
Специалисты Метеорологического управления должны разобраться,
почему каждый раз, когда я подлетаю к Лондонскому аэропорту, обя¬
зательно идет дождь. Надо, наверное, спросить у миссис Мейнард. Гро¬
мадные серебряные крылья блестели от капель дождя, пропеллеры
превращали лужи в причудливые ветвистые фигуры, самолет подрули¬
вал к стоянке. Послышалось щелканье расстегиваемых ремней безопас¬
ности и нервный говор облегчения. В первых рядах деловые мужчины
в жилетах из верблюжьей шерсти ощупывали свои дождевики, бутылки
и камеры.
Стюардессы стряхнули с себя летаргическое безразличие и в неожи¬
данном приливе энергии бросились собирать свои личные веши. Моторы
взвыли напоследок, и, наконец, пропеллеры остановились. Снаружи на
мокром асфальте грузчики толпились вокруг своих штурмовых лестниц.
127
Распахнулась громадная дверь города. В коридорах раздавались звуки
последних приготовлений перед вступлением в действие боевых ма¬
шин — так, видимо, жадные глаза смотрели на Бухару. Появились муж¬
чины в голубой с золотом униформе, они держали при себе свои
документы и сокровища, хотя разграбление города уже началось.
— Хорошо долетел? — спросила Джин.
— Нормально, — сказал я. — Почти весь полет я читал историче¬
скую книгу., и старался забыть вкус съеденной пищи.
— Это подчас очень нелегко. — Джин вывела свой «ягуар» со сто¬
янки. Когда машина выбралась на дорогу, я расслабился на сиденье.
— Много работала?
— Каждый день бегала в парикмахерскую.
— Выглядишь прекрасно.
— Да? — Джин чуть повернулась и поправила шиньон. — У меня
новый мастер, который раньше был помощником...
— Не выдавай секретов, — прервал ее я. — Для меня без секретов
пропадает все очарование.
— Тебе надо сделать несколько вещей. Я написала пару писем,
проверь, все ли там в порядке. На завтра назначена встреча с Грен адом,
но наверняка я ему ничего не обещала
— Чего ему надо?
— О'Брайен организовал в министерстве иностранных дел какую-то
конференцию. Я предупредила его, что ты к этому времени можешь
еще и не вернуться. Я попросила Чико сходить туда.
— Умница, — сказал я. — А почему Гренада интересуют такие ве¬
щи? Ведь конференции устраивают с единственной целью, чтобы О'Брай¬
ен мог писать свои длинные отчеты и приглашать своих соседей по
Восточной Англии читать там лекции по двадцать пять гиней за штуку.
— Гренад посещает их, поскольку они дают ему возможность со¬
вершать бесплатные поездки в Лондон, где, как ты знаешь, он проводит
все время на вокзалах, наблюдая за поездами.
— Ну, это достаточно безобидна
— Когда ты заставляешь меня развлекать его, это перестает быть
безобидным. В прошлом ноябре, после прогулок с ним на вокзалы я
провалялась десять дней с гриппом. Все, что я вынесла из этих прогу¬
лок^ это знание, где расположены паровые аккумуляторы и почему их
до :рих пор используют, и умение распознавать по звуку трехцилинд¬
ровый локомотив.
:п-Мне кажется, что ты в душе гордишься собой.
— Если бы он не был таким симпатягой, я бы наверняка отказалась
идти.
— Значит, ты снова пойдешь?
— Нахал.
— Понимаешь, все дело в чувстве вины, — сказал я.
— Ты имеешь в виду любовь к поездам?
128
— Да, — сказал я. — Во время войны он был в Сопротивлении. Он
уничтожил очень много локомотивов. А теперь, когда их окончательно
вытесняет технический прогресс, он считает, что должен защитить и
сохранить их.
— Ты устраиваешь для него ленч?
— Да. Ты тоже приходи. Ты ему нравишься.
— Значит, я закажу столик в «Ше Соланж»?
— Нет, лучше в вокзальном ресторане «Кингз-Кросс-Стейшн», ему
это больше по душе.
— Через мой труп, — сказала Джин.
* * *
Я с трудом узнал свой кабинет. Его заново оклеили обоями, более
светлыми, чем когда-либо раньше. Меня лишили тех лакун под бума¬
гой, которые издают глухой звук при простукивании, но Джин считала,
что это хороша
Из экспедиции по-прежнему неслась музыка, а со второго этажа
сквозь «Грозовую польку» прорывались звуки оркестра «Манн энд Фел-
тонз». Я нажал на кнопку селектора. Дежурный по экспедиции ответил:
— Сэр?
— «Да хранят тебя ангелы»1, — сказал я и отключил связь.
— А новое окно? Ты его даже не заметил.
— Заметил, — сказал я. — А «тещин язык» оставил на закуску.
— Я смазывала листья маслом, — сказала Джин. — Очень утоми¬
тельно, но человек из магазина говорит, что это полезно.
— Он прав. Выглядит потрясающе. — Я повернулся к бумагам на
столе. Из экспедиции просочилось соло на тромбоне из пьесы «Да хра¬
нят тебя ангелы». — Все прекрасно.
— Я получила ответ из Берлинского центра документации1 2 — они
ничего не знают. — Я хмыкнул. — Есть еще пара вещей, которые я
хочу тебе показать» если ты не против.
— Ладно, — ответил я. — Через одну-две минуты.
Джин отошла к своему столу и промозглому свету, который обво¬
лакивает Лондон в дождливые дни, вокруг ее головы образовался нимб.
Я наблюдал, как ее руки перекладывали кипы необработанных бумаг.
Двигались они без спешки и нервозности: как у опытной сиделки или
крупье. На ней было спортивного типа платье с многочисленными пу¬
говицами, карманами и швами. Волосы ее были стянуты сзади, кожа
на лице совершенно разглажена — вид получился очень аэродинамич-
1 Известная музыкальная пьеса.
2 БЦД — архив членов нацистской партии, спасенный от уничтожения
в конце войны (примеч. asm).
5 ДДсПтон «Берлинские похороны*
129
ный. Она почувствовала на себе мой взгляд и повернулась. Я улыбнул¬
ся, но она оставалась серьезной. Потом открыла маленький ящичек в
своем столе. Бесстрастное поведение делало ее очень манящей.
.— Ты сегодня выглядишь очень аппетитно, Джин, — сказал я.
— Благодарю, — отозвалась она, продолжая перебирать кипу ката¬
ложных карточек, а я тем временем читал информацию министерства
обороны. Джин работала с усердием, на котором держится вся разведка
и вся полиция и на которое должно опираться любое научное иссле¬
дование. Джин могла перебрать стог сена пальцами, найти иголку, а
затем, внимательно приглядевшись, увидеть на ее кончике молитву Бо¬
гу. Главное — это финальное усилие, в котором и заключена вся соль.
— Выкладывай,. — сказал я. — Ты же давала подписку по Закону
о государственной тайне. Ты знаешь, что сокрытие информации от ме¬
ня — преступление. Давай посмотрим.
— Можно не так напыщенно?
— Мне иногда хочется послать тебя на работу в министерство ино¬
странных дел. Там бы ты узнала, что значит напыщенность. Они все
там говорят, как офицеры в английских военных фильмах.
Джин продолжала возиться около стола. Это был большой стол
фирмы «Нолл интернэшнл», за который мне пришлось в свое время
посражаться. В нем было столько ящиков и отделений, что одна Джин
могла во всем этом разобраться. Она вынула стопку бумаг в мягкой
папке, на которой карандашом было написано «Брум».
— Для него нет кодового имени, — сказала она.
Я поднял ключ на коммуникационной коробке. Алиса ответила:
-Да?
— Алиса, ты не дашь мне одно из тех кодовых имен, которые мы
зарезервировали в прошлом году для кубинского посольства?
— Зачем? — спросила Алиса, добавив вдогонку «сэр».
— Для тех бумаг, которые присылает нам Хэллам на имя Брума
— Значит, вам нужен деперсонифицированный код?
— Нет, — сказал я. — Мы считаем, что где-то может болтаться
живой Брум. Если нам вдруг придется обратиться в МИД или МВД за
документами, то наша позиция будет сильнее, если у нас уже будет
дело на нега
— Бабочка «Мертвая голова», — сказала Алиса — Открытие дела
я проведу сегодняшним днем, но прошлым годом.
— Спасибо, Алиса, — поблагодарил я.
Алиса всегда клевала на доверительный тон сотрудников других
отделоа Я передал Джин кодовое имя и дату открытия дела
— Бабочка «Мертвая голова», — сказала Джин. — Ужасно длинное
кодовое имя. И мне придется печатать его полностью во всех бумагах?
— Да, — ответил я. — Мне и так нелегко было получить от Алисы
кодовое имя, на замену шансов никаких.
Джин подняла бровь.
1Э0
— Ты боишься Алисы.
— Я ее не боюсь. Просто хочу работать без трений.
Джин открыла коричневую папку. Внутри лежали тонкие листы с
машинописным текстом. Сверху было напечатана «Surete Nationale»1.
Дальше шел текст через один интервал, большинство круглых букв
было забито краской. Я читал текст медленно и мучительна Это была
копия предварительного судебного слушания дела об убийстве1 2. В конце
стояло: «Кольмар, февраль 1943».
— Обычное убийство, — сказал я Джин. — Значит, этот Брум был
убийцей? — Я еще раз прочитал копию документа. — Судя по тексту,
его ждал расстрел, — сказал я. Джин протянула мне фотостат доку¬
мента германской армии, коричневый и в пятнах. Эго был акт приемки
заключенного из гражданской тюрьмы в Кольмаре, подписанный майо¬
ром германской армии, подпись его была похожа на моток колючей
проволоки. — Это что, фотография Брума? — спросил я.
— Если прочтешь внимательно, увидишь, что это акт приемки за¬
ключенного и досье. Обрати также внимание, что во французских до¬
кументах его называют мсье Брум, а в немецком — Obergefreiter3 Брум.
В архивах, должно быть, нашли данные о его дезертирстве в Кане, и
он, видимо, получил эквивалентный армейский ранг.
— Я заметил, — сказал я. — Проверь архивы военных судов Кана.
Обычно человека возвращали в свое подразделение..
— Мы это знаем, дорогой, но его подразделения там уже не было,
и я нигде не могу найти его следов. Группа 312 «Geheime Feldpolizei»4
исчезла, а Росс из военного ведомства говорит, что Немцы не возвращали
своих людей в то же самое подразделение.
— Все-то он знает, твой Роса
— Он был очень мил и услужлив.
— Надеюсь, ты не открыла ему наших фондов, — сказал я, пере¬
бирая бумаги на своем стола — Ладно, ладно. Пошли Гренаду "благо¬
дарность по официальным каналам, хотя завтра я ему и сам об этом
скажу.
— Гренад к этому не имеет никакого отношения, — сказала Джин.
— Это разве не от Гренада пришло?
1 Французская служба безопасности (примеч. авт).
2 Первая стадия судебного разбирательства в европейских континен¬
тальных судах состоит в выяснении судьей таких данных об обвиняемом,
как работа, здоровье, общие устремления и прежние нарушения закона,
что позволяет составить представление об обвиняемом до самого слушания
дела. В Англии же все наоборот. Оглашать сведения о прежних преступ¬
лениях и все, что может повлиять на жюри, строго запрещена Английскую
систему можно считать более «справедливой», а континентальную-более
милосердной (примеч. авт).
3 Обер-ефрейтор (нем).
4 Тайная полевая полиция (нем).
131
— Нет, — сказала Джин. — Я сама раздобыла.
— Что это значит? Ты ночью забралась через окно в Surele
Nationale?
— Глупенький, — ответила Джин. — Я просто отправила запрос в
Интерпол.
— Что?
— Не кипятись, дорогой. Я включила его в разное старье и поме¬
тила грифом «Специальный отдел».
— Гренад догадается, — сказал я. — Все запросы в Интерпол по¬
ступают прямо в ДСТ.
Джин ответила:
— Если бы ты посидел пару дней вон там... — она указала на свой
стол: он был завален документами, досье, вырезками из газет, каталож¬
ными карточками, нераспечатанными письмами и перфокартами, —
.-ты бы понял, что едва ли Гренад или кто-либо другой в ДСТ обратит
внимание на запрос в Интерпол. А если и обратят, то с нами не свяжут.
Он подписан Специальным отделом. Но даже если они найдут отпечат¬
ки пальцев, то что? Мы что, работаем здесь против Гренада?
— Остынь, — сказал я. — В задачи нашего отдела политические
решения не входят. Для этого у нас есть парламент.
— Очень странно слышать это от тебя.
— Это еще почему?
— Потому что, просыпаясь по утрам в холодном поту, они мечтают
о твоем положении.
— Послушай, Джин, — начал я.
— Я шучу. Не читай мне нотаций из-за простой шутки.
Я будто бы и не слышал.
— Ты испытываешь тот же страх, что и любой наш работник. Имен¬
но поэтому ты здесь и работаешь. В тот момент, когда кого-то более
не будет пугать, что подобные вещи угрожают демократической парла¬
ментской системе, и мы. заметим это, мы тут же уволим этого человека.
Единственный способ работы для отдела соглядатаев — это признать,
что не существует элиты, которая свободна от тайного наблюдения. С
другой стороны, это правительственное заведение, и, как каждое пра¬
вительственное заведение, оно не может существовать без денег. Суще¬
ствует опасность, что люди, распределяющие деньги, могут
почувствовать себя независимыми от тайного наблюдения. Вот почему,
когда кто-то начинает охотиться за моим скальпом, Доулиш меня за¬
щищает. У нас с Доулишем идеальная система Хорошо известно, что
я необузданный несговорчивый хулиган, на которого Доулиш почти не
имеет влияния. Доулиш сам культивирует этот миф. Но однажды миф
разрушится, и Доулиш отдаст меня на съедение волкам. А пока этого
не произошло, наша с Доулишем близость обратно пропорциональна
нашим различиям, потому как в этом его защита, моя защита и, можешь
верить» можешь не верить» и защита парламента тоже.
132
— На следующей неделе твой урок для малолеток на тему «Умелое
управление государством», — прокомментировала Джин. — А сейчас
давай вернемся к Виктору Сильвестру.
— Виктор Сильвестр, — сказал я, — Бог мой, ты договорилась с
Би-би-си, чтобы исполнили «Когда-нибудь я найду тебя»?
— Слава Богу, я не полагаюсь на твою память. Ты можешь спро¬
воцировать международный скандал. Вещь называется «Там стоит ма¬
ленький отель», и вчера утром ее уже исполнили в международной
программе по заявкам Би-би-си.
— Хорошо; — сказал я.
— Кстати, о музыке, я купила тебе небольшой подарок. — Она
открыла большой ящик своего тикового стола и вынула оттуда корич¬
невый бумажный конверт. Внутри находилась долгоиграющая пластин¬
ка «Вариации для духового оркестра» Шенберга
Я глядел на пластинку, раздумывая, зачем это Джин купила мне
ее. Я слышал эту вещь на прошлой неделе, когда ходил на концерт с~
О-о.
Джим смотрела на меня взглядом князя Дракулы.
— Я была в «Ройал-фестивал-холл», когда у тебя было деловое
свидание со знаменитой мисс Стил.
— Ну и что? Там были еще пара тысяч любителей музыки.
— Лучше говорить «любовников».
— Иди в экспедицию и возьми у них на время проигрыватель.
— Надеюсь, ты будешь испытывать угрызения совести всякий раз,
как услышишь эту вещь.
— Да, — ответил я.
Сотрудники экспедиции в свое время откладывали по пять фунтов
в неделю, чтобы купить проигрыватель. Это был хороший аппарат. Ко¬
нечно, не чета моему «хай-фай», но все же вполне приличный для
рядовых записей. Басовые партии слышались ясно, громкость была та¬
кой, что, когда я проигрывал пластинку во второй раз, Доулиш стал
стучать в пол от негодования.
— «Вариации для духового оркестра» Шенберга, — сказал я.
— Мне плевать, даже если это хоровое общество Государственного
казначейства Не хочу, чтобы это звучало в моем кабинете.
— Это не в вашем кабинете, а в моем.
— Это все равно в моем, — сказал Доулиш. — Я не слышу самого себя.
— Уверяю вас, вы ничего не теряете. — Доулиш погрозил мне труб¬
кой и указал на кресла
— Самый обычный случай, — сказала Алиса Доулишу. Я сел в
кресло из черной кожи. На столе лежала кипа газет. Я долго рылся в
ней и, наконец, выбрал «Геральд трибюн».
— Либеральная партия, — сказал Доулиш Алисе. Алиса пожала
плечами и положила поисковую карту в ИБМ-88, а толстую пачку
перфокарт в наклонный карман машины справа. Потом включила ма¬
133
шину, послышался шум тасуемой бумаги. Перфокарты высыпались в
специальный карман, все, кроме четырех.
— Четыре, — объявила Алиса голосом крупье.
— Проверь теперь на консервативную партию, — сказал Доулиш.
— Нет, — ответила Алиса, — не стоит, их будет слишком мно¬
го. — Доулиш положил чистый лист бумаги перед собой на стол,
поизучал его,, а потом вытащил из кармана приспособление, которому
позавидовала бы испанская инквизиция. Он поковырял им трубку и
высыпал на стол горку сгоревшего табака.
— Тогда попробуем по-другому. — Он ткнул в пепел пальцем. —
Просмотри все авиационные компании, которые оказывали хоть какое-то
гостеприимство или услуги-.
— Не авиационные, — сказала Алиса. — Там ракеты... нам потре¬
буются промышленные фирмы.
— У которых налоговая служба зафиксировала доход не менее
десяти тысяч фунтов стерлингов в прошлом финансовом году. А
потом мы изучим и новые фирмы тоже. Где-нибудь выскочит, все
дело во времени. Только не включай машину сейчас, Алиса, она
ужасно шумит.
Алиса подошла к столу Доулиша, собрала табачный пепел в чистый
конверт и выбросила его в мусорную корзину. Потом поправила пись¬
менный прибор и вышла из комнаты. Доулиш сказал:
— «Вариации для духового оркестра»? Очень мило, очень мило.
— Вы знаете Харви Ныобегина из государственного департамента?
Последние несколько лет он работает в Праге.
Доулиш повторял фамилию «Ньюбегин», ставя ударение то на од¬
ном, то на другом слоге. Вытащив блестящий мешочек с табаком, он
начал набивать свою трубку.
— Неприятности, — произнес Доулиш тихо, словно это было еще
одно забытое имя. — Неприятности с женщиной в... — он взглянул на
меня, одновременно повышая голос и поднимая трубку, — Праге.
— Об этом я и говорю. В Праге.
— О чем говорите? — переспросил Доулиш.
— Ньюбегин — сотрудник государственного департамента в Праге.
— О чем тут спорить? Все это легко получить в наших фондах за
пару минут. Только дети радуются, что помнят такую чепуху.
— Я думаю, его надо нанять.
— Нет, — сказал Доулиш, — я не согласен.
— Почему?
— До государственного департамента он четыре года работал в ми¬
нистерстве обороны США. Если мы подпишем с ним контракт, они вой
поднимут.
Я понял, что Доулиш знает об увольнении Харви и что он тща¬
тельно изучил наше досье на Харви, хотя и притворялся, будто не
помнит его имени.
134
— Мне кажется, стоит рискнуть, — сказал я. — Он первоклассный
специалист.
— Какие деньги он от нас ожидает? — осмотрительно спросил До-
улиш.
— Он чиновник зарубежной службы 3-го класса. Думаю, что оклад
у него четырнадцать тысяч долларов в год. Кроме того, он, естественно,
получает на почтовые расходы, квартирные, представительские..
— Печально, — прервал меня Доулиш, — я все это знаю. Такие
деньги исключены.
— Но есть одна вещь, которую мы можем предложить ему совер- -
шенно бесплатно, — сказал я, — британский паспорт для его будущей
жены, этой чешской девчонки.
— Вы предлагаете натурализовать Ньюбегина, чтобы его жена стала
британкой по браку?
— Нет, я предлагаю не это. Пусть Ньюбегин сохранит свой амери¬
канский паспорт, а мы дадим девчонке британский. Так у нас будет
чуть больше маневра.
— Значит, вы все продумали?
-Да.
— Как вы думаете, чешская разведка завербовала девчонку? —
спросил Доулиш.
— Мы должны считаться с такой возможностью,— сказал я. Доу-
лнш сложил губы бантиком и кивнул. — Государственный департа¬
мент, — сардонически заметил я. — У меня от них-
— У них собственные методы работы, — отметил Доулиш.
— Выяснять вещи, не приближаясь к ним?
Доулиш улыбнулся.
— Они не умеют работать с такими прекрасными людьми. Харви
Ньюбегин говорит по-русски как Бог.
— Ничего удивительного. Его мать и отец были русскими, — сказал
Доулиш.
— Казалось бы, государственный департамент должен выплатить
ему премию за женитьбу на чешской девушке. А они только и умеют,
что заставлять людей вскакивать и петь клятвы верности.
— Это молодая страна, — сказал Доулиш. — Хватит об этом- что
вы делаете с «Нью-Йорк геральд трибюн*?
— Это лестница, — сказал я.
— Боже праведный, газеты же надо сдавать вниз, в хранилище, не рви¬
те их — вы что, совсем ничего не понимаете? Вдруг нам придется сослать¬
ся на какую-нибудь статью из этой газеты- черт возьми, какая длинная.
— Если растянуть, она дойдет до окна
— Нет, — сказал Доулиш.
— Держите этот конец, а другой тяните.
— Замечательно, — воскликнул Доулиш. — Вы должны научить
меня. Моим детям это наверняка понравится.
135
Надо.- идите дальше, тут еще много... взять одну из американских
газет.
— Подумать только, как замечательно, — сказал Доулиш. — От¬
кройте дверь, давайте протянем ее по коридору. Возьмите с моего стола
воскресный номер «Нью-Йорк таймо. Он самый толстый.
Открыв дверь, я увидел Алису, которая стояла в коридоре с охапкой
перфокарт промышленных компаний.
— Не бросайте ваш конец, — заорал Доулиш. — Тут он поднял
голову и тоже увидел Алису.
Глава 37
Опорной фигурой называется
та, которой отводится особая
роль. Она часто становится объ¬
ектом атаки противника.
Лондон, суббота, 26 октября
Это очень хорошо, что Джин заранее заказала столик в «Ше Со-
ланж» — ресторан был забит. Столы украшали помидорные салаты,
куски пирога и вазы с фруктами. Гренад с трудом расправлялся с
изысканными французскими блюдами и вытирал лицо салфеткой.
— — с инструментальной коробкой в положении «Страудли», — го¬
ворил он. — На всех британских железных дорогах их осталось не
больше полудюжины, но мы уже наскучили мисс Джин.
— Что вы, — возразила Джин с не меньшей галантностью. —
Очень интересно вас послушать.
Гренад снова промокнул губы, доедая свой палтус.
— Девица утверждала, что она американская гражданка, — сказал
он. Джин сделала вид, что не слышит.
— Я вас предупреждал об этом, — сказал я.
— Она утверждала, что вы украли у нее паспорт, и требовала, чтобы
ей разрешили позвонить американскому консулу.
— Шумела, да? — спросил я и опустил кусок хлеба в соус, я
считал, что в буржуазном французском ресторане это допустима
— Она требовала, чтобы я остановил вашу машину и обыскал вас.
— Пустая трата времени, — сказал я.
— В точности мои слова, — усмехнулся Гренад. — Я ей объяснил,
что если никакого паспорта вы у нее не воровали, то ничего мы и не
найдем. Если же, напротив, ее утверждение верно, то вы ни в коем
случае не станете разгуливать с ним в кармане.
— Она удовлетворилась объяснением? — спросил я и вылил остат¬
ки вина в свой бокал. — Многие любят ароматный рейнвейн с рыбой,
я же предпочитаю настоящее сухое вино.
136
— Сорт «Пуйи Фюиссе* очень хорош с палтусом, — сказал Гре-
над. — Удовлетворилась? Нет, ее перекосило от ярости. Она сломала
каблук о ногу Альберта.
— Вы бы лучше подставили ей батарею парового отопления, — ска¬
зал я. — Где она сейчас?
— Она сказала нам, что хочет уехать в Нью-Йорк, и мы написа¬
ли письмо в аэрокомпанию «Пан-Америкэн»; если ее задержат в
Айлвуде, мы возьмем ее обратна Больше мы о ней ничего не слыша¬
ли. Кстати, — тут Гренад стал обшаривать многочисленные карманы
своего костюма. Наконец он нашел бумажник, забитый билетами, вы¬
резками, деньгами и письмами, и извлек оттуда фотографию. — Вот
это я вынул из кармана вашего друга Валкана. А потом забыл
отдать ему обратно.
На фотографии было восемь человек. Один — в форме майора СС,
в очках с металлической оправой, он стоял, улыбаясь и заткнув боль¬
шие пальцы за ремень. Остальные семь были одеты в полосатые пижа¬
мы заключенных концлагеря. Эти не улыбались. За спинами людей
виднелись два грузовика для перевозки скота и множество железнодо¬
рожных путей.
— Мор, — сказал Гренад, постукивая по офицеру СС, — у него
несколько вилл в районе Сан-Себастьяна Говорят, что очень приятный
человек.
— Очень, — согласился я.
— Один из полосатых похож на вашего старого друга Валкана,
согласны? — спросил Гренад
— На этих старых грязных фотографиях все люди похожи друг на
друга, — сказал я. — Человек справа немного похож на вас. ~ Гренад
улыбнулся, я тоже, но мы оба знали, что ни его, ни меня не на¬
дуешь. — Как бы то ни было, я рад что все обошлось. Кстати, вспом¬
нил, у меня сейчас срочное дела Почему бы вам вдвоем не посмотреть
на поезда, а потом мы вместе попьем чаю.
— Мисс Джин не очень любит смотреть поезда, — сказал Гренад
неопровержимую правду.
— Чепуха, — сказала Джин. — Я бы с удовольствием пошла с
вами, но мне надо взять пальто на работе. — Я улыбнулся ей, и
поскольку на нее смотрел Гренад она мне ответила тем же.
* * *
Прямо из ресторана я отправился на станцию метро «Лестер-сквер».
На ступенях лестницы сидели дети с разукрашенными лицами и били
в пустые консервные банки. Каждому прохожему они скучно ныли:
«Подайте пенни чучелу». Я купил у них трехценсовик и позвонил в
контору. Номер на Шарлотт-стрит сначала, как и положено, выдал сиг¬
137
нал «линия не работает», а потом автоматически перешел на обыкно¬
венный вызов. Я назвал телефонистке недельный пароль:
— Мне бы хотелось знать счет последних крикетных матчей.
Телефонистка ответила:
— Вы наш подписчик?
— Да, я уже два года ваш подписчик... Мистера Доулиша, пожа¬
луйста
Телефонистка по небрежности не отключилась, и я услышал, как
она говорит Доулишу:
— Он звонит по обычному телефону, не забывайте, пожалуйста
Я запомнил точное время, чтобы впоследствии сообщить по команде
о небрежности телефонистки. Затем послышался голос Доулиша
— Что-то у вас рано ленч кончился, сейчас всего без четвер¬
ти три.
— В «Кэприо теперь телефоны на каждом столике, — сказал я.
Наступила тишина. Доулиш пытался понять, то ли я действительно в
«Кэприс», то ли посылаю ему какое то сообщение.
— В чем дело? — наконец спросил он.
— Газ и электричество в старой квартире Саманты Стил.
— Зачем?
— Так, предчувствие, — сказал я.
— Поскольку министерство внутренних дел в курсе, думаю, что
последствий не предвидится, валяйте. Я позвоню Хэлламу.
— Хорошо, — сказал я. — Спасибо.
— Посмотрим, что у вас получится, — сказал Доулиш. Он всегда
был осторожным человеком.
* * *
Белая машина Саманты марки «альпайн» стояла у дома. Я свернул
в ворота и пошел по дорожке, усыпанной мокрыми бурыми листьями.
На стене, внутри готического крыльца, висела маленькая табличка
«Квартиры 1 — 5». Напротив кнопки звонка с номером четыре было
написано «Стил». В нижней части металлической таблички значилось:
«К смотрителю — с бокового входа». Я нажал на звонок четвертой
квартиры и подождал, глядя на занавески. Ничто не шелохнулось Обог¬
нув дом, я подошел к боковой двери, у которой на ящике с пустыми
грязными молочными бутылками спала кошка. Я нажал на звонок. К
двери вышел краснолицый мужчина в цветастом свитере. Во рту он
держал маленькую дешевую манильскую сигару.
— Чем могу помочь?
— Квартира четыре, — сказал я. — Мне нужен ключ.
— Да ну? ^ сказал он и ухмыльнулся. Потом оперся рукой о дверь
и скрестил ноги, неопорная нога лишь притрагивалась носком ботинка
1381
к полу. — А кто вы такой? — Он продолжал разглядывать носок
своего ботинка.
— Представитель службы аварийного ремонта электросетей. — Я
вынул из кармана маленькую красную картонку, на которой был на¬
печатан такой текст. «В соответствии с актом Совета по энергетике от
1954 года податель сего имеет право входить в любые помещения, в
которые поставляются газ или электричество*. Огкуда-то изнутри до¬
носилось слабое мычание.
Мужчина в цветастом свитере прочитал мой документик от начала
до конца.
— Вы его вверх ногами держите, — сказал я.
— Шутить любите. — Он провел по ребру карточки длинным гряз¬
ным ногтем и вернул ее мне. — Ключей нет, — сказал он.
— Это не проблема, — сказал я, щелкнув пальцем по пустотелой
двери. — Ничего не стоит просверлить дырку в этой коробке. Мне надо,
чтобы вы подписали вот здесь, что вас поставили в известность о взломе
двери в помещении.
— Ничего я подписывать не буду. — Встав на обе ноги, он уперся
плечом в дверь. Дверь начала медленно закрываться.
— Может, вы хотите, чтобы я вошел и отключил электричество в
вашем телевизионном дворце? — сказал я и двинулся вперед упираясь
рукой в дверь. Я-
— Ладно, — пробормотал цветастый свитер. Не надо давить. У меня
есть ключи от четвертой квартиры. — Он пошел, бормоча, в глубь мрачных
авгиевых конюшен своей квартиры. Здесь» в подвале, цвет лица смотрителя
был нс столь насыщен. В темном углу стояли покрытые паутиной старый
телефон, пыльная буфетная полка и коробка из красного дерева с поло¬
сатыми табличками «1-я спальня», «2-я спальня», «Столовая», «Кабинет»
и «Парадная дверь». Справа находилась комната, слабо освещенная мато¬
вым светом домашнего бара, пол был сделан из некрашеных досок, а един¬
ственной мебелью являлось пластиковое кресло с коробкой шоколадных
конфет на ручке и телевизор с экраном в двадцать один дюйм, который в
тот момент под аккомпанемент типичной для английских документаль¬
ных фильмов музыки вещал: «-.сделало его одним из самых красивых мест
Шропшира». В проходе, звеня ключами, появился цветастый свитер.
— Нечего тут вынюхивать, — сказал он, — за все заплачена —
Он толкнул меня в спину, и мы прошли по дорожке, а потом по
устланной коврами лестнице поднялись к четвертой квартире. Нажав
на певучий звонок, он дважды повернул ключ в замка Войдя в квар¬
тиру, я тут же направился на кухню, впрочем, стараясь не обнаружить,
что уже бывал здесь раньша Бросив взгляд на большую современную
плиту, я издал глубокий вздох.
— Так я и думал, — произнес я. — У нас с ними и раньше непри¬
ятности случались. — Повернувшись к разноцветному свитеру, я про¬
должал: — Сходите-ка лучше за большим гаечным ключом или лучше
139
я вам свой дам, но вам, пожалуй, стоит сходить за халатом, а то испач¬
каетесь. Эти плиты выглядят чистенькими, а на самом деле... — я на¬
клонился к нему, — -.на днище они кишмя кишат. — Поскольку это
произвело на него впечатление, я повторил: — Кишмя кишат. — О съе¬
денном шоколаде он тут же забыл. Я заверил его, что в обязанности
смотрителя входит помогать в таких случаях, но он ни за что не согла¬
шался. Сославшись на какое-то неотложное дело, он ушел вниз.
Я принялся за. поиски. Я внимательно осмотрел каждую комнату.
Мебель на мелкие кусочки я не крушил, но каждую вещь поднял и
осторожно опустил. Научного оборудования не было. Женщина совсем
недавно была здесь — простыни и полотенца еще хранили запах ее
духов. В кухне нашлась свежая консервная банка. В гостиной стояли
не совсем завядшие цветы, и вода в вазе еще не успела нагреться. Я
заглянул в почтовый ящик на двери. Там лежал маленький желтый
запечатанный телеграфный конвертик; телеграмма гласила: «Подтверж¬
даю понедельник. Захвати с собой побольше денег. Джон». Даже если
речь шла о ближайшем понедельнике, когда мы намеревались заполу¬
чить Семицу, неопределенностей оставалось больше нем достаточно. Те¬
леграмма могла относиться к любому понедельнику, да и Джонов в
Берлине были сотни.
Я подошел к заднему окну и посмотрел вниз. Передо мной лежал
прекрасный образчик лондонского сада — великолепная бетонная лу¬
жайка. Мусорные ящики прятались за шпалерой вьющегося кустарника.
Цветастый свитер, стоя на куче песка, подвязывал ветки к решетке,
правда, делал это крайне небрежно, поскольку почти все его внимание
было приковано к окну, за которым я стоял. Я отпрянул от окна, задев
телефон; когда я снова выглянул в садик, смотритель уже исчез. Я сел
в единственное удобное кресло. Снаружи фургон с мороженым испол¬
нял перезвон двадцатого века. Предположим, что со времени моего по¬
следнего свидания с Самантой Стил здесь никто не был. Что тогда?
Краснорожий в цветастом свитере без восторга встретил мой визит в
эту квартиру. Пока я в квартире, он наблюдает не за парадным, а за
черным ходом. Как бы то ни было, он отрывается от своего телевизора.
А потом вдруг снова возвращается в дом.
Идиот. Ну конечно. Я подошел к телефону и, проследив, куда идет
провод, добрался до соединительного узла На деревянном подрозетнике
я обнаружил маленькую свежепросверленную дырочку и, когда подни¬
мался на ноги, получил по голове удар нейлоновым чулком (размер
11/12), который предварительно набили мокрым песком. Я знал все эти
подробности, поскольку, придя в сознание, обнаружил под собой и рва¬
ный чулок, и мокрый песок.
Сначала я увидел хорошо начищенный носок ботинка. Он весьма
грубо толкал меня в грудь. Далее я с трудом различил расплывчатые
контуры полицейского в шлеме и двоих мужчин в плащах с поясами.
Начищенный ботинок сказал:
140
— Ом приходит в себя... кем он представился? — Я не расслышал,
что ответил другой голос, но Начищенный Ботинок продолжал: — Ах,
вот как... придется тогда ему электрошок сделать.
Я снова закрыл глаза Это был Кайли, офицер связи Скотленд-Ярда,
любитель солдатского юмора Когда я не пришел к чаю, Джин позвонила
Доулишу. Доулиш позвонил в Скотленд-Ярд и попросил их отыскать меня.
Пока я тер ушибленную голову, двое сотрудников специальной
службы взломали дверь в квартиру смотрителя. С экрана телевизора
ведущий телевикторины задавал свои дурацкие вопросы.
Мне хватило голубого света, чтобы найти посторонний предмет в ко¬
робке шоколадных конфет «Блэк Мэджик». Две задние комнаты были ок¬
леены обоями с рисунками автомобилей и гоночных касок, стояла там и
кое-какая потрепанная мебель с разноцветными пластмассовыми ручками,
валялось грязное белье, три пачки дешевых сигар, две бутылки «Димпл
Хэйг> и один липкий стакан, открытая коробка сырного печенья,полфунта
маргарина и пакет нарезанного белого хлеба фирмы «Уондерлоуф». Кро¬
хотная кухня была практически пустой, если не считать эмалированного
таза с грязным бельем и двух больших пакетов мыльного порошка. В мойке
среди спитого чая стояли три бутылки из-под темного эля. Сушка исполь¬
зовалась как книжная полка, были там и книги по, ферментам.
На полке в буфете стояло чистое эмалированное ведро. Офицер
Спецслужбы с начищенными ботинками — он был постарше друго¬
го — осторожно снял с полки ведро.
— Понюхайте, — сказал он. — Вот скотина.
Я опустил нос к теплой пенистой массе. На меня пахнуло сильным
сладким дрожжевым запахам.
— Похоже на домашнюю пивоварню, — сказал более молодой. —
Когда-то я за это многих прищучил — за варку пива без лицензии.
Начищенный Ботинок откликнулся:
— Ну, что за тип, одно пиво да грязное белье.
Тот, что помоложе, ответил на это сальной шуткой про пищевари¬
тельный тракт.
Я прошел мимо них к ванной. В розовом неоновом свете ярко бле¬
стела белая кафельная плитка. Поверх ванны лежала снятая с петель
дверь, которая служила чем-то вроде стола; рядом с импровизированным
столом стоял кухонный табурет.
— Скотина, — произнес Начищенный Ботинок. — Какая скотина
Я окинул взглядом приспособления на столе — тут было все не¬
обходимое: темно-коричневая телефонная трубка,* какие используют в
армии США, маленький конденсатор и провод заканчивающийся парой
зажимоа Из внутреннего дворика шли стандартные телефонные прово¬
да, которые можно было присоединить к телефонной трубке и к не¬
большому магнитофону «Грюндиг» — как для усиления речи, так и
для ее записи. Кроме того, на импровизированном «столе были лампа,
блокнот и четыре шариковых ручки, вставленные в пустую бутылку
141
из-под сливок. Полный самодельный комплект для прослушивания те¬
лефонных разговоров.
— Любопытно, что же в запертой комнате, — сказал более молодой
сотрудник Спецслужбы. Он снял свою шляпу и положил ее на стул.
Я сказал:
— Мне нужна копия телефонного счета, договор с телефонной ком¬
панией и, может быть, что-нибудь еще на ваше усмотрение, — на эту
квартиру и на четвертую.
— В подобных случаях мы изучаем весь квартал, — ответил по¬
лицейский.
— Отлично, — сказал я.
— У нас в машине есть пластырь, — сказал он. — Вам бы лучше
заклеить рану.
— В чем дело, Дейв? — спросил молодой сотрудник Спецслужбы.
— Мне не нравится его голова, — ответил Дейв.
— Мне тоже не нравится, — подтвердил более молодой. Потом они
оба насмешливо посмотрели на меня. Наконец молодой человек подошел
к запертой двери и уставился на стальной замок. На уровне глаз в
свежевыкрашенной черной двери был глазок. Когда Дейв убедился, что
с этой стороны в глазок ничего не разглядишь, он сказал молодому:
«Так ничего не выйдет*, и тот вынул из кармана отвертку.
Ему потребовалось не более двух минут, чтобы оторвать скобы от
хилой фанерной двери.
— Домовладельцев, которые сдают такие квартиры, надо сажать, —
сказал молодой. Он саданул ногой по двери и вышиб ее. Старший
шагнул внутрь, включил свет и присвистнул.
Это было полуподвальное помещение. Дневной свет проникал сюда
только через четыре узкие щели в одной из стен. На полу лежал непри-
битый дешевый линолеум в крупную черно-белую клетку. Вдоль длин¬
ной стеньгстояла скамейка с двумя лампами и граммофоном. Скамейку
покрывал большой красный флаг с белым кругом, в котором помещалась
черная свастика В самом центре свастики был наклеен весьма идеали¬
зированный профиль Гитлера; в комнате было несколько книг, включая
«Mein Kampf», пара парадных кортиков и коробка с медалями и значка¬
ми. Среди туристских брошюр валялась реклама: «Гамельн в Нижней
Саксонии. Слет эсэсовцеа Организуется Ассоциацией социальной защи¬
ты бывших военнослужащих СС Желающие участвовать должны сооб¬
щить свои данные на следующей неделе. Слет будет проходить с шести
тридцати вечера в пятницу до половины восьмого утра в понедельник.
Комфортабельный отель, питание, посещение ночного клуба и участие в
слете: самолетом в обе стороны всего за тридцать фунтов». За патефоном
стояли пластинки, выпущенные американской компанией для тех, кто
желал слушать речи Гитлера й нацистские оркестры на хорошей тех¬
ник^ даже если не мог себе позволить истратить тридцать фунтов на
эсэсовский пикник. На стене висели портреты нацистских лидеров, вклю¬
142
чая и одного из американских фюреров в сделанной на заказ форме.
Вдоль стен стояло ешс много армейских стульев и большая чистая доска
на пюпитре. На полке лежал обрывок оберточной бумаги с запиской:
«Скажи миссис Уилкинсон, что в четверг будет большое сборище. Зака¬
жи, пожалуйста, еще одну пинту молока».
— Очень мило, — сказал сотрудник Специальной службы. — Вы
что-нибудь подобное ожидали увидеть?
Из соседней комнаты донесся веселый голос теледиктора* «Нет, бо¬
юсь, что речь идет о письменном столе со специальными отделениями
для бумаг, но благодарю вас, мистер Дагдейл из Вулвергемптона, что
вы приняли участие в нашей викторине...»
— Он ударил меня со словами: «Получай, жид», — сказал я. Со¬
трудник Спецслужбы кивнул. Из телевизора послышались звуки фан¬
фар и аккорды электрооргана.
Глава 38
Про игрока, который потра¬
тил два хода там, где требуется
один, говорят, что он епотерял
темп*.
Лондон, воскресенье, 27 октября
— Пластырь у тебя на голове прекрасно смотрится — заметила
Джин.
— Квартира под колпаком? — спросил я.
— Полицейский сидит на полицейском, — ответила Джин.
— А белый «альпайн»?
— Не торопись, — сказала Джин. — У полиции достаточно дел и
кроме борьбы с преступниками.
— Ты предупредила их, что это не терпит отлагательств?
— Так же, как и воскресная репетиция праздничной церемонии.
— Но если они там наткнутся на что-нибудь, введи это в систе¬
му, — сказал я — Может оказаться важным.
Джин улыбнулась.
— Я не шучу, — сказал я
— Знаю, — сказала Джин и снова улыбнулась. — Даже самых
простых вещей не допросишься Кайтли говорит, что ты против газет¬
ных сообщений, — сказала Джин.
— Кайтли, — подхватил я — Он обожает газеты. А ведь иногда
от них больше вреда, чем пользы, — они могут привлечь внимание к
тому, что в противном случае никто и не заметил бы.
— Из этого громкое дело может получиться — нацисты и все ос¬
тальное, — такие вещи любят, — сказала Джин.
143
— Иногда ты говоришь, как сотрудник пресс-службы, — сказал
я. — Как только я закончу свое дело, они могут залепить свастиками
все газеты. Может, это, в конце концов, и поможет.
— Поможет поймать человека, который очулочил тебя по голове?
— «Очулочил* — это очень хорошо сказано, — сказал я.
— Спецслужба привлечет его в соответствии с разделом 61.
— Хорошо, — сказал я. — Будет знать, как сдавать комнаты в
поднаем,.
— Кто он такой? — спросила Джин.
— Понятия не имею. Знаю только, что он не очень разборчив в том,
кому сдает свою комнату.
— Что тебе известно о нем? — продолжала настаивать Джин.
— Что он агент Объединенной Арабской Республики и что он носит
с собой пружинный нож.
— Откуда знаешь?
— Надо же ему чем-то намазывать маргарин на свои бутербро¬
ды, — сказал я.
— Я имею в виду ОАР.
— Догадка, — признался я. — У меня нет сомнений, что Саманта
Стил работает на израильскую разведку, в какие бы личные связи с
Валканом она ни вступала. Этот тип снизу весьма искусно подслуши¬
вал ее телефон в самом удобном месте, из чего я заключаю, что он
убежденный антисемит, а может, и агент египетской разведки.
— Ужасное упрощение, — сказала Джин.
— Ты права, — согласился я, — но ничем другим я не располагаю.
— А что насчет неонацистов?
— Я, конечно, не специалист, но что-то не верится, будто эти ребята
могут смыться, не забрав своих побрякушек.
— Остроумно, — заметила она. — Может, ты и прав. — И она
бросила на меня один из своих редких восхищенных взглядов.
Глава 39
В Бирме и Японии генера¬
лом называют фигуру; которая
у нас известна как ферзь, а в Ки¬
тае и Корее гене ралом назы¬
вают нашего короля.
Берлин, суббота, 2 ноября
Панков — это что-то вроде Хэмпстеда Восточного Берлина, район
уютный и буржуазный; собаки ходят в попонках, а дети играют спо¬
1 Раздел 6: см. Приложение б (примеч. авт).
144
койно, без криков. Стены дома 238 были испещрены выбоинами от
шрапнели, на широкой каменной лестнице меня встретили запахи
Eisbein1 и жареного лука
Квартира 20 находилась на верхнем этаже. На маленькой медной
табличке готическими буквами было выведено «Борг». Здесь жил экс-
генерал вермахта Борг.
Дверь открыла молодая девушка На ней был короткий передник с
оборкой, такие носили в тридцатые годы. Комната, куда меня привели,
была богато украшена, но скромно меблирована Из овальной рамы на
меня свирепо, по-тигриному смотрела женщина с гладко зачесанными
назад волосами. Под большой фотографией сидел генерал-полковник
Эрих Борг, командир танковой группы «Борг».
Генерал Борг был высокий и худой. Он сидел в старинном низком
глубоком кресле, — торчащие локти и колени делали его похожим на
засушенное насекомое. Он был совершенно седой и очень морщинистый,
морщины разбегались в разные стороны от глаз и рта. Под правой рукой,
он держал блокнот и старинную авторучку. Левой он поднес высокий-
стакан чая с лимоном ко рту и отхлебнул осторожно глоток почти
прозрачной жидкости.
У ног Борга стоял большой поднос с песком, на котором был смо¬
делирован рельеф центральной Бельгии. Цветные деревянные палочки
и булавки образовывали аккуратные ряды. Я подошел к подносу с
песком и внимательно осмотрел его.
— Четыре пятнадцать пополудни, — сказал я.
— Отлично, — сказал Борг. Девушка внимательно наблюдала за
нами.
— Как раз перед тем, как английская артиллерия открыла стрельбу
залпами.
— Ты слышишь, Хейди, — сказал Борг и ткнул тростью туда, где
был изображен прямоугольник Угумонта. — Кавалерия Нея несется к
британским пушкам, пять тысяч всадников и ни грана разума Они
кричат «Vive ГЕтрегеиг!» и надеются на случай. Подскакав к орудиям,
они не знают, что делать дальше, вы согласны? — Генерал смотрит на
меня испытующе. Я говорю:
— Нельзя вывести пушки из строя, если у вас нет костылей, а если
нет лошадей и упряжи, то и оттащить их с позиций не удастся.
— Им ума не хватило, — сказал Борг. — Хватило бы гвоздей и
молотка.
Я пожал плечами.
— Они могли бы разбить вдребезги деревянные лафеты.
Борг просиял.
— Ты слышишь, Хейди? Деревянные лафеты, это существенна
— Об этой битве я знаю от артиллериста, — пояснил я.
1 Свиные ножки, популярное немецкое блюдо (нем).
145
— Самый надежный способ, — сказал Борг. — Артиллерия играла
ключевую роль в битве. Читайте «Войну и мир». Толстой знал это.
— Наполеону тоже следовало бы знать. Он ведь артиллерист.
— Наполеон, — повторил Борг. Он ткнул тростью в ферму Россом,
и красный кубик вместе со струйкой песка полетел под буфет. —
Идиот, — добавил он, когда император скрылся из виду.
— Я рад, что он оказался идиотом, — сказал я. — Иначе вокзал
Ватерлоо был бы в Париже.
— А вам-то что до этого? — спросил Борг.
— Я живу у вокзала Ватерлоо, — ответил я.
Борг стукнул меня тростью по колену. Я отпрянул, чтобы избежать
следующего удара Борг холодно улыбнулся. Это был прусский жест
дружбы. Девушка сделала для меня сиденье, положив в стопку карту
центральной Польши, книгу о средневековом оружии и «Немецкий сол¬
датский календарь» за 1956 год. Я сел.
— Странные вы люди, французы, — сказал Борг.
— Да, — согласился я Стены мансарды наклонно сходились, боль¬
шие окна имели треугольную форму. Вдоль окон стояли лоснящиеся
от жары растения в горшках. Сквозь запотевшие стекла пыльные кры¬
ши выглядели причудливым импрессионистским рисунком.
— Хейди. — Голос генерала был высок и чист.
Его дочь принесла мне маленькую чашечку крепкого кофе.
Она понаблюдала за тем, как я отпил глоток, и спросила, не
жарко ли мне.
— Нет, — ответил я По лбу и щекам у меня стекали капельки пота.
Она засмеялась.
— Папа все время мерзнет, — объяснила она.
— Понимаю, — сказал я и снова протер запотевшие очки.
— Что такое? — громко спросил генерал.
— Вы мерзнете, — сказал я.
— Я такой, — подтвердил генерал.
— Какой?
— Старый, — терпеливо ответил он. Девушка похлопала его по
плечу, приговаривая:
— Он, конечно, не считает, что ты старый. — Потом обратилась ко
мне: — Папа читает по губам; надо смотреть на него, когда с ним
говорите.
— Тогда он дурак, — сказал генерал.
Я посмотрел на улицу сквозь запотевшее окно; на противоположной
стороне висел транспарант: «Мир должен уметь себя защищать».
Генерал Борг сказал:
— Время похоже на поезд, идущий в одном направлении с твоим
по соседней колее; когда ты молод, другой поезд идет почти одновре¬
менно с тобой. С возрастом поезд времени идет все быстрее и быстрее,
пока вообще не обгоняет тебя, и ты снова видишь зеленые поля
146
Я поддакнул.
— Я пытаюсь, — сказал генерал очень медленно, не отрывая от
меня внимательных глаз, — я пытаюсь вспомнить вас. Может, мы во¬
евали вместе?
— Да, — согласился я, — правда, я воевал против вас.
— Очень мудро, — сказал генерал, восхищенно глядя на меня.
— Я пришел к вам по поводу вашей коллекции полковых дневни¬
ков, — сказал я.
Лицо генерала оживилось.
— Вы военный историк. Я так и думал. У нас очень большая кол¬
лекция. Вас не интересует кавалерийская форма? Я как- раз пишу
сейчас статью об этом.
— Нет, мне нужна простая * справка. Об одном из подразделений
вермахта, которое занималось эвакуацией людей из концлагеря. Я хотел
бы уточнить кое-что о личном составе.
— Хейди поможет вам, — сказал генерал. — Эго очень простое
дело. У нас целая комната архивов отдельных частей. Верно, Хейди?
— Да, папа, — ответила она. — Я там с трудом убираюсь» так она
заставлена, — добавила она, уже обращаясь ко мне: Я дал ей листок
бумаги с моими вопросами.
— Уверен, что вы справитесь.
Она ушла выполнять просьбу.
Генерал отхлебнул чаю и начал рассказывать о кавалерийской фор¬
ме XIX века.
— Вы пришли ко мне по совету полковника Стока? — неожиданно
спросил он.
— Точно. Он сказал мне, что у вас лучшая- коллекция военных
документов во всей Германии.
Генерал кивнул.
— Очаровательный человек этот Сток, — сказал генерал. — Он дал
мне интереснейшие материалы по истории Красной Армии. Очень до¬
брый человек. Это редкая штука
Я не знал, что он имеет в виду — исторические материалы или
доброту Стока
— Вы давно здесь живете? — спросил я, просто чтобы прервать
наступившее молчание.
— Я родился в этом доме, — сказал генерал. — В нем же и умру.
При жизни отца он весь нам принадлежал. А теперь мы хозяева только
маленькой квартирки на крыше. Остальная часть дома под правитель¬
ственным контролем — много людей еще вообще бездомны, что поде¬
лаешь, нечего жаловаться
— А вы никогда не думали о том, чтобы перебраться на Запад? —
спросил я.
— Да, — ответил он. — Моя мать догадалась* переехать в Кельн.
Это было году в 1931-м, но мы остались.
147
— Я имею в виду, после войны. Почему вы остались жить в Вос¬
точном Берлине после войны?
— Мои старые друзья не могут навещать меня, — сказал он.
Я уж было собрался переформулировать вопрос, но, спокойно улыб¬
нувшись, генерал дал мне понять, что уже ответил на него.
— Вы что-нибудь для Бонна делаете? — спросил я.
— Для этих негодяев — разумеется, нет. — Он стукнул по ручке
кресла так, будто его кулак был аукционным молотком. — Первые десять
лет после войны я был чересчур нацистом для любого порядочного немца,
он ни за что не сел бы пить со мной кофе. — Слова «порядочный немец»
он произнес с явной иронией. — Я за это время беседовал только с двумя
полковниками из Американского института военной истории. Мы вместе
прошли все бои от Буга до Волги. И, знаете ли ... — Он доверительно
наклонился ко мне — .~с каждым новым разом я делал все меньше ошибок.
Смею вас уверить; еще парочка визитов американских полковников, и я
бы взял Сталинград — Он засмеялся сухим невеселым смехом. — Целые
десять лет я был чересчур нацистом для немецких политиков. — Он снова
невесело засмеялся, будто уже устал от этой шутки. Возвратилась Хейди
с кипой больших коричневых конвертов.
— Вы знакомы с полковником. Стоком? — спросила она меня.
— Моя девочка увлечена им, — сказал генерал и на сей раз рас¬
смеялся совершенно искренне.
— Не такой уж плохой выбор, — сказал я, опасаясь, что проявляю
неучтивость.
— Совершенно верно, — сказал генерал.
— Вы коллега Олега Алексеевича? — спросила девушка
— Я его деловой соперник, — ответил я.
Засмеявшись, она'положила передо мной большие коричневые кон¬
верты, которые содержали новые подробности о Бруме.
Глава 40
Короля нельзя ни захватить,
ни снять с доски. Достаточно по¬
ставить его в позицию, из кото¬
рой ему нет выхода.
Берлин, воскресенье, 3 ноября
Берлин стал для меня домом. Комната во «Фрюлинге» была теплая
и удобная. Лег я рано, встал поздно, утро текло у меня сквозь пальцы,
как серебряный песок. Небо заволокло тучами, стало необычно тепло.
Около метро, на противоположной стороне улицы, я купил газеты
«Таймс» и «Дейли экспресс» и сел за столик в кафе «Канцлере», откуда
мне был виден Курфюрстендам до Гедехтнискирхе. Официантка при¬
148
несла мне кофейник на две чашки, яйца всмятку, мармелад, хлеб, масло
и карлсбадские рогалики.
Движение на Курфюрстендам было большим. Проезжали такси с
туристами, громадные трейлеры отправлялись в дальние путешествия,
а двухэтажные автобусы совершали короткие.
Как это ни странно, Берлин — один из самых спокойных больших
городов в мире, люди улыбались и отпускали грубые шуточки о сол¬
датах, погоде и работе кишечника; а дело в том, что Берлин — един¬
ственный город, все еще живущий под управлением оккупационных
армий, и уж если здесь не умели бы шутить об иностранных солдатах,
то где же еще? Прямо передо мной четыре английские девушки счи¬
тали свою наличность, решая, позволяет ли их бюджет пообедать в
ресторане или же придется ограничиться сарделькой из киоска на Кур¬
фюрстендам. За ними сидели две медсестры в привычной серой уни¬
форме, которые вызывали в памяти роман «На Западном фронте без
перемен». И все вокруг меня ели и пили. Бледнолицый мужчина слева
жадно поглощал кофе, пончики и маленькие рюмочки «Штайнхагера»
и смотрел вокруг таким тоскливым взглядом, словно в любой момент
ожидал отправки в Сибирь.
Я успел в одиночестве дочитать «Таймо до раздела науки и выпить
четыре кофейника кофе. Мужчина, спросивший разрешения сесть за
мой столик, был в чистой белой сорочке и шерстяном костюме с лац¬
канами, которые европейские портные считают английскими. Он откаш¬
лялся и поправил галстук.
— Если я сяду за один из свободных крайних столов, то наверняка
промокну в случае дождя, — проговорил он, как бы извиняясь. Я молча
кивнул, но ему, похоже, хотелось поговорить.
— Дождь земле нужен. В городе не понимают, как радуются дождю
селяне. — Он улыбнулся и отпил кофе.
— Если вы живете в этом городе, то в село вам попасть очень
трудно, — сказал я.
Он улыбнулся.
— Город немного- замкнутый. Верно?
— Во всех отношениях, — согласился я.
Послышался очень далекий раскат грома, словно мышь пробежала
по барабану. Одна из молодых англичанок сказала:
— Если пойдет дождь, о пикнике можно забыть.
Бледнолицый мужчина стряхивал с галстука сахарную пудру от
пончика, а немецкие медсестры незаметно снимали под столом обувь.
— В это время года громы всегда приходят с Балтики, — сказал
мой сосед по столику. Одна из англичанок предложила подругам:
— Давайте просто посидим в «Мини» и поедим.
— Идет холодный фронт, — пояснил мой сосед. — Зона низкого дав¬
ления быстро движется и несет с собой дожди. Видите вон ту грозовую
тучу? Когда она пройдет, погода наладится. — Снова загремел гром. Со¬
149
сед кивнул понимающе головой, будто он один владел секретом. Даже
не поискав взглядом официантку, он поднял вверх длинный, тщательно
ухоженный палец. Она поставила на счете свои инициалы и подала ему
бумажку на блюдце, с которого предварительно забрала сахар.
— Гром, — сказал он. — Зловещий звук, не правда ли? — Я кив¬
нул. Он продолжал, улыбаясь: — Моя мать любила говорить мне, что
это Богу уголь везут. — Медленный раскат грома снова проплыл над
городом. Я пил кофе и наблюдал, как он пишет что-то на обратной
стороне счета. Потом положил его лицевой стороной вниз на мое блюд¬
це. Карандашное послание было еле видно на паршивой бумаге. Оно
гласило: «Я позабочусь обо всем САМ. Идите в ЗООПАРК. Полюбуйтесь
КОРОЛЕМ». Последнее слово каждого предложения было трижды под¬
черкнута Послание существовало всего несколько секунд, потому что
я тут же опустил на него чашку. Черный кофе разлился по блюдцу,
превращая грубые волокна во влажную коричневую массу. Повернув
несколько раз чашку, я разорвал этот комок на части.
— Согласитесь, ведь действительно похоже на уголь, — сказал сосед.
— Похоже, — согласился я. Снова зарокотало, на сей раз ближе, и
он поднял палец, словно это он вызвал гром, чтобы продемонстрировать
мне свою правоту. Когда я встал, он едва заметно кивнул и случайно
задел стол позади себя. Если бы он не пытался удержать посуду, то все
бы обошлось, но он уронил высокий кофейник. Кофе разлился по столу,
раздался крик боли. Я услышал, как любитель поговорить о погоде начал
многословно извиняться, а другой мужчина отвечал с отрывистым бер¬
линским акцентом. Пришел автобус № 19, я сел на него и оглянулся на
спорящих. Любитель поговорить о погоде кланялся, как марионетка, лю¬
битель пончиков стоял, неуклюже оттягивая брюки, от которых шел пар,
тем самым стараясь спасти свои нежные бедра. Девушки-англичанки хи¬
хикали, одна из сестер искала под столом свою туфлю.
Передо мной возвышался тиргартенский холм, сделанный из бетон¬
ных военных заграждений, которые не удалось уничтожить; за холм
цеплялись низкие свинцовые грозовые тучи. Я сошел с автобуса и
заплатил за вход в зоопарк две марки. Сырой воздух был пропитан
мускусным запахом, вокруг безостановочно двигались животные. Я об¬
ратил внимание на бизона, который бил копытом в землю, и трубящего
слона. Несколько раз выглянуло солнышко, отбросив на светло-корич¬
невую землю тени от деревьев. Некоторые посетители шли к навесам
из опасения промокнуть под дождем. Трудно было поверить, что ты
находишься в центре города, об этом напоминали только современные
бетонные здания, наклонявшиеся над деревьями, чтобы посмотреться в
ярко-синие пруды. С приближением дождя ветер стал гонять последние
бурые листья по посыпанным гравием дорожкам. Бизон рядом прорычал
что-то угрожающее.
Я увидел Валкана, одетого в плотное зеленое полупальта Он стоял
в напряженной позе, опираясь на поручень. Рядом никого не было видно.
150
— Все в порядке? — спросил Балкан и бросил взгляд мне за спину,
словно высматривая лазутчика в кустах.
— Не дрожи, — сказал я. — Все в порядке. — Большой сухой ко¬
ричневым лист, покружившись в воздухе, опустился на волосы Валкана.
Он сбросил сто рассерженно, будто это я сыграл с ним злую шутку.
— Вы избавились от хвоста?
Я почувствовал, как на мою щеку упала теплая капля.
— Его засыпали булочками и ошпарили кофе, — сказал я.
Балкан кивнул. Он провел пальцем вокруг губ, как бы решая, стоит
ли отрастить бороду. Мы подошли к пруду, около которого стояла таб¬
личка «Fiussprcdhaus»1. Трава от сырости запахла острее, на травинках
заблестели капельки дождя.
— Начались неприятности, — сказал Балкан. Мы остановились пе¬
ред спокойной голубой чашей. — На прошлой неделе взяли четверых
людей Гелена.
— Кто? — спросил я. Большая дождевая капля упала в воду, на
миг увеличилась и вскоре исчезла совсем.
Балкан пожал плечами.
— Нс знаю. ШТАЗИ или люди Стока, их взяли представители Во¬
сточного блока Они все на вас сваливают.
— На меня? — Вода вздыбилась, и на поверхности появилась боль¬
шая блестящая темно-серая голова
— Они говорят, что вы слишком часто встречаетесь со Стоком, —
сказал Балкан. Гиппопотам широко открыл пасть.
— Способные ребята, — сказал я. — Они так любят аплодисменты,
что на «бис» показывают задницу, а если аудитория не реагирует, они
подают на нее в суд.
Бегемот скрылся под водой с таким шумом, что казалось» рядом
промчался поезд метро.
— Двое из арестованных следили за вами, — сказал Балкан.
— Я-то здесь при чем? Я их не просил следить за мной.
Я заметил, как аккуратно одет Джонни — от накрахмаленного бе¬
лого воротничка до начищенных до блеска оксфордских ботинок, покры¬
тых сейчас тонким слоем пыли. Вдруг на носке его ботинка появился
правильный кружок. Блестящая капля расплылась овалом, скатилась по
пыльному ботинку на землю и превратилась в серый шарик.
Балкан напряженно смотрел в одну точку. Мне впервые пришло в
голову, что он может бояться меня.
— Это не вы сдали их Стоку? — спросил он. — Вы же не способны
на такое?
— Не способен? Я только сожалею, что не додумался до этого.
Балкан нервно улыбнулся и передвинул сигарету, во рту, чтобы она
не прилипла к сухим губам. Вынув золотую зажигалку» он втянул голову
1 Жилище бегемота (нем)..
151
в воротник пальто — словно канарейка, готовящаяся ко сну. Прикурив,
он откинул голову назад и затянулся, с жадностью наркомана.
— Мне кажется, вы считаете, что людей Гелена жалеть не сто¬
ит, — сказал он.
— Ты чертовски прав, — подтвердил я. — Им за это деньги платят,
чтобы город знали и рисковали. — Он кивнул в знак согласия. Я
продолжал: — У моих ребят задача совсем другая — раствориться в
их окружении и не обнаруживать себя ни в коем случае, и уж ради
этих сосунков подавно. Людям Гелена подавай задания типа ареста
советского премьера. Наша же цель — заставить его работать на нас.
Балкан натужно захихикал, но мне показалось, он понял, что я
имел в виду.
— Вы знали, что за вами следят? — спросил он.
Рядом заорало какое-то животное. Я застегнул плащ, большая до¬
ждевая капля упала на горящий конец сигареты Валкана, сигарета с
шипением, погасла
— Послушай, Джонни, — сказал я. — Одно из моих преимуществ
в этом деле состоит в том, что я выгляжу немного простовато, но это
еще не все — я и действую простовато, я напористый, противный,
подозрительный и раздражительный. Я заглядываю под кровати и про¬
стукиваю осветительные мачты на предмет тайников. В тот момент,
когда тебе покажется, что ты знаешь, кто твои друзья, самое время
менять работу.
Закапал дождь, вдалеке глухо пророкотал гром.
— Их продали, — сказал Джонни, — этих парней.
Круги от капель сплетались на воде во все более сложный рисунок.
— Продали или купили, — сказал я, — какая разница?
Бегемот снова показался на поверхности, фыркнул, прищурился и
повернулся так, что у наших ног заплескались волны.
— Это люди, —сказал Джонни. — Вот в чем разница Не куклы, а
люди, у которых есть жены, сестры, дети, долги и заботы. И вдруг их
лишили возможности видеть своих близких навсегда. Вот в чем разница.
Небольшие участки под деревьями еще оставались пыльно-серыми,
а вся остальная земля приобрела от дождя густой коричневый оттенок.
Животное снова заорало, из того же здания донесся пронзительный,
почти человеческий крик — крик радости или боли, а может, просто
кто-то захотел, чтобы его услышали.
— Нельзя так отдаваться личным переживаниям, Джонни, — сказал
я мягко. — Я понимаю, как ты себя чувствуешь..
— Он был прекрасный человек, — сказал Джонни. Дождь уже лил
так, что в гравии образовались маленькие ручейки, кора деревьев на¬
мокла и заблестела — совсем как лицо Джонни.
— Старайся дружить со всеми, Джонни, — сказал я, — и тогда
забор из колючей проволоки построят прямо через тебя.
Джонни кивнул, и с его лица слетело несколько капель дождя.
152
Глава 41
Сильное поле — это хоро¬
шо защищенный и недоступный
для противника форпост.
Берлин, понедельник, 4 ноября
Немецкие коммерческие банки консервативнее лондонских, но про¬
должают выплачивать большие проценты. Небольшой банк неподалеку
от Курфюрстендам лопнуть не может — во-первых, его поддерживает
Банк Англии, а во-вторых, он служит информационным центром для
трех британских разведывательных групп. По очевидным причинам
каждая из групп пользуется своим собственным кодом. Мое сообщение
содержало лишь слова «СОХРАНИТЕ ГОДОВЫЕ ДИВИДЕНДЫ», но для
Доулиша оно означало следующее:
«В соответствии с вашими указаниями Бюро Гелена инфильтровано
советскими разведывательными группами из Восточного Берлина. Аген¬
ты, находящиеся ныне в руках советских властей, имеют список «так¬
тических целей», которым мы снабдили их в прошлом месяце. Есть все
основания надеяться, что русские проглотят подсунутые сведения как
правдивые».
Я также сумел позвонить из банка Хэлламу на работу. Хэллам
ждал моего звонка в министерстве внутренних дел.
— Я из-за вас на ленч опоздал, — сказал Хэллам.
— Очень скверно, — отозвался я. В соответствии с предварительной
договоренностью я должен был просто произнести кодовую фразу «Ак¬
ция неизбежна», что служило сигналом для министерства внутренних,
дел о моем ожидании перехода в ближайшие четыре часа Его ответ в
случае нормального развития событий — «Всеобщее одобрение», но вме¬
сто этого он сказал:
— Не кипятитесь, старина, не кипятитесь.
— Что значит «не кипятитесь»? — спросил я. «Не кипятитесь» было
альтернативной кодовой фразой, означавшей, что вся операция сворачи¬
вается.
— Семицу объявили персоной нон грата, — сказал Хэллам. — Мне
запрещено обсуждать это решение.
— Я вам покажу «запрещено»! — сказал я. — Все уже подготов¬
лена
— Что с документами? — спросил Хэллам.
— Я отдал их Валкану, — сказал я. — Что было не совсем точно,
поскольку документы все еще лежали в моем кармане.
— Ну, ладно, все равно изменить уже ничего нельзя. Оставьте их
у него. Пусть он делает, что хочет. Мы официально отзываем все ре¬
шения и договоренности. После ленча я пишу официальную бумагу,
которую мы перешлем вашим людям сегодня днем. Что касается наших
153
людей, с этой операцией покончена Мы выяснили, что другое прави¬
тельство (он, конечно, имел в виду советское правительство) не знает
об этой сделке. Она неофициальна, и мы не хотим с ней иметь ничего
общега Мой личный совет вам, если он, конечно, нужен, — сматывай¬
тесь, и как можно скорее.
— И оставьте Валкана в беде, — сказал я.
— Вы штатный служащий. Балкан — вольнонаемный. За Валкана
отвечают ваши работодатели, а не вы. — Хэллам говорил с правитель¬
ственным апломбом. Наступило молчание. Наконец Хэллам сказал: —
Алло, Берлин. Вы все еще на линии?
— Да, — ответил я.
— Вам все понятно, Берлин?
— Мне все понятно, Хэллам.
— Нечего дуться. Это дело официальное. Решение принято на самом
верху, я не имею к нему никакого отношения.
— Конечно, не имеете.
— Мы закрываем все места прохода для переданных вам документов,
так что если вы предпримете самостоятельную попытку, ни у вас, ни у
Валкана ничего не получится. Это решение министра внутренних дел.
— А пошли вы ши, Хэллам, — выдал я.
— Что за язык?!
— Мой родной.
— Я сожалею, что вы это так близко к сердцу принимаете. И
запомните. Не кипятиться, не кипятиться. Я записал всю нашу беседу
на магнитофон.
— Сами вы, Хэллам, не кипятитесь, — сказал я. — После ленча
прослушайте внимательно еще раз все, что я вам сказал.
Глава 42
Размен: если один партнер
отдает другому свою фигуру за
фигуру меньшей ценности сопер-
ника, такой размен считается
неравноценным.
Берлин, понедельник, 4 ноября
Первое, что бросается в глаза, это знак «ПРОХОДА НЕТ*. Он нахо¬
дится на углу Фридрихштрассе, а за ним уже все остальное. Посередине
дороги стоит небольшой белый домик, на крыше которого крупными бук¬
вами написано «КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ АРМИИ США*.
Над домом развевается звездно-полосатый флаг, а вокруг всегда полно
оливково-белых «таунусов* и джипов. Поблизости стоят западногерман¬
ские полицейские в длинных серых плащах и кепочках а-ля африкан¬
154
ский корпус, а внутри домика двое молодых розоволицых американских
солдат в накрахмаленных рубашках цвета хаки что-то пишут в большую
тетрадь и время от времени говорят по телефону. Вокруг много объяв¬
лений, самое большое гласит: «Вы покидаете американский сектор», то
же самое повторено по-французски и по-английски. За домиком по сту¬
пеням лестницы, ведущей в никуда, взбираются старые дамы-журнали¬
стки — очень похожие на королевскую ложу около эшафота.
Сама Стена выглядит неопрятной и непрочной, кажется, свались со
ступеней одна из пожилых дам, и все строение окажется на Потсда-
мерплац. С западной стороны около стены дежурит западногерманский
полицейский, он время от времени поднимает шлагбаум, пропуская ма¬
шины С восточной стороны поперек дороги, закрывая три четверти ее
ширины, лежат три бетонных барьера. Поскольку отверстия для проезда
оставлены в разных местах, машинам приходится лавировать между
барьерами на очень малой скорости. Это и пришлось сделать катафал¬
ку, когда с него сгрузили гроб.
Чтобы нести гроб, срочно собрали шестерых служащих в униформе.
Среди них были дорожные обычные и военные полицейские, а также
солдаты, они с трудом несли тяжелый груз, помахивая для равновесия
своими фуражками и пилотками. Полицейский спереди поскользнулся
и чуть не упал, пожилой унтер-офицер начал по-армейски отсчитывать
ритм. Они положили гроб на дощатый настил, лежащий на втором
барьере. Полицейский, который перед этим чуть не упал, вытер внут¬
реннюю поверхность своей пилотки и, чтобы не смотреть на других,
стал поправлять кокарду.
Дело выглядело так, будто ГДР выбрала для этого скорбного дела
представителей всех своих служб — они стояли, отряхивая пыль с
плеч своих синих, зеленых или серых униформ. Подо мной на амери¬
канской стороне барьера стояло тридцать мужчин, одетых в легкие
плащи цвета хаки. У ног каждого лежал кожаный футляр странной
формы. Там были футляры для флейт и кларнетов, французских рож¬
ков, тромбонов, скрипок и корнетов. Малые барабаны помещались в
мягких черных вельветовых сумках. Среди мужчин стояли две женщи¬
ны в тех же самых плащах, но в белых шерстяных чулках. С того
места, где они находились, им было видно далеко не все.
— Там чего-то происходит, — сказала одна из них.
— Похоже, похоронная процессия
— Ничего себе!
Двое музыкантов открыли футляры, заглянули внутрь и снова за¬
крыли их. Контрабасист постучал по корпусу своего инструмента и
сказал:
— Черт, никогда бы не подумал, что мне придется нести эту иг¬
рушку, когда окажусь среди коммунистов.
— В твоих руках его убойная сила не уступает танку, — отозвался
флейтист и, вынув флейту из футляра, сыграл пассаж. В тишине,
155
вызванной суетой у гроба, эта музыка была единственным здравым
деянием на добрую сотню метров в каждом направлении, не успели
утихнуть последние отзвуки, как заорал американский военный по¬
лицейский:
— Вы что, хотите, чтобы вас смыло водяной пушкой? Уберите эту
штуковину, пока они не догадались, что это телескоп.
— Я же говорил тебе, не направляй ее на людей, — сказал скрипач,
чтобы как-то разрядить обстановку.
— Она же на предохранителе, — ответил флейтист.
— А вот и он, — сказал кто-то.
Гроб снова поставили на длинный черный катафалк, напоминавший
времена Аль Кашине, особенно со Стоком на подножке. Сток был одет
в форму капрала, видимо, не хотел привлекать внимание газетчиков,
которые через границу, от контрольно-пропускного пункта «Чарли», на¬
блюдали за происходящим у пропускного пункта «Фридрихштрассе».
У гроба стояло два венка; это были еловые ветки, переплетенные
цветами и широкими шелковыми лентами с надписями «От старых
друзей» и датой. Водитель вел машину очень медленно, время от вре¬
мени кивая Стоку. Катафалк снова остановился, водитель вытащил кар¬
ту и пристроил ее на рулевом колесе. На ничейной земле два человека
в катафалке изучали карту и решали, куда податься.
Сток что-то энергично говорил водителю, видимо, солдату Советской
Армии, а тот в ответ послушно кивал. Боковые стекла катафалка и
большой гроб, выбранный, чтобы Семица мог там размять члены, были
украшены сложным пальмовым узором. Катафалк снова медленно пое¬
хал, впереди шел гэдээровский полицейский, размахивая документами,
словно королевским вымпелом. Восточногерманские солдаты, стоявшие
неподалеку у клумб, рассмеялись какой-то шутке и, одернув кителя,
ушли. Над головой вдоль стены летел американский вертолет; заметив
катафалк, он начал кружить над ним. Катафалк пересек границу. Один
из американских солдат вышел из застекленной будки отдать рапорт
капитану, только что подъехавшему на «таунусе» с мигалкой и над¬
писью «Военная полиция».
Солдат махнул рукой, разрешая катафалку проехать, и западный
шлаФаум взмыл вверх, капитан наклонился и прокричал мне в чрево
будки:
— Поехали, парень.
Я отвернулся от окна, бросив последний взгляд на Стока. Он ух¬
мыльнулся и поднял вверх сжатый кулак — приветствие рабочего ра¬
бочему через последнюю границу мира. Я тоже ухмыльнулся и ответил
тем же приветствием.
— Поехали, — повторил капитан.
Я спустился по старой дребезжащей лестнице и нырнул в «таунус».
Катафалк был уже далеко впереди у канала. Капитан нажал на газ и
включил сирену. Ее печальный вой расталкивал машины на обочины.
156
— Это вам не военный парад в день святого Патрика, — раздра¬
женно заметил я капитану. — Отключите эту чертову игрушку. Вас
что, не предупредили о секретности задания?
— Предупредили.
— Тогда зачем эти карнавальные штучки?
Он отключил сирену, и она, вздохнув, замолкла
— Так-то лучше, — сказал я.
— Это твои похороны, приятель, — сказал офицер. Он замолчал,
катафалк мы догнали в Тиргартене, здесь он уже не привлекал к себе
никакого внимания.
Джонни ждал меня по условленному адресу в Виттенау. «Витте-
нау», — подумал я; для берлинца это слово было намертво связано с
сумасшедшим домом в этом районе. Машина остановилась на невзрач¬
ной улице.
Возможно, раньше здесь была фабрика или склад, а теперь помещал¬
ся гараж. Деревянные двойные ворота были достаточно большими, чтобы
через них проехал грузовик., или катафалк. В глубине стоял массивный
верстак с тисками и несколькими заржавевшими инструментами, остав¬
ленными предыдущим хозяином. Когда я открыл одну половину ворот,
тонкий сноп света, словно ковровая дорожка, пролег между мной и Вал-
каном, склонившимся над верстаком. Единственная голая электрическая
лампочка, практически не видимая при дневном свете, в темноте стано¬
вилась очень заметной. Закрывая засовы, я обратил внимание на то, как
легко входили они в смазанные пазы. Под ногами лежала жйрная грязь,
как в любой ремонтной мастерской пахло мазутом и разлитым бензином.
Лампочка висела прямо над головой Валкана, поэтому глазницы его
зияли темнотой, а под носом легла похожая на усы тень Он взял в
рот сигарету.
Внимательно посмотрев на меня, Джонни вынул изо рта неприку-
ренную сигарету.
— Дозвонились до Лондона? — спросил он.
— Все в порядке, лучше некуда.
— Что они сказали?
— Они сказали «Всеобщее одобрение», кодовую фразу. А чего еще
ты ожидал?
— Ничего, просто проверяю, — сказал Джонни.
Я укоризненно посмотрел на нега
— Джонни, может, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?
— Нет. Честно. Просто проверяю. Вы достали документы на имя Брума?
— Да.
— Ошибок нет?
— Отстань, — сказал я. — Документы у меня.
Джонни кивнул и пригладил волосц потом медленно прикурил
сигарету от дорогой зажигалки. Он начал пересказывать себе план,
чтобы убедиться, что ничего не забыл.
157
— Сначала они едут в морг. Там его перенесут в грузовик. На это
уйдет по крайней мере еще сорок минут. — Мы обсуждали этот план
уже дюжину раз. Я кивнул. Мы молча курили, пока Джонни не бросил
свой окурок на пол и не затушил его тщательно каблуком. Вокруг его
ног образовался прямоугольник раздавленных сигаретных окурков, по¬
хожих на конфетти. Над головой прострекотал низко летящий вертолет,
наблюдавший за движением катафалка от контрольно-пропускного пун¬
кта «Чарли» до западноберлинского морга.
Когда мои глаза привыкли к темноте, я рассмотрел содержимое
гаража Там валялся полуразобранный автомобильный двигатель с
оторванными трубками и проводами. Одна головка цилиндра была
сдвинута и висела неприкаянно на болтах. За двигателем лежала
кипа лысых покрышек и мятых канистр. Балкан то и дело смотрел
на часы, наконец, чтобы ему ничего не мешало, он заткнул ман¬
жету рубашки за золотой ободок. Время от времени горестно взды¬
хая, он подходил к двигателю и пинал его носком своего дорогого
ботинка.
— Там похороны, — сказал он. Я вопросительно посмотрел на не¬
га — Вот что их задерживает в морге — настоящие похороны.
Я взглянул на часы и сказал:
— Никакой задержки нет. У них еще пять минут до условленного
времени.
Мы стояли в тусклом свете единственной лампочки, вдруг Джонни
сказал: '
— Когда-то на соседней улице я сидел в тюрьме.
Я предложил ему сигарету «Галуаз», прикурил сам, дал прикурить
ему и только послё первой глубокой затяжки спросил:
— Когда это было?
— Весной 1943-го, — ответил Балкан.
— За что?
Джонни ухмыльнулся и; помогая себе сигаретой, перечислил:
— Я был коммунист и еврей-католик, дезертировавший из армии.
— И все? — спросил я.
Балкан криво улыбнулся.
— Уверяю вас, это было несладко. В 1943-м и героям было
есть нечего, а уж заключенным.. — Он затянулся сигаретным
дымом, и гараж наполнился резким ароматом французского таба¬
ка, он снова затянулся и застыл, как бы перенесясь в тюрьму
тех лет.
Потерев два пальца левой руки, он сунул их под мышку, — так
бывает, когда ударишь по пальцам молотком, хочется навсегда спря¬
тать их в темном теплом месте и никогда не вытаскивать на свет
божий.
— Места заключения, — вдруг'неожиданно произнес он. — Места
ненависти. — Его* твердый голос, казалось, принадлежал другому че¬
158
ловеку, из иного места и иного времени. — Там все просто. После
первого ареста меня жестоко избили. — Он сделал рукой резкое, как
бы вращательное движение и сунул се мне под нос: два пальца были
изуродованы. — Меня эти избиения не особенно донимали. Арестовали
меня французы, которые очень хотели продемонстрировать своим не¬
мецким хозяевам, что кое-чему у них научились. Хуже этих французов
я никою не встречал — настоящие садисты, я не преувеличиваю, в
строгом медицинском значении этого слова. Они избивали меня ради
собственного сексуального удовольствия, я участвовал в их сексуальных
утехах самим фактом своего избиения., вы понимаете?
— Понимаю, — сказал я.
— Мерзко, — сказал он и попытался смахнуть табачную крошку с
губы, но нс сумев, смачно сплюнул. Я подождал, не зная, продолжит
ли он рассказ; пару минут казалось, что нет. Наконец он сказал:
— Но для меня в этом сложностей не была Я мог понять, почему
француз ненавидит немца. — Он снова замолчал, и я догадался, что
он продолжает беседу молча — Французские тюремщики были хуже,
поскольку они.. — Он еще раз замолк, думая о чем-то далеком и
давнем. — Но когда со мной впервые жестоко обошелся немец — я
имею в виду не толкнул или ударил, а умышленно и систематически
истязап, — я.. Это выбило меня из колеи. Вот почему коммунисты
почти всегда раскалывались последними, они сохранили верность «сво¬
им», они четко знали границы того, что ненавидели.
— Большинство предрассудков направлено против групп, которые
легко идентифицировать» — сказал я. — Не случайно^ что меньшинст¬
ва страдают только в том случае, когда у предрассудка достаточно
времени, чтобы развить способность идентификации. У мексиканцев не
возникает проблем в Нью-Йорке; проблемы они встречают на границе
между Мексикой и США. Пакистанцев встречают как почетных гостей
в американском Бирмингеме, штат Алабама. А вот в английском Бир¬
мингеме они сталкиваются с предрассудками.
— Именно, — сказал Джонни. — После войны у коммунистов были
наилучшие шансы для восстановления своей силы. Они всегда знали,
что силы реакции (читай некоммунисты) — свиньи, так что их ничем
удивить было нельзя. Евреи тоже были знакомы с антисемитизмом уже
в течение нескольких столетий. Так что с неразрешимой загадкой стал¬
кивались только те, кто страдал от своих — французы, которых пытали
другие французы, итальянские партизаны, которых преследовали италь¬
янские фашисты. Вот с чем мы столкнулись. У меня больше общего с
немцами, чем с любой другой нацией в мире. Я живу среди них,
понимаю их так, как никогда не буду понимать вас, даже если нас
сейчас скуют цепью до конца моих дней. Но я не могу войти в комнату
к немцам, не подумав, нет ли среди них того, кто пытал меня? Нет ли
там убийцы моих друзей? Нет ли там человека, который стоял под
дверью, когда я кричал под пытками, забыв обо всем на свете? Нет ли
159
там дочери, сестры или матери такого человека? И уж таковы особен¬
ности человеческого мышления, что чаще всего я отвечал себе утвер¬
дительна — Он снова зло сплюнул. Потом вдруг без связи с
предыдущим выпалил: — А ведь они могут и подлянку сделать.
— Могут, — согласился я.
— У вас есть пистолет или нож?
— Я не думаю, что они решатся на такую подлянку, — сказал я.
— У вас есть пистолет, нож или смазка?
— Смазка есть, — сказал я. — Двести долларов однодолларовыми
бумажками.
— Американцы, — произнес Джонни и подошел к старому двига¬
телю. — Вам надо было предупредить американцев.
— А как же мы переправили его через контрольный пункт «Чар¬
ли»? — спросил я.
— Не знаю, — ответил он раздраженно и пнул ногой окурки под
своими ногами, которые отлетели в дальний конец гаража.
Отвернувшись от меня, он стал копаться в старом хламе, валявшем¬
ся на верстаке. Он стучал по проржавевшим свечам и сжимал в руке
пружины клапанов. На краю верстака лежала толстая овальная доска.
Из нее торчало двенадцать сверл разных размеров. Джонни принялся
набрасывать пружины на сверла. На доске красовался фирменный знак
«Шмидты из Золингена — лучшие сверла в мире».
Он прибыл вовремя; за рулем был все тот же советский военный
водитель, но машина была другая — черный закрытый грузовик. Води¬
тель постучал в ворота, но старые дверные доски так рассохлись, что
мы и сами видели, как машина подошла к воротам задним ходом.
Джонни двигался быстро. Ворота распахнулись, машина въехала в га¬
раж, остановившись впритык к верстаку. Нам удалось втроем стащить
громадный фоб с машины, мы с Джонни схватили его с двух сторон
спереди, а русский, упершись спиной в кабину, выталкивал его ногами.
Не очень почтительно, зато быстро и эффективно. Как только гроб
водрузили на верстак, русский вернулся в машину и вскоре появился
с двумя большими венками, которые я видел на катафалке. Там было
много лилий и хризантем, перепоясанных красной лентой со словами
«Letzte grusse»1, выведенными готическим шрифтом.
— Забери их обратно, — сказал Джонни молодому русскому.
Русский ответил, что не может, завязался спор.
Русский сказал, что пытался оставить венки в морге, но там их
тоже не взяли, а везти их обратно через контрольно-пропускной пункт
«Чарли» он не может, слишком уж это подозрительна Джонни бегло
говорил по-русски, но это ему не помогло: мальчишка ни за что не
хотел увозить с собой венки. Чем сильнее ругался Джонни, тем чаще
русский пожимал плечами. Наконец Джонни отвернулся, а русский
1 Прощай навсегда (нем).
160
вскочил на водительское место и громко хлопнул дверцей. Я открыл
ворота, он дал газ, и машина покатила к границе.
Когда я снова вошел в гараж, Джонни уже залез на верстак и
большой ржавой отверткой торопливо отковыривал деревянные пробки,
прикрывающие шурупы. Он был так поглощен этим занятием, что ми¬
нут пять не замечал, как я молча стою в стороне и даже не пытаюсь
ему помочь.
— Возьми все необходимое в моем портфеле, — сказал он. Портфе¬
лей было два. В одном лежал акушерский набор с кислородной подуш¬
кой, а в другой Джонни положил бутылку виски «Гленливет*, грелку
с песком, которая держит тепло часами, свитер из грубой шерсти, ню¬
хательную соль, шприц, четыре ампулы межимида, четыре пузырька
аминсфилина и темную бутылочку, в которой, как я догадался, был
никетамид — стимулятор кровотока, зеркальце для проверки дыхания,
короткий деревянный стетоскоп, термометр, точечный фонарик, пригод¬
ный для исследования зрачков, и косметический карандаш.
— Ничего не забыл, — сказал я. Серьезный ты человек, Джонни.
— Да, — согласился Балкан. Пальто он не снял, пот лил с него
ручьями. Иногда он задевал головой лампочку, и тени начинали мета¬
ться по гаражу, лицо его лоснилось от пота, как совсем недавно от
дождя.
— Остался последний, — сказал он.
— Как в последнем акте «Ромео и Джульетты», —сказал я Балкан
пробормотал «Да», но я сильно сомневаюсь, что он вообще слышал меня
— Помогите мне, — сказал он и начал сдвигать тяжелую крышку
гроба. Ее, должно быть, из свинца сделали, такая она была тяжелая,
сначала мне даже показалось, что он не все винты открутил, но вот
наконец она сдвинулась.
— Осторожно, — закричал Джонни, и крышка упала на верстак,
едва но отдавив нам пальцы ног. Удар был такой силы, что верстак
закачался. Сначала тень от крышки мешала ясно увидеть содержимое
гроба, но когда крышка съехала на пол, у Валкана. исчезли последние
надежды.
«Шесть оснований для присутствия Германской Демократической
Республики на Западе». Их там были сотни, листовок, заполнивших
гроб доверху. Последняя шутка Стока. Я спустился на пол.
— Кажется, грелка тебе не потребуется, — сказал я Валкану. На
какую-то долю секунды мышцы его лица сложились в улыбку, но это
только на долю секунды.
— Они не могут, — сказал он. — Не смеют, они обещали-, ваше
правительство должно предпринять официальные шаги. — Видимо, я
снова ухмыльнулся, потому что Балкан совсем потерял голову.
Он смотрел на свои растопыренные пальцы, словно изучал невиди¬
мые карты.
— Вы со Стоком, — произнес он, сглатывая слюну, — сговорились.
Ш
6 ЛЛсПтом •берлинские похороны*
— Он со мной не советовался, — сказал я. Балкан все еще стоял
на верстаке, возвышаясь, надо мной.
— Но вы даже не удивились, — закричал Балкан.
— А я нисколечко и не удивлен, — сказал я. — Советский маль¬
чишка даже не подождал подписи. Не говоря уже о сорока тысячах
фунтов. Я никогда не верил в эту сделку, но окончательно убедился,
наблюдая за поведением солдатика Пора спускаться на землю, Джонни.
ДобрМх колдунов на свете нет. Люди ничего не отдают бесплатно. Что
от этого мог выиграть Сток?
— Тогда зачем ему все эти хлопоты? — сказал Джонни. Он накло¬
нился и порылся в листовках, словно надеясь обнаружить под ними
Семицу.
— Он арестовал четверых агентов Гелена, верно?
— Пятерых, — поправил меня Джонни. — Сегодня утром стало
известно еще об одном.
— Значит, пятерых, — сказал я. — А ты получишь немного допол¬
нительных денег и компенсацию, Лондон прочитает твой отчет и по¬
хвалит за хорошее поведение.
— А тебе, ублюдок, зачем это надо?
— У меня свои методы, Уотсон, — сказал я. — Я организовал весь
этот берлинский спектакль, а ты пять раз попал в молоко. Вы с дев¬
чонкой думали, что заключили хорошую сделку, верно? Но ваша глав¬
ная ошибка состояла в том, что вы пытались и меня использовать в
своих целях. Документы-. — Взяв пару листовок из гроба, я пустил их
летать по гаражу. — Вот твои документы, они, конечно, не на имя
Брума, но зато в них-все слова написаны правильно.
— Ты.- — выдавил из себя Балкан и попытался ударить меня со
скамьи ногой по голове. Я отпрянул.
— Я скажу тебе,. Джонни, в чем твоя основная проблема, — начал
я с безопасного расстояния. — Ты стал профессиональным притворщи¬
ком. Ты так успешно притворяешься, что уже сам забыл, кем являешься
на самом деле. Ты так хорошо освоил различные жаргоны, что уже не
помнишь, на чьей ты стороне. Каждый раз, пересекая границу простран¬
ственную, ты пересекаешь и временную. Возможно, тебе это нравится.
О’кей. Будь Waldganger1, но только не жди, что я буду оплачивать твои
расходы. Оставайся вольным художником, но тогда не рассчитывай на
регулярную зарплату. Если бы у тебя хватило ума, то ты играл бы
сейчас со мной. Ребята Стока не захотят теперь иметь с тобой никаких
дел, для Гелена ты умер-.
— Твоими стараниями, — заорал Балкан. — Ты все испортил у
Гелена
— Для Гелена ты умер, — продолжал я. — И если ты будешь
дурить и со мной, то в мире не осталось мест, где тебе дадут хоть
1 Одинокий странник в лесах (нем).
162
какую-нибудь работу. Ты труп, Джонни. Хотя и не знаешь об этом. Ты
труп, но денег на похороны у тебя нет. Пора поумнеть!
Наступила долгая тишина, было слышно только, как Джонни стучал
ногой по клапанам.
— Я всегда возвращаю полученное, — заявил Джонни угрожаю¬
ще. — А особенно хорошие советы. — Он засунул руку в карман, я
заметил, как дрожат его пальцы, когда он вынул оттуда маленький
маузер. — Я планировал эту операцию в течение пятнадцати лет и
предусмотрел все неожиданности, включая и неприбытие Семицы. Это
печально, но оставшейся части операции не остановит, причем совер¬
шенно неважно, будешь ты мне мешать или нет, потому что на этот
раз забор из колючей проволоки проведут через тебя. — Он отвел боек,
чтобы у меня не возникало сомнений в серьезности его намерений. Мы
теперь оба знали, что оружие заряжено и готово к бою.
— Мыс девчонкой совершили сделку, — продолжал Балкан. — Ее
интересы дополняли мои, конфликта между нами не было. Ее часть
сделки прогорела, увы, но я сдаваться не собираюсь. Мне надо четыре
дня, и сои ты нс будешь пасть разевать, то я все успею. Чтобы держать
тебя взаперти, мне надо восемьдесят фунтов в день, так что, как ви¬
дишь, скупиться я не собираюсь — за сто фунтов тебя любой убьет.
— Послушай, Джонни, — сказал я как можно добродушнее, — от-»
пусти меня. Я могу вернуть тебе твою фотографию в тюремной робе с
Мором.
— Лживый ублюдок, — сказал Джонни.
— Может, тебе документы нужны?
Джонни ответил тихо:
— Если у тебя их нет, я тебя убью, и ты это знаешь.
Что он сможет за четыре дня? Зная Валкана, я мог рискнуть и
сделать догадку.
— Ты сможешь за четыре дня раздобыть денег и смыться? — спро¬
сил я.
— Я уже говорил тебе, что готовился к этому пятнадцать лет. Я
давно подал иск. У меня три адвоката и свидетель. Я- — Он улыб¬
нулся. — -я слишком много болтаю, — закончил он.
Я начал понимать, что он имеет в виду, но тут же поймал себя на
мысли о том, как бы эта догадка не оказалась последней в моей жизни.
— Твой свидетель — Мор, — сказал я. — Ты встретился с ним в
Анди и сообщил ему, что Саманта — агент Шинбета1 и что она охо¬
тится за ним, военные преступления не забыты. Ты сказал ему, что
можешь нейтрализовать ее, если он в течение нескольких дней сделает
то, что ты ему прикажешь. Брум умер на глазах Мора. Мор необходим
ДЛЯ—
1 Шинбет — Шерутей Бетахан, израильская разведывательная служ¬
ба (пришел, авт.).
163
— Заткни свою поганую пасть, — сказал Балкан. — Ты прав, па¬
скуда, я Waldganger. — Он сделал несколько шагов по верстаку, его
потное лицо поблескивало в свете лампочки. Ноги в шикарных ботин¬
ках он переставлял медленно, стараясь не наступить на торчащие свер¬
ла, ржавые болты, гайки, разъемы и провода.
Он то и дело сжимал и разжимал руку вокруг рукояти маузера. Я
видел его на стрельбище; я знал, что он всадит в меня все восемь пуль
без промаха еще до того, как я приближусь к воротам. Казалось, он
шел по верстаку час, на самом деле — секунд сорок пять. Вот она,
теория относительности, подумал я.
— Давай, — сказал Балкан.
Большой конверт с документами лежал у меня в кармане плаща.
На нем был тисненый герб, а в углу маленькие печатные буквы —
«министерство внутренних дел». На оборотной стороне находилась белая
наклейка с текстом о том, что в целях военной экономии конверты надо
по возможности использовать многократно. Я приблизился к верстаку
и протянул конверт Валкану, он взял его левой рукой за уголок.
— Без глупостей, — сказал он самым дружелюбным тоном. — Я
не хочу никаких осложнений. А уж твоей смерти и подавно. — Я
кивнул. — Ты мне нравишься, — добавил он.
— Это придает всему делу новую окраску, — сказал я.
Конверт был обвязан резинкой, так что открыть его можно было
только двумя руками. Балкан держал палец правой руки на спусковом
крючке, другими прихватил угол конверта, а левой рукой принялся
снимать резинку. Момент был решающий — ему требовалось несколько
секунд, чтобы двумя руками снять резинку и вытащить документы. А
чем дольше я стою рядом, тем больше риск, что Балкан снова отгонит
меня прочь на безопасное расстояние.
Колено Валкана находилось на уровне моей, головы. Я тщательно
примерился. Под коленом есть небольшое углубление, где нерв прохо¬
дит рядом с костью. Резкий удар в это место парализует ногу.
— Ты же все выронил, — закричал я панически.
Джонни схватил низ конверта, а я ударом руки отбил документы и
маузер подальше от своего черепа. Потом саданул его по ноге. Не очень
точно. В голове у меня загудело — острый край обоймы маузера обру¬
шился на мой висок. Я начал падать. Теряя от боли сознание и почти
ослепнув от кровавых мальчиков в глазах, я еще раз заехал ему по ноге.
Тут я почувствовал, что он падает. Он рухнул как подрубленное
дерево, бумаги, кружась, опускались на пол. За звуком упавшего на
верстак тела послышалось дребезжание металлической рухляди. Стра¬
ховое свидетельствр, словно семя-крылатка, упало в открытую банку
машинного масла.
— Я повредил спину, — произнес он испуганно, но тренированная
рука крепко сжимала маузер. Нарезное дуло колебалось, как острие
карандаша приготовившегося писать чиновника. Я ждал выстрела.
164
— Я повредил спину, — сказал он снова. Я двинулся было к нему,
но мушка опять закружилась, и я застыл на месте. Передо мной лежал
старый человек, пытающийся носить маску человека молодого и безза¬
ботного. Он очень медленно опустил с верстака одну ногу. Голос его
зазвучал с едва заметным рокотанием:
— Es irrt der Mensch, so lang er slreb1.
Я наблюдал за ним с тем гипнотическим ужасом, с которым на¬
блюдают за ядовитыми насекомыми, но между мной и Джонни не было
стеклянной витрины. Наконец он встал на ноги, лицо его исказилось
от боли. Он двинулся вдоль верстака мне навстречу. Я попятился. Он
ступал неуклюже, будто ватными ногами, лицо дергалось, но маузер
неотрывно смотрел на меня. Нога его опустилась в большую банку с
маслом. Балкан бросил взгляд вниз. Самое время прыгнуть на меня.
— Я испортил костюм, — сказал он. Масло расплескалось вокруг
ноги, а роскошный ботинок издавал в банке хлюпающие звуки. Одной
рукой Балкан опирался на верстак, а другой целился мне в живот. —
Мой костюм, — повторил он и тихо засмеялся широко открытым ртом,
так смеются идиоты и дети, смех его постепенно перешел в бульканье.
Лампочка светила прямо в глаза, поэтому я не сразу заметил, что
изо рта у него течет кровь. Струйка была розоватой и пенистой. Он
покачнулся, а затем грохнулся на каменный пол, опрокинутая банка
масла покатилась по гаражу, со стуком задевая за железки, пока, на¬
конец, не упала в яму. Джонни лежал ничком на залитом бензином
полу. Тело его дернулось и выгнулось, будто его ошпарили кипятком,
потом он трижды хлопнул ладонью по полу, хлопки напоминали чем-то
пистолетные выстрелы. Вдруг он обмяк и затих. К спине его на уровне
лопаток прилепилась толстая полированная овальная доска, на которую
он упал. «Шмидты из Золингена — лучшие сверла в мире». Весь набор
этих сверл теперь глубоко сидел в его мертвом теле.
Это было так на него похоже. Маленький Фауст, искатель спасения
через борьбу, художник Strum und Drang’a1 2, имевший двух требователь¬
ных хозяев и пытавшийся умереть со словами Гете на устах, он с ними
бы и умер, если бы его не отвлекли мысли об испорченном костюме.
Я думал, кем была для него Саманта — Гретхен или Еленой. Моя роль
сомнений не вызывала.
Я сложил листовки Стока кучей около двери и, застегнув плащ на
все пуговицы, уложил тело Валкана в обитый мягким сатином гроб.
Смерть сделала Валкана меньше, я едва узнавал мужчину с четырех¬
дюймовым шрамом на лодыжке. Взяв из аптечки жирный карандаш, я
написал на лбу Валкана: «1 гр. Na Ат». Бросив взгляд на часы; при¬
1 «Блуждает человек, пока в нем есть стремленье» (Гете, «Фауст»,
перевод Н.А.Холодковского).
2 «Буря и натиск» — здесь переш «характеризующийся смелыми по¬
рывами мысли».
165
писал ниже на загорелой коже «18. 15». Все, что увеличит замешатель¬
ство, когда откроют эту коробку, мне на пользу.
Я успел завернуть только четыре шурупа, когда услышал шум
подъезжающего грузовика. В гараже, как мне казалось, пахло кровью,
поэтому, чтобы успокоить себя, я вылил на пол немного бензина и
спрятал испачканный кровью плащ.
Я открыл ворота настежь. На улице уже стемнело, шел снег. Они
въехали. Я помог водителю открыть задний борт грузовика. В дверях
появилась фигура человека с автоматом марки «стен» в руках, фигура
в старом кожаном пальто, которое приятно пузырилось в нужных ме¬
стах.
— Не дури. Сам, — сказал я. — Даже для троих погрузить эту
штуковину — задача почти непосильная. Опусти автомат.
Она автомат не опустила
— Где Джонни? — спросила она
— Опусти автомат, Саманта Если бы ты знала, как часто происхо¬
дят несчастные случаи с этими допотопными автоматами, ты бы так
себя не вела Неужели тебя ничему в Хайфе не учили?
Она улыбнулась, поставила автомат на предохранитель и опустила
дула
— Джонни знает, что вы здесь?
— Конечно, знает, — сказал я. — Это его пьеса, но ты своего в
ней никогда не получишь.
— Может, и'не-получу, — сказала она, подойдя ко мне почти вплот¬
ную,— но в этой проклятой стране у меня есть кое-какие интересы,
так что я попытаюсь. — Она помолчала — Мы уже знаем, что бывает,
когда даже и не пытаешься — шесть миллионов наших соотечествен¬
ников погибли тихо и покорно, поэтому отныне евреи будут пытаться.
Возможно, я далеко не продвинусь, но этот парнишка... — она ткнула
красным ногтем в сторону водителя, — ..пойдет по моим стопам, а за
ним много других.
— Ладно, — сказал я. Она была права Иногда совершенно неважно,
каковы шансы и есть ли они вообще.
— Много других, — повторила она
Я кивнул.
Кожаное пальто военного покроя шло ей. Оно хорошо сочеталось с
ее мальчишески вызывающим поведением и автоматом. Она оперлась
локтем о грузовик и встала, игриво изогнув руку, будто держала не
автомат, а фотоштатив.
— Почему вы мне не сказали, что связаны с этим делом?
— Как? По вашему телефону? — отпарировал я.
— Я видела сообщение в газетах. Мы были беспечны.
— Вот вы как это называете?
— Человек, живший внизу, видимо, и квартиру мою взломал.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил я.
166
— Хайфа считает, что это сделали ваши люди.
Я пожал плечами и сделал знак пальцами, который у всех народов
обозначает деньги.
— Какая часть из них в немецких марках? — спросил я.
— Все, — сказала она, — все в немецких марках.
— Хорошо, — сказал я. — Нам надо заплатить людям в морге за
помощь. — Она все еще была настороже.
— Я дал ему один грамм амитала натрия. — Я махнул рукой в
сторону гроба и медицинской сумки Валкана. — Он спокойно спит,
кислородом мы не пользовались, но Джонни сказал, чтобы вы взяли с
собой эту сумку и средства купирования. Дозу и время я написал
прямо на лбу, так что если вы забудете предупредить других, с ним
ничего не случится.
Она кивнула, опустила дуло автомата и попыталась сдвинуть гроб.
— Он нс придет в сознание восемь часов с гарантией.
— Тяжелый, — сказала она
— И последнее, прежде чем мы погрузим его на ваш грузовик. День¬
ги я хочу получить здесь. — Я вытянул руку точно так же, как в свое
время это сделал Сток. Она пошла к кабине и из большой кожаной сумки
вынула пачку новеньких стомарочных банкнот. Потом сказала*
— Вы понимаете, что мне ничто не мешает пристрелить вас и ‘за¬
брать Ссмицу. — Водитель вышел из-за грузовика В руке он держал
пистолет, он ни в кого не целился, а просто держал era
— Теперь вы понимаете, почему Джонни не пришел сюда сам, —
сказал я.
Ее лицо прояснилось.
— Конечно, — сказала она — Я могла бы и сама об этом дога¬
даться. Он настоящий «мистер Делай Ноги», этот Джонни Вапкан. —
Она неохотно отдала мне деньги. — Это вымогательство. Он не заслу¬
живает такой суммы.
— То же самое говорили римские солдаты Иуде, — сказал я и
положил деньги в карман. Мы принялись грузить гроб.
Какое-то время мне казалось, что мы не справимся, но в конце концов
нам удалось поднять гроб на грузовик. Когда мы вдвинули его и закрыли
задний борт (нам потребовалось на это три попытки), мы уже были не
в состоянии даже говорить, мы стояли молча, вдыхая запах бензина. Я
налил виски «Гленливет» в три припасенных Джонни пластмассовых
стаканчика Неожиданно меня стала бить дрожь. Горлышко бутылки за¬
стучало о стаканчик. Сам и водитель наблюдали за мной.
— Будем здоровы, — сказал я и вылил в себя дымящуюся солодо¬
вую жидкость.
Сам сказала*
— Вы наврали французским полицейским, что я работаю на немчуру.
— Да, — сознался я. — У меня такое вот необычное чувство юмора.
— Вы же знали, что я служу в' израильской разведке.
— Ах, вот вы на кого работаете? — произнес я с издевательским
удивлением.
— Угу, — ответила она, отхлебнув виски. Водитель наблюдал за
нами.
— Для вас это игра, — сказала она, — а для нас это вопрос жизни
и смерти. У египтян столько немецких ученых, что лабораторные ру¬
ководства пишутся и по-немецки, и по-арабски. А с этим типом мы
сможем сравняться с ними.
— Ферменты, — сказал я.
— Давайте не будем больше водить друг друга за нос. Мы в Изра¬
иле, конечно, можем использовать знания Семицы в области инсекти¬
цидов, но, как вы понимаете, это не главное.
Я промолчал. Она застегнула свое кожаное пальто доверху.
— На самом деле инсектициды Семицы — это нервно-паралитиче¬
ские газы! — продолжала она — Уже много сельскохозяйственных
рабочих сошли с ума. Инсектициды воздействуют на нервную систему,
это самые страшные яды, известные человечеству. Верно?
Ей необходимо было подтверждение.
— Верно, — Огласился я.
Она заговорила быстрее, убедившись, что се задание было именно
таким важным и значительным, каким оно ей и казалось.
— Когда-нибудь эти египтяне вернутся, — сказав она — И весь¬
ма скора И вернутся они с оружием, которое разработают для них
немецкие ученые. Наши люди в военных поселениях должны иметь
возможность ответного удара — Раздался стук пластмассового стакан¬
чика о верстак. — Вот почему ни вы, ни я ничего по-настоящему
изменить не можем. В этом заключена судьба еврейского народа, и нет
ничего важнее этого.
— Если бы я знал, что он вам так нужен, то позволил бы выкрасть
его прямо в Восточном Берлине.
Она шутливо стукнула меня-по руке.
— Вы думаете, что мы бы с этим не справились? Если мы в чем-то
и разбираемся, так это в городах, которые разделены стеной. Иерусалим
разделен стеной со времени моего детства. Мы освоили все мыслимые
способы перебираться и перелезать через нее, обходить ее, подлезать
под нее.
Я'открыл задний борт грузовика и погрузил туда два темных бле¬
стевших венка. «От старых друзей» — было написано на одном из них.
Венок повис на ручке гроба
— Нам их не надо, — сказала Сам.
— Возьмите, — сказал а — Никто не знает, когда ему может по¬
надобиться венок от старых друзей. Никто.
Сам улыбнулась» я закрыл задний борт. А потом открыл хорошо
смазанные ворота гаража и помахал рукой медленно выехавшей маши¬
не. Сам улыбалась мне из-за воротника своего кожаного пальто. За ее
168
головой я различал большую полированную коробку с бренными остан¬
ками Джона Валкана, на мгновение мне захотелось окликнуть это
слишком доверчивое дитя. Можно позволить себе сентиментальное чув¬
ство, если знаешь, что годы тренировки не позволят подчиниться ему.
— Bis Hunderlundzwanzig1, — сказал я тихо. Грузовик рванулся впе¬
ред, и Сам пришлось повернуться, чтобы не потерять меня из виду.
— Mazel Tov, — отозвалась она.
По темному лобовому стеклу скользнули снежинки. Водитель вклю¬
чил фары, в желтых снопах света кружились снежинки. Я закрыл
ворота, отрезав от себя удаляющийся шум мотора. Потом решил выпить
еще одну порцию виски — меня снова забила дрожь, хотя на улице
было и не так уж холодна
Глава 43
ХАННА ШТАЛЬ, она же САМАНТА СТИЛ
Уже снег, подумала Саманта Стил. Какой, интересно, будет зима?
Какой бы ни была здесь зима, хорошо бы оказаться в своей квартире
в Хайфе, из окна которой видна ярко-голубая бухта в обрамлении
зонтичных сосен, а отражение света от побеленного потолка слепит
глаза даже в декабре.
Она смотрела, как большие снежинки падают на грязные улицы
берлинского района Райникендорф, через который они проезжали. Ви¬
ски согрело ее, и она почувствовала, как ее начало клонить в сон. Она
сжала лицо в ладонях и потерла глаза. Какое счастье, что все закон¬
чилось, сколько препятствий позади. Она чувствовала себя усталой,
издерганной и опустошенной, словно после ночи скверного секса. Она
провела рукой по волосам. Молодые мягкие шелковистые волосы. Она
опустила их, они приятно погладили шею, потом снова подняла и снова
опустила — очень похоже на теплый душ. Хорошо бы снова стать
блондинкой. Тело ее с удовольствием расслаблялось.
Ей бы хотелось увидеть еще раз Джонни Валкана до отлета самолета;
причем отнюдь не по причинам романтического свойства, к таким чер¬
ствым самовлюбленным мужчинам симпатий она не питала. Балкан был
порядочный обманщик. Он и немцем-то настоящим не был, хотя называл
Берлин своим домом. Он происходил из судетских немцев, что было
слышно в его речи, когда он нервничал. Она его не любила, но не вос¬
хищаться не могла. Это был профессионал, профессионал до кончиков
ногтей. Просто наблюдать за его работой уже было удовольствием.
Англичанин был его полной противоположностью. Были моменты,
когда она могла им увлечься, да, пожалуй, и увлеклась. В других
1 Еврейский тост, пожелание долгой жизни (при меч. ает).
\т
обстоятельствах, не связанных с работой, все могло бы сложиться по-
другому. Как жаль, что она не познакомилась с этим провинциальным
мальчиком много лет назад, когда он учился в своем старинном уни¬
верситете и только лишь начинал изучать настоящую жизнь. Ей им¬
понировала его простота, как было бы здорово жить с ним по соседству
в его Бернли или где бы это на самом деле ни было. Он был такой
спокойный, добрый, уступчивый, из него бы получился муж, который
бы не стал сквалыжничать из-за непомерных расходов на тряпки.
Почему англичане использовали таких людей в разведке — остава¬
лось для нее вечной загадкой. Дилетант. Вот почему англичане ни в
чем по-настоящему и не могут преуспеть — они все дилетанты. Такие
дилетанты, что оказавшиеся рядом не могут вытерпеть их неумелой
работы и берутся за нее сами. Именно так Америка и поступила в
последние две мировые войны. Может, правда, в том и состоял тайный
британский замысел. Она хихикнула. Нет, это невозможно.
Водитель предложил ей сигарету. Она оглянулась и постучала по
гробу, чтобы удостовериться, что он никуда не исчез. Она не доверяла
вещам, которые нельзя увидеть или потрогать. Слава Богу, Джонни сам
проследил за дозировкой морфия и другими деталями, англичанин мог
бы что-нибудь забыть или перепутать. Его надо подталкивать, этого
англичанина. Она это знает по собственному опыту общения с ним. С
ним рядом должен быть человек типа Джонни Валкана, или Саманты
Стил, добавила она мысленно. Отцом бы он стал хорошим. Из Валкана
мог получиться неплохой партнер, а вот англичанин стал бы хорошим
отцом ее детей. Она сравнила свои воспоминания об обоих, словно они
были турнирными бойцами, претендующими на ее благосклонность. Она
села поглубже и втянула голову в воротник, словно пряча подальше
свои мысли.
Балкан являлся худшим типом ухажера, он считал женщин низшей
расой и верил только в мужское братство, а ее мать говорила, что это
опасный знак. В этой стране, где в 1945 году женщин было на два
миллиона больше, чем мужчин, с такой философией он вполне мог
прожить. В Израиле, где женщины вполне самостоятельны, ему бы,
конечно, несдобровать.
Она прикурила сигарету. Рука ее дрожала. Вполне естественно по¬
сле всех забот и треволнений, а ведь впереди еще ждал аэропорт. Если
она не успокоится, то аэропорт придется взять на себя водителю, он, к
счастью, человек толстокожий.
— Где мы? — спросила она
— Вон Зигесшейле, — сказал водитель, указывая на высокий па¬
мятник старым победам, воткнутый в Тиргартен, будто булавка в зеле¬
ную бабочку. Он свернул в сторону, чтобы избежать встречи с
полицейскими машинами, которые всегда стояли у подножия памятни¬
ка — Теперь недалеко.
— Слава Богу. — Она дрожала — Здесь чертовски холодна
170
Водитель ничего не ответил, хотя оба прекрасно знали, что в ма¬
шине не холодно.
Она вернулась к размышлениям об англичанине; это было безопас¬
ное удовольствие и теперь, когда она больше никогда его не увидит,
вполне академическое. От него хорошо пахло; а это, она считала, очень
важно. О мужчине многое можно сказать по тому, как он пахнет и
какого вкуса его поцелуй. Запах его был не очень мужским. Не то что
у Валкана, который пропах табаком и грубой кожей, последний запах
был связан с той бутылкой, на которую она наткнулась однажды ночью,
когда стала искать аспирин и наткнулась на его сеточку для волос.
Она рассмеялась. От англичанина исходил более мягкий запах; что-то
похожее на теплый дрожжевой хлеб, а иногда и на какао.
Она помнила ту ночь. В ту ночь она пришла к выводу, что никогда
не поймет мужчин. Балкан занимался любовью в своей обычной мане¬
ре — словно хирург, делающий сложную операцию. Она еще пообеща¬
ла ему купить резиновые перчатки, а он отшутился, будто она ведет
себя как под наркозом. Было около трех часов утра, когда.она нашла
нс только сеточку, но и незаконченные части струнного квартета Бал¬
кан, Король Балкан. Как же он упивался своей важной опасной работой
секретного агента. Ей бы следовало сказать ему, что его скрытное от¬
ношение к своей интеллектуальной жизни есть форма комплекса вины
перед родителями. Балкан предпочитал думать, что причина тут в «ду¬
ховных ранах войны». Обманщик.
Почему остановилась машина? Она выглянула и увидела громадную
дорожную пробку. Ужасный город, перенаселенный мужчинами в длин¬
ных плащах и широкополых шляпах. А уж у женщин наряды были и
вовсе невообразимые, она не встречала ни одной красиво одетой жен¬
щины за все время, что провела в этом городе.
Дорожная пробка ее не очень расстроила, времени еще было пре¬
достаточно, она предусмотрительно побеспокоилась в своих расчетах и
о такой возможности. Грузовик прополз чуть вперед и снова остановил¬
ся. Такие пробки были только в Нью-Йорке. Она не знала, поедет к
матери на Рождество или нет. Очень дорого, к тому же совсем недавно
она уже летала к ней. Однако матери особенно чувствительны в Рож¬
дества Может, пригласить ее на праздник в Хайфу. Поток машин снова
тронулся с места, поперек дороги лежал кремовый двухэтажный авто¬
бус. Авария. Дорога, видимо, стала скользкой от снега. Сначала сне¬
жинки таяли, едва достигнув земли, а теперь начали покрывать ее
белым узором. Люди тоже оделись в белые шали. Водитель включил
дворники. Мотор монотонно заурчал.
Посередине дороги, у пожарной машины, стояло много людей. Так
ей придется ползти вечность. Она откинулась на спинку сиденья и
расслабилась. В горле снова появился вкус виски. Она вспомнила всю
операцию с того момента, когда они выехали на машине из гаража в
Виттенау. Хайфа приказала отдать деньги только в случае крайней
171
необходимости. Чтобы не вызвать у них подозрения, сказали они. Она
бы сейчас с удовольствием повторила торг с англичанином, что он там
сказал? «То же самое говорили римские солдаты Иуде»? Типичная
кислая английская шуточка. Ей бы следовало забрать гроб силой. В
один момент она едва так и не поступила. Но ее руку отвел Джонни
Балкан, которого там не было. Может, он наблюдал за ними из окна
на противоположной стороне улицы. Валкана нельзя tie любить, насто¬
ящий профессионал.
Стемнело еще больше, низкая туча, из которой не переставая шел
снег, казалось, опустилась еще ниже. Они снова двинулись вперед.
Прожекторы освещали пожарных, работающих под автобусом с домкра¬
том. Еще один пожарный и полицейский стояли на коленях в луже
бензина. Теперь она видела, что произошло. Пожарный говорил с по¬
жилым человеком, ноги которого прижало колесом автобуса. Они хоте¬
ли забрать из его рук знамя, но он никак не хотел выпускать его из
рук. Полицейский взмахом руки предложил им двигаться дальше. Ста¬
рик продолжал цепляться за древко знамени. На его лице не таяли
снежинки. На знамени красовалась надпись «Никто нс может служить
двум господам. Евангелие от Матфея, 6, 24».
— Это Шенберг, — сказал водитель. До Темплхофа было рукой
подать.
Глава 44
В Китае, Индии, Корее и
Польше пешки называют «пехо-
тинцами», а в Тибете — «деть¬
ми».
Лондон, вторник, 5 ноября
Лампа с зеленым абажуром в кабинете Доулиша была снабжена
целой системой веревочек и противовесов. Сейчас лампа рубила фигуры
людей вокруг его стола надвое и освещала их только от талии и ниже.
Оторванные от тела руки Доулиша появились в круге желтого света.
Пальцы, словно язычки змей, ощупали пачку новых бумажных денег.
— Вы, возможно, и правы, — сказал он мне. — Фальшивые.
— Это только догадка, — сказал я. — Но она отдавала их мне с
таким видом, будто я ограбил ее.
Доулиш щелкнул по пачке и прочитал отрывок из закона о нака¬
зании за подделку денег, который печатают на немецких банкнотах.
Потом протянул пачку Алисе.
— Они не хотят, чтобы Ньюбегин занял вакансию в Берлине, —
сказал Доулиш. — По их мнению, вы американизировали отдел во всех
отношениях.
172
— Это их способ компенсации тех приказов, которые они получают
из Вашингтона, — отпарировал я.
Доулиш кивнул.
— Скотленд-Ярд получил телеграфное сообщение от мюнхенской
полиции. Он изучающе смотрел на мое лицо в темноте. Я промолчал.
На другой стороне стола Алиса надевала резинку на пачку денег,
которую я получил от Сам. В наступившей тишине резинка отчетливо
щелкнула. — Какая-то девушка делает в Мюнхене пересадку, она везет
гроб из Берлина в Хайфу. В гробу находится покойник. — Доулиш
снова взглянул на меня, ожидая ответа.
Я сказал:
— Гробы для покойников и существуют. Что здесь, странного?
Доулиш подошел к небольшому угольному камину и ткнул в пламя
согнутым штыком. Пламя взвилось в воздух, из-за решетки посыпались
искры.
— Что, по-Ейшсму, мы должны ответить? — спросил он, обращаясь
к камину.
— Мы? — переспросил я. — Мне показалось, что мюнхенская по¬
лиция обратилась к Скотленд-Ярду. Если вы хотите иметь что-то общее
с девицами, которые ездят в Хайфу с гробами, дело ваше, но я ничего
об этом не слышал и не знаю.
Доулиш стукнул кочергой по самому большому куску угля и раз¬
бил его на пять ослепительных частей.
— При условии, что я знаю, — сказал он, положив на место кочер¬
гу и возвращаясь к столу. — Мне нет никакого смысла говорить одно,
когда вы в своем письменном отчете пишете совершенно другое. — Он
кивнул, будто пытаясь убедить себя. Меня убеждать не требовалось.
— Да, — сказал я. За окном на крыше суетились скворцы. В рас¬
светных сумерках проступали уродливые очертания домов с кровавыми
разводами на грязных стеклах. Электрический свет лампы Доулиша
постепенно уступал дневному свету. Доулиш со вздохом опустился в
кожаное кресло. Сняв очки, он вынул из кармана накрахмаленный
носовой платок и осторожно промокнул им свое лицо.
— Ты не раздобудешь для меня чашечку настоящего кофе? — спро¬
сил он, но Алиса уже отправилась варить его.
★ * *
Доулиш прочитал вырезку из газеты, которую я дал ему.
«ШВЕЙЦАРСКИЕ БАНКИ ВЕРНУТ ВКЛАДЫ ЖЕРТВ ФАШИЗМА
Швейцарский парламент в четверг одобрил правительственный за¬
конопроект, касающийся раскрытия банковских счетов давно умерших
жертв фашизма.
Новый закон получил единодушную поддержку ста тридцати депу¬
татов, он приподнимает завесу секретности, которая опутала многие
иностранные вклады, лежащие на тайных номерных счетах.
Закон о секретности банковских операций будет приостановлен на
десять лет, так что правительство сможет воспользоваться невостребо¬
ванными вкладами.
В соответствии с новым законом банки, страховые компании и дру¬
гие организации обязаны обнародовать данные о невостребованных вкла¬
дах, принадлежащих людям, судьба которых неизвестна со времени
войны, или же иностранцам, преследовавшимся по религиозным, расо¬
вым или политическим мотивам, а также лицам без гражданства.
Правительство предложило этот законопроект с целью отвести от
себя всякие подозрения в том, что Швейцария готова извлечь выгоду
из уничтожения европейских евреев в гитлеровских концлагерях.
Передача вкладов должна осуществляться по федеральному де¬
крету, причем необходимо учитывать происхождение умершего обла¬
дателя.
Закон, по оценкам, должен принести прибыль еврейским благотво¬
рительным организациям, а возможно, и государству Израиль.
Наследникам тех, кто считается пропавшим без вести или умершим,
предоставляется петь лет для востребования вкладов, но швейцарские
власти считают, что большинство наследников тоже умерли к настоя¬
щему времени и что число обращений будет невелико. Никто не знает,
каковы суммы, подпадающие под действие закона, хотя Швейцарская
ассоциация банкиров оценивает их в пределах одного миллиона швей¬
царских франков.
Берн, 21 октября, Рейтер».
Доулиш прочитал газетную вырезку четыре раза.
— Деньги, — сказал он. — Валкану нужны были только деньги.
— Очень верное умозаключение, — сказал я.
— Деньги —это еще не все, — произнес серьезно Доулиш.
— Не все, — согласился я. — Но они все могут купить.
— И все же я не совсем понимаю, — признался Доулиш.
— А тут и понимать нечего, — сказал я. — Все предельно про¬
сто. В концлагере сидит очень богатый человек по имени Брум.
Семья Брума оставляет ему состояние в четверть миллиона фунтов в
Швейцарском банке. Человек, который сможет доказать, что он Брум,
становится обладателем двухсот пятидесяти тысяч фунтов. Чего ж
тут понимать? Валкану нужны были эти документы, чтобы доказать,
что он и есть Брум. А все остальное чистое совпадение. Балкан
вынудил людей Гелена попросить нас сделать документы, чтобы они
выглядели солиднее.
— А чего же хотела девчонка? — спросил Доулиш.
— Семицу, — сказал я, — для выполнения израильской научной
программы. Она агент израильской разведки.
174'
— Угу, — отозвался Доулиш. — Балкан хотел передать Семицу
израильскому правительству. Взамен они были готовы подтвердить его
права на состояние Брума. Швейцарские банки очень внимательны к
просьбам израильского правительства. Прекрасно придумана
— Прекрасно, — согласился я с Доулишем, — да не совсем.
* * *
Работа в нашем отделе была организована таким образом, что за
финансовые вопросы отвечал я, хотя все, что можно было считать «сче¬
тами», обрабатывала Алиса, я же лишь визировал их. Именно мои
знания в области финансов привели меня в УООК (П), они же застав¬
ляли отдел терпеть меня. Доулиш листал папку с бумагами, которую
я приготовил для него. Было очень уютно сидеть в старом кресле
Доулиша перед горящим камином, который ърема от ъремедш
сноп искр.
Доулиш кратко и убедительно подводил итог каждому эпизоду. Мне
иногда только приходилось вставлять «да» или «нет>, если, конечно,
Доулиш нс просил моих объяснений или обоснований. Но это он делал
редко.
Неожиданно он спросил:
— Вы что, заснули, старина?
— Я просто закрыл глаза, — ответил я. — Так легче думается.
— Обычно вы наблюдаете за людьми, а теперь вот приходится на¬
блюдать за вами.
— Да, — сказал я. — Чувствую я себя паршиво.
— Это из-за Валкана, старина? — Я не ответил, и Доулиш продол¬
жал: — Конечно, вы сражались с ним здесь и на континенте целых
полтора года Приятного мала — Доулиш какое-то время молча смот¬
рел в огонь. — А может, вас беспокоит письменный отчет.
— Да, он немного путаный.
— Угу, — сказал Доулиш, — путаный. — Он захлопнул папку,
которую держал на коленях. — Давайте на время оставим эту тему,
идите домой и отоспитесь.
— Пожалуй, я так и сделаю, — согласился я. Неожиданно я по¬
чувствовал себя совершенно разбитым.
— Кажется, я смогу помочь вам получить беспроцентный кредит,
если вы, конечно, все еще в нем нуждаетесь. Если, я не ошибаюсь, речь
шла о восьмистах фунтах?
— Тогда пусть уж будет тысяча, — сказал я.
— Пусть, — согласился Доулиш. — А если вы оставите пистолет
здесь, я отошлю его с посыльным в военное министерства
Я отдал ему . браунинг и три полных магазина к нему. Доулиш
положил все это в большой конверт и написал на нем: «Пистолет».
Глава 45
Эндшпиль часто связан с про¬
ведением пешки в ферзи. На этой
стадии могут возникнуть неожи¬
данные проблемы в собственном
лагере.
Лондон, вторник, 5 ноября
К себе домой я добрался к десяти утра Молочник как раз подошел
к соседнему дому, и я купил у него две пинты джерсейского молока
и полфунта масла
— Я смотрю, у вас те же беды, что и у меня, — сказал молочник.
— Какие же? — спросил я.
Он с такой силой хлопнул себя по животу, что его лошадь дернулась.
— Вы любите сметану и масло. — Он громко захохотал. Лошадь
медленно пошла к следующему дому. — Не носите сегодня вечером
старую одежду, — сказал он.
— Почему? — спросил я.
— Сгорите. — И он снова засмеялся.
Я с трудом открыл дверь, за которой скопилось очень много почты.
Номера «Таймо и «Ньюсуик», счета за электричество, рекламные про¬
спекты, вы можете слетать в Париж всего за девять фунтов и семнад¬
цать шиллингов, Обществу защиты животных требуется старая одежда,
вы имеете возможность купить поврежденные огнем ковры всего за
десятую часть их. первоначальной стоимости. В квартире стоял затхлый
дух, под раковиной завелась плесень. Я поставил кофе, находя удоволь¬
ствие в том, что имел дело со знакомыми вещами в очень знакомой
обстановке. Я зажег газовую горелку в камине, положил в него длинное
полено и придвинул стул поближе. Снаружи утреннее солнце смени¬
лось низкими темными облаками, готовыми засыпать город снегом.
Засвистел чайник. Я открыл банку кофе «Блю маунтин» и высыпал
солидную порцию во французскую кофеварку. По кухне поплыл густой
аромат, в гостиной затрещало разгоревшееся полено. Я включил элек¬
трическое одеяло и постоял немного у окна спальни. Мусорщики вы¬
гружали содержимое баков в кузов большого грузовика, мистер Боутмен
чистил окна бара Дальше по улице молочник хлопал себя по животу
и смеялся, беседуя с почтальоном. Я задернул занавеси, и все исчезло.
Я вернулся на кухню и налил себе кофе.
Солнце едва пробивалось сквозь плотные тучи, мужчина через пять
домов от меня пытался разжечь костер из старого садового мусора и
готовил свой маленький садик с голыми деревьями к суровым испыта¬
ниям зимы. Дым от костра поднимался прямо вверх — ветра не было
совсем. В садах лежали приготовленные к сожжению кучи мусора, на
одну из них водрузили сломанную куклу в цилиндре.
176
«Пятое ноября», — подумал я. Вот почему, видимо, смеялся молоч¬
ник. Из соседнего дома вышел маленький мальчик и бросил охапку
сучьев на кучу.
Я Берну;.см к обо ем у камину, поправил полено носком ботинка и от¬
хлебнул крепкий черный кофе. На столе лежал третий том «Решающих
сражений западного мира* Фуллера. Я открыл его и убрал закладку.
С полчаса почитал. Начался небольшой дождь со снегом, улицы
опустели. На кофейном столике стояло несколько бутылок. Я налил
себе большую порцию солодового виски и засмотрелся на пламя камина.
Запах солода вернул меня к прошедшим событиям. Я снова был в
маленьком грязном темном гараже среди бензиновых испарений и ра¬
зобранных моторов. Запах виски щекотал ноздри и будоражил память.
Джонни лежал в луже бензина и розовой пенистой крови, я затаскивал
его тело в гроб в каком-то фантастическом кошмаре. Меня закружило
вихрем, в котором смешались Вальпургиева ночь и Балкан, запахи бен¬
зина и в;н.к г. Четыре часа спустя я проснулся в поту перед потухшим
камином. Си моих хватило только на то, чтобы раздеться и лечь в
постель.
Глава 46
Если шахматист не уверен в
своих силах, то ферзевый гам¬
бит — дебют с жертвой пешки
лучше не применять.
Лондон, вторник, 5 ноября
— Документы, — сказал Хэллам. — ДОКУМЕНТЫ.
— Подождите, — сказал я. — Я только что проснулся, работал всю
ночь, не вешайте трубку. — Я положил трубку, выпил полчашки хо¬
лодного кофе и умылся в ванной холодной водой. Часы показывали
полшестого вечера Смеркалось. В окнах соседних домов зажигали свет.
На синем фоне лондонского вечера свет выглядел очень желтым. Я
вернулся к телефону. — Теперь все в порядке, — сказал я в трубку.
— Тут все с ума сошли, — сказал Хэллам. — Речь идет о доку¬
ментах Брума Где они? — Не дожидаясь моего ответа, он продол¬
жил: — Мы во всем помогали вам, так что рассчитываем-
— Подождите минутку, Хэллам, — сказал а — Вы сами настояли
на том, чтобы я уехал из Берлина, оставив документы у Вапкана
— Все верно, старина Так где Балкан и где документы?
— А я откуда знаю?
— У вас их точно нет?
— Нет, — соврал я. Документы мне были не нужны, но причины
переполоха узнать хотелось.
177
— Вы не хотите прийти ко мне выпить по стаканчику? — предло¬
жил Хэллам, резко меняя тему. — Вы знаете, что сегодня ночь, фей¬
ерверков. Приходите, выпьем. Мне необходимо кое-что спросить у вас.
— Хорошо, — согласился я. — Когда?
— Через час, — сказал Хэллам. — Бутылку вы с собой не захва¬
тите? Вы же знаете, каковы эти фейерверочные гулянья. В темноте
каждый норовит выпивку стащить.
— Ладно.
— Отлично, — сказал Хэллам. -т- Простите меня за резкость. За¬
меститель министра устроил мне головомойку за эти бумаги.
— Все в порядке.
— Благодарю вас, — сказал Хэллам.
— Не за что, — сказал я и повесил трубку.
Глава 47
Сила ферзя такова, что часто
он действует в одиночку. Но без
поддержки других фигур ферзь
может и нс справиться с умело
управляемыми пешками против¬
ника.
Лондон, вторник, 5 ноября
На город опустился туман. Не такой, чтобы остановить движение ав¬
тобусов и заставить полицейских надеть специальные маски, но достаточ¬
ный, чтобы время от времени отбрасывать свет фар на собственное лобовое
стекло. Прохожие прятали подбородки поглубже в шарфы и откашливали
сажу, оседающую на бронхах, словно накипь на кухонном чайнике.
На Парламент-сквер с шумом горели две зеленые ацетиленовые лам¬
пы. В центре стояли двое полицейских в белых плащах; когда туман рас¬
сеивался, их белые руки выделялись как на экране, когда сгущался, они
совсем пропадали. Рядом со станциями метро дети клянчили деньги для
своих кукол, большая часть которых представляла собой набитые старьем
мешки с маской и нахлобученной шляпой. Правда, около станции «Саут-
Кеисингтон» попался превосходный экземпляр — ростом с огородное пу¬
гало, одетый во фрак, белую сорочку, галстук-бабочку и помятый котелок.
Радом сновало четверо ребятишек, которым прохожие охотно бросали ме¬
лочь. Я нашел место для парковки прямо напротив дома Хэллама. Машин
вокруг стояло больше, чем обычно, поскольку молодые чиновники, которые
любят играть с огнем, облюбовали район Глостер-роуд для устройства гу¬
ляний с выпивкой и пусканием фейерверочных ракет.
