Текст
                    А. А. Формозов
РУССКИЕ АРХЕОЛОГИ
В ПЕРИОД ТОТАЛИТАРИЗМА
Историографические очерки

Александр Александрович Формозов — историк и археолог. Родился в 1928 г. в Москве. В 1951 г. окончил исторический фа- культет Московского университета и поступил в аспирантуру Ин- ститута археологии Академии наук. После защиты кандидатской диссертации в 1954 г. проработал в институте 50 лет. Занимался первобытной археологией (раскопки в Крыму и на Кавказе в 1950—1969 гг., книги: «Этнокультурные области на территории Европейской части СССР в каменном веке» (1959), «Каменный век и энеолит Прикубанья» (1965)), первобытным искусством («Очер- ки по первобытному искусству» (1969); «Памятники первобытного искусства на территории СССР» (1980), «Наскальные изображения и их изучение» (1987)) и историей науки. В книгах «Страницы истории русской археологии» (1986), «Пушкин и древности» (2000), «И. Е. Забелин» (2001), «Классики русской литературы и историческая наука» (1995) и др. рассматривал развитие археоло- гии и исторической науки в нашей стране на широком историко- культурном фоне, стремясь определить их мес го русской культуры. Данная работа принадлежит к по< i сумми- рует исследования автора 1988—2003 гг.
А. А. Формозов РУССКИЕ АРХЕОЛОГИ В ПЕРИОД ТОТАЛИТАРИЗМА Историографические очерки «ЗНАК» Москва 2006
ББК 63.4(2) Ф 79 Формозов А. А. ф 79 Русские археологи в период тоталитаризма: Историо- графические очерки. 2-е изд., доп. — М.: Знак, 2006. — 344 с. ISBN 5-9551-0143-8 В ряде очерков, вошедших в эту книгу, автор рассматривает взаимоотношения ученых-археологов с навязывавшей им свою волю властью, преимущественно в 1920—1930-х годах. Расска- зано об археологах — жертвах репрессий, о разрушении памят- ников культуры в СССР и о том, как воспринимала акции вла- сти русская интеллигенция. ББК 63.4(2) © А. А. Формозов, 2006 © Знак, 2006
Содержание От автора..............................................• Русские археологи до и после революции................13 1. Истоки.........................................13 2. Дворянский дилетантизм и археологи-чиновники.............................20 3. Разночинцы — просветители и археологи-профессионалы.........................26 4. Уезжать или оставаться? (1917—1921)............33 5. В годы НЭПа (1921—1928)........................40 6. Разгром (1929—1933)............................49 7. Стабилизация на новой основе (1934—1941).......62 8. От Отечественной войны до XX съезда КПСС (1941—1956).....................76 9. Втягиваясь в кризис............................85 10. Типы наших ученых и ситуации...................98 Петр Петрович Ефименко...............................109 ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 годах..............162 Русские археологи и репрессии в СССР.................185 Первым бросивший камень..............................218 Следственное дело трех профессоров-историков 1935 года...................226 Система поощрений — «пряники»........................244 К истории баллотировки В. А. Городцова при выборах академиков АН СССР в 1938 году........257 Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи........................267 Заключение...........................................314 Список сокращений....................................325 Указатель имен.......................................326
От автора В 1961 году увидела свет моя книга «Очерки по истории рус- ской археологии». В 1979—1990 годах к ней добавилось шесть других по той же теме. Почему я ею занялся? В 1937 году четверо известных ученых и моих учителей — А. В. Арциховский, М. В. Воеводский, С. В. Киселев и С. П. Толстов писали: «Археология и этнография в дореволюционной России вла- чили жалкое существование и за редкими исключениями не выхо- дили за пределы простого собирательства и коллекционерства»1. Заглядывая по ходу своей работы в тома «Трудов» археологи- ческих съездов и «Материалов по археологии России», напечатан- ные на прекрасной бумаге широким форматом, крупным шриф- том с бесчисленными таблицами фотографий, и в брошюрки «Из- вестий ГАИМК» и «Проблем истории материальной культуры», выпущенные в 1930-х годах почти что на оберточной бумаге с не- многими штриховыми рисунками, я не мог не усомниться в этом утверждении. Мне захотелось разобраться в том, что же представ- ляла собой наша наука на разных этапах ее развития. Такое направление исследований, связанное с попытками многих сверстников понять, какой была Россия до революции, получило определенное признание. Появился ряд работ, напи- санных в том же духе, что и мои книги2 * *. Сложнее обстояло дело с историей советской археологии. Мне не раз советовали — и на официальном уровне, и на друже- 1 Арциховский А. В., Воеводский М. В., Киселев С. В., Толстов С. П. О мето- дах вредительства в археологии и этнографии // Историк-марксист. 1937. № 2. С. 78. 2 См. наир.: Лебедев Г. С. История отечественной археологии (1700— 1917 гг.). СПб., 1992; Щавелев С. П. Первооткрыватели курских древно- стей. Очерки истории археологического изучения Южнорусского края. Курск, 1997. Вып. 1, 2. 2002. Вып. 3.
8 ском — обратиться к осмыслению этого периода. Я отказывался, сознавая, что о некоторых, едва ли не основных, моментах в пе- чати сказать не удастся. В 1970 году главный редактор издательства «Наука» А. Н. Са- харов (ныне директор Института российской истории РАН) не пропустил в печать мою книгу «Археология и русская культура» из-за достаточно робких рассказов о разрушении памятников прошлого в СССР. В 1988 году, уже в дни «Перестройки», в издательстве «Мос- ковский рабочий», выпускавшем огромными тиражами «Детей Арбата» А. Н. Рыбакова, мне не позволили упомянуть об аресте Б. С. Жукова и его гибели. После 1991 года обстановка изменилась, и я счел своевремен- ным начать разговор о путях советской археологии, основываясь как на опубликованных материалах, так и на собственных воспо- минаниях (с 1945 года), частично (к сожалению, меньше всего) на архивах, а также на расспросах старших коллег3. Я застал еще ряд археологов, начавших свою деятельность до революции, но теснее всего общался с их учениками — свер- стниками моих родителей — тоже научных работников. От рас- сказов о прошлом они обычно уклонялись, но кое о чем все же проговаривались. В основном об этом поколении ниже и пой- дет речь. Что-то в их жизненной позиции я понимаю, а что-то по-прежнему меня удивляет и заставляет искать ответы на не- доуменные вопросы. Реакция окружающих на мои выступления была далеко не одинаковой. Если часть коллег ими заинтересовалась, то другие постарались пресечь появление нежелательной информации. Ученики А П. Окладникова и А. Н. Бернштама возмущались тем, как я оценивал поведение их учителей. Не понравилась и моя ре- плика на торжественно отмеченный столетний юбилей В. И. Рав- доникаса, хотя мало осталось тех, кто знал его лично. Вследствие этого моя брошюра «Русские археологи до и после революции» была издана символическим тиражом — 80 экземп- ляров, в продажу не поступила и по существу не достигла читате- лей. Другие рукописи в печать вообще не пробились. s s Формозов А. А. Археология и идеология (20—30-е годы) // Вопросы философии. 1993. № 2. С. 70—82; Он же. О книге Л. С. Клейна «Феномен советской археологии» и о самом феномене // РА. 1995. №3. С. 225—232; Ох же. С. В. Киселев — советский археолог 1930—1950-х гг. И РА. 1995. № 4. С. 151—162; Он же. К 100-летнему юбилею В. И. Равдоникаса // РА. 1996. № 3. С. 197—202.
От автора 9 Здесь я хочу суммировать то, что успел сделать в области ис- тории советской археологии. Характер текстов разный. В 1986 и 1987 годах я прочел для аспирантов Института архео- логии Академии наук СССР несколько лекций о прошлом нашей науки. Записью их и являются «Русские археологи до и после ре- волюции». Дореволюционный период я затрагивал предельно кратко, отсылая слушателей к моим ранее изданным книгам. Пусть начало этого очерка послужит введением к дальнейшим рассказам об археологии советского периода. После упомянутого малотиражного офсетного издания 1995 года текст был исправлен и дополнен. Очерки «Петр Петрович Ефименко», «ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1933 годах», «Рус- ские археологи и репрессии в СССР» и «Первым бросивший ка- мень» изданы в 1993, 1998, 1999 и 2000 годах и доработаны4 5. Наконец последний раздел «Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи» написан на основе неопубликованной главы из моей книги «Русское общество и охрана памятников культуры», подготовленной в 1962—1963 годах. Из этой книги я смог издать в сильно урезанном виде только главы о дореволю- ционной эпохе5. За последние годы о разрушениях памятников искусства и старины в СССР говорилось не раз. Но мне кажется, что некоторые мои давние наблюдения стоило бы учесть. В предложенных вниманию читателей текстах я уделяю осо- бое внимание событиям, умышленно замалчивавшимся в совет- ские годы или освещавшимся совершенно превратно. Гораздо меньше места отведено полевым открытиям, публикациям, исто- рии учреждений, творчеству тех или иных ученых. Все это мож- но найти в других книгах, и археологи эту сторону дела пред- ставляют себе лучше всего. Меня же волнует иное: люди, зани- мавшиеся наиболее ранними этапами отечественной истории. Одни типы ученых уже давно сошли со сцены, другие — оказа- лись «вечными». На мой взгляд, мы не сможем разумно строить 4 Формозов А. А. Русские археологи и политические репрессии 1920— 1940 гг. // РА. 1998. № 3. С. 191—206; Он же. Академия истории матери- альной культуры — центр советской исторической мысли в 1932 1934 годах // Отечественная культура и историческая мысль в XVIII—XX вв. Брянск, 1999. С. 5—32; Он же. Первым бросивший камень // Aequinox. МСМХС III М., 1993. С. 196—204; Он же. О Петре Петровиче Ефимен- ко (материалы к биографии) // Очерки истории отечественной археоло- гии. М., 2002. Вып. III. С. 73—126. 5 Формозов А. А. Русское общество и охрана памятников культуры. М., 1990.
10 археологические исследования в будущем, если не задумаемся над опытом прошлого, в частности, над человеческими аспекта- ми нашей весьма своеобычной деятельности. Мне хочется по- нять, как в годы тоталитаризма жили, работали и сумели немало сделать наши ученые. Точка отсчета у меня всюду одна — мо- рально-этическая, если хотите, солженицынская. Из 75 лет советского периода я подробнее всего останавлива- юсь на конце 1920-х — 1930-х годах. Объясняется это тремя причинами. Во-первых, главные установки советской археоло- гии были выработаны именно в эти годы. Во-вторых, в 1940— 1980-х годах я уже сам участвовал в научной жизни, и мои оцен- ки для этих лет особенно субъективны. Я не уклоняюсь от оце- нок, но место им скорее не здесь, а в мемуарах (они написаны). В третьих, существует уже некая традиция в характеристике на- званного периода — казенно-панегирическая. Почти одновременно вышли две книги: «Очерки по истории со- ветской археологии. У истоков формирования марксистских теоре- тических основ советской археологии 1920-х — начала 1930-х го- дов* В. Ф. Генинга (Киев, 1982) и «История советской археологии (1917 — середина 1930-х гг.)* А. Д. Пряхина (Воронеж, 1986). Обе книги получили положительные отзывы в печати. Авто- ры занимали достаточно ответственные посты. В. Ф. Генинг был заместителем директора и заведующим отделом теории и мето- дики Института археологии Академии наук Украины. А. Д. Пря- хин и сейчас возглавляет кафедру археологии и истории древне- го мира Воронежского университета. Редактором книги А. Д. Пряхина был академик А. П. Дере- вянко, а рецензентом — академик В. П. Алексеев — в будущем директора двух академических институтов археологии. Благода- ря этому апробированная ими концепция стала восприниматься как официальная, общепризнанная. К тому же весьма близка к ней была и позиция будущего директора Института истории ма- териальной культуры РАН В. М. Массона, отраженная в его ста- тье 1980 года и в последующих выступлениях5. В дни «Перестройки* никаких попыток пересмотреть схему, предложенную в первой половине 1980-х годов, предпринято не было. В докладе Д. Б. Шелова на сессии, посвященной семидеся- тилетию Института археологии АН СССР, в 1989 году она вос- * 6 Массон В. М. У истоков теоретической мысли советской археологии // КСИА. 1980. Вып. 163. С. 18—26; Он же. Российская археология в «классический» и «позднеклассический» периоды развития науки // Тра- диции российской археологии. СПб., 1996. С. 13.
__________________________От автора 11 произведена полностью7. Нежелание отказаться от своих прин- ципов В. Ф. Генинг декларировал до конца своих дней8. В из- данной в 1989 году к пятидесятилетию Пряхина книге, усна- щенной его портретами, имеется предисловие В. П. Алексеева, где историографические работы юбиляра оцениваются весьма высоко9. Да, некоторое представление о внешнем ходе событий книги В. Ф. Генинга и А. Д. Пряхина дают. Нельзя забывать и про то, что в начале 1980-х годов многие моменты осветить в печати было немыслимо, а архивные материалы оставались для авторов недос- тупными. И все же быть снисходительным трудно. Ведь дело не столько в том, о чем не сказано в книгах, сколько в том, о чем ска- зано там со всей определенностью. Приведу три примера. В начале 1930-х годов были закрыты все краеведческие обще- ства, а большинство их участников репрессировано. Между тем В. Ф. Генинг и А. Д. Пряхин пишут, что тогда краеведы убеди- лись в полной бесплодности своей деятельности и сами распусти- ли свои объединения10. В 1920—1930-е годы в СССР целеустремленно разрушали па- мятники культуры, А. Д. Пряхин же заявляет о характерной для этого периода любви советских людей к своим национальным реликвиям11 12. Кампании «идеологической борьбы» в 1930-х годах, да и поз- же, завершались, как правило, роковыми для подвергшихся про- работке «оргвыводами». В. Ф. Генинг утверждает, что это не так: никто не ппгтрядял, а те, кого критиковали, заслуживали этого1 . В действительности, В. А. Городцов был отовсюду увален, Ю. В. Го- тье — арестован и выслан из Москвы, Б. С. Жуков — репрессиро- ван и попал в концлагерь. Таким образом, В. Ф. Генинг и А. Д. Пряхин нарисовали не просто неполную, а заведомо ложную картину развития археоло- гии в СССР. 7 Шелов Д. Б. 70 лет Институту археологии // Археология и социаль- ный прогресс. М., 1991. Вып. 1. С. 11—13. 8 Генинг В. Ф., Левченко В. Н. Археология древностей — период заро- ждения науки. Киев, 1992. 9 Пряхин А.Д. Археология ... Наследие. Воронеж, 1989. С. 7; Он же. Археологи уходящего века. Воронеж, 1999. С. 7. 10 Генинг В. Ф. Очерки по истории советской археологии. Киев, 1982. С. 47; Пряхин А. Д. История советской археологии Воронеж 1986. С. 23. " Пряхин А.Д. История советской археологии. С. 204—208. 12 Генинг В. Ф. Очерки по истории советской археологии. С. 119.
12 Вот этой-то лживой картине я и пытаюсь противоставить рассказ о реальных событиях той трудной эпохи. Мои младшие коллеги мало об этом знают, плохо понимают, что пережили русские археологи в период тоталитаризма. Надо кому-то об этом напомнить.
Русские археологи до и после революции 1. Истоки Монография М. К. Каргера «Древний Киев» открывается гла- вой «Никон Печерский (XI век) — первый историк и археолог древнего Киева»1. А. П. Окладников в 1960 году прочел, а потом напечатал доклад «Триста лет сибирской археологии»2. Действи- тельно, в «Повести временных лет» упомянут ряд памятников старины, а в конце XVII столетия в Сибири производились рас- копки курганов (правда, с кладоискательскими целями), поиски заброшенных горных разработок — чудских копей, появились сообщения о росписях и гравировках на скалах. Просмотр источ- ников XI—XVII веков показывает, что их авторы знали про кур- ганы и городища, клады и наскальные изображения, надмогиль- ные изваяния и старинные рудники, каменные выкладки — ла- биринты и находки кремневых наконечников стрел3. Все это можно принять за отправную точку в истории русской археоло- гии, но это еще не наука в полном смысле слова, а самые дальние подступы к ней. Нужно различать эмпирические и научные знания. В каком- нибудь глухом углу Вы встретите порой неграмотного старика, помнящего названия всех местных растений. Заезжий молодой биолог может не знать все эти виды, ошибиться при определе- нии одного из них, но это не доказывает, что старик более эру- * 5 1 Каргер М. К. Древний Киев. Л., 1958. Т. 1. С. 11—23. ’ Окладников А. П. 300 лет сибирской археологии // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1961. С. 15 22. 5 Формозов А. А. Страницы истории русской археологии. М., 1986. С. 7—16.
14 дированный ботаник, чем еще неопытный специалист. Первый унаследовал от отцов и дедов только некоторый запас сведений о травах, растущих возле родной деревни. Второму доступны не единичные факты, а целая система их, умение рассматривать лю- бой из них в сложном контексте. То же и с археологией. Народ иногда вернее понимал харак- тер памятников старины, чем первые русские археологии. В на- чале XIX века они расценивали городища как древние святили- ща, а курганы — как насыпи, служившие для сторожевых постов. Крестьяне же не сомневались, что в одном случае это остатки за- пустелых поселков, а в другом — могильные холмы. И все же только ученые смогли создать целостное представление о разви- тии культуры на территории нашей страны. В мифопоэтическом сознании прошлое и, в частности, его ве- щественные памятники, занимало большее место, чем в пред- ставлениях современного человека. Происхождение тех или иных древностей объясняли достаточно произвольно. Все же один момент, характерный для начальных этапов истории, был выражен уже четко. Это противопоставление своего и чужого. Чудские копи и могилы, городище Чудаки и другие наименова- ния такого рода в Сибири, Приуралье и на Европейском Севере связаны с легендами о дорусском, языческом, чужом населении этих мест. Ранние письменные источники отражают по сути дела такое же восприятие памятников старины, как и предания, услышан- ные фольклористами от крестьян в XIX веке. Нечто иное найдем мы в ряде документов XVI—XVII столетий. Если раньше в кос- тях мамонта, обнаруженных в оврагах и при земляных работах, видели останки мифических великанов — волотов, то теперь во- зобладала версия о слонах Александра Македонского. Это уже не народное, но еще и не научное объяснение, а типичная книжная легенда. Те же книжные истоки — у пометки на карте С. У. Ре- мезова относительно китайского храма в устье Амура: «до сего места царь Александр Македонский доходил и ружье спрятал и колокол оставил»4 5. Так же надо расценивать рассказы о Киеве — древней Трое с могилами Гектора и Ахилла в Печорских пеще- рах, о гробнице Овидия в южно-русских степях, даже сейчас фи- гурирующие в провинциальных изданиях как «образцы устного народного творчества»5. 4 Формозов А. А. Страницы истории... С. 34. 5 Богач Г. Ф. Пушкин и молдавский фольклор. Кишинев, 1967. С. 92, 103.
_______________Русские археологи до и после революции 15 На грани XVI и XVII веков московские и датские послы ве- ли спор о правах на Лапландию. Датчане ссылались при этом на сведения хрониста XII века Саксона Грамматика, а рус- ские на повествования летописей о «новгородском державце Валите» — победителе «норвежских немцев», который «на славу собе» соорудил по берегам Белого моря несколько «вавило- нов» — лабиринтов6. Книжных легенд об археологических памятниках не так уж много, и в развитии археологии большой роли они не сыграли. Зато исторических мифов в XVI—XVII веках сочинили немало, а влияние их на истолкование судеб русского народа сказывается вплоть до самого последнего времени. В период Ренессанса книжники из Северной и Восточной Европы стремились доказать, что предки германцев или славян обладали не менее высокой культурой, чем древние греки и рим- ляне, и активно действовали в ту же эпоху, что и они. Было при- думано отождествление поляков с сарматами, скифов — с русски- ми. Из страны в страну кочевали легенды о золотой грамоте, данной Александром Македонским славянам, о русском царе Одонацере (Одоакр), правившем Римом тринадцать лет и т. д.7 8 Все это свойственно не только Московской Руси, пожалуй, да- же ей в меньшей степени, чем другим странам. Профессор Уп- сальского университета Олаф Рудбек в конце XVII века пытался убедить читателей, что культура древних скандинавов была вы- ше античной, и именно от них греки заимствовали алфавит, ре- лигию, астрономию, что к Северу приурочены Атлантида, гипер- борейцы, сады гесперид, острова Фортуны, елисейские поля. От- туда же люди заселили Европу и Азию . В Россию разные псевдоученые построения проникали через Польшу, Литву, Белоруссию. Но у нас, в отличие от Запада, они удержались особенно долго. Прославлявший Одонацера «Синоп- сис», составленный в Киеве в 1674 году, переиздавался до 30 раз, печатался в типографии Академии наук. Именно он послужил одним из главных источников для «Краткого Российского лето- писца» Ломоносова. 6 Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1924. Т. XI. С. 43, 44Гприм. с. 21. Формозов А. А. Страницы истории русской археоло- гии С 9 10 ’ Формозов А. А. Классики русской литературы и историческая нау- ка. М., 1995. С. 8—15. Мыльников А. С. Картина славянского мира. СПб., 1996. 9П01 С 379___391 8 Видаль-Накэ П. Черный охотник. М., 2001. С. д/У—ЛУ1.
16 Заменить книжные мифы о древнейшем прошлом Русской земли более реальной картиной суждено было критике источни- ков и археологии. Но и та, и другая до сего дня сталкиваются с удивительной живучестью этих мифов. Не далее как в 1985 году писатель Ю. А. Никитин опубликовал повесть об осаде Трои при участии россов (они же тавроскифы) во главе с Ахиллом9. При желании от этого факта можно отмахнуться, причислив произве- дение молодого прозаика к научно-фантастической литературе. Но вот в альманахе «Памятники Отечества», в редколлегию ко- торого входят известные историки, напечатана статья инженера И. Е. Саратова, где говорится и о славянском царе Рима Одона- цоре, и о том, что запорожские казаки хорошо о нем помнили10 11. Итак, к началу XVIII века на Руси существовали, с одной сто- роны, народные представления об археологических памятниках, а с другой — книжные легенды о далеком прошлом. Третье важ- ное для нас явление — собирание древностей. Обычай хранения реликвий восходит к первобытным време- нам («чуринги»). На Руси, как и во всем мире, старинные вещи, ставшие почему-либо объектами поклонения, сначала сберегали в церквах. Позже возникла царская сокровищница — Оружей- ная палата, упоминающаяся в источниках с 1508 года. Это зачат- ки музеев, но не музеи в современном понимании, предназна- ченные не для реликвий и святынь, а для научных материалов. Недолговременные частные собрания всяческих раритетов появились, видимо, тоже довольно рано. В Сибири коллекции курганного золота были уже в XVII веке. Все это подступы к сложению археологии как науки, но еще весьма далекие. Только на грани XVII—XVIII веков были со- ставлены грамоты о фиксации двух археологических находок — костей мамонта в Воронежском крае и наскальных рисунков над рекой Ирбит в Зауралье — распоряжения, преследовавшие не практические, а познавательные цели («а откопав, кости изме- рить, какова которая кость мерою в длину и в толщину и напи- сать на роспись и на чертеже начертить». «Гору, на которых ка- меньях написаны слова... осмотреть и описать, сколь велика и высока и в котором месте на камени писаны слова и сколь высо- ко... от воды... написать на чертеж тое гору и подписать слова слово в слово, ничем не разно и во всем сходно»)1 ’. 9 Никитин Ю. А. Ахилл // Он же. Далекий светлый терем. М., 1985. С. 95—113. 10 Саратов И. Е. Следы наших предков // Памятники Отечества. 1985. №2. С. 28. 11 Формозов А. А. Страницы истории русской археологии. С. 14.
_______________Русские археологи до и после революции 17 Подлинно научный подход к древностям утвердился в России в начале XVIII века и связан с реформами Петра I. В 1714 году им был создан музей западноевропейского образца — Кунстка- мера, где собирали уже не реликвии — предметы культа, а рари- теты, т. е. объекты, интересные для ученых. В 1721 году в Си- бирь была отправлена экспедиция во главе с приглашенным из Данцига доктором Даниилом Мессершмидтом. В 1725 году осно- вана императорская Академия наук, вскоре же организовавшая серию «ученых путешествий по разным провинциям Российской империи». Немалую долю экспонатов Кунсткамеры составляли археоло- гические находки, присылавшиеся в новую столицу по специ- альному указу Петра. Большое число сведений о разного рода памятниках прошлого содержится в книгах, написанных акаде- миками по возвращении из экспедиций. Особенно много древ- ностей было изучено в Сибири как Мессершмидтом, так и экспе- дициями И. Г. Гмелина и Г. Ф. Миллера 1733—1743 годов, и П. С. Палласа 1768—1774. Здесь уже копали курганы не в пого- не за драгоценностями, а решая научные вопросы, снимали ко- пии с наскальных рисунков, делали наблюдения чисто исследо- вательского плана. Но и вне Сибири — в Поволжье, Приуралье, на Кавказе и Европейском Севере, а затем и в Северном Причер- номорье — был собран большой и ценный материал о древней- ших обитателях нашей страны12. В академических «Очерках истории исторической науки в СССР» этот важный этап в развитии нашей археологии выпал совершенно. Возможно, это случилось потому, что первый том издания готовился в период, отмеченный шовинистическими тенденциями. Под влиянием духа времени авторы предпочита- ли называть только русские имена, даже если их носители реаль- но ничего не совершили (как А. М. Аргамаков), и опускать^ не- мецкие, даже когда они принадлежали крупнейшим ученым . Это, конечно, несправедливо. Мессершмидт, Гмелин, Миллер, Паллас и ряд других петербургских академиков немецкого про- исхождения добросовестно описывали и коллекционировали ма- териалы по археологии России, научили делать это своих рус- ских помощников И. И. Лепехина, Н. П. Рычкова, В. . уева, Н. Я. Озерецковского и прочих. * 2 * Форм>м Л. Л. Страницы истории... С. ,7“3 териалы для истории экспедиций Академии наук ''^Очерки истории исторической наукивСССР. М., 1955. Т. 1. С 525—526. 2 - 6382
18 Но у антинаучного восприятия истории отечественной культу- ры, выраженного в изданиях 1950-х годов, были глубокие корни и даже некий резон. Имею в виду отчужденность от русской жиз- ни большинства ученых, прибывших в Россию с запада по кон- тракту с императорским правительством. Петербургская академия немногим моложе остальных (сравним: Лондон — 1660, Париж — 1666, Берлин — 1700, Болонья — 1704, Данциг — 1743 и т. д.)14. Но там у академий были предшественники двух типов — кружки гуманистов (у нас параллелью к этому мог бы считаться лишь кру- жок, собиравшийся в Москве в доме Максима Грека, как-никак чу- жеземеца) и университеты с их учеными диспутами. В России Академия оказалась искусственной прививкой к ме- стной жизни, чем-то чужеродным. Приезжим пришлось нелегко. Не говорю уже о трудностях при путешествиях в глухие углы морозной Сибири. Тяжелее были взаимоотношения со встречав- шимися на пути и командовавшими из Петербурга людьми. Са- муил Готлиб Гмелин (раскапывавший кладбище мамонтов в Кос- тенках) был захвачен в Дагестане ханом Усмеем и умер в заточе- нии. Академик-астроном Георг Ловиц попался в руки Пугачева, велевшего повесить странного человека поближе к звездам. Ис- следователя Камчатки Георга Стеллера, отличавшегося и самоот- верженностью и трудолюбием, при возвращении из многолетней экспедиции, задержали уже в Приуралье и отправили назад — в Иркутск для разбора якобы совершенных им «дерзостей». Оп- равдавшись и опять повернув на запад, он умер в захолустной Таре. Ученик К. Линнея Иоганн Фальк, первым описавший под- московные древности и положивший начало раскопкам в Ниж- нем Поволжье, чувствовал себя на чужбине столь неуютно, что покончил с собой. Иоганн Георг Гмелин, пробыв в России два- дцать лет, после успешных работ в Сибири расторг контракт с правительством и возвратился в Тюбинген. Сочинения его были признаны «сумнительными». Герард Фридрих Миллер также был обвинен в политических ошибках, понижен в чине (из ака- демиков в адъюнкты) и переведен из Петербурга в Москву. Дома у него произвели обыск с изъятием бумаг, в чем участвовали М. В. Ломоносов и В. К. Тредиаковский. Не прижился на брегах Невы и историк Август Людвиг Шлецер. Все было непонятно в чужой стране иноземным профессорам. А коренные русаки смотрели на них с подозрением. Не забылись ни бироновщина, ни царствование Петра III с его поклонением Фридриху II. Двор был набит иностранцами и людьми, рабски 14 Копелевич Ю. X. Возникновение научных академий. Л., 1974.
Русские археологи до и после революции копировавшими все заграничное. Отсюда проистекали трагиче- ские для нашей культуры конфликты. Шлецер, приехав в Россию, был поражен богатством истори- ческого наследия у народа, почитавшегося варварским. Он хотел изучить русские хроники, вооружившись выработанными на За- паде на примере Библии методами исторической критики. Он никак не мог уразуметь, почему, обладая ценнейшими летопися- ми, русские довольствуются нелепицей, написанной его лет на- зад в «Синопсисе» И. Гизеля, вновь и вновь ее перепечатывая15 16. А великий Ломоносов горой стоял за «Синопсис», о Шлецере же отзывался недвусмысленно: «каких гнусных пакостей не наколобро- дит в российских древностях такая допущенная к ним скотина». Для Ломоносова характерна старая донаучная манера состав- ления истории. Он провозглашал, что «древность самого народа даже до баснословных еллинских времен простирается и от тро- янской войны известна. Енеты, венеты или венды — народ сла- вянского поколения, — с королем своим Пилименом бывший в Трое для ее от греков защищения, лишившись сего государя и для чего соединившись с Антенором, отъехали во внутренний конец Адриатического моря и, поселясь по берегам, где ныне Ве- ницейские владения, далече распространились»17. Когда Миллер, опираясь на критику источников, выражал сомнение в этих выводах, Ломоносов апеллировал к властям: «отдаю на рассуждение знающим политику, не предосудительно ли славе российского народа будет, ежели его происхождение и имя положить столь поздно, а откинуть старинное, в чем другие народы себе чести и славы ищут?»1 Ответ ясен: Конечно, это опасно, а потому сочинения Миллера «никоим образом в свет вы- пустить не надлежит»19. Вот здесь и пролегла грань. Немцы несли в Россию строгую науку, не задумываясь, как она тут будет воспринята. Ломоносов ратовал за тесную связь любых экспериментов и изысканий с жизнью родной страны, но понимал эту связь прямолинейно и архаично. История для него не одна из областей познания ре- 15 Общественная и частная жизнь А. Л. Шлецера, им самим описан- ная. СПб., 1875. С. 50, 51. 16 Ломоносов М. В. Отзыв о «Русской граматике» А. Л. Шлецера И Поли. собр. соч.: В Ют. М., 1955. Т. 9. С. 427. 17 Ломоносов М. В. Краткий российский летописец И Поли. собр. соч. 1952. Т. 6. С. 293, 294. 18 Ломоносов М. В. Замечания на диссертацию Г. Ф. Миллера «Проис- хождение имени и народа российского» И Поли. собр. соч. Т. 6. С. 41. 19 Там же. С. 80.
20 ального мира, а разновидность риторики, обслуживающая зара- нее заданные тезисы о величии и древности предков русского народа (как рассказ о Валите, сочиненный в XVI веке для обос- нования прав Московского царства на Лапландию). Некогда Петр I купил за рубежом коллекции античных монет и светильников. Нужны ли были нищей, неграмотной стране эти раритеты? Немцы-академики исследовали памятники прошлого уже на территории самой России, но, как бы серьезны ни были описания курганов, городищ, писаниц и чудских рудников в отче- тах о путешествиях, с тем, что творилось вокруг, все это не было соотнесено. Ломоносов чувствовал это, но готов был превратить историческую науку в служанку государства, не сознавая, видимо, что в таком случае о науке как таковой говорить не приходится. Так в XVIII веке наметилось два типа ученых: кастовые спе- циалисты и дипломированные функционеры. Хотя Ломоносов был по уровню выше своих противников, его линия все же не во- зобладала. Крашенинников, Зуев, Лепехин работали в стиле сво- их немецких учителей и, подобно им, оставались оторванными от повседневной жизни России. 2. Дворянский дилетантизм и археологи-чиновники Идея обслуживания наукой политических лозунгов — функ- ционерсгва, — выдвинутая Ломоносовым, была чревата больши- ми опасностями для дальнейшего развития русской археологии. К счастью, провести в жизнь эту программу тогда не удалось, да и позже такие попытки осуществлялись непоследовательно, лишь в отдельные периоды. Академический этап в эволюции на- шей археологии на грани XVIII и XIX веков закончился и сме- нился другим, который я бы назвал этапом дворянского диле- тантизма. 18 февраля 1762 года был обнародован указ о вольности дво- рянства, 21 апреля 1785 года — Жалованая грамота дворянству. Привилегированный и без того класс получил возможность уст- раивать свою жизнь по собственному разумению. Понималось это по-разному. Кое-кто завел крепостные гаремы, предавался всяческим бесчинствам. Но немало было и тех, про кого грибое- довский Чацкий говорил: «в науку он вперит ум, алчущий позна- ний». Просвещенные дворяне собирали замечательные библио- теки, домашние музеи редкостей и картин. Иные предпочитали науки естественные (Д. А. Голицын, П. Б. Козловский, П. Г. Де-
Русские археологи до и после революции 21 МИДОВ, В. Ф. Одоевский), но преобладал все же интерес к гумани- тарным знаниям, в частности — к древностям. Уже во времена Екатерины II можно указать на А. П. Мельгу- нова и И. И. Шувалова. Первый в 1763 году раскопал скифский курган Литую могилу в Поднепровье, а в дальнейшем способство- вал изданию журнала «Уединенный пошехонец», открывшего до- рогу провинциальной русской периодике. Второй покупал в Ита- лии для Эрмитажа и Академии художеств произведения антично- го искусства, осматривал развалины Геркуланума и Помпеи. Особенно характерен этот тип для александровской поры. К нему принадлежат П. И. Сумароков — автор «Путешествия по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году» (1800) и «Досугов крым- ского судьи» (1803—1805), содержащих описание многих памят- ников Причерноморья, отец декабристов И. М. Муравьев-Апо- стол с его «Путешествием по Тавриде в 1820 году» (1823), А. Н. Оленин, оставивший серию работ как об античных, так и о русских древностях. К этому списку можно добавить Н. Н. Му- равьева, произведшего первые раскопки среднеазиатских горо- дищ, А. Д. Черткова, приступившего к изучению подмосковных вятических курганов, основателей Керченского и Одесского му- зеев И. А. Стемпковского и И. П. Бларамберга, А. С. Норова, со- вершившего ряд путешествий по Востоку и рассказавшего о них в серьезных книгах и т. д. Сложение типа просвеченного любителя старины падает на тот же период расцвета дворянской культуры, когда родилась ве- ликая русская литература нового времени и создавались замеча- тельные произведения зодчества в стиле классицизма и ампира. Но и некоторые деятели нашей науки из дворян, жившие в кон- це XIX, даже в начале XX века, были скорее дилетантами, чем ученым и-исследователям и. Это касается всех трех председателей Археологической комиссии — С. Г. Строганова, А. А. Васильчи- кова, А. А. Бобринского — и обоих Уваровых — Алексея Сергее- вича и Прасковьи Сергеевны. Иногда интересующие нас люди входили в какие-то неофициальные объединения вроде кружков А. И. Мусина-Пушкина, Н. П. Румянцева, А. Н. Оленина. Установки этой плеяды были прежде всего эстетическими, а да- лее и этическими. Прикосновение к высокой культуре античности позволяет человеку выработать вкус к истинно прекрасному, стать лучше и мудрее. Именно так смотрели на дело Н. Ф. Кошанский в 1816 году и И. А. Стемпковский в 182320. В той же связи стоит и 20 Формозов А. А. Страницы истории русской археологии. М., 1986. С. 39—41.
22 пушкинский идеал: «по прихоти своей скитаться здесь и там, ди- вясь божественным природы красотам и пред созданьями ис- кусств и вдохновенья трепеща радостно в восторгах умиленья»21. Стали ли лучше люди, скитавшиеся по миру, чтобы любовать- ся памятниками культуры? Сомнительно. Президент Академии художеств Оленин исключил из числа ее воспитанников всех «лиц крепостного состояния», а член следственного комитета по делу декабристов сенатор Сумароков предлагал «всех четверто- вать»22. Но так или иначе установки этой плеяды были более чисты, чем у функционеров, уже надвигавшихся на нее в никола- евские времена. Я говорю «дворяне-дилетанты», не придавая в данном контек- сте слову «дилетантизм» осудительного оттенка. Представители дворянской интеллигенции получали прекрасное образование, свободно владели древними и новыми языками, часто ездили за границу, слушали лекции лучших немецких и французских про- фессоров, знакомились с европейскими памятниками культуры и созданными на Западе методами их осмысления. Все это позво- ляло им рассматривать заинтересовавшие их явления русской жизни на широком фоне, что сплошь и рядом было недоступно сменившему их поколению разночинцев. Я очень люблю этих библиофилов, коллекционеров, эрудитов — за широту кругозора и умение включать, казалось бы, никак не связанные между со- бой наблюдения в некую общую систему. Им посвящена моя книга «Пушкин и древности» (М., 2000). Герои ее занимались наукой серьезно, но как правило одно- временно с чем-то совсем другим. А. Н. Оленин в молодости был военным, участвовал в Польской и Шведской кампаниях, потом состоял членом Государственного совета и статс-секретарем, воз- главлял Петербургскую публичную библиотеку и Академию ху- дожеств, сам был художником, рисовал фронтиспис к первому изданию «Руслана и Людмилы»23. Эта разбросанность интересов, предохранявшая от свойствен- ной кастовым ученым узости, таила и опасности. Прозорливые мысли нередко сочетались у дилетантов с элементарнейшими ошибками. Поэт Виктор Тепляков раньше историков и пале- онтологов, уже в 1820-х годах, писал об охоте древнейшего чело- века на мамонта. Но эти строки затеряны в элегии «Гебеджин- 21 Пушкин. Из Пиндемонти. 1836. 22 Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. II. С. 405. 2S Евсеева М. К. Оленин Алексей Николаевич // Русские писатели. 1800—1917. М„ 1999. Т. 4. С. 119—123.
Русские археологи до и после революции 23 ские развалины», где говорится о первобытности вообще. «Разва- лины» же, воспринятые им как мегалитические сооружения, в действительности всего-навсего выветренные скалы24. Сочинения археологов — современников Пушкина сохрани- ли неувядаемую прелесть. Недаром Жан Гарден в своей «Тео- ретической археологии» после призывов к созданию строгого понятийного аппарата и системно-структурных исследований вдруг останавливается и вздыхает о временах «Путешествий» XVII—XVIII веков — книг, удивительных по проникновению в мир древности25 26. И все же эта славная плеяда была обречена, что предопреде- лили два обстоятельства. Во-первых, николаевская эпоха требо- вала не вольных духом дворян, породивших декабризм, а зако- нопослушных чиновников. Во-вторых, развитие науки подводи- ло к организации специальных исследовательских учреждений с профессионально подготовленными работниками. В начале XIX века возникли первые наши археологические музеи — Феодосийский (1811), Одесский (1825) и Керченский (1826). В них должен был быть, пусть небольшой, штат сотрудни- ков. В 1830 году раскопки кургана Куль-оба, давшего множество великолепных произведений античного прикладного искусства, поставили вопрос о постоянно действующих экспедициях, при- званных пополнять Золотую кладовую Эрмитажа. При Нико- лае I такие экспедиции курировал Л. А. Перовский — сначала министр внутренних дел, а затем министр уделов. Чиновники, взявшиеся за изучение древностей, были рангом ниже, чем дворяне-дилетанты, и посерее, и пораболепнее. При- мер тому — А. Б. Ашик. Человек темного происхождения, выхо- дец из Далмации, он подвизался в Херсоне, в канцелярии воен- ного губернатора, потом перебрался в Керчь, где ведал торгов- лей с горцами, а в 1833 году попросил назначить его директором музея. И он, и его соперник — чиновник из канцелярии керчен- ского градоначальника Д. В. Карейша — вели раскопки небреж- но, сообщали неверные сведения о них, продавали находки и т. д. В книге «Часы досуга с присовокуплением писем о керченских 24 Формозов А. А. Пушкин и древности. М., 2000. С. 27, 28, 132. 25 Гарден Ж. Теоретическая археология. М., 1983. С. 264, 265. 26 Мурзакевич Н. Н. А. Б. Ашик // Записки Одесского общества исто- рии и древностей. 1863. Т. V. С. 915, 916; Chi же. Записки // Русская ста- рина. 1888. № 9. С. 586, 587; Шкорпил В. В. Из архива Керченского музея И Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь. 1907. № 40. С. 63—73.
24 древностях» (Одесса, 1850) Ашик воспевал православную и само- державную Россию и с умилением живописал посещение Керчи Николаем I. Черты чиновника очень сильны и у И. Е. Забелина. Мой очерк о нем27 большинство восприняло как панегирик забытому учено- му, и только самые проницательные читатели почувствовали, что автору его герой не слишком симпатичен. Да, Забелин любил свое дело, за годы упорного труда приобрел огромный опыт, вклад, внесенный им в русскую культуру, значителен, но идеоло- гия николаевской эпохи оказала на него заметное влияние. Его обличения дворян вовсе не свидетельствуют о демократизме, а лишь повторяют типичную для николаевского времени демаго- гию о единении царя с народом и чуждости русским началам оп- позиционного дворянства. Раболепие сочеталось у Забелина с крайним национализмом. Это определяющая идея эпохи, пришедшей на смену периоду дворянского дилетантизма. Сразу же после поражения декабри- стов (3 июля 1826 года) Фаддей Булгарин доложил начальнику главного штаба генералу А. Н. Потапову свои мысли «о цензуре в России и о книгопечатании вообще». Он советовал правительст- ву ориентироваться не на высший класс, а на среднее и низшее сословия — купцов, духовенство, чиновничество, подчеркивая, что этими читателями очень просто манипулировать: «Магиче- ский жезл, которым можно управлять по произволу нижним со- стоянием, есть «Матушка Россия». Искусный писатель, представ- ляя сей священный предмет в тысяче разнообразных видов, как в калейдоскопе, легко покорит умы нижнего состояния, которое у нас рассуждает более, нежели мыслит»28. Эти положения, доведенные до сведения И. И. Дибича и Ни- колая, были подхвачены и развиты. Если дворяне-дилетанты ин- тересовались преимущественно античной культурой, то теперь самым важным почиталось изучение русских древностей. Сын образованного классика, писавшего об элевсинских мистериях, А. С. Уваров начинал с исследования античных городов Север- ного Причерноморья. Потом его родственник (через Разумов- ских) Л. А. Перовский порекомендовал ему заняться русскими древностями, и он обратился к раскопкам курганов Владимир- ской губернии. Тогда же А. В. Терещенко был направлен копать 27 Формозов А. А. Иван Егорович Забелин: Очерк жизни и творчест- ва// Забелин И. Е. Домашний быт русских цариц в XVI—XVII столети- ях. М.,2001. 28 Видок Фиглярин. М., 1998. С. 47.
Русские археологи до и после революции 25 золотоордынский Сарай. Даже в творчестве престарелого Оле- нина в 1830-х годах произошло перемещение акцентов с антич- ных на отечественные сюжеты. Появилась литература ультранационалистического толка. Егор Классен (садовник по специальности) доказывал, что прародите- ли греков и римлян были русские, что этруски и персы — славя- не, Эней — славянин, а «Илиада» написана Бояном и т. Д.29 Все- рьез это, вероятно, мало кто принял, но даже четверть века спус- тя почетный академик и почетный доктор русской истории четы- рех университетов И. Е. Забелин в своей «Истории русской жиз- ни» (1876—1879) недалеко ушел от Классена. В том же духе опе- рировали с источниками Н. В. Савельев-Ростиславич, Ю. И. Вене- лин, Ф. Л. Морошкин. Все они говорили, что проводят в жизнь заветы великого Ломоносова и, пожалуй, имели на это некоторое право. Идея обслуживания политических лозунгов наукой в ни- колаевскую эпоху вновь вошла в силу. Дворяне-дилетанты создали первые научные общества — Одесское истории и древностей (1839) и Археолого-нумизматиче- ское (Русское) в Петербурге (1846). В годы «мрачного семилетия» мирное собрание столичных антиквариев, изредка обсуждавшее сообщения об античных монетах и надписях, подверглось реши- тельному преобразованию. В 1851 году там было организовано отделение славяно-русской археологии, и вставший во главе его директор канцелярии обер-прокурора Святейшего синода А. И. Войцехович потребовал, чтобы отныне общество занима- лось изучением своих, а не чужеземных древностей30. То же случилось в 1850 году в Русском географическом общест- ве, где сместили с поста президента известного ученого Ф. П. Лит- ке и посадили на его место генерала М. Н. Муравьева, того, «кото- рый вешает»31. Действительно, среди основателей первых русских археоло- гических обществ было много людей иностранного происхож- дения. В Петербурге это Б. В. Кене, Я. Я. Рейхель, Ф. А. Жиль, Д. И. Демези, X. Д. Френ, П. Ю. Сабатье и т. д., в Одессе — два- дцать человек из тридцати шести32. Объясняется это, скорее все- 29 Классен Е. И. Новые материалы для истории славян вообще и славяно- россов дорюрикова времени в особенности. М., 1854. Вып. 1.С. III. 25 и т. д. 30 Веселовский Н. И. История Императорского археологического об- щества за первые 50 лет его существования. СПб., 1900. С. 268, 269. 31 Мемуары П. П. Семенова-Тян-Шанского. Пг., 1917. Т. 1. С. 190, 191. 32 Веселовский Н. И. История... Список членов Одесского общества ис- тории и древностей // Записки Одесского общества истории и древно- стей. 1844. Т. 1.С. 517—518.
26 го, тем, что интерес к древностям питали ренессансные тради- ции, сильные в Западной Европе и нехарактерные в таких фор- мах для русских. Иного типа интерес к старине был свойствен у нас купеческим кругам, составившим позднее костяк Московско- го археологического общества (основано в 1864 году), достаточно резко отличавшегося от аристократически-европейского Петер- бургского. Период господства чиновников в археологии в XIX веке, к счастью, был недолог. Николай I умер. Началась эпоха ре- форм. На историческую арену вышло поколение разночинцев. Но традиции ультранационализма живы и сегодня. Носителями их в конце XIX — начале XX века были И. Е. Забелин, Д. И. Ило- вайский, С. А. Гедеонов, а в середине и конце XX — Н. С. Дер- жавин, В. В. Мавродин, Б. А. Рыбаков. 3. Разночинцы — просветители и археологи-профессионалы В 1859 году в Петербурге была создана Императорская архео- логическая комиссия, в 1872 — в Москве основан Российский ис- торический музей. Сперва это совсем небольшие учреждения. Комиссия помещалась в одной из комнат Строгановского дворца на углу Мойки и Невского проспекта и состояла из одного стар- шего и двух младших членов. В музее вплоть до революции был один хранитель археологического отдела. Но лиха беда начало. Постепенно штаты и музея, и комиссии, переехавшей в здание Эрмитажа, расширялись, а кроме того, к ним тяготели возникшие ранее археологические общества: к Ко- миссии — Русское, а к Музею — Московское. Открытые листы на право раскопок выдавали с 1889 года только в Петербурге. Зато А. С. Уваров в Москве в 1869 году положил начало археологиче- ским съездам, собиравшим любителей древностей со всех концов страны. Так оба центра в той или иной мере взяли под свой кон- троль археологические изыскания в пределах всей империи. Ме- жду двумя центрами завязалась борьба. О ней можно судить хотя бы по спору Комиссии (А. А. Бобринский) и МАО (П. С. Уварова) о том, кто же из них должен вести изучение Херсонеса Тавриче- ского33. В архиве Уваровой есть целая папка — «Пререкания с Археологической комиссией». ” Гриневич К. Э. Сто лет херсонесских раскопок. Севастополь, 1927. С. 33—38.
Русские археологи до и после революции 27 Начался новый этап в развитии нашей науки. Дилетантов сменили профессионалы — служители музея, чиновники Архео- логической комиссии, не случайно основанной всего за два года до указа об освобождении крестьян, знаменовавшего закат рус- ской дворянской культуры. Хотя во главе и того и другого учреждения стояли аристо- краты (С. Г. Строганов, А. А. Бобринский, А. С. Уваров), а среди сотрудников были титулованные лица вроде барона В. Г. Тизен- гаузена, все же основными действующими фигурами стали вы- ходцы из низов — разночинцы, воспитанные на идеях шестиде- сятых годов. В отличие от дворян-дилетантов, склонных «по прихоти сво- ей скитаться здесь и там», это прежде всего великие труженики, подвижники. В целом они обладали неизмеримо худшей подго- товкой, чем дворяне. Дети сельских священников и мелких чи- новников обычно и языки знали плохо и за рубежом не учились. Широты кругозора им не хватало, но уровень профессионализма был выше. На жалкие гроши они проводили экспедиции в глу- хие углы России, дни и ночи работали в своих лабораториях, со- вершая открытия, не утратившие значения и сегодня. Это не ро- мантики, как дворяне, стремившиеся к чистому, незаинтересо- ванному знанию, а позитивисты, просветители. Жизнь их шла под лозунгом: «сейте разумное, доброе, вечное! Сейте! Спасибо вам скажет сердечное русский народ». Характерна биография И. С. Полякова — биолога, исследо- вавшего палеолит в Костенках, неолит Обонежья и Сахалина, Фатьяновский могильник и другие важные памятники. Сын за- байкальского казака и бурятки выбился к высотам науки в ре- зультате поистине героических усилий. Правда, сыграла роль и поддержка, оказанная ему П. А. Кропоткиным. Заметив способ- ности юноши, князь, служивший в ту пору в Сибири, начал зани- маться с ним, помог ему получить гимназический диплом, от- правлял его с самостоятельными заданиями во время собствен- ных экспедиций. Поляков экстерном закончил Петербургский университет, защитил магистерскую диссертацию, на средства Русского географического общества и Академии наук всесторон- не исследовал ряд областей в пределах России и вне ее, вплоть до Японии34. Неприхотливый в быту, он готов был месяцами бродить по тайге, питаясь одной рыбой, лишь бы не докучали исправники. 34 Формозов А. А. Начало изучения каменного века в России. Первые книги. М„ 1983. С. 47—57.
28 Революционером он не стал, но не порвал с жившим в эмигра- ции государственным преступником Кропоткиным, а в своих книгах целые страницы посвящал бесправному положению кре- стьян35. Поляков и его соратники разработали программу изуче- ния каменного века России. Их вдохновляло при этом не столько открывшееся тогда перед учеными новое поле для исследова- ний, сколько связь этой проблематики с противопоставленной церковным догмам идеей прогресса, эволюции. Поляков — типичный шестидесятник, но возьмем человека следующего поколения — Александра Андреевича Спицына. Мо- им учителям он запомнился благостным старичком, с умилением толковавшим о «стрелочках» и «черепочках». А в молодости он был иным. Недавно опубликованная автобиография показала нам истоки, очень близкие к поляковским. Отец — крестьянин, составивший небольшой капитал «на откупах». Мать из послед- них средств дала сыну гимназическое образование. Годы учения в Вятке и в Петербурге проведены на грани нищеты: пять-семь копеек в день на еду, костюм и пальто служат десятилетиями; бе- готня по урокам, уже в гимназии какие-то неприятности из-за чтения недозволенных сочинений. Потом кружок самообразова- ния, куда вместе со Спицыным входили Аполлинарий Васнецов и даже Степан Халтурин. В университете — организация библиоте- ки для студентов и общества вспомоществования им. Культ естест- вознания, пренебрежение к художественной литературе, музыке и театру (то есть «болтовне» в писаревском понимании). Ведущая идея — «жить не для себя, а для блага народа, для дела»36. Такие москвичи, как хранители археологического отдела Ис- торического музея В. И. Сизов и В. А. Городцов, в сущности, той же породы. Сизов из дворян, с университетским дипломом, но это бедняк, добывавший средства к существованию учительст- вом, изготовлением учебных пособий, репортажами о художест- венных выставках в газетах. С преподаванием он расстался, ко- гда ретрограды уволили из Николаевского института его друга шестидесятника В. Я. Стоюнина37. Городцов — сын священника из приокского села Дубровичи. Все образование — пехотное училище. Остальное приобретено самообразованием и в ходе неутомимой экспедиционной дея- тельности — раскопок курганов и могильников. 55 Поляков И. С. Исследования по каменному веку Олонецкой губер- нии, в долине Оки и на верховьях Волги. СПб., 1881. С. 27. 56 Петряев Е.Д. Вятские книголюбы. Киров, 1986. С. 104—107. 57 Анучин Д. Н. О людях русской науки и культуры. М., 1952. С. 260—272.
Русские археологи до и после революции 29 Этим трем людям — Спицыну, Сизову, Городцову — наша наука обязана многим. В результате их колоссальной работы бы- ли приведены в систему древности России, как из новых нахо- док, поступавших в Археологическую комиссию и Исторический музей, так и ранее выявленные, характеризующие прежде всего первобытную эпоху и Средневековье. (Первые шаги в классифи- кации материала делали до них А. С. Уваров и Д. Я. Самоква- сов). Изучение античности шло своим путем, Востока — тоже. Но московское археологическое общество успешно занималось Кав- казом, а Русское — Средней Азией. Глубоких идей в публикациях названных мною археологов вы не найдете. Главным для них был факт. Они верили, что доб- росовестно собранные после кропотливой работы факты сами все скажут, сами дадут некий синтез, а тот в свою очередь будет спо- собствовать просвещению народа, что уже неминуемо выведет его к светлому будущему. Таких разночинцев, просветителей, позитивистов было немало. Это они создали сеть музеев в губернских, уездных и заштатных го- родах страны38. В Европейской России они самоотверженно труди- лись в ученых архивных комиссиях, в Азиатской — в местных отде- лах Русского географического общества. С плеядой дворян-диле- тантов отношения у этих людей были неважные. Спицына в Ар- хеологической комиссии Бобринский держал в черном теле. Это учреждение вообще сторонилось первобытной тематики (разви- вавшейся в основном в среде естествоиспытателей), предпочитая традиционные занятия античностью и скифами. Есть и прямые свидетельства вражды ученых, сформировавшихся в николаев- скую эпоху, с поколением демократов-шестидесятников39. Плодами трудов археологов-разночинцев мы пользуемся до сих пор, но на рубеже двух столетий наметился кризис просвети- тельства и позитивизма. Аналогичные явления наблюдались во всех областях культуры. Кризис передвижничества и возникно- вение «Мира искусства». Художественный театр, порвавший с рутинными приемами Малого и Александрийского, а вскоре уже сам потесненный Камерным, исканиями Мейерхольда и т. д. Мемуары Андрея Белого40 и многочисленные материалы, ос- вещающие юность Александра Блока, наглядно показывают, как 58 Рабинович Д. А. Музеи местного края во второй половине XIX — начале XX в. // Очерки истории музейного дела в России. М., 1960. Вып. II. С. 217—233; Формозов А. А. Страницы истории русской археоло- гии. М., 1986. С. 156—161. SB Худяков И. А. Записки каракозовца. М.; Л., 1930. С. 76, 77. 40 Белый А. Между двух революций. М.;Л., 1931.
30 эти профессорские дети и внуки (сыновья московского профессо- ра-математика Н. В. Бугаева и варшавского профессора-юриста А. Л. Блока, внук и тезка С. М. Соловьева) отшатнулись от своих отцов и дедов. Отдыхая летом в имении А. Н. Бекетова Шахмато- ве, они с пренебрежением смотрели на прославленного ботаника и его друзей как на выживших из ума «позитивистов». Откуда это пошло? Никакого «спасиба сердечного» русский народ «сеятелям знания» не сказал. В 1905 году уже горели дво- рянские усадьбы с их библиотеками и картинными галереями. Встала проблема взаимного непонимания народа и интеллиген- ции. Что такое «разумное, доброе, вечное», тоже оказалось от- нюдь не ясным. Поэты-пророки предчувствовали великие по- трясения. Блок говорил о своей ненависти к идее прогресса, о «крушении гуманизма». Чересчур заземленному позитивизму противопоставлялся полет интуиции. Вместо сбора фактов — озарения. Вместо служения народу — игра в бисер, интеллекту- альные авантюры. (Здесь любопытна фигура Н. К. Рериха, зани- мавшегося и раскопками). Перемены, очень заметные в мире живописи, поэзии, театра, затронули науку в меньшей степени, хотя показательно харак- терное для конца XIX — начала XX века увлечение спиритиз- мом, оккультизмом, мудростью Востока. И все же отмеченные явления имели касательство и к археологам. На рубеже двух сто- летий стало ясно, что уровень их работ не так уж высок. В дея- тельности Городцова и Спицына ощутима доморощенная заква- ска. Городцов ни одного языка не узнал. Спицын после гимна- зии слегка владел немецким, но сам признавался, что языки да- вались ему с трудом. В их публикациях почти нет иностранных сносок. Возникло явное отставание нашей археологии от зару- бежной. Преодолеть этот разрыв попыталась новая плеяда рус- ских ученых. Лидировали антиковеды, те, кто теснее всего был связан с евро- пейской наукой. Б. В. Фармаковский, начав в 1902 году раскопки Ольвии, способствовал созданию современной методики иссле- дования античного города. М. И. Ростовцев, уже с 1901 года став- ший профессором Петербургского университета, вышел в первые ряды мировой науки благодаря своим изысканиям в области эко- номики древнего Рима (колонат, откупа, хлебоснабжение), класси- ческого искусства («Античная декоративная живопись на Юге Рос- сии») и исследованиям варварской периферии древнегреческих колоний Причерноморья — скифов, сармат, меотов. В первобытной археологии в том же направлении действова- ли Ф. К. Волков и А. А. Миллер. Первый, живя в эмиграции в
Русские археологи до и после революции 31 Париже, учился у Габриеля Мортилье и регулярно информиро- вал зарубежных читателей об археологических открытиях в Рос- сии (в Ильской, на Афонтовой горе, на Кирилловской улице в Киеве). Организованные Волковым по возвращении на родину раскопки палеолитической стоянки в Мезине на Десне в 1908— 1916 годах и семинары в Петербургском университете сыграли решающую роль в становлении П. П. Ефименко, С. И. Руденко, Г. А. Бонч-Осмоловского, Б. Э. Петри. Ранние, еще дореволюци- онные статьи Ефименко о каменном веке неизмеримо выше по уровню публикаций Спицына и Городцова на те же темы. Здесь уже изделия из кремния описаны по современном методике, с применением современной терминологии. Миллер тоже ориентировался на французскую науку, общаясь и с Волковым, и с младшим Мортилье — Адрианом. Исследуя с 1902 года курганы в родной для себя Донской области, Миллер дал замечательные образцы полевой работы, оттенявшей отста- лость приемов Н. И. Веселовского, А. А. Бобринского и прочих раскопщиков XIX века. Так на смену разночинцам-просветителям пришли профессио- нальные, кастовые ученые, в чем-то, в частности, известным отры- вом от русской почвы, напоминавшие академиков XVIII столетия. Накануне революции облик русской археологии был пестрым. Рядом подвизались и дворяне-дилетанты (Бобринский, Уварова), и позитивисты-разночинцы (Спицын, Городцов), и ученые про- фессионалы, вроде Фармаковского и Ростовцева. В целом и теоре- тические и организационные основы нашей науки к началу XX века были заложены уже прочно. Существовала система откры- тых листов и отчетов о раскопках, передачи коллекций в госу- дарственные собрания. Сложилась сеть музеев, столичных и про- винциальных. Выходили многолетние серии научных работ. Ос- новные из них — «Известия Археологической комиссии» (с 1901 года), «Записки Русского археологического общества», труды съездов (с 1871 года), «Материалы по археологии России» (с 1888 года) — широко используются и сейчас. Были изданы руково- дства по разведкам и раскопкам, составленные А. А. Спицыным и В. А. Городцовым41. Хуже обстояло дело с преподаванием археологии. В универ- ситетах первый опыт был предпринят только в 1909 году в Пе- тербурге Спицыным, приглашенным по инициативе С. Ф. Пла- 41 Спицын А. А. Археологические разведки. СПб., 1908; Он же. Архео- логические раскопки. СПб., 1910; Городцов В. А. Руководство для архео- логических раскопок. М., 1914.
32 тонова. В археологических институтах, созданных по инициати- ве археографа Н. В. Калачова, готовили в действительности в ос- новном архивистов. Все же какие-то курсы читали и там. Это: «Бытовая археология» В. А. Городцова в Московском институте (М., 1910), «Первобытные древности» Н. И. Веселовского — в Петербургском (литографированные издания с 1897 по 1905 год). Московский институт окончили П. С. Рыков, В. В. Гольм- стен, Д. Н. Эдинг, Ф. В. Баллод, Петербургский — Н. Е. Мака- ренко, Н. И. Репников. Важнее другое — включение материалов о древнейшем пе- риоде в общие курсы русской истории. Прославленные профес- сора Московского университета С. М. Соловьев и В. О. Ключев- ский этого еще избегали. В 1874 году молодой Ключевский отправился в Киев на III археологический съезд. Для делегатов была устроена экскур- сия на раскопки курганов в селе Гатном. Василий Осипович по- смотрел на раскрытые могилы, послушал, что говорят о них ки- евляне, москвичи и петербуржцы, и записал в свой дневник: «фантазии археологов»42. Но время шло. Раскопки разворачива- лись. Число находок ежегодно росло, а интерпретация их выгля- дела гораздо надежнее, чем раньше. И через четверть века после приведенной записи Ключевский счел нужным подчеркнуть в одном обзоре: «захватив уже значительные районы изыскания, достигнув замечательных успехов в технике приемов, эта труд- ная отрасль русского исторического изучения все более выясняет те таинственные связи и влияния, под действия которых стано- вились предки русского народа, когда усаживались в пределах Восточно-Европейской равнины»43. Ученики Ключевского П. Н. Милюков, Ю. В. Готье, С. К. Бо- гоявленский сами взялись за раскопки курганов44, а его преем- ник по кафедре русской истории в Московском университете М. К. Любавский начинал свой курс уже не со сложения Киев- ской Руси, а с палеолита, последовательно характеризуя основ- ные этапы древнейшего прошлого нашей страны45. Так же 42 Ключевский В. О. Письма, дневники, афоризмы и мысли об исто- рии. М., 1968. С. 257. Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 185. Милюков П. Н. Отчет о раскопках рязанских курганов летом 1896 г. //Труды X археологического съезда. М., 1899. Т. 1. С. 14—37; Богоявлен- ский С. К., Готъе Ю. В. Отчет о раскопках Елизаровского могильника Во- локоламского уезда Московской губернии в 1900 г. // Древности. М., 1901. Т. XIX. Вып. 2. С. 57—70. 45 Любавский М. К. Древняя русская история до конца XVI века. М.,
Русские археологи до и после революции 33 строили свои лекции М. С. Грушевский во Львове, Д. И. Багалей в Харькове, М. В. Довнар-Запольский в Киеве46. Фундамент для успешного развития археологии в России был уже налицо. Но ожидали ее не медленное поступательное движе- ние, а катаклизмы и перемены революционной эпохи. 4. Уезжать или оставаться? (1917—1921) И вот произошла Февральская революция, а за ней вскоре по- следовал и октябрьский переворот. На страну надвигались раз- руха и гражданская война. Людям предстояло решать вопрос, как выжить, а не как жить, науке — сохранится ли она вообще, а не как ей надо дальше развиваться. Не приходится говорить о том, что все археологи радостно встретили Октябрь, но неверно было бы утверждать, что все они проявили себя ярыми врагами победителей. Спектр мнений был достаточно широк. Известный исследователь енисейских курга- нов и наскальных изображений А. В. Адрианов резко выступал против новой власти и был расстрелян в 1920 году в Томске в возрасте шестидесяти шести лет47. Напротив, Г. А. Бонч-Осмо- ловский, по свидетельству его первой жены О. Г. Морозовой, во врангелевском Крыму страстно ждал прихода большевиков48. Родители Глеба Анатольевича были народовольцами, а потом эсерами, и сам он в известной мере участвовал в их нелегальной деятельности49. В 1900—1908 гг. в социал-демократической пар- тии состоял П. П. Ефименко (партийная кличка «Капитан»). Ско- рее всего, с эсерами был связан Б. А. Куфтин, исключенный в 1911 г. за революционную пропаганду из Московского универси- тета и вынужденный закончить образование за рубежом. Моло- дежь жаждала обновления России. Были потенциальные союзники у коммунистов и среди более старших, а именно тех, кто призывал к борьбе с рутиной, к нис- провержению традиций. Таковы В. Э. Мейерхольд в театре, фу- туристы — в поэзии и живописи. Таков и Н. Я. Марр, волею су- деб оказавшийся в 1918 году во главе русской археологии. 46 Багалей Д. И. Русская история. Харьков, 1909. Ч. 1; Грушевский М. С. Киевская Русь. СПб., 1911. Ч. 1. С. 14—47, Довнар-Заполъский М. В. Исто- рия русского народного хозяйства. Киев, 1911. Ч. 1. v Крюков В. М. Мир рушится (из дневника А. В. Адрианова. 1919 год)// Сибирская старина. 1994. № 6. С. 30. 48 Морозова О. Г. Одна жизнь. Л., 1976. С. 137. лова 49 Клейн Б. С. Дело Бонч-Осмоловских И Неман. 1970. № 11. С. 48—оУ. 3 - 6382
34 В целом отношение к переменам было все же, если не цели- ком отрицательным, то во всяком случае — крайне насторожен- ным. В первую очередь отталкивало от большевиков поругание ими национальных традиций и святынь. Брестский мир, отдав- ший Германии коренные русские земли и такой центр нашей культуры, как Псков. Закрытие монастырей и разграбление на- копленных ими за века культурных сокровищ. Пылающие по всей России дворянские усадьбы с их картинными галереями и библиотеками. Добавьте к этому красный террор, аресты и рас- стрелы интеллигенции, экспроприацию квартир, библиотек, коллекций художественных произведений. Оставалось или бежать куда глаза глядят или затаиться, чтобы переждать страшное время в надежде на лучшее. Покинули стра- ну председатель Московского археологического общества графиня П. С. Уварова и председатель Императорской археологической комиссии граф А. А. Бобринский, всей жизнью, всеми корнями связанные со старой Россией. Но уехали и люди неродовитые, из чисто академической среды, Н. П. Кондаков и М. И. Ростовцев. Они думали, что в новых условиях не будет возможности спокойно заниматься любимым делом. Опасения их были ненапрасными. Ученик Кондакова — знаток христианского искусства Д. В. Ай- налов за двадцать послереволюционных лет не смог опублико- вать в СССР почти ничего по своей прямой специальности. Уез- жали и молодые археологи. Для большинства отъезд был концом их научной деятельно- сти. Ничего в области науки не создал в эмиграции Бобринский. Уварова написала лишь воспоминания. Семидесятишестилетний Кондаков был встречен в Софии и в Праге с большим почетом. Вокруг него собрался кружок археоло- гов и искусствоведов, издавший в 1927—1940 годах одиннадцать выпусков «Seminarium Kondakowianum». Сам академик напечатал четыре тома «Русской иконы» (Прага, 1928—1933). В основном это перепевы давнишних работ. Лишь могучий талант сорокасемилет- него Ростовцева не только не угас, а развернулся во всю мощь за ру- бежом, но оторванный от коллекций и русских изданий он вынуж- ден был оставить свои старые темы. Молодежи приходилось пере- квалифицироваться. Уже ничем не проявил себя вне России удачно начинавший там В. В. Саханев. Разве что в Маньчжурии В. Я. Тол- мачев, В. В. Поносов и А. С. Лукашкин вели разведки вокруг Харбина и публиковали статьи об обнаруженных памятниках. Оставшиеся были обречены на голод, холод, утеснения и пол- ную неопределенность. Иные не уехали только потому, что про- сто не представилось возможности. Мысль об эмиграции все вре-
Русские археологи до и после революции 35 мя мелькает на страницах дневника Ю. В. Готье50, но он так и не стронулся с места. Кое-кто надеялся, что большевики скоро па- дут, и жизнь вернется в старое русло. Другие смотрели на вещи трезвее, но считали своим долгом быть «с моим народом, там где народ, к несчастью, был» (А. А. Ахматова). Слабые не выдержива- ли. Исследователь неолита Приладожья профессор университета А. А. Иностранцев покончил с собой в голодном и насквозь про- мерзшем Петрограде в 1918 году51. Те же, кто думал не только о выживании, видели свою задачу в том, чтобы в этих чрезвычайно тяжких обстоятельствах сбе- речь традиции и сокровища русской культуры, оградить их от уничтожения, сохранить музеи, библиотеки, университеты, спо- собствовать просвещению народа, по-прежнему сеять разумное, доброе, вечное. На этой платформе удалось достичь какой-то до- говоренности с правящими кругами. Пока что они вроде бы хо- тели открыть путь к знаниям и культуре народу и, если не сразу, то достаточно рано пошли на привлечение к работе старой ин- теллигенции — преподавателей, служащих музеев и библиотек. Появился термин «буржуазные специалисты» или «спецы», но появились и приставленные к ним для руководства и контроля проверенные товарищи комиссары — институт, изобретенный, кажется, Троцким, «красные директора». Спецам выдавали пай- ки, и среди интеллигенции дебатировался вопрос, не продаются ли за них согласившиеся сотрудничать с большевиками. При такой расстановке сил наблюдалось немало нового в жиз- ни науки и всей страны. Послереволюционные годы отмечены быстрым ростом сети музеев и краеведческих обществ. По дан- ным 1927 года, за десять лет число таких обществ возросло с 61 до 1112, а музеев — с 94 до 57652. Люди, вошедшие в эти объеди- нения, спасли множество культурных ценностей, оказавшихся под угрозой гибели в годы Гражданской войны. Если комиссары, занимавшиеся национализацией картинных галерей и библиотек, бессистемно сваливали их в какие-то склады, из-за чего в наших музеях столько «потретов неизвестного кисти неизвестного худож- ника», то здесь вещи, перевезенные в музеи из имений и монасты- рей, получали необходимую документацию. Краеведы усиленно 50 Готъе Ю. В. Мои заметки // Вопросы истории. 1991. № 6—12. 1992. № 1—5, 11—12. 1993. № 1—5. 51 Сорокин П. А. Нравственность и умственное состояние современной России // Литература русского Зарубежья. Т. 1. Кн. 1. С. 414. 52 Святский Д. О. К созыву III всесоюзной конференции по краеведе- нию // Известия Центрального бюро краеведения. 1927. № 8. С. 266.
36 занимались и археологией. Их публикации мы нередко использу- ем и сейчас. Назову хотя бы статьи В. И. Смирнова из Костромы или книжечки о древностях Изюмщины Н. В. Сибилева. Деятельность местных любителей старины направлялись ЦБК — Центральным бюро краеведения, возглавлявшемся Д. Н. Анучи- ным и непременным секретарем Академии наук С. Ф. Ольденбур- гом. Активным сотрудником ЦБК был А. А. Спицын. В двадцатые годы открыты и новые университеты. Они ста- ли центрами подготовки археологов. В Саратове преподавали Ф. В. Баллод (до высылки за рубеж) и П. С. Рыков (его учени- ки — И. В. Синицын, П. Д. Степанов, Т. М. Минаева, Н. К. Ар- зютов), в Самаре — В. В. Гольмстен (ее ученики — К. В. Сальников, А. И. Тереножкин, А. А. Марущенко), в Иркутске — Б. Э. Петри (его ученики — Г. Ф. Дебец, Г. П. Сосновский, М. М. Герасимов, П. П. Хороших, в какой-то мере А. П. Окладников), в Перми — А В. Шмидт, в Харькове — А. С. Федоровский, в Казани — В. Ф. Смо- лин, в Смоленске — Е. Н. Клетнова и А. Н. Лявданский, в Одес- се — М. Ф. Болтенко. Самые сильные школы сложились, конечно, в столичных уни- верситетах, куда после закрытия в 1922 году Московского и Пет- роградского археологических институтов была перенесена под- готовка специалистов в данной области. В Москве на факультете общественных наук преподавали, удачно дополняя друг друга, В. А. Городцов, учивший студентов технике раскопок, музейному делу, работе с коллекциями, и Ю. В. Готье, давший первые опыты исторических построение на археологическом материа- ле. Читали лекции также Н. И. Новосадский, А. А. Захаров, С. К. Богоявленский. Среди выпускников первой половины 1920-х годов Б. Н. и О. А. Граковы, В. П. Левашова, М. Е. Фосс, А. В. Арциховский, С. В. Киселев, А. П. Смирнов, А. Я. Брюсов, П. А. Дмитриев. Параллельно археология развивалась на естественном отделе- нии физико-математического факультета МГУ, где после револю- ции открыли кафедру антропологии. Профессорами тут были Д. Н. Анучин, Б. С. Жуков, Б. А. Куфтин, а среди слушателей — С. П. Толстов, М. В. Воеводский, О. Н. Бадер, Е. И. Горюнова. Эта школа предпочитала говорить о единой науке — палеоэтно- логии, объединяющей археологические материалы с антрополо- гическими и этнографическими, разрабатывая всю их совокуп- ность естественнонаучными методами. В Петрограде подготовке молодежи посвятили себя Л Л Спи- цын, Л А. Миллер, Б. В. Фармаковский, П. П. Ефименко. Первый играл ту же роль, что и Городцов в Москве. Второй был выдаю-
Русские археологи до и после революции 37 щимся методологом, мастером полевых исследований, человеком с широкими знаниями в области истории культуры. Петроградский университет окончили М. И. Артамонов, А А. Иессен, Т. С. Пассек, Б. Б. Пиотровский, Н. Н. Воронин. Палеоэтнологическое направ- ление в ПГУ было представлено на географическом факультете С. И. Руденко и С. А. Теплоуховым. Городцовская школа была тесно связана с Историческим му- зеем, жуковская — с Музеем антропологии МГУ и Музеем цен- трально-промышленной области, ею и созданным. В Петрограде А. А. Миллер, С. И. Руденко, С. А. Теплоухов, Г. А. Бонч-Осмо- ловский работали в Этнографическом отделе Русского музея. Итак, преемственность в развитии науки не была прервана. 29 января 1918 года Ю. В. Готье отметил в своем дневнике: «удивляюсь на наших студентов, которые, хотя и в малом чис- ле, но упорно являются слушать курс доисторической архео- логии»53. В 1919 году в промерзшем и голодном Петрограде сотрудники Эрмитажа готовили выставку последних археологи- ческих находок54. Но и в университетах, и в музеях, и в краеведческих общест- вах археологические исследования составляли только часть ком- плекса многих других. Центрами же этих исследований были до революции Императорская археологическая комиссия и архео- логические общества в Петербурге и Москве. Деятельность обо- их добровольных объединений после октябрьского переворота сошла на нет. Вместо эмигрировавшей П. С. Уваровой председа- телем МАО был избран Д. Н. Анучин. Но ему было под восемь- десят, и в новых трудных условиях он не смог сплотить вокруг себя разбредавшихся членов общества. Со смертью ученого в 1923 году оно прекратило свое существование. Разумеется, не было и речи ни о созыве очередного съезда, ни о продолжении издания «Древностей», «Материалов по археологии Кавказа» и т. д. Жизнь в Русском археологическом обществе заглохла чуть позже, в 1924 году, но издать и оно не смогло ничего. Оставалсь Археологическая комиссия. После эмиграции ее председателя А. А. Бобринского на его место был избран извест- ный своими раскопками древнеармянского города Ани языковед Н. Я. Марр. Только один член ИАК — А. А. Спицын возражал против этой кандидатуры (за что его потом держали в тени). Все же другие проголосовали «за». Вероятно, играло свою роль то, что Марр сразу после Октября пошел на сотрудничество с боль- 5S Готъе Ю. В. Мои заметки // Вопросы истории. 1992. № 1. С. 124. 54 Пиотровский Б. Б. История Эрмитажа. М., 2000. С. 305.
38 шевиками и, следовательно, мог отстоять Комиссию от любых неприятностей. Именовать ее стали не «императорской», а «госу- дарственной», ив 1918 году она даже смогла выпустить три кни- ги своих «Известий» (вып. 65 и 66 и прибавление к вып. 65). Положение у комиссии все же было шатким. Ведь ранее она входила в Министерство императорского двора, а теперь ни дво- ра, ни такого министерства уже не было. Поэтому в 1918—1919 годах были предприняты усилия для реорганизации учрежде- ния. Больше всего для этого сделал Б. В. Фармаковский, пред- ложивший создать на базе ИАК Академию археологии и искус- ствознания. С этим проектом обратились в Москву. Ведавший отделом науки народного комиссариата просвещения М. Н. По- кровский сказал, что открыть академию можно, но не под таким несозвучным эпохе названием. Предложил свое — Академия ма- териальной культуры. При утверждении декрета В. И. Ленин добавил еще одно слово — «истории». Так в 1919 году родилась Российская академия истории материальной культуры (РАИМК), с 1926 года ставшая «Государственной» (ГАИМК)55 *. Существует версия, что создание Академии материальной культуры большевики разрешили в пику учрежденной в Москве Н. А. Бердяевым и другими философами идеалистами Вольной академии духовной культуры. Если это верно, археологи могли рассчитывать на благожелательное отношение новой власти в са- мые трудные годы. Названию сперва не придавали значения, но позже оно было провозглашено принципиально важным. Археология-де — бур- жуазная наука, а история материальной культуры — марксист- ско-ленинская. Между тем этот термин явно сужает рамки науч- ной дисциплины. Почему только материальная культура? А ду- ховная? Ведь археологи изучают наскальные рисунки и камен- ные изваяния, жертвенные места и храмы, а в первую очередь древние могилы, дающие представление о погребальном обряде разных эпох. Все это следы духовной жизни наших предков, и все это тоже объекты археологического анализа. Так или иначе навязанное свыше название едва ли не единст- венное проявление нажима верхов на новое учреждение. Года до 1929 оно жило относительно спокойно. Руки у властей не до- Платонова Н. И. РАИМК — этапы становления. 1918—1919 // СА. 1989. № 4. С. 5—16; Грабарь И. Э. Письма 1917—1940 гг. М„ 1977. С. 29. Платонова Н. И. Николай Яковлевич Марр — археолог и организа- тор археологической науки // Археологические вести. СПб., 1998. Вып. 5. С. 220—222.
Русские археологи до и после революции 39 ходили до такого мелкого подразделения и до таких неактуаль- ных тем. Может быть, сказывалось и то, что во главе ГАИМК сто- ял сочувствующий коммунистам Н. Я. Марр. Но он заглядывал в Академию редко, имел много других ответственных должностей (директор Публичной библиотеки, председатель Комитета по делам малых народов ВЦИК, вице-президент Академии наук), часто ездил в командировки за рубеж и по стране (Чувашия, Аб- хазия). Фактически жизнь ГАИМК определяли в 1920-х годах то- варищи председателя востоковед В. В. Бартольд и антиковед С. А. Жебелев и ученый секретарь Б. В. Фармаковский. В состав Академии вошли и московские ученые Д. Н. Анучин, В. А. Городцов, Ю. В. Готье, И. Э. Грабарь, позже Б. С. Жуков, Б. А. Куфтин, Д. Н. Эдинг. Было создано Московское отделение ГАИМК, но до 1930-х годов оно в сущности лишь числилось на бумаге. Москве нужен был свой археологический центр. Возник он лишь в 1923 году. В те же годы появляются соответствующие центры на пери- ферии — Всеукраинская археологическая комиссия (позже коми- тет) в Киеве и Туркестанский комитет по делам охраны памятни- ков искусства и старины в Ташкенте в 1921 году, Азербайджан- ский археологический комитет в 1923. Итак, археологию в России после революции удалось сохранить. Это много значило. Напомню, что такие вспомогательные истори- ческие дисциплины, как геральдика, генеалогия, прекратили свое существование. Считалось, что заниматься подобными предметами значит лишь тешить дворянскую спесь. Возрождаются эти дисцип- лины только сейчас. Удалось уберечь музейные фонды, в значитель- ной мере кадры ученых, понемногу готовить им смену. О широко- масштабных раскопках нечего было и думать, но небольшие кое- где продолжались то силами краеведов, то силами студентов . В 1919—1922 годах Ф. В. Баллод исследовал Золотоордынский Увек. Он писал: «Холера, тиф, сыпной и брюшной, голод... — вот те условия, при которых приходилось работать»57 58. (В романе Бориса Пильняка «Голый год» рассказано об этом. Баллод назван Бауде- ком.) Огромного успеха достиг в 1920—1923 годах С. А Теплоухов, изучавший Минусинскую котловину и на основе раскопок разно- типных погребальных памятников создавший периодизацию ени- сейских древностей, не утратившую ценности и сегодня. 57 Городцов В. А. Археологические разведки и раскопки в советской России с 1919 по 1923 год //Древний мир. 1924. Вып. 1. С. 1—20. 58 Баллод Ф. В. Приволжские Помпеи. М.; Л., 1923. С. 11.
40 Из этих позитивных моментов не следует, что в начале 1920-х годов в нашей археологии все обстояло не так уж плохо. Закры- тие Русского и Московского археологических обществ и ученых архивных комиссий безусловно настораживало. Политика боль- шевиков свидетельствовала о полном разрыве с национальными традициями, о пренебрежении к культурному наследию. Буду- щее тревожило, оставалось крайне туманным. 5. В годы НЭПа (1921—1928) Введение новой экономической политики в 1921 году способ- ствовало некоторой нормализации жизни в советской России. Для археологов это проявилось в том, что они получили возмож- ность вести раскопки, публиковать свои труды, создавать новые научные центры. Уже в 1923 году в Москве вышел 1 том книги В. А. Городцова «Археология. Каменный период», а в Петрограде увидело свет двухтомное руководство С. А. Жебелева «Введение в археоло- гию». В 1925 году в Москве напечатали «Очерки по истории ма- териальной культуры Восточной Европы до основания первого Русского государства» Ю. В. Готье. Все это в основе лекционные курсы, читавшиеся авторами в университетах. Большим событи- ем стала публикация в том же году монографии эмигранта М. И. Ростовцева «Скифия и Боспор». Добились этого В. В. Ла- тышев, Б. В. Фармаковский и С. А. Жебелев. Очень оживилась издательская деятельность в провинции. Так, Общество исследователей Рязанского края за 1922—1930 годы вы- пустило 41 том своих «Трудов». Кроме того выходила другая се- рия «Вестник рязанских краеведов». Сборники статей публико- вали и отделения Общества в Спасске и Сапожке. Среди возникших в эти годы новых исследовательских цен- тров самым важным стало в 1923 году археологическое отделе- ние РАНИОН — Российской ассоциации научных институтов общественных наук. В нее вошли главным образом преподавате- ли Московского университета и их ученики. В 1921—1927 годах РАНИОН возглавлял М. Н. Покровский. Потом он передал ру- ководство другому большевику — В. М. Фриче. Основной тон за- давали все же ученые, воспитанные в добротном позитивистском духе. Они заботились не о классовой борьбе на идеологическом фронте, а о развитии традиций русской исторической науки. Секцией археологии РАНИОН заведовал В. А. Городцов. 1920-е годы зенит в его деятельности. Отсутствие высшего об-
Русские археологи до и после революции 41 разования мешало ему занять видные места в учреждениях доре- волюционной России. Теперь же он оказался центральной фигу- рой и в университете, и в Историческом музее, и в РАНИОН. В секции работали А. А. Захаров, А. С. Башкиров, Н. И. Ново- садский, из молодежи — А. В. Арциховский, Б. Н. Граков, С. В. Киселев, А. Я. Брюсов, А. П. Смирнов. Для аспирантов был устроен семинар по марксизму. Его вел литературный критик В. М. Фриче, с начала века связанный с социал- демократией. Доклады участников семинара, в которых они пытались приме- нить идеи марксизма к интерпретации археологического мате- риала, были опубликованы в 1927—1928 годах59. Таким образом, первые опыты внедрения марксизма в археологию были сдела- ны не в ГАИМК, а в Москве, в РАНИОН. Порождены ли эти статьи и доклады просто приспособленчест- вом к установкам, спускавшимся тогда свыше? Думается, нет. Мо- лодежь действительно искала новые подходы к коллекциям и на- блюдениям, полученным в процессе раскопок, и искренне верила, что для ученых идеи Маркса откроют такие широкие перспекти- вы, о каких раньше нельзя было и мечтать. Теория, обращающая основное внимание на материальную сторону жизни людей, есте- ственно, легче усваивалась археологами, чем, скажем, филологами или искусствоведами. В построениях юных авторов много наивно- го. Все крайне прямолинейно. Усовершенствование римского плу- га, по А. В. Арциховокому, непосредственно вызывает колонат. И тем не менее всюду звучат новые ноты, что-то и нащупано, уга- дано, особенно в статье С. В. Киселева «Поселение». Археологи РАНИОН, объединяя свои скудные средства со средствами Исторического музея и разных местных учреждений, начали вести раскопки. В. А. Городцов исследовал Галичскую стоянку, курганы бронзового века в Самарской губернии, дья- ковские городища в Подмосковье, Старую Рязань, А. В. Арцихов- ский — Бородинское городище и вятические курганы, А. Я. Брю- сов — Федоровскую стоянку под Чухломой. С. В. Киселев в 1928 году приступил к раскопкам могильников в Минусинской котло- вине. Б. Н. Граков ездил в экспедиции в Нижнее Поволжье и Южное Приуралье. 59 Арциховский А. В. Социологическое значение эволюции земледель- ческих орудий//Труды секции социологии РАНИОН. 1927. Вып. I. С. 123—135; Брюсов А. Я. Восстановление общественно-исторических формаций в культурах неолитического типа // Труды секции теории и методики (социологической) РАНИОН. 1928. Вып. II. С. 9—34; Смир- нов А. П. Социально-экономический строй восточных финнов в IX—XIII веках н. э. // Там же. С. 69—82; Киселев С. В. Поселение // Там же. С. 36—68.
42 Секция археологии РАНИОН выпускала свои труды (пять вы- пусков, 1926—1930) и диссертационные работы аспирантов (Б. Н. Граков. Древнегреческие керамические клейма с именами астиномов. 1929. А. В. Арциховский. Курганы вятичей. 1930). Большой подъем заметен в середине и второй половине 1920-х годов и в ГАИМК. За 1921—1927 годы вышло пять томов «Трудов», том «Записок» и два тома «Сообщений ГАИМК». Возродилась экспедиционная деятельность. П. П. Ефименко с 1923 года развернул раскопки в Костенках, а в 1926—1929 годах в Чувашии. А. А. Миллер продолжил свои дореволюционные ис- следования на Нижнем Дону, а в 1924—1933 годах изучал Даге- стан, Кабардино-Балкарию, Азербайджан. В 1924 году возобно- вились раскопки Б. В. Фармаковского в Ольвии. Наряду со стар- шими коллегами успешно вели полевую работу и их ученики, например С. Н. Замятнин на палеолитических стоянках Дона и Прикубанья. К полевым исследованиям обратились и другие учреждения. Русский музей финансировал Крымскую экспедицию Г. А. Бонч- Осмоловского и Алтайскую С. И. Руденко, начатую в 1923 году и уже к 1929 увенчавшуюся открытиями погребений скифского времени в Пазырыке, где в вечной мерзлоте сохранились дере- вянные и кожаные изделия, ткани и ковры. Русский музей изда- вал «Материалы по этнографии». В вышедших в 1926—1929 го- дах четырех выпусках мы найдем ценные статьи С. А. Теплоухо- ва, С. И. Руденко, П. П. Ефименко. Экспедиции Музея антропологии Московского университета исследовали неолитические поселения в Подмосковье (Льялово) и на верхней Волге (Языково) и городища в Приветлужье. На Ук- раине широкие раскопки охватили памятники каменного века (М. Я. Рудинский, И. Ф. Левицкий), трипольской культуры (Н. Ф. Бе- ляшевский, Н. Е. Макаренко, В. Е. Козловская, П. П. Куринный, С. С. Магура)60, времен Киевской Руси. В Белоруссии возник ар- хеологический центр при местной Академии наук, возглавленный переехавшим из Смоленска в Минск Л Н. Лявданским. Он и его сотрудники сочетали разведочные маршруты по верхнему Днеп- ру, Сожу, Припяти с раскопками поселений от палеолитических стойбищ (Бердыж, К. М. Поликарпович) до древнерусских горо- дов (Полоцк, Туров). В Сибири археологи школы Б. Э. Петри со- средоточили свои усилия прежде всего на памятниках первобыт- ной эпохи. Среди них такие важные, как палеолитические стоян- ки Мальта под Иркутском (М. М. Герасимов) и Афонтова гора под Красноярском (Г. П. Сосновский, Н. К. Ауэрбах). 60 Трипкльска культура на Украш!'. Ки!в, 1926.
