зnнАnдА
ГИППИУС
Собрание сочинений
«lФ~~
1~
дневники
1919-1941
ПУБ/\nцnстnкА
воспомnнАнnя
COBPEMEHHnKOB
Mocxu
•РУССКАЯ КНИГА»
2005

УДК 882
ББК 84Р
r5o
GDедеральная npozpaAtЫa книгоиздания России
Руководитель проекта Михаил Не1rашев
Редакционный сове~
В. П. Лысенко, В. А. Москвин, М. И. Попова,
Т. Ф. Прокопов, Н. М. Солнцева
Составление, примечания, указатель имен
Т. Ф. Прокопова
Оформление И. А. Шипяева
Тhппиус 3. Н.
Г50
Собрание сочинений. Т. 9. Дневники 1919-1941. Из пуб-
лицистики 1907-1917 гг. Воспоминания современников 1
Сост., примеч., указ. имен Т. Ф. Прокопова. - М.: Русская
книга, 2005.
-
560 с.
В 9-м томе впервые издающеrося Собрания соч)шений классика
Серебряного века Зинаиды Гиппиус (1869-1945) завершается пуб­
ликация ее •дневников•, написанных в эмиграции. В издание также
включены неизвестная публицистика писательницы 1907-1917 rr.
и воспомиttания о ней современников, в том числе главы из рари­
тетной мемуарной книги литературного секретаря Мережковских
В. А. Злобина •Тяжелая душа•.
ISBN 5-268-00571-5
ISBN 5-268 -00453 -0(общ.)
УДК 882
ББК 84Р
© Прокопов Т. Ф., составление, примечания,
указатель имен, 2005 г.
© Издательство •Русская книга•, 2005 г.

ПЕВНИКИ
1919-1941
~

ЧЕРНАЯ КНИЖКА
(1919)
ИСТОРИЯ МОЕГО ДНЕВНИКА
~Черная книжка• - лишь сотая часть моего ~петербургс­
кого дневника•, моей записи, которую я вела почти непре­
рывно, со дня объявления войны. Я скажу далее, какая судь­
ба постигла две толстые книги этой записи, доведенной до
февраля - марта 1919 года. Сейчас отмечаю лишь то обсто­
ятельство, что их у меня нет. И я должна сказать о них не­
сколько слов прежде, чем дать текст записи последней, каса­
ющейся второй половины 1919 года. Правда, этот последний
дневник написан несколько иначе, отрывочнее, короткими
отметками, иногда без чисел. Но все-таки он - продолжение,
и без фактических ссылок на первые тетради он будет непо­
нятен даже внешне.
Наша жизнь, наша среда, моя и Мережковского, и наше
положение, в общем, были благоприятны для ведения подоб­
ных записей. Коренные жители Петербурга, мы принадлежа­
ли к тому широкому кругу русской ~интеллигенции•, кото­
рую, справедливо или нет, называли ~совестью и разумом•
России. Она же - и это уж конечно справедливо
-
была
единственным ~словом• и ~голосом• России, немой, притай­
но-молчащей - самодержавной. После неудавшейся револю­
ции 1905 года - не удавшейся потому, что самодержавие
осталось, - интеллигенция если не усилилась, то расшири­
лась. Раздираемая внутренними несогласиями, она, однако,
была объединена общим политическим, очень важным, отри­
цанием: о,rр;ицанием самодержавного режима. Русская интел­
лигенция - это класс или круг, или слой (все слова не точ­
ны), которого не знает буржуазно-демократическая Европа,
как це знала она самодержавия. Слой, по сравнению со всей
толщей громадной России, очень тонкий; но лишь в нем со-
5

вершалась кое-какая культурная работа. И он сыграл свою,
очень серьезную, историческую роль. Я не буду ее опреде­
лять, я не сужу сейчас русскую интеллигенцию, я просто о
ней рассказываю.
Разделения на профессиональные круги в Петербурге по­
чти не было. Деятели самых различных поприщ, - ученые,
адвокаты, врачи, литераторы, поэты, - все они так или иначе
оказывались причастными политике. Политика, - условия са­
модержавного режима, - была нашим первым жизненным ин­
тересом, ибо каждый русский культурный человек, с какой
бы стороны он ни подходил к жизни, - и хотел того или не
хотел, - непременно сталкиnалея с политическим вопросом.
Когда, после 1905 года, появился призрак общегосударствен­
ной работы, - создалась Дума,
-
и народились так называе­
мые 4ПОлитические деятели•, - эта специализация ничего, в
сущности, не изменила. Только усилилась партийность; но
самый видный 4Политический деятель• оставался тем же ин­
теллигентом, в том же кругу, а колесо его чисто государствен­
ной, политической деятельности вертелось в пустоте. Приба­
вился только некоторый самообман - а он был даже вреден.
Не всякий интеллигент, конечно, принадлежал фактичес­
ки к той или другой партии; но все в них разбирались, и
почти каждый сочувствовал какой-нибудь, одной более, чем
остальным. Межпартийная борьба не прекращалась; но так
как при данных условиях она принимала довольно отвлечен­
ные формы и так как все партии сходились на ненависти к
самодержавию, то русские круги интеллигенции, даже не
только центральные, были в постоянном соприкосновении.
Мы, т. е. я, Мережковский и Философов, а также некото­
рые друзья наши, склонялись как писатели к идейным сторо­
нам общественного вопроса. Не входя ни в одну из полити­
ческих партий, мы, однако, имели касание почти ко всем. В
той, которой мы наиболее сочувствовали, у нас было много
давних друзей, задолго до войны мы сблизились с некоторы­
ми эмигрантами (между прочим, с Савинковым), с которым
мы поддерживали постоянные сношения. Это была партия со­
циалистов-революционеров. Несмотря на плохо разработанную
идеологию, эта казалась нам наиболее органической, наиболее
отвечающей русским условиям. За соц.-революционерами, как
народниками, стояло уже свое историческое прошлое. Что
касается партии социал-демократической, - партии, сравни­
тельно новой в России, лишь после 1905 года оформившейся
у нас по западным образцам и уже расколотой на большеви-
6

ков и меньшевиков, то самая основа ее - экономический мате­
риализм, - была нам, и пекоторой части русской интеллиген­
ции, особенно чужда (как и самому русскому народу - каза­
лось нам). Все десять лет мы вели с ней последовательную,
очень внутреннюю, идейную борьбу.
Призрак конституции, Дума послужила созданию партий
~умеренных•, либеральных, стремящихся к государственной
работе в легальных рамках. Как уже было упомянуто, эта ра­
бота в конечном счете тоже оказывалась призрачной. Партия
конституционно-демократическая (кадетская), единственно зна­
чительная либеральная русская партия, в сущности, не имела
под собой никакой почвы. Она держалась европейских мето­
дов в условиях, ничего общего с европейскими не имеющих.
Но, конечно, если в области политики работа либералов и была
бесплодна, то в области культуры они кое-что сделали или
делали, по крайней мере. Этим объясняется то, что либералы,
в предвоенные годы, постепенно завоевывали себе все больше
и больше сочувствующих среди интеллигенции.
Мы близко соприкасались с либералами благодаря тому,
что Философов, не входя в партию ка-де <конституционных
демократов>, работал в партийной газете ~Речь• и позиция
его имела много общего с позицией либеральной.
Таким образом, вся скудная политическая жизнь России,
сконцентрированная в русской интеллигенции, в нелегальных
и легальных партиях, около вырождающегося правительства
и около призрачного парламента - около Думы,
-
вся эта
жизнь лежала перед нашими глазами. Не надо русскому пи­
сателю быть профессиональным политиком, чтобы понимать,
что происходит. Довольно иметь открытые глаза. У нас были
только открытые глаза. И мой дневник естественно сделался
записью общественно-политической.
Здесь кстати сказать, что даже внешнее, географическое,
наше положение оказалось очень благоприятным для моей
записи. Важен Петербург как общий центр событий. Но в
самом Петербурге еще был частный центр: революция с са­
мого начала сосредоточилась около Думы, т. е. около Таври­
ческого дворца. Прямые улицы, ведущие к нему, были во дни
февраля и марта 17 года словно артериями, по которым бе­
жала живая кровь к сердцу - к широкому дворцу екатери­
нинских времен. Он задумчиво и гордо круглил свой купол
за сетью обнаженных берез старинного парка.
Мы следили за событиями по минутам - мы жили у са­
мой решетки парка в бельэтаже последнего дома одной из
7

улиц, ведущих ко дворцу. Все шесть лет - шесть веков
-
я
смотрела из окна или с балкона, то налево, как закатывается
солнце в туманном далеке прямой улицы, то направо, как
опушаются и обнажаются деревья Таврического сада. Я сле­
дила, как умирал старый дворец, на краткое время воскрес­
ший для новой жизни, - я видела, как умирал город... Да,
целый город, Петербург, созданный Петром и воспетый Пуш­
киным, милый, строгий и страшный город - он умирал ...
Последняя запись моя - это уже скорбная запись агонии.
Но я забегаю вперед. Я лишь хочу сказать, что это внеш­
нее обстоятельство, - случайное наше положение вблизи цен­
тра событий, - благоприятствовало ясности моих записей.
Мне кажется, если бы я даже вовсе не умела писать, но
видела бы, что видела, - я бы научилась писать и не могла
бы не записывать...
Война всколыхнула петербургскую интеллигенцию, обо­
стрила политические интересы, обострив в то же время борь­
бу партий внутри. Либералы резко стали за войну - и тем
самым в какой-то мере за поддержку самодержавного прави­
тельства. Знаменитый ~думский блок~ был попыткой объе­
динения левых либералов (к<онституционных> де<мокра­
тов>) с более правым и - ради войны.
Другая часть интеллигенции была против войны - более
или менее; тут народилось бесчисленное множество оттен­
ков. Для нас, не чистых политиков, людей не ослепленных
сложностью внутренних нитей, для нас, не потерявших еще
человеческого здравого смысла, - одно было ясно: война для
России, при ее современном политическом положении, не
может окончиться естественно; раньше конца ее - будет ре­
волюция. Это предчувствие - более,· это з1ta1tue, разделяли с
нами многие.
~ ... Будет, да, несомненно,
-
писала я в 16-м году. - Но
что будет? 01ta, революция, настоящая, нужная, верная, или
безликое стихийное 01to, крах, - что будет? Если бы все мы
с ясностью видели, что грозные события близко, при дверях,
если бы все мы одинаково понимали, были готовы встретить
их... может быть, они стали бы не крахом, а спасением на­
шим ... >> Но грозы этой не видали ~реальные политики>>, те
именно, которые во время войны одни что-то делали в Думе,
как-то вс«:!-таки направляли курс, - либералы. Во всяком
случае они стояли первыми за правительством; здание тре­
щит, казалось нам, - и не должны ли они первые, своими
руками, помочь разрушению того, что обречено разрушиться,
8

чтобы сохранить нужное, чтобы не обвалилось все здание и
не похоронила нас под обломками?
Но либералы все правели, ожесточая крайние левые партии
(у них была кое-какая связь с низами, хотя слабая, кажется),
ожесточая даже и не самые крайние. Я помню, как однажды
Керенский, говоря со мной по телефону после какой-то очень
грубой ошибки думских лидеров, на мой горестный вопрос:
«Что же теперь будет?» отвечал: <<Будет то, что начинается с
а... », т. е. анархия. Т. е. крах, «Он.оР.
Керенского мы знали давно. Он бывал у нас и до войны.
Во время войны мы, кроме того, встречались с ним и в бес­
численных левык кружках интеллигенции. Мы любили Ке­
ренского. В нем было что-то живое, порывистое и - детское.
Несмотря на свою истерическую нервность, он тогда казался
нам дальновиднее и трезвее многих.
Было бы и трудно, и бесполезно, и даже скучно рассказы­
вать здесь по памяти о тех страницах моего дневника, кото­
рых нет передо мною. Исторические события того времени в
общих чертах известны; мелких подробностей не припомнишь;
а центр тяжести дневника, самый уклон его - такого рода,
что, вздумай я говорить о нем кратко - ничего бы не вышло.
Дело в том, что меня как писателя-беллетриста по преиму­
ществу занимали не одни исторические события, свидетелем
которых я была; меня занимали главным образом люди в 1lU.X:.
Занимал каждый человек, его образ, его личность, его роль в
этой громадной трагедии, его сила, его падения - его путь,
его жизнь. Да, историю делают не люди... но и люди тоже, в
какой-то мере. Если не видеть и не присматриваться к от­
дельным точкам в стихийном потоке революции, можно пе­
рестать все понимать. И чем меньше этих точек, отдельных
личностей, - тем бессмысленнее, страшнее и скуч1tее стано­
вится историческое движение. Вот почему запись моя, про­
должаясь, все более изменялась, пока не превратилась, к концу
19 года, в отрывочные, внешние, чисто фактические заметки.
С воцарением большевиков стал исчезать человек как едини­
ца. Не только исчез он с моего горизонта, из моих глаз; он
вообще начал уничтожаться, принципиально и фактически.
Мало-помалу иtчезла сама революция, ибо исчезла всякая
борьба. Где нет никакой борьбы, какая революция?
Что осталось - ушло в подполье. Но в такое глубокое,
такое темное подполье, что уже ни звука оттуда не доноси­
лось на поверхность. На петербургских улицах, в петербург­
ских домах в последнее время царила пугающая тишина,
9

молчание рабов, доведенных в рабстве разъединенности до
совершенства.
Самодержавие; война; первые дни свободы, первые дни
светлой, как влюбленность, февральской революции; затем
дни первых опасений и сомнений... Керенский в своем взле­
те... Ленин, приславный из Германии, встречаемый прожек­
торами ... Июльское восстание .. . победа над ним, страшная, как
поражение... Опять Керенский, и люди, которые его окружа­
ют. Наконец знаменитое К-С-К, т. е. Керенский, Савинков и
Корнилов, вся эта потрясающая драма, которую довелось нам
наблюдать с внутренней стороны. ~Корниловский бунт>>, -
записали торопливые историки, простодушно поверив, что
действительно был какой-то ~корниловский бунт• ... И нако­
нец - последний акт, молнии выстрелов на черном октябрь­
ском небе... Мы их видели с нашего балкона, слышали каж­
дый ... Это обстрел Зимнего дворца, и мы знали, что стреляют
в людей, мужественно и беспомощно запершихся там, поки­
нутых всеми, - даже <<главой• своим
-
Керенским.
Временное правительство - да ведь это все те же мы, те
же интеллигенты, люди, из которых каждый имел для нас
свое лицо... (Я уже не говорю, что были там и люди, с нами
лично связанные.) Вот движение, вот борьба, вот история.
А потом наступил конец. Последняя точка борьбы - Уч­
редительное собрание. Черные зимние вечера; наши друзья
р. -социалисты, недавние господа, - теперь приходящие к нам
тайком, с поднятыми воротниками, загримированные... И
последний вечер - последняя ночь, единственная ночь жиз­
ни Учредительного собрания, когда я подымала портьеры и
вглядывалась в белую мглу сада, стараясь различить круг­
лый купол дворца... ~они там... Они все еще сидят там ...
Что - там?•
Лишь утром большевики решили, что довольно этой ко­
медии. Матрос Железняков (он знаменит тем, что на митин­
гах требовал непременно ~миллиона• голов буржуазии) объя­
вил, что утомился, и закрыл собрание.
Сколько ни было дальше выстрелов, убийств, смертей -
все равно. Дальше - падение, то медленное, то быстрое, аго­
ния революции, ее смерть.
Жизнь все суживалась, суживалась, все стыла, каменела, -
даже самое время точно каменело. Все короче становились
мои записи. Что писать? Нет людей, нет событий. Новый
~быт•, страшный, небывалый, нечеловеческий, - но и он едва
нарождался ...
10

И все-таки я пыталась иногда раскрывать мои тетради, пока,
к весне 19 года, это стало фактически невозможным. О суще­
ствовании тетрадей пополз слух. О них знал Горький. Я риско­
вала не только собой и нашим домом· слишком много лиц было
в моих тетрадях. Некоторые из них еще не погибли, и не все
были вне пределов досягаемости... А так как при большевицком
режиме нет такого интимного уголка, нет такой частной квар­
тиры, куда бы <<властИ>> в любое время не могли ворваться (это
лежит в самом принципе этих властей), - то мне оставалось
одно: зарыть тетради в землю. Я это и сделала. Добрые люди
взяли их и закопали где-то за городом, где - я не знаю точно.
Такова история моей книги, моего <<Петербургского днев­
ника~ 1914-1919 годов.
Проходили - проползали месяцы ... Уже давно была у нас
не жизнь, а воистину «Житие>>. Маленькая черная старая
книжка валялась пустая на моем письменном столе. И я
полуслучайно-полуневольно начала делать в ней какие-то
отметки. Осторожные, невинные, без имен, иногда без чисел.
Ведь даже когда не думаешь - все время чувствуешь,
-
там
в Совдепии, - что кто-то стоит у тебя за спиной и читает
через плечо написанное.
А между тем писать все-таки было надо. Не хотелось, не
умелось, но чувствовалось, что хоть два-три слова, две-три
подробности - надо закрепить сейчас. И действительно: мно­
гое теперь, по воспоминанию, я просто не могла бы напи­
сать: я уж сама в это почти не верю, оно мне кажется слиш­
ком фантастичным. Если б у меня не было этих листов,
черных по белому, если б я в последнюю минуту не реши­
лась на вполне безумный поступок, - схватить их и спрятать
в чемодан, с которым мы бежали, - мне все казалось бы, что
я преувеличиваю, что я лгу.
Но вот они, эти строки. Я помню, как я их писала. Я
помню, как я, из осторожности, преуменьшала, скользила по
фактам, - а не преувеличивала. Я вспоминаю ведописанные
слова, вижу нарочные буквы. Для меня эти скользящие стро­
ки - налиты кровью и живут,
-
ибо я знаю воздух, в кото­
ром они рождались. Увы, как мало они значат для тех, кто
никогда не дышал этим густым, совсем особенным по тяже­
сти, воздухом!
Я коснусь общей внешней обстановки, чтобы пояснить
некоторые места, совсем непонятные.
11

К весне 19 года положение было такое: в силу бесчислен­
ных (иногда противоречивых и спутанных, но всегда угрожа­
ющих) декретов, приблизительно все было 4Национализирова­
НО>> - <<большевизировано>>. Все считалось принадлежащим
4Государству>> (большевикам). Не говоря о еще оставшихся
фабриках и заводах, - но и все лавки, все магазины, все пред­
приятия и учреждения, все дома, все недвижимости, почти все
движимости (крупные) - все это по идее переходило в веде­
ние и собственность государства. Декреты и направлялись в
сторону воплощения этой идеи. Нельзя сказать, чтобы вопло­
щение шло стройно. В конце концов это просто было желание
прибрать все к своим рукам. И большею частью кончалось
разрушением, уничтожением того, что объявлялось <<национа­
лизированным~. Захваченные магазины, предприятия и заво­
ды закрывались; захват частной торговли повел к прекраще­
нию вообще всякой торговли, к закрытию всех магазинов и к
страшному развитию торговли нелегальной, спекулятивной,
воровской. На нее большевикам лоневоле приходилось смот­
реть сквозь пальцы и лишь периодически громить, ловить и
хватать покупающих-продающих на улицах, в частных поме­
щениях, на рынках; рынки, единственный источник питания
решительно для всех (даже для большинства коммунистов), -
тоже были нелегальщиной. Террористические налеты на рын­
ки, со стрельбой и смертоубийством, кончались просто раз­
граблением продовольствия в пользу отряда, который совер­
шал налет. Продовольствия прежде всего, но так как нет вещи,
которой нельзя встретить на рынке, - то забиралось осталь­
ное, - старые онучи, ручки от дверей, драные штаны, бронзо­
вые подсвечники, древнее бархатное Евангелие, выкраденное
из какого-нибудь книгохранилища, дамские рубашки, обивка
мебели... Мебель тоже считалась собственностью государства,
а так как под полой дивана тащить нельзя, то люди сдирали
обивку и норовили сбыть ее хоть за полфунта соломенного
хлеба... Надо было видеть, как с визгами, воплями и стонами
кидались торгующие врассыпную, при слухе, что близки крас­
ноармейцы! Всякий хватал свою рухлядь, а часто, в суматохе,
и чужую; бежали, толкались, лезли в пустые подвалы, в раз­
битые окна... Туда же спешили и покупатели,
-
ведь покупать
в Совдепии не менее преступно, чем продавать, - хотя сам
Зиновьев отлично знает, что без этого преступления Совдепия
кончилась бы, за неимением подданных, дней через 10.
Мы называли нашу 4республику~ не Р.С.Ф.С.Р., а между
прочим - 4Р.Т.П.~
-
республикой торгово-продажной. Так оно
12

фактически и было. Надо отметить главную характерную
черту в Совдепии: есть факт, над каждым фактом есть вы­
веска, и каждая вывеска - абсолютная ложь по отношению к
факту. О том, что скрывается под вывеской ~советов>> (<<ВЫ­
борного начала>>), упоминается в моем дневнике.
Здесь скажу о петербургских домах. Это полупустые, гряз­
ные руины, - собственность государства,
-
управляются так
называемыми ~комитетами домовой бедноты~>. Принцип ясен
по вывеске. На деле же это вот что: власти в лице Чрезвы­
чайки совершенно открыто следят за комитетом каждого дома
(была даже ~неделя чистки комитетов• ). По возможности
комитетчиками назначаются <<СВОИ>> люди, которые, при по­
стоянном контакте с районным Совдепом (местным полицей­
ским участком), могли бы делать и нужные доносы. Требуется,
чтобы в комитетах не было ~буржуев~>, но так как действи­
тельная <<беднота• теперь именно ~буржуИ>>, то фактически
комитеты состоят из лиц, находящихся на большевицкой по­
лицейской службе, или спекулянтов, т. е. менее всего из ~бед­
ноты~>. Нейтральные жильцы дома, рабочие или просто обы­
вательские низы, обыкновенно в комитет не попадают, да и
не стремятся туда.
Бывают счастливые исключения. Например, в доме одно­
го писателя - ~очень хороший комитет: младший дворник,
председатель, такой добрый. Он нас не притесняет, он пони­
мает, что все это рано или поздно кончится ... ~>. А вот другой,
очень известный мне дом: вечные доносы, вечное врьшанье в
квартиры, вечное иреследование <<буржуазии• - такой, на­
пример, как три барышни, жившие вместе: две учительницы,
в большевицких (других нет) школах, и третья - врач, в
большевицкой (других нет) больнице. Эту третью даже не­
сколько раз арестовывали; то когда вообще всех врачей аре­
стовывали, то по доносу комитетчика, который решил, что у
нее какая-то подозрительная фамилия.
Наш дом около Таврического дворца был самым счастли­
вым исключением из общего правила. И не случайно, а бла­
годаря незабвенному другу нашему, удивительнейтему чело­
веку, И. И.
На нем я должна остановиться. Он постоянно упоминает­
ся в моем дневнике. Он - и жена его
-
люди, с которыми
мы действительно вместе, почти не разлучаясь физически и
душевно, переживали годы петербургской трагедии. Слиш­
ком много нужно бы говорить о нем, я не буду здесь вспо­
минать страницы моего зарытого дневника. Скажу лишь крат-
13

ко, что И. И. редкое соединение очень серьезного ученого,
известного своими творческими работами в Европе, - и де­
ятельного человека жизни, отзывчивого и гуманного. Типич­
ные черты русского интеллигента, - крайняя прямота, стой­
кость, непримиримость, - выражались у него не словесно, а
именно действенно. Он жил в нашем доме, на той же лест­
нице, наверху, и во время войны: но мы не были знакомы.
Сочувствуя со дней юности партии, нам далекой - социал­
демократической, - он сталкиnалея преимущественно с людь­
ми, с которыми мы уже были в идейной борьбе. Правда, у
нас имелась пекоторая связь через Горького: И. И. был лич­
но близок с Горьким, он оказал Горькому в свое время нео­
ценимые услуги; Горького же мы знали давно, лет двадцать;
он даже бывал у нас во время войны. Но с Горьким мы не
сходились никогда, странная чуждость разделяла нас. Даже
его несомненный литературный талант, сильный и неровный,
которым мы порою восхищались, не сближал нас с ним.
Впрочем, окружение Горького, постоянная толпа ничтожных
и корыстных льстецов, которых он около себя терпел, оттал­
кивала от него очень многих.
Эти льстецы обыкновенно даже не партийные люди; это
просто литературные паразиты. Подобный ~двор>> - не ред­
кость у русского писателя-самородка, имеющего громкий ус­
пех, если писатель притом слабохарактерен, некультурен и
наивно-тщеславен.
Паразитов горьковских И. И. весьма не любил, но по
доброте своей Горькому их прощал, а с партийными людьми
горьковекого круга вел давнее знакомство.
И в дни февральской революции, когда вокруг Думы, -
вокруг Таврического дворца, - кипели и подымались челове­
ческие волны, когда в нашу квартиру втекали, попутно, люди,
более близкие нам, - наверху, у И. И. собирались другие,
иного толка. Казалось, - в первые дни,
-
что смешались все
толки, что нет разделения; но оно уже было. И чем дальше,
тем делалось резче. Во время июльского восстания, определен­
но с<оциал>-д<емократическоrо>-большевицкого, - у И. И. в
квартире скрывались социал-демократы, еще не вполне прим­
кнувшие к большевизму, но уже чувствующие, что у них
рыльце в пушку. Известный когда-то лишь своему муравей­
нику литературно-партийный хлыщ - Луначарский, ставший
с тех пор литературным хлыщом <<всея Совдепии•, - во вре­
мя июльского бунта жалобно прятался у И. И. (давнего сво­
его знакомого) чуть не под кроватью. И так ~дрянно• (по
14

словам жены И. И.) трусил, так дрожал за свою особу, гадая,
куда бы ему удрать, что внушил отвращение даже снисходи­
тельным его укрывателям.
Вскоре после этого восстания, когда линия с<оциал>-д<е­
мократов>-большевиков ярко определилась, когда все чест­
ные люди из не потерявших разум ее совершенно поняли, -
мы встретились с И. И. и его женой. Встретились и сразу
сошлись крепко и близко.
Надвигалась буря. Лед гудел и трещал. Действительно,
скоро он сломалея на куски, разъединяя прежде близких, - и
люди понеслись - куда?
-
на отдельных льдинках. Мы очути­
лись на одной и той же льдине с И. И. Когда по месяцам
нельзя было физически встретиться, даже перекликнуться, с
давними, милыми друзьями, ибо нельзя было преодолеть чер­
ных пространств страшного города, - каким счастьем и помо­
щью был стук в дверь и шаги человека, сбежавшего к нам
вниз по внутренней лестнице, - человека, то же самое пони­
мающего, так же чувствующего, о том же ревнующего, тем же
страдающего, чем страдали мы!
Деятельная, творческая природа И. И. не позволяла ему
глядеть на совершающееся сложа руки. Он вечно бегал, веч­
но за кого-то хлопотал, кому-то помогал, кого-то спасал. Он
делал дела и крупные, и мелкие, ни от чего не отказывался,
лишь бы кому-нибудь, чему-нибудь помочь. При всей своей
непримиримости и кипучей ненависти к большевикам, при
очень ясном взгляде на них - он не впадал в уныние; он до
конца, - до дня нашей разлуки,
-
таким и остался: жарко
верующим в Россию, верующим в ее непременное и скорое
освобождение. Зная все, что мы переносили, какие темные
глубины мы проходили, - я знаю, какая нужна сила духа и
сила жизни, чтобы не потерять веру, чтоб устоять на ногах -
остаться человеком. С нежной благодарностью обращается
мысльмоякИ.И.Онпомогнам-ониегожена,
-
более,
чем сами они об этом думают.
Не могу не прибавить, что сильнее чувства благодарности
по отношению к этим людям, а также к другим, там остав­
шимся, там нечеловечески страдающим и погибающим, к
миллионам людей с душой живой - сильнее всех чувств во
мне говорит пламенное чувство долга. Я никогда не знала
ранее, что оно может быть пламеин:ым. Мы - здесь; наши
тела уже не в глубокой темной яме, называемой Петербур­
гом; но не ради нашего избавления избавлены мы, нет у нас
чувства избавления - и не может быть его, пока звучат в
15

ушах эти голоса оттуда, - de profundis 1• Каждая минута, ког­
да мы не стремимся приблизить хоть на линию, на полмил­
лиметра освобождение сидящих в яме, - наш собственный
проnал; если есть эта минута - не оправдано избавление наше,
и да погибнем мы здесь, как погибли бы там. Все равно,
сколько у каждого сил. Сколько бы ни было, он обязан по­
ложить их на дело погибающих - все.
И это я говорю не только себе, не только нам; говорю
всякому русскому в Европе, даже всякому вообще человеку,
если только он знает или может как-нибудь понять, что сей­
час делается в России.
Я верю, что людям, достойным называться людьми, дос­
тупно и даже свойственно именно пламенное чувство долга...
Возвращаюсь, после этого невольнога отступления, к
фактам.
И. И. с самого начала, когда назначения в домовые коми­
теты не были так строги, пошел в этот комитет - <<спасать
квартиры от разграбления, жильцов от унижения>>. Сначала
он был там председателем, но затем его не утвердили - пред­
седателем стал хитрый мужик, смекающий, что не век эта
~ерунда~ будет длиться и что ссориться ему с ~господами~ не
расчет. Он охотно уступал И. И. К тому же более думал, как
бы ~спекульнуть>> без риска, и был малограмотен. Остальная
~беднота~. состоявшая уже окончательно из спекулирующих,
воров (один шофер, хапнул на 8 миллионов, попался и чуть
не был расстрелян), тайных полицейских (<<чрезвычайных~),
дезертиров и т. д., благодаря тому же малограмотству и отсут­
ствию интереса ко всему, кроме наживы, - эта ~беднота~ тоже
не особенно восставала против энергичного И. И.
Надо все-таки видеть, что за колоссальная чепуха -домо­
вый комитет! Противная, утомляющая работа, обходы неис­
полнимых декретов, извороты, чтобы отдалить ограбления,
разговоры с тупыми посланцами из полиции... А вечные обыс­
ки! Как сейчас вижу длинную худую фигуру И. И. без во­
ротника, в стареньком пальто, в 4 часа ночи среди подозри­
тельных, подслеповатых людей с винтовками и кучи баб -
новых сыщиков и сыщиц. Это И. И. в качестве уполномочен­
ного от <<Комитета~ сопровождает обыски уже в двадцатую
квартиру.
1 из бсздиы (лат.).
16

Шепчет мне: «Я их к вам нарочно напоследях... Они уже
устали ... ' >
Но сам он, кажется, больше всех устал, хотя крепится.
Как известно, все население Петербурга взято «на учет•.
Всякий, так или иначе, обязан служить «государству• - за­
нимать место если не в армии, то в каком-нибудь правитель­
ственном учреждении. Да ведь человек иначе и заработка
никакого не может иметь. И почти вся оставшаяся интелли­
генция очутилась в большевицких чиновниках. Платят за это
ровно столько, чтобы умирать с голоду медленно, а не быст­
ро. К весне 19 года почти все наши знакомые изменились до
неузнаваемости, точно другой человек стал. Опухшим - их
было очень много - рекомендовалось есть картофель с кожу­
рой, - но к весне картофель вообще исчез, исчезло даже наше
лакомство - лепешки из картофельных шкурок. Тогда царила
вобла - и кажется, я до смертного часа не забуду ее пронзи­
тельный, тошный запах, подымавший голову из каждой та­
релки супа, из каждой котомки прохожего.
Новые чиновники, загнанные на службу голодом и плет­
кой, - русские интеллигентные люди,
-
не изменились, ко­
нечно, не стали большевиками. Водораздел между «склонив­
шимися• и <<Сдавшимися•, между служащими «за страх>> и
другими, «за совесть• - всегда был очень ясен. Сдавшиеся,
передавшиеся насчитываются единицами; они усердствуют,
якшаются с комиссарами, говорят высокие слова о «народ­
ном гневе•, но менее ловкие все-таки голодают (и все гово­
рю о «чиновниках•, а не об откровенных спекулянтах). Есть
еще «приспособившиеся•; это просто люди обывательского
типа; они тянут лямку, думая только о еде; не прочь извер­
нуться, где могут, не прочь и ругнуть, за углом, «советскую•
власть. Но к чести русской интеллигенции надо сказать, что
громадная ее часть, подавляющее большинство, состоит имен­
но из «склонившихся>>, из тех, что с великим страданием, со
стиснутыми зубами несут чугунный крест жизни. Эти вино­
ваты лишь в том, что они не герои, т. е. даже герои, но не
активные. Они нейдут активно на немедленную смерть, свою
и близких; но нести чугунный крест - тоже своего рода ге­
ройство, хотя и пассивное.
К ним надо причислить и почти всех офицеров красной
армии - бывших офицеров армии русской. Ведь когда офи­
церство мобилизуют (такие мобилизации объявлялись чуть
не каждый месяц), - их сразу арестовывают; и не только
самого офицера, но его жену, его детей, его мать, отца, сес-
17
2 Зинаида Гиппиус, т. 9

тер, братьев, даже двоюродных дядей и тетек. Выдерживают
офицера в тюрьме некоторое время непременно вместе с
родственниками, чтобы понятно было, в чем дело, и если
увидят, что офицер из ~п-ассивных>> героев, - выпускают всех;
офицера - в армию, родных
-
под неусыпный надзор. Горе,
если прилетит от армейского комиссара донос на этого ~во­
енспеца>> (как они называются). Едут дяди и тетки, - не
говоря о жене с детьми, - куда-то на принудительные рабо­
ты, а то и запираются в прежний каземат.
Среди офицеров, впрочем, немало оказалось героев и ак­
тивных. Этих расстреливали почти буквально на глазах жен.
В моих листках приведены факты; они происходили на гла­
зах близкого мне человека, женщины-врача, арестованной...
за то, что у нее подозрительная фамилия.
Я веду вот к чему. Я хочу в грубых чертах определить,
как разделяется сейчас все население России вообще по от­
ношению к ~советской$> власти. Последние годы много дали
нам; много видели мы со всех сторон, и я думаю, что не
очень ошибусь в моей сводке. Делаю ее по главным линиям
и совершенно объективно. Она относится к второй половине
19 года; вряд ли могло в ней потом что-либо измениться
коренным образом 1•
1. Собственно народ, низы, крестьяне, в деревнях и в
красной армии, главная русская толща в подавляющем боль­
шинстве - нейтралы. По природе русский крестьянин
-
ярый
частный собственник, по воспитанию (века длилось это вос­
питание) - раб. Он хитер
-
но послушен, внешне, всякой
силе, если почувствует, что это действительно грубая сила.
Он будет молчать и ждать без конца, норовя за уголком
устроиться по-своему, но лишь за уголком, у себя в уголке.
Он еще весьма узко понимает и пространство, и время. Ему
довольно безразличен ~коммунизм$>, пока не коснулся его
самого, пока это вообще какое-то ~начальство>>. Если при этом
начальстве можно забрать землю, разогнать помещиков и
поспекулировать в городе - тем лучше. Но едва коммунис­
тические лапы тянутся к деревне - мужик ершится. Упрям­
ство у него такое же бесконечное, как и терпение. Землю,
захваченное добро он считает своими, никакие речи никаких
1 В 21 г констатирую правильиость ыоих тогдашних nоJюже1шй. Иыен­
но из 1шх сстествешю должна была развиться 1 а, уже поголовная ненависть
к большевикам, которая ныне охватывает вес население России, без разли­
чия классов. - Здесь и далее 11римеч. 3 Гитщус.
18

•товарищей• не разубедят его. Он не хочет работать •на
чужих ребят•; и когда большевики стали посылать отряды,
чтобы реквизировать •излишки•, - эти излишки исчезли, а
где не были припрятаны - там мужики встретили реквизи­
торов с винтовками и даже с пулеметами. Вскоре мужик
сообразил, что спокойнее вырабатывать хлеба лишь столько,
сколько надо для себя, его уж и защищать. И половина по­
лей просто начала пустовать. Нахватанные керенки все зары­
ваются да зарываются в кубышки; и вот мужик начинает
хмуриться: да скоро ли время, чтобы свободно попользовать­
ся накопленным богатством? Он ни минуты не сомневается,
что •они• (большевики) кончатся: но когда? Пора бы... И
•коммунисты• - уже ругательное слово в деревне.
Воевать мужик также не хочет, как не хотел при царе, и
так же покоряется принудительному набор~ как покорялся
при царе. Кроме того, в деревне, особенно зимой, и делать
нечего, и хлеб на счету; в красной же армии - обещают паек,
одевку, обувку; да и веселее там молодому парию, уже при­
выктему лодырничать. На фронт - не всех же на фронт!
Посланные на фронт покоряются, пока над ними зоркие очи
комиссаров; но бегут кучами при малейшей возможности.
Панике поддаются с легкостью удивляющей, и тогда бегут
слепо, невзирая ни на что. Веснами, едва пригреет солнышко
и можно в деревню, - бегут неудержимо и без паники: про­
сто текут назад, прячась по лесам, органически превращаясь
в •зеленых•.
Большевики отлично все это знают. Прекрасно понимают
своих подданных, свою армию - учитывают все. Но они так
же прекрасно учитывают, что их враги, - европейцы ли, соб­
ственные ли белые генералы, - ничего не понимают и ниче­
го не знают. На этой слепоте, я полагаю, они и строят все
свои главные надежды.
2. Рабочие? Пролетариат? Но собственно пролетармата в
России почти не было и раньше, говорить же о нем сейчас,
когда девять десятых фабрик закрылись, - просто смешно.
Российские рабочие те же крестьяне, и с закрытием заводом
они расплылись- в деревню, в красную армию. За оставши­
мися в городах, на работающих фабриках, большевики сле­
дят особенно зорко, обращаются с ними и осторожно - и
беспощадно. Периодически повторяются вспышки террора
именно рабочего. И это понятно, ибо громадное большин­
ство оставшихся рабочих уже не нейтрально, оно враждебно
большевикам. Большевикам не по себе от этой, глухой пока,
19
2"

враждебности, и они ведут себя тут очень нервно: то заиски­
вают, то неистовствуют. На официальных митингах все бро­
дят какие-то искры, и порою достаточно одному взглянуть
исподлобья, проворчать: 4Надоело уж все это... •
-
чтобы за­
волновать собрание, чтобы занадрывались одни ораторы, что­
бы побежали другие, черным ходом, к своим автомобилям.
Слишком понятна эта неудержимо растущая враждебность к
большевикам в средней массе рабочих: беспросветный голод,
несмотря на увеличение ставок ( 4 Чеrо на эти ленинки купишь?
Тыща тоже называется! Куча.... - следует непечатное слово),
беззаконие, расхищение, царящие на фабриках, разрушение
производительного дела в корне и, наконец, неслыханное ко­
личество безработных- все это слишком достаточные причи­
ны рабочего озлобления. Пассивного, как у большинства рус­
ских людей, и особенно бессильного, потому что 4Власти•
особенно заботятся о разъединении рабочих. Запрещены вся­
кие организации, всякие сходки, сборища, митинги, кроме
официально назначаемых. Сколько юрких сыщиков шныряет
по фабрикам! Русские рабочие очутились в таких ежовых
рукавицах, какие им не снились при царе. Вывеска - увере­
ния, что их же рукавицы, «рабочее• же правительство, на них
более не действуют и никого не обманывают.
3. Городское обывательское население, полуинтеллигенты,
интеллигенты, чиновники, а также верхи и полуверхи крас­
ной армии, ее командный состав - об этом слое уже было
упомянуто. Взятый en gros 1 - он в подавляющем большин­
стве непримирим по отношению к 4Советской власти•. Ней­
тралов сравнительно немного, да и нейтралами они могут
быть названы лишь в той мере, в какой было названо нейт­
ральным крестьянство. Под тончайшей пленкой тупого равно­
душия или мгновенной беззаботности - и у них, у нейтралов,
лежит самая определенная враждебность к данной власти -
трусливая ненависть или презрение. С каким злорадством
накидывается обывательщина, верхняя и нижняя, на всякую
неудачу большевиков, с какой жадностью ловит слухи о их
близком падении! Не раз и не два мне собственными ушами
приходилось слышать, как ждут освободителей: 4Хоть сам
черт, хоть дьявол, - только бы пришли! И чеrо они там,
союзники эти самые! Часок только и пострелять с моря, и
готово дело! Уж мы бы тут здешней нашей сволочи удрать
не дали - нет! Уж мы бы с ней тогда сами расправилисьl•
1 в целом (фр.).
20

Но этого •часочка стрельбы• настоящей не бьmо, и разочаро­
ванные жители Петербурга после взрыва надежды молчаливо­
злобными взглядами провожают всякий автомобиль. (Автомо­
биль - это, значит, едуr большевики. Автомобилей других нет.)
Вот моя сводка. И не моя вовсе: ее, такую, делают все в
России, все знают, что в грубых и общих чертах отношение
русского населения к большевицкой власти именно таково. Я
ничего не сказала о чистых спекулянтах. Но это не слой и не
класс. Спекулянты, сколько бы их ни было, все-таки отдель­
ные личности и принадлежат ко всем слоям и классам. Они,
конечно, рады, что подвернулись такие роскошные условия -
власть большевиков - для легкой наживы. Но, в целом, и на
армию спекулянтов большевики не могут рассчитывать, как
на твердую опору. Происходит та же, приблизительно, исто­
рия, как с крестьянами. Кучи спекулянтов уже стонут: да ког­
да же? Долго ли? Когда же попользоваться награбленным? А
жить все дороже, грабить надо шире, значит, и рисковать боль­
ше... Расчетливый спекулянт с таким же нетерпеливым ожи­
данием считает дни, как иной чиновник.
Да, вот факт, вот правда о России в немногих словах: Рос­
сией сейчас распоряжается ничто:ж:н.ая кучка людей, к кото­
рой вся остальная часть населения, в громадном большинстве,
относится отрицательно и даже враждебно. Получается ис­
тинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкир­
ские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают эту
картину. Из латышей и монголов составлена личная охрана
большевиков. Китайцы расстреливают арестованных - захва­
ченных. (Чуrь не написала •осужденных•, но осужденных нет,
ибо нет суда над захваченными. Их просто так расстрелива­
ют.) Китайские же полки или башкирские идуr в тылу по­
сланных в наступление красноармейцев, чтобы, когда они по­
бегут (а они побегут!), встретить их пулеметным огнем и
заставить повернуrь.
Чем не монгольское иго?
Я знаю вопрос, который сам собой возникает после моих
уrверждений. Вот он: если все это правда, если это действи­
тельно власть кучки, беспримерное насилие меньшинства над
таким большинством, как почти все население огромной стра­
ны, - почему нет внуrреннего переворота? Почему хозяйни­
чанье большевиков длится вот уже три года? Как это воз­
можно?
Это не только возможно - это даже не удивительно для
того, кто знает Россию, русский народ, его историю, - и в то
21

же время знает большевиков. Россия - страна всех возможно­
стей, сказал кто-то. И страна всех невозможностей, прибавлю
я. О причинах такой, на первый взгляд, неестественной неле­
пости - длящегося владычества кучки партийных людей, не­
давно подпольных, над огромным народом вопреки его воле -
об этом я говорю много в моем дневнике. Почти весь он,
пожалуй, об этом. Здесь подчеркну только еще раз: мы знаем,
что это именно так и должно было быть; но мы знаем еще, -
и это страшно важно! - что малейший внешний толчок, ма­
лейший камешек, упавший на черную недвижность сегодняш­
ней России, - произведет оглушительный взрыв. Ибо это чер­
нота не болота, но чернота порохового поrреба.
Никаких тут нет сомнений у большевиков. Никаких нет
и не было сомнений у нас, всех остальных русских людей.
Отсюда понятно, что переживали мы в мае 19 года, мы - и
они, большевики. Они, впрочем, трусы, а у страха глаза ве­
лики; при одном лишь том факте, что наступает лето, дела­
ется возможным удар на Петербург и все в городе ждут
удара, - большевики засуетились, заволновались. А когда на­
чалось наступление с Ямбурга, - паника их стала неописуе­
ма. Мы были гораздо скептичнее. Мы совершенно не знали,
кто наступает, с какими силами, а главное, - есть ли там, на
Западе, какая-нибудь согласованность, есть ли единая воля у
идущих - воля дойти во что бы то ни стало. Для внешнего
толчка, самого легкого, но вполне достаточного, чтобы опро­
кинуть центральную власть, это единство воли необходимо.
Паника большевиков, цену которой мы знали, не доказывала
еще, что общий удар на Петербург предрешен. Напряжение в
городе, однако, все возрастало и ширилось.
Нельзя передать словами краску, запах, воздух в такие дни
и минуты ожидания. Уже потому нельзя, что дни эти осо­
бенно тихи, молчаливы, никаких слов никто не говорит. Да
и зачем слова? Надо ждать и слушать; надо угадать, захва­
тить мгновение... не переворота, а то последнее мгновение,
когда можно сказать ~пора!'>, когда можно встать действенно
за ~тех'> - против ~этих'>.
Целые коллективы, по вывеске большевицкие, в неусып­
ном напряжении ждали такой минуты. (Меня поймут, мне
простят, конечно, мою бездоказательность и неопределенность:
я пишу это в 20 году, во время длящегося царства большеви­
ков.) Красноармейцы, посылаемые на фронт, были проще и
разговорчивее: ~мы до первого кордона. А там сейчас - на
ту сторону'>. Помню их весело и глупо улыбающиеся лица.
22

События на Красной Горке (почти у самого Кронштадта)
неизвестны в подробностях; но по всем вероятиям, это была
ошибка, обман момента; слишком измученные ожиданием
люди сказали себе <<пора!>> - а было вовсе не пора. Да насто­
ящего момента для внутреннего восстания тогда и совсем не
было (как не было его и после осенью, во время наступле­
ния Юденича). Не было, видим мы теперь, единой воли у
идущих, не было ее еще ни разу... Будет ли когда-нибудь?
Майская эпопея скатилась, как волна, оставив после себя
полосы опустошения; нас только сдавили, задушили новыми
распоряжениями и декретами, новыми запрещениями и огра­
ничениями, - новые замки повесили на двери тюремные. Да
цены сразу удвоились, так что волей-неволей приходилось
думать о последней рубашке - когда, сегодня или завтра
снимать ее, чтоб послать на рынок.
Но думалось и об этом как-то тупо. Не уныние, а имен­
но тупость начинала все больше овладевать всеми. Собствен­
но наша внешняя жизнь изменялась так медленно и неза­
метно, что на первый взгляд, вот тогда весной 19 года, все
было как бы то же: та же квартира, сохраненная заботами
И. И., в кухне та же старенькая няня моя, та же преданная
им служанка, деревенская девушка, с отвращением и покор­
ностью глядящая на ~этих коммунистов•. Правда, пустели
полки с книгами, унесли пианино, постепенно ерывались
занавесы с окон и дверей, а в кухне бедная моя, едва живая
старушка тщетно суетилась над полупустыми горшками и
бранилась с таинственными личностями, на ухо обещающи­
ми картофель по сту рублей фунт. Кухня - была у нас самое
оживленное место в квартире. Кого-кого там не приходи­
лось мне видеть! Кухонные митинги порою давали нам очень
живую информацию.
Все пустеющая рабочая комната, балкон, с которого, по­
верх зеленых шапок Таврического сада, можно видеть гла­
вы страшного Смольного, бледно-золотые в белую майскую
ночь, - о, какое странное томление, какая
-
словно пред­
смертная - тоска!
Тетрадей моих уже давно не было. Давно уже они поко­
ились в могиле. Но вот тогда-то, в начале июня, я и нашла
черную книжку, где стала делать не частые, краткие отметки.
Я их печатаю здесь, как они есть, в редких случаях при­
бавляя несколько поясняющих слов. Я не называю почти ни
одного имени - причины понятны, о них уже сказано выше.
1920

1919, UЮ'Н.Ъ
СПб
ЧЕРНАЯ КНИЖКА
... Не
забывай моих последних дней...
... 0, эти наши дни, последние,
Остатки неподвижных дней,
И только небо в полночь меднее,
Да зори голые длинней...
Июнь... Все хорошо. Все как быть должно. Инвалиды
(грязный дом напротив нас, тоже угловой, с железными бал­
конами) заводят свою музыку разно: то с самого утра, то
попозже. Но, заведя, уже не прекращают. Что-нибудь да зу­
дит: или гармоника, или дудка, или граммофон. Иногда
граммофон и гармоника вместе. В разных этажах. Кто не
дудит - лежит брюхом на подоконнике, разнастанный, смот­
рит или плюет на тротуар.
После 11 ч. вечера, когда уже запрещено ходить по улицам
(т. е. после 9 - ведь у нас «революционное>> время, на три
часа вперед), музыка не кончается, но валявшиеся на подо­
конниках сходят на подъезд, усаживаются. Вокруг толпятся
так называемые «барышни•, в белых туфлях, - «Катьки мои
толстоморденькие•, о которых А. Блок написал:
С юнкерьем гулять ходила,
С солдатьем теперь пошла...
Визги. Хохотки.
Инвалиды (и почему они - инвалиды? все они целы,
никто не ранен, и госпиталя тут нет) - «инвалиды• здоро­
вые, крепкие мужчины. Праздник и будни у них одинаковы.
Они ничем не заняты. Слышно, будто спекулируют, но лишь
по знакомству. Нам ни одной картофелины не продали.
А граммофон их звенит, звенит в ушах, даже ночью,
светлой, как день, - когда уже спят инвалиды, замолк
граммофон.
24

*
*
*
Утрами, по зеленой уличной траве, извиваются змеями
приютекие дети, - 4пролетарские» дети,
-
это их ведут в
Таврический сад. Они - то в красных, то в желтых шапчон­
ках, похожих на дурацкие колпаки. Мордочки землистого
цвета, сами босые. На нашей улице, когда-то очень аристок­
ратической, очень много было красивых особняков. Они все
давно реквизированы, наиболее разрушенные - покинуты,
отданы 4ПОд детей». Приюты доканчивают эти особняки.
Мимо некоторых уже пройти нельзя, такая грязь и вонь.
Стекла выбиты. На подоконниках лежат дети, - совершенно
так, как инвалиды лежат, - мальчишки и девчонки, большие
и малые, и как инвалиды глазеют или плюют на улицу. Са­
мые маленькие играют сором на разломленных плитах тро­
туара, под деревьями, или бегают по уличной траве, шлепая
голыми пятками. Ставят детей в пары и ведут в Таврический
сад лишь по утрам. Остальное время дня они свободны. И
праздны, опять совершенно так же, как инвалиды.
Есть, впрочем, и много отличий между детьми и инвали­
дами. Хотя бы это одно: у детей лица желтые - у инвалидов
красные.
*
*
*
Вчера (28 июня) дежурила у ворот. Ведь у нас, со време­
ни военной большевицкой паники, установлено бессмен­
ное дежурство на тротуаре, день и ночь. Дежурят все, без
изъятья, жильцы дома по очереди, по три часа каждый.
Для чего это нужно, сидеть на пустынной, всегда светлой
улице - не знает никто. I-Jo сидят. Где барышня на доске,
где дитя, где старик. Под одними воротами раз видела
дежурящую, интеллигентного обличия, старуху; такую ста­
рую, что ей вынесли на тротуар драное кресло из кварти­
ры. Сидит покорно, защищает, бедная, свой 4революцион­
ныЙ>> дом и 4Красный Петроград>> от 4белых негодяев» ...
которые даже не наступают.
Вчера во время моих трех часов 4Защиты» - улица яв­
ляла вид самый необыкновенный. Шныряли, грохоча и дре­
безжа, расшатанные, вонючие большевицкие автомобили.
Маршировали какие-то оборванцы с винтовками. Кучками
проходили подозрительные личности. Словом - царило не­
привычное оживление. Узнаю тут же, на улице, что рядом,
в Таврическом дворце, идет назначенный большевиками ми­
тинг и заседание их Совета. И что дела как-то неожиданно-
25

неприятно так обертываются для большевиков, даже трам­
ваи вдруг забастовали. Ну что ж, разбастуют.
Без всякого волнения, почти без любопытства, слежу за
шныряющими властями. Постоянная история, и ничего ни
из одной не выходит.
Женщины с черновато-синими лицами, с горшками и
посудинами в ослабевших руках (суп с воблой несут из об­
щественной столовой) - останавливались на углах, шушу­
кались, озираясь. Напрасно, голубушки. У надежды глаза
так же велики, как и у страха.
*
*
*
Рынки опять разогнали и запечатали. Из казны дается на
день 1/8 хлеба. Муку ржаную обещали нам принести тайком-
200 р. фунт.
Катя спросила у меня 300 рублей - отдать за починку
туфель.
*
*
*
Если ночью горит электричество - значит, в этом районе
обыски. У нас уже было два. Оцепляют дом и ходят целую
ночь, толпясь, по квартирам. В первый раз обыском заведовал
какой-то «товарищ Савин•, подслеповатый, одетый, как рабо­
чий. Сопровождающий обыск И. И. (ужасно он похож, без
воротничка, на большую, худую, печальную птицу) - шепнул
«товарищу•, что тут, мол, писатели, какое у них оружие. Са­
вин слегка ковырнул мои бумаги и спросил: участвую ли я
теперь в периодических изданиях? На мой отрицательный
ответ ничего, однако, не сказал. Куча баб в платках (новые
сыщицы- коммунистки) интересовалась больше содержанием
моих шкапов. Шептались. В то время мы только что начина­
ли продажу, и бабы явно были недовольны, что шкап не пуст.
Однако обошлось. И. И. ходил по пятам каждой бабы.
На втором обыске женщин не было. Зато дети. Мальчик
лет 9 на вид, шустрый и любопытный, усердно рылся в комо­
дах и в письменном столе Дм<итрия>Серг<еевича>. Но в
комодах с особенным вкусом. Этот, наверно, «коммунист•. При
каком еще строе, кроме коммунистического, удалось бы юно­
му государственному деятелю полазить по чужим ящикам?
А тут - открывай любой.
-
Ведь подумайте, ведь они детей развращают. Детей!
Ведь я на этого мальчонку без стыда и жалости смотреть не
мoryl - вопил бедный И. И. в негодовании на другой день.
26

*
*
*
Яркое солнце. Высокая ограда С. собора. На каменной
приступочке сидит дама в трауре. Сидит бессильно, как-то
вся опустившись. Вдруг тихо, мучительно протянула руку.
Не на хлеб попросила - куда! Кто теперь в состоянии по­
дать •на хлеб•? На воблу.
Холеры еще нет. Есть дизентерия. И растет. С тех пор
как выключили все телефоны - мы почти не сообщаемся. Не
знаем, кто болен, кто жив, кто умер. Трудно знать друг о
друге, - а увидаться еще труднее.
Извозчика можно достать - от 500 р. конец.
Мухи. Тишина. Если кто-нибудь не возвращается домой -
значит, его арестовали.
Так арестовали мужа нашей квартирной соседки, древне­
го-древнего старика. Он не был, да и не мог быть связан с
•контрреволюцией•, - он просто шел по Гороховой. И домой
не пришел. Несчастная старуха неделю сходила с ума, а ког­
да, наконец, узнала, где он сидит и собралась послать ему
еду (заключенные кормятся только тем, что им присылают
~с воли•), - то оказалось, что старец уже умер. От воспале­
ния легких или от голода.
Так же не вернулся домой другой старик, знакомый 3. Этот
зашел случайно в Швейцарское посольство, а там засада.
Еще не умер, сидит до сих пор. Любопытно, что он дав­
но на большевицкой же службе, в каком-то учреждении,
которое его от Гороховой требует, он нужен... но Гороховая
не отдает.
*
*
*
Опять неудавшаяся гроза, какое лето странное. Но по­
свежело.
А в общем ничего не изменяется. Пыталась целый день
продавать старые башмаки. Не дают полторы тысячи - малы.
Отдала задешево. Есть-то надо.
*
*
*
Еще одного надо записать в синодик. Передался больше­
викам - А. Ф. Кони! Известный всему Петербургу сенатор
Кони, писатель и лектор, хромой, 75-летний старец. За про­
летку и крупу решил •служить пролетариату•. Написал об
этом ~самому• Луначарскому. Тот бросился читать письмо
всюду: ~товарищи, А. Ф. Кони- наш! Вот его письмо•. Уже
объявлены какие-то лекции Кони - красноармейцам.
27

Самое жалкое - это что он, кажется, не очень и нуждает­
ся. Дима1 не так давно был у него. Зачем же это - на старо­
сти лет? Крупы будет больше, будут за ним на лекции про­
летку посылать, - но ведь стыдно!
С Москвой, жаль, почти нет сообщения. А то достать бы
книжку Брюсова «Почему я стал коммунистом•. Он теперь,
говорят, важная шишка у большевиков. Общий цензор. (Из­
давна злоупотребляет наркотиками.)
Валерий Брюсов - один из наших «больших талантов•.
Поэт «конца века• - их когда-то называли «декадентами•.
Мы с ним были всю жизнь очень хороши, хотя дружить
так, как я дружила с Блоком и А. Белым, с ним было труд­
но. Не больно ли, что как раз эти двое последних, лучшие,
кажется, из поэтов и личные мои, долголетние, друзья -
чуть не первыми перешли к большевикам? Впрочем, какой
большевик - Блок! Он и вертится где-то около, в левых
эсерах. Он и А. Белый - это просто «потерянные дети•,
ничего не понимающие, аполитичные, отныне и довека.
Блок и сам как-то соглашался, что он «потерянное дитя•,
не больше.
Но бывают времена, когда нельзя быть безответственным,
когда всякий обязан быть человеком. И я «взорвала мосты•
между нами, как это ни больно. Пусть у Блока, да и у Бело­
го - «душа невинна: я не прощу им никогда•.
Брюсов другого типа. Он не «потерянное дитя•, хотя так
же безответствен. Но о разрыве с Брюсовым я и не жалею.
Я жалею ero самого.
Все-таки самый замечательный русский поэт и писатель, -
Сологуб, - остался «человеком•. Не пошел к большевикам.
И не пойдет. Не весело ему за это живется.
*
*
*
Молодой поэт Натан В., из кружка Горького, но очень
восставший здесь против большевиков, - в Киеве очутился
на посту Луначарского. Интеллигенты стали под его покро­
вительство.
*
*
*
Шла дама по Таврическому саду. На одной ноге туфля, на
другой лапоть.
1 Д. В. Фидософов.
28

*
*
*
Деревянные дома приказана снести на дрова. О, разрушать
живо, разрушать мастера! Разломают и растаскают.
Таскают и торцы. Сегодня сама видела, как мальчишка с
невинным видом разбирал мостовую. Под торцами доски. Их
еще не трогают. Впрочем, нет, выворачивают и доски, ибо
кроме ~плешин•- вынутых торцов,- кое-где на улицах есть
и бездонные черные ямы.
*
*
*
N. был арестован в Павловске на музыке во время об­
лавы. Допрашивал сам Петерс, наш ~беспощадный• (ла­
тыш). Не верил, что N. студент. Оттого, верно, и выпус­
тил. На студентов особенное гонение. С весны их начали
прибирать к рукам. Яростно мобилизуют. Но все-таки кое­
кто выкручивается. Университет вообще разрушен, но ос­
татки студентов все-таки межелательный элемент. Это, хотя
и - увы, пассивная,
-
но все-таки оппозиция. Большеви­
ки же не терпят вблизи никакой, даже пассивной, даже
глухой и немой. И если только могут, что только могут -
уничтожают. Непременно уничтожат студентов - останут­
ся только профессора. Студенты все-таки им, большевикам,
кажутся коллективной оппозицией, а профессора разъеди­
нены, каждый - отдельная оппозиция, и они их преследу­
ют отдельно.
Сегодня еще прибавили. 1/8 фунта хлеба на два дня. Какое
объедение!
Ночи стали темнее.
*
*
*
Да, и очень темнее. Ведь уже старый июль в половине.
Сегодня 15 июля.
Косит дизентерия. Направо и налево. Нет дома, где нет
больных. В нашем доме уже двое умерло. Холера только в
развитии.
*
*
*
16 июля. Утром из окна: едет воз гробов. Белые, новые,
блестят на солнце. Воз связан веревками.
В гробах - покойники, кому удалось похорониться. Это
не всякому удается. Запаха я не слышала, хотя окно было
отворено. А на Загородном - пишет ~правда•
-
сильно пах­
нут, когда едут.
29

Няня моя, чтобы получить парусивовые туфли за 117 р.
(ей удалось добыть ордер казенный), стояла в очереди сегод­
ня, вчера и третьего дня с 7 час. утра до 5-10 часов подряд.
Ничего не получила.
А И. И. ездил к Горькому, опять из-за брата (ведь у И. И.
брата арестовали).
Рассказывает: попал на обеде, по несчастию. Мне не пред­
ложили, да я бы и не согласился ни за что взять его, Горь­
ковский, кусок в рот; но, признаюсь, огурцы свежие и кисель
черничный...
Бедный И. И., когда-то буквалыю спасший Горького от
смерти/ За это ему теперь позволяется смотреть, как Горь­
кий обедает. И только; потому что на просьбу относительно
брата Горький ответил: «Вы мне надоели. Ну и пусть вашего
брата расстреляют•.
Об этом И. И. рассказывал с волнением, с дрожью в го­
лосе. Не оттого, что расстреляют брата (его, вероятно, не
расстреляют), не оттого, что Горький забыл, что сделал для
него И. И., - а потому, что И. И. видит теперь Горького,
настоящий облик человека, которого он любил... и любит,
может быть, до сих пор.
Меня же Горький и не ранит (я никогда его не любила)
и не удивляет (я всегда видела его довольно ясно). Это че­
ловек прежде всего не только не культурный, нонеспособный
к культуре внутренно. А кроме того - у него совершенно
бабья душа. Он может быть и добр - и зол. Он все может и
ни за что не отвечает. Он какой-то бессознательный. Сейчас
он приносит много вреда, играет роль крайне отрицатель­
ную, - но все это, в конце концов, женская пассивность,
-
«путь Магдалины>>. Но Магдалина, которая никогда не рас­
кается, ибо не поймет своих грехов.
Не завидую я его котлетам. Наша затхлая каша и водя­
нистый суп, на котором мы сидим месяцами (равно как и
И. И.), - право, пища более здоровая.
Старика И., знакомого 3. (я о нем писала), не выпустили,
но отправили в Москву, на работы, в лагерь. Обвинений
никаких. На работы нужно ходить за 35 верст.
*
*
*
Что-то все делается, мы чуем, а что - не знаем.
Границы плотно заперты. В «Правде• и в «Известиях•
абсолютная чепуха. А это наши две единственные газеты, два
полулистка грязной бумаги, - официозы. (В «коммунисти-
30

ческом государстве• пресса допускается ведь только казен­
ная. Книгоиздательство тоже только одно, государственное, -
казенное. Впрочем, оно никаких книг и не издает. Издает
пока лишь брошюры коммунистические. Книги соответствен­
ные еще не написаны, все старые - •контрреволюционны•;
можно подождать, кстати и бумаги мало. Ленинки печатать
и то не хватает.)
Что пишется в официозах - понять нельзя. Мы и не
понимаем.
И никто. Думаю, сами большевики мало понимают, мало
знают. Живут со дня на день. Зеленая армия ширится.
Дизентерия, дизентерия... И холера тоже. В субботу пять
лет войне. Наша война кончиться не может, поэтому я уже и
мира не понимаю.
*
*
*
Надо продавать все до нитки. Но не умею, плохо идет
продажа.
*
*
*
Дмитрий сидит до истощения, целыми днями корректи­
руя глупые, малограмотные переводы глупых романов для
•Всемирной литературы•. Это такое учреждение, созданное
покровительством Горького и одного из его паразитов - Ти­
хонова для подкармливания будто бы интеллигентов. Пере­
воды эти не печатаются, да и незачем их печатать. Платят
300 ленинок с громадного листа (ремингтон на счет перевод­
чика), а за корректуру - 100 ленинок.
Дмитрий сидит над этими корректурами днем, а я по
ночам. Над каким-то французским романом, переведенным
голодной барышней, 14 ночей просидела.
Интересно, на что в Совдепии пригодились писатели. Да
и то, в сущности, не пригодились. Это так, благотворитель­
ность, копеечка, поданная Горьким Мережковскому.
На копеечку эту (за 14 ночей я получила около тысячи
ленинок, полдня жизни) - не раскутишься. Выгоднее про­
дать старые штаны.
*
*
*
Ощущение лжи вокруг - ощущение чисто физическое. Я
этого раньше не знала. Как будто с дыханием в рот вливает­
ся какая-то холодная и липкая струя. Я чувствую не только
ее липкость, но и особый запах, ни с чем не сравнимый.
31

*
*
*
Сегодня опять всю ночь горело электричество - обыски.
Верно, для принудительных работ.
*
*
*
Яркий день. Годовщина (пять лет!) войны. С тех пор почm
не живу. О, как я ненавидела ее всегда, этот европейский позор,
эту бессмысленную петлю, которую человечество накинуло на
себя! Я уже не говорю о России. Я не говорю и о побежден­
ных. Но с первого мгновения я знала, что эта война грозит
неисчислимыми бедствиями всей Европе, и победителям и
побежденным. Помню, как я упрямо до тупости восставала на
войну, шла против если не всех - то многих, иногда против
самых близких людей (не против Д. С., он был со мной).
Общественно - мы звука не могли издать не военного, благо­
даря царской цензуре. На мой доклад в Религиозно-Философ­
ском 0-ве, самый осторожный, нападали в течение двух засе­
даний. Я до сих пор утверждаю, что здравый смысл - хотя бы
только здравый смысл, - был на моей стороне. А после мне
приходилось выслушивать такие вопросы: ~вот, вы всегда были
против войны, значит, вы за большевиков?~ За большевиков!
Как будто мы их не знали, как будто мы не знали до всякой
революции, что большевики - перманентная война, безысход­
ная война? Большевицкая власть в России - порождение,
детище войны. И пока она будет - будет война. Гражданская?
Как бы не так. Просто себе война, только двойная еще, и
внешняя и внутренняя. И последняя в самой омерзительной
форме, в форме террора, т. е. убийства вооруженными - безо­
ружных и беззащитных. Но довольно об этом, довольно. Я
слышу выстрелы. Оставляю перо, иду на открытый балкон.
Посередине улицы медленно собираются люди. Дети, жен­
щины ... даже знаменитые ~инвалиды~. что напротив, слезли
с подоконников - и музыку забыли. Глядят вверх. Совер­
шенно безмолвствуют. Как завороженные - и взрослые, и
дети. В чистейшем голубом воздухе, между домами, - круг­
лые, точно белые клубочки, плавают дымки. Это ~наши~
(большевицкие) части стреляют в небо по будто бы налетев­
шим ~вражеским>> аэропланам.
На ватные комочки ~наших~ орудий никто не смотрит.
Глядят в другую сторону и выше, ища @рагов~. Мальчишка
жадно и робко указует куда-то перстом, все оборачиваются
туда. Но, кажется, ничего не видят. По крайней мере я, не­
смотря на бинокль, ничего не вижу.
32

Кто - ~они?>> Белая армия 1 Союзники - англичане или
французы? Зачем это? Прилеrают любоваться, как мы выми­
раем? Да ведь с этой высоты все равно не видно.
Балкон меня не удовлетворяет. Втихомолку, накинув пла­
ток, бегу с Катей-горничной по черному ходу вниз и подхо­
жу к жидкой кучке посреди улицы.
Совсем ничего не вижу в небе (бинокль дома остался), а
люди гроnтю молчат. Я жду. Вот, слышу, желтая баба шеп­
чет сuс~дке:
-
И чего они - летают-летают... Союзники тоже ... Хоть
бы бумажку сбросили, когда придут, или что...
Тихо говорила баба, но ближний ~инвалид~ слышал. Он
впрочем, невинен.
-
Чего бумажку, булку бы сбросили, вот это дело.
Баба вдруг разъярилась:
-
Булки захотел, толстомордый. Хоть бы бомбу шваркну­
ли, и за то бы спасибо. Разорвало бы окаянных, да и нам уж
один конец, легче бы.
Сказав это, баба крупными шагами, бодрясь, пошла прочь.
Но я знаю - струсила. Хоть не видать никого ~такого~ около,
а все же... С улицы легче всего попасть на Гороховую, а там в
списках потеряешься, и каюк. Это ~~ бабам хорошо известно.
Пальба затихла, кучка стала расходиться. Вернулась и я домой.
Да, зачем эти праздные налеты?
Вчера то же было, говорят, в Кронштадте. То же самое.
Зачем это?
Дни - как день один, громадный, 1 олько мигающий -
ночью. Текучее неподвижное время. Лупорожий А-в с наше­
го двора, праздный, ражий детина из шоферов (не совсем
праздный, широко спекулирует, самовар новый за тысячу и
за 7 т. мой парижекий мех - жене).
Приходят, кроме того, всякие евреи и еврейки, тип один,
обычный, - тип нашего Гржебина: тот же аферизм, нажива на
чужой петле. Гржебин даже любопытный индивидуум. При­
рожденный паразит и мародер интеллигентской среды. Вечно
он околачивался около всяких литературных предприятий,
издательств, - к некоторым даже присасывался,
-
но в общем
удачи не имел. Иногда промахивался: в книгоиздательстве
~шиповник~ раз получил гонорар за художника Сомова, и
когда это открылось - слезно умолял не предавать дело оглас­
ке. До войны бедствовал, случалось - занимал по 5 рублей; во
время войны уже несколько окрылился, завел свой журналиш­
ко, самый патриотический и военный, - ~отечество~.
33
3 Зинаида Г.tппиус, т. 9

С первого момента революции он, как клещ, впился в
Горького. Не отставал от него ни на шаг, кто-то видел его на
запятках автомобиля вел<икой> княгини Ксении Александ­
ровны, когда в нем, в мартовские дни, разъезжал Горький.
(Быть может, автомобиль был не Ксении, другой вел<икой>
княгини, за это не ручаюсь.)
Горькому сметливый Зиновий остался верен. Все поднима­
ясь и поднимаясь по паразитарной лестнице, он вышел в чины.
Теперь он правая рука - главный фактор Горького. Вхож к
нему во всякое время, достает ему по случаю разные «предме­
ты искусства• - ведь Горький жадно скупает всякие вазы и
эмали у презренных «буржуев•, умирающих с голоду. (У ста­
рика Е., интеллигентного либерала, больного, сам приехал
смотреть остатки китайского фарфора. И как торговался!)
Квартира Горького имеет вид музея - или лавки старьевщика,
пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в
«предметах искусства•, несмотря на всю охоту смертную. Ча­
сами сидит, перетирает эмали, любуется приобретенным ... И;
верно, думает, бедняжка, что это страшно «культурно>>.
В последнее время стал скупать и порноrрафические аль­
бомы. Но и в них ничего не понимает. Мне говорил один
антиквар-библиотекарь с невинной досадой: «Заплатил Горь­
кий за один альбом такой 1О тысяч, а он и пяти не стоит•.
Кроме альбомов и эмалей, Зиновий Гржебин поставляет
Горькому и царские сторублевки. И. И. случайно натолкнул­
ся на Гржебина в передней Горького с целым узлом таких
сторублевок, завязанных в платок.
Но, присосавшись к Горькому, Зиновий делает попутно и
свои главные дела: какие-то громадные, темные обороты с
финляндской бумагой, с финляндской валютой, и даже с
какими-то «масленками•; Бог уж их знает, что это за «мас­
ленки•. Должно быть - вкусные дела, ибо он живет в нашем
доме, в громадной квартире бывшего домовладельца, покупа­
ет сразу пуд телятины (50 тысяч), имеет свою пролетку и
лошадь (даже не знаю, сколько - тысяч 30 в день?).
К писателям Гржебин теперь относится по-меценатски. То
есть держит себя меценатом. У него есть как бы свое (полу­
легальное, под крылом Горького) издательство. Он скупает
всех писателей с именами, - скупает «впрок•,
-
ведь теперь
нельзя издавать. На случай переворота - вся русская литера­
тура в его руках, по договорам, на многие лета, - и как
выгодно приобретенная! Буквально, буквалыю за несколько
кусков хлеба.
34

Ни один издатель при мне и со мной так бесстыдно не
торговался, как Гржебин. А уж кажется, перевидали мы изда­
телей на своем веку.
Стыдно сказать, за сколько он покупал меня и Мережков­
ского. Стыдно не нам, конечно. Люди с петлей на шее уже
таких вещей не стыдятся.
Однако что я - столько о Гржебинеl Это сегодня день
такой, все разные комиссионеры. Мебельщик (еврей тоже)
развязно предлагал Д<митрию> С<ергееви>чу продать ему
•всю его личную библиотеку и рукописи>>. У Злобиных он
уже купил гостиную- за 12 рублей (тысяч). Армянка-брил­
лиантщица поздно вечером принесла мне 6 тысяч за мою
брошку (большой бриллиант). Шестьсот взяла себе. Показы­
вала - в сумочке у нее великолепное бриллиантовое колье
чье-то - 400 тысяч. Получит за комиссию 40 т<ысяч> сразу.
Это все крупные аферисты, гады, которыми кишит наша
гнилая •социалистическая• заводь. Мелочь же порой даже
симпатична, вроде чухонки, бывшей кухарки расстрелянного
министра Щегловитова. Эти все-таки очень рискуют, когда
тащат вещи на рынок. На рынках облавы, разгоны, стрельба,
избиения.
Сегодня избивали на Мальцевском. Убили 12-летнюю де­
вочку. (Сами даже, говорят, смутились.)
Чем объяснить эти облавы? Разве любовью к искусству,
главным образом. Через час после избиений те же люди на тех
же местах снова торгуют тем же. Да и как иначе. Кто бы остал­
ся в живых, если б не торговали они - вопреки избиениям?
*
*
*
Надо понять, что мы не знаем даже того, что делается
буквально в ста шагах от нас (в Таврическом дворце, напри­
мер). Тогда будет понятно, что мы не можем составить себе
представления о совершающемся в нескольких верстах, не
говоря уже о юге или Европе.
Вот характерная иллюстрация.
На недавней конференции •матросов и красноармейцев•
наш петербургский диктатор, Зиновьев (Радомысльский) пе­
режил весьма неприятную, весьма щекотливую минуту. Каза­
лось бы, собрание надежное, профильтрованное (других не
собирают). В <<Правде• для осведомления верноподданных, в
отчете об этой конференции, было напечатано (цитирую дос­
ловно), что •т. Зиновьев объявил о прибытии великого писа­
теля Горького, великого противника войны, теперь великого
35
з•

поборника советской власти~. И Горький сказал речь... •Воюй­
те, а то придет Колчак и оторвет вам голову. Евреев же мало
в армии, потому что их вообще мало~. После этого •был по­
крыт длительными овациями~.
Мы, конечно, не поняли, почему это ни с того ни с сего
у него выскочили •евреи в армию>. Но мы привыкли к от­
сутствию всякой логики и всякого смысла в официальной
нашей прессе.
Оказывается, на деле было вот что. Нам посчастливилось
узнать правду, помимо •Правды~. от очевидцев, присутство­
вавших на собрании (имен, конечно, не назову). Надежное
собрание возмутилось. •Коммунисты~ вдруг точно взбесились:
полезли на Зиновьева с криками: •долой войну! Долой ком­
мунистов!~ Идаже-не страшно ли?- •долой жидов!~ Кое­
где стали сжиматься кулаки. Зиновьев, окруженный, струсил.
Хотел удрать задним ходом - и не мог. Предусмотрительная
личная секретарша Зиновьева, - Костина,
-
бросилась отыс­
кивать Горького, вспомнив, что он прежде всего •поборник
евреев~. Ездила на Зиновьевеком автомобиле по всему горо­
ду, даже в наш дом заглядывала, - а вдруг Горький, случаем,
у И. И.? Где-то отыскала наконец, привезла - спасать Зино­
вьева, спасать большевиков.
Горький говорит мало, глухо, отрывисто - будто лает.
Горький действительно, по словам присутствовавших, прола­
ял что-то о евреях, о том, что если евреев-солдат меньше, то
ведь евреев в России вообще численно меньше, чем русских.
Насчет Колчака, •отрьша головы~ и совета воевать - очевид­
цы не говорили, может быть не дослышали.
Красноречие Горького вряд ли могло иметь решающее
влияние, но •верная и преданная>> часть сборища постара­
ласЪ использовать выход •великого писателя, поборника~
и т. д. как диверсию отвлекающую. После нее •конферен­
цию~ быстро закончили и закрыли.
Вскоре после напечатанного отчета И. И. был у Горького
(все из-за брата). В упор спросил его, правда ли, что Горь­
кий большевиков спасал? Правда ли, что требовал продол­
жения войны? Неужели, как выразился И. И., - •Горький и
этим теперь опаскужен?~>.
На это Горький пролаял мрачно, что ни слова не говорил
о войне, а только о евреях. Будто бы в Москву даже ездил,
чтобы •протестовать~ против напечатанного о нем, да вот
•ничего сделать не может>>.
Какой, подумаешь, несчастный, обиженный.
36

Говорит еще, что в Москве - «вор на воре, негодяй на
негодяе... ~>. (А здесь? Кого он спасал?)
Если б можно было еще кем-нибудь возмущаться, то Горь­
ким первым. Но возмущение и ненависть - перегорели. Да
люди и стали выше ненависти. Сажалительное презрение,
иногда брезгливость. Больше ничего.
*
*
*
Оплакав Венгрию, большевики заскучали. Троцкий- Брон­
штейн, главнокомандующий армией «всея России~>, требует,
однако, чтобы к зиме эта армия уничтожила всех «белых~>,
которые еще занимают часть России. «Тогда мы поговорим с
Европой~>.
Работы много - ведь уж август, даже по старому стилю.
Косит дизентерия.
Т. лежит третью неделю. Страшная, желтая, худая. Ле­
карств нет.
*
*
*
Соли нет.
*
*
*
Почти насильно записывают в партию коммунистов. От­
крыто устрашают: «... а если кто ... ~> Дураки боятся.
Петерса убрали в Киев. Положение Киева острое. Кажет­
ся, его теснят всякие «банды>>, от них стонут сами большеви­
ки. Впрочем что мы знаем?
*
*
*
Арестованная (по доносу домового комитета, из-за созву­
чий фамилий) и через 3 недели выпущенная Ел. (близкий
нам человек) рассказывает, между прочим:
Расстреливают офицеров, сидящих с женами вместе, че­
ловек 10-11 в день. Выводят на двор, комендант, с папирос­
кой в зубах, считает, - уводят.
При Ел. этот комендант (коменданты все из последних
низов), проходя мимо тут же стоящих, помертвевших жен,
шутил: «Вот, вы теперь молодая вдовушка. Да не жалейте,
ваш муж мерзавец был. В красной армии служить не хотел~>.
Недавно расстреляли профессора Б. Никольского. Иму­
щество его и великолепную библиотеку конфисковали. Жена
его сошла с ума. Остались дочь 18 лет и сын 17 -ти. На днях
сына потребовали во «Всевобуч~> (всеобщее военное обуче-
37

ние). Он явился. Там ему сразу комиссар с хохотком объявил
(шутники эти комиссары!): ~л вы знаете, где тело вашего
папашки? Мы его зверькам скормили~.
Зверей Зоологического сада, еще не подохших, кормят све­
жими трупами расстрелянных, блаrо Петропавловская крепость
близко, - это всем известно. Но родственникам, кажется, не
объявляли раньше.
Объявление так подействовало на мальчика, что он чет­
вертый день лежит в бреду. (Имя комиссара я знаю.)
Вчера доктор Х. утешал И. И., что у них теперь хорошо
устроилось, несмотря на недостаток мяса: сердце и печень
человеческих трупов пропускают через мясорубку - и вы­
делывают пептоны, питательную среду, бульон... для культу­
ры бацилл, например.
Доктор этот крайне изумился, когда И. И. внезапно заво­
пил, что не переносит такого ~глума~ над человеческим те­
лом, и убежал, схватив фуражку.
Надо помнить, что сейчас в СПб-rе при абсолютном от­
сутствии одних вещей и скудости других, есть нечто в изо­
билии: трупы. Оставим расстрелянных. Но и смертность в
городе по скромной большевицкой статистике (петитом) -
65 %, при 12 % рождений. Т. е. умирает половина населения.
(Не забудем, что это большевицкая, официальная статистика.)
*
*
*
И. И. заболел. И сестра его - дизентерией. ~Перспектив~
-
для нас - никаких, кроме зимы без света и огня. Киев как
будто еще раз взяли, кто - неизвестно. Не то Деникин, не то
поляки, не то ~банды~. Может быть, и все они вместе.
Очень все интересно. Ни страха, ни надежды. Одна тяже­
лая, свинцовая скука.
*
*
*
Петерс, уезжая в Киев (мы знаем, что Киев взяли по тому,
что Петерс уже в Москве; удрал, значит), решил возвратить
нам телефоны. Причин возвращать их так же мало, как мало
было отнимать. Но и за то спасибо.
Все теперь, все без исключения, - носители слухов. Носят
их соответственно своей психологии: оптимисты - оптимис­
тические, пессимисты - пессимистические. Так что каждый
день есть всякие слухи, и обыкновенно друг друга уничтожа­
ющие. Фактов же нет почти никаких. Газета - наш обрывок
газеты - если факты имеет, то не сообщает, тоже несет слухи,
38

лишь определенно подтасованные. Изредка прорвется кусок
паники, вроде ~вновь угрожающей Антанты, лезущей на нас с
еще окровавленной от Венгрии мордой•··· или вроде внезапно
появившегося Тамбово-Козловского (?) фронта.
Несомненный факт, что сегодня ночью (с 17 на 18 авгу­
ста) где-то стреляли из тяжелых орудий. Но Кронштадт ли
стрелял, в него ли стреляли - мы не знаем (слухи).
Должно быть, особенно серьезного ничего не происхо­
дит, - не слышно усиленного ерзанья большевицких авто­
мобилей. Это у нас один из важных признаков: как начи­
нается тарахтенье автомобилей, - завозились большевики,
забеспокоились, - ну, значит, что-то есть новенькое, пах­
нет надеждой. Впрочем, мы привыкли, что они из-за вся­
кого пустяка впадают в панику и начинают возиться, дре­
безжа своими расхлябанными, вонючими автомобилями.
Все автомобили расхлябанные, полуразрушенные. У одно­
го, кажется, Зиновьева - хороший. Любопытно видеть, как
~следует>> по стогнам града ~начальник Северной Комму­
ны•. Человек он жирный, белотелый, курчавый. На фото­
графиях, в газете, выходит необыкновенно похожим на
пышную, старую тетку. Зимой и летом он без шапки ...
Когда едет в своем автомобиле, - открытом,
-
то возвы­
шается на коленях у двух красноармейцев. Это его личная
охрана. Он без нее - никуда, он трус первой руки. Впро­
чем, они все трусы. Троцкий держится за семью замками,
а когда идет, то охранники его буквально теснят в кольце,
давят кольцом.
*
*
*
Фунт чаю стоит 1200 р. Мы его давно уже не пьем. Су­
шим ломтики морковки или свеклы, - чт6 есть. И заварива­
ем. Ничего. Хорошо бы листьев, да какие-то грязные деревья
в Таврическом саду, и Бог их знает, может, неподходящие.
*
*
*
В гречневой крупе (достаем иногда, 300 р. фунт), в каше
размазне - гвозди. Небольшие, но их очень много. При вар­
ке няня вчера вынула 12. Изо рта мы их продолжаем выни­
мать. Я только сейчас, вечером, в трех ложках нашла 2, тоже
изо рта уж вынула. Верно, для тяжести прибавляют.
Но для чего в хлеб прибавляют толченое стекло - не могу
угадать. Такой хлеб прислали Злобиным из Москвы - их
знакомые, с оказией.
39

*
*
*
Читаю рассказ Лескова «10долы~. Это о голоде в 1840 году,
в средней России. Наше положение очень напоминает поло­
жение крепостных в имении Орловской губернии. Так же
должны были они умирать на месте, лишенные прав, лишен­
ные и права отлучки. Разница: их <<Юдоль~ длилась всего
10 месяцев. И еще: дворовым крепостным выдавали помещи­
ки на день не 1/8 хлеба, а целых 3 фунта. Три фунта хлеба!
Даже как-то не верится.
Сыпной тиф, дизентерия - продолжаются. Холодные дни,
ДОЖДИ.
Все эти Деникинекие Саратовы, Тамбовы и Воронежи, о
которых нам говорят то слухи, то, задушенно намекая, боль­
шевицкие газеты, оставляют нашу эпидерму бесчувственной.
Нам нужны «ощущения~. а не «представления~.
Но и помимо этого, - когда я пытаюсь рассуждать
-
я
тоже не делаю радужных выводов. Не вижу я ни успеха
«белых генералов~ (если они одни), ни целесообразности
движения с юга.
(Вслух - насчет неверия моего в «белых генералов~ не
говорю, это слишком ранит всех.) Большевики твердо и ясно
знают, что без Петербурга центральная власть (хотя она и в
Москве) не будет свалена. Большевики недаром всей силой,
почти суеверно, держатся за Петербург. Они так и говорят,
даже в Москве: «Пока есть у нас наш красный Петроград, -
мы есть, и мы непобедимы... ~
Да, это роковым образом так. Петербург - большевицкий
талисман. И большевицкая голова.
Кроме того, «белые генералы~ наши... Впрочем - молча­
ние, молчание. Если и думают многие, как я (опытны ведь
мы все!), то все-таки теперь помолчим.
*
*
*
Продала старые портьеры. И новые. И подкладочный ко­
ленкор. 2 тысячи. Полтора дня жизни.
*
*
*
Большевики и сами знают, что будут свалены, так или
иначе, но когда? В этом весь вопрос. Для России, - и для
Европы, - это вопрос громадной важности. Я подчерки­
ваю, для Европы. Быть может, для Европы вопрос време­
ни падения большевиков даже важнее, чем для России. Как
это ясно.
40

Принудительная война, которую ведет наша кучка зах­
ватчиков, еще тем противнее обыкновенной, что представ­
ляет из себя ~дурную бесконечность• и развращает данное
поколение в корне - создает из мужика ~вечного• армейца,
праздного авантюриста. Кто не воюет или пока не воюет -
торгует (и ворует, конечно). Не работает никто. Воистину
~Торгово-продажнаЯ>> республика- защищаемая одурелыми
солдатами-рабами.
Если большевики падут лишь ~в конце концов• - то,
пожалуй, под свалившимися окажется ~пустое место•. По­
здравим тогда Европу. Впрочем, будет ли тогда кого поздрав­
лять, - ~в конце-то концов?•.
*
*
*
Матросье кронштадтское ворчит, стонет - надоело. ~давно
бы мы сдались, да некому. Нщсrо нейдет, никто не берет...•
*
*
*
Что бы ни было далее - мы не забудем этого ~союзни­
кам•. Англичанам - ибо французы без них вряд ли что мо­
гут. Да что - мы? Им не забудет этого и жизнь сама.
*
*
*
Вчера видела на улице, как маленькая, 4-летняя девочка
колотила ручонками упавшую с разрушенного дома старую
вывеску. Вместо дома среди досок, балок и кирпича - возвы­
шалась только изразцовая печка. А на валявшейся вывеске
были превкусно нарисованы яблоки, варенье, сахар и - бул­
ки. Целая гора булок.
Я наклоняюсь над девочкой.
-
За что же ты бьешь такие славные вещи?
-
В руки не дается! В руки не дается! - с плачем повто-
ряла девочка, продолжая колотить и топтать босыми ножка­
ми заколдованное варенье.
*
*
*
Чрезвычайку обновили. Старых расстреляли, кое-кого. Но
воры и шантажисты - все.
*
*
*
Отмечаю (конец августа по нов. стилю), что, несмотря на
отсутствие фактов, и даже касающихся севера слухов, - об­
щее настроение в городе повышенное, атмосфера просветлен-
41

ная. Верхи и низы одинаково, хотя безотчетно, вдруг стали
утверждаться на ощущении, что скоро, к октябрю-ноябрю,
все будет кончено.
Может быть, отчасти действуют и слишком настойчи­
вые большеницкие уверения, что <m.апрасны новые угро­
зы~. ~тщетны решения англичан кончить с Петербургом
теперь же~. ~нелепы надежды IОденича на новое соглашение
с Эстляндией~ и т. д.
Агонизирующий Петербург, читая эти выкрики, радуется;
ага, значит, есть 4Новые угрозы~. Есть 4решения англичан~.
Есть речи о 4Соглашении Юденича с Эстляндией•.
Я прямо чувствую нарастание беспочвенных, казалось бы,
надежд.
Рядом большевики пишут о своем наступлении на Псков.
Возможно, отберут его; но и это вряд ли изменит настрое­
ние дня.
Наша Кассандра, - Д. С.
-
пребывает в тех же мрачных
тонах. Я... не говорю ничего. Но констатировать общее состоя­
ние атмосферы считаю долгом.
Живем буквально на то, что продаем, изо дня в день. Все
дорожает в гомерической прогрессии, ибо рынки громят си­
стематически. И, кажется, уже не столько принудительно,
сколько утилитарно: нечем красноармейцев кормить. Обыва­
тельское продовольствие жадно забирается.
N. 1 с женой поехал недавно в К., на Волгу, где у него
была своя дачка. Скоро вернулся. Заполняющие домик 4КОМ­
мунары• уделили хозяевам две каморки наверху. Незавидное
было житье.
N. говорит, что на Волге
-
непрерывные крестьянские
восстания. Карательные отряды поджигают деревни, расстре­
ливают крестьян по 600 человек враз.
*
*
*
Южные 4Слухи• упорны относительно Киева: он будто бы
взят Петлюрой - в соединении с поляками и Деникиным.
(Вот что я заметила относительно природы 4слуха~ вооб­
ще. Во всяком слухе есть смешение данного с должным.
Бывают слухи очень неверные, - с громадным преобладани­
ем должного над данным, - не верны они, значит, фактичес­
ки, и тем не менее очень поучительны. Для умеющего учить­
ся, конечно. Вот и теперь, Киев. Может быть, его должно бы
1 ЗамечатедЫIЫЙ и очень известный писатель.
42

взять соединение Петлюры, поляков и Деникина. А как дан­
ного - такового соединения и не существует, может быть,
если Киев и взят.)
Большевики признались, что Киев окружен с 3-х сторон.
Только сегодня (26-ro августа) признались, что ~противник
(какой? кто?) занял Одессу•. (Одесса взята около месяца
тому назад.)
Ах, да что эти южные ~взятия•. И мы - Россия, и боль­
шевики - наши завоеватели в этом пункте единомысленны:
занятие южных городов ~белыми• нисколько не колеблет
центральную власть и само по себе не твердо, не оконча­
тельно. Не удивлюсь, если тот же Киев сто раз еще будет
взят обратно.
*
*
*
Хамье отьевшееся, глубоко аполитичное и беспринципное
(с одним непотрясаемым принципом - частной собственнос­
ти) спешит ~до переворота• реализовать нахваченные пуды
грязной бумаги ~ленинок•, скупая все, что может. У нас. В
каждом случае учитывая, конечно, степень нужды, прижимая
наиболее голодных. Помещают свои ленники, как в банке, в
бриллианты, меха, мебель, книги, фарфор, - во что угодно.
Это очень рассудительно.
Лупарожего А-ва с нашего двора, ражего детину из шофе­
ров, который для жены купил мой парижекий мех, - сцапа­
ли. Спекульнул со спиртом на 2lh миллиона. Ловко.
А чем лучше Гржебин? Только вот не попался, и ему
покровительствует Горький. Но жена Горького (вторая - на­
стоящая ero жена где-то в Москве), бывшая актриса, теперь
комиссарта всех российских театров, уже сколотила себе
деньжат... это ни для кого не тайна. Очень любопытный тип
эта дама-коммунистка. Каботинка до мозга костей, истерич­
ка, довольно красивая, хотя sur le retourt, - она занималась
прежде чем угодно, только не политикой. При наличии вла­
сти большевиков сам Горький держался как-то невыясненно,
неопределенно.
Помню, как в ноябре 17 года я сама лично кричала Горь­
кому (в последний раз, кажется, видела его тогда): ~... А
ваша-то собственная совесть что вам говорит? Ваша внут­
ренняя человеческая совесть?• - а он, на просьбы хлопо­
тать перед большевиками о сидящих в крепости министрах,
1 увядающая (фр.).
43

только лаял глухо: «Я с этими мерзавцами... и говорить...
не могу».
Пока для Горького большевики, при случае, были «мер­
завцами» - выжидала и Мария Федоровна. Но это длилось
недолго. И теперь - о, теперь она «коммунистка» душой и
телом. В роль комиссарши, - министра всех театрально-ху­
дожественных дел, -она «вошла», как прежде входила в роль
на сцене, в других пьесах. Иногда художественная мера из­
меняет ей, и она сбивается на роль уже не министерши, а
как будто императрицы (ей- Богу, настоящая <<Мария Федо­
ровна» - восклицал кто-то в эстетическом восхищении). У
нее два автомобиля, она ежедневно приезжает в свое мини­
стерство, в захваченный особняк на Литейном, - «К приему~.
Приема ждут часами и артисты, и писатели, и художники.
Она не торопится. Один раз, когда художник с большим
именем, Д-ский, после долгого ожидания удостоился, нако­
нец, впуска в министерский кабинет, он застал комиссарту
очень занятой... с сапожником. Она никак не могла растолко­
вать этому противному сапожнику, какой ей хочется каблу­
чок. И с чисто королевской, милой очаровательностью вскрик­
нула, увидев Д-ского: «Ах, вот и художник. Ну, нарисуйте
же мне каблучок к моим ботинкам!»
Не знаю уж, воспользовался ли Д-ский «случаем>> и по­
пал или нет «В милость». Человек «придворной складки»,
конечно, воспользовался бы.
Теперь, вот в эти дни, у всех почему-то на устах одно
слово: «переворот». У людей «того» лагеря, не нашего -тоже.
И спешат что-то «успеть до переворота». Спекулянты - ре­
ализовать ленинки, причастные к «властям» - как-то «зару­
читься» (это ходячий термин).
Спешит и Мария Федоровна А<ндрее>ва. На днях А<лек­
син>ский, зайдя по делу к Горькому, застал у М. Ф. совсем
неожиданный «салон»: человек 15 самой белогвардейской
породы - П. К. и т. д. Говорят о перевороте, и комиссарта
уже играет на этой сцене совсем другую роль: роль «урож­
денной Желябужской». Вот и «заручилась» на случай пере­
ворота. Как не защитят ее гости- «своего поля ягоду», урож­
денную Желябужскую?
Недаром, однако, были слухи, что прямолинейный Пе­
терс, наш «беспощадный», в раже коммунистической «чист­
ки» метил арестовать всю компанию: и комиссаршу, и Горь­
кого, и Гржебина, и Тихонова... Да широко махнул. В Киев
услали.
44

Киев если не взят, то, кажется, будет взят. Понять, вооб­
ще, ничего нельзя. Псков большевики тогда же взяли - тор­
жествовали довольно. Однако Зиновьев опять объявляет -
мы, мол, накануне цинического выступления англичан ...
Вы так боитесь, товарищ Зиновьев? Не слишком ли боль­
шие глаза у вашего страха? У моей надежды они гораздо
меньше.
*
*
*
Атмосфера уверенности в перевороте, которую я недавно
отметила, ее температура (говорю о чисто кожном ощуще­
нии) за последние дни и как будто тоже без всяких причин­
сильно понизились. Какая это странная вещь!
Разбираясь, откуда она могла взяться, я вот какое предпо­
лагаю объяснение: вероятно, был, опять ставился, вопрос о
вмешательстве. Реально так или иначе снова поднимался. И
это передалось через воздух. Только это могло родить такую
всеобщую надежду, ибо: все мы здесь, сверху донизу, до пос­
леднего мальчишки, знаем (и большевики тоже), что сейчас
одно лишь так называемое •вмешательство» может быть толч­
ком, изменяющим наше положение.
Вмешательство. 4Вмешательство во внутренние дела Рос­
сии». Мы хохочем до слез, - истерических, трагических, прав­
да, - когда читаем эту фразу в большевицких газетах. И боль­
шевики хохочут - над Европой,
-
когда пишут эти слова.
Знают, каких она слов боится. Они и не скрывают, что рас­
считывают на старость, глухоту, слепоту Европы, на страх ее
перед традиционными словами.
В самом деле, каким 4Вмешательством» в какие 4внутрен­
ние дела» какой 4России» была бы стрельба нескольких ан­
глийских крейсеров по Кронштадту? Матросы, скучающие,
что 4Никто их не берет», сдались бы мгновенно, а петербург­
ские большевики убежали бы еще раньше. (У них автомоби­
ли всегда наготове.) Но конечно, все это лишь в том случае,
если бы несомненно было, что стреляют 4англичане», 4союз­
ники». (Так знают все, что самый легкий толчок 4Оттуда» -
дело решающее.)
О, эта пресловутая 4Интервенция!» Хоть бы раньше, чем
произносить это слово, европейцы любопытствовали взгля­
нуть, что происходит с Россией. А происходит, приблизи­
тельно, то, что было после битвы при Калке: татаре положи­
ли на русских доски, сели на доски - и пируют. Не ясно ли,
что свободным, не связанным еще, - надо (и легко) столк-
45

нуть татар с досок? И отнюдь, отнюдь не из ~сострадания• -
а в собственных интересах, самых насущных. Ибо эти новые
татаре такого сорта, что чем дольше они пируют, тем грознее
опасность для соседей попасть под те же доски.
Но, видно, и соседей наших, и Антанту Бог наказал -
разум отнял. Даже просто здравый смысл. До сих пор они
называют этот необходимый, и такой нетрудный, внешний
толчок, жест самосохранения - ~вмешательством во внутрен­
ние дела России•.
Когда рассеется это марево? Не слишком ли поздно?
*
*
*
Вот мое соображение, сегодняшнее (2 августа), некий мой
прогноз: если в течение ближайших недель не произойдет
резко положительных фактов, указующих на вмешательство, -
дело можно считать конченным. Т. е. это будет уже факт не­
вмешательства. Как выльется большевицкая зима? Трудно во­
образить себе наше внутреннее положение - оставим эту сто­
рону. С внешней же думаю: к январю или раньше возможно
соглашение большевиков с соседями (~торговые сношения• ).
С Финляндией, со Швецией и, может быть (да, да!), с самой
Антантой (снятие блокады). Я ничего не знаю, но вероятия
большие...
Учесть последствия этого невозможно, однако в общих
чертах они для нас, отсюда, очень ясны. Первый результат -
усиление и укрепление красной армии. Ведь все, что получат
большевики из Европы (причем глупой Европе они ничего
не дадут - у них нет ничего),
-
все это пойдет комиссарам
и красной армии. Ни одна кроха не достанется населению
(да на что большевикам - население?). Пожалуй, красноар­
мейцы будут спекулировать на излишках, - только.
Слабое место большевиков - возможность голодных бун­
тов в армии. Это будет устранено...
Пусть совершается несчастие: мне не жаль Англии; что
же, если она сама будет вооружать и кормить противника?
Европа получит по делам своим.
*
*
*
Ленин живет в Кремле, в ~кавалерском доме>> (бывшем
прислужьем) в двух комнатках; рядом, в таких же, - Бонч 1 •
1 Бонч-Бруевич, старый партийный большевик, друг Ленина. ЗанимаJtся
когда-то исследованием сектаtrтства.
46

Между ними проломили дверь, т. е. просто дыру, какая еще
там дверь. И кто удостаивается деловой аудиенции у Бонча -
видит и Ленина. Только что рассказывал такой удостоивший­
ся после долгих церемоний: сидит Ленин с компрессом на
горле, кислый; оттого ли что горло болит, или от дел непри­
ятных - неизвестно.
Главный Совдеп московский - в генерал-губернаторском
доме, но приемпая в швейцарской. Там стоит, на голом сто­
ле, бутылка, в бутылке свечка.
В Москве зимой не будет ~ни одного полена, даже для
Ленина•, уверял нас один здешний ~приспособившийся• ев­
рей (не большевик), заведующий у них топливом.
Кстати, он же рассказал, что, живя вблизи Петрапавлов­
ской крепости, слышит по ночам бесконечные расстрелы.
~мне кажется иногда, что я схожу с ума. И думаю: нет, уж
лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас•.
Одинаково расстреливают и женщин.
*
*
*
Электричество - 4 часа в сутки, от 8-12 (т. е. S-9 час.
вечера). Ночи темные-темные.
Вчера (14 ст. ст.) была нежная осенняя погода. В саду
пахло землей и тихой прудовой водой. Сегодня - дождь.
*
*
*
Ожидаются новые обыски. Вещевые, для армии. Обещают
брать все, до занавесей и мебельной обивки включительно.
*
*
*
Сегодня (30 авг<уста> нов. стиля)- теплый, влажный день.
С утра часов до 2-3
-
далекая канонада. Опять, вероятно,
вялые английские шалости. Vu et coonnuJI В московской газе­
те довольно паническая статья ~Теперь или никогда•. Опять
об ~окровавленной морде>> Антанты, собирающейся будто бы
лезть на Петербург. Новых фактов - никаких. Букет старых.
Здешняя наша ~правда>> - прорвалась правдай (это слу­
чается). Делаю вырезку с пометкой числа и года (30 августа
19 г. СПб.) и кладу в дневник. Пусть лежит на память.
Вот эта вырезка дословно, с орфографией:
Рабочая масса к большевизму относится несочувственно и
когда приезжает оратор или созывается общее собрание, т т.
1 Знакомо и видсtюl (фр.).
47

рабочие прячутся по углам и всячески отлынивают. Такое отно­
шение очень прискорбно. Пора одуматься.
ЧЕРЕХОВИЧ
ОТДЕЛ НЕДВИЖИМЫХ ИМУЩЕСТВ
АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОГО РАЙОНА
Настроение ~пахнет белогвардейским духом~. Из 150 служа­
щих всего только 7 человек в коллективе (2 коммуниста, 3 кан­
дидата и 2 сочувствующих). Все старания nривлекать nублику в
нашу партию безрезультатны.
14-я Государств. тиnография. ПЕТРОГРАД.
Весьма характерный ~прорыв•. Достанется за него завтра
кому следует. Бедный ~ Черехович• неизвестный. Угораздило
его на такие откровенности пуститься.
Положим, это все знают, но писать об этом в большевиц­
кой газете - непорядок. Ведь это же правда
-
а не <<Правда•.
*
*
*
Опять где-то стреляют, целыми днями. Должно быть, сами
же большевики и куда-нибудь палят зря, с испугу. В газете
статья ~совершим чудо!~, т. е. ~дадим отпор Антанте•.
Прибыл ~сам• Троцкий- Бронштейн. Много бытовых под­
робностей о грабежах, грязи и воровстве - но нет сил запи­
сывать.
В общем, несмотря на периодическую глухую орудийную
стрельбу, - все то же, и вид города все тот же: по улицам,
заросшим травой, в ямах, идут испитые люди с котомками и
саквояжами, а иногда, клубясь вонючим синим дымом, про­
тарахтит большевицкий автомобиль.
*
*
*
Нет, видно, ясны большевицкие небеса. Мария Федоров­
на (каботинка, ~жена• Горького) - не только перестала ~за­
ручаться•, но даже внезапно сделалась уже не одним ми­
нистром ~всех театров•, но также и министром <<торговли
и промышленности•. Объявила сегодня об этом запросто
И<вану> И<ванови>чу <Манухину>. Положим, нехлопот­
но: ~промышленности• никакой нет, а торгуют все чем ни
попадя, и министру надо лишь этих всех ~разгонять• (или
хоть делать вид).
48

*
*
*
Будто бы арестовали в виде заложников Станиславского и
Немировича1 • Маловероятно, хотя Лилина (жена Станиславско­
го) и Качалов - иrрают в Харькове и, говорят, очень радостно
встретили Деникина. Были слухи, что Станиславский бывает в
Кремле, как придворный увеселитель нового самодержца - Ле­
нина, однако и этому я не очень верю. Мы так мало знаем о Москве.
*
*
*
Из Москвы приехал наш •единственный~ - Х. Очень
забавно рассказывал обо всем. (Станиславского выпустили.)
Но вот прелесть - это наш интернациональный хлыщ
-
Луначарский. Живет он в сиянии славы и роскоши, эдаким
неразвенчанным Хлестаковым. Занимает, благодаря физичес­
кому устранению конкурентов, место единственного и перво­
го •писателя земли русской~. Недаром •Фауста~ написал. Гете
написал немецкого, старого, а Луначарский - русского, ново­
го, и уж, конечно, лучшего, ибо •рабочего~.
Официальное положение Луначарского дозволяет ему цир­
кулярами призывать к себе уцелевших критиков, которым он
жадно и долго читает свои поэмы. Притом безбоязненно: зна­
ет, что они, бедняги, словечка против не скажут - только и
моrут, что хвалить. Не очень-то накритикуешь, явившись на
литературное чтение по приказу начальства. Будь газеты,
Луначарский, верно, заказывал бы и статьи о себе.
До этого не доходили и писатели самые высокопоставлен­
ные, вроде великого князя К. Р. (Константина Романова), ува­
жая все-таки закон внутренний - литературной свободы. Но
для Луначарского нет и этих законов. Да и в самом деле: он
устал быть •в н е~ литературы. Большевицкие штыки позво­
ляют ему если не быть, то казаться в самом сердце русской
литературы. И он упустит такой случай?
Устроил себе, в здании литературного (всероссийского) комис­
сара, и •дворец искусств~. Новую свою •цыпочку~. красивую Р.,
поставил... комиссаром над всеми цирками. Придумал это потому,
что она вообще малограмотна, а любит только лошадей. (Старые
жены министров большевицких чаще всего - отставлены. Даны
им различные места, чтоб заняты были, а министры берут себе
•цыпочек~. которым уже дают места поближе и поважнее.)
У Луначарского, в бытность его в Петербурге, уже была
местная •цыпочка~. какая-то актриска из кафешантана. И
1 Директор известного Художсствешюrо театра в Москве.
49
4 Зинаида Гиппиус, т. 9

вдруг (рассказывает Х.) - является, теперь в Москву
-
с
ребеночком. Но министр искусств не потерялся, тотчас отку­
пился, ассигновав ей из народных сумм полтора миллиона
(по-царски, знай наших!) - ~на детский театр•.
*
*
*
Сегодня, 2 сентября нов. ст. во вторник, записываю про­
zноз Дмитрия, его ~пророчества•, притом с его согласия -
так он в них уверен.
Никакого наступления ни со стороны англичан, ни с дру­
гих сторон, Финляндии, Эстляндии и т. п. - не будет,
ни в ближайшие, ни в дальнейшие дни. Где-нибудь, кто­
нибудь, возможно, еще постреляет - но и только.
Определенного примирения с большевиками у Европы
тоже не будет. Все останется приблизительно в таком же
положении, как сейчас. Выдержит ли Европа строгую блока­
ду - неизвестно; будет, однако, еще пытаться.
Дени1Шн обязательно провалится.
Затем Дмитрий дальше пророчествует, уже о будущем годе,
после этой зимы, в продолжение которой большевики сильно
укрепятся... но я пока этого не записываю, лучше потом.
Дмитрий почему-то объявил, что ~вот этот вторник был
решающим•. (Уж не Троцкий ли загипнотизировал его свои­
ми ~красными башкирами• ?)
Эти ~пророчества• - в сущности, то, что мы все знаем,
но не хотим знать, не должны и не можем говорить даже
себе... если не хотим сейчас же умереть. Физически нельзя
продолжать эту жизнь без постоянной надежды. В нас гово­
рит праведный инстинкт жизни, когда мы стараемся не те­
рять надежду.
На Деникина, впрочем, никто почти не надеется, несмотря
на его, казалось бы, колоссальные успехи, на все эти Харько­
вы, Орлы, на Мамонтова и т. д. Слишком мы здесь зрячи,
слишком все знаем изнутри, чтобы не видеть, что ни к чему,
кроме ухудшения нашего положения, не поведут наши •бе­
лые генералы•, старые русские ~остатки•, - даже если они
будут честно и определенно поддержаны Европой. А что у
Европы нет прямой честности - мы видим.
*
*
*
Опять пачками аресты. Опять те же - Изгоев, Вера Гл<е­
бовна> и пр., самые бессмысленные. Плюс еще всякие англича­
не. Стрельбы нет.
50

*
*
*
Арестовали двух детей, 7 и 8 лет. Мать отправили на ра­
боты, отца неизвестно куда, а их, детей, в Гатчинский арест­
ный приют. Это такая детская тюрьма, со всеми тюремными
прелестями, •советские дети ue для ииостраицев», как мы
говорим. Да, уж в этот приют •европейскую делегацию» не
пустят (как, впрочем, и ни в какой другой приют, для этого
есть один или два •образцовых», т. е. чисто декорационных).
Тетка арестованных детей (ее еще не арестовали) всюду
ездит, хлопочет об освобождении - напрасно. Была в Гатчине,
видела их там. Плачет: голодные, говорит, оборванные, во вшах.
Любопытная это вообще штука - •красные дети». Боль­
шевики вовсю решили их для себя •использовать». Ни на
что не налепили столь пышной вывески, как на несчастных
совдепских детей. Нет таких громких слов, каких не произ­
носили бы большевики тут, выхваляя себя. Мы-то знаем им
цену и только тихо удивляемся, что есть в •Европах» дура­
ки, которые им верят.
Бесплатное питание. Это матери, едва стоящие на ногах,
должны водить детей в •общественные столовые», где дают
ребенку тарелку воды, часто недокипяченной, с одиноко пла­
вающим листом чего-то. Это посылаемые в школы •жмыхи»,
из-за которых дети дерутся, как звереныши.
Всеобщее бесплатное обучение. Приюты. Школы.
Много бы могла я тут рассказать, ибо имею ежедиевиую
самую деталъиую информацию uзuympu. Но я ограничусь
выводом: это целое поколение русское, погибшее, духовно и
телесно. Счастье для тех, кто не выживет...
Кстати, недавно Горький •лаял» в интимном кругу, что
•черт знает, что в школах делается ... ». И действительно, сред­
няя школа, преобразованная в одну •нормальную» советскую
школу, т. е. заведение для обоих полов, сделалась странным
заведением... Женские гимназии, институты соединили с ка­
детскими корпусами, туда же подбавили 14-15-летних маль­
цов прямо с улицы, всего повидавших... В гимназиях, по сло­
вам Горького тоже, есть уже беременные девочки 4-го класса...
В <<этом» красным детям дается полная •свобода». Но в ос­
тальном требуется самое строгое •коммунистическое» воспи­
тание. Уже с девяти лет мальчика выпускают говорить на
митингах, учат •агитации» и защите советской власти. (Оче­
видно, более способных подготавливают к действию в Чрез­
вычайке. Берут на обыски - это •практические» занятия.) Но
довольно, довольно. Об этом будет время вспомнить...
51
4*

*
*
*
Как это англичане терпят? Даже на них не похоже. Они
как будто потеряли всякое понятие национальной чести. Вот:
большевики забрали английское посольство, вещи присвои­
ли, сидит там Горький в виде оценщика-старьевщика, запи­
сывает •приобретенное•.
*
*
*
И все-таки англичанам верят. Сегодня упорные слухи, что
англичане взяли Толбухинекий маяк и тралят мины.
Как бы не так!
*
*
*
Киев взят почти наверно - по большевицким же газетам.
Но какое это имеет значение?
Третий обыск, с Божьей помощью. Я уже писала, что если
не гаснет вечером электричество - значит, обыски в этом
районе. В первую ночь, на 5 сентября, была, очевидно, про­
ба. На 6-е, вечером, у нас сидел И. И. Около 12 часов- шум
со двора. Пришли. И. И. скорее убежал туда.
Всю ночь ходили по квартирам, всю ночь с ними И. И.
(Поразительно, в эту ночь почти все дома громадного района
были обысканы. В одну ночь. По всей нашей улице, беско­
нечно длинной, - часовые.)
Я сидела до 4-х часов ночи. Потом так устала, что легла,
черт с ними, встану. На минуту уснула - явились.
Во:йдя в свою рабочую комнату, увидела субъекта, пыхаю­
щего махоркой и роющегося в ящиках с моими рукописями.
Засунуть пакеты назад не может. Рвет.
-
Дайте я вам помогу, - говорю я.
-
И лучше я сама вам
все покажу. А то вы у меня все спутаете.
Махнул рукой:
-
Тут все бумаги...
С ними, на этот раз, •барышня• в белой шляпке, негри­
тянского типа. Она как-то стеснялась. И когда Дмитрий ска­
зал: •Открыть вам этот ящик? Видите, это мои чернови­
ки... •
-
барышня-сыщица потянула сыщика-рабочего за рукав:
•Не надо... •
-Да вы чего ищите? - спрашиваю.
Новый жандарм заученным тоном ответил:
-
Денег. Антисоветской литературы. Оружия.
Вещей они пока не забирали. Говорят, теперь будет другая
серия.
52

Странное чувство стыда, такое жrучее, - не за себя, а за
этих несчастных новых сыщиков с махоркой, с исканием •де­
нег!), беспомощных в своей подлости и презрительно жалких.
*
*
*
А рядом всякие бурные романтические истории (у сытых):
Т. изгнал свою жену из •Всемирной литературы!) (а также
из своей квартиры). Она перекочевала к Горькому, который
усыпал ее бриллиантами (? за что купила, за то и продаю, за
точность не ручаюсь). И теперь лизуны, вроде Х. У. Z, не
знают, чью пятку лизать: Т<ихоно>ва, отставной жены или
Марии Федоровны.
*
*
*
Аресты и обыски.
*
*
*
Сегодня 8 сентября. Положение то же, что было и неделю
тому назад, - если не хуже: слухи о •мирных переговорах!)
с Эстляндией и Финляндией. (Что это еще за новое, неслы­
ханное, умопомешательство? Как будто большевики моrут с
кем-нибудь •договориться• и договор исполпять?)
С 10-го сентября я считаю дело конченным - в смысле
большевицкой зимы. Она делается фактом. Не представима
она до такой степени, что самые трезвые люди все-таки еще
цепляются за какие-то надежды.
Но зима эта - факт.
*
*
*
Всеобщая погоня за дровами, пайками, прошения о невееле­
нии в квартиры, извороты с фунтом керосина и т. д. Блок, гово­
рят (лично я с ним не сообщаюсь), даже болен от страха, что к
нему в кабинет вселят красноармейцев. Жаль, если не вселят.
Ему бы следовало их целых •12!). Ведь это же, по его поэме,
12 апостолов, и впереди них •в венке из роз идет Христос!).
Х. вывернулся. Получил вагон дров и устраивает с Горь­
ким •дом искусств!).
Вот два писателя (первоклассные из непримиримых) в
приемной комиссариата нар<одного> просвещения. Комис­
сар К. - любезен. Обещает: <<Мы вам дадим дрова; кладби­
щенские; мы березы с могил вырубаем - хорошие березы!).
(А возможно, что и кресты, кстати, вырубят. Дерево даже
суше, а на что же кресты?)
53

К И. И. тоже •вселяют». Ему надо защитить свой рентге­
новский кабинет. Бросился он в новую •комиссию по вселе­
нию•. Рассказывает: •Видал, кажется, Совдепы всякие, но
таких архаровцев не видал. Рыжие, всклокоченные, председа­
телЪ с неизвестным акцентом, у одного на носу волчанка,
баба в награбленной одежде... •Мы
-
шестерка•, -а всех 12
сидят. Самого Кокка (начальник по вселению, национальность
таинственна) - нету. •Что? Кабинет? Какой кабинет? Какой
ученый? Что-то не слыхали. Книги пишете? А в •Правде•
не пишете? Верно, с буржуями возитесь. Ничего, ничего. Вот
мы вам пришлем товарищей исследовать, какой такой рент­
ген, какой такой ученый•.
Бедный И. И. кубарем оттуда выкатился. Ждет теперь
•товарищей•-исследователей.
*
*
*
Пусть убивают нас, губят Россию (и себя, в конечном сче­
те) невежественные, непонимающие европейцы, вроде англи­
чан. Но как могут распоряжаться нами откормленные русские
эмигранты, разные •представители• пустых мест, несуществу­
ющие •делегации• и т. д.? Когда к нам глухо доносятся голо­
са зарубежников, когда здешние наши палачи злорадно под­
хватьшают эмигрантские свары и заявления - с одной стороны,
всяких большевиствующих тупиц о невмешательстве, с дру­
гой - безумные •непризнания независимости Финляндии• (??)
каких-то самоявленных русских парижских •послов• - старо­
режимников, - мы здесь скрежещем зубами, сжимаем кулаки.
О, если б не тряпка во рту, как мы крикнули бы им: •Что вы
делаете, идиоты? Кто вам дал право распоряжаться нами и
Россией? России нет сейчас, а поскольку есть она, мы Россия,
мы, а не вы. Как вы смеете от лица неизвестной вам, забытой
России, для вас уж наверно не существующей, -что-то •при­
знавать•, чего-то •не признавать•, распоряжаться нашей судь­
бой, нашей жизнью, сами сидя в безопасности?•
Впрочем, все они были бы только смешны и глупы, если
бы глупость не смешивалась с кровью. Кровавая глупость.
Ладно, в свое время за нее ответят.
Отдельные русские голоса за рубежом, трезвые, - слабы
и не имеют значения. Трезвы только недавно бежавшие. Они
еще чувствуют Россию, реальное ее положение. А для тех -
точно ничего не случилось. Не понимают, между прочим, что
и все их партии - уже фикция, туман прошлого, что ничего
этого уже нет безвозвратно.
54

А здесь... Эстляндия 15-го начинает ~мирные переговоры~.
сегодня Чичерин предлагает их всем окраинам, с Финлянди­
ей во главе, конечно. Англия и ~шалости~ прекратила.
Не ясно ли, что после этого...
*
*
*
Сегодня понедельник 15 (2) сентября. Жду, что в вечер­
ней ихней тряпке будет очередной клик об очередных побе­
дах и ~устрашенной~ Финляндии, склоняющейся к самоубий­
ству (мирным переговорам). Ведь ~мир~ с большевиками
согласие на самоубийство или на разложение заживо.
*
*
*
24 (11) сентября. - Вчера объявление о 67 расстрелян­
ных в Москве (профессора, общественные деятели, женщи­
ны). Сегодня о 29 - здесь. О мирных переговорах с Эстлян­
дией, прерванных, но готовящихся будто бы возобновиться, -
ничего не знаем, не понимаем, не можем - и нельзя
-
ничего
себе представить. Деникин взял, после Киева, Курск. Троц­
кий гремит о победах. Ощущение тьмы и ямы. Тихого умо­
помешательства.
*
*
*
Масло подбирается уже к 1000 р. за фунт. Остальное
соответственно. У нас нет более ничего. Да и нигде ничего.
И. И. уже ~продался~ тоже Гржебину - писать брошюры.
Недавно такая была картина: у меня сидела торговка, скупа­
ющая за гроши нашу одежду. И. И. прислал сверху, с сест­
рой, свои туфли старые, галстуки, еще что-то, чуть не пид­
жак последний. А в это же время к нему, И. И., приехал
Горький (пользоваться рентгеном И. И.). Вызвал, кстати,
фактора своего, Гржебина (он в нашем доме живет). Тот при­
бежал. Принес каких-то китайских божков и акварельный
альбом - достал по поручению. Горький купил за 1О тысяч.
Эта сделка наверху, в квартире И. И., была удачнее нижней:
вещи И. И., которые он послал продавать, - погибли у тор­
говки вместе с моими. Торговка ведь берет без денег. А когда
через несколько дней И. И. послал сестру к ней за деньгами -
там оказалась засада, торговки нет, вещей нет, чуть и сестру
не арестовали.
Опять выключили телефоны. Через 2 дня пробую - снова
звонят. Постановили закрыть все заводы. Аптеки пусты. Ни
одного лекарства.
55

(Какой шум у меня в голове. Странное состояние. Физи­
ческое или нравственное - не могу понять. Петр Верховенс­
кий у Достоевского - как верно о ~равенстве в рабстве•. И
смерть. Да именно - механика смерти.)
"'
"'
"'
Говорят (в ихней газете), что умер Леонид Андреев, у себя
в Финляндии. Он не испытал нашего. Но он понимал прав­
ду. За это ему вечное уважение.
Х. и Горький остались. Процветают.
"'
"'
"'
В литературную столовую пришла барышня. Спрашивает
у заведующей: не здесь ли Дейч (старик, плехановец)? Та
говорит: его еще нету. Барышня просит указать его, когда
придет; мне, мол, его очень нужно. И ждет. Когда старец
приплелся (он едва ходит) - заведующая указывает: вот он.
Барышня к нему - ордер: вы арестованы. Все растерялись.
Старик просит, чтобы ему хоть пообедать дали. Барышня
любезно соглашается...
Изгоев и Потресов сидят на Шпалерной, в одной камере.
Из объяснений в газете, за что расстреляны: ~ ... Чехов­
ской, б. дворянин, поляк, был против коммунистов, угрожал
последним отплатить, когда придут белые... ' > N!! его 28.
Холодно, сыро. У нас пока ни полена, только утром в кухню.
"'
"'
"'
Лианозово-Маргульевское правительство, ~сев.-Западное•, -
полная загадка. Большевики издеваются, ликуют. К чему эта
жалкая ерунда?
Большевицкиеденьги почти не ходят вне городской черты. Ско­
ро и здесь превратятся в грязную бумагу. Чистая стоит дороже.
Небывалый абсурд происходящего. Такой, что никакая
человечность с ним не справляется. Никакое воображение.
11 окт<ября> (28 сент<ября>).
-
После нашей недавней
личной неудачи (объясню как-нибудь потом) 1 писать психо­
логически невозможно; да и просто нечего. Исчезло ощуще­
ние связи событий среди этой трагической нелепости. Боль­
шевицкие деньги падают с головокружительной быстротой,
их отвергают даже в пригородах. Здесь - черный хлеб с со-
1 Мы пытались организовать побег на Режицу - Ригу. Это не вышло,
как не удаJIИСь десятки еще других планов nобега!
56

ломай уже 180-200 р. фунт. Молоко давно 50 р. кружка (по
случаю). Или больше? Не уловишь, цены растут буквально
всякий час. Да и нет ничего.
Когда сих• в Москве взорвало (очень ловкий был взрыв,
хотя по последствиям незначительный, убило всего несколь­
ко не главных да оглушило Нахамкиса) - мы думали, нач­
нется кубический террор; но они как-то струсили и сверх
своих обычных расстрелов не забуйствовали. Мы так давно
живем среди потока слов (официальных) - сраздавиты·, сдо­
душиты, •истребить•, сразнести•, суничтожиты, ~залить
кровью•, 4Заколотить в могилу• и т. д. и т. д., что каждо­
дневное печатное повторение непечатной ругани - уже не дей­
ствует, кажется старческим шамканьем. Теперь заклинанья
4додавиты и ~разгромит» направлены на Деникина, ибо он
после Курска взял Воронеж (и Орел - по слухам).
Абсурдно-преступное поведение Антанты (Англии?) продол­
жается. На свою же голову, конечно, да нам от этого не леrче.
Понять по-прежнему ничего нельзя. Уж будто бы целых
три самостийных пуговицы, Литва, Латвия и Эстляндия,
объявили согласие 4Мирно переговариваться• с большеви­
ками. Хотят, однако, не нормального мира, а какого-то по­
лубрестского, с енейтральными зонами• (опять абсурд). Тут
же путается германский Гольц, и тут же кучка каких-то
4белых• (??) ведет безнадежную борьбу у Луrи. Кошмар.
*
*
*
Все меньше у них автомобилей. Иногда дни проходят -
не прогремит ни один.
Закрыли заводы, выкинули 10 000 рабочих. Льготы -
месяц. Рабочие покорились, как всегда. Они не думают впе­
ред (я приметила эту черту некультурных ~масс•) - льгот­
ный месяц на то и дается. Уедут по деревням. ( 4 Чего там,
что еще будет через месяц, а пока - езжай до дому•.) Здесь
большевики организовали принудительную запись в свою
партию (не всегда закрывают принудительность даже легким
флером). Снарядили, как они выражаются, 4Пару тысяч ком­
мунистов на южный фронт•, чтобы счерез какую-нибудь пару
недел» догромить Деникина. (Это не я сближаю эти спары•,
это так точно пишут наши ~советские• журналисты.)
*
*
*
15 (2) о1СmЯбря. - Ну вот, и в четвертый раз высекли, гово­
рит Дмитрий в 5 часов утра, после вчерашнего, нового обыска.
57

Я с убеждением возражаю, что это неверно; что это опять
rоrолевская унтер-офицерская вдова 4сама себя высекла•.
Очень хороша была плотная баба в белой кофте, с засу­
ченными рукава.м.и и с басом (несомненная прачка), рывшая­
ся в письменном столе Дмитрия. Она вынимала из конвер­
тов какие-то письма, какие-то заметки.
-
А мне желательно иету тилиграмму прочесть...
Стала, приrлядываясь и бормоча, разбирать старую теле-
грамму из кинематографа, кажется.
Друrая баба, понежнее, спрашивала у меня 4Стремянку•.
-
Что это? Какую?
-
Ну лестницу, что ли... На печку посмотреть.
Я тихо ее убедила, что на печку такой вышины очень
трудно влезть, что никакой у нас 4Стремянки• нет, и никто
туда никогда и не лазил. Послушалась.
У меня в кабинете так постояли, даже столов не открыли.
Со мной поздаровался испитой малый и 4ручку поцеловал•.
Глядь - это Гессерих, один из 4Коренных мерзавцев нашеrо
дома•, или, по совести, 4Комернадов•. В прошлый обыск он
еще скакал по лестницам, скрываясь, как дезертир и т. д., а
нынче уже руководит обыском, как член Чрезвычайки. Их,
корменадов, несколько; rлава, конечно, Гржебин. Остальные
простецкие (двое - сидят), Гессерих одно время и жил у
Гржебина.
Потолкались - ушли. Опять придут.
Сегодня - грозные меры: выключаются все телефоны, зак­
рываются все театры, все лавчонки (если уцелели), не выхо­
дитьпосле8ч.вечераит.д.Деловтом,чтовотуж4дня
идет наступление белых с Ямбурrа. Не хочу, не моrу и не буду
записывать всех слухов об этом, а ровно ничеrо кроме слухов,
самых обрывочных, у нас нет. Вот, впрочем, один, наиболее
скромный и постоянный слух: какие 4белые• и какой у них
план - неизвестно, но они хотели закрепиться в Луrе и Гатчи­
не к 20-му и ждать (чеrо? тоже неизвестно). Однако красноар­
мейцы сразу так побежали, что белые растерялись, идут, идут
и не моrут их догнать. Взяв Луrу и Гатчину - взяли будто бы
уже и Ораниенбаум и взорвали мост на Ижоре.
Насчет Ораниенбаума слух нетвердый. Псков будто бы
взял фон-дер-Гольц (это совсем нетвердо).
На юrе Деникин взял Орел (признано большевиками) и
Мценск (не признано).
Мы rлядим с тупым удивлением на то, что происходит.
Что из этоrо выйдет? Ощущением, всей омозолившейся ду-
58

шой, мы склоняемся к тому, что ничего не выйдет. Одно разве
только: в буквальном смысле будем издыхать от голода, да
еще всех нас пошлют копать рвы и строить баррикады.
Красноармейцы действительно подрали от Ямбурга, как
зайцы, роя по пути картошку и пожирая ее сырую. Тут не
слухи. Тут свидетельства самих действующих сил. От кого
дерут - сказать не могут,
-
не знают. Прослышали о каких­
то <<танках~. лучше до греха домой.
Завтра приезжает •сам~ Бронштейн-Троцкий. Вдыхать доб­
лесть в бегущих.
Состояние большевиков - неизвестно. Будто бы не в пос­
ледней панике, считая это •налетом банд~. а что •сил нет~.
Самое ужасное, что они, вероятно, правы, что сил и нет,
если не подтыкано хоть завалящими регулярными нерусеки­
ми войсками, хоть фон-дер-Гольцем. Большевики уповают на
своих •красных башкир~ в расчете, что им - все равно, лишь
бы их откармливали и все позволяли. Их и откармливают, и
расчет опять верен.
Газеты - обычны, т. е. понять ничего нельзя абсолютно, а
слова те же - •додушить~. •раздавить~ и т. д.
(Черная книжка моя кончилась, но осталась еще корка -
в конце и в начале. Буду продолжать, как можно мельче, на
корке.)
<На корке>
16 окт<ября>(З), четв<ерz>. - Неужели снизойду до
повторения здесь таких слухов: англичане вплотную бомбар­
дируют Кронштадт. Взяли на Кр. Горке форт •Серая Лошадь~.
Взято Лигово.
Но вот почти наверно: взято Красное Село, Гатчина, кр<ас­
но>армейцы продолжают бежать.
В ночь сегодня мобилизуют всех рабочих, заводы (оставши­
еся) закрываются. Зиновьев вопит не своим голосом, чтоб •опом­
нились~. не драли и что •никаких танек нет~. Все равно дерут.
Оптимисты наши боятся слово сказать (чтоб не сглазить
событий), но не выдерживают, шепчут, задыхаясь: Финлян­
дия взяла Левашева... О, вздор, конечно. Т. е. вздор факти­
ческий, как данное; как должное - это истина. И если бы
выступила Финляндия ...
Все равно, душа молчит, перетерпела, замозолилась, изве­
рилась, разучилась надеяться. Но надеяться надо, надо, надо, -
иначе смерть.
59

Голод полнейший. Рынки расхвачены. Фунта хлеба сего­
дня не могли достать. Масло, когда еще было, - 1000-
1200 р. фунт.
*
*
*
26 (13) октября, вторник. - Рука не подымалась писать.
И теперь не подымается. Заставляю себя.
Вот две недели неописуемого кошмара. Троцкий дал при­
каз: ~гооть вперед красноармейцев• (так и напечатал ~гнать~),
а в Петербурге копать окопы и строить баррикады. Все ули­
цы перерыты, главным образом, центральные. Караванная,
например. Роют обыватели, схваченные силой. Воистину ас­
сирийское рабство. Уж как эти невольники роют - другое
дело. Не думаю, чтобы особенно крепки были правительствен­
ные баррикады, дойди дело до уличного боя.
Но в него никто не верил. Не могло до него дойти (ведь
если бы освободители .могли дойти до улиц Петрограда- на
них уже не было бы ни одного коммуниста).
Три дня, как большевики трубят о своих победах. Из фак­
тов знаем только: белые оставили Царское, Павловск и Кол­
пино. Почему оставили? Почему? Большевики их не прогна­
ли, это мы знаем. Почему они ушли - мы не знаем.
Гатчина и Кр<асное> Село еще заняты. Но если они уже
начали уходить ...
Большевики вывели свой крейсер ~Севастополь• на Неву
и стреляют с него в Лигово и вообще во все стороны науда­
чу. В частях города, близких к Неве, около площади Исаа­
кия, например, дома дрожали и стекла лопались от этой
умной бомбардировки близкого, но невидимого неприятеля.
Впрочем, два дня уж нет стрельбы. Под нашими окнами,
у входа в Таврический сад, - окоп, на углу,
-
пушка.
О том, что мы едим и сколько это стоит, - не пишу. Ложь,
которая нас окружает... тоже не пишу.
ЕСЛИ ОНИ НЕ МОГУТ ВЗЯТЬ ПЕТЕРБУРГА, - НЕ
МОГУТ, - ОНИ БЫ ДОЛЖНЫ ПОНИМАТЬ, ЧТО, ИДЯ
БЕССИЛЬНО, ОНИ УБИВАЮТ НЕВИННЫХ.
*
*
*
(Сбоtсу на полях). И тут эта неделя дифтеритного ужаса у
Л. К. Нельзя добыть доктора (а ведь она сама - врач)
-
наконец добыли, все это пешком, нельзя добыть сыворотки.
Как она пережила эту ночь? Теперь - последствия: начались
нарывы в горле...
60

4 ноября (22 окт<ября>), вторни-к. - Дрожа, пишу при
последнем свете мутного дня. Холод в комнатах туманит
мысли. В ушах непрерывный шум. Трудно. Хлеб - 300 р.
фунт. Продавать больше нечего.
Близкие надежды всех - рухнули. (Мои, далекие, оста­
лись.) Большевики в непрерывном ликовании. Уверяют, что
разбили белых совершенно и наступают во весь фронт. Вче­
ра будто бы отобрали и Гатчину. Мы ничего не знаем о боях,
но знаем: и Царское, и Гатчина - красные. Однако большеви­
ки вступают туда лишь через 6-12 часов после очищения их
белыми. Белые просто уходят (??).
Как дрожали большевики, что выступит Финляндия. Но
она недвижима.
Сумасшествие с баррикадами продолжается. Центр города
еще разрывают. Укрепили... цирк Чинизелли. На стройку бар­
рикад хватают и гонят всех, без различия пола и возраста,
устраивая облавы в трамваях и на квартирах. Да, этого еще
никогда не было: казенные баррикады. И, главное, ни к чему.
Эрмитаж и Публичную библиотеку- замораживают: топ­
лива нет.
Большевики, испугавшись, потеряли голову в эти дни: кое­
что роздали, кое-что увезли - сами не знают, что теперь будут
делать.
Уверяют, что и на юге их дела великолепны. Быть может.
Все может быть. Ведь мы ничего не знаем абсолютно.
Перевертываю книгу, там тоже есть, в начале, место на
переплете, на корке.
(Переверт.)
Ноябрь. - Надо кончить эту книжку и спрятать. Куда?
Посмотрим. Но хорошо, что она кончается. Кончился ка­
кой-то период. Идет новый, - на этот раз, действительно,
последний.
Наступление Юденича (что это было на самом деле, как
и почему - мы не знаем) для нас завершилось следующим:
буквально ~погнанные• вперед красноармейцы покатились за
уходящими белыми, и даже, раскатившись, заняли Гдов, ко­
торый не могли занять летом. Армия же Юденича совсем
куда-то пропала, словно· иголка. Что с ней случилось, зачем
она вдруг стала уходить от Петербурга (от самого города!
Разъезды белых были даже на Забалканском проспекте!),
когда большевики из себя вышли от страха, когда их авто­
мобили ночами пыхтели, готовые для бегства (один из них,
очень важный, пыхтел и сверкал под окнами моей столовой,
61

у нас во дворе его гараж), - не можем понять. Но факт на­
лицо: они-ушли!
Говорят, прибалтийцы закрыли границу, и армия Юденича
должна была переправляться в Финляндию. Ее особенно тру-'
сили большевики. Напрасно. Даже не шевельнулась.
Состояние Петербурга в данную минуту такое катастро­
фическое, какое, без этого преступного движения Юденича,
было бы еще месяца через три-четыре. К тому же ударили
ранние морозы, выпал снег. Дров нет ни у кого, и никто их
достать не может, В квартирах без различия ~классов• - от
4 тепла до 2 мороза. Мы закрыли мой кабинет. И Димин.
Закрываем столовую. И. И. живет с женой в одной только, -
ее, - комнате. И без прислуrи.
В коридоре прямо мороз. К 1 декабря совсем не будет
электричества. (Теперь мы во мраке полдня.) Закроют шко­
лы. И богадельни. Стариков куда? Топить ими, верно. О том,
чем мы питаемся со времени наступления, - не пишу, не
стоит, скучно. Просто почти ничего совсем нет. Есть еще кое­
что (даже дрова) у Гржебина; primo speculanto1 нашего дома.
А мелкую нашу сошку расстреляли: знаменитого Гессериха,
что сначала жил у Гржебина, потом прятался, как дезертир,
а потом приходил с обыском, как член Чрезвычайки. Да,
кажется, и Алябьева тоже.
А матерому пауку - Гржебину уж и Дима принужден
продаться - брошюры писать какие-то (??).
(Электричество погасло. Оно постоянно гаснет, когда и
горит. Зажгла лампу. Керосин на донышке.)
Собственно, гораздо благороднее теперь не писать. Потому
что общая мука жизни такова, что в писание о ней может
войти... тщеславие. Непонятно? Да, а вот мы понимаем. И
Розанов понял бы. (Несчастный, удивительный Розанов, умер­
ший в такой нищете. О нем вспомнят когда-нибудь. Одна его
история - целая историческая книга.)
Люди так жалки и страшны. Человек человеку - ворон. С
голодными и хищными глазами. Рвут падаль на улице равно
и одичавшие собаки, и воронье, и люди. Едут непроницае­
мые (какие-то нелюди) башкиры на мохнатых лошаденках и
заунывно воют, покачиваясь: Средняя Азия ...
Блестящи дела большевиков и на юге. Так ли блестящи,
как они говорят, - не знаю, но очевидно, что Деникин пошел
уже не вперед, а назад. Это не удивляет нас. Разложились,
1 первый спекулянт (лат.).
62

верно. Генеральско-южные движения обречены (как и гене­
ральско-северные, оказывается).
Англичан здесь, конечно, и не было ни малейших: с моря
слегка попалили французы (или кто?), и все успокоилось.
Большевики снова принялись за свою ~всемирную револю­
цию• - вплотную принялись. Да и не могут они от нее от­
стать, не могут ее не устраивать всеми правдами и неправда­
ми, пока они существуют. Это самый смысл и непременное
условие их бытия. Страна, которая договаривается с ними о
мире и ставит условием ~отказ от пропаганды•, - просто дура.
Очень хотели бы мы все, здесь живущие, в России, чтобы
Англия поняла на своей шкуре, что она проделывает. Герма­
ния уже поняла и несет свою кару. Ослепшая Европа (осо­
бенно Англия) на очереди. Ведь она зарывается не плоше
Германии. И тут же продолжает после мира, - подлого
-
подлую войну с Германией - на костях России.
Как ни мелко писала я, исписывая внутреннюю часть
переплета моей ~черной книжки•, - книжка кончается. Не
буду, верно, писать больше. Да и о чем? Записывать каждый
хрип нашей агонии? Так однообразно. Так скучно.
Хочу завершить мою эту запись изумительным отрывком
из ~опавших листьев• В. В. Розанова. Неизвестно, о чем пи­
сал он это - в 1912 году. Но это мы, мы - в конце 1919-го!
~и увидел я вдали смертное ложе. И что умирают побе-
дители, как побежденные, а побежденные, как победители.
И что идет снег и земля пуста.
Тогда я сказал: Боже, отведи это, Боже, задержи.
И победа побледнела в душе моей. Потому что побледне­
ла душа. Потому что умирают, там не сражаются. Не побеж­
дают, не бегут.
Но остаются недвижимыми костями, и на них идет снег•.
(Короб Il, стр. 251)
На нас идет снег. И мы - недвижимые кости. Не задер­
жал, не отвел. Значит, так надо.
"'
"'
"'
Смотреть в глаза людские...
Этим кончилась ~Черная книжка•. Но странное, порой
непреодолимое, влечение отметить наши минуты - осталось.
В потайном кармане меховой шубки, которую я последнее
63

время не спускала с плеч, лежал серенький блокнот. Ero не
нашли бы при обыске, ero так, в кармане, я и провезла сюда.
Отметки на этом блокноте - спутаны, порою кажутся полу­
бредовыми, но они характерны и доходят вплоть до дня отъез­
да - бегства
-
24 декабря 1919 rода. Они писаны каранда­
шом, очень мелко. Так как они составляют прямое продолжение
4Черной книжки•, то я их здесь с точностью переписываю.
Авт.

СЕРЫЙ БЛОКНОТ
(1919)
(Карандашом.)
Октябрь... Ноябрь ... Декабрь . ..
Какие-то сны... О большевиках ... Что их свалили .. . Кто?
Новые, странные люди. Когда? Сорок седьмого февраля ...
Приготовление к могиле: глубина холода; глубина тьмы;
глубина тишины.
Все на ниточке! на ниточке!
Целый день капуста. А Нева-то стала, а еще едва ноябрь
(нов. стиля). А мороз 10·.
~Дяденька, я боюсь!~ -пищит мальчишка в Тургеневеком
сне <<Конец света~. И вдруг: ~гляньте! земля провалилась!~
У нас улица провалилась. Окна закрыты, затыканы чем мож­
но. Да и нету там, за окнами, ничего. Тьма, тишина, холод, пустота.
У Л. К. после всего кошмара дифтеритного, нарывного,
стрептококкового, - плеврит. На Т. страшно смотреть.
Не было в истории. Все аналогии - пустое. Громадный
город - самоубийца. И это на глазах Европы, которая паль­
цем не шевелит, не то обыдиотев, не то осатанев от кровей.
Одно полено стоит 40 рублей, но достать нельзя ни одно­
го... ~под угрозой расстрела•.
Летом дни катились один за другим, кругло щелкая, слов­
но черепа. Катились, катились -вдруг съежились, сморщи-
65
5 Зинаида Гиппиус, т. 9

лись, черные, точно мороженые яблочки, - и еще скорее за­
щелкали, катясь.
Неужели мне кажется, что уже нет спасения?
Прислали нам, в виде милостыни, немного дров. Надо было
самим перетаскать их в квартиру. Сорок раз по лестнице!
13 ноября (31 окт<ября>). -Л. К. сегодня свезли в боль­
ницу. Хотя она сама врач - едва устроили ее. Да все равно
там нельзя. В 3 градусах тепла с плевритом скорее умрешь,
чем в в·. Сегодня же декрет о призьше в красную армию
всех оставшихся студентов, уже без малейшего исключения.
Негодных в лагеря. В Петербурге оставляют лежачих. Этот
призыв - карательная мера. Студентов считают скрытой
оппозицией. Так чтобы пресечь. Экие злые трусы! Студен­
ты, действительно, все сплошь против большевиков, но сту­
денты вполне бессильны: во-первых - их полтора человека,
и никакого университета, в сущности, давно нет. Во-вторых,
эти полтора человека, несмотря на службу в советских уч­
реждениях, качаются от голода и совершенно ни на что не
способны. (Не говорю о приспособившихся и спекулянтах;
эти, конечно, и от призыва открутятся, но это исключения,
и не их же трусит наша «власть~!)
Т. вся тихая. Точно святая.
Лишь мы, лишь здесь, можем видеть, понимать, навеки в
сердце хранить эту печать святости на некоторых лицах.
Опять то, чего не бывало, то, чего никто не увидит, не узна­
ет и что в высочайшей степени - есть. Истинное бытие
посреди пляски призраков, в тени нашей фантасмагории.
В эти долгие-долгие часы тьмы все кажется, что ослеп.
Ходишь с вытянутыми вперед руками, ощупывая ледяные
стены коридора.
<<Ваше время и власть тьмы~.
Я поняла, что холод хуже голода, а тьма хуже и того, и
другого вместе.
Но и голод, и холод, и тьма - вздор! Пустяки! Ничто
-
перед одним, еще худшим, непереносимым, кажется в самом
деле не-вы-но-симым... Но нельзя, не могу, потом! после!
Трудно постигаемая честность у И. И. А тут еще его вера
и оптимизм. Держал пари с Гржебиным, что к 1 ноября (ст.
стиля) Петербург будет освобожден. Еще в сентябре держал -
66

на 1О тысяч. И сегодня отнес Гржебину эти 1О тысяч, где-то
их наскреб (пальто ватное и галстуки продал, кажется).
Это изумительно; может быть, кто-нибудь изумится еще
более, узнав, что Гржебин такие 10 тысяч взял?
Напрасно. Гржебин взял. Гржебин и не то берет.
Дома у И. И. полный развал. Они с женой вдвоем, без
прислуги, в громадной ледяной квартире с жестяной лампоч­
кой, и стекло неподходящее, падает. Кашляющая, слабая жена
И. И. моет посуду во тьме, в гигантской ветопленной кухне.
Но она физически не может ничего делать, как и я. Сам И. И.
целый день таскает на плечах в 5 этаж дрова свои (запас еще
с лета остался, надо все в комнаты перетаскать, ведь каждое
полено - как золото). Барышни Р-ские, над нами, во тьме
занимаются тем, что распиливают на дрова свои шкафы и
столы. Чем же и заниматься вечерами!
Горький очень доволен всем, ждет мира со смирившейся
Антантой.
Что ж, возможно. Европа склоняется.
В школах температура на о·. Начальницу школы Ш. и ее
мужа опять арестовали (?). Собственные ее дети ревут от
страха, школьные дети ревут от холода.
У В. Ф. (центральное отопление) t• морозу. Она уже не
моется, не причесывается, не раздевается.
На всех фронтах <$ПОбеды•. Ждут мира. Только один фронт:
холод. Зима наступила на целый месяц раньше обычного.
Я в полусне. Работа •советских учреждений• тормозится
тем, что везде замерзли чернила.
Англия - опять Принцевы Острова?!!
Что это?
Несчастный народ, бедные мои дикари...
Пользуюсь тем, что тускло загорелось (на сколько минут?)
электричество. Что-то пишу. Продолжаются непрерывные мо­
розы. Мило сказал Ллойд-Джордж о России: <$Пусть они там
поразмышляют в течение зимы•. Очень недурно сказал. Ка­
жется, этот субъект самый бесстыдный из бесстыднейших. Но
67
s•

логика истории беспощадна. И отомстит ему - рано или по­
здно. Не мы - так она.
Надо помнить, что у комиссаров есть все: и дрова, и свет,
и еда. И всего много, так как их самих - мало.
Горький говорил по телефону со своим ~Ильичом• (как
он зовет Ленина). Тот ему первое - с хохотком: ~ну что, вас
еще там в Петрограде не взяли?•
Между нами и другими людьми теперь навеки стена и
молчание. Рассказать ничего никому нельзя. Да если б и
можно - не хочется. Молчание. И странный взгляд на них
-
сбоку: ничего не знают!
Отъединенность навсегда.
22(9) ноября. - Свет был третьего дня в продолжение
сорока минут. Сегодня нет и вовсе. Как и раньше. Катя (наша
горничная) слегла. У нее печь разрушилась, Дима перевел ее
в свою спальню, сам в холодной столовой. Я все утро уби­
раю комнаты, а вчера ночью до 4-х часов, задыхаясь в холод­
ной саже, должна была мыть все, до стен (уж как могла!),
ибо лампа неистово накоптила. Гржебин везет в Москву про­
шение за подписью сотни ~художников и литераторов• -
скромное прошение о нескольких фунтах керосина!
Мы большею частью сидим при крошечных ночниках, ибо
керосин последний. Дмитрию зажигается на полчаса лампа -
лежит в шубе на своем диванчике, читает о Вавилоне и
Египте.
Я пишу это, наклонившись к ночнику, едва вижу свои
кривые строчки.
Большевики ликуют. Победы - и вдали мир с покорен­
ной Антантой. Все думаю, думаю над одним вопросом, но
решить его не моrу. А вопрос такой: правительство Англии,
чтб оно - бесчестно или безмозгло? Оно непременно или то,
или другое, тут сомнений нет.
Коробка спичек- 75 рублей. Дрова- 30 тысяч. Масло-
3 тысячи фунт. Одна свеча 400-500 р. Сахару нет уже ни за
какие тысячи (равно и керосина).
На Николаевской улице вчера оказалась редкость: павшая
лошадь. Люди, конечно, бросились к ней. Один из публики,
68

наиболее энергичный, устроил очередь. И последним доста­
лись уже кишки только.
А знаете, что такое 4Китайское мясо•? Это вот что такое:
трупы расстрелянных, как известно, ~ Чрезвычайка• отдает
зверям Зоологического сада. И у нас, и в Москве. Расстрели­
вают же китайцы. И у нас, и в Москве. Но при убивании,
как и при отправке трупов зверям, китайцы мародерничают.
Не все трупы отдают, а какой помоложе - утаивают и про­
дают под видом телятины. У нас - и в Москве. У нас
-
на
Сенном рынке. Доктор N (имя знаю) купил ~с косточкой• -
узнал человечью. Понес в Ч.К. Ему там очень внушительно
посоветовали не протестовать, чтобы самому не попасть на
Сенную. (Все это у меня из первоисточников.)
В Москве отравилась целая семья.
А на углу Морской и Невского, в реквизированном доме,
будет ~дворец искусств•. По примеру Москвы. Устраивают
Максим Горький и... Прости им Бог, не хочу имен.
Трамваи иной день еще ползают, но по окраинам.
С тех пор, как перестали освещать дома - улицы совсем
исчезли: тихая, черная яма, могильная.
Ходят по квартирам, стаскивают с постелей, гонят куда­
то на работы.
Л.К. взяли из больницы домой, с плевритом. (В больни­
цах 2".) На лестнице она упала от слабости.
Мороз, мороз непрерывный. Осени вовсе не было.
Диму-таки взяли в каторжные ( ~общественные•) работы.
Завтра в 6 утра - таскать бревна.
И вовсе, оказалось, не бревна! .. Несчастный Дима пришел
сегодня домой только в 4 ч. дня, мокрый буквально по коле­
но. Он так истощен, слаб, страшен, - что на него почти нельзя
смотреть. (Он занимает очень важный пост в Публичной
библиотеке, но более занят дежурством на канале [сторожит
дрова на барке], чем работой с книгами. Сторожить дрова­
ВХОДИТ В службу.)
Сегодня его гоняли далеко за город, по Иринавекой доро­
ге, с партией других каторжан, - рыть окопыl/ Погода ужас­
ная, оттепель, грязь, мокрый снег.
69

Пока я Диму разувала, терла ему ноги щеткой, он мне
рассказывал, как их собирали, как гнали ...
На месте дали кирку. Потрясающе не нужно и бесплодно. И
всякий знал, что это принудительная бесполезность (вспоминаю
«Мертвый дом• Достоевского. Его отметку, что самое тяжелое в
каторжных работах - сознание неиужиости твоей работы. А тут
еще хуже: отвратителыюсть этой ненужной работы).
Никто ничего не нарыл, да никто и не смотрел, чтобы
рыли, чтоб из этого вышли какие-нибудь окопы. Самое от­
кровенное издевательство.
После долгих часов в воде тающего снега - толстый, от­
кормленный холуй (бабы его тут же, в глаза, осыпали бес­
плодными ругательствами: «Ишь, отъелся, морда лопнуть
хочет!•) - стал выдавать «арестантам•, с долгими церемони­
ями, по 1 ф<унту> хлеба. Дима принес этот черный, с игла­
ми соломы, фунт хлеба - с собой.
Ассирийское рабство. Да нет, и не ассирийское, и не сибир­
ская каторга, а что-то совсем вне примеров. Для тяжкой неиуж­
ной работы сгоняют людей полураздетых и шатающихся от
голода, - сгоняют в снег, дождь, холод, тьму... Бывало ли?
Отмечаю засилие безграмотных. Вчера явившийся власти­
тель - красноармеец
-
требовал на «работы• - 95 рабов и
неистово зашумел, когда ему сказали, что это невозможно,
ибо у нас всех жильцов валовых, с грудными детьми - 81.
Не понимал, слушать не хотел, но скандалил даром, ибо
против арифметики не пойдешь, из 81 не сделаешь 95. Обе­
щал кары.
Видела Н. И. - из Царского. На минутку в кухне, всю
обвязанную, как монашенка. Обещала скоро опять быть, под­
робно рассказать, как она со своим мальчиком пыталась уйти
с отступающими белыми и - вернулась назад.
-
Но отчего же они... ?
-
спрашиваю.
-
Их было всего 1 корпус. Да красные и не дрались. По-
слали башкир. Ну, этим все равно. А потом нагнали столько
«человечины• ...
Боже мой, Боже мой! Ведь эта «человечина• - ведь это и
есть опять все то же «Китайское мясо• ...
Д. С. видел у заколоченного Гостиного двора священника,
протягивающего руку за милостыней.
Если будет «мир• с ними... Я поняла, что этого нельзя
перенести. И это не простится.
70

Неужели есть какая-нибудь страна, какое-нибудь правитель­
ство (не большевиков}, думающее, что .может быть, физически
может - мир с ними? Черт с ней, с моралью. Я сейчас говорю
о конкретностях. «Оню~ подпишут всякие бумажки. Примут
все условия, все границы. Что им? Они безграничны. Что им
условия с «незаконным• (не «советским•) правительством?
Самый их принцип требует неисполнения таких условий. Но
фикция мира в их интересах. Одурманив ею народ, приведя
его к разоружению, - они тихими стопами внедрятся в без­
защитную страну... ведь это же, прежде всего, партия «под­
польных• действий. А в кармане у них уже готовые составы
«национальных• большевистских правительств любой стра­
ны. Только подточить и посадить. Выждать, сколько нужно.
«Мирный• переворот, по воле народа!
Каждое правительство каждой страны, - какой угодно,
хоть самой Америки! - подписывая «мир• с большевиками
-
подписывает прежде всего смертный приговор себе самому.
Это 2х2=4.
Ну, а если после войны Европа стала думать, что 2х2=5?
Англия, в лице Ллойд-Джорджа, вероятно, и не очень
честна, и не очень умна, а к тому же крайне невежественна.
В последнем она сама наивно признается.
Почти юродивое идиотство со стороны Европы посы­
лать сюда «комиссии• или отдельных лиц для <<ознаком­
ления•. Ведь их посылают - к большевикам в руки. Они
их и «ознакомливают•. Строят декорации, кормят в «Ас­
тории• и открыто сторожат денно и нощно, лишая всякого
контакта с внешним миром. Попробовал бы такой «комис­
сионер• хотя бы на улицу один выйти! У дверей каждого­
часовой.
Отсюда и г-н Форст (о нем я своевременно писала, да он,
как немец, чувствует органическое «влечение, род недуга• к
большевизму... русскому}, отсюда и этот махровый дурак ми­
стер Гуд, разъезжающий в поезде Троцкого и, купленный вни­
манием добрых большевиков к его особе, - весь растекший­
ся от умиления.
Нет! Пришлите, голубчики, кого-нибудь «инкогнито>>.
Пришлите не к ним - а к нам. Пусть поживут, как мы жи­
вем. Пусть увидят, что мы все видим. Пусть полюбуются и
как существует «смысл• страны - ее интеллигенция. Вот
будет дело.
71

А приезжающие к большевикам... могли бы и не трудить­
ся. Пусть читают, не двигаясь с места, большевистские про­
кламации. Совершенно так же будут <<осведомлены•.
Неужели и добровольцев не найдется для •инкогнито•?
Кричу, никогда не кончу кричать об этом!
Н. И. говорит: •... они (белые) не понимают ... они думают,
что тут еще остались живые люди... $>
Живых людей, не связанных по рукам и ногам, - здесь
нет. А связанных, с кляпом во рту, ждущих только первой
помощи - о, этих довольно! Такие •живые• люди почти все,
кто еще жив физически.
Опять и опять вызываю добровольцев на •инкогнито•! Но
предупреждаю: риск громадный. Весьма возможно, что тех,
кто не успеет подохнуть (с непривычки это - в момент)
-
того свяжут или законопатят, как нас. Доведут быстро до
троглодитства и абсурда.
Мы недвижны и безгласны, мы (вместе с народом нашим)
вряд ли уже достойны называться людьми - но мы еще живы
и - мы знаем., знаем. . ..
Вот точная формула: если в Европе может, в ХХ веке
существовать страна с таким феноменальным, в истории
небывалым, всеобщим рабством. и Европа этого не понима­
ет или это принимает- Европа должна провалиться. И туда
ей и дорога.
Да, рабство. Физическое убиение духа, всякой личности,
всего, что отличает человека от животного. Разрушение, об­
вал всей культуры. Бесчисленные тела белых негров.
Да что мне, что я оборванная, голодная, дрожащая от
холода? Что - мне? Это ли страдание? Да я уж и не думаю
об этом. Такой вздор, легко переносимый, страшный для
слабых, избалованных европейцев. Не для .нас. Есть ужас
ужаснейший. Тупой ужас потери лица человеческого. И мо­
его лица, - и всех, всех кругом ...
Мы лежим и бормочем, как мертвецы у Достоевского,
бессмысленный •бобок... бобок . . .•.
Гроб на салазках. Везут родные. Надо же схоронить. Гроб
напрокат. Еще есть?
Бабы, роя рвы в грязи: <<А зачем тут окопы-то ефти?•
Инструктор равнодушно: •да тут белые в 30 верстах>>.
72

Индия? Евреи в Египте? Негры в Америке? Сколько ве­
ковдоР.Хр.?Кто-мы?Где
-
мы? Когда - мы?
При свете ночника. Странно, такая слабость, что почти
ничего не понимаю. Надо стряхнуть.
Последние дрова. Последний керосин (в ночниках). Есть
еще дрова, большие чурки, но некому их распилить и раско­
лоть. Да и пилы нету.
Ш<идлов>скую выпустили. Держали в трех тюрьмах, с уго­
ловными и проститутками. Оказалось потом, что за т6, что у
нее есть какой-то двоюродный брат (а она с ним не видится),
который хотел перейти финляндскую границу. Мужа ее, арес­
тованного за то же, потеряли в списках.
Ониоба-мужижена
-
очень интеллигентные люди,
создатели одной из самых популярных в Петербурге гимна­
зий и детского сада. Большевики, полуразрушив заведение,
превратив его в ~большевистскую школу•, оставили чету
Ш<идловских> заведующими. Кстати еще о большевистских
школах. Это, с известной точки зрения, самое отвратитель­
ное из большевистских деяний. Разрушение вперед, изничто­
жение будущих поколений. Не говоря уже о детских телах
(что уж говорить, и так ясно!) - но происходит системати­
ческое внутреннее разлагательство. Детям внушается безза­
коние и принцип ~силы как права•. Фактически дети пре­
вращены в толпу хулиганов. Разврат в этих школах - такой,
что сам Горький плюет и ужасается, я уже писала. Девочки
12-13 лет оказываются беременными или сифилитичками.
Ведь бывшие институты и женские гимназии механически,
сразу, сливают с мужскими школами и с уличной толпой
подростков, всего повидавших - юных хулиганов,
-
вот об­
щий, первый принцип создания ~нормальной• большевист­
ской школы. Никакого ~ученья• в этих школах не происхо­
дит, да и не может происходить, кроме декоративного, для
коммунистов-контролеров, которые налетают и зорко следят:
ведется ли школа в коммунистическом духе, поют ли дети
~интернационал• и не висит ли где в углу забытая икона.
Насчет ученья - большевики, кажется, и сами понимают, что
нельзя учиться 1) без книг, 2) без света, 3) в температуре, в
которой замерзают чернила, 4) с распухшими руками и нога­
ми, обернутыми тряпками, 5) с теми жалкими отбросами,
которые посылаются раз в день в школу (знаменитое боль­
шевистское ~питание детей!• ), и, наконец, с малым количе-
73

ством обалделых, беспомощных, качающихся от голода учи­
тельниц, понимающих одно: что ничего решительно тут нельзя
сделать. Просто - служба; проклятая ~советская• служба
-
или
немедленная гибель. Учителей нет совершенно естественно:
старые умерли, все более молодые мобилизованы.
Американцев бы сюда, так заботящихся о детях, что даже
протестовавших против блокады: бедным большевичкам, мол,
самим кушать нечего, и то они у себя последний кусок вы­
рывают, чтобы деток попитать; снимите, злые дяди, блокаду -
и расцветут бедные ~красные• детки бывшей России!.. Ка­
жется, и мистер Гуд, разъезжающий в императорском поезде
Троцкого и кушающий там свежую икру, - лепетал что-то в
этом роде.
Ну, да все равно. Бог с ней и с Америкой. Какая там
Америка! Далеко Америка! И довольно об этом. Скажу еще
только, что случай позволил мне наблюдать внешнюю и внут­
реннюю жизнь ~советских школ• очень близко и что все, что
я говорю, я говорю ответственно и с полным знанием дела.
Я имею осязательные фактические данные и - полное бес­
пристрастие, ибо лично тут никак не заинтересована. Все дети
для меня равны. Ибо всякий человек должен прийти в такой
же бездонный ужас, как и я, - если он только действительно
увидит, своими глазами, то, что вижу я.
Начинаются ~мирные• переговоры с прибалтийскими пу­
говицами. Пожалуйста, пожалуйста! Знаю, что будет, одного
не знаю - сроков, времен. Сроки не подвластны логике. Будет
же: большевики с места начнут вертеть перед бедными пуго­
вицами ~признанием полной независимости•. Против этой
конфетки ни одна современная пуговица устоять не может.
Слепнет - и берет конфетку, хотя все зрячие видят, что в
руках большевиков эта конфетка с мышьяком. Развязанны­
ми руками большевики обработают данную ~независимую•
пуговицу в ~советскую•, о, тоже самостоятельную и незави­
симуюl Мало ли у них таких ~самостоятельных•, даже поми­
мо несчастной Украйны, куда они сотый раз сажают ~незави­
симого• Раковского, перерезав очередную часть населения.
Впрочем, если б даже пуговицы и понимали, что лезут
сами в петлю, - они ничего бы не могли поделать: за их
спинками переговаривается Англия. Она идет по стопам Гер­
мании во времена Бреста. Пока еще прячет лицо, действует
менее честно, нежели Германия, но дайте срок, откроется.
Германия получила свое возмездие. Возмездие Англии -
впереди.
74

Встряхиваю головой, протираю глаза и соображаю: о нашей
жизни нельзя никому рассказать потому - что мы забьии сами
(от привычки) основные абсурды, на которых все покоится, а
говорим лишь о следствиях, о фактах, вытекающих из этих
абсурдов. Естественно, что это плодит недоразумения.
Говорим? Даже и о следствиях, об этой цепи повседневных
фактов - говорим ли мы? Вот я
-
здесь, на этих тайных стра­
ницах разве... Ведь мы безг.ласн.ы в самом прямом смысле сло­
ва, все мы со всем русским народом. Я обвиняю Европу, но
как ей видеть, как понимать, что слышать? Будем объектив­
ны, будем справедливы. Россия гробово молчит: отсюда до
Европы доходит лишь то, что угодно сказать большевикам.
А они и говорят, и очень громко, и очень настойчиво, вот что:
у нас -революция;
у нас диктатура пролетариата, а коренной наш принцип -
правительство рабоче-крестьянское. Мы постепенно вводим в
жизнь, воплощаем все идеи научного социализ.ма, мы уничтожи­
ли капитал, уничтожаем частную собственность, идем к уничто­
жению денег. Мы за полное равенство всех. У нас система
Советов - совершеннейший из всех выборных институтов. Пе­
ревыборы строго совершаются каждые полгода - сам народ уп­
равляет страной. Мы за мир всего мира, но так как враги наши
не оставляют нас в покое, то для защиты своего социалистичес­
кого строя народ создал моrущественнейшую красную армию и
борется за социализм, не жалея крови, терпит голод, нужду,
лишения, - только бы не отняли у него •собственного• прави­
тельства. С внутренними врагами русский народ- рабочие икре­
стьяне- борются посредством созданных им правительственных
учреждений- Исполкомы, Че-ка и др. Все враги Советской влас­
ти, без исключения, желают отдать фабрики - капиталистам, от­
няв у рабочих, а землю - помещикам, отняв у крестьян.
Революция - это мы.
Социализм и, как совершеннейшая его точка, коммунизм -
это мы.
Рабочие и крестьяне - это мы.
Поэтому:
кто против нас - тот против революции (контрреволюци­
онер), против социализма (социал-предатель), против рабо­
чих, крестьян (буржуй - помещик, капиталист).
Вот, в главной черте, то, что говорят большевики в Евро­
пе. Говорят упорно и громко. Еще бы не громок был их го­
лос, когда он не заглушается ничьим, когда это единственный
голос, идущий из России. Эту единственность они взяли си-
75

лой, но главный их принцип, которого они не скрывают, -
•сила есть право~.
Признает ли Европа, тайно или бессознательно, этот прин­
цип, против которого явно она вела войну с Германией, или
просто не думает, не соображает, не разбирается, - пока оста­
вим. Я веду вот к чему. Я веду к указанию на главные, коренные
абсурды - основы нашей действительности. • Через головы ев­
ропейских правительств•, как все время говорят большевики,
мне хотелось бы обратиться к рабочим всего мира, социалистам
всего мира, с такими утверждениями (ответственными, ибо да­
лее я предлагаю реальную проверку - жизненную).
Я утверждаю, что ничего из того, о чем говорят больше-
вики в Европе, - нет.
Революции - нет.
Диктатуры пролетармата - нет.
Социализма - нет.
Советов, и тех - нет.
Я могла бы здесь последовательно мотивировать каждое
•нет•, но это лишнее: разве в листках моего дневника не
достаточно доказательств? Да и нужны ли словесные доказа­
тельства тем, кто хочет верить лжи?
Нет, я предложила бы иное... (Я знаю, знаю, что это меч­
ты, это мои сказки, которые я сама себе рассказываю, сидя в
холодной банке с пауками, сидя безгласно и слепо... Но пусть!
Эти сказки все же трезвее действительности.)
Мне хотелось бы предложить рабочим всех стран следую­
щее. Пусть каждая страна выберет двух уполномоченных, двух
лиц, честности которых она бы верила (или ни в одной стра­
не не найдется двух абсолютно честных людей?). И пусть они
поедут июсогнито (даже полуинкогнитоl) в Россию. Кроме
честности нужно, конечно, мужество и бесстрашие, ибо такое
дело - подвиг. Но не хочу я верить, что на целый народ в
Европе не хватит двух подвижников!
И пусть они, вернувшись (если вернутся), скажут •всем,
всем, всем•: есть ли в России революция? Есть ли диктатура
пролетариата? Есть ли сам пролетариат? Есть ли •рабоче­
крестьянское• правительство? Есть ли хоть что-нибудь похо­
жее на проведение в жизнь принципов •социализма•? Есть
ли Совет, т. е. существует ли в учреждениях, называемых
Советами, хоть тень выборного начала?
В громадном нет, которым ответят на все эти вопросы
честные люди, честные социалисты, вскроется и коренной,
основной абсурд происходящего.
76

Пока он не вскрыт, пока далекие рабочие массы и социа­
листические партии верят плакатам, которыми большевики
завесили границу России (я говорю о верящих наивно, а не
.о тех, кто ради собственного интереса, личного властолюбия
и т. п. притворяется, что верит) - пока это так
-
до тех пор
бесцельно осведомлять о тех фактах русской жизни, которых
большевики скрыть не могут. Они оправданы.
Террор, - но ведь революция!
Поголовный набор, принудительный, - но ведь на •Со­
ветскую• власть нападают, принуждают воевать!
Голод и разруха, - но ведь блокада! Ведь буржуазные
правительства не признают ~социализма•!
Все нищие, - но ведь равенство! (Равенства тоже нет, ибо
нигде нет таких богачей, таких миллиардеров, как сейчас в
России. Только их десятки - при миллионах нищих.)
Уничтожение науки, искусства, техники, всей культуры
вместе с их представителями, интеллигенцией, - но ведь
диктатура пролетариата! Все это - наука, искусство, техника
-
должно быть пролетарским, а интеллигенция, кроме того, -
контрреволюционеры.
Нет свободы ни слова, ни передвижения, и вообще ника­
ких свобод, все, вплоть до земли, взято ~на учет• и в соб­
ственность правительства, - но ведь это же·~рабоче-крестьян­
ское• правительство, и поддержанное всем народом, который
дает своих собственных представителей - в Советы!
Да, надо повалиТI~ основные абсурды. Разоблачить сплош­
ную, сумасшедшую, основную ложь.
Основа, устой, почва, а также главное, беспрерывно дей­
ствующее оружие большевистского правления - ложь.
И я утверждаю... (следующие две строки не могу разоб­
рать; кажется, о том, что внезапно погас всякий свет и не
могу кончить запись сегодняшнего дня).
26 ноября (10 декабря). - Дни оттепели, rрязи, тьмы. По
улицам не столько ходят, сколько лежат.
Господи! А как выдержать этот •мир•? Стены тьмы окру­
жили - стены тьмы!
Говорят, что уже чума появилась. Легочная. Больше ни о
чем не говорят. В газетах все то же. Разнузданная, непечат­
ная, ругань - всем правительствам на свете. Особенно Анг­
лии. И чем она-то им не угодила? Не говорит? Заговорит
еще! Утрется от плевков - и опять им заулыбается. Ничего,
пусть, на свою голову!
77

О чем еще <<говорят•? Ждут новых обысков. Дровяных.
Больше ни о чем не говорят.
Русские за границей - «nарии•? Вот как? Пожалуйста! С
каким презрением (праведным) смотрела бы я на европей­
цев, попади я сейчас за границу. Не боюсь я их. С высоты
моей горькой мудрости, моего опыта смотрела бы я на них.
Ни-че-го не понимают!
9 (22) декабря Горький вернулся из Москвы. Уверяет, что
ездил «смягчать• политику, но ничего не добился. Обещают
твердо стоять на прежней: непременно расстрелы, непремен­
но заложники и «война до победного конца•. Всякий «мир•,
который им удастся выловить, они тоже считают «nобедным
концом•. Ибо тогда-то и начнется настоящее внедрение в
уловленную страну. Попалась птичка. Если в мирных усло­
виях придется подписать «отказ от пропаганды• - что это
меняет? «Исполнение условий по отношению к незаконному
правительству (буржуазному, демократическому) - мы не.
считаем для себя обязательным•.
Опять все то же. И вечно будет то же, всегда! И это нас
не удивляет. Удивило бы другое.
Горький манил Антантой. Если, мол, ослабить террор -
Антанта признает. На что «Ильич• бесстрастно ответил, «что
и так признает. Увидите. Очень скоро начнет с нами загова­
ривать, Англия уже начала. Ее принудят ее массы, над кото­
рыми мы работаем, Европа уже вся в руках своих рабочих
масс. Держится лишь тонкая буржуазная скорлупа•.
Да, большевики не утруждают себя дипломатией. От­
кровенны до последних пределов относительно своих пла­
нов - убедились, что Европа все равно ничего не поймет.
Не стесняются.
«Миры• свои хотят как по нотам разыграть. План этой
«мирной• компании тоже объявляют во всеуслышание. Крат­
ко он таков: и невинность сохранить, и капитал приобрести.
Я слишком много писала об этих «мирах•. Слишком ясно.
Для новорожденных пуговиц, вроде Эстонии, Латвии
и т. д., они держат в одной руке заманчивую конфетку «не­
зависимости•, другой протягивают петлю и зовут: «Эстоша,
пойди в петельку! Латвийка уже протянула шейку!•
Перед далекими великими и глупыми (оглупевшими) дер­
жавами они будут бряцать красным золотом и помавать
мифическими «товарами>> (?). Все это объявлено и расписа­
но. Так и будет.
78

Порою изумляешься: и как это они воюют? Как это они,
раздетые, наступают? Ведь лютая зима! Вот сегодня 26"
мороза по Реомюру!
Но и не воевать, сидеть дома, здесь, не легче. Даже когда
топим печку, выше 7" не подымается. Мерзнут руки, все, за
что ни возьмешься, - ледяное. Спим почти одетые. Окна к
утру покрываются ледяной корой.
Я давно поняла, что холод тяжелее голода. И все-таки,
опять повторю, голод и холод вместе- ничто перед внутрен­
ним, душевным, духовным смертным страданием нашим -
единственным.
Запишу несколько цен данного момента. Это - зима 19- 20 г.
Mory с точностью предсказать, насколько подымется цена
всякой вещи через полгода. Будет ровно втрое - если эта
вещь еще будет.
Ведь отчего сделалось бессмысленным писать дневник?
Потому что уж с давних пор (год, может быть?) ничего но­
вого сделаться здесь не может: все сделалось до конца, пе­
реверт наизнанку произошел. Никакого качественного изме­
нения, пока сидят большевики, - сиди они хоть 1О лет;
предстоят лишь количественные перемены, а так как есть
точная наука - геометрия и так как мы имели время на­
блюдать способы ее приложения, то нет уже никакой на­
добности и сидеть тут в 20, 21-м году, чтобы точно знать в
20-м году положение в России. Высчитать, когда, во сколь­
ко раз будет больше смертей, например, - ничего не стоит,
зная цифры данного дня.
Ohe, Bergsonl Мы вышли из твоей философии! Кончена
iтprevisibllitefl Остался -«учет~ - по Ленину.
Итак - вот сегодняшние цены, зима 19-20 г., декабрь
(через полгода: втрое, кое-что вчетверо, большая часть - ни
за какие деньги).
Фунт хлеба- 400 р., масла- 2300 р., мяса- 610-650 р.,
соль - 380 р., коробка спичек - 80 р., свеча - 500 р., мука -
600 р. (мука и хлеб - черные и почти суррогат). Остальное
соответственно.
А в -«доме искусств~ - открытие. Был чай, пирожные
(всего по сто рублей!), кончилось танцами: Оцуп провальси­
ровал с т-те Ходасевич.
О спекулянтах нашего дома: жирный Алябьев, попавший­
ся на спирту (8 миллионов), был на краю смерти: спасся
1 Эй, Бергсон! .. Кончена непредвиденность! (фр.)
79

выдачей всех на месте расстрела. Теперь собирается -«подни­
мать~ к себе икону Скорбящей, молебен служить.
Другой, Яремич, пока расцветает: сидит уже в барской
квартире, по нашей лестнице, обставил себя нашим пианино,
часами И. И., чьим-то граммофоном, который непрерывно
заводит, - и покровительственно -«принимает~ Диму.
Третий, primo-speculanto, ступенькой повыше, - Гржебин,
-
обставил себя награбленным у писателей. Тоже принимает
-«покровительственно~. но старается изо всех сил, хотя и
безуспешно, сохранить -«оттенок благородства~.
Люди ли это?
Я уже предпочитаю Г. из Смольного, из Военной секции.
Он очень интересен. Когда-нибудь напишу о нем подробно.
Важная шишка. Русский. Выслужился из курьеров. Очень
молод. Знает Достоевского наизусть. Любит Дмитрия. Почти
обиделся, когда я спросила, знает ли он меня... Все nо1lЯЛ,
подписывая нам командировку, хотя -«СЛОВО>> между нами не
было сказано...
Не коммунист, т. е. не записан в партию, потому что - -«Я
верующий. Христианин>>. При записи в ком. партию нужно,
оказывается, какое-то отречение...
О Г. я напишу впоследствии подробнее, и напишу с удо­
вольствием ... А теперь коснусь, кстати, того, чего я намерен­
но здесь еще не касалась.
Церкви.
Очень много можно тут сказать. Но я ограничусь самыми
краткими словами и фактами. И эти-то факты упоминать
тяжело.
Следует, говоря о данном моменте, разделить так:
1) Православие, Церковь - иерархия.
2) Народ.
3) Тактика большевиков.
Летнее письмо патриарха, унизительное и заискивающее, к
-«Советской власти~. -«всегда бережно относившейся~ и т. д.
Большевики с упоением напечатали его во всех газетах, но
не преминули снабдить своими победно-ликующими ком­
ментариями. На униженную просьбу -«не расстреливать свя­
щенников~ ответили просто ляганьем. С другой стороны -
здешний митрополит, при той же, лишь более скрытой поли­
тике, ходит пешком, одемократился и благосклонен к интел­
лигентному кружку некоторых священников вроде А. В. и
Е., пустившихся в новшества и делающихся все популярнее.
Св. А. В. (мы его знали еще студентом) склоняется к клику-
80

шеству (говорю резко) - им поработилась даже Анна Выру­
бова, знаменитая •дочь Гришки Распутина• когда-то. Изму­
ченная интеллигенция влечется туда же.
Священники простецкие, не мудрствующие, - самые геро­
ичные. Их-то и расстреливают. Это и будут настоящие пра­
вославные мученики.
Народ? Церкви полны молящихся. Народ дошел до пре­
дела отчаяния, отчаяние это слепое и слепо гонит его в цер­
ковь. Народ русский никогда не был православным. Никогда
не был религиозным сознательно. Он имел данную форму
христианства, но о христианстве никогда не дум.ал. Этим
объясняется та легкость, с которой каждый, если ему как бы
предлагается выход из отчаянного положения - залгаться в
коммунисты, - тотчас сбрасывает всякую •религиозность•.
Отрекается, не почесавшись. (Даже Г. удивлялся.) Невинность
ребенка или идиота. Женщины в особенности. Внешние тра­
диции у многих под шумок хранятся. Так - любят венчаться
в церкви. Не жалеют на это денег и очень хитрят. Ну, а кому
все равно нет выбора, все равно отчаяние и некуда идти -
идут в церковь. Кланяются, крестятся - молятся, в самом
деле молятся, ибо Кому-то, Кого не знают, несут душу, пол­
ную темного отчаяния.
Большевики сначала грубо наперли на Церковь (истории
с мощами), но теперь, кажется, изменяют тактику. Будут
только презирать, чтобы ко времени, если понадобится, и
Церковь использовать. Некоторые, поумнее, говорят, что по­
требность •церковности• будет и должна удовлетворяться •их
церковью• - коммунизмом. Это даже по-чертовски глубоко!
Написала - и как-то мне стало противно. Почти невыно­
симо говорить об этом! Страшно.
23 (10) декабря. - Вот что надо не забыть. Вот чего не
знают те, которые не сидят с нами, гуляют на свободе. Рус­
ские ли они? Я склонна думать, что они перестали быть
русскими. Русские только мы, только в России.
Надо не забывать этих глаз, полных горечи и негодова­
ния, этих тихих слов, которыми мы обменивались здесь слиш­
ком часто:
-
Опять!
-
Опять?
-
Да. Все то же. Опять объявили (белые, те или другие,
очередная надежда на освобождение России, словом)- то же
самое. Не признают •независимости• (чьей-нибудь). Опять
81
б Зинаида Гиппиус, т. 9

большевики ликуют. Что ж, они правы. Победили. - Да мо­
жет неправда? Да не могут же •они• держаться за старое
безумие? Ведь это же приговор собственному делу?
-
Вот подитеl Сумасшедшие. Слепые. Не только Россию
глубже в землю зарывают - и себя хоронят. Что делать?
Но мы знали, что нам нечего делать. Даже сказать мы
ничего не могли. А если б и могли?
Сказать - не поверят.
Кричать - не поймут.
И близится черед.
Свершается суд...
С неумолимой, роковой однообразностью каждая русская
сила, собиравшаяся на большевиков, начинала с того, что
кого-нибудь <<Не признавала•: даже Финляндию (фатальная
архиглупость!), уж не говоря о Латвиях, Эстониях и т. п.
Мы содрогались, мы хохотали истерическим хохотом от­
чаяния - а они со всей преступной тупостью (честной, мо­
жет быть) объявляли, что не позволят •расчленять Россию•...
Россию, которой сейчас нет!
Это, во-первых, косвенное признание большевиков и Рос­
сии большевистской. Ведь они одни хотят своей •недели­
мой• России, они одни ею сейчас владеют и действенно эту
неделимость поддерживают. Все им.и провозглашенные •не­
зависимости• ихния, •советские•, вроде Украйны с Раков­
ским, - конечно вздор, куры смеются. Они •упустили• как
Финляндию, так и все прибалтийские кусочки. И не взяв
силой, подходят с •мирами•: им •хоть мытьем, хоть катань­
ем>> - все равно. Увернувшиеся маленькие государства, влюб­
ленные в •независимость•, идут на •мир• - что же им де­
лать? Хитрое •мирное• завоевание когда-то еще будет, - они
глаза закрывают. Может и не сейчас, а пока - •независи­
мость•. Если же, не дай Бог, белые свергнут большевиков, -
каюк: ведь заранее объявляют, что никакой •независимости•.
Все соседи, большие и маленькие, при таком. положении,
не м.огут содействовать белым, долж:н.ы, естественно, стоять
за большевиков, сегодня.
Это практический результат. Но сам внутренний корень
таких •непризнаний• стар, глуп, гнил. Не говоря даже о
Польше и Финляндии (еще бы!) - но вот эти все Литвы,
Латвии и т. д., •прибалтийские пуговицы•, как я их называю
без всякого презренья, - да почему им, в конце концов, не
быть самостоятельными? Если они хотят и м.огут, - какое
<<патриотическое>> русское чувство должно, смеет против это-
82

го протестовать? Царское чувство - пожалуй, чувство людей
с седой и лысой душой, все равно близкой к rробу.
Вот эти седые и лысые души rубят Россию, как и себя. Не
раз, не два - все время!
А мы, отсюда, мы, знающие и, уж конечно, не менее рус­
ские, чем все это, по-своему честное, старье - мы не только
не боимся никакого ~расчленения» царской России: мы хо­
тим этого расчленения, мы верим, что будущая Россия, если
станет ~собираться», то на иных принцилах и в тех преде­
лах, в каких позволит новый принцип.
Это будущее. А сейчас, кроме того, как не радоваться
каждому клочку земли, увернувшемуел из-под власти боль­
шевиков? Да если б Смоленская губерния объявила себя
независимой, свергла комиссаров и пожелала самоопределить­
ся - да пусть, с Богом самоопределяется, управляется, как
может, - только бы не большевиками! Почему ~не патрио­
тично» признавать ее? Требовать, чтобы не смела освобож­
даться от большевиков? Этот дикий ~патриотизм>>, в сущно­
сти, ставит знак равенства между Большевизией и Россией (в
их понятии). ~не признаем частей, Отделившихея от России!»­
читай: от большевиков. Безумие. Бесчеловечность.
Не моrу больше писать. Не знаю, когда буду писать. Не
знаю, что еще... Потом?
А сегодня опять с ~человечиной». Это ядение человечины
случается все чаще. Китайцы не дремлют. Притом выскаки­
вают наружу, да еще в наше поле зрения, только отдельные
случаи. Сколько их скрытых...
Я стараюсь скрепить душу железными полосами. Со­
брать в один комок. Не пишу больше ни о чем близком,
маленьком, страшном. Оттого только об общем. Молчание.
Молчание...
Это последняя запись ~Серого блокнота». На другой день,
в среду, 24 декабря 1919 года, совершился наш отъезд из
Петербурга с командировками на Г., а затем, в январе 1920 г. -
переход польской границы.
Мучительные ycwlUя и хлопоты, благодаря которым .мог
осуществиться наш отьезд из Петербурга, зате.м побег - не
отражены в записи последних дней по причине весьма поnят­
ной. Хотя .маленький бло'К'Н.от не выходил из кармана .моей
.меховой шубки, а шубку я носила, почти не снимая, - писать
даже и то, что я писала, бьию безу.мие.м, при вечных поваль-
83
G•

н.ьtХ обысках. У мен.я физичес'КU н.е подымалась рука упомя­
нуть о нашей последней надежде - надежде н.а освобождение.
Дн.евн.ик в Совдепии, - н.е мемуары, н.е воспоминания <mос­
ле~, а именно 4дневн.ик~, - вещь ис'Кllючительн.ая; н.е думаю,
чтобы их много нашлось в России, после освобождения. Разве
комиссарс'КUе. Знаю человека, который, для писания дневника,
прибегал к несльtХанн.ьш ухищрениям, их невозможно расска­
зать; и не уверена все-та'КИ, сохран.яется ли он. до сих пор.
Впрочем, - нужно ли жалеть? Не сделалась ли жизнь
такою, что 4дневник~. всякий, - дневник мертвеца, лежаще­
го в могиле?
Я знаю: и теперь, за эти месяцы, в могиле Петербурга
ничто не изменилось. Только процесс разложения идет дальше,
своим определенньш, естественньш, известньш всем, путем.
Первая перемена произойдет лишь вслед за единствен­
ньш событием, которого ждет вся Россия, - свержением
большевиков.
Когда?
Не знаю времен и сроков. Боюсь слов. Боюсь предсказаний,
но душа моя все-та'КИ на этот страшный вопрос 4Когда~? -
отвечает: скоро.
3 октября. 1920 г.
Варшава

ВАРШАВСКИЙ ДНЕВНИК
(1920-1921)
Июнь 1920
Варшава
Крулевска, 29-а
24 июня, четверг
Завтра Дмитрий едет в Бельведер (военная ставка), к
Пилсудскому. Если это свидание будет даже пятиминутным
и Дмитрий ничего не успеет ему сказать - все равно, будет
некий символ. Факт.
Был Борис - перед своим обедом с Дмовским. Борис
окунулся в работу. Говорит, что хотел бы растроиться и рас­
четвериться - как дело началось
-
сейчас же нет людей ...
Завтра первое заседание так называемого ~эвакуационно­
го• комитета, прикрывающего формирование русской армии
в Брест-Литовске. Председателем- Дима. Прикомандирован­
ные к делу Сосиовеким 3 польских офицера - очень хоро­
шие и дельные люди.
Тайный комитет, из 3 лиц, Бориса, Димы и Глазенапа, уже
заседал вчера. Глазенап - дубина (это я видела с первого
раза), но приходится Борису взваливать этого осла на спину.
Лишь бы он не ~воображал• и подчинился.
Я пишу между двумя навалами людей. Чувствую как бы
~повеление• писать теперешний дневник, да действительно,
слишком важно и интересно то, что происходит, что я вижу,
в чем участвую, но... нужны какие-то человеческие, во вся­
ком случае не мои физические для этого силы. Попробую.
Устремленность воли на одну точку все время, в продол­
жение месяцев - дает мне, и всем нам, неожиданные силы.
И какое счастье, что есть Борис. И что он приехал...
При возможности я вернусь к прошлому, буду возвра­
щаться, но сразу не могу. Дай Бог следить за теперешними
днями.
85

Сегодня здесь, наконец, составился кабинет, и к удивле­
нию - центро-правый, а не центра-левый. Посмотрим. И,
кажется, соглашение с забастовщиками.
Наше дело поляки хорошо торопят. Слух, что у них на
севере опять плохо. А сегодняшние газеты Врангеля привели
меня в транс. Идиотское черносотенство! Вот эти генералы.
Если так будет - то и он, конечно, провалится.
Сейчас (вечер) опять придут люди: Родичев, может быть
Петражицкий и наши, остальные.
Завтра у Бориса будет 4 миллиона. Грош, но для начала
и для здешнего - годится.
3 июля, суббота
Пилсудского Дмитрий видел, сидел у него час двадцать ми­
нут (и то сам потом ушел), результаты интересны. Первый- что
Дмитрий в него как бы влюбился и вообще стал бредить Бель­
ведером. Уже написал восторженную статью ~Иосиф Пилсуд­
ский•, которую будет печатать везде, когда через Веняву полу­
чит благословение. Венява - личный адъютант, ~бельведерчик•
с позывом на эстетику, преклоняющийся перед chef'oм, конечно...
6 июля, вториик
Я и нового всего физически записать не могу, не то что к
старому возвращаться. Вчера, наконец, появился знаменитый
приказ Пилсудского насчет войны Польши ue с Россией, а
только с большевиками...
10 июля, суббота
Вот как я могу писать здесь...
Сегодня появилось наше ответное «воззвание к русским
людям•.
Газета будет. Дима весь в работе, мы его почти не видим,
переселился в центр, к Борису, в Брюловскую гостиницу.
Польское положение довольно жуткое. Формирование нашей
армии еще не официально, впрочем, все знают.
Отдел пропаганды, которым я заведую, еще не очень хорошо
организован, благодаря тому, что еще нет газеты и помещения.
Я знаю, знаю - там только могилы, но все равно, тем
более... Боже, нет слов.
86
Даициг-Цоппот
11 августа, среда
И действительно нет слов.