— Прекрасно, — сказал Хэллам. Глаза его немного блестели. Я
понял, что он уже приложился к бутылке до моего прихода. Он впу¬
\П
стил меня в гулкую прихожую. Сверху доносился голос Фрэнка Си¬
натры со старой пластинки. — Кого я по-настоящему люблю, так это
животных, — произнес он на ходу, в коридоре было так темное что я
едва различал его. Когда он открыл дверь в свою комнату, я заметил,
что вокруг кета сияет ореол. — Они боятся, — объяснил он.
Комната Хэллама выглядела иначе, чем в мой первый визит. На
стене висела новая картина, а пол устилал роскошный ковер. Хэллам
стоял, улыбаясь, у двери.
— Нравится? — спросил он. — Правда, красиво?
— Должно быть, ваш банковский счет существенно уменьшился.
— Ну, вот, — сказал Хэллам. — Вы всегда только о деньгах и
говорите.
Я снял пальто. Хэллам пояснил:
— Моя тетка умерла.
— Ничего себе, — сказал я. — Надеюсь, не от чего-нибудь зараз¬
ного?
— К счастью, нет, — быстро проговорил он и издал короткий сме¬
шок. — Она умерла, оставив много денег.
-—Это самая заразная штука, — сказал я, — и, что самое печаль¬
ное, со смертельным исходом.
— Вы невозможный человек, — сказал Хэллам. — Никогда не зна¬
ешь, серьезно вы говорите или шутите.
Нс помогая ему решить загадку, я бросил пальто на диван. Развер¬
нув бумагу, я поставил бутылку рома на комод между полупустой
коробкой мармелада «Тинтри* и вустерским соусом.
Стопка туристских проспектов выросла. На верхнем из них была
видна фотография океанского лайнера на рассвете. В иллюминатора*
горел золотой свет, обещавший прекрасный воздух. На переднем плане
женщина прижимала маленького пуделя к своему норковому манто,
как бы доказывая правоту рекламного призыва* «Роскошные круизы для
тонких ценителей*.
— Ром, — сказал Хэллам, — это очень здорова Я сам только что
принес бутылку алжирского вина — Он пододвинул завернутую в бу¬
магу бутылку алжирского вина к рому «Лемон Харт*; мгновение мы
оба смотрели на бутылки. — А не выпить ли нам? — спросил Хэллам.
— С удовольствием, — сказал я.
Хэллам просиял.
— Как насчет рома?
— Какого? — спросил я.
— Вот этого, — ответил Хэллам. — Который вы принесли.
— Идет, — сказал а
Хэллам засуетился, принялся выжимать сок из лимонов и кипятить
воду на маленькой газовой горелке в камина
— Как поживает Бабуся Доулйш? — спросил он, склоняясь над
чайником.
179
— Стареет.
— Мы все стареем, — сказал Хэллам. —По-своему, Доулиш —
очень неплохой человек. — Я промолчал. Хэллам продолжал: — Прав¬
да, немного важничает. Как это принято в верхних эшелонах Уайтхол¬
ла, но все равно парень он неплохой.
— А я и не знал, что вы знакомы, — сказал я.
— Доулиш работал недолго в министерстве внутренних дел. Он
занимал кабинет рядом с лифтом на моем этаже. Он сказал, что шум
его совершенно замучил, а иначе я бы сам переехал в его кабинет. —
Хэллам распрямился, держа в руках два бокала дымящейся жидко¬
сти. — Попробуйте-ка.
Я попробовал. Напиток являл собой сладкую жидкость, какую-то
смесь горячей воды, лимона, гвоздики и масла
— Алкоголя не чувствую, — сказал я.
— Его там и нет. Я же еще ром не наливал. — Он откупорил
бутылку и плеснул немного в оба стакана. На улице раздался треск
взорвавшейся шутихи.
—.Я в принципе всегда был против, — сказал Хэллам.
— Чего? Алкоголя?
— Фейерверочной ночи, — сказал Хэллам. — Каждый год пугают
животных и калечат детей. Случаются ужасные несчастья, хулиганы
бросают горячие фейерверки в почтовые ящики, бутылки с молоком,
привязывают их к несчастным животным. Отвратительно. Пожарные в
этот день всегда несут потери, отделения «скорой помощи» в больницах
переполнены. Кому это выгодно?
— Фирме «Броке файеруоко, — сказал я.
— Да, — согласился Хэллам, — и магазинам, продающим их про¬
дукцию. Сегодня немалые деньги переходят из рук в руки. Многие в
министерстве внутренних дел против этого, уверяю вас, но нам проти¬
востоят интересы... — Хэллам безнадежно развел руками.
Я сел на диван и принялся рыться в грампластинках Хэллама У
него было много современной музыки. Я выбрал пластинку со скрипич¬
ным концертом Берга.
— Можно послушать? — спросил я.
— Пусть платят, — сказал Хэллам. — Надо им выставить счет за
все несчастные случаи и сожженные дома, а если после этого у них
еще останутся деньги, то их надо раздать держателям акций.
— Но ведь они и сигнальные ракеты производят, — заметил я.
— Очень немного. Я знакомился с этой фирмой. Отвратительно
делать деньги на таких вещах. Если бы сами муниципальные
власти организовывали фейерверочное представление, тогда другое
дело..
— Можно послушать эту пластинку? — снова спросил я.
— Лучше вот эту. Превосходная вещь. — Он порылся в пластинках
и нашел любимую вещь Саманты: Шенберговы «Вариации для духового
180
оркестра». — Сильный мелодичный рисунок сохраняется даже при пе¬
реходе в новую тональность, — пояснил Хэллам. — Прекрасная вещь.
Изумительная.
Зазвучала эта неотвязная дисгармоничная музыка, от которой мне,
похоже, никуда было не деться. Может, это было просто совпадение,
но я думал иначе. Музыка не заглушала взрывов, криков и шипения
ракет, доносившихся с улицы. Когда музыка закончилась, Хэллам
приготовил нам еще по одному' бокалу напитка В темноте, 'заметил
он, люди не замечают, полный у них бокал или нет. После каждого
очень громкого взрыва Хэллам принимался успохаивать одного из
своих котов.
— Конфуций, — позвал он. С котами он говорил необычно высо¬
ким голосом. — Фонг. — Фэнг оказался совершенно квадратным су¬
ществом четырьмя ножками по углам. Лениво выбравшись из-под
дивана, он сделал четыре шага к центру комнаты, лег на ковер и
тут же уснул.
— Они. кажется, нс очень-то и боятся.
— Пока нет, — сказал Хэллам. — Но как начнут взрываться боль¬
шие ракеты, все может быть. Перед тем как мы пойдем на улицу, я
дам им снотворное.
— Если вы дадите снотворное вот этому, он просто упадет в миску
с молоком.
Хэллам натужно хихикнул.
— Где мой Конфуций?
Конфуций был намного шустрее своего собрата Он встал с кровати
и с неловкой грацией, присущей сиамским котам, легко вспрыгнул на
плечо Хэллама. Помурлыкав, он заслужил ласку хозяина
— Прекрасные существа, — сказал он, — очень гордые.
— Да — сказал а
— Нам потребуется ваша помощь, — сказал Хэллам.
— Я в котах мало что смыслю, — сказал я.
— Это верно, — согласился Хэллам. Он осторожно снял Конфуция
со своего плеча — Ваша помощь нужна нам в поисках документов
Брума.
— Вот как? — Я вынул пачку «Галуаз*.
— Можно? — спросил Хэллам. Я дал ему сигарету. Он поднес к
ней свою золотую зажигалку и прикурил. — Вы единственный, кто
способен помочь. Наше ведомство очень болезненно реагирует на такие
проколы. Я сам просил вас отдать их Валкану, но я никак не думал,
что контора поднимет такой шум по этому поводу. — На улице раз¬
дались два громких .взрыва подряд. Хэллам нагнулся и погладил ко¬
тов. — Ну-ну, хорошие мои. Не бойтесь.
— Это будет стоить денег, — сказал я.
— Сколько? — спросил он. Он не сказал «Очень хорошо», или «Ни
в коем случае», или «Я свяжусь с начальством». Я не мог себе пред¬
ставить, что министерство внутренних дел выкупает свои же собствен¬
ные документы. Это на них совсем не похоже.
— Сколько? Это ведь дело непростое. Как скоро вам надо? — спро¬
сил я.
— Скоро, — сказал Хэллам. — Документы в Лондоне?
— Не уверен, — ответил я.
— Ради Бога, будьте благоразумны, — взмолился Хэллам. — Се¬
годня вечером я должен позвонить домой заместителю министра с со¬
общением, что документы находятся в нашем распоряжении.
Раздался тихий стук в дверь.
— Подождите минутку, — сказал мне Хэллам и приоткрыл
дверь. — Да?
Голос из-за двери произнес:
— Она не разрешает мне этого делать в проходе.
— Старая карга, — сказал Хэллам. — Делай снаружи.
— На мостовой? — спросил голос
— Да, под уличным фонарем, — сказал Хэллам.
— Мальчишки слишком уж много шутих сегодня пускают.
— Ладно, — успокоил Хэллам бодрящим тоном, — ведь тебе для
этого больше десяти минут не потребуется.
— Нет, не потребуется, — подтвердил голос, и Хэллам закрыл
дверь, поворачиваясь ко мне.
— Туман сегодня, — произнес он.
— Да, местами, — сказал я.
Хэллам сложил губы так, словно съел лимон.
— Принюхайтесь. Я чувствую его в воздухе. — Он подошел к ма¬
ленькому письменному столу и поднял крышку раковины. Открыв кран
горячей воды, он сполоснул руки, раздался характерный хлопок зажег¬
шейся газовой колонки. Тщательно вытерев руки, он открыл шкафчик
над раковиной и взял оттуда ингалятор.
— В туманные вечера я страдаю, — сказал Хэллам, направляя
струю ингалятора на гортань. Закончив, он повернулся ко мне и по¬
вторил фразу на случай; если я не разобрал.
На улице слесарь заканчивал менять колесо у машины Хэл-
лама. Мы поехали на моей машине, Хэллам громко командовал,
куда и когда свернуть. Туман сгустился. Мы ехали в большом
вращающемся зеленом облаке, в котором время от времени появ¬
лялись грязно-желтые пятна уличных фонарей. Горький туман за¬
бивал ноздри. Туман как стена отражал звук шагов, прежде чем
поглотить его окончательна Мимо медленно прополз большой гру¬
зовик, ни на дюйм не отрываясь от бордюрнрго камня. Появился
человек с фонариком, за которым полз автомобиль, а за ним,
словно вереница барж на реке, кавалькада машин. Я пристроился
к -этому конвою.
— Здесь всегда паршиво, — сказал Хэллам.
182
Глава 48
Пешки могут ходить только
вперед. Назад пешки ходить не
могут.
Лондон, вторник, 5 ноября
Красный цвет заливал все неба То бордового оттенка, то розового,
он напоминал зловещий закат или доисторический рассвет. Трубы вы¬
строились в ряд на фоне неба; когда мы повернули за угол, нашему
взору предстала улица небольших домов, освещенных причудливым све¬
том — как на картине художника прошлых веков.
Треск фейерверочных огней не прекращался, время от времени раз¬
давался свист запускаемых ракет. Очертания окон в домах расплылись
в горячем воздухе, за следующим углом появился костер. Горящие ящи¬
ки из-под фруктов являли собой странную кубистическую картину.
Пламя взмывало на тридцать футов вверх, а выше, в струе горячего
воздуха, танцевали искры и, отклоняясь, падали ни холодную 'землю.
Костер горел в центре большого пустыря, который стоял незастро¬
енным еще со времени военных бомбежек, когда санитарные отряды
сверяли число трупов со списками жильцов, поливали развалины хи¬
микалиями и огораживали место забором, который теперь покосился и
продырявился. На пустыре тут и там виднелись заросли доходящих до
пояса сорняков. «Интересно, есть ли здесь растения, которые бы Доулиш
взял в свой сад», — подумал я.
На дальнем конце пустыря неожиданно вспыхнуло несколько фей¬
ерверков — струи желтых огоньков, зеленые шары из коробки.
-Ну и ну, — лаконично прокомментировал голос за моей спиной.
Я обернулся и увидел двух мужчин, толкавших детскую коляску, за-?
полненную старым картоном и деревяшками. За их спинами возвыша¬
лась доска, облепленная рекламой. На одном из рекламных объявлений
значилось: «Мистер Смерть против южнолондонского Вампира — Кам¬
беруэлл ские бани».
Люди на пустыре держались большими и маленькими группами.
Мы шли по неровной земле, старательно обходя кучи мусора, ско¬
пившегося здесь за последний год. После набегов любителей костров
в мусорных кучах остались только несгораемые предметы. Мы обог¬
нули глубокую яму, одна группа людей резко выделялась на фоне
яркого костра Обогнавшие нас двое мужчин кидали деревяшки из
коляски на горящий конус Зеваки на другой стороне костра были
словно нарисованы желтым мелом на доске, но прорисована у каж¬
дого была только одна сторона, другая же тонула в темноте и
космах тумана За костром четверо мужчин стояли вокруг одного
из немногих сохранившихся деревьев. Я смотрел на желтое свече¬
ние пламени. Вдруг люди и дерево погрузились во мрак, зажегся
183
маленький желтый огонек, кто-то из мужчин прикурил от зажигал¬
ки. Другой сказал:
— Потух.
Третий откликнулся:
— Иди и раздуй его, Чарли. — Все засмеялись.
Вокруг с треском загорались фейерверочные свечи, небо пронзали
ракеты. Что-то упало у моих ног с легким жужжанием.
— Вот те на! — воскликнула полная женщина, шедшая мне на¬
встречу, раздался такой резкий хлопок, что мы с Хэлламом отпрыгнули.
Потом Хэллам отстал от меня, чтобы прикурить сигарету, мне он
закурить не предложил. На фоне освещенных окон домов виднелись
фигуры людей, но Хэллама среди них мне разглядеть не удавалось,
пока не раздался оглушительный взрыв осветительной ракеты, которая
зависла над пустырем, заливая все вокруг ослепительным светом. Я
оглянулся и увидел Хэллама. На нем был черный плащ из плотной
ткани и ярко-желтый шелковый шарф. А в руке он держал пистолет
калибра 0.45 и целился прямо в меня, Яркий свет испугал его, он
поспешно сунул пистолет за пазуху. Свет начал меркнуть. Я огляделся
и заметил неподалеку небольшую яму. Как только свет погас, я юркнул
в нее Темнота ослепила меня, за спиной находился костер, впереди —
Хэллам; я осторожно выглянул, высматривая его.
Он стоял на том же самом месте. Пистолет он завернул в шарф.
Две пожилые женщины осторожно обходили мою яму.
— Осторожнее, Мейбл, — сказала одна из них другой.
Другая, увидев меня, заметила:
— Кора, дорогая, смотри, как он нализался.
— А может, его машина раздавила, — предположила первая.
Хэлламу этого оказалось достаточно, чтобы обнаружить меня. Я
решил встать и держаться рядом с пожилыми дамами. В этот момент
над моей головой просвистела пуля калибра 0.45.
— Ого! — воскликнули дамы. — Ну и фейерверк!
Хэллам хотел заставить меня сидеть в яме до тех пор, пока он не
подойдет ближе и не исполнит задуманного. Пожилые дамы возмуща¬
лись;
— Ну что за безобразие!
Я нащупал в кармане фейерверочные свечи, которые купил заранее,
и вынул одну из них. Потом поджег ее и швырнул в Хэллама. Взрыв
заставил его отпрыгнуть. Мужчина, заметивший это, крикнул:
— Кончайте швыряться хлопушками, хулиганы, а то я сейчас по¬
лицию позову.
Я зажег еще один фейерверк и бросил его в Хэллама. На сей раз
Хэллам был готов к атаке, но мои активные действия держали его на
расстоянии.
Какой-то прохожий спросил:
— Вам там помощь не требуется? — Его друг ответил за меня:
184
— Для кое-кого это всего лишь предлог, чтобы нажраться до бес¬
чувствия. — И они ушли.
За спиной Хэллама фейерверки вспыхивали зелеными и желтыми
искрами, посылая в небо струи золотого дождя. Это дало мне возмож¬
ность пристреляться. Красная точка фейерверочного патрона упала под
ноги Хэлламу, пару секунд он не замечал ее, а заметив, шустро отбе¬
жал. Мощный взрыв особого вреда ему не принес. Я искал выход из
своего отчаянного положения. На пустыре было полно народу, но они
и не подозревали о попытках Хэллама убить меня.
Какой-то человек заглянул в яму и спросил:
— Вы что, оступились?
— Я не пьяный, — ответил я. — Я ногу подвернул.
Мужчина нагнулся и протянул мне свою спасительную длань. Я
встал на ноги, изображая человека, подвернувшего ногу. В это время
еще раз вспыхнул огонек — это снова выстрелил Хэллам.
Кто-то заорал из темноты.
— Парень, у него хлопушки в руке, кончай дурить, парень.
Хэллам чуть сдвинулся в сторону.
— Теперь все в порядке, — сказал я своему благодетелю. Неподалеку
затрещала вращающаяся шутиха, высверлив золотую дырку в ночи.
Как только мужчина ушел, раздался еще один выстрел, рядом кто-
то засмеялся. Хэллам выстрелил вверх, видимо, боясь попасть в того,
кто стоял неподалеку, мне показалось, что он решил поставить меня
против костра, а затем и прикончить. В голове моей проносились самые
разные идеи. Может, лечь на землю, подумал я, услышав .свист очеред¬
ной пули, а когда Хэллам подойдет близко, свалить его ударом. Этот
план предполагал, что Хэллам проявит неосторожность, хотя оснований
для таких надежд не было. Справа от меня зажгли римскую свечу,
она с шипением посылала в небо огненные шарики. Ко мне приближа¬
лись два красных пятна. Один из мужчин сказал:
— Где ты ее оставил?
Другой ответил:
— Вот под этим кустом, почти полбутылки «Хейг энд Хейг».
Они прошли мима Кто-то из группы стоявших вокруг дерева зажег
новую римскую свечу.
Я потерял Хэллама из виду и занервничал. Я знал, что, как только
римская свеча разгорится, Хэллам сможет прицелиться в меня, а ведь
патронов в обойме у него осталось совсем немного. Так что следующий
выстрел вполне может оказаться смертельным.
Я двигался среди людей и римских свечей, словно Давид среди
филистимлян. Прежде чем одна из них успела разгореться, я наступил
на нее ногой.
— Эй, эй, — закричал самый здоровый из мужчин. — Что ты делаешь?
— Фокус показываю, — ответил я. — Держи вот эта — Я вынул
из кармана бутылку рома и протянул ему.
185
— А может, я не хочу, — сказал он.
— Тогда я со своими приятелями оторву тебе башку, — сказал я
мрачно. Он торопливо отошел прочь. В их коробке с фейерверками я
нашел осветительную ракету. Засунув ручку ракеты в бутылку, я зажег
ее. Раздался рев разлетающихся искр, а когда она разгорелась по-насто¬
ящему, ее свет сразу затмил пламя костра. Я держался поближе к де¬
реву. Люди вокруг кричали «Ах!* и «Ох!*, ракета с треском горела, и
тут я увидел Хэллама — он стоял рядом со старой детской коляской. Я
воткнул в развилку дерева еще три ракеты. Хэллам испуганно озирался
по сторонам. Я направил первую из ракет на Хэллама. И поджег.
— Эй, поосторожнее, — сказал один из мужчин.
— Пошли, Чарли, — сказал его друг. — Он хочет кого-то покале¬
чить, я не собираюсь быть свидетелем.
Когда я поджигал вторую ракету, первая начала плеваться искрами,
потом разгорелась по-настоящему и понеслась вперед, будто снаряд ба¬
зуки. Она пролетела на шесть футов выше головы Хэллама и в четырех
футах правее. Я зажег шутиху и бросил ее под ноги Хэлламу. Он в это
время смотрел вокруг и заметил, как разгорается запал второй ракеты.
Вспыхнул огонек выстрела, отлетевшая от дерева щепочка продырявила
мой рукав. Вторая ракета с ревом понеслась к Хэлламу. Увидеть ракету
нетрудна Она оставляет после себя след — как трассирующая пуля.
Хэллам сделал шаг в сторону, и ракета, не причинив ему вреда, ткнулась
в землю за тем местом, где он только что стоял. Он снова выстрелил и
снова попал в дерева Я выглянул в расщелину и увидел облако искр,
похожих на золотые монеты. За Хэлламом сверкали бенгальские огни.
Рядом со мной мужской голос произнес:
— Сейчас я с ним разберусь. Я платил за эти ракеты, мне и пус¬
кать их. — Голос слегка запинался от выпитого, и я сначала подумал,
что двое мужчин, которые искали «Хейг энд ХеГи>, возвратились, чтобы
разобраться со мной, но они прошли мимо, продолжая говорить между
собой. Хэллам начал перезаряжать пистолет. Я едва различал его дви¬
жения во мраке. Справа от него полыхал костер, от порыва ветра
занялась с воем правая сторона, которая до тех пор почти не горела
Я принялся лихорадочно искать новые фейерверки. Остались только
одна ракета, несколько римских свечей и хлопушек, связанных вместе
резиновой лентой. Я схватил одну связку, с трудом поджег ее дрожа¬
щей рукой и бросил в Хэллама Потом установил последнюю ракету в
развилку дерева и поджег ее как раз в тот момент, когда хлопушки с
треском взорвались. Это отвлекло Хэллама Последняя моя ракета про¬
резала темноту ночи. Сначала я думал, что ракета попадет в него, но
в последний миг он все же заметил ее и отступил в сторону. Она
ударилась о мягкую землю и тихо угасла. Еще две пули впились в
дерево. Я втянул голову в плечи, думая, куда бы убежать. Но никакого
укрытия поблизости не было. Между мной и Хэлламом теперь не было
ничега
186
Сев на корточки, я выглянул из-за дерева с теневой стороны и
увидел, что произошло. Вторая или третья ракета, спокойно лежавшая
на земле, вдруг выпустила струю пламени, на фоне которого четко
проступила фигура Хэллама. Я отчетливо видел рекламу борцов, одним
из которых бы мистер Смерть. Хэллам полуобернулся, проверяя, не
нападает ли кто на него сзади, и в это время загорелся его шарф.
Шарф свисал с его руки, будто горящая палка, и он бил ею по себе,
чтобы сбить пламя. Но пламя лишь разгоралось и вдруг полностью
накрыло Хэллама. Я видел, как он извивается в самом центре этого
пламени. Потом что-то взревело, как реактивный самолет, и на месте
пламени образовался громадный огненный шар, он был такой яркий,
что костер на его фоне поблек и пожелтел. Вот какого сорта оказалось
его алжирское вино! Это была зажигательная смесь, молотовский кок¬
тейль, который он припас, чтобы сжечь дотла мои останки..
— Ты посмотри, Кора, какая красота
— Кто-то, похоже, бросил спичку в коробку с фейерверками.
— Там сгорело хлопушек на несколько фунтов, Мейбл.
— Моя собачка с ума сойдет.
— Осторожно, не оступись, там яма. Один пьяный уже свалился туда
— Интересно, кто все это убирать будет.
—•Дома в холодильнике есть сосиски, но мы можем зайти в кафе
и поесть жареной рыбы с чипсами.
— Ты только посмотри на зеленый.
— Фу, как отвратительно пахнет подгоревшей пищей. Посмотри, ка¬
кой дым.
— Пошли, Джордж.
— Там уже толпа собирается. Держу пари, что-то случилось.
Глава 49
Если король одного из игроков
не находится под шахом, но лю¬
бой ход ставит короля под шах,
такая позиция называется па¬
том, и партия признается за¬
кончившейся вничью.
Лондон, среда, б ноября
— Нет, вы уж лучше ничего из этого в свой отчет не включайте, —
сказал Доулиш. — В кабинете министров все разом чокнутся, когда
узнают, что вы замешаны в двух отвратительных историях, случивших¬
ся в течение одной недели.
— Сколько же отвратительных историй в неделю мне. разреше¬
но? — спросил я.
187
Доулиш вместо ответа пососал трубку.
— Сколько? — снова спросил я.,
— Для человека, который ненавидит индивидуальное насилие, —
сказал Доулиш терпеливо, — вы слишком часто оказываетесь рядом с
самоубийцами.
— Вы чертовски правы,— ответил я. — Я всю мою сознательную
жизнь нахожусь рядом, наблюдая, как половина человечества совершает
самоубийство, а другая, с моей точки зрения, готова последовать за
первой в самое ближайшее время.’
— Не продолжайте, — сказал Доулиш, — я понял вашу точку зре¬
ния. — Наступила тишина, которую нарушало только тиканье часов.
Была половина третьего утра. Казалось, что мы все ночи проводим в
кабинете Доулиша
В тусклом свете настольной лампы Доулиш копался в бумагах на сво¬
ем столе. С улицы доносился шум грузовиков, на бешеной скорости везу¬
щих в город молоко. Я сидел перед маленьким угольным камином, который
мог зажигать только Доулиш, потягивал его лучшее бренди и ждал, когда
он будет готов сказать мне что-нибудь. Наконец время пришло.
— Это моя вина, — сказал Доулиш. — Я виноват в том, что про¬
изошло. — Я молчал. Доулиш подошел к огню и сел в самое большое
кресло. — Вы проверили сведения о том... — Доулиш говорил, обраща¬
ясь скорее к каминной доске, чем ко мне — что Хэллам собирался
уйти в отставку на следующей неделе?
-Да.
— А вы знаете почему? — спросил он.
Я отхлебнул бренди, но отвечать не спешил. Я знал, что Доулиш
торопить меня не будет.
— Он был неблагонадежен с точки зрения государственной безопас¬
ности, — сказал я.
— В моем отчете написано, что он был не очень благонадежен с
точки зрения государственной безопасности, — сказал Доулиш, подчер¬
кивая различие. — В моем отчете, — повторил он.
— Да, — сказал я.
— Вы зйали.
— Вы все время повторяли, чтобы я относился к нему помягче, —
сказал я. Доулиш кивнул.
— Верно. Повторял, — согласился он. Мы оба долго молча смотрели
в огонь, я попивал бренди, Доулиш сложил две своих руки так, чтобы
указательными пальцами он мог время от времени тереть кончик носа.
— Мне это не нравится, — сказал Доулиш. — Вы знаете мои взгляды.
— Знаю, — сказал я.
— Его досье я сопроводил большим дополнением, а также тремя
меморандумами, касающимися лично его и гомосексуалистов вообще.
Вы знаете, что произошло?
— Что?
188
— Хулиган из кабинета министров». — Мне еще не приходилось
слышать, чтобы Доулиш говорил о своем начальстве в таких выраже¬
ниях. — попросил Росса из министерства обороны проверить, нет ли
у меня гомосексуальных наклонностей. — Наклонившись вперед, он
помешал угли кочергой. — Нет ли у меня таких наклонностей.
— Что поделаешь, так работает ум политиков, — сказал я. Видимо,
при этом я улыбнулся. Доулиш произнес с грустью:
— Ничего смешного здесь нет. — Он налил мне еще рюмку бренди
и на сей раз решил выпить со мной. — Вот что происходит, когда люди
начинают идти по этому пути. Вы посмотрите на американцев. Они изо¬
брели такую штуку, как антиамериканизм, будто американизм — это
что-то индивидуальное, а не правительственное. Между американизмом,
коммунизмом и арианизмом много общего: все они являются правф-ель-
ствсннмми идеями и поэтому, естественно, описывают свойства тех, кем
легко управлять; несущественными различиями можно пренебречь.
— Да, — сказал я.
Доулиш говорил не со мной, он просто думал вслух. Мне очень хо¬
телось узнать, что же привело Хэллама к краху, но я решил не мешать
Доулишу подойти к этому своим собственным путем. Доулиш сказал:
— В этом гомосексуальном деле плохо то, что мы ведь таким же
образом могли бы сказать, будто все женщины неблагонадежны, по¬
скольку могут вступать в незаконные отношения с мужчинами. И
наоборот.
— Для тех, кто любит это наоборот, — вставил я.
Доулиш кивнул.
— Единственный выход — снять социальное напряжение с гомосек¬
суалистов. Эти проклятые поиски неблагонадежных лишь увеличивают
это напряжение. Если кто-то обнаруживает этот nojxnc раньше нас, он
может шантажировать сотрудника потерей работы; а если они не хотят
лишиться работы, они должны добровольно внести в свои досье — «го¬
мосексуалист*. Если в этом случае кто-то оказывает на них давление,
они могут обратиться к специалистам по безопасности, и тогда появля¬
ется возможность справиться с их проблемами. В нашей проклятой
системе мы прекрасно наживаем себе врагов.
Я кивнул.
— Ничего мне не надо сообщать, — сказал Доулиш, и я понял, что
все это время какая-то часть его мозга не переставала думать о Хэл-
ламе. — Действуйте так, будто вы ничего не знаете.
— Мне это совсем не сложно, — сказал я.
— Хорошо, — сказал Доулиш. Пососав трубку, он продолжил: —
Бедняга Хэллам, надо же так погибнуть — Повторив эту фразу два
или три раза, он спросил: — Вы счастливы? Это ведь самое главное.
— Еще бы, — ответил я. — У меня не жизнь, а сплошные танцы,
смех и пение. Потом цветное широкоформатное убийство. Как тут не
быть счастливым?
— Безнадежные заболевания требуют соответствующих лекарств, —
сказал Доулиш.
— Кто это сказал?
— Гай Фокиз, если не ошибаюсь, — ответил Доулиш. Он очень
любил цитировать.
Я сказал:
— Почему бы нам не сбежать в Цюрих и не потребовать четверть
миллиона фунтов? У нас есть доказательства, что деньги принадлежат
нам. — Я постучал по конверту с документами Брума.
— Ради нашего отдела? — спросил Доулиш, возвращаясь к столу.
— Ради нас.
— Тогда придется жить среди всех этих швейцарцев, — сказал Доу¬
лиш. — Они мне ни за что не разрешат выращивать сорняки. — Он вы¬
двинул ящик, бросил в него документы, запер его и вернулся к камину.
— Может, поднатужимся и поймаем негодяя Мора? — предложил я.
— Вы зеленый мальчишка, — сказал Доулиш. — Если мы сообщим
Бонну, что он военный преступник, то они либо вообще не станут
требовать его выдачи, либо предоставят хорошую работу в одном из
правительственных учреждений. Вы сами знаете, как это бывает.
— Вы правы, — сказал я, и мы молча уставились в огонь. Время
от времени Доулиш удивленно восклицал, до чего же это поразительно,
что Валкана вообще никогда не существовало, и доливал мне бренди.
— Я дам знать Стоку о Море, — сказал я.
— Хорошо, — сказал Доулиш, — и мы посмотрим, что из этого
получится.
— Посмотрим, — согласился я.
— Так, значит, Валкана вообще не существовало?
— Отчего же? Балкан существовал, — ответил я. — Он был охран¬
ником концлагеря до тех пор, пока богатый заключенный (убивавший
людей по заданию коммунистических партий) не организовал его убий¬
ства Это был Брум. С врачом-эсэсовцём Мором...
— С тем, кто сейчас в Испании. Нашим Мором.
Я кивнул.
—.... они заключили сделку. Эсэсовский офицер инсценировал убий¬
ство Валкана таким образом, чтобы ни у кого из заключенных не возни¬
кало сомнения в том, что убит Брум, а сам Брум тем временем оделся
в форму немецкого солдата и убежал. В 1946 году быть немецким сол¬
датом было все же лучше, чем быть убийцей. Более того, Брум (или
Балкан) был прекрасно устроен в финансовом отношении и без своих
четверти миллионов фунтов, но знать, что такая сумма ждет тебя в банке,
всегда приятно. Возможно, он собирался оставить ее кому-нибудь. Воз¬
можно, на смертном одре, уже вне власти людского суда, он собирался
открыть, кто он такой на самом деле. Не знаю. Действовать его заставил
тот самый новый закон о невостребованной собственности. Ему надо было
хоть как-то доказать, что он Брум, и тут же снова оказаться не Брумом.
190
— Поразительно, — воскликнул Доулиш, — что еврей из концла¬
геря, так много пострадавший от нацистов, живет всю жизнь под маской
охранника нацистского концлагеря.
— Он даже не мог понять, пострадал он от такого развития событий
или нет. — сказал я. — Он вбил себе в голову, что если разбросать
вокруг себя побольше денег, врагов у тебя не будет. Настоящую вер¬
ность Балкан, или Брум, как вам угодно, демонстрировал только по
отношению к деньгам.
— Так стоило ли? — спросил Доулиш.
— Мы говорим о четверти миллиона фунтов стерлингов, это чертов¬
ски большая сумма денег.
— Вы меня неправильно поняли, — сказал Доулиш. — Я имел в
виду, стоило ли ему жить в постоянном страхе? В конце концов речь
шла о давнем военном политическом убийстве»
— Выполненном по приказу Коммунистической партии, — закончил
я за него. — Хотелось бы вам объявиться в современной Франции с
таким клеймом?
Доулиш кисло улыбнулся.
— Коммунистической партии, — повторил он. — Как вы думаете,
Сток с самого начала все знал? Знал, кто такой Балкан, кем он был
и кого убил? Они могли из него веревки вить, если докопались до всего
этого по военным архивам.
— Я сам об этом думал, — сказал я.
— Вы твердо уверены? — спросил Доулиш озабоченна — В том,
что покойник действительно Брум? Это не просто догадка?
— Твердо. Окончательным доказательством явился шрам. Вчера при¬
шло подтверждение от Гренада. Я послал Альберту шесть бутылок
виски за наш счет.
— Шесть бутылок виски за хорошего оперативного работника'— это
не самый выгодный способ вести дела.
— Не самый, — согласился я Алиса принесла кофе в чашечках
Доулиша с Портобелло-роуд Алиса, кажется, никогда не уходила
домой.
— Догадка меня посетила, — сказал я, — когда старик обронил фра¬
зу, что врач в концлагере- мог даже вылечить заключенное Вылечить,
значит, освободиться или же умереть. Так что при желании врач мог
сфальсифицировать свидетельство о смерти. Но самое поразительное в
положении Валкана было то, каким образом он должен был играть роль
своей жертвы — охранника Брума — потому как, раз Балкан оставался
живым, значит, его первая жертва была убита кем-то другим.
— А Хэллам?
— Как только ему предложили деньги, он стал сотрудничать с
Валканом самым тесным образом. Он был единственным сотрудником,
который имел право выдавать документы такого рода Без его сообщ¬
ничества они бы так просто с этим не справились.
191
— Хэллам не так уж много терял, получая отставку из-за своей
неблагонадежности.
— Верно, — сказал я. — Все случилось из-за того, что я запаниковал,
когда Семицу объявили в последний момент персоной нон грата. По их
.расчетам, я должен был исчезнуть со сцены, оставив документы Валкану.
— Они верили, что Сток доставит им Семицу?
— Странно, не правда ли? — сказал я. — Они так были уверены
в себе, им и в голову не могло прийти, что Сток перехитрит их. Что
он просто дурака валяет и ждет, не клюнет ли кто на приманку.
— Но ведь вы говорили, что для вас его ходы были очевидны.
— Для меня да. Мы со Стоком — люди одной профессии и пони¬
маем друг друга с полуслова.
— Нашлись люди, — сказал Доулиш сухо, — которые считали, что
вы можете оказаться его помощником.
— Я надеюсь, вы к ним не принадлежите?
— Слава Богу, нет, — сказал Доулиш. — Я предположил, что он,
в конце концов, окажется вашим помощником.
Глава 50
Фигура, которую мы сейчас на¬
зываем ферзем, первоначально на¬
зывалась советником или визирем.
Лондон, четверг, 7 ноября
Как и предсказывал Хэллам, 5 ноября произошло так много несча¬
стных случаев, что «ужасная смерть человека в фейерверочную ночь»
не попала в общенациональную прессу, а местная газета уделила ей
всего пару абзацев, да и те в основном больше цитировали представи¬
теля Общества защиты животных.
7 ноября было годовщйной большевистской революции. Джин дала
мне четыре таблетки аспирина, что свидетельствовало о ее дружеском
расположении, а Алиса — кофе с молоком, которое она считала пана¬
цеей. В качестве революционного жеста я послал полковнику Стоку
итонский галстук с Бонд-стрит.
«Тещин язык» чувствует себя превосходна Джин сказала, что луч¬
шее место для него — на подоконнике за радиатором, и он, похоже,
вполне это подтверждает. Доулиш решил провести несколько дней за
городом, чтобы, как мне казалось, просто скрыться с глаз долой. Он
забрал с собой Чика так что в конторе стало достаточно тихо и я смог
дочитать книжку «Умение говорить жизненно важно». Если верить те¬
стам, моя оценка была «посредственно».
Нам не разрешили пригласить Харви Ньюбегина на работу, отчасти
потому, что тот был иностранцем, а также по той причине, что я носил
192
только шерстяные рубашки и не отличался особой изысканностью речи.
Это ослабляло наши позиции и в Берлине, и в Праге.
— Идешь в министерство внутренних дел в воскресенье? — спро¬
сила Джин. — Тебе прислали приглашение на День памяти погибших.
Я пообещала дать им ответ не позднее полудня. В кабинете Хэллама
всего двенадцать мест.
— Я обещал прийти, — сказал я.
—■ Это верно, что Хэллам в больнице? — поинтересовалась Джин.
— Спроси у них, — сказал я.
— Я слышала...
— Спроси у них, — повторил я.
— Я спросила, — сказала Джин. — Мне ответили кратко и грубо.
— Тогда все правильно, — сказал я. — Министерство внутренних
дел похоже на лондонские театры: если они отвечают тебе вежливо,
хюжсшь быть уверена, что пьеса так себе.
— Верно, — подтвердила Джин. Она дала мне записку от Доулиша,
в которой говорилось, что один из документов Брума испачкан жиром
и что я должен представить по этому поводу письменное объяснение.
Был там и еще один документ, который разрешал финансовому управ¬
лению выдать мне одну тысячу фунтов на условии, что я подпишу
обязательство выплатить эту сумму из своей зарплаты в течение двух.
лет. Я спросил у Джин:
— Как ты относишься к тому, чтобы поехать на выходные за город
на новой машине?
— Надо подумать, — сказала Джин.
— У меня для тебя есть кое-что из косметики.
— Сразил, нечем крыть.
— Тогда в пятницу, — сказал я. — Возвращаемся в понедельник
утром.
— Не позднее, — сказала Джин. — Я присматриваю за котами
Хэллама.
Глава 51
Правило повторения ходов: ес¬
ли одна и та же позиция повто¬
ряется трижды за игру, партию
можно заканчивать.
Лондон, воскресенье, 10 ноября
Стояло туманное лондонское утро, в такую погоду Британская ас¬
социация туризма и отдыха затоваривается цветными фотографиями.
Уайтхолл являл собой громадный стадион серого гранита, на черной
дороге за ночь появились белые геометрические фигуры, позволяющие 77 Л-ЛсГгтои *1>с|>линекие нахо|Ю1н.|«
193
представителям всей нации занять предназначенные для них места.
Солдаты в черных медвежьих шкурах и серых плащах выстроились
так, чтобы замкнуть три стороны квадрата, по сцене гуляет жестокий
ветер, все происходящее напоминает военную экзекуцию. Трубы и ба¬
рабаны играют «Скай Боут Сонг*. Генерал возится с саблей, которую
ветер завернул в плащ, заломленные шляпы трепещут, будто перепу¬
ганные курицы.
Пожилой служащий недалеко от меня произносит; «А вот и ее
величество*, и королева выходит из парадных дверей под нами. Надо
всем возвышается поблескивающая каменная колонна Кенотафа. За ме¬
мориалом мальчики из капеллы королевской часовни, одетые в ярко-
алые тюдоровские костюмчики, дуют на посиневшие руки.
Миссис Мейнард у нас за спиной ставит на стол кофейные чашки.
Я слышу ее слова* «Мистер Хэллам не совсем здоров, сэр. Он решил
отдохнуть несколько дней*. В ответ слышатся вежливые соболезнования.
Миссис Мейнард добавляет материнским тоном: «Он перетрудился*, но
над чем — не уточняет.
«А-а-а-а-а-а*. Хриплая команда дежурного сержанта несется над
рядами медвежьих шкур и штыков. Дряхлые государственные мужи
стоят под пронзительным влажным ноябрьским ветром, который унес
жизни многих их предшественников.
Мясистые ладони с клацаньем обнимают металл, несколько сотен
винтовок выравниваются в линию.
Неожиданно из низкого облака раздаются раскаты артиллерийской
канонады — это Биг Бен бьет одиннадцать часов. Белые одежды и
отполированный металл тускло поблескивают в блеклом зимнем свете,
и тут молнией засверкали трубы. Звуки траурной мелодии плывут
среди тысяч напряженно застывших в молчании людей.
По молчаливой мокрой улице ветер гонит газету, словно городское
перекати-поле. Газета целует светофор, слегка касается тромбона и
прилипает к армейским ботинкам. Она размокла от сырости, но большой
заголовок виден отчетливо. «Новый кризис в Берлине?*
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Ядовитые инсектициды
В конце тридцатых годов немецкий ученый Геральд Шрейдер от¬
крыл группу органических фосфорных инсектицидов, из которых поз¬
днее были получены парафион1 и малафион. Понимая потенциальную
ценность нервно-паралитических газов как оружия, германское прави¬
тельство незамедлительно засекретило все эти работы. Немцы засняли
на кинопленку действие этих газов на заключенных концлагерей. Ки¬
нопленки и результаты научных исследований попали в руки союзни¬
ков во время войны, исследования были продолжены в Великобритании,
СССР и США, в военной области они продолжаются до настоящего
времени.
Известно много историй, иллюстрирующих громадную силу этих
ядов, к примеру, рассказывают о фермере, который во время обработки
посевов опустил руку в резервуар с ядом, чтобы прочистить форсунку,
и умер менее чем за сутки.
Доктор Сэмюэл Гершон и доктор Ф. X. Шоу (факультет фармако¬
логии и психиатрии Мельбурнского университета, Австралия) в жур¬
нале «Лансет» описали шестнадцать случаев заболеваний шизофренией,
депрессией, афазиями, потерей памяти и способности концентрироваться
у сельскохозяйственных рабочих, которые пользовались этим типом ин¬
сектицидов.
Хотя органофосфорные соединения быстро разлагаются, они облада¬
ют способностью «потенциировать* друг друга, отчего две маленькие
безопасные дозы при соединении приобретают смертельную опасность.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Организация Гелена
Гелен происходил из вестфальской семьи, но его фамильный де¬
виз — Laal vaare niet — фламандский. Девиз означает «Никогда не
сдаваться». Гелен вступил в рейхсвер при генерале фон Зеекте в 1921
году и был направлен в военную разведку еще до прихода Гитлера к
власти.
В Абвере он стал руководить отделом под названием Группа III F,
которая работала против СССР. К 1941 году майор Гелен уже руководил
отделом Абвер-Ост. В его подопечные территории входили Украина и
Белоруссия. Гелен получил много наград, в частности Рыцарский крест.
1 Парафион часто используется самоубийцами (примеч. авт).
195
Его' докладу о том, что немцы создали свое собственное сопротивление,
связанное с польским, Гиммлер не дал ходу как «пораженческому».
В 1945 году он располагал информацией, позволявшей ему оценить
реальную ситуацию в мире лучше, чем Гитлеру. Гелен отправился в
абверовские архивы в Цоссене1 и сжег там все документы, предвари¬
тельно микрофильмировав их и запаяв микрофильмы в стальные кани¬
стры.
Гелен сдался американцам и после непродолжительных недоразу-
мений добился беседы с бригадным генералом Паттерсоном, шефом
разведки американской армии.
Армия США дала Гелену очень много долларов и «Рудольф Гесс
Вонгемайнде»1 2 — большое современное поместье, построенное в 1938
году для отдыха офицеров СС, — водрузила над ней американский
флаг и поставила у ворот американских солдат. Гелену разрешили
собрать своих старых друзей по разведке, некоторые агенты за рубежом,
возможно* и не почувствовали замены хозяев.
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
Абвер
Номенклатура. Группа 1. Разведка. Группа 2. Саботаж (очень не¬
большая группа, состоящая большей частью из подразделений без опе¬
ративных работников). Группа 3. Контрразведка.
Эта группа подразделяется на следующие подгруппы:
М — Армия.
L — Флот.
F — ВВС
Н — Обнаружение и инфильтрация разведки.
ПРИЛОЖЕНИЕ 4
Советская система государственной безопасности
Советские сотрудники госбезопасности до сих пор называют себя
чекистами. Первоначально это была организация по борьбе с саботажем
и контрреволюцией, которая во время гражданской войны стала полевой
жандармерией с правом устраивать полевые суды и казнить белых или
несколько побледневших красных. ЧК оставалась частью армии, хотя
1 Теперь разведывательное подразделение Советской Армии (примеч,
авт).
2 Пуллах, Бавария, недалеко от Дахау (примеч. авт).
196
сейчас ее название является нарицательным. Структура ее претерпела
много изменений, она не раз меняла функции и название. Она была
последовательно ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, а в 1946 году разделилась
на МВД и МГБ. Последнее в 1954 году было переименовано в КГБ; КГБ
отвечает за самые важные аспекты госбезопасности и разведки в стране
и за рубежом. (МВД в настоящее время отвечает за полицейские фун¬
кции. тюрьмы, иммиграцию, организацию дорожного движения и пожар¬
ную службу.) Сток служит в той части КГБ, которая занимается
контрразведкой и называется ГУКР.
и 1937 году маршал Тухачевский попытался избавиться от чекист¬
ского контроля и был казнен по обвинению в заговоре с Троцким,
имевшем целью отдать Россию Гитлеру. В одно время с ним казнили
тысячи офицеров Красной Армии, что значительно ослабило ее. На
двадцатом съезде партии родилось движение за реабилитацию казнен¬
ных людей.
Полковник Сток имеет большой военно-политический опыт, который
берет начало со штурма Зимнего дворца в 1917 году. Он работал с
Антоновым-Овсеенко, когда последний был военным советником в Бар¬
селоне. Говорят даже, что именно Сток вызвал отставку Овсеенко. Как
офицер КГБ Сток сохраняет верность Коммунистической партии, а как
военный он вынужден иногда солидаризироваться с профессиональными
вояками. К ГРУ (военной разведке) Сток не имеет никакого отношения,
это совсем другая организация.
ПРИЛОЖЕНИЕ 5
Французская система государственной безопасности
Государственная безопасность Франции представляет собой очень
сложную систему взаимопересекающихся подразделений, которые, как
и все разведывательные службы, имеют тенденцию вырабатывать соб¬
ственные приоритеты.
Самой главной является Секретная служба Я ее касаться не буду.
Следующая по важности — ДСТ (дирекция по наблюдению за терри¬
торией), к которой принадлежит Гренад. Это подразделение выполняет
функции, которые в Британии выполняют Специальное управление и
МИ 5.
В-третьих, есть еще и Общая разведка, которая ведет досье полити¬
ков и профсоюзных лидероа Она состоит из двух частей; одна частично
перекрывает функции Национальной безопасности, другая — Париж¬
ской префектуры.
Служба Национальной безопасности ведет независимое существова¬
ние и имеет самые различные специализированные отделы — от отдела
азартных игр до громадного отдела телефонного прослушивания. Ми¬
№7
нистерство внутренних дел контролирует Общую разведку и в то же
время имеет свое собственное разведывательное подразделение типа
УООК (П), за исключением того, что Доулиш подчиняется кабинету
министров через премьер-министра, а французский министр получает
доступ к своим отчетам до президента
Военные имеют собственную разведывательную сеть, которая время
от времени сотрудничает с вышеупомянутыми службами.
Нижний эшелон агентов составляют так называемые barbouzes, или
полуофициальные информаторы; чтобы оживить свою жизнь, последние
часто придумывают антиправительственные заговоры, которые сами же
затем и разоблачают.
ПРИЛОЖЕНИЕ б
Закон о государственной тайне
(с поправками 1920 и 1939 годов)
В соответствии с разделом 6 полиция (или другие органы) имеет
право допрашивать подозреваемого в нарушении раздела I закона. Отказ
отвечать на подобные вопросы квалифицируется как судебно наказуе¬
мый проступок. Именно этот раздел позволяет получать информацию у
людей, не желающих добровольно сотрудничать. Закон не предусмат¬
ривает, что это положение может быть использовано для разрешения
недоразумений, связанных с менее серьезным разделом 2. (Максималь¬
ное наказание за проступок — два года тюремного заключения.) Но
пока информация не получена, далеко не всегда ясно, какой из разде¬
лов применим к рассматриваемой информации — 1 или 2.
Еще один интересный аспект применения Закона о государственной
тайне — это использование обвинения в «сговоре с целью нарушения
Закона о государственной тайне», потому что обвинение в сговоре по¬
зволяет обойтись без санкции прокурора и даст суду возможность при¬
судить сумму штрафа всем обвиняемым (некоторых без этого вообще
нельзя было бы осудить). Об удобстве такой процедуры свидетельствует
частота, с которой обвинение в сговоре встречается в практике приме¬
нения Закона о государственной тайне.
Глава 1
Птицы безумствовали. Они то летали аккуратными стайками, то
сбивались в кучу, а высоко в небе парил одиночка, не признававший
коллективизма. День предвещал наступление лета
Я отошел от окна. Мой гость — человек из посольства — продол¬
жал сетовать.
— Париж живет прошлым, — пренебрежительно говорил он. — Ма¬
не — в опере, Дега — в балете. Эскофье стряпает, а Эйфель строит.
Мушкетеры Дюма, музыка Оффенбаха. О-ля-ля, месье, как весел наш
Париж!
— Ну, не все они такие, — возразил я.
Несколько птиц зависли над окном, раздумывая, не поклевать ли
семян, которые я рассыпал на подоконнике.
— Все, кого я знаю, таковы, — ответил курьер.
Он приблизился к окну и устремил взгляд поверх горбатых крыш.
Повернувшись, он заметил на рукаве белое пятно от штукатурки и стал
так лихорадочно отряхиваться, будто к нему прилипла вся городская
грязь. Потом, одернув жилет — модную вещицу с большими лацкана¬
ми, — он, прежде чем сесть на стул, провел несколько раз пальцем по
сиденью. Когда он отошел от окна, птицы спустились и начали драку
за корм.
Я пододвинул к нему кофейник.
— Настоящий кофе, — сказал он. — Французы, кажется, пьют те¬
перь только растворимый.
Подбодренный моим гостеприимством, курьер открыл портфель, ле¬
жавший на коленях. В нем была куча бумаг. Одну из них он протянул
мне.
— Читайте, пока я здесь. Я не могу оставить вам это.
— Что-нибудь секретное?
— Да нет. Просто это единственный экземпляр; копия оказалась
неверной.
Я прочел. Рядовой материал, не представляющий особой важности.
Вернув бумагу, я сказал:
— Это чепуха. Сожалею, что из-за подобной ерунды вам пришлось
проделать такой путь.
201
Он пожал плечами.
— Из-за этого я и пришел. Таким людям, как вы, не следует по¬
стоянно бегать в посольство.
Курьер был новичком. Они все так начинают. Крепкие востроглазые
ребята, жаждущие доказать, что они на что-то способны, и изо всех
сил старающиеся продемонстрировать свое равнодушие к Парижу.
Часы неподалеку пробили два раза; это вспугнуло птиц.
— Романтичный, — сказал он. — Не знаю, что в нем романтичного.
Разве что парочки, целующиеся на улицах. Оттого, что город перепол¬
нен людьми, им просто некуда деться.
Он допил кофе.
— Очень хороший. Вы сегодня обедаете не дома?
— Да, — ответил я.
— Со своим другом, художником Бэрдом?
Я посмотрел на него так, как способен посмотреть только англича¬
нин. Он заерзал от смущения.
— Послушайте, не думайте... я имею в виду- то есть...
— Не оправдывайтесь, — сказал я. — Конечно, я под наблюдением.
— Но я помню, вы говорили, что по понедельникам всегда обедаете
с художником Бэрдом. А на столе я заметил книгу по искусству и
догадался, кому вы должны ее отдать.
— Все точно. Вы можете занять мое место.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Ни за что на свете. Целый день иметь дело с французами! С
ними и по вечерам-то встречаться противно.
— Дались вам эти французы!..
— Вы храните конверты от корреспонденции? Я принес специаль¬
ный состав йода.
Я передал ему все конверты, которые получил по почте за по¬
следнюю неделю. Он взял бутылочку с йодом и аккуратно намазал
их края.
— Заклеено заново клейстером. Каждое письмо. Должно быть, здесь
кто-то этим занимается. Домовладелица? Да так аккуратно! Это не про¬
стое любопытство. Будьте осторожны.
Он убрал конверты, на которых в результате химической реакции
проступили коричневые пятна, в свой портфель.
— Не хочу их здесь оставлять.
— И не надо, — сказал я и зевнул
— Не представляю, что вы делаете весь день.
— Ничего. Целый день только и делаю, что готовлю кофе для лю¬
дей, интересующихся, чем я занимаюсь.
— Да, спасибо за завтрак. Старая карга хорошо готовит, хотя и
вскрывает почту. — Он налил кофе нам обоим. — А вот вам и новое
задание.
Положив себе сахар, он передал сахарницу и взглянул на меня.
202
— Человек по имени Датт, который бывает в ресторане «Маленький
легионер». Тот самый, что сегодня за ленчем сидел напротив вас.
Наступило молчание. Я спросил:
— Что вы хотите о нем знать?
— Ничего. Мы хотим передать ему портфель с информацией.
— Напишите на портфеле адрес и отнесите на почту.
Он болезненно поморщился.
— Нужно, чтобы все выглядело естественно.
— Что за информация?
— Сведения о радиоактивном загрязнении после ядерных испыта¬
ний, начиная с Нью-Мексико и кончая последними экспериментами.
Есть также данные из госпиталя в Хиросиме, где находятся жертвы
бомбардировки, и другие сообщения о воздействии радиации на челове¬
ческий организм и растения. Для меня это слишком сложна Прочтите,
возможно, вы что-нибудь в этом смыслите.
— А что взамен?
— Ничего. Нам необходимо выяснить, сколько потребуется времени,
чтобы распознать дезинформацию. Одна минута в руках эксперта? Три
месяца в комиссии? Как долго будет гореть этот бикфордов шнур?
Вообще-то, нет причин сомневаться в достоверности этих сведений.
Он щелкнул замком портфеля, как бы проверяя свое заявление.
— Ну что же, мило, — сказал я. — А кому Датт должен их пе¬
редать?
— Это уж нс мое дело, старина Я всего лишь посыльный. Отдаю
портфель вам, вы отдаете его Датту, но так, чтобы тот не знал, откуда
это идет. Если хотите, притворитесь, что работаете на ЦРУ. За вами
ничего нет, поэтому нужно сделать это напрямую. — Он побарабанил
пальцами, намекая, что ему пора идти.
— Что, спрашивается, я должен делать с этаким тюком бумаг? Ос¬
тавить их на его тарелке за ленчем?
— Не беспокойтесь, об этом позаботятся. Датт будет знать, что они
у вас, и сам свяжется с вами. Ваша задача — просто позволить ему
взять их, но сделайте это неохотно-
— И для этой работы я был заброшен сюда шесть месяцев назад?
Он пожал плечами и положил кожаный портфель на стол.
— Разве это так важно? — спросил я.
Не ответив, он подошел к двери, резко открыл ее и, казалось, был
разочарован, не найдя никого снаружи.
— Очень хороший кофе, — сказал он. — Впрочем, он всегда такой.
Внизу по радио передавали популярную музыку. Затем послыша-
лись звуки фанфар и перезвон колокольчиков, всегда сопровождавшие
рекламу шампуня.
— Говорит радио Жанин, ваш плавучий любимец, — сказал диктор.
Для работы пиратского радиокорабля день был прекрасный: теплое
солнце и три мили спокойного моря, располагавшего к беспошлинным
203
сигаретам и виски. Я мысленно добавил эту работу к длинному списку
профессий, которые мне нравились больше, чем моя. Хлопнула наруж¬
ная дверь. Курьер ушел. Я вымыл чашки, дал Джо свежей воды и хрящ
кальмара, который полезен для его клюва, взял документы и пошел
вниз чего-нибудь выпить.
Глава 2
Ресторан «Маленький легионер» («Пищу готовит хозяин») представ¬
лял собой сарай, отделанный пластиком, украшенный зеркалами, бу¬
тылками и столиками с вращающимися на них номерами. Постоянными
посетителями кафе во время ленча были местный бизнесмен, клерки
из ближайшей гостиницы, две девушки-немки из переводческого аген¬
тства, два всегда заспанных музыканта, два художника и человек по
имени Датг, которому я и должен был предложить информацию о
последствиях ядерных испытаний. Кухня здесь была хорошей. Еду го¬
товил мой хозяин, известный всей округе под кличкой Голос, тот самый,
которого без всякого усилителя можно было услышать даже в шахте
лифта. Рассказывали, что Голос когда-то владел рестораном на бульваре
Мишель; там во время войны собирались члены Национального фронта1.
Он чуть не получил удостоверение ветерана, подписанное самим гене¬
ралом Эйзенхауэром, когда выяснилось его политическое прошлое. Ре¬
сторан закрыли и целый год проводили в нем обыски.
Голос не любил, когда заказывали бифштекс, или колбасу, или
чего-либо полпорции. Постоянных посетителей обслуживали по полной
программе. Им также подавали льняные салфетки, которыми, как пред¬
полагалось, они должны были пользоваться целую неделю.
Ленч был закончен. В глубине зала слышался пронзительный голос
хозяйки и тихий — господина Датта.
— По-моему, вы делаете ошибку. Вы платите сто десять тысяч
франков за авеню Анри Мартен и никогда их не вернете.
— Рискну, — ответила моя хозяйка — Выпейте еще коньяка, по¬
жалуйста
Датт опять заговорил низким голосом, тщательно взвешивая каждое
слово:
— Радуйтесь малому, мой друг. Не ищите шальной удачи — она
погубит все вокруг. Довольствуйтесь небольшими вознаграждениями,
которые незаметно приведут вас к успеху.
Я перестал прислушиваться и двинулся мимо бара к своему
обычному месту на террасе. Легкая утренняя дымка, предшествующая
жаркому дню, испарилась. Наступал зной. По небу цвета застиранно¬
1 Антифашистская организация, лидирующую роль в которой играли
коммунисты.
204
го комбинезона были разбросаны крошечные пучки перистых облаков.
Жара глубоко въедалась в бетон городских улиц. От фруктов и
овощей, аппетитно разложенных на деревянных тележках, исходил
аромат, вливавшийся в запахи летнего дня. Морщинистой рукой офи¬
циант спрятал под прилавок кружку холодного пива. На террасе
старики грели на солнце свои старые кости. Собаки решительно за¬
дирали лапы у каждого уличного столба Молодые девушки, надев
хлопковые платья и подвязав волосы эластичными лентами, почти не
пользовались косметикой.
На другой стороне улицы какой-то парень, приехавший на мотоцик¬
ле, вытащил из корзинки баллон в аэрозольной упаковке, потряс его и
написал на стене общественных бань: «Читайте газету «Юманите ну-
велы. Краска с тихим шипением вылетела из баллона Он оглянулся,
нарисовал большие серп и молот, присел на мотоцикл и стал рассмат¬
ривать надпись. С буквы «Ю" толстой струей стекала красная краска
Он подошел к стене и стер излишки краски тряпкой. Опять оглянув¬
шись и видя, что никто не обращает на него внимания, он поправил
букву "М», завернул баллон в тряпку и спрятал его. Затем парень
нажал на педаль стартера; внезапно взревел мотор — и мотоцикл по¬
мчался в сторону Больших бульваров.
Я помахал старику Жану, чтобы он принес мне выпить. Столики
сверкали от света ламп в стиле поп-арт, слышались легкие щелчки и
жужжание металлических шаров, заставлявших вращаться номера сто¬
лов. Зеркальный интерьер, отражая солнечный свет в глубине зала,
создавал ощущение простора Я открыл портфель, закурил, почитал
документы, а потом пил, наблюдая за жизнью квартала. Приближался
час пик. Я прочел девяносто три страницы и почти понял их содер¬
жание, когда на улице стал скапливаться транспорт...
Я спрятал документы у себя в комнате. Пора было навестить Бэрда
* * *
Я жил в семнадцатом округе. Архитектурная модернизация, охва¬
тившая авеню Нейи и богатые районы Парижа, обошла стороной уют¬
ный квартал Терн. Я добрался до авеню Гранд Арме. Триумфальная
арка оседлала площадь Звезды, и туда уже не мог попасть транспорт.
Тысячи красных огоньков подобно звездам мигали в теплой дымке вы¬
хлопных газов. Стоял чудесный парижский вечер; в воздухе витал за¬
пах чеснока и сигарет «Голуаз»; машины и люди мчались по улицам
в состоянии легкой истерики, которое французы называют «душевным
подъемом».
Я вспомнил свой разговор с человеком из английского посольства.
Похоже, сегодня он был расстроен, подумал я самодовольна Я был не
прочь его расстроить, а заодно и всех их вместе взятых. «Нет причин
205
сомневаться в достоверности этих сведений». Я довольно громко усмех¬
нулся, чем привлек к себе внимание пешеходов.
За какого дурака принимают меня в Лондоне! И вся эта ерунда про
Бэрда. Откуда они узнали, что я обедаю с ним сегодня вечером? Бэрд,
книги по искусству, — что за наглость! Я едва его знал, хотя он был
англичанином и завтракал в «Маленьком легионере». В прошлый поне¬
дельник я его видел, но никому не говорил про сегодняшний вечер.
Я — профессионал. Я бы даже матери не сказал, где храню взрывное
устройства
Глава 3
Уже смеркалось, когда я шел мимо уличного рынка к жилищу
Бэрда. Его дом был серым и ободранным, как и другие на этой
улице. Впрочем, как почти все дома в Париже. Я нажал на ручку
двери. В темном парадном двадцатипятиваттная лампочка отбрасывала
тусклым свет на несколько десятков крошечных почтовых ящиков. К
некоторым из них были приклеены грязные визитные карточки, на
других шариковыми ручками нацарапаны имена владельцев. В холле
к двадцати или более деревянным ящикам тянулись толстые провода.
Если бы произошло короткое замыкание, найти его источник в этом
клубке было бы трудна Сквозь проем двери черного хода виднелся
небольшой дворик, вымощенный булыжником и блестевший от воды,
которая стекала откуда-то сверху. Он всегда ассоциировался у меня
с британской тюрьмой. Во дворе стояла консьержка, как бы бросав¬
шая вызов моим ассоциациям. Если бы началось восстание, то двор
этот стал бы отправной точкой. Поднявшись по узкой скрипучей
лестнице на самый верх, я очутился в студии Бэрда Здесь царил
хаос. Но не тот, что наступает в результате внезапного взрыва, а тот,
который создается в течение долгого времени. Нужно потратить лет
пять, чтобы куда-то запрятать вещи, а затем вообще потерять их,
после этого надо собрать кое-какие обломки и оставить их пылиться
еще на два года — вот вы и получите студию-Бэрда Чистым здесь
было только гигантское окно, сквозь которое закат заливал комнату
розоватым светом. Повсюду валялись книги, стояли тазы с застывшим
гипсом, ведра с грязной водой, мольберты с незаконченными полотна¬
ми. На ветхом диване лежали две непрочитанные воскресные англий¬
ские газеты. Огромный, покрытый эмалью стол, служивший Бэрду
палитрой, был липким от краски. Вдоль одной из стен возвышались
леса, стоя на которых Бэрд писал картину высотой в пятнадцать
футов. Я вошел — дверь как всегда была не заперта
— Ты умерла) — кричал Бэрд. Он стоял на самом верху.
— Я все время об этом забываю, — сказала натурщица Голая, она
нескладно распласталась на помосте.
206
— Не шевели правой ногой! — орал на нее Бэрд. — Ты можешь
двигать только руками.
Девица с благодарным стоном раскинула руки.
— Так хорошо? — спросила она.
— Ты слегка сдвинула коленку, это любопытно... Ну что же, можно
сказать, день удался.
Он кончил работать.
— Одевайся, Анни.
Это была высокая девушка лет двадцати пяти. Темноволосая, при¬
влекательная, но некрасивая.
— Можно, я приму душ? — спросила она
— Боюсь, что вода холодная. Попробуй, вдруг тебе повезет.
Девушка накинула на плечи поношенный мужской халат и всунула
ноги в шелковые шлепанцы. Бэрд не спеша спустился с лестницы. Я
почувствовал запах льняного масла и скипидара Он вытер тряпкой
кисти. Огромное полотно было почти завершено. Трудно сказать, что
это был за стиль: возможно что-то от Кокошки или Рутина Но в
тщательно выполненной картине не было жизни. Бэрд постучал по
лесам и лестнице.
— Я сам это сделал. Неплохо, а? Не мог найти в Париже ничего
подобного. Вы можете делать все своими руками?
— Я разрешаю кому-нибудь делать все его руками.
— Действительно, — сказал серьезно Бэрд и покачал головой. —
Уже восемь часов, да?
— Почти половина девятого.
— Мне нужно выкурить трубку, — он бросил кисти в расписной
горшок, добавив их к сотне уже стоявших там.
— Шерри?
Бэрд развязал веревки, поддерживавшие края штанин, чтобы они не
смазывали краску на полотне. Затем, задрав голову, застыл: он был не
в состоянии оторваться от своего творения.
— Час назад свет стал уходить. Я перепишу эту часть завтра.
Он снял стеклянный колпак с керосиновой лампы, осторожно зажег
фитиль и подправил пламя.
— Прекрасный свет от этой лампы: такой шелковистый.
Он налил две рюмки сухого шерри, снял огромный свитер из шот¬
ландской шерсти и остался в клетчатой рубашке и шелковом шарфе,
повязанном на шее. Затем сел в потертое кресло и занялся просеива¬
нием табака так сосредоточенно, как будто что-то искал. Возраст Бэрда
было трудно определить, предположительно — пятьдесят с небольшим.
В копне волос не было и признака седины. Светлая кожа на лице была
так натянута, что виднелась мышца, проходившая от скулы к подбо¬
родку. Уши — крошечные, высоко посаженные, глаза — живые, бле¬
стящие и черные. Когда он разговаривал, то всегда пристально смотрел
на вас, как бы показывая, что он серьезный человек. Я мог бы принять
207
его за механика, имеющего собственную мастерскую, если бы не знал,
что до того, как заняться живописью восемь лет назад, он был офице¬
ром флота. Тщательно набив трубку, он стал медленно ее раскуривать
и только тогда вновь заговорил:
— Бываете в Англии?
— Не часто.
— Я тоже. Мне нужен табачок. В следующий раз, когда поедете,
имейте в виду.
— Хороша
— Вот этот сорт! — Он протянул мне пакет. — Кажется, во Фран¬
ции такого нет. А я люблю только его.У него была кряжистая осанка моряка: локти прижаты к туловищу,
а подбородок — к груди. По тому, как он говорил по-английски, чув¬
ствовалось, что он давно не был на родине и превратился в завзятого
путешественника.
— Прошу вас сегодня уйти пораньше. Завтра ожидается трудный
день, — сказал он и крикнул натурщице: — Анни, завтра рано начи¬
наем!
— Хорошо, — откликнулась она.
— Мы можем заказать обед в студию, если хотите, — предло¬
жил я.
— Не надо. По правде говоря, очень хочу есть.
Бэрд почесал нос.
— Вы знаете господина Датта? — спросил я. — Он приходит на
ленч в ресторан «Маленький легионер». Плотный седоволосый мужчина.
— Нет, — сказал он и чихнул. Он всегда чихал по-разному, на этот
раз — почти неслышна Я прекратил разговор о человеке с авеню Кош.
Бэрд пригласил к обеду еще одного художника, и тот пришел к
половине десятого. Жан-Поль был красивым, атлетического сложения
молодым человеком с внешностью ковбоя, которых так любят французы.
Его высокая стройная фигура резко контрастировала с широким при¬
земистым Бэрдом. Загорелый, с безупречными зубами, он был одет в
дорогой голубой костюм с вышитым галстуком. Жан-Поль снял темные
очки и положил их в карман.
— Английский друг господина Бэрда, — повторил он, когда жал
мне руку. — Рад познакомиться.
Его рукопожатие было робким и вялым, как будто он стеснялся
своей схожести с кинозвездой.
— Жан-Поль не знает английского, — сказал Бэрд
— Не совсем так, — уточнил Жан-Поль. — Я немного говорю, но
не понимаю, что говорят мне.
— Точно, — сказал Бэрд В этом вся суть английского языка Ино¬
странцы умеют передавать нам информацию, но англичане все еще
способны так разговаривать, что их никто не может понять.
На его суровом лице заиграла сдержанная улыбка.
208
— Все равно Жан-Поль — хороший парень, художник. Он повер¬
нулся к гостю. — Работал сегодня, Жан?
— Работал, но сделал мало.
— Нужно трудиться, мой мальчик. Ты никогда не будешь хорошим
художником, пока не научишься усердно работать.
— Нужно найти себя и двигаться со своей собственной скоро¬
стью, — сказал Жан-Поль.
— Твоя скорость слишком мала, — заявил Бэрд и, не спрашивая,
передал ему рюмку шерри.
Желая объяснить причину своей лености, Жан-Поль обратился ко
мне.
— Трудно начинать картину. Ведь это заявка: если сделан хо¬
тя бы один штрих, необходимо, чтобы все последующие соответ¬
ствовали ему.
— Глупости, — сказал Бэрд. — Начать проще всего, продолжать
сложно, но приятно, а вот закончить трудно, чертовски трудно!
— Как любовь, — сказал я.
Жан засмеялся. Бэрд покраснел и почесал нос
— Работа и женщины несовместимы. Распутный образ жизни ка-
кое-то время приятен, но в зрелые годы женщин оставляет красота, а
мужчин — сила. В результате — страдания. Спросите об этом своего
друга Датта.
— Вы друг господина Датта? — спросил Жан-Поль.
— Я почти его не знаю, — сказал я. — Я спрашивал о нем у Бэрда.
— Не спрашивайте о нем слишком много, — ответил Жан. — Он
очень влиятельный человек: он — граф Перигор из древнего рода.
Сильный и опасный человек; врач-психиатр. Говорят, он употребляет
ЛСД. У него дорогая клиника, как, впрочем, и все в Париже, но он
устраивает в ней скандальные вечера
— А что там происходит? — спросил Бэрд. — Расскажи.
— Ходят всякие слухи, — сказал Жан-Поль, смущенно улыбнулся
и замолчал; Бэрд сделал нетерпеливое движение рукой, и он продол¬
жил: — Рассказывают об игорных вечерах, на которых бывают высоко¬
поставленные особы; они проигрывают и оказываются... — Он сделал
паузу. — В бане.
— Что это значит?.. Их убивают?
— Это значит — оказаться в затруднительном положении; есть та¬
кое французское выражение, — объяснил мне Бэрд по-английски.
— Один или два человека — очень важные персоны — покончили
с собой, — сказал Жан. — Поговаривают, что они запутались в долгах.
— Идиоты, — сказал Бэрд. — И вот такие люди стоят сегодня у
кормила власти. Ни воли, ни мужества, а этот Датт — их приятель.
Каково? Я так и думал. Ну, молодежь в наши дни не любит, чтобы ей
читали нотации. В общем, умные учатся на чужом опыте, а дураки —
на собственной шкуре. Еще по рюмочке шерри и пойдем обедать. Что
209
скажете о кафе «Куполь»? Одно из немногих заведений, которое еще
открыто и где не нужно заранее заказывать столик.
Появилась натурщица, одетая в простое зеленое платье. По-при¬
ятельски поцеловав Жан-Поля, она попрощалась с нами.
— С утра пораньше, — сказал Бэрд и заплатил ей. Она кивнула и
улыбнулась.
Когда натурщица ушла, Жан-Поль заметил:
— Привлекательная девушка.
— Да, — согласился я.
— Бедный ребенок. Этот город жесток к молодой девушке без
средств, — сказал Бэрд
Я заметил у нее дорогую сумочку из крокодиловой кожи и туфли
от Шарля Журдана, но воздержался от комментариев.
— Хотите в пятницу пойти на вернисаж? Бесплатное шампанское.
Жан-Поль достал штук пять пригласительных билетов с золотым
тиснением, дал один мне, а другой положил на мольберт Бэрда.
— Пойдем, — ответил Бэрд ему было приятно, что он нас сплачи¬
вает. — Ты на своем великолепном авто, Жан?
Тот кивнул.
У Жана был белый «мерседес» с открытым верхом. Мы ехали в нем
по Елисейским полям. За обедом Жан-Поль расспрашивал нас обо всем,
даже о благотворном влиянии кока-колы на печень.
Был почти час ночи, когда Жан подвез Бэрда к студии. Он настоял
на том, чтобы отвезти домой и меня.
— Я очень рад вы пойдете на выставку, — сказал он. — Бэрд
считает себя единственным серьезным художником в Париже, но нас
много, и мы тоже работаем, каждый в своей манере.
— Служба на флоте, — сказал я, — ничему хорошему художника
научить не может.
— Но ведь человека нельзя научить, как стать художником.
— Ну конечно, — ответил я.
«Мерседес» заскользил по улице.
Я смотрел, как белая машина, скрипнув шинами, завернула за угол.
«Маленький легионер» был закрыт. Я вошел через боковую дверь Датт
и хозяин все еще сидели за столом. Игра в «монополию» продолжалась
Датт читал, что было написано на его игровой карточке:
— Идите в тюрьму, все время направо. Не ходите через клетку
«Выход». Вы не получите двадцать тысяч франков.
Хозяин засмеялся, Датт тоже.
— Что скажут ваши пациенты? — спросил хозяин.
— Они все понимают, — ответил Датт, он, казалось» очень серьезно
относился к этой игре. Возможно, он получал от нее нечто большее,
чем просто удовольствие.
Я на цыпочках поднялся к себе. Из окна был виден весь Париж.
По темному городу от площади Пигаль, через Монмартр, до бульвара
210
Сен-Мишель струились красные неоновые артерии индустрии туриз¬
ма — огромная незаживающая рана Парижа.
Зачирикал Джо. Я посмотрел на карточку Жана — «Жан-Поль
Паскаль, художник».
— И близкий друг принцев, — сказал я.
Джо кивнул головкой.
Глава 4
Два вечера спустя я был приглашен играть в «монополию». Я по¬
купал отели на улице Лекурб и платил аренду за Северный вокзал.
Старый Датт педантично раздавал игрушечные деньги и объяснял, по¬
чему мы обанкротимся.
Как только Датт остался единственным платежеспособным игроком,
он. отодвинул стул и, задумчиво кивая головой, стал укладывать кар¬
тонные фишки и кусочки дерева в ящик. Сквозь слегка затемненные
стекла очков его глаза выглядели влажными, а губы, как у девушки,
были мягкими и темными или, может быть, только казались такими на
фоне белого лица Голова была похожа на блестящий купол, который
заволок легкий белый туман мягких волос. Он был неулыбчив, но много
острил и казался слегка суетливым. Такими обычно бывают одинокие
люди.
Мадам Тастевен, поиграв, удалилась в кухню готовить ужин. Я
предложил Датту и хозяину сигареты. Тастевен взял одну, но Датт
театральным жестом отказался.
— Похоже, в этом нет смысла, — заявил он.
И вновь сделал то же движение рукой, как будто благословлял
тысячи людей где-нибудь в Бенаресе. В его голосе было что-то ари¬
стократическое, но не из-за правильности речи, а потому, что он про-
певал слова на манер артистов «Комеди Франсез», делая музыкальное
ударение на одном слове и при этом отбрасывая остаток предложения,
как недокуренную сигарету.
— Нет в этом смысла, — повторил он.
— Удовольствие, — сказал Тастевен, выпуская дым, — а не смысл.
Его голос напоминал звук ржавой газонокосилки.
— Погоня за удовольствиями, — сказал Датт, — это путь, усеянный
ловушками.
Он снял свои очки без оправы и, заморгав, посмотрел на меня.
— Вы знаете это по собственному опыту? — спросил я.
— Я испытал все, — сказал Датт. — Некоторые вещи дважды. Я
жил в восьми странах на четырех континентах. Я был нищим и вором,
я был счастлив и печален, богат и беден, был хозяином и слугой.
— И секрет счастья — в отказе от сигарет? — с издевкой спросил
Тастевен.
211
Секрет счастья — в умеренности желаний, — поправил его Датт.
— Если вы так считаете, — сказал Тастевен, — то почему прихо¬
дите почти каждый день в мой ресторан?
В этот момент вошла мадам Тастевен с подносом, на котором стояли
кофейник и тарелки с холодным цыпленком и паштетом из зайца.
— Вот вам и ответ, почему я не курю, — сказал Датт. — Я не
хочу, чтобы табак забил вкус этой еды.
Мадам Тастевен замурлыкала от удовольствия.
— Порой я думаю, что моя жизнь прекрасна. Мне нравится моя
работа, я совсем не устаю, я люблю вашу чудесную кухню. Что еще
надо?
— Вы себя балуете, — сказал Тастевен.
— Возможно и так — ну и что? А разве ваша жизнь не баловство?
Вы могли бы иметь гораздо больше, если бы работали в каком-нибудь
трехзвездном ресторане, но вы держите этот, маленький, и, можно ска¬
зать, делаете это для своих друзей.
— Наверное, это так, — сказал Тастевен. — Мне нравится готовить,
и я думаю, что посетители оценивают меня по заслугам.
— Правильно. Вы разумный человек. Ведь это безумие — каждый
день ходить на работу, которая вам не нравится.
— Но, — сказала мадам Тастевен, — такая работа приносила бы нам
много денег, и он мог бы выйти на пенсию и делать все, что пожелает.
— Мадам, — сказал Датт.
Его голос приобрел тот оттенок напыщенности, каким искусствоведы
рассказывают об элитарном французском кино.
— Мадам Тастевен, — повторил он, — в Кашмире есть пещера —
священное место, где индусы поклоняются богу Шиве. Странники, ко¬
торые приходят туда, стары, порой — больны. Многие из них умирают
на высокогорных тропах, потому что их крошечные палатки уносятся
внезапными бурями. Их родственники не плачут, для них это не имеет
значения. Но вот путники добираются до священной пещеры, что всегда
происходит в полнолуние, и оказывается, что цель для них менее важ¬
на, чем сам путь. Многие из них знают, что не дойдут до конца Но
для них священно путешествие, как, впрочем, и для экзистенциалистов
жизнь важнее смерти. Что бы люди ни делали, они всегда думают о
том, как достичь конца Половой акт, вкусная еда, игра в гольф —
всегда есть соблазн ринуться, сожрать, убежать. Это глупо. По жизни
нужно двигаться неторопливой походкой, делая работу, которая нравит¬
ся, вместо того чтобы без оглядки мчаться к цели, подгоняя неминуе¬
мую смерть.
Тастевен задумчиво покачал головой, перестав жевать цыпленка.
Датт засунул салфетку за воротник и неторопливо ел паштет, поджи¬
мая губы и смакуя блюдо. Закончив, он повернулся в мою сторону и
спросил:
— У вас, наверное, есть телефон?
212
Не дожидаясь ответа, он поднялся из-за стола и направился к двери.
— Конечно, пожалуйста, — сказал я и бросился вверх по лестнице,
чтобы его опередить.
От неожиданно зажженного света Джо заморгал.
Датт набрал номер и сказал:
— Привет, я в «Маленьком легионере», буду у машины через пять
минут.
Он повесил трубку и подошел ко мне. Я стоял у клетки.
— Думаю, вы наводили обо мне справки, — сказал он.
Я не ответил.
— Бесполезное занятие.
— Почему?
— Потому что никакие сведения не смогут навредить мне.
— Искусство Дзэн — в таинстве?
Датт улыбнулся.
— Искусство Дзэн — во влиятельных друзьях.
Я не ответил ему, настежь отворил ставни, и передо мной открылся
Париж. Нагретые на солнце улицы, полицейский, влюбленная парочка,
четыре кошки, полсотни потрепанных малолитражек и тротуар, застав¬
ленный мусорными ящиками. Жизнь Парижа протекает на улицах;
одни его жители сидят у окон, наблюдая за тем, как другие покупают,
продают, воруют, ездят на машинах, дерутся, едят, разговаривают, по¬
зируют, обманывают или просто стоят на тротуарах. Насилие тоже
сосредоточено на улицах: прошлой ночью около общественных бань был
ограблен и зарезан Пикам, владелец прачечной. Умирая, он все вокруг
испачкал кровью, которая до сих пор краснела на разорванных плака¬
тах, свисающих со старых ставен.
Подъехал черный «даймлер» и с легким скрипом остановился у
нашего дома.
— Спасибо за телефон, — сказал Датт.
У двери он обернулся.
— На следующей неделе мне бы хотелось опять с вами встретить¬
ся, — сказал он. — Вы должны рассказать, что же вас все-таки инте¬
ресует.
— В любое время, — согласился я. — Завтра, если желаете.
Датт покачал головой.
— Следующая неделя не за горами.
— Как хотите.
— Да, — сказал Датт и вышел не попрощавшись.
Как только он ушел, Джо стал кувыркаться на перекладине. Я
проверил документы в тайнике. Возможно мне нужно было отдать их
Датту минуту назад но я надеялся на назначенную встречу.
— Мне кажется, Джо, — сказал я, — что в этом городе мы с тобой
единственные, кто не имеет влиятельных друзей.
Прежде чем Джо успел ответить, я накрыл клетку платком.
213
Глава 5
Фобур Сент-Оноре, семь тридцать вечера Пятница Крошечная ху¬
дожественная галерея трещала по швам. Бесплатное шампанское рас¬
плескивалось на замшевые сапоги и поношенные босоножки. Я провел
двадцать пять минут, стаскивая треугольные кусочки лососины с круг¬
лых поджаренных хлебцев, что нелегко для взрослого мужчины. Бэрд
разговаривал с Жан-Полем и стучал по абстрактным панно. Я проби¬
рался к ним, но какая-то молодая женщина с зелеными тенями на
веках схватила меня за руку.
— Где этот художник? — спросила она. — Кто-то интересуется
картиной «Боязнь машины», а я не знаю, сколько она стоит — сто
тысяч или пятьдесят.
Я повернулся к ней, но она уже схватила за руку кого-то другого.
Когда я добрался до своих друзей, почти все мое шампанское распле¬
скалось.
— Здесь собрались какие-то ужасные люди, — сказал Жан-Поль.
— Слава Богу, они еще не начали заводить эти безумные рок-н-
роллы, — заметил Бэрд.
— А что, они их заводят? — спросил я.
Бэрд кивнул.
— Не выношу этого. Извините и все такое, но просто нс выношу.
Женщина с зелеными тенями помахала мне рукой сквозь людское
море, затем сложила руки рупором и закричала:
— Они сломали один из золотых стульев! Что теперь будет?
Я не хотел, чтобы она волновалась.
— Не беспокойтесь! — крикнул я.
Она кивнула и с облегчением улыбнулась.
— Что происходит? — спросил Жан-Поль. — Вы владелец этой га¬
лереи?
— Подождите немного. Возможно, я устрою ваше индивидуальное шоу.
Жан-Поль подмигнул, оценив шутку, но Бэрд вдруг встрепенулся.
—Смотри, Жан-Поль, — строго сказал он, — индивидуальная вы¬
ставка может для тебя плохо кончиться. Ты еще не готов к ней: для
этого нужно время. Научись сначала ходить, мой мальчик, а уж потом
бегай.
Бэрд повернулся ко мне.
— Правильно я говорю?
— Неправильно, - ответил я. — Дети сначала учатся бегать, а уж
потом ходить. Ходить-то как раз труднее.
Жан-Поль улыбнулся и сказал:
— Не совсем согласен с вами, но все равно спасибо.
— Он просто не готов, — сказал Бэрд. — Вы, ребята, с галереей
должны подождать. Не торопите молодежь. Это нечестно по отношению
к ним.
214
Я уже собрался все объяснить, когда к нам подошел невысокий
коренастый француз с орденом Почетного легиона в петлице и загово¬
рил с Бэрдом.
— Позвольте представить, — сказал Бэрд который терпеть не мог
фамильярности. — Главный полицейский инспектор Луазо. Я воевал
вместе с его братом.
Мы пожали друг другу руки. Когда Луазо здоровался с Жан-Полем,
ни один из них не выказал особого удовольствия от встречи.
У французов, особенно мужчин, — характерный рот, который помо¬
гает им управляться с родным языком. Если у англичан губы, как
правило, плотно сжаты, то у французов выпячены, рты полуоткрыты;
щеки слегка западают, и от этого их лица кажутся тощими и по форме
напоминают старинное ведерко для угля.
Именно такое лицо было у Луазо.
— А что делает полицейский в художественной галерее? — спро¬
сил Бэрд.
— Полицейские — не какие-нибудь неотесанные мужланы, — ска¬
зал Луазо с улыбкой. — В свободное от службы время мы даже пьем
вино.
— Вы не бываете свободны от службы, — ответил Бэрд. — Вы,
наверное, ждете, что кто-нибудь улизнет отсюда вместе с ведерком
шампанского?
Луазо хитро улыбнулся. Официант с шампанским чуть было не
прошел мимо нас.
— Можно спросить, а что вы здесь делаете? — спросил Луазо у
Бэрда. — Никогда бы не подумал, что вы любите такое искусство.
Он постучал по одной из огромных панелей. На ней была изобра¬
жена обнаженная женщина в какой-то неестественной позе; кожа ее
так блестела, словно была сделана из полированного пластика Фон был
сюрреалистическим с явной фрейдистской символикой.
— Змея и яйцо написаны хорошо, — сказал Бэрд но девица являет
собой жалкое зрелище.
— Нога совсем невыразительна, — поддержал его Жан-Поль.
— Натурщица, которая способна принять такую позу, видимо, кале¬
ка, — заметил Бэрд
Публика прибывала, и нас все больше теснили к стене.
Луазо улыбнулся:
— Но птичка которая согласилась на такую позу, заработала бы
кучу денег на улице Годо де Моруа.
Манера Луазо говорить была типичной для полицейского. Про¬
фессия придает особую четкость их языку. Прежде чем сделать
вывод они выстраивают факты по порядку, как в письменном до-
несении, а наиболее важные вещи — номера маршрутов названия
улиц — подчеркивают особо, так что даже молодой констебль мо¬
жет их запомнить.
215-
Бэрд повернулся к Жан-Полю: он жаждал обсудить картину.
— Хотя, надо отдать ему должное, техника у него великолеп¬
ная; такие крошечные мазки. Посмотри, как сделана бутылка ко¬
ка-колы.
— Он скопировал ее с фотографии, — сказал Жан-Поль.
Бэрд наклонился, чтобы лучше рассмотреть ее, и закричал:
— Проклятье! Грязный поросенок! Это и есть фото. Оно наклеено.
Взгляни-ка!
Он ткнул пальцем в бутылку и обратился к окружающим:
— Посмотрите, ведь это вырезано из рекламного журнала!
Он стал рассматривать другие части картины.
— Пишущая машинка тоже и девушка..
— Перестаньте тыкать в сосок, — сказала женщина с зелеными
тенями. — Если вы еще раз дотронетесь до полотна, вас отсюда попро¬
сят.
Она повернулась ко мне:
— Как вы можете такое выносить и позволяете им делать это? Если
бы автор увидел, он сошел бы с ума
— Он уже сошел с ума, — резко ответил Бэрд, — если подумал,
что люди заплатят ему за кусочки, вырезанные из книжек с картин¬
ками.
— Ну, это вполне законно, — сказал Жан-Поль. — Это найденные
предметы...
— Чушь! — закричал Бэрд — Найденные предметы — это кусочки
дерева или камня — что-то, в чем художник открывает красоту. А что
может быть найдено в рекламе? Что вы можете открыть в ней? Ведь
вам где только можно навязывают эти вещи. И чем больше — тем
хуже.
— Но художник должен иметь свободу...
— Художник, — хмыкнул Бэрд. — Чертов болван. Паршивая
свинья.
Человек в смокинге с тремя шариковыми авторучками в нагрудном
кармане повернулся к нам.
— Я вижу, ты не отказывал себе в шампанском, — сказал он Бэрду.
Он употребил фамильярное «ты». Хотя такая форма обращения и
была распространена среди молодых художников, в данный момент она
прозвучала оскорбительно.
— Лично я что-то не видел шампанского, — перебил его Жан-Поль;
он сделал паузу, прежде чем нанести оскорбление. — Дешевое вино
да содовая.
Человек в смокинге наклонился, чтобы вцепиться в него, но Луазо
встал между ними и слегка ударил его по руке.
— Тысяча извинений, главный инспектор, — сказал человек в смо¬
кинге.
— Ничего, — ответил Луазо. — Мне нужно посмотреть, как пройти.
216
Жан-Поль оттеснял Бэрда к выходу, но двигались они очень мед¬
ленно. Человек в смокинге повернулся к женщине с зелеными тенями
и громко сказал:
— Они не хотят причинить вред: они просто пьяны, но проследите,
чтобы они немедленно удалились.
Он оглянулся на Луазо.
— Этот с ними, — сказала женщина, кивая на меня. — Сначала
я подумала, что он из страховой компании.
Я слышал, как Бэрд настаивал:
— Я не возьму свои слова обратно, это грязная свинья!
— Возможно, — тактично заметил смокинг и обратился ко мне: —
Пожалуйста, присмотрите за своими друзьями на улице.
Я сказал:
— Если они смогут выйти отсюда живыми, то на улице сами поза¬
ботятся о себе.
— Так как вы не поняли намека, — сказал смокинг, — позвольте
вам объяснить...
— Он со мной, — сказал Луазо.
Человек смутился:
— Главный инспектор, я удаляюсь.
— Ну, пойдемте, — кивнул мне Луазо Смокинг улыбнулся и по¬
вернулся к женщине.
— Идите, куда хотите, — сказал я. — А я остаюсь здесь.
Смокинг развернулся, как тряпичная кукла.
Луазо положил руку мне на плеча
— Я подумал, что вы захотите поговорить со мной о том, как по¬
лучить в префектуре вид на жительство.
— С видом на жительство у меня все в порядка
— Так точно, — сказал Луазо и двинулся сквозь толпу к двери. Я
последовал за ним.
У выхода стоял стол, на котором лежали книга с вырезками из
газет и каталоги. Женщина с зелеными тенями подозвала нас. Она
протянула руку Луазо, а затем подала ее мне так, как это делают
женщины в надежде, что мужчина руку поцелует.
— Пожалуйста, распишитесь в книге для посетителей, — сказала она.
Луазо склонился над книгой и нервным почерком написал: «Клод
Луазо»; в графе «комментарии» он записал: «стимулирует». Женщина
повернула книгу ко мне, я расписался и написал то, что обычно пишу,
когда не знаю, что сказать: «бескомпромиссно».
Женщина кивнула.
— И ваш адрес.
Я хотел было сказать, что никто из посетителей не указывает ад¬
реса, но, когда об этом просит стройная молодая женщина, я не в
состоянии хранить тайну. Я написал: «Отель «Маленький легионер»,
улица Сент-Фердинанд, семнадцатый округ».
217
Женщина улыбнулась Луазо как хорошему знакомому и сказала:
— Адрес главного инспектора я знаю: следственный отдел, Нацио¬
нальная безопасность, министерство внутренних дел, улица де Соссэ.
* * *
В конторе Луазо царила унылая атмосфера, которую так любят
полицейские. На полке стояли два маленьких серебряных кубка —
награды за победу в 1959 году команды стрелков, возглавляемой Луа¬
зо, — и несколько групповых фотографий; на одной из них Луазо
был запечатлен в военной форме на фоне танка. Главный инспектор
вынул из кобуры большой пистолет и положил в ящик письменного
стола.
— Собираюсь поменять на что-нибудь поменьше, — сказал он. —
Этот порвет мне костюм.
Он аккуратно запер ящик, а затем стал шарить в других, просмат¬
ривая их содержимое и хлопая каждым, пока не нашел досье.
— Это ваше, — сказал Луазо и вынул документ с моей фотогра¬
фией.
— Род деятельности — руководитель бюро путешествий.
Он посмотрел на меня и спросил:
— Работа хорошая?
— Мне подходит, — ответил я.
— Мне бы тоже подошла Восемьсот франков в неделю, и большую
часть времени вы развлекаетесь.
— Сейчас у людей вновь возник интерес к свободному времени, —
сказал я.
— У моих сотрудников я что-то не заметил подобных отклонений.
Он подвинул во мне пачку «Голуаз». Мы курили и рассматривали
друг друга Луазо было около пятидесяти лет. Фигура — невысокая,
мускулистая, широкоплечая. Лицо усыпано крошечными шрамами,
часть левого уха оторвана. Коротко подстриженные волосы абсолютно
седые. Очень энергичен, но не настолько, чтобы размениваться по пу¬
стякам. Он повесил пиджак на спинку стула и очень аккуратно закатал
рукава рубашки.
Теперь главный инспектор был похож не на полицейского, а скорее
на полковника десантных войск, замышляющего переворот.
— Вы наводили справки о клинике господина Датта на авеню Фош?
— Что-то меня каждый об этом спрашивает.
— Для кого вы собирали информацию?
— Ничего не знаю о клинике и знать не хочу.
— Я говорю с вами как со взрослым человеком. Если вы предпочи¬
таете, чтобы я отнесся к вам как к прыщавому юнцу, могу и так.
— Что вас интересует?
— Мне бы хотелось знать, на кого вы работаете. Однако, чтобы
выудить из вас эти сведения, видимо, потребуется пара часов в ката¬
лажке. А пока скажу вам вот что: я интересуюсь этим домом и не
хочу, чтобы вы даже подходили к нему. Держитесь оттуда подальше.
Скажите тем, на кого вы работаете, что дом на авеню Фош остается
маленьким секретом главного инспектора Луазо. Здесь замешаны инте¬
ресы крупных лиц. Преступные группировки борются за свое влияние.
— Зачем вы мне это говорите?
— Думаю, вам нужно об этом знать, — он очень по-французски
пожал плечами.
— Зачем?
— Разве вы не понимаете? Эти люди опасны.
— Тогда почему бы вам не пригласить их в этот кабинет вместо
меня?
— Они очень хитры. Кроме того, у них есть влиятельные друзья А
когда эти друзья не могут им помочь, они прибегают к_ насилию,
шантажу, даже к убийству. И всегда очень умела
— Говорят, лучше знать судью, чем закон.
— Кто же это говорит?
— Я где-то слышал.
— Вы подслушиваете?
— Да, — ответил я, — и очень здорова
— Похоже, вам это нравится, — мрачно произнес он.
— Это мой любимый вид спорта в закрытых помещениях; игра ума
пополам с удачей. Не нужно ждать сезона, надевать форму-
— Не умничайте, — грустно сказал он. — Это дело политическое.
Вы знаете, что это означает?
— Нет. Я не знаю, что это означает.
— Это означает, что в одно прекрасное утро вас могут выловить из
какой-нибудь заводи канала Сент-Мартин и отправить в морг института
судебной медицины, где работают ребята в фартуках мясников и рези¬
новых сапогах. Они сделают опись содержимого ваших карманов, ото¬
шлют вашу одежду в Управление по распределению имущества для
бедных, нацепят вам на руку номерок, заморозят и положат на полку
рядышком с двумя другими такими же глупцами. Полицейский офицер
позвонит мне, и я должен буду приехать и опознать ваш труп. А я
ненавижу сию процедуру, потому что в это время года летают стаи
мух, огромных, как летучие мыши, и вонь из морга доносится до стан¬
ции «Остерлитц».
Он сделал паузу.
— Мы даже не начнем следствия. Вы, конечно, понимаете?
Я сказал:
— Я-то понимаю. Я уже стал экспертом по обнаружению угроз, как
бы завуалированно они ни высказывались. Но прежде чем вы дадите
паре полицейских руководство к действию и карту дна каналов Сент-
219
Мартин, удостоверьтесь, что вы выбрали людей, которые абсолютно не
нужны вашему департаменту.
— Боже мой, вы не поняли, — сказали губы Луазо, тогда как глаза
его говорили об обратном.
Он пристально посмотрел на меня.
— Оставим это... но...
— Просто оставим это, — перебил я его. — Скажите вашим ребя¬
там, чтобы они надели пуленепробиваемые капюшоны, а я буду носить
при себе подводные крылья.
Луазо придал своему лицу самое дружелюбное выражение, на какое
только был способен.
— Не знаю, зачем вам клиника Датта, но буду зорко следить за
вами. Если интерес этот политического характера, пусть соответствую¬
щие службы запрашивают информацию. У нас нет причин вцепляться
друг другу в глотку. Согласны?
— Согласен.
— В ближайшие дни вы можете столкнуться с людьми, которые
скажут, что работают на меня. Не верьте им. Все, что вы хотите знать,
узнавайте непосредственно у меня. Мой личный номер телефона 22-22.
Если вы не застанете меня, здесь знают, где меня найти. Скажите
телефонисту: «Улыбка отличается от смеха».
— Хорошо, — сказал я.
Французы все еще балуются этими глупыми паролями, которыми
невозможно пользоваться, если вас подслушивают.
— И последнее, — сказал Луазо, — я вижу, что никакой совет,
даже самый доброжелательный, вас не остановит, поэтому позвольте
добавить: если вам удастся познакомиться с этими людьми и остаться
в живых...— Он посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я его слу¬
шаю. — ...тогда я лично гарантирую вам жизнь за решеткой в течение
пяти лет.
— По обвинению в чем?
— В том, что вы заставили беспокоиться главного инспектора Луазо
сверх нормы.
— Вы, возможно, зашли дальше, чем разрешают вам ваши полномо¬
чия, — сказал я, пытаясь создать впечатление, что у меня тоже есть
влиятельные друзья.
Луазо улыбнулся.
— Конечно. Я получил большую должность только потому, что всег¬
да на десять процентов превышал свои полномочия.
Он поднял телефонную трубку и несколько раз нажал на рычаг, в
другой комнате послышалось звяканье.
Вероятно, это был сигнал, так как вскоре вошел его помощник.
Луазо кивнул, показывая, что встреча окончена.
— До свидания, — сказал он. — Было приятно вновь встретиться
с вами.
220
— Вновь?
— Конференция НАТО по проблемам фальсификации документов
при перевозке грузов в Бонне в апреле пятьдесят шестого. Мне помнит¬
ся, вы представляли Британскую рейнскую армию.
— Вы говорите бесконечными загадками, — сказал я. — Я никогда
не был в Бонне.
— Вы бойкий парень, — заметил Луазо — Еще минут десять, и
вы убедите меня, что я тоже никогда там не был.
Он повернулся к помощнику, который ожидал меня, чтобы прово¬
дить вниз.
— Пересчитайте огнетушители после того, как он уйдет. И ни в
коем случае не прощайтесь с ним за руку, а то окажетесь на Кобур
Сент-Оноре.
Помощник проводил меня до выхода. Это был прыщеватый парень;
круглые очки в металлической оправе врезались ему в лицо.
— До свидания, — сказал я, уходя, и слегка улыбнулся ему.
Глядя мимо меня, парень кивнул часовому. Тот опустил автомат.
Покинув теплую компанию, я пошел в поисках такси на Кобур Сент-
Оноре. Из решетки на дороге слышался шум подземки. Он был слегка
приглушен, потому что несколько бродяг, лежа на решетке, грелись в
теплом воздухе, идущем снизу. Одному из них, видимо, снился плохой
сон: он вскрикнул и что-то пробормотал.
На углу стоял спортивный «ягуар». Когда я подошел, зажглись
передние фары и машина подъехала во мне. Я отступил, дверь отвори¬
лась, и женский голос произнес
— Садитесь.
— Не сейчас, — ответил я.
Глава 6
Марии Шове было тридцать два года. Она сохранила внешность,
фигуру, сексуальный оптимизм, уважение к мужскому уму и хозяйст¬
венность, но утратила друзей юности, застенчивость, литературные та¬
ланты, интерес к одежде и мужу. Она считала такой порядок вещей
справедливым. Время развило в ней ощущение независимости. Она бро¬
дила по художественной галерее без малейшего желания увидеть ко¬
го-либо из старых знакомых. И все-таки это были люди ее круга, те,
кого она знала с двадцатилетнего возраста, кто разделял ее художест¬
венные вкусы, интерес к путешествиям, спорту и книгам, хотя их мне¬
ние о ней самой ее не волновала Картины были ужасными, в них не
было даже детской щедрости; они были неоригинальны и скучны. Во¬
обще, она ненавидела все реальное. Реальным было старение; ведь когда
вещи стареют, это заметна И хотя она не боялась возраста, все же не
спешила в будущее.
221
Мария надеялась, что Луазо не будет слишком крут с англичанином
и скоро его отпустит. Десять лет назад она сама бы поговорила с
полицейским, но теперь научилась осторожности. В Париже это стано¬
вилось все более необходимым. Она задумалась над тем, что говорил
ей художник: «... отношения между человеческим духом и вещами,
которыми он себя окружает...»
Мария несколько страдала от клаустрофобии (боязни замкнутого
пространства), и еще у нее всегда болела голова. Ей нужно было при¬
нимать аспирин, но она этого не делала В детстве, когда она жалова¬
лась на боль, ее мать говорила, что жизнь женщины всегда сопряжена
с болью — душевной или физической, что и означало, по ее мнению,
быть женщиной. В этом мать находила какое-то стоическое удовольст¬
вие. Марию пугала подобная перспектива; она решила не верить этому
и не придавать значения всем терзавшим ее болям. Она как бы отри¬
цала этим свою женскую хрупкость. Вот поэтому она и не принимала
аспирин.
Она думала о десятилетнем сыне, жившем с ее матерью во Флан¬
дрии. Для ребенка, конечно, плохо проводить много времени со стари¬
ками. Но это было лишь временной мерой, и тем не менее, бывая там,
она чувствовала себя слегка виноватой в том, что, оставив сына, ходила
на обеды, в кино или проводила вечера так, как сегодня.
— Повесьте эту картину около двери, — говорил художник. — Там
будет лучше видно сочетание плотского и эфемерного.
Мария устала от него. Он был просто смешон, и она решила уйти
с выставки. Толпа стала более неподвижной, что всегда усиливало ее
клаустрофобию. Она посмотрела на его дряблое лицо, в его глаза, тре¬
бующие восхищения от этой толпы, восхищавшейся только собой.
— Я ухожу, — сказала она — Уверена, что вернисаж будет иметь
успех.
— Подожди! — закричал он, но Мария нырнула в раздвинувшуюся
на мгновение толпу.
Воспользовавшись запасным выходом, она пробежала через двор и
исчезла Он не пошел за ней; видимо, положил глаз на какую-нибудь
женщину, которая на пару недель могла заинтересоваться его искусст¬
вом.
Мария любила свой «ягуар» и гордилась им. Водила она хорошо.
Остановив машину у служебного входа в министерство внутренних дел,
она ждала и надеялась» что англичанин скоро появится. В районе Ели¬
сейских полей было оживленно; ходил патруль, ездили огромные авто¬
бусы, набитые вооруженными полицейскими. Разъезжали всю ночь
машины, несмотря на стоимость бензина. Конечно, бояться нечего, но
ей было не по себе. Она посмотрела на часы: уже пятнадцать минут,
как он находится там. Но вот часовой оглянулся и посмотрел во двор;
она, поняв, что англичанин вышел, зажгла фары «ягуара» и сделала
это вовремя, так, как сказал ей Луазо.
222
Глава 7
Женщина засмеялась. У нее был приятный мелодичный смех.
— Шлюхи не ездят в «ягуарах". Разве это женская машина?
Эго была дама из галереи.
— Там, откуда я приехал, — сказал я, — такие автомобили назы¬
вают парикмахерскими на колесах.
Она снова засмеялась.
Мне показалось, ей понравилось, что я принял ее за моторизованную
проститутку. Я сел рядом с ней; машина двинулась мимо министерства
и выехала на Мальзерб. Женщина сказала:
— Меня зовут Мария. Надеюсь, Луазо не сделал вам ничего пло¬
хого?
— Был просрочен мой вид на жительство.
Она усмехнулась.
— Вы думаете, я дура? В таком случае вы бы пошли в префектуру,
а не в министерство внутренних дел.
— Ну и чего он хочет, как вы думаете?
Женщина наморщила нос.
— Кто знает. Жан-Поль сказал, что вы интересовались клиникой
на авеню Кош.
— Предположим, я только высказал сожаление по поводу того, что
когда-то просто услышал об этой авеню Фош?
Она нажала на педаль, и я заметил, как зашкалило стрелку спи¬
дометра. Когда она свернула на бульвар Осман, от скорости завизжали
шины.
— Я вам верю, — сказала женщина. — Жалею, что сама когда-то
о ней услышала
Я рассматривал ее. Она была уже не девочка — возможно, около
тридцати — темноволосая и темноглазая. Косметика аккуратно нало¬
жена, а одежда похожа на машину: не совсем новая, но хорошего
качества Раскованные манеры говорили о том, что она побывала заму¬
жем, а открытое дружелюбие свидетельствовало, что она разведена. Не
сбавляя скорости, наш «ягуар* въехал на площадь Звезды и без труда
влился в поток машин. На авеню Кош мы свернули к одному из домов.
Ворота открылись.
— Вот мы и приехали, — сказала она — Давайте зайдем.
Дом был большим и стоял в отдалении от всех остальных. Фран¬
цузы тщательно запирают свои дома на ночь. Это внушительное здание
не было исключением.
Когда машина подъехала поближе, я заметил, что штукатурка на
доме потрескалась и его поверхность напоминала морщинистое лицо с
неряшливой косметикой. Где-то на авеню Кош грохотали машины, но
здесь, за садовой оградой, было тихо.
— Итак, это и есть дом на авеню. Фош, — сказал я.
.223
— Да.
За нами закрылись большие ворота Из темноты вышел человек с
фонарем. Рядом с ним на цепи бежала немецкая овчарка
— Проходите, — сказал он и приветливо махнул рукой.
Я догадался, что привратник был когда-то полицейским. Только они
могут двигаться так легко.
Мы заехали по бетонному пандусу в подземный гараж. Там стояло
около двадцати дорогих машин разных марок: «форды», «феррари», «бен-
тли» с откидным верхом. Человек у лифта крикнул нам:
— Оставьте ключи в машине!
Мария скинула мягкие автомобильные туфли и надела ве¬
черние.
— Держитесь поближе ко мне, — сказала она тихо.
Я дружески похлопал ее по плечу.
— Так достаточно близко, — сказала она.
Мы вышли из лифта на первом этаже. Интерьер был выполнен в
стиле начала века. Все было затянуто красным плюшем, сверкало хру¬
сталем и звенело: люстры, медали, кубики льда, смех. Декоративные
газовые лампы под розовыми колпаками освещали зал; повсюду были
огромные зеркала и китайские вазы на подставках. Около лестницы
живописно расположились девушки в вечерних туалетах, а в нише
бармен с неимоверной скоростью разливал напитки. Все напоминало
маскарад; не хватало только республиканских гвардейцев в блестящих
шлемах, стоящих с обнаженными шпагами по бокам лестницы, но ка¬
залось» что они вот-вот появятся.
Мария взяла два бокала с шампанским и бутерброды с черной
икрой. Какой-то мужчина заговорил с ней:
— Не видел тебя целую вечность.
Мария закивала головой без особого сожаления.
Он сказал:
— Ты должна пойти туда сегодня вечером. Одного из них чуть не
убили: очень серьезное ранение.
Мария снова кивнула. Какая-то женщина за моей спиной ска¬
зала:
— У него, должно быть, агония. Раньше он так не кричал.
— Это ничего не значит.
— Я могу отличить неподдельный крик от фальшивого, — ответила
женщина.
— Каким образом?
— В настоящем крике нет музыки, он пронзителен, он... отвра¬
тителен.
— Кухня, — произнес кто-то позади меня, — изумительна: тонко
нарезанные кусочки горячей копченой свинины, охлажденные половин¬
ки цитрусовых, блюда с какими-то вареными зернами, залитыми слив¬
ками. И крупные яйца, какие бывают только в Европе; белок поджарен
224
до хрустящей корочки, а желток почти сырой. Иногда разнообразная
копченая рыба.
Я обернулся: китаец средних лет, во фраке, разговаривал со своим
соотечественником. Заметив, что я на него смотрю, он сказал:
— Я рассказываю моему коллеге об изысканном англосаксонском
завтраке, который мне так нравится.
— Это господин Куанцзынь, — представила нас друг другу
Мария.
— А вы, Мария, сегодня прекрасно выглядите, — сказал Куанцзынь
и добавил что-то по-китайски.
— Что это? — спросила Мария.
— Это стихотворение Шао Сюнмэя, поэта и публициста, который
очень любил западную лирику. Ваше платье навеяло мне на память
его строки.
— Переведите на французский.
— Они не совсем деликатны. — Он смущенно улыбнулся и начал
тихо декламировать:
Опять зажегся страстный май,
И грех родился от поцелуя девы,
Сладкие слезы искушают меня
Дотронуться губами меж ее персей.
Здесь жизнь так же вечна, как смерть,
Как трепетное счастье в брачную ночь.
Если она — не роза белоснежная,
То будет краснее крови.
Мария засмеялась.
— Я думала, вы скажете, что она будет краснее самой Китайской
Народной Республики.
— Ох, это невозможно, — сказал Куанцзынь и мягко рассмеялся.
Мария увела меня от двух китайцев.
— Увидимся позже, — бросила она им через плечо и прошептала
мне: — Он вызывает у меня дрожь.
— Почему?
— «Сладкие слезы», «если она не белая, то будет краснее крови»,
смерть «между персей», — она содрогнулась, отгоняя от себя эти сло¬
ва — В нем есть что-то садистское; он меня пугает.
Сквозь толпу протиснулся человек.
— Кто твой друг? — спросил он Марию.
— Англичанин, — ответила она и неуверенно добавила: — Старый
друг.
— Интересный парень, — одобрительно сказал мужчина, — но я
предпочел бы увидеть тебя в тех высоких лакированных сапогах.
Он прищелкнул языком и засмеялся, Мария промолчала Вокруг нас
пили и громко разговаривали гости.
— Великолепно! — произнес знакомый голос. 8225
Это был Датт. Он улыбался Марии. Датт был одет в темный пиджак,
полосатые брюки и черный галстук. Выглядел он удивительно спокой¬
ным. В отличие от многих гостей его лицо не было красным, а ворот¬
ничок не сморщен.
— Вы собираетесь в зал? — спросил он и посмотрел на карманные
часы. — Они начнут через две минуты.
— Не думаю, — ответила Мария.
— Ну, пойди, — сказал Датт. — Ты же знаешь, что тебе понра¬
вится.
— Не сегодня, — отказалась она.
— Глупости, — мягко заметил Датт. — Еще три раунда. Один из
них — огромный негр с прекрасной фигурой и большими руками.
Датт пристально посмотрел на Марию. Под его взглядом она за¬
волновалась, и я почувствовал, как она вцепилась мне в руку, будто
чего-то испугавшись. Прозвенел звонок, и гости стали подниматься по
лестнице.
Положив руки нам на плечи, Датт повел наверх и нас. Сквозь
массивную двустворчатую дверь я увидел салон. В центре был устроен
ринг, а вокруг него в несколько рядов стояли стулья. Это был велико¬
лепный зал с позолоченными карнизами, расписным потолком, огром¬
ными зеркалами, изящными гобеленами и роскошным красным ковром
на полу. Когда все расселись, начали гаснуть люстры. В зале воцари¬
лась атмосфера ожидания.
— Садись, Мария, — сказал Датт. — Бой будет сильным: много
крови.
Рука Марии стала влажной.
— Не пугайте, — сказала она, отпустив мою руку, и направилась
к стульям.
— Садись с Жан-Полем, — сказал Датт. — Я хочу поговорить с
твоим другом.
Руки Марии затряслись. Я оглянулся и впервые за сегодняш¬
ний вечер увидел Жан-Поля. Он сидел один и, увидев нас,
улыбнулся.
— Иди к нему, — ласково сказал Датт.
— Я пойду к Жан-Полю, — сказала мне Мария.
— Хорошо, — ответил я.
Когда она села, первые борцы были уже на ринге. Один из них
походил на алжирца Другой, с волосами, выкрашенными в рыжий
цвет, сразу бросился в атаку. Алжирец отпрыгнул в сторону, схватил
его за бедро и с силой ударил головой. Треск ломающейся челюсти
заставил зрителей ахнуть. В дальнем конце комнаты кто-то нервно
засмеялся.
Схватка борцов отражалась в зеркальных стенах. Направленный
свет очерчивал их фигуры на середине ринга В углах салона к по¬
толку были подвешены телекамеры, и на экранах мониторов также
можно было видеть этот поединок. На экранах состязание показывали
уже в записи, так как изображение было нечетким, а действие шло с
опозданием в несколько секунд. Благодаря этому зрители могли следить
за борьбой сначала на ринге, а потом — на экране.
— Пойдемте вниз, — сказал Датт.
— Хорошо.
Послышался грохот: оба борца лежали на ковре, алжирец провел
захват ноги рыжеволосого. У того исказилось лицо. Не поворачиваясь,
Датт произнес:
— Все отрепетировано. Рыжеволосый победит после того, как почти
задохнется в последнем раунде.
Я проследовал за ним на первый этаж. Одна из дверей была запер¬
та. Как я понял, это была его клиника. Он отпер дверь и пригласил
меня внутрь. В углу комнаты стояла старуха Я подумал, что прервал
одну из бесконечных игр Датта в «монополию».
— Вы должны были прийти на следующей неделе, — сказал мне
Датт.
— Да, он должен был прийти, — сказала старуха, разглаживая
руками свой фартук, как застенчивая служанка
— Было бы лучше на следующей неделе, — сказал Датт.
— Да, на следующей неделе — без гостей — было бы лучше, —
согласилась она.
— Почему вы говорите в прошедшем времени? — спросил я.
В комнату вошли два молодых парня в джинсах и рубашках в тон
им. Один из парней был небрит.
— Что происходит? — спросил я.
— Это лакеи, — сказал Датт. — Жюль — слева, Альбер — справа
Они будут следить, чтобы игра была честной. Ведь так?
Парни, не улыбаясь, закивали. Датт повернулся ко мне.
— Ложитесь на кушетку.
— Нет.
— Что?
— Я сказал, что не лягу.
Датт поцокал языком. Он был немного раздражен, но в его цоканье
не было ни издевки, ни садизма
— Нас здесь четверо, — объяснил он. — Мы не требуем от вас
чего-то невероятного, не так ли? Пожалуйста, лягте на кушетку.
Я отступил к столу. Жюль шел прямо на меня, а Альбер обходил
справа Край стола врезался мне в правое бедро; теперь я точно знал
положение своего тела Я следил за их ногами. Вы многое можете
сказать о человеке по тому, как он ставит ноги. Вы можете определить,
чему его учили, бросится ли он на вас или будет наносить удары
кулаком, не сходя с места, будет ли атаковать сам или постарается
спровоцировать на действия вас. Жюль приближался; руки его были
вытянуты (около двадцати часов занятий каратэ). Альбер же, видимо,
227
привык иметь дело с тяжеловесными буйными пьяницами. Ну что ж,
он меня узнает, подумал я. Он надвигался на меня, как паровоз. Бок¬
сер... Стоил только взглянуть на его ноги. Искусный боксер, способный
нанести любой запрещенный удар: головой по почкам, по затылку... Он
воображал себя виртуозом. Я был бы удивлен, если бы он не ударил
меня в пах. Подбородок его был прикрыт; он танцевал передо мной, как
на ринге. Я сжал кулаки и приготовился к бою.
— Не переоцени своих возможностей, Альбер, — усмехнулся я.
Его глаза прищурились. Я хотел его разозлить.
— Ну давай, малыш, отведай моего кулака.
Краем глаза я следил за маленьким хитрым Жюлем. Он улыбался
и плавно, дюйм за дюймом, приближался ко мне. Руки его с открытыми
ладонями готовились нанести мне смертельный удар.
Я сделал легкое движение, чтобы заставить их обоих двинуться на
меня. Если бы они остановились и немного подумали, они бы меня
растерзали.
Руки тяжеловеса Альбера активно двигались, одна нога была вы¬
ставлена вперед для равновесия, правой рукой он собирался нанести
удар спереди, в то время как Жюль стукнет меня по затылку. Такова
была их тактика. Сюрпризом для Альбера оказалась металлическая
подковка на моем ботинке, которая угодила ему по подъему. Ты ожидал
удара в солнечное сплетение или в пах, Альбер, а ужасная боль прон¬
зила тебе ступню. Да и удерживать равновесие стало трудно. Альбер
наклонился, чтобы потереть ушибленную ногу. Второй сюрприз для
него — удар ладонью по носу. Неприятно. Жюль приближался, ругая
Альбера. Теперь он был вынужден встретиться со мной лицом к лицу.
Я по-прежнему прижимался к столу. Жюль решил, что я собираюсь
повернуться в его сторону. И вот сюрприз для Жюля: как только он
собрался стукнуть меня ребром ладони по шее, я отклонился назад,
потом подался вперед и с расстояния в восемнадцать дюймов ударил
его по уху тяжелым стеклянным пресс-папье, оказавшимся вполне под¬
ходящей для этого вещицей.
Теперь главное — не ошибиться. Не бери больше пресс-папье. Не
поднимай его. Иди к Датту; он неподвижен, но он действует. Он —
главная интеллектуальная сила в этой комнате. На Датта! Он старый,
но не надо его недооценивать. Он — крупный, грузный, стоит недалеко.
Более того, он может схватить все, что попадется под руку; старая
служанка осторожна, внимательна, и, по сути, не агрессивна.
Иду на Датта Я вижу, как Альбер катается по полу, а Жюль
лежит неподвижно. Датт движется вдоль письменного стола. Его надо
остановить. Чем? Чернильница? Слишком тяжела Стакан для ручек —
легок. Ваза? Трудно удержать в руках. Пепельница! Датт теперь дви¬
жется медленно, пристально наблюдая за мной, его рот открыт, волосы
взъерошены. Пепельница увесистая и прекрасно подходит для задуман¬
ного. Осторожнее, ведь ты не хочешь его убить.
228
— Подождите, — сказал Датт сиплым голосом.
Я ждал, ждал секунд десять, именно столько, сколько понадобилось
женщине, чтобы подкрасться ко мне сзади с подсвечником. По сути,
она не была агрессивна, эта служанка Мне сообщили, что я был без
сознания всего тридцать минут.
Глава 8
Придя в себя, я сказал:
— Ведь вы, по сути своей, не агрессивны.
— Нет, — ответила старуха с таким видом, будто совершила ужас¬
ную ошибку.
Я не мог видеть всех, потому что лежал на спине, вытянувшись во
весь рост. Старуха включила магнитофон. Внезапно послышался голос
рыдающей женщины.
— Я хочу это переписать, — заявила она
Рыдания стали истеричными; женщина вскрикивала так, как будто
кто-то ее пытал.
— Выключите эту гадость! — закричал Датт.
Было странно видеть его возмущение: ведь обычно он был очень
спокоен. Старуха начала перематывать пленку в обратную сторону, и
визг пронзил мне голову, заставляя пол вибрировать.
— В другую! — заорал Датт.
Звук стал тише, но катушка все еще перематывалась; опять запла¬
кала девушка. Из-за приглушенного звука рыдания и крики стали еще
более душераздирающими, будто кого-то забыли или заперли.
— Что это? — спросила служанка
Она содрогнулась, но магнитофон не выключила; потом все-таки
сделала это, и катушки со щелчком остановились.
— На что похожи эти звуки? — спросил Датт. — На рыдание де¬
вушки.
— Боже мой! — воскликнула служанка
— Успокойтесь. Это для дилетантов. Только для них, — сказал он
мне.
— Я вас не спрашивал, — произнес я.
— Ну, а я вам отвечаю.
Служанка перемотала катушку и переставила ее.
Я окончательно пришел в сознание, сел на полу и осмотрелся. У
дверей стояла Мария; в руках она держала туфли, на плечи ее был
накинут мужской плащ. Она безучастно смотрела на стену и каза¬
лась какой-то жалкой. У газовой плиты сидел парень. Он курил
маленькую сигару, покусывая ее замахрившийся конец. Каждый раз,
вытаскивая ее изо рта, он поднимал голову кверху и выталкивал
табак кончиком языка. На Датте и служанке были надеты старомод¬
229
ные медицинские халаты с застегнутыми доверху воротничками. Датт
стоял рядом со мной и готовился к инъекции, перебирая инструмен¬
ты на подносе.
— Ему сделали ЛСД? — спросил Датт.
— Да, — ответила служанка. — Скоро начнет действовать.
— Вы будете отвечать на все задаваемые вам вопросы, — сказал
мне Датт.
Я знал, что так и будет; умело введенный барбитурат способен
перечеркнуть годы тренировки и накопленный опыт, сделав меня таким
же болтливым, как маленький ребенок. Как будет действовать ЛСД,
можно было только догадываться. Что это за метод раскалывать людей?
Я содрогнулся; Датт похлопал меня по руке.
Старуха помогала ему.
— Амитал, — сказал он, — ампулу и шприц.
Она разбила ампулу и набрала ее содержимое в шприц.
— Мы должны работать быстра Через полчаса это будет бесполезно:
препарат действует недолго. Посадите его прямо, Жюль, чтобы она
могла перетянуть вену. Дайте ему капельку алкоголя, Жюль, надо быть
человечным.
Я почувствовал горячее дыхание Жюля на своем затылке, когда тот
почтительно рассмеялся шутке Датта.
— Теперь блокируйте вену, — сказал Датт.
Старуха перетянула жгутом мое предплечье и ждала момента, ког¬
да вена набухнет. Я с интересом наблюдал за происходящим: кожа и
металл блестели и были неестественно яркими. Датт взял шприц; ста¬
руха сказала:
— Мелкие вены на тыльной стороне ладони. Если кровь в одной из
них свернется, то у нас останется еще много других.
— Хорошая мысль, — сказал Датт.
В поисках вены он сделал три укола и стал медленно вливать
препарат, пропихивая иглу, пока красным фонтаном не брызнула
кровь.
— Снимайте жгут, — сказал Датт. — Снимайте, иначе у него бу¬
дет синяк. А следов оставлять нельзя.
Она сняла жгут. Датт, глядя на часы, вливал мне жидкость в вену
со скоростью один кубик в минуту.
— Через мгновение он почувствует легкость, как после полового
акта Мегимид готов? Я хочу, чтобы он отвечал на вопросы минут
пятнадцать. Затем он посмотрел на меня.
— Кто вы такой? — спросил он по-французски. — Где вы, какой
сегодня день?
Я хихикнул. Его проклятая игла, видимо, вошла в какую-то другую
руку, и это меня смешила Я опять хихикнул. Я хотел быть абсолютно
уверенным насчет руки. Я за всем следил очень внимательна Игла
была в кусочке белой кожи, но рука-то была не моя. Странно, что он
230
сделал укол кому-то другому. Я рассмеялся, и Жюль стал меня успо¬
каивать. Должно быть, я ерзал, размышляя, кому же делают укол,
потому что Датту было трудно удержать иглу.
— Шприц с мегимидом готов, — сказал Датт. Из носа у него тор¬
чали белые волоски. — Не могу осторожничать. Мария, быстро подойди
сюда — ты теперь нужна — и подведи парня, он будет свидетелем,
если понадобится.
Датт с грохотом уронил что-то на белый эмалированный поднос.
Теперь я не видел Марии, но чувствовал запах духов — могу покля¬
сться, что это был «Магриф». Бог мой! Какой тяжелый, экзотический
запах, запах золотисто-оранжевого цвета с шелковистым оттенком.
— Вот так, — сказал Датт.
Я услышал, как Мария тоже сказала что-то о золотисто-оранжевом.
Все знают, подумал я, все знают, что это цвет «Магрифа*.
Огромный стеклянный апельсин преломился в миллионах призм, и
каждая из них — бриллиантовая, как Сан-Капель в полдень, и я сколь¬
жу сквозь сверкающий свет, как скользит ялик по сонным водам, низко
плывет белое облако, и разноцветье блестит, мелодично переливаясь
подо мной.
Я посмотрел на лицо Датта и испугался. Его нос вырос до неверо¬
ятных размеров: он стал не просто большим, а огромным — больше
допустимого. Я испугался не того, какое было лицо у Датта Я знал,
что на самом деле оно не изменилось. Искажено было мое восприятие.
Но, осознавая, что это ужасное превращение произошло только у меня
в мозгу, я все же видел лицо Датта изуродованным.
— Какой сегодня день? — спросила Мария
Я ей ответил.
— Он бормочет, — сказала она, — слишком быстро, чтобы по¬
нять.
Я внимательно слушал, но не слышал, чтобы кто-нибудь бормотал.
Ее глаза были ласковыми и не моргали. Она спросила, сколько мне
лет, дату моего рождения и задала массу личных вопросов. Я отвечал
ей, почему у меня шрам на колене и когда мой дядя закопал деньги
под высоким деревом. Я хотел, чтобы она знала обо мне все.
— Когда мы умрем, говорила моя бабушка, мы все окажемся на
небесах. Она уже на том свете и, конечно, в аду. У старого мистера
Гарднера была нога спортсмена, а какой же была другая нога? Декла¬
мация: позвольте мне умереть, как солдату...
— Желание, — произнес голос Датта. — Поделиться, высказаться.
— Да, — согласился я
— Я восстановлю его мегимидом, если он зайдет слишком дале¬
ко, — сказал Датт. — Он великолепен. Прекрасная реакция, прекрас¬
ная реакция
Мария повторяла все, что я говорил, как будто. Датт не слышал
меня, причем повторяла дважды. Говорил я, потом она, затем она гово¬
231
рила то же самое, но как-то по-другому, иногда совсем по-другому, так
что я ее поправлял, но она вроде бы не слушала моих поправок и
говорила своим прекрасным голосом, таким плавным чистым голосом,
полным мелодии и грусти, какой бывает ночью у гобоя.
Временами раздавался глубокий голос Датта. Он исходил откуда-то
издалека, возможно, из другой комнаты. Похоже, они стали задумывать¬
ся и как-то медленно произносили слова. Я не спеша отвечал Марии,
но проходила вечность, прежде чем она задавала следующий вопрос. В
конце концов я устал от длинных пауз, поэтому начал заполнять их
анекдотами и всякими интересными сведениями. Я чувствовал, что дав¬
но знаю Марию и, помнится, сказал слово «трансференция», и Мария
тоже повторила его, и Датт, кажется, был очень доволен.
Мне было легко облекать свои ответы в поэтическую форму, правда,
не всегда рифмованную, но я тщательно подбирал фразы. Я выжимал
слова, как пасту из тюбика, и давал их Марии, но иногда она роняла
их на мраморный пол. Они бесшумно падали, и их тени играли на
стенах и мебели. Я опять засмеялся и заинтересовался чьей-то рукой.
Рука оказалась моей: я узнал свои часы. Кто же разорвал мне рубашку?
Мария все время говорила что-то, возможно, задавала вопросы. Рубашка
стоила четыре фунта, а теперь она испорчена. Порванная ткань была
великолепной и переливалась, как бриллиант.
Послышался голос Датта:
— Он отключается, действие очень короткое, в том-то и беда.
Мария сказала:
— Что-то насчет рубашки, не могу разобрать, слишком быстро.
— Неважно. Ты хорошо поработала. Слава Богу, что ты была
здесь.
Я удивился, почему они говорят на иностранном языке. Я рассказал
им все. Я предал своих хозяев, свою страну, свою контору. Они рас¬
крыли меня, как дешевые часы, покопались в них и посмеялись над
простым механизмом. Я потерпел поражение, и оно обволакивало меня
кромешной тьмой.
Темнота Голос Марии сказал.
— Он отключился.
Я потерял сознание. Белая чайка скользила по темному небу, а подо
мной, спокойное и мягкое, плескалось очень черное море. И все глубже,
глубже, глубже...
Глава 9
Мария смотрела на англичанина. Он дергался и гримасничал —
жалкое зрелище. Она почувствовала, что хочет прижать его к себе и
убаюкать Как легко с помощью химикалиев можно узнать все тайны
человека — удивительно! Под влиянием амитала и ЛСД он обнажил
232
перед ней свою душу, и теперь она, странным образом, чувствовала себя
ответственной, почти виноватой за его состояние. Он поежился, и она
укрыла его пальто, подоткнув его у шеи. Взглянув на сырые стены
подвала, в котором они находились, она тоже поежилась. Затем, достав
пудреницу, стала заниматься своим лицом: выразительные тени, так
подходившие для прошлого вечера, в холодном свете зари выглядели
ужасно. Подобно кошке, умывающейся в тяжелые моменты, она сняла
макияж кусочком ваты, стирая зелень с глаз и темно-красную помаду
с губ. Она смотрела на себя с тем напряженным выражением лица,
какое всегда появлялось у нее перед зеркалом. Без косметики она
выглядела отвратительно и была похожа на голландскую крестьянку;
кожа на подбородке начинала обвисать, Мария пальцем провела по
лицу, отыскивая на нем крошечное углубление. Вот откуда обвисает
кожа; углубление постепенно увеличивается, потом подбородок внезапно
отделяется от скулы, — и вы превращаетесь в старуху.
Она наложила увлажняющий крем, очень светлую пудру и нама¬
зала губы помадой естественного цвета. Англичанин снова зашевелился;
на этот раз он дрожал всем телом. Видимо, скоро очнется. Мария по¬
спешила закончить макияж: он не должен видеть ее в таком состоянии.
Она почувствовала к нему странное физическое притяжение. Оказыва¬
ется, прожив более тридцати лет, она все еще не знала, что это такое.
Она всегда думала, что красота и физическая привлекательность —
одно и то же, но сейчас не была в этом уверена Этот мужчина был
грузным и не очень молодым (как ей показалось, около сорока лет,
плотного телосложения и каким-то неряшливым). Вот Жан-Поль был
идеалом мужской красоты: молодой, стройный, загорелый, он следил за
своей фигурой и весом, уделял большое внимание стрижке, носился со
своими часами и перстнями, весь накрахмаленный и белоснежный, как
его улыбка.
Взгляните на англичанина: помятая одежда, бледное одутловатое
лицо, редкие волосы, грязный кожаный ремешок для часов, старомодные
ботинки. Типичные английские ботинки со шнурками. Она вспомнила,
что в детстве у нее были похожие и что она их ненавидела. В этой
ненависти впервые, хотя и бессознательно, проявилась ее клаустрофо¬
бия. Мать завязывала ей шнурки очень тугим узлом. Сама Мария, став
матерью, была очень внимательна к своему сыну, и он никогда не носил
ботинки со шнурками. Теперь англичанина трясло, как эпилептика. Она
взяла его за руки и, склонившись к нему, почувствовала запах пота и
эфира.
Он проснулся быстра Мужчины всегда так просыпаются, они сразу
же вскакивают и начинают разговаривать по телефону, будто бодрст¬
вовали уже несколько часов. Мужчина — охотник, подумала она, он
всегда начеку и никому не делает скидки. У нее возникало много
тяжелых ссор с мужчинами именно из-за того, что она просыпалась
слишком медленна
233
Тяжесть его навалившегося тела волновала ее. Он большой некра¬
сивый мужчина, подумала она и повторила слово «некрасивый». Оно
было для нее притягательным, как и слова «большой» и «мужчина».
Она повторила еще раз вслух:
— Большой некрасивый мужчина
* * *
Я проснулся, но кошмар продолжался. Я был в какой-то темнице,
похожей на те, что бывают в диснеевских мультфильмах. Женщина
рядом все время повторяла «Большой некрасивый мужчина». Большое
спасибо за правду, подумал я; лесть была бы гораздо хуже. Я поежился
и понемногу стал приходить в себя. Женщина крепко обнимала меня.
Мне, наверное, было холодно, потому что я ощущал тепло ее тела. Так
и буду сидеть, решил я, а если она начнет холодеть, опять закрою
глаза; мне нужно еще поспать.
Невероятно, но это была тюрьма.
— Это действительно тюрьма? — осведомился я.
— Да, — ответила Мария.
— А что вы здесь делаете? — спросил я. Свое пребывание в тюрьме
я еще допускал.
— Я отвезу вас обратно, — сказала она. — Мы можем ехать
тотчас же.
— Мы еще посмотрим, кто уедет, — сказал я, решив найти Датта
и завершить эксперимент со шприцем.
Я вскочил с жесткой лавки и настежь распахнул дверь. С
ощущением, будто спускаюсь с лестницы, я рухнул на мокрый пол;
ноги беспомощно подкосились, не будучи в состоянии выдержать
мой вес.
— Не думала, что вы дойдете до двери, — сказала Мария, подходя
ко мне.
Я с благодарностью схватил ее за руку и с трудом встал на ноги,
цепляясь за все шероховатости двери. Шаг за шагом мы передвигались
по подвалу мимо холодного камина, у которого стояли ведерко для угля
и утюги, валялись щипцы, а также тиски для пальцев и металлические
клейма
— Кто здесь живет? Франкенштейн?
— Тише, — сказала Мария. — Берегите силы.
— Я видел ужасный сон о страшном предательстве и неминуемой
каре.
— Я знаю. Не думайте об этом.
Предрассветное небо было белым, будто пиявки этой ночью высоса¬
ли его кровь.
— Заре следует быть красной, — сказал я Марии.
234
— Сами вы тоже не слишком хорошо выглядите, — ответила она
и помогла мне сесть в машину.
Мы проехали несколько кварталов и остановились под деревьями
среди замерзших на ночь автомобилей. В машине заработала печь, и
меня обдало теплым воздухом.
— Вы живете один? — спросила она.
— Это что, предложение?
— Вы в таком состоянии, что вас нельзя оставлять одного.
— Конечно, — сказал я.