Русские археологи до и после революции 43 Рассматривая полевые открытия 1920-х годов в целом, мы мо- жем отметить два момента. Во-первых, подлинный расцвет в эти годы пережили изыскания в области палеолита. Г. А. Бонч-Осмо- ловский выявил в Крыму мустьерские культурные слои и погре- бение неандертальца в гроте Киик-коба, С. Н. Замятнин — пер- вое палеолитическое жилище в Гагарине на Дону, давшее к тому же серию превосходных женских статуэток из мамонтовой кости. П. П. Ефименко организовал изучение разновозрастных стоянок в Костенках под Воронежем. Мешавшие сложению первобытной археологии в дореволюционной России библейские догмы были отвергнуты, что и позволило совершить качественный скачок в познании начальных этапов истории. Второй момент — внимание к национальным окраинам. На- ряду с названными работами А. А. Миллера на Кавказе надо вспомнить об экспедициях И. И. Мещанинова в Азербайджан (1926—1928) и Армению. Еще в 1920 году В. В. Бартольд пред- принял поездку в Среднюю Азию. С 1926 года А. Ю. Якубовский начал там планомерные разведки и раскопки. Занялись этим районом и москвичи Б. П. Денике, Б. Н. Засыпкин (1924—1928). Все это связано и с национальной политикой советского прави- тельства, и с тем, что во вновь образованных республиках были средства на научные исследования, и с особым интересом к Кав- казу или Чувашии председатели ГАИМК Н. Я. Марра. Нужно сказать еще об Институте археологической техноло- гии, входившем в состав ГАИМК. У истоков его стоял А. Е. Ферс- ман, наибольшую же роль в становлении института играл М. В. Фар- маковский. Тут разрабатывали методы консервации и изучения металлических изделий, тканей, стекла, штукатурки из археоло- гических раскопок. Институт выпустил в 1924—1928 годах два тома своих «Известий». В этот период возродились и контакты отечественной археоло- гии с зарубежной. А. А. Миллер, Г. А. Бонч-Осмоловский, Б. С. Жу- ков, Г. И. Боровка побывали в заграничных командировках. Первые номера журнала «Eurasia septentrionalis antiqua» издавав- шегося А. М. Тальгреном в Хельсинки, заполнены статьями со- ветских авторов. Как видим, в двадцатые годы продолжалось развитие тради- ций дореволюционной археологии и в то же время наметилось немало нового, отражавшего и поступательный ход самой науки, и тенденции, господствовавшие в стране в целом. Из этого не следует, что положение ученых стало безоблачным. В первые послереволюционные годы стоял вопрос «Удержат ли большевики государственную власть?» (название статьи Лени-
44 на), и им было не до науки. Когда власть укрепилась, она решила взять под полный контроль и высшую школу, и музеи, и исследо- вательские учреждения. Первый удар приняли ВУЗы. С начала 1920-х годов проводи- лись «чистки» университетов от «социально-чуждых лиц», как среди профессуры, так и среди студенчества. Увольняли и архео- логов, в МГУ — А. А. Захарова, в Иркутске Б. Э. Петри. Парал- лельно внедрялись надежные «красные профессора». После от- мены ученых степеней и званий в 1918 году профессором мог быть назначен даже человек без высшего образования. Старая профессура пыталась противодействовать этим акци- ям, но силы были слишком неравны. Власть заявляла: не будете слушаться — всех уволим и университет закроем. Ради спасения университетской науки приходилось идти на уступки61. Подписанный Лениным декрет 1921 года ликвидировал исто- рико-филологические факультеты. На заменивших их факульте- тах общественных наук (ФОН) основное внимание уделялось экономике. Историю или не преподавали вообще или препо- давали полулегально, благодаря настойчивости оставшихся профессоров. В 1926 году последовали новые преобразования. Вместо Фонов появилось этнологическое отделение в МГУ и фа- культет языка и материальной культуры в ЛГУ. И там, и тут ар- хеологи еще удерживали свои позиции. Из учебных планов пе- риферийных вузов эта наука была вычеркнута. В 1931 году за- крыли и названные выше подразделения в МГУ и ЛГУ. Изгнание детей дворян, чиновников, священников и навод- нение ВУЗов людьми, призванными от сохи и от станка, приве- ло к резкому снижению культурного уровня студенчества. На примере археологов это было очень заметно при сравнении старших и младших учеников Городцова. А. В. Арциховский, А. Я. Брюсов, Б. Н. Граков, А. П. Смирнов окончили классиче- ские гимназии и учились у дореволюционной профессуры. Де- ти крестьян Н. Н. Гурина и Д. А. Крайнов и дети торговцев Е. И. Крупнов и Б. А. Рыбаков — выпускники советской единой трудовой школы и питомцы «красных профессоров». По приня- той в 1920-х годах системе преподаватели не читали лекций, а только давали консультации, студенты же отчитывались в своих занятиях не индивидуально, на экзаменах, а «побригадно». О снижении уровня преподавания красноречиво свидетельст- вует сохранившееся в архивах ГПУ письмо Н. Е. Макаренко к 61 Ильин И. А. Русская академическая традиция И Советская литера- тура. 1991. № 1.
Русские археологи до и после революции 45 Б. Э. Петри. Лишенный права преподавания в Киеве Макаренко вел ряд курсов в Одессе, но уже не в университете (он закрыт), а в Институте народного образования и не по археологии («пред- мет контрреволюционный»), а по истории культуры. При этом элементарный очерк первобытной культуры В. К. Никольского признан слишком сложным, «Доисторический человек» Г. Обер- майера — тем паче. Приемлемым руководством считалась бро- шюра Д. Н. Кудрявского «Как жили люди в старину» (очерк пер- вобытной культуры, 1902, перепечатывалось 10 раз до 1925 года), первоначально предназначенная для сельских школ62. Украинская наука первой испытала грубый нажим новой власти. В 1925 году были арестованы директора крупнейших музеев Н. Е. Макаренко (Киев), Д. И. Эварницкий (Екатерино- слав), М. Я. Рудинский (Полтава), В. А. Шугаевский (Чернигов). Их вскоре выпустили, но в поле зрения «органов» они оставались навсегда. Макаренко позднее был расстрелян, Рудинский десять лет провел за колючей проволокой. Восьмидесятилетнему Эвар- ницкому дали умереть в своей постели, но отстранили его ото всех должностей. Это не случайно. В 1927 году, В. И. Вернадский писал эмиг- ранту И. И. Петрункевичу: «Украина сейчас окрепла националь- но, и коммунисты должны считаться с национальным движением больше, чем в России... В связи с Днепровскими порогами (т. е. с началом строительства Днепрогэса в 1926 году. — А. Ф.) стоял вопрос о выходе Украины из Союза»63. Но дело было не только в украинском национализме. В те же го- ды арестовали директоров музеев Краснодара, Херсонеса, Твери, Липецка. Вслед за ВУЗами началось наступление властей на музеи. В этих условиях интеллигенции предстояло определить свою позицию по отношению к большевистской власти. В 1917—1920 годах решалось, как выжить, уезжать или оставаться. Теперь встал другой вопрос — сотрудничать с новыми хозяевами страны или нет и, если сотрудничать, то в какой мере. Открытое проти- востояние грозило гибелью. Отказ от сотрудничества означал по- терю достойной работы и возможности хоть как-то влиять на по- ложение дел в науке и культуре. Археологам нужны были средст- ва на раскопки. Хотелось получать командировки за границу, публиковать книги и статьи. Неудивительно, что большинство выбирало сотрудничество. 62 Репресевано краезнавство (20—30 i роки). Ки>в, 1991. С. 405. “ «Я верю в силу свободной мысли...» Письма В. И. Вернадского И. И. Петрункевичу// Новый мир. 1989. № 12. С. 218.
46 Примером могут служить и доклады молодых московских ар- хеологов из семинара Фриче, и программа перестройки скифско- го отдела Эрмитажа, предложенная его хранителем Г. И. Воров- кой незадолго до ареста в 1930 году64. Искреннее желание найти общий язык с теми, от кого зависе- ли судьбы культуры и ее служителей, натолкнулось на позицию людей, признававших лишь один язык силы. Показательна исто- рия журнала «Новая Россия», два номера которого вышли в мар- те и июне 1922 года. В нем выступили не только М. Горький, В. Тан-Богораз, М. Пришвин, Андрей Белый, В. Лидин, М. Ша- гинян, но и М. Кузмин и будущие эмигранты А. Аверченко и В. Ходасевич. Они говорили, что начался новый период русской истории. Власть большевиков утвердилась. Она некомпетентна, делает много глупостей. Задача интеллигенции, сотрудничая с властью, руководить ею, критиковать и поправлять ее. Это вы- звало дикое раздражение верхов. Появились возмущенные реп- лики в «Правде» и «Известиях». Журнал тотчас был закрыт. Со всей определенностью разъяснялось, что большевикам нужны не оппоненты и советники, а дипломированные лакеи65. Высылка цвета гуманитарной интеллигенции за рубеж по ини- циативе Ленина в 1922 году свидетельствовала о том, что больше- вики хотят избавиться от ученых старой школы, заменив их моло- дежью, воспитанной в коммунистическом духе. На «философском пароходе» были и историки А. А. Кизеветтер, В. Л Мякотин, Л. П. Карсавин. Теперь роковой вопрос формулировался по иному, чем преж- де. Не: сотрудничать или нет, а согласиться на роль дипломиро- ванного лакея или быть отброшенным на обочину. Кое-кто из старой профессуры не постеснялся выбрать первый путь. Приме- ром могут быть Б. Л. Богаевский и К. Э. Гриневич66. Некоторые ушли в тень. Большая же часть археологов, избегая открытого 64 Боровка Г. И. Способ производства в древней Скифии И Антология советской археологии. М., 1995. Т. II. С. 25—29. ь5 Петелин В. В. Правду и только правду И Советская литература. 1991. № 1. С. 179—188. 66 Б. Л. Богаевский — автор статей «Ленин о первобытном коммуниз- ме», «Воинствующая история во Франции», «Археология на службе япон- ского империализма», «Эгейская культура и фашистские фальсификаторы», книги, вышедшей с предисловием Н. И. Бухарина. См.: Советская археоло- гическая литература 1918—1940 гг. М.; Л., 1965 (по указателю); Грине- вич К. Э. За новый музей. Херсонесский музей — первый опыт применения марксистских идей в музейном строительстве. Севастополь, 1928.
Русские археологи до и после революции 47 прислуживания, в крайнем случае декларируя свою лояльность новому строю, старалась сосредоточиться на работе в выбранной области, раскопках, систематизации коллекций, подготовке чис- то научных публикаций. Так начал складываться характерный для советской науки на протяжении всего ее существования тип конформиста. Эмигран- ты оценивали его однозначно. Покинувший СССР поэт В. Хода- севич писал в 1926 году, что жить в этой стране «не ставши под- лецом», невозможно67. М. И. Ростовцев, приехав в 1921 году в США, счел своим долгом заклеймить тех, «которые готовы рабо- тать рука об руку с кем угодно пока им гарантируют материаль- ные блага и власть. ...Они подчинились рабству»68. Но дело обстояло не так просто, и об этом еще придется говорить. Многое зависело от молодого поколения. Такие москвичи, как А. В. Арциховский, С. В. Киселев, А. Я. Брюсов, А. П. Смир- нов, вроде бы показали свою приверженность к марксизму. Ар- циховский был участником не только семинара В. М. Фриче, но и Общества историков-марксистов, возглавляемого М. Н. По- кровским. В Ленинграде тоже подрастали новые люди. Таков М. И. Артамонов — выходец из крестьян, секретарь дивизионно- го комитета солдатских депутатов в годы Гражданской войны, после демобилизации направленный советской властью в Евро- пейский банк69. В архиве Артамонова есть запись про то, как он слушал речь Ленина. С. Н. Замятнин в период Гражданской вой- ны был уполномоченным по спасению культурных ценностей в Воронежской губернии. Приглядывавшая за археологами власть не скрывала, что ждет той минуты, когда молодежь оттеснит своих учителей. К этому призывал в предисловии к аспирантскому сборнику ГА- ИМК сам Н. Я. Марр70. Но пока все обстояло спокойно. Ученики Городцова с уважением относились к старику. Артамонов и За- мятнин почитали А. А. Миллера. В РАНИОН верили, что маркс- изм вполне совместим с разработками Городцова, и В. М. Фриче называл его стихийным марксистом71. В ГАИМК Артамонов с 67 Золотоносов М. Н. Взамен кадильного куренья И Дружба народов. 1990. № 9. С. 259. 68 Ростовцев М. И. Избранные публицистические статьи. М., 2002. С. 104. 69 Столяр А. Д. Триада жизнедеятельности М. И. Артамонова // Про- блемы археологии. СПб. Вып. 4. С. 8, 9. 70 Марр Н. Я. Напутствие И Сборник бюро по делам аспирантов ГА- ИМК. Л., 1929. С. 10. 71 Фриче В. М. В. А. Городцов // Труды секции археологии РАНИОН. 1929. Вып. IV. С. 5—7.
48 группой своих сверстников Н. Н. Ворониным, П. Н. Шульцем подал проект реорганизации Академии, довольно умеренный, но он не был принят, с чем новаторы легко смирились72. В такой ситуации властям приходилось думать о внедрении в мир археологов революционного элемента со стороны. Первый симптом этого можно отметить в 1928 году. Параллельно с Акаде- мией наук СССР существовала Коммунистическая академия. Со- бравшиеся там люди, заверявшие, что они встали на позиции мар- ксизма, и должны были пересмотреть установки старой науки. И вот, в 1928 году ученик Марра И. И. Мещанинов опублико- вал в «Вестнике Коммунистической академии» статью «О доисто- рическом переселении народов»73. Она направлена против ми- грационной теории в археологии. Мещанинов резонно говорил, что изменение облика материальной культуры в какой-то мо- мент в некоем районе отнюдь не всегда указывает на приход но- вого населения. Это явление может быть связано с трансформа- цией хозяйственной базы общества или объясняться только тем, что памятники, отражающие эволюционное развитие от одного этапа к другому, просто не обнаружены. Но автор шел дальше. Он не ограничился предупреждением о неумеренном увлечении миграционизмом в археологии, а провозглашал, что переселе- ния народов вообще наблюдались крайне редко, ведущая же ли- ния — автохтонное развитие общества с закономерными перехо- дами от стадии к стадии. Так следовало из сложившейся к 1924 году яфетической теории Н. Я. Марра, «Нового учения о языке», которое и создатель, и его покровители жаждали превратить из непроверенной гипотезы в непререкаемую догму. Этим статья Мещанинова была уже опасна. Она подталкивала археологов к отказу от изучения конкретных древних культур и их взаимо- действия ради конструирования оторванных от материала уни- версальных схем. Выход этой статьи не вызвал немедленных перемен в работе археологов, но достаточно скоро предложенные «Вестником Коммунистической академии» установки были навязаны как обя- зательные для всех, а возражения против них приравнивались к вылазкам классового врага. ” Архив ИИМК. Ф. 2. № 78. Л. 1—3. Мещанинов И. И. О доисторическом переселении народов И Вест- ник Коммунистической Академии. 1928. Т. 29 (3). С. 190—238.
Русские археологи до и после революции 49 6. Разгром (1929—1933) 1929 год Сталин назвал «годом великого перелома», пояснив, что именно тогда «в колхозы пошел середняк». Но суть была не в этом. Перемены, поистине катастрофические, чувствовались во всем. Солженицын уточнил, что речь идет о «переломе русского хребта». Миллионы мужиков, притом наиболее работящих и хозяйст- венных, были высланы умирать в зону вечной мерзлоты и в тай- гу. Миллионы других — поплоше — насильственно загоняли в колхозы. Усилились репрессии. 1928 год — Шахтинское дело, 1929—1931 — Академическое дело, 1930 — процесс Промпар- тии. После ВУЗов большевики взялись за науку. По Академиче- скому делу арестованы были четыре академика: С. Ф. Платонов, М. К. Любавский, Н. П. Лихачев и Е. В. Тарле, а кроме них око- ло 150 известных историков, филологов, архивистов. В их числе Ю. В. Готье, С. К. Богоявленский, С. И. Руденко, Г. И. Боровка74. Новый размах получило в эти годы и разрушение памятни- ков культуры75. Начатые кампании задевали буквально всех. Наивно было бы представлять себе маленький археологический мирок как некое эльдорадо, где на фоне всеобщих катаклизмов жилось хорошо и интересно. Так хотелось изобразить ситуацию В. М. Массону, В. Ф. Генингу и А. Д. Пряхину. Но происходило диаметрально противоположное. Выше говорилось о расцвете краеведческого движения в СССР в 1920-е годы. Начну и данный раздел с рассказа о судьбах этого движения. После 1929 года краеведение подвергалось яро- стным нападкам в печати. Итогом этой кампании стало закрытие всех обществ изучения местного края в 1933 году и аресты боль- шинства их членов. Власти не устраивали самовольно возникшие организации, где по собственному почину собирались обсуждать какие-то непонятные вопросы недобитые интеллигенты. Их об- винили в полном отрыве от жизни, от социалистических преоб- разований, в злостной ориентации на прошлое и идеализации его. С 1931 по 1932 год число краеведов сократилось с 115000 до 50—60 тысяч, а ячеек с 2700 до 1,5—2 тысяч76. 74 См. очерк: Русские археологи и репрессии в СССР. 75 См. очерк: Проблема памятников культуры в СССР и русские ар- хеологи. 76 Клабуновский И. Г. Через советское краеведение к исследованию ес- тественных богатств страны // Советское краеведение. 1932. № 5. С. 6. 4 - 6382
50 Главным застрельщиком выступило новое (с 1930 года) Обще- ство краеведов-марксистов (ОКРАМ), выпускавшее журнал «Со- ветское краеведение» и занимавшееся не исследовательской ра- ботой, а развалом уже сложившихся структур77. Среди писавших в этом журнале и в этом духе был, увы, и С. П. Толстов — один из учредителей ОКРАМ78. Приведу для примера две цитаты. 1930 год: «Работа этих вредителей была направлена в основном к тому, чтобы сузить краеведов до круга знатоков и любителей российских древностей и «вечных святынь», чтобы отвлечь идущие в краеведение массы от проблем настоящего и будущего, чтобы повернуть краеведение только к прошлому, превратив краеведные органы в некие сплошные «общества охраны старины» (охраны от революции)»79. 1931 год, статья с характерным заголовком «На краеведном фронте Белоруссии и Украины», подписанная выразительной фамилией Хлыпало: «Классовый враг глубоко проник в работу краеведных организаций... Подбор людей производился из вра- ждебных нам элементов, из среды интеллигенции, студенчества. Главная же ставка делалась на кулачество. Этими силами велась работа специально по подготовке интервенции. Ими изучались... районы, непосредственно граничащие с Польшей... Погибшую панско-рабскую культуру... контрреволюционные белорусские национал-демократы пытались возрождать и ею одурманивать головы трудящихся масс Белоруссии. Поэтому национал-демо- краты... ориентировались главным образом на церкви, синагоги, старинные замки... При организации музеев собирались и нагро- мождались иконы и всяческая другая ненужная и социально- вредная рухлядь»80. Что за этим последовало, понятно. В 1930 году в Белоруссии было 333 краеведческие организации, а через какой-нибудь год осталось всего несколько музеев, где боялись и думать о памятниках прошлого, твердо усвоив, что это «социаль- но-вредная рухлядь». То же происходило и в РСФСР. Сократилась сеть музеев. Начались массовые репрессии среди музейных работников. Губили не только людей, но и результаты их труда. Было приказано уничтожать краеведческие издания81. 7в (Уинер). Экология в Советской России. М., 1991. С. 182—193. Толстов С. П. Введение в советское краеведение. М.; Л., 1932. С. 32, 37, 42—44. Карпыч В. Ф. Под знаменем большевистской партийности И Совет- скоекраеведенис. 1930. № 7—8. с. 10. Хлыпало Ю. На краеведном фронте Белоруссии и Украины И Совет- ское краеведение. 1931. № 2. С. 19—21, 23. Шмидт С. О., Филимонов С. Б., Козлов В. Ф. Великий перелом И Зна- ние — сила. 1988. № 11. С. 68—75.
Русские археологи до и после революции 51 С тех пор музеи так и не оправились. Число их оставалось примерно тем же, что и в 1933 году, то чуть побольше, то чуть поменьше. А ведь все время открывались и новые — Ленина, Сталина, Свердлова, Молотова, Павлика Морозова... Значит, па- раллельно закрывали другие, районные. И вот результаты на 1989 год: «по обеспеченности музеями СССР стоит на 29 месте в мире». Число их «в расчете на 1 млн. жителей у нас меньше, чем в ФРГ в 2,4 раза; в США — в 3,7; в Болгарии — 3,8; в ГДР — 6,7; в Канаде — 7; в Венгрии — 7; в Дании — в 10. Только 43 про- цента городоз СССР имеют музеи... Только один процент совет- ских музеев имеет современное специальное оборудование»82. Рассматриваемый период характеризовался и систематиче- ским разрушением памятников культуры. Погибли Симонов монастырь, Китайгородская стена и Сухарева башня в Москве, Михайловский златоверхий монастырь в Киеве, сотни других выдающихся творений русского зодчества. Пострадали и столичные музеи. В Москве закрыли Музей центрально-промышленной области. В Ленинграде в 1930—1934 годах страшному разгрому подвергся Русский музей. Арестовали всех археологов С. А. Теплоухова, М. П. Грязнова, Г. А. Бонч-Ос- моловского, А. А. Миллера. В те же годы из Исторического музея уволили В. А. Городцова как белогвардейца (хотя он служил в армии и вышел в отставку в невысоком чине подполковника еще в 1906 году) и буржуазного формалиста. Как ни печально, его ученики Л В. Арциховский, А. Я. Брюсов, С. В. Киселев, А. П. Смирнов в критическую минуту не поддержали учителя, более того — публично отреклись от него. Второй момент, о котором шла речь в разделе о 1920-х годах, — университетское преподавание археологии. В 1930 году были за- крыты университеты в Иркутске, Одессе, Владивостоке, а в 1931 — факультеты общественных наук в других городах. Подготовка историков и археологов прекратилась. Трагична судьба тех про- фессоров периферийных университетов, о ком мы говорили вы- ше. Последние десять лет своей жизни Б. Э. Петри мыкался без достойной работы и с 1928 года не смог ничего опубликовать. М. Ф. Болтенко провел в концлагерях пять лет. А. С. Федоров- ский переквалифицировался в геолога, В. Ф. Смолин служил в Пятигорском музее и пытался изучать колхозы. Коснулась та же моровая полоса и столичных университетов. Были арестованы оба профессора-археолога кафедры антрополо- 82 Кириенко И., Фролов А. Как бережем наследство // Советская культу- ра. 12 декабря 1989 г. С. 6.
52 гии МГУ. Б. С. Жуков погиб. Б.АКуфтина выслали в Вологду. Производилась чистка ВУЗов от идейно-чуждых преподавателей, ученых старой школы. Лишили общения с молодежью В. А. Город- цова. Классика русской археологии А. А Спицына признали в ЛГУ не соответствующим занимаемой должности, перевели из профессо- ров в доценты, а потом совсем уволили83 * *. Вскоре он умер. Не были оставлены в покое и научно-исследовательские ин- ституты. Первой жертвой пал РАНИОН. Санкционировавший некогда его создание М. Н. Покровский выступил в «Правде» с обличениями этого учреждения как скопища старой реакцион- ной профессуры. Покровский утверждал, что за двенадцать лет институты красной профессуры выковали новые пролетарские кадры, и нанятых на время спецов теперь пора разогнать . Многих арестовали. Среди них были Ю. В. Готье, А. А. Захаров (погиб), А. С. Башкиров, И. Н. Бороздин. 1 октября 1929 года РАНИОН был закрыт. Из попавших в печать материалов этой кампании показате- лен разбор книги Ю. В. Готье «Железный век в Восточной Евро- пе» в журнале «Историк-марксист». Заглавие статьи: «Как разра- батывают буржуазные историки идеологию диверсии». Обзор ар- хеологических источников о прошлом Европейской России ока- зывается «образчик того, как создается буржуазной профессурой идеология интервенции против СССР. Вместе с тем концепция проф. Готье представляет собой «опыт» примирения «сменове- ховского евразийства» с авгуровской позицией (имелась в виду брошюра некоего Авгура «СССР — угроза цивилизации», 1927). «Вокруг великодержавнического стержня напутано такое, чего никак нельзя иначе расценивать, как поблажкой местным нацио- налистам... (например... идеализация Волжской Болгарии... в угоду и на предмет драк чувашских и татарских национали- стов)... Сменовеховская буржуазная интеллигенция идет по ве- хам «Промпартии» до Парижа... Готье отразил... сдвиги... к пря- мой контрреволюции под руководством Парижа» . Трудно поверить, что упоминания о передвижениях древних племен, об освоении ими тех или иных территорий, всерьез вос- принимались кем-то как призыв к интервенции против СССР. Но для изничтожения классовых врагов годились любые обвинения. aw Т™™ И Ор^иизация и развитие археологического отделения Л1 У (1917—1936)// Вестник ЛГУ. Серия 2. 1988. Вып. 3. (№ 16). С. 13. Покровский М.Н. О научно-исследовательской работе историков И Правда. 17 марта 1928 г. Курчианак И. Как разрабатывают буржуазные историки идеологию диверсии//Историк-марксист. 1931. Т. 21. С. 115—118.
Русские археологи до и после революции 53 Теоретик из ГАИМКа В. И. Равдоникас заявлял, что ученик Ключевского взялся за археологию неспроста. В истории уже господствует марксизм, а в гнилом болоте археологии буржуаз- ным ученым пока можно отсидеться86. В действительности, Готье вел раскопки, когда Равдоникас ходил в школу, и уже в 1916 го- ду написал программную статью об использовании археологиче- ских материалов для восстановления ранних этапов русской ис- тории87. Готье выслали в Самару, и за несколько лет он выступил в печати только раз — с переводом «Путешествия на луну» Сира- но де Бержерака. Городцов, потеряв службу и в МГУ, и в РАНИОН, и в Исто- рическом музее, остался без куска хлеба. Пристроил его только Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР в Ле- нинграде, но от поношений в печати это не спасало. Если среди историков РАНИОН репрессировали и старых, и молодых (И. И. Полосин, Л. В. Черепнин, Н. М. Дружинин), то археологическая молодежь не пострадала. Ее в 1931 году переве- ли в Академию искусствознания (ГАНС), а 9 марта 1932 — объе- динили в Московское отделение ГАИМК (МОГАИМК). Очевид- но, эти люди считались оправдавшими доверие. Но возглавил отделение не археолог, а «красный директор» А. Г. Иоаннисян, в 1922—1927 годах секретарь ЦК компартии Армении. Жестокий удар был нанесен по научным центрам Украины и Бе- лоруссии. Здесь в ход помимо прочих шли обвинения в буржуаз- ном национализме. На Украине репрессировали М. Я. Рудинского, И. Ф. Левицкого, Н. Е. Макаренко, П. И. Смоличева, в Белорус- сии — Н. Н. Щекочихина и других. В обвинительных заключениях фигурировали и диверсии. Украинские археологи, изучавшие па- мятники, обреченные на затопление при строительстве Днепрогэса в 1927—1932 годах, якобы намеревались взорвать электростанцию. Об этом написан дважды издававшийся роман М. М. Подзелинско- го «Потомки сечевиков» (Л., 1932, 1934). Массовая литературная продукция об археологах-вредителях этим не исчерпывается. Той же теме посвящен и кинофильм М. Э. Чиаурели «Хабарда» («Берегись!»)88. Легко представить себе, в каких чудовищных усло- виях приходилось в те годы работать в поле нашим археологам. 86 Равдоникас В. И. За марксистскую историю материальной культуры И ИГАИМК. 1930 Т. VIII. Вып. 3—4. С. 94. 87 Готъе Ю. В. Что дала археологическая наука для понимания древ- нейшего периода русской истории И Сборник статей в честь графини П. С. Уваровой. М., 1916. С. 132—139. 88 Худяков М. Г. Археологи в художественной литературе // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935. №5—6. С. 117—118.
54 Коренные преобразования видим мы в эти годы и в ГАИМКе. Прежде всего сюда была влита группа новых людей, в основном из сотрудников Коммунистической академии: Ф. В. Кипарисов, С. Н. Быковский, А. Г. Пригожин, М. М. Цвибак и другие. Ар- хеологической подготовки у них, конечно, не было, и в раскоп- ках они никогда не участвовали. Однако ключевые позиции бы- ли отданы им. Отстранив С. А. Жебелева и В. В. Бартольда, на пост помощников председателя Академии были посажены Кипа- рисов и Быковский. Марр уже тяжело болел и редко появлялся в ГАИМК. Кипарисов подменял его все чаще. Постепенно он вы- теснил гораздо более активного Быковского, возглавившего от- деления археологии в ЛГУ, а потом в ЛИФЛИ. Схема перемен в научных учреждениях, придуманная властью, была всюду оди- накова: резко увеличить число сотрудников и благодаря этому ввести в штаты своих людей. В Академии наук к моменту рево- люции было 49 действительных членов. В 1928 году решено до- вести число академиков до 80. Называлась и цифра 150. Попол- нение отряда ученых обусловливалось избранием коммунистов и «сочувствующих»89. В Московском университете на основе воз- главляемой Н. К. Кольцовым кафедры экспериментальной зоо- логии было создано шесть кафедр, переданных его ученикам, а сам Кольцов остался без места90. Всюду расширение штатов со- провождалось сокращениями, «чистками», а жертвами их стано- вились, разумеется, неугодные новым властям люди. Был ли инициатором перестройки ГАИМК сам Марр или кто- то выше, не так важно. Во всяком случае он включился в кампа- нию. На митинге советских ученых в Ленинграде он заявлял: «Ис- торическая наука — наиболее политизированная из наук... Проле- тариат, вступив в новый этап социалистического строительства — этап социализма, — перешагнул через последние остатки истори- ческой науки... Историки буржуазии сходят с исторической сцены вместе с последними остатками буржуазных классов»91. Нужны были, таким образом, принципиально иные кадры. За эту роль охотно взялись аспиранты, набранные в начале 1930-х годов: А. Н. Бернштам, П. И. Борисковский, Е. Ю. Кричевский, А. П. Окладников. Они противопоставляли себя учителям на ка- ждом шагу, порой приближаясь в своих разоблачениях к поли- 89 Академия Наук в решениях Политбюро ЦК РКПб — ВКПб. 1922— 1952. М., 2000. С. 53, 83. 90 Шнолъ С. Э. Герои и злодеи российской науки. М., 1997. С. 71. 91 Зайдель Г. С., Цвибак М. М. Классовый враг на историческом фрон- те. Л , 1931. С. 6.
_______________Русские археологи до и после революции 55 тическим доносам92. В отличие от аспирантов 1920-х годов — С. Н. Замятнина, А. А. Иессена, Н. Н. Воронина, Г. Ф. Корзухи- ной, — они думали не столько о науке, сколько о быстром выдви- жении на места, освобождаемые ими от «буржуазных спецов*. Бернштам писал: «я ищу врага повсюду. Если враг оказался в ар- хеологии, я изучу археологию, чтобы разгромить врага*93. Но зеленые юнцы были пригодны лишь для обличительного хора. Тон же задавали трое людей постарше. Первый — Ф. В. Ки- парисов — действовал в основном по административной линии. Он имел университетское образование (учился у С. А. Жебелева), но со студенческих лет посвятил себя революции. В послерево- люционные годы Кипарисов стал крупным профсоюзным функ- ционером. В ГАИМК попал в порядке понижения за связи с оп- позицией. Здесь он блюл чистоту рядов и проводил чистки ака- демии от чуждых элементов. Два других лидера были пострашнее. С. Н. Быковский — не- доучившийся студент-математик. В дни Гражданской войны — в ЧК. Как-то побывал под трибуналом за превышение власти94. В 1920-е годы преподавал сначала на Орехово-Зуевском рабфаке, потом в Вятском пединституте. К 1930 году печатных работ не имел. И вдруг 12 мая был переведен в Ленинград, где стал сразу заведующим северным сектором Института по изучению наро- дов СССР Академии наук, заведующим топонимическим отделом Яфетического института АН СССР, заведующим разрядом исто- рии русской культуры ГАИМК, заведующим кафедрой истории русской культуры этнофака ЛГУ. Говорят, что Быковского при- гласил Н. Я. Марр, побывавший в Вятке в связи со своим инте- ресом к вотякам. Существеннее, что в 1930 году Сталин обнов- лял костяк своей партии за счет выдвиженцев из провинции. Ес- ли Кипарисов старательно исполнял приказы свыше, то Быков- ский был сам крайне активен и агрессивен. Ничего творческого предложить он не мог, а только громил и разрушал и как админист- 92 Бернштам А. Н. Идеализм в этнографии (Руденко и руденковщина)// Сообщения ГАИМК. 1932. № 1—2. С. 22—27; Борисовский П. И. Рец. на кн.: Лунш Б. В. На шляху до маравсько! археологи // Сообщения ГАИМК. 1932. № 1—2. С. 65, 66; Кричевский Е. Ю. Буржуазная археология в совет- ском музее // Сообщения ГАИМК. 1931. №9—10. С. 62—71; Окладни- ков А. П. За методологию диалектического материализма в истории до- классового общества// Сообщения ГАИМК. 1932. № 3—4. С. 66—70. 93 Вознесенский И. (Перченок Ф. Ф.). Только востоковеды // Память. Па- риж, 1989. Т. 3. С. 442. 94 Данные личных дел Ф. В. Кипарисова и С. Н. Быковского в архиве ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 3. Д. 279 и 96.
56 ратор, и как автор бесчисленных публицистических статей на страницах «Сообщений ГАИМК». Мастером обличительного жанра был и еще один новый чело- век— В. И. Равдоникас, выпустивший в 1930 году программную брошюру «За марксистскую историю материальной культуры». Там говорилось о необходимости коренной ломки ГАИМК и всей археологической деятельности в стране. Сейчас эта книжка воспринимается как раннее произведение члена-корреспондента Академии наук СССР, заведующего кафедрой археологии ЛГУ, короче говоря, — одного из ведущих советских ученых. Но в 1929 году, когда Равдоникас пришел в ГАИМК и сделал свой доклад, он таковым еще не был. Он окончил Петроградский уни- верситет, учился у Спицына. Участвовал в Мировой войне, всту- пил в ряды РСДРП, играл какую-то роль в дни Октября. Потом из партии вышел и вернулся на родину, в город Тихвин. Там проявил себя как краевед и организатор культурной работы: соз- дал музей в одном из закрытых монастырей, редактировал газе- ту, курировал театральные кружки95. Человек он был, безусловно, умный, достаточно начитанный, умелый оратор, ловкий полемист. Тем не менее ясно, что дикто- вать, как жить целой академии, недавний тихвинский краевед, автор двадцати мелких заметок мог только при том условии, ес- ли за его спиной кто-то стоял, кто-то приказал издать его доклад и принять как директиву на будущее. Это было время выдви- женцев, сменявших старые кадры. Вот эта-то троица — Кипарисов, Быковский и Равдоникас — и представляется кое-кому создателями советской археологии. Посмотрим же, что они делали, к чему призывали. Первое, о чем надо помнить, — репрессии. Они шли не толь- ко в смежных учреждениях — в Академии наук, РАНИОН, Рус- ском музее, но и в самом ГАИМКе. Уволили из ГАИМКа классика нашей науки А. А. Спицына и востоковеда с мировым именем В. В. Бартольда. Быковский гро- зил: «для тех, кто марксистски мыслить не может, должны быть применены методы воздействия, более сильные, чем разъясне- ния и убеждения»96. От всех сотрудников требовались заверения в принятии идей марксизма. Непререкаемыми авторитетами считались М. Н. По- 95 Столяр А. Д. Деятельность Владислава Иосифовича Равдоникаса // Тихвинский сборник. Тихвин, 1988. С. 8—30. 96 Быковский С. Н. Какие цели преследуются некоторыми археологи- ческими исследованиями? // Сообщения ГАИМК. 1931. № 4—5. С. 20.
Русские археологи до и после революции кровский и Н. Я. Марр. Канонизация Марра достигла апогея именно в тот период, когда он был едва ли не психически боль- ным, во всяком случае писал самые неудачные свои сочинения. Очень рано начал ссылаться Равдоникас и на Сталина. Термину «археология» был противопоставлен другой — «ис- тория материальной культуры». Об узости его речь шла выше. Утверждалось, что археология лишь вспомогательная историче- ская дисциплина вроде сфрагистики или геральдики. Могут быть археологические, сфрагистические источники, поиски их с помо- щью раскопок, но такой самостоятельной науки нет. Изучение социального строя, хозяйства, быта древних людей — задача но- вой науки — истории материальной культуры. Решение об уп- разднении археологии было принято Всероссийским археолого- этнографическим совещанием в 1932 году®7. В итоге археология стала утрачивать свою специфику, раство- ряться в социологии. Ставился вопрос о том, что ГАИМК должен изучать материальную культуру не только первобытности, ан- тичности и феодализма, но и периодов капитализма и социализ- ма. В штат академии набрали много нового народа. Никакой ре- альной работы эти люди не сделали, археологи же были оттесне- ны ими на задний план. Иные номера выпускавшихся ГАИМК журналов не содержали ни одной статьи о раскопках или най- денных в земле древних вещах. Облик изданий ГАИМК был резко изменен. Вместо толстых томов «Сообщений» в 1931—1932 годах вышли тоненькие сдвоен- ные номера ежемесячного журнала. В 1933 году его переименова- ли в «Проблемы истории материальной культуры», а в 1934 — в «Проблемы истории докапиталистических обществ». «Известия» тоже превратились в серию маленьких выпусков и брошюрок. В этом отразился отход от фундаментальной науки к публицисти- ческому жанру. Археологию как таковую принялись третировать, именуя устаревшей «буржуазной наукой», «вещеведением». То, что ника- кие серьезные выводы для начальных этапов истории невозмож- ны без трудоемких исследований каменных и металлических орудий, керамики, их классификации, анализа условий находок, не принимали во внимание. Равдоникас издевался над книгой Арциховского «Курганы вятичей» как над формально-типологи- ческой, перегруженной описаниями и классификацией каких-то бус и перстней, а не орудий труда. Все это называлось «городцов- * 97 Быковский С. Н. К итогам Всероссийского археолого-этнографиче- ского совещания // Сообщения ГАИМК. 1932. № 11—12. С. 2—11.
58 щиной*, «буржуазным типологизмом*. Об А. А. Миллере Равдо- никас писал, что тот любит «с тошнотворной скукой для читате- лей в тягучих отчетах обсасывать собственный раскопочный ма- териал, и ни одного шагу далее... Эмпиризм... опасен, потому что он представляет удобную ширму, за которой можно прятаться, уклоняясь от марксизма»98. По Быковскому, типологический ме- тод «соответствует сознанию кулака и нэпмана, враждебно на- строенных по отношению к строящемуся социализму. Вещеведе- ние — показатель социального страха падающих классов»99. Следствия из этих установок были самые печальные. За нача- ло 1930-х годов в наших архивах почти нет полноценных отче- тов о раскопках. Есть лишь отписки на 2—3 странички, где ска- зано, что изучались памятники архаической формации, свиде- тельствующие о разложении родового строя. Археологам подсо- вывали заранее заданные выводы, отталкивая от кропотливой полевой и камеральной работы. А поскольку и так многие прихо- дят в археологию ради романтики полевых поисков, а не ради скрупулезного анализа их результатов, эта вредная тенденция нашла благодарную почву. Другое новое положение, усиленно внедрявшееся теоретика- ми ГАИМКа, — отказ от признания миграций и прослеживание повсеместного автохтонного развития общества, развивавшегося якобы по единым для всего мира законам стадиальности. Извест- ные резоны в этих установках были. Обычные объяснения лю- бых изменений в облике культуры приходом нового населения отнюдь не всегда справедливы. Даже если такой приход был, как правило оставался некий субстрат первоначальной культуры, оказывавший влияние на дальнейшее развитие населения дан- ной территории. Конвергенция, черты сходства в близких по ти- пу обществах, например, у ранних земледельцев или у скотово- дов Европы и Азии — распространенное явление. Но все эти по- ложения были доведены до абсурда. Было придумано тождество: миграционизм — это расизм, а расизм — это фашизм. Кто гово- рит о переселениях народов, льет воду на мельницу фашистов. Равдоникас писал: «Теория миграций — сгусток идеологии им- периализма»100. В действительности большинство западных уче- ных, признававших передвижения древних племен, ни расиста- ми, ни тем паче фашистами не было. 98 Равдоникас В. И. За марксистскую историю... С. 53. Быковский С. Н. О классовых корнях старой археологии // Сообще- ния ГАИМК. 1931. № 9—10. С. 4. 100 Равдоникас В. И. За марксистскую историю... С. 58.
Русские археологи до и после революции 59 Из автохтонизма делались далеко идущие выводы в самых разных областях науки. Начало травли великого русского биоло- га Н. И. Вавилова, приведшей к его трагической гибели, связы- вают с появлением в 1932 году брошюры Г. В. Григорьева. Вави- лов показал, что ареалы предков культурных растений очень уз- ки. Значит, нельзя предполагать повсеместное возникновение земледелия. Оно зародилось в немногих очагах, а уже оттуда распространились по более широкой территории путем заимст- вования и миграций. Это принято всей мировой наукой, но Марр и его соратники согласиться с этим не могли101. Еще нелепее выглядело применение идеи автохтонизма к эт- нической истории. Единственная книга С. Н. Быковского, издан- ная в «Известиях ГАИМК» (1931, вып. 189), озаглавлена «Яфети- ческий предок славян — киммерийцы». Это, будто бы, не кон- кретный древний народ, а стадия в развитии любого этноса. И чуткий к духу времени С. В. Киселев тут же выделил «киммерскую стадию» на Енисее, где никаких киммерийцев и быть не могло. У В. И. Равдоникаса прямыми потомками киммерийцев были скифы, потомками скифов — сарматы, а потомками сармат — го- ты102 103, хотя письменные источники свидетельствуют, что скифы вытеснили киммерийцев, придя с востока, потом то же аделали со скифами сарматы, а готы продвинулись в Причерноморье из Прибалтики. Так искажалась реальная историческая картина. То же и с неумеренным применением идеи стадиальности. Да, есть стадиальные черты у ранних земледельцев, есть — у ско- товодов, но уже культура земледельцев предгорий и лессовых плато, ранних скотоводов в степях и в пустынях далеко не тож- дественна. Если все эти различия смазывать, остается голая су- хая социологическая схема, а не живая история. Автохтонизм мешал изучению процесса освоения территории СССР человеком. Когда в Историческом музее А. Я. Брюсов и М. Е. Фосс выставили карты, демонстрировавшие постепенное распространение людей каменного века на север вслед за отсту- пающим ледником, тотчас раздался окрик Быковского. В кото- рый раз он кричал о миграционизме, расизме, фашизме, а к тому же и о панфиннизме и вновь грозил применить вместо^ убежде- ния иные методы воздействия, пожестче и понадежнее 101 См. очерк: Первым бросивший камень. 102 Равдоникас В. И. Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья // ИГА- ИМК. 1932. Т. XII. С. 5—106. 103 Быковский С. Н. Какие цели преследуются некоторыми археологи- ческими исследованиями?// Сообщения ГАИМК. 1931. №4—5. С. 20, 21.
60 В приверженности к автохтонизму и стадиальности у руково- дителей ГАИМК чувствуется, что-то созвучное лозунгам того времени — «в одной отдельно взятой стране», «общий интерна- циональный путь всех народов к мировой революции» и т. д. Но научные ли это лозунги? Таким был ГАИМКовский историзм. Одним из врагов его объ- являлось «биологизаторство». Между тем, признав, что человек произошел от животных, при восстановлении образа жизни на- ших предков мы вправе использовать данные о стадах у зверей, о вожаках, иерархии в стаде. Но такие сопоставления отвергали как антиисторичные: стада зверей — это одно, а человеческий коллек- тив — принципиально другое. Классификация археологического материала всегда строилась с учетом опыта биологов в области систематики и таксономии. Теперь это сочли вредным, поскольку нельзя же говорить о саморазвитии вещей. Б. С. Жуков с его па- леоэтнологией «объективно... льет воду на мельницу империализ- ма», — писал В. И. Равдоникас104. Столь же рьяно клеймили за биологизаторство Г. А Бонч-Осмоловского. Наконец, в начале 1930-х годов порвались связи советской ар- хеологии с зарубежной. После того, как А. М. Тальгрен сказал в «Eurasia septentrionalis antiqua» об опасных тенденциях развития гуманитарных наук в СССР, журнал был назван фашистским, и все печатавшиеся в нем приравнивались к врагам народа. Несча- стная В. В. Гольмстен вынуждена была выступить с покаянным письмом105 106. Побывавшие в заграничных командировках А А Мил- лер, Б. С. Жуков, Г. А. Бонч-Осмоловский, Г. И. Боровка были репресси рован ы. В ГАИМК в 1929 году была проведена «чистка классово-чуж- дых элементов» и уволено более половины сотрудников — 60 че- ловек . А поскольку среди оставленных «классово-близких» были уборщицы, гардеробщики, процент изгнанных научных работников еще выше. Они стали «лишенцами», не имея ни гра- жданских прав, ни продовольственных карточек, т. е. обрека- лись на вымирание. Есть воспоминания о том, как проводились аналогичные ак- ции в Эрмитаже. Двадцатилетние Бернштам и Кричевский, раз- 104 Равдоникас В. И. За марксистскую историю... С. 78. 105 Л. М. Т. Zur russische archaologische Literatur // Eurasia septentriona- lis antiqua. Helsinki, 1932. VII. S. 202—205; Быковский С. H. Археология и политика Ц Сообщения ГАИМК. 1932. № 7—8 С. 40—43; Гольмстен В. В. Письмо в редакцию // Там же. С. 79, 80. 106 Архив ИИМК РАН. Р. 2. 1930. Д. 21.
Русские археологи до и после революции 61 валившись в креслах, допрашивали стоявшего перед ними шес- тидесятилетнего полупарализованного нумизмата члена-коррес- пондента Академии наук А. А. Ильина и «вычистили его по первой категории* — без права поступления на другую работу. Может ли быть служащим Эрмитажа сын жандармского полковника Л. А. Мацулевич, решали работницы табачной фабрики им. Ури- цкого. Ответ ясен . «Вычищенный по первой категории* сотруд- нице Эрмитажа с 1914 года ученице М. И. Ростовцева видному антиковеду М. И. Максимовой инкриминировались «реакцион- ные группировки, монархические издания, связь с контрреволю- ционерами белоэмигрантами, сотрудничество в контрреволюци- онном журнале*. Обвинения тянули, пожалуй, не на увольнение и безработицу, а даже на арест. Речь же шла всего лишь о статье Максимовой про коллекцию античных гемм Екатерины II, пере- писке с жившими за рубежом коллегами и учителями и публика- ции в «Seminarium Kondakovianum*107 108. От оставленных требова- лась «полная перестройка своего научного мировоззрения»109 110 111. П. П. Ефименко и А. В. Шмидт проштудировали труды Маркса и напечатали ученические сочинения о его взглядах1 °. Фрондиро- вавший в 1920-х годах С. А. Жебелев в решающую минуту бе- зумно испугался угрозы лишить его академического звания и взялся доказывать дикую идею Сталина о революции рабов. На основании недостаточных и непонятых источников Жебелев изобрел восстание рабов под руководством Савмака на Боспоре, и оно вошло в школьные учебники, даже для четвертого класса Пытались приспособиться к новым установкам А. А. Миллер, А. В. Шмидт, В. В. Гольмстен, Ф. И. Шмит, М. И. Артамонов, А. В. Ар- циховский, С. В. Киселев, А. Я. Брюсов, А. П. Смирнов, С. П. Тол- стов. Очень агрессивными стали выступления М. Г. Худякова, писавшего о порочности дореволюционной русской археоло- гии112. 107 Пиотровский Б. Б. Страницы моей жизни. СПб., 1995. С. 100, 101; Сто- ляр А. Д. Предисловие// Проблемы археологии. СПб., 1994. Вып. 3. С. 9. 108 Пиотровский Б. Б. История Эрмитажа. М., 2000. С. 323. 109 Кричевский Е. Ю. Памяти А. В. Шмидта // СЭ. 1935. № 2. С. 124. 110 Ефименко П. П. Маркс и проблемы древнейшего периода перво- бытно-коммунистического общества // ИГАИМК. 1932. Вып. 81. С. 3 29; Шмидт А. В. О развитии взглядов Маркса на первобытное общество // ИГАИМК. 1931. Т. XI. Вып. 5—6. С. 3—32. 111 См. ниже очерк: ГАИМК как центр советской исторической мыс- ли в 1932—1934 гг. 112 Худяков М. Г. Дореволюционная русская археология на службе эксплоататорских классов. Л., 1933.
62 Большинство же старалось держаться в стороне от дискуссий, перестроек и проработок. Г. А. Бонч-Осмоловский, С. Н. Замят- нин, А. А. Иессен предпочитали уйти в полевые исследования, разборку коллекций, классификацию их. То же можно сказать о таких москвичах, как Д. Н. Эдинг, М. Е. Фосс, О. А. и Б. Н. Гра- ковы, В. Д. Блаватский. Именно этим людям, ведшим скрупулез- ные раскопки, владевшим конкретным материалом, вдумчиво искавшим пути исторического осмысления собранных фактов, наша наука обязана сохранением своих лучших традиций и про- движением вперед. В целом же грань 1920-х и 1930-х годов это отнюдь не самый творческий период в развитии отечественной археологии, как уве- ряют нас В. Ф. Генинг или В. М. Массон, а период разгрома. Было уничтожено краеведение, приведены в запустение музеи, погубле- ны десятки достойных людей, прервана подготовка молодежи, раз- рушены серьезные научные учреждения и в провинции и в столи- цах. Последствия этого разгрома не преодолены и сейчас. Краеве- дение только возрождается. Музеи по-прежнему в очень плохом состоянии. Не изжит и страх, поселившийся в душах людей. 7. Стабилизация на новой основе (1934—1941) Середина и вторая половина тридцатых годов, семилетие, непо- средственно предшествовавшее Отечественной войне, должны быть выделены в особый период в развитии советской археологии, хотя внутри него в свою очередь можно наметить два подпериода. Основная черта этих лет — предельная централизация. Уже не было ни РАНИОН, ни кафедр археологии в университетах, ни сильных центров в провинции, ни краеведческих обществ. Все это было разгромлено и раздавлено. Ученики Городцова А. В. Арциховский, С. В. Киселев и А. П. Смирнов, первыми при- менившие идеи марксизма в археологии, вынуждены были отка- заться от своих разработок ради того, чтобы попасть в состав Мо- сковского отделения ГАИМК113. Находившийся в экспедиции А. Я. Брюсов поспешил присоединиться к их покаянию, но руко- водством оно было признано недостаточным114. С тех пор вплоть 113 Арциховский А. В., Киселев С. В., Смирнов А. П. Возникновение, раз- витие и исчезновение марксистской археологии // Сообщения ГАИМК. 1931. № 1—2. С. 46—48. 114 Брюсов А. Я. Письмо в редакцию // Сообщения ГАИМК. 1931. № 1—2. С. 76.
_______________Русские археологи до и после революции 63 до войны московская группа была в полном подчинении у Ле- нинграда. ГАИМК была отведена роль единственного центра, дающего установки в области древнейшей истории и республиканским на- учным учреждениям, и музеям, и ВУЗам. Палеоэтнологическое направление было уничтожено. Слово «археология» избегали как чуждое и подозрительное. Предлагалось порвать с вещеведе- нием и развивать марксистскую историю материальной культу- ры. Важно и то, что тридцатые годы — время наибольшей изо- ляции советской науки от мировой. Прекратились зарубежные командировки. Рвались личные связи. Но по сравнению с 1929—1933 годами произошли и сущест- венные изменения. В 1934 году было опубликовано постановле- ние ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР о восстановлении препода- вания гражданской истории в школе. Занимающее всего одну страничку журнального текста115, в значительной мере заполнен- ную перечислением бригад, образованных для написания учеб- ников, это постановление ни в малейшей степени не касалось собственно археологии, но сыграло в ее судьбах немалую роль. Стало ясно, что происходит смена вех. Идея классовой борь- бы отодвинута на второй план, на первый же — выдвигается идея преемственности. Вера в скорую и неизбежную победу мировой революции, владевшая верхами в 1920-х годах, была утрачена. Они поняли, что надо учитывать национальные осо- бенности и традиции доставшейся им страны. Еще недавно воз- несенный до небес М. Н. Покровский в 1936 году был развен- чан. Соцэкгиз срочно переиздавал университетский курс В. О. Клю- чевского и даже «Очерки по истории Смутного времени в Москов- ском государстве в XVI—XVII веках» незадолго до того умершего в самарской ссылке «классового врага на историческом фронте» С. Ф. Платонова. В Москву и Ленинград возвращались из мест от- даленных и получали возможность работать в университетах и Академии другие историки. Теоретизирование оказалось не в чес- ти. Вновь говорилось об уважении к фактам. Все это в ГАИМК на- до было принять во внимание и претворить в жизнь. Перемены вызвала и смерть Н. Я. Марра в 1934 году. Испол- няющим обязанности председателя Академии был назначен и ос- тался в этой должности до своего ареста Ф. В. Кипарисов. 1934—1936 годы для ГАИМК неизмеримо более плодо- творны, чем предшествовавшие три. При этом сочеталось то, что 1,3 Постановление СНК СССР и ЦК ВКПб о преподавании граждан- ской истории в школах СССР // Проблемы истории докапиталистиче- ских обществ. 1934. № 1. С. 3.
64 пропагандировалось и навязывалось в 1929—1933 годах, с возро- ждением традиций старой дореволюционной археологии. Вме- сто пустопорожних брошюрок с социологическим пустословием ГАИМК издал серию серьезных сборников статей и публикаций экспедиционных материалов, а также и монографий. Среди пер- вых выделим «Палеолит СССР» (ИГАИМК, 1935, вып. 118), «Из ис- тории родового общества на территории СССР» (1935, вып. 106), «Археологические работы Академии на новостройках» (1935, вып. 109, ПО), «Из истории древней металлургии Кавказа» (1935, вып. 120), «Из истории Боспора» (1935, вып. 104), среди вторых — «Трипольскую керамику» Т. С. Пассек (1935, вып. 118) и «Погре- бение варварского князя в Восточной Европе» Л. А. Мацулевича (1934, вып. 112). Об остальных будет подробнее сказано ниже. Хотя значение публикации и классификации древних изде- лий теперь не отрицалось, все же важнейшим было признано изучение социально-экономической проблематики («соцэка», как тогда выражались). Дореволюционные археологи особого инте- реса к ней не проявляли. Тогда в лучших обобщающих трудах речь шла или о «домашнем быте» наших предков или о происхо- ждении славян и других народов. Теперь полагалось прежде все- го выяснить характер хозяйства древних людей, структуру их поселений и погребальных комплексов, чтобы затем восстано- вить социальный строй тех, кто населял нашу страну в прошлом. Это, несомненно, было ново и, безусловно, связано с внедре- нием марксизма в археологию, но отнюдь не обязательно с дея- тельностью Кипарисова, Быковского и Равдоникаса. Под влия- нием работ К. Маркса и Ф. Энгельса писал свои «Очерки перво- бытной экономической культуры» Н. И. Зибер еще в 1883 году. Нельзя забывать и о том, что социально-экономические пробле- мы занимали постепенно все большее место в русской историче- ской науке конца XIX — начала XX века, т. е. задолго до идеоло- гических проработок 1920—1930-х годов. Напомню «Историю государственного откупа в Римской империи» М. И. Ростовцева (СПб., 1899), «Государственное хозяйство России в первой чет- верти XVIII столетия и реформы Петра Великого» П. Н. Милю- кова (1891), «Русскую фабрику» М. И. Туган-Барановского (СПб., 1898), «Историю русского народного хозяйства» М. В. Довнар- Запольского (Киев, 1911. Ч. 1). Таким образом, социально-эконо- мическое направление в археологии возникло в результате внут- реннего развития науки, а не просто было навязано ей извне. К сожалению, применение реальных достижений марксизма в работах археологов зачастую подменялось манипулированием определенным и очень ограниченным набором цитат и тезисов
Русские археологи до и после революции 65 вне зависимости от того, приложимы они к данному материалу или нет. Усваивался не марксизм как таковой, а лишь одно из его толкований, в силу достаточно случайных причин признан- ное единственно правоверным у теоретиков ГАИМК. Это сковы- вало творческие возможности ученых. Важно и то, что требования в любом случае делать широкие исторические выводы при слабой археологической изученности страны порождало нередко построения чисто спекулятивного толка. Так или иначе в 1934—1935 годах появился ряд работ, содер- жащих принципиально новые для археологии выводы и намет- ки. В области палеолита это книга П. П. Ефименко «Дородовое общество» (ИГАИМК, 1934, вып. 79. Второе издание вышло под названием «Первобытное общество» в 1938 году). Раньше палео- литические стоянки раскапывали почти так же, как палеонтоло- гические местонахождения, с целью извлечь находки из грунта и выяснить их стратиграфическое положение. Теперь был поднят вопрос об изучении стоянок как мест древних поселений. Для этого надо не закладывать на памятниках шурфы и траншеи, а вскрывать широкие площади, стремясь проследить на них ос- татки жилых конструкций. В противовес теории о бродячих охотниках каменного века П. П. Ефименко говорил об оседлом образе жизни палеолитического человека. Изучив же большие жилища верхнего слоя Костенок I, он предложил рассматри- вать стоянки как места обитания родовых общин. Ученик Ефименко П. Н. Третьяков в своем обзоре памятни- ков первобытной эпохи в Верхнем Поволжье, убедительно про- вел сравнение типов поселений и материальной культуры этого района в неолите и в раннем железном веке, показав изменения хозяйства и социального строя от одного этапа к другому . Очень удачны и ранние статьи Третьякова о загонной охоте и о подсечном земледелии в древности116 117. Для более южных земледельческих культур Европы эпохи не- олита и бронзы принципиально важной была статья Е. Ю. Кри- чевского, демонстративно названная так же, как и статья мигра- циониста Г. Коссины «Индогерманский вопрос, археологически разрешенный»118. Коссина объяснял смену культур линейно- 116 Третьяков П. Н. К истории доклассового общества Верхнего По- волжья // ИГАИМК,-1935. Вып. 106. С. 97—180. 117 Третьяков П. Н. Первобытная охота в Северной Азии // ИГАИМК. Вып. 106. С. 220—262; Он же. Подсечное земледелие в Восточной Евро- пе// ИГАИМК. 1932. Т. XIV. Вып. 1. 118 Кричевский Е. Ю. «Индогерманский вопрос археологически разре- шенный»// ИГАИМК. 1933. Вып. 100. С. 158—202. 5 - 6382
66 ленточной и расписной керамики культурами шнуровой керами- ки приходом нового населения. Кричевский же сводил все к трансформации хозяйственной базы одного и того же общества, по мере уменьшения роли земледелия и возрастания роли ското- водства. В более поздние годы Е. Ю. Кричевский вместе с Т. С. Пассек начал заниматься анализом глинобитных жилищ и типов поселений трипольской культуры119. Жилища эпохи бронзы исследовали и в степной зоне (Мокшан и Пустынь в Пензенской области, Алексеевка в Кустанайской, рас- копки О. А. Кривцовой-Граковой), но история скотоводов бронзо- вого века прослеживалась по-прежнему в основном по данным о раскопках курганов. Для интерпретации их большое значение имела книга А. П. Круглова и Г. В. Подгаецкого «Родовое общест- во степей Восточной Европы» (ИГАИМК, 1935, вып. 119). Иссле- довав обширный материал из раскопок на Украине, в Подонье и на Нижней Волге, они сумели заметить черты поступательного развития хозяйства и общества от III до начала I тысячелетия до н. э. Свой вариант трактовки тех же проблем дал для Нижнего Поволжья П. С. Рыков в книге 1936 года120. В ГАИМК работала специальная комиссия по истории ското- водства. В нее входили такие видные ученые, как В. В. Гольм- стен, М. И. Артамонов, М. П. Грязнов. Некоторые итоги заседа- ний комиссии подведены в изданном в 1932 году сборнике121. Тогда же М. П. Грязнов ввел термин «ранние кочевники» для степных племен начала железного века, отделяя их от кочевни- ков эпохи средневековья. Проблемы экономики стали занимать и специалистов по ан- тичной археологии. Раскопки некрополей близ древнегреческих городов Северного Причерноморья уступили место исследовани- ям жилых слоев. Как важное событие было воспринято, напри- мер, открытие, рыбозасолочных ванн в маленьком боспорском го- родке Мирмекии около Керчи в ходе раскопок В. Ф. Гайдукевича. В развитии славяно-русской археологии заметную роль сыграла статья А. В. Арциховского «О возникновении феода- лизма в Суздальской и Смоленской землях», где было четко показано, что материалы городищ раннего железного века и курганов начала II тысячелетия н. э. в Центральной России в 119 Кричевский Е. Ю. Трипольские площадки И СА. 1940. VI. С. 20—45. 120 Рыков П. С. Очерки истории Нижнего Поволжья по археологиче- ским материалам. Саратов, 1936. 121 Проблемы происхождения, эволюции и породообразования до- машних животных. М.;Л., 1932. Т. 1.
Русские археологи до и после революции 67 сопоставлении отражают крупные сдвиги в эволюции хозяйст- ва и социального строя122. Наряду с поселениями большое внимание уделялось орудиям труда. Основываясь на тезисе К. Маркса о значении орудий про- изводства для восстановления социально-экономических форма- ции, А. В. Арциховский, С. В. Киселев и А. Я. Брюсов выдвинули новый «принцип восхождения». Археологи должны прежде все- го детально исследовать орудия труда из раскопок и «восходить» от этой отправной точки к более сложным и не сохранившимся реально явлениям — хозяйству и общественной организации123. Арциховский привлек в качестве консультанта Исторического музея специалиста по механике В. А. Желиговского, рассчиты- вавшего коэффициент полезного действия древних топоров, но- жей, серпов и т. д. Изучались совместно с М. Е. Фосс и В. П. Ле- вашевой не только железные, но и каменные и бронзовые пред- меты, преимущественно топоры124. По иному подошел к древним орудиям аспирант ГАИМК С. А. Семенов. С 1934 года он выявлял под микроскопом следы от работы на их лезвиях, положив начало получившему призна- ние во всем мире трасологическому анализу каменных и костя- ных изделий. Технике изготовления керамики посвятили свои труды М. В. Воеводский (для первобытной эпохи с учетом этнографи- ческих параллелей) и М. В. Фармаковский (для высококачествен- ной посуды железного века). Как видим, в середине 1930-х годов советские археологи сказали свое новое слово. Это признавали и некоторые их зару- бежные коллеги. Палеолитические жилища во Франции и Чехо- словакии раскапывали в 1940-х годах по методике, выработан- ной П. П. Ефименко и его сотрудниками в Костенках. В 1946 го- ду В. Г. Чайлд писал, что считает себя учеником советских архео- логов-марксистов Е. Ю. Кричевского, П. Н. Третьякова, А П. Кру- глова и Г. В. Подгаецкого125. 122 Арциховский А. В. Археологические данные о возникновении фео- дализма в Суздальской и Смоленской землях // Проблемы истории дока- питалистических обществ. 1934. № 11—12. С. 35—60. I2S Арциховский А. В. Новые методы в археологии // Историк-мар- ксист. 1929. № 14. С. 137—140. 124 Желиговский В. А. Эволюция топора и находки на метрострое // ИГА- ИМК. 1936. Вып. 136. С. 138—148; Аевашева В. П. К вопросу о механиче- ских свойствах древних орудий // КСИИМК. 1959. Вып. 75. С. 46—56. 125 Child И. G. Scotland before the scotts. London, 1946. P. 6.
68 Было ли это только минутным увлечением, какое испытали при поверхностном знакомстве с жизнью в СССР Анатоль Франс, Бернард Шоу или Лион Фейхтвангер? Думается, не совсем так. Наши археологи действительно работали интересно, но это лишь в ничтожной степени связано с усвоением ими марксизма в интерпретации Быковского и Равдоникаса. П. П. Ефименко уче- ник Ф. К. Волкова, А П. Круглов и Г. В. Подгаецкий — А А Мил- лера, П. Н. Третьяков и С. А Семенов — П. П. Ефименко, А. В. Ар- циховский — В. А. Городцова и Ю. В. Готье, М. В. Воеводский — Б. С. Жукова. Все они в той или иной мере продолжали начатое своими учителями. Но, безусловно, обстановка дискуссий в ГА- ИМК первой половины 1930-х годов, как бы дико они не прохо- дили, в какой-то мере стимулировала поиски новых решений, оригинальность разработок. Устранение старшего поколения ученых расчистило дорогу для молодежи. В то же время в исследованиях археологов социологического направления было немало одностороннего и уязвимого, что по- требовало пересмотра их установок в конце 1930-х, а в основном уже в 1940-х —1950-х годах. Господствовала идущая от Н. Я. Марра идея стадиальности. Утверждалось, что все общества развиваются на месте, по единой схеме вне зависимости от природных условий и конкретно-исто- рической ситуации. Древние культуры всюду и везде выводили непосредственно одну от другой: катакомбную — из ямной, срубную — из ката- комбной (как у А. П. Круглова и Г. В. Подгаецкого). И это не культуры, а только стадии эволюции того же самого общества. Поднятый в 1920-х годах вопрос о локальных вариантах па- леолита был снят вообще. И здесь предлагалось видеть только единые для всего мира стадии. Такую смену позиций можно усмотреть в творчестве П. П. Ефименко. Даже А. В. Арциховский в статье о возникновении феода- лизма выводил славян-вятичей, похороненных в подмосков- ных курганах, от людей, погребенных в рязанских могильни- ках, несомненных финнов по происхождению, и от живших на дьяковских городищах, т. е. от финнов или балтов. Это следст- вие насильственно насаждавшегося «нового учения о языке» Н. Я. Марра, проповедовавшего идею о трансформации языков из одной системы в другую при переходе со стадии на стадию. В результате навязанных ученым принципов автохтонизма и стадиальности и борьбы с миграционизмом не разрабатывались проблемы развития конкретных древних культур, этнической истории страны. Воцарился схематизм.
Русские археологи до и после революции 69 После разгрома палеоэтнологии заметно сократилось плодо- творное сотрудничество археологов и представителей естествен- нонаучных дисциплин. Общество зачастую изучали в отрыве от природной среды. Если в 1920-х годах Г. А. Бонч-Осмоловский исследовал палеолитические стоянки в пещерах Крыма ком- плексно, при участии геологов, палеонтологов, палеоботаников, то П. П. Ефименко таких консультантов в Костенках не имел. Геология района до послевоенного времени оставалась неос- мысленной. В написанной до войны, а изданной после нее мо- нографии Ефименко «Костенки I» (М.; Л., 1958) нет даже списка млекопитающих, убитых обитателями поселения. Традиции комплексного подхода к каменному веку поддер- живала только независимая от ГАИМК Комиссия по изучению четвертичного периода Академии наук СССР, где в контакте с геологами Г. Ф. Мирчинком, В. И. Громовым плодотворно тру- дились Г. А. Бонч-Осмоловский, С. Н. Замятнин, Г. П. Соснов- ский, М. В. Воеводский, О. Н. Бадер. Несмотря на малоблагоприятные обстоятельства в 1930-х го- дах продолжались и полевые исследования советских археологов и опыты их в области классификации и систематизации музей- ных коллекций. Принятое в 1934 году постановление ВЦИК и СНК СССР, согласно которому все новостройки должны были предоставлять средства на раскопки археологических памятни- ков, обреченных на уничтожение, позволило организовать ряд экспедиций в разные области страны. Удачны были работы экспе- диций П. Н. Третьякова в зоне Ярославских гидроэлектростан- ций (городище Березняки), М. И. Артамонова — по трассе Волго- Дона (поселение срубной культуры Ляпичев хутор, хазарская кре- пость Саркел), А. В. Шмидта, а после его смерти Н. А. Прокоше- ва — в районе Пермской электростанции. Внимание к националь- ным окраинам, не пользовавшимся вниманием в дореволюцион- ной России, способствовало проведению раскопок и созданию но- вых музеев в Закавказье, Казахстане и Средней Азии. 1930-е годы отмечены очень успешными экспедициями С. Н. Замятнина на Кавказ. В Абхазии ему удалось обнаружить первые домустьерские местонахождения на территории СССР, определив и описав характерные особенности свойственных им изделий из камня. Опыт этих исследований помог в дальнейшем найти аналогичные памятники в Прикубанье, Армении, Южной Осетии, на Украине и в Средней Азии. На Черноморском побе- режье Кавказа Замятнин раскопал пещеры с четким стратигра- фическим залеганием мустьерских и верхнепалеолитических
70 слоев. Им же была предложена сохранившая свое значение до сегодня периодизация верхнего палеолита Закавказья. Не менее плодотворные исследования развернул в Сибири Г. П. Сосновский, работавший и на Енисее, и на Ангаре, и на Ал- тае (где он впервые выявил палеолит). Его большая статья «Па- леолитические стоянки Северной Азии» показывает, как разносто- ронне подходил он к делу. Создание относительной хронологии памятников (с принятой и сейчас последовательностью этапа Мальты и этапа Афонтовой горы) не затемняет вопрос о локаль- ных вариантах местной культуры, постановка исторических задач не оттесняет на второй план характеристику природной среды В области классификации весьма ценны публикации А. А. Иессе- на, выпустившего в 1935 году свой известный и до сих пор ис- пользуемый у нас и за рубежом труд «К истории древнейшей ме- таллургии меди на Кавказе» (ИГАИМК, вып. 120). Там мы най- дем и типологию изделий, и химические анализы их состава, и соображения об их хронологии и соотношении с переднеазиат- скими прототипами. Металлу были посвящены и статьи М. Н. Грязнова. В одной из ник — о минусинских кельтах, едва ли не впервые в советской археологической литературе, он применил методы вариационной статистики. Это позволило дать убедительную классификацию мно- гочисленных случайных находок бронзовых кельтов, привязать ка- ждую из их разновидностей к определенной археологической куль- туре из тех, что представлены в Минусинской котловине127. Изменения чувствовались не только в ГАИМК. На возрож- денных в 1934 году исторических факультетах МГУ и ЛГУ с 1936 года читали лекции и по археологии, а в 1938 — открыли специ- альные кафедры. В Москве кафедру возглавил А. В. Арцихов- ский, а в состав ее вошли М. В. Воеводский, С. В. Киселев, В. Д. Блаватский, Б. А. Рыбаков. В Ленинграде на кафедре под руководством В. И. Равдоникаса работали М. И. Артамонов, П. Н. Третьяков, Е. Ю. Кричевский, В. Ф. Гайдукевич. Оба заве- дующих еще до войны опубликовали свои лекционные курсы128. Вернувшиеся в столицу Ю. В. Готье (из ссылки) и В. А. Городцов (после вынужденной службы в Ленинграде), а также Б. Н. Гра- Сосновский Г. П. Палеолитические стоянки Северной Азии // Тру- ды II международной конференции Ассоциации по изучению четвер- тичного периода. М.; Л., 1934. Вып. 5. С. 246—304. Грязнов М. П. Древняя бронза Минусинских степей // Труды Отде- ла первобытной культуры Гос. Эрмитажа. Л„ 1941. Т. 1. С. 237—267. Арциховский А. В. Введение в археологию. М., 1940; Равдоникас В. И. История первобытного общества. Л., 1939. Ч. 1.
Русские археологи до и после революции 71 ков и А. А. Мансуров преподавали в Московском институте фило- софии, литературы и истории. В 1936 году вышел первый выпуск непериодической серии «Советская археология», издававшейся сперва старейшим рус- ским музеем — Музеем антропологии, археологии и этнографии Академии наук СССР. Редактором числился И. И. Мещанинов, а фактически создал серию С. Н. Замятнин. Название, кажущееся сейчас таким естественным, тогда воспринималось как острое, как противопоставление «истории материальной культуры», на- саждавшейся на другом берегу Невы, в ГАИМК. Меж тем события надвигались и все более серьезные. В 1936 году были арестованы, объявлены врагами народа и расстреляны Ф. В. Кипарисов, С. Н. Быковский, А. Г. Пригожин. Исполняю- щим обязанности председателя ГАИМК назначили египтолога-па- пиролога О. О. Крюгера, но вскоре арестовали и его, а пост на ко- роткое время занял византинист М. В. Левченко. Издательская деятельность ГАИМК прекратилась. В 1936 году уже не выходил журнал «Проблемы истории докапиталистических обществ», а из «Известий ГАИМК» появился только один том «По трассе первой очереди Московского метрополитена» (ИГАИМК, вып. 132). В 1937 году ГАИМК был преобразован в Институт истории материальной культуры и влит в состав Академии наук СССР. На первый взгляд это выглядит как потеря позиций всем коллекти- вом археологов: целая Академия превращалась в маленький третьестепенный институт. На деле же это было благом. С ми- тингово-комиссарским стилем ГАИМК было покончено. Профес- сиональный подлинно научный стиль работы постепенно входил в свои права. Важно было и то, что Институт стал однороднее. В ГАИМК было много искусствоведов, занимавшихся даже XVIII— XIX веками, историков, как-то избежавших репрессии и здесь укрывшихся, людей, пригодных лишь для демагогии и кампа- ний идеологической борьбы. Отныне ИИМК состоял из одних археологов, и они сами могли легче и спокойнее выработать ус- тановки на будущее. Появились статьи о вредительстве и преодолении его послед- ствий. В «Историке-марксисте» об этом написали А. В. Арцихов- ский, М. В. Воеводский, С. В. Киселев и С. П. Толстов. Они обвиняли во всем ленинградцев с тем, чтобы вернуть независи- мость, утраченную москвичами в 1931—1932 годах129. В Ленин- граде в передовице к III тому «Советской археологии» В. И. Рав- 129 Арциховский А. В., Воеводский М. В., Киселев С. В., Толстов С. П. О ме- тодах вредительства в археологии и этнографии // Историк-марксист. 1937. №2. С. 78—91.
72 доникас, отмежевываясь от Кипарисова и Быковского, винил в перенесенных бедах не только их, но и Арциховского с Киселе- вым и А. П. Смирновым. Ведь это они отказались от идеи «мар- ксистской археологии»130. Первым директором ИИМК назначили И. А. Орбели как ака- демика и ученика Марра. Но за полтора года он не сумел найти должной линии поведения, уволил многих достойных людей (В. Ф. Гайдукевича, Н. Н. Воронина, Н. И. Репникова, А. Н. Ка- расева и других). Сотрудники взбунтовались и выдвинули своего лидера — М. И. Артамонова. Он начинал как исследователь фре- сок Старой Ладоги, а затем участвовал в экспедициях А. А. Мил- лера и обратился к изучению древностей Нижнего Дона, Север- ного Кавказа и степной полосы Европы от бронзового века до средневековья. С начала 1939 года и до войны он успел сделать очень много полезного для налаживания научной работы как в ИИМК, так и за его пределами131. Были созданы две периодические серии. Одна — «Материалы и исследования по археологии СССР» (МИА) — предназначалась для подробной публикации результатов раскопок и для моногра- фических трудов. Уже вышедшие до войны первые шесть томов МИА, содержавшие статьи о палеолите, античных городах Се- верного Причерноморья, древностях Кавказа и Приуралья, же- лезном веке Верхнего Поволжья и ранних славянах, получили признание в отечественной и мировой науке и часто используют- ся до сих пор. Вторая серия — «Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях ИИМК АН СССР» — представляла со- бой бюллетени, быстро освещавшие наиболее интересные от- крытия и научную жизнь института. В ИИМК было передано и издание «Советской археологии». К концу 1930-х годов удалось наладить систему отчетности о раскопках, пришедшую в упадок в период господства социоло- гизма. Полевой комитет возглавила В. В. Гольмстен. Выпущен- ный под ее редакцией сборник «Археологические исследования в РСФСР в 1934—1936 годах» (М.; Л., 1941), насыщенный инфор- мацией, планами, чертежами, фотографиями, надолго стал об- разцом при составлении отчетов о полевых работах для десятков людей, ведших раскопки и разведки в СССР. (Равдоникас В. И.) О вредительстве в области археологии и ликви- дации его последствий Ц СА. 1937. III. С. V—X. Авторство указано в СА, 1948. X. С. 327. Столяр Л. Д. Потаенная глава истории советской археологии // Ис- торический ежегодник. Специальный выпуск. Омск, 2000. С. 188—193.
Русские археологи до и после революции 73 Институт приступил к подготовке трех больших обобщающих трудов: «Всемирная история» (т. 1), «История СССР» (т. I—II) и «История культуры древней Руси». Для первого были написаны содержательные разделы о палеолите С. Н. Замятниным и о не- олите Е. Ю. Кричевским. К сожалению, из-за войны этот вариант работы не увидел свет. Сводка «История СССР с древнейших времен до образования древнерусского государства» была выпу- щена в виде макета в двух томах в 1939 году. По статьям редактора этих книг М. И. Артамонова, опреде- лявшим программу издания132, и по самому тексту видно, на- сколько далеко авторы смогли отойти от установок ГАИМК нача- ла 1930-х годов. Артамонов говорил о необходимости изучения конкретных древних обществ, признавал роль миграций в исто- рии человечества. Хотя проблемы социально-экономического плана по-прежнему оставались в центре внимания, а идея стади- альности сохранялась, много места уделено и проблемам проис- хождения и этнического развития народов. Оживление интереса к этой тематике заметно и в Москве, где маленькая, но высококвалифицированная группа сотрудников Исторического музея сосредоточилась на восстановлении этни- ческой карты неолита и бронзового века на территории СССР. В противовес вполне устраивавшей ортодоксов из ГАИМК теории финского археолога Ю. Айлио о гигантской зоне ямочно-гребен- чатой керамики от Прибалтики до Сибири А. Я. Брюсов и М. Е. Фосс показали специфику неолита в Карелии, на Каргопо- лье и Беломорье и поставили вопрос о неолитических культурах. О. А. Гракова уточняла соотношение ямных и катакомбных, ям- ных, полтавкинских и срубных памятников, наметила периоди- зацию фатьяновской и андроновской культур. В Ленинграде в 1940 году прошел пленум ИИМК по этноге- незу народов Севера, где А. П. Окладников, В. Н. Чернецов и другие выдвинули свои схемы расселения древних племен в Приуралье, Сибири и на Дальнем Востоке. В Москве тогда же состоялась сессия по этногенезу славян. Этой проблемой целе- устремленно занялись М. И. Артамонов и П. Н. Третьяков. Работа над книгами о культуре древней Руси падает на конец 1930-х годов не случайно. Завершился период «борьбы с велико- державным шовинизмом», отмеченный разрушением замеча- 132 Артамонов М. И. Некоторые вопросы древней истории СССР // Вестник Академии Наук СССР. 1939. № 4. С. 26—38; Он же. Первобыт- ное общество в свете новейших археологических исследований в СССР // Советская наука. 1940. № 4. С. 48—65.
74__________________________________________________________ тельных памятников русского зодчества и надругательством над традициями национальной истории, захватившей 1920-е — нача- ло 1930-х годов. Сигналом к переменам послужило выступление «Правды» в 1936 году по поводу спектакля Камерного театра «Богатыри» по пьесе Демьяна Бедного, изобразившего героев наших былин в издевательских тонах133. Годы, когда руково- дство страны жило идеями интернационализма, отошли в про- шлое. В преддверии фашистского нашествия естественно было обратиться к более понятному народу национальному мифу. В Большом театре под наблюдением Сталина была поставлена опе- ра М. И. Глинки «Жизнь за царя», переименованная в «Ивана Сусанина». Высочайшее внимание было проявлено и к фильму С. М. Эйзенштейна «Александр Невский» (1938), консультантом исторической части которого был А. В. Арциховский. Ученые, воспитанные в духе любви к отечественной культуре, оскорбленные тем, что делалось по отношению к ней после револю- ции, с энтузиазмом взялись за исследование русских древностей. Уже в 1932 году А. В. Арциховский начал раскопки в Нов- городе Великом. С 1938 года возобновил ведшиеся ранее ре- прессированным украинским археологом Ф. Н. Молчановским раскопки в Киеве М. К. Каргер. Н. Н. Воронин — историк архи- тектуры по подготовке — после вынужденных занятий селом и деревней Владимирской земли смог вернуться к изучению хра- мов Владимира, Суздаля, Боголюбова. Для составления двухтомной «Истории культуры древней Ру- си», законченной еще до войны, а увидевшей свет в 1948—1951 го- дах (и получивший продолжение в последующие годы), М. И. Ар- тамонов и Н. Н. Воронин собрали сильный коллектив историков, филологов, искусствоведов и археологов. Главы, написанные А. В. Арциховским, Н. Н. Ворониным, М. К. Каргером, Б. А. Рыба- ковым, П. Н. Третьяковым, дали такую широкую картину разви- тия определенных сторон русской культуры, какую мы не найдем в более ранних изданиях. Достаточно напомнить о том, что из от- дельных разделов двухтомника выросли такие значительные кни- ги, как «Ремесло древней Руси» Б. А. Рыбакова (М., 1948) и «Люди и нравы Древней Руси» Б. А. Романова (Л., 1947). Необходимо оговорить, однако, один важный момент. Обра- щение властей к национальным традициям не означало приня- тие ими идеи культурного наследия в целом. По-прежнему все главное и лучшее связывалось с периодом после 1917 года. О ,м Рыбаков Б. А. Место славяно-русской археологии в советской исто- рической науке// СА. 1957. № 4. С. 58.
Русские археологи до и после революции 75 многих крупнейших явлениях в истории культуры (русская рели- гиозная философия, творчество Достоевского, «Серебряный век») предпочитали умалчивать. Памятники древнерусского искусства предлагалось исследовать в отрыве от породившего их христиан- ского учения. И это обстоятельство отрицательно сказалось на очень ценных и добросовестных работах таких наших ученых, как Д. С. Лихачев, Н. Н. Воронин, М. К. Каргер, П. Л Раппопорт. С некоторым опозданием заговорили и о наследии древней- ших цивилизаций Кавказа и Средней Азии. Вслед за пушкин- ским юбилеем 1937 года были торжественно отмечены юбилеи Шота Руставели и эпоса «Давид Сасунекий». Встала проблема вклада народов СССР в мировую культуру. Раскопки в Новгоро- де были расширены и получили другую направленность: вместо изучения феодального торгового города — исследование одного из центров древнерусской культуры. В 1937 году была создана масштабная Хорезмская экспедиция С. П. Толстова. Разверну- лись раскопки могильников у столицы древней Грузии Мцхета (с 1937 года), городища Кармир-блур под Ереваном (Урартского города Тейшебаини) Б. Б. Пиотровским (с 1939 года), древнеар- мянского города Двин (с 1937 года). Чрезвычайно успешными были экспедиции Б. А. Куфтина, обосновавшегося после ссылки в 1934 году в Тбилиси и поступившего в Музей Грузии. Он рабо- тал на Цалкинском нагорье, в Абхазии, Колхиде, привел в поря- док музейные коллекции. Вся проблема энеолита и бронзового века Кавказа выглядела после этого по-новому. В Средней Азии плодотворно трудились местные археологи: М. Е. Массон в Термезе (1936—1938). В. А. Шишкин — на разва- линах дворца бухар-худатов в Варахше (1937—1939). Но по- прежнему основную роль в исследовании Средней Азии играл ленинградский центр во главе с А. Ю. Якубовским. Сам он изу- чал памятники Узбекистана. Г. В. Григорьев первым выявил до- мусульманские слои в Тали-барзу и Каунчи-тепе. А. Н. Бернштам в Киргизии и Казахстане занимался кочевым миром, но затраги- вал и средневековые города. В 1938 году в Киеве был создан Институт археологии Акаде- мии наук УССР. Возглавил его переехавший из Ленинграда Л. М. Славин, и на первых порах раскопки на Украине вели пре- жде всего приглашенные им москвичи и ленинградцы: М. В. Вое- водский, П. И. Борисковский, Т. С. Пассек, Б. Н. Граков, М. К. Кар- гер. Но постепенно подрастала и киевская молодежь. Таким образом, к рубежу 1930-х — 1940-х годов археология в СССР несколько оправилась после страшного разгрома 1929— 1933 годов.