Варшава накануне большевиков. Мы уехали оттуда в пят­
ницу, 31 июля, в тот холодный, несчастный вечер, когда не­
счастные поляки отправили свою несчастную делегацию к
Бараиовичам - молить издевающихся большевиков о пере­
мирии. Не вымолили. Что-то происходит очень странное. Не
странное с Европой - с Англией; у Ллойд-Джорджа, нака­
занного Богом, давно отнят разум; но с большевиками. Но,
может быть, они чувствуют свою, уже безграничную, власть
над Европой? Мне казалось, что они побоятся зарыва, при­
мут и перемирие, и мир, - ведь Англия накануне их полного
признания, им это важно. Они же изворачиваются, крутятся,
тянут и явно хотят взять Варшаву и соединиться с немцами.
Я все-таки думаю, что они дадут Ллойд-Джорджу зацепочку
для их признания, - ведь ему так мало нужно!
Наш отъезд был очень тяжел.
Варшава, Н. Victoria
8 октября, суббота
Теперь, оставляя Польшу, заключившую в Риге пере­
мирие с большевиками, оставив уже и здешнее дело, я хочу
посвятить последние дни на возможно подробное описание
всего, что было с нами и в поле нашего зрения за эти девять
месяцев.
Я хочу писать смешанно, сплетенно, личное и общее вме­
сте, потом лучше можно разобрать. И постараюсь, - насколь­
ко могу, - без оценок и выводов (их тоже потом). Как мож­
но больше фактов, что только вспомню.
В Бобруйске - наш первый этап после перехода границы
-
мы прожили дней десять. Там узнали, что Борис Савинков с
Чайковским приехали в Варшаву. Запоздавшие газеты давали
нам противоречивые сведения об этом визите. Ни общего
положения дел, ни позиции, данной, Савинкова мы понять
еще не могли. Мы едва начали понимать, какая чепуха тво­
рится в Европе, в каком она развале, внутреннем и внешнем.
Из Минска - куда мы едва добрались, в воинском поезде,
благодаря любезности польских властей, - мы телеграфиро­
вали и Чапскому (Иосифу), и Савинкову. От последнего
получили телеграмму с просьбой писать в Париж, ибо он
уезжает, и с известием, что в конце февраля он снова хочет
быть в Варшаве.
Кризис помещений, кажется, всемирен. Польша, особенно
пострадавшая от войны, от большевиков и продолжавшая с
ними войну, находилась в особенном развале.
87

Конечно, после Совдепии нам, диким людям, и Минск
казался верхом благоустройства. Да что Минск! Первые ма­
газины в Бобруйске привели нас в столбняк. Я помню, как
Володя с открытым ртом глядел на выставленные в окне
носки и произнес с удивлением:
-
Ведь я могу их - купить!
Через улицу мы и в Бобруйске боялись переходить (ло­
шади ездят!), точно это было Avenue de l'Opera. В Бобруйске
Дима пошел к парикмахеру, остригся - хотя оставил все­
таки бородку. (И это его как-то окончательно изменило. Я
его стала меньше узнавать, - первого Диму,
-
чем даже в
виде совсем диком, совдеповском.)
В Минске мы поселились в гостинице ~париж~. грязной,
разрушенной сначала немцами, потом большевиками.
Положение наше было такое.
Мы, прежде всего, были заряжены стремлением бороться с
большевиками. То, что мы знали о них, весь наш опыт, вечная
мысль об <<оставшихся~ - все это, само по себе, делало невоз­
можным наше молчание. Белые булки, молоко, шоколад - мы
не радовались им, не вакидывались на них; мы были к ним
или равнодушны (отвыкли), или противны и преступн:ы, если
признать, что мы ничего не делаем против большевиков.
И тут же - мы были нищие. Несколько ~думских~ тысяч,
провезенных в подкладке моего чемодана, рваное платье, рва­
ное, в лохмотьях, белье, черная тетрадка моего дневника пос­
ледних месяцев - вот все, что у нас было.
К счастью, было еще ~имя~ Мережковского.
Оно, наша ~заряженность~. мы сами, - ~выходцы с того
света~. - все это сразу, уже в Минске, очень помогло нам. К
нам стали приходить люди. Явилась мысль устроить ряд
лекций о большевизме.
Русское минское общество, глубочайшим образом провин­
циальное, поразило нас не этим, а - ненавистью к полякам!
К ~освободителям~ Минска! Это было столь дико для нас,
ЧТО МЫ ДОЛГО Не МОГЛИ ОПОМНИТЬСЯ, а КОГда ОПОМНИЛИСЬ - ТО
сразу стали в определенную оппозицию.
Конечно, поляки, особенно низшие служащие, вели себя
глупо в отношении русских. Ненавидели их наравне с евре­
ями и держали себя подчас как завоеватели. Но это была
мелочь, это было ничто перед ужасом, от которого поляки
спасли Минск, взяв его у большевиков!
(Теперь, через 8 месяцев, когда Минск снова прошел че­
рез этот ужас и до сих пор под <<Советами~. - хотелось бы
88

мне повидать этого старого идиота, Ив. Ив. Метлина, упре­
кавшего нас, на одной частной вечеринке, в полонизме, когда
поляки даже «русского языка• русских лишили!)
Был там и кружок уже совершенно правых, «остатков•, но
с ними мы меньше сообщались. Епископ Мелхисидек, моло­
дой, болезненный, красивый, - был там центром обожания.
Он в самом деле не без интереса. К нам отнесся очень хо­
рошо с самого начала. Держал себя в Минске, по отношению к
польским властям, весьма тактично. Нас приятно удивлял сво­
им желанием «современности• - напоминал мне лучших иерар­
хов Петербурга времен первых Религиозно-Философских собра­
ний. Стремление к «интеллигенции•. И с этим - несомненно
религиозное мужество, при случае подвижничество. (Не знаю,
что с ним теперь, после взятия Минска снова, но уверена, что
он держал себя достойно). Я вернусь еще к Мелхисидеку, а
пока продолжаю нашу историю.
Мы очень скоро читали нашу первую лекцию, все вчетве­
ром, в Городском театре (против гостиницы «Париж• ). Ус­
траивали ее заведующий русской Пушкинской библиотекой
(д<окто>р Болховец, очень милый). Наплыв народа был та­
кой, что мы, придя в театр, не могли пробраться и уж хотели
идти назад. К <<толпе• у нас остался вечный ужас. Но после
скандалов, криков полиции - прошли, наконец. Вся снеж­
ная, темная площадь была запружена не попавшими.
Мы решили эту лекцию повторить.
Среди кучи всяких людей, стремящихся в нашу гостини­
цу, не из последних был и Гзовский, редактор местной рус­
ской газеты, «Минского курьера•. Это московский поляк,
мелкий когда-то репортер, помыкавшийся по свету. При боль­
шевиках был в большевицкой газете, возможно, шпионил
полякам (мог бы, при случае, и обратно). Громадного роста,
с зычным голосом, самый характерный Хам, какого я только
видала на своем веку. При том захолустно-провинциальный
(уж был ли он в Москве?).
Он тотчас понял, какие выгоды обещает ему наш приезд.
Решил «использовать• его, принялся ухаживать за нами, стал
печатать всякие «интервью• и собственные статьи о Дм<ит­
рии> С<ергеевиче> («Ублюдок и Титан• ).
Мы это отлично видели и смеялись над его грубыми уха­
живаньями, которые были бесполезны: и без них мы, оди­
чавшие, оголодавшие без «слова•, заряженные Совдепией,
пошли бы на буро-желтые страницы его убогого «Курьера•.
Он был яро антибольшевицкий - чего же еще нужно?
89

Ко второй лекции мы уже не жили в 4Париже•. Меня и
Дм<итрия> Серг<еевича> Мелхисидек устроил в женском
монастыре, в доме игуменьи. Две комнаты на второй полови­
не домика (их нам уступила жившая там Мария Алексеевна
Гернгросс, весьма милая, энергичная и благодетельная дама,
бывшая аристократка, поклонница Мелхисидека). Дима пе­
реехал в комнату на другом конце города, у Хитрово, а Во­
лодя, вскоре, к какой-то даме-бабе за реку.
Совершилось наше первое разделение.
Замечу, однако, что это внешнее разделение, наше с Ди­
мой, которое как будто обуславливалось внешними причина­
ми - жилищным кризисом,
-
мне очень не нравилось. Дав­
нишняя мечта Димы - не жить с нами. Я не буду здесь
касаться всех разнообразных причин рождения такой мечты.
Отмечу одну, последнюю, которая вышла наружу с войны, -
это сама война и несходство отношения к ней. Мы уже явно
пошли по разным линиям. Внутреннее несходство, 4разность
убеждений•, так сказать, неуловимо перешло в чуждость кож­
ную... так что и Февральская революция нас не сблизила, хотя
могла бы, в сущности.
После революции (для меня она была неизбежна во вре­
мя войны, я только не знала, будет ли 40на• или страшное
40но•) я уже стояла за войну. Я еще надеялась, но Дима
почти сразу погрузился в полное отчаяние.
Большевики, несмотря на нашу общую к ним ненависть
(соединяла ли кого-нибудь ненависть?), все время углубляли
трещину между нами. Перед самым переворотом, когда я (и
Д. С.) пытались помогать Савинкову, Дима резко, почти гру­
бо, отмежевался от последнего: 4Я не участвую. Вашей поли­
тики я не знаю... •
То же самое, когда я помогала социал-революционерам,
Учредительному собранию (в сущности, Чернову), писала
им прокламации и манифест, считая, что хочу помогать без
различия всем, кто только сейчас действенно борется с боль­
шевиками ...
Дима все время был против меня. До такой степени, что
даже в 4ориентациях• мы не сходились; его периода герман­
ской ориентации у меня никогда не было. Дима вообще од­
ной линии действия не имел. Мы никто не имели этой ли­
нии конкретно, но у Димы не было ее одной и внутренно.
При каждом наступлении 4белых генералов• - вечный крик,
раздраженное страдание, когда я говорила, что 4Ничеrо не вый­
дет•, что нельзя <<С остатками•, что нужна 4третья• сила.
90

-
Ну и создавай эту 4Третью•l Ее нет! Создавай, ведь я
тебе не мешаю! А пока - молчи, не каркай, не смей 40 них•
говорить!
О всяком 4социализме•, о всяком 4Учредительном собра­
нии• даже слышать не мог, намека не переносил.
Ожесточенно страдал и опускался, страдал до смерти. С от­
вращением, пассивным, соглашался на отъезд. Последний по­
бег наш - было наше 4насилие• над ним, как он говорил. И в
самом деле, можно сказать, что Дм<итрий> С<ерrеевич> на­
сильно увез его - он был инертен и безучастен, при озлоблении.
Но с переезда, и особенно начиная с Минска, когда мы
стали немного оглядываться, вдруг оказалось, что у нас одна
и та же 4Политика•. Не сговариваясь, мы одинаково отнес­
лись к Польше, к полякам, оказались в той же, до мелочей,
позиции. Спор о 4границах•, этот праздный, преступный и
абсурдный в корне спор, одинаково возмущал нас. Когда
Дима впервые напечатал у Гзовского, что пресловутые грани­
цы 72-го года - только справедливость,
-
под этим как бы
мы все подписались. Дима даже написал, что Саксонская
площадь в Варшаве была бы красивее без памятника русско­
го самодержавия, - Собора, и его следовало бы срыть. Я и
ждать этого от Димы не смела - и не чувствовала себя от
радости, наблюдая эту перемену. Линия казалась нам - мне
-
очень верной. Ведь были - большевики. И мы их знали. Наш
побег оправдывался только ежеминутной работой против них,
за оставшихся. Только Польша боролась с большевиками. Мы
должны были стать с Польшей, вместе, до конца. И мы мог­
ли сделать это вполне искренно, по всей совести.
О позиции Савинкова, когда он приезжал в Варшаву, хо­
дили разноречивые слухи. Неужели он не с нами? Идиотство
парижских Сазоновых нас потрясало. Савинков был предста­
вителем Колчака, теперь Деникина... А Деникин уже был при
своем естественном конце... Кроме того, соображали мы, Са­
винков давно за границей, а это яд, это туманит мысли...
Впрочем, я не сомневаюсь, что он должен все понять. Надо
было лишь сообщиться.
Необыкновенное согласие 4убеждений•, однако, не прибли­
зило к нам Диму. Он по-прежнему раздражался Дмитрием,
чисто внешне, но непреодолимо. Писал мне записки, что 4КО
мне не пробиться, благодаря моему окружению, когда ни при­
дет - тут же Володя, тут же Дмитрий•. Потом звал меня к
себе 4говорить о политике•. Радость от этого глубокого согла­
сия между нами у меня была большая и надежды большие...
91

Не закрывала глаза на то, что это согласие не уничтожает
чуждости... но думалось, что это пройдет, да ведь это и лич­
ное - такое неважное перед Главным!
Вторая наша лекция прошла тоже с громадным успехом, -
публичным, - ибо минское общество уже начало весьма ко­
ситься на нас за полонофильство. Было громадное собрание
и у Мелхисидека, где мы все выступали. Вскоре, однако, и
Мелхисидек, несмотря на свой либерализм и современнича­
нье, стал нами «огорчаться•, особенно Димой, за его «вар­
шавский собор•.
А для меня этот Димин «собор• был особенно ценным
показателем перемены: даже уклон к православию не поме­
шал главной линии.
Сжимали сердце слухи о мире с Совдепией. Явно, Польша
еще не знала того, что мы знали, не знала большевиков. Срыв
мира наполнял нас новой надеждой.
Поезда в Варшаву не ходили. Мы оставались в Минске.
Дм<итрий> стал готовиться к третьей лекции, совершенно
польской, к лекции о Мицкевиче.
13 октября, среда
Несколько современных слов, для памяти, раньше чем буду
продолжать эпопею. Сегодня опубликованQ перемирие Польши
с Совдепией. Мир будет через несколько· дней. Очень тяже­
ло. В субботу Пилсудский объявил Савинкову, что в течение
6 дней все русские войска должны оставить польскую терри­
торию. На заседании политического комитета в понедельник
было решено, что отряд Пермикина пойдет на юг, к Петлюре,
а Балахович на Гомель, Жлобин... и далее на Москву. С ним
уедет и Савинков. Мы ужинали вместе в по~;~едельник. Нео­
быкновенно тяжелое воспоминание. Дойду в свое время.
Сегодня известие, что Балахович занял «Самовольно•
Минск (он, по условиям, остается Совдепии). Балахович сам
в Варшаве. Вчера вечером у него в Савой был Дим<итрий>
на «скучном• торжестве. Дима в Париже (послан), с нами
разведется, ибо его вызывают скорее, а мы уезжаем ровно
через неделю.
Возвращаюсь
Помню розовые утренние рассветы в оснеженное окно моей
монастырской комнаты. Стена собора, в саду, вся в заре. Сны,
92

от которых плачешь, просыпаясь. Все те же, те же... Если очень
rромко плачешь, Дмитрий будит из соседней комнаты.
И опять засыпаешь, за своей ширмой, пока, совсем утром,
не внесет мать Анатолия, самая благообразная из монахинь,
самоварчик, не подымется и Дмитрий, собираясь идти в ван­
ну умываться.
Днем - люди... Вспоминаю генерала Желиговского. Ум­
ный, удивительно приятный и все понимающий. Он первый
как-то оформил нам нашу линию. ~да ведь вы поймите, нет
никого ответственного и разумного из русских людей, с кем
поляки могли бы разговаривать и кому могли бы доверять.
Отношение к Польше парижских представителей несуществу­
ющих русских правительств, отношение Сазоновых - вам
известно. Если бы они даже были здесь - из этого ничего не
вышло бы. Ожесточение поляков против русских огулом впол­
не понятно, хотя и неразумно.
Неудачи русских генералов меня не удивляют. Я сам ге­
нерал русской службы, я знал многих и знаю, почему в борь­
бе с большевиками они успеха иметь не моrут. Генерал дол­
жен быть, вы правы, но генерал не может соединять в себе
военную и гражданскую власть. Возвращаясь к Польше, ко­
торая - вы правы
-
сейчас одна могла бы серьезно помочь
борьбе с большевиками, да фактически одна сейчас и борет­
ся с ними, - я повторю, что соединиться с русскими анти­
большевиками она не может потому, что их нет. Нам не с
кем разговаривать. Вы - первые русские люди, точка зрения
которых нам не внушает недоверия. Вы поняли, как болез­
ненно отношение Польши к России. Границы 72-го года...
Какой разумный поляк будет претендовать на них фактичес­
ки? Но это вопрос чести и справедливости. Это печка, от
которой надо танцевать. Отказ русских от насильственных
действий русского правительства против Польши, начиная
с 72 г. Момент восстановления справедливости, аннулирова­
ние ее - честное,
-
вот начало разговоров Польши и России
на основах взаимного доверия... В Польше нужно создать рус­
ское правительство, которое Польша желала бы видеть в
России у власти после свержения большевиков...•
Вот, собственно, суть наших разговоров с ген. Желигов­
ским. Нечего подчеркивать, что мы отлично понимали друг
друга. Мы были только в Минске, мы еще не знали ни вар­
шавских настроений, ни положения Польши и ее правитель­
ства, не знали детально ни соотношения сил и партий, не
уяснили себе вполне, что за личность Пилсудский (не Ке-
93

ренекий ли, думалось порою, читая влюбленные письма мо­
лодого Чапского), - но главная суть дела нам была уже ясна.
И общая линия оставалась одною. Ген<ерал> Желиговский
очень утвердил ее в нас.
Он тогда занимал важный пост в Минске, где сумел от­
лично себя поставить. Бывал на каждой из наших лекций.
Внешним образом тоже помогал нам, во всякой возне с
бумагами, с пропусками и т. д. Часто приезжал к нам в
монастырь. Иногда присылал своего рослого адъютанта. (Этот
же адъютант провожал нас, на автомобиле Желиговского, на
вокзал, когда мы уезжали в Вильно.) О Желиговском у нас
осталась память как о первом польском друге, умном, силь­
ном, все понимающем и надежном.
Вчера, 17 октября в воскресенье, Савинков уехал с Балахо­
вичем в его отряд. Кажется, в Пинск. Балахович был у нас вчера
же утром. В пятницу я вмдела Савинкова в последний раз, на
ужине в Римской гостинице. Я была одна, ибо Дм<итрий> про­
стужен. Обо всем в деталях потом, сейчас записываю лишь чис­
ла для памяти. Прелиминарный мир Польши с большевиками
подписан в понедельник. В субботу, 16-го, я была на последнем
(для нас, ибо мы уезжаем в Париж 20-го) заседании Русско­
Польского общества у графа Тышкевича. Приехавший накануне
от Врангеля Гершельмаи делал доклад. Дима с 6-го в Париже.
Вызван назад спешно, мы разъедемся, вряд ли увИдимся.
Последнюю неделю в Минске мы прожили сравнительно
тихо, Дмитрий готовил лекцию о Мицкевиче.
Эту лекцию Пушкинская библиотека уже не взяла на себя
устраивать - за наше полонофильство. Взял частным обра­
зом доктор Волоховец и милый, тихий молодой еврей -
Тевель Черный (немножко поэт).
Иван Николаевич Дудырев, молодой бобруец полутолстов­
ского типа (он в Бобруйске спасал нас в проклятой •контрольной
станции~), последовал за нами преданно в Минск. Пристроился
в передней около •матушки~ (вот халда, не тем будь помянута!)
и уже стал тихо мечтать о монашестве. Я в шутку стала звать его
•сыном женского монастыря~. как бывает •дочь полка~.
Так мы жили. Утром, бывало, матушка игуменья в кори­
дор, голосом торговки ругается, разносит монашек, а под
вечер приезжает Мелхисидек и начинаются, под его акком­
панемент на фисгармонии, акафисты Иисусу Сладчайшему -
длинно-длинно, нежными женскими голосами.
94

Мы с Дм<итрием> были на торжественной всенощной,
накануне престольного праздника нашего монастыря.
Я понимаю интуитивное обожание, которое вызывает к
себе Мелхисидек. Его голос, его возгласы напомнили мне
очень живо... Андрея Белого, когда он, бывало, читал стихи.
Он их пел. Так же поет и Мелхисидек, - только божествен­
ные слова. Он служит всенощную как мистерию. А когда в
конце вышел в голубой мантии, шлейф которой несли за ним
к выходу, то и вправду было поразительно.
Мирро у них - просто масло, и я отдала матери Анато­
лии, по ее просьбе, последние капли •Creur de Jeannette• для
этой всенощной.
Болезненный Мелхисидек неутомим. По 6-8 часов на но­
гах в долгих службах.
Любит стихи. Очень был рад, когда я ему собственноруч­
но списала те, которые читала у него на вечере. Очень тро­
гательно боится своего воспитания и заботился, как бы ему
с нами не показаться •кутейником•. Я знаю это. Но он очень
культурен религиозно. Очень хорош, каков есть.
После лекции Д<митрия> С<ергеевича> о Мицкевиче
(тоже совершенно полной и в присутствии польских пред­
ставителей власти) мы решили уезжать. Нас уговорили ехать
через Вильно, чтобы там повторить все лекции.
Поляк Ванькович обещал нас с Дм<итрием> поместить у
себя. Желиговский устроил удобный проезд.
В поезде мы встретились с француз...
Это пишу в Париже, 1 ноября. В нашей старой, чудом
сохранившейся, квартире. Мы выехали 20 октября в среду
утром. Диму видели, только что вернувшегося, час у нас и
на вокзале. Обо всем потом. Теперь продолжаю дальнейшее,
пока не забыла.
... с
французским полковником Belgrand. Потрясла чуж­
дость европейца. Мы - еще дикие, еще •оттуда>>, а он го­
ворит как ни в чем не бывало. Говорил с нами, как будто
мы - просто .. . Утешал: •Вы забудете, peu а peu, le printemps
viendra... • 1 • Говорил о Leonardo da Vinci ...
И ведь милый человек!
1 •со временем наступит весна• (фр.).
95

В Вильне мы сначала остановились в гостинице, - гряз­
ной, разрушенной, как все. Дима с Володей там же, в другой
комнате, очень далеко от нашей с Дм<итрием>.
Тотчас же начались приготовления к лекции. И прихож­
дения всяких людей. Поляков и русских. Явился Ванькович,
и дня через три мы с Дм<итрием> переехали к нему на
квартиру, в две очень приятные комнаты как раз напротив
гостиницы, где остались Дима и Володя.
Русских в Вильне почти не помню, помню польское об­
щество. Мариянн Здеховский, профессор теперь виленекого
университета, устраивал у себя постоянные, очень интерес­
ные, собрания. Собственно, только с Вильны мы начали по­
нимать польское общество и польские настроения. Хотя это
были круги скорее правые, но все это надо было группиро­
вать иначе, не по-российски, а как-то по-новому. Приходи­
лось считаться с несколько странной ситуацией. Правитель­
ство (Пилсудский) -левое, страна молодая, разоренная вдруг
войной, едва возникающая: традиции старые, дворянство ста­
рое, древняя ненависть к России-поработительнице; всеобщий
патриотизм и - антисемитизм.
Разобраться было очень трудно, ибо везде мы наталкива­
лись на противоречия: но раз поняв общее - уже просто
оказывалось брать частное.
У Марияина Здеховского бывали прелаты и ксендзы. Ка­
толичество в Польше играет очень важную роль. Антисеми­
тизм частью питается и католичеством.
Тут оказалась и наша старинная приятельница - Стазя
Грузинская. Уже католической монахиней (в светском платье).
И униат о. Диодор, тоже бритый ксендз уже, с виду мальчик.
Стазя сидела долго в большевицкой тюрьме, за христианское
рабочее братство, сидела вплоть до прихода поляков.
Стазя познакомила нас с американцами (Mr. Philipps).
Наша общая лекция была прочитана в громадной, длин­
ной зале с колоннами, при таком стечении публики, что
выломали стеклянную дверь, был шум и полицмейстер каж­
дую минуту выбегал.
Я читала только стихи, и то с громадным физическим
напряжением - голоса не хватало.
Вторая лекция, Дмитриева, о Мицкевиче (я опять на ней
не была, опять ангина) - уже чисто польская
-
попала под
бойкот еврейского общества. Все билеты в той же гигант­
ской зале были заранее раскуплены, так что не попало много
поляков, а зала, говорят, была на треть пустая.
96

Таким образом, Дм<итрий> уже сделался поводом раздо­
ра между поляками и евреями.
Собрания у Здеховского продолжались вплоть до нашего
Qтъезда в Варшаву.
В Минске мы познакомились с очень милым, благород­
ным французом, членом военной миссии, d'Aublgny, через
которого сносились с Парижем. Мы знали, что Савинков еще
и не думает ехать в Варшаву.
Любимова, сестра Тугана- Барановского, бывшая варшав­
ская губернаторша, ныне дама-патронесса в разных ~Крес­
тах•,- дала нам знать, что труднейший квартирный вопрос она
нам разрешает, приготовив <<deux petites chambres mauvaises•
(sic)1 в гостинице Краковской.
Что касается Юзика Чапского, то он уж лишился надеж­
ды нас устроить.
В Вильне с Димой у меня были наилучшие отношения.
Он сам был очень угнетен. То, что и тут мы были разделены,
то, что у него не было своего угла (жил с Володей), - дей­
ствовало скверно. Когда он приходил к Ваньковичу, к нам, и
тут не было нам возможности поговорить. В первой комнате,
в громадной гостиной, всегда сидел Дмитрий, а в дальней, в
спальне, тоже было неспокойно.
Я помню, как однажды, зайдя за нами, Дима задержался
со мной в дальней комнате. Дмитрий стал его звать, спраши­
вает, что же он там? На что Дима сердито ответил: ~да
ничего. Я Зину два дня не видел, не могу я с ней минутку
остаться!•
Мне он только и успел сказать, что ему ~очень гаденько•.
В Вильне уже снег не лежал. Была грязь по колено, ветер,
дождь.
Из Вильны в Варшаву мы в первый раз ехали в почти
нормальном sleeping'e2, как прежде! Удивлялись и боялись.
Это было, кажется, в середине февраля. Жаль, не помню дат.
Мы приехали в Варшаву в солнечное, ветреное, сухое и
холодное утро.
Краковская гостиница на Белянской (в еврейском кварта­
ле) оказалась не особенно лучшим притоном, чем корчма
Янкеля в Жлобине. Все относительно, впрочем.
Нас долго не хотели пускать, наконец, благодаря еврею,
фактору Любимовой, дали комнату для двух, обещая (уклон-
1 •две маленькие плохонькие комнаты• (так) (фр., лат.).
2 спальный вагон (йltгл.).
7 Зинаида Гиппиус, т. 9
97

чиво) к вечеру и другую. Пока же мы поместились в ней
четверо. К счастью, был день.
Дмитрий с Володей поехали в Центра-Союз, где, как нас
известили в Вильно, были получены деньги от Bonnier ( спа­
сительный аванс за книгу о большевизме), а мы с Димой
вышли на улицы Варшавы.
Улицы были чисты от снега и сухи. Незнакомая Варшава
казалась нам чужим и неприятным Парижем. Было странно
и тяжело.
Расстояния казались такими крошечными. Движение -
ненормальным.
Мы вышли на Краковское предместье. Купили что-то в
аптекарском магазине. Потом пошли искать Любимову. Она
оказалась тут же, против почты с глобусом наверху.
Ее квартира возбудила во мне зависть. Но какую-то рав­
нодушную. В общем, нам давно стало все равно - внешнее.
Сама Любимова оказалась не той сестрой Тугана- Баранов­
ского, которую мы знали. Необыкновенно толстая (уже за
пределами простой ~роскоши•) подкрашенная дама, болтли­
вая до крайности, но по всем видимостям весьма ~деловая•,
что называется ~бой-баба•. Она и в Комитете, она и в Кре­
сте, она и с американцами, она и с евреями, она - везде.
Пригласила нас к себе - ~знакомить• со всеми.
Мы сразу почувствовали, что тут разные сложности и
общая чепуха.
К вечеру мы еще были в той же нашей несчастной комнате
вчетвером. Пришел Юзик Чапский. Милая, нелепая дылда,
тонкий солдат (он был за год офицером, потом, по толстов­
ским идеям, ушел, тогда и был у нас в СПб...
-
потом опом­
нился и снова пошел на войну, но еще не в свой полк, а
пока - солдатом). Удивительно приятный, милый, глубокий ре­
бенок-мечтатель, типичный поляк, с лучшими их чертами.
Влюблен в Пилсудского.
Попытки его устроить нас в пансионе не увенчались успехом.
Поздно вечером Диме и Володе дали большую комнату
на другом конце холодного и вонючего коридора, .N!! 35. Мы
с Дм<итрием> остались в этой, первой от лестницы, 12.
В этом номере, с двумя кроватями, с грязным умывальни­
ком и единственным столом, с окнами, выходящими на шум­
ную еврейскую улицу со скрежещущим трамваем, с криками
евреев за тонкой стенкой в коридоре, где, кстати, висел еще
телефон, - мы прожили с Дмитрием вдвоем безвыходно до
половины мая, т. е. больше двух месяцев. Здесь же мы гото-
98

вились ко всем нашим лекциям. И здесь же принимали всю
толпу разнообразного народа - русских, поляков, интервью­
еров, послов, людей всех положений и всех направлений.
Кофе утром я варила сама. Володя приносил нам хлеб и
молоко из нижней еврейской кофейни Студни, где они с
Димой сидели утром. Бледный, наглый кельнер приносил нам
в 3 ч. обед (Дима обедал где-нибудь в городе), а вечером тот
же Володя опять от Студня - яйца. В комоде ночью мыши с
гвалтом поедали крошки и пытались откупоривать банку с
конденсированным молоком.
После обеда Дмитрий уходил на час отдыхать в 35 номер,
а мы, обыкновенно, оставались праздно втроем в 42-м, я,
Дима и Володя. Это принуждеиное сидение без дела и воз­
можности одиночества вспоминается мне наиболее тяжело.
Я не буду, да и не могу вспоминать здесь подробно эти
месяцы. Я постараюсь наметить их главную, общую черту. И
поставить главные вехи, отметить наши этапы.
Собственно, были две линии: русская и польская. В Вар­
шаве - Русский комитет и русский агент
-
Кутепов. Он был
ставленник и представитель парижского Сазонова, ненавист­
ного всем без изъятия и находившегася тогда накануне от­
ставки. Русский комитет тоже был в стадии кризиса: Ис­
крицкий уходил, делами заведовал некто Соловьев...
Вскоре после нашего приезда Русский комитет пригласил
нас всех на торжественное заседание. Мы там без стеснения
гнули свою линию. К удивлению, среди невинной, раздражаю­
щей чепухи Семенова и еще кого-то вроде весь комитет с пред­
седательствовавшим Соловьевым присоединялся к нам. Гене­
рал Симанский, довольно оборванный старик, проявил даже
некий пыл, так что я потом полушутливо говорила: вот и гене­
рал находится, о котором мы в Минске с Желиговским заботи­
лись. Чем было бы не •правительство•, faut de mieux 1: писатель
Мережковский (был же пианист Падеревский!), а генерал - Си­
манский! Дима, однако, не забыл, что об этом Симанеком есть
слух, будто он в Пскове тяпнул хорошенькую сумму и удрал.
На этом заседании мы старались выяснить, какой пози­
ции держался приезжавший сюда Савинков. Соловьев ска­
зал, указывая на меня и Дмитрия:
-
Вот на этом месте сидел Савинков, на этом Чайков­
ский. И говорили они совершенно противоположное тому, что
говорите вы.
1 За 1/СИМСIIИСМ ЛУЧ\1\СГО (фр.).
99
7•

Мы не спешили с нашими лекциями. Хотели сначала при­
смотреться к Польше, понять расположение шашек.
Отношение к русским, - не к нам лично, а вообще,
-
было, действительно, неважное. Впрочем - слишком это было
естественно. Не говоря о прошлом - а здешние русские были
сами неважные, да и вели себя из рук вон плохо. О глупом
Кутепове, •официальном• представителе (?), я уже говорила.
Польское правительство смотрело на него крайне недоброже­
лательно, едва его терпело. Он ровно ничего не делал, да
был и не способен, и бессилен.
Имя Дмитрия, помимо целой кучи всяких интервьюеров,
корреспондентов и т. д., скоро привлекло к нам польскую
аристократию, всяких контов и контесс, а также посланни­
ков и посланниц. Помогали нам и обрусевшие поляки (сде­
лавшиеся теперь самыми польскими поляками). Милейшее
дитя, добрый и нелепый москвич Оссовецкий, знающий всю
Варшаву, невинный снобист, - enfant terriЬle 1 , - очень был
хорош. Надо сказать, что почин Русско-Польского общества
принадлежит ему.
Но об этом потом.
Положение было таково, что, например, граф Тышкевич, в
первые свидания с нами, не говорил иначе, как - по-француз­
ски. И Дмитрий долго обсуждал с ним, не читать ли ему свою
первую лекцию, о Мицкевиче (он хотел сделать ее первой), на
французском языке. Этот же Тышкевич, ныне председатель
Русско- Польского общества, со смехом вспоминал последнее
время наши сомнения. Говорит он по-русски, как русский.
Лекция, наконец, была прочитана, - по-русски,
-
имела
громадный успех. Присутствовал весь цвет польского обще­
ства, с контессами и с - военными кругами. (Лекции наши
были на Корове, в небольшой, белой, полукруглой зале Гигие­
нического общества.)
Надо сказать, что в Польше очень мало единства. Арис­
тократические круги, естественно, более правые. Очень сильна
партия низов, так называемая П.П.С.; она не правительствен­
ная, но полуправительственная, ибо из ее истока - Пилсуд­
ский. Но, как казалось, этот умный молчальник от нее уже
стал освобождаться, опираясь, главным образом, на военные
круги, на армию, где имел громадное личное обаяние.
Влюбленный в него (издали) Юзик Чапский старался
соединить нас с его кругами. Привел к нам однажды Струка,
1 ужасный рсбснок (фр.).
100

очень приятного, тихого, - но, кажется, хитрого
-
польского
писателя, друга Пилсудского. Но из двухчасовой беседы с ним
мы вынесли мало определенного.
В Польше ошущение ненадежности, нестроения, разоре­
ния; и все же та степень устойчивости, которая поражает,
если вспомнить, что Польша перенесла во время войны, как
недавно она существует, - да еще при непосредственном
соседстве с большевиками. А они на пропаганду не скупятся.
Близость большевиков порою действовала на нас физи­
чески. Например, непрерывные, иногда совсем неожиданные
забастовки. Помню, как мы раз вышли вечером, чтобы идти
к Лесневскому (тоже один •русский• поляк, женатый на
русской, милый и скучный неврастеник).
Была электрическая забастовка, кишащая темным наро­
дом, улица такое впечатление производила, что Дима внезап­
но повернул назад: •Не могу!• И вернулся бы, если б не
уговоры Чалекого и не то, что я его чуть не насильно пота­
щила вперед.
Когда мы возвращались - огни уже пылали. И странно был
освещен пустой, безкрестный собор внутри: забыли погасить, и
он, запертый, зажегся ночью, когда кончилась забастовка.
Хотя то, что ни у меня, ни у Димы не было своего угла
и мы почти .по-настоящему не •виделись•, - очень плохо
действовало, - я не могу сказать, чтобы мы в это время были
не вместе. Ко всем контессам и послам он не ходил с нами,
больше нас был с русскими, но во всей большевицкой и
польской линии мы были заодно и всякие свидания более
или менее важные происходили у нас сообща.
Бывали мы у проф. Ашкинази, ловкого еврея-ассимилято­
ра, близкого к правительственным кругам. Ведь надо учиты­
вать силу польского антисемитизма. Он в аристократии - и
в народе. Левое правительство, близкое к П.П.С.-ам (а в этой
соц<иалистической> партии немало Перлов и Диамантов, а
газета ее •Robotnik• то и дело впадает в большевизм, однако -
патриотичный!), - правительство это единая защита евреев.
У Ашкинази мы видели и директоров театра - и министра
Патека, и писателей - и генералов. Ашкинази
-
черт его знает,
хитрый и неприятный, однако защищал как будто нашу пози­
цию и бьm яростно против мира Польши с большевиками.
(Между прочим: у этого Ашкинази оказалось наше пись­
мо Керенскому, после Корниловекой истории, где мы убеж­
дали его скорее •отказаться от престола•. Запечатанное моей
печатью. Кто-то ему привез после разгрома Зимнего дворца.)
101

Упорно работая в польском общественном мнении против
большевиков и мира с ними, долбя все по тому же месту, мы
ждали Савинкова. Я писала ему длинные письма - Дима
приписывал. Из его ответов казалось, что он все понимает,
как мы, - но что-то мешает ему ехать. В это время ликвиди­
ровался Деникин, что на нас не производило никакого впе­
чатления, ибо мы, из Совдепии, с лета 19 года видели его
гибель. Нужно было другое, совсем другое, и скорее, и отсю­
да именно, из Польши...
Каждый день нам носили какие-нибудь карточки, кто­
нибудь просил свидания. Раз - не помню точно, было ли это
в конце февраля или в начале марта, - слуга из гостиницы
сказал, что нас просит о свидании генерал Балахович. Он
проездом, остановился в Краковской, хочет нам дать какие­
то -«документы•.
Вспоминаем всякие слухи, проклятия большевиков, Юде­
нича, Псков, все непонятное, темное, - и я с интересом на­
стаиваю на Балаховиче.
В сумерки он является.
Мы были сначала все трое, но через час Дима ушел, а
Дмитрий и уходил, и опять приходил, утомленный. Я сидела
все время - часа четыре, если не больше.
Небольшой, совершенно молодой, черненький, щуплень­
кий и очень нервный. Говорил все время. Вскакивал, опять
садился.
-
Я ведь не белый генерал... Я зеленый генерал. Скажут
-
авантюрист? Но борьба с большевиками - по существу, аван­
тюра. У меня свои способы...
И его способы, чем далее он говорил, тем более казались
мне разумными, единственно действенными, ибо тоже боль­
шевицкими.
-
Только мой один отряд Эстония выпустила вооружен­
ным. Мои люди отказалисЪ разоружаться. В апреле я с ними
опять иду на большевиков. Мне все равно, хоть один - но на
них. Поляки возьмут меня. Отряд уже в Брест-Литовске, я
увижусь с Пилсудским и еду тотчас в отряд. Потом опять
вернусь. Я белорус, католик, но я еражался за Россию, и я
буду делать русское дело...
Да, он мне показался нужным., хотя, быть может, и страш­
ным., если на него одного положиться и оставить его распо­
ряжаться. Он - орудие, он
-
молот, чудесно приспособлен­
ный к большевицким лбам, но какая крепкая рука может
держать этот молот?
102

Балахович - интуит, дитя и своевольник. Ненависть его к
большевикам - это огненная страсть. Но при этом он хитер,
самоуверен и самолюбив. Он совсем не <<умею>, но в нем есть
искорки гениальности, угадки какой-то. Он, конечно, «разбой­
ник и убийца•,- но теперь, по времени, после этих лет сплош­
ной крови, и когда над Россией сидят короли разбойников и
убийц, - не страшнее ли, не греховнее Сережа Попов, не­
жный толстовец?
Балахович во всяком случае генерал «С изюминкой•.
Долго и спутанно рассказывал, как он арестовывал Юде­
нича. Понять в этом историческом рассказе я ничего не по­
няла, или мало, но всей душой была на стороне Балаховича,
а не Юденича.
До мая мы прочитали две общие лекции, и две прочел Дмит­
рий, не считая сообщений в частных кружках. Все лекции -
битком, и отношение очень хорошее. Дима на этих общих лек­
циях читал вялее всех. Он естественно тянулся к русским. Вско­
ре он был выбран председателем Русского комитета.
Помню, как в солнечный теплый день мы ехали с ним в
кружок мессианистов (наПольную) и дружески рассуждали.
Дима говорил, что эта работа его не свяжет, что это дело
попутное и нечего бояться, что он <<Засосется•, как я говори­
ла, в мелочи русского болота. Это все только «пока•.
«Мессианисты• ..... тут много своеобразно-любопытного, но
мне некогда останавливаться ...
Знакомство с Булановым и Гершельманом... Из русских
это были единственные, с которыми мы как-то сразу почув­
ствовали схождение и возможность будущей работы.
Мы думали тогда уже о собственной газете. Единственная
русская газета в Варшаве была «Варшавское слово>>. Мы уже
в Минске знали, что ее называют «поганкой•. Заведовала ею
темная личность, какой-то еврей Горвиц, газета большевич­
нила вовсю. Мы не могли понять, как ее не пристукнут, но
Горвиц, оказывается, уелужал правой партии, или вроде -
«страже крессовой•, ею был и субсидируем.
Горвиц этот однажды вполз к нам в комнату, ругал (пы­
тался) Савинкова, а когда мы с ним обошлись крайне холод­
но, принялся в газете ругать и нас, хотя с опаской.
Итак - толки о газете с поляками, у Оссовецкого. Тут и
было зарождение Польско- Русского общества.
Вендзягольский приехал из Парижа. Привез еще письмо
от Бориса. Он писал, что «вполне с нами•. Что когда был в
103

Варшаве, то ~соглаСWlся с Пшсудс1ШМ» (подчеркнуто). Но что
Чайковский поехал к Деникину, и до его возвращения и его
информации •ехать в Варшаву нет смысла•.
Мы этого не понимали (какой еще Деникин!), и Вендзя-,
гольский, хотя сразу показался нам хлыщеватым, соглашался
с нами.
Вскоре через него же прочитали мы и отчаянную инфор­
мацию с юга Чайковского.
А Борис все-таки не ехал!
Наступила жара. Мы все еще томились в грохочущей и
вонючей комнате Краковской гостиницы. И даже потеряли
надежду из нее вырваться. В это время милый Чапский, глядя
на измученного Дмитрия и Диму, стал умолять нас поехать
отдохнуть в имение Пшевлоцких, мужа его старшей сестры, -
в Морды. (Вся семья Чапского, его сестры - это особая
прелесть.)
Я, конечно, хотела больше всего увезти измученного Диму.
Но он нервничал и все мрачнел; чувствовалось, что держит­
ся он и сутолокой, делами, работой (положим, и я тоже),
чувствовалось, что не поедет.
Раз Чапский по-детски описывал, как в Мордах хорошо, как
теперь там цветут сирени... Дима вдруг вспылил, закричал:
-
Не могу я, не нужны мне эти графские сирени!
И я поняла, что его надо оставить.
О Мордах у меня главное воспоминание - сирени, сирени,
и день, и всю ночь напролет пенье соловьев в этих сиренях.
Милая, нежная, как ветка сирени, - Рузя, младшая сестра.
Красивая Карла, в предчувствии материнства. Помещичий быт
польских аристократов.
Но как я понимала Диму! Разве можно •отдыхать•, разве
можно - нам •отдыхать•?
Единственно, что меня кое-как поддерживало, - усилен­
ная работа над нашей запроданной книгой о большевизме
Швеции. В Мордах я только эту работу начала и - почти
кончила. (Кончила совсем - в Данциге! В Варшаве не напи­
сала ни строки!)
Долго сидеть в Мордах не приходилось уже потому, что
готовилось торжественное событие - первый ребенок Карлы.
Но мы и без того уже назначили день отъезда, ибо Дима писал,
что в Варшаву приехал Родичев и, главное, посланец от Са­
винкова - Деренталь, который должен переговорить с Пил­
судским и дать знать Борису, когда приезжать. Этого Дерен­
таля мы не знали раньше. Дима о нем писал: •Человек серый».
104

Явно какой-нибудь из Борисовых 4Флегонтов Клепико­
вых», если так.
С газетой, писал Дима, дело на мертвой точке. Две разные
группы ее хотят и не могут сговориться. Горвиц лез и к Диме,
4держал себя с последним унижением», но и Дима отверг эту
4ГадИНУ>>.
Вообще Дима звал нас, говорил, что нанял нам 2 комнаты
у евреев, себе где-то далеко у немки, Володя должен был
оставаться в Краковской.
Окончательно мы разделились.
За несколько дней до нашего отъезда, когда в доме нико­
го не было, кроме нас, ибо муж Карлы и Рузя уехали в этот
день в Варшаву, - Карла внезапно взяла да и родила!
Утром нам объявил старый слуга: родилась девочка. Даже
доктор не успел приехать, даже акушерка из Седлица!
Мы были весьма сконфужены.
Конечно, телефон, телеграммы, к вечеру прилетел Генрих
(муж) с Рузей, скоро Марыня, потом другие... Юзик был
на фронте.
Это случилось, кажется, 13 мая. А во вторник, 17-го мы,
простившись с больной Карлой и младенцем (его сняли
на руках у Дмитрия), уехали в Варшаву. С нами ехала и
Марыня.
Дима нас ждал на нашей новой квартире, на Крулевской
29-а, против самого Саксонского сада, у евреев Френкелей.
Отсюда начинается наша новая варшавская фаза и, лично
для меня и Дмитрия, самая важная.
В Париже, 14 ноября, воскресенье
Сегодня, после очень скверных известий о Крыме из-под
руки (газеты печатали, что Врангель спрятался за Перекоп
4без потерь», а Перекоп неприступен) - сказано, что Вран­
гель весь провалился, большевики прорвались в Крым, отку­
да все хлынуло на пароходы, и сам Врангель будто бы уже
в Константинополе. Вчера Евгения Ивановна приносила два
письма от Савинкоnа - откуда-то из-за Пинска. Очень бод­
рое. В обоих - 4Я уверен, что мы дойдем до Москвы». 4Кре­
стьяне знают, что идем за Россию не 4Царскую и барскую».
4В окрестных деревнях 3 тысячи записались добровольца­
ми». 4Как отсюда ничтожны все Маклаковы» (да и отсюда
тоже, прибавила я, читая). И ясно, пишет еще, что 4Ранrель» -
по выговору крестьян - непременно провалится.
105

Хорошо, но что могут сделать Савинков и Балахович -
одни? У большевиков 1) такая база, 2) неограниченное число
человечины, 3) всемерная помощь немцев, и тактика их, и
тяжелые орудия. Как бы ни был прав и свят Савинков (?)1
какой бы ни был дух у них - у большевиков пушки ...
За них и Англия. Против одна Франция, но и то плато­
нически и надвое: как она смогла допустить, чтобы Польша
заключила мир? Ведь это же абсурд, если признаешь Вран­
геля! Ведь ни большевики, ни мы не скрывали: если Польша
даст им «передышку~ - они кинут все на Врангеля.
Ну, дойдет очередь и до Польши. Продала себя за... даже
не за золото большевиков, а за их золотые обещания.
Нет, довольно. Пусть теперь соединяется с ними Ллойд­
Джордж, пусть их признают, пусть они расползутся по всей
Европе, пусть, пусть!
С немцами рука об руку они «научат Европу уму-разу­
му~. как сказал Троцкий. А под конец проучат и своих по­
мощников самих.
Я давно не выхожу, больна. Однажды обедала у Petit.
От Димы за все время одна несчастная телеграмма
«сложное положение~... «видел Пилсудского~... Какой кош­
мар это молчание!
Была n Вереали - у Зины Р. Приехала курочка Амалия.
Здесь, вообще, кошмар и скандал - эта русская колония ...
Делать ничего нельзя.
«0, эти сны! О, эти пробужденья! .. ~
Итак - с 17 мая мы с Дмитрием на Крулевской, 29-а.
Я- в большой комнате с балконом на улицу,- на противо­
положной стороне густые, душистые купы деревьев Саксон­
ского сада (а на улице, к сожалению, опять скрежещущий трам­
вай). Но очень высоко (ужасная лестница) и потому все-таки
лучше. Моя комната - бывшая гостиная бывше-богатых евре­
ев. Ломберный стол посредине, где еврейская горничная, рыжая
Маня, вечером подавала нам простокnашу и вареники, а днем я,
разливая чай из толстого чайника, вскипяченного на газе, умо­
ляла бесчисленных гостей не облокачиваться чересчур.
(Оссоnецкий таки раз, в конце концов, свалил все и ма­
ленький чайник разбил.)
В углу - маленькая, проnалеиная кроватка с красной пе­
риной. Я ее утром сама убирала и закрывала коnрами, кото­
рые дала мне дочка-жидовочка Мальвина.
106

Дмитрий - в маленькой комнатке напротив, через перед­
нюю. У него такая же кровать (обе с клопами) и оттоманка.
В моей комнате - ощущение света (солнце с 5 часов) и
приятной жары.
И каждый день - людей, людей! Но уже совсем не тот
беспорядочный навал случайных - всяких дам, интервью­
еров и поляков, как было в Краковской: в известном смысле
Дмитрий, как новинка, закатился. Но зато здесь почувствова­
лось другое; гораздо больше толку.
Люди у нас начинали уже группироваться - 4Повторять­
ся•. Буланов, Гершельмаи (Дима их тоже присоединил к
комитету), Родичев, который непреодолимо мил, добр, чес­
тен, но глуховат, притом несколько 4Сел на ноги•, по выра­
жению Димы. Полонофил, - но все-таки «кадет•, да еще
приехавший из оглупевшей Европы, - он нуждался в боль­
шой и, главное, неустанной «рбработке•. Дима уж тут без
нас постарался - мы подхватили.
Случайные люди, 4разовые•, бывали, конечно, - но куда
реже. И деловые.
Деренталь, стертый блондинчик довольно симпатичного
вида с обвязанной шеей (его варшавский парикмахер зара­
зил какими-то нарывами), - жил бездейственно, дожидаясь
возвращения Пилсудского с фронта (а он вернулся только
17-го, в один день с нами, и когда мы ехали - мы везде
видели еще не снятые гирлянды «встречи•, как на станциях
от Седлеца, так и в Варшаве).
Деренталь, как выяснилось, был, действительно, Борисов
«преданный•. но появившийся уже как-то в более последний
период. Сам по себе - он средний эмигрантский памфлетист,
-
вообще 4Писатель•, -даже писал в «Русских ведомостях•, -
из Испании.
О других его связях с Борисом скажу потом, а пока я
узнала, что Деренталь, да еще с женой, сопровождал Бориса
по Совдепии весь предпоследний год; был сначала в Моск­
ве, потом проделал Ярославское восстание, потом, когда
Борис чуть не умер от холеры в имении адмирала Одинца, -
жена его («типичная парижанка•, как говорит Деренталь)
ухаживала за ним; затем они очутились в Сибири; наконец
оттуда вместе, на пароходе, в Париж, обогнув чуть не весь
земной шар.
Деренталь рассказывал мне о последнем годе Бориса:
-О, вы теперь его не узнаете; он сделался таким диплома­
том. Так со всеми любезен. Нет следа ero прежней резкости.
107

Нам очень хотелось ему верить. Помня Бориса-одиноч­
ку, со слишком явным сампрандерством (все дело в <<явно­
сти• ), которое всех от него бессмысленно отталкивало, -
мы радовались, что он сумел приобрести нужную сейчас
гибкость.
Но когда мы хотели определенно понять, кто с ним в конце
концов, есть ли целая группа, - оказывалось, что как будто
нету никого. Чайковский? Да, может быть. Или отчасти.
Маклаков? Львов? Или кто?
Но если и никого, - то, быть может, виноват не Борис, а
состояние парижекой эмиграции, безнадежность которой мы
уже понимали?
Относительно Польши - суть январского приезда Бориса
и теперешние полномочия Деренталя - мы не скоро все это
уразумели, благодаря привычно конспиративным приемам
Деренталя. Но оказалось, что у Бориса с Пилсудским был
письменный проект соглашения, очень выгодного, с пунктом,
что Польша обязуется содействовать свержению большеви­
ков ~в течение 20-го года•.
Если Борис, при этом, еще не терял все время контакта с
Пилсудским, чего же он до сих пор не ехал?
Надо сказать, однако, что как раз в это время была исто­
рия Польши с Украйной, неожиданное соглашение Пилсуд­
ского с Петлюрой и взятие поляками Киева.
Его взяли еще в начале мая. Пока был успех - шипели
мало, а чуть дела на юге стали шататься - поднялся гвалт
против ~украинской авантюры• и в самой Польше; что
же касается нашей русской несчастно-преступной эмигра­
ции, то она завела себя поистине неприлично... Но об этом
после...
Родичев, впрочем, уже и в это время, вдруг вскипая, на-
чинал тыкать пальцем: ~ ... а саг-соглашение... се этим рраз-
бойником... с Ппетлюрой ... этто што??•
Через Гершельмама и его друга графа Пшездецкого при­
нялись устраивать Деренталю аудиенцию у cher d'Etat1•
Деренталя было не понять. Он уверял, что на его ответ­
ственности лежит решить, стоит ли Савинкову приезжать или
нет. Решит он это лишь после свидания с Пилсудским. Да­
ром вызывать - можно ли?
От Савинкова шли нетерпеливые и довольно спутанные де­
пеши (всегда подписанные Aimee Derenthal, женой Деренталя).
1 глава государства (фр.).
108

В конце мая свидание, после хлопот, состоялось наконец.
У Деренталя еще и шея не прошла.
16 ноября, вторник (Париж)
Да, это неслыханная катастрофа. Трагический скандал.
Врангель, можно сказать, рухнул в одночасье. Буквально.
Лавина всесметающая большевиков, под личным предводи­
тельством Троцкого, уже в Севастополе.
Это лишь первая реализация варшавского ужаса - мира
в Риге.
Дима, с тех пор как мы уехали, почти месяц, не написал
ни стро7<.и. Ни мне, да, кажется, и никому.
Я ему писала. Скажу и здесь, что знаю, с чего не возвращусь.
Наша грубая, простая линия понимания, которое мы вы­
везли соттуда•,- проста и непреодолима, и единственна. Мы
знали, что свергнуть иго большевиков (и даже не трудно)
можно только:
1) вооруженной борьбой с крайне демократическими ло­
зунгами (Савинкова) и с чисто большевицкими методами
борьбы (вроде Балаховича);
2) при непременном условии опоры на регулярную армию
другого самостоятельного воюющего государства.
Вот- и больше ничего. Остальное- сравнительные дета­
ли, отсюда вытекающие. Знали мы также, что сочень бес­
плодны все южные движения..... Да ведь это само собою
разумелось ...
От этого нашего знания и пошла наша вся Польша, и наше
ожидание туда Савинкова, и все, все...
От этого знания и не сомневались мы, что сбольшевики
лопнут около Польши в ту минуту и там, где Польша нане­
сет им первый... даже не удар - укол•.
Это случилось в 7 верстах от Варшавы... и так называе­
мое счудо на Висле• совершилось.
Мы знали... Мир Польши с большевиками, после этого
счуда•, - что это такое? Или мы в него не верили (как
большинство), или мы забыли, что это - конец?
Все равно. Факт тот, что мы почти ничего не делали ни в
Польше, ни во Франции для предотвращения катастрофы.
Мы уже разделилисЪ тогда в себе - вот наше преступление.
О, вероятно мы ничего бы не могли сделать, что такое - мы?
Но мы и не делали. И далее, когда мир - первая и главная
катастрофа - стал реальностью со всеми последствиями (она
109

включала уже и падение Врангеля),- мы ничего не сделали,
чтобы сохранить, спрятать до времени Савинкоnа и Балахо­
вича... Хотя как?
Савинков теперь, со всей правдай дела (говорю не лично
о нем, а как о <<знаке•) - •один в поле воин•. С ним, если
при этом ужасном условии, он... будет дискредитирована и
единственная правда дела, правда лозунгов и методов.
/,Кдать нечеловеческого чуда, чуда совсем внереального -
одно можно. Но можно ли даже молиться, требовать такого
чуда нам, не исполнившим меру своих крошечных сил? О,
если б я могла!
Савинков тоже виноват тут, но он, для себя, конечно бу­
дет •свят•. Но что Савинков, что - в конце концов
-
и
каждый из нас!
Я не совсем помню, когда именно, но чуть ли не в один
с Деренталем день, лишь на несколько часов раньше, было и
свидание с Пилсудским Родичева. (Может быть, и ошибаюсь,
но, кажется, так.)
Надо сказать, что старик, в общем, все знал и был с нами
в прекрасных отношениях, - не знал только деталей. Мы
виделись каждый день и, уж конечно, всячески старались
держать его на нашей стезе. Ибо он нет-нет - да и взбурлит,
и начнет порываться к своим •кадетам•! Помогала много его
любовь к Польше, а затем то, что Родичев сам по себе уди­
вительно ясный, честный, добрый человек.
К Савинкову он относился хорошо (и надо ведь, помнит,
что из Парижа приехал! И кадет! И большевиков путем не
испытал!). Только иногда, ни с того ни с сего, вдруг начинал
доказывать, что с Савинковым ничего не выйдет... почему?
•А потому, что он - убийца!!•
•Вышло же с Пилсудским, - возражаем мы,
-
а ведь он
то же, что Савинков, чуть не той же, во всяком случае такой
же, боевой организации•.
Тогда Родичев начинал доказывать, что Пилсудский внут­
ренне это свое <<убивничество• преодолел, переступил, а Са­
винков - нет ( •я читал его романы!)•. и что это лично де­
лает последнему честь, но действия его обречены на неудачи.
И прибавлял еще смутно, что Пилсудский - неизвестно,
может тоже в конце концов провалиться.
Нас не тревожили, конечно, эти выводы Родичева: но в
глубине души, - меня по крайней мере,
-
тревожило другое
110

при сравнении Бориса с Пилсудским. Видно же, что этого
обожают целые косяки людей, что он, говоря мещански, ~по­
пуляреН>>, и даже в армии. Борис, этот потрясающий «лич­
ник~>, как-то специализировался по ~непопулярности~. Навер­
но (еще бы!) глубже Пилсудского ... Но вдруг он и теперь
глубок, как дыра, проткнутая семиверстной палкой: чуть не
до центра земли глубок, - но узок, темен ...
Впрочем, ведь говорит же Деренталь, что он изменился ...
Так я тогда размышляла.
Старика в Бельведер шапронировал какой-то расторопный
малый из Русского комитета. К четырем часам.
Свидание это не могло иметь никакого особого значения
и, конечно, никаких реальных последствий. И не стремилось
к ним. Просто акт вежливости с обеих сторон, со стороны
Родичева, и ~желание взглянуть в глаза~.
Ну да и так, вообще, - ~на всякий случай~.
Родичев уж имел против Пилсудского особый зуб - Пет­
люру, Украйну. Уже нет-нет и зажигался (правда, минутно)
проклятым и преступным огнем ~патриотического~ негодо­
вания, который разгоралея уже среди всегубящего русского
эмигрантства в Париже и в Лондоне.
Ведь ей-Богу, - и это стоит отметить!
-
все оно, вплоть
до невинно-безалаберного Бурцева, до того дошло, что стало
кричать вместе с большевицкими о патриотическом подъеме
в Совдепии, в красной армии, против гнусной Польши, же­
лающей отнять у России (??) Украйну, объявляющей ее са­
мостийность!
Орало без различия партий. В глупостях, безумно-гадост­
ных и фатальных, - всегда единодушно.
Под вечер пришел Родичев к нам и всем нам обстоятель­
но рассказывал об аудиенции.
(Деренталя не было. Положительно - его свидание было
назначено в тот же день вечером!)
Усталый старик как-то размягчился. •Сказал прямо, что
об Украйне буду молчать~. А в общем - доволен. Пилсуд­
ский, очевидно, был с ним снисходительно мил, осторожно
умен. Я спрашивала о впечатлении от личности.
-
Я скажу... да, я скажу, что у него - честные глаза ...
Не совсем помню, когда явился Деренталь. В этот день
или на другой. Во всяком случае при нем были только мы,
никого постороннего.
Явился довольный, - тут уж и мы вздохнули свободно.
Говорит, что послал Борису очень благоприятную телеграм-
111

му. Выходило, что Пилсудский хочет приезда Савинкова. Как
будто хочет, однако, чтобы он приехал один. Так Деренталь и
телеграфировал.
Да с кем Савинкову и приезжать? Ясности у нас полной
не было, но как будто выходило, что у него приблизительно
никого.
Перед самым свиданием Деренталя от Савинкова опять
были противоречивые телеграммы. То ~не приеду»-, то ~все
изменилось, приеду»- и (~Sans рара»- 1 (Чайковский).
Деренталь начал с того, что передал от Савинкова поздрав­
ление Пилсудскому по поводу его успехов на Украйне. Это,
кажется, маршалу весьма понравилось.
Мы стали ждать. И довольно радостно. Даже Дима был
(сравнительно) весел.
Как жаль, что я не помню точно числа июня, когда при­
ехал Борис. Это было в самом начале, числа 8-го, быть мо­
жет. Или 7-го, или 9-го. Вроде этого, словом.
Мы ждали его на Крулевскую с утра, и Дима пришел. Но
поезд опоздал: в 2 ч. мы с Дмитрием пошли обедать. Дима
тоже куда-то ушел. Быстро вернулись (и Дима). Френкеля, -
кто-то из них, - сказали, что у нас был гость, ~кажется,
министр>>, оставил карточку, придет в 5 ч.
На карточке Савинкова ( ~Ancien Ministre de la Guerre de
Russie»- )2 действительно стояло: ~зайду около SV2»- .
Мы, как-то успокоенно, опять стали ждать.
Когда позвонили - мы невольно пошли к дверям пере­
дней, и я первая попала в его объятия.
25 ноября, Париж
Дима телеграфировал, что приедет в пятницу (завтра). Ра­
нее была телеграмма от Буланова, что через 8 дней приедет
в Париж или Дима, или Борис. И затем было (через Petit)
письмо от Димы, начинавшееся так: ~сегодня отправил Бо­
рису письмо с категорическим требованием приезда. Мне ка­
жется, ему нужно поехать в Париж, ударить кулаком по столу
и взять, наконец, в свои руки несчастный русский флаг... »- (!)
Это показывает, что Дима тоже не понимает степени непопу­
лярности здесь Бориса. Конечно, надо бы сделать именно так;
1 без nапы (фр.).
2 Бывший военный министр России (фр.).
112

но ранее надо было сделать здесь гигантскую подготовитель­
ную работу, вроде польской, только неизмеримо труднее, ибо
тут приходится считаться с русскими отбросами, с русской
швалью и старью, а шваль и старь - все русские, за личны­
ми исключениями, и русских тут чуть не 200 тысяч. Да и
Савинков ...
К личностям же Варшава отнеслась с самой опрометчи­
вой пренебрежительностью (не говорю о нас) и всякого дру­
га, данного и потенциального, сумела оттолкнуть. Кое-кого
определенно вышваркнула (ген<ерал> Владимиров), кое­
кого обманула (Рузский), почти всех раздражала полным
отсутствием связи и информации, полнотой невнимания.
Неожиданно, вчера, ~общее дело~ напечатало интервью с
~только что прибывшим в Париж~ и будто бы ~назначен­
ным представителем Русско- Польского комитета в Варша­
ве~ - каким-то Неклюдовым. Кто он
-
неизвестно, ибо его
не знают ни у Petit, ни в кадетских кругах. Мы не знаем
даже, откуда он взялся. (Но мы - все равно, а почему так
случилось, что мы ~все равно~ - это будет видно из моего
последовательного рассказа.)
Дима пишет еще, что положение ~невероятно трудное~.
что Пилсудского травят. Украинцев бьют и ~на Пермикине
лица нет~.
Сегодня известия, что большевики принялись и за Бсща­
ховича и ~остатки его накануне ликвидации~. Верно ли это
или упреждение событий - не знаю. Но зато знаю, что Ан­
глия накануне признания большевиков. Это-то уж верно.
Между прочим, поэтому я думаю, что большевики сейчас на
Польшу ни за что не полезут (если бы!).
Не полезут, слишком хитры.
Пилсудский, по словам Димы, ~в мир не верит, но войны
вести не может~. Нахохлившийся больной орел.
Может быть, большевики и вовсе не полезут на Польшу?
Может быть, внутренние польские раздоры, которые ужасны,
кончатся падением Пилсудского... и тогда Польша будет за­
воевана ~мирно~. т. е. попросту обольшевеет. Отсюда особен­
но ясно видно, как там все полуразрушено, какая там по­
лусовдепия.
Я, впрочем, не хочу, прямо не хочу ничего предсказывать.
О, какое жалкое зрелище русские за границей! И партий­
ные, и беспартийные...
Сегодня мы опять пойдем обедать к Petit.
113
8 3JtllaJrд;l fiiПDIIYC, Т. 9

Савинков изменился - так неуловимо, что я бы не могла
сказать - чем... Однако я его мгновеньями не узнавала. По­
старел? Поплотнел? Полысел? Нет. Перед свиданьем в Пе­
тербурге, в 17 году, я его дольше не видала - и он был со­
всем тот же, он же... А теперь - он, а мгновеньями другой
человек. (Говорю только о физике.)
Он, конечно, воззрился на Диму: неудивительно! Этот ведь
в самом деле во всех смыслах - неузнаваем.!
Долго не мог прийти в себя от Димы. Дмитрия нашел
только чуть побелевшим сбоку, да и то мало. А моей ~непот­
рясаемостю>, как он выразился, моей неизменяемости так же
долго удивлялся, кажется, как Диминой перемене.
Мы все были радостно взволнованы. Чувствовалось, слиш­
ком много надо сказать - и мысли перебивают одна другую.
Володи, конечно, тут не было. Вообще же - я должна ска­
зать несколько слов о Володе. До сих пор он, в свою меру, во
всей этой польской эпопее, был вместе с нами: и у Оссовецкого,
и в Польско-Русском обществе, и у мессианистов, и лекции чи­
тал тоже везде с нами вместе. Это мне казалось, помимо всего
другого, хорошим символом: не все ~седые и лысые~ ... И если б
у него характер поактивнее, то было бы, конечно, еще лучше.
Он мог бы завязывать связи собственные с людьми, с которы­
ми мы не могли связаться, благодаря нашему положению и,
главное, нашему возрасту. У нас могла бы создаться перифе­
рия. Большевики понимают не хуже меня, как нужна моло­
дежь, и притом отнюдь не только в виде пушечного мяса...
Этого, благодаря Володиному характеру, пока не выходи­
ло. Он просто оставался ~на наших стезях~. Я надеялась,
впрочем, что в конце концов будет именно то, что нужно, и
пока оставляла, как есть.
Надо еще прибавить, что Володя очень доверчив, наивен,
невинен - в общежитии, в смысле условного ~savoir vivre~ 1•
Он не имел ~светской практики~ и не умел вовремя прихо­
дить - вовремя уходить, выгодно быть и выгодно не быть.
Конечно, и весь уклад жизни наш был совершенно исключи­
тельный. Я не знаю и сама, будь я Володей на Воладином
месте, нашла ли бы я тот исключительный такт, с которым
надо было ~выгодно приходить и уходить~. мудро держать
себя... не с нами, но с нашими людьми.
Во всяком случае лишь с Крулевской я тут почувствовала
особые трения. Дима как будто раздражался. Наконец, по
1 умение жить (фр.).
114

поводу Деренталя (и уж со слов «Конспиративного• Дерен­
таля) сказал мне. Я, конечно, сказала Володе, - но уж это
беда, когда нужно сказать: непременно человек станет самым
«невыгодным• образом - уходить!
Последнее время при Дерентале Володя и уходил.
Не было его, конечно, и при первом свидании с Савинко­
вым, но и потом не было. Большей частью, едва являлся
Савинков - Володя уходил. Сидел в комнате Дмитрия. По­
том, если мы пили чай, я его звала - приходил, но был те­
нью, что совершенно естественно... хотя и неестественно.
(Таковы уж все люди: склонны других прежде всего брать,
как тень... мешающую или помогающую. И когда чувству­
ешь, что тебя берут за тень - трудно не входить в роль.)
·
26 ноября, пятница (4 часа)
Дима не приехал утром, встречавший его Володя сказал,
что поезд опоздал.
Но теперь мне вдруг пришла мысль, абсолютно дикая и
оскорбительная, но вероятная именно своей неестественнос­
тью. Если она не приходила мне в голову ранее, то лишь
потому, что еще не окончательно свихнулась, все спадаю в
нормальность.
Мысль эта: Дима не будет жить у нас, остановится в го­
стинице. Он туда прямо и проехал.
Легко объясниться внешним образом (предлоги) и невоз­
можно оправдать внутренне.
Да, я забыла абсурдную психопатию Варшавы и несчастие
Димы. Оттого я и не думала об этом. Теперь я почти уверена.
18 декабря, суббота
Конечно, конечно, так и случилось.
Дима живет в гостинице. Он еще здесь. Мы редко видим­
ся. Дело, за которым он приехал (доставать деньги для ин­
тернированного в Польше отряда Савинков - Балахович),
-
не удалось. Больше мы ничего не знаем.
Третьего дня Дмитрий читал лекцию в Salon Danton. Слу­
шали внимательно. Вчера у нас был Чайковский.
История Евг<ении> Ив<ановны>. Изумительная грубость
Савинкова. Но это все, когда дойду. На днях Дима уезжает
обратно в Варшаву. С проклятиями. Неблагословенность «на­
ших• дел... Еще бы! Так и будет продолжаться.
115
s•

11 марта 1921 г.
Кончена зима, кошмарная. Я физически не могла писать
дневника. Знаю, что это очень плохо.
Писала статьи в 40бщем деле~. Получала письма от чи­
тателей. Дима совсем оставил нас. Пишет изредка Володе.
Трудно понять, что они там с Савинковым делают. Оказы­
вается, 4разгромили~ генералов. Вышвырнут и Балаховича.
Дима, кажется, сделал политику (политику Савинкова) своей
религией. Трудно поверить.
Но дело не в том. А в том, что Россия опять в революции.
Восстание кроншт<адтских> матросов. Борьба за Петербург.
Моря, океаны крови. То, чего не было бы при малейшей по­
мощи извне, - 4Интервенции~. Но социал-революционеры
ликуют. Что им русская кровь!
Главное - это длится. Уже две почти недели. Какое том­
ление духа, какая боль. Но лучше молчать пока.
Чайковский, И. Демидов, Вакар, Карташев и мы - со­
единяемся в какой-то религиозный союз. Илюша и Руд­
нев, посидев, ушли, ибо не желают (не могут) вливать в
4дела~ - дух, а дух делать действенным. Бунин
-
во-пер­
вых, слишком чистый 4Художник~. а во-вторых - не без
черносотенства.
Карташев - но буду ли я о Карташеве?
В смертельном томлении душа моя.
26 марта, суббота (uхняя Страстная)
Вот когда действительно надо было бы писать дневник. И
нет ни сил, ни возможности. Нет слов - а между тем только
слова останутся. Только они кому-нибудь помогут не забыть.
А забывать нельзя.
Большевики восторжествовали по всем пунктам. Вся Ев­
ропа кинулась помогать им.
Ллойд-Джордж подписал соглашение. Так же все другие
страны. Польша подписала мир. Кронштадт, конечно, пал.
В Варшаве Савинков сидит по-прежнему, всех разогнав,
самодовольный, с Димой. Нельзя понять, на что они надеют­
ся. Ничего не видят.
Франция предложила Врангелю отправить русские вой­
ска или в Совдепию, или в Бразилию. Милюков, съеден­
ный эсерами, требует уничтожения Врангеля. Все •Зензи­
новы>> тоже.
Я ничего не понимаю от тяжелой душевной боли. Целы­
ми днями хожу одна, в толпе. Не знаю, куда еще бежать.
116

Всякий день жду удара... О, если б я знала! Неужели
Дима...
Карташев исчез.
Теперь я здесь отмечу нечто, относящееся к нашей Вар­
шаве в июне 1920 года, что имеет очень важное внутреннее
значение, но такое внутреннее, что не подлежит оглашению.
Это касается меня и Савинкова. Составляет продолжение -
непосредственное - истории нашей в Варшаве.
Несколько слов раньше: Савинков до такой степени, по
природе, лишен в себе жеиского, что никогда не могла себе
представить, чтобы между нами, в какой бы то ни было
форме, мог возникнуть пол.
Слава Богу, около пятнадцати лет я его знаю, и несмотря
на всю (мою) дружбу - это было в корне исключено между
нами, в голову не приходило, ни мне, да и, очевидно, ни ему.
Первые дни в Варшаве Савинков еще ничего не начинал -
да и Пилсудский был в отъезде, - а предстояло решительное
с ним свидание. Собственно, оно уже было ясно. Предстояла
большая ломка для Савинкова, - еще так недавно бывшего
Колчако-Деникинцем, большие, может быть, унижения... Са­
винков это понимал, был неспокоен. До этого свидания с
Пилсудским избегал какого-нибудь •оказательства~ в польском
обществе. Бывал только у нас. Ко мне проявлял особое вни­
мание, и за глаза - и в глаза. Это было естественно
-
нея
ли верно хранила всегда его для нас, не я ли одна писала
ему, и прежде - и в последнее время, не я ли особенно на­
стаивала на его приезде, на его нужности здесь?
Меня не удивило, когда однажды, в жаркий солнечный
день (у нас сидели, как почти всегда, люди - Родичев, Була­
нов, еще кто-то), пришел Деренталь и сказал: •3. Н., Б<о­
рис> В<икторович> хочет иметь с вами партикулярный раз­
говор, он у себя, просит вас прийти к нему сейчас~. Я надела
другие туфли, шляпу и потом пошла. Через сад. Сад был
напротив нас. Если его пересечь - то выходишь прямо на
маленькую тихую уличку, где помещается Ерюловекая гости­
ница, тоже окнами в сад.
В маленьком номере Савинкоnа я уже бывала. Он нам
трогательно там устраивал обед (всем трем), очень заботил­
ся, чтоб была скатерть, - в Варшаве нет скатертей,
-
и до­
был все-таки нечто, похожее на простыню больше. Номер
узкий, длинный, в одно окно, выходящее на сад (высоко).
117

Слева красный диванчик, стол с бархатной скатертью, кресло
спиной к окну. По правой стене у окна шкаф, дальше кро­
вать. Я застала С<авинко>ва сидящим на диванчике у стола.
Простывший чай. Какие-то конфеты. Я села в кресло. Окно
было открыто.
Наша долголетняя дружба делала наши отношения близ­
кими и, как мне казалось, очень верными и очень прямыми.
Если слово ~любовь• взять, как слово совсем исключитель­
ное, высшее, редкое во всяких отношениях, то я не моrу ска­
зать, что я люблю С<авинко>ва. Но я чувствовала к нему
совершенно особую, редкую близость, глубоко человеческую,
доверие, понимала его ценность и думала, что до дна пони­
маю его слабости, принимаю его с ними. Все это в то время
еще подчеркнулось радостью несказанной, что вот - этот
человек здесь, внутренно с нами, в той правде, которую мы
видим, и будет в нужной борьбе, и сделает то, что нужно,
ибо у неrо сила, которой у нас нет. Только о том и думалось,
как бы ему тут помочь, приrодиться, хоть на ливийку увели­
чить его силу. Ведь это ~борьба• - только она и заполняла
все наши помыслы, чувства - все. Я как-то, почти не думая,
ощущала тогда всех нас, - и ero, - в.месте. И за Диму пере­
стала бояться (что он опять пойдет против Савинкова). Слиш­
ком важно бьmо первое, главное.
Мы говорили очень хорошо. Я понимала остро ~боренье
духа•, в котором находился этот властный, одинокий чело­
век. Такому нужно вдруг, порою, поговорить с кем-нибудь
вот так, близко. И то, что предстояло, - было так трудно,
так важно, так нужно. Трудно передать разговор, и тогда я
не могла бы. Переплеталось внешнее и внутреннее, личное и
общее. Говорил - о себе
-
тоже и внешне, и внутренне. Какое
странное смешение в нем доверчивости, ребяческой, - мрач­
ности, самоуверенности - суеверия, остроты и слепоты, рас­
чета и безрассудства; то он сознателен - то инстинктивен.
Сколько примитива, кроме того. Нет, никогда не встречала я
таких сложностей в единой душе... И даже не сложностей.
Ведь он как будто тонок, но не тонок. Он никогда не владе­
ет всем, что у него есть, но всегда чем-нибудь одним, и не­
заметно это одно начинает владеть им.
Я давно пересела к нему на диванчик, обнимала его полу­
смеясь, нежно, целовала ero. (Мы часто, всегда целовались,
особенно прощаясь - мы ведь расставались каждый раз как
бы ~навсегда•.) Говорила, что все понимаю и ero сейчасноrо
понимаю (что была правда),- ведь мы с вами ~однотипны•.
118

Он тихо соглашался: •да, мы похожи•. Разговор не перехо­
дил на отвлеченности. Иногда мы просто •молчали вместе•.
Я знаю, что ему в эту минуту дорога была бы та интуитив­
ная ласка, тот духовный знак, которым так богаты женщины.
К этому он бессознательно тянулся. Я знаю, что тут мой
провал, и я уже в первое это свидание как-то дрожала, что
сумею и не умею создать именно этой атмосферы, дать и это.
Нет у меня этой интуиции! А что у меня есть - сейчас, в
данную секунду, не нужно. Впрочем, это было не так резко
тогда, а смутно. Всей доброй волей моей я смутно искала
путей к такому проникновению. Впрочем, во мне столько
было бездонного человеческого чувства к С<авенко>ву и
такой подъем духа, что я ничего еще не боялась.
-
Я даже не честолюбив... Я властный, но это другое... И
уж таким я родился ...
Когда надо было уходить - идти ужинать,
-
он меня не
отпускает. •Ведь вы понимаете, я один, один с моими мыс­
лями и борениями. Придет Деренталь... Потом уйдет ... Боль­
ше ничего... Эти дни пройдут, я справлюсь с собой. Когда
решу - будет легче. Но теперь мне трудно•.
-
•Хорошо, я
пойду домой, скажу, что буду ужинать с вами, - и вернусь.
Хотите? Я приду через четверть часа•.
Дома я застала Володю (он ужинал всегда с нами), сказа­
ла, что опять ухожу. •да. Пожалуйста, придите за мной в
Брюль в 11 часов•. (В Варшаве можно было ходить вечером
лишь до 11 V2, и одной неприятно.)
Итак- я вернулась. Мы ужинали на том же столике, пили
кофе, курили. Он был очень рад мне. Не помню хорошо, но,
кажется, настроение было не такое интимное, как дневное.
Или, кажется, оно несколько изменилось, когда я (довольно
бестактно) сказала:
-
Я просила •моего Деренталя• прийти за мной в 11 часов.
-
Зачем? - как-то недовольно сказал он.
-
Ябывассам
проводил.
Ровно в 11 часов Володя пришел, и мы тотчас же ушли.
Эта крошечная тень не имела никакого значения. И опять
я не удивилась, когда, на другой день, возвратясь из панси­
она, где мы обедали, нашла записку от Деренталя: •Б. В.
будет ждать вас все время... • И я пошла опять.
Мне жаль, что я пишу так вдолге, так не могу восстано­
вить подробностей даже самых как бы ненужных - они, по­
моему, все нужны. Савинков за эти несколько дней (я даже
не помню уже, сколько) очень много мне говорил о себе. То
119

с детским увлечением показывал мне красную, широкую,
масонскую ленту и рассказывал, как он 4держал экзамен• в
какую-то высшую степень и как его 4Клали в гроб•, то рас­
сказывал о своих делах и путешествиях, об истории с Авк­
сентьевым, то о Дерентале, о том, как отец его жены предал
его, С<авинко>ва, и как С<авинко>в, простив, приобрел веч­
но преданных ему людей... То опять о себе внутреннем, о
своей 4безмерности•, о любви к детям ... (О безмерности, об
отсутствии 4Меры• я уже начинала догадываться, т. е. об
ужасной этого стороне.)
Но дело не в том. Не про это хотела писать. Вот про что:
наши 4Сидения• вдруг стали приобретать совершенно нео­
жиданный оттенок. Я сначала отказывалась верить себе, но
уже не замечать этого сделалось нельзя, а скоро и вид де­
лать, что не замечаешь, уж нельзя стало. Меня просто ужас
взял, ибо я сразу охватила все возможности тупика. Безыс­
ходность я поняла чуть не раньше, чем его импульсы. Конеч­
но, он в меня не влюблен (еще бы?). Я даже нарочно, говоря
о прошлом, подчеркнула: 4Я ведь никогда не была влюблена
в вас•, - на что он тотчас ответил: 4Вот и я тоже•; допус­
тить грубое 4Желание• - тоже глупей глупого, слава Богу,
что я на 4Мужчинский• вкус из себя представляю? Несмот­
ря на известную моложавость - подумаешь!!! Я соображаю,
что это было, в сущности, все опять то же стремление к
близости 4Женского• в его интуитивной силе, утешающей и
поддерживающей; его собственное объяснение, очень инди­
видуальное, свойское, как будто этому не противоречит... 4Я
совсем не грубый в этом смысле... Меня не знают... И не
4брачник• ... •
-
4Неужели вы думаете, что если б я хотел жен­
ского тела... Нет, я не понимаю близости духовной только.
Вместе видеть смерть лицом к лицу - это сближает действи­
тельно, физически... •
-
4Но я не думаю так. Я не могу•. -
4Тогда не нужно целовать в уста... •
-
сказал он, слегка ото­
двигаясь. Думая все о том же, о тупике, который все равно
грозит, раз уж такое случилось и он так думает, я взволно­
ванно сказала: 4Я ведь ничья... • Он, не понимая, ответил: 4И
я ничей .......
Смотрел прямо, мимо меня.
Тут я опять сказала, что в него - никогда не была влюб­
лена, что у нас с ним другая близость, совершенно един­
ственная, что тут мы чересчур 4Однотипны• ... Уже не помню,
что я говорила, но была искренна и опять с болью чувство­
вала, что дело в 4атмосфере• женской, и что дать ее я не
120

могу никогда, и что тупик готов во всех случаях, даже в том,
если бы я внутренно решилась пойти на все жесты женские...
Это была бы сплошная жертва, так как Савинков, по сплош­
ному ~мужчинству~ своему, вообше убивает во мне всякий
пол. Но это была бы жертва бесплодная., она не спасла бы
ничего. Твердое сознание бесплодности подобной жертвы меня
и подавляло. И я без всякого честного выбора (не хочу ща­
дить себя) пошла по линии наименьшего сопротивления ...
Была еще глупая надежда, что это ~таю>, а завтра и он забу­
дет. Или еще: что он вдруг ~поймет~ мои отвлеченные слова,
не будет их слушать, как ~заговаривание зубов~. Под этими
глупостями я, однако, знала все простые и неизбежные вещи:
это человек исключительного самолюбия и в данной, как во
всех других сторонах. Он не привык ни к какому сопротив­
лению. Он его не простит, даже если бы и хотел...
В этот день я ушла до ужина, и мне удалось сделать это,
как хотелось, без тени разрыва... Без ~да~. без ~нет~ ...
Помню, как я шла через сад домой, по ближайшей аллее,
мимо пруда. Было солнечно, каблуки моих туфель стучали
по землистому тротуару этой иерееекающей сад аллеи... А
исхода не было. Сколько ни думай - все равно. Вдолге, вско­
ре, так, иначе, - мое устранение придет логически. В это
время, впрочем, главной моей заботой было - ~как не повре­
дить~. Вот это.
(Вспоминаю еще, что Савинков очень откровенно говорил
со мной о своей коренной ~одинокости~. Я, впрочем, никог­
да не сомневалась, что он коренным образом ~одиночка~. Мы
так понимали друг друга, что, когда я с улыбкой напомнила
ему конец его второго романа, неожиданно кончающегося
~народом~, он произнес тихо: ~ ...это я написал для других. .. ~.
Но, несмотря на такое значение, я тогда считала его ум и его
волю в большей гармонии... Впрочем, это отступление сюда
не относится.)
Я была так взволнована неожиданным несчастием, что
дома намекнула об этом Дм<итрию> (слегка) и сказала Диме.
Быть может, не в этот день, а на следующий, - не припом­
ню. Ибо на следующий день я тоже обещала прийти, и при­
шла, и было опять то же мое ~верченье~, и разговоры, и
жесты, и мое внутреннее отчаянье, и мой смех... И опять я
ушла с тем же безысходным обещанием прийти завтра. Ка­
жется, он меня провожал на этот раз. Опять было солнечно.
Он рассказывал что-то о своем путешествии... (Спешу допи­
сать, надоело ужасно.)
121

Было решено, что я приду завтра. Опять. (Окончательно
не помню, сколько было этих свиданий. Может быть, боль­
ше, чем пишу. Все равно.) На другой день утром получила
записку: 4Дорогая 3. Н. Я буду в два часа у Сосиовекого
(это военный министр), а с ЗU! буду дома... • Я дошла до
того, что стала просить Диму прийти днем к Савинкову -
чтобы 4Прервать• как-нибудь свидание. Все по той же линии
наименьшего сопротивления! Дима обещал, с неохотой; но
дела были.
В половине четвертого я пошла. Говорили об делах, о
Сосновском. Еще о чем-то. Но я уж видела, что опять будет
то же. Дима пришел как-то очень скоро. Я подумала, что это
плохо. Не может же и он весь день сидеть. А я хотела с ним
уйти. Но Дима и не подумал об этом. Говорили опять о де­
лах. О Пилсудском, который чуть ли не сегодня-завтра при­
езжает... И Дима скоро взял и ушел. Я осталась.
Это свиданье, так неожиданно последнее, было, в сущ­
ности, очень похоже на предыдущие... И я ему говорила:
4Послушайте, милый. Ведь вы же заставляете меня бороть­
ся с вами. А это смешно. И некрасиво. И я к этому не
привыкла•. Он остановился, потом снова и, натыкаясь на
мое невольное сопротивление, - шептал: 4Не боритесь• .. .
Позволить ему решительно все - так же глупо, как не
позволить. Т. е. совершенно так же поведет 4К худу•. Это
будущее 4Худо•, неизвестное, уже где-то совершилось. Мог
быть один вопрос: в каком из двух случаев оно будет менее
важно для общего? Но я не могла этого решить. Мне каза­
лось, впрочем, и весьма разумно и ясно я это сознавала, -
что 4Худо• будет, главным образом, для меня, для наших
отношений с Сав<инковым> и для моего участия в деле,
которое было для меня дорого, как свое (и вообще дороже
всего). И по чести скажу, не рисуясь, что тут и была моя
единственная надежда, спасавшая от отчаяния. Да, непредви­
денное несчастье. Да, моя мечта была тут, вместе, помогать,
делать - провалится, провалилась... чувство твердое. Да, у
меня есть силы, я могу быть нужна делу (так я тогда думала
крепко), но... даже когда этот мой провал и воплотится? Ведь
дело останется? Ведь Сав<инков> останется? Ведь вся беда -
моя только, и так ли она важна, моя-то?
Я не думала всего этого четкими мыслями, конечно. Но
за эту надежду моей личной неважности хваталась. Схвати­
лась. Без четких мыслей невозможны никакие 4решения•,
конечно. Но могут быть инстинктивные уклоны выбора. И
122

когда я почувствовала, 1) что позволю ему все или не позво­
лю - будет одинаковое худо в результате, но 2) что это худо
коснется, вероятно, лишь меня и моего, - я как будто выбра­
ла, т. е. из своих-то 4ХУд•; раз 4мое• - моrу же я подумать
о себе? В моем будущем провале - как мне будет лучше
сидеть? С этим бесполезным воспоминанием или без него?
И, кажется, у меня был уклон. Ибо, конечно, быть без него
мне, в том же фактически положении, лучше.
Ну, да, я разбираю это лишь теперь. Тогда разборки не
было. Но все вместе уже было...
Я была столь же осторожна, как он, - я избегала 4борь­
бы• физической, но, конечно, он чувствовал же мое весьма
несоответствующее состояние. Рядом с большой внутренней
горестью у меня был на все это наблюдающий взгляд. И,
признаться, меня таки душил неудержимый смех.
-
??
-
Я смеюсь потому, что вы ужасно не умеете обращаться
со мною!
-
Научите!
Весьма просто было сказать, что он этому обращению (со
.мной) никогда не научится, но я ничего не говорила, только
смеялась... Я надела шляпу и стала уходить, все время что­
то говоря, уже не смеясь, полушутливо, полу... нежно? Не
знаю. Мы стояли у двери, я все говорила, неизвестно что...
4Нет, нет, я завтра приду, завтра... •
-
43автра?• - 4Нет, вы
не грубый... Что? О, нет ... •
-
4А посмотрите, разве я не то­
ненький, как вы?• Он распахнул пиджак, я на секунду обня­
ла его за талию. 4Я завтра приду... Сегодня я взволнована...
завтра... >> Я, действительно, была взволнована, но совсем не
так, как хотела показать. О завтра почему-то не думала. Точ­
но зналось, что его не будет... Назавтра он был вызван к
Пилсудскому, дело решилось. Началась работа - каждую
минуту дня. И наши 4СИдения• прекратились 4Как будто•
сами собою.
Первые дни по приезде Савинкоnа случилось, что Пил­
судский был не в Варшаве, и решительная аудиенция оття­
нулась. Это не имело значения, так как известно было, при­
близительно, чего ожидать от нее конкретно. И конечно,
4ТОрг• с Пилсудским имел свои трудные, даже унизитель­
ные, стороны. Савинков понимал это, волновался, мучился.
Видалея с некоторыми лицами, но мало, больше сидел у себя
в гостинице (куда я приходила к нему для долгих разгово­
ров). Бывал и у нас, но в эти дни чаще тогда, когда никого
123

не было. Говорили о Пилсудском. Дмитрий спрашивал, что
он может понять? Мы все знали, что тут очень важен чело­
век, его широта и сила. Он может сделать так (понимая), что
станет возможной и общая удача, и наше и Савинкова зави­
симое положение не будет тяжело. Но может и внутренно
~провалиться•, понять вполовину, внешнее, хитро и грубо, -
и это уж будет гораздо хуже, притом чревато всякими близ­
кими и далекими последствиями.
Вот об этом ~провалится или не провалится Пилсудский•
мы больше всего и рассуждали.
У нас собрались все прежние, изредка встречались и с
Савинковым.
Не знаю, как, но чувствовалось, что приезд Савинкова в
Польшу - окончательный, что плохо или хорошо обернется
дело - в Париж он не вернется, и вообще у него везде со­
жженные корабли. Кто стоит за ним - мы не знали, но точно
и никого. Впрочем, это нам тогда было все равно. Савинков
говорил о двух генералах, из которых одного ждал на днях -
Глазенапа.
День аудиенции наступил как-то внезапно. Помню Савин­
кова, приехавшего к нам прямо из Бельведера. Мы были одни,
с Димой. Бросились, конечно, навстречу: ~ну что?• Савин­
ков еще не успел дойти до угла, где у меня стояли кресла и
диван, первое ero слово было: <<По-моему, он провалился•.
Т. е. внутренно провалился. А с виду, внешне, все обсто­
яло как бы наилучшим образом: решено было формирование
русского отряда на польские средства. Пока - не официаль­
но объявленное, под прикрытнем ~эвакуационного комите­
та•. Председатель - Савинков.
-
Вам, - сказал Савинков очень серьезно, обращаясь к
Диме, - я предлагаю быть моим ближайшим помощником и
заместителем, товарищем председателя этого комитета.
-
Не смею отказаться, - ответил Дима.
Как ни были мы в этот миг все одинаково взволнованы и
как бы все решительно вм.есте - мне почему-то показалось
вот это мrновенье и этот Димин ответ - какой-то чертой
отделяющей... что от чего? Кого от кого?
С этого дня все завертелось. Пристегнули Буланова, Гер­
тельмана... Других всяких. Предполагался ~отдел пропаган­
ды•, в котором я должна была играть роль. Тут не сразу
стала образовываться газета. Дима вызвал из Минска этого
хама - Гзовскоrо. Родичев подходил несколько сбоку, но тоже
подходил.
124

Глазекапа Савинков привел тотчас же к нам с Дмитрием.
Бледный, одутловатый, с гладкими черными волосами. Одут­
ловатость какая-то у него самодовольная. Савинков его точно
не совсем понимал (он вообще мало видит людей) и беспоко­
ился. Но другого не было.
К этому времени относится моя запись в этой книге (пер­
вая) от 24 июня. Надо сказать вот что: конкретные послед­
ствия, первые, начатой ~работы• Савинкова были таковы, что
мы почти перестали видеться. Если бы Дима не перешел на
чисто военную работу с Савинковым и Глазенапом, а со мной
и Дмитрием стал бы, в этом же деле, устраивать газету, про­
паганду и т. д., - это было бы одно; но у Савинкова не было
ни одного серьезного человека, которому он бы доверял, на
которого мог бы опереться, и Савинков схватился за Диму.
При совершенной закулисности и притом спешности этой
громадной сложной работы формирования армии, работы нам
с Дм<итрием> неизвестной и остающейся неизвестной, - мы
и оказались сразу как бы в пустоте, впрочем ее не чувствуя
и не сознавая, - разве предчувствуя. Разумных возражений
нельзя было и представить: им - Савинкову и Диме
-
дох­
нуть некогда, они и с польскими властями, они и офицеров
принимают, они и с Глазекапом заседают, когда же кому же
еще бегать к нам - докладывать, что ли? Предполагалось,
что я сама по себе, одна, только с деньгами, буду устраивать
какой-то ~отдел пропаганды• с Володей в виде моего лично­
го секретаря.
Я, впрочем, ничего не боялась и была готова на все, но
решительно не могла ступить. Да и некуда было мне сту­
пить. Дима приходил иногда, измученный, раздраженный.
Дали мне в помощники Лесновского, этого плюнь-киселя. А
хуже всего, что чуть началась газета - мне в этой ~свободе•
свободы не дали. Гзовский сразу начал хамить, и пошла че­
пуха, неизвестно, кто был хозяином, со всем нужно было
обращаться к Савинкову, и ничего не понять. Являлся Дима -
и опять не разберешь, какая ~коллегия• распоряжается в
газете. Гзовский ни с кем, кроме Савинкова, разговаривать
не желал, от меня только требовал материала! материала! а
иначе грозил свою дрянь вставлять.
Все это было глупо. Может быть, и моя внешняя беспо­
мощность и непривычка ~организовывать• тут виною, но что
я могла ~организоваты, когда, при отсутствии помощи, у
меня не было и полномочий, никакого маленького дела с
.моим хозяйством и собственной хозяйственностью. Даже ста-
125

тьи, которые я писала в хвост и в гриву, даже за обедом
(материала!!), и те, когда вечером я приезжала в редакцию
править корректуру, сказывались с Димиными исправления­
ми ~резкостей• ...
Но я забегаю вперед. И меньше всего мне интересно жа­
ловаться или оправдываться. Было как было. Силой вещей.
Тут свидание Дмитрия с Пилсудским. Его статья ~Иосиф
Пилсудский•. Знакомство с адъютантом Пилсудского - Ве­
нявой. Наши старанья: снять крышку с дела Савинкова, т. е.
с формирования армии, и добиться открытого объявления со
стороны польского правительства, что Польша воюет не с
Россией, а с большевиками.
Тут Дмитрий очень постарался, и это вышло, и даже очень
хорошо и пышно. У меня записана дата, когда это было.
Глазепап бывал у нас, без Савинкова, и как-то весьма
откровенно беседовал с Дмитрием. Мало нам нравился, глав­
ное же - несомненно, что Глазепап ненавидит Польшу, тер­
петь не может Савинкова и весьма не рад быть у него под
началом. Сав<инко>в злится, но откуда взять генерала?
С<авинко>ва я с Дмитрием видим все реже и реже.
Подхожу к нашему ужину в Саксонском саду, в июле.
Да, собственно, все разыгралось в течение июля, т. е. наша
работа с Савинковым, и начало нашего разрыва было уже
положено.
Внешняя последовательность такая, если начать со сви­
дания С<авинко>ва с Пилсудским, когда было решено фор­
мирование русской армии: Глазепап уже был. Создание ~эва­
куационного• комитета. Дмитрий видится с Пилсудским.
Официальное объявление, что Польша воюет только с боль­
шевиками, а не с Россией. Наше воззвание (втроем) к русской
эмиграции и к русским людям, объясняющее войну Польши.
Начало газеты ~свобода•. Появление Балаховмча (скажу ниже
подробнее). Наступление большевиков. Мольбы поляков о
мире (поддержанные Европой). Наш отъезд в Данциг 31 июля.
Внутренно же это развивалось следующим образом. Как я
уже писала - работа Савинкова, в которую плотным обра­
зом, сразу, был вовлечен Дима, по своему характеру, чисто
военному и конспиративному, оказывалась такого рода, что я
и Дмитрий фактически остались сбоку. Т. е. мы, не участвуя
в военной работе (естественно), просто реже стали видаться
с ними, и никакой обществеююй работы не было, все наши
отношения в Варшаве сделались как-то ни к чему: ведь глав­
ное дело было не официально, и Пилсудский ни за что не
126

хотел его сделать главным. С самого начала Савинков дер­
жал себя конспиративно, в польском обществе не показывал­
ся, даже у нас при других не бывал.
Не знаю, как я могла, при этих условиях, без прямого
контакта и дельных помощников, поставить ~отдел пропаган­
ды•, который мне будто бы был поручен. Но не спорю, мо­
жет быть, и могла (не имея власти даже в газете),- но факт
тот, что пошла везде великая чепуха... и первые трения с
Савинковым. Они начались нелепо. Непонятно. (Или так
всегда бывает?)
Он как-то вырвался, и мы уеловились пойти вместе, втро­
ем, обедать. Так как стояла жара, то пошли просто в Саксон­
ский сад, напротив, в открытый ресторан. Невозможно усле­
дить и нельзя передать как - но разговор принял чуть не
сразу самый неприятный оттенок. Моху только утвердить, что
ни я, ни Дмитрий не были в этом повинны, и нас это изу­
мило и даже поразило. Дмитрий самым благодушным обра­
зом, в тоне старых наших, близко-дружеских, отношений,
начал говорить об общем -о борьбе с большевиками, конеч­
но, но об идеях, о работе, о Смысле ее... может быть, и ска­
зал что-нибудь о слишком узко-военном характере дела, бла­
годаря которому мы не можем иметь более тесного контакта.
Вдруг Савинков сделался аррогантен, стал говорить, что это
~экзамен• ему, что ему теперь не до разговоров, что он рабо­
тает - он не привык отвечать на чужие сомнения, и держать
экзамены ему некогда. Каким-то образом, уже к полному
нашему изумлению, заговорил о Володе и стал его неистово
ругать, зачем он не пошел к нему записываться в армию.
~Ему надо бы мгновенно прийти, умолять меня, а он -что?
Он, сукин сын, вишни ест! И не пошелохнулся! Стихи пи­
шет? Да черт ли в них, когда перед ним прямое дело!•
Мы, конечно, Володю не защищали, но с непривычки не
сумели сразу замолчать, а пытались еще спорить. Я привык­
ла за годы Савинкоnа нисколько не бояться и очень в него
верить. Мне казалось, что это случайное что-то, а ведь он
~все поймет всегда•. (Я забыла ~перевернутые страницы•.
Да ведь как забыла!)
Удивленный Дмитрий вечером не знал, что и сказать. На
другой день пришел Дима и говорил: ~Борис мне рыдал в
жилет, что вы его экзамену подвергали и что он экзамена не
выдержал•. Странно было и с Димой спорить.
После этого было как-то свидание днем, у нас. Не помню
точно глупого разговора, но, кажется, был момент, когда я
127

рассердилась (все по старой моей вере) и сказала: 4Это вздор,
сколько я ни думаю о вас, но Россия для меня первая; и
если я верю, что вы будете нечто для России, может быть, -
но я имею право смотреть, судить и узнавать вас•. Что-то в
этом роде. На это он сказал: 4Как вы резки•, - но сказал
уже тише.
Комнатные столкновения ничего пока не меняли. Я про­
должала работать и в газете, и в конторе в Краковской (где
жил и Володя) - всё, насколько можно было и умела. Еще
внутреннее - меня заботил Дмитрий, который к ежедневной
работе уже совсем не приспособлен, к такой в особенности,
чувствовал свою растущую бесполезность в данных условиях
и очень томился поэтому на нашем пыльном припеке - жара
стояла неистовая. Так как я хотела оставаться с ними до
последней возможности, терпя все и все-таки стараясь дать
все силы, - то мне с ,утра приходилось мучиться, придумы­
вать, как успокоить Дмитрия, что ему обещать, только бы он
не стремился куда-нибудь прочь. Утром возилась с редакти­
рованьем рукописей, днем ехала с Дмитрием в Лазейки, чтоб
он там подышал, вечером ехала часто в редакцию - и беспо­
лезно, - в промежутке писала статьи для 4Свободы•.
Польские дела шли очень серьезно. Была объявлена еще
одна мобилизация. Помню с нашего балкона мальчиков с
песнями, новобранцев, и было это хорошо, и вся душа была
с ними, - ведь они идут не с Россией бороться, а за <<свою
и нашу вольность•.
Я не помню, когда в эту марсельезу стал ввиваться под­
ленький мотивчик, 4mein lieber Augustin• 1 - мотивчик о пе­
ремирии и мире с большевиками. Да если б и помнила
всю польскую ситуацию тогда, всю их партийную борьбу и
подталкиванья Европы - не стала бы писать. Не стоит. Факт,
что мотивчик день ото дня рос и креп. Поляки наши - ко­
нечно, кричали, что ничего не будет, - да ни за что в жизни!
И Пилсудский против мира, да и как можно!
Не то было среди крайних правых и крайне левых...
Я забыла сказать, что приехала жена Деренталя - эта
самая Aimee. Во время наших свиданий с Савинковым в
Брюле он как-то мне сказал: 4Деренталь просил у меня поз­
воления выписать жену. Я сначала сказал - как хотите, это
ваше семейное дело. Но потом вспомнил, что ведь она может
быть полезна. Она будет составлять телеграммы во Фран-
1 •Мой любимый Авrустив• (нем.).
128

цию, она владеет языком, как француженка. И работала у
нас в Унион•.
К этому времени Савинков перешел в Брюле в другой
номер, где в первой комнате была контора, а крошечная за
конторой - его. Свою же комнату (где мы 4Заседали•) он
отдал ей. Сделав нам визит - она нас пригласила к себе чай
пить. Было любопытно, как преобразилась комната: розовые
капоты, пахнет пудрой, много цветов. Она - ничего себе, вид
крупной еврейки, яркая, с накрашенными rубами, кокоточ­
ная, сделана для оголения, картавит. Черные волосы; на гру­
бый вкус красивая. Деренталь говорил Диме: 4Моя жена
очень умеет с Борисом Викторовичем обращаться, если что­
нибудь - так надо к ней•.
Кстати: насчет Деренталя я сначала не все понимала,
до одного факта. Раз, еще в самом начале июля, В' начале
4дела• - пришел Деренталь и стал прибедняться: 4Вот я
теперь еду в Латвию и в Эстонию для тамошнего формиро­
вания, Борис Викторович посылает. И непременно завтра. На
послезавтра у меня есть билет, но Борис Викторович требует
завтра, и я должен в багажном вагоне... •
Вечером я видела С<авинко>ва и между прочим, чуть не
шутя, сказала ему, почему это он так жесток и не позволяет
Деренталю остаться лишний день? И- (это было первое мое
изумление) - вдруг С<авинко>в осатанел: 4Какl Деренталь
смеет рассуждать?! Смеет жаловаться?! Да он на буфере
поедет, если ему приказывают!!!• И т. д.
Тут я поняла окончательно и бесповоротно, что Деренталь -
собака.
И что С<авинко>ву нужны только собаки. Но это послед­
нее я поняла (сказала себе) не тогда, а вдолге.
Я пишу все эти мелочи для характеристики 4Человека•. От
громадности драм 4Людей• - не уменьшается важность драмы
4Человека•. (Никто этого не понимает. А это связано.)
Дима тогда лереехал в Брюль, хоть оставил за собою ком­
нату у немки. Мы с Брюлем иногда днями не сообщались.
Дима, повторяю, иногда приходил в сумерки, думал на моем
диване. Я говорила ему насчет Балаховича: 4Пошли какие-то
слухи, что Балахович со своим отрядом чинит какие-то пре­
пятствия савинковскому• (Балахович числился на польской
службе). <<Что же, он с вами не хочет разговаривать?• -
спрашиваю, помня нашу весеннюю встречу и соображая, что
почему бы и Балаховичу, при таких обстоятельствах, не
пригодиться?
129
9 Зинаида Гиппиус, т. 9

-
Вот еще! - вспылил Дима.
-
Это мы с ним не желаем
разговаривать!
Ну, я промолчала. Глазенап, между тем, явно вздувалея и
пакостил. Мы обедали в пансионе, где жил он. Дмитрий ча-r­
сто с ним говорил. Предупреждал С<авинко>ва, что ничего
доброго из него не будет. Савинков уверял, что пока- надо
терпеть, без него нельзя. Ну, так длилось. Савинков заезжал
все реже. Обыкновенно с этой самой Aimee. (Деренталь уехал
гораздо раньше ее приезда.) В Брюле жил и Буланов - он
был на должности казначея и хранил польские миллионы у
себя под кроватью.
Тут еще надо сказать о Врангеле...
Впрочем, что говорить о Врангеле? Мы в него по некото­
рым, доходящим до нас фактам и его ~воззваниям• не верили,
особенно же печально было то, что он был против всякого
дела с Польшей, из Польши, смотрел на всех и все здесь -
как на врагов. Быть может, он и не ошибался даже в поля­
ках; но это была тактическая ошибка, и я утверждаю, что у
Врангеля было бы больше шансов на успех, если бы он по­
пытался заключить - хоть не союз, хоть в блок войти с ок­
ружными государствами. В тот момент фактически это было
возможно, но на это не хватило ни выдержки, ни разума.
Отношение же Савинкоnа к Врангелю было какое-то не­
понятное. Да, по правде сказать, Савинков мне все менее и
менее становился понятным, - не говорю менее приятен, ибо
это могло быть моим личным делом и не важным, - но
именно непонятен; в памяти у меня даже всплыло старое
туманное пятно, оставшееся для меня непонятным в Савин­
коnе во время Корниловекого дела. Почему он, тогда, после
всей его возни с Корниловым против Керенского, после все­
го, что было на наших глазах, чуть не в нашей квартире, и в
линии очень определенной, - вдруг сделался на три дня
~усмирителем Корниловекого бунта• и лишь- потом был
Керенским изгнан? Этого нам он объяснить тогда не сумел,
но сумел затереть вопрос до забвения.
Теперь я, сама, впрочем, не отдавая себе в этом отчета; -
вспомнила.
Да, работать с ними вместе - нельзя, нам, по крайней
мере. Просто фактически невозможно. Объективно -я пере­
стаю верить в успешность дела именно с Савинковым, благо­
даря многим его свойствам, которые прежде ускользали из
моего поля зрения. Одно из них, наиболее еще безобидное,
это - что он людей не различает, никого не видит. Не могу
130

же я вообразить слепого Наполеона! А претензии его безгра­
ничны при этом.
И, однако, я решаю, со своей стороны, сделать все и не
отходить до конца, до последней возможности. Ведь - Дима!
Не то, что я бы осталась ради Димы в глупом и вредном
деле вредного или неиужиого человека; но мне верилось, что
мы уйдем вместе с Димой, если именно так выяснится, и
выяснить поможет мне Дима, а я - ему.
Когда все стало невозможным?
Уже был Балахович. Сначала он звонил мне, жаловался
на Брюль, я устраивала свидания (тоже по телефону), и
внезапно оказалось, что Балахович уж с ними. Ну, ладно, все
хорошо.
Но мы очутились в полной пустоте и безделии. Отчасти
благодаря событиям: большевики полезли в наступление. Наш
отряд был в полной неготовности и, насколько я понимала,
из-за внутренних дрязг, чепухи и общего неумения. Закулис­
ную сторону я знала мало, но все-таки видела, что Савинков
организатор плохенький и сам по себе, а тут еще и личные
его претензии совершенно людей не собирают, а отталкивают.
Дмитрий томился: «Знаешь, уедем хоть недели через две, ну
на десять дней хотя бы... Ведь нам буквально нечего делать!•
Пришел как-то Дима. Дмитрий и к нему: «Знаешь, неде­
ли через две... • Дима прервал его: «Не через две, а теперь
уезжайте, тут действительно пошло такое, что лучше уехать,
вернетесь, когда выяснится. Только не уезжайте из Польши•,­
прибавил он вдруг.
И мы уехали в Данциг.
Это было 31 июля. В этой книжке есть об этом запись. О
Данциге и Цоппоте. Как в Данциге немцы радовались лож­
ному известию о победе большевиков, о взятии Варшавы.
Поляки все время посылали просить о мире. Не знаю, что
случилось (почему и как было это пресловутое «чудо под
ВислоЙ>>), но Варшаву не сдали, и после этого самого «чуда•
большевики сделались сговорчивее, перемирие вскоре (не без
скандалов и издевательств, впрочем) было подписано в Мин­
ске. Быть может, я путаю числа, но во всяком случае - все
уже как-то замирились, о взятии Варшавы речи не было, и,
несомненно, все шло к миру. Мы решили вернуться в Вар­
шаву, посмотреть... Была ли у меня надежда? На что? Конеч­
но, нет. Буквально ни на что больше, и даже не было надеж-
131
g•

ды выцарапать Диму из ямы. Но я хотела еще и опять доб­
росовестно сделать и увидеть все.
В наше отсутствие- мы знали от Буланова- Дима уехал
в наши лагери, к •неготовым отрядам~. Я никогда не знала и
не узнавала, что там делалось, но факт, что были там чепуха
и безобразие. Глазенап уже исчез, да и вообще какие-то гене­
ралы, почти все, прежние исчезли, появились какие-то новые
(вроде молодого Пермикина), Дима ругалея в тонах Савин­
кова (где был Савинков - я не знаю), а Деренталь жестоко
пьянствовал.
Но я забегаю вперед.
Мы вернулись в начале сентября - это наш третий вар­
шавский период, последний и самый несчастный.
Прямо на Хмельную, где у Димы не то редакция, не то
какие-то заседания ...
Ну, с муками устроились в невероятно грязной Виктории,
такой грязной, что даже написать - сам не поверишь. Боль­
шая комната, две кровати за ширмами, во втором этаже, дверь
на балкон (старая, в щелях, и на полу стояла асфальтовая
лужа, ее потом вычерпывали. А затем нас ночью через бал­
кон обокрали).
Почти не стоит в подробностях описывать эти наши пос­
ледние полтора месяца Варшавы. Просто скажу краткую суть.
Ведь уже все было кончено.
Я с величайшей строгостью задала себе вопрос относи­
тельно Савинкова. Я не хотела, хотя бы только перед собой,
даже втайне, ни тени чего-нибудь не объективного. Я долж­
на была быть справедлива. Ничто мое пусть не ввивается в
мой суд. И если в чем виновата я - не скрою от себя.
Ведь разве трудно поддаться таким чувствам: •мы~ оказа­
лись не у дела; и главное, главное - разделил нас с Димой,
совершенно взяв его под свое влияние; значит - Савинков
нехорош... Вот этого-то я и не хотела. Вот такого-то суда над
Савинковым и не принимала. Я желала и добивалась полной
справедливости даже не как к Савинкову-человеку в первом
счете (это само собой), но в вопросе пригодности его в дан­
ный момент для дела России.
И я видела, что он для дела ни в данный момент, ни
вообще не пригоден.
Лично (т. е. помня о Диме, обо мне, о нас) у меня могло
бы быть, с этим выводом, злорадство; но у меня было горе и
132

ужас: здесь другого-то, пригодноrо, не имелось нигде! Ведь
на него у нас была главная надежда, и его приезд я считала
величайшей нашей удачей!
Да, rope, ужас, а из личного - только стыд, пожалуй, стыд,
что я могла так обманываться в человеке. Стыднее, чем о
Керенском... Этот стыд еще и не позволял мне окончательно
и открыто сказать себе то, что оказалось впоследствии, ско­
ро: Савинков - пустота. И я ведь своими руками ввергла
Диму в эту обманную пустоту...
Но вернемся к рассказу.
Я решила дотерпеть и 4досмотреть• все до конца: конец
уж ясно, по всей линии, для нас намечался - отъезд. Я ничего
не могла противопоставить Дмитриеву стремлению уехать в
Париж, это стремление было верное.
Дима делал попытки привязать - меня, по крайней мере
-
к каким-то их делам; выдумал еще - для нас
-
особый
частный Комитет и совещания; но и тут писались 4офици­
альные• бумаги на бланках (!), причем Дима говорил: 4Бо­
рис это любит... '> На генеральных совещаниях мы не присут­
ствовали. Собрания с поляками были теперь иные; наши
прежние отношения как бы провалились; я помню одно со­
брание, уже после перемирия, у какого-то левого министра
(чуть ли не в отставке), где 4докладывал• Савинков, и были
мы приглашены. Это собрание, а главное, довольно бесцель­
ное, меня, однако, поранило, такое все было иное, а главное,
изранили речи С<авинко>ва. Я их приняла, как 4Новую так­
тику•, но для меня непонятную, противную и целей которой
я не видела: он, Савинков, говорил о мире Польши с боль­
шевиками, восхвалял этот мир •успевшей страны• и т. д.
Дмитрий не выдержал и стал говорить то, что мы всегда
говорили и на чем продолжали стоять, что продолжали ду­
мать. Савинков был очень недоволен и жаловался потом
Диме, что Дмитрий возражает ему... Но я, не видя 4мудрос­
ти• в тактике С<авинко>ва, нисколько Дмитрия не осужда­
ла. Да вряд ли и поляки верили, что можно так искренно
перевернуться в несколько недель.
Однако и это ему приблизило развязку. Я абсолютно не
могла понять, что еще делать в Польше после мира ее и
признания большевиков. Ведь прежде всего выкинут этот
несчастный русский отряд, готовившийся - и не пригото­
вившийся, несмотря на ухлопанные деньги.
Ничего не понимая, я уже сама отдалилась от всех стара­
ний проникнуть в их •планы•. Люди были все новые, ста-
133

рые, вроде Буланова, раскусили Савинкова, приходили к нам
жаловаться, на неrо и на Диму.
Гершельмаи уехал к Врангелю. Дима принимал замашки
С<авинко>ва, с величайшей заносчивостью разбрасывая всех
вокруг: •Мы этих генералов разогнали, черт их подери... •
Генералы тоже давно новые. Деренталь привел какого-то Па­
лена, вился молодой Пермикин, а главное, царствовал Бала­
хович с братом. Савинков разыгрывал главнокомандующего
(чем?), и будто бы очень важно было примирить Пермикн­
на и Балаховича, которые будто бы соперничали из-за того,
кого первым назначит С<авинко>в. Так как я продолжала
ничего себе реально не уяснять, то автоматически делала,
что придется: говорила с Пермикиным, когда он зачем-то
являлся к нам, говорили мы и с этим, часто пьяным, enfant
terriЬle, Балаховичем, который, при данном обороте обстоя­
тельств, был, по-моему, ни на что серьезное не пригоден, а
при его самодурстве С<авинко>ву подчиняться совсем был
не склонен. Впрочем, о чем говорить с ним? Дитя природы,
искренний разбойник, его любопытно слушать, а сам-то он
что понимает?
Вечные ужины, питье... На одном ужине я сидела между
Пермикиным и Балаховичем. Прямо передо мной - оголен­
ная Дерситалиха в кружевной шляпе... Как наблюдение -
интересно, пожалуй, но мне было не до беллетристики. Ро­
лью Дерситалихи я глубоко не интересовалась, почти не
видела ее.
Савинков иногда приходил еще к нам, с Димой, в Викто­
рию. Когда мы уже решили уезжать, даже билеты взяли, он
как-то сказал: •да, я прежде не хотел, чтобы вы уезжали из
Польши, но теперь я нахожу, что вы можете быть полезнее в
Париже, и я говорю теперь: "Да, уезжайте"•.
Хотя мы все равно уехали бы, если б он этого и не гово­
рил, и хотя я нисколько не обманывала себя, что мы едем -
в бездействие, мы промолчали. Ведь и тут бездействие, толь­
ко еще глупое и вредное. Этот •нелегальный• поход С<а­
винко>ва в отряде Балаховичей и с Деренталихай в муж­
ском костюме (она озабочена была заказываньем сапог, когда
приходила к нам прощаться) - ведь это же несерьезно!
Савинков раз, у нас в Виктории, прямо сказал: •Мне не
нужны помощники, мне нужны исполнители!>> И я опять
тогда подумала о словах Дмитрия, когда он вдруг открыл:
•Знаешь, я убежден, что Савинков просто - не умен!• Это
было на темной варшавской улице, давненько, мы просидели
134

втроем в каком-то пустынном польском кабачке, пили мед.
И Савинков, действительно, городил жалкую и иепрактич­
иую чепуху.
Почему-то Дима внезапно был командирован в Париж. Мы
не узнавали, было уже неинтересно. Явная чепуха, ибо какие
оставались у Савинкова связи в Париже? Я сильно подозре­
вать стала, что он там сжег корабли, если и были.
Запись о самых последних днях наших в Варшаве, с пос­
ледним ужином в Р. гостинице, где я была одна (без Димы
и без Дмитрия), - у меня здесь есть.
На другой день ~они» и ушли в свой поход (17 октября),
а мы уехали 20-го. Дима вернулся за два часа до нашего
отъезда.
Наша ~Польша» тут кончается; мне осталось лишь отме­
тить ее отзвуки. И это все - будет только о Диме и о Савин­
коне, т. е. более личное. Хотя и очень интересное.
Впрочем, до этого, вот еще что хочу сказать насчет обще­
го: все почти ~генералы», начиная с Глазепапа и не исключая
Балаховича, были ~юденические». Нас, естественно, интере­
совал поход IОденича, - такой для нас недавно
-
жгучий -
и необъяснимый его ~невход» в Петербург, вопреки даже
большевицким ожиданиям. Все эти участники похода (и ге­
нералы, и не генералы) на расспросы отвечали, охотно и
длинно (каждый отдельно, правда). Но после всех рассказов,
при настоящем их разнообразии, мы остались в том же неве­
дении, как были в Петербурге. И до сих пор я не понимаю,
что там было, что происходило, кто виноват. Пожалуй, одно
мелькает: сам Юденич, безвольный и бессмысленный. Хотя
и окружающие тоже недурно ...
Теперь, в виде дополнения, вот странички моей малень­
кой ~коричневой тетради» за годы 1920-1925 в Париже.
Запись карандашом и почти без фактов (факты я буду при­
бавлять, что помню), запись, касающаяся исключительно
Димы и Савинкона (отзвуки Польши), исключительно лич­
ная - только для меня, и для меня любопытная и знаме­
нательная.
(Прибавляю в скобках еще следующее: все это было на­
писано в 1920-1921 и 1922 гг., начато в Польше (эпопея),
продолжалось в Париже. Перевернутые страницы написаны в
135

Висбадене, в 1921 г. Да теперь я бы и не могла уже ничего
вспомнить. Прибавляю это, чтобы подчеркнуть время: до
перехода Савинкова к большевикам. То, что далее (из ~ко­
ричневой тетрадки• выписки), все помечено, когда записыва­
лось (т. е. по годам).
1927 г.
Из ~коричневой тетрадки• (1920, 1921, 1922, 1923, 1924
и 1925 гг.). 26 марта 1921. Париж.

КОРИЧНЕВАЯ ТЕТРАДЬ
(1921-1925)
Отдать
ДИМИТРИЮ ВЛАДИМИРОВИЧУ
26 марта 1921. Париж
Без связи. Без цели. Так.
после
1920
Некому отдавать, он умер.
и он.
Это надо сжечь.
1944
Мне непонятно: куда исчезает все, что проходит через
душу. Невысказанное. Себе - без слов. Но бывшее. Значит, и
сущее. Или даже очень 4словное•, и не мелькающее, а пре­
бывающее, запомнятое, только никому не переданное, - куда
оно? Вот, я умру. И куда оно? Где оно?
Притом оно, такое, не сделано, чтоб не передаваться. И
оно никому, навсегда, неизвестно. И столько, столько его!
Пойдет, может, к Боrу и у Него разберется. Да, мне и своего
не разобрать, а ведь у всех - пропадает! Очевидно, к Боrу.
Бог уж по одному этому неизбежен. Только у Него не
пропадает, и только Он в силах разобраться. Потому что на
многое как-то требуется ответитъ, иначе невозможно и бес­
смысленно.
В разлуке вольной также ложь.
Уходить та!\ сладко. Я, кажется, во сне видела уход.
Я ни о чем не думаю. Я только несу в себе, во всем моем
существе - одно.
В каждом маленьком 4Никогда больше• - самые реаль­
ные глаза смерти.
Банальность этой фразы изумительна. Т. е. изумительно,
что она сделалась банальной, не сделавшись попятной.
137

Впрочем, Смерть вообще самая окруженная оградой вещь.
Когда говорят Смерть - подразумевают ограду, а еще чаще
-
ничего.
В сущности, люди не моrут выносить в других измены,
коренной перемены в своем 4я•. Люди сами не знают, что
именно этого не моrут. Однако приходят в самое ужасное
негодование и бешенство именно по этому поводу.
Англичане сказали, что грабить мало - нельзя, а помногу
-
поощряется. Это европейский строй.
М. б., у Савинкоnа - мимификрия. Так переоделся, что
сам поверил?
Вчера (28 м.) Чайковский ужасалея Савинкоnекой статье
в 4Свободе•: 4Портит и мне, и себе•. 4И что это ни с того
ни с сего - "дряхлеющими руками"•··· У меня руки еще не
трясутся•.
Рэйли окончательно положил Савинкоnа на полочку 4ГЛа­
вы боевой организации•. Говорит: это не homme d'Etat1•
Говорит, что в Варшаве более нет смысла оставаться.
Предполагает, что Савинков уйдет нелегально соединяться
с оперирующими бандами, что Ант<онов> и Махно возьмут
его начальником.
Не возьмут.
Только при ухаживании друг за другом возможна совмест­
ная жизнь. Только.
Значит, при каком-то элементе 4Пола•. Как входящее.
Брак, т. е. нечто строящееся на поле, не совместная жизнь
(настоящая), ибо пол старый, при котором, обыкновенно,
4ухаживание• не взаимно по времени: вначале муж ухажива­
ет за женой. Потом перестает, и жена начинает ухаживать за
мужем. (Беру счастливый брак.)
Никакой 4Закон• не может дать истинной совместности.
Савинкоnа мне очень жалко. Я думала о нем больше. Или
не жалко? В нем...
К<еренский> - предатель. По самой материи своей. Но я
как-то не сержусь, не ужасаюсь, не возмущаюсь. У меня пе­
регорели к нему человеческие чувства.
Нет, не то. У меня все возмущение, весь ужас перед неспра­
ведливостью жизни - слились в один ком, или застыли одним
камнем. И я хожу с ним, ношу его, и он меня распирает.
Дима, ты, в сущности, не изменился. И тут таится ужас­
ное. Маленькая чуточка ужасного, но именно тут, в пребыва-
1 государственный человек (фр.).
138

нии точки какой-то ~сущности•, не могущей измениться, но
очень видоизменяться.
Ты говорил, что ты с нами ~покорился• (чему?), ~поте­
рял свою личность•, а ты •отвечаешь за свою личность•. А
теперь?
Савинков, м. б., более и более марьируется 1 с внешним
уклоном твоего ~я• (это очень трудно сказать), чем Дмит­
рий. Но тут нет ничего прекрасного. Тут никакой еще заслу­
ги перед твоей ~личностью•. (Так как я говорю это для себя,
то могу и не договаривать.)
Странно! У меня есть какое-то ~облегчение•, что я не
должна все время ~оправдывать• Дм<итрия> перед тобой,
вечно чувствовать его под твоим судящим и осуждающим
взором. Могу позволить ему быть грешным по-своему, быть
собой. Без стыда покрывать его своей любовью.
Твой жестокий, вечный суд над ним - твой темный грех,
Дима, но он простится тебе, потому что ты в нем был не
волен. Ты его не хотел, но ты не мог. Так же, как ты хотел
любить меня - и тоже не мог.
Я, думая о тебе, никогда как-то не ~сужу• тебя. Скорее
себя. Даже очень себя. У меня нет твоих оправданий. Я не
все сделала для тебя, что .могла сделать. Я умела любить
тебя, как хотела, т. е. .могла, но я чего-то с этой любовью не
сделала.
Много чего! Много!
Лето 1921 г.
Висбаден
Когда я больна - особенно ярко и неотступно вижу тебя
во сне. Сегодня у меня болит горло.
Давно мечтается умереть здесь, в твоем Висбадене ( кото­
рого мы вместе не видали, куда ты мне ни разу не написал),
быть похороненной вот здесь, рядом, около русской церкви
на Нероберге, под деревьями Таунуса. Здесь спокойно, как
на том маленьком кладбище, где мы с тобой искали могилу
Жанны и в траве тихо пели пчелы, а я почему-то (?) все
плакала, плакала, не могла удержаться и уходила одна по
дорожке, чтобы успокоиться.
Никакого страха у меня перед своей смертью. Только
предсмертной муки еще боюсь немного. Или много? По ведь
через нее никогда не перескочишь, теперь или после.
1 сочетаться (фр.).
139

А именно теперь хочется покоя. Иногда почти галлюцина­
ция: точно уже оттуда смотрю, оттуда говорю. Все чужие
грехи делаются легки-легки, и странно выясняются, тяжеле­
ют, свои.
Вот это главное, вот эта перемена. Ужасно яркая, но не
выразимая.
В эти минуты даже против большевиков нет злобы (не­
возможность всякой именно 4Злобы•). Вовсе нет 4Прощения•,
совсем не то! Но относительно большевиков понимаешь, что
они ничего бы не могли без 4Божьего попустительства•. А
Бога я 4отсюда• еще могла бы судить, а когда я 4оттуда• -
то мысли нет, в голову не приходит, не знаю почему.
Борис ничего не знает о смерти, как не знает о любви.
Или, вернее, главное не знает. От этого он - слабый. Да,
слабый. Он бессилен потерять себя внутренно... Нет, не то.
Бесстрашие внешнее, если притом полная немужественность
внутренняя, - хуже, чем внешняя трусость.
Совсем не сужу, но пронзительно жалею.
Соединяю тебя, Дима, - нет, не то, не то!
Последняя точка: дохожу до того, что перестает мучить
невоз.м.ожностъ передать другим мое ясное знание чего-то.
Перестает. Это опять должно быть, что несешь Боrу и ве­
ришь, что оно там, у Него, не пропадает и не пропадет.
Рассказываю сказки себе. Позволяю себе.
Я со дня этого письма с кровавыми подписями, еще с тех
пор, больна.
Как странно, что 4МЫ• только тогда что-нибудь могли бы
действительно сделать, когда уже физически ничего не можем.
По горло в жизни - слепота. А чуть видишь
-
уходишь.
Уход. Ухожу ли я? Или перед настоящим бывают еще
предупреждения, образы его, последнего?
Я не хочу хотеть конца. Я его хочу хотеть, когда он при­
дет. Просто.
27 декабря, Париж, 1921 г.
Мне казалось, что я хочу писать здесь, но вот, взяла тет­
радку и не знаю, что верно и не надо. Боrу отдавать... однако
вот о карандаше думаешь?
Нет; никогда, никогда не пойму я никакой измены. Т. е.
это слишком громко - 4Измена•. Просто не пойму, что было,
а потом нет.
Чего тут не понимать? Очень просто.
140

«Нет благословения•. Дима, ты должен вспоминать эти мои
слова, как свои. Быть может, оттого ты так сердишься, такое
непомерно грубое, ребячески несправедливое было твое пись­
мо. Оттого такая жалость.
Не стыдись жалеть себя.
Ты это прочтешь, только если переживешь меня. Поэтому
читать будешь уж, наверно, без страха и без злобы. Но, мо­
жет быть, все-таки без понимания, я и на это готова. Оста­
новись просто, взгляни в себя: ведь можно было уйти от н.ас,
если мы лично негодны (или даже тебе неугодны), но уйти
не так. Не уйти от того, что было когда-то нашим Главным.
От этого некуда уйти, а если стараешься, то на делах нет
благословенья. Я и не делаю ничего, хотя я не уходила: я
только упала, где стояла.
Ты пишешь: это было лучшее время моей жизни (когда
ушел) - а я вижу твои стиснутые зубы. Откуда же злоба,
если ты доволен собой и счастлив?
Если и ничего нет, все теряешь - правду нельзя потерять.
С ложью нельзя и одного раза вздохнуть. И добьюсь я ее,
правды, хоть одна - перед Богом.
В темные минуты я Савинкова ненавижу. Но редко. Ибо
не за что. Потом сверху вниз жалею. И опять проходит, опять
не к чему. Просто жалею - почти всегда. И этого он достоин.
Достоин??
Он - верный (себе). Он
-
такой. Он никого не может
обмануть. Если им обманываются - виноваты обманутые.
Какое слово? Какое слово?
1922
Так много в душе - и почти без единого слова. Моя бо­
лезнь... смамочкина•, и я была рада светлой радостью, когда
это узнала.
Тихо все кругом обрезается, - внутренно,
-
но еще не
обрезалось, еще не совсем готова. Еще лежит какой-то ком,
клубок.
Савинкова, когда увидала еще этот последний раз (обед
втроем), не ненавидела- и н.е жалела. Поняла, что и не буду
никогда уже ненавидеть, да, вероятно, и жалеть. Я скажу
правду: мне было неинтересно. И не то что было, а стало. И
не от меня, а от него.
Все, что он говорил, и весь он - был до такой степени не
он, что я его не видела. А тот, кого видела, мне казался не­
интересным.
141

Он - прошел, т. е. с ним случилось то, что теперь случа­
ется чаще всего, и для меня непонятнее всего.
Оборотень. Еще один оборотень.
Может быть, Дима, и ты уже оборотень. По крайней мере,
все, что идет от тебя теперь феноменально, - идет не от тебя
и для тебя неестественно. Точно совсем от другого какого-то
человека.
Если так, то хорошо, что я тебя не вижу, и, м. б., лучше,
если я тебя и вовсе более не увижу. Или нет: пусть не луч­
ше, а все равно. Не знаю, дойду ли до этого, но хочу дойти.
До полной реализации того, что ты не погиб, что ты живешь -
со мной, в моем сердце (больном), именно ты единстветtьtй,
ты сам.
•Где был я, я сам?• - тревожно, в роковую минуту, спра­
шивает Пер Гюнт.
И для него, как для тебя, есть это место. Не бойся.
Но когда я так думаю, мне не хочется (кажется ненуж­
ным) даже и после моей смерти отдавать эти, слова тебе.
Тебе - другому, ибо феноменально ты не он и читать бу­
дешь •другой•.
Смешение порядков. И надо их сначала очень разделять,
чтобы потом они могли слиться.
Мне нужна очень большая сила. Чтобы верно хранить
тебя. И чисто хранить, отдельно, цельно, не затемняя ничем
своим, ни малейшей тенью.
4-5 янв<аря>
Ну вот, милый Дима. Вчера •он• приехал в Париж. Он
написал petet-Ьlue1 Володе, чтоб он к нему зашел в гостини­
цу. Естественно, что ты бы пришел. И если представить, что
он - ты, то даже смешно.
Разделила ли я до конца, т. е. и кожно, тебя от оборотня?
Кажется, еще не вполне, но иду на это и дойду.
Конечно, легче бы дольше не видать оборотня и совсем
не видать, но, пожалуй, и так хорошо. Значит, я готова, толь­
ко еще последнее усилие.
Не правда ли, мы понимаем с тобой, почему •он>> не мо­
жет быть равнодушен, так злится без всяких, казалось бы,
причин внешних, почему с такой злобной досадой, желаю-
1 телеграмма (фр.).
142

щей быть презрительной, говорит о непотрясаемости •Ме­
режковских• - и все остальное? Это его бессилие, и он, кроме
того, все время выдает себя. Что он не ты, мой ясный, мой
родной, мой бедный.
Он не знает, что ты жив, хотя он и прогнал тебя из тебя.
Но он подозревает что-то смутно и боится.
Под 9 января такой сон тяжелый. Дима умирает в сосед­
ней комнате (неизвестная квартира), а я почему-то не могу
войти туда. Хожу из угла в угол. И умер, и какая то горнич­
ная (это будто бы гостиница?). Закрыли ему глаза. А я тут
лишь из двери могу выглянуть. Вижу только спину его на
кровати.
С необыкновенной физической тяжестью проснулась.
Опять заснула, и опять то же самое! Продолжение.
В этот день ты не пришел, Дима (ты или он). Я изо всех
сил помогала ему казаться тобой. Для этого нужно ни о чем
не говорить.
Что Савинков стал видеться с Краеиным - меня как-то и
не возмутило, и не удивило. Он должен был, логически,
перейти за эти пределы. В последнее свиданье уже все было
видно (у Фондаминского). Да и раньше.
Не удивляет меня и то, что это (помимо всего прочеrо) не
умно. Я уже давно поняла, что ум у Савинкоnа очень второ­
степенный, а в политике - пожалуй, и третьестепенный.
Тот Дима, который следовал и следует за Савинковым
понемножечку, шаг за шагом, от интервенции - к восстаниям,
к зеленым, к •советам•. без коммуны, затем к Его Величеству
Крестьянству русскому, потом куда еще? - сам не замечая,
должен был дойти и до Ленина без Че-ка, т. е. совсем к абсур­
ду. Я не буду с ним говорить об этом и для себя, и для него.
Он будет оправдывать все это •политикой•, а я не хочу свое
больное сердце подвергать бесполезной боли. Не надо.
Господи! Если б знали все это •там•. Если б они не узна­
ли, и как можно дальше! А я точно там сижу - и все это
знаю. Но пусть я.
8 февр<аля> 1922
Нет, я еще не готова. Я еще не достигла той первой чер­
ты, за которой, думала, уже я есть. Я еще •как бы•. т. е.
делаю, думая. И оттого выходит плохо. Не оторвалась окон­
чательно, действительно. И тебя, Дима, люблю еще с само­
стью, с болью.
143

Не домололи внутренние жернова. Еще суд и осуждение.
Да, да, перед собой не скроешь. В иные минуты, впрочем, -
бывает...
Уподобление есть Савинкову (чего мне здесь бояться?).
Уподобление в том, что ведь и он, как был вчера, - личник,
отщепенец и террорист, - а говорит и хочет быть 4каплей в
море народном•, за Ленина без коммуны и т. д. Я - как
вчера гордая, злая, бессильно страдающая, боящаяся боли и
всякой смерти, жестоко-любящая,- а говорю себе и хочу быть
внутренно-сжатой и всепрощающей, крепкой и широколюбя­
щей. Так надо.
Но это лишь уподобление. Внешнее. То, что я есть, и то,
чем надо быть, - так далеко от бедного Савинкова. Я, в своем,
действительно умею говорить себе его слова: 4Я не был при­
зван. Был ли я хоть зван?• А ему в голову это не придет. А
В ЭТОМ сила.
Нет, все не то. Уж важно, что я иду к своей доброте. С
каждым мгновением я отрываюсъ от тебя, Дима, но это хоро­
ший отрыв. Главное, главное - не судить тебя. Не видеть
старыми глазами тебя - с Деренталями в одной яме, двух
прислуживающих, тебя - оборотня ... Неужели не побежу эти
соблазны? Когда Савинков за обедом в субботу так надтрес­
нуто смеялся - ведь у меня была же и к нему опять жа­
лость, поверх ясного моего взгляда? Ведь не было у меня к
нему ни минуты возмущения или какого-нибудь личного
оскорбления? А ведь я его не люблю. Жалость моя любовная
к тебе, Дима, должна покрытъ тебя, помочь тебе невидимо -
на мой счет. Вполне на мой.
Но очень тяжело и трудно. Очень. Очень. Очень.
Прорыв в молитву.
1923, Париж
Примиреине с тем, что кажется нелепостью, невозможное­
ТЪЮ. Говорю о внутреннем, о тебе, опять. Примиреине есть. Но
от себя не скрываю, это - омертвение тканей. И омертвение
не естественно (от старости), а непрестанным усилием воли.
Я не хочу знать тб, что знаю. Я, правда, не знаю, кАк я это
знаю, и потому - куда уж другим что сказать! Но я и сама
этого знания не хочу, я ужасаюсь до боли, и - глаза крепко­
крепко закрываю. Достигается желанное... но это омертвение
ткани душевной.
144

Даочемя?Невселиравно-я?Атынепогиб.Тебя
только нет там, где ты (с Савинковым). Где ты скитаешься,
мой вечный, мой верный тому, чему нельзя не быть верным?
Иногда мне кажется, что никакого Савинкоnа уже давно
нет, и ты в руках злого марева, призрака. Не боюсь тут ска­
зать - дьявольского, чертовой игрушки, да, да! Ведь именно
черт не воплощается, и у него игрушки такие же. Не страш­
ная эта кукла - Савинков. Только для тех, кто не знает, что
это. Правда, таких и природа не любит, не терпит, ибо он
пустота. Я сама не знаю, когда я пришла к такой для меня
бесповоротной формуле (и с таким смыслом): пустота. А
смысл такой: Савинков хуже всякого большевика, Троцкого,
например. Т. е. совсем за чертой человеческого и Божьего.
Нет, вот сказала - и мне стало страшно. Как это я смею
такое говорить? Откуда? А может, это личное, за тебя, Дима,
когда я вижу, что тебя он из тебя выгнал?
Право, я сама двоюсь. И говорю - и не смею говорить, и
знаю - и хочу не знать, верю, что ничего не знаю.
О, пусть бы ты меня пережил. Может, ты бы увидел в
моих словах правду, которой я сама не вижу, не понимаю.
Пусть Бог судит и видит Савинкова, я не умею и не смею.
Молчу. Молчу.
Дек<абрь>. 1923
Я ощупью пробираюсь. И падаю. В злобу падаю, в боль
одиночества, в омертвение. А потом опять, тихонько. Кому
долго, как Илюше, тому хорошо. А кому не долго, тому плохо
добывать. Все на горы смотрела, а вот тебе пылинки. А ты их
люби, как горы. Они- твое. Твоя доля. Немножко, немножеч­
ко. Если я так доведу, ускромнюсь так, - я знаю, что мне Бог
простит многое. Только надо еще никого не обижать. Враг
только один - Враг; во всех образах
-
но всегда один.
Горе, что и в малом надо крепко, а я слабая. Т. е. могу
крепко, а тогда выходит не мягко. О, какое борение!
Если б чем-нибудь послужить к его спасению тоже. Хоть как­
нибудь, косвенно. И не ~там• (там-то он спасется), а еще здесь,
на земле. Чтобы он вернулся в себя, зная, что здесь - правда
жизни и благословение дела только в этих трех, и вместе:
верность, крепость, благость.
Если они будут, будут и другие необходимые: ясность,
тихость, скромность.
145
1О Зшtаlrда ГJtППJtyc, т. 9

У меня есть верность, бывает крепость, а благости я ищу
борением, всегда, часто падаю - и опять борюсь. Господи, не
для себя! Я-то всегда в страхе для себя.
Тб, что я делаю, - не увидишь и в микроскопе. И буду
делать, и ему радоваться. И не увижу ничего глазами, и
ничего. И не увижу и Диминого здесь восстания, прозре­
ния, возвращения к себе, и ничего. То есть иду на это, го­
това на это. Готова, что так он и будет сидеть в Варшаве, с
Савинковекай «Свободой~. по-Савинковски ненавидя всех,
и не узнает правды. Готова. Но не лгу, хочу, чтоб так не
было. Но готова.
Нет, не могу сказать. Просто нету для этого выражения.
А если благость в том, чтоб не желать ему прозрения?
Ведь он .мн.е никогда не простит, что не он, а я была права?
Совсем запуталась.
Одно знаю: Савинков - пустота, нестрашная только для
того, кто ее видит, осязает. Его н.ет и, главное, не было ни­
когда. (Если нет, то и не было.)
И вся моя боль от этого не за него (еще бы!), не за себя
(что мне я!), а только за тебя, Дима. Да какая!
Но не от тебя, милый, боль моя. Я не обижаюсь на тебя.
Разве ты виноват?
Декабрь
А иной раз бунт одолевает. Ох какой! Никого не боюсь,
ни тебя, Дима, ни за тебя, все мне равно, так бы, такими бы
словами последними выругаться, на •благость• смотрю как
на •елей•.
Да нет, знаю, это старая слабость. Если б не слабость, были
бы строгие, и крепкие, и ясные слова, а ведь нет же их?
Да и не слова, а такой бы нож, и не задумалась бы я
отрезать тебя от Савинкова, чего бы это ни стоило. Ты бы
выздоровел или умер, а о Савинкове я, конечно, не думаю -
о пустоте-то!
Я знаю, что и тогда бы ты не выздоровел вполн.е. Ты
никогда не имел бы силы вернуться к прежнему (вечному).
Даже и тогда. Но этого не нужно. Т. е. нужно, но на это я не
посмотрела бы. Лишь бы выздоровел ты хоть немного.
Т. е.: я знаю, что ты и отрезанный от Савинкова - никог­
да не простишь мне, что я бьutа права. Именно это, а не то,
что я была так виновата (этого я себе не прощу).
146
Но чужой правоты почти никто не может простить.
Какая боль, какая боль.