Я никак не мог стряхнуть с себя оцепенение страха. Голос Марии
доносился до меня, как в ночном кошмаре.
— Я отвезу вас к себе домой, это недалеко.
— Хорошо. Уверен, это стоит тога
— Это стоит поездки. Еда и выпивка трехзвездной гостиницы, —
сказала она.
— Как насчет горячего сандвича и виски?
— Сандвич — это хорошо
— Ну, а виски будет лучшей частью нашей программы.
Не улыбнувшись, она нажала на педаль акселератора, и по машине
пробежала сила, словно кровь по моим оживающим конечностям. Она
следила за дорогой, зажигая фары на перекрестках и увеличивая ско¬
рость на безлюдных улицах. Она любила машину, ласкала руль и таяла
от восхищения. Как опытный любовник, она с легкостью вызывала в
машине ответное чувство. На полной скорости мы выехали на Ели¬
сейские поля и покатили по северному берегу Сены к Центральному
рынку, где, .покончив с луковым супом, рабочие разгружали авто¬
фургоны , вытаскивая ящики с овощами и рыбой. Водители бросили
машины и обходили местные бордели, расположившиеся неподалеку от
рынка. В крошечных темных дверях стояли проститутки и торговались
с мужчинами в рабочих комбинезонах. Мария медленно ехала по узким
улочкам.
— Вы бывали раньше в этом районе? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
Мне показалось, что она ждала отрицательного ответа. Я чувствовал,
что она испытывает какое-то странное удовольствие от этого маршрута.
— Десять новых франков, — сказала Мария о двух девицах, стояв¬
ших около маленького кафе. — Может, и семь, если поторговаться.
— За обеих!
— Двенадцать франков, если хотите двоих. За показ больше! — Она
посмотрела на меня. — Вы шокированы?
— Я шокирован вашим желанием шокировать меня, — ответил я.
Она прикусила губу и поспешила отсюда уехать. Лишь минуты три
спустя она вновь заговорила:
— Вы мне подходите.
Я не был уверен в этом, но спорить не стал.
235
Ранним утром улица, на которой жила Мария, почти не отличалась
от любой другой парижской улицы: ставни на окнах плотно закрыты,
не видно ни проблеска стекла, ни кусочка занавески. Стены — мрач¬
ные и невыразительные, как будто каждый дом был в трауре. Старин¬
ные тесные улочки Парижа отличаются друг от друга в социальном
отношении лишь марками автомобилей, стоящих вдоль канав. Здесь
было гораздо больше новеньких блестящих «ягуаров», «бьюиков» и «мер¬
седесов», чем каких-нибудь побитых двухместных малолитражек и по¬
трепанных «домиков».
В квартире царила роскошь: пушистые ковры, прекрасная обстанов¬
ка, мягкие стулья, дорогие люстры и украшения. Здесь был и совре¬
менный символ статуса и влиятельности — телефон. Я принял горячую
ароматизированную ванну и выпил какой-то душистый напиток. Затем
меня укутали в белоснежные крахмальные простыни, память стала
покидать меня, и я погрузился в долгий глубокий сон.
Когда я проснулся, в другой комнате играло радио, а на моей
постели сидела Мария. Я пошевелился, н она посмотрела на меня. На
ней было розовое ситцевое платье; лицо — без признаков косметики.
Волосы распущены и очень просто причесаны, на что у опытного па¬
рикмахера уходит часа два. Лицо — миловидное, но с характерными
морщинками, свидетельствующими о частой циничной улыбке. Рот —
маленький и слегка приоткрыт, как у куклы или как у женщины,
ждущей поцелуя.
— Который час? — спросил я.
— За полночь. Вы проспали целые сутки.
— Ну, вывезите эту кровать на улицу. Почему мы без одежды?
— Мы без простыней: они все на вас.
— Возьмите простыни и не забудьте выключить электрическое
одеяла
— Я приготовлю кофе. У меня нет времени играть в ваши игры.
Она принесла кофе и выслушивала мои вопросы, а затем четко на
них отвечала, рассказывая ровно столько, сколько считала нужным, при
этом не уклоняясь от правды.
— Во сне меня мучили кошмары, и я проснулся в средневековой
темнице.
— Все правильно, — сказала Мария.
— Лучше расскажите мне обо всем сами, — попросил я.
— Датт боялся, что вы шпионите за ним. Он говорил, что у вас есть
документы, которые ему нужны, что вы наводите о нем справки и
потому он должен знать о вас все.
— Что он со мной сделал?
— Он сделал вам укол амитала и ЛСД (именно ЛСД так изнуряет).
Я задавала вам вопросы. Затем вы заснули и проснулись в подвале
дома Я привезла вас сюда.
— Что я рассказывал?
236
— Не беспокойтесь. Никто из этих людей не говорит по-английски.
Только я одна Я не выдала ваших секретов. Обычно Датг все предус¬
матривает, но когда вы забормотали по-английски, он растерялся. Я
переводила.
Так вот почему она все повторяла дважды.
— А что я говорил?
— Успокойтесь. Меня это не интересовало, а Датт был удовлетворен
тем, что я ему перевела.
— Очень вам благодарен за это. Но почему вы это сделали для
меня?
— Датт человек злой. Я не собиралась помогать ему, и, кроме того,
я привела вас в этот дом. Я отвечала за вас.
— И...?
— И если бы я перевела ему все, что вы в действительности гово¬
рили, он, конечно, сделал бы вам инъекцию амфетамина, чтобы узнать
еще больше. Амфетамин очень опасен, просто страшен. Я бы не смогла
смотреть на это.
— Спасибо.
Я потянулся к ней, взял за руку, и она легла на постель рядом со
мной. Она сделала это без жеманства или игривых взглядов; это был
скорее дружеский, а не чувственный жест. Она закурила и передала
мне сигареты и спички.
— Зажгите сами. Тогда ваши руки будут заняты.
— А что я говорил? — спросил я как бы между прочим. — Что
вы не стали переводить на французский?
— Ничего, — быстро ответила Мария. — Не потому, что вы ничего
не говорили, а потому, что я не слушала. Понимаете? Меня не инте¬
ресует, кто вы такой и чем зарабатываете на жизнь. Если вы делаете
что-то незаконное или опасное, — это ваши проблемы. Просто в тот
момент я несла за вас ответственность, но я сейчас почти уничтожила
в себе это чувство. Завтра вы можете начать врать, и, уверена, вы
будете делать это с успехом.
— Вы меня гоните?
— Нет.
Она повернулась и поцеловала меня.
— У вас великолепные духи. Как они называются?
— «Агония». Очень дорогие духи, они нравятся почти всем.
Я не мог понять, кокетничает она или нет. Она была не из тех
женщин, которые помогают вам улыбкой.
Мария встала с постели и расправила платье на бедрах.
— Вам нравится это платье? — спросила она.
— Изумительное.
— Какие платья вам нравятся на женщинах?
— Фартуки. И чтобы были в пятнах.
— Да, могу себе представить, — сказала она и погасила сигарету.
23Г7
— Я помогу вам, если хотите, но не задавайте слишком много воп¬
росов И помните, что я связана с этими людьми. К тому же у меня
один паспорт — французский.
Не знаю, было ли это намеком на то, что я рассказал под действием
наркотиков, но я ничего не ответил. Она взглянула на часы.
— Уже очень поздно, — женщина насмешливо посмотрела на ме¬
ня. — У меня только одна кровать, а я хочу спать.
Я хотел закурить, но положил пачку на тумбочку и отодвинулся.
— Прошу, — пригласил я, — но сна не гарантирую.
— Не разыгрывайте из себя любовника Жан-Поля. Это не ваш
стиль.
Она сняла платье.
— А каков мой стиль? — раздраженно спросил я.
— Свяжитесь со мной утром, — сказала она и погасила свет, оста¬
вив включенным радио.
Глава 10
Следующий день я провел в квартире Марии- Она сама съездила
ко мне домой покормить Джо и вернулась перед самой грозой.
— Ты сменила воду и дала ему хрящик кальмара?
-Да.
Это полезно для клюва.
— Я знаю.
Она стояла у окна и смотрела, как темнеет небо.
— Примитивно, — сказала она, не оборачиваясь. — Небо темнеет,
ветер начинает катить коробки и срывать шляпы с людей и крышки с
мусорных ящиков, а вы думаете, что так будет и при конце света
— Я думаю, у политиков другие планы насчет конца света
— Дождь начинается. Какие огромные капли: просто гигантский
дождь. Представь, что ты муравей и тебя ударила такая... — Зазвонил
телефон. — Капля-
Мария закончила фразу и подняла трубку с таким видом, будто это
пистолет, который может случайно выстрелить.
— Да, — сказала она осторожно. — Он здесь.
Она слушала, кивая головой, и все время повторяла: «Да».
— Прогулка ему не повредит. Мы будем примерно через час.
На ее лице появилась страдальческая гримаса
— Да Ну, вы сможете с ним пошептаться, я не буду подслушивать.
В трубке что-то зашумело, и Мария сказала
— Мы будем сейчас собираться, иначе опоздаем.
Она с грохотом положила трубку.
— Это Бэрд. Твой соотечественник мистер Мартин Лэнгли Бэрд
жаждет тебя видеть в кафе «Блан».
238
Шум дождя напоминал бурные аплодисменты.
— Бэрд, — объяснил я, — это тот человек, что был со. мной в
галерее. Люди искусства очень ценят его.
— Он мне это говорил, — сказала Мария.
— Да, он хороший парень. Бывший моряк, ставший художником, не
может не быть немного странным.
— Жан-Поль его любит, — ответила Мария, словно это.было итогом
всех суждений о Бэрде.
Я надел чистую рубашку и мятый костюм. Мария дала мне малень¬
кий бритвенный прибор, и я миллиметр за миллиметром стал проди¬
раться сквозь шетину, смачивая одеколоном порезанные места. Когда
дождь кончился, мы вышли из квартиры. Консьержка поднимала гор¬
шки с цветами, выставленные на время ливня на тротуар.
— Вы не захватили плащ? — спросила она Марию.
— Нет.
— Наверное, вы выходите всего на несколько минут, — сказала
консьержка и, нацепив очки, стала пристально меня.разглядывать.
— Наверное, — ответила Мария и взяла меня под руку.
— Скоро опять будет дождь! — закричала женщина.
-Да.
— И очень сильный.
Консьержка подняла еще один горшок и начала рыхлить в нем
землю.
Летний дождь лучше зимнего. Зимой он с силой бьет об асфальт,
летом нежно шуршит в листве. В этом ливне — столько ярости, сколь-,
ко в неопытном любовнике. Он внезапно затих. Под тяжестью хапелъ
понуро свисали листья; в воздухе дрожали зеленые блики. ..Летний
дождь легко забывается — как первая любовь, как сладкая ложь без
злого умысла.
Бэрд и Жан-Поль уже сидели в кафе. Жан-Поль был так же
безупречен, как манекен в витрине модного магазина, а Бэрд выглядел
взъерошенным и взволнованных!. У него был вид парового котла, гото¬
вого взорваться. Они сидели около окна, и было видно, как Бэрд грозил
пальцем и что-то нервно говорил. Жан-Поль помахал нам и сложил
свое ухо пополам. Мария засмеялась Бэрд сначала подумал, что Жан-
Поль шутит над ним, но, поняв, что это не так, продолжал говорить
— Простота их раздражает. Это всего лишь прямоугольник, как
заметил один из них, будто это мерило искусства. Их раздражает успех.
Я почти ничего не зарабатываю на своих картинах, что, однако, не
мешает критикам относиться к моим работам как к какой-то неприлич¬
ной выходке. Я якобы нарочно создаю плохую картину, чтобы их шо¬
кировать У них нет ни добра, ни сострадания, поэтому-то их и
называют критиками — первоначально это слово значило «придирчи¬
вый дурак». Если бы у них было сострадание, они бы его проявили.
— Каким образом? — спросила Мария.
239
— В живописи. Живопись — это объяснение в любви. Искусство —
есть любовь, а суровая критика — ненависть. Эго ведь очевидно. Видите
ли, критик — человек, который обожает художников (или, по крайней
мере, хочет обожать), но совсем не интересуется их картинами, так что
любовь к авторам отпадает сама собой. С другой стороны, художник
обожает живопись, но не любит других художников.
Расправившись с этим вопросом, Бэрд подозвал официанта.
— Четыре больших кофе со сливками и спички.
— Я хочу черный кофе, — сказала Мария.
— Я тоже, — присоединился к ней Жан-Поль.
Бэрд взглянул на меня и почмокал губами.
— А вы хотите черный?
— Лучше со сливками, — ответил я.
Он кивнул, одобряя верность соотечественника традициям родины.
— Два больших со сливками и два маленьких черных.
Официант разложил салфетки, убрал со стола какие-то старые че¬
ки. Когда он ушел, Бэрд наклонился ко мне.
— Я рад.
Заметив, что те двое разговаривают и не слышат, он продолжал:
— Я рад, что вы пьете кофе со сливками. Очень крепкий кофе
вреден для нервной системы. — Он еще больше понизил голос. — Вот
почему все они такие спорщики.
Когда принесли кофе, Бэрд расставил чашки, положил всем сахар
и взял чек.
— Позвольте, , я заплачу, — сказал Жан-Поль. — Ведь я вас при¬
гласил.
— Нет. Оставьте это мне.
Мы с Марией безразлично глядели друг на друга. Жан-Поль вни¬
мательно наблюдал за нами, пытаясь угадать характер наших отноше¬
ний.
Бэрд смаковал французские идиомы. Я знал, что он переходит с
французского на английский исключительно для того, чтобы вставить
какой-нибудь французский оборот, а затем многозначительно кивать
головой, будто во всем мире только мы двое понимаем этот язык.
— Кстати, что вы узнали о том доме? — спросил Бэрд и поднял
указательный палец. — У Жан-Поля интересные новости.
— Что такое? — спросил я.
— Кажется, у вашего друга Датта и у его дома есть какая-то
тайна.
— Он не мой друг.
— Как же, как же, — запальчиво возразил он. — Это. чертово ме¬
стечко — бордель, более тога-
— Это не бордель» — сказал Жан-Поль, словно он уже участвовал
в разговоре. — Это дом свиданий. Мужчины приходят в него уже с
девушками.
240
— Оргии, — отрезал Бэрд. — Там устраиваются оргии. Жан-Поль
рассказывал, что там творится: ЛСД порнографические фильмы,, всякие
показы...
Жан-Поль перехватил разговор.
— Там есть устройства для всяких извращений. Есть разные каме¬
ры — даже для пыток, — где проходят представления.
— Для мазохистов, — сказал Бэрд — Для ненормальных, пони¬
маете?
— Конечно, он понимает, — сказал Жан-Поль — Любой живущий
в Париже знает, как популярны сейчас подобные вечеринки.
— Я не знал, — сказал Бэрд
Жан-Поль ничего не ответил. Мария предложила всем сигареты и
спросила Жан-Поля:
— Какой пришла вчера лошадь Пьера?
— У их друга есть лошадь, — объяснил мне Бэрд
— Никакой, — ответил Жан-Поль
— Тогда я потеряла сто новых франков.
— Глупо, — прокомментировал Бэрд
— Моя вина, — ответил Жан-Поль
— Конечно. Я бы даже не взглянула на нее, если бы мне не ска¬
зали, что она наверняка победит.
Бэрд опять таинственно взглянул на меня.
— Ведь вы работаете в немецком журнале «Штерн», — сказал он
мне таким тоном, словно только что встретил меня на боевой тропе в
джунглях.
— Я работаю в нескольких немецких журналах. Но не надо так
громко, я не все включаю в декларацию о налогах.
— Положитесь на меня, — сказал Бэрд — я — могила.
— Могила, — повторил я. Меня забавляли его архаичные выраже¬
ния.
— Видите ли, — сказал Бэрд — когда Жан-Поль рассказал мне
об этом доме на авеню Кош, я предположил, что вы, возможно^ рас¬
спросите его, а потом напишете статью.
— Я мог бы.
— Послушайте, ведь за работу в бюро путешествий и.за эту писа¬
нину в журналах вы, должно быть, получаете кучу денег, ведь так?
— Не нуждаюсь, — согласился я.
— Я так и думал. Не представляю, что вы делаете с такими
деньгами, если не платите налогов. Где вы их храните — под кро¬
ватью?
— Я зашил их в сиденье кресла.
Бэрд засмеялся.
— Старик Тастевен выследит вас и распорет обивку.
— А это была его идея, — пошутил я.
Бэрд опять засмеялся: у Тастевена была репутация скряги.
241
— Попробуйте попасть в одну из тех камер, — задумчиво сказал
Бэрд, — а потом напишите статью. Кроме всего прочего, вы сослужите
службу обществу. Париж весь прогнил. Пора хорошенько его встрях¬
нуть.
— Это мысль, — согласился я.
— Тысяча фунтов стерлингов — не много ли? — спросил он.
— Да уж, конечно.
Бэрд кивнул.
— Я так и дума п. Ну, сто?
— За хороший текст с фотографиями можно получить пятьсот
фунтов. Пятьдесят пришлось бы отдать за вход и осмотр помещений,
но после того, как я был там в последний раз, я стал персоной нон
грата.
— Точно так, старина, — сказал Бэрд. — Подозреваю, что этот Датт
вас избил. Случилось какое-то. недоразумение, ведь так?
— Это с моей точки зрения, — ответил я. — Не знаю, что думает
по это поводу месье Датт.
— Возможно, он опечален, — сказал Бэрд.
Я улыбнулся, представив эту картину.
Бэрд продолжал:
— Жан-Поль все знает об этом. Он устроит вам встречу и поможет
со статьей, но пока — могила, да? Ничего никому не говорите. Вы
согласны?
— Вы что, шутите? — спросил я. — Почему Датт должен раскрыть
свои карты?
— Вы не понимаете по-французски, мой мальчик.
— Все это говорят.
— Ведь это дом министерства внутренних дел. Они используют его
в качестве контрольного пункта для иностранцев, особенно дипломатов.
Можно сказать, шантажируют их. Темцые делишки, подозрительные
люди, а? Да, они такие. Но какие-то французские ребята из охраны
правительства, и Луазо — один из них, хотят чтобы притон прекратил
свое существование. Теперь вы видите, мой друг, вы видите?
— Да, — сказал я. — Но вам-то что за дело?
— Не оскорбляйте меня, старина, — ответил Бэрд. — Вы спросили
меня о доме. Жан-Полю очень хочется помочь вам. Итак, я устраиваю
вам взаимное соглашение.
Он закивал головой.
— Предположим, мы сразу дадим пятьдесят фунтов задатка, а по¬
том, если статья будет напечатана, еще тридцать.
Огромный автобус с туристами полз вдоль бульвара, неоновые огни
вспыхивали и дрожали на его стеклах. Внутри неподвижно и напря¬
женно сидели люди в наушниках, глядя на порочный город.
— Хорошо* — сказал я.
Я был несколько удивлен его деловитостью.
242
— В любом журнале, — продолжал Бэрд, — десять процентов —
за рекламу.
Я улыбнулся.
Бэрд поинтересовался:
— Вы не ожидали, что я так разбираюсь в бизнесе?
-Да.
— Вы еще многого обо мне не знаете. Официант, — позвал он. —
Четыре бренди.
Он повернулся к Жан-Полю и Марии.
— Мы заключили соглашение. Нужно отпраздновать.
Принесли напитки и изюм.
— Заплатите вы, — сказал мне Бэрд, — потом вычтете сумму из
моих комиссионных.
— Мы заключаем контракт? — спросил Жан-Поль.
— Конечно, нет. Слово англичанина — истинный контракт. Ты
же знаешь, Жан-Поль. Смысл контракта в том, что он взаимовыгоден.
В противном случае никакие в мире бумаги не спасут его. Кроме
того, — прошептал мне Бэрд по-английски, — только дайте ему бу¬
магу, и ом всем разболтает, он такой. А вам это совсем ни к чему,
ведь правда?
— Правильно, — согласился я.
Правильно, подумал я, моя работа в немецком журнале служила
прикрытием. Это придумала контора в Лондоне, и пользовались этой
версией в тех редких случаях, когда инструкции передавались в пись¬
менном виде. Никто не мог знать об этом, если только не просматривал
мою корреспонденцию. Если бы это сказал Луазо, я бы не удивился,
но Бэрд!..
Бэрд начал объяснять Жан-Полю теорию смешивания красок тем
пронзительным голосом, какой появлялся у него при обсуждении про¬
блем искусства Прежде чем отправиться с Марией к ней домой, я
заказал им еще бренди.
Мы продирались сквозь транспортный поток на бульваре.
— Не знаю, как ты можешь быть с ними таким терпеливым, —
сказала Мария. — С этим церемонным англичанином и с Жан-Полем,
который только и думает, как бы не запачкать свой новенький костюм¬
чик, и все время прикрывает его носовым платком.
— Я не так хорошо их знаю, чтобы не любить* — объяснил я.
— Тогда не верь ни единому их слову, — сказала Мария.
— Мужчины — всегда обманщики.
— Глупый, — сказала Мария, — я не говорю о любовниках, я имею
в виду авеню Кош. Бэрд и Жан-Поль — близкие друзья Датта.
— Правда?
Я оглянулся. Маленький взъерошенный Бэрд все еще рассуждал о
красках.
— Комедианты, — резюмировала Мария.
243
Несколько минут мы стояли молча На обсаженном деревьями буль¬
варе огромное кафе «Блан» было единственным ярко освещенным мес¬
том. Официанты в белых сюртуках плавно двигались среди столиков,
уставленных кофейниками, соком и лимонами с водой. Посетители бы¬
ли оживлены; они размахивали руками, кивали головой, подзывали офи-
циантоа Все это выглядело гигантской освещенной сценой, на которой
разыгрывается спектакль, а темный бульвар был заполненным зритель¬
ным залом, который, затаив дыхание, следит за представлением. Бэрд
наклонился к Жан-Полю; тот засмеялся.
Глава 11
Мы шли и разговаривали, совершенно забыв о времени.
— Вот и твой дом, — сказал я наконец Марии. — У тебя централь-,
ное отопление, прекрасная раковина, раздельный санузел, у тебя есть
пластинки, а я даже не прочел их названий. Пойдем к тебе.
— Хорошо, — сказала она, — если тебе здесь так нравится.
Я осторожно поцеловал ее в ухо.
— А вдруг тебя выгонит домовладелец?
— А что, у тебя с ним роман?
Она улыбнулась и довольно сильно шлепнула меня. Так францу¬
женки обычно проявляют нежность.
— Я больше не собираюсь стирать твое белье. Возьмем такси и
съездим к тебе за чистым.
Мы торговались с тремя таксистами, наконец один из них согла¬
сился отвезти нас к «Маленькому легиону».
Я первым вошел в комнату, за мной — Мария. Когда я включил
свет, Джо вежливо зачирикал.
— Бог мой, — сказала Мария, — здесь кто-то все перевернул.
Я увидел стопку рубашек, лежавших в камине.
-Да.
Все содержимое ящиков и буфета было выброшено на пол. Письхса
и корешки от чековых книжек валялись на диване, многие вещи были
просто разбиты. Рубашки выпали из моих рук, я не знал, с чего начи¬
нать Мария оказалась более собранной и стала разбирать одежду, скла¬
дывая ее и вешая костюмы. Я подошел к телефону и набрал номер,
который мне дал Луазо.
— Улыбка отличается от смеха
Франция — это место, где шпионаж будет всегда процветать, поду¬
мал я.
— Алло, — сказал Луазо.
— Это вы перевернули все в моей комнате?
— Вы считаете, что французы к вам плохо относятся?
— А почему вы не отвечаете на мой?
244
— Ответьте на мой вопрос.
— Это я вам позвонил. Если хотите, чтобы я отвечал на ваши
вопросы, позвоните мне сами.
— Если бы это сделали мои ребята, вы бы даже не заметили.
— Не обольщайтесь, Луазо. В прошлый раз, пять недель назад когда
ваши ребята делали обыск, я заметил. Скажите им, чтобы открывали
окна, когда курят; от дешевого трубочного табака у моей канарейки
слезятся глаза.
— Но они очень аккуратны, — ответил Луазо. — Они не устраи¬
вают погрома. А вы жалуетесь именно на эта
— Я ни на что не жалуюсь. Я просто пытаюсь получить прямой
ответ на простой вопрос.
— Вы слишком многого хотите от полицейскога Но если у вас
что-нибудь поломано, я бы послал счет Датту.
— Похоже, если что-то ломается, то это всегда дело рук Датта.
— Нс надо мне об этом говорить. Это неосторожна Ну, все-таки
желаю удачи.
— Спасибо.
Я повесил трубку.
— Это не Луазо, — вмешалась в разговор Мария.
— Почему ты так думаешь?
Она пожала плечами.
— Такой кавардак. Полиция работает осторожнее. Кроме того, если
Луазо признался в одном обыске, то он не отрицал бы и сегодняшнего.
— Я думаю по-другому. Возможно, Луазо хочет натравить меня на
Датта.
— Так ты специально вел себя неосторожно, чтобы внушить ему
уверенность в удаче?
— Может быть.
Я взглянул на разорванное сиденье кресла. Внутренности были вы¬
драны; папка с документами исчезла.
— Исчезла.
— Да, — сказал я, — наверное, ты все-таки правильно переводила
мои показания на допросе.
— Ну, этот тайник легко обнаружить. Во всяком случае я не един¬
ственная, кто знает твой секрет; сегодня вечером ты сказал Бэрду, что
держишь деньги в сиденье стула
— Правильно, но у него не было времени на все это.
— Это было два часа назад — более чем достаточно, — сказала
Мария.
Мы начали разбирать и складывать вещи. Через пятнадцать минут
зазвонил телефон. Это был Жан-Поль.
— Рад, что застал вас дома, — сказал он. — Вы один?
Я поднес палец к губам, предупреждая Марию. Она сняла другую
трубку.
345
— Да, один. А что?
— Хочу вам кое-что сказать, чтобы не слышал Бэрд.
— Говорите.
— Во-первых, у меня большие связи в преступном мире и в поли¬
ции. Я уверен, что через день-два у вас будет кража со взломом.
Советую на время сдать в банк все ценности.
— Слишком поздно. Они уже побывали здесь.
— Что я за дурак. Мне нужно было предупредить вас сегодня в
кафе.
— Ничего. У меня нет ничего ценного, кроме пишущей ма¬
шинки. — Я решил немного упрочить свой имидж журнали¬
ста. — Это действительно нудная вещь. А что еще вы хотите
мне сказать?
— Этот полицейский, Луазо, он друг Бэрда.
— Я знаю. Бэрд воевал вместе с его братом.
— Да, сегодня Луазо спрашивал о вас у Бэрда. Бэрд сказал ему,
что-.
— Да ладна
— Бэрд сказал ему, что вы шпион. Западногерманский шпион.
— Ну что же, это славное семейное развлечение. Могу ли я со
скидкой приобрести симпатические чернила и фотоаппарат?
— Вы даже не подозреваете, насколько серьезным может быть се¬
годня такое обвинение. Луазо вынужден обратить внимание на это за¬
явление, каК бы смехотворно оно ни выглядело. И вы не сможете
доказать обратное.
— Спасибо, что сказали. Как вы считаете, что мне нужно делать?
— Пока ничего Я постараюсь узнать, что еще говорил о вас Бэрд,
и помните; у меня очень влиятельные друзья в полиции. Нс доверяйте
Марии.
Мария еще плотнее прижала трубку к уху.
— Почему? — спросил я.
Жан-Поль недобро засмеялся.
— Она — бывшая жена Луазо, вот почему. Она — сотрудник ми¬
нистерства безопасности.
— Спасибо, — сказал я. — Увидимся на суде.
Жан-Поль засмеялся над этой шуткой или, возможно, все еще сме¬
ялся над предыдущей.
Глава 12
Мария неторопливо накладывала косметику. Она, конечно, не была
помешана на своей внешности, но сегодня предстояла встреча с глав¬
ным инспектором Луаза Когда у вас ленч с бывшим мужем, необхо¬
димо сделать все, чтобы он понял, как много потерял. На нем был
246
золотистый костюм из английской шерсти, который она купила в
Лондоне. Луазо всегда считал ее бестолковой дурой, поэтому она
должна показать, что не так проста. Новые строгие туфли, никаких
украшений. Она закончила подкрашивать ресницы и стала наклады¬
вать тени. Не слишком много. В тот вечер в галерее она была
ужасно накрашена У тебя просто талант, говорила она себе, попа¬
дать в ситуации, где вместо главной роли ты получаешь второстепен¬
ную. Она наложила тени, тихо чертыхнулась, стерла их и начала
заново. Оценит ли англичанин риск, на который ты идешь ради него?
Почему бы не пересказать месье Датту все, что он в действительно¬
сти тогда говорил? Ведь англичанин интересуется только своей рабо¬
той, как и Луазо. В постели Луазо был также умел, как и на работе.
Но разве женщина может соперничать с работой мужчины? Ведь
работа — нечто абстрактное, неосязаемое, вожделенное, женщина про¬
сто не может с ней сравниться. Она вспомнила ночи, когда пыталась
одержать победу над его работой, нанести ей сокрушительный удар.
Она вспомнила их последнюю ссору и то, что ее предваряло. Как
никогда раньше Луазо страстно целовал ее, они любили друг друга,
а после, прильнув к нему, она беззвучно плакала, потому что знала,
что они расстанутся и она будет права.
И по сей день Луазо занимал часть ее сердца, поэтому встречи с
ним продолжались.
Сначала они обговорили детали развода, содержание ребенка,
соглашение по поводу квартиры. Затем Луазо попросил ее выпол¬
нять небольшие задания для полицейского управления. Она знала:
он не мог смириться с мыслью, что навсегда ее потерял. Затем их
встречи стали бесстрастными и искренними, ведь она больше не
боялась его работы; теперь они были как брат и сестра, и все-таки~
Она вздохнула Наверное, все могло быть по-другому; Луазо обладал
вызывающей уверенностью, которая была ей приятна. Она почти
гордилась им. Он был настоящим мужчиной — все говорило об
этом. Мужчины были безрассудны. Работа в министерстве безопас¬
ности стала для нее очень важна Она была довольна возможностью
показать бывшему мужу, на что способна, но он никогда не при¬
знавал ее достоинста Все мужчины безрассудны. Она вспомнила
некоторые его причуды в делах любви и улыбнулась. Мужчины
ставят задачи и создают ситуации, в которых женщины, что бы они
ни думали и ни делали, всегда будут не правы. Мужчины требуют
от женщин изобретательности, а затем называют их бесстыжими
шлюхами и бросают, потому что якобы у них недостаточно мате¬
ринского чувства. Они хотят, чтобы жены пользовались успехом у
их друзей, а потом ревнуют их.
Она намазала губы, в последний раз внимательно взглянула на себя
в зеркало и, понравившись себе, отправилась на встречу с бывшим
мужем.
247.
Глава 13
Луазо слишком много курил, всё время проводя пальцем по метал¬
лическому браслету часов; Мария боялась этой нервной привычки, всег¬
да предвещавшей ссору. Он угостил ее кофе и даже вспомнил, сколько
сахара она кладет. Он отметил ее костюм и прическу, ему понравились
туфли-лодочки. Но она чувствовала, что рано или поздно разговор пой¬
дет об англичанине.
— Тебя всегда привлекал один тип мужчин, — сказал он. — Тебе
всегда нужны были мозги, Мария, и, как правило, тебя тянет к тем,
кто думает о своей работе.
— То есть к таким мужчинам, как ты, — сказала Мария.
Луазо кивнул.
— Он принесет тебе неприятности, этот англичанин.
— Он меня не интересует.
— Не ври, — бодро возразил Луазо. — Каждую неделю через
мой стол проходят донесения от семисот полицейских. Еще у
меня есть сведения от информаторов, и твоя консьержка — одна
из них.
— Ты негодяй.
— Это система, — сказал Луазо. — Мы должны бороться с пре¬
ступниками их собственным оружием.
— Датт сделал ему какой-то укол, чтобы допросить.
— Я знаю.
— Это было ужасно, — сказала Мария.
— Да, я знаю, как это бывает.
— Было похоже на пытку. Грязный прием.
— Не читай мне нотаций, — сказал Луазо. — Мне тоже не нра¬
вятся инъекции амитала, и я не люблю месье Датта и его клинику, но
ничего не могу с ним сделать.
Он вздохнул.
— Ты ведь знаешь.
Мария не ответила.
— Этот дом не подвластен даже мне. — Он улыбнулся, будто сама
мысль о том, что он чего-то боится, была абсурдной.
— Ведь ты специально неправильно переводила признания англича¬
нина?
Мария молчала
— Ты сказала месье Дату, что англичанин работает под моим ру¬
ководством. Будь осторожна с этими людьми, когда что-то говоришь.
Они — опасны, все без исключения, а самый опасный — твой белозу¬
бый дружок.
— Ты имеешь в виду Жан-Поля?
— Да, этого плейбоя с Монмартра, — ядовито заметил Луазо.
— Не называй его моим дружком.
248
Да будет. Я все про тебя знаю, — сказал Луазо тем тоном, каким
вел допросы. — Ты не в силах устоять перед этими красавчиками, и
чем старше ты становишься, тем больше тебя к ним тянет.
Мария решила ке показывать гнева Она знала, что Луазо присталь¬
но следит за ней, и чувствовала, как щеки начинают пылать от стыда
и гнева.
— Он хочет работать на меня, — сказал Луазо.
— Ему нравится ощущать свою значимость, — объяснила Мария. —
Он — как ребенок...
— Ты меня поражаешь, — сказал Луазо, стараясь не выглядеть
пораженным.
Он пристально смотрел на нее, как француз смотрит на хорошень¬
кую девушку на улице. Мария чувствовала, что он желал ее, и это
утешало. Главное — его не разочаровать, ведь если она его интересует,
их отношения вступают в новую фазу. А это важнее распавшегося
брака, потому что теперь они — друзья, а дружба всегда крепче и
надежнее любви.
— Ты не должен вредить Жан-Полю из-за меня, — сказала
она.
— Я не интересуюсь галантерейными мальчиками. По крайней мере,
если они нс схвачены с поличным.
Мария вытащила сигареты и, как умела только она, медленно
закурила, чувствуя, как поднимается в ней былая злость. Она разве¬
лась именно с таким Луазо — суровым, беспощадным человеком. Он
думал, что если Жан-Поль не принимает себя всерьез, то непременно
должен быть сутенером. Луазо раздавил, уничтожил ее, сделал из
нее мебель, вернее, досье, — досье на Марию; теперь это досье пере¬
дали кому-то еще, инспектор был недоволен тем, как с ним обраща¬
лись. Много лет назад он вызывал у нее порой ощущение холода,
сейчас Мария вновь замерзла. То же ледяное презрение он изливал
на всякого, кто был улыбчив и вальяжен; он сразу же приклеивал
ему ярлык самодовольного бездельника, ведь этот человек не истязал
себя работой, как Луазо.
Даже естественные функции тела становились при нем чем-то про¬
тивозаконным. Она вспомнила, к каким ухищрениям прибегала, чтобы
скрыть период женских недомоганий, — вдруг он заставит отчитаться
за них.
Она робко взглянула на Луазо, продолжавшего говорить о Жан-По-
ле. Много ли она пропустила — слово, предложение, вечность? Неваж¬
на Внезапно комната словно сжалась, и её охватила клаустрофобия,
из-за которой она никогда не закрывала дверь' ванной несмотря на
ярость Луаза Комната сделалась совсем крошечной, и ей захотелось
уйти.
— Я открою дверь, — сказала она. — Не хочу здесь дымить.
— Сядь. Сядь и успокойся.
249
Ей нужно открыть дверь.
— Твой Жан-Поль — паршивый стукач, — сказал Луазо, — и ты
должна это знать. Ты обвиняешь меня в том, что я копаюсь в делах
других людей. Возможно, это так. Но знаешь ли ты, что я там нахожу?
Этот Жан-Поль, кто он? Всего лишь прихлебатель Датта, бегает, суе¬
тится, как жалкий воришка Когда я думаю о нем, мне стыдно, что
я — француз. Весь день он сидит в каком-нибудь кафе, где полно
иностранцев. Держит иностранную газету, притворяясь читающим, в
надежде завязать разговор с какой-нибудь заезжей девчонкой, которая
знает французский. Какой позор! И это в самом цивилизованном городе
на земле! Вот так бездельничать с жевательной резинкой во ргу, рас¬
сматривая картинки в «Плейбое*- Поговори с ним о религии, и он
расскажет, как презирает католическую церковь. Однако каждое воск¬
ресенье он ест свой американский гамбургер только после возвращения
из собора. Он предпочитает иностранок, потому что стыдится своего
происхождения; ведь отец его рабочий, а иностранки вряд ли заметят
его неотесанность.
Мария потратила годы на то, чтобы Луазо ее приревновал, но только
теперь, через несколько лет после развода, она добилась своего. Но
успех почему-то не радовал. Это не было свойственно холодной, спо¬
койной и логичной манере Луазо. Ревность была слабостью, а Луазо
почти не имел их.
Необходимо открыть дверь, иначе она потеряет сознание. Зная, что
легкое головокружение — симптом клаустрофобии, она все же загаси¬
ла сигарету в надежде, что ей станет лучше. На какие-то две минуты
действительно полегчало. Голос Луазо гудел в голове. Как ненавидела
она эту контору, фотографии Луазо в военной форме, стройного и ин¬
тересного, улыбающегося фотографу, словно говоря: «Это мои лучшие
годы: ни жен, ни ответственности». Комната пахла работой Луазо. Она
вспомнила коричневую папку, в которой хранились досье, и запах ста¬
рых бумаг, исходивших от полок Бог весть* сколько лет. Пахло старым
уксусом. Должно быть, разложилась бумага, или, возможно, так пахла
жидкость для снятия отпечатков пальцев.
— Он нехороший человек, Мария, — говорил Луазо. — Я бы даже
сказал — порочный. Он возил трех немок в этот свой коттедж около
Барбизона. Вместе с двумя приятелями, так называемыми друзьями-ху-
дожниками, он изнасиловал девчонок. Но, к сожалению, я не мог за¬
ставить их дать показания. Он — порочен. В Париже слишком много
таких.
Мария пожала плечами.
.— Этим девушкам не стоило ездить туда, они знали, на что идут.
Они и приезжают в Париж, потому что считают, что быть изнасило¬
ванной в этом городе — очень романтично.
— Двум. из них. было по шестнадцать, это же просто дети.
Третьей —г восемнадцать. Они попросили твоего друга показать дорогу
250
в гостиницу, а он предложил подвезти их. Вот что творится с нашим
прекрасным Парижем!
На улице было холодно. Стояло лето, но ветер был ледяной. Каждый
год зима приходит все раньше, подумала Мария. Тридцать два года,
август, а листья уже желтые, падают, и их разносит ветер. Когда-то в
августе была жара, теперь этот месяц — начало осени. Скоро смеша¬
ются все времена года, и весна уже не наступит. Вот тогда придет
зимний возраст, ведь почти половина жизни незаметно пролетела.
— Да; — сказала Мария, — вот что получилось.
Она содрогнулась.
Глава 14
Дня через два я вновь увидел месье Датта. Я ждал курьера Воз¬
можно, он опять будет жаловаться на французов и требовать у меня
отчет о посещении авеню Кош. Наступало серое утро, легкая дымка
обещала палящий полдень. В «Маленьком легионере» было время за¬
втрака. В зале сидело полдюжины посетителей, читавших газеты или
глазевших на ругающихся за место на стоянке водителей. Месье Датт
и чета Тастевен сидели за своим столиком, уставленным кофейными
чашками и крошечными рюмочками с коньяком. Два таксиста играли
в настольный футбол, гоняя шары по зеленому сукну. Когда я вошел,
месье Датт подозвал меня.
— Слишком поздно встаете, молодой человек! — добродушно закри¬
чал он. — Садитесь с нами.
Я сел, удивляясь его дружелюбию. За моей спиной игроки забили
гол и кричали от радости.
— Я должен принести извинения, — сказал Датт. — Я хотел по¬
дождать несколько дней, прежде чем это сделать, чтобы дать вам время
остыть.
— Вам не идет кротость, — ответил я. — Вам нужно что-нибудь
посолиднее.
Датт открыл рот, а потом бархатно рассмеялся.
— У вас прекрасное чувство юмора, — овладев собой, провозгла¬
сил он.
—■ Спасибо. Да вы сами большой шутник.
Губы Датта сложились в улыбку и стали похожи на небрежно
отглаженный воротничок.
— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он и засмеялся, гро¬
хоча* — Ха-ха-ха!
Мадам Тастевен разложила картонное поле «монополии» и стала
раздавать нам карточки. Скоро должен был появиться курьер. Чем бли¬
же я узнавал Датта, тем больше убеждался, что написать о нем можно
не отчет, а целую книгу.
251
— Отели на улицах Лекурб и Беллевиль, — сказала мадам Тасте-
вен.
— Вы вечно это делаете, — сказал Датт. — Почему бы вам не
купить. вокзалы?
Мы бросали кости, и маленькие деревянные фишки стали путеше¬
ствовать по игровой доске, оплачивая аренду, отправляясь в тюрьму и
не упуская своих шансов. Мадам Тастевен называла это «путешествием
к краху».
— Такова наша жизнь, — сказал Датт. — Мы начинаем умирать в
день своего рождения.
На моей карточке было написано: «Сделайте ремонт во всех ваших
домах», — и за каждый дом я должен был платить две с половиной
тысячи франков. Эго почти выбило меня из игры, но я выкарабкался.
Когда все уладилось, я заметил на террасе курьера. Это был все тот
же человек.
Курьер сел около стены. Сначала он выпьет кофе со сливками,
осмотрит всех посетителей, а уж потом пойдет ко мне в комнату.
Профессионал. Проверяет, нет ли за ним хвоста Увидев меня, он не
подал вида
— Еще кофе? — спросила хозяйка
Она наблюдала за двумя официантами, накрывающими столы к лен¬
чу, и кричала им:
— Эта рюмка грязная. Салфетки дайте розовые, а белые оставьте
на вечер. Позаботьтесь о паштете: если его не хватит, я разозлюсь.
Официанты старались изо всех сил; они суетились, поправляли ска¬
терти и тщательно раскладывали приборы. Таксисты перешли к другим
автоматам, послышался цюхот шаров.
Курьер принес с собой журнал «Эспресс» и теперь читал его, по¬
тягивая кофе. Может, он уйдет, подумал я, и мне не придется выслу¬
шивать бесконечные инструкции.
Наша игра продолжалась. Мадам Тастевен была в тяжелом поло¬
жении: она заложила три дома На обложке «Эспресс» американский
посол пожимал руку кинозвезде на каком-то фестивале.
— Что это? Паштет из гусиной печёнки? Какой изумительный за¬
пах, — сказал месье Датт.
Мадам кивнула и улыбнулась.
— Когда я была девочкой, Париж благоухал масляной краской, ло¬
шадиным потом, навозом и запахом газовых ламп, но над всем витал
аромат тонкой французской еды. Ах!
Она бросила костй.
— А теперь, — продолжала она, — пахнет бензином, синтетиче¬
ским чесноком, гамбургерами и деньгами.
— Ваша очередь бросать кубик, — напомнил Датт.
— Хорошо^ — ответил я, — но мне придется скоро уйти, у меня
много работы.
252
Я сказал это достаточно громко, чтобы курьер смог заказать вторую
чашку кофе.
Игра мадам Тастевен закончилась на бульваре Капуцинов.
— Я — ученый, — сказал Датт, забирая остатки капитала мадам
Тастевен. — Научный метод безупречен.
— Безупречен для кого? — спросил я. — Для ученых, для истории,
для судьбы — для чего?
— Безупречен сам по себе.
— Это самая неуловимая истина из всех.
Месье Датт повернулся, пристально посмотрел на меня и, облизав
губы, ответил:
— Мы начали в плохой... э-э-. глупой манере.
В кафе вошел Жан-Поль, завтракавший здесь каждый день. Он
весело помахал нам и остановился у бара купить сигарет.
— Но есть вещи, которые я не понимаю, — продолжал Датт. —
Например, зачем вы носите в портфеле секреты атомной бомбы?
— А зачем вы их воруете?
Жан-Поль подошел к нашему столику и, взглянув на нас, сел.
— Спасаю, — сказал Датт. — Я спас их ради вас.
— Тогда давайте попросим Жан-Поля снять перчатки, — предло¬
жил я.
Жан-Поль взволнованно посмотрел на Датта.
— Он знает, — сказал тот. — Ты должен признаться, Жан-Поль.
— Это по поводу плохой и глупой манеры, — объяснил я Жан-Полю.
— Да, я так сказал, — подтвердил Датг. — Я сказал, что мы на¬
чали в плохой и глупой манере, но теперь поведем дело иначе.
Я перегнулся через столик и отвернул перчатку на руке Жан-Поля.
Кожа на запястье была фиолетовой от нингидрина1.
— Такая незадача, — сказал Датт, улыбаясь.
Жан-Поль зло посмотрел на него.
— Вы хотите ^купить документы? — спросил я.
Датт пожал плечами.
— Возможно, я дам вам десять тысяч новых франков, но если вы
захотите больше, не получите ничего.
— Мне нужно вдвое больше, — ответил я.
— А если я откажусь?
— У вас нет каждой второй страницы, я вынул их и спрятал в
другом месте.
— А вы не глупы, — сказал Датт. — По правде говоря, эти доку¬
менты было так легко взять, что я начал подозревать фальшивку. Рад,
что вы не так просты.
1 Нингидрин — красновато-черный порошок, при соприкосновении с
которым кожа окрашивается в фиолетовый цвет. Краситель исчезает через
три дня. При мытье рук интенсивность окраски усиливается.
253
— Есть еще документы, — ответил я, — но среди них много ксе¬
рокопий, хотя, возможно, годятся и они. В первой пачке много ориги¬
налов — это чтобы убедить вас в подлинности материалов. Но брать
их постоянно слишком рискованно.
— На кого вы работаете?
— Неважно. Они нужны вам или нет?
Датг кивнул головой, мрачно улыбнулся и сказал:
— Договорились, мой друг. Договорились. — Он помахал официанту
и заказал кофе. — Эго всего лишь любопытство. Ведь ваши документы
вызывают у меня чисто научный интерес. Я использую их для того,
чтобы стимулировать свою интеллектуальную деятельность. Затем я их
уничтожу. Вы даже можете взять их обратно.
Курьер допил кофе и пошел ко мне наверх, делая вид, что идет в
туалет на первом этаже.
Я громко высморкался и закурил.
— Меня не интересует, что вы с ними сделаете. На этих документах
нет моих отпечатков пальцев, и никто не связывает меня с ними. Нс
могу судить, нужны ли они вам для работы, поскольку не знаю, что у
вас за работа.
— Научная, — объяснил Датт. — Я руковожу клиникой, в
которой проводятся исследования типов поведения человека. Я мог
бы зарабатывать много дене^ у меня очень высокая квалифика¬
ция. Я аналитик и хороший врач. Я могу читать лекции по
самым разным вопросам: восточное искусство, буддизм и даже
марксистская теория. Я также знаток экзистенциализма, особенно
экзистенциалистской психологии. Но работа, которую я веду в
настоящее время, принесет мне большую известность в будущем.
А ведь мысль о том, что слава переживет нас, всегда так за¬
манчива в старости.
Он кинул кубик и придвинул свою фишку по полю.
— Дайте мне двадцать тысяч франков, — сказалмж мне.
— А что вы делаете в этой клинике?
Я протянул ему игрушечные деньги. Он пересчитал их и сложил
в стопку.
— Люди ослеплены моими сексуальными экспериментами. Они
все видят только с этой стороны. — Он вздохнул. — Я пола¬
гаю, это естественно. Моя работа важна просто потому, что люди
не могут объективно смотреть на такие вещи. А я могу, поэтому
я — один из немногих, кто в состоянии проводить подобные
эксперименты.
— Вы что же, анализируете половую деятельность?
— Да, — ответил Датг. — Но ведь никто не будет заниматься тем,
чего не хочет. Мы нанимаем девушек, но большинство клиентов при¬
ходят в клинику парами и также уходят» Я, пожалуй, куплю еще два
дома
254
— С теми же партнерами?
— Не всегда, — сказал Датт. — Но это нельзя осуждать. Люди
скованы условностями, а их сексуальная деятельность — это шифр,
который помогает разрешать проблемы. Почему вы не берете аренду?
Он кинул мне фишки.
— А может, это всего лишь предлог для содержания борделя?
— Пойдемте туда сейчас, и вы сами все увидите, — ответил Датг.
Он сложил свои фишки.
— А что. разве клиника функционирует и днем?
— Человек, — сказал Датт, — это уникальное животное, потому
что его сексуальная жизнь не прекращается от половой зрелости до
смерти.
Он сложил игровое поле.
Становилось жарко. Был день, опасный для ревматиков. Жара так
накалила воздух, что от его дрожания Эйфелева башня казалась на
шесть дюймов шире.
— Подождите минуту, — сказал я Датту. — Я пойду побреюсь.
Пять минут.
— Отлично, ответил он. — Но бриться нет нужды, вы же не
будете участвовать
Он улыбнулся.
Я поспешил наверх; курьер ждал меня.
—Они купили их?
— Да.
Я повторил свой разговор с Даттом.
— Вы все сделали как надо, — одобрил курьер.
— Меня кто-то ведет?
Я тщательно намылил лицо и начал бриться.
— Да нет. Так это отсюда они взяли их, из кресла?
— Да Но кто?
— Вы же знаете, я не могу ответить на этот вопрос, не надо зада¬
вать era Как же они догадались, что документы здесь?
— Я сказал им. Но кто же все-таки ведет меня и заранее знает их
ходы? Ведь это кто-то, кого я знаю. Не тыкайте пальцем в кресло. Ткань
зашита на живую нитку.
— Вот это неправильно, — сказал курьер. — Вы не знаете этого
человека и никогда с ним не встречались Как вы догадались, кто взял
портфель?
— Лжете. Я же сказал вам, не тыкайте в обивку. Она красит. Руки
Жан-Поля испачканы нингидрином.
— Какого они цвета?
— Сейчас увидите. Его там еще много.
— Очень смешна
— Перестаньте лезть туда пальцем и послушайте меня. Я отправ¬
ляюсь в клинику Датта, идите за мной.
255
— Отлично, — сказал курьер без особого энтузиазма.
Он вытер руки огромным платком.
— Проследите* чтобы через час я оттуда вышел.
— Что мне делать, если вас не будет через час?
— А Бог его знает. У вас же есть какие-то инструкции на такие
случаи?
— Нет, — очень спокойно ответил курьер, — боюсь, что нет. Я
лишь готовлю донесения и отправляю их секретной почтой в Лондон.
Иногда это занимает дня три.
— Ну, а вдруг что-нибудь случится? Ведь есть какие-то указания
на этот счет?
Я смыл остатки пены, пригладил волосы и поправил галстук.
— В любом случае я вас подстрахую, — бодро сказал курьер —
Прекрасное утро для прогулки.
— Хороша
Я подумал, что в дождь он бы не пошел за мной.
Я протер лицо лосьоном после бритья и отправился вниз. На огром¬
ной куче игрушечных денег Датт оставил настоящие чаевые — один
франк.
Меня вновь обдало жаром; асфальт был раскален, а на пыльных
улицах стояли полицейские в белых мундирах и темных очках.
Туристы были уже повсюду. Они делились на две категории: од¬
ни — бородатые, в потешных джинсах, со свертками, другие — в
соломенных шляпах, хлопковых пиджаках и с фотоаппаратами. Ту¬
ристы сидели на скамейках, громко жалуясь на цены и обман в
магазинах.
Когда мы прошли мимо них, я оглянулся и увидел курьера, семе¬
нящего за нами в тридцати ярдах.
— Мне понадобится еще пять лет, чтобы закончить работу, — го¬
ворил Датт. — Разум человека и его тело — это удивительные меха¬
низмы, но подчас они плохо согласуются между собой.
— Очень интересно, — сказал я.
Датта было легко завести.
— В настоящее время мои исследования связаны со стимуляцией и
фиксированием боли, вернее, того возбуждения, которое испытывает че¬
ловек, когда видит или слышит, как что-то от нее страдает. Вы, навер¬
ное, помните записанный на пленку крик. Подобный звук хюжет стать
причиной удивительных изменений в человеческой психике, еслй будет
использован в определенных ситуациях.
— К определенным ситуациям относится и та камера средневековых
пыток, в которую я был брошен после укола?
— Вот именно* вы точно угадали. Даже если люди понимают, что
это всего лишь запись* сделанная актрисой, их возбуждение нисколько
не уменьшается. Любопытно, не правда ли?
— Очень, — ответил я.
256
Дом на авеню Кош плавал в утренней жаре. Деревья перед ним
покачивались, словно смакуя ее. Дверь открыл швейцар, и мы вошли в
огромный холл. На нас пахнуло холодом мраморной лестницы, на ко¬
торой играли солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь тяжелые портьеры
на окнах. Под потолком от сквозняка позвякивала люстра.
Тишину пронзил женский крик. Я узнал ту магнитофонную запись.
Крик стал громче, когда на втором этаже на мгновение приоткрылась
дверь.
— Кто наверху? — спросил Датг, передавая зонт и шляпу швей¬
цару.
— Месье Куанцзынь.
— Милый парень, — заметил Датт, — управляющий делами китай¬
ского посольства.
В глубине дома кто-то играл на рояле Листа. Возможно, это тоже
была запись.
Я посмотрел наверх. Крики продолжались. Внезапно по галерее вто¬
рого этажа бесшумно, словно привидение, пробежала девушка Она до¬
бежала до лестницы и, спотыкаясь и цепляясь за поручни, стала
спускаться. Девушка полупадала-полубежала; рот застыл в безмолвном
крикс, как бывает порой в ночных кошмарах. Обнаженное тело было
покрыто пятнами крови. Видимо, ей нанесли двадцать или даже трид¬
цать ударов ножом; кровь струилась, создавая на теле причудливый
рисунок, напоминавший кружевной корсаж. Я вспомнил стихотворение
Куанцзыня: «Если она не роза белоснежная, то будет краснее самой
крови».
Все замерли. Затем Датт кинулся, чтобы схватить ее, но не успел.
Девушка вывернулась и, пробежав к двери, исчезла на улице. Теперь
я узнал ее. Это была Анни, натурщица Бэрда
— Бегите за ней, — властно закричал Датт, словно стоял на капи¬
танском мостике, отдавая приказания. — Бегите наверх, схватите Ку-
аицзыня, разоружите его, вытрите нож и спрячьте. Возьмите его под
стражу, потом звоните пресс-секретарю посольства Ничего не говорите
ему; он должен оставаться в своем офисе, пока я не попрошу о встрече.
Альбер, принеси мой личный телефон и позвони в министерство без¬
опасности. Вызови полицейских. Не хочу, чтобы муниципальная поли¬
ция совала нос в это дело. Жюль! Мой портфель и коробку с
лекарствами! И подготовь аппарат для переливания крови| я* взгляну
• на девчонку. И Бэрда, немедленно вызовите Бэрда, пошлите за ним
машину!
Он поспешил за швейцаром и другими бежавшими по газону за
истекающей кровью девушкой. Она оглянулась, видя преследователей,
собрала последние силы и ринулась вперед. У ворот она схватилась за
решетку и стала медленно сползать на пыльный горячий асфальт аве¬
ню Фош. Кровь, словно нагнетаемая насосом, стекала струйками по
телу.
Ч JUUTitum •iiciMiiiiiicKiic на\о|юны«
257
Слышались голоса прохожих:
— Смотрите!
Кто-то крикнул:
— Привет, дорогая!
Раздался хохот, свист и улюлюканье. Видимо, это было последнее,
что она слышала. Бедняжка упала и умерла на горячем пыльном ас¬
фальте под деревьями на авеню Фош. Какая-то старуха в поношенных
тапочках с двумя батонами под мышкой, шаркая, подошла к толпе
зевак. Протиснувшись вперед, она склонилась над девушкой и прокар¬
кала:
— Не волнуйся, милая, я медсестра. Раны твои небольшие и неглу¬
бокие. — Она крепче прижала батоны. — Неглубокие, так что не пе¬
реживай.
С этими словами она повернулась и проковыляла дальше, что-то
бормоча себе под нос.
Когда я подошел к трупу, около него было человек десять — две¬
надцать. Затем подбежал швейцар и набросил на него одеяло. Один из
зрителей пожалел, что закрыли такое прекрасное зрелище, другой за¬
смеялся.
Полиция в Париже всегда рядом. И на этот раз сине-белый автобус
был уже тут как тут; из него на ходу выскакивали полицейские, рас¬
талкивая толпу и требуя документы. Завернув труп в одеяла, швейцар
стал тянуть к дому отяжелевшее тело девушки.
— Положите его в автобус, — сказал Датт.
— Несите труп в дом, — распорядился один из полицейских.
Два других взялись было за дело, но теперь стояли в нерешитель¬
ности.
— В автобус, — настаивал Датг.
.— Я получил инструкции от комиссара. Он связался с нами по
рации.
Полицейский кивнул в сторону автобуса.
Датг был взбешен. Он ударил полицейского по руке. Слова выле¬
тели из него со свистом; брызгая слюной, он шипел:
— Разве вы не видите, что привлекаете внимание, дурак! Это по¬
литическое дела Здесь замешан министр внутренних дел. Кладите тело
в автобус По рации вам подтвердят мои распоряжения.
Слова Датта произвели на полицейского впечатление. Указывая на
меня, Датт добавил:
— Это один из офицеров службы безопасности, сотрудник главного
инспектора Луаза Этого для вас достаточно?
— Хорошо, — сказал полицейский. Он кивнул, и тело стали укла¬
дывать на дно автобуса Дверь его закрылась.
— Могут набежать журналисты, — сказал Датт полицейскому, —
поставьте здесь двух наших людей и проверьте, знают ли они десятую
статью.
258
— Да, — послушно ответил тот.
— Каким маршрутом вы поедете? — спросил я водителя.
— Трупы обычно отправляют на судебно-медицинскую экспер¬
тизу.
— Подбросьте меня до авеню Мариньи. Я должен вернуться на
работу.
Старший полицейский был настолько сбит с толку приказаниями
Датта, что без колебаний согласился на мою просьбу. На углу авеню
Мариньи я вышел. Мне нужно было хорошенько выпить.
Глава 15
Я ждал, что курьер из посольства свяжется со мной в тот же день,
но он объявился лишь на следующее утро. Положив портфель с доку¬
ментами на шкаф, он бросился в мое лучшее кресло и сам стал отве¬
чать на своп вопросы.
— Это бордель, — заявил он. — Называется это клиникой, но боль¬
ше походит на публичный дом.
— Спасибо за подсказку.
— Не злитесь. Вы же не хотите, чтобы я диктовал вам до¬
несения.
— Это верно, — согласился я.
— Конечно, верно. Это публичный дом, который посещают диплома¬
ты, и не только ваши; американцы и другие там тоже бывают.
— Подскажите мне, — сказал я, — с чем все это связано? Может,
просто необходимо получить от Датта компромат и фотографии сотруд¬
ников нашего посольства? Или что-то в этом роде?
Курьер пристально посмотрел на меня.
— Мне не разрешено рассказывать что-либо.
— Не вешайте мне лапшу на уши. Вчера они убили девушку.
— В приступе страсти, — объяснил курьер. — Это связано с ка¬
ким-то половым извращением.
— Меня не интересует, ради какого эффектного трюка это сделано,
но она мертва, и мне нужно побольше информации, чтобы избежать
неприятностей. Я спасаю не только свою шкуру, это в интересах нашего
департамента.
Курьер ничего не ответил, но я видел, как он отмякает.
— Если я опять пойду туда только ради интимных фотографий
секретаря посольства, то, вернувшись, буду вас преследовать.
— Дайте мне кофе, — попросил курьер.
Я понял, что он решил рассказать мне все, поэтому вскипятил воду
и приготовил крепкий кофе.
— Куанцзынь, — сказал курьер, — человек, зарезавший девушку.
Вы знаете, кто он?
259
— Он управляющий делами китайского посольства, как сказал
Датт.
— Это его крыша. На самом деле это один из пятерки ведущих
физиков Китая, занимающихся ядерной программой.
— Он очень хорошо говорит по-французски.
— Конечно. Он учился здесь в Париже, в Коллеж де Франс, на
кафедре ядерной физики и химии, так же, как и его руководитель
Цинь Соньцзан, теперешний директор Института атомной энергии в
Пекине.
— Похоже, вы много знаете.
— Я узнал об этом год назад.
— Расскажите мне подробнее о человеке, который любит секс с
кровью.
Он подвинул чашку с кофе и стал задумчиво его мешать. Наконец
он снова заговорил.
— Четыре года назад воздушной разведкой был обнаружен завод,
расположенный на реке Хуанхэ, неподалеку от Ланьчжоу. Эксперты
считали, что китайцы будут делать бомбы так же, как русские,
французы и мы, получая изотоп плутония в ядерных реакторах. Но
китайцы пошли по другому пути. Наши люди следили за их
деятельностью. Я видел фотографии. Этот завод — доказательство,
что они делают ставку на водород. При осуществлении реакции
синтеза легких ядер они получат энергию большой разрушительной
силы и могут стать ведущей ядерной державой уже через восемь-
десять лет, если, конечно, исследования будут финансироваться. Этот
Куанцзынь — крупный специалист по водородным бомбам. Теперь
понимаете?
Я налил ему еще кофе и задумался..
Курьер взял портфель и теперь копался в нем.
— Из клиники вас вчера подвез полицейский авто.
-Да
-=-А-ха Я так и знал. Хорошо придумали; ну а я поболтался около
клиники и, когда понял, что вы ушли, вернулся к вам домой, думая,
что вы тоже придете сюда
— Я зашел выпить, — сказал я. — Хотел немного прийти в
себя.
— Обидна Ведь к вам приходил гость. Он справлялся в баре, потом
ошивался около часа здесь, но вы не появились. Тогда он взял такси
и поехал в отель «Лотти».
— Как он выглядел?
Курьер улыбнулся ничего не значащей улыбкой и достал свежие
фотографии восемь на десять, на которых был изображен человек,
пьющий кофе на полуденном солнце. Фотографии не блистали каче¬
ством. Человеку было около пятидесяти лет; на нем были светлый
костюм и шляпа с узкими полями. На галстуке — небольшая моно¬
260
грамма, которую невозможно прочесть, на рубашке — крупные деко¬
ративные запонки. Большие темные очки. На одном фото он снял их,
чтобы протереть.
— Прекрасная работа. Ведь вам нужно было схватить момент, когда
он снял очки.
— Ну, карточки сделаны грубо, негативы немного подпорчены.
— Вы настоящий агент секретной службы, — восхитился я. — Вы
что же, выстрелили ему в лодыжку из мини-пистолета, чтобы он не
шевелился?
Курьер опять покопался в бумагах и бросил на стол номер журнала
«Эспресс». Там была фотография, на которой американский посол при¬
ветствовал группу бизнесменов из Америки в аэропорту Орли. Курьер
быстро взглянул на меня.
— Половина этих людей работает или работала в Комиссии по ре¬
гулированию использования ядерной энергии. Остальные — эксперты
по атомной энергетике и в смежных областях. Бертрам: физик-ядерщик
из Массачусетского технологического института, Бестбридж: с тысяча
девятьсот шестьдесят первого года занимается лучевой болезнью. Валь-
до: проводит эксперименты с радиоактивными осадками и работает в
госпитале Хиросимы. Хадсон: ставил опыты с водородом, сейчас рабо¬
тает для американской армии.
Он пометил ногтем лицо Хадсона.
— Вот этого я и сфотографировал.
— Хорошо, — сказал я, — что вы пытаетесь мне доказать?
— Ничего. Я просто ввожу вас в курс дела. Ведь вы этого
хотели?
— Да. Спасибо.
— Эксперт по водородной бомбе из Пекина и специалист из Пен¬
тагона. Странно, что они оказались в одном городе в одно и то же
время. И что еще более странно, оба появились на вашем горизонте.
Вот это заставляет меня нервничать.
Он допил остатки кофе.
— Не надо так много пить крепкого кофе. Не будете спать
ночью.
Курьер взял фотографии и журнал.
— Я знаю способ заснуть. Я читаю составленные мной доне¬
сения.
— Смотрите, чтобы об этом никто не узнал.
— Ну, это не наркотик.
Он поднялся из-за стола
— Самое важное я оставил напоследок.
-Да?
— Что могло быть важнее подготовки КНР к ядерной войне?
— Девушка была нашей.
— Чьей?
261
— Она работала на наш департамент.
-г- Временно?
— Нет. Постоянна Официальный контракт.
— Бедняга. Она раскручивала Куанцзыня?
— В посольстве ничего о ней не знают.
— Но вы-то знали?
-Да.
— Вы что же, работаете на двух хозяев?
— Так же, как и вы.'
— Совсем нет. Я — только на Лондон. А работа, которую я выпол¬
няю для посольства, —: это так, одолжение. Я могу отказаться, если
захочу. Чего хочет от меня Лондон?
— У нее квартира на левом берегу Сены. Просто проверьте все
бумаги. Ну, вы знаете, всякую всячину, переписку. Возможно, что-ни¬
будь и найдете. Вот ключи, у департамента есть дубликаты на такой
случай. Маленький — от почтового ящика, большие — от входной две¬
ри и от квартиры.
— Вы шутите. Полиция, наверное, уже перевернула там все вверх
дном.
— Конечно. Мы вели наблюдение. Поэтому я и не сказал вам сразу.
Лондон совершенно уверен, что ни Луаэо, ни Датт и никто другой не
знают, что она работала на нас Возможно, был обычный поверхностный
обыск.
— Если девушка была профессиональным агентом, она ничего не
оставляла.
— Безусловна Но вам могут попасться две-три вещички, которые
удивят нас всех.
Он посмотрел на закопченные обои моей комнаты и толкнул старую
кровать; она заскрипела.
— Даже самому аккуратному сотруднику хочется иметь что-нибудь
под рукой.
— Этр нарушение инструкций.
— Безопасность важнее инструкций, — сказал он.
Я пожал плечами, неохотно давая согласие.
— Отлично. Теперь понимаете, почему они хотят, чтобы вы туда
пошли? Вы все там проверите. Представьте, что это ваша комната и
вас только что убили. Тогда возможно, что-нибудь и обнаружите. Вот
ее страховка на тридцать тысяч новых франков. Может быть, вы най¬
дете наследников.
На клочке бумаги он написал адрес
— Я свяжусь с вами, — сказал он. — Спасибо за кофе, он был
великолепен.
— Если я начну угощать растворимым, возможно, заданий от вас
будет поменьше.
262
Глава 16
Убитая Анни Казино, двадцати четырех лет, жила в новом квартале
неподалеку от бульвара Сен-Мишель в типичной малогабаритной квар¬
тире с крошечной ванной, туалетом и стенным шкафом. Самыми рос¬
кошными в доме были холл и лестница, украшенные мрамором и
темными зеркалами, в которых проходящие видели себя загорелыми.
Если бы здание было старым или хотя бы более привлекательным,
тогда, наверное в нем осталась бы какая-то память об убитой, но квар¬
тира казалась пустой и безликой. Я осмотрел замки и дверные петли,
обследовал матрас, отвернул дешевый ковер и всунул нож между по¬
ловицами. Нигде ничего. Духи, постельное белье, счета, поздравительная
открытка из Ниццы, «Сонник», шесть номеров журнала «Эль», чулки
со швом, шесть недорогих платьев, восемь с половиной пар туфель,
хорошее пальто из английском шерсти, дешевый транзистор настроен¬
ный на французскую станцию, банка растворимого кофе, банка сухого
молока, сахарин, потрепанная сумочка, в которой лежали пудреница и
разбитое зеркальце, да новая кастрюля. По этим вещам нельзя опреде¬
лить, кем она была, кого боялась и о чем мечтала
Зазвонили в дверь. На пороге стояла девушка, возраст которой было
трудно установить, возможно, лет двадцать пять. Большие города остав¬
ляют свои следы. Глаза горожан не смотрят, а изучают, они оценивают
вас, определяют, кто вы такой: победитель или побежденный. Именно
это пыталась сделать девушка
— Вы из полиции? — сбросила она.
— Нет. А вы?
— Я — Моник, соседка, живу в квартире номер одиннадцать.
— А я двоюродный брат Анни, Пьер.
— У вас акцент. Вы — бельгиец?
Она захихикала, словно быть бельгийцем — самое забавное, что
может приключиться с человеком.
— Наполовину, — дружелюбно ответил я.
— Я всегда прекрасно различаю акценты.
— Я вижу, — восхищенно сказал я. — Немногие могут сразу оп¬
ределить эта
— А какая половина бельгийская?
— Передняя.
Она опять захихикала.
— Я хотела спросить, кто из ваших родителей бельгиец?
— Мать. Отец был парижанином с велосипедом.
Она пыталась заглянуть в комнату через мое плечо.
— Мне следовало бы пригласить вас в квартиру и угостить ко¬
фе, — сказал я, — но я ничего не должен здесь трогать.
— Вы что же, намекаете, чтобы я пригласила вас на чашку
кофе?
263
— Черт возьми, это так, — я стал осторожно прикрывать дверь. —
Я буду у вас через пять минут.
Я вернулся в квартиру, чтобы скрыть следы обыска. В последний
раз я оглядел убогую комнатенку. Вот так когда-нибудь будет и со
мной. Придет кто-нибудь из департамента, чтобы проверить, не оста¬
вил ли я две-три вещички, которые могут удивить всех. Прощай,
Анни, подумал я, я не знал тебя и теперь уже не узнаю. Ты
никогда не будешь • пенсионеркой, живущей на страховку в Ницце.
Но ты можешь стать резидентом в аду, а твои боссы будут посылать
тебе инструкции из рая, требуя подробных донесений и сокращения
расходов.
Я отправился в одиннадцатую квартиру. Она была точно такой же,
как у Анни: мишура и фотографии кинозвезд. На полу валялось поло¬
тенце, на низком столике стояли пепельница, полная окурков, и тарелка
засохшей и свернувшейся чесночной колбасой.
К тому времени, как я пришел, Моник уже «приготовила» кофе.
)на налила горячую воду в растворимый кофе с сухим молоком и
помешала пластмассовой ложечкой. Эта хохотушка была крепким ореш¬
ком; хлопая ресницами, она внимательно изучала меня.
— Сначала я подумала, что вы взломщик, — заявила Моник, —
лотом, что вы из полиции.
— А теперь?
— Вы двоюродный брат Анни Пьер. Да кем бы вы ни были, хоть
Карлом Пятым, это не мое дело — вы уже не сможете сделать ей
ничего плохого..
Я достал бумажник, вытащил банкноту в сто новых франков и
положил на кофейный столик. Она пристально посмотрела па меня,
думая, что я предлагаю постель
— Вы когда-нибудь работали с Анни в клинике?
— Нет.
Я положил еще сто франков и повторил вопрос.
— Нет.
Я положил третью бумажку и внимательно следил за девушкой.
Когда она опять ответила отрицательно, я наклонился вперед и грубо
схватил ее за руку со словами:
— Ты мне не «некай». Ты что же, думаешь, я заранее нс наводил
о тебе справки?
Она злобно смотрела на меня. Я все еще держал ее за руку.
— Иногда, — процедила она.
— Сколько раз?
— Десять, ну, двенадцать.
— Так-то лучше.
Я перевернул ее руку ладонью вверх и положил на нее три банк¬
ноты. Затем я отпустил руку, и девушка откинулась на спинку кресла.
У нее были худые костлявые пальцы с розовыми суставами, привыкшие
264
к холодной воде и простому мылу. Она не любила свои руки: то пря¬
тала их, то складывала на груди.
— Вы наставили мне синяков, — жалобно сказала она.
— Потри их деньгами.
— Да, десять, может, двенадцать раз, — подтвердила Моник.
— Расскажи мне про клинику. Что там происходило?
— Так вы из полиции?
— Я заключил с тобой сделку, Моник. Дай мне триста франков, и.
я расскажу все о себе.
Она мрачно улыбнулась.
— А мни иногда нужна была, ну, вроде как компаньонка.. А мне
нужны были деньги.
— У А нии их было много?
— Много? Я не знаю никого, кто имел бы много денег. А даже если
они и есть, то в этом городе куда-то быстро улетучиваются. Конечно,
она не ездила в банк в бронированной машине..
Я ничего нс ответил. Моник продолжала:
— Но она не нуждалась и тратила деньга по-глупому. Она готова
была отдать их любому, кто рассказывал всякие небылицы. Ее родите¬
лям будет ее недоставать, и отцу Марконе тоже; она всегда давала ему
деньги на детей-сирот, на всякие религиозные миссии и на калек. Я
все время говорила ей, что она глупо ведет себя.. — Она помолчала —
Вы ведь не двоюродный брат Анни, хотя для полицейского потратили
на меня слишком много денег.
— Тебе велели расспрашивать мужчин, которых ты там встречала,
и запоминать все, о чем они говорили?
— Я не спала с ними..
— Меня совершенно не интересует, пила ты с ними чай по-англий¬
ски или по-французски. Какие инструкции ты получала?
Она заколебалась, и я положил на стол еще пять стофранковых
бумажек, но прикрыл их рукой.
— Конечно, я имела связь с этими мужчинами, как и Анни, но все
они были очень образованными и культурными людьми с большим
вкусом.
— Конечно, — подтвердил я, — культурными и с большим вкусом.
— Это всегда совершалось под магнитофон. На бра около, кровати
было две кнопки, одна — для записи. Мне сказали, что я должна
расспрашивать их о работе. Эго так скучно, когда мужчина говорит о
работе. Ну разве можно рассказывать о ней? Боже мой, оказалось, что
можно.
— Ты когда-нибудь видела магнитофоны?
— Нет, они были где-то в доме.
Она гипнотизировала деньга на столе.
— Но там происходило и кое-что почище. Ведь Анни делала и
другое?
265
— Анни была дурочка Видите, куда это ее завело. Так может слу¬
читься и со мной, я слишком много болтаю.
— Ты меня не интересуешь. Мне нужно знать только об Анни. Что
еще она делала?
— Она переставляла катушки. Меняла их. Иногда делала свои соб¬
ственные записи.
— Она брала магнитофон домой?
— Да, такой маленький, он стоит около четырехсот франков. Она
носила его в своей сумочке. Я как-то раз увидела его, когда искала
губную помаду.
— А что она на это сказала?
— Ничего. Ведь я не говорила ей, что видела Я никогда больше не
открывала ее сумочку. Вообще, это были ее дела, и ко мне они не
имели никакого отношения.
— А этот магнитофон и сейчас у нее в квартире?
— Я его не брала
— А как ты думаешь, кто мог его взять?
— Я часто ей говорила. Я твердила ей тысячу раз.
— Что ты ей говорила?
Она презрительно поджала губы.
— Как вы думаете, месье Пьер, двоюродный брат Анни, что я
могла ей сказать? Я говорила, что записывать разговоры в этом
доме очень опасно. В доме, хозяевами которого являются такие
люди.
' — Какие люди?
— В Париже такие вещи не обсуждают. Поговаривают, что это дом
министерства безопасности и служит он для того, чтобы раскрывать
секреты глупых иностранцев.
Она вдруг тихо зарыдала, но быстро подавила слезы.
— Ты любила Анни?
— Я всегда не ладила с женщинами, пока не узнала ее. Я была
на мели, когда мы встретились, у меня было всего десять франков. Я
убежала из дома Мы познакомились в прачечной, я просила рассрочки
на оплату заказа, потому что денег не было. Анни одолжила деньги,
так что, когда я стала искать работу, на мне была чистая одежда. Она
подарила первое в моей жизни теплое пальто, она научила меня сле¬
дить за собой, она выслушивала и давала мне выплакаться. Она сове¬
товала не вести ту жизнь» какую вела сама, переходя от одного
мужчины к другому. Она могла прделиться последним куском с незна¬
комым человеком. И в то же время она никогда не задавала лишних
вопросов. Она была ангелом.
— Похоже на та
— О, я знаю, о чем вы думаете. Вы, наверное, считаете, что Анни
и я — лесбиянки.
— Мои самые лучшие любовницы были лесбиянками.
266
Моник грустно улыбнулась. Я подумал, что сейчас она будет пла¬
кать уже надо мной, но она только хмыкнула
— Да я и не знаю, были мы ими или нет.
— А разве это имеет значение?
— Нет. Для меня все было лучше, чем то место, где я родилась. А
мои родители все еще живут там, кое-как сводят концы с концами. Они
отмеряют кофе и порошки для стирки. К рису, макаронам и картофелю
добавляют лишь крохотные кусочки мяса. Есть можно хлеб, а мясо
надо экономить. Выходя из комнаты, они немедленно гасят свет, а если
холодно, то вместо того, чтобы включить отопление, надевают свитер.
Там в одной комнате живет целая семья, крысы прогрызли в полу
огромные дыры, туалет — на три квартиры, и воды в нем никогда нет.
Люди, живущие наверху, не имеют водопровода и должны спускаться
на два этажа. И вот в этом самом городе меня приглашают в трехзвез-
дный ресторан, где счет за ужин на двоих равен доходам моих роди¬
телей за год. В отеле «Риц» один мой знакомый платил девять франков
в день за то, чтобы присмотрели за его собачкой. Это половина пенсии
моего отца, контуженного на фронте. Поэтому, когда сюда приходят
люди и суют мне деньги, защищая ядерную программу Французской
республики или военные заводы, ядерные бомбы и подводные лодки или
еще что-нибудь в этом роде, нс ждите от меня слишком большого
патриотизма.
Она прикусила губу и вызывающе посмотрела на меня, ожидая, что
я буду спорить. Но я не спорил.
— Это отвратительный город, — согласился я.
— И опасный.
— Да. В Париже все это есть.
Она засмеялась.
— Париж — как я. Он уже не молод it слишком зависит от посе¬
тителей с деньгами. Париж — это женщина, которая выпила слишком
много и разговаривает чуть громче обычного, считая себя все такой же,
как раньше — молодой и веселой. Слишком часто она улыбается не¬
знакомым мужчинам, а слова «я тебя люблю» легко слетают у нее с.
языка. В общем, она шикарно смотрится, но приглядитесь к ней повни¬
мательнее, и вы увидите, что ее лицо бороздят морщины.
Она поднялась, потянулась за спичками на тумбочке и слегка дро¬
жащей рукой зажгла сигарету. Затем повернулась ко мне спиной.
— Раньше я осуждала девушек, принимавших предложения богатых
мужчин, которых они никогда не любили. Я презирала их и удивля¬
лась, как можно ложиться в постель с такими уродами. Ну, а теперь
не удивляюсь.
Дым попал ей в глаза.
— Их всегда преследовал страх. Страх стать женщиной, которая
быстро теряет привлекательность и остается одна, не нужная никому
в этом ужасном городе.
Теперь она плакала. Я подошел к ней и дотронулся до ее руки. На
какое-то мгновение показалось, что она уронит голову мне на плечо,
но потом я почувствовал, как все ее тело напряглось. Из нагрудного
кармана я вынул визитную карточку и положил на тумбочку, рядом с
коробкой конфет. Она нервно отпрянула.
— Если захочешь что-нибудь рассказать, позвони.
— Вы — англичанин, — внезапно сказала она. Должно быть, она
заметила что-то в моем произношении или синтаксисе.
Я кивнул головой.
— Позвоню. Только по делу. Плата наличными.
— Не будь к себе жестокой, — сказал я.
Она ничего не ответила.
— И спасибо.
— Сыта по горло, — отозвалась Моник.
Глава 17
Впереди, сигналя, ехал маленький полицейский автобус Вслед за
ним — полицейский на мотоцикле. Он держал во рту свисток и посто¬
янно в него дул. Мотоцикл то опережал автобус, то отставал; водитель
махал рукой, останавлйвая движение на улице. Шум стоял оглушитель¬
ный. Некоторые машины неохотно подчинялись, другие пытались выныр¬
нуть из уличного потока и улизнуть, но после пронзительных свистков
останавливались, распластавшись на мостовой, словно большие черепахи.
За автобусом шла целая колонна: три длинных синих автобуса, битком
набитые жандармами, с тоской смотревшими в окна на скопление транс¬
порта. Колонну замыкала машина радиосвязи. Из окна своего кабинета
Луазо наблюдал, как они скрылись на улице Кобур Сент-Оноре, и дви¬
жение возобновилось. Тогда он повернулся к Марии и сказал:
— Датт играет в опасную игру. Девушка убита у него в доме, и он
дергает за все политические веревочки, чтобы помешать расследованию.
Он об этом пожалеет.
Луазо прошелся по комнате.
— Сядь» милый, — сказала Мария. — Ты попусту тратишь массу
энергии.
— Ты это брось. Я — не мальчик Датта.
— Никто так и не думает.
Марию всегда удивляло, почему Луазо во всем видит угрозу своему
престижу.
— Девушку забрали на вскрытие. Я стал полицейским, потому что
верю в равенство всех перед законом. А сейчас мне пытаются связать
руки, и это приводит меня в бешенство!
— Не кричи, — сказала Мария. — Какое впечатление ты произве¬
дешь на подчиненных, если они услышат, цдк ты кричишь?
268
— Ты права.
Мария любила его. А когда он с такой готовностью капитулировал,
она любила его еще больше. Она хотела заботиться о нем, давать советы
и сделать из него лучшего в мире полицейского.
— Ты лучший в мире полицейский, — сказала она.
Он улыбнулся.
— Ты считаешь, что я мог бы стать им с твоей помощью.
Мария отрицательно покачала головой.
— Не спорь, — сказал Луазо. — Я угадываю все твои мысли.
Она тоже улыбнулась. Он знал ее. Именно в этом и заключалась
трагедия их брака: они слишком хорошо друг друга знали. Знать
все — значит ничего не прощать.
— Анни была одной из моих девушек.
Мария удивилась. Конечно, у Луазо были женщины, он не монах,
но почему так открыто говорит ей об этом?
— Одной из них?
Она намеренно сказала это с издевкой.
— Только не ломайся. Не выношу надменно-покровительственного
тона Да, одна из моих девушек.
Он медленно произнес последние слова, чтобы она поняла их смысл,
и сделал это так торжественно, что Мария захихикала
— Одна из моих девушек-осведомительниц.
— А разве не все проститутки это делают? ^
— Она не была проституткой. Она была очень умна и передавала
первоклассную информацию.
— Признайся, дорогой, — проворковала Мария, — ты был немножко
в нее влюблен.
Она лукаво подняла брови.
— Ты глупая телка, — отрезал Луазо. — Бесполезно разговаривать
с тобой, как с разумным человеком.
Словно лезвие бритвы Марию пронзила ненависть Ведь она сделала
вполне добродушное замечание. Конечно же, девушка привлекала Лу¬
азо, и приязнь была обоюдной. Гнев Луазо служил тому доказательст¬
вом. Но откуда в нем столько ненависти? Почему он способен так ее
обижать?
Мария встала.
— Я лучше пойду.
Она вспомнила, что Луазо считал Моцарта единственным, кто мог
бы его понять Она давно убедилась в истинности этого.
— Ты сказала, что хочешь о чем-то меня попросить?
— Неважно.
— Конечно, важна Садись и расскажи.
— В другой раз, — отказалась она.
— Ты смотришь на меня как на чудовище только потому, что я не
играю в твои бабьи игры?
269
— Нет, — ответила она.
Не надо было жалеть Луазо. Он сам себя не жалел и редко
делал это по отношению к другим. Именно он разрушил их брак и
теперь смотрел на это, как на сломанную игрушку, удивляясь, поче¬
му она не заводится. Бедный Луазо. Мой бедный, милый Луазо. По
крайней мере, я-то могу ее починить, а ты так и не понял, почему
все разрушилось.
— Ты плачешь, Мария. Извини меня. Я сожалею.
— Я не плачу, и ты не сожалеешь. — Она улыбнулась. — Возмож¬
но, в этом наша проблема.
Луазо отрицательно покачал головой, но это вышло не очень убе¬
дительна
Мария возвращалась по улице Кобур Сент-Оноре. Около машины
стоял Жан-Поль.
— Он довел тебя до слез, паршивая свинья.
— Я сама довела себя.
Он обнял ее и крепко прижал. Между ними было все кончено, но
сейчас его прикосновение было для нее как рюмка коньяка. Мария
перестала себя жалеть и достала зеркальце.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Жан-Поль. — Мне бы хо¬
телось увезти тебя куда-нибудь.
Было время, когда такие слова действовали, но она давно уже по¬
няла: Жан-Поль редко кого любил, хотя занимался любовью довольно
часто. Однако слышать это приятно, особенно после ссоры с бывшим
мужем.
Мария улыбнулась Жан-Полю, он пожал ее руку и нажал на
переключатель скоростей. Он не так хорошо водил машину, как Ма¬
рия, но она любила ездить с ним. Она откинулась на сиденье и
представила, что Жан-Поль действительно стал этаким загорелым су¬
перменом, каким выглядел. Она видела, как прохожие с завистью
смотрели на нее. Они представляли идеальную картину современного
Парижа: роскошный автомобиль, красавец Жан-Поль и она, ухожен¬
ная, привлекательная женщина, никогда не выглядевшая более со¬
блазнительно, чем сегодня. Мария положила голову на плечо
Жан-Поля и ощутила аромат дорогого одеколона и крепкий запах
кожаных сидений.
Они мчались по площади Согласия. Щека Марии лежала на его
мускулистом плече.
— Ты попросила его?
— Нет. Не смогла Он был не в настроении.
— Он не бывает в настроении. И никогда не будет. Луазо знает, о
чем ты хочешь просить, и потому так поворачивает дело, чтобы лишить
тебя этой возможности.
— Луазо не такой, — сказала Марйя. Она просто никогда так не
думала о нем, хотя, возможно, это было правдой.
270
— Послушай, за последний год на авеню Фош случались всякие
истории. Оргии с извращениями, фильмы для гомосексуалистов и все
такое, но ни разу не возникало проблем с полицией. Даже если там
умирала какая-нибудь девчонка, не было или почти не было никаких
неприятностей. Почему? Да потому, что дом находится под защитой
французского правительства, потому что все происходящее там снима¬
ется на пленку для официальных досье.
— Не уверена, что ты прав. Датт намекает на это, но я не верю.
— Ну, а я верю. Спорим, что эти документы находятся в министер¬
стве безопасности? Наверное, Луазо все их видел, включая и фильм с
нашим участием.
— Ты так думаешь?
Марию охватил панический страх. Большая прохладная рука Жан-
Поля стиснула ее плечо. Она жаждала боли, чтобы ею затмить и сте¬
реть грехи. Луазо смотрит фильм в компании других полицейских! Не
дай Бог, чтобы это было так! Это — самая страшная глупость в ее
жизни.
— Но зачем они будут хранить этот фильм? — спросила Мария,
хотя уже знала ответ.
— Датт тщательно отбирает клиентуру. Он психиатр и гений.-
— ...злой гений.
— возможно, \\ так. Возможно, и злой гений, но, принимая избран¬
ный круг людей, влиятельных людей с большими связями в диплома¬
тической сфере, Датт может дать оценку их поведения и предсказать
возможный ход событий. Многие крупные перемещения во французском
правительстве были сделаны согласно рекомендациям Дагга, благодаря
его проницательности и анализу сексуального поведения людей.
— Это подло.
— Таков наш мир.
— Такова Франция в наши дни, — поправила его Мария. — Мер¬
зкий человек.
— Он не мерзкий. Он не отвечает за то, что делают другие. Он
даже не способствует им. Его гости могли бы вести себя безупречно,
но и тогда он тоже изучал бы их поведение.
— Он извращенец. Ему доставляет удовольствие подсматривать за
другими.
— Он не извращенец — вот что интересна Поэтому-то его так и
ценят в министерстве. Потому и твой бывший муж даже при большой
желании ничего не смог бы выкрасть.
— А ты? — небрежно спросила Мария.
— Будь благоразумной. Верно, я выполнял кое-какие задания Датта,
но не являюсь его доверенным лицом и понятия не имею, где находятся
эти фильмы-
— Иногда их сжигают, — вспомнила она, — но часто их забирают
люди, заснятые на пленках.
271
— А ты никогда не слышала о копиях?
Надежды Марии рухнули.
— Почему ты не попросил отдать этот фильм?
— Потому что ты просила оставить его у Датта. Ты решила, что
его будут показывать вечерами по пятницам.
— Я была пьяна Это же шутка!
— Это шутка, за которую мы оба дорого заплатили.
Мария усмехнулась
— Тебе нравится, что люди смотрят этот фильм. Ты любишь образ
великого любовника, который ты там воплощаешь..
Она прикусила язык, чуть не добавив, что это единственный доку¬
мент, подтверждающий его мужественность Мария закрыла глаза
— Луазо мог бы вернуть этот фильм, — сказала она.
Она была уверена, что Луазо не видел пленки, но страх не прохо¬
дил.
— Луазо мог бы, — повторила она с отчаянием в голосе, желая,
чтобы Жан-Поль подтвердил эту мысль
— Он не вернет. Не вернет, потому что там замешан я, а твой
бывший муж глубоко и без оглядки ненавидит меня. И беда в том, что
я знаю причину. Я мешаю тебе, Мария. Возможно, ты выкрутилась бы,
но твой муж ревнует тебя ко мне. Нам лучше несколько месяцев не
встречаться.
— Хороша
— Но я этого не перенесу.
— Да какого черта? Ведь мы не любим друг друга. Я всего лишь
удобная партнерша, а у тебя много женщин, и ты даже не заметишь
моего отсутствия.
Она стала презирать себя прежде, чем закончила предложение.
Жан-Поль немедленно догадался об этом.
— Моя дорогая малышка, — он бесстрастно дотронулся до ее ноги.
Ты не похожа на всех остальных. Другие — просто глупые потаскухи,
они забавляют меня, как безделушки. Они не женщины. Ты единствен¬
ная настоящая женщина, какую я знаю. Ты — женщина, которую я
люблю.
— Этот фильм может быть у самого месье Датта.
Жан-Поль свернул к тротуару и резко затормозил.
— Мы долго притворялись, — сказал он.
— Притворялись?
За ними остановилось такси, и водитель крепко выругался, видя,
что они не собираются ехать дальше.
— Ты ненавидишь Датта.
— Да, я его ненавижу.
— Он твой отец, Мария.
— Он мне не отец; это всего лишь его дурацкая выдумка, которую
он использует в своих целях.
272
— Тогда где твой отец?
— Убит на войне. Это произошло в сороковом году в Бельгии. Он
погиб во время воздушного налета.
— Должно быть, он того же возраста, что и Датт.
— Как и миллионы других людей. Это такая ложь, что даже не
стоит говорить. Датт надеялся, что я проглочу вранье, но теперь даже
он не упоминает об этом. Просто поразительная ложь.
— Зачем ему это нужно? — неуверенно улыбнулся Жан-Поль.
— Зачем? Ты же знаешь, как работает его ум. Я была замужем за
важным человеком из министерства безопасности. Разве ты не видишь,
как было бы удобно для него считаться моим отцом? Нечто вроде
страховки.
Жан-Поль устал от спора
— Итак, он тебе не отец. Но я все же думаю, тебе следует с ним
сотрудничать.
— Сотрудничать? Каким образом?
— Ну, подбросить ему немножко информации.
— И если она будет ценной, он отдаст фильм?
— Теперь ты рассуждаешь благоразумно, любовь моя.
Мария кивнула, и машина двинулась вперед, вливаясь в уличный
поток. Жан-Поль поцеловал ее в лоб. Увидевший их таксист им про¬
сигналил. Жан-Поль повторил поцелуй, теперь уже более страстна
Когда они мчались вокруг площади Звезды, Триумфальная арка словно
преследовала их. На авеню Гранд Арме поток машин остановился; на
мостовой затанцевал продавец газет, веером держа их в руках. Зажегся
зеленый, и машины тронулись с места. Мария развернула газету; ти¬
пографская краска была еще свежей и пачкала пальцы. Заголовок
гласил: «Исчезновение американского туриста». На фотографии был
изображен Хадсон, американский исследователь, работавший над созда¬
нием водородной бомбы. В газете он именовался Парксом, специалистом
по замороженным продуктам. Эту версию придумало американское по¬
сольства Ни лицо, ни имя Марии ничего не говорили.
— Какие новости? — спросил Жан-Поль; он пытался втиснуться в
другой ряд
— Никаких, — ответила Мария и стала стирать с пальцев краску.
— В это время года не бывает новостей. Англичане называют его
глупым сезоном.
Глава 18
Если вы хотите убить пару часов, лучше места, чем клуб «Собаки»,
вам не найти. Здесь темно, жарко; в зале кишат танцующие, как наживка
в банке До боли в ушах гремит музыка, а цены на напитки баснословно
высокие даже по парижским меркам. Мы с Бэрдом сиделй в углу;.
273
— Я Вообще-то не хожу в такие места, — сказал Бэрд. — Но здесь
мне нравится.
К нашему столику протиснулась девушка в золотистом брючном
костюме, здорово смахивающем на пижаму. Она наклонилась и поце¬
ловала меня в ухо.
— Дорогой, — сказала она — Давно тебя не видать.
На этом ее познания в области английского явно иссякли.
— Черт побери, — сказал Бэрд. — Ну и костюмчик! Она считай
что голая.
Девица нежно потрепала его по плечу и отправилась дальше.
— Да, у вас просто замечательные друзья, — заметил Бэрд. Похоже,
он устал меня критиковать и стал относиться ко мне как к достойному
изучения общественному явлению.
— У журналиста должны быть обширные связи, — объяснил я.
— О да!
Вдруг музыка прекратилась. Бэрд вытер лоб красным шелковым
платком.
— Прямо как в кочегарке, — сказал он. В клубе стало необычно
тиха
— А вы были инженером-механиком?
— Лейтенантом, я учился в артиллерийской школе. Закончил ее
капитаном третьего ранга. Если бы повоевал подольше, стал бы капи¬
таном, ну а если бы дождался большой войны, то мог бы дослужиться
и до контр-адмирала Но я не стал дожидаться. Двадцать семь лет
морской службы — с меня хватит. Нахлебался всякого, насмотрелся
на корабли вдоволь.'
— Вы, наверное, скучаете по той жизни.
— Нисколько. С чего вы взяли? Управлять судном — все равно что
управлять маленькой фабрикой: временами занятно, а по большей части
нудно. Совсем не скучаю. Откровенно говоря, даже не вспоминаю об
этом.
— Неужели вы не тоскуете по морю, путешествиям и просторам?
— Э, приятель, я смотрю, вы начитались Джозефа Конрада Если
хотите знать, все суда, особенно крейсеры, — металлические фабри¬
ки, а в шторм бывает такая качка, что на них становится чертовски
некомфортно. Если честно, ничего хорошего там нет. Для меня флот
был просто работой, которая меня устраивала Не имею ничего про¬
тив морского характера; без сомнения, мне много дала работа на
флоте, но это всего лишь работа, как всякая другая, в ней нет
ничего волшебнога
Раздался резкий щелчок: это подключили усилитель и поставили
новую пластинку.
— Вот живопись — это действительно. волшебство, — продолжил
Бэрд. — Перевести трехмерное пространство в двухмерное или, если
ты настоящий мастер, в четырехмерное.
Он неожиданно кивнул в такт загрохотавшей музыке. Посетите¬
ли, одеревеневшие во время паузы, заулыбались и расслабились —
больше не надо было мучить друг друга бессмысленными разгово¬
рами.
На лестнице стояли несколько человек; они обнимались и смеялись,
словно позируя для рекламной фотографии. У стойки бара болтали два
фотографа (судя по произношению, из Лондона), и какой-то английский
писатель разглагольствовал о Джеймсе Бонде.
Официант принес нам четыре стакана со льдом и полбутылки
виски.
— Что ото? — спросил я.
Официант ушел, не удостоив меня ответом.
У стойки бара два француза начали спорить с английским
писателем и уронили стул, но из-за грохочущей музыки никто
этого нс заметил. На танцевальной площадке девица в блестящем
эластике ругала мужчину за то, что он сигаретой поджег ей
костюм. Я услышал, как у меня за спиной английский писатель
заявил:
— А вот мне нравится жестокость. Его жестокость гуманна. Ко¬
нечно, нс каждому дано это понять. — Он наморщил лоб и улыб¬
нулся.
Один из французов ответил:
— В переводе он намного слабее.
Фотограф прищелкивал пальцами в такт музыке.
— Как и любой другой автор, — сказал англйчанин и оглянулся.
— Ну и грохот, — проворчал Бэрд.
— А вы не слушайте, — посоветовал я.
— Что? — спросил он.
Англичанин продолжал:
— Жестокий человек в жестоком и скучном.. — Он помолчал.—
И скучном мире.
Он кивнул, словно в подтверждение своих мыслей.
— Позвольте напомнить вам Бодлера. У него есть сонет, который
начинается..
— Так вот, эта птичка решила выпорхнуть из машины, — говорил
один из фотографов.
— Будьте любезны, не так громко, — сказал писатель. —' Я хочу
прочесть сонет.
— Заткнись, — бросил через плечо фотограф. — Птичка решила
выпорхнуть из машины..
— Бодлер, — произнес писатель. — Жестокий, мрачный и симво¬
личный.
— Добавь еще — бредовый, — заявил фотограф и его зна¬
комый расхохотался. Писатель положил ему руку на плечо и
сказал:
275
— Послушайте, приятель..
Фотограф правой рукой ударил его в солнечное сплетение, не рас¬
плескав при этохс стакан с вином в другой руке. Англичанин сложился
пополам и упал. Официант метнулся к фотографу, но споткнулся о
неподвижное тело писателя.
— Послушайте, — сказал Бэрд, и проходивший мимо официант по¬
вернулся так стремительно, что перевернул виски и стаканы. Кто-то
ударил фотографа по голове. Бэрд встал и сказал ровным, спокойным
тоном:
— Вы пролили виски на пол. Черт побери, советую вам заплатить.
Очень советую. Проклятые скандалисты.
Официант' с силой толкнул Бэрда, тот упал и затерялся в толпе
танцующих. Несколько человек начали драться. Кто-то ударил меня
по пояснице и скрылся. Я прижался лопатками к ближайшей стене
и для устойчивости выставил вперед правую ногу. На меня двинулся
было один из фотографов, но прошел мимо и сцепился с официан¬
том. На верхней площадке лестницы завязалась драка, а потом все
будто озверели: мужчины колотили друг друга, женщины визжали, а
музыка гремела все оглушительнее. Мимо меня пробежали мужчина
и девушка.
— Это англичане затеяли драку, — пожаловался он на ходу.
— Верно, — согласился я.
— А разве вы не англичанин?
— Нет, бельгиец, — сказал я. Он поспешил в коридор за своей
подругой. Когда я подошел к запасному выходу, дорогу мне преградил
официант. Из зала доносились крики, визги, звуки ударов. Кто-то вклю¬
чил музыку на полную мощность.
— Дайте мне пройти, — сказал я официанту.
— Нет. Отсюда никто не выйдет.
Кто-то подкрался ко мне сзади. Предвидя удар, я увернулся, но
вместо этого меня ободряюще похлопали по плечу. Это был Бэрд.
Он шагнул вперед и двумя ловкими приемами каратэ вырубил
официанта.
— До чего же все грубы, — сказал он, перешагивая через непод¬
вижное тела — Особенно официанты. Были бы они воспитанными
людьми, глядишь, и клиенты вели бы себя как следует.
— Да, — согласился я.
— Пошли, — скомандовал Бэрд. — Живее! Держитесь ближе
к стене. Осторожнее. Эй вы! — крикнул он человеку в разе*
дранном смокинге, пытавшемуся открыть дверь запасного выхо¬
да — Выдерните верхний шпингалет из паза, и побыстрее.
Иначе мне придется изувечить еще кого-нибудь, а я ведь этой
рукой еще и рисую.
Мы вышли в темный переулок. Недалеко от выхода стояла машина
Марии.
276
— Садитесь, — позвала она.
— Вы там были? — спросил я.
— Я ждала Жан-Поля, — кивнула она.
— Ну, вы езжайте, — сказал Бэрд.
— Л как же Жан-Поль? — поинтересовалась Мария.
— Езжайте вдвоем. С ним все будет в порядке.
— Может, вас подвезти?
— Пожалуй, я пойду взглянуть, как дела у Жан-Поля, — отказался
Бэрд.
— Вас могут убить.
— Я не мог}- оставить там парня, — объяснил он. — Сплотим ряды.
Жан-Полю давно пора перестать шляться по таким местам и научиться
рано ложиться спать. Рисовать можно только при утреннем свете. Ни¬
как нс могу’ вдолбить ему это в голову.
Бэрд поспешил назад в клуб.
— Его убьют, — сказала Мария.
— Не думаю, — ответил я.
Мы сели в «ягуар».
По улице быстро шли двое в плащах и фетровых шляпах.
— Это уголовная полиция, — объяснила Мария. Один из них мах¬
нул рукой. Она опустила стекла Человек наклонился и в знак привет¬
ствия коснулся рукой шляпы.
— Я ищу Бэрда, — сказал он.
— Зачем? — спросил я, а Мария сообщила, что Бэрд только что
расстался с нами.
— Уголовная полиция. Мы арестуем его за убийство Лини Казинс
У меня есть показания свидетелей, которые они готовы подтвердить под
присягой.
— Господи, — простонала Мария. — Я уверена, он невиновен: он
не способен на убийство.
Я посмотрел на входную дверь, но Бэрд был уже в клубе. По¬
лицейские отправились за ним. Мария завела машину, мы съехали с
тротуара, плавно обошли мотоциклы и свернули на бульвар Сен-
Жермен.
Был теплый звездный вечер. В этот час по Парижу бродят его гости:
тут и влюбленные, и проститутки, и гомосексуалисты, самоубийцы, меч¬
татели, хулиганы и их жертвы. В чистых хлопчатобумажных майках
и испачканных вином шерстяных джемперах, бородатые, лысые, в оч¬
ках, загорелые.. Прыщавые девочки в брючках, гибкие датчане, толстые
греки, коммунисты-нувориши, полуграмотные писатели, будущие дирек¬
тора — кого здесь только не было в то лета Париж гостеприимен —
здесь хватит места всем.
— Не могу сказать, что я от тебя в восторге, — заметила Мария.
— Это почему?
— Ты не был любезен с дамами.
277
— Просто я не понял, кто из них — дамы.
— Ты просто спасал свою шкуру.
— Так ведь у меня всего одна осталась, — объяснил я. — Осталь¬
ные я пустил на абажуры.
Удар по почкам давал о себе знать. Пожалуй, я уже староват для
таких развлечений.
— Час потехи подходит к концу, — сказала она
— Не будь агрессивной. В таком настроении не стоит просить об
одолжении.
г—Откуда ты знаешь, что я хочу просить тебя об одолжении?
— Я умею читать мысли, Мария. Когда ты неправильно переводила
то, что я говорил под воздействием инъекций Датта, ты приберегала
меня на другой случай.
— Ты так думаешь? — улыбнулась она — А может, я спасла тебя
для того, чтобы затащить к себе в постель.
— Нет, дело не только в этом. У тебя какие-то проблемы с Даттом,
и ты считаешь (возможно, ошибочно), что я могу тебе помочь.
— Почему ты так решил?
Здесь на улицах было потише. Мы проехали мимо поврежденного
бомбежкой фасада министерства обороны, обогнали у реки такси и
въехали на площадь Согласия — огромное бетонное поле, залитое све¬
том, словно киносъемочная площадка
— Ты как-то странно говоришь о нем. И еще: в ту ночь, когда он
меня колол, ты все время старалась встать так, чтобы мое тело было
между вами. Думаю, ты уже тогда решила использовать меня в каче¬
стве громоотвода
— Самоучитель по психиатрии, том три.
— Том пять, тот, где самоучитель по хирургии мозга
— Луазо хочет поговорить с тобой сегодня. Он сказал, у него есть
дело, которым ты займешься с превеликим удовольствием.
— Что же он делает — потрошит свои внутренности?
Мария кивнула
— Авеню Кош. Он будет тебя ждать на углу в полночь.
Она остановила машину у кафе «Бланк».
— Зайдем выпить кофе? — предложил я.
— Нет. Мне пора домой, — отказалась она и уехала
На террасе сидел Жан-Поль, попивая кока-колу. Он помахал мне,
и я подошел к нему.
— Вы были сегодня в клубе «Собаки»? — спросил я.
— Да я там неделю не был. Собирался заглянуть сегодня вечером,
но передумал.
— Там была драка Бэрд тоже там был.
Жан-Поль сделал удивленное лицо, но, казалось, не проявил особого
интереса Я попросил принести мне выпить и сел. Он молча смотрел
на меня.
278
Глава 19
Жан-Поль молча смотрел на англичанина и размышлял, как тот
его нашел. Это не могло быть случайным совпадением. Жан-Поль не
доверял этому человеку. Ему показалось, что незадолго перед тем, как
англичанин подсел к нему, промелькнула машина Марии. Что они за¬
мышляют? Жан-Поль знал, что женщинам доверять нельзя. Они съедят
мужчину, проглотят его без остатка, высосут всю силу и уверенность
в себе и ничего не дадут взамен. Сама натура женщин делает их его
врагами... Может, «враг» — слишком сильно сказано? Он решил, что не
слишком. Женщины отбирают его мужество и требуют все больше и
больше плотской любви. Вот уж воистину ненасытные! Можно сделать
и другой вывод: он как мужчина не на высоте, — но Жан-Поль отбро¬
сил его. Женщины чувственны и похотливы и, если быть до конца
откровенным, порочны. Вся его жизнь состоит из бесконечных попыток
утолить низменную страсть женщин, которых он встречает на своем
пути. Если ему это не удается, они смеются над ним и унижают.
Женщины всегда стремятся его унизить.
— Вы давно видели Марию? — спросил Жан-Поль.
— Только что. Она меня сюда подбросила
Жан-Поль улыбнулся, но ничего не сказал. Значит, он праа Ну
что ж, во всяком случае англичанин не посмел ему солгать. Наверное,
понял по его глазам, что сейчас шутить не стоит.
— Как у вас дела? — спросил я. — Что, критики благосклонно
отнеслись к выставке вашего друга?
— Критики, — сказал Жан-Поль, — относятся к современной жи¬
вописи приблизительно так же, как к беременности подростков, пре¬
ступности среди малолетних и росту особо тяжких преступлений. Они
полагают, что, проповедуя унылую, бездарную предметно-изобразитель¬
ную живопись, которая безбожно устарела и не несет в себе ничего
индивидуального, они проповедуют патриотизм, дисциплину, чувство
справедливости и ответственный подход к мировому господству.
Я усмехнулся.
— А как же люди, которые любят современную живопись?
— Очень часто люди, которые покупают современные картины, на
самом деле просто хотят проникнуть в общество молодых художников.
Часто это всего лишь богатые выскочки, которые, боясь показаться ста¬
рыми и консервативными, как раз и являются таковыми, ибо становятся
жертвами находчивых оппортунистов, пишущих современные — даже
очень современные — картины. При условии, что они и дальше будут
покупать картины, их всегда пригласят на сборища богемы.
— Значит, истинных художников вообще нет?
— Есть, но мала Скажите, а английский и американский — это
один и тот же язык?
-Да
279
Жан-Поль посмотрел на меня.
— Мария влюблена в вас.
Я промолчал. Он заявил:
— Я презираю женщин.
— За что?
— За то, что они презирают друг друга. Они относятся друг к другу
с такой жестокостью, на какую не способен ни один мужчина. У жен¬
щины никогда не бывает подруги, в преданности которой она может
быть уверена
— Значит, именно поэтому мужчины должны быть особенно добры
к ним, — сказал я.
Жан-Поль улыбнулся. Он был уверен, что это всего лишь шутка
— Полиция арестовала Бэрда по подозрению в убийстве, — ска¬
зал а
Он не удивился.
— Я всегда знал, что это потенциальный убийца.
Я был потрясен.
— Они все убийцы, — сказал Жан-Поль. — Такими их сделала
профессия. Бэрд Луазо, Датт, да и вы, мой друг, если это нужно для
дела, — вы все способны на убийство.
— О чем вы? Кого убил Луазо?
— Он убил Марию. Неужели вы думаете, что она всегда была та¬
кой — вероломной, запутавшейся, пребывающей в постоянном страхе
перед всеми вами?
— А вы, значит, не убийца?
— Меня можно обвинять в чем угодно, но только не в этом. Я
никого не убил, разве что-. — Он помолчал немного и добавил: —
Разве что женщины сами умирали от любви ко мне.
Жан-Поль улыбнулся и надел темные очки.
Глава 20
В полночь я был на авеню Фош.
На углу узкого переулка, за домами, стояли четыре блестящих
мотоцикла и четверо полицейских в шлемах, мотоочках и коротких
черных кожаных куртках. Они стояли неподвижно, как умеют стоять
только полицейские: спокойно, молча, не глядя на часы, — просто сто-
яди, и все, с таким видом, словно только они имеют право здесь нахо¬
диться. Позади полицейских стоял темно-зеленый автомобиль Луазо
ДС-19, а дальше красные флажки и прожектора огораживали участок
шоссе. Рядом с ограждением стояла еще одна группа полицейских. Я
заметил, что это были не инспекторы дорожного движения, а молодые
крепкие ребята; они все время поправляли кобуры пистолетов, ремни,
дубинки, словно проверяли, все ли в порядке.
280
Внутри заграждения человек двадцать дробили отбойными молотка¬
ми асфальт. Шум был такой, будто стреляли длинными очередями из
пулеметов. Непрерывно гудели компрессоры. Недалеко от меня рабочий
поднял молоток и нацелил наконечник в размягченный после жаркого
дня гудрон. Раздался залп, металл со скрежетом вонзился в дорожное
покрытие, и отвалился еще один кусок асфальта. Рабочий передал мо¬
лоток коллеге и повернулся в мою сторону, вытирая потный лоб голу¬
бым носовым платком. Из-под комбинезона выглядывали свежая сорочка
и шелковый галстук. Это был Луазо.
— Ну и работенка, — сказал он.
— Вы хотите проникнуть в подвалы?
— Да, но это еще нс подвалы Датта. Сейчас мы пробиваемся в
подвалы за два дома от его особняка, а оттуда проникнем к Датту.
— Почему вы не обратились к ним? — спросил я, указав на дом,
за которым работали дорожники. — Ведь можно было попросить* и вас
бы впустили.
— Это нс мой стиль. Как только я попрошу об одолжении, я выдам
себя. Достаточно и того, что вы об этом знаете. Может, завтра мне
придется отрицать это. — Он еще раз вытер лоб. Опять загрохотал
молоток, и в лучах прожекторов заблестела асфальтовая пыль, прямо
как на картинке из сказки, а из-под влажной земли донесся затхлый
дух смерти и плесени — запах, которым пропитан разбомбленный
город.
— Пошли, — сказал Луазо. Мы пошли мимо трех автобусов с по-'
лицейскими. Многие дремали, надвинув на глаза фуражки, кто-то же¬
вал бутерброд кто-то курил. Когда мы шли мимо, они даже не
взглянули на нас. Они сидели, расслабившись, с невидящими глазами,
ни о чем не думая, и отдыхали, как бывалые солдаты между боями.*
Луазо подошел к четвертому автобусу с темно-голубыми стеклами.
От автобуса к крышке смотрового колодца на дороге был проложен
толстый кабель. У двери стоял часовой. Луазо пропустил меня вперед,
и я поднялся в автобус Это был командный пункт. Двое полицейских
сидели у радиоприемника и телетайпа Сзади была стойка с автомата¬
ми, которую охранял, судя по фуражке с кокардой, офицер.
Луазо сел за стол, достал бутылку бренди и два стакана. Он щедро
плеснул в мой стакан, понюхал бренди в своем, не спеша сделал глоток
и повернулся ко мне.
--Мы натолкнулись на остатки старой мостовой под асфальтом. В
инженерной службе города об этом не знали. Поэтому мы несколько
задержались, а то к вашему приходу все было бы уже готово.
— К моему приходу, — повторил я.
— Да Я хочу, чтобы вы первым вошли в дом.
— Почему?
— По целому ряду причин. Вы знаете расположение комнат, вы
знаете, как выглядит Датт. Вы не похожи на полицейского (особенно
281
когда раскроете рот), и вы в состоянии сами о себе позаботиться. Если
с первым, кто войдет в дом, что-нибудь случится, мне не хочется, чтобы
это был кто-нибудь из моих ребят. Таких парней не так-то просто
воспитать. — И он сдержанно улыбнулся.
— Ну, а если серьезно, в чем причина?
Луазо махнул рукой — как будто опустил между нами занавес.
— Я хочу, чтобы вы позвонили из дома. Всего-навсего позвоните в
полицию, и оператор в префектуре зарегистрирует ваш звонок. Само
собой разумеется, мы пойдем следом за вами; это просто в интересах
правды.
— Вы хотите сказать — кривды.
— Все зависит от точки зрения.
— С моей точки зрения, мне бы очень не хотелось огорчать пре¬
фектуру. Ведь там находится Бюро информации, где среди прочего
хранятся и досье на иностранцев. Если я сделаю этот звонок, его за¬
регистрируют в деле и, когда я приду за видом на жительство, меня
решат депортировать за аморальное поведение и еще черт знает что. Я
больше никогда не получу свидетельства
— А вы сделайте, как делают все. Каждые три месяца покупайте
билет до Брюсселя. Знаете, есть масса иностранцев, проживших здесь
по двадцать лет, которые именно так и поступают вместо того, чтобы
часами сидеть в префектуре в ожидании вида на жительство. —
Луазо поднял ладонь, словно защищая глаза от яркого солнечного
света
— Удачная шутка, — сказал я.
— Не волнуйтесь.. Я не могу допустить, чтобы вся префектура знала
о вашей работе на сыскную полицию. — Он улыбнулся. — Сослужите
мне службу, а я позабочусь о том, чтобы у вас не было проблем с
префектурой.
— Спасибо. А что, если по ту сторону лаза меня уже ждут? Что,
если на меня набросятся сторожевые псы Датта? Что тогда?
Луазо изобразил притворный ужас, немного помолчал и сказал:
— Тогда вас разорвут на куски. — Он засмеялся и резко, словно
нож гильотины, опустил руку.
— Ну и что же вы надеетесь там обнаружить? — спросил я. —
Здесь шум, кругом прожектора, полно полицейских, — вы полагаете, в
доме не начнут волноваться?
— А вы полагаете, что-начнут? — серьезно спросил Луазо.
— Некоторые начнут. Во всяком случае, наиболее умудренные за¬
подозрят, что происходит что-то неладное.
— Умудренные?
— Ну хватит, Луазо, — раздраженно сказал я. — Я уверен, есть
немало людей, достаточно осведомленных, чтобы узнать сигнал опас¬
ности.
Он кивнул и молча смотрел на меня
282
— Выходит, я прав. Все так и задумана Вы не могли предупредить
своих людей, зато они могли сами обо всем догадаться по поднятому
тут шуму.
— Дарвин назвал это естественным отбором. Самые умные смогут
уйти. Полагаю, вы догадываетесь, как я к этох(у отношусь, но я хотя
бы добьюсь, чтобы эту лавочку прикрыли и поймаю некоторых наиме¬
нее сообразительных посетителей. Еще'немного бренди?
Я нс сказал «да», но Луазо знал, что я пойду. Портить с ним
отношения отнюдь не входило в мои планы.
Только через полчаса они смогли пробиться в ход под переулком,
и еще двадцать минут ушло на то, чтобы пробить лаз в дом Датта.
В конце пришлось разбирать перегородку по кирпичику, и два специ¬
алиста по сигнализации простукивали стенку, чтобы не повредить
проводку.
Прежде чем залезть в последний пролом, я переоделся в поли¬
цейский плащ. Мы стояли в подвале соседей Датта, освещенном лам¬
пой, которую полицейские подсоединили к электросети. Лампа без
абажура висела прямо над головой Луазо, и на его сморщенном и
сером от кирпичном пыли лице отчетливо проступали ярко-розовые
бороздки пота.
— Для страховки мой помощник пойдет следом за вами. Если на
вас набросятся собаки, он будет стрелять; но это — только в крайнем
случае, а то вы перебудите весь дом.
Помощник Луазо кивнул мне. В свете лампы блеснули круглые
стекла его очков, и в них отразились два крошечных Луазо и несколько
сот бутылок вина у меня за спиной. Он открыл магазин и проверил
патроны, хотя заряжал автомат всего пять минут назад.
— Как только войдете в дом, отдайте плащ моему помощнику. Про¬
верьте, нет ли у вас с собой оружия и компрометирующих документов,
потому что вас могут задержать вместе со всеми и какой-нибудь из
моих наиболее ревностных офицеров вздумает вас обыскать. Так что,
если у вас в карманах есть что-нибудь такое, чта~
— У меня в зубном протезе миниатюрный радиопередатчик.
— Выньте его.
— Шутка.
Луазо недовольно хмыкнул и сказал:
— Коммутатор в префектуре уже работает. — Он взглянул на часы,
чтобы убедиться в этом. — Так что вы сразу дозвонитесь.
— Вы предупредили префектуру? — спросил я. Я знал, что между
двумя отделениями идет постоянная непримиримая борьба Вряд ли
Луазо доверился им.
— Положим, у меня друзья в службе связи, — сказал Луа-
зо. — Мы перехватим звонок в нашем командном пункте через
свою систему.
— Понятна
:;283
— Разбираем последнюю перегородку, — тихо сказали в соседнем
подвале.
Луазо легонько шлепнул хгеня по спине, и я полез в небольшое
отверстие, проделанное в стене.
— Возьмите вот это, — сказал Луазо. Это была серебряная толстая
и неуклюжая на вид ручка — Это газовый пистолет. Пользуйтесь им
осторожно, а то повредите себе глаза Отведите назад вот этот болт, а
потом отпустите. А это предохранитель. Но, по-моему, вам лучше им
не пользоваться.
— Да, мне бы очень не хотелось, чтобы он был на предохраните¬
ле. — Я шагнул в подвал и начал осторожно подниматься наверх.
Дверь над лестничным пролетом была замаскирована под стенную
панель. За мной по.,пятам шел помощник Луазо. Вообще-то, он должен
был остаться в подвале, но в мои обязанности не входило укрепление
дисциплины в команде Луазо. К тому же человек с автоматом вполне
мог понадобиться.
Я открыл дверь и шагнул за порог.
В одной из моих детских книжек была фотография глаза мухи,
увеличенного в пятнадцать тысяч раз. Над парадной лестницей висела
огромная хрустальная люстра, очень похожая на тот глаз — блестящий
и немигающий. Я шел по зеркальному паркету с ощущением, что лю¬
стра-глаз следит за мной. Я открыл высокую позолоченную дверь и
заглянул внутрь. Ринга для борьбы уже не было и металлических
стульев тоже; салон был похож на тщательно обставленный зал му¬
зея — идеальный, но безжизненный. Ярко горели люстры, в зеркалах
отражались обнаженные фигуры с позолоченной лепнины и нимбы с
картин на стенах.
' Я знал, что люди Луазо пробираются в дом из подвала, но не стал
звонить по телефону из холла и поднялся наверх. Комнаты, которые
Датт использовал под офис (где мне делали инъекции), были заперты.
Я шел по коридору и заглядывал во все двери подряд. Это были спаль¬
ни. Большая часть комнат не заперта; в них никого не была Почти все
комнаты были шикарно обставлены в стиле рококо, с огромными кро¬
ватями, атласными пологами и створчатыми зеркалами.
— Вам надо позвонить, — напомнил мой спутник.
— Как только я позвоню в префектуру, они зарегистрируют налет.
Думаю, для начала стоит разузнать побольше.
— А я думаю...
— Не говорите, что вы думаете, а то придется напомнить, что вы
должны были остаться за перегородкой.
— Ладно, — сказал он. На цыпочках мы поднялись по лесенке,
соединявшей второй и третий этажи. Наверное, люди Луазо уже нерв¬
ничают. Поднявшись на площадку, я осторожно заглянул за угол. Я
двигался очень осторожно, но в этом не было никакой необходимости:
дом был пуст.
284
— Позовите Луазо, — сказал я.
Полицейские обошли весь дом, простукивая стены в надежде обна¬
ружить потайные двери. Они не нашли никаких документов или пле¬
нок. Сначала казалось, что здесь вообще нет секретов, кроме одного:
дом сам по себе был тайной. Странные камеры с орудиями пыток,
шикарные комнаты, похожие на вагон-люкс или салон «роллс-ройса»,
и множество причудливо обставленных спален — на любой, даже са¬
мый изощренный вкус, с роскошными кроватями.
Специально для господина Датта и его «научных исследований»
были оборудованы глазки для подглядывания и телекамеры. Интересно,
какую информацию он собрал, подумал я. Датта в доме не нашли.
Луазо ужасно разозлился.
— Наверное, кто-то предупредил господина Датта о нашем ви¬
зите.
Луазо был в доме уже минут десять, когда вдруг позвал своего
помощника, докричавшись до него через два этажа. Когда мы подошли,
он сидел на корточках и разглядывал черный металлический предмет,
чем-то похожий на египетскую мумию. Размером и очертаниями он
напоминал человеческое тело. Луазо надел хлопчатобумажные перчатки
и осторожно его потрогал.
— Дайте мне схему ранений Казинс, — обратился он к помощнику.
Неизвестно откуда появился бумажный шаблон тела Анни Казинс,
где красными чернилами были аккуратно помечены ножевые раны, и
рядом мелким почерком указаны их размер и глубина.
Луазо открыл черный металлический футляр.
— Я так и думал, — сказал он. Внутри футляра, достаточно боль¬
шого, чтобы вместить человека, были установлены лезвия ножей, точно
в соответствии с полицейской схемой ранений. Луазо начал отдавать
разные приказы, и комната неожиданно наполнилась людьми, которые
что-то измеряли, посыпали белым порошком и фотографировали. Луазо
отошел, чтобы не мешать им.
— По-моему, это так называемая железная дева, — сказал он. —
Я что-то читал об этом орудии пытки в старом детском журнале.
— Как ее угораздило туда залезть? — спросил я.
— Как вы наивны. Когда я в молодости служил в полиции, в бор¬
делях было так много случаев ножевых ранений, что приходилось в
каждом у входа ставить полицейского. Мы обыскивали всех посетите¬
лей, отбирали у них оружие, а когда они уходили, возвращали обратно.
Готов поклясться, что никто не мог проникнуть внутрь с оружием. Тем
не менее девушек все равно резали, иногда насмерть.
— Как это могло случиться?
— Девицы- проститутки сами тайком проносили оружие. Вам не
дано понять женщин..
— Да, — согласился я.
— Впрочем, мне тоже.
285
Глава >21
В субботу был солнечный день — такой можно увидеть только на
полотнах импрессионистов и в Париже. На бульваре было светло от
отраженного от стен солнечного света и пахло хорошим хлебом и чер¬
ным табаком. Даже Луазо сегодня улыбался. Он прибежал ко мне
утром, в половине девятого: Я удивился: раньше он никогда нс прихо¬
дил ко мне, во всяком случае, когда я бывал дома.
— Не стучите, входите.
По радио какая-то пиратская станция передавала классическую му¬
зыку. Я выключил приемник.
— Извините, — сказал Луазо.
— В этой стране полицейскому всегда рады.
— Не сердитесь. Я ведь не знал, что вы в шелковом халате и
кормите канарейку. Ну, прямо как в пьесе Ноэла Куарда. Если бы я
назвал эту сцену типично английской, меня бы обвинили в преувели¬
чении. Вы разговаривали с канарейкой, правда? Вы с ней разговаривали!
— Я пробую на Джо все свои шутки. Да вы не церемоньтесь; да¬
вайте, потрошите все подряд. Что вы на этот раз ищете?
— Я же извинился. Что еще я могу сделать?
— Вы могли бы выйти из моей древней, но очень дорогой квартиры
и вообще убраться из моей жизни. И еще вы могли бы перестать совать
ваши заскорузлые крестьянские пальцы в мой запас кофе.
— А я надеялся, что вы со мной поделитесь. Такой кофе, как у
вас, во Франции очень редок.
— А у меня вообще масса вещей, которые очень редки во Франции.
— Например, право сказать полицейскому «пошел вон»?
— И это тоже.
— Что ж, не пользуйтесь этим правом, пока мы вместе не выпьем
кофе хотя бы внизу, если вы мне позволите угостить вас.
— Да ну? Значит, вы на самом деле созрели. Если полицейский
готов оплатить чужой счёт за чашку кофе, это что-нибудь да значит.
— Сегодня утром я узнал хорошую новость.
— Что, опять вводят публичную казнь?
— Напротив,.— сказал Луазо, пропустив мою реплику мимо
ушей. — Там наверху, среди моих начальников, имела место маленькая
драчка, и в настоящий момент друзья Датга проигрывают. Меня упол¬
номочили разыскать Датта и его коллекцию пленок любым способом,
какой я сочту нужным.
— Ну и когда выступает бронетанковая колонна? Какой у вас план:
использовать, вертолеты й огнеметы, — и кто ярче горит — у того и
коробка с пленкой?
— Вы несправедливы,по отношению к французской полиции и ее
методам работы. Вы полагаете, мы могли бы работать с полисменами в
остроконечных шлемах и с деревянными дубинками? Позвольте вам
286
заметить, мой друг, что с такими методами мы не продержались бы и
двух дней. Я знаю о бандах с детства (мой отец был полицейским), но
больше всего мне запомнилась Корсика. Вот там бандиты были органи¬
зованы, вооружены и, по сути, управляли островом. Они абсолютно
безнаказанно убивали жандармов и открыто хвастались этим за решет¬
кой. В конце концов нам пришлось перейти к жестким хгерам: мы
заслали туда несколько взводов республиканской гвардии и вели ма¬
ленькую войну. Может, это было жестоко, но у нас не было выбора.
Под угрозой был их доход от всех парижских борделей; Они дрались,
используя все известные им грязные трюки. Это была настоящая война.
— И вы ее выиграли.
— Это была последняя война, которую мы выиграли, — с горечью
сказал Луазо. — С тех пор мы воевали в Ливане, Сирии, Индокитае,
Мадагаскаре, Тунисе, Марокко, Египте и Алжире. Да, война на Корсике
была последней войной, которую мы выиграли.
— Ладно. Хватит с меня ваших проблем. Зачем я вам понадобился?
— Все затем же: вы иностранец, никто не примет вас за поли¬
цейскою, вы отлично говорите по-французски и можете сами о себе
позаботиться. Более того, вы не тот человек, который скажет, на кого
работает, даже под давлением.
— Похоже, вы думаете, что Датт может выкинуть еще пару номеров.
— Они все могут выкинуть пару номеров, даже с веревкой на шее.
Я никогда нс недооцениваю людей, с которыми имею дело, потому что
в конце концов они оказываются убийцами. Стоит мне хоть раз упу¬
стить это из виду, нс я, а один из моих полицейских получит пулю в
лоб. Я всегда помню об этом, и потому у меня под началом отличный,
преданный мне коллектив.
— Ладно. Допустим, я нахожу Датта. Что дальше?
—- Мы больше не имеем права проигрывать. Датт будет теперь в
полной готовности. Мне нужны все его записи. Они мне нужны, потому
что представляют угрозу для массы людей, в том числе — для глупцов
из правительства моей страны. Мне нужна эта пленка, потому что я
ненавижу шантаж и шантажистов, — это самая отвратительная часть
криминальных отбросов.
— Но ведь пока с его стороны шантажа не было?
— Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока это случится.
Я хочу уничтожить эти пленки. Мне недостаточно услышать» что они
уничтожены. Я хочу сделать это сам.
— А если я не хочу иметь к этому никакого отношения?
Луазо растопырил пальцы.
— Во-первых, — сказал он, загнув большой палец, — вы уже вов¬
лечены в это дело. Во-вторых, — он загнул другой палец, — насколько
я могу судить, вы работаете на какую-то службу британского прави¬
тельства Если вы не используете возможность проследить за исходом
этого дела, они будут очень недовольны.
287
Вероятно, у меня изменилось выражение лица.
— Да, в этом и состоит моя работа — знать о таких вещах,
сказал Луаза — В-третьих, Мария считает, что вам можно верить, а я,
несмотря на отдельные промашки этой дамы, очень уважаю се мнение.
Она ведь работает в сыскной полиции.
Луазо загнул четвертый палец, но ничего не сказал и улыбнулся.
Большинство людей улыбаются или смеются от смущения либо пытаясь
снять напряжение. Луазо улыбнулся спокойно и уверенно.
— Вы ждете, что я начну вам угрожать, если вы откажетесь. — Он
пожал плечами и опять улыбнулся. — В таком случае, вы могли бы
отнести слова о шантаже на мой счет и со спокойной душой отказать
мне в помощи. Но я не собираюсь вам угрожать. Вы можете поступать
так, как считаете нужным. Я очень не люблю угрожать людям.
— Если учесть, что вы полицейский.
— Верно, — согласился Луазо, — я очень не люблю угрожать лю¬
дям, если учесть, что я полицейский. И это действительно так.
— Хорошо, — сказал я после продолжительной паузы. — Только,
пожалуйста, не заблуждайтесь на мой счет. В интересах истины дол¬
жен признаться, что мне очень нравится Мария.
— Неужели вы на самом деле думаете, что меня это задевает? Вы
невероятно старомодны в этих вопросах: хотите играть по правилам,
сохранять присутствие духа и действовать в интересах истины. Во
Франции так дела не делают, чужая жена — легкая и желанная до¬
быча для каждого. Лесть и ловкость — козырные карты, а благородст¬
во — здесь на него никто не ставит.
— Предпочитаю свой стиль.
Луазо посмотрел на меня и улыбнулся своей медленной, бесстраст¬
ной улыбкой.
— Я тоже, — сказал он.
— Скажите, Луазо, — я внимательно посмотрел на него, — клини¬
ка Датга- относится к вашему министерству?
— И вы туда же. Он внушил половине Парижа, что его клиника
работает на нас.
Кофе еще не остыл. Луазо достал из буфета чашку и налил себе.
— Он не имеет к нам никакого отношения. Он преступник,
преступник с большими связями, но тем не менее всего лишь
преступник.
— Луазо, вы не можете арестовать Бэрда за убийство этой
девушки.
— Это почему?
— Потому что он ее не убивал. Я был в тот день в клинике. Я
стоял в холле и видел, как она бежала и как умерла Я слышал, как
Датт сказал: «Приведите сюда Бэрда». Это было подстроена'
Луазо потянулся за шляпой.
— Отличный кофе, — сказал он.
288
— Это все подстроено. Бэрд невиновен.
— Вы так считаете? А если все-таки Бэрд совершил убийство, а
Датт сказал это специально для вас? Если я скажу вам, что мы
знаем, что Бэрд был там? Это убедит вас, что Куанцзынь вне подо¬
зрений?
— Может, и убедит, если я услышу, как Бэрд сам в этом призна¬
ется. Вы устроите мне встречу с ним? Это — условие, если вам нужна
моя помощь.
Я думал, Луазо будет возражать, но он кивнул.
— Договорились. Не понимаю, почему вы так о нем печетесь. Это
типичный преступник.
Я промолчал, так как в глубине души подозревал, что Луазо
прав.
— Отлично, — сказал он. — Итак, завтра в одиннадцать утра на
птичьем рынке.
— Завтра воскресенье.
— Тем лучше, во Дворце правосудия по выходным потише. — Он
опять улыбнулся. — Отличный кофе.
— Все так говорят.
Глава 22
Большая часть этого крупного острова на Сене занята теми или
иными органами правосудия. Тут и префектура, и суд, муниципаль¬
ная и судебная полиция, камеры для подследственных и столовая
для полицейских. В будни лестница Дворца правосудия забита юри¬
стами в черных мантиях, которые,-зажав в руке пластиковые дипло¬
маты, снуют вверх и вниз, словно потревоженные тараканы. В
воскресные дни здесь тихо. Заключенные встают поздно, кабинеты
пусты. Только одни туристы бродят вокруг, с уважением поглядывая
на высокие своды Сен-Шапель и восторгаясь, его несравненной красо¬
той. А на залитой солнцем площади Луи Лепэна шумно от щебета
сотен птиц в клетках и вольных птиц, прилетающих сюда поживить¬
ся просыпанным кормом. Здесь можно купить все, что нужно: побеги
пшеницы, хрящ кальмара, разноцветные деревянные клетки, колоколь¬
чики, качели и зеркальца для птиц. Старики пробуют корм морщини¬
стыми руками, нюхают, обсуждают и смотрят на свет, словно это
марочное красное бур1ундское вина
Когда я приехал на встречу с Луазо, птичий рынок шумел вовсю.
Оставив машину напротив ворот Дворца правосудия, я не спеша пошел
по рынку. Раздался глухой, надтреснутый звук — это часы на башне
пробили одиннадцать. Луазо стоял у клеток с надписью: «Перепел-про¬
изводитель». Увидев меня, он махнул рукой.
— Подождите минутку. 1010 Л.ДсГгтон •licp.iniicxiic иохо|юиы*
289
Он взял коробку, на которой было написано: «Фосфатный витамин»,
прочел наклейку: ^Сухари для птиц*.
— Это я тоже беру.
Женщина за прилавком сказала:
— Английская смесь, очень хорошая, правда, очень дорогая, по луч¬
ше ее нету.
Она взвесила корм, тщательно завернула и перевязала сверток.
— Я его не видел, — сказал Луазо.
— Почему? — Мы пошли по рынку.
— Его перевели. Я не знаю, с чьего ведома и куда. Клерк в конторе
регистрации сказал, что в Лион, но этого не может быть. — Луазо
остановился у старой коляски с пророщенной пшеницей.
— Почему?
Луазо ответил не сразу. Он взял побег пшеницы и понюхал его.
— Его перевели приказом сверху. Может, они хотят, чтобы им за¬
нялся какой-нибудь судебный следователь, который делает то, что ему
велят. А может, просто изолировали его на время, пока не закончат
неофициальное расследование.