76 Но до идиллии было далеко. Продолжались репрессии. В 1937 году расстреляли Б. Э. Петри, белорусских археологов А. Н. Лявданского, С. А. Дубинского, А. 3. Каваленю, в 1938 — Н. Е. Макаренко, Ф. Н. Молчановского и С. С. Магуру в Киеве. В 1937 году арестовали П. С. Рыкова и Н. К. Арзютова в Сарато- ве, Т. М. Минаеву — в Сталинграде, в 1938 — в Симферополе Н. Л. Эрнста. Вернулась к работе одна Минаева. Побывали под арестом Б. Б. Пиотровский, А. П. Круглов, Г. В. Подгаецкий. До- нес на их вольные речи кажется, Е. Ю. Кричевский, а вызволил И. А. Орбели. Страх не прошел, а усугубился. Господствовала унификация. Самостоятельный подход к по- знанию прошлого вызывал подозрительность. Догмы начала 1930-х годов не были преодолены. Они только причудливо соче- тались с традициями старой дореволюционной археологии и с на- биравшими все большую силу националистическими установками. 8. От Отечественной войны до XX съезда КПСС Война нанесла, страшный удар как по сокровищам русской культуры, так и по людям, их изучавшим. На фронте погибли многие молодые археологи, в том числе зарекомендовавшие себя А. П. Круглов, Н. А. Прокошев, М. В. Талицкий. В блокирован- ном Ленинграде умерли от голода крупнейшие ученые С. А. Же- белев, В. В. Гольмсген, Г. П. Сосновский, Б. Л. Богаевский. 1941—1945 годы были суровым экзаменом для людей. Про- явили они себя по-разному. Знаем мы далеко не все, о чем-то лишь догадываемся. В 1941 году в ополчение, оборонявшее Москву, ушли три то- варища сотрудники отдела археологии Исторического музея Е. И. Крупнов, Д. А. Крайнов и П. А. Дмитриев. Крупнов (поле- вой работник!) по дороге стер ногу и отстал. В боях не участво- вал, был лектором политотдела, хотя потом всегда беспокоился, есть ли его портрет на стендах, посвященных Отечественной войне. Крайнов и Дмитриев попали в окружение и были взяты в плен. Здоровенный верзила Крайнов вынул из кармана диплом оперного певца и вызвался петь для победоносного Рейха. Ис- полнял басовые партии в Минской опере. Вернувшись, при по- кровительстве Б. А. Рыбакова защитил докторскую диссертацию, дожил до 94 лет. Дмитриев, подслеповатый и слабосильный, су- мел бежать, перейти линию фронта и добраться до своих. Там его отдали под трибунал, осудили за измену Родине и отправили в штрафной батальон. Вскоре он был убит. Вдова и четверо де-
Русские археологи до и после революции П тей не получали пособие за погибшего, поскольку он числился изменником. Человек с немецкой фамилией П. Н. Шульц — преподаватель Академии художеств — был в партизанах. Однажды, проведя ночь в какой-то снежной яме, страшно обморозился. Ему отняли все пальцы на руках и на ногах, отрезали уши, кончик носа, но он вернулся к работе, вел успешные раскопки в Крыму, создал Отдел археологии Крыма. Один из самых одаренных выпускников Истфака МГУ И. В. Сав- ков (копавший вятические курганы у Черемушек) пошел на фронт добровольцем и пропал без вести. Кто-то вернувшийся из плена сообщил, что видел его в немецкой форме. На стенде Истфака с фотографиями погибших портрет его поместить не решились. Только в 1989 году благодаря справке из архивов ГДР выяснилось, что Савков, заброшенный через линию фрон- та с документами уроженца Республики немцев Поволжья, вы- дал себя за перебежчика и стал переводчиком в фашистских частях, передавая добытые сведения партизанам из ржевского подполья. После разоблачения увезен в Германию, где, скорее всего, казнен134. Из Киева ушли с отступавшими немцами П. П. Куринный и В. Е. Козловская, В. А. Шугаевский, а из Ростова-на-Дону — М. А. Миллер. Они обосновались в Мюнхене, в Институте Вос- точноевропейских исследований, но ничего серьезного уже не сделали. Другой киевлянин В. П. Петров усердно служил окку- пантам, достиг даже поста бургомистра в Харькове, но в конце сороковых годов объявился в Москве, получил место в ИИМК и вновь занялся археологией. Очевидно, это разведчик высокого класса. Трагична судьба музейных работников, оставшихся на захва- ченной территории, чтобы сохранить коллекции. Все они: и А. И. Полканов из Симферополя, и А. К. Тахтай из Херсонеса (уже в 1929 и 1934 годах побывавший в тюрьме)135, и В. П. Леве- нок из Трубчевска — были осуждены как предатели. В общем, война задела всех. Заслугой археологов перед родиной было не только непо- средственное участие в боях, в строительстве оборонительных сооружений на подступах к Ленинграду и Москве, в ополчении, 134 Максимова Э. Вопросы задаем мы в надежде на ответ КГБ // Извес- тия. 9 июня 1991 г. № 161. 135 Граб В. И., Супруненко А. Б. Археолог Олександр Тахтай. Полтава, 1991. С. 21, 23,47—52.
78_________________________________________________________ защищавшем столицу в 1941 году (в него вступили А. В. Арци- ховский, А. П. Смирнов, В. Д. Блаватский, А. Л. Монгайт), но прежде всего — в спасении нашего культурного наследия. Уми- равшие от голода ленинградцы на руках перетащили по обледе- нелым улицам в бронированные подвалы Эрмитажа бесценный архив ИИМК, отражавший археологическую деятельность в Рос- сии за сто лет. Десятки сотрудников музеев, преодолевая бесчис- ленные препоны, вывозили коллекции на Восток страны: из Ис- торического музея — в Кустанай, из Эрмитажа — в Свердловск... То, что увезти не удалось, зарывали, прятали, скрывали от фа- шистских трофейных команд. В освобожденные районы сразу же выезжали экспедиции, фиксировавшие ущерб, причиненный войной памятникам зодчества и археологии, и дававшие реко- мендации, как сохранить эти ценности. По мере сил ученые продолжали и научную работу. Сотрудники эвакуированного на Урал Эрмитажа вели раскопки на Каме. Пре- подаватели МГУ в Ашхабаде обследовали памятники Туркмении. В блокированном Ленинграде в 1942 году была написана и даже из- дана книга М. А Тихановой и Д. С. Лихачева о древнерусских кре- постях Северо-Запада. Ее напечатали в типографии Балтийского флота на одном из вмерзших в невский лед кораблей136. Патриотический порыв был велик. Но и в эти дни шли ре- прессии. В осажденном Ленинграде арестовали Г. В. Григорьева (уморив его голодом в тюрьме), Н. П. Бауэра (расстрелян) и В. И. Равдоникаса (этого вскоре отпустили). Наконец война завершилась. Для археологов наметились важные изменения. Ряды ленинградцев поредели от голода и потерь на фронте. Уцелевшие были разбросаны в эвакуации ме- жду Ташкентом, Елабугой, Казанью, Свердловском. Москвичи оставались на месте. Тенденция ко все большей централизации укрепилась. Воспользовавшись ею, москвичи добились в 1945 го- ду переноса дирекции ИИМК в столицу, превратив прежний центр в отделение — ЛОИИМК. В Москве возродилось затем издание серий КСИИМК и МИА. «Советская археология» пока выходила на старом месте. В 1943 году М. И. Артамонова освободили от поста директора института. В течение двенадцати лет этот пост занимали истори- Лихачев Д. С., Тиханова М. А. Оборона древнерусских городов. Л., 1942; Лихачев Д. С. Послесловие к брошюре 1942 года // Звезда. 1975. №1. С. 180—183; Платонова Н И. Институт истории материальной культуры в годы Великой Отечественной войны // Археология и соци- альный прогресс. М., 1991. Вып. 1. С. 45—78.
Русские археологи до и после революции 79 ки — Б. Д. Греков и А. Д. Удальцов, но фактически руководил всем их заместитель С. В. Киселев. Он сумел собрать рассеянные кадры, сплотить их, наладить издательскую деятельность, но, по- жалуй, не пригасил московско-ленинградскую вражду, а даже раздувал ее. Бесспорная заслуга Киселева — организация еже- годных конференций Академии наук, посвященных итогам поле- вых исследований ИИМК, как бы продолжившая дореволюци- онные археологические съезды. Десятилетие между концом войны и XX съездом партии в жизни нашей археологии отмечено многими положительными моментами: расширением раскопок, публикацией ряда значи- тельных книг, подводивших итоги двадцати-тридцатилетней ра- боты авторов (С. В. Киселев. Древняя история Южной Сибири // МИА. 1948. №9; Т. С. Пассек. Периодизация трипольских посе- лений // МИА. 1949. № 10; М. Е. Фосс. Древнейшая история Севе- ра Европейской части СССР // МИА. 1952. №29; Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. 1948; С. 77. Толстов. Древний Хорезм. 1948; Б. Б. Пиотровский. История и культура Урарту. 1944; В. Ф. Гай- дукевич. Боспорское царство. 1949; С. И. Руденко. Древнейшая культура Берингова моря и эскимосская проблема. 1947 и Куль- тура населения горного Алтая в скифское время. 1953). Но па- мятно оно и тенденциями мало приятными, прежде всего рас- цветом квасного патриотизма. Корни этого явления лежали глу- боко. Сыграли свою роль и подъем патриотизма в дни Отечест- венной войны, и боль за потери во время нее, и сведение счетов за унижение национального достоинства в тридцатые годы, и традиции, уходящие в XVIII—XIX века, ко временам Ломоносо- ва — Венелина — Классена. Многое делалось по приказу свыше людьми, не имевшими отно- шения к науке, но и ученые тут не без греха. Было приказано под- крепить фактами тезис: Крым — исконная русская земля. Зачем — непонятно. Когда Крым вошел в состав России, известно. Ни Тур- ция, ни другие державы на него не претендовали. Не было ли свя- зано это с ходатайством о создании Еврейской автономной области в Крыму и разгромом Еврейского антифашистского комитета? Так или иначе велено было доказывать, что в Крыму никогда не жили ни готы, ни византийцы, ни генуэзцы, а прочие иноземцы были гнусными колонизаторами, угнетавшими аборигенов — скифов — сиречь славян. Такого рода сочинения выпускали прохиндеи-жур- налисты, отставной сотрудник КГБ П. Н. Надинский137. Но совер- 137 Мединский П. Н. Очерки по истории Крыма. Симферополь, 1951. С. 7—57; Курьянов М. С. Крым. Симферополь, 1955. С. 17.
80 шенно в том же духе в 1952 году была проведена и Крымская сессия Академии наук СССР. Показательны доклады трех акаде- миков. Б. Д. Греков и Ю. В. Бромлей объявили, что земледелие в Причерноморье принесли именно славяне1 , а Б. А. Рыбаков осу- ждал тех, кто занимается «любованием татарской культурой» и пишет, как А. Л. Якобсон, о разгроме Корсуня Владимиром 3 . Любитель Н. А. Константинов выдавал за древнейшее русское письмо загадочные знаки Боспора, но горячо^екомендовал эту ахинею читателям академик И. И. Толстой Е. Л. Немиров- ский, говоря об изобретении книгопечатания в Киеве при Вла- димире Красном солнышке, ссылался на Б. А. Рыбакова14 . Вслед за Крымом пришел черед других земель. В партийных документах 1934—1937 годов мы находим и «колониальную по- литику царизма», и «Россию — тюрьму народов», и идею «наи- меньшего зла» (лучше грузинам быть с русскими, чем с турками или персами). Теперь проводились в жизнь другие установки. Печально известный Г. Ф. Александров указал в журнале «Боль- шевик», что всюду имело место добровольное присоединение на- циональных областей к России, а вожди движений, сопротивляв- шихся этому, будь то Шамиль или Кенесары Касымов, были агентами Турции и Англии138 * * * 142. М. В. Нечкина тут же взяла под сомнение термин «наименьшее зло»143. Смешение классового марксистского подхода к прошлому с чисто националистическими взглядами, наметившееся в конце тридцатых годов, увеличилось в огромной степени. Порядок ста- тей в «Советской археологии» (например, т. XI, 1949) отныне был таков: сначала публикации о древней Руси, потом по палео- литу, неолиту, бронзовому веку, Кавказу, Средней Азии. Так называемые «дискуссии» конца сороковых — начала пя- тидесятых годов задели археологов достаточно болезненно. В 138 Греков Б.Д., Бромлей Ю. В. Изучение истории Крыма // Вестник Академии Наук СССР. 1952. № 8. С. 74. Рыбаков Б. Л. Об ошибках в изучении истории Крыма и задачах дальнейших исследований. Симферополь, 1952. С. 15. Константинов Н. А. История русской азбуки // Знание — сила. 1953. № 1. С. 1—6; Толстой И. И. В редакцию журнала «Знание — сила» //Там же. С. 1. Немировский Е.Л., Теплое Л. Книгопечатание — русское изобрете- ние // Литературная газета. 1 апреля 1950 г. Александров Г. Ф. О некоторых задачах общественных наук в со- временных условиях// Большевик. 1945. № 14. С. 17, 18. Нечкина М. В. К вопросу о формулировке «наименьшее зло» // Во- просы истории. 1951. №4. С. 44—48; Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1985. Т. V. С. 19.
Русские археологи до и после революции 81 1948 году ленинградцы во главе с Равдоникасом, пытаясь взять реванш, обвинили москвичей в возрождении вещеведения. В 1949 году, в разгар «борьбы с космополитизмом», уже Равдони- кас оказался под ударом как человек, широко пользовавшийся иностранной литературой. В 1950 году Сталин развенчал Марра. Ленинградцам, прославлявшим его, опять досталось. Стадиаль- ность и автохтонизм были взяты под сомнение. Снова вошли в моду миграции. Теперь в глубине веков можно было искать не «яфетических предков славян», а их самих144. Последствия всех этих событий чувствуются до сих пор. Страх перед обвинением в вещеведении сковал классификацион- ную работу. Смены идеологических установок, сопровождавшие- ся обвинением еще вчера процветавших людей во всевозможных грехах, отпугивали от большой исторической проблематики. Я могу назвать ряд ученых, созданных для синтеза, обобщений, но ушедших в фактографию и не раскрывшихся полностью из-за нежелания вести бесплодные дискуссии, подвергаться всяческо- му поношению. Таковы С. Н. Замятнин, Б. Н. Граков, В. Н. Ла- зарев. Вместо них на первый план выходили люди, куда менее знающие и одаренные, зато готовые обслуживать любые полити- ческие лозунги. Недаром друг советских археологов В. Г. Чайлд в пятидесятых годах писал А. В. Арциховскому, М. И. Артамоно- ву и П. П. Ефименко о своем разочаровании в сегодняшнем духе нашей науки145. Но к его предупреждению не прислушались. Во время войны был отменен институт комиссарства. Теперь вместо двоевластия: командир и комиссар — всюду появлялись единоличные властители и лидеры. Обсуждение в 1948 году во всех подразделениях союзной Академии вопроса о двух направле- ниях в науке — ложном буржуазном и истинном советском, — поднятого на сессии Сельскохозяйственной академии, означало многое. Тот, кто побеждал в этих схватках, подобно Лысенко, ста- новился непогрешимым арбитром в данной области знания, кото- рому разрешалось всячески подавлять инакомыслящих. И желаю- щие занять место такого лидера находились в каждой науке. У нас за лидерство боролись тогда в Москве С. В. Киселев, А. В. Арциховский и С. П. Толстов, а в Ленинграде — В. И. Рав- доникас, М. И. Артамонов и П. Н. Третьяков. Постепенно ситуа- 144 Федоров Г. Б. Обсуждение положения в археологической науке на расширенном заседании ученого совета ИИМК АН СССР // Вестник древней истории. 1949. № 2. С. 258—262. 145 Чайлд В. Г. Письмо советским археологам от 10 декабря 1956 г. // Российская археология. 1992. № 4. С. 184—189. 6 - 6382
82 ция упрощалась. Артамонов и Равдоникас сошли с ринга. Треть- яков переехал в Москву и делал карьеру не по археологической линии: был референтом отдела науки ЦК КПСС, потом директо- ром академического Института славяноведения. Толстов стал в 1943 году директором Института этнографии АН СССР. Он по- рывался объединить его с ИИМК, но это ему не удалось. Арци- ховский подвергся критике как «объективист» во время пресло- вутых «дискуссий» 1948—1949 годов, запоздал со вступлением в ряды КПСС и тоже не поднялся вверх. Оставался Киселев. Именно он определял политику в архео- логии в 1945—1955 годах. Ему принадлежат статьи о значении трудов Сталина для археологии, о космополите Равдоникасе и т. д.146 Грустно читать их сегодня, помня автора как серьезного исследователя древностей Сибири и хорошего профессора. Но выйти в директора и академики Киселев не сумел. Поджимали более молодые: Б. А. Рыбаков, чья тематика была особенно со- звучна духу времени, и А. П. Окладников, готовый писать и го- ворить что угодно и о чем угодно. В целом археология была в чести. Сталинские премии полу- чили Б. А. Куфтин, С. П. Толстов, Б. А. Рыбаков, С. В. Киселев, Т. С. Пассек, А. П. Окладников, Н. Н. Воронин, П. Н. Третья- ков, М. К. Каргер. Денег на экспедиции давали много. Широкий масштаб приобрели раскопки в Новгороде, увенчавшиеся в 1951 году находкой берестяных грамот. Очень большой была Хорезм- ская экспедиция, открывшая в эти годы статуи и росписи горо- дища Топрак-кала. Строительство Волго-донского канала выде- лило значительные средства на исследование зоны затопления, экспедиция М. И. Артамонова изучала руины Саркела, окрест- ные курганы и городища. Неплохо было и с издательскими возможностями. «Краткие сообщения ИИМК» выходили с регулярностью журнала по четы- ре номера в год. Печатали и толстые тома МИА, не только моно- графии, подводившие итоги довоенных работ, но и сборники, отражавшие результаты недавних раскопок в том или ином рай- оне. Тома «Советской археологии» публиковали сперва в Ленин- граде, а вслед за полным подчинением ЛОИИМК Москве в 1950 году после кампании борьбы с марризмом тоже передали столич- ному издательству. Киселев С. В. Рец. на кн.: Равдоникас В. И. История первобытного общества. Т. II // КСИИМК. 1949. Вып. XXVIII. С. 117—122; Он же. Во- просы археологии первобытного общества в свете трудов И. В. Сталина по языкознанию// КСИИМК. 1951. Вып. XXXVI. С. 3—13.
Русские археологи до и после революции 83 С. В. Киселев, выпустивший в 1943 году «Древнюю историю Южной Сибири», создал характерный для этих лет тип моногра- фии (позднее появились подражания М. Е. Фосс, Н. Н. Гуриной, Е. И. Крупнова). История выдвинута на передний план, источ- никоведческая, собственно археологическая работа задвинута на задний. В заглавиях диссертаций и книг 1950-х годов слова «ар- хеология», «керамика», «изделия» предпочитали не употреблять. Надо было писать о «племенах», об «этнической истории». Тематика сводилась как правило к двум вопросам: происхож- дение народов, заселяющих территорию СССР, и уровень их культуры в древности. Проблемы социально-экономического плана, центральные для 1930-х годов, особым вниманием уже не пользовались. Медленно, но верно происходило вытеснение сто- ронников стадиальной концепции истории общества учеными, сосредоточившимися на своеобразном пути развития населения отдельных районов. Здесь показательна полемика А. Н. Рогачева с П. П. Ефименко и П. И. Борисковским, понемногу сдававшими свои стадиальные позиции и приходившими к признанию ло- кальных вариантов палеолита. Тогда же увидели свет обзоры не- олитических культур Европейской части СССР, составленные А. Я. Брюсовым и М. Е. Фосс. Сейчас подобные книги не пользуются популярностью. Поя- вилось много нового материала. Выводы авторов устарели. Но самое важное в другом. Возникло сомнение, а этнические ли группы выделяют археологи. Может быть, это лишь хозяйствен- но-культурные типы? Ярым сторонником такой точки зрения стал сейчас, помимо этнографов, В. М. Массон, решительно от- вергший понятие «этнокультурные области»147. Но для железно- го века мы уверенно говорим о славянских, балтских, финских, тюркских древностях, даже уже — о мордовских, литовских, вя- тических, кривичских. Более или менее надежно намечают мас- сивы индоевропейцев и финно-угров для эпохи бронзы. Почему же отрицается возможность этнического характера археологиче- ских культур каменного века? Главной считалась в 1940—1950-х годах проблема происхожде- ния славян. Каждый лидер — П. Н. Третьяков, М. И. Артамонов, Б. А. Рыбаков, даже занимавшийся Средней Азией С. П. Толстов, — давал свою схему. Общего между этими построениями было ма- ло, и это заставляло относиться к ним весьма скептически. Причи- на же разнобоя и произвольного обращения с источниками в том, 147 Массон В. М. Исторические реконструкции в археологии. Фрунзе, 1990. С. 28—53.
84 что над археологами довлели идеи автохтонизма, а сперва и ста- диальности. Славяне должны были быть местным коренным насе- лением Восточной Европы. Очень хотелось видеть наших предков в трипольцах, скифах, создателях полей погребений. Этим гипотезам, в значительной мере спекулятивным, со вре- менем противопоставились работы, посвященные углубленному исследованию отдельных территорий, памятников и культур. Ре- шающую роль в этом сыграли И. И. Ляпушкин и несколько поз- же Ю. В. Кухаренко, склонявшиеся ко мнению об отнюдь не ран- нем проникновении славян в Восточную Европу с запада. Эти ученые вели сплошные обследования интересовавших их рай- онов, полный учет памятников, стремились вскрывать культур- ные слои на широкой площади, если не целиком. (Новотроицкое городище на Пеле.) Именно такой подход к сложнейшему вопро- су начал постепенно вносить в него ясность, чего не могли дать размашисто набросанные картины в стиле Рыбакова. Изучение древних городов и тяготевших к ним могильников шло в 1940—1950-х годах как на русской территории (Новгород, Киев, Москва), так и в Средней Азии (Пянджикент, Варахша, Ниса) и на Кавказе (Тейшебаини, Двин, Мцхета, Мингечаур). Был собран и частично введен в научный оборот огромный и ин- тересный материал. В интерпретации его не все было гладко. Националистиче- ские установки сказывались то тут, то там. Надо было всячески возвышать русскую культуру и с осторожностью подходить к оценке других. Дренажные трубы в Новгороде выдавали за древнейший в Европе водопровод. Рыбаков постарался опоро- чить труды Артамонова по истории Хазарии, организовав даже разгромную статью в «Правде». Ведь русские воевали с хазарами, а те к тому же приняли иудейское вероисповедание148. А. Н. Бернштам подвергся не меньшим поношениям. Он вы- книгу о гуннах, с которыми Сталин как-то сравнил фаши- стов . Да и тюрки оказались под сомнением, ибо традиционно совершали набеги на Русь. Возникли дикие оценки «Манаса» и «Джангара» как антинародных феодальных эпосов. Не изучались памятники готов, золотоордынские города. Иванов П. Об одной ошибочной концепции // Правда. 25 декабря 1951 г. № 359 (12196); Рыбаков Б. А. Русь и Хазария // Академику Б. Д. Гре- кову к его 70-летию. М., 1952. С. 76—88; Он же. О роли Хазарского кага- ната в истории Руси// СА. 1953. XIII. С. 128—150. 48 КызласовЛ. РМерперт Н.Я. Рец. на кн.: Бернштам А. Н. Очерк истории гуннов// Вестник древней истории. 1952. № 1. С. 101—109.
Русские археологи до и после революции 85 Нет, работать археологам и в эти — вроде бы благоприятные для них годы — было нелегко. Но они делали свое дело, вели раскопки, классифицировали собранные коллекции, публикова- ли сообщения и о том, и о другом. Наряду с московским и ленинградским центрами укрепля- лись и республиканские. В Киев переехал в 1946 году П. П. Ефи- менко, и привлек в возглавленный им Институт археологии АН УССР ряд толковых специалистов (А. И. Тереножкин, В. А. Богу- севич, М. И. Вязьмитина). Складывались и новые археологиче- ские школы в Тбилиси, Ереване, Баку, Ташкенте... 9. Втягиваясь в кризис Перелом в жизни страны, наступивший вслед за XX съездом КПСС с докладом Хрущева о «культе личности», сказался и на археологии. Правда, надо признать, что перемены у нас были го- раздо менее значительны, чем в мире литературы и искусства. Ключевые позиции по-прежнему занимали те, кто сделал карьеру в сталинские времена под националистическим знаме- нем. Если некоторых глупостей («Крым — исконная русская зем- ля») теперь старались избегать, то прочие установки остались не- зыблимыми. А. В. Арциховский, назначенный редактором основанного в 1957 году журнала «Советская археология», поместил там статьи о погибших за решеткой П. С. Рыкове, А. Н. Лявданском и Б. С. Жукове, после чего считал свою роль в борьбе за оздоровле- ние нашей науки исчерпанной. Б. А. Рыбаков, возглавивший в 1956 году ИИМК, видел об- новление института лишь в создании лабораторий естественно- научных методов. В целом же все шло по-старому. Многое зависело от рядовых сотрудников. Большинство продолжало работать в привычной манере по традиционным направлениям. Только часть молоде- жи хотела чего-то иного. Понималось это достаточно узко — на- до восстановить связи русской науки с мировой, подтянуться до международного уровня исследований. Преграда между СССР и Западом, возведенная в 1930-х годах и укрепившаяся после войны, тогда не рухнула, но все же стала более преодолимой. На международные конгрессы посылали не- многочисленных проверенных старших товарищей. Но к нам на- чало приезжать немало иностранцев. Молодежь завязывала с ни- ми контакты, переписывалась, обменивалась литературой. Затем
86 появились зарубежные экспедиции: Нубийская, Иракская, Бол- гарская, Венгерская, Афганская. Вести их пришлось физически более крепким и знающим языки сотрудникам среднего поколе- ния (Н. Я. Мерперт, Р. М. Мунчаев, В. И. Сарияниди, А. В. Вино- градов, В. С. Титов). Все это отразилось на публикациях. В книге В. М. Массона «Средняя Азия и древний Восток» (М.; Л., 1964) и несколько поз- же в работах Н. Я. Мерперта и В. С. Титова, идеи Р. Брейдвуда и Г. Чайлда о «неолитической революции» были применены к ма- териалам о наиболее ранних земледельческих поселениях на территории СССР. В. П. Любин освоил и пропагандировал принципы классифи- кации каменных орудий, выдвинутые Ф. Бордом. А. И. Мелюко- ва интересно сопоставляла элементы скифской культуры с фра- кийскими древностями. А. К. Амброз углубился в проблемы аб- солютной хронологии железного века, используя наблюдения немецких ученых. И эти и другие аналогичные начинания имели большое зна- чение для дальнейшего развития отечественной археологии. Но нельзя не отметить, что в погоне за модой некоторые наши авто- ры бездумно переносили закономерности, установленные в Пе- редней Азии или в Америке, на области и культуры совершенно иного типа. «Неолитическую революцию» принялись конструи- ровать в пустыне Гоби, в белорусских болотах и на Урале150. Рассматриваемый период отмечен и появлением нового типа людей — так называемых шестидесятников. Представлен он был и у нас. Не посягая на устои, они хотели нормализации научной жиз- ни, «социализма с человеческим лицом», выступали против фальси- фикаций в науке, ратовали за строгую методику исследований. Специалист по славяно-русской археологии, не один год вед- ший раскопки в Старой Рязани, автор серии научно-популярных книг А. Л. Монгайт — человек, много читавший, с широким кру- гом знакомств в мире искусства и литературы — хотел опреде- лить, какое место должна занимать археология в культурной жиз- ни общества151. 150 Ларичев В. Е. Азия далекая и таинственная. Новосибирск, 1968. С. 289; Исаенко В. Ф. О переходе древних обитателей Белоруссии к про- изводящему хозяйству Ц Тезисы докладов к конференции по археоло- гии Белоруссии. Минск, 1969. С. 27—36; Матюшин Г. Н. Мезолит Южно- го Ура*21- М-. 1976. С. 266. 151 Формозов А. А. Памяти А Л. Монгайта И Краткие сообщения Ин- ститута археологии АН СССР. 1976. Вып. 146. С. 110—112.
Русские археологи до и после революции 87 После XX съезда КПСС Монгайт решил, что пора работать иначе, чем прежде, как-то оживить обстановку в нашей области знания. Он часто выступал как рецензент исторических публика- ций в «Новом мире» А. Т. Твардовского. В институте пытался вне- дрить в сознание сотрудников некоторые мысли, противоречив- шие догмам предшествующих лет. Он призывал к использованию дендрохронологии, спектроскопии, картографии, методов опреде- ления абсолютного возраста при исследовании материалов из рас- копок. Впервые заговорил о том, что перелом в жизни нашей нау- ки на грани 1920-х — 1930-х годов был далеко не благотворен , что этногенетические штудии ведутся у нас не научно, а прямо приспосабливаются к требованиям националистов152 153. Действия такого рода раздражали директора ИИМК Б. А Ры- бакова. Особенно острые доклады в издания института допущены не были. Монгайта вывели из состава редколлегии «Советской ар- хеологии» и из ученого совета. Когда Александр Львович умер, никто из его коллег — сотрудников славяно-русского сектора — не осмелился написать некролог. Пришлось это сделать мне. В целом усилия Монгайта как-то изменить атмосферу в инсти- туте пропали даром, хотя вне его стен уважением он пользовался. Ученик М. И. Артамонова, преподававший с 1950-х годов на кафедре археологии ЛГУ, Л. С. Клейн был человеком книжным и педагогом, много времени удалявшим лекциям, семинарам, про- сто общению со студентами154 155 *. Главная сфера его интересов — теория и методика. Резко осуждая эмпиризм и субъективизм сво- их старших коллег, он стремился построить собственную систему понятий и исходных позиций для исследователя древностей. Она отражена в двух его книгах: «Археологические источники» (Л., 1978) и «Археологическая типология» (Л., 1991, первона- чально издана в Англии в 1982 году). Большая статья 1977 года «Панорама теоретической археологии» в «Current Anthropology» вызвала оживленную дискуссию на страницах журнала Археология для Клейна, как и для теоретиков ГАИМК начала 1930-х годов, не самостоятельная наука, а вспомогательная, ис- точниковедческая дисциплина. Клейн всегда подчеркивал свою 152 Монгайт А. Л. Возникновение и первые шаги советской археоло- гии // История СССР. 1963. № 4. С. 75—94. 153 Монгайт А. Л. Археологические культуры и этнические общности // Народы Азии и Африки. 1967. № 1. С. 53—69. 154 СамойловЛ. (КлейнЛ. С.). Перевернутый мир. СПб., 1993. С. 5—45. 155 Klejn L. S. A Panorama of theoretical Archaeology // Current Anthro- pology. 1977. XVIII. P. 1—42.
88 приверженность к марксизму и критиковал работы учителей и сверстников за то, что идеи марксизма они толком не усвоили и применять не умеют. Вместе со своими учениками Г. С. Лебеде- вым и В. А. Булкиным он взялся показать ненаучность подхода к норманскому вопросу у наших медиевистов. Весьма критический обзор разных направлений советской археологии эти авторы опубликовали и в «World Archaeology» в 1982 году1 . Разумеется, бурная деятельность ленинградцев не могла не беспокоить власти предержащие, в частности, Б. А. Рыбакова. И Клейн был устранен. В 1981 году его судили как гомосексуали- ста, лишили кандидатской степени и звания доцента и отправи- ли в концлагерь. Воздействие Клейна на ленинградскую молодежь бесспорно и в целом, пожалуй, плодотворно. Он побуждал ее не принимать бездумно обветшалые догмы, а мыслить и искать новое. Вне Ле- нинграда к нему особенно не прислушивались. Самого себя типичным шестидесятником я не считаю, но в моей жизни был период, связанный с этим течением. После вполне благополучного начала в 1940—1950-х годах, занятий эт- нической историей, раскопок стоянок первобытной эпохи в Крыму и на Кавказе, я в 1960-х годах обратился к наскальным изображениям каменного и бронзового века. Здесь я столкнулся с чудовищными подтасовками фактов в книгах такого известного археолога, как А. П. Окладников, и почел необходимым сказать об этом в печати157. Последовала серия статей учеников Оклад- никова со всяческими поношениями моих публикаций158. В дальнейшем продолжая свои работы по этнической истории каменного века, я вновь увидел научную недобросовестность мно- гих построений, созданных вполне процветающими коллегами, и опять заговорил об этом в печати159. Никакого ответа на этот раз я не дождался, но постепенно вокруг меня образовался вакуум. Археологи стали меня сторониться, игнорировать мои книги и статьи (подчас заимствуя их выводы, не ссылаясь на автора). Bulkin V. A., Klejn L. S., Lebedev G. S. Attainments and Problems of So- viet Archaeology // World Archaeology. 1982. Vol. 14. N 13. P. 272—295; Клейн Л. С. Феномен советской археологии. СПб., 1993. Формозов А. А. Очерки по первобытному искусству. М., 1969; Он же. Всемирно-исторический масштаб или анализ конкретных источни- ков // Советская этнография. 1969. № 4. С. 99—106. 158 Формозов А. А. Человек и наука. М., 2005. С. 175—212. 9 Формозов А. А. О критике источников в археологии // СА. 1977.
Русские археологи до и после революции 89 То, что это не субъективные впечатления, подтверждают сло- ва человека, почти мне не знакомого, — петербургского профес- сора Г. С. Лебедева. В 1992 году он писал: «А. А. Формозов сде- лал первый принципиально важный шаг в становлении «исто- рии отечественной археологии» как самостоятельной области археологического знания. Однако этот почин на протяжении де- сятилетий [трех. — А. Ф.] по существу не находил ни понимания, ни поддержки»160. Официальное мое положение также оставляло желать лучше- го. Мне помешали защитить докторскую диссертацию. Только в возрасте пятидесяти лет я был включен в состав редколлегии «Советской археологии» и при первой возможности выведен от- туда. Не выпускали меня и на международные конгрессы. В итоге шестидесятничество в археологической среде глубо- ких корней не пустило. Те, кто принадлежал к этой плеяде, ока- зались в межеумочном положении. Запад воспринимал их как типичных советских ученых, даже как крайних ортодоксов (так случалось с Монгайтом). А у нас те же люди казались опасными нарушителями спокойствия; неизвестно из-за каких амбиций противопоставившими себя всему дружному коллективу совет- ских археологов. Отрицательное отношение к смутьянам со стороны начальст- ва играло свою роль, но, увы, никакой помощи от товарищей по работе, сверстников тоже не было. Они предпочитали жить как прежде не вступая в конфликты с сильными мира сего, замкнув- шись в своем узком круге тем, территориальном или хронологи- ческом, и не заботясь о некоем общем деле. Понять такую пози- цию можно — слишком часто дискуссии в ученом мире СССР превращались в избиения. Но то, что получилось в результате, выглядит достаточно плачевно. Мы вползли в период загнива- ния и распада. Я выражаю, конечно, личную точку зрения. Уже цитированный мною Г. С. Лебедев утверждает, что «неформаль- ные духовные лидеры», к каковым он относит и меня, все же сдвинули воз с мертвой точки161. Хотелось бы поверить предста- вителю следующего поколения, но боюсь, что он заблуждается. Процессы, происходившие в 1964—1985 годах в жизни стра- ны и нашей науки нельзя свести к категорической формулировке «застой». Можно отметить и положительные, и отрицательные явления. Трядиционная археология постепенно восстанавливала свои права. На смену пустопорожним социологическим штудиям 1б0Лебедев Г. С. История отечественной археологии. СПб., 1992. С. 13 1Ь| Там же. С. 442, 443.
90 времен «истории материальной культуры» пришли полноцен- ные публикации источников. Делались шаги к налаживанию охраны памятников. Но что-то и утрачивалось. Старая интел- лигенция вымирала. Тон задавали люди, вышедшие из ВУЗов сталинской эпохи. «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоя- нии». Рассказать о 1960-х — 1980-х годах всего труднее. Начав- шиеся в те десятилетия процессы еще не завершены, действовав- шие тогда люди живы и продолжают работать. Отрешаясь от персоналий, попытаюсь уловить главное. Археология необычайно распространилась вширь. Если в по- слевоенные годы существовали три небольшие коллектива (десят- ки человек) в Москве, Ленинграде и Киеве, а по другим городам были разбросаны единицы специалистов, то теперь эти центры насчитывают уже сотни сотрудников. Институты археологии воз- никли почти во всех республиканских академиях. Там же, где их нет, соответствующие сектора входят в состав институтов истории. В 1961 году открылось Сибирское отделение Академии Наук СССР. Весь цикл гуманитарных исследований возглавил там А. П. Окладников, переехавший из Ленинграда в Новосибирск и выбранный академиком. После его смерти в 1981 году Институт истории, философии и филологии принял его ученик А. П. Дере- вянко, тоже удостоенный звания академика и создавший затем но- вый Институт археологии и этнографии СО АН СССР. Крупные группы археологов входят в филиалы Академии в Казани, Екате- ринбурге, Уфе, Махач-Кале, Сыктывкаре, Владивостоке. Почти во всех университетах есть или кафедры или проблем- ные лаборатории археологии. С 1961 года этот предмет препода- ют и в педагогических институтах (чему способствовал входив- ший в консультативный совет Министерства высшего образова- ния А В. Арциховский). Теперь Иркутск, Челябинск, Самара, Саратов, Воронеж обладают собственными археологическими центрами. Полевой комитет ИА АН СССР на грани 1980 и 1990-х годов каждое лето выдавал свыше 900 открытых листов на право рас- копок. Все это имеет и положительные и отрицательные стороны. В стране тысячи памятников прошлого. Многие из них гибнут при строительстве. Надо их исследовать. Появление армии полевых работников позволило закрыть белые пятна на археологической карге страны. Особенно заметны сдвиги в этом направлении в Сибири и на Дальнем Востоке. Сотни специалистов вели раскоп- ки на новостройках, прежде всего, в степной зоне (Украина, При-
Русские археологи до и после революции 91 кубанье, Ставрополье). Это хорошо. Но распространение вширь сопровождалось и резким падением уровня исследований. Счи- тается достаточным овладеть немногими чисто ремесленными навыками, чтобы числиться профессиональным ученым. При этом молодежь ориентируют не на спасение гибнущих объектов, не на тщательные раскопки, составление подробных аккуратных отчетов, образцовое хранение коллекций, а на писание диссерта- ций, обобщающих трудов, очередных «древних историй» вне за- висимости от того, есть для этого материал или нет. Эта тенден- ция усваивается подавляющим большинством нашей смены. Важно и другое. Норберт Винер отмечал: «почти во все предыду- щие эпохи в науку шли только те, кого не пугали суровость труда и скудость результатов... А со времен войны... авантюристы, ста- новившиеся раньше биржевыми маклерами или светочами стра- хового бизнеса, буквально наводнили науку»162. Высокие академические оклады, избрание археологов в ака- демики, награждение их ленинскими и государственными пре- миями, привлекли в нашу область знания немало корыстных людей. Среди них попадаются и недобросовестные, подтасовы- вающие факты, чтобы провозгласить о своих великих открытиях и нажиться на этом. Вот несколько примеров. Е. М. Тимофеев напечатал в «Советской археологии» и «Мате- риалах и исследованиях» статьи об обнаруженных им якобы на Печоре и Вычегде сорока местонахождениях четвертичной фау- ны и палеолитических орудий163. Ему поверил О. Н. Бадер, орга- низовавший даже целый полевой семинар по палеолиту Печо- ры164 165. На деле же все это фальсификация. Кремни привезены Ти- мофеевым из других районов. Культурных слоев нигде нет Окончивший аспирантуру в секторе палеолита АО ИА В. Д. Будько, возглавив сектор археологии в Академии наук Бе- лоруссии, сообщал о новых палеолитических стоянках в Верхнем Поднепровье: Студенец, Клеевичи, Обидовичи, Подлужье II и III и о новых наблюдениях своей экспедиции на выявленных ра- нее поселениях Бердыж и Гренск. Впоследствии выяснилось, что 162 Винер Н. Я — математик. М., 1964. С. 260. 163 Тимофеев Е. М. Усть-Куломская палеолитическая стоянка на Выче- где//СА. 1968. №3. С. 107. 164 Бадер О. Н. Полевой семинар по стратиграфии антропогена и па- леолита Печорского Приполярья в 1968 г. И СА. 1969. № 4. С. 306—310. 165 Гуслицер Б. И. О недостоверности некоторых местонахождений па- леолита и ископаемой фауны на территории Коми АССР И Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода. 1976. № 45. С. 146—152.
92 никаких находок в названных пунктах нет, на известных же сто- янках Будько работ не вел, а просто смывал шифры с кремней из раскопок К. М. Поликарповича, выдавая старые коллекции за но- вые, выделенные же на экспедиции средства пропивал и при- нте сваивал Ученик А. П. Окладникова доктор исторических наук В. Е. Ла- ричев публиковал в качестве произведений палеолитического ис- кусства необработанные камни со стоянки Малая Сыя на Енисее Сотрудник Института археологии АН СССР Г. Н. Матюшин систематически препарировал материалы своих раскопок на Южном Урале. Об этом трижды говорилось на страницах «Со- ветской археологии»166 167 168, что не помешало Матюшину успешно за- щитить докторскую диссертацию. Откровенных жуликов пока что не так уж много. Но и в среде коллег, работающих без явной лжи и подтасовок, мы увидим лю- дей, то тут, то там вступающих на скользкий путь. Недостаточно документированные факты выдают за надежно доказанные, от- сутствие данных компенсируют догадками и фантазиями. Надо продемонстрировать широкие обобщения, написать «древнюю ис- торию» изучаемого района. Ради этого используют и смешанный подъемный материал, и недоброкачественные находки. Сборы в песках на дюнных стоянках искусственно расчленяют на группы, торжественно именуя их «комплексами», а сами смешанные сто- янки называя «многослойными». Опираться на публикации кол- лег без проверки теперь обычно рискованно, а проверить каж- дую деталь, когда коллекции разбросаны по всей стране, да час- то и недоступны — практически невозможно. Так же, как в большой жизни СССР, провозглашалось о резком росте производства и неслыханных урожаях, тогда как темп вы- пуска продукции снижался, а урожаи падали, так и в науке нача- лись своего рода «приписки». И в эту сферу проникла показуха. 166 Калечиц Е. Г. Первоначальное заселение территории Белоруссии. Минск, 1985. С. 57, 64, 65, 70—78; Копытин В. Ф. Мезолит Юго-Восточ- ной Белоруссии: Автореферат канд. дисс. Л., 1975. С. 14. 167 Грязнов М. П„ Столяр А. Д., Рогачев А. Н. Письмо в редакцию // СА. 1981. № 4. С. 289—295. Результаты ознакомления с материалами В. Е. Ла- ричева//Там же. С. 295. 168 КрижевскаяЛ. Я. Письмо в редакцию // СА. 1978. № 1. С. 261—268; Виноградов А. В. Рец. на кн.: Матюшин Г. Н. Мезолит Южного Урала // СА. 1979. № 1.С. 281—294; Васильев И. Б., Выборнов А. А., Моргунова Н. Л. Рец. на кн.. Матюшин Г. Н. Энеолит Южного Урала // СА. 1985. №2. С. 280—290.
Русские археологи до и после революции 93 В новых условиях роль Института археологии Академии наук СССР заметно сходила на нет. Центры на периферии считались с ним все меньше. Важно было, как поведет себя сам институт. Ра- зумной линии поведения по отношению к провинции он найти не сумел, предоставляя ей действовать по собственному произво- лу, потворствуя защите плохих диссертаций, выдвижению недос- тойных людей. С 1956 по 1987 год директором ИА был Б. А. Рыбаков — ода- ренный, яркий человек, но склонный всегда только к внешнему эффекту, к набрасыванию неких впечатляющих картин, а отнюдь не к строгой методике исследований, документации материала, критике спекулятивных сочинений. Соответственно поддержи- вались лишь начинания, способные поразить воображение на- чальства или неквалифицированных читателей, а подлинно на- учные серьезные направления оказались в тени. В активе Рыба- кова создание журнала «Советская археология» (с 1957 года), значительное увеличение штата учреждения, переименование его из Института истории материальной культуры в Институт археологии (в 1957 году). Но сделать его островом настоящей науки в океане любительства и дилетантства Рыбаков не смог или не захотел. Выдвинуто было две задачи. Первая — организация лабора- торий естественнонаучных методов в Москве и Ленинграде. Предполагалось догнать в этой области далеко опередивший нас Запад. Это не удалось. В лаборатории набрали в основном выпу- скников исторических факультетов МГУ и ЛГУ, освоивших тех- нику тех или иных анализов, но не превратившихся в квалифи- цированных ученых-естествоиспытателей. Правда, Б. А. Колчин разработал дендрохронологическую шкалу для Новгорода Вели- кого и ряда других городов Восточной Европы169, а Е. Н. Чер- ных подверг спектральному анализу древние бронзы Кавказа, Украины, Урала170. Но другие направления не получили разви- тия, в том числе и самое нужное — определение абсолютного возраста по методу С 14. Вторая задача — подведение итогов археологического изуче- ния страны. Сперва Рыбаков думал осуществить это, выпустив за 15 лет 150 томов «Свода археологических источников СССР», где 169 Колчин Б. А., Черных Н. Б. Дендохронология Восточной Европы. М., 1977. 170 Черных Е. Н. Древняя металлургия Восточной Европы. М., 1966; Он же. Древняя металлургия Урала и Поволжья. М., 1970; Он же. Древ- няя металлургия на Юго-Западе СССР. М., 1976.
94 должны были быть классифицированы и опубликованы абсолют- но все материалы из раскопок от палеолита до средневековья171. Нереальность такого замысла при малом числе специалистов, их неподготовленности для его выполнения и плохих издательских возможностях была ясна сотрудникам (выступления на ученом совете А. Я. Брюсова, Н. Н. Воронина, А. Л. Монгайта), но с их мнением не посчитались. Издание началось, причем ради него пришлось пожертвовать пользовавшейся авторитетом во всем мире серией «Материалов и исследований по археологии СССР». За 1962—1990 годы увидели свет 83 выпуска «Свода», кото- рые не охватили ни 1/2, ни 1/20, ни 1/200, да, вероятно и не 1/2000 материалов, добытых русскими учеными. Среди вышед- ших в этой серии книг есть очень полезные (3. А. Абрамова. Па- леолитическое искусство на территории СССР. 1962; Е. М. Алек- сеева. Античные бусы Северного Причерноморья. 1975—1982 и др.), но в целом они совершенно несопоставимы друг с другом, разношерстны. То это описание одной культуры (фатьяновской, андроповской, линейно-ленточной керамики, аскызской), то ка- кой-то категории вещей (каменные топоры), то какой-то музей- ной коллекции (Петра I, Н. Е. Бранденбурга), то даже какого-то листа карты. Отсутствие общей идеи, строгого плана, редактор- ской работы чувствуется повсюду. К началу 1980-х годов серия заглохла. Тогда Рыбаков затеял другую — «Археология СССР в двадца- ти томах». За 1982—1996 годы вышло 15 томов. И в них немало полезного, но и тут бросается в глаза разнобой, та же минималь- ная соотнесенность одного тома с другим и отдельных разделов внутри каждого тома. Завершится ли это издание в новых усло- виях, после распада СССР, неясно. Итак, не удалось решить и эту задачу. Характеризовать исследования, касающиеся конкретных территорий и проблем, я здесь не буду. Их много, и результаты значительны как в области каменного и бронзового века, так и в области античной и древнерусской археологии, в изучении древ- ностей Кавказа, Средней Азии и Сибири. В направленности исследований кое-что изменилось. Обост- рился интерес к древнему искусству и идеологии. Полоса, когда увлекались социально-экономическими проблемами (тридцатые годы), сменившись периодом этногенетических штудий (сороко- вые — пятидесятые), уступила место этапу, когда многие заня- М 'i' убаков Б. А. О корпусе археологических источников СССР.
Русские археологи до и после революции 95 лись наскальными изображениями, глиняной пластикой три- польской культуры и Анау, художественной бронзой Кавказа, славянским язычеством. Это закономерно. Сперва казалось, что наши исторические задачи будут решены, если страна сделает резкий рывок вперед в своем экономическом развитии. Потом, перед войной и в дни войны, на первый план вышел националь- ный вопрос. Теперь начались поиски духовных ценностей. Археологи ввели в оборот огромный новый материал, в осо- бенности по петроглифам Сибири, но приходится признать, что в большинстве книг по этой тематике заметна изрядная доза спе- кулятивного. А. П. Окладников крайне прямолинейно сопостав- лял этнографические данные с ранними рисунками на камне и неоправданно удревнял возраст почти всех писаниц172. Б. А. Ры- баков в книгах о язычестве конструировал сложные древние пантеоны, хотя для этого не было никаких оснований. Эти кни- ги, неоднократно переизданные, стали своего рода священным писанием для ультрашовинистических экстремистских группи- ровок, объявляющих христианство чуждой для Руси еврейской религией и восхваляющих исконное, истинно наше язычество173. В 1988—1991 годах Институт археологии возглавлял антропо- лог В. П. Алексеев. Выдвигая программу работ на будущее, он на- звал как первоочередные исследования комплексного экологиче- ского характера, при которых любой памятник изучается всесто- ронне, с учетом ландшафта, почвы, древней флоры и фауны, ан- тропологического анализа костей человека и т. д. Именно такие монографии появляются сейчас за рубежом, и их-то нам не доста- ет174. Это вполне резонно, но борьба с биологизаторством в 1930-е годы дала свои результаты: связи археологов и представителей ес- тественных дисциплин разорваны и нескоро смогут восстановить- ся. Стремиться к этому нужно. Пока же работы, проведенные с участием случайных консультантов, биологов из местных педин- ститутов, не оставляют впечатления серьезного вклада в науку. Если говорить о более общем — о теории и методике, то в се- мидесятые — восьмидесятые годы делались попытки выйти на но- вые рубежи именно в этом направлении. Молодежь, видя несо- стоятельность исходных позиций старшего поколения, стала ув- 172 Об этом см.: Формозов А. А. Очерки по первобытному искусству. М., 1969. С. 19, 92—118. 173 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981; Он же. Язычест- водревней Руси. М., 1987. 174 Алексеев В. П. Древние общества. Взаимодействие со средой. Куль- тура и история // СА. 1991. № 1. С. 5—12.
96 лекаться статистико-комбинаторными методами в археологии, ос- ваивала компьютер. К сожалению, пока что это дало мало. Люди, претендовавшие на роль теоретиков, погрязли в схоластических спорах о том, где предмет, а где объект археологии175. Другие не столько работали, сколько рассуждали про то, как надо бы рабо- тать. Их публикации построены по принципу: нужно совершенст- вовать и применять такой-то метод, и тогда мы достигнем^блестя- щих результатов. Проходят годы, но никаких сдвигов нет 7 . Что же остается? Или вести раскопки в своем районе и рутин- но описывать находки, или, замахиваясь на большее, выдавать какие-то мнимые обобщения. В последней области рассматри- ваемый период характеризовался бурным расцветом того, что выше я называл функционерством. Примером человека, готового развивать и иллюстрировать любой лозунг, брошенный с высоких трибун, может служить А. П. Окладников. В 1937 году он выпустил книгу по истории Бурятии. Здесь есть все, что полагалось в ту пору: колониальная политика ца- ризма, погром бурятской земли гнусными захватчиками-казака- ми, отчаянное сопротивление вольнолюбивого народа и т. д.177 Минуло полтора десятка лет, и Окладников писал уже о доб- ровольном вхождении Бурятии в состав России, об исторических корнях дружбы русского и бурятского народов в XVII веке178 *. В пятидесятых годах Окладников обратился к изучению Дальнего Востока и в 1959 — подвел итоги раскопок в книге «Древнейшее прошлое Приморья». Все главные элементы куль- туры, по уверению автора, пришли сюда из Китая — великой ци- вилизации нашего братского народа. Оттуда и металл, и земле- делие, и строительная техника, и письмо . Вскоре отношения Китая и СССР испортились. Переиздав эту книгу в 1973 году (при участии А. П. Деревянко), Окладников категорически отри- цал какое-либо влияние Китая на советский Дальний Восток. Все, что знаменует поступательные шаги прогресса, проникло в \пь^еНиНг В Объект и предмет науки в археологии. Киев, 1983. Каменецкий И. С., Маршак Б. И., Шер Я. А. Анализ археологических источников. Возможности формального метода. Л., 1975. Окладников А.П. Очерки по истории западных бурят-монголов. 178 Окладников А. П. С. 102—132. История и культура Бурятии. Улан-Удэ, 1976. Окладников А. П. Далекое прошлое Приморья. Владивосток, 1959. С. 34, 79, 80, 100, 131, 145, 165, 168, 172—178, 186—210,211—285.
Русские археологи до и после революции 97 эти края из Сибири, на худой конец из Японии. Попадающиеся тут китайские вещи, это не что иное, как трофеи предков совет- ских дальневосточников — чжурчженей, не раз «ломавших ки- тайскую империю словно тростинку»180. Эти хамелеонские трансформации не только не осуждались свы- ше, но всячески поощрялись. Печально не то, что есть такие без- застенчивые люди (они всегда были), не то, что именно их награ- ждают (ради того они и стараются). Печально, что после всех этих художеств Окладников продолжал пользоваться авторите- том в нашей среде, оброс толпой поклонников и подражателей. Он не считал нужным оправдываться. Только однажды по по- воду бурятских сюжетов обмолвился: впервые я писал об этом во времена школы Покровского и, «разумеется», вполне в ее ду- хе181. Но почему же «разумеется»? Разве все так поступали? Бы- ли, ведь, ученые, работавшие так, как подсказывала научная со- весть, а когда им работать не давали, находившие в себе мужест- во хотя бы молчать. Историю неоднократно превращали в «по- литику, опрокинутую в прошлое». Охотники проделывать такую операцию не переведутся, но наукой, то есть поисками истины — здесь и не пахнет. Все это могло происходить только при отсутствии всякой кри- тики. Она в нашей среде не в чести. «Дискуссии» 1930—1950-х годов у всех в памяти. Они сводились к шельмованию людей (языковед Д. В. Бубрих умер на такой «дискуссии»), а вовсе не к сопоставлению разных мнений. Найти достойную форму спора наше поколение просто не умеет. Предпочитают другой путь — завоевать свой домен, свою экологическую нишу, территориаль- ную или хронологическую или воплощающуюся в какой-то кон- кретной теме, и замкнуться в ней, не встревая в то, что творится рядом и не допуская к себе никаких конкурентов. Большинство так и живет, забыв об общем деле. Между тем проблем вокруг множество. Положение с коллек- ционным фондом из раскопок катастрофическое. Хранилища не могут вместить ежегодно поступающие материалы и чаще всего отказываются от них. Это касается даже Исторического музея в Москве и Музея антропологии и этнографии в Петербурге. На периферии еще хуже. В Краснодаре с его миллионом жителей во дворе музея расстилают брезент, ставят на него хрупкие сосуды из раскопок и покрывают другим брезентом. Сверху — дождь и 180 Окладников А. П., Деревянко А. П. Далекое прошлое Приморья и Приамурья. Владивосток, 1973. С. 167, 168, 207, 249—252. 181 Окладников А. П. История и культура Бурятии. С. 106. 7 - 6382
98 снег. Коллекции часто выкидывают. В 1954—1957 годах при рас- копках стоянки Чох в высокогорном Дагестане В. Г. Котович об- наружил 32000 кремневых предметов, а в 1974 году^ в музее Ма- хач-Калы X. А. Амирханов разыскал из них всего 3061 . За 17 лет утрачено 99% фонда. Плохо с археологической отчетностью. В среднеазиатских республиках полевые комитеты подчас удовлетворялись в каче- стве отчетов полустраничными информациями из сборников «Археологические открытия». Обобщая, мы вправе сказать, что подорвана сама база нашей работы. Археологическая служба страны разладилась, что стало следствием порочной политики предшествовавших лет, когда поощрялись не скрупулезные раскопки, тщательно составленные отчеты, фундированные исследования, а митинговые лозунги, дутые «древние истории» — скороспелки. Вместе со всей страной к середине 1980-х годов археология оказалась в состоянии кризиса. 10. Типы наших ученых и ситуации Какие же типы людей, занятых изучением древностей, встре- чаем мы на протяжении трехсотлетнего развития русской архео- логии? Самый распространенный тип — человек, взявшийся за рас- копки курганов или городищ просто потому, что это ему любо- пытно. Само по себе такое отношение к делу не предосудитель- но. Любопытство, незаинтересованное знание всегда были в чис- ле страстей, двигавших человечество и различные области науки по пути прогресса. В нашем случае плохо то, что многие любите- ли полевой археологии оставили после себя руины небрежно раскопанных памятников, горы перепутанных коллекций и лишь наспех написанные информации, для коллег почти беспо- лезные. У этих людей нет чувства ответственности, самоконтро- ля. Археология для них, по выражению Б. Н. Гракова, не более, чем «собирание марок за казенный счет». В ХУШ—XIX веках к этому типу принадлежали дворяне-ди- летанты, но тогда археология делала первые шаги, а те, кто на- ряду с чем-то еще интересовались ею, обладали такой широтой Амирханов X. А. Верхний палеолит Северного Кавказа и его соот- ношение ^верхним палеолитом смежных территорий. Автореф. канд.
Русские археологи до и после революции 99 кругозора, какая сейчас мало кому доступна. Эта плеяда, способ- ная «по прихоти своей скитаться здесь и там, дивясь божествен- ным природы красотам и пред созданьями искусств и вдохнове- нья трепеща радостно в восторгах умиленья», ушла в прошлое вместе со всей дворянской культурой. Я счастлив, что застал по- следних представителей эстетического направления в истории: Н. Н. Воронина, Д. С. Лихачева, В. Н. Лазарева, В. Д. Блават- ского. Нынешние любители раскопок образованием не блещут, но мнят себя профессионалами, состоят в штате солидных учрежде- ний, получают ученые степени, хотя действуют без понимания требований строгой науки. Оправданием для них служат «хоро- шие находки». За это большинство готово все простить. Но хоро- ших находок и так полным-полно в наших музеях. Любование расписными вазами или бронзовыми фибулами — пройденный этап в развитии нашей науки. Сегодня нам нужны не находки, а методы их осмысления — типологические и хронологические классификации древних вещей, стратиграфические наблюдения. Нужны исследования, мысль, а этого-то и не видно. Точно так же, как сошел со сцены тип дворянина-дилетанта, исчез и другой, некогда распространенный и плодотворно дейст- вовавший тип — разночинца, просветителя, позитивиста. После кризиса позитивизма в начале XX века этот тип возродился в пе- риод революции, не без успеха реализовал себя в двадцатые и тридцатые годы, а затем постепенно был вытеснен иными. Сейчас помимо любителей господствуют два типа: узкие спе- циалисты и дельцы. Кастовые ученые, знатоки определенного района, некой эпохи, какой-то группы древних вещей были все- гда. В наши дни завоевать такую репутацию мечтают многие. Уже студенты и аспиранты пытаются отыскать «свою экологиче- скую нишу» и прочно обосноваться в ней. Если речь идет о подлинных знатоках своего дела, то эту тен- денцию нельзя не приветствовать. Защитники ее, может быть, су- меют восполнить те бреши, что образовались в результате «борь- бы с вещеведением», оживят заглохшую работу по систематизации и классификации древностей. К сожалению, отхватить для себя уютную нишку стремятся и явные халтурщики, собирающиеся жить там в свое удовольствие, без помех и контроля извне. Но и в лучших кастовых специалистах чувствуется известная ущербность, отрыв от традиций гражданственности, обществен- ности, издавна свойственных русской науке. Нет у этих людей глубоких связей с жизнью народа, страны, эпохи. Даже наши академики XVIII века из немцев имели перед ними преимущест-
100 во, поскольку были энциклопедистами, тогда как нынешние про- фессионалы не видят ничего дальше маленькой группы кремней, амфорных ножек или бронзовых пряжек. За последние тридцать лет на первый план все упорнее стал выдвигаться тип ученого-дельца, мастера саморекламы, охотни- ка за чинами, званиями, деньгами. Я уже говорил об одном из та- ких деятелей — А. П. Окладникове. В следующем поколении по- добных умельцев стало еще больше. По тому же пути пошли В. М. Массон, А. М. Лесков, А. И. Мартынов, Я. А. Шер, А. Д. Пря- хин и т. д. Да, они хорошие организаторы. Но беспокоит их во- все не научная истина, а личный успех, ради чего они готовы на все и потому порой весьма опасны для науки. В советский период успех обеспечивало обслуживание лозун- гов, брошенных с высоких трибун. Задумаемся теперь над этим аспектом проблемы. Идеологический пресс со страшной силой давил и давит на людей нашего времени. Ежеминутно помнишь: этого нельзя, хотя это чуть ли не самое главное, а вот то надо всюду притягивать за уши, сколь бы ни было противно и не нуж- но для дела. Как тут быть? Я наблюдал разные линии поведения. В схеме их шесть. Первая — уйти, бежать. Минский археолог С. С. Шутов при разгроме белорусской культуры в «год великого перелома» бро- сил любимые занятия, получил медицинское образование и пре- вратился в практикующего врача. В 1953 году я встретился с ним на раскопках в Костенках. Увлечение юных лет не прошло, и Сергей Сергеевич ради него жертвовал своим отпуском. Любопытен М. Я. Сюзюмов — ученик знаменитого византи- ниста А. А. Васильева. Перед революцией он напечатал ряд ин- тересных очерков и был приглашен на кафедру в Юрьевский университет. Октябрьский переворот все перечеркнул. До пяти- десяти лет Сюзюмов учительствовал в захолустной Златоусте и только в 1943 году начал преподавать в Уральском университете. Долголетие позволило ему еще немало сделать, в частности в изучении средневекового Херсонеса183. «Отойди от зла и сотвори благо» — путь вроде бы оправдан- ный, но не есть ли это зарывание в землю своего таланта? Да и возможно ли в наши дни избежать какого-либо соприкосновения с враждебными тебе явлениями? Ведь на раскопки Шутов ездил с П. И. Борисковским — активным участником погромов начала 183 Поляковская М. А. М. Я. Сюзюмов — парадоксы жизни и творчест- ва // Известия Уральского университета. Екатеринбург, 1995. №4.
______________Русские археологи до и после революции 101 1930-х годов. А Сюзюмов, директорствуя в школе, разве мог ук- лониться от славословий Сталину? И, вернувшись в науку, не за- верял ли он всех, что ныне усвоил учение Маркса? Нет, тут что- то мне не по душе. Творческие люди не могут не работать. После избиений, пы- ток, приговора к расстрелу бывший белорусский академик, а по- том многолетний заключенный Г. И. Горецкий год за годом вел серьезные геологические и археологические исследования на Бе- ломорканале и Волге—Доне184. А другой зек — искусствовед А. Н. Греч — в Соловецком лагере писал бисерным почерком в «амбарной книге» свой «Венок усадьбам»185. Итак, все же работать. Но как? Один путь — замкнуться в уз- ком круге специальных тем, подальше от того поля, где идет борьба не на жизнь, а на смерть. «При любом строе честный до- цент может честно заниматься стихосложением Хемницера», — говаривал пушкинист В. Э. Вацуро. Так думают многие. Займем- ся разбором архивов, археологических коллекций, составлением каталогов, комментариями к текстам классиков. Будем делать это на высоком профессиональном уровне, но не участвуя в об- щественной борьбе. Эту позицию я понимаю, уважаю, и все же мне она кажется несколько ущербной. Две другие позиции примыкают к ней, но и отличаются в весьма существенных моментах. Один вариант: на службе — обычная рутинная работа в своей частной области, а по вечерам тайком что-то делается для себя без оглядки на цензуру. Мону- ментальный «Петр Великий» М. М. Богословского готовился по- сле революции без надежды на публикацию, и все же увидел свет в конце 1930-х годов. В 1960-х — большое впечатление на читателей произвели посмертно изданные труды С. Б. Веселов- ского об Иване Грозном, созданные в 1930—1940-х годах. Такие примеры, безусловно, вызывают желание подражать. Но куда ча- ще написанное в стол со временем устаревает, проходит незаме- ченным, не став из факта биографии автора фактом истории нау- ки. Археологические изыскания устаревают особенно быстро. Гораздо ближе мне другой вариант: работая с полной отдачей в избранной сфере, скрепя сердце приняв какие-то апробиро- ванные догмы, исподволь при всяком удобном случае проводить в печати или на лекциях идеи, идущие вразрез с официальными 184 Анциферов Н. П. Из дум о былом. М„ 1932. С. 377, 386, 393—397. 185 Злочевский Г. Д. «Со вкусом и горячей любовью к истинно культур- ным ценностям». Алексей Николаевич Греч // Краеведы Москвы. М., 1995. С. 256.
102__________________________________________________________ установками. Иногда это удается в очень скромных масштабах, иногда — в довольно значительных, иногда сразу пресекается и кончается плохо. Это путь деятельных людей, в основе порядоч- ных, но идущих на компромиссы, чтобы не зарыть свой талант в землю, чтобы твоя область знания как-то двигалась вперед, не отрываясь от достижений мировой науки. Примеров много. Тут и биологи (П. М. Жуковский), и философы (А. Ф. Лосев), и фило- логи (Ю. М. Лотман) и историки (И. М. Дьяконов, А. И. Неусы- хин) и т. д. Следующие две линии поведения — это переход на офици- альные позиции и участие в разгроме тех направлений, что им не соответствуют. В одной случае серьезный специалист неплохо работает в своей сфере, но губит тех, кто думает иначе. М. Н. По- кровский был интересный, хотя и крайне односторонний иссле- дователь, но он нанес огромный вред нашей науке, отправив за решетку более ста своих коллег — «дворянских к буржуазных ис- ториков». Во втором случае человек ни к какой науке не способен, но ус- пешно делает карьеру около нее, организуя травлю подлинных ученых как идеалистов, космополитов, морганистов и т. д. и т. п. Такой публики несть числа и прощения ей нет. В биологии это И. И. Презент, в физике — А. К. Тимирязев, в археологии — С. Н. Быковский... Итак, предпочтительнее для меня скромные труженики, не марающиеся в грязи, и активные натуры, все понимающие, но ради дела готовые пойти на те или иные компромиссы. Поймут ли подлинную расстановку сил наши потомки? Вот ведь Запад не слишком разбирается, что к чему. То делил россиян всего на две группы — героических диссидентов и жалких конформистов, то охотно общается с официальными лицами из погромщиков. Как же иначе: именно они могут пригласить, организовать ка- кие-то совместные исследования. А картина иная. Основной массив составляют рядовые интел- лигенты. Они спасли от гибели наши библиотеки, музеи, архи- вы, памятники старины. Они продолжают линию преемственно- сти в развитии определенных областей знания, в преподавании. Были среди них истинные герои, шедшие на великие жертвы, чтобы защитить наше культурное наследие. Преобладали же не- заметные труженики, давно забытые, но совершившие совсем немало. Нередко им приходилось идти на уступки властям, вы- глядящие сейчас весьма неприятно. К чему же я призываю: к «двурушничеству», по терминологии тридцатых годов, к «двоемыслию» — по выражению шестидеся-
Русские археологи до и после революции 103 тых? Нет, я говорю о реальном взгляде на вещи. На последнем съезде конституционно-демократической партии в 1918 году А. А. Кизеветтер признал, что тактика бойкота новой власти про- валилась. Коммунисты спокойно обходятся без интеллигенции, а культура гибнет. Надо соглашаться на сотрудничество, стараясь, несмотря ни на что, проводить свою линию186. Кто был прав — А. Н. Бенуа, звавший работников музеев к бойкоту, или истори- ки и искусствоведы, вместе с комиссарами вывозившие из раз- грабляемых монастырей и усадеб иконы, картины, книги, кол- лекции? Для меня ответ ясен. Вся наша жизнь стоит на компромиссах: с родителями, люби- мыми, но принадлежащими к другому поколению и плохо нас понимающими, с коллегами, очень разными по устремлениям и нравственным качествам. Нельзя превращать жизнь в вечную гражданскую войну. Но нельзя и капитулировать при малейших сложностях, приспосабливаясь к любому произволу и преступле- нию. Борьба и противостояние неизбежны. Решить же, где про- легает грань допустимых уступок, которую нельзя перейти, дело совести каждого. Тут единых рецептов нет. В 1925 году великий ученый В. И. Вернадский, отвечая на письмо старого соратника по конституционно-демократической партии И. И. Петрункевича, не соглашался с его упреками С. Ф. Ольденбургу и А. Е. Ферсману, пошедшим на сотрудничест- во с большевиками. Дело не в отдельных уступках нажиму вер- хов, а в главной задаче, стоящей перед деятелями науки, — спа- сти русскую культуру. Вернадский напоминал о рассказе Абюля Ремюза про китайского сановника, ставшего ближайшим совет- ником Чингисхана. «Благодаря ему, а не его моральным против- никам Китай не постигла судьба Средней Азии, где все было уничтожено. И этот мандарин был моральной прав», — подчер- кивал Вернадский187. Мысль: «существование «конформистов» — условие стабиль- ности общества в экстремальных условиях» разделяют и совре- менные представители естественных наук188. Для понимания поведения ученых, живших в СССР, полезно вспомнить о типичном явлении наших дней — о заложниках. 186 Красная книга ВЧК. М., 1989. Ч. 1. С. 74—77. 187 «Я верю в силу свободной мысли...» Письма В. И. Вернадского И. И. Петрункевичу// Новый мир. 1989. № 12. С. 217. 188 Шноль С. Э. Существование «конформистов» — условие стабильно- сти общества в экстремальных условиях // Русский химический журнал. 1999. Т. XLIII. №6.
104 Когда террористы захватывают самолет или автобус с пассажира- ми, мы не удивляемся: что же они не сопротивляются? Ведь их больше, чем бандитов. Правда, те вооружены и кого-то даже убь- ют, но одолеть-то их можно. — Нет, те, кто пытается спасти лю- дей, говорят им: проявляйте выдержку, постарайтесь начать диа- лог с террористами, терпеливо ждите помощи извне. То же и с интеллигенцией в СССР. Сопротивление было немыслимо. Жертвы и так исчислялись тысячами. То тут, то там приходилось приспосабливаться к тре- бованиям овладевшей властью группы. Речь шла не просто о вы- живании, а о сохранении культурного потенциала России. Эту позицию разделяла значительная часть нашей интеллигенции. Была и другая часть. У террористов оказываются порой по- собники из тех же заложников, готовые ради выгоды предать своих товарищей по несчастью. То же происходило в масштабах всей страны. Этими соображениями определяется некая противоречивость моих очерков. Тон их меняется, местами он очень снисходите- лен, а где-то становится крайне нетерпимым. Нельзя путать жертвы и пособников палачей. Ни на минуту нельзя забывать о трагизме общей ситуации для нескольких поколений русских ученых. Меня не раз упрекали и, вероятно, будут упрекать читатели этой книги за резкие оценки тех или иных поступков наших предшественников. Ведь есть латинское изречение: «О мертвых или хорошо или ничего». Есть и христианская заповедь: «Не су- дите, да не судимы будете». Так ли это бесспорно? Разве возмож- но движение вперед науки, да и жизни в целом, если мы не бу- дем оценивать уже отошедшие в прошлое дела и события. Лев Толстой писал: «О мертвых говори доброе или ничего». Как это несправедливо! Напротив, надо бы сказать: «О живых говори доброе или ничего». От скольких страданий это избавило бы людей... О мертвых же почему не говорить худого? В нашем мире, напротив, установилось вследствие обычая некрологов и юбилеев говорить о мертвых одни преувеличенные похвалы и, следовательно, только ложь. А такие лживые похвалы вредны потому, что сглаживают в понятиях людей различие между доб- рым и злом»189. Мне близка такая позиция. Не нужно только расставлять от- метки по двубальной шкале: хорошее — плохое, черное — белое. 189 Толстой Л. Н. Путь жизни // Поли. собр. соч.: В 50 т. М„ 1956. Т. 45. С. 356.
Русские археологи до и после революции 105 И люди не одномерны, и ситуации, в какие им доводилось попа- дать в нашу эпоху, безмерно сложны. Вот несколько эпизодов из истории отечественной археологии. В брошюре «Феномен советской археологии» Л. С. Клейн ог- ромное значение придавал тому, кто из коллег цитировал «клас- сиков марксизма», а кто нет. Мне это не кажется существенным. Цитаты порой прикрывали идеи, считавшиеся неортодоксаль- ными и не пропускавшиеся в печать, порой были всего лишь «выплатой идеологической пени» (по выражению И. Ильфа и Е. Петрова), своего рода «галочкой». Не это было главным в бе- зумно тяжелой ситуации. В числе людей, принципиально умалчивавших о марксизме, Л. С. Клейн назвал М. П. Грязнова . Это верно, но как быть с другими фактами? В 1930 году в Русском музее развернулась «Критическая про- работка Руденковщины». На заседании Этнографического отдела под надзором М. Г. Худякова, А. Н. Бернштама и Е. Ю. Кричев- ского с докладами пришлось выступить С. А. Теплоухову и Гряз- нову. Вынужденные отмежеваться от репрессированного Руден- ко, они спорили с ним по чисто научным вопросам, но «уклони- лись от разбора социальных корней руденковщины, методоло- гии и классовой сущности его работ». Не придали они значения и тому, что одна из ранних статей Руденко издана в приложении к монографии М. И. Ростовцева о сарматских курганах Орен- бургской губернии (1918), что следовало расценить как связь Ру- денко с белоэмигрантом и антисоветчиком. Мог ли Грязнов избежать этого выступления? Пожалуй, мог бы. Ф. А. Фиельструп участвовать в «борьбе с руденковщиной» отказался190 191. Прошло два года, и по «Делу Русского музея» были арестова- ны как Фиельструп, так и Теплоухов с Грязновым. В архиве Грязнова сохранилась сдеханная десятилетия спустя запись две- надцати допросов во время следствия. Из нее видно, что на вось- мом допросе обвиняемый принужден был дать какие-то показа- ния против Теплоухова, а на одиннадцатом — против Руден- ко192. Теплоухов и Фиельструп покончили с собою в тюрьме. В 1960-х годах Грязнов сделал в ЛОИА доклад о Теплоухове, чьи заслуги замалчивали почти тридцать лет. По рассказам при- 190Ядей«Л. С. Феномен советской археологии. СПб., 1993. С. 33. 191 Худяков М. Г. Критическая проработка руденковщины // СЭ. 1931. № 1—2. С. 168. 192 Из архива М. П. Грязнова // Степи Евразии в древности и средне- вековье. СПб., 2002. С. 86—90.
106__________________________________________________________ сутсгвовавших, закончив свою речь, Михаил Петрович помол- чал, а потом произнес еще фразу: «И вот такого человека я погу- бил» и заплакал. Вправе ли кто-либо осуждать Грязнова за то, на что он пошел в тяжелейших обстоятельствах? На мой взгляд, ни в коей мере. Он действовал не по собственному почину, а, по выражению А. Камю, был «впутан»193 во что-то ему органически чуждое. Си- туация с Худяковым, Кричевским, Бернштамом принципиально другая. Они добровольно стали пособниками палачей. В 2001 году Г. П. Григорьев напечатал очерк о П. И. Бори- сковском, где содержится скрытая полемика с моей оценкой об- щественной позиции этого ученого. По уверению Григорьева, Борисовский с юных лет и до старости был гоним, сперва как вы- ходец из буржуазии, затем как еврей, потом как маррист, и т. д. «Жизнь его была несладкой»194. Вероятно, так повествовал о сво- ей жизни сам Борисковский в разговорах с Григорьевым. Люди старшего поколения знают, что все обстояло куда сложнее. Вы- ходцы из «бывших» нередко рьяно выслуживались перед новой властью. Ближайший друг Борисковского Кричевский — сын со- стоятельного петербургского ювелира — стал доносчиком и про- работчиком. Власть умело использовала таких людей. Проработ- чиком был в начале 1930-х годов и Борисковский. В годы «борьбы с космополитизмом» вовсе не преследовали всех евреев без разбора. Была выделена группа «хороших евре- ев», и их демонстративно выдвигали и награждали. Так в 1949 году — в пик «борьбы с космополитизмом» — Сталинской преми- ей был отмечен С. Я. Маршак за переводы сонетов Шекспира. Борисковский старался попасть в число «хороших евреев», да- же борцов с космополитизмом. Он изобличал в этом страшном грехе В. И. Равдоникаса, чью панегирическую биографию только что напечатал. В своей книге «Начальный этап первобытного об- щества» (Л., 1950) не назвал ни одного иностранного ученого, пе- речисляя самые незначительные заметки отечественных авторов. Все это было замечено наверху. В 1952 году еврей и недавний маррист Борисковский благополучно получил докторскую сте- пень, в 1961 — возглавил сектор палеолита ИА. Конечно, и Борисковскому пришлось пережить трудные ми- нуты. Когда расстреляли его руководителя по аспирантуре Камю А. Диалог с глухими!? // Слово. 1991. № 3. С. 83. Григорьев Г.П. П. И. Борисковский на фоне социальной психоло- гии первой половины XX века // Каменный век Старого света. СПб., 2001. С. 33—38.
Русские археологи до и после революции 107 С. Н. Быковского, когда развернулась антисемитская кампания, Павел Иосифович очень боялся. Но в целом он всегда был на плаву. Он был старательный, полезный ученый, в зрелые годы достаточно терпимый во взаимоотношениях с коллегами, но это совсем иной тип, чем Грязнов, прежде всего приспособленец. Постараемся быть объективными, говоря о наших предшест- венниках, попытаемся понять логику их поведения. Но все по- нять не значит все простить. Были люди, сделавшие карьеру, присвоив достижения архео- логов, ставших жертвами репрессий. Систему «клеров» земле- дельческих участков у Херсонеса открыл в 1920-х годах Л. А. Мо- исеев. Он был арестован. Его работа о клерах куда-то исчезла. Тему перехватил С. Ф. Стржелецкий195. Антиковеды, видя, что речь идет о важном открытии, предложили ему защищать работу о клерах как докторскую диссертацию, а в качестве кандидат- ской подать что-нибудь другое. Стржелецкий представил как кандидатскую диссертацию описание поселения кизил-кобин- ской культуры у Балаклавы. Открыл и раскопал его А. К. Тахтай, отправленный в концлагерь по доносу именно Стржелецкого196. Моисеев и Тахтай вышли из заключения, но по-настоящему уже не работали. Точно также Д. А. Крайнов уже в 1960-х годах приписывал се- бе открытие многослойного неолитического поселения Сахтыш, найденного в действительности репрессированным В. И. Смирно- вым, равно как и периодизацию древностей Волго-Окского бас- сейна, созданную погибшим Б. С. Жуковым. Е. И. Крупнов раб- ски воспроизвел периодизацию древностей Кабарды, разрабо- танную А. А. Миллером, не называя его и делая вид, будто это его собственное достижение. Оправдать действия Стржелецкого, Крайнова и Крупнова я не могу. Но вот ситуация несколько другая. В 1932 году киевский археолог С. С. Магура начал широкомасштабные раскопки три- польского поселения Коломийщина. Помогал ему другой киев- лянин К. Е. Коршак. В 1934 году в экспедицию были приглаше- ны сотрудники ГАИМК Т. С. Пассек и Е. Ю. Кричевский. В 1937 году Магура и Коршак были арестованы и расстреляны. Отчет о раскопках был издан в 1940 году в сборнике «Трипольская куль- 195 Щеглов А. Н„ Тункина И. В. Из истории изучения античного куль- турного ландшафта в Крыму (конец XVIII — первая половина XX в.) // Традиции российской археологии. СПб., 1996. С. 32. 196 Формозов А. А. Новые книги об отечественных археологах И РА. 1993. №4. С. 250, 251.
108 тура» Т. С. Пассек. Магура и Коршак здесь не упомянуты. В кни- ге дано подробное описание восьми глинобитных площадок — остатков трипольских жилищ, расчищенных Пассек и Кричев- ским. А всего на поселении было изучено 39 площадок. О боль- шей части из них, видимо, исследованных Магурой и Коршаком, приведены лишь краткие справки. Или полевые материалы, хра- нившиеся у этих археологов, были изъяты и уничтожены НКВД, или они все же были доступны Пассек, но она не могла назвать имена репрессированных. Винить ее за такой характер публика- ции никак нельзя. Скорее надо благодарить за то, что ценные материалы были введены в научный оборот, а не погибли, как погибли после ареста исследователей важные данные о раскоп- ках в зоне строительства Днепрогэса. Все же нужна и оговорка. После XX съезда КПСС Пассек не решилась рассказать в печати о том, кто изучал Коломийщину, что с ними стало и при каких обстоятельствах она готовила публикацию. Таких коллизий в жизни археологов советской эпохи было много и, хотя легче все- го следовать совету «Не судите», совесть протестует против по- добного подхода к поистине трагическим событиям.
Петр Петрович Ефименко После рассказа о пути, пройденном русскими археологами в со- ветскую эпоху, остановимся подробнее на судьбе одного из них. За последние два десятилетия увидел свет ряд статей, посвя- щенных П. П. Ефименко. Их написали люди, тесно общавшиеся с ним в те годы, когда он находился в расцвете таланта — П. И. Борисковский1, П. Н. Третьяков2, А. Н. Рогачев3, С. Н. Би- биков4, более молодые ученые, заставшие его в конце жизни, на спаде — 3. А. Абрамова5, Г. П. Григорьев6, и представители по- коления, вступившего в науку уже после смерти Ефименко — А. А. Синицын7. Появление этих публикаций закономерно. В 1960—1970 гг. Ефи- менко воспринимался как фигура, воплотившая в себе пройденный и преодоленный этап в развитии советской науки, и не пользовался вниманием коллег. Четверть века спустя на него можно взглянуть объективнее. В глазах наиболее вдумчивых археологов он вырос. Масштаб его личности осознан, наконец, в должной мере. 1 Борисковский П. И. Петр Петрович Ефименко. Воспоминания учени- ка И СА. 1989. № 3. С. 253—259. 2 Третъяков П. Н. П. П. Ефименко и финно-угорская археология // Труды Мордовского института языка, литературы, истории и этногра- фии. Саранск, 1975. Вып. 48. С. 3—6. 3 Рогачев А. Н. П. П. Ефименко и вопросы социологии первобытного общества// КСИА. 1972. Вып. 131. С. 5—10. 4 Бибиков С. Н. Петр Петрович Ефименко// СА. 1984. № 4. С. 287—290. 5 Абрамова 3. А. П. П. Ефименко и изучение палеолитического искус- ства// КСИА. 1992. Вып. 206. С. 17—22. 6 Григорьев Г. П. П. П. Ефименко и С. Н. Замятнин // КСИА. 1992. Вып. 206. С. 12—14; Он же. П. И. Борисковский и П. П. Ефименко // Ар- хеологические вести. 1994. Вып. 3. С. 212, 213. 7 Синицын А. А. П. П. Ефименко и совеременное палеолитоведение И КСИА. 1992. Вып. 206. С. 6—11.
110 В то же время в названных выше статьях, содержавших нема- ло ценных наблюдений и характерных штрихов, меня, как чело- века знавшего Петра Петровича и занимавшегося историей нау- ки, далеко не все убеждает и удовлетворяет. Поэтому я и решил написать этот очерк. Сразу же оговорюсь: я не принадлежал к числу людей, сколько- нибудь близких к Ефименко. Более того: мы друг друга не любили. Но он всегда вызывал во мне и большой интерес и чувство уважения. Меня отталкивала его манера поведения — сухость, отчуж- денность, пренебрежительное отношение к собеседнику. Но не только это. Он воспринимался как официоз. Я никогда не был диссидентом, но официоз мне всегда претил. Я рос в семье зако- нопослушных научных работников. Такими же были те археоло- ги, у кого я учился. Но ни у нас в доме, ни у одного из них порт- реты Сталина не висели. А в киевской квартире Ефименко портрет Сталина был на виду. Сейчас я понимаю, что директор института Украинской академии наук, пожилой уже человек, иногда принимал сотрудников у себя дома и ему нужно было соз- дать официальную обстановку. В ленинградской квартире Петра Петровича соответствующего портрета я не видел. И все-таки это характерный штрих. Третье издание «Первобытного общест- ва» (1953) украшено портретами Маркса и Энгельса и цитатами из сочинений всех «четырех классиков марксизма». Ефименко ос- тался для меня чужим человеком. Теперь я жалею, что не сумел подойти к нему поближе, расспросить его о многом. Родители археолога были люди незаурядные. Отец его Петр Саввич (1835—1908), сын городничего города Ногайска в Приазо- вье, выходца из крестьян с. Большая Токмаковка Бердянского уезда Таврической губернии. Начал свою службу Савва простым солдатом, в войну с Наполеоном дошел до Парижа. Выучившись в казарме грамоте, после отставки пошел в писари, потом был ста- новым приставом. Иначе говоря, карьера у него та же, что и у го- голевского городничего Сквозник-Дмухановского. У подобных представителей николаевской администрации дети нередко стано- вились шестидесятниками, народниками, революционерами. То же произошло с Петром Ефименко-старшим. Учась в Харьковском и Московском университетах, он участвовал в под- польных кружках, переписывался с А. И. Герценом и был извес- тен под кличкой «Царедавленко». В 1863 г. его выслали сперва в Пермь, потом в Онегу и, наконец, в Холмогоры, где он зарабаты- вал себе на хлеб как канцелярский служитель8. “ Разумова А. П. Из истории русской фольклористики. П. С. Ефимен- ко и П. Н. Рыбников. М.; Л., 1954. С. 20—42, 75—129.
Петр Петрович Ефименко 111 Здесь он познакомился с учительницей двухклассного Холмо- горского училища Александрой Яковлевной Ставровской (1848— 1918). Она была уроженкой с. Ворзуга Кольского у. Архангель- ской губ. Отец ее так же, как и Савва Ефименко, из добропоря- дочного николаевского чиновничества, был становым приставом, а потом подвизался в казенной палате. И в данном случае дочь николаевского служаки встала на путь просвещения обездолен- ного народа9. Петр Саввич в свободное от канцелярских занятий время изу- чал крестьянский быт, записывал произведения фольклора, пы- тался разобраться в основах общинного устройства. О своих изы- сканиях он рассказывал в печати, в особенности после того, как ему удалось перевестись в Архангельск на должность секретаря губернского статистического комитета. Одна за другой выходили его статьи: «О народной крестьянской общине Архангельской гу- бернии», «Приданое по обычному праву крестьян Архангельской губернии», «Договор о найме пастухов», «Наследование зятьев- приемышей», «Договор купля-продажа», «Семья архангельского крестьянина», «Юридические знаки», «Заволоцкая чудь» и т. д. В 1869 г. увидела свет и книга «Сборник народных юридических обычаев Архангельской губернии»10. В тот же год на I археологи- ческом съезде в Москве был прочтен доклад П. С. Ефименко о древностях Архангельской губернии, и он был избран членом- корреспондентом Московского археологического общества11. С 1865 г. по программе Петра Саввича занималась этнографи- ей Русского Севера и А. Я. Ставровская. Напечатаны ее статьи «Словарь местного наречия крестьян Архангельской губернии», «Юридические обычаи лопарей, корелов и самоедов Архангель- ской губернии», «Женщина в крестьянской семье», «Народные юридические воззрения на брак», «Трудовое начало в русском народном праве», «Субъективизм в русском народном праве», «Семейные разделы крестьян-землевладельцев Русского Севера». В 1884 г. эти статьи были объединены в обобщающем труде «Обычное право». В 1870 г. Петр Саввич и Александра Яковлевна поженились и начали хлопотать о переводе ссыльного южанина, тяжело пере- 9 Марков П. Г. А. Я. Ефименко — историк Украины. Киев, 1966. 10 Список печатных работ П. С. Ефименко, составленный им самим, см.: Харьковский сборник. Харьков, 1887. Вып. I. С. 277, 278. 11 Императорское Московское археологическое общество за первое пятидесятилетие его существования. М., 1915. Т. II. С. 119. Далее: Им- ператорское Московское археологическое общество.