Ноябрь 1924
Неужели? Неужели это совершилось? Дима, Бог рассудил,
как я не думала. Как я счастлива эти дни. Я тебя видела,
тебя выздоровевшего или выздоравливающего. После этих
недель невероятнога кошмара с Савинковым (за тебя все) -
какая нечаянная радость! Эта книжка смысл потеряла. Так,
для памяти, для себя. Чтоб ~говорила же я.... А это и не
нужно вовсе.
Вместо Савинкоnа - обнаружwюсь пустое, гадкое место, и
я считаю чудом, совершившимся для тебя, что эта пустота
обнаружилась, что ты мог увидеть.
Благодарение Богу за тебя, я знала, что ты не погибнешь
~там•, но какое счастье, что это дано здесь!
И если даже рана твоя болит и ты скрываешь боль на­
пряжением воли, - ничего, ничего! Все будет, т. е. все уже
есть, ибо ТЫ- ТЫ!
Май 1925
Савинков погиб?
Да, я думаю, погиб. На меня это не произвело впечатле­
ния. Убил ли он себя или что вообще случилось - не все
ли равно?
Ведь он уже годы как умер. Да и был ли когда-нибудь?
Дима, да ты все-таки не простишь мне (или не забудешь),
что я бьиzа права.
1936
Да, это пришло слишком поздно (для Димы).
10*

1929, Cannes
ВЫБОР?
(1929-1930)
Это всего только логическая схема. Вероятность, предпо­
ложение, что оно так. Исключать возможность, что оно так,
обойти эту мысль, или взять ее поверхностно, не до дна и
конца - невозможно. Я, по крайней мере, не могу. Да и никто,
если понять ее действительно изнутри.
Для других она только •общее место», вещь, о которой
говорят и пишут уже две тысячи лет (с определенностью, а
менее определенно она жила в человечестве всегда). Неис­
числимое количество слов о ней сказано, главным образом -
теми, кто не только понял ее изнутри, но, поняв, и решил,
что она не вероятность истины, а сама истина. И решил это
для себя жизненно, реально.
Если это истина, то она для всех. Так и думают, и наде­
ются, и верят решившие для себя. Оттого они (их милли­
оны) и не устают веками говорить о ней, рассказывать, пояс­
нять, звать к ней, жизнью и примером доказывать. Оттого и
неисчислимое количество слов о ней сказано, и еще будет
сказано, хотя она так проста, что может быть формулирована
в трех строках.
И еще: если это истина, то она и для всех времен, навсег­
да, т. е. пока есть мир и в нем страдание.
Я возьму всё как можно проще, как можно уже (притом
как можно ОБЪЕКТИВНЕЕ), схема - пунктиром. Перед ней
ставлю знак вопроса, или •быть может». Почему я не гово­
рю •это так», но лишь •а если так... ?» - потом. Надо начать
сначала, с исходных точек. И никакой волей не мешать ло­
гическому течению мысли.
Конечно, сами исходные точки могут быть неверными. Что ж,
поставим и перед ними •если» и •по всей вероятности... »
148

Представим себе, что сумма страдания (беру en Ьlос1 все,
что может быть названо Страданьем) при самом начале жиз­
ни мира выражается числом Х. История (тоже беру en Ьlос)­
это растянутая по времени борьба со страданьем. (Приписка
на полях: Не думаю, чтобы страдание изменилось ~в каче­
стве•. Т. е., если люди изменятся к худшему, то будут стра­
дать по пустякам, но так же остро. А если к лучшему, то еще
острее, хотя м. б. поводов будет меньше. Всё дело в ~почти•,
а ~почти• есть смерть.) Во всех формах, со всеми формами, -
борьба непрестанная, неусыпная. Ну, а что если б и теперь,
после веков и веков этой борьбы, проверить в какой-нибудь
момент снова общую сумму страданья в мире? По всем ве­
роятностям, она оказалась бы выраженной тем же Х-ом, оп­
ределенным числом ни больше и НИ МЕНЬШЕ. Это не всё.
Насколько нам доступно - мы можем вообразить, в очень
далекой проекции, и продолжение борьбы, не остановимся
даже перед фантазией. Вот, люди устроили себе идеальные
формы жизни, или почти идеальные (мир без ~почти• нево­
образим, так как его первая база - относительность). Но
побеждены опасности, побеждены болезни и почти побежде­
на смерть. Осталась где-то какая-то одна миллиардная ее
возможность, только. Что же? Логика говорит нам, что, веро­
ятно, если проверить в этом бесконечно-улучшенном мире
сумму страданья новых людей в новых условиях - это будет
в любой момент опять всё тот же Х. Время (история, борь­
ба) лишь перемещают ero, видоизменяют, но не изменяют.
Будущие, иные, чем мы, люди, в своем образе и в своих ус­
ловиях, будут страдать столько же, так же, как мы, тепереш­
ние, в наших, и в нашем состоянии. И так же, по силе, как
страдали наши далекие праотцы - в условиях своей жизни.
Столько же. Ни больше - ни меньше. Страдание
-
непод­
вижная, неразбиваемая чаша, в которой кипит мир. (Можно,
как нередко делают, заменить ~страдание• словом ~зло•; но
это будет и шире, и уже, а, главное, сразу предполагает из­
вестную оценку предмета, - отрицательную. Останемся при
достаточном для нас понятии ~страданья•.
<Примечапие>: Часто, у святых: ~J'aime la souffranee•2• Но
нигде (и не представимо) - ~J'aime le mal•. (Припuска на
полях: Это правда. )3
1 IIOЛIIOCТЬIO, ЦСЛИКОМ (фр.).
2 •Я люблю страдания• (фр.).
3 •Мие больно• (фр.).
149

Если всё так, и прямая борьба со страданием не приносит
спасения от него, не следует ли подумать, что дело не в са­
мом страдании, а в нашем отношении к нему? Может быть,
здесь-то и лежит центр тяжести, как всякий центр - един­
ственный. И единственное спасение.
Мир сросся со страданием, страдание с миром. Они не­
расцепимы. Но - два ли мира, или один? Если судить без
человека, то, конечно, один. А если принять, как видимую,
подлинную несомненность, существование человека, то, ко­
нечно, два. (Приписка на полях: Два мира - это две реально­
сти, одна в одной, поэтому сказать, что вторая - •без чело­
века• - нельзя. Она так же •с человеком•, вернее
-
она в
человеке и человек в ней. Их связь - Х [не в пространстве
во всяком случае]). Потому что совершенно так же несом­
ненно и реально, как существование человека - существова­
ние в нем, в человеке, понятия (или чего-то вроде, но незыб­
лемого) и о втором мире, о другой плоскости, где находится
столь же действительная, другая реальность. Неважно, вся­
кий ли человек знает о том, что в нем это находится (имеет
бытие). Важно, что оно бытие имеет. Но мы должны при­
знать, ибо о неимеющем бытия (полный nihil, абсолютный
нуль) мы бы даже не могли, находясь в бытии, сказать, что
оно не имеет бытия; совсем ничего не могли бы ни сказать,
ни подумать: его не было бы нигде.
Присутствие в человеке чего-то от второго мира, второй
реальности (со знанием, понятием, ощущением, или без них -
все равно) не только заставляет нас признать бытие этого мира,
но еще и какую-то связанность двух миров между собою, ка­
кое-то их взаимоотношение. Вторая реальность существует,
через существующего человека, и в первой. На этой таинствен­
ной связи их бытия я не буду останавливаться. Мне только,
для ясности последующего, надо утвердить бытие второго
мира, а также соприкосновение двух бытий - второго и пер­
вого. Из этого следует, что я, в дальнейшем, не буду стоять на
почве отрицания того, что ограниченного мышления люди
называют •мистикой•. Или •воображением•... как будто мож­
но •воображать. что-либо, для чего нет ни воображения, ни
вообще - ничего. При том еще не было никогда, и не будет.
•Мистика• - это слово можно принять, как пытающееся
-
не определить, но всё же установить несомненную разницу
меЖду двумя мирами, двумя плоскостями, двумя бытиями. При
150

одинаково-реальном их существовании в человеке, человек все­
гда ощущает различие между обоими, разность, несмотря на их
единство (в нем); и вот, отсюда-то, из всего этого вкупе, т. е. из
разности двух миров, из реального бытия обоих и сосущество­
вания, в непонятном единстве, в человеке - и происходит че­
ловеческая трагедия, 4действо мира•. (Приписка на полях: Тра­
гедия - и еще одно указание на тройственную структуру всего
мирового построения. Один человек и два мира - неслиянны
и нераздельны.) И мое дальнейшее 4... а если не так ... ?•
Замечательно, что всё это - испокон веков. С тех пор, как
люди себя помнят. Было, конечно, и раньше памяти. Формы,
в каких оно выражалось (и выражается), бесчисленны и без­
различны, - раз одно и то же. Я возьму наивысшую точку:
Христа, христианство, христианское спасение.
Возвратимся к началу. К неподвижной сумме страданья
мира - Христу. К истории,
-
растянутой по времени борьбе
со страданьем. А что, если всякая борьба напрасна, всякий
путь- к поражению и гибели, и только один, один-единствен­
ный, - к победе и спасению? Что, если его-то и пришел нам
дать (не указать, прямо дать) Христос? Что, если о нем-то,
вот об этом, говорил Он: 4Я есмь путь, истина... Верующий в
Меня не погибнет... •?
Так про Себя Он мог говорить (предположив, что именно
этот путь, только этот, и пришел дать людям), ибо, хоть и
был он (путь) до Христа, есть и без Христа, но Христос как
бы срывает завесу с него; не указывает на него, а заливает
таким сияньем от всего своего существа, что уже никто,
имеющий глаза, не мог его не увидеть.
(Может быть, конечно, и так, что сила сияния слишком
ослепительна для глаз человеческих... Но я это оставляю. Я
хочу предположить сейчас, что Христос пришел дать именно
тот путь спасения, который через Него люди увидели, кото­
рый действительно есть путь спасения, и к которому люди с
начала мира слепо тянулись.)
Чтобы понять, - до дна, изнутри,
-
этот путь, надо обра­
титься к тем, которые его 4увидели•, - к христианским свя­
тым, к близко следующим за Христом.
151

Увидели они, через Христа, именно этот путь, и приняли
как истину. И самого Христа приняли как этот «Путь и ис­
тину~. Но что же это за путь?
Человеческая борьба со страдапьем (незрячая и напрас­
ная) была, главным образом (и в известном смысле), «отри­
цательной~; центр тяжести и прямая, наиболее ясная, цель
ее - уничтожение, устранение врага. Христианство совершен­
но преображает эту борьбу. (Приписка на полях: Нет, не «К
Христу лицом~. а ко всякому вообще страданию в мире. Из­
менение направления поисков, изменение отношения к стра­
данью, перемена пути, на который укажет Христос.) Оно
вносит в нее элемент положительный. И такой силы, что
самого врага своего превращает если не в союзника, то в
средство, в оружие для победы над ним же.
Первый шаг - конечно, измененное отношение к страда­
пью. Человек уже не стремится уничтожить или устранить
страданье, не бежит от него, но оборачивается к нему лицом.
Он, прежде всего, уже решил: в этом, первом, мире, простран­
ственно-временном, нет места (и не будет, как не было), где
бы от страданья можно было укрыться, и нельзя найти (тоже
нет), для борьбы с ним, никакого оружия, ни малейшего щита.
Всё, что мы искали, ищем и находим, в Q1Ысле ли убежища,
или оружия, оказывается негодным и недейственным. Надо,
значит, отказаться от напрасных поисков в первом мире; нет
ли оружия для победы над страдапьем - во втором? Не там
ли надо искать его?
Находясь в этом. бытии, м.ы н.е м.ожем. им.еть никаких
представлений, никаких образов ВНЕ ПРОСТРАНСТВА и ВРЕ­
МЕНИ (Приписка на полях: Это очень важно); таинственное
соприкосновение, или единение, или связь и сосуществова­
ние двух различных миров нам все равно непонятно. Вос­
принимаем мы это лишь в отдаленном примере, хотя бы в
таком: чаша, в которой кипит мир (Приписка на полях: Стра­
дание в кипящей чаше. Поиски спасения от него там же -
еще не говорит нам о падших силах. Это лишь просто-чело­
веческое); и чаша эта- страдание. Чтобы искать победы над
ним, - оружия для победы,
-
и притом искать не там, где
его нет (в кипящем мире), уж для одного этого надо повер­
нуться лицом к страданью, - к стенкам чаши. А повернув­
шись - двинуться к нему; а подойдя
-
прикоснуться к нему;
а прикоснувшись - проникнуть в него, в самую глубь или
152

толщу, чтобы пройти, сквозь и через, туда, где находится
победное оружие.
Для всего этого человеку не нуЖ'Н.о никакого времени, это
лишь в представлении нашем (и в словах, в рассказе) проис­
ходит как бы во времени и пространстве; в воображаемом
примере. А так как на деле нет ни чаши, ни стенок ее, отде­
ляющих пространственно один мир от другого, первую ре­
альность от второй, - но обе они непостижимым образом
одна в одной, - то и путь свой новый (к страданью и сквозь)
человек уже совершил тогда, когда в жизненной реальности
он его только, может быть, начинает.
Дело не во времени. Дело В ВЫБОРЕ средства (или,
иначе, пути). Во сколько времени, кем, какими людьми путь
проходится и даже сам выбор делается, - это сейчас посто­
ронний вопрос. Это относится к чистой реализации и, как
всякая реализация, - многообразно. Утвердить надо главное:
в человеческом понимании, среди бесчисленных напрасных
путей к победе страданья, уже находится и этот путь; чело­
веческому пониманию предлагается и - теми, кем он выби­
рается, он заверен опытно, как единый верный и действи­
тельный, как единый вечный и истинный.
Опять суживая, сведем это к христианству. И будем кратки.
4Говорят, что от благ мира нужно отказываться, потому
что они кратки, временны и преходящи, - пишет св. Тереза.
-
Но если бы даже я представила себе их вечными, и тогда я
не променяла бы их на то несказанное счастье, которое по­
сылает мне Господь. Он восхищает душу мою в края бла­
женства, о них нет земных слов, но меня поймут те, кто сам
испытал это блаженство•.
Исполняя 4Послушание•, св. Тереза всё-таки пытается
рассказать нам о 4Свете•. который ей посылается, свете, пе­
ред которым свет солнца кажется темным и даже 4Неесте­
ственным>>. И она действительно видит этот свет, сомне­
ваться нельзя.
Нет никого, говорит Христос, кто бы оставил или дом, или
жену, или детей ради Меня и Евангелия (благой вести) - и
не получил бы больше (взамен) и в сем веке и в будущем.
А юноше, которого 40Н полюбил•, сказал: 40ставь всё и
следуй за Мной•. Но юноша 4Отошел опечаленный•; перед
ним был выбор, но минута сделать его еще не наступила;
чего-то было еще недостаточно: веры, или, может быть, люб-
153

ви к Учителю. И владел еще страх. Оттого полюбивший его
Учитель - вздохнул.
~я заметила, - пишет еще св. Тереза,
-
что - каждый раз,
когда я прохожу большое страдание, в душе моей безмерно
усиливается любовь к моему Спасителю. Страдание усили­
вает счастие любви. Оттого я и люблю страдания•.
Любовь, конечно, великий и первый источник счастия.
Ничто не может сравниться со счастием любви самой высо­
кой: она непобедима, она уже победила страдание. Не она
ли, по слову любимого ученика Христа, ~изгоняет страх•,
который есть ~мучение?•
~в мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я (Путь,
Истина и Жизнь) победил мир•.
Почему несчастны почитающие себя счастливыми, бога­
тыми, думающие о том, куда сложить собранный хлеб, соби­
рающиеся ~есть, пить и веселиться•? Да потому, что не по­
нимают, как неудачно поместили они свое ~сокровище•
(Приписка на поллх: Потеря), свою привязанность, и как,
потеряв сокровище (непременно), поrрузятся они в страда­
нья, уже беспросветные. ~собирайте себе сокровища нетлен­
ные, которые червь не поедает..... И где сокровище ваше -
там и сердце ваше будет. Нетленная любовь. Неуязвимое
счастие любви. Свет немеркнущий, перед которым свет солн­
ца - ~не естественный•, темный.
Но счастие только тем, кто •не сберегает душу (жизнь)
свою•. А сберегающий ее, - бегущий от страданья, в страхе
хватаясь за ненадежные щиты мира сего, - все равно, не
убережет ничего, все потеряет и сам погибнет бессмысленно,
беспросветно, как те 16 человек, на которых упала башня.
Но все плачущие, алчущие и жаждущие, все сейчас тер­
пящие страданья, - блаженны; .могут стать блаженными,
утешенными, насыщенными; именно потому, что они уже
приблизились к страданью, уже находятся в нем, - они бли­
же к ~спасению•, т. е. они скорее могут увидеть путь спасе­
ния от страданий, победы над ним, верной и окончательной.
Самая загадочная из притч - ~приобретайте себе дру­
зей... • и т. д. хотя бы путем ~неправедным• - разгадывает­
ся именно под данным углом зрения. Она, при некоторой
внешней сложности, прямее других, однако, подходит к •вы­
бору•. Выбор приходится делать (как управителю пришлось),
и недаром Господин похвалил его: чем ни чем, а сделал он
154

выбор мудрый. А так как это лишь подобие (притча), управи­
тель, •сын века сего•, действуя в соответствующих обстоя­
тельствах, поступил в них мудро, то и •сыны света•, в своей
линии, не окажутся ли менее мудрыми, чем догадливый уп­
равитель, если не будут поступать, подобно ему?
Уже совсем проста притча о купце, продавшем все свое
имение, чтобы купить одну драгоценную жемчужину.
Можно бы без конца продолжать, выписывая евангель­
ские слова: они становятся стройно-ясны под этим лучом. Они
все лишь об одном; как будто, только об одном. Царство
Божие... да ведь оно тут же, близко, оно в вас же самих
(Приписка 1ta полях: Тут я взяла слишком узко (ибо я здесь
говорю узко об одном только христианстве). Но это @ вас
же самих• имеет и это, и второе значение, т. е. здесь и о
•второй реальности•, которая тут же). Но надо обернуться,
измениться (покаяться) - и увидите его, а увидев -захотите
сами отдать за него всё, что имели, а захотев - получите его:
•неприметно• почувствуете, что оно - ваше.
Выбор - не торг. И меньше всего в Христе и в христиан­
стве есть какое-либо подобие торга. В христианстве дана
человеку высочайшая свобода - каждому учение Христа дает
ее, свободу, в той полноте (и так), в какой данный человек
ее может вместить. Нет в •учении• ни посулов, ни даже
зазывов: Христос не зовет на свой •nуть• - Он его открыва­
ет. Открытый - он не может, он должен плен.ять. Основное
начало христианства и есть свободное nлe1te1tиe, иначе -
любовь.
Всё, что здесь говорилось раньше о человеческой постоян­
ной (и бесплодной) борьбе со страданьем, и о том пути, где
страданье действительно побеждается, скрытом (почти) до
Христа и Христом с такой божественной силой и осияньем
открытом, о постоянном выборе этого пути, - все остается,
хотя миллионы ближайших последователей Христа ни о ка­
ких •выборах•, конечно, и не думали, ни о чем не рассужда­
ли: шли кратчайшим и вернейшим путем свободного плене­
ния, захваченные счастьем любви. Любви ко Христу? Да,
но Он же есть <<Путь, Истина и Жизнь•, Путь, который
•победил мир•.
Победа над миром страданья, над страданьем, действитель­
но совершилась во Христе. Побеждающее оружие найдено и
155

всякий может, если захочет (полюбить - поверить) взять его
в руки и, •обратившись• (лицом к страданью) - спастись.
Оружие найдено не в этом мире, не здесь: здесь его нет. Оно
принесено из второго мира. Однако, сейчас же вспомним
(Приписка на полях: Это надо всегда помнить), что говорим
мы •здесь•, •там•, •первый• мир, •второй•, - только пото­
му, что говорить и мыслить можем лишь в представлениях
пространства и времени; если же соединение обоих миров
лежит вне этих категорий, то все •здесь• и •там•, •теперь•
и •потом• - отпадают; и понятным делается, что миллионы
последователей Христа, наиболее близких, как св. Тереза,
Серафим Саровский, Jean de la Croix и др., все разные и все
схожие, воистину находились уже •mа.м•, будучи еще •здесь•.
Они уже вкусили райское вечное блаженство.
(Что мы знаем о вечности? Ничего. Что-то в нас есть, что
мы носим в себе, никакому •знанию• не подклонное... может
быть, оно и есть •вечность•? Вот, например:
Воскресение Спасителя - победа над страданьем, которо­
му он пошел навстречу, над смертью, - а что, если это мы
опять, по невозможности понимать что-либо иначе, - поме­
стили его во времени? Что, если воскресение - истина, но
прикоснуться к ней, воспринять ее, мы-то можем - только в
подобии? Мы правы, создавая подобия, чтобы хоть как-ни­
будь приблизиться к Действителъности, на которую взгля­
нуть прямо мы не можем, так светла она для наших глаз.
Замыкается круг, полнота победы над страдавьем и смер­
тью, - это и есть вечное воскресенье. Не •момент• (время
кончилось), а вечность.
Не так ли воскрес Спаситель, не так ли, следуя по пути
спасения, воскресаем и мы?).
Очень неясно сказано! 3. Г.
Но это сторонний вопрос. Я почти кончаю. Прибавлю еще:
вот этот •путь спасения•, раскрытый Христом, и есть храни­
мый завет, нерушимое сокровище, которое несут через мир
все христианские церкви. Потому они и святы. Все разделе­
ния их - от человеческого, от •мира сего•. А главное сокро­
вище у всех одно. Все несут один образ Христа, все говорят
о пути спасения, едином верном, все указывают на выбор,
все зовут •обратиться• (лицом к страданию). В церкви от-
156

крывается каждо.му этот путь и свобода подхожденья к сча­
стью. Притом каждому дается всё это в той степени и так,
чтоб он мог взять их. По его силе. Но такова 4Пленитель­
·ность• этого Пути (Христа), что ни один бессильный, вступив
на путь, не знает, как могут возрасти ero силы. И какой сте­
пени может достигнуть его свобода, его вера, ero любовь (т. е.
счастие). (Приписка н.а полях: Конечно, это так (о церквах).
Они несут и хранят, и дают именно 4Каждому•. зовут на этот
путь каждого, и каждый один, принимая, спасается. Каждых и
одних может быть много или очень много, но это не спасение
4мира•. Потому что церкви восприняли от Христа же и дру­
гое сокровище, но оно лежит запечатанное до времени, м. б.
долженствующее быть открытым только Единой Церковью
будущего. Это - БОЖЕСТВЕННАЯ ТРОИЧНОСТЬ. Это
Утешитель, который должен прийти, чтоб открыть всякую
истину, ее же мы до времени не можем вместить.
Вот это я теперь знаю. 1942.)
Церковь христианская (всякая) продолжает, по ее разуме­
нию, дело Христа, или как бы поддерживает его в мире;
открытый Христом путь 4Истины• она держит открытым для
каждого. Именно для спасения каждого, кто вольно путь
изберет... а не для спасения .мира (тут внутренняя, и глубо­
кая, разница), - мир, всё равно, спасти нельзя.
Очень важно помнить, что христианство, учение Христа, -
как .мы сейчас его бере.м и как он.о взято в христианских
церквах, - самым существенным образом, в самом корне
своем, отличается от дохристианских, восточных религий
(вроде буддизма и т. д.). Христос действительно открьиt путь,
существование которого люди лишь чувствовали и искали
вслепую. Чисто внешние сходства, хотя бы с буддизмом, не
должны вводить нас в заблуждение. Сближают христиан­
ских столпников, мучеников, пустынников, отшельников с
подвижниками Востока. Судить и сравнивать надо, конечно,
по высшим точкам, по 4святым•. Так вот, взяв первых и
вторых 4Святых• не внешне, а исходно, мы эту разницу и
увидим. Вот она.
У тех и у других, говорят, - отречение, отказ, отрыв,
уход (от мира и жизни) в чистое созерцание. Да, слово
4detachement• и 4le neant du monde• - обычное слово в ус­
тах христианских святых. Но звучит оно не совсем так, как
157

для каких бы то ни было нехристиан. Ибо для христиан этот
всяческий ~отрыв• есть только естественное следствие их
выбора (Приписка на полях: Надо помнить, что ~здесь• и
~там• понятия ~пространственные•. Надо усилие, чтобы от·
неrо отказаться хоть на секунду. Тогда стройнее видишь. (См.
стр. 17.) С точки зрения одной этой реальности - конечно
выходит ~отказ от мира•.) Купец, чтобы приобрести драго­
ценную жемчужину, продал все, что имел. Он свободно отка­
зался от своего имения, 8Ьlбрал. между этим имением и жем­
чужиной. Перед ней все прежнее стало для неrо ~neant•.
Двигала им вовсе не ненависть к имению, а любовь к
жемчужине. Она ему стала дороже. Стала единым сокрови­
щем. А ~где сокровище ваше, там и сердце ваше... • (Припис­
ка на полях: А ~та реальность• не может быть втянута в эту,
ибо она уже в этой, но наши глаза должны открыться (или
сердце, или вся наша внутренность) на их неразделимость и
неслиявность во всем. И это откроет Утешитель.)
Таким образом, не для отказа от чего бы то ни было
выбирается путь христианства, а для получения чеrо-то, что
тебе дороже всеrо, от чеrо приходится попутно отказаться.
Вопрос выбора - вопрос положительных ценностей.
Всякому ~выбору•, чего бы он ни касался, сопутствует
отказ... хотя бы уж просто от тоrо, что мы не выбираем,
оставляем.
Выбирающего путь Христа, путь спасения (от страданий)­
какие отказы, отрывы остановят? Чем больше его любовь,
тем безболезненнее, незаметнее, все отрывы. Тогда, в самом
деле, дается такое огромное, новое счастье, что всякое иrо -
уже благо, всякое бремя - легко.
Я скажу теперь, почему выше была у меня речь о вопро­
се, действительно, стороннем: о вечности, о том, что мы о
ней ничего не знаем, ибо иначе как пространствеино-времен­
ных представлений не имеем. И даже слов у нас для иных
каких-нибудь - нет.
Это надо помнить, когда мы начинаем судить о христиан­
стве, или об учении Христа, как о пути, ведущем к смерти; вся,
мол, награда - в загробной жизни; все святые, отвернувшись от
жизни, только и мечтали, как бы скорее ~перейти в лучший
мир•. Вот и Тереза повторяла: ~Je meurs de ne pas mourirl•
Тут снова мы впадаем в свое: ~до• и ~после•, ~теперь• и
~потом•. Ведь мы уж условились, что соединение-то, соприкос-
158

новение двух миров, быть может, находится вне этих категорий.
~Тот• мир, быть может, и ~здесь•... И даже по всем вероятиям
здесь: мы воочию видим, что избравшие путь, святые христиан­
ства, та же св. Тереза, -уже были там, будучи здесь. Здесь дается
им всё, на здесь пролеrающем пути: победа над всяким страдани­
ем, - новое, несравнимое счастие любви и света.
Правда, рассказать о нем другому - нельзя, как признается
Тереза,- надо самому испытать. Но испытать же можно? Путь
к этому счастью открыт... для каждого. Вот дело церкви и ее
святых в мире, дело, которое они и делают: чтобы каждый
услышал, увидел, что путь открыт, обратился - и спасся.
Сделаю маленькое примечание, предвидя одно из тех об­
щих возражений, которые часто делаются: ~в голую схему
всего этого уложить нельзя. И почему брать крайние точки?
Святые - это, конечно, отдельные, исключительные личнос­
ти, никто не претендует, что каждый будет свят. Да и сами
святые, в делах и в учении, весьма многообразны; примеров
сколько угодно, но вот один: жизнь и проповедь святого Jean
de la Croix, жизнь и проповедь святого Fraщ:ois de Sales, -
схожи ли они, близки ли? Аскетический ~отрыв• первого, -
даже Терезу однажды ужаснувший, - суровая проповедь его
(и осиянное счастие) - разве это то же самое, что мягкая,
нежная, снисходительная любовь, с которой к каждому обра­
щался св. Fraщ:ois, ценя и утверждая всякий малый порыв,
как бы благословляя меру в Христианстве? .. •
Примечанне мое и будет, главным образом, о мере. Если
оно покажется парадоксальным, - что ж делать!
Но, во-первых, кроме ~голой схемы• я и не хочу ничего
дать (не моrу). В схему, если она верно построена, укладыва­
ется все. Затем: схематично ли построение, или нет, при вся­
ком рассмотрении дела в его сути, Wlи в его идее, мы должны
брать именно крайние точки ее воплощения. Поэтому мне и
нужны были святые. Jean de la Croix и Fraщ:ois de Sales, ко­
нечно, различествуют; но оба они - святые, соединенные од­
ной и той же христианской идеей христианской церкви. Если
в словах и жизни Fraщ:ois de Sales умерял христианство, в идее
он его не умерял, и не мог умерить, изменить идею.
О ~мере•... Мера - это, в настоящем смысле,
-
гармония.
Как раз то, чего лишен первый мир (который мы зовем ~ре-
159

альным•) и к чему он стремится, стремясь к миру второму,
как бы слепо ощущая, что там она есть. Проще - <&мера толь­
ко у Бога•, и всегда, в чувстве Божества, есть тоска по гар­
монии. Но если мы пытаемся реализовать <&меру• в реальном
мире - в его круге,
-
у нас выходит только <&умеренность•,
середина, теплота. Должно быть, не средством нашего <&уме­
репья• достигается <&мера•. Должно быть, реальному миру из
реального мира надо подняться на какие-то высоты безмер­
ности, чтобы оттуда доплеснуться до <&меры• (гармонии).
Так или иначе, но раз мы находимся в области религии,
то <&меру• мы должны понимать в этом ее, настоящем, смыс­
ле. И тут уж, в конце концов, все религии равны. Поэтому
<&О мере• я и пишу, как примечание: к частному вопросу о
христианстве и о той мысли о нем, о которой здесь идет
речь, - это прямого отношения не имеет.
Речь же здесь шла о моем начальном вопросе: Христос,
Его учение и Он Сам, как путь выбора (отказа) и спасения,­
истина ли это? Так ли оно? (Приписка на полях: Конечно так,
если взять только Христа, Одного, не поняв, что Он, и Отец,
и Дух - Одно. Но понимание этого изнутри может быть
только дано, сраз~)
(Не понятая изнутри - мысль не имеет значения).
-Х-
А теперь я хочу сказать, каково мое отношение к этой
схеме, изложенной со всей объективностью, мне доступной.
Я НЕ ХОЧУ, чтобы оно бьию так.
Не то, что я не хочу истины: я не хочу, чтобы всё это
была истина.
Если такое <&не хочу• - просто мое, случайное, индивиду­
альное, - мало ли какие есть <&Не хочу!•
-
то грош ему цена,
говорить не стоит. Но я думаю, что в данном случае, к данной
схеме, <&Не хочу• мое - не мое, а общечеловеческое. Среди дру­
гих, первичных, изначальных, неразложимых и малоизъясни­
мых вещей (как <&вечность•, как бытие <&второго• мира) - но­
сит в себе человек и волевое отношение ко всей совокупности
бытия: хочу, чтоб было так, не хочу, чтоб было вот так.
160

ПОЧЕМУ хочу или не хочу, - да, неизъяснимо до конца;
но ведь в концах - всё неизъяснимо; нерассказуемо, по сви­
детельству святых, и то предельное счастье, которое даруется
им взамен малого, при выборе оставляемого. Но и о верас­
сказуемом они пытаются, всё-таки, говорить. Попытаюсь и я
сказать, почем.у не хочу я, чтобы всё было так. Сказать как
бы за всех, ото всех, кто разбирается и видит, что в нем тоже
есть такое же не хочу.
Нет, слишком трудно (если как следует), а потому скажу
только о самых первых 4Почему•; и самым кратким образом.
В сущности, всё уже сказано (в примечаниях моих).
Будь оно так - оно значило бы суд 4МИРУ сему•; суд
-
и
осуждение; ибо мир первой реальности, наш мир, при этом
выборе, оставляется (Приписка на полях: Конечно); отставля­
ется, обрекается, как безнадежно-непоправимый. Сознатель­
но или несознательно, под выбором лежит проклятие этому
миру. Если Христос пришел для того, чтобы указать каждо­
му путь, каким можно выбраться из проклятого места, - я
этого не хочу.
Не будем углубляться в рассуждения, в то, например, что
при выборе, при неизбежном 4Отставлении• этого, первого,
мира, его волевом, преждевременном, уничтожении (neant),
как бы нарушается сразу их, двух, таинственная связь (один
в одном). С этим тоже не мирится -мысль; но вот с чем не
мирится лучшая часть человеческого существа: пусть каждо­
му, 4Имеющему уши, чтобы слышать•, и очи, чтобы видеть,
открыт путь спасения от страданий, путь самый верный, са­
мый необманный; и пускай даже каждый из этих каждых,
если не захочет выбрать путь, не 4обратится• (лицом к стра­
давью) - погибнет бессмысленно и страшно под упавшей на
него башней; но разве 4Мир• и есть лишь сумма этих 4каж­
дых•? А другие? Другие и всё другое, кто и что не .могут,
наверно, совсем и никак, услышать зова, вообще никак сде­
лать выбора, до такой степени, - что этот выбор им как бы
даже и не предлагается? Это 48се• (живое), наполняющее и
составляющее 4МИр сей•, - с ним вместе отставляется; оно­
то и обрекается на уже безысходные (проклятые) страданья.
Этого 4Живого• обреченного куда больше, чем всех 4Каж-
161
11 Зинаида Гипшtус, т. 9

дых•; - дети, да вся ~тварь стенающая• .. . нет, она ~кажды­
ми• не спасается; каждый, спасаясь, обрекает ее на ~nc~ant•,
иначе нельзя, этого требует его спасение. Он может, шествуя
к спасению, попутно ~жалеть• то или другое живое мира, но,
любовь его (главное) лежит за гранью, и в мире для себя не
имеет ничего.
Так вот, какая-то, очень глубокая, часть нашего человечес­
кого существа не хочет, чтобы так было, не может прими­
риться с этой наверной гибелью всего, что не ~каждый•.
~Билет• Достоевского - это и есть отречение одного из
~каждых• от своих преимуществ, если ~спасутся только не­
которые• (каждые).
Но этого мало... Впрочем, нет, в этом уже всё; уже ясно,
почему я не хочу верить, что именно этот Христос указывал
нам именно на этот путь; чтобы Истина и Путь (Христос)
были именно таковы.
Никакие возможные пояснения, оговорки, развитие тео­
рий, ни философия, ни метафизика, ни указание на ~опыт•, -
ничто тут не может изменить божественно-человеческое ~не
хочу•. Не хочу страданья для себя, ни за что, как не хочу
для всего страдающего мира. И еще, дальше: не хочу, чтоб
Христос страдал за меня. (Или я, или другие за Него, после
Него.) Мы, в нашем последнем ничтожестве и недостоинстве,
Он в своем несказанном величии, - тут как бы одно. В люб­
ви мы ориникаем к Нему.
Д. говорит: Христос тоже ~не хотел•. Но тогда...
(Продолжение следует ли?)
Нет, следует.
Но спрашиваю себя: зачем я это ~ни для кого~ пишу с
таким стремлением к ясности, с необходимыми оговорками,
как нужно подходить к этой мысли, чтобы она могла быть
понята в ее значении? И отвечаю: затем, что я тоже ~кто-то~;
я пишу, объясняя себе, затем и стараюсь, чтобы этот ~кто-то•
меня понял, не уклоняясь ни во что свое, даже в ~не хочу•.
И твержу: надо подойти узко и ~свежо•, т. е. заранее,
усилием воли, отказавшись от всех привычных концепций,
от всего, незаметно внедренного или усвоенного, и от всех
возражений, оттуда идущих.
Этих возражений, усложнений, утверждений и объясне­
ний и у меня не мало, и я кое-что ~знаю•; но я намеренно
162

беру так, будто ничего не знаю, впервые подхожу к этой
линии, впервые мне открывшейся. Я беру одну глубину и
ее охраняю. Подхожу к тайне, не считаясь, в это мгновенье,
ни с чьими (ни с моими) бывшими попытками ее раскрыть.
Не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Почти как ум­
ный дикарь.
Что-то мне говорит, что иначе нельзя. Если ~отсюда~
возникнет возражение, явится ко мне, я его приму и, при­
няв, позволю себе вспомнить, что оно уже есть, было в мире.
Учту это и, вероятно, обрадуюсь. Но пока - забываю всё,
хотя и знаю: а ~грех~. - перnородный и личный? А идея
~искупления~. как таковая, idee-mere 1 христианства? Вечная
идея жертвы за... за другого или даже за ~мир~.
-
за ~спа­
сение~их?Ит.д.,ит.д.
Всё это вкладывается в мою схему. И не нарушает ее. И
человеческое ~не хочу~ (если оно есть и человеческое) оста­
ется, на своей бездонной глубине, не затронутым.
С самим собой надо быть смелым: да, я не хочу, чтоб за
меня кто-нибудь страдал, а любимый - совсем не хочу, не
могу вытерпеть. Чем совершеннее любовь - тем это невыно­
симее. Уже лучше самому страдать за. Отсюда, из глубин
этого ~лучше~. является, кажется (этим отчасти окрашенная),
страсть к страданью, подобному Христову (и больше, если
можно) у святых, с их великой любовью ко Христу. Страсть
ко кресту. Если не за Него, то хоть ради Него, ради прибли­
жения, уподобления Ему.
(Это, как элемент, входит в первичный всеобъемлющий
выбор ~пути~ - пути по моей схеме.)
Да, ~лучше~ самому страдать за, и это просто говорит
Любовь, ни в какие даже рассуждения не входя, ни о спасе­
нии, ни о путях, ни о грехах. Тем невыносимее, чем больше
любишь Христа (говорю сейчас о Нем), смотреть на Его
Страдание, да еще знать, что оно было (значит, и есть) за
тебя. Нисколько не утешает, что страдания эти - не вместо
меня, т. е. в сущности, в точности, не за меня, а ради моего
спасения: это лишь толкает меня на путь этого спасения (че­
рез страданье), попутно увеличивая мою страсть страдать.
Да, ~лучше~. говорит Любовь, но она же говорит (не будем
себя обманывать и, для ясности, опять возьмем ~крайние
точки~), - дальше,
-
значит, ты выбираешь ~лучше~ для себя
1 OCIIOBIIЗЯ ИДСЯ (фр.).
163
н•

и ~хуже• -для другого? Она ничего этого не хочет, ни сча­
стья страданья за другого, ни муки сознанья, что за тебя
страдает другой. Тут есть и еше сложности (в отдаче себя
на вольное страданье: гибель некоторых ради спасения дру­
гих) - но я уж оставлю, это завело бы меня далеко. А я не
хочу идти далеко.
Да, я силыю от'К.llон.я.юсь в сторону. (Приписка н.а полях:
Конечно.) Очевидно, настояшие слова еше не созданы для
продолжения.
Вот - не ~настояшие•, конечно, а что-то ~около•, что я
не вижу ~лицом к лицу• (м. б. никто еше ни видит?).
Если ~христианство•, т. е. один ослепительный блеск
Христа, такой ослепительный, что в этом сияньи до сих пор
погасало и теперь погасает всё, что не Он (Альфа и Омега),
то всё, что здесь сначала сказано, - так, и не может быть
иначе. А человеческое ~не хочу• - вечный, н.еразумн.ый бунт
против Истины. И не стоит говорить. Бунт вспыхнет, а за­
тем явится мудрость, с нею покорность и - счастье спасенья.
Опять и опять великий опыт христианства, пути Христова.
Но если по слабости глаз наших так ослепляет нас сиянье
Христа? Так ослепляет, что мы не различаем даже и в Нем
чего-то, с Ним не раздельного и не слиянного, что - Он. же,
а мы не видим и не понимаем? Не понимаем до того, что и
слыша - не слышим? А если бы услышали ...
Перед этой тайной, о которой едва могу знать лишь, что
она есть, чем-то вроде шестого чувства о ней догадываться, -
я останавливаюсь. Ни глаз, ни ушей, ни языка для нее у меня
нет. (У кого есть?)
По условному, отдаленно, могу сказать, что это тайна
Троицы (Приписка н.а полях: Вплотную подход).
Мы не понимаем (все говорю о понимании изнутри, прон­
зительном и опытном, каково понимание ~христианства•) -
не понимаем связи Христа-Сына с Богом-Отцом. Не слы­
шим ~я и Отец - одно•. Все слова наши об этом, какие
были, только доказывают наше а-понимание. Мы, пожалуй,
скажем, что связь эта - Дух, но тогда уж сугубо ясно, что не
понимая связи, мы не больше понимаем и Духа (Приписка
н.а полях: Как это сказано слепо. А между тем это одно и
164

важно). Единственно, что у нас есть - догмат. Это сокрови­
ще. Но иметь сокровище, которого не видишь, не осязаешь,
за семью замками запертое, - почти все равно, что не иметь.
Дано миру - и как бы не дано.
Может быть - надо было, чтобы сиянье Христа на дол­
гое время и заслоняло от слабых человеческих глаз то, что
во Христе же есть (вечно есть). Надо было войти в это
сиянье, внутрь его, как люди и вошли - прошли до дна?
Вот этого не знаю. Но если бы прошли, дошли, то, верно, и
перестало бы сиянье (не уменьшившись) ослеплять. И вос­
приняли бы глаза...
Нет, лишь как сквозь сон, как сквозь воду мерещится мне
(уж не •воображается• ли?), что если Христос только Хри­
стос - это одно; и путь им для нас открытый
-
таков, как
мы его увидели и познали. А если тот же Христос и Сын,
в непостижимом единстве с Отцом и в таком же единстве с
Духом (Приписка на полях: Только это и важно, на этом
остановиться или с этого начинать), - то это совсем другое,
и тот же путь Христов (тот же!) становится другим..
Всё то же - и всё другое. Как Тело Христово другое по
воскресении.
(Но последнее -только пример. Воскресенье- это разор­
вавшаяся завеса над тайной связи первой реальности и вто­
рой. Разорванная Любовью на мгновенье [вечность]. А то, о
чем говорю, - ТРОИЧНОСТЬ ХРИСТИАНСТВА (Приписка на
полях: Но м. б., нужны были и все другие подходы), - дол­
жно прожиться нами во времени, открыться в Христе закры­
тое, нечувствованное прочувствоваться и перечувствоваться
так, с той же силой и глубиной реального опыта, с какой
прошли в Христа доселе чувствуемого.)
Нет, это дается само
неизвестно как и когда.
Не могу, путаюсь. Может быть, нельзя ...
Через год (1930)
Теперь думаю, что тут много верного (о двух реальностях,
о прорыве м.ежду ними), и сама постановка вопроса верная.
165

Только куда оно потом всё заскользило! - 4Нельзя•
-
уж
конечно; мне - во всяком случае. А вот что именно 4христи­
анство• именно так, не иначе, до сих пор принято и понято, -
(выбор)- это да, так. От 4Не хочу• я не отрекаюсь. Но, ради
полнейшей объективности, укажем, что еще такое может быть
возражение: 4Не хочу• - ничего не стоит в устах всякого,
кто опытно не знает полноты того, что дается 4Взамен•, кто
не нашел, не увидел 4Жемчужины•, ради которой всё осталь­
ное сделалось ему действительным neant. Самое вот это 4Не
хочу•, -тем более, что так неясны и рассуждения, 4nочем.у•
не хочу, - только доказательство слепоты, неведения и недо­
статочного пленения.
Испытай, тогда посмотрим, скажешь ли 4Не хочу•.
Может быть, и не скажу. Наверно не скажу. Я, другой,
третий, каждый плененный (Приписка на полях: И новый
святой). Но это ничего не меняет, ничего! До такой степени
не меняет, что я, может быть, и пленяться не хочу, если оно
так. Всякому 4Хочется• вырваться из 4Проклятого• места,
самому-одному. Но 4Не хочу• больше, глубже, первее, важ­
нее, человечнее 4хочется-не хочется•.
Словом, вот резюме из всех этих беспомощных намеков­
рассуждений о самом важном (не для меня важном, а для
всякого, для каждого): не хочу, чтоб оно было так;
не хочу потерять Христа; а потому
хочу, надеюсь, думаю, ощущаю, что
оно всё не так.
(Т. е. так, но оно же другое).

ДНЕВНИК 1933 ГОДА
(Январь-май)
Мне хочется написать это для памяти, для себя, конечно.
Я знаю, что всегда все пишут ~для себя•, а в бессознательно
неизвестно, что шевелится; но за бессознательное, или под­
сознательное, нельзя отвечать. Знаю еще, что даже в макси­
муме ~для себя• невозможно написать все: ни количествен­
но, ни качественно. И там, и здесь, по разным причинам, о
многом умалчивается, многое опускается. Но вот что я себе
обещаю: писать только по сознательной совести (своей), пе­
редавать внешнее и внутреннее так, как оно мне видится,
строго следить за точностью и следить, чтоб не было даже
подозреваемой лжи. Это часто случается: искренно думаешь,
что не исказишь действительности и только чуть-чуть, едва­
едва, подозреваешь: а может быть...? Но не хочешь смотреть.
Лишь потом видишь: а ведь было подозрение! Ну так вот
этого я хочу избежать. Лучше быть точной - хоть бы до
грубости, не щадя никого, - ни себя... в первую голову.
Ошибки - другое дело; от ошибок никто не застрахован;
в ошибке, которую я не вижу, нет вины. Да и ~что есть ис­
тина•? В частных случаях наших маленьких жизней - кто ее
каждый раз доищется?
Мой ~случай• с Т. И. (если это ~случай•) - не новость
для меня в существе, при всем внешнем разнообразии их.
Но каждый меня поражает новостью, каждый для меня пер­
вый, - до сих пор! Тут, конечно, причина во мне. У меня
мало интуитивного отношения к миру и к людям, во всяком
случае интуиция моя как-то отдельно от сознания, и я с ней
не умею считаться, не умею их соединить в одну ~умную
веру•. Поэтому так часто беру данное за желанное, забывая
опыт; и верю словам. Да, нечего себя обманывать, верю сло­
вам безнадежно; и когда оказывается, что они для другого не
167

то значили (внутренно), чт6 для меня были, просто много
цвета, - я, прежде всего, поражена и ничего не понимаю!
Это и вообще трудно, а для меня в особенности; понять,
что другой видит и слышит что-нибудь совсем по-иному, чем
ты, и самый звук, не только значение слова, для него иной.
Да и каждый факт - иной. Одинаковости быть не может, и
не нужно ее, но может быть гармония ... может? Вот на ней­
то я всегда и попадаюсь, принимаю за желанное данное, верю
согласным словам (т. е. верю, что они согласны), и мчусь
дальше, не давая себе труда внимательнее и добросовестнее
разобраться в данном. Право, такой ~ум~. ослепляемый же­
ланиями, мало чего стоит!
Но перейду к фактам, будет еще время возвратиться к себе.
Кто Т. И.? Что такое - наши отношения?
Постараюсь быть краткой. Только самое нужное из того,
какой я видела Т. И. сначала, затем дальше, и каковы были
и становились наши отношения за эти годы. К несчастию,
мне трудно говорить о ней совсем отдельно, не упоминая об
Ив<ане> Ив<ановиче>; но упоминать придется немного: он
для меня весь ясен, и, думаю, я способна отдать этому чело­
веку должное, взглянуть на некоторые черты ero почти с бла­
гоговением и - не скрою
-
с завистью. Но, конечно, ~соглас­
ности~ (гармонии) я никогда между нами не искала бы и не
ждала, и не вышло бы ее ни при каких обстоятельствах; отча­
сти и благодаря моей малой ~интуиции~. которую я и держу,
к тому же, в загоне. Бывают люди до такой степени разные в
подробностях, что эта разность сейчас же видна. И это не
противоположность, а какой-то, скорее, параллелизм. Напри­
мер (тут я, вообще, себя и Ив<ана> Ив<ановича> беру лишь
к примеру) - например ~верность~. Я чрезвычайно верна;
И<ван> И<ванович> тоже очень верен. Но наши верности
такие разные, что если верность его (из него) я и понимаю, то
моей он никогда не поймет; да и не нужно ему, как я вообще,
хотя мне он, по-своему, какой есть, - нужен. Я понимаю, что
его можно любить по-настоящему. Отношения между ним -
Т. И. (в них не вхожу) для меня святы, и отраженно - осо­
бенно понятны. Но я понимаю, что некоторые ero могут и ~не
любить~. хотя в данном случае ~нелюбовь~ эта мелкого ка­
либра, ибо скорее можно сказать, в общем, что такого челове­
ка ~нельзя не любить~. (Тут я уж говорю о любви просто, не
исключительной, но о привлекательности, симпатичности, о
влиянии или эманации душевной особого рода.)
168

Но если людям •естественнее• такого человека •любить•,
чем не любить, то такого, как я - им •естественнее• не лю­
бить. Упоминаю об этом опять для примера всяческой разно­
сти, - только. И возвращаюсь к Т. И.
Я не могу по совести сказать, чтобы у меня было какое­
нибудь предубеждение против •женщин•; как ни странно, но
самое первое мое чувство ко всякому новому лицу - как к
человеку; лишь далее, и в опыте, само собой выходило, что
с женщинами отношения у меня складывались по-иному, чем
с мужчинами, так что невольно замечалась разница, - и от­
мечалась. Но и тут опять не в сексуальной области было
главное дело и серьезная разница. (В этой области, для меня,
существенной разницы не было, да и по отношению ко мне
я такой уж особенной не замечала.) Но главное: мне с жен­
щинами было неuнтересно. Просто не интересовало то, что
они думают и говорят, и как думают и как говорят. Не ин­
тересно и то, что им интересно. Я с удовольствием болтала
с ними, о чем угодно, и наблюдала их, но никогда мне не
приходило в голову заговорить с какой-нибудь о том, что
первее всего занимало меня. Я вообще, положим, ненавижу
•откровенности•, ни с кем (хотя представляю себе, что в
•идеальных• отношениях они д. б.), - женщины же, походя,
на откровенности о себе падки; и я это весьма не любила, -
даже слушать. Тем более, что откровенности малоинтересные.
Со снисхождением, как к •подруге>>, я единственно относи­
лась только к Андреевскому.
По правде сказать, и женщинам я была не особенно люба
и тоже неинтересна, должно быть. Исключаю •обожатель­
ниц•, - как, впрочем, и чистых •обожателей•; об этих свой
может быть разговор, но это особо, я говорю о человечес'/ШХ
отношениях. Если сексуальный, или телесный, элемент и
должен присутствовать как-то во всяких близких человечес­
ких отношениях, то отправной точкой он ни в каком случае
быть не может и не должен.
Это очень важно. И это надо было понять, увы, на опыте.
К счастью, я это в свое время поняла и не жалею о ценах,
которыми за это понимание платила. Но говорю лишь кста­
ти. Или даже не кстати, а мимоходом. Потому что сейчас
речь о совсем других отношениях, не менее сложных, чем
•любовные>>, не менее важных и не менее редких (действи­
тельно) - о той дружбе, которую можно назвать также отно­
шениями любовно-братскими.
169

Отмечу, что из женщин у меня в этом оттенке были отно­
шения с Поликсеной Соловьевой, да еще с кузиной Соней, с
которой мы, впрочем, розно жили и виделись лишь периода­
ми. Но все это лишь в оттенке.
Не надо думать (потому что я сказала, что верю словам},
что я доверчивая. Напротив. Зная, как я мало располагаю к
подходу ко мне, я его не облегчаю нисколько, да и сама не
очень иду навстречу. И долrо всякое расположение проверяю,
даже если сама его чувствую. Вера приходит не скоро (когда
приходит) и незаметно; а потому лукаво-бесповоротно.
В Петербурге на Т. И. я, с первого знакомства, смотрела,
как обычно, •издали•. Я заметила ее сдержанность, которая
не была похожа на робость, но и на скрытое самодовольство
тоже. Особенно я не приглядывалась, но как-то, впрочем,
подумала: может быть, эта избалованная богатенькая курси­
стка, просто; спокойствие ее и сдержанность - это известная
черствость; избалованность, если натура не капризная и не
взбалмошная, непременно ведет к черствости, и прогрессиру­
ющей. А может быть, думала я (это уж дальше, по несколь­
ким мгновенным искрам}, за этой сдержанностью прячется
большая сердечная глубина; так бывает, когда она большая.
Не знаю, что было б, если мы встретились в других об­
стоятельствах, в другое время. И не стоит рассуждать. Боль­
шевистское •действо•, а затем эмигрантское •житие• изме­
нили людей - изменили каждого не в корневой его природе,
конечно, а во многом, - в их отношениях друг к друrу, тоже.
Тут многое можно было бы сказать, но я пишу здесь только
о двух людях и о их взаимных отношениях: как они шли в
•duree•'. как развивались, росли и что такое они были. Пишу,
при этом, не последовательную историю, (целый бы трактат
можно было написать), а сразу беру конечную точку.
Мне теперь не кажется, что •высшая точка• этой - друж­
бы, как мы говорили, - (этой согласно-любовной братской
близости, взаимной нужности и взаимной помощи, - как я
себе говорила) - это высшая точка была теперь, когда Т. И.
кончила свой роман...
Главное мое движение ко всякому человеку, с которым
чувствую возможность хотя бы близости, - это непременное
желание ему помочь, что-то дать от себя, что ему годится, из
1 •время• (фр.).
170

своего имения (а ему, такому, наверное, что-нибудь годится,
как и мне пригодится из его). Это взаимное 4СЛужение име­
нием~ всегда бывает, естественно должно быть; почти без
мысли и сам берешь и даешь. Да и само даже оно делается.
Притом во всех степенях: при моей вообще активности я иной
раз почти к чужому, если у него есть движение ко мне, гото­
ва пойти хоть с полусловом, полусоветом.
Но тут, с Т. И., уже было тогда совсем ярко: мне казалось
наверно, что ей необходимо написать эту книгу, начать и
кончить, что так надо и моя помощь в том и будет, что я ей
это 4Надо• - передам. У нее, конечно, и свое 4Надо•
-
было;
мое только встретилось с ним и помогло ему окончательно
осознаться.
За десять лет наших растущих (на мой взгляд) отноше­
ний и вырастания романа - я так сроднилась с этой работой
(хотя фактически знала ее лишь по отрывкам, в разное вре­
мя, и притом читанным мне, а не мной, глазами), - что она
стала мне казаться чем-то неотъемлемо-входящим в наши
отношения. Роман этот и действительно был одной из очень
реальных наших связей, в конце почти единственной, так как
чем дальше, тем реальные связи между нами все больше
рвались... От идеализации Т. И. я всегда была далека; я - не
то что судила о ней, а думала о ней ясно; теневые ее сторо­
ны были мне видны, все 4бреши~. порой случайные, порой
нет, в ее богатстве. О недостатках этих сейчас не время го­
ворить, да и бесполезно. Кое в чем я, вероятно, ошибалась;
кое в чем уверена была, кое-что имела под сомнением. Но
вот была моя безоблачная вера: я верила, во-первых, что мы
в сокровеннейтих глубинах самого главного - согласны (сгар­
монированы); что этого довольно для меня опять 4Со-гласно­
го• пути; что все это Т. И. понимает, как я; что все это и
наши отношения (наша любовь) -для Т. И. такая же драго­
ценность, как для меня; что никогда, ни при каких обстоя­
тельствах, не может в них войти что-нибудь фальшивое, де­
тонирующее, даже недоразуменное, ибо основа их - доверие
(в полном значении этого слова) ... Таков был мой адамант
веры, а о 4служении всем имением~ уже и говорить нечего;
это было естественно, только бы найти, какое имение сейчас
другому нужно.
Поэтому-то, между прочим, и удивила меня <<благодар­
ственность• Т. И., когда ее роман был кончен и когда я с
радостью почувствовала, что могу послужить ему с бесконеч­
ным перечитыванием рукописи и корректур. Одно только
171

сердечно кололо меня: я не всем •имением~ послужила это­
му родному, через Т. И., детищу ее: .могла бы больше. Оно,
детище, и помимо того, что Т<ани>но, было мне внутренно
близко, со мной, с моим; •согласно~. Имение же мое, - ну
как бы известный maison de coutuгe 1 рада я была бы содей­
ствовать наилучшему обряжению этого детища, но мне его
не показали, только наспех, в последнюю минуту, уже в го­
товом платье. Пример не возвышенный, но так оно было.
Книга эта - замечательная. Она написана неровно, тяже­
ло, особенно в начале; слов так много, что они съедают друг
друга, она душит пухлостью, неловкой неумелостью, упрям­
ством неопытности. И вдруг - места такой силы, и образно­
сти, и значения, - что прямо останавливаешься. Вдруг заго­
рается подлинная жизнь. Чувствуешь, что горит она и под
неуклюжей ватой слов везде, в других местах; в конце кон­
цов, конечно, пусть вата, это внешне; а все же хотелось бы,
просто желание, - убрать вату, чтобы свободно заблестели
огни. Т. И. это могла бы сделать (я верила и сейчас верю),
если б... много •если б~. и одно из них
-
если б, к концу
этих десяти лет, не •разлюбила~ свою работу и не только
закончила ее, но и не довершила. Какое-то сложное у нее
было к ней отношение, не разберешь. Мне оно, во всяком
случае, не нравилось. И эти уверения, что •я не писательни­
ца~. и что она •не придает значения~. и •вполне сознает~. и
что вообще ей •все равно... ~.
Я не штопальщица, но я двадцать раз порю заштопан­
ную дыру, пока не сделаю в пределе моего умения. Роман
написан - и такой важный!
-
не в пределе уменья и сил
автора. Вот только этим - передать Т. И. мое убежденье,
что ей надо, и она может довершить данное, - вот этим
еще я и могла бы послужить, так как вижу недовершенье.
Но - все равно, хорошо, что книrа есть; хоть без доверше­
нии - да совершена.
Затем (в той же смутной линии ее отношения к своей
книге, а может быть, и еще где-то) - очень меня досадно
обидело это впутыванье Ив<ана> Ив<анови>ча. Именно
обидело - за Т. И. и за роман. Тут не в литературных нравах
дело, а просто в бестактности, и двух линий тут быть не
может... Я совершенно понимаю, что Ив<ан> Ив<анович>,
со своей заботой и страстью, - трогателен, но это ничего не
меняет. Словом, мне это было неприятно и странно. Пусть
1 атслье мод (фр.).
172

дело внешнее, но издание книги - тоже дело внешнее, и надо
его сделать благолепно. Именно благолепия-то вокруг и не
было, а Ив<ан> Ив<анович> несся вперед, совершенно не
замечая ни улыбочек над его рвением супружеским 1 , ни во­
обще ничего.
Не могу осуждать улыбавшихся, я бы сама улыбалась и
насмешничала, будь это вчуже. Но тут я обижалась, раздра­
жалась и досадовала. Поправить дело могла только Т. И. Но
она не поправляла...
Написать об •Алеше• мне очень, конечно, хотелось. Когда
зашла об этом речь и о возможности, что Ив<ан> Ив<ано­
вич> добьется для меня на это разрешения у Милюкова (на
этот исключительный случай), - то я сразу поняла, как мне
трудно будет пробраться между разносторонними подводны­
ми камнями, из которых один - все-таки мое писательское и
человеческое достоинство. Я уж давно стерла почти все слиш­
ком острые углы его... Но совсем забыть о нем - трудно. Я
знаю, как относится ко мне Милюков (и знаю его). Усилия­
ми •подружившихся• с ним Ман<ухины>х ( •на почве стра­
дания•, как говорит один доктор) мне было исторгнуто у
Мил<юкова> позволение печатать иногда в •П<оследних>
нов<остях>• рассказики - только! Но мне это было важно,
для заработка, я на это пошла, отлично зная, что это позво­
ление дается •contre coeur•2 и что мстительный профессор
воспользуется подходящим случаем, чтобы ему мною не на­
доедали. Он, конечно, мною не занят, но всякое напоминание
лишне обо мне... лучше бы не было. В последние годы он
(очень искренно, должно быть) стал признавать себя зна­
током не одной политики, но и в сферах, дотоле его не
касавшихся: литературы, искусства вообще, дел церковных
и религиозных и т. д. Очень искренно, полагаю; однако, под­
сознательно, он, вероятно, чувствует, что я одна из тех, кото­
рые отлично видят, как пристала ему эта новая одежда все­
спеца, и продолжают думать, как и раньше, что в этих новых
сферах он просто ничего не понимает. Хотя так думающие
безгласны и голос у него (чем он и пользуется), - но все же
неприятно, что они и молча это думают.
Я его не виню, я только объясняю. Я ведь все приняла,
съела •contre coeur• - свою вежелательность и протекцию
Манухиных с благодарностью приняла...
1 вплоть до Вышеславцева.
2 против воли (фр.).
173

Я многое спрятала в карман, из моих «nравил~. но не все.
Раз такая черта мне поставлена, - я ее соблюдаю, я выпол­
няю и уз своей хитростью, или случаем, не рву. «Случай~ с
дозволением написать статью, и, при этом, «на один-един­
ственный раз>>' с <<nолной свободой~ - я приняла опять, фак­
тически, но воспользоваться «nолной свободой на один этот
случай~ - нет, этого мне что-то не позволяло. Ведь «свобо­
да~ моя выразилась бы в утверждении, главным образом, того,
что составляет сердце романа и дает ему всю его единствен­
ную значительность. Я бы стала говорить не об «идее~. а об
«действе~ религиозном, о мере и месте искусства, о «совре­
менности• романа, о ... да и много ли еще о чем, что во всех
пунктах было бы отрицанием (внутренним) Милюкова. «По
случаю~ он бы, пожалуй, напечатал... но стоит ли объяснять,
что этого я не могла сделать и почему?
И я решила такой свободой не пользоваться, написать, по
всей совести и уменью, только критику, ни к кому не подла­
живаясь, а в смысле Милюкова - ограничить себя. Впрочем,
насчет «подлада~ я и не умею, никогда не выходило. И еще:
Мил<юков> романа не понял (в его острие), и особенно
растолковывать ему я вовсе не желала. (Ведь он потом и в
моей статье не понял, что утверждение «гармоничности~ есть
высшая художественная похвала! Это даже комично. Ходасе­
вич - тот так понял, что за это всю брань и обрушил... на
меня, роман ему был неинтересный.) Впрочем, думается, что
Милюков тут, полубессознательно, надавил на подвернувши­
еся «настроения~ Ив<ана> Ив<анови>ча. Особой хитрости
для этого не требовалось. Само шло.
Что мое писание «не понравится~ Ив<ану> Ив<ановичу> -
я не сомнеnалась и очень просто об этом не думала. Ему
могли понравиться самые сплошные и грубые превознесения
или что-то такое, на что я вообще была безнадежно неспособ­
на. Не думала я еще и потому, что во всем была до такой
степени с Т<атьяной>, в таком, казалось мне, со-гласном по­
нимании, до последнего слова, что я говорила с ней просто
как с самой собой. Говорили мы и о всяких возможных - и
вероятных - недоброжелательных отзывах,
-
она все как
будто знала и смотрела на это - опять как я.
Подчеркну: никогда еще не выражалась, для меня, так ясно
наша религиозная близость (т. е. нигде я ее большей выра­
женности не чувствовала), как вот тут, в этом романе.
(Опять, м. б., обманиость «СЛОВ>>? Не знаю. Но я бы «свое~
этими же могла бы сказать обо всем, что там сказано.)
174

Статья моя была готова в срок. В нее вошли и записи
самой Т. И. Я ее прочла обоим вечером. Ив<ану> Ив<ано­
ви>чу, очевидно, не очень понравилось (естественно, что бы
ему могло тут быть понятно). Стал возражать против упоми­
нания о растянутости и многословности (легкой, но все же я
не могла этого не сказать). Однако ничего, и повез ее Милю­
кову. Что там было- я, в сущности, не знаю, а по отрывкам
мало интересовалась, пребывая в мирной уверенности, что
все хорошо, т. к. я сделала свое по совести и силам. Когда
статья появилась с послесловием Милюкова, чрезвычайно к
существу романа неприятным (т. е. к самому дорогому ~нам•,
как я думала) и с обычной его, внешней, gaffe 1 (я, мол, не
отметила ~художественности• романа!), я досадливо пожала
плечами и пошла к Т. И. Там меня ожидало что-то вроде
первой неожиданности и первого недоумения. Едва я начала
разговор в тоне спокойной своей уверенности в нашем об­
щем отношении к послесловию и т. д., как Т. И. сказала:
~мое отношение ты знаешь (ну, конечно, подумала я), одна­
ко Ваня рвет и мечет против тебя. Так что ты лучше с ним
не ветречайся пока. Все (?) говорят, что ты погубила книгу,
а спасло ее только послесловие Милюкова•.
Я раскрыла рот, но не знала, с какого конца начать да и
нужно ли реагировать. Кто, во-первых, эти ~все•? Опреде­
ленного ответа не получила, но уже тогда начала соображать,
что эти ~все• (на них и впоследствии опирались) - не более
как хвалительное окружение Милюкова, которых только эти
случаи для хвалений и интересуют. Ив<ан> Ив<анович>,
конечно, лишь ~кур во щах•, но посадить его в щи ни ма­
лейшего труда и не было.
Затем, в среду днем (12 янв<аря>) Т<анины> им<ени­
ны>, я была у них. Мы вместе сидели...
В четверг утром я прочла в Воз<рождении> статью Хода­
севича, как будто о романе Т. И., а в сущности направлен­
ную против меня, озлобленную и весьма неприличную, пото­
му уже, что, не считаясь с моим псевдонимом, он приписывал
ее прямо мне. (Незадолго перед тем он меня же всячески
ругал за роман в ~числах•.) Роман Т. И. он лишь стирал
попутно.
Зная все ~за-кулисы•, зная, что весь Ход<асевич> - ~за­
кулиса•, и вообще к таким вещам имел свое отношение, я
пожала плечами и лишь улыбнулась, представив, в какой раж
1 бсстакщость (фр ).
175

может войти Ив<ан> Ив<анович> против Ходасевича. И
сейчас же забыла об этом, тем более, что у меня сrрудились
в эти дни какие-то ужасные неприятности и хлопоты ...
Вечером - звонок. Ив<ан> Ив<анович>, один, без Тани ...
Посмотрел горло Д<митрия> С<ергееви>ча, нашел неболь­
шую красноту, А теперь, говорит, у меня к тебе дело. Мы
пошли в гостиную (и Д<митрий> С<ергеевич>). Володя, как
всегда вечером, чтобы мне не мешать, занимался в кухне.
Выяснилось, что он (Ив<ан> Ив<анович>) сейчас идет к
Милюкову и ему нужно передать - буду ли я отвечать
Ходасевичу, на его статью об 40течестве•. Мил<юков> ему,
Ив<ану> Ив<анови>чу, звонил по телефону, спрашивая. Я
не помню, в передаче Ив<ана> Ив<ановича>, точных слов
Мил<юкова>, но будто бы он, как 4Опытный журналист•,
находит, что мне нужно ответить, что нельзя не стать на
защиту (чего? романа? моего мнения о нем? себя?) и т. д. Я
попыталась было, без надежды на успех, объяснить, что 4За­
щиты• в этих делах не водится, что Мил. в области литер­
журналистской критики отнюдь не 4Опытен• и 1! нее никогда
не входил, что мнение о 4Художественности• или 4Нехудо­
жественностИ>> хотя бы даже Достоевского нельзя 4доказать>>,
что молчание, в этих случаях, всего действеннее... Что мне
особенно неловко вступаться - как бы за себя, ибо ведь
это же против меня все направлено... Кроме того, ведь в
4Посл<едние> нов<ости>• с Милюковым я очень ограниче­
на, но к чему все это было Ив<ану> Ив<ановичу>? Он без
рассуждений вверился М<илюков>у. 4Такой добрый человек.
Так сердечно отнесся к Танюше•, - говорил он мне и рань­
ше, разумея далее очень ясно: 4Не то, что ты•.
Оттого ли, что к Ив<ану> Ив<ановичу> я уже никакой
интуиции не имею, оттого ли, что занята была своими беспо­
койствами, но никакого особенно страстного ража я в нем не
приметила. Вообще, мне казалось, что он идет к М <илюко­
ву> без определенных желаний и хочет знать, к чему я скло­
няюсь, какая моя позиция. Я даже сказала, что могла бы
написать лишь 4ПО поводу•, косвенно, и к Х<одасеви>чу
отнесясь с той 4добротой•, которая была бы ему чувстви­
тельнее всякой ругани. Но, услышав одно слово 4доброта•
(без остального), И<ван> И<ванович> взволновался и стал,
напротив, говорить, чтобы я изничтожила 4ЭТого мальчишку•
последними словами. (Как бы это было практично и умно!)
Но, повторяю, мы говорили сравнительно мирно; так, что
даже, в передней, я сказала: 4Смотри же, завтра попроси
176

Танюшу мне написать или сам зайди сказать, чем у вас с
Милюковым кончилось•. Он что-то ответил, не помню, вер­
но, и не слышала, это было уже в дверях...
На другой день - ничего. На третий
-
тоже ничего... Но
Т<атьяна>-то могла мне написать? К концу недели я стала
думать, не больна ли она сама, и тут (кстати, Д<митрий>
С<ергеевич> поправился) я написала ей об этом записочку.
С этого момента, собственно, и начинается тот... не то кош­
мар, не то обычный ~случай жизни•, к которому, однако, я и
посейчас не могу отнестись без недоуменья, без удивленья,
без какого-то непониманья и без глупой горечи. Глупой ли?
Как же было?
Насколько помнится, я, не получив ответа на записку,
просила позвонить. Мне сказали: Т. И. ответит, а Ив<ан>
Ив<анович> - выходит (я слышала, что он нездоров, дума­
ла, м. б., это и есть причина молчания).
Перед обедом письмо. Я его прочла до конца, потом опять
с начала, думая, что уж не я ли сошла с ума. Вкратце - что
я ~сама знаю причину ее молчания•, что ~между нами не­
правда• (моя), так что нам не для чего и видеться. (У меня
есть это письмо, но не хочу его перечитывать.)
Одним словом - нормально понять это было невозможно,
для фантастических же предположений границ я никаких не
видела: может быть - она вообразила, что я тайно перешла
в магометанство, или кто-нибудь сказал ей, что видел меня в
(советском) полпредстве, или что я сообщница Горгулова, или
что я нахожусь в тайной связи с Ходасевичем, или его ста­
тья инспирирована мною, или... ну, право, что угодно, без
границ.
И вот: с тех пор прошло около 4-х месяцев; я изо всех
сил моего разума и чувства пыта<юсь> выяснить себе этот
~случай•; найти причину, найти ~вину•,- я просто рада была
бы найти хоть свою вину, определенную и серьезную. Но
ничего из наших объяснений, ни сначала письменных, ни
потом личных... ничего, говорю я, не выходило... Очевидно,
пересматривать надо было что-то в прошлом, до ~случая•;
там искать мне свою вину. Или что?
Вот кое-что из ~понятного•, но тоже требующего ранне­
го пересмотра... Я, в продолжение этого вечера, как расска­
зывает Ив<ан> Ив<анович>, отнеслась к истории с ответом
Ход<асеви>чу и даже к самому роману с пренебрежительно­
холодным равнодушием, так, что меня ~все это уже не инте­
ресует• и ~оставьте меня в покое• (слова Т. И.). Тут я сооб-
177
12 Зинаида ГИппиус, т. 9

ражаю: в этом состоянии поехав к Мил<юкову>, - конечно,
нашел Ив<ан> Ив<анович> очень питательную для его -
состояния - среду. Слишком естественно было со стороны
Мил<юко>ва подлить своего масла в этот костер: Вот уж не
виню М <илюко>ва - он сделал это ... натурально. Соображе­
нья мои подтвердились мельком сказанными Т<атьяной>
Ив<ановн>ой словами... ~Милюков давно говорил: ~смотри­
те, 3. Н. вам еще изменит•.
Прибавлю к этому, что Т. И. еще в личных объяснениях,
в письмах, предупреждала, что... ее желание ~о романе ни­
когда больше не говорить•. А среди объяснений личных даже
сказала, что теперь она чувствует невозможность говорить со
мной о чем бы то ни было, что может касаться каких-либо
ее работ и писаний.
Очень хорошо. Все это, извне как бы понятное (если пред­
ставить, что Т. вошла в настроения Ив<ана> Ив<ановича> и
Мил<юков>а. Заразилась!), мне-то делается не совсем уж
таким ясным; в это же время Т. И. утверждает свое прежнее
отиошеиие к своему роману и к его истории, т. е. говорит:
что она совершенно равнодушно отнеслась к статье Хо<да­
севи>ча, что вовсе не стремилась, чтобы я на нее отвечала и
ее защищала... Притом я этим ее утверждениям
-
верю. Т. е.
абсолютно верю, что она говорит, как думает.
Однако, допустив, что не ~думает•, а что это действитель­
но так, нужно перестать понимать, с любой точки зрения, в
чем же была моя-то вина перед ней и перед романом (или
перед чем?), ~неправда•, и как именно этот случай заставил
ее увидеть мои ~темные стороны•? Убедиться, что я ~не
прежде всего человек, а писательница•?
Если последнее я отрицаю, то уж, конечно, не думала
никогда отрицать своих ~темных сторон•, да и скрывать их
никогда особенно не старалась, особенно перед такими близ­
кими, какой считала Т<атьяну> Ив<ановну>. И не думала,
что она видит ~только светлые•. Но это ~темное•, что уви­
дела во мне при данном случае Т. И., -остается непостижи­
мым. Вероятно, тут надо отказаться от ~понимания• в извест­
ном порядке. И от догадок о ~точке зрения• Т. И., потому
что ее, в обычном смысле, у нее нет. Оттого и ~объяснения•
наши ни к чему, ибо в объяснениях - слова, а мы их упот­
ребляем в разном значении. ~перестроиться• в прошлом -
необходимо, потому что ~случай• не изменил нас, а только
вывел наружу то, что ~там• было; под одним и тем же сло­
вом мы разумели (чувственно) разное. Я была убеждена в
178

4Со-гласности~. и не только разумом одним убеждена; но я
уже говорила, что чистая интуиция у меня слаба, во всяком
случае не примат...
Не входя в действительно сложный круг всего •случая~. я
ограничусь одной вероятной нитью: Т. И., все равно под вли­
янием каких и чьих внешних толчков, - не моих только,
-
интуитивно - невыразимым путем пришла к ощущению, что
между нами нет той согласности (гармонии), -вернее, у нее
ко мне нет, - о которой я все время, до конца, продолжала
думать (и ощущать), что она есть. Права ли она объективно
(если да, то, конечно, и в прошлом был только призрак) или
не права, - это уже не интересно и значения не имеет. Если
один из двух, для себя, убеждается в 4призрачности~ того,
что 4Между~ двумя, - это •между• тем самым действительно
делается призраком.
Поэтому и я должна принять ~призрачность~ как данную
непреложность, со всеми отсюда последствиями... Признав
невыразимость пути Т. в данном 4Случае•, я принимаю его
непонятность для себя, беру его таким, отказываюсь от вся­
ких попыток иного подхода и дальнейших раскаиваний.
Многого, самого глубокого, я здесь не касалась; и у меня
есть кое-что несказанное и незаписуемое, хотя бы для себя.
И тем менее, если для себя: я ведь и так знаю, а это - глав­
ное, для памяти, так как все непонятное особенно быстро, во
внешних чертах, в фактах, из памяти выскальзывает. Помнить
же нужно: кто знает, не увижу ли через несколько времени
в этих фактах какой-нибудь своей 4Вины•, которой сейчас
не вижу?
Вот только одна точка в принятой мной непонятности,
которую не могу не отметить и уж так и быть, скажу слова­
ми. Пусть и в самом глубоком, в том, что глубже интуиций,
в религиозном чувстве или в богоощущении, наша согласо­
ванность была призрачной; пусть, говоря 4белое~. для одной
души оно виделось зеленым, для другой красным. Эта пол­
ная разность душ может проявляться в ряде мелких и круп­
ных знаков, в отпечатке их на том или другом. Так вот: если
слова хоть кое-как, хоть отдаленно, цвет души отражают; если
в 4Алешу• какая-то часть души ее автора попала, - почему
я не чувствую там душу другого цвета? Тут мне никакие
рассуждения не помогают и не помогут: это остается, это так
останется.
И наконец: почему я Т<атьяну>, которую не понимаю,
никогда не пойму ее - в нашем 4Между~
-
и которая так же
179
12"

искренно и безнадежно ничеrо не поймет во мне, - почему я
ее все-таки люблю?
Теперь я хочу еще, отвлекшись от себя и всеrо субъектив­
ного... Вот что мне пришло в rолову: уж и не вправду ли я,
прежде всеrо, литератор? Не оттоrо ли, инстинктивно, при­
нялась и эту всю тяжелую историю записывать? Я обещала
себе - по сознательной совести; по ней и проверила сейчас
себя. Нет, в самом деле я записьшала только то, что леrко
забыть: последовательность фактов. В них надо было искать
свою вину, или свою неправду, - но я ее не нашла. Найду ли
потом - не знаю. Но зато 4Непонятность~. с которой я вооб­
ражала борьбу, я приняла, ибо с такими непонятностями бо­
роться тщетно.

ДНЕВНИК 1934 ГОДА
(Апрель-май)
~ ...j'ai pris l'habltude... de ne pas me plaindre... et lorsqu'on
m'assusait... je preferais me taire ... ~ 1
(По памяти, ибо листок, тщательно хранимый, исчез.)
Это было на календарном листочке, м. б., недаром - во
всяком случае тогда-то я и решила молчать; сначала застави­
ла себя, с большим усилием, даже написанных сразу строк
не перечитала, не послала. Потом уж и разумно стала счи­
тать, что так лучше.
Но расскажу сначала. Покороче.
После прошлогодней истории наши отношения с Т. И. М<а­
нухиной> были уже, конечно, не те. Бесконечные ~объяснения~
наши, ни письменные, ни устные, ни к чему не приводили.
Достаточно просмотреть предыдущие тетрадки, полосатую с
ее комментариями и синенькую, с комментариями к этим
комментариям. Я сделала все, что могу, ей- Богу, но ни к чему
никакие слова. И бросила. Что отношения ~не те~ - знала,
конечно, но не хотела думать об этом и не думала. Со своей
стороны исходила (или старалась) из преЖ1tих.
Мы виделись, - у меня, т. к., из-за Ив<ана> Ив<анови­
ча>, который слышать обо мне не хотел, я не бывала.
Определить перемену отношений - трудно, да и не стоит.
За словами, раз осталось недоразумен.ное, то и лежит там. Т. И.
могла понять и, поверив этим ~объяснениям~. отвергнуть меня
в них; но ТО-!JЬКО поняв и поверив, а этого как раз не было.
Так шло. Именно потому, что я дружбой, доверием и са­
мой Т. И. очень дорожша, я не желала видеть изменений.
1 •···У меня была привычка... не жаловаться ... и когда меня обвиняли . .. я
предпочитала .молчать... • (фр.)
181

Махнула рукой на свое бессилие. Пусть как будто ничего не
было совсем. И буду я, как была, как я есть, с полной само­
открытостью. Как будто она меня видит и такой приняла.
Иногда наталкивалась на новую стену, но, повторяю, тре­
бовала от себя невиденья и веры, и - верила. 4Приспособ­
ляться• не хотела, о, ни за чтоl Такие отношения теряют
цену и мне перестают быть нужными. Замечу еще: ничего
сложного в моих •объяснениях• не было. Простые вещи.
Впрочем, из предыдущих тетрадок это ясно. Да, одно: о •ли­
тературе• Т<атьяны> Ив<анов>ны я решила с ней не гово­
рить, даже сказала ей об этом вскользь, и мы не говорили.
Говорили чуть более отвлеченно, о книгах, которыми ме­
нялись, о том, о сем...
Осенью, когда Бунин получил премию, вдруг пришла
вечером она- с Ив<аном> Ив<ановичем>. Кондолеансы 1 •
Ив<ан> пришел, по этому случаю, 4Мириться•. Что ж, худой
мир... А мир, конечно, был худой. Уже потому, что Ив<ан>
Ив<анович> окончательно, и физически почти, меня •не ви­
дит• (и не увидит никогда). Дмитрий же ему не нужен. По­
этому, когда он потом сказал, что мы еще будем 4объяснять­
ся• - я совсем отказалась: простили, мол, друг другу, как
христиане (друг другу не нужные), и довольно.
Затем, целую так и шло, мирно довольно: с Т<атьяной>
Ив<ановной> мы часть (днем) видались, раз в неделю - у
нее, вместе ходили к Ив<ану> Ив<ановичу> 4освещаться•.
Более индивидуальной дружбы, чем у меня и Т. И., труд­
но вообразить. Мы всегда виделись только вдвоем, и ни од­
ного человека, с которым виделись они, мы не видели, и ни
она, ни Ив<ан> Ив<анович> никогда не виделись с тем, с
кем мы.
Впрочем, •круги• их и наши, оба не широки: кажется,
у них - только Игорь, Милюков (изредка) да Замятин;
жена Григорьева, в последнее время. У нас - воскресная
толпа 4Молодежи• и пустыня всю неделю. Ни мы •их•
людьми, ни они нашими не интересовались. Естественно,
что мы говорили больше о книгах, или отвлеченно, или,
когда эта •а-жизненност» вдруг меня как-то утомляла -
друг о друге. Но это, положим, больше я... всякий раз заме­
чая (и затирая от себя), что Т<атьяна> Ив<ановна> уже ни
малейшей критики не выносит, съеживается, подчеркивая
•разность наших путей•.
1 Co6oJJCЗIIOB811ИJI (фр.).
182

Но, право, все было очень •благополучно•, видались мы, с
перерывами маленьких болезней, часто. А тут еще, так как
Милюков никому слова в своей газете о религии сказать не
позволяет (фактически), да и Дм<итрия> ненавидит, Т<ать­
яна> Ив<ановна> так была мила, что написала рецензию о
книге Дм<итрия> С<ергеевича>, и очень недурно, зная, что
только она это может сделать в •Последних новостях~. Оба с
Ив<аном> Ив<ановичем> к М <илюкову> с этой рецензией
они даже поехали. (Было оно в период кондолеансов насчет
премии Бунина.)
Весна. Великий Пост. Мы видимся, как прежде. На Стра­
стной тоже виделись, в начале. В Стр<астную> Пятницу мы
с Д<митрием> были на rue Daru. Потом, перед обедом, при­
шла Т<атьяна> Ив<ановна>. Не помню, о чем мы говорили.
Кажется, прощаясь, я вспомнила, что мы в первый год по их
приезде, вместе были у заутрени. (Теперь там такая толпа,
что мы уже не ходим давно, только Володя.)
Т<атьяна> Ив<ановна> сказала, что нынче они Пасху с
Замятиным встречают. (Полусветский полуэмиrрант, бывший
друг Горького.) Я, конечно, удивилась, полуревниво, полу­
шутливо: •Конечно, если это apostolat1••• а иначе я не пони­
маю... • Она засмеялась: •Ну, так я и знала!• На что я, тоже
смеясь, ответила, что •не трудно знать, чего естественнее мое
удивление...•.
В Стр<астную> Субботу она прислала мне горшок белых
азалий.
Потом - виделись мы в самую Пасху, у них, зашли часа
в 3 с Дм<итрием> Серг<еевичем>. Потом - была ли она у
меня в понедельник? Точно не моrу вспомнить, но, должно
быть, была, так как я помню наше прощанье не в большой,
а в моей комнате, после - какого разговора? Вот этого, хоть
убей, не помню. Должно быть, опять не о Замятине ли? Они
были в причетинческой квартире, смотрели оттуда крестный
ход, а толпа схлынула, к обедне пошли в церковь.
Может быть, я сказала что-то, шутя, что у вас, мол, •про­
текция•, а нас к причетнику не пустят? Или что? Но реши­
тельно и окончательно не помню, по какому поводу, проща­
ясь и целуясь, все как бы шутя, Т<атьяна> Ив<ановна>
сказала, что пора бы мне угомониться, что всю жизнь я о
религии думаю, а смирения не имею. На что я ответила, что
такой уж у меня характер воинственный.
1 подвижничество (фр.).
183

Но все это было без .малейшего серьезного разговора. Мы
условились, что я приду в среду, когда у меня будет Мирра
Лот (давно было назначено). И чтоб пораньше.
Я пришла. Там сидела еще Татищева. Ну - бесконечная
болтовня Мирры (кладезь учености) и всякие ~переводные•
дела. Когда дамы уехали, мы обе с Т<атьяной> Ив<ановной>
несколько обалдели, - давай, говорю, помолчим, отдохнем. Но
тут звонок - явился Метнер с женой. Я ero никогда не вида­
ла, много слышала, конечно. Он мне понравился. Говорили о
Белом, о Мариэтте... И как-то понимали друг друга.
Но вот и они уехали. Я уж объявила, что иду домой,
устала. ~иди, иди•, - говорит Т<атьяна> Ив<ановна>, и,
как всегда, собирается меня провожать. Я отговариваю -
еще светло! Но она одевается. В дверях мы сталкиваемся с
Ив<аном> Ив<ановичем>. Они говорят о Метиере (он, ко­
нечно, пациент Ив<ана> Ив<ановича>) - и мы с Т<атья­
ной> Ив<ановной> уходим.
Дорогой говорили о Метнере. Т<атьяна> Ив<ановна> рас­
сказывает, что он ~во многом держится на людей твоего взгля­
да• ( ~человеческая• талантливость). Потом о Мирре, потом о
жене Григорьева, такой несчастной и одинокой...
У моих дверей, как всегда, вопрос о будущем свидании.
~ты мне напиши•, - говорит Т<атьяна> Ив<ановна>. (По­
тому что ближайшие дни не выходили.) 4Нет, ты мне напи­
ши•, - говорю я. Мы целуемся, и она соглашается: ~ну хо­
рошо, я напишу•.
И мы расстались, - 11 апреля.
Тут, на этой Пасхальной неделе и в начале следующей,
случилось, что я дни имела занятые, не помню уж кем или
чем; какие-то деловые свиданья, обед у Cl. Farrere'a... Это
бывает редко; обычно час Т<атьяны> Ив<ановны> - 6 ч., и
я всегда свободна. Прошло время, однако, и более обыкно­
венного долгое без сообщений между нами; я помнила, что,
как будто, написать - (решили мы)
-
что она напишет; но,
вполне уверена не была, уже потому, что от нее записочки
так долго не имела, а этого никогда не случалось. И, в конце
недели, послала ей обычную закрытку, - такую приблизи­
тельно: 4Что же, Таня, уж не забыла ли ты меня? Я в эти
дни все время была сама занята, но теперь это кончилось.
Напиши, когда увидимся•, и т. д. Несколько строк, самых
обычных, как сотни раз между нами.
184

Ответа нет и день, и два. Я немного удивляюсь, но думаю,
что, если она здорова, то, значит, просто не с кем послать,
придет ответ по почте. (Это бывало.)
Не помню, сколько прошло дней, 3-4 . И вот, в час, когда
я собиралась выйти гулять с Дм<итрием> С<ергеевичем> -
письмо. Читаю его, стоя у своего стола. Быстро пробегаю
глазами. Начинаю с начала.
Кладу в ящик. Молча выхожу. Еще не опомнившись от
неожиданности. Такой же неожиданной, как год тому назад.
(Чуть-чуть разве меньшей, благодаря опыту.)
Письмо это я предполагаю вложить сюда, вместе с моим
коротеньким ответом, сразу же, вечером, написанным, и НЕ
ПОСЛАННЫМ. Письмо это для моей наивности непостижи­
мо, и неожиданно было; но, в конце концов, вспоминая ста­
рую историю и некоторые мои же замечания о психологии
этого моего 4друга•, можно, если не уяснить, то допустить
его возможность. Трудно только допустить, чтобы она искрен­
но не знала, как .может принять его - не я, именно, а реши­
тельно всякий, без исключения.
С отчетливостью (и я бы сказала- с елейной грубостью)
сказано, что она не желает меня 4ВЫносить• в святые для
нее дни 4ОТ Пасхи до Вознесенья•, так как я ее оскорбляю
своей 4Нетонкостью• и своим 4Нравом• и т. д., и дальнейшие
поучения, и что какую-то Асину 4родственносты она не
обожает, - 4Не в восторге•. И неужели, мол, и вкус, и ум, и
тонкость только для 4литературы• (а не в жизни). Ты 4ЛЮ­
бишь прямые объяснения, так вот тебе одно•. Кончается
письмо: 4Моя верность НЕ БЕЗУСЛОВНА•.
Вот я и спрашиваю, по совести, всякого: что бы он мог на
это ответить, или даже просто - как понять в смысле даль­
нейшего? И что значила там эта фраза, которую я сначала,
по ее некместности, даже не заметила, - 4Дальнейшее зави­
сит от тебя•? Боюсь, что я никогда не узнаю, что она дей­
ствительно думала, когда ее писала. Может быть, так, бессоз­
нательно, а может быть, искренно ждала, что я покаюсь,
обещаю исправиться и заверю, что уж после-то Вознесения
во всяком случае она может рискнуть повидаться со мною,
веря в мою гоrовность стараться ее не 4Оскорбляты собой?
Допустим, что она права, что я 4оскорбляю• и т. д. Но если
я так 4нетонка•, что после 15 лет 4любви• оказалось, что 4усло­
вий• для ее верности не исполняю, - очевидно, не нарочно, а по
4Нетонкости•, не понимая, - какая надежда на мое 4Исправле­
ние•? Ясно, иметь ее она не может, со своей же точки зрения.
185

Оставим, впрочем, в покое мое •поведение». Плохо оно или
хорошо, плоха я или хороша, это вопрос не главный, ибо я
такова, какова есть и какова была перед той же Тат<ьяной>
Ив<ановной> в течение 15-17 лет, до последнего дня. В моем
отношении к ней, - могу сказать это твердо и открыто,
-
не
было ничего, кроме самого доброго, хорошего, близкого, искрен­
него и безусловного. Если я в последнее время •оскорбляла» ее
•святые чувства», то, вероятно, и раньше? Во имя чего же она
•выносила» мой •нрав» и •нетонкость». Или она 17 лет не
видела, и только в прошлом году меня увидела, найдя мою
•неправду» (что не захотела ответить Ходасевичу?), и едва
дотерпела до нынешних пасхальных оскорблений, - каких?
Но и это неважно. Не для суда над ней или собой я это
пишу. Мне важно было, в данном случае, рассудить, как надо,
как следует, - на это письмо реагировать. Записочку-ответ я
не послала именно потому, что боялась певериости того, что
бывает •сразу», несправедливости, м. б., не строго-верной, чуть­
чуть притворной, •доброты», - •святости». Куда нам святость.
Довольно простой, человеческой правды. А тут уж почти чу­
дом (как чудом вдруг пропал), появился у меня на столе и
календарный листок со •святым» ответом: <~е preferais... quand
on те reprochait... de ne pas т'excuser, de те taire» 1• Это схо­
дилось и с человеческой правдой, в данном случае.
И я замолчала.
Прошло опять время, - дней десять. Мы шли с Дм<итри­
ем> по улочке, - почему мне казалось, что я сегодня встречу
Т<атьяну> И<вановну>? Должно быть, потому, что накану­
не заставила себя перечесть ее ясное письмо и вдруг замети­
ла эту страшную фразу: •дальнейшее зависит от тебя».
Мы и встретили. Быстро поздоровались: •Что же ты мне
не отвечаешь?• Я, без удивления, но и не живо как-то, ска­
зала: •Трудно ответить... Я только вчера заметила твою фра­
зу... » •Вот ты мне и ответь ... А что думает Д<митрий> С<ер­
геевич>?.. » Все это произошло очень быстро. Она ушла.
В тот же вечер я написала ей (мое письмо вкладываю
сюда).
Написала, что •принимаю в молчании», что другого ниче­
го не могу, и нельзя, и не знаю, что она думала, когда счита­
ла, что •дальнейшее» зависит от меня. Что в ее письме уже
все дальнейшее есть.
1 •я предпочитала... когда меня упрекали... не оправдываться, .мол­
чать• (фр.).
186

(В этот день непонятным образом пропал календарный
листок. Должно быть, не надо было вкладывать его в письмо,
как я раньше хотела.
Появился другой... но как эти -«предестинации• или -«пер­
сты• разбирать? Не всегда и полезно этим заниматься.)
Во всяком случае, здесь я, для себя, для памяти и совес­
ти, все изложила, как оно является фактически, но по-преж­
нему не постигаю, чт6 могло вызывать со стороны Т<атья­
ны> И <вановны> эту историю и чт6 она думала, ее начиная.
Не могу догадаться. И какого -«ответа• она ожидала? Что я
-«покаюсь• (?) и смиренно попрошу, когда календарный срок
ее -«святых дней• кончится (Вознесение), возвратить меня в
свое общение, обещая исправиться от моей -«нетонкости• и
вести себя добропорядочнее (??).
Удивительно! Непостижимо! Даже интересно.

ИТАЛЬЯНСКИЙ ДНЕВНИК
(1935-1937)
19 о'КmЯбря 1935
Париж
5 .м.ая 1936
В Ри.м.е
Гудит сирена. Весь rород - в самом деле весь
-
бежит,
льется в одну сторону: на пьяцца Venezia (Дуче будет гово­
рить!) или на Popolo, где это будет передано. Победы. Веро­
ятно, Аддис-Аббеба. Толпа веселая, всяческая. Я бы пошла
~поrулять• (чувствуется, что это не революция, другое, ско­
рее дает глуповатое возбуждение всякой ~военной музыки• ).
Но Дм<итрий> закапризничал, и мы уехали в отель.
Я, впрочем, хотела не об этом, а записать кое-что .м.ое
римское. Не для тоrо, чтобы потом говорить Д<митрию>:
~говорила тебе я.... Очень буду рада, если не выйдет по­
моему, - но для памяти, все-таки.
Слишком долrо было бы о всей жизни здесь, даже без
прелести Рима как Рима и нежности утренних прогулок по
Боргезе, а только о здешних людях, о встречах с ними. Даже
наиболее интересных и тех, с кем чаще встречаемся, не бе­
русь всех вспомнить и перечислить: ~дом• Вячеслава (с ним
самим), фашист ~сковородкин•, два иезуита (восточн. об­
ряд), моисиньор и гости толстухи Радзивилл с ее Мими,
толпа у Логатто, толпа у Де-Нуччио (и она сама), Дюк Че­
зарб с его милой женой и страшноватой матерью, Татьяна
Львовна в своем буржуазном благополучии, вечный Белобо­
родов и, конечно, Варшер, разрушительница своей жизни...
Все это, если будет нужно, я вспомню, а хотела сейчас
не о том, а о неудачном, по-моему, романе Дмитрия с
Муссолини.
По-моему... Я, конечно, мало знаю, но кое-что угадываю и
предполагаю, исходя из раздражения и упорства Дм<итрия>.
188

М<уссолини>, конечно, сделал прекрасный жест, испол­
нив свое обещание и, несмотря на обстоятельства (война!),
дав возможность Д. приехать в Италию для Данте. Не был
ли это, однако, жест известного культурного снобизма? Так
же, как его, будто бы, интерес к Данте и к Дм<итрию> во
время их первого свидания, в тихое еще время, без войны (в
декабре 34 г.). Но Дм<итрий>, этому интересу тогда пове­
рив, продолжает верить и теперь. Удивительно, конечно, что
и в это жаркое время М<уссолини> нашел-таки возможность
дать Дм<итрию> новое свидание. Не удивительно, что оно
не было похоже на первое: сам Дм<итрий> признается, что
М<уссолини> как-то огрубел, смотрел неионимающими ~ра­
чьими~ глазами и, как будто, забыл и Данте, и Дмитрия. Но
Дм<итрий> попросил второго свидания (и надеется на него),
чтобы получить ~ответы на некоторые вопросы~.- составле­
нием которых теперь и занят, в большой спешке и с боль­
шим раздражением.
Вот насчет этих вопросов, и сути их, и формы, я очень
сомневаюсь. Все больше мнится мне, что этот самый Дуче -
истинный ~predestinee~ 1 , истинный ·человек данной страны в
данную минуту, и так - действительно большой. У него может
быть интуитивный интерес к тому, что (и когда, и поскольку)
это сию минуту как бы касается его ~дела~. По существу, он
не интересуется ни прошлым, ни будущим, ни Данте, ни ~все­
ленской церковью~. ни даже послезавтрашним положением
Европы, и... быть может, так и надо. Быть может, и не дол­
жен интересоваться. Быть может, как раз ~предназначение~
его и есть - полнота данной минуты.
Если его тревожит (или тревожила недавно) какая-то ~идео­
логия~ фашизма, некое, что ли, ее отсутствие, и он дезаппру­
вировал2 Gentile, пытавшегося вывести ее из гегельянства, -
то и это не по существу и не для него нужно, а, вероятно,
интуитивная мысль (если можно так выразиться), не нужно
ли это для других, не будет ли, поэтому, полезно для ~дела~.
Вот я и думаю: если М<уссолини> удосужится и прочесть
эти длинные, куда-залетные ~вопросы~ Дмитрия; если он даже
удосужится дать ему второе свиданье (в чем я сомневаюсь)­
ничего из этого не выйдет, ибо на такие вопросы вообще
нельзя отвечать, а настоящему ~predestine~ вряд ли нужно их
и предлагать.
1 предназначенный (фр.).
2 осуждать (фр.).
189

Вечером
Любопытно, что Дм<итрий> сам все это понимает и толь­
ко что повторил мне, почти дословно, то, что здесь написано.
Но уже конечно, раз принялся •вопросничать•, сколько дней
мучился, - надо дело как-нибудь довести до конца.
А я жалею, что так мало видела сегодня Рим в победе; и
радуюсь, что хоть немного видела.
6 .мая, среда
Нет, в этой ликующей толпе, в •победах•, есть какое-то
упоение. Соблазн? Ну да, это смотря как...
Утром мы, после чтения Д<митриевы>х •вопросов•, по­
шли в Боргезе. Дождя не было. Сейчас пошел. Мы выйдем
лишь к 6, - к Ватиканской •послице•.
8 .мая, пятница
Вчера утром - Вячеслав; потом мы опять к дюку Чезаро,
там должен был встретиться расстриженный свящ<енник>
(кат<олик>), иохимист, Бонаюте. Он, по-моему, довольно
симпатичен. Они там с Дм<итрием> вели бесконечные раз­
говоры. Я же, главное, со старым Дюком о Дуче, он хорошо
его знает, был его первым министром, теперь, конечно, не
очень доброжелателен, ибо •est mis de cote• 1• Но, на мой
взгляд, много о нем правильных суждений имеет.
Особенно же мне нравится жена его: она из русской се­
мьи, еще не разучилась говорить по-русски и очень тонка.
9 .мая, суббота
Самый торжественный день - вечер
-
Рима. Объявление
итальянской (Римской) империи. Кажется, •погулять• уж
было и в самом деле нельзя. Мы до сумерек просидели на
Капитолии (у Вячеслава), потом, возвращаясь с ними же,
через площадь Венеции, уже загоравшуюся огнями и уже
•грулирующую•2 людьми, - поняли кое-что и раньше знаме­
нитых 11 часов.
Толпа эта, прежде всего, не страшная; лишь •неудобная•,
благодаря величине (весь Рим!), и лишь из-за неудобства
внешнего мы в ней не остались до конца. И еще... Странно
сказать, но атмосфера и людские лица мне как-то напомнили
Февраль 17 года в СПб. (Красота Рима, движение огней
190
1 отстранен от дел, уволен в отставку (фр.).
2 КО110111ИТЬСЯ (фр.).

а part1.) Все равно, от чего шла радость в людских rлазах и
общность подъема. От разноrо в далеком Феврале и в этом
Мае, здесь. Но это была та же радость, тот же подъем, и в
них, конечно, что-то от 4Мечты•, как всеrда.
Говорю в общем. Констатирую данное. Как оно есть. Вне
моих чувств. Февраль - Май. Всячески далекие
-
и в какой­
то точке близкие.
А чувства мои... лучше о них не надо. Даже голые чув­
ства, без всяких размышлений... - да, Февраль, но, ведь, чу­
жой Февраль...
Вознесение.
21 .мая <19>36
Во Флоренции
Мы приехали сюда 12 мая, во вторник, к вечеру.
О первых днях (тяжелые личные известия о Д., тут же о Г.)
не стоит говорить. Это - мое.
Очень хороший пансион (Piccioli). После Рима, шумного,
бурноrо, и нас, окруженных как бы 4друзьями• и 4Поклон­
никами•, - здесь тихо, скучновато, провинциально. И люди,
русские и не русские, - не то заплесневевшие, не то полу­
мертвые. Из первых- семья Лоховых (но он оч<ень> любо­
пытный художник), из вторых - Барфуччи. Флоренция, сама,
несравнима с Римом, конечно; и по-своему прелестна. Вся в
цветах.
Два дня - дождь. Сеrодня с rрозой.
Флоренция
29 .мая, пятница
Послезавтра, в воскресенье (Троица) мы опять едем в
Рим. Муссолини опять Дм<итрию> назначает свидание. Нн...
да... не знаю, что сказать. Я во Флоренции как-то 4Не так•
себя чувствую. И физически. Ездили на 4Префекте• в Сан­
Жеминьяно; вдвоем. Очень было хорошо. Город поразитель­
но 13 века.
Флоренция - глубокая, все-таки, провинция. Ощущение
скуки. Поrода - так себе. (Была rроза.)
Ходили в анrл<ийский> клуб. Ездила к Гризелли. (Она
бедная, т. е. не очень счастливая.) Приятная.
Но скука. Известий из В. не имею. Предчувствую (или
кажется, что предчувствую) не совсем доброе.
1 в особеиности (фр.).
191

24 ию'НЯ, среда, Рим
Завтра мы уезжаем во Флоренцию, пробыв в Риме, вмес­
то недели, почти месяц. За этот месяц столько произошло,
что я, конечно, в последний этот вечер, ничего не успею
записать.
Вот в общих чертах.
Второе свидание Дм<итрия> с Д<уче>, назначенное на
3 июня, не состоялось, ибо М <уссолини> внезапно уехал
куда-то к Шугинингу. Состоялось 11-го, а за это время про­
изошла парижская катастрофа: выборы ~Народн<ого> фрон­
та~. Леон Блюм, забастовка, тайное водительство коммунис­
тов, ~революция под хлороформом~. Володины панические
письма, мое чувство потери второй родины...
Вторым свиданием Дм<итрий> остался необыкновенно
доволен, даже произилея благородной ~добротой~ М<уссо­
ли>ни, который обещал ему пристанище и помощь (и не
только обещал). На ~вопросы~ он ответил ~молчанием~. но
таким, что Дм<итрий> остался опять доволен. Виделись
наедине, и в тишине.
Вообще, внешне все как бы удавалось. По манию того же
М<уссоли>ни. Его зять, Чиано, даже сказал Дм<итрию>, что
Италия горда возможностью помочь жить и работать такому
человеку, как он. Издательство тоже вышло.
А в Париже ~дбма~ как бы уже нет...
Новое изгнанничество?
Этот месяц - вот уж была не ~покинутость~.
Кроме всех бывших - еще новые,
-
Дучич, югославский
~министр~ (странный человек) - ну и всякие другие.
Жара, не очень сильная, была лишь последнюю неделю. А
то все холод. Дм<итрий> очень раздражен, устал; собираем­
ся куда-нибудь в прохладу, под Флоренцию. Что Бог пошлет,
и моя Терезиночка.
А в Париже, кроме Вол<оди>, все нас покинули. Даже
Таня. Ах, как бы мне хотелось не грустить.
P<ensione > ~sorgente Roveta~
близ Флоренции
16 июля
Неделя или 10 дней во Флоренции - чистый кошмар.
Жара, но особенно в наших комнатах в Piccioli, на Арно.
Дм<итрий> лез на стену, хотя мы ежедневно уезжали на
~Армашке>> (шофер чудесного маленького автомобиля из
префектуры) куда-ниб<удь> на высоты, ища тихого приста-
192

нища. В Camal-doli (около 1001) м), где вековые леса, фран­
цисканский монастырь и бледная auberge 1, -
холод, дождь...
В Vallombros'e, куда столько лет Дм<итрий> стремился, -
тЬже холод, ущелье и дикая дороговизна.
Все видели возможное. Ссорились. В Parodiso (800 м.) -
и правда вроде рая (около Пистойи), но большой отель и
сразу комнат не было. Ранее, случайно, набрели на здешнюю
пустыню и деревню: очень воздушно, отель хороший, за нами
ухаживают. Все деревенское, свое, даже минеральная вода.
Sorgento (источник) в километре, внизу.
Виды кругом упоительные.
Сообщения - никакого, хотя все это лишь в 16 кил<омет­
рах> от Флор<енции>, кроме хозяина. Дм<итрий> старается
работать. Я - скучаю. Гуляем по тропинкам и дебрям. Дача.
Рим, 9 ноября
На этой ~даче>>, в Roveta, мы прожили около 4 месяцев.
Было очень хорошо, спокойно. Дм<итрий> писал ~жизнь
Данте~. В октябре мы даже во всем доме остались одни,
только PuЬlio и голландка с нами.
Потом мы поехали во Флоренцию (Piccioli), а затем - сюда.
Здесь - все переменилось, и так не похоже на прежнее,
как весна непохожа на ноябрь.
И люди прежние в унынии каком-то. Европейская атмос­
фера? О ней и о событиях (Испания) уже не говорю... Обе­
щания М<уссоли>ни повисли в воздухе. Свидания с ним не
добиться, оказывается (все ~неполитические~ будто бы отме­
нены), никаких здесь перспектиn больше нет. И мы, по всей
вероятности, дней через 15 возвратимся в Париж.
1937
21 июля, среда
В Риме
В прошлом году мы уехали в Париж на второй день Рож­
дества. В июне нынешнего года, 16-го, опять приехали в Рим.
Завтра (2 дня, как наступила большая жара, и Дм<итрий>
лезет, конечно, на стену) уезжаем в Rocca di Рара, на виллу
жулика, при этом вдвоем, т. к. голландка полурассорила нас
с Публием.
Было бы невозможно пересказать тучу наших маленьких
бедствий, как переловить рой комаров. Дм<итрий> надеялся
1 гостиница (фр.).
193
13 Зинаида Гиnmtyc, т. 9

получить свиданье, и напрасно я его подготовляла к эшеку1 -
он его весьма почувствовал. У него ~несчастная любовь» к
М<уссолини>. Как всякий страдающий такой любовью, он
все бранит теперь вокруг, вплоть до виллы Боргезе, и всех
итальянцев скопом. Прибавилось к тому и безденежье- веч­
ная наша нужда, в Париже доведшая нас до крайности. Но в
прошлом году были перспективы, теперь - никаких. А во
Франции кризис (Блюм полуушел, нагадив, на его месте -
Шотан) и такая дороговизна, что мы явно обречены на полу­
голодное существование. Испания - длится. Италия целует­
ся с Германией. В России - сталинский бедлам, расстрелы.
Жизнь в Риме - желтенькая, но я люблю ero по-прежне­
му и надеюсь.
7 сентября 1937
Rocca di Рара
Villa Flora
Вот, мы уже давно здесь. Живем тихо, в одичании и эко­
номии, с сицилианкой Джузепиной и ее крошечной незакон­
ной девочкой. ~жулика» ни разу не видали, в Рим н.е езди­
ли. Вилла роскошная, среди каштановых лесов, смешение
•бозаров» 2, дряни, красоты из окон (озеро Альбано и замок
папы) с отсутствием примитивных удобств.
Вот наша дача, видно балкон из биллиардной, окна сало­
на и столовой, а наверху, левое окно - бюро, правое
-
мое,
где пишу. Виден и сад, и беседка, где пьем кофе. Наверху -
парки. Хорошо очень, воздух нежный и редкий, а вид на папу
и Albano - об этом достаточно сказано.
Сегодня Магалотти привезли к нам Вячеслава с Фламинго.
После тишины и одичания - пять человек! Но этого мало: ве­
чером вдруг, только что эти уехали - явился Карташов, проез­
дам в Афины. Страшно толстый (я все ~пузею») и болтливый.
Обедал, все, слава Богу, съел и графин цельный воды выпил.
Мы устали и плохо спали.
Отчего, однако, человек никогда не ценит того, что ему на
долю хорошего дается? А потом жалеет.
1 октября (еще Flora)
Началось это с вечера 21 сент<ября>. Невиданное огне­
вое, сплошь, широкое небо (огонь без перерыва). В ночь -
1 неудача (фр.).
2 От фр. Ьcaux-arts - зд.: безделушка.
194

ураган (огонь продолжался) и такой дождь, что крыша про­
текла (прямо на постель Д<митрия> С<ергеевича>), уж не
говорю об окнах.
Мы решили уезжать. (Надеемся послезавтра.) В Риме не
придется долго оставаться. Нашей квартиры в Бостоне нет,
другая, вроде, хотя и есть, будто бы, но стоит так безумно
дорого, что мы в Риме останемся едва ~минутку•.
Рим, 16 окт<ября> <19>37
Суб<бота>
Через 4 дня, 20-го, - взяты билеты
-
в Париж.
О, как не хочется уезжать от этого солнца, от этого ~всего
Рима•, с балкона, около которого пишу!
Но не буду писать о всех трудных обстоятельствах, в
кот<орых> мы находимся.
Из Rocca мы уехали 3-ro. Там было уже холодно. А здесь -
точно приnетлиnая весна...
tз•

ГОД ВОЙНЫ
(1939)
(10 janvier 1939)
Келъберину
Учитель благостный вас любит
И силы дал вам по судьбе.
Но легкомыслие вас губит
И ложь - себе.
Мы все, - играя иль скучая,
-
Бежим от верного пути.
А сердце ропщет, втайне зная,
Куда идти.
(21 janvier 1939)
8 января 1889/1939.
Наша золотая свадьба.
Дождик.
Мысли.
Письмо от Гр<еты>.
(22 janvier 1939)
Дождь, холод и ветер, такой, что на Ренуар, когда мы
возвращались от Терезы, у Дм<итрия> ломалея в руках зон­
тик, и его унесло назад, по тротуару.
Воскресники (Мамч<енко>, Тер<апиано>, Черв<инская>,
Кельб<ерин>, Мандельш<там>, Емельянов, да и Г. Иванов)­
все (почти) очень милы. Особенно мой друг .N"!! 1 Мамченко.
Хотя все - очень малосведущи, вот горе!
(23 janvier 1939)
Письмо и статья Адамовича для ~смотра». Очень талант­
ливо, хотя, конечно, как он и сам пишет, ~гadotage» 1 •
Дождь.
1 болтовня, повторение одного и того же (фр.).
196

Очень неприятна ~политика•. Этот безумец (М<уссоли­
ни>) налезает на Францию. Никто не хочет воевать (и даже
Гитлер), а этот...
(24 janvier 1939)
Дождь нейдет. Полтора часа ожидания на Qu<di> d'Orsay 1
из-за Д<имины>х денег, которых так-таки и не дали. Надо
писать - Блюму.
Очень весело. Квартира не уплачена.
Глупое (и ridicule2) письмо Г. Иванова: обиделся за ~жену•.
И не к месту, главное.
У него нет «метафизики•. А это тоже метафизика (Пеги).
(25 janvier 1939)
Дождь. Мы едва вышли. Скверное междунар<одное> по­
ложение. М<уссолини> зарвался: по своей мегаломании он
уже не откажется от своих претензий на территории Фран­
ции (?!), а Фр<анция> не может же их ему подарить ни с
того, ни с сего? Какой же выход?
Победа франкистов усугубляет серьезность.
Впрочем, никто не знает ничего. Общее безумие.
(26 janvier 1939)
Дождь неистовый, хуже бывает редко.
Везде все то же (вокруг).
Из Италии мы ни от кого ни звука не получаем. Только
газеты от издателя с хвалебными отзывами о Д <ими>ной
книге ~Данте•.
(27 janvier 1939)
Дождь нейдет. Холод и солнце.
Встретили Г. Иванова. ~получил ваше аррогантное3
письмо. Хочу объясняться лично. Приду в 5, в воскре-
сенье ... •
.
Ч <ервинская> обещала принести сегодня «смотровую•
статью и надула.
Никогда еще мы не были '!'ак бедны. За квартиру опять
не заплачено.
Франко взял Барселону.
1 набережиая д'Орсе (фр.).
2 иелспое (фр.).
3 высокомерное (фр.).
197

(28 janvier 1939)
Совершенно темный день, но без дождя.
И такая же темнота в смысле межд<ународного> nоложе­
ния. Мусс<олини> все дальше залезает в туnик, из кот<оро­
го>, кажется, нет выхода, кроме взрыва.
Ч<ервинская> не обманула, nринесла, хоть и nоздно.
(29 janvier 1939)
У Терезы толnа.
Вернулись на автом<обиле>, - nошел дождь.
Все не очень интересное. М<амчен>ко болен. Были толь­
ко Тера<nиано>, Г. Иванов, Манд<ельштам>, Ладинский,
Черв<инск>ая и... Те ф фи с Рощиной.
Наnлывающая тоска.
А если нет чувств, а только воображение о них?
День сухой вначале.
(30 janvier 1939)
С утра солнце и тоска. Холод. Глуnо это заnисывать.
~объяснения• Г. Ив<ано>ва. Мне с ним трудно говорить,
он не то что ~ничего не nонимает•, а nросто мы на разных
рельсах.
Человек ~без метафизики• (что тоже своего рода метафи­
зика) и недобрый. И ~литератор•. Но ссор я не хочу.
(31 janvier 1939)
Оnять холод и солнце.
Читала роман жены Ив<анова> (Одоевцевой). Периnетии
~женской• ... души? Или
-
чего? Трудно сказать. М. б., это
(no Кнуту Гамсуну) и хорошо для американской литературы.
Но нет, это для них слишком длинно.
(1 fevrier 1939)
Видела М <андельшта>ма. Потихоньку навела на жену. Он,
кажется, рад был с кем-ниб<удь> nоговорить о ней...
Девочку с гувернанткой отnравили в Гренобль, т. к. мать
nокойной жены тоже в туберкулезе. Он живет один в комна­
те. Ничего, он молодец.
(2 fevrier 1939)
Хорошая, тихая, светлая nогода. Письмо от Г<реты>.
Ужасная тоска. Пустые дни. Как я завидую тем (nовторяю),
кто давно умер, т. е. уже nривык быть ~там•... или не быть.
198

(3 fevrier 1939)
Солнце. Но что оно мне? Солнце зимнее.
(4 fevrier 1939)
Как бы научиться воздерживаться с [Володей]? Но он не
перестает лгать... и я не моrу поэтому забыть... А я легко
забываю. Особенно вину передо мной. Но ведь его •шина• -
другая, не передо мной нисколько.
Иногда вдруг, не без боли вспоминаю Т. И. Никогда не
пойму ее.
(5 fevrier 1939)
Конечно, к Тер<езе>. Погода оч<ень> хорошая.
Первой пришла Ч <ервинск>ая. Потом Мамченко. Он в хо­
р<ошем> состоянии. Но скоро, к сожалению, явились лишние.
Особенно - Раевский с каким-то новым берлинцем носатым
(большевизант? Не знаю. Не говорила с ним). Пиотровский.
Говорили (мы) о Татищ<еве> и о 4Совести•.
Спаржа опять бледна (впрочем, Ч<ервинская> тоже).
(6 jevrier 1939)
Finis Испания. Все красные убежали во Францию.
Му<ссоли>ни <<молчит как проклятый•. Что-то будет с
Францией.
Туман - почти лондонский. Неприятно. К вечеру еще хуже.
(7 fevrier 1939)
Туман меньше, но все гаже, особенно внизу, на Кэ д'Ор­
сей, куда мы поехали... опять за этими деньгами. И там, что­
бы не ждать часами, вышли куда-то, в холод, по длинным
улицам. Заходили в темную готическую церковь. Потом в
какое-то кафе, - и опять к этому человеку... И опять в ночь,
на 12-й. Встретили уже у дома В<олодю> с ромом, говорит­
простудился... Выпил целую 'h громадной бутылки этого
рома. Письмо от Гр<еты>.
(8 fevrier 1939)
Дивное солнце, пошли ко 4Вдове• (Дм<итриевы> книги)
и - я к Пугливой. Цветы. Писала письмо.
О своих мыслях не скажу ничего.
(9 fevrier 1939)
Погасло электричество, и я пошла спать.
199

Был Мамченко. Я его люблю, но что с ним делать? Ниче­
го, как и ни с кем. Да и вообще ничего.
Ужасное письмо от Хирьяковой. Она больна ~холодным
отчаянием>>. От ничего (т. е. от всего) - <<так•.
(10 fevrier 1939)
Денег не получили.
Папа умер, и очень его жаль. Он умел tenir tete1 этому
безумцу Мус<соли>ни. А теперь выберут какого-нибудь кар­
динала с ~подхалимажем•.
Такого, как этот старец, уже не будет.
Гуляли мало и поздно, я все шила заплаты на Дмитриевы
панталоны.
(11 fevrier 1939)
Утром о папе очень жалела, со слезами. Знал, что умира­
ет, давно, говорит, готов. Умер со словами ~Jesu - Рах• 2•
Погода весенняя. Утром я все мыла у себя, что могла,
вопреки протестам Володи.
Долго гуляли, до Trocadero. Устала.
(12 fevrier 1939)
Холоднее. К Терезе, конечно. Там грустно.
Дома - Терапиано, Мамч<енко>, Червинская, Спаржа,
Сперанский, Г. Ив<анов> с Пигал<ицей> и кто-то еще?
Манд<ельшта>м.
Говорили всячески. Мамченко очень жив.
(13 fevrier 1939)
Бесконечная возня с фр<анцузскими> деньгами. Блюм -
хам. А Муссолини провалится.
Уныло.
(14 fevrier 1939)
Погода лучше, но холодная.
Все та же возня.
О, как все надоело.
(15 fevner 1939)
Был Мандельштам. Долго сидел, даже обедал. Принес
фотографию своей молодой покойной жены. Говорили и о
1 оказывать сопротивление (фр.).
2 Иисус - Мир (лат.).
200

ней. Потом о моей старой книrе. Какие разные люди все! Хотя
бы Мамченко, и он. До мелочей разные. В той же книге уви­
дели как раз вещи разные. Т. е. отметил один - одно, друrой
другое. По своему вкусу.
(16 fevrier 1939)
Гуляли поздно, встретили Кнута с его противной женой
(б<ывшей> Скрябиной). Это жена ero уже десятая. Перешла
в жидовство, потому что Кнут стал не столько поэтом, сколь­
ко воинствующим израильтянином.
•Кровь Его на нас и на детях наших•.
(17 fevrier 1939)
Дни так похожи один на другой, что не знаю, что сказать.
Тоска. Забота. Надежда. Страх. Довольно?
(18 jevner 1939)
Цветы у Пугливой. Забота. Страх.
Словесное целомудрие (в стихах Адамовича). Едва каса­
нье к словам. Особая магия.
У нас с ним все разное, и - какая-то affinite1•
(19 fevrier 1939)
Дождь. Быстро к Терезе. Дома - ничеrо интересного.
Ах, не повторять же все то же! За квартиру не заплачено.
Никто не отвечает.
Все забыли Россию (и я).
(26 fevrier 1939)
Неделя опять пробежала, как один день.
Сегодня ясно (у Терезы).
Днем, кроме немногих, Керенский из Америки. Без иrры.
Да что теперь русские беженцы, когда на волну евреев -
волна испанцев!
(Fin fevrier 1939 [3 pages de notes2} - 1 mars 1939)
Therese, tu es petite enfant, tu veux rester petite toujours, tu
nous engages de suivre ta petite voie qui consiste а devenir les
vrais petits enfants...
Therese, mais tu aimes la souffrance, tu la cherches, tu l'as
cherchee toujours et tu nous enseignes qu'il faut l'aimer.
1 родство, близость (фр.).
2 Коt1сц февраля 1939 (3 страницы заметок) (фр.).
201

Si nous гedevenions enfants? Les petits enfants aiment-ils la
souffгance? Non, n'est-ce pas? Ils ne songent pas non plus que
le calice de souffгances de ton Bienaime, Theгese, n'est pas plein,
qu'il manque quelque chose, que c'est а eux de le гempliг раг
leurs ргоргеs souffгances.
Comment faiгe, Theгese?
En гedevenant enfants - comment tendгe notгe volonte veгs
la souffгance? Jamais nous ne le pourrions. Et Jesus lui-meme,
aimant ses enfants, auгait-il aime leuг souffгance, aimeгait-il voiг
souffгiг les innocents?
Tout est possiЬle роuг Dieu, - n'est-ce pas, Theгese? Il а toute la
puissance. Раг contгe гien n'est impossiЬle pour celui, qui а la foi.
Pouгquoi donc...
Il se peut que la P-te Тhег. te героndга раг 1-iег Сог. ch. 14:
•Fгегеs, ne soyez pas des enfants sous le гаррогt de jugement,
mais роuг la malice, soyez enfants, et, а l'egaгd du jugement,
soyez hommes faits•.
Faut-il compгendгe que ne soyant pas •des enfants sous le
гapport de jugement•, c'est comme •hommes faits• nous devons
jugeг aimaЬle la souffrance et соuгiг аргеs elle?
J'ose avoueг que je ne suis pas satisfaite.
Перевод:
Тереза, дитя малое, ты хочешь быть маленькой всегда, ты зовешь сле­
довать твоим малым путем, чтобы мы воистину стали малыми детьми.
Но, Тереза, ты любишь страданье, ты его ищешь, ты его искала
всегда и нас учишь его любить.
Как нам вновь стать детьми? Дети разве любят страдать? Ведь
нет? У них и в помышлении нет, что чаша страданий твоего Воз­
любленного, Тереза, неполна, что, для того чтобы быть полной, ей
недостает собственных их, детей, страданий.
Как быть, Тереза?
Становясь вновь детьми- как напрячь нашу волю к страданию? Ни­
когда нам не смочь этого. Сам Иисус, любящий детей своих, мог ли лю­
бить их страдание, видеть, как страдают невинные?
Все возможно для Бога,- да, Тереза? Он всемогущ, и нет ниче­
го невозможного для имеющего веру. Потому что...
Думается, маленькая Тереза приведет в ответ 1 Кор., 14:
~Братия! не будьте детьми умом: на злое будьте младенцы, а по
уму будьте совершеннолетни•.
Понять ли, что не ставшие ~детьми умом•, любить страдания и
стремиться к нему мы должны как ~совершеннолетние•? Смею
признать себя неудовлетворенной (фр.).
202

(2 mars 1939)
Мать жены Мандельштама тоже умерла.
(3 mars 1939)
Грета приехала.
Все та же. Раньше мы гуляли - утомительная, ~прекос­
ная•1 весна. Ультрафиолетовые лучи.
Пришел (вызванный мною) Адамович. Читала ему свою
статью о нем - •без порицаний и похвал• (формально).
Кажется, был доволен, даже •смущен• - вниманием.
Я, конечно, большой •кредит• ему оказала.
А сколь несчастна Маруся!
Мать умерла без нее, она опоздала. Муж в Берлине отра­
вился эрзацем, упал в обморок, разбил череп. Одна дочь
разводится, другая метит за немца. Сын в казарме. Сама
Маруся сейчас вся в гриппе. Уезжает в Берлин.
(4-10 mars 1939)
До 31 марта тут я ничего не писала. Жила все время Грета.
Из-за плохой погоды мы с ней ни разу не выходили. По
вечерам только долгое сиденье вместе. А то она днем со вся­
кими своими шведками и шведами, весьма, кажется, скучны­
ми, - даже ей, кажется. Были вместе на вечере Хмары. По­
том она заболела. Но через несколько дней все же уехала -
к еще каким-то друзьям в Германию.
Назначала несколько свиданий Мамченке. Собиралась
даже к нему в Медов знакомиться с женой... но это не выш­
ло, т. к. как раз в этот день она заболела.
Я писала Асплунд, чтобы она ее образумила, но из этого,
кажется, ничего не вышло. Я чувствовала, что ей надо
или остаться, или пр я м о домой ехать.
Далее, после ее отъезда, у меня ужеестьпоследовательная запись.
Quand on arrive un vendredi, comme Greta cette fois-ci,
puisse-t-on esperer quelque chose de bon?2
(31 mars 1939)
Я читала в Лас-Казе о ~поэзии•. На вечере в п<омощь>
Варш<авскому>, куда устроители даже не пришли!
Грета больна. Мы вернулись раньше.
1 paHIIЯJI (фр.).
2 Когда приезжают в пят11ицу, как Грета на этот раз, можно ли надеяться
11а что-нибудь хорошее? (фр.)
203

(Notes1 -тars 1939)
Месяц Греты. Месяц зимнего почти холода. И дурных
предчувствий.
(1 avri/1939)
Гр<ета> совсем больна. Не понять, что с ней. Притом
капризная, упорная, сколько труда ее уговаривать.
(2 avri/1939)
Масса народу. Мамченко наверху, у больной Греты.
Грета упряма и нереальна.
(3 avri/1939)
Гр<ета> уверяет, что выздоровела (?). Уезжает в среду.
Какая упрямая. Слишком много у нее •друзей•.
У Дм<итрия> горло.
(4 avri/1939)
У Дм<итрия> грипп.
(5 avri/1939)
Грета уехала в Германию. Все-таки!! Я к Т<ерезе>.
В Гр<ете> что-то ей несвойственное. Она не equilibгee2•
Лучше бы ей...
(6 avri/1939) Великий <четверг Страстной недели>
Погода ужасная. Холод. Дм<итрий> в гриппе. Я одна к
Т<ерезе>.
(7 avri/1939)
Я к Т<ерезе>? Нет, я с Вол<одей> на Rue Daru. Оч<ень>
мало народу там.
(8 avri/1939)
Я к Т<ерезе>.
Атмосфера надвигающейся войны.
(9 avril 1939)
Очень много народу. Семнадцать человек. Дм<итрий> 1-й
раз вышел, и прямо пошли к Т<ерезе>. Атмосфера сгущает-
1 Заметки (фр.).
2 уравновешенна (фр.).
204

ся. Бедность у нас непомерная. От французских денег оста­
лось 300 fr.
(10 avril 1939)
Пустота в Париже. Холодно.
(11 avril 1939)
Напрасно в М <инистерст>во.
Хорошо только то, что хорошо кончается. Только то и
существует действительно (бытие).
А т. к. жизнь (всякого) кончается худо, какая бы ни
была, то жизнь и не существует (призрачна). Во всяком слу­
чае не ~хороша•.
(12 avri/1939)
Заботы.
(13 avril 1939)
Два с половиной часа в М<инистерст>ве. Получили по­
ловину денег. Отдали янв<арскую> квартиру. И теперь не
знаю, что будет.
Дм<итрий> кашляет.
Дома Мамченко. Обедал. Книга Шестова. Ананке.
(14 avri/1939)
Атмосфера хуже сентябрьской. Тогда: после аннексии
Австрии - Судеты. Потом и вся Чехословакия (Мюнхен,
зонтик Чемберлена). К весне (когда Франко победил) Мус­
с<оли>ни уже побежал давно за Гитлером (антисемитизм
и т. д.). Теперь захватил Албанию (Гитлер - Мемель).
(15 avril 1939)
Провокация Америки.
Все ~воскресники• будут мобилизованы (по декрету, до
49 лет).
Ничего не понимаю.
(16 avril 1939)
Перевод часов. Мы пришли от Терезы, когда ~уж полон
стол народу•. Керенский мрачен. Говорит, что война будет
5-го мая.
(Как бы не раньше!)
Очень страшно жить на свете.
205

(17 avri/1939)
Холодный ветер, почти ураган.
Атмосфера все хуже. Денег у меня только 100 фр.
Написала Гр<ете> холодное письмо. Я ее люблю, но...
Дм<итрий> написал ей же другое. Он добрее меня.
Ананке?
Но люди?
(18 avri/1939)
Наше положение критическое. Ни гроша, и не у кого занять.
Европейское положение то же: б е д л а м.
Песок, маски... До мая, если доживем ...
Погода совсем зимняя, северный ветер.
(19 avri/1939)
Плохой день. С утра ссора с В<олодей>, который груб а
volonte1•
Ничего не ела, не курила, вышла без денег (ибо их нет),
ничего не купила - даже хлеба.
Даже чувствую угрызения совести - стоит из-за денег!
Можно не есть.
Но Д<митрий>?..
(20 avri/1939)
Получили несчастную тысячу из Польши. Ездили за ней
в город, на Concorde. Солнце, но ветер холодноватый.
Особенно холодно вечером в комнатах, давно не топят.
Вовне - то же. ~пытка страхом•. Вера Рафаиловна и 300 fr.
(21 avri/1939)
Вечером мне нездоровилось. Ничего нового нигде, ни вне,
ни внутри. Письмо от Е. Хир<ьяковой>. Я написала Грете
извинения (?). От нее ни звука.
(22 avri/1939)
Холодный ветер и солнце.
Встретили Морсье с его старухой. Говорит, будто не будет
войны.
У нас нет даже горячей воды.
<Две страницы - с 2З по 26 апреля -вырезаны бритвой.>
1 ВДОВОЛЬ (фр.).
206

(27 avri/1939)
Был Мамченко. Мы долго говорили. Он обедал, потом они
с В<олодей> отправились к Фонд<аминскому> на доклад
Вышеславцева. Это 4Круг~. куда Фонд<аминский> т о ль к о
нас с Дм<итрием> не пускает. Не странно ли? И нельзя
понять причины.
Мамченко очень приятный. Мой 4Друг N2 1~.
(28 avri/1939)
Ну вот: Вол<одя> получил от Греты письмо (кот<орое>
уничтожил), что она будто лежит в тифу (?) в Лейпциге, в
городск<ой> больнице. Одна. Что это?? А где ее елеопоры
и т. д.? Недаром я так беспокоилась и злилась на ее упрям­
ство! Где она заразилась? Черт с этой Германией!
(29 avri/1939)
Мне Гр<ета> тоже написала два слова. Да, тиф и ослож­
нения в печени. 4Елеонора~ спокойно уехала в lllвецию.
Какое же это безумие.
У меня общее .gecoeurement~ 1 •
Вот я, скажем, - жила, умерла,
-
и что? Да ничего.
Поразительно - ничего.
(30 avri/1939)
Дождь.
Жестокий холод. У меня насморк. Аспирин, 4расы~ <?>.
Но были у Т<ерезы>, конечно (я в старой шубе).
Хотя много народу, но скучно.
Топим камин. Последние деньги.
(Notes - avril 1939)
Сегодня чуть теплее. Гуляли долго, Дм<итрий> устал.
Тоска ужасная.
От Гр<еты> ни звука.
Ася была, очень мрачная.
Ах, все я знаю...
Милая, ведь Ты мне 4Как горная вода... ~ Elle se cache!? 2
Это надо не здесь писать.
Здесь надо писать итоги месяца, и я ошиблась. Но какие
итоги апреля? Лучше, да, лучше не надо этих апрельских
1 отвращение, омерзение (фр.).
2 Она таится!? (фр.) Обращено к св. Терезе.
207

итогов, этой неприветливой весны с вечным холодом, с угро­
зой войны и с личной misere noire ... 1
(1 mai 1939)
Да, это сегодня теплее, сегодня мы гуляли на Etoile и
Дм<итрий> устал. Это сегодня Ася мрачная, и тоска, и все
я знаю.
И от Гр<еты> ни звука!
Война закисла. Ландыши на улице. Роют подземелья на
Etoile, на Champs de Mars, везде. Как неприятно.
(2 mai 1939)
Серый холодный день. Последняя ~утка•.
(3 mai 1939)
Сегодня то же. От Г<реты> ничего. Ветер, холод. Угроза
войны, т. к. Гитлер хочет Данцига. Между ним и Польшей
все начинается.
Англия и Фр<анция> обещают Польшу защитить.
Все друг друга провоцируют.
Какое время. Нет, какие времена!
(4 mai 1939)
От Гр<еты> немецкое письмо Володе. Она сама пишет,
что очень больна. Камни в печени. Сестра должна при­
ехать, перевозить ее в Сток<гольм> для операции. (Я видела
ее всю ночь во сне.)
Литвинова убрали. Европа сама лезет в петлю, со­
единяясь с СССР. Как потрясающ этот рассказ о дей­
ствиях б<ольшеви>ков в Испании! Вот они, слезы Фе­
дотова над ~пасионарией•! Но как этот невозвращенец
не боится?
(5 mai 1939)
Целое утро мыла белье, столы, ванну и т. д., пока не при-
шла негритянка домывать.
208
Не могу разогнуться.
До вторника не дотянем!
Теплее, но ветер опять.
С Польшей у Гитлера sans issue2•
1 бесnросветная нужда (фр.).
2 безысходно (фр.).

Гуляли кое-как к Трокадеро.
О Гр<ете> все думаю. Faut-il у ecrire en fraщ:ais? 1
(6 mai 1939)
Oui, souvent je pense en fraщ:ais... c'est ces livres idiots que
je lis... 2
•Quo vadis, Polonia•?3 Да, с Польшей на вид безысходно.
Чуть-чуть теплее; будет дождь.
Нам •хлеб насущный• дается именно на каждый день...
по крошке. И за то спасибо.
(7 mai 1939)
У Т<ерезы> очень хорошо, тихо.
Д<митрий> в плох<ом> настроении. Дома - сеrодня мало
народу.
Ч<ервинская>, М. и К<ельберин> на минутку, Прок<опенко>
и Мишечка, убежавший от Паскаля, которого не может любить.
Все думают, что войны не будет. Но как же с Польшей и
с проклятым •коридором•?
Поrода мягкая, мал<енький> дождь.
(8 mai 1939)
Обычный понедельник. В моей комнате тепло. Во время
обеда - этот тип
-
еврей? армянин? - Рогнедов. Видано ли
такое безвкусие псевдонима? Из •дельцов•, у кот<орых>
ничеrо не выходит.
(9 mai 1939)
Письмо от Греты. Ей оч<ень> плохо, кажется.
За отсутствующими деньгами не могли купить даже мар­
ки и хлеба.
Но к обеду Вол<одя> привез остаток фр<анцузских> денег.
Уплатим первые долги (н е квартиру) - а потом? Но я устала
думать. Все равно. •Хлеб насущный н а к а ж д ы й день...•
Солнце и холодный ветер.
(10 mai 1939)
О, как я устала... Жить? Вероятно.
1 Писать ли еА по-фраttцузски? (фр.)
2 Да, часто я думаю по-французски... это все идиотские книги, что .11
читаю... (фр.)
3 сКуда идешь, Польша?• (лат.)
209
14 Зинаида DIIIIIJI)'C. т. 9

Сегодня rуляли спокойнее, т. е. с грошами. Но я забыла
купить хлеб.
М. б., будет дождь.
Нет, я устала от заплат!
(11 mai 1939)
Сегодня полутепло, но камин еще топим.
Гуляли с Трок<адеро> до Vict. Hugo.
Ася обедала.
От Гр<еты> - ничего. Болит рука от починки белья, да
еще неумелой.
Очень неутешителен Паскаль. Такой несчастный.
Из нового папы ничего не выйдет.
(12 mai 1939)
Такие страшные холодные жибулэ1 , что мы сидели час в •из-
возчичьем• кафе, в 2-х шагах от дома, пережидая проливень.
От Реклама вести и о Грете, но от нее самой ничего.
В деньгах небольшая передышка. И то слава Боrу.
•Посл<едние> нов<ости•> меня напечатали.
Прочла в •Возр<ождении•>, что Керенский внезапно за­
болел (?).
(13 mai 1939)
Неприятная погода. От Гр<еты> письмо. Трудно понять,
что с ней.
От слабости у нее точно •absence•2, что она и сама говорит.
Другого ничего нет.
А если сравнить тютчевекое •О как на склоне наших лет... •
и пушкинское о том же в •Евг<ении> Онегине•, - до чего
это не в пользу Пушкина!
Да, получила письмо от больного Ходасевича, - кислова­
тый ответ на мой привет.
(14 mai 1939)
Сегодня сухо, но темновато. Тереза во флагах; там тихо и
не тепло.
Дома Спаржа. Потом еще другие. Мамченко, Терапиано...
О, когда Пигалица, то от скуки некуда деваться. Она го­
ворит, не переставая ни на секунду - с соседом, все равно
210
1 короткие весенние ливни со снегом или градом (фр.).
2 потеря, помутнение сознанья (фр.).

каким, - о чем
-
неизвестно. А Г. Иванов все пустее, она его
тянет вниз, как гиря.
(15 mai 1939)
Ледяной проливной дождь.
Гадкий день вообще. Я с утра в несдержанном неистовстве,
т. к. оказалось, что 4Роrнедов• упрошен устраивать вечер... мой!
Я этого не понимала. Но я совсем этого не желаю!!
Написала ему, что не хочу.
Как печально, что у меня нет спокойствия и выдержки
даже в пустяках.
(16 mai 1939)
Дождь, холод. Сколько денег на топку камина.
От Греты письмо Дмитрию, у нее был его любезный из­
датель.
Она, кажется, воскресает. Уже сидит в кресле.
Читаю 4Некрополы Ходасевича. Да, и правда, - 4ВСе
умерли!•.
И у каждого все шло 4К худу•, катилось, и каждый с ним
закатился.
Обновили •наш• автобус (АВ) с Colonel Bonnet.
(17 mai 1939)
Проливень. Но переждав - гуляла, хотя погода скверная
и холодная.
Письмо от Греты. Пишет, что лучше, но еще, видно,
слаба.
Сестра приехала, завтра повезет ее, медленно, домой, в
Сток<гольм>, и там уложит у Асплунд. До операции?
Немец (Реклам) приехал, завтра будет у нас, но ни слова
не говорит по-французски, так что мне он ни к чему.
Получила письмо от... Берб<еровой>l
(18 mai 1939)
Немец проспал, пришел поздно (я сидела у себя и читала
Ибсена). Но, кажется, его дела с нами могут выйти.
Погода прохладная. У Пуrливой цветочки. (Потом я myosotis 1
для<?>).
Сейчас поздно. Я совсем засыпаю.
Есть вопросы нерешимые.
1 незабудки (фр.).
211

(19 mai 1939)
Ядреный розовый немец. Сидел часы подряд, все говорил,
на всяких языках. Майер. Чудесные розы от него! И, кажет­
ся, не обманет? Пришлет.
Погода прохладная. Вечером прямо холод. Завтра опять
негритянка.
От Гр<еты> ничего.
Будет ли война - неизвестно. П<отом>, м. б.
Этот сборник немецкий (без евреев) - трудное дело.
(20 mai 1939)
Какая-то неизвестная грусть. Грустна и погода. Нужно пи­
сать, а рука не ходит, мысль не движется. От старости, что ли.
Газеты так однообразны. И это танцование перед Совети­
ей, т. н. стран •демократических•. Позор и ужас.
(21 mai 1939)
Говорят, что Ходасевич очень плох. Что у него, кажется,
рак в желудке. Неважна и Тэффи, по словам этого самого
Рогнедова (он, явно, сам - некультурный какой-то •аферист•).
Было много народу. Спаржа, Мамченко, Адамович, Чер­
в<инская> и другие. И Варшавский. Пигалица поздно яви­
лась с супругом.
Какая везде •юдоль•. Ананке, и еще тоrо хуже, чем воображают.
У Тер<езы> сегодня было душно, надо было •sacrifici• 1,
чтобы м<олиться>, масса народу, на дворе какой-то благо­
тв<орительный> cafe. Д<митрий> в плох<ом> настр<оении>.
(22 mai 1939)
Тепло, да не лето... Холодный ветер.
Была Ася. Потом немец приезжал прощаться. Письмо от
Греты. Довезли ее до Асплунд. Едва-едва. Ну, и то благо.
Газеты все так же противны. С Данцигом никакого реше­
ния. Все на волоске. Впрочем, все всегда на волоске, и если
это себе реально представить, то...
(23 mai 1939)
Первый, в сущности, майский день.
Разорились, ездили в Bois2 глядеть на траву, белые цве­
точки, зелень.
1 причаститься (фр.).
2 Булонский лес (фр.).
212

И так все спуrано, что не знаю, какой сезон, который месяц
и что за год...
Уэлльс плох. Да не стоит ничего читать, кроме детективов.
А хорош Илюша!
Неверен.
Лукав.
И раб.
(24 mai 1939)
Vers la chaleur1•
Устала, ибо ездили на rue Vignon, за этой глупой и доро­
гой ушной раковиной.
Потом я пошла одна за цветами. И они дороги (хоть у
Пугливой).
Ничего не знаю о Ходасевиче. Надо писать и письма, и
другое, а я ничего!
Теперь начнется жара; спать уже скверно - у меня.
<Лист, соответствующий 25 и 26 .мая, вырезан бритвой.>
(27 mai 1939)
Грустно. Швейц<арский> издатель еще требует с Дм<ит­
рия> каких-то денег за книгу, кот<орую> не взял. Д<мит­
рий>, конечно, расстроен.
Я устала с уборкой.
Гуляли немного, на Трокад<еро>.
Книга Оцупа - какая макулатура.
На улице свежо.
Сердце мое, сердце... Ах, ничего не скажешь словами.
(28 mai 1939)
У Тер<езы> так тихо сегодня.
До этого - поправляла Дм<итрию> пальто. Оно очень
плохое, старое, лет 12 или больше.
Народу у нас много. Пламенный Мамченко. Кое-кто по­
правлял свои корректуры.
Сперанский ... весь ни к чему. Был Шаршун даже. Стуль­
ев нет.
О, какая дрянь эта берлинская книжонка русского жидо­
еда о Розанове! Начинаешь любить евреев. И как позорно
для Розанова.
1 К жаре (фр.).
213

(29 mai 1939)
•Зайцы• на улице (обычный исход парижан на Троицу).
Наш автобус, как бешеный, домчал нас до Hugo. Оттуда на
нем же, и встретили Аркашу. Как постарел? Стал похож на
Минского покойного.
Солнце, холодный ветер.
Написала Берберавой и Грете, от нее ни звука!
Англия и Франция - почти уже обнялись с большевика­
ми. Союз! Похабный. И Польша проклятая туда же. Ну и
пусть.
(30 mai 1939)
Холодный, душный ветер. Жаркое солнце. От Гр<еты>
письмо - она опять хуже больна, сызнова все у нее нача­
лось! Лежит во тьме, никого к ней не пускают. Что это за
несчастье!
Мы гуляли так себе. По Ренуар.
Никаких известий от немца. Деньги иссякают. Я кашляю.
Si се n'etait pas cette rnaladie de rna pauvre breЬis galeuse.. . t
(31 mai 1939)
Погода так же неприятна. Ходили по Бальзаку. Денег нет.
Известий из Лейпцига о деньгах нет. Но мне надоело думать
об этом. Еще все слава Богу. Еще живы мы, вот и все.
(Notes - mai 1939)
Итог этого месяца такой же, как предьщущего: неестествен­
ный холод погоды или бурный ветер. Международное поло­
жение самое тяжкое и как будто sans issue2•
Похабный союз Англии и Франции с большевиками.
Скверный союз - подчинение Муссолини Гитлеру.
У нас лично - непокрытая бедность, не заплачено ни за
квартиру, ни прислуге.
(1 juin 1939)
Что писать?
Когда мы вернулись, пришел Керенский. Он тоже ничего
не знает. Насчет •похабного союза• - неопределенен. N!! его
газеты, однако, любопытен. Ах, все хороши! Тупость Англии
(опять Ллойд Джордж!) потрясающа.
214
1 Если бы не эта боль по моей бедной паршивой овце... (фр.)
2 безысходное (фр.).

От немца ничего. Разменяла последние 500.
Ветер, сушь.
От Хир<ьяковой> письмо. С карточками Димы в кресле.
3 года в кресле. Но все же Дима. (Ответила.)
(2 juin 1939)
Я чувствую простуду. Разорилась в аптеке - йод, аспирин ...
Неприятная жара, не большая, но душная. От немца ни­
чего. И ниоткуда ничего. От Гр<еты> тоже. Завтра еще не­
гритянке платить. Она целый день окна мыла (этого я уж
никак не могу). С ~каннибалами• (по Л. Джорджу) союз еще
не подписан. Завтра, должно быть. Или никогда.
(3 juin 1939)
Гр<ета> так больна, что мне Асплунд? написала, чтоб уж
от нее писем скоро не ждать. Epuisee 1•
От немца договор. Но это долгая история. И еще обеща­
ния - проекты от Грассэ. И это долгая тянучка.
Жарко-душная погода. Что ж, надо же конец когда-ни­
будь. Тереза отдавала на волю Б<ога> и смерть, и жизнь. Но
я не могу остановить в себе хотение смерти (желая жить).
Бесполезно притворяться перед Б<огом> и собой.
(4 juin 1939)
Жара.
У Тер<езы> тихо, розы расцветают.
Дома - неважно. Ил<юша> с обрывками корректур. Кель­
б<ерин>, Мандельшт<ам>, Червинская. На минуту П<ига­
ли>ца.
Особенно же неприятен и противен Меньшиков.
(5 juin 1939)
Грета очень больна.
Жара хуже.
Спаржа приходил делать свою корректуру. Рассказывал,
что у Ходасевича (диагноз еще не поставлен) какое-то мо­
ральное разложение: плачет, говорит, что его все покинули ...
Но удивляться ли, что боится смерти? А физические страда­
ния даже такого человека, как Серr<ий> Булгаков, привели
к... ~богооставленности•. Да ведь не одного его, Боже мой,
Боже мой!
1 Истомлена, изнурена (фр.).
215

(6 juin 1939)
Еще жарче. зо·.
Ездили к Brun ( Grasset) на левый берег, по поводу Дм<ит­
риевых> изданий. Все надежды. А сейчас опять ни гроша.
Грета нейдет с ума.
Читаю Ибсена - и страдаю. Какое преступление
-
сквер­
ный перевод! Он убивает писателя-человека.
А мои 4смотристы• - все это 4деревянные велосипеды•.
Открытия Америки (о Боге).
(7 juin 1939)
С утра еще жарче. Письмо от Асплунд. Неутешительное.
Но неужели она повлечет ее на это Hemmarб?
Последние деньги.
Пошли гулять (Дм<итрий> к парикм<ахеру>). Да, утром,
Терап<иано> с корректурой, я его не видела.
К обеду затуманилось, немного дождя, немного молний -
посвежело, но в комнатах еще жарко.
Несколько слов с В<олодей>.
(8 juin 1939)
Не жарко, хотя ясно, ветер даже прохладный.
Grasset берет одну книгу Дм<итрия> за 6 т<ысяч>, поло­
вину обещает во вторник. До тех пор хватит ли последних
костей моей утки.
Ведь съели уже Асины деньги. Я их опять положила, но
опять придется взять до вторника.
Про немецкую книгу (что писать) - не понимаю. Еще
письмо от Берберовой. Хода<севи>чу плохо.
(9 juin 1939)
На Абике на Гюго. Оттуда к Trocadero. Прохладный ветер,
ясно, а обещали грозу.
Мамченко болен. Я писала неудачные пустяки. Перевод
только папиросам, без профита.
Заглянув случайно в древнее письмо Димы, схватила лишь
несколько строчек, но такой нежности, что забыть не могу.
Всего письма и не читала, и не знаю даже, какое оно, откуда,
куда, сколько ему лет.
(10 juin 1939)
Скорее холодно. Ничего не было. Дм<итрий> купался.
Читает свое. И я. Ах, как мы ничего вперед не видим! В 27-м
216

году был 4Коммунизм•. А что теперь? Все в одинаковом бе­
зумии ...
Я не платила негр<итянке>.
Lunatisme.
(11 juin 1939)
Холодно. Temps couvert 1•
У Тер<езы> неуютно, т. к. какая-то процессия с орфе­
линами2.
Дома тоже неважно. Только Спаржа, Прокоп<енко>,
Г. Ив<анов> и Керенский. Он разумно держится того, что
союз с б<ольшеви>ками - бездарность Европы. Война будет
или очень скоро, или ее не будет.
Нельзя понять, что делают б<ывшие> эс-эры и 4демокра­
ты• (и Спаржа!), соединяясь с младороссами. Загадка!
Боже, как все изменилось! Если взглянуть в наш архив...
(12 juin 1939)
Холод собачий. Я выходила в шубе.
Письмо от Гр<еты>. Лежит в постели. С Аспл<унд> мы
не понимаем, говорит, друг друга.
Была Катерина.
Предлагает вдову, Florine. Но мы связаны с Мальцем (ко­
т<орый> опять не пришел, болен), ибо ему еще не заплатили.
Завтра, кажется, будет немного денег от Gr<asset>. Но
долгов еще больше.
Поздно, зачиталась.
(13 juin 1939)
Неважный день. И холодно - и скучно. Д<митрий> в
скверном настроении. Я купила маленькие розы за два фран­
ка. Гуляли по Бальзаку. Дождь утром.
Деньги будут завтра. Но не это важно. Нет важного.
Или... что?
Какое разложение русской эмиграции.
Негритянке не заплачено за две недели.
(14 juin 1939)
Умер Ходасевич. Шли гулять (запоздав), встретили эту
страшную старуху на лестнице, вся в пляске св. Витта, она
1 Пасмурная поrода (фр.).
2 сиротами (фр.).
217

часто заменяет консьержку. Говорит - к телефону. Подошел
Дмитрий. С первых слов его я поняла. •Возрожд<ение>•
просит некролога. Дм<итрий> сразу не успел отказаться. Ну
и начал мучиться, да как, да не могу - решила помочь, что­
то наваляла после обеда; он, бедный, вечером переписывает
вместо отдыха.
Ася обедала.
Как жить в этой тесноте смерти?
(15 juin 1939)
О, как на душе...
Теплее, будет душно. Вечером был Карташев. В такой же
•пророческой• истерике, как всегда, с дрожащими руками.
•Революционеры - гrrаа-ды•!
Смотрела на его толстый профиль ( •все пузею• }, на об­
ручальное въевшееся в палец кольцо... А где же •тот•, преж­
ний зоркий, с лицом Гоголя?
Люди, страшно!
(16 juin 1939)
На отпевании Ходасевича. В мал<енькой> часовне като­
л<ической> (по вост<очному> обряду). Мы только в при­
творе, потом на улице. Почти жарко. И тут - в с е. Трудно
даже вспомнить, кого нет. На солнце такие уже старые, мо­
лью траченные (и мы}, которых уж 10 лет не видали (Куль­
ман со стеклянным глазом и другие вроде). Ну и эти тоже,
Керенский и подстарки. Перечислить нельзя.
Никто не заметил, как вдвинули гроб в автомобиль и
умчали. Finis 1 Ходасевич.
(17 juin 1939)
Гуляли далеко, погода ничего себе, не жарко.
Писем нет. Из 2-х тыс<яч> разменяла одну. Утки нет.
В бедном мире (и тупом) все то же.
Не знаю, зачем жила, и, главное, зачем еще живу.
Но мало ли чего я не знаю!
(18 juin 1939)
У Терезы тихо. Лилии. Погода свежая. Туда и назад пешком.
Дома Терапиано, потом другие (и Мамч<енко>). Кер<ен­
ского> не было.
1 Конец (лшп.).
218

Марина Цветаева уехала-таки, с сыном, в Сов<етскую>
Р<оссию>. А после ее отъезда получились известия, что ее
муж, Эфрон, посажен. И Клепинин (Дода) (бежали вместе
после Миллера). А несчастный этот Дода сошел с ума.
Как хорошо, что бедная Соня этого не видит. А если
видит?
(19 juin 1939)
Из-за штопок опоздали гулять. Свежо, мне было
холодно.
Сербы дали (500). Ничего, ничего от Гр<еты>. Худой знак.
Накручивается в Европе... О, как все надоело!
~посл<едние> нов<ости>• жадно ждут союза с больше­
виками.
(20 juin 1939)
Письмо от Гр<еты>. Ее таки везет Аспл<унд> на Hemmarб.
Мы в них чего-то не понимаем, в шведах и шведках. Куда ее
такую больную на этот дикий остров. Но и болезни их какие­
то особые.
Возня с уборкой гостиной. Все перепутано. Да ведь и я
тоже, утопаю в бумагах.
Дм<итрий> у парикм<ахера>, а я еще мечтаю о нем (с
прошл<ого> года), как о туфлях (совсем нет правой подо­
швы) и о курице (не видели полгода).
Погода свежая.
(21 juin 1939)
Немецкие деньги, хорошо, если в августе! А до тех пор...
(Терм 1 не заплачен.)
Был Татищев утром. Потом мы к Бюре. Что же, толстяк...
Руднев предлагает написать об этой мерзкой книге насчет
Розанова.
Я чувствую какое-то нездоровье.
Много роз.
(22 juin 1939)
Серая погода и душная. Когда гуляли -дождь не шел, а
раньше и после немного.
Был Адамович (просил свиданья). Говорил, в сущности,
верно, немного сбивчиво: как бы не то что советуя, но желая,
1 Квартирная плата (за определенный срок) (фр.).
219

чтобы Дм<итрий> не соединялся, ни в чьем представлении, с
~возр<ождением>• и cetera1•
Но как это сделать? Ведь и с Мил<юковым> нельзя со­
единяться!
О, как все скучно, как тяжело в этой атмосфере!
(23 juin 1939)
На улице хорошо. Мы раскутились, ездили к пруду.
Потом пришел Мамченко. Говорили о разном (важном), и
пришел Керенский. Он мне нравится, у него одного настоя­
щая позиция. За это и он становится мало-помалу одиноким
среди ~своих•. И вообще они все ~левые• переругались.
У Англии что-то скверно с Японией. А она все свое -
насчет союза с большевиками. Всячески силится.
Война будет, говорят, в августе. 01
(24 juin 1939)
Погода серая и душная. Дм<итрий> в очень плохом на­
строении. Правда, наше положение финансовое весьма без­
выходно. Володя в доме, как чужой, он ведет какую-то свою
жизнь, мы видим его только за repas 2, затем он бесследно
исчезает, получив обычные 100 фр<анков> на завтра (с се­
годняшним долгом). Чем это кончится?
Я с Асей ходила сегодня к Сониному сыну Дмитрию,
священнику. Крошечная, как наперсток, квартирка, крошеч­
ная девочка смеется.
Там было и другое отродье: Васина дочь Ирина с мужем
и сыном, Васина вдова Магдалина (бывш<ая> amie 3 Милю­
кова), теперь седая ~тетка•. Боже, как все далеко! Но какое
там ~обывательство•.
Робакидзе - тот же Кавкасиелли 1908 г.
(25 juin 1939)
У Тер<езы> какое-то ~gala•4 (это часто, я избегаю), и мы
поехали прямо к Marie d'Auteuil.
Там как всегда красиво, тихо, несмотря на орган. Потом
пошли пешком до горы, куда въехали <?> прямо к своей
двери. Там уже народ. И стало прибывать. Под конец снова
220
1 прочес (фр.).
2 за завтраком (фр.).
3 rtриятсльница (фр.).
4 торжество, празднество (фр.).

без стульев (обычно, когда гадкая погода, а сегодня дождит).
Между ними-Хмара и Керенский... с сыном! (Сын, видно,
ничтожный.)
Дмитрия из •Смотра~ Каплан выключил! Решил, что длин­
но! Анекдот.
Розы, васильки.
(26 juin 1939)
Гуляли плохо. Довольно холодно. Дм<итрий> расстроен
тем, что кто-то из вчерашних надел его пальто (тряпку),
оставив свое, хотя и лучшее, но драное и большое. Кто -
неизвестно. Дм<итрий> расстроен и тем, что это его рас­
страивает. А вечером - что вода течет в его умывальнике.
Деньги будут (если!) только через 4 недели. А до тех
пор???
Ну, я об этом не желаю думать. Не огорчаюсь... этим.
(27 juin 1939)
Пешком к пруду. Оттуда за 4 фр<анка> на Muette.
Погода хорошая.
Все на свете до изумительности непонятно. Могло бы быть
меньше.
«Смотри в корень~. - сказал Кузьма Прутков. А где эти
корни?
Куда смотреть?
Ничего не понимаю.
(28 juin 1939)
Дождь, дождь... Выходили между двумя проливнями. Тем­
но. Д<митриеву> •тряпку~ кто-то принес.
Мировое положение - самое скверное. Похабный союз бу­
дет на днях (м. б., завтра) подписан. Англичане в с ё уступили.
Нельзя думать, что без катаклизмы возможен выход из
создавшегося положения. Оно хуже, чем я здесь отмечаю.
<Лист с записями за 29-30 июня вырезан бритвой.>
(2 pages de notes1 - juin 1939)
4, 5, 6-го и до 7 веч<ера> - была жара. С тех пор весь
месяц - изредка дни ясные, иногда дождливые, но или све­
жо, или совсем холодно.
1 2 страницы для заметок (фр.).
221

Нарастающее удушье военных приготовлений. С каждым
днем до последнего вчера угроза войны серьезнее. Похабный
союз Англии и Фр<анции> с Советами все еще не заключен,
каждый день ждем подписи. Хитрые б<ольшеви>ки торгу­
ются, но Англ<ия> и Фр<анция> уже всё уступили и каж­
дый день ищут новых уступок.
У нас лично - нарастающая бедность, живем б у к в а л ь
-
н о впроголодь.
От •Реклама• денег, конечно, никаких, хотя будто бы ждет
разрешения. В общем, это затея о двух концах, как бы не
сделаться здешними изгоями.
Смерть Ходасевича (14). Ero отпевание в русск<ой> ка­
т<олической> церкви в ясно-теплый день.
Весь русск<о>-посл<едний> Парнж.
(1 juillet 1939)
Холод собачий. Между дождями гуляли. Разор, да еще
негритянка. Настроение у всех самое отчаянное. Все носы
на улицах в газетах. А в газетах - твердый приказ Анг­
лии быть •вольному городу• Данцигу во что бы то ни
стало - польским. Только что он станет немецким
-
все
равно как, когда и почему - это будет сочтено агрессией
Германии, и Англия немедленно вместе с Францией объяв­
ляет ей войну.
Прибавлю, что фактически Д<анциг> давно немецкий и
Гитлер стягивает туда своих все время. Ужасно весело!
(2 juillet 1939)
Погода недурная, холодный ветер. У Терезы тихо, но слиш-
ком светло. Ходили туда и назад пешком.
Дома сегодня мало народу. И скучно.
Военный дух нарастает.
Читаю Шестова о Киркегарде.
•А мера только у Бога•.
Мера не умеренность, а гармония (или синтез).
(3 juillet 1939)
Получили небольтую подачку. Гуляли (хор<ошая> пого­
да), потом Дм<итрий> к парикмахеру. Я - долиман 1 • Потом
газеты, где ничего нет. Ася послезавтра едет к этой тетке -
Магдалине.
' халат.
222

Не понимаю, почему Иов велик (по Киркегарду) и чем он
так уж протестовал, раз вскоре покорился, смирился перед
Левиафаном, кот<орый> и есть необходимость (или Ананке).
(4 juillet 1939)
Какой душный день. Не столько жаркий, сколько душ­
ный. Под деревьями Б<улонского> леса еще душнее. Канала
опять не нашли.
Тоска и напряжение атмосферы... мировой. О Гр<ете>
больше месяца не знаю ничего. Она точно была во сне... и
сном прошла.
~Умножь в нас веру•.
(5 juillet 1939)
Мигрень. Перемежающийся дождь. Мы пережидали его у
Буше. Утром письмо от Греты, с ее острова. Первое, на нее
опять похожее. Как бы ~возвращение в мир•.
В 6 пришла Черв<инск>ая. Принесла ~смотр•. О, сколь­
ко досады!
Но сама Червинская по-своему ~ничего•. Очень женская.
Вчера обедала Ася, сегодня она уехала в Honfleur к своим
~Степановым•.
(6 juillet 1939)
Как-то плохо гуляли, хотя погода ничего. Дм<итрий> в
скверном настроении. Я сердилась насчет ~смотра•. Читаю
его Паскаля. Ну уж и Паскаль, какие мучения.
Похабный военный союз о ею пору еще не подписан.
Enfants cheris du monde 1 - большевики
-
все кривляются.
Подавай им то, не знаю что, и все мало. И всё врут. А эти
не понимают.
(7 juillet 1939)
От милой Гр<еты> подарок.
Гуляли так себе. Крошечный дождик.
Пришел Керенский. Съел мою статью, ничего. Сам в уду­
шье атмосферы. Не видит, как и я, исхода. В самом деле?!
Какой человеческий исход? Но и не человеческий - война
-
тоже не исход.
Трогательное письмо от М <ам>ч<енк>о. Зачем-то этот
паршивый ~смотр• нужен.
1 Балов11и мира (фр.).
223

Читаю е г о Паскаля.
•Понят» не значит понять. А это если тебе опрыснуто
что-то под кожу.
(8 juillet 1939)
Кажется, начинается жара. Но гуляли ничего себе.
Массу денег отдала негритянке и прачешнику.
Вдруг позвонила •Mlle Merejkovsky•. И оказалась старин­
ная племянница Дм<итрия> Ксения. Мы ее знали здесь, в
Париже, 30 лет тому назад. Потолстела, превратилась в блон­
динку, но милая. Швейцарка теперь и начальница девическо­
го пансиона.
(9 juillet 1939)
Дождь (и солнце), свежо. У Терезы очень тихо (я- •вда­
ли• ). Дома
-
так себе: Зайцевы, какой-то амер<иканский>
профессор, кое-кто из •смотристов• (Черв<инск>ой не было),
Керенский. Шум, довольно бесплодный. Мамченко - завтра
уезжает. Тер<апиан>о, Спаржа... Все кричат, что войны не
будет. (Кроме Керенского, не видящего issuel, как я.)
Да, был Фонд<аминск>ий на минуту. Непоправимый. (А
В<олодя> - глупый, увы.)
(10 juillet 1939)
Вчера Зайцева говорила, что будет у Тэффи, и мы реши­
ли пойти. Пошли (я еще помню, была у нее прошлое лето,
жаркий день, белая кошка... ) . Звонила напрасно. В это время
из asc<enseur>2 вышла седая женщина с банкой белладонны.
Зашептала, что Т<эффи> хуже, даже нельзя уж видеть. И
мы ушли. Вот 5 месяцев она в непрерываемом страдании,
ничего не помогает. Совсем истощена, сердце не работает, и
душевно разбита. Еще бы!
У меня сделалась тоска. Дм<итрий> заворчал на все. Ах,
сказать бы мне •домой• - но сразу.. .
(11 juillet 1939)
2 письма от Татищева о •Смотре• (он сам характерный •смот­
рист• ). Довольно интересно. Почему-то много об Адамовиче.
А вообще, если с человеческим вниманием книгу эту чи­
тать - как поучительно и любопытно!
224
1 выхода (фр.).
2 лифта (фр.).