— А может, его перевели для того, чтобы по-тихому вынести при-
говор?
Луазо позвал старуху за прилавком. Она медленно заковыляла к
нам.
— Послушайте, я разговариваю с вами, как со взрослым челове¬
ком; — сказал Луазо: — Неужели вы на самом деле думаете, что я
отвечу На такой вопрос? Один побег. — Он повернулся и посмотрел на
Меня. — Нет, лучше два побега. Когда я последний раз видел кенара
моего друга, тот неважно выглядел.
— С Джо все в порядке. Оставьте его в покое.
— Как вам угодно: Но если он похудеет, то сможет пролезть между
прутьями клетки.
Я не стал с ним спорить. Он заплатил за пшеницу и пошел дальше
между нагромождениями новых клеток, пробуя прутья и похлопывая
по деревянным панелям.
На рынке продавали всевозможнейших птиц. Им давали корм, пше¬
ницу, воду и хрящ кальмара, столь необходимый для клюва. Им под¬
стригали когти, им не были страшны хищники. Однако пели те птицы,
что сидели на деревьях.
Глава 23
Я вернулся домой около двенадцати. В тридцать пять минут первого
зазвонил телефон. Это была Моник, соседка Анни.
— Приходите скорей, — сказала она.
— А что случилось?
290
— Я не могу сказать по телефону. У меня здесь один, человек. Он
не разрешает мне ничего говорить. Он хотел повидать Анни, не хочет
говорить со мной. Вы придете?
Приду.
Глава 24
Было время обеда. Моник в пеньюаре, отделанном страусовыми перь¬
ями, открыла мне дверь.
— Высадка английского десанта, — сказала она и хихикнула. —
Заходите побыстрее, а то, если мы будем разговаривать прямо здесь,
бедная старушка повредит себе уши, пытаясь вас подслушать.
Она провела меня в комнату, забитую мебелью: бамбуковые столы и
стулья, туалетный столик, загроможденный парфюмерией и косметикой,
неприбраиная кровать с покрывалом, засунутым под подушки. На кровати,
с которой, судя по примятым простыням, она только что встала, валялись
комиксы. Моник подошла к окну и толкнула ставни, отворившиеся с гром¬
ким стуком. Комната наполнилась солнечным светом, и сразу стало за¬
метно, как здесь пыльна На столе лежал сверток из розовой оберточной
бумаги; она достала оттуда вареное яйцо, очистила скорлупу и надкусила.
— Терпеть не могу лето, — сказала она. — Прыщи, парки, откры¬
тые машины, в которых вечно портится прическа, и отвратительная
холодная еда, похожая на объедки. Й солнце — цз-за этрго чествуешь
себя виноватой, что сидишь дома. А я люблю сидеть дома. Я лйблю
валяться в постели, ведь в этом нет греха, верно?
— Дайте мне время, и я узнаю точна Где он?
— Терпеть не могу лета
— Ну так пожмите руку Деду Морозу, — предложил я, — Где он?
— Мне нужно принять душ. А вы посидите и подождите, У вас
столько вопросов сразу.
— Да, у меня вопросы.
— Не знаю, как вам только удается держать их все в голове. Вы,
наверное, умный.
— Да, Я УМНЫЙ. ; ч <V;:
— Если честно, я^никогда.не знаю, с чего начать. Я. задакх всего
два вопроса: «Вы женаты?» и «А вдруг я забеременею?», и,доже, на них
мне ни разу честно не ответили.
— Да, с вопросами всегда так. Лучше держитесь ответов.
— О, я знаю все ответы. *
— Значит, вам задавали всё вопросы?'
— Задавали, — согласилась она.
Она выскользнула, из пеньюара, и, прежде чем войти в ванную,
какую-то долю секунды стояла голая В ее взгляде сквозила насмешка,
но совсем незлая ‘ '
291
Какое-то время до меня доносились всплеск воды и ойканье, и
наконец Моник вышла из ванной в хлопчатобумажном платье и тря¬
пичных спортивных туфлях на босу ногу.
— Вода холодная, — коротко объяснила она, прошла к входной
двери, открыла ее и свесилась через перила. — Ты, старая, глупая
корова, вода совсем холодная! — крикнула она в лестничный ко¬
лодец.
Откуда-то снизу раздался голос старой карги:
— Конечно, никакой воды не хватит, если будешь водить к себе по
десять мужиков, грязная шлюха.
— Да, у меня есть кое-что, что нравится мужчинам, не то что у
тебя, старая калоша.
— И ты всем даешь, — прокаркала снизу старуха. — Чем больше,
тем лучше.
— Фу! — крикнула Моник, прищурившись, прицелилась и плюнула
в лестничный колодец. Старуха, видно, ожидала этого и увернулась,
торжествующе смеясь.
Моник вернулась в комнату.
— Ну как тут будешь чистой, если вода холодная? Все время хо¬
лодная.
— А Анни жаловалась по поводу воды?
— Сколько угодно, но она никогда ничего не добивалась: у нее был
слишком мягкий характер. Вот я, если она не даст мне горячей воды,
сведу в могилу эту старую суку. И, вообще, я уезжаю.
— Куда вы уезжаете?
— Я переезжаю к своему приятелю. На Монмартр. Это ужасный
район, но у него комната побольше, и, вообще, он хочет, чтобы я жила
с ним.
— А чем он занимается?
— Он., только вы не смейтесь., он фокусник. У него отличный
номер: он берет поющую канарейку в большой клетке — и она исче¬
зает. Потрясающий трюк. Знаете, как это делается?
— Нет.
— Складывается клетка. Все очень просто: все дело в клетке. Прав¬
да, птицу при* этом раздавливает. А когда в клетке опять появляется
птица, это всего-навсего другая канарейка. В сущности, это несложный
трюк, просто никому не приходит в голову, что каждый раз во время
фокуса он убивает птицу.
— А вы догадались.
— Да. Я сразу догадалась, с первого раза. Он решил, что я умная,
раз догадалась, а я так прямо и спросила: «Сколько стоит канарейка?»
Три франка, ну, самое большее, четыре. Все-таки он здорово придумал,
правда? Согласитесь, что здорово.
— Здорово, — сказал я, — но я люблю канареек больше, чем фо¬
кусников.
292
— Глупыш, — засмеялась Моник. — Он называет себя «невероят¬
ный граф Сзелл».
— Значит, вы будете графиней?
— Это его сценическое имя, глупыш. — Она взяла банку с кремом
для лица. — Я буду еще одной глупой женщиной, которая живет с
женатым мужчиной.
Она намазала лицо кремом.
— Где же он? — спросил я наконец. — Где тот человек, который
у вас был?
Я бы нс удивился, если бы она сказала, что все придумала.
— В кафе на углу. Никуда он не денется. Сидит и читает свои
американские газеты. С ним все в порядке.
— Я пойду поговорю с ним.
— Подождите меня.
Она промокнула крем салфеткой, повернулась и улыбнулась.
— У меня все в порядке?
— У вас все в порядке, — сказал я.
Глава 25
Кафе находилось на бульваре Сен-Мишель, в самом центре левого
берега Сены. На залитой солнцем террасе сидели серьезные волосатые
студенты; они приехали сюда из Мюнхена и Лос-Анджелеса, уверенные
в том, что Хемингуэй и Лотрек еще живы и в один прекрасный, день
встретятся им в каком-нибудь из кафе на левом берегу. Но единствен¬
ные, кого они встречают, — это такие же студенты, и с этим грустным
открытием они, наконец, возвращаются в Баварию или Калифорнию, где
становятся продавцами или чиновниками. Ну, а пока они сидели здесь,
в этом центре мировой культуры, где бизнесмены становятся поэтами,
поэты алкоголиками, алкоголики философами, а философы осознают,
что лучше быть бизнесменом.
Хадсон! У меня отличная память на лица Я узнал Хадсона сразу,
как только мы повернули за угол. Он сидел за столиком один и держал
перед глазами газету, с интересом разглядывая завсегдатаев кафе. Я
окрикнул era
— Ба, Джек Персиваль! Какая неожиданность!
Ах(ерикаиский специалист по водороду удивился, но подыграл мне
весьма недурно для любителя. Мы сели за его столик. Спина у меня
болела после драки в дискотеке. Нас очень долго не обслуживали: в
кафе было полно продавцов газет, которые вместо того, чтобы есть,
пытались всучить посетителям газету. Наконец официант меня
заметил.
— Три больших кофе со сливками, — сказал я.
Пока не принесли кофе, Хадсон не проронил ни слова.
293
-т А как нам быть с этой'юной дамой? — спросил он, бросая сахар
В кофе с'такцм видом, словно был не в себе. — Я могу при ней
говорить? ,
— Разумеется. У нас с Моник нет секреток — Я наклонился к ней
и сказал вполголоса: — Моник, это между нами. — Она кивнула с
очень довольным видом. — В Гренобле есть фирма, которая выпускает
пластмассовый бисер. Часть акционеров продали свои акции компании,
которой управляем вот этот джентльмен и я. И теперь на следующем
собрании акционеров мы..
— Перестаньте, — сказала Моник. — Терпеть не могу деловых раз¬
говоров.
— Ну тогда идите, — сказал я и многозначительно улыбнулся.
— А вы не купите мне сигареты? — спросила она.
Я купил у официанта две пачки сигарет и завернул их в стофран¬
ковую банкйоту. Моник покинула нас довольная, как пудель, полу¬
чивший сахарцую косточку.
— Это не. имеет никакого отношения к вашей бисерной фабрике, —
сказал он.
— Никакой' фабрики вовсе нет, — объяснил я.
— Вот как! — Хадсон нервно засмеялся. — Я должен был встре¬
титься с Анни Казинс.
— Она умерла
— Эго я уже знаю.
^3,ф:м&ик?
41—Вы Дэвис? — спросил он вдруг.
— Он самый! — сказал я и протянул ему свое удостоверение.
Между столиками ходил неопрятный мужчина с застывшей улыб¬
кой; он заводил механические игрушки и ставил их на столики. Он
ставил их везде, всем подряд, и скоро на каждом столе между ножами,
салфеткамиТи пепельницами прыгали заводные игрушки. Хадсон взял
в руки маленького скрипача;
— Что это?
— Он продается, — сказал я.
Он кивнул и поставил игрушку на столик.
В^>;.п|ю^!!1эется.
Он вернул мне удостоверение.
.^Похоже/настоящей -^сказал бЖ — В лйбом случае, я не могу
вернуться а'Посольство; мне об этом сказали совершенно определенно,
поэтому я вынужден довериться вам, Я должен вам всё сказать.
— Говорите.
— Я специалист по водородным бомбам и знаю о ядерной программе
совсем немного. Моя задача — сообщить некоему господину Датту об
уровне радиоактивных осадков. Насколько я пон^л, он связан с китай¬
ским правительством/
— А зачем?
294
— Я думал, вы знаете. Все так запуталось. Бедная девушка! Такая
трагедия! Я ее как-то видел. Такая молодая., ужасная трагедия. Я
думал, вам все известно. Кроме данных на нее, мне дали только ваши
координаты. Я действую по поручению правительства США, само собой
разумеется.
— А зачем правительству США нужно, чтобы вы передали инфор¬
мацию о радиоактивных осадках? — спросил я. Он откинулся на спин¬
ку плетеного кресла, и оно захрустело, как старые подагрические
суставы. Он пододвинул к себе пепельницу.
— Все началось с ядерных испытаний на атолле Бикини, — сказал
наконец Хадсон. — Комитет по атомной энергетике ужасно критиковали
из-за радиоактивных осадков и воздействия на фауну и флору. А коми¬
тету были необходимы эти испытания, и они проводили массу экспери¬
ментов на местах, чтобы доказать, что угроза не так велика, как
утверждают их противники. Должен прямо сказать, что противники были
абсолютно правы. Одна бомба с зарядом в двадцать пять мегатонн оставит
смертоносные осадки на площади в сорок тысяч квадратных километров.
Чтобы выжить в таких условиях, нужно месяцы, а может, й годы про¬
вести под землей. Так вот, если бы начали войну с Китаем (хотя сама
эта мысль — чистое безумие), нам пришлось бы использовать радиоак¬
тивные осадки как оружие: ведь в Китае всего десять процентов населе¬
ния живет в крупных — в четверть миллиона жителей — городах. А в
США больше половины населения живет в крупных городах. Китай с
его низкой плотностью населения можно взять только с помощью радио¬
активных осадков. — Он помолчал. — И даже очень можно. Наши спе¬
циалисты считают, что на одной пятой его территории живет
пол миллиарда людей. Преобладающее направление ветра — западное.
Четыреста бомб убьют пятьдесят миллионов сразу: ударной волной и теп¬
ловым излучением, — еще сто миллионов получат серьезные поврежден
ния (но нс настолько тяжелые, чтобы их госпитализировали), а еще
триста пятьдесят миллионов умрут от выпадения принесенных ветром
радиоактивных осадков. Комитет в своих отчетах занизил результаты,
полученные при испытаниях (на Бикини и в других местах). И теперь
наиболее воинственные из китайских ученых используют эти отчеты,
чтобы доказать, что Китай может выжить после ядерной войны. Мы не
имеем права изъять материалы или объявить, что они не соответствуют
действительности. Бот поэтому я приехал сюда, чтобы тайно довести ин¬
формацию до китайских специалистов. Операция началась восемь меся¬
цев назад. Было не так просто внедрить к нйм Анни Казинс.
— В клинику, поближе к Датту?
— Вот именно. Первоначальный план был таков: она представляет
меня этому Датту и говорит, что я американский ученый, который
мучается угрызениями совести.
— Как я понимаю, это образчик мышления ЦРУ?
— А вы считаете, что это .вымерший вид?
295
— Дело не в том, что я считаю, просто на такой крючок Датта вряд
‘ли поймаешь.
— Вы что, хотите сейчас поменять план?
— План изменился, когда убили девушку. Теперь все вверх дном,
и я вижу только один выход — действовать по ситуации.
— Хорошо, — согласился Хадсон. Какое-то время он сидел молча
За моей спиной какой-то человек с рюкзаком говорил:
— Ох уж эта Флоренция! Нам там ужасно не понравилось.
— А нам не понравилось в Триесте.
— Да, — согласился человек с рюкзаком. — В прошлом году моему
другу тоже не понравилось в Триесте.
— Мой здешний связной не знает, для чего вы в Париже, — нео¬
жиданно сказал я. Я хотел смутить Хадсона, но он воспринял это
весьма спокойно.
— Вот и прекрасно. Предполагается, что все это совершенно секрет¬
на Ужасно не хотелось обращаться к вам, но у меня здесь больше
никого нет.
— Вы остановились в отеле «Лотти*.
— Откуда вы знаете?
— Прочел на штампе на вашей газете.
Он кивнул. Я сказал:
— Отправляйтесь прямо в отель «Министэр*. Багаж оставьте в «Лот¬
ти*. Купите по дороге зубную щетку и все, что вам может понадобиться.
Я думал, что Хадсон воспротивится, но ему понравилась эта идея.
— Я вас понял. А под какой фамилией мне записаться в отеле?
— Ну, например, Поттер, — сказал я. Он кивнул. — Будьте готовы
выехать в любой, момент. И еще, Хадсон, никому не звоните и нс
пишите, надеюсь» это понятно? В противном случае я буду вас подо¬
зревать.
-Да
— Я посажу вас в такси, — сказал я и встал из-за стола
— Будьте любезны, терпеть не могу здешнее метро.
Я пошел с ним к стоянке такси. Вдруг он зашел в магазин оптики,
я — за ним.
— Попросите показать мне очки, — сказал он.
— Покажите ему какие-нибудь очки, — перевел я оптику. Тот до¬
стал ящик с черепаховыми оправами.
— Надо проверить зрение,,сказал оптик. — Если у него нет
рецепта, придется проверить зрение..
— Вам необходимо проверить зрение или достать рецепт, — сказал
я Хадсону.
Он выбрал приглянувшуюся оправу и попросил:
— Вставьте обычное стекло.
— Откуда у меня обычное стекло? — удивился оптик.
— Откуда у него обычное стекло? — сказал я Хадсону.
296
— Ну тогда самые слабые линзы, — уточнил Хадсон.
— Самые слабые линзы, — перевел я.
Через минуту очки были готовы. Хадсон надел их, и мы опять
пошли к стоянке такси. Он близоруко оглядывался и шел не совсем
уверенно.
— Маскировка, — сказал он.
— Я так и подумал.
— Знаете, из меня бы получился хороший шпион. Я часто об этом
думал.
— Да, — согласился я. — Ну, вот и такси. Я буду держать вас в
курсе. Перебирайтесь в «Министэр* и постарайтесь не привлекать к
себе внимания. Никуда не выходите.
— Л где же такси?
— Нели вы снимете эти чертовы очки, то, надеюсь, увидите.
Глава 26
Я поспешил к Марии. Она открыла мне дверь в бриджах для вер¬
ховой езды и свитере.
— Я как раз собиралась уходить.
— Мне нужно встретиться с Даттом, — сказал я.
— Зачем ты говоришь об этом?
Я прошел мимо нее и закрыл дверь.
— Где он?
Она улыбнулась нервной и одновременно насмешливой улыбкой,
соображая, что бы мне сказать. Я схватил ее за руку и больно сжал.
— Не шути со мной, Мария. Я сегодня не в том настроении. Знаешь,
я мог бы тебя ударить.
— Ничуть не сомневаюсь
— Это ты предупредила Датта о налете на авеню Фош. У тебя нет
ни привязанностей, ни принципов — ни по отношению к сыскной по¬
лиции, ни по отношению к Луазо. Ты раздаешь информацию, словно
сломанные игрушки.
— А я думала, ты скажешь, что я раздаю ее так же легко, как
пускаю к себе в постёЯь
— Пожалуй, можно сказать и так.
— А ты не забыл, что я никому не выдала твоей тайны? Никто не
знает, что ты говорил на самом деле, когда тебя колол Датт.
— Да, никто не знает- пока Подозреваю, что ты просто приберега¬
ешь это для особого случая.
Она замахнулась, чтобы ударить меня по лицу, но я увернулся. Ее
лицо исказилось от ярости.
— Неблагодарный ублюдок. Ты — первый настоящий ублюдок из
всех, кого мне довелось знать.
297
Я кивнул.
— А нас не так и много. Неблагодарный? За что я должен тебя
благодарить? За верность? Разве тобой руководила верность?
— Может, ты и прав, — тихо сказала она. — У меня нет никаких
привязанностей. Когда женщина одна, она становится ужасно грубой.
Только Датг понимает это. Мне как-то не хотелось, чтобы Луазо его
арестовал. — Она взглянула на меня. — По этой и по ряду других
причин.
— Назови мне какую-нибудь из других причин.
— Датт — довольно большой человек в контрразведке, вот почему.
Если бы Луазо с ним сцепился, то проиграл бы.
— Почему ты считаешь, что Датт из контрразведки?
— Многие об этом знают. Луазо не верит, но это правда.
— Луазо не верит, потому что он — здравомыслящий человек. Я
проверял: Датт не имеет никакого отношения к этой службе. — Просто
он прекрасно знае^ что ему на руку, если все будут так считать.
Она пожала плечами.
— Я знаю, что это так. Датт действительно работает в контрраз¬
ведке.
Я взял ее за плечи.
— Послушай, Мария, неужели ты не можешь понять, что он обман¬
щик? У него нет никакого диплома психиатра, он не имеет никакого
отношения к французскому правительству, просто у него есть там
друзья, и он их использует, чтобы убедить всех, даже тех, кто, как ты,
работает в сыскной полиции, что он крупный агент контрразведки.
Что ты от меня хочешь? — спросила она.
— Я хочу, чтобы ты помогла мне найти Датта.
— Ах, помогла! Это что-то новенькое. Ты ворвался сюда и начал
качать права. Если бы ты пришел и попросил о помощи, я могла бы
быть и полюбезней. Что тебе нужно от Датга?
—Мне нужен Куанцзынь. Это он убил тогда девушку в клинике.
Мне нужно его найти.
— В твои обязанности не входит его искать.
— Ты права. Это дело Луазо, но он задержал Бэрда и не собирается
его отпускать.
— Луазо не стал бы арестовывать невиновного. Ты даже представить
себе не можешь, как он носится с безупречностью закона и всем про¬
чим в этом роде.
— Я — английский агент, — сказал я. — Ты уже это знаешь, и
для тебя это не новость. И Бэрд тоже.
— Ты уверен?
— Нет. В любом случае, я бы узнал об этом последним. Он не тот
человек, с кем я мог бы связаться официально. Это просто догадка. Я
считаю, что Луазо получил приказ задержать Бэрда по подозрению в
убийстве — независимо от того, есть или нет доказательства его вины.
Значит, Бэрд обречем, если я не преподнесу Луазо Куанц4ыня на блю¬
дечке с голубой каемочкой.
Мария кивнула.
— Твоя мать живет во Фландрии? А Датт тоже будет там — в
своем доме неподалеку, да? — Мария снова кивнула. — Я хочу, чтобы
ты отвезла американца к матери и ждала там моего звонка.
— У нес нет телефона.
— Хватит, Мария. Я проверял: у твоей матери есть телефон. И я
уже позвонил своим людям в Париже. Они привезут кое-какие доку¬
менты к твоей матери. Они понадобятся при пересечении границы. Что
бы я ни говорил, не приезжай к Датту без них.
Мария кивнула.
— Я помогу тебе. Я помогу тебе выследить этого гнусного Куанц-
зыня. Я его ненавижу.
— А Датта ты тоже ненавидишь?
Она внимательно взглянула на меня.
— Иногда ненавижу, но несколько по-другому. Я его незаконнорож¬
денная дочь. Или это ты тоже проверил?
Глава 27
Дорога шла абсолютно прямо, нс считаясь ни с географией, ни с
геологией, ни с историей. Жирное от гудрона шоссе манйло' детей^н
разделяло соседей. Оно ножом проходило через деревушки,*раскалывая
их пополам. Дорога и должна быть прямой, но: меня не оставляло
ощущение какой-то бесцеремонности. По бокам дороги мелькали тща¬
тельно выписанные указатели с названиями деревень и часами Мессы,
а за ними — скопления пыльных домов без малейших признаков жиз¬
ни. В Ле-Като я свернул с шоссе и поехал узкими' проселочными
дорогами. Увидев указатель с надписью «Плезир», я сбросил газ. Вот и
добрался. Главная улица поселка была серой от пыли, поднимаемой
проезжающими машинами. Они здесь никогда не останавливались. Ули¬
ца была широкая и вполне могла вместить четыре ряда машин, но их
было очень мало. Через Плезир проходило шоссе в никуда. Изредка
здесь проезжал кто-нибудь, свернувший сюда по ошибке, и возвещался
на шоссе Париж — Брюссель. Несколько лет назад, когда:неподапеку
строили автостраду, проезжали самосвалы, но и они не останавливалась
в Плезире. *' ; "
В тот день было жарко, нестерпимо жарка Посреди дороги мирно
спали четыре бездомные собаки. Им было некуда скрыться !от палящих
лучей полуденного солнца* серые от пыли дома с плотно затворенными
ставнями давали скудную тень.
Я остановил машину у бензоколонки — древнего ручного насоса,
кое-как прикрепленного к бетонному столбу, — вылез из машины и
299
постучал в дверь гаража, но мне никто не ответил. Неподалеку стоял
старый трактор, а на другой стороне улицы лошадь, впряженная в
ржавую косилку, лениво отгоняла хвостом назойливых мух. Я потрогал
мотор трактора: он был еще теплый. Я опять заколотил в дверь гаража
и опять безрезультатно, потом прошелся по пустынной улице; камни
мостовой жгли ноги. Одна из собак, с оторванным левым ухом, почеса¬
лась, переползла в тень трактора, лениво зарычала на меня и опять
заснула. Из окна, заставленного цветочными горшками, выглянула кош¬
ка Над окном под слоем пыли с трудом угадывалась вывеска кафе. Я
с шумом открыл дверь (была сломана пружина) и вошел.
У бара стояли несколько человек. Они молчали, и у меня было
такое впечатление, что с того момента, как я вышел из машины, они
все время следили за мной.
— Красного вина, — сказал я. Старуха за прилавком не моргнула
глазом и не пошевелилась.
— И бутерброд с сыром, — добавил я.
Она постояла еще минуту, потом не спеша потянулась за бутылкой,
сполоснула стакан, налила мне вина, и все это — не сходя с места. Я
обернулся и осмотрелся. Посетителями были в основном фермеры в
грязных сапогах, с загорелыми темными лицами, словно впитавшими
многовековую пыль. В углу за столом сидели трое мужчин в костюмах
и белых рубашках. Хотя обеденный перерыв давно закончился, они
сидели с салфетками за воротником и чинно отправляли в розовые рты
сыр, резали хлеб и заливали в глотку красное вино. Они ели не пере¬
ставая и не обращая на меня ни малейшего внимания. Сзади сидел
широкоплечий мужчина, закинув ноги на свободный стул, и спокойно
раскладывал пасьянс. Он не спеша брал из колоды карту, бесстрастно
смотрел на нее, как компьютер, и укладывал рубашкой вверх на мра¬
морный стол. Я какое-то время следил за ним, но он так и не поднял
на меня глаза.
В кафе было темно: свет с трудом проникал сквозь заросли растений
на окне. На мраморных столиках были расстелены далеко не первой
свежести салфетки с рекламой аперитивов. Стойка бара была покра¬
шена олифой, а над батареей бутылок висели старинные часы, остано¬
вившиеся Бог знает когда На стенах болтались старые календари, у
окна лежал развалившийся на части стул, и доски пола скрипели при
малейшем движении. Несмотря на полуденный зной, трое мужчин си¬
дели рядом со старой печью посередине комнаты. Печь была с трещи¬
ной, и на полу лежала остывшая зола. Один из мужчин постучал о
печь трубкой, и просыпался пепел, словно прах времен.
— Я ищу господина Датта, — сказал я, обращаясь сразу ко
всем. — Где его дом?
Они даже бровью не повели. Снаружи послышался лай испуганной
собаки. Из угла доносилось шлепанье карт по мраморному столу — и
больше ничего.
300
— У меня для него важная новость, — сказал я. — Я знаю, что
он живет где-то здесь.
Я переводил глаза с одного лица на другое, ища хоть проблеск
сочувствия, но безрезультатно. На улице начали драться собаки: были
слышны злобное рычание и жалобный визг.
— Это Плезир? — спросил я, но мне никто не ответил. Я обратился
к женщине за прилавком: — Это деревня Плезир? — Она слегка улыб¬
нулась.
— Еще графинчик красного, — попросил мужчина в белой ру¬
башке.
Женщина потянулась за литровой бутылкой вина, наполнила гра¬
фин и поставила его на прилавок. Мужчина подошел к прилавку с
салфеткой за воротником и вилкой в руке. Он схватил графин за
горлышко, вернулся за стол, налил себе стакан и жадно отпил. С
полным ртом вина он откинулся на спинку стула, поднял на меня
глаза и нс спеша проглотил вино. За окном опять сцепились собаки.
— Совсем озверели, — сказал мужчина. — Пожалуй, одну надо
будет прикончить.
— Прикончите лучше всех, — посоветовал я. Он кивнул. Я допил
вино.
— С вас три франка, — сказала женщина
— А бутерброд с сыром?
— Мы продаем только вина
Я заплатил три новых франка Любитель пасьянсов собрал потре¬
панные карты, выпил вино, положил на прилавок две старые двадца-
тифранковые монеты, вытер руки о свою куртку и посмотрел на меня
живыми острыми глазами. Затем пошел к двери.
— Так вы нс скажете, как пройти к дому господина 'Датта? —
спросил я женщину еще раз.
— Мы только продаем вино, — ответила она, собирая деньги.
Я вышел на улицу. Человек, который раскладывал пасьянс, медлен¬
но шел к трактору. Он был высокого роста и более упитанный и
шустрый, чем местные жители; лет тридцать на вид, с походкой наез¬
дника. Подойдя к бензоколонке, он тихо свистнул. Дверь тут же откры¬
лась, и вышел оператор.
— Десять литров.
Оператор кивнул, вставил насос в бак трактора, отпустил рукоятку
и стал заливать бензин. Я следил за ними, но они не оглянулись. Когда
стрелка остановилась на десяти литрах, насос вынули.
— До завтра, — сказал высокий мужчина. Он ничего не заплатил,
забросил ногу на сиденье и включил мотор. Раздался оглушительный
треск; он слишком рано выжал сцепление. Большие колеса трактора
какой-то миг крутились в пыли, потом ударились о мостовую, и трактор
укатил, оставив позади голубой дым. От грохота и солнца опять про¬
снулась одноухая собака и побежала по дороге, лая и щелкая зубами
Э01
на колеса трактора. Она разбудила остальных собак, и те тоже принят
лись лаять. .Высокий мужчина наклонился и ловко ударил собаку по
голове деревянной палкой. Та взвизгнула от боли и отстала. Остальные
собаки, разморенные зноем, постепенно угомонились; стало опять тихо.
;— Мне надо доехать до дома Датта, — сказал я оператору колонки,
смотревшему вслед трактору.
— Он никогда не поумнеет, — отозвался он. Собака приковыляла
в тень бензоколонки. Оператор повернулся ко мне. — Бывают такие
собаки: они никогда не умнеют.
— Раз я еду к Датту, мне понадобится двадцать литров лучшего
бензина.
— У нас всего один сорт.
— Если вы будете столь любезны, что покажете мне дорогу, мне
понадобится , двадцать литров.
— Залейте лучше полный бак, — сказал оператор. Он впервые по¬
смотрел мне в глаза. — Ведь вам же еще ехать обратно.
— Вы правы. И проверьте масло и воду. — Я достал из кармана
десять франков. — Это вам. За хлопоты.
—,Я еще. проверю аккумулятор.
г—.Я порекомендую вас, для работы в туристическом агентстве, —
сказал .я. Ош кивнул, потом залил бак, открыл крышку радиатора и
протер тряпкой аккумулятор.
— Все в порядке, — сказал он. Я расплатился за бензин.
/*т- А яы; не хотите проверить покрышки?
оОн; пнул-,одну ногой.
— Сойдет. Здесь близка Последний дом перед церковью. Вас ждут.
— Спасибо, — сказал я, стараясь скрыть удивление.
На длинной прямой дороге показался автобус,-сопровождаемый клу¬
бами пыли.: Автобус остановился у кафе, из него вышли пассажиры.
Водитель-залез на крышу и спустил оттуда какиегто коробки и ящики.
У одной женщины была живая курица, у другой — птица в клетке.
Пассажиры поправляли одежду и разминали затекшие ноги.
— Еще кто-то приехал, — сказал я.
Оператор пристально посмотрел на меня. Пассажиры снова сели в
автобус, ,и он уехал, оставив на улице лишь четыре коробки и клетку
с, ртицей. Я взглянул на кафе и заметил за окном чьи-то глаза На¬
верное* это.; дошка следила, как бьется в клетке птица; это была хищная
кошка.
Глава 28
Дом Датта оказался предпоследним на улице, если только эти бес¬
конечные заборы и стены можно назвать улицей. Позади дома, рядом
с двумя козами, на привязи, стоял ребенок. Он внимательно изучил
302
меня и убежал. Неподалеку была рощица, и в ней наполовину скрытое
деревьями большое серое бетонное строение — один из несокрушимых
даров вермахта европейской архитектуре.
Проворная маленькая пожилая женщина подбежала к воротам и
открыла их. Дом был высокий, узкий и не слишком красивый, но очень
хорошо смотрелся на обширном участке. Справа виднелся огород с
двумя большими теплицами, за домом располагался миниатюрный парк,
где за деревьями прятались статуи, похожие на детей, играющих в
салочки, стройные ряды фруктовых деревьев и небольшая площадка с
развевающимся на ветру выстиранным бельем.
Я медленно проехал мимо грязного бассейна, в котором плавали
большой надувной мяч и обертки от мороженого. Над водой плясала
мошкара. Вокруг бассейна стояла садовая мебель: кресла, стулья и стол
с разорванным зонтом. Женщина, тяжело дыша, шла рядом со мной. Я
узнал ее: это она делала мне уколы.
Я оставил машину в мощеном дворике; старуха открыла боковую
дверь и провела меня через большую просторную кухню* На ходу
она выключила газ, открыла ящик, вытащила белый фартук и
надела его, и все это — не замедляя шага Пол в холле был
выложен каменными плитами, на белых оштукатуренных стенах
были развешаны кинжалы, щиты и старинные штандарты. Дубовый
сундук, несколько внушительных стульев и столы с массивными
вазами, в которых стояли свежесрезанные цветы, довершали интерь¬
ер. Рядом с холлом располагалась бильярдная. Там горел свет, и
на зеленом поле стола лежали яркие шары, словно на картине в
стиле поп-арт.
Маленькая женщина быстро шла вперед открывая двери и же¬
стом приглашая меня следовать за собой, выбирала ключи из боль¬
шой связки, запирала двери и, торопливо обойдя меня, снова
спешила дальше. Наконец мы пришли в гостиную. По сравнению с
простой и строгой обстановкой других комнат здесь все было на¬
пыщенно-витиевато: четыре дивана с крупным цветочным орнамен¬
том, комнатные растения, изящные безделушки, старинные шкафы
со старинной посудой, фотографии в серебряной окантовке, — пара
странных картин, написанных основными цветами, и почковидный
бар, отделанный позолоченным оловом и пластиком. Там стояли
ряды бутылок с напитками и разные принадлежности: ситечки,
шейкеры, ведерки со льдом.
— Счастлив вас видеть, — сказал господин Датг.
— Приятно слышать.
Он приветливо улыбнулся.
— Как вы узнали мой адрес?
— Птичка на хвосте принесла.
— Черт бы побрал этих птичек, — сказал Датг, все еще улыба¬
ясь. — Впрочем, скоро начинается охотничий сезон, верно?
303
— Может, вы и правы.
— Присаживайтесь, я приготовлю вам что-нибудь выпить. Ну и по¬
года, такой жары я давно не припомню.
— Только без ваших штучек. Если я буду долго отсутствовать, за
мной приедут мои ребята.
— Фу, как груба Тем не менее я считаю, что именно в вульгарно¬
сти вашего мышления и заключается его живость. Вам нечего бояться,
пища не отравлена, ничего такого. Напротив, я надеюсь доказать вам,
что вы ошибаетесь на мой счет, — он потянулся за набором хрусталь¬
ных фужеров. — Как насчет шотландского виски?
— Никак. Абсолютно никак.
— Вы правы.
Он подошел к окну. Я последовал за них!.
— Никак, — повторил он. — Абсолютно никак. Мы ведь с вами
аскеты.
— Говорите только за себя. Я время от времени люблю себя поба¬
ловать
Окна выходили во внутренний двор; увитые плющом стены дома
оттеняла строгая геометрия белых ставней. Во дворе была голубятня, и
по булыжниках! важно расхажйвали белые голуби.
У ворот раздался? гудок, и во двор въехал «ситроен», на котором под
больших! красным крестом стояла надпись: «Райская клиника». Машина
была серой от пыли; похоже, она проделала немалый путь
— Это моя машина «скорой помощи», — сказал Датт.
— Да А за рулем Жан-Поль
— Он славный малый.
— Позвольте мне объяснить цель визита, — быстро сказал я.
Датт махнул рукой.
— Я знаю, зачем вы приехали. Не надо ничего объяснять.
Он опять'удобно расположился в кресле.
— Откуда вы знаете? Может, я приехал, чтобы убить вас?
— Нет, мой дорогой друг. Это исключено по целому ряду
причин.
— Например?
тг-, Вогпервых, вы не из тех, кто прибегает к насилию без повода.
Вы пойдете на это лишь в том случае, если другого выхода нс будет.
А во-вторых, наши с вами силы равны. Ни та, ни другая сторона не
имеют перевеса.
—Прямо как меч-рыба и рыбак, только один сидит в кресле со
связанными руками,, а другую тащат по воде с крючком во рту.
— Интересно, кто из них я?
— Я и приехал сюда, чтобы выяснить эта
— Ну так приступайте к делу, opi
Позовите Куанцзыня.
— Что вы имеете в виду?
Э04
— Только то, что сказал. Позовите Куанцзыня. Ку-ан-цзы-ня. При¬
гласите его сюда.
Датт, вероятно, передумал относительно виски. Он налил себе айна
и не спеша потягивал его.
— Не скрою, этот человек здесь, — наконец отозвался он.
— Ну так позовите.
Он нажал кнопку, вошла горничная.
— Позовите господина Куанцзыня.
Старуха вышла и вскоре вернулась с Куанцзынем. На нем были
серые фланелевые брюки, рубашка без галстука, грязные белые спор¬
тивные туфли. Он налил минеральной воды и сел в кресло, закинув
ноги на подлокотник.
— Слушаю вас, — обратился он ко мне.
— Я привез американского специалиста по водороду.. Он хочет по¬
говорить с вами.
Казалось, Куанцзынь нисколько не удивился.
— Кто именно: Петти, Барнс, Бертрам или Хадсон?
— Хадсон.
— Отлично, он — лучший.
— Мне это не нравится, — сказал Датт.
— Л это неважно, — сказал я. — Куанцзынь и Хадсон хотят не¬
много поговорить, к вам это не имеет ни малейшего отношения. — Я
повернулся к Куанцзыню. — Сколько вам нужно времени?
— Два часа, самое большое — три, а если у него с собой, докумен¬
ты — и того меньше.
— Думаю, у него они есть Он подготовился как следует.
— Мне это не нравится, — повторил Датт.
— Успокойтесь, — сказал Куанцзынь и повернулся ко мне. — Вы
работаете на американцев?
— Нет. Просто помогаю им в данной операции.
Куанцзынь кивнул.
— Это разумно: зачем им рисковать своими людьми.
Я прикусил губу, сдерживая гнев. Ну, конечно.же, Хадсон дейст¬
вует по приказу ЦРУ, а не по собственной инициативе. Все идет по
плану: они подставляют меня, чтобы не раскрывать своих агентов. Ум¬
ны, мерзавцы. Ну что же, переживем это и постараемся извлечь выгоду
для себя.
— Вы правы, — согласился я.
— Значит, вы ни на что не рассчитываете?
— Мне не платят, если вы это *имеете в виду.
— Сколько вы хотите? — устало спросил Куанцзынь — Только не
обольщайтесь
— Разберемся после, когда поговорите с Хадсоном.
— Замечательное проявление доверия. А сколько вам заплатил Датт
за то, что вы предоставили нам часть документов?
Э05
— Нисколько.
— Ну теперь, когда все карты раскрыты, я вижу, вы действительно
не хотите, чтобы вам заплатили.
— Верно.
— Отлично, — сказал Куанцзынь. Он сбросил ноги с подлокотника
кресла и достал лед из серебряного ведерка. Прежде чем налить виски,
он пододвинул ко мне телефон.
Мария сразу же сняла трубку.
— Вези сюда Хадсона, — сказал я. — Дорогу ты знаешь.
— Да, я знаю дорогу.
Глава 29
Куанцзынь пошел готовиться к встрече. Я опять сел на стул. Датт
заметил, что я поморщился.
— У вас болит спина?
— Да После дискотеки.
— Для меня современные танцы слишком утомительны.
— Для меня тоже. Тем более когда у партнерши железные кулаки.
Датт опустился передо мной на колени, снял с моей ноги ботинок,
сильными пальцами ощупал пятку, осмотрел щиколотку и сокрушенно
покачал головой, давая мне понять, что дела плохи. Вдруг он изо всей
силы надавил мне на пятку. Я не успел ничего сказать, меня пронзила
такая острая боль, что я невольно вскрикнул. Куанцзынь открыл дверь
и взглянул на нас.
— С вами все в порядке?
— У него мышечный спазм, — сказал Датт и объяснил мне: — Эго
акупунктура. Скоро я избавлю вас от болей.
— Ой! Лучше не надо, а то в результате я охромею.
Куанцзынь вернулся к. себе. Датт еще раз осмотрел мою ногу и
заявил, что все в порядке.
— Скоро все пройдет. Посидите полчаса и отдохните.
— Боль немного утихла, — вынужден был признать я.
— Ничего удивительного, — сказал Датт.— Китайцы владеют этим
искусством'на протяжении веков. А ваш случай несложен.
— Вы занимаетесь акупунктурой?
— Так, немного. Меня всегда интересовала эта тема. Взаимодействие
двух противоборствующих сил; тела и души, чувства и разума, — двой¬
ственность человеческой. натуры. У меня всегда имелось честолюбивое
желание открыть в человеке что-нибудь новое. — Он уселся в крес¬
ло. — Вы очень простой человек. Я говорю это не в упрек вам, а
восхищаясь Простота есть самое ценное качество в искусстве и приро¬
де, но она заставляет вас видеть все в черно-белом цвете. Вы осуждаете
меня за то, что я пытаюсь проникнуть в суть человеческих мыслей и
306
поступков. Ваше пуританское происхождение, ваше англосаксонское
воспитание запрещает вам слишком глубоко заглядывать внутрь себя.
— Но вы заглядываете не в себя, а в других людей;
Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся.
— Мой дорогой друг! Я собираю информацию, составляю досье, сни¬
маю фильмы, делаю магнитофонные записи и изучаю личные секреты
широкого круга высокопоставленных людей по двум причинам. Во-пер¬
вых, эти люди вершат судьбами мира и мне приятно осознавать что я
чуть-чуть влияю на них. Во-вторых, я посвятил всю свою жизнь изу¬
чению человечества Я люблю людей. Правда, я не питаю на их счет
иллюзий, но тем проще мне их любить. Я бесконечно удивляюсь и
умиляюсь странным извилистым ходам их хитроумных мыслей, логи¬
ческим обоснованиям и предсказуемости их слабостей и ошибок. Вот
почему меня особенно интересует сексуальный аспект моих научных
изысканий. Раньше я думал, что вижу насквозь своих друзей, наблюдая
их за игрой: их жадность, доброта и страх проявлялись в азарте с
особенной силой. Я тогда был молод, жил в Ханое и каждый день в
одних и тех же клубах встречался с одними и теми же людьми. Они
мне бесконечно нравились. Я хочу, чтобы вы мне верили. — Он взгля¬
нул на меня.
Я пожал плечами.
— Верю.
— Они мне очень нравились, и хотелось получше их узнать. Сам
я не нахожу в азартных играх ничего привлекательного; они скудны,
однообразны и банальны. Но азарт выпускает наружу глубинные .чув¬
ства Я получал истинное наслаждение не от игры, а от игроков. Итак,
я начал собирать досье на всех друзей. Злого умысла не было; напро¬
тив, я делал это исключительно для того, чтобы понять и полюбить их
еще сильнее.
— Ну и как, удалось вам полюбить их еще сильнее?
— Некоторым образом. Конечно, были и разочаро]вания, но неудачи
ближнего намного привлекательнее его успехов — любая женщина с
этим согласится. Потом мне пришло в голову, что еще больше инфор¬
мации можно получить с помощью алкоголя. Азарт:.выявляет враждеб¬
ность и страх, а опьянение — слабости.. У пьяного, .человека,
жалеющего себя, появляются бреши в броне. Я говорил, не одной де*>
вушке: посмотри на своего дружка, когда он пьян, — тогда, и. узнаешь
его как следует. Чего .он хочет спрятаться под одеялом-или выйти на
.улицу и устроить драку? Ласкать или насиловать? Каким: он. видит
мир: забавным или страшным? Считает он, что. над ним посмеиваются,
или готов всех обнять и кричать о своей любви?
— Да Это верный признак.
— Но есть и другие способы проникновения в подсознание, и мне
захотелось не только, понимать людей, но и попытаться внушать им
мысли. Сумев добиться такого состояния человека, когда он ;слаб и
307
уязвим, как при опьянении, но при этом ясно мыслит, я бы значительно
пополнил свое досье. Как я завидовал женщинам: ведь они бывали
рядом с моими друзьями в самый уязвимый для них момент — в
постели. Я решил, что секс — ключ к пониманию внутренних импуль¬
сов человека Вот так и зародился мой метод исследования.
Теперь, когда Датт увлекся воспоминаниями, я мог расслабиться.
Наверное, до моего приезда он сидел, размышляя над своей жизнью и
всем тем, что привело его к долгожданному моменту наслаждения вла¬
стью. Он говорил без умолку, что бывает иногда свойственно сдер¬
жанным людям: стоит им начать, и остановить их невозможно.
— У меня уже восемьсот досье, причем многие из них содержат
в себе аналитические данные, которым мог бы гордиться любой
психиатр.
— А у вас есть разрешение заниматься психиатрией?
— А разве у кого-нибудь есть такое разрешение?
— Нет.
— Вот именно. Просто я чуть-чуть способнее большинства людей.
Я знаю, что надо делать, потому что у меня есть опыт. Колоссальный
опыт. Без помощников я не достиг бы таких результатов. Впрочем, если
бы я делал все сам, качество было бы лучше, но главную роль играли
девушки.
— Это девушки составляли досье?
— Этим могла бы заняться Мария, если бы поработала со мной
подольше. Да и Анни Казинс — та девушка, что умерла, — тоже была
достаточно сообразительна, но не подходила по характеру. Одно время
я работал только с теми девушками, у которых был диплом, но нс
так-то просто найти девушек с образованием, да при этом еще и при¬
влекательных внешне. Мне было нужно взаимопонимание. Конечно, я
пользовался записывающей аппаратурой, но настоящий результат мож¬
но получить, только работая с единомышленниками.
— А девушки не скрывали, что понимают, для чего их исполь¬
зуют?
— Сначала скрывали. Раньше’я, как и вы, думал, что мужчины
будут подозрительно относиться к умной женщине, но это не так. На¬
оборот, мужчины любят умных женщин. Почему муж, изменяя жене,
жалуется, что «она его не понимает»? Да потому, что ему нужен не
только секс — ему нужно с кем-то поговорить.
— А разве нельзя поговорить, ну, скажем, с коллегой по работе?
— Можно, но опасно* ведь это конкуренты, они воспользуются его
слабостью.
— Так же, как и ваши девушки?
— Совершенно справедливо, но он-то этого не понимает.
— Но рано или поздно поймет.
— Тогда ему будет уже безразлично: он осознает лечебный эффект
подобных взаимоотношений.
308
— Вы с помощью шантажа вынуждаете его сотрудничать с вами?
Датт пожал плечами.
— Мог бы, по такой необходимости не было. Если я и мои девушки
изучали клиента в течение шести месяцев, он уже не в состоянии без
нас обходиться.
— Не понимаю.
— Вы ие понимаете, — терпеливо сказал Датт, — потому что
по-прежнему считаете меня злобным монстром, пьющим кровь сво¬
их жертв. А я всего лишь помогал этим людям. Я работал день
и ночь, без сна и отдыха, чтобы помочь им понять себя, свои
побуждения, желания, слабость и силу. Девушки тоже очень по¬
могали в этом. Все, кого я изучаю, становятся настоящими лич¬
ностями.
— Станут, — поправил его я. — Вы им это обещаете.
— Да, но нс всем.
— Вы стараетесь сделать их зависимыми людьми, вы используете
свой талант, чтобы доказать собственную необходимость.
— Вы просто придираетесь. Так поступают все психиатры. Это и
есть внушение.
— Но вы держите их в страхе. Для чего эти пленки и записи? Они
наглядно доказывают, какая власть вам нужна.
— Ничего они не доказывают и ничего для меня не значат. Я
ученый, а нс шантажист. Просто я использовал секс как ключ к по¬
ниманию вероятных заболеваний моих пациентов. Мужчина в постели
выдаст массу информации; меня интересует этот элемент раскрепоще¬
ния. Разговаривая со мной, пациент раскрепощается, что помогает ему
реализовать свои сексуальные возможности. А чем больше и разнооб¬
разнее сексуальная раскрепощенность, тем больше потребность погово¬
рить.
— И он снова разговаривает с вами?
— Разумеется. Он становится все свободнее и все увереннее в себе.
— Но ведь он может хвастаться только перед вами.
— Не хвастаться, а разговаривать. Ему необходимо рассказать об
этой новой, лучшей жизни, которую он создал.
— Которую вы для него создали.
— Некоторые пациенты признавались, что до лечения в моей кли¬
нике они жили, используя лишь десять процентов своего потенциа¬
ла — Господин Датт самодовольно улыбнулся. — Что'может быть
важнее такой работы: объяснить людям, какой силой они обладают,
стоит лишь отважиться и воспользоваться ею.
— Звучит как реклама с последней страницы порножурнала. Вроде
той, что помещают между рекламой крема от прыщей и бинокля для
любителей подглядывать в чужие окна.
— Как гласит девиз ордена Подвязки: «Позор тому, кто дурно об
этом подумает». Я знаю, что делаю.
*
309
— Не сомневаюсь в этом, но мне не нравится ваша деятельность.
— Только не подумайте, что я фрейдист. Все так думают, ибо я
придаю большое значение сексу, но это неверно. Я не фрейдист.
— А вы собираетесь опубликовать результаты ваших исследований?
— Может быть» я опубликую резюме, но не истории болезней.
— Но ведь интерес представляют именно истории болезней.
— Для некоторых людей. Вот поэтому я так ревностно и охра¬
няю их.
— Луазо хочет заполучить ваши материалы.
— Он чуть-чуть опоздал. — Датт налил себе еще одну рюмку
вина, посмотрел ее на свет и отпил глоток. — Многие хотят заполу¬
чить мои досье, но я держу их в тайне. Весь этот район под наблю¬
дением. Я узнал о вашем приезде, как только вы появились в
деревне. .
В дверь негромко постучали, и вошла старуха.
— Машина с парижским номером. Похоже, по деревне едет мадам
Луазо.
Датг кивнул.
— Передайте Роберту, чтобы на машину «скорой помощи» поставили
бельгийские номера и подготовили документы. Пусть ему поможет
Жан-Поль. Нет, лучше не надо. Они, кажется, не очень ладят друг с
другом.
Датг подошел к окну: с улицы донесся шорох шин о гравий.
' — Машина Марии, — сказал Датт.
— И ваша охрана ее не задержала?
— Ее задача — не задерживать людей или собирать пошлину, а —
моя Защита.'
— Это вам Куанцзынь сказал? А может, охрана для того, чтобы не
дать вам выйти?
— Глупости; сказал Датт, но я заронил семя сомнения в его
душу. — Жаль, она не взяла с собой мальчика.
' — Здесь всём распоряжается Куанцзынь. Он ведь не просил вашего
согласия на приезд Хадсона.
— У нас с ним разные сферы влияния. Все, что касается техниче¬
ской информации, вроде той, какую привез Хадсон, — епархия Куан-
цзыня/ — Он вдруг вспыхнул от гнева. — И~ зачем я только вам
объясняю это?*
— А я думал, вы объясняете.это себе:
Датт резко перемёнйл тему г разговора
— Как вы считаете, Мария сказала Луазо, где я?
^Уверен, что не сказала. При встрече ей и так придется много
чего ему объяснять. Например, зачем она предупредила вас о налете
на клинику.
Вы правы. Умный человек этот Луазо. Знаете, раньше я думал,
что вы его помощник.
310
— А теперь?
— А теперь я думаю, что вы его жертва или скоро ею станете.
Я промолчал. Датт сказал:
— Я не знаю, на кого вы работаете, но вы работаете в одиночку.
Луазо нс за что любить вас. Он ревнует к вам Марию: ведь она от
вас без ума. Луазо делает вид, что ищет меня, но на самом деле его
враг именно вы. У Луазо неприятности на работе, и он, по всей
видимости, решил сделать из вас козла отпущения. Он был у меня
недели две назад: хотел, чтобы я подписал один касающийся вас
документ. Нагромождение лжи с вкраплениями полуправды, которое
могло бы здорово вам навредить. Там нс хватало всего лишь моей,
подписи. Я отказался.
— Почему?
Господин Датт сел напротив и посмотрел мне прямо в глаза.
— Нс потому, что вы мне нравитесь. Я вас едва знаю. А потому,
что я колол вас, подозревал, что вы человек Луазо. Если я лечу кого-
либо, он становится моим пациентом. Я отвечаю за него. Могу похва¬
статься: даже если мой пациент совершит преступление, он может
смело прийти и признаться мне в этом. Таковы мои отношения с Ку-
анцзынем. У меня должны быть такие отношения с моими пациентами,
а Луазо не хочет это понимать. Это мне просто необходимо. — Он
неожиданно встал и сказал: — Выпейте. На этот раз я настаиваю. Что
вам палить?
Открылась дверь, и вошли Мария, Хадсон и Жан-Поль. Мария улы¬
балась, по глаза у нее настороженно блестели.
Старый свитер и бриджи были испачканы грязью и вином. 'Вид у
нее был жесткий, элегантный и респектабельный. Она вошла тихо и
осторожно, как кошка, которая, почуяв опасность, крадется и оглядыва¬
ется по сторонам при малейшем шорохе. Мария дала мне пакет с
документами; там было три паспорта — для меня, Хадсона и Куанц-
зыня, — еще какие-то бумаги, деньги и несколько открыток и конвер¬
тов, доказывающих, что я был не я, а другой человек. Я положил все
в карман, даже не просмотрев.
— Жаль, что ты не взяла с собой мальчика, — сказал Датт Марии.
Она молчала — Что будете пить, друзья? Может, аперитив? — Он
позвал служанку. — Обедать мы будем всемером, но господин Хадсон
и господин Куанцзынь будут обедать отдельно, в библиотеке, куда вы
сейчас проводите господина Хадсона
— И оставьте дверь открытой, — любезно сказал я.
— Да, не закрывайте дверь, — подтвердил Датт.
Хадсон улыбнулся, крепко сжал под мышкой свой портфель, кивнул
нам и молча вышел. Посмотрев в окно, я заметил во дворе, рядом с
машиной Марии, знакомый трактор. Значит, и любитель пасьянсов
здесь. Свободного места было много, но трактор стоял вплотную к ма¬
шинам.
311
Глава 30
м—Читайте великих мыслителей восемнадцатого века, и тогда вы
поймете, как француз относится к женщинам, — говорил Датт.
Мы съели первое,, и маленькая женщина, одетая как горничная,
собирала посуду.
— Не ставьте тарелки одна на одну, — громким шепотом сказал
ей Датт. — А то они разобьются. Лучше сходите еще раз. Опытная
горничная никогда так не поступает.
Он налил всем белого вина
— Дидро считал, что все женщины просто куртизанки, Монтескье
говорил, что это хорошенькие дети. Для Руссо они существовали лишь
как приложение к мужским радостям, а для Вольтера не существовали
вовсе, г— Он пододвинул поближе блюдо с копченым лососем и подто¬
чил длинный нож.
Жан-Поль понимающе улыбнулся. Он почему-то нервничал, поправ¬
лял белую накрахмаленную манжету, из-под которой виднелись дорогие
швейцарские часы, и все время трогал кусочек пластыря на подбородке,
скрывавший: порез.
Мария сказала*
Во* Франции мужчины командуют, а женщины — подчиняются.
Самый большой комплимент, который женщина может услышать от
мужчины: «Она мне нравится», — и все ни секунду не сомневаются в
том, что женщина подчинится. И кто только придумал, что Париж —
женский город? Там только проститутка может сделать себе карьеру.
Понадобились две мировые' войны, чтобы женщина получила право го-
' лосовать.
Датг кивнул. Двумя ловкими движениями он очистил рыбу от кожи
и костей, смазал маслом и начал резать на куски. Первый подал Марии.
Она улыбнулась..
Когда она улыбалась, морщинки делали ее еще. красивее (так бывает
с дорогой тканью: она даже мнется не так, как дешевая). Я смотрел
на нее, пытаясь лучше понять. Кто она: предательница или ее просто
используют? А может, как и все мы, — и то и другое?
ti'jrr Хорошо тебе так говорить» Мария, — сказал Жан-Поль. — Ты
жоцщина с достатком, положением, умом. — Он помолчал. — И кра¬
сотой.
-.■•■гг Я рада, что ты добавил красоту, — сказала она, улыбаясь.
^^ЖаН'Поль посмотрел на нас.
■jrrri'ljу, цто я говорил? Мария даже предпочитает красоту уму. Когда
мне было восемнадцать — десять лет назад — я хотел дать женщинам,
которых любил, все то» чего желал себе: уважение, восхищение, изы¬
сканную еду, общение, ум и даже знания. Но женщины презирают
такие, вещи. Они хотят страсти, сильных чувств. Им снова и снова
нужны все те же избитые комплименты. Их не интересует вкусная
312
еда — они не могут ее оценить, а умные разговоры их просто раздра¬
жают. И, что еще хуже, отвлекают от них внимание. Женщинам нужны
мужчины, которые настолько умны, чтобы внушить им уверенность в
себе, но нс настолько хитры, чтобы перехитрить их. Им нравятся муж^
чины с массой недостатков, чтобы они могли их прощать. Им нужны
мужчины, которые слабы в житейских мелочах; женщины обожают
мелочи. И прекрасно запоминают их; они помнят все, что им довелось
носить от конфирмации до восьмидесятилетия, — он с упреком взгля¬
нул на Марию.
Мария рассмеялась.
— С заключительной частью твоей тирады не могу не согласиться.
Датт спросил:
— Л что было на тебе в день конфирмации?
— Белое шелковое платье на кокетке, белые атласные лодочки и
хлопчатобумажные перчатки, которые меня ужасно раздражали, — от¬
барабанила Мария.
— Замечательно, — сказал Датт и рассмеялся. — Однако, Жан-
Поль, должен заметить, что вы слишком суровы к женщинам. Вот,
например, Лини, которая у меня работала. У нее было отличное обра.-
зованис...
— Разумеется, — перебила его Мария, — женщинам с универ¬
ситетским образованием так трудно найти работу, что тот, у кого
достанет ума нанять их, может предъявлять очень высокие требо¬
вания. • • *
— Вот именно, — сказал Датт. — По большей части, девушки, при--
нимавшие участие в моих исследованиях, были исключительно способ¬
ны. Более того, они действительно увлеклись поставленной научной
задачей. Представьте себе ситуацию, когда мужчине пришлось бы всту¬
пить в половую близость с пациенткой. Хотя на словах они за свобод¬
ную любовь, нашлось бы множество причин, чтобы отказаться от этого.
А вот девушки понимают важность этой части работы. Знаете, у меня
была одна девушка с выдающимися математическими способностями, и
при этом — красавица Просто удивительна
Жан-Поль сказал:
— Ну и где сейчас этот математический гений? Я бы хотел 'С*ней
посоветоваться. Может, э^о помогло бы мне усовершенствовать технику*
общения с женщинами. ‘ т
— Вряд ли, — отпарировала Мария: Она говорила абсолютно спо¬
койно, словно ставила диагноз. — С техникой у тебя все в порядке.
Когда ты знакомишься с женщиной, Лто льстишь ей до точки насыще¬
ния. Потом, в нужный момент, начинаешь подрывать ее уверенность в
себе. Ты довольно умно и сочувственно указываешь на ее недостатки,
и она начинает думать, что ты единственный мужчина, который сни¬
зошел до нее. Этим ты уничтожаешь женщину, потому что ненавидишь
их всех.
313
— Неправда Я люблю женщин. Я слишком люблю женщин, чтобы
обидеть многих женитьбой на одной, — и Жан-Поль рассмеялся.
— Жан-Поль считает своим долгом предоставить себя всем женщи¬
нам от пятнадцати до пятидесяти, — спокойно сказала Мария.
— В таком случае, ты скоро выпадешь из поля моей деятельности.
Свет почти догоревших свечей отражался в желтом вине; на лицах
сидящих за столом людей и на потолке играли золотистые блики.
Мария не спеша пила вино. Все молчали. Она поставила фужер на
стол и подняла глаза на Жан-Поля.
— Мне жаль тебя, Жан-Поль.
Горничная принесла второе и разложила по тарелкам; это был мор¬
ской язык с соусом из креветок, грибов и петрушки. В комнате запахло
рыбой и горячим маслом. Почувствовав, что в ее присутствии все за¬
молчали, горничная вышла. Мария сделала еще глоток вина. Жан-Поль
больше не улыбался. Когда Мария заговорила, в ее голосе нс было
горечи:
— Когда я говорю, что мне жаль тебя, Жан-Поль, тебя, с твоими
бесконечными любовными связями, это может показаться смешным. Но
знаешь, я хочу сказать: твои связи быстротечны из-за того, что тебе не
хватает гибкости. Ты не можешь приспосабливаться, меняться, улуч¬
шаться, наслаждаться новыми вещами каждый день. Твои потребности
постоянны, и с каждым днем их становится все меньше. Это к тебе
нужно приспосабливаться, а не наоборот. По этой же причине распа¬
даются браки, и мой в том числе, причем наполовину по моей вине:
двое людей настолько костенеют в своих привычках, что перестают
быть людьми. Когда мы влюблены, все по-другому. Я влюбилась в тебя,
Жан-Поль. Любить — это впитывать новые мысли, новые чувства, за¬
пахи, вкусы, новые танцы; даже воздух — и тот кажется другим. Вот
почему измена — всегда удар. Жена, загнанная в унылые рамки брака,
вдруг влюбляется и вырывается из них, и муж с ужасом замечает, как
она изменилась; я почувствовала себя на десять лет моложе и поняла,
что муж старше на десять лет.
— А теперь ты думаешь так обо мне? — спросил Жан-Поль.
— Вот именно. Мне сейчас смешны мои переживания насчет того,
что ты моложе меня. Ты вовсе не моложе. Ты старик. Теперь я разлю¬
била тебя и отлично понимаю эта Ты двадцативосьмилетний старик, а
я тридцатидвухлетняя девушка.
— Ты сука.
— Бедный Жан-Поль. Не сердись. Лучше подумай над тем, что я
сказала. Раскрой свою душу. Раскрой душу и увидишь: ты хочешь быть
вечно молодым.
Жан-Поль посмотрел на нее. Как ни странно, он не'рассердился.
— Может, я — пустой тщеславный дурак, — сказал он, — но когда
я тебя встретил, то действительно полюбил. Пусть всего на неделю, но
это была настоящая любовь. Первый и единственный раз в жизни я
314
поверил, что способен на что-то стоящее. Ты старше меня, но мне это
нравилось. Я хотел, чтобы ты указала мне выход из лабиринта моей
никчемной жизни. Ты так умна, и я думал, что ты сможешь объяснить
мне, ради чего стоит жить. Но ты подвела меня, Мария. Как и всё
женщины, ты слабовольна и нерешительна. Ты можешь быть верной,
но только какое-то время, верной любому, кто рядом с тобой. За всю
свою жизнь ты не приняла ни одного серьезного решения. Ты никогда
по-настоящему не хотела быть сильной и свободной. Ты не совершила
в жизни ни одного решительного поступка. Ты марионетка, Мария, и
у тебя много хозяев, которые дерутся между собой, чтобы решить» кто
будет дергать за веревочки. — Он произнес последнюю фразу резко, с
горечью, и тяжелым взглядом посмотрел на Датга.
— Немедленно прекратите, дети, — пожурил их Датт.— Мы все
так славно ладим, а вы-
Жан-Поль улыбнулся натянутой дежурной улыбкой.
— Поубавьте ваш шарм, — сказал он Датту. — И оставьте покро¬
вительственный тон.
— Если я вас чем-то обидел- — сказал Датт, не закончив фразы,
приподнял брови и оглядел гостей с таким видом, словно не мог даже
представить себе подобное. 1 ‘
— Вы полагаете, что можете включить и выключить меня по своему
усмотрению, — сказал Жан-Поль. — Вы считаете возможным обра¬
щаться со мной, как с ребенком, но вы заблуждаетесь. Если бы не я,
у вас были бы большие неприятности. Если бы я не пред^редил вас
о налете Луазо на клинику, вы оказались бы за решеткой.13 **’
— Может быть, да, а может — и нет.
— Да, я знаю, на что вы намекаете. Вы хотите уверить * всех, что
связаны с контрразведкой и другими секретными службами, но меня
вам провести не удастся. Ведь я спасал вас. Дважды. Один раз —' с
Анни, другой — с Марией.
— Если кто меня и спасал, так это Мария.
— Ваша бесценная дочь годится только для одного. Он улыбнул¬
ся. — Кроме того, она вас ненавидит. Она говорила, что вы гнусный и
злобный тип; вот как она хотела спасать вас, это я ее уговорил.
— Ты так сказала ббо мнё? спросил Датт Марию, но;*прежде^
чем она успела ответить; * жестом остановил её. — Нет, не надо отве¬
чать. У меня нет права задавать этот вопрос. Всё мы в гневе говорим
такое, о чем потом жалеем. — Он улыбнулся Жан-Полю. —= Расслабь¬
тесь, мой друг, и выпейте ещё вина
Датт наполнил фужер, но Жан-Поли не коснулся его. Датт держал
бутылку за горлышко.
— Выпейте. — Он поднял фужер й протянул его Жан-Полю. —
Выпейте и скажите, что, эти черные'мысли вовсе не соответствуют
вашему мнению о старике Даттё, который сделал для вас столько хо¬
рошего.
315
Наверное, Жан-Полю не понравились слова Датта о том, что он
многим ему обязан: он резко махнул рукой, опрокинув фужер и
выбив бутылку из рук Датта. Бутылка упала на стол, повалила
бокалы, как кегли, и залила скатерть и приборы холодным золоти¬
стым пином. Датт встал, неловко вытирая жилет салфеткой. Жан-
Поль тоже поднялся. Было очень тихо, только булькало вино,
выливаясь из бутылки.
— Мерзавец! — сказал Датт. — Вы нападаете на меня в моем соб¬
ственном доме! Вы зануда! Вы оскорбляете меня в присутствии моих
гостей и нападаете, когда я угощаю вас вином! — Он опять приложил
салфетку к жилету и швырнул ее на стол, словно давая понять, что
обед кончился. Мрачно звякнули ножи. — Ну я вам покажу. Я вам
сейчас покажу.
Наконец до Жан-Поля дошло, что он разбудил зверя. Он стоял с
решительным и вызывающим видом, но не надо было быть психологом,
чтобы понять его желание вернуться на десять минут назад и изменить
сценарий.
— Не прикасайтесь ко мне, — сказал Жан-Поль. — У меня тоже
есть влиятельные друзья, и мы вас уничтожим. Я все про вас знаю, и
про Лини Казинс, и про то, почему ее пришлось убить. Вы не все
знаете об этой истории. А в полиции знают и того меньше. Только
тронь меня пальцем, старая свинья, и ты подохнешь, как та девица
Он оглядел нас От напряжения и волнения лоб его покрылся ис¬
париной. Он с трудом выдавил улыбку.
— Только тронь меня, только попробуй.-
Датт промолчал, и остальные тоже. Жан-Поль нес еще что-то, пока
не выпустил весь пар.
— Я вам нужен, — сказал он наконец. Но он не был больше нужен
Датгу, и это понимали все присутствующие.
— Роберт! — закричал Датт. Не знаю, где был Роберт, в шкафу или
под полом, но через секунду он уже стоял здесь. Оказалось, что Ро¬
берт — водитель трактора, стукнувший одноухую собаку. Он был высок
и широкоплеч, как и Жан-Поль, но на этом сходство между ними
заканчивалось: Роберт был сделан из дуба, а Жан-Поль — из папье-
маше.
Прямо за спиной Роберта стояла женщина в белом фартуке. Теперь,
когда они находились рядом* сразу бросалось в глаза их сходство: было
ясно, что Роберт ее сын. Он шагнул вперед и встал перед Датгом,
словно в ожидании награды. Старуха замерла у двери, сжимая в руках
дробовик. Это было видавшее виды старое ружье с подпаленным гряз¬
ным прикладом и таким ржавым дулом, словно оно лежало в луже.
Подобные ружья держат где-нибудь в холле загородного дома для от¬
пугивания крыс и кроликов: плохо обработанный дешевый ширпотреб
без украшений и отделки. Мне совсем не хотелось быть застреленным,
поэтому я сидел очень-очень тиха
316
Дагг кивнул в мою сторону, Роберт подошел и быстро, ловко обы¬
скал меня.
— Пусто, — сказал он. Потом Роберт занялся Жан-Полем. У того
в костюме оказался автоматический маузер. Роберт осмотрел его, от¬
крыл, высыпал пули на ладонь и передал все Датту. Датт взял это с
таким видом, будто ему дали какой-то вирус, и с неохотой опустил к
себе в карман.
— Уведите его, Роберт, — сказал Датт. — От него слишком много
шума. Терпеть не могу, когда кричат. Роберт кивнул, повернулся к
Жан-Полю, поднял подбородок и издал звук, каким обычно понукают
лошадей. Жан-Поль тщательно застегнул пиджак и пошел к двери.
— Подавайте мясо, — сказал Датт женщине. Она улыбнулась ско¬
рее с почтением, чем с иронией и вышла спиной вперед, все так же
сжимая ружье. — Уведите его, Роберт, — повторил Датт.
— Вы пока не знаете, но узнаете... — сказал серьезно Жан-Поль;
но Роберт легонько протолкнул его в дверь и закрыл ее за собой;
больше ничего нс было слышно.
— Что ты собираешься с ним делать? — спросила Мария.
— Ничего, моя дорогая. Просто он становится все более и более
утомительным. Его надо проучить, припугнуть для общего блага
— Ты хочешь убить его.
— Ну что ты, моя дорогая. — Датт стоял у камина и ободряюще
улыбался.
— Да, ты хочешь, я это чувствую.
Датт повернулся к нам спиной. Он занялся каминными часами;
нашел ключ и начал их заводить. Раздался треск.
Мария повернулась ко мне.
— Они его убьют?
— Думаю, да.
Она подошла к Датту и схватила его за руку.
— Не надо. Это ужасно. Пожалуйста, не надо. Папа, я тебя прошу,
если ты меня любишь, не делай этого.
Датт ласково обнял ее за плечи, но ничего не сказал.
— Жан-Поль замечательный человек. Он никогда не предаст тебя.
Скажи ему, — попросила она меня, — что не надо убивать Жан-Поля.
— Не надо его убивать, — сказал я.
— Вы должны убедить меня в этом, — сказал Датт. Он погладил
Марию. — Вот если наш друг скажет, как заставить парня молчать,
то, пожалуй, я соглашусь.
Он подождал, но я не произнес ни слова.
— Вот именно, — усмехнулся Датт.
— Но я его люблю, — сказала Мария.
— Это не имеет значения, — заметил Датт. — Я ведь не полно¬
мочный представитель Господа Бога. Я не раздаю нимбы и почетные
грамоты. Он мешает — не мне, а делу, в которое я верю, — он мешает,
317
потому чта злобен и глуп. Я-убежден, Мария, что даже если бы это
была ты, я поступил бы так же.
Мария перестала, просить и унижаться. Она вдруг совершенно ус¬
покоилась; такими'бывают женщины перед тем, как пустить в ход
когти.
— Я люблю его, — сказала она. Это означало, что наказать Жан-
Поля можно только за измену. Она взглянула на меня. — Это ты
виноват — ты заставил меня сюда приехать.
Датг вздохнул и вышел.
— И ты виноват в том, что ему грозит опасность.
— Хорошо, вини во всем меня, раз тебе так хочется. На моей душе
пятна не видны.
— Ты можешь их остановить?
— Нет,, это совсем другой фильм.
У Марии исказилось лицо, как будто в глаза попал дым от
сигареты, и она зарыдала Она плакала не так, как плачут, чтобы
высказать печаль, но при этом не повредить макияж, смахивая сле¬
зинки из уголков глаз кончиком изящного кружевного платочка и
поглядывая на себя в зеркала Ее лицо стало неузнаваемым. Искри¬
вился рот, кожа собралась и сморщилась, как полотно, если к нему
поднести паяльную лампу. Неприятная для глаз картина и неприят¬
ные для слуха звуки.
— Он,умрет, -г- тихо сказала она каким-то чужим голосом.
Я не знаю, что произошло потом. Не знаю, побежала ли Мария до
того,лсак.;раздался; выстрел, или после. И я не знаю, действительно ли
Жан-Поль бросился на Роберта, как тот потом говорил. Но я был рядом
с Марией, когда она открывала- дверь. Пистолет калибра 11,44 мм —
довольно большой. Первая пуля угодила в шкаф с посудой, разбив
несколько тарелок. Когда раздался: второй выстрел, тарелки все еще
падали. Я услышал, как Датт, сокрушается поэтому поводу, и увидел
Жан-Поля. Он крутился, как волчок, у которого кончается завод. Потом
чуть не упал,:но удержался, схватившись рукой за шкаф, и с ненави¬
стью глядел на меня вытаращенными глазами на искаженном от боли
лице; щеки у него надулись. Он схватил, рубашку и вытащил ее из
брюк,, так вцепившись в нее, что пуговицы дторвались и разлетелись
по;комнате. Скомканный подол рубашки,он засунул в рот, как фокус¬
ник, выполняющий трюк «Как .проглотить белую рубашку». Или как
проглотить; белую..,рубашку в.дрозовци-дорощек. Нет, как проглотить
розовую .р^ашку, красную :|ИксН0Коноц,^Ггемно^красную. Но ему так и
не удалось выполнить этот трюк до конца. Ткань выпала у него изо
рта, кровь полилась на подбородок, выкрасила в розовый цвет зубы,
потекла по шее. Жан-Поль встал на колени, словно для молитвы, упал
лицом на пол и умер, не произнеся ни слова, прижавшись ухом к
земле, как будто прислушиваясь к топоту копыт, уносящих его в мир
иной.
318
Он был мертв. Из такого пистолета трудно ранить человека; можно
промахнуться или уложить наповал.
Мертвые оставляют вам в наследство лишь свои копии в натураль¬
ную величину, отдаленно напоминающие оригинал. Окровавленное тело
Жан-Поля отдаленно напоминало своего владельца: плотно сжатые тон¬
кие губы и едва различимый на подбородке маленький кусочек пла¬
стыря.
Роберт был в шоке. Он в ужасе смотрел на пистолет. Я подошел к
нему и отнял оружие.
— Как вам не стыдно, — сказал я, и Датт повторил за мной то же
самое.
Неожиданно открылась дверь, и в кухню вошли Хадсон и Куанц¬
зынь. Они смотрели на тело Жан-Поля — сплошное месиво окровав¬
ленных внутренностей. Все молчали и ждали, что я скажу. Я вспомнил,
что пистолет у меня, и заявил:
— Я беру Куанцзыня и Хадсона, и мы уезжаем.
Через открытую дверь в холле мне была видна библиотека, где на
столе лежали материалы, фотографии, карты и увядшие растения с
большими ярлыками.
— Нет, вы не уедете, — сказал Датт.
— Я должен вернуть Хадсона в целости и сохранности, таков уго¬
вор. А информация, которую он передал Куанцзыню, необходима ки¬
тайскому правительству, в противном случае, не стоило ее везти сюда.
Поэтому я беру и Куанцзыня.
— Думаю, он прав, — сказал Куанцзынь. — В том, что он говорит,
есть смысл.
— Откуда вам знать, где смысл? — сказал Датт. — Я отвечаю за
ваши перемещения, а не этот кретин. Как можно ему доверять? Он сам
говорит, что это задание американцев.
— В этом есть смысл, — повторил Куанцзынь. — Информация Хад¬
сона достоверна, я уверен; она соответствует тому, что я узнал из
неполного комплекта документов, который вы передали мне на прошлой
неделе. Если американцы хотят, чтобы эта информация была у меня,
значит, они хотят, чтобы она вернулась домой.
— Как вы не понимаете, они могут схватить и допросить вас!
— Ерунда! — оборвал^ я его. — Я мог устроить это в любой момент
в Париже, причем не рискуя Хадсоном.
— Может, они устроили засаду на дороге, — сказал Датт. — Мо¬
жет, вас через пять минут убьют и похоронят. В этой глуши никто
ничего не услышит и не увидит.
— Я рискну, — сказал Куанцзынь. — Раз он сумел провезти
Хадсона во Францию по фальшивым документам, сумеет вывезти и
меня.
Я посмотрел на Хадсона, опасаясь его возражений, но он с умным
видом кивнул, и Куанцзынь успокоился.
319
— Поехали с нами, — сказал Хадсон, и Куанцзынь также кивнул
головой в знак согласия. Казалось, двое ученых были единственными
людьми, доверяющими здесь друг другу.
Мне не хотелось оставлять Марию, но она махнула рукой и сказала,
что с ней все будет в порядке. Она не могла оторвать глаз от тела
Жан-Поля.
— Накройте его, Роберт, — сказал Датт.
Роберт достал из ящика скатерть и накрыл тело.
— Уходи, — сказала мне Мария и опять зарыдала. Датт обнял ее
за плечи и притянул к себе. Хадсон и Куанцзынь собрали свои бумаги,
и я, помахивая пистолетом, вывел их во двор.
Когда мы шли через холл, появилась старуха с тяжелым под¬
носом.
— Вы еще не ели сотэ из цыпленка по-охотничьи, — сказала она
— Да здравствует спорт! — воскликнул я.
Глава 31
Мы взяли из гаража маленький серый фургон, таких полно на
дорогах Франции. Мне все время приходилось переключать скорость
(мотор был слабоват), а крошечные фары еле освещали дорогу. Ночь
была холодная, и я завидовал владельцам «мерседесов» и «ситроенов»,
которые, небрежно гудя, проносились мимо: им было тепло.
Судя по всему, Куанцзынь полностью доверился мне и нс сомне¬
вался, что я вывезу его из Франции. Он откинулся на жесткую прямую
спинку сиденья, сложил руки на груди и закрыл глаза, словно совер¬
шая какой-то восточный обряд. Изредка он прерывал самосозерцание и
просил дать ему закурить.
Проверка документов при пересечении границы была чистой фор¬
мальностью. В парижской конторе поработали на славу: все три пас¬
порта были безупречны (только фотография Хадсона была чуть-чуть
не в фокусе) плюс двадцать пять с лишним фунтов мелкими банкно¬
тами (бельгийскими и французскими) и какие-то счета и чеки к каж¬
дому . паспорту. Когда мы пересекли границу, я вздохнул с облегчением.
5^ неплохо , поработал с «Луазо, и, он:обещал, что все будет в порядке,
но все же, когда-мы покинули .Францию, я с облегчением вздохнул.
Хадсон лежал на заднем сиденье на старых одеялах. Скоро он уже
Храцёд V,; ^ ■.
—т Мы. едем в гостиницу или вам придется вывести из игры како¬
го-нибудь агента для моего прикрытия? — спросил Куанцзынь.
— Это Бельгия. Ехать в гостиницу — все равно, что в полицию.
— А что с ним будет?
. — С агентом? — Я помолчал. — Его отправят на пенсию. Что по¬
делаешь, пришел его черед
320
— Возраст?
— Да-
— Ay вас здесь есть кто-нибудь получше?
— Вы сами знаете, что мы не можем говорить на эту тему.
— Это не профессиональный интерес, — сказал Куанцзынь. —
Меня совершенно не касается, чем англичане занимаются во Фран¬
ции и Бельгии, но раз его из-за меня выводят из игры, я его
должник.
— Ничего вы ему не должны. Чем, по-вашему, мы с вами занима¬
емся? Его выводят из игры, потому что это его работа. А я везу вас,
потому что это моя работа, а не любезность с моей стороны. Вы для
меня все равно что посылка
Куанцзынь затянулся сигаретой, вынул се изо рта длинными тон¬
кими пальцами и затушил в пепельнице. Я представил себе, как он
убивает Лнни Казинс. Что заставило его: страсть или политика? Он
стряхнул с кончиков пальцев крошки табака — так пианист отрабаты¬
вает трели.
Мы проезжали мимо тесных деревушек; подвеска гремела по
булыжной мостовой, в свете фар вспыхивали и исчезали зеленые
кошачьи глаза. Одна кошка, перебегавшая дорогу, чуть замешка¬
лась — и вот уже от нее осталось на дороге что-то плоское,
напоминающее кляксу. Колеса каждой проезжающей машины добав¬
ляли новый штрих к маленькой трагедии, которая станет очевидной
лишь утром.
Я гнал фургон на предельной скорости. Стрелки приборов застыли,
и непрерывно гудел на одной ноте мотор. Разнообразие вносили то треск
вылетевшего из-под колеса гравия, то запах дегтя или гудок обгоняю¬
щей машины.
— Мы рядом с Ипроы, — сказал Куанцзынь.
— Да, проезжаем Ипрский выступ, — сказал я. Хадсон попросил
сигарету, он, наверное, уже давно проснулся.
— А это здесь немцы впервые применили газы в первую мировую
войну? — спросил он, зажигая сигарету.
— Да, — сказал я. — Наверное, у каждой английской семьи здесь
погиб отец, брат или сын. Может, здесь умерла часть Англии.
— Неплохое место для смерти, — сказал Хадсон, глядя в заднее
окно фургона.
Глава 32
Над Ипрским выступом нависло черное предрассветное небо —
словно закопченное стекла Окружающий пейзаж подавлял унынием и
однообразием: чем-то он напоминал бесконечно длинный полутемный
военный склад Местность изрезана дорогами — узкими бетонными лен- 1111 ЛЛеПтон «Берлинские похороны*
321
тами, чуть шире садовой аллеи, и создается такое впечатление, что,
если вы съедете с дороги, то утонете в бездонной грязи. Лучше объехать
это место, а еще лучше вообще не приезжать сюда. Через каждые
два-три метра — таблички с указателем захоронения, где шеренгами
тянутся хгогильные камни. Бок о бок с этим царством смерти ютятся
маленькие фермы, и прямо рядом с плитами «Здесь покоится неизве¬
стный солдат» растет капуста Эта земля принадлежит живым коровам
и мертвым солдатам, и они мирно здесь сосуществуют. В это время года
вечнозеленая живая изгородь вся усыпана крошечными красными яго¬
дами — словно из земли сочится кровь. Я остановил машину. Впереди
был плавный подъем.
— А где были ваши солдаты? — спросил Куанцзыиь.
— Вот здесь. Они шли вверх по склону с вещмешками за спиной
и винтовками на шее.
Куанцзыиь открыл окно и бросил окурок на дорогу. Из окна потя¬
нуло ледяным ветром.
— Холодно, — сказал Куанцзыиь. — Когда стихнет ветер, пойдет
Дождь?
Хадсон опять приник к окну.
— Наверное, здесь окопная война была таким... — Он покачал го¬
ловой, так и не сумев подобрать подходящего слова. — Наверное, им
она казалась вечной.
— Для многих так оно и было: они остались здесь навсегда, —
сказал я.
— В Хиросиме погибло еще больше, — сказал Куанцзыиь.
— Я не меряю смерть числом жертв, — сказал я.
— В таком случае очень жаль, что вы не сбросили вашу бомбу на
немцев или итальянцев, — сказал Куанцзыиь.
. Я опять завел мотор, чтобы согреть машину, а Куанцзыиь вылез и
ходил взад и вперед по бетонной дороге. Казалось, он не замечает ни
холодного ветра, ни дождя. Он поднял ком жирной глинистой земли,
внимательно рассмотрел его, разломил и бесцельно швырнул в поле
капусты
— Мы должны здесь встретить другую машину? — спросил он.
-Да
— Вы, наверное, не сомневались в том, что я поеду с вахт?
— Не сомневался. Это логична
Куанцзыиь кивнул.
— Вы не дадите мне еще одну сигарету? — попросил он. Я дал
ему сигарету.
— Плохо, что мы приехали так рано, — сказал Хадсон. — Мы
можем привлечь к себе внимание.
— Хадсон всерьез думает стать тайным агентом, — сказал я Куан-
цзыню.
— Мне не нравится ваша ирония, — сказал Хадсон.
322
— Ничего не поделаешь, Хадсон. Вахе крупно не повезло: придется
потерпеть еще немного, — сказал я.
Над мысом ветер гнал серые тучи. На горизонте тут и там видне¬
лись ветряные мельницы, несмотря на ветер они были неподвижны:
стояли, как кресты в ожидании жертвы распятия. Из-за холма показа¬
лась машина с включенными фарами.
Они опаздывали на полчаса В машине «рено-16» были двое: отец и
сын. Они не назвали себя и вообще явно не изъявляли ни малейшего
желания общаться. Пожилой мужчина вылез из машины и. подошел ко
мне. Он сплюнул на дорогу и прокашлялся.
— Вы двое пересядете в другую машину. Американец .останется.в
этой. С мальчиком разговаривать нельзя. — Он улыбнулся и хрипло,
невесело засмеялся. — Впрочем, со мной тоже. У менл в машине карта.
Посмотрите, то ли это, что вам нужна — Он схватил меня за руку. —
Мальчик отвезет фургон и оставит где-нибудь рядом с границей Гол¬
ландии. Американец остается в этой xtauiHHe. Их там встретят. Все
решено.
Хадсон сказал, обращаясь ко мне:
— Одно дело — ехать с вами, и совсем другое ломиться Бог
знает куда с этим мальчишкой. Я думаю, я сам в состояний разо¬
браться...
— Вы лучше не думайте, — посоветовал я. —. Наше дело — сле¬
довать предписаниям на наклейке. Зажмите нос и глотайте.
Хадсон кивнул.
Мы с Куанцзынем вылезли из машины,' и мальчик боком подошел
поближе, как будто отец велел ему не показывать нам лица В «рено»
было тепло и уютно. Я открыл отделение для перчаток ц нашел там
карту и пистолет.
— И чтобы без следов, — сказал я фламандцу. Чтобы не было
ничего лишнего, никаких оберток от конфет и носовых платков.
— Хороша И никаких особых сигарет, из тех, что готовят специ¬
ально дня меня на Жермен-стрит. — Он ядовито улыбнулся. — Он все
это знает.
У него был такой сильный акцент, что я с трудом понимал его.
Наверное, он говорил обычно на фламандском, и поэтому французский
давался ему с большим трудом. Он опять плюнул на дорогу и сел в
машину за руль.
— Он отличный парень, — сказал мужчина — Он знает, что де¬
лает. — Когда он завел мотор «рено», фургон уже скрылся из вида
Постепенно я начал волноваться.
— Вы. взяли оюи записи? — спросил я Куанцзыця. Он посмотрел
на меня й ничего не ответил. — Будьте,благрразу>(ны, -^доазаДлЯ,;,т-
Мне,.нужно, знать, есть, ли у, лас, с собой; ^то^нибудь, чзд цер<5ходимо
уничтожить.' Я знаю, что Хадсон привез вам документы. — И я гцосгу-
чал по ящику. А ещ^,что-нибудь.ecjb?rt.r п?,Г-
— Маленький блокнот, он привязан к ноге. Очень тонкий: даже если
меня обыщут, его вряд ли заметят.
Я кивнул. Еще один повод для беспокойства.
Машина на большой скорости неслась по узкой бетонной дороге.
Скоро мы свернули на широкое шоссе на север по направлению к
Остенде, оставив позади эти жуткие места. Наверное, сейчас названия
местных деревушек стерлись в памяти людей: прошло полвека, и уже
нет в живых тех женщин, что оплакивали тысячи умерших. Время и
телевидение, замороженная еда и транзисторные радио залечили раны
и заполнили собой пустоту, которую, как казалось раньше, заполнить
было невозможно.
— В чем дело? — спросил я водителя. Он был из тех людей, ко¬
торых надо спрашивать, а то ничего не добьешься.
— Его люди, — он кивнул в сторону Куанцзыня, — хотят, чтобы
он был в Остенде. В двадцать три ноль-ноль в гавани. Я покажу вам,
где это, на карте города
— В гавани?,Почему? Он что, сегодня должен сесть па корабль?
— Такие вещи мне не докладывают. Мое дело отвезти вас ко мне,
где вы встретитесь с вашим старшим по операции, а потом в Остен¬
де, где ждет его человек. Все это чертовски скучно. Моя жена счи¬
тает, что мне платят за то, что я рискую, а я ей всегда говорю:
«Мне платят за то, что все это чертовски скучно». Вы устали? — Я
кивнул. — Зато мы приедем рано, в это время машин на трассе
мала Если держаться подальше от крупных городов, то грузовиков
почти не встретишь.
— Как тихо, — сказал я. По небу то и дело пролетали в поисках
пищи стайки птиц, озябших после холодной ночи.
— И полицейских здесь мало. Все машины едут по шоссе. Собира¬
ется дождь, а в дождь и мотоциклистов мало. Это первый дождь за две
недели.
— Не волнуйтесь. С вашим сыном все будет в порядке.
— Да, он знает, что делает, — согласился мужчина.
Глава 33
У фламандца была своя гостиница недалеко от Остенде. Машина
свернула на подъездную дорожку, которая вела в мощеный булыжни¬
ком двор. Машина остановилась; раздались собачий лай и кудахтанье
кур.
— Здесь не так-то просто соблюдать конспирацию, — сказал муж¬
чина
: Он был небольшого роста, коренастый, с желтоватой, словно грязной
дежей.. Широкая переносица образовывала прямую линию со лбом, чем-
то напоминая средневековый рыцарский щлец. Маленький рот плотно
сжат, чтобы скрыть плохие зубы. Вокруг рта — шрамы, как будто в
автокатастрофе его выбросило через переднее стекла Он улыбнулся, и
шрамы вокруг рта образовали сетку.
Сбоку открылась дверь, и женщина в черном платье и белом пере¬
днике внимательно посмотрела на нас.
— Они приехали, — сказал мужчина
— Вижу. Без багажа?
— Да, без багажа — сказал мужчина Казалось, она ждет каких-то
объяснений, как будто мы — мужчина и девушка, которые хотят снять
двойной номер.
— Им нужно отдохнуть, детка — сказал мужчина В|. .д ли кому
бы в голову пришло назвать ее деткой, но комплимент подействовал на
нее умиротворяюще.
— Номер четыре, — сказала она
— Полиция уже была?
— Да.
— Они теперь до ночи не вернутся, — сказал нам мужчина — А
может, п вовсе не придут. Они проверяют книгу регистрации. Чтобы
содрать налоги, а нс для того, чтобы найти преступникоа
— Нс тратьте всю горячую воду, — сказала женщина Вслед за ней
мимо двери с облезлой желтой краской мы вошли в холл гостиницы.
Там был прилавок из небрежно подкрашенных досок и вешалка на
восемь ключей. Линолеум с имитацией под мрамор отгибался на сты¬
ках, а прямо рядом с дверью, где поставили что-то горячее, зияло
абсолютно круглое пятно.
— Имя? — мрачно спросила женщина, как будто собиралась запи¬
сать нас в книгу.
— Нс спрашивай, — сказал мужчина. — А они нас не спросят. —
Он улыбнулся с таким видом, словно удачно пошутил, и озабоченно
взглянул на жену в надежде, что она его поддержит. Она пожала
плечами и потянулась за ключом. Она положила его на прилавок очень
тихо, так что, похоже, она не сердилась.
— Им нужно два ключа, Сибил.
Она бросила на него злой взгляд.
— Они заплатят за комнаты, — сказал он.
— Мы заплатим, — сказал я. За окном начался дождь. Он стучал
в стекла и дверь, словно хотел войти.
Женщина взяла второй ключ и брякнула им по прилавку.
— Это ты должен был отвезти его и бросить, — со злостью сказала
она. — А Рик привез бы сюда этих двух.
— Это самый важный этап, — сказал мужчина.
— Ты ленивая свинья. Вот если машину ищут и Рика задержат,
тогда посмотрим, что важнее.
Мужчина ничего не ответил и не взглянул в мою сторону. Он взял •
ключи и повел нас наверх по скрипучей лестнице.
325
— Поосторожнее с перилами, — сказал он. — Их еще не закрепили
как следует.
— Как и все остальное, — сказала ему вслед женщина. — Здесь
все недоделана
Он отвел нас в комнаты. Они были тесные и довольно мрачные;
кругом дешевый желтый пластик и запах краски. Я слышал, как за
стеной Куанцзынь открыл занавеску, повесил пиджак на распялку в
шкаф. Потом зашумело в трубах: это он наполнял водой раковину.
Мужчина вое стоял у меня за спиной, словно ждал чего-то. Я прило¬
жил палец к глазу, а потом показал на комнату Куанцзыня; мужчина
кивнул.
— К двадцати двум машина будет готова. Остенде совсем близко
отсюда
— Хорошо, — сказал я, надеясь, что теперь он уйдет, но он все
стоял.
— Мы раньше жили в Остенде. Жена хотела бы туда вернуться.
Ей там нравилось. В провинции для нее слишком тихо. — Он покрутил
сломанный шпингалет на двери. Его закрасили краской, но нс почини¬
ли. Он соединил хуски и опять отпустил их.
Я посмотрел в окно; оно выходило на юго-запад, откуда мы приеха¬
ли. Дождь все шел и шел, на дороге были лужи, поля потемнели от
влаги И’ полегли от ветра От резкого порыва ветра упали горшки с
цветами у распятия, а вода, бегущая по сточной канаве, была ярко-
красной из-за принесенной непонятно откуда земли.
— Я не мог допустить, чтобы вас привез мальчик, — сказал муж¬
чина — Это должен был сделать я, и никто другой, пусть даже член
семьи. — Он потер лицо, словно стараясь разбудить мысли. — Тот
человек не так важен для успеха дела. Это самая важная часть. —
Он выглянул в окно. — Хорошо, что пошел дождь, — сказал он и все
не уходил я ждал, что я скажу.
— Вы правильно поступили, — сказал а
Он подобострастно кивнул, как будто я дал ему десять фунтов на
чай, улыбнулся и попятился к двери.
— Я знаю, — сказал он.
Глава 34
Около одиннадцати утра приехал мой старший по операции; снизу
уже доносились запахи с кухни. Во двор въехал большой черный «Хам¬
берт и остановился. Из него вылез Бэрд.
— Ждите, — сказал он водителю. Бэрд был в коротком пальто из
твида и такой же кепке.'-Сапоги были испачканы в грязи, а брюки
подвернуты. Тромко топая, он поднялся наверх в мою комнату, удостоив
фламандца ёсего лийьмнёчленораздельным приветствием.
— Вы мой старший?
— Угадали. — Он снял кепку и положил ее на кровать. Волосы
у него торчали в разные стороны. Он зажег трубку. — Чертовски
рад вас видеть. — сказал он. Глаза у него блестели, а рот был
плотно сжат, как у торговца щетками, оценивающего перспективного
покупателя.
— Вы сделали из меня идиота, — сказал я.
— Ладно, ладно, успокойтесь, старина. Ничего подобного. Напротив,
все вышло как нельзя лучше. Луазо сказал, вы ходатайствовали обо
мне. — И он опять улыбнулся, увидел себя в зеркале над умывальни¬
ком и привел в порядок волосы.
— Я сказал ему, что вы не убивали девушку, вы это имеете в
виду?
— Да — Вид у него был смущенный. — Чертовски любезно с ва¬
шей стороны. — Он вынул изо рта трубку и провел языком по зу¬
бам. — Чертовски любезно, но если откровенно, старина, ведь это я ее
убил.
Наверное, вид у меня был удивленный.
— Конечно, это ужасно, но она бы всех нас заложила Всех подряд,
черт побери. Они ее купили.
— Деньгами?
— Нет, тут дело не в деньгах, а в мужчине. — Он положил трубку
в пепельницу. — У нее на этот счет была слабина. ЖангПоль крутил
сю, как хотел. Вот поэтому женщины не годятся для такой работы,
видит Бог. Мужчины всегда были обманщиками, верно? Девушки увле¬
каются, да? Хотя нам ли на это жаловаться? Мне, например, именно
этим они и нравятся.
Я молчал, и Бэрд продолжал:
— Первоначально план был таков: сделать из Куанцзыня этакого
восточного Джека Потрошителя. Чтобы у нас была возможность задер¬
жать его, поговорить с ним и при необходимости вынести приговор Но
планы изменились. Планы часто меняются, доставляя нам лишние хло¬
поты, верно?
— Жан-Поль больше не доставит вам хлопот: он мертв.
— Да, я слышал.
— Это тоже вы устроили? — спросил я.
— Ну, полно, зачем вы так? Впрочем, я понимаю, что вы чувству¬
ете. Конечно, я все испортил. Я хотел, чтобы всё было быстро, чисто
и безболезненно, но теперь уже поздно сентиментальничать и пере¬
живать.
— Переживать, — сказал я. — Если вы убили девушку, как вам
удалось. выйти из тюрьмы? , ;• ч,.1\
— Пара пустяков. Мне помогла французская, полиция: дали мне
возможность исчезнуть, переговорить с бельгийцами. И: вдобще, были
очень любезны. Впрочем, тут нет ничего удивительногос когда всего в
327
трех милях китайцы поставили на якорь эту чертову посудину. По
закону их трогать нельзя. Пиратская радиостанция. Представляете, что
бы она сделала, если бы подали сигнал. Страшно даже подумать.
— Да Понятно. Ну и что будет теперь?
— Теперь, старина, все на уровне правительств, а не в руках такой
мелочи, как мы с вами.
Он подошел к окну и поглядел на грязь и капустные кочерыжки.
Над землей стелился белый туман — как газовая атака.
— Взгляните на этот свет, — сказал Бэрд. — Нет, вы только на
него взгляните. Ведь он бесплотный, и все же его можно взять и
потрогать. Ну разве вам не хочется взять в руки кисть и краски?
— Нет, — сказал я.
— А вот мне хочется. В первую очередь художника интересует
форма, и поначалу они только о ней и говорят. Но все решает освеще¬
ние — нет света, нет и формы, я всегда так говорю. Художника должен
волновать именно свет. Все великие художники это понимали: Франче¬
ска, Эль Греко, Ван Гог. — Он перестал смотреть на туман и повер¬
нулся ко мне, сияя от удовольствия. — Да и Тернер. Пожалуй, Тернер
понимал это лучше всех остальных. Возьмите любое полотно Терне¬
ра- — Он замолчал и по-прежнему смотрел на меня. Я ни о чем его
не спросил, но он услышал мой немой вопрос. — Живопись — это моя
жизнь, — сказал он. — Я согласен делать, что угодно, лишь бы у меня
были деньги и я мог продолжать заниматься живописью. Она меня
поглощает. Вряд ли вы можете понять, на что способен человек во имя
искусства.
— Кажется, начинаю понимать.
Бэрд внимательно посмотрел на меня.
— Рад слышать это, старик. — Он достал из портфеля коричневый
конверт и положил его на стол.
— Вы хотите, чтобы я доставил Куанцзыня на судно?
— Да, придерживайтесь плана Куанцзынь здесь, а он нам нужен
на судне. Датг постарается туда попасть, он нам нужен здесь, но это
не так важно. Доставьте Куанцзыня в Остенде. Там вы встретите его
старшего — майора Чана, и передадите его ему.
— А что будет с Марией?
— Мария — незаконнорожденная дочь Датта, отсюда ее раздвоен¬
ность. К тому же, у нее задвиг насчет пленок, где она снята с Жан-
Полем. Она готова на все, лишь бы их заполучить. Датт этим
воспользуется, помяните мое слова Он использует ее, чтобы перепра¬
вить пленки. — Бэрд вскрыл коричневый конверт.
— И вы попытаетесь ее задержать?
—;Не я, старина Эти досье, не по моей части, да и не по вашей.
Доставьте Куанцзыня в Остенде й забудьте обо всем. Когда Куанцзынь
будет на судне, мы дадим вам отпуск. — Он отсчитал какое-то коли¬
чество бельгийских франков и дал мне бельгийское удостоверение жур¬
328
нал иста, удостоверение личности, кредитное письмо и два телефонных
номера, куда можно позвонить, если возникнут проблемы.
— Распишитесь вот здесь, — сказал он, и я подписал квитанции.
— Л эти досье — дело Луазо, — сказал он. — Оставьте их ему.
Отличный парень этот Луазо.
Бэрд беспрестанно двигался, как боксер наилегчайшего веса в пер¬
вом раунде. Он взял квитанции, подул на них и помахал ими, чтобы
быстрее высохли чернила.
— Вы меня использовали, Бэрд, — сказал я. — Вы подослали ко
мне Хадсона вместе с заранее состряпанной сказкой про невезение. Вы
были готовы меня убить, лишь бы все шло по плану.
— Так решили в Лондоне, — мягко поправил меня Бэрд.
— Все восемь миллионов?
— Руководство нашего департамента, — терпеливо сказал он. —
Лично я был против этого решения.
— Во всем мире все люди в отдельности выступают против того,
что считают неверным, но все-таки делают это, потому что вина лежит
на коллективном решении.
Бэрд повернулся к окну, чтобы поглядеть на туман.
— В свое время провели Нюрнбергский процесс, — сказал я, — где
решили, что где бы вы ни работали — будь то «Кока-кола», Бюро
наемных убийц или Генеральный штаб Вермахта — вы несете ответ¬
ственность за свои поступки.
— Наверное, я пропустил эту часть процесса, — безразличным то¬
ном заметил Бэрд. Он убрал в бумажник квитанции, взял кепку и
трубку и направился мимо меня к двери.
— Ну что же, позвольте мне освежить вашу память;' — сказал я,
когда он поравнялся со мной, схватил его за грудь, а правой рукой
шлепнул его по лицу.
Ему не было больно, но это было унизительно, и он отшатнулся,
поправляя на ходу пиджак и узел галстука, который сбился набок под
воротник рубашки.
Наверное, Бэрд убивал не один раз: это было видно по его гла¬
зам. Он провел правой рукой сзади по вороту. Я думал, что у него
там нож с выкидным лезвием или удавка, но он просто поправлял
рубашку.
— Вы слишком циничны, — сказал Бэрд. Мне следовало бы дога¬
даться, что вы сломаетесь. — Он посмотрел на меня. — Циники —
это разочаровавшиеся романтики: они все время ищут предмет для
восхищения и никогда его не находят. Ну, ничего, это со временем
пройдет.
— Я не хочу, чтобы это проходила
Бэрд мрачно улыбнулся. Он потрогал кожу, где я его стукнул.
Когда он заговорил, голос был приглушен:
— Мы тоже не хотели. — Он кивнул и вйшел.
329
Глава 35
Я никак не мог заснуть после ухода Бэрда, но мне было уютно и
не хотелось двигаться. Я слушал, как по деревне проезжают грузовики:
вот у угла они переключают скорость, вот у перекрестка свистят тор¬
моза, а вот путь открыт, и машина, взревев, несется дальше. И, наконец,
слышится всплеск — это она проехала по луже рядом с указателем
«Осторожно— дети!». Каждые пять минут на шоссе проезжала новая
машина — словно какая-то грозная враждебная сила, которая никогда
не останавливается и не слишком дружелюбна к местным жителям. Я
взглянул на часы: 530. В гостинице было тихо: только дождь стучал в
окна Ветер стих, но шел, не переставая, мелкий дождь, как бегун на
длинной дистанции, который только что обрел второе дыхание. Я долго
лежал без сна и думал о них всех. Вдруг в коридоре раздались не¬
громкие шаги. Потом все стихло, и я увидел, как бесшумно повернулась
ручка двери.
— Вы спите? — тихо спросил Куанцзынь. Наверное, он проснулся,
когда мы с Бэрдом разговаривали: здесь такие тонкие стенки. Он вошел.
*—Я хочу курить. Не могу заснуть. Я был внизу, но там никого
нет. И автомата с сигаретами здесь нет.
Я дал ему пачку «Плейерз». Он открыл пачку и закурил. Похоже,
он не спешил уходить.
— Я не могу заснуть. — Он сел в обитое пластиком кресло и
смотрел, как дождь стучит в стекло. За окном все было мокро и не¬
подвижно. Мы долго сидели молча, а потом я спросил:
— Как вы познакомились с Даттом?
Он, казалось, обрадовался возможности поговорить.
— Во Вьетнаме в пятьдесят четвертом. Там тогда была такая каша.
Там еще оставались французы, но они уже начали понимать, что по¬
ражение неизбежно. Французы совсем не умеют проигрывать, не то что
вы, англичане. Вы показали в Индии, что понимаете, что такое комп¬
ромисс. Французы этому никогда не научатся. Они чувствовали, что им
придется уйти, и становились все более и более жестокими, они просто
теряли разум. Они решили ничего не оставлять: ни одного больничного
одеяла, ни единого доброго слова
К началу пятидесятых Вьетнам стал для китайских коммунистов
тем, чем была для вас Испания во время гражданской войны. Задачи
были ясны, и для нас, членов партии, поехать туда было делом чести.
Это свидетельствовало о доверии партии. Я вырос в Париже. Я пре¬
красно говорю на французском и поэтому чувствовал себя там абсо¬
лютно свободна Я работал у одного старика, которого звали де Буа. Он
был чистокровный вьетнамец. Большинство членов партии взяли себе
вьетнамские фамилии, независимо от происхождения, но де Буа такими
пустяками.не.занимался. Такой уж он был человек. Член партии.чуть
ли не с детства. Теоретик коммунистической партии; настоящий по¬
330
литик, не имел никаких дел с военными. Я был у него секретарем (это
была для меня честь); в сущности, я был для него мальчик на побе¬
гушках. Я ученый и по складу ума не гожусь для военной службы,
но это была честь.
Датт жил в маленьком городке. Я должен был связаться с ним. Мы
хотели установить контакт с буддистах(и в этом районе. У них была
отличная организация, и нам сказали, что они нам симпатизируют. Это
уже потом страна разделилась на два враждующих лагеря (Вьетконг
против американских марионеток), а в тот момент там было намешано
всякого, и мы пытались организовать различные группировки. Единст¬
венное, что их сближало, это то, что они все были против колониализма,
то есть против французов; спасибо французам: они постарались за нас.
Датт был умеренный либерал, но пользовался авторитетом у буддистов:
он был большим знатоком буддизма, и они уважали его за его уче¬
ность, — но что еще важнее, во всяком случае для нас, он не был
католиком.
И вот я взял велосипед и поехал за шестьдесят километров, чтобы
встретиться с Даттом. Показываться с оружием в городе было небезо¬
пасно, поэтому я остановился в одной деревушке за два километра от
города. Она была такая маленькая, что у нее даже не было названия.
Удивительно, верно? — деревня без названия! Я остановился там и
оставил ружье у одного молодого человека. Это был наш человек, тоже
коммунист, насколько человек, который живет в деревне без названия,
может быть коммунистом. Он жил с сестрой, такой маленькой девушкой
с бронзовой кожей. Она все время улыбалась и пряталась за спину
брата, выглядывая из-за него, чтобы рассмотреть меня получше. В то
время чисто китайская внешность была там большой редкостью. Я от¬
дал ему ружье — старое ружье, оставшееся еще с времен японского
нашествия; я так ни разу и не выстрелил из нега Я поехал дальше,
а они махали мне вслед
Я нашел Датта
Он угостил меня манильскими сигарами и бренди, заодно прочел
лекцию об истории демократического управления. Потом мы выяснили,
что в Париже жили неподалеку друг от друга,'и поговорили еще о
Париже. Я хотел, чтобы он встретился с де Буа. Я ехал к нему очень
долго, но знал, что у Датта есть старая машина, и, значит, если я
уговорю его поехать со мной, он меня подвезет. К тому же я устал
спорить с ним. Я хотел, чтобы с ним теперь потягался старина де Буа:
они больше подходили друг к другу. Я получил чисто научное, обра¬
зование, и не был готов к подобного рода диспутам.
Он согласился. Мы положили велосипед на заднее сиденье его ста¬
рого «паккарда» и поехали на запад Была ясная-лунная .ночь; и скоро
мы приехали в деревушку без названия. ;
«Я знаю это место, — сказал Датт. Я иногда хожу 'сюда на
прогулки; Здесь есть фазаны». - 'J
331
Я сказал ему, что опасно так далеко ходить от города. Он улыб¬
нулся и сказал, что человеку доброй воли бояться нечего.
Как только мы остановились, я понял, что что-то случилось: обычно
кто-нибудь прибежит и глазеет на вас или улыбается. А сейчас было
тиха Как всегда пахло отбросами и печным дымом, как во всех дерев¬
нях, но было абсолютно тихо. Казалось, даже в ручье бесшумно журчит
вода, а за деревней при свете луны сияло рисовое поле — словно
разлитое молоко. В деревне не было ни души. Ни собаки, ни курицы.
Там были только люди из сыскной полиции. Кто-то нашел ружье —
может, осведомитель, может, враг или староста — кто знает! И еще там
была девушка, та, что улыбалась. Ее убили, и ее обнаженное тело было
все испещрено следами ожогов: об нее гасили сигареты. Два человека
жестом приказали Датту выйти из машины. Он вышел. Со мной они
долго не возились: стукнули несколько раз пистолетом, и все, а вот
Датта они били ногами. Они били и били его. Потом отдыхали, курили
сигареты «Голуаз» и снова били его ногами. Оба были французы, от
силы лет двадцати, а Датт уже тогда был далеко не молод, но они
били его без пощады. Он дико кричал. Я не думаю, что они приняли
нас за вьетнамских коммунистов. Просто они несколько часов ждали,
пока кто-нибудь придет за ружьем, и, когда мы остановились непода¬
леку, схватили нас Они даже не спросили, пришли ли мы за ружьем.
Они били и били Датта, потом помочились на него и смеялись, а потом
опять покурили, сели в свой «ситроен» и уехали.
Я почти не пострадал. Раз уж я родился с таким «удачным» цветом
кожи, я научился, как себя вести, чтобы, когда тебя бьют, нс очень
пострадать, а вот Датт этого не умел. Я затащил его на заднее сиденье:
он потерял много крови, а он был грузный, даже тогда он уже был
грузный человек.
«Куда мне вас отвезти?» — спросил я. В городе была больница, и
я мог бы его туда отвезти. Но Датт сказал:
«Отвезите меня к товарищу де Буа».
Когда я разговаривал с Даттом, я все время говорил «товарищ», но
он произнес это слово впервые. Когда тебя бьют по животу, сразу
становится ясно, кто твой товарищ. Датт очень пострадал.
— Похоже, он оправился, — сказал я, — если не считать хро¬
моту.
— Да, он оправился, если не считать хромоту, — сказал Куанц¬
зынь. — И если не считать того, что он больше не может иметь отно¬
шений с женщинами.
Куанцзынь внимательно смотрел мне в лицо и ждал, что я скажу
на эта
—Это многое объясняет, — сказал я.
— Неужели? — насмешливо заметил Куанцзынь.
— Нет, — сказал я. — Какое право он имеет отождествлять бан¬
дитизм с капитализмом?
332
Куанцзынь молчал. Он встал и пошел к раковине, чтобы стряхнуть
пепел с сигареты. Я сказал:
— Кто дал ему право лезть в чужую жизнь и представлять резуль¬
таты своих исследований вам?
— Вы глупец, — сказал Куанцзынь. Он стоял, облокотившись на
раковину и улыбаясь мне. — Мой дед родился в 1878 году. В тот год
от голода умерли тринадцать миллионов китайцев. Мой брат родился в
1928-м. В том году пять миллионов умерли от голода. Двадцать милли¬
онов погибли во время войны с японцами, а Большой скачок обошелся
нам еще в два с половиной миллиона. Тем не менее нас уже больше,
чем семьсот миллионов, и каждый год становится еще на четырнадцать
или на пятнадцать миллионов больше. Нас уже нельзя считать страной,
мы целая цивилизация, которая идет вперед с неслыханной в истории
человечества скоростью. Сравните наше промышленное развитие с ин¬
дийским. Нас остановить нельзя.
Я ждал, что он еще скажет, но он молчал.
— Ну и что из этого? — спросил я.
— Л то, что нам нет нужды устраивать клиники для изучения
вашего идиотизма и слабости. Нас не интересуют ваши мелкие психо¬
логические недостатки. Хобби Датта не представляет ни малейшего
интереса для моего народа.
— Тогда зачем же вы его поддерживаете?
— Ничего подобного мы не делали и не делаем. Он финансировал
весь проект сам. Мы никогда ему не помогали, ничего ему не прика¬
зывали и не пользовались его документами. Нас это не интересует. Он
был для нас хорошим другом, но ни один европеец не может по-насто¬
ящему понять наши проблемы.
— Но вы только что использовали его, чтобы навредить нам.
— С этим я согласен. Мы не мешали ему вредить вам. А почему
мы должны были это делать? Возможно, мы использовали его довольно
жестоко, но революция всех так использует.
Он вернул мне пачку с сигаретами.
— Оставьте себе, — сказал я.
— Вы очень любезны. Там осталось еще десять штук.
— Да, на ваши семьсот миллионов не надолго хватит.
— Вы правы, — сказал он и зажег еще одну сигарету.
Глава 36
В 9.30 меня разбудила хозяйка гостиницы.
— У вас есть еще время принять ванну и поесть, — сказала она. —
Муж хочет выехать пораньше. Иногда заходит выпить полицейский.
Будет лучше, если вы к этому времени уже уедете.
Наверное, она заметила, что я посмотрел в сторону соседней ком-
наты, и сказала:
— Ваш коллега уже встал. Ванная комната в конце коридора Я
оставила там мыло, и в это время полно горячей воды.
— Спасибо, — сказал я.
Она вышла
Мы ели молча. На столе стоял поднос с копченым окороком,
форель, запеченная в тесте, и открытый пирог с рисовым пудингом.
Фламандец сидел напротив и жевал хлеб, запивая вином, за ком¬
панию.
— Сегодня ночью я отведу вас.
— Отлично, — сказал я.
Куанцзынь кивнул.
— У вас нет возражений? — спросил он меня. Он нс хотел давать
понять Куанцзыню, что я здесь старший, и делал вид, что это вопрос
выбора между друзьями.
— Меня это устраивает, — сказал я.
— Меня тоже;?— сказал Куанцзынь.
— У меня для вас приготовлены шарфы и толстые шерстяные сви¬
тера Мы встречаем его старшего на пирсе, и вас, наверное, доставят
на судна
— Нет, — сказал я. — Я сразу возвращаюсь
— Нет, — сказал он. — У меня на этот счет четкая инструк¬
ция. —^ Он потер лицо, чтобы вспомнить поточнее. — Вы поступаете в
распоряжение его старшего по операции, майора Чана.
Куанцзынь сидел с бесстрастным видом. Фламандец сказал:
— Я думаю, вы им можете понадобиться, если они встретят
катер береговой охраны или судно охраны рыбных промыслов или
еще на какой-нибудь непредвиденный случай. Только пока вы в
территориальных водах. Вы сразу поймете, если их старший что-то
замыслит.
^-'Все равно, что залезть в холодильник, чтобы проверить, выклю¬
чился свет или нет, — сказал я.
— Они, наверное, что-то придумали, — сказал он. — Лондон навер¬
няка. — Он замолк и опять потер лица
— Все нормально. Он знает,- что мы работаем на Лондон.
—В Лондоне считают, что это нормальна
— Ну, этим вы меня совсем успокоили, — сказал я.
Фламандец усмехнулся.
— Да, — сказал он и тер лицо до тех пор, пока у него не засле¬
зился глаз. — Похоже, я выхожу из игры.
—Боюсь, что:да, — согласился я. — Это последняя работа, которую
вы для нас делаете.
•а .Он^кивнул. ?ii 7 ‘
•;<н ^сМые:будет ле хватать денег;-г^ грустно, сказа л он. Они сейчас
иамг0ченьсб»тригодилиск^-‘:
334
Глава 37
Мария все время думала о смерти Жан-Поля. Смерть потрясла ее,
и теперь все се мысли были об одном, и ей приходилось как-то бороться
с этим, и она чувствовала себя как человек, который несет тяжелый
чемодан и пытается при этом держаться абсолютно прямо.
— Какое забытое Богом место, — громко сказала она.
С самого детства у Марии была привычка разговаривать сама с
собой. Не раз она оказывалась в неловком положении, когда к ней
подходили и слышали ее бормотанье. Ее мать никогда не обращала
на это внимания. Она всегда говорила: «Ничего плохого нет в том,
что ты говоришь сама с собой. Все дело в том, что ты говоришь».
Мария пыталась взглянуть на себя со стороны, как она выгладит в
настоящей ситуации? Забавно, решила она, вся ее жизнь была похо¬
жа на какую-то пантомиму, но она и представить себе не могла, что
ей доведется ехать через северную Францию в машине «скорой помо¬
щи», на фу жен ной восемьюстами досье и секспленками. Она .была
готова расхохотаться.
Дорога круто поворачивала, и Мария почувствовала, что машину
заносит, и сбросила скорость, но один ящик уже свалился и повалил
другой. Она повернулась и рукой придержала стопку жестяных коро¬
бок с пленками, наставленных рядом с, аккуратно застеленной кой¬
кой. Они тихонько позвякивали, но ни одна не упала. Мария любила
водить машину, но ехать в тяжелой старой колымаге по разбитым
объездным дорогам северной Франции — в этом было мало приятно¬
го Ей нельзя ехать по шоссе — она знала почти инстинктивно,
какие дороги патрулируются. Она отлично понимала, что дорожный
патруль по приказу Луазо задержит Датга, его досье, пленки и
фильмы, Марию, Куанцзыня и англичанина, хоть каждого в отдельно¬
сти, хоть в любом сочетании. Она в третий раз стала пробовать все
ручки подряд на приборной доске: включила дворники, чертыхнулась,
выключила их, потрогала воздушную заслонку, потом зажигалку. Да
где-то ведь должна быть кнопка, чтобы выключить чертов орандсевый
фонарь, из-за которого в стекле отражаются все ящики, коробки и
жестянки. Ехать с таким отражением опасно, но она не хотела оста¬
навливаться. Она могла себе это позволить, но не хотела. Мария
решила не останавливаться, пока не закончит все это дело. Вот тогда
она остановится, отдохнет, а может, опять сойдется с Луазо. Она
покачала головой. Мария вовсе не была уверена в том, что хочет
опять сойтись с Луазо. Одно дело вот так просто думать о нем,
какой он несчастный и одинокий, в окружении грязной посуды и
дырявых носков. Но если взглянуть суровой правде в лицо, вовсе он
не несчастный и одинокий. Он замкнутый, суровый и, как это ни
печально, ничего не имеет против одиночества В этом есть что-то
противоестественное, но разве естественно быть полицейским?
Она вспомнила, как познакомилась с Луазо. Это было в деревне в
Перигоре. На ней было ужасное розовое платье, которое ей продала
подруга. Мария ездила туда много лет спустя в надежде, что свершится
чудо^ и он тоже приедет туда, и они опять полюбят друг друга, как
прежде. Но приехав туда, Мария почувствовала себя чужой и никому
не нужной; все там стало другим — и люди, и официантка, и музыка,
и танцы — все новое, и о ней никто не помнит.
Ужасно тяжелая машина, а подвеска и управление жесткие, как у
грузовика, да и вообще машина в плохом состоянии: покрышки совсем
лысые. Когда она проезжала через деревушки, машину заносило на
булыжной мостовой. Деревушки были старые и пыльные, с одним или
двумя ярко размалеванными рекламными щитами, восхваляющими до¬
стоинства пива или фритюра В одной из деревень Мария увидела яркие
вспышки газовой сварки: наверное, сельский кузнец заработался до но¬
чи. Вдруг сзади послышались гудки. Мария прижала машину к правой
обочине, и мимо нее на полной скорости промчался голубой «Лендровер»
с горящей мигалкой и посигналил в знак благодарности. Голубой при¬
зрак промелькнул стрелой и скоро скрылся из виду. Мария сбросила
скорость: она не ожидала встретить патрульные машины на этой дороге
и вдруг почувствовала, как тревожно стучит сердце. Она полезла за
сигаретами в карман замшевого пальто, но когда поднесла пачку к
лицу, сигареты рассыпались ей на голени. Мария взяла одну и поднесла
к губам. Она ехала медленно, не слишком следя за дорогой. Мария
включила зажигалку, пламя колебалось и дрожало, а когда она пога¬
сила ее, то заметила на горизонте какие-то огни. Их было шесть или
семь» маленькие горящие факелы, как у могилы неизвестного солдата.
Дорога казалась черной и поблескивала, как глубокое озеро, но это не
могла быть вода: целую неделю не было дождя. Ей вдруг почудилось,
что, если она не остановится, вода проглотит машину «скорой помощи».
Но она не остановилась Вот уже передние колеса погрузились в воду.
Она представила себе, как погружается в толщу воды, и содрогнулась
Ей стало страшно в замкнутом пространстве машины. Она открыла окно
и отпрянула от резкого запаха красного вина. За окнами светили лампы
и прожектора. А еще дальше вокруг маленького строения на дороге
стояли люди. Сначала она подумала, что это контрольно-пропускной
пункт таможни, но потом увидела, что это никакой не дом, а огромная
цистерна, опрокинутая набок поперек дороги, и из разошедшихся швов
на дорогу хлещет вина Перед машины висел над кюветом. При свете
прожекторов люди пытались извлечь из кабины водителя. Она притор¬
мозила Полицейский указал ей на обочину, отчаянно жестикулируя и
кивая головой.
— Как вы быстро приехали, — сказал полицейский. — Четверо
.умерло и'один ранен. Он ноет, но, по-моему, у него одни царапины.
К ним быстро подошел еще один полицейский.
— Подъезжайте задом к машине, и мы его занесем, — сказал он.
336
Мария хотела отъехать, но ей удалось взять себя в руки. Она за¬
тянулась сигаретой.
— Сейчас подойдет еще одна «скорая помощь», — сказала она Ей
надо было ото сказать до приезда настоящей «скорой помощи».
— Зачем? — спросил полицейский. — Вам что сказали по телефо¬
ну относительно числа жертв?
— Шесть, — соврала Мария.
— Нет, — сказал полицейский. — Всего один раненый, а четверо
погибло. Водитель машины ранен, четверо в виновозе погибли на месте.
Два водителя и два попутчика
Вдоль дороги полицейские выставляли в ряд ботинки, сломанный
транзистор, карты, одежду и сумку — в безупречно прямую линию.
Мария вылезла из машины.
— Позвольте мне осмотреть попутчиков, — сказала она.
— Говорю вам, они мертвые. Уж я-то могу отличить мертвого от
живого.
— Позвольте мне взглянуть, — сказала Мария. Она посмотрела на
дорогу, боясь увидеть фары приближающейся «скорой помощи».
Полицейский пошел туда где посередине дорога, накрытые брезен¬
том, который полицейские патрульные машины возят специально для
таких дел, лежали тела погибших. Из-под брезента виднелись три пары
ног. Полицейский приподнял край брезента, и Мария с содроганием
посмотрела вниз, почти готовая к тому, что увидит окровавленные тру¬
пы англичанина и Куанцзыня, но это оказались какие-то бородатые
парии в джинсах. Один из них широко улыбался. Мария затянулась
поглубже сигаретой.
— Ну что я говорил, — сказал полицейский. — Они мертвые.
— Пусть раненого заберет другая «скорая помощь», — сказала Ма¬
рия.
— И он поедет в компании четырех трупов? Ничего подобного. Его
повезете вы. — На дорогу все выливалось, булькая, красное вино, и
вдруг раздался жуткий скрежет — это гидравлическими домкратами
разорвали кабину, чтобы извлечь оттуда водителя.
— Послушайте, — в отчаянии сказала Мария, — у меня сегодня
первая смена. И если мне не придется регистрировать раненого, я
уже свободна Да и водитель другой «скорой помощи» возражать не
станет.
— Ах, какая милая крошка! Я смотрю, ты совсем не любишь рабо¬
тать.
— Ну пожалуйста! — Мария быстро-быстро заморгала
— Нет, со мной этот номер не пройдет. Ты берешь раненого с собой.
Трупы я тебе не навязываю, тем более что скоро подойдет другая
машина, и я ее подожду. Но раненого ты берешь с собой. — Он вручил
Марии маленький сверток. — Его личные вещи. И паспорт, тоже там.
Смотри не потеряй.
337
— Нет, я не парле Франсе, — раздался громкий голос. — И отпу¬
стите меня, я сам доковыляю, спасибо.
Полицейский, который пытался нести парня на руках, отпустил его
и смотрел, как он осторожно залезает через заднюю дверь «скорой
помощи». Другой полицейский влез в машину перед ним и освобождал
койку от коробок с пленками.
— Замусорили всю машину, — ворчал полицейский. Он взял жес¬
тянку с пленкой в руки и разглядывал ее.
— Это истории болезней, — сказала Мария. — Пациентов, которых
перевели в другие больницы. Отснятые на пленку. Я утром развожу
их по больницам.
Английский турист — высокий парень в черной шерстяной рубаш¬
ке и розовых хлопчатобумажных брюках — вытянулся во весь рост на
койке.
— То что надо, — с чувством сказал он. Полицейский запер заднюю
дверь. Мария слышала, как он сказал:
— Мы оставим трупы здесь. Их заберет другая «скорая помощь». А
сами поедем проверим посты. .Ну сегодня и ночка. Катастрофа, посты,
поиски контрабанды — того и гляди, попросят подежурить лишних два
часа
— Пусть сначала уедет «скорая помощь», — сказал другой поли¬
цейский. — Еще не хватало, чтобы она настучала, что мы уехали с
места происшествия до появления второй «скорой помощи».
— Ленивая сука, — сказал первый полицейский. Он стукнул кула¬
ком по крышке машины и громко сказал:
— Все в порядке, можете ехать.
Мария повернулась, поискала выключатель внутреннего освещения,
нашла его и выключила. Полицейский ухмылялся ей через стекло.
— Смотри не переработай! — сказал он.
— Полицейский! — сказала Мария таким тоном, будто это грязное
ругательство^ и полицейский вздрогнул: он не ожидал такой лютой
ненависти.
— Все медики одинаковы, — сказал он зло и тихо, — вы считаете,
что вы единственные нормальные люди.
Мария не нашлась, что ответить. Она поехала вперед. Англичанин
сказал:
— Прошу прощения за причиненное неудобства — Он сказал это
по-английски, надеясь, что его поймут по тону.
— Все в порядке, — сказала Мария.
— Вы говорите по-английски! Вот здорово!
— Нога болит? — спросила Мария, изо всех сил стараясь подра¬
жать медперсоналу.
— Пустяки. Я просто растянул ее, когда бежал к телефону. Даже
не верится: четыре трупа, а я без единой царапины, только растянул
ногу.
338
— А машина?
— Всмятку. Правда, машина дешевая — «форд-Англия». Картер
торчит из задней оси — вот в каком она виде. Всмятку. Но водйтель
грузовика пс виноват, бедолага. Я тоже не виноват, правда, я ехал на
большой скорости. Я всегда слишком быстро езжу, так все говорят. Я
не мог ничего поделать. Он ехал прямо посередине дороги. Тяжелые
грузовики так всегда ездят на холмистых дорогах. Я его не виню.
Надеюсь, он меня тоже.
Мария молчала. Она надеялась, что он уснет и она спокойно поду¬
мает над сложившейся ситуацией.
— Вы нс закроете окно? — попросил он. Она подняла стекло, но
не до упора. К ней опять вернулась боязнь замкнутого пространства, и
она потихоньку надавила на ручку в надежде, что приоткроет ещ а
парень этого не заметит.
— Вы были слишком резки с полицейским, — сказал парень.
Мария утвердительно хмыкнула.
— Почему? — спросил он. — Не любите полицейских?
— Я была замужем за полицейским.
— Правда? — Он немного помолчала — А я не был женат.- Правда,
я жил с одной два года. — Он замолчал.
— И что же случилось? — спросила Мария, хотя ей было
совсем неинтересно. Все ее мысли были о дороге; Сколько. сегодня
будет постов? Насколько серьезно они будут проверять документы
и багаж?
— Она мне намахала, — сказал парень.
— Намахала?
— Она меня бросила А что у вас?
— Мой тоже мне намахал.
— И вы стали водителем «скорой помощи», — с простодушием,
свойственным юности, сказал парень.
— Да, — сказала Мария и расхохоталась.
— С вами все в порядке? — участливо спросил парень.
— Со мной все в порядке, — сказала Мария. — Ближайшая при¬
личная больница за границей, в Бельгии. Когда мы подъедем к границе,
ложитесь и стоните, как настоящий раненый. Понятно?
— А вдруг она закрыта? — спросил парень.
— Это моя забота, — сказала Мария. Она свернула на узкую доро¬
гу, радуясь, что нет дождя. В этой части света после получасового
дождя можно застрять в грязи.
— Да, вы тут здорово ориентируетесь, «*— сказал парень. — Вы тут
неподалеку живете?
— Здесь живет моя мать.
— А отец? х .
— И ;отец тоже,- -т«:сказала:Мария и ^рассмеялась.
— С вами все в порядке? — опять спросил парень.
— Ведь это вы раненый. Вот ложитесь и спите.
— Извините за беспокойство.
«Извините, что дышу*, — подумала Мария. Ох уж эти англичане:
вечно они извиняются.
Глава 38
Вот и подошел к концу недолговечный летний туристский сезон.
Пустуют большие гостиницы, уже запирают ставни, а официанты изу¬
чают рекламные объявления в надежде найти работу на зимний курор¬
тный сезон. Дорога шла мимо гольф-клубов и военных госпиталей.
Огромные белые дюны, мерцающие в лунном свете, как дворцы из
алебастра, прислоняются к серым дзотам Вермахта. Между песочными
вершинами и бетонными кубами снуют козодои в погоне за мотыльками
и насекомыми. Вот уже приближается красное марево Остенде, и вдоль
автодороги со стуком едут желтые трамваи, а потом через мост над
Королевским яхт-клубом, где дремлют, качаясь на волнах, как чайки,
белые яхты с аккуратно свернутыми и подвязанными парусами.
— Извините, — сказал я, — я думал, они приедут пораньше.
— Полицейскому не привыкать ждать, — ответил Луазо, повернул¬
ся спиной и зашагал по булыжникам, среди которых пробивалась чах¬
лая трава, старательно перешагивая через ржавые рельсы и обходя
кучи мусора и брошенные тросы. Когда я убедился, что он отошел
достаточно далеко, я пошел по пирсу. Подо мной шумело море, как
ванна, полная змей, и скрипели уключины четырех древних рыбацких
лодок. Я подошел к Куанцзыню.
— Он опаздывает, — сказал я.
Куанцзынь промолчал. За его спиной на пристани грузили краном
грузовое судна Прожекторы на кранах освещали часть берега и воды.
Может, их человек заметил Луазо и испугался? Прошло уже пятнад¬
цать минут после назначенного часа встречи. Согласно инструкции
нужно ждать только четыре минуты, а потом приходить в тот же час
через сутки, но я все тянул. Инструкции сочиняют прилежные ребята
в чистых рубашках, сидя в теплом помещении. Я остался. Казалось,
Куанцзынь тоже не имеет ничего против того, чтобы еще подождать,
пожалуй, он даже получает от этого удовольствие. Он терпеливо стоял.
Он не переминался с ноги на ногу, не дышал на руки, не курил. Он
смотрел, не мигая, на воду; взглянул на меня, чтобы убедиться, что я
все сказал, и опять замер все в той же позе.
— Дадим ему еще десять минут, — сказал я.
•Куанцзынь посмотрел на меня. Я повернулся и опять зашагал по
пирсу. '
С шоссе свернула на брльшой скорости машина с горящими фара¬
ми; послышался хруст — это она крылом зацепила один из баков с
нефтью, поставленных неподалеку. Машина стремительно приближа¬
лась, свет фар становился все ослепительней. И вот уже она высветила
фигуру Куанцзыня, вот уже до него меньше метра — Куанцзынь еле
выпрыгнул из-под колес Пола его пальто коснулась фары, на миг
вырубив лучи света Завизжали тормоза, и машина встала И опять
стало тихо. Только волны с плеском разбивались о пирс Я слез с бака,
на который предусмотрительно взгромоздился, и подошел к Куанцзыню.
Он стоял, посасывая большой палец. Машина, которая только что чуть
нас нс задавила, при ближайшем рассмотрении оказалась «скорой по¬
мощью».
Из нес вышла Мария.
— В чем дело? — спросил я.
— Я майор Чан, — сказала Мария.
— Вы? — спросил Куанцзынь. Он явно не верил в это.
— Ты майор Чан, старший Куанцзыня в этой операции? — спросил я.
— Да, я, в общих для всех интересах.
— Что это за ответ? — спросил я.
— Каков бы он ни был, вам придется им довольствоваться.
— Отлично, — сказал я. — Передаю его тебе из рук в руки.
— Я с ней не поеду, — сказал Куанцзынь. — Она хотела меня
задавить. Вы сами видели.
— Я ее довольно неплохо знаю, и уверяю вас, что если бы она
действительно этого хотела, уж она бы постаралась как следует.
— Еще пару минут назад ты не проявил такой уверенности, —
сказала Мария. — Когда ты думал, что я хочу задавить тебя, ты весьма
резво освободил дорогу.
— Что такое уверенность? — сказал я. — Падать с обрыва с улыб¬
кой, чтобы все думали, что ты прыгнул сам?
— Вот что это такое, — сказала Мария, прислонилась ко мне и
одарила легким поцелуем, но я не собирался так дешево купиться.
— Где твой связной?
— Тут где-то, — сказала Мария, пытаясь выиграть время. Я схватил
ее за руку и больно сжал.
— Не тяни время. Ты говоришь, что ты его старший. Тогда бери
Куанцзыня и говори, что ему делать. — Она смотрела на меня пустым
взглядом. Я потряс ее.
— Они должны быть уже здесь, — сказала она — Смотрите, вон
лодка. — И она показала рукой в сторону пирса. Мы вглядывались в
темноту. Наконец в свете прожекторов крана, грузившего судно, пока¬
залась моторная лодка. Она повернула к нам.
— Надо будет помочь им разгрузить машину.
— Не спеши, — сказал я. — Пусть сначала расплатятся.
— Откуда ты знаешь?
— Это очевидно, вот и все. Используя свою изобретательность» зна¬
ние методов полиции и местных дорог и в самом худшем случае даже
341
свое влияние на бывшего мужа, ты везешь в такую даль досье Датта.
В обмен на что? В обмен на собственное досье и пленку, которые тебе
вернет Датг. Верно?
-Да.