112 носившего северный климат, в более подходящие для него края. В 1872 г. разрешение было получено, и семья перебралась в Во- ронеж. Затем сменили его на Самару, Чернигов, Саратов, пока в 1879 г. прочно не обосновались в Харькове. В эти годы скитаний П. С. Ефименко опубликовал еще ряд ра- бот. Из них наиболее важны «Сборник малороссийских заклина- ний» (1874) и «Материалы по этнографии русского населения Ар- хангельской губернии» (1877—1878, ч. 1—2). Но в Харькове он не смог найти себя, служил в губернском статистическом комитете, членом-оценщиком Харьковского отделения дворянского банка. Издал два тома «Харьковского календаря», но ничего равного ранним своим работам уже не создал. Между тем он был в родной украинской стихии, в городе, где некогда учился, пытался так же войти в жизнь селян Сумщины, как раньше постигал обычаи ар- хангельских крестьян. Но что-то не получалось. Видимо, послед- ние двадцать лет своей жизни он уже серьезно болел. Постепенно Александра Яковлевна и Петр Саввич поменя- лись ролями. Раньше главным работником и кормильцем семьи был он, а она только помогала ему. Теперь на первый план вы- шла она. У нее было пятеро детей: Тарас, Петр, Александра, Ве- ра и Татьяна. Надо было содержать и воспитывать их. Но увле- кала и работа. В незнакомом южном краю северянка не растеря- лась. Напротив, только здесь ее творческие возможности раскры- лись в полной мере. В Харькове с 1805 г. существовал универси- тет. Там преподавал ряд крупных историков. Среди них выде- лялся ректор Д. И. Багалей. Он читал курс русской истории, за- нимался же в основном — украинской, возглавлял богатый гу- бернский архив и Историко-филологическое общество при уни- верситете. В юности был он близок к народникам — украинофи- лам из круга М. П. Драгоманова. До революции 1905 г. женщин в России к преподаванию не допускали, и ученые степени им в русских университетах не при- суждали. Не попав в число преподавателей, Александра Яков- левна сосредоточила свои силы на работе в научном обществе и архиве. Она опубликовала много специальных статей, научно- популярных и художественных очерков о жизни Украины. Это «Дворцовое землевладение в Южной России», «Кочные суды в Западной России», «Южно-русские братства», «Малороссийское дворянство». Впоследствии они вошли в книгу «Исследования народной жизни» (1884) и двухтомник «Южная Русь» (1905). Наиболее значительные произведения появились уже в конце пребывания А. Я. Ефименко в Харьков, когда Петр Петрович стал студентом. Это «История Украины и ее народа» (1907) и
Петр Петрович Ефименко 113 ffZ?, сЛОрНИК "На УкРаине- Сочинения и рассказы» (1905—1915). Некоторые книги не раз переиздавали, в частности «Историю Украины». Александра Яковлевна завоевала признание в ученом мире Ведущий русский историк С. Ф. Платонов говорил о ней как об «одной из самых замечательных русских женщин XIX столетия. Отличительные черты ее: глубокие исторические познания и чисто юридический склад ума. В соединении с литературным та- лантом, ее конструктивные способности дозволяют ей достигать больших результатов»12. Известны ссылки на работы А. Я. Ефи- менко в сочинениях К. Маркса (его пометы на полях ее «Артелей в Архангельской губернии»), Г. В. Плеханова («История русской общественной мысли»), В. И. Ленина («Доклад на объедимитель- ном съезде РСДРП»), После революции 1905 г. положение женщин в русском ученом мире изменилось. Д. И. Багалей поставил вопрос о присуждении А. Я. Ефименко степени доктора русской истории honoris causa, что и было сделано Харьковским университетом в 1910 г. Алексан- дру Яковлевну пригласили читать лекции на Высших женских (Бестужевских) курсах. В 1907 г. она переехала с мужем и детьми в Петербург, где и преподавала до 1917 г. Ею был выпущен учеб- ник русской истории для Высших женских курсов (1909). После получения докторской степени она стала профессором. Эти успе- хи были, однако, омрачены смертью Петра Саввича в 1908 г. Несомненно, путь Петра Петровича Ефименко был в значи- тельной мере предопределен интересами его родителей. Алек- сандра Яковлевна была участником ряда археологических съез- дов: VI в Одессе, IX в Вильно. В 1902 г. очередной XII съезд должен был состояться в Харькове. В подготовке его приняли участие и Д. И. Багалей, и А. Я., и П. П. Ефименко. В этот год Александра Яковлевна стала действительным членом Московско- го археологического общества13. Многое было унаследовано сыном от матери и во вкусах, и в складе ума. П. И. Борисковский вспоминал, что Петр Петрович не любил Пушкина и ставил выше него Некрасова. Тут дело не в личном восприятии, а в установках народников, Д. И. Писарева. Свойствен был ему и «юридический», несколько формальный склад ума. (Брат его Тарас был профессиональным юристом.) 12 Ханукова В. В. Ефименко Александра Яковлевна // Русские писате- ли. 1800—1917. М., 1992. Т. II. С. 247. Ср.; С. Ф. Платонов об историках. Приветствие А. Я. Ефименко И АЕ за 1993 год. М., 1995. С. 340, 341 13 Императорское Московское археологическое общество... С. 118, 11У. Я - 6382
114 А вот литературный талант от матери сын не унаследовал_ писал сухо, тяжело и с напряжением. Б. А. Латынин, вернувшийся из ссылки и изголодавшийся по научной книге, признавался: «Способен даже Ефименку читать (а это страшнее... Тредиаковского!)»14. Хотя Петр Петрович оста- вил две толстые книги «Первобытное общество* и «Костенки I*, список его трудов не слишком велик — около 90 названий15. Что касается Петра Саввича, то здесь с наследственностью де- ло обстояло совсем неблагополучно. Он был эпилептиком. Две его дочери Александра и Вера окончили дни в психиатрической больнице. Последние годы своей жизни в тяжелой депрессии была его внучка — дочь Петра Петровича Ольга16. Да и поведе- ние самого Петра Петровича в старости некоторые археологи расценивали как не вполне нормальное. Я так не думаю, но не исключаю, что мысль о грозящем и ему погружении в мир хаоса не оставляла его, и не были ли именно этим вызваны надетая им на себя маска «каменного гостя» и его гипертрофированная страсть к порядку. Родился Петр Петрович Ефименко 23 ноября (9 ст. ст.) 1884 г. в Харькове. Здесь получил гимназическое образование и начал учиться в университете на историко-филологическом факультете. Первым его учителем стал Д. И. Багалей, автор не только боль- шого числа исторических, но и ряда археологических работ. Свой курс русской истории (издан в 1909 г.) он начинал с расска- за о древностях. При подготовке к XII Археологическому съезду в Харькове 1902 г. был учрежден подготовительный комитет, собиравший в частности материалы к выставке, приуроченной к его открытию. В связи с этим восемнадцатилетний студент П. П. Ефименко провел свои первые археологические разведки. Вместе со своим товарищем М. Э. Воронцом, впоследствии переехавшим в Моск- ву, а в 1940—1950-х годах успешно занимавшимся археологией Средней Азии, он собирал подъемный материал у сел Кочетки и 14 Судьба ученого. СПб., 2000. С. 82. 15 Неполный и очень небрежно составленный П. И. Борисковским и Г. П. Григорьевым список публикаций П. П. Ефименко приложен к ста- тье: Борисковский П. И. К 80-летию П. П. Ефименко // СА. 1964. № 4. С. 56—58. Я даю сноски на статьи Ефименко только при цитатах и в тех случаях, когда какие-то публикации не попали в этот список. 16 Данные о личной жизни П. П. Ефименко любезно сообщили мне его племянница М. Т. Ефименко, внучка от первого брака М. Б. Черны- шева и внук от второго брака Д. В. Алексеевский.
Петр Петрович Ефименко 115 Большая Даниловка Змиевского уезда недалеко от Чугуева. На дюнах было выявлено четыре пункта с находками кремневых орудий и керамики и отдельными предметами эпохи бронзы и железа. Один пункт Ефименко расценил как мастерскую. Описание этих коллекций в «Каталоге выставки XII Археоло- гического съезда в г. Харькове» Петр Петрович считал своей первой научной публикацией. Принимал участие Ефименко и в первых раскопках Донецко- го городища и Салтовского могильника, открытого в 1901 г. В. А. Бабенко, в экспедиции по изучению быта украинских и русских крестьян. На заседаниях Харьковского съезда молодой археолог слушал доклады признанных знатоков древностей России П. С. Уваровой, Н. И. Веселовского, Д. Н. Анучина, В. А. Городцова, А. А. Милле- ра. Участвовал Петр Петрович и в подготовке XIII Археологиче- ского съезда в Екатеринославе, где выступала с докладом его мать. Разумеется, жизнь студента не сводилась к одним ученым изысканиям. В 1905 г. он женился на девятнадцатилетней харь- ковчанке Евгении Федоровне Поташниковой (1885—1918). Революция 1905 г. вызвала отклик в Харькове, в частности, в студенческой среде. Сын народников, естественно оказался втя- нутым в это движение. В каких кружках он участвовал, какой ориентации, чем себя проявил, сказать трудно. В личном деле Ефименко, хранящемся в архиве ИИМК, говорится, что в 1902— 1908 гг. он был членом РСДРП, меньшевиком, с 1900 до 1906 г. работал при Харьковском комитете РСДРП, подвергался обы- скам, в 1906 г. сидел в тюрьме три месяца за участие в студенче- ских беспорядках17. П. И. Борисковский говорил иначе: был эсе- ром, носил партийную кличку «Капитан», а в статье 1989 г. доба- вил, что родственником его был легендарный большевик В. Л. Шанцер, оказавший на него большое влияние18. Последнее, безусловно, не соответствует действительности. Виргилий Леонович Шанцер был сыном француженки и авст- рийца. Его революционная деятельность началась в Одессе. Много лет он провел в ссылках в Сибири и в эмиграции, был од- ним из руководителей Московского восстания 1905 г.19 Знаком- ство с ним у П. П. Ефименко могло состояться только после этого события. Шанцер был женат на сестре жены Петра Петровича Наталье Федоровне Поташниковой. Она взяла к себе дочь Ефи- 17 Архив ИИМК. Ф. 35. Оп. 5. Д. 103. Л. 11,12. 18 Борисковский П. И. Петр Петрович Ефименко. С. 254. 19 Кордес В. В. Л. Шанцер-Марат. М., 1928.
116 менко Наталью, когда ее мать заболела. С 1907 до 1910 г. Шанце- ры жили в эмиграции. В 1910 г. им разрешили вернуться в Рос- сию, но В. Л. Шанцер был тогда уже душевнобольным и спустя год умер. Если даже Шанцер и Ефименко встречались, это не могло определить политические взгляды последнего. Не только он, но и Шанцер в эти годы от увлечения революцией отошел. Так или иначе в революционных событиях в Харькове Ефи- менко участвовал. Студенческие волнения в Харьковском уни- верситете описаны довольно подробно, но без упоминаний имен участников. Авторы боялись назвать людей, ставших позднее кто эмигрантами, а кто политически неблагонадежными. Невозмож- но понять, играли ли какую-то роль в этих волнениях эсеры и большевики. В октябре 1905 г. студенты забаррикадировались в здании университета, обзавелись оружием. В городе ввели воен- ное положение20. Есть сведения, что именно вследствие этих событий Петр Пет- рович вынужден был покинуть Харьков и в 1906 г. перевестись в Петербургский университет21. Для последующего времени есть еще указание в личном деле Ефименко в архиве ИИМК, что в 1906—1908 гг. он входил в студенческую фракцию РСДРП при Петербургском университете. Для более поздних лет данных об участии Ефименко в революционном движении нет. Если Б. А. Куф- тин был исключен за это из Московского университета уже в 1911 г., то Петр Петрович подобно большей части русской ин- теллигенции к революции охладел. Начиналась новая эпоха. Его сестра Татьяна писала стихи в духе Анны Ахматовой, печатались с 1910 г. в «Русском богатстве», выпустила в 1915 г. сборник «Жадное сердце», училась египтологии у Б. А. Тураева. Ну а брат ее ушел целиком в науку. В Петербургском университете он выбрал уже не историко- филологический, а физико-математический факультет. Это связа- но с отсутствием тогда специализации по археологии на истори- ко-филологическом факультете (А. А. Спицын начал преподавать там с 1909 г.) и с появлением у естественников интересного уче- ного и человека. То был Федор Кондратьевич Волков (1847— 1918), он же Хведор Вовк. Как и П. С. Ефименко, Волков при- надлежал к плеяде народников, участвовал в революционных кружках, но уже несколько других по духу, отличавшихся неко- Харьковский университет им. А. М. Горького за 150 лет. Харьков, 1955. С. 160—191. Харьковский государственный университет. 1805— 1980. Исторический очерк. Харьков, 1980. С. 38—40. 21 Петро Петрович Еф1менко// Археолопя. Кшв, 1964. Т. XVI. С. 4.
____________________Петр Петрович Ефименко 117 торой склонностью к украинскому национализму («Громада»). Ареста и ссылки он избежал, но 1879—1905 гг. провел в эмигра- ции. Здесь он серьезно занялся антропологией в том расшири- тельном смысле, в каком эта наука тогда понималась, т. е. и собст- венно физической антропологией, и первобытной археологией, и этнографией. В Париже он общался с создателем периодизации палеолита Габриелем Мортилье и печатал во французских журна- лах информации об открытиях в области палеолита в России. Таким образом, в отличие от наших доморощенных исследо- вателей каменного века, Волков обладал весьма солидной подго- товкой в области первобытной археологии. После революции 1905 г. он смог вернуться в Россию. В 1907—1917 гг. Волков ра- ботал в Русском музее, был доцентом кафедры географии Петер- бургского университета, а в 1910 г. возглавил существовавшее при нем Русское антропологическое общество22. Вот с этим-то европейским образованным человеком, ученым широкого профиля, демократически настроенным и приступил к углубленному изучению каменного века П. П. Ефименко. Из школы Волкова вышло немало крупных ученых: С. И. Руденко, Г. А. Бонч-Осмоловский, Д. А. Золотарев, Б. Г. Кржижановский и др. В заседаниях Антропологического общества принимали уча- стие В. И. Иохельсон, Б. Э. Петри, Н. М. Могилянский, С. А. Теп- лоухов. В 1908 г. студент П. П. Ефименко на средства Русского музея провел этнографическую экспедицию в Костромскую губернию, раскопал марийский могильник в Заветлужье, собрал коллекцию марийских головных уборов23. В геологическом музее университе- та он изучал кремневые орудия эпохи палеолита из раскопок К. С. Мережковского в пещерах Крыма. Начал он и преподавать: в 1909—1911 гг. читал лекции на Бестужевских женских курсах, где была профессором его мать. Большим событием в русской археологии стало открытие палео- литической стоянки в с. Мезин на Десне. Первые находки поступили в 1908 г. в Чернигов на выставку к очередному XIV Археологическо- му съезду. Тогда же Ф. К. Валков и С. И. Руденко съездили на место находки и заложили там небольшой раскоп. В 1909 г. продолжение работ было поручено Ефименко. Было вскрыто 18 м2 и добыта вну- шительная коллекция кремневых орудий и костяных изделий. * 28 22 Франко А.Д., О. Е. Федор Кондратьевич Вовк (Волков): Биографи- ческий очерк И СЭ. 1990. № 1. С. 86—95; Тихонов И. Л. Археология в Санктпетербургском университете. СПб., 2003. С. 115 125. 28 Третьяков П. Н. Указ. соч. С. 3.
118 Описание этой коллекции в «Ежегоднике Русского антрополо- гического общества» (1913. Т. IV) — первая крупная работа П. П. Ефименко по палеолиту и, пожалуй, первая высококвали- фицированная публикация по этой тематике, вышедшая в Рос- сии. Наши первые исследователи каменного века И. С. Поляков, К. С. Мережковский, А. А. Иностранцев, А. С. Уваров, даже бо- лее молодые А. А. Спицын и В. А. Городцов не создали строго на- учной терминологии для описания на русском языке каменных орудий. У других археологов мы встречаем порой совершенно анекдотические определения. Так, В. С. Передольский в своей книге «Бытовые остатки насельников Ильменско-Волховского побережья и земель Велико-Новгородского державства каменно- го века» (СПб., 1893) говорил, что для стоянки Коломцы наибо- лее типичны «колючки-подковырки». В статье Ефименко 1913 г. мы уже находим современную научную терминологию для ору- дий каменного века. Очевидно, он ее и создал. Не менее сильное впечатление производит его статья в сле- дующем, V томе «Ежегодника» (1915), посвященная каменным орудиям из Косгенок. Речь идет о комплексе, который сейчас на- зывают верхним слоем Косгенок I. Ефименко тщательно описал и классифицировал предметы из кремня, обнаруженные И. С. По- ляковым и А. И. Кельсиевым, но охарактеризованные ими край- не неудовлетворительно. Автор изучил коллекции, хранившиеся в Петербурге и Москве. На саму стоянку он не съездил. Косгенки представлялись тогда единичным памятником, отнюдь не более важным, чем Гонцы или Мезин. Студенческие годы Ефименко, помимо смерти отца, были ом- рачены другой тяжелой трагедией. В 1908 г. Евгения Федоровна родила дочь Наталию, но для нее самой роды окончились душев- ной болезнью, и 10 лет, до самой своей смерти, она провела в психиатрической больнице. Девочку взяла к себе мать Евгении, а затем, как уже говорилось, ее сестра Наталия. Петр Петрович заботился о дочери на протяжении всей жизни. Она стала ху- дожницей, вышла замуж за художника же Б. П. Чернышева, ро- дила трех детей. Постоянных заработков у художников нет, и на протяжении десятилетий они нуждались в поддержке. В 1911 г. Ефименко ездил на Верхнюю Волгу, в Бологое, на озера Пирос и Кафтино. Оттуда происходили крупные каменные изделия, описывавшиеся порой как раннепалеолитические руби- ла. Ефименко пришел к выводу, что это вещи неолитического возраста. В 1912 г. Петр Петрович окончил университет, получил меж- дународную премию Кана, дававшую право на кругосветное
Петр Петрович Ефименко 119 путешествие. В 1912—1915 гг. он побывал во Франции, Англии Германии, Швейцарии, Италии, Греции, Египте, Сомали, Пале- стине, Индии, Китае, Японии и в США, увидел памятники ан- тичной культуры в Средиземноморье, дольмены Бретани, свай- ные постройки Швейцарии, посетил раскопки пещерных палео- литических стоянок во Франции. В 1915 г. вышла статья Ефименко «К вопросу о стадиях камен- ного века в Палестине», основанная не только на материалах му- зеев, но и на собственных сборах. Командировке помешала начавшаяся I Мировая война. Долж- но быть, конец поездки прошел в странах Азии и Америки, еще не втянутых в войну. После этой поездки Ефименко на очень долгий период оказал- ся едва ли не самым научно подготовленным специалистом по ка- менному веку в России. В. А. Городцов, С. Н. Замятнин, Г. П. Со- сновский за границей никогда не работали. Зарубежные команди- ровки Г. А. Бонч-Осмоловского и Б. С. Жукова в 1920-х гг. были непродолжительны. Поездки П. И. Борисковского по Европе и Азии падают уже на 1960-е годы и носили скорее представитель- ский, чем научный характер. И все же я не уверен, что Ефименко очень много вынес из своего кругосветного путешествия. Его глав- ная книга «Первобытное общество» не свидетельствует о глубоком знании мирового палеолитоведения. Разделы по Западной Евро- пе написаны только по литературе, притом не очень обширной, а разделов по Азии и Африке по сути нет совсем. Так или иначе годы учения остались позади, Ефименко уже перевалил на четвертый десяток, зарекомендовал себя как серь- езный знаток каменного века. Казалось, его должно было ждать достойное место в Петрограде. Но случилось иначе. В 1915 г. он переехал в Москву и поступил на службу в Российский историче- ский музей. С чем же это связано? Видимо, места ни в Петроградском уни- верситете, ни в Русском музее для Ефименко не нашлось, что ско- рее всего было вызвано охлаждением его отношений с Ф. К. Вол- ковым. В IV и V томах «Ежегодника Русского антропологическо- го общества» помещено 3 статьи Ефименко. В VI томе 1916 г. его публикаций нет. В тот год его статья о каменном веке на Верх- ней Волге вышла в Москве в «Русском антропологическом жур- нале», как раз в тот момент, когда два издания вступили в рез- кую полемику. Волков дал в Ежегоднике» весьма негативную оценку работ Е. М. Чепурковского в «журнале», а тот поспешил ответить, не менее отрицательно характеризуя материалы «Ежегодника». Ефименко очутился в стане противников своего
120 учителя. Глава московских антропологов Д. Н. Анучин — редак- тор «Русского антропологического журнала» — Волкова не любил, не дал ему защитить докторскую диссертацию. В статье «К антро- пологии украинцев» (Русский антропологический журнал. 1918. № 1/2. С. 49—57) крайне отрицательно отозвался о трактовке про- блемы Волковым в сборнике «Украинский народ» (1916). Раскопки Мезина были продолжены в 1912, 1913, 1914 и 1916 гг. уже без участия Ефименко. Вел их другой ученик Волко- ва Лев Евгеньевич Чикаленко (1888—1965). В 1912—1914 гг. Ефименко в России не было, но в 1916 г. он уже вернулся. Про- должение успешно начатых им раскопок без него кем-то дру- гим — поступок не вполне этичный. Видимо, Волков отстранил его от полевой работы не случайно. Известно письмо Волкова С. И. Руденко: «...спеша копать, Петр Петрович наскоро напи- хал в 13 ящиков массу костей, кремней и просто магмы и теперь ведет раскопки у нас на 16-й линии и находит целую массу крем- невых орудий, поделок из кости и даже нашел один “fallos”» (т. е. стержень из бивня мамонта)24. Чикаленко вскрыл в Мезине куда большую площадь, чем Ефименко, — до 200 м2, но опубликовать материалы не успел. В 1917 г. он эмигрировал, работал во Львове, Праге, Париже, Вар- шаве, в годы немецкой оккупации опять во Львове, а потом уехал в Америку. Подобно Ефименко он прожил долгую жизнь и стал украинским академиком, но Петр Петрович был действи- тельным членом Академии наук УССР, а «Левко Чикаленко» — Вольной украинской академии наук и искусства в Канаде25. Он довольно много напечатал, но до родины эти публикации не дошли, а сейчас устарели. Ученики Волкова С. И. Руденко и Д. А. Золотарев посвятили своему учителю прочувственные статьи. Ефименко лишь упоми- нал его в связи с Мезином. Ученик Петра Петровича П. И. Бори- сковский в своей книге «Палеолит Украины» утверждал, что ра- боты Волкова «оказали вредное влияние на отечественную науку о палеолите»26. Это, конечно, глубоко несправедливо и целиком на совести Борисковского, но Ефименко — оппонент на защите его док- торской диссертации и рецензент книги — этот тезис не оспа- ривал. 24 Тихонов И. Л. Указ. соч. С. 121. Куршний П. П. Icropia археолопчного знания про Украшу. Полта- ва, 1994. С. 30; Анциферов Н. П. Из дум о былом. СПб., 1992. С. 508. 2Ь Борисковский П. И. Палеолит Украины // МИА. 1953. № 40. С. 28.
Петр Петрович Ефименко 121 После революции 1917 г. Волкова пригласили переехать в Ки- ев и возглавить на У крайне весь цикл палеоэтнологических иссле- дований. Он быстро собрался, но по дороге заболел и умер. В Кие- ве был создан Антропологический кабинет имени Хведора Вовка при Украинской академии наук и всячески поддерживался культ великого украинского антрополога, археолога и историка. Боль- шевистский разгром науки на Украине в 1932—1933 гг. положил этому конец. Волкова объявили украинским националистом. В ви- ну ему ставилась идея, что украинцы более чистые славяне, чем русские, — славяне, смешанные с финнами и татарами. После это- го говорить о реальных достижениях Волкова стало трудно. Молчание Ефименко о своем учителе в 1933—1960 гг. тем са- мым объяснимо. Поместив во втором и третьем изданиях «Пер- вобытного общества» портрет В. В. Хвойко, портрета Волкова он не дал. Но не часто вспоминал он о нем и в первые 15 лет после его смерти. Это показательно. Появление Ефименко в Историческом музее, кажущееся сейчас совершенно естественным, для 1915 г. дело удивительное. С мо- мента основания музея вплоть до революции там был только один хранитель археологических коллекций — сперва В. И. Сизов, а после его смерти В. А. Городцов. Городцов был человеком власт- ным и нетерпимым, Ефименко он знал, может быть, еще по Харь- ковскому археологическому съезду, во всяком случае после его за- нятий в музее коллекциями Кельсиева из Костенек и понимал, что это опасный конкурент. Городцов стремился охватить все древно- сти России, читал курс археологии, освещавший и каменный век, и уже принял участие в раскопках палеолитической стоянки Гон- цы В. М. Щербаковским в 1915 г. Такой конкурент, как Ефименко, в отделе археологии был ему решительно не нужен. По сведениям, сообщенным в анонимной статье к 80-летию Ефименко в украинской «Археологии», он был приглашен в Ис- торический музей не как археолог, а для изучения крестьянского быта и в итоге этой работы составил анкету для описания кресть- янской одежды27. Действительно, в музее еще со времен И. Е. Забе- лина была накоплена богатейшая этнографическая коллекция. В 1908—1918 гг. В. С. Воронов продолжил собирательство в этой области. Приведен же в систему этот материал был уже после ре- волюции в связи с подготовкой выставки «Крестьянское искусст- во» в 1922 г. Учитель Ефименко Волков уделял этнографии не меньше внимания, чем археологии. Самому Ефименко принадлежит эт- 27 Петро Петрович Ефименко. С. 6.
122________________________________________________________ нографическая статья «Белоруссы» в «Энциклопедическом слова- ре Граната*. За его плечами были две этнографические экспеди- ции на Харьковщине и в Поволжье. В материалах личного дела Ефименко в архиве ИИМК сказано, что в музее он участвовал в организации отдела крестьянского быта, приводил в порядок и составлял описания коллекций, собранных А. В. Орешниковым, И. Е. Забелиным и другими28. Все вроде бы логично, но никаких следов работы Ефименко в этой сфере не осталось. Опубликова- ны отчеты о деятельности Исторического музея за интересую- щий нас период. В отчете за 1915 г. Ефименко упомянут лишь раз как «имеющий дела помощника хранителя по отделению П. И. Щукина*29. Оно возникло после революции 1905 г., когда купец П. И. Щукин счел за благо подарить музею свое собрание предметов XVIII—XIX вв. Он числился хранителем этого отде- ления до своей смерти (1912). Размещалось оно в стороне от главного здания, в доме на Малой Грузинской улице. На вакант- ное место кто-то и устроил Ефименко. Думается, что это был его товарищ по Харьковскому университету М. Э. Воронец, служив- ший в музее с 1912 г. Но ни археологических, ни этнографиче- ских материалов в собрании Щукина не было. О крестьянском искусстве в связи с организацией и открыти- ем посвященной ему выставки много писал В. С. Воронов. Но и в этих публикациях ни одного упоминания Ефименко нет. Ничего не сказано о нем и в суммарном отчете музея за 1916—1926 гг. А тогда шла перестройка музея, и отдел народного творчества был преобразован в отдел крестьянского быта (1921). Анонимная анкета «Одежда крестьянского населения Рязанской губернии» вышла только в 1924 г., когда Ефименко уже покинул музей. Таким образом, о сколько-нибудь активной работе Ефименко в музее говорить не приходится. Время, конечно, к тому не рас- полагало: война, революция, разруха, холод, голод. К тому же бытовая неустроенность и двусмысленное положение молодого здорового мужчины, связанного браком, но одинокого. В Москве Петр Петрович сошелся с художницей Лидией Михайловной Алексеевской. Родился сын Владимир, ставший серьезным мате- матиком. После смерти Евгении Федоровны был оформлен вто- рой брак, но вскоре он распался. Ефименко женился в третий раз на сотруднице отдела тканей Исторического музея Софье Николаевне Калиновской. Она стала верной и заботливой спут- 28 Архив ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 3. Д. 210. Л. 4. 29 Отчет Российского исторического музея за 1915 год. М., 1916.
Петр Петрович Ефименко 123 ницей Петра Петровича до конца своих дней, почти на полвека. Родились дочери Ольга и Татьяна, умершая ребенком. Революция застала Ефименко вдали от родины и Петербурга. Он не эмигрировал, как более старшие: А А Бобринский, П. С. Ува- рова, Н. П. Кондаков, или как сверстники М. И. Ростовцев, Л. Е. Чи- каленко, Е. М. Чепурковский, Н. М. Могилянский, В. И. Иохельсон. Может быть, не было к тому возможностей. Но скорее всего сын народника «Царедавленко», социал-демократ или эсер «Капи- тан», любивший, по воспоминаниям Борисковского, петь в экс- педициях революционные песни, считал, что все происходящее закономерно, и место для него в обновленной России найдется. Правда, не было средств на экспедиции, не выходили из печати научные труды. Но какой-то срок можно было переждать, пере- терпеть. Между тем вскоре пришла весть о трагическом событии. Александра Яковлевна и ее дочь Татьяна в конце 1917 г. предпо- чли покинуть Петроград и вернуться на Харьковщину. Знако- мые поселили их на хуторе Любочка у слободы Писаревка Вол- чанского уезда. Там 18 декабря 1918 г. они были зверски убиты бандитами (в некрологах когда как: то «красноармейцами», то «петлюровцами»). Стало ясно, что начинается страшная крова- вая эпоха. Если о жизни Ефименко в 1915—1919 гг. мы знаем мало, то о 1920—1922 гг. сведений больше. После конца Гражданской вой- ны и особенно после введения нэпа ситуация в стране начала стабилизироваться. При этом возможности получать деньги на раскопки и что-то публиковать чаще появлялись на периферии, а не в центре. С давних пор в Рязани существовало сильное объ- единение краеведов, до революции в виде губернской ученой архивной комиссии, а после — в виде Общества исследователей Рязанского края. Краеведы успешно занимались археологией, обследуя неолити- ческие стоянки на дюнах по берегам Оки, городища железного ве- ка, древнерусские курганы и финские могильники. Последние да- вали очень обильный инвентарь, главным образом женские укра- шения из бронзы и серебра. Этот богатейший материал, извест- ный с конца XIX в. по раскопкам А. И. Черепнина, А В. Селива- нова, С. Д. Яхонтова и других, еще никем не был систематизиро- ван. Кошибеевский, I Борковский, Кузьминский, Лядинский, Темниковский могильники А. А. Спицын датировал суммарно VIII—IX вв. н. э. За приведение этого материала в систему и взялся Ефименко, в какой-то мере прикоснувшийся к данному кругу тем после сво-
124 ей экспедиции 1908 г. Исследования на Рязанщине он начал в 1920 г., проведя небольшие раскопки на Гавердовском и Шатри- щенском могильниках и на Вышгородском городище. В 1921 г. изучался Бакинский могильник, а в 1922 г. экспедиция занима- лась в основном «палеоэтнологическими разведками»30. Главное же заключалось в камеральной работе. Ефименко классифицировал коллекции из предшествовавших раскопок и создал их периодизацию. Оказалось, что могильники связаны не с двумя веками, а как минимум с целым тысячелетием, и только самые поздние из них относятся к VII в. н. э. Сопоставляя раз- ные типы вещей, устанавливая корреляцию между ними, Ефи- менко вновь показал себя мастером типологического анализа и освоил новую для себя область археологии — финские древно- сти. Итоговая работа «Рязанские могильники» была опубликова- на в 1926 г., когда Ефименко уже перебрался в Ленинград. Упомянутая выше анкета об одежде крестьянского населения Рязанской губернии была составлена по заказу Общества, види- мо, как отправная точка намечавшихся широких исследований. В «Трудах» общества в 1927 и 1929 гг. (Т. 9, 18) вышли две бро- шюры о крестьянской одежде А. Г. Данилина и Н. И. Лебедевой. Разгром краеведения в СССР на грани 1920—1930-х годов не по- зволил реализовать эти планы. Изучение Рязанщины упрочило положение Ефименко и в Ис- торическом музее. В 1922 г. он стал заведовать вновь выделен- ным отделом славяно-финской археологии. Первую свою специальность — каменный век — Ефименко не оставлял. В 1922 г. на Оке он обследовал ряд неолитических стоянок и местонахождение четвертичной фауны у с. Троце-Пе- леницы. Продолжал Петр Петрович работать и с коллекциями камен- ных орудий. Итоги этих работ подведены в двух статьях, поме- щенных в редактировавшемся Д. Н. Анучиным «Русском антро- пологическом журнале». Первая — 1916 г. — посвящена макролитам, выявленным на Верхней Волге. Ефименко отверг их палеолитическую датировку и отнес к раннему неолиту сопоставив с памятниками типа кам- пиньи. Значительнее вторая статья «О мелких кремневых оруди- ях геометрических и иных своеобразных очертаний в русских стоянках ранненеолитического возраста» (1923). Здесь речь идет о микролитических изделиях эпохи мезолита и неолита, собран- 50 Ефименко П. П. Летние работы 1922 г. в Рязанской губернии И Вестник рязанских краеведов. 1923. № 1. С. 12, 13.
Петр Петрович Ефименко 125 ных на развеянных дюнных стоянках на Оке, Донце, в Крыму, в Западных областях России и Казахстане. Поскольку это не стра- тифицированные комплексы сделать надежные выводы о хроно- логии и периодизации находок не удается. Но автор заметил, что по типам орудий стоянки распадаются на две территориаль- ные группы: северную, характеризующуюся наконечниками стрел из ножевидных пластинок, и южную — с многочисленны- ми сегментами и трапециями. Позднее Ефименко относился к исследованиям мезолита по материалам сборов на дюнных стоянках очень скептически. Изу- чив в Костенках палеолитические комплексы с конструкциями из костей мамонта, ямами-хранилищами, богатыми костными ос- татками, с четкой стратиграфией, он смотрел на коллекции по мезолиту как на источник ущербный и предельно кратко оста- навливался на нем в своих сводных трудах. Все же картография микролитических изделий разного типа, чему он сам положил начало в 1923 г., дело достаточно перспективное. Занятия каменным веком велись Ефименко не столько в Ис- торическом музее (там мешал Городцов), сколько в Московской секции ГАИМК, где Ефименко с 1919 г. был ассистентом по раз- ряду палеоэтнологии. 1923 г. должен быть признан переломным в жизни Ефименко: во-первых, он переехал в Петроград, а во-вторых, начал свои ис- следования в Костенках. Молодой археолог Сергей Николаевич Замятнин — выпуск- ник Воронежского отделения Московского археологического ин- ститута и сотрудник Воронежского музея — после революции развернул широкие археологические разведки в Подонье. В 1922 г. он посетил Костенки и соседнее село Боршево. В 1905 г. при поездке для осмотра Боршевского городища А А. Спицын нашел там еще одну палеолитическую стоянку. Замятнин ос- мотрел оба памятника, собрал сведения о костях мамонта, по- падавшихся при земляных работах, и таким путем нащупал еще ряд пунктов, где могли быть палеолитические стоянки. Из них наиболее выразительной оказалась новая стоянка, назван- ная Боршево II. Замятнин чувствовал себя не очень уверенно и решил при- влечь к раскопкам столичного консультанта. Знакомство с Ефи- менко состоялось в 1922 г. в Историческом музее. Только что Го- родцов очень высоко оценил знания молодого воронежца. А Ефименко сразу же постарался поставить его на место, сказав, что знать всю русскую литературу по археологии достаточно для краеведа, а для занятий палеолитом этого мало: надо владеть и
126 западноевропейскими публикациями. Сергея Николаевича та- кое отношение не остановило, и в конце дней он с благодарно- стью вспоминал, что Ефименко указал ему путь. В поле, на раскопках, все сложилось хуже. Сначала Петр Пет- рович утверждал, что донские памятники несравнимы с «его Ме- зиным» и говорил «Ваши раскопки». Затем выяснилось, что и в пункте, открытом И. С. Поляковым (Костенки I), и в Боршеве II слои насыщены кремневыми орудиями и костями, и в намечен- ных Замятниным для проверки точках есть палеолитические слои. Были открыты стоянки Костенки II и III. Ефименко стал говорить: «Наши раскопки». А затем в Костенках I была найдена статуэтка женщины из ма- монтовой кости, вполне сопоставимая по уровню исполнения со знаменитыми «венерами» Западной Европы. Ефименко сказал: «Мои раскопки». Он понял, что напал на золотое дно и решил за- владеть перспективным районом, оттеснив молодого коллегу. Взаимоотношения Замятнина и Ефименко ни тогда, ни позже порваны не были. Но, переехав в Ленинград, Замятнин посту- пил в аспирантуру не к Ефименко, а к А. А. Миллеру и постарал- ся эмансипироваться от былого консультанта. Чем дальше, тем больше они тяготились друг другом. Работы в Костенках велись в 1923 г. на средства Русского (в Петрограде) и Воронежского музеев. Объем был не велик: в Костенках I вскрыли 35 м231. О статуэтке Ефименко опубликовал специальную статью в «Материалах по этнографии» (1926). Уже здесь он отметил сход- ство материалов Костенок I с коллекциями из таких стоянок, как Пржедмост и Виллендорф в Центральной Европе. Застолбив за собой Костенковско-Боршевский район, Ефи- менко все же не смог или не захотел сразу же развернуть там широкие исследования. Собственное положение его в Петрогра- де было еще непрочным. В ГАИМК — он занимал должность ассистента в отделении палеоэтнологии, возглавляемом А. А. Мил- лером. Переехавший вскоре в Ленинград Замятнин стал сразу на- учным сотрудником. Почти все 20-е годы ГАИМК оставался верен направлению своего предшественника Императорской архео- логической комиссии. Там занимались в основном античными и скифскими древностями и совсем не интересовались палео- 31 Здесь и далее о ходе работ экспедиции говорится по хронике: Ве- килова Е.А. Летопись работ Костенковской палеолитической экспеди- ции за 1922—1973 гг. // Проблемы палеолита Восточной и Центральной Европы. Л., 1977. С. 208—217.
Петр Петрович Ефименко 127 литом. Правда, служил Петр Петрович и в Русском музее, где со- средоточились ученики Ф. К. Волкова С. И. Руденко, Г. А. Бонч- Осмоловский, Б. Г. Кржижановский и палеолитическая тематика была представлена. Так или иначе в 1924 г. в Костенки Ефименко не поехал, а от- правился на родную Харьковщину, где у с. Деркул на Донце он нашел орудия мусгьерского облика из кварцита. Посетил Петр Петрович и Изюм, где с 1920 г. с увлечением вел археологические разведки краевед Н. В. Сибилев. Осмотрев выявленные им памятники и проведя собственные сборы, Ефи- менко написал статью о стоянках Изюмщины, деля их на две группы: мезолитическую с микролитическим инвентарем и ран- ненеолитическую — с макролитическим. Сейчас ясно, что карти- на сложнее. В неолите Донеччины сочетались и микролитиче- ские, и неолитического типа орудия, а макролиты связаны в ос- новном с мастерскими по первичной обработке кремня. В 1924 и 1925 гг. побывал Ефименко и в Киеве и Полтаве, где накопилось много новых материалов по палеолиту, главным об- разом благодаря работам М. Я. Рудинского. Хотелось составить общее представление о палеолите Восточной Европы. В 1925 г. Ефименко вернулся в Костенки. Работы шли на сред- ства ГАИМК и Исторического музея. Исследовались стоянки Боршево I и II. Вскрыто было по 40 и 60 м2. В 1926 и 1927 гг. в Костенках Ефименко опять не был. Экспе- дицию возглавлял Замятнин, изучавший Костенки II и III и об- наруживший новую важную стоянку Костенки IV. В 1927 г. Петр Петрович участвовал в раскопках палеолити- ческой стоянки Супонево на верхней Десне открытой директо- ром Брянского музея С. С. Деевым. Исследования велись на средства Музея антропологии Московского университета под ру- ководством профессора этого университета Б. С. Жукова. Арест Жукова и увольнение Деева из музея прервали через год эти ус- пешно начатые раскопки. Три года — 1925—1927 — Ефименко посвятил другому знако- мому ему по поездке 1908 г. району — Средней Волге. Он рас- считывал найти здесь палеолит, но осязаемых результатов не до- бился. Были проведены раскопки на стоянке Постников овраг в Самаре. Более удачны были раскопки в Чувашии. Национальные рес- публики, создававшиеся тогда в СССР, часто располагали боль- шими средствами на научные исследования, чем столичные уч- реждения. Поэтому в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Азербай- джане вел раскопки А. А. Миллер, а в Абхазии, Армении и Азер-
128 байджане — И. И. Мещанинов. Ефименко выбрал Чувашию. Для человека, и ранее занимавшегося финскими древностями По- волжья, такой выбор естественен. Ведь чуваши хотя и тюркоя- зычный народ, но возникли на финноязычной основе. И все же в выборе Ефименко сыграло свою роль не только это, но и осо- бое внимание к Чувашии председателя ГАИМК Н. Я. Марра. Развивая свое «Новое учение о языке», он объявил, что «Чува- ши — яфетиды на Волге». В короткой, на одной страничке, ин- формации о работах экспедиции Ефименко развернуто говорит об этой идее Марра32. Именно в связи с этими начинаниями он сумел войти в круг Марра и заметно укрепил свое положение в ГАИМК, стал уже не ассистентом, а ученым сотрудником Академии. Изучались в Чувашии в основном погребальные памятники. В курганах у Яндашева и Катергино-Бишева были найдены за- хоронения, относящиеся к абашевской культуре, а в Атли-ка- сы — фатьяновской (балаковского типа). Материалы по срубной культуре дали курганы у Байбатырова. Раскапывали пьянобор- ский могильник в Яндашеве, Иваногорский мордовский могиль- ник в Ядрине, кладбища XVII—XVIII вв., сохранившие явные черты марийской культуры. Обследовались и поселения. Коллекции изделий каменного века были собраны на дюнах по р. Суре между селами Ядрино и Иваньково. Наиболее интересна Яндашевская стоянка эпохи не- олита — бронзы. Раскопки были поставлены на городищах Ма- лахай и Чертовом. Здесь оказались культурные слои раннеже- лезного века и эпохи волжских болгар. Основным помощником Ефименко в Чувашии был его ученик по Ленинградскому университету П. Н. Третьяков. Впоследст- вии именно он опубликовал экспедиционные материалы. В 1927—1929 гг. вел Ефименко еще одну экспедицию — Севе- ро-Западную. Задачей ее было составление археологической кар- ты Ленинградской области, фиксация, обмеры памятников, взя- тие их под охрану. В ней участвовали М. И. Артамонов, Г. П. Гроз- дилов, Г. Ф. Дебец, Л А. Иессен, Е. Ф. Лагодовская, В. И. Равдони- кас, Н. Н. Чернягин и другие известные в будущем археологи. Ефименко опубликовал об экспедиции две информации. Из них видно, что сам он побывал на р. Мете и оз. Кафтино. В 1928 г. Ефименко вернулся на Рязанщину, вновь раскапы- вал Гавердовский могильник, обследовал ряд городищ. 32 Ефименко П. П. Средневолжская экспедиция И Сообщения ГА- ИМК. Л., 1926. Т. II. С. 318.
Петр Петрович Ефименко 129 В 1928 и 1929 гг. был Ефименко и в Костенках. В 1928 г. вме- сте с П. Н. Третьяковым работал на стоянках Костенки III и IV, а в 1929 г. с другим своим учеником П. И. Борисковским — в Боршеве II и на выявленной в предшествовавшем сезоне новой стоянке Костенки VI (Стрелецкая). Сезон 1930 г. был пропущен. В те же 1928—1929 гг. началось исследование древнерусских Большого и Малого Боршевских городищ и Кузнецовского и Ми- хайловского городищ под Воронежем. Непосредственно занимал- ся этими раскопками П. Н. Третьяков. В итоге за 1923—1929 гг. П. П. Ефименко зарекомендовал се- бя как энергичный полевой работник, изучающий памятники са- мых разных эпох и районов, но особенно успешно работающий в области палеолита. Раскопки его были небольшими по масштабу и не выделялись какими-то методическими новшествами. Стоян- ки копали кессонами, на выборку материала. Главная задача Ефименко в эти годы — создание периодиза- ции палеолита Восточной Европы на основе типологического ана- лиза кремневых орудий. Перед революцией палеолит в России был выявлен слабо. А. А. Спицын в сводке 1915 г. указал 29 пунк- тов, из них 4 — в Польше, а десяток сомнительных33. В 1920-е го- ды исследования палеолита в СССР развернулись очень широко. М. Я. Рудинский изучал Журавку, Б. С. Жуков — Супонево, С. А. Локтюшев — Рогалик Якимовский, К. М. Поликарпович — Бердыж. Очень плодотворными были раскопки Г. А. Бонч-Осмо- ловского в Крыму, Г. К. Ниорадзе в Грузии, Н. К. Ауэрбаха, Г. П. Сосновского, Б. Э. Петри в Сибири. Систематизация этих материалов была задачей важной и по- четной. Решению ее посвящены статьи Ефименко «Некоторые итоги изучения палеолита СССР» 1928 г. в журнале «Человек», «Палеолит СССР. Итоги и перспективы его изучения» в «Сооб- щениях ГАИМК» за 1931 г. и итоговый доклад на Международ- ной конференции по четвертичному периоду (1932, Ленинград) «Палеолитические стоянки Восточно-Европейской равнины», из- данный в 1934 г. Схема, предложенная автором, чисто эволюционная одно- линейное развитие от ступени к ступени. Сначала Боршево I и Гагарино (ориньяк), затем Костенки I и Мезин (солютре), нако- нец Журавка, Костенки II—IV, Гонцы, Боршево II, Кириллов- ская, Карачарово (мадлен), а дальше уже микролиты и макроли- ” Спицын А. А. Русский палеолит// Записки отделения русской и сла- вянской археологии Русского археологического общества. 1915. Т. XI. С. 133—172. 9 - 6382
130 ты (мезолит). Выводы коллег в основном сочувственно принима- лись, но ряд памятников, которые М. Я. Рудинский относил к ориньяку, перенесен в мадлен. Ориньяк для эволюциониста Ефименко всегда был как-то неудобен. Речь шла о Русской равнине. Своеобразие по отношению к этому району материалов Кавказа и Сибири признавалось. О ми- грациях древних людей речи не было. В целом эти статьи разви- вали достижения Ефименко предреволюционных лет. Веяний новой эпохи в них почти не чувствуется. Важным событием в жизни Петра Петровича стало и препо- давание в Ленинградском университете. После закрытия Петро- градского археологического института на его основе в 1923 г. бы- ло создано отделение археологии университета. Возглавивший отделение А. А. Миллер пригласил читать несколько курсов Ефи- менко. Уже в 1924/1925 уч. году он вел семинары по доисториче- ской археологии, финским древностям и русской археологии. В дальнейшем вел он и общий курс палеолита, но до 1929 г. оста- вался в звании доцента. По словам Т. С. Пассек, Б. А. Латынина, А. А. Иессена, лек- ции Ефименко были очень серьезны, но предельно скучны. Они противопоставляли им блестящие курсы А. А. Миллера, читав- шего «Неолит» и «Первобытное искусство», где большое место было отведено и искусству палеолита. Безусловно, даже те, кто не был в восторге от лекций Ефименко, вынесли из них какое-то представление о каменном веке. Особенно полезны были семи- нары, сопровождавшиеся знакомством с коллекциями. В основу одного из них были положены коллекция Мезина и статья о ней Ефименко 1913 г. А между тем надвигались грозные события. Замятнин расска- зывал, как осенью 1930 г. на начавшееся заседание группы па- леолита ГАИМК вбежал экспансивный Бонч-Осмоловский и пус- тил по рядам записку: «Руденко арестован. Очередь за нами». Прочитавший передавал записку соседу. Когда она дошла до Ефименко, тот побледнел, разорвал бумажку в мелкие клочья и бросил их в пепельницу. Немного погодя достал платок, ссыпал в него эти клочки и спрятал в карман. Теперь побледнел Бонч. После конца заседания он спросил Замятнина: «Как Вы думаете, он подклеит бумажку и снесет куда следует?» — «Не знаю», — от- ветил Сергей Николаевич. Оба не любили Ефименко и готовы были приписать ему то, на что он не был способен. Очередь до Бонч-Осмоловского дошла в 1933 г. Его пригово- рили к трем годам лагерей. Недавно Ф. Д. Ашнин и В. М. Алпа- тов прочли его следственное дело. Никакой подклеенной запис-
____________________Петр Петрович Ефименко 131 ки в нем нет. Зато в архиве ИИМК есть характеристика Бонна, от- правленная из ГАИМК в НКВД. Составлял этот текст Ефименко и о своем конкуренте, очень им нелюбимом, отозвался сугубо поло- жительно. Глеб Анатольевич вернулся в Ленинград в 1937 г., но не скоро смог восстановить свое положение. Арестован он был по делу Русского музея, или мифической «Российской национальной партии». По этому процессу Русский музей подвергся страшному разгрому. Были арестованы десятки знакомых Ефименко из этого учреждения, среди них достаточно близкие — А. А. Миллер, Б. Г. Кржижановский, С. А. Теплоухов. Все трое погибли. Борисковский рассказывал, что как-то приехали с обыском и ордером на арест и к самому Ефименко. Его не было дома. Обе- щали приехать позже. Он сложил узелок с бельем, мылом и зуб- ной щеткой и стал ждать. Никто так и не появился. Видимо, план по арестам на тот месяц был выполнен. В 1930 г. был закрыт факультет общественных наук универси- тета, и педагогическая деятельность Петра Петровича навсегда оборвалась. Годом раньше провели чистку в ГАИМК от классово-чуждых элементов. Уволили 60 сотрудников, более половины. Ефименко оставили. За его плечами были родители-народни- ки, собственное революционное прошлое. Но новому руководству ГАИМК этого казалось мало. От оставленных требовали «полной перестройки своего научного мировоззрения». Положение складывалось крайне тяжелое. Правда, еще дей- ствовал покровитель — президент ГАИМК Н. Я. Марр, и при новых установках для археологии исследованиям по палеолиту отводилось почетное место. Проблема начала человеческой истории, происхождения чело- века от обезьяноподобных предков, эволюции общества и культуры была излюбленной для русского революционно-демократического лагеря. По ней высказывались Н. Г. Чернышевский, Д. И. Писа- рев, Н. В. Шелгунов, М. И. Михайлов. Правительственные круги это нервировало. Кафедра антропологии Московского универси- тета, созданная для Д. Н. Анучина, была закрыта. После революции эта тематика, напротив, всячески поощря- лась. В школе перестали преподавать историю, но давали поня- тие о человеке эпохи камня, «учили про первобытный комму- низм и затем сразу же начинали с промышленного переворота в Англии и Парижской коммуны»34. В ГАИМК решили свернуть 34 Дъяытов И. М. Книга воспоминаний. СПб., 1995. С. 202. Ср.: Кри- вошеев Ю. В., Дворниченко А. Ю. Изгнание науки // Отечественная исто- рия. 1994. № 3. С. 144. 9*
132 исследования памятников древнерусской культуры (это велико- державный шовинизм!), по христианскому искусству (это попов- щина!), по этнической истории (это путь к национализму!) и вме- сто этого развивать изучение первобытных древностей. В связи с этим оказались неактуальными и работы по финской археологии и раскопки древнерусских городищ, начатые на Дону Ефименко. А вот палеолитом теперь стоило заняться вплотную. В статье «Ефименко и Замятнин» Г. П. Григорьев утверждает, что уже в 1923 г. Петр Петрович был лидером советского палео- литоведения. Это неверно. В 1923 г. вышла книга В. А. Городцо- ва «Археология. Каменный период». И сам автор, и его много- численные московские ученики считали лидером в данной облас- ти, конечно, его. Полевые достижения в 1920-х годах у Бонч-Ос- моловского были значительней, чем у Ефименко. Достаточно назвать открытие пещеры Киик-коба с древнейшими на терри- тории СССР культурными слоями и погребениями неандерталь- цев. А. А. Миллер, бывавший во Франции и после революции, выпустил в 1929 г. прекрасную книгу «Первобытное искусство». Делалась ставка на молодых. Замятнин был из «бывших», «клас- сово-чуждых», но после революции с увлечением работал с больше- виками по спасению культурных ценностей Воронежского края. Полевые открытия у него тоже были покрупнее, чем у Ефименко: Ильская мустьерская стоянка, новое верхнепалеолитическое посе- ление Гагарино на Дону с остатками жилища и серией женских ста- туэток. Совсем молодой комсомолец Борисковский, учившийся в университете у Ефименко, поступил в аспирантуру ГАИМК к С. Н. Быковскому и занялся палеолитом в актуальном тогда социо- логическом аспекте. В рецензиях на страницах «Сообщений ГА- ИМК» он, не стесняясь, обвинял коллег в буржуазных уклонах, ан- тимарксизме и т. д. В предисловии к его брошюре «К вопросу о ста- диальности в развитии верхнего палеолита» (ИГАИМК. 1932. Т. XIV. Вып. 4) Быковский говорил, что Борисковскому несомнен- но удалось сделать шаг вперед по сравнению с Ефименко. Проблемы социологии палеолита обсуждались широко. По ним высказывались тогда академик И. И. Мещанинов, недавно появившиеся в ГАИМК С. Н. Быковский и В. И. Равдоникас, да- же предельно далекие от исследований каменного века аспиран- ты-комсомольцы Е. Ю. Кричевский, А. Н. Бернштам, И. И. Сми- рнов35. В этих условиях завоевать лидерство было нелегко. Ефи- менко это все же удалось. 55 См.: Советская археологическая литература. Библиография. 1918— 1940. М.; Л., 1965 С. 10—14.
Петр Петрович Ефименко 133 В 1931 г. он выпустил программную работу по палеолиту в виде брошюры в серии «Известия ГАИМК» (Т. XL. Вып. 3—4, 72 с.). Озаглавлена она достаточно нелепо: «Значение женщины в ориньякскую эпоху». Отправными точками исследования по- служили две находки в СССР в 1920-х годах. Первая — статуэтка женщины из Костенок I (1923). Ефименко дал обзор находок по- добных фигурок в Западной Европе и отметил, что они харак- терны для одной четко очерченной эпохи — ориньяка. Встал во- прос, с чем же связано появление такого рода произведений ис- кусства? Вторая отправная точка — открытие палеолитического жилища в Гагарине на Дону. Выявил его С. Н. Замятнин в 1929 г. и еще не успел опубликовать. Ефименко буквально вырвал у не- го из рук это открытие, впервые издав план и разрез палеолити- ческой землянки. Попутно собраны данные о разных конструкциях из камней, обнаруженных при раскопках стоянок в Западной Европе (Фур- но дю Дьябль, Солютре). Ефименко интерпретировал эти конст- рукции как остатки жилищ. Привлечены этнографические па- раллели — землянки эскимосов, описанные В. И. Иохельсоном. Итоговый вывод таков: палеолитические люди вовсе не были бродячими охотниками, как их обычно изображают. Им была свой- ственна вполне прочная оседлость и уже сложившиеся формы жи- лищ. При оседлом образе жизни особую роль играли женщины- хранительницы очага. Их-то культ и вызвал появление статуэток. В Гагарине фигурки женщин, безусловно, сочетаются с жилищем. В Костенках это пока не доказано, но почти наверное так, судя по расчищенным ямкам-хранилищам. Неточно поэтому предположе- ние А. А. Спицына о том, что скопления костей мамонта на палео- литических стоянках представляют собой запасы топлива на холод- ное время года. Ефименко еще недавно сам так думал, теперь же считал, что кости использовали для строительства жилищ и соби- рался исследовать остатки таких построек в Костенках. Статья, без сомнения, интересная, новаторская. Автор высту- пает не в привычной роли археолога-типологиста и классифика- тора материала, а в роли историка; реконструируя образ жизни первобытного человека. Связан ли этот шаг вперед с новым советским этапом в развитии отечественной науки? Напрямую, я думаю, нет. У нас десятки раз пи- сали, что только советская археология, вооруженная марксизмом-ле- нинизмом, оказалась способной открыл» палеолитические жилища . 36 Борисковский П. И. Изучение палеолита в Советском Союзе // Вест- ник ЛГУ. 1949. № 2. С. 88. Рогачев А. Н. Палеотические жилища и посе- ления // Каменный век на территории СССР. М., 1970. С. 64.
134 Замятнин, фиксируя в стенках траншеи в Гагарине разрез зем- лянки, ни о каком марксизме не думал. Нет ссылок ни на Маркса и Энгельса, ни на Л. Моргана, ни на Ленина и Сталина в статье Ефименко 1931 г., хотя здесь мы уже найдем тезис: стоянка — это остатки поселения «первобытной коммуны». Замятнин был по сути дела не первым. Еще в 1923 г. Иозеф Бай- ер описал остатки жилища на стоянке Ланг-Маннерсдорф. Идея носилась в воздухе. Да и сам Ефименко, как отмечал Н. Д. Праслов, в 1923 г. при раскопках Костенок III занес в дневник, что веро- ятно экспедиция нащупала остатки жилища37. К открытию и исследованию палеолитических жилищ вело развитие мировой науки. Но новые веяния в статье действитель- но есть. Возник спрос на социологию, и работа Ефименко приоб- рела явно социологический характер. Ссылок на Маркса нет, но Н. Я. Марр и его статья «Иштарь» цитируются не раз. Сочувст- венно упомянут и яфетидологический этюд И. И. Мещанинова «Палеоэтнология и Homo sapiens». Двадцать лет спустя, когда пришлось каяться в допущенных марристских ошибках, Ефименко писал: «Весьма скептически от- носясь к «Новому учению о языке», в особенности к таким его положениям, как трудмагическое происхождение речи, четыре элемента языка и т. п., не ссылаясь на его работы и получая за это даже упреки в печати, я все же совершенно неправильно оценивал роль Н. Я. Марра. Я приписывал в своих работах все то новое и ценное, что внесли в науку советские исследования по палеолиту, якобы плодотворному влиянию Н. Я. Марра... Для меня всегда была ясна слабость и беспомощность Н. Я. Марра и его учеников [т. е. И. И. Мещанинова. — А. Ф.] в вопросах древ- ней истории человеческого общества, в частности в той области, которая составляет мою ближайшую специальность — в вопро- сах палеолита»38. Думаю, что все это так и было, но все же Марру Ефименко кадил и тем упрочил свое положение. Так или иначе после статьи 1931 г. археолог старой шко- лы Ефименко был признан вполне приемлемым для новой советской науки — истории материальной культуры. На бро- шюру обратил внимание Максим Горький, выдвинувший 37 Палеолит Косгенковского-Боршевского района на Дону. Л., 1982. С. 11. 38 Ефименко П. П. Итоги работы и задачи Института археологии Ака- демии наук УССР в свете трудов И. В. Сталина по вопросам языкозна- ния // VI Научная конференция Института археологии Академии наук УССР. Киев, 1953. С. 9.
Петр Петрович Ефименко 135 идею написания «Истории женщины». В ГАИМК взялись эту идею осуществить39. Отдавая должное рассматриваемой статье Ефименко, я не мо- гу согласиться с одним: с тем, что с тех пор его стали именовать крупнейшим знатоком палеолитического искусства. Об этом го- ворилось при его жизни, и то же повторила в 1992 г. 3. А. Абра- мова. В действительности Петр Петрович описывал не произве- дения искусства, а лишь специфические предметы, попадающие- ся при раскопках стоянок. Читая то, что им сказано об этих предметах, вспоминая, как характеризовали их А. А. Миллер и С. Н. Замятнин, мы поймем, что сын народников, не любивший Пушкина, был начисто лишен эстетического чувства. Успех очерка Ефименко сделал возможной публикацию в 1934 г. его большой книги «Дородовое общество» — первого ва- рианта его главного труда, называвшегося во втором и третьем изданиях «Первобытное общество». С момента выхода первого издания прошло уже 70 лет, и мы можем объективнее, чем ее со- временники, оценить плюсы и минусы этой книги. Сегодняшние оценки не однозначны. Н. Д. Праслов сетует, что молодежь ее не читает40. 3. А. Абрамова утверждает, что ничего равного этой монографии не знает мировая наука о палеолите41. Но в коллек- тивном руководстве «Палеолитоведение. Введение и основы» (Но- восибирск, 1994. С. 16) А. П. Деревянко, С. М. Маркин и С. А. Ва- сильев отзываются о ней достаточно прохладно, почти пренебре- жительно. Для объективной оценки надо уяснить, когда именно и с ка- кими целями создавалась эта книга. 1934 г. — год ее выхода, но не написания. В рецензии С. Н. Быковского отмечено, что книга выпущена с большим запозданием и в сущности не отражает се- годняшние взгляды автора42. Судя по всему, в основе книги лежит курс лекций, читавших- ся Ефименко на Отделении археологии ЛГУ во второй половине 1920-х годов. Курс был рассчитан на начинающих археологов, не знающих еще ряда элементарных вещей. Отсюда занимающие немалое место в тексте разделы о ледниковом периоде, технике 39 Горький М. О женщине // Собр. соч. в 30 т. М., 1959. Т. 27. С. 190 192; Тиханова М. А. Из прошлого Института археологии АН СССР (РА- ИМК — ГАИМК) // КС ИА. 1980. Вып. 163. С. 36. 40 Праслов Н. Д. Пред, к КСИА 1992. Вып. 206. С. 3. 41 Абрамова 3. А. П. П. Ефименко... С. 21. 42 Быковский С. Н. Рец. на кн.: Ефименко П. П. Дородовое общество// СЭ. 1935. № 3. С. 145—148.
136 расщепления кремня и т. д. Есть и вообще ненужные для темы разделы: гипотеза Канта-Лапласа о происхождении земли и т. д. Итак, первая составляющая книги — популярный рассказ о па- леолите. Автор помнил об этой задаче, но главным для него бы- ло другое. Ефименко хотел прежде всего дать обзор палеолитических материалов территории СССР. Он подробно характеризовал все основные стоянки. Столь полного обзора палеолита России до того не было, и это самое ценное в книге. Но автор досконально знал в сущности только Русскую равнину. По Крыму приведены сведения Г. А. Бонч-Осмоловского, по Кавказу — С. Н. Замятни- на, по Сибири — Г. П. Сосновского и др. Эти разделы компиля- тивны. Замятнин много ездил по стране, участвовал в раскопках и Бердыжа в Белоруссии, и Мальты в Прибайкалье, дважды по- бывал в Крыму. Даже престарелый Городцов посещал Сибирь и Крым (раскопки Киик-кобы). Ефименко же путешествовал мало и для незнакомых районов брал материал из вторых рук. Непол- ны сведения по Западной Европе, заимствованные в основном из переводных книг Г. Обермайера (1912) и Г. Осборна (1924). Недостатком книги как обзора, справочника является и крайне небрежный случайный аппарат ссылок. К тому же текст много- словен. Если выбросить из него фразы о том, что стоянка такая- то расположена в стольких-то километрах от такого-то села на берегу такой-то реки, его можно было бы сильно ужать. Все же вторую свою задачу автор решил успешнее всего. Сложнее с третьей задачей: ответить на запросы эпохи, дать не археологию, а социологию палеолита. В 1920—1930-х годах коммунистический режим оказывал покровительство этому кру- гу тем из идеологических соображений, находя в глубокой древ- ности материал для борьбы с религией и подтверждение тезиса о искони свойственном человечеству коммунистическом образе жизни. Отсюда спрос на работы по данному кругу проблем. Вплоть до 1924 г. переиздавалась книга К. М. Тахтарева «Очерки по ис- тории первобытной культуры», увидевшая свет еще в 1907 г. и основанная целиком на этнографических материалах. Старый большевик П. И. Кушнер-Кнышев напечатал в 1924 г. «Очерк раз- вития общественных форм» (ч. 1), представляющий собой пересказ книги Г. Обермайера «Доисторический человек» (рус. пер. 1912 г.) с добавлением некоторых марксистских положений. Недавний ученик М. К. Любавского совсем молодой В. К. Никольский вы- пустил три издания «Очерка первобытной культуры» (3-е изд. 1924). Там были привлечены и археологические данные, взятые из вторых рук. В 1929 г. на Первой всесоюзной конференции
Петр Петрович Ефименко 137 историков-марксистов, где читали доклады «О методологии про- мышленной революции», «Бабувизм и марксизм», «Заговор рав- ных», он выступил с докладом «Протонеолит». От руководимого большевиком Марром обновленного учреж- дения ГАИМК власти ждали более солидной книги о первобыт- ности. В предисловии к «Дородовому обществу» сказано, что на- писание ее было поручено Ефименко. Но начальство колебалось, полагая, что все же это не вполне марксистское сочинение, и придерживало рукопись, видимо, с конца 1920-х годов. К 1934 г. Ефименко заявил, что встал на путь марксизма. В тот же год обо- значился поворот от схематического социологизма к изучению конкретной истории, к чему подталкивало постановление комму- нистической партии о возобновлении преподавания истории в школе. Оба обстоятельства и сделали возможным выход книги. Тогда, скорее всего, автор написал введение с эпиграфом из Маркса и Энгельса и цитатами из их произведений. Предисловие анонимного редактора оговаривает, что книга не вполне удачна. Она чересчур археологична. Главная же зада- ча — социологическая интерпретация палеолита — не решена. Чей это текст? Говорят, что марксистские формулировки подска- зывал и навязывал Ефименко приставленный к нему В. И. Рав- доникас, но к 1934 г. его уже не было в ГАИМК, как не было и С. Н. Быковского. Не написал ли предисловие А. Г. Пригожин — автор вводной статьи «Основные проблемы архаической форма- ции» в вышедшей в том же 1934 г. антологии «Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин о первобытном обществе» (ИГАИМК. Вып. 87)? И в этом третьем компоненте книги есть интересные разра- ботки. Сюда вошел в расширенном виде очерк о статуэтках жен- щин и жилищах в верхнем палеолите. Но эти разделы книги содержат ряд бездоказательных тезисов и явных натяжек. Ефи- менко считал начало палеолита временем собирательского, а не охотничьего хозяйства. Замятнин и Борисковский тогда же воз- ражали против этого, указывая на костные остатки животных из Торральбы, Чжоу-коу-дяна и других памятников. Очень на- думана идея о разделении труда в мустьерскую эпоху, посколь- ку остроконечники были якобы мужскими ножами, а скребла женскими. Для подтверждения этого дана ссылка на этногра- фические параллели с разных концов света. Скребло сравнива- лось с женским ножом «улу» у эскимосов, а остроконечник с ножами австралийцев. Вообще сопоставления археологических и этнографических материалов в книге малоудачны. Помимо эскимосских параллелей (по В. И. Иохельсону), привлечены и тасманийские.
138 Для начальных стадий палеолита Ефименко пользовался тер- мином «орда», соответствующим «Horde» у К. Маркса (Позднее стали предпочитать термин «стадо»). Для последующих перио- дов речь идет уже об «общине». Грань проведена очень стран- но — по середине ашельской эпохи, видимо, потому, что с конца ашеля автор признает существование постоянных стоянок, охот- ничьих лагерей, а для предшествовавшего времени это отрица- ет. В целом данный опыт социологической периодизации палео- лита интересен именно как первый опыт, но убедительным его признать нельзя. Так же оценивал его С. Н. Быковский, упрекав- ший автора все же в основном в непреодоленных типологизме и буржуазном эволюционизме. Термина «стадия» в книге нет. Ефименко предпочитал гово- рить об «эпохах» или «временах» (солютрейское, мадленское вре- мя), но по существу, схема его, конечно, стадиальная. Всюду про- слеживается однолинейное, автохтонное развитие одного и того же общества. Миграции отрицаются. Таким образом, установки теоретиков ГАИМК начала 1930-х годов Ефименко принял. Попытка решить в одной книге сразу три задачи: дать доступный широкому читателю рассказ о палео- лите, обосновать свою периодизацию палеолита СССР и предло- жить интерпретацию палеолита в целом с социологических по- зиций — не могла привести к положительному результату. Книга разношерстна и противоречива. И все же она составила эпоху в нашей науке и очень выдвинула автора. Впервые в серии «Извес- тий ГАИМК» (вып. 79) вышла не брошюра, а толстый том из 330 страниц с иллюстрациями. Ни у Городцова, ни у Бонч-Осмолов- ского, ни у Замятнина таких книг не было ни тогда, ни позже. Вот в этот-то 1934 год Ефименко и стал бесспорным лидером со- ветского палеолитоведения. В тот год, как уже сказано, коммуни- стическая партия и советское правительство приняли решение о преподавании истории. Оно касалось не только средней школы. Были восстановлены исторические факультеты в университетах, создан Институт истории Академии наук СССР. Вскоре был раз- венчан всесильный некогда М. Н. Покровский. Историки старой школы, сосланные по Академическому делу, возвращались в сто- лицы в университеты и научные учреждения. Говорилось о необ- ходимости разработки конкретной истории, о тщете социологи- ческих дискуссий предшествовавших лет. В цене оказались не функционеры типа Кипарисова и Быковского, а серьезные уче- ные, владеющие материалом и методами его изучения, но зая- вившие, что признают идеи марксизма и будут теперь работать в его рамках.
Петр Петрович Ефименко 139 В отечественной истории такую позицию заняли Б. Д. Гре- ков, В. И. Пичета, С. В. Бахрушин, в истории древнего мира В. В. Струве, в истории средних веков Е. А. Косминский. В этот ряд встал и Ефименко. Не все пошли таким путем. Было немало ученых, предпочитавших оставаться на старых позициях, не конфликтуя с властью, но работая так, как сами считали нуж- ным. В отечественной истории это С. Б. Веселовский, Ю. В. Го- тье, Б. А. Романов, в истории древнего мира Ю. Я. Перепелкин, К. К. Зельин, в истории средних веков А. И. Неусыхин. Среди специалистов по палеолиту к этой плеяде надо отнести Г. А. Бонч-Осмоловского, С. Н. Замятнина, Г. П. Сосновского. Они по мере сил продолжали успешно работать, но лидерство навсегда ушло к Ефименко. Для того, чтобы еще упрочить свое положение он в 1934 г. на- печатал статью «Маркс и проблемы древнейшего периода перво- бытно-коммунистического общества». В один год в одной и той же серии «Известий ГАИМК» она напечатана дважды (вып. 81 и 90) в сборниках, где о величии идей Маркса рассказывали В. И. Равдо- никас, А. Г. Пригожин, М. М. Цвибак и прочие ортодоксы. У Ефименко речь идет не только о Марксе, но и об Энгельсе и о «Древнем обществе» Люиса Моргана. Ефименко впервые заяв- ляет о полном соответствии периодизации Моргана-Энгельса ма- териалам, добитым при раскопках палеолитических стоянок: низшая ступень дикости — это ранний палеолит, средняя — средний, высшая — поздний. Он пишет: «Труды основополож- ников марксизма могут служить для ориентировки во всех обще- ственных формациях» (ИГАИМК. Вып. 81. С. 3). Первобыт- ность — это формация. Уже в 1840—1860-х годах (т. е. тогда, ко- гда палеолит в сущности еще не был выявлен) «основоположни- ки» сами во всем разобрались. С тех пор Ефименко стал числиться правоверным марксис- том, и П. И. Борисковский характеризовал его как «убежденного борца за марксизм» и «воинствующего атеиста»43. В действитель- ности, дальше марксистской фразеологии Ефименко не шел. При- думав некую схему, он старался держаться за нее до конца. Тем, кто предлагал другие схемы, прежде всего Замятнину, хода не да- вал, но особой агрессивности не было. Нигде в печати он не клеил политических ярлыков своим противникам, как тот же Борисков- ский, именовавший репрессированного Бонч-Осмоловского «бур- жуазным эволюционистом под маркой (маской? —Л. Ф.) советско- 43 Борисковский П. И. К 80-летию Петра Петровича Ефименко. С. 53- 55; Он же. Петр Петрович Ефименко. С. 254.
140 го ученого»44. Правда, зарубежных ученых Ефименко теперь не щадил. Он не поверил А. Брейлю, говорившему, что синантроп владел огнем и был охотником и писал о «злостной сознательной фальсификации первобытной истории» «буржуазными учены- ми»45. Атеистом Ефименко, бесспорно, был, но борьбой с религи- ей не занимался. Появление статьи 1934 г. связано не только с переменами в жизни советской исторической науки, но и с переменами в ГА- ИМК. Умер покровитель Ефименко Н. Я. Марр. Академией стал руководить Ф. В. Кипарисов. Надо было укрепить свое положе- ние. Вскоре надвинулись еще более решающие события. В 1936 г. были арестованы и расстреляны руководители ГАИМК Кипари- сов и Быковский, бывший аспирант Ефименко М. Г. Худяков, а сама Академия превращена в Институт истории материальной культуры Академии наук СССР. Происходило перераспределе- ние сил. В передовице к «Советской археологии» о вредительст- ве в этой области отмечалось, что и Ефименко не избежал оши- бок, признавал «тотемическую стадию» и ссылался на Быковско- го46. Что ждет впереди, было не ясно. В 1937 г. в Иркутске рас- стреляли Б. Э. Петри. Несмотря на все трудности и опасности Ефименко свои пози- ции удержал. «Дородовое общество» и брошюра о Марксе призна- вались достижением передовой советской науки. В результате первая половина и середина 1930-х годов оказались едва ли не са- мым плодотворным периодом в жизни Ефименко, во всяком слу- чае в полевой работе. Средства на раскопки ему выделяли охотно. В 1931—1936 гг. развернулись раскопки верхнего слоя Кос- тенок I. Методика была теперь иной, чем в 1923—1929 гг. Копа- ли не кессонами, на выборку материала, а сплошной площадью с оставлением на месте всех кремней и костей. Благодаря этому удалось выявить большой жилой комплекс: сооружение из кос- тей мамонта с линией из очагов по центральной оси и серией из 4 землянок и 12 ям — хранилищ по окружности. Ефименко рас- ценивал этот комплекс как жилище целого рода типа больших домов американских индейцев, описанных Л. Морганом. Разме- ры жилища — 36 х 14—15 м. 44 Борисковский П. И. Исторические предпосылки оформления так на- зываемого Homo sapiens // ПИДО. 1935. № 1—2. С. 13. 45 Ефименко П. П. Маркс и проблема древнейшего периода человече- ского общества // ИГАИМК. 1934. Вып. 80. С. 13, 14. Равдоникас В. И. О вредительстве в области археологии и ликвида- ции его последствий // СА. 1937. III. С. VJJJ.
Петр Петрович Ефименко 141 Идея большого родового дома была тогда в моде у советских археологов. М. В. Воеводский усмотрел такие дома в Бискупине, А. В. Збруева — на Конецгорском селище, Е. Ю. Кричевский — в раннеземледельческих поселениях Центральной Европы. Но вы- явленный Ефименко жилой коплес не произвольная реконструк- ция, а реальное явление. Это подтвердили находки аналогичных комплексов при раскопках А. Н. Рогачева в Авдееве на Сейме и в тех же Костенках I уже в послевоенные годы. Снова в примененной Ефименко методике видели влияние передовой марксистской мысли. Меж тем идея раскопок поселе- ний широкими площадями носилась тогда в воздухе. Так иссле- довал в 1930—1931 гг. поселение культуры линейно-ленточной керамики Кельн-Линденталь В. Буттлер47. Вообще переключе- ние внимания с раскопок курганов и могильников на изучение стоянок и городищ было свойственно в те десятилетия не одной советской археологии. Напомню немецкую школу Siedlungsarcha- ologie. Применение методики раскопок с основным вниманием к пла- ну, а не к разрезу таило и опасности. Именно из-за этого страти- графия Косгенок не была тогда понята. Сейчас эта методика под- вергается серьезной критике48. Раскопки Косгенок I дали огромный вещевой материал, в том числе много превосходных произведений искусства из бивня ма- монта и мергеля. Весь этот новый фонд источников предстояло изучить и опубликовать. Костенковская экспедиция стала школой для многих археоло- гов. По разработанной там методике позже вели раскопки Кос- тенок IV А. Н. Рогачев и Пушкарей I П. И. Борисковский, в обо- их случаях выявившие остатки жилищ. Уже после Отечествен- ной войны теми же методами исследовал Мезин и Добраничевку И. Г. Шовкопляс. Изучением Костенок I дело не ограничивалось. Удалось най- ти новые стоянки Костенки IX и X, а в 1936 г. большие раскопки (350 м2) в Боршеве II развернул под руководством Ефименко Бо- рисковский. 47 Buttler W. Der Donaulandische und der Westlische Kulturen kreis der jungeren Steinzeit. Berlin, 1938. Предварительное сообщение: Buttler W. Das bandkeramische Dorfbei Koln-Linden thal//Germania. 1931.JahrXV. Heft 4. S. 244—252. Пропагандистом методики Бутглера в ГАИМК был Е. Ю. Кри- чевский. 48 Александрова М. В. «Идеология» раскопок и приоритеты археологи- ческого исследования И Восточный граветг. М., 1998. С. 142 150.
142 В 1935—1936 гг. экспедицией фактически занимался уже не Ефименко, а Рогачев. Он принимал участие в изучении Костенок I с 1934 г., и постепенно Ефименко стал передавать ему Косгенков- скую экспедицию. Для человека, близившегося к шестидесятиле- тию, она была сложной, обременительной. Вместе с Рогачевым Ефименко в 1937 г. начал исследование стоянок Костенки IV (Александровка) и Костенки VIII (Тельманская). Костенки IV от- дал Рогачеву целиком как материал для кандидатской диссерта- ции. Уже в первый сезон там было вскрыто до 400 м2. Тельманской стоянкой Ефименко собирался заниматься сам. Она интересна в ряде отношений. Была обнаружена круглая землянка, диаметром 5,2 х 5,7 м и глубиной 50—70 см, не похо- жая на длинное жилище Костенок I. Инвентарь с двусторонне- обработанными наконечниками копий казался Ефименко пере- ходным от мустьерских комплексов с бифасами к коллекциям, содержащим солютрейские наконечники. Ему, как эволюциони- сту, поклоннику Г. Мортилье, было не по душе введенное А. Брей- лем понятие ориньяка и хотелось, избежав его, вернуться к идее Мортилье о переходе мустье в солютре. 1937 год был последним годом полевых работ Ефименко в Костенках. Ему казалось, что основные вопросы уже выяснены. Это было совсем не так. К концу работ Ефименко в Костенках на площади села было выявлено 10 пунктов с палеолитическими находками (Костенки V, VII, IX — самим Ефименко). Более или менее широко были изучены только Костенки I—IV и VIII, ос- тальные лишь разведаны, а среди них были первостепенные по важности, вроде Стрелецкой. Еще существенней другое: уже в 1931—1932 гг. удалось уста- новить, что в Костенках I не один слой, а несколько. Благодаря этому открывалась возможность проверить периодизацию па- мятников, намеченную при типологическом анализе, гораздо бо- лее надежным стратиграфическим методом. Ефименко такой воз- можностью не воспользовался. Недостатком экспедиции 1930—1938 гг. было и то, что архео- логические работы шли без тесного сотрудничества с представите- лями естественных дисциплин. Если Бонч-Осмоловский изучал палеолит Крыма при участии геологов, палеонтологов, палеобота- ников, то в Костенках действовали только археологи. Лишь раз заезжал туда Г. Ф. Мирчинк. Такой подход к делу руководителя экспедиции не был слу- чайностью. В ГАИМК развернулась кампания «борьбы с биоло- гизаторством», т. е. с исследованием древнего человека в тесной связи со средой его обитания. Поскольку предполагался единый
____________________Петр Петрович Ефименко 143 путь всего человечества от одной формации к следующей и нако- нец к коммунизму, разница в природных условиях не принима- лась во внимание. Для палеоэтнологов С. И. Руденко, Г. А. Бонч- Осмоловского, Б. С. Жукова это было неприемлемо. Недаром всех их отправили в концлагерь. Ефименко прошел ту же, что и они, палеоэтнологическую школу, но в трудный момент отрекся от принципов, в которых был воспитан. Так или иначе предстояло подвести итоги многолетней экспе- диции (1923—1938) и прежде всего раскопок Костенок I. Этим и занялся Петр Петрович в предвоенные годы. Но было у него и два других не менее увлекавших его дела: руководство отделом палеолита ГАИМК — ИИМК и продолжение исследований по финской археологии. В 1934 г. при восстановлении в СССР ученых степеней Ефи- менко была присвоена степень доктора археологии в числе очень немногих сотрудников ГАИМК (В. А. Городцов, В. И. Рав- доникас). Звания действительного члена ГАИМК и профессора он уже имел. В возглавляемом им секторе работали люди, более молодые и менее заслуженные. Бонч-Осмоловского уже не было, он в заключении работал геологом на Воркуте. Кандидатскую степень без защиты диссертации получили С. Н. Замятнин, Г. П. Со- сновский и П. И. Борисковский. После чрезвычайно успешных исследований по верхнему палеолиту Русской равнины в 1920-х годах (Гагарино, Костенки II—IV) Замятнин перебрался на Кав- каз, открыл нижний палеолит Абхазии, копал пещеры в районе Адлера. Постарался он отделиться от Ефименко и администра- тивно, перейдя по совместительству на службу в Музей антропо- логии и этнографии Академии наук СССР. Сосновский занимался сибирским палеолитом, Ефименко не интересовавшим. Переехавший из Иркутска М. М. Герасимов был еще молод. Он съездил в 1937 г. в Костенки, но не оставлял исследования палеолита Прибайкалья и делал первые опыты ре- конструкции лица древних людей по черепу. Ученик Бонч-Ос- моловского С. Н. Бибиков тоже побывал в 1937 г. в Костенках, пробовал продолжить раскопки учителя в Крыму и освоить но- вые районы — Урал, Приднестровье. Поступивший в аспиранту- ру к Ефименко сибиряк А. П. Окладников посвятил себя рай- онам и темам, далеким от интересов руководителя. И он в 1938 г. должен был посетить Костенки. Ефименко заставлял его не- сколько раз переделывать текст диссертации «Неолит и бронзо- вый век Прибайкалья». Она увидела свет уже после войны в 1950 и 1953 гг., когда автор стал человеком вполне независимым. Школы Ефименко в этих книгах не чувствуется — нет ни строгой
144 методики, ни типологического анализа. Работали в секторе и специалисты по четвертичной геологии В. И. Громов и Б. Ф. Зе- мляков и появившиеся там в предвоенные годы Н. Н. Гурина и Л. Я. Крижевская, осваивавшие неолитическую тематику. Гораздо большим обязан Ефименко С. А. Семенов, которого он еще в 1931 г. направил на выявление следов от работы на палео- литических орудиях. Как известно, из первых опытов 1930-х го- дов (кандидатская диссертация Семенова защищена в 1937 г.) вы- росло целое направление в археологии — трасологический анализ древних изделий, — получившее признание во всем мире. Но по-настоящему тесно связаны с Ефименко (кроме Третья- кова, работавшего по другому кругу проблем) были только двое — П. И. Борисковский и А. Н. Рогачев. Борисковский участвовал в Костенковской экспедиции еще студентом в 1929, 1931 и 1932 гг. По окончании университета по- ступил в аспирантуру ГАИМК к С. Н. Быковскому. Сохраняя уважение к своему первому учителю, он все же больше ориенти- ровался не на него, а на Быковского и Равдоникаса, Ефименко как-то сказал Павлу Иосифовичу, что своим учеником его боль- ше не считает, а Быковскому рекомендовал отправить аспиранта в какой-нибудь провинциальный музей. Когда в 1934—1936 гг. в исторической науке произошли большие перемены, социология оказалась не в чести, а Быковского расстреляли, Борисковский, как блудный сын, вернулся к Ефименко, работал в 1936 г. в Кос- тенках I и на Боршеве II, а главное — полностью принял схему, изложенную в «Первобытном обществе», заявляя, что это и есть марксизм в палеолитоведении. Борисковский родился в интеллигентной семье, окончил ар- хеологическое отделение Ленинградского университета, полу- чил там хорошую научную подготовку, знал иностранные язы- ки. Рогачев был всего годом моложе, но родился в глухом мор- довском селе Альдия и приехал в Ленинград, когда факультеты обществоведческого профиля были уже закрыты. Он так и ос- тался человеком малокультурным, говорил «Лабалатория», не знал ни одного иностранного языка. Зато он был от природы очень наблюдательным, работящим, даже одаренным. Ефимен- ко сперва послал своего ученика на Донец, помня свои старые темы. С 1934 г. Рогачев обосновался в Костенках и работал там уже до конца дней. В результате той широты кругозора, что от- личала Замятнина, Бонч-Осмоловского, Борисковского, самого Ефименко, у него не было и в помине. Но уж Костенковско- Боршевский район он изучил как свои пять пальцев. Борисков- ский в поле был совершенно беспомощен. Рогачев легко ориен-
_____________________Петр Петрович Ефименко 145 тировался в оврагах, прорезающих донской берег, в почвах, лёссах и всюду находил новые памятники. К 1979 г. их насчи- тывалось более 20. В довоенные годы Рогачев шел целиком в русле учителя. Свою диссертацию о Костенках IV он писал по образцу монографии Петра Петровича о Костенках I. Экспеди- цию ему Ефименко передавал со спокойным сердцем. Но в 1939 г. Рогачева призвали в армию, демобилизовался он только в 1946 г. и в исследовании Костенок наступил почти десятилет- ний перерыв (1939—1947). Вот с этим-то коллективом, небольшим, но достаточно силь- ным, Ефименко за 1930-е годы подготовил два сборника статей по каменному веку. Первый — «Палеолит СССР» (ИГАИМК. 1935. Вып. 118) содержал такие ценные публикации, как статьи С. Н. Замятнина о Гагарине, М. М. Герасимова о Мальте, Г. П. Со- сновского об Афонтовой горе. Во втором сборнике «Палеолит и неолит СССР» (МИА. 1941. № 2) приняло участие много авторов, в том числе московских (М. В. Воеводский, О. Н. Бадер, М. Е. Фосс, П. А. Дмитриев) и киевских (И. Г. Пидопличко). Статьи в основном публикацион- ные. Теории, социологии здесь нет. Мода на нее прошла. Еще одним подведением итогов работ в области палеолита стало второе издание главной книги Ефименко (1938). Оно зна- чительно больше первого — 636 стр. — и богаче иллюстрирова- но (есть, в частности, портреты Ф. Энгельса, Ч. Лайелла, Ж. Бу- ше де Перта, Ч. Дарвина, Л. Моргана, Э. Ларте, Г. Мортилье, Н. Я. Марра, В. В. Хвойко, Э. Пьетта, И. Т. Савенкова, А. А. Спи- цына). Название изменилось. Теперь это «Первобытное общест- во», что связано с пересмотром концепции. Появление больших жилищ типа Костенок I соответствует, по Ефименко, возникнове- нию родового строя. Следовательно, верхний палеолит уже не дородовое, а родовое экзогамное общество. Ему предшествовали «первобытная эндогамная коммуна» ашеля и мустье, а ей «кров- но-родственная община неандертальцев». Такие дефиниции, заимствованные у Л. Моргана и Ф. Энгель- са, в применении к археологическим данным, конечно недорого стоят. Когда А. П. Черныш нашел остатки жилища в мустьер- ском слое стоянки Молодова на Днестре, он сразу же стал гово- рить о сложении родовой организации в эпоху мустье. Если идти по этому пути, то находки жилищ А. Люмлеем в ашельских па- мятниках Средиземноморья должны отодвинуть возникновение рода еще глубже. Но такой связи нет. Очень сложные гнезда строят для себя и животные. 10 - 6382
146 В остальном построения Ефименко изменились мало. Добав- лен новый материал по палеолиту СССР, а вот западный почти не расширен, несмотря на выход многих важных публикаций. В предисловии издательства «Соцэкгиз» о книге говорилось как о значительной, но подчеркивалось, что автор все же не пре- одолел пороки буржуазной археологии, ее формализм и эволю- ционизм. Автор старался. Он цитировал теперь не только Мар- кса и Энгельса, но и Ленина. В целом второе издание главной книги Ефименко не свиде- тельствует о том, что за четыре года автор продвинулся далеко вперед. Силы его были сосредоточены на написании работы о Костенках I и книги о древних финнах. Палеолит не заслонил для него все другие археологические эпохи. В 1932 г. вместе с В. И. Равдоникасом он раскапывал в Костенках поселение сруб- ного типа и описал его. В новую серию «Советская археология» дал статью по истории Поволжья в железном веке. Той же теме была посвящена монография, над которой Ефи- менко работал перед войной. По словам П. Н. Третьякова, там намечалось три стадии развития древнефинской культуры. На первой (I тысячелетие до н. э. — рубеж н. э.) в Поволжье господ- ствовал родовой строй, базировавшийся на охоте. На второй ста- дии (первые три четверти I тысячелетия н. э.) развивается ското- водство, прежде всего коневодство, и начинается распад родовой общины. На третьей стадии заметен уход населения с Оки на Цну, Мокшу, Суру, видимо, в связи с давлением с юга славян. Развивается земледелие. Зарождаются классовые отношения. В материальной культуре финнов чувствуются хазарское и русское влияния49. Судя по этому изложению, готовилась работа, достаточно ти- пичная для советской археологической литературы 1930-х годов. На основе материалов из раскопок, оставшихся совершенно неизданными, создавалась историческая схема автохтонного эво- люционного развития общества, обусловленного в первую оче- редь развитием экономики. Автор, начинавший с типологии ря- занских могильников, изменил этому направлению ради социо- логических схем. Рукопись не была завершена и сохранилась в архиве ученого. Началась Отечественная война. В самом начале блокады Ленинграда почти принудительно, как ценный кадр, Петр Петрович был вывезен самолетом в Ка- зань. Оттуда он перебрался в Елабугу, где находилась эвакуиро- ванная часть ИИМК. 49 Третъяков П. Н. П. П. Ефименко и финно-угорская археология. С. 4—5.