Гуляли не мноrо, у меня мигрень. Свежо. (Дм<итрию> ванну.)
Та же полит<ическая> канитель. Муссолини - просто
possede1, иначе бешенства этоrо не объяснишь.
Мир болен. Тяжелая зараза.
(12 juillet 1939)
Очень засыпаю, едва пишу. Это не Киркегард виноват,
какая-то усталость.
Даже не помню, что было, кажется - ничеrо. У Трокадеро
встретили на минуту Керенского.
Даже в газетах ничего не сонного.
Поrода холодная.
Приходила наниматься загадочная Генриетта.
(13 juillet 1939)
Генриетта надула. Я уж видела, что она подозрительная.
Гуляли так себе. Свежо, но душно.
В газетах ничего.
В душе мноrо.
(14 juillet 1939)
Пустота. Все, должно быть, на параде. Мож<ет> б<ыть>,
парад и хорош, по военному времени, зато мирного париж­
ского в этот день оживления, танцев на углах, песенок - нет
как нет. Вспоминаю...
Небольшой дождик временами. А мы гуляли без зонтика.
Негритянка не пришла.
(15 juillet 1939)
Второй терм не заплатили. Ничего, заплатим.
Полудождь. Холодно. Дм<итрий> у парикм<ахера>. Пуг­
ливая дала мне скверные розы. Прислали мне гонорарные
гроши из •П<оследних> новостей>•. Отдала Дм<итрию>. От
Гр<еты> ничего.
•Жанну д'Арк• Дм<итрия> - в Германии запретили. Здесь
ловят... даже не шпионов, а кто не против Гитлера. Похаб­
ный союз опять налаживается.
(16 juillet 1939)
У Терезы тихо. Небольшой дождик (холодно), мы подъе­
хали оттуда на Абике.
1 одержимый (фр.)
225
15 31П18ИД11 Iimnиyc, т. 9

Дома- Терапиано (уезж<ает> в Лондон), Г. Ив<анов> с
Пиг<али>цей (уезжают в Биарриц), Спаржа (уезж<ает> не­
изв<естно> куда), Червинская (на юг), Кельб<ерин> с послед­
ней женой (остаются, кажется, на своей фабрике), еще какой­
то из Праги и т. д. Говорили о •Смотре•, о войне... так себе.
А Кер<енский> таки выключил несколько строк о Бердя­
еве! Вот тебе и •свобода•! Немцы обещают деньги по капл~.
Войны боятся?
Очень любопытно Шестов о Киркегарде.
(17 juillet 1939)
Темно - во мне? Во вне? Не разберу.
Разменяли Гретины деньги, последние. Гуляли на бульва­
ре, потом пошел дождь.
Никаких писем. Атмосфера опять густеет.
Холодно, ветер.
(18 juillet 1939)
Платала его куртку. Пятая заплата, одна на другой, на
пр<авом> локте. Остального - ничего (все •не•). Девчонка с
сестрой нанималась, но, кажется, негодящая.
Г. Иванов приходил прощаться, долго сидел, говорил о
своей •политике•.
Розы. Всякие.
Массу денег не тратила. Подарила ему новое перо.
Целый вечер читала Шестовекого Киркергарда. Очень
интересно.
(19 juillet 1939)
Чувствую горло, кашель и т. д. Приняла аспирин. Целый
день не курю.
Чек от •Реклама•. Поехали в банк. Проливень. Пешком
по бульварам, когда он прошел, но он все начинал...
Главное - письмо от Гр<еты>: сначала ничего, а потом не
угодно ли, опять у нее припадок печени. И куда-то повезли.
Завтра девчонка негодящая.
(20 juillet 1939)
Чуть теплее, но не жарко. Гуляли, тратя деньги (чулки,
мыло и т. д.) - привычка к бедности такова, что покупка
мыла ощущается как роскошь.
226
Мое нездоровье прошло от •рас• <?>,но что-то осталось.
Девчонка действует.

(21 juillet 1939)
Плохая погода. Мы rуляли довольно гадко, в сырости, в
солнце и дожде.
Ася приехала.
От сырости у меня опять насморк хуже (и глухота).
Иногда мне так делается скучно, тошно жить, что...
Весь Киркергард - 4Хочу того, чего нет на свете~. Где его
4рыцарь веры~? А сколько 4рыцарей покорности~!
(22 juillet 1939)
Гуляли с зонтиком, но без дождя (шел потом). Пришла
негритянка, была недовольна, что 4девчонка~. А д<евчонка>
выгребла пирамиду грязи и пыли из моей комнаты.
Получила письмо от Мамченко. Очень хорошее.
Штопала грязный его жилет.
Война собирается... а уж как надоела!
(23 juillet 1939)
У Терезы (вдали, 2-й день... ). Погода неважная, дождь к
вечеру. Терапиано, потом Черв<инская>, Спаржа, Ставров и...
этот маловыносимый 4Рогнедов~.
Декрет, что всех иностранцев (и апатридов) призывают в
военную службу до 48 лет. Очень весело будет эмигрантам
защищать 4Тройственный союз~ - т. е. большевиков. (Они
еще кривляются, Франция и Англия искланялись!) Володя
болен и тем удручен.
(24 juillet 1939)
Жестокий холод, совсем зимний, и мгновенные ливни с градом.
Мы едва вышли - и то пережидали два раза под дверями.
Письмо от Греты. Не понимаю я этих шведов. Лежит где-
то в городишке, у острова этого, в больнице. Операции, го­
ворит, не будет.
Девчонка действует. Ася была, промокшая. Обедала. Мою
перчатку вымочила, купаясь.
Беспомощна Спаржа с евреями. А если почитать старый
журнал... Какое падение эмиграции!
(25 juillet 1939)
Дождь нейдет. Далеко ездили, к Маделене. На возвратном
пути встретили Г. Иванова и ее, она щебетала. У меня сде­
лались зигзаги в глазах - мигрень.
Потом прошло.
227
ts•

Дм<итрий> ворчал все время. Жалуется, что немцам труд­
но писать. Я думаю!
А мне вообще никогда не было так трудно писать, как сейчас.
(26 juillet 1939)
Дождь лишь утром. Сестра девчонки зашивает дыры.
Моя Пугливая (цветы) закрывается (как все).
Читаю •Совр<еменные> Зап<иски>•. Не в том дело. А в
том страшном действии времени - в забвении. Напр<имер>:
у эсэ-ров время уходит из-под ног, чего они сами не видят.
Мутный уже мозг повторяет им что-то старое, что в новом -
стыдная бессмыслица.
(27 juillet 1939)
Ах, зачем - все! Лучше бы не было совсем ничего.
Теплее. Ивонна шьет. Ася на лестнице. Два цветка потеряла!
Берн<ард> Шоу хорошо сказал обо всем.
Чуть теплее. Письмо от Джессики (Хирьяковой).
Не умею писать.
Похабный союз улыбается, все рады, что на мази.
(28 juillet 1939)
Очень теплее.
Дм<итрий> уже боится жары. Гуляли по каналу. Пили
кофе под попугайными зонтиками.
Потом я села писать. После обеда стало гадковато.
Бердяева невозможно читать.
Не понимаю Берб<еро>ву: как она может так развязно (и
плоско) писать о Ход<асеви>че, да и вообще писать.
(29 juillet 1939)
•Все, как во сне, а сердцу больно, как наяву. Кароль•.
Сегодня жара. Безоблачное небо.
Поехали в Багателль. Там уснутие. Но хорошо.
Пугливая принесла цветы и ушла раньше, чем я ей
заплатила.
Но мы много истратили и так. Я Володе на именины
подарила 50 fr. И вообще много.
Письмо от Мамченки. Болен. (Уже ответила.)
Эти детективные романы невозможно читать, такой они
СИЛЬНЫЙ 4СОПОрифик• 1•
1 снотворный (фр.).
228

(30 juillet 1939)
В 7 ч<асов> утра разбудила гроза.
Целый день - то солнце, то ливень, духота не проходила.
Мы поехали к Marie d'Auteuil (свечки Жанне). Оттуда пеш­
ком к Терезе. Назад, с подножья горы, на taxi, т. к. три Аби­
ка- полны.
Дома Манд<ельштам>, Черв<инская>, Кельберин, Став­
ров и - Керенский. Он в мрачном отчаянии, считает, что
война неминуема.
Действительно, положение довели до полной безысходности.
В 8 ч<асов> опять гроза.
(31 juillet 1939)
Был Татищев (завтракал). Не очень его понимаю. И не очень
он мне нравится, хотя интересен. Его •души чистилища• начи­
наются любопытно, а потом с Поплавским только одна каша.
Погода недурная, прохладно.
Все цветы закрылись, где отыскать?
И кем измерено и чем проверено
Страданье каждого на ero пути?
Но каждому из нас сокровище вверено
И велено вверенное донести.
(Notes - juillet 1939)
Холодный весь июль, до двух последних дней, когда все­
таки не жарко. Немножко отдыхаем от нищеты - деньги
•Реклама•.
Уехал Эмиль- сомнамбул. Девчонка, от которой не жду толка.
Грета опять была больна.
А главное, главное - даже Керенский в отчаянии, так
близка война. Хорошо, если только еще месяц. Не видно
другого выхода. Довели.
(1 aout 1939)
Хорошая погода. Ездила с Катериной к Вигаму, поправ­
лять корсет. Пришлет 1-го, и 155 fr. стоит. Оттуда путались
пешком долго. Надо было цветов купить на Маделен. Устала.
В доме н~т порядка.
Война с каждым днем грознее надвигается.
Как мне жаль Володю. Каменеет в одиночестве.
(2 aout 1939)
Не знаю, что написать о... Лучше ничего.
229

Погода хорошая, прохладная. Но гуляли мало. Ч<ервин-
ская> не пришла, написала, что завтра.
Была Ася.
Пильский до чего идиотски о ~смотре•.
Что я думала целый день?
Все - бесноватые.
(3 aout 1939)
Холодный дождь, временами проливень.
Пришла Червинская. Долго сидела, потом обедала.
Разговаривали о разных вещах. Она неглупая. М<ожет>
б<ыть>, не очень глубокая, психологичная, как женщина. И
есть истеричность. Но так - она довольно приятна.
Ложусь спать. Не хочу о важном думать.
Война даст России свободу?? ~там• думают так.
~з д е с ь• это думать трудно. Да и не хочет большевизм вой­
ны - себе.
(4 aout 1939)
С утра, даже с ночи, проливной, холодный дождь. Иногда
переставал. В промежутке мы гуляли.
Цветы, цветы, цветы...
Пришел Керенский. Никогда не видела его в таком нерв­
ном упадке. Говорит, что война начнется около 20 августа.
~меня никогда не обманывала моя интуиция... (положим!!)
и вот этого-то я и боюсь... Стараюсь найти 1 шанс за мир...
Нарочно стараюсь... И не могу...•
Навел тоску.
Тэффи увезли в санаторию.
(5 aout 1939)
... Какой
бесстьщный на сердце страх...
Какие мысли во мне безумятся...
Но тень улыбки в твоих очах,
Пусть брови нежно и строго хмурятся...
Гуляли на Абике и Гюго в перемежающемся дожде. Вече­
ром холодно. Агент из Буэнос-Айреса.
Без прецедента: военная англо-фр<анцузская> штабная
миссия в Москву д о подписи соглашения. А Япония при­
соединяется к ~Осю~? Все лгут и себе, и другим. Царство
обмана, лицемерия и страха.
230
О, если бы...
Довольно!

(6 aout 1939)
Chez ma petite Soeur, naturellement 1• Дождь пошел только
когда мы доехали на Абике до своей двери.
Потом пришли: Спаржа, Черв<инская>, Кельберин и чехо­
слов<ак> Морковин (малоизвестный). Разговоры все те же -
сначала о еврейских бедах и т. д., потом, конечно, о войне, об
Англии и Германии.
Спаржа все-таки еврейская с н а ч а л а, а потом уж осталь­
ное. Пожалуй - семейно-еврейская, а не своя (мать, сестры .. . ) .
А Кельберин объективнее.
(7 aout 1939)
Дождь, дождь... Особенно к вечеру, когда делается очень
холодно.
Обещания каких-то 4Пезет• из Аргентины, до 10 т. fr.
Письмо от польского кармелита, - его сделали священником.
4П<оследние> нов<ости>• совсем не пришли.
Девчонка - врет, мажется и вообще
-
louche2.
От Гр<еты> ни звука.
Париж пуст, точно вымер. Впрочем, это всегда так. Но
зато бывает тепло.
Пишу о Поликсене, вру, ибо не все точно помню, но в
общем не вру.
(8 aout 1939)
Дождь целый день грозил - пошел только вечером. Гуля­
ли по Бальзаку, ничего путного не купили. Дм<итрий> в
хорошем настроении, благодаря всяким 4обетам•. Они еще
не выполнены.
Руднев не пришел, м<ожет> б<ыть> завтра.
В Поликсене я завязла. Не хочется писать.
От Гр<еты> и Мамченко - ни слова. А Тэффи лучше,
написала очень трогательное письмо.
(9 aout 1939)
В банк за деньгами Реклама. Погода не очень, но без дождя.
Руднев опять не пришел, нечего было требовать свида­
нья! Отменила назавтра Черв<ин>скую.
Не очень хорошо себя чувствую.
Сны.
1 У моей маленькой сестры <св. Терезы>, конечно (фр.).
2 подозрительная (фр.).
231

О войне все то же. Писать трудно.
Впрочем, что легко?
На уме Гр<ета> и Мамченко. Особенно Грета, конечно.
В моей утке 1400.
(10 aout 1939)
Статья Ад<амови>ча о •Смотре•. Много правильного, но
скверный тон.
Погода без дождя, ветер, душновато.
Был Руднев (как похож на Ленина!). Егозатревожило мое
предисловие в •Смотре• (кот<оро>му он явно не сочувству­
ет). Предлагал писать о литературе в •С<овременных> з<а­
писках>•. Я обещала. Дмитрия не хочет явно.
Написала Ад<амови>чу длинное письмо. А от Гр<еты> и
Мамч<енко> - ни звука!
(11 aout 1939)
После завтрака - проливень. Мы вышли в самый дождь,
потом он затих. Но сырость пронзительная. Мне это сквер­
но, горло пухнет, и глухота тоже.
Была Червинская, мы много кое о чем разговаривали,
между пр<очим>, об Адамовиче, его статье, ero тоне и вык­
рутасах этого поборника •искренности•.
Для похабного союза эти трусливые •демократии• посла­
ли даже свои военные штабы к Сталину, может - удостоит
согласиться. И покажет пресветлые очи. Говорят - покажет.
Но еще накланяются.
Зашли в тупик все: ни вперед идти некуда, ни назад
нельзя, и на месте стоять - тоже нельзя. Положение!
(12 aout 1939)
Погода недурная. Скорее тепло.
Последние магазины запираются. Больше не будет НJJ
цветов, ни книг (ос гальное мне неинтересно ). На улющх
невиданные •зайцы•. А следующие три лня (завтра воt:кре­
сенье, во вторник большой праздник посер~::днне «моста•)
еще хуже, да и далее, до 5-го сентября, - весь Париж одна
пустыня. Ах, мне все равно! Лишь бы никуда не ехать!
От Асплунд Володе очень неприятное письмо о Грете.
(13 aout 1939)
Кругом, через Mozart, к Терезе. Погода солнечная, не
жаркая далеко, ветер. (Я вблизи.) Пустыня.
232

Вернулись на Абике, к нашей двери. В тот же момент к ней
подъехали (на Кельбер<иновом> автом<обиле>) Черв<инская>,
Кельбер<ин> и Спаржа. Дома уже был Терапиано.
Потом пришел Закович и Емельянов.
Сначала бурный разговор об Адам<овиче> (его тон!), за­
тем, конечно, о войне и Гитлере, - еще более бурный.
Черв<инская> уезжает в Ниццу. Терапиано куда-то за
Шартр.
От Мамченко и о нем - даже слухов нет. Напишу завтра
открытку.
У меня гланды и кашель. Сквозняки. Но вздор все.
(14 aoUt 1939)
Меня охватывает тоска. О, отчего? Знаю, положим.
Да, хочу, смею хотеть и боюсь, что смею.
Погода хорошая, солнечная и свежая. Гуляли по Henri
Martin.
Боже мой. Боже мой, отчего все т а к? Ты хотел так? И
хочешь?
~милости хочу, а не жертвы•.
А не жертвы.
(15 aout 1939)
Его рождение. Погода светлая и свежая.
Поехали к пруду, но там все тела парижан, которые еще
остались. И самые ~демократические•. Весь задний Париж -
пуст. Все лавки до последней заперты.
Вернулись пешком. Пришла Ася. Вид, к удивлению, при­
личный (редкий).
Получила письмо от Г. Иванова из Биаррица. Удивитель­
но как они все, эти подстарки, ех-молодые - а вернее, они
же, - ~недосиженные•, какони другдруга ругают!
Похабные разговоры о похабном союзе ~происходят в
сердечной обстановке•ll
(16 aout 1939)
Почти до дрожи доводят такие вещи, как перепечатка в
~П<оследних> н-::=овостях>• статьи из ~Правды•- восхвале­
ние ~справедливой• войны, которую будут вести б о л ь ш е­
вики в союзе с Францией и Англией- за свободу, про­
тив фашизма с его рабством и варварством.
Это уж люди сами не могут дойти до такой лжи, тут язык
самого Отца Лжи, - ~язык тонкий, длинный, красный и
233

востренький•, как у Петра Верх<овенского> (по Достоевско­
му). •Имеющий уши• ... но Он же, Папаша Лжи, позаботился
раньше оглушить всех, власть имущих. Et voilal 1
Погода светлая. Гуляли на Абике до Трокадеро.
(17 aout 1939)
Гуляли так себе (хотя погода славная, тепло, не жарко,
свежий ветер). До сих пор разрыто у них Трокадеро, с выс­
тавки, которой сад изгадили. И эти два куба отдельные,
вместо прежнего, милого, глупого Трокадеро, Трокадыры -
не нравятся мне.
Вечером был толстяк - Карташев. Какой он, в сущности,
ограниченный. (Traitre2, но это честно.)
Устала.
(18 aout 1939)
Жарко, как-то душнее. Но еще ветерок.
Гуляли без пафоса. Была Червинская, прощаться, - уез­
жает к Адамовичу. Она мне скорее нравится.
Насчет войны - хуже.
Читаю •Бесов•. Шатов - в мыслях
-
чем не русский
Гитлер?
Ах, все равно!
(19 aout 1939)
Душно, хотели в Bagatelle, но накатились тучи, и хотя
ничего не вышло - не рискнули, так гуляли.
Никого не было. Завтра тоже вряд ли кто придет, все уехали.
В Париже тихо, пусто, вечером свистит лягушка, меня
кусают мустики3•
Кричу на Володю... из-за денег? Нет. Несправедливо, но
справедливо. Хотя лучше бы воздержание. •Тот свет• - бли­
же и доступнее, чем Россия.
(20 aout 1939)
Поехали дальше... В Marie d'Aut<euil>. 2 свечки Жанне.
Потом к Терезе. Туча, гром, но я не боялась. И туча отошла.
Дома - Кель<берин>, грустный, проводил Лидию, Ман­
дельшт<ам> и Спаржа.
234
1 И вот! (фр.)
2 Предательский, изменнический (фр.).
3 комары (фр.).

Все милые. И Спаржа, и Кельб<ерин> - напрасно Ад<амо­
вич> так раздражен.
(От него вялое письмо сегодня.)
Читаю 4Бесов•. Как удивительно, что он (Дост<оевский>)
мог видеть вперед.
(21 aout 1939)
С утра темно. Гроза. Потом только душно. Дм<итрий> к
парикмахеру.
Я - так скучаю.
Ася обедала.
Письмо от f. Иванова насчет возможностей (и невозможнос-
тей) устроиться в Биаррице. Глупое письмо от пьяного Пильского.
Больше ничего.
Военное напряжение все усиливается. Завтра? Послезавтра?
Я писала письмо брату Анатолию.
Цветы завяли. Свежих не достать. Все заперто.
(22 aout 1939)
День довольно замечательный. Пока эти 4демократии• с
военными штабами четвертый месяц сидели в Москве, уни­
жаясь всячески для похабного союза, - большевики момен­
тально, за их спиной, заключили договор о 4Ненападении• -
с Гитлером! 4Londres est sous le coup de la bombe teгriЬle qui
а eclate cette nuit...• , 4Les gouvemements de Londres et de Paris
sont en etat d'alerte...• •
Все дипломаты, взъерошенные, съехались с vacances2 и не зна­
ют, что делать. Открывают чрезвычайный парламент в Англии.
М. 6., это не только увеличивает шансы войны, но делает
ее неизбежной - не знаю, не знаю!
Но есть упоение в 4уроке• этим болванам дипломатии и
прессы, 4окрученным• большевиками. Нужно, нужно знать,
к кому лезешь. В конце концов они и Гитлера надуют; хотя
он не такой уж дурак, положим. Что будет завтра?
Пожар в сумасшедшем доме.
А Керенский оказался в Певсильвании и женится на бо­
гатой австралийке. Та ли это толстуха, кот<орая> нас возила
на автомобиле в прошлом году?
Гуляли хорошо по каналу, погода прелестная.
1 сЛондон в ужасе от бомбы, разорвавшсйся этой ночью...• , сПравитель­
ства Лондона и Парижа в тревоге...• (Zаэеt1111ЫВ зazoлOIJJ(U; фр.)
2 с каникул (фр.).
235

(23 aoUt 1939)
Такой сплошной и промозглый дождь, что едва выходили.
Не могу удержаться от упоения •уроком•: задыхаясь от сты­
да и ярости, газеты говорят теперь о больш<евика>х то, что мы
твердили 20 лет. •DouЬle trahisonl•'· Хотя почему douЬle?
Гитлер не изменял, в верности и любви Франко-Англию
не уверял. Вот тебе и •переговоры в Москве в сердечной
атмосфере!• А теперь делают делегацию там же pied de grue! 2
и какие пошли revelations3•
Хорошо, однако- по-прежнему (и хуже) не видно из всего
этого выхода... Кроме отчаяния, т. е. войны, которая меньше
всего выход.
Отсюда новая Yvonne4 •
(24 aout 1939)
Война уже почти фа к т. Данциг объявил себя немецким.
Пакт Гитлера со Сталиным подписан. Мобилизация.
Да, выхода иного и не было, надо признать по совести.
Никакие переговоры с этим бесноватым, требующим уже
всю Польшу, оказались невозможны (как невозможны и с
подлой URSS (б<ывшей> Россией). Из Парижа уезжают все,
кто может. Мы не можем.
Brun (Grasset) убит женой. Мамч<енко> объявился боль­
ной в Лондоне.
Боже мой.
(25 aout 1939)
Тяжелое состояние духа, с которым все время полусозна­
тельно борюсь... или затираю его и не могу· затереть.
Опять полупростужена. Все глохну.
Мобилизация проходит уныло. Никакого подъема. Да и
откуда ему быть?
Все беженцы взяты на учет - по алфавиту.
Неожиданно явился Г. Иванов из Биаррица. Жену оста­
вил пока там.
Рузвельт, папа, король бельгийский и еще кто-то - воз­
звания к Гитлеру о мире. Он не внимает, •бросается и в огонь,
и в воду• - как прилично бесноватом~
236
1 Двойная измена (фр.).
2 в nозе шлюхи (фр.).
3 разоблачения (фр.).
4 Служанка (фр.).

Погода свежая. Д<митрий> в подавленном настроении.
В утке 1700.
(26 aout 1939)
Агония продолжается, но все хуже. Только счудо• может
спасти от беса, самого Отца Лжи, овладевшего полмиром.
Ведь он-то и есть счеловекоубийца изначала•.
В чудо никто не верит, а потому и нет сомнений насчет войны.
Милая погода; в Багателль (откуда мы через канал пеш­
ком до cafe), тишина, зелень, утки, розы, рыбы, купавы, ссвод
неба голубой•... но этот свод уж отравлен людьми, оттуда
ждут смерти - бомб .. .
Тереза! Тереза!
(27 aout 1939)
День сероватый, теплый. У Терезы столько свечей, издали
словно купина.
На улицах пусто, уныло, люди с газетами. В газетах то
же, ccoup•1 отложен на 24 часа. Ася утром требовала, чтоб
мы уезжали. Боится синих фонарей.
Дома - Мамченко, черный, худой. Спаржа, Манд<ель­
шта>м и r Ив<анов> с Пигал<лицей>, которая тоже из Би­
аррица приехала.
Всех призывают, пока по буквам, а потом, будто, сразу всех.
М. уверяет, что н е будет войны. Без оснований.
(28 aout 1939)
Сегодня русское Успение. Ася была, видела Манухиных в
церкви. Недавно вернулись и теперь не уезжают. Он даже не
верит в войну. Ну, да не все ли равно до них.
В газетах - то же; с минуты на минуту ж д у т, дипломаты
вьются. Гитлер справедливо ответил Даладье насчет скори­
дора• (а если б Фр<анц>ия была отрезана от Марселя?), но,
конечно, неизвестно, что у него сзади слов. Польша упер­
лась, фатально, в Верс<альский> договор, и державы фаталь­
но обречены его и ее защищать. Никому нет выхода, но вой­
на тоже не выход, ибо кровью будет нарисована какая-то
другая карта Европы, не версальская.
Теплый, почти жаркий день. Мы ездили к Бюрэ, но его нет и
следа. Ночью сегодня велено огни тушить везде. Ночь лунная.
Письмо от Греты - никакое.
1 удар (фр.).
237

(29 aoUt 1939)
О, какой день!
От катастрофы отделяют нас уже не часы даже, а минуты.
Да сейчас, может быть, и минут уже нет...
Утром я пришла в бешенство (непозволительное) против
Манухиных. Я не могла себе представить... но не хочу пи­
сать, я еще не спокойна. И Тереза мне говорит: ~Quand nous
sommes incomprises et mal jugees, а quoi bon se defendre?
Laissons cela ne disons rien; c'est si doux de se laisser juger
n'importe commentl О Ьienheureux silence qui donne tant de
paix а l'ame• 1•
От Черв<инской> письмо из Ниццы. Очень милая она.
(Ответила.)
(30 aout 1939)
Никакого вообразимого выхода. К чему это дипломати­
ческое секретное беганье, летанье, суета?
Насчет М<анухиных> - я была права. Это он, глупый и гру-
бый человек. Он ведь не понимает. Ей, должно бьrrь, стыдно за него.
Но не стоит об этом долго.
День теплый. Дождь только утром.
Вся эта книга советская - бесстыдная, применительная к
большевизму.
Тереза! Тереза!
(31 aout 1939)
Это Она, все Она.
В 2 часа - в город, за южноамер<иканскими> деньгами.
Погода тепло-жаркая (не очень). Ася. Жалеет Т<атьяну>
Ив<ановну>, которую затуркал этот самодур. Все-таки c'est
louche2• Неужели она так обманывает себя.
В городе - давка. Толпы народа, авто и нет проезда
-
роют подземелья. А в нашем quartier3 - пустота. И автобусы
идут сюда все пустые.
Струны все натягиваются. Секретные переговоры интенсивнее.
Но сегодня, говорят, бесноватый войдет ночью в Данциг.
Был Мамч<енко>. До чего он милый.
1 •Когда нас не поняли и осудили - как защищаться? Оставить как
было, не говоря tmчего; это так сладко, не судить, все равно как! О блажен­
ство молчания, дарующего такой мир душе• (фр.).
2 это подозрительно (фр.).
3 квартале (фр.).
238

(Notes - aoat 1939)
Месяц самой тяжелой агонии мира. И с последним днем
месяца она закончилась. Бесноватый взял Данциг в эту ночь,
атаковал Краков и Варшаву, где уже убитые.
Августовские за.меm1(.U и мысли.
Очень тяжелое (внешне) лето. Сначала бедность, особен­
но с апреля по август, постоянный холод, дожди. Тяжело -
безвыходная и европейская атмосфера, ежедневное ожидание
войны.
Мои мысли в трех направлениях. Или не в направлени­
ях, а как бы три кольца - отдельные, но друг с другом
связанные.
Тройственное единство Христа (самого Христа), отраже­
ние этого единства в Евангелии. Невоспринятость этого от­
ражения (синтеза). Христианская •мораль• (общепринятая)
берется лишь из одной части Евангелия, из его т е з ы, но без
малейшего сознания, что эта теза.
Вообще, Хр<истос> и Ев<ангелие> часто берутся даже
по кусочкам, по вкусу. Кусочки относятся либо к тезе,
либо к антитезе (когда к последней - также без подозре­
ния, что это антитеза.) Может быть, человеку не по си­
лам даже просто умом понять, что в Хр<исте> - •да• и
снет• слиты, соединены в одно; но даже если это понять
(т. е. что они там находятся) - остается загадкой, как
они там соединены. Таинственный нечеловеческий с и н т е з.
Было бы уже очень много, если бы хоть в сознании откры­
валось, что в Хр<исте> вот эти самые •да• - •нет• вместе,
а как и почему они вместе - это уже для •потом•, а
сейчас не думать.
П род о л ж а ю, но забыла второе кольцо. Ничего, вспом­
ню. Сейчас думаю, что в данный момент все народы лучше
своих правительств. Каждое своего народа не достойно. Ведь
ни один народ не хочет войны. А пр<авительст>ва - хотят
и решают сами, одни.
Конец августа. Какие тут •мысли•, когда надвигается
Атлантида.
Длинный и страшный этот август.
И кончился войной!
Что же еще писать?
(1 septembre 1939)
Да, в о й н а - еще без объявления, но это неважно. Гит­
лер напал-таки на Польшу. Бомбардирует Варшаву, объявил
239

Данциг немецким. Во Фр<анции> - всеобщая мобилизация.
Люди стоят перед афишами: Patrie en danger1•
Чему как-то не верят: ведь Польша! Никак не поймут, что
Англия не отступится и, если нужно, возьмет Фр<анцию>
под мышку и... Подъема, однако, ни малейшего. Италия мол­
чит (Г<итлер> ее будто освободил).
Ася в панике (?). Тьма на улицах и в домах.
Я пошла к дантистке, освободясь.
Интенсивный стыд за всех (себя включая), за войну.
(2 septembre 1939)
Просто не хочу писать. Война и война. Автобусы прекращены.
Завтра и до конца мобилизации жел<езные> дороги закрыты.
Лампы у нас задернуты синим.
С утра Андроников, Ася, Г. Иванов (а Пигалица добыла
здесь деньги и укатила обратно в Биарриц).
Главное, Дм<итрий> в нервном состоянии. А мне все
равно, так или иначе.
Муссолини объявил (даже Рузвельту), что он hors du conflit2•
Морис был отправлен в Гавр.
(3 septembre 1939)
Тогда - 25 лет назад - писала, теперь не могу.
Англия объявила войну.
В Польше уже 1500 убитых от налетов.
Париж черен как уголь и пуст. Каждую ночь (и сегодня)
ждут бомб.
У Терезы тихо, тихо.
Дома- Терапиано, М<андельшта>м, Г. Ив<анов>, Мам-
ченко, Фельзен - Илюша!
Не уезжает!
Окна оклеены бумагой накрест.
Италия еще ждет.
(4 septembre 1939)
И Франция объявила войну Германии.
На Лондон был уже налет. Нынче (пишу ночью) ждем на
Париж, ждем сирены. В Польше разрушен Ченстохов. (Бом­
бы и в Отвоцке, где смертельно больной Дима. Он этого не
выдержит!) Боже мой!
240
1 Отечество в опасности (фр.).
2 вне конфликта (фр.).

Кошмарное путешествие к Бюрэ, которого мы видели '12
минуты. Почти все метро заперты, других сообщений нет. Все
ходят по улицам с масками (у нас нету, и достать нельзя).
Окна облеплены бумагой. Ни одного оrня.
Нельзя передать атмосферу. Магазины заперты. В г аз е -
тах белые места.
О, сирена!
(5 septembre 1939)
Вчерашняя ночь...
А теперь, сейчас, вторая - ожиданья. В ~abri~ 1 мы не
пошли, все равно у нас нет масок. Три часа в темноте, в
полусне кошмарном, вместе, прислушиваясь... Но взрывов не
было еще слышно. Будут, м. б., сегодня. Говорят, - attendre
au pire2. Дм<итрий> сначала уверял, что надо не двигаться,
привыкать... Теперь видит, что нельзя ~привыкать~ к Атлан­
тиде. Да и незачем.
Девчонку сестра увозит. Ася уехала в монастырь. Не знаю,
что еще писать. Жду.
И тотчас!
(6 septembre 1939)
Пишу раньше, до третьего налета. Вчера не успела написать,
как началось. Кончилось через два часа муки, а в 101h, когда пос­
ле нескольких часов сна вышла в столовую, сегодня - опять си­
рена. Опять налет и с какой-то стрельбой. Скоро кончилось что­
то сегодня. Но тут физика, - можно ли не спать ночи подряд?
Налета не было в эту ночь (на четверг). Но я поздно и
плохо спала. Видела себя во сне у Манухиных - но Т<ать­
яны> Ив<ановны> не было, будто нарочно ушла.
(7 septembre 1939)
Какой день! С утра - вдруг телеграмма от Ксении Ме­
режковской, племянн<ицы> Дм<итрия>, которую мы знали
здесь 35 лет тому назад и - видели здесь летом о д и н вечер.
Я шутя сказала: вот, будет война, мы приедем к вам. И те­
перь - voulez-vous venir chez moi а Lausanne?3
Лучше же с ней, чем в Биаррице вдвоем, покинутыми. Но
тут начались наши странствия - в префектуру, потом к Бюрэ
1 убежище (фр.).
2 ждать худшего (фр.).
3 вы nриедете ко м11е в Лозавву? (фр.)
241
16 Зинаида fиnПII)'C. т. 9

(чтобы дали выезд), потом опять в префектуру, и опять... и
завтра опять, е<сли> б<удем> ж<ивы> (жду сирены!). А в
2 ч<аса>, в здешнем комиссариате, куда нас без очереди про­
пустили (для какой-то проверки и empreinte 1) - вдруг стол­
кнулись с Манухинымиl Несколько минут говорили там, по­
том на тротуаре. Она меня целовала, я - ее... Но... говорит:
~вот мы столкнулись перед лицом смерти~... ~л в жизни?~
~нет, говорит, в жизни что-то такое произошло... ~ О, как все­
таки непонятно! Да что такое произошло?? Что? Я никого
не осуждаю, но какое это христ<ианст>во?
Жду сирены проклятой. Польшу они обстреливают, но
Варшаву еще не взяли (сегодня).
(8 septembre 1939)
Все опять изменилось. В преф<ектур>е прождали напрас­
но, а у Бюрэ нам сказали - уезжайте немедленно, ибо грозит
разрушение Парижа. В Швейцарию не дают виз, сербский
посланник говорит, кроме того, что там плохо, да и опасно.
Сирены вчера не было, жду сегодня. Если будем живы, з а в -
т р а должны ехать в Бордо в переполиеннам поезде - в Хо­
дынке. Целый вечер укладывались. Да, что Атлантида. Был
налет на Тулон и Марсель.
(9 septembre 1939)
Уезжаем. В кошмаре. (В посл<еднюю> минуту Ася.) Жда­
ли в адской жаре в наполненном вагоне д в а ч а с а. Потом
поехали. Кошмарная ночь! Кошмарный поезд! Посреди ночи
бесполезная Ходынка.
(10 septembre 1939)
Пишу в Бордо. Остались, поезд на Байону уехал. Завтра
утром дальше.
(Бордо - это ~Gaby mon amour~2 Шарля Деренна.)
Жара.
(11 septembre 1939)
<Заголовок:> Бордо - Биарриц.
Чудно выспались в Бордо. Затем - новое путешествие, без
дна и покрышки ...
Мутно и холодно. В одном поезде, потом вылезли, потом
опять туда же, потом, с Байоны, до какой-то Negresse, оттуда
1 оттиска (фр.)
2 •Габи моя любовь• (фр.).
242

в полутрамвае до Биаррица, где мыкались по отелям, до тем­
ноты, до одурения... пока попали в довольно дрянную, но
дорогую Britannica. Гроза, серость, духота.
(12 septembre 1939)
Биарриц (Britannica).
Дождит, серо, ночь я довольно кричала. Ищем квартиру.
Когда мы спали в Бордо - в Париже опять alerte1•
Пришли Ив<ано>вы.
(13 septembre 1939)
Биарриц (Rocailles).
Переехали туда, где Ив<ано>вы, в Rocailles. Очень мило,
но дорого.
Гуляли около океана (погода лучше).
Володя простудился.
Дм<итрий> отправил письмо племяннице.
(14 septembre 1939)
Биарриц.
Погода отчаянная, и дождь всю ночь.
Дм<итрий> пишет письмо Гамсуну.
Володя - Асплунд.
Мне не хочется писать ничего и никому.
Все дни изломаны, как преступлением.
Седого времени заржавел ход...
Какая тоска.
(15 septembre 1939)
Б<иарриц>.
Погода лучше. И море лучше. Ходили на Vierge. Здесь
все хорошо, если б...
Заходили в церковь. Володя будет регистрироваться в Байоне.
В Польше отчаянье войны.
Париж и Лондон эвакуируют.
(16 septembre 1939)
Биарриц.
16°
Все то же. Не пишется. Скучно очень.
Погода хорошая. Океан. Скучно очень.
1 тревога (фр.).
243

Rocher de la Vierge 1 (вчера).
(17 septembre 1939)
Биарриц.
Были в той церкви. У Марии.
Большевики тоже напали на Польшу.
Димы наверно нет в живых.
Варшава полуразрушена. Трупы поrребают где попало.
Скучно, скучно очень.
(18 septembre 1939)
Б<иарри>ц.
Невероятно скучно. Погода хорошая. Океан голубой.
У дантиста. Потом Г. Ив<анов>. Потом эта Рауш.
Вот как скучно!
Все боятся URSS. Все •пуговицы• задрожали. Что между
Гитл<ером> и Ст<алиным> - неизвестно. Какой уговор, ка­
кой пакт. И кто кого надует.
(19 septembre 1939)
Б<иарри>ц.
Ничего не писала. Варшава еще держится. Большевики ее
в спину. Бомбы, кровь...
(20 septembre 1939)
Биарриц.
Кошмары, конечно. Тяжесть, скука (особенная).
Друзья-убийцы сошлись в Брест-Литовске, делят полуза-
душенную Польшу.
Франц<узская> пресса ругает большевиков ругательски.
Спохватились!
На 22 года опоздали.
(21 septembre 1939)
Биарриц.
Сегодня три (первых) письма, переелаиных из Парижа.
Открытка и письмо от верной Греты. И от Аси.
Дм<итрий> все в тревоге (и в нездоровье).
Англ<ия> и Фр<анция> обращают.ся с Польшей немного
как Бог с Иовом; ничего, мол, терпите пока, а потом у вас
будут новые дети, новые волы...
1 Утес Девы (фр.).
244

Поrода теплая.
(22 septembre 1939)
Биарриц.
Все то же. Писала Грете письмо и открытку Мамченке.
В газетах без движения.
Поrода сырая, был дождичек, гуляли мало, Дм<итрий>
брал (плохую) ванну. Потом пришла эта баронесса- доволь­
но настырливая.
Г. Иванова давно не видела.
А уж как я глуха!
Скука.
(23 septembre 1939)
Б<иарри>ц.
Даже не знаю что - от скуки.
Главное - трудно очень писать о важном, т. к. или слиш­
ком многое кажется важным, или ничто. Последнее, пожа­
луй, вернее.
(24 septembre 1939)
Биарриц.
Поrода дивная.
Скучно. Советы поделили Польшу с Германией, но взяли
себе (тихим манером) львиную долю. •Торжественное шествие
коммунизма в Европу!•
Общий абсурд.
Ходили к той •Марии• дальним путем.
О, как скучно!
(25 septemhre 1939)
Биарриц.
Погода еще лучше. Туда-сюда гуляли. Дм<итрий> в дур­
ном расположении.
Гитлер спешит на западный фронт.
Скука продолжается.
(26 septembre 1939)
Биарриц.
Все то же. Шествие большевиков в Европу. Вот когда...
Мы как всегда в одной комнате, ссоримся, особенно утром.
Дм<итрий> в непрерывном беспокойстве о деньгах.
Утром гуляли у океана. Очень хорошо. К вечеру - дождь.
245

Ждали в нитяной лавке.
Ложь! Ложь! Куда от нее деваться!
(27 septembre 1939)
Биарриц.
Дождя нет, очень хорошо, после Д<митриевой> стрижки
на площади - ходили опять к Vierge.
Дм<итрий> хочет в Париж, да и я, пожалуй. Как расстра­
ивает газета, а ведь в ней все то же. Ложь!
Италия пока молчит. Соединится с Гитлером - Стали­
ным, или нет? Или когда?
Все абсурд.
(28 septembre 1939)
Биарриц.
Тяжелый, угрюмый день. Холод ветра. Варшава сдалась.
Кончена Польша. Торжество большевизма.
Никто не знает, что будет дальше.
Оно:
Тереза! Тереза!
Тереза!
(29 septembre 1939)
Сегодня редкий день в смысле торжества большевиков
везде и пакта с наци. Угрозы последних Англии и Франции.
Перевернута страница истории.
Но какие тут могут быть слова, какие записи!
Вечером у Ив<анова> и Пигалицы.
(30 septembre 1939)
Биарриц.
Утром солнце. Мы были у моря. Красивое, черное, -
океан.
Потом, в 4, - дождь. Немножко переждали, из Колонн
пошли к Марии. Там хорошо, темно, тихо.
Под дождем опять - вернулись.
Большевизация Германии?
Ничего нельзя понять от редкого абсурда.
Варшава разрушена.
Сегодня рождение Терезы на небе.
(Notes- Septembre 1939)
Какие могут быть заметы об этом страшном месяце?
246

(1 octobre 1939)
Биарриц.
Повторять газетные вырезки нет смысла. Пусть лежат
здесь.
Большеnики уже в Балтике, как на Балканах. «Нейтральны•.
Абсурд.
Океан грозный, бушующий. Сыро везде.
(2 octobre 1939)
Биарриц.
Самый гадкий день. Непрерывный темный дождь. Мы
ссорились, конечно. Все.
Прелестная открытка от Мамч<енко>. Телеграмма от Пич­
чиоли с неопределенными обещаниями.
Все понемногу примиряются с большевиками (Черчилль).
Думают, что без Гитлера все будет великолепно. Боже мой.
Боже мой!
(3 octobre 1939)
Биарриц.
Погода лучше, оч<ень> тепло, океан голубой нежности.
Гуляли и утром, и вечером. Денег нет. И Грета не отвеча-
ет. У меня кучи всяких rрустей и мыслей. Но... «Кому повем
печаль мою?•
«Молчи, скрывайся и таи... •
Война - то же.
(4 octobre 1939)
Биарриц.
Жаркая погода. Устала гулять.
Телеграмма от Гр<еты>, что высылает «deux cent• 1•
Погода неверная.
Речь Чемберлена, по-моему, правильная; смысл ее - ника­
ких переговоров ни о чем и никогда с Гитлером. Т. е. война
до его исчезновения (н е Германии и ее народа).
(5 octobre 1939)
Биарриц.
Буря. Холод.
Среди дня лучше... Нет, утром лучше.
Но океана нет - одна пена.
1 две сотни (фр.).
247

Дождь.
Письма.
Никто не получает наших. Ни мы.
(6 octobre 1939)
Биарриц.
Все дни спутала, вчера - с сегодня.
(7 octobre 1939)
Биарриц.
Серо, холодно, но тихо.
(8 octobre 1939)
Биарриц.
Дождь, дождь.
В газетах та же болтовня. И война. И цензура. И то же
непонятие о к о р н е всего - о большевиках, которые уже
над всеми ~пуговицами• и одолевают Финляндию.
Племянница тел<еrрафировала>.
(9 octobre 1939)
Биарриц.
Прелестное, почти жаркое утро и - пронзительный, серо­
холодный, до бури ветер днем.
Ходили в церковь, но очень далеко обошли, и на возврате
ветер прямо валил с ног.
Все еще жуют речь Гитлера. И все то же. О, какая страш­
ная, тяжелая скука!
Письмо от Пиччиоли. Журнал Кер<енскоrо>, который в
Америке, а его объяснения - белое место.
(10 octobre 1939)
Биарриц.
Погода так себе, но нет дождя. Неудача с дант<истом>;
обезьяна белая; карточка от Греты. На душе тяжело.
О войне ничего не пишу, т. к. все о<чень> невероятно.
Б<ольшеви>ки взяли ~пуговицы•, очередь за Финляндией.
(11 octobre 1939)
Биарриц.
Неприятный день. Да, надо в Париж. Ничего не поде­
лаешь.
Кошмары войны и Сталина.
248

(12 octobre 1939)
Биарриц.
Сплошной дождь. Ходила одна к дантисту. Потом в Колонны.
Володя болен. Говорит - печень.
(13 octobre 1939)
Биарриц.
Лучше погода. Даже почти жарко.
Ссорились. Письмо от М<амченк>о. Деньги Греты. Проспек­
ты пансиона племянницы. Американские девицы. Роскошь.
Речь Чемберлена.
Война - и неизвестность.
(14 octobre 1939)
Биарриц.
Жаркий день. Письмо от Греты.
Хочется в Париж.
Mory ли я терпеть то, что в мире и мир? Нет. Уже почти
не моrу.
(15 octobre 1939)
Биарриц.
Жаркий... казалось... но ветер, ветер... и холод. И дождь?
В ц<еркви> Марии душно, служба... Хочется в Париж.
(16 octobre 1939)
Биарриц.
Прелестная погода.
Пойми, кто может, почему я ни звука не моrу писать -
ни здесь, ни даже письма. Иной раз хочется взять большую
тетрадь, и все такое ни на что не похожее - записать. Но
тотчас не хочется. Невозможно? Или что? Должно быть, от
СКУКИ. А что такое - Она?
(17 octobre 1939)
Биарриц.
Серый день. Но тепло.
Неприятное у нас помещение.
Что готовит Гитлер?
Да, странная (и особо - страшная) война.
(18 octobre 1939)
Тепло, почти жарко, теплый и сильный ветер.
249

Ходили смотреть квартиру, простенькую, но подходящую,
как будто. Наняли. Там баба полугорничная, но ничего.
Деньги от племянницы.
Потом гуляли, тучи. Зашла в церковь Жанны. Там неожи­
данно оказалась и Тереза.
Гитлер наступает и налетает на Англию. О, какое все
мертвецкое.
(19 octobre 1939)
Обложное небо, холодный туман, изредка дождь.
Гитлер то наступает, то грозит. Поверх подлости неисчис­
лимая глупость.
Англия в это время торгует с большевиками, расползаю­
щимися по Европе, как сальное пятно.
(20 octobre 1939)
Biarritz.
Небо серое, а главное - ужасный холод.
Завтра думаем переехать из Rocailles, их не жалеем ничуть.
К Madame Gracieuse Elichery-Puyon (бывш<ая> горнич-
ная или гувернантка) на rue Gambetta, 14.
(21 octobre 1939)
Biarritz 14, rue Gambetta.
Холодный, как зима, день. Солнце.
Переехали. Камин. Печка. Кажется - ничего.
Тереза! Тереза!
(22 octobre 1939)
Biarr<itz> - Gamb<etta>.
Холодная ясность.
Пришла эта баронесса с вялыми цветами. Ивановы с
пирогом.
Скука.
Плохо сплю.
Гитлер рвет и мечет. Странная война... дипломатии (не
считая теплой крови). Все совещаются... в Берлине. Еще быl
Турция его обманула, а Сталин, конечно, воевать рядом с
ним не пойдет.
(23 octobre 1939)
Биарриц. Gamb<etta>.
Та же холодная ясность. Тихо. Вчера письмо от Мамченки.
250

У нас довольно тепло.
Немножко денег из Буйноса-Айреса.
35 лет м<аминой> с<мерти>.
(24 octobre 1939)
Б<иарриц> - (Gamb<etta>).
Мои именины. Чудный день (кажется, последний, ибо к
ночи потемнело).
Гуляли много - и утром, и потом. Было хорошо, туда, к
Испании...
Неизвестно, что решил Гитлер. Налетает на Англию.
Большевики усиленно большевизуют свою добычу - раз­
деленную с Гитл<ером> Польшу. И другие куски, достав­
шиеся ему.
У нас тепло, у меня даже жарко от камина.
<Страница за 25/26 октября отсутствует.>
(27 octobre 1939)
Такой же дождь отчаянный. Я - к дантисту.
Открытка от Мамч<енко> и В. Н. Буниной.
Неопределимые угрожения Г<итлера>.
(28 octobre 1939)
Погода лучше, но серо и сыро.
Угрожения.
(29 octobre 1939)
Сияющее небо. Допишу завтра.
Засерело вновь. Ивановы с каким-то Кугушевым и Са­
зонова.
La guerre des nerfs 1•
У Ив<анова> ~пошлая метафизика•, по Д<митрию>, а
по-моему, никакой.
(30 octobre 1939)
Опять дождь. Но мы гуляли без дождя. В Колоннах этот
Рафалович с жено:И, Г. Ив<анов> и Сазонова.
Бросится ли бесноватый? Неизвестно.
Океан может меняться на глазах. Из грязного делается
зеленым и обратное.
1 Война нервов (фр.).
251

(31 octobre 1939)
Тепло, мягко. Бледноватое солнце. Открытка от Гр<еты>
от 24-го.
Написала ей, Ивонне, Катерине и Спарже.
Ссорились. Дм<итрий> в д<урном> настр<оении> благо­
даря отказу итал<ьянского> прав<ительства> переслать день­
ги (2000) от Пиччиоли.
Бесноватый в напряжении.
(1 novembre 1939)
Самый сияющий и ирелестный день. Что было - после
(ничего особенного, ларингит).
(2 novembre 1939)
Уже хуже, но тепло.
(3 novembre 1939)
Целый день дождь, т<ак> что после обеда мы и не выходили.
~Drбle de guerre• 1, говорят все, ибо ... никто не воюет. Гит­
л<ер> разочаровался в военной помощи б<ольшеви>ков и
не знает, что ему делать.
(4 novembre 1939)
Утром дождь, потом ветер. Потом ссорились. Потом ничего.
Бесноватый в том же положении.
(5 novembre 1939)
Чудесная погода. Море в мыле.
Бар<оне>сса выпила Д. Ив<анов> и Пиг<алица> обычны.
Вовне -то же. Б<ольшеви>кам все кланяются. 01
(6 novembre 1939)
Я видела во сне... Потом напишу, если сумею. Но я не
боялась, хотя это он-она - ко мне.
Слишком теплая погода, совсем летняя. Красота Ми­
рамар. В Колоннах - Сазонова.
Володя ушел на всю ночь к Ивановым.
От Ил<юши> открытка.
(7 novemЬre 1939)
Продолжается жара, южный ветер.
1 •Страtшая война• (фр.).
252

Писала карточки. Внешнее положение такое же.
Проклятая годовщина:
Как скользки улицы отвратные,
Какая стыдьl
Как в эти дни невероятные
Позорно жить!
25 окт<ября> 1917 в СПб.
(8 novembre 1939)
26 окт<ября> Дм<итрия> Солунского.
Уже свежеет день. Но еще тепло.
Сюрприз: наш дом в Париже не топится. Что это? Совдепия?
Как туда ехать, Боже мой?
Испуганные Бельгия и Голландия выступили с •миром•.
Стыдно не за цензуру (обелившую Алданова), а за •Но-
вороссийцев•.
(9 novembre 1939)
Начало 9. В ц<еркви> Ж<анны> Д<евственницы>.
За Бельг<ией> и Голл<андией> - все северные
-
туда же.
С утра дождик, потом ничего.
На Гитлера было будто бы неудачное покушение в Мюнхене.
Blufffl
•Le grand ecrivain russe... • 2 в •Biarritz•.
(10 novembre 1939)
Очаровательная сероватая поrода. Г. Ив<анов> и Пигали­
ца, в ожидании перебивки своей мебели желтым шелком и
приемов герцогинь Цетлиных и пр<очее> - он ходит в ·сине­
ма, она - в институт красоты.
Грустно. Или что?
Газеты опротивели. Адольф жаждет голландской тетки.
(11 novembre 1939)3
Война - 22 года!
Сплошной дождь, так что утром даже не выходили. Баро­
несса лепит •grand ecгivain•. Он в дурном настроении.
АяlАяl
Б<ольшеви>кам все улыбается.
1 Обма11 (фр.).
2 •Великий русский писатель... • (фр.)
3 День заключсиия псремирия с Германией в 1918 r.
253

Невиданно!
Писала Мамч<енко>, Асе, Ольге Львовне. Вчера Зенз<и­
но>ву, Морису.
В Париже вчера alerte.
(12 novembre 1939)
Дождь, но меньше.
Днем (до 8 веч.) самое неинтеллиг<ентное> общество (en
gros1 беря).
Этот Рабинович или Рафалович с женой и падчерицей, Ив<а­
нов> с Пигалицей, Сазонова и баронесса... еще кто-то вроде.
Гитл<ер> грозит Голландии и Бельгии.
(13 novembre 1939)
Гитлер с Гол<ландией> и Бельгией, кажется, сел, ему не
советуют.
Днем вдруг Кошка, за ней Фаррер, как всегда hagard2 и
хромый. Уехали на автомобиле.
Погода лучше.
Письмо от Спаржи, из-за кот<орого> мы с Д<митрием>
не согласны.
«Антижан•. Нет, но я не хочу каверн.
(14 novembre 1939)
То дождик, то солнце. Я больна, - в голове шум, горло,
-
но гуляла. Пройдет. Письмо от Мамч<енко>.
Пили кофе в тихом кафе. В Колоннах духота, вонь, стрекочу­
щая с кем-то Пигалица в роскошной шубе и туман от дыма.
Да, «все умерли, остальные сошли с ума•.
(15 novembre 1939)
Дождь, дождь... Очень надоело.
Надоели и бесполезные газеты.
Днем - португалец (газетник) с Куrушевым.
Вечером - редактор «Биаррица• с этим загадочным Дья­
ченко, что существует уроками бриджа среди растакуэров3•
Пигалица, чтобы проникнуть в это общество(?!), взяла уж у
него первый урок. Хвалит ее способности.
254
О, скука.
1 вообще, в целом (фр.).
2 дикий, суровый (фр.).
3 авантюристы, подозрительные личности (фр.).

(16 novemhre 1939)
Дождь такой, что утром нельзя было выйти. И ураган.
Наша хозяйка-прислуга больна. Дм<итрий> в скв<ерном>
настроении. Повлек меня в серый ураган перед нашим визи­
том в rетто (к Рафаловичам).
Утром писала Грете, Спарже и Мамч<енк>о.
Гитлер, говорят, до весны ничего не предпримет. Раздира­
ется нерешительностью и сомнениями.
(17 novembre 1939)
Дождь опять и опять. И ветер.
Никого, слава Боrу, не видели. (Да, барон<е>сса.)
О Володе странном после допишу.
(18 novemhre 1939)
Такое безобразие. Эта фотоrр<а>фия португальца, - явно
выдумка Ив<анова> с Пигалицей. Собрались вкупе (у нас) с
Дм<итрием> в середине ...о, к чему?ll И бар<оне>сса с бю­
стом, и т. д.
Я оч<ень> скверно спала. К вечеру (только!) погода про­
яснилась.
Война во всех 4Нервах~. Налеты (пустые) на всю
Фр<анци>ю.
(19 novembre 1939)
Дождик, ветер... У него болит живот. Пишет ф<илиппик>и.
Всякие люди, ненужные. Те же, что вчера. Плюс амери­
канка, последнего уродства (баронессная).
Боже мой, где ты?
(20 novembre 1939)
Много писем - неутешительных. Да и чем можно уте­
шить... о т ЭТОГО?
Погода средняя. Дм<итрий> в лучшем настр<оении>, ибо
кончил письмо.
Когда-то мне не хватало этой странички, но теперь - ка­
кие слова?
Домой, что ли. Если б сразу, вдруг... Или все равно.
(21 novemhre 1939)
Начало солнца. Опять этот португалец. Затем внезапно
Кошка.
Затем в доме Фаррер. Затем не знаю что.
255

(22 novembre 1939)
Солнце, холодно. Последний португалец. Потом мы куда­
то за пропусками. Чтоб уехать в Париж 9-го.
Нет, что мне этот черный холодный Париж.
Корабли топят. Аэропланы летают. А больше ничего.
(23 novembre 1939)
Холодно, но яркое солнце, испанские горы, голубой океан.
К вечеру у Сазоновой, где этот Ля<пути>н с грузинкой и
такой холод во вздыбленном домишке!
(24 novembre 1939)
Теплее. Но хорошо.
У стены на Мирамаре.
(25 novembre 1939)
Бледное солнце. Известие, что в Париже у нас будет
топка.
(26 novembre 1939)
Погода прямо божественная. Утром мы на Сбtе Basque 1
(Miramar), вечером тоже гуляли допоздна.
Потом Сазонова, Ивановы, Ляпут<и>ны и князь. Грузи­
нок не было.
Да, еще бар<оне>сса.
Какой у Ив<ано>ва тон неприятный. Деморализующий.
(27 novembre 1939)
Погода еще лучше. Безоблачная, и тепло.
К Испании ходили на закат.
Утром к маяку. Целый день так, все надо идти гулять.
В газетах - все то же. Корабли топятся. И только.
(28 novembre 1939)
Дождь весь день. Темно. Дм<итрий> ждал напрасно сво­
его Атланта.
(29 novembre 1939)
Дождь опять.
Не Атлант, а приехала Кошка (Фаррерша), а сам уехал в
Байону и пропал. Очень неприятно мы ее оставили на мок-
1 Сторона басков (фр.).
256

рой темной улице, несмотря на мои протесты, где она его и
не дождалась. Неизвестно теперь, что с ней и с ним.
(30 novembre 1939)
Вес<енняя> погода, солнце, длинные утренние rуляния.
О другом - что писать? Своими словами? Пусть эти тя­
желые вырезки из газет...
Когда-то мне мало было этой странички, а теперь... руки
не подымаются.
(1 decembre 1939)
Солнце, красивый туман на испанских горах...
Финляндия покорилась? «Они• протянули лапу, попро­
бовали - можно. Безнаказанно?
О, и так всегда! Доколе, Боже мой?!
Будет когда-ни<будь> урок...
(2 decembre 1939)
Дождик, Финляндия не покорилась, и они стали с ней,
как с Польшей. «Все• уверяют, что они «душой с ней• ... но
пальцами не двигают, конечно. Да и не то, а то, что больше­
викам в с ё простят в конце концов! Это будет страшнее
всего - если будет.
(3 decembre 1939)
Дождь, скука.
(4 decembre 1939)
Дождь. У Ивановых - ужас. Потом напишу. Финны
дерутся.
(5 decembre 1939)
Ужасный день, дождь, ветер. Пигалица вечером (вопреки
моему мнению) с редактором «Биаррица•. Г. Ив<анов> со­
всем не пришел.
Б<ольшеви>ки продолжаютсвое. Мир платонически
протестует.
Всё простят. Боятся фикции - «Количества•. Не понима­
ют, что у б<ольшеви>ков эта ф и к ц и я - уже определенная.
(6 decembre 1939)
Ураган. Буря. Нельзя идти прямо. Не жаль уезжать.
В мире - то же. Охи над Финляндией. Угроза Северным.
257
17 Зинаидаfиппиус,т.9

Советские оболтусы все те же - идут с пулеметами сзади.
И сдаются.
Фр<анцузские> газеты болтают о ~croisade• 1 против боль­
шевизма. Эхмаl
(7 decembre 1939)
Ходила... ах, напрасно!
Известие, что у нас в Париже опять не будут топить.
Малодушно боюсь холода и...
Боже мой, неужели так и будет ужасно? Как вытерпит мир?
Все то же. У нас последнее собрание этих...
Укладку начала.
Погода дивная. Но холодная.
(8 decembre 1939)
Biarritz.
Последний вечер - ночь в Биаррице. Завтра назначен
отъезд в черный Париж.
Погода туманная, но утром милая.
Укладка. Видела Сазонову. И этих еще... в Колоннах случайно.
Тошнота такая бывает в аду (от войны этой).
(9 decembre 1939)
Еще B<iarrit>z. Едем в Париж.
День почти обыкновенный, биаррицский. Погода средняя,
полутемная. Гуляли, укладывались. С Вол<одей> ссорились
(невоспитан и двойная жизнь).
После обеда, около 10 веч<ера>, поехали в авт<обусе> на
Negresse.
Ждали, хорошо что не холодно. Ночь в купе. Прошла
быстро.
Какой дождь среди синих стекол!
(10 decembre 1939)
Париж.
Опять Париж. Грязный, серый, военный (потом погода
исправилась). Длиннейший день, какая усталость!
258
Были на минутку у Терезы. Там холодно.
Угроза холода, в пятницу тушат радиаторы.
Биарриц - как сон. Я пишу в своем углу.
Очень, очень...
1 крестовом походе (фр.).

<Лист, соответствующий 11 и 12 ноября, вырезан бритвой.>
(13 decembre 1939)
Холодно, туманно. Ася завтракала.
Все дорого.
Комедия Лиги Наций. По поводу несчастной героичес­
кой Финляндии. 4Les tгeize>> 1 съели издевательство Моло­
това и даже еще не сговорились исключить URSS. Да что
это исключенье!
Господи, какой дьявольский бред!
Тереза, Тереза, где ты? Милая, неужели ...
Финляндия - конечно, для Гитлера козырь.
(14 decembre 1939)
Голова болит. С утра- трагедия... Д<имино>ва умьшаль­
ника, который безнадежно течет и нельзя исправить. Погода
такая же, туманно-холодная. Была бедная Маруся. Живет
одна с собакой. Ей плохо и внутренне, и внешне. И сердце
плохо.
Потом пришла Ася, rрубая, как всегда. Но на ней это кора,
я ее жалею очень.
Лига Наций 4Осудила и как бы исключила>> Советы. Они
же знать ничего не хотят, дерутся с финнами. Письмо от
Греты, им скверно, они в Кр<асном> Кресте, все мобилизу­
ются. В Paris Soir оч<ень> интересно о Гитлере.
(15 decembre 1939)
Сегодня ясный, тихий, холодный день. Мы rуляли и ут-
ром, и потом. Видела Croissant2 справа.
Наша улица темная - всех темнее. Наш кар~ье3 всех пустее.
Аптеки, самые большие, заперты. 4Luce• 4 - наполовину.
Атмосфера тяжелая, - да, словно на корабле в черном
океане у Эд<гара> По.
А 4смысл• войны, в сущности, все растет. Если победит
Гитлер, он провалится от б<ольшеви>ков, но и они тоже
провалятся, его победив.
17•
Хорошенькие перспективы!
4Гляньте! Земля провалилась!>>
t сТринадцать• (фр.).
2 Полумеся•t (фр.).
3 квартад (фр.).
4 сОсвещснис• (фр.).
259

(16 decembre 1939)
Все холоднее, холоднее... Лютая зима, а у нас едва топят.
Ася опять была и неожиданно завтракала. Потом мы вы­
ходили. (Я очень плохо спала.)
Потом пришла Спаржа. Она очень милая, говорили много
интересного. У него, по-моему, верный взгляд, общий. Но
какой ужас - окружение •Посл<едних> Нов<остей>•l На­
циональная •русскость•.
Финляндия - чистейший образец героизма. А •мужиков•
посылают •за родину, за Сталина• биться -а нет- пулемет
в спину.
<Лист за 17 и 18 декабря вырезан бритвой.>
(19 decemЬre 1939)
Мокрый туман. Утром я возилась, потом гуляли.
В газетах все еще об этом взорвавшем себя (пустом) не­
мецком крейсере. А больше почти ничего. То есть все то же -
громадное чудовище войны.
Никого не было. Я написала Грете.
(20 decembre 1939)
Жестоко холодно. Бледное солнце. Завтракали у Маруси.
Живет одна, но недурно. Она очень постарела. Очень бла­
городная, т. е. родовитая. Вполне, однако, дочь своей среды
(высшей) вне •интеллигентности•. По природе пассивная.
Жизнь очень сложилась ненормально, даже вне беженства.
(Какая бездна с •Пигалицей• и низким ее происхождением!
Истинная горничная эта!)
В газетах: •Revolution couve en URSS•'· Пустое. Эта не­
проходимая по одурению •масса• - никуда.
(21 decembre 1939)
Опять морозный день. Мы гуляли мало и темно.
Б<ольшевики> ухлопали уже 30 000 человек. Но что им!
Финляндия - пример всем странам.
Если б чувствовать себя русским (больше, чем я теперь)­
какой стыд эти по случаю рождения Сталина его неслыхан­
ные восхваления до обожествления! И ведь не тянут за язык,
сами стараются. Даже Гитлера так не ублажают свои. Да,
какое несмываемое пятно на этом народе.
1 •В СССР зреет революция• (фр.).
260

(22 decembre 1939)
Утром ходили в банк, за мал<енькими> деньгами от Гр<е­
ты>. Тихо, морозно, светло. Гораздо лучше, чем потом, воз­
вращаясь в сумерки. На нашей улице только один фонарь -
синяя точка.
Насчет войны -то же. Занимаются самоубийством капи­
тана гр<афа> Шлее, Америка в особенности. С пением псал­
ма Лютера <&Господь, крепость мою> добровольцы шведы по­
шли в Финляндию. Но только добровольцы; Швеция боится
и Гитлера, и Сталина одинаково.
(23 decembre 1939)
Туман, мороз. Мысли о деньгах. И другие разные мысли.
Все то же на войне. Пока - defaite 1 rрубой советской ар­
мии в снегах.
(24 decembre 1939)
Туман, туман морозный...
У Терезы было хорошо, тепло и тихо. Но вокруг...
О, сердце помнит,
Что эта ночь - твоя, твоя!
Но ни звезды, ни просвета... злой туман.
Дома- Мамченко, Манд<ельштам>, Илюша, Спаржа, Штей­
гер... и бесконечные споры в разных плоскостях. Особенно с
М <амчен>ко. Он видит цель и не видит п у т и, ни меры (реаль­
ности). Штейгер- тот прямо в последней безнадежности.
(25 decemЬre 1939)
Опять туман. Но мы гуляли засветло, я в финляндской
шапке. С утра как-то безалаберно. Девчонка пришла в поло­
вине десятого. Я в шапке открывала окна. Потом потеряла
ключ, думала - dehors2• Оказался у меня в кармане.
Журнал Керенского- все против этих несчастных (эмиграции),
кот<орые> все еще утверждают, что Сталин строит <&великую Рос­
сию•. Какой позор! Какой стыд! Я иду спать, Володя еще в <&Kpyre•.
(26 decembre 1939)
Плохой день. Дм<итрий> болен, насморк, rолова. .. Я тоже
не выходила. Целый день читала <&Подростка•. Как в тумане.
На улицах, кажется, дождь.
1 поражение (фр.).
2 снаружи (фр.).
261

Много денег вышло, старые долги, уголь.
Боже мой. Все равно.
(27 decembre 1939)
Плохой день. У Дм<итрия> грипп разгорается. Я не вы­
хожу. Читаю, как в тумане, Дост<оевско>го. Приводила в
порядок письма. Не заглядывая в них. Особенно... в польские.
Он тогда был еще жив.
Война... то же. 4Борьба добра со злом'>, - сказал Георг
Англ<ийск>ий.
Но никто не кается в прошлых ошибках. Ведь если оста­
вили б<ольшеви>ков - чему же удивляться? Логика ... и даже
больше.
(28 decembre 1939)
Плохой день. Ясное солнце. Я утром пошла к Терезе, где
хорошо, как никогда: тихо, темно, нежно... ну, словом, точно
4домоЙ>> пришла. К завтраку вернулась.
Дм<итрий> в гриппе большом. Но к вечеру и я чувствую,
что заболеваю. Мой хронический насморк превращается в
свербение горла.
Финляндия продолжает заедать эти несчастные орды. Вот
оно, фиктивное 4Количество'> без качества!
(29 decembre 1939)
Заболела, как давно не была. Но ничего. Это лучше.
Снег выпал. В мое окно сад - точно Таврический.
(30 decembre 1939)
Тяжелая ночь. Почти обезумела от аспирина. Потеряла
время.
День кажется таким длинным... или коротким.
4Идиот'> куда хуже 4Подростка'>.
Снег лежит. Холод.
(31 decembre 1939)
Последний листок, пишу до 12, гораздо раньше.
Какой это год был, что сказать? Война, война...
Чуть вышла из гриппа. Или выхожу. Мамченко болен.
Пришла Тэффи (?!). Живет в Vanve, квартиру бросила. Рука
еще не сгибается. Пришли еще Тер<апиан>о, Червинская,
Кельберин, Штейгер (уезжает), Меньшиков и не помню кто.
Завтра допишу Notes, и еще есть место.

СЕРОЕ С КРАСНЫМ1
(Дневник. 1940-1941)
Париж, 1940, 6 апреля, суббота
Война, не похожая ни на какую другую.
Насколько там и тогда (в Петербурге 25 лет тому назад)
все время что-то •случалось. и потому хотелось писать, -
настолько сейчас - оцепенелость, не говоря уже о наших
стенах, но точно во сне тоже, и не хочется писать. С боль­
шой буквы - Скука. Мы-то, положим, во-первых, стары, во­
вторых, - русские: никому и не нужны. А последнее обстоя­
тельство даже особенно важное, т. к. сейчас русские эмигранты
и друг другу ни капельки не нужны.
Обветшалые наши •nолитики•, кажется, тремуссируются
между собой. Но это столь неинтересно и жалко, что если б
мне предложили знать, что там делается, - впору отказаться.
Вот, девчонка2 принесла •Paris Soir•. Со скукой посмотрю.
9 апреля, вторник
У меня болит рука от штопки Дмитриевых рубашек, едва пишу.
А война как будто разгорается. Союзники ради блокады
минировали норвежские воды, и сегодня вести, что взбеле­
нившаяся Германия уже налезла, через Данию, на Норвегию
и норвежское правительство покинуло Осло. Вообще бешен­
ство Рейха несомненно и проявляется скверно. Не объявил
ли вчера Геринг, что Париж будет взят в первых числах июня,
1 В этом заглавии нет ничего символического, и если оно стало тако­
вым, то независимо от воли 3. Г. Она назвала свой сборник, как имела
обыкновение это делать, по цвету обложки той тетради, в какой писала. Но
силою вещей, когда разыгрались события 1940 года - кровавые tra сером
фоне скуки - это случайное заглавие стало пророческим.
-
Примеч. здесь
и далее В. Злобина.
2 Прислуга-француженка, прозванная так из-за своей молодости и пег­
комыСJrия.
263

а к 1 июля - заключен мир? Это невоздержание в пророче­
ствах показывает, однако, что Рейх начнет невоздержанно
пакостить. Это он может, ибо что ему терять? А вот насчет
победы... очень сомнительно, чтобы не сказать больше.
Ни России, ни большевиков никто по-прежнему не пони­
мает. Самый страшный ужас, это - что в конце концов боль­
шевикам все простят... И •на колу мочало, начинай сначала•,
до третьей войны (которую мы, к счастью, не увидим).
Понимать (все равно, что) помогает только собственный
опыт, даже своих интересов нельзя без опыта понять. Еп gros 1,
объясняется этим и сегодняшняя психология разнообразных
стран. Англия, например. Ни одному англичанину в голову
ни разу не пришла и не приходит мысль о возможности, -
хотя бы в виде предположения, - победы Германии. Потому
что за всю историю Англия не проиграла ни одной войны,
ну, и не имеет опыта поражения. С другой стороны, ей ка­
жется, что в ее •интересах• (о •морали• тут нечего), чтобы
Россия оставалась в дыре большевизма. Для меня, мол, боль­
шевизм безопасен, а •торговать• и с папуасами можно2•
Северные страны не имеют опыта войны и... уже не
способны к борьбе: •la Danemark envahie et occupee sans
resistance•3 - ТОЛЬКО ЧТО ЧИТаЮ.
Bon4, посмотрим дальше.
Дальше оказалось, что Норвегия не покорилась, объявила
войну, застреляла... что не помешало немцам в нее проник­
нуть и схватить ее за горло. Заняли разные пункты, бомбар­
дировали Осло, так что правительство его оставило.
Союзники заорали, что идут на помощь. Пока - телеграммы
спутаны, ничеготолком не известно. Идет, будто, морская баталия...
Словом, война разгорается.
11 апреля, четверг
Морская баталия все еще длится, из спутанных вестей
видно все же, что союзники берут верх.
На днях должно произойти нечто решительное. Немцы уже
посадили в занятом Осло своего •Куусинена• (Квислинга), но
норвежцы не сдаются, продолжают воевать, союзники помогают.
1 Вообще (фр.).
а З. Н., конечно, хочет сказать сс каннибалами•, ибо цитирует извесrную
фразу Ллойда Джорджа: сТорrовать можно и с каннибалами•, сказаиную им
ПО ПОВОду возобНОВJiеiiИЯ ТОрi'ОВЫХ СНОШеi\ИЙ С Сов. Россией.
264
3 сДа11ия захвачс11а и оккупирована без сопротиВJJения• (фр.).
4 Хорошо (фр.).

15 апреля, поиедельиик
Без удивления вижу, что эта тетрадь не имеет смысла. Того
крошечного пространства, которое отмерено в серенькой ита­
льянской аженде на каждый день, - за глаза довольно для
тоrо, что я имею записать: какая погода, под дождем мы шли
два шага по картье, да какую очередную страну подмял под
себя Гитлер. Подробности выписывать из газет - для чего,
спрашивается? Рассуждать о происходящем в реальности, к
которой 4Мы• никакого отношения не имеем, - бесполезная
скука. Для 4Нас• (кучки 3-4-х эмигрантов) все люди всех стран
мира (б<ывшей> России не исключая) сделались 4они•. За
этими 4они•, за их действиями в их реальности можно, пожа­
луй, наблюдать, да и то кое-как, по газетам? А можно и не
наблюдать: всегда эта 4реальность• может коснуться нас бо­
ком и смести, как кучку пепла, даже неприметно ни для коrо.
Говорю вообще о русских эмигрантах и жалею, что не многие
это понимают. Да, именно кучка пепла, а когда она будет
сметена - все равно. Может каждую минуту.
Какая скука!
16 апреля, вториик
По газетам, - союзники выиграли, как будто, !а premiere
manche 1• Выбили немцев из Нарвика, сделали десант в Нор­
вегии, потопили кучу кораблей ... Гитлер придет теперь в
последнее бешенство - куда кинется, неизвестно; но извест­
но, что куда-нибудь да кинется. Если сговорится с этой ус­
трашающей тупицей - Муссолини,
-
кинется на Балканы,
обещая Муссолини, за помощь, Югославию. Как жаль этого
несчастного. И за что это его Бог наказал?
23 апреля, среда
4В часы неоправданноrо страданья и верешеиной битвы... • 2
Какие, действительно, нужны слова? Понятно, что мне не
хочется писать.
1 первый тур (фр.).
2 3. Н. цитирует свое стихотворение, написанное в самом начале войны
14 года (8 авг. 14 г. СПб.): •Поэты, не пишите слишком рано•, кончающееся
четверостишием: ·
В часы Jtеоправданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы.
265

Умер этот милый человек, последний брат Амалии -
Илья 1• Очень мне его жалко. Хоть и давно мы не видались.
Теперь надо с трудом вспоминать, кто не умер. И когда вспом­
нишь - удивляешься. Бальмонт, например, жив ... О других, о
самых мне дорогих (в Польше и России) подтверждения их
смерти пока нет, хотя для разума нет в ней и сомнения. Я
благословляю этот период неизвестности, он дан для приго­
товления души, для ее примирения с мыслью о их смерти.
Эта работа в душе медленно и происходит. Но страшная она
все-таки, эта работа. 4Сердце, отдохни... • Ведь -
и только
Нет, не раньше.
Есть, нам обещают,
Где-то лучший край ...
Там, в долине рая
Розой расцветая,
Сердце отдохнет...
Было существо, очень давно, которое я любила с громадной
нежностью. Сердцу был дан период отдохновенья раньше даже,
чем оно исчезло с моего горизонта, и притом не угрожаемое
смертью. А затем - годы, десятилетия полной неизвестности.
Его, конечно, конечно, нет среди живых. Но если б сейчас и
узнать это наверное - душа давно готова. Впрочем, это случай
исключительный. И нежность - не всегда любовь.
Наше горе в том, что настоящая, корневая, навечная лю­
бовь не бывает в душе равна вере. Вера непременно слабее
любви. По силе любовь оказывается равна - смерти. Даже у
святых. Когда моя Тереза2 потеряла веру - любовь у нее
осталась. И надежда (она включена в любовь, но не замена
вере). И все это свилось - со смертью. От неравенства люб­
ви и веры - страданье.
Есть, нам обещают...
Да, я знаю, я... верю... А смерть - вот она.
В Норвегии все продолжается. Неизвестность, куда поле­
зет еще. Гитлер, - тоже продолжается! Полезет!
Чемберлен сказал, что эта война - 4Une lutte eternelle du
mal et du Ьien•3• Хорошо, хорошо, но Галифакс в это время
266
1 Илья Осипович Гавронский, брат А. О. Фондаминской.
2 Saintc-Therese dc Lisicux (св. Тереза Лизьеская).
3 сизвечная борьба зла и добра• (фр.).

сговаривается с Майским насчет усиления торговли и только
просит, нельзя ли, мол, не очень снабжать нашими товарами
Германию? Как это было бы смешно, если бы не было так...
страшно и - глупо? И что еще?
Недаром Керенский, когда на днях я ему сказала об этой
•lutte enter le Ьien et le mal~ 1 , грустно и верно заметил: •le
mal-тo я вижу, а le Ьien~.. ~
Гитлер заполонил умы, и о большевиках, к их упоению
и торжеству, почти не говорят. Больше: опять как будто на­
деются переманить их на сторону союзников, как-нибудь за­
дарить, что ли... Югославия, одна никогда большевиков не
признававшая, отправила теперь туда делегацию ... торговую,
будто бы пока. Один Fabry еще стоит на своем в •Matin~.
Напоминает и слова Фроссара: •Если Сталин переживет
Гитлера - не будет прочного мира в Европе .. . ~ Ведь как
просто! Как ясно!
Метод Гитлера, - •5-я колонна~. подготовка внутреннего
разложения страны, которую он хочет победить, - очень стар.
Идет из Германии же, впервые применен в 1917 году. Насаж­
дение разлагающего <<Правительства~ (Куусинен, Квислинг)
имело тогда оглушительный успех, если не помогло победе
Германии, то лишь потому, что запоздало немного. Но вьше­
ло целую Россию из строя и - это ли не успех?
-
сделало
ее через 20 лет годной в союзники Германии.
Если б югославский Стоядииович не опоздал на несколь­
ко дней и улетел в Германию - он, конечно, был бы отправ­
лен на родину в должном окружении, как в свое время Ле­
нин и со в запломбированном вагоне - в Петербург. Техника
теперь, кстати, усовершенствовалась. Очень.
Вот •Paris Soir~: •Le Reich multiplie les avertissements а la
Suede~ ... 2 Ага, она думала, что •крокодила~ надо подкормить
и он не съест... Бедная дура. Но мне почему-то казалось, что
он на нее не полезет. Не потому ли казалось, что хочется
именно ее проучения? За ее •коммунизм~ и за предатель­
ство Финляндии?
30 апреля, вторник
Как мне и казалось, что Гитлер на Швецию не полезет,
так оно - пока
-
и вышло. Не лезет. Напротив, достигнув­
таки умерения ее прессы, хвалит ее •нейтралитет~ и уверяет,
1 •борьбе между добром и злом• (фр.).
2 •Рейх множит угрозы Швеции• (фр.).
267

что все сборище балтийских войск - для Норвегии. Немцам
да и U.R.S.S.'y смиренно-благожелательная, •нейтральная•
Швеция сейчас выгоднее.
В Норвегии бойня затягивается. Может быть, до осени.
Хуже всего, что Гитлер все силы употребляет, чтобы втра­
вить Италию, и уже как будто достигает цели. Этот несчаст­
ный, загипнотизированный ~успехами• бесноватого, тупица
Муссолини уже разнуздал своих опричников (Корсика и т. д.),
отправил Дион Алфиери в Берлин, берлинского посла при­
ставил к Ватикану и... все это подтверждается. Уже нападки
на Ватикан, требования не только Корсики, но и Туниса,
ликование германской прессы, кстати и оптимизм относитель­
но друга U.R.S.S., который, между тем, посылает в Англию
своего сановника (?) для торгового пакта, и Майский сидит
с Галифаксом, который ему улыбается.
Воистину, неисповедимы пути Господни.
Но как бесстыдно ожесточается душа от всего происходящегоl
8 мая, среда
Насчет войны - очень скверно. Англия увела войска из Нор­
вегии, явно посадив последнюю, как Польшу и Финляндию.
Парламент ихний в возмущении... А если она и ... Францию?
1О мая, пятница
Нечего сказать, денек! Ночью alerte, который я не слыша­
ла, все время, однако, ужасно кошмаря. Утром - известия,
что немцы бросились на Люксембург, Голландию и Бельгию,
а в то же время бомбардировали несколько французских
городов - Лион, Нанси, Анвер и др. Словом
-
~le chien
enгage• 1 - дал себя, наконец, знать. Нет больше neutres2 на
севере, кроме Швеции (мой прогноз, что немцы в нее не
вторгнутся, - оправдался; она уже что-то •экономическое•
заключила и с U.R .S .S. и с Германией, им такая Швеция
выгоднее).
Бог весть, что будет дальше, бои разгораются. Гитлер про­
должает свой ~молниеносный• метод, сопровождая его тьмой
тем шпионов и «бреющей• атакой с воздуха. Авиация Герма­
нии до сих пор многочисленнее союзной. Наглость и ложь
Гитлера - неописуемы. «]е vole pгoteger les neutresl•3
1 сбсшеиый пес• (фр.).
2 нейтральных стран (фр.).
3 сЯ лечу защищать иейтральные государства!• (фр.)
268

19 .мая, суббота
Неслыханные бои в Бельгии и на севере Франции. Париж
притих и опустел. Alert'ы то ночью, то днем. Германия играет
va tout1• Потери ее огромны. Но она уже обошла слева линию
Мажино. Напряжение, однако, таково, что вряд ли будет дли­
тельно. Союзники не дремлют: сегодня приказ Gamelin уми­
рать, но не отступать.
Америка в малопонятной, но определенной панике. Однако
еще не хочет выступать. Италия в безобразном положении.
Муссолини, пока, •молчит, как проклятый•, но пресса его
буйствует а la Hitler, ДОХОДЯ ДО наглого утверждения, что
Гитлер прав, нападая на Бельгию, Голландию, на весь север
и т. д. Ватиканский журнал бойкотируется и сжигается банда­
ми возбужденных гимназистов. Я думаю, Муссолини уже в
руках Гитлера и, если держится пока, выжидая, - вряд ли до­
держится до конца, невзирая на письма Рузвельта. Впрочем,
результаты гомерической бойни будут иметь на него влияние.
Не понимаю, зачем я все это пишу - при таких обстоя­
тельствах и при нашем, абсолютно жалком, положении. Чи­
тать газеты днем, детекти.вы вечером - вот все, что нам ос­
талось. Даже •бежать в горы• - и то нам нельзя.
Были мы и у буржуазных молодоженов - Керенского с
его пухлой австралийкой. Они поселились в квартире Цет­
линых. Всякое угощение, Madame наливает чай, все •по-хо­
рошему•. Мне, признаться, Керенский был более приемлем
прежде, а то уж как-то некстати и даже зазорно (хотя не
могу объяснить, почему: да и_не хочу).
Там скелетный Сирин (кот<орый> уезжает в Америку).
Бунин в панике, его жена, Тэффи, еще кто-то... Ну, довольно.
Сегодня мы были на Muette, когда заплакала сирена. При­
шлось идти в abri2, нашли маленькое в пере.улке. Посидели,
потом кончилось. Пошли домой.
Погода, все время располагающая к налетам. Очень хорошая.
22 .мая, вторник
События развиваются по часам. Сейчас (вечером) известия,
что немцы взяли Амьен и Аррас. Может быть, они хотят
окружить Париж, может быть, пробиваются к морю (Калэ).
Во всяком случае, дела худы. •La patrie en danger!•3 только
1 на все (фр.).
2 бомбоубежище (фр.).
3 •Отечество в опасности• (фр.).
269

что, по радио, сказал Рейно. Вместо Gamelin, который неизве­
стно куда девался (изменил? убежал? расстрелян?), взяли
Вейгана, а в правительство - старика Petain.
В Бельгию немцы вошли просто, так же просто отсюда во
Францию. В свое время Бельгия отказалась продолжить ли­
нию Мажино (до моря), и немцы ее обошли. Кстати, и войск
никаких на бельгийской границе не было (Gamelin?).
Битвы гомерические. Гитлер идет напролом (можно бы
ожидать). По собственным трупам в 2 метра вышиной танки
идут вперед (буквально, т. е. громоздясь. Кости, должно быть,
хрустят). Маас - розовый от крови.
Мы долго гуляли сегодня в Булонском лесу, сидели на
скамейке. Было солнечно и очень тепло. Воротились, кофе
и - aleгte. Пришел Володя с печальными вестями. Выстре­
лов как будто не было. Продолжалось, может быть, полчаса
или % часа. Мы не могли бы уехать, даже если бы у нас
были деньги (у нас их нет абсолютно). Поезда отменены
почти все.
24 .мая, четверг
Вчера Володя был у Нувеля 1 (где видел и Нини Ратько­
ву). Главное, узнал, что Дима2 еще жив. Безнадежно болен,
очень страдает (морально тоже, думаю) и ждет смерти, как
избавления. Там же, в Отвоцке, где был, уже глубоко боль­
ной, год тому назад. О Хирьяковых ничего не знаю.
А сегодня В<олодя> был у Бюре3, застал его одного, и
тот ему много кое-чего говорил. Например, что 16 мая поло­
жение французов было отчаянное, Gamelin будто бы телегра­
фировал, что 4Нынче вечером немцы будут в Париже•. Но у
Гитлера не хватило фантазии, говорит Бюрэ, и он Парижа не
взял. Не знаю, насколько это вздор, что тут правда, но по­
нятно, что Гамелена сместили. Сейчас бои продолжаются и
немцы вперед продвинулись (за этот день).
Черчилль в Англии взял 4ВСЮ власть•.
А Юзя Чапский погиб - не то убит, не то расстрелян4•
Он был капитаном польской армии. Мне не жаль Польши.
Помимо того, что она поrубила Диму и разделила нас (это
1 В. Ф. Нувель, ближайший сотрудник С. П. Дягилева, старый приятель
Мережковского, друг Д. В. Философова.
2 Д. В. Фи11ософов.
3 Эмиль Бюрэ, редактор-издатель газеты •I.:Ordre•.
~ Этот слух, к счастью, не оправдался. Художник и писатель Ю. Чалекий -
здравствует в Парижс.
270

лично), но она вела себя глупо и лживо (на свою голову) -
от мира с большевиками в 20 году до...
28 .мая, вторник
От худа к худу. Сегодня в ночь король бельгийский, посреди
боя, велел войскам своим сдаться и открыть немцам дорогу в
Дюнкерк. Он точно с ума сошел. 4Бельгия предана своим коро­
лем!• Правительство бельгийское не желает с этим считаться
(еще бы, такой позор! 4Неслыханное в истории•, - сказал Рей­
но. Он и не имел на это права, ибо король конституционный и
все правительство оказалось против него). Но, конечно, это удар,
ибо немцы окружили Кале (Булонь давно в их руках). Вот когда
борьба уже прямо на смерть. Немцы падают не грудами, а це­
лыми горами, и все-таки идут, идут вперед.
Прежний бельгийский король вел себя, как герой, - Roi-
Chevalier1. А этот
-
пятая колонна.
29 .мая, среда
Немцы в восторге, муж несчастной, убитой Летрид вер­
нулся в Брюссель (давно немецкий), в свой дворец, любезно
предоставленный ему Гитлером. Но, конечно, тут еще куча
неизвестного. Последствия измены, конечно, скажутся и уже
сказываются, т. к. на севере французы и британцы защища­
ются бурно, но явно должны будут отступить. Неожиданно
(вот это главное) остались одни. Весь мир в негодовании,
особенно американцы. Но они еще не выступают - не готовы.
Из Парижа уезжают почти сплошь все. В нашем доме,
кроме нас, один Боборыка внизу. В<олодя> бурно действует,
чтобы мы тоже уехали на будущей неделе. Я не очень за это,
хотя допускаю сюрприз взятия Парижа. Всякие сюрпризы
возможны. На будущей неделе- но и завтра. Правительство
французское еще не уезжает.
Британцы день и ночь бомбардируют тыл немецких ар­
мий, сбивают кучи аэропланов, - но что немцам, раз они по
своим трупам лезут вперед?
Они, вообще, так по человечеству невероятны, что
почти невозможно обвинять союзников в их ошибках. Мои
старые башмаки были завернуты в газетный лист от 26 ок­
тября 39 года. С ужасом (теперь) читаю: 4В Германии откры­
то говорят о плане Гитлера - наступлении через Голландию,
Бельгию, Люксембург на Францию и Англию... • Подготовка
1 Король-рыцарь (фр.).
271

этого нескрываемого плана потребовала некоторого време­
ни; в течение этого времени союзники, ничему, в сущности,
не веря, не подумали даже о дыре между линией Мажино и
морем. Мало думали и о знаменитой •5-й колонне• (работе
по внутренней измене). А план был выполнен блестяще, с
Данией и Норвегией на придачу. Не так давно Гитлер объя­
вил, что Париж будет взят 15 июня ( •без выстрела, просто
мои войска пройдут маршем по улицам•, - но в это уж и
я не верю), - а •к 1 июля будет наш, немецкий, мир•.
Привычка к Ьluff1 Гитлера не встревожила •людей•, каковы
союзники. Сейчас только, лицом встретившись с фактами,
вырастает тревога в мире.
Загадочна позиция Италии. Дух там очень тяжелый, тяжесть
нарастает с каждым часом, и я каждое утро выхожу в столо­
вую, ожидая, что первая бомба там разорвалась. Немецкая прес­
са в этом, уже не •сюрпризе•, не сомневается ни минуты.
Да, что писать? Мы никого не видим, кроме воскресе­
нья, когда бывают остатки наших верных друзей, беспомощ­
ных экс-молодых литераторов - Мамченко (главный друг),
Терапиано, Фельзен и др. Адамович - добровольцем в сапе­
рах, хотя и стар, и bedonnant2• Кельберин в армии, недавно
у нас был солдатом. Керенского австралийка, верно, увезет
в Америку.
Сын Бориса Савинкова, достойный (или недостойный)
отпрыск этого изменника, ездивший в Испанию воевать в
рядах большевиков (и там женившийся на испанке) - уехал
в Советскую Россию и там получил видное место. Камнем
ему земля! А мать его, Евгения Ивановна, больна раком.
Боже мой, вот уж когда, повторяю, - •все умерли, остальные
сошли с ума•. И, действительно, что еще писать, о чем? зачем?
В тесности, в перекрестности,
Хочу-нехочулия,
-
Черную топь неизвестносто
Режет моя ладья3•
30 .мая, четверг
Мне бы хотелось написать историю эмиграции... о, толь­
ко нашу, т. е. в круге наших глаз. Но я ленива, я даже не
1 блефу (фр.).
2 с брюшком (фр.).
3 Заключительное четверостишие стихотворения 3 Гиппиус, написанно­
го накануне войны 1914 г.
272

знала сама, как я ленива. Впрочем, к старости особенно это
сказывается.
Северная армия союзников, преданная бельгийцами и
отрезанная от более южной, еще держится, но уже едва­
едва: еще бы, 1:4. Немцы бросили туда все, что имеют и что
с Бельгией освободилось. Италия накануне выступления ...
Куда? Недаром я говорила, что Муссолини уже давно вру­
ках черта, которого сам распустил.
А Нарвик-то союзники теперь взяли!
1 июня, суббота
4Toutes les depeches, matin, sont' daccord: М. Mussolini ferait
connaitre mardi la decision, qu'il а pris, et cette decision serait
d'entrer en guerre а сбtе de l'Allemagne ... ~ 1
Что же еще? для нас есть и хуже:
4L'alde russe (большевиков), il faut l'obtenir n'en deplaise
aux doux illumines, aux sots et aux miseraЬles, qui а la veille du
choc tragique voulaient... nous oЬliger de declarer la guerre а la
Russie. Les Anglais, eux, ont Ьien compris l'importance du facteur
russe (большевиков) et sir Clipps (марксист-миллионер) s'est
envole pour Moscou ...
President Paul Reynaud, de grace, agissez vous aussi а Moscou.
Mettez vous а l'unisson du Mr. Churchill!~2
Вот, это Керилис, вместе с 40rdre~. Мои предсказания
(такие легкие) сбываются, уже сбылись. И сбудется дальней­
шее. С такими мозгами, с таким плоским, до ужаса, непред­
виденнем французов... Да ведь обманут, обманут, ведь Гитлер,
их порождение, честнее, потому что он клинически помешан­
ный. Как же, чего же ждать от этих? И о какой 4Морали~.
или еще о чем-нибудь, смеют говорить такие люди? Кроме
своей шкуры, глупо притом охраняемой (глупо, глупо и
страшно!), они ничего не видят... на свою голову.
1 сВсе утренние телеграммы согласны: г. Муссолини сообщит во втор­
ник решение, которое ои принял, и это решение будет - вступить в войну
на стороне Германии... • (фр.)
2 Русская помощь (большевиков), ее надо добиться, как бы то ни
правилось прекраснодушным ясновидцам, глупым и несчастным, кото­
рые иакаиуне трагического потрясения хотели бы... нас заставить объя­
вить войttу России. Англичане же хорошо понимают значение русского
фактора (большевиков), и сэр Клиппс (марксист-миллионер) вылетел в
Москву...
Президент Поль Рейно, пожалуйста, воздействуйте на Москву. Выступи­
те совместно с ЧерчиJшем (фр.).
273
18 Зинаида I'lшпиус, т. 9

Биарриц, 1 августа, четверг
Обещала себе открыть эту тетрадь хоть сегодня, ровно че­
рез 2 месяца после последней записи. Не знаю, как эти два
месяца описать, как удастся. Это ведь чего не было в истории:'
На меня напало какое-то engourdissement1, точно все это не
могла вместить голова. Но с помощью серенькой книжки и
сухого стиля отчетности постараюсь все восстановить (что от
нас было видно и нами ощутимо). Вклею, кстати, несколько
газетных вырезок (июньских, с июля мы ничего не знаем).
Итак: в •прощальное• наше воскресенье, 2 июня, мы, как
и всегда, были у М<аленькой> Терезы2 - нельзя было без
слез смотреть на лица молящихся. •С войной - очень пло­
хо•, -записала я, без комментариев. Все уже было готово у
нас к отьезду, на среду - усилиями Володи и Дм<итрия>,
-
я этому отъезду не сочувствовала: и Биарриц не люблю, и
alerte не боюсь; не потому, что верю путаным французским
газетам с их •confiance•3, а просто потому, что если даже
погибать (все возможно, думалось)- то бежать как-то стыдно.
Не очень испугала и громадная бомбардировка, дневная,
в понедельник. Мы даже не сошли в abri. Бедная Ася 4 (у нее
опыт немцев в Киеве) была в это время у нас и очень нерв­
ничала. Надо сказать, что она одна была права, убежденная в
самом худшем: •немцы все могут•.
Бомбардировка продолжалась долго. Из окна кухни (где
нет ставень) мы видели огонь и дым пожаров за Auteuil.
Вечерние газеты, однако, успокаивали (фальшиво, как все­
гда, но мы им все верили и лишь потом мы узнали, что
разрушений было довольно, что заводы •Пежо• и •Ситроен•
сгорели, много убитых в частных домах).
Керенский весьма неутешителен.
Но газеты продолжали свое •Confiancel•. И что Вейган
имеет план наступления, а Париж будет защищаться улица
за улицей, дом за домом... если, мол, немцы, против ожида­
ния подойдут к Парижу.
Такова сила вдалбливания одного и того же, при скрыва­
нии другого, да еще неверие в небывалое и нежеланное, что
1 ОЦСПСНепие (фр.)
2 Церковь св. Терезы па rue La Fontaine, в Auteuil, куда Мережковские
ходили каждое воскресенье.
3 сдовсрьтссь• (фр.)
4 Анна Никwtасвна Гиппиус, сестра 3. Н<иколасв>ны
274

мы, даже зная отрывочные факты (я отмечала, что 4С войной -
плохо•, или 4Очень плохо•) - мы как-то внутренно не вери­
ли, что так плохо; а уж о катастрофе в 1О дней, - да еще
какой! - не помышлял никто. Но я забегаю вперед.
В среду, 5 июня, в жаркий, прелестный парижекий день,
мы выехали. На вокзале было тесно, шумно, чуть-чуть не­
нормально. Но мы доехали прекрасно, в спальном вагоне,
даже без запоздания.
Противный Биарриц сер, холоден, перелолиен до отказа.
Много отелей занято ранеными.
Наша комната в ~метрополе• маленькая, чуть побольше
купе, и дорогая.
Георг<ий> Иванов, со своей давнишней жаждой победы
Германии, сразу поссорился с Дм<итрием>, который сказал,
что он сам, Г. Ив<анов>, для него уже 4Полунемец•.
Должно быть, какие-нибудь известия просочились, т. к.
9 июня у меня записано: 4Война - ужас! Французы
-
одни,
и едва сдерживают наступление на Париж. А 1О июня, когда
выступил Муссолини, сказано: 4Кончена Франция•. 11 июня -
4какой Апокалипсис! Правительство уезжает из Парижа•.
И все-таки, несмотря на эти слова, ощущения (внутренне­
го) катастрофы не было.
13 июня: 4Париж будет сдан. Тяжелый ужас•.
На автомобиле приехал Керенский. От него начали полу­
чать понятие о черном наступлении и всеевропейском фран­
цузеко-бельгийском и т. д. пяти.мwиzионном исходе.
Над Парижем - черные крылья дымовой завесы. По до­
рогам - брошенные автомобили, толпы людей с котомками,
потерянные дети, дохлые лошади в канавах... Все это дро­
жит, все бегущее полно отчаяния, полоумия... Еще бы! Год
пугали немцами и что •было бы, если б они пришли, но они
не придут, confiancel•. И когда воочию увидел народ, что
confiance - блеф!
-
как не бежать?!
И побежал, полоумный, черный от копоти, куда глаза
глядят!
(Продолжаю уже не 1 августа, а 24, суббота, но это все
равно.)
При.мечание: 22 авr<уста> на улице, от Меньшикова, узна­
ли, что 4 авr<уста> умер Дима.
Напрасно стараться записать и описать все эти сумасшед­
шие дни, начиная с 1О июня, выступления Муссолини, весь
этот Апокалипсис, когда и в книжке у меня почти нет отмет,
кроме: 4Тяжелый ужас•. 4Париж будет сдан•. •Завтра, как
275
ts•

обещал Гитлер, т. е. 15 июня, он входит в Париж~. (Тут же
сон о Диме: 4Мне лучше~, - и понимание, что он умирает.)
И наконец... Неужели? Да, Франция просит пощады. Пе­
тэн объявил, что 4l'armistice inevitable~ ... 1 Сказочно!
Бесполезно описывать и Биарриц этих дней, и наши соб­
ственные мотанья после реквизиции отеля (сначала францу­
зами) в буре, в грозе, и, наконец, наше затискиванье в этот
4ночлежный дом~. 4Maison Basque~. приют беженцев и нача­
ло нашего голоданья (деньги иссякли).
На улицах толпы, толпы. Магазины закрылись. Франция
уже послала молить перемирия (похабноrо, конечно). Условия
неизвестны, оно еще не принято. Лишь 23 июня стали гово­
рить, что условия подписаны (в Compiegne), там, где Фран­
ция в прошлую войну диктовала их немцам. Та же мольба
послана Италии. 4Atroces exigences!~2 Еще бы! Пол-Франции
отрезывается. Где правительство и какое оно - смута. Одно
известно, что все смещены, орудует Petain (ему 86 лет).
24 июня - буря, гроза, Биарриц весь в безумии. И втор­
ник, 25-го, среди продолжающейся бури объявлен 4Днем
траура~. Битвы окончены. (Да и Франция? .. )
Газеты наполнилисЪ статьями покаянья, - все, мол, про­
пало, кроме чести (??). И действительно, почему 4Кроме че­
сти!~, Франция поступила так же, как бельгийский король:
4Roi felon>> 3 называли его, а теперь...
Впрочем, все еще было непонятно... что случилось?
Объявили тяжелейшие условия перемирия. Кроме Парижа,
севера, оккупация в с е г о западного побережья, вплоть до Ис­
пании. И победители явились в Биарриц уже 27 июня, в четверг.
О, какой кошмар! Покрытые зеленовато-черной копотью,
выскочили точно из ада в неистовом количестве в таких же
закоптелых, грохочущих машинах...
29 июня у меня записано: черных роботов все больше, и
все они омерзительнее... Нет выхода. И к чему говорить об
honneux-4 Франции? Позор...
Англия никакого перемирия не просила и продолжает войну.
В следующие недели постепенно выяснилось, что Англия
покинула (будто) Францию с прорыва на Meuse (а сколько
еще времени дурманили головы •confiance!>>) и тогда судьба
Франции была решена, может быть, но, наверное, много еще
276
' •nерсмирие неизбежно• (фр.).
2 •Ужасные требования!~ (фр.)
3 •Король-изменник• (фр.)
4 чести (фр)

было всякой дряни, косности, глупости и глупой беспечнос­
ти. История разберет когда-нибудь. Во всяком случае план
Гитлера разделить союзников вполне удался: 6 июля Фран­
ция уже порвала дипломатические сношения с Англией.
С начала июля можно, в конце концов, и не записывать
ничего, ибо до сегодня никаких перемен мы не видим. Немцы
запретили все газеты из неоккупированных мест, и в оккупиро­
ванных цензура полная, в Париже они сами издают ~мatin• и
~Paris-Soir•. Антисемитизм полный. Здешние газеты тоже под
немцами. Мы ничего не знаем, кроме того, что говорят они же.
Роботы законченные ходят по магазинам, все скупают
(кроме того, что интендантство так берет) и отсылают в Гер­
манию. Ни кусочка мыла уже месяц. Ходят по трое, наглые,
жрут пирожки в кондитерской... Как их не разорвет! Все
сношения между ихней Францией и ее незанятыми остатка­
ми - порваны. Час берлинский.
Пусть газетные вырезки докончат мое историческое пове­
ствование, до сегодняшнего дня (24 августа)!, а дальше я к
старому времени уже не вернусь, только кое-что бывшее
личное, и дальше тоже о нас буду продолжать, наша тяжкая
жизнь в этом концентрационном лагере... очень напоминаю­
щая мне Совдепию, жизнь в СПб. в годы 17-20.
2 сентября, понедельник
С того дня (22 августа), как мы, встретив на улице злове­
щего Меньшикова, узнали, что умер Дима, я так в этом и
живу. Я знала, что он умрет, что он глубоко страдает и жаж­
дет смерти. Я даже думала, что он уже умер, - трудно было
себе представить, что он мог все это, и себя, пережить...
А все-таки - лучше не знать наверное. Вот снова подтвер­
ждение, что вера - всякая, даже не моя ничтожная, а боль­
шая, - в с е г д а слабее любви. Чего бы проще, кажется, го­
ворить, как Сольвейг:
Где б ни был ты - Господь тебя храни,
Аеслитыужтам-ктебепридуя...
Да, приду. А если и не приду - ведь я этого не узнаю ... Но
мысль, что не приду и не узнаю...
1 Эти вырезки - их 5 - особенного интереса не представляют; кроме, м. б.,
покаянпой статьи Франсуа Мориака •La Verite• ( •Правда• - Ред.}, напеча­
танной за несколько дней до оккупации •La Gazette de Biarritz• Но она от
покаявных статей того времени отличается лишь благородством тона и тем,
что о немцах в ней - ни слова
277

Через день тот же Меньшиков сунул вырезку из парши­
вой газеты какой-то, где говорится не только о смерти Димы,
но, через несколько дней после него, о смерти старика Хирь­
якова. Мало того: там же я узнала, что жена его, та самая
Джессика (Вебер), которая годы писала мне одна о Диме и
его состоянии, - покончила с собой... еще в октябре! Вроде
Чеботаревской, но ведь у нее была дочь, Леночка,- где она?
Это меня совсем помутило. Лучше про это здесь не надо.
Кольцо жизни стягивается. Да, я ничего, ничего не понимаю!
Через 10 месяцев. Июнь 1941
Биарриц, 21 июня 1941 г.
Два слова только: сегодня Гитлер, завоевавший уже всю
Европу, напал на большевиков. Фронт - от Ледовитого оке­
ана до Черного моря. Помогают Финляндия, Румыния и др.
Объявление войны любопытно, вложу сюда.

из
ПУБЛИПИСТИКИ
1907 -1917rr,
fj)

тЭ:
ЗАСОБОРИЛИСЬ
Новый coup d'etat1 в ~золотом Руне~
Журнал •Золотое Руно• - недоволен •Весами•. И в
смутной, робкой, очень беспомощной статейке (в М 4, за
подписью ~эмпирик•) он упрекает •Весы•... в чем? На то
статейка и смутная, чтоб нельзя было понять, в чем имен­
но •Руно• упрекает ~весы•. Сначала как будто в том, что
они меняются. Были прежде хорошие ~весы•, а теперь
изменились, - зачем? Но, однако, не ~Руну• упрекать кого­
либо в переменах, в coup d'etat. ~золотое Руно• в этом
отношении - самый удивительный журнал: он в каждом
номере, почти подряд, объявляет о каком-нибудь coup d'etat,
о ~самом коренном изменении•. За год с лишним суще­
ствования журнала перемен этих объявлено видимо-неви­
димо. Правда, объявления о переменах и перемены ничего
до сих пор не переменили: назло всей своей суете ~Руно•
осталось на том же месте, на каком родилось. Только пыль
даром поднимало. Есть в Москве поговорка: •скачет баба...
а дело идет своим чередом•. Так и •Руно•. Впрочем, вряд
ли почтенный журнал сам сознает это. Он уверен, что все
время не только •скачет•, но и изменяется. И даже изме­
няется... к лучшему.
Вот и в последнем номере ~Руно• объявляет свою новей­
шую реформу... ~к лучшему•, -указывая ~кстати• на ~паде­
ние• ~весов•. •Им время тлеть, а мне цвести•. Я не думаю,
чтобы эта последняя реформа •Золотого Руна• как-нибудь
повлияла на мирозданье или что-нибудь существенно изме­
нила даже для узкого кружка лиц, причастных к журналу.
Ничего не произошло. Но как ни мало существенно это из­
менение, - для самого ~Руна• тут, конечно, изменение ~к
худшему•. Яблочко подгнивает изнутри; на взгляд, как буд-
1 внезапный поворот событий (фр.).
281

то, все та же анисовка, - кто пожелает ее разломить?
-
а
внутри червячок.
4Золотое Руно• уничтожило библиографический отдел и
поручило всю литературную критику А. Блоку. Я понимаю,
что 4Руно• могло соблазниться обещаниями, которые надавал
Блок. Блок прямо объявил, что он уже 4В каждом из первых
очерков намерен объединить maximum• всего, что можно объе­
динить, и будет 4Охватывать большой круг очень разнообраз­
ных писателей•. 4Исчерпав же, таким образом, объединяющие
очерки•, он примется за новую, ежемесячную работу.
4Руно• могло быть очаровано, подавлено таким сообще­
нием... Но я, по совести, должен признаться, - только огор­
чен. Не за 4Руно•, - что нам 4Руно•? Горбатого исправит
могила, - а за Блока. При глубочайшем к нему уважении
как к поэту, я считаю, однако, все опыты его в критике -
ниже всякой критики. И это мнение мое, насколько я знаю,
разделяется всей, более или менее, культурной литературой.
Для критики, да еще 4Всеобъединяющей•, мало интуиции,
нежности, вдохновения: нужны мысли. А мысли Блока - это
мухи, беспомощно мечущиеся под проволочной кондитер­
ской сеткой. Выступая, как критик, он каждый раз роняет
себя. Что-то жалобное, спутанное и rимназически-напыщен­
ное - все его •критики•, вплоть до объявления в •Руне•. И
зачем он это делает? Какая досада!
Во всяком случае, прочтя заявление Блока, припомнив
разные беспорядочные намеки и все хаотические бреды •Зо­
лотого Руна•, а также немножко зная атмосферу, которой
дышат •декадентские• журналы, можно, наконец, догадаться
и в чем Эмпирик упрекает •Весы• и что за новый coup d'etat
совершается в •Руне•. Скажу кратко. Для непосвященных
будет непонятно -я не виноват. Впрочем, мне кажется, все,
более или менее, уже посвящены в эту •тайну• •Золотых
Рун•, •Перевалов•, Чулковых, и т. д., - в тайну •соборова­
ния•. Мне чудится, что •Эмпирик• - несомненно из числа
тех, кто настойчиво советует:
О, соборуйтесь, народы\
В хороводы, в хороводы...
Может быть, готов прибавить:
282
Где захватишь, там бери,
Всех уродов тридцать три,
О, соборуйтесь, уроды\
В хороводы, в хороводы\

Упреки •Золотого Руна• сводятся, по моим догадкам, к тому,
что оно хочет сказать:
О, соборуйтесь, •Весы•l
Недаром статья кончается характерными для таких советчи­
ков словами: •сиденье - rpex против Духа Святого•. Да, мы
•юношей влюбленных узнаем по их глазам•, - а •соборни­
ков• новейших - по кощунственным словам: без •rpexa•, без
•духа Святого• - они не обойдутся.
Я - человек, •Весам• почти столь же посторонний, как
•Золотому Руну•, •Перевалу• и •соборующемуся• ныне ан­
тикультурному течению новейшей литературы. Но, глядя со
стороны, не могу, однако, не порадоваться, что упреки •Зо­
лотого Руна• справедливы, что советы •Эмпирика• тщетны,
и что •Весы• держатся по-прежнему своего спокойного об­
щекультурного направления: уклона к •соборности• у них не
замечается. Если же и в •Весы• порою проникает кто-ни­
будь из •варварских мальчиков•, то эти пятна лишь замед­
ляют общий ход журнала, но существенно его отнюдь не
изменяют.
Вряд ли, впрочем, запляшет в хороводах и •Руно•, хотя
уже совсем по другим причинам. •Руно• радо бы, •Руну•
нечего терять, •Руно• старается... но, однако, и этого не сможет.
•Руно• слишком доступно для всяческого невежества, чтобы
одна какая-нибудь определенная часть варварства, известное
антикультурное направление, - могло в этом журнале вос­
торжествовать. •Золотое Руно• до конца своих дней останет­
ся самым махровым цветком - подозрительного запаха. И
уж, конечно, не Блок, со своими •объединениями•, сделает
что-нибудь в этом хаотическом московском •складе• возмож­
ных и невозможных •литературных• произведений. Хаос не
очень вредный, - но скучный и досадный.

В ЦЕЛОМУДРЕННЫХ ОДЕЖДАХ
К 25-летию литературной деятельности Ив. Ал. Бунина
И. Бунин - хороший писатель, это известно, с этим никто
даже и не спорит. А кроме того- он имеет свои черты, свой
лик, его не смешаешь с другими нашими, ~просто хорошими•,
писателями: большинство из них - типичны; Бунин
-
индиви­
дуален. Бескорыстие (если можно так выразиться) его произ­
ведений доходит до полной бесстрастности; и это отнюдь не
легкомысленная, легковесная, порой нарочитая, бестенденци­
озность новейших беллетристов, это что-то другое: автор от­
дает книге свой талант - и совершенно не дает себя. Хорошо
ли это, худо ли - пока не сужу,. разные могут быть точки
зрения. Во всяком случае, у нас в данную минуту нет худож­
ника, равного Бунину по уменью так последовательно, под
такими целомудренно-длинными одеждами скрывать себя -
в своем. Порою кажется, что и тяжеловесность, и бессюжет­
ность, и скука бунинских романов - являются отчасти след­
ствием авторского целомудрия, упорного бесстрастия.
Скучными, впрочем, романы эти назвать нельзя, в опреде­
ленном смысле слова; если угодно - они скучны для читате­
ля, ищущего в книге событий и приключений; но тот, кому
доступна самодовлеющая прелесть художественного языка, -
легко забудет о неяспой судьбе героев, наслаждаясь каждой
их данной фразой, каждым ленивым движением.
Бунин - писатель без начал и концов, у него нет ни про­
шлого, ни будущего, ничего, кроме настоящего; таков, конеч­
но, и должен быть поэт чисто-созерцательный. Спорят до сих
пор: что такое искусство? Не чистое ли это созерцание? Если
да, - произведения Бунина должны считаться образцом ис­
тинного искусства; в большей степени, чем писания всех
наших убежденных эстетов и модернистов. С этой точки
зрения - всякая убежденность вредит искусству; пусть даже
вы убеждены в том, что не надо иметь никаких убеждений.
284

И вот, Бунин - чист; он как будто ни в чем не убежден, для
него есть, действительно, лишь те слова, которые он сейчас
пишет, явление, которое он сейчас изображает. Только в них
живет его подлинная любовь, и благодаря ей - слова и об­
разы прекрасны.
Недавно был напечатан рассказ Бунина- ~веселый двор•.
Трудно вспомнить, в чем там дело, что происходит; да, ка­
жется, ничего почти и не происходит: жила-жила старуха,
почувствовала приближение смерти, пошла к беспутному сыну
куда-то в глухую сторожку, долго шла, потом пришла, сына
не застала, легла на лавку, принялась умирать, умирала, уми­
рала и умерла. Сын в это время шлялея от голоду по людям,
заводил разговоры, дожидаясь, что его где-нибудь покормят,
а его так и не покормили. Вот, собственно, и все, нечего тут
и помнить. Но заросшая травой избенка в барском саду, куда
пришла старуха, собака, ее встретившая, остатки воробьиной
яичницы, которой питался оголодавший мужик, - все это
помнится так ясно, будто сам видел и собаку, и скорлупки
птичьих яиц, сам приходил со старухой к этой избе. Помнит­
ся, как живая, и мельничиха, и разговоры сытых с голод­
ным, - вовсе не о еде, а нелепый и страшный какой-то спор
о науке, о средстве, ~которым можно человека захолодить,
и он уже не подлежит ни тлению, ни прению•.
Но вот что надо сказать: Бунин писатель до последней
степени русский; и не то что он знает Россию, знает народ,
хорошо пишет о них, нет, он попросту сам - кусок России;
его свойства, его пугающие недостатки (да, они есть, мы их
увидим, только что откажемся от узкоэстетической, художе­
ственной точки зрения), не свойства ли это той же России,
русского народа - в широком смысле слова? Бездействен­
ность, тяжеловесность, созерцание, нестройность какая-то,
вечная пассивность, скучная беспечность, - да, ведь, это же
сам талантливый Бунин! Каждому произведению его можно
поставить эти упреки, если уж начать упрекать. Не в том же
ли мы упрекаем, - должны упрекать,
-
Россию? Не эти ли
свойства ее пугают нас больше всего?
Мне скажут: как можно сравнивать? Писательская инди­
видуальность, художественное творчество - это одно, а жизнь
народа, его свойства, его история - это другое. Неправда.
Пусть я говорю ересь с точки зрения чистой эстетики, но я
утверждаю, что настоящее искусство стоит в такой послед­
ней близости к жизни, что между ними почти нельзя прове­
сти разделяющей черты. Я понимаю чистую эстетику: перед
285

ее судом Бунин непогрешим, это хороший и большой худож­
ник. Но... искусство шире чистой эстетики. Лишь за ее края­
ми начинается оно, настоящее. За ее края Бунин не вышел;
отразив в романах своих, как в малой капле, вот эти верные
свойства народа русского, - все ли его свойства он отразил?
Бунин тяжел, темен, хаотичен, созерцателен, ярко-талантлив;
тяжел, бездействен, ярок и народ наш. Но... у Бунина пустое
место там, где не пусто у русского народа. Народ глубоко
думает... что думает Бунин? Народ силен действием спящим ...
где сила Бунина? Народ верит, наконец, верит в какую-то
последнюю правду, и ни за что своей веры не отдаст... во что
верит Бунин? Ни во что; ведь, чувствуется же, что ни во что,
хотя и прикрыта нагота его благородными художественными
одеждами, красивым умолчанием, бесстрастностью, которую
на языке эстетики, пожалуй, и следует назвать целомудрием.
За края эстетики Бунин не вышел.
Но, может быть, мы не вправе предъявлять широкие, слиш­
ком широкие, требования к талантливому писателю? Конеч­
но, кому дано много, с того много и спрашивается. Бунину
дано много; но все-таки ~деревня• его - не ~война и мир•,
а сам он - не Лев Толстой. Это, пожалуй, тоже наша русская
черта, - быть недовольным тем, что тебе дают, ждать и же­
лать от человека непосильного. Пусть искусство Бунина не
переливается за края эстетики; как-никак - его талант ярок и
благороден, это редкий талант в пустозвонной пестроте со­
временной литературы. Будем же за него благодарны ху­
дожнику.

П. СОЛОВЬЕВА (ALLEGRO). ~ТАЙНАЯ ПРАВДА~
Сборник рассказов. Изд. Волъфа. 1912
... ~я
говорю о самом для меня важном, о том, где борьба
всего труднее. Я разумею любовь, отношение полов, брак. В
этой области все понятия спутаны, хаос невообразимый. Воп­
рос кажется мне особенно важным, потому что он касается
всех людей без исключения. Любовь рождает и умерщвляет.
Все мы родимся от любви - или от того, что принято назы­
вать любовью - все мы умрем. В любви
-
рабство, падение,
проклятие; и в ней же, именно в ней, - освобождение, вос­
кресение и спасение. Поймите, каждый может принять учас­
тие в пересоздании любви. И, пересоздав ее, превратив ее те­
перешнее безобразие в красоту, мы изменим всю жизнь~ ...
~по-иному, по-новому, еще никто не любил, но эта новая
любовь уже начинает мерещиться многим~ ... Она: ~не аске­
тизм, - это ложь и кощунство, и не темное сладострастие,
-
это то же рабство. Есть, должен быть третий путь~.
Так говорит Границын, герой повести ~небывалая~ (сбор­
ник рассказов П. Соловьевой ~тайная правда~). Не только
одна ~небывалая~. но и все остальные рассказы, вся книга
проникнута мыслью о ~любви~. об искании этого ~третьего
пути~ любви. Границын, занятый своей мечтою, встречает
женщину, с которой хочет искать путей в любви ~без аске­
тизма и без темного сладострастия~. Женщина понимает его.
Но, увы! сам Границын изменяет себе: темное сладострастие
схватило его цепко - и в эту минуту любимая женщина
исчезла. Она исчезла почти сказочно, так, как будто ее вовсе
не было. Точно в кошмаре Границын ищет ее, - и даже дома
не может найти, где она жила. ~но что же это все было?
говорит он. - Неужели я силой мечты мог вызвать ее к
жизни, а когда оскорбил мечту, - она исчезла?~
Рассказ написан совершенно реально: сказочный конец
производит неожиданное, но сильное впечатление. Начина-
287

ешь верить в реализм этой любовной мечты, в ее возмож­
ность воплотиться - если не сейчас и не для узкого, само­
уверенного и наивного Границына, то для других, в будущем.
Различными словами, под разными образами - все расска­
зы соловьевского сборника твердят, как я уже сказал, одно:
для любви должен быть новый путь, данные ее формы - не
то, человеческая мечта о любви божественна.
До воплощения мечты - далеко; это сознает и автор, оn­
ределенно провалив Границына. Но повесть ~небывалая•
действовала бы вернее, будь Границын не Границыным, а
настоящим, серьезным человеком, философски образованным
и сильным. И для такого героя конец был бы отрицатель­
ный, но тогда не приметивалось бы к звуку всей повести
неверной ноты: 4А что, если бы герой был получше? Ведь
они бы, пожалуй, нашли третий путь?.. •
Конечно, не нашли бы. И 4Пасс• автора должен быть
откровеннее, не прятаться за немощи героя; не надо облег­
чать себе задачу. Дело в постановке вопроса, а не в разреше­
нии его. В постановке - и в том, чтобы наметить точку от­
правления. Вопрос ясен; но что касается попыток автора
установить отправную точку, - их надо признать неудачны­
ми. Любовь, отношения между полами, мечта пересоздать их,
превратить сладострастие темное - в светлое,
-
да, это и
мечта человечества, и вопросы громадной важности. Если
только мечта - пусть мечтают мечтатели; но если и вопросы
тоже - как думать о разрешении, не расширив их, не углу­
бив до коренного, первого вопроса - вопроса о л и ч н о с т и?
У нас, ведь, и он неясен, а не от его ли ясности, - нового,
ясного осознания, что такое е д и н а я личность, - зависит но­
вое осознание отношений между д в у м я? В самом деле, толь­
ко определив окончательно понимание личности, мы можем
перейти к вопросу о поле, можем разобраться, убивает ли
пол личность, - и какой, какие формы его,
-
растворяет ли
ее, или может способствовать ее росту. Отрицание пола и
половой любви у Вейнингера все построено на утверждении
личности. Конечные выводы его неверны, благодаря произ­
вольному положению, что личность есть принадлежиость толь­
ко физического мужчины. Это положение следовало бы еще
обосновать. Но у Вейнингера есть критерий, необходимый при
всякой попытке подойти к вопросу о половой любви.
П. Соловьева вопроса не углубляет, сузив, напротив, его
круг, и потому он остается наполовину в области оторван­
ных мечтаний.
288

Правда, форма избрана художественная; не будем забы­
вать, что это рассказы, а не философское сочинение; но не
будем также забывать, что если уже есть философия под
художественной формой, то она должна быть правильной,
иначе пострадает и художественность. И мы часто замечаем
такое падение художественности в книге Соловьевой: ясность
уступает место длинной, туманной лирике, и важность воп­
роса исчезает, теряется, вопрос окончательно делается •меч­
той поэта•, отвлеченным воздыханием, красивым, может быть,
но не волнующим: •У всякого поэта свои фантазии•.
Мы знали до сих пор П. Соловьеву (Allegro) лишь как
стихотворца. •Тайная правда• - ее первая прозаическая кни­
га. Конечно, главное содержание и стихов ее - то же: любовь,
воздыхание о новых, божественных проявлениях любви. Но
что хорошо в стихах, то бывает не позволено в прозе. Она
имеет свои законы. Не терпишь лирики там, где ждешь яр­
кого, сухого образа для пояснения мысли. И сама лирика
прозы другая. Стихотворная лирика, переданная прозой, в
большинстве случаев не художественна.
П. Соловьева видит и знает гораздо больше, чем может
высказать. Это чувствуется, и потому, я думаю, так неровна
ее книжка (кроме некоторых, менее значительных, рассказов,
вроде Петровны), да и стихи ее подчас неровны. Самый сла­
бый из рассказов, - •В темноте•, он написан сплошь в тоне
стихотворной лирики, такой неприятной в прозе (а тема опять
та же- любовь.) В общем же, язык П. Соловьевой мне нра­
вится, на нем отдыхаешь после модернистского блеска. Скро­
мен и прост, есть та милая, естественная старинность, т. е., в
сущности, вечность. Хотелось бы иногда большей грубости,
резкости, что ли; но это опять тот же упрек - неприятен
переход на лирику, неуместно-женственную там, где нужна
мужественность силы. Мне кажется, что если бы П. Соловь­
ева, не изменяя своему стилю в общем и, главное, не изме­
няя своей теме, попробовала себя в прозе не случайно, не
мечтательно, а более сурово, - она могла бы дать вещи очень
значительные и, главное, интересные. Стихи - хорошее дело;
но... я должен сказать прямо, что для настоящей разработки
того вопроса, которому посвятила себя Соловьева, - стихи
не годятся. Самым прекрасным цветком нельзя разбить са­
мый ничтожный камень. Я знаю, что на это мое положение
нашлось бы много возразителей. Да и, действительно, возра­
жать можно, особенно с точки зрения чистого искусства,
чистой эстетики. Не вдаваясь в общие рассуждения, скажу
289
19 Зинаида Гиппиус, т. 9

лишь о данном случае: автор 4Тайной правды• и 4Небыва­
лой• уже отказался, написав эти рассказы, от чисто эстети­
ческой точки зрения, от чистого искусства и чистого созер­
цания. Занял другую позицию, взял на себя большее, и ни за
какую лирику тут уже не спрячешься.
Возможно, что я ошибаюсь. Возможно, что сам автор от­
носится к теме своей по существу лирически, эстетически, к
вопросу, как к воздыханию. Но вот тогда и делается это
малоинтересным, - 4фантазией поэта•. Не делается лишь
потому, что все-таки я не ошибаюсь: слишком много недо­
сказанной, подлинной муки в этих рассказах, таких неров­
ных, таких несовершенных, - и таких любопытных. Многое
можно простить за эту подлинность, - и длинноты лиричес­
ких отступлений, и даже, в некоторых местах, банальность
языка. Есть у автора 4Тяжелость• - в хорошем смысле, та
писательская 4Тяжелость•, которая дается серьезной работой
и выгодно отличает П. Соловьеву, со всей ее скромной 4СТа­
ринностью•, от красивого и легкого, как полет бабочки, и
мало существующего модерна.
Жаль, что эта интересная и милая книга очень плохо
издана; она достойна иных - скромных, но не таких неряш­
ливых одежд.

ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРА
У нас есть новый герой: обыватель. Это пошла такая мода,
чтобы думать прежде всего о русском обывателе, чуть не о
петербургском даже, считаться с ним, подлаживаться к нему,
поощрять его, стараться заслужить его внимание. Что интел­
лигенция! Несовременно думать о какой-то интеллигенции.
Да и где она? Били по ней достаточно со всех сторон, заби­
ли в угол, - сиди смирно, служи, коли можешь, обывателю,
притом скромно, без шума. Интеллигенция все-таки ~цвет•,
~избранные•, а обыватель - масса и, значит, сила. В старые
времена силой казалась масса народная; но с тех пор мы
возлюбили ~реальность• и утопическими мечтаниями о да­
леком <<народе-сфинксе• нас не проберешь. Обыватель же
рядом, а если тоже порою ~сфинкс• - разгадывать его загад­
ки легко. ~средний человек» - вот чье внимание надо при­
влечь. И не забудем, что нынешние обыватели - торжеству­
ющие, довольные, капризные, а отнюдь не серая чеховщина,
которая вечно тосковала и куда-то бессильно рвалась.
Новая политика с обывателем такова: ничего не требовать
сверх его обывательских сил. Пусть он остается, как есть,
пусть делает, что делает, ходит в скэтинги и ломится в цы­
ганские концерты, - Боже сохрани его запугивать. Надо по­
маленьку добиваться, чтобы он изредка почитывал, развивалея
культурно, подумывал иногда о больших вопросах, воспитывал
свою волю и, занимаясь спортом или дежуря ночь около Ма­
риинского театра, делал бы это <<под знаком» воспитания воли.
Таковы модные, более чем умеренные, надежды на обыватель­
скую массу, преимущественно на обывательскую молодежь.
У меня есть друг, который часто напоминает мне щедрин­
екого Глумова. Он без дальних слов стыдит меня: что вы
делаете! Время ли писать о книжках? Обыватель сейчас не
только мнениями о книжках не интересуется, но и самими
книжками нисколько. Обыватель занят, помимо своих дел, -
войной. Он газеты читает.
291

Однако, что же делать литературному критику? Не писать
же о войне? Друг советует смириться, переждать.
-
О чем и говорить-то? - упорствует он.
-
Не видите
разве, что у самих писателей заминка? ~сезон• начался, а
где интересные книги? Не выходят, нету. Даже дряни, и той
меньше, чем в обычное время.
Все это убедительно, а я не смиряюсь. Во-первых, если
нет сегодняшних интересных книг, то есть вчерашние; а во­
вторых, - и это главное,
-
я принципиально не хочу подчи­
няться новой моде и подлаживаться под интересы обывате­
ля. Пусть себе он читает газетные корреспонденции, или что
хочет. Мне все равно.
По правде сказать, в последнее время и беллетристика
пошла обывательская. То ли писатель бессознательно следу­
ет моде и ~считается• со вкусами обывателя, то ли сам, из
прежнего ~пророка•, выродился в обывателя. Даже фантазия
современных романистов бывает похожа на послеобеденное
мечтание какого-нибудь чиновника или правоведа... буде пра­
воведы мечтают о ~возвышенном•. Один Сологуб еще умеет
говорить о том, о чем обыватель, ни молодой, ни старый, не
домекнется. Ну, за то Сологуб и не ~популярен•. Известен,
но не популярен. Недавние цифры показали, что Сологуба
читают во сколько-то раз (в тысячу, кажется, боюсь оши­
биться) меньше, чем г-жу Вербицкую. В литературе о ней
если говорят, то с улыбкой, я не знаю ни одного <<интеллиген­
та•, ради собственного удовольствия прочитавшего <<Ключи
счастья•, - а вот обывательская молодежь впивается; питает­
ся этими <<Ключами>>. Скажи, кого ты любишь, я скажу, кто
ты. Современная молодежь сказала, что любит г-жу Вербиц­
кую; мы, значит, имеем право назвать эту молодежь, в сред­
ней массе ее, - обывательской. Потому что г-жа Вербицкая
-
чистый идеал писательницы-обывательницы, и уж я прошу
здесь поверить мне на слово, без доказательств: в критичес­
кий разбор ~Ключей• я пускаться все равно не буду.
Далее статистика нам открывает, что сейчас после Вер­
бицкой (на втором месте) стоит Амфитеатров. Им питаются
не так жадно, как ~Ключами•, но тоже очень жадно.
Признаюсь, это меня удивило. Уж я скорее ждал Андре­
ева или Куприна после Вербицкой - нет, Амфитеатров. Ему,
не кому другому, уготовал обыватель трон впереди Льва
Толстого. Такова жизнь.
Поговорить об Амфитеатраве не с обывательской, а с
литературной точки зрения я считаю полезным; его место в
292

литературе хотя и явно среднее, но еще какое-то неопреде­
ленное. Говорят о нем мало и тоже неопределенно.
Это писатель знакомого, по существу неопределенного,
типа. Кто он? Беллетрист? Критик? Публицист? Хроникер?
Репортер? На каждый вопрос приходится отвечать 4нет», а
на все вместе - 4да». Тут еще нет ни дурного, ни хорошего.
Писателей этого типа у нас было много (Глеб Успенский,
Щедрин); если не было гениального, то мог быть. Но гений,
или высокий талант, никогда не смешивает разные фор­
мы творчества; они соединены в его личности, связаны
ею одною, главным образом. Щедрин - беллетрист
-
закон­
ченный, действительный беллетрист. Его 4Пошехонская
Старина» может стать рядом с 4Детством и Отрочеством»
Толстого, и конечно, она выше сладковатого аксаковекого 4Баг­
рова внука».
По тому смешению, которое царит в книгах Амфите­
атрова, мы угадываем сразу средний талант. Его последние
4Исторические» романы ( 4Конец Старого века>>, 4Восьмиде­
сятники» и др.) - хаос бесспорный. Собрание анекдотов,
повествование, сплетня, репортаж, мемуары,- что это?- Име­
на вымышленные перепутаны с настоящими, упоминаются
люди, до сих пор здравствующие, - я не удивляюсь, что
многие читают 4роман» с любопытством именно к сплетне,
пытаются угадать знакомых и там, где имя скрыто. Помнится
даже, что к автору обращались за подобного рода разъяс­
нениями, и он отвечал. Слишком ясно, что 4роман» не должен
возбуждать таких интересов, примитивное чутье художника
не должно бы допускать дешевки. Вот, значит, еще одна
определенная черта: Амфитеатраву недостает художественно­
го чутья.
Способности у него, однако, есть, и большие. Он сочен и
порою гибок; но та вечная претензия на силу, которая вы­
ражается вечной грубостью, смелость, которую мы лоневоле
должны отметить, как пошлость, - весьма умаляют способ­
ности писателя. Амфитеатров - самоуверен, как все, кто
искренно принимает плоскость за глубину.
Станет такой человек в канавку, думая, что стал в бездну;
глядь - бездна-то ему по колено, ну как же не уверовать в
себя? Со стороны немножко смешно, а ему и невдомек. Я
случайно пробегал статейки Амфитеатрава в каких-то загра­
ничных газетах; и, право, даже удивлялся. Человек, все-таки,
образованный, во всяком случае, начитанный, и под этим -
первобытно-грубое миросозерцание, поражающее своей несвое-
293

временностью. Амфитеатров любит повторять, что он •пози­
тивист~; но, к сожалению, это не научный, спокойный, а
ликующий позитивизм... ну, хотя бы семинариста, вчера от­
крывшего, что батюшки-преподаватели все врут, •ничего того
нет~. уверенного притом, что он открыл Америку. Отбросить
•всякую чепуху~. и тогда все ясно. Меня и удивляет-то в
Амфитеатраве не позитивизм, а вот эта стопудовая прими­
тивность и продолжительность ликования; взрослый писатель
с большими способностями, наблюдательный, живой, - а
мыслью и не обертывается в сторону того же позитивизма,
не пытается заново его пересмотреть, подновить как-нибудь.
Не пора ли?
В прежнее время у Амфитеатрава попадались остроумные
фельетоны и даже бессознательно-глубокие (по замыслу) рас­
сказы. Мне до сих пор помнится какая-то полусказочная
повесть его о кучке культурных людей, попавших на пустын­
ный остров, и о том, что из этого вышло. В последние годы,
вместо ярких порою фельетонов, Амфитеатров дает нам
(в тех случаях, когда пишет о литературе), - грубую ругань
•с плеча~. непременно подправленную этим своим семинар­
ским •позитивизмом~; а вместо грубоватого, но спокойного
рассказа - псевдоисторический, сплетнический роман, полный
натянутых приключений. Успех Амфитеатров имеет, однако,
теперь; теперь, а не раньше, возлюбил его обыватель; значит,
писатель именно в позднейшие времена спустился к обыва­
телю, подошел к нему, забавляя сплетнями и приключения­
ми. •Позитивизмом~. каким угодно, обывателя не возьмешь;
ему плевать на всякое миросозерцание; Вербицкая может
завтра сделаться теософкой, послезавтра буддисткой, затем ма­
териалисткой - спрос на ее книги от этого не уменьшится и
не увеличится. Лишь бы дешевка была, и даже все равно
какая: сплетническая, романтическая, ницшеанская, рокамбо­
левская, - лишь бы дешевка.
Когда пишешь об Амфитеатрове, - невальна и упорно
приходит на память другое имя, другого писателя, очень
родственного по типу с Амфитеатровым, имеющего или имев­
шего с ним общие черты. В сфере журналистики, по крайней
мере, они стояли близко друг к другу. А сейчас этого послед­
него писателя и журналистом назвать уже нельзя. Что он
такое - Бог знает.
Я говорю, конечно, о Дорошевиче.
Способности и у него были не малые, в стиле амфитеат­
ровских; одно время, говорят, он имел высокий успех среди
294

массы обывательской, газеты почитывающей; доныне осталась
«репутация•, хотя газетного обывателя он уже не забавляет -
надоел. Был, впрочем, только успех - не влияние. Это надо
оговорить. Влияния Дорошевич никогда не имел, как не имеет
его сейчас и «успешный• Амфитеатров. Да и возможно ли
влияние писателя-обывателя на читателя-обывателя? Раз он
иони- одно...
Я никогда не видал картины такого полного разорения,
какую являет Дорошевич. У Амфитеатрава пусть ломаные,
но какие-то есть свои гроши за душою, остались; Дорошевич
растратил все, до последнего кодранта. Ему настолько н е о
ч е м писать, что он уже потерял связность речи; и как
теперь ни вертится - хитрый обыватель и глазом не мигает.
Хоть разарвись Дорошевич - на полушку не поверит никто:
банкрот. А я до сих пор помню старые-престарые, живые и
сильные, сибирские фельетоны молодого Дорошевича; рез­
кие, острые и живописные. Были же способности, был капи­
тал, - такое разорение! Кто виноват
-
не все ли равно? Я
наблюдаю явление и невальна жалею о пропавшей объектив­
ной ценности.
Быть может, разность судьбы этих двух писателей с род­
ственными способностями повлияла на разность их положе­
ний. Внешне суровая к Амфитеатрову, судьба помогла ему,
однако, сохранить свое за душой; коварно улыбаясь Дороше­
вичу - она обобрала его до последней нитки. Мы еще не
знаем, что было бы, очутись в свое время Дорошевич эмиг­
рантом (а это всегда и всякого облагораживает) и будь, на­
против, Амфитеатров властным хозяином какой-нибудь боль­
шой газеты. Пожалуй, и было бы все наоборот. Уж очень
однородны, одностильны способности этих двух, несомненно
одаренных людей.
Заговорив о Дорошевиче - я отошел несколько от лите­
ратуры. Но как было не вспомнить его, разбирая Амфитеат­
рава? У меня есть старинный приятель (этот уж совсем не
типа суетливого Глумова), сам когда-то написавший книгу
стихов, тонкий критик, поклонник Тургенева и Мопассана,
человек old style1 , с нежной, как стебель, душой. Он давно
уединился, отошел от современной литературы, не вникает в
нее; огулом бранит «модерн•, не видя отличий «мелкого беса•
от «Анафемы•, а притом способен узнать Лермонтова в од­
ной новооткрытой строке. Что же? У него странная слабость
1 старый стиль (а11гл.).
295

к Амфитеатрову и Дорошевичу. Я моrу это объяснить лишь
физиологическим притяжением противоположностей. Изощ­
ренная нежность моего друга тянется туда, где бьют по за­
тылку. Все равно как, лишь бы 4Крепче~ Но меня заинтере­
совало то, что мой старый поэт к двум любимым именам
прибавляет еще одно - третье: беллетриста Будищева. Уж
нет ли, подумалось, и у Будищева родственной связи с До­
рошевичем и Амфитеатровым? Надо, после долгих лет, обер­
нуться и посмотреть на Будищева. Кстати, он только что
издал книrу своих рассказов 4С гор 'Вода~ (Моек. К-во).
-
Посмотрите, посмотрите, - убеждал меня друг мой,
-
это страстность, и мучительство, и вопросы ... Тут Достоев­
ским пахнет.
Я и посмотрел. Прежде всего скажу, что особой родствен­
ности с Амфитеатроным и Дорошевичем я в авторе не на­
шел. Порою кое-что мелькает; прискок растрепанный, что ли;
да за душой (как бы сказать - не обидеть) тоже, ломаные
несколько, гроши. А соблазн друга моего - опять физиологи­
ческое влечение к противоположности. Знаток Мопассана
должен тянуться к хаотически разбросанному, расхлябанно­
му языку Будищева; человек изощренного вкуса - радовать­
ся безвкусию Будищева. А именно без в к у с и е - самая ха­
рактерная черта этого писателя.
Я, впрочем, хочу быть справедлив. После неудачно-пре­
увеличенной рекомендации это нелегко: потому что какой тут
Достоевский! лучше бы его не тревожить! Сравнивая же
Будищева кое с кем из современных беллетристов второго и
третьего сорта, сравнивая его даже с самим Будищевым лет
десять тому назад, - можно сказать о писателе и доброе.
Общее безвкусие не покинуло его; но герои-приказчики
все-таки облагородились. Героини остались те же; да, впро­
чем, у Будищева во веки веков одна и та же героиня. Ко­
нечно, обольстительная на взгляд: 4... с пышно взбитыми во­
лосами, с большими глазами, словно недоумевающими или
испуганными, и приветливо улыбающимися яркими, как ле­
пестки цветов, rубамю>. Это лицо непременно 4дразнило ге­
роя. Точно что-то обещало и сейчас же отталкивало. Бросало
от тоски к радости. Сердцу порою сердито хотелось одолеть
ее (т. е. сердцу героя - героиню), стать над ней господином
и причинить ей боль... Или пасть пред нею на колени (само­
му герою или все еще сердцу?), истребить собственную волю
и провозгласить над собою светлое главенство женщины~.
Такова постоянная героиня Будищева, ее наружность, дей-
296

ствие ее на лиц мужского пола. Внутренний же свой облик
она сама очень верно определяет там, где, по обстоятельствам,
должна на мгновение просветляться, например - если герой
уже умирает по ее вине. 4 Часто, часто дышала у его уха и
зашептала: прости меня! Я - дрянь! Потаскуха! .. • На это
герой, 4С трудом ворочая языком, так что мышцы лица вздра­
гивали от усилий, выговорил: Ал-л-л-егория! Ес-стъ!• Он
бредил, но, может быть, сбредил тоже верно, хотя чего имен­
но аллегория - такая героиня, покрыто мраком.
Во всяком рассказе Будищеnа действует эта знакомая .gал­
леrория•, упоительная 4дрянь•, все одна и та же. О стиле и
языке, каким она описана, легко судить по приведеиным ци­
татам, да и судить не стоит, слишком ясно. Пусть иным здесь
чудится язык .gмучительных страстей•, на мой же трезвый
взгляд это лишь банально-небрежный слог писателя, который
не смотрит за собой, как следует.
Героиня, обычная, мелькает даже в лучшем и самом длин­
ном рассказе будищеnекого сборника - 4Благополучие•.
Это - повесть о разбогатевшем мужике Столбушине, кото­
рый заболел раком желудка тогда, когда, по-видимому, дос­
тиг вершин благополучия. Автор сделал его недурным чело­
веком, и это углубляет рассказ. Есть в нем положительно
недурные места. Например, посещение Столбушиным, уже
больным, родной деревни. И тут автор перехватил, но пре­
красно все начало, мужики - двоюродные братья, ребятиш­
ки, черный Назар, который 4Жестко говорил, точно ругался,
жестикулировал узловатыми пальцами• и с тонкой, печаль­
ной нежностью вспоминал о своей покойной жене: 4ТЫ зна­
ешь, отчего она у меня померла? От стыда! Болезнь такая с
ней приключилась, конешно, насланная с ветром или как.
Стыдилась она всего. Не поверишь, пить даже стыдилась,
Богу молиться стыдилась. Жить стыдиласьl Такая болезнь
насланная! .. Жить стыдно! Поверишь этому? Вот какие бо­
лезни бывают! •
Неплох у Будищеnа и 4Петруша Рокамболь•, - экспро­
приация, задуманная двумя гимназистами, полуигра, конча­
ющаяся трагически. Взят, впрочем, тон анекдота, и траги­
ческий конец производит противное впечатление. Тут опять
сказалось непобежденное безвкусие Будищева.
4Вопросы•, затрагиваемые писателем, не сложнее, гово­
ря по правде, вопросов, которые могут зародиться в голове
обывателя; и если обыватель не возлюбил Будищеnа так,
как Вербицкую, то причина - его индивидуальные свой-
297

ства. Слишком много таланта; чтобы прибегать к заманива­
ющей дешевке вроде сплетен и приключений, - и слишком
мало его, пожалуй, для того, чтобы заставить проглотить себя
со всеми наскоками, резкостями, порываниями - их чита­
тель Вербицкой не любит, боится. Эти угловатости, неров­
ности, пятна, - одни только и ценны в Будищеве, но на
всех не угодишь. Ожидать от автора особенного роста нельзя
с уверенностью, он не начинающий; но требовать более вни­
мательного отношения к своему творчеству мы можем и дол­
жны, тем более, что за десять последних лет писатель сумел
же кое-что приобрести. И счастье, что обыватель еще не
влюблен в Будищева. При его силах - не удержаться бы
ему на скользком пути.
Скользкий путь этот опасен для всех. Опасна и новая
мода, новая тактика, о которой я говорил в начале статьи:
буду, мол, сознательно подлаживаться к обывателю, а когда
он ухо ко мне повернет, тут-то я помаленьку и начну его
учить, исподволь, не пугая, ему на пользу, себе на утешение.
Не верю я в эти фребелевские игры. Откровенная погоня за
4успехом• - ну, это понятно, а задаваться педагогическими
целями - самообман, ничего все равно не выйдет. Педагоги­
ка хороша, когда она непреднамеренна; а недаром и детей на
фребелевские игры не поймаешь. Да и унизительна она... как
для учителей, так и для учеников. Коли писатель сам такой
же обыватель - другое дело; а коли есть за ним свое
-
говори
свое; не слышат тебя - сам виноват: голос, значит, тих. По­
тому что, в конце концов, я меньше всего виню вот эту 4Сред­
нюю читательскую массу•, среднего русского человека. Он
услышит тех, кто сумеет говорить громко.
Уклон к 4НисхоЖдению• (беру слово Вяч. Иванова), к
стиранию острых углов, к фальшивому, поддельному, теоре­
тизированному... даже не демократизму, а к 4Великой середи­
не• - очень ясен теперь в литературе. Она хаотична, однако
попадаются нити, определенно окрашенные. Интересно про­
смотреть наши журналы, более заметные, конечно, опреде­
лить физиономию каждого и данное его положение. Ведь их
тоже читают... или не читают.
Но журналами я займусь в следующий раз.

ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРА
l. Обывателъство. II. ~совесть~ и ~естъ~ для
интеллигенцuu 1
Слишком много тем и в жизни, и в литературе. Вернее -
слишком много явлений, подводящих к нескольким темам,
которые меня интересуют.
Журналисту лоневоле приходится делать выбор, - и жаль
того, что оставляешь или чего касаешься чересчур мимолетно.
О нашей 4обывательщине» я писал, но тема неисчерпаема
и очень современна.
Веяние обывательщины в литературе я почувствовал опять,
с новой силой, когда смотрел пьесу Л. Андреева •Профессор
Сторицын», поставленную в прошлом декабре на сцене Алек­
сандринекого театра.
Бранить Л. Андреева за его •Сторицына» я не собираюсь.
Когда на Андреева указывали, как на пророка, который де
открыл нам какие-то художественные горизонты и т. д., - ну,
в то время следовало доказывать, что никаких он горизонтов
не открыл и в пророках не бывал. Говорить это в данное
время - значило бы ломиться в открытую дверь. Я нахожу
даже, что изменница-критика (всегда мстящая за свои чрез­
мерные увлечения) не очень справедлива к Л. Андрееву. Нис­
колько он не стал хуже писать. В 4Профессоре» наполовину
меньше риторики и фальши, чем в старой драме •К звез­
дам», а, ведь, какой это был восторг перед •Звездами!».
Чем шире требования, которые мы предъявляем, тем стро­
же суд. Уменьшим наши требования к Андрееву, - не за что
будет и бранить его. Мне скажут: но есть же примитивные
законы эстетики, есть известные условия, есть непереступ­
ные черты, которые Андреев переступает. Не знаю; пожалуй,
1 Помещая статью А. Крайнего, затрагивающую иJггсресиый вопрос о
роли и будущности интсллигс1щии, редакция <журнала> отмечает свое не­
согласие с некоторыми взглядами автора.
299

для таланта Л. Андреева ~закон не писан•. В его драме ~про­
фессор Сторицын• условия искусства не соблюдены, однако,
и никаких причин возмущаться драмой нет: стоит только не
подходить к ней с художественным аршином.
Имела ли драма успех - я, по совести, не могу сказать.
Как будто и был успех, даже энтузиазм, а как будто чего-то
недоставало.
Впрочем, друг мой (тот, который несколько похож на
щедринекого Глумова и горой стоит за ~обывателя•) сказал
мне после третьего действия:
-
Вот, ведь, что... Литературой тут, конечно, и не пахнет,
я понимаю. А вот: Андреев, сам того не ведая, жалеет людей.
Этих, наших, средних. Так уж он низко, так близко... всякий
может ухватиться. Ухватившись-то, все же на полвершка по­
дымется. На полвершочка к Андрееву. Это лучше, чем на
высокую гору... совсем не подняться. Понимаешь?
Я понимал. Опять то же, опять старый вопрос: о плене­
нии и постепенном воспитании обывателя. Но тут вопрос
разрешался сам собою: раз Андреев естественно выше обыва­
теля на полвершка, - по мнению моего друга,
-
то никакой
~политики• тут нет, ничего и дурного нет.
Мне, однако, показалось, что ~профессор Сторицын• не
везде стоит на полвершка выше ~жизни•, а уходит порою
на эти же полвершка от нее куда-то в сторону. Сын-обол­
тус - да у каждого обывателя сын оболтус; надоевшая
толстая жена с атлетом-любовником, уродливый домашний
быт, сам обыватель (случайно ~знаменитыЙ>>), как несчаст­
ная жертва быта, мечтающая ~жить красиво•, даже деви­
ца-поклонница, символ ~нетленной красоты•, - да, все это
близко, понятно, это есть... Но взятое в тех размерах, ко­
торые Расплюев называет ~до бесчувствия•, оно быть пе­
рестает, обыватель ему уже не верит. И не хватается -
и подыматься некуда. Поэтому в трагических, - именно
~до бесчувствия• трагических, - местах слышался смех. По­
этому и сказала благожелательная дама из публики меткое
слово: ~... Удивляюсь. Это очень страшно ... и скучно. Страш­
но - и скучно•.
Может ли кому-нибудь в одно и то же время быть и
страшно, и скучно? Обывателю может. И как раз тогда, когда
его уводят, с грубостью, на полвершка в сторону от ~жизнИ>>.
Если на полвершка вверх - только страшно; приятно-страш­
но. Если на версту в сторону - только скучно, да и не пойдет
обыватель, как на версту вверх не полезет. А вот тут, ежели
300

тянут, пугая всякими •словами•, чуточку в сторону, - тут и
страшно, и скучно - вместе.
Жизненные гадости, окружающие •nрофессора•, - нежиз­
ненны: они доведены •до бесчувствия•, как и жертвенность
самого профессора; углублять еще можно без меры, но, не умея
углублять, Андреев огрубляет без меры; и обывателю скучно.
Вот эти •скучные• места пьесы с правом можно поставить в
упрек автору. •Безмерность• - природный его недостаток, но
все же он мог бы кое-что исправить, поработав. Никаких дру­
гих упреков мы не делаем: ведь, мы коренным образом изме­
нили точку зрения на Л. Андреева, сократили наши требова­
ния. Если быть на полвершка выше обывателя, тянуть его
силой •искусства• туда же - естественная миссия Л. Андре­
ева, то, исполняя ее, он прав и неуязвим.
Обывательство сделали у нас ругательным словом - и
напрасно. Само по себе оно еще ничто, широкая плоская
поверхность. В каждом невинном обывателе, если он действи­
тельно невинен, могут таиться прекрасные возможности. Беда,
что очень скоро обыватель перестает быть невинным и пре­
вращается в злостного. Слабо существуя сам по себе, он все
больше втягивается в общую плоскость, а это широкое плос­
кое озеро - густо и вязко.
Злостное обывательство уже имеет свою волю, сознатель­
ную или бессознательную, - свое миросозерцание. В общих
чертах оно просто: это - •благополучие• или, когда его нет,
стремление к собственному благополучию. Желания обыва­
теля близки, ясны и осуществимы. Попадаются неудачники, -
это зависит от индивидуальных свойств. Иной малоспособен,
а иной - слишком •хороший человек•, стесняющийся стро­
ить свое благополучие на явном неблагопол)"iИИ соседа. Даль­
ше соседа обыватель искренно не видит никого: поразитель­
на его безобщественность.
Злостное обьшательство называют и •мещанством•. Но это
уж звучит по-европейски; а тамошнее мещанство имеет дру­
гие •гaisons d'etre• 1, опирается на другую историю (другую
•биографию• страны), а потому и само все другое. Наше же
обывательство - нейтральная средняя масса, оторванная от
низов и от верхов, предоставленная самой себе, поневоле
живущая вне интересов общественных, и особенно легко она
превращается, перерождается в обывательщину убежденную,
безнадежную. Мало этого: по тем же, внешним отчасти, при-
1 разумные основания (фр.).
301

чинам наша интеллигенция (наша гордость, что бы там ни
говорили) стала склоняться к обывательщине, сама нисходит
в серую массу и частями в ней растворяется.
Во все времена интеллигенция утверждала демократизм,
стремилась к низам; достигала их или нет - другой вопрос;
знаменитая •пропасть•, отделявшая ее от •демоса•, не пуга­
ла да и, действительно, не была страшнее серой, плотной
массы мещанства, в которой так легко застрять. Но теперь
(это главное) самый смысл интеллигентского движения вниз­
другой. Теперь интеллигент не то, что стремится туда, где
х о ч е т быть, но прежде всего стремится уйти оттуда, где
н е хочет быть. Исходит из отрицания. Явился критичес­
кий взгляд на •интеллигенцию•, злоба против •интеллигент­
щины•, •праведная, но слепая•; от злобы недалеко к огуль­
ному осуждению. И совершается •уход•. Как всякий уход
отрицательный ( •ухожу оттого, что мне здесь противно•, а
не •оттого, что меня т у д а влечет•) - он бессилен, факти­
чески недалек. Интеллигента легко задерживает обыватель­
щина, - он в ней остается, незаметно, искренно с ней ос­
ваивается, теряя типичное интеллигентство, теряя дурные,
но и хорошие его черты. А хороших-то куда больше; не
стоит их чечевичная похлебка даже смиренного, даже доб­
рого обывательства.
У всех в памяти недавний поход интеллигентов против
интеллигенции. Группой •веховцев• отнюдь не исчерпывалось
явление, оно было очень широко. •Веховцы• только стояли
более на виду. Интеллигенция от таких обличений не •ис­
правилась•, она их и не услышала, а большинство обличите­
лей - этих кающихся ... не дворян, а •кающихся интеллиген­
тов• - кончило трагически. Не трагедия ли, в самом деле,
превращение русского интеллигента в русского обывателя?
Все равно, с какой индивидуальной окраской переходит
интеллигент в обывательщину: будет ли он скептиком, уда­
рится ли в эстетизм, прилепится ли к православию. Там - и
здесь, и тут - он типичный обыватель, то есть он, во-первых,
коренным образом безобщественен (а когда принужден стал­
киваться с общественностью - консервативен), во-вторых,
пассивен, и, в-третьих, желает, в той или другой форме, толь­
ко собственной покойной устойчивости - собственного бла­
гополучия.
Естественно, что с этой позиции всякий суд над интел­
лигенцией становится бессмысленным, теряется право на суд.
Потому что какая угодно грубая интеллигентская •писарев-
302

щина• лучше обывательской •красоты•, глупая ветерпимость
лучше равнодушной •смиренности•, и в тысячу раз иравед­
нее и святее иресловутое •безверие• интеллигенции, нежели
православно-елейная, подчеркнуто-бытовая вера вновь обра­
щенного обывателя.
Трагизма своего положения такой прозелит, конечно, не
видит. Да, ведь, тут на каждом шагу самообманы. Думают,
например, интеллигенты-обыватели: между интеллигенцией и
народом пропасть; спуститься к серединке - к народу будет
ближе; углубляет эту пропасть и •безверие•; а принять пра­
вославно-обывательскую веру - к народу опять ближе.
Разве не самообман? Пусть даже существует пропасть.
Пусть и безверие далеко от народной веры. Но, ведь, про­
пасть, при удаче, перескочить можно, перелететь можно... А
из обывательщины самым определенным образом никуда •нет
ходу•. Запечатанное место, из него не подашься, - как из
православно-обывательской церкви уже ни туда, ни сюда, ни
к интеллигентскому безверию, ни к народной вере нельзя
податься.
Таинственная все-таки вещь - серая середина, недвижная
точка чертова равновесия, - обывательщина. Таинственная
-
и страшная ...
Но не будем далее углубляться. Углубляясь, дна не скоро
достигнем, а осложним вопросы наши безмерно. Хочу, оста­
вив пока обывательщину в покое, на случайном примере
показать, как действительно далека настоящая, наиболее ти­
пичная интеллигенция от всего народного. Невольно прихо­
дит на ум: не оттого ли так далека, что слишком близка?
Этот парадокс требует пояснений.
Собственно, интеллигенция у нас теперь уже не прежнего,
привычного, определенного типа; она многообразна, происхо­
дит в ней какое-то брожение. Иные идут в обывательщину, но
в обывательщину идут отовсюду: сколько из декадентства! А,
в общем, заметен среди интеллигенции сдвиг в сторону рас­
ширения взглядов, поисков более современного и определен­
ного миросозерцания. Есть целые группы трезвых обществен­
ников, все сознательнее ломающих старую интеллигентскую
догматику, готовых понять общественное значение тех вопро­
сов, от которых типичный старый интеллигент до сих пор
слепо отворачивается.
Наиболее верны типу старому, конечно, •народники•, пря­
мые и близкие потомки первой нашей, 4Народной• интелли­
генции. Только что вышедшая книга Богучарекого о пародии-
303

честве 70-х годов поразительна интересна; она уясняет мно­
гое, между прочим, показывает и ту близость патриархов на­
шей интеллигенции к народу, близость - и дальность, о кото­
рой я говорил выше. Дело просто: полная близость духа к
духу - и роковая дальность, больше
-
чуждость сознаний. У
народа в то время почти не было сознания; а вступить на
путь, по которому пошли •народники•, народ не смог; путь
этот противоречил его духу столько же, сколько внутреннему
духу самих тогдашних интеллигентов. Сердце в них горело
неугасимым оrнем народного же сердца, а чуждая, беспомощ­
ная мысль шла по кривой, облекалась в соответственную одеж­
ду слов - и слова падали, мертвые. Не чист, конечно, огонь
духа народного. Ведь, смешение - везде. У первых интелли­
гентов-народников силен был страх перед смешением, они
гасили дух, заливая ero чуждыми словами, порожденными чуж­
дым течением мысли.
Посмотрите, чего - до сих пор!
-
боятся дети первых
пионеров русской •воли•. Петрищев в •Русском Богатстве•
(.N!! 12) пишет о явлениях нашей жизни, указывает, как на
одно из знаменательных, на постоянные вспышки, там и здесь,
каких-то, по-видимому, бессмысленных, <<бунтов•. Вспышки
без всяких разумных поводов, без надежд на прямую пользу.
Г. Петрищев объясняет их по существу очень верно и глубо­
ко. Указывает на просыпающееся чувство лично-обществен­
ного достоинства и даже не может умолчать, что это чувство
•по преимуществу иррациональное>>.
Но... с упорством называет г. Петрищев это чувство -
•честью•; длинно объясняет, почему оно •честь•; отстаивает
слово, хотя и без убедительности. Интеллигентское перо
г. Петрищева боится таких слов, как •правда• и •совесть•,
уж не говоря о других.
Слова народа, наиболее близкие известным сторонам его
духа, для г. Петрищева в лучшем случае - двусмысленны; в
худшем - определенно негодны, прокляты. Таким негодным
кажется ему •совесть•. И все время говоря о совести - ко­
нечно, о совести! - он прибегает к слову •честь• ... слову более
интеллигентскому, а главное, •светскому•.
Это не мелочь, как с первого взгляда кажется, не спор о
словах. Это один из признаков тяжкого отравления. Петри­
щев отравлен запахом ладана. В крови отрава, с покаленнем
передавшаяся. Тем глубже она, что в крови - не в сознании.
Интеллигент чувствовал верным инстинктом, что где запах
ладана, там и тьма, и смерть, там уничтожение всех ero вые-
304

ших ценностей. И бежал от страшного запаха, как бежит и
теперешний от него и, кстати, от всего, что хотя бы отдален­
но, по ассоциациям, его напоминает. Можно сказать: ~ирра­
циональное~. ~интуитивное~. но ~религиозное~ - никогда. Тут
понятия уже не пересматриваются, тут говорят древние ассо­
циации: ладан - тьма, смерть, одиночество, рабство, наси­
лие... и т. д. и т. д. Вот слово ~совесть>> ... нет, нельзя, лучше
~честь~. Совесть - не так страшно, хотя и тут где-то вьется
предательский дымок... А все-таки нельзя: ~совесть~ для Пет­
рищева понятие определенное, законченное. Он говорит: <<если
совесть задета, можно "уйти от мира", например, в подвиги
личного совершенствования, во ~взыскание града грядуще­
го... ~. ~но если задета честь,
-
ничего с собою не поделаешь~.
Общественное чувство чести Петрищев признает; обществен­
ная совесть для него абсурд, ибо ~совесть~ - только для
<<ухождения от мира~. ~взыскания града... ~. Близок, близок
запах ладана.
А если бы на малое мгновенье отвлечься. Что, если, спа­
саясь от темных призраков, интеллигент забегает туда, rде
вовсе и не хочет быть?
Опять повторяю, не в словах тут дело, - что слова? В
понятиях, в психологии, в сознании - и в воле.
Слишком близок дух интеллигенции духу своего народа,
слишком велико смешение темного и светлого, а сознание и
воля интеллигенции до сих пор недостаточно крепки, чтобы
преодолеть страх, подойти вплотную, разобраться, отделить
живое и действенное от косного. Мы, русские, и вообще
склонны к выплескиванию воды из ванны вместе с ребен­
ком. ~нетерпеливы, порывисты и... конечны~ (т. е. берем все
сейчас же до конца), - сказал о нас один умный англичанин.
Возможно, впрочем, что так всему и следовало идти, как
оно шло. Я отлично понимаю страх перед силой темной на­
родного духа, - моего же, в какой-то мере, духа. Многое из
того горького и постыдного, что мы и народ наш имеем, мы
заслужили. Я понимаю и Петрищева, сочувствую праведной
ненависти к сизому кадильному дыму, ко всему, что может
им запахнуть; мой страх и моя ненависть, пожалуй, еще ост­
рее, потому что я определеннее сознаю, что ненавижу и чего
боюсь. Но есть у меня и другой страх: перед возможностью
(она мыслится, ей пока не верится) полного угасания духа
нашего, духа народного. Каждый народ имеет свой лик, оду­
хотворенный, ценный своей единственностью, изменяю­
щийся в свою сторону, хранящий свои особенности. Если дух
305
20 Зинаида rипшrус, т. 9

угаснет, - лик сотрется, ценность утеряется. Я не говорю о
сравнительной ценности, то есть я не сужу, выше или ниже
других народов именно русский народ, - это все равно. Но
говорю лишь об абсолютной, о ценности лика народа, как
абсолютна ценность личности.
Народ может потерять свой лик, если, борясь с темными
сторонами его духа, мы не увидим светлых, если дух угаснет
весь. В злостную обывательщину можно проваливаться не
только из интеллигенции, а также из народа в узком смысле
слова. Для интеллигенции обывательщина - просто небытие,
подчас даже мирное; для идущих снизу- ~озорство~. гиблое
пьянство, неслыханное обесчеловечение, все плоды нигилиз­
ма, не сдерживаемого хотя бы внешней культурностью. Об
этом ~озорстве~. о начинающихся страшных формах небы­
тия под знаком нигилизма говорит, в той же книжке <<Рус­
ского Богатства~. Ф. Крюков. Робко, несмело, спутанно, без
ответов, почти без вопросов, и язык-то у него неопределен­
ный - не то беллетристика, не то публицистика ... Однако,
говорит.
~деревня теперь ни в чох, ни в мох, ни в птичий грай не
верует~. ~Была дикость и раньше, это так... Но не было ди­
кости ради дикости, озорства - как это по-ученому?
-
ква­
лифицированного, кажется~. ~Обрезать у коровы уши, ост­
ричь хвост у лошади по самую репицу - только из-за того,
что хозяин ее не поставил угощенья ребятам, - раз плю­
нуть, как говорится ... Девки за ленту или за пряник отда­
ются любому проходимцу, явно гнилому. А поножовщина? ..
Где ярмарка- два-три трупа считай! .. Злоба и смута пошла
такая, что задохнется в ней деревня, непременно задохнет­
ся! .. ~ (Крюков ~Без огня~. ~Р<усское> Бог<атство>~, ~де­
к<абрь>~. 12).
Такое ~усиление деревенского хулиганства~ рассказчик (и,
ведь, не черносотенник, не Родионов какой-нибудь) объясня­
ет ~полупрезрением этим самым и отчаянием... ~. ~Усвоились
не новые понятия, новые слова... великолепные слова, благо­
родные, возвышенные... ~ Результат же такого усвоения
-
~пущее сквернословие~. описанное озорство, отчаяние...
Не нужно преувеличивать. Где так, где иначе. Есть дерев­
ни более благообразные. Но что же закрывать глаза, отри­
цать существование и этого нового, именно нового, неблаго­
образия... безобразия, несчастия, - зовите, как угодно.
~не верит ни в чох, ни в грай... ~ [ Таи рассказывает нам
(~Речь~), что есть мужики, читающие Авенариуса, Маха и
306

Гольцапфеля, ибо желают •проникнуть в корень вещей~.
Желание это ясно, но ясно тоже, что Гольцапфель не помо­
жет, Гольцапфель - слова, чуждые самому духу народному,
гасящие его огонь. А •без огня~ - нигилизм, хулиганство,
народная форма •обывательщины~.
Я не только отдаю г. Петрищеву весь •ладан~, - я сам
отрицаю его с последней ненавистью. Это темный враг, впле­
тенный в глубины души народной. Но как отсечь душу, не
попробовав расплести узлов? Не согласится ли г. Петрищев
оставить все-таки народу •совесть~? Не приглядится ли он
пристальнее к этому слову, не прислушается ли, как оно,
незаменимое слово •честь~, звучит в устах народных?
Спасем пока хоть •совесть~. Может быть, придется и еще
кое-что спасать, но думаю, что уж одно воскресение о б щ е­
ственной совести принеслобы намсерьезноеи широ­
кое благо.
20°

В НАШИ ВРЕМЕНА
Знакомый священник рассказывал мне, какое было настро­
ение нынче летом в деревне у идущих на войну, и называл
это настроение 4святым~. Радостная готовность, мужество,
серьезность, простота и никакой злобы. Вот это отсутствие
злобы, ненависти или презрения к врагу особенно потрясало
рассказчика, умиляло его.
Все, возвращающиеся сейчас с полей битв, действительно
соприкоснувшиеся с вашим воюющим народом, говорят о том
же: умирая, побеждая- народ беззлобен и прост. О простоте
и особом, отнюдь не ненавистническом или презрительном,
отношении русских к врагу говорил и Л. Толстой в 4Войне
и мире~; в этих именно свойствах духа видел он одно из
верных обещаний победы. И разве не так?
Но есть, оказывается, люди, которые 4святых~ сторон
русского духа не понимают. Думают, что тем больше патрио­
тизма, чем больше злобы. И усиленно кричат о своей злобе,
о ненависти и презрении к врагу, наивно думая, что в этом
они 4Народны~. Но народ знает, что сила не в злобе, а в
простоте и правде. Дух России один, в какой бы стадии
культурного развития он ни находился. Первичная 4Просто­
та~, развиваясь, может преобразиться в душевную тонкость,
чуткость, но не переходит в грубое озлобление.
Печать между тем часто его поддерживает. Не стоило бы
говорить, если бы дело касалось только одной видной вечер­
ней газеты, которая буквально ни раза не выходит без оформ­
ленного доноса на какого-нибудь Ивана Ивановича Мейера,
доноса, что он - Мейер, а следовательно... Не стоило бы
потому, что слишком давно известна упомянутая газета сво­
ей шнионнической деятельностью и антирусским характером.
Но вот в Москве издается журнальчик, будто бы 4для наро­
да~; можно судить о его содержании, взглянув на одну из
страниц последнего номера: стихотворение, состоящее сплошь
только из ругательных слов, причем 4Подлец~, 4Мерзавец~ и
308

~холуй с хамом• - самые приличные. Скажут, это
-
улица;
тем хуже: журнальчик расходится в 70 тысячах экземпляров!
Даже в больших ~прогрессивных• и ~левых• газетах сплошь
и рядом говорится о вражеских ~черепах, раскалывающихся,
как орехи•, о том, что ~германия - ушат помоев>> и т. д.
Статьи в спокойном и трезвом тоне ~понижают•, по мнению
редакций, ~настроение•, а вот такие - повышают.
Но для чего, кому нужно это <<настроение• бессмыслен­
ной злобы? Одно я знаю: оно не нужно и чуждо драгоцен­
ным защитникам нашим, русскому народу, ушедшему на вой­
ну с беззлобным, ~святым>> чувством. Вот если бы автор
~помоев• полежал денек-два в окопах или- куда уж! -хоть
пошел в госпиталь с любыми ранеными в ~козла>> поиграть
(только смиренно), он, может быть, другим бы духом зара­
зился и на интеллигентские ~помоИ>> перестал бы тратиться.
Не только дел в России уйма непочатая, - дел неотлож­
ных, - но столь же много и слов несказанных, и они тоже
сейчас нужны. Однако если дела нужны для России русские,
то и слова - русские, идущие из серьезно-настроенной
души, - ведь очень серьезны данные времена. Серьезность
-
еще вовсе не узость. Время обязывает нас вдумчиво и серьез­
но относиться ко всякому делу, но и военное время отнюдь
не ограничивает дел войной. Оно только приумножает их.
Современное крикливое ~настроение>> наше сбило с толка
писателей и литератур~ которая частью совсем себя упразд­
нила, частью кинулась в злободневность, а это- тоже, в сущ­
ности, самоупразднение. Толпа требует злободневности, но
искусство, всецело отвечающее требованиям толпы, переста­
ет быть искусством. Художник, идущий непременно навстре­
чу толпе, перестает быть художником. Эти банальные истины
совестно повторять, но слишком они сейчас забыты. Если в
сорокаградусном жару, тут же, на постели, самый гениальный
писатель примется ~созидать• психологию человека с жаром
в сорок градусов, то ничего, кроме позора, вроде <<Позора
Германии• г. Дальского, не выйдет. Дальскому, впрочем, эти
опыты простительны, ведь он - не только не гениален, но
даже вовсе не писатель.
Итак, злободневных произведений искусства быть немо­
жет. Но тогда поднимается вопрос о существовании искусст­
ва вообще в наше острое время. ~поэтом можешь ты не быть,
но гражданином быть обязан•. Что же, я это вполне пони­
маю. Художник прежде всего - человек и выбирает то дело,
к которому его сейчас наиболее влечет, которое ему кажется
309

наиболее подходящим. Оставил перо, взял ружье - просто не
мог сделать иначе. Анатоль Франс - не пример. Надо
знать этого худенького, доброго, красивого старичка с живы­
ми глазами, тончайшего скептика, в изящной речи которого
всегда светится незаметная улыбка, чтобы оценить тон его
письма: •... говорят, что мои писанья ненужны... Может быть,
это - правда... Ну, что же, сделайте меня солдатом•. И по­
шел делаться, и остался, когда в солдаты его не взяли. Ко­
нечно, он будет писать (не •Позор Германии• во всяком слу­
чае): ведь раз его служба оказалась ненужна - вероятно
нужны его писанья. •Вероятно• - большое утверждение для
скептика.
И я не сужу никого, кто действительно выбирает, берет
на себя дело, которое по совести кажется ему сейчас важнее
других. Я сужу безделье, мнящее себя делом; активную празд­
ность, ведущую к роспуску инстинктов, к выдумыванию
несушествующих и совсем не русских, по существу, •настро­
ений•. Должны же мы это когда-нибудь понять. И тогда ес­
тественно возродится искусство. Нет таких времен, когда было
бы ненужно нужное дело - творческая работа. Все пути твор­
чества нужны всегда - искусство один из них.
Не суживаясь в злободневность, наша созидательная рабо­
та не может все равно быть вне своих времен, вне действи­
тельности; но глубина, а не поверхность действительности
должна быть захвачена творчеством. Много дел несделанных,
много слов несказанных. Война пройдет, но Россия останется.
Война - великое дело, но Россия шире всякого одного дела, ей
нужны совокупность и многообразие великих дел.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО РЕДАКТОРУ
~РУсской мысли~
Многоуважаемый Петр Бернгардович!
Долгое мое сотрудничество в ~Русской Мысли», с одной
стороны, и с другой - ваше всегдашнее внимание даже к
тем мнениям и убеждениям, которых вы не разделяете, дают
мне надежду, что вы не откажетесь поместить эти несколько
строк на страницах вашего журнала. Меня не занимает поле­
мика; мне хотелось бы только привести некоторые поясне­
ния и дополнения, - чисто принципиальные,
-
к вашей
статье 4Почему застоялась наша духовная жизнь?• (~Русская
Мысль», март) со стороны той группы русских интеллиген­
тов, которую вам угодно было назвать 4Д. Мережковский и
его друзья•.
Вполне присоединяюсь к вашим словам о необходимости
свободной и независимой мысли, о том, что среди русской
интеллигенции в этом направлении делается мало: мысль
стеснена и подчинена всяческим традициям.
Благодаря сложности внешних условий (их касаетесь и
вы), 4Традиции• и 4Заветы• играют до сих пор песоответ­
ственно большую, порабощающую роль для части мыслящей
России. Но мы, - та группа, которую вы тоже упрекаете в
подчинении им, в 4ереси общественного утилитаризма•, -
слишком хорошо знаем, что подобное подчинение было бы
именно 4ересью•. У нас есть собственная мысль (насколько
она 4Самобытна•, насколько можно с ней соглашаться - воп­
рос другой) и, не изменяя этой мысли, мы не можем ставить
себя в какое бы то ни было подчинение каким бы то ни
было <<традициям•. Но правда: наша же мысль (убеждение,
вера, понимание, назовите, как хотите) заставляет нас отно­
ситься к 4заветам• и 4традициям• без предубеждения. Если
в содержании данной традиции есть, с нашей точки зрения,
доля истины, мы не отталкиваемся и от традиции - только
311

потому, что это ~традиция• и ~завет•. Мы стремимся высво­
бодить долю истины из отжившей исторически формы, боль­
ше ничего.
Наша мысль очень проста, более или менее известна; так
же проста и ближайшая наша, из нее вытекающая, задача:
вскрыть религиозный смысл во всех, - от великих до мель­
чайших, - проявлениях жизни; утвердить и выявить созна­
ние связи между высшими жизненными стремлениями чело­
вечества и божественной силой. Такое осознание и было бы
подлинной религией, - religio. Вы приводите определение Гере:
~Религия там, где человек сознает себя противостоящим не­
кой конечной божественной силе и находящимся с нею в
каких-нибудь, хотя бы и не поддающихся контролю, отноше­
ниях•. Это определение нами целиком принято. Мы лишь
прибавляем: не только человек, но и человечество, ибо рели­
гия для нас дело не только личное, но и коллективное.
С этим можно не соглашаться, можно не признавать, что
религия - дело всечеловеческое, всенародное, коллективное
(не аристократическое, как утверждает Гере, а демократичес­
кое), но вряд ли можно доказать, что стремление внести
религиозное сознание и в коллектив - есть по существу
стремление, дискредитирующее религию. В той же книге
~Русской Мысли•, где вы высказываетесь против ~религиоз­
ного народничества•, есть заметка г. Выстренина. Он выража­
ет мысли, весьма близкие нашим, ~о соотношении материаль­
ного роста и религиозной культуры•. Совершенно правильно
указывает он на коренную жажду народа Царствия Вожия ~не
когда-то, в конце мировой истории, а сейчас, на земле•, и
прибавляет, что ~в этом стремлении заключается вся сущность
народного религиозного движения•. ~запросы народной мыс­
ли уже не удовлетворяются официальной церковностью, -
это факт, не подлежащий сомнению...• , говорит далее г. Вы­
стренин. ~да, народ отходит от церкви, но это отхождение не
только не атеизм и не индифферентизм, а искание новой
праведной церковности, вернее, соборности, искания Града
Грядущего• на земле. Г. Выетрении затем признает, что ~ус­
троение Царства Вожия на земле, - эта пламенная мечта
лучших вождей человечества и бессознательная мечта наро­
да, - есть устроение новой свободной общественности•.
Связь тут достаточно утверждена. Правда, это пока все
общие теоретические положения; кроме того, Выетрении го­
ворит о народе, вы же говорите об интеллигенции, и не толь­
ко о мыслях, о целях данной ее группы, но и о действиях, о
312

тактике. Вы переходите от суждений о том, что думает ин­
теллигенция, к тому, как она свои мысли воплощает. (Пользу­
юсь терминологией Вяч. Иванова.) Вы упоминаете о 4дема­
гогии•. Скажу, прежде всего, что общее мнение о низменности
так называемой 4демагогии• я разделять не решаюсь. Что
такое демагогия? 4Будучи свободен от всех, я всем порабо­
тил себя, дабы более приобресть; для иудеев я был как иудей,
чтобы приобресть иудеев; для подзаконных был как подза­
конный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых зако­
на, как чуждый закона, не будучи чужд закона перед Богом,
но подзаконен Христу, чтобы приобресть чуждых закона; для
немощных был как немощный, чтобы приобрести немощ­
ных. Для всех 4Я сделался всем, чтобы спасти, по крайней
мере, некоторых• (1, Кор., гл. 9). Таковы 4Приспособления•,
4демагогия• апостола Павла. И я не могу осуждать ее, как
4Порчу мысли•, как прием антирелигиозный. Но действи­
тельно: в современном человечестве ни у кого нет, и не
может быть, необходимой для этого, апостольской силы. Мы
не в состоянии действовать демагогически-апостольски - и
не должны. И современные наши религиозные устремления
этого не требуют.
Без 4Приспособлений• и 4ЗамазываниЙ>>, но и без страха
4заразы общественного утилитаризма•, мы открыто утверж­
даем всякий раз тот коллектив, то направление, тот 4Завет•,
где мы видим наибольшую часть нашей правды, могущей
осветиться религиозным сознанием. Много раз и мне лично
приходилось писать, с последней резкостью, против 4социа­
лизма как религии•, против тех, кто делает из социализма
религию. По сей день, по сей час и я, и мы все находимся в
жестокой борьбе с 4обратной• цензурой, имеющей власть
зажимать нам рты, когда мы идем 4К подзаконным• (точнее,
4Подзаветным• ... ) не для того, чтобы быть, 4Как они•, а что­
бы говорить им о их рабстве. При малейшей же возможно­
сти мы возвращаемся к открытому осуждению всех попыток
социализма 4ПОдменить• религию. Но в то же время мы
утверждаем идею социализма и жизненные, реальные пути к
ее воплощению, как дело, могущее стать праведным и Божь­
им, при условии религиозного сознания.
[ Быстренин еще конкретнее и частнее говорит: 4Коопе­
ративное движение и движение религиозное идут рука об
руку• ... Почему одна мысль о 4связи мистической религии с
политикой и социализмом>> - есть уже 4Порча мысли•, 4дур­
ное выражение утилитаризма•? Почему отозваться на рели-
313

rиозно-политическое дело Бейлиса утверждением идей истин­
ной религии и праведной общественности - значило только
создавать ~шумиху•?
Еще раз скажу: можно протестоnать против чьих-либо
ошибок, можно не соглашаться с известной мыслью, в дан­
ном случае с мыслью о связи религии со всей совокупнос­
тью жизненного исторического движения; но правильно ли
судить действия тех или других лиц с точки зрения заведо­
мой несостоятельности их идеи и отказывать последней в
праве на существование?
Примите, многоуважаемый Петр Бернгардович, мое уве­
рение в совершенном к вам почтении.
Ментона (Франция).
8 (21) апреля 1914 z.