— Ну вот, пусть они сами и занимаются разгрузкой и погруз¬
кой. — Лодка была уже совсем близко: это оказался мощный катер,
на корме стояли четыре человека в бушлатах. Они стояли неподвиж¬
но и молча смотрели на нас Когда катер подплыл к каменным
ступеням, один из них вылез на берег. Он взял канат и закрепил его
за причальное кольца — Коробки, — крикнул я им. — Ваши доку¬
менты здесь.
— Сначала погрузимся, — сказал матрос, который вылез на берег.
— Дайте мне коробки, — сказал я. Матросы смотрели на меня и
Куанцзыня. Один из матросов на катере подал знак, и два других взяли
со дна лодки две жестяные коробки, запечатанные красным сургучом,
и передали их первому матросу, который поднялся по трапу и принес
их нам.
— Помогите мне с ящиками, — сказала Мария китайскому матросу.
Я все держал ее за руку.
— Иди в машину и запрись изнутри, — сказал я.
— Ведь ты же сказал, чтобы я начала...
Я грубо толкнул ее к передней двери.
Я не сводил глаз с Марии, но боковым зрением заметил справа
человека,' который медленно шел ко мне рядом с машиной. Одной рукой
он касался машины там, где нарисован большой алый крест, словно
проверял, высохла ли краска Я подождал, пока он оказался рядом со
мной на расстоянии вытянутой руки, и, не повернув головы, резко
выбросил руку, хлестнув его кончиками пальцев по лицу. Он зажму¬
рился и отпрянул. Я чуть наклонился вперед и еще раз ударил его,
но не слишком сильно, по щеке.
— Прекратите! — закричал он на английском. — Какого черта вам
от мен* нужно?
— Идите в машину, — позвала его Мария. — Он абсолютно без¬
опасен, — сказала она мне. — Несчастный случай на дороге. Благода¬
ря ему я так легко миновала все посты.
— Вы же говорили, что мы едем в больницу в Остенде, — сказал
парень.
— Не суй свой нос в чужие дела, сынок, — сказал я. — Даже если
ты будешь держать язык за зубами, тебе грозит опасность. Но стоит
тебе его раскрыть, считай, ты покойник.
— Я старшая по операции, — упорствовала Мария.
~ Кто-кто ты? сказал я и улыбнулся, чтобы ее приободрить, но
она? скорее всего приняла это за издевательство.* — Ты: дитя, Мария, ты
и понятия не^имеешЬ) что здесь на самом деле происходит. Садись в
машину. Твой бывший муж ждет у причала Если, когда он тебя задери
-342
жит, при тебе будут все эти документы, тебе это может облегчить
жизнь.
— Вы слышите, что он говорит? — спросила Мария, обращаясь
к матросу и Куанцзыню. — Забирайте документы и возьмите меня
с собой: он всех нас заложил полиции. — Она говорила тихо, но
по голосу было заметно, что еще чуть-чуть и она сорвется в
истерику.
Матрос промолчал, а Куанцзынь даже не взглянул в ее сторону.
— Вы что, не слышите? — отчаянно сказала она Все молчали. Со
стороны яхт-клуба показалась весельная лодка. Весла то взмахивали
над водой, то падали вниз — печальные ритмичные звуки, словно жен-
ские рыдания, перемежающиеся судорожными вздохами.
— Ты не имеешь понятия, что здесь на самом деле происходит. Этот
человек должен доставить Куанцзыня на судна У него такая же инс¬
трукция и на мой счет. Кроме того, он попытается взять документы. И
уж само собой разумеется, он не будет менять план из-за того, что ты
сообщила ему приятную новость о Луазо, который намерен тебя аре¬
стовать. В сущности, этого вполне достаточно, чтобы они сразу же
отплыли, потому что главная инструкция — избегать осложнений. По¬
добные дела так не делаются.
Я дал знак Куанцзыню идти на катер. Матрос помог ему спуститься
по скользкому металлическому трапу. Я легонько ударил Марию по
руке.
— Мария, раз ты настаиваешь, я буду вынужден тебя оглушить,
чтобы ты мне не мешала, — сказал я с улыбкой, но я не шутил.
— Я не могу показаться на глаза Луаза Я этого не вынесу. — Она
открыла дверь и села за руль. Сейчас она бы даже предпочла увидеть
Датта, но только не Луазо. Парень сказал:
— У вас из-за меня столько хлопот. Извините .меня, пожалуйста.
— Я вас умоляю, прекратите ваши извинения.
— Отваливайте, — сказал я матросу. — Полиция вот-вот будет
здесь. У вас нет времени грузить ящики. — Он стоял внизу трапа, а
на мне были тяжелые ботинки. Он пожал плечами и влез в катер. Я
отвязал канат, и кто-то уже завел мотор. У кормы забурлила вода, и
катер, быстро набирая скорость, вырулил из гавани.
На мосту показалась полицейская машина. Я заметил ее пр мигал¬
ка Я не слышал, гудит ли сирена Я ничего не слышал, кроме рева
мотора Вот свет мигалки скользнул по машине «скорой помощи». Катер
резко накренился — это мы вышли в открытое мора Я посмотрел на
матроса-китайца у рула По его лицу не было видно, испугался ли он,
хотя откуда мне знать? Я оглянулся. Причал был уже довольно далеко,
и я не мог различить, который час Я посмотрел на наружные:часы —
2.10 после полуночи. Невероятный граф Сзелл только '.что убил еще
одну канарейку, ведь они стоят всего три франка, ну самое большее—>
четыре.
Глава 39
В трех милях от Остенде море было спокойным, и над ним, обнимая
его, стоял туман: словно на холодном утреннем воздухе остывает без¬
донный котел с бульоном. Из тумана показалось судно господина Датта.
Это была старая неприглядная посудина, грузовое судно на десять
тысяч тонн со сломанным кормовым деррик-краном. Одно крыло мос¬
тика было исковеркано в какой-то допотопной переделке, а серый кор¬
пус с облезлой краской был весь в пятнах ржавчины. Корабль долго
стоял на якоре в Дуврском проливе. Сразу бросалась в глаза его грот-
мачта (она была раза в три выше обычного) и яркая надпись белыми
трехметровыми буквами вдоль корпуса: «Радио Жанин».
Двигатели не работали, корабль стоял на месте, только волны тихо
плескались о нос, и поскрипывала якорная цепь, когда корабль относило
течением и он тянул цепь, как нетерпеливый ребенок мать за руку. На
палубе никого не было видно, но когда мы подошли поближе, я заметил,
что в рулевой рубке открыта дверь. К корпусу болтами был прикреплен
уродливый металлический забортный трап, вернее, что-то вроде пожар¬
ной лестницы. У поверхности воды, где была последняя ступенька, была
широкая платформа со стойкой и тросом, с помощью которого мы и
пришвартовались. Господин Датт приветствовал нас с борта.
Пока мы поднимались по металлическим ступеням, Датт крикнул:
— Где же они? — Ему никто не ответил, никто даже не взглянул
на него. — Где документы.» мои труды? Где они?
— Только я, — сказал я.
— Ведь я вам говорил.» — закричал Датт матросу.
.— Не получилось, — сказал ему и Куанцзынь. — За нами по пя¬
там шла полиция. Чудом от них ушли.
— Досье — это самое главное. Вы что, даже не дождались Ма¬
рию? — Все молчали. — Не дождались?
— Ее наверняка задержала полиция, — сказал Куанцзынь. — Мы
не могли рисковать.
— А как же мои документы?
— Ничего не поделаешь, — сказал Куанцзынь почти безразличным
тоном.
— Бедная Мария! Бедная моя дочь!
— Вы беспокоитесь только о ваших досье, — спокойно сказал Ку-
анцзынь. — Девушка вам безразлична
— Я беспокоюсь за всех вас. Я даже беспокоюсь за этого англича¬
нина Я за всех беспокоюсь.
— Вы кретин.
•— Как только мы будем: в Пекине, я доложу об этом.
— Неужели? Вы что, скажете, что отдали документы девушке и
доверили ей мою безопасность, потому что у вас не хватило смелости
• выполнил» обязанности старшего по операции? Вы позволили девушке
344
выдать себя за майора Чана, а сами по-тихому беспрепятственно унесли
ноги. Вы выдали ей пароль и Бог знает что еще, и у вас после всего
этого хватает наглости жаловаться, что результаты ваших идиотских
исследований не доставили на борт. — И Куанцзынь улыбнулся.
Датт повернулся к нам спиной и ушел. Внутри судно оказалось в
лучшем состоянии и отлично освещено. Непрерывно гудели генераторы,
и откуда-то из глубины послышался лязг металлической двери. Датт
ногой пнул вентиляционный люк и стукнул палубный светильник, ко¬
торый, как это ни удивительно, зажегся. Кто-то свесился через крыло
мостика поглазеть на нас, но Датт жестом приказал ему продолжать
работу. Он пошел вверх по нижнему трапу мостика, и я последовал за
ним, а Куанцзынь остался внизу.
— Я хочу есть, — сказал он. — С меня довольна Я иду вниз есть.
— Вот и отлично, — сказал Датт, не оглядываясь. Он открыл дверь
бывшей каюты капитана и пропустил меня вперед. В каюте было тепло
и уютно. На узкой кровати, судя по примятой постели, недавно кто-то
лежал. На письменном столе были навалены какие-то бумаги, конверты,
большая стопка граммофонных пластинок и термос. Датт открыл полку
над столом и достал две чашки. Он налил горячий кофе из термоса и
бренди в две маленькие рюмки. Я положил в кофе две ложки сахара,
добавил бренди, проглотил горячую смесь и почувствовал, как по всему
телу разливается живительное тепла
Датт предложил мне сигареты. Он сказал:
— Ошибка. Глупая ошибка. Л вы делаете глупые ошибки?
— Это одно из немногих моих любимых занятий. — И жестом от¬
казался от сигарет.
— Забавно. Я был уверен, что Луазо против меня не пойдет. Ведь
я имел влияние и власть над его женой. Я был уверен, что он не
пойдет против меня.
— И поэтому вы привлекли Марию?
— Если откровенно, то да
— Что же, мне жаль, что вы ошиблись. Было бы лучше, если Мария
не имела бы к этому никакого отношения.
— Моя работа была почти завершена. Такими делами долго зани¬
маться нельзя. — Он вдруг посветлел. — Но через год мы начнем все
сначала.
— Еще одно психологическое исследование со скрытыми камерами,
магнитофонами и доступными женщинами для влиятельных людей с
Запада? Еще один роскошный особняк в фешенебельном районе Пари¬
жа?
Датт кивнул.
— Или в фешенебельном районе Буэнос-Айреса, или Токиоь а мо¬
жет, Вашингтона или Лондона.
— Не думаю, что вы истинный марксист. Вы просто хотите краха
Запада Марксист хотя бы утешается мыслью о том, что пролетарии
345
всех стран, наконец, соединятся, а вы, китайские коммунисты, упивае¬
тесь своим агрессивным национализмом, и это когда весь мир созрел
для того, чтобы от него отказаться.
— Ничем я не упиваюсь. Я просто записываю. Но должен вам за¬
метить, что сохранить ваши ценности, над которыми вы в Западной
Европе так трясетесь, удастся гораздо лучше, если вы поддержите ре¬
альную, бескомпромиссную мощь китайского коммунизма, а не дадите
Западу распасться на враждующие государства. Вот Франция, напри¬
мер, идет именно таким путем. Что она сохранит на Западе, если
запустит свои атомные бомбы? Это мы победим, и мы сохраним. Только
мы можем создать истинный мировой порядок, опираясь на семьсот
миллионов по-настоящему верующих в свою идею людей.
— Ну прямо «1984*. Весь ваш сценарий позаимствован у Джорджа
Оруэлла.
— Оруэлл — наивный простак. Буржуазный слабак, напуганный
реальностями социальной революции. Это человек невысокого талан¬
та — о нем и не знал бы никто, если бы реакционная пресса нс
увидела в нем мощное орудие пропаганды. Они сделали из пего гуру,
ученого мужа, провидца. Но их старания обратятся в конечном итоге
им же во зло: Оруэлл станет самым главным союзником коммунисти¬
ческого движения. Он предупредил буржуазию, чтобы она опасалась
воинственности, организованности, фанатизма и тоталитаризма, а в это
время семена разрушения сеют ее собственная неполноценность, апатия,
бессмысленная жестокость и пошлость. Ну что ж, ее разрушение в
верных руках — ее собственных. А мы будем перестраивать. Мои тру¬
ды лягут в основу нашей политики управления Европой и Америкой.
Наша политика будет основана на удовлетворении ваших собственных
низменных инстинктов. В конце концов появится новый тип европейца.
— История. Она всегда лучшее алиби.
— Прогресс невозможен без знания истории.
— Ерунда Прогресс — это и есть полное безразличие к урокам
истории.
— Вы циничны и невежественны, — сказал Датт таким тоном, слов¬
но только что сделал открытие. — Познайте самого себя — вот мой
вам. совет. Познай себя
— Я уже и так знаю массу плохих людей.
— Вот вы жалеете тех, кто ходил в мою клинику. Знаете
почему? Потому что на самом деле вы жалеете самого себя. А те
люди не заслуживают вашей жалости. Их погубило их собственное
благоразумие А благоразумие — это аспирин психического здо¬
ровья, и, подобно аспирину, передозировка может стать смертельной.
Они,, порабощают себя, вре .больше и больше, погружаясь во всевоз¬
можные .запреты. Одн?ко< сами почему-то считают это раскрепоще¬
нием. —, Онмрачно засмеялся. ,— Вседозволенность — это рабство.
Но в истории, всегда так бывает. Ваш пресыщенный, закормленный
т
Запад похож на древний восточный город. За воротами толпятся
жестокие кочевники: они хотят ворваться в город и разграбить
богатых горожан. А когда они завоюют город и поселятся в нем,
они, в свою очередь, тоже начинают жиреть, слабеть, и вот уже за
ними из бесплодной дикой пустыни следят жестокие глаза, ждут,
пока придет их черед. Вот так жестокие, сильные, честолюбивые
народы Китая представляют себе переспелую Европу и США. Они
вдыхают воздух и чувствуют запах переполненных мусорных баков,
праздных рук и испорченных умов, ищущих странных, извращенных
развлечений; они чуют насилие, причиной которому не голод, а
скука; они чуют продажность правительств и едкий запах фашизма.
Они чуют вас, мой друг!
Я промолчал и подождал, пока Датт выпьет кофе и бренди. Он
поднял на меня глаза.
— Снимите пальто.
— Я не собираюсь здесь оставаться.
— Нс собираетесь? — Он усмехнулся. — Ну, а что же вы собира¬
етесь делать?
— Вернусь в Остенде. И вы, между прочим, тоже.
— Опять насилие? — И он в притворном ужасе поднял вверх руки.
Я отрицательно покачал головой.
— Вы сами знаете, что вам придется вернуться. Или вы намерены
оставить все ваши досье там на причале, всего в четырех милях
отсюда?
— А вы мне их отдадите?
— Я ничего не обещаю, но знаю, что вам придется туда вернуться.
У вас нет выбора. — Я налил себе еще кофе и предложил ему.
— Да, — рассеянно сказал он. — Еще.
— Вы не тот человек, который оставит часть себя. Я знаю вас,
господин Датт. Вы согласились бы, чтобы ваши документы плыли
в Китай, а вы сами были бы в руках у Луазо, но только не
наоборот.
— Вы думаете, что я вернусь и сдамся Луазо?
— Я знаю, что вы вернетесь. В противном случае вы всю оставшу¬
юся жизнь будете жалеть об этом. Вы будете вспоминать вашу работу
и записи и миллион раз будете вновь и вновь переживать этот момент.
Ну конечно, вы вернетесь со мной. Луазо — человек, а человеческая
деятельность — это же ваша специальность. У вас есть высокопостав¬
ленные друзья, и осудить вас по любой статье закона будет не так уж
просто-
—Во Франции, боюсь, мне это не поможет.
~ — Остенде на территории Бельгии, а Бельгия не признает Пекин й
Луазо действует там на птичьих правах. И потом, он тоже может
поддаться вашему дару убеждения, Луазо нет хочет политического скан¬
дала: чтобы силой захватывать человека на территории чужой страны-
ей
— Ну до чего же вы сладко поете! Слишком сладко. А риск слиш¬
ком велик.
— Ну, как хотите. — Я допил кофе и отвернулся.
— Я буду идиотом, если вернусь за документами. Здесь Луазо меня
не тронет. — Он подошел к барометру и постучал по нему. — Рас¬
тет. — Я молчал.
— Это была моя идея — устроить командный пункт на пиратском
радиосудне. Мы не подлежим досмотру по законам всех стран в мире.
В сущности, мы, как и все прочие пиратские радиостанции, сами себе
государства.
— Это верно. Здесь вы в безопасности. — Я встал. — Я не должен
был ничего говорить. Это не хгое дело. Моя хшссия окончена — Я
застегнул пальто на все пуговицы, с благодарностью подумав о чело¬
веке из Остенде, который позаботился обо мне и дал мне толстый
свитер.
— Вы меня презираете? — спросил Датт с оттенком гнева.
Я подошел к нему и взял его за руку.
— Нет, — сказал я взволнованно. — Ваше мнение ничуть не хуже
моего. Нет, лучше: только вы можете оценить свою работу и свою
свободу. — Ия крепко, как приличествует в подобной ситуации, пожал
ему руку.
— Моя работа представляет огромную ценность. Можно сказать, что
это новое слово в науке. А некоторые исследования просто... — Он
очень хотел убедить меня в важности своей работы.
Я осторожно отпустил его руку, кивнул, улыбнулся и собрался
уходить.
— Ну, мне пора. Я привез Куанцзыня, моя миссия окончена. Может,
кто-нибудь из ваших матросов отвезет меня в Остенде?
Датт кивнул. Я отвернулся, я устал от этой игры, и мне
вдруг пришло в голову: так уж ли я хочу доставить этрго
старого больного человека в руки французской полиции? Говорят,
решительность человека можно определить по тому, как он дер¬
жит плечи. Наверное, Датт увидел по моим плечам, что мне все
безразлично.
— Подождите! Я сам вас отвезу.
— Отлично. По дороге еще подумаете.
Датт лихорадочно оглядел каюту. Он облизнул губы, пригладил
ладонью волосы, бегло просмотрел бумаги на столе, засунул какие-то
в карман и быстро собрал еще кое-какие вещи.
Датт взял с собой очень странные вещи: пресс-папье, полбутылки
«эфенди», дешевый блокнот и старую авторучку, которую он осмотрел,
вытер и, прежде чем опустить в карман жилета, старательно надел на
нее колпачок.
— Я сам вас отвезу. Как вы считаете, Луазо даст мне посмотреть
кое-что в документах?
348
— Я нс могу отвечать за Луазо. Я знаю, что он месяцами добивался
разрешения па налет на ваш дом на авеню Кош. Он писал докладную
за докладной, где убедительно доказывал, что вы представляете угрозу
для Франции. И вы знаете, каков был ответ? Ему сказали, что вы некто
Икс. Вы учились в Политехнической школе, вы представитель правя¬
щего класса, элиты Франции. Вы на «ты» с министром его департамен¬
та, в дружеских отношениях с доброй половиной кабинета министров.
Вы привилегированная, неприкосновенная особа, высокомерная с Луазо
и его людьми. Но он все стоял на своем и в конце концов показал им,
каков вы есть на самом деле, господин Датт. И, может, сейчас он
захочет, чтобы они оплатили счет. Я бы сказал, что Луазо может по¬
считать полезным ввести им в кровь немного вашего яда Чтобы в
другой раз им не пришло в голову мешать ему, читать ему нотации и
спрашивать пятьдесят раз: «А вы не ошибаетесь?» Разрешит ли он вам
взять досье и пленки? — Я улыбнулся. — Может, он сам будет на¬
стаивать па этом.
Дагг кивнул, покрутил ручку допотопного настенного телефонного
аппарата и быстро сказал что-то по-китайски. Я обратил внимание на
его крупные бледные пальцы, как корни растения, никогда не видевшие
солнечного света
— Вы правы вне всякого сомнения. Я должен быть там, где резуль¬
таты моей работы. Я не должен был оставлять их.
Он бесцельно ходил взад-вперед по каюте, взял в руки свою люби¬
мую «монополию».
— Пообещайте мне одну вещь. — Он опять положил игру на мес¬
та — Мария. Вы проследите, чтобы с ней все было в порядке?
— С ней все будет в порядке.
— Вы позаботитесь об этом? Я ее обидел.
— Да, позабочусь.
— Я ведь угрожал ей. И шантажировал — ее досье и фотографи¬
ями. Я не должен был делать этого, но я думал только о работе. Ведь
это преступление — любить свою работу?
— Зависит от работы.
— Но ведь я давал ей деньги. И еще дал ей машину.
— Легко отдавать то, что тебе не нужно. Когда богатые люди отдают
свои деньги, они должны проверить себя: может, они хотят что-нибудь
купить?
— Я ее обидел. — Он кивнул, подтверждая свои мысли. — А ведь
у нее сын, мой внук.
Я быстро спустился. Мне хотелось уйти с судна, пока Куанцзынь
не понял, что происходит, хотя, с другой стороны, я сомневался, что он
попытается остановить нас; ведь если Датта с ним не будет, доклады¬
вать в Пекине будет только он сам. . ,
— Вы оказали мне услугу, — заявил Датт, когда он заводйл мотор.
— Вы правы, — сказал я.
Глава 40
Англичанин велел Марии запереться изнутри. Она попыталась, но
когда уже ее палец чуть не опустился на кнопку замка, на нее вдруг
накатила тошнота. Она представила себе, как ужасно сидеть в тюрем¬
ной камере. Она вздрогнула и постаралась отогнать эту страшную
мысль. Она опять попыталась закрыть замок, но у нее дрожали руки.
Ей на помощь пришел англичанин с больной коленкой: он наклонился
и нажал кнопку замка Мария приоткрыла окно, чтобы приглушить этот
страх замкнутого пространства Она закрыла глаза и прижалась головой
к холодному стеклу. Что она наделала! Поначалу, когда Датт предло¬
жил ей это, ей все показалось вполне разумным: она вместо него при¬
возит на встречу основную массу досье и пленок, а он ждет се там с
ее собственным досье. Он сказал, что это честная сделка. Мария потро¬
гала замки коробки, которую привезли на катере; Наверное, внутри се
документы; но вдруг она почувствовала, что ей все абсолютно безраз¬
лично. Пошел мелкий дождь, и на лобовом стекле застыли капли, как
крошечные линзы.-.В них многократно отразился отплывающий катер.
— С вами все в порядке? — спросил парень: — Вы плохо выглядите.
Она молчала.
— Послушайте, мне хотелось бы знать, что происходит. Я понимаю,
что доставил вам много хлопот, и все такое прочее, но видите ли..
— Оставайтесь в; машине. Ничего не трогайте и не давайте никому
ни к чему прикасаться. Обещаете?
— Ладно. Обещаю.
Мария со вздохом облегчения открыла дверь и вышла на холодный
соленый воздух. Машина стояла прямо у воды, и Мария осторожно
ступила на обкатанные волной камни. По всему причалу из дверей
складов выходили люди. Это были не здешние рабочие, а военные в
беретах и высоких шнурованных ботинках. Они передвигались очень
тихо, почти у всех были автоматические ружья. Несколько человек
неподалеку стояли под фонарем, и Мария по форме заметила, что это
десантники. Она испугалась. Мария встала у задней двери «скорой
помощи» и заглянула внутрь, парень смотрел на нее из-за ящиков и
жестянок с пленками. Он улыбнулся и кивнул, давая ей понять, что
ничего не тронет. Да ей-то что? Пусть трогает. Кто-то отделился от
группы десантников и пошел к ней. Он был в гражданском платье:
длинной черной кожаной куртке и старомодной мягкой фетровой шля¬
пе. Она сразу его узнала* это был Луазо.
— Мария, это ты?
— Да, я.
Он быстро подошелгк! ней/:но па .шаг от-нее резко становился. Она
•думала,* »ЛЭ5о» ОН: ее обнимет.''. Ей; так, хотелось прижаться к гнему и
почувствовать, как он неловко хлопает ее по спине: обычно он именно
так цыталса.«елуспокоить и/-утешить. -и.-
— Как много здесь людей, — сказала Мария. — Морская пехота?
— Да, армия. Десантный батальон. Бельгийцы оказали мне полную
поддержку.
Мария терпеть нс могла этих его штучек: он таким образом давал
ей попять, что она никогда не давала ему полной поддержки.
— Целым батальон бельгийских десантников для того, чтобы задер¬
жать меня одну? Похоже, ты перестарался.
— Там еще судно. Никто не знает, сколько людей на борту. Может,
Датт решил захватить документы силой.
Он старался оправдаться, как маленький мальчик, который выпра¬
шивает у родителей лишние деньги на карманные расходы. Она улыб¬
нулась и повторила:
— Ты явно перестарался.
— Пусть так. — Луазо не улыбнулся: когда приходится искажать
действительность, гордиться тут нечем. Но в данном случае для него
очень важно не допустить ошибки. Пусть лучше он будет выглядеть
смешным и перестарается, лишь бы не оказаться неподготовленным.
Они стояли какое-то время, молча глядя друг на друга
— Документы в машине?
— Да И пленка со мной тоже там.
— А магнитофонная запись с англичанином? Допрос, который ты
переводила, когда его накачали наркотиками?
— Тоже там. Зеленая коробка под номером Б-четырнадцатъ. — Она
потрогала его за руку. — Что ты сделаешь с этой записью? — Она не
смела спросить про свои.
— Уничтожу. Из этого ничего не вышло, и у меня нет причин
вредить ему.
— Это часть твоего договора с ним, — сказала она осуждающим
тоном.
Луазо кивнул.
— А моя пленка?
— Ее тоже уничтожу.
— А разве это не идет вразреэ твоим принципам? Разве уничтоже¬
ние улики нс есть смертный грех для полицейского?
— В таких делах нельзя руководствоваться инструкциями, что бы
ни говорили на этот счет церковники, политики и юристы. Политики,
правительство и армия — это прежде всего люди. И каждый человек
должен поступать так, как подсказывает его совесть. Человек не может
слепо повиноваться приказам, в противном случае он перестает быть
человеком.
Мария схватила его за руку двумя руками и постаралась хоть на
миг забыть о том, что ей придется ее отпустить.
— Лейтенант, — позвал Луазо десантника Тот встал навытяжку и
пошел к ним.
— Мне придется взять тебя под стражу, — тихо сказал Луазо.
351
— Мои документы на переднем сиденье, — быстро сказала Мария,
пока лейтенант не мог ее услышать.
— Лейтенант, выгрузите из машины «скорой помощи» все коробки
и отнесите их в сарай. Да, составьте перечень и пометьте коробки и
жестянки мелом. И чтобы ваши люди были начеку. Возможно, они
попытаются захватить документы силой.
Лейтенант отдал честь и мимоходом с любопытством взглянул на
Марию.
— Пошли, Мария, — сказал Луазо, повернулся и пошел к сараю.
Мария пригладила волосы и пошла за ним.
* * *
Сарай был старый, еще с войны. Внутри он был разделен на длин¬
ный, плохо освещенный коридор и четыре крошечные комнаты. Мария
вот уже в третий раз подправляла макияж. Она решила сначала пол¬
ностью накрасить один глаз, а потом другой и занималась этим с
большим усердием.
— Ну сколько же еще ждать? — спросила она. Мария натянула
кожу, чтобы нарисовать линию под правым глазом, и поэтому голос
звучал странна
— Еще час, — сказал Луазо. В дверь постучали, и вошел лейтенант.
Он бегло взглянул на Марию и отдал честь Луаза
— Мы хотели вынуть из машины ящики, но возникли некоторые
проблемы.
— Проблемы?
— Там какой-то помешанный с больной ногой. Он кричит и дерется,
не дает солдатам разгрузить машину.
— Вы что, не можете с ним разобраться?
— Конечно, могу, — сказал лейтенант. Луазо заметил, что он раз¬
дражен. — Просто я не знаю, кто этот сопляк.
— Я подобрала его на дороге. Он пострадал в автокатастрофе. Когда
я выходила из машины, я попросила его присмотреть за документами.
Я не хотела., он здесь ни при чем., просто несчастный случай.
— Просто несчастный случай, — повторил Луазо лейтенанту. Лей¬
тенант улыбнулся. — Отправьте его в больницу.
— В больницу, — повторила Мария. — Все на своем месте.
— Слушаюсь, сэр. — Лейтенант отдал честь с удвоенной энергией,
давая понять, что он не оценил иронию женщины, осуждающе посмот¬
рел на Марию, повернулся и вышел.
— Ну вот, у тебя еще один новообращенный, — сказала Мария и
‘усмехнулась. Она внимательно смотрела в зеркало на накрашенный глаз,
чуть повернув лицо в сторону, чтобы не был виден ненакрашенный глаз.
•Послышался "шум: это'солдаты расставляли в коридоре ящики.
352
— Я хочу есть, — сказала Мария.
— Я сейчас пошлю кого-нибудь. У солдат полный грузовик кофе,
сосисок л еще чего-то жареного.
— Кофе и сосиски.
— Принесите два кофе с сахаром и бутерброды с сосисками, —
сказал Луг.зо часовому.
— Каирг.л тоже пошел за кофе, — сказал часовой.
— г!1,; его, я присмотрю за ящиками, — сказал Луазо.
— Он присмотрит за ящиками, — бесстрастно сказала Мария, глядя
в зеркало.
Часовой посмотрел на нес, но Луазо кивнул, и он вышел за кофе.
— Оставьте ружье мне. Как вы донесете кофе, если ружье болта¬
ется вас на шее, а в коридоре лучше не оставляйте.
— Ничего, я донесу. — Солдат сказал это с вызовом, а потом за¬
кинул ремень на шею и продемонстрировал, как он это сделает.
— Ны отличный солдат, — сказал Луазо.
— Я быстро.
Луазо повернулся па вращающемся стуле, побарабанил пальцами по
шатком}’ столу, потом опять развернулся. Он наклонился к окну. Окно
все запотело, и Луазо потер глазок, чтобы следить за пристанью. Он
обещал англичанину, что будет ждать, н сейчас жалел об этом: это
нарушало его график и к тому же продлевало неловкое общение с
Марией. Нс мог же он держать ее в местном полицейском участке, вот
и приходится сидеть и ждать здесь вместе с ней. У него нет другого
выбора, по все равно ситуация неудобная. Но он не мог спорить с
англичанином: тот предложил ему все документы да еще китайца —
старшего по операции. Более того, он сказал, что если Луазо подождет,
он доставит на причал Датта с судна Луазо фыркнул. Как же, очень
Датту нужно покидать пиратское радиосудно. Он там, в трех милях
отсюда, в полной безопасности и прекрасно знает об этом. Достаточно
настроиться на волну других радиосудов и послушать, что они несут.
— Ты простудился? — сбросила Мария, по-прежнему рассматривая
накрашенный глаз.
— Нет.
— У тебя такой голос. Нос забит. Ты ведь знаешь» это верный
признак: у тебя всегда так. А все потому, что спишь с открытым окном;
сколько раз я тебе говорила!
— Прошу тебя, не надо больше.
— Как угодна — Мария поскребла щеточкой в коробочке с тушью
для глаз и плюнула в нее. Левый глаз у нее смазался, и она сняла с
него весь грим, и вид у нее был очень странный: один глаз ярко
подведен и накрашен, а другой — абсолютно голый. — Извини. Извини
меня, пожалуйста.
— Ничего, как-нибудь разберусь, — сказал Луаза
— Я люблю тебя.
12 ЛЛсПтон «1н:|>Л1111скне похороны*
353
— Может быть — У него было серое лицо и запавшие глаза, как
всегда после нескольких бессонных ночей.
Она думала о них обоих: о Луазо и об отце, и вот сейчас вдруг
поняла, каков Луазо на самом деле. Никакой он не супермен: он обык¬
новенный человек: уже немолодой и беспощадный к самому себе. Мария
положила коробочку с тушью и подошла к окну, поближе к Луазо.
— Я люблю тебя, — опять сказала она.
— Я знаю. Я просто счастливчик.
— Помоги мне, пожалуйста, — сказала Мария, и Луазо поразился:
он и представить себе не мог, что она может просить о помощи, да и
сама Мария была удивлена не меньше его.
Луазо приблизился вплотную к стеклу. Было плохо видно: из-за
влаги и бликов. Он опять протер часть окна.
— Я помогу тебе, — сказал Луазо.
Мария тоже протерла кусок стекла и смотрела на причал.
— Как долго он не несет кофе, — сказал Луазо.
— Вой англичанин, и с ним Датт.
— Черт побери! Он все-таки привез его.
Дверь в сарай открылась, и в коридоре послышался голос Датта.
— А, вот они где, —- возбужденно сказал он. — Все мои документы.
Цвет означает год, а буквы — зашифрованные имена. — Он с гордо¬
стью похлопал по ящику. — А где же Луазо? — спросил он англича¬
нина и медленно пошел вдоль выставленных в ряд ящиков, поглаживая
их и читая шифры.
— Вторая дверь, — сказал англичанин, протискиваясь между ящи¬
ками.
Мария знала, что ей надо делать. Жан-Поль сказал ей, что она за
всю жизнь не приняла ни одного настоящего решения. Нет, это не
истерика, не возбуждение. Отец стоял на пороге и держал в руках
жестянки с пленками с такой нежностью, будто это младенец. Он
улыбнулся своей улыбкой, которую она помнила с детства. Он был
напряжен, как канатоходец, готовящийся ступить на канат. Он готовил¬
ся в очередной раз пустить в ход свой дар внушения, и Мария не
сомневалась, что он опять победит. Даже Луазо может не устоять про¬
тив оружия Датта, се хозяина, привыкшего дергать за веревочки мари¬
онетку Марию. Она знала Датта и могла предугадать, каким оружием
он воспользуется: он воспользуется тем, что он ее отец и дед сына
Луазо. Он воспользуется своим влиянием на больших людей. Он вос¬
пользуется чем угодно и добьется своего.
Датт улыбнулся и протянул руку.
— Инспектор Луазо! Я думаю, что смогу оказать неоценимую услу¬
гу вам~ и Франции.
Мария открыла сумочку. На нее никто не смотрел.
'Луазо жестом указал на стул. Англичанин вошел и быстро оглядел
комнату. Рука Марии уже держала пистолет, бесшумно сняв его с
354
предохранителя. Она отпустила сумочку и села на дуло, как баба на
чайник.
— Местонахождение судна помечено вот на этой карте, — сказал
Датт. — Я счел своим долгом сделать вид, что им помогаю.
— Одну минуту’, — устало сказал Луазо.
Англичанин понял, что сейчас случится. Он бросился к сумочке.
Теперь Дагт понял, и одновременно раздался выстрел. Мария поспеш¬
но взвела курок, по Луазо схватил ее за шею, а англичанин ударил по
руке. Она выронила сумку. А Датт уже выбежал из комнаты и возился
с замком, чтобы избежать погони. У него ничего не вышло, и он побе¬
жал по коридору. Послышался стук. Кто-то открыл наружную дверь.
Марии вырвалась и побежала за Датгом с пистолетом в руке. Все
кричали.. Она услышала, как Луазо крикнул:
— Лейтенант, задержите этого человека! — Может, часовой с кофе
па подносе услышал Луазо, а может, увидел Марию и англичанина,
размахивающего пистолетом. Трудно сказать, что именно подтолкнуло
его, по он отбросил в сторону поднос, передернул с шеи ружью и дал
очередь. Первый выстрел раздался почти одновременно со звоном раз¬
битой посуды. Со стороны причала тоже раздавались выстрелы: так что
пули из пистолета Марии вряд ли что значили.
* * *
Выстрел в голову с близкого расстояния очень легко распознать:
над головой образуется облачко из капелек крови. Датт с пленками,
записями и бумагами в руках как подкошенный упал с причала в
воду.
— Дайте свет, — крикнул Луазо. Солдаты наладили прожектора и
осветили спутавшиеся магнитофонные ленты и кинопленки, которые
плавали на поверхности воды, словно водоросли в Саргассовом море.
Вдруг из-под воды поднялся большой воздушный пузырь и развалился
ворох порнографических фотографий, и они медленно поплыли в раз¬
ные стороны. А между ними был Датт, и на какой-то миг всем пока¬
залось, что он жив: он медленно, будто с трудом повернулся на воде,
и над водой показалась неподвижная рука, как у пловца кролем. Ка¬
кой-то миг нам казалось, что. он на нас смотрит. В пальцах у него
застряли пленки, и солдаты передернулись
— Он перевернулся, вот и все, — сказал Луазо. — Мужчины в воде
всплывают лицом вниз, а женщины лицом вверх. Подденьте его багром
за ворот. Это не привидение, а просто труп, труп преступника.
Какой-то солдат попытался дотянуться до тела штыком, но его ос-?
тановнл лейтенант.
— Если на теле будут штыковые раны, то скажут, что это мы его
прикончили. Еще скажут, что мы его пытали.
355
Луазо повернулся ко мне и дал мне маленькую коробку с магни¬
тофонной записью.
— Это ваша Там, наверное, ваше признание, но я нс прокручивал
пленку.
— Спасибо.
— Как договаривались.
— Да, мы так договаривались.
Тело Датта погрузилось глубже, еще больше запутавшись в беско¬
нечные пленки.
Мария спрятала пистолет, а может, и выбросила. Луазо на псе не
смотрел. Он был полностью поглощен телом Датта, даже слишком,
чтобы это было убедительно.
— Это твоя «скорая помощь»? — спросил я Марию.
Она кивнула. Луазо прислушался, но не повернулся.
— Глупо ее оставлять здесь. Она всем тут мешает, придется ее
убрать. — Я обратился к бельгийскому офицсру-десантнику. — Пусть
она уберет машину.
Луазо кивнул.
— Куда? — спросил офицер. Он мыслил так же, как Луазо. Навер¬
ное, Луазо прочел мои мысли: он усмехнулся.
— Все в порядке, — сказал Луазо. — Женщина может ехать. —
Лейтенант выслушал прямой приказ с явным облегчением.
— Да, сэр, — сказал он, важно отдал честь и направился к машине.
Мария тронула Луазо за руку.
— Я поеду к матери. Поеду к сыну. — Он кивнул. С одним накра¬
шенным глазом у нее был странный вид. Она улыбнулась и пошла за
офицером.
— Зачем вы это сделали? — спросил Луазо.
— Я нс мог допустить, чтобы это сделали вы. Вы бы себе этого
никогда не простили.
Уже светало. Море чуть поблескивало в лучах солнца, птицы оза¬
боченно искали корм. На берегу серебристые чайки выискивали мелких
моллюсков, выброшенных приливом. Они поднимали их высоко над дю¬
нами и бросали на бетонные дзоты. Некоторые благополучно приземли¬
лись на песок, некоторые падали на старые укрепления и
раскалывались, а некоторые падали на бетон, но не раскалывались.
Серебристые чайки опять подбирали их и бросали снова и снова. Верх
дзотов был усеян осколками ракушек: рано или поздно все ракушки
раскрывались. Какая-то чайка летела очень высоко, одна, по своим де¬
лам своим курсом — абсолютно прямым, как луч света А на берегу
между дюнами бродил еж, что-то вынюхивая, скребя лапками бесцвет¬
ную траву, и следил за игрой чаек. Ежик полетел бы еще выше и
быстрее птиц, если бы только мог.
В 1925 году один чешский аристократ в заявке, написанной на
бланке министерства почты и телеграфа Франции, предложил
торговцам металлоломом поторговаться между собой за семь
тысяч тонн металла, более известных под названием Эйфелева
башня. Это предложение имело такой успех, что, поспешно по¬
кинув Париж, он через месяц вернулся и продал ее еще раз.
Не так давно, в 1966 году, Колизей поменял хозяина. Один
немец из Западной Германии сдал его в аренду на 10 лет за 20
миллионов лир в год (плата вперед и наличными) одному амери¬
канскому туристу, который хотел приспособить его под ресторан.
В 1949 году одна южноафриканская компания купила аэродром
в Англии за 250 000 фунтов стерлингов, уплатив в качестве
задатка 10% этой суммы человеку в форме капитана военно-воз¬
душных сил Великобритании.
В 1962 году один поляк в Неаполе получил задаток на сумму
90 000 долларов за несколько военных кораблей США
В 1965 году один ирландец из Керри продал скандинавский
рыболовный флот консорциуму английских бизнесменов, свозив их
перед этим в Берген и показав там флот на приколе.
В 1965 году два бортпроводника английской авиакомпании взя¬
ли 20 000 долларов наличными в качестве задатка за подер¬
жанный «боинг» во время трехдневной транзитной стоянки в
Токио.
Всем этим людям на суше, на море и в воздухе с глубоким
уважением к ним посвящается эта книга.
У древних народов Мссопота-
мии была поговорка: «Правда от¬
стоит от лжи на четыре
пальца». П pi ложи тс руку к лицу,
и вы обнаружите, что это как раз
расстояние между глазом и ухом.
Глава 1
БОБ
На генеральное сражение мы прикатили всего за восемь с полови¬
ной минут до начала На этот раз из-за пробки между Лексингтон и
50-й авеню. Середка Манхэттена в пятницу после обеда не годится для
тех, у кого четкий график. Я уплатил шоферу пару долларов, взял
пятьдесят центов сдачи и дал двадцать пять на чай. Сайлас и Лиз
выбирались из такси, и я услышал, как Лиз тихонько чертыхнулась и
потыкала послюнявленным пальцем в чулок.
Сайлас не стал никого ждать: с зонтиком в одной руке и саквояжем
в другой он прошествовал в сияющий вестибюль здания Континуума.
Лиз, выглядевшая не менее элегантно, поспешила за ним. Я нацарапал
цифру 1,75 в своей записной книжке, сунул ее в карман и пошел за
ними. На нью-йоркских улицах шумел-гремел обычный базар: огни
слепят, машины гудят, полицейские свистят, а все эти деловые люди в
мягких белых рубашках, с твердыми розовыми лицами поспешают в
никуда до того быстро, что только полы пиджаков разлетаются. Было
уже довольно поздно, и в здании Континуума большого оживления нс
наблюдалось. Вестибюль весь блестел, и тишину в нем нарушал только
стук наших каблуков. В левой его части был кафетерий, а также киоск
с сигаретами и журналами, но бойкой торговли мы ни тут, ни там не
обнаружили. В правой части вестибюля находился боковой вход в банк.
Там тоже делового кипения не замечалось, но насчет банка у нас
имелись свои планы.
На мне был комбинезон, тяжелые сумки я поставил на пол, отпер
стеклянную витринку, вынул объявление «Сдается» и прикрепил на его
место табличку с белыми буквами: «29-й этаж. Объединенные минера¬
лы». Я закрыл витринку и огляделся, но никто не обращал на меня
внимания. Я вошел за остальными в лифт, и Мик нажал кнопку 29-го
этажа. Лиз украдкой оглядела дорожку на чулке, а Сайлас понюхал
гвоздичку в петлице. Лифт помчался наверх.
— Опять двадцать девятый этаж, — сказал Мик.
— Ух-ху, — подтвердил я, невольно передразнивая его акцент.
360
— Увидите, будет большая драка
— Уж конечно, — кивнул я
— Этого парня могила исправит, — сказал Мик, покачав головой.
Сайлас изумленно уставился на меня.
— Близнецы 0‘Рейли тебя больше не беспокоили? — спросил я
Мика
— \\ близко не подходили, — ответил Мик. — Я знал, что мой
кузен Пэт мог бы все устроить в момент, но не хотел отвлекать его от
дел всей этой ерундой.
Сайлас посмотрел на нас обоих, потом спросил Мика
— Так что же предпринял ваш кузен Пэт?
Мик посмотрел на Сайласа с подозрением. Подозрение вызывал, как
всегда, ею сильный британский акцент. Лифт остановился. Мик накло¬
нился к Сайласу и, понизив голос, сказал:
— Бог с вами, сэр, да он ноги им переломал. — Он выждал секунду
перед тем, как нажать на кнопку. Двери с урчанием открылись.
— Задние ноги, — добавил Мик.
Мы вышли. Я вынул из своего баула табличку с надписью: «При¬
емная Объединенных минералов» и повесил ее около лифта Пока мы
шли по коридору, Сайлас включал все лампы одну за другой.
— Это еще кто, черт побери? — спросил Сайлас. Он поежился.
— Мик, лифтер.
-—Ты-то откуда знаешь все про его родных и знакомых?
— Да просто слышал однажды его разговор с кем-то, — сказал я, —
теперь всегда спрашиваю: «Близнецы 0‘Рейли тебя больше не беспокои¬
ли?», или «Ну как там близнецы 0‘Рейли?», или еще что-нибудь.-
Сайлас хрюкнул. Пока мы шли по коридору, он закрывал двери
пустых офисов. Хлоп, хлоп, хлоп.
Я пошел за Сайласом и Лиз в комнаты, куда сторож стащил для
нас мебель. Из-за стеклянной дверной панели раздался голос «Ну и
работку вы мне задали». Остатки замазки упали на газетный лист, и
стеклянная панель с сильно потертой старой надписью: «Главный уп¬
равляющий» мягко поехала вниз. За ней показалась уродливая физио¬
номия сторожа.
— Я тут отделался от уборщиков и расставил в обоих офисах ме¬
бель, что вы выбрали. И тяжелая же она была..
Не останавливаясь, Сайлас сунул сотню долларов десятками в зубы
сторожу. В такой улыбке свободно могли поместиться еще тысяч пять.
Сайлас и Лиз вошли во внутренний офис. Сторож поставил на
место новую стеклянную панель. Надпись на ней в дорогих золотых
завитушках гласила: «Объединенные минералы. Нью-Йорк. Вашингтон.
Сиэтл. Лондон. Стокгольм. Офис сэра Стивена Латимера, директора».
Все знают, как обычно начинают в.се эти нью-йоркские директора.
Сначала идет «стойло». Потом они поднимаются до офиса без окон,
потом с окном, выходящим в вентиляционную шахту, а уж если они
361
действительно прорываются наверх, то получают офис с окном на ули¬
цу. Наш офис помещался в угловой комнате аж с тремя окнами. Сто¬
рож, наверно, ограбил все здание: ковер на всю комнату, стол последней
конструкции, селектор, четыре телефона. Стулья моднейшего дизайна
и такой же книжный шкаф, набитый журналами «Нэшнл Джиогрэ¬
фикс». Я подошел к окну — вид как на авиарекламе. На крыше здания
«Пан-Америкэн» разогревался вертолет перед отправкой в аэропорт Кен¬
неди. Пук, пук, пук. Чистое голубое небо, небоскребы, и далеко внизу
разноцветные авто льнут к обочине, когда пожарные машины несутся
мимо них на Уолл-стрит.
Сайлас кашлянул, чтобы привлечь мое внимание. Потом он отдал
шляпу и зонт Лиз, как будто собирался проработать тут всю жизнь. За
неимением пальто я снял комбинезон. Сайлас сел за свой шикарный
стол тикового дерева и начал проверять рычаги управления. Лиз вынула
электрическую дрель из сумки и включила ее. Она зажужжала дрелью
и протянула ее мне. Я начал сверлить дырки в тонкой стенке. До этого
мы опробовали несколько способов. Мы брали твердую доску и балки.
Мы работали механической пилой и разными дрелями. Быстрее всего
оказалось просверлить двадцать две дырки электродрелью и закончить
дело пилой. Сайлас никогда не жалел денег на научные исследования,
у него был прямо-таки пунктик на этот счет.
Лиз вынула из сумки фотографии в рамках и стала их пристраи¬
вать на стене. Бее это были фотографии шахт и заводов. Вид с птичьего
полета Надписи под ними гласили: «Борке, Швеция. Завод по обогаще¬
нию руды. Шведский филиал Объединенных минералов. Второй по ве¬
личине в Швеции». Или: «Компания по производству шахтного
оборудования, Иллинойс, собственность Объединенных минералов, Нью-
Йорк». Сайлас внимательно исследовал каждую надпись и рамки, ко¬
торые были из того же тикового дерева, что и стол.
Когда я закончил сверлить и вырезал круглую дырку в стене, Сай¬
лас раскладывал на столе свои семейные фотографии. Фотографии же¬
ны и других домочадцев на фоне большого загородного дома, и на всех
обязательно присутствовал глупого вида человек с пышными усами,
причем Сайлас утверждал, что это он сам несколько лет назад. Он
помог мне пристроить старомодный стенной сейф в дыру, которую я
проделал в стене. Сайлас поколдовал с шифром и несколько раз открыл
и закрыл сейф. Клик. Сейф с лязгом закрылся. Убедительно, ничего
не скажешь. В конце концов это был настоящий сейф, только без задней
стенки. Вместо нее помещался кусок черного бархата, чтобы в сейфе
казалось темно, а в общем это был просто ход в соседнюю комнату.
— Два тридцать три, — сказал Сайлас, глядя на часы. — Первый
этап завершен.
До закрытия банка оставалось двадцать семь минут.
— Первый этап завершен, — сказала Лиз. Она повесила картину
на дверь сейфа, чтобы скрыть его, как это делают в фильмах.
362
— Первый этап завершен, — отрапортовал я. — Но с такси мы таки
ошиблись на двадцать пять центов.
Сайлас кивнул. Он знал, что я хотел уколоть его, но не подал виду.
Все-таки он индюк.
Лиз говорила по телефону с тем самым банком, что находился
внизу здания. Она сказала;
— Я — миссис Амальгамии, и я хотела бы подтвердить нашу до¬
говоренность о получении трехсот тысяч долларов наличными через
несколько минут. Да, я знаю, что на моем счете только пятьсот пять¬
десят семь долларов, но мы уже вчера все выяснили и обговорили.
Компания «Фанфан Новелти* должна нам триста тысяч долларов, и
они обещали сегодня послать вам чек. Нам нужны наличные. — По¬
следовала пауза, а потом Лиз сказала: — Я не понимаю, в чем про¬
блема. 'Фанфан Нрвелти» — клиент вашего отделения, и мы тоже. Вы
обещали нам все сделать, но если возникнут какие-то трудности, я
немедленно обращусь в главное управление банка. Да, я так считаю.
Да, я сказала вам, что все уже устроила. Мистер Амальгамии, мой муж,
никогда не позволил бы мне самой забрать такую сумму. Этим займется
агентство, предоставляющее бронированные автомобили, а я только про¬
слежу, чтобы чек «Фанфан Новелти» был оплачен, и заберу деньги со
счета. — Она положила трубку. — На минутку они заставили меня
поволноваться. Они ведь не обязаны это делать.
— Да, знаем, — буркнул я. — Ну, теперь только бы их клерк не
наткнулся внизу на одного из фанфановских и не разговорился с ним.
— Нс волнуйся, малыш, — поддразнила она меня. — Вот Сайлас
головы нс теряет.
— Исчезни, — сказал я и пошел в соседнюю комнату проверить
свое снаряжение. Это была форма сотрудника службы безопасности, с
белым поясом, кобурой, фуражкой, а также сумкой для перевозки денег
с цепочкой и наручником. Там был еще новенький бумажник свиной
кожи, несколько документов и свежая газета из Нассау, купленная на
Таймс-сквер, где можно взять любые газеты, выходящие за пределами
Нью-Йорка. Я примерил фуражку. Гляделась она по-дурацки. Натянул
се на глаза Волосы у меня встали дыбом. Скорчил рожу в зеркале;
сдвинул фуражку на затылок. И вид сразу стал залихватский.
— Какой ты хорошенький, — раздался вкрадчивый голос Лиз.
Я не знал, что она наблюдает за мной, и аж подскочил от неожи¬
данности. Она подошла сзади, и мы посмотрели друг на друга в зеркале.
Она была очень маленькая, и я был бы не прочь побороться с ней в
любой момент, но только без этих ее снисходительных поцелуйчиков в
ухо. Тоже мне, мамочка нашлась.
— Исчезни, — сердито сказал я, но она вдруг натянула мне фу¬
ражку па глаза и выскочила из комнаты прежде, чем я смог отве¬
тить. — Сучка, — заорал я, но вообще-то не рассердился. А она
смеялась
Я снова глянул на себя в зеркало. Честно говоря, как агент без¬
опасности я смотрелся совершенно неубедительно. Волосы у меня длин¬
ные и кожа бледная, как обычно зимой, если я летом не повалялся
где-нибудь с недельку на солнышке. К тому же я худой и невысокий.
Сейчас, в двадцать шесть, я весь жилистый и крепкий. Правда, я и
всегда такой был, даже в тюрьме. Лиз и Сайлас были в порядке; мне
повезло, что я их встретил, но они никогда не давали мне забыть, кто
младший партнер в деле. Я хочу сказать, никогда не упускали случая
дать мне это понять.
Сайлас и Лиз были уже вместе, когда я с ними познакомился. Если
бы не видел их вместе в постели, я бы решил, что Сайлас педик. С
педиками у меня были проблемы в тюрьме. Парня звали Питер-в-оба-
конца, и я довольно поздно сообразил, откуда у него такое прозвище.
То есть, я чуть не опоздал сообразить. Вообще-то, по виду Сайлас
ничуть не похож на педика, но это не значит, что я понимаю, что им
движет и чем он жив.
Сайлас имеет то, чего у меня нет, да еще то, чего у меня никогда
не будет, а если уж совсем честно, то у Сайласа есть и то, чего я
никогда не захочу иметь. Он городской, понятно? Выходной костюм
сидит на нем, как на Фреде Астере. У него вид хозяина Скажем, я в
белом халате смотрюсь на маляра, а он — на хирурга, поняли разницу?
Конечно, женщины сразу ловятся на такой крючок, они по Сайласу все
с ума сходят. Как Лиз, например. Я мог только надеяться, что в воз¬
расте Сайласа буду отлавливать таких пташек, как Лиз.
Сайласа таким сделала война. Ему еще двадцати двух не было,
когда он уже стал майором в танковом корпусе и имел полдюжины
медалей. Он командовал сотней людей, и некоторые годились ему в
отцы. А если они ему перечили, так живо могли угодить под расстрел.
Наверняка кто-то и угодил. Понятное дело, почему у Сайласа такой
командирский вид. Вообще-то, он мне нравится, у него как раз такое
чувство юмора, что мы можем перекидываться словечками, при этом
без намека на улыбку, и это было здорово, но когда доходило до дела,
он сразу становился тверд и холоден. По-моему, это тоже из-за войны.
Нельзя же пять лет убивать людей, а на выходе выдать характеристики
добряка и гуманиста. Он и не выдал.
У него не голова, а компьютер, так что всякие там чувства для него
вроде как ошибки в программе. Он мне так и сказал. Даже несколько
раз говорил. Не знаю, как это Лиз может быть так долго влюблена в
нега Да он вроде бы тоже ее любит, но все-таки он ледышка, и придет
день* когда его компьютер выкинет к чертям перфокарту Лиз. А он из
тех, кто может на полуслове повернуться и уйти. И никогда не вер¬
нуться Он крутой тип, и нрав свой время от времени выказывает так,
что страшно делается И друзей у него нету. Они все были убиты на
войне. Это Сайлас так говорит. Ага, и кто же это их убил, не догады¬
ваетесь? Так я сказал однажды, и Лиз прямо взбесилась, только я все
равно скажу вам, что Сайлас — очень крутой дядя, так что пусть вас
не обманывает его старый школьный галстук и имперский акцент.
Меня он презирает. Сайлас меня презирает, потому что я не так
образован, как надо, а сам б то же время издевается над каждой моей
попыткой чему-нибудь научиться. Как только он видит, что я читаю
книжку, так сразу начинает приговаривать: «Это для малышни» или:
«В простом изложении для трехлеток», нарочно, чтобы я чувствовал
себя дурак дураком. Я-то вижу, чего он добивается. Ему надо, чтобы
я бросил свои попытки стать образованным. Он просто боится, что в
один прекрасный день я отберу у него вожжи. А заодно и Лиз отберу.
У него иногда этот страх в глазах мелькает. Лиз ведь намного моложе
Сайласа. Он был давнишним другом ее семьи, ну и начал за ней
присматривать, а кончилось все тем, что они стали жить вместе. Она
говорит, что Сайлас просил ее выйти за него замуж, а она якобы ему
отказала. II было это несколько лет назад. Ох, что-то сомневаюсь я.
Крепко сомневаюсь. С чего бы это Сайлас предложил ей выйти за него
замуж? Да его компьютер сразу бы отверг такую идею и еще бы
обзвякался от негодования. Сайлас от женитьбы ничего бы не поимел.
А раз так. то и затевать бы ничего не стал.
Во всех наших операциях не было блеска, изюминки — увы! —
как говорят образованные. Всегда Сайлас изображал из себя важную
персону и вертел в пальцах цепку от золотых часов, а мы с Лиз
ишачили, как какие-нибудь кули, потому что основная работа лежала
на нас. Вот если бы Сайлас позволил мне спланировать эту операцию,
все было бы по-другому. Мы бы выдали себя за команду спортсменов,
занимающихся воздушной акробатикой, которые хотят продать свои три
самолета, чтобы пересесть на более современные. Я предложил Сайласу
эту идею, но он даже не выслушал хорошенько. Или у меня была еще
идея, как будто мы втроем направляемся в экспедицию на поиски
пропавших сокровищ Вавилона. Тут бы пригодилась книжка по архео¬
логии, которую я читал. А то еще можно было бы представить меня
молодым финансовым гением, с кем все жаждут иметь дело, а он
владеет всеми тайными пружинами в финансах Европы и сбрасывает
правительства одним росчерком пера. Вот это было бы да.
Да все было бы лучше, чем наше дурачество в этих тоскливых
офисах. Только представить себе того хрыча, который сидел на этом
жестком стуле каждый день с девяти до пяти. Сидел, колотил на
машинке, отвечал по телефону, сто раз на дню повторял «да, сэр», пока
его не уволили по старости. И все это за сотню долларов в неделю, ну
и за какие-нибудь ручки-карандашики, которые можно утащить домой.
Ф-фу. Это не по мне. Не по мне это, ребята Мне бы вольную дорогу,
полететь в Канны, Ниццу, Монте-Карла Туда, где можно хорошо по¬
живиться, где вольготно, где полно простаков, а денег и вовсе навалом.
Я бы рванул туда побороться за Большой приз на автогонках. На агента
безопасности я не смотрюсь, зато на гонщика — очень даже. Поворот
365
у казино,, ррра — машина рычит, скорость на пределе, но нет, тормоза
в порядке и руль в руках, не убьется парень за просто так. Вверх по
дороге, чуть не сцепился колесами с другим авто, уже впереди этого
фон-барона или как его там, вниз с холма, — и началось! Вот это
дуэль! Ррра! Невероятно, ребята, они же ставят новый фантастический
рекорд. Монте-Карло никогда не видел ничего подобного, и толпа бес¬
нуется и сходит с ума. Вот это жизнь!
— Да замолчи ты ради Христа, — сказала Лиз, просовывая голову
в дверь. — Они уже скоро будут.
Я поглубже натянул на голову фуражку агента безопасности.
— И не смей курить, — добавила Лиз. — Ты же знаешь, как Сай¬
лас сердится. Возьми лучше ириску.
— Ррра, — прорычал я. — Ррра, ррра, ррра. — Я шутливо хвата¬
нул ее за попку, но она увернулась Вышла из комнаты и закрыла
дверь Курить хотелось адски, но я не стал. Сайлас не разрешает ку¬
рить на работе, если только роль того не требует, а я никогда нс
раздражаю его попусту, когда мы на операции. Вот в другое время —
сколько угодно.
Глава 2
ЛИЗ
Я не назвала бы все это благоприятным началом, но Сайлас и Боб
кланялись друг другу, как два японских генерала, и приговаривали:
«Первый этап завершен», поэтому я повесила фото в рамке на дверь
фальшивого сейфа и позвонила в банк подтвердить, что мы приедем за
деньгами. Потом Боб пошел в соседнюю комнату, и я поняла, что он
примеряет свою фуражку сотрудника безопасности и любуется на себя
в зеркале. Я только надеялась, что он не закурит, потому что Сайлас
обязательно учует дым и устроит скандал, по обыкновению. Лопухи
ожидались с минуты на минуту. Я решала, не поменять ли мне чулки:
на одном была только небольшая дорожка, но другой поехал на колене.
Сайлас раскидывал по столу бумаги, все по геологоразведке. Лицо у
него было напряженное, губы нервно сжаты. Мне хотелось подойти и
положить ему руку на плечо, чтобы он взглянул на меня, расслабился
хоть на мгновение и улыбнулся, но я не успела, он опередил меня,
сказак «Два тридцать пять. Шофер скоро доставит их к главному входу.
Займи позицию, малышка». Он выглядел прекрасно: черный пиджак,
брюки в узенькую полоску, золотая цепочка от часов и эти странные
очки в полуоправе, через которые он рассеянно взглядывал на всех.
Как я люблю его. Я улыбнулась ему, и он ответил мне короткой
улыбкой, будто предостерегал от того, что я хотела сделать, как от
зряшной траты времени.
366
Нам еще нужно было сфабриковать поддельное телетайпное со¬
общение, и поэтому я поспешила в свободную телетайпную комнату.
Сторож показал мне ее, когда мы были здесь в прошлую субботу.
Я переключила аппарат так, чтобы он не передавал ничего за
пределы комнаты, а потом напечатала подлинный телетайпный но¬
мер на Багамах и «Лмальгамин» в качестве ответного кода Под
этим я отбила липовое сообщение из Нассау, а затем переключила
телетайп на нормальную работу. Я оставила оторванный листок
около формы Боба. На этом же листке было еще два сообщения,
но уже подлинных. Я вынула серьги из ушей, сняла ожерелье и
попыталась привести в порядок волосы, но тут уж ничего не
вышло, ну ж}]а была капитальная стрижка, чтобы снова выглядеть
прилично. Сайлас позвал меня:
— Давай-ка вниз, гусенок. Я хочу, чтобы эти два кретина не появ¬
лялись здесь с-щс по крайней мере минут пять, так что задержи их.
— Бегу, милый.
Я повесила себе на шею солидные очки на шнурке и взяла солид¬
ную записную книжку. Хорошо, что я поспешила, потому что наемный
«линкольн*, который мы послали за лопухами, подъехал как раз в ту
минуту, когда я выскочила в вестибюль.
Я поздоровалась с лопухами и быстренько переговорила с шо¬
фером.
— Вы должны забрать одного итальянского господина — Сальвато¬
ре Ломбардо — здесь, у здания, ровно в три ноль шесть. Хорошо? Вы
можете подождать?
— Может, могу, дорогуша, а может, и нет, — сказал шофер. — Но
если привяжется полицейский, я прокачусь вокруг квартала и опять
стану здесь. Так что пускай тут потопчется малость, если меня вдруг
не будет. Значит, итальяшка?
— В белой фетровой шляпе, темных очках и коричневом пальто.
— Как его зовут-то, Аль Капоне? — деловито осведомился шофер
и захохотал.
Я наклонилась к нему и ласково проговорила:
— Вот только попробуй отпустить такую шуточку при Сальвато¬
ре. — Я сделала паузу и загремела: — И надолго застрянешь в уютной
отдельной камере! — Я повернулась и поспешила к лопухам, которые
ожидали меня в вестибюле. — Шофер называется, — сказала я. — У
нас теперь столько водителей, и столько среди них случайных лю¬
дей — вечно забывают, что им поручено.
Лопухи кивнули. Одному из них, Джонни Джонсу, было около со¬
рока, грузноват, но привлекателен, как добродушный плюшевый мишка,
в своем пальто из мягкой шерсти. Другой, Карл Постер, был высокий,
интересный, с серыми глазами и тонким носом, и смотрел он на меня
немного свысока. Таким изображают неверных мужей в итальянских
фильмах, запрещаемых Лигой нравственности.
367
— Я только что собиралась принести вам кофе, — сказала я. —
Наша кофеварка наверху ужасно плохо работает.
Карл медленно осмотрел меня сверху донизу, как покупатель на
невольничьем рынке.
— А почему бы нам не посидеть за кофе здесь, внизу? — спросил
он и посмотрел на часы. — У нас еще есть пять минут.
— Прекрасно, — кивнула я и повернулась к лифту.
— Выпейте с нами кофе, — предложил Карл. Он положил мне
руку на плечо достаточно твердо, чтобы сделать свое приглашение
более убедительным, но не настолько, чтобы девушка начала огляды¬
ваться в поисках полицейского.
Мы примостились в углу полупустого кафетерия, и они настояли,
чтобы я тоже взяла себе булочку. Глазированную булочку с шоколадом
внутри.
— Ни в чехе себе не отказываем, — объяснил Джонни. — Сегодня у
нас большой день. Правда, Карл? — Карлу это простодушное признание
явно пришлось не по вкусу. — Вот Карл никогда бы так не сказал, да,
Карл? — Он хлопнул Карла по плечу. — Тем не менее для нас обоих
это большой день. Ну улыбнись же, Карл. — Карл неохотно улыбнулся.
Джонни повернулся ко мне. — Вы давно работаете в этой компании?
— Четыре года, — сказала я. — В феврале будет пять. — Я все
это знала наизусть. Лопухи часто задавали такие вопросы. «Сколько вы
уже проработали со своим боссом? Какой у компании самолет?» А то
еще были каверзные вопросы для перепроверки сведений, полученных
от Сайласа, типа: «Давно ли ваш босс начал носить очки?» или «Какая
у него машина?»
Я посмотрела на них. Временами я удивлялась, почему мне не
бывает жалко лопухов. Боб говорил, что иногда жалеет их, но я, должно
быть, их просто не воспринимала. Вроде того, как читаешь о людях,
погибших в автокатастрофах; если речь идет не о знакомых людях,
по-настоящему . переживать просто невозможно, правда ведь? Все равно,
что жалеть бедного агнца, наслаждаясь отличным филе из баранины
под беарнским соусом. Вот так и я себя чувствовала по отношению к
лопухам: если я их не съем, то съест кто-нибудь другой — они от
природы обречены на заклание. Так, по крайней мере, я смотрела на
это.
— Вы любите детей? — спросил меня толстячок Джонйи.
— У моей сестры их трое, — соврала я. — Мальчики-двойняшки,
около пяти лет, и трехлетняя девчушка.
— А у меня мальчик, ему почти шесть, — сказал Джонни. Он
объявил возраст сына с видом игрока при козырной карте, как будто
лучше этого мог быть только сын семи лет. — Хотите посмотреть его
фотографию?
— Да не хочет она никаких фотографий, — остудил его Карл.
Джонни обиделся. Карл решил поправиться. — Ни твоих, ни моих. Она
368
же иа работе, на что ей эти фото? — Он закончил фразу извиняю¬
щимся топом.
— Я бы хотела взглянуть иа них. Правда, хотела бы, — улыбнулась
я. — Я люблю детей.
Джоннп вытащил бумажник. Под прозрачной пленкой было фото
женщины- Р.~ прическа была немодной, а само фото выцвела У жен¬
щины была странная застывшая улыбка, словно она предвидела, что
застрянет сафьяновом бумажнике на многие годы.
— Это Этель, моя жена, — сообщил мне лопух. — Она работала с
нами, пока не родился ребенок. Она была мозговым центром компании,
правда. Карл? — Карл кивнул. — Это она решила, что мы должны
перестать выпускать мягкие игрушки и перейти на механические и
пластмассовые. Она всегда действовала быстра Это она получила наш
первый контракт с оптовыми покупателями здесь, на востоке. Долгое
время были в Денвере. Когда нас было всего четверо и мы работали
в Дсп нс г-.. Манхэттен казался нам пределом мечтаний. Этель помогала
мне кал л:аш,ср, а Карл ведал бухгалтерией и рекламой. Мы работали
день
— а доело слушать про Денвер, — сказал Карл.
— почему же? — удивился Джонни. — Это занятная история,
знаете — И он запрятал фото обратно в бумажник. — Занятная
история. — повторил он задумчиво. — У нас на всех было девятьсот
долларов, когда мы начинали. — Он потыкал толстым пальцем в фо¬
тографии. — Это моя жена в саду, а это Билли, ему было три, шел
четвертый год.
— А теперь? — спросила я. — Сколько вы стоите теперь?
— Теперь мы в порядке. Если бы мы завтра решили продать дело,
мы бы взяли пять миллионов, а было бы время поторговаться, то и все
шесть. Вот это мой дом, это опять моя жена, но тут она двигалась.
Негатив-то четкий, а вот отпечаток получился не. очень.
— Для такой большой фирмы, как их, пять миллионов — семеч¬
ки, — заметил Карл.
— Такая большая фирма, только чья она? — возразил Джонни. —
Вот наша компания, она живая из плоти и крови. Эго большая часть
моей жизни, да и твоей тоже. Я прав?
Я кивнула, но Карл продолжал упорствовать
— И десять миллионов для них семечки. Такая фирма действует
по всему миру, их телефонные счета за год, наверное, переваливают за
миллион.
— Не меряй фирмы на доллары, — посоветовал толстяк Джон¬
ни. — Смотри на них по-другому, ну, как на что-то живое, что растет
и развивается. Мы никогда не продадим дело абы кому.
— Нет? — усомнилась я.
— Господи, конечно, нет, — заверил он меня. — Это как собаку
продавать. Надо знать, что она попадет в хорошие руки.
369
— Такой компании, как их, ничего и знать не надо, — сказал
Карл. — Они работают, как счетная машина. Их законники рассчиты¬
вают приходы-расходы.
Толстячок улыбнулся.
— Так они ведь обязаны так работать. У них же пайщики, Карл.
— У них мозги по-другому работают, — заявил Карл.
— Ну, я не думаю, чтобы мы были такими, — вставила я.
— Может, и нет, — холодно проговорил Карл. — А впечатление,
будто вы как раз такие.
— Да ладно тебе, Карл, — сказал Джонни. — А у вас есть фото
детишек вашей сестры? — Он очень старался смягчить неприятное
впечатление от грубости Карла.
— Нет, — покачала я головой.
— А зовут их как?
— Близнецов — Роджео и Родни, а их сестренку — Розалинда
Джонни засиял:
— Надо же, все имена на одну и ту же букву! Я знаю, некоторые
так делают..
— Вот именно, — кивнула я. — Притом на букву «р» не так уж
много имен для девочек.
— Розмари, — предложил Карл. — Рене.
— Рут, — внес свой вклад Джонни, — и Розалинда.
— Розалинда уже была, — заметил Карл.
— Да, они ведь уже так. свою назвали, — согласился Джонни. —
Но должны же быть еще имена на букву «р*. Слушайте, если я вспом¬
ню подходящие, я вам пришлю их сюда в офис. Идет?
— Спасибо вам, — я признательно улыбнулась Джонни.
— Родни, — вслух размышлял он. — Вы ведь англичанка, так?
-^Да, я родилась в Глостере.
— А у нас дома есть коллекция английского фарфора, — сообщил
Джонни, ч— И пес у нас английской породы, зовут Питер.
— О Господи, хватит, — оборвал его Карл.
Джонни виновато улыбнулся
— Пойду возьму себе сигарет, — сказал он и направился к авто¬
мату.
— Нервничает, — объяснил мне Карл, когда тот уже находился вне
пределов слышимости. — Для нас это великий час, так сказать. Мы на
фабрике работали не покладая рук. Джонни — умница, умен как бес.
Не надо его недооценивать, он сейчас просто нервничает. Теперь он не
так много делает, но без его знаний по части механики мы бы никогда
не поднялись.
— Через офис директора проходит масса людей, — сказала я. — И
те, кто на коне, и те, кого вот-вот уволят. Я знаю, когда люди нервни¬
чают, всего уже насмотрелась.
— И ни один из них не.трясся так, как я сейчас, уверяю вас.
370
— А мне ны кажетесь спокойным, — удивилась я.
— Не верьте этому. Джонни решает все вопросы, связанные с по¬
купкой материалов, помещений, наемом служащих, но все, так сказать,
внешни проблемы, большие финансовые решения он оставляет мне. Он
делает то, «то я ему скажу.
— Ну и хорошо, — сказала я.
— Да ведь эго все равно что вовсе не иметь партнера Если я
сегодня приму ошибочное решение, я нас всех разорю. А у нас обоих
жены л дети, мы оба староваты, чтобы искать работу по найму.
— Можно подумать, — заметила я, — что вы находитесь в прием¬
ной федсрг;льного суда а не на пороге заключения сделки с одной из
крупнейших корпораций Америки. Я не видела, чтобы эта компания
проигрывала. Мне кажется, вам просто нравится немного понервничать,
потому ты знаете, что после заключения этой сделки вы уже назад
не оглячс-ось.
— Почему вы упомянули федеральный суд?
— Ни почем у, — пожала я плечами.
— У меля бывали по ночам страшнейшие кошмары из-за этого зда¬
ния.
— Расскажете. — Я украдкой бросила взгляд на часы.
— Я никогда и никому не говорил о них, — сказал он. — Маль¬
чиком я помогал отцу в магазине по субботам. Однажды я стянул три
доллара из кассы и пошел на них в кино с младшим братом. Когда
мы шли из кино, он все угрожал рассказать об этом отцу с матерью.
Он показал мне картинку с изображением федерального суда и сказал,
что туда отводят детей, которые крадут деньги у родителей. Он сказал,
что там заставляют их прыгать с крыши и кто невиновен, тот плавно
приземлится, а кто виновен — упадет и убьется. Я был в таком ужасе,
что просыпался по ночам с чувством, как будто я падаю. Вам знакомо
это чувство?
— Говорят, при этом сердце останавливается, да? И чтобы оно снова
начало биться, нужно увидеть во сне такое падение.
— Я просыпался каждую ночь, и так — неделями. От этого кош¬
мара, будто я падаю с крыши федерального суда. Я просыпался весь
взмокший. Я страдал по-настоящему. Это был хороший урок. Больше я
ничего в жизни не украл, ни цента.
Джонни вернулся от автомата с сигаретами.
— Может, уже поднимемся наверх? — предложила я.
Он удивленно посмотрел на нас обоих.
— О чем это вы тут говорили?
— Я просто пересказывал один свой сон, — объяснил Карл.
— Никогда не делай этого, — заметил Джонни. — Никогда не пе¬
ресказывай свои сны или фильмы, которые ты видел, это скучна
Карл улыбнулся мне. Он не часто улыбался, и улыбка у него на
лице появлялась не сразу. А сейчас он улыбнулся широко й открыто,
и улыбка задержалась на лице несколько мгновений. В углах* его ярких
глаз заиграли морщинки, и он еще повернулся в профиль, так что я
увидела ее с разных углов. Господи, какая улыбка! Наверное, на нее
сбегались все девушки в Денвере.
Я провела их наверх, где нас ожидал Сайлас.
— Привет, Джонни, привет, Карл, — сказал Сайлас, идя им на¬
встречу и тряся каждому руку. Он усадил их в кресла и вместе с
ними повосхищался видом из окна. Потом он достал серебряную фляж¬
ку и стаканчики.
— Выпьем, — предложил он.
Правило четвертое: никогда не пить во время операции. Если этого
не избежать, пейте что-нибудь безалкогольное, скажите, что так велел
доктор. Так что можете представить себе мое удивление, когда Сайлас
налил всем по полной и начал пить, едва успев сказать: «Ваше здоровье».
Операция шла полным ходом, и Сайлас расслабился. Они дружно
потягивали шотландское виски.
— Особое, — заметил Сайлас. — Один из лучших заводов Шотлан¬
дии как раз расположен на острове, которым мы владеем.
Оба лопуха продолжали тянуть виски, и Джонни восхищенно про¬
говорил:
— Бог ты мой, Стиви, это бархат, а не виски.
— Куплено в тысяча девятьсот пятьдесят девятом, — сообщил Сай¬
лас. — Мы там обнаружили пять месторождений, но пока не стали их
разрабатывать. — Он посмотрел на виски. — Надо ведь и меру знать, а?
Я прервала их общий смех..
— Вы встречаетесь с главным управляющим нашего стокгольмского
химзавода наверху в три часа, сэр Стивен.
— Сэр Стивен? — возопил Карл. — Сэр Стивен? Вы лорд, Стиви?
— Всего лишь баронет, — небрежно сказал Сайлас. Карл посмотрел
на дверную табличку, подтолкнул своего партнера и кивком указал ему
на нее. Толстячок едва заметно кивнул в ответ, что, дескать, мол, понял.
Не зря Сайлас убеждал нас, что золотые буквы с завитушками оку¬
пятся.
Сайлас отмахнулся от их восхищения.
— Я получил этот титул как бесплатный сувенир. Все ребята, ра¬
ботавшие на Черчилля в его научном совете, получили его. Бог знает
почему. Наверное, чтобы мы не понаписали мемуаров.
— Я не совсем понял вас, сэр Латимер.
— Мы говорим «сэр Стивен». Видите ли, мы, то есть те, кто были
действительно близки Уинни Черчиллю, я подчеркиваю, действительно
близки, все как один чувствовали, что нам ни к чему писать мемуары.
Когда стоишь так близко к человеку-. — Он пожал плечами. — Во
всяком случае, никто из нас их и не написал. Мы предоставили это
генералам и тем, кто непосредственно сражались на фронте, и правиль¬
но сделали.
372
Лопухи улыбнулись друг другу.
— Ну что же, — сказал Сайлас, — наш главный по Скандинавии
сегодня пролетом в Нью-Йорке. Пока что его развлекает один из наших
замов, весьма способный в этом отношении и с несколько большим
запасом жизненных сил, чем у меня. — Сайлас недвусмысленно под¬
мигнул им, и востроглазый лопух Карл глянул на меня уголком гла¬
за. — Однако, — продолжил Сайлас, — где-то через полчаса мне все
же придется заглянуть в его апартаменты и поприветствовать era
— Мы могли бы-. — начал толстячок, заерзав в кресле.
— Бы останетесь здесь, — твердо сказал Сайлас. — Поэтому я и
принял вас в этом офисе, а,не в одном из наших апартаментов наверху,
хотя здесь у меня нет ни льда, ни содовой.
— Я был в этом здании миллион раз, — заметил Карл, — и даже
нс подозревал, что наверху есть роскошные апартаменты. Я вообще
думал, что на верхнем этаже располагается радиостанция.
— Мы купили его в сорок восьмом, — сказал Сайлас. — Тут не
очень рационально использовался верхний этаж, поэтому мы потратили
немного денег на переделку. Теперь вход в апартаменты в том же
холле, что и вход на радиостанцию. — Сайлас приложил палец к
носу. — И, как вы правильно заметили, там нет ничего, что бы ука¬
зывало на их существование. Укромное местечко, а? Вы, ребята, тоже
могли бы им попользоваться. Может, устроим вечеринку на будущей
неделе? У моего заместителя по развлечениям имеются интересные
идеи. — Он сделал паузу. — Хотя, возможно, я несколько старомоден.
Я поняла, что Сайлас слегка увлекся, поэтому прошла в соседнюю
комнату и вызвала его по селектору.
— Здесь мистер Гловер-младший, сэр Стивен, он прилетел из На¬
ссау на самолете компании. Говорит, что у него срочное дела
— Давайте его сюда, — сказал Сайлас.
Боб ждал за дверью. Дорогое пальто Сайласа из шерсти викуньи
было ему великовато, но он очень ловко задрапировался в него. Он был
выбрит, волосы аккуратно расчесаны на пробор, костюм я ему тщатель¬
но отутюжила, так что с добавкой золотых запонок и приличного гал¬
стука спокойных тонов он выглядел уверенным, взрослым и- весьма
ничего.
— Только не пытайся заикаться, — предупредила я. — Ты же зна¬
ешь, что случится: забудешь об этом на полдорога
— Прочь с дороги, принцесса, — сказал Боб, привычно подтолкнув
меня в бок. Однажды Сайлас поймает его за этим занятием и скажет,
что это я его поощряю. Никогда его не поощряла. В моей жизни есть
только один мужчина,— Сайлас Я должна иметь самое лучшее, но
Боб все же был очень ничего.
Он с треском открыл дверь офиса
— Да? — спросил Сайлас с явным и отнюдь не наигранным раз¬
дражением.
—М-м-м истер Г-г.» — начал Боб, как всегда переусердствовав в
заикании. — Г-грэм Кинг послал меня к вам, — закончил Боб.
Сайлас кивнул.
— Это Оги Гловер, из нашего отделения в Нассау, — объяснил он
лопухам.
— Так в чем дело? — спросил он Боба.
— Мистер Кинг беспокоится насчет п-парт...
— Партнеров? — докончил Сайлас.
Боб согласно кивнул.
— Нечего о них беспокоиться, — сказал Сайлас, излучая доброже¬
лательства — Вот они. — Он торжественно указал на лопухов, как
будто сам только что создал их из ничего.
— Кинг беспокоится насчет них, — упорствовал Боб. — Он говорит,
мы их совсем не знаем.
— Мы?
— «Объединенные минералы», Б...Багамская компания, — пояснил
Боб. Вечно он переигрывал с этим заиканием.
Сайлас представил лопухов Бобу. Я почему-то не запоминаю их.
Передо мной прошло столько лиц, что все они слились в одно: довер¬
чивое с испуганными глазами, жадное. Вот Сайлас всегда всех помнил.
Причем в мельчайших деталях: где родились, какой компанией владели,
их болезни, автомобили, талисманы и даже имена жен и детей.
— Теперь вы их знаете, — сказал Сайлас. — Так что вопрос ис¬
черпан.
— Н-н-н-н-н-нет, сэр, — не соглашался Боб. — Нам нужно знать
гораздо больше, если они собираются участвовать с нами в подряде на
два миллиона долларов.
Сайлас снял свои очки в полуоправс и предложил Бобу сесть в
кресла
— Послушайте, Гловер, эти господа будут сегодня с вами в самолете
компании.
Боб прервал его:
— Но меня послали сюда сказать, что если они вкладывают деньги
от своего собственного имени, то должны быть обговорены некие усло¬
вия.
— Условия? — переспросил Сайлас. — Эти господа мои друзья.
Должны же они что-то получить за беспокойство.
— Они и получат, — сказал Боб. — Виллу на Род-Саунд уже го¬
товят-.
— Род-Саунд — прекрасное место, — обратился Сайлас к лопу¬
хам. — Самая лучшая из наших вилл для важных гостей. Рыбная
ловля, бассейн, можно позагорать Ей-Богу, я вам завидую.
— Яхта уже готова к отплытию, — продолжал нудить Боб, — и
слуг предупредили, что нужно все приготовить для двух семейных пар.
— Но нас только двое, — пискнул Джонни.
374
— Еще не вечер, — успокоил его Сайлас. — Вечером будет прием
в вашу честь, музыка, танцы, хорошее угощение, выпивка и много пре¬
лестных девушек.
— О, — вздохнул лопух, невольно бросив взгляд на меня.
Я и бровью не повела.
— Все что им надо сделать, — тянул Боб, — это подписать парочку
бумаг и подколоть к ним чек. С заявками все очень проста Мы обычно
используем кого-нибудь из наших друзей с Бэй-стрит.
— В делах местного масштаба вы решаете, но когда дело касается
Нью-Йорка, тогда выбираю я, — сказал Сайлас.
— Я всего лишь посыльный, — сказал Боб. — Мистер Грэм Кинг
пришлет вам телекс.
— Мисс Гримсдайк, пойдите посмотрите, нет ли уже телекса из
Нассау.
Я пошла и взяла поддельный телекс, который напечатала раньше.
Когда я принесла его, Сайлас и Боб только что закончили свою заранее
отрепетированную ссору. Я посмотрела на них, сделав вид, что не по¬
нимаю причины их напряженного молчания, Сайлас схватил у меня
телекс.
Объсдпнснные минералы Нью-Йорк Амальгамин Нассау Багамы Сэру
Стивену Латимеру
От Грэма Кинга
Все наши директора возражают против привлечения денег со сто¬
роны но я тем не менее соглашусь если вы подтвердите что деньги
уже на вашем счету точка Гловер летит к вам на самолете компании
и будет у вас с минуты на минуту точка Виллы приготовлены нужно
ли организовать сегодня вечеринку повеселее я у телекса если возник¬
нут какие-нибудь затруднения Гловер выскажется от моего имени Грэм.
Бумага перекочевала из рук Сайласа к лопухам, Боб сделал вид,
что ищет сигареты, и выронил на стол свежий номер газеты из Нассау.
— Я не понимаю, — сказал Боб, — зачем нам вообще нужны день¬
ги со стороны. Неужели недостаточно денег наших акционеров? В конце
концов, по нашим данным можно ожидать семьдесят восемь процентов
прибыли на вложенный капитал.
— Ха-ха-ха, — отреагировал Сайлас
Лопухи тоже засмеялись, хотя видно было, как напряженно они
ждут ответа.
— Простой вопрос задал простак, — сказал Сайлас — Что ж, по¬
пробую дать простой ответ.
Джонни опять засмеялся, но приглушенно, чтобы ничего не пропу¬
стить.
— Я ценю вашу преданность интересам компании, Гловерь — начал
Сайлас, — не говоря уже об интересах акционеров, но огласка немед¬
375
лен но ухудшит наши шансы в деле строительства новой гавани. Да я
даже ни разу не послал памятных записок нашим заместителям дирек¬
торов. Вот вы, Гловер, вчера еще ничего не слышали об этом, не так ли?
— В-в-в-вы правы.
— Потому что это секрет; вселенский сверхсекрет, как мы говорили
на войне.
.— Могу я кое о чем спросить у вас? — спросил лопух Джонни.
— Валяйте, — разрешил Сайлас.
— Когда сделка пройдет и ненужная «Объединенным минералам»
земля будет перепродана, как нам возместят расходы?
— Я знаю, о чем вы думаете, — засмеялся Сайлас. — Да заберете
свои семьдесят восемь процентов прибыли и запрячете их на старых
добрых Багамах, где не придется даже платить налог. Никто ничего
не узнает. Вы заплатите некую сумму «Объединенным минералам», что
в Нью-Йорке, а потом заберете ее обратно. Вот и все, что нужно будет
знать налоговым инспекторам Соединенных Штатов. Слушайте, купи¬
те-ка вы маленький отельчик на свои проценты и будете иметь верный
доход, греясь на солнышке.
— Это было бы здорово, — сказал Джонни.
— Крупные компании всегда так делают, — добавил Сайлас. —
Почему бы двум молодым людям вроде вас и не развлекаться время от
времени?
Оба лопуха — которых никто, кроме Сайласа, не осмелился бы
назвать молодыми людьми — закивали в знак согласия. Сайлас налил
всем еще виски и стал деликатно потягивать его. Затем он извинился,
сказав, что покинет их' на минутку, — и вышел.
Боб предложил свои сигареты, зажег одну для Джонни и
спросил:
— Когда вы оплатили чек на дополнительную заявку?
Лопухи переглянулись.
— Эт-т-то что же значит? — заныл Боб.
— Мы еще не вносили денег, — сказал Джонни.
Сайлас вернулся.
— Они еще не вносили денег, — пожаловался Боб Сайласу, — а
сейчас уже слишком поздно, банк закроется через несколько минут.
— Да, это так, — кивнул Сайлас.-
— Я о-о-о-очень сожалею, сэр, — заявил Боб, — но у меня указа¬
ние: подтвердить, что на счет Амальгамин поступили эти деньги.
— Все будет в порядке.
— Нет, — решительно возразил Боб, — совсем не в порядке.
— Гловер, — попытался урезонить его Сайлас, — прилично ли об¬
суждать такие вещи в присутствии моих гостей?
— Неприлично, — согласился Боб. — Только прилично ли просить
меня р-р-р-рисковать моим положением, чтобы помочь вашим друзьям
заработать кучу денег? В телексе все ясно сказано. Если я должен
376
подтвердить, что деньги уже на вашем счету, когда все вовсе не так,
то это уже слишком.
Сайлас поджал губы.
— Может быть, ты и прав, мой мальчик.
— Так джентльмены не полетят со мной в Нассау? — продол¬
жил Боб.
— Давайте подумаем, что можно сделать, — предложил Сайлас. —
Слушайте, Гловер, — сказал он еще более доброжелательным и рассу¬
дительным тоном, — предположим, что мы посмотрим на их чек на чет¬
верть миллиона долларов. Ведь это все равно, что иметь его, не так ли?
— Нс так, сэр.
— Да будьте же разумны, Гловер. Это серьезные бизнесмены, они
не собираются нас подводить.
Лопухи засопели с видом людей, которые никого не способны под¬
вести.
— Хорошо. — согласился наконец Боб.
— Браге, — похвалил его Сайлас, и лопухи облегченно заулыба¬
лись. — Ну что ж, так н сделаем.
Боб вынул маленькую черную записную книжку.
— Еще четверть миллиона, — повторил Сайлас
Боб записал это в книжечку.
— И название компании кандидатов? — спросил Боб.
— Компания «Фанфан Новелти», — сказал Сайлас
— Компания «Фанфан Новелти», — повторил Боб. Он уселся и за¬
хохотал. — С вами все в порядке, сэр? А то присели бы и приняли
две таблеточки.
— Перестаньте, Гловер. У них большая процветающая компания. Я
просто счастлив, что мы будем сотрудничать.
— Я тоже, — сказал Боб, все еще похохатывая, — только, может
быть, сейчас вы наконец- э-э.~ — Он неопределенно помахал рукой.
— Выпишите чек этому молодому грубияну, — Сайлас давал лопу¬
хам указания, как будто он был их директором. — А потом можете
сразу положить его обратно в карман. Просто покажите ему чек, чтобы
он уверился в его существовании.
Лопухи не колебались. Карл вынул чековую книжку, а Джонни за¬
суетился в поисках ручки, Сайлас пальцем не шевельнул, чтобы им по¬
мочь. Он даже-не предложил им ручку самого сэра Уинстона Черчилля.
— Сплошная бюрократия, вот что это такое, — сердито сказал Сай¬
лас. Лопухам он бросил через плечо: — Только не ставьте слово «ин¬
корпорейтед»: возможно, его оплатят компании «Амальгамин ■ Лимитед»
на Багамах. Пусть будет Амальгамин, просто Амальгамин. Бюрократизм
чистой воды, незачем было вообще выписывать этот чек.
Я наблюдала за лопухами. Джонс и Постер. Подпишитесь самым
лучшим своим почерком. Ручка коснулась бумаги. Господи поми-и-луй!
Три тысячи голосов ворвались в темноту, осветив ее солнечным светом.
377
Валькирия, Вагнер, эхо охотничьих рогов, высокое пламя погребального
костра. Венский государственный оркестр и хор грянули в унисон с
росчерком лопухова пера Все боги Валгаллы собрались в закатном
небе, когда чек плавно перешел в тонкую руку Сайласа
— Да выглядит это неважно, — поморщился Сайлас.
— Что такое? — всполошились лопухи, которые никак не ожидали
такой реакции на сбережения всей своей жизни.
— Это означает, что «Объединенные минералы» делают заявку на
два миллиона двести шестьдесят тысяч доллароа — объяснил Сай¬
лас. — Неважный знак. Я имею в виду.- — Он улыбался. — Как будто
наша компания выскребла все сусеки своих финансов, чтобы набрать
последнюю десятку тысчонок долларов-.
— Давайте я перепишу чек, — сказал Карл. — Мы выгребли все
до последнего доллара. Здесь вся сумма.
— Перепишете как-нибудь в другое время, — сказал Сайлас. —
Дайте ему посмотреть, а потом положите его в карман.
Лопух передал чек Бобу, который бросил на него свой самый не¬
брежный взгляд и тычком отправил по столу обратно Карлу. Карл
открыл бумажник и уже собрался вложить туда чек, как Боб сказал:
— Минутку, сэр. Согласно полученным мной инструкциям, деньги
должны быть переведены на счет «Объединенных минералов». Я ценю
ваше полное доверие к намерениям ваших друзей, но если человек
держит при себе свой собственный чек, то ни по каким канонам это
не может считаться доказательством надежности. Я думаю, вы не ста¬
нете этого отрицать.
— Какой же вы педант, Гловер. Вы никогда не достигнете высших
эшелонов международного бизнеса, как эти господа. Но если это вас
устроит- — Сайлас поднялся с громким вздохом и прошествовал к
фальшивому сейфу. Он отодвинул картину. — Чек можно положить
сюда уже сейчас. — Сайлас постучал по сейфу костяшками паль¬
цев. — Я отправляю сообщение, что деньги у нас. После того, как
сообщение будет передано, я открою сейф и верну чек моим друзьям.
Надеюсь, этого будет достаточно, Гловер? — Сайлас достал из желез¬
ного кармана ключ и открыл наш древний сейфик.
С лопухами даже не посоветовались. Лопухи с беспокойством взи¬
рали на Боба
Боб прикусил губу, потом сказал:
— Мне это не нравится.
— А мне неважно, что вам нравится или не нравится, —отрезал
Сайлас. — Никто не оспорит справедливость моих действий. — Он
повернулся к лопухам и мило улыбнулся. — Даже компания «Фанфан
Новелти». Они могут посторожить сейф пять минут, которые потребу¬
ются мисс Гримсдайк, чтобы отправить сообщение. — Сайлас взял свою
записную книжку и начал писать, одновременно зачитывая текст. Все
было настолько ясно и неизбежно, что только очень сильный человек
378
смог бы изменить ход событий. Ои подал мне листок с сообщением. —
Прочтите это вслух, мисс Гримсдайк...
Я прочла:
— «Подготовьте супервеселую вечеринку точка у меня более чет¬
верти миллиона долларов как дополнительное вложение точка они при¬
будут на самолете компании около пяти подпись Латимер*.
— Прекрасно, — сказал Сайлас. — Теперь, мисс Гримсдайк, если
вы передадите мне чек «Объединенных минералов» на наши два мил¬
лиона долларов, мы можем положить их вместе в сейф, пока эти гос¬
пода не улетят сегодня в Нассау.
Я открыла солидную кожаную папку и передала ему великолепный
чек, который мы подготовили заранее. На нем была изображена груда¬
стая дама с рогом изобилия, на котором было написано: «Объединенные
минералы». Она сыпала зерно, фрукты и цветы на папку с адресом
компании. Сайлас вынул из стола ручку.
— Посмотрите на эту ручку, — сказал Сайлас. — Уинни дал ее
мне, сю подписана Атлантическая хартия. Единственный сувенир, по¬
лученный мной от старины Уинни, упокой Господи его душу. — Он
обнажил перо и расписался с шикарным росчерком. — Другие необхо¬
димые подписи уже имеются. — Он взял фанфановский чек и нашу
роскошную подделку и отдал их Карлу.
Стоило посмотреть на то, что Сайлас сделал с ш/м Од//// йш
итогом труда всей жизни, другой — бесполезным клочком бумаги, но
Сайлас ловко изменил их ценность.
— Положите их оба в сейф, — сказал он. Он дал Карлу ключ от
сейфа и повернулся, чтобы уйти, и то же самое сделал Боб. Я была
единственной, кто видел, как лопухи открыли сейф и положили туда
оба чека. Какое-то мгновение они колебались, но Сайлас все рассчитал.
Это был точно выбранный момент, момент высшей пробы, как кристаль¬
ной чистоты сопрано или вид снежной вершины, озаренной солнцем.
Это был момент, к которому мысленно возвращаешься снова и снова.
— Не выходите из комнаты, — сказал Сайлас лопухам. —: Дверь
сейфа плотно закрыта? Ключ надо повернуть два раза.
Карл кивнул. Я все еще стояла у стола, вдыхая тот кружащий
голову запах, что наполняет комнату, в которой только что был подпи¬
сан чек на большую сумму.
— Не задерживайтесь, мисс Гримсдайк, — напомнил Сайлас, знав¬
ший мою слабость к таким трогательным моментам. — Давайте-ка к
телексу.
— Рона, — вдруг произнес лопух Джонни. — У нас была Рона?
— Нет, — сказала я. — Рона — это отлична
— Я подумаю еще, — пообещал Джонни.
Я кивнула в знак благодарности и направилась к двери. Сайлас
сморщил лицо, пытаясь понять, почему лопух неожиданно упомянул
какую-то Рону.
379
— Я пойду с вами, — сказал Боб. — Пошлю подтверждение по
телексу мистеру Кингу.
— Умница, — сказал Сайлас.
Я вышла, закрыла за собой дверь и вздохнула с облегчением. Боб
в соседней комнате сразу же скинул с себя пальто и бросил его на
стул. Я подняла пальто и аккуратно сложила. Боб переоделся в форму
сотрудника службы безопасности. Через деревянную перегородку я ус¬
лышала громкий смех Сайласа. Я бесшумно подошла к фальшивой
стенке сейфа, откинула черную бархатную занавеску и вынула оба
чека Потом взглянула на часы — мы неплохо укладывались в гра¬
фик — и надела на палец простое обручальное кольцо.
Боб надел фуражку и ремень с кобурой, а я заправила ему под
фуражку свисающие волосы. Он защелкнул наручник, потом проверил
его и замок на чемоданчике. Записная книжка Боба лежала на столе,
и по ней он сверял все свои действия. Убрать фальшивые документы,
не оставлять на стульях одежду и прочее, проверить замок наручников.
Проверить замки на чемоданчике. Чистая и отутюженная форма сотруд¬
ника службы безопасности должна быть правильно застегнута на все
пуговицы. Ремень с кобурой на месте, другой ремень — через правое
плечо — на месте. Ботинки начищены. Я осмотрела Боба и одобритель¬
но кивнула.
Последняя строчка предупреждала: покинуть офис в два пятьдесят
восемь. Когда секундная стрелка прыгнула на это время, я пошла в
вестибюль, Боб последовал за мной. ♦
Закрывая дверь офиса, я услышала голос через стенку:
— Ну и совпадение! Оба держим деньги здесь, в одном и том же
отделении одного и того же банка.
— Почему бы нет? — откликнулся Сайлас. — Мы рискнули, как
только узнали, что вы это сделали.
Все засмеялись.
Мы вошли в грузовой лифт, чтобы избежать встречи с Миком. Боб
отлично смотрелся в форме, но в лифте его вдруг обуял страх, как
актера перед выходом.
— А вдруг банк,не выдаст такую сумму наличными? Это же уйма
денег.
— Перестань трястись, Боб, — сказала я. — Сколько раз мы все
это репетировали? Четыре. И каждый раз они выдавали нам деньги, и
каждый раз с чеком не было проблем. Мы их хорошо подготовили.
Сегодня утром я звонила им, представилась фанфановским кассиром и
сказала, что готовлю чек. Мы сделали все. Они, конечно, думают, что
я занимаюсь рэкетом, но им-то все равно, лишь бы чек был в порядке.
— Но мы же хотим забрать наличными четверть миллиона долларов!
— Для некоторых, — заметила я, — это не такие уж большие день¬
ги. Мне нужно произвести впечатление, что я одна из этих некоторых,
вот и все.
380
— Ты права, — согласился он и нервно вытер руки носовым платком.
Банк сиял зеркальными стеклами, блестящим металлом и дорогой
черной кожей. Он был полон бойких клерков, которые уже неоднократно
пытались подцепить меня. Сегодня они сновали взад и вперед, погляды¬
вая на часы и с нетерпением ожидая момента, когда можно будет, на¬
конец, закрыть двери и уйти пораньше по случаю грядущего уик-энда.
— Припозднились, — упрекнул нас клерк.
— Извините. — сказала я. — Но я же предупреждала вас по теле¬
фону, что мы приедем перед закрытием. Сегодня сумасшедшее движение.
— Бот те раз, — удивился клерк. — А я только что говорил Джер¬
ри, что сегодня после обеда движение стало полегче.
— Только нс на главной магистрали, — возразила я. — Вот там-то
и застреваешь.
Клерки закивали.
— Я миссис Амальгамин, — представилась я. — Вот этот сотруд¬
ник службы безопасности заберет для мистера Амальгамина четверть
миллиона долларов наличными.
— У него, я вижу, намечается грандиозный уик-энд, — высказал
предположение клерк.
— Да нет, — объяснил Боб, — у него просто сигареты кончаются.
Вы не представляете, как живут эти ребята в загородных домах.
Я посмотрела на Боба, но тут же улыбнулась клерку.
Клерк протянул руку к деньгам.
— Сотнями? — В руке у него была пачка новых сотенных купюр.
Вот этого я и не хотела
— Десятками, это для нашего завода, — пояснила я.
— Забавное имя, — хмыкнул клерк. — Я имею в виду Амальга¬
мин. Почему они написали его с черточкой посередине?
— В следующий раз, когда вы увидите кассира фирмы «Фанфан»,
обязательно его спросите об этом, — сказала я. — Потому что, честно
говоря, это не та фирма, с которой мы бы хотели снова иметь дела
— А это не кассир, — возразил клерк. — Это два их партнера Оба
расписались.
— А, — отозвалась я и, закончив выписывать чек на двести шес¬
тьдесят тысяч долларов, протянула его клерку. Я рассчитывала, что при
этом на счете, открытом нами на имя четы Амальгамин, останется
минус 557 долларов 49 центов с учетом банковского процента
— Греческое? — спросил клерк.
— Что? — не поняла я.
— Имя. Амальгамин — греческое имя?
— Эстонское, — ответила я. — Это обычное эстонское имя. В Брон¬
ксе целые кварталы Амальгаминоа
— Серьезно? — удивился клерк. — Приятное имя.
— Мм не жалуемся, — улыбнулась я.
— Только в этом чемодане все не поместится, — заявил клерк.
381
— Поместится, — сказала я. — То же самое произошло на про¬
шлую Пасху. Сейчас чемодан как раз такого размера. Потом мы можем
заполнить его доверху упаковками монет.
Клерк пожал плечами.
— Только вот что я вам скажу, — проговорил он. — Если я за¬
стряну в Джерси как-нибудь в конце недели и буду нуждаться в
четверти миллиона долларов, чтобы развеять скуку, я уж лучше вас
попрошу доставить мне их, чем его. — Он ткнул пальцем к Боба.
Я улыбнулась и сделала вид, что смутилась, а они начали укла¬
дывать деньги. Один за другим посыпались в чемодан чудные, помятые,
побывавшие в обращении десяточки, как хлопья небывалого зеленого
снегопада.
— Я знаю мистера Карла Постера из «Фанфан Новелти», — сказал
клерк. — Вообще-то я их обоих знаю, но мистера Постера знаю лучше.
Он мне нравится. — Он продолжал паковать деньги в чемодан. — Ни¬
когда не забудет поздороваться. — Он разделил одну пачку банкнот, что¬
бы засунуть половину в пространство у стенки чемодана. — Он играет
в сквош в обеденный перерыв. Здорово играет, просто профессионал.
Боб наблюдал за мной краешком глаза.
— Так вам он не нравится? — спросил клерк. — А по мне, при¬
ятный человек.
— У нас разногласия с их компанией, — сказала я. — Они не то¬
ропятся платить. Карл Постер — это другое дело. Мне он нравится. —
Самое смешное, что мне он действительно нравился. Мой тип мужчины.
— Приятный человек, — повторил клерк. Он закрыл чемодан и дер¬
жа! его, пока Боб запирал замок и защелкивал наручник на руке. —
Повезло тебе, парень. Теперь чемодан украдут только вместе с тобой.
Придется им и тебя прихватить. — Клерк шутливо салютнул нам. —
Забирайте деньги, полковник. Приятного уик-энда.
Глава 3
САЙЛАС
Боб и Лиз ушли точно по графику. Я повернулся к лопухам. Крас¬
нолицый коротышка Джонс начищал ботинки бумажной салфеткой. Он
увидел, что я смотрю на него, и быстро спрятал бумажку.
— Давайте еще раз пройдемся по проекту, — предложил я. — Мне
хотелось, чтобы у вас была полная уверенность. Вы еще можете выйти
из дела в любой момент, и мы не будем в обиде.
Джонни Джинс поправил платочек с монограммой в верхнем кар¬
мане и простер ко мне руку в знак отрицания того, что я сказал. При
этом стали видны массивные золотые часы. — Вам не нужно объяснять
нам схему сделки, сэр Стивен.- — начал он.
382
— Нет, я так не играю, — с жаром возразил я. Теперь они оба
были у меня в кармане. Люди не знают, о чем говорят, когда болтают
о трюках, применяемых для завоевания доверия. Нет готовых приемов
или трюков. Вы приводите лопухов в состояние транса, подоплека ко¬
торого — их собственная жадность. Я называю это состояние «паранойя
навыворот') — непреодолимое желание довериться кому-то, зависеть от
кого-то. Эти двое уже мысленно обозревали свой гарем, приготовленный
для них, как почетных гостей, на Багамах, а может, и тут же в городе,
где они потратили бы свои 78 процентов прибыли. Они едва ли слы¬
шали слова, которые я им говорил, разве что воспринимали их сквозь
туман, как внушения гипнотизера.
Я щелкнул тумблером мертвого селектора.
— Дайте мне Грэма в Нассау, закажите разговор на пять трид¬
цать. — И повернулся к лопухам. — Пока вы не ознакомитесь полно¬
стью со всеми деталями проекта, включая защиту ваших инвестиций,
я не двинусь дальше. — Я усмехнулся: — Нет, я не шучу. Знаете, в
позапрошлом году в Риме я отказался от сделки на двадцать два мил¬
лиона долларов, потому что мой старинный друг, покойный Альфред
Крупп, признался, что не понимает технической стороны проекта. Я
хочу, чтобы вы могли проверить меня и не доверять мне точно так же,
как я не доверяю и проверяю людей, с которыми имею дело.
Джоис-коротышка хихикнул:
— Но вы же самый честный человек из всех, кого я встречал.
Вспомните, как вы вышли со мной из клуба и отдали пятидолларовую
бумажку, которую я даже не помнил, где обронил. А помните, как вы
дали мне ключ от своей квартиры, зная меня всего какой-то час? Из
всех, кого я знаю, вы самый доверяющий людям человек.
Я посмотрел ему прямо в глаза и задумчиво кивнул.
— Тут нечем гордиться. Президент компании не должен быть слиш¬
ком доверчив, невзирая на свои личные чувства Молодой Гловер праа
Когда возглавляешь гигантскую корпорацию, то не должен никому до¬
верять. Он прав, однажды я доверюсь не тому, кому надо, и один Бог
знает, что может случиться. — Я прикусил нижнюю губу, чтобы они
подумали, будто меня слегка смутили доводы Боба.
— Ну что вы, сэр Стиви, — сказал Карл. Из них двоих он казался
более уверенным в себе. Он был высокий, одет в старомодный костюм
из блестящей синтетической ткани. Я сначала подумал, что с ним
будут проблемы, но теперь видел, что они оба у меня в кармане. Какие
там проблемы! Да я мог их заставить танцевать голыми на столе или
выпрыгнуть из окна. Я был пьян от этой власти и изнывал от соблазна
испробовать, как далеко я могу завести их. Я чуть не предложил всем
вместе поехать в аэропорт. Я уже начал разворачивать перед ними эту
идею, представляя себе лицо Боба и испуг Лиз, когда я появлюсь в
аэропорту с ними двумя и заставлю их помахать нам на прощание,
улетая лондонским рейсом. Бля-а-а.
383
— Вот именно, — сказал толстяк. — Иногда надо так вот облег¬
читься. Вроде того сукина сынка, которого мы встретили в клубе
«Плейбой».
Тут я понял, что последнее слово произнес вслух.
Я уселся в вертящееся кресло, включил настольную лампу и сунул
под нее голову, как будто это был холодный душ. Уф!
— Вы должны извинить меня, господа, — медленно сказал я. — Но
поймите, что у меня две жизни. Одна моя личная, а другая — та, в
которой я несу ответственность за корпорацию, стоящую миллиарды
долларов и дающую работу более чем шестистам тысячам людей всех
национальностей. Одна глупая ошибка с моей стороны лишила бы их
всех работы.
— Да и вас тоже, — добавил Карл.
Мы рассмеялись. По плану Боб и Лиз сейчас уже должны были
быть внизу и предъявить чек. СЕЙЧАС.
Толстяк изрек:
— Работа и игра — это виски и вода Не надо их мешать, а?
Я вежливо посмеялся и налил всем по новой. Потом наступила
тишина Джонни достал расческу и провел ею по редеющим волосам.
— Вы, наверное, слышали историю об англичанах, — задумчиво
сказал я, — на которых напали африканцы из какого-то племени. В
одного высокого англичанина вонзили одно копье, потом другое, третье,
пока он не стал похож на подушечку для булавок. Партнер по экспе¬
диции поглядел на него и сказал: «Господи, Роджер, да ты весь утыкан
копьями, бедняга. Больно?» А бедняга ответил: «Да нет, Сидней, только
когда я смеюсь».
Лопухи облегченно засмеялись; и я вместе с ними. Банкноты дол¬
жны были быть уже упакованы в чемодан. Я смеялся со вкусом, не
спеша. Толстячок достал шелковый платок и вытер слезящиеся от сме¬
ха глаза. Я щелкнул тумблером селектора, потом выключил его.
— Это специальный сигнал ко мне, — пояснил я. — Прошу про¬
щения, я должен на минутку подняться наверх. Если вы, господа, да¬
дите мне пятнадцать минут на то, чтобы распорядиться насчет
дополнительной охраны для этого этажа на субботу и воскресенье, то
я вернусь точно в намеченный срок. — У двери я помедлил. — А еще,
господа, я думаю, это даст вам возможность обсудить ваши инвестиции
без меня. Тут не подслушивают, по крайней мере мне так сказали. —
Мы опять засмеялись. — Помните, вы можете не принимать оконча¬
тельного решения до утра понедельника, когда начнут поступать заяв¬
ки. Скажите моей секретарше и Отису Гловеру, что я вернусь ко
времени телефонного звонка в Нассау. А пока присмотрите за ключом
от сейфа. Там лежит наш контракт с Пентагоном. — Я еще раз по-
вернулся, когда был уже у двери. — Господи, и еще моя ручка, от
Уинни. Ну ладно, все равно я моментом вернусь.
Карл положил ключ в карман и кивнул мне.
384
Я оставил свою шляпу (30 долларов), зонт (45 долларов и 50 центов),
несколько фото в дорогих рамках и мою старую шариковую ручку
(всего на 78 долларов и 50 центов) на столе.
Я Еоше; в соседнюю дверь. Все было уже приготовлено. Свой гал¬
стук я перевязал свободным узлом и приколол к воротничку большую
золотую булавку. Потом прикрепил булавку для галстука с драгоцен¬
ным ка.1. нем. а на пальцы надел четыре перстня.
Я спят подтяжки и ослабил ремень на одну дырочку. Потом про¬
шелся по комнате, чтобы брюки слегка съехали на бедра Это сильно
меняет походку, по крайней мере мою.
Я вынул цепочку от часов из жилетного кармана и прикрепил ее
к брюкам, как цепочку от ключей. Потом вылил из маленького флакона
на ладонь масло с сильной отдушкой и втер его в волосы, разделив их
почти на прямой пробор. Протер лосьоном подбородок и припудрил его
тальком. Надел пальто, которое оставил мне Боб, завязал пояс, поднял
воротник и надел белую фетровую шляпу и темные очки. Сэл Ломбар¬
до. Все это заняло меньше минуты.
Я нажал кнопку скоростного лифта. В нем был Мик. Я видел, как
он сморщил нос, когда учуял исходящие от меня ароматы.
— Едем на большой бокс?
— Ага, — хрипло сказал я. — Точно, приятель.
— А Дзаппелло-то сегодня побьют, как пить дать.
— Побьют — поколотят. Все равно по другому тюрьма плачет. Не
ставь на этого типа, не трать понапрасну деньги.
— Это правда? Вы его знаете?
— Знаю? Я хозяин обоих этих ребятишек.
— Правда? — с уважением спросил Мик. Дальше мы ехали в мол¬
чании. Внизу я вышел, а Мик сказал: — До свидания, мистер.
— Чао, — цыкнул я. — Чао, бэби, чао. — Я поспешил через вес¬
тибюль. Наемный «линкольн» уже ждал меня. — Я Сэл Ломбардо, —
сказал я шоферу. — До здания Пан-Ам — и быстра
— Будьте покойнички, — ответил шофер.
До здания «Паи-Америкэи» было две минуты езды, на его крыше
вертолет готовился к отлету — все по графику. Я не спешил — место
мне было зарезервировано, а малыш Боб и Лиз уже сидели там. Не
рядом, конечна Я посмотрел на часы. Вся операция — и время и
деньги — была рассчитана блестяще, за исключением перерасхода 25
центов на такси из-за пробки на дороге. Но за это уже отвечал Боб, и
я решил, что пусть он и заплатит из своего кармана. В аэропорту
Кеннеди нас ожидал рейсовый самолет на Лондон, и вообще все шло
по графику.
Господи, как я устал. Очки затемняли окружающий мир, и это было
хороша Хватит с меня этого мира, хотя бы на несколько часов. Через
пару рядов от меня сзади сидел Боб, я слышал его голос Он показывал
стюардессе фокус с двумя игральными костями, и они оба хихикали..
13 Л Дентон •1>с|)лпнскне похороны*
385
Отт раздражали всех остальных пассажиров, а, кроме того, слишком
привлекали к себе внимание. Боже мой, ведь у Боба в чемодане были
все наши деньги. Хоть на этот раз он мог бы угомониться. Жаль, что
я не разрешил ему взять с собой эту идиотскую книжонку по архео¬
логии, но уж больно подозрительно выглядел бы сотрудник службы
безопасности с книгой «Цивилизация начинается. Иллюстрированная
энциклопедия для малышей».
Я надвинул на глаза шляпу.. Мне уже надоело представлять Сэла
Ломбарда Жаль, что я не мог остаться сэром Стивеном Латимером на
время полета в Лондон. Меня бы лучше обслуживали как Латимера,
особенно на британской авиалинии.
Каждый из нас путешествовал отдельно. Господи, как же я устал.
Я всегда чувствую это, когда все уже кончено. Все на мне — ответст¬
венность, планирование, постоянное напряжение и контроль ситуации.
Иногда в последнюю минуту принимаешь решение, которое может кар¬
динально изменить всю стратегию. Боб сущий младенец. В лучшем
случае — это беспризорник с понятиями пятилетнего дитяти, в худ¬
шем — начинающий уголовник. Лиз постарше и более ответственна, и
я люблю ее, но ей нет тридцати, она все еще молодая, глупая, впечат¬
лительная девчонка, несмотря на тонкий слой внешнего лоска и куль¬
туры, да и этим она полностью обязана мне. Я люблю Лиз и неплохо
отношусь к Бобу, но иногда недоумеваю, почему я с ними. Сегодня
вечером я бы все отдал за один хороший настоящий разговор. Вот чего
мне не хватало больше всего. Иногда я пытался вспомнить тс разговоры,
что мы вели много лет назад, споры посреди хаоса войны, долгие ди¬
скуссии в танке посреди пустыни. Их всех давно уже нет, и заменить
их некем. Невозможно найти замену тем, с кем вместе воевал.
Это вообще одно из правил жизни. Друзья, которых приобретаешь
после двадцати пяти, — совсем не то, что старые друзья. Моих старых
друзей давно нет. Они остались в той пустыне. Это случилось в одну
ночь» когда погибли почти все. И отец Лиз погиб тогда же. Полк
потерял двадцать офицеров, и так и не оправился от этого. И я тоже
уже никогда не оправлюсь.
«Очнитесь, Сайлас», — сказал капитан Ледбеттер.
Я еще не пришел в себя после взрыва и всплеска пламени. Я
открыл глаза. Ледбеттер выглядел ужасно. Его лицо было покрыто се¬
рой пылью, подбородок зарос щетиной, волосы взлохмачены, а на ру¬
башке спереди темно-коричневые пятна. Он увидел, что я смотрю на
них. «Эго не моя кровь, — сказал он. Моего пулеметчика». Он го¬
ворил торопясь и задыхаясь, как будто прибежал из школы и выкла¬
дывал родителям школьные новости.
«Полковник Мейсон, Дасти, Перс, майор Грэм, майор Литтл, сержант
Хьюз и Чичестер в первые же пять минут. Всех накрыло одним залпом.
Ты бы их видел. Башни с танков просто сорвало и отнесло на двадцать
ярдов. Берти командовал дивизионом пусковых установок, но не успел
386
развернуться, и их тоже накрыло. Я выскочил оттуда на танке Фрог-
мортона. Страсть Господня, когда через тебя летят их снаряды. Фрогги
полмили ехал, не зная, что я качу верхом на его танке. У нас напрочь
расколошматили восемнадцать танков, а еще три покалечили. Вон стоят.
Джерри подремонтирует их — и завтра снова в бой. Они нас завтра
опять начнут молотить».
Я поднялся на ноги. Ледбеттер продолжал что-то говорить, но я
попросил его замолчать.
«Мы потеряли полковника?»
«Да я же вам говорю: полковника, Дасти, Перса, Грэма, майора
Литтла, сержанта Пирса, сержанта Броши, штабного Формена».
«То есть мы танки их потеряли, а они-то выскочили?»
«Вы не видели их залпа, Сайлас. Там не выскочишь, танки разле¬
таются на куски, как перья с ощипанного фазана. После залпа они
накрыли нас осколочными, а потом пустили пехоту. Мы больше их
никогда нс увидим, Сайлас».
«Принесите выпить. Это приказ».
Я уже видел это раньше, слышал эту сбивчивую речь, высокий
голос на грани истерики. Через час он сломается.
«О’кей, командир, — обрадовался он. — Теперь, когда Мейсон, Бер¬
ти и Дасти Миллер накрылись, вы командуете».
«Да, — сказал я, — теперь я старший по команде».
Ледбеттер уставился в одну точку, долго молчал, потом снова, заго¬
ворил:
«Л старина Мейсон, наверное, догадывался, куда мы вляпаемся. Я
все удивлялся, чего это он нас со вчера тут оставил, при штабном
дивизионе. Хороший он был старик, верно?»
От старика я выслушал выговор всего несколько часов назад, и
стоял он как раз там, где сейчас был Ледбеттер.
«Да, — сказал я, — хороший был старик».
Забавно думать о Мейсоне как об отце Лиз. Интересно, что бы он
подумал о нас двоих сегодня. А что бы вообще подумали о нас наши
отцы сейчас? Жаль, что мой отец не прожил подольше. Я был ребенком,
когда он умер, и у меня не было возможности стать его другом. Он
был умным человеком, этого никто не отрицал, и все приходили к нему
за советом. Если бы только у него имелась возможность дать мне
больше. Он был очень сдержанным человеком, никто не знал, насколько
он был болен, пока не стало слишком поздно; никто, даже моя мать. Я
помню, как рассердился на него, потому что он отказался нести меня
.но дороге домой, а было это за день до его смерти. Бедный отец.
Я хорошо относился к Лиз и Бобу, но не мог с ними разговаривать
по-настоящему. Если бы нашелся кто-нибудь, с кем я мог бы разгова¬
ривать! Иногда, по правде сказать, я лучше чувствовал себя в домах и
офисах тех людей, которых мы надували, чем в клубах, барах, ресто¬
ранах и отелях международного класса, где мы тратили свои непра¬
ведно добытые деньги. По странной прихоти судьбы я пс был в дейст¬
вительности президентом «Объединенных минералов» или еще какой-
нибудь крупной компании в мире международного бизнеса. Хотя была
ли то всего лишь прихоть судьбы? Возможно, я просто обманывал себя,
как привык виртуозно обманывать других. Возможно, я был просто
прирожденным преступником, как однажды сказала мне мать. «Води¬
тель, который сбил пешехода и скрылся» — вот так она называла меня,
имея в виду мою способность вламываться в чужую жизнь, принося с
собой горе и страдания. Она намекала на мой развод и на то мошен¬
ничество во Франкфурте в 1946 году. Я вышел из того и другого по
сути невредимым, но все же определение матери было недалеко от
истины. Конечно, для нее это был удар, потому что после моей блестя¬
щей военной карьеры для меня открылись все пути, и я мог осущест¬
вить практически любые свои честолюбивые помыслы...
Карл Постер, высокий худой лопух. Я чувствовал, что не смог до
конца убедить его. Выходя из офиса, я посмотрел на него и увидел со¬
мнение, написанное у него на лице крупными буквами. Я беспокоился,
что он мог последовать за мной. Сколько бы мы получили? Трудно ска¬
зать, но при умелом прокуроре против нас можно было бы выставить
дюжину обвинений. Вероятно, было противозаконно использование этого
здания в качестве места для проведения нашего мошенничества. И тогда
наш расписной чек будет считаться подлогом. А это десять лет тюрьмы.
Я не выдержу десяти лет в тюрьме, ваша честь. Хорошо, говорит судья,
сколько выдержите, столько и выдержите. Шутка, все смеются. Десять
лет, а то и все пятнадцать. Может быть, американская тюрьма лучше
английской? Я часто думал об этом. Центральное отопление, водопровод,
питание получше, но больше насилия. Больше шансов, что тебе доста¬
нется от других заключенных. Правда, я прошел войну. Я выжил потому,
что убивал других раньше, чем они могли убить меня. Я весьма преуспел
в этом умении. Вот почему я уже не мог остановиться. Моя война про¬
должалась, а Лиз и Боб были моей армией. Небольшая, правда, но ко¬
мандир4 должен уметь использовать свои ресурсы. Вот и весь секрет
успеха в сражении: гибкость и умение использовать ресурсы. Местность,
люди, вооружение, выучка и. натиск. Сейчас я уже разговаривал сам с
собой, как будто был лопухом. Война войной, но сейчас я бы хотел под¬
писать сепаратный мир. Я уже провел все сражения, которые мог выиг¬
рать Но десять лет тюрьмы., от этой раны я уже никогда не оправлюсь.
Мне кажется, что с каждым разом я совершаю все больше ошибок. Я
исправлял их на ходу, но ошибки оставались ошибками. А раньше я их
не делал. Лиз перехватила их в вестибюле, прекрасно, но я все-таки
должен был обеспечить прибытие этого чертова наемного автомобиля
вовремя, а не на пять минут раньше. А заикание Боба? Почему я не
предвидел, что он обязательно попытается использовать его? Это было
самое неубедительное заикание, которое я когда-либо слышал. Что за
дурень? Ну, я уж позабочусь, чтобы он больше этим не баловался.
388
Еще одна операция с плеч долой. Надо немножко выпить. Я достал
фляжку из внутреннего кармана. Мне нужно совсем немножко. Старая
грымза рядом со мной неодобрительно смотрит на меня. Она что, вооб¬
ражает, что находится во владениях английской королевы? Вы в само¬
лете, мадам, прах вас побери, и сосед ваш пьет спиртное из фляжки.
Ваше здоровье. Вы только поглядите на ее личика Э, да она услышала
последнюю фразу, я ее вслух сказал. Пошла она. Пошли они все к
чертям. Я победитель, увенчанный лавровым венком, а в этом черном
чемодане салют в мою честь из двухсот шестидесяти тысяч долларов.
Я выиграл. Почему же мне так тревожно — я ведь выиграл, я буду
еще не раз выигрывать. Болтовня о людях, выжженных изнутри, это
все чушь. Лиз меня любит, обожает. Я лидер, а она из тех, кто будет
с лидером. Боб лидером никогда не станет. Она это знает. Она тысячу
раз мне об этом говорила Боба можно только жалеть: он ничтожество,
он обречен на сиротское мышление, и храбрость у него безмозглая,
бессознательная.. Я видел под огнем целые полки, состоящие из таких
«бобов», и у них не хватало воображения даже на то, чтобы бояться.
А у меня слишком много воображения, вот в чем проблема, если у
меня вообще есть проблемы, а этого я никогда не признаю. Возможно,
в молодости у меня было меньше воображения, поэтому я и был таким
храбрым. Когда стареешь, становишься более умным и менее храбрым.
Поэтому, чем выше ты поднимаешься по командной линии, тем дальше
от линии огня тебя отодвигают, пока тот, кто реально командует сра¬
жением, не очутится вообще за дальнобойной артиллерией. Десять лет.
Боже милосердный, десять лет! Будет ли Лиз ждать меня? Да любая
женщина? А почему, собственно, кто-то должен меня ждать?
Проверить кнопку вызова стюардессы, вентилятор, застегнуть ре¬
мень. Слышится гудение мотора, а видеть можно только бесконечное
белое облако под нами. Сегодня утром трюкачи из Рихтхофен снова
будут бомбить и обстреливать наши позиции. Против них надо выслать
едва обученных ребятишек в наших авиагробах.
На фоне серого германского неба алеет полоска утренней зари.
Така-така-так. Хватай руль управления, а вот и малыш Боб; черное
перышко в пламени зари. Ветер свистит в тросах, когда я делаю
поворот. Така-така-так. Спаренный пулемет безжалостно прошивает
алую ткань зари. В нескольких дюймах от моего фюзеляжа возника¬
ют и пропадают светящиеся трассы. Левее, левее, и не сворачивать.
Крошечное укрытие, офицер из разведки сказал, что в нем достаточ¬
но тяжелой воды, чтобы нацисты обогнали нас на несколько месяцев
в гонке за атомную бомбу. Спокойно, спокойно. Яростная канонада
вокруг нас, жуткий стук шрапнели по мотору и кабине. Теряем
высоту. Остальные украдкой поглядывают на меня. Я сжимаю челю¬
сти. Теперь мы теряем высоту быстра Спокойно, пошли бомбы. Вниз,
вниз, вниз, пока они не превращаются в яркие точки на 'зелени
летного поля. Грохот, неописуемый взрыв. Я еле удерживаю руль в
389
руках. Права была разведка. Тяжелой воды там хватило бы, чтобы
разрушить всю южную Англию. Теперь снижаемся. Пропали мы,
братцы. Низковато для парашюта. Держите шляпы двумя руками,
ребята, снижаемся. Ну и посадочка, штурман, а он кричит мне, что
три мотора вырубились, а от фюзеляжа остались клочья. Я только
улыбаюсь в ответ. Какие у меня шансы? Расходимся по одному,
ребята, — концлагерь не для меня. Пробиваться к своим, спать на
земле, ночью идти, днем отлеживаться, избегать селений, где лают
собаки. В пуговице компас, на шее шелковый шарф с картой Рейн¬
ской земли. Она летала со мной уже пятьдесят пять раз и- вот
пригодилась. Вот так, ребята. Увидимся дома, в Англии.
— Пристегните ремни, мы прибываем в аэропорт Лондона, — гово¬
рит стюардесса.
В Англии мне потребуется одежда потеплее, чем та, что на мне
сейчас И очень хочется чашечку кофе. Черт бы побрал эти самолеты.
Ужасно неудобная штука.
Глава 4
БОБ
Я вышел из банка, неся чемодан, полный банкнот, и чувствуя себя
как на выставке в своей голубой с белым форме, с пушкой на боку,
всеми этими значками, но никто на меня даже не взглянул. Мы рас¬
стались с Лиз, и я пошел в мужской туалет в здании Континуума.
Коричневый бумажный пакет с одеждой был там, где я его оставил —
в корзине для использованных бумажных полотенец. Я заперся в ка¬
бинке и выдрал из чемодана матерчатую сумку на «молнии», подшитую
изнутри к его крышке. Я положил туда форму и пистолет, закрыл
сумку и выбросил в мусорный ящик. Я снял с чемодана пластинку с
надписью: «Служба безопасности», и он сразу превратился в обыкно¬
венный кейс для документов. Я снял цепочку с чемодана и бросил ее
в бачок унитаза Они эти бачки проверяют раз в двадцать лет. Потом
я зашел в умывальную, опустил 10 центов в щель и начал сбривать
усы электробритвой. Фр-р-р, фр-р-р. Два года я носил усы и теперь с
сожалением смотрел, как они исчезают. Это были отличные усы в стиле
Педро Альмендариса Я состриг.их до щеточки Дуга Фэрбенкса, потом
до ниточки Эррола Флинна, а потом сбрил начисто. Были, и нету. Я
припудрил тальком верхнюю губу, и передо хшой был другой человек.
Я только боялся, что какой-нибудь из банковских клерков войдет в
туалет, пока я убирал с лица лишние детали. Только я зря беспокоился,
конечно, у них там в банке свой туалет.
Лиз уже ждала меня. Она вывернула наизнанку пальто и надела
парик с распущенными по плечам волосами. С этой девчоночьей при¬
Э90
ческой она выглядела на девятнадцать, не больше. И хороша же она
была. Я знаю, она сердилась на меня за то, что я глазею на нее, но
не глазеть было бы еще более подозрительно. Она выглядела- оча-ро-
ва-тель-но! Такое вот слово. Ее пальто навыворот превратилось в шубку
из оцелота.
Полет на вертолете — это фантастика! Как будто падаешь с небо¬
скреба в замедленной съемке. Огромный вертолет тихонько поднимается
с края здания Пан-Ам, потом сразу вниз на 57 этажей, и уже под нами
плывет Парк-авеню с желтыми машинами. Рядом — потрогать мож¬
но — проплывает шпиль небоскреба Крайслера. Я пытался углядеть
сверху здание Континуума, где те двое, уменьшенные до размеров иг¬
рушечных человечков, охраняют фальшивый сейф. Я открыл конверт с
моим авиабилетом и деньгами на дорожные расходы. (Сайлас обозлится,
если и потрачу деньги, предназначенные на проведение операции.) Кро¬
ме того, там был листок с аккуратно напечатанным временем рейса и
адресом бара в Лондоне, где я должен был оставить весточку на случай
крайней необходимости. Все как на войне. Сайлас сидел впереди и
даже ни разу не поглядел в окна Лиз разглядывала свои ногти, а также
мужчин, которые разглядывали ее, так что ей было чем заняться. В
аэропорту Кеннеди я пересел на большой реактивный лайнер. Час за
часом он гудел над Атлантикой, а стюардессы все предлагали нам
дешевые зажигалки и шарфы из искусственного шелка да подавали
еду в пластиковых коробочках. Любое полицейское сообщение содержит
слова «путешествуют вместе*, так что не будем облегчать им задачу:
первый класс прямым рейсом до Лондона для Лиз, первый класс через
Шеннон для Сайласа, и туркласс до Манчестера, а потом поезд до
Лондона для меня. Только никаких полицейских сообщений не предви¬
дится, во всяком случае, ни сегодня, ни завтра, ни в понедельник. Ну,
разве что в понедельник. Полицейское сообщение. Спускаешься с трапа,
а внизу тебя ждет парочка улыбающихся полисменов с наручниками
наготове.
Чарли был тоже из этих, улыбчивых. Подлее тюремщика в нашем
блоке не было. Улыбчивый толстяк с лысеющей головой и золотым
зубом. Как будто он сам сообразил, что представляет собой куерк дерь¬
ма, и решил приукрасить его. Он поймал меня с двумя унциями кока¬
ина в кулаке, сгреб за волосы и хорошенько потряс, пока земля не
ушла у меня из-под ног, а потом отпустил, и я шмякнулся об стену.
Питер-в-оба-конца тогда спас меня. У него были стальные нервы —
что да, то да. Он молча встал перед Чарли, и Чарли отступил.
Чарли, конечно, затаил на меня злобу. По-другому и быть не могло.
Он отступил во дворе, полном парней, сидящих за дело, а это всегда
опасно для тюремщика. Так что Чарли свое все равно бы взял. Этр был
только вопрос времени.
«Это только вопрос времени, сынок», — сказал Чарли. Он не верил
в дисциплину без битья.
391
«Он до тебя все равно доберется, — предупредил меня Питер. —
Так что, когда он набросится на тебя, выбей из него все дерьмо, это
твой единственный шанс».
«Ладно, сделаю», — сказал я и посмотрел на Чарли.
Чарли был верзила что надо. Интересно, с какой его части мне
следует начать выбивать из него дерьмо, когда он накинется на меня.
Заранее, конечно, не надо волноваться, я всегда так говорил. Но всегда
волнуюсь.
В следующий раз я побрился в понедельник. Мы сидели в нашей
лондонской квартире за завтраком. Квартирка была маленькая, но сим¬
патичная. Окна тоже маленькие, а моя комната вообще походила на
шкаф, зато там было тепло и уютна Дворик вымощен булыжником, a
соседи наши были девчонки из кордебалета и молодые брокеры, да еще
шоферня, которая дневала и ночевала возле своих машин, начищая их
до блеска, так что в три утра можно было услышать хлопанье дверей
гаража Квартирка оказалась такой крошечной — «коттедж с палисад¬
ником», как гласило объявление о сдаче внаем, — что требовалось
очень мало мебели, чтобы иметь право называться «полностью мебли¬
рованной». Кровать у меня была из тех, что прописывают, если у вас
не в порядке позвоночник, а в холодильнике помещались как раз три
бутылки шампанского и баночка икры Сайлас сказал, что придется
купить еще один холодильник, если мы хотим держать там еще молоко
и масла Зато у нас была одна очень нужная мне вещь: электрический
костер. Я держал его на столе, чтобы делать тосты, не бегая каждый
раз на кухню. Я купил кучу упаковок нарезанного хлеба и бросал их
в тостер, как только успевал намазывать маслом и джемом. Я очень
люблю тосты, а в этой машинке можно делать их какими хочешь:
сильно, слабо или средне поджаренными. Я люблю сильно поджа¬
ренные.
На Сайласе был шелковый халат и цветной шарфик, а на Лиз —
воздушный пеньюар с воротничком из перьев. Все правильно, только
какой такой смысл сидеть за столом одетыми, как в английской пьесе,
ей-Богу, не понимаю. Поэтому я ел свой тостик, запивал кофе и одно¬
временно брился.
— Душераздирающее зрелище, — вздохнул Сайлас, — у тебя вид,
как после кораблекрушения.
Я запахнул получше халат и поправил воротник.
— А почему ты те поднялся с зарей, — не унимался Сайлас, —
чтобы сделать зарядку, как положено курсанту Канадских Королевских
военно-воздушных сил?
— У меня и самолета-то нет, — буркнул я.
— Неужели так необходимо бриться прямо за завтраком?
Я выключил бритву.
392
— Я придумал замечательную штуку с этой бритвой, — сказал я.
— Неужели? — откликнулся Сайлас.
— Нужно выбрить вам верхушку головы, как будто вы начали лы¬
сеть.
Сайлас хрюкнул.