Петр Петрович Ефименко 147 Здесь Ефименко пытался продолжить свои занятия финской археологией, увлекся ананьинской культурой, обследовал Чер- тово городище, Ананьинскую дюну. В 1943 г. ему удалось про- вести небольшие раскопки на Луговском могильнике ананьин- ской культуры. Размышляя над собранными материалами, Петр Петрович написал большую статью о происхождении ананьинской культу- ры. Здесь речь идет о подоснове культур бронзового века в По- волжье и Прикамье в виде единой большой зоны ямочно-гребен- чатой керамики. Таким образом, автор в 1940-х годах все еще шел за Ю. Айлио, не учитывая разработок А. Я. Брюсова и М. Е. Фосс, выделявших узколокальные культуры в неолите лесной зоны Ев- ропейской России. С периодом эвакуации связан и один трудный эпизод: ИИМК было поручено обследовать пещеры Урала, чтобы приспособить некоторые из них в военных целях под специальные укрытия. Обследование проводилось спешно, зимой 1942—1943 гг. Вели его Ефименко и Бибиков и как-то в жестокий мороз чуть не по- гибли в снежных заносах вдали от населенных пунктов. В 1944 г. Петр Петрович вернулся в Ленинград. Начался но- вый, последний, плодотворный период его жизни. Это была по- ра признания его заслуг, крупных внешних успехов и в то же время зарождения тяжелого кризиса, фактически приведшего к фиаско. Когда в конце войны усилились шовинистические тенденции, в Московском университете была проведена конференция «Роль русской науки в развитии мировой науки и культуры». В докладе А. В. Арциховского Ефименко был назван «крупнейшим в мире специалистом по палеолиту». В 1947 г. те же слова повторил уже в издании Ленинградского университета П. И. Борисковский . Авторы университетских учебников А. В. Арциховский («Введе- ние в археологию». М., 1940) в МГУ и В. И. Равдоникас («Исто- рия первобытного общества». Л., 1939. Ч. 1) в ЛГУ излагали све- дения о палеолите, целиком следуя схеме Ефименко. В связи с юбилеем Академии наук СССР в 1945 г. Ефименко получил высшую правительственную награду — орден Ленина. В тот же год его избрали действительным членом Академии наук Украинской ССР, а в 1946 г. назначили директором Института 50 Арциховский А. В. Русская археология // Программа и тезисы конфе- ренции «Роль русской науки в развитии мировой науки и культуры». М., 1944. С. 77; Борисковский П. И. Изучение палеолита в Советском Союзе. С. 76. ю*
148 археологии этой академии. В те годы ни один археолог не вхо- дил в число членов союзной или республиканской академий. Во втором издании «Большой советской энциклопедии» есть портреты только трех археологов: В. А. Городцова, П. П. Ефи- менко и Б. А. Рыбакова. В период войны и сразу после ее конца налаживались контакты с учеными зарубежных стран, и Ефи- менко был избран членом ряда престижных организаций; в 1943 г. почетным членом Королевского антропологического ин- ститута Великобритании и Ирландии, в 1958 — почетным чле- ном Международного союза доисториков, в 1960 г. — почетным членом итальянского Института доисториков и протоисториков во Флоренции. Одна за другой вышли три книги Ефименко: «Древнерусские поселения на Дону» (1948, в серии МИА, совместно с П. Н. Тре- тьяковым), «Первобытное общество» (3-е изд. Киев, 1953) и, на- конец «Костенки I» (М.; Л., 1958). Все это не могло не радовать автора, но он должен был чувст- вовать, что подлинного успеха книг у читателей нет. Все знали, что книгу о Боршевских городищах написал один Третьяков. «Первобытное общество» по сравнению со вторым изданием за- метно выросло (664 стр.), но не так уж изменилось. Бросалось в глаза приспособление к новым установкам. Уже нет портретов Буше де Перта, Лайелла, Мортилье, Ларте, Пьет- та (ведь развертывалась кампания «борьбы с космополитизмом»). Но в добавок к портрету Энгельса появился и портрет Маркса, а текст оснащен цитатами из Сталина. Во втором издании был портрет Марра и ссылки на его построения. Теперь, конечно, на- до было разоблачать марризм. Эти перемены не производили приятного впечатления. Новые находки в СССР были привлечены достаточно полно, а вот зарубежные — практически не учтены. В сущности, ни од- ним иностранным языком Ефименко не владел. Он лишь пору- чал Н. А Береговой составить для него перевод тех или иных статей, обративших на себя внимание при просмотре журналов. За 1940-е годы уже очень много было сделано по палеолиту Африки и Азии. Работы Л. Лики, X. Мовиуса, Г. де Терра и дру- гих заставляли по новому взглянуть на палеолит всего мира. Но автор обошел эти книги молчанием. Когда же в отзыве, написан- ном по поручению сектора неолита и бронзового века ИИМК, я выразил пожелание, чтобы об Азии и Африке было сказано по- больше, Ефименко вставил в предисловие странный пассаж. На стр. 6 он писал: «Дело изучения древнейших остатков человече- ской культуры на обширных территориях колониальных и зави-
Петр Петрович Ефименко 149 симых стран Южной Азии и африканского материка находится на очень низком уровне, поскольку оно почти целиком монопо- лизировано представителями англо-американской науки. Лучшим свидетельством такого положения вещей являются нарочито за- путанные весьма далекие от научности культурно-исторические схемы... в книгах Мовиуса, де Терра, Лики и других подобных авторов, выставляемые [видимо, мной. — И. Ф.] как вершина дос- тижений современной буржуазной науки». Конечно, на законопослушной Украине многое Ефименко было навязано. Положение его было уязвимым. Он написал некогда воспоминания о Марре и, если не числился стопро- центным марристом, то в археологии был все же одним из не- многих его союзников. Как марриста его поминали в печати и москвичи и ленинградцы51. Значит, приходилось применяться к обстоятельствам. Пожалуй, от нового издания книги разумнее было отказаться. Со времени ее написания прошла четверть столетия. Наука про- двинулась далеко вперед, и серьезный ученый должен был это понимать и не ставить себя в ложное положение. Но честолюбие подвело Петра Петровича. Попытка получить сталинскую пре- мию за второе издание «Первобытного общества» не удалась. Те- перь автор твердо рассчитывал на награждение. Но из-за задер- жек с изданием книги, вызванных переделками после «Лингвис- тической дискуссии» 1950 г. и бесконечным перестраховочным рецензированием, она вышла уже после смерти Сталина. Пре- мии несколько лет не выдавали, не состоялось и награждение. Роковую роль сыграла задержка с изданием и в судьбе моно- графии о Костенках I. Это, безусловно, ценный фундаменталь- ный труд. Ефименко говорил: «Я в душе спортсмен и радуюсь, что ни у кого из моих коллег нет такой книги». Но написана она была еще до войны. Когда Петр Петрович переехал в Киев, ИИМК не хотел отдавать заметную часть отведенного ему по плану изданий листажа на труд бывшего сотрудника. У издатель- ства Академии наук УССР больших возможностей не было. Дело затянулось. В результате книга А. Н. Рогачева о Костенках IV увидела свет раньше (1955), чем книга Ефименко о Костенках I (1958), хотя писалась по ее образцу. 51 Издания Института археологии Академии наук УССР II СА. 1953. XVII. С. 252; Борисковский П. И., Окладников А. П. О преодолении вульга- ризаторской псевдомарксистской концепции Н. Я. Марра в изучении ранних этапов развития первобытно-общинного строя И Против вульга- ризации марксизма в археологии. М., 1953. С. 71.
150 В 1958 г. уже активно обсуждались проблемы стратиграфии Костенковских памятников. Но в книге нет ни слова даже о том, что сама характеризуемая стоянка — многослойная. Рогачев с по- мощью М. Н. Грищенко и Г. И. Лазукова организовал в Костенках серьезное изучение геологии района. В монографии Ефименко о геологических условиях залегания стоянки приведены старые све- дения Г. Ф. Мирчинка. Очень ценно описание методики раско- пок, жилых комплексов, кремневых и костяных изделий. Но в то- ме из 450 страниц нет даже списка обнаруженных при раскопках фаунистических остатков. Не откликнулся автор и на публикации о Костенках за рубежом, например, на проблемную статью В. Г. Чайлда «Костенки — солютре или граветг?» Таким образом, несмотря на бесспорные успехи, достигнутые Ефименко в конце 1940 — начале 1950-х годов эти успехи были все же неполными, что предопределило наступивший затем крах. В 1946 г. Петр Петрович начал жить на два дома, — проводя часть времени в Ленинграде, а часть в Киеве. Там ему дали квар- тиру на Костельной улице, выделили и дачу в Прохоровке. Под Ленинградом тоже была дача в Рыбачьем на Карельском полу- острове. До 1950 г. он оставался заведующим сектором палеоли- та в ИИМК. Раздвоенность между двумя достаточно удаленными друг от друга центрами была, конечно, нелегкой для человека на седьмом десятке лет, тем паче, что жена и дочь жили в основном в Ленинграде. В 1951 г. Ефименко покинул ИИМК, где прорабо- тал без малого 30 лет. Стоило ли Петру Петровичу бросать Ленинград и переез- жать в Киев? Можно привести ряд доводов «за» и «против». По- ложение Ефименко в ИИМК было прочным, но, видимо, все же не вполне его удовлетворяло. Возглавивший институт в 1938 г. М. И. Артамонов был для него чужим человеком. Артамонов по- ручил раздел о палеолите в готовившемся институтом I томе «Всемирной истории» не Ефименко, а его сопернику С. Н. Замят- нину — своему товарищу по первому набору аспирантов ГА- ИМК. Тот написал очень интересный текст, содержавший совер- шенно иную трактовку палеолитической эпохи, чем в «Первобыт- ном обществе». Ефименко это раздражало. В 1945 г. дирекция ИИМК была перенесена в Москву. У руководства института вста- ли люди, Ефименко едва знакомые: Б. Д. Греков, А. Д. Удальцов, С. В. Киселев. В 1948 г. после сессии Академии сельскохозяйст- венных наук, где Т. Д. Лысенко возгласил о двух направлениях в советской биологии — передовом и реакционном, аналогичные сессии прошли во всех институтах Академии наук СССР. В ИИМК А. П. Окладников подверг критике статью Ефименко о
Петр Петрович Ефименко 151 корнях культур эпохи бронзы в Прикамье. Окладников, выдви- нувшийся после открытия погребения неандертальца в Тешик- таше и защитивший уже докторскую диссертацию, не прочь был занять место заведующего сектором палеолита. В сложившейся ситуации Петру Петровичу хотелось простора для своей деятельности, а в Киеве открывалась возможность на- чать все чуть ли не с нуля. Но нельзя было не подумать и о неми- нуемых сложностях. Киев Ефименко знал плохо. Харьковский центр держался к нему в некоторой оппозиции. Директору ин- ститута предстояло общаться не только с академиками и прези- диумом Академии, но и с чиновниками из ЦК Коммунистиче- ской партии, диктовавшими свою волю ученым. Петр Петрович надеялся все это преодолеть. Ситуация с украинской археологией была не простая. К началу 1930-х годов в Киеве вокруг Всеукраинского археологического ко- митета и Кабинета антропологии им. Хведора Вовка сложился очень сильный научный коллектив. Выходили тома серий «Антро- полог1я», «Короткое звидомлення про археолопчни розшуки на Укра'ши», ценные монографии (вроде «Мар1упольского могильни- ка» Н. Е. Макаренко) и сборники («Тритльска культура на Укра1- ни», «Чершпв та швнично Л1вобережжя» и др.). Широко развора- чивались раскопки как первобытных, так и античных и средневеко- вых памятников. В 1933 г. случилась трагедия. Многие археологи: Н. Е. Макаренко, М. Я. Рудинский, М. Ф. Болтенко, П. И. Смоличев были репрессированы, а археологические учреждения закрыты. Издания прекратились. Когда во второй половине 30-х годов исторические науки в СССР начали возрождаться, работать в области археологии на Украине было почти некому. В созданном в 1934 г. Институте археологии Академии наук Украины было всего несколько чело- век, а директора пришлось пригласить из Ленинграда. Им стал Л. М. Славин — человек неплохой, доброжелательный, но ученый незначительный. Раскопки на Украине вели в основном пригла- шенные им московские и ленинградские археологи. В 1937— 1938 гг. последовали новые репрессии. Навсегда исчезли Н. Ф. Мол- чановский, К. Ю. Коршак, С. С. Магура. Во время Отечественной войны кое-кто из сотрудников остался на оккупированной тер- ритории и ушел с отступавшими немцами на Запад (В. Е. Коз- ловская, П. П. Куринный). Таким образом, после окончания войны археологические исследования на Украине надо было налаживать заново. Руководство полагало, что Славин возгла- вить новый этап в жизни института не в состоянии. Он не имел докторской степени, занимался раскопками античной Оль-
152 вии, что тогда считалось совершенно не актуальным, да к тому же был еврей. Требовался деятель другого ранга. Славин угово- рил Ефименко занять пост директора института, обещав перейти на место его заместителя и исполнять все административные обязанности в те месяцы, которые директор проведет в Ленингра- де. Такой расклад был принят, но продержался недолго. В период «борьбы с космополитизмом» Славина сняли с поста заместителя директора, передав этот пост И. Г. Шовкоплясу. Первое, что постарался сделать Петр Петрович, это пригла- сить в Киев ряд серьезных специалистов из других центров (А. И. Тереножкин и М. И. Вязьмитина, первый занялся скиф- скими древностями, вторая — сарматскими). В. А. Богусевич, ра- ботавший до войны в Новгороде Великом, возглавил отдел сла- вяно-русской археологии. Ефименко старался поддержать вер- нувшихся из ссылки старых археологов. Он добился того, чтобы М. Я. Рудинский сложил вместе свои публикации 1920—1930-х гг. и представил их в качестве кандидатской диссертации. За эту ру- копись в Ленинграде ему дали докторскую степень, и Рудинский возглавил отдел полевых исследований института. Много молодежи было взято в аспирантуру, и большая часть ее училась у Ефименко. И. Г. Шовкопляс написал кандидатскую диссертацию о Супоневской стоянке и возобновил раскопки Ме- зина, собираясь на основе их подготовить докторскую диссерта- цию. Д. Я. Телегину была дана тема по неолиту Донца, С. С. Бе- резанской — по белогрудовской культуре, В. И. Канивцу — по высоцкой. В других отделах тоже подрастала талантливая моло- дежь: М. Ю. Брайчевский, Е. Н. Максимов и др. Подготовке учеников Ефименко отдавал много времени и сил, тяжело переживал, когда они от него отходили, радовался их успехам. Второе, что сумел сделать Ефименко, — это развитие изда- тельской деятельности института. Были основаны три неперио- дических серии — «Археолопя» (под редакцией Ефименко вы- шло 9 томов), «Краткие сообщения Института археологии Акаде- мии наук УССР» (соответственно — 5 выпусков) и «Археолопчни пам’ятки УРСР» (4 тома). Тут опубликовано много важных мате- риалов как из довоенных раскопок М. Я. Рудинского, Н. В. Си- билева и др., так и о новейших открытиях. Издавались и моно- графии об отдельных памятниках (В. К. Гончаров «Райковецкое городище» и др.). Полевая работа института шла очень интенсивно. По-прежне- му на Украине вели раскопки и москвичи, и ленинградцы, но все больше становилось и местных квалифицированных археологов.
Петр Петрович Ефименко 153 Сам Петр Петрович за раскопки уже не брался, ограничива- ясь так называемыми объездами. На институтской машине он посещал одну экспедицию за другой. Сотрудники этого не люби- ли, поскольку визит директора нередко сопровождался разно- сом. Некоторые экспедиции проходили под непосредственным присмотром Ефименко, в связи с чем он позволял себе подписы- вать сообщения об их результатах, составленные на деле руково- дителем раскопок. По инициативе Ефименко была организована экспедиция «Большой Киев». Окрестности города были изрыты окопами в дни Отечественной войны. Намечалось здесь и боль- шое строительство. Ставилась задача осмотреть вновь возникшие разрезы, выявить затронутые ими памятники и изучить их. За- мысел полностью оправдал себя. Было обнаружено множество памятников, в том числе и неизвестных ранее типов — софиев- ского, тщинецкого, Пеньковского.. Новые большие труды о палеолите Ефименко в эти годы гото- вить уже не собирался. Ждал выхода «Косгенок I» и «Первобыт- ного общества». Появлялись только статьи — обзор к очеред- ному конгрессу по четвертичному периоду, доклад о селете, прочтенный при командировке в Венгрию. А между тем в советской науке о палеолите происходили важ- ные изменения. Демобилизовавшись из армии, А. Н. Рогачев в 1947 г. возобновил раскопки в Костенках. Средств младшему на- учному сотруднику давали мало, вскрывать широкие площади на стоянках возможности не было, поэтому он сосредоточил свои силы на выяснении их стратиграфии. Обнаружилось, что на та- ких опорных памятниках, как Костенки I и VIII, не один слой, а несколько. Комплексы же инвентаря залегают там вовсе не в той последовательности, что была намечена Ефименко, исходя из эволюционистских представлений о развитии орудий от стадии к стадии. Рогачев поднял вопрос о параллельном существовании ряда непохожих друг на друга типов палеолитических индуст- рий, иногда называя их археологическими культурами. Тут как раз появилась статья Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», и Рогачев связал свой пересмотр схемы Ефименко с разоблачением антимарксистских взглядов Н. Я. Марра, его стадиальной конвенции, повлиявших на Ефименко. Разверну- лась дискуссия, захватившая все 50-е годы. Судя по последним публикациям, те, кто не был ее свидетеля- ми, понимают ее значение, но представляют себе ход дела совер- шенно превратно. По статьям А. А. Синицына и С. А. Васильева получается, что шла оживленная полемика между Ефименко, с одной стороны, и Рогачевым и Г. П. Григорьевым — с другой. Ро-
154 гачев и Григорьев победили52. Н. Д. Праслов и Г. П. Григорьев очень высоко оценивают эту победу и полагают, что с тех пор Ро- гачев стал лидером советского палеолитоведения, его концепция получила всеобщее признание, а основные проблемы науки о па- леолите им были раз и навсегда успешно решены. Предполагает- ся даже, что значение его идей будет расти, хотя его уже нет с нами53. Более молодые Синицын и Васильев считают, что новое направление работ, намеченное Рогачевым, в целом себя все же не оправдало, а у Ефименко было немало резонного. Стадиаль- ный подход к палеолиту и выделение узколокальных вариантов культуры можно примирить, что, по мнению С. А. Васильева, впервые показали В. Н. Гладилин и В. И. Ситливый54. В действительности дело обстояло существенно иначе. Ефименко активного участия в полемике не принимал. Главным оппонентом Рогачева был не он, а П. И. Борисковский, выпус- тивший более десятка полемических статей и привлекший к дис- куссии как союзника А. П. Черныша. Г. П. Григорьев был еще студентом, и его отклики на дискуссию увидели свет уже тогда; когда ее исход был предрешен (1958, 1960). Были и другие уча- стники дискуссии: прежде всего новый заведующий сектором па- леолита А. П. Окладников. Вопрос об археологических культурах успешно разрабатывал- ся В. А. Городцовым еще до революции («Культуры бронзовой эпохи Средней России», 1915). В книге 1923 г. «Археология. Ка- менный период» он говорил и о локальных вариантах палеоли- тического времени. В начале 1930-х годов теоретики ГАИМК С. Н. Быковский, В. И. Равдоникас и Е. Ю. Кричевский заявили, что те, кто признает своеобразие отдельных районов в первобыт- ную эпоху, льют воду на мельницу расистов, панфинистов, фаши- стов. Проблема временно была снята. В конце 30-х годов, когда ситуация в науке несколько улучшилась, ученики Городцова А. Я. Брюсов и М. Е. Фосс опубликовали первые работы об ар- хеологических культурах в неолите. 52 Синицын А. А. П. П. Ефименко и современное палеолитоведение С- ? Васильев С. А. К оценке роли стадиализма в развитии науки о па- леолите И Международная конференция к 100-летию В. И. Равдоникаса. СПб., 1994. С. 11—13; Он же. Стадиализм в палеолитоведении. 60 лет спустя // Археологические вести. 1998. № 5. С. 250—255; Деревянко А. П., Мар- кин С. М., Васильев С. А. Палеолитоведение. Введение и основы. С. 16, 17. 53 Григорьев Г. П., Праслов Н.Д. Памяти Александра Николаевича Ро- гачева // СА. 1985. № 2. С. 302—303. и Васильев С. А. К оценке роли... С. 13; Деревянко А. П. и др. Указ, соч С 302,303.
Петр Петрович Ефименко 155 В послевоенные годы интерес к этнической тематике возрос. М. В. Воеводский, отказавшись от своей идеи о единой свидер- ской стадии мезолита (1934), написал статью о мезолитических культурах Восточной Европы (издана в 1950 г.)55. Ефименко не выделял археологические культуры ни в палео- лите, ни в мезолите, ни даже в неолите (о чем свидетельствует его статья 1948 г.). Но он всегда признавал существование в палеоли- те больших зон со специфическим типом инвентаря: для верхнего палеолита — в пределах Европы, Средиземноморья, Сибири, для мезолита — в противопоставлении севера и юга Русской равнины. На такой же позиции стояли С. Н. Замятнин и А. П. Окладников. Рогачев пытался выделить узколокальные культуры в палеоли- те, и это ему, безусловно, не удалось. Но он с бесспорностью дока- зал, что развитие культуры в палеолите было многолинейно. Обос- нование этого тезиса путем тщательного анализа стратиграфии и геологии Костенковских стоянок его большая заслуга перед наукой. Но, будем откровенны, для западноевропейских ученых ничего но- вого в этом не было. Вне СССР всегда так думали, а у нас иную схе- му — стадиальную — насаждали не археологи, а партийные надзи- ратели над наукой, вроде Быковского и Равдоникаса. Им надо было во чтобы то ни стадо доказать, что человечество всюду развивается одинаково, от стадии к стадии. В Сибири есть «киммерская стадия», а киммерийцы — яфетические предки славян, готов, сармат, ски- фов и т. д. Печально, что ряд ученых пошел на поводу у Быковско- го и Равдоникаса. Был в их числе и Ефименко. Честь и хвала Рога- чеву за то, что он помог преодолеть стадиальную схему. Но гово- рить о том, что он создал нечто равноценное и даже лучшее по сравнению с концепцией Ефименко, не приходится. Он был для этого слишком плохо образован, кроме Костенок в сущности не знал ничего, а читал, по язвительному выражению Бибикова, только «Капитал» и «Первобытное общество». Борьба с обветшалой догмой увлекла молодежь 1950-х годов, и она гото- ва была переоценить своего лидера. Следующее поколение, чи- тая публикации тех лет, смотрит на вещи уже иначе. Статьи Ро- гачева, где утверждалось, что труды Сталина открыли нам глаза, что Ефименко был в плену антимарксистских идей Марра и т. п., сегодня вызывают улыбку. Не лучше был и оппонент Рогачева Борисковский, метавший громы и молнии по поводу «отказа от принципа историзма», «скатывания на позиции буржуазной псев- донауки» и т. д. 55 Литературу вопроса см.: Формозов А. А. Проблемы этнокультурной истории каменного века Европейской части СССР. М., 1977.
156_______________________________________________________ Так или иначе идея о многолинейном развитии в палеолито- ведении СССР утвердилась. Книга Ефименко, построенная по стадиальной схеме, казалась безнадежно устаревшей. С. А. Ва- сильев с важностью вещает: американская наука учит нас, что уз- колокальных археологических культур в палеолите не было, а были большие зоны и пора бы и нам это усвоить, овладеть хотя бы достижениями Ситливого. Между тем возражения против вы- деления узколокальных культур и констатацию того, что для па- леолита свойственны большие зоны со своеобразным обликом инвентаря, мы найдем в том же «Первобытном обществе». За схему Ефименко принимали нередко ее упрощенное, вульгари- зированное изложение в учебнике «История первобытного об- щества» Равдоникаса или в статьях Борисковского 1950-х годов. Как я уже сказал, отвечал Рогачеву Ефименко очень коротко и по существу всего два раза: в 1956 г. в «Советской археологии» (т. XXVI) и в 1958 г. — в «Костенках I». Он отметил, что Рогачев в большей мере опирается на геологические данные, чем на соб- ственно археологические, и заявлял: «Вряд ли подобные взгля- ды, никак не вяжущиеся ни с теорией, ни с опытом нашей науки, могут рассчитывать на какое-либо признание и поддержку со стороны советских археологов»56. Прогноз оказался ошибочным. Признание к Рогачеву пришло. На защиту его докторской дис- сертации «Многослойные стоянки Костенковско-Боршевского района» в 1963 г. Ефименко прислал положительный отзыв и признал правоту своего ученика. Рогачев прослезился. В своих статьях 1950-х годов « Новое в вопросе о происхожде- нии культуры позднего палеолита в Средней и Восточной Евро- пе» (1956), «К вопросу о характере исторического процесса в позд- нем палеолите Восточной Европы» (1956), «О периодизации поздне- го палеолита Восточной Европы» (1957) Ефименко пытался вписать новые материалы выявленные Рогачевым, в свою старую схему. На- ходки нижних слоях Косгенок I и Маркиной горы — это селет — предок материалов верхнего слоя Тельманской стоянки — праро- дителя комплекса из верхнего слоя Косгенок I. Нижний слой Тельманской стоянки связан с другой линией развития, зародив- шейся в Средиземноморье, в памятниках гримальдийского типа. Упомянуты и такие новые стоянки, как Стрелецкая, Городцов- ская, Квасовская в Костенках. Использованы материалы, собран- ные Ефименко при командировке в Чехословакию в 1954 г. ьь Ефименко П. П. Костенки I. М.; Л., 1958. С. 444.
Петр Петрович Ефименко 157 Но, в отличие от Замятнина, съездить вновь в Костенки и по- смотреть новые раскопки Ефименко не захотел, с добытыми кол- лекциями ознакомился лишь поверхностно. Характеристики их даны им чересчур обобщенно, рисунков же совсем нет. Так или иначе, и обвинения в марризме, и полемика с Рогаче- вым подорвали позиции Ефименко. Этим воспользовались те со- трудники Института археологии АН УССР, кто уже давно тяго- тился старым директором. Поскольку он оказался чуть ли не единственным марристом среди украинских археологов, в 1950 г. ему пришлось каяться и заверять о начале перестройки всей ра- боты института. В украинской «Археологии» полностью перепе- чатали статьи Сталина по языкознанию, чего в московских ар- хеологических изданиях мы не найдем. В статье Ефименко «На новом этапе» в «Археологии» (1953. Т. VIII) и в его докладе на VI конференции института (1953) перемежаются покаяние и по- пытки защитить институт от нападок, появившихся в «Советской археологии» (1953. XVII). Редактором «Первобытного общества» значится некий А К. Ка- сименко. К археологии он никакого отношения не имел, но, со- гласно «Украшсько! радянсько! енщклопедп» был членом КПСС с 1929 г., директором Института истории АН УССР, редактором «Icropii УРСР». Он исполнял роль цензора, следил, не позволил ли себе старый академик чего-либо сомнительного. В начале директорства Ефименко академиком-секретарем От- деления общественных наук (академик-голова) был приличный человек — поэт М. Т. Рыльский. Затем его сменил партийный функционер, числившийся экономистом, А. С. Короед. Работать в этих условиях становилось все труднее. Уходить Петр Петрович не хотел. Ударом для него была статья в «Правде Украи- ны» трех сотрудников ИА АН УССР В. А Богусевича, М. Ю. Брай- чевского и В. И. Довженка о плохом положении дел в институте. Была создана комиссия для проверки. Директору ставилось в ви- ну, что в институте не изучают самую актуальную проблему происхождение славян и т. п. В сущности, это был отголосок проработочных кампаний 1948—1952 гг. Как всегда, в особенно правоверном Киеве не поняли, что началась уже новая эпоха хрущевская «оттепель». В 1954 г. Ефименко был освобожден от обязанностей директо- ра Института археологии Академии наук УССР. Ему исполни- лось 70 лет и вроде бы естественно было уйти на покой. Но он воспринял случившееся как трагедию и катастрофу. Директором стал приглашенный из Ленинграда С. Н. Бибиков. К столетнему юбилею Ефименко он изображал дело так, будто была соблюдена
158________________________________________________________ преемственность, и Петр Петрович доживал свой век в почете, холе и неге. Это ложь. Бибиков обращался с ним без должного почтения. Многие начинания Ефименко пресекались. Оборва- лось издание «Кратких сообщений» и «Археолопчжх пам’яток». Редактором «Археологии» сразу же стал Бибиков, причем книж- ки ее теперь выходили в переплете другого цвета, чем раньше. Петр Петрович съездил в декабре 1955 г. как представитель Украины на конгресс в Будапеште, периодически наведывался в Киев, но все реже и реже. С начала 1960-х годов окончательно замкнулся в Ленинграде. Сдаваться ему не хотелось, но где найти место для приложе- ния сил, оставалось неясным. Разумнее всего было вернуться в Ленинградское отделение ИИМК. Никто в этом не помог. Ни директора института А. Д. Удальцов и сменивший его в 1955 г. Б. А. Рыбаков, ни заведующий отделением Б. Б. Пиотровский и, уж конечно, не новый заведующий сектором палеолита А. П. Ок- ладников. В коллективе, где Ефименко проработал почти 30 лет, он оказался ненужным. Близких ему по возрасту сотрудников уже не было в живых: кто погиб в концлагерях, кто во время блокады Ленинграда (как Сосновский и Земляков), кто умер по- сле войны. Следующее поколение видело в Ефименко ученого вчерашнего дня, человека сухого, надменного, малоприятного. Показательно, что институт, выпустивший сборники статей, по- священные 60-летию П. И. Борисковского и А. Н. Рогачева, не отметил таким образом ни 70-, ни 80-летия Петра Петровича. На заседания в ИИМК он ходить перестал. Дома его навеща- ли два верные ученика — Борисковский и Третьяков. Они поста- рались ввести в оборот материалы его старых раскопок. Бори- сковский издал большие статьи о стоянках Костенки VIII и Боршево II, а Третьяков — статьи об абашевских памятниках и Яндашевской стоянке в Чувашии, поставив рядом со своими подписями и имя Ефименко. Итак, ни Ленинград, ни Киев не нуждались в Ефименко. Уче- ник его В. И. Канивец, после защиты диссертации возглавивший сектор археологии в Дагестанском филиале АН СССР, пригласил учителя в Махачкалу. Тот охотно откликнулся. Как раз тогда В. Г. Котович нащупал в Дагестане ряд памятников каменного века. Но взаимоотношения с местным начальством не сложи- лись. Директор Института истории Г. А. Даниялов — брат все- сильного секретаря обкома КПСС — не захотел видеть рядом с собой в институте известного ученого, державшегося отчужден- но и независимо. Так сорвалась и эта попытка.
Петр Петрович Ефименко 159 Работавший до войны в Ленинграде, а после эвакуации став- ший преподавателем Самаркандского университета Д. Н. Лев пригласил Ефименко к себе. И он съездил в Среднюю Азию, да- же написал заметку о позднепалеолитической стоянке в Самар- канде. Но до Ленинграда оттуда было слишком далеко, и ездить туда часто пожилому человеку было трудно. Итак, оставалось одно: пенсия, жизнь у себя дома и попытки по мере сил завершить начатые некогда работы. Пенсия была приличная. Петр Петрович получал и значительную сумму за академическое звание. Но было много иждивенцев. Жена, Софья Николаевна, давно не работала. У дочери Ольги чем дальше, тем больше проявлялись какие-то психические отклонения. Она бро- сила службу и заперлась дома. Муж ее, скульптор Л. В. Нудель- ман, как правило, не мог найти себе оплачиваемую работу и жил на иждивении тестя. Петр Петрович помогал и дочери от перво- го брака, и ее детям, и племяннице Марии Тарасовне, рано поте- рявшей отца. Так что жилось в целом не только не богато, но по- рою просто бедно. Жизнь текла безрадостно. Урологическое заболевание требова- ло применения катетера. Это было болезненно и унизительно. Де- прессивное состояние дочери угнетало. Правда, был еще сын от второго брака. По протекции отца он переехал из Москвы в Киев и успешно работал в Академии наук УССР, стал доктором физико- математических наук. Но беда не обошла и эту семью. Его мать, вторая жена Петра Петровича, во время прогулки на Трухановом острове попала в руки бандитов. Они не только ее ограбили, но и надругались над беспомощной старухой. Вскоре она умерла. Оставалась работа. За пенсионный период Ефименко написал две достаточно интересных статьи. Первая — в «Советской ар- хеологии» за 1959 г. — касалась неолитического населения Мер- сия. Разбиралась книга Д. Гарстанга 1953 г. о его раскопках в Се- веро-Восточном Ираке 1936—1947 гг. Рецензент вспоминал свою дореволюционную поездку в Переднюю Азию. Он одним из пер- вых среди советских археологов понял важность идей Р. Брейд- вуда и Г. Чайлда о «неолитической революции», т. е. о коренных переменах в культуре после возникновения производящего хозяйства. Ссылался на раскопки Джармо, Иерихона, Джейтуна. Вторая статья в «Советской археологии» за 1960 г. — «Переднеа- зиатские элементы в позднем палеолите Северного Причерномо- рья». В 1949—1950 гг. П. И. Борисковский и И. Г. Пидопличко про- вели раскопки Амвросиевки в Приазовье. Памятник очень своеоб- разный, сильно отличающийся от Костенок I, Авдеева, Гагарина. Ефименко хотел доказать, что специфика его связана с особенносгя-
160 ми природных условий и хозяйства в степной полосе. Здесь охота шла не на мамонта, как в приледниковой зоне, а на бизона и других копытных. Материалы из Амвросиевки и Аккаржи автор сравнивал с коллекциями из Сюрени I и пещер Имеретии, из раскопок в Си- рии и Палестине и выводил из этой средиземноморской культур- ной зоны памятники типа Косгенок II и III, не похожие на предше- ствовавшие им «селетско-солютрейские» слои Косгенок. Не могу сказать, что эти статьи вызвали большой резонанс. Но при работе над раннеземледельческими культурами В. М. Мас- сон учитывал наблюдения Ефименко над комплексом Мерсина, а П. И. Борисковский стал развивать в дальнейшем идею об осо- бой степной зоне в палеолите СССР. По свидетельству П. Н. Третьякова, в последние годы жизни занимался Петр Петрович и материалами своих старых раскопок в Поволжье. На полевых дневниках и отчетах 1920-х годов много его более поздних помет. Но чего-либо цельного, связного по этой тематике Ефименко уже не написал. Силы ушли. Статьи за его подписью, вышедшие в 60-х годах, подготовлены уже не им, а его учениками. Посмертная публикация 1975 г. по раскопкам древне- мордовских могильников Иваногорского (раскопки 1926 г.) и Га- вердовского (раскопки 1920 и 1928 гг.) первой и третьей четверти I тысячелетия н. э., подписаны одной его фамилией, но подготов- лены к печати тем же Третьяковым. В целом в конце 50-х и в 60-е годы Ефименко жил в изоляции от отечественной археологии. Ему это было горько. Думается, не могло не огорчать его еще одно обстоятельство. После смерти Сталина приоткрылся железный занавес. Некоторых наиболее благонамеренных ученых стали выпускать за границу. Приезжа- ли иностранные коллеги и к нам, знакомились с нашими мате- риалами, приглашали печататься на Западе. Кое-что из наших разработок было оценено и принято. Раскопки палеолитических стоянок широкой площадью проведены после второй мировой войны во Франции и Чехословакии не без влияния методики Ефименко. А о нем самом забыли. Перевели на французский «Палеолит Украины» П. И. Борисковского — бледную копию «Первобытного общества», но не эту книгу. Почему так получилось? Зарубежные ученые, раскрыв «Пер- вобытное общество», натыкались на цитаты из Сталина, на тира- ды о гнусных колонизаторах и относились ко всему остальному с предубеждением. Они видели, что материал по Западной Евро- пе привлечен достаточно случайный и устарелый, и не оценили должным образом то, что было сделано по позднему палеолиту Русской равнины на весьма высоком уровне.
_________________ Петр Петрович Ефименко 161 Последние годы жизни Петра Петровича были особенно тя- желы. Скончалась Софья Николаевна. Ольга с трудом справля- лась с катетором. Умер он 18 апреля 1969 г. Прошло треть столетия. Многое изменилось в жизни нашей страны и нашей науки. Ефименко не забыт. Понять пути нашей области знания, не затрагивая его труды, невозможно. Вклад в нее, внесенный им, очень велик. Не утратившими свое значение в науке остаются работы Ефименко по типологии орудий верхне- го палеолита Европейской России, по периодизации древнефин- ских могильников, его методика раскопок палеолитических стоянок широкой площадью, многие частные наблюдения над памятниками древности. Периодизация палеолита России, предложенная им в 1920— 1930-х гг., теперь устарела, но в свое время сыграла большую роль. Его социологическая схема развития палеолита принадле- жит целиком давно ушедшей эпохе, в связи с чем неуместны ее сегодняшние восхваления. И эта схема некогда была интересна. Бонч-Осмоловский и Замятнин не принимали ее, выдвинули свои, не менее убедительные схемы, но столь полного отражения, как в «Первобытном обществе», в печати они не нашли. Плоха была не схема. Она была не хуже прочих. Плохо было то, что ее навязывали всем как единственно правильную и ис- тинно марксистскую, чему сам автор не противодействовал. Он был честолюбивым человеком, и это свойство очень мно- гое предопределило в его жизни. Ради лидерства, званий акаде- мика или лауреата он шел на такие уступки властям, на которые идти не следовало. Иные ученые без этого обошлись. Эти уступ- ки дорого стоили самому Петру Петровичу. Начав с нормальной археологической работы: построения типологии, классификации, периодизации материалов из раскопок, с 1930-х годов в угоду требованиям сильных мира сего он сбился на социологизаторст- во, конструирование малонадежных исторических выводов. И когда ситуация в науке несколько улучшилась, стало возможно вернуться к нормальной работе, он сделать этого уже не смог. Маска, некогда нехотя напяленная на себя, приросла к лицу. По- казательно, что Ефименко не издал толком почти ничего из мате- риалов своих раскопок. Единственное исключение — Костенки I. То, что опубликовано по Костенкам VIII и Боршеву, по экспеди- ции в Чувашию, готовилось уже не им, а учениками. Ефименко жил в трудную, страшную эпоху. Она во многом исказила его творческий путь. Но все равно совершенное им очень значительно. Имя его навсегда заняло одно из почетней- ших мест в истории отечественной археологии. 1 1 - 6382
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 годах В обзорах истории советской исторической науки, как вышед- ших еще при Брежневе, так и выпущенных в наши дни1 *, есть, на мой взгляд, важный пробел. Характеризуя научные центры — старые, академические и университетские, и возникшие после Октябрьского переворота (Коммунистическая академия, Инсти- тут красной профессуры) — мало места уделяют Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК). Между тем именно там вырабатывались установки, ставшие в дальнейшем обязательными для всех советских историков. Выше уже говорилось о переменах, произошедших в ГАИМК после 1929 г. Тогда более половины старых сотрудников уволи- ли как классово чуждых. Вице-президентами академии стали большевики Ф. В. Кипарисов и С. Н. Быковский, а самыми ак- тивными сотрудниками выпускники Института красной профес- суры А Г. Пригожин и М. М. Цвибак, недавний пропагандист из Красной армии С. И. Ковалев, деятель культурного фронта из Тихвина В. И. Равдоникас, комсомольцы, только что окончив- шие ВУЗы. Облик ГАИМК разительно изменился. Вместо изучения кон- кретных вопросов истории культуры в центре внимания встали проблемы глобального масштаба. Шли непрерывные дискуссии, прежде всего о формациях. Знаменитая «пятичленка», никогда в 1 Очерки истории исторической науки в СССР. М. 1966. IV. Истори- 199^* НЯ^Ка В Р000*1* в XX веке. М. 1997. Советская историография. М.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 гг. 163 таком виде не формулированная Марксом и Энгельсом и дожив- шая до наших дней, родилась в этой среде. Отправной точкой слу- жила лекция Ленина «О государстве», прочтенная в Свердловском университете в 1919 г. и опубликованная в газете «Правда», как раз в 1929 г. В этой лекции намечалась смена рабовладения фео- дализмом, а того в свою очередь капитализмом и социализмом. Расстановка сил в ГАИМК менялась. Первоначально задавав- шие тон Быковский и Равдоникас были оттеснены на второй план Пригожиным и Цвибаком. Быковский совсем ушел из Академии, и пост вице-президента занял Пригожин. К началу 1930-х гг. по «Академическому делу» было репресси- ровано свыше ста ведущих русских историков, а факультеты об- щественных наук в университетах были закрыты. В результате на короткий срок ГАИМК (наряду с Комакадемией в Москве) стала центром исторической науки в СССР. Сюда прибились не- которые уцелевшие после репрессий историки. Здесь в 1932— 1934 гг. вышли работы, определившие лицо советской науки на несколько десятилетий вперед. Вот об этом я и хочу рассказать, сосредоточив внимание на пуб- ликациях трех ученых — В. В. Струве, С. А. Жебелева и Б. Д. Гре- кова. То, что было сказано в предшествующем очерке о П. П. Ефи- менко, объяснит многое в жизни и этих историков. Во всех обзорах истории советской исторической науки выде- ляется как один из решающих моментов доклад В. В. Струве 1933 г. в ГАИМК, установивший, что общества Древнего Египта и Месопотамии были рабовладельческими. Василий Васильевич Струве родился в 1889 г. В 1911 г. окон- чил Петербургский университет, после чего для подготовки к профессорскому званию прошел стажировку в Германии. Снача- ла интересовался в основном хронологией Древнего Египта и его литературой. В 1927 г. защитил диссертацию «Манефон и его время». За 1912—1933 гг. Струве напечатал несколько десятков статей по египтологии и в 1933 г. был хранителем египетского отдела Эрмитажа и действительным членом ГАИМК. С 1920 г. до закрытия факультетов общественных наук преподавал в Пет- роградском университете, имел звание профессора . При просмотре ранних работ Струве никаких следов интере- са к марксизму не заметно, но с конца 1920-х гг. он явно стал ис- кать контактов с Н. Я. Марром, говоря, что его «Новое учение о 2 Большаков А. О. Василий Васильевич Струве И Портреты историков. Время и судьбы. М.; Иерусалим, 2000. Т. 2. Всеобщая история. С. 41— 52. Список трудов В. В. Струве//Древний мир. М., 1964. С. 9 22.
164 языке* очень важно для понимания Древнего Востока. В докла- де 1933 г. Струве сказал, что уже три года изучает марксизм, и благодарил М. М. Цвибака за то, что тот указал ему на лекцию Ленина «О государстве». Доклад Струве в ГАИМК состоялся 4 и 5 июня 1933 г. Назы- вался он «Проблема зарождения, развития и упадка рабовладель- ческих обществ Древнего Востока». В историографических обзо- рах не оговаривается, что докладу предшествовало выступление А. Г. Пригожина «Проблема социально-экономических форма- ций обществ Древнего Востока». Это не просто вступительное слово. В «Известиях ГАИМК» (1934, вып. 77) текст Пригожина занимает 31 сгр., а текст Струве — 79. (Опубликованы и выступ- ления в прениях — 45 стр.). Таким образом, речь должна идти не о докладе Струве, а о дискуссии, тон которой задавал Пригожин. Разрабатывая схему из пяти формаций, он предлагал специалистам обсудить, гос- подствовал ли на Древнем Востоке рабовладельческий способ производства, или нет. Струве был приглашен как известный египтолог. Круг специалистов по Древнему Востоку в СССР был тогда узок. Тем не менее нельзя сказать, что иной кандидатуры найти было нельзя. Н. М. Никольский был не только сыном известного ассиролога, но и сам с дореволюционного времени до конца дней занимался Древним Востоком. Свою преданность марксиз- му он декларировал с начала века, а к тому же был соавтором еще весьма почитаемого М. Н. Покровского. А. И. Тюменев, хотя и интересовался больше античностью, проявлял внимание и к общественному строю Востока. Ряд книг в марксистском духе он опубликовал еще до революции и был членом и ГАИМК, и Ком- мунистической академии, и Академии Наук СССР (с 1932 г.). Но Пригожин выбрал себе в союзники не их, а Струве. Ответ на поставленный вопрос Пригожин знал заранее, и Струве гово- рил именно то, что ему требовалось. Обругав Б. А. Тураева, М. И. Ростовцева и классиков зарубежной ориенталистики, При- гожин хвалил Струве за то, что он порвал с традициями буржуаз- ной историографии и стоит за рабовладельческий уклад на Древ- нем Востоке. Между тем вопрос отнюдь не прост. Нет сомнений в том, что рабовладение в Древнем Египте и Месопотамии было развито, но источники свидетельствуют: основными производителями бы- ли здесь вовсе не рабы, а свободные общинники — земледельцы. Маркс не говорил о рабовладельческом строе Египта и Двуре- чья, а писал об особом «азиатском способе производства».
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 гг. 165 В 1929 г. в Комакадемии обсуждали это положение Маркса. Докладчик С. М. Дубровский утверждал, что никакой специфи- ки в истории Азии по сравнению с Европой нет, путь всех наро- дов от классового общества к бесклассовому един, и выделять особый азиатский способ производства незачем. Хотя ему и воз- ражали влиятельные тогда А. Д. Удальцов и И. М. Рейснер, точ- ка зрения Дубровского возобладала3. Пригожин в этой дискус- сии принимал участие. И в ГАИМК со Струве соглашались не все. Видный египто- лог И. М. Лурье говорил об исконном и крайне устойчивом на Востоке феодализме. Так же думал и Тюменев. Но Пригожин поддержал Струве. Солидаризировались с ним и новые деяте- ли ГАИМК Ковалев и Цвибак. Вскоре Струве повторил свой доклад в Москве в Комакадемии и нашел поддержку и там в ли- це таких ученых новой формации, как В. И. Авдиев и А. В. Ми- шулин. В 1934 г. доклад Струве был опубликован. В том же году в тех же «Известиях ГАИМК» (вып. 97) появилась новая работа Струве «Очерки социально-экономической истории Древнего Востока». После решения коммунистической партии и советского прави- тельства о возобновлении преподавания истории понадобились учебники для школ и ВУЗов, Первый том учебника «История древнего мира» под редакцией С. И. Ковалева (М. 1936) почти целиком был написан Струве. Учебные пособия по истории Древнего Востока он публиковал в разных вариантах, начиная с 1934 и вплоть до 1941, когда в Гос- политиздате вышел официально апробированный учебник для ис- торических факультетов ВУЗов «История древнего Востока». С 1934 г. число публикаций Струве резко возросло. Он стал печататься даже в газетах. Так, 1 мая 1934 г. в газете «Известия» появилась его статья «Восстание “маленьких” и рабов в Егип- те», — несомненно связанная со словами Сталина на съезде кол- хозников в 1933 г. о революции рабов. В 1934—1939 гг. Струве был депутатом Ленсовета, в 1935 г. — был избран в академики, минуя звание члена-корреспонден- та. В 1937 г. Струве назначили директором Института этногра- фии АН СССР на место расстрелянного партийца Н. М. Мате- рина, в 1941—1950 гг. Струве возглавлял Институт востоковеде- ния АН СССР. 3 Дубровский С. М. К вопросу о сущности «азиатского» способа произ- водства, феодализма, крепостничества и торгового капитала. М., 1929. Очерки истории исторической науки в СССР. IV. С. 165—167.
166__________________________________________________________ Струве, бесспорно, был крупным ученым, не только египтоло- гом, но и ориенталистом широкого профиля. Увы, оказавшись в положении официального лидера, он показал себя человеком не- терпимым, подавляющим малейшие попытки самостоятельности у своих коллег. Крайне отрицательную роль сыграл он в судьбе крупнейшего ориенталиста И. М. Дьяконова, мешая его публи- кациям, не допуская до защиты докторской диссертации. В тени держал он и замечательного египтолога Ю. Я. Перепелкина. Мо- сковский египтолог К. К. Зельин, опубликовавший рецензию на учебник Струве, содержащую серьезные замечания4, потерял воз- можность работать по избранной специальности и вынужден был заняться античностью. Книги и статьи, предлагавшие иную, чем у Струве, интерпре- тацию общественного строя Древнего Востока, начали проби- вать себе дорогу лишь в послевоенные годы. Авторами двух книг были люди весьма уважаемые: академик А. И. Тюменев и действи- тельный член АН БССР и член-корреспондент АН СССР Н. М. Ни- кольский, героически показавший себя в дни Отечественной войны5. Но поколебать концепцию Струве, пользовавшуюся под- держкой свыше, даже они не смогли. Отход от нее произошел уже после XX съезда КПСС, хотя о полном отказе от этой кон- цепции даже сейчас говорить нельзя. Перейдем к античной проблематике. В сводках по советской историографии как одно из важнейших достижений нашей нау- ки 1930-х гг. фигурирует исследование С. А. Жебелева «Послед- ний Перисад и скифское восстание на Боспоре». Сергей Александрович Жебелев был значительно старше Ефименко и Струве. Он родился в 1867 г. Окончил Петербург- ский университет в 1890 г., будучи оставлен для подготовки к профессорскому званию, совершил поездку по научным центрам Европы и памятникам культуры в Греции, Италии и Малой Азии. Печатался с 1889 г. и к моменту революции был автором двухсот работ. Докторская диссертация Жебелева посвящена древней Ахайе (1903). Знакомство с этими публикациями пока- зывает, что их автор был квалифицированным антиковедом, хо- рошо знавшим древние языки, литературу по истории, археоло- гии, культуре древнего мира, но исследователем, работавшим в 4 Зельин К. К. Рец. на кн.: История древнего мира. Т. I. Древний Восток, под ред. В. В. Струве// Исторический журнал. 1938. № 12. С. 120_127. Никольский Н. М. Частное землевладение и землепользование в Древ- нем Двуречье. Минск, 1948. Тюменев А. И. Государственное хозяйство Древ- него Шумера. М.; Л., 1956.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932___1934 гг 167 традиционной манере, не очень ярким. Интереса к марксизму у него не замечалось6 7. 1 1 После революции Жебелев стал товарищем председателя (ви- це-президентом) ГАИМК и был избран академиком. Выборы прошли не без сложностей. Возражавшие отмечали, в частности, что в учебном пособии Жебелева «Введение в археологию» це- лые куски взяты из немецких руководств, но это не оговорено, что граничит с плагиатом. Все же сторонников Жебелева было больше, и в 1927 г. избрание состоялось. Но вскоре пошли новые неприятности. В 1927 г. старого профессора уволили из ЛГУ, а в 1928 г. вла- стями был поднят вопрос о его недостойном советского ученого поведении. Жебелев издал некролог искусствоведа Я. И. Смир- нова в одном из сборников Семинара им. Н. П. Кондакова, вы- пускавшихся русскими эмигрантами в Праге. Осуждалось и это, и то, что в некрологе говорилось о смерти Смирнова в «годы ли- холетия» (1918), о дружбе автора и Смирнова с М. И. Ростовце- вым. Утверждалось, что тем самым Жебелев декларировал свою близость к белоэмигрантам, особенно к ярому антисоветчику Рос- товцеву. Сначала предлагалось исключить Жебелева из секции научных работников, но вскоре в газетах появились требова- ния лишить его и звания академика. Вмешательство непре- менного секретаря Академии Наук С. Ф. Ольденбурга, соста- вившего покаянное письмо, опубликованное за подписью Же- белева, погасило конфликт. Но пост вице-президента ГАИМК Жебелев потерял. В 1931 г. в Ленинградском отделении Комакадемии обсуж- дался вопрос о «классовом враге на историческом фронте». Клас- совыми врагами были репрессированные академики С. Ф. Пла- тонов и Е. В. Тарле. Но сотрудник ГАИМК С. А. Семенов-Зусер захотел напомнить и о Жебелеве, называл его «махровым реак- ционером», «плагиатором» и «фальсификатором» . И вот, после всего этого в 1932 г. в «Известиях ГАИМК» (вып. 70) вышла брошюра Жебелева «Последний Перисад...» не 36 стр., и 6 из них занимает предисловие А. Г. Пригожина. Он отмечал, что автор — не марксист и потому не всегда верно смот 6 Биография С. А. Жебелева и список его neJaTH“* ТР^В 11 1940. № 1. С. 176—187. Скифский роман. М., 1997. С. 102—107 и по у зателю. Тункина И. В. «Дело» академика Жебелева // Древни мир и СПб., 2000. С. 116—160. . 7 Зайдель Г. С., Цвибак М. М. Классовый враг на историческом фронте. Л., 1931. С. 167—170.
168 рит на вещи, недостаточно борется с Ростовцевым, не только ан- тисоветски настроенным ученым, но и фальсификатором науки. Тем не менее Жебелев сделал важное открытие: неизвестное ра- нее восстание рабов. Вопрос о «революции рабов» особенно мусировался в совет- ской литературе после упоминания этого никогда не имевшего места события Сталиным в речи на съезде колхозников-ударни- ков в 1933 г. Но исторический журнал «Борьба классов» выходил с 1931 г., и вопрос о восстаниях рабов был актуален и до 1933 г. О восстании Спартака знали не столько по Титу Ливию, сколько по роману Р. Джованьоли, издававшемуся по-русски с 1880 г. Претендующая на научность книга А. В. Мишулина «Спартаков- ское восстание. Революция рабов в Риме в I в. до н. э.» вышла только в 1936 г. Жебелев со своей работой поспел как нельзя более кстати. Старый ученый заявлял, что восстания рабов были даже на тер- ритории нашей страны. В подготовленном по заданию комму- нистической партии элементарном учебнике «Истории СССР» для 3—4 классов средней школы (под ред. А. В. Шестакова, 1937 г.) восстание рабов в Причерноморье было введено и на- звано имя вождя восстания — Савмак. Миллионы школьников должны были знать об этом в сущности полумифическом персо- наже, не получая из учебника представления о крупнейших деятелях отечественной истории. Вскоре Савмак вошел и в эн- циклопедии. В учебнике «Истории СССР» для 8 класса С. В. Бах- рушина и А. М. Панкратовой помещен и портрет Савмака — изображение на древней монете. Таких монет единицы. Жебе- лев счел их связанными с главой восстания. То, что вождь ра- бов был царем Боспора и чеканил монеты со своим изображе- нием, ученого не смущало. Но на чем же собственно основан тезис Жебелева о восстании рабов? Разбирался текст древнегреческой надписи на мраморной плите, найденной при раскопках в Херсонесе в 1878 г. Из надпи- си следовало, что это декрет в честь Диофанта — полководца понтийского царя Митридата Евпатора в конце II в. до н. э. Дио- фант прославлялся за то, что ему удалось подавить беспорядки, учиненные в Боспорском царстве скифом Савмаком, убившим царя Боспора Перисада. Надпись короткая. Некоторые слова могут быть истолкованы по разному. Текст был издан В. В. Ла- тышевым и не раз комментировался. Историки видели в декре- те отражение или династической борьбы в Боспорском царстве или сложных взаимоотношений коренного населения Северного
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 гг. 169 Причерноморья скифов и колонистов-греков. Жебелев понял надпись иначе, в соответствии с тем, что требовалось в данный момент. После этого академик был избавлен от всяких неприятно- стей. Лидером советского марксистского антиковедения (вроде Струве) он не стал, но числился честным ученым старой школы, плодотворно сотрудничающим с молодыми историками-мар- ксистами. В 1934 г. Жебелева вернули в ЛГУ. В ГАИМК, сменив С. И. Ковалева, он до конца дней заведовал сектором древнего Причерноморья, а в Институте истории АН СССР курировал отдел древнего мира. В 1940 г. было отмечено 50-летие научной деятельности Жебелева. Этой дате был посвящен целиком VII том сборника «Советская археология» (1941) и часть № 1 жур- нала «Вестник древней истории» за 1940 г. Там мы найдем и статью официального главы советской исторической науки Б. Д. Грекова (никогда не занимавшегося античностью) «Значе- ние работы С. А. Жебелева «Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре» для истории нашей страны». Жебелев умер в дни блокады Ленинграда. В «Историче- ском журнале» (ред. Емельян Ярославский) был напечатан об- ширный некролог. Автор его — А. В. Мишулин — подчерки- вал, что покойный совершил великое открытие, но оценивал его не так, как прежде. Было открыто не восстание рабов, а восстание скифов — исконных жителей нашей страны против гнусных захватчиков греков (Перед войной Мишулин пере- ключился с изучения восстаний рабов на исследование наших великих предков-славян)8. И в дальнейшем о Жебелеве пола- галось говорить с крайним почтением. Тот самый Семенов-Зу- сер, который в 1931 г. называл его ученым в кавычках, фаль- сификатором и плагиатором, в 1947 г. характеризовал Жебеле- ва как крупнейшего советского историка-марксиста9. Из более новых публикаций укажу на учебное пособие «Историография античной истории», выпущенное МГУ под ред. В. И. Кузищи- на в г. Там читаем: «новаторский характер имело иссле- дование С. А. Жебелева «Последний Перисад...» Автор на ос- нове тщательного анализа надписи смог открыть факт круп- нейшего восстания рабов»10. 8 Мишулин А. В. С. А. Жебелев в русской науке по древней истории // Исторический журнал. 1944. № 1. С. 73—77. 9 Семенов-Зусер С. А. Скифская проблема в отечественной науке. Харь- ков, 1947. С. 113. 10 Историография античной истории. М., 1980. С. 339.
170_______________________________________________________ В 1953 г. в издательстве АН СССР вышел том избранных тру- дов Жебелева, где перепечатан «Последний Перисад...». Этой перепечатке предшествовала еще одна. Поскольку Пригожин в 1937 г. был расстрелян, и брошюру 1932 г. с его предисловием изъяли, статью самого Жебелева поместили в «Вестнике древней истории* (1938, № 3. С. 49—71). В 1936 г. вышла она и во Фран- ции. В 1997 г. перепечатана еще раз в Москве.11 Но, если историков Пригожина, Грекова, Семенова-Зусера, Мишулина, Кузищина трактовка Жебелевым декрета в честь Диофанта вполне убедила, то специалисты по эпиграфике смот- рели на это иначе. Против чтения Жебелева выступили в 1937 г. А. С. Коцевалов на Украине и в 1940 г. М. И. Ростовцев в США. Нумизматы К. В. Голенко и Д. Г. Капанадзе установили, что мо- неты с изображением Савмака чеканены не на Боспоре, а в Кол- хиде и принадлежат не тому, кто упомянут в декрете в честь Диофанта. В 1948 г. в докладе на сессии в Симферополе извест- ный антиковед проф. ЛГУ С. Я. Лурье предложил иное чтение надписи, снимающее вопрос о восстании рабов. Хотя доклад не опубликовали (было лишь предельно краткое изложение его в хронике), было решено дать отпор попытке ре- визовать концепцию Жебелева. В связи с этим состоялось специ- альное совещание в Институте истории материальной культуры АН СССР (наследнике ГАИМК). Итогом стала публикация об- ширной статьи о восстании Савмака в «Вестнике древней исто- рии* в 1950 г. Написал ее не антиковед, а ориенталист — знакомый нам В. В. Струве, категорически отвергавший чтение надписи, дан- ное С. Я. Лурье, и настаивавший на верности чтения Жебелева. В 1968 г. эта статья переиздана.12 В 1949 г. Лурье подвергая шельмованию как «космополит* и был уволен из ЛГУ. После смерти Сталина он пытался опублико- вать статью о Савмаке в «Вестнике древней истории». Редколле- гия отказала. Доклад 1948 г. был опубликован только в 1958 г. в польском журнале по антиковедению. В книгах, вышедших без цензуры за рубежом, — А. С. Коце- валова (Мюнхен, 1955) и Я. С. Лурье (сына С. Я., выступившего Жебемв С. А. Северное Причерноморье. М.; Л. 1953. С. 82—115. Здесь и литература вопроса. Последняя перепечатка: Древние цивилизации. Греция. Эллинизм. Причерноморье. М., 1997. С. 584—607. 12 Струве В. В. Восстание Савмака// ВДИ. 1950. № 3. С. 23—40. Пере- печатано: Струве В. В. Этюды по истории Северного Причерноморья, Кавказа и Средней Азии., Л., 1968. С. 200—215.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 гг. 171 под именем Б. Я. Копржива-Лурье, Париж, 1987), статья Же- белева про восстание рабов на Боспоре расценена как жалкое прислужничество старого ученого к тоталитарной власти. Тут были приведены фразы, якобы сказанные Жебелевым: «Мне за эту работу большевики во какую медаль навесят» и «Хотят революции — будет Вам революция»13. Такова же оценка Л. С. Клейна в очерке, появившемся в России 1993 г. Работа Жебелева названа «научной аферой», а сам он уподоблен солда- ту Швейку14. А. К. Гаврилов решил заступиться за Жебелева. Он признает, что его чтение декрета в честь Диофанта весьма уязвимо. Речь там идет не о восстании рабов, а о победе Митридата над скифа- ми. И хотя странно, как опытный эпиграфист понял некоторые слова надписи, все же работа его вполне научна. Конечно на ав- тора влиял дух времени, но важно, что слова Сталина о восста- нии рабов были произнесены не до публикации Жебелева, а год спустя. Обвинять его в фальсификации нельзя15. Можно было бы и не спорить с А. К. Гавриловым, но надо помнить, что в 1932—1934 гг. Жебелев выпустил не одну ста- тью о восстании рабов, а пять. Одна из них подготовлена в со- авторстве с таким деятелем советской исторической науки, как С. И. Ковалев16. Принял Жебелев участие и в пленуме ГАИМК 20—23 мая 1933 г., посвященном восстаниям рабов. Это был прямой отклик на выступление Сталина на съезде колхозников- ударников. Пленум отражен в вып. 76 «Известий ГАИМК». Основной доклад делал все тот же Пригожин. В прениях участ- вовали Цвибак, Ковалев, Струве и Жебелев. Наконец, переиз- давая свою статью 1932 г. в 1938 г., когда Пригожин ушел в не- бытие, Жебелев не только не смягчил свои формулировки, но подчеркнул, что им открыто первое революционное выступле- ние на территории нашей страны, начало борьбы угнетенных с угнетателями. Таким образом, перед нами не случайный срыв, а четкая линия поведения. 13 Коцевалов А. С. Античная история и культура Северного Причерномо- рья в советских научных исследованиях. Мюнхен, 1955. Капржива-Ауръе Б. Я. [Лурье Я. С.] История одной жизни. Париж, 1987. С. 202, 203, 223. 14ЯдейкЛ. С. Феномен советской археологии. СПб., 1993. С. 85. 15 Гаврилов А. К. Скифы Савмака: восстание или вторжение // Этюды по античной истории и культуре Северного Причерноморья. СПб., 1992. С. 52—73. 16 Жебелев С. А., Ковалев С. И. Великие восстания рабов П—I вв. до н. э. в Риме// ИГАИМК. 1934. Вып. 101. С. 139—180.
172__________________________________________________________ Для современников событий не было сомнений в том, что «статья о Савмаке была... заказной от советской власти» (слова Э. Миннза в письме к М. И. Ростовцеву)17. Опустим проблематику западноевропейского средневековья. Отметим лишь пленум ГАИМК 20—22 июня 1933 г. по пробле- мам феодализма. Итоги его подведены в сборнике «Основные проблемы генезиса и развития феодального общества». Доклад- чики опять же Пригожин и Цвибак. Перейдем к проблемам русской истории. В историографиче- ских сводках всегда отмечается доклад Б. Д. Грекова в ГАИМК в 1933 г., ставший отправной точкой для разработки общеприня- той в СССР концепции о феодализме в Древней Руси. Борис Дмитриевич Греков родился в 1882 г.1 Образование получил в Варшавском и Московском университетах, но маги- стерские экзамены сдавал и диссертацию защищал в Петербурге. Первый том диссертации «Новгородский дом святой Софии» (1915) и другие ранние работы Грекова никаких свидетельств интереса к марксизму не содержат. Начав преподавание в недавно основанном Пермском уни- верситете (вместе с Г. В. Вернадским), после взятия Перми крас- ными Греков бежал во врангелевский Крым. Там (тоже вместе с Вернадским) преподавал в Таврическом университете. 24 сен- тября 1919 г. на приеме в честь А. И. Деникина, посетившего П. Н. Врангеля, Греков от лица профессуры произнес речь о светлых рыцарях, борющихся против черной рати большевиков, опубликованную в газетах19. Все же в Константинополь со врангелевскими войсками Гре- ков не уехал, а вернулся в Петроград, где стал работать в Архео- графической комиссии Академии Наук, возглавляемой С. Ф. Пла- тоновым. Уже в 1920-х гг. старался доказать свою лояльность по отношению к новой власти, искал контактов с кругом М. Н. По- кровского. В 1926 г. совместно с его последователем И. М. Троц- ким издал хрестоматию для школ о «Промышленном капита- лизме в России», приглашался читать лекции в Институте крас- ной профессуры в Москве, был членом Ленинградского инсти- тута марксизма, в 1930 г. участвовал в дискуссии о формациях. На ней выступал и Пригожин20. Греков подчеркивал, что По- 17 Скифский роман. С. 320. ,8См.. Борис Дмитриевич Греков. Библиография. М., 1947. Гор- ская Н. А. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999. 1920 NeуЧеНОЙ аРХИВной комиссии. Симферополь, 20 Спорные вопросы методологии истории. Харьков, 1930. С. 176—181.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 гг. 173 кровский произвел полный переворот в наших представлениях о русской истории. Покровский его снисходительно похвалил21. В 1923 г. Греков был членом Василеостровского райсовета, а с 1924 до 1936 г. — уже Ленсовета. «Академическое дело» не прошло для Грекова бесследно. 8 сен- тября 1930 г. он был арестован и находился под следствием в тюрь- ме до 11 октября 1930 г. Свое освобождение он связывал с заступ- ничеством С. Г. Томсинского, сменившего арестованного Плато- нова на посту председателя Археографической комиссии, преоб- разованной в Историко-археографический институт АН СССР. Конечно, Греков ни в каких антисоветских заговорах не участ- вовал, но, как «врангелевец», был куда более подходящей для об- винения фигурой, чем десятки ни в чем не повинных ученых, от- правленных в ссылку в 1931 г. Греков же не только восстановил свое положение, но и быстро пошел в гору. Возникает догадка, что, напоминая о своем поведении в 1920-х гг., он сумел завоевать симпатии властей и о чем-то с ними договориться. Показательно, что при подготовке к изданию «Академического дела» получить из архивов ФСБ протоколы допросов Грекова не удалось. Так или иначе через месяц после освобождения, в ноябре 1930 г., ученый секретарь Историко-археографического института АН СССР Греков оказался и в ГАИМК. Там был создан сектор феодальной формации во главе с М. М. Цвибаком — основным об- винителем «классового врага на историческом фронте» С. Ф. Пла- тонова — недавнего покровителя Грекова. В 1931 г. в секторе вы- делились 9 исследовательских групп, и Греков возглавил одну из них — «Феодализм в России» и вошел в две других «Возникнове- ние феодализма» и «Феодальный способ производства». В ГАИМК Греков работал над темой: «Докапиталистическая рента в России» и в начале апреля 1933 г. сделал доклад «Рабство и феодализм в Киевской Руси». Обсуждение его состоялось 3 и 9 апреля 1933 г. Выступал Греков и на упоминавшемся выше пле- нуме ГАИМК 20—22 июня 1933 г. «Основные проблемы генезиса и развития феодального общества». Доклад о возникновении феодализма на Руси делал там Цвибак, а Грекову предоставили слово лишь в прениях22. 21 Покровский М. Н. «Новые» течения в русской исторической литера- туре // Историк-марксист. 1928. № 7. С. 4, 5. 22 Свердлов М. Б. Общественный строй древней Руси в русской исто- рической науке XVIII—XX вв. СПб., 1996. С. 192“199; Ос»овН“е1"Р?’ блемы генезиса и развития феодального общества И ИГАИМК. 1У5*. Вып. 108. С. 257—263.
174 Наконец, в 1934 г. в «Известиях ГАИМК» увидели свет сразу две книги Грекова. В первой — «Очерки по истории феодализма в России. Система господства и подчинения в феодальной дерев- не» (ИГАИМК, вып. 72) тексту автора (С. 23—159) предшествует обширное предисловие все того же А. Г. Пригожина «О некото- рых своеобразиях русского феодализма» (С. 3—23). Он говорил, что после работ Грекова «ни о каком рабовладельческом этапе в развитии России не может быть и речи» (С. 13). Книга Грекова уснащена ссылками на Маркса, Энгельса, Ленина, М. Н. Покров- ского, С. М. Дубровского и на деятелей ГАИМК Марра, Быков- ского, Пригожина и Цвибака. Во второй книге «Рабство и феодализм в древней Руси» (ИГА- ИМК, вып. 86) помещены материалы дискуссии в ГАИМК в апре- ле 1933 г. Тут тоже есть предисловие и заключение Пригожина. Аналогия с рассмотренным выше случаем со Струве полная: и там и тут проблемные доклады в 1933 г., и там и тут поддержка одного и того же лица — Пригожина, и там и тут выход сразу двух книг в том же 1934 г. И опять возникает вопрос: почему на роль союзника и даже лидера Пригожиным был выбран Греков. К 1931 г. серьезных специалистов по Древней Руси на свободе почти не осталось. Все были в ссылке. Из уцелевших С. В. Веселовский жил в Москве и явно не желал иметь дело с новой советской плеядой историков. Под Ленинградом обитал на птичьих правах С. Н. Чернов, по- бывавший в заключении и уволенный из Саратовского универси- тета, но его позиция Пригожина не устраивала. Греков же не только хотел найти себе место в новой ситуации, но и был среди петербургской профессуры как бы аутсайдером. Он работал с Платоновым, но вряд ли тот считал его питомцем своей школы. Ведь учился Греков в Варшаве и в Москве. По соб- ственному свидетельству, после дружеского общения с Платоно- вым к 1927—1928 годам он от него отошел. В домашнем кругу Борис Дмитриевич мог прочувственно вспоминать своих совре- менников, окончивших жизнь в ссылке и лишенных академиче- ского звания, ушедших в эмиграцию, подвергавшихся всяческим поношениям. Но все-таки он не был полноправным членом того крута, к которому они принадлежали. Характерно, что при чист- ке Академии Наук в 1929 году из Археографической комиссии были уволены все кроме Грекова. Приходилось искать другой круг. И И. М. Троцкий, Томсинский, Пригожин и Цвибак заме- тили Грекова и приняли его в свою кампанию. Судя по изложению прений по докладу Грекова 1933 г. в «Из- вестиях ГАИМК» (вып. 86, С. 67—144), выступали в основном
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932___1934 гг. 175 люди, далекие от поставленного вопроса: рабство или феодализм господствовали в Древней Руси. Это, с одной стороны, Быков- ский, Пригожин, Цвибак, Ковалев, И. М. Троцкий, Струве, а с другой — еще не оперившаяся молодежь И. И. Смирнов и В. В. Мавродин. Они как раз высказались за обязательный по- всюду этап рабовладения. Остальные поддержали тезис Грекова о феодализме. Вопрос о феодализме на Руси стоял со времен И. Н. Болтина (а точнее критикуемого им Н. Леклерка) и Н. А. Полевого. Вы- ход в свет книги Н. П. Павлова-Сильванского «Феодализм в Древней Руси» (1907) ознаменовал закрепление в исторической науке вывода о том, что на Руси, по крайней мере в XIII— XVI вв., существовали общественные отношения, в принципе аналогичные феодальным учреждениям западноевропейского средневековья. Мысль эта не стала общепринятой. Против нее возражали авторитетные ученые П. Н. Милюков и Л. П. Карса- вин. Но так или иначе главное было сказано. С. В. Юшков в своих статьях 1922—1929 гг. старался доказать, что феодализм на Руси утвердился много раньше, чем думал Павлов-Сильванский, — еще в Киевское время. То же самое го- ворил и Греков. Дискуссия, развернувшаяся в ГАИМК, шла по другой линии — в связи с разрабатывавшейся там теорией фор- маций. Феодализм на Руси признавали все, а спорили о том, предшествовало ли у нас феодализму рабовладение или перво- бытно-общинный строй. Греков ухватился за слова Энгельса о древних германцах, живших в условиях распада родовых отно- шений и перешедших сразу к феодализму, минуя рабовладение. Это предлагалось распространить и на древних славян. Но, ос- тавляя в стороне признание многообразия форм общественного устройства у разных народов (об этом тогда никто не заикался), можно было настаивать на обязательности прохождения любым обществом всех пяти формаций23. На дискуссии в ГАИМК выступали в основном люди, плохо знавшие источники. И все же не все замечания оппонентов были пустыми. Указывалась на то, что докладчик часто берет материал не только по Киевской Руси, но и из Новгорода и даже велико- княжеской Москвы, и к тому же не всегда достоверный. Именно тогда С. Н. Чернов, глубоко знавший предмет, бросил Грекову упрек в «потребительском отношении к источникам». Это было куда серьезнее схоластических рассуждений И. И. Смирнова и В. В. Мавродина. Грекову приходилось считаться и с не вполне 23 Свердлов М. Б. Общественный строй... С. 168—256.
176 совпадавшей с его позицией М. М. Цвибака. В «Известиях ГА- ИМК» дважды было напечатано программное выступление Цви- бака о русском феодализме24. Положение Грекова было, таким образом, непростым, и нель- зя сказать, что дискуссия окончилась его полной победой. Но его идеи были поддержаны в заключительном слове Пригожина, и прочие ортодоксы тех дней приняли это к сведению. С этого момента началось стремительное восхождение Греко- ва: в 1934 г. он стал членом-корреспондентом Академии Наук СССР, в 1935 г. — академиком. В созданном в 1936 г. Институте истории АН СССР его назначили заместителем директора и ру- ководителем Ленинградского отделения. Когда в 1937 г. дирек- тора-большевика Н. М. Лукина расстреляли, Греков переехал в Москву и возглавил институт. С этого года он член Моссовета. В послевоенный период положение Грекова еще упрочилось. В 1946 г. он возглавлял сразу три академических института —Ис- тории, Истории материальной культуры и Славяноведения, да и все Отделение истории и философии (в 1946—1953 гг.). С 1947 г. он член Верховного Совета РСФСР, с 1950 — Верховного совета СССР. Он получил два ордена Ленина и три сталинские премии (в 1943, 1947 и 1952 гг.), был членом Комитета защиты мира и других престижных организаций. При этом он оставался беспартийным и случалось, что ему приходилось говорить с трибуны об идеологических ошибках подчиненных ему старых партийцев, вроде А. М. Деборина или И. И. Минца. Это почему-то никого не удивляло. Греков сделал много полезного: собрал в институте вернув- шихся из ссылки историков, возродил отечественную историче- скую периодику («Исторические записки», «Исторический ар- хив»), возобновил публикацию источников («Правда русская», «Судебники XV—XVI вв.» и др.). Но он был ревностным испол- нителем всех предписаний ЦК КПСС, проводя перед войной борьбу со школой Покровского, а потом и все так называемые «дискуссии» 1946—1952 гг. с изобличением «реакционных уче- ных», «космополитов» и т. д. Жертвами кампаний стали крупней- шие историки С. Б. Веселовский (с 1947 г. уже не печатавшийся), А. И. Андреев и др. Что-то Греков делал и по собственней инициативе: мешал из- бранию в академики сильного своего конкурента С. В. Бахруши- 24 Цвибак М. М. К вопросу о генезисе феодализма в Древней Руси // ИГАИМК. 1934. Вып. 100. С. 73—101; То же // ИГАИМК. 1934. Вып. 103. С 508—544.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932___1934 гг. 177 на, публикации блестящей книги Б. А. Романова «Люди и нравы Древней Руси»... Построения Грекова у многих вызывали сомнения. За разви- тие рабовладения в Киевской Руси сперва стоял автор официаль- ного учебника «Истории СССР» А. В. Шестаков. Среди критиков были П. И. Лященко, С. В. Бахрушин, Б. Н. Тихомиров и др. В 1940—1941 гг. в Институте государства и права АН СССР Б. И. Сыромятников поднимая вопрос о необходимости пере- смотра схемы, предложенной Грековым в 1933 г. В 1936—1937 гг. репрессировали и расстреляли покровителей Грекова — Томсинского, И. М. Троцкого, Пригожина, Цвибака, но его главная книга выходила новыми и новыми изданиями. За 1935—1937 гг. издательство Академии Наук СССР выпусти- ли четыре издания книги Грекова «Феодальные отношения в Киевском государстве». В основе ее — доклад 1933 г., опублико- ванный в 1934 г. Зачем же были нужны 5 изданий весьма специ- альной работы за 4 года? Просмотрев их, мы увидим, что отлича- ются они в основном тем, на кого ссылается автор. В издании 1935 г. еще есть М. Н. Покровский, Цвибак и Пригожин. Потом их имена постепенно исчезли. Книгу не отправляли в спецхран, а перепечатывали вновь и вновь. Она считалась апробированной свыше и должна была постоянно находиться в обороте. Так в конце 1930-х гг. перепечатывали книгу Ефименко, сняв ссылки на Быковского, и «Последний Перисад» Жебелева без предисло- вия Пригожина. В 1939 г. книга Грекова вышла еще раз под новым названи- ем — «Киевская Русь». При жизни автора этот вариант был пере- издан еще дважды — в 1944 и 1953 гг. и посмертно в его «Из- бранных трудах» (1959. Т. II). Концепция не изменилась. Тут до- бавлен лишь очерк политической истории Киевской Руси, и со- циально-экономическое исследование получило ультра-патрио- тический оттенок, видимо, искони близкий автору. И тогда делались попытки подорвать позиции Грекова внена- учным путем. Когда я был аспирантом, в 1951 или 1952 г., ЦК КПСС поручило Институту истории материальной культуры АН СССР дать заключение о доносе, поступившем откуда-то из провинции, от некоего В. М. Подорова. Он напоминал о поведе- нии Грекова во врангелевском Крыму и пытался доказать, что вся дальнейшая деятельность академика была вредительской. Разумеется, ИИМК отверг эти обвинения. Заключение написал Б. А. Рыбаков (замеченный Грековым в ГАИМК еще в 1934 г.). Греков умер через несколько месяцев после смерти Сталина. К концу жизни положение Бориса Дмитриевича поколебалось. 12 - 6382
178 Время требовало людей другого склада. Но с 1933 до 1952 г., двадцать лет, он пользовался неизменной поддержкой начальст- ва. Критика концепции Грекова началась лишь в 1970-х гг. Прежде чем сделать выводы из приведенных здесь материа- лов, подчеркну, что в мою задачу отнюдь не входили ни профес- сиональный разбор построений названных выше ученых, ни итоговая оценка их деятельности. Все они, безусловно, люди не- заурядные, их работы сыграли свою роль в развитии нашей нау- ки, оказывают влияние на нее и сегодня. Цель моя другая. Обращу прежде всего внимание читателей на хронологию событий: 1932 г. Публикация статьи Жебелева о восстании рабов на Боспоре с предисловием Пригожина. 1933 г. Доклады Струве о рабовладении на Древнем Востоке и Грекова о феодализме в Древней Руси, Пленумы ГАИМК о восста- ниях рабов, о феодализме в Западной Европе, на Востоке и в Рос- сии. Всюду решающую роль играет председатель — Пригожин. 1934 г. Публикация книги Ефименко, двух книг Струве и двух книг Грекова, сборников, отражающих пленумы ГАИМК 1933 г. Выпуски «Известий ГАИМК», на которые я ссылался, идут один за другим: 70, 72,74, 76, 77,86,87, 97, 100, 101, 103. И вдруг все обрывается. В 1935 г. «Известия ГАИМК» еще выходят, но выпусков меньше, чем в 1934 г., и они посвящены не столь значительным проблемам, как раньше. На № 10 пре- кращается издание ежемесячного журнала «Проблемы истории докапиталистических обществ». В 1936 г. он не был возобнов- лен, а из «Известий ГАИМК» вышел единственный выпуск 132 — «По трассе первой очереди Московского метрополитена». В 1937 г. ГАИМК был закрыт, а в составе Академии Наук СССР появился небольшой Институт истории материальной культуры, куда взяли многих, но далеко не всех сотрудников ГАИМК. Эти факты позволяют сделать ряд заключений. Первое: грань— 1934 г., — когда издано постановление коммунистиче- ской партии и советского правительства о восстановлении пре- подавания истории в школе, — во всех наших историографиче- ских сводках выделяется как крайне важная. Но мы видели, что основные установки советской исторической науки: этапы разви- тия первобытного общества, рабовладельческий характер циви- лизаций Древнего Востока, огромная роль восстаний рабов в ис- тории, формирование феодализма в древней Руси, минуя рабо- владение, на базе первобытной общины — разрабатывались не после 1934 г., а еще в 1932—1933 гг. Второе: ГАИМК сыграл ре- шающую роль в разработке этих установок.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932___1934 гг. 179 Третье: не может быть и речи о стихийном течении процесса. Перед нами цепь явно организованных мероприятий в рамках ГАИМК. Обычно у нас говорили об овладении марксизмом луч- шими представителями дореволюционной профессуры и о под- ключении их к деятельности давно сложившихся марксистов из революционной среды. Думается, ясно, что дело обстояло иначе. Партийные деятели ГАИМК Быковский, Пригожин, Цвибак, поднаторев в марксизме, но не владея конкретным материалом, сами подбирали себе союзников и консультантов из среды ста- рой профессуры. Не Струве и Греков разработали марксистскую концепцию истории Древнего Востока и Древней Руси, а люди типа Пригожина и Цвибака подсунули старым ученым некие те- зисы, к которым те подобрали определенную сумму фактов из исторических источников. Любопытно, что на роль союзников выбирались люди с не- сколько сомнительной с точки зрения властей репутацией. Ефи- менко — бывший меньшевик, Жебелев едва не потерял звание академика за дружбу с белоэмигрантом Ростовцевым, Греков произнес речь в честь Деникина и Врангеля и сидел в тюрьме по «Академическому делу». Такими людьми было легче управлять, чем занимавшими более прочные позиции. А. К. Гаврилов назвал Пригожина «молодым партийным на- глецом» и сетовал, что несчастный Жебелев вынужден был согла- ситься на его предисловие к своей замечательной работе о Сав- маке25. Так ли это? Струве и Греков явно искали контактов с Пригожиным, а после устранения Пригожина Жебелев только усугубил свои рассуждения о восстании рабов на Боспоре. Пригожин, Цвибак и им подобные, конечно, не были настоя- щими учеными, но все же это не ничтожества вроде более знако- мых нам академиков-марксистов брежневских времен (Федосее- ва, Константинова). Это люди, получившие в Институте красной профессуры неплохую теоретическую подготовку. Да, они догма- тики, начетчики, социологизаторы, но не дураки. Думается, стоило бы внимательно проанализировать их публикации, чтобы понять, каков вклад партийцев ГАИМК в формирование взгля- дов Струве и Грекова. Я обратил бы внимание и на С. Н. Быковского. Его брошюра «Яфетический предок восточных славян — киммерийцы» (ИГА- ИМК. 1931. Т. VIII. Вып. 8—9) предшествовала «Пещерным го- родам Крыма» В. И. Равдоникаса (ИГАИМК, 1932. Т. XII), -«Д°- родовому обществ» П. П. Ефименко (ИГАИМК. 1934. Вып. 79) и 25 Гаврилов А. К. Скифы Савмака ... С. 58.
180 «Родовому обществу степей Восточной Европы» А. П. Круглова и Г. В. Подгаецкого (ИГАИМК, 1935. Вып. 119). Следовательно, стадиальная схема, пронизывающая все эти работы, создана именно Быковским, пусть и с оглядкой на стадии развития язы- ка Н. Я. Марра. С чем же связана исключительная роль ГАИМК в течение трех лет — 1932—1934 — из восемнадцати, когда существовало это учреждение? В 1931 г. по «Академическому делу» более ста историков от- правили в ссылку. Факультеты общественных наук в ВУЗах за- крыли. Но некий центр, где должны были вырабатываться удоб- ные большевикам установки в области истории, был нужен. Ака- демия Наук СССР в 1932 г. для этого еще не подходила. В 1932 г. умер М. Н. Покровский. Концепция его уже тогда не во всем устраивала Сталина и, хотя похоронили историка со всеми почестями, было ясно, что не его ближайшее окружение (С. А. Пи- онтковский, С. Г. Томсинский, И. М. Троцкий, Н. Н. Ванаг) зай- мет лидирующее положение. ГАИМК возглавлял академик Н. Я. Марр, сразу же после ре- волюции искавший контактов с большевиками, а в 1932 г. всту- пивший в ряды ВКПб. Марру создавалась реклама, как ученому, подарившему миру подлинно марксистское «Новое учение о языке». В помощь Марру в ГАИМК для разработки теоретиче- ских вопросов были спущены сверху Быковский, Пригожин, Цвибак и прочие. И в 1932—1934 гг. они действовали чрезвы- чайно активно. Но ситуация быстро изменилась. В 1934 г. умер Н. Я. Марр. Пригожин в марте 1934 г. был назначен ректором Московского института философии, литературы, истории. Вроде бы, карьера его по-прежнему шла по восходящей. Но началась борьба с оп- позицией, а Пригожин был некогда и членом Бунда, и троцки- стом, за что даже на время был исключен из ВКП(б). В № 6 «Проблем истории докапиталистических обществ» за 1934 г. в списке членов редколлегии Пригожина уже нет, а в № 7—8 нет и Цвибака, но появилась весьма критическая рецен- зия москвича М. П. Жакова на изданную ГАИМК в 1933 г. кни- гу Пригожина «Маркс и проблема социально-экономических формаций» (С. 175—194). В № 1—2 журнала за 1935 г. напеча- тана статья другого москвича А. Д. Удальцова «О новейших «работах» А. Г. Пригожина в области западно-европейского феодализма» (С. 223—228). Слово «работы» заключено в кавыч- ки. В выпущенном в 1936 г. «Указателе работ ГАИМК, издан- ных в 1921—1935 гг.» (Известия ГАИМК. Вып. 133) уже не на-
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932_1934 гг. 181 звана ни одна публикация Пригожина (Публикации Быковско- го и Кипарисова учтены). 1 декабря 1934 г. был убит Киров, и началась расправа над «троцкистами и зиновьевцами». 11 апреля 1935 г. Пригожина аре- стовали и выслали в Уфу. 3 марта 1937 г. он был расстрелян. В 1936 г. расстреляли Быковского и Цвибака и исполнявшего обя- занности председателя ГАИМК Кипарисова26. ГАИМК как центр исторической науки перестал быть нужен большевикам. Они взяли тогда ставку не на ленинградские уч- реждения, а на Академию Наук СССР с ее обновленным и «очищенным» составом. В 1934 г. Академию перевели в Москву. Коммунистическая академия влилась в большую, прекратив са- мостоятельное существование. Уже в 1936 г. возник Институт ис- тории АН СССР. Н. А. Горская опубликовала письма из архива Грекова. В 1933 г. он писал Д. М. Петрушевскому о своем желании стоять в стороне от борьбы ГАИМК с Академией Наук. Греков действительно выступал с докладами о феодализме и в АН СССР, но, как мы видели, в 1933 г. тяготел больше к ГАИМК. В этом в тот же год его упрекал недавно избранный непременным секретарем АН СССР В. П. Вол- гин27. Как только картина прояснилась, Греков покинул тонущий корабль ГАИМК и закрепил свои позиции в АН СССР. Пригожин и Цвибак канули в небытие, но привлеченные ими к выработке марксистской концепции истории Древнего мира и феодализма Струве, Жебелев и Греков уцелели. В передовице к III тому «Советской археологии» (1937. С. VI) «О вредительстве в археологии» В. И. Равдоникас писал о вредителях, нагло предпо- сылавших трудам ведущих советских историков свои предисло- вия с сомнительными установками. Происходила смена кадров. Кое-кто из плеяды, активно дей- ствовавшей в начале 30-х годов, избежал репрессий и продолжал играть какую-то роль (С. И. Ковалев, В. И. Равдоникас). Но на первый план выдвинулись не они, а ученые старой школы, зая- вившие о своем признании марксизма. Ефименко, Струве и Гре- ков стали академиками. Жебелева торжественно чествовали. Опубликовано решение ЦК ВКПб о выборах в Академию На- ук 1935 г. Академиками рекомендовалось избрать В. В. Струве и Б. Д. Грекова28. Выдвинутые одновременно, они 15 лет спустя 26 Артизов А. Н. Судьбы историков школы М. Н. Покровского // Во- просы истории. 1994. № 7. С. 41, 42. 27 Горская Н. А. Борис Дмитриевич Греков. С. 223, 227. 28 Академия Наук в решениях ЦК ВКПб — ЦК КПСС. 1922 1 М., 2000. С. 269.