ОБО ВСЕМ
Равноценности
Очень опасен уклон статьи г. Тинякова (см. 4Г<олос>
Ж<изни>•, N!! 8.). Опасен и неверен, хотя исходит автор из
верных положений, - о двойственности культуры. Я
касался этого вопроса неоднократно ( 4Голос Ж<изни>•,
4День• ). Да, понятие культуры
-
двусторонне. Да, лишь из­
вестная сгармонированность между культурой внутренней и
внешней может назваться настоящей Культурой. Не совершен­
ная гармония (ибо мир только идет к совершенству), но хотя
бы связь, последовательное сцепление. Ведь когда человек
идет, он, в сущности, падает, - то на левую, то на правую
ногу. Но мы называем это не падением, а движением. Движе­
ние - вечно нарушаемое и вечно восстановляемое равнове­
сие. Есть, однако, пределы, за которыми нарушенное равно­
весие не восстановляется; движение оканчивается падением.
Все равно, в какую сторону упасть. Одинаково страшно.
Переразвитие внешней культуры ведет к механике, к автома­
тизму - к падению; переразвитие стороны внутренней
-
к
разъединению, к вымиранию, к одичанию - т. е. опять к па­
дению.Унасиунемцев-дверазные,норавные
опасности. Перепроизводство внешней культуры у немцев, в
ущерб внутренней (всякое ненормальное развитие одной сто­
роны идет в ущерб другой, соответственно умаляет ее), гро­
зит им механикой, разложением личности; наше переразви­
тие духовное, не гармонирующее с уровнем нашего внешнего
развития, носит в себе ту же, обратную, но равно страшную
угрозу. А г. Тиняков предлагает нам следовать дальше как
раз по этому, самому для нас опасному, склону. И без того у
нас есть Толстой; мы обязаны заслужить, оправдать этот
великий Божий дар. Мало и еще кто и что есть! Громадное
крыло у нас выросло, но на одном крыле не полетишь. Так
же, опять совершенно так же, как не полетит Германия на
своем одном крыле. И ей нужно заслужить, оправдать... не
315

Круппа, - Крупп ничем не может быть оправдан,
-
но высо­
кое развитие своей техники, науки, - всей своей плоти.
К вырождению ли духа ведет путь, или к вырождению
плоти - на конце обоих одинаковая гибель. Допустим, что в
Германии разлагается личность; а мы, будем ли правее и сча­
стливее, если у нас начнет разлагаться - обrцество?
~христос и Эдиссон идут в разные стороны•, утверждает
г. Тиняков. Сопоставление не из удачных, но все равно, мы
берем не личности, а принципы. И тут я должен в сотый, в
тысячный раз сказать: нет, они именно идут в одну сторону,
вместе, неразрывно слитые в одном д в и ж е н и и.
Мало того: в Христе есть Эдиссон, и отречение от Эдис­
сона равносильно отречению от Христа.
Если мне скажут, что Будда и Эдиссон идут в разные
стороны - о, под этим я подпишусь обеими руками. Но и
пусть себе они идут в разные стороны. Я не участи Индии
хочу моей России. И не боюсь, и верю: если она сейчас пой­
дет за Эдиссоном, как это ей нужно в данный момент исто­
рии, Христос не покинет ее и она не покинет Христа.

ВОЙНА, ЛИТЕРАТУРА, ТЕАТР
Моя тема кажется почти бессмысленной; а преждевремен­
на она - во всяком случае. Не странно ли видеть рядом:
~искусство• - и ~война•, ~литература•
-
и ~война•, ~те­
атр• - и ~война•? Искусство и война
-
два дела; оба слиш­
ком важны, оба всепоглощающи, поэтому несовместимы. Да
и по существу они столь различны, что не могут не исклю­
чать друг друга.
Война - действие внутри-жизненное; искусство, будучи
тоже действием, и отнюдь не вне-жизненным - действие
непременно над-жизненное. Война - вся в настоящем,
только в настоящем; искусство стремится соединить три вре­
мени воедино: прошлое, настоящее и будущее. (Я говорю об
истинном искусстве, о том, которое так или иначе касается
вечности.)
Писатель, художник, - все-таки сначала человек, а потом
уж писатель. Как человек - он живет в настоящем; и когда
настоящее делается грозным и требовательным, - человек
отдается ему, отрывая от себя непригодную, ненужную, ме­
шающую часть души - ту, которая жила искусством. Этот
разрыв, или, если душа слишком срослась с искусством, над­
рыв, - неизбежен.
Письма Флобера к Жорж Занд летом 1870 года ярко
показывают нам, чем живет истинный писатель, большой
художник, во время войны.
~Как! дорогой учитель, вы тоже в отчаянии, опечалены?
Я так подавлен, что сам удивляюсь. Я погружаюсь в беско­
нечную меланхолию, несмотря на работу, несмотря на добро­
го ~святого Антония•, который должен бы развлечь меня...•
Письмо это написано в самом начале войны, Флобер еще
пытается работать...
~вотончеловекв естественном состоянии.
Стройте после этого теории... Что бы ни случилось, мы на­
долго отошли вспять. Войны рас, может быть, возникнут
317

снова. Не пройдет и века, как увидят, что миллионы людей
будут избивать друг друга• ... 4Бедные мы, образованные люди!
Как далеко человечество от нашего идеала, и наше величай­
шее заблуждение в том, что мы равняем человечество с собой
и обращаемся с ним соответственно этому... •
4Я умираю от печали... Я считаю себя человеком
конченным. Я хочу одного - издохнуть, чтобы быть спо­
койным•.
4Я поступил санитаром в руанскую больницу. .. Меня вле­
чет, меня зудит драться. Что это, воскресает ли кровь моих
предков, начесов?•
4Я вновь принялся вчера за моего 4Святого Антония•.
Что же, надо себя настроить. Надо себя приучить к есте­
ственному состоянию человека, т. е. к злу•.
4Несколько раз мне казалось, что я схожу с ума. Меня
изводит безделье- и сетования! и болтовня! .. Ужасно в вой­
не то, что делаешься з л ы м. Мое сердце сейчас сухо, как
камень и, что бы ни случилось, в сущности останешься дура­
ком... Такие удары по голове не остаются без последствий.
Они потрясают умственные способности. На себя я смотрю,
как на человека конченного, опустошенного. От меня оста­
лась только оболочка, только тень человека•.
4Полаrаю, что никого война не привела в такое отчаяние,
как меня. Как только я не умер от ярости и горя! Я уподо­
билсяРахили,я нехотелутешиться.Япроводил
ночи, сидя в постели, я стонал, как умирающий. Я виню наш
век в том, что он заставил меня испытать чувства какого-ни­
будь дикаря XII века. Какое варварство! Какой шаг назад!•
4Литература кажется мне ненужной и бесполезной. Буду
ли я в состоянии когда-либо заняться ею? Ах, если б я мог
бежать в страну, где не встречались бы военные мундиры, где
не было бы слышно барабанного боя, где не говорилось бы об
избиениях, где не требовалось бы быть гражданином. Но для
бедных 4Мандаринов•нетболееместаназемле!•
Во Флобере большой человек боролся со слишком боль­
шим художником. Разрыва не произошло, только надрыв;
художник был ранен, но не убит. Вот выдержка из последне­
го письма:
4... Горечь обуяла меня. Ах, все потому, что я так стра­
дал за эти десять месяцев, ужасно страдал - до безумия,
готов был лишить себя жизни! Между тем я вернулся к
работе; я стараюсь опьяниться чернилами, как иные опья­
няются водкой ...•
318

Если мы обратимся к письмам Э. Гонкура, того же пери­
ода, - мы найдем их подобными. Не столь значительными и
сильными, может быть, но ведь Гонкур, и как человек, и как
писатель, - меньше, слабее Флобера.
Да, 4бедным мандаринам>>, - бедным служителям искус­
ства, - 4Нет места на земле•, когда земля горит огнем войны.
Они 4умирают от печали•, 4ОТ безделья>>, чувствуют себя
4опустошенными, переживают смертельные муки внутренне­
го разлада, - если, конечно, художник не успел обесчелове­
читься. Но дело в том, что такой 4обесчеловеченный• ху­
дожник - уже вовсе и не художник. Палка о двух концах ...
Писатель, который м о ж е т, на время войны, спокойно
уйти в свою норку, 4В себя•, с намерением 4Переждать• и
затем спокойно начать 4Творить• с того же места, где его
прервали, - вряд ли способен вообще дать что-нибудь цен­
ное в области искусства.
Муки Флобера, его надрыв - я считаю самым законным
и нормальным состоянием писателя во время войны. Самым
естественным. Случается, однако, что <<человеческое• побеж­
дает художника. Писатель безболезненно исчез, под грозным
натиском настоящего остался только 4Человек•. И это тоже
естественно, тоже благо. Мы знаем многих писателей, так или
иначе отдавших себя войне. И логлощенных ею всецело. Умер
ли в них талант, или спит - не нам решать. Во всяком слу­
чае, сейчас - они только люди, а не писатели. Когда жизнь
делается сама громадным и тяжким делом, выключающим
личное, особенно художественное, творчество (а такою она
делается во время войны) - можно т о л ь к о жить, или
можно мучиться, как Флобер; страданьем искупать грех своего
пребывания в пустоте, м е ж д у жизнью и творчеством, -
ни там, ни здесь.
Анатоль Франс, это блестящий художник, тонкий скеп­
тик нашего времени - тоже почувствовал необходимость
выбора; вспомнить его недавнее письмq: <<Мои писания бес­
полезны... сделайте меня солдатом•. Старика солдатом не
сделали, - не по его вине, во всяком случае. Но он совер­
шенно так же ничего не пишет сейчас, как не писал бы, если
бы надел мундир и отправился сторожить какой-нибудь обоз.
Я понимаю, что Флобер, не будучи в силах отказаться от
искусства, мечась между жизнью и творчеством, - от жизни
брасалея именно к 4Святому Антонию>>; он искал за б в е­
н ь я в искусстве; он не старался как-нибудь слепить вместе
два разделенных во времени дела.
319

Можно ли себе представить, что тот же Флобер стал пи­
сать во время войны роман из военной жизни или вздумал
ставить батальную пьесу (будь он драматургом, и останься
Париж цел)? Как-то странно даже подумать это. ~святой
Антоний• - да, в те мrновенья, когда он слишком уставал от
бесплодных страданий, когда он должен был ~опьяняться чер­
нилами, как водкой•. Но для него действительность и ее
ужас, - война,
-
были слишком велики, и слишком цельно и
велико искусство с другой стороны, чтобы он помыслил само­
вольно и механически сцепить - разъединенное ударом жизни.
Каждый раз, когда мы, современные писатели, пишем сти­
хотворенье, ~художественный• очерк или пьесу ~на тему
дня• - мы только даем лишнюю расписку, что мы не Фло­
беры. И даже не Гонкуры. И даже не Анатоли Франсы. Это
не искусство, потому что н е м о ж е т быть искусством
(кроме таланта художественному произведению нужны еще
мноrие условия, чтобы родиться) - но это и не жизнь, ибо
это претензия на искусство. Это что-то среднее, механичес­
кое, не имеющее бытия. В самом деле: разве не меркнет любой
~современный• рассказ любого, самого талантливого, совре­
менного автора - перед безграмотным солдатским письмом?
Нельзя выдумывать ~под жизнь• в те дни, когда сама жизнь
говорит, кричит оглушающе rромко.
Не серая обывательская толпа, конечно, но настоящий
человек-читатель (а таких читателей все больше) - очень
чуток. Он жадно слушает голос жизни, ее непосредственные,
простые слова, их понимает, их воспринимает... А если яви­
лась усталость, физическая жажда отдыха, - он, на это крат­
кое мгновенье, разрешит себе открыть томик Пушкина,
возьмет того же ~святого Антония• Флобера, но наши ~во­
енные• рассказы он читать не будет, и в театр на батальную
пьесу не отправится.
Яговорютолькообискусстве,толькоо художествен-
н о м творчестве, - красочном, звуковом или словесном; ра­
бота мысли, слова разума, трезвость убеждений - литература
в широком понятии - нужна всегда, и теперь даже больше,
чем всегда. А что положение чистого, образного искусства и
художников (этих ~бедных мандаринов•) во время войны
именно таково, каким я его определяю, - это кажется мне
истиной бесспорной, слишком известной, почти не нуждаю­
щейся в доказательствах.
Не может солдат (будь он хоть сам Достоевский), идя в
атаку, - описывать психологию солдата, идущего в атаку.
320

А сейчас мы все - солдаты, каким-то образом, идем в атаку.
Солдаты - или мученики; Р.о и в последнем случае мы не
пишем, а •просиживаем ночи на постели и стонем от горя•.
Вот почему-то я и думаю, что говорить о литературе дня,
о том, что наши художники •творят• для печати и для сце­
ны во время войны, в связи с войной, - по меньшей мере
бесполезно. Ведь это же не искусство, а лишь материал, не­
достаточно сырой - и недостаточно обработанный. Нечего
себя обманывать: громадное большинство из сегодняшних
•произведений искусства• очень скоро канет в Лету. Для
искусства есть свои законы; когда оно их не исполняет, то
перестает быть искусством. И подчиняясь настоящему, толь­
ко настоящему, - искусство как раз нарушает один из своих
вечных законов.
Еще труднее говорить о том, что будет с литературой после
войны, как и в какую сторону может война ее направить.
Мы и вообще-то ничего не знаем о путях искусства; рацио­
нальных оснований для суда нет, пророчества всегда оказы­
вались ложными. Гадать же, каково будет влияние войны на
литературу, - особенно бесплодно. До сих пор мы видели
одно: никакая война н и к а к не влияла на искусство. Это
очень объяснимо. В войне, именно в войне, уже нет и не
может быть для современного европейского человечества, а
темболеедля верховего, никакой новой идеи. Вой­
на, сама по себе, уже рассматривается нами и воспринимает­
ся, как возвращение к историческому прошлому. Можно бы
сказать, что война уже не может •растить душу•, хотя и спо­
собна вскрывать ее древние, стихийные глубины.
Это характерное свойство современной войны отличает ее
от других катастрофических мировых явлений. Но конечно
война, потрясая и разрушая жизнь - меняет ее; и если меня­
ются глубоко все формы и условия жизни - меняется и душа
человеческая. Из нее, измененной, может вырасти и новое
искусство. Какое? Мы не знаем и не беремся определять.
Ведь мы не знаем, какие изменения форм и условий жизни
нас ждут после войны. Пока - мы знаем только войну.
Однако, учитывая возможность этих общих перемен, то
есть косвенного влияния войны на искусство и литературу в
частности, - скажу, что движение литературы, прерванное
войной, может возобновиться вовсе не с того места, где было
прервано. Надо, ведь, признать, что пути и рост общеевро­
пейской литературы за последние годы не были особенно
ярки и ясны. Не говорю об отдельных вспыхивающих талан-
321
21 ЗинаидаГиnnиус,т.9

тах и о поднятии среднего культурного уровня; но в росте, в
движении, чувствовалась какая-то заминка, топтанье на мес­
те, или же частные отклоны, приводящие к срыву. Интересно
отметить •Футуризм'>, - европейский, конечно,
-
хотя этd'
движение и не может назваться чисто литературным.
В некотором роде футуристы были, действительно, про­
возвестниками будущего, и даже очень близкого будущего: а
именно - времени, которое уже стало настоящим. •Футури­
стов'> больше нет не потому, что они куда-то спрятались, а
ПОТОМу, ЧТО ОНИ - 4ИСПОЛНИЛИСЬ1>, КаК ИСПОЛНЯЮТСЯ 4Време­
на и сроки'>. Лозунги их воплотились. И одно меня удивля­
ет: зародились футуристы в Италии, а •исполнились'> - в
Германии. Да, в Германии. Три главные лозунга футуристов,
по манифесту Маринетти, таковы: •будем разрушать все древ­
ние памятники искусства• (например, венецианские дворцы
и храмы). •Будем насиловать женщин'> (любовь- сантимен­
тальиость) и, наконец, - •да здравствует война! •· Не странно
ли читать это т е п е р ь, присутствуя при столь совершен­
ном и быстром воплощении •идеалов'>, хотя эти идеалы воп­
лотились и не там, где были впервые указаны, и не те их
воплотили, кто провозгласил? Вероятно, Германии просто не
нужны были слова: в ней назревали соответственные дела. А
там, где, к счастью, не оказалось благоприятной почвы, -
слова остались словами.
Когда в прошлом году явился Маринетти с этими самы­
ми лозунгами завоевывать Россию, - наши добрые, домаш­
ние •футуристы>>, да и вообще добрые люди, побежали слу­
шать его с открытыми ртами; но главного они просто не
заметили. Добрые люди благодушно посмеивались, а доморо­
щенные футуристы наши, тоже не заметив главного (как
слишком несродного нам) - остались на своих, уже выбран­
ных, путях. Путей этих было два, оба кончающие собственно
искусство; но таково уж свойство русской души - все дово­
дить до предела, до конца, •до самого последнего кончика•.
Эти два пути очень ярко и доказательно были подчеркнуты,
определены в свое время К. Чуковским (см. его последнюю
книгу литературных очерков). Одна половина футуристов
стала украшать и умножать свою конфектную изломанность,
очень невинную, другая, перескочив через слова, дошла до
нечленораздельных звуков, стала на четвереньки и устреми­
лась... Куда? неизвестно, но кажется, чуть ли не в •леса•,
чуть ли не •спасаться•. Странно, - однако, логично; и, глав­
ное, ужасно по-русски, и тоже невинно.
322

Футуризм наш, таким образом, был просто одним из ли­
тературных срывов. Вряд ли дал бы он из себя живые побе­
ги, даже не случись войны. Но и главная река нашей литера­
туры в последнее время стала мелеть. Это бывает, когда
заминается сама жизнь, деревенеют ее формы. Свежее, сво­
бодное дыхание ж и з н и необходимо для искусства. В
медленно остывающей атмосфере потихоньку гаснет и огонь
искусства. Как хороши заключительные строки известного
восьмистишия Полонского:
Писатель, если только он
Есть нерв великого народа, -
Не может быть не поражен,
Когда поражена - свобода!
Огонь все падал, все падал в нашей русской литературе
последних лет. Были и таланты, была и прекрасная, действи­
тельно прекрасная ~искусность•, но огонь падал, и очаг рус­
ской литературы постепенно разрушался. Писатель превра­
щался в ~описателя•, описывал - все равно что, все равно
для кого, лишь бы тонко и красиво описать. И большинство
достигало этой красоты и тонкости. Но ни у кого не было
нитки, чтобы снизать жемчужины в ожерелье, и они, сверк­
нув, падали в пыль, терялись.
Не ради упрека писателям говорю я это, рассказываю о
бывшем, и отнюдь также не ради приветствия войне, кото­
рая сразу ирекратила бывшее, залила последний огонь. Нет
виноватых, - все виноваты; такова история. Война не могла
не прервать течения искусства, не могла не превратить ~ман­
даринов•, - писателей, одних
-
в солдат, других - в муче­
ников. Бессильна она и родить из себя самой, непосред­
ственно, какое бы то ни было новое искусство. Но война
может повести к разрушению прежних окаменелых форм
жизни, чтобы на свежеразрыхленной новой земле взошли
новые, свежие цветы.
К этим цветам, к этим возможностям, мы и должны
стремиться.

МОЙ POST-SCRIPTUM
По А. Толмачеву выходит как будто так: 4Кубофутурис­
ты• верещат на Невском нечленораздельно, чтобы остановить
4Пресную толпу•; остановить же, привлечь ее внимание они
хотят для того, чтобы заставить выслушать хорошую истину,
вроде: 4если звезды зажигают, - значит, кто-то хочет, чтобы
они были•.
Выходит, что 4дер... бул ... щыл... •, любовь к смерти мла­
денцев, беременные мужчины, - все это лишь средства для
доброй цели. Но я, признаться, сомневаюсь. Стоит ли для
провозглашения истин, давным-давно всем известных и сто
тысяч раз провозглашенных, употреблять героические сред­
ства? Ведь вот хотя бы насчет звезд, - дверь давно открыта
и ломиться в нее посредством пачканья лиц и беременных
мужчин по меньшей мере... излишне. Не следует быть не­
справедливым и к вашим 4Кубо•, г. Толмачев: не так уж они
просты... гвоздем не умываются, стеклом не утираются. Я
склонен думать, что и сами они откажутся признать свое 4дре­
безжанье• и желтые кофты средством для успешной пропа­
ганды банальнейтих правд.
Если же я, по давней привычке к логике в мыслях, не
сумел понять мысль г. Толмачева, если он совсем не о 4Сред­
ствах• говорит, а хочет сказать, что 4дер... день... еуы•··· и
есть как раз сзажигающиеся звезды•, то... я все равно и этого
не могу понять. Не улавливаю пафоса г. Толмачева. Ни тот,
кто зажег звезды, ни сами звезды никогда не требовали, что­
бы люди мгновенно их оценили, увидели, признали, - они
слишком уверены в себе. На что бы это было похоже, если б
звезды стали в желтых кофтах приставатЪ к людям на улице,
требуя признания, и ругательски ругали бы всех, кто отно­
сится к ним с благожелательно-спокойным терпением? Было
бы неблаголепно и... подозрительно. Ведь и настоящие-то
звезды, новые, вдруг не открываются. Нужно время, провер­
ка. Мне ничего не стоит быть галантным, я готов сравнить
324

иристающих на улице друзей г. Толмачева со звездами, - но,
может быть, это - метеоры? Камни, летящие даже не на го­
лову, а, как они всегда летят, в пустое место? Подождем -
увидим; если они .gвоссияли• - так останутся сиять; а про­
летят - сколько ни торопись, ничего путного для них не ус­
пеешь сделать.
Нет, поговорим начистоту. Я думаю, во-первых, что моло­
дой эгофутурист г. Толмачев 1 запутался между признанием
и непризнанием своих кузенов, .gкубофутуристов•; а во-вто­
рых - что с этими последними дело обстоит гораздо проще.
Звезды не звезды, - но они конечно е с т ь, такие, как они
есть, и совершенно ничего удивительного в них не замечает­
ся. Вот разве одно несколько удивительно: ни малейшей но­
вой, своей, черты с в е р х былого <<декадентства• они пока
не принесли. Те же замашки, тот же (на двадцать лет поста­
ревший) <<ego•2 и то же эпатированье буржуев, соответствен­
ных конечно буржуев. Сегодняшнего буржуя .gбледными но­
гами• уж не хватишь, он сам на бледных ногах; ну, ему -
.gщыл... убещур... •. Поrуще влей тех же щей.
Правда, декаденты были гораздо более горды, более уве­
рены в себе, не приставали до такой степени ни к .gтолпе>>,
ни к литературной критике. Тоже .gnрезиралИ>>, тоже .gотру­
гивались•, и с эстрады, и всячески, но именно отругивались,
а не лезли с ножом к горлу, не унижались до провокаций,
чтобы потом попрезирать и покозырять. У сегодняшних, не
спорю, положение труднее; декаденты были первые в своем
роде, а не вторые; для вторых всегда есть опасность, что
буржуй прищурится: - стара, мол, штука!
-
а потому изли­
шество стараний тут очень возможно. Так легко зарваться,
иребывая в перманентном страхе, что тебя не заметят. Ведь
этот страх - не шутите!
-
тоже страдание, и он Бог знает до
какого и пред кем искательства может довести.
Однако мы не должны вдаваться в сентиментальность. У
добрых людей болит сердце, глядя на толпу .gновых• поэтов:
точь-в-точь герой Щедрина г. Очищенный, который жил тем,
что подставлял себя под <<оскорбления действием•, коих ис­
кал (таксу, на лике написанную, имел для сего). Но добрых
людей я и считаю сантименталами. Довольно для их сердца,
если они будут терпимы, терпеливы, не поддадутся на про-
1 Впрочем, г. Толмачев, в самые последние дни, уже решил, что он - не
эгофуТУрист. - А. К.
2 я (лат.).
325

вокацию ~по таксе•. Ведь даже старший кузен, учитель
г. Толмачева1, с а м Иrорь Северянин, и тот не удержался,
пал, - ~нанес!•
Меня взорвало это ~кубо•.
В котором все бездарно сплошь...
И Бурлюков - на Сахалин! ..
и т. д. ~поэза истребления• (Victoгia Regia).
Ах, зачем он ~нанес•? Впрочем не виню ero: по его же
прекрасным двум строкам знаю, что
Непонимающий - невинен,
Ero винящий - виноват .. .
Итак, не сантиментальтесь, добрые люди, глядя на кол­
лективного Ив. Ив. Очищенного: талантливые поэты из это­
го коллектива бросят свои подлизыванья и пресмыканья,
найдут себя и свое достоинство, не бойтесь. А не талантли­
вые... да Господь с ними, что их жалеть!
1 Впрочем, r. Толмачев, в самые последние дни, уже решил, что И. Се­
верянин ему - не учитель
-
А. К.

..
е~ ...
РАНЕНАЯ МУЗА
Серьезная вещь - война. Вы думаете, ранят только на
фронте? И только людей? Нет, далеко стреляют гаубицы. Мы
знаем, как изранили, исковеркали первые выстрелы душу
<<лучших• немцев. Слава Богу, наши души уцелели. Но зато
оказались подстрелеиными музы наших ~лучших• поэтов, и
раны их до сих пор не исцелены. Больная муза! Как это
горько, особенно если ее, крылатую и сильную, слишком
любил! Утешаешься, что раны не смертельны, сильный не
может не выздороветь в конце концов, но тянется болезнь, и
тяжело смотреть.
Я не могу, да и не хочу говорить о всех раненых музах.
Их слишком много, целый лазарет. Раны более или менее
однородны вероятно, ибо картина болезни почти у всех оди­
накова. Самые своеславные музы, обуянные горячкой, забре­
дили словами одинаковыми, общими; их оказалось довольно
мало, прошлое все повторяют. А свои слова забыты.
Эти общие, возвращающиеся, слова больных муз легко
было бы выписать в двух строках. Но зачем? Они давно
всем известны, от ~наглого тевтона• до наших <<доблестных
полков•. Пройду я мимо них, и мимо раненой музы Леони­
да Андреева пройду. Она, конечно, ранена; однако я и здоро­
вую не очень ее любил. Мне все казалось, что она и тогда
была не совсем здорова. Слишком валкая, шаткая, нетвер­
дая во всех путях своих. Как-то неудивительно, что первая
немецкая гаубица подшибла ей крылья и заставила ~вла­
читься в прахе и в пыли•. Дай и ей Бог выздороветь, ко­
нечно - дай Бог.
Но есть одна...
Эта ~одна• - та, которую я любил больше всех. И не я
только любил ее больше всех. Она была достойна любви
вашей, ее крылья, острые и широкие, блестели розово-зеле­
ным заревым цветом, а в лице было ~необщее выражение•, -
она была единственна.
327

Я говорю, конечно, о музе Сологуба. Ставя ее выше всех
других, я отнюдь не унижаю этих •других~; я люблю мно­
гих, но ее, единственную, нельзя не любить •единственно>>,
особой, упорной, неумирающей любовью. Оттого мне так
страшно, так до слез горько смотреть на нее, раненую, на
нее, больную, бедную, в бреду. И хотя разумом я знаю, что
она выздоровеет, но нет сил спокойно и бездеятельно сидеть
у ее изголовья. Все знаю; помочь нельзя, болезнь возьмет
свое... а все-таки не могу молчать.
Нет никакого сомнения, что она была ранена первым же
немецким выстрелом. Еще в начале июля она цвела здоровьем
и молодой прелестью. Началом июля помечено стихотворение
Сологуба, напечатанное в последней книжке •Русской Мыс­
ли~. Оно так поразительно-прекрасно, что я лишь по недо­
статку места не выписываю его с первой до последней строки.
И вы хотите, люди, люди,
Чтоб я земную жизнь любил! ..
В этих заключительных словах (как, впрочем, и во всем
стихотворении) - Сологуб во весь рост, а с ним стальной,
крепкий стих его.
Едва успела прогреметь первая пушка... Сологуб начал:
Громки будут громкие дела...
... Нации
в союзе племен...
и продолжал, продолжал:
Прежде чем весна откроет
Ложе влажное долин,
Будет нашими войсками
Взят заносчивый Берлин...
и продолжал, когда союзники наши подошли к Дарданеллам:
Опять, опять надеждой полны,
Мы снова верою сильны...
.. . Г рохочут
пушки у Босфора,
И уж свободны станут скоро
Пути для наших кораблей ...
... И
наши станут шири, дали...
Что это? Сологуб с •опять и снова~, с •и уж~. с <<наши шири~?
Сологуб? Нет, только несвязный бред раненой музы его.
Кто не знает сверкающих рассказов Сологуба, то острых,
то нежных, и между нами- рассказ •Помнишь, не забудешь~.
острый и нежный вместе? Кто не признавал (все равно, явно
328

или тайно), что Сологуб - первый из современных романис­
тов и повествователей? Это так, это несомненно.
И что же, Сологуб или не-Сологуб пишет с августа в •Вир­
жевке• рассказы об •офицерских вдовах•, о <<немках• - •злых
•гувернантках•, о <<тупых, злых тевтонах•? Если упорно появ­
ляются там •обнаженные чьи-нибудь стопы>> - должны ли
мы все-таки верить, что это пишет Сологуб? Он ли наконец
написал повесть •Острие меча•, напечатанную в •блистатель­
ном• сборнике слишком нам всем известного •Лукоморья•?
Благо тому, кто этой повести не читал. Я не буду переда­
вать ее содержания: ero почти нет... впрочем
-
хуже, чем нет:
оно недостойно последнего из последних наших •писателей•
•Петер...• , виноват, •Петроrрадской Газеты•. Достойно разве
•Лукоморья•. Я уверен, что всякого, любящего Сологуба, чи­
тателя пронизало насквозь это •Острие меча•, заставили, мо­
жет быть, плакать (над Солог.убом) эти три (или четыре?)
•доблестные• женщины с •доблестными• мужьями и доблест­
ными же союзниками-женихами... Из последних, т. е. из жени­
хов, был один •злой тевтоН>>, который перебил и добил звер­
ски остальных •доблестных мужей и сыновеЙ>> (русских), а
попав в плен (поделом!), пришел стрелять в Москве в свою
невесту за то, что она •доблестно• от него отказалась...
Это - Сологуб? Он? Да нет же, это •опять и снова•
-
горячечный бред его музы; она ранена, больна, несчастна...
Стоны ее долетают до нас, и мы не можем слушать их рав­
нодушно. От любви, сострадания и горести мы не можем
молчать.
Не моя, она - чужая подруга; а я горюю о ней, как о
близкой, потому что ее краса - мне родная. Знаю, будет час,
рана заживет... Но, Боже, как тяжела рана, как долга болезнь! ..
А мы ничем не в силах помочь.

ПИСЬМО К А. Н. ПОТРЕСОВУ
О КОРНИЛОБСКОМ ЗАГОВОРЕ
Многоуважаемый Александр Николаевич.
Ввиду того, что:
[главные участники] августовск[ой]ую историю, имевш[ей]ую
такое громадное значение, [сошли так или иначе со сцены];
что Водовозов только что назвал ~темной• [см. ~день•] что
[история эта по сию пору так темна даже для близко стоящих
лиц и журналистов (см. статью Водовозова в ~дне), а не
только для 1 широких слоев общества, что2 напечатанные в
~деле Народа•] пояснения Керенского (~дело Народа•) [от­
носительно Корнилова темны], односторонни [и] сбивчивы
[чтобы не сказать] и ~натянуты• [и ничего по существу не
объясняют], что пролить хоть каплю света на [это] поучи­
тельное дело должен всякий, кто может [(а я этой каплей
располагаю, благодаря тому, что с первых дней августа мы
имели возможность почти ежечаС1lо следить развитие всей
истории, и притом не по рассказам одного из действующих
лиц, что страдало бы односторонностью и могло бы возбуж­
дать недоверие)]; что, наконец, [вам] вы, [как] руководител[ю]ь
самой [благородной] независимой и [смелой] трезвой совре­
менной газеты, впавшей, однако, в дни августа, в ошибки и
~настроения• прочих [моrут мои сведения пригодиться]. Вви­
ду всего этого я позволю себе дать3 ва[м ]шему вниманию
[этим письмом] - частным образом, конечно
-
некоторые
[сцепления фактов] фактические данные, касающиеся роли
Керенского в столь важной истории. Я не буду, по возможно­
сти, касаться сложных действий других лиц (вышло бы че­
ресчур длинно). Опускаю также психологическую сторону, ибо
все [(воздерживаясь насколько могу от оценки). Оценку вы
330
1 Наверху подписано кара11дашом: •говоря•.
2 Наверху карандашом надписано над концом слова •слоев•: •ях•.
3 Наверху чер11илами 11адписано: •предложить•.

легко сделаете сами, если и она не будет, я думаю, разниться
от моей, если большинство] действующ[ их]ие лица Вам изве­
стны не меньше моего. [так же хорошо, как и мне, психоло­
гически знакомо. Что Вам известно] Общее наше положение
в конце августа известно, но сомневаюсь, лучше, чем мне -
[я не сомневаюсь].
Еще [одно] примечани[е]я: я пользуюсь не одн. лицом,
опускаю 4третьи руки•, с 8 августа [ежечасн.] по часам [я не
могу сегодня, по прошествии стольких месяцев что-нибудь
позабыть или опустить, т. к. пользуюсь 4Современной запи­
сью•, куда все было тогда же занесено. Напечатать сейчас
этот журнал на русском языке нельзя, к сожалению, но для
сводки некоторых моментов нашего времени к понятной схе­
ме - он годится. Кое-что я беру прямо оттуда, но главное
сжимаю, ибо надо быть кратким 1 ].
[В первых числах августа Корнилов, учитывая наше поло­
жение на фронтах, состояние армии в связи с внутренним
положением дел и предвидя неминуемые потери территории
(Рига на Севере)].
С первых чисел августа Корнилов [в совещаниях с Керен­
ским] указывал, что [при данном состоянии армии нашей и
общего внутреннего положения] дальнейшее откладывание на­
меченных прав, мер грозит неминуемыми территориальными
потерями в самом ближайшем будущем. (На Севере - Рига
до Нарвы.) [Указывал, что меры, которые будут приняты, не
должно откладывать]. Было [предположение] намечено, что
на Моск<овское> Сов<ещание> Пр<авительст>во явится не
с пустыми руками, а предложит некоторую определенную
программу ближайших действий. Ради этого Корнилов был
вызван в СПб. 10 августа, и приехал, хотя в последнюю ми­
нуту Керенский послал ему телеграмму с дозволением 4Не
приезжать• - телеграмма опоздала. В этот день Корн<илов>
имел два свидания с Керенским, первое наедине, второе - в
присутствии лишь некоторых министров, как Терещенко и
Некрасов, общее вечернее заседание было отменено. Согла­
шения между Корн<иловым> и Кер<енским> в тот день не
получилось. И даже присутствие Корнилова на Моск<ов­
ском> Сов<ещании> было для Керенского, по-види.мом.у, не­
желательно. Однако, в этот же день 10 августа, Корниловым
1 Здесь чернилами надписано несколько нсразборчивых слов, очевидно -
•конспект• преднолагавшеrося нового текста, взамен зачеркнутого: •блаr(о­
даря?) обш(ирной?) записи своевр(смен11о?) устр(анястся?) опасность пере­
путать Вот(?) для Зап(?) час(?) картина проч(?)•.
331

была подписана, в окончательной редакции, та знаменитая
записка, которая и послужила предметом борьбы последую­
щих недель. Записка эта очень обширна. Она с исчерпываю­
щей точностью, детально рисует в первой своей части внеш­
нее и затем внутреннее состояние армии. Указывает, далее,
на еще возможные средства поддержания армии в связи с
распространением некоторых мер и на тыл. Важно указать
следующее:
1) в ней не бьию предложения уничтожить армейские ко­
митеты (и выборное начало вообще), хотя полномочия коми­
тетов естественно суживались;
2) самыми 4резкими• мерами относительно тыла (относи­
тельно которых предполагалось 4Торговаться• с Керенским)
это перевод на военное положение Петербурга и Москвы, а
также и железных дорог.
Корнилов в ночь на 11 авг<уста> уехал обратно в Ставку.
11-го августа выяснилось, что Керенский находится в состо­
янии полной нерешительности, нервного колебания между
своими министрами, часть которых совершенно определенно
стала на ту точку зрения, что какие-то меры принять необхо­
димо, если не всю записку целиком (не все с ней были тек­
стуально ознакомлены). Другая часть (Чернов и пр.) тоже не
знала записки, но, зная откуда она исходит (Корнилов, Са­
винков и др.) и будучи принципиально против всяких 4Мер•,
поддерживающих армию, - не замедлила оказать на Керенс­
кого все свое партийное давление. В этот вечер Савинков
решил окончательно выйти в отставку и подал лично проше­
ние Керенскому, которое тот принял. Разговор, однако, после
отставки еще продолжался, в очень резком тоне со стороны
Керенского; тоне, ничем, по-видимому, не вызванном в дан­
ный момент, ибо Савинков сказал ему, что, оставляя долж­
ность, уходит из политики и уезжает на южный фронт. 4Вы­
Ленин! - кричал Керенский.
-
Вы - террорист! Ну что ж,
приходите, убивайте меня!• (Чтобы знать, что такой разговор
не имел под собой никакой здравой почвы, следует помнить:
Савинков со всех сторон был ближе к Кер<енскому> - не к
Корнилову, считал себя неуклонно на службе Керенского, а
не Корнилова и особенных связей с последним не имел. Они
оба хорошо друг друга видели и оба понимали свою разность.)
Таким образом, Савинков ушел. И в тот ж день 11-го
Керенский, уезжая вечером в Москву, просил официально
передать Савинкову: он желает, чтобы Сав<инков> взял свое
прошение обратно. Пусть подождет его возвращения. После
332

Москвы, в первое же утро, наедине Керенский сказал Савин­
кову: ~на Московскому совещании я убедился, что власть
Пр<авительст>ва совершенно подорвана. Опасности растут.
Вы обязаны остаться на своем посту, исполнить свой долг
перед свободой и родиной... •
Так как нервное состояние его не покидало, то он, в кон­
це разговора, еще повторил: ~на этом совещании я умер...
Меня уже нет... •
Министры не социалисты все отмечают (я опускаю после­
довательность и ряд фактов), что эти несколько дней Керен­
ский определенно действовал в другом направлении, и курс
был в сторону усиления власти. Была даже образована ко­
миссия... но это подробности, в общем, известные.
~политика зиrзаrов• (как тогда говорили) не покинула
Керенского. Если тогдашняя наша ~коалиция• была факти­
ческим абсурдом, то в большей мере потому, что Керенский
сам, как премьер коалиционного п<равительст>ва, был ходя­
чий абсурд. [(Собаки и кошки, засаженные в одну клетку,
неустанно рвали его надвое, а он rрыз и тех и других, не
умея ни примирить их, ни хотя бы выбрать тех или других.
И собаки его, наконец, загрызли, пока обернулся грызть ко­
шек.) Извиняюсь, иду назад к фактам.] В эти дни 4чернов­
цы•, как никогда, приналегли на Керенского. Они потребова­
ли Савинкова в Ц. К. ~к ответу•, к ~даче исчерпывающих
объяснений• по поводу намечающихся репрессивных мер по
отношению к левым партиям и к демократизованной армии
в связи с запиской (им в полиости неизвестной) Корнилова.
Сав<инков> отказался, мотивируя невозможностью, при за­
нимаемом им положении, давать исчерпывающие сведения о
военном состоянии фронта и о намерениях Пр<авительст>ва
в присутствии лиц, ~приехавших через Германию•. (Между
прочим, не раз в заседании министров, когда заходили речи
о военных делах, Керенский сам пересылал записочки с пре­
дупреждением 4быть осторожнее•.) При одном из споров
С<авинко>ва с членом ЦК СР по поводу этого требуемого
~отчета•, мы лично присутствовали, таким образом, все про­
исходившее точно. Замечу: что заслуживающий полного до­
верия член Ц~ СР не скрывал, что ~половина ЦК - ничто­
жество, половина негодяи. Я знаю, что у нас многие -
германские агенты, получающие большие деньги. Чернову -
никто руки не подавал за границей... И все-таки мы ультима­
тивно поддерживаем его в Пр<авительст>ве. И если пройдут
репрессивные меры насчет армии и тыла - министерство взор-
333

вется, и я сам первый - наша партия
-
пойду подымать вос­
стание•. (Это подлинные слова, по-моему - граничащие с
психозом, особенно, если знать, что это слова личного 4обо­
ронца• и человека в высшей степени достойного. Передаю
их вам абсолютно частно.) Итак - Сав<инков> не пошел
отвечать перед 4Натансоном•, это предрешило его исключе­
ние из партии.
23-го августа Керенский был у нас. Перемену с весны
(с апреля нас не было в СПб.) мы нашли в нем огромную,
и внешнюю и внутреннюю. Разговор с ним у меня записан,
но здесь важно отметить лишь следующее: его потрясающее
состояние бессильной растерянности, его недоверие реши­
тельно ко всем, и, главное, его неистовое озлобление на
4ваших друзей с-ров•. Он не стеснялся в выражениях, ви­
димо, страдая от нажима Черновцев ( •Чернов мне навя­
зан•.) И в то же время он как будто непроизвольно, как
будто по приказанию или по внушению, говорил о 4ШТабе
без армии•, о том, что он не хочет 4изображать самодерж­
ца•, потом вдруг об 4Обороне•... Впечатление произвел гне­
тущее и совершенно безнадежное. Министры, не Черновцы,
многие, в эти дни говорили, что он почти не слышит обра­
щенных к нему слов и вередко заседания смахивают на су­
масшедший дом (личные разговоры двух-трех лиц с К. в
это время - довольно дики).
За неделю перед этим у Кер<енского> был Вл. Львов.
Разговор с ним происходил наедине и остался неизвестным.
На мою просьбу к одному из министров [не Савинкову, и
вообще я позволяю себе отмечать здесь, кроме непосред­
ственных сведений, во 1-х: сообщения разнообразных лю­
дей и во-2-х: только то, что известно прямо от действующего
лица, опуская всякие 4Третьи• руки] - спросить Керенского,
о чем говорил Львов? Министр ответил: 4Керенский уверя­
ет, что Львов болтал что-то невразумительное•.
После этого разговора Львов уехал из СПб. Дни, между
серединой августа и 26-м - известны.
Все помнят напряженное состояние города и каждоднев­
ные препирательства официальной (робкой) печати со сме­
лыми угрозами 4Рабочих путей•. 21-го августа, когда была
взята Рига, Выборгская ст. заходила с плакатами 4Немедлен­
ный мир•. Ригу пожелали использовать для себя большеви­
ки. [Черновец из невинных в этот день растерянно говорил
мне: •Ригу-то взяли!• Как будто он мог этому удивляться, да
еще сидя обложенный 4Делом Народа•.]
334

[Теперь перехожу к записи фактов, как они происходили,
не считаясь с тем, что некоторых... )
25 августа, в пятницу, Савинков был в Ставке и провел
день, убеждая Корнилова, с картой в руках, выключить из
•военного положения• Петроградекий Округ. Таково было
одно из условий Керенского, на которых он соглашался под­
писать записку. Сав<инков> лично считал это условие тяже­
лым, неразумным, но таково было приказание и Сав<инко>­
ву удалось убедить Корнилова на это исключение. Тогда же
[было условлено] было Савинковым передано Корнилову
приказание двинуть несколько фронтовых дивизий к Петер­
бургу с таким расчетом, чтобы они могли быть вблизи города
к 27-му; [в этот день] Керенский же в этот день наме­
ревалея приехать в Ставку, о чем Корнилов уже знал до
оповещания его Савинковым; вероятно, от Львова, которого
Сав<инков> в Ставке видел мельком, но с ним не разговари­
вал. Посылка войск с фронта являлась делом естественным
[необходимым] при данных условиях: Керенский не сомне­
вался, что назревающее большевистское выступление примет,
после подписания известной записки, характер не менее, если
не более серьезный, чем 3-5 июля (когда он был очень недо­
волен, что фронтовые войска запоздали).
Утром 26-го в субботу Савинков, вернувшись из Ставки,
сделал министру-предс<едате>лю подробный доклад. Он был
выслушан, ответа никакого не последовало. Часа через два
Савинков вторично попросил свидания с Кер<енским>, но
опять ничего определенного не добился. Тогда, не уходя он
попросил позволения сказать несколько слов Кер<енско>му
наедине, и, когда свидетели были высланы, он настойчиво
повторил: •г. министр, дело очень серьезно...• Дело, действи­
тельно, было серьезно, войска уже шли, вызванные Керенским
к Петербургу, для защиты Вр<еменного> Прав<ительст>ва,
на которое, пока, не бьию нападения, для защиты тех мер,
которые пока не были приняты (т. к. записка еще не была
подписана). Керенский взял доклад, небрежно бросил его в
стол: •Хорошо, я в вечернем заседании доложу Правитель­
ству•... Савинков вышел и уехал из Дворца.
Приблизительно за час до того времени, как министры
должны были собраться, к Керенскому приехал вернувшийся
из Ставки Вл. Львов.
В точности разговор их, происходивший с глазу на глаз,
неизвестен. Но достаточно того, что стала известным и о чем
я скажу ниже. Теперь же я продолжаю внешнюю картину.
335

К первым явившимся во Дворец на заседание министрам
выбежал Керенский с какой-то бумажкой, в нервном состоя­
нии, трудно описуемом. С большим трудом, не сразу, могли
понять министры, подъезжавшие к тому же поодиночке, что
грянул какой-то удар, что через Львова (которого тут уже не
было) Керенский получил от Корнилова какой-то ~ультима­
тум~ Вр<еменному> Пр<авительст>ву, какое-то требование
не то <<диктатуры>>, не то ~директорию>, что это мгновенно
нужно проверить, и, что если от Корнилова будет получено
подтверждение, то он должен быть объявлен мятежником и
изменником... Кто-то осмелился спросить о Львове; оказа­
лось, что Львов уехал из Дворца. Керенский мгновенно
распорядился вызвать его к себе, но тут же, не теряя време­
ни, бросился к прямому проводу со Ставкой для разговора
с Корниловым. Я не знаю, кто именно из министров стоял
у провода и кто нет (вообще я не знаю мелкой и точной
последовательности фактов, ее, кажется, не знают и прямые
очевидцы, он.и забъищ [до] так[ой] сильно было ошеломление
первых минут и так беспорядочны и неожиданны были
действия Керенского. Многие присутствующие воспроизводят
эти первые минуты различно). Знаю, что к проводу был
вызван Савинков, которому и было приказано Керенским
вести разговор, знаю, что тут же стоял и Карташев. Кер<ен­
ский> сделал свой запрос в такой форме: подтверждаете
ли Вы то, что говорит приехавший от Вас и стоящий со
мною рядом у провода Львов? (Никто не знал, что говорит
Львов. У проnода никакого Львова не было и никто его
не видел.)
Когда на такой запрос из аппарата выползла лента с Кор­
ниловским, совершенно естественным ~да~. нервность Керен­
ского перешла все пределы: [на] это ~да~. подтверждающее
никому не ведомые слова Львова, он предложил счесть как
признание в ~измене~. Ни вопросов, ни возражений он не
слушал, да, вероятно, и не слушал 1 • Савинков по его прика­
занию продолжал разговор и на вопрос Корнилова, - будет
ли Кер<енский> в Ставке, как назначил, велел С<авинко>nу
ответить: ~приеду 27-го~. С<аnинков> был удивлен и пере­
спросил. Слишком это не вязалось со всей обстановкой - но
Керенский подтвердил приказание, объяснив, что нужно пока
не давать Корнилову поводов [до] думать, ~что все откры­
то~. что это - необходимая ~уловка~.
1 Так в тексте. Вероятно, Гиппиус хотела написать сслышал•.
336

Ленту с разговором Кер<енский> тотчас унес к себе в
кабинет (где ждал его вызванный Львов, как оказалось).
Очень скоро вернулся, объявил, что ~львов арестован». Он
,собственноручно запер его в комнату рядом. [В эту ночь] У
двери поставлен был часовой. (В эту ночь и в головах Львов­
ской постели было два солдата.)
Ошеломление министров, продолжавших ничего не пони­
мать, не проходило. Львова им не показали, никаких сведе­
ний о ~событии» [ни о чем] кроме нервных и сбивчивых
выкликов Керенского, они не имели. Один говорил, что даже
объекта [материала] для ~веры» у них, собственно, не было:
не знали [чему] во что именно следовало поверить. Не знали
того, что же ~подтвердил» Корнилов? Впрочем, Некрасов
сразу ~поверил» (или сделал вид), сразу настроение Керен­
ского нашло в нем отклик и поддержку, - хотя разъяснить
другим, в чем дело, и он не мог.
Я не берусь далее описывать сумасшедший вечер и ночь -
со временем она будет восстановлена сводкой воспоминаний
разных лиц. Знаю, что во Дворце побывали весьма разные
люди, вплоть до Милюкова. Он добивалея минуты спокойно­
го выяснения, что происходит; не добился (его, впрочем, свой­
ство - никогда не достигать своих целей, но тут ничего не
добились и остальные.)
Когда разъехались министры и все ли разъехались -
тоже не знаю. В эту ночь из стен Дворца происшествие не
вышло. Когда же министры собрались вновь на другой
день, в воскресенье, может быть с надеждой уловить, нако­
нец, смысл происходящего, они были ошеломлены уже
окончательно и бесповоротно: Керенский уже написал теле­
грамму ~всем, всем, всем» с объявлением ~главнокомандую­
щего изменником и мятежником» и [т. д.] о том, что он
~смещается» с должности. Объявление это было написано
Керенским с Некрасовым.
Тут же Некрасов вышел к сотрудникам газет (несмотря
на последние попытки его остановить) и дал им текст и
объяснения (?) (Замечу, что [хотя это] был единственный
•революционный» понедельник, когда газеты вышли.)
Наконец, как последний довод, последнее уже неоспори­
мое доказательство факта мятежа, Керенский открыл мини­
страм: Корнилов уже двинул изменнические войска на Пет­
роград, он уже на станции Дно, надо думать об обороне.
•дело было кончено. С этой минуты никакой возврат
никуда, хотя бы к проявлению здравого смысла, становился
337
22 Зина11да Гипп11ус, т. 9

уже невозможным. С этой [го] [времени] минуты и Керен­
ский, логически уже кончен•. (Моя запись от 31 августа.)
Остальное известно, а что неизвестно, [то] о том легко
[понять] догадаться. Началась •оборона Петрограда от мятеж~
ников• (ничего не понимавших, ибо они шли защищать Вр<е­
менное> Пр<авительст>во от мятежников), отставки [у] не
убедившихся ни в чем, но бессильных, министров. Львов, как
известно, просидел около месяца и лишь потом (когда уже
было не до него) мог рассказать, что:
1) его к Корнилову послал Керенский, 2) [с] Корнилов
ему не только никаких •ультиматумов• не давал, но и вооб­
ще никаких поручений, 3) с Корниловым имел лишь про­
стую беседу, о чем Керенскому и рассказывал, 4) Керенский
попросил его, во время рассказа, написать кое-что на бумаге,
и когда Львов, •выхватывая отдельные мысли, набросал их,
тут же Керенский вырвал бумагу, не дав даже прочитать•
Львову, и положил в карман. Когда вызванный Львов опять
очутился в кабинете Дворца, Керенский вбежал с лентой
Корнилова, заставил ее прочитать, но едва Львов запротесто­
вал, что переговоры были как бы от его имени, - в его при­
сутствии Керенский не дал кончить, прервал всякие объясне­
ния и тут же его арестовал.
•Мятеж Корнилова•- это была та фальшивая кредитка, на
которой большевики, с помощью новожизненцеn и чернов­
цев, выиграли свое громадное состояние. Они тотчас поняли,
какая она •счастливая•. Поддельная - не все ли равно? Под­
дельная, - ибо 1Шкакоzо Корниловекого мятежа просто не было.
Знаменитые •манифесты• Корнилова нисколько не раз­
рушают этого положения. Всякий имеющий о Корнилове по­
пятне (да и не имеющий, пожалуй) совершенно ясно пред­
ставит себе, что главнокоманд<ующий> [генерал] ни с того
ни с сего (буквально) получающий известие, что он •мятеж­
ник-изменник• и, как таковой, смещается с должности, мо­
жет только [подумать] возмутиться или решить, что кто-то
сошел с ума. Безмолвно сдать должность - это значило бы
признать себя •изменником•. Телеграмма Керенского к нему
была сплошной ложью, - он так и сказал: •является сплош­
ной ложью•. Он и после <<провокации• не сделался мятеж­
ником, как не был им до провокации: никуда войск не •по­
вел•, как не вел, и даже, убедившись, что попал в роковой
узел, то оставалась (идеалистическая, - ведь он не политик!)
надежда на гласность суда, где нелепое дело тотчас высвети­
лось бы. Несмотря на 4уловки• Кер<енского>, он отлично
338

мог бы убежать. И убежал бы, если б не был 1) просто сол­
датом-идеалистом, 2) [не был] столь неуязвимым к черным
элементам Ставки. Эти элементы существовали (Лукомский,
Завойко ), но до удивительности никогда не имели на Корни­
лова никакого влияния.
Единственная мелочь, оставшаяся непонятной со стороны
Корнилова (единственная!): несмотря на просьбу Керенского,
переданную через Савинкова 25-го августа: не посылать сре­
ди вызываемых войск ~дикой• дивизии и Крымова - он
послал и дикую дивизию, и Крымова. Недаром [на днях] в
недавнем непонятном - ~объяснении• Керенского все вертит­
ся только на Крымове (между прочим: разговор их Керенс­
ким передан не соответственно истине).
Кроме этой мелочи все до такой степени рисуется [фа­
тально] стройно, так совершенно все это дело по своей за­
конченности, по абсолютно полному отсутствию человечес­
кого смысла и разумной воли, будучи при этом так громадно
по результатам, - что приходится признать некий фатум.
Но это не мешает нам все-таки иметь сведения о том, как
оно развертывалось фактически. Атмосферному гипнозу в те
дни поддались многие очень трезвые элементы. Ни одна
партия не избегла его, - может быть, кадеты; но они столь
бессильны и бестактны во всем, что касается революции (и
русской политики), что могли только молчать и недоумевать,
не успевая разобраться. Ни одна газета не чиста от крика
~Корниловщина! • И мне, особенно, - сердечно,
-
жаль, что
не удержался от него и ~день•. Его я считаю и поныне са­
мой трезвой, самой смелой, самой нужной и самой талантли­
вой [га] русской газетой.
22*

КРАСНАЯ СТЕНА
Хотелось бы мне знать, кто в наше время скажет: •а я
против свободы слова~. Сам Бонч-Бруевич не скажет,- спро­
сите! И верноподданные его с убеждением заявят, что Бонч -
за всяческую волю. Да, пожалуй, так оно и есть. Мы можем
оговориться, можем возразить Бончу тихим пушкинским
стихом:
• Ты для себя лишь хочешь воли ...~
Но и эта существенная поправка ничего не внесет, и
никаких изменений в действиях того же Бонча не может
воспоследовать, ибо они, как действия и всех Троцких с
Мстиславскими на придачу, - полезно-логичны. Троцкие
говорятидействуют сосвоегоместа,аместо
обязывает. У каждого места - своя логика. Запрещение га­
зет, отмена всей печати, кроме большевистской - одно из
тысячи крайне последовательных действий со стороны на­
ших •властителей тел~. Поведи они себя тут как-нибудь
иначе, как-нибудь •по-человечески~. - мы бы, пожалуй, на
этот беспорядок глядя, сами спугались. А теперь, слава
Богу, все идет хорошо. Все ясно. Раз мы поняли, что наше
•правительство~ должно запрещать все, не может, не изме­
няя себе, действовать по-человечески, - мы само существо
его поняли.
По-человечески!
Вот три строки из моей •Современной Записи~ от 4 но­
ября 16 года: • ... сегодня буквально всем закрыли рот. Даже
правым; даже попытки сказать что-нибудь окольными сло­
вами - все было истреблено. Вечером из цензуры позвони­
ли: •вы поменьше присылайте: нам приказ поступать п о­
зверски~.
И год минул. Завершается круг. Правда, год тому назад
•зверство~ было не такое реальное. Перед нынешним оно
кажется несколько платоническим, щенячьим. Белую бу­
мажку позволяли выпускать. Красными чернилами орудо-
340

вали. Нынче не до чернил, когда у горла каждого редакто­
ра чуть не каждую ночь - самая нормальная винтовка. Но,
по существу, два ноября - ~два орешка под единой скор­
лупой~. это надо помнить, - что ж, что сегодняшний
-
погорьче.
Хорошее дело - протест. Святое дело. Впрочем, нет, свя­
той порыв, а не дело; потому что именно дела-то из протес­
тов никогда, при наличии известного явления, не выходило.
Мы, пишущие, вечно протестовали против насилия над сло­
вом. Я даже не знаю, когда мы не протестовали. Разве уж
так прихлопнут, что дух займется и язык отнимется. А отды­
шимся - опять протестуем. Мы десятки лет стояли перед
белой стеной, десятки лет били по ней ~горячим словом
убежденья~. а стена... да вот всего за два месяца до падения
своего (уж не от наших протестов!) на ту же печать спокой­
но глядела ~по-зверски~. И не могло быть иначе. Таково
свойство стены.
Совершенно та же стена стоит перед нами и сейчас.
Непохожая, а именно та же самая, хотя окрашена не в
белый, а красный цвет. Истребление свободного слова -
лишь частность, лишь одно из множества следствий, не­
победимо вытекающее из первой причины. Из факта: сто­
ит стена. От белодержавия - белое зверство над словом;
от краснодержавия - зверство красное. Будем же трезвы,
будем же мудры, перестанем обманывать себя: смягчилось
ли зверство белое от ~горячих слов~ наших? Или для
протеста против красного мы надеемся найти слова убеж­
дения еще более горячие? Нет. И я больше скажу. Я
дальше скажу. Наши протесты, наши святые требования
свободы для слова, - неисполнимы, пока стоит стена.
Все частные свободы обусловлены свободой общей, первой.
Но даже если бы мы, поняв это, обратили наши протесты,
наши негодования, наши требования от частного к общему,
если б наши горячие слова мы стали бросать прямо в
стену - если бl
-
то и тут я скажу: бесполезно. Мы не
дети. И жизнь чему-нибудь научила же нас, - всех нас, не
писателей, а всю русскую интеллигенцию? Или мы не по­
мним, что не побеждается насилие цветами слов? Или мы
не знаем, что
~насилие - силою побеждается . .. ~?
Но возвращаюсь к частному, к нашему, к нам - рабочим
пера. Что же нам делать сейчас, вот сегодня, сию минуту?
Молчать? Лежать, не шевелясь, под досками, на которых си-
341

дят пирующие татары? Нет, нет! Уже потому нет, что мол­
чать мы все равно не можем. Когда режут - человек кричит,
не раздумывая, что из этого выйдет. Нас режут, и мы кри­
чим. Вот и все.
А может быть, и не дорежут. Может быть, не успеют...
•Насилие - только силою побеждается ... •

ВОСПОМИНАНИЯ
СОВРЕМЕННИКОВ
<ffi

ИРИНА ОДОЕВЦЕВА
<~КАК ЛАСКОВАЯ КОБРА Я ... ~>
Ту зиму, зиму 1925-1926 года, мы с Георгием Ивановым
проводили в Ницце.
Из Парижа Георгий Адамович писал нам, что он постоянно
бывает у Мережковских и что они, как когда-то в Петербурге,
возобновили свои ~воскресенья~. игравшие немалую роль в до­
революционной литературной жизни.
Я еще в детстве увлекалась трилогией Мережковского -
~Петром и Алексеем~. •Юлианом Отступником~ и особенно
•Леонардо да Винчи~. Читала я и •Александр Первый~, ~го­
голь и черт~. ~толстой и Достоевский~. Видела на сцене и
~Павла 1~. до революции находившегося под запретом.
Знала я, конечно, и стихи Зинаиды Гиппиус. Они мне не
очень иравились своей рассудочностью и, главное, тем, что она
писала о себе в мужском, а не в женском роде.
Все же я знала наизусть два ее стихотворения. Первое очень
любил Блок:
Окно мое высоко над землей,
Высоко над землей.
Я вижу только небо с вечернею зарей,
С вечернею зарей -
с его качающимся ритмом, с его редко свойственной Гиппиус
музыкальностью и неожиданно прелестным концом, таким ха­
рактерным для всегда и всем медовольной Гиппиус:
И второе:
Мне нужно то, чего нет на свете,
Чего нет на свете.
Единый раз вскипает пена
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет - любовь одна . ..
Читала я, конечно, и Антона Крайнего (псевдоним Гиппиус),
беспощадного критика, ведущего суд и расправу над современ­
ной прозой и поэзией.
Антона Крайнего боялись не меньше, чем самого Брюсова.
Приговоры его были убийственны. Критические статьи его пест­
рели определениями вроде ~рыжая бездарность~. ~идиот~. ~не-
345

доносок», ~кретин» и тому подобными вежливыми характерис­
тиками писателей.
На похвалы Антон Крайний был чрезвычайно скуп. Даже о
~стихах о Прекрасной Даме>> Блока он отозвался более чем,
сдержанно.
О Зинаиде Гиппиус в Петербурге ходили всевозможные леген­
ды, как, впрочем, обо всех знаменитых писателях и писательницах.
Рассказывали, что она выходила на сцену в белом хитоне с
распущенными длинными рыжими волосами, держа лилию в
руках, и молитвенпо произносила:
Я сам себя люблю, как Бога.
Рассказывали, что она требует, чтобы все ее бесчисленные
поклонники, те, что женаты, отдавали ей свои обручальные коль­
ца, и что она нанизывала их на цепочку, висевшую в изголовье
ее кровати.
Видела я и прославленный портрет Бакста, где она изобра­
жена в черном трико, казавшемся в те далекие годы фантасти­
чески неприличным и скандальным.
Мне не раз в Петербурге приходилось слышать во время моих
чтений стихов восхищенные восклицания пожилых представи­
тельниц художественной богемы:
-
Совсем наша Зина!
Хотя, судя по ее портрету, я ничем не была похожа на нее.
О Мережковском я знала, что он всемирно знаменит, дома
ходит ~ ночных туфлях с помпонами, пишет четыре часа в день,
каждыи день, что бы ни случилось, а остальное время проводит
в бесконечных дискуссиях с Розановым, Булгаковым, а главное -
с Философовым и Зинаидой Гиппиус.
Адамович писал нам, что З. Н. Гиппиус выразила желание
познакомиться с Георгием Ивановым и мной, и мы, недолго
думая, собрались и приехали в Париж.
И вот мы на 11-бис, рю Колонель Боннэ, у Мережковских.
Вполне буржуазный дом, вполне буржуазная, хотя и очень
скромная и безвкусно обставленная, квартира с многотомной
библиотекой. Мережковский всегда и всюду первым делом об­
заводился библиотекой. Он не мог и дня прожить без книг. В
разговоре он постоянно цитировал древних и средневековых
авторов. Его недаром называли ~полководцем цитат».
Квартира была снята Мережковским еще задолго до войны,
чтобы во время приездов в Париж не приходилось - ~ведь это
так неудобно>> - жить в отеле. ~и как она теперь пригодиласьl
Ведь в Париже квартирный кризис. Что бы мы стали делать,
если бы у нас ее не было?>>
Чаепитие почему-то происходит в это воскресенье не в столо­
вой, а в смежной с нею гостиной, за небольшим столом. Гости
сидят вокруг него двойным кольцом.
346

Адамович представляет Георгия Иванова и меня Зинаиде
Николаевне Гиппиус. Она, улыбаясь, подает мне правую руку,
а в левой держит лорнет и в упор разглядывает нас через него -
попеременно - то меня, то Георгия Иванова.
Я ежусь. Под ее пристальным, изучающим взглядом я чувствую
себя жучком или мухой под микроскопом - очень неуютно.
Мережковский, здороваясь с нами, рассеянно оглядывает нас
и продолжает свои рассуждения об Атлантиде.
Злобин, играющий одновременно роль секретаря Мережков­
ского и роль jeune fille de la maison 1, находит для меня место за
столом и приносит мне чашку чая.
Зинаида Николаевна усаживает Георгия Иванова возле себя
с правого, слышащего уха и, не обращая внимания на общий
разговор, подвергает его перекрестному вопросу-допросу: 4ЧТО,
как и зачем, а если нет - то почему?•, стараясь выпытать у
него, 4Интересуется ли он интересным•.
Оказывается - интересуется. Если не всем, то все же глав­
нейшим - спасением России и поэзией.
Я смотрю на Зинаиду Николаевну. Она все еще время от
времени наводит на меня стекла своей лорнетки. Я знаю, что
она очень близорука, но меня все же удивляет это бесцеремон­
ное разглядывание. Удивляет и смущает, но не обижает. Оби­
жаться было бы неуместно. Обижаться не полагается.
Нет, она совсем не похожа ни на портрет Бакста, ни на во­
ображаемый портрет, созданный мною по рассказам о ней. И
она ничем не похожа на меня. Абсолютно ничем. И слава Богу!
Впрочем, одним она все же схожа со своим воображаемым
портретом - страстным желанием нравиться, 4будить повсюду
восхищение•, сквозящим в каждом ее жесте, в каждом слове,
лениво и капризно произносимом ею.
Да, она могла снимать с рук своих поклонников обручальные
кольца.
Я спрашиваю себя: уж не потребует ли она и у Георгия Ива­
нова его обручальное кольцо?
Но как мог Блок называть ее 4Зеленоглазой наядой•? 4Жен­
щина - безумная гордячка•
-
еще и сейчас правильно сказано о
ней. Но 4Зеленоглазая наяда• ... Как он мог? ..
У нее мутно-болотистые, бесцветные глаза. Лицо без релье­
фа. Плоский лоб. Довольно большой нос. Узкие, кривящиеся
губы... Она очень сильно набелена и нарумянена. Морковно-крас­
ные волосы, явно выкрашенные хной, уложены в замысловатую,
старомодную прическу с шиньоном. Волос чересчур много. Дол­
жно быть, большая часть их фальшивые. ·
Но я ошибаюсь. Волосы, как я потом узнала, все ее собствен­
ные. Она до последних дней сохранила длинные густые волосы
и любила распускать их и хвастаться ими.
1 девушка в доме (фр.).
347

На ней пестрое платье какого-то небывалого фасона, пестрое
до ломоты в глазах. И, будто этой пестроты ей еще мало, на
груди большая ярко-зеленая роза и кораллово-красная ленточка
на шее.
Я разочарованно гляжу на нее. В ней что-то неестественное,
даже немного жуткое. Она чем-то - не знаю чем
-
о, только
не красотой - смутно напоминает мне Паиночку ~Вия•.
Но, может быть, я несправедлива к ней и слишком строга?
У нее тонкие ноги в узеньких, остроносых, бронзовых туфель­
ках и стройная, изящная фигура.
Может быть, надо только привыкпуть к ее гриму, к ее маска­
радному наряду, к ее жеманно-ленивой манерности и лорнету?
Может быть, она действительно могла казаться когда-то <<зеле­
ноглазой наядой•?
Нет, я еще не могу правильно судить о ней. Я не доверяю
первым впечатлениям. Я перевожу взгляд на сидящего рядом с
ней Георгия Иванова, и по выражению его лица мне сразу ста­
новится ясно, что он-то уже подпал под ее шарм, что он уже
покорен ею. А ведь он очень строго судит о людях, и поправить­
ся ему трудно. Возможно, я ошибаюсь. И я действительно в тот
день ошибалась, судя о ней. Никогда я так неправильно, так
несправедливо не судила - ни о ком, как в ту первую встречу
о Гиппиус.
Но смягчающее мою вину обстоятельство- ни у кого <<внеш­
нее>> и ~внутреннее>> так не расходились и даже, казалось, не
враждовали друг с другом.
Я видела всегда только ее внешнее. О ее внутреннем я ниче­
го не знала и даже не догадывалась, какое оно ...
Я перевожу взгляд на Мережковского. Он-то по крайней мере
совсем, точь-в-точь, как мне его описывали - маленький, худой,
сутулый до сгорбленности, с поразительна молодыми, живыми,
зверино-зоркими глазами на старом лице, обрамленном интелли­
гентской бородкой.
Вот он встает. Ему попадобилась в разгаре спора, для цита­
ты, какая-то книга, и он мелкими, бесшумными шажками идет
за ней в кабинет.
Да. Он совсем точь-в-точь такой. Для полного сходства не
хватает только помпонов на синих войлочных туфлях. Но где в
Париже найти туфли с помпонами?
Он возвращается, держа раскрытую книгу в руках и убеди­
тельно произнося непонятную мне греческую цитату.
Он весь сверкает и горит вдохновеньем. Слова его пенятся,
плещут и льются водопадом. Я за всю жизнь не встречала нико­
го, умеющего так говорить и импровизировать.
Никого, за исключением Андрея Белого, тоже рассыпавшего­
ся блестками, искрами и брызгами в яростном водовороте слов
и образов, - он, как на качелях, взлетавший на доказательствах,
рушившийся в бездну отрицания и закруживающий, как на ка-
348

русели, слушателя до отупения, до головокружения, до невоз­
можности спорить, до безоговорочного принятия всего и согла­
сия со всем, что с неистовым красноречием утверждает Андрей
Белый.
Впрочем, у Мережковского была черта, отсутствовавшая у
Андрея Белого, - умение концентрироваться и постоянное, ни­
когда не ослабевающее устремление всех мыслей и воли к одной
цели: к созданию Царства Духа, к преображению души.
Сейчас он спорит с чисто юношеской запальчивостью и жа­
ром о дате смерти какого-то неизвестного мне фараона с сидя­
щим рядом с ним худощавым брюнетом - с Юрием Терапиано,
как мне услужливо сообщает устроившийся во втором круге за
моей спиной очень длинный и длинноволосый, седеющий моло­
дой поэт Антонин Ладинский, как он мне представился, по-во­
енному щелкнув каблуками.
Здесь, за исключением Адамовича и Оцупа, Георгия Иванова
и меня, почти все ~молодые поэты•. Молодые не столь годами,
как творчеством. Все они начали печатать свои стихи уже в
эмиграции.
Всех их я вижу впервые. Я обвожу их взглядом, перескакивая
с одного незнакомого лица на другое, запоминая лишь какую­
нибудь деталь - серьезный, сосредоточенный вид Терапиано,
красивые глаза Мамченко под резко очерченными темными бро­
вями, энергичное, жизнерадостное выражение лица Кнута, очки
Злобина, горделиво закинутую пышноволосую голову Бахтина.
Все они, вместе с Гиппиус и Мережковским, Адамовичем и
Оцупом, сливаются в одну картину. Ее надо непременно запом­
нить. Ее нельзя забыть. Ведь это одно из самых интересных и
значительных событий, что сейчас происходят в эмиграции, -
~воскресенье• на рю Колонель Боннэ.
Зинаида Николаевна уже перестала наводить на меня лорнет.
Она подносит чашку кофе к губам, прислушиваясь к тому, что
говорит Мережковский.
Перед ней стоит маленький кофейник. Пить кофе полагается
только ей одной. Остальные, независимо от их вкусов, о кото­
рых никто не осведомляется, довольствуются чаем.
-
Нет, Димитрий. Я не согласна! - вдруг громко, каприз­
ным тоном заявляет она, прерывая страстную тираду Мереж­
ковского.
4Я не согласна• - фраза, наиболее часто
-
кстати или не
совсем кстати - произносимая ею. Утилитарная, ширпотребмая
фраза, паспарту. Ее разговоры часто начинаются именно с нее:
~я не согласна с Эйнштейном!• Или- с Бергсоном! Или- с
Алдановымl Или - со Степуном!
Иногда, по глухоте - она из кокетства старается скрывать
ее, - не расслышав, о чем спрашивают, отвечает: ~л я не
согласна!.. •
И чаще всего ее ответ производит магическое действие.
349

Так, например, молодой поэт, робея и смущаясь, задает ей вопрос:
-
Зинаида Николаевна, вы читали мои стихи в ~звене•?
И она роняет капризно-кокетливо:
-
Нет. Я не согласна.
Спрашивающий в смущении замолкает. Стихи его, должно
быть, не понравились Зинаиде Николаевне, неизвестно почему.
Но не стоит настаивать. Ведь она любит повторять афоризм:
~Если надо объяснять, то не надо объяснять•. И он не решается
требовать объяснений.
Сейчас я впервые слышу от нее ее знаменитый протест, о
котором мне когда-то рассказывал еще Гумилев в Петербурге.
Я вся превращаюсь в слух. Я хочу знать, с чем она, собствен­
но, не согласна, мне хочется услышать парадоксальные выводы
и доводы ее блестящего, острого, меженекого ума.
Нет, все-таки женского - ведь ведьма
-
женщина. Троцкий
писал когда-то: ~я не верю в существование нечистой силы (ци­
тирую по памяти). Не верю ни в чертей, ни в ведьм. Впрочем,
все-таки в существование ведьм верю, - вспомнил Зинаиду
Гиппиус•. И тут же отдает дань ее исключительному уму.
Но послушать Зинаиду Николаевну мне в тот день не удается.
Ко мне близко наклоняется сидящий за мной Антонин Ла-
динский и шепчет мне в самое ухо:
-
Какой ваш любимый цветок?
Я поворачиваюсь и чуть не стукаюсь лбом о его лоб.
-Что?
-Какой ваш любимый цветок?- повторяет он. -Я уверен,
что роза. Правда? Я угадал?
Переход от рассуждений об Атлантиде к любимому цветку
так неожиданно фантастичен, что я с трудом удерживаю смех.
А он, наклонившись ко мне, ждет моего ответа.
Верно, он, глядя на меня, подумал: ~Бедненькая, сидит, мол­
чит и скучает, слушая непонятное. Надо ее занять подходящим
разговором•, - и, как телеграфист, гуляющий по железнодорож­
ной платформе со станционной барышней, задал мне галантный,
доступный моему пониманию вопрос.
Я киваю.
-
Вы правильно угадали - роза!
Он широко улыбается, прикрывал рот характерным жестом,
и произносит:
-
Я был уверен. Вы сами похожи на белую розу!
Я не успеваю поблагодарить его за такой оригинальный ком­
плимент.
Зинаида Николаевна встает, и все за ней. Прием окончен.
Шум отодвигающихся стульев. Все подходят прощаться с Зина­
идой Николаевной. Подхожу и я.
-
Надеюсь, вы будете постоянно бывать у нас. Каждое вос­
кресенье, - любезно и капризно тянет она.
-
С вашим мужем
мы уже сговорились. Он обещал. А вы?
350

И я, краснея от удовольствия:
-
Обещаю, Зинаида Николаевна.
Да, я тогда, в то первое •воскресенье• у Мережковских, еще
не могла правильно судить о Зинаиде Гиппиус.
Я многое в ней не разглядела и не поняла. Я не разглядела
даже, что у ее лорнетки не два, как полагается, а только одно
стекло, что это не лорнетка, а единственный в своем роде пред­
мет - монокль на ручке, должно быть, сделанный по особому
заказу.
В те далекие годы монокли еще были в ходу - их носили
изящные старики и снобистские молодые люди. Но, конечно,
не дамы. Дама в монокле или с моноклем была совершенно
немыслима.
Но, как почти всегда, действительность оказалась более фан­
тастичной, чем фантазия. Зинаида Николаевна носила монокль.
Правда, она носила его исключительно на улице, вставляя его в
левый глаз перед зеркалом, в прихожей, перед тем как надеть
перчатки.
Гиппиус и Мережковский представляли собой на улице со­
вершенно необычайное зрелище.
Как известно, парижан редко чем можно удивить. Они рав­
нодушно смотрят на китайцев с длинной косой - тогда такие
китайцы еще встречались, - на восточных людей в тюрбанах,
на японок в вышитых хризантемами кимоно, с трехъярусными
прическами, на магарадж и прочих.
Но на идущих под руку по улицам Пасси Гиппиус и Мереж­
ковского редко кто не оборачивался и, остановившись, не глядел
им вслед.
Я и сама, встретив их впервые, не смогла не остановиться,
пораженмая их видом.
Они шли под руку - вернее, Мережковский, почти перело­
мившись пополам, беспомощный и какой-то потерянный, не толь­
ко опирался на руку Гиппиус, но прямо висел на ней. Гиппиус
же, в широкополой шляпе, замысловатого, совершенно немодно­
го фасона - тогда носили маленькие «клоши• 1 , надвинутые до
бровей, - с моноклем в глазу, держалась преувеличенно прямо,
высоко подняв голову. При солнечном свете белила и румяна
еще резче выступали на ее лице. На ее плечах неизменно лежала
рыжая лисица, украшенная розой, а после визита Мережковских
к королю Александру Сербскому - орденом Саввы II степени.
Король Александр Сербский пожаловал Гиппиус Савву
II степени, а Мережковскому того же Савву, но 1 степени, что ею
было принято не без некоторой обиды. Мережковский, впрочем,
никогда о своем Савве 1 степени не вспоминал и никогда не
надевал его, не в пример Зинаиде Николаевне, не расстававшей­
ся со своим орденом, как с любимой игрушкой.
1 •колокол• (от фр. cloche).
351

Они ежедневно обходили небольшую часть Булонского леса,
называемую Парк де ля Мюэтт, а потом, тоже по раз навсегда
заведенному ритуалу, шли пить кофе в кафе на площади, садясь
всегда за один и тот же столик.
В кафе их хорошо знали. Не только гарсоны, но и постоян­
ные посетители. Знали, что это deux gгands ecrivains russes 1, и к
НИМ ОТНОСИЛИСЪ С ДОЛЖНЫМ уважением.
И во время прогулки, и в кафе они говорили не умолкая.
Они всегда находили интересную для них тему и горячо обсуж­
дали события двадцатилетней давности и происшествия сегод­
няшнего дня. Они как будто не чувствовали ни 4Груза времени•,
ни даже границ между жизнью и смертью. О живых и мертвых
они говорили совершенно одинаково. Для них мертвые, наравне
с живыми, действовали и участвовали в их беседах.
-
Нет-нет,- повторяла Зинаида Николаевна,- я не соглас­
на с Яковом Петровичем. Ему кажется, что он всегда прав и что
он пишет хорошо. А по-моему -
Писатель, если только он
Есть нерв великого народа -
просто плохо. Почему писатель должен быть нервом народа? И
какой такой .gнерв народа•? Один нерв? .. И дальше: что это
значит? -
Не может быть не поражен,
Когда поражена свобода.
Поражен - удивлен? Или поражен
-
от поражения - то есть не
понести поражения? - И, пожимая капризно плечами:
-
Не
понимаю. И понимать не хочу. А Яков Петрович спорит. Он ведь
всегда доволен собой, .gсвоим обедом и женой•.
Она говорит •спорит•, а не •спорил>>. Спорил больше чем
тридцать лет тому назад. Но для Зинаиды Николаевны Полон­
екий не умирал, он по-прежнему ее собеседник. И с ним, как и
с другими, игравшими какую-нибудь роль в ее жизни, встречен­
ными ею на длинном жизненном пути, она продолжает споры­
разговоры.
С того первого нашего 4Воскресенья• я бывала на 11-бис,
Колонель Боннэ, почти каждое воскресенье. Зинаида Николаев­
на очень подружилась с Георгием Ивановым. Она часто пригла­
шала его к себе вечером и просиживала с ним до •глубины ночи•,
с глазу на глаз, и он ни разу не отказался навестить ее. Даже
когда я бывала больна и он никуда из дома не выходил, для
Зинаиды Николаевны он делал исключение.
Правда, мне и в голову не приходило попросить его не хо­
дить к ней. Я знала, что эти вечерние посещения доставляют
ему большое удовольствие.
1 два больших русских писателя (фр.).
352

Мережковские вели размеренную, по часам, жизнь. Зинаида
Николаевна ложилась поздно, проведя полночи в писании пи­
сем, дневника, стихов, рассказов и статей, и вставала очень по­
здно. Ее утро было занято •обрядностями туалета~. К ним она
относилась крайне серьезно и добросовестно, никогда не забы­
вая произвести над своим лицом все то, что могло •reparer de
l'age l'irreparaЬle outrage~ 1 •
Она выходила из своей комнаты только к завтраку, уже впол­
не одетая, причесанная, подкрашенная и подтянутая.
Мережковский ложился рано, вставал рано и работал все утро
до завтрака.
После завтрака они шли гулять в любую погоду - в холод
и дождь, считая прогулку не менее необходимой, чем сон и пишу.
Они оба курили. Но не больше раз навсегда положенного
числа папирос и только после завтрака. О лечении и гигиене у
них были свои особые, довольно странные понятия.
Так, например, на мой совет поехать летом в Випель или в
Виши Мережковский в ужасе замахал на меня руками:
-
Бога побойтесь. Смерти вы нашей хотите, что ли? Мине­
ральная вода - яд!
И Зинаида Николаевна поддержала его:
-
Лучше уж, чем минеральную воду, скипидар пить, как Вла­
димир Соловьев. - И тут же пояснила:
-
Владимир Соловьев
пил скипидар, чтобы избавиться от чертей. Он был уверен, что
черти не выносят запаха скипидара и не заберутся к нему в рот. -
Зинаида Николаевна подняла свой лорнет-монокль к глазам и,
полюбовавшись произведенным впечатлением, продолжала: - Но
и скипидар не помог. Только смерть его ускорил. А черти пре­
следовали его по-прежнему. Правда, мне, как я ни старалась,
не удалось их увидеть, хоть мне и очень хотелось...
Ларошфуко в своих •Максимах>> утверждает, что •существу­
ют хорошие браки, но восхитительных браков не бывает~. И это,
к сожалению, правильно. В особенности у нас, русских, и осо­
бенно в художественных и литературных кругах.
Тэффи, •великая умница-остроумница>>, как ее называл Бу­
нин, со свойственным ей юмором прерывала надоевшие ей по­
литические споры, без которых не обходился ни один эмигрант­
ский обед:
-
Довольно! Теперь займемся очередными литературными
делами, поговорим о романах, о том, кто с кем разводится, кто
на ком собирается жениться и кто кому с кем изменяет.
И действительно, среди писателей почти не существовало
ни одной супружеской пары, не разводившейся, не вступав­
шей по нескольку раз в новый брак. Даже Михаил Осоргин,
героически решившийся перейти, для женитьбы на Рахили Гри-
1 собратить вспять необратимое время• (фр.).
353
23 Зинаида Гиппиус, т. 9

горьевне, в еврейство, и тот не выдержал, не избежал общей
участи - развода.
Но брак Гиппиус-Мережковский опровергает утверждение
Ларошфуко. Это был поистине ~восхитительный брак•.
Вернувшись из Италии, куда они ездили по приглашению
Муссолини, Зинаида Николаевна на одном из ~воскресений•,
делясь своими ~итальянскими впечатлениями•, рассказывала
между прочим и о мелких, неизбежных неприятностях. О том,
как они забыли в Риме ключи от своих чемоданов и обнаружи­
ли это, только приехав уже не помню в какой город:
-
Так досадно и глупо. Так утомительно. Нам пришлось воз­
вратиться в Рим. И сколько денег стоило. Туда и обратно два
билета в спальном вагоне.
-
Но почему же не поехал Димитрий Сергеевич один? Поче­
му вы, Зинаида Николаевна, тоже ездили? - недоумевали слу­
шатели.
Она только плечами пожимала.
-
Ну нет! Совершенно невозможно. Немыслимо! Чтобы мы
хоть одну ночь провели не вместе? Этого за всю нашу жизнь не
было. И надеюсь, никогда не будет.
Они так до самой смерти Димитрия Сергеевича и прожили,
не расставаясь ни на один день, ни на одну ночь. И продолжали
любить друг друга никогда не ослабевающей любовью. Они ни­
когда не знали скуки, разрушающей самые лучшие браки. Им
никогда не было скучно вдвоем. Они сумели сохранить каждый
свою индивидуальность, не поддаться влиянию друг друга. Они
были далеки от стереотипной, идеальной супружеской пары,
смотрящей на все одними глазами и высказывающей обо всем
одно и то же мнение. Они были ~идеальной парой•, но по-сво­
ему. Неповторимой идеальной парой. Они дополняли друг друга.
Каждый из них оставался самим собой. Но в их союзе они как
будто переменились ролями - Гиппиус являлась мужским нача­
лом, а Мережковский - женским. В ней было много М
-
по
Вейнингеру, а в нем доминировало Ж. Она представляла собой
логику, он - интуицию.
Они вели беспрерывно дискуссии и споры, опровергая друг
друга. Со стороны это казалось чрезвычайно странным. В осо­
бенности, когда эти споры происходили на собраниях ~зеленой
лампы•.
Зинаида Николаевна, всегда усаживавшаяся на эстраду ря­
дом с выступавшим Мережковским, чтобы чего-нибудь не про­
пустить, не недослышать, вдруг прерывала его речь капризами:
-
Нет, я не согласна, Димитрий. Ты ошибаешься. Это совсем
не так! - После чего сразу же закипала яростная словесная ду­
эль, оба противника скрещивали шпаги и наносили друг другу
искусные и жестокие удары.
Слушатели замирали от изумления. Некоторые из них даже
считали, что это подстроено, что это ~трюк• для придачи зани-
354

мательмости выступлениям Мережковского. Разве можно пове­
рить, что Мережковский публично ссорится с Гиппиус? И чем
же это кончится, если это не подстроено? Чем?..
А кончалось это обычно так же неожиданно, как и начина­
лось. Высказав с предельной резкостью все свои доводы, Ме­
режковский сразу превращался в любящего мужа, нежно и за­
ботливо брал Гиппиус под руку, помогая ей сойти с эстрады:
-
Осторожно, Зина, ступенька. Не оступись! - подводил ее к
месту в первом ряду, усаживал ее и бережно поправлял лисицу,
спустившуюся с ее плеча, осведомляясь: - Тебе не холодно? Не
дует, Зина? Не принести ли тебе шубку? Не простудись.
И она, улыбаясь, благодарила его:
-
Нет, хорошо. Спасибо, Димитрий, - и приготовлялась слу­
шать следующего оратора.
Заседания •Зеленой лампы• ...
•Зеленая лампа•, безусловно, одно из замечательнейших яв­
лений довоенной эмиграции.
Она была задумана на •воскресеньях• на 11-бис, Колонель
Боннэ, с каждой неделей Становившихея все более интересными
и многолюдными. Теперь на •воскресеньях• бывали уже и Хода­
севич с Ниной Берберовой, и Фондаминский, и Бунин, и Керен­
ский, и Варшавский, и Шаршун, и Тэффи, и Шестов, и Бердя­
ев... Кто только не посещал •воскресений•! Всех не перечесть.
На •воскресеньях• обсуждались общественные, политические,
литературные и религиозные вопросы, чаще всего под свойствен­
ным Мережковскому <<метафизическим углом зрения•.
Отвергал Мережковский только разговоры, общепринятые за
чайным столом, - о здоровье, о погоде и тому подобном, и не­
медленно пресекал их возмущенным возгласом:
-
Обывательщина!
Вскоре выяснилось, что .воскресенья• становятся чем-то вро­
де •инкубатора идей>>, каким-то тайным обществом или загово­
ром. И Мережковский, и Гиппиус, одержимые страстью •глаго­
лом жечь сердца людей• и владеть их умами, решили расширить
поле своей деятельности, перенести дебаты-дискуссии, в кото­
рых из столкновений мнений должна была рождаться истина, из
их столовой на •общественную арену•. Расширить круг •тайных
заговорщиков•, перебросить мост в толщу аморфной эмиграции
и заставить ее приобщиться к истине.
Название •Зеленая лампа• напоминало о тайном кружке Все­
воложского. В нем участвовал и Пушкин.
Теперь, через столько лет, мне кажется, что Мережковские
мечтали создать что-то вроде Pugwash 1, о котором столько пи­
шут и говорят сейчас. Не интернациональный и не научный, а
эмигрантский писательско-философско-религиозный. Как и ны­
нешний Pugwash, являющийся некоей доброй, оккультной силой,
1 Пагуошское движение за мир, разоружение и международиую безопаси ость.
355
23•

•Зеленая ламnа• должна была спасать если не весь мир, то по
крайней мере Россию и ее филиал - эмиграцию.
Что эмиграцию надо спасать не только от •обывательщины•,
но и от гордыни и самоунижения, от отчаяния и потери веры в
будущее, что надо ей помочь организоваться духовно и управ­
лять ею, было для Мережковского несомненным. Всем этим с
помощью •заговорщиков-воскресников• и должна была заняться
•Зеленая ламnа•.
•Зеленая ламnа• начала свое существование 5 февраля 1927 года.
В день открытия В. Ф. Ходасевич объяснил собравшимся, чем
была •Зеленая ламnа• во времена Пушкина. После чего был
прочитан первый доклад, сопровождавшийся прениями, сразу, как
и доклад, произведшими на слушателей сильное впечатление
отсутствием академичности и необычной страстностью, горячно­
стью и парадоксальными мыслями, высказываемыми не только
Мережковским, но и большинством •заговорщиков•.
Так, во время одного из первых заседаний молодой поэт Довид
Кнут заявил, что литературная столица России теперь не Мос­
ква, а Париж, чем, конечно, вызвал бурные дебаты и реплики с
места.
Доклады следовали один за другим. Гиппиус говорила о •Рус­
ской литературе в изгнании•, Фондаминский-Бунаков - о •Рус­
ской интеллигенции как о духовном ордене•, Адамович - о том,
•Есть ли цель у поэзии•, и так далее, и так далее.
•Зеленой лампой• заинтересовались широкие круги эмигра­
ции. Многие стали •добиваться чести• попасть на ее заседания.
Для этого требовалось письменное приглашение. Правда, давав­
шееся без особых затруднений.
Аудитория первых лет существования •Зеленой ламnы• была
повышенно нервной, верившей в то, что с такой страстью пропо­
ведовал Мережковский. Она выражала свое одобрение взрывами
аплодисментов, а несогласие и протест - криком и топотом ног.
Мережковский, в особенности в ответах оппонентам, когда
он импровизировал, а не произносил заранее подготовленную и
продуманную речь, достигал необычайной силы и даже магии.
Да, именно магии, не нахожу другого слова.
Казалось, что он вырастает, поднимается все выше и выше,
отделяется от земли. Голос его звенел, широко открытые глаза
смотрели куда-то вдаль, как будто сквозь стену, туда, в ему од­
ному открытое будущее, которое он так пламенно описывал оча­
рованным, околдованным, боящимся перевести дух слушателям.
Тогда он действительно казался пророком, и слушатели свято
верили, что он - •носитель мысли великой•.
•Зеленая ламnа• заставила многих слушателей (слушателей
действительно бывало много, особенно когда заседания происхо­
дили в зале •Плейель•) серьезнее и лучше понять происходящее
и - что не менее важно
-
самих себя.
356

•Воскресенья• и •Зеленая лампа• воспитали ряд молодых
поэтов, научив их не только думать, но ясно высказывать свои
мысли. Ведь большинство воскресных •заговорщиков• выступа­
ли с докладами, предварительно обсуждавшимися на 11-бис, рю
Колонель Боннэ, и принимали участие в прениях.
Из всех посетителей •воскресений•, кажется, только я одна ни
разу не прочла в •Зеленой лампе• доклада, никогда не участвова­
ла в прениях и даже с места не подавала реплик. Все же я, по
настойчивому требованию Мережковского, выступила один раз на
большом вечере •О любви•, двойном вечере в зале •Плейель•.
Слушателей собралось на такую интересную для всех тему
видимо-невидимо.
Не скрою, что я, как, впрочем, большинство французских ора­
торов, написала свою речь и выучила ее наизусть, не раз стара­
тельно прорепетировала перед зеркалом жесты и мимику. И нео­
жиданно •блеснула красноречием• - ко всеобщему удивлению.
Мережковский даже заявил на последовавшем после вечера
•О любви• •воскресенье•, что •речь Одоевцевой была лучше
всех•. Что, конечно, никак не соответствовало истине. Просто
он был удивлен, что и я могу что-то сказать, что-то соображаю.
Моя внешность и мой тогдашний легкомысленный вид как буд­
то противоречили этому.
Сам Мережковский произнес на первом вечере блестящую речь:
-
Миром правят Нейкос и Филотес, Распря и Дружество -
учит Эмпедокл. Или - противоположное, созвучное: Эрос и Эрис,
Любовь и Ненависть, Мир и Война. Язва убийства - война; язва
рождения - Содом. Пол с войной пересекается... Кровь сначала
загорается похотью, а потом льется на войне...
Благодарю Тебя, Господи, что я никого не родил и никого не
убил. В этой, несколько странной для непосвященных, молитве
русский ученик Платона, Владимир Соловьев, соединяет эти две
язвы в одну...
И я поэтому с Соловьевым! - воскликнул Мережковский,
ударяя себя в грудь.
Не обошлось и без курьеза. На втором из этих вечеров выс­
тупила Тэффи- ведь это был полныйпарад-аллеи смотр всех,
посещавших •воскресенья•.
Тэффи, должно быть, сознавая всю ответственность предпри­
нятого ею дела, взялась за него даже слишком глубокомысленно
и написала целый ученый доклад - об аскезе.
Когда она в нарядном красном платье появилась на эстраде,
в зрительном зале все радостно встрепенулись и заулыбались -
наконец-то можно будет посмеяться!
И действительно, с первой фразы Тэффи об аскезе, с первой,
с трудом произнесенной ею греческой цитаты раздался то тут,
то там смех. Должно быть, некоторым слушателям показалось,
что это все очень забавно и остроумно, а они одни не понимают
такого тонкого юмора. И они на всякий случай стали смеяться.
357

Тэффи, разложив перед собой большие листы, исписанные ее
крупным, неровным почерком, торопливо читала, напрягая го­
лос, чтобы перекричать смех, свой длиннейший обстоятельный
доклад. Начала она с языческого аскетизма, всесторонне разоб­
рала египетский монакизм и ero три стадии, приведя рад гречес­
ких и латинских цитат.
Она, наконец, после подробного описания жизни св. Анто­
ния, сделанного Апаназом (в нем должное место было отведено
и свинье св. Антония), перешла к различным мифам, посвящен­
ным ощам-пустынникам. О том, как львы похоронили св. Павла
в пустыне, о том, как лев - должно быть, уже друrой, не из
компании тех львов-могильщиков - уступил св. Мальку свою
пещеру, о крокодиле, переправившем на своей спине какоrо-то
пустынника через Нил, о картине Веласкеса, изображавшей во­
рона, принесшего спорящим монахам-аскетам, забывшим среди
молитв и споров о Боге подкрепиться монастырской трапезой,
хлеб. Теперь хохотал уже весь зал.
Бедная Тэффи все же мужественно дочитала свой ученый
доклад. Дочитала до самой последней точки, не пропустив ни
одной цитаты.
И слушатели устроили ей грандиозную овацию.
-
Ах, уж эта Надежда Александровна! Ну кто, кроме нее,
может придумать такое смешное? - восторженно повторяла се­
дая дама меценатской внешности, отбивая свои пухлые, украшен­
ные бриллиантами руки. - Ах, до чеrо, до чего смешно! Даст же
Бог такой талант человеку!
Тэффи вошла в артистическую красная, краснее своеrо крас­
ного платья, и, остановившись на пороге, развела руками:
-
Слышали? Я когда-то, еще до революции, написала рассказ
об аптекарском ученике Котомка, читавшем на концерте свои сти­
хи и не понимавшем, почему слушатели хохочут. 4Покажи им Ве­
неру Милосскую, так они, наверное, лопнут от смеха• - рассуж­
дает он про себя. Вот и я сейчас моего Котомку разыграла. - Она
швырнула рассыпавшиеся листы на пол. - А сколько мне труда и
времени эта проклятая аскеза стоила! Нет, в первый и последний
раз в жизни читаю доклад. Дайте лимонаду. Даже горло пересохло.
В антрактах Гиппиус, улыбаясь, объясняла подходившим к
ней, что ей доклад Тэффи многое открыл.
-
Я благодарна Надежде Александровне. Очень благодарна.
Я поняла то, чеrо раньше не понимала, не хотела понять. - И,
понизив голос, полушепотом: - Не об аскезе, нет. Я впервые
из-за Тэффи оценила здравый смысл дедушки Крылова, поняла,
что и он бывает прав. Да еще и как:
Беда, коль пироrи начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник.
Гиппиус и Тэффи не очень симпатизировали и охотно крити­
ковали друг друга, конечно, за глаза.
358

Но Тэффи все любили. И читатели, и знакомые, и друзья. Я
никогда никого не встречала относившегася к ней плохо. Тогда
как Гиппиус многие терпеть не могли. Ее не мог терпеть, прямо
ненавидел даже очаровательный Андрей Седых, один из самых
милых и добрых людей эмиграции. Правда, она действительно
скверно поступила по отношению к нему.
В 30-х годах <<Зеленая лампа» уже не горела ослепительно и
не проливала яркого света на эмиграцию, освещая ее совесть,
душу, ум. Все, не исключая Мережковского и Гиппиус, чувство­
вали, что «заговор» не удался, хотя и не сознавались в этом не
только публично, но даже самим себе.
Некоторые участники «Зеленой лампы» покинули ее.
Так, ушел Ходасевич. Уход Ходасевича был воспринят очень
болезненно - Ходасевич был одним из ярких лучей <<Лампы».
Уход его стал считаться «изменой». И отношения между ним и
Гиппиус- Мережковским охладились навсегда.
Все же «Лампа», все более сокращая круг своей деятельнос­
ти, просуществовала до самой войны. Роль ее была значительно
большей, чем принято считать. Конечно, она не достигла цели, к
которой стремились Мережковский и Гиппиус. Все же она оста­
вила по себе светлую память и сформировала умы целого ряда
молодых поэтов. Кроме всего прочего, «воскресенья» и «Зеленая
лампа>> являлись настоящей школой красноречия.
Когда-то, еще на берегах Невы, в «Живом слове» я слушала
лекции Кони по ораторскому искусству и принимала участие в
практических занятиях, рукаводимых Кони. Но обмен мыслей и
мнений на <<воскресеньях» и в «Лампе», хотя там и не прелода­
вались правила красноречия, достигал несравненно больших ре­
зультатов, чем лекции и практические занятия Кони.
Общепризнанный лучший оратор эмиграции Георгий Адамо­
вич многому научился в «Лампе» и в бесконечных дискуссиях с
Мережковским. «Зеленая лампа>> всячески старалась привлечь к
себе внимание, в особенности в последние годы своего существо­
вания. Так, уже в 1936 году «Зеленая лампа», <<Возрождение» и
варшавская газета <<Меч» - в обеих газетах сотрудничали Ме­
режковский и Гиппиус - устроили «всезарубежный конкурс» на
историческое драматическое произведение. Премированное дра­
матическое произведение обещали поставить в варшавском
театре и напечатать в газете «Возрождение». Кроме того, автор
должен был получить диплом.
Но с этим конкурсом получился <<скверный анекдот»: первый
приз, после многих месяцев, был присужден драме «Государь» -
из эпохи итальянского Ренессанса, о чем сообщалось в газете
«Меч•. Написала ее шестнадцатилетняя эмигрантка, жившая в
Сирии. Она, как она потом сама мне рассказывала, находилась
только под большим влиянием Мережковского и Макиавелли и
написала свою драму, помня о них.
359

Когда до нее дошла ошеломившая ее весть о том, что ей
присужден первый приз, она, как древняя Рахиль, села на песок
пустыни, благословила облака и поблагодарила Бога за ниспос­
ланную ей славу.
Но время шло - день за днем, неделя за неделей. Ее лично
никто ни о чем не осведомлял. Тогда она наконец решилась
написать в варшавский ~меч•, ответивший ей более чем необы­
чайно: <<Вас действительно премировали. Но Вашу драму поста­
вить невозможно из-за множества костюмов. Поэтому высылаем
Вам, в виде премии, том Фонвизина и диплом с печатью•.
Том Фонвизина и похвальный лист - как в школе при пере­
ходе из класса в класс - вот и все, что получил молодой автор,
думавший, что уже завоевал славу.
Драма ~государь• не была напечатана в газете <<Возрожде­
ние>> - неизвестно почему. Ведь •обилие костюмов• не могло
помешать напечатать ее.
Результатом этого конкурса было только то, что русская эмиг­
рация лишилась замечательно талантливой писательницы. Она
после такой обиды стала писать не только по-русски, но и по­
французски. Теперь она один из лучших - если не лучший автор
•научной фантастики• - Наталия Энненберг.
Все же через много лет как утешение она узнала от Цурикова,
что Мережковский как-то сказал ему: •Моя лучшая ученица -
маленькая девочка из Сирии•. При мне однажды Мережковский,
жалуясь, что у него нет последователей, поправил самого себя:
-
Кроме одной, до чего одаренной, прелестной, большеглазой
девочки. Я ее фотографию видел. Но ведь она живет в Сирий­
ской пустыне. Вот бы ее к нам выписать!
Уже после войны, в Париже, Наталия Энненберг услышала
чрезвычайно фантастическое объяснение этого дела. Якобы жюри,
так как пьесы были подписаны не именами авторов, а их деви­
зами, решило, что она принадлежит перу... самого Мережковско­
го! Но, вскрыв конверт с девизом и убедившись в своей ошибке,
жюри решило, что ни ставить драму никому не известного под­
ростка, ни публиковать ее в <<Возрождении• нет никакой надоб­
ности. Довольно девочке и тома Фонвизина.
Не думаю все же, что жюри могло быть настолько наивным и
считать возможным, чтобы Мережковский лосьтал свои произве­
дения на конкурс. Должно быть, существует другое объяснение. Но
факт остается фактом - из-за этого конкурса еще одна замечатель­
ная писательница не стала украшением русской литературы.
Георгий Иванов был бессменный председатель собраний <<Зе­
леной лампы•, Гиппиус и Мережковский тогда уже, после выхода
его сборника стихов ~Розы•, провозгласили его первым рус­
ским поэтом. Мережковский даже сделал ему надпись на •Ат­
лантиде>> - ~лучшему поэту современности>>. Да, Георгий Ива­
нов был очень близок с ними, особенно с Гиппиус. Я же никогда
360

ни с Гиппиус, ни с Мережковским не сближалась, хотя всегда
оставалась с ними в самых лучших отношениях и усердно посе­
щала •воскресенья• и собрания •Зеленой лампы•.
Меня не так интересовали идеи, высказываемые на 11-бис,
рю Колонель Боннэ, как сами Гиппиус и Мережковский. Я не
переставала удивляться им обоим. Вид Мережковского, в осо­
бенности в дни, когда ему нездоровилось и он казался особенно
бледным, изможденным и тщедушным, всегда заставлял меня
вспомнить чье-то определение Жозефа Жубера: •Он был только
душой, встретившей хилое тело, душой, сумевшей подчинить себе
это хилое тело ... >> Мережковский всегда казался мне более ду­
ховным, чем физическим существом. Душа его не только свети­
лась в его глазах, но как будто просвечивала через всю его телес­
ную оболочку.
У Зинаиды Николаевны, напротив, душа как будто прята­
лась где-то глубоко в теле и никогда не выглядывала из туск­
лых, затуманенных глаз.
Она была чрезвычайно (некбторые даже находили - чрез­
мерно) умна. Хотя я никогда не понимала, как можно быть •чрез­
мерно умной•. По всей вероятности, она была гораздо умнее
Мережковского (как многие утверждали). Но и тут я не берусь
судить - ведь ум состоит из стольких разнообразных и часто
противоречивых элементов, что суждение об уме не может не
быть субъективным. Все зависит от того, что считаешь главным
в уме.
Зинаида Николаевна была совершенно лишена энтузиазма,
вдохновения и способности восхищаться чужими мыслями. У
Мережковского же страсть к восхищению выражалась иногда
даже комично.
Так, например, ведя как-то беседу с молодым поэтом Закови­
чем, он вдруг весь насторожился, встрепенулся, протянул к нему
руку и воскликнул:
-
Совсем как Тертуллиан! Будто не Закович, а Тертуллиан
говорит! Зина, нет, ты только послушай! Послушай!
Но Закович, недавно лишь приведенный Поплавским на •вос­
кресенья>>, скромный и застенчивый молодой поэт, так смутился,
что не мог больше связать и двух слов и только испуганно ог­
лядывался на Поплавского.
После этого случая Мережковский долгое время называл За­
ковича Тертуллианом.
-
Придет сегодня Тертуллиан? - спрашивал он, выходя из
своего кабинета к уже собравшимся в столовой гостям. Он все­
гда выходил с опозданием, тогда как Зинаида Николаевна с са­
мого начала приема, то есть с четырех часов, уже занимала свое
место за чайным столом.
Мережковский был очень, даже чересчур снисходительным к
своим собеседникам, иреувеличивал их ум и знания и часто
находил особую значительность и глубину в самых обыкновен-
361

ных мыслях и словах, если только они, по Мережковскому, каса­
лись метафизики, и он мог оттолкнуться от них, как от трампли­
на, перелететь в четвертое или в энное измерение, рассыпаясь
фейерверком идей.
Глубину, мудрость, мистику он видел часто там, где их вовсе
не было, - так он однажды неожиданно обнаружил их и во мне.
В то воскресенье почему-то решили читать стихи, что не было
принято. Стихи читали и о стихах говорили с Зинаидой Нико­
лаевной группировавшисся около нее и не принимавшие учас­
тия в дебатах с Мережковским.
Но тут устроили <<всеобщий день поэзии~. и все присутству­
ющие, не исключая и самого Мережковского, должны были уча­
ствовать в нем.
День поэзии происходит в гостиной, поэты выходят на сере­
дину комнаты и читают стоя. Я сижу на диване рядом с Зина­
идой Николаевной в ожидании своей очереди.
-
Вы не застали, - говорит она,
-
эпохи, когда Димитрий
Сергеевич гремел как поэт. Всякие ~сакья Муни>>, ~песни шута~
и тому подобное. Гремел, но гром-то был бутафорский. И до чего
он иногда громыхал. О какой-то своей изменнице, еще до меня.
Я до слез смеялась. Вот послушайте... - И она скандирует с
комическим пафосом:
Но если б ты могла понять, какая сила
Была у ног твоих, когда со мной шутя
Играла ты в любовь и все потом разбила.
Не я, а ты в отчаянье немом
Рьщала бы теперь горючими слезами.
-
А публике, представьте, нравилось, и критике тоже. И его
переводы, Бодлера, например, были под стать:
Голубка моя, умчимся в края,
Где все, как и ты, - совершенство!
Он приспоеобил Бодлера для шарманки. И все шарманки эту
~голубку~ играли. Мне было стыдно за него.
Она прижимает палец к губам.
-
Сейчас Димитрий Сергеевич. Давайте слушать.
Мережковский, держа тетрадку в руке, быстро семеня ногами
в синих войлочных туфлях, становится спиной к окну - малень­
кий, сутулый.
Я мысленно переношу его в Петербург конца XIX века, на
эстраду громадного, бурлящего и кипящего зала, переполиениого
студентами и курсистками, и стараюсь представить себе, как он
произносил:
Бог, великий Бог лежал в пыли -
и овации, которые там устраивали ему.
362

Он nерелистывает страницы тетрадки с какой-то застенчи­
вой nолуулыбкой, несвойственной ему, начинает читать- очень
скромно, очень nросто и совсем хорошо. И стихи его очень nро­
стые, очень скромные и совсем хорошие. Музыкальны, легки и
даже чуть-чуть трогательно наивны. О каких-то странниках-nа­
ломниках и о nрелестной северной русской весне. Они чем-то
отдаленно наnоминают мне Сологуба.
-
Вам нравится? - сnрашивает шеnотом Гиnnиус.
-Очень.
Она кивает.
-
Слава Богу, это совсем не то, что nрежде. Но теnерь это
никому не нравится. Димитрий Сергеевич уже давно nерестал
nечатать свои стихи.
После Мережковского читает Гиnnиус. С места, сидя на ди­
ване. Нарасnев. Ясно, сухо, вразумительно, без nривычных каn­
ризных ноток в голосе:
Какая-то лягушка (все равно)
Свистит под небом черно-влажным
Заботливо, настойчиво, давно...
А вдруг она о самом важном?
Лягушку мы все знаем наизусть. Хотя аnлодировать не nолагает­
ся, Зинаиде Николаевне все же аnлодируют, и это ей явно nриятно.
Поэты сменяют nоэтов. И о каждом из них Гиnnиус - она
одна - говорит несколько слов. Она хвалит Адамовича, Мамченко,
Тераnиано за стихи 4В день Покрова• и, конечно, Георгия Иванова.
Голубоватый идет солдат,
Как этот вечер голубоват, -
нарасnев выкрикивает один из молодых nоэтов.
Зинаида Николаевна наводит на него свой монокль-лорнет и
громко шеnчет:
-
А nо-моему, еще лучше было бы: 4как этот вечер, глуnоват•.
Все смеются. Молодой nоэт смущается и не хочет nродолжать.
-
Вздор, - заявляет Гиnnиус,
-
вы не салонная nоэтесса,
чтобы обижаться.- И без всякой nоследовательности nродолжа­
ет:- Ко мне разявились в Петербурге nросить стихи для салон­
ного женского альбома, а я им ответила: no nоловому nризнаку
не объединяюсь! - И кивает :в сторону молодого nоэта:
-
Ну,
читайте. Не ломайтесь.
Наконец очередь доходит и до меня. Я выхожу на середину
гостиной, еще не решив, что буду читать. Я уже совсем не та,
что на берегах Невы. Я уже не живу стихами и для стихов и не
ношу больше банта. Здесь и то и другое было бы неуместно и
даже смешно.
Здесь стихами интересуются одни nоэты, и то эгоистично,
даже эгоцентрично - своими собственными стихами. А читате­
лям стихи в лучшем случае безразличны и не нужны.
363

Русские в эмиграции - и в Берлине, и в Париже
-
совсем
не то, что в Петербурге. Я не узнаю их. И не нахожу с ними
общего языка.
Сколько раз я в первый год, в Берлине, хотела вернуться к
себе домой. Домой, в Петербург. Нет, мне совсем не нравится
•заграница». Ни Берлин, ни даже Париж.
К тому же, и это очень странно, для меня в эмиграции время
как будто пошло назад, вспять. Я как будто неожиданно помоло­
дела. Из поэта настоящего, поэта, возраст которого не играет роли,
я тут превратилась в •молоденькую поэтессу» и •молодую рома­
нистку», как меня постоянно величали в прессе. И что уж совсем
дико - я так и оставалась •молодой поэтессой» и •молодой рома­
нисткой» бесконечно долго, чуть ли не до окончания войны. Со
мной в эмиграции случилось обратное, чем с гадким утенком в
сказке Андерсена. Гадкий утенок там превратился в лебедя, я же,
напротив, из •лебедя» превратилась в •гадкого утенка».
Вот и сейчас, стоя посреди гостиной, я чувствую, что слиш­
ком высоко поднимаю голову и держусь слишком самоуверенно
для <<Гадкого утенка>>. Я все еще не могу привыкпуть ко всеоб­
щему равнодушию, окружающему меня здесь.
Что мне читать? Ведь здесь никто не знает и не любит моих
стихов. Только не слишком длинное. Скоро Рождество - зна­
чит, это пойдет.
И я начинаю с моими прежними интонациями, паузами и
жестами, как когда-то на берегах Невы:
Белым полем шла,
И странник шел со мной.
Он тихо сказал, качая
Белоснежной головой:
-
На земле и на небе радость,
Сегодня Рождество...
Окончив, я возвращаюсь к дивану и сажусь рядом с Зинаи­
дой Николаевной. Она наводит на меня свой лорнет-монокль и
улыбается мне.
-
Я не ждала, что вы так хорошо умеете выступать. Так не­
зависимо и гордо. Я сама когда-то выходила на сцену, как в
тронный зал. Будто я - королева, а слушатели
-
мои поддан­
ные. Я никогда не кланялась на аплодисменты, я принимала их
как должное. Пусть себе хлопают, раз им хочется. Я не удоста­
ивала слушателей вниманием.
К дивану подходит Димитрий Сергеевич и берет меня за руку.
-
Я никак не предполагал, - взволнованно говорит он,
-
в
вас такой глубины, такого мистического прозрения. Невероятно!
Необъяснимо!
Я чувствую, что сейчас и я буду названа Тертуллианом, или
Франциском Ассизским, или святым Бернаром. А может быть,
даже Данте.
364

-
Но ведь это совсем банально. Это все только бутафория, и
дешевая...
-
протестую я. - Направо
-
добро, налево - зло ... Это
все рифмованная чепуха.
-
Тогда еще замечательнее, раз вы сами не сознаете, что со­
здали. Это... это прямо невероятно.
Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться, и больше не спорю.
Сейчас, сейчас он провозгласит меня Франциском Ассизским.
Но Зинаида Николаевна неожиданно вмешивается.
-Как это у вас? Выползет черепаха, пролетит летучая мышь?
Да? И что змея появляется - хорошо. У меня тоже когда-то
было стихотворение про змею:
Я такая добрая, добрая,
Как ласковая кобра я...
-
Зинаида Николаевна, прочтите, пожалуйста, о ласковой
кобре, - прошу я. И она не заставляет себя долго просить, к
общему и главное - моему удовольствию.
Мережковский, слушая ее, забывает о моей <<небывалой глу-
бине и мистическом прозрении>>, и слава Богу.
Зинаида Николаевна медленно, грациозно встает с дивана.
-
А теперь пойдем чай пить. Давно пора.
И все переходят вместе с нею в столовую и усаживаются
вокруг стола.
Владимир Ананьевич Злобин, как всегда, ловко и быстро на­
ливает и разносит чай, успевая в то же время любезно предлагать
гостям бисквиты и сдобные булочки, как будто он, а не Зинаида
Николаевна здесь хозяйка - очень внимательная хозяйка.
Разговор становится общим. Сегодня, исключение из правила,
рассуждают только о стихах. Георгий Иванов проникновенно приво­
дит цитату из Лермонтова, своего любимого поэта, восхищаясь ею:
В небесах торжественно и чудно,
Спит земля в сиянье голубом...
-
Чушь! - перебивает его опоздавший на •день поэзии»
Бахтин и, гордо закинув рыжеволосую голову, безапелляционно
заявляет: - Лермонтов
-
бездарность!
Меня такое заявление Бахтина не задевает и не удивляет. Я
привыкла к его эксцентричным выпадам. Не далее как в про­
шлое воскресенье он заявил во всеуслышание, что •Евангелие­
просто пустая книга, которой безумно повезло».
Но молодые поэты дружно и возмущенно хором протестуют,
перекрикивая друг друга.
-
Зина, посмотри, сколько он сахара кладет! - неожиданно
среди шума и гула спорящих раздается возглас Мережковского.
Указательный палец его вытянутой через стол руки указывает
прямо на Георгия Иванова, действительно, как всегда, положив­
шего пять кусков сахара в свою чашку чая.
365

Зинаида Николаевна поворачивает голову к Георгию Ивано­
ву, занимающему свое обычное место возле нее, с правого слы­
шащего уха.
-
Очень правильно делает, - говорит она одобрительно.
-
Необходимо хоть немного подсластить нашу горькую жизнь и
наш горький чай. Ведь как скучно: и разговоры, и чай, и обед,
все одно и то же. Каждый день. Не только в Париже, но и преж­
де, там, в Петербурге, еще до революции. Всегда одно и то же,
говорили, ели и пили. Я как-то на одном обеде Вольного фило­
софского общества сказала своему соседу, длиннобородому и
длинноволосому иерарху Церкви: •Как скучно! Подают все одно
и то же. Опять телятина! Надоело. Вот подали бы хоть раз
жареного младенца!• Он весь побагровел, поперхнулся и чуть не
задохся от возмущения. И больше уж никогда рядом со мной не
садился. Боялся меня. Меня ведь Белой Дьяволицей звали. А
ведь жареный младенец, наверное, вкуснее телятины.
-
Это как у Свифта? Жареные ирландские младенцы? - спра­
шиваю я.
Зинаида Николаевна недовольно щурится.
-
Свифт? - недоумевающе тянет она.
-
При чем тут Свифт?
Я вообще его никогда не читала!
Я удивлена. Я спрашиваю:
-
Даже •Гулливера>>? Неужели? Никогда?
Но она делает вид, что не слышит. Я испортила своим не­
уместным вопросом о Свифте эффект •жареного младенца•. Она
недовольно щурится и неожиданно обращается к Злобину:
-
Чай пить, правда, скучно. Володя, достаньте из буфета на­
шего •moine miraculeux>> 1•
Ликер •Le moine miraculeux• - единственный ликер, призна­
ваемый Мережковскими. Они приписывают ему какие-то чудо­
действенные целительные свойства.
Но пьют его на 11-бис, рю Колонель Боннэ, только по боль­
шим праздникам, и то не все гости, а лишь избранные, по одной
рюмочке, не больше. И сейчас, как всегда, Зинаида Николаевна
указывает, кого следует угостить •чудодейственным монахом•.
-Володя, налейте рюмку Георгию Викторовичу (Адамовичу),
Георгию Владимировичу (Иванову), Виктору Андреевичу (Мам­
ченко), Юрию Константиновичу (Терапиано). И Бахтину.
Остальным - в том числе и мне
-
•монаха• не полагается. Я,
впрочем, все равно отказалась бы от него. Я еще не научилась
пить ни ликеры, ни водку. Но раз мне не предлагают, то и отка­
зываться не приходится. Как и обижаться не приходится.
В прихожей раздается звонок. Злобин идет открывать.
Зинаида Николаевна прислушивается, вытянув шею, к доно­
сящимся из прихожей голосам.
1 •чудодейственный монах• (фр.).
366

-
Это Александр Федорович, - объясняет она.
-
Он сегодня
обедает у нас. - И спрашивает:
-
Который час? Разве уже так
поздно?
Уже восемь часов. Мы непозволительно засиделись. Все ра­
зом встают. Как всегда, Зинаида Николаевна и Мережковский
идут провожать гостей.
В прихожей Керенский. Он успел снять пальто и поправляет
галстук перед зеркалом.
Я впервые вижу Керенского так близко. Я знакома со мно­
гими знаменитыми людьми, но с таким знаменитым человеком,
как он, мне еще не приходилось встречаться. С таким знамени­
тым - был ли кто-нибудь знаменитее Керенского весной и летом
1917 года?
Правда, с тех пор прошло десять лет, но мне кажется, что
отблеск его прошлой славы все еще окружает его сиянием.
Он здоровается с Зинаидой Николаевной, с Мережковским и
со всеми <~:воскресниками•, даже с теми, кого, как меня, он ви­
дит впервые, крепким рукопожатием.
Рукопожатия. Я вспоминаю, что ему пришлось носить пра­
вую руку на перевязи в июле 1917 года после тысяч рукопожа­
тий. Неужели таких же крепких, как сейчас?
Пожимая руки, он бросает властно и отрывисто, как будто
отдает приказания: <~=Здравствуйте! Как поживаете? Рад с вами
познакомиться•.
Прищуренные глаза, как две щели на большом, широком,
массивном лице. Густые серо-стальные волосы бобриком и ка­
кая-то военная выправка, хотя он до своей головокружительной
карьеры был штатским - петербургским помощником присяжно­
го поверенного Сомова.
Мне кажется, что, несмотря на свой громкий голос и резкие
движения, он очень застенчив. Хотя вряд ли он кому-нибудь
сознается в этом, даже себе.
Он чрезвычайно близорук, но из непонятного кокетства не
желает носить очки или пенсне. Вместо очков он пользуется,
как мне рассказывали, лорнеткой. Мужчина с лорнеткой для меня
так же немыслим и невероятен, как женщина с моноклем.
Но вот они - женщина с моноклем и мужчина с лорнеткой,
должно быть, единственные на свете, - стоят здесь рядом передо
мной.
Керенский действительно достает из бокового кармана пид­
жака тоненькую дамскую лорнетку. В памяти моей всплывают
строки Кузмина о маркизах:
Кто там выходит из боскета,
В жилет атласный затянутый?
Стекла блеснули его лорнета...
Да, стекла лорнета Керенского блестят, но Керенский совсем
не похож на маркиза.
367

Лорнетка кажется особенно хрупкой, игрушечной в его уве­
систом кулаке. Он подносит ее к глазам, и от этого его массив­
ное, широкое лицо принимает какое-то странное, жалкое выра­
жение - не то стариковское, не то старушечье.
Лорнеткой, правда, как я слыхала, он на улице не пользует­
ся, хотя по близорукости ему и очень трудно обходиться без
нее. Он не узнает знакомых, не отвечает на поклоны. О нем
рассказывают, что он однажды, быстро переходя улицу Пасси -
он всегда ходит очень быстро, всегда спешит, - натолкнулся на
автомобиль и, приподняв шляпу, вежливо извинился: •Пардон,
мадам~. Но это, конечно, анекдот.
Я внимательно, во все глаза разглядываю его. Ведь это тот са­
мый Керенский, воплощавший свободу, тот самый, кого боготвори­
ли толпы, тот самый, под чьей фотографией краеовалась подпись:
Его, как первую любовь,
России сердце не забудет.
Если бы я вела дневник, я в тот вечер, вернувшись домой,
записала бы на чистой странице: •Сегодня я познакомилась с
Керенским>>. И поставила бы точку.
Но я не вела дневника. Эту первую встречу с Керенским я
записала в своей памяти. Без комментариев.
-
Человек почти всегда добивается того, о чем мечтает, чего
страстно желает, беспрестанно, днем и ночью, во сне и наяву, -
каждую минуту. Например, •как я хочу получить Нобелевскую
премию>>, - убежденно произнес на одном из <<воскресений~ на
11-бис, рю Колонель Боннэ, Димитрий Сергеевич Мережковский.
О том, что он страстно желает получить Нобелевскую пре­
мию, знали все посетители •воскресений~. Мережковский не
скрывал, а даже, скорее, подчеркивал свое желание. Он считал,
что Нобелевская премия по справедливости должна быть при­
суждена ему и он один достоин ее.
-
Бунин? Но разве можно считать Бунина серьезным конку­
рентом? Он просто бьгговик, бытописатель, надоедливо и скучно
фотографирующий скучные мелочи существования вперемежку
с надоевшими всем давно закатами, снегопадами, дождливыми
вечерами и заходами солнца. Кому это нужно? Кому это инте­
ресно? <<Жизнь Арсеньева~? - безмерно растянутое описание
молодости никчемного дворянского недоросля, к тому же пере­
груженное описаниями природы. Ну, еще два-три томика всяких
нудных рассказов и хваленая •деревня~. - Ее Мережковский, о
чем он любил поминать, так и не мог одолеть: - Каждый раз
засыпал от скуки на двадцатой или тридцатой странице, как ни
старался. Пришлось бросить. - Он вздыхал с притворным огор­
чением и добавлял: - Все же я постоянно держу эту самую <<де­
ревню>> на ночном столике- на случай бессонницы. Великолеп­
но помогает!
368

Нет, положа руку на сердце, Мережковский не считал Буни­
на серьезным конкурентом:
-
Ведь не совсем же идиоты судьи, не слепые же кроты они!
Разве можно сравнивать меня и Бунина?!
И все же его тревожили и беспокоили слухи о кампании,
ведущейся в пользу Бунина. Б ней участвовало столько •имени­
тых• эмигрантов с Густавом Нобелем и Конжунцевым во главе.
Да и среди писателей не все были сторонниками Мережковско­
го, хотя бы тот же Алданов, ведший яростную кампанию в пользу
Бунина среди своих <<иностранных коллег• - не только францу­
зов, но и шведов.
Быть вполне уверенным, что Нобелевская премия достанется
ему, а не Бунину, Мережковский все же не мог и считал, что
лучше обеспечить себя на всякий случай.
Однажды, весной 1932 года, Мережковский на одном из
<<воскресений• предложил Бунину (Бунин, Вера Николаевна и
Галина Кузнецова во время своих наездов в Париж из Грасса
изредка навещали •воскресенья• Мережковского):
-
Давайте, Иван Алексеевич, заключим пакт. Если мне доста­
нется Нобелевская премия, я вам отдам половину, если вам -
вы мне. Поделим ее пополам. Застрахуемся взаимно. Тут, в при­
сутствии их всех, - он обвел взглядом сидящих за столом.
Дадим друг другу честное слово, что поделим премию.
Но Бунин решительно покачал головой.
-
Ну уж нет, Дмитрий Сергеевич. Не согласен. Заранее заяв­
ляю - делиться и не подумаю. Бам присудят
-
ваше счастье.
Мне - так мое.
Мережковский на минуту весь даже съежился, глаза его и
все лицо поблекли и затуманились, будто в нем погас свет, ос­
вещавший его изнутри.
Он, по-видимому, никак не ожидал такого решительного, рез­
кого отказа на свое великодушное (ведь премия, по всей вероят­
ности, достанется именно ему) предложение.
-
Воля ваша, - проговорил он хрипло, превозмогая обиду.
-
Боюсь только, что вы пожалеете, и очень, что так опрометчиво...
Но Бунин, удобнее откинувшись на спинку зеленого кресла,
широко и свободно взмахнул рукой.
-
Ну, что там гадать на кофейной гуще. Поживем - увидим. А
связывать себя обещаниями я всегда терпеть не мог. И страховок
не признаю. - И закончил убежденно:
-
А в звезду свою я верю!
В январе 1934 года, вернувшись из Риги, где мы с Георгием
Ивановым провели год, мы отправились к Мережковским на
•воскресенье•. Не успела я поздороваться со всеми и ответить
на многочисленные вопросы Зинаиды Николаевны, как раздался
звонок и в столовую вбежал взволнованный, растерянный Зло­
бин, звонко крича:
-Бунин!
369
24 Зинаида Гиппиус, т. 9

Минута замешательства.
Это действительно была историческая минута, и все сразу
почувствовали ее значение.
Бунин недавно вернулся из Стокгольма. И это был его пер;
вый (и последний) визит к Мережковским. Ответный визит:
Мережковский еще до отьезда Бунина в Стокгольм для получе­
ния Нобелевской премии ходил поздравлять его в отель •Маже­
стик•. Но не застал.
-
Не бьт принят. Не удостоился лицезреть, - уверяла Зи­
наида Николаевна. - Понятно
-
зазпалея Иван. Теперь уж он к
нам ни ногой.
И вдруг Бунин, •сам Бунин•, во всем сиянии и блеске сво­
его величия и славы...
Шум отодвигаемых стульев. Все, за исключением одной Зина­
иды Николаевны, встали и почтительно замерли на своих местах.
Мережковский, побледнев до пепельной серости, вскочил и,
еще больше сгорбившись, суетливо, почти вприпрыжку бросился
встречать.
Казалось, даже тусклая лампа над столом засветила ярче,
когда в столовую легко, твердо и не спеша вступил, держась
необычайно прямо, новонобелевский лауреат. Его худое, бритое
лицо с зоркими глазами, с чуть презрительно сжатыми тонкими
губами выражало царственную, высокомерную благосклонность.
За ним, придавая еще большую торжественность его появле­
нию, скромно шли Вера Николаевна и Галина Кузнецова.
Зинаида Гиппиус одна среди этого моря почтительного вол­
нения сохраняла спокойствие и хладнокровие, внимательно рас­
сматривала вошедших сквозь стекло своего лорнета. Грациозно
подавая руку Бунину, она протянула лениво:
-
Поздравляю, - добавив после короткой паузы:
-
И завидую.
Она здоровается с Верой Николаевной и Галиной Кузнецо­
вой, в упор уставляя на них свой лорнет.
-
Какое на вас красивое платье, Вера Николаевна,- растяги­
вая слова, произносит она, - верно, страшно дорого стоило?
-
Улыбка в сторону Галины Кузнецовой: - И на вас тоже . .. С ка­
ким вкусом и, верно, тоже страшно дорогое... Садитесь возле
меня, Иван. Мне так интересно услышать, как вас приветство­
вал шведский король и как он вам кланялся.
Бунин, перед тем как занять место около нее, с той же цар­
ственной благосклонностью обошел всех, принимая поздравле­
ния. Я удостоилась даже его картавого передразнивания.
-
Здрравствуйте, здрравствуйте. Страшно пррриятно вас
видеть.
Галина Кузнецова садится возле меня. Я очень люблю Галину
и всегда рада встрече с ней. Она смотрит на меня своими ире­
лестными грустными глазами и тихо вздыхает:
-
Ах нет, Ириночка, совсем не так чудесно, как вам кажется, -
это было очень утомительно. И беспокойно. Новый год мы встре-
370

тили в поезде. На обратном пути Иван Алексеевич хотел непре­
менно в Германии заехать к Степуну. Я простудилась. И там...
Я слушаю ее взволнованный, милый, чуть задыхающийся
голос. До чего она вся мила. В ней что-то невинное, трогатель­
ное, девичье, какой-то молодой •трепых•, особенно очарователь­
ный не у девушки, а у женщины. Русский молодой •трепых•. У
иностранок его не бывает.
Бунин красноречиво описывает свою поездку в Швецию,
церемонию получения премии.
Мережковский, успевший овладеть собой, пускает в него не­
сколько отравленных стрел, плохо закамуфлированных лестью.
Недолет. Перелет. Ни одна стрела не попадает в цель. Бунин
просто не замечает их и отвечает на вопросы Мережковского с
той же величавой благосклонностью.
Снова звонок. На этот раз двери открывает прислуrа, а не
Злобин, весь ушедший в свою роль jeune fille de la maison - в
угощение •высоких гостей• - чаем, печеньем и появляющимся
только по большим праздникам ликером •moine miraculeux•.
Из прихожей быстро входит известный художник Х, останав­
ливается на пороге и, устремив взгляд на сидящего в конце сто­
ла Мережковского, как библейский патриарх, воздевает руки к
небу и восклицает:
-
Дождалисьl Позор! Позор! Бунину дать Нобелевскую
премиюl
Но только тут, почувствовав, должно бьrrь, наступившую вдруг
наэлектризованную тишину, он оглядывает сидящих за столом. И
видит Бунина.
-
Иван Алексеевич! - вскрикивает он срывающимся голо­
сом. Глаза его полны ужаса, губы вздрагивают. Он одним рыв­
ком кидается к Бунину: - Как я рад, Иван Алексеевич! Не ус­
пел еще зайти принести поздравления... От всего сердца...
Бунин встает во весь рост и протягивает ему руку.
-
Спасибо, дорогой! Спасибо за искреннее поздравление, -
неподражаемо издевательски произносит он, улыбаясь.
Я смотрюсь в зеркало в предпоследний раз и, как всегда перед
отходом, медовольна собой. Всегда что-нибудь не так - или
шляпа, или волосы, или платье, или выражение моего лица.
Какой у меня сегодня нелепый вид.
Потом я об этом забуду, но сейчас я совсем не нравлюсь себе.
Надо торопиться, я опять, как всегда, опаздываю. Я еду на кок­
тейль к своим французским друзьям, они просили не опазды­
вать. Я ищу перчатки. Георгий Иванов уже снял с вешалки мою
шубку и подает ее мне.
-
Непременно приезжай в •Зеленую лампу•, ты уже в про­
шлый раз не была. Прямо в •Ламnу•, если задержишься там. И
позвони мне, чтобы я не ждал напрасно дома. Непременно. Ты
ведь знаешь, как я беспокоюсь о тебе.
371

Да, знаю, отлично знаю. Он вечно беспокоится обо мне. Зря
беспокоится.
-
Хорошо, хорошо, приеду в •Лампу•, хотя мне и не очень
хочется, - обещаю я, надевая шубку.
И в эту минуту звонит телефон.
-
Вот, меня уже и вызывают. Скажи, что я уже уехала.
Он, кивнув, берет трубку.
-
Алло? Алло? - До меня доносятся какие-то щелкающие
звуки, но слов я разобрать не могу.
-Что? Что? Повтори,- кричит Георгий Иванов срывающим-
ся от волнения голосом. - Что случилось?
Нет, это не мои французские друзья. Что-то случилось. Но что?
Я в недоумении жду, не решаясь уйти, не узнав, в чем дело.
Наконец он вешает телефонную трубку.
-
Только что убили президента, - говорит он.
-
Убил рус­
ский. Боятся, что начнется избиение русских. Ты никуда не
поедешь - опасно. Я с ума сойду от страха, если ты уедешь.
Русский убил президента? Будут громить и убивать русских?
Готовят Варфоломеевскую ночь? Да, уезжать мне действительно
нельзя. И я соглашаюсь остаться. Георгий Иванов благодарит меня:
-
Слава Богу, хоть ты благоразумна. Спасибо. А как быть с
•Лампой•?
Снова звонит телефон. Это Оцуп. Он уже знает и в ужасе.
Что нас всех ждет? Но он сегодня должен читать доклад в
•Лампе•. Состоится ли заседание или его отменят?
-
Решай, ведь ты председателЪ 4Лампы•.
-
Надо отменить, - говорит Георгий Иванов,
-
но я один, без
Димитрия Сергеевича и Зинаиды Николаевны, решать никак не
могу. А у них нет телефона. Я ведь только липовый, номиналь­
ный председатель.
Телефон продолжает беспрерывно звонить. Звонит Адамович,
Фельзен, звонят знакомые, интересующиеся •Лампой•. И все в
один голос:
-
Отменить, слишком опасно. Ты (или вы) как постоянный
председатель можешь (или можете) и без Мережковского.
Но Георгий Иванов не согласен.
-
Я пойду к нему. Ведь мне с Франклин до Колонель Боннэ
совсем близко. А ты сиди тихо и жди меня. Я скоро вернусь.
Но я не хочу оставаться одна.
-
Нет, я пойду с тобой.
Он не сразу соглашается, но я настаиваю, и он, как почти
всегда, уступает мне.
-
Хорошо, только не говори по-русски и вообще молчи.
И вот мы идем по гудящей и кипящей, обыкновенно такой
буржуазно чинной и тихой улице Пасси. 4 •••• -
ясно доносится
до меня. Я вздрагиваю. Неужели это о нас? Нет, это о русских
вообще. Георгий Иванов ускоряет шаг. Мы почти бежим, но никто
в толпе не обращает на нас внимания.
372

И вот мы уже входим в дом Мережковских. Дверь открывает
горничная.
Мережковский стоит на пороге гостиной бледный, с переко­
шенным лицом и как будто еще больше сгорбившийся.
-
Конец мира наступает, - торжественно произносит он, под­
нимая руку, - апокалиптический конец. Страшный ...
Но Георгий Иванов сразу перебивает его.
-Димитрий Сергеевич, надо отменить •Лампу~. И как мож­
но скорее, ведь уже половина шестого.
-
Отменить? - возмущенно говорит Мережковский и смот­
рит на него. - Отменить? Но ведь это будет просто историчес­
кое заседание- в день убийства президента русским! И ведь все
надо соборно обсудить. И решить, как в дальнейшем действо­
вать. Нет, отменить невозможно. Это был бы просто позор, пре­
ступление. Опасно? Что же, что опасно, - отмахивается он от
доводов Георгия Иванова. - Мы не презренные трусы. Мы долж­
ны исполнить наш долг.
Георгий Иванов оглядывает пустую гостиную.
-
А где Зинаида Николаевна? Что она думает?
Мережковский, уже подхваченный волной вдохновения, уно-
сящей его за облака, снова сразу возвращается на землю.
-
Она тоже считает, что необходимо отменить •Лампу~. Она по­
шла вниз все узнать, убедиться в настроении, на улицу, прощупать
пульс жизни. Она сейчас вернется и все расскажет. Тогда и решим.
-
А Владимир Ананьевич где?
-
Он с утра уехал в Ампер к больному знакомому.
Мы садимся с ним на диван и ждем, слушая неубедительные
уверения Мережковского о необходимости сегодняшнего исто­
рического заседания •Лампы~.
Проходит полчаса, а Зинаида Николаевна все не возвращается.
Георгий Иванов смотрит на часы.
-
Что же это? Где она? Не случилось ли с ней чего? - спра­
шивает он встревоженно.
Его тревога передается Мережковскому.
-
Она так неосторожна, могла вступить в разговор, заспо­
рить с французами. Она так потрясена, не могла усидеть дома,
так захвачена этим чудовищным убийством...
Проходит еще полчаса.
Георгий Иванов встает.
-
Я пойду вниз, поищу ее.
-
Невероятно, неправдоподобно, я просто умираю от беспо-
койства, с ума схожу, - говорит Мережковский.
-
Идите, Геор­
гий Владимирович. Идите.
Звонок. Георгий Иванов открывает дверь.
В прихожую несвойственной ей быстрой и резкой походкой
входит совершенно расстроенная Зинаида Николаевна. Даже пе­
рья на ее большой, криво сидящей шляпе как-то необычайно
топорщатся.
373

-Ну что? Что ты узнала?- кидается к ней Мережковский.­
Отчего ты так долго? Что случилось?
Но она, не отвечая ему и не здороваясь с Георгием Ивано­
вым, возмущенно кричит:
-
Все, все испортила! Все перешить надо! И юбка коротка, и
рукава узки! И складок мало! И ко вторнику готово не будет!
... А
заседание «Лампы• в тот вечер все же отменили.
Мережковский говорил, что биографии писателей и поэтов,
как и воспоминания о них, чаще всего иревращаются не в цве­
ты, а в тяжелые камни, падающие на их могилу, придавливаю­
щие ее. Что о поэтах и писателях должны писать только поэты
и писатели, и то далеко не все. И тут часто такие биографии и
воспоминания становятся памятниками не тем, о ком они пи­
шутся, а авторам их. Я и Толстой. Я и Пушкин. Я и Блок. Я и
русская поэзия. В подтверждение права вьщвигать себя на пер­
вое место приводятся письма своих друзей и почитателей.
-
Не смейте писать обо мне! Не смейте приводить моих
писем! - восклицал он, в порыве вдохновения потрясая рукой.
-
Запрещаю! Не вколачивайте меня в гроб! Я хочу жить и после
смерти.
И все-таки я нарушаю этот запрет.
Но не для того, чтобы «вколотить его в гроб•, а для того,
чтобы помочь ему жить в сердцах читателей таким, каким он
был, а не таким, каким он кажется многим. Очистить, защитить
его от клеветы и наветов.
Это нелегко. Трудно спорить с утверждающими, что он был
«чудовищно эгоистичен и эгоцентричен•, что он никого на свете
не любил и не уважал, кроме <<своей Зины>>, что ему на все и на
всех было наплевать, только бы он и она могли пить чай, - это
казалось ему справедливым и естественным.
Да, он считал и ее, и себя исключительными людьми, для
которых «закон не писан>>. Мораль - для других-прочих, для
обыкновенных, а они могут поступать, как для них выгоднее и
удобнее.
Удобства он чрезвычайно ценил. Его поступки совсем не
должны совпадать с его «высокими идеалами• и могут идти
вразрез с ними.
Как-то на одном из «воскресениЙ>> он допытывался у Адамо­
вича, как тот мог написать хвалебную статью об одном из явно
бездарных писателей:
-
Неужели он правда нравится вам?
Адамович всячески старался отвертеться, уверяя, что, в кон­
це концов, тот, о ком он писал, в сущности, не так уж плох. Но
Мережковский не унимался, и Адамович, выведенный из себя,
вздохнул и сознался:
-
Просто из подлости, Димитрий Сергеевич. Он мне не раз
помогал.
374

Мережковский радостно закивал:
-Так бы и говорили! А то я испугался, что он вам действи­
тельно нравится. А если из подлости, то понятно, тогда совершен­
но не о чем говорить. Мало ли что из подлости можно сделать!
Вот этим •из подлости• и объясняется его поведение во вре­
мя войны, его так называемая измена России - •rитлерство•,
речи по радио и прочее.
На самом деле все это делалось только •из подлости• и не
касалось его действительных взглядов и чувств. Мережковские
жили тогда, как и мы, в Биаррице, постоянно встречались с нами,
и я могла наблюдать за всеми стадиями его якобы превращения
из ярого ненавистника Гитлера в его поклонника.
Положа руку на сердце, утверждаю, что Мережковский до
своего последнего дня оставался лютым врагом Гитлера, ненави­
дя и презирая его по-прежнему.
В спорах с Георгием Ивановым, считавшим, как и Черчилль,
что •хоть с чертом, но против большевиков•, Мережковский
называл Гитлера •маляр, воняющий ножным потом•.
Кстати, меня удивляет это его невероятмое презрение к Гит­
леру: он считал его гнусным, невежественным ничтожеством,
полупомешанным к тому же.
А ведь он всю жизнь твердил об Антихристе, и когда этот
Антихрист, каким можно считать Гитлера, появился перед ним, -
Мережковский не разглядел, проглядел его.

lfJfНA БЕРБЕРОБА
СОЛЬ ЗЕМЛИ
.. .Я
помню ярко, как они вошли: открылась дверь, распахну­
лись обе половинки, li они вступили в комнату. За ними внесли
два стула, и они селц. rосподину с бородкой, маленького роста,
было на вид лет шестьдесят, рыжеватой даме - лет сорок пять.
Но я не сразу узнала их. Вас. Ал. Маклаков, читавший свои
воспоминания о Льве Толстом, остановился на полуфразе, вы­
ждал, пока закрылись двери, затем продолжал. Все головы по­
вернулись к вошедшим. Винавер (это было в большой гостиной
Винаверов) привстал, затем опять сел. По всей гостиной прошло
какое-то едва заметное движение. Кто они? - подумала я: на
несколько минут какая-·rо почтительность повисла в воздухе. И
вдруг что-то ударило меня ответом, когда я еще раз взглянула
на него: прежде, чем узtiать ее, я узнала ezo, меня ввело в заб­
луждение то, что она выглядела так молодо, а ведь ей было в то
время под шестьдесят( Это были Мережковские.
Положив ноrу на ноrу и закинув голову, слегка прикрывая
веками свои близорукие глаза (ставшие к старости косыми), она
играла лорнеткой, слушllЯ Маклакова, который цветисто и уве­
ренно продолжал свой рассказ. Она всегда любила розовый цвет,
который •не шел• к ее темно-рыжим волосам, но у нее были
свои критерии, и то, что в другой женщине могло бы показаться
странным, у нее делалосl> частью ее самой. Шелковый, полупроз­
рачный шарф струился вокруг ее шеи, тяжелые волосы были
уложены в сложную прическу. Худые маленькие руки с иенакра­
шенными ногтями был:tf сухи и безличны, ноrи, которые она
показывала, потому что 13сегда одевалась коротко, были стройны,
как ноrи молодой женщины прошлых времен. Бунин смеясь го­
ворил, что у нее в комоде лежит сорок пар розовых шелковых
штанов и сорок розовы~ юбок висит в платяном шкафу. У нее
были старые драгоценности, цепочки и подвески, и иногда (но
не в тот первый вечер) она появлялась с длинной изумрудной
слезой, висевшей на лбу на узкой цепочке между бровями. Она
несомненно искусственно выработала в себе две внешние черты:
спокойствие и женствениость. Внутри она не была спокойна. И
она не была женщиной.
Он был агрессивен и печален. В этом контрасте была его
характерность. Он редко смеялся и даже улыбался не часто, а
когда рассказывал смешliЫе истории (например, как однажды в
Луrе у Карташева болел живот), то рассказывал их вполне серь­
езно. Что-то было в нем сухое и чистое, в его физическом обли-
376

ке; от него приятно пахло, какая-то телесная аккуратность и
физическая легкость были ему свойственны, чувствовалось, что
все вещи - от гребешка до карандаша
-
у него всегда чистые, и
не потому, что он за ними следит, а потому, что ни к нему, ни к
ним не пристают пылинки.
Гостиная Винаверов была одним из «салонов• русского лите­
ратурного Парижа в 1925-1926 годах (М. М. Винавер умер в
1926 году). Огромная квартира их в лучшей части города напо­
минала старые петербургские квартиры - с коврами, канделяб­
рами, роялем в гостиной и книгами в кабинете. На доклады
приглашалось человек тридцать, и не только «знаменитых•, как
Маклаков, Милюков, Мережковские, Бунин. Бывали и «подаю­
щие надежды•, молодежь из монпарнасских кафе, сотрудники
понедельничной газеты «Звено•, которую издавал и редактиро­
вал Винавер (он, кроме того, издавал и редактировал в то время
«Еврейскую трибуну• и был автором книги воспоминаний «Не­
давнее• ). Известный кадет, член партии Народной свободы и
бывший думец, он с Милюковым как бы поделил русскую де­
мократическую печать (ежедневную, газетную) - Милюков из­
давал и редактировал <<Последние новости•, а Винавер - лите­
ратурное приложение к газете.
После доклада гости переходили в столовую, где их ждал
ужин. Зинаида Николаевна плохо видела и плохо слышала, и
ее смех был ее защитой - она играла лорнеткой и улыбалась,
иногда притворяясь более близорукой, чем была на самом деле,
более глухой, иногда переспрашивая что-нибудь, прекрасно ею
понятое. Между нею и внешним миром происходила постоян­
ная борьба-игра. Она, настоящая она, укрывалась иронией, кап­
ризами, интригами, манерностью от настоящей жизни вокруг и
в себе самой.
Они жили в своей довоенной квартире, это значит, что, вы­
ехав из советской России в 1919 году и приехав в Париж, они
отперли дверь квартиры своим ключом и нашли все на месте:
книги, посуду, белье. У них не было чувства бездомности, кото­
рое так остро было у Бунина и у других. В первые годы, когда
я еще их не знала, они бывали во французских литературных
кругах, встречались с людьми своего поколения (сходившего во
Франции на нет), с Репье, с Бурже, с Франсом.
-
Потом мы им всем надоели, - говорил Дмитрий Сергеевич,
-
и они нас перестали приглашать.
-
Потому что ты так бестактно ругал большевиков, -говори­
ла она своим капризным скрипучим голосом, - а им всегда так
хотелось их любить.
-
Да, я лез к ним со своими жалобами и пхохочествами (он
картавил), а им хотелось совсем другого: они находили, что рус­
ская революция ужасно интересный опыт, в экзотической стра­
не, и их не касается. И что, как сказал Ллойд Джордж, торго­
вать можно и с каннибалами.
377

Вечерами она сидела у себя на диване, под лампой, в какой­
нибудь старой, но все еще элегантной кацавейке, куря тонкие
папироски или, приблизив работу к глазам, шила что-то (она
любила шить), поблескивая наперстком на узком пальце. Запах
духов и табаку стоял в комнате.
-
Где мои кусочки? - спрашивала она, роясь в лоскутках.
-
Где моя булочка?- спрашивала она за чаем, приближая к
себе хлебную корзинку.
В. А. Злобин ставил перед ней чашку.
-
Где моя чашка? - и она обводила невидящими глазами
стены комнаты.
-
Дорогая, она перед вами, - терпеливо говорил Злобин сво­
им умиротворяющим, веским тоном. - А вот и ваша булочка. Ее
никто не взял. Она ваша.
Это была игра, но игра, которая продолжалась между ними
много лет (почти тридцать) и которая обоим была необходима.
Потом открывалась дверь кабинета, и Д. С. входил в
столовую. Я никогда не слышала, чтобы он говорил о чем­
нибудь, что было бы неинтересно. З. Н. часто спрашивала, гово­
ря о людях:
-
А он интересуется интересным?
Д. С. интересовался интересным, это было ясно с первого
произнесениого им слова. Он создал для себя свой мир, там
многого недоставало, но то, что ему бьто необходимо, там все­
гда было. Его мир был основан на политической непримиримо­
сти к Октябрьской революции, все остальное было несущественно.
Вопросы эстетики, вопросы этики, вопросы религии, политики,
науки, все было подчинено одному: чувству утери России, угро­
зы России миру, горечи изгнания, горечи сознания, что его ник­
то не слышит в его жалобах, проклятиях и предостережениях.
Иногда все это было только подводным течением в его речах,
которое в самом конце вечера вырывалось наружу:
-
... и
вот потому-то мы тутl - Или:
-
...и
вот потому-то они тамl
Но чаще вся речь была окрашена одним цветом:
-
Зина, что тебе дороже: Россия без свободы или свобода без
России?
Она думала минуту.
-
Свобода без России, - отвечала она,
-
и потому я здесь, а
не там.
-
Я тоже здесь, а не там, потому что Россия без свободы для
меня невозможна. Но...
-
и он задумывался, ни на кого не гля­
дя, - на что мне, собственно, нужна свобода, если нет России?
Что мне без России делать с этой свободой?
И он замолкал, пока она искала, что бы такое сказать, слегка
ироническое, чтобы в воздухе не оставалось этой тяжести и печали.
Время от времени она принималась расспрашивать меня
о моем петербургском детстве, о прошлом. Я не любила го-
378

варить, я больше любила слушать. И тогда говорила она. И
какая-то смутная тайна чувствовалась в ней, тайна, давав­
шая ей всю ее своеобразность, и тайна, дававшая ей все ее
страдание.
Она болезненно любила свою мать. Все четыре сестры (бра­
тьев не было) болезненно любили свою мать. Она единственная
из сестер вышла замуж, три другие остались в девушках, две -
в советской России, и за одной из них когда-то ухаживал Кар­
ташев и собирался жениться, но вмешался Д. С. и свадьба не
состоялась. Эти две женщины оказались во время войны (в 1942
году) в Пскове у немцев, и З. Н. пыталась списаться с ними.
Они, вероятно, погибли при немецком отступлении. Это были те
Тата-Ната, о которых Белый писал в своих воспоминаниях. Тре­
тья сестра была высохшая, полоумная Анна Николаевна, состо­
явшая <<при соборе>> на улице Дарю (автор книги о житии Тихо­
на Задонского), одна из тех, что чистят образа, чинят ризы и
бьют поклоны.
Анна иногда забегала к З. Н., сидела на краю стула и беспо­
койно молчала. Племянника же Д. С. и его жену я никогда у
них не видела. Это был сын старшего брата Д. С, Константина
Сергеевича, автора книги •Земной рай•, утопии 27 -го века. Он
родился в 1854 году, был профессором Казанского университета,
автором нескольких научных книг, но в начале нашего столетия
он был судим за совращение малолетней и сослан в Сибирь.
Сын его был человек довольно замечательный, изобретатель все­
возможных вещей - от усовершенствованной мины до губного
карандаша, не пачкающего салфетки. Ни он, ни жена его, види­
мо, никогда у Мережковских не бывали.
Сколько раз мне, как когда-то Блоку, хотелось поцеловать
Д. С. руку, когда я слушала его, говорящего с эстрады, соб­
ственно, всегда на одну и ту же тему, но трогающего, задеваю­
щего десятки вопросов и как-то особенно тревожно, экзистен­
циально ищущего ответов, конечно, никогда их не находя. Из
его писаний за время эмиграции все умерло - от •Царства
Антихриста• до •Паскаля• (и •Лютера•, который, кажется, еще
и не издан). Живо только то, что написано им было до 1920
года: <<Леонардо•, •Юлиан•, <<Петр и Алексей•, •Александр 1 и
декабристы>>, да еще литературные статьи, если читать их в
свете той эпохи, когда они были написаны (на фоне писаний
Михайловского и Плеханова). Из стихов его и десятка нельзя
отобрать, и все-таки это был человек, которого забыть невоз­
можно. <<Эстетикой• он не интересовался, и •эстетика• отпла­
тила ему: новое искусство с его сложным мастерством и маги­
ей ему оказалось недоступно.
В З. Н. тоже не чувствовалось желания разрешать в поэзии
формальные задачи, она была очень далека от понимания роли
слова в словесном искусстве, но она по крайней мере имела
некоторые критерии, имела вкус, ценила сложность и изыскан-
379

ность в осуществлении формальных целей. Русский символизм
жил недолго, всего каких-нибудь тридцать пять лет, а русские
символисты и того меньше: Бальмонт был поэтом пятнадцать
лет, Брюсов - двадцать, Блок
-
восемнадцать - люди корот­
кого цветения. В Гиппиус сейчас мне видна все та же невозмож­
ность эволюции, какая видна была в ее современниках, то же
окаменение, глухота к динамике своего времени, непрерывный
культ собственной молодости, которая становилась зенитом жиз­
ни, что и неестественно, и печально и говорит об омертвении
человека.
Я тоже вижу сейчас, что в Гиппиус было многое, что было и
в Гертруде Стайн (в которой тоже несомненно бьт гермафроди­
тизм, но которая сумела освободиться и осуществиться в гораз­
до более сильной степени): та же склонность ссориться с людь­
ми и затем кое-как мириться с ними и только прощать другим
людям их нормальную любовь, в душе все нормальное чуть-чуть
презирая и, конечно, вовсе не понимая нормальной любви. Та
же черта закрывать глаза на реальность в человеке и под микро­
скоп класть свои о нем домыслы или игнорировать плохие кни­
ги расположенного к ней (и к Д. С.) человека. Как Стайн игно­
рировала Джойса, так и 3. Н. не говорила о Набокове и не
слушала, когда другие говорили о нем. Стайн принадлежит хлест­
кое, но несправедливое определение поколения ~потерянного»
(как бы санкционирующее эту потерянность); 3. Н. считала, что
мы все (но не она с Д. С.) попали «в щель историю>, что было
и неверно, и вредно, и давало слабым возможность оправда­
ния в слабости, одновременно свидетельствуя о ее собствен­
ной глухоте к своему веку, который не щель, а нечто как раз
обратное щели.
Было в ней сильное желание удивлять, сначала - в молодо­
сти- белыми платьями, распущенными волосами, босыми нога­
ми (о чем рассказывал Горький), потом- в эмиграции- такими
строчками в стихах, как «Очень нужно!» или «Все равно!», или
такими рассказами, как ~мемуары Мартынова» (которые никто
не понял, когда она его прочла за чайным столом, в одно из
воскресений, кроме двух слушателей, в том числе - меня. А Хо­
дасевич только недоуменно спросил: венерическая болезнь? -о
загадке в самом конце). Удивлять, поражать, то есть в извест­
ной степени быть эксгибиционисткой: посмотрите на меня, ка­
кая я, ни на кого не похожая, особенная, удивительная... И смот­
ришь на нее иногда и думаешь: за это время в мире столько
случилось особенного, столько не похожего ни на что и столько
действительно удивительного, что - простите, извините,
-
но
нам не до вас!
К ним ходили все или почти все, но лучше всего бывало мне
с ней, когда никого не было, когда разливалея в воздухе некото­
рый лиризм, в котором я чувствовала, что мне что-то <<перепада­
ет». Я написала однажды стихи на эту тему о ~перепадании» и
380

напечатала их, они оба, вероятно, прочли их, но не доrадались,
что стихи относятся к ним. Вот эти стихи:
Труд былого человека,
Дедовский, отцовский труд,
Девятнадцатого века
Нескудеющий сосуд
Вы nроносите nред нами,
Вы идете мимо нас,
Мы, грядущими веками,
Шумно обсrуnили вас.
Не давайте сбросить внукам
Этой нощи с ваших nлеч,
Не внимайте новым звукам:
Лжет их воровская речь.
Внуки ЖдУТ nоры урочной,
Вашу влагу стерегут,
Неразумно и nорочно
Расnлескают ваш сосуд.
Я иду за вами тоже,
Я, с nротянутой рукой,
Дай в ладонь мою, о Боже,
Каnле nасть хотя б одной!
Полный вещей влаги некой,
Предо мной сейчас несут
Девятнадцатого века
Нескудеющий сосуд.
В 1927 rоду 3. Н. посвятила мне стихотворение ~вечная
женственность» (рукопись с nосвящением хранится у меня, вме­
сто названия nоставлены буквы В. Ж.), оно вошло в ее книгу
~сияния» (1938 rод) без rода, без посвящения и nод названием
~вечноженственное». А когда мы жили летом в Канне, в При­
морских Альnах, rде жили и Мережковские, и виделись ежед­
невно, то еще одно (я привожу ero здесь вnервые):
Чуть затянуто голубое
Облачными нитками,
Луг с nестрой козою
Блестит маргаритками.
Ветви nо-летнему знойно
Сивая олива развесила.
Как в июле все бесnокойно,
Ярко, ясно и весело...
Но длинны nаутинные волокна
Меж колокольчиками синими...
Но закрыты высокие окна
На даче с райским именем.
И наnрасно себя занять я
Стараюсь этими строчками:
Не мелькнет белое nлатье
С лиловыми цветочками.
Октябрь, 1927
381

А еще через год я прожила у них три дня, в Торран, над
Грассом, и она подарила мне листок с тремя стихотворениями,
написанными в эти дни. Эти стихи удивили меня, они показали
мне неожиданную нежность ее ко мне и тронули меня. Два из
них, под названием <<Ей в горах'>, вошли в книгу 4Сияния'>, а
третье напечатано не было. На моем листке они называются 4ЕЙ
в Торран'>.
Я не безвольно, не бесцельно
Хранил лиловый мой цветок,
Принес его длинностебельный
и положил у милых ног.
А ты не хочешь... Ты не рада .. .
Напрасно взгляд твой я ловлю.
Но пусть! Не хочешь, и не надо:
Я все равно тебя люблю.
2
Новый цветок я найду в лесу,
В твою неответность не верю, не верю.
Новый лиловый я принесу
В дом твой прозрачный, с узкою дверью.
Но стало мне страшно, там у ручья,
Вздымился туман из ущелья, стылый...
Только шипя проползла змея,
И я не нашел цветка для милой.
3
В желтом закате ты - как свеча.
Опять я стою пред тобой бесславно.
Падают светлые складки плаща
К ногам любимой так нежно и ровно.
Детская радость твоя кратка,
Ты и без слов сама угадаешь,
Что приношу я вместо цветка,
И ты угадала, ты принимаешь.
Торран, 1928
В Торран к Мережковским я поехала из Антиб на автобусе.
Ходасевич болел, мы тогда жили с В. В. Вейдле и его будущей
женой на даче. Торран - место в горах, высоко-высоко, в При­
морских Альпах, и там, в старом замке, Мережковские снимали
один этаж. В самой башне была наскоро устроена ванная; кру­
гом замка стояли сосны, черные, прямые, и за ними, на высо­
кой горе, напротив окон столовой, видны были развалины дру­
гого замка,
-
... который
был построен тогда, когда еще не был написан
<<Дон Кихот'>, - возвестил мне Д. С. при встрече.
382

Спать меня положили в узкой длинной комнате, в квартире
хозяев замка, и там стояли на полках книги XVII и XVIII веков,
на палец покрытые пьmью.
Днем мы ходили гулять вдоль ручья, который шумел и пры­
гал по камням, и Д. С. говорил, глядя, как водяные пауки ста­
раются удержаться изо всех сил, чтобы не быть унесенными,
работая ножками:
-
Зина! Они против течения! Они совсем, как мы с тобой!
Ручей поворачивал, успокаивался, тихонько журчал, убегая,
и Д. С. опять говорил, но уже ни к кому не обращаясь:
-
Лепечет мне таинственную сагу про чудный край, откуда
мчится он, - и внезапно останавливался и начинал вспоминать,
как они когда-то жили под Лугой (где у Карташева болел жи­
вот), так что петрудно было догадаться, что ~чудный край• для
него мог быть только один на свете.
Она сказала мне после его смерти, что они не расставались
никогда и пятьдесят два года были вместе, и на мой вопрос, есть
ли у нее от него письма, ответила: какие же могут быть письма,
если не расставались ни на один день? Помню, как на его отпева­
нии в русской церкви на улице Дарю она стояла, покачиваясь от
слабости на стройных ногах, положив руку на руку Злобина, и он,
прямой и сильный и такой внимательный к ней, неподвижный,
как скала, стоял и потом повел ее за гробом. И как года через
полтора на деньги французского издательства был на могиле
Д. С. поставлен памятник, с надписью: ~да приидет Царствие
Твое!•, и каждый раз, когда я бывала на его могиле, я слышала
его голос, слегка картавящий на обоих ~р•, восклицающий это
заклинание, в которое он вкладывал особый, свой смысл.
И потом пошла на убыль ее умственная сила. В 1944 году
она призналась мне, что ничего не понимает в событиях, и чув­
ствовалось, что уже ничего не надо объяснять, все равно ничего
не дойдет до нее. Она много и часто кричала по ночам, звала
его, мучилась приближением смерти, вся высохла, стала еще хуже
видеть и слышать и нянчилась со своей полупарализованной
рукой. А когда, маленькая и сморщенная, лежала в гробу, кое­
кто из пришедших на панихиду переглядьiВался и говорил:
-
Прости Господи, злая была старушенция.
Ее гроб опустили в могилу на его гроб, и в памяти моей они
сливаются вместе, словно одно существо в двух аспектах, словно
голос, поющий длинную песню под аккомпанемент, и то она поет,
а он аккомпанирует, то (пожалуй, чаще) он поет, а она следует за
ним. В длинной (еще, вероятно, российской) бобровой шубе и
бобровой шапочке, все меньше ростом с каждым годом, он берет
ее под руку (и кто за кого держится- неизвестно). На ней потер­
тая меховая шуба рыжего меха, красная или розовая шляпа, - как
она любила эти тона, от розового до кирпичного, от ярко-красно­
го до темно-рыжего! Она осторожно выступает на своих острых,
высоких каблуках. Они идут гулять в Булонский лес. Они воз-
383

вращаются. В темной квартире здесь и там зажигаются лампы,
старенькая мебель, книжные полки, ее шитье, его бумаги - все на
месте. Начинается вечер. Я прихожу и сажусь подле нее на диван.
Она любит задавать мне вопросы, чтобы смутить меня, но я не­
часто смущаюсь. Иногда я чувствую, что все это только игра,
умышленная, чтобы узнать у меня не ответ на загадку, а узнать
меня самое. Допрос. Она часто удивляется мне, моей прямоте, бес­
страшию, откровенности, тому, что я так много •принимаю• в
жизни, и тому, что совершенно перестала смущаться и ее, и Д. С.
Потом мне кажется, что я все получила от них, что могла
получить, что мне видно их •дно•, и я на несколько лет отхожу
от них и во время войны опять возвращаюсь, когда вокруг них
в Париже остается так мало людей. Но я уже не вхожу в гости­
ную и не сажусь с ней на диван. Я поднимаюсь по черной лест­
нице, вхожу в кухню и долго смотрю, как Злобин моет посуду,
скребет кастрюли, вытирает вилки и ножи. И мы с ним тихо
разговариваем. Там, в гостиной, очень холодно, и Д. С. лежит,
укрывшись пледом, а она сидит с ним, и я боюсь потревожить
их. И у меня отчетливое впечатление, что они оба доживают, а
не живут, что они оба тают, постепенно уходят. И когда я полу­
чаю однажды телеграмму (в утро Перл-Харбора): •Merejkovsky
decede ...• , мне кажется, что это плавное завершение чего-то, чему
пора было завершиться, что это естественно, а ее четыре года
существования без него - неестественно, не нужно, мучительно
и для нее, и для других.
В последние месяцы своей жизни она иногда говорила (в 1945
году) о событиях, но всегда заканчивала одним и тем же:
-
Я ничего не понимаю.
В этом <<ничего не понимаю• для меня все больше и больше
звучал отказ от жизни, безнадежная пропасть между человеком
и миром, смерть, а не жизнь.
-
Я стараюсь понять, но не могу понять. Объясните...
В этом •стараюсь• и •объясните>> не было содержания: стена
все росла между нею и всем остальным и в конце концов отде­
лила ее навеки.
А как она властвовала над всеми, когда в центре гостиной
Винаверов (или Цетлиных) ее чуть скрипучий голос покрывал
другие голоса или когда говорил Д. С. и она выжидала момент,
чтобы напасть на него, или поддержать его, или вступить в раз­
говор между ним и его оппонентом. Как она властвовала над
людьми, и как она любила это, вероятно, превыше всего, любила
эту •власть над душами•, и все ее радости и мученья были, я
думаю, связаны именно с этим властвованием: над маленьким,
неизвестным поэтом (Штейгер написал ей письмо, и она смея­
лась над ним), над которым она расправляла свои темные кры­
лья, чтобы ловчее клюнуть его; над редакторами журналов, на­
растившими себе толстую кожу, у которых она отыскивала
чувствительные места, чтобы до крови царапнуть их...