— Начните продавать восстановитель волос — ведь вы всегда мо¬
жете доказать, что волосы и вправду обратно вырастают. Они же только
сбриты. Поняли? Лысики все в очередь выстроятся, это точна
— Передай мне масла — Сайлас перевернул газету, пока я нали¬
вал себе еще кофе. — И убери локти со стола.
— Это не локти, — возмутился я, это мои колени.
Лиз хохотнула, и я тоже.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты это делал, — сказал Сайлас.
Я даже нс заметил, как рыгнул, но я знал, что Сайлас от этого
особенно бесится.
— А вот в Китае это считается признаком хорошего воспитания, к
вашему сведению.
— Неужели? — удивился Сайлас. — Я запомню это на случай,
если мы когда-нибудь начнем осваивать это обширное и все время
растущее поле деятельности.
— Каждую минуту там рождаются триста тысяч новых лопуш¬
ков, — доверительно сообщила Лиз.
Сайлас улыбнулся снисходительной улыбкой, как будто напоминал
себе, что мы всего лишь очень молодые люди; а я позвал кота Кота
нам сдали вместе с квартирой. Звали его Санта-Клаус Я позвал кота
и предложил ему кусочек помасленного тоста, но он не отреагировал.
Я намазал сверху абрикосовый джем и снова позвал кота Он побежал
в моем направлении, но не задержался около меня, а прыгнул на
колени Сайласу. Сайлас поглаживал его, почти не замечая, а кот гля¬
дел на него снизу вверх, как иногда глядела Лиз. Бывают же такие
люди — без малейших усилий с их стороны коты и женщины к ним
так и льнут. Я кончил бриться и продолжал читать книгу.
— Что каждый из вас собирается делать сегодня утром? — спросил
Сайлас — После визита в банк, разумеется.
— А мы сначала едем в банк? — удивилась Лиз.
— Конечно, — сказал Сайлас, — а вы бы что хотели — оставить
всю эту кучу под кроватью? Первое, что мы сделаем, — запрячем ее
в хороший надежный сейф.
— А машину мы купим? — поинтересовалась Лиз.
— Это я устроил, — ответил Сайлас Он столкнул кота с колен.
— Я хочу свою собственную машину, — вставил я. — Мне надоело
каждый раз просить ее у вас, когда мне надо куда-нибудь поехать.
— Как хочешь, — бросил Сайлас — Если тебя не пугают расходы
и хлопоты, то давай.
— Я хочу красный автомобиль.
393
— Отлично, — согласился Сайлас, складывая газету. — Купи себе
какой хочешь. Я, конечно, подсчитаю расходы и отложу деньги на
следующую операцию, но и после этого для каждого из вас останется
кругленькая сумма.
— А можно, я куплю две машины? — загорелся я. — Одну —
«мини-купер», а другую — «ролле».
— Нет уж, — ответил Сайлас. — Я однажды купил две машины,
в ранней молодости.
Я уже хотел сказать что-нибудь типа: «А что, тогда уже были
машины?*, но не хотел портить его хорошее настроение. Сайлас про¬
должал:
— Их обе доставили одновременно, и они стояли перед входной
дверью и блестели, как ботинки полкового старшины. Все соседи об¬
суждали мое приобретение, а мой младший брат вертелся около авто,
чтобы и ему досталась часть торжества Я вышел и посмотрел на них,
словно хотел убедиться, что это как раз то, что я заказал, потом сел
в переднюю машину и стал ее заводить. Мотор сразу не завелся, и я
нажал на акселератор, произведя невообразимый грохот. Я проверил
переключатель скоростей — не хотел, чтобы он сломался, — и выжал
сцепление. Причем слишком быстро, водитель-то я был еще неопытный.
Короче, машина рванула назад и врезалась в стоящую сзади. Так что
побились обе. Помню, соседи едва удержались от смеха. Какое это было
унижение! С тех пор я никогда не имел сразу двух машин. Сколько
бы денег я ни заработал на операции, я никогда не покупал двух
машин одновременна
— А здорово было бы иметь желтую машину, — размечталась
Лиз. — Горчичного цвета.
— На этот раз мы хорошо поработали, — сказал Сайлас. — Тебе
хватит на норковое манто или на бриллиант.
— Ничего мне не надо, кроме тебя, — вздохнула Лиз и поцеловала
Сайласа. Он смутился и был не очень доволен, а зря. Я бы на его
месте гордился.
— Мы хорошо проведем время. Мы заслужили немножко счастья, —
сказал Сайлас Может, он думал о том, как разбил те две машины, когда
был еще юнцом, потому что вдруг громко засмеялся, а это случалось
нечасто. Меня всегда смущал такой его смех, мне сразу начинало ка¬
заться, что это надо мной удачно подшутили и смех относится ко мне.
— Я собираюсь учиться, — заявил я.
— Собираешься брать уроки животного магнетизма? — спросила
Лиз и взъерошила мне волосы.
— Оставь его в покое, — сказал Сайлас. — А что, идея удачная,
старина. Что же ты хочешь изучать?
— Иностранный язык, или историю, или водить самолет. А может,
я всерьез займусь археологией, она меня по-настоящему интересует. Да,
археология — это действительно здорова
394
— Оставим археологию на завтра, — сказал Сайлас. — Сегодня мы
будем тратиться. — Он приподнял чашку, показывая, что хотел бы еще
кофе.
Лиз пошла на кухню приготовить еще кофе. Я оторвался от книжки
и сказал:
— Л то еще можно заняться садоводством. Фрукты на продажу
выращивать — очень даже интересно.
— Что за книгу ты читаешь? — спросил Сайлас.
— Выбор профессии для мальчика
— Выбор профессии для мальчика! — взвизгнул Сайлас, как будто
ничего смешнее он никогда не слышал.
— Археология или вождение самолета, — сказал я. — Это мой
краткий список.
Сайлас подошел к двери кухни и крикнул Лиз:
— Ты знаешь, чем собирается заняться этот вундеркинд?
Лиз крикнула в ответ:
— Нет.
Сайлас завопил:
— Учиться летать на самолете. Бр-р-р.
Сайлас стал гудеть, как большой аэроплан. Интересно, что он ими¬
тировал не реактивный самолет. Он гудел, как, по его рассказам, гудел
немецкий бомбардировщик времен войны, на которой он заработал все
свои медали. Я даже не оторвался от книжки. А он все продолжал
гудеть, раскинув крыльями руки и делая виражи вокруг дивана.
— Икс вызывает Башню, Икс вызывает Башню, как слышите? При¬
ем! — Он проговорил это с акцентом, которым пользовался, когда пред¬
ставлялся американцем, и продолжал бегать по комнате.
Я нс хотел связываться со старым недоумком, поэтому, не отрываясь
от книги, отозвался:
— Слышу вас хорошо, Икс. Прием.
Он прошел низко над кофейным столиком, потом прогудел:
— Икс вызывает Башню, у меня остались бомбы в отсеке, сбра¬
сыватель заело. Прошу разрешения сесть на ВПП сто восемьдесят.
Прием.
— Не разрешаю, Икс, — сказал я ему. — Идите на высоту двадцать
тысяч футов. Направляйтесь на юг к Ла-Маншу и прыгайте с парашю¬
том. Прием. — Я повернулся, чтобы взглянуть на него.
Сайлас все еще облетал комнату на раскинутых руках, потом пошел
на 20 000 футов, бегая взад и вперед по обитому шелком дивану и
крича:
— Икс вызывает Башню. Рисковать, что этот авиагроб свалится на
голову женщинам и ребятишкам где-нибудь в графстве Суррей? Ни за
что, сэр. Прием.
Я продолжал читать книгу, притворяясь, что не замечаю, как он
прыгает по дивану. Я сказал:
395
— Башня вызывает Икса. С вами говорит командир. Слушай, парень.
Направь свой самолет к Ла-Маншу и прыгай с парашютом. Это приказ.
Слышишь меня? Это приказ, черт побери. Прием.
— Икс вызывает Башню. У меня не в порядке передатчик. Иду на
посадку, попробую сесть. Осветите полосу чем только можете. — Сайлас
медленно пикировал на ковер, имитируя перебои в моторе, а я потянулся
к лампе и включил ее. Сайлас наклонялся все ниже и ниже, жутко гудя
при этом. Он здорово всё это проделывал, но я еще вполглаза продолжал
читать. Он заложил еще вираж, теряя высоту, крыло отвалилось, но он
выправился, не зря был асом. Он посадил самолет хладнокровно прямо
на ВПП в виде каминного коврика и врезался в камин, свалив каминные
щипцы и метелку и взвыв, как при конце света.
— Урррр-р-р, — подыграл я, имитируя сирену аварийной машины.
— Какого черта тебя занесло в камин, Сайлас? — спросила Лиз,
стоя в проеме кухонной двери. Бедный старый Сайлас лежал там,
сгорбившись, с расколотым фюзеляжем и одним неловко задранным в
небо крылом.
У женщин нет воображения. С Сайласом было все просто — ти¬
пичный случай задержки развития. Он остался шестнадцатилетним. По¬
этому он был капитаном спортивной команды в школе и заработал кучу
медалей на войне. Поэтому (и ни по чему другому!) ему так здорово
удавалось входить в доверие. Если бы Лиз попыталась лучше понять
его, а не спускать с неба на землю всякий раз, когда ему хотелось
поребячиться, он мог бы развиться до нормального человека, а не стать
законченным старым тираном.
— Сайлас только что заработал медаль за храбрость, — огрызнулся
я на Лиз. — Вот зачем его занесло в камин.
Глава 5
ЛИЗ
И моя мама еще спрашивает, не хочу ли я иметь детей. Л я хочу
всего лишь одного взрослого мужчину. Я даже не могу отлучиться на
кухню без того, чтобы, вернувшись, не обнаружить умственно недораз¬
витых переростков, валяющихся в камине, потому что им вздумалось
поиграть в самолетики. Сайлас медленно поднялся на ноги, вертя в
руках золотую запонку, чтобы я убедилась, что именно за ней он и
лазил в камин. Я разливала кофе в молчании. Боб притворялся, будто
читает свою книгу, а потом тихонько взглянул на меня и подмигнул.
И мне расхотелось сердиться.
Боб снова позвал кота. Кот высокомерно посмотрел на Боба, а потом
прошествовал к Сайласу и потерся о его ногу. Сайлас небрежно по¬
гладил его, но тот не уходил.
Э96
— Моя машина будет готова сегодня. Но сначала мне надо купить
одежду. Мне нужны рубашки, два хороших английских костюма, и я
подумываю купить черное кожаное пальто.
— До пят? — уточнил Боб.
Сайлас кивнул.
— Л еще шляпу с загнутыми книзу полями и маленькие очки в
стальной оправе. — Боб щелкнул каблуками. — Итак, liebes Madchen1,
могу я представить вам обер-штурмбаннфюрера Шмидта из гестапо?
Он умеет обращаться с Madchen, nicht wahr?1 2
— Почему бы тебе не одеться? — поинтересовалась я. Он все еще
был в своем траченном молью халате, причем ухитрился испачкать
воротник желтком и джемом за завтраком. Волосы были взъерошены, а
подбородок выбрит лишь отчасти. Во рту у него лежал окурок, с кото¬
рого сыпался пепел на скатерть, а когда он безуспешно пытался его
смахивать, то получались большие серые пятна. Сайлас же, несмотря,
на авиакатастрофу, выглядел безукоризненно в шелковом халате, его
шейный платок был чист и аккуратно приколот в вырезе шелковой
рубашки. Невозможно было найти двух более различных людей.
Для нашего загула по магазинам на Бонд-стрит Сайлас выбрал
обличье Сэла Ломбарда На руках у него опять были перстни и золотой
браслет, а его массивное лицо с резкими чертами закрывали большие
солнечные очки. На нем было пальто из мягкой шерсти, пояс завязан
грубым узлом, а белый шелковый галстук и черная рубашка с при¬
стегнутым воротничком довершали картину. Он все повторял: «Так,
парень?» и «Тебе что, жить надоело?» с самым немыслимым итальян¬
ско-американским акцентом, а когда мы уже уходили из квартиры,
расстрелял Боба из воображаемого автомата.
Он курил огромную сигару, пока вел нас к Уигенсу, одному из
лучших лондонских магазинов мужской одежды.
— Сэр?
— Костюм надо, — сказал Сайлас.
— Да, сэр, — откликнулся сутулый продавец с бледным лицом. —
Какой костюм вы хотели бы?
— А такой, клакой тут носят здешние модники, узкие брюки, в талии
поуже., ну, да вы знаете. И еще такую дурную круглую шляпенцию,
как ее бишь называют, дерби?
— Котелок, сэр, — сказал человечек, даже не пытаясь скрыть не¬
удовольствия.
— И еще брюки в полосочку и допотопный пиджачок, готовый, а
не шитый; черный. Крахмальный белый воротнйчок и рубашку в поло¬
сочку. В общем, полный гомиковый наборчик. Я от него прямо улетаю.
1 Милая девушка (нем).
2 Не так ли? (нем).
357
Я думаю, сэр, — проговорил продавец, — что тут рядом имеется
магазин, который вас больше устроит. Сейчас найду вам точный адрес..
— Жить надоело, дядя? — скривился Сайлас. — Нехорош я для
ваших шибко шикарных костюмчиков, а? — Он сунул палец в карман.
— Вовсе нет, сэр, — возразил продавец, пребывая в состоянии тща¬
тельно скрываемой паники.
— Тогда неси шмотки покрасивше, да живо, понял?
— Разумеется, сэр, — голос продавца сорвался. — Очень хорошо,
сэр, конечно, сэр, сейчас. — Он жестом пригласил Сайласа в приме¬
рочную.
Мне хорошо были слышны их голоса.
— Вот брюки, то есть штаны, сэр.
Последовало краткое молчание.
— Ловкий матерьяльчик, — одобрил Сайлас.
— И пиджак сидит хорошо, сэр.
— Да не так чтоб очень плохо, — согласился Сайлас. Грубоватый
говорок исчезал по мере того, как Сайлас облачался в привычный
английский костюм. — По правде говоря, довольно хорошо.
— В самом деле, сэр, — сказал продавец. — А может быть... ми¬
нутку.. Вот, сэр, прекрасный покрой.
Сайлас стремительно вышел из примерочной, а продавец танцевал
вокруг него, поправляя, приглаживая и одобрительно кивая головой.
Сайлас снял с себя все украшения и подошел к стойке с галстуками,
на которой было написано: «Школьные и полковые». Он крутанул се,
взял один из галстуков и завязал его на шее одним из этих тонких
английских узлов.
— Это галстук выпускников школы Хэрроу, — сказал продавец со
вновь вспыхнувшей враждебностью.
— Я знаю, — кивнул Сайлас. — Я был капитаном их школьной
спортивной команды как раз перед войной. Сайлас снял темные очки
и положил их в верхний карман пиджака. — Я люблю тех, кто не
стыдится своего происхождения, дайте мне колледж Питер-хауз, тан¬
ковую бригаду и крикетное поле рядом.
— Да, сэр, — сказал продавец. Он осторожно вынул темные очки
из.кармана Сайласа, сложил белый платочек так, чтобы видны были
два уголка, и вложил его в карман. Он откинулся назад, чтобы полю¬
боваться своей работой, а потом — разгладил кармашек.
Сайлас отошел к стойке с зонтами и начал изучать их с вниманием
дуэлянта, выбирающего шпагу.
— Перчатки свиной кожи? — предложил продавец.
— И наилучшего качества, — ответил Сайлас. — И котелок: седь¬
мой размер, тулья повыше, если у вас есть такие.
— Сию минуту, сэр, — пропел продавец.
.Теперь Сайлас окончательно перешел на полновесный британский
акцент. Спина его выпрямилась» он прохаживался взад и вперед, ловко
398
поворачиваясь, чтобы повести наконечником зонта в сторону какой-либо
вещи на полке, а в остальное время раскачивая и подхватывая его.
Управляющий магазином выбежал из своего офиса Я подумала
было, что он что-то принес для Сайласа, но он пробежал мимо него к
двери, вгляделся во что-то и пробормотал:
— Да гам их два.
Продавец заботливо подал Сайласу пакеты и сказал управляющему:
— Там два «роллс-ройса*.
— Это за нами, — спокойно пояснил Сайлас из глубины магазина,
даже не повернувшись, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его
слова. — Черный для меня, а красный для моего юного друга.
— Что за глупости, Сайлас, — удивилась я. Это что, наемные?
— Наемные? — надменно переспросил Сайлас. — Конечно, нет.
— Вот глупости, — протянул Боб с восхищением.
— Пошлите счет но этому адресу, — сказал Сайлас, подавая ви¬
зитную карточку кланяющемуся управляющему. На выходе его привет¬
ствовали два человека в серой форме служащих автосалона.
— А вот это, сэр? — спросил продавец, вынося коробку с одеждой
Сэла Ломбардо.
— Положите на заднее сиденье, — сказал Сайлас. — Иногда мне
нравится побыть этим типом.
Наш магазинный загул закончился с прибытием двух «роллс-рой¬
сов*. Боб даже нс стал тратить время на покупку новой одежды для
себя. Он все еще был в свитере с высоким воротом и голубых
джинсах.
Машина, заказанная Сайласом, была изумительна. Все-токи ни у
меня, ни у Боба никогда не будет такого умения все предвидеть и
предусмотреть. Сайлас заказал наш черный «ролле» несколько месяцев
назад, когда еще нужно было быть большим оптимистом, чтобы верить,
что сможешь расплатиться за него.
Это была черная лоснящаяся машина с поднимающимся верхом. Во
внутреннем устройстве угадывалось типичное, для Сайласа стремление
к укромности и уединению. Заднее стекло темно-синего цвета, а боко¬
вые окна и перегородка, отделяющая пассажира от шофера, имели не¬
прозрачные шторки, которые можно было опустить одним движением
руки. Вместо заднего сиденья — два роскошных кресла наподобие са¬
молетных, которые можно было наклонять и поворачивать. Откидных
мест не было, вместо них — небольшой бар и миниатюрный гардероб
с крошечным умывальником и зеркалом. Как сказал Боб, когда Сайлас
показывал ему все эти чудеса, пока у нас этот автомобиль» мы можем
не беспокоиться о проблеме жизнеобеспечения. Сайлас заставил меня
сесть на сиденье и наклонил его назад, а из магнитофона лилась
приятная музыка и дверцы гардероба тихонько приоткрывались. Когда
каждый из нас испробовал все сиденья, повертел все ручкй и нажал
все кнопки,.Боб объявил, что нам необходимо выехать на природу.
399
Великолепный красный автомобиль Боба хорошо выделялся среди
других, так что Сайласу было нетрудно не терять его на забитой
машинами Пикадилли. Мы объехали Пикадилли-Серкус, проехали
вверх до Мраморной Арки и потом до Хай-Уайком. На Чилтерн-Хилз
небо потемнело, налетел ветер, и дождь яростно захлестал по блестя¬
щей обшивке нашей машины. Потом вдруг опять засияло солнце. Я уже
забыла, какой прекрасной может быть природа сельской Англии. Кое-
где еще можно было видеть крытые соломой коттеджи и зеленые луга,
где утки с плеском и гоготом шлепались в пруды при нашем прибли¬
жении. Может быть, Боб знал местность, потому что уверенно сворачи¬
вал на узкие сельские дороги и медленно пробирался сквозь стада овец.
Он лихо проскакивал горбатые мостики, следуя дорожным указателям,
которые, отвернувшись от больших городов, направляли нас в сторону
все более маленьких деревушек, заставляя объезжать отдельные фермы
по дорожкахг, где мог пробраться только трактор.
Мы ехали по сельской дороге, и Боб, слишком лихо повернув, уго¬
дил одним колесом в яму. Колеса его машины беспомощно завертелись.
Сайлас медленно подъехал к нему сбоку в открытом «роллсе». Он
перегнулся через меня.
— Эй, мистер Макаллистер, попали в небольшой переплет? — спро¬
сил Сайлас.
— Ничего, Эндрю, — ответил Боб, высунувшись из окна. Оба вир¬
туозно имитировали говор английских моряков. — Это все из-за порш¬
ня в паровом двигателе, который я сам поставил на той неделе.
— Паровой двигатель, может, и хорош при переправе через Клайд,
но он не годится, если хочешь пересечь Атлантику, — рявкнул
Сайлас
— У меня хорошее судно, Эндрю. Славная быстроходная посудина,
так что мы будем уже несколько дней болтаться по ту сторону Атлан¬
тики, когда вы только причалите.
— Но пар, — не унимался Сайлас, — пар хорош только для игру¬
шек, парень.
Боб снова завел мотор «роллса» и тихонько выругался, когда ма¬
шина не тронулась с места. Сайлас насмешливо улыбнулся. Боб
сказал:
— Настанет день, Эндрю, и день этот недалек, когда паровые суда
будут пересекать Атлантику так же запросто, как вы лопаете свою
овсянку по утрам.
Послышался отдаленный раскат грома.
— Идет хороший штормяга, парень. Давай-ка возьмем тебя на бук¬
сир и доведем до причала, — предложил Сайлас. — Может, оно и
неплохо будет когда-нибудь жечь уголь, чтобы стронуться с места, но
что касаемо до моей посудины, то ей всегда хватит хорошего ветра.
Верх машины не был поднят, и меня окропило первыми каплями
дождя. Сайлас с опаской поглядел на облака
400
— Тебе самому хватит хорошего ветра, Эндрю, — закричал Боб. —
Твою славную посудину хорошо продувает между палубами. Сдается
мне, что сна набирает воду.
— Не мути так скверно, молод еще, Макаллистер, — крикнул в
ответ Cafi.uic. — Нехорошо шутишь. — Он нажал кнопку, подняв верх
машины. Li «ролле» тронулся, оставив позади Боба, который все еще
не мог ..гч.чу гься с места. Когда я обернулась, чтобы посмотреть па
него. очень осторожно начал все снова, и со второй попытки его
машина медленно выбралась на дорогу. Он рванул за нами, громко
сигналя, вскоре дождь перестал, и опять выглянуло солнце.
Теперь мы ехали рядом, приветственно махая друг другу и смеясь,
опьянев нашего богатства, похожие на трех родителей, гордых тем,
что только что разрешились от бремени резвым четвертьмиллиончиком
долларов. Я погладила мягкую кожу сиденья. Я любила наши машины.
Я любил; их утром, холодно-блестящие, без единого пятнышка, и я
любила н\ к вечеру, обрызганные грязью и нагревшиеся от солнца В
сумерках их большие желтые фары лениво мигали, когда мы свернули
на подъездную дорогу к сельской гостинице. День был длинный и
утомительный, и мы все сразу пошли наверх. Мы с Сайласом взяли
отдельные комнаты. Мы всегда так делали. Сайлас любил говорить, что
тогда он точно знает, что я прихожу к нему по своему выбору, а не
по необходимости. Я быстро приняла ванну, переоделась и, спускаясь
вниз, постучала в дверь Сайласа. Ему надо было сделать пару теле¬
фонных звонков, и он сказал, что спустится попозже.
Я заглянула в комнату Боба. Он явно не потратил много времени на
переодевание. Рубашка на нем была обтрепанная, а галстук засаленный,
потому что он утверждал, что завязывать и развязывать галстуки — это
сплошная потеря времени, и поэтому просто пролезал в них головой, как
в хомут. Туфли у него были, как всегда, обшарпаны. Он говорил, что
разумнее всего носить замшевую обувь, подразумевая, что ее не надо
чистить. Он и не чистил никогда. Сейчас он сидел и читал книгу.
— Фантастика, — сообщил он. — Мохенджо Даро, древний город,
найденный археологами. Уничтожен неизвестным противником около
тысяча пятисотого года до Рождества Христова, точную дату трудно
определить.
— Ты опять читаешь книги по археологии? — спросила я.
— Современные ученые, принимая во внимание то, что арийский
бог войны Индра также известен как пурамдара, считают, что они
могли бы предложить ключ к разгадке.
— Я спускаюсь в бар, — вздохнула я. — Сайлас звонит в Лондон.
— Пурамдара означает разрушитель крепостей, разумеется.
— Разумеется, — поддакнула я.
— Хочешь посмотреть картинки? Вот смотри.. Их шеи до сих пор
украшены бусами и ожерельями из фаянса, терракоты, резного красного
агата и золота.
401
Я поежилась.
— Я хочу чего-нибудь выпить, — сказала я, но ис двинулась с
места. Он обнял меня, не поднимая глаз от книги.
— Долина Инда, вот куда бы я поехал. Я бы раскопал тайму про¬
исхождения этого города. Это же одна из самых потрясающих загадок
древнего мира.
— Да, — согласилась я.
Он повернулся и взглянул на меня.
— Я бы хотел жить в какой-нибудь глухой • деревушке вроде
этой, — сказал он. — А ты?
— Сайласу это не понравилось бы, — ответила я.
— Я думал не о Сайласе.
— Я отлично понимаю, о чем ты думаешь.
Он откинул волосы со лба и слегка смутился.
Этот дрянной мальчишка был очень недурен собой, и я поймала
себя на том, что смотрю на него не так, как следовало бы. На какой-то
момент в комнате воцарилась напряженная тишина.
— Спускайся в бар, — наконец проговорила я, — там я буду ждать
Сайласа. — И, потрепав его по голове, освободилась из его рук.
Отельчик был очень симпатичный. Рядом было большое озеро, от¬
личная лужайка и множество деревьев. За отелем протекала река —
говорили, что там отлично ловится рыба. Как раз сейчас у входа со¬
бралась кучка рыболовов.
Только-только начинало темнеть. После сегодняшних дождей низко
над землей плыли пухлые облака, подсвеченные алым светом зари.
Деревья вырисовывались на этом фоне четкими силуэтами, а под де¬
ревьями мирно отдыхали наши «роллс-ройсы».
В гостиной была очень удобная старая мебель, которую сохранили
во всем мире только англичане. Рядом с камином, где уютно потрески¬
вали дрова, расположились до блеска начищенные каминные щипцы,
совок и метелка. Перед каминох( сидели несколько англичан древнего
вида, у которых все еще продолжался нескончаемый пятичасовой чай
перед ужином. Бармен наводил глянец на стаканы.
Я сидела за стойкой бара, поближе к орешкам. Заказала «Кровавую
Мэри», но когда открыла сумку, чтобы заплатить, чья-то тонкая белая
рука протянула бармену фунтовую бумажку.
— Сделайте еще один коктейль, такой же, — сказал мужской голос.
Это был Гатри Грей или Джиджи, как его все называли, молодой
человек с волнистыми волосами и зубами, которых казалось слишком
много. Я когда-то встречала его в Челси. Я вспомнила ту буйную
вечеринку, где впервые заметила его. Он тогда выхватил тюльпан из
хрустальной вазы и откусил цветок от стебля. Он сжевал его и про¬
глотил, швырнув стебель через всю комнату. Служанка с негодованием
посмотрела на него, выпучив глаза, и бросилась, чтобы встать между
ним и вазой.
402
«Эти тюльпаны стоят два фунта шесть пенсов каждый», — возму¬
щенно заявила девушка.
«Объедение, — облизнулся Джиджи. — Вот вам пять шиллингов.
Я съем еще один». Он схватил другой бутон и слопал его так быстро,
что она дух не успела перевести. «Объедение», — повторил он и пред¬
ложил купить для меня цветочек, но я отказалась, а служанка с день¬
гами, зажатыми в маленьких красных руках, поспешила исчезнуть.
Он начал разговаривать со мной. Он был ходатай по делам, но, работая
в условиях жесточайшей конкуренции, которой традиционно отличалась
сфера юриспруденции в Лондоне, успел прославиться как один из самых
бестолковых юристов. Дважды его спасали от судебного преследования по
поводу преступной халатности только крючкотворные сложности закона
и корпоративная солидарность юристов. По счастью, Грей не позволил та¬
ким мелочам испортить его обычно хорошее расположение духа и про¬
должал относиться к своим обязанностям с тем же легкомыслием и
благодушием, с которым посещал многочисленные шумные сборища. Ему
было двадцать восемь лет, по выглядел он — ну никак не старше сорока.
— Ты что тут делаешь, старушка? — спросил он, поддернул брюки
на коленях и взгромоздился рядом со мной на высокий стул.
— У меня новое авто, — поделилась я. — Выехала на природу
глотнуть свежего воздуха. А ты что тут делаешь?
— Работаю. Вообще-то я решил бросить юриспруденцию. Я сейчас
с головой окунулся в новую работу по связям с общественностью. Это
гораздо веселее.
Бармен подал заказанные напитки.
— Твое здоровье, Джиджи, — сказала я. — Выпьем за веселье.
— Развлечения, — добавил Джиджи, — это полжизни.
— Ого, — засмеялась я, — а что составляет вторую половину?
— Рутина, — елейно протянул Джиджи. — Греховная рутина ком¬
мерции. — Он обнажил зубы в приступе молчаливого хохота.
— Так ты этим здесь занимаешься? — спросила я его.
— Да, — протянул он. — Мы занимаемся Магазарией.
— Это едят или прыщики смазывают?
— Это то, что называют развивающейся африканской страйой, доро¬
гуша, — пояснил он. — Я везу их военного министра повидаться с
некоторыми моими дружками из военных, большими шишками. Правда,
толку от этого не будет. Так что я его потихоньку подпаиваю по дороге.
Пусть уж не сразу разочаруется, а? — Он снова улыбнулся.
— А какого толку не будет?
— Он хочет купить пушки, бомбы и танки для своей армии, но наш
военный министр не будет играть с ним в эти игрушки.
— Плохо дела
— Твоя правда, старушка Моя* фирма прогорит, если наши нудяги
его погонят не солоно хлебавши; Они говорят, тишком, конечно, что он
замышляет военный переворот, и они не хотят быть в ато замешаны:
403
Ты же знаешь, дорогуша, какими могут быть все эти чипы в министер¬
стве обороны, если найдут способ сказать «нет». Хотя откуда тебе
знать. — Он засмеялся.
— Вообще говоря, я как раз знаю, — возразила я — Мой дядя Дадли
один из самых больших шишек там. Я не скажу тебе точно, что он там
делает, но в принципе он заведует отделом вооружений и военного сна¬
ряжения. Это, должно быть, лишнее и устаревшее оборудование?
— Дорогуша, что одному лишнее, то другому находка, прелесть
моя. — Он допил коктейль и заказал еще. — Ты не смогла бы пого¬
ворить с дядюшкой?
— Ну, если ты сегодня везешь его туда и все будет решено, вряд
ли я смогу что-то изменить.
— Слушай, лапочка Если ты согласна подергать за ниточки, я
уберегу его от роковой встречи.
— Но мне понадобятся имена людей, с которыми он до сих пор вел
переговоры, — сказала я. — Д&дя ничего не предпримет, пока не будет
точно знать, что и как.
— Понятно, старушка. — Он написал имена на клочке бумаги.
Я выбрала одно из них — генерал-майор Морис Саймомдс-Форстен-
хольм.
— Я его знаю, — сказала я. — Почему бы мне самой с ним не
поговорить?
— Со стариной Форстенхольмом?
— Если это тот, о ком я думаю, то он ко мне весьма неравнодушен.
— Господи, это старый Форстенхольм-то? Кто бы мог подумать!
— Я позвоню ему сегодня же, если хочешь.
— Замечательно! А телефон ты знаешь?
— Нет.
— Сейчас найдем по справочной. Он живет где-то в Суррее. Позво¬
ним от меня, а?
— Только без этого, Джиджи.
— Да ни Боже мой!
Он поднял руки, потом приложил их к сердцу, но мог бы этого и
не делать. Безобидного лопуха я за версту различаю. Я вынула из
сумки красный шелковый шарфик и привязала его к ремешку.
Справочная разыскала номер телефона этого генерала. Он действи¬
тельно жил в Суррее.
— А ты меня не разыгрываешь? — спросил Джиджи. — Ты дей¬
ствительно знаешь его?
— Скажу тебе по секрету, — сказала я, — однажды мы поужинали
в «Савое» в отдельном кабинете. Я довольно хорошо знаю era
Джиджи попросил телефонистку отеля дозвониться до генерала.
Через пять минут зазвонил телефон.
— Генерал Форстенхольм? — спросил Джиджи. — Минутку, гене¬
рал. — Джиджи передал мне трубку.
404
— Вы вряд ли догадаетесь, кто звонит- — начала я. — Это Лиз
Смолвуд. Дочь адмирала Смолвуда. Мой дядя — сэр Дадли Кэвендиш
из министерства обороны. Ха-ха-ха. Я не думала, что вы меня узнаете,
все-таки столько времени прошло. Ах вы, старый льстец. Прекрасно. Да,
ои тоже нормально. Ну, крутилась по обычным маршрутам, надоело до
зевоты: Монте-Карло, Пертшир, Сен-Мориц. Слушайте, Форсти.. Да-да,
как же, помню. Слушайте. Форсти, говорят, что вы человек номер один
на этой встрече с африканцами.. Да, Магазария, смешнее названия я
просто не припомню. Я думаю, вы вполне можете дать им то, что они
просят, Форсти, я их всех давно знаю, они страшно милые, очень надеж¬
ные... но, Форсти, они настроены до предела пробритански, а вы ведь
знаете, как это необычно в наше время. Да, пробритански, до невозмож¬
ности пробритански. Ну, может быть, у них просто такая манера разго¬
варивать. Я хочу заметить, что иногда ужасно неудобно сказать людям,
насколько ты их обожаешь, может случиться.. Ну для них это ведь то
же самое. — Затем я сказала: — Минутку, Форсти, что-то плохо слышно,
я приглушу приемник. — И, прикрыв рукой трубку, шепнула Джид-
жи: — Как я и предполагала, он хочет знать, что думает о Магазарии
и их военном министре мой дядя Дадли из министерства обороны.
— Он «за», — сказал Джиджи. — Скажи ему, что он безусловйо
«за», что он балдеет от этой идеи.
Я махнула Джиджи, чтобы он замолк, и сняла ладонь с трубки.
— Дядя Дадли безусловно «за». Он думает, этот министр действи¬
тельно надежный человек, что мистер..
— Мистер Ибо Авава, — свистящим шепотом подсказал Джиджи.
— Что мистер Ибо Авава самый приятный и заслуживающий дове¬
рия человек в Африке., разумеется, не считая белых людей, я думаю,
он это имел в виду.
Джиджи заволновался.
— Лаутер? — переспросила я. — Он, значит, тот человек, который
может сказать «да» или «нет»., а комиссия просто последует его совету?
Ляс ним знакома? Ну, там было столько людей и столько шампан¬
ского.. Да-да, я запишу, беру ручку, минутку.
Джиджи выхватил ручку так стремительно, что порвал жилетный
карман по шву. «Бригадир С. Лаутер, орден за военные заслуги, воен¬
ный крест», — тщательно записала я, не сумев придумать другое имя
с инициалами С Л.
Сайлас Лаутер было подлинное имя Сайласа Во всяком случае,
насколько я знаю. Каким бы вымышленным именем он ни пользовался,
инициалы должны были быть С. Л., потому что у Сайласа была про¬
пасть рубашек, головных щеток, чемоданов, запонок и платков с этой
монограммой.
Я сказала в трубку:
— А не могли бы вы дать его домашний адрес? Я не хочу звонить
в министерства Часами ждешь, пока тебя соединят по коммутатору.
405
Лондон, Вест-Энд, Восточные конюшни, Бейкер-нлейс, двадцать пять.
Телефона его у вас нет, ну ничего. Я найду его в справочнике, как и
ваш, дорогой Форсти. Нет, теперь он уже внесен в мою записную книж¬
ку. Конечно, хочу, как вы можете так говорить? Нет, я нс назвала бы
это старостью, во всяком случае, это не про вас. Вы-то во многом еще
очень и очень молоды. О! Разумеется, но и вы тоже. До свидания,
Форсти, вы были просто душка. До свидания. — Я повесила трубку,
как сделал и генерал Форстенхольм после нескольких первых невра¬
зумительных фраз. Обманщица, вот как он назвал меня.
— А это именно тот человек, что нужен, а? — спросил Джиджи.
— Это ваш человек, — ответила я, вручая Джиджи листок бумаги
с адресом нашей квартиры у бывших конюшен.
— Как он решит, так и будет?
— Именно, — сказала я. — Так что теперь корми меня хорошим
ужином. Я хочу познакомиться с мистером Ибо Ававой, военным ми¬
нистром, и услышать как можно больше о Магазарии.
— Услышишь, — пообещал Джиджи. — Но все это довольно скуч¬
ная материя.
— Для меня — нет, — ответила я.
. Мы ужинали в главном зале. Джиджи, Авава и я. Странное трио:
Джиджи высокий, худой, неуклюжий и, как многие англичане его
типа, постоянно испытывающий неловкость в присутствии женщины.
Авава, напротив, несмотря на свое крестьянское происхождение, а
возможно, благодаря ему, держался вполне непринужденно с момента
своего появления. Жизнерадостный старикан, массивный как буйвол,
коренастый, с большими мускулистыми руками, он был привлекате¬
лен как мужчина, во всяком случае для меня, хотя я, наверное, не
призналась бы в этом Сайласу. Кожа у него была черная как уголь
и казалась еще чернее из-за седых усов. У него был большой рот, и
он часто улыбался.
Я полагала, что Джиджи будет играть роль хозяина, заказывая вина
и прочее, но ничуть не бывало. Авава был не из тех, кто позволяет
другим решать за себя.
—Не берите рыбу, — посоветовал он мне. — Я уже заказывал ее
на обед. Она мороженая, а соус «морне» мучнистый.
— Что же мне взять?
— Вы обиделись?
— Нисколько, так что же мне взять?
— Во-первых, омара. Я видел на ящиках надпись «живые омары»,
так что они свежие, по крайней мере, нс мороженые. Потом возьмите
бифштекс, официант сказал мне, что мясо здешнее и специально обра¬
ботанное. Так .что бифштекс будет отличный.
— Мне просто страшно подумать об этих ящиках, набитых живыми
омарами, — передернула я плечами. — Просто дрожь пробирает. Луч¬
ше-уж есть замороженного омара, чем замученного.
406
— Не будьте такой щепетильной, — усмехнулся Лвава. — В моей
стране с людьми-то делают вещи похуже.
— Почему вы не препятствуете этому? — возмутилась я.
— Возможно, когда-нибудь и воспрепятствую, — ответил Авава.
Краем глаза я увидела, как Джиджи поморщился. Хотя, может быть,
он всего лишь качнул головой.
— Теперь вы уже не можете обвинять нас, мистер Авава, — ска¬
зала я. — Теперь вы управляете своей страной, не так ли?
— Управляем страной.- — повторил Авава и немного помолчал. —
Если бы мы были хозяевами своих собственных природных ресурсов и
хоть сколько-нибудь финансово независимы, мы бы управляли страной,
но боюсь, что это не тот случай. Мой народ невежествен. Люди нуж¬
даются r хорошем образовании, но они также хотят множество вещей,
которые видят в голливудских фильмах. Они хотят иметь такие же
холодильники, машины и большие дома. Очень трудно объяснить им,
что сейчас, ь данный момент, лучше быть беднее, но образованнее.
— Правда лучше?
— Правда, — сказал Авава. — Но я разбогател как раз на торговле
этими товарами, так что я выгляжу довольно подозрительно, когда уго¬
вариваю народ отказаться от них. — Он улыбнулся, как будто поставил
точку и закрыл эту тему.
Подошел официант. Авава и Джиджи заказали омара и бифштекс,
а я взяла гусиную печенку и бифштекс.
— Только потом не говорите, что есть гусиную печенку — не же¬
стокость, — сказал мне Авава
— Почему? — я удивленно округлила глаза. Мужчины любят да¬
вать объяснения, поэтому я всегда стараюсь предоставить им эту воз¬
можность.
— Не сейчас, — сказал Авава, — лучше после еды.
— Ну и хорошо. Расскажите мне о вашей торговле.
Он сначала поколебался, но его нетрудно было разговорить.
— Да рассказывать-то почти не о чем. Мои родители были из самых
бедных крестьян, каких только можно представить. Когда мне было
тринадцать, я уехал в Порт-Бови. Семья у нас была большая, так что
отец был рад, что стало одним меньше кормить — или, скорее, не
кормить, так будет точнее. Моей первой работой было подметать пол в
мастерской. Там работали англичане — солдаты и гражданские, — чи¬
нили телефоны, пишущие машинки и все такое. Это было в тридцатых
годах, и англичане думали, что они всегда будут управлять моей стра¬
ной. И я так думал.. Эго была неплохая работа, во всяком случае для
тринадцатилетнего черного мальчишки в Порт-Бови в тридцатые годы.
Некоторые англичане в той мастерской были симпатичными и добрыми
людьми. Часть из них оказалась жертвами депрессии, благодаря которой
у британской армии не было проблем с живой силой. Я. тщательно
подметал пол, потому что не хотел потерять работу. Если я замечал
407
на полу кусок блестящего металла, то подбирал его и клал обратно на
рабочий стол.. Следующий этап моей жизни наступил, когда я заметил,
что кусочки металла определенной формы требовались на рабочем сто¬
ле тех, кто чинил телефоны, а другой формы — на столе тех, кто
чинил пишущие машинки. Вскоре после этого у нас появился новый
подметальщик, а меня повысили до мальчика на побегушках: подай-
принеси, а иногда — счастливейшие дни! — давали подержаться за
отвертку, а то и покопаться в пишущей машинке... Я хорошо помню
первый день войны: третье сентября тысяча девятьсот тридцать девятого
года Как же мы ликовали! Англичане тоже радовались, и им было
приятно, что мы радуемся вроде бы вместе с ними, только они не
догадывались о причине нашего ликования. А мы просто надеялись, что
англичане уйдут на войну и оставят нас в покое. Сначала, правда, мы
были разочарованы, потому что прибыло еще солдат, да и гражданских
тоже. Приехали американцы и перестроили порт, так что к нам теперь
могли заходить большие корабли. Все больше и больше кораблей, все
больше и больше людей, больше самолетов, больше учреждений и боль¬
ше бланков, которые надо было заполнять, докладных, которые надо
было представить, и тэ дэ и тэ пэ.
— И все больше и больше пишущих машинок, — сказала я.
— Точно. А к тому времени у меня обнаружился талант чинить
машинки.
— А когда закончилась война?
— Вы думаете, что машинок стало меньше? Нисколько, мисс
Смолвуд, это армии могут нести потери, а гражданские службы толь¬
ко разбухают. К сорок седьмому году в нашей стране было уже
столько машинок, что англичане стали искать компанию, которая
полностью взяла бы на себя их обслуживание. К тому времени я
был уже опытным мастером по починке машинок. Я взял оказавшу¬
юся у меня случаем фирменную бумагу и напечатал заявление на
самой лучшей машинке в стране. Заявление выглядело вполне при¬
лично, и подписал я его так: «Заведующий отделом контрактов». Все
остальные компании, приславшие заявки на подписание контракта,
были в Англии, а запросил я намного меньше их. Более того, я
предлагал купить списанные машинки, негодные по европейским
стандартам, но некоторые вполне можно было починить, потратив на
это достаточно времени.
— А англичане очень рассердились, когда обнаружили, что подпи¬
сали контракт с одним из своих же низших служащих?
— Ну, скажем, выказали некоторую настороженность, но я к тому
времени уже хорошо говорил по-английски. С теми, кто работал в
мастерских, у меня всегда были хорошие отношения, никто из них
не хотел открывать собственное дело по обслуживанию машинок, так
что все прошло гладко. Когда англичане ушли, я был богатым чело¬
веком. Меня уже упоминали как. возможного члена нового правитель¬
408
ства Я раньше не имел никакого отношения к политике, поэтому
каждый думал, что я именно на его стороне. Меня выбрали. Все
очень просто.
— Это вы так говорите, — засомневалась я.
— Ну что ж, некоторые неприятные детали я опустил. — Он улыб¬
нулся.
— Какие же именно?
— Когда богатые белые солдаты живут без женщин среди голода¬
ющих люден, случаются всякие трагедии. Они оставляют шрамы на
памяти, и это до сих пор иногда затуманивает разум нашим людям.
— А оружие, что вы хотите купить, это часть тех самих неприят¬
ных деталей?
— Да. Совершенно верна
— Л стреляя в людей, дело поправишь?
— Сомневаюсь, но я вообще-то и не хочу ни в кого стрелять. Ору¬
жие — это ведь скорее символ, груз, положенный на чашу весов, у
которых уже переполнена одна чаша.
— А кто сейчас может качнуть чашу? — спросила я.
— А, вот и омар. Жестоко держать его живым в ящике, говорите
вы. Что ж, возможно, но позвольте мне насладиться каждым кусочком.
Если как-нибудь на днях меня постигнет та же участь, вряд ли кто-
нибудь будет поедать меня с тем же удовольствием. Майонез? Благо¬
дарю вас, конечно. Майонез довершит удовольствие. — Он внезапно
улыбнулся. — Веселее, мисс Смолвуд. Такая красивая девушка^ не дол¬
жна быть такой озабоченной. Оставьте это безобразным старцам вроде
меня. И безобразным молодым людям вроде мистера Грея, а, Грей? —
Он засмеялся и похлопал Грея по плечу.
— Господи, — вздохнул Джиджи. — Вот именна
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнила я Ававе.
— Какой вопрос? — спросил он.
— Оружие — это война, — сказала я. — Почему мужчины обяза¬
тельно должны воевать?
— Глас всего женского рода, чей разум восстает против бессмыс¬
ленной склонности мужчин к насилию, — сказал Авава. — Мы все
это уже слышали, мисс Смолвуд, но ведь сами женщины гораздо менее
способны уживаться друг с другом, чем мужчины. Женщины менее
терпимы, чем мужчины, а деловые женщины жестче мужчин.
— Это всего лишь обобщение, — возразила я. — Приведите хоть
один пример.
— Я могу только доказывать от противного, — сказал Авава. —
Разве недостаточно того факта, что вы не вспомните ни одной компа¬
нии, где в руководстве были бы одни женщины? Когда мне говорят,
что я предубежден против женщин, я спрашиваю, есть ли на свете хоть
одна женщина-руководитель, которая взяла бы на работу женщину-
юриста или женщину архитектора? А у меня в свое время работали и
409
та, и другая. Нет, если уж хотите знать, то более нетерпимы к женской
эмансипации сами женщины.
— Вы снова уклонились от ответа, — заметила я. — Обычная улов¬
ка политика, правда, Джиджи?
— Только не втягивай меня в дискуссию, старушка, — запротесто¬
вал Джиджи. — У меня веские причины желать, чтобы мистер Авава
вышел победителем в вашем споре.
— А почему обязательно должен кто-то победить? — спросила я. —
Почему нельзя спорить без желания победить во что бы то ни стало?
— Дорогая моя, мы живем в обществе, где правит конкуренция, —
урезонил меня Авава. — Это стержень нашей системы. Капитализм
производит лучшие машины и холодильники...
— ..и пишущие машинки.
— Да, и пишущие машинки, и еще оружие. Каждый человек сорев¬
нуется со своим ближним. Ты говоришь ему, например: «Купи эту
машину, она быстрее, она сделает тебя более сильным, значительным,
мужественным и привлекательным, чем твой сосед». Л потом ты ему
говоришь также следующее: «Только не езди слишком быстро в своей
машине, а когда увидишь своего соседа, не вздумай переехать его,
чтобы доказать, что ты сильнее его». Так что удивительного, если мир
потихоньку сходит с ума? Две различные команды и противоречивые
наказания за непослушание. У подопытных обезьян так вызывают язву
желудка.
— А какое это имеет отношение к оружию? — не поняла я его.
— Логическим завершением конкуренции является силовая конку¬
ренция. — Он улыбнулся. — Для отдельного человека есть два вида
свободного предпринимательства в чистом виде: проституция (пассивная
форма) и ограбление со взломом (активная форма). — Он повернулся
к Джиджи. — Что бы вы сказали на это, Грей? -г- спросил он.
— Кто, я, сэр? Если меня спросят, то я всегда предпочту проститу¬
цию, сэр. Лучше уж грешить.
Джиджи вовсе не был таким идиотом, каким хотел казаться. Он
очень внимательно слушал Ававу, но решил играть роль клоуна.
— Вот так, мисс Смолвуд, — сказал Авава — Конечным продуктом
всемирного свободного предпринимательства является техника Конеч¬
ным исходом всемирной конкуренции является война; ipso facto1: война
с применением все более современной техники.
— Вы циник, мистер Авава, — заметила я. — Итак, ваш вывод:
война уничтожит нас?
— Возможно, люди научатся достигать некоего политического ком¬
промисса и урегулируют беспорядочные конкурентные устремления, ко¬
торым мы сейчас позволяем править бал. В Европе уже есть попытки
образовать наднациональные учреждения, да и ООН может похвастать¬
1 В силу самого факта (лат).
410
ся несколькими удачными решениями. В Африке я надеюсь на расши¬
рение политического мышления и кругозора.
— Оставьте, — возразила я. — Недели не проходит без нового раз¬
дела в Африке. Я не вижу никаких признаков объединения.
— Разделяй и властвуй — вот философия всех великих держав,
мисс Смолвуд, а их мощь и влияние огромны. И никто из них не будет
привстство ать появление на политической сцене Соединенных Штатов
Африки.
— И вы намерены что-нибудь предпринять по этому поводу?
— Философия, мисс Смолвуд, как и милосердие, должна начинаться
со своего дома.
— Даже философия войны?
— Иногда, мисс Смолвуд, хотя я вижу, что вы с этим не согласны.
— Я нс согласна, хотя нельзя сказать, что я совсем не согласна. К
счастью, мне нс решать ваши проблемы, и на мою готовность предста¬
вить вас дядиным друзьям это не повлияет, не беспокойтесь.
Авана вежливо поклонился.
— Ваш бифштекс остывает, мисс Смолвуд, — сказал он. — Беарн¬
ский соус? — Он взял соусник. — На бифштекс?
— Да, — сказала я. — На бифштекс. — Было уже поздно помочь
чем-нибудь агнцу.
Глава 6
САЙЛАС
Я только расположился в своей комнате на полчасика, чтобы не¬
много выпить и полистать «Таймс», когда ко мне влетел Боб, чтобы
сообщить, что Лиз подняла флаг. «Начало операции».
— Она повязала красный шарф на сумочку. Как вы думаете, у нее
что-то наклевывается? — спросил он.
— Трудно сказать, — ответил я. — Она ведь ошибалась, и не
однажды, но если уж у нас есть система сигналов, то остальным
членам команды надо вести себя соответственна — Я стал натяги¬
вать ботинки.
— Так что, мы уезжаем из отеля?
— Да, — сказал я, — но подождем несколько минут. Не надо про¬
ходить через бар, пока она там. Очень часто вся операция рушится
из-за того, что лопух увидел тебя, хотя бы мимоходом.
— Откуда вы знаете? То есть, я уверен, что вы правы, но откуда
вы знаете? — спросил Боб.
— Научно доказано, — отрезал я, надел пиджак и поправил пла¬
точек в верхнем кармашке. Налил себе, глоток красного вцна, предло¬
жил рюмку Бобу, но тот отказался. Мы подождали немного и вышли
411
наружу. Я решил одолжить Лиз машину Боба и оставил на сей счет
записку у управляющего. Ночь выдалась темная, и на небе виднелся
только огрызок луны. Путь назад был неблизкий. Я решал, не попросить
ли на- кухне сандвич и не взять ли с собой бутылку вина. Боб нервно
звенел ключами от машины.
— Может, я поведу? — спросил он, протирая ветровое стекло носо¬
вым платком.
— Нет, я поведу, — ответил я.
Он посмотрел на меня, прикидывая, сколько я выпил.
— Как скажете, — ответил он.
Как мы пили за наших< общим столом! За длинным отполирован¬
ным дубовым столом. Он был, наверное, длиной футов двадцать и
блестел так, что наши лица отражались в нем рядом с вилками,
ножами и бокалами. Или я что-то путаю. Может, это был другой
вечер еще в мирное время в Англии. Старшие офицеры сердито
поглядывали на нас, младших. Дубовые панели на стенах, серебро на
столе и серебряный столик на колесах, на котором выстроились бока¬
лы с портвейном.
Полковник Мейсон сидел, наблюдая медленный ритуал общего ужи¬
на. Младшие офицеры чувствовали себя неловко под его взглядом. Бер¬
ти, адъютант, много выпил, и я тоже. Время от времени какой-нибудь
офицер пытался нарушить напряженное молчание, говоря о концентра¬
ции войск противника к северу от нас. Берти тоже хотел рассказать
что-то о Роммеле, приспособившем скорострельные орудия к своим тан¬
кам, но он был слишком пьян, чтобы четко вспомнить необходимые
детали. Старый полковник Мейсон попросил, чтобы офицеры перестали
говорить на профессиональные темы. «Это будет, — заявил Берти, по¬
вернувшись к полковнику и говоря очень громко. — И запомните мои
слова. Большое танковое сражение. Это единственное, что еще может
остановить Роммеля, и если даже наши потери будут вдвое против их,
генштаб в Каире сочтет это недорогой ценой».
Полковник Мейсон встал, лицо его исказилось от гнева. На нем
были бриджи и прекрасно начищенные сапоги для верховой езды; для
него, кавалериста, эти чертовы танки были чем-то скоропреходящим и
ненужным. Он был типичным солдатом мирного времени. После обеда
следовало говорить о лошадях, а не о танках; генералы были всевидя¬
щими, всезнающими и безусловно правыми. Мейсон х!едленно прошелся
вдоль всей столовой палатки;
«Когда люди не умеют пить, на стол льется вода, — сказал он. —
Берите пример с капитана Лаутера». Он посмотрел на х(еня. «Я говорю
это о вас, капитан Лаутер, вы умеете пить лучше, чем любой другой
за этим столом». Он повернулся и вышел, с треском рванув полог
палатки.
Я подождал, пока полковник удалится, а потом нетвердо поднялся
на ноги. Я был здорово пьян, ибо постоянно пил кьянти во время всех
412
этих молчаливых застолий, на которых так любил председательствовать
Мейсом. Я залпом выпил остаток вина. Оно было мне все таки больше
по вкусу, чем обычное наше пиво.
Берги тихо сказал: «Он спятил тут, в пустыне. Ему было бы лучше
у немчуры, сй-Богу».
«Маалсш», — протянул я. Это было наше любимое арабское слово
в то время, и означало оно, что мне это все по фигу.
Я вышел из палатки. Здесь, в пустыне, за много миль от городов,
темень была непроглядная. Я увидел огонек непотушенного окурка,
который мои сержант бросил и растер ногой.
«Привет, Брайан, — сказал я. — Я тут, оказывается, самый крепкий
на выпивку». Почему было бы и не сказать это. Оттуда, где он стоял,
наверняка слышно каждое слово, произнесенное в палатке.
«Да, сэр», — кивнул он.
Вкус отбитого у противника итальянского вина еще оставался у
меня во рту. И тишина вокруг, как бывает только ночью в пустыне.
Все сидели в палатках, и, кроме нескольких вспышек на горизонте,
нигде нс ощущалось никакого движения. От выпитого мне стало жарко,
и я жаждал глотка свежего ветра;
«Путь неблизкий, — предупредил Брайан, — и все по песку».
«Я поведу, — сказал я. — Где колымага?»
Он внимательно посмотрел на меня перед тем, как отдать мне клкь
чи от тяжелого грузовика. Он был призывник, молодой лондонец, энер¬
гичный и преданный мне, не говоря уж о том, что он был
первоклассный танкист и лучший сержант в полку. Я любил Брайана.
Он влез со мной в грузовик и протер ветровое стекло грязным носовым
платком.
— Как скажете, — ответил Боб.
В 1.48 ночи Лиз вернулась на нашу квартиру, проделав весь путь
обратно из Дорсета на машине. Она была возбуждена и слегка пьяна.
Она сбросила туфли так, что они пролетели через всю комнату, и
повалилась в кресло.
— Так-то вот, — проговорила она — И ваш красный «ролле» со¬
служил хорошую службу адмиральской дочке.
Или свет на нёс так падал, или она так повернула голову, но
выглядела она как девчонка, только что вернувшаяся из школы.
— Доложи, как положено, — сказал я ей.
— Прикажете в письменном виде и сегодня же ночью, дорогой?
— Нет, сойдет и утром, только сначала по-деловому рассортируй
факты.
— Встретилась случайно с Гатри Греем (известным под именем
Джиджи), поверенным, который сейчас работает в фирме, занимающей¬
ся связями с общественностью. Клиент его фирмы — некая, новая аф¬
риканская страна под названием Магазария.
— Никогда не слышал о такрй, — заметил Боб.
413
— Откуда ты мог слышать? — усмехнулась Лиз. — Размером она
немногим более лондонского Риджент-парка, но нашпигована медью и
оловом.
Боб оживился:
— Тут можно снова использовать «Объединенные минералы*). Ту же
фирменную бумагу и телексный, номер..
— Нет, — покачала головой Лиз. — Есть кое-что получше.
У меня сразу возникло предчувствие, что наклевывается хорошее
дела Очень хорошее дело.
— Докладывай, кто задействован, — приказал я Лиз, вынимая за¬
писную книжку. — Начни с Грея.
— Гатри Грей, он же Джиджи. Белый. Пол мужской. Двадцать
восемь лет. Не гомосексуалист, родился в Англии, гражданин Вели¬
кобритании. Балл иол-колледж, Оксфорд, затем работал поверенным в
делах. Доходы: приблизительно две с половиной тысячи в год плюс
небольшой личный доход Политические взгляды: консерватор, но ак¬
тивно в политике не участвует. Религия: христианин, в церковь ходит
по большим праздникам. Не спортивен, по хорошего сложения, весит
около ста семидесяти фунтов. Рост пять футов десять дюймов. Физи¬
чески не очень привлекателен, но вполне презентабелен. С посторон¬
ними сначала робок, но потом становится разговорчивым. В спорах
достаточно доказателен и не очень эмоционален. Возможно, хотел бы
жениться и завести детей. Не слишком сексуален. Дорогой костюм,
куплен два или три года назад Развлечения: вечеринки, театр, бад¬
минтон и сквош, но скорее как болельщик. Летом совершает прогул¬
ки на яхте. Пьет немного больше среднего, но для специалиста по
связям с общественностью как раз. Квартира в Лондоне, часто наве¬
щает своих родителей в их доме в Хэмпшире. Отец — преуспеваю¬
щий поверенный в провинции.
— Отлично, — сказал я. — А другой?
— Ибо Авава. Черный. Пол мужской; сорок восемь лет или около
того, нс гомосексуалист. Родился в Магазарии, гражданин Магазарии.
Заработок: четыре тысячи фунтов плюс еще три тысячи взятками. (Обе
цифры получены от Джиджи.) Политические взгляды: панафриканизм,
обусловленный до некоторой степени и личным интересом. Религия:
мусульманство, iio обряды не соблюдает, за исключением одного: не
льет спиртного. Хотя на выборах проходил как глубоко религиозный
человек. Не спортивный, достаточно толстый, фунтов на двести. Физи¬
чески довольно привлекателен, с властными манерами. Разговорчив,
очень эмоционален. В споре не слишком доказателен. Женат, две жены
и по меньшей мере одиннадцать детей. (Опять же цифры получены от
Джиджи.) Очень сексуален и для некоторых женщин весьма привле¬
кателен. Одежда дорогая, куплена в Лондоне. Развлечения: ну, как я
уже упомянула, очень сексуален. Помимо этого, все его время целиком
посвящено политической карьере. Есть решимость идти до вершины. Не
414
пьет, это я уже говорила Из бедной семьи. Родители были крестьяне.
Оба уже умерли.
Я кончил писать в блокноте и одобрительно посмотрел на Лиз:
— Отл ими ы й отчет.
Лиз рассказала нам об ужине, а также историю с пишущими* ма¬
шинками и дальнейшей карьере Ававы.
— А сейчас? — спросил я.
— Он военный министр. Очень умен. Он уже навидался этих аф¬
риканских революций и понял, что тот, за кем стоит армия, займет
место у руля. Он хочет закупить оружие для своих солдат.
— И совершить переворот? — спросил я.
— Трудно сказать, но из некоторых слов, оброненных Джиджи, наше
военное ведомство сделало вывод, что он хочет совершить переворот.
Поэтом}' Джиджи было неофициально сказано, что от Британии Авава
оружие нс получит.
— А зачем они сказали это Джиджи? — не понял Боб.
— А так удобнее всего, — разъяснил я. — Пусть этот тип по свя¬
зям с общественностью выкручивается. Он больше всех пострадает, если
Ававс дадут от ворот поворот.
— Ававс нужно оружие.» — повторила Лиз.
— Любое оружие? — спросил я, продолжая стенографировать ее
ответы.
Лиз покачала головой.
— Прежде всего, противотанковые орудия. И снаряды. Еще базуки.
— Базуки. Отлично. Что еще?
— Больше всего ему нужно то, что я уже назвала. Но он также
купит автоматы и ручные гранаты. Вообще, он купит почти все, кроме
касок, военной формы, винтовок и пуль к ним. Этого добра англичане
оставили ему с избытком.
— Что ты сказала ему? — спросил я Лиз.
Лиз рассказала про фальшивый телефонный звонок генералу Фор-
стенхольму. Для меня она приготовила роль бригадира Лаутера. Холост.
Небольшой личный доход. Отличное происхождение. Хороший военный
послужной список. Важный пост в министерстве обороны. Живет один
в небольшой квартире в Лондоне. Несколько подружек (Лиз к ним не
принадлежит) и много честолюбия. Ну, все это будет не трудна
Без сомнения, Лиз и Боб должны убраться из квартиры еще до
наступления утра. Если лопухи заметят кого-нибудь из них поблизости,
это поставит под угрозу всю операцию.
— Я закажу вам обоим по хорошему номеру в «Честере», — сказал
я им. -—Мы сейчас же поедем туда и закончим там наш военный
совет.
Боб и Лиз сгребли в охапку свои пожитки и свалили их на заднее
сиденье машины Боба Я надел пальто и протянул руку к котелку. Нет,
решил я, котелок не надену. Недавно у меня стало твориться что-то
415
неладное с головой. Иногда она так распухала, что не налезала шляпа.
А бывало, что она как будто уменьшалась в размерах, так что я даже
пугался. Я надеялся, что это временное недомогание, но если оно вскоре
само не пройдет, придется обратиться к лекарю. Обращаться за сочув¬
ствием к Бобу или Лиз не годилось. Я с сожалением отложил в сторону
котелок.
Мы все вместе поехали в отель «Честер», до которого было всего
десять минут езды. Когда мы подъехали, на часах было 2.15 ночи. Они
там в отеле согнали всю прислугу, чтобы затащить наш багаж в те
два номера, что я заказал. Я и не знал, сколько барахла они оба
накупили за наше короткое пребывание в Лондоне. Там было около
трех дюжин платьев, сотни пар обуви, два маленьких телевизора, ме¬
ховая шуба Боба, кот Санта-Клаус, креслице-качалка, которое, боюсь,
было из нашей квартирки, складной мотоцикл, больше долгоиграющих
пластинок, чем я мог сосчитать, и громадный стереопроигрыватель. У
Боба еще был полный комплект «Британской энциклопедии» и целые
связки книг по археологии, портативная пишущая машинка и лопатка
из нержавейки. Бесконечная череда служащих отеля перетаскивала
наш багаж, как будто их наняли носильщиками на грандиозное сафари.
Когда весь багаж был перенесен куда следует, а «роллс-ройс» Боба
припаркован неподалеку, мы расположились в номере Боба и вызвали
официанта, обслуживающего номера.
Вошел официант, коротышка и толстячок.
— Да, сэр? — спросил он.
— Мы хотели бы немного подзакусить, — сказал Боб. — Шоколад,
бисквиты, бутылку бренди, содовую и лед.
— Хорошо, сэр, — поклонился официант.
— Вы ведь Слайдер Коэн, да? — спросил Боб.
Официант улыбнулся смущенно, как девушка, кивнул и удалился.
— Я знаю этого парня, — пояснил Боб.
— Не сомневаюсь, — съязвил я. — По-моему, ты знаешь всех не¬
влиятельных людей в Лондоне.
— Именно так, — весело согласился Боб. — У меня масса друзей,
которых я вижу от силы раз в два года. Так что со всеми друзьями у
меня довольно поверхностные отношения.
— Одного из них я только что видел — не могу не оценить муд¬
рости такой жизненной установки, — сказал я.
Тут вступила Лиз.
— Когда ты убедишь .Ибо Ававу, что можешь устроить для него
эту сделку с министерством обороны Англии, — он заплатит. И запла¬
тит потертыми банкнотами, без всяких чеков и переводов денег. Он
готов заплатить наличными. Так он сказал.
^-Подразумевалось, что меня можно подмазать? — спросил я.
'—Нет, — мотнула головой Лиз, — я не знала, какую игру ты
предпочтешь.
416
— Разумно, — согласился я.
— Нельзя ли догозориться с ним, чтобы для нас оставили чемодан
с деньгами в каком-нибудь кабинете министерства обороны? — пред¬
ложил Боб. — А я бы был офицером, прогуливающимся у входа.
— Нет, — возразил я. — Нет, нет и нет. — Я наклонился и тер¬
пеливо стал объяснять: — Жульничество — это как борьба дзюдо. Ни
один лопух не попадется на удочку, если он заранее видел сценарии
и знает все диалоги. Лопух должен быть загипнотизирован, приведен в
состояние транса и частичного безумия. Он должен спотыкаться от
своей собственной торопливости. А ускорение ему придаст алчность
Человек, которым не овладела алчность, никогда не попадется на удоч¬
ку жулика. Так что пища для его алчности должна обязательно при¬
сутствовать в приманке. Второй важный фактор — незаконность
сделки. Чтобы лопух потом не набросился на тебя или не побежал в
полицию, наше предложение должно содержать элемент незаконности,
и желательно, конечно, самим ничего незаконного не делать
Боб и Лиз сидели со страдальческим выражением на лицах, что¬
бы показать мне, что эти наставления они выслушивали уже сотню
раз, но я предпочел этого не заметить Возможно, до конца операции
мне придется прочесть им эту лекцию еще несколько сотен раз. Я
командовал не самой дисциплинированной армией, и если для победы
надо будет повторять им устав каждую неделю, я и буду повторять,
какие бы рожи они ни корчили. Я откинулся назад и задумчиво
закрыл глаза.
Боб прервал мои размышления.
— А тот дядя из Парижа руководствовался не алчностью. Он решил,
что даст деньги на голодающих.
— Бывают и исключения, — объяснил я. — По ходу операции мо¬
гут возникнуть любые неожиданности.
— Имеется в виду, что иногда все дело проваливается, —:• ехидно
заметил Боб.
— Именно это я и имел в виду, — согласился я.
— Я сказала этому Ававе, что у тебя достаточно авторитета, чтобы
провернуть эту сделку, — напомнила Лиз, возвращая нас к теме на¬
шего военного совета
— Я надумал кое-что получше. Я буду ответственным за списание
оружия. Ну как?
— Нет, — сразу влез Боб.
Я объяснил:
— Мы скажем ему, что я — за плату, разумеется, — спишу не¬
сколько противотанковых орудий. Потом их продадут им как металло¬
лом, но на самом деле они будут в отличном состоянии. Теперь» что
мы делаем? Покупаем, а потом доставляем ему металлолом из мини¬
стерства обороны. Он будет упакован в настоящие ящики с маркировкой
«металлолом», с кучей сопроводительных документов из министерства
Ы ЛЛсГггон *1>С|>ЛПнекие похожим*
417
обороны. Нам ничего не придется подделывать, все будет подлинное.
Он-то заплатит мне в сто раз больше истинной цены, да еще даст
взятку. Блестящая идея.
— А что, хорошо, — откликнулась Лиз. Она была сообразительная
девушка и сразу увидела, что операция задумана правильно.
Я добавил:
— В порт весь груз доставят по железной дороге. Там же его и
упакуют. Я буду держать наготове парочку настоящих орудий, даже
если придется обратиться к бутафору киностудии. Если этот Джиджи
и Ибо Авава захотят заглянуть внутрь, мы откроем один ящик — спе¬
циально отмеченный — и покажем товар лицом.
— Они все равно обнаружат подлог,"— не унимался Боб, который
никогда не упустит случая обхаять мой план, ни разу нс предложив
взамен ничего лучшего.
— Конечно, обнаружат, — согласился я. — Внутри ящиков они об¬
наружат металлолом, как и написано в грузовых документах. Так что
кому и на что жаловаться?
— Он вам пожалуется, — сказал Боб.
— Разумеется, — опять согласился я. — Только меня уже здесь не
будет.
— Зато здесь останется мой друг Джиджи, — засмеялась Лиз.
— Вот именно, — заметил я. — И для него это будет лишний
случай поупражняться в профессиональном умении специалиста по
связям с общественностью.
Глава 7
БОБ
Сайлас научил меня всему, что я знаю. Только почему он всегда
или граф, распродающий свои картины, или член правления, или мил¬
лионер, который не вполне разбирается в хранящихся у него докумен¬
тах? А я почему-то всегда или шофер, или служащий миллионера,
который вынимает эти документы из папки? А то еще я был дворецким
и владельцем участка, который прямо-таки был пропитан нефтью и
который Сайлас поэтому покупал. Вот о чем я думал, когда втаскивал
в отель тюк с двумя армейскими формами.
Я повалился в кресло, отдуваясь и мечтая о глотке виски, когда
послышался негромкий стук в дверь. Вошел Сайлас, котелок у него на
голове залихватски сдвинут набекрень. Ему приходилось так надевать
тот, что поменьше, а большой налезал ему на уши. Я купил еще два
котелка, в том магазине, где Сайлас приобрел свою новую одежду. Один
был на четверть дюйма больше, чем обычный размер Сайласа, а другой
на четверть дюйма меньше. Я без конца менял их, так что Сайлас
418
пребывал в постоянном недоумении и беспокойстве. Потеха! Он то и
дело потирал лоб и внимательно рассматривал себя в зеркале. А на
днях я застукал его с сантиметром в руках.
Сайлас снял котелок (тот, что поменьше) и стал разглядывать ар¬
мейскую форму. Я надел свою. Я думал, что выгляжу в ней нормально,
но Сайлас спросил:
— Значит, старый Пэдди подсунул тебе это?
Моя форма была шершавой, как наждачная бумага, и негнущейся,
как доска, с мешковатыми брюками и кошмарной фуражкой. Форма же
Сайласа — из гладкой ткани, мундир сидел как влитой, а брюки не
болтались на ногах. На груди были два ряда медалей, а на воротнике
петлицы штабного офицера. Фуражка мягкая, хорошего фасона, с золо¬
тыми листочками на кокарде. Сайлас надел ее, прогулялся взад-вперед
перед зеркалом, отдавая честь, а я застыл у камина, выглядя мешок меш¬
ком в своей форме. Сайлас остановился и сказал своему отражению:
— Так держать, полковник. — Потом он обернулся и внимательно
посмотрел на меня. Помолчал. Потом опять спросил: — Значит, старый
Пэдди подсунул тебе это?
— Да, — кивнул я.
— Из ума он выживает, что ли? — предположил Сайлас.
— А что такое? — не понял я.
Сайлас прошествовал через всю комнату, а потом взглянул на меня,
словно только сейчас увидел.
— Ты только глянь на себя, парень, — сказал он бригадирским
голосом.
Я глянул на себя — младший капрал транспортной службы, чего
еще надо, — и пожал плечами.
Сайлас переоделся в мою гимнастерку и немедленно начал вопить:
— Рота, стой! — подпрыгивая и при этом страшно щелкая каблу¬
ками. — Ремни подтянуть, животы втянуть, — завывал он страшным
грудным голосом. — Руки по швам, ноги вместе, носки врозь. Голову
поднять, подбородки ровнять. Гляди веселей, слушай мою команду.
Я надел бригадирский мундир Сайласа
— Прекрасно, прекрасно, — похвалил я его. — Никогда не знал,
что вы прирожденный капрал, друг мой. —- Я прошелся по комнате,
подражая Сайласу.
— Ты как новичок на балу дебютанток. Ужасный тип, — проорал
он, близко наклоняясь ко мне. — Неужели ты даже понятия не име¬
ешь, как должен выглядеть солдат? Внимание, — заревел он, и я гром¬
ко щелкнул каблуками, выказывая полную готовность повиноваться. —
Ты что, не знаешь, как надо вести себя солдату?
— Конечно, нет. Я в жизни не был солдатом.
Он цокнул языком и снова надел свой бригадирский мундир.
— В том-то и беда с вами, ребятки, — проговорил он. — Отменить
воинскую повинность в Британии — хуже они не могли придумать.
419
Вес наши беды в Англии от этого, так бы я сказал, если бы меня
спросили.
— А я и спрашивать не буду, — пообещал я. — Армия — это
худший вид мошенничества, и всегда так было, и я в этом нс хочу
участвовать.
— Мошенничество? — поразился Сайлас. — Что ты имеешь в виду?
— Да это же ясно как Божий день. Шишки при больших чинах,
при больших деньгах, при шоферах и поместьях живут себе преспо¬
койно подальше от драки и еще указывают лопухам, куда им идти,
чтобы их там подстрелили за их же пять монет в день, — классическое
мошенничество.
— Ах, так? — выдавил Сайлас, задыхаясь от гнева.
— Очень жаль, что вы даже на пять минут не можете притвориться
лопухом, — сказал я. — Если вам кажется, что в роли вшивого кап¬
рала из транспортной службы я неубедителен, так я могу быть брига¬
диром танковых войск, потому что, сдается мне, эту роль мне будет
гораздо легче сыграть.
— Легче сыграть? — Сайлас буквально выплюнул эти слова с бе¬
шенством и отвращением. — Легче сыграть. — Он хмуро усмехнул¬
ся. — Так вот как ты это понимаешь, ты, длинноволосый, слабогрудый,
скулящий битник. Ты, несчастная жертва классовой борьбы. Когда я
подобрал тебя, у тебя гроша за душой не было. И помощничек ты был
еще тот. Я все-таки рассчитывал на малую толику благодарности или
хотя бы уважения. Но у тебя даже нет желания чему-нибудь научить¬
ся. Ты не совершенствуешься, тебе не интересно то, чему я хочу нау¬
чить тебя, ты даже не делаешь попыток понять то, что я тебе говорю.
Тебе все слишком легко далось. Легче сыграть! Я-то был настоящим
бригадиром и командовал танковой бригадой, когда ты еще в слюняв¬
чике ходил. Посмотри сюда. — Сайлас ткнул в одну из медалей. —
Эль-Аламейн, первая танковая атака. Мы потеряли там столько танков,
что я больше никогда не встречал никого из тех, с кем проходил
подготовку в армии. — Сейчас его голос звучал грустно. Он редко
упоминал о войне, и всегда при этом становился печальным. — Ты
ведь бунтаре не так ли? — задал он мне вопрос — И ты уверен, что
ты первый, кто взбунтовался в этом мире. Я все это знаю, потому что
в твоем возрасте мы все бунтари, но в тридцатые годы у нас было
против чего восставать. Гитлер вопил свое, то же делал Муссолини, а
многие из моих друзей слушали этот бред и говорили мне, что во
многом они правы. Я был бунтарем, парень; как и ты, я думал, что
первым обнаружил сей род искусства — бунтарство. Я работал в ком¬
мерческом банке. Господи, до чего же трудно было получить эту работу.
Меня готовили для больших дел. У меня имелись некоторые особые
обязанности,, и два дня в неделю я посещал курсы повышения квали¬
фикации для банковских служащих. Сейчас я был бы уже известным
банкиром международного масштаба, но я видел, что война надвигалась,
420
поэтому я все бросил и пошел в танкисты. Война началась, и мы стали
главными людьми в мире. Меня сразу сделали капитаном. Вот оно мое
бунтарство — от служащего коммерческого банка до капитана дейст¬
вительной службы, временно не получающего жалованья.
Тут я прервал его:
— Я нс возражаю против того, чтобы вы говорили со мной, как с
идиотом, только не ждите, что я обрыдаюсь, услышав про то, как вы
прервали свое образование, потому что мое образование закончилось в
пятнадцать лет. Матери нужны были деньги.
— Ну, это уже была твоя вина, — возразил Сайлас. — Сейчас есть
и стипендии, и бесплатное обучение, и все такое. Теперь у всех равные
возможности.
— Подите вы, — огрызнулся я. — Как же. Все есть, если вы
хотите выучить историю британской империи, чуток арифметики и
малость французского, а потом стать мастером на заводе или тор¬
говать по мелочи. А только те, кто всем заправляет, до сих пор
епдяг на своих местах, а сынков записывают в Итонский универси¬
тет. Они снимают все пенки и правят страной, а пролетарии вроде
меня должны кланяться и благодарить за возможность выучить четы¬
ре действия арифметики.
— Ты отстал от времени. С тех пор у нас совершилась социальная
революция.
— Парочка фотографов, выбившихся в люди с лондонского «дна», и
поп-группа из Ланкашира огребают большие деньги и красуются в
газетах — вот и вся революция? Только меня этим не обманешь. Это
все жуткое мошенничество, хуже не придумаешь. Ничего не измени¬
лось и, видать, не изменится во веки веков.
— Что ж, могу дать тебе шанс пополнить образование, — усмех¬
нулся Сайлас. — Пройдешь краткий курс солдатского обучения. Я из
тебя сделаю лучшего младшего капрала, самого знающего младшего
офицера в армии ее величества. Так что забудь о царе Навуходоносоре
и Вавилоне на парочку дней и заучи несколько весьма полезных и
важных на сегодняшний день вещей. — Он вытащил несколько кни¬
жек. Одна из них содержала устав британской армии, в другой были
рисунки, изображающие знаки различия, в третьей — плохие фото
разных видов оружия и танков. — К тому времени, когда мы поедем
забирать у старого Каплана разведывательный автомобиль, ты станешь
настоящим солдатом. Слышишь меня? Солдатом. А первое, с чего мы
начнем, это обрежем твои длинные грязные волосы.
«Этот сукин парикмахер черт знает что сотворил с твоими волосами,
козлик». Питер-в-оба-конца умел говорить краешком рта так, что не
различить движения губ.
Я ничего не ответил.
«Чарли бы к тебе не притронулся, если бы я за тобой присмат¬
ривал».
421
Я опять промолчал.
«Если надумаешь,— сказал мне Питер, — дай мне знать. Курить
хочешь?»
«Нет, спасибо», — ответил я.
«Чарли собирается вздуть тебя в пятницу утром, козлик», — пре¬
дупредил он.
Теперь его обращение со мной переменилось. Он был таким же
злобным, как и Чарли, только вдвое умнее. В тюрьме таких умников
следовало опасаться, они злобились на других заключенных, как будто
те были виноваты в том, что они сидят. Я не стал его спрашивать,
откуда он знает про пятницу, но он как раз хотел мне рассказать. Под
конец он сказал:
«Чарли-громилу переводят».
«Когда?» — спросил я. Питер ухмыльнулся, а я проклял себя за
тц что спросил.
«Его переводят в какую-то тюрьму на севере. Он уезжает в пятницу
в десять утра. Он устроил так, что твоя камера будет открыта, и тогда
он до тебя доберется. Так что берегись его, козлик».
«Убью этого ублюдка», — сказал я.
Питер кисло усмехнулся: «Это дело».
Он смел пыль в холмик и наклонился, чтобы собрать ее в совок.
Потом легким щелчком отправил мне самокрутку, так что она упала
к моим ногам.
«Подарок от администрации», — сказал Питер.
«Нет уж, — отказался я. — Бросаю это дело». И пошел прочь.
«О'кей. Держи со мной связь», — крикнул он мне вслед.
Машина выглядела внушительна В некотором смысле она мне по¬
нравилась даже больше, чем «роллс-ройс». Это был «феррет», вторая
модель. Так сказал Сайлас. Отличная вещь, компактная, с бронирован¬
ной обшивкой и очень толстыми резиновыми шинами, должно быть,
пуленепробиваемыми. Кругом блестели никелированные рычаги и кноп¬
ки. Сайлас настоял, чтобы я выучил назначение каждого из них. На
стекла можно было надвинуть щитки, так что оставалась только узкая
смотровая щель для водителя. Зеркала — довольно большие, а под
ними были расположены выдвижные пепельницы. Две фары, а также
пазы для пулемета или автомата Мотор — от «роллс-ройса», шестици¬
линдровый, 4265 кубиков, 96 лошадиных сил, 3300 оборотоа Сцепление
гидравлическое, передача на все четыре колеса. Не знаю, сколько он
расходовал горючего, только нагрузились мы им, как команда ирланд¬
ских морячков спиртным.
Мы, конечно, не могли брать горючее на обычной заправочной стан¬
ции, поэтому Сайлас наполнил доверху дюжину канистр и запихнул
их в машину,, так что в ней стало еще теснее. Хотя в любом случае
места там хватало только для двоих — водителя и командира, и, по-
моему, не надо объяснять, кто был за командира
Старик Каплан, со свалки металлолома, покрасил разведавтомобиль,
затем снял огнетушители и фары с других машин, чтобы полностью
оборудовать нашу. Бронированный «феррет» стоял в дальнем углу дво¬
ра, и в первый же день, когда мы приехали туда, Сайлас предупредил,
что я должен научиться влезать в машину и выскакивать из нее «с
привычной легкостью». В результате я расшиб себе голени и повсеме¬
стно наставил синяков, натыкаясь на все углы, пока Сайлас хрипло
выламвал команды, как псих-сержант, обучающий новобранцев в каком-
то фильме, который я видел по телевизору. В этом фильме сержант
кончил тем, что задушил свою жену. После полудня я научился водить
машину. Там был переключатель на пять скоростей, отличное рулевое
управление и тормоза Я никогда ие водил подобной штуки, но через
полтора часа даже Сайлас вынужден был признать, что я гонял по
двору мастерски.
На следующий день мы вернулись туда, забрали наш разведавтомо¬
биль и приступили к операции. Я бы предпочел, чтобы в форму мы
переоделись где-нибудь подальше, но Сайлас был другого мнения. Мы
выехали со свалки при полном параде. Формы слегка испачкали и
надели поверх рабочие комбинезоны. Выглядели мы, как парочка по¬
крытых шрамами героев, причем настолько вошли в роль, что когда
притормозили на обочине, чтобы покурить, я грубовато поприветствовал
артиллерийский конвой, проезжавший мимо, и солдаты заревели мне в
ответ. Когда конвой проехал, я занервничал. До меня вдруг доиод что
достаточно было кому-нибудь из военной полиции остановить нас и
спросить, кто мы такие, чтобы начать раскручивать всю цепочку. Но,
конечно, Сайласу говорить об этом нельзя. У него всегда наготове ка¬
кая-нибудь соленая армейская шутка на сей счет, но нормального от¬
вета от него не дождешься. Я вытер потные руки о свою форму.
— Не нервничай, — предупредил Сайлас.
Я ничего не ответил. Сайлас никогда не нервничает, у него только
портится настроение, и он сердится. Это как раз то, что надо, поскольку
он всегда выступает в роли генерала, или миллионера, или еще кого-
либо подобного. Вот дворецкий, или младший клерк, или младший кап¬
рал в приступе дурного настроения немедленно вызовет подозрение.
— Я сказал тебе — не нервничай, — повторил Сайлас.
— Я не сейчас начал нервничать, — отозвался я. — Я уже давно
нервничаю.
— Следуй за этим конвоем, — приказал Сайлас.
Я забрался обратно в машину.
— А что, если они потребуют водительские права? — спросил я.
— Машину мы приобрели законным путем, — ответил Сайлас. —
Твои обычные гражданские водительские права вполне годятся. Лон¬
донские дурни покупают такие машины для своих загородных дачек.
423
Л форму мы взяли напрокат, чтобы подшутить над старым школьным
другом. Так что самое большее — нас оштрафуют на десятку.
-*• Скорее всего, — вздохнул я.
Я завел машину и пристроился в хвосте конвоя. Мы прибыли на
полигон бронетанковых войск армии ее величества еще до обеда
Денек был отличный, солнечный, а несколько белых облачков толь¬
ко оттеняли голубизну неба Вся земля на полигоне была истерзана
гусеницами «центурионов» и «чифтенов». Кругом торчали разноцветные
указатели. Местность была прочерчена гигантскими шрамами белого,
красного и серого цветов, напоминающими мазки на картинах Нэша
или Пайпера
— Стоп, — крикнул Сайлас. Я нажал на тормоза, и мы останови¬
лись на обочине, подняв клубы пыли. Сразу запахло резиной. Сайлас
совершенно вошел в роль. — Ради Бога, водитель, будьте поосторожнее
с машиной. Мы должны сдать ее сегодня в восемь вечера в приличном
состоянии.
Я отдал ему честь
— В двадцать ноль-ноль, как говорим мы в армии, — поправил я
его. — А Вообще-то, не беспокойтесь Старик Каплан не подаст на вас
в суд, если мы опоздаем на пять минут или поцарапаем где-нибудь
краску. У него там еще две площадки, где этих колымаг навалом, и
каждую из них он уступит вам за шестьдесят фунтов, даже если вы
их вконец раскокаете.
— Я что, — гневно обрушился на меня Сайлас, — не повторял тебе
тысячу раз, что во время операции ты должен все время быть в образе?
— О’кей, — вздохнул я, вылез из машины и отошел в сторону.
Я стараюсь избегать его, когда он в гневе, а это с ним часто
случается в самом начале операции. У меня по-другому. Я не выхожу
из себя, как он. У меня просто начинают потеть руки. Я сорвал веточку
с куста. Сайлас подошел ко мне и осмотрел полигон через бинокль.
— Шесть «центурионов» пятой модели на том пригорке, — со вку¬
сом перечислял он вслух. — Пусковая установка «виджилант» распо¬
ложена вон там, где стоит группа солдат. Ба, да там еще один танк
второй модели со старым орудием. Вот уж не думал, что такие еще
сохранились в армии. Не удивлюсь, если он окажется мишенью. Да, на
нем намалеван белый крест.
— А как вы узнали, что сегодня они будут демонстрировать «вид¬
жилант»? — спросил я его.
— Очень проста Я позвонил офицеру по связи с прессой и спросил
его. Правительство решило продавать их, как ты знаешь Так что это
не держат в секрете. Они продали иностранным армиям больше «цен¬
турионов» пятой модели, чем ты съел обедов за свою жизнь
— Следовательно, Ибо просто не повезло, что они не хотят прода¬
вать ему то, что он просит?
— Лучше считай — нам повезла Повезло на триста тысяч фунтов.
424
Танки рванули вперед с ревом, который был ясно слышен даже с
того места, где мы находились.
— Ну, поперли, — загнусавил я с американским акцентом.
Сайлас подхватил:
— Прут на запад. А нам тепленькими достанутся триста тысяч.
Я схватил веточку за самый кончик и сильно хлопнул кулаком
себе в живот.
— Кажется, в меня попали, старина, — задыхаясь* выдавил я. —
Трубят отступление. — Я схватился за ветку и застонал.
— Индейцы, — сказал Сайлас и сплюнул в канаву. — Спокойно,
лейтенант. — Он вытащил ветку и осмотрел ее. — Не знаю уж, чему
вас там учили в вашей дурацкой академии в Вест-Пойнте, а только это
никак не стрела.
Я продолжал:
— Это что ж, старина, если они уже так далеко продвинулись на
север, что будет с нашими женщинами и детишками, которые остались
без защиты в форте Декстер?
— По коням, — завопил Сайлас, да так громко, что я испугался, как
бы не услышали солдаты возле установки на холме. Затем мы оба по¬
бежали к машине. Мотор работал, и я сразу включил скорость, как толь¬
ко ввалился Сайлас Он схватился за свою фуражку и съехал на сиденье.
— Ого-го, — опять завопил он. — Едем посмотреть, как завоевыва¬
ли Дикий Запад
Мы должны были встретиться с лопухами в маленькой гостинице
неподалеку от полигона. Я боялся, что там будет много военных, которые
могут расколоть нас но Сайлас сказал, что они обедают за общим столом,
а все остальные будут держаться на расстоянии, увидев его красные
штабные петлицы. Перед тем как зайти в гостиницу, я дал Сайласу но¬
вую фунтовую банкноту, вытащив ее из середины пачки денег в моем
бумажнике. Мы не раз использовали этот трюк, и хотя сейчас не нуж¬
дались в деньгах, иногда еще прокручивали его для развлечения. Сейчас
увидите, как он сработает, если вы, конечно, еще не догадались.
Сайлас подошел к бару и сказал:
— Виски с содовой и льдом для меня и пинта пива для моего
водителя.
— Да, сэр, — откликнулся бармен, так привыкший к военным, что
даже не взглянул на нас. Он взял эту фунтовую бумажку и дал сдачу.
Мы стояли у стойки, и Сайлас все демократически наводил разговор
на понятные темы вроде футбола, переключателя скоростей и расписа¬
ния увольнительных. Он спросил:
— На Пасху домой ездили?
— Нет, — ответил я, — оставался здесь, чтобы подкопить деньжат.
У меня десять дней отпуска в следующем месяце, тогда и поеду домой.
Сайлас кивнул и сказал что-то насчет погоды, а я подыгрывал, изо¬
бражая рядового, неохотно отвечающего на вопросы начальства. Потом
425
Сайлас спросил бармена, где тут можно помыться и снять комбинезон.
Бармен посоветовал подняться наверх, в ванную комнату. Я думаю, что
он направил его туда как офицера, потому что, когда я спросил то же
самое, он отослал меня в уборную во дворе, где задувало через дверь и
в умывальнике была только холодная вода. Я вернулся в бар, вытирая
руки о брюки. К этому времени там уже набралось человек двенадцать,
большей частью гражданские с базового склада. Сайласа нигде не было
видно. Я решил проделать вторую часть нашего трюка с фунтовой бу¬
мажкой. Я заказал пинту горького пива и протянул бармену чистенькую
банкноту в десять шиллингов. Получив сдачу, я сказал:
— Извините, но я дал вам фунт.
Он отрицал, я настаивал. Потом я сказал:
— Ладно, только будьте добреньки, загляните в кассу и сразу уви¬
дите, кто был прав. — Я разложил на стойке новенькие фунтовые
банкноты, все номера там шли по порядку, а один отсутствовал. —
Увидите, он как раз там, у вас в кассе.
Парочка гражданских наблюдала за барменом. Он заглянул в
кассу и, разумеется, нашел недостающую банкноту. Он сразу притих
и дал мне еще десять шиллингов. Черт, я же никогда не доверял
тем, кто вот так мог смолчать, не следовало мне успокаиваться на¬
счет этого гада.
Я попил свое пиво минутки две, а Сайлас все еще не возвращался,
когда бармен вышел куда-то, потом вернулся и сказал мне очень тихо
и очень вежливо:
— Извините, сэр, вас спрашивают два джентльмена там, в холле.
Вот через ту дверь, пожалуйста
Я решил, что лопухи прибыли слишком рано, поэтому отодвинул
пиво и пошел встретить их. Каково же было мое удивление, когда я
обнаружил там двоих из военной полиции. Они были на мотоциклах,
в бриджах, все перетянутые белыми ремнями и в белых шлемах.
— Это что еще за шутки с фунтовыми бумажками, парень? —
спросил один из них.
— Очень просто, — объяснил я. — Все, как я сказал бармену. У
меня была фунтовая банкнота. Он нашел ее потом у себя в кассе.
— Точно нашел? — спросил полицейский. Они посмотрели друг на
друга Я понял, что отделаться от них будет непроста Одному было уже
около пятидесяти, его лицо разрезал некрасивый шрам, только частично
прикрытый большими усами. Грудь разукрашена ленточками боевых на¬
град. — Ну-ка посмотрим твой бумажник, сынок. Думаешь, мы не знаем
этот трюк? Я его проделывал в барах Каира, когда над тобой еще папаша
сюсюкал. Твой приятель вручил бармену эту фунтовую бумажку, потом
ты даешь ему десятишиллинговую, и глядишь этаким невинным бараш¬
ком. — Он передразнил тоненьким голоском: — «Загляните в свою кас¬
су, сэр». Только- бармен уже навидался таких штук, да и мы тоже.
Пройдем-ка с нами, и не думай, что легко отделаешься.
426
— Это будет страшно неудобно, капрал. — Сайлас спускался вниз
по лестнице от входа, похлопывая по ладони офицерской тросточкой.
Оба полисмена сразу подтянулись и отдали честь.
Сайлас подошел близко ко мне. Он чуть не воткнулся в меня
носом:
— Какого черта-дьявола вы тут делаете, Картрайт?
— Я в баре дал десятишиллинговую бумажку за фунтовую. Очень
сожалею, сэр. Я ведь мог просто ошибиться.
— Ишь, ловкач, — захрипел Сайлас. — Чертов хитрюга. Солдат
называется. Кошмарный ты тип. Ты кто такой?
— Я кошмарный тип, сэр, — вытянулся я.
— Вот это правильно, — с расстановкой сказал Сайлас. — Гнусный
никчемный негодяй.
— Он работал с кем-то в паре, сэр, — сказал полисмен, — возмож¬
но, с кем-нибудь из штатских.
— Я тебе сколько раз объяснял, чтоб не надирался и не связывался
со штатской шпаной, — проговорил Сайлас. — Я штатских ненавижу.
Понял ты или нет? Я их ненавижу, и если когда-нибудь поймаю тебя
с одним из них кастрирую, понял?
— То есть от гомиков держаться подальше, сэр? — огрызнулся я.
Мне не надо было притворяться испуганным, эти двое уже собирались
потребовать у меня документы, и если Сайлас не перестанет переиг¬
рывать, они в любой момент могли попросить и его показать документы.
Я думал, он хлопнет меня своей тросточкой. Он так размахивал ею,
как будто дирижировал оркестром Лондонской филармонии, исполняю¬
щим увертюру «1812 год».
— Если бы ты не был мне нужен в последующие десять дней,
я бы позволил им забрать тебя и выбить всю дурь. Ты это знаешь
или нет?
— Да, сэр, — ответил я. Я видел, что старший полисмен твердо
решил забрать меня.
Он повернулся к Сайласу:
— Боюсь, сэр, что здесь серьезный случай. Это ведь также и граж¬
данское нарушение.
— Не говорите мне о гражданских, — сказал Сайлас с еще боль¬
шим раздражением, чем когда он говорил со мной. Я уже подумал, что
он сейчас скажет полисмену, что тот выходит из образа и плохо играет
свою роль, но он не сказал. Полисмен дрогнул. — Я штатских нена¬
вижу, — продолжал Сайлас, — и никакой гражданский суд не будет
судить одного из моих парней., это что, медаль за службу в Индии?
— Да, сэр, — сказал • старший полисмен. — А это за службу на
границе Пакистана и Британской Индии, в Северо-Западной погранич¬
ной провинции.
— Отличный набор, — сказал Сайлас. — Это какой же гол трид¬
цать восьмой?
427
— Именно, сэр, тридцать восьмой. Я был еще мальчишкой.
— Вы должны были пройти через ту воинскую часть в одно время
со мной. А имя адъютанта не помните?
— Нет, сэр, — ответил полисмен. — Уж очень давно это было.
Сайлас улыбнулся:
— Лаутер его звали, — пояснил он. — Это был мой отец.
— Неужели, сэр? — сказал полисмен, пытаясь сделать вид, что он
так же рад этому, как и Сайлас.
Сайлас, конечно, блефовал рискованна Его отец никогда не был в
армии. Он был врачом.
— Надо отметить, — оживился Сайлас. А эту падаль оставьте мне.
Картрайт?
— Да, сэр, — вытянулся я.
— Убирайся отсюда. Иди к машине. Принеси холодной воды и кон¬
цы. Чтоб ни пятнышка! Чтоб блестела! Я еще внутрь загляну, и если
там будет хоть одна пылинка, Картрайт, ты у меня попрыгаешь. Чтоб
вычищена была сверху донизу, от крыши до днища. Отдрай ее до
прозрачности, до полного исчезновения. А не то сам исчезнешь — в
уютную оранжерейку на три месяца Понял?
Минуту я молчал. На дворе был собачий холод, и я знал, что ему
придется отступить, если бы я сказал, что пусть уж меня лучше за¬
бирают в полицию. С другой стороны, на операции Сайлас иногда те¬
ряет чувство реальности. Я имею в виду, что он способен так увлечься
своей ролью, что вполне может позволить им забрать меня.
— Да, сэр, — выдавил я наконец.
— И отдайте капралу десять шиллингов бармена
Я отдал.
— Это была ошибка, — повторил я.
— Ну, разумеется, — саркастически кивнул Сайлас, и когда они
все трое повернулись, чтобы войти в бар, я услышал, как Сайлас ска¬
зал: — Все очень трудно доказать, я это понял, когда он начал ныть,
что это ошибка Очень трудно доказать обратное.
Бармен дал мне ведро воды. Наверно, он туда еще льда подсыпал,
судя по ее температуре. У меня руки посинели от холода, когда я
начал драить наш разведавтомобиль. Если бы старик Каплан увидел
меня за этим занятием, он бы оборжался: начищать эту чертову маши¬
ну, как ее не чистили никогда в жизни, и все для того, чтобы вернуть
ее обратно на грязную площадку автомобильной свалки.
Лопухи прибыли в 130 ночи. Они приехали в шикарном «линкольн-
континентале». За рулем был шофер в униформе, на заднем сиденье
обретались два типа в костюмах, которые обычно носят управляющие
банков, а также бледнолицый франт с цепочкой для часов и цветочком
в петлице — Джиджи Грей.
— Бригадир Лаутер? — обратился он ко мне.
— Сейчас найду, — ответил я и рванул в бар.
428
Сайлас и оба полисмена увлеченно беседовали о войне, забыв обо
всем остальном.
— Африканская делегация здесь, — доложил я, старательно отда¬
вая честь.
— А, вот и они, — сказал Сайлас. — Лучше сделаем вид, что вы
официально сопровождаете меня, а то еще начнутся вопросы, почему
мы тут пьем вместе. Эти нудяги из министерства иностранных дел
тоже не лыком шиты.
Оба полисмена вышли с Сайласом. Сайлас отдал честь всем, даже
Джиджи, а потом сказал полисменам:
— Благодарю за работу. Я не думаю, что нам понадобится эскорт,
когда мы будем возвращаться в Лондон. Это неофициальная поездка
Оба полисмена с великим тщанием отдали честь Сайласу, потом
оседлали мотоциклы и с ревом умчались.
— Я подумал, что лучше устроить все как можно менее офици¬
ально.
— Мое правительство желает,-чтобы сделка держалась в тайне, —
сообщил Сайласу военный министр.
— Согласен, — кивнул тот. — Я поеду в своей машине. Прикажите
вашему шоферу следовать за мной. Лучше всего видно с дороги, если,
конечно, вы не хотите попасть к другой делегации.
— Нет, — сказал военный министр.
Мы забрались в нашу машину. Я медленно вел ее по дороге.
— Надо бы отказаться от этого трюка с фунтовой бумажкой, —
сказал я.
— Да, — бросил Сайлас. Он был зол.
— Такая удача, что вы узнали медаль.
— Удача? — переспросил Сайлас. — Отнюдь нет. Научная подготов¬
ка. Я уже тысячу раз говорил тебе об этом. Наша профессия не для
лодырей или идиотов и не для людей, которым деньги нужны неизвестно
для чего. Нужно все время работать, узнавать новое, уметь сосредото¬
читься. Последние три дня я работал: армейский устав, мемуары, умение
распознавать награды и танки. Об армии я теперь знаю больше, чем кто-
либо из офицеров здесь на полигоне. Дайте мне побыть с каждым из
них десять минут, и я сумею их убедить, что это они самозванцы.
— Сайлас, вы старый развратник, — ухмыльнулся я.
Сайлас улыбнулся. Мы еще немного проехали в молчании, а потом
он вдруг выдал:
— Тебе нужно всерьез заняться своей профессией и забыть всю эту
археологическую чепуху. Ничего из этого не выйдет.
И, конечно же, он был отчасти прав.
Я притормозил, когда мы подъехали к намеченному месту.
— Если этот тип замышляет путч, — сказал Сайлас, — ему по¬
надобится противопехотное оружие, а не только противотанковое.
Обязательно намекни, что установка «виджилант» — отличное проти-
429
вопехотнос средства Я.изобрел для нее прибор инфракрасного видения.
Ты выучил свою часть диалога?
— Да, — ответил я.
Мы остановились в том месте, что и днем. «Линкольн» тоже оста¬
новился. Сайлас подошел к нему и постучал по козырьку тросточкой.
Он одарил лопухов самой обаятельной улыбкой.
— Итак, мы находимся здесь, на пригорке, — начал свои объяснения
Сайлас — Установка называется «виджилант». Это первая полностью пе¬
реносная управляемая противотанковая установка, обслуживаемая одним
человеком. — Сайлас говорйл все это без особого энтузиазма, перечисляя
данные, как будто ему ужасно надоело повторять все в сотый раз. — Один
человек может управлять батареями из шести снарядов. Полдня обуче¬
ния — и любой рядовой сможет поражать девять мишеней из десяти...
— Обучаться, как здесь? — спросил Ава'ва. — С настоящим танком
в качестве мишени? Накладна — Он налил Сайласу стакан вина. Себе
он налил воды.
— Нет, тренируются на моделях, — пояснил Сайлас. — Возможно,
мы дадим вам также одну такую мишень. На расстоянии в полторы
тысячи ярдов поражается башня танка. В снаряд встроено стабилизи¬
рующее устройство, которое дает команды прицелу оператора. Это обес¬
печивает попадание более простым и надежным способом, чем другие
ракеты, управляемые по проводам. Без сомнения, это самое замечатель¬
ное противотанковое оружие, которое когда-либо было изобретено. Вот
здесь простая схема и некоторые данные. Вообще, это всего лишь ма¬
шинописная распечатка, но такова наша стандартная инструкция. Пе¬
хотинец несет ящик, в котором находится снаряд Этот ящик является
одновременно и пусковой установкой. Устанавливается он за две секун¬
ды, а весит вместе со снарядом всего пятьдесят один фунт. Его легко
разместить на машинах, таких как мой «феррет», и на вертолетах. —
Когда он говорил, послышался рев мотоциклов и два полицейских про¬
мчались по дороге в направлении от основной базы. Они притормозили,
поравнявшись с «ферретом», но только затем, чтобы помахать Сайласу,
который приветственно поднял стакан, пока они проезжали мимо, улы¬
баясь и обдавая нас выхлопными газами. Сайлас даже не прервал своих
объяснений. — Оператор управляет им с помощью прицела, который
держит в руках.
— Изменяя положение элеронов или что-то вроде этого? — встрял
Джиджи, пытаясь поддержать умный разговор.
— Двигатель на твердом топливе, — продолжал молоть Сайлас —
Закрылки и автопилот с гиростабилизатором приводятся в движение
газом, поступающим из ракетного двигателя. Точные параметры указа¬
ны в инструкции, которую вы держите в руках. Приблизительные раз¬
меры — три с половиной фута в длину и менее фута в ширину. Могу
только сказать вам, джентльмены, что это надежный убийца — танков,
машин, пехоты и вообще всего, что попадается ему навстречу.
430
Ибо Авава с энтузиазмом кивнул.
— Ветер холодный, — сказал он. — Сядем в машину.
Сайлас влез в «линкольн», продолжая говорить, но я уже не мог
слышать, о чем они там толковали. Я увидел, как шофер вытащил
внушительный ящик. Он вынул оттуда вино, холодных цыплят, паштет
и салат и накрыл небольшой столик, раскладывающийся внутри «лин¬
кольна». Я решил, что сделаю такой же в моем красном «роллсе». Я
видел, как Сайлас откинулся назад и принялся за бутерброды и вино.
Тут они вспомнили обо мне, сидящем в промозглом бронированном
автомобильчике. Они прислали мне цыплячью ногу и стакан кока-колы.
Их принес Джиджи. Он сообщил:
— Бригадир сказал мне, что вам не разрешается пить на службе.
— Разумеется, — ответил я.
Джиджи забрался в машину. Он был долговязый, одет в дорогой
готовый костюм с модной рубашкой и вязаным жилетом. Он смотрел,
как я ем цыпленка. Когда я прикончил его, он предложил мне сигары.
— Не возражаю, — сказал я, выбрав одну.
Он взял ее у меня и отрезал кончик золотым ножичком, потом отдал
мне и зажег.
— Давно знакомы с вашим бригадиром?
— Я с ним нс знакрм, — ответил я.
— Нс знаком? — переспросил Джиджи.
— Как это я могу иметь знакомым бригадира?
— Я нс так выразился, — поправился Джиджи. — Как давно вы
у него служите?
— Два года с перерывами, — сказал я. — А как офицера части я
его знаю четыре года
— Порядочный срок, — протянул Джиджи.
— Да уж, — согласился я. — Долгонько, но зато работа непыльная.
Я курил сигару, наблюдая за орудиями и танками. Один из танков
завел мотор и двинулся вперед, тяжело перевалив через ближайшее
возвышение. Он занял новую позицию, причем его корпус хорошо вы¬
рисовывался на горизонте. Я бросил взгляд на «линкольн». Сайлас на¬
клонился вперед, указывая на танк, а военный министр смотрел в
бинокль, слушая комментарии Сайласа Должно быть, военный министр
что-то сказал своему помощнику, потому что тот открыл дверцу, вышел
из машины и подошел к нам с Джиджи.
— Привет, Чарльз, — сказал Джиджи.
Чарльз был очень черный негр, одетый в дорогой .костюм из твида
и шляпу из' той же материи. Башмаки на нем были начищены до
зеркального блеска. До нашей машины он дотронулся так, словно ее
недавно опрыскали раствором с каким-нибудь смертельно опасным ви¬
русом. Когда он заговорил, это была пародия на оксфордский прононс,
причем акцент у него оказался настолько кошмарным, что я едва, по¬
нимал его.
431
— Привет, Джиджи, дорогой, — сказал Чарльз.
— Вышел подышать свежим воздухом? — осведомился Джиджи.
— Его светлость решили, что мне это будет полезно, — доверитель¬
но сообщил мне Чарльз. — Ваш бригадир, кажется, отлично столковал¬
ся со стариком.
— Он потрясающий тип, — объяснил я. — С любым может стол¬
коваться. Вообще он офицер что надо, этот Лаутер. Он, правда, строгий,
но зато справедливый, а уж на оружии, не поверите, просто помешан.
Он без конца осматривает вооружение, ведь он отвечает за списание
артиллерийских и противотанковых орудий..
— Да, это мы знаем, — протянул Чарльз.
Я продолжал:
— Иногда он говорит: «Вот с этим орудием больше нс возитесь.
Перестаньте его чистить, ребята. Спишу-ка я его. А если штабные
дурни спросят, почему оно грязное, так и скажите, что, мол, бригадир
Лаутер его списывает». А тут раз он решал насчет того вооружения,
что еще можно использовать. Прямо так и сказал, что мы должны
помнить, что орудия еще продадут иностранным армиям, а там с ними
возиться таким же солдатам, как и мы, только иностранным. «Поэтому
присматривайте за пушками, парни, — сказал он, — а то затвор отдаст
назад и покалечит какого-нибудь беднягу негритоса, неважно из какой
страны. Они все равно ваши коллеги». Так и сказал, ей-Богу... Я-то об
этом раньше никогда не задумывался. Странно поначалу было это слы¬
шать, только теперь я соображаю, что он хотел сказать. Вот, например,
стоят пушки для перепродажи. Он только глянет на их затворы и сразу:
«В металлолом», и так на все сорок пять пушек в линии. А на них ни
пятнышка, почти новенькие. Мы, конечно, пялимся на него, с чего это
он? А он говорит: «Продадим их, и попадут они какому-нибудь бедняге
негритосу. Выглядят-то они вполне, а я просмотрел их послужной спи¬
сок, особенно состояние затворов, и вижу: усталость металла, никуда
не денешься. Не надо мне, чтобы эти обманки покалечили какого-ни¬
будь негритоса». Так сказал он. Ну, вообще-то он по-другому выразился,
мол, не хочу, чтобы эти неисправные орудия покалечили какого-нибудь
солдата, ну, как я понял, так и передаю. «Они наши братья по ору-
. жию», — сказал он. Братья по оружию. Да, скажу вам прямо, джент¬
льмены, он правильный старый чудила, этот бригадир Лаутер.
Я глубоко затянулся сигарой, пока Джиджи и Чарльз обменивались
взглядами. Теперь они были уверены, что Сайлас — один из самых
крупных махинаторов, носящих военную форму. Из «линкольна» послы¬
шался резкий стук. Сайлас показывал тросточкой в сторону полигона.
Танк снова задвигался. С другого холма выстрелил «виджилантк Вы¬
летела небольшая ракета, таща за собой провод и меняя направление
по мере того, как солдат корректировал ее полет прицельным устрой¬
ством. Казалось, прямо перед танком снаряд притормозил слегка, затем
послышался громкий взрыв. «Центурион» вздрогнул и остановился. Бы¬
432
ло произведено еще два выстрела по лобовой броне, а потом послышался
глухой шум взметнувшегося вверх пламени, когда танк загорелся.
— Испекся, — заметил я.
— С трех выстрелов, — заметил Чарльз.
— По добозой броне, — сказал я. — А они толщиной сто пятьдесят
два миллиметра в некоторых местах. Если бы танк был в положении, когда
корпус отклонен назад, то его подбили бы с первого же выстрела — Шум
усилился, когда управляемый по радио танк весь исчез в пламени.
Сайлас и военный министр вышли из «линкольна*.
Сайлас улыбался.
-Ну что зы думаете об этом, Картрайт? — крикнул он мне.
— Этот «зиджилант* — просто супероружие, сэр. Я только что го¬
ворил этим джентльменам. Если бы попало спереди под лобовой броней,
то он сразу испекся бы. А ночью можно было бы показать то же самое,
но с инфракрасным прибором-
Сайлас тр и о к.1Л к губам тросточку.
— Что за инфракрасный прибор? — заинтересовался военный министр.
— Вообше-то данные не для распространения, — вроде бы замялся
Сайлас. — Но в начале следующего года они уже у нас будут, так
что никому не повредит, если вы узнаете о них. Я смог бы достать вам
несколько штук, но это будет безумно дорого- Итак, прибор, который
наводится но тепловому излучению и уже не отстает от цели. Потом
достаточно только нажать кнопку- Ночью тот танк можно было бы
спокойно подбить, причем экипаж даже не увидел бы снаряда.
— По тепловому излучению? — вскинулся военный министр. —
Так его можно использовать против пехоты?
— Тепла человеческого тела вполне хватит для наведения, — сооб¬
щил Сайлас. — Конечно, дороговато, но пехоте таким противотанковым
орудием можно нанести ущерба больше, чем шрапнелью.
— Неужели? — задумчиво переспросил военный министр. — Ужас¬
но, не правда ли?
— Да, — согласился Сайлас. — Но ведь ваша армия собирается
использовать его как противотанковое орудие, не так ли?
— Нельзя ничего сказать заранее, — вздохнул военный министр.
— Это верно, — вздохнул Сайлас.
Глава 8
ЛИЗ
Той ночью после ужина с Ибо Ававой и Джиджи я вернулась в
нашу квартирку над конюшней слегка навеселе. Сайлас, был внимате¬
лен и деловит. Он все записал в своей маленькой книжечке. Его план
нам всем понравился, и он был прав, что оставаться нам с Бобом в
4ЛЗ
старой квартире нельзя. Мы упаковали вещи, доехали до отеля «Честер»
и расположились там в двух соседних номерах.
Они еще поспорили немножко насчет Санта-Клауса, но я точно
знала, что Сайлас будет забывать кормить его. Спать нам совершенно
не хотелось, хотя мы приехали в отель в пол четвертого ночи. Мы
заказали в номер шоколад и бренди и сели обсудить новое дело. Боб
так и остался в своем свитере с высоким воротом и джинсах. Он все
жаловался на то, что ему достаются роли мальчиков для битья или на
побегушках, и клялся, что не будет армейским шофером Сайласа в
новой операции, но мы все знали, — когда дойдет до дела, Боб испол¬
нит все так, как скажет Сайлас.
Сайлас подобрал Боба — можно даже сказать, усыновил его —
три или четыре года назад, когда тот занимался мелким жульни¬
чеством.
— Я был просто мелким воришкой, когда старый Сайлас встретил
меня. Я мошенничал с заказами по почте.
— Создал фиктивное агентство по рассылке товаров по почте?
— Реклама агентства, шикарная печать и прочие причиндалы, да
еще трехпенсовые марки, приложенные для письма с ответом? Нет,
для меня это было слишком сложно. Я отправлял в агентства, рассы¬
лающие заказы по почте, заказы по восемь фунтов на часы, дешевые
бинокли и всякие штучки для автомобилей. Я отправлял первый
взнос каждому из десяти агентов одновременно, а когда они присыла¬
ли мне товар, я продавал его из-под полы. Эти фирмы никогда не
возникают, если долг им составляет меньше десяти фунтов. Наклад¬
нее будет затевать дела
-Все-таки это опасно, — заметила я, хотя не могла представить
его себе за этим занятием. Он выглядел таким хрупким, тюрьма доко¬
нала бы его. — Пей свой шоколад, — напомнила я ему.
— Да нет, вовсе не опасно. Сайлас сказал мне, что возвращают
только тридцать три процента долгов по почтовым заказам, тогда как
по обычным долгам это составляет уже семьдесят пять процентов. Сай¬
лас объяснил, что я напал на надежную жилу, только, во-первых, это
было слишком мелким мошенничеством, а во-вторых, я бы все равно
попался. Неизбежна
— Что же случилось?
— Я ходил по домам в Лидсе, предлагая товар. Сцепился с другим
торговцем, а тут прибыли из полиции. Меня засадили на шесть месяцев.
Это было страшна В жизни больше туда не попаду. Я встретил Сай¬
ласа в тот же .день, когда вышел из тюрьмы.
— Я люблю. Сайласа, — сказала я.
Боб уставился на меня.
— Да, в нем есть нечто, — признал он. — По-моему, все его
любят. Ты видела, как лопухи просто влюбляются в него? Наглядный
пример — те двое бедолаг в Нью-Йорке. За одно доброе слово, руко¬
434
пожатие, улыбку, ласковый взгляд готовы были из штанов выпрыг¬
нуть. Это любовь, и Сайлас это знает. Он ее пьет, ест и в ней
купается.
— Все так, — подтвердила я. — Это действительно любовь. И как
бывает в любви, он еще подталкивает отношения к тому краю, за ко¬
торым начинается раздрызг.
— Разочарование, — поправил меня Боб.
— Да, — согласилась я. — И не только с лопухами он так посту¬
пает.
— Ты имеешь в виду нас? — спросил Боб.
— Ть: же знаешь, что это так. Он презрительно усмехается
или отпускает злые шуточки и все время критикует и критикует,
пока я нс почувствую, что готова закричать или ударить его. Но
он ведь тщательно следит за этим, и только наступает такой
момент, как он включает на полную мощность свое обаяние, го¬
ворит ласковые слова, так что я бросаюсь его обнимать и кля¬
сться в вечной любви.
— Ага. Я все это видел, — согласился Боб.
— Знаю, что видел, — вздохнула я. — А ты знаешь, что я прези¬
раю себя за это?
— Да, знаю.
Боб налил немного сливок в блюдце и поставил его на пол. Сан¬
та-Клаус долго глядел на блюдце. Потом все-таки подошел и принялся
лакать сливки.
— Ты думаешь, он на тебе женится? — Боб внимательно смотрел
на меня.
— Не знаю, — ответила я. — Он однажды сделал мне предложе¬
ние, только очень давно.
— Он эгоист, — решительно заявил Боб. — И весь поглощен собой.
Он никогда не женится во второй раз. Ни на ком.
— Я не думала об этом, — соврала я.
— Ох, только не надо. Никогда не думала об этом? Жизнь ты
ведешь довольно эмансипированную, но только не говори мне, что ни¬
когда не думала о замужестве.
— Не суйся, куда не надо, — отрезала я. — Держи язык за зубами,
занимайся своим делом, выполняй то^ что тебе приказывает Сайлас, и
я буду делать то же самое, так что у нас будут деньги, и вообще все
будет в порядке.
— Я не хотел доводить тебя до слез, — виновато сказал Боб.
— Меня интересуют только деньги, — упрямо заявила я. — На той
неделе у нас будет, что делить — триста тысяч фунтов стерлингов. А
из-за Сайласа я плакать не стану. И ни из-за кого другого.
— Я не хотел сказать, что ты плачешь. Не знаю, почему я это
сказал, просто слетело с языка
Боб обнял меня и дал мне свой большой грязный носовой платок.
435
Сайлас однажды подсчитал, что 90 процентов мошенников ловятся
на какой-нибудь небрежности. Проанализировав двадцать восемь таких
дел, он вывел, что 75 процентов ловятся на том, что их видели вместе,
тогда как они выдают себя за незнакомых друг другу людей. Сайлас
тщательно следил за этим, поэтому я много времени проводила одна.
Некоторым людям нравится одиночество. Боб, например, любит, чтобы
его оставляли наедине с кучей книг о древних цивилизациях, раско¬
панных где-нибудь в пустыне, но я нуждаюсь в общении. Я не могу
долго оставаться одна Пару поручений Сайласа я исполнила. Во-пер¬
вых, сходила в министерство обороны и представилась журналисткой,
пишущей статью об армии в журнал для детей. Так что я раздобыла
все сведения о демонстрации противотанкового оружия. Когда я расска¬
зала Сайласу о визите, он сразу забегал, моментом достал армейский
автомобиль и форму для себя и Боба
Я беспокоилась, как они справятся с ролью военных, но Боба вол¬
новало только то, что он будет рядовым, а не сержантом.
— Почему ты не позволишь ему быть сержантом? — спросила я
Сайласа.
— Да мне просто за человека-то его будет нелегко выдать, — от¬
ветил. он с досадой.
Я поняла, что Сайлас имел в виду: ведь даже с обстриженными
волосами и в запачканной форме (чтобы казалась поношенной) Боб все
равно выглядел до невозможности не по-военному. Сайлас же, напротив,
просто наслаждался своим мундиром. Знаменательно, что он предпочел
надеть свою старую форму и все регалии до последнего значка. Навер¬
ное, все-таки война была вершиной его жизни. Ореол армейской роман¬
тики, ритуалов, риска, приказов и заданий были частью жизненного
кредо Сайласа. Более того, именно оно лежало в основе его ежедневных
наставлений Бобу и мне. Только боюсь, что для армии Сайласа Боб и
я были неподходящим материалом.
В Бовингтоне все сошло гладка Вообще, все шло прекрасно. Они
понаблюдали стрельбу, и после завтрака из холодных цыплят, сервиро¬
ванного в машине посольства Магазарии, Ибо Авава дал Сайласу гото¬
вый контракт на покупку противотанковых орудий, а сверх того добавил
за мифический прибор инфракрасного видения. Сайлас все-таки угово¬
рил его.
Авава попросил Сайласа организовать отправку груза через малень¬
кую компанию, совладельцем которой был Джиджи. Как он сказал, они
и раньше пользовались ею для различных «негласных операций». Так
он выразился. Сайлас только этого и добивался, а мистеру Ававе он
прозрачно намекнул, что все понимает, но, будучи всего лишь бедным
армейским офицером, нуждается в деньгах для закупки орудий, по¬
скольку даже если бы они прошли как металлолом, то цена все равно
была бы ему не по карману. Без лишних слов Авава выписал чек на
его имя на пятнадцать тысяч фунтов.
436
— Это на срочные расходы, — сказал он. — Мистер Грей заплатит
вам остальное после того, как вы сделаете на него заявку.
— Металлолом не выставляют на аукцион, — заливал Сайлас. —
Иначе дилеры сговорятся и наживут кучу денег на понижении цепы.
Поэтому металлолом продают по твердым ценам в зависимости от ка¬
чества металла. Одно дело чистый металл, а другое — тот, в котором
есть различные добавки, так что его труднее переработать. — Нам
Сайлас объяснил, что лопухи не должны знать об аукционной продаже,
иначе они могли явиться туда, увидеть предлагаемые цены и раскуме¬
кать, какова все-таки реальная стоимость.
Работать с мистером Ававой было одно удовольствие. Все документы*
были подготовлены очень быстро. Сайлас подписал корешки чеков и
хранил у себя огромный пергамент, который начинался словами: ♦Ко¬
ролевство Магазария в установленном порядке-*, пестрел выражениями
вроде «вследствие чего», «вышеозначенный» и «стороны принимают на
себя обязательства». Сайлас твердил, что это изумительный документ,
и прочел лам его вслух дважды. Я смеялась, но Боб все продолжал
жаловаться, что Сайлас заставляет его мыть машину, и, по-моему, даже
не обратил внимания на доцент, который гарантировал нам триста
тысяч фунтов. Сайлас же сказал, что Боб чуть не сорвал всю операцию
своим старым трюком с банкнотами. Если бы не Сайлас, то Боб уже
сегодня сидел бы в тюрьме, но Боб заявил, что часть вины лежит на
Сайласе. Боб все рассказывал мне про жизнь хеттов или что вавилоняне
ели за завтраком. Мама говорила, что жизнь мужчины разделяется на
восьмилетие периоды. В первые восемь лет они болеют корью, коклю¬
шем и дифтерией, во вторую восьмилетку узнают, что на свете суще¬
ствуют девочки, а еще падают с велосипедов. Потом неизбежные прыщи,
спортивные автомобили и тесные воротнички, и так до 24 лет, когда
они, наконец, «угомонятся». Наверное, для Боба наступил как раз по¬
следний период. Для окружающих это было очень утомительно, и я
только горячо надеялась, что он изменится в последующую восьмилет¬
ку, — до того возраста, который мама называла «периодом вставных
зубов и побегов на сторону».
Меня вдруг обуяло желание заняться домашним хозяйством. Я вы¬
чистила наш коттедж от крыши до подвала, разложила все белье и
расставила хрусталь и фарфор по порядку сверкающими рядами. Я
накупила пепельниц, салфеток и вазочек; и везде были свежие цветы.
Боб заметил, как я преобразила наше жилище, и сказал мне об
этом. Я чуть не обняла его, потому что Сайлас в таких случаях ронял
два-три слова одобрения, и все. Я вдруг обнаружила, что с Сайласом
мне неспокойно. Я все время была в напряжении, когда он находился
рядом. Не то чтобы си жаловался или спорил, просто у меня появилось
чувство, что ему больше не нужны ни моя помощь, ни мое мнение, ни
моя любовь. Сайлас забрался обратно в свою раковину и мог молчать
часами. Мне иногда хотелось, чтобы он сделал что-нибудь такое, что я
437
могла бы понять, даже ударил меня. Все же лучше, чем то, что про¬
исходило с нами сейчас.
Мы все должны были соблюдать предельную осторожность, когда
пользовались нашим коттеджем — ведь стоило Джиджи увидеть нас
троих вместе, как он сразу бы все понял. Так что, когда мы появлялись
там, то тщательно проверяли, нет ли поблизости кого-нибудь, сидящего
в машине и с ненормальным интересом читающего газету вверх ногами.
Вечер накануне того дня, когда предстояло ехать в Саутгемптон
маркировать ящики, мы провели дома в коттедже. Я любила жить там,
готовить еду на своих двоих мужчин, подметать пол и смотреть теле¬
визор. Сайлас никогда не желал смотреть тс программы, что нравились
мне и Бобу. Хотя как он сам мог выдерживать эти викторины и эст¬
радные программы, я была не в состоянии понять. Он фыркал и раз¬
дражался, когда шла телепостановка, но мы с Бобом хотели смотреть
ее, — и ему ничего не оставалось делать.
— Ну, я не потащил бы его через эти чертовы джунгли, — заявил
Сайлас.
— А что еще они могли сделать? — спросила я.
— Оставить его там, — безапелляционно сказал Сайлас. — Там
летчик за все отвечал. Он должен был думать о том, что лучше для
всех.
— Нельзя же было оставлять его на съедение муравьям, — возму¬
тился Боб.
— Муравьи-убийцы, — фыркнул Сайлас. — Все это чепуха. Нет
никаких муравьев-убийц, все выдумки.
— Он же был ранен, — вступила я. — Они должны были нести
его.
— А как они могли его оставить? — не унимался Боб.
— Прежде всего объяснить старому архитектору, что нести его оз¬
начает гибель для всех. Если бы они бросили его, радист не вырубился
бы как раз тогда, когда у них снова заработал передатчик. Командовал
пилот, и он должен был оставить его, — объяснил Сайлас.
— А этот старик-архитектор такой симпатичный, — заметила я. —
Он мне больше всех понравился. Я бы ни за что его не оставила.
— Ты сказала, что тебе нравится пилот, — напомнил Сайлас
— Мне нравится пилот, но архитектор еще больше.
— Все-таки как они могли его оставить? — снова спросил Боб.
— Ну что ты заладил: «как они могли его оставить», — раздраженно
ответил Сайлас — Побывал бы на войне, узнал бы как. Ты просто объ¬
яснил бы.ему, что для спасения других необходимо его оставить. Или
еще проще — что у тебя болит рука и ты не можешь больше нести его.
— Болит рука? — переспросила я.
— Он бы понял намек, — объяснил Сайлас — Ты говоришь, что
у тебя болит рука, и человек, который тебя задерживает, понимает
намек.
438
— У меня болит рука, — повторил Боб. — Надо запомнить это на
тот случай, когда мне захочется кого-нибудь оставить в джунглях.
Нужно только сказать, что у тебя болит рука, и оставить его на съе¬
дение муравьям-убийцам.
— Да говорю же вам, нет никаких-муравьев убийц. — Сайлас был
крайне раздражен.
По телевизору дали заставку новостей, и Сайлас шикнул на нас.
На экране показались лохматые пальмы, потом стреляющие пулеметы,
потом узкая улочка с марширующими по ней солдатами-неграми. «Сол¬
даты пятнадцатою полка Республики Магазария сегодня наводили по¬
рядок после путча, устроенного силами безопасности Магазарии. В
заявлении министра внутренних дел Магазарии говорится, что в Порт-
Бови было сегодня все спокойно после отдельных ночных вспышек
сопротивления путчистов». На экране появились солдаты, стреляющие
вдоль пустой улицы, в сопровождении заезженной звуковой дорожки,
используемой на телевидении каждый раз, когда пускают какой-нибудь
немой военный фильм. Комментатор продолжал: «Пять высших офице¬
ров армии Магазарии были расстреляны на главной площади Порт-Бови
вчера ночью перед четырехтысячной толпой. Приговоренных офицеров
доставили на площадь Свободы на армейских вертолетах. Их пригово¬
рили к расстрелу за участие в попытке переворота два дня назад».
— Началось, — прокомментировал Сайлас.
— Это ужасно, — проговорила я. — Жаль, что мы впутались в это
дело. Мне противно, что мы помогаем людям убивать друг друга
— Мы не помогаем им, — возразил Сайлас — От нас они получат
только металлолом.
— Жаль, что мы замешаны в этом деле, — повторила а
Новости продолжались. «Мы располагаем сенсационными кадрами,
снятыми в Нью-Йорке Сегодня пожарные и санитарные машины целый
час стояли около здания, расположенного неподалеку от Уолл-стрит, с
крыши которого собирался броситься человек. Переговариваясь по ра¬
ции, две группы спасателей взобрались на крышу здания федерального
суда, откуда этот человек готовился прыгнуть».
Камера покачивалась, так как следовала за человеком, взбирающим¬
ся на крышу огромного здания, похожего на храм. Прожекторы высве¬
тили фигурку человека, цепляющегося за статуи богов и лошадей, пока
он медленно пробирался вдоль парапета. Внизу группа пожарных рас¬
тянула огромный брезент, спотыкаясь на ступеньках в попытке держать
его в секторе возможного падения. Камера следовала за человеком, пока
он дюйм за дюймом продвигался среди каменных фигур, казавшихся
немного больше настоящей величины, как иногда бывает в ночном кош¬
маре. Вдруг он повернулся и прыгнул вниз, описав дугу, уведшую его
далеко от брезента, и ударился о ступеньки, как тюк грязного белья.
Диктор сказал: «Движение было приостановлено на один час, но спа¬
сатели опоздали. Самоубийца — Карл Постер, преуспевающий нью-йор¬
439
кский фабрикант игрушек, который недавно понес тяжелые финансовые
потери. Съемки с помощью спутника Тельстар. Новости спорта Четыре
гола были забиты-»
Сайлас переключил телевизор на другой канал. Человек в смешной
шляпе с накладным носом проговорил: «Я спешу к доктору. Мне не
нравится, как выглядит моя теща-»
Я нащупала ногами туфли, надела их и встала
Потом я накинула пальто.
Сайлас следил за мной взглядом.
— Послушай, — сказал он. — Я скажу тебе, что мь: сделаем-
— Оставь меня г покое, Сайлас. Я возвращаюсь в отель.
Сайлас схватил меня за руки. Я подумала, что он хочет встряхнуть
меня, но мы стояли и смотрели друг на друга, а потом Сайлас отпустил
меня.
— Мы поговорим об этом завтра утром.
— Это будет самое лучшее, — согласилась я.
— Я тоже возвращаюсь в отель, — сказал Боб.
Сайлас рухнул обратно в кресло и усилил звук телевизора. «Я
пойду с вами, — проорал полисмен. — Я не могу вынести вида моей..»
Грохнули заранее записанные аплодисменты.
— Спокойной ночи, Сайлас, — повернулась я к нему, но он уже
громко гоготал и ничего не слышал вокруг.
Я спустилась по крутой лестнице к входной двери. Боб шел сзади
меня. Дворик был залит мерцающим голубоватым лунным светом. Я
ускорила шаг, стуча каблуками по булыжнику, но Боб догнал меня.
— Я гойду с тобой, — проговорил он, взяв меня за руку.
— Не надо обо мне беспокоиться, я сама справлюсь.
— Никакого беспокойства, — усмехнулся Боб. — Если ты уж очень
начнешь меня задерживать, я скажу, что у меня болит рука
— Да, — сказала я. — Как только я начну доставлять тебе беспо¬
койство, сразу скажи мне, что у тебя болит рука.
Он притянул меня к себе и нежно поцеловал в щеку.
-На следующей неделе Сайлас купил металлолом, сто девяносто
ящикоа Сайлас распорядился упаковать его в ящики определенного
размера* а это потребовало еще затрат и заняло лишних три дня. Ящики
должны были быть достаточно длинными, как будто в них действитель¬
но помещались «виджиланты». Потом ящики доставили на железную
дорогу, где груз должен храниться, пока его не отправят в портовый
склад- Сайлас и Боб собирались поехать туда посмотреть, все ли в
порядке, а поскольку магазарийцы и Джиджи никак не могли знать,
где находится груз, то Сайлас решил, что вполне можно и меня взять
с собой. Было ужасно холодно, но Сайлас не позволил мне надеть
норковое манта Он сказал, что оно привлечет внимание, хотя я утвер¬
ждала, что железнодорожники не способны отличить горностая от кро¬
лика Кончилось тем, что я надела куртку-дубленку Сайласа, зеленые
440
брюки и сапоги. И хорошо сделала На железнодорожной станции холод
был, как на подступах к Северному полюсу. Там и сям группки людей
в старых армейских куртках приплясывали около костров из сломан¬
ных упаковочных ящиков. Ветер свистел вдоль железнодорожных путей,
как поезд-экспресс, а мы шли, переступая через рельсы и стараясь
избегать комков грязи, покрытых тонкой коркой льда, которые выскаль¬
зывали из-под ног, как обеденные тарелки.
Наш Vi сто девяносто ящиков были складированы в дальнем углу
станции. Мы привезли с собой один ящик на грузовике, и Сайлас дал
каждому железнодорожному рабочему по фунту, чтобы они сгрузили
его и поставили поближе, так, чтобы до него было удобно добраться.
Внутри ящика находилось шесть «виджилантов». Сайлас взял их со
склада, выдающего напрокат старое вооружение кинокомпаниям, и до¬
рого заплатил, чтобы их покрасили и смазали. Сайлас поставил на нем
небольшую красную метку, чтобы знать, какой ящик можно смело от¬
крывать, когда он приедет сюда вместе с Ибо Ававой и Джиджи.
Сайлас и Боб промаркировали все ящики. Надпись гласила: «БХК
и К°. Импорт, Порт-Бови. Республика Магазария». Это было название
компании, которую Джиджи и Авава использовали для «негласных опе¬
раций». Для вящей предосторожности они еще написали на ящиках:
«Артиллерийский склад. Обращаться осторожно», а потом небрежно за¬
черкнули надписи. Это все заняло у них два часа, а в грузовике не
было обогревателя. Я бы могла им помочь, но они решили, что я при¬
влеку слишком много внимания.
Почти всю работу проделал Боб. Сайлас же большую часть времени
отчитывал Боба — мол, тот не так держит маркер, или указывал на
ящики, которые Боб пропустил. Оба к концу работы устали. Сейчас они
действительно выглядели как чернорабочие — лица грязные, куртки
измазаны краской, все в пыли.
Втиснулись на переднее сиденье грузовика, и Боб сказал, что он
голоден как собака. Сайлас согласился, что надо поесть. Хотя он де¬
монстративно выказывал большое неудовольствие по поводу того кафе,
в которое мы зашли, но на сандвичи с колбасой он набросился точно
так же, как и мы.
Глава 9
БОБ
Я уже давно не посещал забегаловки, где можно «хорошо поесть
на скорую руку», как их обычно рекламируют. Там было все как
надо: столики на одной ноге, хлебный пудинг, нарезанный большими
кусками, и общая ложка Сайлас пребывал в хорошем настроении. В
грузовике он даже напевал, причем не так уж фальшива Большущая
441
куча денег — такой никто из нас за свою жизнь не видел — была,
можно сказать, почти у нас в руках. Я уже почти решил заняться
археологией и бросить все эти дела с мошенничеством. А потом я
чувствовал себя не на месте в их компании. Я всегда был один. С
Сайласом очень трудно разговаривать; когда я говорил с ним довери¬
тельно, он отвечал, что нужно быть мужчиной, или взять себя в
руки, или перестать читать бесполезные книжки. С Лиз я тоже не
мог разговаривать по-настоящему, потому что, хотя я и сходил по
ней с ума, всегда оставался риск, что она вдруг представит мои
разговоры как предательство по отношению к общему делу, к Сайла¬
су, а то и передаст ему то, что я говорил.