182 почти одновременно были отодвинуты на второй план. Струве перестал быть директором Института востоковедения, а Гре- ков — директором Института истории. На их место поставили деятелей новой формации С. П. Толстова и А. Л. Сидорова. Прошли десятилетия. Все помнят о замечательных ученых Ефименко, Струве, Жебелева, Грекове. О том, как создавалось их реноме, забыли. О том, кто были люди, выдвинувшие их на роль лидеров, забыли еще прочнее. Имен Пригожина и Цвибака нет ни в «Советской исторической энциклопедии», ни в большинстве историографических сводок. Когда говорят об идеологическом прессе, давившем на нашу науку, ситуация нередко понимается превратно, примитивно: чиновники из ЦК КПСС спускали в науку неизвестно откуда взявшиеся установки, а ученые рьяно проводили их в жизнь. Бывало и так. Брошенные мимоходом слова Сталина о «револю- ции рабов, опрокинувшей императорский Рим», кинулись разви- вать и подтверждать не только Пригожин и Ковалев, но и пре- старелый академик Жебелев. И все же Сталина волновала в основном новейшая история, история партии, революции и предшествовавших ей лет. С 1861 г. начинается «Краткий курс истории ВКПб» (как, кстати, и «Русская история в самом сжатом очерке» М. Н. Покровского). Такие проблемы, как: господствовало ли на Древнем Востоке ра- бовладение или особый азиатский способ производства, а в Киев- ской Руси — рабовладение или феодализм — Сталина вряд ли так уж интересовали. Установки в этой области дали люди типа Пригожина и подстроившиеся к ним ученые старой школы. В сущности, логики в их построениях было мало. Если уж всюду пять формаций, то и Русь должна была пройти этап рабо- владельчества. Если допускаются отклонения от общей схемы на Руси, то почему не быть им на Древнем Востоке? Сталин в эти мелочи не вникал. Он предоставлял разбираться в них преданным ему ученым, и среди них седовласые импозант- ные Струве и Греков импонировали ему больше, чем «рожден- ные бурей» Абрам Григорьевич Пригожин и Михаил Моисеевич Цвибак. Повторялось то же, что и с руководством РАПП. В соро- ковых годах Сталин говорил Константину Симонову о Л. Л. Авербахе: «сначала он был необходим... а потом стал про- клятием литературы», травил хороших писателей, пришлось его убрать (т. е. расстрелять)29. Сталину было приятнее иметь дело с графом Алексеем Толстым, чем с Леопольдом Авербахом. Тот 29 Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. М., 1990. С. 174.
ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932—1934 гг. 183 уже сыграл свою роль, уничтожив и затравив оппозиционную писательскую интеллигенцию. Отыграли свою роль и Пригожин с Цвибаком. Еще в 1932 г. С. Н. Быковский писал в «Сообщениях ГАИМК* о том, что Сталин учит марксистов сотрудничать с учеными ста- рой школы, если они лояльны к советской власти30. Таких уче- ных новое руководство ГАИМК и подыскало в лице Ефименко, Струве, Жебелева и Грекова. Если же говорить о них самих, то в основе их поведения лежа- ло то, что тогда называлось «сменовеховством». Рассуждали они примерно так: да, большевики захватили власть силой и совер- шили много преступлений и глупостей. Но власть они как никак удержали, и народ с ними смирился. Судя по ряду признаков (НЭП), они кое-что поняли и некоторых преступлений и глупо- стей уже не делают. Они вновь собрали распавшуюся Россию и не без успеха возрождают ее величие. Значит, можно и даже должно сотрудничать с ними во имя великой России, ради спасе- ния русских национальных традиций, русской науки и культуры, объясняя малограмотным руководителям, что следует делать в той или иной области. Прибавьте к этому честолюбие, желание быть на первом месте, часто вовсе не безосновательное. И, действительно, «сменовеховцы» совершили немало полез- ного. Затоптанная в годы «Академического дела» историческая наука начала оживать. Историю стали преподаваться и в школе, и в ВУЗах. Появились исследовательские институты истории сперва в Академии Наук СССР, а затем и в республиках. Возник- ла историческая периодика. Выходило много книг о прошлом, и не только о борьбе классов, но и о Киевской и Московской Руси, о культуре Древнего Египта и античной Греции, о жизни сред- невековой Бургундии и Кастилии. Возобновилась публикация источников. А ведь, всего этого не было в начале 1930-х годов. Историкам Древней Руси приходилось заниматься декабристами (А. Е. Пре- сняков, С. Н. Чернов, тот же Б. Д. Греков), второй половиной XIX в. (Ю. В. Готье, В. И. Пичета, С. Н. Валк), даже началом XX (Б. А. Романов). Успехи на лицо. Но нельзя забывать и о потерях. Ряд важных тем по-прежнему был закрыт (хотя бы история религии и церк- ви). Господствовал догматизм. Трусливо повторяли одни и те же апробированные свыше тезисы. Преследовались те, кто мыслил 30 Быковский С. И. К итогам Всероссийского археолого-этнографиче- ского совещания // Сообщения ГАИМК. 1932. № 11 12. С. 11.
184 самостоятельно и осмеливался спорить с официальными лидера- ми. Нелегок был путь в науке С. Н. Замятнина, И. М. Дьяконо- ва, К. К. Зельина, С. Я. Лурье, С. Б. Веселовского и других чест- ных ученых. Вот об этом, о том, как складывалась советская историческая наука в 1932—1934 гг., как тогда, по современному выражению, были «раскручены* ученые репутации некоторых достаточно случайно выбранных научных работников, мне и хотелось на- помнить.
Русские археологи и репрессии в СССР Выше уже упоминалось об археологах, ставших жертвами ре- прессий в годы коммунистического режима. Остановимся на этом вопросе специально, поскольку он далеко не безразличен для по- нимания судеб нашей науки, а в печати освещен недостаточно и со многими неточностями. До XX съезда КПСС сообщения об арестах среди археологов изредка проникали только в зарубежную литературу. Не раз бы- вавший в СССР финский археолог А. М. Тальгрен в статье 1936 г. привел неполный список репрессированных ученых1, после чего его уже не пускали в страну. В 1954 г. ушедший с немецкими ок- купантами на Запад профессор Ростовского пединститута М. А. Миллер попытался рассказать о терроре подробнее. Осно- вывался он поневоле только на слухах, из-за чего в его тексте не- мало ошибок. Обо всех репрессированных — ио тех, кто был расстрелян, и о тех, кто томился в концлагерях, и о высланных в разные края — сказано одинаково: «Сослан в Сибирь»2. После доклада Н. С. Хрущева о «культе личности» в 1956 г. стало возможным упоминать о жертвах тоталитаризма и на стра- ницах советской печати. К сожалению, наши археологи не про- явили особого желания вернуть доброе имя многим достойным людям и видным ученым, погибшим и пострадавшим в годы тер- рора. Только в 1964 г., в последний год «хрущевской оттепели», в «Советской археологии» появились заказанные А. В. Арцихов- ским статьи о П. С. Рыкове и А. Н. Лявданском3. Упоминания о 1 Tallgren А. М. Archaelological studies in Soviet Russia // Eurasia septen- trionalis antiqua. 1936, X. P. 149. 2 Миллер M. А. Археология в СССР. Мюнхен, 1954. С. 80 84. 3 Синицын И. В., Степанов П.Д. Памяти Павла Сергеевича Рыкова // СА 1964. №1. С. 126—130; Памяти Александра Николаевича Лявдан- ского И СА. 1964. № 1. С. 120—125.
186 репрессиях мы найдем в журнале в некрологах В. И. Смирнова и Б. С. Жукова4 в 1968 г. В дальнейшем же в юбилейных статьях и некрологах авторы прибегали к фигуре умолчания и, чем зани- мались ряд лет те, о ком шла речь, надо было догадываться. Так, в статье 1986 г. о Б. Э. Петри не сказано, что он был расстрелян в 1937 г.5 О таких замечательных ученых, как А. А. Миллер, С. А Те- плоухов, Г. И. Боровка, Н. Е. Макаренко советская археология в кавычках и без кавычек так и не вспомнила. Случайно ли это? Рыков и Лявданский, репрессированные в 1937 г., были людьми новой формации. Рыков — член ВКП(б) с 1930 г., член Саратовского горсовета многих созывов6, разогнав- ший в 1920-х гг. очень сильную группу краеведов, успешно действовавшей до революции Саратовской ученой архивной ко- миссии. Лявданский написал несколько погромных статей о «на- цдемах», изничтожавшихся на грани 1920—1930-х гг. представи- телях белорусской интеллигенции7. Велено было вспоминать именно о таких «честных большевиках», а не об ученых старой школы, погибших в более ранний период. Доказательством это- го тезиса, вызвавшего возражения при обсуждении первого ва- рианта данного очерка в ИА РАН, служит документ из архива С. П. Толстова8. В 1962 г., после XXII съезда КПСС А. В. Арци- ховский и С. П. Толстов обратились с письмом в Отделение исто- рии АН СССР. Они каялись в статье 1937 г. «О методах вреди- тельства в археологии и этнографии», объясняя ее тем, что были введены в заблуждение официальными сообщениями. Одновре- менно они предлагали опубликовать в редактируемых ими жур- налах «Советская археология» и «Советская этнография» статьи о замечательных ученых-большевиках С. Н. Быковском, Ф. В. Ки- парисове, Н. М. Маторине. Видимо, это принято не было, ибо статьи не увидели света. Таким образом, на верхах решали, о ком из репрессированных следует вспоминать, а о ком нет. 4 КитицынаЛ. С., Третъяков П. Н. Памяти Василия Ивановича Смир- нова И СА. 1968. № 4. С. 240, 241; Бадер О. Н. Памяти Бориса Сергеевича Жукова И СА. 1968. № 4. С. 235. 5 Архипов Н.Д. Археологические исследования Б. Э. Петри в При- байкалье И СА. 1986. № 2. С. 275—278. 6 Худяков М. Г. К 25-летию научной деятельности проф. П. С. Рыкова //СЭ. 1935. №2. С. 156. 1 Ляуданский А. М. Нацдэмы у саюзе з peAirini i царкоун1кам! супроць диктатуры пролетариату // Савецка Краша. 1931. № 3. С. 28, 29. 8 Раппопорт Ю. А., Семенов Ю. И. Сергей Павлович Толстов — выда- ющийся этнограф, археолог, организатор науки // Выдающиеся отечест- венные этнологи и антропологи XX века. М., 2004. С. 208, 209.
_________________Русские археологи и репрессии в СССР 187 Сейчас положение изменилось. О репрессированных ученых упоминают достаточно часто. Но большинство авторов основыва- ется по-прежнему только на чьих-то рассказах и неточностей оказывается всюду очень много. Б. Б. Пиотровский утверждал в своих мемуарах, что его учи- тель А. А. Миллер был выслан в Петропавловск-Камчатский, где заведовал краеведческим музеем9. В действительности, ученый умер в Петропавловске-Казахстанском, а по официальной справ- ке — в концлагере. О А. В. Шмидте писали, что он умер в тюрьме во время следствия по делу Русского музея не то в 1934, не то в 1935 г.10 11 А Шмидт не был сотрудником Русского музея и умер 28 апреля 1935 г. в своей постели". Нередко пишут об одновременном аресте сотрудников Рус- ского музея С. И. Руденко, М. П. Грязнова и Е. Р. Шнейдера12, хотя они были арестованы в разные годы и осуждены по разным процессам. В учебном пособии «Историография археологии Сибири и Дальнего Востока» Е. А. Ковешникова утверждает, что А. В. Ад- рианов «был расстрелян вместе со своим учителем Г. Н. Потани- ным как член колчаковского сибирского правительства»13. В дей- ствительности, Потанин умер своей смертью в возрасте 85 лет и был торжественно похоронен представителями советской вла- сти, а Адрианов в правительство Колчака не входил. Известно, что с 1955 до 1961 г. КГБ выдавал родственникам справки с ложными датами смерти людей, приговоренных к «Де- сяти годам без права переписки», а в действительности расстре- лянных. Из-за этого после реабилитации Ф. И. Шмита в посвя- щенных ему статьях указывались три разные даты смерти14. Только в самое последнее время начали публиковать доку- менты из архивов ЧК — ГПУ — НКВД — МВД — КГБ. В неко- 9 Пиотровский Б. Б. Страницы моей жизни. СПб., 1995. С. 111. 10 Васильков Я. В., Гришина А. М„ Перченок Ф. Ф. Репрессированные вос- токоведы И Народы Азии и Африки. 1990. № 5. С. 105; Анфицеров Н. П. Из дум о былом. СПб., 1992. С. 509. , 11 Равдоникас В. И. Памяти А. В. Шмидта И ПИДО. 1935. №9—10. С. 126. 12 Шевченко О. В. Начало творческого пути М. П. Грязнова И Вопросы истории археологических исследований Сибири. Омск, 1992. С. 81, Шер Я. А. К вопросу о приоритетах И Там же. С. 91. 13 Ковешникова Е. А. Историография археологии Сибири и Дальнего Востока. Красноярск, 1992. С. 100. 14 Ленинградский мартиролог. 1937—1938. СПб., 1995. Т. 1. С. 5 , Волкогонов Д. А. Семь вождей. М., 1997. Кн. 2. С. 212.
188 торых из этих публикаций, подготовленных историками, фило- логами, краеведами, упоминаются и археологи. Активно заня- лись восстановлением добрых имен наших предшественников украинские археологи, рассказавшие о судьбе Н. Е. Макаренко, М. Я. Рудинского, Ф. Н. Молчановского, П. И. Смоличева, К. Е. Кор- шака (я ни украинских, ни белорусских археологов ниже касать- ся не буду)15. Уже в этих публикациях есть много фактов, заставляющих по- новому взглянуть на некоторые важные моменты в истории оте- чественной археологии. Не претендуя ни на то, чтобы составить исчерпывающий список репрессированных археологов, ни на то, чтобы осветить их судьбы после ареста, я хочу дать здесь лишь комментированный обзор материалов, появившихся в печати, с тем, чтобы наметить определенные вехи в жизни археологии со- ветской эпохи. Террор, начавшись вскоре после установления коммунист- ской диктатуры, достаточно рано коснулся и археологов. В день большевистского переворота в Воронеже, 30 октября 1917 г., был сперва тяжело ранен, а потом добит солдатами начальник гарнизона Владимир Дмитриевич Языков (1865—1917) — актив- ный член Воронежской ученой архивной комиссии в 1906— 1917 гг., участник раскопок скифских Частых курганов, автор ар- хеологических статей16. В ноябре 1918 г. был арестован председатель Псковского ар- хеологического общества, автор «Спутника по древнему Пскову» и «Археологической карты Псковской губернии» Николай Фо- мич Окулич-Казарин (1849—1923). Он был отставным генералом и потому, вероятно, вызвал подозрение у чекистов. По ходатай- ствам из Петрограда его выпустили. Умер он в эмиграции17. 15 Репресовано краезнавство (20—ЗО-i роки). Кшв, 1992; Беляева С. О., Калке О. П. Т. М. Мовчановський И Археолога. 1989. № 2. С. 125—130; Кононенко Ж. О. 1з небутгя И Археолог. 1992. № 1. С. 103—108; Шовкоп- ляс Г. М. Сильвестр Сильвесгрович Магура // Археолопя. 1992. № 1. С. 105 115; Станщина Г. О. Петро 1ванович Смоличев // Археолога. 1992. №2. С. 101—111; Граб B.I., Супруненко О. Б. Доля Михайла Ру- динського Ц Археолопя. 1992. №4. С. 91—100; Макаренко Д. О. Микола Омелянович Макаренко. Кшв, 1992; Видейко М. Ю. Археолог Кирилл Ефимович Коршак И Проблемы истории отечественной археологии: Те- зисы докладов конф. СПб., 1993. С. 64-66; Улъцъгк А. У. Памящ рэпрэс- аванных археологау // Пстарично-археолопчны зборшк. Менск, 1994. Вып. 3. С. 274—284. 16 Акиньшин А. Н. Археолога убила революция // Воронежский курь- ер. 25 декабря 1997 г. С. 5. 17 Седельников В. О. ЧК и архивы // Звенья. 1991. Т. 1. С. 459_462.
_________________Русские археологи и репрессии в СССР 189 22 декабря 1919 г. в Томске был арестован и расстрелян из- вестный исследователь енисейских курганов и наскальных изо- бражений Александр Васильевич Адрианов (1854—1920)18. Он принадлежал к славной плеяде русских исследователей Цен- тральной Азии, занимавшихся и географией, и этнографией. Экспедиции свои начал в 1879 г. вместе с Г. Н. Потаниным и ши- роко развернул их в 1880—1910-х гг., работал в Саянах и Туве. Был и общественным деятелем, издателем оппозиционных к царскому правительству газет, сторонником сибирского област- ничества. После установления советской власти в Сибири занял по отношению к ней отрицательную позицию, за что и был унич- тожен. То, что расстреляли известного в культурном мире Сиби- ри человека, в возрасте 66 лет, показывало, что новая власть це- ремониться с интеллигенцией не собирается. Репрессирован был и сын Адрианова — Александр Александрович (1880 — ок. 1960) — сотрудник семипалатинского музея. 10 мая 1920 г. в Баку был расстрелян Лев Александрович Зи- мин (1886—1920) — ученик В. В. Бартольда, член Туркестанского кружка любителей археологии, исследователь Пайкенда и Бухары19. В конце 1920 г. был арестован и 14 февраля 1921 г., еще до су- да, умер в Бутырской тюрьме член московских археологического и нумизматического обществ автор работ по русской нумизмати- ке Сергей Иванович Чижов (1870—1921 )20. Между 1922 и 1924 гг. был арестован директор Краснодарско- го музея Иван Ефимович Гладкий, создавший в дореволюцион- ные годы основной фонд археологических коллекций музея. О дальнейшей судьбе его ничего не известно. Видимо, он погиб вскоре после ареста21. В 1924 г. в Севастополе были арестованы сотрудники трех му- зеев — Обороны Севастополя, Толстовского и Херсонесского, в том числе директор Херсонесского музея Лаврентий Алексее- вич Моисеев (1882—1946)22. Кажется, он был выслан в Астра- хань, затем смог вернуться в Крым. Есть его публикации с конца 18 Крюков В.М. Мир рушится (Из дневника А В. Адрианова. 1919 год) И Сибирская старина. 1994. № 6. С. 30; Дэвлет М. А. Александр Ва- сильевич Адрианов. Кемерово, 2004. 19 Люди и судьбы. Библиографический словарь востоковедов жертв политического террора в советский период. СПб., 2005. С. 173. 20 Гайдуков П. Г. Сергей Иванович Чижов // Нумизматический аль- манах. 2000. № 4. С. 11. 21 Сообщено сотрудником Краснодарского музея Л. А. Хачатуровой. 22 Сообщение Д. П. Урсу.
190 1920-х гг. до 1939 г.23, но от археологии он отошел, стал инжене- ром-мелиоратором . В 1926 г. в Соловецком концлагере оказался видный этнограф и фольклорист Николай Николаевич Виноградов (1876—1938), орга- низатор Костромского областного археологического съезда в 1909 г. В 1920-х гг. декларировалась идея «перековки» заключенных, и кое-кому из них предоставляли возможность заниматься научной и литературной работой. В 1926, 1928 и 1929 гг. Виноградов опубли- ковал статьи о соловецких лабиринтах и памятниках русской архи- тектуры на архипелаге. Работы были как-то согласованы с ГАИМК. Отбыв трехлетний срок заключения, в 1928—1932 гг. Вино- градов оставался на Соловках вольнонаемным, а с 1932 г. рабо- тал в Карельском научно-исследовательском институте в Петро- заводске. Именно он, узнав о находках на Оленьем острове Онежского озера, съездил туда и опубликовал в местной газете первое сообщение об этом ставшем позднее знаменитым мезоли- тическом могильнике. В 1937 г. в Петрозаводске вышел состав- ленный Виноградовым библиографический указатель «Фольклор Карелии». Казалось, жизнь налаживается, но 1 октября 1937 г. Виноградов был арестован и 8 января 1938 г. расстрелян24. В 1927 г. арестовали заведующего Тверским музеем, в про- шлом активного члена Тверской ученой архивной комиссии Ивана Александровича Виноградова (1866—1935). Он был при- говорен к 5 годам ссылки в Сибирь, но по ходатайству академика С. Ф. Платонова был выслан в Новгород, где работал в музее. Умер в Ленинграде25. Все перечисленные археологи, кроме С. И. Чижова, были провинциалами, но есть и отличие: Окулич-Казарин был репрес- сирован как царский генерал, Адрианов — как автор антисовет- ских статей, а не как исследователи прошлого. Года же с 1924 яв- но преследовали людей одной специальности. Так было и на Украине, где в 1926 г. арестовали директоров Киевского, Днеп- ропетровского, Черниговского и Полтавского музеев Н. Е. Мака- ренко, Д. И. Эварницкого, В. А. Шугаевского, М. Я. Рудинского. 23 Здесь и далее не даю ссылки на публикации. См.: Советская архео- логическая литература 1918—1940 гг. М.; Л., 1965. СизинцеваЛ. И. Николай Виноградов — парадоксы судьбы // Русское подвижничество. М„ 1996. С. 383—387; Лихачев Д. С. Воспоминания. СПб., 2000. С. 267—273; Решетов А. М. О Николае Николаевиче Виногра- дове и его статье «Игра в гороши» // Живая старина. 1996. № 4. С. 32. Судаков В. И. Иван Александрович Виноградов // Записки тверских краеведов. Новгород, 1997. Вып. 1. С. 62, 63.
_________________Русские археологи и репрессии в СССР ig 1 Что касается центра, то у меня есть сведения о двух лицах. Бывший камергер, сотрудник Эрмитажа, нумизмат Александр Александрович Сиверс (1866—1954) был ложно обвинен в похи- щении рукописи из Эрмитажа, но осудили его за что-то другое. Арестован он был в ноябре 1929 г. и приговорен к высылке на три года в Туруханский край. По возвращении из ссылки жил в Можайске, Торжке, Владимире, пока в 1944 г. не был взят на служ- бу в Исторический музей26. В 1924 г. был привлечен к ответственности, а 2 января 1925 г. осужден на три года ссылки в Туруханский край сотрудник Му- зея антропологии и этнографии АН СССР Алексей Викторович Шмидт (1894—1935). Он обвинялся в недоносительстве, посколь- ку не сообщил ГПУ о встрече с нелегально пробравшимся в Ле- нинград бывшим сотрудником Эрмитажа эмигрантом А. Э. Се- ребряковым. После ходатайств ряда влиятельных персон Шмид- ту и другим обвиняемым наказание зачли как условное и разре- шили вернуться в Ленинград27. Все это было лишь прелюдией к «Большому террору». В 1928 г. по «Шахтинскому делу» осудили 53 инженера. В 1930 г. последо- вали процессы Промпартии (к нему привлекли до 2000 человек), Трудовой крестьянской партии, Союза ЦК меньшевиков, Союза вызволения Украины. В эти годы пострадало и немало археологов. Началось с так называемого Академического дела. Первым осенью 1929 г. был арестован архивист А. И. Андреев. В течение 1930 г. число аре- стованных достигло 100, а к концу следствия — 150 человек. Среди них академики С. Ф. Платонов, Н. П. Лихачев, М. К. Лю- бавский, Е. В. Тарле и десятки других видных историков, фило- логов, архивистов, краеведов. Целью этой акции было усмире- ние фрондировавшей по отношению к новой власти Академии наук, запугивание интеллигенции, приведение ее в рабскую по- корность. Сперва обвинение сводилось к тому, что в фонде Академии тайно хранили важные документы, подлежавшие сдаче в Цен- трархив. Потом стали подыскивать другие обвинения. Платонов и Тарле бывали в научных командировках за границей, обща- лись с иностранными учеными и с эмигрантами. ГПУ решило сфабриковать дело о заговоре с целью свержения советской вла- сти при помощи интервенции. Так возникло дело о никогда не 26 Аксакова-Сиверс Т. А. Семейная хроника. Париж, 1988. Кн. 2. С. 81—86; Историки и краеведы Москвы. М., 1996. С. 136. 27 Указано Н. И. Платоновой.
192 существовавшем «Всенародном союзе борьбы за возрождение сво- бодной России». Арестованные были разбиты на ряд групп, про- ходивших по особым судопроизводствам. Основная группа (Пла- тонов, Тарле и др.) была осуждена 10 февраля 1931 г. 29 человек приговорили к расстрелу, 53 к заключению на срок от 3 до 10 лет. Среди пострадавших по этому делу по крайней мере шесть человек, внесших заметный вклад в археологию. Это три истори- ка члены-корреспонденты Академии наук московские профессо- ра Юрий Владимирович Готье (1873—1943) и Сергей Константи- нович Богоявленский (1873—1947) и историк и археолог из Сим- ферополя Арсений Иванович Маркевич (1855—1942), связанные с Академией наук сотрудник Русского музея этнограф и археолог Сергей Иванович Руденко (1885—1969) и сотрудник Эрмитажа, археолог и искусствовед Григорий Иосифович Боровка (1894— 1941), а также симферопольский краевед Павел Петрович Бабен- чиков (1882—1947)28. Судьба их сложилась по-разному. Готье был выслан в Самару, занимался там краеведением, написал заметку об археологиче- ских памятниках р. Сок, переводил «Путешествие на луну» Сира- но де Бержерака. В 1934 г. вернулся в Москву, стал профессором Института философии, литературы и истории, сотрудником Ин- ститута истории АН СССР, был избран действительным членом Академии. Археологией больше не занимался29. Богоявленский был в ссылке в Новосибирске. В списке его пе- чатных работ разрыв с 1930 до 1937 г. Вернулся он в Москву в 1933 г., но в Институт истории был принят лишь в 1940. Оставался на подозрении как чуждый марксизму специалист30. От археологии отошел. В 1947 г. изданы лишь материалы к составлявшейся им с дореволюционных лет археологической карте Московской обл. А. И. Маркевич за последние 10 лет жизни не напечатал ни строчки, только пополнял свою картотеку работ по истории Крыма31. Академическое дело 1929—1931 гг. Документы и материалы след- ственного дела, сфабрикованного ОГПУ. СПб., 1993. Вып. 1. 1998. Вып. 2, 3; Б^атчев В. С. «Дело историков». СПб., 1997. ^АсафоваН. М. Юрий Владимирович Готье. М., 1941. С. 18, 19. Дмитриева И. А. Богоявленский Сергей Константинович // Истори- ки России. Биографии. М., 2001. С. 506; Список научных трудов Сергея Константиновича Богоявленского // АЕ за 1972 год. М., 1972. С. 288; пРИчинах отставания России // Исторический архив^ s‘ К 100-летию со дня рождения А. И. Маркевича // ВДИ. 1955. № 4.
Русские археологи и репрессии в СССР 193 С. И. Руденко и Г. И. Боровка обвинялись в том, что злостно тратили государственные средства на исследования, не нужные советскому народу. Это говорилось после открытия Пазырыка Руденко и раскопок в Ноин-уле Боровки. В 1931—1934 гг. за- ключенный Руденко работал на Беломорканале как инженер- гидролог. После окончания срока он решил не рисковать и ос- тался вольнонаемным. Его уже вновь вызывали на допросы по делу «Российской национальной партии», к которому привлекли его коллег из Русского Музея. Обстановка в центральном архео- логическом учреждении страны — ГАИМК — тоже была ему яс- на. Лучше было переждать. Вернулся в Ленинград Руденко в 1934 г., но археологией смог заняться лишь в 1945. Полтора де- сятилетия были вычеркнуты из жизни крупнейшего ученого32. Трагично сложилась судьба совсем молодого Боровки — авто- ра серьезных трудов по скифологии. Он жил в Ухте, работал гео- логом, был вторично арестован и расстрелян 6 ноября 1941 г.33 Бабенчиков в 1933—1935 гг. был в концлагере на Печоре, потом служил в Крыму учителем, участвовал в раскопках Эски-кермена34. В опубликованных протоколах допросов С. Ф. Платонова мы найдем и другие знакомые имена. Спрашивали о закрытом Пет- роградском археологическом институте и в этой связи об А. А. Спицыне и А. А. Миллере, о ГАИМК и о служивших там «евразийцах» С. А. Жебелеве и М. А. Тихановой35. Особенно интересны два момента. Платонов сообщил следст- вию, что, узнав от А. А. Спицына об открытиях Н. И. Репникова в Эски-кермене в 1929 г., рассказал об этом бывшему профессору Петербургского университета Брауну, перебравшемуся после ре- волюции в Лейпциг. Федор Александрович Браун (1862—1942) родился в Петербурге, окончил там университет и после защиты магистерской диссертации «Разыскания в области гото-славян- ских отношений» (1899) стал профессором. В 1927 г. Платонов выдвинул кандидатуру Брауна на выборах в члены-корреспон- денты Академии наук. Браун проинформировал об успехах со- 32 Типикина А. А., Шмидт О. Т. Годы репрессий в жизни С. И. Руденко// Жизненный путь, творчество, научное наследие Сергея Ивановича Руденко и деятельность его коллег. Барнаул, 2004. С. 21—29. Приложения к той же книге. С. 117—134; Платонова Н. И. Дело С. И. Руденко// Невский археоло- го-историографический сборник. СПб., 2004. С. 126—138. ss Зуев В. Ф. Материалы к биографии Г. И. Боровки И Санкт-Петер- бург и отечественная археология. СПб., 1995. С. 152 153. 34 Анциферов Н. П. Из дум о былом. С. 461. 35 Академическое дело. Вып. 1. С. 35,38, 178, 182. 13 - 6382
194 ветских археологов их немецких коллег, и они подняли вопрос о совместных работах археологов СССР и Германии в Крыму для решения готской проблемы. Делегация немецких ученых съез- дила в Крым. В качестве переводчика их сопровождал симферо- польский археолог Н. Л. Эрнст. Платонов говорил, что хотел вес- ти эти работы по линии Академии наук, избегая чуждого ему уч- реждения ГАИМК. Совершенно деморализованный при допросах Е. В. Тарле по- казывал следователю в этой связи: «Вся работа, произведенная с псевдонаучными целями в Эски-Кермене, со стороны Платонова была всецело в интересах германской военной разведки... Это предприятие было искусно замаскировано необходимостью и большим научным интересом к ископаемым «готского города». Результаты, полученные от этого предприятия, с точки зрения научной равны нулю»3”. Становится понятным, почему вдруг в 1930-х гг. в ГАИМК орга- низовали готскую группу во главе с В. И. Равдоникасом, только что принятым на службу в ГАИМК и никогда Крымом не занимавшим- ся. В ГАИМК нашли средства на раскопки Эски-кермена в течение семи сезонов. В 1932 г. выпущен «Готский сборник» (ИГАИМК, т. XII, вып. 1—8), выделяющийся своим объемом на фоне других выпусков-брошюр. Здесь, помимо отчетных статей Н. И. Репникова и Ф. И. Шмита, помещена большая программная статья Равдоника- са. Он утверждал, что готы вовсе не пришли в Крым из Прибалти- ки, а возникли на месте путем стадиальных трансформаций. Эта не- лепая идея была порождена не только «новым учением о языке» Н. Я. Марра, но и заданием свыше: доказать, что никакого герман- ского населения в Крыму никогда не было. Идея оказалась живу- чей. Отголоски ее звучали даже в 1952 г. на Крымской сессии АН СССР, когда Равдоникас был уже отовсюду уволен как космополит и маррист. Что касается Н. Л. Эрнста, то его арест через 8 лет был уже предрешен показаниями Платонова. Мне кажется, что с тех пор крымская археология навсегда ос- талась под пристальным надзором чекистов. Крым был местом отдыха советской верхушки. Число репрессированных крымских археологов очень велико. Отставным чекистом был внедренный в Отдел археологии Крымского филиала АН СССР в 1940-х гг. П. Н. Надинский. С. Н. Бибиков, ревизуя мои раскопки в Старо- селье в 1953 г., писал, что все археологи, приехавшие на раскоп- ки в Крым, всегда наносили свой первый визит в местное отделе- ние МВД, а я два года злостно от этого уклонялся. * 56 Там же. С. 64, 65, 72, 73. Вып. 2. С. 74—76.
_________________Русские археологи и репрессии в СССР 195 Второй интересный момент: Платонова спрашивали о военных группах подпольной организации, и он показал, что С. В. Бахру- шин предлагал поставить в Москве во главе такой группы В. А. Городцова. Он и бывший военный и недовольный, по- скольку его «много обижали» по службе. А главное: «вокруг него группируется много молодежи, с которой он занимался по архео- логии и производит раскопки»37. Это значит, что под ударом ока- зался не один Городцов, а весь круг его учеников по МГУ. Никто из них не был арестован. Почему? Думается потому, что «Акаде- мическое дело» инспирировал и по задание ЦК ВКП(б) куриро- вал М. Н. Покровский. А в возглавляемом им Обществе истори- ков-марксистов активно сотрудничал А. В. Арциховский. Его доклад в этом обществе «Новые методы в археологии» делался как совместный с А. Я. Брюсовым и С. В. Киселевым. Все они бы- ли участниками семинара по марксизму В. М. Фриче. Археологи- ческая молодежь воспринималась Покровским как близкая ему, тогда как молодые историки из РАНИОН Л. В. Черепнин, И. И. Полосин, Н. М. Дружинин, С. А. Никитин были репресси- рованы. Сам Городцов потерял службу и в РАНИОН, и в Мос- ковском университете, и в Историческом музее. Ученые, осужденные по «Академическому делу», подверглись ожесточенной травле в печати. Выше я уже цитировал статью И. Куршанака в журнале «Историк-марксист» «Как разрабатыва- ют буржуазные историки идеологию диверсии» — отклик на книгу Ю. В. Готье «Железный век в Восточной Европе». В брошюре С. А. Пионтковского «Буржуазная историческая наука в России» (М., 1931, с. 97, 98) в том же духе говорилось о Готье, С. А. Жебелеве и А. И. Маркевиче. Из археологов кинул камень в Готье и Равдоникас38. Ленинградское отделение Коммунистической Академии и Об- щество историков-марксистов выпустили в 1931 г. сборник «Клас- совый враг на историческом фронте». Он состоит из докладов Г. С. Зайделя о Тарле и М. М. Цвибака о Платонове. Имена ав- торов, позднее репрессированных, ныне забыты, но Зайдель фи- гурирует в Академическом деле как агент ГПУ под кличкой «Бу- ревестник». В прениях по докладам выступил и археолог С. А. Семенов-Зусер, клеймивший в основном Жебелева. Но сосредоточен огонь был на С. И. Руденко. В «Сообщениях ГАИМК», «Советской Этнографии» и «Антропологическом жур- 37 Там же. Вып. 1. С. 249, 253, 255. 38 Равдоникас В. И. За марксистскую историю материальной культу- ры // ИГАИМК. 1930. Т. VIII. Вып. 3—4. С. 82—84.
196___________________________________________________________ нале» поместили статьи о «Руденковщине»39 40. Это объяснимо, С. И. Руденко занимал в трех областях науки ключевые позиции. Основным местом его работы был Русский музей. Кроме того, он заведовал отделением в ЛГУ, был сотрудником Академии наук, где фактически возглавлял Комиссию по изучению племенного состава СССР, возглавлял и Этнографическое отделение Русского Географического общества. Возобновив свои дореволюционные исследования в Башкирии, он развернул экспедиции в Забайка- лье, Казахстане и на Алтае, всюду получая крупные средства от национальных республик. Раскопки в Пазырыке вызвали инте- рес во всем мире. А главное, Руденко нигде не проводил маркси- стские установки. Такую фигуру надо было свалить. А. Н. Бернштам писал: «Научная работа Руденко представля- ет собою открытую политическую агитацию. Это последний вопль погибающего класса, раздавленного железной диктатурой пролетариата... реакционный крик... империализма, открытой контрреволюции внутри СССР»46. В 1957 и 1966 гг. жертвы «Академического дела» были реаби- литированы, но в 1968 г. вышла монография Л. В. Ивановой «У истоков советской исторической мысли», восхвалявшая М. Н. По- кровского и клеймившая врагов советской науки М. К. Любав- ского и С. Ф. Платонова (с. 38). Как уже говорилось, от «Академического дела» отпочковался еще ряд дел. Чекисты хотели раскрыть целую сеть вредитель- ских групп, разбросанных заговорщиками из Москвы и Ленин- града по всей стране. Платонова спрашивали об историках Сара- товского университета П. Г. Васенко, П. Г. Любомирове, С. Н. Чер- нове. Первый был отправлен в концлагерь, где и погиб, два дру- гих потеряли работу. О саратовских археологах речи не было, но показательно, что следователь, ведший Академическое дело, как и Процесс Промпартии и ряд других процессов, направленных против интеллигенции, А. Р. Стромин позднее был перемещен в Саратов, и именно он в 1937 г. вел дела П. С. Рыкова и Н. К. Ар- зютова. Затем его расстреляли. 10 сентября 1930 г. Платонов назвал следствию Сергея Нико- лаевича Введенского (1867—1940), доцента Воронежского уни- Бернштам. А. Н. Идеализм в этнографии. Руденко и Руденковщина И Сообщения ГАИМК. 1932. № 1—2. С. 22—27; Быковский С. Н. Этногра- фия на службе классового врага // СЭ. 1931. № 4. С. 4—15; Горбунова Г. П. Об одной «научной» экспедиции // Антропологический журнал. 1932. № 1. С. 113—120. 40 Бернштам. А. Н. Идеализм в этнографии. С. 27.
Русские археологи и репрессии в СССР 197 верситета, историка и краеведа. Была у него и статья археологи- ческого плана «Кудеярова поклажа» — о кладискательсгве на Ру- си в XVII в. Уже 5 ноября 1930 г. Введенского арестовали. Затем последовали аресты других, связанных с ним краеведов, не толь- ко воронежских, но и из Курска, Орла, Липецка, Тамбова, Ельца, Задонска и т. д., всего 92 человек. Было сфабриковано дело о мо- нархической организации. Пятерых приговорили к расстрелу, остальных — к 3—10 годам лагерей. Среди осужденных: нумизмат Тихон Абрамович Горохов (1869 — после 1951 г.) — автор статьи «Монетные клады Курской губернии», сотрудник Курского музея; Петр Сергеевич Ткачев- ский (1880—1962) — краевед из Орла, исследовавший в 1926 г. курганы близ этого города; Петр Николаевич Черменский (1884—1973) — уроженец Лебедяни, много писавший о ее стари- не и прошлом Тамбовщины, ученик А. А. Спицына. Горохова, Ткачевского и Черменского я застал в 1947 г. в Курске. Черменский преподавал в пединституте. Горохов и Тка- чевский краеведением официально не занимались, но собирали древности и интересовались ими. Отношения между ними были добрые, хотя материалы следствия показывают, что держались они по-разному: Черменский всех выгораживал и был пригово- рен к 10 годам лагерей, Горохов же всех оговаривал и осужден на три года. Ткачевский был выслан на 3 года в Северный край. В 1956 г. оставшиеся в живых краеведы ходатайствовали о реабилитации. Им отказали. В 1962 г. ходатайство было повторе- но. Опять последовал отказ. Только в 1978 г. приговор был отме- нен. Дожили до этого двое из 92 краеведов41. Такие же процессы над краеведами, как в Центрально-Черно- земной области, проходили в начале 1930-х гг. по всей стране. К сожалению, полной картины у нас нет, но схема всюду была одинакова. Членов краеведческого общества или сотрудников музея арестовывали и выколачивали из них показания, что в этих организациях собралась группа лиц «по своему социально- му положению представителей буржуазного класса». «Эта группа вела... контрреволюционную работу, выражавшуюся в антисовет- ской агитации, создании контрреволюционных взглядов на про- исходящее строительство»42. Затем арестованных кого расстрели- вали, а кого отправляли в концлагерь, кто-то погибал, кто-то воз- 41 Акиньшин А. Н. Трагедия краеведов (по следам архива КГБ) // За- писки краеведов. Русская провинция. Воронеж, 1992. С. 208 235. 42 Тинкина Т В. Деятельность краеведческих организаций Алтая в 1918—1931 гг. Барнаул, 2004. С. 234.
198_________________________________________________________ вращался, отбыв срок, на работу, но достаточно скоро его ре- прессировали снова. Больше всего мы знаем о судьбе Василия Ивановича Смирно- ва (1881—1941) — автора нескольких десятков статей по архео- логии и этнографии Костромской и Архангельской обл., учителя П. Н. Третьякова. В 1929 г. Смирнов был снят с поста директо- ра Костромского музея и вынужден был уехать в Иваново. Про- работав там в музее несколько месяцев рядовым сотрудником, он успел открыть важное неолитическое поселение Сахтыш. В 1930 г. был арестован и после пребывания в тюрьме в 1931 г. выслан в Архангельскую обл. Работу по специальности смог найти не сра- зу, был грузчиком, фотографом, пока его не приняли в Северный геолого-разведочный трест, где он и трудился, весьма плодо- творно, до конца дней43. Тяжелее была участь Леонида Николаевича Казаринова (1871— 1940) — создателя и директора Чухломского музея. Он открыл такие поселения, как Федоровская стоянка (исследованная А. Я. Брюсовым, М. Е. Фосс, И. В. Гавриловой), стоянка на р. Юг (изучавшаяся А. В. Збруевой) и др. Опубликовал ряд работ и книжку «Прошлое Чухломского края». В 1930 г. был арестован. Чухлома — город, лежащий в стороне от дорог, в страшной глу- ши. Здесь на городском кладбище можно увидеть могилы сослан- ных сюда видных иерархов русской церкви. Куда же ссылать дальше? Местом ссылки для Казаринова назначили дер. Клепико- во Северного края. Ему было уже 60 лет, он очень бедствовал и, когда в 1933 г. смог вернуться в Чухлому, был полным инвали- дом, ему отняли ногу, и он уже не выходил из дома, хотя что-то писал44. Репрессирован был и брат В. И. Смирнова Михаил Иванович (1869—1949) — директор Переяславльского музея, опубликовав- ший в 1919—1929 гг. десяток историко-краеведческих и архео- логических статей. В 1931—1933 гг. был в ссылке. В Переяславль уже не вернулся45. Китицъгна Л. С., Третъяков П. Н. Памяти В. И. Смирнова. С. 239— 242; Бочков В. Н. Подвижники Костромского краеведения // Второе сви- дание. Глазами краеведов. Ярославль, 1974. С. 42—61; Сизинцева Л. И. Василий Иванович Смирнов // Отечество. 1992. 3. С. 263—276; Она же. Материалы о разгроме Костромского краеведения в 1920—1931 гг. // АЕ за 1991 г. М„ 1994. С. 114—137. 44 Бочков В. Н. Подвижники... С. 62—72. 45 Филимонов С. Б. М. И. Смирнов — переславский собиратель земли // Отечество. М., 1990. Вып. 1. С. 74—81.
________________Русские археологи и репрессии в СССР 199 О судьбе других краеведов мы знаем еще меньше. Среди аре- стованных в начале 1930-х гг. Степан Дмитриевич Яхонтов (1853—1942) — активный сотрудник Рязанской ученой архивной комиссии и Рязанского краеведческого общества, занимавшийся и археологией46. По данным сотрудника Брянского музея Г. Н. Полякова, был выслан в Казахстан, где и умер, директор Брянского музея в 1918—1924 гг. Сергей Сергеевич Деев, открывший Супоневскую палеолитическую стоянку и опубликовавший в 1926—1929 гг. ряд статей по археологии. По данным Ю. П. Соловьева, в 1930 году Деев был уволен из музея, устроился преподавателем Брян- ского строительного техникума. Вместе с ним был эвакуирован в Бухару, где предположительно и умер47. Дважды побывал в концлагере основатель Липецкого музея Михаил Павлович Трунов (1867—1942) — по специальности врач, оставивший и археологические публикации. После ареста в 1925 г. он был осужден на три года, в 1928 — вернулся в Липецк, в 1931 был вновь арестован по делу краеведов ЦЧПО и отправ- лен в лагерь на 5 лет. После освобождения в 1937 году жил и ра- ботал врачом под Ленинградом48. В начале 1933 г. были репрессированы сотрудники музея Нов- города Великого Николай Григорьевич Порфиридов (1893— 1980), Сергей Михайлович Смирнов (1892—1992) и Василий Сергеевич Пономарев (род. в 1907 г.)49. По данным М. А. Миллера50, был репрессирован директор Краснодарского музея Антон Фаддеевич Лещенко — исследова- тель кубанских дольменов. Его публикации датируются 1925, 1927, 1929 и 1931 гг. Позднейших нет. В числе сосланных Миллер назвал и Петра Николаевича Шиш- кина — до революции активного члена Саратовской ученой ар- хивной комиссии писавшего о золотоордынских городах. В конце 46 Мельник А. Н. Материалы личного фонда С. Д. Яхонтова // АЕ за 1991 г. М„ 1994. С. 214—221. 47 Соловьев Ю. П. Метаморфозы на фоне времени // Отечественная куль- тура и историческая мысль XVIII—XX веков. Брянск, 2004. С. 281, 282. 48 Васина Е. С. Неизвестные страницы биографии М. П. Трунова — основателя и первого директора Липецкого музея // Тезисы научно-крае- ведческой конференции, посвященной основателю Липецкого краеведче- ского музея Трунову М. П. Липецк, 1995. 49 Гайдуков П. Г. 1932 год — начало планомерного археологического изучения Новгорода // Новгородские археологические чтения. Новго- род, 1994. С. 50. 50 Миллер М. А. Археология в СССР. С. 83.
200________________________________________________________ 1930-х гг. он, по словам Миллера, вернулся на родину и вскоре умер, но В. Г. Миронов говорил мне, что Шишкин работал в Ста- линградском музее и погиб при эвакуации коллекций в 1942 г. Директор Смоленского музея Андрей Федорович Палашен- ков (1886—1971) был выслан в 1934 г. в Караганду. С 1936 г. ра- ботал в Омском музее. С лета 1938 г. до начала 1939 г. вновь был под арестом51. Арестованный в начале 1930-х гг. сотрудник Калужского му- зея Владимир Васильевич Ассонов (род. в 1884 г.) работал на Волгострое, на свободу не вышел52. В 1933 г. был арестован исследователь археологии Удмур- тии Федор Васильевич Стрельцов (род. в 1877 г., публикации 1914, 1926—1928 гг.). Кажется, он вышел на свободу и работал врачом53. Известно и об аресте в 1930 г. видного сибирского ученого и пи- сателя, занимавшегося и археологией, Петра Людвиговича Дра- верта (1879—1945)54. В справочниках археологической литературы после грани 1920—1930-х гг. не найдем мы имена и ряда других краеведов, скажем, Николая Ивановича Власьева (род. в 1887 г., Можай- ский музей, публикации 1928 г.). Иркутский краевед Павел Павлович Хороших (1890—1977) был очень плодовитым автором. Но в списке его публикаций разрывы с 1929 до 1937 г. и с 1941 г. до 1947 г. Н. А. Савельев в разговоре со мной привел слова Хороших: «Я был научным со- трудником ГУЛАГа» и назвал двух других репрессированных членов кружка Б. Э. Петри: Якова Николаевича Ходукина (пуб- ликации 1925—1926 и 1928 гг.) и Василия Ивановича Сосновско- го (публикации 1926 г.). Судьба их после ареста неизвестна. Не могу утверждать, что все замолкавшие были репрессирова- ны. Кто-то мог остаться на воле, предпочитая о себе не напоми- нать (таковы Н. М. Егоров, Н. И. Спрыгина, Н. Н. Бортвин)55. Жук А. В. Исследование Ляпинской крепости А. Ф. Палашенко- вым//Археология Сибири: историография. Омск, 1995. Ч. II. С. 69—70. 1995 РеП1реССИрованные геологи: Биографические материалы М.; СПб., Оконникова Т. И. Формирование научных традиций в археологии Прикамья. Ижевск, 2002. С. 145. Куликов К. И. Дело «Софин». Ижевск, 1997, стр. 225—226. 54 Репрессированные геологи. С. 65. Некоторые данные о краеведах взяты из кн.: Наука и научные ра- ботники СССР. Л., 1928. Ч. VI.
______________ Русские археологи и репрессии в СССР 201 Но и судьба тех, кто не был тогда арестован, оказалась трагич- ной. В 1930 г. добровольно ушел из жизни археолог из Энгельса (Покровска) Павел Давидович Рау (1897—1930), сделавший за каких-нибудь 5 лет работы удивительно много для понимания эпохи бронзы и сарматского времени в Поволжье. Мы знаем, что предшествовало самоубийству. Сначала был арестован директор музея в г. Энгельсе Г. Г. Дингес. Рау беспрерывно вызывали на допросы в ГПУ. Затем он узнал об обыске в своем доме. Выхода не было56. Показателен рассказ искусствоведа М. А. Ильина о дорого- бужском краеведе Николае Ивановиче Савине (1890—1943). Он в 1920—1930 гг. возглавлял музей в родном городе, копал курга- ны в Дорогобужском и Ельнинском уездах Смоленской губернии в 1929 г., о чем напечатал две заметки, был связан с А. Н. Ляв- данским, занимался усадебной архитектурой, декабристами, кре- стьянским движением на Смоленщине, Ильин приезжал к нему в 1920-х гг., чтобы изучить местную ампирную архитектуру и подружился с ним. Вновь посетив Дорогобуж в 1932 г., он застал Савина в состоянии глубокой депрессии. Из музея его уволили, коллекции выкинули. Савин говорил московскому гостю: «Пой- мите, во мне убито все, вера, любовь, все, чему я отдал свою жизнь, все свои стремления. Я ничего не смогу теперь сделать»57. Больше Савин ничего не опубликовал. О конце его — ниже. Краеведческое движение в СССР на грани 1920—1930-х гг. было разгромлено. Все краеведческие общества в 1933 г. были закрыты, а их издания уничтожали. Из музеев выкидывали «бывших людей» и даже коллекции как «ненужный хлам». Мас- штабы этой трагедии еще предстоит осознать. Многочисленны газетные и журнальные статьи, клеймящие краеведов-вредителей. Укажу лишь на брошюру «Против вреди- тельства в краеведческой литературе» (Иваново-Вознесенск, 1931), где больше всего говорилось о В. И. и М. И. Смирновых. В связи с «Академическим делом» стояли и репрессии по отно- шению к ряду московских ученых. Чекисты придумали, что суще- ствовал особый «Московский центр» раскрытого ими «Союза». В 1930 г. был арестован профессор кафедры антропологии МГУ специалист по первобытной археологии Борис Сергеевич Жуков (1892—1933). Он был в концлагаре на Алтае. О. Н. Бадер 56 Максимов Е. К., Ерина Е. М., Семенова И. В. Археолог из Покровска // Эпоха бронзы и ранний железный век в истории древних племен юж- норусских степей. Саратов, 1997. Ч. 2. С. 25, 26. 57 Ильин М. А. Пути и поиски историка искусств. М., 1970. С. 58, 59.
202___________________________________________________________ писал, что там и умер58. Но брат жены Жукова П. Н. Башкиров говорил, что археолог дожил до освобождения и умер вскоре по- сле этого в Нижнем Новгороде. Видимо, одновременно арестовали другого профессора той же кафедры Бориса Алексеевича Куфтина (1892—1953), занимав- шегося в ту пору и этнографией, и археологией. До 1933 г. он жил в ссылке в Вологде, потом перебрался в Тбилиси, где стал работать в Музее Грузии и на протяжении 20 лет сделал необы- чайно много для кавказской археологии59. На 1932 г. падает арест профессора-антиковеда — Константи- на Эдуардовича Гриневича (1891—1971). К работе он вернулся в 1939 г. в Томском университете. В 1948 г. был оттуда уволен как человек, чуждый советской науке. Перебрался в Нальчик, отту- да — в Нежин, а в 1956 г. — в Харьков, где преподавал в универ- ситете до конца дней60. Следующий удар по нашей науке был нанесен в 1933— 1934 гг. Это так называемое «Дело славистов» или «Дело Русско- го музея». По этому процессу были арестованы академики-фило- логи М. Н. Сперанский и В. Н. Перетц, оба в известной мере связанные с археологией, видные языковеды Н. Н. Дурново, В. В. Виноградов, А. М. Селищев, В. Н. Сидоров и др. Им инкри- минировали создание «Российской национальной партии»61. Если в Москве репрессированы были в основном представите- ли филологического мира, то в Ленинграде разгрому подвергся Русский музей, где тогда были не только художественные, но и этнографические собрания, включавшие археологию. Из искус- ствоведов были репрессированы создатель картинной галереи П. И. Нерадовский и создатель коллекции икон Н. П. Сычев. Та же участь постигла четырех археологов сотрудников музея: ис- следователя крымского палеолита Глеба Анатольевича Бонч-Ос- моловского (1890—1943), выдающегося археолога исследователя древностей Подонья и Кавказа Александра Александровича Миллера (1875—1935), создателя классификации древностей Ми- нусинской котловины, сохранившей значение до сих пор, Сергея Александровича Теплоухова (1888—1934) и его ученика Михаи- “ Бадер О. Н. Памяти Б. С. Жукова. С. 235. Джапаридзе О. М. К 100-летию со дня рождения академика Б. А. Куф- тина // РА 1993. № 3. С. 247. “ В' И' 300 ЛСТ ИСТОРИИ сибирской археологии. Омск, 1 С 121; ЫмВ- I. Константин Едуардович Гриневич // Ар- хеолога. 1991. № 4. С. 120—121. Н Н Ашнин Ф. Д., Алпатов В. М. «Дело славистов». 30-е годы. М., 1994.
_________________Русские археологи и репрессии в СССР 203 ла Петровича Грязнова (1902—1984). Аресты начались 4 сентяб- ря 1933 г. и продолжались до 22 апреля 1934 г. В Москве было арестовано 34 человека, в Ленинграде — 37. Приговоры были вынесены 29 марта и 2 апреля 1934 г. Бонч-Осмоловский, арестованный 29 октября 1933 г., был при- говорен к 5 годам лагерей. Отбывал этот срок в 1934—1936 гг. в Ухтпечлаге (Воркута), работал геологом, освобожден по зачетам, вернулся в Ленинград, но долго не мог получить там ни пропис- ки, ни работы. Только в 1941 г. он добился снятия судимости, стал сотрудником ИИМК и профессором ЛГУ, защитил доктор- скую диссертацию. Но силы его были подорваны. Он умер в воз- расте 53 леть2. Еще трагичнее сложилась судьба Миллера и Теплоухова. Мил- лер был арестован 9 сентября 1933 г., осужден на 5 лет лагерей и умер 12 января 1935 г. Теплоухов повесился в тюрьме во время следствия между 10 и 15 марта 1934 г.62 63 М. П. Грязнов был арестовал 29 ноября 1933 г. На следствии виновным себя не признал. Приговорен к 3 годам ссылки в Вят- ку (Киров), где работал в местном музее. В 1937 г. вернулся в Ле- нинград и был принят на работу в Эрмитаж64. С тем же делом связана высылка сначала в Акмолинск, а по- том в Ташкент известного византинолога-искусствоведа, дейст- вительного члена ГАИМК и Украинской Академии наук Федора Ивановича Шмита (1877—1937), участвовавшего в раскопках Эс- ки-кермена. Некоторое время он работал в Ташкентском музее, потом его уволили, и он вынужден был служить почтальоном. В конце 1937 г. его арестовали и 3 декабря расстреляли по реше- нию тройки65. В 1933 г. были репрессированы и два нумизмата из Эрмита- жа — заведующий отделом восточных монет, выпускник Лейп- цигского университета Роман Романович Фасмер (1888—1938) и специалист по русской нумизматике Иван Георгиевич Спасский 62 Платонова Н. И. Г. А. Бонч-Осмоловский // Санкт-Петербург и оте- чественная археология. СПб., 1995. С. 121—144. 63 Ашнин Ф.Д., Алпатов В. М. «Дело славистов». С. 130, 204, 206, Мил- лер М. А. Александр Александрович Миллер // Вестник института по изу- чению СССР. Мюнхен, 1958. №3 (28). С. 129, 130; Грязнов М. П. Тепло- ухов и его роль в истории сибирской археологии // Источники и историография. Археология и история. Омск, 1988. С. 69 75. Зайцев Н. А. О пребывании М. П. Грязнова в Кирове в 1934— 1937 гг. // Северная Азия от древности до средневековья. СПб., 1992. С. 9, 10. 65 Чистотинова С. Л. Федор Иванович Шмит. М., 1994. С. 99—107.
204____________________________________________________________ (1904__1990). Фасмер, приговоренный к 10 годам лагерей, не имея работы, умер от истощения в Ташкенте66. Спасский пробыл в концлагере полный срок — 5 лет, — потом работал в провин- ции не по специальности, участвовал в Отечественной войне и только в 1946 г. вернулся в Ленинград, в Эрмитаж67. Среди репрессированных по делу Российской национальной партии были также этнограф из Рязани и автор ряда археологи- ческих статей Наталья Ивановна Лебедева (1894—1978), провед- шая три года в ссылке в Сибири68, и один из исследователей Гнездовских курганов и автор книги «Что говорят забытые моги- лы» Иван Спиридонович Абрамов (1874—1959). Его в 1929 г. уже высылали из Ленинграда в Сольвычегодск как подписчика жур- нала «Краеведение» (выходившего совершенно официально). С 1934 до 1936 г. он жил в ссылке в Тюмени69. Следствие прояв- ляло интерес и к другим лицам, не допрашивавшимся, но по- ставленным под надзор. В числе их была Н. Н. Погребова, тогда экскурсовод, а в будущем археолог-скифолог70. 29 июня 1935 г. за контрреволюционную деятельность были осуждены арестованные в начале года три московские профессора Алексей Степанович Башкиров (1885—1963), Илья Николаевич Бороздин (1883—1959) и Алексей Алексеевич Захаров (1884— 1937)71. Все они в 1920-х гг. были сотрудниками РАНИОН. На грани 1920-х и 1930-х гг. положение ученых резко ухудшилось. Потеряв работу, они искали случайные заработки. В изданиях ГАИМК К. В. Тревер и А. Ю. Якубовский обличали Бороздина и Башкирова в антимарксизме, буржуазном формализме, расизме и прочих смертных грехах72. Из трех обвиняемых признал себя виновным, и то частично, лишь Башкиров, Бороздин и Захаров упорно отводили все обви- нения. Приговор был сравнительно мягким: три года ссылки в 66 Ашнин Ф.Д., Алпатов В. М. «Дело славистов». С. 138, 206. Янин В. Л. К шестидесятилетию Ивана Георгиевича Спасского И Нумизматика и эпиграфика. 1965. V. С. 6. 68 Ашнин Ф.Д., Алпатов В. М. «Дело славистов». С. 198. 69 Там же. С. 202. 70 Там же. С. 78. 7'Бо/юздияа П. А. «Думой века измерил» // Жизнь и судьба профессо- ра Ильи Николаевича Бороздина. Воронеж, 2000. С. 104—121; Ват- лин А. Ю., Канторович А. Р. Из истории отечественной археологической иауки (несосгоявшийся судебный процесс 1935 года) // РА. 2001. №3. v*- 124—132. Подробнее см. ниже в очерке «Следственное дело трех профессо- ров-историков 1935 г.». r г т
________________Русские археологи и репрессии в СССР 205 Казахстан. Бороздин и Захаров оказались в Алма-Ате, и первый даже начал преподавать в местном педагогическом институте. Но в 1937 г. оба были арестованы вновь. Захарова расстреляли 1 декабря 1937 г. Бороздина отправили в концлагерь на 10 лет. В лагере на Дальнем Востоке он был лесорубом, землекопом, ас- сенизатором. Освобожденный в конце 1942 г. преподавал в Аш- хабадском педагогическом институте. В 1949 г. смог перебраться в Воронеж, где до конца дней был профессором университета. Башкиров вернулся в Центральную Россию раньше, препода- вал в Ярославском пединституте, а с 1948 г. и в Московском пед- институте им. В. П. Потемкина. Из предшествовавшего изложения могло сложиться впечатле- ние, что репрессии как-то обошли центральное археологическое учреждение страны — ГАИМК. Это не так. Арестованные по ака- демическому делу Руденко, Боровка, Готье и пострадавшие по делу славистов Миллер, Теплоухов, Бонч-Осмоловский, Шмит, Грязнов, Фасмер были по совместительству и сотрудниками ГА- ИМК. Репрессированы были и сотрудники академии: антиковед Елена Викторовна Ернштедт (1889—1942) и Мстислав Владими- рович Фармаковский (1873—1946), много сделавший для органи- зации Института археологической технологии ГАИМК. Фарма- ковский жил в 1930—1934 гг. в ссылке в Ярославле. Вернувшись в Ленинград, работал в Русском музее73, от археологии отошел. Ердштедт провела в заключении 5 лет74. Но дело не только в этом. Уже в 1923 г. первый советский ми- нистр юстиции эсер И. Э. Штейнберг в вышедшей в Берлине кни- ге «Нравственный облик революции» и наблюдавший за события- ми со стороны П. Н. Милюков достаточно точно определили, что такое террор. Это не только расстрелы, тюрьмы, концлагери, но и другие принудительные методы воздействия на людей75. В 1920-х гг. проводились периодические «чистки» учрежде- ний от «классово-чуждых элементов», весьма болезненно затро- нувшие научно-просветительные учреждения. При чистке Ака- демии наук СССР в 1929 г. из 869 штатных сотрудников было уволено 126, из 839 нештатных — 520, т. е. более трети состава. При чистке ГАИМК в 1929 г. уволили более половины сотрудни- 73 Иессен А. А. Мстислав Владимирович Фармаковский // КСИИМК. 1947. Вып. XVI. С. 306—309. 74 Анциферов Н. П. Из дум о былом. С. 476. 75 Милюков П. Н. Россия на переломе // Русское зарубежье. Антология. М„ 1991. Т. II. С. 462—471.
206 ков — 60 человек, в отделе этнографии Русского музея — 14 спе- циалистов из 2376. На Всероссийском музейном съезде 1930 г. декларировалось: «Наши музеи были не только складочным местом для хлама предметов, но музеи были и складочным местом... для хлама людского... В музеях укрывали этот хлам»77. Были выкинуты на улицу сотни специалистов. От тех, кого все же оставили на работе, требовали «полной перестройки сво- его научного мировоззрения». Эти слова взяты мной из некроло- га ученого старой школы А. В. Шмидта, написанного юным про- работчиком Е. Ю. Кричевским78. Они объясняют многое, удив- ляющее нас сегодня в публикациях А. А. Миллера, Ф. И. Шмита, В. В. Гольмстен, П. П. Ефименко 1930-х гг. Следствия этих мероприятий были разные. Кое-кто из архео- логии просто ушел. В первом наборе аспирантов ГАИМК вместе с С. Н. Замятниным, М. И. Артамоновым, Н. Н. Ворониным был Лев Альфонсович Динцес (1895—1948), о котором они всегда вспоминали как об очень ярком, одаренном человеке. В 1929 г. Динцес опубликовал статьи «Прочерченный орнамент триполь- ской культуры» и «Неолитическая стоянка в Токсове». Перемены в ГАИМК заставили его переквалифицироваться. Он стал писать о карикатуристах «Искры» и «Гудка», о художниках Перове и Се- рове, о героях Гоголя в изобразительном искусстве. Умер он в возрасте 53 лет, оставив всего 18 публикаций79. Аспирант закрытого в 1929 г. РАНИОН, работавший и в Ис- торическом музее Петр Борисович Юргенсон (1903—1971) успел опубликовать в 1926—1929 гг. 6 статей о византийских древно- стях, в том числе и за рубежом. После 1930 г. переквалифициро- вался в биолога-охотоведа80. То же наблюдалось и в провинции. Ученик Городцова Вляди- мир Геннадиевич Карцев (1904—1975) успешно занимался ар- хеологией Енисея, писал об этом в работах 1928, 1929, 1932 гг. 76 Академическое дело. Вып. 1. С. XXV; Шангина Н. И. Этнографиче- ские музеи Москвы и Ленинграда на рубеже 20-х и 30-х гг. XX в. // СЭ. 1991. №2. С. 77. 7вТРУДЫ 1 ВсеРоссийского музейного съезда. М., 1931. Т. 1. С. 21. п Кричевский Е. Ю. Памяти А. В. Шмидта // СЭ. 1935. № 3. С. 125. С 203 ^гов1*0" Е ’ КаМеНева Фалеева в- Л- Динцес// СЭ. 1949. № 1. /*>саков Я. С., Насимович А. А. Петр Борисович Юргенсон // Бюлле- ЦНа Московского общества испытателей природы. Отд. биолог. 1972. № 2. С. 150, 151.
_______________Русские археологи и репрессии в СССР 207 В дальнейшем от археологии отошел, опубликовал книги о декабристе Г. С. Батенкове, о методике преподавания истории СССР в школе. В конце жизни был профессором Калининского университета, автором краткого очерка истории СССР, выпу- щенного издательством «Прогресс» на основных языках мира, но как серьезный ученый, в сущности, не состоялся. Жена его, тоже ученица Городцова, С. В. Романовская была репрессирована. Идеологический пресс давил не только на научно-исследова- тельские учреждения. В еще большей мере он лег на ВУЗы. Не доверяя старой профессуре и не имея большого числа своих на- дежных людей, новая власть уже в 1920-х гг. предпочла просто закрыть гуманитарные факультеты в провинциальных универси- тетах. Тогда вынуждены были покинуть Пермь — А. В. Шмидт, Самару — В. В. Гольмстен, Смоленск — А. Н. Лявданский. В Ир- кутском университете с 1918 г. преподавал выдающийся археолог Бернгард Эдуардович Петри (1884—1937), начавший раскопки в Прибайкайле еще в 1912 г., учитель — Г. Ф. Дебеца, Г. П. Со- сновского, М. М. Герасимова, А. П. Окладникова. В 1926 г. фа- культет общественных наук Ирк.ГУ был закрыт, и до своей ги- бели десять лет Петри в сущности мыкался без работы. После ряда ценных публикаций 1921—1926 гг. он смог выпустить только одну научно-популярную книжку в 1928 г. и замолчал уже навсегда. Опубликовано в отрывках письмо Петри Ф. В. Кипарисову. Даже из этих отрывков видно, чем оберну- лись для Петри преобразования: собранные им коллекции вы- кинуты, рукописи утрачены81. Другой пример. Виктор Федорович Смолин (1890—1932) окончил Казанский университет до революции, был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию, за- нимался в Лейпциге, в 1920-х гг. профессор Каз.ГУ, открыл аба- шевскую культуру, интересно писал о скифах, древностях Волж- ской Болгарии. После закрытия факультета общественных наук с трудом устроился в Херсонесский, а потом в Пятигорский музей. В Крыму с 3 февраля по 13 марта 1931 г. сидел в тюрьме по,обви- нению в контрреволюционной агитации. Был выпущен82. По- следние его статьи называются «Опыт автобиографии колхоза», «Краеведы Пятигорска на службе социалистического строитель- ства». Умер Смолин в возрасте 42 лет83. 81 Архипов Н. Д. Археологическое исследование Б. Э. Петри. С. 276. 82 Сообщено Д. П. Урсу. 83Лу«м« Б. В. Смолин Виктор Федорович // Советское краеведение на Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 1933. Ч. 2. С. 69, 70.
208 Но возьмем биографию более или менее благополучную. Алек- сей Викторович Шмидт блестяще окончил Петербургский уни- верситет как египтолог. Знавший его с юности по Эрмитажному кружку Н. П. Анциферов вспоминал о нем как о человеке не- обычно эрудированном и обещавшем многое. Сперва Шмидт по- лучил кафедру в недавно открывшемся Пермском университете. Здесь, не оставляя исследований по древнему Востоку, он увлек- ся археологией Прикамья, начал раскопки памятников бронзо- вого и железного века. В 1923 г. вынужден был вернуться в Пет- роград, стал сотрудником академического Музея антропологии и этнографии, занимался уже в основном финно-угорской темати- кой, опубликовал ряд ценных работ. О грозившей ему высылке в Туруханский край уже упоминалось. В 1929 г. при «чистке» Ака- демии наук был уволен. Руководивший «чисткой» Н. П. Фигат- нер в конце концов смилостивился и разрешил восстановить Шмидта на работе, но новый директор музея Н. М. Маторин вос- противился. Шмидта взяли в ГАИМК при условии «полной пере- стройки своего научного мировоззрения». В качестве испыта- тельной темы он написал статью «О развитии взглядов Карла Маркса на первобытное общество». Идеолог ГАИМК В. И. Рав- доникас, уже в 1929 г. издевавшийся над статьей Шмидта «Туй- ский всадник» (в известном докладе «За марксистскую историю материальной культуры»)84, не был удовлетворен и этой пере- стройкой и всячески придирался к новому сочинению Шмидта. Последние статьи ученого написаны в том крайне социологиза- торском духе, что был свойствен продукции ГАИМК 1931 — 1933 гг. Шмидт умер в возрасте 41 года. В «Проблемах истории докапиталистических обществ» и в «Советской этнографии» Равдоникас и Кричевский напечатали некрологи. В них говори- лось об ученом старой школы, сумевшем, пусть не до конца, преодолеть свою порочную буржуазную сущность и встать на путь марксистской науки. Издан был и список работ покойного из 37 названий. Жизнь Шмидта сложилась вроде бы не так страшно, как у Те- плоухова, Боровки, А. А. Миллера. И все же перед нами настоя- щая трагедия. А итог? Н. П. Анциферов счел возможным сказать в своих мемуарах, что, как все вундеркинды, Шмидт «более обе- щал, чем дал», а комментатор А. Б. Добкин тут же напомнил о давно забытой статье про Маркса, скорее всего, вызвавшей отзыв 84 Равдонихаг В. И. За марксистскую историю материальной культу- РЫ п7—7fi
________________Русские археологи и репрессии в СССР 209 Анциферова85. Справедливо ли это? Работы Шмидта об Оленео- стровском могильнике Баренцева моря, о курганах ст. Констан- тиновской в Прикубанье, о стоянке Левшино в Прикамье, да и другие и сейчас используются в археологической литературе, что не часто бывает с публикациями 1920—1930-х гг. Маркса, надо думать, цитировал и сам Анциферов в своей диссертации об ур- банизме в литературе. Да, Шмидт, дал не все, что мог бы дать, но соизмерима ли его личная вина с виной эпохи, выпавшей на его долю, и тех, кто оп- ределял тогда судьбы ученых? Будем снисходительны и справед- ливы к людям 1920—1930-х гг. (кстати, о версии, будто Шмидт умер в тюрьме, привлеченный к процессу Русского Музея. По- видимому, источником были мемуары вдовы Г. А. Бонч-Осмо- ловского Н. В. Тагеевой. Но в 1934 г. она еще не была его женой и не знала его круг). После 1930—1933 гг. репрессии уже не прекращались. В свя- зи с убийством С. М. Кирова в 1934 г. Ленинград очищали от классово-чуждых людей, и ряд ученых был административно выслан из города. Среди них были нумизмат Алексей Алек- сандрович Быков (1896—1977)86 и сравнительно молодой архео- лог Борис Александрович Латынин (1899—1967), выдвинувший- ся как один из организаторов работ ГАИМК на новостройках. Выслали их как дворян в Куйбышев, где они смогли некоторое время поработать в музее. Быков в 1936 г. вернулся в Ленинград и Эрмитаж, а Латынин был вновь репрессирован. Весной и летом 1936 г. при борьбе с троцкистами и зиновьев- цами арестовали и людей, не имевших отношения ни к археоло- гии, ни к науке вообще, но насильственно внедренных в нее ВКПб в конце 1920 — начале 1930-х гг., — исполнявшего обязан- ности председателя ГАИМК Федора Васильевича Кипарисова (1896—1936) и бывшего товарища председателя ГАИМК, а в 1936 г. заведующего кафедрой истории первобытного общества ЛГУ Сергея Николаевича Быковского (1896—1936). Оба были расстреляны87 *. Затем репрессии распространились и на сотруд- ников Академии, с ними связанных, и на тех, кто уже подвергал- ся аресту. Вместо Кипарисова исполняющим обязанности председателя ГАИМК назначили эпиграфиста и папиролога Отто Оскаровича 85 Анциферов Н. П. Из дум о былом. С. 267, 437. 86 Люди и судьбы. С. 84. 87 Артизов А. Н. Судьба историков школы М. Н. Покровского // Во- просы истории. 1994. № 7. С. 41, 42. 14 - 6382
210 Крюгера (1893—1967), но менее, чем через год, арестовали и его. После долгого пребывания в Казахстане он вернулся в Ленин- град только в 1957 г.88 9 сентября 1936 г. был арестован и уже 19 декабря расстрелян Михаил Георгиевич Худяков (1894— 1936)89. Он окончил Казанский университет и выступил в печа- ти еще до революции. Был в первом наборе аспирантов ГА- ИМК. Опубликовал несколько полезных работ по археологии Прикамья, Поволжья и Приуралья, но в период перестройки ГАИМК порвал с традициями академической науки и стал вы- пускать погромные статьи в стиле Быковского — Равдоникаса. Наряду с Л. П. Потаповым сыграл скверную роль при разгроме Русского музея. Пострадали и высланные из Ленинграда сотрудники ГАИМК. За связи с бывшими руководителями Академии был брошен в концлагерь высланный в Куйбышев Латынин. Вышел он из за- ключения в 1946 г.90 В Ташкенте арестовали и расстреляли вы- сланного туда Ф. И. Шмита, в Алма-Ате — А. А. Захарова, в Пет- розаводске — Н. Н. Виноградова. Жертвами репрессий стали и сотрудники Академии наук СССР из Ленинграда. В Музее антропологии и этнографии рабо- тал Василий Степанович Адрианов (1904—1936), начавший за несколько лет до ареста очень успешные исследования древно- стей Нижнего Приобья. 4 октября 1936 г. Адрианов был аресто- ван и уже 19 декабря расстрелян91. Возможно, арестовали и сотрудника Адрианова Тарасия Федоровича Гелаха. В 1944— 1957 гг. Гелах работал в Бухаре. Сотрудником Института востоковедения АН СССР был мон- голист Владимир Александрович Казакевич (1896—1937) — ав- тор книги «Намогильные статуи в Дариганте» (Л., 1930). Аресто- ван 3 августа 1937 г. и расстрелян 20 декабря 1937 г.92 2 ноября 1937 г. был арестован и 8 января 1938 г. расстрелян востоковед Евгений Робертович Шнейдер (1897—1938), начинав- ший свою работу в экспедициях С. А. Теплоухова и написавший серию статей о каменных изваяниях93. “ОттоОскарович Крюгер// ВДИ. 1967. №3. С. 170, 171. Султанбеков Б. Ф. Расстрелян как террорист // Эхо веков. Казань, 2002. № 1—2. С. 107—125. “ Судьба ученого. СПб., 2000. С. 26—28, 56—62, 76—94. Решетов А. М. Советский археолог и этнограф В. С. Адрианов // Древности Ямала. Екатеринбург, 2000. Вып. 1. С. 238___247 92 Люди и судьбы. С. 187, 188. Люди и судьбы. С. 424.
________________Русские археологи и репрессии в СССР 211 Известно о пребывании в концлагере с 1938 г. участника ар- хеологических исследований в Армении, сотрудника Эрмитажа Леона Тиграновича Гюзальяна (1901—1994)94. В ряду жертв этих лет известный оружиевед из Артиллерийского музея в Ленингра- де, занимавшийся и раскопками Всеволод Викторович Арендт (1887—193 7)95. До того его арестовывали четыре раза. Весьма чувствительно отразились репрессии 1937—1938 гг. на археологах провинции. 14 апреля 1937 г. был арестован дирек- тор Саратовского музея и профессор Саратовского университета Павел Сергеевич Рыков (1884—1942). 24 апреля 1938 г. он был приговорен к 10 годам заключения. Умер 26 марта 1942 г. в концлагере под Владивостоком96. По словам А. Н. Липского (до ареста сотрудника МАЭ, после освобождения работавшего как археолог в Абаканском музее), он скончался на его руках, отра- вившись сгнившими свекольными очистками, выброшенными на свалку из столовой охраны. С арестом Рыкова связаны репрессии, обрушившиеся на голо- вы его учеников Николая Константиновича Арзютова (1899— 1942) и Татьяны Максимовны Минаевой (1896—1975). Арзютов был арестован в 1938 г., осужден на 10 лет заключения, в 1939 г. умер в концлагере в Красноярском крае97. Минаева до 1939 г. от- бывала ссылку в г. Соль-Илецк, где преподавала в школе, затем смогла найти себе работу в Ставропольском музее98. Среди жертв 1937 г. краснодарский археолог, исследователь кубанских дольменов и городищ Николай Алексеевич Захаров (1883—1938). Арестованный в июле 1937 г., он был приговорен к высшей мере наказания и 4 марта 1938 г. расстрелян. Эти дан- ные получила из управления ФСБ по Краснодарскому краю Л. А. Хачатурова. Н. В. Анфимов говорил ей, что Захаров под- вергался аресту и раньше. В Крыму в эти годы были арестованы директор Бахчисарай- ского музея Усеин Абдрефиевич Боданинский (1877—1938; пуб- ликации 1925—1935 гг.) и заведующий отделом археологии Цен- 94 Люди и судьбы. С. 137. 95 Кирпичников А. Н. Всеволод Викторович Арендт — трагическая судь- ба ученого//Традиции российской археологии. СПб., 1996. С. 62 66. 96 Максимов Е. К. Неизвестное в биографиях П. С. Рыкова и Н. К. Ар- зютова// Срубная культурно-историческая область. Саратов, 1994. С. 3, 4. 97 Максимов Е. К. Николай Константинович Арзютов // РА. 1998. № 2. С. 195, 196. 98 Найденко А. В. Старейший археолог Северного Кавказа// Материа- лы по изучению Ставропольского края. 1976. Вып. 14. С. 328.
212_______________________________________________________ трального музея Тавриды Николай Львович Эрнст (1889—1956) — исследователь палеолитической стоянки Чокурча, Неаполя Скифского и других памятников. Он окончил Берлинский уни- верситет, встречался с немецкими учеными, приезжавшими в 1929 г. смотреть Эски-кермен, и давно был под надзором. Эрнст был на лесоповале с 1938 до 1948 г., работал и ассенизатором. Потом его освободили, но вскоре вновь арестовали. После 5 лет, проведенных в концлагере, жил как спецпереселенец в г. Про- копьевске Кемеровской обл." Вместе с Боданинским 17 апреля 1938 г. был расстрелян дру- гой деятель крымско-татарской культуры Осман Асан Оглу Акчо- краклы (1878—1938). Известны его археологические публикации 1926, 1928, 1929 гг. Потом его уволили из пединститута, найти работу в Крыму он не смог и уехал в Баку. Там и был арестован и оттуда этапирован в Крым99 100. В 1937 г., оборвалась жизнь Б. Э. Петри. Швед по националь- ности, уроженец Швейцарии с родным немецким языком, про- ведший детство в Италии, всегда казался подозрительным чеки- стам и был обречен. Сибирские археологи смогли познакомиться со следственным делом Петри. На допросах он держался очень достойно и, признав себя шпионом, сказал, что завербовал его академик В. В. Радлов, умерший в 1918 г., но никого другого не назвал. С. Н. Замятнин говорил мне, что в конце 1930-х гг. была издана брошюра про шпионов, где фигурировали агент немецко- го генштаба академик Р., заброшенный в Россию в 1858 г., и его резидент иркутский профессор П., разоблаченный НКВД. Та- ким образом, шпионская сеть действовала якобы 80 лет. 14 нояб- ря 1937 г. Петри был расстрелян101. 99 Филимонов С. Б., Храпунов И. М. Николай Львович Эрнст — иссле- дователь истории и древностей Крыма // Материалы по археологии и эт- нографии Таврики. Симферополь, 1996. Вып. 5. С. 111—115; Храпу- нов I.M. Миколай Львович Ернсг // Археолопя. 1989. №4. С. 120, 121; Звагелъский В. Б. «1стина мусить стояти на першому м!сци // Сумська ста- ровина. Сумы, 1996. С. 26. 100 Урсу Д. П. Осман Акчокраклы // Голос Крыма. 15 марта 1996 г. № 11. С. 5; Люди и судьбы. С. 20, 21. 101 Константинов М. В. Оракулы веков. Чита, 1997. С. 51, 52; Пархо- менко С. Н. Архивно-следственное дело Б. Э. Петри // П. А. Кропоткин, гуманист, ученый, революционер. Чита, 1992. С. 25—27; Сирина А. А. Забытые страницы сибирской этнографии. Б. Э. Петри // Репрессиро- ванные этнографы. М„ 1999. С. 75-77. Л К. Конопацкий в кн. «Про- шлого великий следопыт» (Новосибирск, 2001. С. 93) приводит назва- РОШ1ОРЫ: Аишев. О некоторых коварных приемах империалисги- ских разведок. Но найти ее в библиотеках он не смог.
__________________Русские археологи и репрессии в СССР 213 По данным Д. Л. Бродянского, в 1937 г. был арестован океа- нолог из Владивостока Александр Иванович Разин, успешно ис- следовавший древности Приморья в 1920-х гг. По-видимому, он погиб102. В 1935 г. был арестован, отправлен на Беломорканал, а в 1937 г. расстрелян музейный работник из Свердловска, автор книги «Прошлое Урала», Александр Андреевич Берс (1902—1937)103. В 1937 г. арестовали жившего в Свердловске исследователя Прикамья Александра Сергеевича Лебедева (род. в 1888 г.). Уро- женец слободы Кукарка (Советск) он создал там музей и краевед- ческое общество, исследовал Пижемское городище. В 1918— 1922 гг. был директором Вятского, а в 1922—1929 г. — Пермско- го музея. По решению тройки 29 ноября 1937 г., А. С. Лебедев был расстрелян104. Репрессии среди музейных работников, начатые в 1920-х го- дах, продолжались повсеместно. В Куйбышеве был арестован и расстрелян сотрудник областного музея краеведения Михаил Григорьевич Маткин (1889—1938). Печатных работ он не оста- вил, но у него было много полевых открытий (палеолитическая стоянка Постников овраг и др.)105. В числе жертв репрессий был директор Кяхтинского музея в 1922—1937 гг. Петр Саввич Михно (1867—1938). Он уже подвер- гался арестам в 1922 и 1931 гг. Арестованный в третий раз 26 нояб- ря 1937 г. он был расстрелян 27 ноября 1938 г. в возрасте 71 года106. Даже писатели рисовали тогда музейных сотрудников как шпионов. Сошлюсь на рассказ Б. А. Пильняка «Заштат», написан- ный в 1937 г. незадолго до ареста и расстрела самого прозаика107. Если с террором 1930 г. связано самоубийство П. Д. Рау, то террор конца 1930-х гг. вызвал самоубийство Дмитрия Демьяно- 102 Бродянский Д. Л. Очерки истории дальневосточной археологии. Владивосток, 2000. С. 125, 139. 103 Александр Андреевич Берс// II Берсовские чтения. Екатеринбург, 1994. С. 4. 104 Сконникова Т. И. Формирование научных традиций в археологии Прикамья. С. 140. Жаравин В. С. Александр Лебедев — просветитель и краевед. Киров, 2003. 105 Кузнецова Л. В. Археолог и художник Михаил Маткин // Краеведче- ские записки Самарского областного историко-краеведческого музея им. П. В. Алабина. Самара, 1995. Вып. VII. С. 163—173. 106 Константинов М. В. Петр Михно: арестованное краеведение// Ши- рокогоровские чтения. (Проблемы антропологии и этнографии). Влади- восток, 2001. С. 35—38. 107 Пильняк Б. А. Заштат. Нижний Новгород, 1995. С. 110—124.
214 вича Букинича (1882—1939) — соавтора Н. И. Вавилова по книге «Земледельческий Афганистан», первооткрывателя анауского по- селения Ак-тепе, создателя принятой и сейчас схемы истории ирригации в Средней Азии108. Начало Отечественной войны было ознаменовано новыми ре- прессиями. В 1941—1942 гг. в Ленинграде были арестованы со- трудники ИИМК нумизмат Николай Павлович Бауер (1888— 1942) и исследователь Средней Азии Георгий Васильевич Гри- горьев (1898—1941). Им ставилось в вину распространение пани- ческих слухов. Григорьев умер от голода в тюрьме. Бауер был расстрелян, что выяснилось в 1989 г.109 В Москве был репрессирован известный специалист по перво- бытной археологии Отто Николаевич Бадер (1903—1979) — бо- ец народного ополчения. После заключения во Владимирской тюрьме в 1944 г. был выслан в Нижний Тагил, где работал в му- зее. В 1946 г. смог перебраться в Пермь и до 1955 г. был доцен- том Пермского университета. Затем вернулся в Москву. Из г. Ханлара (Еленендорф) был выслан директор местного музея и сотрудник Азербайджанского филиала АН СССР иссле- дователь курганов бронзового века Яков Иванович Гуммель (1893—1946). Он жил и умер в с. Новый Колутан Акмолинской обл. Казахской ССР, работал учителем110. Особенно трагично сложилась судьба директора музея в Ма- лом Ярославце Константина Яковлевича Виноградова (1884— 1942) и упоминавшегося выше Н. И. Савина. Виноградов учился до революции в Казани, много сделал для исследования археоло- гических памятников Подмосковья в 1920-х гг., открыл здесь фатьяновские могильники. Был повешен за сотрудничество с не- мецкими оккупантами. Не знаю, соответствовал ли этот приго- вор вине осужденного. Нужны более точные данные. По не очень определенным рассказам старожилов Дорогобу- жа, в 1942 или 1943 гг. был расстрелян Н. И. Савин. В период оккупации он способствовал открытию в городе Одигитриевской церкви и стал приходским старостой. Партизаны расстреляли 108 Вавилов Н. И. Дмитрий Демьянович Букинич // Известия Всесоюз- «огогеографическог0 общества. 1939. № 5. С. 758, 759. Гурумва В. В. Н. П. Бауер и его вклад в византийскую нумизмати- ку// Византия и Ближний Восток. СПб., 1994. С. 123—126. Гайдуков П. Г. ио%ВЛОВИЧ Бауер " Нумизматический сборник ГИМ. 2003. 387 402. О Григорьеве см. ниже очерк «Первым бросивший камень». 1992°Б Б Дополнение к ^ье Я. И. Гуммеля И ВДИ.