ГЕОРГИЙ АДАМОВИЧ
ЗИНАИДА ГИППИУС
Каждый раз, как приходится мне говорить или писать о Зи­
наиде Николаевне Гиппиус, спорить с теми, кто относится к ней
отрицательно - а таких людей немало,
-
каждый раз я вспоми­
наю лаконическую запись в одном из дневников Блока без даль­
нейших пояснений:
-
Единственность Зинаиды Гиппиус.
Да, единственность Зинаиды Гиппиус. Есть люди, которые как
будто выделаны машиной, на заводе, выпущены на свет Божий
целыми однородными сериями, и есть другие, как бы <<ручной
работы>>, - и такой была Гиппиус. Но помимо ее исключитель­
ного своеобразия я, не колеблясь, скажу, что это была самая
замечательная женщина, которую пришлось мне на моем веку
знать. Не писательница, не поэт, а именно женщина, человек, сре­
ди, может быть, и более одаренных поэтесс, которых я встречал.
Думаю, что в литературе она оставила след не такой дли­
тельный и прочный, не такой яркий, как принято утверждать.
Стихи ее, при всем ее мастерстве, лишены очарования. -«Элект­
рические стихи>>, - говорил Бунин, и действительно, эти сухие,
выжатые, выкрученные строчки как будто потрескивают и све­
тятся синеватыми искрами. Однако душевная единственность
автора обнаруживается в том, что стихотворение Гиппиус можно
без подписи узнать среди тысячи других. Эти стихи трудно
любить - и она знала это,
-
но их трудно и забыть. Б статьях -
хотя бы в тех, которые подписаны псевдонимом Антон Крайний, -
по общему мнению, сложившемуся еще задолго до революции,
будто бы сказывается ее необыкновенный ум. И в самом деле,
она была необыкновенно умна. Но горазд~ умнееv в разговоре, с
глазу на глаз, когда она становилась такои, какои должна была
быть в действительности, без раз навсегда припятой позы, без
высокомерия и заносчивости, без стремления всех учить чему-то
такому, что будто бы только ей и Мережковскому известно, - в
разговоре с глазу на глаз, когда она становилась человеком ко
всему открытым, ни в чем, в сущности, не уверенным и с какой­
то неутолимой жаждой, с непогрешимым слухом ко всему, что
за неимением другого, более точного термина приходится назвать
расплывчатым словом <<музыка~.
Б ней самой этой музыки не было, и при своей проницатель­
ности она не могла этого не сознавать. Иллюзиями она себя не
тешила. Музыка была в нем, в Мережковском, какая-то стран­
ная, грустная, приглушенная, будто выхолощенная, скопческая,
385
25 Зинаида Гиппиус, т. 9

но несомненная. Зато она, как никто, чувствовала и улавливала
музыку в других людях, в чужих писаниях, страстно на нее от­
кликалась и всем своим существом к ней тянулась. От всего
только бытового, бытом ограниченного, от всякого литературно1 1
го передвижничества она пренебрежительно отталкивалась, буд­
то ей нечего было со всем этим делать, и даже бывала в оттал­
киваниях не всегда справедлива, принимая за передвижничество
и то, что было им только в оболочке. Ей, да и ему, Мережков­
скому, нужен был дух в чистом виде, без плоти, без всего, что в
жизни может отяжелить дух при попытке взлета, они оба были
в этом смысле людьми 4достоевского•, антитолстовского склада -
склада, определившего то литературное движение, к которому они
оба принадлежали и которое одно время даже возглавляли. Не
случайно Зинаида Николаевна в последние годы жизни шутя
называла себя •бабушкой русского декадентства•.
В течение двенадцати-пятнадцати лет, предшествовавших
войне, я у них бывал постоянно, и не только на шумных, мно­
голюдных воскресных чаепитиях, которые должны бы войти в
историю русской литературы, но и почти каждую неделю вече­
ром, когда не было никого другого. Сначала разговор с ней - то,
для чего я и приходил и когда ни на минуту не бывало скучно,
потом, уже под полночь, с Дмитрием Сергеевичем, выходившим
от себя с какой-нибудь рукописью или книгой. Должен признать­
ся - и это я до сих пор вспоминаю с удивлением,
-
что в его
обществе, если я оставался с ним наедине, мне всегда бывало
как-то не по себе. Не неприятно, не тягостно, а именно не по
себе. Я не знал, как с ним говорить, что ему сказать, я не нахо­
дил тона, он меня стеснял, и вовсе не из-за какого-нибудь чрез­
мерного литературного пиетета, как можно было бы, допустим,
стесняться писателя с европейским именем, который к тому же
гораздо старше тебя. Нет, я не чувствовал его как человека, не
понимал, что это за человек, не мог себе представить, каков он,
например, один у себя в комнате, что он делает, о чем он думает.
Было в нем, в его душевном составе что-то неуловимо причуд­
ливое, почти диковинное. Каюсь, у меня в связи с этим явилось
даже предположение, которое оказалось неверным.
Зинаида Николаевна не раз рассказывала мне о том, как они
оба были в Ясной Поляне. Перед тем как разойтись на ночь,
Толстой будто бы остановился со свечой в руках и молча, при­
стально, в упор долго смотрел на Мережковского.
-
Мне даже жутко стало, - вспоминала она,
-
что это он
своими страшными серыми глазами уставился на Дмитрия!
Мне представилось, что Толстой безотчетно задумался: что
это за человек такой, как бы его надо было описать? Толстой, -
думал я, - встретил 4Моделы·, не похожую ни на какую другую,
и именно поэтому так пристально, со вниманием и любопыт­
ством художника в Мережковского вглядывался. Но потом я
прочел в воспоминаниях Короленко, что с ним было то же са-
386

мое: он тоже поймал на себе долгий, упорный взгляд Толстого и
ему тоже стало ~жутко•. Очевидно, это было у Толстого при­
вычкой: ничего странного, загадочного, трудноуловимого в лич­
ности Короленко, наверно, не было.
Вернусь, однако, к Зинаиде Николаевне.
Если я позволил бы себе с уверенностью сказать, что был с
ней близок, то все же не решусь употребить слово ~дружба•.
Слово это требует обоюдного согласия, признания с той и дру­
гой стороны, и, кто же этого не знает, слишком часто у покой­
ников, в особенности у покойников знаменитых, находятся пос­
ле смерти друзья, которые заявлениями о мнимой дружбе с ними
сильно их удивили бы. Но я действительно хорошо знал Зина­
иду Николаевну и, только узнав ее, понял - а теперь, на рассто­
янии двадцати с лишним лет понимаю еще вернее, - что между
нею самой и тем, что она говорила и писала, между нею самой
и ее нарочитым литературным обликом бьmо резкое внутреннее
несоответствие. Она хотела казаться тем, чем в действительнос­
ти не была. Она прежде всего хотела именно казаться. Помимо
редкой душевной прихотливости тут сыграли роль веяния вре­
мени, стиль и склад эпохи, когда чуть ли не все принимали позы,
а она этим веяниям не только поддавалась, но в большой мере
сама их создавала. Ведь даже Иннокентий Анненский утверж­
дал, что в литературе, в поэзии надо ~выдумать себя•. Не могу
понять, для чего. В литературе, в поэзии надо быть самим собой:
все прочее - суета сует, пустые, досужие измышления, прах,
который рано или поздно развеется. Анненский оттого и оста­
нется в русской поэзии - думаю, до последнего дня ее суще­
ствования, - что, <<выдумывая себя•. он оказался не в силах
истинную свою сущность преодолеть. О Зинаиде Гиппиус это
можно было бы сказать только с оговорками.
Она хотела казаться человеком с логически неумолимым,
неизменно трезвым, сверхкартезианским умом. Повторяю, она
была в самом деле очень умна. Но ум у нее был путаный, изви­
листый, очень женский, гораздо более замечательный в смутных
догадках, чем в отчетливых, отвлеченных построениях, в тех
рассудочных теоремах, по образцу которых написаны многие ее
статьи. Она хотела казаться проницательнее всех на свете, и
постоянной формой ее речи был вопрос: ~л что, если?.. • А что,
если дважды два не четыре, а сорок семь, а что, если Волга
впадает не в Каспийское море, а в Индийский океан? Это была
игра, но с этой игрой она свыклась и на ней построила свою
репутацию человека, который видит и догадывается о том, что
для обыкновенных смертных недоступно.
Она знала, что ее считают злой, нетерпимой, придирчивой,
мстительной, и слухи эти она усердно поддерживала, они ей
нравились, как иравилось ей раздражать людей, наживать себе
врагов. Но это тоже была игра. По глубокому моему убеждению,
злым, черствым человеком она не была, а в особенности не было
387
25•

в ней никакой злопамятности. (Еще меньше было этого в нем, в
Мережковском. Прекрасная его черта: ему можно было сказать
что угодно, он сердился, махал руками, возмущался, а через
полчаса все забывал и говорил с обидчиком, как с приятелем.)
Однажды Милюков заявил Зинаиде Николаевне, что не может
больше печатать в ~последних новостях• ее статьи:
-
Я слишком стар и слишком занят, чтобы уследить за всеми
шпильками, которыми вы каждую свою статью украшаете!
Она была искренне удивлена: ~ну подумайте, у меня шпиль­
ки! У меня!• Она не придавала своим язвительным выпадам
значения, она забывала о них, как о чем-то третьестепенном и в
худшем случае только забавном.
Другое воспоминание. В самом начале революции Троцкий
выпустил брошюру о борьбе с релиmозными предрассудками.
~Пора, товарищи, понять, что никакого Бога нет, ангелов нет,
чертей и ведьм нет•, - и вдруг, совершенно неожиданно, в скоб­
ках: ~нет, впрочем, одна ведьма есть - Зинаида Гиппиус•. Мне
эта брошюра попалась на глаза уже здесь, в Париже, и я принес
ее Зинаиде Николаевне. Она, со своим вечным лорнетом в ру­
ках, прочла, нахмурилась, пробрюзжала: ~это еще что такое? Что
это он выдумал?• - а потом весело рассмеялась и признала, что
по крайней мере это остроумно.
Вот, перебирая давние свои впечатления, пытаясь в них ра­
зобраться, я прихожу к мысли, что Зинаида Николаевна как
личность была больше, значительнее, человечнее и даже слож­
нее всего, что удалось ей написать. Нет, ~удалось•, пожалуй,
не то слово; всего, чем она хотела в литературе казаться в
расчете на возникновение какой-то легендЫ, имя которой ~Зи­
наида Гиппиус•. Но Блок не ошибся в своей необъясненной
формуле о ее единственности, и я уверен, что все действи­
тельно близко ее знавшие с Блоком согласны, хотя и они
нелегко нашли бы своему согласию объяснение. В ней была
какая-то сухая печаль - говорю ~сухая•, потому что бесконеч­
но далекая от всякой слезливости или жалостливости, - пе­
чаль, поднимавшаяся будто из самых глубин ее натуры. Если
бы все-таки попытаться определить в двух словах то, что было
в ней основным, самым существенным, я бы сказал, что была
она человеком вполне земным, но с каким-то постоянным, хотя
и рассудочным - и в этом-то и была ее драма!
-
томлением
о потустороннем. Ей действительно были скучны •скучные
песни земли•, но не потому, чтобы она помнила ~звуки не­
бес•, а только потому, что она знала о существовании людей,
которые эти звуки улавливали. Не случайно в одном из дав­
них своих стихотворений она писала, что ~мертвый ястреб -
душа моя•. Некоторые ее стихотворения противоречат этому
утверждению и как будто рвутся из того заколдованного, удуш­
ливого круга, который был ее миром. В некоторых сквозит не
то упрек самой себе, не то стремление себе помочь, - напри-
388

мер, в восьмистишии, необычно для нее откровенном, лишен­
ном притворства и что-то приоткрывающем:
Преодолеть без утешенья,
Все пережить и все принять,
И в сердце даже на забвенье
Надежды тайной не питать,
Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землей.
Заканчивая эти заметки, я сомневаюсь: не вызовут ли они
недоумения? Это все, моrут мне возразить, это все, что вы на­
шли нужным сказать о выдающейся поэтессе, о человеке, сыг­
равшем в нашей новой литературе значительную роль, наконец,
о верной спутнице Мережковского, сотая годовщина со дня рож­
дения которого недавно была отмечена? (Они ведь были нераз­
лучны и, по утверждению Зинаиды Николаевны, не расстались
за полвека супружества ни на один день.)
Мне хотелось прежде всего быть правдивым, тем более что
правдивость по отношению к Зинаиде Гиппиус в конце концов
приводит к чему-то не очень далекому от надгробного ~похваль­
ного слова•. Возникает образ сложный, лишенный тех условно
хвалебных черт, которые тут же и забываются. Я рад и даже
благодарен судьбе за то, что с Зинаидой Николаевной мне при­
велось встретиться, потому что встреча и долгое общение с та­
ким человеком обогащают жизненный опыт и позволяют еще
лучше вчувствоваться в безграничную, загадочную противоречи­
вость человеческого ума и сердца.

НАДЕЖДА ТЭФФИ
ЗИНАИДА ГИППИУС
В Петербурге мы с Зинаидой Гиппиус были мало знакомы.
Встречались мельком на разных собраниях. Но вплотную и пре­
неприятно произошла наша встреча на страницах газеты •РечЬ».
Мне поручили написать отзыв о только что вышедшей книге
стихов А. Белого. Кажется, она называлась •Пепел•. Книга мне
не понравилась. Это была какая-то неожиданная некрасовщина,
гражданская скорбь и гражданское негодование, столь Белому
несвойственное, что некоторые места ее казались прямо пародией.
Помню •ужасную• картину общественного неравенства: на вокза­
ле полицейский уплетает отбивную котлету, а в окне на этот
Валтасаров пир смотрит голодный человек. Рассказываю, как удер­
жала память, а перечитывать эту книгу желания никогда не было.
Отзыв я о ней дала соответствующий впечатлению.
Через несколько дней звонят ко мне по телефону из <<Речи•.
З. Гиппиус прислала статью по поводу моего отзыва, очень
мною недовольна. П. Н. Милюков предлагает прислать мне сей­
час же эту статью, чтобы я могла на нее ответить в том же
номере. Это бьmа со стороны Милюкова исключительная ко мне
любезность.
Я поблагодарила, прочла статью Гиппиус и в том же номере
ответила. Ответила так зло, как со мною редко бывало. Но стол­
кновение это ни в ней, ни во мне обиды не оставило.
Близкое знакомство наше состоялось уже во время экзода в
Биаррице. Там мы встречались очень часто и много беседовали.
Затем в Париже, после смерти Мережковского, завязалось у нас
нечто вроде дружбы. Зинаида Николаевна писала мне: <<Всегда ищу
предлога прийти к вам•. Иногда мы переписывались в стихах.
*
*
*
Зинаида Гиппиус была когда-то хороша собой. Я этого вре­
мени уже не застала. Она была очень худа, почти бестелесна.
Огромные, когда-то рыжие волосы были странно закручены и
притянуты сеткой. Щеки накрашены в ярко-розовый цвет про­
мокательной бумаги. Косые, зеленоватые, плохо видящие глаза.
Одевалась она очень странно. В молодости оригинальничала:
носила мужской костюм, вечернее платье с белыми крыльями,
голову обвязывала лентой с брошкой на лбу. С годами это ори­
гинальничанье перешло в какую-то ерунду. На шею натягивала
розовую ленточку, за ухо перекидывала шнурок, на котором бол­
талея у самой щеки монокль.
390

Зимой она носила какие-то душегрейки, пелеринки, несколько
штук сразу, одна на другой. Когда ей предлагали папироску, из этой
груды мохнатых обверток быстро, как язычок муравьеда, вытяги­
валась сухонькая ручка, цепко хватала ее и снова втягивалась.
*
*
*
Когда нас выселили из •Мезон Баск•, Мережковским повез­
ло. Они нашли чудесную виллу с ванной, с центральным ото­
плением. А мне пришлось жить в квартире без всякого отопле­
ния. Зима была очень холодная. От мороза в моем умывальнике
лопнули трубы, и я всю ночь собирала губкой ледяную воду, и
вокруг меня плавали мои туфли, коробки, рукописи, и я громко
плакала. А в дверях стояла французская дура и советовала все­
гда жить в квартирах с отоплением. Я, конечно, простудилась и
слегла. Зинаида Гиппиус навещала меня и всегда с остро-сади­
ческим удовольствием рассказывала, как она каждое утро берет
горячую ванну, и как вся вилла их на солнце, и она, Зинаида
Николаевна, переходит вместе с солнцем из одной комнаты в
другую, так как у них есть и пустые комнаты.
Жилось голодно. В лавках, кроме рютабага, ничего не было.
И с такой же садической радостью рассказывала З. Н., что Зло­
бин добыл кролика •огромного, как свинья•. Рассказывала не­
сколько раз. Я слушала ее сочувственно. Я понимала, в чем дело.
Ей хотелось, чтобы я позавидовала.
Когда-то было ей дано прозвище •Белая Дьяволица•. Ей это
очень нравилось. Ей хотелось быть непременно злой. Поставить
кого-нибудь в неловкое положение, унизить, поссорить.
Спрашиваю:
-
Зачем вы это делаете?
-
Так. Я люблю посмотреть, что из этого получится.
В одном из своих стихотворений она говорит, что любит игру.
Если в раю нет игры, то она не хочет рая. Вот эти некрасивые
выходки, очевидно, и были ее •игрой•.
Бывала у них в Биаррице пожилая, глуповатая дама, доволь­
но безобидная. Говорила, когда полагается, смерен•, когда пола­
гается - •пардон•. Когда читали стихи, всегда многозначительно
отзывалась: •Это красиво•. И вот З. Гиппиус принялась за эту
несчастную.
-
Скажите, какая ваша метафизика?
Та испуганно моргала.
-
Вот я знаю, какая метафизика у Дмитрия Сергеевича и
какая у Тэффи. А теперь скажите, какая у вас.
-
Это... это ... сразу трудно.
-
Ну чего же здесь трудного? Скажите прямо.
Я поспешила отвлечь внимание З. Н.
Когда уходили, дама вышла вместе со мной.
-
Скажите, у вас есть Ларусс? - спросила она.
-
Есть.
391

-
Можно вас проводить?
-
Пожалуйста.
Зашла ко мне.
-
Можно заглянуть на минутку в ваш Ларусс?
Я уже давно поняла, в чем дело.
-
Вам букву «М~?
-
Н-да. Можно и «М~.
Бедняжка смотрела «метафизику~. Но все же следующее вос-
кресенье предпочла пропустить. А я за это время угомонила З. Н.
-
Мучить Е. П. - все равно что рвать у мухи лапки.
З. Н. говорила с презрением:
-
Ну, вы! Добренькая!
Человеку всегда обидно, когда его считают слабеньким, и я
защищалась.
-
Я бы поняла, если бы вы пошли на медведя с рогатиной. Но
когда вы рвете лапки у мухи - меня тошнит. Это неэстетично.
Любопытно было отношение Мережковских ко всякой нежи­
ти. Привидения, оборотни- вся эта компания принималась ими
безоговорочно. Вспоминается по этому поводу одна наша беседа,
короткая, но требующая длинного предисловия.
Был тихий туманный день. На пляже народу не было. Бро­
дили только немецкие солдаты. Я хотела было выкупаться, но
какая-то густая, черная, жирная грязь сразу облепила ноги, и
никак нельзя было ее отмыть. И вдоль всего берега лежала она
волнистой каймой, прибиваемая приливом. Солдаты тоже заме­
тили ее и что-то между собой говорили.
-
Что это такое? - спросила я.
-
Ein Schiff ist kaputiJI - отвечали они, переглянулись и за-
молчали.
И я знала, что они подумали то же, что и я. Да, это мазут с
погибшего корабля. Взорванного. Если бы просто утонул, не
вытек бы мазут.
Чей? Свой? Чужой? Из какого далека принес океан эту чер­
ную весть, черную кровь корабля, разлив ее по всему берегу?
Вечером я пошла одна на пляж. Села на скамейку. Недалеко от
меня сидели три немца. Разговаривали весело, судя по звуку голо­
са, - слова до меня не долетали. Было почти темно. Звезд видно не
было. Туманная мгла покрывала и небо и море. Только там, где
выступали из воды острые ребра подводных скал, металась, полос­
калась белесым платком невысокая пена прибоя. И вот показалось
мне, будто там, около дальней скалы, быстро взметнулись широко
раскинутые руки. Точно выплеснуло кого-то из черной воды. Взмет­
нулось и исчезло. И вот и у другого камня, левее, взметнулись
такие же руки, широко раскинулись и исчезли. И снова на преж­
нем месте. И вот еще ближе к берегу. И все это так быстро, едва
можно уловить движение, почти не улавливая формы.
1 Кораблю капут (ие.м ).
392

И вдруг веселые солдаты замолчали. Сразу. Точно оборвали,
И совсем затихли, не шевелятся. И чувствовалось, что они тоже
смотрят и тоже видят. И такая неизъяснимая жуткая тоска была
в этой медленно спускающейся тусклой ночи и в этих испуган­
но замолкших людях, которым кажется - конечно, кажется,
-
что из моря посылают им какой-то отчаянный призыв. И всему
этому есть название, уже весь день мучившее меня, то, которое
я слышала утром, - ~Ein Schiff ist kaput•.
Вот это что: ~Ein Schiff ist kaput•. Немцы встали и молча,
быстро, все ускоряя шаги, ушли.
Мы тогда еще жили в ~мезон Баск•. Возвращаясь к себе, я
проходила мимо комнаты Мережковских. Голос Дмитрия Серге­
евича гудел на весь коридор.
-
Зина, ты к ней стучалась три раза. Она просто не хочет
тебя впустить. Куда же она могла уйти так поздно?
Я поняла, что речь идет обо мне, постучала и вошла.
Мережковский сидел с полицейским романом. Гиппиус рас­
чесывала свои русалочьи волосы.
Я взволнованно рассказала о ночи, о море, о пене прибоя,
как зовущие руки, о смолкших солдатах.
Мережковский на минуту оторвался от чтения:
-
Чего же здесь удивительного? Это просто были мертвецы.
-
Ну конечно, - спокойно подтвердила Зинаида Николаев-
на. - Ведь они же утонули. Это и были утопленники.
-
~Ее• удивляет, что мертвецы протягивают руки!
Он с недоумением пожал плечами и уткнулся в полицей­
ский роман.
*
*
*
На своей красивой вилле Мережковские прожили всю зиму.
Наконец владелец написал им, что денег с них не требует, но
очень просит выехать, потому что у него появилась возможность
выгодно виллу сдать. Пришлось переехать в пансион.
-
Но ведь там очень дорого, - удивилась я.
Зинаида Николаевна махнула рукой:
-
Хозяйка говорит, что сразу денег требовать не будет. Ну а
потом...
И она снова махнула рукой.
Их денежные дела были очень плохи. Из Парижа шли
вести, что их квартиру хотят описывать за неплатеж. Вот уж
действительно, никто не посмеет сказать, что Мережковские
~продались• немцам. Как сидели без гроша в Биаррице, так и
вернулись без гроша в Париж. Снисходительность Мережков­
ского к немцам можно было бы объяснить только одним -
~хоть с чертом, да против большевиков•. Прозрение в Гитлере
Наполеона затуманило Мережковского еще до расправы с ев­
реями. Юдофобом Мережковский никогда не был. Я помню,
как-то сидел у него один старый приятель и очень снисхо-
393

дительно отзывалея о гитлеровских зверствах. Мережковский
возмутился:
-
Вы дружите с Ф. Вы, значит, были бы довольны, если бы
его как еврея арестовали и сослали в лагерь?
-
Если это признают необходимым, то я протестовать не стану.
Мережковский молча встал и вышел из комнаты. Когда его
пошли звать к чаю, он ответил:
-
Пока этот мерзавец сидит в столовой, я туда не пойду.
После смерти Мережковского этот самый гитлерофил просил
разрешения у З. Гиппиус прийти к ней выразить свое сочув­
ствие. Она ответила:
-
Это совершенно липшее.
*
*
*
В Биаррице была хорошая русская церковь, но Мережков­
ские в нее не ходили. Они ходили в католическую. Раз я угово­
рила их пойти на Пасхальную заутреню. Мережковскому очень
понравилось, как батюшка служит.
-
Он так пластично танцевал перед алтарем.
Я уж жалела, что повела его.
Он был очень доволен этой фразой и часто ее повторял. И я
всегда думала: 4Господи, хоть бы он перестал!>>
Они любили католическую святую маленькую Терезу из
Лизье. В парижекой квартире у них стояла ее статуэтка, и они
приносили ей цветы.
*
*
*
После смерти Дмитрия Сергеевича мы сошлись ближе с
Зинаидой Николаевной. Мне всегда было с ней интересно. И
лучше всего, когда мы оставались с ней вдвоем или втроем.
Третьим был очаровательный И. Г. Лорис-Меликов, старый дип­
ломат, человек блестяще, всесторонне образованный. Он велико­
лепно знал мировую классическую литературу, старых и новых
философов и учил З. Гиппиус мольеравекому стихосложению.
Я ценила нашу дружбу. У Зинаиды Николаевны народ соби­
рался по воскресеньям, но тесный кружок тайно - по средам. К
ней можно бьmо прийти, без всяких светских предисловий сказать
то, что сейчас интересует, и начать длинный, интересный разговор.
Иногда приходил на 4Тайные• сборища и ее друг, поэт Мам­
ченко. Он был очень нервный, и споры с З. Н. происходили у
них пьmкие и иногда очень занятные. Она совсем плохо слыша­
ла, и Мамченко горячился и надрывался, а она спокойно и уп­
рямо настаивала на своем, не слушая, вернее, не слыша его.
-
Зинаида Николаевна, вы притворяетесьl .. Вы отлично слы­
шите! Боже мой! Это не Киркегор, это философское воскреше­
нье мертвых Федорова... вы нарочно!
-
Никогда ничего подобного Розанов не писал, - спокойно
цедила Гиппиус.
394

-
Господи! Да при чем туr Розанов? - надрывалея Мамчен-
ко. - Вы все это нарочно!.. Вы отлично меня слышите.
-
Никогда Розанов этого не писал.
-
Господи! Это в вас злая воля! Вы просто не хотите слышать.
-
Никогда Розанов...
Как знать, может быть, и правда слышала и только устраива­
ла свою -sигру• Белой Дьяволицы.
Они очень дружили.
-
Это мой друг номер первый, - говорила она. И он бьm
предан до конца последних дней ее жизни.
*
*
*
Как-то зашел у нас разговор об одной общей знакомой, очень
религиозной и чрезвычайно боящейся Страшного суда.
-
Авы?-спросилаяЗ.Н.
-
Вы боитесь Страшного суда?
-
Я?ll
Она выразила и лицом и жестами исключительное воз­
мущение.
-
Я? Вот еще! Скажите, пожалуйста! Очень нужно!
Подобного ирезрения к загробной жизни я еще никогда не
встречала. Загробная жизнь ею не отрицалась, но чтобы Господь
Бог взял на себя смелость судить Зинаиду Гиппиус, она же Антон
Крайний, - это даже допустить бьmо нелепо.
*
*
*
Где подход к этой душе? В каждом свидании ищу, ищу...
Кто-то прислал мне открытку. На ней мордочка милого
котенка, умилительно детская, наивная, доверчивая... Пока­
зала Зинаиде Николаевне. И вдруг лицо у нее просветлело,
совсем как при чтении хороших стихов. Она цепко схватила
открытку.
-
Я возьму себе.
-
Хорошо, - согласилась я.
-
Но не навсегда, а только на
посмотрение. Мне такая мордочка самой нужна.
Она унесла и долго не хотела возвращать.
-sВот, - подумала я.
-
Здесь некий ключ. Поищем дальше>>.
Как-то в одном моем стихотворении ее остановили слова о
приснившемся мне тигренке, когда я была еще маленькой девоч­
кой. Он помогал мне плести косичку.
И так заботился мило,
Пушистый, тепленький зверь ...
Вот это -sпушистое и тепленькое• заставило ее улыбаться. И
потом отметила я строки ее собственного стихотворения.
Хочу недостижимоrо,
Чеrо, бьrrь может, нет,
Дитя мое любимое,
Единственный мой свет.
395

Твое дыханье нежное
Я чувствую во сне
И покрывало снежное
Легко и сладко мне.
Может быть, это ключ. •дитя мое любимое, единственный
мой свет... • Та нежность, которой для нее нет на свете и о кото­
рой и говорить стыдится она, в своем пышном облике Белой
Дьяволицы, со мной, с 4добренькой• своей собеседницей. И все­
гда с тех пор замечала - все простое, милое, нежное, тепленькое
всегда волновало ее, и волнение это она застенчиво прятала.
Мы много говорили о литературе. И, странно, почти всегда
были согласны друг с другом. Как-то, рассуждая о современных
писателях - кто из них талантлив,
-
в результате нашли, что,
собственно говоря, все талантливы. Но, зайдя ко мне на следу­
ющий день, она радостно воскликнула:
-
Нашла. Нашла.
-Кого? Что?
-
Нашла бездарность. Неоспоримую.
И назвала имя. Действительно, спорить было нельзя.
-
Вы странный поэт, - говорила я ей.
-
У вас нет ни одного
любовного стихотворения.
-
Нет есть.
-
Какое же?
Единый раз вскипает пена
И разбивается волна.
Не может сердце жить изменой,
Любовь одна...
-
Это рассуждение о любви, а не любовное стихотворение.
Сказали ли вы когда-нибудь в своих стихах •я люблю•?
Онапромолчала изадумалась. Такого стихотворения у нее не было.
Мы часто и много говорили о поэтах. Одинаково признали
лучшим поэтом эмиграции Георгия Иванова. Говорили о магии
стихов, которую я называла радиоактивностью. Откуда она? В
чем ее сила?
-
Вот, - приводила я для примера известное стихотворение
•Весна, выставляется первая рама...• . Оно кончается словами:
Где, шествуя, сыплет цветами весна.
И именно эта фраза бесспорно радиоактивна. Почему? Мо­
жет быть, потому, что все стихотворение - простое, говорит о
простых вещах - о колесе, об оконной раме. И потом вдруг
торжественное слово- •шествуя• и потом •цветами•, это ударе­
ние на широком •А• переключает все в мир восторга. Но ведь
научиться этому нельзя и нарочно придумать невозможно. Это
и есть •магия•, дар.
Разбирая стихи, мы всегда были душевно вместе, и я дума­
ла: вот это то существо, та часть души 3. Гиппиус, с которой
396

я хочу общаться. Привыкнув ко мне, она перестала •играть• и
фокусничать, была собеседницей умной, чуткой и всегда инте­
ресной. Она даже бросила свой прежний, всегда раздражаю­
щий тон, которым она давала понять, что у них с Дмитрием
Сергеевичем давно все вопросы решены, все предусмотрено и
даже предсказано. Надо заметить, что предсказания эти боль­
шей частью делались и записывались задним числом. Ну да
это простительно.
*
*
*
Как-то заговорили об эпохе Белой Дьяволицы.
-
Мы с моей маленькой сестрой были потрясены вашим сти­
хотворением:
Но люблю я себя, как Бога.
Любовь мою душу спасет.
Ужасно это нам понравилось. Прямо пронзила. Потом-то уж
вы нас ничем не удивляли.
-
Это тогда вы носили мужской костюм и повязку с брош­
кой на лбу?
-
Ну да. Я тогда любила эти фокусы.
-
Да, это бывает, - вздохнула я.
-
А я в свое время носила
часы на ноге и вместо лорнета плоский аметист.
-
Нерон носил изумруд.
-
Аметист лучше. Это камень духовной чистоты. Он среди
древних двенадцати камней первосвященника, а папа благослов­
ляет каноников перстнем с аметистом.
Мудрых схимников лампада,
Бледных девственниц услада,
Радость тех, кто сердцем чист,
Камень аметист.
Если смотреть через этот камень, то самая пошлая физионо­
мия несколько преображается.
*
*
*
-
А может быть, и нет, - вставила Белая Дьяволица.
В. Мамченко подарил Зинаиде Николаевне кошку. Кошка
была безобразная, с длинным голым хвостом, дикая и злая. Куль­
турным увещеваниям не поддавалась. Мы называли ее просто
•Кошшшка•, с тремя •ш•. Она всегда сидела на коленях у 3. Н.
и при виде гостей быстро шмыгала вон из комнаты. 3. Н. при­
выкла к ней и, умирая, уже не открывая глаз, в полусознании,
все искала рукой, тут ли ее Кошшшка.
Какие-то немцы, большей частью выходцы из России, писали
ей почтительные письма. Как-то она прочла мне:
•Представляю себе, как вы склоняете над фолиантами свой
седой череп•. Этот •седой череп• долго нас веселил.
397

Последние месяцы своей жизни 3. Н. много работала, и все
по ночам. Она писала о Мережковском. Своим чудесным бисер­
ным почерком исписывала она целые тетради, готовила боль­
шую книгу. К этой работе она относилась как к долгу перед
памятью «Великого Человека», бывшего спутником ее жизни.
Человека этого она ценила необычайно высоко, что было даже
странно в писательнице такого острого, холодного ума и такого
иронического отношения к людям. Должно быть, она действи­
тельно очень любила его. Конечно, эта ночная работа утомляла
ее. Когда она чувствовала себя плохо, она никого к себе не до­
пускала, никого не хотела. Я очень жалела ее, но часто прихо­
дить не могла. Она почти совсем оглохла, и надо было очень
кричать, что для меня было очень трудно.
Одно время она почувствовала себя лучше и даже сде­
лала попытку снова собирать у себя кружок поэтов. Но это ока­
залось слишком утомительным, да и глухота мешала общению
с гостями.
Как-то, после долгого отсутствия, зашла я к ней и узнала,
что она решилась пойти к парикмахеру сделать <<индефризабль»,
что очень плохо отразилось на ее здоровье. У нее отнялась пра­
вая рука.
-
Это оттого, что Дмитрий Сергеевич, гуляя, всегда опирался
на мою руку, - говорила она.
И мне казалось, что эта мысль ей приятна потому, что она
давала желанный смысл и как бы освящала ее страдания.
Последние дни она лежала молча, лицом к стене и никого не
хотела видеть. Дикая кошка лежала рядом с ней.
В. А. Злобин говорил, что настроение у нее было очень
тяжелое.
Вспоминалось ее чудесное стихотворение, написанное давно-
давно. Она говорила о своей душе:
... И
если боль ее земная мучит,
Она должна молчать.
Ее заря вечерняя научит,
Как надо умирать.
О, если бы так! Не научили нас вечерние зори никогда
ничему...
*
*
*
В последний раз увидела я ее лежащей среди цветов.
Ей покорно сложили тихие руки, причесали обычной ее
прической, чуть-чуть подкрасили щеки. Все как прежде. Но
лоб ее, где когда-то краеовалась декадентская повязка с брош­
кой, смиренно и мудро обвивал белый венчик с последней
земной молитвой.
-
Недолrий друг мой, - шептала я,
-
не были вы теплень­
кой. Вы хотели быть злой. Это ярче - не правда ли? А ту ми-
398

лую нежность, которую тайно любила ваша душа, вы стыдливо
от чужих глаз прятали. Я помню ваше стихотворение об элект­
рических проводах. В них ДА и НЕТ.
Соединяясь, они сольются...
И смерть их будет Свет.
Что мы знаем, недолгий друг мой? Может быть, за ваши­
ми холодными закрытыми глазами уже сияет этот тихий свет
примирения с вечным ...
Я нагнулась и поцеловала сухую мертвую ручку.

ЮРИЙ ТЕРАПИАНО
«ВОСКРЕСЕНЬЯ• У МЕРЕЖКОВСКИХ И «ЗЕЛЕНАЯ ЛАМПА•
На 11-бис улицы Колонель Бонне в Пасси (фешенебельный
квартал Парижа) у Мережковских была квартира, сохранившая­
ся за ними еще с тех времен, когда они наезжали в Париж из
Петербурга.
В беженском положении эта квартира оказалась для Мереж­
ковских подарком судьбы: сохранилась библиотека с дореволю­
ционными книгами и журналами, а также архив, в котором, раз­
бирая его по временам, они находили много любопытного.
Каждое воскресенье (я познакомился с Мережковскими в мае
1926-го года), вплоть до трагической весны 1940 г., за исключе­
нием отлучек Мережковских из Парижа, от 4 до 7 часов попо­
лудни у них происходили традиционные собрания писателей.
Бывали все представители так называемого «старшего поко­
ления>>: Г. Адамович, М. Алданов, И. Бунин, Н. Бердяев,
Б. Вышеславцев, В. Вейдле, Б. Зайцев, Г. Иванов, К. Мочульс­
кий, С. Маковский, Н. Оцуп, И. Одоевцева, Н. Тэффи, Л. Шес­
тов, М. Цетлин, В. Ходасевич, Н. Берберова, Г. Федотов, И. Фон­
даминский-Бунаков и другие.
Но постоянный кадр <<воскресений• составляло «младшее
поколение• - поэты и писатели, начавшие литературную рабо­
ту уже в эмиграции.
Включая сюда Г. Адамовича, Г. Иванова, Н. Оцупа и И. Одо­
евцеву, к постоянным посетителям «воскресений• принадлежа­
ли: Н. Бахтин, В. Варшавский, Б. Дикой-Вильде (расстрелян­
ный немцами во время оккупации по делу «Музея Человека>>),
Б. Закович, Л. Зуров, И. Голенищев- Кутузов, А. Головина,
Л. Кельберин, Д. Кнут, Г. Кузнецова, А. Ладинский, В. Мамчен­
ко, Ю. Мандельштам, Б. Поплавский, Г. Раевский, В. Смолен­
ский, Ю. Софиев, П. Ставров, А. Штейгер (когда он бывал в
Париже), Л. Червинская, Ю. Фельзен, С. Шаршун и другие.
Мережковские всегда интересовались новыми людьми. Если
кто-нибудь из еще неизвестных им <<молодых• выпускал книгу
или обращал на себя внимание талантливым выступлением на
каком-нибудь литературном собрании, существовал «закон>>, в
силу которого <<новый человек• должен быть представлен Ме­
режковским на рассмотрение.
3. Н. Гиппиус усаживала его около себя и производила под­
робный опрос: каковы взгляды на литературу и - самое решаю­
щее- как реагирует «новый человек• на общественные, религи­
озные и общечеловеческие вопросы.
400

Подобный допрос иногда заставлял смущаться и отвечать
невпопад некоторых талантливых, но застенчивых молодых пи­
сателей. Случалось, что какой-нибудь находчивый эрудит, поверх­
ностный и безответственный, пожинал лавры на двух-трех вос­
кресеньях. Но Мережковских не так-то легко было провести:
через несколько встреч тайное становилось явным и овцы от­
делялись от козлищ.
Быть с Мережковскими - отнюдь не означало повторять их
слова и разделять их взгляды. За •воскресным столом• посто­
янно возникали оживленные споры - каждый отстаивал свое.
Случалось, что по тому или иному вопросу в меньшинстве ос­
тавались Мережковские.
Иногда Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна рассказыва­
ли о прошлом - о литературной их жизни тех времен, о людях
-
Розанове, Солоrубе, Блоке, Андрее Белом и т. д. Для большинства
•зарубежного поколения• Петербургский период был уже сказоч­
ной страной и молодежь очень любила слушать такие рассказы.
Мережковский занимал на •воскресеньях• председательское
место за большим столом, З. Н. Гиппиус - в центре, по правую
руку от Мережковского. Чаем и угощеньем бессменно заведовал
В. А. Злобин, секретарь Мережковских. Почетные гости (если
таковые были) усаживались около Мережковского, но тогда раз­
говоры не всегда бывали интересными. В обыкновенное же вре­
мя на край стола перекочевывали •метафизики•.
Мережковский постоянно жил в круrу своих идей. Он писал
книгу за книгой - •Атлантиду•, •Иисуса Неизвестного•, •Дан­
те• и •Лики святых•. Ему порой интересно было узнать реак­
цию других на тот или иной тезис своих писаний; кроме того,
темы его книг возбуждали столько вопросов, что и •метафизи­
ки• и Мережковский, во время таких бесед, забывали о сакраль­
ных семи часах и беседы их требовали вмешательства Зинаиды
Николаевны.
Около Гиппиус шли разговоры о литературе, о поэзии, об
~общих идеях•. Она, естественно, бьта в курсе всех литератур­
ных событий и происшествий. Обсуждали только что вышедшие
книги, номера ~современных Записок•, ~Чисел• и других жур­
налов, статьи в ~четверговых• (литературных) газетах, делились
впечатлениями о собраниях и литературных вечерах, - Гиппиус
говорила метко, остроумно, интересно. Чаще всего, к концу ~вос­
кресенья•, разговор становился общим - на какую-нибудь серь­
езную тему. Если не было спора, после окончания беседы, пере­
ходили в гостиную - сколько там было окончаний разговоров за
все эти годы! Обычно после ~воскресенья• участники их rурь­
бой шли в излюбленное кафе неподалеку от дома, где жили
Мережковские, делиться впечатлениями и доканчивать разгово­
ры. Кафе это, в обычное время, посещалось шоферами с ближ­
ней стоянки автомобилей-такси, поэтому оно у нас называлось
~извозчичьим кафе• - место до сих пор многим памятное.
401
26 Зиmшда Гиппиус, т. 9

Воскресенья у Мережковских в течение всех предвоенных лет
были одним из самых оживленных литературных центров; они
принесли большую пользу многим представителям •младшего
поколения•, заставили продумать и проработать целый ряд важ­
ных вопросов и постепенно создали своеобразную общую атмос­
феру. После смерти Мережковских в этом смысле осталась пус­
тота и новые попытки создать что-либо подобное ~воскресеньям•
окончились неудачей, т. к. заменить Мережковских и их уменье
вносить столько непосредственного интереса в собеседования
было уже некому, и круг ~воскресений• постепенно распался.
Вторым предприятием Мережковских, рассчитанным уже на
гораздо более широкие круги, являлась ~зеленая Лампа•.
Мережковские решили создать нечто вроде ~инкубатора
идей•, род тайного общества, где все были бы между собой в
заговоре в отношении важнейших вопросов - ~воскресения•,
и постепенно развить внешний круг ~воскресений• - публич­
ные собеседования, чтобы •перебросить мост• для распрост­
ранения •заговора• в широкие эмигрантские круги.
Вот почему с умыслом было выбрано и самое название ~зе­
леной Лампы•, вызывающее воспоминание петербургского круж­
ка, собиравшегося у Всеволожекого в начале 19-го века, в кото­
ром участвовал Пушкин.
На первом открытом собрании ~зеленой Лампы• В. Ходасе­
вич сделал историческое сообщение на эту тему.
Первое собрание ~зеленой Лампы• состоялось 5 февраля 1927
года в помещении Русского торгово-промышленного союза.
Стенографические отчеты о собраниях ~зеленой Лампы•
напечатаны в журнале ~новый Корабль•.
Первые доклады сделали: М. О. Цетлин - ~о литературной
критике•, З. Н. Гиппиус - •Русская литература в изгнании•,
И. И. Бунаков-Фондаминский - ~Русская интеллигенция как ду­
ховный орден•, и Г. В. Адамович - •Есть ли цель у поэзии?•.
Аудитория первых лет существования •Зеленой Лампы• была
очень чувствительной, очень нервной, обмен мнений между пред­
ставителями двух поколений переходил иногда в жаркие споры,
речи прерывались репликами с мест. Но за всем этим чувствова­
лась жизнь. Жизнь завелась сама собой в •Зеленой Лампе•, не­
смотря на умышленно-отвлеченную литературную тематику пер­
вых собраний. Я всегда удивлялся тому, с каким упорством, с какой
настойчивостью Мережковские отстаивали свою •Зеленую Лампу•,
подбирая докладчиков, ободряя колеблющихся, скептиков, - колеб­
лющиеся и скептики, конечно, нашлись с самого начала.
-
Что там! Собрания как собрания, очередной парад литерато­
ров, болтовня! - Но Мережковские упорствовали. Многие впали
у них в немилость - временную или постоянную (Ходасевич)
-
за отношение к •Зеленой Лампе•.
Был период, когда •Зеленая Лампа•, сами Мережковские, а
также некоторые участники •Зеленой Лампы• состояли как бы
402

под запретом. Даже на отчеты о ~зеленой Лампе• было нало­
жено вето. Бывали курьезы: так, одна газета помещала отчеты
о собраниях ~зеленой Лампы•, но ее сотрудник, как будто
нарочно, пересказывал говорившееся под комически-неверным
углом зрения.
Конечно, не все посетители ~зеленой Лампы• (аудитория
на болыпих вечерах состояла иногда из нескольких сот чело­
век) были склонны всерьез заниматься идеями, интересовавши­
ми Мережковских и их ближайших сотрудников. Но, так или
иначе, в течение всего предвоенного периода парижекой эмиг­
рации, ~зеленая Лампа• не переставала привлекать к себе вни­
мание публики. Некоторые собеседования, по ее желанию, при­
ходилось продолжать в течение двух или трех собраний.
Лучший способ познакомить читателей послевоенных лет с
атмосферой ~зеленой Лампы• и с кругом ее идей - это предо­
ставить слово самой ~зеленой Лампе•.
Поэтому я привожу здесь полностью из N!! 4 журнала ~но­
вый Корабль•, от 1928 года, два отчета о собраниях ~зеленой
Лампы• в 1927 году.
К сожалению, в том же 1928 году журнал ~новый Корабль•
вынужденuбыл прекратиться, негде стало печатат~ отчеты, и весь­
ма ценныи для будущих историков литературнон жизни эмигра­
ции материал о собраниях ~зеленой Лампы• за все последую­
щие годы остался неопубликованным.
~ЗЕЛЕНАЯ ЛАМПА•:
Беседа IV
~Русская интеJUlигенция как духовный орден•
(По поводу речи И. И. Бунакова)
Вступительное слово Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО
Председатель Г. В. Иванов: Объявляю заседание ~зеленой
Лампы>> открытым. Слово принадлежит Д. С. Мережковскому.
Д. С. Мережковский: Прошлый раз я не успел возразить на
речь И. И. Фондаминского. Его сегодня здесь, к сожалению, нет,
но я все-таки скажу несколько слов. Действительно ли русская
интеллигенция есть такой величественный духовный орден? И
нет ли между русской интеллигенцией и русским духом, душой
России, несоизмеримости? Вспомните, когда началась интелли­
генция. Типичный интеллигент, - Белинский, встретился с Гого­
лем. Как отнесся Белинский к великой религиозной трагедии
русского духа? Ему просто показалось, что Гоголь крепостник.
Он даже не понял, о чем у Гоголя идет речь. Я считаю Белин­
ского крупным и значительным человеком, но с большим легко­
мыслием к трагедии Гоголя нельзя было отнестись. Или Писа­
рев и Пушкин. Интеллигенция между ними выбрала Писарева.
403
26*

Пушкин был понят, принят вопреки интеллигенции. То же самое
было с Достоевским да и с Толстым. Толстой, Достоевский,
Вл. Соловьев - все это представители русского духа, русской
культуры. И с ними у интеллигенции была сплошная, непрерыв­
ная борьба. Не было жесточе цензуры интеллигентской. Я знал
лично Михайловского и знал его цензуру. А ведь он, при этом,
еще все время говорил о свободе. И вот что, наконец, сообщил
нам И. И. Фондаминский:
Это русская интеллигенция выделила из себя большевиков.
Верно ли? Верно. Большевики типичнейшие русские интелли­
генты. Это всем известно и не это утверждение Фондаминско­
го меня удивило. Но вот что вызывает недоумение. Когда он
стал определять сущность большевизма, грех его, он сказал, что
это лжетеократия. Конечно, большевизм нельзя называть лож­
ной теократией, ибо в таком случае надо признать, что больше­
визм- лишь историческое зло. Что такое ложная теократия? С
точки зрения Достоевского и моей, можно назвать лжетеокра­
тией папизм, например. Католицизм - одно из самых великих
явлений в мире, но отчасти он лжетеократия. Самодержавие
тоже ложная теократия. Но можно ли все это сравнивать с боль­
шевизмом? Это иностранцам позволительно думать, что боль­
шевизм есть просто некое историческое зло. И. И. Фондамин­
ский в личной беседе соглашался со мной, что большевизм
небывалое в истории, единственное, предельное зло - сатанизм.
Породила этот сатанизм русская интеллигенция. Что, казалось
бы, делать ей?
Вспомните Эдипа: нечаянно отца убил, нечаянно обесчестил
мать. Но когда узнал об этом, он сорвал с одежды мертвой
Иокасты золотые застежки и ослепил ими себя... так и мы долж­
ны были бы вырвать себе глаза после того, что мы сделали.
Нельзя, конечно, судить остатки русской интеллигенции в Рос­
сии, она искупила свой rpex, но здесь, ту ее часть, которая до­
ныне считает, что большевики самое талантливое, жизненное и
действенное, что было в русской интеллигенции, - этих мы су­
дить можем. Понятно, почему их тянет отсюда - туда. Но понят­
но и наше желание, - если большевики, действительно, ядро и
центр интеллигентского мировоззрения, - чтобы это мировоз­
зрение до корня было разрушено.
И. И. Фондаминский как бы не слышал самого главного,
трагического вопроса, о котором мы говорили. Не забыть ли
Россию? Ясно, что вопрос отвращения лица от России ему пред­
ставляется невозможным или не трагическим, если он даже не
захотел об этом говорить. Что значит забыть Россию? Забыть
себя, душу свою потерять, чтобы ее сберечь. Кто это может?
Почти никто не может. Забыть Россию - это и значит ослеп­
нуть, т. е. вырвать глаза, как вырвал Эдип. А нам возражают с
потрясающей наивностью, например, Бунину, что Бунин может
забыть Россию от недостатка патриотизма. Это значит не пони-
404

мать, о чем идет речь, и говорить как не русские люди с русски­
ми. Но еще страшнее, если говорить не с патриотической точки
зрения, а с всемирной. Ведь большевизм явление всемирное. Что
если Россия останется во власти большевиков? Это возможно...
Царству нашему не будет конца, так они утверждают... Да, ко­
нечно, я откажусь от России советской, но не откажусь от сво­
боды. Свобода дороже родины. Но это сделать без кровавого вы­
рывания очей невозможно.
Теперь о целостном миросозерцании. В чем это целостное
миросозерцание? Почему И. И. Фондаминский не сказал прямо,
что ищет такое миросозерцание в религии, в христианстве?
Может быть, он боится, как бы не упала с лица его маска? Маску
давно пора снять. Он говорил еще как интеллигент, но его -«ин­
теллигентство• - уже призрачно, условно. Наша задача сорвать
с него маску и это будет иметь громадные результаты не только
в литературе, но и в политике. Мне осталось еще ответить на
его вопрос, почему мы занимаемся литературой. Мы занимаемся
литературой, не желая произносить безответственных слов о
религии, христианстве и зная, что в русской литературе заклю­
чена такая сила подлинной религиозности, что, говоря только
символами, мы скажем всё, что нужно, и сделаем свое дело.
3. Н. Гиппиус: Я считаю, что Д. С. Мережковский, отвечая на
речь И. И. Фондаминского, слишком перегнул все в одну сторо­
ну. Прежде всего, И. И. Фондаминский употребляет выражение
-«лжетеократия• вовсе не в том смысле, в каком оно приложимо
к папизму или абсолютизму. Он понимает под лжетеократией
как раз то самое, что и мы, он хочет указать на известное рели­
гиозное содержание большевизма. Он мог бы назвать ее -«сата­
нократией•. Затем, насчет интеллигенции. Откуда взялось, что
большевизм ядро и центр интеллигентского мировоззрения? Если
бы так, то никакой интеллигенции как духовного ордена не су­
ществовало, между тем это совершенно неверно. Такой орден
существовал, в нем было заложено много верного, и даже, не
боюсь сказать, святого. Не раз и сам Д. С. Мережковский назы­
вал интеллигенцию -«совестью и сознаньем русского народа•. Да,
в интеллигенции было и другое - то, из чего вышел и развился
большевизм. Но это было в ней несущественно. В ней было су­
щественно ее религиозное отношение к свободе, хотя и не
сознанное. Этот орден дал трещину как раз по линии больше­
визма, а жертвенность остальной части интеллигенции была
причиной его развала и, может быть, даже погубила нашу фев­
ральскую революцию.
Но во всяком случае говорить сейчас так об интеллигенции,
которая достаточно пострадала, мне кажется не по времени.
Георгий Адамович: Я хочу вернуться к прошлому заседанию и
сказать два слова на темы, которые были тогда затронуты. В
докладе 3. Н. Гиппиус вопрос был поставлен очень остро. При­
близительно его можно формулировать так: не самое ли нужное,
405

не самое ли главное для теперешнего часа - это забыть о Рос­
сии? Против постановки вопроса возражать нельзя. Ничего ос­
корбительного в нем нет. Не всё можно забыть, - но можно
допустить, что всё бывает нужно забыть. Только как и для чего?
Конечно, ни патриотизм, ни любовь к родине не есть самые
высокие ценности человека. По Ибсену, патриотизм - только
этап. Но это предпоследний этап, его можно пройти, миновать и
остаться живым; но я думаю, есть крайняя опасность в этом
прохождении и величайшая жертва.
Мы слышали ответы на этот вопрос почти сплошь утверди­
тельные и, по существу, удивительно легкомысленные. Мы слы­
шали на прошлом собрании, что столица русской литературы не
Москва, а Париж, что Пушкин написал свои лучшие вещи как
раз об иностранцах. Это будто бы доказывает, что на русском
языке можно писать и не о России, и всё будет обстоять благо­
получно. Здесь проделано такое сальто-мортале, что просто нельзя
опомниться, как оно произошло. Обыкновенно ведь слышишь,
что всё, решительно всё в Москве, и что, кроме Пильняка с
Маяковским, никакой русской литературы нет. Это вздор, что
говорить. Но когда утверждают, что нашей столицей стал Па­
риж, а Пушкин удачнее всего писал об иностранцах, то из двух
зол приходится выбирать меньшее, и мне кажется меньшее -
это первое. Можно забыть про •ручейки и березки•, не тоско­
вать о них, но не надо тут же прибавлять, что все идет к лучше­
му. Нужен другой тон, другие слова, - сознание трагизма. Гово­
рят: мы вывезли русский язык, а про •ручейки• забыли, пусть
ручейки с березками там и остаются. Прекрасно, господа, но
Россия не есть понятие, которое можно развозить по частям.
Нельзя вывезти язык как нечто до конца отделимое. Язык есть
форма духовной жизни народа, он существует только для сво­
его народа. Ни для кого другого. Иначе будьте последователь­
ными, примите эсперанто. Язык сложился с жизнью народа и
ей соответствует. Русская литература может быть только о
русских людях, и если тут на высочайших ступенях развития,
как у Пушкина, возможны исключения, то исключения, возве­
денные в правило, - абсурд, нелепость. Нельзя не чувствовать
ужаса этого.
Голос: Совершенно верно.
Бунин: А Шекспир?
Адамович: Шекспир - не правило. Кроме того, теперь другая
литература. Погибнет роман, рассказ, последними погибпут сти­
хи, но погибнет всё, если будет в центре всего человек вообще,
а не русский человек. Даже шапка принимает форму головы, на
которой надета, изгибы, извилины ее, - совершенно тоже с язы­
ком. Каждый язык приблизителен, но приблизительность рус­
ского языка для русской жизни или души - наименьшая из
возможных. Наименьшая фальшь. Русский рассказ о Жане, гу­
ляющем по Монмартру, - абсурд . ..
406

Бунин: Нет, нет, нет...
Адамович: Я понимаю, что говорил Д. С. Мережковский в
прошлый раз, и не спорю. Но он говорил о •темной ночи>), с
ужасом, с сознанием всей важности отказа... Предпоследний этап.
Но сказать, что мы живем в Париже и русская литература пере­
ехала сюда с нами, и всё идет к лучшему - тут, в существе этих
речей, есть глубокое неблагополучие. А главное - это не герои-
ческое решение. Это не самое трудное, это самое легкое...
Мере:нсковсiШй: Они говорили, целомудренно скрывая.. .
Бунин: Правильно!
Адамович: Мы по-разному слушали, очевидно... Европа! Да,
Европа пленительна для русского сознания. Всегда так было. И
все лучшие люди об этом говорили. Но только сквозь Россию
она пленительна. Слишком легкий соблазн, очутившись в Пари­
же, - забыть про •ручейки>), довольно невзрачные и грязные,
надо признаться. Не забывать даже и здесь, даже и теперь, -
труднее, а в конце концов, будет благодарнее.
Ф. А. Степун: То, что я хотел сказать по поводу речи
Д. С. Мережковского, сказала отчасти уже 3. Н. Гиппиус. Всё
же я считаю себя обязанным выступить, потому что И. И. Фон­
даминский поручил мне защиту своих взглядов. Я знаю,
Д. С. Мережковский знает И. И. Фондаминского дольше меня,
быть может, лучше меня, и всё же я думаю, что между ним и
И. И. Фондаминским происходит недоразумение. Не думаю,
чтобы И. И. Фондаминский выступал под маской, во всем его
существе нет такой возможности, и о большевистской теократии
он говорил, конечно, не в том смысле, в каком возможна речь о
западной, средневековой или восточной, царской теократии. Не­
ясность в его речи всё же, вероятно, была; причина ее, думается,
в растерянности перед остатками своего собственного прошлого.
Теперь по существу, об ордене русской интеллигенции. Бо­
юсь, И. И. Фондаминский сильно преувеличивает его единство.
Основной факт, которым определялась и определяется орден­
ская жизнь, - это ее обремененность двойным наследством. С
одной стороны - политической волей французской революции, с
другой - духовной реакцией против идеологии просвещенства,
легшей в ее основу. Эта сложность противоречивого наследства
и превращала в России передовых борцов за революцию в иде­
ологических реакционеров; передовых же философов и идеоло­
гов - в политических консерваторов и реакционных политиков.
Оторвать же политическую свободу от просвещенства и заново,
по-русски, связать ее с религией и метафизикой - на это как-то
ни у кого не хватило творческих сил.
Первые славянофилы, конечно, интеллигенты, но в интелли­
гентах славянофилы состояли недолго. Бомба, брошенная интел­
лигенцией в Александра П. уводит славянофилов из рядов ин­
теллигенции, превращает их, с одной стороны, в чиновников и
управителей, с другой, в мыслителей и художников. (Достоев-
407

ский, Леонтьев и даже Соловьев, в последнем счете, не интелли­
генты.) Одновременно образуется интеллигенция в точном, уз­
ком смысле этого слова: радикальная, социалистическая, но ду­
ховно реакционная, расстреливающая из своих толстых журналов
все наиболее значительные ценности русской духовной культу­
ры. Тут большой грех, в котором надо признаться и надо пока­
яться. Но, говоря о грехах, мы не смеем забывать и о подвиге.
Тут я всецело присоединяюсь к 3. Н. Гиппиус; в интеллигенции
жила жажда подвига, самопожертвования, в ней была пламен­
ность, страстность; она жизнью исповедовала единство жизни и
веры. В этом исповедании ее орденское начало. Тут И. И. Фон­
даминский прав. Но опять-таки необходимо различать две струи
внутри интеллигенции: идушую от славянофилов - народничес­
кую и возобновляющую западничество - марксистскую. Сливать
обе струи нельзя, потому что в миросозерцании и мироощуще­
нии марксизма нет места тому покаянию, без которого невоз­
можно в будущем никакое строительство.
Самое страшное в большевизме - это его связанный с марк­
систской догмой этический нигилизм, ленинское утверждение,
что на баррикадах вор целесообразнее Плеханова, что все ужасы
Ч. К. имманентны закону классовой борьбы и что большевики
тем самым ни в чем не виноваты.
Конечно, есть вина, от которой никому не уйти, есть без вины
виноватые. Но без вины виноватым можно быть только, считая
лично себя во всем виновным. Думай Эдип, что он ни при чем,
что во всем виноваты боги, бросившие ему в объятия в качестве
жены собственную мать, он был бы не героем, а всего только
преступником и даже подлецом. Да, не только в ленинизме, но
и в марксизме есть глухота по отношению к основным категори­
ям личности и свободы. И потому включение чистопородных
социал-демократов в орден русской интеллигенции представля­
ется мне очень сложной проблемой. Боюсь, что И. И. Фонда­
минский этой сложности недооценивает.
Интеллигенты ли большевики или нет? Вопрос этот очень
сложен. Думаю, и да и нет. Как идеологи упрощенного марксиз­
ма, они, конечно, антиинтеллигенты. Как изменники своей соб­
ственной идеологии, они все же интеллигенты. Ни в личность,
ни в свободу они, конечно, не верили, но они эти начала нена­
видели, были прикованы к ним. То, что в Бакунине было еще
музыкой, в них окончательно охрипло, превратилось в чистое
отрицание. Они были (и есть) интеллигентским отрицанием ин­
теллигенции, но и интеллигентским отрицанием подлинно марк­
систских законов хозяйственно-социологического развития.
Д. С. Мережковский говорит, что сейчас такой момент, что
не надо громких слов о целостном миросозерцании, о религиоз­
ной глубине его. Я понимаю это чувство, но все же и боюсь
безоговорочно отдаться ему. Конечно, мы ушиблись о большие
слова, но вот они снова гремят в ушах и гремят (евразийцы)
408

талантливо, определенно и для многих увлекательно. Конечно,
евразийство вьщумка, в нем много головного фальцета и мало
глубокого, грудного голоса. Но все же в нем есть широкий син­
тетический охват волнующих современность проблем. Пример
евразийства доказывает, что надо спешить с выработкой собствен­
ного миросозерцания. Во все персходные эпохи темп, чувство
темпа, играет громадную роль. На медохвате этого чувства про­
валилось Временное Правительство. Нужны были глазомер и
сметка, а работали с ватерпасом и аршином. Чтобы не остаться
снова позади других, русской интеллигенции надо продумать свое
основное понятие, понятие свободы. Свобода есть не что иное,
как нравственное содержание истины, и потому речь о свободе
совершенно невозможна в отрыве от определенного понятия и
истины. Ведь свобода не в том, чтобы каждый мог делать все,
что ему захочется, а в том, чтобы каждый мог по-своему рас­
крывать единую истину. Я остро чувствую, как страшен евра­
зийско-фашистский поход против свободы, но страшно мне и
либерально-демократическое пренебрежение к истине как кон­
кретному содержанию свободы. Отсюда наша главная задача -
выработка, построение и распространение целостного миросо­
зерцания, которое могло бы изнутри питать наше обществен­
ное и политическое свободолюбие.
В заключение вот еще какая мысль. Мне показалось, что с
того времени, как я впервые встретился в эмиграции с Д. С.
Мережковским, мы ближе подошли друг к другу, но все же раз­
ница наших точек зрения еще велика. Нельзя делить Россию,
как это делает Мережковский, на две России - праведную, эмиг­
рантскую, и грешную, советскую. Есть единая Россия, находя­
щаяся сейчас во грехе, во грехе большевизма. Тяжесть этого греха
тяготеет над всеми нами, над эмигрантами и теми, что остались
на родине. Помочь России скорее всего сможет тот, кто раньше
других осознает свою вину перед ней. В этих моих чувствах
коренится мое иное, чем у Д. С. Мережковского, отношение и к
Пешехонову и к Арцыбашеву. Я сам писал против Пешехонова,
писал с определенным, безоговорочным отрицанием его возвра­
щенских тенденций, но я никогда не скажу, чтобы он не страдал.
Напротив, в последнее время он мне казался очень измученным
и тоскующим. В Европе ему делать было нечего, в Россию его
тянуло страшно - вот и уехал.
Не могу я приветствовать и тех методов борьбы, которыми
защищал свое дело Арцыбашев. Он лично обо мне написал фе­
льетон, в котором оклеветал меня, сделал из меня при помощи
передержек и ложных цитат ультрафиолетового сменовеховца.
Думаю, что такая форма защиты своей истины есть обличение
своей лжи. Имя этой лжи - эмигрантщина.
Простите, что я вас так задержал.
В. А. Злобии: И. И. Бунаков в своей речи о русской интелли­
генции как о духовном ордене исходит из положения, что рус-
409

екая интеллигенция и русский народ как бы два разных, духовно
друг с другом несообщающихся, мира. И хотя оратор прямо сво­
его отношения к этой разобщенности не высказывает, однако
ясно, что ничего рокового он в ней не видел и не видит. Напро­
тив, она ему кажется естественной и необходимой: она обуслав­
ливает существование ордена. Он мог существовать, только со­
блюдая известную внутреннюю дистанцию между собой и народом.
Может быть, так оно и было необходимо, но отношение к этому
Бунакова, на мой взгляд, несколько поверхностное, не доходя­
щее до нужной глубины, не трагическое. А вопрос об отношении
между русской интеллигенцией и русским народом - один из
самых трагических в истории. Во всяком случае, ни один вопрос
так кроваво еще не разрешался, как этот. Русский народ, частью
изгнав, частью уничтожив интеллигенцию, как бы сам себя обез­
главил. Подводить сейчас этому итог с высоты птичьего полета,
как делает Бунаков, я просто не решаюсь, не имею сил взлететь
за ним 4На ту высокую гору, где роза без шипов цветет•. По­
звольте поэтому остаться на земле, хотя бы в виде отрубленной
головы, которая, кстати, ничего не забыла и даже кое-чему за
это время научилась.
Между прочим, она поняла, что 4Целостное миросозерцание•,
единственно отвечающее требованиям настоящего момента, един­
ственно его достойное, менее всего походит на розу без шипов,
а скорее, если уж сравнивать, на терновый венец. На голове же
у Бунакова даже не эсеровская шляпа бывшего русского терро­
риста, а европейский пробковый шлем - 43дравствуй и прощай•
-
с предохранительной вентиляцией от мигрени. Поэтому лучше
пока помолчим о целостном миросозерцании.
Но вот о чем несколько слов сказать следует: если из ордена
русской интеллигенции могли выйти большевики, то, очевидно,
в самой его сердцевине была червоточина. И я боюсь, что чер­
вяк, а может быть, даже и нечто похуже, нечто более страшное,
завелся и здесь, в эмиграции, в частности, в <<Современных За­
писках•. Да простит мне Марк Веньяминович, что я их тревожу.
Но как о них не говорить? Ведь это единственный русский
журнал на всем свете. Как не предъявлять к нему самые строгие
требования? Он собирает русскую культуру; это, конечно, нельзя
не приветствовать. Но не повторяет ли журнал основную ошиб­
ку интеллигентского ордена, не обезличивает ли он свободу? Для
него она, - я все больше убеждаюсь,
-
лишь отвлеченная идея,
не имеющая никакого внутреннего положительного содержания,
нечто вроде пустого мешка, который можно набить чем угодно,
и куда, увы, попало уже немало дряни. Нас такой 4свободой• не
соблазнишь. Мы на опыте убедились, что нет ничего разруши­
тельнее отвлеченных идей; бесплотная, бескровная идея свободы
высосала нас буквально как вампир. Поэтому, когда Бунаков
расправляет крылья, мне хочется спрятаться куда-нибудь подаль­
ше, зарыться в землю: знаю я, чего эти взлеты стоят! И мы уже
410

достаточно потеряли крови, чтобы служить тому бледному
чудовищу, которое ныне воспитывают в своем мешке ~совре­
менные Записки».
М. Цemлu1t: Мне пришлось как-то слышать парадоксальные
слова ~культурная столица России теперь в Париже». Если бы
такое убеждение было распространенным среди нас - это гово­
рило бы об эмигрантской гордыне. Но эмиграция страдает со­
всем не гордыней, а излишним самоуничижением. Вспомните,
как стремятся теперь все ~стоять лицом к России». О смысле
этого модного выражения я и хочу сказать несколько слов. В
этой фразе есть, мне кажется, какое-то недоразумение, противо­
речие. Нельзя стоять ни лицом, ни спиной к России, как нельзя
стоять лицом или спиной к самому себе. Каждый русский есть
Россия. Россия - это миллионы русских, с их прошлым и насто­
ящим. Из бесконечных устремлений этих миллионов слагается
то, что есть Россия. Пора бы перестать и нам самим и нашим
врагам твердить, что мы ~народ, да не тот». Пора начать отно­
ситься к себе с самоуважением и выработать некий эмигрант­
ский ~габеас Корпус». Пусть мы часть России, попавшая в
трудное, трагическое положение. Но и Советская Россия тоже
находится в трагическом положении. Мы физически лишены
родины, почвы. Они лишены свободы ... Кому хуже? Обоим.
Оставим лучше этот спор между хромыми и глухими, о том,
кому хуже... Правда, ~нас» только миллион, а ~их» миллионы.
Но иногда в жизни народа даже единицы ценнее миллионов.
Бьrrь против большинства своего народа еще беда не боль­
шая, если чувствуешь свою правду. Да и неизвестно еще, за
кем большинство в России, известно только, за кем сила.
Вспомним Чаадаева, который сомневался в своем народе. Кто
более русский, более Россия, он или Николай Первый, кото­
рый объявил его за это сумасшедшим? Я уже говорил, что
отсутствие у нас родины-земли, родины-почвы, очень печаль­
но. Понятно, природа и материальное существование народа
неотделимы от его духовной жизни. Но не надо впадать в
крайний географический материализм, которым грешат евразий­
цы. И вне родной почвы возможны духовная жизнь и творче­
ство. Я не буду входить в конкретную оценку того, что мы,
эмигранты, создали. Укажу на то, что не только в литературе,
но и в области общественной мысли в эмиграции было много
ценных исканий и творчества... Так, хотя бы евразийство, о
котором я упоминал, представляется мне при всей своей спор­
ности очень интересным общественно-философским построени­
ем. В России же общественно-политической мысли не суще­
ствует. В том, что эмиграция творчески жива и жизненна, нет,
в сущности, ничего удивительного. В истории мы знаем много
аналогичных примеров. Вспомним эмиграцию царского време­
ни, многочисленные национальные эмиграции. Вспомним, как
английские пуритане, покинув родину, сумели привить свой
411

пуританизм новой родине - Америке. Вспомним, наконец, це­
лый народ-эмигрант, народ еврейский, народ, который лишил­
ся своей почвы, своей географической родины, но не оскудел
духовно. И этот народ, во время молитвы, буквально <<стоял
лицом>> к Иерусалиму. Так и эмигрант Мицкевич стоял лицом
к своей духовной, мессианистической Варшаве. Но они умели
не смешивать истинного Иерусалима, истинной Варшавы с теми
конкретными городами, где распоряжались турки или жандар­
мы. Так и мы должны, стоя •лицом к России>>, уметь отде­
лять ее от ее насильников. Если говорить образно, то Россия
напоминает мне теперь огромного и полного сил человека,
перенесшего тяжелую болезнь и медленно от этой болезни
оправляющегося. Но этому человеку заткнули рот и связали
руки. У него нет голоса, а рядом с ним граммофон оглуши­
тельно играет •Интернационал•. Надо не податься искушению
принять граммофонную пластинку за голос России, надо по­
пытаться стать голосом России. Будем избегать греха гордыни,
не будем думать, что мы соль земли. Нет, мы соль без земли
и все же есть в нас соленость и мы не должны ее потерять.
Между Россией и эмиграцией есть, я верю, духовное взаимо­
действие, незримый •эндосмос-экзосмос•. В этом смысле мы
должны быть обращены <<лицом к России•.
Н. А. Оцуп: И. И. Фондаминский затронул вопрос очень важ­
ный и очень соблазнительный.
Неясно только, о каком целостном миросозерцании он гово­
рит: о будущем всероссийском, о нынешнем всеэмигрантском или
о личном миросозерцании каждого из нас?
Мне кажется, что серьезно говорить можно только о последнем.
И. И. Фондаминского восхищает евразийство не потому, что оно
хорошо, а потому что оно похоже на целостное миросозерцание.
Но разве это сходство не самое печальное в евразийстве?
Разве именно эта нескромная претензия наспех ответить на все
вопросы мироздания и на все малейшие сомнения современнос­
ти не компрометирует всю группу евразийцев?
Повторять их ошибки незачем, лучше идти путем обратным -
отказаться от громких слов и признать поиски целостного миро­
созерцания тем, чем они всегда были: трагическим уделом каж­
дого отдельного человека.
Наши объединения, вроде •Зеленой Лампы•, могут случайно
облегчить эти поиски, но цель таких объединений должна быть
несравненно более скромной.
Невозможно решать сообща то, что познается каждым в
отдельности путем глубоко личных разочарований и глубоко
личных приобретений. Сообща можно только делиться резуль­
татами личных поисков.
Здесь говорилось об искусстве тоже, как об одном из слага­
емых целостного миросозерцания.
С этим легче согласиться.
412

Искусство не может считать себя самоцелью. Если настоя­
щий поэт говорит об <<искусстве для искусства•, то делает он
это чаще всего из скромности. В глубине души он должен ве­
рить, что в поэзии какой-то <<чистый пламень пожирает несовер­
шенство бытия•.
Без этого убеждения, быть может, и похожего на самообман,
поэт никогда не мог бы подняться на ту вышину, где находится
источник любого целостного миросозерцания.
После этих слов мне легче еще раз вернуться к призыву
И. И. Фондаминского. Не послужит ли ему вся история поэзии
примером того, что к целостному миросозерцанию надо идти
обходным путем, а не прямым?
Ведь поэт обычно исходит в своем творчестве от неведения,
а не от знания. Только вопрошая и находя приблизительные
ответы, он медленно и постепенно создает свое понимание мира.
ЕСТЬ ЛИ ЦЕЛЬ У ПОЭЗИИ?
Беседа V
Председатель Г. Иванов: Объявляю заседание 43еленой Лам­
пы• открытым. Слово предоставляется Г. В. Адамовичу.
Г. В. Ад(l)lювич: Я думаю, все присутствующие понимают, что
наша сегодняшняя тема очень широка. Ее надо сузить. Я буду
говорить о поэзии и о том, есть ли цель у поэзии (только в
одной плоскости, может быть, самой поверхностной, самой эле­
ментарной), - о месте поэзии в жизни.
Я принужден буду говорить отрывочно и кратко, потому что
иначе у меня не хватило бы времени и наша беседа превратилась
бы в один доклад. Начну с фразы, которую я недавно вспомнил
из <<Воскресения>> Толстого: человек вырабатывает убеждения, ко­
торые оправдывают его жизнь. Это имеет некоторое отношение к
нашей сегодняшней теме. Люди любят поэзию, а если они даже
ее и не любят, то считают, что ее любить надо; они смотрят с
завистью, снизу вверх, на людей, которым поэзия что-то дает, во
всяком случае, они относятся к ней, в массе как к делу полезно­
му, к делу нужному, делу достойному общественной поддержки;
и так как люди по природе своей склонны искать во всем по­
рядка, смысла, то они давно уже ищут, чему служит поэзия, на
что она нужна, куда она ведет, какая ее цель? Есть множество
представлений о поэзии, но почти все исходят из одной предпо­
сылки, из предпосылки, что сейчас поэзия в упадке, потому что
какую бы мы цель сейчас ни поставили поэзии, какую бы мы
концепцию о ней ни создали - применительно к современному
положению поэта, поэзия не оправдывает созданных о ней пред­
ставлений. Не стоит упоминать о встречающихся во всех учеб­
никах определениях роли поэзии; говорится в них о том, что
413

поэзия должна отражать эпоху. Хотя кому это нужно? Говорит­
ся, что поэзия учит красоте и добру... Другие создали представ­
ление о поэте, который окружен безмолвной, внимающей тол­
пой, слушающей его восторги, о поэте, который величайшим,
орудием - словом разрушал города. Будто это когда-то было, а
теперь вот исчезло ... •тьмы низких истин нам дороже нас возвы­
шающий обман•. Но так ли уж пала поэзия, и так ли ничтожны
современные поэты? Может быть, просто цели, поставленные
поэзии - фантастичны и не достижимы?
Сейчас поэт - существо отверженное. Несомненно, он чужд
миру, и в жизни все ему чуждо, или почти всё. Чем стала по­
эзия, чем стало наше отношение к ней? Я не думаю, чтобы мы
сейчас обладали некой абсолютной истиной, но мы находимся в
лучшем положении, чем находились люди в другие времена:
европейская культура, кажется, проделала большую часть своего
пути, и в прошлом у нее, по-видимому, больше, чем в будущем.
Мы можем подвести кой-какие итоги, можем обернуться на боль­
шой пройденный путь, мы знаем, на что способен человек.
Поэзия уменьшается по размерам, как бы суживается по те­
мам. Упадок ли? Не думаю. Говорят, что упадок. Раньше поэт
мог описать битву, картину природы и многое другое. Сейчас
мы иногда читаем такие произведения. Нам приятно, но прежде
всего является вопрос: зачем это написано? Кому это нужно?
Зачем это было создано? Это что-то не живое; может быть, с
теперешней нашей точки зрения, никогда живым не бывшее.
Сейчас уже невозможно прежнее отношение к поэзии. Мы це­
ним не мысль, высказанную стихами, не образ или картину. Это­
го мало. Если в поэзии у поэта нет чего-то, каких-то строк, ко­
торые необъяснимы, неразрешимы, непонятны, но от которых мы
не можем отделаться, которые повторяем, не понимая почему, то
мы говорим, - нет, это не поэт. В конце концов, слава поэта,
обаяние поэта, даже и не далекого от нас, держится именно на
таких строках, гораздо больше, чем на произведениях, в которых
замечательные символы, идеи и все такое.
Обратимся теперь к поэтам другим - не к творцам стихот­
ворной речи, вспомним последнего великого поэта, последнего
по времени - Ибсена. Поэзия Ибсена есть как раз нечто не
направленное на жизнь, а от жизни в сторону, на высоты, где от
жизни остается мало. Всё, что входит в человеческую жизнь -
патриотизм, честь, законность, государственность, - всё это не
есть содержание поэзии, - это объект ей безразличный.
Вот хотя бы такой пример: недавнему перелету Линдберга из
Америки в Европу французские поэты посвятили 167 стихотво­
рений. Вы улыбаетесь... вам кажется, что это неверное отноше­
ние к поэзии. Между тем, почему - теоретически
-
перелет
Линдберга тема для поэзии недостойная? Но с нашим тепереш­
ним отношением к искусству мы чувствуем, что Линдбергу с
поэзией и поэзии с Линдбергом нечего делать. Говорят, дело
414

поэзии - молитва. На это ответим: не надо играть словами.
Молитва кому? Молиться и стихи писать - два разных дела.
Все, кто действительно понимал, что такое религия, начиная с
Ощов Церкви и кончая Львом Толстым, относились к искусст­
ву, к поэзии, с подозрением. Единственно, что может объяснить
существование поэзии - это ощущение неполноты жизни, ощу­
щение, что в жизни чего-то не хватает, что в ней какая-то тре­
щина. И дело поэзии, ее единственное дело, - эту неполноту
заполнить, утолить человеческую душу. Если поэзия этого не
делает, не отвлекает человека от жизни, не утоляет его, то, ска­
жу прямо, - это поэзия не настоящая. Бывают, конечно, попыт­
ки иного подхода к поэзии, как, например, попытка Гумилева.
Но не случайно понравилась его nоэзия такому государственно­
му мужу, как Струве, написавшему о ней целую статью в 4;Воз­
рождении•. Гумилев - поэт наименее иррациональный, какого
только можно себе представить. В последние годы жизни он
выработал величественную концепцию поэзии, долженствующей
возглавлять мировой порядок. Миром должны уnравлять поэты,
и дело поэзии помогать строить 4Прекрасную жизнь.. Но мне
кажется, что такую поэзию, как поэзия Гумилева, можно очень
легко отравить несколькими строчками, в которых есть огонь,
направленный на мир, пожирающий мир, тот огонь, в котором и
заключается сила подлинной поэзии. Другой пример - больше­
вики. Все знают, что происходит сейчас в России с искусством.
Я говорю о иревращении поэзии в государственное дело. И нас,
конечно, возмущает не самый характер большевистского искус­
ства. Нет, но мы чувствуем, что производится величайшее наси­
лие над самой сущностью искусства при иревращении его в
полезное дело.
То же самое делает с искусством и Толстой в •Что такое
искусство•, книге, проникнутой духом, которому нельзя не со­
чувствовать. Но именно потому, что Толстой стоит на жизненно­
ираведной точке зрения, у него от искусства ничего не остается.
И недаром современное общество относится к поэту с крайним
недовернем. Между тем настоящий поэт - человек прежде всего
умный, человек знающий, что такое жизнь, и отлично чувствую­
щий ее неполноту. Не в силах ею удовлетвориться, он от нее
уходит и увлекает за собой других. И не случайно сила поэзии
там, где надежда и воспоминание, будущее и прошлое, но не там,
где настоящее. Вспомните •Кольцо Нибелунгов•. Любовь Зиг­
фрида и Брунгильды - один из центральных эпизодов этого цик­
ла. Но нельзя сравнить самые сцены любви с тем моментом,
когда Зигфрид их припоминает. В этот момент достигнуто выс­
шее напряжение цикла. Тут в настоящее как бы что-то протаски­
вается контрабандой, чего не было в действительности и что
дополняется воспоминаниями. Читая недавно одну из критичес­
ких статей Андрея Белого, я нашел в ней текст из пророка За­
харии, в котором о поэзии сказано, в сущности, все и дан ответ
415

тем, кто утверждает, что поэзия - начало религии или то же
самое, что религия. Ошибка символистов, конечно, в том, что
они не поняли глубокой разницы между искусством и религией
и решили, что поэзия и молитва - одно и то же и завели по­
эзию в тупик. Религия обещает и не обманывает, поэзия обещает
и обманывает. Она отводит человека от земли, отвращает его от
жизни и оставляет ни с чем на полпути. Правда, может быть,
поэзия и улучшает человеческую природу, может быть, она и
уменьшает в человеке и человечестве грубость, но за это прихсr­
дится платить дорогой ценой, иногда даже ценою жизни. Вот на
вопрос, поставленный нашей сегодняшней темой, я отвечу пока
только так.
3. Н. Гиппиус: Я буду говорить не совсем на тему. Или пока­
жется, что я говорю не на тему. Т. е. не о поэзии специально, не
о стихах специально, а об отношении к поэзии. Поэзию беру
просто так себе - раз уже о ней речь. А можно бы взять и дру­
гое что-нибудь, лишь бы такое же важное.
Важное -для чего? Для кого? Да для всех нас. Для челове­
ческой души. Вернее, точнее - для человека просто: я плохо
представляю себе душу без человека и человека без души. Но у
нас есть словесные привычки; для поиятиости и будем говорить
привычно: о человеческой душе.
О чем бы мы ни говорили - это всегда разговор о ней: об ее
отношении к жизни и о том, что из такого-то или из такого-то
отношения проистекает, какие получаются реальные следствия
для самого человека, для других людей, для жизни.
Говоря грубо, в тонкости не входя, есть у людей два отношения
к жизни. Одни видят всю жизнь разрезанной на куски, на кусочки,
и не только эту кусочиость принимают, но и сами еще с усердием
готовы дробить жизнь. Выбирают себе один главный кусочек, по
вкусу. У кого есть охота и способность - возьмет и второй и тре­
тий; но только, Боже сохрани, чтобы их как-нибудь не соединить!
Для этого кусочки держатся в отдельных коробочках. И если от­
крывается одна - все другие должны быть крепко заперты.
А вот второе отношение к жизни.
Вторые тоже видят жизнь в кусках. Но они видят ее как
разрубленную змею. Каждый кусок шевелится, да не живой. Он
только часть одного живого существа.
Кто так видит, тому не до растаскивания частей по коробоч­
кам. Ему хочется, напротив, как-нибудь сблизить куски, соеди­
нить, сростить. Водой такой вспрыснуть, чтобы срослись. От­
дельность кажется ненормальной, неестественной. Это, вероятно,
потому, что человеческой душе свойственно ощущать себя в един­
стве. И натуральное восприятие частей, элементов жизни, у нее
вовсе не коробочное. Каждый элемент входит в нее всю, не рас­
полагается в отдельном уголке и пропитывает ее ткань.
Поэзия - один из важных элементов: никакая душа без него
не обходится. Одну - поэзия пропитывает больше, другую мень-
416

ше, третью едва-едва... Но каждую непременно всю; наполняет
равномерно, отнюдь не заполняя, оставаясь одним из элементов,
частью души, жизни.
С этой точки зрения- что такое доклад Адамовича? Что такое
вопрос о цели поэзии? Не похоже ли на вопрос о цели правой
руки? Или какая цель носа? Конечно, поговорить о целях от­
дельных частей нашего тела можно. Можно даже поспорить.
Найдутся, пожалуй, разные взгляды на цель правой руки, если
не на цель носа. Только я не знаю, будет ли интересно.
Но дело с докладом Адамовича обстоит гораздо хуже. Оно
осложняется отношением докладчика к поэзии не как к части
целого, а как к целому. Он и нас хочет уверить, что этот элемент,
кусок, часть, есть целое. Бот, говорит он, и лапки, и хвостик. Бсё
тут. И вот оно какое, это существо: хорошенькое, певучее, но со­
блазнительное. Бегает между людьми, манит куда-то и обманыва­
ет. Жили бы люди тихо-мирно, а привяжется поэзия, растравит,
растревожит, о мирах иных напоет, а миров этих никаких и нет.
Души же у людей уж, глядишь, и подмоченные, и все им не мило.
Я этого построения не трогаю, не разрушаю. Я разрушаю его
основу (тогда оно само разрушится). Основа же - подход к ча­
сти, как к целому, - неизбежное следствие запиранья частей по
отдельным коробочкам. И ведь бесполезно: часть не сделается
целым, глазок и лапок у поэзии не вырастет. Что касается цели,
то, конечно, у каждой части, у каждого элемента жизни есть свои
частные цели, но вопрос о главной его цели совершенно влива­
ется в вопрос о цели самой жизни.
И хочет Адамович или не хочет, думает об этом или не дума­
ет, но когда он так искренно говорит, что поэзия - томленье и
обман, он этим открывает нам, что, по его чувству, вся жизнь есть
томленье и обман. Глазки-то и хвостик не у поэзии, а у жизни, и
раз уж зашла речь о хвостике, значит, это речь о всей жизни.
Итак, я говорю не на тему. Не обсуждаю ответов Адамовича.
Оставляю в стороне, правда или нет, что цель поэзии (а следо­
вательно, и жизни) обман, соблазн, томленье по тому, чего не
существует. Я лишь подчеркиваю самое любопытное, что вскры­
вает доклад. Это - отношение к жизни. Боля к дроблению ее на
куски, к morcellage'y1. Отсюда незаметно появляется и взгляд на
ту или другую часть как на целое. А практическое частое след­
ствие - стремление вынести эту часть за борт жизни и самим
туда же за нею отправиться.
Здесь как будто конец об Адамовиче. Однако, это не всё.
Можно и еще нечто увидеть, если не в докладе, то в самом факте
доклада. И это будет, пожалуй, самое интересное.
Только сперва нам всем надо бы сделать маленькое мгновен­
ное усилие. Б пекотором роде как бы опомниться. Переместить
внутри что-то, незаметно съехавшее в сторону...
1 от morceler (фр.) - дробить, расчленять.
417
27 Зинаида ГиПШI)'С, т. 9

Тогда - удивление. И беспокойство. Да что это такое делает­
ся! Пришли, приехали, 3 франка заплатили, сели, слушаем и
разговариваем ... на тему. Тема
-
-«поэзия>>. Неважно, что Адамо"
вич старается показать нам, как поэзия отравляет души челове-.
ческие, разрушает жизнь. Другое важно. Не что он о поэзии
говорит, а важно, чт6 он о ней говорит. А мы слушаем. Что мы
согласились собраться и говорить о поэзии. Что такая тема мог­
ла быть поставлена. Ведь раз она поставлена, поставлен вопрос
-«есть ли цель у поэзии•? - ведь этим самым уж решено: мы
согласились вытащить из коробка отдельную засохшую частич­
ку, мы приготовляемся этим кусочком играть. Мы хотим уви­
деть у поэзии свои глазки и лапки.
Вот мы и получили, чего добивались. Разрушается жизнь?
Ну, не обязательно же этому верить. И что она там, поэзия,
конкретно разрушит! А вот что она дает приятное забвенье от
жизни - это так. Забыться, почитать стихи и послушать рассуж­
дения о стихах- прежде всего приятно. И не какое-нибудь заб­
венье, не кокаин, не вино, и хоть послабее - зато благородное,
похвальное, культурное, - забвенье в -«музыке муз• .. .
При всей невинности - такой подход не совсем, однако, без­
опасен. Адамович-то, пожалуй, правее, чем кажется. Этот наш
подход к поэзии, наше согласие на него, наши поэтические раз­
говоры - несомненное разрушение. Разрушение жизни... в нас
самих. Мы сегодня как бы в собственных душах производим еще
один опыт morcellage'a, дробления.
Прошлый раз Тэффи, спутав день, попала в эту залу - и
удивилась: ее встретили не сотрудники <<Зеленой Лампы•, а ка­
кие-то неизвестные призрачно-бледные старцы и сказали, что щш
-«бывшие техникИ>>. Очевидно, и заседание у них шло -«бывше­
техническое•. Тэффи уверяла, что вид у них был давно умер­
ших. Они, конечно, тоже произвели свой morcellage и на заседа­
нии повынимали коробочки с соответственными застарелыми
кусочками. Тоже и у них, давненько должно быть, повынесены
эти кусочки за борт жизни. Если жизнь от этого не очень по­
страдала, то в лицах-то старцев уж ни кровинки нету!
Я о них вспоминаю со страхом.
А что, если вдруг придет нормальный живой человек - и не
по ошибке, в настоящую -«Зеленую Лампу• придет, - что
-
если
мы покажемся ему такими же давно умершими техниками?
Поэзия или не поэзия, какой кусок ни выхватить, ни вынести
за борты жизни - -«безразлично в смысле результата•, как го­
ворил один босяк петербургский, Иван-Хан.
Ни <<технику• ни -«поэзию• не жалко; они остаются. А жалко
души человеческие. Ведь поэзия или пропитывает душу, как вода
губку, или совсем из нее исчезает, при известных действиях. Как
бы выжимается из души.
Нет разницы, выносить ли поэзию самовольно и бережно за
борты жизни, или насильственно и грубо- тянуть ее в <<жизнь•,-
418

да еще похожую на ленинский мавзолей. В обоих случаях -
выжиманье, т. е. частичное разрушение жизни в человеке. И когда
мне предлагают Анненского или Пастернака - я не знаю кого
выбирать: вижу две досуха выжатые души. Недаром в Аннен­
ском нет-нет и мелькнет пастернаков зародыш.
Нет, одно остается утешение (горькое, правда): обратиться от
виснущих наших головок, - а не все ли равно, куда головка
виснет, направо или налево, - обратиться к людям, которые
знали, что такое поэзия, и ни за нее, ни за себя не боялись. К
поэтам - людям живым: к Байрону, к Мицкевичу, к нашему Вл.
Соловьеву... да одни ли они?
Любопытно бы посмотреть, как это Мицкевич-эмигрант уст­
раивал бы в Париже - а Байрон в Афинах,
-
бывше-техничес­
кие заседания? Или как Соловьев испугался бы написать:
... И
желтым детям на забаву
Дадут клочки твоих знамен.
Мы бы испугались: ведь это ~события в Китае~. это не по­
эзия! ведь поэзия:
Я люблю только ночь и цветы
В хрустале, где дробятся огни,
Потому что утехой мечты
В хрустале умирают они...
Очень мило, словом - •и слезы, и грезы, и уст упоительный
яд~. а остальное от лукавого, от политики, от техники, от мета­
физики или еще от чего-нибудь - от жизни, которую этот ~упо­
ительный яд• должен разрушать.
Нет, мне страшно. И за себя, и за всех нас, собравшихся сегод­
ня, в 1927 году, в Париже, благородно порассуждать о целях по­
эзии. А что, если мы только не замечаем, а сами уж бледны-блед­
ны, без кровинки, как те скончавшиеся бывшие техники?
Н. М. Бахтин: Г. В. Адамович очень определенно ответил на
вопрос, есть ли у поэзии цель? Нет и не может быть, по край­
ней мере, у хорошей поэзии. Почему? Потому ли, что поэзия
нечто большее, чем целесообразность, не исчерпывается целесо­
образностью, но отказывается равняться по целям? Или наобо­
рот, просто потому, что поэзия боится цели, что она не в силах
дорасти до действия? Г. В. Адамович явно склоняется ко второ­
му решению и в этом видит главное обаяние и величие поэзии.
Дальше оказывается, что поэзия крайне опасна и даже разруши­
тельна. Ведь не потому же, что она хочет разрушать, что ей
ненавистен всякий порядок? Ибо в таком случае у нее бьmа бы
очень определенная цель, а это докладчик отрицает. Разруши­
тельность поэзии это не цель, но неизбежное следствие. Она
вредна, как вреден любой наркотик: потому что дает людям де­
шевую возможность уходить в нирвану. Таким образом, по Г. В.,
читать поэта то же, что нюхать кокаин: чувство недоступной нор-
419
27*

мальному сознанию гармонии и полноты. А потом: неизбежное
протрезвление и отвращение к бытию.
Собственно говоря, докладчик исходит из общепризнанного
представления о поэзии и только ставит точки над i. Поэзия,
как принято говорить, утешает, - это бесплодное созерцание,
тупик, из которого нет выхода к действию. Подламывающая
волю, возвышающая над жизнью, точнее, отрывающая от жизни,
просветляющая душу на краткое мгновение, из-за которого
приходится горько расплачиваться. Как вывод: будем опьянять­
ся, ибо это очень приятно, но будем знать, что ничего хорошего
из этого опьянения не выйдет. Эта апология поэзии как духов­
ного наркоза была бы совершенно неопровержима, если бы по­
эзия действительно была только созерцанием, пассивным и при­
ятным состоянием. Но так ли это? Ведь по прямому смыслу слова
поэзия - действие, даже действие по преимуществу, <<1tOiТJOtt;•.
В самом деле, весь аппарат стиха с его нарастающей повторно­
стью ритма есть аппарат магический. Стихотворение, из которо­
го должно быть исключено все кроме необходимого, в котором
каждое слово должно быть действенным, -есть как бы заклина­
тельная формула, вызывающая в мир некие силы, носитель энер­
гии, непрерывно излучающейся в жизнь. Стихотворение может
быть прочтено и забыто. Но, если оно было подлинно восприня­
то, его действие продолжается; оно медленно воздействует на
душу восприявшего, перерождает его личность. Человек, кото­
рый долго не читал Пушкина, и даже забыл его, все-таки был
бы совершенно иным, если бы никогда его не читал. Таким об­
разом, поэзия не есть момент, не есть пассивное состояние, в
которое можно уходить с головой, как в наркоз, а живая сила.
Но если сила, то благотворная или губительная? Так мы подхо­
дим к исходному вопросу: есть ли у поэзии цель? Будучи дей­
ствием, не должна ли она обладать и целью? Посмотрим, так ли
это. Да, всякое действие ставит себе твердую и определенную
цель. Более того, тот, кто действует, должен быть слеп ко всему
тому, что не его дело. Все это так. Тем не менее только ничтож­
ное действие исчерпывается целью, всякое подлинное, значитель­
ное действие перерастает цель, отрывается от действующего, ста­
новится независимым от него и порою грозно и неумолимо
обращается против него же самого; оно живет своей жизнью,
развивается по своим законам или по своему беззаконию. Также
и творчество. Только тот, кто делает мертвую куклу, может быть
уверен, что она до конца останется такой, какой он ее сделает.
Кто создает живое, тот должен сознавать, что рано или поздно
он будет не в силах связать его своим заданием, потеряет власть
над ним. Так же точно и поэт. Возьмем пресловутую 4-ю эклогу
Виргилия, наилучшие слова, оставшиеся такими, какими они
возникли в устах поэта. Виргилий твердо знал, чего хочет, и умел
найти слова, которые могли бы его выразить с должной чисто­
той и ясностью. Но хотел ли он, знал ли, с какими силами всту-
420

пит в связь его создание? Не содрогнулся ли бы он от ужаса,
если бы услышал пресловутую речь Лактанция на Никейском
соборе?
Как человек, поэт твердо должен определить себя, свою лич­
ность, свою веру. В то же время, он должен знать, что создает
нечто, что больше его самого. Он должен знать, что он лишь
вызвал в мир какую-то силу, которая будет рушить или сози­
дать, уже не считаясь с его намерениями. Поэзия, губительна
она или плодотворна? И то и другое, она больше этого разли­
чия, она перерастает его, она бесцельна, но совсем не в том смыс­
ле, как говорил Г. В. Адамович. Не потому что отрывает от жизни,
а потому что она есть чистейшее выражение божественной бес­
цельности самой жизни.
В. В. Вейдле: Я во многом согласен с тем, что говорил
Н. М. Бахтин. Я думаю, что поэзия, как и вообще искусство,
цели не имеет, что смысл ее в ее бесцельности, что как только
она начинает добиваться цели, она как раз теряет смысл. Цель
торговца не торговать, а обогащаться, цель проповедника не про­
поведовать, а обращать, цель поэта - только быть поэтом. Ко­
нечно, нет никакой из-за этого стены между ним и остальными
людьми. Проповедник может быть в известной степени поэтом, а
торговец становится похожим на художника, когда помимо обо­
гащения его интересует самая торговля. Всякий человек поэт, по­
скольку совершаемый им акт бесцелен, поскольку этот акт дов­
леет себе. Всякая человеческая деятельность может обращаться в
поэзию, так наполовину было поэзией право в средние века. Но
в нашей культуре лишь поэт в своих стихах, художник в искус­
стве последовательно бесцельны; как только они ставят себе цель,
они становятся похожими на проповедника или торговца. Не
будем спрашивать себя - что выше; скажем только: обращайте,
если хотите обращать, но не называйте себя поэтами.
Поэзия бесцельна, но именно потому она и нужна.
Мы привыкли связывать бесцельность с ненужностью, потому
что в практической жизни мы принуждены действовать по целям.
Но только в действии бесцельном человек может выразить себя,
и потому такое бесцельное действие есть единственный истин­
ный и вполне человеческий акт, единственный акт, до конца
достойный человека. Оправдание поэзии заключается не в бес­
смысленном провозглашении искусства для искусства, а в том,
что поэзия есть самое человеческое из всего доступного челове­
ку на земле: его и только его дело. Однако, искусство есть и
только человеческое и только земное дело. Царствия Божия на
земле оно не создает, а на небе не будет нужно. Но есть все же,
не правда ли, нечто очень большое в этом создании человеком
на земле некоторой истинной плоти? И в христианском догмате
воскресения во плоти, догмате, за который так долго боролась
церковь, я думаю, должно и может говориться только об этой
плоти, законной, не случайно нами самими созданной. Не в этих
421

ветхих одеждах мы воскресаем, в которых мы бродим здесь. Нет,
одетые музыкой, облеченные в стихи.
В этом и есть смысл поэзии - смысл превыше всякой цели.
Но, если поэт ставит себе цель, и даже самое призвание это
поставит себе целью, он как раз не исполнит призвания и не
совершит своего дела на земле.
Г. В. Адамович: 3. Н. Гиппиус в своем возражении мне гово­
рила о коробочках, на которые люди разделяют жизнь, и о том,
что нельзя отрезать одну рук~ а надо рассматривать весь орга­
низм в целом. Примем точку зрения 3. Н. Гиппиус. Допустим,
что нельзя, из боязни упустить целое, забывать о мелочах. Быть
может, поэзия - одна из коробочек. Но, в конце концов, целое
познается по мелочам, по руке, например, можно узнать о болез­
ни или о здоровье всего организма.
Если же всегда смотреть только на целое, то не увидишь ни
рук, ни ног, ничего. По мелочам, по отдельному факту познается
целое. Я считал, что когда говоришь о поэзии, говоришь обо всем,
т. е. о жизни. Мы здесь не собрались изучать ямбы. Мы говорим
о жизни, мы берем часть жизни, и меня удивил демагогический
прием 3. Н. Гиппиус в конце ее речи. 3. Н. Гиппиус зачем-то
ниспровергла Анненского и поставила ему в пример Мицкевича.
А демагогический прием 3. Н. Гиппиус вот в чем: она говорит:
где-то есть живая жизнь, а это, смотрите, всё мертвецы... тотчас
же, в ответ, раздаются аплодисменты. 3. Н. Гиппиус не побрез­
говала дешевым, всякому доступным, успехом. Затем Н. М. Бах­
тин. К сожалению, он не уловил мою основную мысль: поэзия
разрушает жизненный порядок. Он сказал: ведь не разрушает же
поэзия жизненный порядок? Конечно, разрушает.
На днях, говоря в очень тесном кругу о теме сегодняшнего
доклада, мы вспомнили одну книгу- Евангелие; я думал о свя­
зи поэзии с духом Евангелия. Как Евангелие разрушает жизнен­
ный порядок, так разрушает его и поэзия. Н. М. Бахтин чрезвы­
чайно эффектно построил какую-то вымышленную поэзию. Я
опять скажу: этого не бывает. Из этого ничего не выходит. В
теории - это прекрасно, на практике
-
это ложь. Поэзия из этого
не получается. Когда мы понимаем, о какой поэзии говорит
Бахтин, то у нас такое ощущение, будто нам дали камень вместо
хлеба. Сравнение поэзии с наркотиками мне в голову не прихо­
дило. Это не простое мечтательство, это нач<!Jiо, враждебное
жизни, разрушительное. С В. В. Вейдле я почти во всем согла­
сен, кроме его согласия с Н. М. Бахтиным.
Председателъ: Прения по докладу Г. В. Адамовича исчерпа­
ны. Слово предоставляется Д. С. Мережковскому.
Д. С. Мережковский: Наше заседание - последнее в этом году,
и я считаю, что сегодняшние прения и доклад очень хорошо
заканчивают заседание. Доклад Г. В. Адамовича очень ценный и
ставящий глубокий вопрос. Правда, прения по нем лишь скольз­
нули. Меня спрашивали перед докладом Г. В. Адамовича, не
422

поговорить ли по существу, не поставить ли яснее тот вопрос,
который он задел мельком в своем ответном слове. Но я был
против. Разумеется - это коренной вопрос самого доклада, око­
ло которого он вился, как бабочка около лампы. Все наши пре­
ния за весь год были такими же. Мы упорно останавливаемся
перед какой-то чертой. Мне кажется это очень ценным. На этот
огонь мы стремимся, но перед ним еще останавливаемся. 43еле­
ная Лампа>> - общество как будто литературное
-
мы говорим
только о русской литературе. Но ведь существо русской литера­
туры в том, что она не только литература, а что в ней есть эле­
мент религиозный; еще прямее сказать, элемент христианский.
Разумеется, в русской литературе поставлен коренной вопрос о
христианстве. Да, Евангелие - высшая поэзия, дальше нет ниче­
го. И вот, по отношению к Н. М. Бахтину. По моему впечатле­
нию от его лекции, для него вопрос о Христе есть основной,
главный вопрос; он ходит вокруг да около, точно боится об­
жечься, отскакивает, не отталкиваясь. Есть громадная разница
в отрицании и отталкивании. Совершенно иное отношение у
Г. В. Адамовича. Он говорит: Евангелие - книга высшей поэзии.
С этим согласны все. Но далее он говорит, что эта книга разру­
шительная по существу, и тут как бы глубокое совпадение меж­
ду Бахтиным и Адамовичем. Они так резко разделились и, вме­
сте с тем, какая-то глубокая связь их соединяет.
Я должен благодарить аудиторию, что она посещала заседа­
ния. Нужно их продолжать в несколько ином темпе, более жи­
вом, а затем мне бы хотелось отметить следующее. У нас до
революции были религиозно-философские собрания. Мне кажет­
ся, что эти собрания являлись одним из самых высших цветков
русской культуры. Там высказывались такой писатель, как Роза­
нов, такой замечательный человек, как Тернавцев, эти собрания
были одной из высших точек культуры. Они были оборваны
различными обстоятельствами (3. Н. Гиппиус: <<Просто Победо­
носцев запретил!•). Не только Победоносцев, было дело .. . Во
всяком случае они имели свое значение для того общего русско­
го творчества, в котором литература только один орган. Мне
кажется, что хотим ли мы или не хотим, нам придется, в конце
концов, или превратиться в бескровных мертвых техников, или
вернуться к этой же, прерванной насильственно, задаче. Совер­
шенно естественно и просто мы к ней вернулись, мы перед ней
стоим: разрушает ли христианство жизнь, или созидает? Это для
поэзии не есть вопрос внешний, а самый внутренний. Для ху­
дожника не все равно, что такое радий в мире, сила разруши­
тельная или созидающая. Радий - необходимое условие суще­
ствования мира. Затем еще представьте себе, что что-нибудь
изменилось в свете солнца. Неужели мог бы живой художник не
заметить этого, и не изменилась бы вся его техника? Если тепе­
решний художник, поэт не замечает изменения, - это показывает
просто, что он плохой поэт. В этом смысле говорит 3. Н. Гиппиус
423

о Байроне и Мицкевиче. Мы утверждаем, что среди нас могут
появиться Байроны и Мицкевичи. Без этой надежды не бывает
жизни. Вспоминаю один разговор с Г. Б. Адамовичем. Я гово­
рил: у вас русская любовь к провинциализму, к захолустью.
Только этой нашей захолустностью можно объяснить, что мы не
увидели, что солнце изменилось в своем цвете, и всё еще наде­
емся быть хорошими художниками. Ведь поставлен же вопрос о
христианстве и не в наших маленьких разговорах; ведь сейчас
Россия сделалась антихристнанекой силою. Происходит опыт
устроения жизни антихристианской. Как же об этом не вспом­
нить? Когда я говорил Г. Б. Адамовичу: вот раскрыли в Лондоне
форточку, свежим воздухом пахнуло, выгнали большевиков ... Он
мне ответил: что вы о таких пустяках, у нас есть поэзия! Отве­
тил так же, как недавно только что вернувшийся из России
человек: •да что вы о таких пустяках, что такое большевики -
у нас есть православие•. Одно другого стоит. Та же неподвиж­
ность, та же коробочка.
Еще раз благодарю аудиторию за внимание. Я надеюсь, что
наши усилия будут не бесплодны. Нигде в русской прессе эмиг­
рантской мы не могли бы говорить так, как здесь. Все равно­
душны к вопросам и христианства, и поэзии, и литературы, и
русской души. Где можно бы о них говорить? В •Последних
Новостях•? Что им христианство? Им довольно своего атеизма.
Напрасно и касаются они иногда каких-то реформ в церкви.
Лучше бы не касались. А в •Возрождении• - так просто бы не
поняли, о чем мы говорим. Пожалуй, меня бы сочли первым
еретиком, с которым надо больше бороться, чем с Милюковым.
Бот какое болото сейчас в эмиграции. Болото духовное, и надо
сказать, эта •Зеленая Лампа• - это первая кочка, на которую мы
взобрались. Будем же твердо на ней стоять. Мы себя заставим
слушать, заставим с нами спорить, а этого нам только и нужно.

ВЛАДИМИР ЗЛОБИН
ТЯЖЕЛАЯ ДУША
Главы из книги
3. ГИППИУС И Д. МЕРЕЖКОВСКИЙ
1
Двадцать два года прошло - не такой уж большой срок
-
а
кажется вечность - со смерти Зинаиды Николаевны Гиппиус (она
умерла в Париже 9 сентября 1945 г.), и вот мы уже почти ни­
чего о ней не помним. Да и как помнить: что мы о ней знаем?
Кое-какие внешние, притом не всегда даже главные факты, о
которых она рассказывает в своей книге о Мережковском. Но и
в ней она старается говорить о себе возможно меньше, созна­
тельно отодвигая себя на второй план. Она это делает, впрочем,
не из скромности, - она себе цену знает,
-
а из какого-то, ей
самой непонятного, желания оставаться в тени.
Об этом нельзя не пожалеть: как личность, как поэт и писа­
тель она явление не менее оригинальное, не менее значительное,
чем затмивший ее своей славой Мережковский.
Судьба этой женщины необычайна. Да, между той Зинаидой
Николаевной, которую мы знаем, и той, какой она была на са­
мом деле, - пропасть.
Она оставила после себя записные книжки, дневники, пись­
ма. Но главное - стихи. Вот ее настоящая автобиография. В них
-
вся ее жизнь, без прикрас, со всеми срывами и взлетами. Но их
надо уметь прочесть. Если нет к ним ключа, лучше их не тро­
гать: попадешь в лабиринт, из которого не выбраться.
*
*
*
Она родилась 8 ноября 1869 г. в городе Белеве, от чахоточного
отца, семья которого переселилась в 16-м веке из Германии в Мос­
кву, и прелестной женщины, сибирячки Анастасии Степановой.
Не март девический сиял моей заре,
Ее огни зажrлись в суровом ноябре.
Странная девочка, на других не похожая. Крошечная, крошеч­
ная, в розовой вязаной кофточке, с вечно растегнутой послед­
ней пуговицей. И какая серьезная.
Родителей она обожала. Ее привязанноетЪ к ним была та­
кая страстная, что когда по настоянию отца ее отдали в Ки­
евский институт, она не могла перенести разлуки, заболела и
425

почти все время провела в институтской больнице. Разлука для
нее - хуже смерти.
Живые, бойтесь земных разлук, -
скажет она потом, зная с детства, что
Любовь не стерпит, не отмстив,
Любовь отнимет свои дары.
4Я с детства ранена смертью и любовью•, - отмечает она в
1922 г. в своем 43аключительном слове•. А в книге о Мереж­
ковском, рассказывая о своем отце, она пишет: 4Я его так люби­
ла, что иногда, глядя на его высокую фигуру, на него в короткой
лисьей шубке, прислонившегося спиной к печке, думала: 4А вдруг
он умрет? Тогда я тоже умру•.
Он умер, когда ей едва минуло одиннадцать лет. Но уже рань­
ше, по поводу смерти в их доме одной дальней родственницы, она
замечает: 4Смерть тогда на всю жизнь завладела моей душой•.
Смерть отца как бы начало ее собственной смерти, которую она
тогда ощутила впервые со всей ей доступной реальностью. Не
успела родиться, как уже начала умирать. Недаром прозвали ее в
Киевском институте: 4Маленький человек с большим горем•.
После родителей она больше всего любит свою единствен-
ную 4Нянечку Дашу• - Дарью Павловну Соколову.
Она никогда не узнает,
Как я любил ее,
Как эта любовь пронзает
Все бытие мое.
Любил ее серое платье,
Волос ее каждую прядь,
Но если б и мог сказать я,
Она б не могла понять.
Нянечка Даша зовет ее 4Батюшка белый• и носит перед сном
на руках вокруг зала. Она же водит ее гулять в Летний сад.
Отец 3. Н. дважды пытался обосноваться в столице, но петер­
бургского климата не выдерживал и переводился в провинцию,
во второй раз в Нежин, город Гоголя, где вскоре и умер от ост­
рого туберкулеза.
4В первый раз мы жили там, когда мне было всего четыре
года, - вспоминает 3. Н. о своем •первом Петербурге•.
-
Мне
помнятся только кареты, в которых мы ездили, да памятник
Крылова в Летнем саду, куда меня водила няня Даша и где
играло много детей. Впрочем, еще Сестрорецк, лес, море и белые
снежинки, падавшие на мое белое пальто (в мае)•.
426
Я претепло одета,
Под капором коса.
Иду - теперь не лето
-
Всего на полчаса.

Но однажды няня Даша повела ее не в Летний сад, а в
Гостиный двор - покупать куклу. Был конец марта, и не бе­
лые снежинки падали на ее белое пальто, а громадные хлопья
мокрого снега, похожие на грязные носовые платки. Но «ма­
ленького человека» ждало разочарование - первое в жизни. Тот,
по ее словам, <<удар о стену, которую мы, может быть, перей­
дем только после смерти>>. Вместо куклы она пожелала живую
девочку, находившуюся в магазине, да так настойчиво, что няня
Даша с трудом увела ее домой. «Желанья были мне всего
дороже... »
В этом ее первом желании, как в фокусе, - все, о чем
она потом в жизни мечтала и от чего не могла, не умела
(а может быть, просто, в глубине души, не хотела) отка­
заться. За несколько недель до своей смерти она, полупара­
лизованная, на обложке книги, которую перелистывает -
антологии русской поэзии «Якорь», - левой рукой, справа
налево, так что прочесть написанное можно только в зерка­
ле, нацарапывает:
По лестнице... ступени все воздушней.
Бегут наверх иль вниз - не все ль равно?
И с каждым шагом сердце равнодушней
И все, что было - было так давно .. .
Эта беспомощная, последняя попытка преодолеть свою сла­
бость - одно из бесчисленных доказательств ее воистину нео­
быкновенной живучести: <<Неугасим огонь души».
Но кто бы мог предположить, что в этом хрупком, эфемер­
ном, не от мира сего существе, какой она казалась, такая сила?
11
Первая исповедь. О ней в «Заключительном слове». Бед-
ная, на деревенскую похожая, церковь. За высокими окнами -
верхушки зеленеющих деревьев. Тишина. Весна... Кстати, как это
до сих пор никто из критиков не отметил ее замечательный
язык - ясный, острый, сверкающий, как чистейшей воды алмаз.
По поводу этой своей первой исповеди она пишет: <<Но искупле­
нья я еще не понимаю» и прибавляет: <<Я, очевидно, не понимаю
и покаяния>>.
Теперь, когда ее <<труды и дни>> известны, это признание осо­
бенно поражает, чтобы не сказать, потрясает. За всю ее долгую
жизнь - ни одного факта, ни даже намека на факт, который
свидетельствовал бы, что она хоть раз чистосердечно в чем-ни­
будь покаялась, смирилась, признала себя виноватой или хотя
бы просто попросила у кого-нибудь прощения, извинилась. Нет -
ни смирения, ни покаяния. Она словно боится, что, смирившись,
покаявшись, она потеряет тот внутренний <<упор», ту от ее со­
знания скрытую «пружину», благодаря которой она, плохо ли,
427

хорошо ли, но продолжает держаться на поверхности, когда дру­
гие камнем идут ко дну.
Но слабости смирения
Я душу не отдам...
Не дам Тебе смирения,
Оно - удел рабов.
В своей книге о Мережковском она вспоминает, что когда ее
отец был ею недоволен, он переставал обращать на нее внима­
ние, и она знала, что необходимо (ее слово) идти просить проще­
ния. Но о том, каких ей это стоило усилий, она молчит. И что
она шла и прощение просила, свидетельствует о ее действитель­
но безграничной к отцу любви.
Стихи писать она начала семи лет. Вот ее первое стихотворение:
Давно печали я не знаю
И слез давно уже не лью.
Я никому не помогаю,
Да никого и не люблю.
Людей любить - сам будешь в горе.
Всем не поможешь все равно.
Мир что большое сине-море,
И я забьm о нем давно.
А вот, для сравнения, другое, написанное в конце жизни:
Я на единой мысли сужен,
Смотрю в сверкаютую тьму,
И мне давно никто не нужен,
Как я не нужен никому.
Та же тема, тот же размер с неизменным мужским родом
то же отношение к миру, обиженно-презрительное, как у лер­
монтовского Демона.
В своей книге о Мережковском она так определяет свою
натуру: «У меня остается раз данное, все равно какое, но то же.
Бутон может распуститься, но это тот же самый цветок, к нему
ничего нового не прибавляется•.
Все, что она знает и чувствует в семьдесят лет, она уже знала и
чувствовала в семь, не умея этого выразить. «Всякая любовь побеж­
дается, поглощается смертью•, - записывала она в 53 года ( «Зак­
лючительное слово•). И если она четырехлетним ребенком так горь­
ко плачет по поводу своей первой любовной неудачи («живая
кукла• ), то оттого, что с предельной остротой почувствовала, что
любви не будет, как почувствовала после смерти отца, что умрет.
Не менее интересно и ее второе стихотворение, написанное
два года спустя, то есть - когда ей было девять лет.
428
Довольно мне тоской томиться
И будет безнадежно ждать!
Пора мне с небом примириться
И жизнь загробную начать.

У Лермонтова:
Хочу я с небом nримириться...
Даже если она в девять лет •демона» читала, что не невоз­
можно, - это не подражание. В 1905 г. она пишет:
У Лермонтова:
Мне близок Бог, но не могу молиться,
Хочу любви, и не могу любить.
Хочу я с небом примириться,
Хочу любить, хочу молиться.
И таких совпадений много. Недаром ее так к Лермонтову
влечет. Некоторые его стихотворения она даже помнит наизусть,
в то время как свои, за редкими исключениями, - никогда.
О ее детстве и первых юношеских годах мы не знаем почти
ничего. Время, в каком она родилась и выросла - семидесятые­
восьмидесятые годы, не наложило на нее никакого отпечатка.
Она с начала своих дней живет как бы вне времени и простран­
ства, занятая чуть ли не с пеленок решением •вечных вопро­
сов>>. Она сама над этим смеется в одной из своих пародий,
писать которые мастерица.
Решала я - вопрос огромен,
-
Я шла логическим путем,
Решала: нумен и феномен
В соотношении каком?
Вопросы общественные? Какая скука! И когда на ее гори­
зонте появляется двадцатитрехлетний Мережковский со своим
отвлеченным гуманизмом и своими, даже для того времени, сла­
быми стихами, она в первую минуту инстинктивно от него от­
шатывается. Ведь не только стихи его слабы, но он и верхом
не ездит и не танцует.
Она - человек страстей, и страсти пробуждаются в ней рано.
Властвовать собой она научится в совершенстве, но не сразу. Уже
ребенком она лжет, притворяется опасно больной. От этого стра­
дает ее мать, которую она любит больше всего на свете. Но она
ее мучит и мучится сама. О чем она мечтает?
Мне нужно то, чего нет на свете.
Строчка эта когда-то облетела всю литературную Россию, и с
нее начинается поэтическая слава Гиппиус. Но ей, человеку жи­
вому, с этим ни под каким соусом несъедобным, твердокаменным
идеалом делать нечего. Нет, о чем она мечтает на самом деле?
Она в этом не признается. Лишь замечает вскользь:
Сны странные порой нисходят на меня.
429

Странные
Лермонтов.
чем? Почему? Она молчит. Но за нее отвечает
К тебе я буду прилетать
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать.
В стихотворении 4Гризельда~, написанном приблизительно
тогда же, когда и •Мне нужно то, чего нет на свете~, она гово­
рит, что кто-то - во сне или наяву
-
ей являлся. Она даже
знает - кто, ибо с удивлением спрашивает:
О, мудрый Соблазнитель,
Злой Дух, ужели ты -
Непонятый Учитель
Великой красоты?
Есть ли за этим какая-нибудь реальность- об этом ниже. Но
в те годы, в дни ее ранней молодости, проблема зла не очень ее
беспокоит. И когда она встречается с Мережковским, она еще не
знает, не решила - Мадонна она или ведьма? И то и другое ее
прельщает. С выбором она, впрочем, не торопится: оба начала
уживаются в ней прекрасно. А Мережковскому сочетание проти­
воположностей, главным образом, и нравится.
III
Эта встреча - событие в ее жизни единственное.
Она ее считает провиденциальной. И она права. Они были
действительно созданы друг для друга. Но не в том смысле, в
каком это обычно принято понимать, то есть - не в смысле ро­
мантическом. Сравнивать их с Филемоном и Бавкидой, Дафни­
сом и Хлоей или с Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ива­
новной можно лишь по наивности или незнанию.
Происходит эта встреча в Боржоме, в одно из воскресений
конца июня 1888 г. на танцевальном вечере в ротонде. Кто-то из
ее поклонников-гимназистов представил ей Мережковского. 4Я
встретила его довольно сухо, -пишет она в своих воспоминани­
ях, - и мы с первого же раза стали .. . ну, не то, что ссориться, а
что-то вроде~. Еще до встречи ей как-то попадается 4Живопис­
ное Обозрение~ с его стихами, которые ей не нравятся. А ему,
уже в Боржоме - ее портрет, при взгляде на который он воскли­
цает: •Какая рожа!~
•Однако после первой встречи мы стали встречаться ежед­
невно, - продолжает она.
-
Но почти всегда разговор наш выли­
валея в спор~.
С гимназистами ей было куда привольнее, веселее, а главное -
спокойнее. Не было того вечного напряжения и страха, который
она, неизвестно почему, испытывала в присутствии Мережков­
ского и который ее смущал. <<Любопытно, что у меня была ми-
430

нута испуга, - признается она.
-
Я хотела эти свидания прекра­
тить, и пусть он лучше уезжает. Что мне с ним делать?»
Она уже бывала, и не раз, влюблена, знала что это, а ведь
тут - совсем что-то другое. Она так и говорит: <~:И вот, в первый
раз с Мережковским здесь у меня случилось что-то совсем ни
на что не похожее».
Это <<НИ на что не похожее» происходит как бы само со­
бой, без какого-либо участия ее воли. 11-го июля, лунной
ночью, во время детского танцевального вечера в ротонде, она
с Мережковским как-то незаметно оказывается вдвоем на до­
рожке парка, что вьется по берегу Боржомки. <~:Я не могу
припомнить, как начался наш странный разговор, - описывает
она эту ночную прогулку. - Самое странное
-
это, что он мне
тогда не показался странным. Мне уже не раз делали, как
говорится, <~:предложение», еще того чаще слышала я <~:объясне­
ния в любви». Но тут не было ни <~:предложения», ни <<объяс­
нения». Мы, и главное оба - вдруг стали разговаривать так,
как будто давно уже было решено, что мы женимся и что это
будет хорошо».
Так же, без участия ее воли, словно во сне происходит <~:само
собой», в Тифлисе, утром 8 января 1889 г. венчание. <<Я была не
то в спокойствии, не то в отупении, - говорит она.
-
Мне каза­
лось, что это не очень серьезно».
Вечером Мережковский уходит к себе в гостиницу, а она
ложится спать, забывая, что замужем. И только на другое утро
едва вспоминает, ког~а ей мать через дверь кричит: <~:Ты еще
спишь, а уж муж пришел! Вставай!»
И она восклицает в тон Флоберу: <~:Муж? Какое удивление!»
IV
Что было бы с ними, если б они не встретились?
Он, наверное, женился бы на купчихе, наплодил бы детей и
писал бы исторические романы в стиле Данилевского. Она... о
ней труднее. Благодаря ее мужественности и динамизму - воз­
можностей у нее больше. Спортсменка - она любит риск и во
всем старается доходить до конца. Как раз то, к чему он не спо­
собен совершенно. Как сказано у него в паспорте: <<К отбыванию
воинской повинности признан негодным».
Может быть, она долгое время находилась бы в неподвижно­
сти, как в песке угрузшая, невзорвавшаяся бомба. И вдруг взор­
валась бы бесполезно, от случайного толчка, убив несколько
невинных младенцев. А может быть и не взорвалась бы: какой­
нибудь <~:специалист-техник>>, вроде Рюрика Эдуардовича Ока­
зионера1,<~:спас бы ее, разрядив духовно, и она продолжала бы
1 Так в одном из ее нсизданных рассказов (•Наверно•) называется черт.
-
Здесь и далее примеч. автора.
431

мило проводить время в обществе гимназистов и молодых по­
этов... На эту тему можно фантазировать без конца. Но одно
несомненно: ее брак с Мережковским, как бы к этому браку ни
относиться, был спасителен: он их спас обоих от впадения в
ничтожество, от небытия метафизического.
Через несколько недель после свадьбы они уезжают в Пе­
тербург, где устраиваются сначала в маленькой квартире на
Верейской улице, а потом в знаменитом «доме Мурузю> на
углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской. Их совмест­
ная жизнь длится без малого пятьдесят три года - до его
смерти.
Как это ни странно, по крайней мере на первый взгляд, в
их браке руководящая, мужская роль принадлежит не ему, а
ей. Она очень женственна, он - мужествен, но в плане твор­
ческом, метафизическом, роли перевернуты. Оплодотворяет
она, вынашивает, рожает он. Она - семя, он
-
почва, из всех
черноземов плодороднейший. В этом, и только в этом смысле
он - явление исключительное, небывалое, единственное. Его
производительная способность феноменальна. Гиппиус угады­
вает его настоящую природу, скрытое в нем женское начало,
и лишь по неопытности - ведь ей всего девятнадцать лет
-
не чувствует внутренней слабости за внешним блеском, кото­
рым он ослепляет «литературный~ Боржом (его ослепить,
кстати, было петрудно). Его восприимчивость, его способность
ассимилировать идеи граничит с чудом. Он <<слушает пора­
ми~. как она говорит, и по сравнению с ним она - груба. Но
у нее - идеи, вернее, некая, еще смутная, не нашедшая себе
выражения реальность, как бы ни на что не похожая, даже
на рай, - новая планета: «Какие живые, яркие сны!~
-
это
все, что она может сказать.
Он к ее стихам приелушивается внимательно и недаром так
дорожит утренними с ней прогулками по Боржомекому парку.
Любит их и она. В этих прогулках, разговорах, даже ссорах -
начало их сближения, того «духовного брака~. потомство от
которого будет «как песок морской~.
В первый же год после свадьбы, в Петербурге, происходит
одна важная перемена: он бросает стихи и начинает писать про­
зу. Она стихи не бросает (не бросит никогда), но тоже большую
часть времени посвящает прозе. Эта ее попытка - не первая.
Она уже писала дневники, не говоря о письмах (которые часто -
образец эпистолярного искусства). Но теперь она прозу пишет
главным образом из-за денег, чтобы дать Мережковскому воз­
можность свободно работать над его первым романом <<Юлиан
Отступник~.
Откуда он, этот <<Юлиан>> и его продолжение <<Леонардо да
Винчи~ - вторая часть ставшей знаменитой трилогии?
Идея «двойственности~. которую он развивал в романе «Ле­
онардо~. - казалась мне фальшивой,
-
пишет она в своих вое-
432

поминаниях, - и я принялась ему это доказывать». Напрасно:
идея-ее,иунееимвзята.
О, мудрый Соблазнитель,
Злой Дух, ужели ты -
Непонятый Учитель
Великой красоты.
И <<ЮлиаН>> и «Леонардо>> вышли из этого четверостишия,
случайно оброненного ею зерна. Но когда Мережковский был
еще увлечен «двойственностью» («бездна вверху, бездна внизу>>),
она от этой идеи уже отошла, логлощенная другой, ставшей потом
главной идеей его жизни.
Что она старается эти его <<Опоздания» объяснить, - а они
понятны: даже в плане духовном так сразу не родишь - доказы­
вает, что она их взаимоотношений не понимает. Ей кажется, что
те же идеи - в нем, но только до его сознания они доходят позже.
У него по ее теории - «медленный и постоянный рост (курсив
ее), в одном и том же направлении, но смена как бы фаз, изме­
нение (без измены)>>. Смена фаз! Но дело ведь не в процессе
беременности, а в обусловливающем этот процесс оплодотворе­
нии. И если бы она была в самозарождении его идей так твердо
убеждена, то не искала бы этому все время доказательств.
Конечно, сказать, что каждая его строка внушена ею, - нельзя.
Она дает главное - идею, а там уже его дело, он свободен офор­
мить, развить ее по-своему. Роль его не менее значительна, не
менее ответственна, чем ее. Только это- не та, какую ему обыч­
но приписывают. А если трудно установить с точностью момент
зачатия физического, то момент духовного оплодотворения -
неуловим совершенно.
v
<<Что касается меня, то я в это лето (1905 г.) вдруг погрузи­
лась в одну мысль, которая сделалась чем-то у меня вроде idee
fixe 1 и моя idee fixe была - «тройственное устройство мира>>.
Это и есть та идея, которая в ней зрела, когда Мережковский
еще увлекалея <<двойственностью».
Он эту новую идею тотчас же подхватывает. Еще бы! Он ее
«так понял подкожно, изнутри, - радуется Гиппиус, что ясно: она,
конечно, была уже в нем еще не доходя пока до сознания». Как
она скромна! Эта идея ей стоила чуть ли не спасения души, и
если она не погибла, то исключительно благодаря чуду. Но ей все
равно. Она свое дело - дело с~оей жизни
-
сделала. Очередь за
ним. И, как свидетельствует ее запись, он оказался на высоте.
«Он дал ей (этой идее) всю полноту, преобразил ее в самой
глубине сердца и ума, сделав из нее религиозную идею всей своей
1 неотвязной мысли, навязчивой идеи (фр.).
433
28 Зинаида Гппппус, т. 9

жизни и веры - Идею1jюицы, Пришествия Духа и 1jJетьего Цар­
ства или Завета (курсив ее). Все его работы последних десяти­
летий имеют эту - и только эту
-
главную подоснову, главную
ведущую идею•.
Яснее сказать нельзя. Конечно, ни один из шестидесяти двух
томов сочинений Мережковского сочинением Гиппиус не стано­
вится. Но по существу это не меняет ничего. А <<кухня• никого
не касается. Это дело - личное, интимное. И слава Богу, что у
писателя Мережковского такая умная жена.
Есть еще одно доказательство влияния Гиппиус на творче­
ство Мережковского - некий, Мережковскому совершенно не­
свойственный запах -
Как будто тухлое разбилося яйцо,
Иль карантинный страж курил жаровней серной, -
каким иногда веет от его вполне благочестивых произведений.
Когда в 1903 году Победоносцев запретил Петербургские
религиозно-философские собрания, то, может быть, одной из
причин был этот неуловимый запах, который он почувствовал
в царившей на собраниях атмосфере свободы.
Для первого заседания этих собраний, 29 ноября 1901 г.,
происходивших в зале Географического общества на Фонтанке,
Гиппиус заказывает себе черное, на вид скромное, платье. Но
оно сшито так, что при малейшем движении складки расхо­
дятся и просвечивает бледно-розовая подкладка. Впечатление,
что она - голая. Об этом платье она потом часто и с види­
мым удовольствием вспоминает, даже в годы, когда, казалось
бы, пора о таких вещах забыть. Из-за этого ли платья или из­
за каких-нибудь других ее выдумок, недовольные иерархи,
члены Собраний, прозвали ее <<Белая Дьяволица•. Но это ско­
рее - дурной вкус и легкомыслие. Ее кумовство с чертом
выражалось иначе.
Верит ли она в Бога? Вопрос как будто неуместный. Но
при ближайшем знакомстве с ее 4Трудами и днями• он возни­
кает сам собой. Так сразу на него, однако, не ответишь. Одно
можно сказать: в черта она верит. Это - твердо. Вот как верил
Гоголь, Достоевский и как не верил Толстой. Черт для нее -
существо реальное, одно из ее главных, если не главное, дей­
ствующих лиц. Впрочем, в ее произведениях он большей час­
тью в тени, за кулисами и показывается лишь изредка, кроме
тех случаев, конечно, когда рассказ или стихотворение ему
посвящены 1• Но нельзя себе представить такого ее серьезного
метафизического письма или разговора, где тема о черте не
занимала бы первого места.
Она сама рассказывала, как в молодости сделала себе однаж­
ды ожерелье из обручальных колец ее женатых поклонников.
1 Как например, в рассказе •Иван Иванович и черт•
434

Отзвук этого - в ее стихотворении •Мудрость•, где она, под
видом чертовки, крадет •У двух любовников любовь•.
Сидят, целуясь... А я, украдкой,
Как nодкачусь, да сразу - хвать!
Небось, друг друrа теnерь не сладко
Им обнимать да целовать!
Вот чему ее научил •Непонятый учитель•. И с тем же легко­
мыслием, с каким она описывает свое для Религиозно-философ­
ских собраний придуманное кафешантанное платье, она в своих
воспоминаниях приводит сказанную ею на паперти после венча­
ния фразу: •Мне кажется, что ничего и не произошло особенно­
го•, на что один из шаферов отвечает: «Ну, нет, очень-таки про­
изошло, и серьезное•.
В этом она, впрочем, скоро и сама убедится. •Нет, Дима,
так тебя любить, как я люблю Дмитрия, я не могу• (письмо
Д. Философову, 1905 г.). «Ведь мы- одно существо•,- говорит
она о себе и Мережковском уже после его смерти. Это и непо­
нятно и неприятно, но за этим определенная реальность. И если
представить себе Мережковского как некое высокое дерево с
уходящими за облака ветвями, то корни этого дерева - она. И
чем глубже в землю врастают корни, тем выше в небо простира­
ются ветви. И вот некоторые из них уже как бы касаются рая.
Но что она в аду - не подозревает никто.
VI
Лето 1905 г. Мережковские проводят на даче в имении «Коб­
рино• по Варшавской железной дороге. Оттуда, в июле, она
пишет Д. Философову на 32-х страницах письмо, - он живет с
ними, но уехал на месяц к себе в имение повидаться с матерью.
Это письмо делает честь не только ее уму, но и мужеству, с каким
она обнажает свою душу.
«Знаешь ли ты или сможешь ли себе ясно представить, - спра­
шивает она Философова, -что такоехолодный человек (курсив Гип­
пиус), холодный дух, холодная душа, холодное тело- все холодное,
все существо сразу? Это не смерть, потому что рядом, в человеке же,
живет ощущение этого холода, его «ожог• - иначе сказать не могу.
Смерть лучше, когда она - небытие просто, и холод ее только отсут­
ствие всякой теплоты; а этот холод - холод сгущенного воздуха, и
бытие - как бытие в Дантовом аду, знаешь, в том ледяном озере.. . •
Вот когда она узнала, наконец, что такое •снеговой огонь•, о
котором ее душа мечтала «С вещей безудержностью•.
Душа мечтает с вещей безудержностью
О снеговом orne.
И вот отчего веет иногда от Мережковских таким холодом -
холодом междупланетных пространств, от которого льнущие к
435
28"

ним души замерзают, как в зимнюю стужу воробьи на телеграф­
ных проводах. Но того, каким страданием был этот холод для
них самих, не представляет себе никто.
«Если и не поймешь - поверь мне, Дима,
-
продолжает
она, - очень это большое страдание... Я холодная
-
или мы
холодные - мы чисто-холодные, уже без всякого призрака,
подобия вечно-ощутительной и ощущаемой движущейся впе­
ред любви к человеку, к людям, к миру. Мы без жалости, без
мягкости, без нежности. Оттого и страдание такое... Помнишь
те «вечные муки• ада старца Зосимы, его слова о душе, уже
сознающей, что избавление - любовь, понимающей любовь,
видящей ее - и не имеющей. Вот этот ад у меня теперь на
земле».
Можно только удивляться, как она не сошла с ума. Даже
если ограничить время ее пребывания в «ледяном озере• сроком
с 1905 по 1922 год, когда она, наконец, сказала: «довольно!•, то
и тогда получается семнадцать лет. А в «ледяном озере>> каждая
минута - вечность.
Но тут только ее необыкновенную силу жизни и понимаешь,
как и ее здоровый религиозный инстинкт. Казалось бы, когда,
как не сейчас, думать о спасении личном? Именно сейчас, имен­
но здесь, в аду, своя рубашка ближе к телу. Но нет, она в пер­
вую очередь ду.мает не о себе. «Я чувствую, - говорит она,
-
что об этом надо как-нибудь не словами, чтобы поняла чужая
душа». Она - одна из многих: <<Говорю о себе
-
но говорю сме­
ло, с правом, потому что и внутренним прозрением, и фактичес­
ки, реально знаю, что не одна я такая душа, с таким страданием,
а другие тоже, много, и сейчас есть, а потом еще больше их
будет... >>
Что дело спасения - дело общее, «соборное», ей эта исти­
на известна. Но только здесь, в аду, она ей раскрывается до
конца, приобретает новый, неожиданный, единственно действи­
тельный смысл. Вся тварь спасается, а раз вся, то и дьявол,
ибо и он - тварь, и он Богом создан. И она за дьявола
молится.
Для добрых христиан это - кощунство, а ее ад
-
отвлечен­
ный: слишком много и слишком умно она о нем говорит. В
аду либо мычат, либо молчат. Но мы - плохие христиане и, в
сущности, не ада боимся, а рая. Рай, при наличии «вечных
мук>>, хотя бы одного грешника, даже осужденного справедли­
во - рай не вполне, то есть не рай. А от рая настоящего, от
«мировой гармонии», нас отделяет невыразимый ужас: оправ­
дание зла.
Но она бесстрашна и, как во всем, до конца идет и в этом.
Пусть ее рассуждения об аде длинны - молчать, когда надо, она
умеет. Главного она не сказала и не скажет, сколько бы мы ни
допытывались. Но если есть в нас хоть капля дерзновения, мы
начатую ею картину дорисуем сами.
436

Дьявол в аду заснул и ему снится райский сон.
И лучших дней воеnоминанья
Пред ним теснилися толnой;
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим...
Когда он верил и любил,
Счастливый nервенец творенья.
Что он будет спасен - на это у нее прямых указаний нет
нигде, может быть оттого, что все-таки всего она не знает. Но
она, вместе с ним, надеется.
Все решено от Духа Свята,
Он держит всех судеб ключи,
Он всех сnасет...
Мировая гармония! Вот та райская музыка, какую она слы­
шит в аду сквозь свиной хрип дьявола. И ее она не променяет
ни на что на свете, ни на какие 4белые одежды•, ни на какие
чудеса неба и земли.
Мережковский так и умер, не догадавшись, что его прослав­
ленная идея Третьего Царства, из которой он, по свидетельству
Гиппиус, сделал 4релиrиозную идею всей своей жизни и веры• -
.мечта дьявола о .мировой гармонии. Но именно этой своей глубо­
кой, подземной и как бы 4антихристианской• основой Мережков­
ский и силен. Перед другими строителями 4Града Божия• - от­
влеченными идеалистами - у него то преимущество, что те строят
на песке или начинают с купола, он же опускается на глубину, на
какой 4Граду Божию• на земле только и может быть положено
прочное основание, - на глубину ада, на дно 4Ледяного озера•.
Его расцвет, пышный и неожиданный, сразу после бегства из
России, длится около пятнадцати лет, между 1920 и 1935 гг. Но
как раз этот период для Гиппиус - период упадка. На нее точно
находит какое-то затмение. Она погружается в полную безна­
дежность, на самое дно 4Ледяного озера•.
В 1905 г. у нее еще была надежда, или 4Надежда на надеж­
ду•, - как она пишет в том же письме Философову в Богданов­
ское. 4Не вечна мука, должно быть, - кажущаяся нам вечной:
потому что за мгновением ощущения ее вечности, той же душе
дается, в следующее - надежда на надежду на выход•.
А теперь - нет даже этого. Время для нее как бы застыло на
ощущении вечности муки:
Единый миг застыл и длится,
Как вечное раскаянье.
Нельзя ни nлакать, ни молиться,
Отчаянье! Отчаянье!
Когда-то она легкомысленно объявляла:
Приемлю жребий мой - Победиость и любовь.
437

И вот ни победы, ни освобождения, а - ледяная тюрьма, где
она, как общипанная райская птица, сидит и удивленно страда­
ет. •Страдания нельзя простить иначе, как оторвавшись от жиз­
ни, - записывает она в •Заключительном слове•.
-
Ибо все стра­
дание - от любви. Всяческой
-
сознательной и бессознательной
притом, потому что всякая любовь (жизнь) есть потеря•.
Да верила ли она хоть когда-нибудь в любовь, или затмение
на нее нашло уже там, - в вечности?
Кто-то из мрака молчания
Вызвал на землю холодную,
Вызвал от сна и молЧания
Душу мою несвободную.
В своем первом, дошедшем до нас дневнике она в марте
1893 г. отмечает: •да, верю в любовь, как в силу великую, как
в чудо земли... Верю, но знаю, что чуда нет и не будет•. Через
тридцать лет, в •Заключительном слове•, она эту мысль дово­
дит до конца: •Всякая любовь побеждается, поглощается смер­
тью•. Смерть - вот за какой, из глубины вечности идущей на
нее, тучей скрывается солнце любви. Его редкие, тусклые, мгно­
венные лучи она ловит с жадностью:
Господь, Господь мой, Солнце, где Ты?
Душе плененной помоги.
Но эта ее молитва не будет услышана. Впереди еще почти
20 лет жизни. Но ей на земле делать больше нечего.
Ни слов, ни слез, ни вздоха - ничего
Земля и люди недостойны.
И она свой билет- •приглашение на казнь•- почтительней­
ше Богу возвращает.
И опять вспоминается Лермонтов:
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной.
Без упованья и любви! ..
МИСТИФИКАЦИЯ
Удивительно, как вокруг имени людей известных, не говоря
уже о Прославившихея знаменитостях, создается легенда, ничего
общего с их сущностью не имеющая. За примером ходить неда­
леко: З. Н. Гиппиус.
Принято почему-то считать, что она была рассеяна, бес­
толкова, вечно все путала и в делах житейских не смыслила
438

ничего, словом - отвлеченная интеллигентка, типа профессо­
ра А. А. Мейера, долго не понимавшего, отчего у него болят
ноги. А болели они оттого, что он носил два левых сапога.
Приблизительнов этом духе, но с декадентской томностью и
неизменными «русалочьими глазами• изображает ее Б. К. Зай­
цев в своей книге о Чехове.
Чехов, впервые попавший за границу (он путешествовал со
знаменитым Сувориным), встретился в Венеции с Мережков­
скими. И вот Зинаида Николаевна будто бы ему сказала- Зай­
цев передает этот разговор в лицах, - что они за стол и кварти­
ру платят 18 франков в неделю. Так, по крайней мере, понял
Чехов, поспешивший написать об этом сестре в Москву. Потом
оказалось, что 18 не в неделю, а в день, - З. Н. напутала, ибо,
как замечает Зайцев: «в юности она так же все путала, как и в
старости, в Париже•.
На самом деле ничего Гиппиус не напутала, а ввела Чехова в
заблуждение совершенно сознательно.
«Я просто ничего не забываю•, - говорит она в одном из
последних стихотворений. Особенно же она запоминала цифры
и, при случае, всегда это подчеркивала. Она их любила:
Хочешь знать, почему я весел?
Я опять среди милых чисел.
Как спокойно средь цифр и мер.
Тих и строен их вечный мир.
Да и средства, с какими путешествовали тогда Мережков­
ские, бьmи ограничены. Расходы записывались, и счет, как все­
гда, вела З. Н. Что стоимость венецианского пансиона была ей
известна в точности - сомнению не подлежит. Но она решила
над Чеховым подшутить, благо представился случай. Она вооб­
ще любила мистифицировать - черта мало кому в ней извест­
ная, сближающая ее, странным образом, с А. М. Ремизовым.
Недаром говорили о ней в шутк~ что она - англичанка, Мне
Тификация.
Чехов, восторгавшийся всем заграничным, в частности деше­
визной, ее забавлял; забавлял и, кажется, чуть-чуть раздражал. В
своих воспоминаниях «Живые лица• она, впрочем, рассказывает
не без добродушия, как ему в Венеции все хотелось <<На травке•
посидеть. Жаль, что Зайцев не перечел этих страниц Гиппиус. О
Чехове он, наверно, нового ничего не узнал бы, но о Гиппиус
кое-что мог бы узнать, о ее памяти, например.
Как <<путаница• произошла - представить себе не трудно. Но
важен смысл <<шутки•, а он несомненно был такой: «Пусть я
напутала, но вы-то, Антон Павлович, могли бы сообразить сами,
что жить в Венеции, в хорошей гостинице, на всем готовом, на
шесть гривен в день, да еще вдвоем, ни при какой дешевизне
невозможно•.
Одной из частых жертв З. Н. бьm Мережковский.
439

Однажды, уже в эмиграции, в Париже, какая-то дама, бывав­
шая одно время у Мережковских на воскресеньях, прислала им
в подарок книгу-роман, непонятно зачем ею написанный. Он
назывался •Несквозная нить• и был какой-то странный.
Когда, спустя несколько дней, Мережковский собрался
ей писать благодарственное письмо - случай чрезвычайно ред­
кий, - оказалось, что ни ее имени, ни ее отчества он не знает.
Он обратился за справкой к 3. Н. Та посмотрела на него с не­
скрываемым презрением:
-
Ах, Дмитрий, ты никогда ничего не знаешь. Ее зовут...
Эмилия Дионисьевна.
-
Дионисьевна? - переспросил Мережковский.
-
Так-таки
Дионисьевна?
-
Ну да. Что тут необыкновенного?
Конечно, ни Эмилией, ни тем более Дионисьевной даму не
звали. Гиппиус все выдумала. Но Д. С., доверявший ей слепо и
шуток не понимавший, так и написал: ~Глубокоуважаемая Эми­
лия Дионисьевна... •
В другой раз 3. Н. •подарила• Мережковскому два своих
стихотворения, очень ему нравившихся. Предпослав одному из
них длиннейший эпиграф из Апокалипсиса, он их включил в
собрание своих стихов. Но, •забыв• о подарке, напечатала эти
стихотворения в своей книге и 3. Н. Любопытно, что никто до
сих пор этой •шутки• не заметил. А что это стихи Гиппиус -
видно сразу. Среди стихов Мережковского они - как живые розы
среди бумажных.
В эмиграции она раз послала, через Г. В. Адамовича, несколь­
ко стихотворений за подписью В. Витовт в «Новый Корабль•,
ближайшей сотрудницей которого состояла. Одно из них было
напечатано во втором номере. Но авторство Гиппиус открылось
совершенно случайно. Она, должно быть, не рассчитывала, что
стихи будут напечатаны, и хотела сконфузить слишком разбор­
чивую редакцию, объявив, что Витовт - это она.
Со своей приятельницей, шведской художницей Гретой Ге­
релль, гостившей у них в Париже, она, как маленькая девочка,
играет в прятки, прячась за портьеры. Есть фотография 1907 г.,
где она снята вместе с несколькими друзьями, корчащая рожу и
высовывающая язык. А вот другая невинная шутка: однажды
утром, на вилле «Эвелина•, которую Мережковские снимали в
Приморских Альпах, в городке Грассе (Grasse), 3. Н. говорила
по телефону, находившемуся в вестибюле. Сначала никто не
обратил на это внимания. Но скоро стали прислушиваться. Раз­
говор был очень оживленный. Однако, невозможно было понять,
на каком он происходил языке. По тону казалось, что она то
сердится, то любезна, то неожиданно удивлена. Затем раздавал­
ся хохот. Когда к стеклянной будке, где находился телефон,
подошли (а 3. Н. только этого и ждала), то поняли, что она
говорит на языке несуществующем. К телефону она, по-видимо-
440

му, для своих ~шуток• прибегала не раз. Один из постоянно
бывавших у них друзей рассказывает, что она долго морочила
ему голову, звоня каждый вечер по телефону под именем <<Бижу•,
пока, наконец, догадавшись, он не стал вешать трубку.
Странное это было существо, словно с другой планеты. По­
рой она казалась нереальной, как это часто бывает при очень
большой красоте или чрезмерном уродстве. Кирпичный румянец
во всю щеку, крашенные рыжие волосы, имевшие вид парика ...
Одевалась она сложно: какие-то шали, меха, - она вечно мерзла,
-
в которых она безнадежно путалась. Ее туалеты не всегда были
удачны и не всегда приличествовали ее возрасту и званию. Она
сама делала из себя пугало. Это производило тягостное впечат­
ление, отталкивало. Потом, в Париже, к ней привыкли, к ее
моноклю, к ее голосу морской птицы, к лиловой, мертвецкой
пудре и огненному румянцу. Но в России... ведь там румяниться
и белиться считалось дурным тоном, особенно так, как это дела­
ла она. Не удивительно, что в Петербурге она слыла чуть ли не
Мессалиной, - в лучшем случае кривлякой. Даже знавший ее
хорошо Д. В. Философов относился к ней с опаской: не дай Бог,
что-нибудь выкинет! <<Шуток>> ее он не любил: от них пахло
скандалом.
А какая была умница! И какой замечательный поэт. Но с ней
как с поэтом широкая публика менее всего была знакома. Гип­
пиус, впрочем, не то что славы, а и тени ее не искала. Была
скромна даже чересчур .
... Ж иву
в себе,
А если нет, не все ль равно,
Что кто-то помнит о тебе,
Иль всеми ты забыт давно.
Да, скромна, смиренна, но иногда это смирение - паче гордо­
сти. И шутки ее отнюдь не невинные шалости от преизбытка
жизненных сил, как шалят дети. Нет, смысл их иной. Цель ее
мистификации- отвлечь от себя внимание. Под разными личи­
нами она скрывает, прячет свое настоящее лицо, чтобы никто не
догадался, не узнал, кто она, чего она хочет...
Вот она - в своей петербургской гостиной, или в парижеком
салоне, на знаменитой avenue du Colonel Bonnet. Кто, глядя на
эту нарумяненную, надменную, немолодую даму, лениво закури­
вающую тонкую надушенную папиросу, на эту капризную дека­
дентку, мог бы сказать, что она способна живой закопаться в
землю, как закапывались, в ожидании Второго Пришествия, рас­
кольники, о которых, с таким ужасом и восторгом, рассказывает
в своей книге <<Темный лик• В. В. Розанов? Да, такой, в своем
последнем обнажении, была 3. Н. Гиппиус
-
неистовая душа.
Но высшая степень этого неистовства - Царство Духа
-
Второе Пришествие - открылось ей не через Закапывавшихея в
землю раскольников, а в другой ереси - в хлыстовстве.
441