Поэтому я держался особняком. Я еще пытался им обоим объяснить,
что я понял про цивилизацию, но они не слушали. Из прочитанных
книг мне стало ясно, что первые люди на земле охотились и сражались,
заботясь только о своей семье. Позднее в междуречье Тигра и Евфрата,
в долине Нила и Желтой реки, которые периодически разливались,
люди должны были уже работать сообща, чтобы защитить урожай от
затопления, поэтому они образовывали сообщества, связанные общим
интересом и существующие для общего блага. Вот в чем состоял ис¬
тинный прогресс, и мы должны извлечь из этого урок. Мошенник
же — явление антиобщественное. Я снова сказал им об этом, когда мы
ели сандвичи с колбасой, но Лиз только подхихикнула. Почему-то она
находила эту рабочую забегаловку очень забавной. Я попросил ее не
изображать из себя сноба И Сайласу сказал то же самое. Сайлас
ответил:
— А в тех сообществах, которые жили в долинах рек, там что, не
было общепризнанных мудрецов,' знахарей, шаманов, жрецов, которые
давали умные советы, предсказывали погоду и предупреждали о грозя¬
щих разливах?
— Думаю, что были, — согласился я.
— И они основывали свои предсказания на состоянии фаз луны?
— Возможно. — Я не понимал, куда он клонит.
— Да именно так, — сказал Сайлас. — Так вот, они не слишком
распространялись о своих знаниях. Они были умными, они придумали
магические танцы и ритуалы. Их знания и наблюдения над миром
обеспечили им власть и достаток, и они крепко держались за них.
Правильно? — Он отодвинул недопитую чашку с чаем.
— Вы не хотите больше? — спросил я его. Он покачал головой. Я
допил се, размышляя над последними словами Сайласа.
Профессор фон Шрайдер в своей книге «Месопотамия: плавильный
котел цивилизаций» говорил об этом по-другому, но Сайлас умел вы¬
вернуть наизнанку любые факты, чтобы доказать свое.
— Ну, вот мы и есть те самые шаманы, — продолжил свою мысль
Сайлас — Мы астрономы, знахари, словом, все то же с поправкой на
современность. Мы часть процесса естественного отбора, потому что мы
442
отбираем у глупых и неспособных их авторитет и богатство. Без нас
нарушилось бы природное равновесие. Если глупец будет преуспевать,
то наше общество потеряет динамизм и в конце концов развалится. Мы
часть жизненного процесса капиталистической системы. — Он добавил
тихо и искренне: — Это система, в которую я верю всем сердцем и за
которую сражался в той войне.
— Я тоже верю в нес, — поддакнула Лиз. Она собрала наши пус¬
тые тарелки. — А ты, Боб? — спросила она, пытаясь подстелить мне
соломки.
— Та-та-та! Я ненавижу эту вонючую систему, — сказал я. — Я
думал, вы это знаете.
— А что тебе в ней не нравится? — громко спросил Сайлас.
— То, что в ней командуют дяди вроде вас, — ответил я.
Водитель грузовика за соседним столиком крикнул:
— Давай, давай, парень, поддержи рабочих.
Сайлас надел очки и огляделся, изумленный тем, что, несмотря на
старую кожанку, за пролетария он здесь не сошел.
— Наверное, ты предпочел бы Вавилон? — спросил он.
— Вавилон, часто описываемый как бюрократическое и монархиче¬
ское город-государство, — попытался объяснить я, — дает тем не менее
основания предполагать, что его граждане были очень близки к жите¬
лям коммунистического общества в таких аспектах, как похоронные
расходы, плата за землю и налоги.
Сайлас кивнул, но я видел, что ему просто надоело болтать о пу¬
стяках.
— Рад слышать, — сказал он, — очень рад за вавилонян, толь¬
ко давайте теперь проведем хотя бы часть дня, не касаясь этой
темы.
— О’кей, — согласился я. — Если вам так больше нравится.
Глава 10
САЙЛАС УУ Наполеона есть очень справедливое высказывание насчет сочета¬
ния боевых сил. «Пехота, артиллерия и кавалерия не могут обойтись
друг без друга», — сказал он. Именно с этой точки зрения я рассмат¬
ривал нас троих. Не то чтобы мы никогда не смогли бы обойтись друг
без друга, но во время операции сотрудничество и взаимопонимание
были просто необходимы. Лиз была моей кавалерией, ее роль — раз¬
ведка и внедрение. Используя свое обаяние, красивая девушка могла
знакомиться с такими людьми и узнавать такие вещи, какие мужчина
в жизни не разузнал бы. Или это отняло бы у него много времени. В
нынешней операции она, во-первых, нашла этого Джиджи, во-вторых,
443
он с разбега доверился ей и с радостью пригласил на ужин — пого¬
ворить с Ибо Ававой. И обвести его вокруг пальца.
Боб был артиллерией: воображения ни на грош и самостоятельности
не больше, но для того, чтобы запустить в стан врага увесистый снаряд
в виде необязательного разговора, пробивающий стену любого недоверия,
лучше Боба не найти. Даже его неуклюжесть обращалась тут в досто¬
инства
А моя роль заключалась в том, чтобы одновременно быть пехотой
и осуществлять общее командование. В мои обязанности входило: раз¬
работка, научный розыск и исполнение. Наша поездка на железнодо¬
рожный склад в Саутгемптоме — типичный пример того, сколько сил
я вкладывал даже в репетицию. Я лично промаркировал все ящики, а
один — особо отмеченный — расположил так, что к нему был самый
удобный подход. Мистер Авава или Джиджи Грей могли захотеть за¬
глянуть внутрь. Эти противотанковые «виджиланты» имели около че¬
тырех футов в длину вместе с пусковой установкой, и я расположил
их сверху в обитых изнутри ящиках. Все они — старые и побитые, но,
заново покрашенные и с нашей солидной маркировкой, выглядели как
новенькие. И, конечно, я не стану сразу соглашаться открыть ящик,
когда они попросят меня об этом. И вообще постараюсь отговорить их
от поездки в Саутгемптон.
Документы на покупку и транспортировку металлолома выглядели
очень внушительно: все подписи стоят, пошлины уплачены. Я положил
их в старую папку военного ведомства, прошил ее сверху скрепками и
написал: «Секретно». Оставалось только обменять эти бумаги на деньги
военного министерства Магазарии, но это должно было произойти на
следующий день в их посольстве, если только они нс захотят сначала
съездить в Саутгемптон. Все предусмотрено.
Это была отличная операция. У меня было много дел в разное
время, но ни одно так тщательно не подготавливалось. Некоторые
операции увенчивались успехом, некоторые не удавались, но полного
провала но было никогда. Провал — это когда тебя спрашивают о
чем-то, на что у тебя нет ответа. Моя первая линия укреплений —
безусловно, документы министерства обороны, декларации, накладные.
Вторая линия — то, что ящики с грузом уже находились на желез¬
нодорожном складе, если кто-нибудь стал бы справляться по телефо¬
ну. Третья линия — ящики можно легко проверить, на всех есть
необходимая для перевозок маркировка, и куплено все это было мной.
И последнее: четыре установки «виджилант» в прекрасном состоянии
находились в наиболее доступном для проверки ящике. Итак, войско
пришло в полную боевую готовность, и до начала боя оставалась
одна минута Я бодро напевал себе под нос, когда мы ехали из
Саутгемптона Я напевал старую песню времен войны .под названием
«Развесим нашу стирку на линии Зигфрида». Маркируя ящики на
холоде, мы здорово притомились, а поскольку уже подошло время
обеда, я подумал, что неплохо бы остановиться и перекусить — хотя
бы в одной из этих шоферских забегаловок. Я остановился около
старого грязноватого домика с вывеской «Кафе Билла Всегда в меню
яичница и жареный картофель». Я запер наш грузовик, и мы пошли
есть яичницу с картофелем. Меня позабавило, что к стойке была
прикована цепочкой чайная ложка Шум стоял до потолка от разго¬
воров про собачьи скачки и что сегодня по телевизору, воздух был
спертым от пара и запаха подгоревшего жира, а пластиковые столы,
казалось, плавали в чайных лужицах. Тем не менее здесь было
забавно, и вскоре Боб уже задавал мне вопросы о своем новом увле¬
чении — археологии. Как обычно, Боба больше интересовала всякая
ерунда, чем серьезные проблемы востоковедения.
Когда разговор опустился до уровня сравнения Древнего Вавило¬
на и современной России, я почувствовал, что мы начали привле¬
кать чрезмерное внимание со стороны водителей грузовиков и
вежливо, но твердо направил разговор в русло обсуждения более
насущных проблем.
Для поддержания контакта со станом противника я решил сегодня
вечером поужинать с Джиджи Греем. Я надеялся прояснить для себя,
какие вопросы магазарийцы могли задать мне на следующий день, ког¬
да я заявлюсь в посольство, чтобы пообедать и получить деньги. Я
пообещал позвонить Джиджи до трех часов пополудни, для чего и
воспользовался старым и разрисованным надписями телефоном кафе.
По теле(1юну Джиджи ответил женский голос.
— Алло, — сказала она и, прежде чем я мог ответить, повтори¬
ла: — Алло, алло, кто это?
— Это друг мистера Грея, — внушительно представился я.
— Ой, Господи! — воскликнула она
— В чем дело?
— Он в ужасном состоянии, скажу я вам. Он весь промок насквозь,
он просто умрет от воспаления легких.
— Кто? — не понял я.
— Мистер Грей, вот кто. У него рана от удара на голове, и вообще
он весь в синяках.
— Как это произошло?
— Откуда мне знать? Я прихожу от двух до полпятого по поне¬
дельникам, средам и пятницам. Я только что вошла и увидела, что он
без сознания. Может, мне доктора вызвать?
— К счастью, миссис-
— Сандерсон. Миссис Сандерсон.
— К счастью, миссис Сандерсон, я сам имею отношение к медицине.
— Вы доктор?
— Совершенно верно, миссис Сандерсон. Вы выразились более точно,
чем я. Как вы справедливо отметили, я доктор. Он дышит, миссис
Сандерсон? — спросил я
445
Послышался стук, когда она положила трубку и пошла посмотреть.
После долгой паузы, она вернулась.
— Да, он дышит. Вы хотели бы узнать еще что-нибудь?
— Главное, что он дышит, — сказал я.
-^-Да, — философски заметила она; — Главное, чтобы он дышал.
Из него еще и кровь течет, знаете ли, — добавила она.
— Не струей же, — сказал я.
— Нет, не струей, — оскорбилась она. — Просто сочится, но меня
это беспокоит. Он такой приятный человек, этот мистер Грей.
— Пусть сочится, пока я не приеду, — сказал я.
— Я буду ждать, — вздохнула она.
— Послушайте, миссис Сандерсон. У меня есть молоденькая дочь,
и я не хочу, чтобы наше имя, да и ваше тоже, фигурировало в поли¬
цейских отчетах или трепалось в газетах по поводу этого подозритель¬
ного дела Один Господь знает, что за ним стоит. В первую очередь, вы
должны подумать о себе, миссис Сандерсон. Уходите и забудьте об этом
деле. Через две минуты я буду там. Оставьте все эти неприятные вещи
нам, в конце концов, нам за то и платят, чтобы мы в них копались.
— Именно это я и хотела бы сделать, доктор.
— И сделайте, миссис Сандерсон. Оставьте дверь на цепочке и иди¬
те себе потихоньку домой.
— Как скажете, доктор, только я боюсь оставлять его одного.
— Я здесь в двух шагах, — сказал я. — За две минуты с ним
ничего не случится. \
Я вернулся к Бобу и Лиз и быстренько мобилизовал их. Потом мы
поехали, без конца объезжая армии дорожных ремонтников, которые
постоянно оккупируют британские дороги. Было около двух, когда мы
добрались до Бэйсуотера. Я оставил машину позади дома, где жил
Джиджи, и поспешил внутрь. Я постарался не попасться на глаза
консьержке, а заодно и лифтеру.
Миссис Сандерсон оставила дверь приоткрытой. Джиджи был рас¬
простерт на кровати, весь в синяках и порезах, и кровь еще сочилась
из ран. Я положил ему руку на плечо, думая привести его в чувство.
Он был насквозь мокрый. Джиджи открыл глаза.
— Бригадир Лаутер, — проговорил он слабым голосом. — Боюсь,
что /жин придется отложить.
— Какой там ужин! Что тут произошло?
Я оглядел квартиру. Прямо как мебельный отдел в универмаге Хэр-
родс — шелка, позолота и прочие подделки под роскошь.
— Что это вы вырядились чернорабочим? — спросил Джиджи.
Я пошел в ванную комнату и вернулся с мокрым полотенцем, чтобы
вытереть ему лица Пол в ванной был залит водой. Кругом валялись
губки, мыло и одежда
— Дела со службой безопасности, Джиджи, — пояснил я. — Особое
задание. Не имею права разглашать.
446
Джиджи скорчился, когда я осторожно промыл ссадины у него на
щеке и подбородке.
— А, понимаю, — кивнул он. — Разведка Я только что читал об
этом книгу.
— Вы молодец, — сказан я. — Хорошо, что понимаете. А теперь
объясните мне. что тут произошло.
— Игра, — простонал Джиджи. — Я должен игорному клубу три
тысячи. Они думают, что я волыню с отдачей долга, а у меня просто
нет таких денег.
Я кивнул.
— Надо быть осторожнее и смотреть, кому открываешь дверь,
Джиджи.
— Я не смогу пойти на работу несколько дней, — вздохнул Джид¬
жи. — Пока синяки не пройдут, а то вид просто страшный.
— Да уж, — согласился я.
— Дайте мне зеркало, — попросил Джиджи.
Я снял с крючка в ванной зеркало и подал его Джиджи. Он по¬
смотрел па себя.
— Я лучше не пойду с вами завтра в посольство, — сделал он
вывод.
— Может, вы им позвоните, — предложил я. — Принесите свои
извинения и скажите, что я приду один.
— Нет никакой необходимости, — сказал Джиджи, — они никогда
ничего не забывают. Они будут вас ждать.
Я кивнул и прошел в гостиную. Там особых разрушений не было,
если не считать разбитых пепельницы и лампы.
— Вам нужен доктор, Джиджи? — спросил я, возвращаясь к нему.
— Нет. Мне надо просто поспать.
— Позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится, — предупре¬
дил я.
Джиджи лишь слабо простонал в ответ, поэтому я задернул шторы,
зажег электрический камин и вышел из дома. Я поспешил за угол, где
Боб и Лиз ждали меня в нашем грузовике.
— Его избили, — сообщил я. — Весь в крови и синяках.
— Избили? За что? — спросил Боб.
— Говорит, за карточный долг в три тысячи фунтов. Якобы не
может заплатить его.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила меня Лиз.
— Предположим, он попросил бы меня заплатить его долг, потому
что нс хочет снова быть избитым?
— Ну и что? — удивилась Лиз. — Он, в конце концов, посредник
в деле.
— Это было бы нормально, — согласился Боб. — Это именно то,
что сделал бы каждый. Особенно если учесть, что завтра мы огребем,
триста тысяч. Что же тут такого? Любой бы попросил.
447
— В том-то и дело, — ответил я, — что он не попросил.
В посольстве Магазарии меня ждали к часу дня. Мы с Бобом были
одеты в штатское. Флаг вяло развевался, отсырев в утреннем воздухе.
Бронзовая табличка с надписью: «Посольство Республики Магазария»
была ярко начищена, как и кнопка дверного звонка под ней. Я нажал
ее — и дверь сразу открылась.
— Входите, сэр, — сказал худой элегантный негр в черном кос¬
тюме и ослепительно белой рубашке. Еще двое людей, одетых так
же, стояли в холле — на случай неожиданного наплыва шляп, паль¬
то и зонтов. Холл был большой, с полом из черно-белого мрамора, с
двумя старинными зеркалами, отражавшими в своей глубине вазу со
свежими цветами среди блеска позолоты. Надпись на деревянной под¬
ставке гласила: «Отдел виз*, а в начале ведущей вверх лестницы
находилась большая, тщательно отретушированная фотография чело¬
века в феске с надписью: «Наш президент», но поставили ее чуточку
крива Лакеи в темных костюмах открыли двойные двери, ведущие из
холла, и проводили меня внутрь Там была приемная с кожаными
креслами, имеющими такой вид, как будто ими никогда не пользова¬
лись Кресла были симметрично расставлены вокруг стеклянного ко¬
фейного столика На столике разбросаны журналы, среди которых я
заметил несколько технических. Не успел я сесть, как дверь в даль¬
нем конце приемной открылась и ко мне подошел молодой человек,
улыбаясь и протягивая руку.
— Бригадир Лаутер? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, пред¬
ставился: — Меня зовут Али Лин.. Военный министр неожиданно
задержался, но он просил меня начать обед без него. — Он снова
улыбнулся. По-английски он говорил правильно и бегла Костюм на
нем был от Брукса, с рубашкой-батником, а к ним галстук какой-то
школы или полка, но я не определил, какога Он провел меня через
две комнатки в большую столовую. Свет, проникая через голландские
шторы на окнах, делался солнечно-желтым и бросал золотистый от¬
блеск на пол, где на тонкой дамасской скатерти был сервирован обед.
Накрыто всего на шесть персон. Вазочки с орехами, острыми закусками
и сластями были расставлены на скатерти, а вокруг расположились
мягкие кожаные подушки. Два негра уже сидели на них. Они были в
арабских головных уборах и темных очках. На стенах висели шкуры
антилоп и леопардов. Разумеется, были и ковры: мягкие кирманские и
шелковые цветастые кашанские, а также старинные муджурские и со¬
временные кавказские молитвенные коврики. Я сказал бы, что ковров
там было тысяч на двадцать, а я в этом неплохо разбираюсь Мы сели.
Официант в накрахмаленном белом кителе подкатил ко мне столик с
напитками. Я заметил, что оба негра пили воду.
— Мне безалкогольный напиток, — попросил я.
— Я пью виски, — заметил Али.
— Тогда я тоже буду виски, — сказал я.
448
Официант налил тройную порцию в массивный стакан, и я стал
пить его с большим количеством содовой, Али пил то же самое. Он
поднял свой стакан:
— За здоровье всех.
— До дна, — добавил я.
— Я взял на себя смелость, — сказал Али, — пригласить вашего
шофера присоединиться к нам. Я надеюсь, вы не будете возражать.
— Нисколько, — сказал я, хотя мое выражение лица ясно говорило,
что мне это совсем не понравилось.
Вошел Боб, держась неловко и простовата Он хорошо справлялся с
этим. Он взял стакан, стащил с головы фуражку. Задвигал руками,
пытаясь одновременно держать фуражку и пить из стакана
— Садитесь, — предложил ему Али. — Садитесь рядом с вашим
бригадиром.
— Здравствуйте, сэр, — сказал Боб. Он не стал садиться.
— Здравствуйте, Картрайт, — ответил я ледяным тоном.
— Я лучше поем на кухне, — пробормотал Боб, неловко перемина¬
ясь с ноги на ногу.
— Ни за что, — воспротивился Али. — Я об этом и слышать не
хочу.
— Я не привык есть иностранную еду, — сказал Боб.
— Чепуха — Али тепло улыбнулся. — Я сам выберу еду для вас.
Вам она поправится.
Боб сел рядом со мной. Али хлопнул в ладоши. Вошли четыре
официанта в красных пиджаках и зеленых фартуках. Они поставили
перед нами большие плоские блюда с четырьмя цыплятами, от которых
исходил запах кориандра и меда Еще там были маленькие шарики из
провернутой баранины, которые Али называл кефта и уговаривал Боба
попробовать. Рис, приправленный шафраном, маслины и большие пиалы
с йогуртом поставили перед каждым гостем отдельно, как и подрумя¬
ненные лепешки диаметром не меньше двух футоа Али взял лепешку
и нетерпеливо стал разрывать ее на куски. Во время еды он не пре¬
кращал разговора, который касался всего понемногу — от состояния
лондонских театров до неудобства полетов на реактивных лайнерах.
Али отрывал руками лакомые кусочки от цыплят и предлагал их Бобу
на арабский манер. Когда мы наелись, слуги принесли бронзовые чаши
и полили теплой душистой водой на наши испачканные в жире руки.
Потом появился обсыпанный сахаром рахат-лукум и розовая вода. За¬
тем подали турецкий кофе и длинные разукрашенные кальяны, где
алели горячие угольки. Я приложил к губам мундштук и вдохнул
прохладный дым. Несколько минут мы молча курили. Али предложил
нам ликеры и бренди, но я отказался, а Боб последовал моему примеру.
— Вам понравилось наше гостеприимство, — сказал Али. В его го¬
лосе был едва заметный вопросительный оттенок. Я кивнул. Али по-
вернулся, сжал кулак и ткнул им в свою кожаную подушку. Он
15 ЛДсЛтон «Псрлинскмс похороны*
449
откинулся на нее и, отщипнув кусочек рахат-лукума из серебряной
чаши, продолжил: —. А теперь вы, без сомнения, хотели бы увидеть
военного министра. — Он надкусил рахат-лукум.
— А он не придет к обеду? — спросил я.
— Увы, — ответил Али, — он надолго задержался.
— Надолго задержался? — удивился я.
Со стороны Али было не очень-то вежливо не дать нам приличного
объяснения.
— Именно, — подтвердил 'Али, — но он увидится с вами сегодня
перед тем, как отправиться в Африку.
— Он уезжает в Африку? — еще больше удивился я. — Он ничего
не говорил об отъезде.
— А он и сам не знал об этом до сегодняшнего дня. Для него это
было полной неожиданностью.
— Когда же он отбывает?
— Специальным грузовым рейсом из лондонского аэропорта через
три часа Мы устроили его там.
— Грузовой самолет, — размышлял я. — Там ведь неудобно.
— Да, — подтвердил он, — очень неудобно*.
Он поднялся и повел нас к военному министру. Мы прошли длин¬
ным коридором и поднялись по лестнице. Наверху нас встретили еще
два негра в черных костюмах. Один из них открыл дверь комнаты, в
которую Али ввел нас Там не было ни картин, ни ковров — только
наполовину упакованные коробки для чайных сервизов в окружении
кучек стружки, старинного фарфора и хрусталя. Около камина стоял
большой упаковочный ящик с надписью: «Грузовой до Ушару, Респуб¬
лика Магазария. Обращаться осторожна Верх здесь».
— Военный министр встретится с вами, — повернулся к нам Али
и сделал знак тем двоим, что сопровождали нас Они взяли ломики и
отжали переднюю стенку ящика Она отошла с громким треском, с
каким обычно выходят гвозди из свежего дерева. Внутри ящика сидел
военный министр мистер Авава, каменно неподвижный, как Рамзее II
на троне, обозревающий Нил. На нем была только голубая полосатая
пижама Его запястья и лодыжки были крепко привязаны к трону, на
котором он сидел. Рот его закрывала широкая полоса материи, над ней
виднелись расширенные от ужаса глаза Один рукав его пижамы был
испачкан кровью.
— Давайте, — предложил Али. — Завершите вашу сделку с воен¬
ным министром.
Я ничего не сказал. Али достал портсигар и вынул сигарету. Он
закрыл портсигар, громко щелкнув крышкой. Капелька пота потекла
вниз по лицу военного министра,, а глаза не отрывались от Али, пока
тот медленно подходил к ящику. Али нашел в кармане спичку и,
тщательно осмотрев, ее, чиркнул по тому краю ящика, который был
блйже всего к лицу юенного министра Не спеша он зажег сигарету.
450
— Я рад видеть, что вы, джентльмены, проявили ту сдержанность
и скромность, которая всегда отличала ваших соотечественников, —
сказал Али. — Возможно, вы позволите мне рассказать о ваших талан¬
тах и стремлениях несколько менее сдержанна Вы сказали нашему
военному министру, что можете продать ему некое оружие.-
— Противотанковые ракеты, — уточнил я.
— Совершенно верно, — согласился Али. —■ Наши танковые части
остались верны нам. Но теперь не слишком важно, какое именно ору¬
жие вы собирались продать, — сказал Али, улыбаясь. — Наш военный
министр просил предать ему английское оружие обычным путем, каким
оно продается дружественным странам. Увы, я вынужден с грустью
констатировать, что, как он узнал, наша страна в этот короткий список
не входит. Вы предложили не только восстановить справедливость, но
и сделать это по выгодной цене. Вы убедили его, что груз (на который,
я уверен, у вас уже выправлены все документы) содержит оружие. К
тому времени, как наш военный министр обнаружил бы, что на самом
деле там всего лишь металлолом, вы бы уже исчезли. Не слишком
умное мошенничество, но ведь и наш общий друг не слишком умный
человек. — Али отошел от ящика, а глаза военного министра со стра¬
хом следили за ним. — Этот человек имел свои планы и честолюбивые
устремления. Он не хотел, чтобы ваше оружие сделало его страну
сильнее. Он хотел с его помощью совершить переворот и усесться на
троне. Да-да, на троне, так что мы обеспечили ему трон на обратную
дорогу в Магазарию.
Один из охранников улыбнулся.
— Он устраивал эту сделку в интересах Магазарии, — запротесто¬
вал я. — Мною написано много статей об африканском национализме.
Я как раз хочу, чтобы ваша страна стала сильной и~
— Да замолчите вы, — прервал меня Али. — Ничего вы не напи¬
сали. Вас вообще ничто не интересует. Вы просто мелкий воришка —
Внезапная вспышка гнева вновь сменилась холодной сдержанностью. —
Позвольте мне объяснить, бригадир Лаутер. Здесь, в Лондоне, я нахо¬
жусь в качестве шефа секретной службы, как это уклончиво называ¬
ется в наш век эвфемизмоа У меня отличное досье и на вас, и на
вашего задиристого молодого коллегу, и на вашу дамочку. Некоторые
пробелы были любезно восполнены мистером Гатри Греем — нашим на
редкость незадачливым поверенным, известным своим друзьям под име¬
нем Джиджи, ныне же самым надежным и лучшим другом Магазарии,
которого я когда-либо топил в ванне. Видите ли, мы уже несколько
месяцев держали нашего честолюбивого военного министра под наблю¬
дением. — Он хлопнул в ладоши.
— В случае какого-либо насилия мы сообщим о вас в министерство
иностранных дел, — предупредил я.
— Да, — ответил Али так мягко, как будто разговаривал с душев¬
нобольным. — Конечно, сообщите.
451
Нас схватили сзади охранники и вывели из комнаты. Боб пнул
одного из них в лодыжку. Он вырвался и, замахнувшись на другого
охранника, побежал по коридору.
— Отлично! Зови полицию, Боб, — крикнул я вслед.
Трое охранников ринулись снизу из холла вверх по лестнице, чтобы
остановить его, но Боб вскочил на перила и съехал вниз, миновав их.
Четвертый охранник, поджидавший нас внизу лестницы, принял удар
ног Боба на грудь и свалился, как кегля. Боб и охранник покатились
по холлу клубком, в котором беспорядочно мелькали руки и ноги. Они
налетели на столик с вазой цветов, который, в свою очередь, свалил
зеркало в позолоченной раме и две картины. Раздался звон и треск.
Клубок из двух тел, обломков мебели, цветов и изорванных полотен
застыл на месте и оставался так целую минуту. Я подумал, что они
оба мертвы. Затем клубок медленно распался, причем безобразно тор¬
чащие обломки зеркала повторяли каждое движение в сотне отражений.
Трое охранников крепко держали меня наверху лестницы.
— Старика тоже отпустите, — приказал Али охранникам. — По¬
могите своему глупому дружку, — сказал он мне. — Мы ведь всего
лишь провожали вас до лестницы.
Я поспешил вниз по лестнице и начал снимать обломки картин¬
ных рам и разбитого столика с обоих тел. Негр-охранник был без
сознания. Боб держался за голову и подвывал от боли. Я попытался
поднять его.
— Ему нужен врач, — крикнул я Али.
Он взглянул на меня.
— У нас ведь только знахари, — сказал он. — А я всего лишь
бедный невежественный негр.*
— Уведите меня отсюда, — простонал Боб.
Я обнял его за плечи и почти донес до двери. Али и охранники
стояли наверху лестницы и смотрели на нас На их лицах ничего не
отражалось, даже интереса Я почувствовал, что лицо у меня пылает
от стыда
«Вставайте с койки, сэр», — сказал полковник Мейсон.
Я встал и отдал ему честь, что было нелегко сделать в маленькой
палатке. Я видел'его впервые после того, как взрыв уложил меня без
сознания в пустыне за много миль отсюда.
«Не отдавайте мне честь* Лаутер, — сказал он. — Для меня вы
уже вне армии. Вы вернетесь в Каир и пойдете под трибунал, а до тех
пор считайте себя под арестом. Есть вы будете здесь в палатке, и вам
не разрешается ни с кем разговаривать. Я не хочу, чтобы вы заражали
наш полк. Как только я смогу выделить сопровождающего офицера, вы
начнете паковать вещи».
Полковник Мейсон был полноватым мужчиной ближе к сорока, и
почему-то он.стоял навытяжку, пока разговаривал со мной. Каждый
вечер он красовался в бриджах и начищенных сапогах, но днем надевал
452
такой же комбинезон танкиста, как и все. Комбинезон был в масляных
пятнах, а один рукав прожжен сигаретой.
«Завтра мы снова идем в бой, — сказал он. — Только, разумеется,
без вас».
Яркое солнце светило сквозь зеленый брезент, и создавалось впе¬
чатление, что мы плывем под водой.
«Что с моим сержантом, сэр? Сержант Брайан Тетфорд».
«Он мертв», — ответил Мейсон, внимательно посмотрев на меня.
«Я думал, у него только нога обожжена, — сказал я. — Ведь я же
говорил с ним после взрыва, он не может быть мертвым».
«Вам придется за многое ответить, Лаутер*.
«Да, сэр», — тихо сказал я. Странно и смешно: лицо у него заго¬
релое, а уши остались ярко-розовыми.
«Ну вот и все, — проговорил полковник Мейсон. — Я не желаю
вам зла, Лаутер, но не стану вас выгораживать в своем рапорте».
«Нс надо меня выгораживать, — ответил я. — Я не нуждаюсь ни
в вашей, ни в чьей-либо еще помощи».
Мы посмотрели друг на друга долгим взглядом. У него были серо-
голубые глаза, как у Лиз. На лице ничего не отражалось. Он довольно
неловко повернулся, чтобы выйти. У выхода он помедлил.
«Я пришлю вам сигарет и чего-нибудь выпить».
«Благодарю вас, сэр», — сказал я.
Он проворчал что-то, потом вышел на горячий белый песок, и дверь
посольства захлопнулась за ним.
Я помог Бобу проковылять через Белгрейв-сквер. Мы дошли до ко¬
ваной ограды, и Боб ухватился за нее, пытаясь убедиться, что ни одна
кость нс сломана — Я взглянул на его сильно разбитое колено и
окровавленные волосы и постарался утешиться высказыванием одного
китайского мудреца Оно гласило: «Генерал, который наступает, не ду¬
мая о славе, и отступает, не боясь позора, чьей единственной заботой
является защита родины и верное служение императору, есть драгоцен¬
нейшее достояние своей страны». Мы отступили. Я помог Бобу забрать¬
ся в машину и стал уверять его, что все будет хороша
— У вас все дома? — спросил Боб. — Вашего приятели Ававу
хорошо запаковали и отправляют домой, как рождественскую индейку.
— У меня есть еще и неразыгранные карты, — сказал я. — Этот
удар не был таким уж неожиданным. Давай лучше обсудим новый
план. — Я пытался взбодрить его Римский военачальник Вегеций еще
в IV веке выразился лучше, чем я: «Никогда не давайте войску повода
думать, что вы отступаете, чтобы избежать боя. Объявите солдатам, что
отступаете, чтобы заманить врага в ловушку или занять лучшую пози¬
цию».
В машине я предложил несколько возможных контратак.
— Да заткнитесь вы, Сайлас, — отмахнулся от меня Боб, — и пе¬
рестаньте обращаться со мной, как с пятилетним .ребенком.
453
Когда мы подъехали к отелю «Честер», швейцар, плотным здоровяк
в голубой форме и блестящей шляпе, подскочил, чтобы открыть дверь.
Он попятился, когда вылез Боб в порванной одежде и с темными пят¬
нами засохшей крови на голове.
— Мой друг получил травму на улице, — объяснил я. Швейцар,
казалось, не поверил. — Он живет здесь в отеле, — добавил я. Швей¬
цар закивал головой. Я сказал: — Его сшиб перед магазином Будлз
один из этих новых «роллс-ройсов» с поднимающимся верхом.
— Позвольте мне помочь вам, — предложил швейцар, пробуждаясь
к действию. Он обхватил Боба могучими руками и довел до лифта.
Лиз встретила нас на пороге номера Боба. Глаза ее округлились.
— Что случилось?
— Все хуже некуда, — признался я. А поскольку швейцар еще был
здесь, добавил: — Боба сбила машина, когда он выходил из магазина
Будлз. — И подмигнул ей.
Она кивнула
— Денег не получили? — прошептала она.
— Нет, — сердито ответил я. — Я не получи...
Она отвернулась и помогла швейцару довести Боба до кровати. Он
со стоном вытянулся на ней. Швейцар хотел вызвать доктора, но я
сказал, что я сам доктор, и дал ему десять шиллингов. Он ушел,
кланяясь и благодаря.
Я раздел Боба и уложил в постель. Лучшим лекарством для него
было бы выпить полбутылки виски. Я налил ему виски, но он потре¬
бовал кока-колы, так что я дал ему кока-колы, а виски выпил сам.
— Что же нам делать? — простонал он.
— Что касается тебя, то ты будешь спать, — ответил я. — Это
приказ. — Я улыбнулся.
Боб отдал честь и лениво откинулся на подушку.
Кто-то постучал в дверь.
— Входите, — крикнул я. Это был знакомый Боба, официант.
— Да, в чем дело? — спросил я его.
— Боб в.порядке? — спросил он в ответ.
— Мистер Эплйард чувствует себя сносно, благодарю.
— Сказали, что он ранен. — Официант подошел к постели.
— Это ты, Слайдер? — повернул голову Боб.
— Да, приятель, — ответил тот. — Я слышал, что с тобой плохо
обошлись
—■ Его сбили на улице, — сказал я. — Если это вам так уж не¬
обходимо знать
— Новеньким «роллс-ройсом», — кивнул официант. — Так сказал
мне швейцар.
— Я в порядке, Слайдер, — проговорил Боб.
— Принести тебе супчику?
— Я лучше посплю, — вздохнул Боб.
— Да, это лучше всего, — согласился официант. — Я знаю, каково
тебе.
— Неужели? — заинтересовался я.
Официант усмехнулся:
— Только, по счастью, ребята, с которыми я бываю не в ладах, ездят
на велосипедах.
Я решил, что пора его выпроводить.
— Мы за вами пошлем, если понадобится принести еду в номер.
— Пошлите за мной в любом случае, сэр, — ответил он.
Я не понял, была ли это дерзость или нет. Я кивнул и отпустил
его.
— Слайдер свой парень, — сказал Боб.
— Ты говоришь это почти о каждом.
— Ля так и думаю почти о каждом.
Минуты две я смотрел на него.
— Я что-нибудь придумаю, Боб, — пообещал я и выключил свет.
— Конечно, вы что-нибудь придумаете, Сайлас, — глухо отозвался
Боб в подушку.
Я пошел к Л из.
— Скажи мне, что случилось? — спросила она
Я объяснил ей.
— Что же нам делать, Сайлас? — опять спросила она
— Все будет нормально, гусенок, — уверенно ответил а
Она обняла меня и крепко прижалась — она была напугана так
же, как и Боб. Иногда я думаю, что они оба умерли бы с голоду, если
бы я время от времени не звонил в колокольчик, приглашая их поесть.
— Я люблю тебя, Сайлас, — сказала она.
— Ия люблю тебя, гусенок.
— Ты смог бы жить без меня? — прошептала она
— Ты же знаешь, что нет, гусенок.
Она еще крепче обхватила меня и вздохнула с облегчением.
— Сколько денег у нас осталось?
— Пять тысяч шестьсот шестьдесят четыре фунта восемнадцать
шиллингов и четыре пенса, — ответил я.
— А еще можно сдать в аренду коттедж.
— А еще у нас есть три машины и этот чертов металлолом, —
усмехнулся я. — Только я не слишком надеюсь, что нам удастся что-
нибудь из этого продать по той же цене, по которой купили.
— Ты никогда не боишься, Сайлас?
— Иногда
— Но ты никогда этого не показываешь.
— Еще как, — хмыкнул я. — Только ты не видишь» в чем у меня
это выражается.
— А в чем это выражается?
— Ну, например когда я отказываюсь отвечать на .вопросы.
.455
— Тогда сейчас ты не боишься, — сказала она. — По-настоящему
ты не боишься.
— Нельзя терять чувство реальности, — сказал я. — Мы живем в
шикарном отеле. Стоит только нажать кнопку — и нас завалят дели¬
катесами разного рода: будь то еда, питье или развлечения. У нас в
банке больше денег, чем некоторые семьи скопили за всю жизнь. Так
что не будем терять чувство реальности.
— Наверное, мужество в том и состоит, чтобы не терять чувство
реальности.
— Тебя что-то беспокоит?
— Не бросай меня, Сайлас.
— Так вот как ты думаешь обо мне? У нас всего лишь неприят¬
ность, а ты решила, что это полный разгром. Зачем мне бросать тебя?
Ты мне нужна больше, чем я тебе, так кем я могу тебя заменить?
Подскажи мне, тогда я, может, и брошу тебя. — Я схватил ее за руку
и притянул к себе.
— Ты шутишь, — упрямо повторила Лиз. — Ты найдешь сколько
угодно девушек, которые будут делать то же, что и я. Сколько угодно.
— Ну-ну, не надо так, любовь моя. — Я знал, что должен убедить
ее. Я крепко прижимал ее к себе. Мы долго стояли так и молчали. С
Парк-лейн доносился шум уличного движения. В парке стелился туман,
но высоким деревьям он не мешал — те все равно глядели поверх него.
Я сказал: — Ты думаешь, что я машина, автомат, что у меня нет
человеческих чувств, таких, как любовь, страх, боль или голод, только
потому, что я пытаюсь не показывать их. Но меня тоже гложут страх
и боль, и я так люблю тебя, что иногда боюсь открыть утром глаза —
а вдруг тебя нет рядом. Когда ты уходишь за покупками, я беспокоюсь
и готов бежать за тобой — а вдруг тебя собьет автобус. Ты разговари¬
ваешь с другим мужчиной, а я уже уверен, что потерял тебя. А когда
ты смотришь только на меня, я боюсь, что ты увидишь- старого человека,
у которого множество морщин и боязнь остаться в одиночестве.
— Нет, — покачала головой Лиз. — Нет. — И она целовала и об¬
нимала меня, как будто решила никогда не отпускать.
Глава 11
ЛИЗ
Сначала Сайлас переживал' за Боба больше, чем надо, и я тоже,
вслед за ним. Потом я тоже беспокоилась о Бобе, но в конце концов,
он расшиб себе нос, пытаясь спасти свою шкуру, а не совершая геро¬
ический подвиг, так что я не чувствовала себя обязанной стоически
бодрствовать у его постели, пока он пил кока-колу, стонал и ужасно
жалел себя.
456
Фиаско в посольстве вывело Сайласа из равновесия, причем до та¬
кой степени, что я забеспокоилась. Я, разумеется, не поощряла его
жалеть себя, наоборот, старалась изо всех сил, чтобы он не раскисал.
Когда Боб заснул, Сайлас на цыпочках пришел в мой номер.
— Лучше скажи мне сразу, что случилось, Сайлас, — попро¬
сила я.
Он рассказал, как они с Бобом прорывались с боем из посольства,
а потом у Боба сдали нервы, и он ударился в бегство.
— Да все будет в порядке, — чересчур уверенно сказал Сайлас.
Я обняла его, чтобы успокоить.
— Конечно, все будет в порядке.
— Я люблю тебя, гусенок, — сказал Сайлас. — Я не смог бы жить
без тебя.
— Конечно, смог бы, — возразила я. Он прижался ко мне. Он дер¬
жался за меня, как утопающий за поплавок. Мы молча постояли так
минутка две. Наконец я спросила:
— Сколько денег у нас осталось?
Сайлас ответил:
— П ять тысяч шестьсот шестьдесят четыре фунта восемнадцать
шиллингов и четыре пенса.
— А еще коттедж, машины и металлолом, — добавила я. — О них
ты забыл.
— И правда, — кивнул Сайлас. — Об этом я и забыл.
— Не надо бояться, Сайлас.
— Все иногда боятся.
— Старайся не показывать этого. Нам всем нужно быть наготове и
во всеоружии. В любое время нам могут начать задавать вопросы.
— Ну, я могу просто отказаться отвечать, — сердито заметил
Сайлас.
— Это будет верный знак, что ты боишься вопросов.
— Пошли все к черту. Мне надо бы отдохнуть здесь, в отеле. Не
беспокойся, у нас достаточно денег, чтобы я мог позволить себе чуточку
отдохнуть, а?
— Это зависит от того, что ты называешь отдыхом, — заметила
я. — Мы не можем позволить себе трехмесячную передышку, как со¬
бирались, если бы получили деньги.
— Соблюдай чувство реальности, — сказал Сайлас. — Мужество
по моей части; а вот ты соблюдай чувство реальности.
— Как скажешь, гусенок, — улыбнулась а
— Может, мне оставить тебя? — спросил Сайлас. — Может, для
нас обоих так будет лучше? — Он внимательно посмотрел на меня,
ожидая ответа.
— Не думай об этом, гусенок, — проговорила я без особого выра¬
жения. — Ты нам нужен.
Он больно схватил меня за руку, но я высвободилась.
457
— Ты мне нужна, — сказал он. — Ты нужна мне больше, чем я
тебе, кем я смогу заменить тебя?
— За тобой всегда будут бегать девушки, Сайлас, и многие будут
красивее и умнее меня. Так что проблем с заменой не предвидится.
Тебе везет с женщинами, и не притворяйся, что ты этого не знаешь.
— Ну-ну, не надо так, любовь моя. — Сайлас подошел ко мне и
нежно обнял.
День кончался, его потухающий свет проникал в комнату. Гул ма¬
шин доносился с Парк-лейн. Промозглый зимний туман клубился в
парке, мягко обволакивая деревья и оставляя открытыми только вер¬
хушки самых высоких из них. Я быстро поцеловала Сайласа. Он уже
не был таким высоким, как раньше, а может быть, просто мы с Бобом
выросли.
— Не надо думать, что я автомат, Лиз, — попросил Сайлас. —
Мной правят те же человеческие чувства, что и всеми: любовь и
голод; так почему бы мне и не показывать время от времени, что
мне страшно?
— Это не имеет никакого отношения к страху, Сайлас, и ты это
знаешь. Просто перестань пытаться все время мной управлять.
— Я иногда просыпаюсь утром и боюсь открыть глаза — я уверен,
что тебя со мной нет.
— Перестань, Сайлас.
— Когда ты уходишь за покупками, я беспокоюсь и готов бежать
за тобой — а вдруг тебя собьет автобус. Ты разговариваешь с другим
мужчиной, а я уже уверен, что потерял тебя.
— Нет, Сайлас, нет.
— А когда ты смотришь только на меня, я боюсь, что ты увидишь
старого человека, у которого множество морщин и боязнь остаться в
одиночестве.
— Нет, Сайлас, — прошептала я. — Я больше не попадусь на эту
удочку. Ты все еще думаешь, что можешь обвести меня вокруг пальца.
Ты даже не заботишься о том, чтобы придумать что-нибудь новое,
говоришь все те же слова, но на меня они уже не действуют. — Я
всхлипнула и поцеловала era — Нет, — сказала я. — Нет. — Я не
хотела плакать перед ним, но не могла сдержаться.
Вечером Сайлас повез меня развлекаться. Я надела свое серебряное
платье и норковое манто, а на Сайласе был его новый вечерний костюм
со старомодным высоким воротничком, и он еще взял свой монокль в
золотой оправе, который умел держать в глазу, даже когда смеялся.
Мы наняли шофера, взяли черный «ролле» Сайласа, поужинали в ре¬
сторане, оттуда с компанией поехали в дискотеку, и, наконец, в игорный
клуб «Изобелз». Сайлас выиграл пятьдесят два фунта, поставил всем
шампанское и дал слишком щедрые чаевые крупье. Потом он поставил
десять фунтов на 10 и 11 и выиграл сто семьдесят фунтов. Он опять
все поставил,; выиграл, удвоил ставку, а потом поставил по 25 фунтов
459
на 1, 2, 4, 8, 16 и 32. У него была такая система игры. Выпало на 32,
и он выиграл около тысячи фунтов. Я оттащила его от стола, и мы
пошли вниз. Выпили в баре, потом пошли танцевать. Сайлас был сча¬
стлив.
Это была дискотека для богатых, спокойных, самоуверенных, еще
не старых, аккуратно подстриженных и накрахмаленных. Музыка бы¬
ла медленная и солидная, под стать были и танцоры, и никто не
толкался и не расплескивал на тебя'напитки. На какой-то момент я
опять увидела Сайласа сквозь мутный туман былой влюбленности. Я
прижалась к нему и старалась притвориться, что все как пять лет
назад.
Мы допивали последний бокал перед тем, как отправиться домой,
когда какой-то толстяк в смокинге и с белой гвоздикой в петлице
заговорил с Сайласом.
— Это не вы только что так удачно играли наверху, сэр? — спро¬
сил он и разгладил пальцем свои тонкие усики.
— Верно, — кивнул Сайлас, допивая бокал.
Подошел бармен, чтобы принять заказ у толстяка. Тот заказал боль¬
шую порцию бренди и добавил:
— И повторите, пожалуйста, для моих друзей то, что они только
что пили.
Сайлас ненавидел, когда с ним заговаривали в барах — возможно,
потому, что мошенники часто таким образом завязывают знакомство с
лопухами, — но тут он, наверное, подумал, что в нашем теперешнем
положении новое знакомство не повредит.
— Мне нравятся счастливчики, — продолжал толстяк. — Я всегда
надеюсь, что часть их удачи перейдет ко мне. Простите меня за то, что
я осмелился заказать вам напитки, но пусть это не задерживает вас,
если вы уже собирались уходить.
— Да мы не так уж и спешим, — ответил Сайлас.
— Отлично! — обрадовался толстяк. — Хотите сигару?
Сайлас кивнул в знак согласия.
Толстяк окликнул бармена:
— Кенни! Принесите, пожалуйста, мои кубинские.
— Я чувствую, что должен угостить вас, — заметил Сайлас.
— Нет-нет, — откликнулся толстяк. — Выигрыш приносит удачу
заведению. По крайней мере, все так говорят. Правда, я иногда говорю
своему партнеру: несколько таких удач подряд — и мы очутимся на
Кэри-сгрит в долговой тюрьме. — Толстяк тихо засмеялся
— Вы что, владелец клуба? — спросил Сайлас.
— Увы, нет, а жаль, — вздохнул толстяк. — Здесь у меня только
двадцать восемь процентов. А вообще-то я занимаюсь кинопроизводст¬
вом. Я продюсер. И богатый.
Он. снова засмеялся, как будто подшучивая над собой. Девушка' с
лотком сигарет прошла мимо, он щелкнул пальцами, и попросил у нее
459
спички. На лотке были также коробочки с шоколадом и мягкие игруш¬
ки. Толстяк взял одну из них, панду.
— Правда, прелесть? — спросил он. У него был еле заметный
американский акцент. — На редкость уютные зверьки, — продолжал
он. — У меня в машине одна такая. Дети все время с ней забав¬
ляются.
Я постаралась выказать надлежащий энтузиазм и даже сказала, что
она выглядела бы прелестно на моем туалетном столике.
—На постели, — поправил он. — Положите под нее свою ночную
рубашку, чтобы все было готово на случай пожара. — Он засмеялся,
потом что-то прошептал на ухо девушке с сигаретами.
— Вы занимаетесь бизнесом развлечений? — спросил толстяк Сай¬
ласа
— Я занимаюсь горным делом, — ответил Сайлас. — Компания
«Объединенные минералы». Я президент британского филиала.
Как это было похоже на Сайласа — вернуться к делу, когда-то
принесшему успех. Оружие для Магазарии было уже древней историей,
почти стертой в его памяти.
— Замечательно, — откликнулся толстяк. — Мне всегда советовали
вложить все деньги в какие-нибудь шахты.
— Ну, так далеко я не зашел бы, — осторожно заметил Сайлас. —
Нет, ни в коем случае. Деньги легко и потерять, если вам насоветуют
дилетанты.
— Как с нефритом, — пожаловался толстяк. В сентябре я купил
на четырнадцать тысяч фунтов нефрита, а половина его оказалась ни¬
куда не годной. Говорят, самое трудное, что есть на свете, это суметь
определить истинную ценность нефрит
— Что ж, таково и горное дело, — вздохнул Сайлас. Теперь уже
он заказывал напитки.
Потом появилась та же девушка, спотыкаясь под тяжестью двух
самых нелепых мягких игрушек, которые я когда-либо видела. Одна из
них была панда, другая — заяц, каждая не менее четырех футов дли¬
ной, и, честное слово, они были просто ужасны. Но поскольку толстяк
был тут хозяином, что я могла сделать? Я сказала, что они просто
потрясающие.
— Положите их на свою постель, — посоветовал толстяк.
— Что вы, я не могу их принять, — запротестовала я.
— А я настаиваю.
— Благодарю вас, — наконец согласилась я и осторожно поставила
их рядом с нашим столиком на пол, где они и замерли, ростом почти
вровень со стойкой бара, как двое детишек, терпеливо ждущих, когда
их отвезут домой.
— Приятно было, с вами поговорить, — сказал толстяк. — Вы еще
заглянете к нам на неделе?
— Я, может быть, зайду завтра, — ответил Сайлас.
460
— Меня зовут Эрик Френдли. Д-да, такая вот дружественная фа¬
милия. И по натуре я тоже такой. Мои друзья называют меня Счаст¬
ливчик Эрик.
— А вы правда счастливчик? — спросила я. В конце концов, он
купил для меня эти ужасные игрушки.
— Друзья говорят, что да, — ответил толстяк. Он с силой потянул
за концы галстука, как будто вознамерился задушить себя. Потом от¬
пустил их и облегченно улыбнулся. — Мои друзья говорят, это счастье,
что такой простак, как я, до сих пор не разорился. — Он засмеялся и
весело похлопал Сайласа по руке. — В любое время можете спросить
меня здесь в баре. Если я наверху в своем кабинете, я мигом спущусь.
— Ладненько, — ответил Сайлас.
— Спасибо, что пришли, сказал толстяк. — Не забудьте Игрушки.
— Не забуду, — улыбнулась я.
Я подняла их и отдала Сайласу. Сайлас кисло улыбался, пока мы
шли через бар и все глазели на него.
Когда мы забирали наши пальто, Сайлас спросил швейцара:
— Берт, этот толстяк в баре, он что, новый член клуба?
— Да, полковник, он вступил в клуб два месяца назад.
— Говорит, что он совладелец.
— Некоторые новые члены так и появляются в клубе, сэр.
— А что вы знаете о нем? — спросил Сайлас.
— Ну что ж, сэр, — протянул швейцар. — Мы ведь с вами давно
знаем друг друга, с вашего позволения, сэр. — Он помолчал, обдумывая,
как бы лучше сказать. — Он не тот человек, с которым такой джент¬
льмен, как вы, сел бы играть в карты. Вот мое мнение, полковник
Лаутер, если оно вас интересует.
Сайлас положил туго свернутую фунтовую банкноту ему в руку и
сказал:
— Очень интересует, Берт. Весьма интересует.
Швейцар Берт поместил игрушки в машину рядом с шофером и
приложил руку к фуражке.
Сайлас повернулся ко мне:
— Итак, Счастливчик Эрик, а? Дешевка, мелкий жулик.
— Почему ты так уверен?
— У меня на них нюх, — ответил он. — А знаешь, некоторые люди
с особо чувствительными носами то же самое чуют и во мне. По сча¬
стью...
— Ох, не надо, милый, — оборвала я era
Сайлас пожал плечами и секунду, другую помолчал.
— Отель «Честер*, — сказал он шоферу, и наш гладкий черный
«ролле* скользнул в темноту ночи.
Я тронула Сайласа за руку, и он наклонился ко мне, чтобы поце¬
ловать.
— Ты счастлива? — спросил он.
461
■—Очень, — ответила я. Мы проезжали Сент-Джеймсский дворец,
чтобы свернуть на Пикадилли. У дворца не было караула, но некото¬
рые из маленьких окошек были освещены. Я пыталась представить,
как я чувствовала бы себя там, внутри дворца Улицы были мокрые,
сеял мелкий дождь, почти туман. Два полисмена стояли у портика
отеля «Ритц», наблюдая, как хорошо одетый пьяный господин уводил
масляную лампу у дорожных рабочих. Он осторожно взял ее, чтобы
ветер не задул пламя, и понес, высоко подняв, чтобы осветить себе
путь. Полисмены не % шелохнулись. Да им и не надо было — через
несколько шагов пьяница сам упрется в них. Загорелся зеленый свет,
и наш «ролло плавно тронулся с места Я старалась разглядеть
сквозь темно-синее стекло дальнейшее развитие событий, но так и не
увидела, чем все кончилось. На свете столько историй, у которых нет
конца.
Я выпила слишком много виски. Я откинулась на сиденье и
'ЗЧАТО.пь Св&лъса ъ щжнои ореоле и слегка не в фокусе. Волосы
у него были немного растрепаны, на подбородке ямочка. Я заметила
ее еще тогда, когда впервые встретила его, будучи сама почти
ребенком.
— Я хотела бы, чтобы мы были... не тем, что мы есть, Сайлас.
Сайлас рассмеялся:
— Это всеобщее желание.
— Я хочу сказать, что мне не хотелось бы больше никогда никого
обманывать.
— Это сейчас ты так думаешь, а что будет завтра, когда ты про¬
снешься протрезвевшей,, с холодной головой и тебе нечем будет опла¬
чивать твой номер?
— Возможно, я и наутро буду так думать.
— Слушай, гусенок, — начал Сайлас. — Я уже давно живу на
свете и уверился в одной истине: нет на земле мужчины, женщины
или ребенка, которые никогда в жизни никого не обманули, чтобы
получить желаемое. Младенец улыбается, чтобы его взяли на руки,
девушки — за норковую шубку, мужчины — ради все большей власти.
Никто не безгрешен в этом смысле, никто, гусенок, знай это. — Он
взял меня за руку. Его рука была холодной и жесткой.
— А тебе никогда не казалось, Сайлас, что хорошо все-таки
иметь свой дом? Чтобы было, куда возвращаться. И чтобы это не был
номер в отеле. Чтобы было, где оставлять вещи, которыми в данный
момент не пользуешься. — Я пыталась сделать вид, что предлагаю
это в интересах дела, что за моими вопросами не скрывается ничего
личного.
— Что-то вроде постоянной базы? — спросил Сайлас.
— Да, что-то вроде* этого.
— Нет, гусенок. Мне это не надо. Я бродяга и всегда таким был.
Боюсь, что меня уже не переделать.: — Он снова поцеловал меня. —
462
А ты что, чувствуешь, что стала бы счастливее, если бы у нас было
постоянное пристанище?
— Никогда, — решительно мотнула я головой. — Разумеется, нет.
Я тоже бродяга, запомни это. Я никогда не смогу усидеть на одном
месте. Я бы все возненавидела.
Сайлас ласково потрепал меня по плечу.
— Эрик Счастливчик, — презрительно бросил он.
Глава 12
БОБ
Снайдер Коэн вернулся в мой номер через полчаса после того, как
Сайлас на цыпочках вышел из нега
— Привет, Слайдер, — сказал я.
— У меня тут холодная вода и медицинский спирт. Нужно поста¬
вить примочки на твои отметины, а то ты будешь выглядеть живым
укором британскому здравоохранению.
Я намочил тряпку в ледяной воде и хорошенько отжал, прежде чем
приложить к лицу.
— Вот теперь как надо, сэр. — Слайдер был удовлетворен.
— Брось ты это свое «сэр», СпайдерУТы же помнишь меня еще по
тюрьме. Я отсиживал в блоке Б, а ты был там дежурным.
— Я все помню. Тюрьму не так легко забыть. Я просто не хотел
ставить тебя в неловкое положение, вот и все.
— Перед Лиз и моим боссом, Сайласом Лаутером? Он голова, был
бригадиром танковых войск. Он неплохой человек.
— Ну и отлично, Боб.
— Ой, Господи, извини, Спайдер. Что это я с тобой так, приятель^
Это не дело. Он мой подельщик- Ну, мы вместе работаем. Он самый
старый малолетний преступник в мире. — Я захохотал.
— Я знаю, Боб. Я это заподозрил сразу, как только вы въехали.
Вижу, что ты в деле теперь идешь по первому разряду. Настоящий
класс.
— А это заметно?
— Ну, когда работаешь в таком месте, как здесь, кое в чем начи¬
наешь разбираться.
— Ясное дела
— А в. тюрьме твой босс был?
— Сайлас — в тюрьме? Забудь об этом, приятель. Он настоя¬
щий джентльмен. Хэрроу, Оксфорд, бронетанковые войска в армии
ее величества, Эль-Аламейн, день высадки союзников, все: честь
честью.
— Почему же он занялся не своим делом?
463
— А он начал еще в армии. В Германии, в сорок пятом, загреб кучу
деньжищ. А когда демобилизовался, уже не мог обходиться без них.
Не мог отвыкнуть от роскошной жизни.
— Да, похоже, что он не очень-то и. отвыкал. Девчонка у него просто
роскошь.
— Вот тут ты прав, — кивнул я.
— Ты тоже в порядке, Боб. Ты доволен, как все сложилось?
— Был доволен до сегодняшнего удара по башке. Только все равно
это скверное дело. Раньше мне нравилось, но я давно уже решил, что
надо кончать Это для Сайласа хорошо, но мне хочется делать что-ни¬
будь получше, что-нибудь более полезное, что ли. Ты меня понимаешь,
Слайдер?
— По ту сторону забора, у соседа, травка всегда зеленее, при¬
ятель, — усмехнулся Спайдер. — Давай-ка глотни. — Он выта¬
щил из кармана плоскую фляжку и вытер горлышко, прежде
чем передать ее мне. Еще не отстал от некоторых тюремных
привычек.
Я сказал ему:
— В соседней комнате есть что выпить.
— Хлебни моего, — ответил Спайдер.
— Ладно. — Я выпил.
— Ну как, хороша штука? Официант, который отвечает за вина, —
мой приятель. У меня хорошие друзья, Боб.
Я выпил еще.
— Тебе скостили срок?
—Я отсидел три года без четырех дней, Боб. И обратно туда не
собираюсь.
— Ты чего это? — хмыкнул я. — «Я больше не буду», — говорят
нехорошие детки, когда видят перед собой полдюжины полицейских с
заряженными пушками в руках.
— Нет, я серьезна Я очень серьезно, Боб. Я много работаю, живу
на заработанное, а муж моей сестры — полицейский.
— Иди ты!
— Истинная правда, Боб. Ну, считай, почти полицейский. Он тю¬
ремный надзиратель.
Я расхохотался, а он сказал:
— Помнишь мою сестру Этель? Милая такая девчушка, блондиноч¬
ка, с длинными прямыми волосами, хорошенькая.
— Кто же ее не помнит? Она приходила к тебе каждую неделю.
И вообще была единственной хорошенькой девушкой, приходившей в
тюрьму.
— Ага. Ну вот, она пользовалась каждым случаем, чтобы навестить
меня, верно? Приносила курево и сласти, а то и пирог от мамы. Хоро¬
шая девочка Такая всегда ласковая, а ведь ездить ей было далеко, аж
из Балэма. И ведь ни разу не пропустила свидания. Все для меня
464
делала. Знаешь ведь, как бывает, когда мамаша сидит напротив и дол¬
донит: «Ты заслужил наказание, Сидней».
— Тебя зовут Сидней?
— Да. Ну вот, мамаша нудит свое, а малютка Этель ей сразу: «Не
надо с ним так», да еще пошла к Чарли Бэретту, у которого я работал,
и добилась от него обещания, что он снова возьхсет меня, когда я выйду
из тюрьмы. Она была просто ангел. Я не шучу, Боб, замечательная
девчушка. Так бот. однажды она завела разговор с одним тюремщиком
и уговорила его передавать мне весточки по тем субботам и воскре¬
сеньям, когда свидание было не положена А потом еще просила его
передавать мне сигареты, которые покупала для меня, так что можешь
догадаться, что было дальше.
— Ей-Богу?
— Л га. Он с ней виделся, чтобы получить весточку или сигареты,
потом в один прекрасный день приходит ко мне и говорит: «Мы встре¬
чаемся с твоей сестрой». Я чуть не убил ёга А он и говорит «Не надо,
Слайдер. У нас все серьезно, мы любим друг друга*. — «Ты это ос¬
тавь, — говорю я ему. — Я не хочу, чтоб моя сестра выходила замуж
за тюремщика». Но, знаешь, Боб, он парень хороший.
— Верю на слово, — покивал я без особого энтузиазх<а.
— Это правда. Он смешной парень, но хороший. А уж по Элма с.
ума сходит. Если б я узнал, что у него какие шашни на стороне, —
убил бы.
— Ну надо же, — сказал я. Потом заржал так, что больно стало,
морда-то побитая. — С тобой цирка не надо, Слайдер, мне даже полег¬
чало.
— Да уж, а то ты был не больно веселый. И вид такой, как будто
не все у тебя так, как надо.
— Ну-у-у, мы ведь-.
Он поднял руки.
— Извини, извини. Пойми меня правильна Я не собирался ничего
у тебя выспрашивать.
— Иди ты к черту, Слайдер. У нас все пошло наперекосяк. Мы на
этом деле здорово потратились. Дело было вроде верное, деньги сами в
руки плыли. И хорошие деньги.
— Слушай, давай-ка куда-нибудь рванем сегодня вечером, — пред¬
ложил Слайдер. — С вечера я выходной.
— С такой-то рожей?
— А кого это волнует? Тебя? Нет. Меня? Тоже нет. Отловим
парочку пташек и, если их это будет волновать» поменяем на
других.
— А что, это идея, — загорелся я.
— Я заканчиваю в восемь К полдевятого. переоденусь и буду
готов.
— Возьмем мой. «ролл»?
465
Как раз в этот момент Слайдер хлебнул бренди из фляжки, так
что чуть не подавился, когда до него дошли мои слова. Он и хохотал,
и брызгал слюной, и чуть ли не кудахтал от такого предложения.
— Ну, завал, — стонал он, уходя. — Прямо кино: два бывших зэка
в шикарном «роллсс», который они не украли. — Я еще слышал, как
он кашлял в коридоре по дороге в буфетную.
Я спал до полвосьмого, потом встал и переоделся в костюм. Я знал,
что Слайдер наденет свое самое лучшее. Мы встретились за углом,
чтобы гостиничная прислуга нас не увидела вместе, а потом прокати¬
лись в Сохо, свистя из нашего «роллса» всем хорошеньким девушкам,
попадавшимся навстречу.
Один раз здоровый мужик в спортивном автомобиле нагнал нас и
уже было собрался завестись насчет того, что я якобы оскорбил его
пташку на последнем прогоне до светофора, но я осадил его:
— Это никак не мог быть я, птенчик, потому что, во-первых, сви¬
стеть не умею, а во-вторых, мы двое., того-этого, сами понимаете, ла¬
почка. — И еще рукой показал, что имеется в виду.
Он уставился на нас, а потом взрыкнул мотором и рванул как
помешанный, пока Слайдер валялся под. сиденьем в корчах смеха. На¬
чало было положено, так что вечерок назревал отличный.
В Сохо мы остановились, чтобы перекинуться словечком с двумя
старыми приятелями Слайдера, которые подпирали стену около узкого
входа. На ней было с полдюжины вывесок тех заведений, что благопо¬
лучно скончались в этих стенах в разное время.
— Здесь сейчас бильярдная, — объяснил Спайдер, — хочешь поиг¬
рать?
— Нет, не хочется.
Мимо шли два туриста. Один из друзей Слайдера, которого звали
Тони с Ньюмаркета, вежливо и серьезно заговорил с ними:
«^Хотите посмотреть порнофильм, сэр? Скоро начало. — В руке у
него была книжечка пронумерованных билетов.
— Сколько?
— Пять фунтов с каждого, джентльмены. Сейчас начнется.
— А по три с каждого? — спросил один из туристоа
Тони с Ньюмаркета обдумал предложение, потом неохотно отклонил
его.
‘ — Я бы не отказал, — объяснил он, — но надо еще платить кино-
. механику и хозяину зала. Это обойдется в четыре фунта десять шил¬
лингов то есть я потеряю половину из моих собственных десяти.
Юристы купили билеты у друга Тони, высокого очкастого парня,
которым за все время пройзнес два-три слова. Туристы пошли наверх.
. — Успеете выпить кофе, — крикнул им вслед Тони. — Механик
там еще разбирает коррбки с частями.
Еще трое остановились к этому времени около Тони, сообразив, что
здесь пахнет чем-то противозаконным, но обещающим большое удоволь¬
466
ствие. Он продал им три билета, а минут через пять продал еще три —
пожилому человеку с портфелем и двум официантам-китайцам.
— Слушай, сынок, — сказал Тони этот дядя с портфелем. — Я
хочу посмотреть особый порнофильм. Понял?
— Чего не понять, — пожал плечами Тони. — А какой именно вам
надо?
— Я его раз видел в номере отеля в Майами, — объяснил пожи¬
лой. — Я канадец и разыскиваю этот фильм по всему миру.
— У меня есть на любой вкус, — ответил Тони.
— Там один цветной парень борется в грязи с девушкой-китаянкой.
Дело происходит где-то далеко на юге, и судьи у них нет. Поняли? А
в конце к ним еще присоединяются два матроса-индийца. Это единст¬
венный эротический фильм, который я хотел бы посмотреть.
Позади стоял итальянский парень с дорогостоящим фотоаппаратом
на шее и просил перевести ему запрос канадца Не успел Тони отве¬
тить, как канадец добавил:
— Я еще помню, там есть один кусок, где все они переодеваются
в форму полицейских.
Тони с Ньюмаркета подумал секунду или две.
— Вы чуть было не выбили меня из седла, сэр, — сказал он и
улыбнулся. — Мы получили его сегодня.
— Неужели? — канадец был в полном восторге. — Слушайте,
правда, это нечто?..
— Заплатите за просмотр первого фильма, а сразу после него я
попрошу поставить ваш.
Канадец шумно обрадовался:
— То, что надо. Ну вы, ребята, умеете их выбирать. — Он весело
потер руки и пошел наверх. За ним двинулся итальянский парень.
— С фотоаппаратом нельзя, — сказал Тони. — Это одно из наших
правил. Оставьте его здесь. — Итальянец неохотно отдал Тони фотоап¬
парат.
Тони поглядел на часы.
— И скажите остальным, что фильм начнется через три минуты.
Механик меняет одну из ламп.
Итальянец не сразу понял, но потом кивнул.
— Давайте уберемся отсюда, — предложил приятель Тони с Нью¬
маркета.
— А нам нельзя посмотреть эротический фильм? — спросил я.
— Он что, не в себе? — повернулся Тони к Слайдеру. — Валим
отсюда:
— Здесь бильярдная, — напомнил мне Слайдер. — Я же тебе
сказал.
Тони с Ньюмаркета быстро пожелал нам спокойной ночи и заспе¬
шил вниз по улице, запихивая фотоаппарат себе в карман. Его друг
рванул за ним.
467
— Давай-ка тоже от греха, — сказал Слайдер. — Иногда они здо¬
рово психуют; когда вываливаются оттуда не солоно хлебавши. Однаж¬
ды шесть ирландцев разнесли эту бильярдную в щепки.
Не успели мы пройти и ста метров, как меня наколол очередной
трюкач; промышляющий на лопухах. Да какое там сто, мы отошли едва
на пятьдесят. Оборванный старикан в засаленной кепке и в ботинках
от разных пар выскочил из пивной. Вид у него был затравленный, к
груди он прижимал изодранную сумку. Он вцепился в меня так, что
поневоле пришлось остановиться. Потом попытался скормить мне ста¬
ринную басню про то, как он только что нашел вот это колечко, а
вдруг оно таки ценное, — дайте десять шиллингов, сэр, и оно все ваше.
Я хотел отделаться от него, потому что трюк этот старый как мир, но
он вцепился в меня, сверкая глазами, как альбатрос из второй песни
♦Старого моряка*.
— Я еще из люльки выпадал, потешаясь над этим трюком, папа¬
ша, — урезонивал я era
— Семь шиллингов и шесть пенсов, — ныл он. — Они мне нужны,
сынок.
Я дал старому хрену три полукроны, и он втиснул мне в руку
нагретую его рукой коробочку для драгоценностей от Эспри. Внутри
было сияющее фальшивым блеском кольцо, которое только пьяный при¬
нял бы за настоящий бриллиант. Он побежал обратно в бар, где через
пять минут мои семь шиллингов и шесть пенсов будут приняты внутрь
уже в жидком вида Я опустил колечко в карман и поспешил вслед
за Слайдером.
— Ты что ему дал? — осведомился он.
— Ничего, — ответил я. — Велел убираться, пока я не навесил ему
это кольцо на шею.
— Врун, — развеселился Слайдер. — Да ты самая легкая пожива
для мошенников в нашем городе.
Слайдер знал все места Там были полуподвальчики, где сидели
конторские клерки, пытающиеся выглядеть, как гангстеры. Там были
рестораны, где иностранные туристы глазели друг на друга и думали,
что узнают в соседях по залу известных кинозвезд. Но лучше всего
был Дворец танца — огромный сарай, полный шума, дыма и людей.
Внутри кого только не было! Ирландские работяги, которые пачкали
себе ладони чернилами, чтобы уверить девушек, что на самом деле они
клерки. Маленькие поп-группки: заросшие волосами ребята в вонючей
одежде. Здоровенные парни* с бриллиантовыми кольцами на пальцах. И
везде девушки, всех сортов и размеров. Мы выбрали двоих и заказали
им шипучку.
— Конечно, мы осматриваем здесь все, выбирая место для съемок
шоу американского телевидения, — произнес Слайдер голосом, ка¬
ким, по его мнению, должны разговаривать американские телевизи-
онщики.
468
— Bpvi больше, — фыркнула одна из них, высокая блондинка с
хорошей фигурой, голубыми глазами и длинными прямыми светлыми
волосами. Ее звали Марлен, — по крайней мере, она так представи¬
лась, — а одета она была в сильно открытую вязаную кофточку и
очень тесно облегающие брючки.
Ее подружка — Мэг, или Пэг, или еще как-то, — была в смешном
коротком платьице, волосы обсыпаны блестками. Та еще парочка
— Телешоу, — не унималась Марлен. — Не смешите меня.
— Именно так, — настаивал Спайдер. — У него вон там стоит
«ролле», а живет он в шикарных апартаментах в «Честере*.
— Ври помедленней, — посоветовала ему коротышка
— Говорю же вам, — повторил Спайдер. Потом повернулся ко мне
и довольно громко прошептал, прикрываясь рукой: — Слушай, давай
не зацикливаться на этих двух щетках. Отроем что-нибудь классом
повыше.
— Что бы хотите сказать? — возникла высокая блондинка, и я
увидел, что она уже готова вцепиться в Слайдера.
— Нет уж, Спайдер, — поспешил я восстановить мир. — По мне,
тут нет никого, кто сравнился бы с нашими дамами.
— Л вас никто и не спрашивает, — вступила коротышка, отказы¬
ваясь смягчиться от моего комплимента.
— Нет, я с ума сойду, — заявил Спайдер. — У меня на улице
новенький «роллс-ройс», стоит только пройти до двери и убедиться в
этом, а они долбят, что мы пара врунишек. — Из Слайдера вышел бы
хороший мошенник.
— У вас действительно есть «ролле»? — все еще сомневалась вы¬
сокая, которая мне как раз понравилась.
— Пойдемте прокатимся, — предложил я.
Разумеется, они пошли. Спайдер и коротышка забрались на за¬
днее сиденье, включили на полную мощность стереозапись босса-новы
и открыли бар с напитками, а Марлен села со мной на переднее
сиденье.
— Блеск машина, — сказала она. — Вы что, ее украли?
— Выбирайте выражения, — оскорбился Спайдер, — а то мы поду¬
маем, что имеем дело с отбросами общества.
— Да уж, — протянул я. — Постарайтесь вести себя, как подобает
леди.
Обе девицы хихикнули.
— Леди, — фыркнула Марлен.
Коротышка поддакнула:
— Ты там ведешь себя, как леди, на переднем сиденье, Марлен?
И обе опять стали корчиться от смеха.
Я прокатил их через весь Лондон, под аккомпанемент музыки.
Мелодии сменяли одна другую, пока мы проезжали Тауэр, Трафальг.
гарскую площадь, Букингемский дворец. Но девушек ничто не интере¬
469,
совала Они. жаждали увидеть кого-нибудь знакомого и гордо помахать
ему из «роллс-ройса». Я высадил Слайдера позади отеля, а сам подка¬
тил к парадному входу с обеими девицами. Швейцар подошел, чтобы
открыть нам дверь, и я передал ему ключи от машины, завернутые в
фунтовую банкноту.
— Поставьте ее где-нибудь, — попросил я.
— А ключи, сэр? Послать их вам наверх?
— Да уж скоро утро, — сказал я.
Он притронулся к шляпе. Потом заметил девиц.
— Эге, — протянул он. — Ну-ка, стоп. Куда это вы направляетесь,
хотел бы я знать?
— Они со мной, — отрезал я. — Так что отдыхай.
Мы прошествовали мимо него, делая вид, что все в порядке, пока
Марлен, которая никак не могла промолчать, не сказала швейцару:
— И откуда у тебя такая шляпа, папаша?
В ее родном ливерпульском произношении это прозвучало только
что не как ругательство.
Естественно, швейцар взбесился:
— Убирайтесь отсюда, паршивки. Мы не пускаем сюда дам в брю¬
ках, сэр.
— Ах ты, грязный старикашка, — завопила Марлен во весь голос,
все с тем же невообразимым ливерпульским выговором.
— Что там? — спросила Мэг или Пэг.
— Он хотел, чтобы я сняла брюки, — пожаловалась Марлен.
— Грязный старый развратник, — завизжала Мэг или Пэг.
К тому времени Марлен уже расстегнула ремень и «молнию» на
брюках, приспустив их на бедрах.
— Сейчас мы нарвемся на большой скандал, — прошипел я, но тут
швейцар вспомнил, что у него есть еще дело, и заторопился в дальний
конец ряда припаркованных машин. Я схватил обеих девиц за руки и
держал крепко, пока мы не вошли в отель.
— Мне больно, — пожаловалась Марлен, и коротышка тоже пропи¬
щала, что ей больно.
-Ладно-ладно, ничего, — ответил я, — только впредь будьте по¬
осторожнее.
В вестибюле в два часа ночи было тихо и пусто. Мы направились
к лифту. Теперь девицы притихли и выглядели на редкость не к месту
в дешевых одежках и вульгарных темных очках.
Около лифта стояли Лиз и Сайлас. Одному Господу известно, где
они провели этот вечер, одеты они были — с ума сойти, а Сайлас еще
держал огромную игрушечную панду и не менее гигантского игрушеч¬
ного зайца Каждая из зверюшек была высотой фута четыре, так что
Сайласу было не очень-то легко держать их.
— Зачем ты сегодня выходил так поздно? — раздраженно спросил
Сайлас — Мы беспокоились о тебе
— Оно и видно, — ответил я. — Все четверо с ума сходили от
беспокойства.
Сайлас попытался держать игрушки так, чтобы они не очень бро¬
сались в глаза, но с такими гигантами это было нелегко сделать.
— У меня новый план, — заявил Сайлас. — Указания получишь
утром.
Мои две девицы смотрели на Сайласа с плохо скрытым страхом, а
на серебряное платье и туфли Лиз пялились так, будто хотели запом¬
нить каждую складочку. Каждые две секунды у них начинался при¬
ступ нервного хихиканья.
— Что это у вас за новый друг? — поинтересовался я у Сайласа,
кивая на панду.
— Мы вернемся туда утром и кое-что доделаем, — ответил Сайлас.
Лиз ничего не говорила, только нервно схватывала Сайласа за руку,
боясь, что он устроит сцену. Наверное, он порядком выпил, а то не стал
бы покупать эти жуткие игрушки в каком-нибудь ночном клубе. Я
сделал вид. что внимательно рассматриваю панду.
— Л у вашего дружка ухо отрывается, — заметил я.
Девицы хихикнули.
— На этот раз оно таки оторвется, —. предупредил Сайлас.
— Так что лучше его пришить, — посоветовал я.
Подъехал лифт, и мы стали загружаться в него.
Мы, как джентльмены, позволили всем трем леди войти в лифт
первыми.
— После вас, — сказали девицы Лиз, памятуя мои наставления
вести себя как леди, но смазали весь эффект, начав смеяться сразу
после этого.
Потом я пропустил Сайласа, и мы оказались лицом к лицу, хотя и
приходилось глядеть поверх голов панды и зайца. Заяц был косоглазый,
а у панды — на удивление бессмысленный взгляд но я не стал гово¬
рить об этом Сайласу, так как у него явно возникло по отношению к
ним что-то вроде отеческого чувства.
— Вы все направляетесь в ваш номер? — едко спросила Лиз.
— Да, — ответил я. — А вы все направляетесь в^ваш?
Лифт остановился на нашем этаже. Все три девушки вышли.
Сайлас мягко, но убедительно произнес
— Не надо больше ничего говорить, Боб, потому что момент может
оказаться неподходящим.
Я демонстративно посмотрел на его игрушки.
— Все правильно. Подожду, пока вы будете один.
Я пошел по коридору, открыл дверь своего номера и впустил деву¬
шек. Пока они охали и ахали, я стоял в двери, наблюдая за Сайласом.
Он поставил игрушки на пол, пока доставал ключи. Он вошел в номер
Лиз и помедлил, перед тем как повернуться за игрушками; он был
похож на неприбранную домохозяйку, выглядывающую ytpoM за бутыл-
471
каки молока у двери. Я высунулся из своего номера, он тревожно
оглянулся, и я взглядом и улыбкой пожелал ему спокойной ночи.
Едва дверь номера Лиз закрылась, как послышалось звяканье посу¬
ды. По коридору шел Спайдер в кителе официанта Он пьяновато улы¬
бался, галстук сбился на сторону, а китель был наполовину заправлен
в брюки. Перед собой он толкал столик на колесах. Там было шампан¬
ское в ведерке со льдом, икра, паштет и копченая форель. Он вкатил
позвякивавший столик в номер и закрыл дверь с преувеличенной осто¬
рожностью.
Когда он поравнялся со мной, я заметил:
— Мне кажется, что ты переоценил этих двоих. — Я кивнул в
сторону гостиной.
— Нисколько, — ответил Спайдер. Он сдернул салфетку с подноса,
на котором были бисквиты со взбитыми сливками, торт с кремом и безе,
два разноцветных желе и торт-мороженое, посыпанный миндалем. —
Маленькие детские радости. С приветом от моего приятеля на кух¬
не: — Он снял белый китель и остался в порванной рубашке с крас¬
ными подтяжками. Он принялся разливать шампанское.
— У-у-у-у, — завопили девицы, когда увидели все это, и восторг
их был больше, чем по поводу моего «роллс-ройса».
— Ну, Спайдер, — заявил я, — тебе, чтобы покорять девушек, день¬
ги не нужны.
— О-го-го-о-о, — выкрикнул Спайдер, потом с помощью обеих де¬
виц толкнул столик, и тот прокатился с нарастающей скоростью по
ковру, сквозь дверь спальни, пока не ударился с грохотом о ее дальнюю
Опенку, порвав обои. А картина, изображающая китайских диких лоша¬
дей, упала со стены и разбилась.
— Осторожнее, Спайдер, — запоздало предупредил я.
— Заткнись, — ответил Спайдер, смеясь и целуя девиц. — Мы со¬
брались, чтобы повеселиться.
— А зачем всем знать, что мы собрались повеселиться? — засом¬
невался я, хотя тоже был слегка пьян.
— А здесь что? — Марлен открыла гардероб и начала расталкивать
вешалки, чтобы рассмотреть мою одежду. — Солдатская форма, — за¬
вопила она •— Летчицкая куртка на меху. Одежда мотоциклиста, чуд¬
ное кожаное пальто, нацистская форма
— А женщиной он не переодевается? —поинтересовалась Мэг или
Пэг.
Обе девицы опять захихикали.
— Не ройся • там, — прикрикнул я. — Эго мои театральные
костюмы.
—Это его театральные костюмы, — вскинула руки Мэг или
Пэг. — Ну и дела
— А это что? тг Марлен наткнулась на коробку с моими археоло¬
гическими штуками/ Я не хотел, чтобы она заглянула внутрь.
472
— Это мой магический шар, — объяснил я. — Положи его на
место.
— А что такое магический шар? — спросила Марлен, пытаясь от¬
крыть крышку. — Он ведь не тяжелый, правда?
— Я смотрю в него, когда предсказываю будущее, — сказал я.
Слайдер, который всегда мог помочь в важном разговоре, внес свою
лепту:
— Он пишет астрологические предсказания, ну, которые печатают
в газетах и журналах.
— Л в каких? — не унималась Марлен.
— Да почти во всех, — энергично взмахнул рукой Слайдер. Под
разными псевдонимами. К нему все приходят за советом, он ведь зна¬
менитость.
— Врете вы все, — заявила Мэг или Пэг.
— Это правда, — подтвердил я слова Слайдера — Эго все я пишу.
— Вы не очень-то мне помогли в этом месяце со своим предсказа¬
нием б журнале «Сердца молодых*, — пожаловалась Мэг или Пэг. —
Во всяком случае, для Рыб оно не сгодилось.
— Забавно, что вы это заметили, — усмехнулся я. — Так и было
задумано. Они задолжали мне за три месяца. Поэтому на этой неделе
я смешал им Рыб с Козерогом, как я их и предупреждал.
— А по руке вы можете читать? — спросила Марлен.
— Читать по руке! — воскликнул Спайдер. — Он читал по Моей
руке на той неделе и предсказал, что вы придете сюда сегодня вече¬
ром. — Спайдер сардонически хмыкнул. — Может ли он читать по
руке!
— А что он предсказал о нас сегодня вечером? — Марлен была
явно заинтригована
— Предсказал краткие моменты счастья, — пригорюнился Спай¬
дер. — Украденные у жизни, полной труда и забот.
— А что там еще? — Марлен протянула мне руку.
Я нежно взял ее за руку и усадил на постель.
— Мятущийся дух, — читал я по ее руке. — Страстное желание
быть свободной.
— Свободной от чего?
— Свободной от буржуазных условностей, навязанных обществом.
— Я убежала из дома, — кивнула она — Удрала из Ливерпуля.
Я провел пальцами по ее ладони. У нее была печальная маленькая
рука, обыкновенная, немножко безвольная.
— Вы отвергаете обыденность и рискнете всем за одно яркре мгно¬
вение счастья.
— Да будет вам, — засмеялась Марлен, но оставила свою руку в
моей.
Из гостиной доносились звуки борьбы и хихиканье.
— Посмотрите и по моей руке, — кричала Мэг или Пэг.
473
— Снайдер вам посмотрит, — крикнул я в ответ. — Слайдер в этом
деле не хуже меня.
— Но потом вы посмотрите? — настаивала Мэг или Пэг.
Я в это время как раз сосредоточился на вязаной кофточке Марлен.
— А как же, — пообещал я. — Обязательно посмотрю.
Я не помню, как девушки уходили. Наверное, Слайдер потихоньку
вывел их рано утром. Помню, правда, какую-то суету по поводу того,
что куда-то запропастились карандаш для бровей и шпильки. Они бо¬
ялись опоздать на работу и упрекали меня за отсутствие будильника.
— А мне некуда бежать, — зевнул я. — Потому и будильника не
завожу. — Я повернулся на бок и снова уснул.
Было уже-11 часов утра, когда я, наконец, выбрался из постели и
заказал завтрак. Я сидел еще в халате, с аппетитом уничтожая апель¬
синовый сок, кукурузные хлопья и яичницу с ветчиной, когда вошла
Лиз. Наши номера соединяла дверь. Лиз легонько постучала в нее и
вошла. Она была очень красива сегодня.
— Господи, ну и вид у тебя. — В ее голосе явно не было восторга.
Я промолчал. Она села напротив меня, взяла мою чашку и налила
кофе. Я высыпал из вазочки сахар и приспособил ее себе под кофе.
— Кто эти ужасные девицы?
—Марлен и Мэг. Или Пэг.
— У них был вид проституток.
— Именно.
На Лиз было простое шерстяное платье, и она, должно быть, пол-
утра провела, укладывая волосы. Она взяла кусочек тоста, намазала его
маслом и обмакнула в желток последнего яйца.
— Между прочим, — заметил я, — его я оставлял напоследок.
— Я так и поняла
— Вы что, не завтракали?
— Я позавтракала в семь тридцать Перед отъездом Сайласа в Вин¬
честер.
— Зачем его понесло в Винчестер?
— Там нашелся покупатель на металлолом. После этого он хотел
встретиться с кем-то по поводу сдачи нашего коттеджа Так что его не
будет весь день
— А ты почему не поехала?
— Он не захотел. Он оставляет меня как запасной вариант, если
сейчас не выгорит с продажей металлолома. Так что не хочет, чтоб нас
сейчас видели вместе.
— Жалость какая,— посочувствовал я. — Джем хороший, попро¬
буй.
Она взяла еще кусочек тоста и подлила себе кофе.
— Я Вообще-то не очень хотела с ним ехать, — объявила она —
Он был в плохом настроении.
— Да уж, — хмыкнул я. -г Мне все это уже стало надоедать
'474
— Ты сам виноват. Зачем тебе надо было подкалывать его вчера в
лифте?
— Сам не знаю.
— Вы все время цапаетесь.
— Л га, как два братишки в коротких штанишках.
— Сайлас к нам обоим был очень добр, — сказала Лиз.
— Может быть, только до каких пор мы должны ему кланяться,
молчать в ответ и считаться с его дурным настроением? А кроме того,
мне надоело вечно быть или шофером, или придурком, который только
что нашел вот эти старые документы у себя на чердаке и никак не
может в них разобраться, или дворецким у Сайласа, или охранником,
или офицерским денщиком. Ну хоть иногда я мог бы сыграть кого-ни¬
будь поважнее?
— Ты всегда на это жалуешься, — поморщилась Лиз, — так поче¬
му не поговоришь об этом с Сайласом?
— А я и собираюсь, — заявил я. — Настало время принять не¬
сколько решений.
— И каким же будет первое?
— Слушай, перестань издеваться, — озлился я. Но она упрямо про¬
должала задавать этот вопрос. — Знаешь, — наконец сказал я, — мне
вообще не нравится то, чем мы занимаемся. Мне и Сайлас не нравится,
если хочешь знать.
— Да, как же, — нахмурилась она. — Да вы просто обожаете друг
друга. В жизни не видела, чтобы два таких идиота, как вы, так друг
друга понимали.
— Пойми, он воплощает в себе все, что я не люблю, — запротесто¬
вал я. — Не люблю я все это: Устои (с большой буквы), старые школь¬
ные галстуки и все эти офицерские повадки, которыми он так.здорово
всех морочит. Он жутко старомодный. Ьто vmp тчнь тозюдоъаь
исчез. Люди вроде Сайласа слишком долго правили бал. А теперь пора
взяться за дело людям вроде меня. Это век технократов.
Лиз расхохоталась:
— Это кто же технократ, ты, что ли? Ты, значит, будешь у нас
первым жуликом-технократом в мире. — И ее снова разобрала
— Да не хочу я быть жуликом. Неужели ты меня не понимаешь?
Я тебе уже сто раз объясняя Все эти игры для никчемушных людей,
типа сутенеров. Мне не надо жульничать, чтобы заработать на жизнь.
Я не глупее остальных. Мне не нужно обманывать и лгать, чтобы
заработать деньги.
Лиз улыбнулась. Она могла быть раздражающе высокомерной иногда.
— Да и тебе тоже, Лиз, — добавил я.
Лиз наклонилась ко мне.
— Может, и не нужно, миленький. Только я не жалуюсь, в отличие
от тебя. — В эту минуту она была такой красивой, что трудно было
сдержаться и не сказать ей, что я. безумно в нее. влюблен, и прошу ее
уехать со мной, но я испугался, что она рассмеется и скажет, что это
еще один признак моей незрелости. Ей нужно было поговорить о Сай¬
ласе, и все тут.
— Возможно, ты хочешь стать главным в нашем трио, — обвинила
она меня. — Я лично ничего не имею против того, чтобы получать
указания от Сайласа, даже если временами он бывает старым и ворч¬
ливым хвастуном и грубияном. А потом не забывай, что все заботы
все-таки на его плечах.
— А я не возражал бы против того, чтобы взять на себя часть его
тягот, а еще право голоса в наших делах, — запальчиво объявил я.
— А я бы предпочла, чтобы все оставалось, как есть, — остудила
она мой пыл. «— Сайлас ведь в своем роде гений, и если даже иногда
помыкает нами, он уже сделал нам много добра. Я это признаю, а ты,
по-моему, нет.
— Да ты просто пытаешься убедить сама себя, — сказал я. — Ког¬
да это Сайлас сделал тебе много добра?
— Сайлас был другом моего отца еще до того, как я познакомилась
с ним. Я работала в паршивой гостинице во Франкфурте, сидела внизу,
записывала постояльцев, когда однажды он подошел к стойке и спросил:
«Вы Элизабет Мейсон, да?» Я сказала, что да, но отнеслась к нему с
подозрением, а он только попросил меня передать привет маме, когда
я в следующий раз буду писать домой. Он был всегда добр и внима¬
телен ко мне, а я так нуждалась в этом тогда. Я ведь была еще
ребенком. Ты просто не представляешь, как плохо мне было в той
немецкой гостинице. Управляющие — сущие гестаповцы, постояль¬
цы — не лучше. А туристы обращались со мной хуже некуда, а потом,
в один прекрасный день, они забывали фотоаппарат в ресторане, или
их малыша вырывало, в спальне, или им срочно требовался зубной врач
в два часа ночи, или еще была одна немочка, промышляющая сам
знаешь чем и поскандалившая в номере, а я могла ее оттуда выру¬
чить; — вот тут являлись наличные, хоть и немного, чтобы я все ула¬
дила Как я ненавидела этих ублюдков, и я всегда с удовольствием
надую их, как они надували меня. Какое им было дело до меня и моих
проблем, когда я получала пять фунтов в неделю и ела только карто¬
фель с кислой капустой, чтобы осталось немножко денег на починку
туфель! Им же было все равна А Сайласу нет.
— Да, — сказал я. — Сайласу было не все равно. Я могу себе это
представить.
— А вот и ошибаешься. Я видела Сайласа каждый день, и не одну
неделю, прежде чем он попросил меня о свидании. Он был добр и щедр.
Он передавал от меня весточки маме, когда ездил в Лондон, а однажды
привез мне от нее торт на день рождения. Всю дорогу держал его на
коленях в самолете, чтобы не повредилась надпись глазурью: «С позд¬
равлениями Лиз от мамы». Он. не обязан был это делать и случаем,
между прочим, не воспользовался.
476
Я видел, что Лиз тихонько впадает в сентиментальность.
— А что он делал во Франкфурте? — поинтересовался я.
— Он был там после войны уже как штатский, с остатками воен¬
ного правительства союзников. У него до сих пор там осталось много
связей. Он был тогда моложе и смеялся чаще, чем сейчас. Он был
веселый, энергичный, отчаянный. И богатый.
— Очень богатый?
— Ну, не очень, как я теперь понимаю. Но у него было с полдю-
жины действительно хороших костюмов и машина «бентли*. Машине
было уже два года, но все-таки это был «бентли». Как она мне нрави¬
лась! Он имел счет в двух-трех ресторанах, и то, что можно было поесть
там, а заплатить потом — все это поражало мое воображение. А од¬
нажды он сказал, что я могу бывать там и одна, и пусть пишут на
его счет. Это было потрясающе, я специально сворачивала в сторону,
чтобы лишний раз пройти мимо ресторана и небрежно заметйть знако¬
мым, что вот в этом ресторане у меня открытый счет. Но я ни разу не
пошла туда одна, без Сайласа
— И хорошо, что не пошла, — хохотнул я. — Сайлас, наверное,
просто блефовал. Тебя бы вывели оттуда за ухо, если бы ты попыталась
поесть за его счет.
— Зачем ему было блефовать, он же был богат. У него квартира
была вся в шелковых обоях, кругом картины, и...
— И все до невозможности вульгарна
— Да, — согласилась она. — Шелка и бьющая в глаза вульгар¬
ность, и мне все это нравилось. А по нему я просто с ума сходила. Я
влюбилась сильнее, чем могла себе когда-нибудь представить. А он ни
разу не использовал это против меня. Он мог одновременно иметь еще
десять женщин, и я бы смирилась с этим. А он не стал этого делать.
У него была только я. И всегда была только я.
— Ой ли?
— Ну, конечно, была Элси, и еще та девушка из агентства в Бал¬
тиморе, но это были непрочные и недолгие связи. Да, девушки не могли
занять мое место, и они знали об этом. И ведь они действительно
любили его. Я даже жалела их: они, такие несчастные, знали, что будут
еще несчастнее. Сайлас находился тогда в зените, он был. красив, та¬
лантлив, умен и богат. Но он не злоупотреблял своей властью. Он
любил меня и заботился обо мне и старался, чтобы мне было хорошо,
поэтому я всегда все для него сделаю.
— Только ты его больше не любишь, — не мог удержаться я. —
Это же видно.
— Есть же что-то и помимо любви, что-то более прочное, более
долговременное, то, в чем черпаешь утешение.
— Есть, конечно, — согласился я. — Это называется деньги.
— Неужели только о них ты и можешь думать? — возмутилась
Лиз.
477
— Да я никогда о них и не думаю, — пожал я плечами. — Это
вам с Сайласом постоянно нужны деньги. Кто тратит тысячи на одеж¬
ду, автомобили и бриллианты? Не я, детка. Я все еще хожу в джинсах
и свитере, которые купил в дешевом универмаге в прошлом году. А
мой единственный костюм тоже сшит по дешевке шесть лет назад
портным, который живет по соседству с моей мамой в Ист-Энде. Это
вам с Сайласом нравится выставлять меня дураком, потому что я трачу
время на чтение книг по археологии и истории и пытаюсь чему-то
научиться, пока вы раскатываете по городу и выдаете себя за господ,
снисходящих до слуг. Хочешь знать, сколько я истратил вчера вечером?
Шесть фунтов восемнадцать шиллингов и четыре пенса. Слайдер по¬
тратил десять фунтов. Он не хотел попастись за мой счет, поэтому я
позволил ему делать, что он хочет. Вот так. Теперь сколько вы двое —
вы, которые о деньгах вроде никогда не думают, — пропустили вчера
через свои руки?
— Сайлас играл в казино и выиграл, так что мы скорее заработа¬
ли — восемьсот фунтов.
— Ладно, твоя взяла, — сказал я. Я разлил по чашкам остатки
кофе.
— Нет, — вздохнула Лиз. — Ты ведь прав. Мне не следовало го¬
ворить так. Ты действительно не думаешь все время о деньгах. Я не
знаю никого, кто умел бы быть счастлив, довольствуясь очень малым.
Но ты не прав насчет Сайласа — можно за многое не любить его, но
он умен. Этого ты не станешь отрицать.
Она ждала от меня подтверждения, и я согласился:
— Он умный.. Когда я впервые представил его маме — она только
однажды видела его, — она сказала: «Этот малый — прямо ящик фо-
кусника, а не человек». С тех пор каждый раз, как я виделся с ней,
она спрашивала: «А как поживает тот фокусник? Все еще выигрывает?»
— А что плохого в том, чтобы всегда выигрывать?
— С точки зрения таких, как Сайлас, ничего плохого. Но для мамы
выигрывать означает, что кто-то проигрывает, возможно, кто-то близкий.
Мой отец был чемпионом мира по проигрышам.
-Проигрыш-выигрыш. Ястребы и голуби, верхи и низы. Почему
твой отец проигрывал?
— Потому. Он бросил школу в двенадцать лет. В день своей смерти
он с утра еще работал.
— А где он работал?
— На занюханной фабричке по производству шариковых ручек. Пе¬
ред тем, как взять его на работу, хозяин потребовал, чтобы он не
вступал в профсоюз. Он и не вступал. Однажды вечером, в пивной,
ребята из профсоюза сцепились с ним и' избили до полусмерти. После
этого он два года не ходил в'пивные. Потом он все-таки вступил в
профсоюз, а тут началась забастовка, и пять месяцев мы жили на
десять шиллингов в неделю, выдаваемых бастующим. Когда они возоб¬
478
новили работу', он в первую же неделю сломал ногу. Потом он поехал
в Испанию сражаться за правое дело. И, конечно, на стороне тех, кто
проиграл. Ничего героического он не совершил. Подхватил какую-то
лихоманку, выпив сырой воды. Так что, когда вернулся в Англию, еле
мог ходить, и на работу его никто не брал. Мама подряжалась мыть
полы, чтобы содержать нас. Вот и вся жизнь моего отца. А ты знаешь,
я иногда так мог>г рассказать его историю, что народ прямо катается
со смеху?
— Уверена, что так оно и есть, — вздохнула Лиз. — Это ужасна
— Ты права. — Я был благодарен ей за то, что она поняла, как это
ужасно. — Еще мальчишкой я часто рассказывал ее так, чтобы все сме¬
ялись. Причем тогда, когда кто-нибудь впервые с ним знакомился. Од¬
нажды он при этом вошел в комнату. Услышал немного, всего несколько
слов, ио этого было достаточно, чтобы он понял, о чем шла речь.
— И что же он сделал?
— Тоже засмеялся. После этого он сам рассказывал ее так, чтобы
всех позабавить.
— Ты слишком расстраиваешься из-за этого, малыш.
— Поэтому, под конец наших авантюр, я вдруг смотрю на лопуха
и вижу своего старика. И думаю: «Мы ведь тоже обираем чьего-то отца».
Так бывает больно от этога
— Нам всем бывает больно. Это, как говорится, наша профессио¬
нальная вредность. У каждого занятия она своя: у кожевенников си¬
бирская язва, верхолазы падают с крыш, летчики гробятся в воздухе.
— Твоя правда, — сказал я. — Что ж, я предпочитаю последнее.
Я пошел и включил радио. Поплыла тихая сентиментальная музыка.
Под эту допотопную мелодию мы танцевали обнявшись, пока не разда¬
лись бурные аплодисменты. Мы оба поклонились публике, повернув¬
шись к приемнику. Я схватил край портьеры, как будто закрывая
занавес по окончании спектакля, и сказал Лиз:
— Ты им понравилась, детка Слышишь, какие овации? — Я схва¬
тил с подноса свежие цветы и преподнес их ей. — Сегодня они прямо
с ума сходили. Ты настоящая звезда, детка, звезда Бродвея, как я н
предсказывал тебе еще тогда, когда мы детишками бегали к железной
дороге в нашем Заштатске-городке.
Лиз захлопала ресницами.
— О, мистер Хардкасл, я так счастлива. Просто безумно счастлива.
— Не называй меня мистер Хардкасл, Линда, крошка, для тебя я
Джимми, и сейчас как раз время попросить тебя снизойти до меня и
позволить мне подняться к тебе туда, к звездам. — Я тронул ее за
руку и подошел ближе.
Лиз спрятала лицо в цветах и притворно застенчиво сказала:
— Ах, мистер Хард» то есть, Джимми.. Что это вы такое говорите?
— То и говорю, крошка Линда, — сказал я й достал из кармана
коробочку от Эспри.
479
— Драгоценности для такого ничтожества, как я? — спросила Лиз,
держа коробочку на вытянутой руке. — Но, Джимми, ты же знаешь,
что мое сердце обещано другому.
— Обещано, но никогда не было отдано, крошка Линда. Летим к
звездам и похитим у жизни краткие моменты счастья вдвоем, — сказал
я, нервно улыбаясь.
Лиз поднесла коробочку к глазам — так как камера уже делала
стремительный наезд, и коробочка должна быть обязательно в кадре,
иначе мировая знаменитость, режиссер номер один Голливуда, старый
Биггельхофер взъярится Она открыла ее — чуточку качнулась, что¬
бы получше устроиться в кадре, — и увидела сверкающий веселой
радугой фальшивый бриллиант, который я купил у старого мошенни¬
ка в Сохо.
— Какое чудесное кольцо, Боб, — сказала она. Ее голос сразу стал
обычным.
— Надень его, — попросил я, боясь, что она рассердится на меня,
рассердится по-настоящему.
— Оно не подойдет.
— Не бойся, подойдет, — настаивал я. — Оно было сделано для
тебя — Она посмотрела наменя долгим взглядом, пока я не покраснел,
и отвела глаза. Наступило долгое молчание. Потом она надела кольцо
на палец, посмотрела на него и вдруг быстро стряхнула с руки. Потом
снова заговорила уже голосом Линды:
— О, мистер Хардкасл, — страстно выдохнула она — Если бы
только сердце мое не было отдано другому!
Я поцеловал ее. Она не спешила прервать поцелуй, но все-таки
сказала:
— Ничего у вас не выйдет, мистер Хардкасл, из этого никогда
ничего не * получается — И снова поцеловала меня, перед тем как
выбежать из комнаты.
— Камера отъезжает, дальний план, — крикнул я ей вслед, но не
пошел за ней. Я позвонил и попросил принести еще кофе, а потом
уселся со своими книгами по археологии.
Во второй половине дня я слушал передачу для школьников на
немецком языке, когда Сайлас влетел ко мне в гостиную и сказал:
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Die Schule 1st zu Ende, — повторил я вслед за диктором.
— Выключи эту штуку, — потребовал Сайлас.
- — Wieviel! Uhr 1st es? — осведомился диктор.
— Es ist ein halb vier, — ответил я.
— Es is! halb vier, — поправил меня Сайлас. — Ты зачем расстроил
Лиз?
— Wo steht der.~ — сказал диктор, но Сайлас приглушил звук.
— Что так расстроило- Лиз?
— Ничего, — удивился я
480
— Это по-твоему ничего, а она думает иначе.
— Ну и что же я наделал, по ее мнению? — спросил я. Потом взял
электробритву — я сегодня еще не брился — и сказал: — У меня
отличная идея — я уже говорил вам о ней.
— Я хочу услышать это от тебя, — потребовал Сайлас.
— Итак, вы выбриваете лысинку, у себя на макушке, потом, когда
волосы снова станут отрастать, начинаете продавать восстановитель во¬
лос. «Живое доказательство» так бы я назвал эту штуку.
— Я хочу узнать от тебя, чем ты так расстроил Лиз.
— Если вы в плохом настроении, то я не стану с вами разговари¬
вать.
— Лиз сказала, что ты дразнил Санта-Клауса Лиз говорит, что
ты ползал по полу и мяукал, а потом съел у кота банку консервов.
Лиз говорит, что ты беспрестанно дразнил кота, поэтому она так
расстроена.
— Я люблю кошек, — внушительно сказал я. — Может, я и играл
с ним, но уж никак не дразнил.
Но Сайлас нс желал успокаиваться. Я прошел мимо него в ванную,
чтобы побриться, и опять начал повторять урок немецкого:
— Ich bin cin Kind, wir sind Kinde and sie is ein kleine Kinde-
Когда я дошел до этого места, Сайлас грубо толкнул меня, так что
ударился о дверной косяк.
— Вы что себе позволяете? — заорал я. — С ума съехали? Что с
вами, в ухо захотели?
— Смотри, как бы ты не заехал слишком далеко, — прорычал Сай¬
лас и снова толкнул меня.
Мне всегда смешно, когда он впадает в ярость, потому что тогда он
похож на маленького мальчика, которому не дают паровозик. Он еще
раз толкнул меня.
— Надоел ты мне, приятель, — крикнул я и кинулся, чтобы вытол¬
кать его обратно в номер Л из. Почему я должен с ним считаться? Он
был так взбешен, что, когда я ринулся на него, отступил на шаг и
выдал мне прием рукопашного боя, урок четвертый, учебник образца
1943 года. Забыл, что сам научил меня всему этому несколько лет назад.
Я знаю все его приемы, да вдобавок еще штук пятьсот получше. Кроме
того, я вдвое моложе и ловчее. Тем не менее я полетел ласточкой на
ковер, меня подвела поврежденная нога, еще болевшая после драки в
посольстве Магазарии, так что я рухнул, врезавшись в маленький пись¬
менный столик. Он развалился от такого удара Я приземлился весь в
обломках старинной мебели.
— Я всегда терпеть не мог этот столик, — сказал я, мигая от
удивления, и медленно поднялся на ноги.
Надо было видеть Сайласа! Он был убежден, что одержал по мень¬
шей мере олимпийскую победу. Он танцевал по всей комнате, ведя бой
с тенью. Я расхохотался при виде этой картины.
16 Л.ДсПтом •Нерлнпшю похорони*
481
— Давай, давай, сынок, — быстро повторял Сайлас, продолжая
приплясывать взад-вперед. Я даже не поднял руки вверх перед
ним.
— Ведите себя в соответствии с возрастом, — попытался я урезо¬
нить его. — Побольше степенности и достоинства. — Ей-Богу, я не
мог удержаться от смеха при виде того, что выделывал этот старый
дурень.
Сайлас тоже усмехнулся.
— Я же сказал тебе, чтобы ты был поосторожнее.
— Вы все-таки старый дурак, — ответил я. — Если я вам разок
по-настоящему вдарю, вы поймете, что к чему.
— Я же сказал тебе, что у старика еще много жизненной силы.
И еще я сказал тебе, что ты слишком много времени проводишь за
книжками. Пэ-э-эх, и-и-эх, бац, у-у-ух, бац. — Он рычал и сопел,
нанося во все стороны удары по воображаемому противнику. На
мгновение замер против меня и покачал головой. — Ты только по¬
смотри на себя, жалкий ты человечишка, небритый, в грязном халате,
одеться было лень. А ну, подними кулаки. Что у тебя за вид, ты же
совершенно не в форме. Совсем не следишь за собой. И, ради Бога,
подтяни брюки.
Не знаю, как я выглядел со стороны, но чувствовал себя дурак
дураком, прыгая по комнате с Сайласом, который выкрикивал всякие
тлупосги, не переставая эхатъ, ухать и бацать.
— Старый глупый Сайлас, — проговорил я и засмеялся.
— Ох, на днях я основательно тебя выдеру, — пообещал он.
Я сделал выпад в сторону лампы и взвыл:
Ну держись, чертов япошка. — И с дикими выкриками применил
отличный прием каратэ против падавшей от лампы тени.
Сайлас же набросился на мой единственный костюм, висевший в
открытом шкафу.
— Получай, свинья, — крикнул он и, сделав ложный выпад в пле¬
чо, обрушился со всей силой на вешалку.
Костюм рухнул вместе с вешалкой на пол шкафа. Теперь Сайлас
притерся ко мне спиной. Я чувствовал его твердые лопатки, и мы оба
приготовились дорого продать свою жизнь.
С каминными щипцами в руках и с криком «Во дворец» я вспрыг¬
нул на стол и схватился не на жизнь, а на смерть с люстрой. Сайлас
вскочил на обитый шелком диван и попытался пробежать вдоль его
спинки, но диван вдруг опрокинулся под его тяжестью. Он таки добил¬
ся своего. Я попытался спасти лампу, но наклонился немного ниже,
чем нужно. Часть моих синяков и порезов я получил еще во время
визита в посольство Магазарии, но Сайлас заработал все свои шишки
именно сейчас.
Лиз принесла горячей воды й все для перевязки. Ей всегда доста¬
валась роль сестры милосердия.
482
Глава 13
ЛИЗ
Я наложила пластырь на порезанную лодыжку Сайласа и вытерла
кровь с руки Боба. Они меня здорово рассердили. Как раз тогда, когда
им обоим надо было бы повести себя взрослее и умнее, они принялись
играть в детские игры. Они сказали мне, что Сайласа ударило током,
когда он помогал Бобу чинить штепсель. Они уверяли, что Сайласа так
дернуло, что он пролетел через всю комнату, а Боб упал, пытаясь спасти
его. Но я-то знала, что это все вранье. И штепсель здесь ни при чем.
Когда я промыла и перевязала все порезы и присела глотнуть ви¬
ски, в дверь номера постучали.
— Ш-ш-ш, — прошептал Сайлас. — Возможно, это те африканские
ребята из посольства
Снова раздался громкий стук.
— Доставка заказов в номера, — проговорил мужской голос.
— Я ничего не заказывал, — замахал руками Бдб.
Я решилась:
— Вы оба сидите здесь. Я пройду в свой номер и выгляну в коридор.
— Кавалерия, в разведку! — скомандовал Сайлас. — План одобряю,
но будь поосторожнее.
Я похлопала его по плечу и оставила их сидеть там, как пару
покалеченных войной ветеранов, пока я ходила на разведку... Это был
Слайдер.
— Мне нужен Боб, — сказал он.
— Зачем?
— По делу.
— По какому: его или вашему?
— По необычному делу, — сказал Слайдер и вяло покивал в под¬
крепление своих слов. . -. - ч . . ..
— Сейчас посмотрю, сможет ли он вас принять.
Я прошла через маленькую переднюю. Сайлас и Боб сидели там,
как две статуи. Официант шел за мной.
— Слайдер, — удивился Боб.
— Здравствуйте, сэр, — неловко поздоровался Спайдер.
— Да, в чем дело? — спросил Сайлас.
— Садись и выпей, Спайдер, — сказал Боб.
— Нет, спасибо.
— Да на обращай ты внимания на этого типа, — проговорил Боб,
кивнув на Сайласа — Это мой номер. Садись и выпей, а то сейчас
дам под зад.
Спайдер сел, но пить не стал. Он чувствовал себя неловко .пер<вд
Сайласом и не сразу собрался с духом, чтобы заговорить. Наконец он
сказал: *:
483
— Вы не знаете Джерри Спенсера? Такой высокий красивый парень,
а машина у него «порш» с поднимающимся верхом. Всегда сидит в баре
с шикарными девицами, и выговор у него шикарный, блондин, да вы
его, должно быть, видели.
— Никогда не видел, — помотал головой Боб.
— А, достопочтенный Джеральд Спенсер, — припомнил Сайлас. —
Говорят, его отец какой-то дальний родственник королевской семьи. Да,
я его знаю, туристская компания, фирма по производству мороженого,
инвестиционная компания (не помню названия) и компания «Гринг-
расо, совладельцем которой он стал недавно.
— Тогда вы знаете о нем больше, чем я, — улыбнулся Спайдер.
— Я не раз слышал о нем, — кивнул Сайлас. — Приятный мо¬
лодой человек, его фото часто появляются в светских журналах,
каждый год ездит в Сен-Мориц, ну и тому подобное. Хотел стать
профессиональным гонщиком, но не получилось. Потом о нем писали,
что он занялся фотомоделями, а в прошлом году отец сделал его
совладельцем нескольких преуспевающих компаний. Так что насчет
него?
— Ну, я-. — промямлил Спайдер.
— Вы — что? — нетерпеливо спросил Сайлас.
— Я подготовил его для Боба, — решился наконец Спайдер. — Я
сказал ему, что Боб — один из самых богатых людей в Лондоне. Я
сказал ему, что Боб в день зарабатывает больше денег, чем кто другой
за месяц. Еще я сказал, что у Боба на руках одновременно несколько
крупных дел и что за последний месяц он пообедал и поужинал здесь
со всеми крупными финансистами Лондона и даже с парочкой швей¬
царских. И что Боб еще обедал с министром иностранных дел и с
управляющим Английского банка. Я сказал, что он большой друг ди¬
ректора Би-Би-Си и что все коммерческие каналы предлагали Бобу
директорство, только чтобы заполучить его имя, но Боб все эти пред¬
ложения отклонил, потому что не хочет, чтобы его имя трепали во
всяких там заставках.
— А разве Спенсер не удивился, что никогда ничего не слышал о
Бобе? — засомневался Сайлас.
— Да нет. Все эти магнаты знают, что всегда найдется еще более
крупный магнат, который будет смотреть на них сверху вниз. Их и
убеждать в этом не надо. Я сказал, что Боб жмет на все тайные
пружины в европейских финансовых кругах.
— Неужели он поверил? — все еще сомневался Сайлас. — И
вообще, как это случилось, что он разговорился с вами на такие
темы?
— Ну, это просто, — махнул рукой Спайдер. — Он дает мне десять
соверенов в неделю, чтобы я подслушивал для него деловые разговоры.
Так что мне надо было только доложить. Он остался мной доволен и
дал еще пять.
494
— Ну, хорошо, кивнул Сайлас. — Сколько мы вам должны?
— Ничего вы мне не должны.
— Ну, ну, — сказал Сайлас. — Я думаю, пять соверенов вам ни¬
когда не помешают.
— Да не хочу я.
—Тогда десять?
— Ты что, не понимаешь, Сайлас? — не удержалась я. — Он же
друг Боба.
— Тебе вовсе незачем вмешиваться, — сказал Сайлас и повернул¬
ся к Снайдеру. — Если вы друг Боба, то можете обходиться без
денег?
— Нет, — сказал Слайдер. — Я просто могу обходиться без его
денег.
Сайлас улыбнулся Слайдеру:
— Давайте-ка выпьем шампанского, закусим икрой.
Он нажал кнопку звонка.
— А этот Спенсер видел меня с Бобом? — продолжил Сайлас до¬
знание.
— Да, видел. Еще спросил, кто вы такой.
— А вы что сказали?
— Что вы его личный секретарь.
— Ах так? — Нельзя сказать, чтобы это понравилось Сайласу, но
он продолжал звонить, чтобы принесли икру и шампанское.
— Он хочет быть представленным тебе, — повернулся Слайдер к
Бобу. — Ему очень хочется поиметь с тобой дело. И проблем с ним
никаких не будет. Не то что с этими черными. Он вам все в два счета
выболтает, попомните мои слова.
— Можно снова использовать «Объединенные минералы», — заявил
Сайлас.
— Ну уж нет, — отрезал Боб. — Это мое дельце, и я его сам
спланирую.
— Боб, не дури, — попросил Сайлас. — Для такой игры нужны
специальные знания.
— Если они мне понадобятся, то вы меня ими и снабдите, — сказал
Боб. — Как мой личный секретарь.
Сайлас хмуро улыбнулся и снова яростно нажал кнопку звонка,
вложив в это все свое недовольства
— Вечером я обедаю в ресторане, — объявил Боб.
— Ага, — хмыкнул Сайлас. — Если Боб обедал здесь со всеми
этими важными персонами, то как же Спенсер ни разу не видел
его там?
— Обед подавали в апартаменты, — нанес Слайдер последний
удар.
Сайлас поднял трубку и вызвал службу доставим заказов в -
номера.
485
— Ты можешь обеспечить мне хороший столик и сделать так, чтобы
Спенсер знал, что я здесь? — обратился Боб к Слайдеру.
Сайлас в . это время говорил по телефону:
— Я уже двадцать минут пытаюсь заказать бутылку шампанского
и икру. Что мне сделать, чтобы мы четверо, сидящие в номере мис¬
тера Эплйарда, смогли наконец это получить? Высунуться из окна и
покричать?
Слайдер обеспокоился. Он шепнул Бобу:
— Слушай, скажи своему начальнику, чтобы он сейчас же перестал.
На этом этаже я отвечаю за доставку в номера. У меня будут непри¬
ятности, если он не перестанет жаловаться.
— Дорогой мой, я прошу меня извинить, — сказал Сайлас. — Ко¬
нечно же, это я вас вызывал звонком. Давайте-ка тащите две бутылки
шампанского и икру. Будьте так добры.
— Три бокала, и т^и порции икры? — спросил Слайдер.
— Четыре, — поправил его Сайлас. — Почему бы вам не выпить
с нами?
Операция «Спенсер» началась тем же вечером. Мы обедали в ресто¬
ране отеля. Слайдер суетился вокруг стола, по-моему, еще за час до
обеда, чтобы все было в порядке — вина нужной температуры, а при¬
боры начищены до блеска. Едва мы сели за стол, как подошел управ¬
ляющий, отеля и спросил, все ли в порядке. Слайдер предупредил его,
что Боб пишет статью о.европейских ресторанах в журнал «Плейбой».
Мы ели птифуры и потягивали бренди, когда мистер Спенсер при¬
слал Бобу записку. Боб не взял ее со стола
— Прочтите ее мне, — сказал он Сайласу.
Сайлас прочел:
— «Я много слышал о вас, мистер Эплйард. Может быть, присоеди¬
нитесь ко мне и мы вместе выпьем?» Подписано: Спенсер.
Боб с' шумом отъехал назад на стуле, наклонившись так, чтобы
увидеть Спенсера, который тоже выворачивал шею. Боб сделал ему
знак. Спенсер улыбнулся и кивнул. С ним были две девицы дебильного
вида и какой-то молодой человек. Спенсер что-то сказал им, и одна из
девиц подняла бокал в шутливом тосте, как бы поздравляя его. Спенсер
вскочил на ноги и подошел к нашему столу, ведя с собой девицу с
блестящими глазами, невысокую шатенку, вряд ли старше двадцати
пяти. На ней было недорогое черное платье, бижутерные бусы, и ей
срочно следовало постричься у хорошего парикмахера В руке она дер¬
жала короткую норковую накидку. Она увидела, что я смотрю на нее,
и небрежным жестом набросила накидку на одно плечо. Дурища. Если
бы она увидела мое норковое манто, то умерла бы на месте от зависти.
Я улыбнулась ей. Спенсер был очень высокий и очень красивый моло¬
дой человек ближе к тридцати. У него были длинные светлые волосы,
а одет он был в темный дорогой костюм с золотой цепочкой от часов
на жилете. Боб высокомерно оглядел era Спенсер занервничал и за¬
пахнул пиджак жестом девушки, застигнутой в ванной. К строгому
костюму Спейсер надел ярко-зеленый галстук, купленный в дешевом
магазине на Карнеби-стрит и рассчитанный, очевидно, на то, чтобы
показать, что он совсем не сноб.
— «Спейсер», — прочел Боб на визитной карточке, не поднимая
глаз на ее владельца — Это вы, не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил Спейсер. Он снова улыбнулся,
но улыбка эта быстро завяла, поскольку Боб продолжал изучать его
карточку с преувеличенным вниманием.
— Без имени, — сказал Боб. — Даже без инициалов. Вы кто, лорд
или епископ?
— Нет. — Спенсер вежливо улыбнулся. — Я совладелец несколь¬
ких компаний.
— Именно это я и имел в виду. — Боб наконец взглянул на не¬
го. — Я гак и думал. — Он махнул рукой в мою сторону. — Это мисс
Гримсданк. Из хсмпширских Гримсдайков, — вскользь добавил он. —
Моя невеста. А этот старикан — Саймон Лонгботтом, мой личный сек¬
ретарь.
— Рад познакомиться.
— Вот и хорошо, — сказал Боб. — Официант, дайте им шампан¬
ского. И позаботьтесь о надлежащих бокалах. С инеем по краю.
Официант ринулся выполнять заказ.
— Мне кажется, я однажды видела вас в клубе «Изобелз», вы там
играли в кости, — обратилась девушка к Сайласу.
— Это был не я, — быстро ответил Сайлас.
— А похоже, что вы, — не отставала Спенсерова девушка, внима¬
тельно глядя на него.
— Никогда в жизни. Я и играть-то не умею.
— Так вы втайне играете в азартные игры, Лонгботтом, — оскорби¬
тельно хохотнул Боб. — Вы только представьте себе, — продолжал он
потешаться. — Ха-ха-ха
Сайлас мрачно улыбнулся.
— Садитесь, — скомандовал Боб, и официант быстро подставил еще
два стула к нашему столу, хотя сам Боб не пошевелился, чтобы осво¬
бодить место, так что Сайлас и я оказались притиснуты к Спенсеру и
его девушке.
— Это Рита Марш, — представил Спенсер девушку.
— А, — кивнул Боб. — Как дела, Рита?
— Мне тесно, — заявила Рита. — Почему бы вам не подвинуться
немножко? — У нее был резкий голос с лондонским акцентом, и раз¬
несся он по всему залу.
— Потому что мне нужно пространство, чтобы дышать, — ответил
Боб. — Мне доктор так сказал. Вы хотели, чтобы я его не слу1иался?
— Да, хочу, — ответила Рита, решительно отмахнувшись от чепухи,
которую нес Боб.
487
— Ладно уж, -г- согласился Боб, отодвигая стул. — Подвиньтесь и
вы, агент ноль-ноль семь, — закричал он Сайласу. — Если что слу¬
чится, вы знаете мою группу крови.
— Если что-нибудь случится, — съязвила Рита, — не представляю,
как это вы можете потерять кровь.
— Ну, Рита, — призвал ее к порядку Спенсер.
— Ну, Рита, — саркастически протянул Боб, но усмехнулся Рите,
а она усмехнулась ему в ответ. Она и мне усмехнулась, но я не
ответила Она заметила, что я смотрю на нее, высоко подняла плечи и
спрятала красные некрасивые руки под стол. Спенсер глянул на нее,
но она скорчила ему рожицу.
Боб наливал нам всем шампанское. Когда он добрался до бокала
Сайласа, спросил;
— Тряхнем костями, Лонгботтом? — И снова засмеялся, когда офи¬
циант взял у него бутылку.
— Я давно восхищаюсь вашими финансовыми операциями, мистер
Эплйард, — сказал Спенсер Бобу. — Вас называют тайной пружиной
в европейских финансовых делах. — Его манера говорить выдавала
хорошо образованного человека, а в тоне был еле уловимый ирониче¬
ский оттенок.
— Это преувеличение, — возразил Боб. — Я так и сказал премьер-
министру вчера вечером. — Он поднял свой бокал. — За нашу свадьбу.
— И пусть у вас не будет больших забот; — сказал Спенсер. —
Устроите:большой приём?
— Пять дней на «Куин Элизабет» до Нью-Йорка Один день там и
пять дней обратно той же дорогой.
.— Прекрасный медовый месяц, — сказал Спенсер. Он улыбнулся
мне мгшьчишеской улыбкой. — Я уверен, что вам понравится.
— Вы спросили насчет приема, — сказал Боб. — Я и ответил, под¬
разумевая прием. Тысяча гостей попутешествуют с нами туда и обратно
‘ на этой посудине. А медовый месяц мы проведем в тихой рыбацкой
деревушке, которую знаю только я, и там у нас будет целая неделя
солнца и отдыха
Спенсер кивнул:
— Да, со Средиземноморьем ничто не сравнится.
— Ну, для вас, может, и так, — согласился Боб. — Но та деревуш¬
ка, о которой я говорю, расположена на побережье Японского моря.
Средиземноморье ему и в подметки не годится.
— Да уж, — сказала Рита своим резким голосом, — это не то, что
английские курорты: та же рыба с картошкой и короткие схватки в
тоннеле любви.
— Ну, в этом деле вы должны понимать толк, — признал Боб.
Официант подбежал, как только Боб щелкнул пальцами. Это был
Спайдер. Он притащил шесть коробок разных сортов сигар.
— Мои обычные, — бросйл Боб.
488
Слайдер тщательно выбирал из самых дорогих, внимательно изучая
цвет листа и нюхая каждую, пока, наконец, не одобрил одну. Он обре¬
зал кончик и зажег ее для Боба Потом он принес небольшой бокал
бренди, Боб окунул незажженный кончик в бренди, и Слайдер унес
бокал.
— Я знаю о вас все, Спенсер, — сказал Боб, развалисто откинув¬
шись назад — И мне нравятся ваши небольшие операции. У нас пол¬
ное досье на ваши сделки, и мне они нравятся. Ну, разумеется, вы
сделали несколько ошибок.
— Признаю, — согласился Спенсер.
— В нескольких случаях вы потратили больше денег, чём нужно
было.
— Вы правы.
— И по крайней мере в одном случае вы слегка увлеклись, так,
что чувства возобладали над разумом.
— Совершенно верно, мистер Эплйард, — сказал Спенсере — Ия
никогда больше себе этого не позволю.
— А однажды вы доверились, — я это понял из вашего досье, —
вы доверились не тем людям, а, Спенсер? — сказал Боб, импровизируя
дерзко и довольно рискованна
— Бог мой, как вы правы, мистер Эплйард — согласился Спенсер.
— Эй, не трогайте мою ногу, — крикнула вдруг Рита сидящему
напротив Бобу.
— Я у вас ничего не трогал, — ответил Боб.
— Рита просто шутит. — Спенсер был в явном замешательстве.
— Вовсе я не шучу, — отрезала Рита. — И почему ты ничего не
делаешь, если кто-то трогает мою ногу?
— Это, должно быть, кошка, — сказал Боб.
— Кошка? В ресторане отеля ♦Честер* нет никаких кошек/ — зая¬
вила Рита.
— Здесь есть кошка, мадам, — поправил ее Слайдер. -— Кошка
нашего шеф-повара. Да почти наша общая.
Рита подозрительно уставилась на Слайдера
Я наклонилась к ней и промурлыкала:
— У вас прелестная наколка в волосах, Рита
Боб ободряюще помахал Рите.
— А сразу трех кошек не хотите ли? — спросил он ее.
— Я сама ее связала, — ответила мне Рита Она была в ярости.
— А вот шпильки хорошо бы выбрать поизящней, милочка, — до¬
бавила а
— Вроде ваших, да? — вскинулась Рита
Спенсер нервно хмыкнул.
— Перестаньте вы обе, — приказал. Боб.
— Иди, посиди с Роднеем и Фэй, — попросил Спейсер.
Рита взглянула на меня и вышла из-за стола
489
Боб поболтал бренди в бокале, наблюдая, как пленочка спирта об¬
текает стекло. Он понюхал его.
— А в Ливане у вас есть интересы, Спенсер?
— Нет, — ответил Спенсер. — Между нами говоря, у меня все в
Швейцарии.
— Нулевая перспектива, — заявил Боб. — Я бы на вашем месте
как можно скорее избавился от швейцарских вкладов. За совет ничего
не прошу, берите даром. А что вы на это скажете, Лонгботтом?
Сайлас приготовился долго распространяться на эту тему:
— Ну, не знаю. Большинство людей все еще считают Швейцарию
самой надежной страной. В какой-то степени я с ними согласен.
— Именно поэтому вы до сих пор прозябаете в секретарях, — от¬
метил Боб. — Послушайте меня, Спенсер. Мне нужен кто-нибудь, кто
провернул бы для меня одну сделку в Бейруте. Я не могу использовать
Лонгботтома или кого-нибудь другого из моих людей, так как они
слишком хорошо известны. Мне кажется, вы бы справились.
— С удовольствием, мистер Эплйард, — слегка наклонил голову
Спенсер. — Я довольно быстро учусь всему, и связи у меня превос¬
ходные.
— Только не ждите, что прославитесь на этой операции, Спенсер.
Вы знаете мои правила: никакой шумихи в прессе, вся документация
через доверенных лиц, и вообще максимум предосторожностей.
— Да, eminence grice1, — кивнул Спенсер, проводя рукой по воло¬
сам. — Я намерен придерживаться в будущем тех же правил.
— Достоинство и благоразумие, — поднял палец Боб. — Вот мое
кредо.
— А что за операция? — поинтересовался Спейсер.
В это,время к столу, запыхавшись, подошел Слайдер.
— Вас к телефону, — сказал он Бобу. —^ Говорят, они из казна¬
чейства.
— Они что, так и сказали? — насторожился Боб,
— Я хотел сказать, что это звонят из казначейства, — поправился
Спайдер.
— Откуда вы знаете? — спросил Боб. — Откуда вы знаете, что это
не какой-нибудь мелкий мошенник? — Он повернулся к Спенсеру. —
За нами всегда охотятся толпы жуликов, — объяснил он.
Спайдер долбил свое:
— Они сказали, что вы должны были им позвонить.
Боб рассмеялся.
— А, это уже похоже на правду. — Он снова засмеялся. — Зай¬
митесь этим, Лонгботтом. Дело, наверное, связано с займом правитель¬
ству Испании. Скажите им, в казначействе, что условия согласованы.
Вы справитесь, Лонгботтом, это обычное дело.
1 Тайный советчик (франц).
Сайлас сердито поднялся на ноги, и пока он шел по залу, Боб
говорил Спенсеру:
— Никогда не приглашайте к обеду своих служащих. Стоит только
начать — и они уже думают, что вы обязаны это делать. — Он повер¬
нулся и крикнул вслед Сайласу: — Не задерживайтесь у телефона,
Лонгботтом. Вы можете мне понадобиться, чтобы вести записи.
Спенсер кивнул. Боб наклонился ко мне и нежно поцеловал. При
этом он проворковал:
— Лонгботтом становится староват для такой работы, тебе не
кажется, радость моя? Боюсь, что придется подумать, как от него
избавиться. Бедняга, одному Богу известно, кто его наймет после
меня.
Спейсер откинулся в кресле, дабы показать, что он слишком хорошо
воспитан, чтобы подслушивать.
Я не знаю, услышал ли Сайлас слова Боба или нет, ведь Боб не
позаботился понизить голос. Сайлас повернулся и посмотрел на него,
но Боб сделал нетерпеливый жест рукой, и Сайлас поспешил к теле¬
фону.
— Я не собираюсь подбирать слова, — заявил Боб Спенсеру; — То,
что я хочу проделать, есть в сущности самое грандиозное жульничест¬
во, о котором я когда-либо слышал. А уж можете мне поверить, что
этого добра я навидался предостаточно.
— Бог мой, — кивнул Спенсер. — Я вижу, что вы говорите без
обиняков, старина.
— Я собираюсь заработать чистыми десять миллионов фунтов, вло¬
жив всего четверть миллиона. Как вам идея?
— Фантастика Как же это можно сделать?
— У меня есть предварительное соглашение с девятью бейрутскими
банками. В каждом из них я могу взять кредит на миллион фунтов
или даже немного больше. Мое обеспечение — в долговых обязатель¬
ствах, которые проходят каждый раз, когда я в дефиците. ;
— А как же сработает то-, э-э-э-тот трюк? — Спенсер явно ничего
не понимал.
— В условленный час условленного дня человек, -выдающий себя за
меня, — а я обеспечу все необходимые документы, — предложит эти
расписки десяти банкам и в соответствии с уже имеющимся соглаше¬
нием получит в каждом по миллиону фунтов стерлингов в долларах
США. — Боб сделал паузу. — Но человеком этим буду не я, и дол¬
говые обязательства будут не мои.
— Подделки? — догадался Спейсер.
— И какие! Вы таких за всю свою жизнь не видели.
—А что, если у банков возникнут сомнения?
— Не возникнут. Мы проводили через эти банки очень много разных.
ценных бумаг, и все они были подлинные.
— Но это же очень большие деньги.
491
— Да не совсем. Мы выдавали им обязательства на гораздо большие
суммы, да и вообще все эти шейхи там тратят по миллиону в воскрес¬
ный день.
— А если кассир в банке почует неладное?
— Ничего он не почует. Их всех предупредили, что я кручу с
валютой, поэтому я особо постарался завоевать доверие главных касси¬
ров в этих банках, потому что люблю, чтобы мне быстро все оформляли,
на тот случай, если со мной один из моих важных клиентов. — Боб
улыбнулся. — Не годится, чтобы они ходили справляться о состоянии
моего счета перед тем, как оплатить мой чек на какие-то несколько
тысяч фунтов.
— Да уж, — кивнул Спенсер и засмеялся. — А я вам зачем ну¬
жен?
— Люди подумают, что я в этом замешан, когда кто-то с моими
документами уведет десять миллионов фунтов. А мне очень важно
доказать, что я к этому не имею никакого отношения. Бы возьмете это
на себя, Спенсер^ и получите десять процентов прибыли.
— Один миллион фунтов, — быстро подсчитал Спенсер.
— Немного меньше, — поправил его Боб. — Я сказал, от прибыли,
а не от всей суммы. Вы должны найти четверть миллиона на то, чтобы
подмазать банковских кассиров. Так что вы получите десять процентов
от девяти с тремя четвертями миллионов, плюс, конечно, ваши собст¬
венные четверть миллиона обратно.
— Вы хотите, чтобы я раскошелился на четверть миллиона фунтов?
— Если бы я не нуждался в первоначальном вложении, я бы не
предложил это вам, — изрек Боб. — Если бы мне нужен был служа¬
щий, я бы обратился на биржу труда. А тут я плачу почти миллион
фунтов за работу мальчишки-посыльного, если вы успели заметить.
— А вы не хотите сами вложить сюда деньги? — спросил Спенсер.
— Вот будет здорово! — насмешливо воскликнул БЪб. — Значит,
одна из моих компаний выплатит вам деньги. Вы что думаете, в бан¬
ковских страховых компаниях сидят слабоумные? Я просто слышал,
что вы располагаете свободными деньгами, Спейсер.
— Конечно, я мог бы их собрать.
— Послушайте, Спейсер, — сказал Боб, низко наклонившись к не¬
му. — Эти поддельные долговые обязательства будут не на машинке
напечатаны. Это будут шедевры подделки, пойдут на это три четверти
миллиона фунтов из моей доли. Поняли? Я единственный человек в
мире, который может это провернуть. Банкам потребуются месяцы, а то
и годы, чтобы определить, какие из них фальшивые, а какие настоящие.