________________Русские археологи и репрессии в СССР 215 двух священников, а позднее убили и Савина (версия дорогобуж- ского краеведа Ю. Н. Шорина). По версии П. Д. Барановского, со- общенной мне А. М. Пономаревым, после освобождения Дорого- бужа Красной армией в 1943 г. Савин был арестован и расстрелян. Вслед за освобождением территорий, временно захваченных немецкими оккупантами, жертвами репрессий стали сотрудники музеев, оставшиеся за линией фронта, чтобы сохранить коллек- ции, которые не успели эвакуировать, и не дать вывезти эти кол- лекции в Германию. Как коллаборационисты, были осуждены со- трудник Херсонесского музея Александр Кузьмич Тахтай (1890— 1973)111 112 113 114 и сотрудник Симферопольского музея Александр Иванович Полканов (1884—1971)*12. К счастью, оба дожили до реабилитации и смогли еще некоторое время заниматься любимым делом. С опо- зданием, уже в 1951 г., был арестован в Ленинграде бывший дирек- тор Трубчевского музея в Брянской обл. Всеволод Протасьевич Ле- венок (1906—1985). В 1955 г. он был освобожден, принят на работу в ИИМК, но до конца дней не реабилитирован. Продолжались и обычные аресты. Одна из жертв — исследова- тель неолита Прибайкалья из Иркутского университета Василий Ин- нокентьевич Подгорбунский (1894—1961). Арестованный в 1951 г. и выпущенный в 1954 г. на работе он восстановлен не был”3. Подведем некоторые итоги. Террор сопутствовал всей исто- рии советской археологии. В 1918 г. арестован Н. Ф. Окулич-Ка- зарин, в 1981 — доцент кафедры археологии ЛГУ Лев Самуило- вич Клейн (род. в 1927 г.)”4. Легенда о 1937 г. как о пике репрес- сий не подтверждается. Наиболее страшными для археологов были 1930—1934 гг. — те самые годы, которые В. Ф. Генинг изо- бражал как вершину в развитии нашей науки. Сперва репрессии еще не очень жестоки. В музеях работают высланные И. А. и Н. Н. Виноградовы, М. П. Грязнов. Выходят книги и статьи людей, находящихся в заключении (Ю. В. Готье, А. А. Миллер, Г. А. Бонч-Осмоловский, С. И. Руденко, М. П. Гряз- нов). Затем режим ужесточается. Люди исчезают без следа (А. А. Захаров, В. А. Казакевич, Н. П. Бауер, Г. В. Григорьев). Сре- 111 Граб В. И., Супруненко О. Б. Археолог Олександр Тахтай. Полтава, 1991. С. 47—53. 112 Бибиков С. Н. Александр Иванович Полканов // Полканов А. И., Пол- канов Ю. А. Судак. Симферополь, 1981. С. 125, 126. 113 Свинин В. В., Сазонова С. А. Василий Иннокентьевич Подгорбун- ский как этнограф и музейный работник// Дуловские чтения. 1997. Ир- кутск, 1997. С. 161—165. 114 Самойлов Л. Перевернутый мир. СПб., 1993. С. 5—45.
216 ди археологов расстреляно не менее 10 человек. Жертвами ре- прессий были и открытые враги советской власти (А. В. Адрианов) и люди, служившие ей изо всех сил (М. Г. Худяков, П. С. Рыков, И. Н. Бороздин), а в основном те, кто просто занимался своим де- лом, сторонясь политики. Нет данных о каком-либо явном проти- водействии правительственному курсу, хотя бы о чем-то вроде му- жественной позиции Н. Е. Макаренко, отстаивавшего от уничто- жения Софийский собор и Михайловский златоверхий монастырь в Киеве. Есть лишь упоминания о сокрытии музейными сотрудни- ками подлежавших изъятию церковных ценностей115. Но пассивное сопротивление было. На процессе 1931 г. Ру- денко и Боровку обвиняли в трате государственных средств на ненужные раскопки. Еще раньше, в 1924 г., при ревизии Пол- тавского музея говорилось: «Рудинский занимается при нынеш- нем тяжелом экономическом и финансовом положении СССР до- рогостоящими раскопками, которые нужно свести к минималь- ному минимуму или же... вовсе прекратить... Рудинского и К0 отстранить от музея и передать музей в руки члена партии»"6. В следственном деле В. И. Смирнова содержатся такие показа- ния: «на раскопках собирались черепки... и др. предметы обихо- да настолько в большом количестве, что они музею не были, по- жалуй, нужны»"7. Такие коллекции с высоких трибун называли «хламом». Но сотрудники музеев продолжали пополнять фонд археологическими материалами. Ученые упорно занимались те- мами, объявленными ненужными для советского государства. Целью террора было насаждение страха в обществе. Цель бы- ла достигнута, но не до конца. Люди оставались людьми и по ме- ре возможности делали свое дело. Репрессированным старались помочь. И. А. Орбели хлопотал об арестованных сотрудниках Эрмитажа, брал на работу вернувшихся из-за решетки. В Мос- ковском университете в конце войны защитили докторские дис- сертации побывавшие в заключении К. Э. Гриневич — по старой работе «Стены Херсонеса Таврического», и А. С. Башкиров по весь- ма спорному исследованию об антисейсмизме древней архитекту- ры. Без помощи В. Л Городцова, Л В. Арциховского, Б. Н. Грако- ва, В. Д. Блаватского это не было бы возможно. С. В. Киселев по- мог М. П. Грязнову за один 1945 год защитить и кандидатскую и докторскую диссертации. “J См. ниже очерк «Проблема памятников культуры в СССР и рус- ские археологи». 1 Tv В А- Д°н Кихоты. История. Люди. Заповедники. М., 1998. С. 49. СизинцееаЛ. И. Материалы о разгроме... С. 274.
Русские археологи и репрессии в СССР 217 Приведенный здесь список репрессированных неполный. Я мог бы расширить его за счет историков искусства (А. И. Аниси- мов, П. Д. Барановский, Г. К. Вагнер, А. С. Стрелков, Л. А. Дурно- во, А. И. Некрасов, Ю. А. Олсуфьев, Н. П. Сычев, Б. Н. Засыпкин, Л. И. Ремпель, Н. Н. Померанцев, В. К. Клейн), геологов-четвер- тичников, занимавшихся палеолитом (Г. Ф. Мирчинк, И. А. Лепи- каш), этнографов и антропологов, писавших иногда и археологи- ческие работы (П. Ф. Преображенский, Б. Н. Вишневский, Г. В. Ксе- нофонтов), тех, кто стал археологами уже после возвращения из концлагеря (Г. А. Авраменко, А. Н. Липский, У. Э. Эрдниев, К. Д. Ла- ушкин, П. А. Дитлер, С. Н. Юренев). Можно назвать ряд археоло- гов, побывавших в заключении, но сравнительно быстро выпу- щенных. Это В. Д. Блаватский, Б. Е. Деген-Ковалевский, С. Н. За- мятнин, А. А. Иессен, А. П. Круглов, Б. В. Лунин, А. А. Марущенко, П. Д. Степанов., Б. Б. Пиотровский, Г. В. Подгаецкий, В. И. Рав- доникас. Когда они возвращались домой, окружающие говорили что они «отделались легким испугом», но травма в душе остава- лась на всю жизнь.
Первым бросивший камень За последние десятилетия появилось значительное число книг и статей, посвященных жизни и деятельности великого русского биолога Николая Ивановича Вавилова. Рассказано о его путеше- ствиях по Азии, Африке и Америке. Проанализированы его идеи и гипотезы. Пролит некоторый свет и на историю его трагиче- ской гибели. По понятным причинам этот этап биографии уче- ного прояснен в наименьшей степени. Вот почему стоит, может быть, поговорить об одном эпизоде. Большинство биографов сосредоточило свое внимание на по- единке Вавилова и Лысенко во второй половине тридцатых го- дов. Но автор книги о Вавилове в серии «Жизнь замечательных людей* (1968, с. 274—277) С. Е. Резник сумел заметить событие более раннее. В 1932 году в Ленинграде вышла брошюра Г. В. Григорьева «К вопросу о центрах происхождения культур- ных растений», где утверждалось, что с позиций общественных наук теория Н. И. Вавилова методологически порочна. Именно с этого момента, по мнению С. Е. Резника, положе- ние Вавилова, начало ухудшаться. С 1933 года прекратились его поездки с экспедициями за рубеж, с 1935 — он перестал быть членом ВЦИК и тогда же потерял пост президента Академии сельскохозяйственных наук. Сделав интересное наблюдение, Резник впал далее в ошибку. Он пишет, что никто из его информаторов слыхом не слыхал ни о каком Г. В. Григорьеве. Значит, это псевдоним. Брошюра издана в серии «Известия Государственной акаде- мии истории материальной культуры» (т. XIII, вып. 9), из чего следует, что о Григорьеве надо было узнавать у сотрудников это- го учреждения, или — вернее — учреждений, сложившихся на его базе, а вовсе не у биологов. Академия истории материальной культуры в 1937 году была превращена в Институт истории ма- териальной культуры Академии наук СССР. Там еще недавно ра-
Первым бросивший камень 219 ботали люди, хорошо помнившие Георгия Васильевича Гоигооь- ева (1898—1941). н н Кандидат исторических наук, младший научный сотрудник ИИМК был достаточно известным специалистом по археологии Средней Азии. Два тома библиографического справочника «Советская архео- логическая литература», охватывающих публикации 1918—1940 (М.; Л., 1965) и 1941—1957 годов (М.; Л., 1959), фиксируют 14 пе- чатных работ Григорьева. Они четко распадаются на две груп- пы. В первую — входят две брошюры в серии «Известий ГА- ИМК» 1931 и 1932 годов, во вторую — 9 статей и брошюр, поя- вившихся в 1935—1941 годах, и три статьи, изданные посмертно. Пять публикаций, наиболее солидных, вышли в 1940 году. Нака- нуне войны Григорьев был на взлете. Как раз в тот день, когда началась блокада Ленинграда, — 8 сентября 1941 года, — он за- щитил кандидатскую диссертацию. Если бы он остался жив, он, вероятно, занял бы одно из центральных мест среди исследова- телей среднеазиатских древностей. Но судьба сулила иное. Основные труды Г. В. Григорьева связаны с экспедиционны- ми материалами. С 1934 года он вел разведки в районе Самар- канда, обнаружил ряд интересных археологических памятников и на некоторых из них в 1934—1940 годах заложил раскопы. Главными объектами стали городища Каунчи-тепе (II век до н. э. — I век н. э.) и Тали-барзу (II век до н. э. — VII век н. э.). До Гри- горьева никто таких ранних домусульманских поселений в Сред- ней Азии не изучал. Правда, в датировке их он ошибся, чересчур удревнил их возраст (относя Каунчи-тепе к концу II — началу I тысячелетия до н. э.), но сравнительного материала тогда еще не было. Даже критиковавший хронологические выкладки предшественника С. П. Толстов писал о нем с уважением как о «пионере в исследовании домусульманских памятников Сред- ней Азии»1. Результаты раскопок Тали-барзу рассмотрены в диссертации Григорьева и нескольких статьях отчетного характера. Есть у него заметки и на другие темы — о зороастрийском костехранилище у кишлака Фрикент, о находке мустьерского остроконечника в Са- марканде, о серебряном блюде сасанидского типа из Ферганы. Все это вполне доброкачественные археологические публика- ции — описание раскопок, анализ стратиграфии, типология ке- рамики... Ряд работ сопровождается приложениями сообще- 1 Толстов С. П. К вопросу о датировке культуры Каунчи // ВДИ. 1946. С. 173, 174.
220 ниями об остатках фауны из раскопок, составленными крупным палеонтологом В. И. Громовой. Эти первые исследования о до- машних животных, разводившихся в Средней Азии в древние времена, — бесспорная заслуга главы экспедиции Г. В. Григорь- ева, свидетельство его интереса к биологическим аспектам архео- логии. Менее приятно обилие ссылок на Н. Я. Марра, И. И. Ме- щанинова и яфетическую теорию, равно как и малоотносящихся к делу цитат из «классиков марксизма», но все это можно расце- нить — лишь как печать эпохи. В целом двенадцать чисто археологических статей Григорье- ва производят хорошее впечатление, и в этом нет ничего удиви- тельного. Г. В. Григорьев вовсе не случайный человек в науке, тем более не бандит с большой дороги, как он выглядит у С. Е. Резника, а питомец прославленной петербургской востоко- ведческой школы, профессионально подготовленный ученый. Иное чувство возникает при чтении брошюр 1931 и 1932 го- дов. Это типичная продукция ГАИМКа тех лет. Фактов нет или ничтожно мало. Все забивает социологическая фразеология. В самом раннем своем опусе — «Архаические черты в производ- стве керамики горных таджиков» («Известия ГАИМК». Т. 10. Вып. 10. 1931) — автор опирался не на собственные новые мате- риалы, а в сущности на единственную чужую статью. Этнограф Е. М. Пещерова непосредственно на месте изучала, как изготов- ляют глиняную посуду в Таджикистане. Григорьев воспользо- вался ее наблюдениями, чтобы увязать их с марровскими пред- ставлениями об истории культуры. Сейчас это сочинение абсо- лютно никому не нужно. Вторая брошюра содержит разбор идей Н. И. Вавилова. Текст невелик — 24 страницы. Вначале краткое предисловие анонимного редактора, отметившего, что для «выдающегося уче- ного» Н. И. Вавилова, как показал Г. В. Григорьев, характерно «некритическое использование буржуазных учений», «повторе- ние реакционных положений буржуазной лингвистики». Далее следует текст самого Григорьева. Он прочел четыре статьи Вавилова 1924—1927 годов («Центры происхождения культурных растений», «Мировые центры сортовых богатств (ге- нов) культурных растений», «Географические закономерности в распространении культурных растений», «О восточных центрах происхождения культурных растений») и его книгу «Земледель- ческий Афганистан», выпущенную в 1929 году совместно с Д. Д. Букиничем. Приводится много цитат. С. Е. Резник писал, что взгляды Вавилова изложены не точно, со множеством пере- дергиваний. Мне это не показалось, но дело не в том. Все равно
Первым бросивший камень 221 общее впечатление от критики Г. В. Григорьева в наши дни — отталкивающее, самое мрачное. Возразить по существу своему противнику ему в большинстве случаев нечего, и спор ведется по принципу: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Выделив ряд об- ластей, где и сейчас встречаются прямые предки культурных растений, Вавилов говорил, что в остальные районы они были занесены человеком в результате заимствований и расселения древних племен. Опровергнуть это, доказав, что предковые фор- мы злаков представлены повсеместно и одомашнены тоже повсе- местно и к тому же одновременно, при всем желании нельзя. Но тезис о распространении того или иного явления культуры из одного региона в соседние входил в противоречие с догмами, утвердившимися в ГАИМКе к началу тридцатых годов. Соглаша- ясь с Вавиловым, надо было бы признавать большую роль мигра- ций в истории человечества, а эта идея тесно связана с индоевро- пейской лингвистикой — главным врагом создателя «нового уче- ния о языке* президента ГАИМКа Н. Я. Марра. Чтобы опоро- чить своих оппонентов, в ГАИМКе уверяли будто миграционизм всегда ведет к расизму, хотя в действительности большинство лингвистов и археологов, учитывавших возможность древних переселений, расистами не было. Из догм ГАИМКа, минуя всю сумму фактов, неизбежно происте- кают основные выводы Григорьева: «Сущность ошибок Н. И. Вави- лова в том, что он разделяет точку зрения индоевропеистского языкознания... Реакционная шовинистическая западноевро- пейская лингвистическая теория производит индо-германцев от какого-то индо-германского пранарода, индо-германской расы» (с. И). «Н. И. Вавилов следует индоевропеистической «теории» миграций, насквозь лживой и шовинистической» (с. 16). «Остается пожалеть, что весьма популярный в СССР академик, чрезвычайно полезный в сфере своих собственных ботанических исследований, став на индо-германскую мигра- ционистскую точку зрения, объективно поддерживает реакци- онную школу в социологии, как отечественную, так и загра- ничную» (с. 21). Этих тяжких прегрешений не было бы, если бы Вавилов немного подучился у великого теоретика Н. Я. Мар- ра и овладел марксизмом. А так Вавилов оказался ничем не лучше прочих буржуазных специалистов, которые, как прави- ло, «или вовсе не пользуются диалектико-материалистическим методом в своих исследованиях или сдают свои позиции перед лицом буржуазной науки, относясь к ней недостаточно крити- чески» (с. 22).
222________________________________________________________ Этим содержание брошюры и исчерпывается. Никаких своих идей о центрах происхождения культурных растений или о воз- никновении земледелия у Григорьева не было. Каждому непре- дубежденному читателю ясно, что это сочинение несерьезно, не- научно. Не забудем, однако, когда оно появилось. В 1932 году высказанные в печати обвинения звучали очень грозно. Как же надо понимать соотношение раннего и позднего твор- чества Г. В. Григорьева? Первое, что приходит в голову: юноши часто бывают задиристы, склонны к критиканству и, не имея хо- роших руководителей и опыта собственной работы, порою начи- нают свой путь с публицистически броских, но пустопорожних выступлений. Потом умнеют, видят свои промахи и создают не- что действительно оригинальное и нужное. В данном случае та- кое объяснение не годится. В 1932 году Григорьев отнюдь не мальчишка, ему тридцать четыре года, и подготовка у него весь- ма солидная. Разгадку надо искать не в личности автора, а в ситуации, сло- жившейся в ГАИМК и в советской археологии в целом на грани двадцатых и тридцатых годов. Новые руководители академии подталкивали молодежь к нападкам на учителей, коллег, товари- щей. Особенно отличились в этом А. Н. Бернштам, П. И. Бори- сковский, Е. Ю. Кричевский. За ними-то и тянулся молодой ориенталист Г. В. Григорьев. Ту же линию проводил и его руко- водитель А. Ю. Якубовский. Так продолжалось пять лет, пока в 1934 году не были опубли- кованы решения партии и правительства о преподавании исто- рии. Социологическая школа М. Н. Покровского была признана антимарксистской. По достоинству оценено фактологическое на- правление. Быковского, Кипарисова и Пригожина в 1936 году расстреляли. Историческая наука в СССР возродилась. Археоло- ги тоже смогли вернуться к нормальной жизни — раскопкам, из- данию материалов полевых исследований. Не сомневаюсь, что Григорьеву это было более по душе, чем выискивание методоло- гических ошибок у этнографов и ботаников. Он приступил к изу- чению среднеазиатских городищ, сделал интересные находки, пытался исторически осмыслить добытые факты. Если бы не война, он, несомненно, достиг бы многого. Но война ворвалась в жизнь. Туберкулезник Григорьев мо- билизован не был, но вместе со многими ленинградцами участ- вовал в возведении укреплений и других оборонительных иы11?ИЯТИЯХ' Осенью 1941 года вместе с двумя сотрудниками ИИМКа — А. М. Беленицким и Е. Ю. Кричевским — Григорьев был занят работой такого рода. В минуту перекура Георгий Ва-
Первым, бросивший камень 223 сильевич произнес неосторожную фразу: «все это бессмысленно, скоро мы все умрем с голоду». Через пару дней он исчез, а Беле- ницкий был вызван в Большой дом. Много лет спустя Александр Маркович рассказывал мне, как он шел по опустевшему городу, с остановившимся транспортом и трупами на улицах. Год назад он был бы полон страха и волнения, а сейчас испытывал чувство глубочайшего равнодушия. Ему тоже казалось, что конец близок, и не все ли равно, каким он будет. Даже мысль о том, что Женя Кричевский в очередной раз настрочил донос на своего товари- ща, не очень трогала. Беленицкому задали ряд вопросов и в частности полюбопыт- ствовали, что это за история с выступлением Григорьева против Вавилова. Видимо, подследственный сослался на свои заслуги в разоблачении врага народа. Больше Григорьева никто не видел. Мне удалось прочесть следственное дело. Оно не велико. Дата ареста — 7 ноября 1941 года. Протоколов допросов всего два: 10 и в ночь с 21 на 22 ноября. Сначала арестованный все отрицал, на втором допросе признал свою вину. Держался достойно, никого не оклеветал. Ему инкриминировали пораженческую и антисовет- скую пропаганду (статья 58—10). Брошюра «К вопросу о центрах происхождения культурных растений» приобщена к делу. 20 и 24 декабря Григорьев отправил начальнику тюрьмы за- писки, умоляя спасти от голодной смерти, получив продуктовые посылки от жены. 27 декабря тюремный врач констатировал «паралич на почве истощения». Вавилов пережил своего критика на несколько месяцев. Тогда же не стало и Кричевского. При эвакуации из Ленинграда он по оплошности раскрыл свой чемо- дан. Содержимое заинтересовало его случайных попутчиков, и хлипкого интеллигентика на полном ходу выкинули из поезда. Минуло более полувека. Труды Вавилова о центрах происхо- ждения культурных растений неоднократно переизданы, пере- ведены за рубежом. Это классика науки. Ведущие археологи В. М. Массон, Н. Я. Мерперт, захлебываясь от восторга, говорят об открытиях великого биолога, заставивших по-новому взгля- нуть на ранние этапы мировой культуры. В «Истории советской археологии» А. Д. Пряхин, ничтоже сумняшеся, пишет об огром- ном влиянии идей Вавилова на работников ГАИМКа. Об этом якобы свидетельствует брошюра Григорьева, где есть и полез- ные критические замечания2. В здании Института истории материальной культуры Россий- ской академии наук на Дворцовой набережной в помещении 2 Пряхин А. Д. История советской археологии. Воронеж, 1986. С. 196, 197.
224 сектора Средней Азии и Кавказа висят портреты покойных чле- нов сектора. Рядом с портретом Кричевского — портрет Гри- горьева: узкое лицо с каким-то растерянным выражением. Поскольку он не был осужден, сослуживцы отнеслись к его памяти наилучшим образом. Георгий Васильевич упоминался среди жертв блокады Ленинграда. Некролог напечатать не ре- шились, но зато в 1946 году издали две его статьи, а в 1948 — еще одну. Что же, теперь все в порядке, жизнь все расставила на свои места? Нет, ни печальная судьба самого Григорьева, ни его доб- росовестные труды по археологии Средней Азии не перечерки- вают то, что он совершил в 1932 году. Он не мог не знать уста- новки тех лет. В 1928 году деятель партпросвещения С. Б. Ингу- лов писал: «Сломать руку, запущенную в советскую казну, — это критика... Затравить, загнать на скотный двор Головановщину и иную культурную Чубаровщину — это тоже критика... Крити- ка должна иметь последствия — аресты, судебные процессы, су- ровые судебные приговоры, физические и моральные расстре- лы... В советской печати критика — не зубоскальство, не зло- радное обывательское хихиканье, а тяжелая шершавая рука класса, которая, опускаясь на спину врага, дробит хребет и кру- шит лопатки»3. Это испытали на себе Вавилов, сам Ингулов, трое историков древности, о чьих судьбах пойдет речь в сле- дующем очерке, и сотни других. Григорьев не только бросил в Вавилова первый камень, но и нашел беспроигрышный прием в борьбе, несчетное число раз использованный затем Лысенко и его камарильей: не занимаясь разбором фактов и опровержени- ем построений противника, назойливо повторять: все это чуж- до нашей идеологии. Каждый человек имеет право на свое мнение, и молодой ар- хеолог Григорьев вполне мог усомниться в положениях автори- тетнейшего биолога Вавилова. Но вот делать вид, что критика прозвучит в безвоздушном пространстве и не будет иметь ника- ких последствий, забывать, к чему ведут в данных условиях вы- двинутые обвинения — такого права ни у Григорьева, ни у кого другого нет. И потому я лично простить покойного коллегу не в силах. Не хочу, чтобы эта история забылась — ведь в ней заклю- чен урок и для нас, грешных. Но кому и зачем нужны были в 1932 году нападки на Вавило- ва г Думается, это связано с возбужденным ГПУ в начале 1933 го- 3 Ингулов С. Б. Критика не отрицающая, а утверждающая И Красная новь. 1928. № 19. С. 2.
Первым, бросивший камень 225 да делом, о котором рассказано в мемуарах Р. В. Иванова-Разумни- ка. Явный провал коллективизации надо было списать на вреди- тельство. Вредителей же искали в среде эсеров, агрономов, селек- ционеров. Среди последних называли и близких сотрудников Ва- вилова В. Е. Писарева, В. Б. Таланова, Н. А. Максимова и другие4. И все же осталось неясным одно существеннейшее обстоя- тельство. Мы не знаем, по своей ли инициативе действовал Гри- горьев или ему кто-то подсказал, что «надо» выступить против Вавилова и сказать то-то и то-то. Есть же у брошюры анонимный редактор (С. Н. Быковский?). В таком случае С. Е. Резник не слиш- ком ошибся: Г. В. Григорьев, конечно, не псевдоним, но лишь подставное лицо; пешка в большой игре. Любопытно, что шайка, травившая Вавилова, и в дальнейшем пользовалась консультациями каких-то людей из нашего мира. В 1939 году, за год до ареста, Николай Иванович как директор Всесоюзного института растениеводства отчитывался перед пре- зидиумом Академии сельскохозяйственных наук. Ее вице-прези- дент селекционер П. П. Лукьяненко ни к селу ни к городу пытал его: «Вы считаете, что центр происхождения человека где-то там, а мы находимся на периферии... Получается, что человек про- изошел в одном месте. Я не верю, чтобы в одном»5. Все те же те- мы: автохтонность и миграции, центр возникновения и расселе- ния или повсеместное развитие. 4 Иванов-Разумник Р. В. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки. М., 2000. С. 487. рсср 5 Сойфер В. Н. Власть и наука. История разгрома генетик М., 1993. С. 312. 15 - 6382
Следственное дело трех профессоров- историков 1935 года В 1935 г. в Москве были арестованы три профессора-историка А. С. Башкиров, И. Н. Бороздин и А. А. Захаров. После допро- сов, очных ставок, вызова свидетелей они были осуждены на три года высылки в Казахстан. В 1940-х гг. Башкиров и Бороздин вернулись к преподаванию. Судьба Захарова для большинства его коллег осталась неясной. В некрологах Бороздина и Башки- рова о их тяжелых испытаниях не говорилось ни слова. 65 лет спустя, почти одновременно, появились публикации, затрагивающие их следственное дело. Вдова Бороздина написа- ла книгу о нем. В соответствующей главе использованы как доку- менты следствия, так и рассказы своего мужа1. Преподаватели исторического факультета МГУ А. Ю. Ватлин (опубликовавший уже ряд статей о репрессиях 1930-х гг.) и археолог А. Р. Канторо- вич, ознакомившись с документами дела трех историков 1935 г., напечатали статью о нем в журнале «Российская археология»2. А. Р. Канторович любезно показал мне копии и выписки из неко- торых документов, не использованных в статье. Выводы трех авторов не во всем совпадают. Отдельные мо- менты, представляющиеся мне важными, ими не рассмотрены. Вот почему я хочу предложить вниманию читателей свой взгляд на одну из многих трагедий 1930-х гг. Это оправдано и тем, что сведений о Башкирове и Захарове в печати очень мало, а в свое время они играли заметную роль в жизни нашей науки. 1 Бороздина П. А. «Думой века измерил» И Жизнь и судьба профессора Ильи Николаевича Бороздина. Воронеж, 2000. С. 104—121. 2 Ватлин А. Ю., Канторович А. Р. Из истории отечественной археоло- гической науки (Несостоявшийся судебный процесс 1935 года) // РА 2001. №3. С. 124—132; Госархив Российской Федерации. Ф. 10035. On. 1. МП 21128.
__________Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 227 Картина, нарисованная в книге П. А. Бороздиной такова. Илья Николаевич (1883—1959) — потомок старой дворянской се- мьи — окончил Историко-филологический факультет Московско- го университета в 1907 г. В 1903 г. вышла первая публикация студента и тогда же он посетил Грецию и Италию. Позже он по- бывал на археологическом конгрессе в Риме, в Турции, Герма- нии, Франции, Швейцарии и Швеции. Бороздин быстро выдвинулся. В 1915 г. вышло его учебное пособие «Древний мир. Восток* в соавторстве с классиком рус- ского востоковедения Б. А. Тураевым, а в 1918 — аналогичное издание — «Древний мир на Юге России» в соавторстве с Б. В. Фар- маковским. Бороздин был секретарем Московского археологиче- ского общества и помогал П. С. Уваровой готовить публикацию справочника к 50-летию МАО. Круг знакомств молодого ученого уже до революции был очень широк. Он хорошо знал А. Блока, В. Брюсова, А. Белого, С. Есенина, встречался с Г. В. Плехановым, М. Н. Покровским, А. М. Горьким. К моменту революции Бороздину 35 лет. Он часто выступал в печати, но проявил себя скорее как журналист (сотрудничал в «Вестнике Европы», в «Весах»), чем как профессиональный уче- ный. В сущности нельзя сказать, специалистом в какой области он был. Он писал и о Древнем мире, и о Французской револю- ции, и о Турецком вопросе, и о славянстве. После Октября Бороздин не эмигрировал, хотя Уварова при- глашала его в Югославию, обещая кафедру в университете, а стал активно сотрудничать с новой властью. При этом речь шла не просто о преподавании ради куска хлеба, об отдельных публика- циях в научных изданиях и широкой прессе, а о явной ангажи- рованности, об участии в ряде ответственных политических предприятий. Сразу после установления советской власти Бороздин работал в кремлевских учреждениях и стал профессором Военно-хозяйст- венной академии Рабоче-крестьянской красной армии. В 1921 г. он участвовал в создании Ассоциации востоковедов при Народ- ном комиссариате по делам национальностей, возглавляемом Сталиным. Позже служил он и в Госплане, в 1930 г. был одним из организаторов ВОКСа — общества культурных связей с загра- ницей, находившегося под контролем НКВД, занимался такими вопросами, как перевод цыган на оседлость, перевод тюрскской письменности с арабского алфавита на латинский и т. д. Бороз- дину была поручена статья «Внешняя политика СССР» в «Боль- шой советской энциклопедии». 15*
228 За 1918—1935 гг. у Бороздина вышло около 150 публикаций. Снова мы вынуждены сказать, что и в зрелые годы он не стал специа- листом в какой-то определенной области, а писал популярные очер- ки о самых разных эпохах и территориях. Все же наметился преоб- ладающий интерес к прошлому национальных окраин СССР. В ор- гане Ассоциации востоковедов — журнале «Новый Восток», выхо- дившем в 1921—1929 гг., Бороздин был заместителем редактора и напечатал десятки статей, заметок и рецензий. В 1920-е годы на заработную плату в одном учреждении про- жить было невозможно. Всюду ощущался недостаток квалифици- рованных кадров. Разрешалось и процветало совместительство. И Бороздин служил во многих местах: РАНИОН, Музее культур народов Востока и т. д. Проявил он себя и как экспедиционный работник: в 1924 г. вместе с А. С. Башкировым ездил в Крым, осматривал Гераклей- ский полуостров, в 1925 — изучал Старый Крым (Эски-крым, Солхат) и побывал в Ингушетии, а в 1928 г., вел раскопки в Ка- занском кремле. Некоторые наблюдения, сделанные в поле, ин- тересны, но объем земляных работ всюду был невелик, и в про- фессионального археолога Бороздин так и не вырос. Как популяризатор Бороздин для своего времени аделал много полезного. В заслугу ему надо поставить усилия, направленные на спасение памятников московского Кремля после его штурма боль- шевиками, заступничество за арестованного в 1924 г. А. В. Шмидта. Сотрудничество Бороздина с новыми хозяевами страны было достаточно тесным. Он писал хвалебные статьи о большевиках В. М. Фриче, М. П. Павловиче, Н. Я. Марре, ратовал за классовый подход к явлениям далекого прошлого, за предпочтение социоло- гического анализа каким-либо другим, печатался в оставившем мрачную память журнале «Социалистическая наука и техника». Окружающие это понимали. Д. М. Петрушевский возмущался в письме к С. Б. Веселовскому в 1924 г. поведением Бороздина. Он помог напечатать в Госиздате плохую книгу В. И. Авдиева «Древ- неегипетская реформация», отвергнутую РАНИОН, и даже снаб- дил ее своим предисловием. Эмигрант М. И. Ростовцев писал в 1927 г. А. М. Тальгрену о Бороздине, что у него «просить о каких бы то ни было услугах я не хочу», хотя в 1913 г. тот представлял труды Ростовцева на получение золотой медали МАО, а в библио- теке Бороздина сохранились дореволюционные публикации Рос- товцева с дарственными надписями автора3. 8 Переписка С. Б. Веселовского с отечественными историками. М., 2001. С. 415, 416; Скифский роман. М., 1997. С. 511.
__________Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 229 В 1928 г. был торжественно отмечен юбилей Бороздина — 45-летие и 25-летие научной деятельности. Вскоре же положение его заметно ухудшилось. П. А. Бороздина в своей книге о муже обходит этот момент, утверждая, что до ареста в 1935 г. к Илье Николаевичу не предъ- являлось никаких политических претензий. Между тем выпу- щенный в 1931 г. под редакцией Бороздина сборник «Художест- венная культура Востока» подвергся резкой критике в печати. Говорилось, что писать о своеобразной культуре тюрок с одной стороны и иранцев с другой — это пропаганда расизма4. Велось за профессором и секретное наблюдение. Один из сексотов сооб- щал, что Бороздин ратовал в духе Милюкова за приобретение СССР Боспора и Дарданелл, и этот донос приложен к следствен- ному делу 1935 г. Ассоциация востоковедов и журнал «Новый Восток» были за- крыты, РАНИОН разогнали. По «Академическому делу» 1931 г. и «Делу славистов» 1934 г. репрессировали многих коллег Бороз- дина. Видимо, с этим связано то, что в 1931—1935 гг. он высту- пал в печати не как ученый-историк, а как литературный кри- тик. Сегодня многое удивляет и здесь: высокая оценка сочине- ний П. А. Павленко, редактирование альманаха туркменских литераторов «Лучезарные зори». К началу 1935 г. Бороздин — член Союза советских писателей и заведующий кафедрой в Московском педагогическом институ- те им. А. С. Бубнова. Преподавание истории восстанавливалось и старые кадры понадобились. Бороздина командировали в Туркмению возрождать науку. Но тут последовали арест и высылка. Бороздин начал препода- вать в Алма-атинском пединституте. В ноябре 1937 г. он был вновь арестован и отправлен в концлагерь на 10 лет. Пробыв там 5 лет, получил место в Ашхабадском пединституте и даже высту- пал как лектор ЦК в разных городах Туркмении. В 1949 г. ему разрешили перевестись в Воронежский университет, где он ра- ботал до смерти, около 10 лет. И в эти годы он много писал, опять на самые разные темы. Он занялся историографией, взялся за мемуарные очерки, вошел во Всесоюзный славянский комитет, приглашал в Воронеж за- местителя председателя этого комитета некоего полковника и таких официальных историков, как М. А. Алпатов. 4 Якубовский А. Ю. Против расовой теории в востоковедении // Про- блемы истории материальной культуры. 1933. № 3—4. С. 72 77.
230 Заглавия публикаций Бороздина 1947—1952 гг. вполне в духе времени: «Неправильное освещение русско-болгарских связей». «История в кривом зеркале», рецензия на книгу М. А. Алпатова «Реакционная историография на службе поджигателей войны». Возобновились связи Бороздина и с писательской средой, в частности дружил он с Г. И. Серебряковой и Н. И. Кочиным. Жизнь Бороздина, несомненно, была исковеркана, но из 76 лет он полностью потерял семь, и ему позволили вернуться к работе. Как педагог для провинциального Воронежа он был очень це- нен. Там о нем помнят, напечатали его библиографию (1959), биографический очерк, даже каталог книг с автографами из его библиотеки. В чем же причина репрессий, выпавших на долю человека, вроде бы усердно служившего советской власти? Своей жене он говорил, что стал жертвой двух оклеветавших его учеников: А. С. Башкирова и В. Н. Чепелева. С Башкировым он порвал полностью. Встретив его через десять лет после ареста на Всесо- юзном археологическом совещании 1945 г., не подал ему руки (сообщение П. А. Бороздиной в письме ко мне от 15 февраля 2001 г.). В каталоге бороздинских книг с автографами нет публи- каций Башкирова, хотя в 1920-х гг. он их, конечно, дарил. Третье- го профессора, арестованного в 1935 г. вместе с ним, — А. А. За- харова — Бороздин характеризовал жене весьма пренебрежи- тельно: оторван от жизни, нервен, вспыльчив, преподавал, но был косноязычен, говорил всякие глупости. Например, следова- телю заявил, что лучшим государственным строем был строй древней Греции5. П. А. Бороздина, ставшая женой Ильи Николаевича лишь в Ашхабаде, не знала ни Захарова, ни Башкирова, ни Чепелева, познакомилась со следственным делом лишь 1937, а не 1935 г., поверила сказанному мужем и закрепила это в печати. Попробу- ем взглянуть на трагические события несколько иначе. Алексей Степанович Башкиров (1885—1963) отнюдь не уче- ник Бороздина, а его сверстник6. Окончил Московский универ- ситет и служил в Археологическом институте в Константинопо- 5 Бороздина П. А. «Думой века измерил». С. 109. 6 Очерк деятельности Башкирова дан по некрологу (Пятышева Н. В. А. С. Башкиров // СА. 1963. № 3. С. 316, 317) и по его публикациям, уч- тенным в библиографических справочниках «Советская археологиче- ская литература» (1918—1940. М.; А., 1965; 1941—1957; М.; Л., 1959; 1958—1962; Л., 1969; 1963—1967; Л., 1975). См. также: Войтов В. Е. Ма- териалы по истории Государственного музея Востока. М., 2003. С. 438.
__________Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 231 ле, раскапывал Студийский монастрырь, побывал в Греции, Ита- лии, Франции, Англии и скандинавских странах. Специализация его определилась сразу — античная культура, и работе в этой об- ласти знания он остался верен до конца дней. В годы послереволюционной разрухи Башкиров в 1919— 1923 гг. жил в Самаре, где был директором музея и преподавал в университете. С 1923 г. Башкиров уже в Москве. Он заведовал отделом ви- зантийских древностей в Историческом музее, преподавал в Мо- сковском университете, работал в РАНИОН, в Музее культур Востока. Сперва занимался только античностью: в 1924 г. вместе с Бороздиным обследовал Гераклейский полуостров, в 1926— 1927 гг. вел разведки и небольшие раскопки на Тамани. Но изучение античности в СССР отнюдь не поощрялось. Большевики помнили, какое значение этому придавалось в ста- рой России, и старались прервать эту традицию. Средства на рас- копки античных памятников не выделяли. Между тем кое-какие средства были в национальных республиках, и ряд антиковедов попробовал переквалифицироваться. Б. Н. Граков обратился к Казахстану, Бороздин — к средневековому Крыму, Туркмении, Тем же путем вынужден был пойти и Башкиров. Объектами его исследований в 1920-х гг. стали средневековые древности, пре- имущественно памятники искусства, в Крыму (1925, 1926), Абха- зии (1925), Дагестане (1923—1928), в Татарии (1925). Бороздин ограничивался краткими осмотрами объектов и не- большими информациями в журналах. Башкиров работал в поле больше и напечатал не только около 40 статей, но и две книги — о булгаро-татарских древностях на Волге и о резных камнях XI—XIV вв. в Дагестане7. Сотрудничество Бороздина и Башкирова было достаточно тесным. Они вместе ездили в Крым, оба работали в Музее культур Востока, печатали совместные статьи. В сборнике «Ху- дожественная культура Востока» помещен большой очерк Баш- кирова. В «Трудах археологической секции РАНИОН» печата- лись хроники ее деятельности. Судя по этой хронике, при по- ездках в Крым и в Казань Башкиров и Бороздин были равно- правными партнерами. Думается, что в Казань Бороздина пригласил именно Башкиров. Он был уроженцем Татарии и начал изучение ее памятников в начале 1920-х гг., еще в пери- од жизни в Самаре. 7 Башкиров А. С. Памятники булгаро-татарской культуры на Волге. Казань, 1925; Он же. Искусство Дагестана. Резные камни. М., 1931.
232 Годы «Великого перелома» резко ухудшили положение Баш- кирова. Из университета и Исторического музея его уволили. РАНИОН был закрыт. Началась кампания травли старых уче- ных в печати. В хронике «Сообщений ГАИМК» отмечено, что 19 марта 1931 г. по докладу Башкирова на секции социально-эконо- мических формаций Института народов Советского Востока бы- ла принята резолюция: «Доклад т. Башкирова совершенно несо- стоятелен с точки зрения методологической, страдает некрити- ческим отношением к источникам и представляет собой чисто описательную механическую компиляцию, не дающую раскры- тия классовой природы и феодальных отношений Поволжья»8. В 1932 г. в тех же «Сообщениях» появилась написанная в пам- флетном стиле статья «Олень с тоской во взоре и меланхоличе- ская свинья» о книге Башкирова про резные камни Дагестана. Под статьей стоит подпись К. В. Тревер. Знавшим ее как очень тонную пресную петербургскую даму, ученицу М. И. Ростовцева, Ф. Ф. Зелинского, Б. В. Фармаковского, В. В. Бартольда, С. Ф. Оль- денбурга, бывавшую в Греции и Италии, читавшим ее публика- ции, чисто фактологические, написанные в совершенно ином — академическом — стиле, нельзя не удивиться тону этой давней полемической статьи. Объяснения два: В ГАИМК шла «чистка». Ученые старой школы оказались под ударом. Кое-кому хотелось показать, что они «перестроились», пишут теперь в новой совет- ской манере. В эти годы Тревер была близка с И. А. Орбели, а он зарекомендовал себя способным на многое в истории с травлей С. А. Жебелева, чуть ли не инспирировал ее. Старые сотрудники ГАИМК говорили мне, что интересующая нас статья написана в действительности им, а вовсе не Тревер. Замечу, что тогда Орбе- ли ездил в Дагестан в аул Кубачи, чтобы посмотреть и вывезти в Эрмитаж те самые надгробия с гравировками, на которые обра- тил внимание Башкиров9. Так или иначе в «Сообщениях ГАИМК» говорилось не только о реальных ошибках в книге Башкирова (ведь востоковедом он не был), не только о неудачных стилистических выражениях (вроде вынесенных в заголовок статьи), но и о вещах, куда более серьезных. Башкиров — типичный представитель РАНИОН, а там неверно понимали марксизм. Он «чистейшей воды форма- лист», не порвавший со своей «классической школой», пишущий в духе Ростовцева, Фармаковского, П. С. Уваровой и А. А. Боб- ринского, одним словом, чуждый советской науке человек. Отсю- 8 Сообщения ГАИМК. 1931. № 7. С. 37. 9 Пиотровский Б. Б. История Эрмитажа. М., 2000. С. 93, 507.
Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 233 да вполне ясный вывод: «не пора ли подумать о целесообразно- сти дальнейшего развития системы лихих выездов Башкирова в самые разнообразные районы СССР?» Иначе говоря: не пора ли его убрать?10 Через год последовал новый удар. Комиссия Коммунистиче- ской академии, проверявшая работу секции археологии Государ- ственной академии искусствознания (куда перевели археологов из РАНИОН) признала эту работу неудовлетворительной и, в ча- стности, отметила в резолюции, что здесь укрылись всякие «баш- кировы и гриневичи»11. Еще через год в «Проблемах истории ма- териальной культуры» (издание ГАИМК) вышла упоминавшаяся выше рецензия А. Ю. Якубовского на сборник «Художественная культура Востока». Критиковались за дилетантизм, антимарксизм и проповедь расизма все авторы сборника, и всем им вскоре при- шлось худо. Б. Н. Засыпкина арестовали по «Делу славистов» в 1934 г. Прервались публикации Н. М. Дульского и В. М. Зуммера, первого на долгие годы, второго навсегда. Бороздин осуждался за вредные исходные установки. О Башкирове со ссылкой на статью Тревер Якубовский говорил как о человеке несерьезном, пишу- щем о чем угодно, всегда плохо и в чуждом для советской науки духе12. Напомню, что Якубовский и Орбели тесно сотрудничали в эти годы, создавая Отдел Востока в Эрмитаже. Таким образом, рассказ Бороздина о процессе 1935 г. не то- чен. Угроза шла не со стороны его «учеников» Башкирова и Че- пелева, а со стороны ленинградских востоковедов из Академии истории материальной культуры. Сказывались извечная петер- бургско-московская рознь, борьба за лидерство, за получение средств на исследования от национальных республик. В начале 1930-х гг. в ходе этой борьбы кое-кто не гнушался и обвинений политического плана, граничащих с доносом. Меж тем положение Башкирова было к 1935 г. куда хуже, чем у Бороздина. Потеряв все позиции, он смог найти место лишь в Академии архитектуры, где занимался проблемами антисейсмиз- ма в Древнем мире. За ним, как и за всеми, велось наблюдение сексотов, и кто-то из них сообщал в НКВД о его недозволенных речах: сетует на преследования интеллигенции, на закрытие уч- реждений гуманитарного профиля, на то, что индустриализация тяжким бременем легла на все население страны. 10 Тревер К. В. Олень с тоской во взоре и меланхолическая свинья // Сообщения ГАИМК. 1932. № 1—2. С. 22—37. Цитата со с. 37. 11 Мишулин А. В. К открытию отделения ГАИМК в Москве // Сообще- ния ГАИМК. 1932. № 3—4. С. 73. Якубовский А. Ю. Против расовой теории...
234 15 января 1935 г. Башкирова арестовали. От него добивались признания в участии в конспиративных организациях, направлен- ных на свержение советского строя. Допросы шли ежесуточно, причем по ночам. Неясно, применялись ли физические методы воз- действия, но то, что следователь В. А. Смирнов их порой использо- вал, известно. В 1938 г., при смене Н. И. Ежова Л. П. Берией и «чистке кадров» в НКВД, Смирнов был арестован, судим и расстре- лян. Следствию он признавался в избиениях при допросах13. Изматывающая система «конвейера», а, возможно, и избиения сломили Башкироза. Отрицая существование заговоров, он при- знал, что допускал антисоветские высказывания. Назвал тех уче- ных, с кем чаще всего общался. Среди них были и Бороздин, и Захаров, и десяток других. Внимание следователя привлекли Ю. В. Готье и С. В. Бахрушин, недавно вернувшиеся в Москву после высылки по «Академическому делу», а также В. А. Город- цов. В показаниях по «Академическому делу» он фигурировал в роли «главы военной группы Союза борьбы за возрождение Рос- сии», но арестован не был. К счастью, кроме Бороздина и Заха- рова, никто из названных Башкировым лиц в 1935 г. не подверг- ся репрессиям, хотя, несомненно, надзор за ними усилился. Вслед за Башкировым отрицали существование каких-либо конспиративных организаций и Бороздин и Захаров, не при- знавшие себя виновными даже частично, как Башкиров. Из по- казаний ясно, что московские ученые говорили между собой о необходимости возобновления нормальной работы в области ис- тории, археологии, искусствоведения в СССР. Предполагалось сделать это под видом изучения истории техники. (Напомню книгу антиковеда Б. Л. Богаевского «Техника первобытно-ком- мунистического общества», вышедшую в 1936 г. под редакцией Н. И. Бухарина). Постановление ЦК ВКПб о возобновлении преподавания ис- тории в школе (1934) вселяло надежды. Захаров мечтал, что вновь откроется кафедра археологии в МГУ, возродится препо- давание древних языков. Через несколько лет все это осуществи- лось, но беседы профессоров были расценены следователем как вредительские. Ведь вели их люди из «бывших», уже отстранен- ные от активной работы, притом не в официальной обстановке, под контролем, а где-то в гостях, в «Доме ученых» и т. д. Таких людей надо было убрать со сцены, и среди научных работников, ls Ватлин А. Ю. «Союз польских патриотов» (польские студенты в Буто- ве) И Бутовский полигон. 1937—1938. М., 1999. С. 29; Дель О. «Гитлерюр- генд» и другие фальсификации НКВД // Там же. С. 35.
Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 235 заявлявших о своей преданности марксизму и рассчитывавших на получение мест в организуемых заново исторических учреж- дениях, нашлось достаточное число лиц, готовых дать властям показания, направленные против старых профессоров. Бороздин попал за решетку через месяц после Башкирова, ко- гда контуры обвинения были уже очерчены. Его заверили, что Башкиров признал все. Бороздин добился очной ставки, и поведе- ние коллеги ему не понравилось. Бороздин был, видимо, посиль- нее и покрепче Башкирова. Такому числу допросов, как тот, он, судя по документам, не подвергался (следователю это было уже не нужно). При позднейших разговорах с женой не мог он не думать и о том что в 1937 г. вместе с Захаровым был вновь репрессиро- ван, а Башкиров — нет. Отсюда и вывод о предательстве. Владимир Николаевич Чепелев (1906—1942) в 1925—1929 гг. учился в МГУ на отделении теории и истории искусства. Его од- нокашник и друг Л. И. Ремпель характеризовал Чепелева как студента, боровшегося со старой профессурой, человека, весьма бесцеремонного. Он был учеником не Бороздина, а Б. П. Дени- ке, но ездил в экспедиции Башкирова на Тамань и Бороздина в Солхат. С 1928 г. Чепелев в Музее культур Востока. В 1930 г. при- нял заведование отделом советского Востока от уволенного Б. Н. Засыпкина. В начале 1930-х гг. Чепелев участвовал в рас- копках экспедиции ГАИМК в Эски-Кермене, т. е. перешел из ла- геря московских археологов в ленинградский. В конце 1930-х гг. выпустил брошюры об искусстве советского Азербайджана, Узбе- кистана и Туркмении (здесь он мог вновь соприкоснуться с Бо- роздиным). В 1941 г. вышла книга Чепелева «Об античной ста- дии в истории искусства народов СССР», написанная в марров- ском стадиальном духе. В дни Отечественной войны Чепелев преподавал в Среднеазиатском университете, защитил там дис- сертацию по своей книге (оппоненты А Ю. Якубовский и С. П. Тол- стов), но вскоре умер14. Чепелев был вызван как свидетель по делу трех профессоров и, как говорил Бороздин жене, дал заключение о сборнике «Ху- 14 Ремпель А. И. Мои современники. Ташкент, 1992. С. 44; Горшени- на С. М. Галина Пугаченкова. Ташкент, 2000. С. 108; Башкиров А. С. Ар- хеологическое обследование Таманского полуострова летом 192 г. / ТСА РАНИОН. 1928. Вып. III. С. 74; Войтов В. Е. Из истории аРхе^°™^ ческих экспедиций Музея восточных культур в Старом Термезе 1928 гг. М., 2001. С. 65. Войтов В. Е. Материалы по истории Государствен- ного музея Востока. М„ 2003. С. 475. В. Е. Войтов любезно предоставил мне копию личного дела В. Н. Чепелева из архива Музея Востока.
236 дожественная культура Востока*. Особого заключения Чепелева в следственном деле нет, но там хранятся рецензии К. В. Тревер и А. Ю. Якубовского из изданий ГАИМК. Следователь Смирнов имел низшее образование и не мог, ко- нечно, разобраться в вопросах, связанных с археологией, восто- коведением, искусствознанием. Кто-то должен был ему подска- зывать, что в этой сфере официально одобряется, а что осуждает- ся. В частности, рассуждения о вредоносности типологического метода Городцова мог написать лишь профессионал. Может быть, консультантом следователя стал Чепелев. Но мог быть им и кто- то другой, даже из Ленинграда. Мы мало знаем о таких консуль- тантах. М. Н. Покровский курировал «Академическое дело». При разгроме Русского музея в 1934 г. консультантами НКВД были М. Г. Худяков и Л. П. Потапов (первого расстреляли в 1936 г., второй умер в 2000 г. в почете). Консультантами при следствии над А. К. Тахтаем в 1949 г. вынуждены были стать П. Н. Шульц и О. И. Домбровский. Грустно читать их заключение, но оно все же не столь страшно, как то, что писалось в 1930-х гг.15 Трудно сказать, каким был во время следствия 1935 г. Чепе- лев: запуганным двадцатипятилетним юнцом, убежденным ком- сомольцем или просто беспринципным человеком. Так или ина- че ставить его на одну доску с Башкировым нельзя. Башкиров — жертва, Чепелев — пособник палачей. Судьба Башкирова в 1935—1945 гг. мне не известна. Выслали его в Казахстан, но не в Алма-Ату, как Бороздина и Захарова, а куда-то еще, что избавило его в 1937 г. от привлечения к новому процессу. Вернулся к активной работе Башкиров в послевоен- ные годы. В 1945—1948 гг. в «Ученых записках Ярославского пе- дагогического института» была напечатана по частям его напи- санная до ареста работа об антисейсмизме в древней архитекту- ре. В 1945 г. он смог защитить ее как докторскую диссертацию на ученом совете Истфака МГУ. Помогли В. А. Городцов, Б. Н. Гра- ков, В. Д. Блаватский, А. В. Арциховский16. В некрологе Башкирова, написанном Н. В. Пятышевой, гово- рится, что в 1945—1962 гг. он заведовал кафедрой всеобщей ис- тории Ярославского пединститута (в следственном деле назван Калининский пединститут). Но жил Башкиров в Москве и пре- подавал также в Московском пединституте им. В. П. Потемкина, 15 Граб В. И., Супруненко О. Б. Археолог Олександр Тахтай. Полтава, 1991. С. 47—53. 16 Арциховский А. В. Хроника ученого совета // Доклады историческо- го факультета МГУ. 1945. Вып. 2. С. 40.
__________Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 237 во всяком случае уже в 1948 г. Бороздин вернулся к активной деятельности в 1943г., Башкиров, может быть, и несколько рань- ше, ведь 1945 год — это год выступления в печати и защиты дис- сертации. А перед войной и во время ее он мог лишь препода- вать, стараясь не обращать на себя внимания. Писал в эти годы Башкиров немного (около 10 публикаций 1945—1967 гг.), только об античности, возобновил раскопки на Таманском полуострове (1947—1949, 1951, 1961, 1962), сосредо- точив силы на исследовании Патрея. В 1955 г. Башкиров был реабилитирован, в 1963 г. умер. В целом пострадал он меньше Захарова и Бороздина. Пожа- луй, он менее яркая фигура, чем они. Но мне кажется неверным расценивать Башкирова как малоодаренного ученого с сомни- тельной репутацией. В отличие от Бороздина у него была четко- очерченная специальность — антиковедение. Раскопки он вел систематически (По словам Н. В. Пятышевой, на его счету 50 экспедиций), политиканством не занимался. Педагог он был хо- роший. А. А. Узянов, занимавшийся в руководимых им школь- ных археологических кружках, и сейчас с удовольствием вспоми- нает его лекции, обильно уснащенные диапозитивами, привезен- ными еще до революции из Греции и Италии. Не похож на Бороздина был и Алексей Алексеевич Захаров. Родился он в 1884 г. в Москве. Окончил Московский универси- тет, но как-то был связан и с Харьковским. Напечатал там не- сколько статей, в частности в сборнике в честь В. П. Бузескула. Как и Башкиров и Бороздин, Захаров бывал в странах Западной Европы. До революции публиковал свои исследования в «Жур- нале Министерства народного просвещения», «Гермесе» и др. В 1916 г. выступил как переводчик большой книги Г. Ферреро «Величие и падение Римской империи». После революции, как и многие его сверстники, Захаров ра- ботал сразу в ряде учреждений: в МГУ, Историческом музее, РА- НИОН, заведовал археологической секцией Московского отде- ления ГАИМК. Слова Бороздина о дефектах речи Захарова не свидетельствуют о том, что он был плохим педагогом. А. В. Арци- ховский тоже не выговаривал некоторые буквы, а как профессор пользовался популярностью. Захаров был болезненным человеком. На раскопки не ездил. Область его интересов — Древний Восток, античность, но писал он и о средневековых памятниках, был активным сотрудником журнала «Новый Восток», где касался и древностей Индии, За- кавказья. За 1918—1935 гг. вышло около 50 его публикаций. Среди них три популярных книги: «Очерки Эгейского мира»
238 (1918), «Эгейский мир в свете новейших исследований» (1924), «Хетты и хеттская культура» (1924). В период изоляции России и СССР от зарубежной науки после начала I Мировой войны важ- но было знакомить читателей с важнейшими открытиями в об- ласти древнейших цивилизаций (хеттской, крито-микенской). Замечу, что Бороздин был редактором книги о хеттах и напи- сал рецензию на книгу об Эгейском мире. В Историческом музее Захаров работал с 1914 г., ведая отде- лом античной и скифо-сарматской археологии. Напечатал статьи о хранящихся в музеях коллекциях: из раскопок В. В. Радлова в Катанде, о бронзовых статуэтках кобанского времени на Кавка- зе. Видимо, давние контакты с Харьковом вызвали публикацию в Венгрии (совместную с В. В. Арендтом) материалов из Салтов- ского могильника. В целом деятельность Захарова в 1918—1930 гг. была, безус- ловно, полезной17. Интереснее другое. Захаров придерживался совершенно иной линии поведения по отношению к новой власти, чем добросовест- но служивший ей Бороздин, или сторонившийся политики, а в уз- ком кругу позволявший себе вольные речи Башкиров. Прежде всего Захаров стремился поддерживать интенсивные связи с иностранными учеными. Из 47 его публикаций 1918— 1935 гг. — 15 зарубежных. Когда после высказываний А М. Тальг- рена об археологии в СССР на страницах «Eurasia septentrionalis antiqua» советским ученым запретили сотрудничать в этом журна- ле, Захаров продолжал там печататься. 5 декабря 1931 г. М. И. Рос- товцев писал Э. Миннзу, что брошюру В. И. Равдоникаса «За марксистскую историю материальной культуры» ему прислал За- харов, «от которого много получаю»18. Эта брошюра, не имею- щая научного значения, была послана, конечно, потому, что яр- ко демонстрировала требования властей к академической науке. В 1933 г. Миннз сообщал Ростовцеву, что «дела Захарова очень плохи», а 31 октября 1935 г. известил того же адресата о ссылке Захарова19. Г. М. Бонгард-Левин говорил мне, что, разыскивая материалы о Ростовцеве в архивах научных учреждений За- падной Европы и США, всюду наталкивался на письма Захаро- ва с информацией о положении ученых в СССР и просьбами о 17 Сведения о Захарове приведены по материалам, любезно сооб- щенным мне И. В. Тункиной, и по кн.: Советская археологическая лите- ратура 1918—1940. М.; Л., 1965. 18 Скифский роман. С. 317. 19 Там же. С. 318,319.
Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 239 помощи. Адресатами писем были не только Ростовцев и Миннз но и А. Эванс, А. Тальгрен, Э. Херцфельд и др. Другие проявления независимой позиции Захарова отраже- ны в материалах следственного дела 1935 г. В РАНИОН он отка- зался публично поддержать репрессии против ученых, из-за чего расстался с этим учреждением. Привлеченные к следствию сви- детели рассказывали об этом по-разному. С. В. Киселев говорил о протесте Захарова после «Шахтинского дела* (1928 г.) и уволь- нении ученого после этого из РАНИОН. А. Я. Брюсову запомни- лось, что обсуждался арест Ю. В. Готье и других историков, при- влеченных к «Академическому делу* (1930—1931 гг.), после чего Захаров сам демонстративно ушел из РАНИОН. С МГУ и Историческим музеем он вынужден был расстаться примерно тогда же. В ГИМ он стал жертвой «чистки* 1929 г.20 Найти новое место работы оказалось крайне трудным. Видно- му антиковеду пришлось пойти на должность библиотекаря в Му- зее антропологии МГУ. Здесь вскоре же, в 1931 г., возникла еще одна острая ситуация. Музей посетил эстонский ученый, чье имя следователь передал как «Ляерт» (по мнению С. В. Кузьминых, это, скорее всего, Эрик Лайд). Он интересовался там, что сделано за последние годы в СССР по финно-угорской тематике. Захаров язвительно ответил, что провозглашенный марксистским гением Н. Я. Марр учит нас, что никаких финно-угров не существовало, и что разрабатывать данную тематику в СССР запрещено. Кто-то доложил об этой рискованной реплике в карательные ор- ганы. В коллективе музея состоялось обсуждение поступка Захарова. М. С. Плисецкий, С. П. Толстов, М. В. Воеводский, Г. Ф. Де- бец в один голос требовали изгнания из стен музея чуждого им и советской науке человека. Защищали его только Я. Я. Рогинский и А. В. Збруева. Каким благородным человеком был Рогинский, знают все, кто имел счастие с ним общаться. Збруева в 1940 1950-х гг. имела репутацию сексота (не тогда ли ее и поймали и принудили к сотрудничеству?). Сам Захаров выступить на обсуж- дении отказался. И эти данные включены в материалы следст- венного дела 1935 г. В «Антропологическом журнале* мы найдем две маленькие публикации Захарова: заметку к юбилею знакомого ему по Харь- кову В. А. Бабенко (1932) и библиографию к статье Г. Ф. Дебеца «К антропологии древних культур Передней Азии* (1934). о, конечно, реализовать себя в Музее антропологии Захаров ни в 20 Орешников А. В. Жить и надеяться // И за строкой воспоминаний большая жизнь... М., 1997. С. 116.
240 коей мере не мог. Продолжал печататься за рубежом. В 1934 г. провел два месяца в тюрьме, но был выпущен. 14 февраля 1935 г., одновременно с Бороздиным, Захаров был вновь арестован. На допросах держался очень смело, зая- вил о своем неприятии советской власти и марксизма, возму- щался преследованиями ученых и разгромом гуманитарных на- ук в СССР, сказал что отныне прекращает какую-либо работу. По свидетельству М. А. Миллера, осужденного отправили в ссылку в Алма-Ату в инвалидном кресле21. Служил ли он там, я не знаю. В ноябре 1937 г. Захаров был арестован в третий раз (по словам П. А. Бороздиной, по доносу некоего Э. И. Пинкеви- ча-Пильца) и 1 декабря 1937 г. расстрелян22. Мне известны доре- волюционные публикации Эразма Ивановича Пильца по поль- скому вопросу. Вероятно, о нем и идет речь. По словам П. А. Бороздиной, Илья Николаевич в Алма-Ате с Захаровым не встречался и о судьбе его так никогда и не узнал. Слышал только, что тот покончил с собой, не то отравившись, не то выбросившись из окна. В 1940—1950-х гг. Бороздин встречал- ся с подросшим сыном Захарова и сказал ему, что погубил его отца Башкиров. Андрей Захаров решил ему отомстить, а Бороз- дин уговаривал юношу отказаться от этого намерения, чтобы не рисковать своим будущим. В литературе фигурирует другая дата смерти ученого — 1947 год23 * 25, и восходит она к его вдове Софье Павловне Захаро- вой-Григоровой. В 1919—1929 гг. она была сотрудницей Исто- рического музея, затем подверглась «чистке» и была уволена. Восстановилась на работе в музее в 1945 г. и служила там до 1963 г. Откуда взялась дата — 1947 г.? Скорее всего, Захаровой в 1937 г. сказали, что ее муж осужден «на десять лет без права переписки». Она могла поверить в это, как и тысячи других родственников, поверила и сообщенной ей позднее справке с ложной датой смерти. Не исключено и то, что она прекрасно все понимала, но уволенная из музея жена «врага народа» при восстановлении на работе предпочла скрыть истинное положе- ние дел. 21 Миллер М. А. Археология в СССР. Мюнхен, 1954. С. 82, 84. Бороздина П.А. «Думой века измерил». С. 111 (со ссылкой на Цен- тральный архив Министерства безопасности СССР. Архивное следствен- ное2^ело № 4 51314. Общий следственный фонд 3377-е-55). 25 Скифский роман. С. 326. И за строкой воспоминаний... С. 267. Из- дания Государственного исторического музея. 1873—1998. Библиогра- фический указатель. М., 1999. С. 175.
__________Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 241 В 1950-х гг. С. П. Захарова сдала в архивы Исторического му- зея и Института археологии АН СССР ряд неопубликованных рукописей своего мужа. Как видим, А. А. Захаров — личность незаурядная, мало похо- жая на Бороздина и Башкирова. Смелости его нельзя не пора- зиться, зная о том, как вели себя его коллеги. В 1929 г., посылая Э. Миннзу свою книгу «Древнегреческие керамические клейма с именами астиномов», Б. Н. Граков просил передать другой экзем- пляр ее «великому автору «Iraniens and Greeks*»24, т. е. М. И. Рос- товцеву, но не назвал имени эмигранта и умышленно перевел за- головок «Эллинства и иранства на Юге России» на английский. Ученик египтолога Ю. Я. Перепелкина рассказал о таком эпизо- де из жизни своего учителя. В Институт востоковедения пришло на его имя письмо из-за рубежа. Оно было положено на стол Пе- репелкина в кабинете, где сидел он и его коллеги. Увидев пись- мо Перепелкин побледнел и сказал: «кто принес этот конверт, пусть отнесет туда, откуда взял»25. Речь идет явно не о 1930-х, а скорее о 1960—1970-х гг. К тому же Перепелкин был одинокий человек, а у Захарова были жена и маленький сын Андрей (вме- сте с ними жил и брат ученого). Какие же выводы мы вправе сделать из рассмотренных мате- риалов? Те, кто имеет возможность видеть воочию следственные дела, задают себе обычно два вопроса: а были ли в реальности конспиративные организации, в которых якобы участвовали об- виняемые, и как они держались на допросах? Ответ на первый вопрос заранее известен: никаких конспира- тивных организаций не существовало. Они были придуманы в недрах ЧК — ГПУ — НКВД — МВД — КГБ. Второй вопрос крайне труден и требует большой деликатно- сти. Мы, ведь, не знаем, в каких условиях и какими методами выколачивались многие показания. Нельзя, не задумываясь, бро- сить камень в несчастных замученных людей. В тени остается обычно третий вопрос: а какие надежные дан- ные по истории нашего общества можно извлечь из заведомо ис- каженных следователем ответов на провокационно поставлен- ные вопросы? Выявить такие надежные факты безмерно трудно. Некоторые подходы к разработке истории науки на материалах 24 25 24 Четыре письма Б. Н. Гракова к Э. Миннзу // Евразийские древно- сти. М.» 1999. С. 39. 25 Вассоевич А. А. О Юрии Яковлевиче Перепелкине и его «аУ™“х открытиях // Перепелкин Ю. Я. История древнего Египта. СПб., 2 С. 34. 16 - 6382
242 следственных дел намечены публикаторами «Академического де- ла* Б. В. Ананьичем и В. М. Панеяхом26. Главное впечатление, вынесенное мной при знакомстве с до- кументами по делу трех профессоров 1935 г., сводится к осозна- нию той роли, что сыграли в этой трагедии их коллеги. Имею в виду не показания измученного Башкирова, а рецензии Тревер и Якубовского, сообщения свидетелей по делу — Брюсова и Ки- селева, публичные выступления Воеводского, Дебеца, Толстова. Н. Я. Мандельштам говорила, что ее мужа — великого поэта — убили не НКВД и ЦК ВКПб, а члены Союза советских писате- лей. А. А. Зиновьев так же утверждал, что его выкинули из стра- ны не сотрудники КГБ и ЦК КПСС, а друзья — философы. Увы, то же приходится повторить и нам. Я уверен, что рафинированная Камилла Васильевна Тревер вовсе не хотела, чтобы Башкирова истязали в застенках. Но дис- кредитировать своего конкурента по изучению древнего искусст- ва Кавказа и убрать его с дороги она была не прочь. К чему это может привести в данный момент и в данной ситуации она не за- думывалась. Киселев, Брюсов, Воеводский, Дебец, Толстов, надо думать, не хотели, чтобы Захарова расстреляли, но своими вы- ступлениями подталкивали его к месту казни. Мы уверяем себя, что есть некое научное сообщество, друж- ная семья ученых, озабоченная неким общим делом. А в действи- тельности идет борьба за место под солнцем, за чины, ставки, средства на исследования, перспективные районы и темы. Кое- кто готов в этой борьбе орудовать без перчаток, а кто-то умело использует это. Добились ли враги Башкирова, Бороздина и Захарова своей цели? Увы, в общем да. В 1930-х гг. эти ученые были растопта- ны. В 1940-х Башкиров и Бороздин вернулись к преподаванию, но особой роли уже не играли. Бороздина чтили в Воронеже. Еще бы: в детстве он разговаривал со Львом Толстым, в 1918 г. бродил по ночному Петрограду с Блоком, обсуждая судьбы Рос- сии! Но о большой науке речи уже не было. Башкирова в Москве не слишком уважали. А Захарова просто забыли. До 2000 г. судь- ба его была не ясна и решительно никого не интересовала. Руко- писи, оставшиеся после него, никто не читал и не оценил. В справочнике «Советские востоковеды» о нем нет ни слова. 26 Ананьич Б. В., Панеях В. М. Принудительное «соавторство» // Сбор- ник памяти Ф. Ф. Перченка. СПб., 1995. С. 103—108; Панеях В. М. Твор- чество и судьба историка: Борис Александрович Романов. СПб., 2000. С. 123—143.
Следственное дело трех профессоров-историков 1935 г. 243 Да, шесть десятилетий в развитии науки очень большой срок. То, что написали три наших героя в первой трети XX в. было то- гда полезно, а сейчас уже устарело. Потерян интерес и к авторам. Мне хотелось напомнить об этих людях. До революции они получили прекрасную подготовку. В дни Гражданской войны ре- шили остаться и работать на родине. Тогда тридцатилетними они заняли ведущее положение в науке, ибо многие их коллеги эмигрировали, умерли от голода, были отстранены от работы. В 1920-х гг. все трое активно трудились, печатались, ездили в экс- педиции. Но в тридцатых годах потребовались люди более гиб- кие и управляемые. Пришло новое поколение и смело с дороги всех трех. Один погиб. Двум суждено было выжить и вернуться к работе. Но, выпав из жизни сорокалетними, они вернулись сломленными шестидесятилетними стариками и доживали остав- шиеся десяток-полтора лет в глубокой тени. Я хотел показать и то, какие это были разные индивидуальности, пытался по мере возможности возродить образ Алексея Алексеевича Захарова. Интерес документов 1935 г. лежит не столько в историогра- фической, сколько в морально-этической сфере. А здесь-то не ус- таревает ничего. Надо лишь уметь извлекать уроки.
Система поощрений — «пряники» Как известно, любая система управления действует по прин- ципу «кнута и пряника». До сих пор речь у нас шла в основном о «кнуте»: об арестах, расстрелах, концлагерях, ссылках, чистках, принуждениях всякого рода. Поговорим теперь о «пряниках». 13 января 1934 г. Совет народных комиссаров СССР издал по- становление «Об ученых степенях и званиях». Они были отмене- ны декретом Совета народных комиссаров РСФСР 1 октября 1918 г., разделив участь титулов, орденов и чинов старой России (17 ноября 1917 г. вышел декрет «об уничтожении сословий и гражданских чинов», упразднявший и орденские награды). Ос- тавлено было лишь звание профессора в высшей школе, но для получения его отныне не требовалось почти ничего — ни защита диссертаций, ни даже высшее образование. Вследствие этого в 1920 — начале 1930-х гг. среди профессоров появилось немало сомнительных личностей, брошенных большевиками на препо- давание диалектического и исторического материализма и овла- дение «буржуазной высшей школой» в целом. Постановление об ученых степенях 1934 г. несомненно, связа- но с серией других правительственных акций, направленных на отказ от некоторых «перегибов» революционных лет и восста- новление отдельных институтов старой России. Это и возобнов- ление преподавания истории в школе, и новые советские орде- на, и возвращение на сцену ряда произведений классического репертуара, и елки на Новый год и т. д. Однако наивно было бы думать, что имелась в виду просто реставрация того, что было в прошлом. Задача ставилась другая: укрепить авторитет, поднять престиж людей, внедренных боль- шевиками в науку и высшую школу, перемешав их с теми учены- ми, кто завоевал признание еще до революции, а потом согла- сился сотрудничать с новой властью и уже оказал ей определен- ные услуги.
Система поощрений —«пряники» 245 О том, как происходило «остепенение» среди гуманитариев Академии Наук СССР и в ГАИМК, мы знаем по рукописи, обна- руженной И. В. Тункиной в архиве академика С. А. Жебелева. Называется она «Ученые степени в их прошлом, возрождение их в настоящем и грозящая опасность их вырождения в будущем». Записка датирована 24 августа 1935 г. Тогда Жебелев уже при- нял участие в четырех заседаниях аттестационной комиссии От- деления общественных наук АН СССР, с декабря 1934 г. по июнь 1935 г., и в двух заседаниях аналогичной комиссии в ГА- ИМК в июне 1935 г.1 Жебелев к этому времени завоевал доверие коммунистической власти своей статьей о восстании рабов на Бое- поре и оказался едва ли не единственным представителем ученых старой школы в той и другой комиссии. В Академии Наук предсе- дателем комиссии был большевик В. П. Волгин, членами — дру- гие три марксиста, с трудом протащенные в академики в 1929 г.: А. М. Деборин, Н. М. Лукин, С. И. Солнцев, а также ставший то- гда же членом-корреспондентом С. Г. Томсинский, заявившие о своей близости к марксизму И. И. Мещанинов, А. Н. Самойлович и А. С. Орлов, избранные академиками сравнительно недавно, в 1929—1932 гг., и еще ряд ученых, не имевших академических званий, но давно уже сотрудничавших с советской властью. Это знакомая нам троица — П. П. Ефименко, В. В. Струве, Б. Д. Гре- ков, а кроме них И. А. Орбели, Е. Г. Кагаров, Б. Л. Богаевский, А. Ю. Якубовский, В. И. Равдоникас. Замечу, что Ефименко до 1937 г. с АН СССР почти не был связан, хотя служил одно время в Музее антропологии и этно- графии. Ни магистерской, ни докторской диссертаций он не защищал. Точно так же не имели ученых степеней Орбели и Рав- доникас. Только Греков и Богаевский успели получить до рево- люции степень магистра. В 1920-х гг. в некоторых научных учре- ждениях проводились еще неофициально защиты диссертаций, хотя ученые степени и были отменены. Так, в 1919 г. защитил докторскую диссертацию Е. Г. Кагаров. Диссертация Струве о Манефоне была защищена в 1928 г. Неясно даже, какая это дис- сертация — магистерская или докторская. Таким образом, ответ на вопрос: «А судьи кто?» — предельно ясен. Это не ареопаг особенно уважаемых ученых, а отобранные властью проверенные товарищи, от которых ждут, что они атте- стуют кого надо и не пропустят тех, кого не надо (конечно, не 1 Жебелев С. Л. Из научного наследия: записка о присуждении ученых степеней // Очерки истории отечественной археологии. 2001. Вып. 3. С. 142—194.
246 науке, а той же власти). Об ученых, арестованных и высланных, даже об отбывших свой срок и выпущенных, вообще речи не бы- ло. Кандидатуры С. И. Руденко, Б. А. Куфтина, А. А. Миллера не рассматривались. Все вошедшие в состав комиссии: и Ефименко, и Равдоникас, и Якубовский, и Орбели тут же получили докторскую степень т. е. дали ее сами себе. Все это люди незаурядные, заслужившие право на получение степени, но о том ли думала комиссия? Яку- бовский был серьезным ориенталистом, но к 1934 г. у него вы- шло всего 15 небольших публикаций. И награждали его скорее за выступления против И. Н. Бороздина и А. С. Башкирова, за обвинения их в расизме, чем за вклад в востоковедение. Жебелев это понимал, мучился в душе, но протестовать не решался. Он записал для себя, что, если бы В. Г. Тан-Богоразу, Равдоникасу, С. Н. Быковскому, Ю. Г. Оксману пришлось положенным поряд- ком защищать диссертации, то вряд ли им удалось набрать нуж- ное число голосов. Ученые старой школы скорее всего не пропус- тили бы этих большевистских подголосков. Потому-то комиссия и провела их в доктора без защиты. Спорить бесполезно. В ГАИМК комиссию по аттестации возглавлял Ф. В. Кипари- сов, окончивший некогда Петербургский университет, но дис- сертации не защищавший и имевший всего несколько неболь- ших публикаций. В комиссию, помимо Жебелева, входили толь- ко что получивший докторскую степень в Академии Наук Равдо- никас, а также люди, археологией никогда не занимавшиеся, — историки С. И. Ковалев и С. М. Дубровский и никому теперь не известные А. И. Кауль и П. Я. Сальдау. Объединяло их то, что у всех за плечами было революционное прошлое. Вот, что смогла узнать, перерыв архивы, И. В. Тункина. Алек- сандр Иосифович Кауль — из немцев Поволжья. Родился в 1887 г. Окончил историко-филологический факультет Москов- ского университета. Преподавал в тульских гимназиях. В 1917 г. стал членом губисполкома и горкома РСДРП. С декабря 1917 г. — председатель губкома, с сентября 1919 г. — председатель Тульского ЧК. С января 1922 г. работал в органах ГПУ в Петро- граде, на Северном Кавказе и в Закавказье. В 1934 г. его «броси- ли на науку». В течение двух лет он возглавлял Институт истори- ческой технологии ГАИМК. Научные труды Кауля неизвестны. Петр Яковлевич Сальдау родился в 1897 г. Латыш. Окончил Горный институт в Петербурге. Участвовал в революции 1905 г., был членом РСДРП, сидел в тюрьме, жил в эмиграции. После Октябрьской революции работал в ряде ВУЗов и научных учре- ждений как специалист по физической химии металлов и метал-
Система поощрений —«пряники» 247 лографии. В 1934 г. получил степень доктора химических наук без защиты диссертации. В 1935—1937 гг. служил в ГАИМК, в Институте исторической технологии. В археологических издани- ях мы найдем одну его заметку в «Сообщениях ГАИМК», напи- санную совместно с А. Ф. Гущиным. Судьба Сальдау и Кауля после 1937 г. неизвестна. Скорее все- го Кауль был репрессирован, а Сальдау как руководящий кадр переброшен на другую работу. Я нашел его публикации по хи- мии 1930-х и даже 1950-х годов. Вот эти случайные в гуманитарном мире люди и решали, ко- му из археологов присвоить докторскую степень. Сразу сделали доктором С. И. Ковалева, хотя у него не было ни одной исследо- вательской статьи, только элементарные учебные пособия. Вы- двигал его кандидатуру сам Жебелев. Но другая кандидатура вы- звала у него возражения. Предложено было присвоить докторскую степень О. О. Крюге- ру, антиковеду, эллинисту и папирологу. Научных работ у него бы- ло мало, но еще в 1929 г. он вступил в партию. Правда, в 1933 г. его оттуда «вычистили» «за пассивность», но потом, видимо, восстанови- ли. Когда в 1936 г. арестовали Кипарисова, именно Крюгера назна- чили исполняющим обязанности председателя ГАИМК. Выдвигал Крюгера в доктора В. В. Струве. Жебелев высказал свои сомнения. Струве парировал их тем, что сам Сергей Александрович использу- ет труды Крюгера. Жебелев спасовал. Придя домой, он просмотрел свои публикации и с трудом разыскал единственную сноску с упо- минанием крошечной эпиграфической заметки Крюгера. Равдоникас выдвинул в доктора М. Г. Худякова. Публикаций у него было много, но изрядную долю среди них составляли со- чинения типа «Дореволюционная русская археология на службе эксплоататорских классов» и «Великодержавный шовинизм в рус- ской этнографии». Кто-то заметил, что, занимаясь народами По- волжья, Худяков ни одного восточного языка не знает. Это про- пустили мимо ушей, и Худяков стал доктором. Он был в первом наборе аспирантов ГАИМК вместе с М. И. Ар- тамоновым, Н. Н. Ворониным, С. Н. Замятниным, А. А. Иессеном, Г. Ф. Корзухиной. Всем им позже присудили лишь кандидатские степени. Артамонов и Воронин защитили докторские диссерта- ции в 1940-х гг., Замятнин, Иессен и Корзухина так и остались кандидатами. Сейчас никого из первых аспирантов ГАИМК уже нет в живых, и мы с полной определенностью можем сказать, что даже ранние (до 1935 г.) работы Замятнина, Иессена и Корзухи- ной перевешивают все, что сделали Худяков и Крюгер за всю жизнь.
248 Правда, судьба обошлась с этими двумя счастливчиками пре- дельно жестоко. Худяков в 1936 г. был арестован и сразу же рас- стрелян. Крюгер попал в концлагерь в 1938 г., а в Ленинград возвратился лишь в 1956. Преподавал древние языки в ЛГУ, но к исследовательской работе не вернулся. Услышав о присуждении докторской степени Крюгеру, Жебе- лев стал ратовать за то, чтобы той же степенью была отмечена и Т. Н. Книпович, и вроде бы не встретил возражений. Но, види- мо, старика обманули, ибо в личном деле Книпович значится, что кандидатскую диссертацию она защищала в 1937 г., а док- торскую — в 1938 г. Жебелев не называет другие имена, но известно, что докторские степени получили Ф. В. Кипарисов, В. А. Городцов и В. В. Гольм- стен. Должно быть кандидатские степени давала комиссия более низкого ранга, чем та, где был Жебелев. Из аспирантов других на- боров кандидатами стали правоверные П. И. Борисковский и Е. Ю. Кричевский. В 1938 г. без защиты диссертации кандидат- ская степень была присуждена П. Н. Третьякову. С. Н. Бибиков, Л П. Круглов, Л П. Окладников, Г. В. Подгаецкий защищали кан- дидатские диссертации позже. Не знаю, кем присуждались степени в Москве. В МОГАИМК кандидатами стали А. В. Арциховский, А. Я. Брюсов, С. В. Кисе- лев, А. П. Смирнов. Б. А. Рыбакову ту же степень присудили без за- щиты в 1938 г. за работу «Радимичи», изданную в 1932 г. М. В. Вое- водский и О. Н. Бадер кандидатские степени получили в МГУ. Присуждали степени и в Историческом музее. В частности, в 1936 г. кандидатскую степень присвоили там М. Е. Фосс, но в 1943 г. ВАК лишил ее этой степени. Не ясно, с чем это связано: с немецкой фамилией или с тем, что отец Марии Евгеньевны был расстрелян. Профессор Среднеазиатского университета М. Е. Массон по- лучил степень доктора археологии в 1936 г. В 1949 г. диплом был заменен на другой — доктора исторических наук2. Так или иначе к концу 1930-х гг. необходимая властям новая научная элита была создана и в дальнейшем пополнялась при контроле уже отобранных и одобренных деятелей. Можно заметить некоторые послабления в дни Отечествен- ной войны. Кадров не хватало. Кампании идеологических чис- ток, достигнув своих целей, временно прекратились. Поэтому кое-кому из обойденных дали докторские степени баз защиты диссертаций: философу А. Ф. Лосеву, филологу Ф. А. Петровско- 2 Горшенина С. М. Галина Пугаченкова. Ташкент, 2000. С. 107.
Система поощрений —«пряники» 249 му (оба побывали в ссылке), зоологу Н. А. Бобринскому (бывше- му графу. При его попытках защитить диссертацию партийная часть ученого совета Биофака МГУ на заседание не являлась, кворум не набирался, и защита откладывалась на неопределен- ный срок). Археологов среди остепененных в этот период не было, но именно тогда вернувшимся из заключения А. С. Башкирову и К. Э. Гриневичу позволили защитить докторские диссертации по старым работам. Позднее защиты шли заведенным порядком. К нужным вла- стями предъявлялись одни требования, к ненужным — другие («Кому — татары, а кому — ляторы», по Б. Пильняку). В Москве в ИИМКе в 1945 г. провалили беспомощную в научном отношении докторскую диссертацию партийца и доносчика В. Т. Илларионо- ва, но Равдоникас провел ее через Истфак ЛГУ, и Илларионов стал профессором Горьковского университета. В том же ИИМКе в 1949 г. единогласно получил докторскую степень секретарь ЦК Таджикской ССР Б. Г. Гафуров, хотя ни для кого из членов учено- го совета не было секретом, что книга «История таджикского на- рода» написана вовсе не диссертантом, а И. С. Брагинским. Глав- ным оппонентом был все тот же академик В. В. Струве. Изредка бывали и осложнения. Арциховский, защищавший докторскую диссертацию на Истфаке МГУ в 1940 г., едва набрал нужное число голосов. Ученые старой школы, начиная с Ю. В. Го- ’тье, были против. То же произошло в 1946 г. с М. М. Дьяконовым в Институте востоковедения в Ленинграде. И. М. Дьяконов ут- верждал что его брату не простили вступление в ВКПб, а тон на защите задавали И. Ю. Крачковский, А. А. Фрейман, Н. В. Пигу- левская3. В составе ученых советов изрядную долю должны были со- ставлять члены партии. Кроме того, туда обязательно входили секретари парт- и профорганизаций, даже если они не имели ученых степеней. Так в ИА АН СССР в голосовании при защите докторских диссертаций участвовали в 1970—1980 гг. такие сла- бые сотрудники, как В. В. Бжания и М. П. Зимина. Предсказанное Жебелевым вырождение системы ученых сте- пеней совершилось. В 1940-х гг. я еще помню серьезные диспу- ты на защитах. Потом пошли чистые инсценировки. Влиятель- ные люди договаривались между собой: я провожу твоих людей, ты — моих. Оппонентов подбирали не из тех, кто занимается данной темой, а напротив, среди наиболее от нее далеких. Авто- 3 Дьяконов И. М. Книга воспоминаний. СПб., 1995. С. 730, 731.