В ее дневнике 1893 г. есть такая фраза: •Пойду к х<лыс>там.
Ведь я записана в Думе•.
Дума эта сбивает с толку, ибо единственная дума, о какой
здесь могла бы идти речь, - это известная своей каланчой с
шарами - знаками пожаров
-
петербургская городская Дума. Но
что общего у этой думы с хлыстовской ересью? Или •пойду к
х-там• значит что-нибудь другое, и Гиппиус записалась в думс­
кий комитет помощи голодающим и работала во время голода
на Волге? Но этот вариант отпадает сам собой; запись Гиппиус
датирована 1894 годом, а голод на Волге был значительно позже.
Да и такого рода общественная деятельность совершенно не в
духе Гиппиус. Нет, Дума, о которой она говорит - Дума особая.
Какая - узналось случайно.
В одном из романов Александра Амфитеатрова, если не оши­
баюсь, в •Разрушенных гнездах•, говорится о хлыстовской сата­
нинской Думе. Вот в этой Думе Гиппиус и была записана. В ее
книге •Лунные муравьи• есть рассказ, озаглавленный •Сокатил•,
где, с большим знанием дела, описано хлыстовское раденье. Боль­
ше об этом она никогда нигде не сказала ни слова.
Не слушайте меня, не стоит: бедные
Слова я говорю; я - лгу,
А если в сердце знанья есть победные, -
Я от людей их берегу.
Но жить в этом герметически закрытом мире она долго не
могла, - задыхалась. Нужен был выход. И она его нашла, пе­
реключив свое неистовство, вопреки своей идее тройственного
устройства мира. Но ничего хорошего из этого не вышло: в
России началась революция, за которой последовал большевист­
ский переворот.
Если гаснет свет - я ничего не вижу.
Если человек зверь - я его ненавижу.
Если человек хуже зверя - я его убиваю.
Если кончена моя Росеня - я умираю.
Она, действительно, как бы умерла, сошла живой в могилу,
закопалась, чтобы вместе с Россией воскреснуть. И, может быть,
никто этого воскресения не ждал с таким трепетом, не молился
о нем так горячо, как она.
442
Я от дверей не отойду, -
Пусть длится ночь, пусть злится ветер.
Стучу, пока не упаду,
Стучу, пока Ты не ответишь.
Не отступлю, не отступлю,
Стучу, зову Тебя без страха:
Отдай мне ту, кого люблю,
Восстанови ее из прахаl

Верни ее под отчий кров,
Пускай виновна - отпусти ей!
Твой очистительный покров
Простри над грешною Россией!
И мне, упрямому рабу,
Увидеть дай ее, живую...
Открой! Пока она в гробу,
От двери Отчей не уйду я.
Неугасим огонь души,
Стучу - дрожат дверные петли,
Зову Тебя - о, поспеши!
Кричу к Тебе - о, не замедли!
Но ее молитва не была услышана. И неугасимый огонь души
слабел с каждым годом:
в новой
Отблеск зеленый в дверном стекле,
Поют внизу автомобили...
Не думаю о моей земле:
Что тут думать? Ее убили.
Вы, конечно, за это меня, -
За недуманье - упрекнете?
А я лишь жду, чтоб прошло три дня:
Она воскреснет - в новой плоти.
И вот, три дня прошло. Но Россия, ради которой она закопа­
лась, не воскресла. Рождалась другая, где ни ей ничто и никто
не был нужен, ни она - никому. И пробил час разлуки:
Отьезд
До самой смерти... Кто бы мог думать?
(Санки у подъезда, вечер, снег.)
3наю, знаю. Но как было думать,
Что это - до смерти? Совсем? Навек?
Молчите, молчите, не надо надежды
(Вечер, ветер, снег, дома...)
Но кто бы мог думать, что нет надежды?
(Санки. Вечер. Ветер. Тьма.)
ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
1
Еще никогда не было у Зинаиды Николаевны Гиппиус столько
свободного времени и никогда еще не оставалась она так долго
наедине с собой, как в эту осень 18 года.
Жизнь после октябрьского переворота менялась медленно. В
конце 17 г. еще существовали, наряду с газетой Горького, старые
443

газеты, выходившие под новыми заглавиями (иногда заглавия
менялись с каждым номером), в которых 3. Н. печатала самые
антибольшевистские стихи. И лето 18 г. Мережковские провели
вполне буржуазно, в Дружноселье, имении князей Витгенштей•
нов, близ станции Сиверской, по Варшавской железной дороге.
Там уже распоряжался большевистский комиссар, по фамилии
Милешин-Вронский, человек молодой и несколько томный, ка­
ким его изображает в одном шуточном стихотворении Гиппиус.
Но с осени 18 г. наступает резкая перемена. Усиливается тер­
рор, начинается голод, холод. Петербург погружен во мрак. Элек­
тричество не горит, а когда вспыхивает - это значит будет обыск.
Свободной печати больше нет. Этим, может быть, объясняется,
почему в конце 18 года Гиппиус написала такое количество сти­
хотворений на политические темы. Поэзия стала ее единствен­
ная отдушина.
Еще больше, чем безделье, угнетает безлюдье. Поддерживать
с внешним миром связь - все труднее. Телефон почти не рабо­
тает, да и пользоваться им не рекомендуется: разговоры подслу­
шиваются. Письма либо пропадают, либо приходят распечатан­
ными и Бог весть, что может в них показаться •стоящему на
страже народу>> контрреволюцией. Ни трамваев, ни извозчиков,
одни большевистские автомобили. Город погребен под снегом. Он
покрывает все, как саван, образуя местами глубокие сугробы.
Навещать кого-либо при таких условиях трудно и сложно, осо­
бенно при дальности расстояния. Люди друг о друге не знали
ничего месяцами. И когда, однажды, пришли к Мережковским, с
Петербургской стороны на Сергиевскую, Сологуб с Чеботарев­
ской, это было целое событие.
По возвращении из Дружноселья, осенью 18 г. Д. С. Мереж­
ковский начинает зондировать у большевиков почву относитель­
но разрешения ему и Гиппиус выезда за границу. Но Смольный
дает недвусмысленно понять, что не выпустит. Тогда Мережков­
ские решают бежать.
Д. С. принимается энергично за дело. Оно опасно и требует
большой выдержки. Но в Д. С. пробуждаются силы, о каких не
подозревал никто. В добывании бесчисленных пропусков, коман­
дировок, свидетельств, удостоверений, а также продуктов, все­
возможных пайков - он неутомим. Нужны деньги. Он подписы­
вает невыгодные контракты с одним издателем-спекулянтом и
необходимую сумму получает. Пройдет, однако, больше года,
прежде чем Мережковские вырвутся на свободу.
Но пока идут к бегству приготовления, 3. Н. логлощена дру­
гим. Зимой в Петербурге темнеет рано. Д. С. нет дома по целым
дням. Отсутствует и Философов, вновь поступивший на службу
в Публичную библиотеку. 3. Н. одна в петопленной квартире.
Тускло горит керосиновая лампа. Холодно. На ней, поверх орен­
бургского платка, шуба. Ноги в пледе, но все равно холодно.
Холод пронизывает ее насквозь. Вот когда она чувствует себя не
444

в переносном, а в прямом смысле в 4Ледяном озере•, о котором
когда-то писала Философову.
О чем она думает? О том, о чем долго не хотела, но вот
пришлось: о своей вине, о своем грехе. Большевики - что! От
них можно уйти. А вот от этих мыслей - никуда. Она это знает.
И чем больше думает, тем ей страшнее.
Сnаси меня от меня.
Снова сны страшные снятся.
Но она это скрывает.
Внешне на Сергиевской, 83 все по-прежнему. Так же она
поздно встает, завтракает в капоте, и в свой салон выходит, ког­
да уже начинает темнеть, часам к четырем-пяти, где устраивает­
ся на своей 4адамантовой• кушетке. 4Ты вот все меня попрека­
ешь, что я на кушетке лежу, - и ты прав•. Это из ее письма к
Д. В. Философову еще от 1905 года.
Но ее неподвижность, ее пассивность - кажущаяся. На са­
мом деле она в эти 4Непроницаемые• минуты как бы заряжает­
ся, подобно электрическому аккумулятору. Откуда сила, из ка­
ких глубин или высот, разрушительная или созидательная, темная
или светлая - она не знает и знать не хочет. Она живет, живет,
несмотря ни на что, вопреки всему. 4Неугасим огонь души•. И
ТОЛЬКО ЭТО ОДНО ВаЖНО.
В пять часов 4Нянечка Даша•, - Дарья Павловна Соколова,
-
приносит ей чашку кофе и сдобную булку. Но кофе - бурда, а
купленная на улице из-под полы булка - тверже камня. Все
обман, все призрачно. Расползается самая ткань жизни.
Хочу сказать, но нету голоса.
На мне nочти и тела нет.
Но это еще не смерть. До нее далеко. Это - переплавка,
страшная, мучительная, принимающая иногда формы невыноси­
мо уродливые.
Как выносить невыносимое,
Чем искупить кровавый грех?
Этому 4Чем• посвящено много - она сама не помнит сколько
-
ледяных вечеров и ночей, когда ей кажется, что она сошла с
ума, что она в могиле. Но ответ приходит лишь после того, как
она ставит вопрос иначе, по существу: не 4Чем искупать•, а 4надО
ли искупать, надо ли страданье?•. И тогда, из неведомых глубин
или высот, знакомый с детства голос отвечает: 4Нет•.
11
4Не хочу страдать. Страданье - зло•. Об этом она, через
десять лет, напишет, в изгнании, религиозно-философский трак-
445

тат под заглавием •Выбор• (с вопросительным знаком). А сей­
час ясно и так, без трактата.
А если от страданья не уйти, как не уйти от смерти?
Она встает с кушетки, подходит к окну. За ним - ничего.
Черная дыра. Давно ли она писала:
Окно мое высоко над землею.
И молилась:
Мне нужно то, чеrо нет на свете.
Вот оно и пришло, чего еще никогда на свете не было. А
ведь могло миновать. Могло... Потом было другое окно:
Окно мое над улицей низко,
Низко и открыто настежь.
Это было вчера, когда еще была война.
Мы думали, что живем на свете...
Но мы воем, воем - в nреисподней.
А сейчас даже не иреисподняя - просто черная дыра. Ниче­
го. Ей кажется, что она умерла и что так будет всегда. Эта
комната, эта лампа, этот холод. И она одна... Где-то за окном
бьют часы.
Вот три удара, словно nенье
Далекое - колоколов.
Потом опять ничего. И никого.. •Ворчит, будто выстрелы,
тишина•.
В минуты вещих одиночеств
Я nроклял берег твой, Нева.
И вот сбылись моих nророчеств
Неосторожные слова.
Она отходит от окна. Неужели это отсюда, из этого окна, она
прошлой весной смотрела вслед уходящему Блоку?
Прямая улица была пустынна,
Итыушел-внее,туда.
Я не nрощу. Душа твоя невинна.
Я не nрощу ей - никогда.
В сущности, около нее не осталось никого. Близкие, как
Мережковский, не в счет. Философов? С какой ненавистью он
ей вчера крикнул в лицо: 4 Человекоубийца•. Она сделала вид,
что не слышит.
Но ничего, ничего. Она еще поборется. Все будет хорошо.
Завтра день Архистратига Михаила и всех бесплотных сил­
день ее рожденья. Ей почему-то всегда казалось, что бесплот­
ные силы - это ее мечты, ее сны, ее сидеи•, которые ей всего
дороже.
446

О сны моей последней ночи,
О дым, о дым моих надежд!
Один другим, скользя, сменялся,
И каждый был как тень, как тень...
А кто-то мудрый во мне смеялся,
Твердя: проснисьl довольно! День.
Что же, проснулась, наконец, ее душа, •иль доселе не отх-ре­
зила•? Как будто проснулась, но еще не совсем.
А ведь казалось, что ее мечта о светлом ангеле, вольно лег­
шем тенью на землю ради свободы людей, потухла уже давно,
еще до войны и революции.
Вспоминая Гиппиус, какой она была в 17 г. и в начале 18 г.,
поглощенной общественно-политической работой, в частности,
борьбой с ненавистными большевиками, трудно себе представить,
что она вообще могла тогда мечтать о чем-либо отвлеченном, а
тем более о такой явной чепухе, как белый дьявол, когда и ре­
бенку ясно было, что он - красный. Но если судить по этому о
степени ее сознательности, то отчет в происходящем она отдает
себе вполне. В одном ее стихотворении от сентября 18 г. дьявол
является ей уже не в романтическом плаще, скрывающем его
лицо, как в 905 году.
Он пришел ко мне, - а кто, не знаю,
Очертил вокруг меня кольцо.
Он сказал, что я ero не знаю,
Но плащом закрыл себе лицо.
А почти без маски, в образе наглого палача-чекиста. Но что
смущает - это легкость, с какой она с ним справляется (стихо­
творение названо •Час победы•). Так в реальности не бывает.
Гиппиус явно выдает желанное за данное. И если черт, от одно­
го ее слова, проваливается в тартарары, то исключительно из
уважения к ее литературным заслугам, ибо ее победа над ним
лишь на бумаге. Об этом с достаточной убедительностью свиде­
тельствуют и ее последующие стихи и - главное
-
третий визит
черта, уже здесь, в эмиграции - ненужный и невозможный, если б
она его победила действительно.
Но этот призрак, этот сон о победе ей необходим, чтобы могла
длиться, не потухала ее страшная и прекрасная мечта о падшем
ангеле, которого она любит, может быть, даже больше Бога.
Но забегаю вперед (как я уже имел случай отметить в напе­
чатанной в •Новом Журнале• главе из той же книги о Гиппиус,
•Ее судьба•, хронология ее стихов решающей роли не играет, а
лишь вспомогательную). В середине декабря 18 г., т. е. прибли­
зительно через месяц после дня Архистратига Михаила, Гиппиус
пишет стихотворение, озаглавленное •Тишь•.
На улицах белая тишь,
Я не слышу своего сердца.
447

В нем она подчеркивает связь своей судьбы с судьбой Пе­
тербурга и России. Эта связь подчеркнута и внешне - путем
повторения в рифме того же слова. Так первая строчка второго
четверостишья •Город снежный, белый - воскресни• рифмует
не случайно с четвертой: <<Сердце мое, воскресни, воскресни!•
Не случайно, ибо •Если кончена моя Россия -я умираю!>>. Не
случайно и сопоставление первой и третьей строчек последнего
четверостишья: •Воскресение - не для всех>> и <<Над городом
распростерся грех•. Тот же грех, что распростерся над Петер­
бургом, над Россией - распростерся и над ее душой.
В редкие, <<зрячие>> минуты она это сознает и тогда, вгляды­
ваясь в себя тайно-тайно, так •чтобы и Бог не увидел, не под­
слушал• (иначе покаянья - не миновать), видит себя обнажен­
но, соответственно времени жизни и мере своей сознательности.
Должно быть, в одну из таких <<зрячих• минут и написано то
восьмистишье, о каком сейчас будет речь. Но уже дня за три до
того с ней случается •что-то•, отчего изменяется все, как она
говорит в стихотворении <<ДНИ>>.
Но знаю молнии: все изменяется...
Во сне пророческом иль наяву?
Копье Архангела меня касается
Ожогом пламенным - и я живу.
Копье Архистратига Михаила. Ощущенье ожога мучительно­
блаженное у нее - несколько дней. А затем, в ночь с 7-го на 8-е
ноября, она вдруг понимает, что ей надо делать.
Отойдя от окна, она садится на кушетку, в угол, берет лежа­
щие на круглом столике, рядом с папиросной коробкой работы
Лукутина и водяной пепельницей, от которой пахнет мокрыми
окурками, тетрадь, карандаш и пишет, без помарок, восьмисти­
шье. Но две последние строчки не записывает, а вместо слов
ставит тире - по четыре в каждой, в общем восемь. В виде заг­
лавия она рисует восьмерку.
Вот это стихотворение, каким оно записано ее рукой в чер­
новой тетради, <<лаборатории стихов>>, как она ее называет, а
затем переписано, без изменений, в •брюсовскую•, подаренную
ей Валерием Брюсовым, тетрадь:
448
8
Восемь слов в сердце горят,
Но сказать их не осмелюсь.
Есть черта - о ней молчат
И нельзя переступить через.
А все-таки? Ведь никто не поймет,
Что слова эти налиты кровью:

ш
-
Догадываетесь? - спрашивает Гиппиус, показывая на сле­
дующий день это стихотворение одному пришедшему ее поздра­
~ить приятелю.
Это - проверка. Она боится, что горящие в ее сердце слова
горят так ярко и обжигают так больно, что догадаться о них
может каждый. Отрицательный ответ ее успокаивает и больше
она к этому не возвращается.
Проходят двадцать семь лет. Она умирает и тайну этих слов
уносит с собой в могилу.
Можем ли мы их восстановить, можем ли догадаться, какие
из всех человеческих слов те восемь, что она не хотела при жизни
произнести вслух и на какой случай она их хранила?
И да и нет, ибо точно мы этих слов не узнаем никогда. Как бы
ни были наши догадки близки к истине - тайна останется тайной.
Но если слова в их единственном сочетании для нас потеряны
безвозвратно, то, может быть, не потерян их смысл. Зная, чем жила
и чем интересовалась в то страшное время Гиппиус, мы, при не­
котором воображении, могли бы незаписанные слова восстановить
приблизительно.
Во всяком случае, одно из них почти наверно- ~любовь~>. Баналь­
ности рифмы <<Кровью -любовью~> Гиппиус, в таком стихотворении,
как ~8~>, не побоялась бы. Ее стихи, где она обнажает душу, всегда про­
сты и в своей простоте незаметны, - стыдливы той <<возвышенной
стыдливостью страданья~>, о какой говорит Тютчев. Кто, например,
помнит следующие две строчки ее стихотворения <<8 ноября~>:
Вечные смены, вечные смежности,
Лето и осень - день и ночь.
Между тем в этих нищих, забвенных словах, на которые, как
на заплаканные детские лица, никто не обращает внимания, -
вся трагедия ее души. Напротив, за многими ее, с блеском напи­
санными, стихами, вроде <<Час победы~>, технически, может быть,
одним из ее самых совершенных стихотворений, нет никакой
реальности, если не считать реальностью факт воли.
В явь превращу я волей моею
Все, что мерцает в тающем сне.
Но это ей удается не всегда и не вполне.
Зинаида Гиппиус всю жизнь думала об одном - о Боге, люб­
ви и свободе. Но в зиму 18 г. под большевиками, в порабощен­
ном Петербурге, вопрос о свободе становится для нее самым
важным. Она, конечно, понимала, что дело не в одной только
свободе, а в гармоническом соединении всех трех начал между
собой. Однако, как она их ни соединяла, одно из них неизменно
противоречило двум другим. Это было похоже на детскую голо­
воломку о волке, козе и капусте, которых ей никогда не удава-
449
29 Зинаида Гиппиус, т. 9

лось переправить целыми и невредимыми с одного берега на
другой. Между тем, это было так просто. Она чувствовала, что
ее задача тоже проста и что сложность - призрачная и главным
образом в ней самой. Но решенье не приходило.
l'
Когда оно пришло - молния, о которой она говорит в сти­
хотворении •дню>, •Но знаю молнии: все изменяется... • и была
молния сознанья - она поняла, что свобода
-
это имя новое
любви. И мгновенно все изменилось, встало на свое место. И
тогда ей открылся смысл 17-го стиха второй главы Откровения:
•Побеждающему дам... белый камень и на камне написанное
новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает•.
Она этот камень получила. Через три дня было написано •8•.
Вот это восьмистишье с двумя последними строчками, как
они сами сложились:
Восемь слов в сердце горят,
Но сказать их не осмелюсь.
Есть черта - о ней молчат
И нельзя переступить через.
А все-таки? Ведь никто не поймет,
Что слова эти налиты кровью.
Но свободою Бог зовет,
Что .мы ШlЗьtвае.м любовью.
Допустим, что так это на самом деле и было, что все восемь
слов угаданы верно, но тогда нельзя не спросить: какое отноше­
ние имеют эти слова к ее, с Россией общему, греху, о котором,
кстати, тоже неизвестно ничего, и зачем она их таила так тща­
тельно даже от себя самой?
Я повторять их не люблю; я берегу
Их от себя, нарочно забывая.
Чтобы на это ответить, надо прежде всего знать, в чем ее грех.
IV
О своем грехе она никогда не говорит прямо. Все, что изве­
стно - это что она, в редкие минуты, его сознает, что каяться не
хочет и не будет и что ее грех - •грех великий•.
И клонит долу грех великий,
И тяжесть мне не по плечам.
Это все. Впрочем, в одном стихотворении она говорит несколь­
ко определеннее: •Тяжелее всех грехов - Богоубьение•. Но, как
я уже не раз отмечал, это не определяет ничего. Всякий грех, в
большей или в меньшей степени, - Богоубийство. Все дело в
том, кто и как убивает.
Что же до ее стихов о грехе вообще, явно выросших из лич­
ного опыта - как же иначе!
-
то они слишком отвлеченны, что­
бы по ним можно было что-либо узнать о том •великом грехе•,
что над ней тяготеет.
450

Даже черт, - он является ей трижды,
-
ее не искушает, по
крайней мере, первые два раза. Он приходит, так сказать, уже
•на готовое• и лишь •констатирует факт•, как будто она пала
еще до рожденья. Он очерчивает вокруг нее кольцо и когда она
его просит подождать, отвечает:
Твой же грех обвился, - что могу я?
Твой же грех обвил тебя кольцом.
А какой - неизвестно. Во втором стихотворении, • Час побе­
ды•, она черта •побеждает•, разрывая кольцо.
В этот час победное кольцо мое
В огненную выгнулось черту.
Но мы знаем, что это лишь мечта об освобождении и что на
самом деле кольцо превратится в мертвую петлю, от которой ее
спасет только чудо.
Искушает ее черт или делает вид, что искушает, лишь в тре­
тье посещение, уже здесь, в Париже. Соответственно с временем
и местом изменяется и его внешний облик.
Он приходит теперь не так.
Принимает он рабий зрак.
Это уже не ангел в темной одежде, прячущий лицо под ро­
мантическим плащом, как <19>05 году; не красный дьявол в об­
разе чекиста-палача, какие ходили с обыском после октябрьского
переворота, это - скромный эмигрант-обыватель, шофер такси
или рабочий на обойной фабрике, полуинтеллигент с интересом
к литературе, усердный посетитель «Зеленой Лампы•, а может
быть, даже воскресный гость на авеню рю Колонель Боннэ, куда
он проник под видом «молодого поэта>>.
Но это черт. И он ее искушает. Зная ее слабость ко вся­
кого рода выдумкам, он ей предлагает забавную и как бы
невинную игру:
Хочешь в ближнего поглядеть?
Это со смеху умереть!
Назови мне только любого.
Укажи скорей, хоть кого,
И сейчас же тебя в него
Превращу я, честное слово!
Она слушает благосклонно, не догадываясь, что перед ней
черт. И ободренный черт продолжает:
29•
На миг, не на век! - Чтоб узнать,
Чтобы в шкуре его побывать...
Как минуточку в ней побудешь -
Узнаешь где правда, где ложь,
Все до донышка там поймешь,
А поймешь - не скоро забудешь.
451

Тут выражение ее лица меняется. Она узнала гостя и прини­
мает надменно-холодный вид. А черт беспокоится:
Что же ты? Поболтай со мной...
Не забавно? Постой, постой,
И другие я знаю штучки...
Но она не отвечает.
Уходи - оставайся со мной,
Извивайся, - но мой покой
Не тобою будет нарушен...
И растаял он на глазах,
На глазах растворился в прах,
Оттого, что я - равнодушен ...
Скажем прямо: и эта ее победа над чертом - не более, как
мечта о победе. Она хотела бы, чтобы так было, на самом же
деле черт, и в этот раз, приходит на готовое и лишь <<констати­
рует факт>>. Искушенью, какому он ее подвергает, она поддалась
уже давно и ее равнодушие - напускное. Редко, когда ее сердце
билось с такой силой, как в это третье свиданье. Она поняла
сразу, зачем он пришел: выпытать те восемь слов, что она скры­
ла от всех, но о существовании которых он неизвестно как про­
нюхал. Вот истинная цель его визита.
Больше она с ним в жизни не встретится. Однако это еще не
конец...
А душу ближнего она знает, как свои пять пальцев. Насмот­
релась на нее, слава Богу, достаточно, узнала, где в ней правда,
где ложь, все поняла до донышка ...
Как Бог хотел бы знать, я все о каждом,
Чужое сердце видеть, как свое.
Вот и узнала, и увидала и, не выдержав, отвернулась с «брезг­
ливым презрением•.
Ни слов, ни слез, ни вздоха, - ничего
Земля и люди недостойны.
<<Мне - о земле
-
болтали сказки: <<Есть человек. Есть лю­
бовь•. А есть лишь злость. Личины. Маски. Ложь и грязь. Ложь
и кровь>>. В другом стихотворении, <<Страшное•, она говорит:
А самое страшное, невыносимое, -
Это что никто не любит друг друга.
Если никто, то значит и она никого не любит. Но ведь не
всегда было так. Когда-то она вглядывалась в человеческую душу
с любовью и тогда видела другое.
В углу под образом
Горит моя медовая свеча.
Весной, как осенью,
Горит твоя прозрачная душа.
452

Душа, сестра моя!
Как я люблю свечи кудрявый кpyrl
Молчу от радости,
Но ангелы твои меня поймут.
<<Я была имеющая много>>, - вспоминает она в 43аключи­
тельном слове•. А теперь у нее, кроме ее греха, да восьми неза­
писанных слов - ничего.
Все умерло в душе давно.
Угасли ненависть и возмущенье.
О, бедная душа! Одно
Осталось в ней: брезгливое презренье.
Грех свое дело сделал: убил душу. Богаубийство - самоубий­
ство. Но у этого страшного греха два имени - одно для России
-
свободоубийство.
Народ, безумствуя, убил свою свободу
И даже не убил - засек кнутом.
Другое - любвеубийство, для Гиппиус.
v
Внешне на 11-Ьis, Avenue du Colonel Bonnet, как некогда на
Сергиевской, 83, все по-прежнему. Так же она поздно встает,
ходит днем с Д. С. в Булонский лес или едет к портнихе, по
воскресеньям принимает <<молодых поэтов•>, пишет доклады для
<<Зеленой Лампы•, будто не случилось ничего, будто черт к ней
и не заглядывал. Ее золотой сон так же ослепителен и так же
она идет от победы к победе. С той же легкостью, с какой она
победила черта, она побеждает смерть.
Когда я воскрес из мертвых,
Одно меня поразило...
Но тут случается неприятность: неожиданно она получа­
ет красное, как бы пасхальное, яйцо. Но из него выполза­
ют змеи. Это - чертов подарок ко дню ее преждевременно­
го воскресенья. Поторопилась, матушка. <<Воскресение - не
для всех>>.
Не отрываясь, она холодно смотрит на выползающих змей:
Ползут они скользящей чередою,
Ползут, ползут за первою змеею,
Свивая туго за кольцом кольцо.
И так же холодно, с гадливой усмешкой, замечает:
Ах да, и то, что мы зовем землею -
Не вся ль земля - змеиное яйцо?
Это даже не ад, это - безумие.
453

Теперь ее от золотого сна, от Царства Божьего на земле
отделяет - змеиный ров.
Об этом Царстве в ее стихах так же мало, как о ее грехе.
Сказать и не сделать хотя бы шага по направленно к заветной
цели - значит предать свое самое святое. А сделать она и первого
не может, ибо, не смирившись, не покаявшись, его не сделаешь.
Вот, между прочим, одна из причин - не главная,
-
почему она
не хочет произнести вслух те восемь слов, что горят в ее сердце.
Но еще никогда она об этом Царстве не молилась с такой
силQй, как со дна змеиного рва. И чем ее презренье холодней и
насмешка злей, тем явственней вздох: да приидет Царствие Твое.
После смерти Мережковского она внутренне остается совершен­
но одна. Бог ждет с присущим Ему терпением, когда она покается.
Но она упорствует. Она хочет, чтобы ее простили, как ребенка про­
щает мать, не принуждая его ни к чему. Наконец, Бог от нее отступа­
ет. Она удивлена. 4Если б я была Богом, я бы простила•. Ей всегда
казалось, что она знает о Нем что-то, чего не знают другие.
Ты не любишь овец покорных,
Не пропадающих.
Ты любишь других, - упорных
И вопрошающих.
Но вот, оказывается, она ошиблась: Он любит первых учени­
ков и старых дев ...
Она еще может шутить. Но скоро ей будет не до шуток. Впро­
чем, даже в самые страшные минуты она умудряется разъединить
себя со своим страданием. И однажды, когда ей кажется, что вместо
пришедшего ее навестить старого приятеля перед ней черт, она, от
его лица, пишет стихотворение, где он ей как будто говорит:
На харю старческую хмуро
Смотрю и каменпо молчу.
О чем угодно думай, дура.
Аяодухе-нехочу.
У нее есть поклонник- Иосиф Григорьевич Лорис-Меликов.
Этот очаровательffый человек, старый дипломат, бывает у нее раз в
неделю обязательно, приносит ей цветы и посвящает ей француз­
ские сонеты. Это ее последний рыцарь. Он ее прQводит до самой две­
ри, на которой написано: <<Оставь надежду всяк сюда входящий•.
Об этом ее предсмертном схождении в ад мы не знаем почти
ничего. Но если судить по ее стихотворению 4Последний круг•
и по намекам в некоторых других ее стихах, она была на краю
безумия. Вот конец 4Последнего круга•:
454
Будь счастлив, Дант, что по заботе друга
В жилище мертвых ты не все узнал,
Что спутник твой отвел тебя от круга
Последнего - его ты не видал.
И если б ты не умер от испуга,
Нам все равно о нем бы не сказал.

Но что могло ее, человека бесстрашного, никаких мыслей ни
о Боге, ни о черте не боящегося, не раз и Богу и черту противо­
стоявшего, что могло ее в последнем круге так потрясти?
Только одно: что Бог и дьявол две ипостаси некоего неведо­
мого существа, ни дьявола, ни Бога и Бога и дьявола вместе,
представить себе которого человеческое сознание не в силах. Она
вдруг почувствовала себя в его власти и поняла, что это - ги­
бель ее и мира.
Это длилось мгновенье. Словно сверкнула черная молния.
Если б продлилось дольше - разум не выдержал бы. Но в этом
мгновении уже было начало, идущей на нее из глубины вечно­
сти, бури смерти.
И не будет падений в бездны:
Просто сойду со ступень крыльца,
Просто совьется свиток звездный,
Если дочитан до конца.
Это стихотворение, которое почему-то любил И. И. Фонда­
минский, тоже из числа ее 4Победных снов•. Но ее сознание ей
подсказало - оно ошибалось редко,- что ее конец будет далеко
не такой простой и легкий, как она мечтает. Тогда она написала
свое восьмистишье и скрыла на самом дне души, в ее самых
недоступных тайниках - так, чтобы не мог найти враг
-
восемь
волшебных слов.
Но когда налетела на нее буря смерти и силы ада обруши­
лись, у нее было в руках это непобедимое оружие - крест. Чис­
ло креста - четыре. Восемь горящих в ее сердце слов
-
как бы
двоящийся в трепете пламени огненный крест, приносимая в
тайне двойная жертва - Бога за мир и мира за пришествие Духа:
да приидет Царствие Твое.
Вот что значат не записанные Гиппиус восемь слов и вот
отчего она их не записала.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ Д. МЕРЕЖКОВСКОГО И 3. ГИППИУС
1
Дмитрий Сергеевич Мережковский умер внезапно в Париже,
в воскресенье 7 декабря 1941 года, в день, когда Япония вступи­
ла во вторую мировую войну. Ему шел 77-й год.
Он не был болен. Вообще болел редко. За двадцать послед­
них лет своей жизни он провел больным в кровати не более 3-
4 дней. Неизбежные гриппы он терпеливо высиживал дома, про­
должая работать. Одно из исключительных свойств его природы
было полное отсутствие лени. Он писал немного, несколько ча­
сов по утрам, но каждый день, посвящая остальное время чте­
нию и подготовке следующей книги. Отвлечь его, однако, от
утренней работы не могло ничто, никакая болезнь. Но его жена,
455

Зинаида Николаевна Гиппиус, при малейшем его нездоровье,
начинала беспокоиться, пристально, с затаенной тревогой, за ним
следить и, пока он не поправлялся, не выпускала его из дому.
Из-за этого между ними часто происходили ссоры. Д. С., чув­
ствуя себя лучше, рвался гулять, особенно когда погода была
хорошая - <<гулянье
-
свет, анегулянье - тьма»,
-
говорил он.
3. Н. не пускала, находя, что он еще недостаточно ~высидел».
Не желая ее огорчать, Д. С. уступал. Гуляли они всегда вместе,
в последний год она не отпускала его одного ни на шаг, даже к
парикмахеру. Боялась, что с ним что-нибудь случится.
Этот ее постоянный страх за Д. С. казался необъяснимым,
глупым, иногда смешным. Но что ей было делать? Он ее пре­
следовал и чем дальше, тем неотступнее. Она бы и рада была
от него избавиться, да как? ~я с детства отравлена смертью и
любовью>>, - пишет она в своем дневнике. << ... Я еще живу, по­
тому что любовь еще владеет мною и выражается страхом». Но
то, что она так боится, принимает на фоне общей мировой ка­
тастрофы почти осязательную форму: ~Боже мой, Боже мой!
что будет в моей новой зеленой ажанде 1 ?» - спрашивает она в
канун 41 года. Это - больше, чем предчувствие. Это
-
знание.
Она как бы знает, что Д. С. умрет первым и что смерть его
подстерегает. Но так как ~времена и сроки» от нас скрыты,
всякую болезнь Д. С. она переживает как смертельную, всякий
наступающий день - как последний.
Есть счастье у нас, поверьте.
И всем дано его знать.
В том счастье, что мы о смерти
Умеем вдруг забывать.
Не разумом ложно-смелым
(Пусть знает, - твердит свое),
Но чувственно, кровью, телом
Не помним мы про нее.
Бедная 3. Н.! Как лег на нее в детстве гробовой камень, так
и до сих пор лежит. Хоть иногда вздохнуть свободно - и то
счастье. Но и оно почти недоступно. Все напоминает о смерти.
~вот слово, будто меж строк, глаза больного ребенка» - и кон­
чено: ~опять отравлена кровь». Если б даже она смирилась, при­
знала, что все - в воле Божьей, что пытать ее нельзя и не надо
-
перед смертью все равны - могла ли бы она забыть то, что ей
открыто и что не помнить - не· дано? Но раз нельзя ~забыть
будущее», почему бы не попытаться его исправить, изменить
судьбу? И она эту отчаянную попытку делает, решает, что пер­
вая из жизни уйдет - она, убеждая себя, что и Бог иначе ре­
шить не может, не должен. Ей кажется, что и для нее и для всех
лучшего выхода - нет. <<Моя смерть
-
какое освобождение!» И
она серьезно начинает к ней готовиться.
1 записной книжке (фр.).
456

6 января, в русский Сочельник 1922 г., почти за 20 лет до
смерти Д. С., она обрывает свою запись и красным карандашом
ставит внизу страницы большой крест. На следующей, через
месяц, она пишет огромными буквами: <~<Конец всем моим днев­
никам; отсюда, от дня, которого не будет более сто лет,- 2-2-22
-
начинается мое заiСЛючителыюе слово">.
Но эта попытка духовного самоубийства - <~:потушить душу">,
как она говорит, - не удается. Она слишком ~живуча">, слишком
еще полна сил, которые так и не найдут себе применения. И
сколько бы она ни пыталась внутренно себя уничтожить - сво­
ей воли к жизни ей не сломить. Да и Бог Своего решения не
меняет: ~нет, нет, затянуться туманом, - пишет она в конце
~заключительного слова>>. - Быть <~:около себя>>, потушить душу
действительно, т. е. и для себя самого. Потому что я не могу, не
могу! Нельзя выдержать!» Однако, она выдерживает, несмотря
на ~пытку страхом», от которой ей уже деваться некуда. Но
втайне она продолжает надеяться, что смерти Д. С. не увидит,
уйдет первая. Если же Бог решения Своего не изменит, - тем
хуже для Него.
Но предчувствовал ли свою смерть сам Д. С., сказать с уве­
ренностью- трудно. Ни дневников, ни писем, кроме- за редки­
ми исключениями - деловых, он после себя не оставил. По сви­
детельству 3. Н., он к смерти был готов и принимал ее спокойно.
Есть на это указания и в его последних стихах:
Или:
Склоняется солнце, кончается путь,
Ночлег недалеко - пора отдохнуть!
Скоро скажу я с улыбкой сыновней:
Здравствуй, родимая Смерть.
Но действительно ли предчувствовал Д. С. свою смерть или
только случайно о ней думал - кто в старости не думает, порой,
о смерти, - не важно. Важно, как он к ней относится, на что
надеется. 3. Н. в одном из своих стихотворений говорит о смерти:
А я ее всякую ненавижу,
Только свою люблю, неизвестную.
Любит ее и Д. С., но не за то, что она ~горю земному -
предел неземной», что тоже особой оригинальностью не отлича­
лось бы. Он ее любит как избавительницу от двойного изгнания,
за <~<вечную радость>>, какую она предвещает - радость райского
соединения родины земной и небесной. Мысль о смерти нераз­
лучна у него с мыслью о России. И не случайно его последний
разговор с 3. Н. накануне смерти
-
о России. Как и для древних
египтян, смерть для него - возвращение на родину. В своем
стихотворении ~сонное», из всех его последних стихов, един­
ственно действительно пророческом, без ~предчувствий>> и над-
457

соновских восклицаний, он удивительно просто и хорошо рас­
сказывает о каком-то видении, сокровенный смысл которого от
него тоже, может быть не случайно, ускользает:
Что это - утро, вечер?
Где это было - не знаю.
Тишь, глушь, бездорожье,
В алых маках межи.
Русское, русское - Божье
Поле зреющей ржи.
Господи, что это значит? -
спрашивает он, не понимая. Но душа его плачет от радости, как
будто чувствует близкий конец разлуки.
И чем ближе этот конец, тем неземное становится для него
все более земным, родным, русским - человеческим:
Господи, иду в неизвестное.
Но пусть оно будет родное.
Пусть мне будет небесное
Такое же, как земное.
Эту молитву 3. Н<иколаев>ны мог бы повторить и он. Кста­
ти, она отмечает в своей записной книжке: «Тот свет - ближе и
доступнее, чем Россия•. А что до этого, то он кажется Д. С<ер­
гееви>чу все грубее, все нечеловечнее. Перечитывая стихи Хода­
севича, он подчеркивает строчку: «В непрочной грубости живем•
и, может быть, ею навеяно его стихотворение <<Главное•:
Доброе, злое, ничтожное, славное, -
Может быть, это все пустяки,
А самое главное, самое главное,
То, что страшней даже смертной тоски,
Грубость духа, грубость материи,
Грубость жизни, любви - всего .. .
Торжество этой грубости, дикости, нечеловеческого в чело­
веке, - война. Он ее задолго предсказывает в своей книге «Ат­
лантида - Европа•, и уже по заглавию видно, что он от нее
ждет. Но всю тяжесть двойного изгнания, - двойной потери,
он по-настоящему начинает чувствовать в 39 г., когда наступа­
ет катастрофа. Россия провалилась, но был мир. И вот мир
тоже провалился. Царство лжи и человекоубийства - земной
ад, в котором он проведет два последние года жизни, пышным
цветом расцветает на месте, где некогда была Европа - «страна ,
святых чудес•.
Война застает Мережковских в Париже. Опасаясь воздушных
бомбардировок, французское правительство усиленно рекомен­
дует всем, кто может, покинуть столицу. Паника преждевремен­
ная: непосредственной опасности Парижу не грозит. Но через
неделю после объявления всеобщей мобилизации Мережковские,
458

в кошмарных условиях, уезжают в Биарриц. Там они сравни­
тельно благополучно проводят три месяца и в декабре возвраща­
ются на свою парижекую квартиру.
Зима 1939140 проходит под знаком •drole de guerre• 1 и Ску­
ки с большой буквы, как говорит 3. Н. •0, как надоела война,
большевики и все вообще!• - отмечает она в своей записной
книжке. В январе она заболевает гриппом и больше двух недель
не выходит. •Не писала, потому что все то же, лежанье на по­
стели, думанье ни о чем, бледная радость, что я больна, а не
он•. Но через несколько дней: •Я-то ничего - что мне! а вот он,
кажется, опять. Кашляет и, верно, температура•. <<да, с утра он
кашляет•, - записывает она на следующий день. Она начинает
беспокоиться: •Нет, не могу писать. Такая тревога на сердце•.
Но к первому февраля оба выздоравливают и возобновляют свои
ежедневные прогулки.
Каждое воскресенье, перед приемом - у них по старой, еще
с петербургских времен, традиции в этот день собираются дру­
зья, - они заходят, гуляя, к маленькой Терезе, в церковь на рю
Ля Фонтен. Они ее нежно любят и верят, что она им в трудные
минуты помогает. Перед ее статуей, в их гостиной, - всегда све­
жие цветы, на которые они не скупятся. Д. С. собирается писать
о ней книгу, у 3. Н. много посвященных ей стихотворений. Этот
культ продолжается до самой смерти Д. С.
Весной 40 г. наступают известные всем события. •Стоячая
война>> кончена. Немцы занимают Норвегию, Данию, Голландию,
Бельгию и вторгаются во Францию. Париж под угрозой. Друзья
советуют Мережковским уехать. Они колеблются - у них мало
денег. Но к началу июня ход событий ускоряется, и с большой
неохотой Мережковские решают ехать опять в •этот поганый
Биарриц•, как называет его 3. Н. Недаром она его так не любит.
К счастью, они вовремя успевают заказать спальные места и,
еще до паники, в среду 5 июня уезжают.
В Биаррице начинаются мытарства. Город переполнен. Отель
<<Метрополь•, в котором они остановились, через несколько дней
после их приезда реквизируют под какое-то бегущее из Парижа
правительственное учреждение. Мережковские остаются на ули­
це. Они находят себе приют на одну ночь в пригороде, на вилле,
за которую уже дал задаток французский писатель Жорж Дюга­
мель. Он любезно разрешает им переночевать, но больше не
появляется. Вторую ночь они на вилле у знакомой дамы, где
останавливались в прошлый приезд. На третью - в •Maison
basque>>, когда-то хорошем отеле, а теперь - ночлежке для бе­
женцев. Там они застревают надолго. Найти помещение более
подходящее и думать нечего, да и денег почти уже нет. Комната
в •Maison basque• стоит недорого - 70 фр<анков> в неделю. В
крайнем случае можно не платить - не выгонят.
' •чудной войны• (фр)
459

14 июня немцы вступают в Париж. 3. Н. записывает: 4Я
едва живу от тяжести происходящего. Париж, занятый немца­
ми ... неужели я это пишу?• 28 июня - немцы в Биаррице. ~о.
какой кошмар! - восклицает она.
-
Покрытые черной копотью,
выскочили из ада в неистовом количестве, с грохотом, в таких
же черных закоптелых машинах... Почти нельзя вынести•. Итог
за июнь лаконичен: ~погода все лучше. Черных роботов, отли­
вающих зеленым, все больше. Выношу их все меньше. Наше
положение все хуже•.
.
Положение Мережковских, действительно, не блестяще. День­
ги - истрачены. Заработка
-
никакого. Об авансе от французских
издателей в этом хаосе не может быть и речи. От заграничных
отделяет оккупация. Помогают друзья, но на это не проживешь.
Бывают дни, когда вся их еда - кофе с черствыми корками. Бед­
ность, чужбина, немощь и старость. Но, к счастью, находится один
неизвестный человек, ~добрый самарянин•, как его называют
Мережковские, который их кормит, - носит им то котлеты, то
манную кашу, то кисель. Те, у кого есть возможность, приглаша­
ют их завтракать либо обедать. Наконец, друзья, чтобы немного
им помочь, устраивают под председательством Клода Фаррера
чествование по случаю семидесятипятилетия Д. С. Оно имеет
успех и приносит чистыми около 7 тысяч франков. Мережков­
ские покидают ненавистный 4Maison basque• и переезжают в
небольшую виллу ~El Recres•, где устраиваются на зиму.
Но дней за десять до переезда Д. С., пообедав где-то в го­
стях, заболевает длительной и неприятной, хотя и не опасной,
желудочной болезнью, какой многие в Биаррице болеют. 3. Н.
от страха совершенно теряет голову. Ей кажется, что это - ко­
нец. На 4El Recres• у каждого своя комната, но она поселяется
в одной с Д. С., чтобы не покидать его и ночью. Кроме как о
его здоровье, она ни о чем другом ни думать, ни писать не
может: 4В вилле хорошо, но ему все нехорошо... • ~у него боль•.
4УЖ не выходит, лежит целый день•. •То же, то же•. 4Боль,
боль, и ничто не помогает•. Так проходит месяц с лишним, пока
Д. С. не обращается к хорошему врачу. Тот прописывает верное
лекарство, и Д. С. начинает понемногу поправляться. 3. Н. ус­
покаивается.
Однако, не надолго. Такой зимы, как зима 40/41 г., еще не
бывало. Окружающая их атмосфера катастрофы, дышать в кото­
рой все труднее, •Прекрасная Дама Бедность., их постоянная
гостья, голод, холод - в декабре температура падает до 18 гр<а­
дусов> ниже нуля - вечные заботы, вечные унижения и, нако­
нец, болезнь - все это оставляет на Д. С. след. И хотя он легок
и бодр почти как прежде, вид у неrо порой усталый, каменный.
Но эта усталость не от жизни, которую он, со всеми ее мелоча­
ми, продолжает любить по-детски, а от того, во что ее преврати­
ли. 4Состарила меня эта войнаl• - повторяет он часто. Утомле­
на и 3. Н. 4Призрак конца• преследует ее день и ночь. Она
460

старается его отогнать, отвлечь внимание на другое, но тщетно.
Ни полицейские романы, ни маленькая Тереза не помогают.
Я сужен на единой Мысли,
Одно я вижу острие.
Даже смерть их близкого друга Д. В. Философова, о которой
они узнают случайно, в конце августа 40 г., потрясает ее не так,
как если б он умер несколькими месяцами раньше. Что же до
других бед, на которые судьба не скупится, то 3. Н. к ним, в
сущности, равнодушна. Неприятно и досадно, конечно, что их
парижская квартира описана за пеплатеж и что их выселяют.
Неприятно еще и многое другое, но все это сравнительно -
пустяки и поправимо. Главное - это, чтобы Д. С. был здоров, не
волновался и работал.
И он работает, преодолевая все - голод, холод, болезнь, страх.
Его сопротивляемость воистину чудесна: ни своей внутренней
свободы, ни ясности мысли он не теряет. В ~Maison basque>>,
больной, полуголодный, он кончает первую часть ~испанских
мистиков~ - <<Жизнь св. Иоанна Креста~ и начинает вторую
-
~жизнь св. Терезы Авильской~. Кончив ~испанцев>> - уже на
~El Recres~ - он тотчас примимается за новую книгу
-
послед­
нюю из цикла <<От Иисуса к нам~ - о маленькой Терезе. Одно­
временно он собирает материал для книги о Гёте. По поводу нее
он как-то, в шутку, замечает: ~эти святые довольно-таки мне
надоели. Напишу-ка я об язычнике Гёте~. Но, увы! Написать о
Гёте ему не суждено. Он читает несколько лекций - о Леонардо
да Винчи, о Паскале. Последняя вызывает критику правоверных
католиков - яростную и невежественную. Лекцию о Наполеоне,
объявленную в казино, немцы в последнюю минуту запрещают, -
неизвестно почему. Для Мережковских это - шок. Они надея­
лись немного поправить ею свои дела: она, наверно, имела бы
успех. А дела неважны. ~Прекрасная Дама Бедность~ посещает
их все чаще и остается все дольше. Единственный договор, ко­
торый Д. С. удается заключить, -это договор с немецким изда­
телем о новых книгах. Но условия - невыгодные и аванс
-
ничтожный, с уплатой не сразу, а в три приема. Последних двух
взносов Д. С. так и не дождался.
В начале июля 41 г. Мережковских за пеплатеж выселяют с
~El Recres~. Они переезжают в две меблированные комнаты на
виллу ~эрмитаж~. где провели вторую ночь после выселения из
<<Метрополя». Хозяйка им верит в долг. Там они остаются около
двух месяцев и в сентябре возвращаются, наконец, в Париж для
устройства своих дел и спасенья квартиры. Это их последнее
путешествие.
В Париж они приезжают 9 сентября в 9 ч<асов> вечера.
Число 9 их положительно преследует. Начало всех бед - война
объявлена в сентябре, сентябрь - девятый месяц
-
39 г. Первый
отъезд в Биарриц - 9 сентября 39 г. Возвращение в Париж -
461

9 декабря 39 г. Возвращение после второго пребывания в Биар­
рице - опять 9 сентября. Но этого таинственного повторения
Д. С. не замечает. Он боится •чертовой дюжины• - 13, поне­
дельника и пятницы. Не замечает его и З. Н., особенно внима-'
тельная к числам:
За числами слежу я очень зорко,
Как вещий знак дает нам числа Бог.
Между тем, 9 сентября - число роковое именно для нее.
В Париже прелестная поздняя осень. Мережковские рады,
что дома, в своей, хотя бы и описанной квартире. Снова ма­
ленькая Тереза в цветах. Снова, по воскресеньям, они ходят к
ней на рю Ля Фонтен. Но салон их пустует. Друг N2 1 - Мам­
ченко, иногда братья Лифари, Зайцевы, Тэффи. Бунина нет в
Париже, он на юге, в Грассе. Но объявляется неожиданно новый
поклонник Д. С., студент-медик, Николай Журавлев, пишущий
французские стихи. Раз или два заходит почтенный белоборо­
дый старец, бывший член Думы - Тесленко. Его судьба странно
переплетается с последними днями Д. С., как и судьба их дав­
нишнего друга еще по России, князя В. Н. Аргутинского.
Жизнь входит в прежнюю колею. Биаррица· как не бывало.
Д. С. работает, отдыхает, гуляет. З. Н. по вечерам в своем
•Зеленом углу• запоем читает полицейские романы. Но с пи­
танием плохо. Покупать на •черном рынке•, где всего вдоволь,
нет еще привычки, да и не по карману. Когда-то, 22 года
тому назад, в Советской России, З. Н. могла еще писать шу­
точные стихи:
Не только молока и шеколада,
Не только булок, соли и конфет,
Мне даже и огня не очень надо:
Две пары досок обещал комбед.
Теперь - не то. Теперь от •молока и шеколада• зависит их
жизнь. Более же всего они боятся холода, - угля нет, а зима на
пороге. В октябре Д. С. начинает мерзнуть. Он работает в теп­
лом пальто, ноги - в пледе. Не по средствам и папиросы. От их
недостатка Мережковские •позорно• страдают. Но <<все это было
когда-то•. Гуляя раз, при большевиках, в Таврическом саду,
З. Н. сочинила экспромтом четверостишие:
Равнодушно глаза прищуриваю
(Это стало моей привычкой).
Золотую папиросу закуриваю
Дорогой серебряной спичкой.
Все повторяется. Прошлое сквозь настоящее просвечивает как
сквозь полуистлевший саван - тело мертвеца. То, что сейчас
происходит в мире, лишь повторение, в гигантском размере, того,
462

что произошло в России. И все-таки Д. С. от России не отказы­
вается, верит в нее вопреки всему.
Но проходит октябрь, ноябрь, наступает декабрь. Д. С. кон­
чил первую часть ~маленькой Терезы• и пишет вторую. Теперь
он работает не у себя, а в гостиной, где теплее. З. Н. около него,
в кресле, что-то шьет, погруженная в свои невеселые мысли.
Иногда он ей читает какой-нибудь удавшийся, как ему кажется,
отрывок. ~хорошо?• - спрашивает он. З. Н. одобряет не всегда.
Если она отвечает: ~плохо• - Д. С. уничтожен. Он спорит, сер­
дится. Однако на следующий день, а то и в тот же вечер он
забракованное исправляет и выходит лучше.
Еще в конце прошлого месяца, в субботу 29 ноября, запись
З. Н. внезапно обрывается. Как будто она чувствует близость
катастрофы и от ужаса немеет. На этой первой неделе декабря
к Терезе они, против обыкновения, идут на два дня раньше, в
пятницу, 5-го, тоже как будто чувствуя, что в воскресенье бу­
дет поздно. В субботу 6-го, после небольшой прогулки и отды­
ха в кафе, Мережковские возвращаются домой, обедают и за­
тем Д. С, надев пальто и взяв книгу, - устраивается на диване
гостиной в ~зеленом углу•. У него немного болит голова и
мерзнут руки, но нельзя же читать в перчатках. З. Н. рядом, за
столом, что-то пишет.
Вечерний чай. Разговор о России. З. Н. своих позиций не
сдает: выше России - свобода. Д. С. не возражает: ~да, да,
-
говорит он, - но это
-
отвлеченно. Без России мне и свобода не
мила•. ~л мне мила•, - сердится З. Н.
Около часу ночи он уходит к себе. У него привычка: вечером
перед тем, как лечь спать, он, в столовой, на диване, потушив
свет, курит последнR:>ю папиросу. ~что ты здесь делаешь, в тем­
ноте?• -спрашивает его как-то З. Н. <<Ищу надежду•. Но в этот
вечер он не курит, - забыл, и на вопрос З. Н. ~что же твоя
папироса надежды?• отвечает: ~все равно, в другой раз•.
Он - в кровати. З. Н. заходит к нему попрощаться.
<<Мы с тобой по-разному любим, - продолжает Д. С. разго­
вор о России. - Я как Блок: "Но и такой, моя Россия, ты всех
краев дороже мне". Ты этого не понимаешь, - прибавляет он.
-
Но это - ничего•.
Воскресенье, 7 декабря. Д. С. встает, как обыкновенно, около
восьми. Зажигает электрический радиатор и свет в умывальной.
Выносит в столовую чашку с недопитым чаем, кладет на камин
носовой платок, щетку, гребенку и садится в соломенное кресло
около печки. Здесь, после умывания, он будет причесываться, а
пока греет руки. Но печка потухает. Надо бы подложить немно­
го угля...
В 8.30 приходит femme de menage1• Она приготовляет кофе,
чистит платье и, проходя по коридору, заглядывает через стек-
1 домашняя работница (фр.).
463

лянную дверь в столовую, которую, пока Д. С. умывается, надо
успеть прибрать. Она удивлена, что в это утро Д. С. сидит у
печки так долго. Но не замечает ничего, ей лишь кажется, что он
немного бледнее. Наконец, уже почти в 9 ч<асов>, обеспокоенная,
она входит в столовую и застает Д. С. в кресле, без сознания. Она
бросается к 3. Н. в спальню, отдергивает на окне занавески, бу­
дит ее: «Venez vite, monsieur est malade» 1• Та, обычно просыпаю­
щаяся с трудом, вскакивает: <<Oui, je viens, je viens» 2• Вот оно то,
чего она так боялась, это утро, подобное тому далекому петербург­
скому утру, когда умерла ее мать и нянечка Даша ее с такой же
поспешностью разбудила: «Скорей, скорей, мамочке дурно».
Накинув теплый стеганый халат, 3. Н. бежит в столовую,
подходит к Д. С.: <<Милый, что с тобой, ты болен?>> Д. С. не
отвечает. Она приносит одеколон, обтирает ему лицо. Femme de
menage спускается к консьержке, которая по телефону вызывает
доктора. Тот приходит через 15 минут. Д. С. переносят в его
комнату, укладывают в кровать. Доктор впрыскивает камфору,
кладет холодный компресс на сердце, другой на голову. Д. С.
часто дышит. 3. Н. в своем черном халате стоит к нему спиной,
лицом к иконам. Губы ее что-то шепчут.
Доктор делает второе впрыскивание и уходит, обещая зайти
перед завтраком. Надежды никакой: кровоизлияние в мозг. Через
полчаса после его ухода Д. С., не приходя в сознание, умирает.
3. Н. выходит из его комнаты. Она очень бледна, но, с виду,
спокойна. На письменном столе в гостиной, где со вчерашнего
дня приготовлено все для утренней работы, - раскрытая руко­
пись книги Д. С. о маленькой Терезе. Она обрывается на 13-й
странице:
«Маленькая Тереза своей обыкновенностью необычай­
на. Кутается в серую будничность, как в серую куколку,
тот жалкий червяк, о котором, устами Давида, говорит Сын
Божий Единородный, устроивший миры и вечности.
.. .Я
же червь, а не человек, поношение у людей и
презрение в народе (Пс. 21, 7).
Кутается в темную куколку жалкий червяк, чтобы вы­
лететь из нее ослепительно белой, как солнце, воскресшею
бабочкой>>.
Это воскресенье, 7 декабря - бесконечно. Квартира Мереж­
ковских с утра полна народу. Многие приходят, ничего не зная,
просто в гости, на воскресенье. Один из таких невинных визите­
ров - Тесленко. 3. Н. сидит в полуосвещенной гостиной, в об­
ществе дам. Тесленко садится в столовой. На него никто не об­
ращает внимания. Леонид Лифарь что-то записывает на краю
стола. Вдруг Тесленко спрашивает: «А что Д. С. не выйдет сегод­
ня? Он нездоров?»
464
1 •Кончается жизнь господина больного.- (фр.).
2 Что, я жива, я жива (фр.).

Когда ровно через год З. Н. приезжает в церковь на панихи­
ду по Д. С., первое, что она видит - это стоящий посередине
гроб. Завтра отпевают Тесленко.
Весть о смерти Д. С. быстро разносится по Парижу, и на
следующий день, в понедельник, на панихиде, которую служит
двоюродный племянник Мережковских, молодой о. Дмитрий
Клепинин, - почти все друзья. Среди них и князь В. Н. Аргу­
тинский. Но в комнату, где лежит Д. С., он не заходит, остается
в столовой один: он боится покойников. В среду утром, 1О де­
кабря- отпевание на рю Дарю и погребение на русском кладби­
ще в С. Женевьев де Буа. Перед службой Т. И. Манухина -
жена доктора подходит к З. Н. и шепотом сообщает, что накану­
не, во вторник, Аргутинский внезапно умер.
11
Зинаида Николаевна без Дмитрия Сергеевича! Это почти
нельзя себе представить, как Д. С. без З. Н. Но только смерть
могла их разлучить. По-человечески жестоко, по-Божьему, мо­
жет, и милосердно, что первый умер он, - легко, в одночасье. Что
было бы с З. Н., если б он умирал медленно, от тяжелой болезни?
Что было бы с Д. С., если б он дожил до ее агонии? Но к постиг­
шему ее удару З. Н. относится по-человечески - не по- Божьему,
и переживает его как незаслуженную обиду. Ей даже кажется,
что духовно умерла и она: «Пишу теперь, когда моя жизнь кон­
чена. Это я ощущаю со знанием•, - записывает она через
1О месяцев после 7 декабря. «.. .Я пока еще живу физически
-
только, а потому смерти моей другие не видят, не понимают и не
могут понять>>. Но не говорила ли она буквально теми же словами:
«жизнь кончена• и 22 года тому назад? Правда: «Я все знала -
и ничего. Теперь только, пережив последнее в жизни, я знаю что­
то действительно. То есть, когда действительно кончилось то, что
было моей жизнью>>. Но действительно ли кончилось? Смерть
близкого человека может в любящей душе оставить неизглади­
мый след, вечную рану, но душу не убивает. Убивает ее только
грех. Нет, настоящая трагедия З. Н. в том, что, несмотря на по­
стигший ее удар, - она жива и что немееякающая в ней сила жизни
не находит себе никакого выхода. Она многое могла бы сделать, -
своего последнего слова она не сказала. Но в опустевшем для нее,
со смертью Д. С., мире ей не на кого и не на что опереться. Да и
мир в таком состоянии, что ничего кроме скуки и тошноты в ней
не вызывает, - той особой тошноты, какая бывает только в аду и
для какой на человеческом языке нет даже слова:
Для тошноты подземной и навечной
Все здешние слова - ничто.
Она замыкается в себе и даже помышляет о самоубийстве.
Только «остаток моей религиозности, - признается она,
-
(да,
465
30 Зинаида Гпппнус, т. 9

остаток, увы, увы! Моя, в сущности, ничтожность не могла ус­
тоять перед ударом, ее поразившим) удерживает меня от са­
мовольного ухода из жизни (или и слабоволие?). Но жить мне
нечем и не для чего•. Какое признание! Но не вернее ли, не
ближе ли к действительности было бы другое: не я хочу себя
убить, - меня убивают. Да, все ее убивает, все против нее
-
и
люди, и Бог, сама жизнь как бы от нее отказывается. Богу она
смерти Д. С. не прощает. Маленькая Тереза - в немилости,
под черным покровом и - никаких цветов. К ней на рю Ля
Фонтен 3. Н. тоже больше не ходит и до конца не пойдет. Но
в этом бунте много детски-беспомощного. Перед лицом смер­
ти она - беззащитна, как малое дитя, которое неизвестно кто
и за что обидел:
Не знаю, не знаю и знать не хочу.
Я только страдаю и только молчу.
Ей холодно и одиноко. Мир для нее - ледяная пустыня, где
она замерзает, подобно Каю в сказке Андерсена в ~снежной
Королеве•.
Как эта стужа меня измаяла,
Этот сердечный мороз.
Мне бы заnлакать, чтоб сердце оттаяло,
Да нет слез.
Оно оттает, но не раньше, чем сложится из острых льдинок
слово, которое она забыла и не может вспомнить: вечность.
Ей 72 года, но она еще очень моложава и элегантна в своем
черном платье. Она, по-прежнему, посвящает много времени сво­
ему туалету, выходит, принимает и мало-помалу начинает рабо­
тать. Ей надо написать книгу о Д. С., ибо только она одна знает
и помнит о нем все. И она спешит, так как чувствует, что про­
живет недолго. Пишет она и стихи - длиннейшую поэму ~пос­
ледний круг•, которую без конца переделывает. Но это - ее
внешний, ~дневной• облик. Свое страдание она скрывает. Оно -
тайное, темное, жадное, как неведомое чудовище, которое она
кормит своею кровью. По ночам у нее постоянные кошмары.
Часто, во сне, она вскакивает, повторяя: ~Oui, je viens, je viens•,
как привидение скользит в столовую, подходит к печке, накло­
няется над пустым креслом, где в то утро сидел Д. С., и произ­
носит те же слова: ~милый, что с тобой, ты болен?• Если утром
слишком быстро отдергивают в ее комнате оконные занавески,
она от этого звука опять переживает все сначала, торопливо
вскакивает, путаясь в одеяле, и опять повторяет: <<Oui, je viens,
je viens•. Это длится много месяцев.
Когда 11 ноября 42 г. внезапно, на улице, умирает ее сестра
Анна, она записывает в своем дневнике: ~с того дня, в ноябре,
когда умерла Ася, я каждый час чувствую себя все более ото­
рванной от плоти мира (от матери)•. Но эта связь с ~плотью
466

мира•, с матерью землей еще не nорвана и, может быть, оконча­
тельно не nорвется никогда:
Всю я тебя люблю, Единственная,
Вся ты моя, моя!
Вместе воскреснем за гранью таинственною,
Вместе-иты,ия,
-
говорит она в одном своем стихотворении о земле. В ее сердце
еще теnлится надежда на чудо. И это чудо такое nростое, такое
возможное: ~маленький человек с большим горем•, как звали
3. Н. в детстве, ждет, чтобы его утешила, усnокоила мать. Вот
и все. ~своей смерти я не nонимаю, или, nожалуй, не боюсь ее.
Мне надо быть в ощутимой любви другого•. Но этого чуда, от
которого, может быть, оттаяло бы ее сердце, не совершается.
Все та же вокруг нее ледяная nустыня и в ней самой - все тот
же холод:
Как будто льда обломок острограмный
В меня вложили тайно вместо сердца.
Незадолго до смерти у нее вырывается крик: ~но - мне все
равно теnерь. Я только и хочу - уйти, уйти, не видеть, не слы­
шать, забыть... • И она уходит, nонемножку, nолузаметно, - на­
встречу тому чуду, которое искала и ждала всю жизнь.
Она много работает и, по старой nривычке, ночью, выкури­
вая массу nапирос, - сnешит с книгой о Д. С. Когда устает
nисать, nримимается за шитье - за nочинку своего белья, nока
от усталости работа не вываливается из рук. Тогда, наконец, она
ложится - nочти на рассвете. Встает рано. Это в корне nодры­
вает ее здоровье. Сначала у нее оnухает nравая нога. Ее домаш­
ний врач не nридает этому большого значения и nроnисывает
какую-то мазь. Но в одно из воскресений, в конце марта 44 г.,
она, сидя у себя в комнате, за книгой, вдруг, с nолным сnокой­
ствием, объявляет: ~У меня, кажется, начинается nаралич•. Она
жалуется на ~мурашки• и на онемение nравой стороны тела. Ее
усnокаивают. Однако вызванный в nонедельник утром француз­
ский доктор Андрэ находит nоложение серьезным: склероз моз­
га, где задеты некоторые центры. От 3. Н. это, конечно, скрыва­
ют. Она думает, что у нее немеет и болит рука от скверного
кровообращения, а скверное кровообращение от слишком узких
сосудов, тем более что кончики nальцев у нее и раньше часто
немели. Кроме того, Д. С. nоследний год так тяжко, во время
nрогулок, оnирался на ее руку, что неудивительно, что рука ус­
тала. •Я его буквально на себе носила, - рассказывает она док­
тору. - Но я не жалею•.
Проходит несколько дней. 3. Н. nробует nродолжать работу -
nереnисывает на машинке свою бесконечную nоэму. Но боли в теле
и в руке усиливаются, она nадает духом, бросает все, даже чтение, и
целые дни nроводит, лежа на кушетке, в nолной неnодвижности.
467
зо•

Ее усиленно лечат, хорошо кормят. Вообще, она не испы­
тывает недостатка ни в чем. И мало-помалу она оживает.
Через два месяца она не только уже может выходить, но и
писать, и если воздерживается, то исключительно потому, что
ждет, когда совсем •окрепнет рука•. Летом ее состояние
улучшается настолько, что в августе, после освобождения
Парижа союзными войсками, она пешком отправляется за
папиросами под Эйфелеву башню, на американский •черный
рынок• и, пробродив в толпе около часу, пешком возвраща­
ется назад.
Осень и начало зимы 45 г. проходят без перемен, с неболь­
шими колебаниями - ей то немного хуже, то немного лучше.
Одно время ее мучают головные боли с левой стороны. Но
это проходит. Она понемножку начинает писать - короткие
письма - не хочет утомлять руку, бережет ее для книги о Д. С.
Письма писать - она великая мастерица и своим эпистоляр­
ным искусством славится. Почерк ее почти не изменился, раз­
ве что немного неувереннее · и мельче, но это, может быть,
отrого, что отвыкла рука.
Никаких других перемен в ней не заметно. Она по-прежне­
му верна себе, позиций своих не сдает, держится на них креп­
ко. Перед Богом и Терезой не смиряется. Если болезнь,
иногда слишком резко, подчеркивает какую-нибудь ее дур­
ную сторону, она это умело смягчает и равновесие восстанав­
ливается. Дурных же сторон у нее порядочно и свою •изнан­
ку• она отлично видит. Недаром она так часто называет себя
~ничтожеством•, •дрянью•, •пустельгой• и хочет исправиться.
В ней не только 4ПОтерявшаяся девочка•, не сама маленькая
Тереза, умирающая от холода полной богооставленности, смот­
реть на которую почти нельзя без слез, но и ведьма, извест­
ная лишь немногим, сохранившим ей верность друзьям... Но
им - она известна хорошо. Кстати, верность она ценит больше
всего на свете и сама - верна:
Пусть это мне и не в заслугу,
Но я любви не предавал,
Ни Ей, ни женщине, ни другу
Я никогда не изменял.
И это ей непременно зачтется.
Д. С., при всей своей резкости и удивительной иногда нера­
зумности, был мудр и кроток. 3. Н. природно умна, но мудро­
сти в ней - ни капли. А что до кротости, то какая кротость у
ведьмы! Один почтенный иерарх, член петербургских религи­
озно-философских собраний, идея которых принадлежит 3. Н.,
называл ее не иначе, как ~белая дьяволица•. Ничего даже при­
близительно дьявольского в ней, конечно, нет, однако какая-то
сверхъестественная сила, похожая на ту, что владела тургенев­
ской Кларой Милич, владеет порой и ею.
468

С этой почти святой, полуведьмой-полувампиром, у 3. Н., как
ни странно и ни страшно, что-то неуловимо-общее. Во всяком
случае, и 3. Н., подобно Кларе, из жизни уводит:
Прости мне за тех, кого я
Отнял у жизни сей.
Отнял у сна и nокоя,
У жен и у матерей.
Разница лишь в том, что Клара уводит ~для себя~. а 3. Н.
~не для себя~. Так, по крайней мере, она утверждает. Но как -
не на словах, а на деле - разделить в любви Божье и человечес­
кое, святое и грешное, высшие интересы и личную выгоду? И до
конца ли - ибо все в этом
-
разделяет в своей душе 3. Н.,
Терезу и Клару, ~замерзающую девочку~ и влюбленную ведьму?
При всей чистоте и святости, Тереза была на волосок от гибели,
Клара, несмотря на свою губительную страсть - на волосок от
спасения. Они взаимно друг друга уничтожают. Но гибель и
спасение у них - одно. Невозможность разделить их в жизни до
конца и от этого двойственность, смешанность самой жизни -
постоянная мука 3. Н. ~моя жизнь (не жизнь ли мира?) только
"чаша в руке Господа, и вино кипит в ней, полное смешения". Этим
все сказано~.
Но дни бегут. Ничего не происходит, то есть ничего поло­
жительного. 3. Н., полулежа на своей кушетке, которая стоит
теперь у обеденного стола в столовой - единственной теплой
комнате в квартире, - перечитывает от скуки ~современные
Записки~. Но есть у нее и новое развлечение: это кошка. Не
какая-нибудь сиамская, а самая обыкновенная, серая с развода­
ми кошка Машка. В. Мамченко, друг .N2 1, привез ей как-то из
Медона перепуганного крошечного котенка. Он вырос, и хотя
3. Н. кошек не любит, к этой привязалась. Кошка не сходит у
нее с колен. Она теплая, мягкая - живая. Если она упрямится
и не идет, 3. Н. ее заманивает:
~ты - кошка. Ты -хорошая кошка. Поди, поди>>.
Кошка сначала долго не соглашается, желая показать свою неза­
висимость. Наконец, приходит, но как бы совершенно случайно.
В середине марта 3. Н. совершает большую неосторожность,
ускоряющую ход ее болезни. Она идет к парикмахеру ~мыть
голову~. Но - это предлог. Тайная цель
-
электрическая завив­
ка. О своей внешности она, ни при каких обстоятельствах, забо­
титься не перестает. В одной из своих старых пародий, где она
не щадит и себя, она устами <<Проходимки~ произносит фразу,
ставшую в кругу Мережковских классической: <<Когда однажды
погибала Помпея, я завивала папильотки~. Но если она действи­
тельно завивает и в день смерти матери, и в день смерти Д. С.,
и, кажется, способна была бы завивать их в гробу, то - лишь в
силу спасительной привычки, помогающей ей в такие минуты,
как эти, держаться и не падать духом, на что одной только воли
469

у нее не хватило бы. Уже ничего не соображая, она каждый
вечер перед сном обтирает себе лицо lait de beaute и пытается
причесаться без посторонней помощи. И о себе мертвой она
думает как о живой: •Когда я умру, - говорит она за несколько
недель до смерти, - пожалуйста, немножно меня подмажьте•. Но
ее удивительная сила жизни - единственная, какою она, по соб­
ственному признанию, обладает, не только в духе, но и в теле.
Несмотря на свою хрупкость, изнеженность - •тепличность•.
-
она физически крепка. Куда крепче и выносливее Д. С. Давление
у нее как у семнадцатилетней, сердце и легкие - в порядке. Дру­
гая на ее месте не прожила бы и года!
От парикмахера она возвращается в наилучшем настроении.
Но результат завивки не заставляет себя долго ждать. Сухой жар
электрического тока подействовал на мозговые сосуды, и через
два дня в ее состоянии наступает значительное ухудшение. Тол­
стый том •Современных Записок•, который она, лежа после
обеда на кушетке, читает, вываливается из рук. Что это? Отче­
го? Как трудно поднять руку. И нога волочится. Она недоумева­
ет. Ведь все уже было хорошо. В чем же дело? Вызванный на
следующее утро доктор Андрэ находит затронутыми центры
координации движений. З. Н. успокавают как ребенка: ничего,
это скоро пройдет. Но доктор встревожен: болезнь принимает
опасный оборот.
Однако, ей опять становится лучше. Но она уже не та -
болезнь ее съедает. Писать такой рукой и думать нечего. Дви­
гаться она может лишь по комнатам, да и то с трудом. Прогулка
к парикмахеру была последней. Усиливаются близорукость и
глухота. Читать она, впрочем, продолжает без очков, не носит
их-досихпор
-
из кокетства. Изредка ее навещают друзья.
Она встречает любезно, но разговор ее не занимает, вид - отсут­
ствующий, и на вопросы она отвечает невпопад. Ее больше ник­
то и ничто не интересует. Целые дни она проводит на своем
диване в гостиной, с книгой и неразлучной кошкой, не покида­
ющей ее ни на минуту.
Так медленно склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему.
В первых числах августа ей снова хуже. •Совсем не плох и
спуск с горы•. Нет-нет, очень плох! Но она не понимает, не со­
знает, что - это спуск, конец. И чем хуже, тем с большим недо­
умением она спрашивает: •Что это? Отчего?• Только раз у нее
мимолетное сомнение: •Может быть, это конец?• Но нет- не­
вероятно. За три месяца до смерти, 7 июня, она умудряется
нацарапать в своем дневнике - левой рукой
-
несколько строк -
последних: •Я больна и не выздоровлю. Но я еще не умираю и,
может быть, долго не умру•. Но пусть она своей смерти не ви­
дит, не понимает, - •умру и очей ее не увижу•
-
душа в ней
втайне готовится, зная, как страшно впасть •в руки Бога живо-
470

го>~>. И З. Н., этот гордый человек, смиряется. В марте 45 г. она
заnисывает: «Внешне все худо (для меня). Все. Но, может быть,
по Божьему, оно и не худо -как знать? Мне больно, больно, со
всех сторон, но ведь я, может быть, того и стою>~>. Свою nослед­
нюю заnись, от 7 июня, она кончает словами: «Я стою мало>>. И
nриnисывает: «Как Бог мудр и сnраведлив>~>.
В двадцатых числах августа она начинает исnытывать затруд­
нение в речи. «Что со мной? - сnрашивает она, не nереставая
удивляться. - Я говорить хочу
-
не могу, я думать хочу - и не
могу>~>. Ей кажется, что ее неnравильно лечат и что всему nричи­
ной доктор, заменяющий отсутствующего Андрэ. Однажды утром
она nросыnается и хочет что-то сказать, но nроизносит одни бес­
связные слова. Вечером того же дня она на несколько минут те­
ряет сознание и nочти nерестает дышать. Когда она nриходит в
себя, к ней неожиданно возвращается сnособность речи: «Послед­
няя моя мысль nеред тем, как nотерять сознание, - рассказывает
она, - была: слава Богу
-
конец. А nервая, когда я nришла в себя:
какая скука! Оnять начинай сначала>>. Но это лишь краткая nере­
дышка, nосле которой начинается стремительный сnуск.
С nятницы, 31 августа, она не только окончательно теряет
связность речи, но и nочти не может глотать. Однако за завтра­
ком - ее все же сажают к столу
-
она с аnnетитом выnивает
чашку бульона, кое-как nроглатывает nолкотлеть1, картофельное
nюре, яблочный мусс и кофе. Она выкуривает nапиросу и не за­
бывает nоложить обратно мундштук в стоящую nеред ее nрибо­
ром круглую коробку. Затем отдых. Но к вечеру она, увы! ни слова
сказать, ни куска nроглотить - уже не может. Доктор Андрэ nри­
езжает чуть ли не nрямо с вокзала. «Pauvre madamel>~> 1 - говорит
он. Но она его не слышит, не узнает. Он nроnисывает вливание
физиологического раствора - два раза в день и камфору.
В субботу вечером 1 сентября о. Василий Зеньковекий ее
nричащает. Она сидит, грустная, за столом в столовой, ничего не
nонимает, но nричастие nроглатывает. В воскресенье ее nерево­
дят из гостиной в ее комнату. Верная кошка следует за ней.
В этой комнате, небольшой, но светлой, с окном на nростор­
ный двор католической школы St. Jean de Passy, ей хорошо. В
окно видно небо и верхушки еще не тронуть1х осенью деревьев.
Кругом - тишина, nустота. Все лишнее убрано. Оставлены только
кровать, диван, комод с необходимыми вещами, стол и соломен­
ное кресло. Она лежит лицом к окну, nод образом Божьей Мате­
ри. Когда днем в комнате солнце, ставни nрикрывают. От солнца
теnло. Чувствует ли она эту теnлоту, эту nоследнюю ласку?
Сверкнет ли мне в последний раз
Ее корона тонкая, сквозная,
Зеленая осениесть глаз?
1 •Бедная женщина!• (фр.)
471

Она лежит неподвижно, высоко на подушках. Иногда стонет,
но тихо. Своей здоровой рукой она, как маленькие дети, цепля­
ется за что попало, за одеяло, за полотенце, за ложку, когда ей
вливают виноградный с лимоном сок, чтобы в горле не бьто так
мучительно сухо. Она больше ничего не умеет - разучилась
-
ни слышать, ни видеть, ни говорить, ни думать. Она как малень­
кая больная девочка - Тереза ли, Клара ли
-
не все ли равно?
Доктор успокаивает, что она не страдает. Однако, она с каждым
часом страшнеет.
Время в этой комнате будто остановилось. Каждая минута -
вечность. Но оно и летит с головокружительной быстротой. Та
же стремительная неподвижность, напряженность и в почти уже
неживом теле больной. Нет, не прав доктор - она страдает. Но
только не в ней страдание, а она - в нем. Оно ее покрывает,
пронизывает насквозь, уносит ее· неподвижно-стремительно в
неизвестное, как среди вечных льдов огненный поток, в котором
очищается, оживает ее душа.
Дойти бы только до порога!
Века, века... И нет уж сил.
Вдруг кто-то властно, но не строго
Мой страшный путь остановил.
Тихое, ласковое утро. Потом такой же тихий, бледно-солнеч­
ный день. 3. Н. сидит в кровати, ей трудно дышать. Вдруг в ее
потухших, невидящих глазах что-то загорается, какой-то свет. Она
смотрит, словно каким-то чудом опять стала собой. Но ни слова
сказать, ни сделать движения - не может и говорит взглядом. В
нем бесконечная нежность, бесконечная благодарность. Две сле­
зы стекают по ее щекам. Вот когда, наконец, оттаяло ее сердце.
Еще один взгляд, и она закрывает глаза и умирает.
Ее лицо становится прекрасным. На нем выражение глубо­
чайшего счастья.
И ты придешь ко мне в свой час единственный,
Покроешь темными крылами счастья.
Этот час - 3 часа 33 минуты пополудни. День - воскресенье,
9 сентября 1945 года.

ПРИМЕЧАПИЯ
ДНЕВНИКИ 1919-1941
Черная книжка (1919)
Впервые: Русская мысль (София). 1921. N.! 1/2. Републикация в сб.:
Мережковский Д., Гиппиус 3., Философов Д., Злобин В. Царство анти­
христа. Miinchen: Drei Masken Verlag, 1922. Печ. по изд.: Гиппиус 3.
Дневники: В 2 т. Т. 2 1 Под общей ред. А Н. Николюкина. М.: НПК
сИнтелвак•, 1999.
С. 6. ...создалась Дума .. .
-
Государственная дума как совещательный
представительный орган была создана манифестом Николая 11
6 августа 1905 г. Революционные события вынудили императора 17 ок­
тября 1905 г. издать новый манифест, которым Дума наделялась зако­
нодательными правами.
...задолго до войны мы сблизились...сСавинковым... -
С Б. В. Савинко­
вым Мережковские подружились в Париже в 1906-1908 гг. (см. об
этом воспоминания Гиппиус сДмитрий Мережковский• в т. 6 наст. изд.,
с. 317-320).
...партии...
paciWlloтoй на большевиков и меньшевиков... - Раскол в
Российской социал-демократической партии на большевиков (сторон­
ников В. И. Ленина) и меньшевиков (сторонников Ю. О. Мартова)
произошел в августе 1903 г.
С. 7. ... Философов .. . работал в партийной газете •Речь. . ..
-
Филосо­
фов, сотрудничавший с 1908 г. в газете •Слово•, после ее закрытия
в 1909 r. перешел в сРечь• (1906-1917), влиятельный орган конститу­
ционно-демократической партии.
•• ..111ы жили... в бельэтаже последнего дома одной из улиц, ведущих ко
дворцу. - Мережковские жили на Сергневекой ул., 83.
С. 8. ЗН~JА~еНUтый •думский блок•...
-
Имеется в виду сПроrрессив­
ный блок•, созданный 22 августа 1915 г. Поражения русской армии в
войне вызвали резкую критику правительства большинством думских
фракций, потребовавших создания нового кабинета. В ноябре 1916 г.
спроrрессисты• добились отставки главы правительства Б. В. Штюрмера.
• .. .Будет, да, несомненно,
-
писала я в 16-м году•. - См. запись
Гиппиус в сСиней книге• (декабрь 1916 - начало января 1917) в т. 8
наст. изд., с. 198.
С. 10. Керен.ский в своем взлете ...
-
А. Ф. Керенский в марте 1917 r.
стал министром юстиции, военным и морским министром, в июле ми­
нистром-председателем Временного правительства, в августе главноко­
мандующим, в сентябре главой •директории•.
сКорниловекий бунт• - вооруженное выступление против Времен­
ного правительства, которое 25 августа 1917 г. возглавил генерал от
473

инфантерии Л. Г. Корнилов. Через два дня был смещен с поста Керен­
ским и объявлен вне закона.
С. 12. Зиновьев Григорий Евсеевич (наст. фам. Радомысльский; 1883-
1936) - политический деятель. С 1903 г. большевик. С декабря 1917 г.
председатель Петроградекого совета. Один из организаторов ~красного
террора•. Репрессирован.
С. 13 . ...власти в лице Чрезвычайки .. .
-
Имеются в виду Чрезвычай­
ные комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, действовав­
шие в России повсеместно в 1918-1922 rr.
... другу
нашеJ.Су... И. И.
-
Имеется в виду врач Иван Иванович Ма­
нухин, живший с женой Татьяной Ивановной в одном доме с Мереж­
ковскими (см. о них в т. 8 наст. изд., с. 547).
С. 14. .. .И. И. бш лично близок с Горькш.t
...
-
Макухин вспоминает:
сС ним (Горьким. - Т. П.) у меня завязалось знакомство еще осенью
1913 года в Италии, когда я вылечил его в Неаполе моим методом от
туберкулеза. Нашему знакомству содействовал И. И. Мечников. Я
работал в лаборатории Пастеровского института в Париже, когда до
Мечникова дошла весть, что М. Горький очень тяжко болен туберкуле­
зом; после успешных лабораторных результатов лечения туберкулеза,
которые к тому времени я получил, можно было ожидать их и у
людей, - и Мечников, узнав, что поеду в Италию, посоветовал мне
применять мой метод лечения к Горькому. С этой осени 1913 г. у меня
с Горьким (А. М. Пешковым) установились живые, дружеские отноше­
ния, а во время революции, до перехода Горького к большевикам, они
еще упрочились, благодаря его сочувствию моей тюремно-врачебной
работе. М. Горький сам тогда в меру своих сил и влияния старался
помогать несчастным жертвам революции• (Ману:х:ин И. Воспоминания
о 1917-18 rr. /Новый журнал. Нью-Йорк. 1958. N! 54. С. 111-112).
.. .Луначарский... жалобно прятался у И. И.
-
В мемуарном очерке
сРеволюция• Макухин рассказывает:
сВернусь, однако, к "Февралю"... с его грозными "3-5 июля", когда
большевики пытались опрокинуть Временное правительство и захватить
власть. С этой неудачной попыткой связан у меня эпизод, по-видимому,
судьбой мне посланный как экзамен моим "rуманным чувствам": дей­
ствительно ли мне ценна жизнь человека, когда он в беде или несчас­
тье, независимо от его политических убеждений?
4 или 5 июля вечером, около 11 часов, в передней раздался несме­
лый звонок. Дни были тревожные, на улицах пальба, в разных кварта­
лах города вооруженные столкновения, атмосфера была накаленная;
путаница слухов о победе правительственных вооруженных сил, о том,
что большевистские вожди уже схвачены и находятся под замком. До­
мовых обысков тогда еще не было - кто же мог в 12-м часу ночи ко
мне прийти и по какому делу? Я пошел в переднюю и открыл дверь...
Передо мною стоял - Луначарский... Измученный, бледный, видимо,
очень усталый.
-
Я прошу вас, дайте мне у вас переночевать, - взволнованно ска­
зал он, - я до сих пор никак не мог устроиться, бегал-бегал . .. Я вспом­
нил о вас - ведь вы вызывали меня в крепость ...
474

Я отступил от порога... Эту ночь Луначарский спал у нас в кабинете
жены, на ее маленьком голубом диване. Утром он ушел очень рано, по
соображениям конспирации: рано утром меньше опасений бьrrь узнан­
ным на улице• (Новый журнал. 1963. N2 73. С. 187-188).
Избежать ареста Луначарскому, однако, не удалось: он был посажен
в Кресты, правда, ненадолго.
С. 23. События на Красной Горке ...
-
Вночьна13июня1919г.в
Финском заливе на фортах •Красная Горка•, •Серая Лошадь• и др. вспых­
нуло антибольшевистское восстание, подавленное в течение трех дней.
... во
время наступления Юденича. - Имеется в виду неудавшийся
поход белых войск на Петроград в сентябре - ноябре 1919 r. , в оз гла в­
лявшийся генералом Николаем Николаевичем Юденичем (1862-1933).
С. 24. О, эти наши дни, последние...
-
Строфа поставлена эпигра­
фом также к стихотворению Гиппиус •Летом• (1919), опубликованно­
го под названием •Июнь• в журнале •Русская мысль• (София. 1921.
М 3/4), где строфа вошла в текст.
... 4Катьки
мои толстоморденькие•, о которых А. Блок написал... -
Имеется в виду поэма Блока •двенадцать• (1918) и ее персонаж Катька.
С. 26. Катя
-
горничная Гиппиус.
С. 27. Высокая ограда С. собора.
-
Вероятно, имеется в виду собор
Смольного института благородных девиц, построенный в 1806-1808 rr.
архитектором Джакомо Кваренги.
... шел
по Гороховой. И домой не пришел. - На Гороховой ул., д. 2
в 1918-1922 rr. размещалась Петроградекая Чрезвычайная комиссия по
борьбе с контрреволюцией и саботажем, наделенная карательными пол­
номочиями.
Передался большевикам - А. Ф. Кони ... Написал об этом 4Самому•
Луначарскому. - Анатолий Федорович Кони (1844-1927) - юрист,
общественный деятель, выдающийся судебный оратор, член Государ­
ственного совета, сенатор, почетный академик (1900). 9 марта 1921 г.
А. В. Луначарский направил в Управление делами Совнаркома для
передачи В. И. Ленину ответ на запрос, в котором сообщает: •В ответ
на секретное отношение Управдела за N2 2244 сообщаю, что могу при­
слать отзыв о личных впечатлениях моих о некоторых из этих ученых,
с которыми приходилось иметь дело, об остальных будут собраны мною
сведения через Научный отдел в недельный срок. < ... > Академик Кони -
пожелал познакомиться со мною еще в начале 1919 г. Мы имели с ним
большой разговор, в котором и высказался чрезвычайно дружески по
отношению к новому режиму, от души желал успеха новой России,
говоря, что только такой "свирепо-радикальный" переворот и переход
власти в руки одновременно смелых и близких народу людей и в то же
время знающих, что в России силой авторитета ничего не сделаешь, -
был единственным выходом из создавшгося положения. Кони говорил
мне тогда: "Между монархией и большевизмом решительно ничего
жизнеспособного не вижу". С тех пор Кони принимал участие в каче­
стве лектора в разных наших учебных заведениях, например, в Инсти­
туте живого слова, выступал с разными воспоминаниями и окрашивал
их неизменно в более или менее симпатичный для Советской власти
475

дух• (Литературное наследство. Т. 80. В. И. Ленин и А В. Луначар­
ский. Переписка. Домады. Документы. М., 1971. С. 258). Ответ Луна­
чарского на запрос бьш вызван тем, что в это время готовилось •дело•
профессора географии Петроградекого университета Виктора Николае­
вича Таганцева (1886-1921), закончившееся его арестом в марте и рас­
стрелом 25 августа 1921 г. вместе с 61-м обвиненным в контрреволюци­
онном заговоре (среди них - поэт Н. С. Гумилев). А'П'естации, данные
Луначарским в письме, вероятно, помогли спасти от гибели или от
высылки из страны наряду с Кони также еще 13 названных им акаде­
миков, в том числе математика В. А. Стемова, физика А. Ф. Иоффе,
историка С. Ф. Платонова, невролога и психиатра В. М. Бехтерева,
художника и искусствоведа А. Н. Бенуа, а также А. А. Блока, художни­
ка Б. М. Кустодиева и др.
С. 28. ...достать бы 'IOtUЖК!J Брюсова •ПочеJ.Су я стол 1«JAtAt?PШC111•·
-
Такой книги у Брюсова нет.
Он теперь... важная шишка у большевиков. Общий цензор.
-
Брю­
сов в 1917-1919 rr. возглавлял Комитет по регистрации печати, заве­
довал московским библиотечным отделом и литературным подотде­
лом (ЛИТО) при Наркомпросе, в круг обязанностей которых входили
и цензурные функции.
... Бл ок! ..
в левых эсерах. - Такого мнения придерживались многие
современники А. А. Блока. Например, А. В. Луначарский в ответе на
запрос управделами Совнаркома сообщал: .Литератор Блок, вероятно,
поэт Александр Блок. После революции присоединился к левым эсе­
рам. Был арестован во время разгрома левых эсеров после известиого
восстания в Москве• (Литературное наследство. Т. 80. С. 259). Однако
в партии социалистов-революционеров поэт не состоял. Основанием дЛЯ
ошибочных утверждений было то, что Блок в 1918 г. печатался в лево­
эсеровских изданиях - газете •Знамя труда• и журнале •Наш путь•.
Здесь впервые увидели свет его программные произведения - стихотво­
рение •Скифы• и поэма •двенадцать•, а также статья •Интеллигенция
и Революция• (см. об этом подробно: Лавров А. В. Этюды о Блоке.
СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000. С. 110-115).
Блок... .потерянное дитя•... - См. эпиграф к стих. Гиппиус •А. Бло­
ку• (апрель 1918): •дитя, потерянное всеми...• .
.. .•душа невинна: я не прощу UAt никогда•. - См. в стих. •А. Блоку•:
•Я не прощу. Душа твоя невинна. 11 Я не прощу ей - никогда•.
С. 29. Петерс Яков Христофорович (1886-1938) - с 1918 г. заме­
ститель председателя ВЧК, председатель Ревтрибунала. Репрессирован.
С. 30. ... •путь Магдалины•.
-
Магдалина - персонаж Библии, рас­
каявшаяся блудница Мария из Магдалы, исцеленная Иисусом Христом
и ставшая проповедницей его вероучения.
С. 31. •Всемирная литература•
-
издательство, основанное
М. Горьким в Петрограде при Наркомпросе 4 сентября 1918 г. В 1924 г.
вошло в состав Ленгиза. За 6 лет выпустило около 200 книг. Заведо­
вал издательством прозаик, публицист Александр Николаевич Тихо-
нов (псевд. Серебров).
·
С.32.Д.С.
-
здесь и далее Мережковский.
476

С. 33 . ...тип нашего Гржебина: тот же аферизм, нажива ...
-
Зино­
вий Исаевич Гржебин (1877-1929) - художник-карикатурист и график.
В 1906 г. в Петербурге основал вместе с С. Ю. Коnельмаком частное
издательство ~шиnовник~. выnускавшее одноименные альманахи (1907-
1916), а также ~северные сборники~ (1907-1911), ~сборники литера­
туры и искусства~. ~историка-революционный альманах~ (1908). Ре­
дактор-издатель журнала ~Отечество~ (Пг., 1918-1919). С 1921 г. в
эмиграции.
Сомов Константин Андреевич (1869-1939) - живоnисец и график;
один из активных сотрудников журнала и объединения художников
•Мир искусства~.
С. 34. Ксения Александровна (1875-1960) - старшая дочь Алексан­
дра 111, сестра Николая 11. С 1894 г. жена великого князя Александра
Михайловича.
У него есть как бы свое... издательство.
-
Имеется в виду ~Изда­
тельство 3. И. Гржебина~ (Пr.; Берлин, 1919-1923).
С. 35. Щеzловитоо Иван Григорьевич (1861-1918) - в 1906-1915 rr.
министр юстиции. С 1907 г. член Государственного совета (nредседатель
с 1 января 1917 г.). Расстрелян большевиками с другими сановниками.
С. 37. 1jюцкий (наст. фам. Бронштейн) Лев Давидович (1879-1940) -
один из вождей Октябрьского nереворота. С 1918 г. нарком no иност­
ранным делам, нарком no военным делам, nредседатель Реввоенсовета
ресnублики. Один из организаторов массовых реnрессий. Вnоследствии
встуnил в борьбу со Сталиным за лидерство в государстве. В 1929 г.
выслан за границу и там no заданию НКВД убит террористом (были
реnрессированы также его сыновья и родственники).
Оплакав Венгрию...
-
Речь идет о свержении 1 августа 1919 г. Венгер­
ской советской ресnублики, nросуществовавшей 133 дня.
Петерса убрШ!и в Киев. - Я. Х. Петерс в 1919 г. был назначен ко­
мендантом Киевского укреnрайона, а в 1920-1922 rr. nолномочным nред­
ставителем ВЧК в Туркестане.
...расстреляли
профессора Б. Никольского. - Борис Владимирович
Никольский (1870-1919) - филолог, nоэт, nублицист, общественный
деятель. В 1919 г. nреnодавал в военно-научной секции Всеобуча. Сооб­
щая о его расстреле 11 июня 1919 г., ~Петроградская nравда~ назвала
его ~видным деятелем монархической организации~. каким он на самом
деле не был.
С. 38. Деникин Антон Иванович (1872-1947) - генерал-лейтенант
(1916), военный nисатель. В 1917 г. главнокомандующий армиями Юга­
Заnадного фронта. После Октябрьского nереворота один из главных
руководителей Белого движения, главнокомандующий Добровольчес­
кой армией (1918-1919) и вооруженными силами Юга России (1919-
1920), ~верховный nравитель Российского государства~. 4 аnреля 1920 г.
сдал командование генералу П. Н. Врангелю и выехал в Великобрита­
нию. Автор мемуаров ~очерки русской смуты~ (т. 1-5. Париж; Бер­
лин, 1921-1926).
С. 39. Злобины
-
Владимир Ананьевич и его мать Екатерина Алек­
сандровна (см. о них в т. 8 наст. изд., с. 557).
477

С. 42. Кассандра
-
в греческой мифологии дочь троянекого царя
Приама, наделенная пророческим даром. Однако ее предсказаниям ник­
то не верил. Не поверили и тогда, когда она убеждала не вводить в
город подаренного врагами деревянного коня, из-за чего Троя пала.
С. 43. .. .жена Горького (вторая) ...
-
Речь идет о гражданской жене
Горького талантливой актрисе МХТ в 1898-1905 rr. Марии Федоровне
Андреевой (1868-1953). В 1919 г. Андреева участвовала в создании
Большого драматического театра в Петрограде и играла на его сцене до
1926 г. В 1919-1921 rr. заместитель петроградекого комиссара проеве­
щекия по художественным делам. В 1931-1948 rr. директор московско­
го Дома ученых.
... настоящая
его жена где-то в Москве... - Екатерина Павловна
Пешкова, урожд. Волжина (1876-1965) - жена М. Горького (с 1896 г.).
После переворота 1917 г. возглавляла в Москве Политический Крас­
ный крест.
Каботuнl(ll - плохой актер, актеришка (от фр. cabot).
С. 44. ...настоящая сМария Федоровна•.. .
-
Т. е. императрица Мария
Федоровна (1847-1928), супруга Александра III, о которой М. П. Бок
(дочь П. А. Столыпина) писала: сЛасковая, любезная, простая в обра­
щении, Мария Федоровна была императрицей с головы до ног и умела
сочетать свою врожденную царственность с такой добротой, что бьта
обожаема всеми своими приближенными•.
...художник
с большим именем Д-ский...
-
Вероятно, Добужинский
Мстислав Валерианович (1875-1957) - график, живописец, театраль­
ный художник; оформитель спектаклей, книг и журналов сМир искус­
ства• (1902-1904), сЗолотое руно• (1906-1908), сАполлон• (1909-1915),
сСатирикон• (1908-1910), альманахов сБелые ночи• (1907) и сШипов­
ник• (1907-1908). В 1919 г. участвовал в организации Большого опер­
ного театра в Петрограде и Дома искусств. В 1919-1921 rr. оформлял
спектакли в Большом драматическом театре. С 1924 г. в эмиграции
(сперва в Литве, а с 1926 г. в Париже).
А-ский - Алексинекий Георгий Алексеевич (1879-1967), давний
соратник Горького по журналу сСавременный мир• и другим издани­
ям, один из инициаторов Каприйской партийной школы РСДРП (1909).
Соавтор (вместе с В. С. Панкратовым) заявления о том, что, по дан­
ным контрразведки, Ленин получил крупную сумму от немецкого ген­
штаба (опубл. 4 июля 1917 г. в газетах сБез лишних слов• и еЖивое
слово•). В 1917-1918 rr. выступал в Москве с критикой большевист­
ского режима, за что был арестован. После овобождения на поруки
переехал в мае 1919 г. в Петроград, откуда бежал за границу. В эмиг­
рации сотрудничал в парижских газетах сОбщее дело• (здесь печата­
лись также Гиппиус и Мережковский) и сРусская газета•, издавал в
Праrе газету сОгни• (1921).
...роль
сурожденной Желябужской•. - М. Ф. Андреева была дочерью
режиссера Федора Александровича Федорона-Юрковекого (1842-1915)
и актрисы Александринки Марии Павловны Юрковекой (актерский
псевд. Лелева; 1843-1919). Желябужской Андреева стала, выйдя замуж
за Андрея Андреевича Желябужского (1850-1932), потомка старинного
478

дворянского рода, главного контролера Курской и Нижегородской же­
лезных дорог, члена правлення Российского театрального общества.
Тихонов - Александр Николаевич ( псевд. Серебров).
С. 45. ...пoClle битвы при Колке...
-
Имеется в виду сражение у
реки Калки русских и половецких войск с монголами, вторгшимися
в 1223 г. в степи Причерноморья. Как отмечают летописцы, монголы
окружили русский лагерь, выманили дружинников, пообещав сохра­
нить им жизнь, однако учинили резню, перебив их всех. Из 18 князей
живыми остались 9.
С. 46. Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873-1955) - историк,
литератор, политический деятель. Организатор ряда большевистских
газет и издательств. В 1917-1920 гг. управделами Совнаркома.
С. 49. ...арестовали в виде 30J1031СНUКОВ Сттшславскоzо и Немировича.
-
Основатели МХТ в 1919 г. ночь провели арестантами в камере, а утром
были освобождены.
...Лилина... Качалов
-
играют в Харькове... радостно встретили Де­
никина.- ~в июне 1919 года, -пишет в воспоминаниях К. С. Станис­
лавский, - группа артистов Московского Художественного театра с
О. Л. Книппер-Чеховой и В. И. Качаловым во главе выехала на гастро­
ли в Харьков и месяц спустя была застигнута и отрезана от Москвы
наступлением Деникина. Очутившись по другую сторону фронта, наши
товарищи не могли уже вернуться к нам... • (СтанUСllавский К. С. Моя
жизнь в искусстве. М., 1962. С. 449). Мария Петровна Лилина (наст.
фам. Перевощикова; 1866-1943)- любимая актриса А. П. Чехова в МХТ.
Жена К. С. Станиславского с 1889 г. На харьковские гастроли Лилина
не выезжала. Актер МХТ с 1900 г. Василий Иванович Качалов (наст.
фам. Шверубович; 1875-1948) после гастролей в Харькове, как и все
другие мхатовцы, вернуться в Москву не смог. В 1919-1922 гг. он во
главе так называемой •качаловской труппы• МХТ объехал со спектак­
лями Болгарию, Югославию, Чехию, Германию, Австрию, скандинав­
ские страны. Вернувшись в Москву в мае 1922 г., его труппа воссоеди­
нилась с основной частью театра и выехала на новые двухлетние
гастроли МХТ по Европе и Америке.
Х. - вероятно, Ходасевич Владислав Фелицианович (1886-1939) -
поэт, прозаик, критик, мемуарист. С июня 1922 г. в эмиграции. В 1927-
1939 гг. возглавлял литературно-критический отдел в парижекой газете
•Возрождение•.
Хлестаков - персонаж комедни Н. В. Гоголя -сРевизор•.
Недаром •Фауста• написал. - Имеется в виду -сдрама для чтения•
А. В. Луначарского •Фауст и город• (Пг., 1918), написанная в 1908-
1916 гг. по мотивам 2-й части трагедии Гете -сФауст•.
К. Р. - великий князь Константин Константинович (Романов; 1858-
1915) - поэт, переводчик, драматург. С 1889 г. президент Петербургской
Академии наук. Генерал от инфантерии с 1907 г. Двоюродный дядя
императора Николая 11.
С. 50. МаА~онтов Константин Константинович (наст. фам. Маман­
тов; 1869-1920) - генерал-лейтенант (1919). В 1-й мировой войне ко­
мандир 6-го Донского казачьего полка. Во время гражданской войны
479

1918-1920 rr. командовал 4-м Донским казачьим корпусом. В августе
-
сентябре 1919 г. провел так называемый Мамонтовекий рейд по ты­
лам красных войск Южного фронта. Был разбит конным корпусом
С. М. Буденного, за что отстранен А. И. Деникиным от командования.
Умер от тифа.
Изгоев Александр (Арон) Соломонович (наст. фам. Ланде; 1872-
1935) - публицист, член ЦК партии кадетов (1906-1918). Ареставы­
валея большевиками неоднократно, а в 1922 г. выслан из России.
Вера Гл<ебовна> - Успенская (1877-?), дочь писателя Г. И. Успен­
ского, первая жена Б. В. Савинкова.
С. 53. Т. изгнал свою жену из •Всемирной литературы• ...
-
Имеется
в внду А. Н. Тихонов, директор издательства 4Всемирная литература•.
Его жена - Варвара Васильевна (1886-1953).
Мария Федоровна - Андреева.
С. 55. Чичерин Георгий Васильевич (1872-1936) - нарком иностран­
ных дел в 1918-1930 rr.
С. 56. Петр Верховенекий- персонаж романа Ф. М. Достоевского 4Бесы• .
... у мер
Леонид Андреев, у себя в ФиiUlЯндии. - Прозаик, драматург,
публицист Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) после октября
1917 г. поселился в своем доме в дер. Ваммельсу (Финляндия). 12 сен­
тября 1919 г. скоропостижно скончался от сердечного приступа, будучи
в гостях в соседней дер. Нейвала. Перезахоронен в 1956 г. на Литера­
торских мостках Волкова кладбища в Ленинграде.
Дейч Лев Григорьевич (1855-1941) - деятель и историк революци­
онного движения, публицист. Автор работ о Г. В. Плеханове (считал
себя его последователем) и мемуаров 4За полвека• (1922-1923).
Изгоев и Потресов сидят на Шпалерной, в одной камере. -
А. С. Изгоев (см. о нем выше) был арестован в ноябре 1918 г. и сослан
на окопные работы в Вологду. Один из лидеров меньшевиков, Алек­
сандр Николаевич Потресов (1869-1934) был арестован 1 сентября 1919 r.
несмотря на то, что год назад порвал с меньшевизмом. От расстрела его
спас Н. И. Бухарин, добившийся освобождения Потрееава под свое
поручительство. В феврале 1925 г. бьт отпущен за границу по болезни.
Лианозово-Маргулиевское правительство. •Сев.-Западное11-...
-
Речь
идет об эмигрантском Северо-Западном правительстве, которое генерал
Н. Н. Юденич создал в 1919 г. в Эстонии. Возглавил его крупный неф­
тепромышленник Степан Георгиевич Лианазов (1872-1951).
С. 57. Нахамкис- наст. фам. Стеклова Юрия Михайловича (1873-
1941), политического деятеля, историка, публициста. В феврале 1917 г. -
один из создателей Петроградекого совета рабочих депутатов. Основа­
тель и редактор газеты «Известия• (1917-1925). Репрессирован.
1j;т же путается германский Гольц...
-
Рюдигер фон дер Гольц (1865-
1946) - немецкий генерал, командовавший с января 1919 г. войсками в
Прибалтике. Здесь потерпел поражение от эстонско-латвийских войск и
в октябре этого же года эвакуировался в Пруссию.
С. 59. ... •никаких танек нет• ...
-
Т. е. нет танков.
С. 61. Чинизелли
-
итальянская цирковая семья, работавшая в Рос­
сии. Наиболее известны Гаэтано Чинизелли (1815-1881) -антрепренер,
480

конный акробат, дрессировщик-нае:щник; его сыновья дрессировщик­
наездник Андрео (1840-1891) и антрепренер Сципионе, руководивший
цирком отца в 1891-1919 rr. Здесь выступала и его жена наезд­
ница Люция.
С. 62 . ...Розанов, умерший в такой нищете.
-
В. В. Розанов скончал­
ел в ночь на 5 февраля 1919 г., страдая последние месяцы жизни не
только от настигшего его паралича, но и от голода и холода. Из его
предсмертных записок одна адресована Мережковским: •Лихоимка судь­
ба свалила Розанова у порога. Спасибо, дорогие, милые, за любовь, за
привязанность, состраданье. Были бы вечными друзьями, - но уже,
кажется, поздно. Обнимаю вас всех и крепко целую вместе с Россией
дорогой, милой• (цит. по кн.: Николюкин А. Н. Голгофа Василия Роза­
нова. М., 1998. С. 473).
С. 64 . ...вплоть до дня отьезда
-
бегства - 24 декабря 1919 года. -
Гиппиус называет день, когда в очередной раз бьта предпринята попьrг­
ка вчетвером (Мережковские, Д. В. Философов и В. А. Злобин) вырвать­
ся за границу. Им это удалось. Выехав из Петрограда в Минск и Боб­
руйск, они в январе 1920 г. нелеrально перешли польскую границу.
Серый блокнот (1919)
Впервые: Русская мысль (София). 1921. N.! 3/4. Републикация в сб.:
Мережковский Д., Гиппиус З., Философов Д., Злобин В. Царство Анти­
христа. Munchen: Dгei Masken Veгlag, 1922. Печ. по изд.: Гиппиус З.
Дневники: В 2 т. Т. 2. М., 1999.
С. 65. •Конец света• (1887) - стих. в прозе И. С. Тургенева.
На Т. страшно смотреть. - Имеется в виду Т. И. Манухина.
С. 67. Начальницу школы Ш. и ее мужа опять арестовали ...
-
Речь
идет о Марии Александровне Шидловской, основательнице (1910-1919)
и начальнице привилегированного частного коммерческого училища
(гимназии) в Петрограде (на Шпалерной ул., 7). Здесь учились стар­
ший сын Керенского Олег, будущий поэт В. С. Познер, дети художника
Б. М. Кустодиева Кирилл и Ирина, сын Каменева Александр Розен­
фельд, сын Л. Д. Троцкого Лев Бронштейн, дети философа Н. О. Лос­
ского, будущий композитор Д. Д. Шостакович и др. Гимназия после
ареста Шидловской весной 1919 г. стала 108-й школой, но в этом же
году была закрыта. Ее учеников перевели в бывшее Тенитевекое учи­
лище на Моховой ул. Муж Шидловской Иван Иванович Сидоров, вер­
нувшийся из немецкого плена, стал инспектором гимназии (см.: Лос­
ский Б. Н. Наша семья в пору лихолетья 1914-1922 годов// Минувшее.
Ист. альманах. Вып. 11. М.; СПб., 1992. С. 126-194).
Принцевы Острова - архипелаг в Мраморном море, принадлежащий
Турции.
Ллойд Джордж Дэвид (1863-1945) - премьер-министр Великобри­
тании в 1916-1922 гг., один из лидеров либеральной партии.
С. 68 . ...читает о Вавилоне и Египте.
-
Д. С. Мережковский в это
время начал работу над книгой художественно-философской эссеисти­
ки •Тайна трех. Египет и Вавилон• (1923; отд. изд.: Прага, 1925).
481
31 Зинаида Гипш1ус, т. 9

С. 69. <~дворец искусств•
-
Дом искусств (ДИСК), созданный в
Петрограде по инициативе М. Горького. Открыт 19 ноября 1919 г. в
четырехэтажном особняке Елисеева, эмигрировавшего владельца мно­
гих российских магазинов. В ДИСК переселилисьи жили здесь до 1923 г.,,
спасаясь от голода и холода, писатели, художники, искусствоведы. Дому
искусств и бурной, хотя и нищей жизни его обитателей посвятила ро­
ман О. Д. Форш, назвав его 4Сумасшедший корабль• (1931). Инициа­
тивами Горького восхищался Г. Уэллс, побывавший в России в 1920 г.
и написавший книгу 4Россия во мгле•. Бунин и Мережковский тогда
же выступили с резкими отповедями знаменитому английскому писате­
лю. Мережковский в 4Письме Уэллсу• (Последние новости. Париж.
1920. 3 декабря. .N2 189; Свобода. Варшава. 1920. 12 декабря. .N2 125)
писал: 4Вы полагаете, что довольно одного праведника, чтобы оправ­
дать миллионы грешников, и такого праведника вы видите в лице
Максима Горького. Горький, будто бы, спасает русскую культуру от
большевистского варварства. < ...> Знаете ли, мистер Уэллс, какою це­
ною "спасает" Горький? Ценою оподления, - о, не грубого, внешнего, а
внутреннего, тонкого, почти неисследимого. Он, может быть, сам не
сознает, как оподляет людей. Делает это с "невиююстью". < ...> Он ок­
ружил себя придворным штатом льстецов и прихлебателей, а всех ос­
тальных - даже не отталкивает, а только роняет,
-
и люди падают в
черную яму голода и холода. Он знает, что куском хлеба, вязанкою
дров с голодными и замерзающими можно делать все, что угодно, - и
делает.<...> "Всемирная литература", основанная Горьким, "величествен­
ное" издательство, восхищает вас, как светоч просвещения небывалого.
Я сам работал в этом издательстве и знаю, что это - сплошное невеже­
ство и бесстыдная спекуляция. < ...> Вас умиляют, а меня ужасают ос­
нованные Горьким "Дом науки" и "Дом искусств" - две братские моm­
лы, в которых великие русские ученые, художники, писатели, сваленные
в кучу, как тела недобитых буржуев, умирают в агонии медленной. < ... >
Горький - "благодетель" наш. И не я один, а все русские писатели,
художники, ученые, когда снимут веревку с их шеи, скажут, вместе со
мною: будь они прокляты, благодеяния Горького! Нет, мистер Уэллс,
простите меня, но ваш друг Горький - не лучше, а хуже всех больше­
виков - хуже Ленина и Троцкого. Те убивают тела, а этот убивает и
растлевает души. В Москве изобрели новую смертную казнь: сажают
человека в мешок, наполненный вшами. В такой мешок посадил Горь­
кий душу России•.
С. 70. ...вспоминаю •Мертвый дом•...
-
Имеется в виду очерковая
книга Ф. М. Достоевского •Записки из Мертвого дома• (1860-1862).
С. 71 . ... Форст (о нем я своевременно писала) ...
-
См. 4Черные тет­
ради• Гиппиус (т. 8 наст. изд. С. 443-444).
С. 72. •Бобок•
-
рассказ Ф. М. Достоевского из •дневника писате­
ля за 1873 г.•.
С. 74. Раковский Христиан Георmевич (наст. имя и фам. Крысю
Станчев; 1873-1941) - марксист с 1889 г., публицист, дипломат. Пото­
мок болгарских революционеров. В 1919-1923 rr. председатель Совнар­
кома и нарком иностранных дел Украины, начальник Реввоенсовета
482

республики. В 1925 г. примкнул к антисталинской оппозиции. После
неоднократных арестов расстрелян.
С. 79. Bergson, Бергсон Анри (1859-1941) - французский философ,
представитель интуитивизма. Автор труда •Творческая эволюция•
(1907). Лауреат Нобелевской премии (1927).
Оцуп Николай Авдеевич (1894-1958) - поэт, критик. Один из осно­
вателей •Нового цеха поэтов• (1920). С 1922 г. в эмиграции.
Ходасевич- поэтесса и переводчица Анна Ивановна Чулкова (1887-
1964), в первом браке Гренцион, во втором Ходасевич (жена поэта
В. Ф. Ходасевича в 1917-1922 rr.), в третьем Жуковская (жена Дании­
ла Дмитриевича Жуковского, сына редактора журнала •Вопросы жиз­
ни• Д. Е. Жуковского). Младшая сестра Г. И. Чулкова.
С. 80. .. .здешний митрополит . ..
-
Вероятно, Питирим (в миру
Павел Окнов; 1858-1921), митрополит Петроградекий и Ладожский с
ноября 1915 г.
... с вященников,
вроде А. В. и Е. - Имеется в виду Антон Владимиро­
ич Карташев (см. о нем примеч. к с. 60 в т. 8 наст. изд.). Е. - неуста­
новленное лицо.
С. 81. Анна Вырубова
-
см. очерк Гиппиус о ней •Маленький Ан­
нин домик• (т. 6 в наст. изд.).
Варшавский дневник (1920-1921)
Впервые: Возрождение (Париж). 1969. N.! 214-216. Публикация
Т. А. Пахмусс. Фрагменты •Варшавского дневника• Гиппиус включила
в книrу •дмитрий Мережковский• (гл. •Польша 20-ro года•; см. т. 6
наст. изд.). Печ. по изд.: Гиппиус 3. Дневники: В 2 т. Т. 2. М., 1999.
С. 85. Крулевска 29-а
-
варшавский адрес Мережковских в июне -
июле 1920 г.
Пшсудский Юзеф Клеменс (1867-1935)- один из лидеров Польской
социалистической партии (ППС) и ее военизированных отрядов. В
1919-1920 rr. глава (начальник и верховный вождь) государства. После
переворота в мае 1926 г. установил в стране режим неограниченной
личной власти. 25 июня 1920 г. Мережковский обсуждал с Пилсудским
возможность включения в Войско Польское для борьбы с большевика­
ми русской 20-тысячной армии, сформированной Б. В. Савинковым на
деньги польского правительства.
... •эвакуационного•
комитета... Председателем
-
Дима. - <<Эвакуа­
ционный• комитет - Русский политический комитет (РПК, •русское
правительство в изгнании• ), созданный в Польше в июне 1920 r. и
возглавленный Савинковым. Д. В. Философов был вице-председате­
лем РПК.
Сосновский Казимеж - генерал, в 1921 г. военный министр Польши.
Глазенап С. П. - генерал в Добровольческой армии А. И. Деникина.
С. 86. ...газеты Врангеля ...
-
В апреле - ноябре 1920 г. в Крыму, где
на пост главнокомандующего Русской армией был избран генерал-лей­
тенант, барон Петр Николаевич Врангель (1878-1928), издавалось бо­
лее двадцати газет.
483
зt•

Родичев Федор Измайлович (1854-1933)- помещик, владелец вино­
куренных заводов, ставший одним из лидеров кадетской партии, депу­
татом Государственной думы четырех созывов. В марте - мае 1917 г.
комиссар Временного правительства по делам Финляндии. С начала
1920 г. представитель Добровольческой армии в Польше.
Петражицкий Лев Иосифович (1867-1931) - юрист, один из осно­
вателей кадетской партии. Депутат 1-й Государственной думы. В 1921 г.
принял польское гражданство. Покончил жизнь самоубийством.
Венява, Веньява-Длугошовский Богуслав (1881-1942) - адъютант
Ю. К. Пилсудского с 1918 г.
Газета будет. - Имеется в виду газета •Свобода~. выходившая
в Варшаве с 17 июля 1920 г. (с 4 ноября 1921 по 6 апреля 1932 г.
под названием •За свободу!~). Первым официальным редактором был
В. А. Злобин, а фактическим руководителем - Д. В. Философов.
С. 87. Чайковский Николай Васильевич (1850-1926) - деятель ре­
волюционного движения с 1869 г. После Октябрьского переворота 1917 r.
член антибольшевистского Всероссийского комитета спасения родины
и революции, входил в состав правительства А. И. Деникина. В эмиг­
рации с 1920 г., один из руководителей Исполнительного бюро Коми­
тета помощи русским писателям и ученым во Франции, совладелец
(с Т. И. Полнером) парижского издательства •Русская земля~. выпус­
тившего в 1921 г. сборник рассказов Гиппиус •Небесные слова• и ро­
ман Мережковского •14 декабря•.
Чапский Юзеф (1896-1993)- польский прозаик, публицист, издатель.
С. 89. Гзовский А. И.
-
прозанк, публицист, редактор газет •Мин-
ский курьер• (с 1919 г.) и •Свобода• (Варшава, в июле- декабре 1920 r.) .
4Уб.людок и Титmн• - статья Гаовекого о Ленине и Мережковском.
Хитрово Лев Аркадьевич (1878-1933) - прозаик.
С. 90. Чернов Виктор Михайлович
-
в эмиграции лидер партии эсе­
ров; основал и возглавил журнал •Революционная Россия• (Ревель,
Берлин, Прага, 1920-1931).
С. 91 .. .напечатал у Гзовского . ..
-
Т. е. в варшавской газете •Свобо­
да•, в которой несколько месяцев •правил• А. И. Гзовский (первым
официальным ее редактором-издателем был В. А. Злобин).
С. 92. Пер.микин Михаил Николаевич
-
генерал-майор. С сентября
1920 г. командующий 3-й русской армией в Польше, находившейся в
подчинении Русского политического комитета. В феврале 1921 г. Ко­
митетом отстранен от должности, а в марте арестован и выслан в Гер­
манию за организацию покушения на Савинкова.
Ба.лахович Станислав Никодимович (наст. фам. Бэй-Булак-Балахо­
вич; 1883-1940) - штабс-ротмистр в годы 1-й мировой войны. В фев­
рале - ноябре 1918 г. командир полка в Красной Армии, затем перешел
на сторону белых, присвоив себе звание генерал-майора (1919). В
Польше вместе с Савинковым в 1920 г. сформировал добровольческую
армию, вторгшуюся с петлюровцами в Белоруссию и учинившую там
массовые казни, погромы и грабежи.
Ди.ма в Париже...
-
Д. В. Философов находился в Париже с 13 по
23 октября 1920 г. (см.: Свобода. 1920. 23 окт.).
484

Желиговский Л. - польский военный деятель, генерал.
С. 94. Русаrо-Полъское общество- организовано в Варшаве в 1920 r.
Тышкевич Стефан, граф (1887-1962)- председатель Русско-Польско-
го общества в Варшаве. Зять великого князя Николая Николаевича­
младшего и его жены Анастасии Николаевны (урожд. Черногорской).
Впоследствии верховный главнокомандующий польской армией.
Гершельман Карл Львович (1899-1962) - прозаик, поэт, член Рус­
ского политического комитета в Варшаве.
С. 95. Леонардо да Винчи (1452-1519) - итальянский живописец,
скульптор, архитектор, поэт, ученый и инженер эпохи Высокого Воз­
рождения.
С. 96. Здеховский Мариан Э.
-
литературовед, богослов. Приятель
Мережковских с 1907 г.
/j:Jузинская Анастасия (Станислава), княжна - знакомая Мережков­
ских с 1907 г., ставшая в 1916 г. католической монахиней.
С. 97. Любw.юва
-
урожд. Туrан-Барановская, жена сенатора Дмит­
рия Николаевича Любимова (1864-1942), виленекого губернатора в 1906,
помощника варшавского губернатора в 1914 г.
1!Jzан-Барановский Михаил Иванович (1865-1919) - экономист, ис­
торик, слеrальный марксист•. В конце 1917 - начале 1918 rr. министр
финансов украинской Центральной рады.
С. 99. ...пари:ж:скоzо Са:юнова... наклнун.е omcmtl8КU.
-
Дипломат, ми­
нистр иностранных дел в 1910-1916 n: Сергей Дмитриевич Сазонов (1860-
1927) был в 1918-1920 rr. членом правительств генерала А. И. Деникина
и адмирала А. В. Колчака, их представителем на Политическом совеща­
нии в Париже, обсуждавшем итоги 1-й мировой войны. После отставки
поселился в Польше, где ему вернули родовое имение под Белостоком
в знак признательности за полонафильскую политику.
Искрицкий Борис - публицист, критик .
...делами
заведовал некто Соловьев. - Вероятно, Александр Василье­
вич Соловьев, юрист, филолог. В 1920-1936 rr. профессор Белградского
университета.
Семенов В. И. - деятель русской эмиграции в Варшаве.
Симанекий П. Н. - генерал, в эмиграции активный деятель антисо­
ветских организаций в Польше, в том числе Русского общественного
комитета, созданного в 1930 г.
Ладеревекий Иrнацы Ян (1860-1941) - польский пианист и
композитор. В 1919 г. премьер-министр и министр иностранных дел
Польши.
С. 100. Струк
-
Струг Анджей (наст. имя Тадеуш Галецкий; 1871-
1937) - польский прозаик, один из активистов Польской социалисти­
ческой партии (ППС). С 1914 г. легионер Ю. Пилсудского (порвал с
ним в 1926 г.).
С. 101 . ...немало Перлов и Диамантов ...
-
Перли диамант- жемчуг
и бриллиант; здесь в переноснам (чаще ироничном) значении: нечто
выдающееся.
С. 103. ...Сережа Попов, нежный толстовец?- Сергей Михайлович
Попов (1887-1932) - последователь Л. Н. Толстого, много раз бывав-
485

ший в Ясной Поляне и беседовавший с писателем в последние годы его
жизни.
С. 103. Буланов Николай Георгиевич -в 1930-1939 rr. председатель
Русского общественного комитета в Польше, близкий друг и соратник
Д. В. Философова.
Вендзяzольский Кароль - адъютант Ю. К Пилсудского, друживший с
Савинковым. Автор мемуаров сСавинков и Керенский• (Новый журнал.
1961. N.! 65), сСавинков• (Новый журнал. 1962. N .! 68, 70; 1963. N .! 71, 72).
Борис - Б. В. Савинков.
С. 104. Дереюпаль Александр Аркадьевич (наст. фам. Дикгоф; 1885-
1939) - литератор, переводчик, политический деятель; эсер. Участвовал
в убийстве Гапона. После 1918 г. соратник Савинкова, вместе с кото­
рым 16 августа 1924 г. вернулся в советскую Россию. Подвергся реп­
рессии в 1937 г. Расстрелян.
С. 105. ...из Борисовых •Флегонтов Клепиковых• .. .
-
Флегоит Клепи­
ков - персонаж кииги Бориса Савинкова •За Родину и Свободу• (Вар­
шава, 1920), выпускник Павловского юнкерского училища.
Евгения Ивановна - Зильберберг (1885 или 1883-1942), с 1908 г.
вторая жена Савинкова. После разрыва с Савинковым во Фран­
ции жена публициста Георгия Алексеевича Ширинского- Шихматова
(1890-1942).
С. 106. Зина Р.
-
3. В. Ратькова-Рожнова.
Амапия - А. О. Фондаминская.
Petit- Е. Ю. Пети и его жена Софья Григорьевна Балаховекая-Пети
(1870-1966), драматург, адвокат. С супругами Пети Мережковские по­
знакомились в 1908 г. в Париже. В 1920-е rr. у супругов Пети помимо
Мережковских бывали И. А. и В. Н. Бунины, П. Б. и Н. А. Струве,
А. В. Карташев, И. И. Фондаминский и др.
•0, эти сны! О, эти пробужденьяl.. •
-
Первая строка стих. Гиппиус
сГлаза из тьмы• (август 1920).
С. 107. ...Борисов •nреданный• ...
-
Деренталь.
С. 108. Маклак.ов Василий Алексеевич (1869-1957) - один из лиде­
ров кадетской партии, прибывший в Париж в качестве посла России в
день Октябрьского переворота. Брат расстрелянного большевиками в
Москве бывшего министра внутренних дел Н. А. Маклакова.
Львов Георгий Евгеньевич, князь (1861-1925) - премьер-министр
первого состава Временного правительства. С 1918 г. в эмиграции. Один
из организаторов еРусекого политического совещания• в Париже. Ав­
тор •Воспоминаний• (1998).
Аiтее Derenthal - Любовь Ефимовна Дикгоф-Деренталь, урожд.
Броуд (1890-е-1970-е). С 1920 г. подруга Савинкова (формально оста­
валась женой А. А. Дикгофа-Дереиталя).
С. 111. Шапронuровшt
-
сопровоJКДаJI (от фр. chapeгon - компаньон).
С. 113. •Общее дело• (Париж, 1918-1922, 1928-1934) - газета
В. Л. Бурцева.
С. 115. Евг<ения> Ив<ановна>
-
Зильберберг.
С. 116. Восстание кроншт<адтских> матросов.
-
Военный гарни­
зон Кронштадта и экипажи нескольких кораблей 1 марта 1921 г. подия-
486

ли восстание nротив большевиков nод лозунгом ~советы без коммуни­
стов•. Восстание было жестоко nодавлено к 18 марта.
Демидов Игорь Платонович (1873-1946) - юрист, земский деятель,
nублицист. В 1917 г. комиссар Временного nравительства на Юго-За­
падном фронте, товарищ министра земледелия. С 1920 г. в эмиграции.
С аnреля 1921 г. в газете ~последние новости•, с марта 1924 г. nомощ­
ник главного редактора П. Н. Милюкова.
Вакар Николай Платонович (1894-1970) - nублицист, nереводчик.
Участник 1-й мировой войны и Белого движения. Член Партии народ­
ной свободы. В декабре 1919 г. nриезжал в Варшаву с nоручением от
главного командования Добровольческой армии. С осени 1922 г. сотруд­
ник, а с 1924 г. заведующий информационным отделом nарижекой
газеты ~последние новости• (nсевдоним Н. П. В.). С июля 1941 г. в
США, где стал nрофессором-славистом.
Карташев - Антон Владимирович.
Илюша - И. И. Фондаминский.
Руднёв Вадим Викторович (1879-1940) - nублицист, издатель, член
ЦК nартии эсеров. В 1917 г. московский городской голова. В эмигра­
ции с 1919 г. Один из основателей и секретарь редакции журнала ~со­
временные заnиски• (1920-1940).
Бу1Шн Иван Алексеевич (1870-1953) - nоэт, nрозаик, nереводчик; ла­
уреат Нобелевской nремии (1933). В эмиграции с начала февраля 1920 г.
...ихняя
Страстная... - Последняя неделя Великого nоста nеред
Пасхой (Страстная), как и сама Пасха, у католиков отмечается по гри­
горианскому календарю (новому стилю), а у nравославных по юлиан­
скому (старому стилю).
Зензинов Владимир Михайлович (1880-1953) - nублицист, nрозанк,
мемуарист; член ЦК nартии эсеров. С января 1919 г. в Париже, соре­
дактор журналов ~современные заnиски• и •Воля России•.
С. 117. Б<орис> В<икторович>
-
Савинков.
С. 120. ...•держал э1С3амен• в какую-то высшую степень...
-
Савин­
ков 4 аnреля 1917 г. был nосвящен в nетербургскую масонскую Ложу
Истинных друзей. В 1919-1922 rr. член nарижекой масонской ложи
Фивы. В аnреле 1920 г. вошел в ~Предварительный Комнтет• масон­
ского общества Добрый самаритянин. 8 июня 1920 г. возведен в 18-ю
стеnень каnитула Верные шотландцы. В 1921 г. стал членом-основате­
лем масонского Каnитула Летрея (см.: Серков А. И. Русское масонство.
1731-2000 гг. Энциклоnедический словарь. М.: РОССПЭН, 2001.
с. 1143, 1163, 1219).
Авксентьев Николай Дмитриевич (1878-1943) - общественно-nоли­
тический деятель, nублицист, мемуарист; член ЦК nартии эсеров. В
эмиграции в 1907-1917 гг. После Февральской революции министр
внутренних дел Временного nравительства. В 1918 г. выслан из России.
В эмиграции соредактор nарижского журнала ~современные заnиски•
(1920-1940).
С. 130. ...во время Корнwювскоzо дела.
-
Имеется в виду вооружен­
ное выстуnление генерала Л. Г. Корнилова протиu Временного nрави­
тельства 25 августа 1917 г.
487

Коричневая тетрадь (1921-1925)
Впервые: Возрождение (Париж). 1970. N.! 221. Публикация Т. А. Пах­
мусс. Печ. по изд.: Гиппиус 3. Дневники: В 2-х т. Т. 2. М., 1999.
С. 137. Некому отдавать, он умер.
-
Философов скончался 4 авгу­
ста 1940 г.
С 138. Рэйли, Рейли Сидней (Зиrмунт Георгиевич Розенблюм; 1874-
1925?) - агент британской разведки. По одной из версий, расстрелян.
Рейли познакомился с Савинковым в Москве в 1918 г. Осенью 1920 г.
оба приняли участие в белорусском рейде С. Н. Булак-Булаховича.
Ант<онов> Александр Степанович (1888-1922) - эсер с 1906 г., в
1920-1921 гг. руководитель восстания крестьян Тамбовекой и частично
Воронежской губерний, недовольных большевистской политикой •во­
енного коммунизма•. Убит при аресте.
Махно Нестор Иванович (1888-1934)- анархист-коммунист. В 1918-
1921 rr. возглавил анархо-крестьянское движение на Украине под ло­
зунгом •Государство - без власти•, С августа 1920 г. в эмиграции. Автор
книг •Русская революция на Украине• (1929), •Под ударами контрре­
волюции• (1936), •Украинская революция• (1937).
С. 139. ...где мы с тобой искали мoZWiy Жанны . ..
-
Имеется в виду
народная героиня Франции Жанна д'Арк (1412-1431), возглавившая в
1429 г. армию в войне с англичанами. Попала в плен и была пригово­
рена к сожжению на костре. Похоронена в Руане. В 1920 г. католичес­
кой церковью причислена к лику святых.
С. 140. Борис
-
Савинков.
С. 141. Моя болезнь ... •мамочкина•.
-
Мать Гиппиус Анастасия Ва­
сильевна (1849-1903) умерла от сердечной недостаточности.
С. 142. Пер Гюнт- герой одноименной драматической поэмы (1867)
норвежского драматурга Генрика Ибсена (1828-1906).
С. 143. Красин Леонид Борисович (1870-1926) - инженер, полити­
ческий деятель. В большевистском правительстве занимал посты нарко­
ма торговли, путей сообшения, внешней торговли. В 1920 г. одновре­
менно полпред и торгпред в Великобритании.
С. 146. ...с Савинковекай •Свободой• . ..
-
Имеется в виду варшавская
газета •Свобода•, в которой в 1920-1921 rr. одним из идейных руково­
дителей был председатель Русского политического комитета в Польше
Б. В. Савинков.
С. 147. Савинков погиб?- 7 мая 1925 г. Савинков покончил с собой
в советской тюрьме (по другой версии - убит чекистами).
Выбор? (1929-1930)
Впервые: Возрождение. 1970. .N2 122 . Печ. по этому изд.
С. 151. <~~Я есмь путь, истина• ...
-
Евангелие от Иоанна, гл. 14, ст. 6.
С. 153. Св. Тереза Авильская (1515-1582) - испанская монахиня и
писательница; святая покровительница Испании.
... кто
бы оставил или дом, или жену, или детей ради Меня...
-
См.
Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 37: •Кто любит отца или мать более,
488

нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более,
нежели Меня, не достоин Меня•.
С. 156. Серафим Саровский (в миру Прохор Мошнин; 1754, по др.
данным, 1759-1833) -монах Саровской пустыни, отличавшийся благоче­
стием; один из самых почитаемых святых русской православной церкви.
С. 159. ]еап de la Croix, Иоанн Креста (дон Жуан де Иэпес; 1542?-
1591) - испанский святой, иrумен кармелитекого монастыря. См. о нем
философеко-биографическое эссе Д. С. Мережковского ~св. Иоанн Кре­
ста• (Новый журнал. Нью-Йорк. 1961 . .N .! 64, 65; 1962 . .N.! 69).
Fraпcois de Sales, Франциск Сальский (1567-1622) - епископ Женев­
ский (с 1602 г.), выдающийся деятель католической Контрреформации.
С. 160. ...4r.мера только у Бога•...
-
Гиппиус цитирует свое стих.
•Мера• (~всегда чего-нибудь нет... •; 1930).
С. 162. •БWlет• Достоевского ...
-
Эпизод романа Ф. М. Достоевско-
го ~Братья Карамазовы• (ч. 2, кн. 5, гл. IV), в котором Иван Карамазов
говорит своему брату Алексею: 4 ... Слишком дорого оценили гармонию,
не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой
билет на вход спешу возвратить обратно. <...> Не Бога я не принимаю,
Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю•.
С. 164. •Я и Отец
-
одно•. - Из Евангелия от Иоанна, гл. 10, ст. 30.
Дневник 1933 года
Впервые: Новый журнал (Нью-Йорк). 1968 . .N.! 92. Публикация
Т. А Пахмусс. Печ. по изд.: Гиппиус 3. Дневники: В 2-х т. Т. 2. М., 1999.
С. 167. Т. И.
-
Татьяна Ивановна Манухина.
С. 168. Ив<ан> Ив<анович>
-
Манухин.
С. 169. Андреевский
-
Сергей Аркадьевич.
С. 170. Кузина Соня
-
Софья Александровна Степанова.
... Т.
И. кончWlа свой ро.ман...
-
Имеется в виду роман Маиухиной
~отечество• (Париж: YMCA-Press, 1933; под псевд. Т. Таманин).
С. 173. Написать об 4Алеше•...
-
Алексей Павлович Полежаев -
герой романа Маиухиной (Т. Таманиной) ~отечество•, о котором Гип­
пиус опубликовала рецензию ~живая книга• (Последние новости. Па­
риж, 1933. 12 янв.; под псевд. Антон Крайний).
... д обьется
для .меня на это разрешения у МWlюкова...
-
П. Н. Ми­
люков с 1 марта 1921 г. возглавлял новую редакцию главной эмигрант­
ской газеты в Париже ~последние новости•. Добиваться разрешения на
публикацию рецензии вряд ли требовалось, поскольку Милюков и его
команда несмотря на идейные и литературные разногласия с Гиппиус
печатали (хоть и не всегда охотно) едва ли не все, что она для них
писала (не один десяток ее рассказов и статей в 1921-1939 гг.).
Вышеславцев Борис Петрович (1877-1954) - философ, публицист,
критик, юрист. В 1922 г. выслан из России. Вместе с Бердяевым осно­
вал в Париже религиозно-философский журнал ~Путь• (1925-1940).
С. 175. ...с послесловием МWlюкова ...
-
В послесловии к рецензии
Гиппиус П. Н. Милюков отметил: ~и именно потому, что я ценю худо­
жественное дарование автора более, чем его проповедничество, я хотел
489

бы выразить живейшее желание, чтобы на этом романе писательская
карьера г. Таманина не остановилась. Ведь часто бьmает, что, дав объек­
тивное выражение навязчиво волнующей его идеи, автор тем самым от
нее освобождается - и получает свободу идти дальше и копать глубже•.
~возрождение• (Париж, 1925-1940) - умеренно-либеральный, мо­
нархический орган русских эмигрантов, редактировавшийся в 1925-
1927 rr. П. Б. Струве. Из-за политичесих разногласий с издателем газеты
А. О. Гукасовым Струве оставил пост главного редактора. С 18 августа
1927 г. редакцию возглавил публицист, председатель Русского националь­
ного комитета в Париже Юлий Федорович Семенов (1873-1947).
... с татью
Ходасевича... против меJtЯ... - Статья В. Ф. Ходасевича
•Отечество: Книги и люди• (Возрождение. 1933. 26 янв.) .
... не
считаясь с моим псевдонимом... - Ходасевич, полемизируя с
Гиппиус, не впервые раскрывал читателям ее псевдоним Антон Край­
ний. •делая такое напоминание, - пояснял он, например, в статье •О
писательской свободе• (Возрождение. 1931. 10 сент.), - я не совершаю
нескромности: псевдоним был неоднократно раскрьrr самой 3. Н. Гип­
пиус•. И Ходасевич прав, поскольку псевдоним перестал бьrrь тайной
еще в 1908 г., когда на обложке своей книги •Литературный дневник•
она указала: •Антон Крайний (3. Гиппиус)•. Однако Гиппиус, продол­
жая настаивать на своем, тогда же распространила эпиграмму, которую
по памяти процитировал Ю. К. Терапиано (Об одной литературной
войне 11 Мосты. 1966. М 12. С. 373):
Чем не общие идеи?
-
Кто моложе, кто старее,
Чья жена кому милее?
Обсудить, коли забыто,
И какой кто будет нации...
Так же, все ль у нас открыты
Псевдонимы в эмиграции?
Есть задача интересная:
В чьих б колеса вставить палку?
Кстати, старую, известную
Обличить бы либералку.
Или вот еще идея -
Нет ни глубже, ни важнее:
Целомудрие Бакуниной ..
Ну, Бакунина приструнена,
Не приняться ли мне заново
За Георгия Иванова?
В тексте упомянуты: Екатерина Васильевна Бакунина (1889-1976),
секретарь редакции журнала • Числа•. автор скандально известных ро­
манов •Тело• (1933), •Любовь к шестерым• (1935), и поэт, прозаик
Георгий Владимирович Иванов (1894-1958), о котором Ходасевич поз­
же скажет (в рецензии на его книгу •Отплытие на остров Цитеру• -
Возрождение. 1937. 28 мая): •Все, что написано Ивановым под влия­
нием Гиппиус, - определенно лучше, несравненно изящнее, чем сама
Гиппиус•.
490

...он меня же
всячески pyzШl за роман в • Числах•... - Гиппиус напе­
чатала в журнале •Числа• (1933 . .N!! 9. Май) статью •Современность.,
на которую Ходасевич ответил в газете •Возрождение• (О форме и
содержании. 1933. 15 июня). •За мои грехи, - писал он,
-
влетело всей
современности. Мной же 3. Н. Гиппиус крайне раздражена потому, что
мне не нравится роман некоего г. Таманина. < ...> Несогласие наше в
основе сводится к тому, что, находя в романе некоторые художествен­
ные недостатки, Гиппиус требует, чтобы критика их простила г. Тамани­
ну ради идейной, прости Господи, начинки, которая лезет из пухлого
таманинекого проиэведения, как капуста из пироrа•.
С. 177. ...что я сообщница Горzулова ...
-
Павел Тимофеевич Горrулов
(1895-1932) - врач, участник Белого движения. С 1920 г. в эмиграции.
Пытался создать •nартию зеленых• (партию политических террористов).
Смертельно ранил президента Франции Поля Думера (1857-1932), за
что бьт казнен на гильотине. Печатался под псевд. Павел (Поль) Бред.
Автор повести •даль• (Берлин, 1925), брошюры-сТайнажизни скифов•
(Париж, 1932), неиэданных •Романа казака•, поэмы •О диком сибир­
ском коте Мур-Муре и Скифе•. См. о нем: Федотов [ П. Выстрел
Горrулова 11 Новый Град. 1932 . .N!! 4; Ильин И. А. Смысл события 11
Возрождение. 1932. 2 июня; Ходасевич В. Ф. О горrуловщине 11 Воз­
рождение. 1932. 11 авг.
Дневник 1934 года
Впервые в кн: Pachmuss Т. Intellect and ideas in action: Selected
correspondence of Zinaida Hippius. Munchen: W. Fink Verlag, 1972. Печ.
по иэд.: Гиппиус 3. Дневники: В 2 т. Т. 2. М., 1999.
С. 181 . ...после прошлогодней истории ...
-
Имеется в виду реценэион­
ная •война• с Ходасевичем вокруг романа Маиухиной •Отечество•.
... п ред ыду щие
тетрадки... - •дневник 1933 года•.
С. 182. ...когда Бунин получил премию . . .
-
И. А. Бунину Нобелевская
премия бьта присуждена 9 ноября 1933 г. Газета •Последние новости•
16 ноября 1933 г. опубликовала страницу •Приветствий И. А. Бунину
в связи с присуждением ему Нобелевской премии по литературе•, сре­
ди которых бьт также отклик Гиппиус •В сей час•.
Игорь - Демидов И. П., в газете •Последние новости• помощник
главного редактора П. Н. Милюкова.
Замятин Евгений Иванович (1884-1937)- проэаик. С февраля 1932 г.
в Париже, где жил с советским паспортом.
.. жена Григорьева...
-
Вероятно, Елизавета (Элла) де Броше, дочь бал­
тийского помещика. В 1907 г., будучи студенткой Строгановекого учили­
ща, вышла замуж за вьmускника этого училища живописца и графика
Бориса Дмитриевича Григорьева (1886-1939). Осенью 1919 г. супруги с
сыном Кириллом переиравились на лодке через Финский залив в эмигра­
цию. С 1921 г. в Париже. Григорьев стал эдесь известным художником,
автором портретов деятелей литературы и искусства, иллюстратором книг.
С. 184. Лот Мирра Ивановна, урожд. Бородина (1882-1957) - кри­
тик, публицист, переводчица. Жена Фердинанда Лота, педагога, органи-
491

затора курсов в Париже для русских эмигрантов. Супруги Лот обща­
лись с И. И. и Т. И. Манухиными.
Татищева Вера Анатольевна, урожд. Нарышкина, графиня (?-1951)-
в эмиграции известная благотворительница, мать поэта и критика Ни­
колая Дмитриевича Татищева (1902-1980).
Метнер Николай Карлович (1879-1951) - композитор. В эмигра­
ции с 1921 г.
...zoвopwzи
о Белом, о Мариэтте... - Имеются в виду А. Белый и
М. С. Шаrинян (см. о ней дневник •О бывшем• и примеч. к нему в
т. 8. наст. изд.).
CL. Farrere - Клод Фаррер (наст. имя и фам. Фредерик Шарль Эдуар
Баргон; 1876-1957), французский прозанк-моряк.
С. 185. ...Асину •родственность•...
-
Ася - здесь и далее сестра Гип­
пиус Анна Николаевна.
С. 187. Вознесение
-
один из 12 главных праздников русского пра­
вославия, отмечаемый на 40-й день после Пасхи. Как повествуется в
Библии, после воскресения из мертвых Христос пробьm на земле еще
40 дней, а затем на горе Елеопекой в присутствии учеников свершилось
Его вознесение на небо.
Итальянский дневник (1935-1937)
Впервые: Новое литературное обозрение. 1997. N.! 27. Публикация
А. И. Серкова. Печ. по изд.: Гиппиус З. Дневники: В 2-х т. Т. 2. М., 1999.
С. 188. 19 октября 1935. Париж.
-
Как предполагает комментатор
первой публикации •Итальянского дневника• А. И. Серков, дата связа­
на с принятнем Мережковскими решения о поездке в Италию. На ос­
тавленных в рукописи чисть1х листах Гиппиус намеревалась сделать за­
писи о подготовке к этому путешествию, Состоявшемуся весной 1936 г.
Дуче- Бенито Муссолини (1883-1945), журналист, ставший фашист­
ским диктатором Италии в 1922-1943 rr. В конце войны захвачен
итальянскими партизанами и казнен.
. .. .дом•
Вячеслава (с ним самим)...
-
Вяч. И. Иванову в 1924 г. уда­
лось с дочерью Лидией (1896-1985) и сыном, будущим писателем
Дмитрием (1912-?) выехать в командировку в Италию, из которой он
не вернулся. Ивановы поселились в Риме. Дочь писателя, ставшая про­
фессором Римской консерватории, вспоминает: •Приезжали к нам на
виа Монте Тарпео летом 1936 и 1937 rr. Мережковский с Зинаидой
Гиппиус. Мережковский, старый, но очень живой и даже боевой, пол­
ный идей и замыслов. Зинаида Николаевна - уже совсем съежившаяся,
маленькая, хрупкая старушка, придерживающаяся всех ухищрений па­
рижских модниц, живая, задорная, кокетливая. <... > Мережковские хо­
дили к нам ежедневно; сидели часами, разговорам конца не было•
(Иванова Л. Воспоминания: Книга об отце. М., 1992. С. 241). О встре­
чах с Ивановым в Риме Гиппиус рассказала в очерке •Поэт и Тарпей­
ская скала• (сокращенный вариант- Сегодня. Рига. 1937. 23 дек.; пол­
ный текст под названием •Почти-рай: Встреча с Вячеславом Ивановым
в Риме• 11 Иллюстрированная Россия. Париж, 1938. 1 янв.).
492

Логатто, Ло Гатто Этторе (1890-1983) - итальянский славист, ис­
торик литературы, переводчик, друживший с писателями русского зару­
бежья. Автор семитомной ~истории русской литературы~> и мемуаров
~мои встречи с Россией~> (М., 1992).
Татьяна Львовна - дочь Л. Н. Толстого, в замужестве Сухотина
(1864-1950), поселившалея в 1930 г. в Риме, где по настоянию Вяч. И.
Иванова завершила книги ~дневник~> и ~воспоминания~;, которые впос­
ледствии будут изданы.
Белобородов Андрей Яковлевич (1886-1965) - акварелист, график,
архитектор. В эмиграции с 1920 г. В Риме поселился в 1934 г., где
принял католичество. Автор мемуарных очерков, публиковавшихся в
журнале ~новая жизнь~> (Нью-Йорк).
Варшер Татьяна Сергеевна (1880-1960) - археолог. В эмиграции
жила в Италии, где встречалась с Гиппиус, а в дальнейшем переписы­
валась с нею. Автор мемуаров ~Виденное и пережитое~> (Берлин, 1923).
.. .романе Дмитрия
с Муссолини. - Мережковский встречался с Мус­
солини трижды: 4 декабря 1934 г., 28 апреля и 11 июня 1936 г.
Итог встреч: итальянское правительство оплатило пребывание Мереж­
ковского в Италии для работы над исследовательско-биографической
книгой ~Данте~> (на итальянском: Болонья, 1938; на русском: Брюс­
сель, 1939).
С. 189. Genti/e, Джентиле Джованни (1875-1944) - итальянский фи­
лософ, один из идеологов фашизма. В 1922-1924 rг. министр просвеще­
ния в первом правительстве Муссолини. Инициатор издания ~итальян­
ской энциклопедии~> (1925-1937). Казнен партизанами.
С. 190. Бонаюте, Эрнесто Буонаюти (1881-1946) ~ историк церкви,
священник, приверженец модернистского течения в католичестве -
иохимизма, за что бьт дважды отлучен от церкви - в 1921 и 1924 rr.,
а в 1927 г. лишен профессорекай кафедры в Римском университете •за
отказ приелгнуть фашистскому правительству~> (из письма Н. А. Бердя­
ева к княгине И. П. Романовой от 4 сент. 1935 г. 11 Минувшее. Вып. 16.
М.; СПб., 1994. С. 232).
С. 191 . ...тяжелые личные известия о Д., тут же о Г.
-
Вероятно,
известия о болезни Д. В. Философова и шведской художницы Греты
Герелль (1898-1982), дружившей и переписывавшейся с Мережковски­
ми в 1930-е rr.
Лохов Николай Николаевич (1872-1948) - живописец-копиист, ре­
ставратор. В молодости (1899-1905) бьт членом РСДРП. После ссьт­
ки отказался от политической деятельности и уехал в Швейцарию. С
1913 г. в Италии, где стал экспертом по старой итальянской живописи.
Известий из В. не имею. - Вероятно, из Варшавы, где серьезно за­
болел Философов.
С. 192. Второе свидание Д.м<итрия> с Д<уче> ...
-
Имеется в виду
третья (см. примеч. выше) встреча Мережковского с дуче Муссолини .
... парижская
катастрофа... - Так Гиппиус характеризует приход к
власти во Франции социалистов во главе с Леоном Блюмом ( 1872-
1950), занимавшим пост премьер-министра в 1936-1938 и 1946-1947 гг
Мережковские познакомились с Блюмом в 1908 г. в Париже. ~мне
493

помнится, - раССЮIЗывает Гиппиус в книrе •Дмитрий Мережковский•,
-
ТОJIЬКО наш у неrо завтрак. Пышная BИJIJia... Великолепно сервирован­
ный стол, цветы, хрусталь, куча незнакомых нам французов. <...> Я бы
наверно помнила, о чем шли разговоры, если бы они были интересны·
или если бы сам Блюм меня заинтересовал. Но даже характерная на­
ружность его показалась мне ничтожной• (т. 6 наст. изд. С. 334).
Дучич Иованн (1871-1943) - сербский: поэт, в 1935-1936 rr. посол
в Италии.
Терезиночка - Тереза Лизьеская, в миру Мари Франсуа Тереза Мар­
тен (1873-1897), монахиня кармелитекого ордена, канонизированная в
1925 г. Мережковские, высоко чтившие святую, по воскресеньям до сво­
их последних дней: посещали в Париже церковь св. Терезы. Мережков­
ский написал о ней свой последний: роман •Маленькая Тереза• (1941).
С. 192. Вол<одя>
-
В. А. Злобин.
Таня- Т. И. Манухина.
С. 194. Шотан Камиль (1885-1963) - премьер-министр Франции
в 1930, 1933-1934 и 1937-1938 rr.
...npuвe3llU к нлм. Вячеслова с
ФJIIJAI1JНZO. - Имеются в виду Вяч. И. Иванов
и жившая с 1927 г. в его семье Ольга Александровна Шор (nсевд.
О. Дешарт; 1894-1978). которую nоэт прозвал Фламинго и nод таким
названием nосвятил ей свое •егиnетское• стихотворение. •Когда Ольга
Александровна, - вспоминает дочь nоэта,
-
креnко задумывалась над
какой-нибудЬ философской: nроблемой:, она становилась на одну ногу,
останавливалась в этой: nозе и могла так nростоять совершенно безrра­
ничное количество времени. Кто видал этих nтиц, знает, что их люби­
мая и, nо-видимому, самая отдохновительная nоза - стоять на одной
ноге. К тому же Фламинго с nервой своей юности интересовалась Егиn­
том и любила ero; занималась и иероглифами• (Иванова Л. В. Восnоми­
нания: Книга об отце. С. 185-186).
...явшся Карташов
проездам в Афины. - В 1937 г. профессор Свято­
Сергневекого Богословского института в Париже А. В. Карташев сде­
лал остановку в Риме на пути в Грецию, где в Афинах принял участие
в Первом конrрессе православных богословов.
Год войны (1939)
Вnервые - в журнале •Наше наследие•. 1993. N! 28. Печ. по изд.: Гиn­
nиус З. Дневники: В 2 т. Т. 2 1 Публ. и коммент. А А Морозова. М., 1999.
С. 196. Кельберин Лазарь Израилевич (1907-1975)- nоэт, критик. В
эмиrрации с начала 1920-х rr. Участник •воскресений• у Мережковских
и литературных собраний: •Зеленая лампа• (1927-1939). Член Союза
молодых nоэтов и nисателей с 1925 г., литературного общества nри
альманахе •Круг• (1935-1939).
•Учитель благостный вас любит... •
-
Вариант стих. Гиnnиус •Сми­
ренность. (1901); см. т. 2 в нашем изд.
Письмо от Гр<еты>. - Герелль. Письма Гиnnиус к Г. Герелль см. в
кн.: Pachmuss Т. Intellect and ideas in action. Selected correspondence of
Zinaida Hippius. Miшchen, 1972).
494

...возвраЩОJIUСЬ
от Терезы. - Из церкви св. Терезы в Париже на ул.
Лафонтен.
Мамч<енко> Виктор Андреевич (1901-1982) - поэт, завсегдатай
•воскресений• у Мережковских и собраний •Зеленой лампы•.
Тер<апиано> Юрий Константинович (1892-1980) - поэт, критик,
историк религии. Один из организаторов и председатель Союза моло­
дых писателей и поэтов в Париже (1925). Автор мемуаров •Литератур­
ная жизнь русского Парижа за полвека• (посмертное изд. составителей
Р. Герра и А. Глезера. Париж, 1987).
Черв<инская> Лидия Давыдовна (1907-1988) - поэт, критик. Жена
Л. И. Кельберина (ему посвящена первая книга Червинской •Прибли­
жения•, 1934).
Мандельш<там> Юрий Владимирович (1908-1943)- поэт, критик.
Участник •воскресений• у Мережковских и собраний •Зеленая лампа•.
Погиб в фашистском концлагере.
Емельянов Виктор Николаевич (1899-1963)- прозаик. В эмиграции
с 1920 г.
Письмо и статья Адамовича для •Смотра•. - Имеется в виду пуб­
ликация •О самом важном• поэта и критика Георгия Викторовича
Адамовича (1892-1972) в альманахе •Литературный смотр: Свобод­
ный сборник• (Париж, 1939), вышедший под редакцией Гиппиус и
Мережковского.
С. 197. ...ожидания на Qu<ai> d•Orsay ...
-
На набережной д'Орсэ­
министерство иностранных дел Франции.
...письмо
Г. Иванова: обиделся за •жену•. - Жена Г. В. Иванова
-
Ирина Владимировна Одоевцева (1895-1990), поэт, прозаик, мемуа­
рист. Участница •воскресений• у Мережковских и собраний •Зеленой
лампы•.
У него нет .метафизики•. А это тоже метафизика (Пеzи). - Эту
мысль Гиппиус раскрыла в статье •С холодным вниманием• (Новая
Россия. Париж, 1939. 1 июля. N! 70). Шарль Пеги (1873-1914)- фран­
цузский поэт, публицист. Автор религиозных мистерий. Добровольцем
ушел на фронт и погиб в бою. Пеги издавал журнал •двухнедельные
тетрадИ•, где в 1901 г. напечатал свою статью о метафизике •Поиски
истины•. на которую ссылается Гиппиус.
Меzало.мания- мания величия.
Победа франкистов...
-
Имеется в виду поражение в 1939 г. испан­
ских республиканцев и приход к власти фашистов во главе с Франеис­
ко Франко Баамонде (1892-1975).
С. 198. Ладинекий Антонин Петрович (1896-1961) - прозаик, поэт,
публицист, журналист, переводчик, мемуарист. В эмиграции с 1920 г. В
1925 г. стал одним из организаторов парижского Союза молодых по­
этов и писателей. В 1946 г. принял советское гражданство и в марте
1955 г. вернулся в СССР. Автор известных исторических романов.
Теффи, Тэффи Надежда Александровна, урожд. Лохвицкая, в заму­
жестве Бучинекая (1872-1952) - прозаик, поэт, критик, драматург. С
конца 1919 г. в эмиграции в Париже. Участница •воскресений• у Ме­
режковских и собраний •Зеленая лампа•.
495

Рощина-Инсарова Екатерина Николаевна, урожд. Пашенная (1883-
1970) - драматическая актриса. После 1917 г. в эмиграции. С 1925 г. в
Париже, где в 1927 г. организовала русский театр 4Альбер 11•.
Читала роман жены Ив<анова> (Одоевцевой). - В начале 1939 г. в
Брюсселе вышел роман И. В. Одоевцевой 4Зеркало•, встреченный по­
хвальными рецензиями Г. Газданава (Русские записки. 1939. 2 февр.),
Г. Адамовича (Последние новости. 1939. 23 февр.), В. Мирного (Со­
временные записки. 1939. Ng 69).
Кнут Гамсун (наст. фам. Педерсен; 1859-1952) - норвежский проза­
ик, Нобелевский лауреат (1920).
Видела Мандельштама. Потихоньку навела на жену. - Имеется в
виду скончавшаяся в 1939 г. Людмила Игоревна Мандельштам, урожд.
Стравинская (дочь композитора И. Ф. Стравинского).
Грета - Герелль.
С. 199. Володя
-
В. А. Злобин; как предполагает комментатор nуб­
ликации текста в 4Нашем наследии• А. А. Морозов, свое имя в руко­
писи дневника вычеркнул он.
Т. И. - Манухина.
Раевский - nсевдоним nоэта Георгия Авдеевича Оцуnа (1897-1963),
младшего брата писателей Николая и Сергея (nсевд. С. Горный) Оцупов.
Пиотровский - nод этой фамилией до 1945 г. лечаталея поэт, дра­
матург Владимир Львович Корвин-Пиотровский (1891-1966). •Больше­
византом• Гиппиус назвала его за то, что он в Берлине был близок к
сменавеховцам и сотрудничал в их газете •Накануне• (1922-1925),
считавшейся изданием nробольшевистским.
Татищев Николай Дмитриевич, граф (1902-1980) - nоэт, nрозаик,
критик, nублицист. В 1920 г. эмигрировал в Берлин. С начала 1930-х гг.
в Париже.
~совесть• (1934) - nовесть nоэта и прозаика Леонида Иосифовича
Ганского (наст. фам. Гатинский; 1905 - nосле 1970), члена парижского
Союза молодых nоэтов и nисателей. В эмиграции с 1926 г.
Спаржа, Сnаржинька - дружеское nрозвище, которое Гиnnиус дала
прозаику Юрию Фельзену (наст. имя и фам. Николай Бернгардович
Фрейденштейн; 1895-1943). Фельзен участвовал в •воскресеньях• у
Мережковских и собраниях •Зеленой ламnы•. Погиб в фашистском
концлагере.
В<олодя> - В. А. Злобин.
С. 200. Хирьякова Елена Сергеевна, урожд. Вебер (nсевд. Андрей
Луганов; ок. 1900-1939)- критик, nублицист. Жена nисателя, nублици­
ста Александра Модестовича Хирьякова (1863-1942). В Варшаву суп­
руги nриехали в 1928 г. Хирьяков стал здесь последним председателем
Союза русских nисателей и журналистов в Польше. Елена Сергеевна
активно сотрудничала в изданиях Философова: в 1927-1932 гг. литера­
турный обозреватель газеты •За свободу!•, в 1932-1934 гг. член редак­
ционного комитета газеты •Молва•, в 1934-1939 гг. член литературной
группы еженедельника •Меч•. •Жизнь ее оборвалась трагически, -
всnоминает хорошо ее знавший Войцеховский - В октябре 1939 года,
на третий или четвертый день германской оккуnации Варшавы, она
496

отравилась и пыталась отравить свою семилетнюю дочь - красивую,
похожую на отца свою девочку, которую родители называли Елочкой.
Сделала она это потому, что была еврейкой 11 понимала, чем ей и ре­
бенку угрожает n~тлеровский расизм. Девочка, однако, выжила, а после
/;мерти отца, скончавшегося в 1942 году, ею занялись польские монахи­
ни. В католическом монастыре она благополучно дождалась конца вой­
ны• (Войцеховский С Л. Эпизоды. Лондон; Канада: Заря, 1978. Цит. по
изд.: Минувшее. Ист. альманах. Вып. 22. СПб., 1997. С. 473).
Папа умер. - Папа римский с 1922 г. Пий XI (в миру Акилле Рат­
ти; 1857-1939) скончался 12 февраля. Автор энциклик (1937) против
коммунистов и расистской идеологии Муссолини.
Пиzалица - И. В. Одоевцева, входившая в круг тех, к которым Гип­
пиус относилась с несправедливой снисходительностью. Несмотря на
это скрываемое, но ощущаемое недоброжелательство Одоевцева, в тече­
ние многих лет бывавшая с мужем Г. В. Ивановым в доме Мережков­
ских, посвятила им десятки восторженных страниц в мемуарах •На
берегах Сены• (см. в наст. изд. раздел •Воспоминания современников•).
С. 201. Говорw~и ... о моей старой книге.
-
Имеется в виду сборник
Гиппиус •Небесные слова и другие рассказы• (Париж. 1921). См. об
этом письмо Гиппиус к Мамченко от 19 сент. 1938 г. (в кн.: Pachтuss Т.
Intellect and ideas in action. Selected correspondence of Zinaida Hippius.
с. 457 -458).
Кнут Довид (наст. имя и фам. Давид Миронович Фиксман: 1900-
1955) - поэт, прозаик В эмиграции с 1920 г. В годы 2-й мировой вой­
ны участник французского Сопротивления.
Скрябина Ариадна Александровна (1905-1944) - вторая жена
Д. Кнута. Дочь композитора Александра Николаевича Скрябина (1871-
1915). Участница французского Сопротивления; была захвачена геста­
повцами и расстреляна в Тулузе (здесь ей поставлен памятник).
•Кровь Его на нас...• - Из Евангелия от Матфея, гл. 27, ст. 25.
Словесное целомудрие (в стихах Адамовича). - См. об этом рецен­
зию Гиппиус •Почти без слов• (Последние новости. 1939. 9 марта.
М 6555) о третьем сборнике сn-1хов Адамовича •На Западе• (Париж, 1939).
...Керенский
из Америки. - Имеется в виду одна из поездок
А. Ф. Керенского в США, куда он переселился осенью 1940 г. В Пари­
же в 1936-1940 гг. был редактором двухнедельного журнала •Новая
Россия•.
С. 203. ...Адамович. Читала ему свою статью о нем...
-
Рецензия
•Почти без слов• (см. примеч. выше).
Маруся- М. П. Данзас, которой бьт увлечен Мережковский в 1907-
1908 гr. (см. о ней и ее матери в т. 6 наст. изд С. 329).
Хмара Григорий Михайлович (1883-1970) - с 1910 г. актер МХТ.
С 1920 г. в эмиграции. С 1935 г. во Франции.
На вечере в помощь Варш<авскому>. - Речь идет об одном из по­
стоянно организуемых благотворительных вечеров в пользу русских
парижан, на этот раз в помощь бедствовавшему (как, впрочем, и боль­
шинство эмигрантов) прозаику и критику Владимиру Сергеевичу Вар­
шавскому (1906-1977) 31 111арта 1939 r. состоялся очередной вечер
497
32 Зшtаllда Гиппиус, т. 9