Под влиянием минуты, из чистого великодушия, которому я редко под¬
даюсь, я вдруг подумал, что мог бы дать вам заработать свой миллион
таким образом. Может быть, я ошибся и выбрал не того. Позвольте мне
сказать вам одну вещь, Спейсер. Обычно я не допускаю посторонних
на свою территорию, пока они не прошли у меня через соляные копи..
492
— Соляные кони?
— Это моя инвестиционная компания. Я использую ее как учебный
полигон. Но сейчас уникальная ситуация. В первый раз в моей жизни
я нуждаюсь в ком-то не из моих учреждений для выполнения очень
серьезного поручения. Теперь я вижу, что это не так легко. Давайте
забудем наш разговор, Спенсер. Если вам не нужен миллион фун¬
тов — счастливого пути.
— Нс спешите, мистер Эплйард. Я не сказал «нет>. Дайте мне
немного времени. Когда мне прийти в ваш офис?
— Вы в своем уме, Спенсер? Вы будете держаться как можно даль¬
ше от моего офиса до тех пор, пока не придет время вам отдать мне
девять миллионов семьсот пятьдесят тысяч фунтов минус ваши десять
процентов. Вы будете связываться со старым Лонгботтомом, и то не
больше чем раз или два. Вы не поняли хгоей системы, Спейсер.
— Я понял, — возразил Спенсер. — И восхищаюсь ею.
— Что ж, скоро вы поймете и то, чего еще не знаете, — заявил
Боб. — Нс так ли, Лонгботтом?
Сайлас уже вернулся и сидел, изумленно слушая Боба.
— Что? — переспросил он.
— Нс врубился, — вздохнул Боб. Затем произнес громко и отчет¬
ливо: — Я говорил, что Спенсер скоро поймет нашу систему, так ведь?
Сайлас кивнул и сказал:
— Да, сэр. — Но потом я услышала, как он проговорил почти про
себя: — Если поймет, то раньше меня.
Спенсер бросил на него быстрый взгляд.
Боб опять обратился к Спенсеру:
— Вы интересуетесь археологией, Спенсер?
— Нет, — ответил Спейсер.
— Ну что ж, я думаю сегодня пораньше лечь спать, — объявил
нам Боб. Он встал, притянул меня к себе, поцеловал долгим нежным
поцелуем и, взяв меня за руку, обернулся к Спенсеру: — Спокойной
ночи, Спейсер. Позвоните мне утром, если мое предложение вас заин¬
тересует, я буду у себя в номере, а пока держите язык за зубами, или
я вам уши оторву.
-Да-да, — ответил Спейсер, заметно побледнев.
— Это шутка, — ухмыльнулся Боб и ткнул его дружески между
лопаток, когда мы проходили мимо него.
Когда мы вышли в вестибюль, Боб схватил меня за талию и кру¬
танул как сумасшедший.
— Увидимся утром, Лонгботтом, — крикнул он. — И посмотрим,
сможете ли вы встать попозже, для разнообразия.
Неожиданно вся его внешняя неуклюжесть куда-то исчезла. Еще
утром это был неловкий юнец, теперь — мужчина, решйтельный, и
уверенный. Чудо сотворил успех со Спенсером. Новый Боб даже не¬
множко подавлял меня, и я не была уверена, нравится ли мне эта
Думаю все-таки, что да. Во всяком случае он стоит того, чтобы остаться
с ним и посмотреть, что выйдет из мальчишки. Он несся вперед, увле¬
кая меня за собой, быстрее, чем я могла бежать в моем белом платье.
Все смотрели на нас, когда мы пронеслись по вестибюлю, пока я чуть
не упала, и мы оба остановились на лестнице, задохнувшись, и зали¬
лись счастливым глупым смехом.
На лестнице никого не было. Боб снова поцеловал меня.
— Тебе так уж хотелось потрогать эту ужасную девицу за ногу
под столом? — задала я ему вопрос, который давно вертелся у меня
на языке.
— Да ты что, с ума сошла? И в мыслях не было.
— Ну, я этого точно не делала, так что единственным, кто мог это
сделать, был-
— О-хо-хо, — закатился Боб. — Старый кавалерист снова на
коне.
— Ох уж этот мне Сайлас, — вздохнула я и поцеловала Боба, на
сей раз без оглядки.
Глава 14
САЙЛАС
Этот вечер был сплошной кошмар. Боб, казалось, совсем рехнулся
и без конца лез к Лиз с нежностями и поцелуями. К тому же он до
смешного переигрывал во взятой им на себя роли. Он открыто заявил
Спенсеру, (молодому человеку, из хорошей семьи, с прекрасными связя¬
ми и мйожеством знакомых, которым он, вполне мог бы все рассказать,
игнорируя предупреждение Боба), что мы собираемся совершить круп¬
ное /мошенничество. Я неоднократно взглядом предупреждал Боба, но
/каждьде'.раз он делал по моему адресу какое-нибудь оскорбительное
замечание, на которое я был бессилен ответить, не выходя за рамки
навязанной мне роли личного секретаря и прихлебателя Боба.
Я коротко пожелал ему спокойной ночи. Он вел себя с преступ¬
ным безрассудством, но на этот раз я понимал, что теперь я должен
соблюдать дисциплину. Я молил Бога, чтобы глупейшая откровен¬
ность Боба не навлекла на нас бед и дело не кончилось поспешным
бегством или тюремной камерой, что, боюсь, было весьма возможной
перспективой.
На следующее утро мы все, как обычно, завтракали вместе. И, как
обычно^ Боб даже не потрудился поприличнее одеться к завтраку, и
.сидел все в том же своем халате. Этот халат он носил уже несколько
лег подряд я же и .отдал., его Бобу, вместо тощ чтобы выбросить. С
тех цор.-д Заменял уже три халата и никогда не надевал их к завтраку.
Я сидел с газетой «Таймс» в руках, но не читал ее.
т
Солнце было уже высока Не знаю, сколько времени я пролежал
без сознания. Я сел. Все было тихо. Дорога в пустыне простиралась до
горизонта, теряясь в мареве. Поблизости стояли подряд три танка. Они
все сгорели. Один так раскалился, что выгорела вся краска, и он был
белый, как привидение. Тодци и Уилер лежали рядком у ближайшего
танка. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять — они оба
мертвы. Тело Уилера было страшно обожжено. Я оглянулся в поисках
сержанта Брайана. Он был в полубессознательном состоянии, глаза ши¬
роко раскрыты, одежда изодрана в клочья. Он махнул мне рукой.
«Впереди танки, — слабым голосом сказал он. — Впереди танки,
капитан. — Казалось, его обеспокоило, что эти слова не побудили меня
к действию. — Танки впереди», — громко закричал он.
«Ладно, сержант, — крикнул я ему так же громко. — Я их вижу».
Он улыбнулся и снова лег под палящим белым солнцем. От гори¬
зонта до горизонта нс было заметно никакого движения — только ос¬
товы танков и куски бензобакоа
«У тебя есть ожоги, Брайан?» — спросил я.
«Только нога, сэр», — ответил он.
Я оказался на самом краю черного пятна, оставшегося от взрыва.
Говорить было очень утомительно.
«Я сейчас подойду к тебе, сержант, — сказал я. — Только сначала
я должен вздремнуть».
Я уронил голову в тень от сгоревшего танка и почувствовал горячий
песок в ухе и под щекой. Я закрыл глаза, но передо мной все равно
вспыхивал красный свет, пока я не потерял сознание. Брайан, должно
быть, умер вскоре после этого.
Боб поглощал все в огромных количествах и болтал, не переставая.
Я перевернул страницу и услышал, как он говорит:
— А есть еще старый трюк с кабинетом управляющего банком.
Приходишь в банк с чемоданом, полным резаной бумаги. Говоришь
управляющему, что работаешь для какой-нибудь идиотской'фирмы и
должен передать эти деньги одному важному клиенту. «Можно лй вос¬
пользоваться вашим кабинетом, а то кругом только и разговоров, что о
налетах на банки?» Управляющий смотрит на тебя, видит, что перед
ним деревенские грабли, и дает добро. Ты не хочешь свои хлопья; Лиз?
Тогда я их доем. Ты садишься за стол, а твой соучастник вводит
лопуха Ты выпрямляешься, говоришь, что ты управляющий, и берешь
лопуховы денежки. Он-то уверен, что кладет их в банк. Ну как?
Я перевернул страницу «Таймс» и стал просматривать биржевые
новости. Бобу я сказал:
— Это очень старый трюк. Его часто проделывали во время вой¬
ны, только говорили, что офис разбомблен, так что нельзя ли вос¬
пользоваться кабинетом в вашем банке. Для мелких воришек как раз,
но нам на такие мелочи размениваться негоже. — Я снова обратился
к газете. * ’
495
— Ладно, тогда другой фокус Находишь фирму, имеющую дело с
металлами: медь, олово или даже-
Тут вступила Лиз:
— Ты не мог бы помолчать хотя бы за завтраком?
— А что я такого сделал? Я говорил о работе. Вы всегда меня
упрекали, что я недостаточно интересуюсь работой. Вы всегда мне это
говорили.
— Посиди тихо, пожалуйста, — попросила Лиз.
— В чем дело, малышка? — спросил я ее.
— Мне здесь неспокойно, — пожаловалась Лиз. — После провала
этого дела с Магазарией я чувствую себя как в клетке.
— Конечно, все дело в этом, лапка, но как раз сейчас мы должны
оставаться в отеле как можно дольше.
— Но почему именно здесь, в отеле? Мне здесь неуютно и
одиноко.
Ни она, ни я не упомянули ни словом о наших надеждах на Спен¬
сера
Боб вскочил, изобразил руками рамку кадра и завопил:
— Идея! Канун Нового года! Поняли? Может, это также се день
рождения. Это я еще не придумал, но кое-что уже вижу. Она бедная,
Сайлас Лаутер. Она бедная, одинокая и все время вспоминает минув¬
шие дни славы и богатства...
— -когда она была знаменитой певицей в притоне бутлеггеров, —
подсказал я. — А старый мистер Богатей, помнящий ее еще с тех
времен, стучится в дверь.
— В точку, Сайлас Лаутер, — подхватил Боб. — Очарование былых
времен еще с вами. «Привет, мистер Богатей, я вас не забыла с бут-
леггерских времен», — говорит она ему.
Я подтолкнул Лиз, и она неохотно начала:
— Привет, мистер Богатей, я не забыла вас с тех времен.
Вступил Боб:
— Ведь сегодня твой день рождения, Долли.. Это ее день рождения,
так будет лучше всего..
Я кивнул:
— Да, это ее день рождения. Он приводит ее в зал, полный мужчин
во фраках. Они ждут обеда. На столах икра, шахшанское и свежие
цветы..
Опять Боб:
— А на сТене плакат: «Малютка Долли-Моей-Мечты из Айдахо». «С
Новым годом!» — кричат они, и все начинают хлопать в ладоши.
Я сказал дрожащим старческим голосом мистера Богатея:
— Вы не должны жить здесь, на этом чердаке, как в клетке, оди¬
нокая и печальная.. Ваши друзья приветствуют ваше возвращение на
Бродвей. А .теперь, голубушка Долли, осчастливь старых друзей, спой,
как бывало раньше.
496
— Наклонись, — кричал Боб, бегая вокруг нас, передвигая камеру
и сопровождая каждый отснятый кадр криками радости и творческого
энтузиазма. — Сдвиньтесь в кадр. Головы сблизьте.
Я сказал:
— И все кричат. «Пожалуйста, спой, Долли!»
Боб попытался изобразить две сотни людей, требующих песню.
— Совсем как в былые дни, Долли, — сказал я.
— Но я не могу, — отнекивалась Лиз. Теперь она тоже вступила
в игру.
Боб и я напевали с закрытым ртом четыре первых такта вступления.
Лиз начала, сбиваясь:
— «Малютка Долли-Моей-Мечты, гордость-.* Нет, нет, я не могу
дальше. — Лиз вытащила платок и вытерла слезу.
Боб подкатил камеру для самого крупного плана.
Лиз хрипом прошептала:
— Кажется, я забыла слова.
— В таком случае, — проговорил я голосом мистера Богатея, —
ваши старые друзья помогут вам вспомнить их. «Малютка Долли-Моей-
Мечты, гордость Айдахо.-*
Лиз присоединилась к нам.
— А кто там стоит за кулисами? — показал рукой Боб. — Я скажу
вам: ее старая детская любовь, вот кто.
Я сказал:
— Рок Хадсон мог бы это сыграть.
Лиз сказала:
— Гари Грант мог бы это сыграть.
Боб сказал:
— Давайте посмотрим правде в глаза: даже утенок Дональд у Дис¬
нея мог бы это сыграть.
Я сдвинул портьеры.
— Полумрак. Долли стоит в пятне света. — Я направил на нее
свет.
— Теперь оркестр играет «Тот, кого я люблю», — сказала Лиз.
Боб и я пропели вступление. Она оживилась и запела Боб сказал:
— Она смотрит на него со сцецы, он за кулисами, в тени, а потом
выходит на свет.
— Рок Хадсон вытирает слезу, — подсказал я
— Гари Грант вытирает слезу, — поправила Лиз.
— Кряк, кряк, — начал Боб. — Кряк-.
Зазвонил телефон. Мы все застыли и посмотрели друг на друга,
потом Боб сказал:
— Это может быть Спенсер.
— Может, — кивнул я. — Только я лично сомневаюсь.
Я подошел к телефону и помедлил, прежде чем взять трубку. Воз¬
можно, неприязни в моем голосе было больше, чем надо* когда я сказал
497
Бобу, что это его друг Слайдер. Он хотел знать, может ли он взять
«роллс-ройс» на полчаса.
— Конечно, можете, — ответил Боб. — Ключи у швейцара. Да ска¬
жи ему, чтобы потом убрал все шпильки с заднего сиденья.
Я передал инструкции Слайдеру, который коротко поблагодарил и
повесил трубку.
— Это не был ваш друг Спенсер, — напомнил я Бобу.
— Нет, так будет, — хмыкнул Боб.
— Не слишком ли ты уверен? Чутье подсказывает мне, что хотя
вчера вечером он и увлекся на минутку и поверил в твое умение делать
дела, но утром, по зрелом размышлении, увидел твое исполнение в
другом свете. Критики в таких случаях употребляют термин «сильный
наигрыш».
— Да ни в жисть, — сказал Боб, не поднимая голову от еды. —
Я вел себя именно так, как в представлении этой великосветской
гниды Спенсера должен себя вести выскочка из низов, которому
привалило счастье зарабатывать по два миллиона в год. Чем больше
он об этом думает, тем больше верит. Вот увидите, увидите. Так бы
и убил era
— Ты действительно ненавидишь Спенсера, — сказал я. — Ты про¬
сто террорист-партизан классовой борьбы.
— Вот увидите, как полетят с него перья и кровавые сопли, тогда
поймете, как я его ненавижу.
Я попытался заставить Боба посмотреть на все это в другом свете.
Я сказал:
— Ты в кого это вдруг превратился, Боб? В робота, с мотором внут¬
ри, манипуляторами и проводами? Вчера вечером ты набросился на
Спенсера, как новоиспеченный истребитель клопов и тараканов, и не
потому, что он лопух, а потому, что он богатый молодой человек и
выговор у него выпускника закрытой частной школы.
— Абсолютно точно, — согласился Боб.
— Только мы не истребители клопов, дружок, мы рыболовы. Пусть
твоя посудинка плывет себе, покачается на волнах — и опять плывет.
Наслаждайся отблеском света на воде и отдаленной угрозой дождя.
Тщательно насаживай приманку на крючок и никогда не спеши. А
самое главное, дружок, полюби рыбок. — Я взглянул на Лиз и увидел,
что она улыбается.
— Вы лицемер, — сказал Боб.
— Может, и так, но я никогда не презираю своих лопухов, никогда.
Ты все повторяешь, что Спенсер дурак, но он отнюдь не прост и не
глуп, тут хорошая школа и приличная семья кое-что дали ему. Ты
слишком самоуверен, мой мальчик, не гоношись, дай спенсерам спен¬
серово^ пусть у них будет и удача, и власть, и слава, — иногда Дай
всем и каждому то, чего жаждут их души. Заинтересуй их, завлеки
точно так же, как любой умный человек завлекает женщину, которую
498
хочет получить. Завлеки их, зачаруй, смягчи их души, и никогда, ни¬
когда ис спеши.
— А я спешу, — закричал Боб.
Я подтолкнул к нему хлебный нож.
— Ну так возьми вот это и иди сегодня вечером в Сохо, поохоться
за каким-нибудь пьяным туристом. А в моей игре тебе делать нечего,
это высший пилотаж.
— Спенсера я поимею, — упрямо заявил Боб. — Даже если это
будет последнее, что я сделаю.
— Может случиться и так, — покачал я головой, глядя на Лиз.
Наступило неловкое молчание. Боб почувствовал его и остро глянул
на нас.
— Подождите-ка. Вы что, оба думаете, что Спенсер не попался на
удочку?
Лиз мягко проговорила*
— Видишь ли, Боб, ты все-таки грубовато сработал вчера вечером.
— А вот увидим, — пообещал Боб, — Вы не будете доедать этот
тост, Сайлас?
— Нет, — вздохнул я. — Я больше не хочу.
На Боба подействовало, что мы оба не слишком верим в него. Он
подошел к телефону и сказал оператору:
— Позвоните мистеру Спенсеру в офис компании «Чартервак». Ска¬
жите, что с ним хотят говорить, но не называйте меня. Понятно? Хо¬
рошо, жду.
Когда его соединили, Боб сказал:
— Слушайте, Спейсер, вы знаете, кто звонит. Пусть это останется
между нами, ладно? Вы хотите сделать для меня то небольшое одол¬
жение или нет? Отлично. Это доказывает, что малость здравого.смысла
у вас все же есть. В Лондоне сейчас как раз находится главный кассир
одного из крупнейших бейрутских банков. Я слишком занят, чтобы
увидеться с ним, а если бы и был свободен, встречаться с ним,на стал
бы, потому что именно за это вакс и отваливают такой жирный кусок.
Ясно? Так я сказал ему быть «У Джорджа» —- это ресторанчик в
Саутуорке — завтра в час тридцать пополудни. Я хочу, чтобы вы с
ним там встретились. Он араб, так что крепкого пить не будет, раско¬
шелитесь на два тоника — и хватит. Да, прощупайте его. Потом все
расскажете мне в Доме Новой Зеландии Я купил его на той неделе.
Я встречусь с вами в вестибюле в три часа. Да, придется вам проехать
через весь Лондон. Я же сказал вам. Я не хочу и близко подходить к
этому делу, за то и плачу вам столько Я уже начинаю думать, что
это многовато для вас, Спенсеру сказать по правде, так что перестаньте
ныть или вылетите в два счета. Да, да, да. Вот именно, забавно, так и
смотрите на все это дела Да, и вам того же, приятель. До скорого. —
Боб повесил трубку.
— Он что, согласился? — недоверчиво спросил я.
499
— Конечно, да, — презрительно фыркнул Боб. — Он то, что надо.
Так что нечего было взбивать пену. Говорил же я вам, Сайлас, что вы
становитесь староваты для таких дел. — Он язвительно улыбнулся.
— А кто будет этим арабом? — полюбопытствовала Лиз.
— Сайлас оденется арабом, — распорядился Боб.
— Ни за что. — Я был просто взбешен.
— Сейчас я командую, друг мой Сайлас, — отрезал Боб. — Теперь
вы у меня под началом и не забывайте об этом. Достаньте подходящую
одежду, подмажьте лицо, наденьте темные очки..
— Не говори глупостей, — попытался я образумить его. — Он же
видел меня вблизи. Он сразу узнает меня.
— Делайте, как вам говорят. Вы будете в настоящем арабском оде¬
янии, в бурнусе и головном платке. Вспомните тех двух в посольстве.
Там и лиц-то было не разглядеть.
— А по-каковски я с ним буду разговаривать? — вкрадчиво спро¬
сил я, надеясь, по правде сказать, что это положит конец делу.
— По-английски. С вашим шикарным акцентом выпускника частной
закрытой английской школы. Как и должен говорить высший чиновник
крупнейшего банка в Бейруте.
— Да я даже не'знаю, какой банк крупнейший в Бейруте.
— Ну и что? Спейсер тоже не знает.
— Он же может посмотреть в справочник.
— Так же, как и вы. Научный розыск, Сайлас. Вы мне это повто¬
ряли тысячу и один раз: учиться, учиться и учиться.
Спорить с ним было бесполезно, так что я согласился.
— Мне это все не очень нравится, — сделал я последнюю попыт¬
ку. — Нельзя ли использовать Лиз, как мы обычно делаем?
— Никак нельзя, — покачал головой Боб. — Мы работаем с араба¬
ми. Они не доверяют женщинам домашние счета вести, что уж говорить
про должность главного кассира в банке. Ее тут не используешь.
— А почему ты не выдал ее за свою секретаршу?
— У меня имелись на то свои причины.
— Не сомневаюсь. Чтобы можно было нежно целовать ее в ушко и
грубить мне в то же время.
— Именно, именно. Так что теперь вы знаете, каково мне приходи¬
лось последние несколько лет, когда я был снизу, а вы сверху. Вы
всегда утверждали, что для мужчины жизненно необходимо быть глав¬
ным. Одна из военных аксиом — только командир способен оценить
сражение во всех деталях.
— Да, это сказал Наполеон. — Я почему-то был польщен, что он
запомнил мои слова. — Для меня риск в работе ничего не значит. Но
неудобства.
— Первая обязанность солдата состоит в том, чтобы мириться с
тяготами, усталостью и лишениями. А уж потом идет храбрость. Это,
кажется, тоже Наполеон сказал.
500
■
— Правильно, — кивнул я. Я не знал, расстроиться ли мне из-за
того, что меня побили в споре, или порадоваться, что мои наставления
все-таки дали плоды.
«У Джорджа» в Саутуорке представлял собой маленький ресторан,
в который превратили старинную гостиничку с галереей наверху. Летом
он с утра до ночи забит туристами, которых привозят туда целыми
автобусами. Зимой же туда забегают поесть местные жители, продавцы
и грузчики с ближайшего овощного рынка и медперсонал муниципаль¬
ной больницы, расположенной по соседству. Я приехал туда на такси,
чтобы как можно дальше оттянуть момент своего появления на публи¬
ке. Я неловко вылез из машины в своем длинном бурнусе и головном
платке, близоруко щурясь сквозь изящные очки с розовато-затемненны¬
ми стеклами в золотой оправе. Я помедлил, оглядываясь вокруг, но ко
мне уже спешил через дорогу Спейсер, чтобы представиться. С ним
была его яркоглазая подружка Рита.
— Меня зовут Спенсер, — сказал он вежливо, но с достоинством.
Я кивнул.
— Я замещаю мистера Эплйарда, а это мисс Рита Марш.
Я притворно выказал величайшее почтение и восхищение.
— Мистер Эплйард — один из самых уважаемых людей у нас, —
сказал я.
— Неужели?
— А вы не знали? — подозрительно спросил я.
— Разумеется, знал. Конечно, знал, — поспешил исправить свою
оплошность Спенсер. — Его во всем мире уважают. Что вы будете пить,
старина?
— У них здесь есть йогурт?
— Нет, — засмеялся Спенсер. — Вот это вряд ли. А как насчет
кружки пива?
— Увы, — проговорил я, копируя манеру Али. — Боюсь, что моя
религия запрещает мне крепкие напитки. Может быть, кока-колу.
— Сейчас будет кока-кола, — пообещал Спенсер. Он взял заказан¬
ные напитки, нашел нам местечко в дальнем углу и сказал: — Ну что
ж, к делу.
— Вы, англичане, приступаете к делу гораздо раньше, чем мы, ли¬
ванцы, мистер Спенсер.
— Ну, такой уж у нас обычай. Мы все стараемся быть деловитыми
и не ходить вокруг да около.
Я кивнул, но ничего не сказал.
— В чем дело? — насторожился Спейсер.
— Ваша подруга, — объяснил я.
— О Господи, да не обращайте вы на нее внимания. Она все равно
ни слова не поймет.
Рита холодно уставилась на меня, и я был вынужден отвести глаза.
— Итак? — Спенсер просто изнывал от нетерпения.
601.
Я кивнул.
— Я внимательно изучил поддельные обязательства, мистер Спей¬
сер, и хочу, чтобы вы передали мистеру Эплйарду, что считаю их
изумительными произведениями., я бы даже сказал, искусства, мистер
Спенсер.
— Да, да, тут все в порядке, — небрежно проговорил Спейсер, горя
желанием показать, что он в курсе всех деталей.
— Так что проблемы с ними не будет. Кто представит эти обяза¬
тельства кассиру?
— Я! — жадно бросил Спенсер. — Все сделаю я сам.
Я посмотрел на нега
— Разумеется, от имени мистера Эплйарда, — добавил он.
— Разумеется. Ну что же, я к вашим услугам, если вы захо¬
тите, чтобы я сопровождал вас во время ваших визитов в другие
банки. Насколько я понял, вы хотите обойти десять банков за
полтора часа?
— Именно так.
— Вот здесь у меня записано, когда управляющие отвлекаются, что¬
бы перекусить. Видите, есть отрезок времени между одиннадцатью и
часом тридцатью, когда только один управляющий будет на рабочем
месте. Это гарантия того, что те, кого мы.. — Я тревожно огляделся,
чтобы удостовериться, что нас не подслушивают, и прошептал, прикры¬
ваясь ладонью: — ..подмазалй, как раз в это время будут замещать их.
Даже если у кассира вдруг появятся сомнения, наш человек даст добро.
В моем банке я лично возьму все на себя. Все понятно?
Рита продолжала пристально смотреть на меня, и я вдруг почувст-
вЬвал,что она могла разгадать мой маскарад.
* — Понятно, — протянул Спенсер. — Но ведь эти заместители уп¬
равляющих рискуют?
-^Отнюдь нет, — покачал я головой, -г Как я вам уже сказал,
обязательства настолько хорошо* сделаны, что практически нет шансов
на то, что заместителей призовут высказать свое мнение на сей счет.
Так что, когда это несчастье.. — Я воздел руки в притворном ужа¬
се. — ^откроется, вся ответственность ляжет на управляющих. Если
же будут предприняты какие-нибудь меры.. Если, например, уволят
управляющих^
— Тогда ваши ребята займут их места Блестяще, черт возьми. Итак,
вот в чем ваш интерес! Вас повысят до управляющее
Я снисходительно кивнул.
— Так они действительно шедевры, эти поддельные расписки? —
все еще с некоторым сомнением спросил Спенсер.
— Истинные шедевры, мистер Спейсер. Они великолепны.
— А день операции уже определен?
— Четырнадцатое этого месяца
— Так скоро?
— Все уже готово. Отсрочка — всегда искушение Провидения, ми¬
стер Спенсер.
— Что ж, пусть будет четырнадцатое...
— Позвоните мне тринадцатого в одиннадцать часов утра в банк
«Центральный ливанский кредит». Спросите меня по имени. Меня зовут
Хамид. Спросите мистера Хамида, но себя не называйте.
— Вы дадите номер телефона?
— Лучше его не записывать. Номер вам даст оператор международ¬
ной связи. Закажите разговор заранее, чтобы не опоздать. Ни в какое
другое время не звоните мне, что бы ни случилось. Это понятно?
— Да-да. Именно так мы с мистером Эплйардом любим делать
дело.
— Вы оба умные люди.
Спенсер полыценно улыбнулся, но он был не дурак, так что вполне
возможно, что он разгадает план Боба до того, как отдаст деньги.
Я продолжил:
— По телефону я скажу вам только, что мне нечего сказать вам.
Тогда вечером тринадцатого вылетайте рейсом двадцать два сорок пять
Лондон — Бейрут. Самолет прилетает в восемь двадцать пять четыр¬
надцатого. Езжайте в отель «Финикия», где будет заказан номер на
фамилию Смит. Мы в Бейруте привыкли к путешествующим инкогнито.
Ровно в десять сорок пять позвоните мне в банк, и, если я скажу:
«Приезжайте сейчас же в банк», вы привезете черную кожаную сумку,
где будут восемьсот тысяч, которые дает мистер Эплйард.
— Которые я даю, я лично, — уточнил Спенсер.
Я позволил себе жест уважительного удивления.
— Вы подождете в моем кабинете в банке, пока я принесу вам один
миллион фунтов в обмен на долговые обязательства. Если возникнут
вопросы — а я гарантирую, что не возникнут, — я буду там, чтобы
все уладить. Затем, если вы того захотите, я буду сопровождать вас во
все остальные банки. Чтобы распределить^ э-э-э.- благодарность, я ис¬
пользую наших банковских курьеров, поскольку настоятельно необхо-.
димо, чтобы эти небольшие презенты поступили к людям, до того, как
появимся мы. В противном случае, боюсь, мои друзья в других банках
не захотят с нами сотрудничать. — И, сделав завершающий жест, про¬
говорил: — Итак, это все.
Тут же мистер Спенсер тронул свою подружку за руку и встал,
показав, что совещание закончена
— Я встречаюсь с мистером Эплйардом в три часа, — сказал он. —
Если вы уверены, что не хотите мне больше ничего сказать..
— Это все, — кивнул я. — Остальное зависит от того, насколько
вы и ваш.. — тут я мгновение колебался, выбирая слово — -.партнер
будете придерживаться графика.
— Об этом можете не беспокоиться, мистер Хамид.
— Я уверен в этом, — поклонился я.
— Мне куда-нибудь вас подбросить? — предложил он. — у меня
там стоит мой «порш».
Я внимательно посмотрел на него, как будто опасался, что он хочет
узнать что-то, чего ему знать не положено.
— Отель «Савой», — сказал я наконец.
— Куда скажете, — кивнул Спенсер.
Я посмотрел на Риту. Она почти не отрывала от меня взгляда с
-тех пор, как я приехал. Теперь она позволила себе чуть-чуть улыб¬
нуться, а потом подмигнула, но так медленно, как будто просто закры¬
ла, а потом открыла глаз. Я отвел глаза и стал смотреть в другую
сторону. Спенсер поспешил к своему открытому спортивному автомоби¬
лю. Мы все трое с трудом поместились там, и только потому, что Рита
каким-то чудом устроилась у меня за спиной, изогнувшись так, что я
опасался, как бы она не сломала себе спину. Спенсер был нс очень
хорошим водителем, и мы едва избежали нескольких столкновений, еще
не доехав до конца Лондонского моста. Несколько раз он вступал в
перебранку с шоферами грузовиков, один из которых крикнул ему: «Уж
можно и поосторожней гонять драндулет, если возишь в нем мама¬
шу», — явно намекая на мой головной убор. Я ничего не сказал, и мы
ехали минут пятнадцать в молчании. Наконец я нарушил его:
— Я надеюсь, что объяснил вам все достаточно ясно, мистер Спен¬
сер.
— Вы все предельно ясно объяснили, старина Хамид, — весело про¬
говорил Спейсер. — Для вас все это должно быть очень волнующе.
Идея-то блестящая, верно? Умнейшая голова наш.Эплйард, и ведь са¬
моучка. То есть, я хочу сказать* он вряд ли учился в каком-нибудь
колледже или университете. Такие не часто встречаются. Это же почти
гений.
— Я очень высоко ценю таланты мистера Эплйарда, но должен
скромно заметить, что, возможно, здесь задействованы еще более могу¬
щественные силы, которые используют его скорее как орудие.
— Что вы подразумеваете, черт возьми?
— Возможно, я сказал слишком много. Я нисколько не хотел при¬
низить выдающиеся способности вашего патрона. Все знают, что он в
своем роде одна из самых мощных финансовых фигур в мире.
— Учтите, Хамид, он мой партнер. Партнер, а не патрон, так что
вы уж лучше прямо объясните, что вы хотели сказать.
— Дискуссии, а тем более споры утомительны и не нужны, мистер
Спенсер, — внушительно изрек я. — Но я думаю, что нам обоим хо¬
рошо известно, где именно родился этот план, и более того, откуда
взялись расписки и долговые обязательства.
— Да что, черт возьми, вы имеете в виду? — уже теряя терпение,
спросил, Спенсер.
— Де. притворяйтесь, вы не настолько наивны, — улыбнулся я.
— Почему вы так думаете?
504
— Потому что любой бы давно догадался, — сказал я. — Вашему
партнеру, мистеру Эплйарду, вручили эти подделки люди, которые
могли потратить на них сколько угодно времени и денег. Те, кого не
затрудняет поиск бумаги, краски и тому подобное, не говоря уже о
гравере, который может сотворить такое единственное в своем роде
чудо. И поверьте мне, такое чудо и произошло. На свете не так
много людей, которым было бы выгодно нанести бейрутской банков¬
ской зоне ощутимый удар, резко снизить уровень спекуляций и ма¬
хинаций с ценными бумагами и валютой. Особенно с фунтом
стерлингов.
Наконец Спенсер допер, что к чему.
— То есть., — и он тихонько присвистнул. — То есть, Эплйарду
помогает смошенничать британское правительство?
— Мне кажется, что вы не так уж осведомлены о делах вашего
партнера, — язвительно ввернул я.
— Вы хотите сказать, что они дали ему эти подделки-. — Спенсер
опять присвистнул. — Да, все сходится. Ужин с министром. Вот почему
он нс посчитался с расходами на эти бумаги. А мне сказал, что они
стоили ему три четверти миллиона Наврал мне, свинья такая, я теперь
ясно вижу.
Я подождал, пока у Спенсера уже по-новому уложится все в голове,
а затем задал ударный вопрос
— Теперь вы видите, почему я уверен, что все выйдет, как заду¬
мано?
— Тспсрь-то вижу, — кивнул Спейсер. —■ Подумать только, бри¬
танское правительство преподносит Эплйарду десять миллионов на та¬
релочке. Просто не верится
— Вы неточно выразились, мистер Спенсер. Оно дает ему только
поддельные бумаги. Деньги ему дадут наши бейрутские банки.
— Да, — Спенсер уже ни в чем не сомневался — Вот тут вы
правы.
— Разумеется, — с достоинством ответил я
Спенсер резко свернул в узкую улочку, ведущую к «Савою». Он
остановил машину перед отелем, фасад которого так напоминает ради¬
атор «роллс-ройса».
— Я буду ждать вашего телефонного звонка тринадцатого; — на¬
помнил я-
Он включил мотор, и тот оглушающе взревел.
— Об этом не беспокойтесь. Я обязательно позвоню, — пообещал
Спенсер. — А пока держите язык за зубами, а то Эплйард вам уши
оторвет.
— Неужели? — холодно спросил я
— Но эхо так, шутя. — И Спенсер широко улыбнулся Больше всего
он напоминал мне фотомодель, которую используют в рекламе, когда
хотят продать что-нибудь уж очень дорогое. v
505
Я кивнул. Спенсер уже обдумывал, как бы забрать все денежки, не
делясь ими с «тайной пружиной в финансовых делах Европы». Что ж,
это неплохо.
Рита небрежно помахала мне на прощанье, и они укатили с жутким
ревом. Я перешел улицу, где меня ожидал мой «ролле» с шофером. Я
еще опускал шторки, когда машина уже заворачивала на Стрэнд, на¬
правляясь к Трафальгарской площади. Я поднял крышку туалетного
столика и включил лампы позади высокого зеркала. Потом налил в
умывальник теплой воды и разделся до пояса, чтобы смыть краску, а
потом щедро намазался кремом. Я рывком снял фальшивые усы и вытер
спиртом остатки клея. Затем достал из шкафчика чистую рубашку и
костюм, и к тому времени, когда мы наконец выбрались из пробки на
Трафальгарской площади, я был уже почти готов. Я снял туфли на
высокой платформе, которые были скрыты под моим длинным бурнусом,
и надел туфли, у которых был только намек на каблук. Слегка ссу¬
тулившись — после стольких-то лет, проведенных над бумагами в офи¬
се, — я превратился в Лонгботгома, который был, по крайней мере, на
три дюйма короче араба Хамида. Я остался доволен результатом своих
трудов и налил себе рюмочку виски.
Я вошел в Дом Новой Зеландии через боковой вход, через арку,
мимо книжного прилавка и цветочного стенда
Боб был без пиджака, несмотря на то, что день выдался довольно
холодный. На нем были темные брюки и белая рубашка с короткими
рукавами и открытым воротом. В руках он держал внушительную пач¬
ку с прикрепленным к ней секундомером и время от времени делал в
ней пометки.
Боб стоял со Спенсером возле доски объявлений, которая оповеща¬
ла туристов из Новой Зеландии о времени начала балетных пред¬
ставлений и предупреждала доверчивых о разных видах
мошенничества, процветающих в Лондоне. По-моему, как раз, когда я
появился, Боб читал вслух Спенсеру предупреждение о жуликах,
втирающихся в доверие. Я слышал, как он сказал Спенсеру, что
неплохо бы встретиться с настоящим мошенником, уж он-то учуял
бы его.
— Да уж, — значительно заметил Спенсер.
— Давайте сюда, Лонгботтом, — закричал Боб, когда увидел ме¬
ня — Сколько же времени у вас занимает подняться на восьмой этаж
и спуститься обратно?
— Я спешил как мог, сэр, — сказал я.
— Рассказывайте. Стареете, Лонгботтом. А мне нужны работники
пошустрее. Шустрить-то вы еще можете, а?
Спенсер рассмеялся. Пусть нс надеется, что я собираюсь так легко
простить ему этот смех. Он свое еще получит. Болван, хоть и аристок¬
рат. Я замешкался с ответом, пока размышлял о беспричинной грубости
Спенсера.* А поскольку я слегка наклонился вперед, чтобы казаться
меньше ростом, Боб (который, видимо, решил, что я пытаюсь лучше
расслышать) повторил громче обычного:
— Я сказал, что вы стареете, Лонгботтом. — А затем, не позаботившись
понизить голос, добавил: — Старый дурень глух, как фонарный столб.
— Я пс глухой, — возмутился я.
— Он читает по губам, — проартикулировал Боб Спенсеру одними
губами.
— Я не читаю по губам, — сердито проговорил я. Не успел я
осознать, что попался в расставленную Бобом ловушку, как они со
Спенсером громко расхохотались. Рита висла на руке у Спенсера и
смотрела на меня неподвижным взглядом, как зверек. Она не смеялась.
— Оставьте-ка ее здесь, — распорядился Боб, ткнув карандашом в
направлении Риты.
Спенсер шепнул ей что-то на ухо, и она; не проронив ни слова,
прошла и села в вестибюле.
— Где же бумаги? — повернулся ко мне Боб. — Где телексы из
Нью-Йорка и протокол последнего совещания?
— Она еще печатает их, — доложил я. — Будут готовы через не¬
сколько минут.
— Это называется купить собаку и лаять самому, — недовольно
пробурчал Боб. — Пойдемте, я возьму их. — Он шагнул в лифт, таща
за собой Спенсера.
Я едва успел войти за ними, как дверь лифта закрылась.
— Зад-то вам не подрезало, а? — поинтересовался Боб, и Спенсер
опять залился смехом.
На пятом этаже Боб вышел и уверенно зашагал по коридору, как
будто был здесь хозяином. Правда, он ведь так и сказал Спенсер# еще
утром. Он наудачу распахивал двери офисов и кричал:
— Кто-нибудь видел сегодня Чарли Робинсона?
Офисная публика тупо смотрела на него, тогда Боб кричал:
— Ладно, забудьте.
Наконец он громко захлопнул последнюю дверь и сказал мне:
— Увольте этого парня к чертям, Лонгботтом, заведующий называется.
После молниеносного налета на еще один офис Боб вышел оттуда,
помахивая телексом. В нем было написано: «Начинайте. Все бумаги
собраны и готовы к отправке». Боб дал его Спенсеру, но когда тот,
прочтя, опустил бумагу себе в карман, Боб сказал:
— Э-э, нет, дайте-ка ее мне, Спенсер. Это нужно уничтожить. С
таким ответным кодом? Лучше повесьте меня.
Большего не требовалось. Спенсер не преминул взглянуть на код,
когда отдавал телекс обратно Бобу. Это был код фирмы, известной
всему миру как изготовитель государственных ценных бумаг, денег и
почтовых марок. Телекс был, разумеется, фальшивый, мы напечатали
его в платной телексной сегодня утром, вместе с ответным кодом. Боб
положил его в папку. Трудно сказать, что произвело на Спенсера боль¬
507
шее впечатление: телекс или хозяйский обход Бобом своих новых офис¬
ных владений. Спенсер проникался все большим уважением, а Боб
становился все более дерзким и неосторожным. За одной дверью, кото¬
рую он распахнул, оказалось машбюро. Я видел, что Боб удивился, но
быстро сориентировался и приказал:
— Всем сменить ленту.
Все изумленно посмотрели на него.
— Ожидается обход большого начальства, — зычно пояснил он. —
Так что давайте-ка начнем печатать почетче.
В конце коридора толстая пожилая* женщина устанавливала чашки
на столике-тележке.
— Вы, кажется, Глэдис? — осведомился Боб.
— Я — Алис, сэр, — ответила женщина.
— Да, верно, — кивнул Боб. — Глэдис звали ту, которая была
до вас.
Видно было, что женщина озадачена, Боб бросил сахар в три чашки
и передал их Спенсеру и мне.
— Съем еще пончик, — решил Боб. — И больше сегодня чай пить
не буду. — Он сделал глоток. — Лучше, чем на прошлой неделе, —
сказал он и одобрительно похлопал женщину по плечу.
— Да, сэр, — ответила она. Боба она не видела ни разу в жизни,
но уже начала сомневаться, не страдает ли она провалами памяти.
Дальше по коридору открылась дверь, откуда вышла машинистка.
— Вот кто мне нужен, мисс Шмидт, — пробормотал Боб.
Он оставил нас и переговорил с девушкой. Уж не знаю, о чем
они беседовали на самом деле, но, вернувшись, Боб объявил, что
через пять минут у него еще встреча. Мы оба потащили Спенсера
обратно к лифтам, и я решил его проводить. Из подъехавшего лифта
вышел важного вида господин. Перед тем, как закрылись двери, я
услышал голос Боба*
— В четыре часа в кабинете директора Им нужны визы в Арген¬
тину и иностранная валюта..
Лифт тронулся, так что я не увидел, как Боб выпутался из этой
ситуации. Я сообразил, что он быстренько решил выдать себя за слу¬
жащего туристского агентства, который принес требуемые бумаги.
На Спенсера все это произвело впечатление, но, когда я провожал
его до машины, он спросил:
— Вы встречались с этим арабом, Хамидом?
Рита села рядом со Спенсером и ждала, что я отвечу.
— Да, — кивнул я. — Я его видел.
— Он немного похож на вас, — сообщил Спейсер.
— Я не заметил ни малейшего сходства. Вы хотите сказать, что я
похож на араба?
— Немного, — улыбнулся Спенсер. — Совсем немножко.
— До свиданья, мистер Спенсер, — поспешно сказал я.
508
— До свиданья, Лонгботтом. — Он похлопал меня по голове. Потом
взял меня за ухо и повернул мою голову так, чтобы заглянуть мне в
лицо. — Немножечко, — протянул он смеясь.
Рита не смеялась.
Я отстранился от него, потирая ухо, а его белый спортивный авто¬
мобиль умчался, рыча, в облаке выхлопных газов. Слезы ярости засти¬
лали мне глаза. Все в мире точно сговорились унижать меня. Боб не
упускал ни единой возможности, а этот Спенсер все услужливо под¬
хватывал. Лиз сторонилась меня, у нее то болела голова, то необходимо
было пойти к парикмахеру каждый раз, когда я нуждался в ней. Я
шел, не зная куда. Я натыкался на пешеходов, а около Пикадилли чуть
не попал под такси. Я вдруг понял, что всхлипываю, и, раз начав, не
мог остановиться. Я осознал, что последние две недели доконали меня.
Если бы только Боб провалился, тогда я не чувствовал бы себя так
скверно, но он все делал, как надо. Они все были в порядке, и, Боже
мой, как же я их ненавидел — всех до одного.
Я мог бы устроить так, чтобы Боб провалился. Я бы порадовался
его унижению и снова крепко взял бы вожжи в руки. Господи, да что
же это со мной происходит — я всерьез обдумываю, как бы предать
товарища. Мой отец убил бы меня за такие мысли. Я уже долго бродил
по улицам без всякой цели, и я устал.
Идти было долго, и я устал. Была осень, и я яростно пинал ногами
опавшие листья. Потом я сел на землю и попросил отца понести меня.
Он сказал, что будет лучше, если мы оба отдохнем немножко. Он
сказал, что если мы присядем на пять минут на ствол поваленного
старого дерева, я отдохну и вполне смогу дойти до дома. Оставалось
меньше двух миль. Мы оба сели под большой серебристой березой. Это
было внушительное дерево, с толстым стволом, с белой корой и сереб¬
ристыми листочками, которые напомнили мне седину отца. Мы сидели
тихо, очень-очень тиха Вскоре послышались голоса птиц. Наверное, они
уже собирались спать, потому что стемнело, хотя было еще только
время послеобеденного чая.
Мама пекла кекс с тмином, когда я уходил. Я помню его запах, даже
сейчас. Поэтому я никогда Не пью тминный шнапс. Я встал со ствола и
сказал, что я готов. К брюкам отца прицепились кусочки папоротника,
были видны пятна от грибов-поганок. Он не заметил их, когда мы сади¬
лись. Я пожаловался, что у меня испачкано пальта Береза тихонько по¬
станывала под вечерним ветром, и я прислонился к ней. «Я подтолкну
ее», — сказал я отцу. Он кивнул. Я толкнул ее. Береза дрогнула, хру¬
стнула и с ужасающим стоном начала падать. Она падала, сминая ветки
других деревьев и обдирая с них зеленые листочки. К-р-ра-ах! Шум уда¬
ра отозвался вдали, среди темных деревьев. Я с плачем подбежал к отцу.
Я испугался, что дерево задавит нас, когда упадет. Отец не тронулся с
места. Вокруг нас последние кусочки веток, коры и листьев мягко; падали
на землю. «Я свалил дерево», — сказал я отцу. Я был и горд й напуган
тем, что сделал. Я ткнул упавшее дерево. Посыпалась труха. Внутри
было полно личинок и мошек.
«Оно уже давно мертво», — сказал отец. Грибы и личинки выели
в нем всю середину. Я посмотрел на желтый гриб, на вид он был
симпатичный и совершенно безопасный.
«Оно было раз в шесть больше меня», — сказал я.
«Даже еще больше», — отозвался отец.
«Я же не знал, что оно мертвое. Оно выглядело таким сильным и
важным. Оно выглядело так, как будто никогда, никогда не упадет».
«Да, — снова отозвался отец. — Кто же знал».
Бейрут, Ливан. Я прилетел сюда, оставив Боба и Лиз доканчивать
дела в Лондоне. Я вышел из самолета День был жаркий и сухой.
Яркий свет заставлял щуриться и видеть все как бы сквозь дымку, а
воздух пахнул моей юностью. Почему бы нет, ведь именно здесь моло¬
дой человек, когда-то бывший мной, погиб однажды в сорок первом
году, а может быть, выжил и к сорок второму стал испытанным вете¬
раном, ловко увертывающимся и от смерти, и от ответственности. Суж¬
дено ли этой земле стать местом, где я опять погибну? Или же снова
начну жить по-настоящему.
Улицы были такими же, какими я помнил их: всюду лотки со
сластями и лай бродячих собак. Блестящие американские автомобили,
скользящие по набережной под пыльными пальмами. Мужчины в меш¬
коватых штанах, толкующие друг с другом по-арабски пронзительными
голосами. Коротко остриженные ребята, полные энергии и гордые но¬
выми знаниями, расходятся из Американского университета и бегут к
продавцам молочных коктейлей с клубникой. Запахи пряностей, отбро¬
сов if пустыни пробудили мою память. Я вышел к Голубиной скале и
пошел вдоль, утесов, наблюдая, как море бьется насмерть с острыми
черными камнями. Там, где, когда-то былсгарый склад стояли шикар¬
ные дйллы, а ночные клубы, где тогда подавали еду, приготовленную
из продуктов, украденных из армейских пайков, и самогон, блистали
свежей краской и были отделаны внутри плюшем, а снаружи расцве¬
чены неоновыми огнями.
Отель, однако, .был все такой же — скрипучая старая развалюха у
порта с тем же толстяком Папашей Кимоном, который смеялся так, что
тряслись источенные червем половицы. Из своего окна я видел серые
заржавленные корабли. Они хрипели и стонали, когда стрелы кранов
с крюками на конце погружались в глубь их, выдирали внутренности
и раскладывали на набережной, где за нйх торговались скупщики ме¬
таллолома.
Нужно было провести небольшую рекогносцировку, а . поскольку я
теперь -гг номер второй , под командой Боба, то мне и предстояло про-
думэтъ всё детали.
Я купил «Лендровер» за семь тысяч фунтов. Это было недешево, но
мне требовалась машина в отличном состоянии. С разных сторон на
ней были прикреплены канистры для воды и горючего, лопаты, под¬
ставка для ружей, перфорированные стальные полозья, чтобы подкла¬
дывать под колеса при буксовке в песке, тяжелый ворот, грубый
металлический компас, приваренный под крылом, и еще дополнитель¬
ный бак для горючего с устройством, предупреждавшим, что его оста¬
лось всего пять галлонов. Я установил еще рацию с дальним радиусом
действия и сложил под сиденьем четыре небольшие переносные рации
для местной связи. Я попросил покрасить машину в яркие цвета, по¬
тому что в гараже мне сказали, что это поможет найти ее с воздуха
в случае аварии. Я также приобрел обычное снаряжение: спальные
мешки, одеяла, репелленты, карты местности, палатку и хсаленький
японский генератор, который должен был обеспечить нам свет и энер¬
гию для бурения и откачки. К несчастью, здесь возникло недоразуме¬
ние. Часть предварительной работы была проделана на базовой хгодели
с коротким шасси, так что пришлось поспорить, прежде чем я смог
убедить продавцов переделать все. В конце концов, они согласились, и
ко времени приезда Боба и Лиз машина была готова. Бобу она очень
понравилась. Он обошел вокруг, похлопывая ее по бокам и восхищаясь
каждой деталью. В воскресенье мы уехали в горы через Софар и Бар
Элиас. Погода была великолепной, и мы очень быстро добрались до
сирийской границы и дальше, в Дамаск. Там мы пообедали и вернулись
обратно в Бейрут во второй половине дня. На полпути между двумя
горными кряжами мы свернули с основной дороги.
Я велел Бобу ехать по заброшенной параллельной дороге. Когда хсы
подъехали к ее изгибу, скрытому двумя деревцами так, что с верхней
дороги нас нс было видно, я сказал им, что это место встречи номер два.
— В случае провала все встречаемся здесь.
Мы сидели там несколько минут, вдыхая запах нагретой земли.
— Люди говорят, плохое место, бвана, — вздохнул Боб, перейдя на
лохсаный английский, которым говорят африканцы. — Люди говорят,
дальше не ходих(.
— Ох уж эти ваши старые племенные предрассудки, Уруанда, —
презрительно засмеялся я. — Мы же вот-вот найдем утерянные сокро¬
вища древних царей.
Боб упрямо твердил:
— Люди говорят, плохое место, бвана. Люди говорят, дальше не
ходим.
-- Неужели у тебя не бежит быстрее кровь по жилам при мысли
о затерянном царстве, Уруанда? Бог тебя знает, может, ты всего лишь
дикарь, но легенды о мертвом городе не могут не волновать тебя.
Боб повторил:
— Люди говорят, плохое место, бвана. Люди говорят, дальше не
ходихс. — Боб дважды хлопнул в ладоши. Он оглядел пустынную
511
местность. — Видишь, хозяин, носильщики все сбежали. Они верят в
легенды о семиголовом змее, который правит этой забытой землей.
— Но это же бабушкины сказки, Уруанда.
Боб снова повторил:
— Люди говорят, это плохое места..
— Ты разве не знаешь о древних сокровищах царей Огненной Стра¬
ны? Там рубины, алмазы, золото лежат прямо под ногами, надо только
нагнуться и взять их. Горы камней и золота. Ты будешь богат. Богаче,
чем когда-либо мог мечтать, Уруанда. У тебя будет много скота и жен,
а может быть, и велосипед, кто знает.
— Тогда я пойду с вами, хозяин.
— Молодчина, — похвалил я его.
Я вышел из «лендровера». Боб лениво потянулся. Мы все были одеты
для экспедиции: в шорты и рубашки хаки. Солнце слало нам горячие
лучи, и я стоял под ними, как под теплым душем, прогоняющим послед¬
нее воспоминание о промозглой зиме и наполняющим каждый сустав
бодростью. На этой дороге не было никого. Много лет назад очередной
обвал отрезал ее. Местный инженер, устав без конца прокладывать ее
среди холмов, построил новую дорогу высоко над ними. Я видел, как по
ней катят разноцветные машины и грузовики в клубах выхлопных газов,
снующие между Бейрутом и Дамаском. Лиз бросила на землю одеяло. У
нее под хаки был надет купальник, и она решила позагорать, методично
поворачиваясь, как обычно делают женщины на пляже. Прекрасный день.
— Лучше, чем аэропорт? — спросил Боб.
— Все лучше, чем аэропорт, — ответил я. — Они еще не забыли
крах Интрабанка. Когда это случилось, эхо отозвалось во всех уголках
финансового мира. Правительство потеряло почти всю популярность,
половина населения не платила долги, так как потеряла свои сбереже¬
ния, а вторая половина не платила их, потому что утверждала, что
потеряла свои сбережения. — Я помолчал. — Возможно, Спенсер ни¬
кому ничего не скажет.
— Конечно, не скажет, — уверенно заявил Боб. — Поэтому я особо
настаивал на долларах, чтобы он перевел их из этой его частной бер¬
логи в Швейцарии, или на Багамах, или еще где. Он никому не сможет
пожаловаться на то, что потерял их.
— Все равно, если будет хоть малейший слушок о готовящемся мо¬
шенничестве в связи с банками, полиция сразу закроет страну. И сразу
же обложит аэропорт. Это же кратчайший путь для бегства. А мы, на¬
против^ поедем в экспедицию раскапывать старый город в пустыне..
— Вавилон, — встрепенулся Боб.
— Вот именна Ты можешь заговорить их своим археологическим
бла-бла, а потом, когда мы приедем в Дамаск — ты сам сегодня убе¬
дился, что дорога здесь короткая, — мы оставим «Лендровер» и сядем
на самолет, я проверил все расписания. Есть самолет на Калькутту, а
это дает нам изрядную фору.
512
— Еще раз покажите мне канистры, — попросил Боб.
Это должны были быть специальные канистры, приспособленные
для хранения долларов.
— Канистры будут готовы завтра поздно вечером, — объяснил я.
— Предполагается, что сейчас у нас репетиция, — сказал Боб. —
Или я ошибаюсь?
— Это генеральная репетиция, — согласно кивнул я.
— Ну что ж, вы знаете наши правила. Вы должны их знать» старый
вы дурень, вы же сами их устанавливали.
— Я их устанавливал, — кивнул я, — так что я сам их могу и
нарушить.
— Ну нет, не можете, Лонгботтом, — заявил Боб. — Я говорю
«Лонгботтом», потому что вы сейчас — он. Вы и играете свою роль
так убедительно потому, что это то, чем вы стали. Только кое-что
мне нс правится. Вы думаете, я не заметил, как вы все время
прикладываетесь к фляжке с виски, как будто жить не можете без
того, чтобы каждые десять минут не глотнуть малость для храбро¬
сти? Думаете, никто не замечает, что у вас руки трясутся, как
осиновые листочки, нс говоря уже о более серьезных вещах. Этот
«Лендровер* с коротким шасси, теперь вот канистры. Вы можете что-
нибудь делать, как надо?
— Извини, Боб, — вздохнул я. У меня были свои причины избегать
ссор.
— Ладно, — проговорил Боб, потирая лицо. — Вы немного устали,
только и всего. Протянем как-нибудь до будущей недели, а там можно
и расслабиться.
— Теперь ты командуешь, Боб.
— Давайте без этого, — попросил Боб.
— Теперь поведу я, — сказал я.
Мы перевалили через горы уже в сумерках. Бейрут предстал перед
нами, светясь огнями, как галактика, а дальше за городом блистало 4
море в последних лучах заходящего солнца Какой это был вид!
Я вел грузовик. Брайан сидел рядом со мной, а рядовые Уилер и
Тодди сидели сзади на канистрах горючего. Уже стемнело^ так что
было трудно разглядеть цепочки машин и танков, идущих к линии
фронта с выключенными фарами, не говоря уж об арабах, которые шли
прямо посреди дороги, не обращая внимания на движение машин. Ка¬
нистры позвякивали у меня за спиной, а Брайан все поворачивался
назад и всматривался в ночь.
«Расслабься, сержант», — сказал я ему.
«Под трибунал пойдем», — вздохнул Брайан.
«Расслабься», — повторил я.
«Вы немного пьяны. Давайте я поведу».
«Да расслабься ты, ради Бога». — Я вильнул, чтобы не столкнуться
с двумя танками на обочине.
17 Л.Дейтон «Керлинекие па\о|*оны«
513
«Десять лет, — сказал Брайан. — И не в обычной тюрьме. Десять
лет в военной тюрьме около Алекса. Маршировка с полной выкладкой
на солнцепеке, и любая сволочь пытается убить тебя. Говорят, новозе¬
ландцы пристрелили одного своего капрала, который попался на тор¬
говле армейским бензином».
«Это не армейский бензин, — сказал я. — Это пленный бензин. Мы
его отбили у противника. Ты и я отбили его, а Уилер и Тодди помогали
нам. Это наш бензин».
Брайан мрачно улыбнулся.
«Разве ж это оправдание, — сказал он. Он высунулся из кабины и
прокричал: — Все в порядке, Тодди?»
Солдат утвердительно помахал ему рукой. Я газанул. Предстояло
преодолеть еще тридцать или сорок миль, пока мы доедем и передадим
бензин Кимону, промышляющему на черном рынке.
♦Впереди танки, сэр, — крикнул Тодди из кузова. Он бешено за¬
стучал по крыше кабины. — Там танки стоят», — крикнул он, по было
уже поздно.
Танки были с погашенными фарахш. Мы врезались в «шермап» на
скорости пятьдесят. Я не знаю, отчего загорелся бензин.
Боб остановил «Лендровер». Мы вышли и стояли, глядя на пламе¬
неющий закат, пока солнце не село. Когда совсем стемнело, мы поехали
дальше в Бейрут. Мы приоделись, закатились в ресторан, где съели и
выпили больше, чем следовало. Потом были три свободных дня. Мы
купались, загорали и обращались друг с другом как прежде, чего с
нами, казалось, не было уже целую вечность.
Глава 15
БОБ
Сайлас улетел в Бейрут, предоставив мне и Лиз улаживать дела с
квартирой и распродать все, оставив только ручной багаж, чтобы ничто
не мешало быстро унести ноги в любом направлении после нашей
операции. В Лондоне для нас будет слишком горячо. Хо, эта гнида
Спенсер крепко сядет на мель, когда поймет, как его накололи. Я
разузнал о нем кое-что. Его папаша выкупил для него хорошие куски
компании, где он был партнером; тех замечательных компаний, которые
сносят старые улицы, чтобы построить там шикарный отель. Сайлас
называл это прогрессом, только те, кого выбрасывают на улицу в таких
случаях, называют это по-другому. Полицейские и муниципальный на¬
родец помогают их вышвыривать, а потом предлагают им железную
кровать в грязной, ночлежке. Я поимею этого Спенсера, мило улыбаясь.
Я его наколю, и не нужно мне никаких денег. Я избавлю его от
четверти миллионов фунтов, пусть это будет последнее, что мне суж-
514
депо сделать. Я его наколю, если даже мне придется для этого залезть
через кухонное окно его квартиры на Итон-сквер. Вот как я понимал
насчет нашего дела Конечно, вида я не показывал. Лиз и Сайлас
считали, что мне все равно, поэтому я и действую так неосторожно, ну
и пусть себе думают, я не разубеждал их. Я ведь и их тоже потихоньку
морочил и наблюдал за ними краешком глаза, когда они думали, что
я переигрываю.
С Лиз мы теперь отлично ладили. Она больше не вела себя так
высокомерно, и даже ее выговор стал несколько ближе к нормальной
человеческой речи, чем раньше. И потом, я с ума по ней сходил. Мне
всегда нравились высокие крупные девушки, а Лиз была из них лучше
всех. Она всегда давала мне понять, что она не для меня, но теперь
ситуация изменилась. Между ней и Сайласом уже все кончено, и не
нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять это; но она отстраняла
его так бережно и легонько, как только могла. Я сказал ей об этом, и
она страшно рассердилась на меня. Она все говорила, что до сих пор
без ума от Сайласа и всегда будет, — только ведь со стороны виднее,
даже если сам человек еще ничего не осознает.
Нам предстояло избавиться от кучи вещей. Только зачем мне, к
примеру, выбрасывать «Британскую энциклопедию» или задешево про¬
давать се? Наконец Лиз сказала, что можно часть вещей отвезти к ее
маме, она за ними присмотрит. Я попросил фургон у одного знакомого
парня в Мзлингтоне, и он еще помог нам загрузить наши вещички,
чтобы отвезти к маме Лиз в Дорсет.
День выдался чудесный. Видели красивые настенные календари с
картинками? Жалко, что там не было этого маленького коттеджа. В
нем проживала мама Лиз, и этот дом, и все вокруг было такое англий¬
ское, прямо как декорация на киностудии: розовые розочки, спаниель-
чик, а турецкая фасоль так цветет, так цветет, попрошу-ка я садовника
срезать букетик для нас. Садовника!
Лиз постучала в дверь, пока я шел по дорожке между двумя рядами
каменных фигурок, выкрикивая: «Гномы всего мира, объединяйтесь!»
Ее мама открыла нам дверь. «Вам нечего терять, кроме своих
пьедесталов», — неловко закончил я. Она только мельком глянула на
меня.
— Элизабет, милочка, как хорошо, что ты приехала.
Это была седовласая леди лет шестидесяти пяти. На ней был
строгий костюм из твида, шерстяные чулки и тяжелые туфли. Чер¬
но-белый песик бегал вокруг меня, весело потявкивая. Игра состояла
в том, что мои башмаки были кроликами, а он старался прогнать их
из садика.
— Чудный песик, — проговорил я, схватив его за загривок.
— Только не Дразните его, — Попросила миссис Мейсон,1— а то oi£
вас укусит.- ,,г’
— Это Боб, мама, — сказала Лйз. 1
515
— Втащите все вещи через боковую калитку, — приказала ее мать,
внимательно изучая мою одежду. — Я не хгогу позволить вам затоптать
мне весь дом.
— Как прикажете, хозяйка, — вытянулся я.
— Это Боб, мама, — повторила Лиз. — Он работает на Сайласа.
Вместе со мной.
— Нельзя оставлять там ваш фургон, а то священник не сможет
вывести свою машину.
— Да я быстренько все разгружу, — пообещал я.
— Дорожка там очень узкая, — не уступала миссия Мейсон.
Я начал разгружать связки книг и тюки тряпок Лиз, складывая все
кучей в гараже. Такс все тоже быльем поросло, кругом паутина и пыль,
и старенький тупорылый «моррис* приткнулся в углу под густым слоем
пыли.
— Это машина полковника, — значительно произнесла миссис Мей¬
сон. — Он не выезжал с тех пор, как бензин стали давать по карточкам.
— И когда же это было? — спросил я.
— В самом начале войны, — ответила Лиз.
— У полковника была, разумеется, служебная машина, так что мы
вполне могли обойтись без этой.
Миссис Мейсон ушла в дом. Я дохнул на радиатор и протер на нем
рукавом кружок от пыли. У моего отражения был большой желтый нос.
— Пойдем попьем чаю, — предложила Лиз.
— Потрясное местечко, — сказал я. — Самый чудненький домик,
который я когда-либо видел.
— Тебе он правда нравится? — спросила меня Лиз так, как будто
ей важно было, что я отвечу.
— Конечно же — да, — ответил я.
— Я рада, что тебе нравится. Я прожила здесь большую часть жизни,
и. меня время от времени тянет сюда. Не могу долго не приезжать.
— Идите скорей, — позвала миссис Мейсон. — Вера уже пригото¬
вила чай.
— А кто эта Вера, твоя сестра?
Лиз тихонько рассмеялась. Когда мы вошли в дом, стол был уже
уставлен кексами и сандвичами.
— Не хотите помыться? — спросила миссис Мейсон.
— Я в порядке, — сообщил я. — Я туда ходил, когда мы останав¬
ливались в деревне.
— Перестань, — шепнула мне Лиз, она знала, когда я принимаюсь
вал ять-дурака.
— Хорошо-х' о, — сказал я и пошел помыться.
Домик был поделен на маленькие темноватые закутки кружевными
портьерами и рядами цветочных горшков. Везде висели старые фото¬
графии, а в ванной лежали журналы:' «Сельская жизнь».
— А нельзя ли накрыть в саду, мамочка? — спросила Лиз.
516
— Полковник не любил пить чай в саду, говорил, что там отовсюду
дуст. Самое лучшее все-таки пить чай в комнате.
Вошла горничная в черно-белом форменном платье и старомодной
накрахмаленной белой наколке.
— Еще кипятку, Вера, — сказала миссис Мейсон. — И нарежьте
медовый кекс. — Сама миссис Мейсон распоряжалась серебряным чай¬
ником с заваркой и раздавала всем пайки и советы.
— Я у вас съем весь медовый кекс и сливки, — проговорил я
извиняющимся тоном.
— Ничего страшного, — успокоила меня миссис Мейсон. — Пол¬
ковник мог съесть целый кекс моего изготовления за один присест.
— Этот полковник, кто бы он ни был, кажется мне интересной
личностью.
— Это мой отец, — объяснила Лиз. — Мы всегда называем его
полковником. Он погиб на войне.
— Простите, — сказал я.
— Он воевал вместе с Сайласом, — объяснила Лиз.
— Мой муж возглавлял колонну танков, — сказала миссис Мей¬
сон. — Они попали под сильный артиллерийский огонь. Полковник
выскочил из танка и был убит, когда пытался помочь раненому води¬
телю. Он заслужил «Крест Виктории*.
— А Сайлас, значит, воевал с ним вместе? — спросил я.
— Да, — ответила Лиз. — Сайлас был капитаном в папином полку.
Он в это время находился всего в полумиле от того места. В тот день полк
понес очень тяжелые потери людьми. Никто никогда не узнает, как все
случилось на самом деле, потому что из папиной части не осталось никого
в живых. Сайлас уцелел и даже был повышен в чине. Именно Сайлас
послал рапорт, по которому папу представили к награде посмертно.
— Я нс знал этого. То есть, я не знал, что Сайлас воевал вместе
с твоим отцом.
— Да я ведь из-за этого с ним и познакомилась. Он навещает маму
всякий раз, когда бывает в Лондоне.
— Чудесный был мальчик, — вздохнула миссис Мейсон. — Я по¬
мню его еще с тридцать девятого года Он был очень молод и ужасно
застенчиа Полковник часто приглашал молодых офицеров к нам на
обед, чтобы поговорить с ними не в официальной, а в домашней обста¬
новке. Он говорил, что это хорошо влияет на их нравственность.
— Я еще не родилась, когда Сайлас перцый раз появился здесь, —
сказала Лиз.
— Он был чудесный мальчик, — повторила миссис Мейсон.
— Так что, ты даже не знала отца? — спросил я.
— Нет. Я ведь только что родилась, когда его убили. Я его совсем
не знаю.
— Он был замечательный человек, — сказала миссис Мейсон. —-
Теперь таких нет, — добавила она, глядя на меня.
517
— Все меняется, — заметил я. — В людях отражается их время.
И каждому поколению приходится ладить с тем миром, в котором оно
окажется.
— Ну что ж, вот вам мир, в котором я оказалась, — нервно засме¬
ялась миссис Мейсон. — Битники, дерущиеся с полицейскими. Вот ны¬
нешнее молодое поколение. Я не знаю, чем все закончится.
— Это все же лучше, чем война, когда дерутся миллионы, — сказал
я. — Л это ведь было у вашего поколения.
— Но битники». — опять начала миссис Мейсон, произнося это сло¬
во как пароль.
— Лучше уж битники, чем гитлерюгенд, — вступила в разговор
Лиз.
— Все вы заодно, — проговорила миссис Мейсон. — Никакого ува¬
жения ни к семье, ни к религии. Я рада, что твой бедный отец нс
видит всего этого!
— Не видит чего? — не понял я.
— Элизабет, — объяснила миссис Мейсон. — И молодого капитана
Лаутера, который скитается по свету вместо того, чтобы осесть, наконец,
и заняться чем-нибудь солидным. У него была прекрасная работа в
банке, почему же он не вернулся к ней?
— Это же было почти тридцать лет назад, мама, — терпеливо объ¬
яснил !\ма. — Oy\ оставил эту работу, чтобы пойти в армию.
— Он мальчик из хорошей семьи, — упрямо сказала миссис Мейсон.
— Он давно уже не мальчик, — вздохнула Лиз. — Он уже пожилой.
— Старый, если уж на то пошло, — вставил я.
— Ну почему ты все противоречишь мне, Элизабет? Капитан Лаутср
просил тебя выйти за него замуж четыре года назад, и жаль, что ты
не захотела. В конце концов, он отличный офицер, сражался, дважды
был награжден.
— Ну кто выходит замуж только потому, что твой поклонник —
герой? — спросила Лиз.
— Даже если он отличился в бою, — пробормотал я.
— Ну что ж, полковник был герой, — сказала миссис Мейсон. —
Вот почему я вышла за него замуж. Во всяком случае, это было одной
из причин. Он был прекрасный человек.
— Ох, пожалуйста, мама, неужели ты не можешь оставить меня в
покое? Я не хочу выходить замуж за Сайласа.
— Тебе все равно надо подумать о замужестве, — сказала ее
мать. — Ты ведь не молодеешь. Через пять лет уже никто не захочет
жениться на тебе.
^ — Я всегда захочу, — возразил я. — Я всегда хотел и всегда буду
хотеть
Лиз пнула меня! ногой под столом:
— Ну вот. и подтверждение моих слов, — объявила миссис Мей¬
сон. — Вы именно то, что и имела в виду под словом «никто».
Глава 16
ЛИЗ
Я помяла, что люблю Боба. Я поняла это однажды утром, сидя
под сушилкой и слушая, как парикмахерша рассказывает о своем
дружке. И вдруг я начала представлять себе то, о чем раньше не
позволяла себе думать. Я не знала, как давно я уже люблю его, нет,
теперь мне вдруг все стало ясно. Все стало на свои места Я жмури¬
лась от счастья, думая о нем. Я знала его уже пять лет, а для
женщины годы между двадцатью пятью и тридцатью очень важны.
Это еще и очень длинные годы. Нужно было принимать так много „
решений, и все они были жизненно важными, по крайней мере,
казались такими тогда. Изменения в наших чувствах происходят не¬
заметно (хотя все проясняется иногда в какой-то миг), так что, навер¬
ное, чувство к Бобу овладевало мной постепенно, пока, наконец, я не
уверилась в нем.
Я полюбила Боба. Временами он бывал инфантильным, и у Сайласа
было намного больше всего: больше опыта, больше изощренности, боль¬
ше умения обращаться с женщиной. Сайлас мог быть и занудливым
держимордой временами, но всегда при нем оставались сила и значи¬
тельность. Рядом с Сайласом я всегда чувствовала, что ничего дейст¬
вительно скверного не случится, будь то перебранка с швейцаром по
поводу моего брючного костюма или угроза какого-нибудь лопуха по¬
жаловаться в полицию.
У Боба, напротив, было достаточно невежества и незнания, кото¬
рые притягивали несчастья, как магнит, но в то же время именно
они и спасали его. Боб напоминал мне спортсмена на водных лыжах,
которому устойчивость придает начальная скорость. Со стороны каза¬
лось, что он в любой момент может остановиться, задуматься над
сложностью того, что он делает, и потонуть, как камень. Тем не
менее Боб продолжал мчаться, причем все быстрее и даже красивее.
Перемена ролей с Сайласом создала множество проблем, которые Боб
преодолевал, потому что не подозревал об их существовании. Наблю¬
дать все это было испытанием для нервов, и в то же время это
захватывало. Проблемы, от которых у Сайласа твердели мускулы ли¬
ца, дрожали руки и портилось настроение, на Боба производили об¬
ратное действие. Чем дальше развивались события, тем раскованнее
он становился. Когда Сайлас или я говорили, что Спенсер не соберет
деньги, а если соберет, то не отдаст, Боб смотрел на нас как на
глупцов, чуть ли не со страхом, так что и Сайлас, и я нересгали
предупреждать его или корректировать его уверенные прогнозы. До
сих пор он оказывался во всем стопроцентно правым. Если это и
раздражало Сайласа, то он этого не показывал. Его раздражитель¬
ность и насмешливое высокомерие куда-то, подевались. Сайлас все
свое умение отдавал новому проекту и старательно выполнял все
задания Боба.
Меня убивало то, что придется выбирать между ними. Ну почему
нельзя было оставить все, как есть! Они ведь оба были мне нужны. С
Сайласом я чувствовала себя легко и уверенно, хотя и не любила его
больше, тогда как Боб, которого я любила, изводил и раздражал меня
как раз своим беспокойным, хоть и бесхитростным характером.
Я вспомнила, как Боб однажды прочел мне вслух отрывок из одной
из своих книжек по истории. Там говорилось об обычае первобытных
племен поедать сердце храброго врага, чтобы самим стать храбрыми.
Обычай поразил воображение Боба, и он несколько раз с тех пор упо¬
минал о нем. Что ж, теперь, когда командовал Боб, он, казалось, поедал
сердце Сайласа, потому что с каждым днем становился все смелее и
увереннее, а Сайлас на глазах терял уверенность в себе.
Конечно, я могла бы помочь Сайласу снова обрести себя. Я пыта¬
лась, и не один раз, но почему-то ничего из этого не выходило.
Казалось, Сайлас больше не хотел быть лидером, а я была тем
символом лидерства, в котором он больше не нуждался. Что ж, зато
Боб нуждался, и еще как, а это именно то, чего хочет от мужчины
любая женщина
В Бейруте Сайлас, казалось, все время проводил, проверяя каждую
мелочь нашей операции. Он купил «Лендровер» и ходил в гараж каж-
мвбавддя га тем, как его переделывают, приспосабливая к
нуждам экспедиции, в которой мы должны были исчезнуть в песках
арабской пустыни, чтобы вновь всплыть где-нибудь с новыми именами
и биографиями. Отработка деталей, которая раньше лежала на Бобе,
теперь перешла к Сайласу, и, как и следовало ожидать, он занялся
этим со своей обычной фанатической аккуратностью, тщательно вникая
во все мелочи, чем Боб никогда не мог похвастаться.
Мне иногда казалось, что Сайлас предпочел бы, чтобы мы с Бобом
оставили его в покое. Сайлас был, конечно же, волк-одиночка. Я всегда
это знала. Ему каждый день необходимо один час проводить в одино¬
честве, наедине с собой. Именно поэтому Сайлас и я всегда брали
отдельные номера в отелях. В конце концов я смирилась с этим, хотя
раньше это глубоко ранило меня, и я плакала: почему он совсем не
хочет быть со мной? Боб являлся полной противоположностью Сайласу.
Он в одиночестве не нуждался; он просто не зависел от того, один он
или в толпе.
В Бейруте у меня и Боба было много времени, чтобы купаться,
загорать и кататься на водных лыжах. Сначала Боб ничего не умел,
но я стала учить его, и, как с ним часто случалось, он вскоре превзо¬
шел учителя и заскользил .по водной глади с такой уверенностью и
грацией, которых мне никогда не достичь. Господи, да я тут же усту¬
пила ему первенство. Я хотела, чтобы он держал меня и учил, как
лучше сохранять равновесие.
520
I.
— Не бойся, я подхвачу тебя, — говорил он. — Я всегда поймаю
тебя, если ты начнешь падать.
— Да ты меня уже поймал, — сказала я ему, и он еще крепче
сжал меня.
Удивительная вещь вода. Она смывает старые воспоминания, давая
тебе возможность все начать сначала. Вот почему, наверное, все религии
так настаивают на омовении. Именно это и произошло со мной в заливе
Св. Георгия. Или с нами обоими. Я отпустила канат моторки. Боб
сделал то же самое. Мы погрузились в теплый шелковисто-зеленый
мир, оставив на поверхности кружево брызг. Там мы вдруг обнялись,
и я не сделала попытки высвободиться из его рук, ног и губ.
Мы вынырнули на поверхность.
— Я люблю тебя, — сказала я.
— Ты моя умница, — усмехнулся Боб. Он плеснул мне водой в
лицо, как раз тогда, когда я открыла рот, чтобы набрать воздуха.
— Я серьезно, — крикнула я. — Я правда люблю тебя.
Но он все продолжал усмехаться.
— Везет же мне, — проговорил он.
Я рассердилась, что он не принимает мои слова всерьез, и утащила
его под воду. Я стучала по нему кулаками, пока мы медленно погру¬
жались вглубь, а он схватил меня за руки, так что я испугалась, что
захлебнусь. Потом мы медленно повернулись и всплыли на поверхность.
В пятидесяти ярдах от нас была наша моторка, лодочник увидел нас;
включил мотор и развернулся.
Я держала Боба за шею.
— Я люблю тебя. Я правда люблю тебя, — кричала я. — Послушай
х(еня. Будь серьезным хоть одну минуту.
— Остынь, — ответил Боб.
Я ударила его, и на этот раз всерьез, но, когда мы опять погрузились
в воду, борясь друг с другом в теплой воде, он крепко держал меня, и
я знала, что он тоже серьезен. Прямо над нами я увидела корпус лодки.
Она остановилась, испустив облако пузырьков от лопастей.
Мы еле смогли взобраться в лодку, свалившись на дно в изнеможе¬
нии и смеясь, как сумасшедшие. Я протянула руки к небу, как будто
хотела надеть его на себя, как голубую рубашку, но вместо этого
сомкнула пальцы на шее Боба и притянула к себе его мокрую голову,
и мы поцеловались так, как никогда не целовались раньше.
— Я люблю тебя, — сказал Боб.
Его губы были соленые, а волосы сбились в два мокрых рожка Я
пригладила его волосы. Я любила его, и я была счастлива, бездумно и
безумно счастлива, хотя это означало^ что теперь мне должно было
быть грустно. Не из-за того Сайласа, которого я больше не любила, а
из-за того, какого когда-то знала. Из-за тех Лиз и Сайласа, которыми
мы могли бы стать, если бы оба больше постарались. Бедный Сайлас,
бедный Сайлас.
521
— Я люблю тебя, Боб, — сказала я. — Я снова притянула его
голову .к себе, а водитель моторки скромно отвернулся и стал глядеть
вперед! Мотор взревел, и мы помчались по воде, распарывая се и пре¬
вращая голубую гладь в кипучую белую струю; теперь она никогда
уже не будет такой, какой была.
Глава 17
САЙЛАС
Пятый этап — основной в любой операции. Он начался в среду. Я
проснулся в 830, не стал будить пи Лиз, ни Боба, которые занимали
номера справа и слева, надел халат и позвонил, чтобы принесли кофе.
Потом я чуточку подтонировал кожу лица и рук. Не слишком сильно,
как раз, чтобы выглядеть англичанином, который часто бывает на от¬
крытом воздухе, или же арабом, который чаще сидит в закрытом поме¬
щении. Чуточку, не больше. Я приложил усы и придерживал их
ладонью, пока не высох клей. Потом внимательно изучил полученный
результат и остался доволен. Я открыл ставни и выглянул на балкон¬
чик с резной решеткой. Ступить на него я не решился, выглядел он
старым и хрупким, так что желания проверить его на прочность всем
своим весом не возникала Над морем была легкая дымка, а гора Сан-
нин почти полностью скрыта туманом. Внизу во дворике я увидел
хозяина отеля Папашу Кимона, который спешил на кухню, чтобы при¬
нести мой кофе. Я знал в этом отеле каждую комнату. Номер десять:
маленький двойной номер на первом этаже. Однажды я заказал завтрак
в номер, а потом занялся любовью с принесшей его горничной, тогда
как все остальные постояльцы тщетно вопили, требуя завтрак. Восьмой:
чъс\\ый одинарный, ъ цокольном этаже, окна во двор, там я проиграл
1 25 фунтов в вист за одну рождественскую ночь 1945 года. Шестнадца¬
тый- Только что толку вспоминать. Мне стало грустно. Я знал этот
отель со времен войны Я знал, какая труба здесь дымит, какая сту¬
пенька скрипит, какой замок плохо закрывается. Я знал, что матрас
тебе может достаться никуда не годный, а горячей воды вовсе не
быть» — а вот этот номер такой странной формы потому, что здесь
втиснута ванная между двумя номерами. Потолки здесь не знали по¬
белки с тех самых пор, как я отвалил Папаше Кимону восемь галлонов
известки из армейского склада Папаша, старый мошенник, тогда только
месяц как стал его хозяином, и я был там первым гостем. До этого
хозяином был какой-то француз, вишист-коллаборационист, который ус¬
тупил Папаше заведение за пятьдесят три галлона бензина и древний
грузовичок, на который ой нагрузил все свои движимые пожитки и
укатил на север. Кимон жил в цокольном этаже. Большую часть дня
он сидел на улице около отеля, попивая винцо или что покрепче и не
переставая ворчал по поводу жары и мух. В те немногие дни в году,
когда было слишком холодно, чтобы сидеть на улице, он играл в шашки
со стариками в соседнем кафе или гулял по набережной, наблюдая,
как разгружаются большие корабли.
Он легонько постучал мне в дверь. При этом задребезжала фарфо¬
ровая ручка, полуотбитая еще с сорок шестого или сорок седьмого года.
— Доброе утро, Папаша, — приветствовал я era
Он принес кофе в крохотных, с наперсток, чашечках для меня и
для себя. Он тяжело опустился в продавленное кресло, а уж потом
ответил.
— С возвращением, mon colonel* 1, — сказал Папаша и налил два
стакана траппы.
— Мне нс надо, — поспешил предупредить я, но он уже протянул
мне стакан. Я взял его и поднес к сухим губам. Грапла была нераз¬
бавленной, едкой и обжигающей. Вкус дыма и жар пламени. Две слу¬
чайные сигнальные ракеты с треском вспыхнули ярко-зеленым
светом — и вдруг погасли.
Солнце палило. Танк фыркнул и неуклюже заворочался, как старый
носорог, умирающий в ловушке браконьера. Другой снаряд пробил кор¬
пус, повредив гусеницу. Колеса визгливо заскрипели, медленно сбрасы¬
вая се. На третьем выстреле заглох мотор, и стал слышен лишь шум
тяги, подающей воздух жадному пламени.
Бедные итальяшки, думал я, разве можно уцелеть в этих горючих
консервных банках. На полтанка они наваливали мешки с песком в
тщетном надежде дать экипажу хоть какую-нибудь дополнительную
защиту. Теперь я чувствовал запах резины и кордита. На горизонте
виднелись две «матильды», наверно, одиннадцатого гусарского или но¬
возеландцев. Они развернулись и медленно двинулись к северу.
«Еще несколько макаронниковых танков на горизонте. Коррекция
прицела на четыре часа, сэр*, — прокричал Уилер, мой водитель.
Стрелок поворачивал барабан прицела, одновременно работая руко¬
яткой ручной наводки и потея от усилия.
«Справа танк, пять ноль-ноль ярдов», — крикнул я, стараясь, чтобы
голос звучал спокойна Потом протер стекло перископа концом шейного
платка Видно было немного. Танки остановились. Сквозь шум нашего
мотора послышался грохот двух или трех выстрелов. Танк вздрогнул,
мотор чихнул, но продолжал работать. Нас заделу а может, близко
разорвался снаряд.
«Огонь», — сказал я и включил рацию, вызывая остальных из на¬
шей группы. Пушка выстрелила. Грохот ударил мне в уши, и я ткнулся
в глазок перископа
«Они уходят», — сказал Брайан, и три коричневые башни итальян¬
ских танков скрылись за дюной.,;
77“ V:’
1 Мой пблковнйк (фр)-
523
Стрелок зарядил еще один снаряд и провел промасленной ветошью
по казенной части.
Брайан газанул, и мы рывком перевалили через дюну, рискуя на¬
рваться на итальянские танки, если они поджидали нас там, за дюной,
чтобы обстрелять, когда мы появимся на гребне.
Под нами было место, обозначенное на наших военных картах как
временный полевой склад макаронников. Там все было тихо. Склад
занимал около пятидесяти акров. Больше всего там оказалось канистр
с горючим, но имелись и другие нужные вещи: макароны, вино и коп¬
чености, а также поврежденные машины. — Среди них — походный
борделы огромный грузовик, кузов которого был поделен на крохотные
ячейки, каждая со складной кроватью, умывальником и ярко-красными
обоями.
На дюне появился танк. Я нырнул в люк на случай, если это
вернулись итальянцы. Но тут из люка высунулся Берти; крича «Анан-
ти», он взобрался на башню и встал во весь рост, обозревая горизонт в
бинокль.
♦Все удрали, старик*, — крикнул он мне.
Водитель Берти заглушил мотор, то же сделали и мы. Наступила
тишина Странная война: солнце и голубое небо. Берти и я спрыгнули
на горячий песок и начали обход склада
♦Санта Мария, старик! — проговорил Берти. — Ну и коллекция в
этом музее. — Он сбросил на шею песчаные очки. — Тут, наверное,
больше трехсот тысяч галлонов водяры, а бензина и вовсе навалом.
Отвезти все это к Алексу — и можно больше всю жизнь не работать*.
Мы входили в золотистый полумрак внутри палаток. В одной из
них был накрыт большой стол. По-моему, они забыли, что кругом война,
ей-Богу. Мы неделями жили на крепком чае и тушенке, а тут перед
нами была эта палатка, полированный дубовый стол, посуда из тонкого
фарфора и белые салфетки.
♦Не, ты глянь на этот общий стол, — присвистнул Берти. — Прямо
как в кино про шикарную жизнь, с Гарбо в главной роли, а?»
♦Давай сейчас возьмем ветчину и салями, а граппу и кьянти забе¬
рем для общего стола, — предложил я. — Мы там у нас сможем
уместить кое-что, Брайан?* — крикнул я.
♦Для ветчины и выпивки место всегда найдется*, — отозвался он,
и мы взяли три ящика со склада и уложили их на боеприпасы. Берти
и его водитель тоже нагрузились.
♦Штопор не забудь*, — сказал мой водитель, я нырнул обратно в
палатку и выскочил, победно подняв над головой штопор.
Я услышал вызов по рации — это был Берти. Он помахал мне,
пока водитель заводил мотор его машины. Я как раз только что начал
отращивать тонкие усики и сейчас, на манер французского шеф-повара
в какой-нибудь идиотской рекламе, приложил к губам кончики пальцев
и помахал Берти. ♦Аванти!* — завопил он. Он помахал бутылкой вина
524
и хорошо приложился к ней, перед тем как нырнуть в танк и закрыть
люк. Нас никто не вызывал по рации, так что мы посидели в тишине.
Брайан, Томи и Уилер отрезали толстые ломти салями и отправляли
их в рот без лишних разговоров.
«Передай мне бутылку граппы», — сказал я.
Вязкая волна горячего воздуха накрыла нашу башню, и я сделал
полный глоток граппы, чтобы прочистить горло от песка Крепкое зелье,
особенно если принимать его с утра пораньше.
Папаша Кимон кивнул и тоже приложился к граппе. Он был очень
толстый. Можно сказать, тучный, хотя ему бы такое определение не
понравилось. Ремень на его старых черных брюках был затянут слиш¬
ком туго, а белая рубашка выбивалась из них, поскольку его расплыв¬
шееся тело заполнило все уголки кресла Он и в молодости никогда
не был худым. Голова тоже была необычно большой, а уши и подбо¬
родок просто гигантскими. Нос — безупречной формы и прямой, как
у греческих богов, но он тоже был слишком велик, а под ним уныло
свисали гигантские черные усы. Волосы — черные, зачесаны набок в
тщетной попытке скрыть лысину, правда, не от других, а от самого
себя, когда он гляделся в зеркало. Кожа у него была белая и глянце¬
вито блестела в ясном утреннем свете. Он вытер цветным носовым
платком лоб, потом шею в вырезе рубашки, а потом волосатую грудь.
Это было его обычным ритуалом, необходимым вступлением к разгово¬
ру, несмотря на прохладу утра.
— Значит, сегодня, полковник, — проговорил он.
Он, конечно, не знал, какое у меня дело, но догадался по едва
заметной напряженности (естественной для любого человека в таком
случае), что мое дело близится к завершению.
— Сегодня начинается, — уточнил я. — Завтра конец.
— Руки, — кивнул он на мои пальцы. — Они вас стали выдавать.
Я улыбнулся и протянул руку к кофейной чашке, чтобы показать,
что он ошибается, но он был прав. Чашечка едва заметно дребезжала
на блюдце, а когда я поднес се к пересохшим губам, ее толстый теплый
край чуть-чуть подрагивал. Папаша Кимон виновато отвел глаза
— А ваш молодой парень, полковник, — сказал он. — Разве это
дело, что он прохлаждается, пока вы работаете как вол?
— Так было условлено, Кимон. — Я знал, что не обязан объяснять
ему что-либо, но я также знал, что он спрашивал не из простого
любопытства. — У каждого из нас своя задача и каждое подразделение
отвечает за свою долю работы.
— Как в армии? — спросил Кимон.
Я кивнул.
Кимон вынул маленькие черные сигарки. Он предложил мне одну,
и хотя я любил их, я знал, что мой желудок не выдержит их сильного
едкого привкуса. 1
— Это не связано с политикой? — спросил Кимон.
525
— Нет, не связано, — ответил я.
— Людям нужны любовь и деньги, — отметил Кимон. — А от
политики один вред.
— Да не политика у нас, — повторил я и допил свой кофе.
Папаша Кимон оперся на край кровати. Ее пружины застонали,
когда он поднялся на ноги. Он заправил рубашку в брюки и, выглянув
в окно, крикнул что-то во двор. Ему ответил чей-то голос. Он попросил
принести еще кофе. Я бы предпочел виски с содовой, но пробормотал
слова благодарности.
— Полиция приходила, — сказал Кимон, оборачиваясь ко мне. —
Они спрашивали, кто тут проживает.
— Про нас спрашивали?
— Про всех, кто тут проживает. Может, это обычная проверка. Вы¬
ясняли незарегистрированных жильцов, за которых я не уплатил налог.
Я сказал им, что здесь проживают два джентльмена из Египта и одна
леди, тоже из Египта Только хорошо, что вы скоро уезжаете, потому
что, сдается, не поверили они мне.
— Они еще раз придут?
— Полиция всегда еще раз приходит, — сказал Кимон.
В дверь постучали — и сын Кимоиа принес нам две чашки
крепкого черного кофе и две свежие инжирины. Я выпил еще кофе
и съел мягкую черно-лиловую инжирину. Папаша налил еще по
порции граппы.
«г- Когда начнется дело, ты почувствуешь себя лучше, — обнадежил
меня Кимон.
— Да, — согласился я и непроизвольно тронул свои фальши¬
вые усы.
— Дело рискованное?
— Есть немного.
— А не мог этот парень сам все провернуть?
— Нет. У нас так задумано. Так и будем делать.
— Если даже это политика, я не возражаю.
— Да-нет, это не политика». — уверил я его.
Мы были знакомы много лет и сейчас смотрели друг на друга,
надеясь увидеть каждый в другом хоть малость от тех молодых людей,
которых мы знали прежде».
— Это уголовное дело, — признался я. Лучше уж ему знать, если
вдруг будут осложнения с полицией. Мы ведь в прошлом обделывали
вместе некоторые дела.
Я вынул из чемодана чистое белье и надел его. Потом надел легкий
костюм и немного помедлил перед тем, как выбрать простой черный
галстук, В верхний кармашек я положил аккуратный носовой платок,
который носил всегда Крошечная монограмма «С Л.» была видна, но
в этой операции я больше не был С Л., Несмотря- на мои протесты, Боб
заставил меня стать Арчибальдом Хамметом, так что делать было не¬
526.
чего. Я перевернул платок, чтобы спрятать монограмму. Теперь все
было в порядке. Старый Папаша Кимон сидел, глядя на море, й стул
прогибался под тяжестью его тела
— А эта девушка? Она ведь долго была с тобой, — сказал он.
— Долго, — ответил я.
Папаша никогда не называл Лиз по имени, как он вообще никого
никогда не называл по имени, говоря о них заглазно.
— Разве хорошо, что они так много времени проводят вместе?
— Так было задумано, — повторил я.
— Не надо кричать на меня, полковник, — печально сказал Ки¬
мон. — Я ведь думаю только о вас.
— Извини, — вздохнул я, — но это тоже часть моего плана.
Улицы уже заполнились народом. Таксисты выторговывали чаевые,
ребятня продавала жевательную резинку, покупатели покупали, продав¬
цы продавали. Гудки машин, звонки трамваев, и везде снуют что-то
несушис люди.
Бейрут всегда будет напоминать мне о войне. Я вспоминал ее не без
ностальгического чувства На войне все было просто: в прицеле появля¬
лась игрушечная мишень, мозг быстро производил необходимые вычис¬
ления. И вычисления были как раз нужной степени сложности. Они
были не настолько просты, чтобы почувствовать себя только исполните¬
лем, но и нс настолько сложны, чтобы подавить физическое возбуждение.
Ты жал кнопку. Мишень исчезала в облаке дыма Или не исчезала На¬
завтра были еще мишени: танки, самолеты, дома, возможно, люди. Какая
разница? Тренажер готовил тебя к игре, пока не наступал момент, когда
трудно становилось определить, где кончается игра и начинается насто¬
ящий бой. А может, этот момент вообще нельзя определить. Не была ли
и сама жизнь таким тренажером, где появлялись мишени и, если ваши
расчеты были правильны, исчезали в клубе дыма? Тренажер не обманы¬
вает, нс подыгрывает, и пребудет он вечно, когда я давно уж исчезну.
Мы прилежные курсанты тренажерной войны, ведущие войну по
учебникам. Нажимаешь кнопку, чтобы превратить едва видимые точки
в клубы дыма, и уточняешь место падения. Другие люди на других
войнах будут смотреть на темные экраны, где танцуют световые точки,
жать кнопку, беззвучно превращая в пыль города на другой стороне
планеты. Цель вверху, три секунды, паф. Цель вверху, три секунды,
цель внизу. Я толкнул тяжелую дверь. Цель вверху. Ко мне поспешил
старший клерк. Я обедал с ним на предыдущей неделе и просил его
совета насчет размещения капитала, после чего послал ему ящик шам¬
панского. Под одной из бутылок я положил письмо, напечатанное на
фирменной бумаге одной из крупнейших лондонских оптовых фирм по
закупке фруктов. Из письма можно было заключить, что:
а) шампанское было послано мне в подарок,
б) я — мистер Арчибальд Хаммет, весьма влиятельный и процве¬
тающий директор фирмы.
Старшин клерк ни словом не обмолвился о найденном письме, но
по тому, как переменилось его обращение, я понял, что он клюнул на
приманку. У меня не было намерения выдавать себя за очень богатого
человека — тогда я ни за что не остановился бы в паршивом отельчике
старого Кимона, — я хотел, чтобы меня принимали за солидного биз¬
несмена. Банковские клерки обычно с подозрением смотрят на тех, кто
утверждает, что они очень богаты, так как почти каждый день подвер¬
гаются оскорблениям и унижениям с их стороны.
Старший клерк улыбнулся и выразил надежду, что у меня все в
порядке.
— Боюсь, что я поступил не очень хорошо, хшетер Сулейман, —
сказал я ему.
— Уверен, что нет, сэр, — ответил он.
— Понимаете, мой офис в Лондоне,- Словом, они позвонят через
несколько минут. — Тут я захголчал.
— Да, мистер Хаммет, — подбодрил меня мистер Сулейман.
— Они думают, что я остановился в «Финикии», — сказал я в
полном замешательстве. — А на самом деле я остановился в маленьком
отеле около порта. Так что я попросил позвонить мне сюда. — Я совсем
пал духом. — Сюда, в банк.
— А, понимаю, — кивнул мистер Сулейман. — Мы будем рады
тал warn, телефон.
— Они позвонят в десять, — пояснил я. На часах было без пяти
десять
— Пожалуйста, мистер Хаммет, — сделал рукой пригласительный
жест мистер Сулейман. — Присядьте здесь. Как только будет звонок
из Лондона, я позову вас.
— Это очень любезно с вашей стороны.
Звонок был ровно в десять. Спенсер попросил мистера Хамида, и,
благодаря его манере говорить и произношению, никто ни на минуту
не усомнился, что он вызывает именно меня, Хаммета. Мистер Сулей¬
ман провел меня к телефону в своей комнате. Я сказал в трубку:
— Да, здравствуйте, это Центральный банк, говорит мистер Хам¬
мет. — Оператор уже сообщил, что вызывает Центральный банк, по¬
том Спенсер слышал обрывки разговоров, что меня надо подозвать,
так что он пребывал в полной уверенности, что его соединили имен¬
но с банком..
— У вас там все в порядке, Хамид? — спросил Спенсер.
— Лучше и быть не может, мистер Спенсер, — ответил я.
—Тогда вылетаю самолетом сегодня вечером. В Бейруте буду за¬
втра утром. Для меня все готово?
— Разумеется, если вы привезете нужные документы и деньги. Вы
взяли их у мистера Эплйарда?
— Неужели так трудно понять и запомнить, Хамид, что это мои
деньги? Я их даю, и делать все буду тоже я.
528
— Как скажете, мистер Спейсер, — кротко ответил я.
— Вот так и скажу, — отрезал Спенсер. — До завтра, Хамид.
Он повесил трубку.
Я печально уставился на телефон.
— Все в порядке? — вежливо спросил мистер Сулейман.
— Да не совсем, старина Сулейман, — уныло сказал я. — Вы зна¬
ете, мои старший партнер, мистер Спейсер. — Тут я указал на теле¬
фон. — Это он звонил. Он завтра прилетает в Бейрут.
— Так в чем же дело?
— Это все из-за той леди, с которой мы обедали вместе на той
неделе.
— Мисс Лиз?
— Да. Видите ли, старина, вы, конечно, человек светский и понимаете.
— Понимаю, — сказал Сулейман, соображая, в чем дело, и одаряя
меня улыбкой знатока «Тысячи и одной ночи».
— Спенсер знает мою жену-. Послушайте, — оживился я. — Как
вы думаете, ему не покажется странным, что я не приглашаю его к
себе в отель? И мы с ним обсудим дела где-нибудь за обедом? Да, —
ответил я сам себе. — Конечно, это будет выглядеть странна Он при¬
везет кучу бумаг и много денег. Разумеется, он не захочет заниматься
делами в ресторане. Он сочтет это слишком рискованным.
— И будет прав, мистер Хаммет, — сказал Сулейман.
Я обреченно кивнул.
— Тут дело не только в моей жене. У Лиз есть муж. Ужасный тип,
просто негодяй, хотя я и не должен так говорить. Притом верзила каких
мало и совершенно неуправляемый.
Сулейман неожиданно увидел арабскую газету у меня в кармана
— Вы читаете по-арабски? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Это для моего сына, как сувенир.
Сулейман кивнул, и мы оба помолчали несколько секунд. На этом
этапе было необходимо, чтобы Сулейман увидел во мне достойного
сочувствия респектабельного человека, от которого не могла исходить
никакая опасность. Сулейман все еще продолжал сочувственно кивать
и вздыхать, когда я решился:
— Послушайте, Сулейман, вы могли бы спасти меня, друг мой. Вы
не могли бы предоставить мне свой кабинет завтра на полчасика? —
Я продолжал так быстро, что у Сулеймана даже не было времени
ответить. — В конце концов, моя фирма намеревается теперь часто
пользоваться вашим банком, так что, когда мой партнер приедет и
увидит всю эту дружественную обстановку, он тоже поймет правиль¬
ность такого решения. Мы будем только рады, если вы поприсутствуете
на нашей встреча Не возражаете?
— Возможно, — ответил Сулейман.
. Господи, я уж решил, что все, конец. Я почувствовал, что покраснел;
Потом проговорил:
529
-г* Совет банкира всегда пригодится.
Сулейман решил склониться перед неизбежным. Он развел руки
широко, как будто растягивал мехи гармошки. Это был жест, которым
арабы выражают готовность принять гостя. Я просветлел лицом, сжал
его плечи, сопроводив это небольшим дружеским тычком. На лице ми¬
стера Сулеймана отразился отблеск моей радости. Он улыбнулся. На¬
завтра я мог воспользоваться кабинетом мистера Сулеймана. Возможно,
он поприсутствует на нашем деловом совещании. Если мне нужно, —
а мне эта разумеется, нужно, — то в присутствии моего партнера со
мной будут обращаться, как с лордом. За обедом в этот день мы скре¬
пили англо-арабскую дружбу. Цель вверху, три секунды, паф-ф-ф.
Утро среды — сплошной кошмар. Самолет, везущий Спенсера в Бей¬
рут, был первой проблемой. Я позвонил в аэропорт в восемь утра, и мне
сказали, что самолет задержался в Афинах. Он опоздает, по крайней
мере, на час. Я понимал, что это может означать. Я нс стал пить кофе
с Кимоном. Я разбудил Боба, потом прошел в комнату к Лиз. Я описал
им обоим теперешний расклад и предложил занять боевые позиции, как
будто никакой задержки не было, и поскучать там. Боб и Лиз согласи¬
лись. Я сказал Бобу, что вызову его по рации через несколько минут,
когда заберу «Лендровер». Потом я пошел в гараж, чтобы окончательно
расплатиться. Потом проверил все документы. Налог был уплачен и стра¬
ховка оформлена, так что для путешествия из Ливана в Сирию все было
готова Я выехал из гаража и вызвал Боба и Лиз по рации.
— Смелый Сокол вызывает Безумную Любовь. Прием.
Боб сразу откликнулся:
— Вперед, Сокол. Слышу вас хорошо с балкона отеля. Я оплачу
счет и снесу вниз наш багаж. Как слышите? Безумная Любовь. Прием.
— Безумную Любовь вызывает Смелый Сокол. Слышимость хоро¬
шая. Вас понял. Увидимся через пару минут. Сокол. Прием.
— Сокола вызывает. Безумная Любовь. Все в порядке. Ждите нас
внизу. Конец связи. — Рация работала хорошо.
Мы погрузили чемоданы в «Лендровер». Это была уже другая мо¬
дель, с длинным шасси, так что места хватало. Я сказал:
— Я буду вызывать вас в течение часа, чтобы сообщить, когда меня
забрать от банка
— Да-да, вы мне это уже десять раз говорили, — нетерпеливо от¬
ветил Боб.
— Ну и отлична Пожелайте мне успеха
— Успеха, Сайлас, — сказала Лиз. Она наклонилась и поцеловала
меня так, как уже давно, много долгих месяцев не целовала.
Боб вяло помахал мне рукой и выжал сцепление.
— Увидимся днем.
«Лендровер» рванул с места и чуть не налетел на трамвай. Посы¬
пались .отчаянные трамвайные звонки, Боб гуднул и умчался. Я смот¬
рел, как они уезжают, и почувствовал себя ужасно одиноким. Теперь
539
оставалось только разделаться со Спенсером, а это потребует всего-
моего умения. Я вернулся в свой номер и налил себе капельку виски.
Когда я вызнал Боба по рации, они были уже в точке встречи «А*,
где-то в миле отсюда на побережье, где должны были оставаться, пока
не пойдет время подхватить меня около банка.
Ко1да я позвонил в аэропорт, мне сказали, что лондонский прибы¬
вает. Из окна я наблюдал за большим лайнером, заходящим на посадку
низко над морем. Потом я пошел в туалет. С тех пор, как я появился
в Бейруте, я все время чуть-чуть тонировал кожу, но очень искусно.
Я не собирался выглядеть как киношный араб, для этого я был слиш¬
ком стар Мне предстояло стать арабом, окончившим не самую престиж¬
ную частную закрытую школу в Англии. Я посмотрел на себя в зеркало
и дал команду своему телу, особенно шее, плечам и рукам, переме¬
ниться в соответствии с моей новой ролью. Это было страшно трудно,
но перемена была разительной, — не думайте, что Боб не понимал,
чего он от меня требует. Я был Лонгботтомом и Хамидом, и моя ис¬
кусная игра обманула этого дрянного юнца Спенсера. Теперь я должен
появиться пе))сл ним в европейской одежде, но уже не как Лонгботтом,
а как Хамид в одежде Лонгботтома. И одновременно, друзья мои, пой¬
мите это, одновременно необходимо быть англичанином Хамметом для
Сулеймана. Бог мой, вот она задачка, которая поставила бы в тупик
любого великого актера, будь он сам сэр Генри Ирвинг или Алек
Гиннес. Но я справлюсь с ней: за мной годы практики и, главное, —
уверенность в себе.
Лонгботтом был заторможенным, сутулым, неуверенным в себе клер¬
ком, выходцем из лондонского пригорода; который не понимал, за что
его так побила жизнь. Хамид же — любезным светским человеком
хорошего происхождения; он — высок, надменного вида, его речь, по¬
ходка, манеры и жесты выдавали в нем человека, получившего хорошее
воспитание. Его кожа была темнее, чем у Лонгботтома, а на пальцах
и запястьях блестели драгоценности. Усы у него были, разумеется,
такими же, как у мистера Хаммета, но сегодня они были чуточку
по-другому подровнены снизу, что сразу придавало им арабский харак¬
тер. На мне был легкий костюм кремового цвета, на голове — новая
соломенная шляпа Мои темные очки в золотой оправе — слегка ста¬
ромодны; нз кармана выглядывала арабская газета. Туда же я положил
четки. Они предназначались для того, чтобы произвести нужное впе¬
чатление на Спенсера, но Сулейману их видеть не суждено. Я посмот¬
рел на себя в пятнистое зеркало уборной.
— Я могу провести вас через минные поля, генерал Роммель, — ска¬
зал я. — Мои люди умеют ориентироваться по звездам и знают эти пе¬
ски, как вы знаете наизусть улицы и закоулки вашего любимого
Берлина. Я кивнул. — Ничего,'генерал. Мы оба люди честив Мы оба
люди, которые знают неразделимою тяжесть ответственности Команди¬
ра. — Я улыбнулся.' Затем снял свои темные очки: —Мой. Бог, полков¬
531
ник Лоуренс, это вы Неудивительно, что люди называют вас белым при¬
зраком пустыни. — Я посмотрел на часы, было уже время идти в банк.
— Все ли в порядке, мистер Хаммет? — спросил Сулейман, когда
я вошел в банк.
Я дал ему заметить, что со вчерашнего дня немного оправился и
обрел прежнюю осанку.
— Я бодр и горю желанием двигаться дальше, мистер Сулейман, —
сказал я. — Я говорил с Лондоном по телефону вчера вечером. В этом
году директорская премия составит две с половиной тысячи фунтов. У
нас был исключительно удачный год.
Сулейман кивнул.-
— Мистер Спенсер может прибыть в любой момент, — сказал я. —
Ему передадут, чтобы он позвонил сюда, в банк. — Я поставил мой
элегантный кожаный кейс на стол, возле которого мы стояли. —
Страшно неудобно таскать все это с собой, мистер Сулейман. Он набит
акциями. Мы, то есть моя компания, сливаемся с одной из местных
компаний. Боюсь, что пока не смогу сказать вам, с какой именно.
По глазам Сулеймана было видно, что он пытается угадать, какая
же это компания.
— А поскольку мы будем обмениваться акциями, я вынужден дер-
жать их наготове. Здесь на два миллиона фунтов. Скажу вам прямо,
я здорово изнервничался из-за них, Сулейман.
—* тюгожу \\х в сеифВ
— Да, пожалуйста, — облегченно вздохнул я. — И дайте мне кви¬
танцию.
— Разумеется, сэр, — ответил Сулейман.
Вскоре после этого Спенсер позвонил из отеля. Я попросил его
ехать прямо в банк. Он явился, важный и самодовольный, ровно в 11.30.
— Доброе утро, мистер Спенсер, — приветствовал я его в вестибю¬
ле. — Это мистер Сулейман, старший клерк Центрального банка.
— Рад познакомиться, — ответил Спейсер. Он удивился, увидев ме¬
ня в европейском костюме.
— Я едва узнал вас в этой одежде, Хамид, — сказал он мне.
Я переложил арабскую газету из одного кармана в другой. Спенсер
посмотрел на нее.
— Всему свое время и место, мистер Спенсер, — ответил я ему. —
Только вечерами я свободен в выборе одежды, а здесь банк.
— Ну, разумеется, — кивнул Спенсер с видом знатока
— Мы пока расположимся в кабинете мистера Сулеймана В моем
сейчас., многовато народу.
— Понятно, понятно, — кивнул Спенсер. Он понимающе подмигнул
мне.
Я подмигнул в ответ так, как в моем представлении подмигнул бы
араб. Сулейман проводил нас в свой офис, я расположился за столом
и указал Спенсеру на мягкое кожаное, кресла
532
— Все документы были тщательно изучены. Все остались полностью
удовлетворены ими. — Я благодарно улыбнулся Сулейману. Он улыб¬
нулся в ответ, а Спенсер повернулся к нему и тоже улыбнулся. —
Они сейчас заперты в сейфе, мистер Спенсер, — продолжил я. — Ми¬
стер Сулейман даст их вам в обмен на эту квитанцию. — Я передал
ему внушительных размеров квитанцию, принесенную мне Сулейманом.
— Вот это по-деловому, — протянул Спенсер. — Вот это я люб¬
лю. — Спенсер повернулся и посмотрел мне прямо в лица — Скажу
вам правду, Хамид. — Он положил свой кейс на стол. Кейс был явно
очень легкий. Он открыл era Внутри — только бледно-голубая под¬
кладка. Кейс был пуст. — Я не привез деньги, — сказал Спейсер. —
Ни гроша.
Я уставился внутрь новенького кейса, потом поднял глаза на Спен¬
сера. Я схватился за край стула, нс котором сидел, чтобы перестали
дрожать руки. Я плохо различал Спенсера, его как бы заволокло дым¬
кой. Мне стало жарко, как будто у меня сразу подскочила температура
на несколько градусов. Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.
Я подумал, что сейчас повалюсь на стол, и несколько секунд не было
ни звука, только чисто физиологические шумы внутри моего тела —
биение сердца и хрип в легких. Я ведь уже больше никогда ничего не
смогу. У меня нс было сомнений на этот счет. Боб и Лиз увидели то,
что я скрывал от самого себя. Я был выжженный изнутри, конченый
человек. Даже эта операция нс продвинулась бы ни на шаг, если бы
Боб вовремя не перехватил управление.
Спенсер и Сулейман оба смотрели на меня. Я сложил губы в
подобие улыбки и откинулся назад, медленно считая до пяти. Потом я
заговорил:
— Читайте газеты на следующей неделе, мистер Спенсер. Вы будете
краснеть от стыда и бесплодных сожалений. Здесь, в Бейруте, прилич¬
ные люди, с которыми можно иметь дело. Все, с кем я разговаривал
здесь, готовы сотрудничать с нами. Вы скажете, что они хотят наши
деньги. — Я снова улыбнулся. — Разумеется, но тем не менее это не
просто очередная удачная операция. Это не азартная игра и не риско¬
ванное мероприятие. Это солидное деловое предложение. — Я стукнул
ладонью по столу. — Такое же солидное, как этот банк, Спенсер. Ко¬
нечно, ваше решение — это ваше решение, но я думало, что оно оши¬
бочно. Не скрою, что я посвятил мистера Сулеймана в наш план и
связанные с ним надежды и чаяния.
Сулейман улыбнулся и поклонился.
— Минутку, минутку, — сказал Спейсер. — Я не сказал, что я
отказываюсь. Но я осторожный человек. Даже ваш знаменитый мистер
Эплйард в определенных обстоятельствах не преминул бы ухватить, что
плохо лежит. Так что я принял свои меры. Я перевел деньги в один
из здешних банков с моего счета в Цюрихе. Если мне разрешат позво¬
нить, они пришлют деньги сюда с кем-нибудь.
533
Я легким толчком придвинул к нему телефон.
— Дайте мне Западный банк, — сказал Спенсер в трубку.
— Скажите им, чтобы деньги отдали кассиру, — сказал я Спенсе¬
ру, — для мистера Хамида. Неразумно давать ваше имя в документах.
Спенсер продолжил разговор.
— Это насчет кейса с деньгами. Все в порядке. Отправьте их с
кем-нибудь в Центральный банк. Там отдайте кассиру. Скажите, что
это для мистера Хамида — Он повесил трубку.
Я повернулся к Сулейману:
— Вы не могли бы попросить вашего кассира пересчитать деньги и
дать посыльному расписку на них, мистер Сулейман? После этого нам
потребуется мой кейс с документами из сейфа.
Сулейман поклонился и вышел из комнаты.
— Мы должны поспешить, если хотим обойти все банки за утро, —
сказал я Спенсеру.
— Но мы успеем?
— Я со всеми договорился, — и даже если мы немного опоздаем в
последние два банка, они нас впустят.
— А им не покажется странным, что вы меня сопровождаете?
• «—У меня в городе свои деловые интересы, мистер Спенсер. Так
что в этом не увидят ничего необычного. — Я посмотрел на часы. —
Примерно в это время я всегда делаю обход банка, смотрю, как рабо¬
тают люди. Вы можете пойти со мной, если хотите.
Спенсер встал.
— Вы смелы до безрассудства, мистер Спенсер, — покачал я голо¬
вой.
— Да? — удивился Спейсер. — А почему?
— Прогуливаться по банку прямо перед тем, как наказать его на
хорошую сумму, да так, чтобы каждый клерк хорошо рассмотрел вас-.
Спенсер понимающе кивнул.
— Дать всем возможность определить ваш рост, вес, а также запом¬
нить каждую деталь вашего костюма..
—Пожалуй, я не пойду с вами, — решил Спейсер.
— Я знаю, что вы сейчас чувствуете, — сказал я. — Вы, англичане,
всегда напоминаете мне знаменитую историю о сэре Уинстоне Черчил¬
ле в пустыне. В него вонзилось столько дротиков, что он стал похож...
— На дикобраза
— Совершенно верно, на дикобраза, и его друзья спросили, не боль¬
но ли ему. «Только когда я смеюсь», — ответил он. — Не правда ли,
прелестная байка?
— Я посижу здесь, — сказал Спейсер. — Вы делайте ваш обход,
а я посижу здесь.
Я закрыл дверь кабинета Сулеймана Потом увидел его- с кассиром
и подошел к, ним. Они пересчитывали'деньги Спенсера, котррые только
что прибыли.
— Что-нибудь случилось? — спросил Сулейман.
— У мистера Спенсера один из его приступов, — покачал я. голо¬
вой. — У него они часто бывают.
— Но тогда нужно доктора
— О пет, нет. Припадки слабые, только язык у него вываливается
и сам он hi I а даст в состояние истерического возбуждения.
— Ужас какой.
— Я r таких случаях оставляю его на несколько минут. Это все,
чем можно ему помочь. Это деньги для мистера Хаммета?
Кассир закончил пересчитывать деньги. Он повернул к себе бумаж¬
ный ярлычок, приклеенный к кейсу.
— «Доставить кассиру, Центральный банк, для мистера Хамида», —
прочел он. — Мистера Хамида, — повторил он.
Я рассмеялся, со мной рассмеялся и Сулейман.
— Вог что значит приехать к арабам, — весело сказал я. — Мои
предки были Хаммстами с тысяча шестьдесят шестого года, но в Ливане
я уже через несколько дней превратился в Хамида.
Сулейман засмеялся, потом кивнул кассиру, чтобы тот продолжил
свое занятие. Кассир невыносимо медленно перекладывал деньги в кейс,
потом в какой-то момент решил, что так они все не войдут, и перело¬
жил все пачки по-другому.
— Деньги я заберу сейчас, — сказал я.
— Столько денег, — усомнился Сулейман. — Не опасно ли?
— Динамит тоже опасен, — вздохнул я, — если вы не знаете, как
с ним обращаться.
— Но почему вы не хотите, чтобы я дал вам вместо них чек?
Солидный чек.
Я покачал головой.
— Боюсь, что ваши соотечественники все еще не полностью доверя¬
ют банковской системе. В представлении многих эти клочки бумаги с
подписью внизу совершенно ненадежны.
— К сожалению, это правда, — кивнул Сулейман.
— Хорошо еще, что они согласились принять доллары, — сказал
я. — Раньше они вообще требовали расплачиваться золотыми слитками.
Сулейман сочувственно кивнул. Огкуда-то издали донесся печаль¬
ный и протяжный призыв на мусульманскую молитву. Значит, полдень.
Я поднял кейс с деньгами.
— Если вам понадобится ваш кабинет до моего возвращения, будьте
помягче с мистером Спенсером. Он очень возбуждается, когда у него
припадок.
— Понимаю, — сказал Сулейман.
Я стремился скорее уйти, но, когда я уже повернулся, Сулейман
снова заговорил.
— Вы вчера рассказали мне анекдот, мистер Хаммет. Об одном мо¬
ряке, .которого забросали дротиками индейцы. «Тебе больно?» — спро¬
535
сили его, а он ответил: «Да, когда я смеюсь». Я не совсем понял, в чем
тут соль
— А, — сказал я. — Он умер сразу после того, как сказал это. Вот
в чем вся соль.
До мистера Сулеймана, наконец, дошло. Он.начал смеяться, и сме¬
ялся, пока у него слезы не потекли. Шума он старался нс производить,
но прямо-таки трясся от смеха. Кассир, не понимая, в чем дело, тоже
начал смеяться, так что они и меня заразили, должен признаться. Все
было, как прежде, в незабвенные прежние дни, цель вверху, раз-два-три,
паф. Я ухватил ручку кейса самыми кончиками пальцев и слегка
покачал его. Приятно чувствовать вес стольких денег.
Я все еще смеялся, когда отошел от кабинета кассира и увидел в ве¬
стибюле Риту Марш. С новой прической, в модном шелковом платье она
выглядела очень привлекательна Рита возилась с большой кожаной до¬
рожной сумкой, освобождая в ней место. Она взглянула на меня и пома¬
нила пальцем. Я подошел к ней. Она встала и схватила меня за руку.
— Не будем спешить, герой-любовничек, — сказала она. — Ваши
друзья подождут, пока я тут кое-что переложу, а?
— Думаю, они вполне могут подождать, — ответил я
Боб страшно рассердился, когда Рита решительно взобралась на
заднее сиденье «лендровера», устроившись там рядом со мной.
— Какого черта ей тут нужно?
— Вмешаться в это дело, — сказала Рита. Вот что мне нужно.
— А ну, давай из машины, — сказал Боб.
— Спокойно, Боб, — похлопал я его по плечу. Я с некоторым опа¬
сением смотрел на двери банка. Спенсер мог появиться в любой момент.
— Она думает, что мы удерем с деньгами Спенсера, — объяснил
я. Кейс я крепко прижимал к себе.
— Думаю? — переспросила Рита. — Да я точно это знаю.
— Поехали, — сказала Лиз.
— Выкиньте ее из машины, — упорствовал Боб. — Тогда поеду.
— Ты много берешь на себя, Рита, — предупредил я. — Можешь
нажить неприятности с обвинениями такого рода.
Она вырвала кейс из моих рук. Я боролся с ней, но ей удалось на
дюйм приоткрыть крышку и заглянуть туда Она немедленно закрыла
кейс и посмотрела на нас расширенными глазами.
— Да там, должно быть, миллионы, — охнула она. — Здесь на всех
хватит.
— Да выкиньте вы ее из машины, — опять заладил Боб.
— Отлично, — сказал я, вновь завладевая кейсом и закрывая
его. — Иди сюда и помоги мне это сделать.
— Да сидите вы оба, — вмешалась Лиз. — Прежде всего надо уб¬
раться, отсюда.
— Согласен, — сказал я.
— Двадцать пять процентов, — заявила Рита — Ия уезжаю с
вами. Иначе он меня убьет.
— Может быть, я сам тебя убью, — злобно сказал я.
— Потише ты, старый, — огрызнулась Рита.
— Давайте поедем, — предложил я. — По дороге разберемся.
— Что ж, ладно, — согласился Боб, обменявшись со мной значи¬
тельным взглядом.
— Только не пытайтесь сжульничать, — предупредила нас Рита —
Будем стоять здесь, пока не договоримся, или я поднимаю крик.
— Да мы согласны, милочка, — проговорила Лиз, даже не стараясь
придать голосу интонации искренности.
— Сначала в отель «Финикия» за моей норковой накидкой, — объ¬
явила Рита
— Пот об этом нам некогда беспокоиться, — запротестовал я.
— Эти крысиные хвосты не стоят бензина, который мы потратим,
милочка, — сказала Лиз.
Боб же был рад предлогу скорее убраться от банка, и я тоже. У
«Финикии» снова возник спор.
— Кто-то должен подняться с ней, чтобы быть уверенным, что она
нс позвонит Спенсеру или еще кому-нибудь.
— Никому и никуда я не позвоню, я только на минутку, заберу
свою накидку — и все.
— Ну, так иди одна, — предложил я.
— Э, нет, один из вас пойдет со мной,.— хитро улыбнулась она
— Кто-то из нас должен пойти с этой сучкой, — вздохнул Боб.
— Иди ты, Боб, — сказал я.
— На мне машина, — сказал Боб. — Так что идите вы.
— Ну и отлично.
— Только оставь кейс у меня, — вдруг заподозрив что-то^ ска¬
зала Лиз.
— Ради Бога, — согласился я, передавая ей кейс.
— Я спешу, — заявила Рита. Она пошарила в своей дорожной сум¬
ке, достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце.
— Мы тоже, — сердито бросил я, схватил ее за руку и взял
сумку.
— Уй-й-я, — взвизгнула она. — Не грубите, нам еще долго ехать
вместе.
— Не надо быть такой самоуверенной, — тихо посоветовал я, вы¬
толкнув ее перед собой из машины.
— Не задерживайтесь, — предупредил Боб.
— Только не надо говорить со мной таким тоном, — сказал я —
Я тут не виноват.
Боб скривился, но Лиз мягко тронула меня за руку. Я держал
Риту за руку и нес ее сумку, когда мы переходили 'широкую
537
улицу. У двери я помедлил и оглянулся. Боб обнял Лиз за плечи
и поцеловал.
— Это ведь ваша девушка? — ядовито спросила Рита.
— Была когда-то, — сердито ответил я.
Так, значит, Боб был этим самым молодым поколением или, как он
говорил, его представителем. Думаю, что так оно и было. Он представ¬
лял все это дохлое поколение очкариков. Очки они получали но стра¬
ховке национального здравоохранения, образование им оплачивало
государство, чтобы они потом могли накуриваться сигаретами с мари¬
хуаной и вопить о запрещении атомной бомбы. Вечно все критиковать
и бродить по стране, не пытаясь сделать хоть что-нибудь для нее.
Совершить что-нибудь действительно патриотическое. Боже мой, да са¬
мо это слово уже боялись произносить, потому что такие, как Боб,
насмехались над ним.
А что же тогда предстаьляла собой Лиз?
Она была из тех, кто говорит «не знаю*, беспомощно пожимая пле¬
чами. В нашей стране такие незнайки составляют большинство. Она
терпеливо и спокойно ждала своего часа, чтобы беспристрастно, как
богиня, оценить мое поколение и предпочесть поколение Боба. Ведь
видно же было, что между ними существует тайное взаимопонимание.
Я догадывался об этом, когда она защищала его от моего гнева или
прикрывала его, когда он делал очередную глупость. Потому я и дер¬
жался в стороне: пусть сблизятся еще больше, пусть откроют для себя
друг друга и поймут, что они на самом деле собой представляют. Я-то
знал, что они такое на самом деле, Господи, как же хорошо я это знал.
Двое разболтанных и неорганизованных дурачков, которые никогда нс
поймут таких людей, как я. Они считали, что не нуждаются в руково¬
дителях. Они думали, что нуждаются только друг в друге. Они поме¬
шались друг на друге, — ну и пусть. Даю им десять дней наедине
друг с другом. Десять дней., да и того будет много. Без меня, без моей
дисциплины и уважения к правилам, они уже через пару дней начнут
бросаться друг на друга Так что даю им три дня. Три дня. Верблюд
на улице медленно вышагивает мимо отеля. Я уже много лет нс видел
верблюдов на улице. А тогда улицы кишели ими. Паршивое животное,
с плохими зубами и злобным характером. Я помню их в пустыне после
Эль-Аламсйна Оскаленные зубы и зловонное дыхание. Полюбить вер¬
блюда невозможно, как бы сильно вы ни нуждались в нем. Я дам им
три дня, Бобу и Лиз, особенно если они окажутся без денег. Тут они
нс протянут и трех дней. Господи Боже, какой злобный вид у этого
верблюда Я толкнул стеклянную дверь и посторонился.
-Держи-ка все, Рита, малышка моя, — сказал а В вестибюле
отеля я сразу же достал из кармана портативную рацию.
— Сокол вызывает Безумную Любовь.
— Безумная Любовь, слышу вас хорошо. Говорите, прием, — сразу,
как я и надеялся, откликнулся Боб.
538
— Говорит Сокол. Забирайте деньги и немедленно отправляйтесь на
место встречи номер два. Понятно? Сокол, прием.
— Будет сделано, — ответил Боб, и я еще мог слышать, как он
завел мотор и умчался.
— Место встречи номер два- Сокол-. Вы вроде детишек, — презри¬
тельно сказала Рита.
Глава 18
БОБ
Древняя земля Финикии соединяет эгейский мир с Египтом. Цари
Месопотамии и Египта стремились овладеть этой богатой и плодородной
полоской земли, огражденной с одной стороны морем, а с другой двумя
горными грядами. На юге над всем возвышается гора Хермон, у подно¬
жия кото]юй берет начало река Иордан и течет дальше на юг через
Галилею к Мертвому морю. В тот момент, когда река впадает в это
море, речная рыба погибает.
Место встречи номер два было на полдороге между двумя горными
цепями; солнце постепенно склонялось к западу, и тени от западной
гряды заползали на подножие горы впереди нас, пока вся она разом
не потемнела
Лиз придвинулась ближе ко мне. Она подняла переносную рацию
и потрясла се. Потом сняла заднюю крышку и проверила контакты.
— Она в порядке, — сказал я ей.
— Ты хочешь сказать, что Сайлас нас не вызывал?
— Именно.
— Он не приедет?
— Не приедет.
На мгновение я подумал, что она закричит или заплачет, но она
ничего такого не сделала, только взглянула мне прямо в глаза Я взял
черный кейс Сайласа и открыл замки отверткой. Внутри были две
металлические пластины, которые, несомненно; весили именно столько,
сколько и восемьсот тысяч доллароа
— Он пуст, — проговорил я, хотя Лиз это видела так же хорошо,
как и я.
— Ты, кажется, совсем не удивлен.
— Я не удивлен. Мы ведь сами вроде как послали его подальше.
Он знал, что мы больше не можем быть вместе.
— Разве мы говорили ему, что больше так продолжаться не может?
— Мы намекали, — ответил а — Мы говорили ему, что у нас рука
болит. \
— Да, — кивнула Лиз. — По-моему, так. — Она задумалась на
минуту и сказала: — Дадим ему еще полчаса.
— Ладно, — согласился я, но Сайлас не появился. Он исчез навсег¬
да. В углу кейса была засунута визитная карточка. На одной стороне
было напечатано: «Сэр Стивен Латимер. Президент. «Объединенные ми¬
нералы», — а на другой нацарапано: «Ха-ха». Я свернул ее и выбросил.
— Он уехал с этой Ритой, — сказала Лиз.
— Точно. А деньги они запихнули в ее красную дорожную сумку.
Воздух был чистый и свежий. Чище любого другого воздуха, кото¬
рый я когда-либо вдыхал. Ветер нес его тысячу миль через пустыню,
где не было ни фабрик, ни домов, ни шлаковых куч, ни горячих цехов.
— Вдохни воздух, — сказал я Лиз.
Она глубоко вдохнула, посмотрела на меня и пожала плечами.
— Разве это не самый чистый воздух/ которым ты когда-либо ды¬
шала?
— Воздух как воздух.
— Да, конечно, — приговорил я, однако мне казалось, будто я всю
жизнь провел в угольной шахте и только сейчас выбрался на поверх¬
ность. Как будто я первый раз в жизни попробовал лакомство, давно
известное и привычное всему миру. Ну, для меня оно привычным не
станет, это я про себя твердо решил.
Я глубоко вдохнул. Я не спал ни минуты этой ночью. Потом вдруг
загремел замок камеры. Вошел надзиратель, прижимая к лицу платок.
Так всегда можно определить нового тюремщика. Они просто не могут
выносить запах камеры утром, после ночи. Правда, через несколько
недель они привыкают. Он был высокий, худой и в очках.
«А где Чарли?» — спросил я.
«Уехал, — ответил надзиратель, — поездом еще вчера вечером. Тут
всегда такой кошмар?»
«Какой кошмар?»
«Эта вонь».
«Я ничего не чувствую».
Он снова уткнулся в платок.
«Я никогда не смогу к этому привыкнуть», т- приглушенным го¬
лосом сказал он через платок.
«Конечно, не сможете, — утешил я его. — Я и сам подумываю о
том же».
Надзиратель засмеялся. Он вроде был ничего. Надо же, пожаловался
на запах в камере. Я тоже засмеялся и вдохнул воздух так глубоко,
что легкие заболели. Господи, я почувствовал запах цветов пустыни и
опьянел от него.
Это было похоже на детскую игрушку, в которой меняются цвета
и формы. Легкий ветерок промчался по долине, пытаясь добежать до
дома перед наступлением ночи, а по краю второй горной гряды —
Антиливана — последние лучи солнца просверливали дырки в скалах
и заполняли их золотом.
— А этот твой Евфрат далеко отсюда? — спросила Лиз.
540
— Триста миль.
— По прямой?
— Ну, если не объезжать большие города
— Л там много древних цивилизаций?
— Вдоль всего Евфрата, — сказал я, — но мне бы хотелось увидеть
Вавилон. Там правил Хаммурапи за две тысячи лет до Рождества Хри¬
стова. Это была личность, и правил он огромной страной, простирав¬
шейся от моря около нынешнего Бейрута до Персидского залива. Его
режим был одним из самых жестоких в истории.
— Наверно, только о себе и заботился все время, — предположила
Л из.
— Он установил законы. При нем придумали налоги, контракты,
векселя и завещания.
— Вот ублюдок, — проговорила Лиз, — но ведь Рита заглянула в
этот кейс. И еще сказала: «Сколько там денег**
— Л на самом деле там было пуста Это было сказано для отвода
глаз. Они нас надули.
— Который час?
— Пять тридцать, — сказал я.
Она снова подняла портативную рацию.
— До Хаммурапи царил хаос, — сказал я.
— Л он стал все планировать.
— Он был фанатик, но это-то в нем мне и нравится.
— Ну и черт с ним, — сказала Лиз. — Просто мне иногда кажется,
что все в мире мошенники и обманщики. А палатка у нас есть?
— Я не обманщик, — ответил я. — А палатка у нас есть.
— И вода, и пища? Может быть, ты и не обманщик.
— Конечно. У нас еще есть лопаты, бензин, масло для ламп, лампы
и одеяла А еще карты, справочники, фотоаппарат, пишущая машинка,
дождевики и даже веревка и крючки, чтобы обозначать место раскопок.
Помнишь наш план? Мы выдаем себя за экспедицию,' и оснащение у
нас соответственное.
Лиз застегнула плащ и повязала шарф. Потом наклонилась ко мне
и поцеловала
— Я люблю тебя, — серьезно сказала она
— Я люблю тебя, — откликнулся я и улыбнулся. Мне нравилось
говорить эта
Лиз провела пальцем по моему лицу, как будто решая, не лучше
ли вылепить новое.
— Тогда что ты сидишь, Хаммурапи? Вези меня в Вавилон.
СОДЕРЖАНИЕ
БЕРЛИНСКИЕ ПОХОРОНЫ
Роман
Перевод с английского Ю. Здоровова
5
ДОРОГАЯ СМЕРТЬ
Роман
Перевод с английского Н. Орловой, И. Уткиной
201
ТОЛЬКО КОГДА Я СМЕЮСЬ
Роман
Перевод с английского К. Льоренте
359
Литературно-художественное издание
Дейтон Лен
БЕРЛИНСКИЕ ПОХОРОНЫ
Детективные романы
Редактор Н. К. Попова
Художественный редактор А. И. Моисеев
Технический редактор Л. И. Витушкина
Корректор Г. И. Киселева
ЛР№ 070243 от 21.11.1991 г.
Подписано к печати с готовых диапозитивов 25.01.94.
Формат 60x84'/ц. Бумага книжно-журнальная офсетная.
Гарнитура «Таймс*. Печать офсетная. Усллсчл. 31,62.
Уч.-юал. 39,11. Тираж 100 000 экэ. Заказ № 4352
Оригинал-макет (диапозитивы) подготовлен ТОО «Макет*
141700, М.О., г. Долгопрудный-1, q/я 31. Тсял (095) 408-71-63
Торгово-издательское объединение «Цснтрполитраф»,
127018, Москва, Октябрьская уя., 18
Издание выпущено совместно с полиграфической фирмой
«Красный пролетарий*
Отпечатано с готовых диапозитивов в полиграфической
фирме «Красный пролетарий* РГИИЦ «Республика*
103473, Москва, Краснопролетарская уя., 16