современной поэзии (его открыла Гиппиус), на котором свои стихи
читали И. Одоевцева, Л. Червинская, Г. Адамович, Г. Иванов, А. Ладин­
ский, В. Смоленский, П. Ставров. Варшавский - участник ,.воскресе­
ний• у Мережковских и собраний <43еленой лампы•. 29 марта 1938 Г;
он выступил здесь с докладом <40динокий человек в эмиграции•, выз­
вавшим полемику. Входил также в литературное общество <4Круг•. Осе­
нью 1939 г. ушел на фронт. Сражался в рядах Сощ~отивления. Автор
мемуарной книm •Незамеченное поколение• (Нью-йорк, 1956).
С. 205. Книга Шестова.
-
В 1939 г. в Париже вышло посмертное
издание на русском языке монографии .сКиркегард и экзистенциальная
философия: Глас вопиющего в пустыне• философа и критика Льва
Шестова (наст. имя и фам. Лев Исаакович Шварцман; 1866-1938). 1-е
изд. книm - на французском языке (1936) к 70-летию философа-изг­
нанника. Кьеркегор (Кierkegaard) Серен (1813-1855) - датский бого­
слов, философ, писатель.
Ананке - в греческой мифолоmи боmня необходимости, неизбеж­
ности, вершительница человеческой судьбы. В философии экзистенци­
алистов - термин с этим значением.
Мемель - ныне Клайпеда, порт в Литве.
Все •воскресники• будут мобилизованы. - Имеются в виду лица
без гражданства (апатриды) и все эмигранты, не привлекавшиеся к во­
инской повинности. По декрету от 12 апреля 1939 г. мобилизации под­
лежали и они наряду с французами.
С. 206. Маски
-
противогазы.
Морсье Огюст де (1864-?) - французский правовед.
С. 207. ...до1С!lад ВышеСJlавцева.
-
Имеется в виду лекция Б. П. Выше­
славцева .сПроблема человека. Самопознание человека. Его положение в
космосе. Проблема экзистенциальной философии•, с которой он высту­
пил в Религиозно-философской академии 25 апреля 1939 г. (см.: Хро­
ника литературной жизни русского зарубежья 11 Российский литера­
туроведческий журнал. 1996. М- 7. С. 342).
•Круи· (Париж, 1935-1939) - литературное общество, возглавляв­
шееся И. И. Фондаминским (заседания проводились в его квартире). В
1936, 1937, 1938 rr. общество вьmустило три одноименных альманаха.
А где ее елеоноры? - Имеется в виду Элеонора (Нора) Лундгрен
(1891-?), приятельница Греты Герелль.
С. 208. Литвинова убрОJlи.
-
Максим Максимович Литвинов (наст.
имя и фам. Макс Валлах; 1876-1951) - дипломат. С 1930 г. нарком
иностранных дел СССР. В 1939 г. заменен В. М. Молотовым. В 1941-
1943 rr. заместитель наркома и посол в США.
. .Сllезы
Федотова над •Пасионарией•. - Имеется в виду статья
Г. П. Федотова •Pasionaria• (Новая Россия. 1936. 14, 15 окт.). Геор­
гий Петрович Федотов (1886-1951) - религиозный мыслитель, исто­
рик, культуролог и публицист. В сентябре 1925 г. выехал в коман­
дировку в Париж, из которой не вернулся. С 1926 г. профессор
Свято-Сергиевского Богословского института в Париже. Деятель
Русского студенческого христианского движения. В 1931-1939 гг. со­
редактор парижского журнала .сНовый град• (здесь он опубликовал
498

около 30 своих статей и рецензий). С 1935 г. участник бесед в лите­
ратурном обществе •Круг•.
Пасионария - псевдоним Долорес Ибаррури (1895-1989), испан­
ской коммунистки, организатора Народного фронта борьбы против фа­
шизма и итало-германской интервенции.
С. 209. М.
-
вероятно, В. А. Мамченко, регулярно бывавший в это
время у Мережковских.
Прок<опенко> Александр Петрович (1886-1954) - врач. В эмиrра­
ции участник собраний парижского Союза молодых поэтов и писателей
(с 1928 г.), литературного общества •Кочевье• (1931-1934). Выступал с
докладами в Научно-философском обществе, Тургеневеком артистичес­
ком обществе, Народном университете.
... М ишечка,
убежавший от Паскаля... - Мишечка
-
Михаил Осипо­
вич Цетлин (псевд. Граф Амари; 1882-1945), поэт, прозаик, критик,
переводчик, издатель, мемуарист. В 1920-1940 гг. редактор отдела по­
эзии в журнале •Современиые записки•. В 1942-1945 гг. один из редак­
торов-основателей (вместе с женой М. С. Цетлин и М. А. Алдановым)
•Нового журнала• в Нью-Йорке. Паскаль Пьер (Петр Карлович; 1890-
1983) - профессор-славист Сорбониы. Цетлин, вероятно, •убежал• с одной
из лекций Паскаля; в мае 1939 г. славист выступал с сообщением •Как
я дошел до Аввакума. По следам протопопа Аввакума в СССР•.
Роzнедов Александр Павлович - импрессарио в Киеве, Париже и др.
городах. Умер в Лиссабоне 28 декабря 1958 г. (см. о нем очерк-некро­
лог Б. К. Зайцева •Наш Казанова• 11 Русская мысль. 1959. 3 февр.;
Зайцев Б. К. Собр. соч. Т. 9. Дни. М., 2000).
С. 210. Реклам
-
немецкий книгоиздатель из Лейпцига.
•Последние Новости• .меня напечатали. - 12 мая 1939 г. в •Послед­
них новостях• напечатана статья •Магия стихов•. На примере шедевра
Ф. И. Тютчева •Последняя любовь• (1852) Гиппиус рассказывает о том,
что •множество магических стихотворений, если их прочесть вслух, с
эстрады, публично, - совершенно меняются. < ... > Сценическое искусст­
во затирает стихотворную магию на три четверти•. Эту же мысль Гип­
пиус выразила в стихотворении 1920 г.:
Никогда не читайте
Стихов вслух.
А читаете - знайте:
Отлетит дух.
Лежат, как скелеты,
Белы и сухи...
Кто скажет, что это
Были стихи?
Безмолвие любит
Музыка слов.
Шум голоса губит
Душу стихов.
... Тютчевское •0, как на склоне наших лет ... •
-
первая строка стих.
•Последняя любовь..
499
32°

... о
том же в сЕвг<ении> Онегине•...
-
Строфа XXIX восьмой главы
( сЛюбви все возрасты покорны... •) романа А. С. Пушкина сЕвгений
Онегин•.
Письмо от больного Ходасевича. - Гиппиус 8 мая отправила свой
ответ на одно из последних писем В. Ф. Ходасевича, скончавшегося
14 июня 1939 г. Об этой переписке и о том, как умирал Ходасевич,
Гиппиус 12 июля рассказала в письме к Г. Герелль: сУзнав, что он бо­
лен, я написала ему, письмо его обрадовало, он даже нашел силы отве­
тить и послать мне свою последнюю книгу ("Некрополь". - Ред.). Док­
тора не могли понять его болезни; 4 месяца они ничего не делали, пока
он не обратился в тень, не в состоянии ни есть, ни спать. Когда, нако­
нец, перед смертью, решились оперировать (наугад), то нашли два ог­
ромных камня в печени, но слишком поздно, даже не стали заканчивать
операцию, он умер на следующую ночь. Почти вся русская эмиграция
пришла на его похороны• (в кн.: Pachтuss Т. lntellect and ideas in action.
Selected correspondence of Zinaida Hippius. Р. 614).
С. 211 . ... свсе умерли•.
-
Книга Ходасевича сНекрополь• (Брюссель:
Петрополис, 1939) состоит из очерков-воспоминаний об ушедших дру­
зьях - прозаике, критике, переводчице Нине Ивановне Петровской
(1884-1928), покончившей с собой в Берлине, В. Я. Брюсове, А. Белом,
поэте и критике Муни (наст. имя и фам. Самуил Викторович Киссин;
1885-1916), покончившем с собой, Н. С. Гумилеве, расстрелянном боль­
шевиками, А. А. Блоке, М. О. Гершензоне, Ф. К. Сологубе, С. А. Есе­
нине, М. Горьком.
Берберава Нина Николаевна (1901-1993) - поэт, прозаик, критик,
переводчик, мемуарист. В 1922-1932 rr. жена В. Ф. Ходасевича. С 1922 г.
в эмиграции. Шестнадцать лет была литературным сотрудником газеты
сПоследние новости•. В 1948-1950 IТ. редактор литературного отдела в
парижекой газете •Русская мысль•. Автор романов, мемуаров сКурсив
мой• (1969, 1972), документальных книг •Железная женщина. Рассказ
о жизни М. И. Закржевской-Бенкендорф-Будберг, о ней самой и о ее
друзьях• (1980), сЛюди и ложи. Русские масоны ХХ столетия• (1986).
Спаржа, Пигалица - см. примеч. на с. 497.
Потом немец... - Майер.
С. 213. YЭJLilc Герберт Джордж (1866-1946) - английский писатель­
фантаст. В 1914, 1920 и 1932 IТ. приезжал в Россию.
Илюша - И. И. Фондаминский.
KIOJza Оцупа ...
-
В 1939 г. вышел роман Н. А. Оцупа сБеатриче
в аду•.
Сперанский Валентин Николаевич (1878-?) - юрист, профессор го­
сударственного права на русском отделении Парижского университета
(Сорбонна). Был на похоронах Д. С. Мережковского.
Шаршун Сергей Иванович (1888-1975) - прозаик, поэт, живописец­
авангардист, график. С 1912 г. за границей (Париж, Берлин). Участник
своскресений• у Мережковских и собраний •Зеленая ламnа•.
. .. книжонка..
о Розанове/ - Книга М. Спасавекого ~в. В. Розаиов в
последние годы своей жизни• (Берлин, 1939). Михаил Михайлович
Спасавекий (1890-?) - публицист. С Розановым был знаком с ноября
500

1914 г. С 1926 г. невозвращенец (жил в Восточной Пруссии), идеолог
русского фашистского движения в эмиграции.
С. 214. Аркаша- Аркадий Вениаминович Руманов (1876 или 1878-
1960), журналист. До эмиграции заведующий Петроградеким отделени­
ем московской газеты •Русское слово•, директор издательства •Товари­
щество А. Ф. Маркс•.
...пажож на Минсхоzо покойноzо.
-
Близкий друг Мережковских Нико­
лай Максимович Минский (наст. фам. Виленкин; 1855-1937), поэт, nубли­
цист, философ, драматург, переводчик, скоичался в Париже 2 июля 1937 г.
М ezo газеты...
-
Парижская газета А. Ф. Керенского ~новая Рос­
сия• (1936-1940).
С. 215. Меньшиков Яков Михайлович (1888-1953) -публицист, вне­
брачный сын nублициста Михаила Осиповича Меньшикова, расстрелян­
ного большевиками в 1918 г., и писательницы Лидии Ивановны Весе­
литекой (псевд. В. Микулич; 1857-1936).
. .. страдани я даже
такого человека, как Серz<ий> Булгаков...
-
Рели­
гиозный философ, один из основателей Православного Богословского
института в Париже (с 1925 г. бессменный его ректор), С. Н. Булгаков
перенес несколько тяжелых операций (в 1939 г. у него обнаружили рак
горла). Говоря о •богооставленности• Булгакова, Гиппиус имеет в виду
его богословскую систему, расходящуюся с канонической (см трилогию
о. Серmя ~о Богочеловечестве• ).
С. 216. ...мои •смотристы• .. .
-
Речь идет об авторах парижского
альманаха •Литературный смотр: Свободный сборник• (1939), редакто­
рами которого бьти Гиппиус и Мережковский. Гиппиус напечатала здесь
свою статью •Опыт свободы•. Среди авторов альманаха - Г. В. Адамо­
вич (его вызвавшее полемику эссе •О самом важном•), Ю. Фельзен,
В. А Злобин, Ю. В. Мандельштам, В. М. Зензинов, Л. И. Кельберин и др.
Абик - автобус.
Профит - выгода.
С. 217. Катерина
-
горничная Мережковских.
Пляска св. Вита - нервное заболевание, выражающееся в подергива­
нии мышц лица, головы, конечностей.
С. 218. КулЬАСан Николай Карлович (1871-1940) - литературовед,
языковед, критик. С 1919 г. в эмиграции. Профессор русской литерату­
ры в Белградском и Софийском университетах. С 1928 г. в Париже,
профессор Сорбонны. Редактор однодневной газеты •Пушкин• (1937).
Секретарь Союза писателей и журналистов в Париже.
С. 219. .. Цветаева уехала-таки, с сынам, в Сов<етскую> Р<оссию>.­
Поэт, прозаик, драматург, критик Марина Ивановна Цветаева (1892-
1941) после 17 лет эмиграции 12 июня 1939 г. вместе с сыном Георгнем
Сергеевичем Эфроном (1925-1944) выехала в СССР и поселилась в
Болшеве (Подмосковье), где жил ее муж С. Я. Эфрон.
... ее
муж, Эфрон, посажен. - Офицер, участник Белого движения
Сергей Яковлевич Эфрон (1893-1941) в эмиграции был завербован НКВД.
Из Франции в СССР тайно бежал в сентябре 1937 г., поскольку, выполняя
задание НКВД, был замешан в похищенин генерала Е. К. Миллера и
убийстве чекиста-невозвращенца Игнатия Райсса (наст. имя и фам.
501

Натан Маркович Порецкий; 1899-1937). Эфрон бьт арестован в Мос­
кве 10 октября 1939 ~ и через два года расстрелян.
Клепинин (Дода) Николай Андреевич (1899-1941) - друг и соуча­
стник С. Я. Эфрона, разделивший его судьбу. Двоюродный племянник
Гиппиус, в прошлом, как и Эфрон, офицер. 7 ноября 1937 был аресто­
ван вместе с женой и сыном.
Mwzлep Евгений Карлович (1867-1939) - генерал-лейтенант, уча­
стник Белого движения. В эмиграции возглавил Русский общево­
инский союз (после гибели А. П. Кутелова в 1930 г.). Как и Ку­
тепов, был 22 сентября 1937 г. похищен в Париже агентами НКВД,
тайно вывезен в Москву и 11 мая 1939 г. расстрелян в Лефортов­
екай тюрьме.
Соня - С. А. Степанова, кузина Гиппиус. мать Н. А. Клепинина. До
этих трагических событий не дожила.
С. 219. Бюре Эмиль (1876-1952) - французский публицист, депу­
тат Сената.
Руднев предлаzает написать об этой мерзкой Кltuze...
-
Книга М. Спа­
савекого •В. В. Розанов в последние годы своей жизни• (Берлин, 1939).
С. 220. ...к Сониному сыну Дмитрию, священнику.
-
Младший сын
С. А. Степановой Дмитрий Андреевич Клепянин (1905-1944) - выпуск­
ник Свято-Сергневекого Богословского института в Париже, священ­
ник, ставший 9 сентября 1937 г. настоятелем прихода на ул. Лурмель.
Мученически погиб в фашистском концлагере.
... Васина дочь...
-
Дочь В. А. Степанова, двоюродного брата Гиппиус.
Робакидзе Григол (Григорий Титович; псевд. Кавкасиелли; 1884-
1962) - грузинский прозанк, поэт, критик. Эмигрант-невозвращенец с
1931 г. С Мережковскими познакомился в 1906-1908 rr. в Париже.
С. 221. Каплан Михаил Семенович- владелец •дома книги• в Па-
риже, издатель альманаха Мережковских •Литературный смотр•.
С. 222. Читаю Шестова о Киркегарде.
-
См. примеч. к с. 205.
«Умножь в нас веру•. - Из Евангелия от Луки, гл. 17.
С. 223. Читаю е г о Паскаля.
-
Имеется в виду эссеистекая книга
Мережковского •Паскаль• из трилогии •Реформаторы•. Впервые была
издана на французском языке в 1941 г.
. .. К еренский.
Сьел мою статью... - Статья Гиппиус сС холодным
вниманием•, которую А. Ф. Керенский напечатал в своем двухнедель­
нике •Новая Россия• (см. примеч. выше).
С. 224. Зайцевы
-
прозаик, публицист, драматург Борис Константи­
нович (1881-1972) и его жена Вера Алексеевна, урожд. Орешникова
(1878-1965).
С. 225. Все... на параде.
-
14 июля - национальный праздник Фран­
ции, день взятия Бастилии, ознаменовавший начало Великой француз­
ской революции.
«Жанна д•Арк• (Берлин, 1938) - эссеистекая книга Мережковского
из цикла сЛица святых от Иисуса к нам•.
С. 226. ...Кер<енский> таки выключWl... о Бердяеве.
-
Имеется в
виду правка, внесенная редактором сНовой России• в статью Гиппиус
•С холодным вниманием• (см. о статье выше).
502

Г. Иванов npuxoдwt прощаться. - Г. В. Иванов и И. В. Одоевцева в
преддверии войны готавились к отъезду в Биарриr
С. 227 . ... •хочу того, чего нет на свете•.
-
См. в ~песне~: ~мне
нужно то, чего нет на свете•.
Ставров Перикл Ставрович (1895-1955) -поэт, переводчик. В эмиг­
рации с 1920 г. Участник ~воскресений~ у Мережковских и собраний
•Зеленая лампа~.
Беспомощна Спаржа с евреями. - Имеется в виду статья Ю. Фель­
зена, на которую Гиппиус 22 августа 1939 г. написала свой ответ ~о
евреях и статье Фельзена~ (опубл. в кн.: Pachmuss Т. Intellect and ideas
in action. Р. 113-120).
С. 228. Берн<ард> Шоу (1856-1950) - английский драматург.
Бердяева невозможно читать. - Речь идет о статье Н. А. Бердяева
~Парадокс лжи~ (Современные записки. 1939. М 69).
Не понимаю Берб<ерову>...
-
Имеется в виду некроложный очерк
Н. Н. Берберавой •Памяти Ходасевича~ (Современные записки.
1939 . .N2 69).
Кароль- Кэрролл Льюис (наст. имя Чарлз Латуидж Доджсон; 1832-
1898), английский прозаик, математик, логик. Автор повестей-сказок
•Алиса в Стране чудес~ (1865) и •В Зазеркалье~ (1871). О поездке в
Россию издал книгу •Русский дневник~ ( 1867).
С. 229 . ...свечки Жанне.
-
Жанне д'Арк.
Его •души чистwtища•... а потом с Поплавским одна каша.
-
Име­
ется в виду статья Н. Д. Татищева •О Поплавском~ (альманах •Круг~.
1938. М 3), дружившего с поэтом и прозаиком Борисом Юлиановичем
Поплавским (1903-1935).
С. 230. Какой бесстыдный на сердце страх...
-
Первая строфа стих.
Гиппиус •Переменно~ (1914).
С. 231. Морковин Вадим Владимирович (1906-1973) - поэт, критик,
деятель русской эмиграции в Праrе.
Пишу о Поликсене...
-
Этот незавершенный мемуарный очерк Гип­
пиус о П. С. Соловьевой опубликован в журнале •Возрождение~ (1959.
Май. М 89).
С. 232. Статья Адамовича о •Смотре•.
-
Рецензия Г. В. Адамовича
была опубликована в газете •Последние новости• (1939. 10 августа).
...большой
праздник...
-
Успение Пресвятой Богородицы, отмечаемое
католиками 15 августа, а православными 28 августа.
С. 233. Закович Борис Григорьевич (1907-?) - поэт, друживший с
Б. Ю. Поплавским, который посвятил ему свою книгу •Снежный час~.
В 1944-1945 гг. редактор просоветской газеты •Русский патриот~
(в 1945-1947 rr. ~советский патриот• ).
•Мwюсти хочу, а не жертвы•. - Из Евангелия от Матфея, гл. 9, ст. 13.
Его рождение. - День рождения Д. С. Мережковского был накануне
этой записи - 2 (14) августа 1865 г.
... п ере печа тка
в •П<оследних> Н<овостях>•...
-
Парижская газета
в этот день перепечатала из московской •Правды~ статью •Справедли­
вые и несправедливые войны•.
Отец Лжи - дьявол; см.: Евангелие от Иоанна, гл. 8, ст. 44.
503

С. 234. •Бесы• (1869-1872) - роман Ф. М. Достоевского. Шатов
-
персонаж этого романа.
Лидия - Л. Д. Червинская.
С. 235. Керенский ... женится...
-
Второй женой А. Ф. Керенского
стала дочь австралийского фабриканта Тереза Лидия Триттин (1909-?),
с которой он в 1940 г. поселился в США.
С. 236. Рузвельт Франклин Делано (1882-1945) - 32-й президент
США с 1933 г. (четырежды избиралея на этот пост).
С. 237 . .,человекоубийца изначала•
-
см. в Евангелии от Иоанна,
гл. 8, ст 44: 4Человекоубийца от начала•.
М. - вероятно, Манухин И. И.
Даладье Эдуард (1884-1970) - премьер-министр Франции.
С. 239 . ...надвигается Атлантида.
-
Апокалипсический образ гибели
Европы, поглощенной Атлантидой, из книги Мережковского 4Тайна
Запада: Атлантида - Европа• (Белград, 1930).
С. 240. Андроников Константин Ясевич
-
переводчик книг Мереж-
ковского на французский язык.
Морис - племянник Мережковского.
С. 242. Шарль Деренн (1882-1930) - французский поэт, прозаик.
С. 243. Ив<ано>вы
-
Г. В. Иванов и И. В. Одоевцева.
Все дни изломаны, как преступлением... - Начальные строки стих.
Гиппиус 4Дни• (1918).
С. 244. Димы наверно нет в живых.
-
Философов еще был жив:
тяжелобольной, он находился на лечении в санатории в Отводке, где
умер 4 августа 1940 г.
С. 246. Сегодня рождение Терезы на небе.
-
30 сентября - день смерти
Терезы Лизьеской.
С. 247. Черчилль Уинстон Леонард Спенсер (1874-1965) - премьер­
министр Великобритании в 1940-1945 и 1951-1955 rr.
•Кому повем печаль мою?• - Из •Плача Иосифа Прекрасного•.
•Молчи, скрывайся и таи... •- начальная строка стих. Ф. И. Тютчева
•Silentiuml• (1830).
Чемберлен Невилл (1869-1940) - премьер-министр Велико-
британии.
С. 248. Племянница
-
Ксения Мережковская.
Журнал Керенского... - Парижекий еженедельник 4Новая Россия•.
С. 251. Бунина Вера Николаевна, урожд. Муромцева (1881-1961) -
переводчица. Жена И. А. Бунина. Автор мемуарных книг •Жизнь Бу­
нина• (1958) и •Беседы с памятью• (1955-1963).
Сазонова, Сазонова-Слонимская Юлия Леонидовна, урожд. Слоним­
ская (1887-1957) - прозаик, поэт, критик, театровед, режиссер куколь­
ного театра. В эмиграции с 1920 г.
Рафалович Сергей Львович (1875-1943) - поэт, театральный
критик.
С. 253. Как скользки улицы отвратные ... 25 октября 1917...
-
Пер­
вая строфа стих. Гиппиус 4Сейчас• (в публикациях дата: 9.XI.1917).
Дм<итрий> Салунекий (убит в 306 г.) - великомученик за веру,
день памяти которого отмечается 8 ноября.
504

Стыдио за цензуру (обелившую Алдаиова) и за -tНовороссийцев~. -
Имеется в виду статья М. А. Алданова ~о невмешательстве во внутрен­
ние дела», которая была опубликована 1 ноября в ~новой России» с
цензурными изъятиями и редакционным примечанием о том, что статья
выражает личное мнение автора.
На Гитлера... noiC!Jшeuиe... - Имеется в виду взрыв в мюнхенской
пивной, где нацисты отмечали свой традиционный праздник. Гитлер,
произнеся речь, из пивной успел уехать.
•Le grand ecnvain russe... ~ (~великий русский писатель ... ») - статья
о Мережковском в газете •Biarritz».
Цетлины - Михаил Осипович (см. о нем выше) и его жена Мария
Самойловна, урожд. Тумаркина, в первом браке Авксентьева (1882-1976),
издатель, общественный деятель. С 1919 г. в эмиграции. Будучи членом
Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции, щедро
помогала (в том числе из личных средств) бедствующим эмигрантам.
С ноября 1940 г. в США.
Адольф - Гитлер.
С. 254. Ольга Львовна
-
Керенская (1886-1975), первая жена
А. Ф. Керенского, мать его двух сыновей Олега (1905-1984) и
Глеба (1907-?). Расставшись с Керенским, жила в Лондоне под
фамилией Барановская.
Кошка - актриса Анриетт Роджерс, жена Клода Фаррера.
С. 255. Пишет ф<Wlиnпик>и.
-
Гиппиус так называет последние ста­
тьи и •открьггые письма.- Мережковского (см. о них в очерке В. А. Зло­
бина •д. С. Мережковский и его борьба с большевизмом» 11 Возрож­
дение. 1956. .J\12 53).
С. 256. Атлант
-
К. Фаррер.
С. 259 . ...сьели издевательство Молотова ...
-
Имеется в виду комис­
сия Лиги наций из тринадцати ( •Les treize») человек, рассматривавшая
11 декабря 1939 г. лукавое заявление министра иностранных дел СССР
В. М. Молотова о том, что •СССР не находится в войне с Финлян­
дией», а лишь выполняет волю финского народа, потребовавшего •лик­
видировать состояние войны, созданное предыдущим правительством».
Была бедная Маруся. - М. П. Данзас .
..в
черном океане у Эд<гара> По. - Эпизод рассказа •Низвержение
в Мальстрем».
•Гляньте! Земля npoвaлWlacьl• - Из стих. в прозе •Конец света.­
(1878) И. С. Тургенева.
С. 260 . ...об этом взорвавшем себя ... крейсере.
-
Газеты рассказали о
немецком крейсере •Адмирал граф Шпее», попавшем в блокаду; его
команда выполнила приказ фюрера затопить корабль.
С. 261. Лютер Мартин (1483-1546) - теолог, общественный дея­
тель эпохи Реформации; основатель немецкого протестантизма (люте­
ранства).
Штейгер Анатолий Сергеевич, барон (1907-1944) -поэт. В Париже
член Союза младороссов.
•Подросток• (1875) - роман Ф. М. Достоевского.
С. 262. Он тоzда был еще жив.
-
Речь идет о Д. В. Философове.
505

Серое с красным (Дневник. 1940-1941)
Впервые: Новый журнал. 1953. .N .! 33. Публиющия (с сокращениями)
В. А. Злобина. Полный текст: Встречи с прошлым. Вып. 8. М., 1996.
Публикация Н. В. Снытко. Печ. по изд. (с уточнениями): Гиnпиус 3.
Дневники: В 2-х т. Т. 2. М., 1999.
С. 263. •Paris Soir• ( ~пари-Суар•) - парижская вечерняя газета.
Геринг Герман (1893-1946) - рейсхмаршал Германии, инициатор
создания гестапо и концлагерей. На Нюрнбергском процессе пригово­
рен к смертной казни, однако до исполнения приговора покончил жизнь
самоубийством.
С. 264. ...посадили в занятом Осло своего •Куусинена• (Квислинzа) ...
-
Основатель и лидер компартии Финляндии Отrо Вильгельмович Куу­
синен (1881-1964) во время советеко-финской войны 1939-1940 гг. бьт
поставлен главой правительства Финляндской демократической респуб­
лики в изгнании. Точно так поступили и гитлеровцы: они объявили
лидера норвежских фашистов Видкуна Квислинга (1887-1945) главой
оккупированной Норвегии.
С. 265. В часы неоправданного страданья . .. -
Из стих. Гиппиус •Тише!•
Бальмонт, например, жив. - К. Д. Бальмонт скончался 23 декабря
1943 г. и похоронен на кладбище в Круази-ле-Гран, близ Парижа.
... о
самых мне дорогих (в Польше и России)...
-
Имеются в виду
доживающий в Варшаве свой последний год Философов и оставшиеся
в России сестры Гиппиус художница Татьяна (1877-1957) и скульnтор
Наталья (1880-1963).
С. 266. •Сердце, отдохни ... •
-
Этой строкой из •Песни• (~Розы рас­
цветают... •; 1815) В. А. Жуковского Гиппиус назвала свой рассказ (1932).
Галифакс Эдуард Фредерик (1881-1959) - в 1938-1940 гг. министр
иностранных дел Великобритании.
С. 267. Майский Иван Михайлович (1884-1975) - в 1932-1943 rr.
посол СССР в Великобритании.
•Matiп• (•Матен•) - парижская газета.
Стоядинович Милан (1888-1961) - в 1935-1939 rr. премьер-ми­
нистр и министр иностранных дел Югословии, проводивший фашиза­
цию страны.
С. 269. Gaтeliп, Гамелен Морис Гюстав (1872-1958) -в 1939-1940 rr.
главнокомандующий сухопутными войсками союзников во Франции,
один из главных виновников ее поражения.
... С ирин
(который уезжает в Америку). - Сирин
-
псевдоним Вла­
димира Владимировича Набокова (1899-1977), прозаика, поэта, драма­
турга, критика, переводчика. Не желая оставаться в оккупированной
Франции, Набоков в мае 1940 г. с семьей выехал в США.
С. 271. Прежний бельгийский король ...
-
Альберт 1 (1875-1934).
Его сын - Леопольд 111 (1901-1983), подnисавший акт о капитуля­
ции Бельгии перед фашистской Германией и объявивший себя воен­
нопленным.
Астрид (1905-1935) - супруга Леопольда 111, погибтая в автомо­
бильной катастрофе, в которой обвинили короля.
506

Боборыка - вероятно, сын прозаика и мемуариста П. Д. Боборыкина
(1836-1921), умершего в эмиграции в Лугано (Швейцария).
С. 272. Сын Бориса Савинкова .. . уехал в Советскую Россию ...
-
Гип­
пиус ошибается: сын Савинкова от второго брака Лев в СССР не уехал.
Лев Борисович Савинков (1912-1987) - в эмиграции во Франции
шофер грузовика, поэт, журналист, участник литературного кружка
•Круг.. Гиппиус была рецензентом (Современные записки. 1936. N .! 61)
ero единственной книrи стихов •Аванпост• (1935). В 1936-1937 rr. Са­
винков - капитан Интербриrады в Испании. Во время 2-й мировой
войны воевал с фашистами во французском партизанском отряде.
После войны придерживался просоветских убеждений и намеревался
вернуться на родину. Лечаталея в журнале С. Ю. Преrель •Ново­
селье• (Нью-Йорк, Париж, 1942-1950). Похоронен на кладбище Сев­
Женевьев-де-Буа.
Е~ия Jfвановна - Зильбербер~
В тесности, в перехрестности... - Гиппиус цитирует свое стих.
•Непредвиденное. 1913 r.•, датированное 1 января 1914 r. (позже пуб­
ликовалось под названием •L'imprevisibllite• ).
С. 276. Petain, Петен Анри Филипп (1856-1951) - французский
маршал, во время оккупации Франции rлава капитулянтского прави­
тельства.
С. 277. Франсуа Мориак (1885-1970) - французский прозаик и ли­
тературовед.
Сольвейz - персонаж драматической поэмы Г. Ибсена •Пер
Гюнт• (1866).
С. 278....о смерти старика Хирьякова.
-
А. М. Хирьяков скончался
в 1942 r. (см. в кн.: Войцеховский С. Л. Эпизоды. Лондон; Канада: Заря,
1978. О Хирьяковых цитата в изд.: Минувшее. Ист. альманах. Вып. 22.
СПб., 1997. С. 473).
.. Джес сика
(Вебер)... покончила с собой .. .
-
Речь идет о Елене Сер­
геевне Хирьяковой, урожд. Вебер; печаталась под псевд. Андрей Луга­
нов (см. о ней и ее муже примеч. к дневнику •Год войны• ).
Вроде Чеботаревской...
-
Жена Ф. К. Сологуба- критик, перевод­
чица Анастасия Николаевна Чеботаревекая (1876-1921); покончила
жизнь самоубийством.
Леночка - Елена Александровна Хирьякова (1932-?); см. о ней
примеч. к дневнику •Год войны•.
из ПУБЛИЦИСТИКИ 1907-1917 IТ.
Неизвестные статьи, заметки, рецензии Гиппиус, публикуемые в этом
разделе,- из собрания библиофила Марка Владимировича Гехтмана. Изда­
тельство и составитель выражают ему благодарность за помощь в работе.
Засоборились
Весы. 1907. .NR 7 (под псевд. Товарищ Герман).
507

В целомудренных одеждах
Солнце России. 1912 . .N2 42 .
П. Соловьева (Ailegro). •Тайная Правда•
Новая жизнь. 1912. .N .! 9 (в разделе ~Критика и библиография~; под
псевд. Лев Пущин).
С. 288. Вейниuгер Отто (1880-1903) - австрийский философ. Ав­
тор пользовавшейся огромной популярностью книги 4Пол и харак­
тер~ (1903), переведенной на многие европейские языки, в том числе
дважды на русский.
Жизнь и литература
Новая жизнь. 1912. .N .! 11 (под псевд. Антон Крайний).
С. 291. Глумов
-
персонаж нескольких произведений М. Е. Салты­
кова-Щедрина (роман ~современная идиллия~. сборник 4В среде уме­
ренности и аккуратности~ и др.), заимствованный из пьес А. Н. Остро­
вского (~на всякого мудреца довольно простоты~. ~Бешеные деньги~ и
др.), но переосмысленный сатириком.
С. 292. Вербицкая Анастасия Александровна, урожд. Зяблова (1861-
1928) - прозаик, драматург; автор популярного романа в шести книгах
4Ключи счастья~ (1909-1913).
С. 293. ...аксаковского •Багрова внука•.
-
Имеется в виду автобиог­
рафическая книга 4Детские годы Багрова-внука~ (1858) Сергея Тимо­
феевича Аксакова (1791-1859).
•Конец Старого века• (правильно: •Закат старого века~; 1911), ~вось­
мидесятники• (1907) - романы А. В. Амфитеатрава из эпопеи ~концы
и начала. Хроника 1880-1910 rr.~.
С. 294. Дорошевич Влас Михайлович (1865-1922) - публицист, те­
атральный и художественный критик, прозанк.
С. 296. Будищев Алексей Николаевич (1864-1916) - прозанк, поэт.
Жизнь и литература. I. Обывательство.
11. •Совесть• и •честь• для интеллигенции
Новая жизнь. 1913 . .N .! 1 (под псевд. Антон Крайний).
С. 299. ~Профессор Сторицын• (1912) - драма Л. Н. Андреева, впер­
вые поставленная в московском Малом театре, а 14 декабря 1912 г.
состоялась премьера в Александринеком театре. Гиппиус в этой статье
верна себе: отрицательно относится ко всему, что пишет Андреев.
С. 300. Расплюев
-
персонаж пьес А. В. Сухова-Кобылина ~свадьба
Кречинского~ (1856) и ~смерть Тарелкина~ (1869).
С. 304. Петрищев- вероятно, Афанасий Борисович, публицист 1910-х rr.
С. 306. Крюков Федор Дмитриевич (1870-1920) - прозанк.
Родионов И. А. - подъесаул, земский начальник, автор книги 4Наше
преступление (Не бред, а быль). Из современной народной жизниэ-,
508

вышедшей шестью изданиями в 1909-1910 гг. (см. о нем и его книге:
Амфитеатров А. В. Родионовщипа // Современник. 1911 . .N2 2).
Тан - Владимир Германович Богораз (Тан-Богораз, псевд. Н. А. Тан;
1865-1936) - этнограф, лингвист, поэт, прозаик, публицист.
Авенариус Рихард (1843-1896) - швейцарский философ.
Мах Эрнст (1836-1916) - австрийский физик и философ.
В наши времена
Голос жизни. 1914. N2 4 (под псевд. Антон Крайний).
С. 309. Дальский Мамонт Викторович (наст. фам. Неелов; 1865-
1918) - актер Александринекого театра в 1890-1900 гг. В дальнейшем
выступал как гастролер.
•Поэтом можешь ты не быть... •
-
Из стих. Н. А. Некрасова •Поэт
и гражданин• (1855-1856).
С. 310. Анатоль Франс (наст. имя и фам. Анатоль Франсуа Тибо;
1844-1924) - французский прозаик и публицист. Лауреат Нобелевской
премии (1921).
Открьпое письмо редактору •Русской Мысли•
Русская мысль. 1914 . .N2 5. Письмо адресовано П. Б. Струве, редак­
тору (с 1906 г.) журнала •Русская мысль• (М., 1880-1918).
С. 312. Гере Павел (1864-?)- пастор, ставший политическим деяте­
лем Германии. Основатель •нацинально-социальной партии• (1896).
Автор брошюры •Как пастор стал социал-демократом• (несколько рус­
ских переводов в 1905 и 1906 гr.).
Быстренин Владимир Порфирьевич (1856-1926) - прозаик, публицист.
Обо всем. Равноценносm
Голос жизни. 1915. 25 февр. N2 9 (под псевд. А. Кр.).
С. 315. ТиltЯков Александр Иванович (псевд. Одинокий, Герасим Чу­
даков; 1886-1934) - поэт, критик, ставший после 1917 г. профессио­
нальным нищим.
С. 316. Крупп
-
династия владельцев металлургического и машино­
строительного концерна, основанного в Германии в 1811 г.
Эдисон Томас Алва (1847-1931) - американский изобретатель (свы­
ше 1000 изобретений) и предприниматель.
Будда (санскр. просвещенный) - имя, данное основателю буддизма
Сиддхартхе Гаутаме (623-544 до н. э.), индусу из племени шакьев.
Война, литература, театр
Сборник •Чего ждет Россия от войны?•. Пг., 1915.
С. 317. Флобер Густав (1821-1880) - французский прозаик.
Жорж Занд, Санд (наст. имя Аврора Дюдеван; 1804-1876) - фран­
цузская писательница.
509

. .. несмотря
на доброго •Святого Антония•...
-
Имеется в виду ге­
рой философской драмы Флобера •Искушение святого Антония•.
С. 319. Гонкур Эдмон (1822-1896) - старший из братьев, француз~
ских прозаиков.
,
С. 322. Маринетти Филиппо Томмазо (1876-1944) - итальянский
поэт, прозаик, драматург. Создатель и теоретик футуризма в европей­
ской литературе. В 1909-1919 rr. публиковал •Манифесты футуризма•.
В 1913 г. приезжал с выступлениями в Россию.
Мой post-scriptum
Голос жизни. 1915. N.! 19 (под псевд. Антон Крайний). Послесловие
к статье Александра Толмачева •Послушайте!•, в которой автор, беря
под зашиту эпатажные выступления футуристов, пишет:
•Я оправдываю их "хулиганские" выкрики, потому что это - не
хулиганство, а крик души за право на суmествование. Посудите сами:
пришли новые люди, сказали: "Мы есть", а плюгавенькие критики с
"парнасом" во главе ответили: "Нет, мы посмотрим лет через пятьдесят,
пришли ли вы, а пока не показывайтесь на глаза... "
Я оправдываю кубафутуризм независимо от того, положительное это
явление или отрицательное. Все явления происходят в силу мировой
гармонии, а потому их нельзя разделять на "нужные" и "не нужные".
Все выявленное - жизненио и нужно. Все живое не только хочет жить,
но и требует, чтоб окружающее видело его жизнь и считалось с нею.
Дадут ли что-нибудь кубофутуристы, не знаю; они хотят дать и этим
правы. Они пришли и, значит, имеют право жить и требовать призна­
ния своего существования. Они имеют такое же право и так же нужны,
как каждый атом материи на земле, как каждая звезда в небе; и потому
я всецело на стороне Владимира Маяковского, который на Невском поет
пресным, вчерашним людям: "Послушайте! Ведь если звезды зажигают,
значит, это кому-нибудь нужно, значит, кто-то хочет, чтобы они были?"•
С. 325. Очищенный Иван Иванович
-
персонаж романа М. Е. Сал­
тыкова-Щедрина сСавременная идиллия•.
С. 326. Игорь Северянин (наст. имя и фам. Игорь Васильевич Лота­
рев; 1887-1941) - поэт.
Раненая муза
Голос жизни. 1915. 10 июня. N.! 24 (под псевд. Антон Крайний).
Письмо к А. Н. Потресову о корниловеком заговоре
Звезда. 1933. N.! 4. Предположительная дата: сентябрь- октябрь 1917 г.
Этим письмом завершается статья Г. Горбачева сСвятая семейка• и
сопровождается пояснениями публикатора:
•Письмо, печатаемое нами, представляет собою черновик. Послано
ли было оно в беловом виде, мы не знаем, но самый факт составления
его характерен.
510

Места, вычеркнутые Гиппиус, мы даем в прямых скобках, т. к. они
порою чрезвычайно интересны по выявляемому в них отношению Гип­
пиус (весьма в то время политически активной и претендовавшей на
роль вдохновительницы российской Жироиды и Вандеи одновременно)
к событиям или по изложению ею своей роли в событиях.
Стилистические неувязки письма объясняются тем, что это черно­
вик, несколько раз переделывавшийся (особенно начало письма).
Письмо написано, очевидно, в конце сентября - начале октября по
старому стилю, т. е. упоминаемая статья Водовозова, в которой он на­
зывает Корниловекое дело содержащим "много неясного", "сложным" и
"невыясненным", появилась в "Дне" 27 сентября 1917 г. Статья эта
называется "Суд и дело ген<ерала>" и заключает в себе защиту Корни­
лова от "угрозы" военного суда и требование разобрать его дела в обык­
новенном суде присяжных. Иначе, - намекает Водовозов,
-
Керенский
повернет дело, как ему будет угодно, и, может быть, скроет правду,
взвалив вину на Корнилова~.
С. 330. Водовозов Василий Васильевич (1864-1933) - юрист, публи­
цист, политический деятель. С 1922 г. эмигрант-невозвращенец, член
Союза русских писателей и журналистов в Чехословакии.
Корнwювский заговор - см. примеч к •Черной книжке~.
•дело Народа• (Пг., март 1917 - июнь 1918) - ежедневная газета
социалистов-революционеров, оппозиционная по отношению к боль­
шевикам.
С. 331. Терещенко М. И.
-
во Временном правительстве министр
финансов, министр иностранных дел.
Некрасов Н. В. - заместитель председателя Временного правитель­
ства и министр финансов.
С. 332. Чернов В. М.
-
один из основателей и теоретиков партии
эсеров. В мае - августе 1917 г. министр земледелия Временного прави­
тельства.
С. 333. Натансон Марк Андреевич (1850-1919) - один из лидеров
левых эсеров, защищавший, однако, большевиков ( •адвокат дьявола~.
по словам В. М. Чернова). В 1919 г., выезжая за границу на лечение,
вывез по просьбе большевиков их •золотой запас~ для помещения в
швейцарские банки.
С. 334. Львов 2-й Владимир Николаевич
-
со 2 марта по 21 июля
1917 г. обер-прокурор Синода. 25 августа 1917 г. привез Керенскому
письмо от Корнилова с ультимативными условиями, предъявлявшими­
ся Временному правительств~
•Рабочий путь• - под таким названием с 3 сентября по 26 октября
1917 г. выходила большевистская •Правда•.
Черновец из невинных...
-
В. М. Зензинов в 1917 г. был сто­
ронником В. М. Чернова, возглавлявшего левоцентристскую группу
эсеров.
С. 338. Новожизненцы
-
политический актив газеты •Новая жизнь•
(Пг., 18 апр. 1917 - 16 июля 1918), осуждавший вооруженные выступ­
ления, в том числе большевистский переворот, и возлагавший надежды
на осуществление демократических преобразований.
511

Лукомский Александр Сергеевич ( 1868-1939) - генерал, входивший
в высший командный состав Ставки Л. Г. Корнилова. В годы граждан­
ской войны в Добровольческой армии.
Завойко В. С. - публицист, редактировавший манифесты Л. Г. Кор­
нилова.
Крымов Александр Михайлович (1871-1917) - генерал-лейтенант,
принявший участие в корниловеком мятеже против Временного прави­
тельства. После того как Керенский отдал приказ о его аресте, генерал
31 августа (13 сентября) застрелился.
Красная стена
Однодневная ~газета-протест•. 1917. 26 нояб. В подборке выступле­
ний писателей, журналистов и политических деятелей против посяга­
тельств на свободу печати пришедших к власти большевиков. Публика­
ция предварялась редакционным извещением: ~сегодня, 26 ноября, в
час дня, в помещении кинематографа "Soleil" (Невский пр., N2 48, Пас­
саж), состоится МИТИНГ в защиту свободы печати. Речи произнесут:
В. А. Базаров, М Горький, Ф. И. Дан, А. М. Калмыкова, В. Лебедев,
Д. С. Мережковский, В. Д. Набоков, М. П. Неведомский, Л. И. Орто­
докс, Д. В. Пошехонов, А. Н. Потресов, Ф. И. Родичев, Ф. К Сологуб,
Н. В. Чайковский и представители союза рабочих печатного дела
А. Бовшовский и М. Камермахер•. В подборке опубликованы протесты
Д. С. Мережковского (двустишие ~водобоязнь - у собак. / Словобо­
язнь - у тиранов• ), В. Г. Короленко, В. И. Засулич, Ф. К. Сологуба,
А. М. Хирьякова, Н. Кареева, А. Е. Редько, Влад. Каренина и др.
С. 340. Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич
-
в 1917-1920 гг. уп­
равделами Совнаркома.
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ
Ирина Одоевцева. <-.Как ласковая кобра я... •>
Фрагмент из книги ~на берегах Сены•. Печ. по изд.: Одоевцева И.
Избранное. М.: Согласие, 1998. С. 604-640.
С. 345. Окно мое высоко над землей ...
-
Неточно из ~песни• (~окно
мое высоко над землею... • ).
Единый раз вскипает пеной... - Первая строфа стих. ~любовь
-
одна• (1896).
С. 346....о •Стихах о Прекрасной Даме• ... -
Цикл под придуманным
Брюсовым названием ~стихи о Прекрасной Даме• Блок впервые напеча­
тал в московском альманахе ~северные цветы на 1903 год•. А в октябре
1904 г. (на титуле 1905) под таким названием в издательстве ~гриф•
вышла его первая книга, в которую он включил 93 стихотворения из по­
чти 750 написанных. Гиппиус опубликовала о книге Блока сдержанну10
рецензию в ~новом пути• (1904. N2 12)). Восторженные отзывы напеча­
тали Вяч. Иванов (Весы. 1904. N2 11) и А. Белый (Весы. 1905. N! 4).
512

Я сам себя люблю, как Бога. - См. в <~Посвящении~ (1894): <~Но
люблю я себя, как Бога~.
С. 347. Атлантида
-
по древнегреческому преданию, огромный пло­
-f!Ородный и густонаселенный остров, который 10-12 тысяч лет назад
после землетрясения опустился на дно Атлантического океана
... ~зеленоглазой
наядой•? - См. в стих. Блока <~3. Гиппиус (При
получении "Последних стихов"•>; 1918): <~Вам - зеленоглазою наядой 11
Петь, плескаться у ирландских скал~.
С. 348. ~вий• (1834) - повесть Н. В. Гоголя.
С. 349. Бахтин Николай Михайлович (псевд. Н. Боратов; 1894-
1950) - филолог-классик, философ, критик, поэт. В 1918 г. в рядах
Добровольческой армии. С 1919 г. в эмиграции в Париже. С 1932 г. в
Великобритании.
Эйнштейн Альберт (1879-1955)- физик-теоретик, создатель теории
относительности. Родился в Германии, с 1933 г. в США. Лауреат Нобе­
левской премии (1921).
Степун Федор Августович ( 1884-1965) - философ, прозаик, публи­
цист, критик, теоретик театра и кино. 22 ноября 1922 г. выслан из
России. Профессор Дрезденского университета (1926-1937), соредактор
журнала <~Новый град~ (1931-1939). В 1947-1965 rr. профессор Мюн­
хенского университета. Основатель издательства <~Товарищество зару­
бежных писателей~ при Центральном объединении политических эмиг­
рантов (ЦОПЭ) и альманаха <~Мосты~ (1958-1970). Автор мемуаров
<~Бывшее и несбывшееся~ (Нью-Йорк, 1956).
С. 351. Александр Сербский, Александр 1 Карагеоргиевич (1888-
1934) - с 1921 г. король Королевства сербов, хорватов и словенцев, с
1929 г. - Югославии. К России и россиянам испытывал самые добрые
чувства с тех пор, когда учился в Пажеском корпусе и Императорском
военном училище в Петербурге. Инициатор первого (и единственного)
съезда русских писателей и журналистов эмиграции, состоявшегося в
Белграде в сентябре 1928 г. Убит террористом по заданию хорватских
усташей 9 октября 1934 г. в Марселе вместе с министром иностранных
дел Франции Л. Барту.
С. 352. ... ~своим обедом и женой» ...
-
Из <~Евгения Онегина~ (гл. 1,
строфа XII) А. С. Пушкина.
С. 353. Ларошфуко Франсуа де, герцог (1613-1680) - французский
писатель-моралист. Автор <~Мемуаров~ (1662) и книги афоризмов <~Мак­
симы~ (1665).
Рахиль Григорьевна - Осоргина, урожд. Гинцберг (1885-1957), пер­
вая жена прозаика и публициста Михаила Андреевича Осоргина (наст.
фам. Ильин; 1878-1942).
С. 354. ... по Вейнингеру...
-
Имеется в виду классификация авст­
рийского философа Отто Вейнингера, данная им в книге <~Пол и харак­
тер~ (1903)..
С. 355. ...о тайном кружке Всеволожского...
-
Имеется в виду лите­
ратурно-политическое общество <~Зеленая лампа~ (март 1819 - осень
1820; 26 собраний), основателем которого был петербургский приятель
А С. Пушкина, чиновник Коллегии иностранных дел, театрал, любитель
513
33 Зинаида Гиппиус, т. 9

литературы, переводчик Никита Всеволодович Всеволожский (1799-1862);
позднее он стал камергером, действительным статским советником.
С. 357. Нейкос и Фwютес
-
термины натурфилософии Эмпедокла,
означающие движущие силы природы: отталкивание (вражда) и притя- 1
жение (любовь).
Э.мпедокл из Агриента (ок. 490 - ок. 430 до н.э.) -древнегреческий
поэт, врач, оратор, политический деятель.
С. 358. Апаназ, Афанасий Великий (293-373) - епископ Алексан­
дрийский, автор многих сочинений, в том числе житийного о своем
друге, основателе монашества Антонии Великом (ок. 250 - ок. 355).
Веласкес Диего (Родригес де Сильва Веласкес; 1599-1660) - испан­
ский живописец.
Венера Мwюсская - безрукая статуя римской богини любви, храня­
щаяся в парижеком Лувре.
С. 359. Андрей Седых (наст. имя и фам. Яков Моисеевич Цвибак;
1902-1994) - журналист, прозаик, критик. В эмиграции с 1919 г. Пар­
ламентский корреспондент газет сПоеледкие новости• и сСегодня•.
В 1933 г. секретарь И. А. Бунина в Стокгольме (в дни вручения ему
Нобелевской премии). С 1942 г. в США, сотрудник, а с 1973 г. главный
редактор газеты сНовое русское слово•. Автор книг сПариж ночью•
(1928), сЗвездочеты с Босфора• (с предисловием Бунина; 1948), •дале­
кие, близкие• (1962), сЗамело тебя снегом, Россия• (1964) и др.
•Меч• (Варшава, 20 мая 1934 - 27 августа 1939) - литературно­
политический еженедельник, главными редакторами которого были
Д. В. Философов в Варшаве, Д. С. Мережковский в Париже.
Макиавелли Никколо (1469-1527) - итальянский политический де­
ятель, признававший допустимыми любые средства для упрочения силь­
ной государственной власти (макиавеллизм). Автор сочинений сИето­
рия Флоренции•, сГосударь• и др.
С 360. Фонвизин Денис Иванович (1744 или 1745-1792) - драма­
тург, прозаик, публицист.
Цуриков Николай Александрович (1886-1957)- публицист, по взгля­
дам монархист. В эмиграции член Союза русских писателей и журнали­
стов в Чехословакии. Печатался в парижских газетах сБорьба за Рос­
сию•, •Возрождение•, сРоссия•, в пражских изданиях- газетесРоссия
и славянство•, журнале сГоды• и др.
... после
выхода ezo сборника стихов •Розы»... - Это был первый
сборник Г. В. Иванова, изданный в эмиграции (Париж, 1931). Высо­
кую оценку сновому• Иванову дали не только Гиппиус, но и
Г. В. Адамович, К. В. Мочульский, П. М. Бицилли.
С. 361. Тертумиан, Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (ок. 160-
после 220) - христианский богослов и писатель.
С. 362. •Сакья-Муни• (1885) - стих. Мережковского, посвященное
основателю буддизма.
•Песни шута• - сЕсли б капля водяная ... • и сТо не в поле головки
сбивает дитя... • (1887).
Но eCJlu б ты .мoZJla понять, какая сила... - Из стих. Мережковского
сНе думала ли ты, что, бледный и безмолвный... • (1886).
514

Бодлер Шарль (1821-1867) - французский поэт-символист и кри­
тик; автор знаменитого сборника •Цветы зла• (1857).
Голубка .моя... (1885) -стих. Бодлера •Приглашение к путешествию•
(1854) в переводе Мережковского, исполнявшееся цыганскими хорами
как популярный романс.
Бог, великий бог лежал в пыли... -
Последняя сrрока стих. •Сакья-Муни•.
Какая-то лягушка (всё равно)...
-
Первая строфа стих. •Лягуш­
ка• (1926).
Белы.м полем шла...
-
Начало стих. И. Одоевцевой •Поэт• (1920).
В 1-й строке пропуск: •шла я ночью•.
С. 364. Франциск Ассизекий (наст. имя и фам. Джованни Бернардоне;
1181 или 1182-1226) - итальянский проповедник •святой бедности•, ос­
нователь ордена нищенствуюших монахов - францисканцев. Автор па­
мятников религиозной литературы •Похвала добродетели•, •Похвала
Богу•. •Кантика брата Солнца, или Похвала творению•, •Fioгetti• (в рус.
переводе •Цветочки•) и др. С 1939 г. считается покровителем Италии.
Бернар - вероятно, Бернард Клервоекий (1091-1153), настоятель
монашеской общины ордена цистерцианцев-аскетов в Клерво, канони­
зированный в святые католической церкви.
С. 365. Я такая добрая, добрая . ..
-
Из стих. •Боль• (1906).
В небесах торжественно и чудно... - Из стих. М. Ю. Лермонтова
•Выхожу один я на дорогу...• (1841).
С. 366. Вольное фwюсофское общество (Ассоциация), Вольфила
-
первое заседание состоялось 16 ноября 1919 г. См. подробно: Белоус В. Г.
Петроградекая Вольная Философская Ассоциация (1919-1924) - анти­
тоталитарный эксперимент в коммунистической стране. М., 1997.
Свифт Джонатан (1667-1745)- английский прозаик-сатирик. Автор
романа •Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гул­
ливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей• ( 1726).
С. 367. Сомов Сергей Михайлович
-
присяжный поверенный, впос­
ледствии предводитель петербургского уездного дворянства
Кто там выходит из боскета... - Неточно из стих. М. А. Кузмина
•В саду•. У Кузмина: •из-за боскета•. Боскет - небольшой сад с подстри­
женными деревьями.
С. 368. Его, как первую любовь . ..
-
Неточно последние строки стих.
Ф. И. Тютчева •29-е января 1837• (1837). У Тютчева: •Тебя ж, как первую
любовь... •
С. 369. Вера Николаевна
-
жена И. А. Бунина.
Кузнецова Галина Николаевна (1900-1976) -поэт, прозаик, мемуарист.
С 1927 по 1942 г. (с перерьmами) жила в семье И. А. и В. Н. Буниных в
Грассе. В 1949 г. переехала в США, где сотрудничала в газете •Новое
русское слово• и •Новом журнале•. Автор воспоминаний •Грасский
дневник• (1967).
Нина Берберова. Соль земли
Фрагмент главы 4 из книги: Берберова Н. Курсив мой. Автобиогра­
фия. Печ. по изд.: М.: Согласие, 1996. С. 281-291.
515
зз•

С. 376. Винавер Максим Максимович (1862-1926) - юрист, публи­
цист, общественный деятель. В 1906 г. депутат первой Государственной
думы от Петербурга Издавал газету •Восход~ (1902-1906) и журнал
•Вестник гражданского права~ (1913-1917). Один из учредителей Со­
юза адвокатов, Союза российских писателей и член ЦК конституцион­
но-демократической партии (1905). С 1919 г. в эмиграции в Париже,
где основал и редактировал еженедельник •Еврейская трибуна• (1920-
1924). Соредактор газеты •Звено~ (1923-1926). Автор мемуарной кни­
ги •Недавнее. Воспоминания и характеристики~ (1917).
С. 377. Ренье Анри Франсуа Жозеф (1864-1936) - французский
поэт и прозаик, близкий к символизму.
Бурже Поль Шарль Жозеф (1852-1935) - французский поэт, про­
заик, критик.
С. 379. Константин Сергеевич Мережковский (1855-1921) - биолог,
приват-доцент Петербургского университета.
Михайловский Николай Константинович (1842-1904) - публицист,
социолог, критик; теоретик народничества. В 1892-1904 rr.
-
редактор
журнала •Русское богатство~.
С. 380. Стайн Гертруда (1874-1946) - американский прозаик-мо­
дернист, драматург, теоретик литературы.
Джойс Джеймс (1882-1941) - ирландский прозаик-модернист. Ав-
тор романов •Улисс~ (1922), •Поминки по Финнегану• (1939) и др.
•Очень нужно!~ - этим восклицанием заканчивается •Лягушка~.
•Все равно!~ - стихотворение 1930 г.
•Мемуары Мартынова~ (1927) - цикл рассказов, который Гиппиус
называла романом.
С. 382. Вейдле Владимир Васильевич (1895-1979) - критик, литера­
туровед, искусствовед, поэт, публицист, мемуарист. В эмиграции с 1924 г.
В 1932-1952 гг. профессор кафедры истории христианского искусства и
западной церкви в Богословском институте (Париж). Автор книг •Уми­
рание искусства• (1937), •Задача России~ (1954), •Безымянная страна~
(1968) и др.
... коzда
еще не бьиz написан •дон Кихот~...
-
Роман •Хитроумный
идальго Дон Кихот Ламанчский• испанского классика Миrеля Серван­
теса де Сааведра (1547-1616) бьт издан: ч. 1 в 1605 и ч. 2 в 1615 rr.
С. 384. ...в утро Перл-Харбора ...
-
7 декабря 1941 г. японская авиа­
ция нанесла внезапный удар по военпо-морской базе США Пёрл-Хар­
бор на Гавайских островах. На следующий день США и Великобрита­
ния объявили войну Японии.
Георгий Адамович. Зинаида Гиппиус
Мосты, 1968, N2 13/14. Печ. по изд.: Дальние берега. Портреты писа­
телей эмиграции // Сост. В. Крейд. М.: Республика, 1991. С. 125-129.
С. 387. Анненский Иннокентий Федорович (1855-1909) - поэт, кри­
тик, драматург, переводчик, педагог.
С. 388. ... •скучные песни земли ... ~
-
Из стих. Лермонтова •Ангел~
(•По небу полуночи ангел летел...~; 1831).
516

... •.мертвый
ястреб - душа .моя,..
-
Из стих. ~днем• (1904).
С. 389. Преодолеть без утешенья ...
-
Стих. ~Как он• (1930), посвя­
щенное Г. В. Адамовичу.
Надежда Тэффи. Зинаида IИппиус
Печ. по изд.: Дальние берега. С. 129-138.
С. 390. 3. Гиппиус прислала статью ...
-
Рецензия Гиппиус на сбор­
ник А. Белого ~пепел• (СПб., 1909), посвященный памяти Н. А. Не­
красова, была опубликована в ~Речи• 28 декабря 1908 г.
Экзод (фр. exod) - массовое бегство, переселение.
С. 391. Рютобаг (фр. rutabaga) - брюква .
...говорит,
что любит игру. - Имеется в виду стих. •Игра• (1930).
Ларусе - парижекое издательство, выпускающее с 1852 г. словари и
энциклопедии ( •Ларуссы• ). Основатель
-
П. Ларусе ( 1817-1875).
С. 394. Ф.
-
вероятно, Фондаминский И. И.
Лорис-Меликов Иосиф Григорьевич - дипломат.
Киркегор, Кьеркегор Серен (1813-1855) - датский богослов, фило­
соф, писатель.
Федоров Николай Федорович (1829-1903) - философ-энциклопе­
дист, представитель русского космизма. В 1880-1890-е гг. бьm близок с
Л. Н. Толстым и Вл. С. Соловьевым, на которых оказал серьезное идей­
ное и нравственное влияние. Этико-космические взгляды Федорова
нашли заинтересованное признание у Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоев­
ского, Вл. С. Соловьева, В. Я Брюсова, К. Э. Циолковского, А. Белого,
М. Горького.
С. 396. Единый раз вскипает пена...
-
Неточно первая строфа из
•Любовь - одна• (1896).
С. 397. Но люблю я себя, как Бога ...
-
Из •Посвящения•.
Нерон Клавдий Друз Германик (37-68) - римский император, тра­
диционно считающийся жестоким тираном, первым гонителем христиан.
С. 398. •Индефризабль~ (фр. indefnsaЬle)
-
перманент (вид прически).
G. 399 . Соединяясь, они сольются ...
-
В стих. •Электричество• (1901):
•Сплетенные сольются•.
Юрий Терапиано. •Воскресенья• у Мережковских и •Зеленая Лампа•
Глава из книги: Терапиано Ю. Встречи. Нью-Йорк, 1953. Печ. по
изд.: М.: Интрада, 2002.
С. 400. Маковский Сергей Константинович (1877-1962)- поэт, критик,
искусствовед, мемуарист, издатель. Один из основателей и редакторов
журналов ~старые годы• (1907-1915) и •Аполлон• (1909-1917). В эмиг­
рации с 1920 г. В 1926-1932 rr. заведовал литературно-художественным
отделом парижекой газеты •Возрождение•. Автор мемуарных книг •Пор­
треты совремеюшков• (1955) и •На Париасе Серебряного века• (1962).
Дикой-Вильде - Борис Владимирович Вильде (псевд. Борис Дикой;
1908-1942), поэт, критик, филолог, этнограф. Один из организаторов
французского Сопротивления. Расстрелян фашистами.
517

Зуров Леонид Федорович (1902-1971) - прозанк, журналист, мемуа­
рист. В 1929-1961 rr. (с перерывами) жил в доме И. А. и В. Н. Буниных.
Голенищев-Кутузав Илья Николаевич (1904-1969) - поэт, критик,
литературовед. В эмиграции с 1920 г. В 1955 г. вернулся в СССР.
Головина Алла Сергеевна (1909-1987) - поэт, прозанк.
Г. Раевский - псевд. поэта Георгия Авдеевича Оцупа (1898-1963).
Смоленский Владимир Алексеевич (1901-1961) - поэт. В эмиграции
с 1920 г.
Софиев - псевд. поэта Юрия Борисовича Бек-Софиева (1899-1975).
Ставров Перикл Ставрович (1895-1955)- поэт, переводчик. С 1920 г.
в эмиграции. С 1926 г. в Париже, участник объединения •Круг. (1935-
1939), председатель Объединения русских писателей и поэтов во Фран­
ции (1939-1944), член редколлегии издательства •Рифма• (1949).
Червинская Лидия Давыдовна (1907-1988) - поэт.
С. 404. Эдип
-
в греческой мифологии царь Фив, ставший не по
своей воле убийцей отца и мужем своей матери. Узнав об этом, осле­
пил себя.
С. 406. Пильняк Борис Андреевич (наст. фам. Boray; 1894-1938) -
прозанк, слава которого началась с романа •Голый год•, дважды издан­
ного Гржебиным в Берлине. Погиб в сталинских застенках.
Маяковский Владимир Владимирович (1893-1930)- поэт, драматург,
публицист.
С. 408. Бакунин Михаил Александрович (1814-1876) - философ,
публицист, идеолог анархизма.
С. 409. Пешехонов Алексей Васильевич (1867-1933) - публицист,
один из организаторов Партии народных социалистов. В мае - августе
1917 г. министр продовольствия Временного правительства. В 1922 г.
выслан из России.
.. Арцыбашев...
сделОJI из меня... ультрафиолетового с.меновеховца. -
Имеется в виду статья •Ультрафиолетовые• (За свободу! 1923. 12, 13 дек.)
прозаика, поэта, публициста Михаила Петровича Арцыбашева (1878-
1927), эмигрировавшего в 1923 г. в Польшу. •Ультрафиолетовыми• в
эмиграции стали называть тех, кто отказался от активного противосто­
яния большевикам.
С. 410. Марк Веньяминович
-
Вишняк.
Владимир ЗJюбин. Тяжелая душа
Главы из книги: Злобин В. Тяжелая душа. Вашингтон: Русское книж­
ное дело в США, Victoг Kamkin, Inc., 1970.
3. Гиппиус и Д. Мережковский
Возрождение. 1959. N.! 93. Впервые: Новый журнал (Нью-Йорк).
1952. N.! 31 под названием •З. Н. Гиппиус. Ее судьба• (под рубрикой
•Литературный дневник• ).
С. 425. Не март девический сиял моей заре...
-
Начальные строки
стих. •Овен и Стрелец• (1907).
518

С. 426. Живые, бойтесь земных разлук...
-
Последняя строка стих.
•Берегись...• ( •Не разлучайся, пока ты жив... •; 1913).
Любовь не стерпит, не отметив... - Из стих. •Берегись ...• .
... в
Киевском институте...
-
Гиппиус в 1877-1878 rr. несколько
месяцев училась в Киевском женском институте. Учеба была прервана
из-за переезда семьи в Москву.
Она никогда не узнает...
-
Один из вариантов стих. •Оттуда?• (Вар­
шава, 1920; с посвящением: Д. П. С. - няне Д. П. Соколовой) .
...Нежин,
город Гоголя...
-
Н. В. Гоголь в 1821-1828 rr. учился в
Нежинской гимназии высших наук.
Я претепло одета...
-
Из стих. •девочка• (1912).
С. 427. Желанья были мне всего дороже ...
-
Из стих. •Брачное коль­
цо• (1905).
По лестнице... ступени все воздушней ...
-
Четверостишие, написанное
Гиппиус на обложке коллективного сборника стихов •Якорь• (Берлин,
1936). Стихотворение привел также С. К Маковский в книге •На Пар­
иасе "Серебряного века"• (Мюнхен, 1962; очерк •Зинаида Гиппиус•).
.. .Неугасим
огонь души. - Из стих. •Неотступное• (1925).
•Труды и дни• - название дидактической поэмы древнегреческого
поэта Гесиода (ок. 700 до н.э.).
С. 428. Но слабости смирения. . . -
Неточно из стих. •Оправдание• (1904).
Давно печали я не знаю... - В письме к В. Я. Брюсову от 11 января
1902 r., посьmая это стихотворение, Гиппиус вспоминала: •В 1880 г., т. е.
когда мне бьто 11 лет, я уже писала стихи (причем очень верила во
"вдохновение" и старалась писать сразу, не отрывая пера от бумаги).
Стихи мои всем казались "испорченностью", но я их не скрывала. Бьmи
довольно однообразны, не сохранились, но вот, помню кусочки одного из
самых первых. Оцените детскую и странную искренность. Должна огово­
риться, что я бьта нисколько не "испорчена" и очень "религиозна" при
всем этом. <...> Вьmисываю со всеми трогательными "рифмами", как по­
мню. Вот вам ваше сердце - в теле одиннадцатилетней девочки, едва про­
читавшей Пушкина и Лермонтова - потихоньку! не знающей ни стиха,
боящейся наказания за "испорченность", напрасно старающейся каяться
перед Христом "нищих духом и обремененных"!• (Российский литерату­
роведческий журнал. 1994. N .! 5/6. С. 288. Публикация М. В. Толмачева).
Я на единой Мысли сужен...
-
Из стихотворения •Смотрю• ( •Я сужен
на единой Мысли... •; 1930).
С. 429. Хочу я с небом примириться ...
-
Из поэмы М. Ю. Лермон­
това •демон• (1838).
В 1905 г. она пишет: •Мне близок Бог, но не могу молиться... •
-
Строка из •Бессилья• ( •Смотрю на море жадными очами... • ), написан­
ного в 1893 г.
Решала я - вопрос огромен...
-
Из стих. •Любовь к недостойной•
(•Axl Я одной прекрасной дамы... •; 1902).
Нумен, ноумен (греч.) - непознаваемая •вещь в себе•; термин, вве­
денный немецким философом Иммануилом Кантом (1724-1804).
Феномен (греч. являющееся) - в философии Канта изменчивая
часть бытия.
519

Мне нужно то, чего нет на свете...
-
Первая строка •Песни•.
Сны странные порой нисходят на .меия...
-
Из •Лестницы• (1898;
дата установлена А. В. Лавровым).
С. 430. К тебе я буду прилетать...
-
Из поэмы Лермонтова •демон•.
О, .мудрый соблазнитель...
-
Последняя строфа •Гризельды• (1895).
Сравнивать их с Филемоно.м и Бавкидой, Дафнисо.м и Хлоей, Афана-
сием Ивановичем и Пульхерией Ивановной...
-
Названы идеальные суп­
ружеские пары: соответственно герои древнегреческого мифа, любовно­
буколического романа Лонга (ок. 200 до н.э.) и повести Н. В. Гоголя.
•Я встретила его довольно сухо... •
-
Здесь и далее Злобин цитирует
книгу Гиппиус <~Дмитрий Мережковский• (см. т. 6 наст. изд.).
С. 431. Данилевский Григорий Петрович (1829-1890)- прозаик, пуб­
лицист. Автор популярных исторических романов.
С. 432. ... его первы.м ро.мано.м...
-
Исторический роман •Смерть бо­
гов. Юлиан Отступник• (опубл. 1895) - первый в трилогии <~Христос
и Антихрист•, продолженной романами <~Воскресшие боги. Леонардо да
Винчи• (опубл. 1901) и •Антихрист. Петр и Алексей• (опубл. 1905).
С. 435. Сидят, целуясь . .. А я украдкой...
-
Из •Мудрости• (•Со­
шлись чертовки на перекрестке... •; 1908).
Душа .мечтает с вещей безудержностью...
-
Из <~Водоската• (<~душа
моя угрюмая, угрозная... •; 1905), позднее посвященного Блоку.
С. 436. Старец Зосима
-
праведник, персонаж романа Ф. М. Досто-
евского •Братья Карамазовы•.
С. 437. И лучших дней воспо.минанья. . .
-
Из поэмы Лермонтова <~демон•.
Все решено от Духа Свята...
-
Из стих. <~Успокойся!• (1904).
•Белые одежды• - библейский символ чистоты, непорочности, пра-
ведности, бизости к Богу. В Апокалипсисе (гл. 3, ст. 4, 5) говорится, что
те, кто не запятнал свои души грехами и преступлениями, будут как
достойные награды за подвиг жизни ходить вместе с Господом облечен­
ными в белые одежды.
С. 438. Кто-то из .мрака .молчания ...
-
Из •Молитвы• (<~Тени луны
неподвижные... •; 1897).
•да, верю в любовь... •
-
Из дневника •Contes d•amouг• (см. наст.
изд. т. 8, с. 32).
Господь, Господь .мой, Солнце, где Ты? - Из •Августа• (•Пуста пус­
тыня дождевая... •; 1904).
Ни слов, ни слез, ни вздоха, - ничего ...
-
Из •Наставления• (<~Молчи.
Молчи. Не говори с людьми... •; 1925)
И проi{JIЯЛ Демон побежденный...
-
Из поэмы Лермонтова •демон•.
Мне ТИфикация
Возрождение. 1955. .N2 47 (под названием <~Неистовая душа•, с раз­
ночтениями).
С. 439. ... изображает ее Б. К. Зайцев ...
-
См. роман-биографию <~Че­
хов• (1939) в изд.: Зайцев Б. К. Собр. соч.: В 11 т. Т. 5. М.: Русская
книга, 1999. О Гиппиус он пишет: <~ ...ленивая и слегка насмешливая, со
своими загадочно-русалочьими глазами ... • (С. 388).
520

Чехов, впервые попавший за границу...
-
Приняв предложение
А. С. Суворина совершить путешествие в Италию и Францию,
А. П. Чехов выехал за границу 18 марта 1891 г. В Венеции встре­
тился с Мережковскими.
•Я просто ничего не забываю•... в одном из последних стихотворе­
ний...
-
Имеется в виду стих. •Я был бы рад, чтоб это было... • (1944),
посвященное Злобину, где есть строка: •Я ж - ничего не забываю•. См.
также в стих. •Стены• (1832): •Я ничего не забываю•.
Хочешь знать, почему я весел?..
-
Из •Негласных рифм•; 1925.
Ремизов Алексей Михайлович (1877-1957) - прозаик, драматург,
критик, публицист, переводчик, мемуарист. С 1921 г. в эмиграции.
С. 440. ...за подписью В. Витовт...
-
В цикл •Стихотворения
В. Витовта• входят: •дана мне грозная отрада... • (бьmо опубл. в •Но­
вом корабле•. 1927. N2 2), •Улица. Фонарь. И я ...• , •Ночую за полтин­
ницей...•• •Милая, выйди со мной на балкон...• .
С. 441. Мессалина (ок. 25-48 н. э.) -третья жена римского импера­
тора Клавдия, казненная им за распутство и заговор против него.
..Живу
в себе, 11 А если нет, не все ль равно...
-
Из •Памяти•
(1913-1925).
•Темный лик. Метафизика христианства• (СПб., 1911) - книга
В. В. Розанова, часть другой его книги - •В темных религиозных лу­
чах•, тираж которой (2400 экз.) в 1910 г. был уничтожен цензурой.
См. издание, частично восстановленное А. Н. Николюкиным, -
М.: Республика, 1994.
С. 442. ... если не ошибаюсь, в •Разрушенных гнездах• ...
-
Речь идет
о романе А. В. Амфитеатрава •Восьмидесятники•, кн. 1 •Разрушен­
ные воли•.
Не слушайте меня, не стоит: бедные... -
Перваястрофа•Шутки• (1905).
Если гаснет свет - я ничего не вижу...
-
Четверостишие •Если•
(февраль 1918).
Я от дверей не отойду...
-
•Неотступное• (1925).
С. 443. •В новой•
-
опубл. в •Современных записках• (1932. N2 49).
•Отъезд•- опубл. в •Современных записках• (1935. М 57). В 1937 r.
написан новый вариант.
Огненный крест
Возрождение. 1957. N2 72. Печ. по этому изд. В книгу Злобина
•Тяжелая душа• очерк под названием •З. Гиппиус и черт• включен с
изменениями и сокращениями.
С. 443 ...наряду с газетой Горького . . .
-
Имеется в виду •Новая жизнь•
(Пr., 1917-1918), в которой Горький опубликовал цикл статей, составив­
ший две его книги •Революция и культура• (Берлин, 1918) и •Несвоев­
ременные мысли. Заметки о революции и культуре• (Пг., 1918). Гиппиус
в 1917-1918 гг. печаталась в газетах •Голос жизни•, •Грядущее•, •Воля
народа•, «Вечерний звон•, •Новые ведомости•, •Современное слово•.
С. 444. Милешин-Вронский ... томный, каким его изображает ... Гип­
пиус. - Имеется в виду стихотворение «Мелешин-Вронский• (в тексте
521

ошибка в фамилии), комиссар в имении Дружноселъе, о котором Гип­
пиус пишет: «В ero очах - такая грусть ... 11 Он - весь загадка, хоть и
сдобен. 11 Я не решу вопроса... Пусть 11 Его решит Володя Злобин•
(8 июля 1918. Сиверская).
С. 445. «Неугасим огонь души•.
-
Из стих. «Неотступное• (1925).
Хочу сказать, но нету голоса... -
Первые строки стих. «Летом• (1919).
Как выносить невыносимое... - Из стих. «Летом•.
С. 446. Окно мое высоко над землею ...
-
Первая строка «Песни•.
Мне нужно то, чего нет на свете...
-
Из «Песни•.
Окно мое над улицей низко...
-
Начальные строки стих. «На Серm­
евской• (1916).
Мы думШ!и, что :нсивем на свете... - Последние строки стихотворе­
ния «На Серmевской•.
Вот три удара, словно пенье...
-
Из стих. «Тяжелый сне~ (1918),
посвященного В. А. Злобину.
«Ворчит, будто выстрелы, тишина•.- Из стих. «Тли• (28 окт. 1917).
Вминутывещиходиночеств... -
Началънаястрофа«Петербурга• (1919).
Прямая улица была пустынна...
-
Последняя строфа стих. «А. Бло-
ку• (1918).
.. .день
ее рожденья. - 8 ноября ст. ст.; день Собора Архистратига
Михаила.
С. 447. О сны моей последней ночи ... -
Из стих. «Последние сны• (1912).
В одном ее стихотворении от сентября 18 z.
-
«Час победы• («Он
опять пришел - глядит презрителъно . .. • ).
Он пришел ко мне, - а кто, не знаю...
-
Начальная строфа стих.
«В черту• (1905).
С. 448. «Если кончена моя Россия
-
я умираю!• - Последняя строка
четверостишия «Если•.
•дни• - стих., написанное в ноябре 1918 г.
С. 449. ... «возвышенной стыдливостью страданья• ...
-
У Тютчева в
стих. «Осенний вечер• («Есть в светлости осенних вечеров... •; 1830).
«Божественной стыдливостью румянца!•
С. 450. «Побеждающему дам... белый камень ... •
-
Откровение св.
Иоанна Богослова, гл. 2, ст. 17.
Тяжелее всех грехов- Боzоубьение.- Из стих. «Что есть грех?• (1902).
С. 451. Твой же zpex обвился, - что моzу я?. .
-
Из стих. «В черту•.
В этот час победное кольцо мое... - Заключительные строки стих.
«Час победы•.
Он приходит теперь не так...
-
На этой странице цитируется «Рав­
нодушие• (1928).
С. 452. Как Боz, хотел бы знать я все о каждом ...
-
Из стих. «Иду-
щий мимо• («У каждого, кто встретится случайно... •; 1924).
Ни слов, ни слез, ни вздоха, - ничеzо ...
-
Из «Наставления•.
«Страшное• - стих., написанное в августе 1916 г.
В уzлу под образом...
-
Стих. «Не согласные рифмы• (1919).
С. 453. Все умерло в душе давно...
-
Вторая строфа восьмистишия
«Презренъе• (предположительно: осень 1919).
Народ,безумствуя,убилсвоюсвободу... -
Из стих. «Веселье• (29окт.1917).
522

Когда я воскрес из мертвых...
-
Начало •досады• (1933).
... •Воскресение
-
не для всех•. - Из стих. •Тишь. (декабрь 1918).
Ползут они скользящей чередою...
-
Из стих. •Прежде. Теперь. (1940).
С. 454. На харю старческую хмуро . .. -
Из стих. •Не одним хлебом... •
( •Закон я помню, помню слово... •; 1944), посвященного В. А. Злобину.
Последние дни Д. Мережковского и 3. Гиппиус
Возрождение. 1958. N.! 81.
С. 456. Есть счастье у нас, поверьте ...
-
Первая строфа стих. •Сча­
стье• (1933).
Вот слово, будто меж строк...
-
Из •Счастья•.
С. 457. Склоняется солнце, кончается путь ...
-
Из стих. Мережков­
ского •Вечерняя песнь. (1923).
Скоро скажу я с улыбкой сыновьей... - Из стих. Мережковского
•Пятая• (опубл. 1936).
С. 458. Что это- утро, вечер?..
-
Из стих. •Сонное• (опубл. 1936).
Господи, иду в неизвестное...
-
Заключительная строфа стих. •Ког­
да?• (1924).
Доброе, злое, ничтожное, славное... - Начальные строки стих. Ме­
режковского без названия (опубл. 1936).
С. 460. Клод Фаррер (наст. имя Фредерик Шарль Эдуар Баргон;
1876-1957) - французский прозаик.
С. 461. Я еужен на единой Мысли ...
-
Начальные строки стих. •Смот­
рю• (1930).
•Испанские мистики• (Брюссель: изд-во -сЖизнь с Богом•, 1988) -
философеко-биографические эссе Мережковского •Св. Тереза Иисуса•,
•Св. Иоанн Креста• и •Маленькая Тереза•, написанные им в последние
годы жизни и вошедшие в серию •Лица святых от Иисуса к нам•.
Пас1СШlь Блез (1623-1662) - французский математик, физик, фило­
соф, писатель. Автор книги философской эссеистики •Мысли Паскаля
о религии и некоторых других вопросах•. Паскаль - герой одноименно­
го эссе в трилогии Мережковского •Реформаторы•.
С. 462. Братья Лифари ...
-
Лифарь Серж (наст. имя Сергей Михай­
лович; 1905-1986) - артист балета, хореограф, педагог. В 1923-1929 гг.
входил в труппу •Русский балет Дягилева• (Париж). В 1930-1977 гг.
премьер, главный балетмейстер, педагог в •Гранд-Опера•. Основатель
Парижского института хореографии (1947) и Университета танца (1957).
Автор более 200 балетов и более 25 книг о балете. Лифарь Леонид
Михайлович (?-1982) - совладелец типографии в Париже, в которой
печатались книги издательства YMCA-Press, в том числе произведения
А. И. Солженицына.
Зайцевы - Борис Константинович и его жена Вера Алексеевна.
Тесленка Николай Васильевич (1870-1943) - известный адвокат­
криминалист, крупный землевладелец, кадет, член 2-й Государственной
думы. С 1920 г. в эмиграции. Председатель парижекой группы Партии
народной свободы. Занимался адвокатской практикой. С 1927 г. бес­
сменный председатель совета Объединения (Союза) русских адвокатов
523

во Франции. С 1931 г. председатель Комитета помощи русским писате­
лям и ученым во Франции (см. о нем подробную справку: Серков А. И.
Русское масонство. М., 2001. С. 795).
Арzутинский-Долгоруков Владимир Николаевич, князь (1874-1941) -
искусствовед, хранитель (директор) Императорского Эрмитажа, коллек­
ционер. В 1915-1916 гг. 2-й секретарь посольства в Париже.
Не только молока и шеколада... - Неточно начальные строки стих.
•Рай• ( •Не только молока иль шеколада... • ); в автографе название •В
Альбом Чуковскому• и помета: СПб., дек. 1919.
С. 465. Для тошноты подземной и навечной ...
-
Из поэмы •Послед­
ний круг (И новый Дант в аду)•.
С. 466. Не знаю, не знаю и знать не хочу...
-
Из стих. • Тереза,
Тереза, Тереза, Тереза... •; 1941-1942).
Как эта стужа меня измаяла... -
Четверостишие •Стужа• ( 1941 ).
С. 467. Всю я тебя люблю, Единственная ...
-
Из стих. •Вся• (1917).
Как будто льда обломок острогранный...
-
Из стих. •Опустошение•
( •В моей душе, на миг опустошенной... •; 1902).
... свою
бесконечную поэму. - Имеется в виду •Последний круг
(И новый Дант в аду)•.
С. 468. Клара Милич
-
героиня повести И. С. Тургенева •Клара Ми­
лич (После смерти)•, в основе которой трагическая судьба оперной пе­
вицы и драматической актрисы Евлалии Павловны Кадминой (1853-1881),
покоичившей жизнь самоубийством: приняла яд во время спектакля.
С. 469. Прости мне за тех, кого я . ..
-
Первая строфа стих. •Мир
сей... • ( 1918).
С. 471. Зеньковекий Василий Васильевич (протоиерей о. Василий;
1881-1962) - богослов, историк философии, психолог, публицист, кри­
тик, педагог, мемуарист. В эмиграции с 1920 г. В 1927-1962 rr. профес­
сор, ректор Богословского института в Париже. В 1940 г. был арестован
нацистами и более года находился в концлагере.
Сверкнет ли мне в последний раз...
-
Из стих. •Прошла• ( •На вы­
гибе лесного склона... •; 1921).
С. 472. Дойти бы только до порога . ..
-
Начало стих. •Придвер­
ник• (1938).
И ты придешь в свой час единственный...
-
Из стих. •две• ( •Она
войдет, земная и прелестная•; 1915-1927).

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН К ТОМАМ 8 И 9
Аввакум - т. 9 499
Авенариус Р. - т. 9 306, 509
Авксентьев Н. Д. - т. 8 255, 277,
281,305,308,354,372,385,392,
396, 402, 423, 549, 565; т. 9 487
Аzтеев К. М. - т. 8 188, 245, 246,
248, 253, 534
Адамович Г. В. - т. 8 18, 24;
т. 9 196, 201, 203, 212, 219, 224,
232,234,235,272,346,349,356,
359, 363, 366, 372, 374, 385-
389, 400, 402, 405-407, 413-
424, 440, 495-498, 501, 503,
514, 516, 517
АданП.-т.8131,522
Аджемов М. С. - т. 8 195, 536
Азадовский К. М. - т. 8 504
АзефЕ.Ф.-т.8111,112,517
Аксаков И. С. - т. 8 165, 529
Аксаков К. С. - т. 8 165, 529
Аксаков С. Т. - т. 9 293, 508
Акулов - см. Окулов А. И.
АлдановМ.А.-т.819;т.9253,
349, 369, 400, 505
Александр 11 - т. 8 513, 548;
т.9407
Александр III - т. 8 9, 208, 313,
540; т. 9 477, 478
Александр Михайлович - т. 9 477
Александр Сербский - т. 9 351,
513
Александра Федоровна -т. 8 194,
243, 447, 531, 536, 549
Алексеев М. В. - т. 8 212, 215, 243,
294,297,314,384,541,553,563
Алексей Николаевич- т. 8 180, 181,
207, 221, 225, 227, 447, 531, 532
Алексинекий Г. А. - т. 9 44, 478
Альберт 1 - т. 9 271, 506
АльбовИ.Ф.-т.898,514
Альфиери Д. - т. 9 268
Алябьев - т. 9 79
Амари - см. Цетлин М. О.
Амфитеатров А. В. - т. 8 21,
305, 306, 435, 453, 522, 568;
т. 9 292-296, 441, 508, 509,
521
Анатолия, монахиня - т. 9 93, 95
Андерсен Х. К. - т. 9 364, 466
Андреев Л. Н. - т. 8 170, 521, 530,
543; т. 9 56, 292, 299-301, 327,
480, 508
Андреева М. Ф. - т. 8 349, 446,
542, 557; т. 9 43, 44, 48, 53, 478,
480
Андреевский С. А. - т. 8 132, 142,
449, 571; т. 9 169
Андроников К. Я. - т. 9 240, 504
Андроников М. М.- т. 8 311, 312,
553
Андре, врач - т. 9 467, 470, 471
Анненский И. Ф. - т. 9 387, 419,
422, 516
Антоний (А. В. Вадковский) -
т.887,98,99,512
Антонин (А. А. Грановский) -
т.899,514
АнтоновА.С.-т.8498;т.9138,
488
Апаназ - см. Афанасий Великий
Аптер-т.8408
Аргунов А. А. - т. 8 360, 385, 392,
558, 559
Аргутинский В. Н. - т. 9 462, 465,
524
Арцыбашев М. П. - т. 9 409, 518
525

Асплунд Г. - т. 9 203, 211, 212,
215-217, 219, 232, 243
Астрид, королева - т. 9 271, 506
Ася - см. Гиппиус А. Н.
Ашкинази - т. 9 101
Афанасий Великий- т. 9 358,514
Ахматова А. А. - т. 8 382, 562
Б. Н. - см. Моисеенко Б. Н.
Базаров В. А. - т. 8 262, 517, 550,
556; т. 9 512
Базунов - т. 8 210
БайронД.Н.Г.-т.9419,424
Бакст Л. С. -т. 8 67, 72, 510. 523;
т.9346
Бакунин М. А.- т. 8 165,529, 534;
т. 9 408, 518
Бакунина Е. В. - т. 9 490
Балахович С. Н. -т. 9 92, 94, 102,
103, 106, 109, 110, 113, 115, 116,
126,129,131,134, 135,48~ 488
Бальмонт К. Д. - т. 8 17, 21, 61,
62, 507, 510; т. 9 266, 380, 506
Барановекая Е. В. - т. 8 164, 424,
528, 567
Барановский, полковник - т. 8 273
Барановекий М. И. - см. Туган-
Барановекий М. И.
БартуЛ.-т.9513
Барфуччи - т. 9 191
Барьппников - ~ 8 294, 552
Басов, солдат - т. 8 377
Батюшков Ф. Д. - т. 8 233, 311,
393, 546
Бахтин Н. М. - т. 9 349, 365, 366,
400, 419-423, 513
БашВ.-т.8139,143,524
Бейлис М. М. - т. 8 129, 521;
т.9314
Беклемишев В. А. - т. 8 371, 560
Бек-Софиев Ю. Б. - т. 9 400, 518
Белецкий С. П. - т. 8 164, 371,
396, 405, 441, 528, 560, 569
Белинский В. Г. - т. 8 534;
т.9403
Белобородов А. Я. - т. 9 188, 493
БелоусВ.Г.-т.9515
Белоусов А. - т. 8 158
526
БелыйА.-т.810,13,23,24,
106, 107, 128, 184, 205, 218,
220, 222, 225, 317, 318, 378,,
466, 512, 516, 533, 539, 543,
572; т. 9 28, 95, 184, 348, 349,
390, 401, 415, 492, 512, 517
БеляевМ.А.-т.8209,540
Бенуа А. Н.- т. 8 71, 72, 89, 233,
235, 240, 256, 378, 393, 510,
511, 523, 540; т. 9 476
Берберава Н. Н. - т. 8 6, 21;
т. 9 211, 214, 216, 228, 355, 400,
500, 503, 515
Бергсон А. - т. 8 131, 137, 523;
т. 9 79, 349, 483
Бердяев Н. А. - т. 8 17, 104-107,
110, 111, 128, 130-148, 197,
485, 515, 517, 537; т. 9 226,
228, 355, 400, 493, 502
Бердяева Л. Ю. _,_ т. 8 131-139,
141, 147, 148, 522, 523
Бернар Ан. - т. 8 141
Бернард Клервоекий - т. 9 364,
515
Бетховен Л. ван - т. 8 534
БициллиП.М.-т.9514
БлокА.А.-т.810,13,20,68,
164, 170, 205, 251, 317, 318,
359, 378, 379, 393, 431, 458,
510, 521, 528, 530, 539. 549,
560, 572; т. 9 24, 28, 282, 283,
345-347, 374, 379, 380, 388,
401, 446, 463, 475, 476, 512,
513, 520, 522
Блюм Л. - т. 9 192, 194, 197, 493,
494
Боборыкин П. Д. - т. 9 507
Бовшовский А. - т. 9 512
Богданов А. А. - т. 8 250, 548
БогровД.Г.-т.8520
Богучарекий В. Я. - т. 8 165,
168, 529; т. 9 303
Бодлер Ш. - т. 9 362, 515
БокМ.П.-т.9478
БолотовА.Т.-т.83
Волоховец - т. 9 89, 94
Бонаюте (Буонаюти) Э. - т. 9 190,
493

Бонч-Бруевич В. Д. - т. 8 197, 236,
237, 366, 381, 408, 537, 562;
т. 9 46, 47, 340, 479, 512
Борис - см. Савинков Б. В.
Борисов - т. 8 141
Брасова Н. С. - т. 8 433, 446, 568
Брешко- Брешковекая Е. К. - т. 8
118, 276, 520, 551
БрикеА.-т.848,507
Бриллиант Д. - т. 8 142, 525
Бромштейн - см. Троцкий Л. Д.
Брусилов А. А. - т. 8 213, 541
БрюсовВ.Я.-т.84,5,10,13,
170, 431, 508, 512, 517, 530,
568; т. 9 28, 345, 380, 448, 476,
517, 519
Бугаев Б. Н. - см. Белый А.
Будда - т. 9 316, 509
Буденный С. М. - т. 9 480
Будищев А. Н.- т. 9 296-298,508
Булак-Балахович С. Н. - см. Ба-
лахович С. Н.
Буланов Н. Г. - т. 9 103, 107, 112,
486; т. 9 117, 118, 124, 130, 132,
134
Булгаков В. Ф. - т. 8 225, 545
Булгаков С. Н. - т. 8 111, 165, 445,
515, 529, 569; т. 9 215. 346, 501
Бунаков - см. Фондаминский И. И.
БунинИ.А.-т.817,19,21,
24, 548; т. 9 116, 182, 183,
269, 284-286, 355, 368-371,
377, 385, 400, 406, 407, 462,
486, 491, 504, 514, 515
БунинаВ.Н.-т.819;т.9251,
269, 369, 370, 486, 504, 515
БуренинВ.П.-т.827,505
БуржеП.Ш.Ж-т.9377,516
Бурцев В. Л. - т. 8 139, 141, 185,
314,321,322,371,402,405,51~
524, 529, 560, 564, 565; т. 9 111
Бухарин Н. И. - т. 8 395, 564;
т.9480
Буше-т.9223
Быстренин В. П. - т. 9 312, 313,
509
Бьюкенен Д. У. - т. 8 331, 354,
554, 558
Бюре Э. - т. 9 219, 237, 241, 242,
270, 502
В. О. Ф. - см. Фабриканты А. О.
ив.о.
ВакарН.П.-т.9116,487
Вальдерзее - т. 8 405
Ванькович - т. 9 95, 97
Варшавский В. С. - т. 9 203, 212,
355, 400, 497, 498
ВаршерТ.С.-т.9188,493
ВатсонМ.В.-т.8249,548
Вебер (Джессика) - см. Хирьяко-
ваЕ.С.
Вейган - т. 9 270, 274
Вейдле В. В. - т. 9 382, 400, 422,
516
Вейнингер О. - т. 8 188, 534;
т. 9 288, 354, 508, 513
Веласкес - т. 9 358, 514
Венгерова 3. А.
-
т. 8 43, 45, 542,
506, 507
Вендзяrольский К. М. - т. 9 103,
104, 486
Веньява-Длугошовский Б.- т. 9 86,
126, 484
Вербицкая А. А. - т. 9 292, 297,
298, 508
Вергилий - т. 9 420
Вересаев В. В. - т. 8 557
Верхавекий А. И. - т. 8 314, 315,
319, 320, 553
Веселитекая Л. И. - т. 9 501
Виардо П. - т. 8 462, 572
Вильгельм 11 - т. 8 228, 238, 246,
354,442,446,448,450,545,570
ВильдеБ.В.-т.9400,517
Вильсон Т. В. -т. 8 198, 201, 246,
253, 442, 445, 459, 460, 538
Винавер М. М. - т. 9 376, 377, 384,
516
Витнер - т. 8 159
ВишнякМ.В.-т.84,5,19;
т. 9 410, 518
Владимир (В. Богоявленский) -
т. 8 240, 386, 547
Владимиров, генерал - т. 9 113
Власова Н. - т. 8 127, 521
527

Водовозов В. В. - т. 8 253, 549;
т. 9 330, 511
Воейков В. Н. - т. 8 237, 241, 547
Войтинекий В. С. - т. 8 372, 560
Войцеховский С. Л. - т. 9 497
Волковысский Н. М. - т. 8 215,
542
Воладарекий В. - т. 8 371, 432-
435, 440, 560, 568
Володя - см. Злобин В. А.
Волынский А. Л. - т. 8 4, 40-46,
506, 507
Вольф- Израэль Е. М. - т. 8 383,
563
Воронцова Т. В. - т. 8 526
ВрангельП.Н.-т.8537;т.986,
94, 105, 106, 109, 110, 116, 130,
134, 477, 483
Всеволожский Н. В. - т. 9 355,
402, 514
Вырубова А. А. - т. 8 251, 456,
549; т. 9 81, 483
Вышеславцев Б. П.- т. 9 173, 207,
400, 489, 498
Гавриил Константинович (Рома-
нов) - т. 8 444, 446, 569
Гавранекий И. О. - т. 9 266
ГаескийЛ.И.-т.9496
Газданов Г. И. - т. 9 496
Галифакс Э. Ф. - т. 9 266, 268,
506
Гальпери А. Я. -т. 8 316, 318, 553
Гамелен М. Г. - т. 9 270, 506
Гамсун К - т. 9 198, 243, 496
Ганский Я. С. - т. 8 264, 550
Ганфман М. И. - т. 8 213, 233, 236,
366, 443, 541
ГапонГ.А.-т.8322,553;т.9486
Гарин-Михайловский Н. Г. - т. 8 542
Гартевельд В. Н. - т. 8 513
Гвоздев К. А. - т. 8 223, 544
ГегельГ.В.Ф.-т.8163
Гельферих - т. 8 438
ГереП.-т.9312,509
Герелль Г. - т. 9 191, 196, 198,
199, 203, 204, 206-212, 214-
216, 219, 223, 225-227, 231,
528
232, 237, 244, 245, 247-249,
252, 255, 259-261, 440, 493.
494, 496, 498, 500
Герзони И. Л. - т. 8 364, 366, 367,
559
Геринг Г. - т. 9 263, 506
Гермоген - т. 8 382, 562
Геригросс М. А. - т. 9 90
Геронтий - т. 8 197
ГерраР.-т.9495
Герцен А. И. - т. 8 165, 481, 529
Гершельмаи К. Л. - т. 9 94, 103,
107, 108, 124, 134, 485
Гершуни Г. А. - т. 8 142, 143, 525
Гершуни Л. С. - т. 8 142, 525
Гесиод - т. 9 519
ГессенИ.В.-т.8150,525
Гессерих - т. 9 62
гетеи.в.-т.949,461,479
ГехтманМ.В.-т.8517;т.9507
Гзовский А. И. - т. 9 89, 91, 124,
125, 484
Гиммер - см. Суханов Н. Н.
Гинцбурr И. Я. - т. 8 33, 506
Гиппиус А. В. -т. 8 36, 102, 506,
515; т. 9 141, 251, 488
Гиппиус А. Н. (Ася) - т. 8 68, 102,
118, 429, 510, 515, 519, 567;
т. 9 185, 210, 212, 216, 218, 220,
223,227,228,230,233,237,238,
240,241,244,254,259,274,379,
466, 492
Гиппиус Вл. В. - т. 8 54, 71, 72,
452, 508, 571
Гиппиус Н. Н. (Ната) - т. 8 102-
106,110,113,117, 118,408,51~
519, 565; т. 9 266, 379, 506
Гиппиус Т. Н. (Тата) - т. 8 102-
107, 110, 111, 113, 117, 118,
123, 124, 127, 130, 134, 143,
155, 371, 392, 434, 441, 491,
515, 518, 519, 522, 526, 560,
563, 569; т. 9 266, 379, 506
Гитлер А. -т. 8 22; т. 9 197, 205,
208, 214, 222, 225, 233-237,
239, 240, 244-253, 259, 260,
265-273, 274, 276, 277, 375,
393, 505

Глазберг - т. 8 310, 311
Глазепап С. П - т. 9 85, 124-126,
130, 132, 135, 483
ГлебовС.-т.8230
ГлезерА.-т.9495
ГогольН.В.-т.860,98,509,
528, 547; т. 9 218, 403, 426, 434,
479, 513, 519, 520
Голенищев- Куrузов И. Н. - т. 9 400,
518
Голицын Н. Д. - т. 8 204, 538
Головин Ф. А. - т. 8 235, 240, 255,
256, 546
Головина А. С. - т. 9 400, 518
Гольдштейн - см. Воладарекий В.
Гольц Р. фон - т. 9 57-59, 480
ГольцевВ.А.-т.8517
Гонкур Э. - т. 9 319, 510
Горбачев Г. - т. 9 510
Горвид - т. 9 103
Горrулов П. - т. 9 177, 491
Горемыкин И. Л. - т. 8 175, 178,
181, 190, 225, 531
Горький М. - т. 8 5, 107, 168, 169,
223, 233, 235, 240-242, 244, 250,
261,332,334,335,336,347,349,
352,371,388,420,423,431,434,
440, 444, 446, 447, 452, 457, 516,
521, 527, 529, 544, 546, 554, 556,
566, 569; т. 9 11, 14, 28, 30, 31,
34, 36, 43, 44, 48, 51-53, 55, 56,
67-69, 73, 78, 183, 380, 443, 474,
476, 478, 482, 512, 517, 521
Гофман М. - т. 8 398, 564
ГоцА.Р.-т.8276,457,551,572
Грета - см. Герелль Г.
Гржебин 3. И.
-
т. 8 225, 235, 240,
347, 409, 440, 544, 549; т. 9 33-
35, 43, 44, 55, 58, 62, 66-68, 80,
477
Григорович И. К. - т. 8 195, 537
Григорьев Б. Д - т. 9 184, 491
Григорьев К. Б. - т. 9 184, 491
Григорьева М. - т. 9 184, 491
Гризелли - т. 9 191
Грузинов А. Е. - т. 8 259, 550
Грузинская А.- т. 8 135, 139-141,
143, 144, 146, 523; т. 9 96, 485
34 Зинаида Гиппиус, т. 9
Гуд-т.971,74
ГукасовАО.- т.9490
Гуковский А. И. - т. 8 360, 392,
551, 558
Гумилев Н. С. - т. 9 350, 476
ГуревичЛЯ.-т.8506,507
Гурлянд И. Я. - т. 8 185, 533
ГусеваФ.-т.8532
Гучков А. И. - т. 8 207, 222, 225-
228,232,233,259,260,265,539,
541, 550
Давьщов В. Н. - т. 8 255, 550
Даладье Э. - т. 9 237, 504
Дальский М. В. - т. 9 309, 509
ДанФ.И.-т.8276,551,556;
т.9512
Данзае М. Н. - т. 8 107, 139, 141,
145, 147, 516; т. 9 203, 259, 260,
497, 505
Данилевский Г. П. - т. 9 520
Данте Алигьери - т. 8 462, 463,
477, 572; т. 9 189, 193, 435
Даша - см. Соколова Д. П.
ДашковаЕ.Р.-т.83
ДейчЛ.Г.-т.8339;т.956,480
Деканский П. П. - т. 8 362, 559
Демидов И. П. -т. 8 19, 225, 544;
т. 9 116, 182, 487, 491
Ден- т. 8 226
Деникин А. И. - т. 8 13, 545;
т.938,40,42,43,49,50,55,
57, 58, 91, 102, 104, 117, 477,
479, 480
Де-Нуччио - т. 9 188
Дерени Ш. - т. 9 242, 504
Деренталь А. А. - см. Дикгоф-
Деренталь А. А.
Джентиле Д. - т. 9 189, 493
Джером К. Джером - т. 8 194, 536
ДжойсД.-т.9380,516
Джунковский В. Ф. - т. 8 528
Дзержинский Ф. Э. - т. 8 434
Дикrоф-Деренталь А. А. -т. 9 104,
106-112, 115, 117, 119, 120,
128-130, 132, 134, 144, 486
Дикгоф-Деренталь Л. Е.- т. 9 108,
134, 486
529

Дима - см. Д. В. Философов
Диодор, ксендз - т. 9 96
Дмитриев - т. 8 147
Дмитрий - см. Д. С. Мережковский
Дмитрий Солунский - т. 9 253, 504
Дмитрюков И. И. - т. 8 214, 541
Дмовский - т. 9 85
Добролюбов А. М. - т. 8 508
Добужинский М. В. - т. 9 44, 478
Долгоруков П. Д. - т. 8 351, 557
Доливо-Добровольский А. И. -
т. 8 378, 561
Дорошевич В. М. - т. 9 294-296,
508
Достоевский Ф. М. - т. 8 375, 453,
561; т. 9 56, 70, 72, 80, 162, 176,
234,235,262,320,404,407,434,
480, 482, 489,504,505,517,520
Дракке - т. 8 166
ДудыревИ.Н.-т.994
ДумерП.-т.9491
Думерг Г. - т. 8 207, 208, 413, 539
ДурновМ.А.-т.8508
Дурново П. Н. - т. 8 173, 180, 531
Духонин Н. Н.- т. 8 337,339,342,
555
ДучичИ.-т.9192,494
Дыбенко П. Е.- т. 8 364, 392,412,
416, 559, 565
Дьяченко - т. 9 254
ДюмюрД.-т.8137,147
ДягилевС.П.-т.816,72,90,93-
95, 98, 100, 101, 471, 472, 484,
485, 488, 489, 493, 510, 512, 523,
550; т. 9 270
Евrеньев-Максимов В. Е. - т. 8 515
Евреинов Н. Н. - т. 8 536
Егоров, свяшенник - т. 8 100
ЕгоровЕ.А.-т.860,510
ЕгоровП.Е.-т.8565
Екатерина 11 - т. 8 3
Емельянов В. Н. - т. 9 196, 233, 495
Есенин С. А. - т. 8 359, 378, 539
Ефремов И. Н. - т. 8 266, 551
Жанна д'Арк - т. 8 22, 23, 479;
т. 9 139, 229, 488, 503
530
Железняков А. Г. - т. 8 10, 365,
368, 377, 559; т. 9 10
Желиговский Л. - т. 9 93 -95
Желябужский А.А. - т. 9 478
ЖуберЖ-т.9361
Жуковский В. А. - т. 9 506
Жуковский Д. Д. - т. 9 483
Жуковский Д. Е. - т. 9 483
Журавлев Н. - т. 9 462
Завойко В. С. - т. 8 296, 553;
т. 9 339, 512
ЗайцевБ.К.-т.819;т.9224,
400,439, 462,499,502,52~523
Зайцева В. А. - т. 9 224, 462, 502,
523
Закович Б. Г. - т. 9 233, 361, 400,
503
Замятин Е. И. - т. 9 182, 183, 491
Занд Ж. - см. Санд Ж.
Зарудный - т. 8 281
Заславский Д. И. - т. 8 360, 392,
559
ЗасуличВ.И.-т.9512
Здеховский М. Э. - т. 9 96, 97,
485
Зензинов В. М. - т. 8 139, 221,
225,241,242,257,282,284,356,
417, 517,543, 551; т. 9 116, 254,
487, 501
Зеньковекий В. В. - т. 8 537;
т. 9 471, 524
Зилоти А. И. - т. 8 379, 380, 451,
452, 561, 570
Зильберберг (Савинкова) Е. И. -
т. 8 132, 142, 522, 525; т. 9 105,
115, 272, 486, 507
Зиновьев Г. Е. -т. 8 264, 267, 322,
404, 433, 446, 451, 456, 550,
565, 571, 572; т. 9 12, 35, 36,
39, 45, 474
Зиновьева-Аннибал Л. Д. - т. 8 524
ЗлобинВ.А.-т.814,18,19,21-
23, 39, 349, 404, 438, 558, 508,
526, 557, 573; т. 9 35, 39, 88, 90,
91,97-99, 114-116, 119, 125, 127,
128, 142, 176, 183, 192, 199, 200,
204,206-209,216,220,224,227-

229, 232, 234, 243, 249, 252, 258,
261, 263, 270, 271, 274, 349, 365,
366,373,378,383,384,391,398,
401,409-411,425-472,473,47~
481, 484, 494, 496, 501, 505, 506,
522,523
Злобина Е. А. - т. 8 349, 438, 557;
т.935,39,477
ЗоринС.С.-т.8432,568
Зорина Е. А. - т. 8 432, 433, 568
Зубарев Д. И. - т. 8 554, 567
ЗуровЛ.Ф.-т.9400,518
Ибаррури Д. - т. 9 499
Ибсен Г. - т. 9 142, 211, 216, 406,
414, 488, 507
Иван Иванович, И. И. - см. Ма­
нухин
Иванишин Г. А. -т. 8 545
Иванов Вяч. И. - т. 8 17, 112, 117,
118,138, 165,452,51~52~53~
571; т. 9 188, 190, 194, 298, 313,
492-494, 512
ИвановГ.В.-т.818,19;т.9196-
198, 200, 211, 217, 226, 227, 233,
235-237, 240, 243, 245, 246,
250-257,275,345-349,352,360,
363,365,366,369,371-375,396,
400,403,413, 49~49~498,503,
504, 514
ИвановД.В.-т.9492
ИвановаЛ.В.-т.8571;т.9492,
494
Иванов-Разумник Р. В. - т. 8 218,
222-224,234,317,378,393,427,
543, 551
Ивнев Р. - т. 8 359, 378, 558
Извольский А. П. - т. 8 451, 571
Изгоев А. С. - т. 8 454, 571;
т.950,56,480
Изгоева - т. 8 454
Измайлов А. А. - т. 8 435, 568
Икскуль В. И. -т. 8 181, 445, 532
Илиодор (С. М. Труфанов)- т. 8 532
Илюша - см. И. И. Фондаминский
Ильин И. А. -т. 9 491
Ильяшев - т. 8 386
Иннокентий - т. 8 197
34•
Иоанн Кронштадтский - т. 8 98,
99, 184, 285, 514
Иоффе А. А. - т. 8 395, 415, 447,
448, 450, 451, 566, 570
ИоффеА.Н.-т.8433
ИоффеА.Ф.-т.9476
Искрицкий Б. - т. 9 99, 485
К. Р. - см. Константин Констан-
тинович
Каблуков С. П. - т. 8 517
Кавкасиели - см. Робакидзе Г.
КадминаЕ.П.-т.9524
Каледин А. М. - т. 8 283, 323, 324,
330, 342, 386, 552
КалмыковА.М.- т.8556;т.9512
Каменев Л. Б. - т. 8 264, 301, 550;
т.9481
Камермахер М. -т. 9 512
КамковБ.Д.-т.8401,564
Канеmссер Л. С. - т. 8 440, 559
КантИ.-т.9519
КапланМ.С.-т.9221,502
КарамзинН.М.-т.83
Караулов М. А. - т. 8 214, 542
Карахан Л. М. - т. 8 395, 402, 405,
565
КареевН.-т.9512
Каренин В. - т. 9 512
Карл1-т.8446,570
Карлуш1-т.8133,523
Карлинекий С. -т. 8 16
Карпинский А. П. - т. 8 356, 558
КарповЕ.П.-т.8255,549
КарповП.И.-т.8378,561
Карпович М. Д. - т. 8 133, 523
Карташев (Карташов) А. В. - т. 8
17, 60-69, 100, 101, 104-106, 110,
111, 113, 117-119, 127, 129, 157,
168, 209, 217, 236, 243, 246-248,
253, 267, 269, 271, 273, 282, 289,
292, 299, 303, 304, 306, 307, 311,
314, 316, 318-327, 341, 348, 354,
357,359,364,366,367,383,392,
406,414,427,452,458,509, 51~
517, 526, 548, 556, 560, 566; т. 9
80, 116, 117, 194, 218, 234, 336,
376, 379, 383, 483, 487, 494
531

Кауфман - т. 8 351
Кац - см. Камков Б. Д.
КачаловВ.И.-т.949,479
Кваренги Дж. - т. 9 475
Квислинг В. - т. 9 264, 267, 506
Кельберин Л. И. - т. 9 196, 209,
215, 229, 231, 233-235, 262,
272, 400, 494, 501
Керенская О. Л. - т. 8 424, 440,
528, 567; т. 9 254, 505
КеренскийА.Ф.-т.88,9,15,
157, 164, 165, 168, 178, 184, 186,
195,196,202,205,214,217,219,
221-230,235,238-245,248,251,
252, 256, 258-260, 262, 266-
285,287-310,312-330,332,333,
342,348,352,373-375,383,417,
424, 450, 456, 457, 522, 527, 533,
534, 545, 548, 551, 552, 554, 557,
558, 567; т. 9 9, 10, 93, 101, 130,
133,138,201,205,210,214,217,
218,220,221,223-226,229,230,
235,248,261,267,269,272,275,
330-338, 355, 367, 368, 473, 481,
497,501, 502,504,505,511,512
Керенский Г. А. - т. 9 505
Керенский О. А. - т. 9 221, 481,
505
Киркегард - см. Кьеркегор С.
Кишкин Н. М. - т. 8 341, 392, 401,
406, 441, 556, 564, 565
Клавдий - т. 9 521
Клепинин Д. А. - т. 9 465, 502
Клепинин Н. А. (Дода) - т. 9 219,
502
Кливанский С. А. - т. 8 233, 360,
392
Клиппе - т. 9 273
КлодтП.К.-т.8416,566
Клюев Н. А. - т. 8 205, 359, 378,
539
Книжник И. С. - т. 8 132, 135,
141, 143, 523
Книппер-Чехова О. Л. - т. 9 479
Кнут Д. - т. 9 201, 349, 400, 497
КнязевВ.В.-т.8378,561
Ковалевский М. М. - т. 8 30, 40,
471, 505, 529
532
Коварекий И. Н. - т. 8 386, 563
Козловский М. Ю. - т. 8 364, 380,
399, 559, 562
Кокко-т.954
Кокошкин Ф. Ф. - т. 8 343, 345,
351,359,364,366,367,371,376,
377, 380, 454, 556, 561, 564
Коллонтай А. М. - т. 8 321, 355,
381, 386, 416, 553, 562
КолчакА.В.-т.813;т.936,91,
117
Комарова В. Д. - т. 8 507, 508
Комиссаржевская В. Ф. - т. 8 542
Конжунцев - т. 9 369
КониА.Ф.-т.927,359,475,
476
Коновалов А. И. - т. 8 214, 294,
334,341,345,357,367,372,385,
541, 545, 552, 556
Коновалова - т. 8 334
Константин Константинович (К Р.)­
т. 8160, 528; т. 9 49, 479
КопельмаиС.Ю.-т.8544;т.9
477
Корвин-Пиотровский В. Л. -т. 9
199, 496
Корнилов Л. Г. - т. 8 9, 268-278,
281, 282, 289-302, 305, 312,
313, 316, 323, 355, 373-375,
414, 417, 436, 496, 517, 532,
551-553; т. 9 10, 101, 130,
330-339, 474, 487, 511, 512
Королева Н. В. - т. 8 504, 507,
517
Короленко В. Г.- т. 8 521; т. 9 386,
387, 512
Костина - т. 9 36
Котляравекий С. - т. 8 303
Краемков П. А. - т. 8 380, 399,
562
КрасинЛ.Б.-т.9143,488
Краснов П. Н. - т. 8 324, 554, 561
КрейдВ.-т.9516
Кривошеин А. В. - т. 8 195, 532,
537
Кричевский Б. Н. - т. 8 130, 522
Кропоткин П. А. - т. 8 520
Крупп - т. 9 316, 509

Крыленко Н. В. - т. 8 337, 339,
364, 392, 395, 396, 416, 555
КрыловИ.А.-т.9358
Крымов А. М. - т. 8 298, 302, 553;
т. 9 339, 512
КрюковФ.Д.-т.9306,508
Ксения Александровна - т. 9 34, 477
КугельА.Р.-т.8536,546
Кугушев - т. 9 251, 254
Куделька И. В. - т. 8 348
КузминМ.А.-т.9367,515
Кузнецов В. В. - т. 8 106, 516
Кузнецова Г. Н. - т. 9 369, 370,
400, 515
Кузьмин Н. Н. - т. 8 226, 435, 545
КуинджиА.И.-т.833,506
Кульман Н. К. - т. 9 218, 501
КунБела-т.8534
КупринА.И.-т.817,21;т.9292
Куропаткин А. Н. - т. 8 180, 532
Кускова Е. Д. - т. 8 168, 169, 310,
311, 417, 426, 530, 567
Кустодиев Б. М. - т. 9 476, 481
Кустодиев К. Б. - т. 9 481
Кустодиева И. Б. - т. 9 481
Кутепав (не генерал)- т. 9 99, 100
КутепавА.П.-т.9502
КутлерН.Н.-т.8351,557
Куусинен О. В. - т. 9 264, 267, 506
Кэрролл Л. - т. 9 228, 503
Кюльман Р. фон - т. 8 394, 563
Кьеркегор С. - т. 9 222, 223, 225-
227, 394, 498, 517
Лабертоньер - т. 8 131
Лавров А. В. - т. 8 504, 507, 508,
539; т. 9 476, 520
Лагардель Ю. -т. 8 144, 525
Ладинекий А. П. - т. 9 198, 349,
350, 400, 495, 498
Ларошфуко Ф. де- т. 9 353, 354,
513
ЛарусеП.-т.9517
Лауниц - т. 8 142
Лебедев В. И.- т. 8 277,282,284-
286, 296, 417, 552, 556; т. 9 512
ЛенинВ.И.-т.813,216,233,
236, 250, 252, 256, 264, 267, 275,
310,320,321,324,332,336,337,
347, 349, 352, 356, 358-360,
366-368,384,393,395,398,399,
401, 402, 407,•411, 423, 426, 433,
440, 446, 448, 449, 451, 456,543,
550, 571, 572; т. 9 10, 46, 47, 49,
68, 143, 144, 232, 267, 332, 473,
475, 476, 478, 482, 484
Леонардо да Винчи - т. 8 22; т. 9
95, 461, 485
Леонтьев К. Н. - т. 9 408
Леопольд III - т. 9 271, 506
Лермонтов М. Ю. - т. 8 62, 540,
541; т. 9 295, 365, 428-430, 438,
515. 516, 519, 520
ЛесгафтП.Ф.-т.8518
ЛесковН.С.-т.940
Лесневский - т. 9 101
Лесиовекий - т. 9 125
Лианазов С. Г. - т. 9 56, 480
Либер М. И. -т. 8 276, 457, 551,
572
Либкнехт К. - т. 8 448-452, 455,
456, 571
Лившиц Я. Б. - т. 8 225, 424, 544,
567
ЛилинаМ.П.-т.949,479
Линдберг - т. 9 414
Литвинов М. М. - т. 9 208, 498
Лифарь Л. М. - т. 9 462, 464, 523
ЛифарьС.М.-т.9462,523
Ллойд-Джордж Д. - т. 9 67, 71, 87,
106, 116, 214, 215, 264, 377, 481
Логатто Э. - т. 9 188, 493
Лонr-т.9520
ЛопатинГ.А.-т.89,567
Лорис-Меликов И. Г. - т. 9 394,
454, 517
ЛосскийБ.Н.-т.9481
ЛосскийН.О.-т.8517;т.9481
ЛотФ.-т.9184,491,492
Лот-Бородина М. И. - т. 9 491, 492
ЛоховН.Н.-т.9191,493
Луи Филипп - т. 8 133, 523
Лукомский А. С. - т. 9 339, 512
Лукутин - т. 9 448
Луначарский А. В. - т. 8 268, 301,
320,329,330,334,347,349,352,
533

379,380,384, 416,446,451,56~
569; т. 9 14, 27, 28, 49, 50, 474-
476, 479
Лундберr Е. Г. - т. 8 537
Лундrрен Э. - т. 9 207, 498
Львов Г. Е. -т. 8 9, 160, 207, 214,
225, 240, 264, 527, 540, 542,
545, 550; т. 9 108, 486
Львов В. Н. - т. 8 244-247, 253,
267, 289-292, 297-300, 302,
303, 312, 313, 548, 549; т. 9 334-
337, 511
ЛьвовН.Н.-т.8235,546
ЛюбимовД.Н.-т.9485
Любимова (Туrан-Барановская) -
т.997,98,485
Люксембург Р. - т. 8 186, 456, 534
ЛютерМ.-т.9261,505
Лялин-т.8226
Ляnутин - т. 9 256
Ляцкий Е. А. - т. 8 303-306, 308,
553
М.-см.МейерА.А.
Магалотти - т. 9 194
Мазуренко С. П. - т. 8 522
Майер - т. 9 212, 500
Майский И. М. - т. 9 267, 268, 506
Макаров П. М. - т. 8 232-236,
253,255,256,285,311,315,316,
545, 549
Макиавелли Н. - т. 9 359, 514
Маклаков В. А. - т. 8 225, 423,
532, 567; т. 9 105, 108, 376, 377,
486
МаклаковН.А.-т.8567;т.9486
МаковскийС.К.-т.819;т.9
400, 517, 519
Максимов Д. Е. - т. 8 515
Мальц-т.9217
Мамонтов К. К. - т. 9 50, 479
МамченкоВ.А.-т.823;т.9196,
534
198-201,203-205,207,209,212,
213,218,220,223,224,227,228,
231-233,236-238,240,245,247,
249-251,254,255,261,262,272,
349,363,366,394,397,400,462,
469, 495, 497, 499
Манасевич И. Ф. - т. 8 185, 194,
213, 533
Манасеин В. А. - т. 8 33, 506
Мандельштам Л. И. - т. 9 198, 496
Мандельштам О. Э. - т. 8 137, 524
Мандельштам Ю. В. - т. 9 196,
198,215,229,234,237,240,260,
400, 495, 496, 501
Манжиарали - т. 8 140
Маниковский А. А. - т. 8 209, 324,
540
Манухин И. И. - т. 8 235, 336-
338,340,341,344,345,347-349,
352,356,360,362,363,366-368,
372,376,379-383,388,392,39~
398,399,401,403,406,408-410,
412, 431, 435, 441, 446, 447, 526,
546, 547, 559, 562-565, 568-
570; т. 9 13-16, 23, 26, 30, 34,
36, 38, 48, 52, 54, 55, 62, 66, 67,
80, 168, 172-177, 181, 182, 184,
237, 238, 241, 242, 474, 492, 504
Манухина Т. И. - т. 8 363, 392, 403,
431, 54~ 559,562,563,568;~ 9
15,62,65-6~ 167-187,192,199,
237, 238, 241, 242, 465, 474, 481,
489-492, 496
МареевФ.М.-т.8546
Маринетти Ф. Т. -т. 9 322, 510
Мариэтта - см. Прокофьева М. А.
Мария Федоровна - т. 9 44, 478
МарксК.-т.89,392,448,563
МартовЮ.О.-т.9473
Маслов С. Л. - т. 8 320, 322, 553
Масловекий - см. Мстислав-
ский с. Д.
МатвеевА.Т.-т.8563
Матфей (Константиновский) -
т.8509
МахЭ.-т.9306,509
МахноН.И.-т.8498;т.9138,
488
Маяковский В. В. - т. 8 444, 569;
т. 9 406, 518
Мейер А. А. -т. 8 112, 117-119,
155, 161, 168, 285, 286, 306,
307, 310, 435, 518, 520, 526,
528, 530, 537, 552; т. 9 439

Мейерхольд Вс. Э. - т. 8 163, 379,
528, 534, 541, 569
Мелешин-Бронекий -т. 9 444, 521
Мелхисидек - т. 9 89, 90, 92, 94, 95
Менделеева Л. Д. - т. 8 528
МеншиковА.Д.-т.814
Меньшиков М. О. - т. 8 18, 102,
445, 515, 570; т. 9 501
МеньшиковЯ.М.-т.8497;т.9
215, 262, 275, 277, 278, 501
Мережковская Кс. В. - т. 8 134-
137, 523; т. 9 224, 241
Мережковские - т. 8 7, 12-23, 275,
287, 341, 471-501, 569, 505,
508, 511, 514, 515, 517, 518,
526, 531, 533, 547, 556, 557,
562, 569, 571; т. 9 274, 473
Мережковский Боря - т. 8 94, 95
Мережковский Д. С. - т. 8 3-8,
10-23, 30, 32, 36, 50, 60, 62,
67-133, 135-148, 150, 154, 161,
163, 164, 168, 171, 186, 190, 191,
220,222,236,243,252,253,256,
282,288,304,312,318,335,339,
354,362,382,384,420,421,423,
442, 447, 453, 471, 505, 507-
513, 515-526, 528, 530, 534,
547-549, 555, 556, 562, 563,
566,569;т.95,6,26,31,32,
35, 42, 50, 57, 58, 68, 70, 85, 86,
88-107, 112, 114, 115, 121, 124-
128, 130, 131, 133-135, 176,
177, 182, 183, 185, 186, 188-
197, 204-209, 211, 213, 216,
218-225, 228, 231, 232, 235,
237, 240, 241, 243-246, 251-
253, 255, 256, 261-263, 270,
274, 275, 311, 345-394, 397,
398, 400-409, 422-446, 453-
472, 473, 476, 478, 481-483,
489, 492-497, 502-505, 512,
518, 523
Мережковский К С.- т. 9 379,516
Мережковский Н. С. - т. 8 36, 506
Мережковский С. И. - т. 8 95, 143,
513, 525,
Мессалина - т. 9 441, 521
МетлинИ.И.-т.989
МетнерЭ.-т.8533;т.9184,492
Мечников И. И. - т. 9 474
Мзура - см. Оссендовский А. М.
Миклашевский М. П. - т. 8 369,
560
Миллер Е. К -т. 9 219, 501, 502
Мильеран А. - т. 8 207, 540
Милюков П. Н. - т. 8 158, 172-
174, 177, 179, 182, 190, 194-
196, 198, 199, 202-204, 207,
211, 214, 217, 221, 225-228,
230, 232, 233, 239, 244, 251,
252, 258-260, 290, 298, 340,
341, 399, 436, 457, 527, 531,
535, 536, 538, 544, 550, 564,
567; т. 9 116, 174-178, 182,
220, 337, 377, 388, 390, 424,
487, 489, 491
МинорО.С.-т.8376,561
МинскийН.М.-т.84,17,28,
30, 31- 36, 39, 42, 43, 76, 83,
101, 131, 136, 141, 145, 216, 505,
507, 543; т. 9 214, 501
Мирбах В. - т. 8 415, 420, 430,
436, 437, 440, 566
МирныйВ.-т.9496
Миролюбов В. С. - т. 8 87, 509,
512, 551
Миронович, ротмистр - т. 8 279
Митя - см. Философов Д. В.
Михаил (П. В. Семенов) -т. 8 112,
114, 116, 192, 193, 196, 518, 535
Михаил Александрович- т. 8 215,
221,227,228,232,243,406,433,
541, 542, 565
Михайловский Н. К. - т. 8 24;
т. 9 379, 516
Мицкевич А.- т. 9 92, 95, 96, 100,
412, 422, 424
Моисеенко Б. Н. - т. 8 118, 255,
384,386,396,519, 52~ 549,563
Моисеенко С. Н. - т. 8 134, 142,
255, 343, 523, 549, 556, 569
Молодяков В. Э. - т. 8 512
Молотов В. М. - т. 9 259, 498, 505
Молчанов А. Е. - т. 8 353, 558
Мопассан Ги де - "r. 9 295. 296
Мориак Ф. - т. 9 277, 507
535

Морис - т. 9 240, 254, 504
Морковин В. В. - т. 9 231, 503
МорозовА.А.-т.8504;т.9494,
496
МорозовН.А.-т.8557
Морсье О. - т. 9 206, 498
МочульекийК.В.-т.819;т.9
400, 514
Мстиславский С. Д. - т. 8 218,
222,234,273,317,339,378,543,
551, 556, 559; т. 9 340
Муля - см. Данзае М. Н.
Муравьева В. - т. 8 481
Муссолини Б. - т. 9 188-194,
197-200, 205, 214, 225, 240,
265, 268, 269, 273, 275, 354,
492, 493, 497
Муханов, офицер - т. 8 207
Мясников Г. - т. 8 542
Н. Д. - см. Соколов
Набоков В. В. -т. 8 6, 517; т. 9 269,
380, 506
НабоковВ.Д.-т.86,556;т.9512
Набоков К. Д. - т. 8 451, 571
Наполеон 1 - т. 9 131, 393, 461
Наполеон III - т. 8 347, 557
Натансон М. А. - т. 8 282, 367,
386, 552; т. 9 333, 511
Нахамкес (Нахамкис) - см. Стек­
лов ю. м.
Нахимсон С. М. - т. 8 448, 570
Неведомекий М. П. - т. 8 556;
т.9512
Неrришон - т. 8 132
Неклюдов - т. 8 240; т. 9 113
НекрасовН.А.-т.821,554;т.9
390, 509, 517
Некрасов Н. В. - т. 8 225, 252,
260, 291, 319, 322, 545; т. 9 331,
337, 511
Неманов - т. 8 225
Немирович-Данченко Вл. И. - т. 8
165, 255, 256, 529; т. 9 49, 479
Непенин А. И. - т. 8 234, 546
НеронК.Д.Г.-т.9397,517
Никитин А. М. - т. 8 266, 551
Николай1-т.813;т.9411
536
Николай 11 - т. 8 175, 176, 180,
181, 184, 190, 197, 207, 213, 221,
226,237,243,244,285,294,295,
302,330,331,340,353,433,435,
507,519,532,537,538,542,547,
549, 551, 552, 558; т. 9 473, 477
Николай Николаевич Младший -
т. 8 160, 178, 215, 527, 531, 542
Николай Николаевич Старший -
т. 8 160, 527
НикольскийБ.В.-т.812;т.9
37, 477
Николюкии А. Н. -т. 8 504, 521;
т. 9 473, 481, 521
НицшеФ.-т.8447,570
НиловК.Д.-т.8237,547
НобельГ.-т.9369
Новгородцев П. И. - т. 8 424, 567
Нувель В. Ф. -т. 8 72-74, 83, 84,
138,144, 145,488,469,51~523;
т.9270
НулансЖ-т.8390,563
Образцова Е. И. -т. 8 80, 81, 512
Овербек Е. фон - т. 8 50, 507, 508
Овидий - т. 8 572
Одинец, адмирал - т. 9 107
Одоевцева И. В. - т. 9 197, 198,
200,210,215,226,227,236,237,
240,243,246,250-257,260,345,
357, 400, 495, 497, 498, 503, 504,
512, 515
Ознобишин - т. 8 134, 137
Ознобишина - т. 8 134
Оксенов И. А. - т. 8 378, 561
Окулов А. И. - т. 8 140, 145, 525
ОкуневЯ.М.-т.8378,561
Олег Константинович - т. 8 160, 528
Ольденбург С. Ф. -т. 8 266, 551
Орленев П. Н. - т. 8 384, 563
ОрловВ.Г.-т.8339,555
Ортодокс Л. И. - т. 9 512
Осоргин М. А. - т. 9 353, 513
Осорrина Р. Г. - т. 9 353, 513
Оссендовский А. М. - т. 8 248, 548
Осеовецкий - т. 9 100
Островский А. Н. - т. 8 528;
т.9508

ОцупГ.А.-т.9199,400,496,518
ОцупН.А.-т.979,213,349,
372, 400, 412, 483, 496, 500
ОцупС.А.-т.9496
Павел1-т.8384
Павлов, денщик- т. 8 354, 381, 383
Павлова М. М. - т. 8 11, 504, 554,
567, 572
Павловский - т. 8 245
Палеревекий И. Я. - т. 9 99, 485
Пален-т.9134
Палеолог М. Ж - т. 8 207, 238, 539
Пальчинекий П. А. - т. 8 392, 406,
408, 441, 563
Панина С. В. - т. 8 341, 343, 351,
366, 556
Панкратов В. С. - т. 9 478
Паскаль Б.- т. 9 223, 461, 502,523
Паскаль П. К. -т. 9 209, 210, 499
Пастернак Б. Л. - т. 9 419
ПахмуссТ.А.-т.87,13,16,504,
511; т. 9 483, 488, 503
Пеги Ш.- т. 8189, 534;т. 9 197,495
Пермикин М. Н. - т. 9 92, 113,
132, 134, 484
Перовская С. Л. - т. 8 249, 548
Перцов П. П. - т. 8 71-73, 508,
511, 523
ПетенА.Ф.-т.9270,276,507
ПетерсЯ.Х.-т.929,38,476,477
ПетиЕ.Ю.-т.8207,219,222,
225, 226, 344, 539; т. 9 106, 112,
113, 486
Пети (Балаховская) С. Г. - т. 8
132, 523; т. 9 106, 486
Петлюра С. В. - т. 8 451, 459, 571;
т. 9 42, 43, 108, 111
Петр1-т.88,20;т.98
Петражицкий Л. И. - т. 9 86, 484
Петрищев А. Б. - т. 9 304-307, 508
ПетровГ.С.-т.899,514
Петров-Водкин К. С. - т. 8 359,
378, 558
Петровский Г. И. - т. 8 440
Пешехонов А. В. - т. 8 259, 262, 266,
339, 393, 550, 556; т. 9 409, 518
ПешковаЕ.П.-т.943,478
Пигалица - см. Одоевцева И. В.
ПийXl-т.9200,497
Пилсудский Ю. К. - т. 8 15. 16;
т. 9 85, 86, 92, 93, 98, 100, 102,
104, 106, 108, 110-113, 117,
123, 124, 126, 483-486
Пильняк Б. А. - т. 9 406, 518
Пильский П. М. - т. 8 427, 567;
т. 9 230, 235
Пиотровский - см. Корвин-Пиот­
ровский В. Л.
Пирожков М. В. - т. 8 67, 124,
510, 520
ПисаревД.И.-т.9403
Питирим (П. Окнов) - т. 8 181,
190, 194, 217, 253, 532, 535;
т.980,483
Пиччиоли - т. 9 247, 252
Платон-т.8432,568;т.9357
Платон, митрополит - т. 8 304
Платонов С. Ф. - т. 9 476
Плеве В. К. - т. 8 190, 433, 516,
519, 534, 568
Плеханов Г. В. - т. 8 24, 127, 128,
256,274,276, 329,426,427,50~
521, 550; т. 9 379, 408
ПлещеевА.Н.-т.830,505
ПоЭ.-т.9259,505
Победоносцев К. П. - т. 8 87, 512;
т. 9 423, 434
Подвойский Н. И.- т. 8 338, 371,
555, 560
Поливанов А. А. - т. 8 207, 539
Полковников Г. П. - т. 8 325, 554
Половцова К. А. - т. 8 120, 520
Полонекий Я. П. - т. 8 163, 528;
т.9352
Поплавский Б. Ю.- т. 9 229, 361,
400, 503
ПоповН.А.т.8524
ПоповС.М.-т.8170,530;т.9
103, 485
ПоповаП.С.-т.8139,524
ПоповаТ.С.-т.8139,524
Постников С. П. -т. 8 551
Потанин Г. Н. - т. 8 353, 558
ПотресовА.Н.-т.8556;т.956,
330-339, 480, 512
537

Пашехонов Д. В. - т. 9 512
ПраховА.В.-т.833,506
ПрегельС.Ю.-т.9507
Принцип Г. - т. 8 155, 526
Пришвин М. М. - т. 8 360, 559
Прозор, граф - т. 8 131
Прокопенка А. П. - т. 9 209, 217,
499
Прокопович С. Н.- т. 8 277, 310,
318, 552
Прокопович Ф. - т. 8 528
Прокофьева М. А. - т. 8 116, 120,
127, 142, 144, 426, 519-522,
525, 567
ПронинБ.К.-т.8552
Протопопов А. Д. - т. 8 190, 191,
193,194,196,201,204,212,218,
221, 441, 534, 535, 569
Прошьян П. П. - т. 8 367, 560
Пугачев И. - т. 8 180, 213, 226,
228, 230, 253, 458
Пуришкевич В. М. - т. 8 158, 199,
527
ПушкинА.С.-т.88,18,62,
413, 426, 508, 528, 563, 567,
572; т. 9 8, 210, 320, 355, 356,
374, 402-404, 406, 500, 513,
514, 519
Пшевлоцкие - т. 9 104
Пшездецкий - т. 9 108
РадекК.-т.8456,571
Радзивилл - т. 9 188
Раевский - см. Оцуп Г. А.
Разумник - см. Иванов-Разум-
ник Р. В.
РайляпФ.Р.-т.8439,568
РайсИ.-т;9501
Раковский Х. r.
-
т.974,82,482
РаnпЕ.и.-т.8131,135,139,
140, 145, 522, 525
Рапп (Трушева) Е. Ю. -т. 8 131,
139, 145, 522
РаппВ.И.-т.8525
Распутин r. Е.- т. 8 180-182, 184,
187, 191, 194, 197, 199, 201, 217,
221, 241, 253, 456, 531-533,
535;т.981
538
Ратьков-Рожнов А. Н. - т. 8 115,
116, 121-123, 356, 519, 520
Ратьков-Рожнов В. А. - т. 8 158,
166, 191, 356, 406, 407, 519,
527, 535, 566
Ратьков-Рожнов Д. А. - т. 8 166,
406, 519
Ратьков-Рожнов Н. А. -т. 8 166,
407, 441, 519
Ратькова-Рожнова 3. В.- т. 8 115,
166,406,407,441,481,485,491,
519, 565; т. 9 106, 486
Ратькова Нини - т. 9 270
Рауш-т.9244
Рафалович С. Л. - т. 9 251, 254,
504
Рахманинов С. В. - т. 8 339, 555;
т.9512
РедькоА.Е.-т.8556
РейлиС.-т.8498;т.9138,488
РейноП.-т.9270,273
Рейспер Л. М. - т. 8 379, 561
Рейспер М. А. - т. 8 378, 561
Рейф М. -т. 8 49-51
Реклам - т. 9 210, 211, 222, 226,
231, 499
Ремизов А. М. - т. 8 19, 21, 516;
т. 9 439, 521
Ремизова-Довrелло С. П. - т. 8
105,106,134, 135,485,51~523
РепьеА.Ф.Ж-т.9377,516
РепинИ.Е.-т.833,412,506,
532
Ржевский В. А. - т. 8 214, 542
Риттих А. А. - т. 8 204, 208, 538
Робакидзе r.
-
т. 8 132, 141, 143,
144, 523; т. 9 220, 502
Роrnедов А. П.- т. 9 209, 211, 212,
227, 499
Роджерс А. (Кошка) - т. 9 254-
257, 505
Родзянко М. В. - т. 8 180, 190,
213-21~ 21~ 21& 22~ 22~
243, 265, 399, 531, 541, 542,
564
РодичевФ.И.-т.8556;т.986,
104, 110, 111, 117, 124,484,512
Родионов И. А. - т. 9 306, 508

РозановВ.В.-т.83,5,9,10,
12, 61, 70-73, 83, 85-87, 129,
447, 505, 509-511, 521, 523,
537, 570; т. 9 62, 63, 213, 219,
346, 394, 395, 401, 423, 441,
481, 500, 502, 521
Розанова В. Д. - т. 8 71, 511
Розенфельд А. Л. - т. 9 481
Романов - см. Николай 11
Романова И. П. - т. 9 493
Рапшин - см. Савинков Б. В.
Рорбах П. - т. 8 422, 428, 429, 566
Рославлев А. С. -т. 8 378, 561
Рощина-Инсарова Е. Н.- т. 9 198,
496
Рубинштейн Д. Л.- т. 8 191, 535
РуднёвВ.В.-т.819;т.9116,
219, 231, 232, 487, 502
Рузвельт Ф. Д. - т. 9 236, 240, 269,
504
Рузский Н. Е. -т. 8 213, 233, 235,
238, 265, 453, 541; т. 9 113
Руманов А. В. - т. 8 224, 245, 282,
544; т. 9 214, 501
Румянцев И. - т. 8 230, 253
Рутенберг П. М. - т. 8 321, 322,
392, 396, 406, 408, 553
Рыбакитзе, Рыбак - см. Роба­
кидзе Г.
Рябушинский П. П. - т. 8 208, 540
Рязанов Д. Б. - т. 8 371, 560
СаблинЮ.В.-т.8226
Савина М. Г. - т. 8 163, 164, 353,
528, 558
Савинков Б. В. - т. 8 15, 16, 110,
111-117, 120, 121, 125, 127,
132-134, 136, 138, 140-143,
145-148, 183, 185, 254-256,
265, 266, 268-285, 287, 290,
294-311, 314, 315, 318, 319,
324, 327, 332, 333, 342, 347,
355, 356, 361, 374, 375, 379,
381, 384, 399, 402, 417, 423,
424, 426, 427, 434, 457, 466,
490, 496, 498-503, 516, 517,
519, 520, 524, 532, 551, 552,
556, 562-564, 567; т. 9 6, 10,
85-87, 90-92, 94, 99, 102-136,
138-147, 272, 332-338, 473,
483, 486-488
Савинков В. Б. - т. 8 522
Савинков Л. Б. - т. 9 273, 507
Савинкова В. Г. - см. Успен-
ская В. Г.
Савинкова Т. Б. - т. 8 522
Сазонов Е. С. - см. Созонов Е. С.
СазоновС.Д.-т.8451,571;т.9
91, 93, 99, 485
Сазонова-Слонимская Ю. Л. -
т. 9 251, 252, 256, 258, 504
Салтыков С. Н. -т. 8 367, 560
Салтыков-Щедрин М. Е. - т. 8 538;
т. 9 291, 293, 508, 510
СандЖ.-т.9317,509
Свердлов Я. М. - т. 8 362, 559
СвифтД.-т.9366,515
Северак Ж. - т. 8 132, 137, 523
Северянин И. - т. 8 21; т. 9 326,
510
СедыхА.-т.9359,514
Селенина Е. В. - т. 8 130, 131, 134,
137, 138, 142, 143, 522
СеменовВ.И.-т.999,485
Семенов Г. М. - т. 8 422, 567
Семенов Е. П. - т. 8 391, 563
СеменовЮ.Ф.-т.9490
Серафим Саровский - т. 9 156, 489
Серафимович А. С. - т. 8 359, 378,
558
Сервантес де Сааведра М.- т. 9 516
Сергей Александрович - т. 8 516
Сергий (И. Н. Страгородский) -
т.899,514
Серков А. И. - т. 8 504, 522, 523,
524; т. 9 487, 492, 524
СеровВ.А.-т.8197,323,537
СидоровИ.И.-т.967,68,73,481
Симанекий П. Н. - т. 9 99, 485
СимонА.Ю.-т.8513
Сирин - см. Набоков В. В.
Скабичевский А. М. - т. 8 505
СкалонВ.Е.-т.8347,557
Скворцов В. М. - т. 8 87, 88, 90,
91, 513
Скипетров П. - т. 8 381, 562
539

Скобелев М. И. - т. 8 253, 259,
262, 266, 301, 549
Скоропадский П. П. - т. 8 418,
459, 566
Скрябин А. Н. - т. 8 166, 529
Скрябина А. А. - т. 9 201, 497
Скипетров П. - т. 9 497
Славинекий М. А. - т. 8 157, 527
Слонимский Л. 3.
-
т. 8 379, 561
Слонимский М. Л. - т. 8 356, 432,
558, 568
Слонимский Н. Л.- т. 8 216, 356,
432, 542, 558, 568
Слуцкий А. И. - т. 8 448, 570
Случевский К. К. - т. 8 505
Смирнов С. А. - т. 8 364, 366, 367,
559
Смоленский В. А. - т. 9 400, 498,
518
СныткоН.В.-т.8504;т.9506
Собинов Л. В. - т. 8 255, 550
Созонов (Сазонов) Е. С. - т. 8
116, 142, 426, 519, 534
Соколов Н. Д. -т. 8 168, 212, 223,
232,233,241,244,267,285,329,
352, 366, 367, 530, 547
Соколова Д. П. - т. 8 69, 89, 511;
т. 9 426, 427, 445, 519
Солдатенков, офицер - т. 8 207
Соллертинский С. А. - т. 8 99, 514
Соловьев А. В. - т. 9 99, 485
Соловьев Вл. С. - т. 8 463, 513,
522, 523, 570; т. 9 353, 357, 404,
408, 517
Соловьев М. Т. - т. 8 546
Соловьев С. М. - т. 8 513, 524
Соловьева П. С. - т. 8 93, 513, 524;
т. 9 170, 231, 287-290, 503, 508
Солоrуб Ф. К. - т. 8 13, 61, 339,
382, 507, 510, 521, 543, 562;
т. 9 28, 292, 328, 329, 363, 401,
444, 507, 512
СомовК.А.-т.933,477
СомовС.М.-т.9367,515
Сорокин П. А. - т. 8 360, 385, 392,
551, 556, 558
Сосиовекий К. - т. 9 85, 122, 483
Софиев - см. Бек-Софиев Ю. Б.
540
Софокл - т. 8 508
Спаржа - см. Фельзен Ю.
Спасавекий М. М.- т. 9 213, 500,
502
Сперанский В. Н. - т. 9 200, 213,
500
Спиридонова М. А. - т. 8 362, 363,
367, 368, 436, 559, 560, 568
Ставров П. С. - т. 9 227, 229, 400,
498. 503, 518
СтайнГ.-т.9380,516
Сталин И. В. - т. 9 232, 236, 244,
246, 248, 250, 260, 477
Сталь (Стааль) А. Ф. - т. 8 138,
140, 143, 524
Станиславский К. С. - т. 8 5, 529;
т.949,479
СтасовВ.В.-т.833,506
Стасова Е. Д. - т. 8 445, 570
Стеклов Ю. М. - т. 8 9, 226, 264,
301, 359, 545, 550, 558; т. 9 57,
476, 480
Стеnанов А. В. - т. 8 156, 526
Степанов В. А. - т. 8 156, 225, 353,
526, 544, 558; т. 9 220, 502
Степанова И. - т. 9 220
Степанова М. - т. 9 220, 222
Степанова О. - т. 8 156, 526
Степанова С. А. - т. 8 155, 526;
т. 9 169, 219, 220, 489, 502
СтепунФ.А.-т.8517;т.9349,
371, 407, 513
Стишинский А. С. - т. 8 225, 544
Столыпин П. А. - т. 8 119, 150,
520, 525, 533; т. 9 478
Стоядииович М. - т. 9 267, 506
Стравинская - см. Мандель-
штам Л. И.
Стравинский И. Ф. - т. 9 496
СтрувеН.А.-т.9486
Струве П. Б. - т. 8 140, 160, 305,
311, 517, 524, 525; т. 9 311-314,
415, 486, 490, 509
Струг (Струк) А. - т. 9 100, 485
Стучка П. И. - т. 8 392, 393, 563
Суворин А. С. - т. 8 129, 158,
379, 423, 521, 531; т. 9 439,
521

Суворин Б. А. - т. 8 179, 180, 184,
531, 548
Суханов Н. Н. - т. 8 223, 226, 228,
232, 233, 241, 242, 244, 250, 252,
336,371,379,388,396,401,543,
547, 555
Суханова-Гиммер - см. Флаксер­
ман Г. К.
Сухомлинов В. А. - т. 8 190, 191,
224, 321, 396, 411, 532, 535
Сухотина-Толстая Т. Л. - т. 9 188,
493
Сытин И. Д. - т. 8 241-243, 245,
250, 547
Таганцев В. Н. - т. 9 476
ТалинС.И.-т.819
Тан-Боrораз В. Г. - т. 9 306, 509
Татищев Н. Д. - т. 9 199, 219, 224,
229, 492, 496, 503
Татищева В. А. - т. 9 184, 492
Теляковский В. А. - т. 8 221, 543
Терапиано Ю. К. - т. 8 17, 18-
20, 22-24; т. 9 196, 198, 200,
210, 216, 224, 226, 227, 233,
262, 272, 363, 366, 400-424,
490, 495, 517
Тереза Авильская - т. 9 153, 154,
156-159, 461, 488
Тереза Лизьеская - т. 8 478; т. 9
192,246,266,394,461,462,464,
466, 468, 469, 472, 494, 504
Терещенко Е. М. - т. 8 348, 349,
401
Терещенко М. И. - т. 8 259, 266,
272,281,321,322,331,341,348,
392, 396, 401, 550, 556, 564;
т. 9 331, 511
Тернавцев В. А. - т. 8 67,
86,, 87, 90, 247, 509, 510; т. 9
423
Тертуллиан - т. 9 361, 364, 514
Тесленка Н. В. - т. 9 462, 464, 465,
523
Тимирязев В. И. - т. 8 405, 565
Тиняков А. И. -т. 9 315, 316, 509
Тихон (В. И. Белавин) - т. 8 381,
548, 562
Тихонов (Серебров) А. Н. - т. 8
223, 233, 235, 237, 544; т. 9 31,
44, 53, 476, 479, 480
Тихонова В. В. - т. 9 53, 480
Толмачев А. - т. 9 324-326, 510
Толмачев М. В. - т. 9 519
Толстая С. А. - т. 8 170, 171, 531
Толстой Л. Н. - т. 8 188, 225, 253,
413, 513, 530, 531, 534, 545,
554; т. 9 286, 292, 308, 374,
376, 386, 387, 404, 413, 415,
434, 485, 493, 517
ТомсонР.Д.В.-т.8507
Трепов А. Ф. - т. 8 196, 209, 531,
537
Третьяков С. Н. - т. 8 334, 341,
357, 372, 556
Третьякова - т. 8 334
Триттин-Наядина Т. Л. - т. 9 504
Троицкий С. С. - т. 8 114, 519
Троцкий Л. Д. - т. 8 9, 264, 267,
301, 308, 318, 320, 321, 323,
324, 330-332, 336, 337, 346,
347, 353, 354, 356, 363, 379,
381, 384, 389, 390, 396, 401,
406, 409, 415, 434, 448, 449,
456, 502, 550, 561, 572; т. 9 37,
39, 48, 50, 59, 60, 74, 106, 109,
145, 340, 350, 388, 481, 482
Трубецкой Е. Н. - т. 8 165, 247,
529
Трубецкой П. П. - т. 8 540
Туган-Барановекий М. И. - т. 8
220, 280, 348, 543; т. 9 97, 98,
485
Туманов Г. Н. - т. 8 280, 330, 552
Тургенев И. С. - т. 8 93, 163, 310,
462, 572, 513, 528, 553; т. 9 295,
468, 481, 524
Тухачевский М. Н. - т. 8 16
Тыркова-Вильямс А. В. -т. 8 556
Тышкевич С. - т. 9 94, 100, 485
ТэффиН.А.-т.819,21,194,
496, 497, 536; т. 9 198, 212, 224,
230, 231, 262, 269, 355, 357-
359, 390-400, 418, 462, 495
ТютчевФ.И.-т.8556;т.9210,
449, 499, 504, 515, 522
541

Уильямс Г. - т. 8 376, 561
Урицкий М. С.- т. 8 362,392,412,
434, 440, 447, 448, 559
УрусовС.Д.-т.8235,546
Успенская В. Г. - т. 8 111, 134,
517, 522; т. 9 50, 480
Успенский В. В. - т. 8 60-63, 66-
69, 510
УспенскийГ.И.-т.8517;т.9293
УэллсГ.-т.8376,561,568;т.9
213, 482, 500
Фабрикант А. О. - т. 8 423, 567
Фабрикант В. О. - т. 8 423, 567
Фаррер К. - т. 9 184, 254-257,
460, 492, 505, 523
Федоров Н. Ф. - т. 9 394, 517
Федорав-Юрковекий Ф. А. -т. 9
478
ФедотовГ.П.-т.819;т.9400,
491, 498
Фельзен Ю. (Спаржа) - т. 8 23;
т. 9 199, 200, 210, 212, 217, 224,
226, 227, 231, 233-235, 237,
240,252,254,255,260,261,272,
372, 400, 496, 501, 503
ФетА.А.-т.8367,560
Фиrnер В. Н. - т. 8 142, 148, 248,
249, 548, 567
Филоненко М. М. - т. 8 272, 280,
301,306,307,361,417,434,551
ФилософовД.В.-т.83,4,6,
14-16, 54, 56, 65, 66, 70-148,
150, 164, 186, 187, 196, 221,
228-230, 233, 236, 238, 240,
245, 252, 256, 282, 285, 287-
289,304,323,335,341,362,366,
367,412,424,438,442,443,447,
466, 471-501, 505, 508, 509,
511, 513, 515, 518, 522, 526,
528, 533-535, 545, 548, 552,
556, 562, 566, 567, 569, 572;
т. 9 6, 7, 28, 62, 68-70, 80, 85,
86, 88, 90-92, 95-99, 101-107,
112-118, 121, 122, 124-127,
129-147, 191, 215, 244, 266,
270, 275-278, 346, 435-437,
441, 444-446, 461, 473, 481,
542
483, 484, 486, 493, 496, 504-
506, 514
Философова А. П. - т. 8 97, 98,
105, 121, 130, 481-484, 486,
513, 516, 520
Флаксерман Г. К. - т. 8 336, 555
Флексер - см. Волынский А. Л.
Флобер Г.- т. 9 317-321, 431, 509
Флоренская О. А. -т. 8 114, 117,
128, 518
Флоренский П. А.- т. 8 165,518,
519, 529
Фонвизин Д. И. - т. 9 360, 514
ФокинМ.М.-т.8255,550
Фондаминская А. О. - т. 8 112,
114, 116-118, 120, 122, 125-
129, 132, 134, 135, 145, 147,
164, 186, 282, 284, 286, 354,
356, 365, 376, 517, 520, 523,
528, 533, 534, 552, 558; т. 9
106, 266, 486 .
Фондаминский И. И. - т. 8 18,
19, 107, 110, 112, 114, 116, 117,
120, 122, 126-132, 134-141,
145, 147, 148, 282, 354, 355,
357, 360, 361, 368, 369, 372,
373, 379, 392, 398, 402, 427,
516, 517, 519, 520, 534, 558,
560, 565; т. 9 116, 143, 207,
213, 215, 224, 240, 252, 261,
355, 356, 394, 400, 402-404,
407-410, 412, 413, 455, 486-
488, 498, 500, 517
ФорстВ.Д.-т.8443,444;т.9
71, 482
ФоршО.Д.-т.9482
ФранкС.Л.-т.817,517
Франко Б. Ф.- т. 9 197, 205, 236,
495
ФрансА.-т.8145,525;т.9310,
319, 320, 377, 509
Франциск Ассизекий - т. 9 364,
365, 515
Франц Фердинанд - т. 8 526
Френкели- т. 9 105, 112
Фроссар - т. 9 267
Фрэнсис Д. Р. - т. 8 331, 390, 420,
554

Хабалов С. С. - т. 8 209, 540
Хвостов А. Н. - т. 8 181, 182, 185,
191, 396, 532
ХирьяковА.М.-т.8556;т.9
270, 278, 496, 507, 512
Хирьякова Е. А. (Елочка) - т. 9
278, 497
Хирьякова (Вебер) Е. С. - т. 9
200, 206, 215, 228, 270, 278, 496,
507
ХитровоЛ.А.-т.990,484
Хмара[М.-т.9203,221,497
ХодасевичВ.Ф.-т.817;т.950,
176-178, 186, 210-213, 216-
218,222,228,356,359,400,402,
458,479,483, 49~49~50~503
Холмекая 3. В.
-
т.8536
Хрусталев-Носарь [ С. -т. 8 213,
219, 222, 541
Цветаева М. И. - т. 9 219, 501
Церетели И. [-т. 8 259, 262, 267,
301, 345, 550
Цетлин М. О. - т. 8 18, 137, 524;
т. 9 209, 253, 269, 384, 400, 402,
411, 412, 499, 505
Цетлина М. С. - т. 8 517, 524;
т. 9 209, 253, 269, 384, 499, 505
Циолковский К. Э. - т. 9 517
Цуриков Н. А. - т. 9 360, 514
Чаадаев П. Я. -т. 9 411
Чайковский Н. В. - т. 8 556; т. 9
87, 99, 104, 108, 112, 115, 116,
138, 484, 512
Чалекая К. - т. 9 104, 105
Чалекая М. - т. 9 105
Чалекая Р. - т. 9 104, 105
Чалекий Ю. - т. 9 87, 94, 97, 98,
100, 101, 104, 105, 270, 484
Чеботаревекая Ан. Н. - т. 9 278,
444, 507
Чезаро - т. 9 188, 190
Челноков М. В. - т. 8 207, 540
Чемберлен Н. - т. 9 205, 247, 249,
266, 504
Червинская Л. Д. - т. 9 196-200,
212, 215, 223, 224, 226, 227,
229-234, 238, 262, 400, 495,
504, 518
Червинский Ф. А. - т. 8 28, 31-
38, 44, 505
Черехович - т. 9 48
Чернов В. М. - т. 8 264, 266, 271,
273,274,276,288,294,296,301,
324, 326-329, 344, 357, 358,
360, 363-365, 369, 373, 398,
402, 550, 551, 552, 554; т. 9 90,
332-334, 484, 511
ЧерныйТ.-т.994
Чернышевский Н. [ - т. 8 24, 507,
538
ЧертковВ.[-т.8170,530
Черчилль У. - т. 8 498; т. 9 247,
273, 504
ЧеховА.П.-т.85,521,536,549;
т.9439
Чеховекой - т. 9 56
Чиано-т.9192
Чиrаев Н. Ф. - т. 8 76, 112, 445,
512
Чинизелли - т. 8 229; т. 9 61, 480
Чинизелли А. - т. 9 481
Чинизелли [ - т. 9 480
Чинизелли Л. - т. 9 481
Чинизелли С. - т. 9 481
ЧириковЕ.Н.-т.8542
ЧичеринГ.В.-т.8430,567;т.9
55, 480
Чуковский К. И. - т. 8 378, 417,
566; т. 9 322, 524
Чулков [ И. - т. 8 480, 481, 518;
т. 9 282, 483
ЧулковаА.И.-т.979,483
Чхеидзе Н. С. -т. 8 173, 174, 195,
211,217,219,227,230,301,531
Чхенкели А. И. - т. 8 183, 198,
203, 533
Шаляпин Ф. И. - т. 8 235, 447,
570
Шаmнян Е. В. -т. 8 517
Шаmнян М. С.- т. 8 112, 114, 116,
119, 120, 517-520; т. 9 184, 492
Шаршун С. И. - т. 9 213, 355, 400,
500
543

Шварсалон В. К. - т. 8 571
Шебеко Н. Н. - т. 8 207, 208, 540
Шейдеман Ф. - т. 8 449-452, 571
Шекспир У. - т. 9 406
Шершевский М. М. - т. 8 45, 507
Шестов Л. И. - т. 8 17, 378, 543,
561; т. 9 205, 222, 226, 400, 498
Шидловская М. А. - т. 9 67, 68,
73, 481
Шидловский С. И.- т. 8 214, 541
Шингарев А. И. - т. 8 343, 346,
351,352,359,364,366,367,371,
376,377,380,383, 454,55~561
Ширинский- Шихматов Г. А. -
т.9486
ШишкинИ.И.-т.833,506
ШкольникМ.-т.84
ШмелевИ.С.-т.817,21
ШнеурВ.К-т.8339,343,556
Шор О. А. (Фламинго) - т. 9 194,
494
Шостакович Д. Д. - т. 9 481
ШотанК.-т.9194,494
ШоуБ.-т.9229,503
Шохор-Троцкий К. С.- т. 8 170,530
Штейгер А. С.- т. 9 261, 262, 384,
400, 505
Шрейдер А. А. - т. 8 367, 560
Штейнберг И. 3 - т. 8 364, 366,
370,377,388,401,559,564,565
Штейнер Р. - т. 8 128, 184, 205,
521, 533
Штюрмер Б. В. - т. 8 184, 185,
190, 194, 196, 285, 531, 535-
537; т. 9 473
ШуваевД.С.-т.8195,537
Шульгин В. В. - т. 8 179, 195, 196,
214, 244, 531, 541
Щастный А. М. - т. 8 434, 568
Щеглавитов И. Г -т. 8 126, 221, 321,
441,520,532, 569;т. 9 35,477
Щеголев П. Е. - т. 8 158, 527, 529
ЩербовИ.П.-т.886,512
Щетинин А. Г. - т. 8 182, 197,
532, 537
ЩукинИ.В-т.8522
Щукин И. И -т. 8 130, 131, 134,522
ЩукинП.И.-т.8522
ЩукинС.И.-т.8522
Эдисон Т. А.- т. 9 316, 509
Эйнштейн А. - т. 9 349, 513
Эйхгорн Г. фон - т. 8 437, 440,
444, 568
Эмпедокл - т. 9 357, 514
Энненберг Н. - т. 9 360
ЭрнВ.Ф.-т.8165,529
ЭфронГ.С.-т.9501
ЭфронС.Я.-т.9219,501,502
ЮденичН.Н.-т.923,42,61,
62, 102, 103, 135, 475, 480
ЮжинА.И.-т.8255,549
Юрковекая М. П. - т. 9 478
ЮрьевЮ.М.-т.88,211,540
Яворская Л. Б. - т. 8 542
Яковлева В. Н. - т. 8 445, 570
Якубович Г. А. - т. 8 280, 552
Яремич-т.980
Ясинекий И. И. - т. 8 359, 378, 558
Ястребов - т. 8 240
ЯшвильА.-т.8517
Belgrand - т. 9 95
Briquet - см. Брике А.
Doumergue - см. Думерr Г.
Fabri-т.9267
Farrer С!. - см. Фаррер К
France А. - см. Франс А.
Francois de Sales - т. 9 159, 489
Gamelin - см. Гамелен М. Г.
Gemier - т. 8 137, 138
Gentile - см. Джентиле Д.
Gloёden - т. 8 47, 48, 51
Grasset Brun - т. 9 216, 217, 236
Jean de !а Crois - т. 9 156, 159, 489
Pachmuss Т. - см. Пахмусс Т. А.
Petain - см. Петен А Ф.
Petit-см.ПетиЕ.Ю.иС.Г.
Pililipps - т. 9 96
PuЬlio - т. 9 193
Reif Marthe - см. Рейф М
Severac - см. Северак Ж
Thomas А. - т. 8 207, 539

СОДЕРЖАНИЕ
Дневники. 1919-1941
Черная книжка (1919)
История моего дневника ..................................................................................... 5
Черная книжка ..................................................................................................... 24
Серый блокнот (1919) .............................................................................................. 65
Варшавский дневник (1920-1921) ...................................................................... 85
Коричневая тетрадь (1921-1925) ....................................................................... 137
Выбор? (1929-1930) ................................................................................................ 148
Дневник 1933 года ................................................................................................... 167
Дневник 1934 года ................................................................................................... 181
Итальянский дневник (1935-1937) .................................................................. 188
Год войны (1939) ...................................................................................................... 196
Серое с красным (Дневник. 1940-1941) ........................................................ 263
Из публицистики 1907-1917 rr.
Засоборились. Новый соир d'etat в •Золотом Руне~ ................................ 281
В целомудренных одеждах. К 25-летию литературной
деятельности Ив. Ал. Бунина ...................................................................... 284
П. Соловьева (Allegro). •Тайная Правда•. Сборник рассказов.
Изд. Вольфа. 1912 ........................................................................................... 287
Жизнь и литература ................................................................................................ 291
Жизнь и литература. l. Обывательство.
Il. •Совесть~ и .честь~ для интеллигенции .............. ............................ 299
В наши времена ........................................................................................................ 308
Открытое письмо редактору •Русской Мысли• ........................................ 311
Обо всем. Равноценности ..................................................................................... 315
Война, литература, театр ....................................................................................... 317
Мой post-scriptum .................................................................................................... 324
Раненая муза .............................................................................................................. 327
Письмо к А. Н. Потресову о корниловеком заговоре ............................ 330
Красная стена ............................................................................................................. 340
Воспоминания современников
Ирина Одоевцева. <•Как ласковая кобра я... •> ......................................... 345
Нина Берберова. Соль земли .............................................................................. 376
Георгий Адамович. Зинаида Гиппиус ............................................................... 385
Надежда Тэффи. Зинаида Гиппиус ................................................................... 390
545
35 Зинаида Гиппиус, т. 9

Юрий Терапиано. •Воскресенья• у Мережковских
и •Зеленая Лампа• ........................................................................................... 400
•Зеленая Лампа•. Беседа IV. •Русская интеллигенция
как духовный орден• ....................................................................................... 403
•Есть ли цмь у поэзии?• Беседа V .......................................................... 413
Владимир Злобин. Тяжелая душа. Главы из книrи ................................... 425
З. Гиппиус и Д. Мережковский ................................................................. 425
Мис Тификация ................................................................................................. 438
Оrиенный крест ................................................................................................. 443
Последние дни Д. Мережковского и 3. Гиппиус ...............................455
Примечании ................................................................................................................. 473
Указатель имен ......................................................................................................... 525

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА ГИППИУС
Собрание сочинений
Том 9
ДНЕВНИКИ.
1919-1941
Редактор
В. П. lllaraJioвa
Художественный редактор
Е. В. ПOJUDCOв
Корректор
Н. Д. Бучарона
Компьютерный набор
r. Н. :Ьотникова, В. В. Степанова
Компьютерная верстка
Е. r. Метченко

Лицензия на издательскую деятельность ИД N2 05913
Подnисано в nечать 17.09 .2004. Формат 84х108/32.
Бумага офсетная. Гарнитура Петербург.
Печ. л. 17,5. Уел nеч. л. 29,4. Уч.-изд. л. 38,44.
Тираж 2000 экз. С-21
Закаэ N.! 5104.
Издательство •Русская книга•
Федералыюrо агентства Российской Федерации
по делам nечати и средств массовых коммуникаций
123557, Москва, Б. Тишинекий пер., 38
Отпечатано в полном соответствии
с качеством предоставленных диапозитивов
в ОАО •дом печати - ВЯТКА•
610033.~ Киров,ул. Московская, 122