250 рефераты рассылали по утвержденному ВАКом списку. Авторе- ферат диссертации по Молдавии надо было послать в централь- ные библиотеки Литвы, Киргизии, Владивостока, где он реши- тельно никому не был нужен. Специалисты же вполне могли его и не получить. За сорок лет существования Сибирского археоло- гического центра мне не прислали оттуда ни одного реферата, хотя там защищали диссертации и по каменному веку, и по пер- вобытному искусству, и по истории науки. Когда по оплошности давали степень нежелательному человеку, это можно было ис- править. Л. С. Клейн после ареста был лишен кандидатской сте- пени и звания доцента. Пока докторских ученых советов по археологии было мало, удавалось хоть как-то поддерживать приличный уровень допу- щенных к защите и утвержденных работ. Появление новосибир- ского центра, возможность защиты в Воронеже и других городах резко снизили требования. Как шутили академические остросло- вы, «в доктора пошел средник», все заполонили «доктора новоси- бирских и томских наук». В годы «Перестройки» напор провинциальной серости много- кратно усилился. Тогда часто стали защищать не опубликован- ные книги, не рукописи диссертаций, а «обобщающий доклад» примерно в полтора-два печатных листа. Новосибирские архео- логи выпустили более десятка таких докторов из разных област- ных центров. В списке их публикаций, легшем в основу «обоб- щающего доклада», фигурировали преимущественно всевозмож- ные тезисы и заметки на несколько страничек. Все вузовские преподаватели сразу по получении докторской степени станови- лись и профессорами. Еще две разновидности «пряников» — ордена и премии. В до- военные годы никто из археологов орденов не имел. Только в 1944 г. высшую награду — орден Ленина — дали В. А. Городцо- ву. К этому времени он был членом ВКПб и из гонимого «буржу- азного типологиста» превратился в достойного ученого старой школы, честно служившего советской власти. В связи с 220-летием Академии Наук СССР в 1945 г. орден Ленина получил П. П. Ефименко, а ордена трудового красного знамени и знак почета еще несколько сотрудников. Это произве- ло впечатление, но вскоре ордена стали давать за выслугу лет. Орденоносцами оказались тысячи, и эта награда девальвирова- лась еще сильнее, чем ученые степени. Разумеется, определен- ный круг лиц по-прежнему упорно добивался и того, и другого. Бросалась в глаза разница в оценке деятельности награжден- ных. Гениальный В. И. Вернадский к 80-летию удостоился орде-
Система поощрений —«пряники» 251 на трудового красного знамени, а клоун В. Е. Лазаренко к 50-ле- тию — ордена Ленина. Арциховский получил к юбилею Акаде- мии знак почета, а отнюдь не самый сильный из его учеников М. Г. Рабинович — орден Трудового красного знамени, посколь- ку первый был заведующим отделом, а второй — ученым секре- тарем (в Институте этнографии). В 1978 г. звание героя социалистического труда с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» получили сразу три академика-археолога: Б. А. Рыбаков, А. П. Окладников и Б. Б. Пи- отровский. Окружающие встретили это с полным равнодушием. Сталинские премии были введены в 1939 г. Из археологов первым лауреатом оказался Б. А. Куфтин за книгу «Археологиче- ские раскопки в Триалети». Произошло это более или менее слу- чайно. В 1942 г. Комитет по сталинским премиям находился в эвакуации в Тбилиси, там, где жил Куфтин и вышла его книга. Добился награждения Куфтина И. Э. Грабарь, заручившись под- держкой А. Н. Баха и преодолевая сопротивление председателя комитета М. Б. Храпченко4. В дальнейшем премии получили С. П. Толстов за «Древний Хорезм», Б. А. Рыбаков за «Ремесло древней Руси», С. В. Киселев за «Древнюю историю Южной Сибири», Т. С. Пассек за «Перио- дизацию трипольских поселений», А П. Окладников за «Тешик- таш», Н. Н. Воронин, М. К. Каргер, П. Н. Третьяков и снова Б. А. Рыбаков за «Историю культуры древней Руси», Б. Б. Пиот- ровский за «Историю и культуру Урарту». Выдвигавшиеся на пре- мию работы А. В. Арциховского, С. И. Руденко, П. П. Ефименко, А П. Смирнова, А Я. Брюсова награждения не удостоились. Субъективизм оценок ощущался уже тогда. Полевые откры- тия Руденко не меньше, чем у Толстова и Куфтина (но он осуж- ден по «Академическому делу»). Книга Пассек добротная и все же вполне рядовая (но она красивая женщина и пользуется под- держкой очень влиятельного И. И. Мещанинова). Позднее премии, переименованные в «государственные», по- лучило еще несколько археологов. За исследования Новгорода были отмечены А. В. Арциховский, Б. А. Колчин, В. Л. Янин, а заодно и весьма слабые, зато партийные сотрудники экспедиции П. И. Засурцев и А. Ф. Медведев. С. А. Плетнева и Л. Р. Кызла- сов были награждены не за солидные монографии, а за представ- ленные ими стопочки небольших книг. Многие могли бы поло- жить на стол такие стопочки. 4 Грабарь И. Э. Письма. 1941—1960. М., 1983. С. 28.
252 Потом ввели премии более высокого ранга — Ленинские. Лауреатами их стали Б. А. Рыбаков, Е. И. Крупнов, Н. Н. Воро- нин, Б. А. Колчин, В. Л. Янин — люди, безусловно, заслуженные. Но бросается в глаза старый принцип: «У кого есть, тому приба- вится...» Янин написал хорошие книги о древнем Новгороде и справедливо награжден, но почему-то не единожды, а по край- ней мере шесть раз: государственной премией, ломоносовской, ленинской, демидовской, премией «Триумф», золотой медалью Академии Наук. Не слишком ли? Двухтомная монография Воронина о Владимиро-Суздальском зодчестве, вышедшая в 1961—1962 гг., отмечена премией только в 1965 г. Во времена Хрущева не хотели награждать книгу «о церквах». Первым из археологов получил ленинскую премию Е. И. Крупнов за старательную, но отнюдь не блещущую талан- том работу о кобанской культуре, громогласно названную «Древ- ней историей Северного Кавказа». Всевластный тогда Рыбаков всячески выдвигал своего приятеля и клеврета и старался убрать с его дороги любых конкурентов. В тот же год на ленинскую пре- мию был выдвинут солидный труд М. И. Артамонова «История хазар». Рыбаков организовал отрицательную рецензию на эту книгу совершенно случайного в науке человека, бывшего фото- графа Я. А. Федорова, добился ее напечатания в «Вопросах исто- рии» и протащил своего ставленника. О выборах в состав Академии Наук говорить можно было бы много. Ограничусь краткими справками. После революции дейст- вительные члены Петербургской Академии Наук Н. П. Кондаков и М. И. Ростовцев и ее почетный член П. С. Уварова эмигрирова- ли. В 1920-х годах, когда Академия оставалась в известной мере независимой, членами-корреспондентами ее избрали Ю. В. Готье (1922), А. А. Спицына и А. И. Маркевича (1927), С. К. Богоявлен- ского (1929). Это было признанием заслуг, но отнюдь не предос- тавляло возможности для активной работы в избранной области. К концу 1920-х гг. Академия была уже взята под полный кон- троль большевиками. С тех пор выборы проходили в условиях жесткого диктата коммунистической власти®. Известен документ 1929 г., где академикам указывалось, кого можно, а кого нельзя вы- бирать при предстоящем голосовании. Нельзя было, в частности, избрать в академики А. А. Спицына, В. Н. Бенешевича, Д. В. Айна- лова . Нужны же были не ученые, а исполнительные чиновники. 5 Блюм В. А. Как выбирали в академики (по секретным сообщениям госбезопасности) // Звезда. 2001. № 8. С. 156—163. 6 Братнее В. С. Укрощение строптивой, или как Академию Наук СССР учили послушанию // Вестник Академии Наук СССР. 1990. № 4. С. 121.
Система поощрений —«пряники» 253 Так среди академиков оказались члены ЦК КПСС О. В. Куусинен, Б. Н. Пономарев, Б. Г. Гафуров, ранее Н. И. Бухарин и пр., сотруд- ник аппарата ЦК. С. П. Трапезников, работники то ли МИДа, то ли органов безопасности С. Л. Тихвинский и В. С. Мясников и спе- циалисты по истории советского общества И. И. Минц, П. В. Воло- буев, Ю. А. Поляков, способные обслужить любой лозунг минуты, но отнюдь не исследовательски подойти к сложным проблемам. Конкурировать с деятелями такого рода было безнадежно. Для Арциховского при выборах 1958 г. выделили место члена-коррес- пондента с указанием специальности: «История, археология». На это место выбрали Пономарева и, уже став академиком (1968), этот функционер числился специалистом по истории и археологии. Первыми советскими академиками, в какой-то мере связан- ными с археологией, стали ученики Марра И. И. Мещанинов (1932) и И. А. Орбели (1936). В 1945 г. к юбилею Академии Наук первому присвоили звание героя социалистического труда. Но в эти годы от археологии оба уже отошли. Мещанинов сосредото- чился на разработке «Нового учения о языке», на чем в 1950 г. погорел. Орбели отдал себя руководству Эрмитажем и всякого рода представительству. Лишь в 1950—1960-х гг. появились академики-археологи, ока- зывавшие большое влияние на судьбы этой науки. Благодаря своему положению они могли топить конкурентов и продвигать нужных людей. Усилиями Б. А. Рыбакова (избран в 1958 г.) не пропустили в академики С. П. Толстова. Из сотрудников воз- главляемого Рыбаковым института в течение 32 лет ни один не был избран даже в члены-корреспонденты. Те, кого он выдви- гал, не были сильными учеными, а сильных не хотел рекомендо- вать он сам. Окладников (избран в 1967 г.) провел в члены-кор- респонденты своих учеников А. П. Деревянко и Н. Н. Дикова. Специалистов такого уровня в Москве и Ленинграде было не- сколько десятков. Став академиком, Деревянко помог получить то же звание своему приятелю В. И. Молодину. Бывали и случайности. В 1946 г. членом-корреспондентом из- брали В. И. Равдоникаса, но закрепиться на завоеванных пози- циях он не смог. В 1949 г. его объявили космополитом, а в 1950 г. отовсюду уволили как марриста. Дважды при выборах вводили возрастной ценз. Это позволило быстро получить зва- ние члена-корреспондента совсем молодым В. Л. Янину (1966) и Н. А. Макарову (1997). Но подняться на следующую ступень Яни- ну удалось только через 24 года. Списки желающих баллотироваться в академики и члены- корреспонденты, публиковавшиеся сперва в «Известиях», а по-
254 том в «Вестнике Академии Наук», неизменно поражали амбиция- ми претендентов. Тут фигурировали И. И. Артеменко, А. И. Ма- ртынов, А. Д. Пряхин и т. д. Коммунистический режим пал. Люди, жаждавшие получать академические звания, принялись создавать новые академии — естественных наук, славянскую, народную и т. д. и т. п. Можно было бы приветствовать возникновение новых научных учреж- дений, но здесь нечто иное. В этих академиях нет штата сотруд- ников, нет лабораторий и библиотек. Все сводится к группе лиц, выдающих друг другу за известную плату дипломы академиков. Увы, на такую приманку ловятся и весьма достойные люди. Востоковед мирового класса И. М. Дьяконов, которого так и не избрали в большую академию, с умилением рассказывал в своих мемуарах, как ему доставили на дом диплом члена Академии ес- тественных наук7. Дьяконов был достоин любых высоких званий (и получил их уже от ряда зарубежных организаций). Включе- ние его в Академию естественных наук повысило не его престиж, а престиж этой Академии. Преобладали же среди новых акаде- миков люди с несколько сомнительной репутацией: В. А. Софро- нов, Г. Н. Матюшин, В. Е. Ларичев, Ю. Н. Холюшкин, Ю. А. Мо- чанов, А. И. Мартынов, Я. А. Шер и т. д. Искатели чинов, орде- нов, премий и дипломов готовы платить за них из собственного кармана. Какие же выводы напрашиваются из собранных здесь далеко не полно фактов? Разумеется, любые отличия: ученые степени и звания, ордена и премии — одна из условностей, сопровождаю- щих жизнь человеческую. Немыслимо распределить людей, тем паче творческих, по трем-четырем рубрикам (кандидат, доктор, член-корреспондент, академик; или: государственная премия, ленинская премия; или: знак почета, орден трудового красного знамени, орден Ленина). Реальное место ученого в науке редко соответствует этой системе поощрений. Классики русской археологии А. А. Спицын и В. А. Городцов до революции ученых степеней не имели, а Б. В. Фармаковский был лишь магистром. Не имел ученых степеней и такой блестя- щий историк, как Н. П. Павлов-Сильванский. П. Н. Милюков не получил за свои труды докторскую степень, а профессором чис- лился только после преподавания в Болгарии. Великий палеонто- лог В. О. Ковалевский был провален при сдаче магистерского эк- замена ничтожным биологом И. Ф. Синцовым. Кандидатуру ге- ниального Д. И. Менделеева отклонили при выборах в Петер- ~ Дьяконов И. М. Книга воспоминаний. С. 739.
Система поощрений —«пряники» 255 бургскую Академию Наук. Так было, есть и будет, ибо «чины людьми даются, а люди могут обмануться» («Горе от ума»). До революции это, пожалуй, сознавали лучше чем сейчас, во всяком случае в среде интеллигенции. Существовали какие-то спо- собы нейтрализовать сложившуюся ситуацию. Заслуженным уче- ным степень присуждалась без защиты диссертаций (К. Н. Бесту- жев-Рюмин, И. Е. Забелин, В. Г. Васильевский, А. А. Шахматов, С. А. Венгеров). Замечательный историк А. С. Лаппо-Данилев- ский был магистром и приват-доцентом Петербургского универси- тета, где кафедру русской истории занимал профессор С. Ф. Плато- нов. Но Лаппо-Данилевского избрали академиком еще в 1899 г., а Платонова только членом-корреспондентом в 1909. (Академи- ком он стал лишь в 1920 г.). Магистр Фармаковский был избран членом-корреспондентом Академии. В. А. Бильбасов предпочел сложить с себя звание академика и покинуть Петербург ради места профессора в недавно открывшемся Новороссийском уни- верситете. Хранитель Зоологического музея Ф. Д. Плеске, из- бранный академиком в 1890 г., через шесть лет отказался от это- го звания «по болезни», хотя прожил еще четыре десятка лет. В 1934 г. была не столько восстановлена старая система при- суждения ученых степеней, сколько навязан науке новый «Та- бель о рангах», твердо закреплявший за учеными положенное им место: кто выше, кто ниже, кто всех главней. От этого зависе- ло многое — заработная плата и прочие материальные блага: спецпайки, спецполиклиника, отдельная палата в больнице, элитный санаторий «Узкое». Это не могло не привлекать, особен- но в годы, когда всем жилось очень трудно. Хуже другое. Академику разрешалось судить обо всем, даже по тем проблемам, какими он никогда не занимался. Его голос при этом звучал куда авторитетнее голосов специалистов, посвя- тивших себя именно данной проблеме, если они были доктора- ми и кандидатами. Чем выше пост у человека, тем больше у него возможностей: получить значительные средства на лаборатор- ные или экспедиционные исследования, издать результаты этих работ, взять в штат молодых сотрудников, продвинуть их по той же лестнице чинов, съездить в зарубежные командировки, про- вести конференции и т. д., и т. п. Это привлекало уже не просто корыстных, но и энергичных, жаждущих утвердить себя людей. Началась погоня за степенями, званиями и прочими отличиями как орудиями в борьбе за власть, за место под солнцем. Обостри- лась борьба с конкурентами. Табель о рангах, вероятно, полезен в армии, может быть, в канцелярии, но отнюдь не в творческих объединениях. А по-
256 скольку, по меткому замечанию Щедрина, из всех наук Петров- ского времени наши Митрофанушки усвоили только одну — Та- бель о рангах, — последствия восстановления ученых степеней были далеко не однозначны. Наука, наводненная Митрофануш- ками, призванными от сохи и от станка, предельно бюрократи- зировалась. Воцарилась чуждая духу науки административно-ко- мандная система. В 1917 году в Императорской Академии Наук было 47 акаде- миков8. В 2001 году в Российскую Академию Наук входили 481 академик и 702 члена-корреспондента9. Любому ясно, что эти циф- ры отражают не расцвет науки, а лишь рост бюрократии. Все это накладывается на искони присущие роду человеческо- му слабости — корыстолюбие, тщеславие, борьбу с окружающи- ми, на столь свойственные русскому народу, воспитанные в нем веками раболепие, привычку к чинопочитанию и субординации. Вести в этих условиях честные поиски истины становилось все труднее и труднее. Пред, и кн.: Российская научная эмиграция. Двадцать портретов. М.» 2000. С. 9. 9 Шесть пунктов президента Осипова И Приложение к газете «Извес- тия». 16 ноября 2001 г. № 27.
К истории баллотировки В. А. Городцова при выборах академиков АН СССР в 1938 году В «Невском археолого-историографическом сборнике» И. В. Тун- кина опубликовала два документа: письмо В. А. Городцова к не- известному лицу от 12—14 августа 1938 г. и протокол партсобра- ния ИИМК АН СССР от 29 ноября того же года с осуждением «антисоветского выпада Городцова», якобы содержавшегося в этом письме, и отказом поддержать его кандидатуру при выбо- рах действительных членов Академии Наук СССР1. Письмо Городцова интересно тем, что восьмидесятилетний уче- ный дает здесь итоговую оценку своей деятельности. Любопытна и история с не избранием видного ученого в члены АН СССР, характерная для 1930-х гг. Некоторые обстоятельства, которые могут пролить свет на эту историю, И. В. Тункина не учла. В свя- зи с этим я и решил написать эту реплику. О чем идет речь в письме? В. А. Городцову прислали на отзыв из издательства Академии наук СССР рукопись книги «Ископае- мый человек Восточной Европы и Средней Азии». Городцов со- общал автору, что готов дать положительный отзыв, но просил пересмотреть содержавшуюся в рукописи характеристику своей работы. Там о публикациях Городцова говорилось то же, что писал В. И. Равдоникас в брошюре «За марксистскую историю материальной культуры». Городцов отмечал, что его гонители в Ленинграде признаны «преступниками-вредителями, свившими гнездо в ГАИМК»2, так что старые оценки в настоящий момент 1 Тинкина И. В. Эпизод к биографии В. А. Городцова // Невский ар- хеолого-историографический сборник. СПб., 2004. С. 184—192. 2 Там же. С. 187.
258 недействительны. Рассказав о своих теоретических установках и разработках, о своем варианте типологического метода, о своих полевых исследованиях, нередко совместных с геологами и па- леонтологами, Городцов заканчивал письмо горькой фразой: «Я часто твержу, как жаль, что я родился в России. В любой циви- лизационной загранице ко мне отнеслись бы иначе, учтя тот труд, который за 50 лет мною поднят»3. И. В. Тункина тщетно искала книгу под названием «Ископае- мый человек Восточной Европы и Средней Азии» и столь же тщетно-возможного автора такой книги среди ленинградских специалистов по палеолиту. Между тем вычислить автора не- сложно. Это Виктор Трофимович Илларионов — не ленингра- дец, а человек, всю жизнь проживший в Нижнем Новгороде (с 1932 г. в г. Горьком). Он родился в 1901 г. и уже в юности увлекся краеведением в круге Александра Яковлевича Садовского (1850—1926) — члена Нижегородской ученой архивной комиссии, а после революции преподавателя Нижегородского университета. В сборнике «Па- мяти А. Я. Садовского» Илларионов поместил свои воспомина- ния о нем4. В 1919—1922 гг. Илларионов учился на Нижегород- ском отделении Московского археологического института. В 1923 г. вышла брошюра Илларионова «Обзор археологиче- ских открытий в Нижегородской губернии — курганов, городищ и находок предметов каменного, бронзового и железного веков», изданная Нижегородской археолого-этнологической комиссией. Брошюра получила положительную оценку в рецензиях москви- чей археолога Б. С. Жукова, искусствоведа А. И. Некрасова и ленинградца М. Г. Худякова. 1920-е годы называют «золотым десятилетием советского крае- ведения», но уже тогда многим стало ясно, что занятия древно- стями уже не ко времени. Спрос на совсем другую тематику. И одновременно с археологическими обзорами появились дру- гие публикации Илларионова: «Материалы по истории револю- ционного движения в Нижегородской губернии» (1920—1922; 4 тома), «Революционеры Нижнего Новгорода» (1927), «Дело бы- ло в Сормове. Первомайская демонстрация 1902 г.» (1929), сбор- ник под его редакцией «Рабочее и крестьянское движение в Ни- жегородском крае в 1869—1917 гг.» (1923). ’ Там же. С. 188. Полные библиографические справки об археологических публика- циях В. Т. Илларионова см. в кн.: Советская археологическая литерату- ра. 1918—1940. М.;Л. 1959. По указателю.
___________К истории баллотировки В. А. Городцова в 1938 г. 259 В столь резкой перемене тематики нет ничего необычного. Историки, начинавшие с изучения далекого прошлого, в 1920-х гг. вынуждены были обратиться к более близкому времени. Так, знаток старой Лебедяни и истории Тамбовщины П. Н. Чермен- ский стал писать о крестьянских восстаниях в Тамбовской гу- бернии в XIX в. В 1931 г. по делу краеведов ЦЧПО Черменский был отправлен в концлагерь. Илларионова гонения на краеве- дов не коснулись. Он не только писал о революционном движе- нии, но еще в 1918 г. вступил в ряды РКПб. В воспоминаниях Анастаса Микояна, возглавлявшего в 1920—1922 гг. нижегород- ский крайком компартии, Илларионов упомянут как стойкий бо- льшевик, на которого можно было опереться5. Казалось бы, Илларионов сумел занять наиболее надежную позицию, но тех революционеров Нижнего Новгорода, о ком он писал, в 1930-х гг. объявили кого троцкистом, кого бухаринцем и уничтожили. Разумнее было вернуться к старым темам, благо изучение древности возобновилось и даже поощрялось. И после паузы в 1930-х Илларионов вновь стал выступать в печати. Уви- дели свет его статьи и книги «Мамонт. К истории его изучения в СССР» (1940), «К истории изучения палеолита СССР» (1940), «Ископаемый человек в историографии палеолита СССР» — та самая, что в рукописи была на отзыве у Городцова. Готовя свою книгу «Начало изучения каменного века в России» (М., 1983), я внимательно ознакомился с этими публикациями. Бес- полезными их назвать нельзя. Проделана большая работа по по- иску книг и статей о каменном веке, вышедших в дореволюцион- ной России и в СССР. В ходе этих поисков были сделаны интересные находки: статья «О перунах или громовых стрелах» в приложении к «Санкт-петербургским ведомостям за 1731 год», брошюра профессора богословия А Д. Беляева «Характеристика археологии» 1890 г. и др. Не ясно, однако, сам ли Илларионов вел розыски книг или воспользовался трудом других лиц. В 1920 1940-х гг. библиографами часто становились люди из «бывших», чьи знания нещадно эксплуатировали «новые люди», выдвижен- цы. Так или иначе, я уверен, что Илларионов даже не держал в руках некоторые из учтенных в его книге изданий. В «Горном журнале» в 1829—1832 гг. был помещен ряд статей об обсуждав- шейся тогда проблеме «допотопного человека». Публикации эти перечислены, а ссылки даны, несомненно, по указателю к журналу, где статьи распределены по кварталам (I, II, III, IV). Читавший эти статьи человек сослался бы на номер журнала и страницы. 5 Микоян А. И. Так было. Размышления о минувшем. М„ 1999.
260 Главное же в другом. Публикации Илларионова — это в луч- шем случае аннотированная библиография, ни в коей мере не исследования. Автор не отличает научно-популярные очерки от оригинальных трудов, сочинения дилетантов и профессионалов, не интересуется обстоятельствами появления тех или иных пуб- ликаций, биографиями людей, так или иначе касавшихся про- блемы каменного века. А здесь немало любопытного, что я и попытался показать в своей книге 1983 г. Работал Илларионов в 1930—1940-х гг. сначала в Горьковском педагогическом институте, а потом в Горьковском университете им. Н. И. Лобачевского. В это время и в столичных, и в перифе- рийных ВУЗах уже возобновилась подготовка археологов. Но Илларионов такой подготовки в Горьком не вел, да и раскопок не производил. Лишь в 1941 г. выпустил научно-популярную книжку с рассказом о памятниках каменного, бронзового и ран- него железного веков в Горьковской области. Исследование весьма интересных стоянок эпохи неолита и бронзы, широко представленных в Нижегородском Поволжье, нисколько не привлекало Илларионова. Он предпочел сосредо- точиться на эпохе палеолита, следы которой в этом краю до сих пор не выявлены. В Ленинграде, в Академии истории материаль- ной культуры, палеолитом занимался большой коллектив ученых. И. Н. Березин подготовил специальную библиографию работ по палеолиту. В том же направлении решил двинуться и Илла- рионов. В разгар репрессий 1930-х гг. местные издательства опасались выпускать в свет любую рукопись. Неудивительно, что книга Илларионова об ископаемом человеке была для страховки по- слана на отзыв в Академию Наук СССР, откуда и попала в руки Городцова. В книге, вышедшей в 1941 г., он упомянут неодно- кратно, но никаких оценок его деятельности нет. В первом вари- анте — в рукописи — они были и весьма определенные. Купюры были внесены в книгу не столько в связи с просьбой Городцова, сколько в связи с изменением его положения в научном мире. Нет нужды характеризовать крупнейшего русского археолога В. А. Городцова. Остановлюсь лишь на том, как менялось отно- шение к нему в верхах и среди коллег в первые послереволюци- онные десятилетия. Зарекомендовавший себя как энергичный полевой работ- ник, руководитель археологического отдела Исторического музея и автор серии важных публикаций, Городцов не эмигри- ровал после революции. Положение его сперва не ухудшилось, а даже упрочилось. В 1923 г., когда Московский археологический
___________К истории баллотировки В. А. Горобцова в 1938 г. 261 институт был влит в состав МГУ, Городцов возглавил кафедру археологии в университете и получил звание профессора. Заве- дуя по-прежнему отделом в Государственном историческом му- зее, он стал кроме того заведующим Просветотдела Главмузея, под- чиненного Наркомпросу РСФСР. Ведавшая музеями Н. И. Троцкая (Седова) благоволила к Городцову. П. И. Борисковский расска- зывал, что как-то раз с ее помощью Городцов отказал в праве на открытый лист для раскопок в Костенках самому П. П. Ефименко. Стоял Городцов и во главе Археологического отделения Россий- ской ассоциации научных институтов общественных наук (РА- НИОН). Именно в 1920-х гг. в МГУ в РАНИОН Городцов создал свою археологическую школу. В 1928 г. отмечалось семидесятилетие Василия Алексеевича. В докладе на торжественном заседании руководитель РАНИОН большевик В. М. Фриче назвал юбиляра «стихийным марксистом». В 1929 г. Городцов получил звание заслуженного деятеля науки. Вскоре ситуация изменилась. РАНИОН и Этнологический фа- культет МГУ были закрыты. В Историческом музее Городцов стал жертвой «чистки», как бывший офицер царской армии и учас- тник подавления «аграрных беспорядков», т. е. I русской рево- люции. Старый ученый остался без работы. Реальной была и угроза ареста. Чекисты интересовались про- фессором как в ходе «Академического дела» 1929—1931 гг., так и при следствии над А. С. Башкировым, И. Н. Бороздиным и А. А. За- харовым в 1935 г.6. Восстанавливалось положение Городцова медленно и поэтапно. Сначала приходилось соглашаться на договорную работу в качестве консультанта. Такая практика была в ходу в 1930-х гг. М. А. Миллер приводил слова коллег о Л. А. Мацулевиче: «Его выкинули под зад коленкой с парадного хода Эрмитажа, а потом потихоньку впусти- ли через черный ход», т. е. сперва «вычистили» из музея сына жан- дармского полковника, а затем зачислили его туда же в качестве консультанта7. Д. А. Крайнов, бывший одно время ученым секрета- рем Исторического музея, добился приглашения Городцова на роль консультанта, несмотря на противодействие А. В. Арциховского. Но, видимо, общение с бывшими учениками, отрекшимися от учителя в трудную минуту, тяготило Городцова. Поэтому он предпочел другой музей и даже другой город. С 1 мая 1933 г. по декабрь 1936 г. основным местом работы Василия Алексеевича стал Институт антропологии, археологии и 6 См. выше с. 195, 234. 7 Миллер М. А. Археология в СССР. Мюнхен, 1954.
262 этнографии Академии Наук СССР (бывшая Петровская кунстка- мера). Туда его взяли как «консультанта отдела археологии по специальным археологическим вопросам приема, хранения и научного описания коллекций и их экспонирования... определе- ния объектов экспедиционных исследований и рецензирования археологических работ»8. Академия Наук СССР оставалась храни- телем традиций русской науки, в отличие от ГАИМК, Комакаде- мии, институтов красной профессуры, стремившихся эти тради- ции разрушить. Появление Городцова в АН СССР естественно. Не ясно все же, кто его туда устроил. Возможно, президента академии геолога А. П. Карпинского попросил об этом другой академик-геолог А. П. Павлов, в тесном контакте с которым Го- родцов работал с дореволюционных лет. Положение Городцова в Ленинграде было непростым. Специа- листы по палеолиту П. П. Ефименко, С. Н. Замятнин, Г. Л Бонч- Осмоловский видели в нем ученого вчерашнего дня, отставшего от современной науки. Партийцы-теоретики из ГАИМК травили его как «буржуазного ученого», «вещеведа», «формального типо- логиста» и т. д. Городцов воспринимал и то, и другое очень бо- лезненно, что чувствуется и в письме к Илларионову. О москов- ских учениках — полное молчание. О конфликтах с Ефименко и Замятиным говорится с раздражением. Партийные критики при- числены к вредителям. Между тем ряд конфликтов породил сам Городцов. Он бесце- ремонно взялся за раскопки Ильской стоянки в Прикубанье, с трудом разысканной Замятиным по невнятным сообщениям Ж. де Бая и исследовавшейся им в 1925—1928 гг. Городцов объ- явил этот мустьерский памятник солютрейским и мадленским, с чем не может согласиться ни один археолог. Это вызвало за- держку публикаций Городцова о его раскопках Ильской, хотя две из них потом появились. Сообщения о раскопках Тимонов- ской стоянки, предпринятых Городцовым без разрешения пер- вооткрывателя М. В. Воеводского, публиковались неоднократно. Городцов писал об открытии им в Тимоновке палеолитических жилищ, ошибочно приняв за них мерзлотные нарушения куль- турного слоя. С этим тоже никто не мог согласиться. Городцов пытался найти общий язык не с коллегами-археолога- ми из Ленинграда, а с руководителями ГАИМК. Его статья «Соци- ально-экономический строй обитателей Тимоновской палеолитиче- ской стоянки (СЭ. 1935. № 3. С. 3—13) написана в духе установок теоретиков из ГАИМК. На свои раскопки Елизаветинского городи- ща в Нижнем Подонье Городцов приглашал С. Н. Быковского. Тункина И. В. Эпизод к биографии... С. 184.
___________К истории баллотировки В. А. Городцова в 1938 г. 263 Постепенно это привело к некоторому улучшению дел Го- родцова. В «Известиях ГАИМК» в 1935 г. напечатали его старую работу о раскопках Каширского городища в 1925—1926 гг. В из- дававшихся Институтом археологии, антропологии и этногра- фии АН СССР сборниках «Советская археология» в 1936—1937 гг. помещено три статьи Городцова. В 1934 г. ему присвоили сте- пень доктора археологии без защиты диссертации. Решающий перелом произошел, когда Городцова пригласили читать лекции в Московском институте философии, литературы и истории. Там работал вернувшийся из ссылки старый друг Го- родцова Ю. В. Готье, вскоре выбранный академиком. Он способ- ствовал восстановлению реноме археолога в новой обстановке. В 1938 г. торжественно было отмечено 80-летие Городцова. По- священные юбиляру статьи увидели свет в «Вестнике древней истории» (Е. И. Крупнов. 1938. № 3), «Вестник знания» (1938. № 9) и в «Природе» (1940. № 5). Две последние статьи принад- лежали Д. Н. Леву. Городцову был посвящен выпуск V «Кратких сообщений ИИМК». В день юбилея старый ученый подал заяв- ление о своем вступлении в ряды ВКПб. Все это надо учитывать при истолковании эпизода, привлек- шего внимание И. В. Тункиной. Первый вариант своей книги об ископаемом человеке большевик В. Т. Илларионов писал, когда Городцов считался человеком с сомнительной в политическом отношении репутацией. Оценка его трудов, данная в 1930 г. В. И. Равдоникасом, казалась окончательной и просто повторя- лась. Юбилей и чествование Городцова, вступление его в ряды ВКПб заставили Илларионова убрать критику в его адрес из изданного варианта своей книги. Каким же образом частное письмо Городцова к Илларионову было предано огласке и попало в Архив АН СССР? Илларионов, надо думать, переслал его в какую-то другую, более высокую инстанцию (ЦК ВКПб? НКВД?), откуда оно было отправлено сперва в Академию Наук СССР, а потом в ИИМК для принятия соответствующих мер. При объявлении о предстоящих выборах действительных чле- нов АН СССР ученики В. А. Городцова из Московского отделе- ния ИИМК выдвинули его кандидатуру. Илларионов сорвал из- брание, сделав частное письмо объектом публичного обсужде- ния. Поступок явно не этичный. Жалобы старого ученого, про- жившего нелегкую жизнь, в письме к молодому коллеге (похо- жие на пушкинские слова «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом») были расценены как «антисоветский выпад» и вновь ухудшили положение Городцова. Ведь шел 1938 год.
264 Трудно определить причину поступка Илларионова. Обида ли это на ответ рецензента, ибо его отзыв о рукописи был не таким, как ожидали автор и издательство (недаром книга вышла не в 1938, а в 1941 году и не в Ленинграде, а в Горьком), или — убежденность большевика в необходимости «борьбы за маркси- стскую науку с буржуазными учеными». Думается, что Илларионов учел развернувшееся незадолго до то- го «дело академика Лузина». Н. Н. Лузин — выдающийся математик, создатель признанной во всем мире научной школы, сложившейся на семинарах, получивших в ученом мире шутливое название «Лузи- тания». От политики он был далек, но когда советская власть начала втягивать в свою орбиту и Академию, Лузин сделал шаг навстречу. 2 июля 1936 г. он опубликовал в газете «Правда» статью о своем посе- щении уроков математики в московской средней школе. Уроки ему понравились, и он писал о замечательных условиях, созданных со- ветской властью для нашей молодежи. Казалось бы, наверху должны были бы быть довольны, но по- чему-то статья вызвала раздражение. Ее сочли неискренней и даже заговорили о «враге в советской маске». Появилась целая серия обличительных статей в «Правде» (3, 9, 10, 12, 15 июля, 6 августа 1936 г.). И. М. Губкин назвал свой отклик «О так назы- ваемом академике Лузине». В вину академику ставилось, в част- ности, и то, что он всегда печатал свои работы за рубежом, про- являя «традиции раболепия» и подрывая «достоинство советской науки». Сейчас выяснилось, что организаторами кампании про- тив Лузина были заведующий отделом науки Московского коми- тета ВКПб Э. Я. Кольман и редактор «Правды» Л. 3. Мехлис. К со- жалению, очень плохо повели себя ученики Лузина — видные математики и будущие академики П. С. Александров, С. Л. Собо- лев, М. В. Келдыш, Л О. Гельфонд, Л. Л Люсгерник, охотно вклю- чившиеся в кампанию и оплевывавшие своего учителя. Ставился даже вопрос о лишении Лузина звания академика. Президиум АН СССР вынужден был создать комиссию по этому вопросу под председательством А. Е. Ферсмана. Благодаря заступничеству В. И. Вернадского и ряда других влия- тельных людей (Г. М. Крыжановский сносился по этому вопросу с самим Сталиным), дело удалось спустить на тормозах. Лузин остал- ся академиком, но был задвинут в глубокую тень. Семинар его пре- кратил свое существование. На первый план выдвинулась моло- дежь. С. Л. Соболев в возрасте 31 года был избран академиком, и газеты восхваляли «академика - комсомольца»9. 9 Дело академика Н. Н. Лузина. СПб., 1991.
К истории баллотировки В. А. Городцова в 1938 г. 265 Зная из прессы историю с Лузиным, Илларионов усмотрел в письме Городцова те самые мотивы, что подверглись публичному осуждению: ученых в СССР не ценят, а на Западе оценили бы. В период полной изоляции СССР от Запада подобные настроения искореняли любыми средствами. Те, кто получил письмо Городцо- ва от Илларионова, решили раздуть эту историю. Вряд ли вопрос решался в Ленинграде. Городцов жил в Москве. Академия Наук ту- да уже переехала. Там должны были состояться и выборы в акаде- мики. Поэтому размышления И. В. Тункиной о том, кто конкретно виноват в происшедшем — И. И. Мещанинов (которого она оши- бочно считает партийцем), В. В. Струве или М. И. Артамонов — беспочвенны. Разгадку надо искать в московских архивах. В. Т. Илларионов написал в 1940-х гг. еще одну книгу — «Опыт историографии палеолита СССР» — такой же, как и предшест- вующие, отнюдь не исследовательский, а формально-регистраци- онный обзор публикаций. Они распределены по разделам, на- званным по учреждениям, где эти работы увидели свет. Ни на- мека на анализ в книге нет. Еще до издания Илларионов пробовал защитить эту работу как докторскую диссертацию. Защита проходила в Москве на ученом совете ИИМК 4 декабря 1945 г. и закончилась провалом. Городцова уже не было в живых, но ученики его не забыли о по- ступке Илларионова, да и работа была весьма уязвима. Тогда Илларионов стал добиваться защиты в другом месте. Из- дал свою диссертацию в Горьком в 1947 г. «Вопросы истории» (1948. № 10) напечатали положительную рецензию на книгу, написанную И. Н. Бороздиным, никогда палеолитом не занимавшимся. Защита состоялась в 1948 г. на заседании ученого совета исто- рического факультета ЛГУ. Степень была присуждена. Помню возмущение коллег и в Москве, и в Ленинграде. Ведь такие спе- циалисты по палеолиту, как С. Н. Замятнин и П. И. Борисков- ский, оставались кандидатами. Говорили, что провести Илларио- нова в доктора приказали сверху (А. И. Микоян?). Осуществлял же приказание В. И. Равдоникас — заведующий кафедрой исто- рии первобытного общества, выступивший и оппонентом. Дру- гим оппонентом был А. П. Окладников. Я пытался найти протокол защиты Илларионова в Москве. Он числился в архиве ИА РАН под шифром Р-2 № 373, но в хранении отсутствует. Кто-то его похитил или изъял. Протокола защиты в Ле- нинграде, по сообщению И. Л. Тихонова, в архиве СПГУ тоже нет. Я никогда не видел Илларионова. На многочисленных археоло- гических совещаниях в Москве он никогда не появлялся. Знаю, что по приглашению А. П. Окладникова он приезжал в Новосибирск оппонировать на защите докторской диссертации В. Е. Ларичева.
266 В конце жизни Илларионов напечатал в Горьком еще две книги — «Русский синолог В. П. Васильев» (1959), посвященную нижего- родскому уроженцу и написанную в разгар советско-китайской друж- бы, и «Введение в историографию древнейшей истории» (1960) — та- кой же формальный обзор, как и две более ранние книги. До конца дней (а умер он в 1985 г. на девятом десятке лет) Илларионов оставался профессором Горьковского университета. После XX съезда КПСС вспомнили о его старых и попавших в спецхран публикациях по истории революции. М. В. Нечкина привлекла его к работе Ученого совета по историографии при Отделении исторических наук Академии Наук СССР10. Так что умер Илларионов в почете. Склонны почитать его по-прежнему и современные археологи из Нижнего, говоря об «интеллигенте в глубоком понимании этого слова»11. В чем же причина кампании, развернутой в 1938 г. против Городцова? Ведь тогда ученых старой школы усиленно привле- кали к преподаванию и к работе в Академии Наук, а Городцов был готов сотрудничать с большевиками. Но подросло новое по- коление, успевшее занять места уволенных стариков и не желав- шее хоть сколько-нибудь потесниться. Власть же жила по прин- ципу: «на то и щука в море, чтобы карась не дремал», и считала нужным время от времени одергивать стариков, чтобы те не во- зомнили о себе и не зарывались. Так было с Лузиным в 1936 г. Так было с провалом при выборах в академики в 1938 г. велико- го русского биолога Н. К. Кольцова после статьи X. С. Коштоян- ца «Лжеученым не место в академии». Так стало и с Городцовым. Я сосредоточил внимание на первом документе, изданном И. В. Тункиной. Второй — протокол партсобрания ИИМК АН СССР. Партийцы осудили «антисоветский выпад Городцова... в письме, посланном им в Президиум АН СССР», и решили отвес- ти кандидатуру Городцова как кандидата в академики на общем собрании института. Присутствовало 8 членов партии: Д. Д. Ти- мофеев (секретарь партбюро), Вишнева, Воронина, Занкович, Клочков, Левченко, Мосберг, Шапиро. Кто из современных ар- хеологов знает эти имена? В библиографических справочниках я нашел лишь одну заметку Г. И. Мосберг. А о Городцове знают все, хотя он и не стал академиком. Есть над чем задуматься. 10 Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1966. Т. IV. С. 420. 11 Толстова Н. Н. Виктор Трофимович Илларионов // Нижегородские ис- следования по краеведению и археологии. 2000. С. 4—12; Тамбовцева Н. Н. Археологические исследования нижегородских краеведов 20-х гг. XX в. // Нижегородские исследования по краеведению и археологии. 2004. С. 81, 88.
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи Проблема охраны памятников прошлого чрезвычайно важна для археологов. Между тем в годы коммунистической диктатуры поло- жение с этим делом было крайне тяжелым. Уничтожение произведе- ний искусства и остатков старины происходило не только стихийно, но периодически превращалось в организованные свыше кампа- нии. В постсоветский период об этом писали не раз, но некоторые аспекты проблемы не получили пока глубокого осмысления. Существует легенда о «России, которую мы потеряли», как о не- коем рае земном, где все было благостно и прекрасно и где, в част- ности, бережно хранили национальные реликвии. Увы, это не так. Состояние охраны памятников и до октябрьского переворота бы- ло далеко не благополучным. Произведения архитектуры, курга- ны, культурные слои древних поселений погибали повсеместно. В самых общих чертах интересующие нас объекты можно раз- делить на три группы. Первая — здания храмов и монастырей, находившиеся в ведении церкви. Их часто перестраивали, иска- жая первоначальные формы. Средневековые фрески закрывали современной масляной живописью ремесленной работы. Смена эстетических вкусов привела к уничтожению множества образ- цов древнерусского зодчества (особенно в Москве), замененных постройками в стиле барокко, классицизма, ампира. Вторая группа — дворянские усадьбы — городские и загород- ные. В XIX веке они казались еще слишком новыми, живыми и не воспринимались как памятники, требующие охраны. Со вре- менем здания ветшали, подвергались переделками. Многое было утрачено в период дворянского оскудения. Третья группа — археологические памятники. Они были вы- явлены в ничтожной мере. Сотни насыпей курганов и культур- ных слоев стоянок и селищ разрушали при распашке. Широко
268 было распространено и кладоискательство, грозившее и могиль- никам и городищам. К этому надо добавить недооценку культуры Древней Руси офранцуженным дворянством, западниками, вражду ко всякой старине как к воплощению несправедливого социального уст- ройства со стороны революционно-демократического лагеря. Вследствие всего этого к 1917 году в России не было закона, защищавшего реликвии прошлого. Разрозненные законодатель- ные акты имели серьезные ограничения. С 1889 года исключи- тельным правом на контроль над раскопками обладала Импера- торская археологическая комиссия. Но оно касалось только госу- дарственных земель. Владельцы частных — могли делать на своих землях все что угодно. В 1893 году надзор за древними зданиями и их реставрацией был поручен Академии художеств, но церковь не очень с этим считалась, Все же к концу XIX, а особенно в начале XX века важность проблемы была осознана. Вопрос об охране памятников обсуж- дался на I археологическом съезде в 1869 году. Подготовленный проект закона был вынесен на II съезд. В 1870 году Московское археологическое общество создало Комиссию по охране древних памятников. В 1904 году в Министерстве внутренних дел учре- дили Комиссию по пересмотру действующих постановлений об охране памятников в России. В 1910 году в Петербурге возникло Общество защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. Движение намечалось, но не дало еще никаких реальных ре- зультатов1. Что же происходило после октября 1917 года? На этот вопрос в литературе можно найти два диаметрально противоположных ответа. Не раз говорилось о замечательных достижениях боль- шевиков в спасении культурного наследия, а после 1991 года об их чудовищном вандализме. Порою то и другое писали одни и те же люди2. Сторонники первой оценки ссылаются на серию постановле- ний, принятую советской властью вскоре после революции. 3 но- ября 1917 года Народный комиссариат по делам просвещения 1 Подробнее см.: Формозов А. А. Русское общество и охрана памятни- ков культуры. М., 1990. 2 Жуков Ю. Н. Сохраненные революцией. Охрана памятников исто- рии и культуры в Москве в 1917—1931 гг. М., 1985; Он же. Становление и деятельность советских органов охраны памятников истории и куль- туры. 1917—1920. М., 1983; Он же. Операция Эрмитаж. М., 1993.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 269 обратился «к рабочим, крестьянам, солдатам, матросам и всем гражданам России» с призывом оберегать сокровища культуры. В ноябре же была создана Всероссийская коллегия по делам музе- ев и охране памятников искусства и старины, с мая 1918 года пре- вращенная в отдел Наркомпроса. Вскоре для надзора за памятни- ками на местах были организованы губернские подотделы этого учреждения. О необходимости начать регистрацию остатков ста- рины говорилось в декрете от 10 октября 1918 года. С 19 сентября 1918 года запрещен вывоз культурных ценностей за границу. 18 апреля 1919 года Археологическая Комиссия была преобразо- вана в Академию истории материальной культуры, получившую исключительное право на раскопки в РСФСР. В июне 1918 года открылись Реставрационные мастерские при Главмузее3. Все это впечатляет. А когда стали печатать рассказы об «эмисса- рах», самоотверженно вывозивших сокровища культуры из полыхав- ших имений под гром канонад Гражданской войны, картина начала рисоваться героическая и романтическая4. И все это не выдумки. Но присмотримся к происходившему попристальней. Прежде всего перечисленные выше постановления далеко не всегда вы- полняли. Власти на местах их просто игнорировали. Недаром «эмиссары» вынуждены были прибегать к помощи чекистов. Повсеместный разгром дворянских имений не только не пре- секался, но и поощрялся из центра («Грабь награбленное!» Ле- нин5). Приказано было закрыть все монастыри. К 1921 году из 1250 монастырей национализировали более шестисот6. Закрыли и все домовые церкви. Накопившиеся там ценности оказались под угрозой расхищения и уничтожения. В феврале 1918 года была ограблена Патриаршая ризница7. Уже 22 октября 1918 го- 5 Гарданов В. К. Музейное строительство и охрана памятников куль- туры в первые годы советской власти И История музейного дела в СССР. Труды Науч.-иссл. института музееведения. М., 1957. Т. 1. С. 10 17; Охрана памятников истории и культуры. М., 1973. С. 14, 21 24. 4 Кончин Е. В. Эмиссары восемнадцатого года. М., 1981; Он же. Рево- люцией призванные. М., 1988; Он же. Революция в Мертвом переулке // Арбатский архив. М., 1997. Вып. 1. С. 331—360; Из истории строитель- ства советской культуры. Москва, 1917—1918. М., 1964. 5 Ленин В. И. Заключительное слово к докладу об очередных задачке со- ветской власти// Поли. собр. соч.: В 55-ти томах. М., 1962. Т. 36. С. 2 . 6 Козлов В. Ф. Судьба мощей русских святых // Отечество. 1WI. Вып. 2. С. 138; Цыпин В. И. История русской православной церкви. 1917 1990. М., 1994. С. 92. 7 Молчанов В. Быль о трех камеях // Правда. 17 июняt 1976i г. (21138). Окунев Н. П. Дневник Москвича 1917—1920. М., 1997. Т. 1. С. 147.
270 да провели первое вскрытие мощей, а к концу 1922 — было оск- вернено их до шестидесяти8. Все это не случайные действия безответственных лиц, а ин- спирированная свыше вспышка вандализма. О том, как вели себя крестьяне, мы знаем из литературы. Пантелеймон Романов в рас- сказе «Белые куклы» повествовал о мужиках, захвативших дво- рянское имение, и, не понимая, на что могут сгодиться книги, картины, скульптуры, безжалостно их уничтоживших9. В извест- ных воспоминаниях Максима Горького о Ленине мы найдем та- кое свидетельство: «В 19 году в Петербурге был съезд «деревен- ской бедноты». Из северных губерний России явилось несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце Романовых. Когда съезд кончился, и эти люди уехали, то оказа- лось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количе- ство ценнейших севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды — уборные дворца оказались в порядке, водопро- вод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опорочить красивые вещи»10. А вот запись курского краеведа — Г. И. Булгакова — о том, что он застал в имении Барятинских Марьино около Рыльска. Молодежь из окрестных деревень устроила соревнование, кто разобьет с маху кулаком большее число уложенных стопками фарфоровых тарелок из ампирного сервиза начала XIX века11. Кладоискательство, подавлявшееся царской администрацией, вспыхнуло повсеместно. В 1918 году керченские «счастливчики» убили директора музея древностей В. В. Шкорпила, пытавшего- ся их остановить. О том, что происходило в зоне военных действий, И. Э. Гра- барь говорил: «После обстрела Московского Кремля в 1917 году он являл картину невиданного разрушения, а Ярославль по- сле восстания 1918 г. представлял собой груду развалин»12. 8 Козлов В. Ф. Судьбы мощей русских святых // Отечество. М., 1991. Вып. 2. С. 138. Цыпин В. А. История русской православной церкви. 1917—1990. М., 1994. С. 92. 9 Романов П. А. Однотомник в серии «Библиотека юмора и сатиры». М., 1991. С. 52—56. 10 ГоръкийМ. В. И. Ленин// Поли. собр. соя.: В 25 т. М., 1974. Т. 20. С. 30. 11 Щавелев С. П. Курское краеведческое общество 1920-х годов и его археологические работы // Очерки истории отечественной археологии. М , 1998. Вып. П. С. 188. 12 Грабарь И. Э. О русской архитектуре. М., 1969. С. 382.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 2 71 Опубликованы данные о состоянии Кремля после его обстрела большевиками19. Запрет на вывоз культурных ценностей за границу не соблю- дался. Эмигранты увезли с собой множество произведений ис- кусства. Об открывшихся за рубежом магазинах, называвшихся «Сокровища из России», писал в те дни Максим Горький13 14. Угроза полной гибели культурного достояния страны была то- гда реальной. Русская интеллигенция это осознала и многое сде- лала для того, чтобы предотвратить катастрофу. В области охраны памятников самоотверженно трудились искусствоведы И. Э. Гра- барь и Н. И. Романов, В. Я. Курбатов и А. М. Эфрос, художники В. М. Васнецов и В. Д. Поленов, востоковеды И. А. Орбели и С. Ф. Ольденбург, знатоки древнерусского зодчества П. П. По- крышкин и К. К. Романов, историки Ю. В. Готье и С. В. Бахру- шин. Из археологов М. Я. Рудинский занимался охраной памят- ников на Полтавщине, Н. Е. Макаренко — на Украине в целом, С. Н. Замятнин — в Воронежском крае, В. И. Смирнов — в Кост- ромском. М. Э. Воронец вывез в Исторический музей археологи- ческие коллекции из можайского имения Уваровых Поречье15. В правительственных кругах находились отдельные люди, способные понять важность проблемы и приложить силы к ее разрешению. Таковы хотя бы нарком просвещения А. В. Луна- чарский или заведовавшая отделом музеев этого наркомата Н. И. Троцкая (Седова). Но их взгляд на культурное наследие был отнюдь не обще- принятым. В 1960-х годах была создана легенда о двух резко от- личавшихся периодах советской истории: ленинской заботы о памятниках искусства и уничтожения их в сталинскую эпоху16. Так ли это? Попытаемся понять позицию Ленина. 13 Революция и искусство // Аполлон, 1917. № 6—7. С. 70—79; Рости- славов А. Октябрьские события И Там же. С. 79—84; Акт осмотра москов- ских памятников искусства и старины // Известия Археологической комиссии. Пг., 1918. Вып. 66. С. 226—230; Нестор (Анисимов Н. А.). Рас- стрел Московского Кремля. М., 1918 (репринт. М., 1995). 14 Горький М. Американские миллионы // Новая жизнь. 8 (21) июня 1917 г., № 43; Он же. Несвоевременные мысли // Новая жизнь. 23 (10) июня 1918 г., №97 (312). 15 Кончин Е. В. Поречье, год 1918 // Уваровские чтения. Муром, 1994. Ч. II. С. 86; СупруненкоА. Б. М. Я. Рудинский — организатор и исследо- ватель памятников истории и культуры на Полтавщине И Всесоюзная конференция по историческому краеведению. Киев, 1987. С. 286, 287. Воронин Н. Н. Любите и охраняйте памятники древнерусского ис- кусства. М., 1960; Ильин М. А. Охрана и реставрация памятников древ- нерусского искусства// СА. 1965. № 2. С. 8, 9.
270 да провели первое вскрытие мощей, а к концу 1922 — было оск- вернено их до шестидесяти8. Все это не случайные действия безответственных лиц, а ин- спирированная свыше вспышка вандализма. О том, как вели себя крестьяне, мы знаем из литературы. Пантелеймон Романов в рас- сказе «Белые куклы» повествовал о мужиках, захвативших дво- рянское имение, и, не понимая, на что могут сгодиться книги, картины, скульптуры, безжалостно их уничтоживших9. В извест- ных воспоминаниях Максима Горького о Ленине мы найдем та- кое свидетельство: «В 19 году в Петербурге был съезд «деревен- ской бедноты». Из северных губерний России явилось несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце Романовых. Когда съезд кончился, и эти люди уехали, то оказа- лось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количе- ство ценнейших севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды — уборные дворца оказались в порядке, водопро- вод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опорочить красивые вещи»10. А вот запись курского краеведа — Г. И. Булгакова — о том, что он застал в имении Барятинских Марьино около Рыльска. Молодежь из окрестных деревень устроила соревнование, кто разобьет с маху кулаком большее число уложенных стопками фарфоровых тарелок из ампирного сервиза начала XIX века11. Кладоискательство, подавлявшееся царской администрацией, вспыхнуло повсеместно. В 1918 году керченские «счастливчики» убили директора музея древностей В. В. Шкорпила, пытавшего- ся их остановить. О том, что происходило в зоне военных действий, И. Э. Гра- барь говорил: «После обстрела Московского Кремля в 1917 году он являл картину невиданного разрушения, а Ярославль по- сле восстания 1918 г. представлял собой груду развалин»12. 8 Козлов В. Ф. Судьбы мощей русских святых // Отечество. М., 1991. Вып. 2. С. 138. Цыпин В. А. История русской православной церкви. 1917—1990. М„ 1994. С. 92. 9 Романов П. А. Однотомник в серии «Библиотека юмора и сатиры». М., 1991. С. 52—56. 10 Горъкий М. В. И. Ленин // Поли. собр. соч.: В 25 т. М., 1974. Т. 20. С. 30. 11 Щавелев С. П. Курское краеведческое общество 1920-х годов и его археологические работы // Очерки истории отечественной археологии. М , 1998. Вып. II. С. 188. 12 Грабарь И. Э. О русской архитектуре. М., 1969. С. 382.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 271 Опубликованы данные о состоянии Кремля после его обстрела большевиками13. Запрет на вывоз культурных ценностей за границу не соблю- дался. Эмигранты увезли с собой множество произведений ис- кусства. Об открывшихся за рубежом магазинах, называвшихся «Сокровища из России», писал в те дни Максим Горький14. Угроза полной гибели культурного достояния страны была то- гда реальной. Русская интеллигенция это осознала и многое сде- лала для того, чтобы предотвратить катастрофу. В области охраны памятников самоотверженно трудились искусствоведы И. Э. Гра- барь и Н. И. Романов, В. Я. Курбатов и А. М. Эфрос, художники В. М. Васнецов и В. Д. Поленов, востоковеды И. А. Орбели и С. Ф. Ольденбург, знатоки древнерусского зодчества П. П. По- крышкин и К. К. Романов, историки Ю. В. Готье и С. В. Бахру- шин. Из археологов М. Я. Рудинский занимался охраной памят- ников на Полтавщине, Н. Е. Макаренко — на Украине в целом, С. Н. Замятнин — в Воронежском крае, В. И. Смирнов — в Кост- ромском. М. Э. Воронец вывез в Исторический музей археологи- ческие коллекции из можайского имения Уваровых Поречье15 16. В правительственных кругах находились отдельные люди, способные понять важность проблемы и приложить силы к ее разрешению. Таковы хотя бы нарком просвещения А. В. Луна- чарский или заведовавшая отделом музеев этого наркомата Н. И. Троцкая (Седова). Но их взгляд на культурное наследие был отнюдь не обще- принятым. В 1960-х годах была создана легенда о двух резко от- личавшихся периодах советской истории: ленинской заботы о памятниках искусства и уничтожения их в сталинскую эпоху . Так ли это? Попытаемся понять позицию Ленина. 13 Революция и искусство // Аполлон, 1917. № 6—7. С. 70—79; Рости- славов А. Октябрьские события // Там же. С. 79—84; Акт осмотра москов- ских памятников искусства и старины // Известия Археологической комиссии. Пг„ 1918. Вып. 66. С. 226—230; Нестор (Анисимов Н. А.). Рас- стрел Московского Кремля. М., 1918 (репринт. М., 1995). 14 Горький М. Американские миллионы // Новая жизнь. 8 (21) июня 1917 г., № 43; Он же. Несвоевременные мысли // Новая жизнь. 23 (10) июня 1918 г., №97 (312). 15 Кончин Е. В. Поречье, год 1918 // Уваровские чтения. Муром, 1994. Ч. II. С. 86; Супруненко А. Б. М. Я. Рудинский — организатор и исследо- ватель памятников истории и культуры на Полтавщине // Всесоюзная конференция по историческому краеведению. Киев, 1987. С. 286, 287. 16 Воронин Н. Н. Любите и охраняйте памятники древнерусского ис- кусства. М., 1960; Ильин М. А. Охрана и реставрация памятников древ- нерусского искусства// СА. 1965. № 2. С. 8, 9.
272 В его многочисленных послереволюционных речах и статьях мы не найдем ни одной фразы, посвященной непосредственно охране наследия. Видимо, в условиях Гражданской войны эта проблема представлялась ему сугубо третьестепенной. Ссылают- ся на его выступление перед комсомольцами: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество»17. Но в со- чинениях Ленина встречаются и иные мысли, например: «Мы из каждой национальной культуры берем только ее демократиче- ские и ее социалистические элементы»18. Из-за отсутствия прямых свидетельств авторы статей о «ле- нинском этапе в охране культурного наследия» прибегали к вос- поминаниям И. Э. Грабаря или В. Д. Бонч-Бруевича. Цитирова- ли слова Ленина, якобы записанные Бонч-Бруевичем: «Всю ста- рину мы должны тщательно сохранять. И не только как памят- ники искусства — это само собой, но и как памятники быта и жизни древних времен. Сюда должны приходить экскурсии, здесь должны быть развернуты музеи»19. Столь широкая программа охраны памятников, естественно, производит впечатление. Но нетрудно отыскать другие воспоми- нания. В ноябре 1917 г. во время обстрела Кремля были повреж- дены Успенский собор, Чудов монастырь, фрески Благовещен- ского собора, колокольня Ивана Великого. Луначарский решил- ся протестовать и сложил с себя обязанности наркома просвеще- ния20. Ленин был возмущен: «Как Вы можете придавать такое значение тому или другому старому зданию, как бы хорошо оно ни было, когда речь идет об открытии дверей перед таким обще- ственным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чем могли мечтать в прошлом»21. Иные современники смотрели на проблему глубже. М. М. Пришвин 27 февраля 1918 г. записал в дневнике: «Неважно, что снаряд сделал дыру в Успенском соборе — это легко заделать. А беда в том духе, который направил пушку на Успенский собор. Раз он Ленин В. И. Задачи союзов молодежи // Поли. собр. соч.: В 55 т. М., 1963. Т. 41. С. 305. 18 Ленин В. И. Критические заметки по национальному вопросу И с°бр. соч. М., 1961. Т. 24. С. 121. Подчеркнуто Лениным. 19 Бонч-Бруевич В. Д. Ленин и культура // Литературная газета. 24 ян- варя 1940 г. № 4 (855). Об этом см.-. Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М., 1957. С. 203, 308. 21 Луначарский А. В. Ленин и литературоведение. М., 1934. С. 39.
________Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 273 посягнул на это, ему ничего [не стоит] посягнуть и на личность человеческую»22. Так и произошло. Показательны и воспоминания Крупской: Ленин «не ходил смотреть лондонские музеи ... В музее древностей [Британском? — А. Ф.] через десять минут Владимир Ильич начинал испытывать необычайную усталость, и мы очень быстро выметались из... бес- конечных помещений, установленных [sic! —А. Ф.] египетскими и другими древними вазами»23. В 1920 г. еще полный сил Ленин по- ложил начало распродаже культурных ценностей за рубеж24. Таким образом, говорить о ленинских установках в области охраны памятников нет оснований. В окружении же Ленина бы- ло немало людей, оправдывавших любые разрушения, возмущав- шихся наподобие Е. И. Ярославского: «Жалеете камни, а не жа- леете людей», или утверждавших, как М. Н. Покровский в 1919 году: «Охрана памятников искусства и старины стала чем-то вро- де официальной мании в РСФСР»25. В обществе тоже получила распространение старая, писарев- ская еще, идея: вместе с несправедливым социальным строем долж- на погибнуть и созданная им культура. В декабре 1917 года Владимир Кириллов — глава литературной группы «Кузница» — заявлял в программном стихотворении «Мы»: Мы во власти мятежного страстного хмеля. Пусть кричат нам: вы палачи красоты. Во имя нашего завтра — сожжем Рафаэля, Разрушим музеи, растопчем искусства цветы26. Впоследствии это стихотворение не раз перепечатывалось. Почему «во имя нашего завтра» нужно сжечь Рафаэля и разру- шить музеи, оставалось неясным, но желающие это сделать на- шлись. Музей Академии художеств в 1918 году был закрыт, а ди- ректор ее Ф. А. Маслов организовал через десять лет специаль- 22 Пришвин М. М. Дневники. 1918, 1919. М., 1994. С. 29, 30. 23 Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. М., 1972. С. 60. 24 Ленин В. И. Письмо к С. Е. Чуцканову И Поли. собр. соч. М., 1965. Т. 51. С. 153, 154; Ленин и Горький. Письма. Воспоминания. Докумен- ты. М., 1981. С. 164, 165. 25 Ярославский Е. И. Против религии и церкви. М., 1932. С. 9—12; ьо- гданов А. А. Наши критики. Статья первая. О художественном наследии // Пролетарская культура. 1918. № 2. С. 4—13; Пришвин М. . Дневни ки. 1923—1925. М., 1999. С. 391. 26 Кириллов В. Стихотворения 1914-1918 годов. М., 1918. С. 9. 18 - 6382
274 ные субботники по уничтожению галереи слепков академии. Ко- пии античных статуй одну за другой разбивали на куски. Панно Н. К. Рериха «Покорение Казани» разорвали в мелкие клочья27. В противовес возникшей в те годы коллегии по охране памят- ников художник Л. А. Бруни предлагал учредить «комиссию по планомерному разрушению памятников искусства и старины». Поддерживая это предложение, футурист О. М. Брик развернул и несложную аргументацию: «Помещики были богаты, от этого их усадьбы — памятники искусства. Помещики существуют давно, поэтому их искусство старо. Защищать памятники старины — за- щищать помещиков»28. В том же духе неоднократно высказывался и Маяковский. В поэме «150 миллионов» в рядах врагов Советской России вы- ступает Лувр как воплощение реакционного искусства — оружия буржуазии: Билась с адмиралтейством Лувра труха, Пока у адмиралтейства на штыке-шпиле Не повисли Лувра картинные потроха29. В 1918 году в газете «Искусство коммуны» появилось стихо- творение Маяковского «Радоваться рано». Поэта злит половин- чатость революции, он кричит: Белогвардейца найдете — и к стенке. А Рафаэля забыли? Забыли Растрелли Вы? Время пулям по стенке музеев тенькать. Стодюймовками глоток старье расстреливай!.. Выстроили пушки по опушке, Лактионов А. Уважение и любовь народа — высшая награда // Прав- да. 4 января 1963 г. № 4 (16 255); Порфиридов Н. Г. Новгород. 1917— 1941. Л., 1987. С. 249. Маяковский В. В. Только не воспоминания И Поли. собр. соч.: В 13 т. М.» 1959. Т. 12. С. 150—151. 29 Маяковский В. В. 150 миллионов // Поли. собр. соч. 1956. Т. 2. С. 159.
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 275 глухи к белогвардейской ласке. А почему Не атакован Пушкин...? Старье охраняем искусства именем... Скорее! дым развейте над Зимним...30 Луначарский счел нужным ответить. Поместив его заметку-ре- плику «Ложка противоядия», «Искусство коммуны» опубликова- ло рядом три ответа — «От редакции», статью О. М. Брика и но- вые стихи Маяковского31. Каждый, интересующийся поэзией, нехотя разъясняла редак- ция, знает, что слова поэта нельзя понимать буквально. Звучит не- убедительно, ибо не только в стихах, но и в прозе в «Искусстве коммуны» постоянно повторялось: «Ничего не нужно современно- сти, кроме того... что вырастает на ее плечах... Скорее можно по- жалеть о сорвавшейся гайке, нежели о разрушившемся Василии Блаженном... Всякое собирание старья приносит вред... И если мы не будем иметь собраний, тем легче уйти с вихрем жизни». Это писал автор пресловутого «Черного квадрата» художник К. С. Ма- левич, развивая дореволюционные еще идеи. В 1916 г. он потряс Л Н. Бенуа словами: «Моя философия — разрушение старых го- родов, сел через каждые 50 лет»32. Малевич был не одинок. В спо- ре с Луначарским приятель Маяковского Брик с восторгом цити- ровал сходные заявления футуриста Маринетти о музеях Ита- лии33. Неубедителен ответ редакции и потому, что в восемнадца- том году пули на самом деле «тенькали» по стенам музеев. Наконец, не похож на разъяснения газеты и ответ Маяковско- го — стихи «Той стороне» — весь старый мир пошел на слом и для Венер нечего делать исключения. Клич футуриста: Были бы люди, Искусство — приложится34. 30 Маяковский В. В. Радоваться рано// Поли. собр. соч. 1956. Т. 2. С. 16,17. 31 Искусство коммуны. 1918. № 4. С. 1—3. 32 Малевич К. С. О музее // Искусство коммуны. 1919. № 12. С. 2; Эт- кинд М. Г. Александр Николаевич Бенуа. Л.; М., 1965. С. 86. 33 Брик О. М. Уцелевший бог// Искусство коммуны. 1918. № 4. С. 2. 34 Маяковский В. В. Той стороне// Поли. собр. соч. 1956. Т. 2. С. 21.
276___________________________________________________________ Призывы покончить с культурой прошлого в какой-то мере естественны в устах молодых поэтов — Маяковского и Кирилло- ва. Неожиданней оправдание этих призывов в статьях Александ- ра Блока, напечатанных в левоэсеровских изданиях: «Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг... Дворец разру- шаемый— не дворец, кремль, стираемый с лица земли, — не кремль... Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только вместе с сердцем и головой!»35 «Все то в искусстве, над чем дро- жала цивилизация — все Реймсские соборы, все Мессины, все старые усадьбы — от всего этого, может быть, не останется ниче- го. Останется несомненно только то, что усердно гнала и пресле- довала цивилизация — дух музыки»36. Ради рождающегося на развалинах «страшного мира» нового общества, полной противоположности прежнему — болезненно- му и запутавшемуся в противоречиях — Блок готов был пожерт- вовать искусством. Он ждал торжества «духа музыки», утраченно- го цивилизацией, но не народом. Массы, — уверял Блок, — «мо- гут в будущем сказать такие слова, каких давно не говорила наша усталая, несвежая и книжная литература»37. Близкие настроения отразились в стихах и статьях Брюсова. Тема «грядущих гуннов», несущих гибель культуре, но способ- ных «оживить одряхлевшее тело волной пылающей крови»38, за- звучала у него еще в 1905 году. Годом раньше Брюсов писал М. Горькому: «если можно будет, о как весело я возьмусь за молот, чтобы громить хоть свой собст- венный дом, буду жечь и свои книги»39. Понять, как складывались подобные взгляды, нетрудно. Рево- люция победила, императорская Россия разваливалась на глазах. Маяковский возглашал: Граждане! Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде». Сегодня пересматривается мира основа. Сегодня Т Гс*!^' А Интеллигенция и революция // Собр. соч.: В 8 т. М., 1962. Блох Д. А. Крушение гуманизма// Собр. соч. Т. 6. С. 109. Блок А. А. Интеллигенция и революция. С. 19. С 187 РЮС°в В Я' Грядущие гунны 11 Стихотворения и поэмы. Л., 1940. 1937 Т^/г^С "б42°РЬКИЙ И БрЮѰ Литературное наследство. М.,
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 277 до последней пуговицы в одежде Жизнь переделаем снова40. Блок в статье «Интеллигенция и революция», откуда мы за- имствовали его главные тезисы, писал, что задумано «переделать все»41. А уж если «переделать все», «до последней пуговицы в оде- жде», то тут не до забот о «старых усадьбах» и «Лувра трухе». Да- же на природу тогда «часто смотрели как на двойник косного бы- та, подлежащий заодно революционной переплавке»42. Но самый лозунг — переделать все — абсурден. Социальный строй и экономический базис — явления громадного значения, однако они не покрывают всех тех сложнейших биологических и общественных взаимоотношений, из которых слагается челове- ческая жизнь. Революция изменила многое, но немало взяла и у старого. Нелепо и преступно уничтожать сокровища культуры, освещавшие путь не одному поколению наших предков, сохра- няя в то же время армию и государство. Рассуждения Кириллова, Брика и Маяковского построены на фальшивом силлогизме: деспотизм — зло, значит и культура, су- ществовавшая при деспотизме, никуда не годится. Революция прекрасна, значит и культура теперь будет неизмеримо выше прежней. Отсюда два следствия: охраняя искусство прошлого — охраняешь помещиков. Охранять его и не к чему — утрата на- следия минувших столетий с лихвой окупится расцветом ис- кусств в недалеком будущем. Но жизнь не так проста, как этого хотелось бы Кириллову и Брику. Величайшие духовные ценности создавали и в самые мрач- ные эпохи истории, и нередко в борьбе с самодержавием, а не в поддержку ему. Было бы вопиющей несправедливостью, если бы гениальные произведения разделили судьбу полицейских учрежде- ний — злейших врагов всех незаурядных русских людей. Дико рав- нять Пушкина с Николаем. О том же, какие плоды принесет даль- нейшее развитие литературы или живописи, можно только гадать. Ведь прямой связи между достижениями художников и современ- ным им общественным строем до сих пор никогда не наблюдалось (к аналогичному выбору пришел даже К. Маркс)43. Вправе ли мы 40 Маяковский В. В. Революция. Поэтохроника// Поли. собр. соч. 1955. Т. 1. С. 136. 41 БлокА. А. Интеллигенция и революция. С. 12. 42 Турков А. М. Николай Заболоцкий. М., 1966. С. 45, 46. 43 Маркс К. Введение к «Критике политической экономии» // Маркс Л., Энгельс Ф. Соч.: В 46 т. М., 1958. Т. 12. С. 736.
278________________________________________________________ отказываться от богатств, оставленных прошлым, не зная, что даст грядущее?! Пусть оно даст десятки шедевров — и это не ме- няет дела. Разве Гомер и Шекспир, Пушкин и Толстой меньше нужны людям с тех пор, как появились Фолкнер и Хемингуэй? То, о чем кричали в годы революции Кириллов и Брик, было очень не ново. За полвека до них то же говорил Д. И. Писарев. Творчество русских поэтов, писателей, композиторов многократ- но опровергало утверждение о непосредственной зависимости искусства от господствующей государственной системы. Но в двадцатых годах это ложное утверждение повторяли как святую истину. Казалось бы, Маяковскому, еще недавно писавшему ура- патриотические вирши о русских — победителях Германии, а за- тем проклинавшему империалистическую бойню в поэме «Война и Мир», после такой метаморфозы должна была запасть в голову мысль — «а прав ли я?» Но нет — опять и опять с завидным упорством проповедовал Маяковский «ненависть к искусству вчерашнего дня»44. Громили Василия Блаженного Я не стал теряться — Радостный Вышел на пушечный зов45. Мысли Блока, конечно, не столь банальны, как декларации Брика или Кириллова, но от этого они не стали вернее. В стать- ях 1919—1920 годов «Крушение гуманизма», «Катилина», «Вла- димир Соловьев» Блок настойчиво проводил параллель между Октябрьской революцией и первыми веками нашей эры. Варва- ры разрушили насквозь прогнивший императорский Рим, с его поэзией, зодчеством, скульптурой, и открыли дорогу цивилиза- ции христианства, основанной совсем на других началах. Точно так же исчезнет без следа старая Россия, а «дух музыки», сохра- ненный массами, воплотился во что-то новое и лучшее. Вольно или невольно Блок забывал, что христианская циви- лизация сложилась на базе римской. Сколь бы свежо и целостно ни было восприятие мира у варваров, оно не могло стать источ- ником многовекового роста духовной жизни европейского обще- ства, если бы от искусства и литературы Рима «не осталось ниче- Г 0^*275 вС**** В Театр, кинематограф, футуризм // Поли. собр. соч. 45 Маяковский В. В. Пятый интернационал // Поли. собр. соч. 1957.
Проблема памятников культуры в СССР и русски* археологи 279 го». Без преемственности развитие культуры немыслимо. Это до- казал вскоре и опыт Советской России. Таким образом, в годы революции памятники культуры не только оказались под угрозой гибели в результате действий ко- рыстных людей и тех, кто по невежеству «не ведал, что творил», но тогда получили развитие и очень опасные идеи, ставившие под сомнение необходимость охраны памятников. Но вот Гражданская война закончилась, и была введена новая экономическая политика. Наступили отрезвление от безумств ре- волюции и некоторая стабилизация жизни. Для интересующей нас проблемы это имело далеко не однозначные последствия. Погромы дворянских усадеб, церквей и монастырей прекрати- лись, но, в сущности, оттуда уже нечего было уносить. В 1923 и 1924 годах появились декреты об охране памятников, оставав- шиеся в силе до послевоенного времени. Предусматривалось со- ставление списка памятников, подлежащих надзору, создание спе- циальной службы охраны в центре и на местах (в виде инспекто- ров)46. Безусловно, это момент положительный. В старой России этого не было. Но в списки включали зачастую совершенно слу- чайные объекты, а другие, гораздо более ценные, умышленно за- бывали. Инспекторами назначали неподготовленных людей. За- кон отражал лишь некие благие пожелания и не действовал. Начали выходить книги о прошлом, путеводители культурно- исторических экскурсий. Свезенные со всей страны в Москву и Петроград конфискованные у бывших владельцев произведения искусства и старинные вещи постепенно распределяли по музе- ям. Фонды некоторых из них резко возросли (Эрмитажа, напри- мер, в 10 раз)47. Но наблюдалось и другое. Во всех сводках о советской куль- туре приводились данные, заимствованные из статьи 1927 г. вскоре арестованного члена Центрального бюро краеведения Д. О. Святского: в РСФСР в 1918 г, основано 49 музеев, в 1919 — 43, в 1920—36, в 1921 — еще 3648. Но никто не вспоми- нал другие цифры. В 1921 г. на госбюджете находилось 342 провинциальных музея с двумя тысячами сотрудников. В янва- ре 1922 г. число первых сократили до 155, а вторых до 942. Шесть месяцев спустя количество музеев сведено к 131, а со- 46 Охрана памятников истории и культуры. С. 35 53. 47 Жуков Ю. Н. Операция Эрмитаж. С. 19—20. 48 См., например: Ионова О. В. Создание сети краеведческих музеев в РСФСР в первые 10 лет советской власти И История музейного дела в СССР. М., 1957. С. 60—63.
280 трудников — к 622, т. е. количество музеев уменьшилось вдвое, а сотрудников — почти вчетверо49. Да, необходимо было привести в порядок, в систему бесчис- ленные стихийно возникшие в начале революции учреждения. После Гражданской войны страна лежала в развалинах. Средств не хватало ни на что. Часть музеев явно была нежизнеспособной. Нужен ли был особый музей на станции Сходня под Москвой? Дни революции характеризовались гигантоманией, чисто утопи- ческими проектами. Уже упоминавшийся Пантелеймон Романов в рассказе «Три кита» нарисовал убедительный образ сельского активиста, регулярно приезжающего в волостной центр с пред- ложением открыть в родной деревне то университет, то акаде- мию наук50. И все же никак нельзя оправдать наметившуюся при НЭПе, а в дальнейшем набиравшую все большую силу тенденцию эконо- мить средства за счет культуры. Сказалась эта тенденция и в дру- гих, сферах. В разных сводках неизменно приводились заимствованные у И. Э. Грабаря цифры: в 1918—1919 гг. Реставрационные мастер- ские восстановили 65 древних зданий, в 1920 — 36, в 1921 — 31, в 1922 — 27, в 1923 — 6251. Нельзя не изумиться: в годы Граж- данской войны и разрухи, оказывается, шла интенсивная рестав- рационная работа! Но данных о периоде после 1923 г. в печати нет. Очевидно, они были невыгодны: реставрация всюду сокра- тилась. По официальной статистике, в 29 губерниях из 87 к октябрю 1925 г. были конфискованы 1003 церковных здания. Разрушили из них пока 652, но новые хозяева остальных не заботились об их сохранности. Внутреннее убранство храмов и иконы исчезли, фре- ски разрушались. Изъятие церковных ценностей в 1921—1922 годах сопровож- далось утратой выдающихся произведений русского прикладно- го искусства. Это второе важное новшество. Началась массовая распродажа национального достояния России. Властям нужна была валюта. 49 Рабинович Д. А. Организация музейного дела в годы восстановле- ния народного хозяйства // Очерки истории музейного дела в СССР. М , 1968 Вып. VI. С. 114. Романов П.А. Три кита // Поли. собр. соч.: В 12 т. М., 1928. Т. 1. С. 86—88. * ^Гарданов В. К. Музейное строительство... С. 24. Закрытие культовых зданий // Антирелигиозник. 1929. № 9. С. 106.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 281 Принятое решение противоречило постановлению 1918 г., за- прещавшему вывоз культурных ценностей за границу. Но это большевиков нисколько не беспокоило. Конфискованное у цар- ской фамилии, церкви, дворянства и купечества имущество стало собственностью государства. Ну, а государство — это мы! Накапливавшиеся веками сокровища церковных и монастыр- ских ризниц были экспроприированы, переплавлены, проданы за рубеж. Вопрос об экспорте художественных ценностей за гра- ницу встал уже в 1920 г., причем инициаторами были Горький, возглавлявший с февраля 1919 г. Петроградскую антикварно-за- купочную комиссию, и Ленин, торопивший чиновников из нар- коматов финансов и внешней торговли начать распродажу. Со- трудникам музейного отдела Наркомпроса отводилась консуль- тативная роль. После решения об изъятии церковных ценностей процесс активизировался. 31 января 1921 г. создана особая Ко- миссия Наркомата внешней торговли, где важное место занима- ла М. Ф. Андреева. 27 декабря учреждена Чрезвычайная комис- сия по экспорту во главе с Л. Д. Троцким. Его жена хотела добиться важного ограничения: нельзя про- давать вещи старше 1725 г., а вещи 1725—1835 гг. должны прой- ти экспертизу53. Но установка властей была иной. Троцкий пи- сал: «Среди археологов, работающих в Главмузее... немало лиц, теснейшим образом связанных с церковными кругами, настроен- ных контрреволюционно и стремящихся сорвать работу по изъя- тию ценностей»54. Следовательно, считаться с ними незачем. За 1922—1923 гг. за рубеж ушло множество сокровищ. К тем, что были изъяты у церкви, добавились часть алмазного фонда страны, регалии царской династии. В начале 1920-х гг. существо- вало два фонда — Музейный и Государственный. Из Госфонда разрешалось продавать вещи, а из Музейного — нет. 6 июня 1922 г. это ограничение было снято, и начались такие же, как и в церквах, изъятия в музеях. Первым пострадал недавно созданный музей в закрытой Троице-Сергиевой лавре. Затем экспроприато- ры добрались до основных музеев: из Исторического — было взя- то 4 фунта золота и 116 пудов серебра, из Румянцевского 366 се- ребряных предметов, из Оружейной палаты — 40 пудов золота и серебра. Вскоре речь пошла и о произведениях искусства, книгах, рукописях. Особое внимание было уделено иконам. Показатель- но, что предложения приходов собрать компенсацию за ценную 53 Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конквистадоры. М„ 1994; Проданные сокровища России. М., 2000. С. 19—24, 58, 237, 238. 54 Проданные сокровища. С. 20.
282________________________________________________________ церковную утварь неизменно отвергались властью. Ей важно бы- ло не получить деньги, а уничтожить реликвии55. Из груд вещей, вывезенных из имений, церквей, музеев и сва- ленных в созданном в 1920 г. в Настасьинском переулке Госхра- не составляли партии предметов, отправлявшиеся на экспорт че- рез возникшее в 1925 г. специальное учреждение — Антиквари- ат _в составе Наркомата внешней торговли. Открыли магазины для обслуживания иностранцев в Москве и Ленинграде56. Но ос- новная масса произведений искусства шла непосредственно в го- рода Западной Европы и США, где предварительно устраивали выставки предназначенных к продаже икон, ювелирных изде- лий и т. д. и проходили аукционы в Берлине, Лейпциге и Вене. Именно в эти годы небезызвестный Арманд Хаммер составил свое сказочное состояние, скупив по дешевке в СССР сотни худо- жественных произведений и тут же перепродав их как «сокрови- ща Романовых» за 50 миллионов долларов в США. Сперва продавали произведения, поступившие в музеи из разграбленных имений. Потом запустили руку в запасники с ве- щами, входившими в основное хранение, но не в экспозицию. Затем добрались и до нее. Каталоги Эрмитажа, изданные до революции, имелись у боль- шинства зарубежных коллекционеров. Бизнесмены, вкладывав- шие свои деньги в произведения искусства, отбирали по катало- гам с помощью экспертов то, что им приглянулось. О цене дого- варивались в Наркомвнешторге, и в Эрмитаж поступало распо- ряжение Наркомпроса передать Антиквариату определенную картину, скульптуру или серию образцов прикладного искусства. Сотрудникам музея оставалось только исполнить приказ. Порой некий бизнесмен, приехав по делам в Ленинград, за- ходил в Эрмитаж и просто тыкал пальцем в ту или иную карти- ну, говоря: «Беру!» В этом случае от руководства музея требова- лось оформить передачу полотна Антиквариату поскорее, пока бизнесмен не уехал57. Как отнеслась к этому наша интеллигенция? В печати тех лет проблема не обсуждалась. Была под запретом. Все же кое о чем “ Архивы КРемля Политбюро и церковь, 1922—1925. Новосибирск, 1997. Т. 1. С. 166, 169, 170. Г А- АнтикваРНЬ1Й экспертный фонд // Наше наследие. 1991. . . . 29—-42. № 3. С. 34—48. В Ленинграде магазин помещался на Дворцовой "Нежной, дом 18, см.: Весь Ленинград. Адреса и справки. /V, 1УЗЗ. Щ, J1O. 57 Проданные сокровища... С. 222-225. Эрмитаж, который мы по- теряли. Документы 1920—1930 годов. СПб., 2002.
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 283 мы знаем. Среди экспертов, отбиравших вещи для Антиквариата, были такие видные искусствоведы, как И. Э. Грабарь, С. Н. Трой- ницкий, Н. П. Сычев, И. И. Лазаревский, А. А. Федоров-Давы- дов. Да и инициаторы всей этой акции из большевиков были люди отнюдь не темные: М. Ф. Андреева — жена М. Горького и известная актриса Художественного театра, Н. С. Клестов-Ангар- ский — журналист и издатель, сыгравший положительную роль в судьбе Михаила Булгакова. Как это понять? В годы разрухи интеллигенция голодала. Людям были нужны заработки, кусок хлеба. И. И. Лазаревский — автор книги «Сре- ди коллекционеров» (1914), издававший при НЭПе журнал под тем же названием (1921—1924), — побывал в заключении и был выпущен при условии, что станет оценщиком в Гохране. Участие в экспертных комиссиях давало возможность отбирать наиболее интересные вещи для музеев и назначать реальную цену за пред- меты, отправляемые на экспорт. Искусствоведы верили, что у за- падных коллекционеров они не пропадут. В. Н. Лазарев передал мне свой разговор с директором Эрми- тажа С. Н. Тройницким. В ответ на недоуменный вопрос об его участии в отборе вещей для экспорта он отвечал: «Ах, Виктор Никитич! Так лучше. На Западе все сохранят, а здесь все погиб- нет». И некий резон в этом был. По воспоминаниям Д. С. Лихачева, известный искусствовед А. И. Анисимов был репрессирован (впоследствии расстрелян) не за то что препятствовал распродаже художественных ценностей, а за то что настаивал на передаче уходивших за рубеж предметов «в хорошие руки», дабы эти вещи не исчезали неизвестно куда, а оставались в поле зрения специалистов58. Продавали сперва вещи третьестепенные по художественным достоинствам. Признание к некоторым предметам, вроде ювелир- ных изделий К. Фаберже (создавались с 1885 г.), тогда еще не при- шло. Ссылки на неминуемые жертвы, нужные для того, чтобы вы- вести страну из разрухи, убеждали. Спорить с этим было трудно. И все же то, что происходило, было страшным предзнамено- ванием. Ведь лиха беда начало. Сегодня продадим Фаберже, зав- тра — Рафаэля. Решение всех проблем страны опять шло за счет культуры. Даже рядовые произведения искусства, если бы их пе- редали в районные и областные музеи, были бы в центре внима- ния посетителей, помогали бы просвещению народа. Увы, даже люди, сделавшие очень много для нашей культуры, вели себя весьма двусмысленно. Так, И. Э. Грабарь помогал гла- 5В Лихачев Д. С. Воспоминания. СПб., 2000. С. 277.
284_____________________________________________________________ ве Антиквариата А. М. Гинзбургу устраивать выставки древних икон для распродажи в Германии, Австрии и Англии59 *. Но были интеллигенты, проявившие себя иначе. Д. Н. Ану- чин, М. М. Богословский и тот же И. Э. Грабарь добились прие- ма у М. И. Калинина и П. Г. Смидовича и доказали им, что уче- ные должны контролировать изъятие церковных ценностей и отбирать для музеев выдающиеся произведения искусства . Известно о протестах А. П. Карпинского и А. А. Васильева в 1922 году в связи с изъятием церковных ценностей, В. Н. Лаза- рева и С. Ф. Ольденбурга в 1928 году — по поводу распродаж ху- дожественных произведений61. Опубликованы показания привлеченного к «Академическому делу» 1929—1931 годов Е. В. Тарле. В основном они фантастич- ны: подготовка интервенции, переговоры об этом с ведущими политиками Запада, склады оружия в Пушкинском доме... Но вполне правдоподобны рассказы о реакции на распродажу культур- ных ценностей со стороны русских историков М. М. Богословского, С. Ф. Платонова, Н. П. Лихачева, М. К. Любавского, М. Д. Присел- кова, В. Н. Бенешевича. Якобы от этих ученых поступали све- дения за рубеж, появившиеся в парижском «Возрождении» в 1927 году, в берлинском «Руле» — в 1928, в варшавской газете «За свободу». Готовилось обращение к европейской обществен- ности с призывом воздержаться от покупок достояния русского народа. Внутри страны признавался возможным прямой обман команд, изымавших сокровища культуры: потеря каталогов, ук- рытие вещей в музейных хранилищах62. Мы знаем, что это осу- ществляли сотрудники музея Троице-Сергиевой лавры63. Есть глухие сведения о подготовке к продаже некоторых скифских коллекций Эрмитажа и об усилиях хранителей, прежде всего Г. И. Боровки, воспрепятствовать этому. Антиквариат жаловался правительству на всяческие препоны, чинимые его сотрудникам в Эрмитаже при передаче вещей. Ру- ководство музея посылало протесты в верха. Особенно энергич- но действовали в этом направлении директора Эрмитажа С. Н.Тройницкий (в 1918—1929 гг.) и Б. В. Легран (в 1931— ^Грабарь И. Э. Письма 1917—1940 гг. М., 1977. С. 179,352. ам же. С. 65, 321; Логачев К., Соболев В. С. Восставшие против вар- варства И Наука и религия. 1990. № 1. С. 36—37. 62 Пиотровский Б. Б. История Эрмитажа. М., 2000. С. 89 438 219.гг-СП6- 1998'Вып'2'с 177’178' “ Трубачева М. С. Комиссия по охране памятников истории искусства Троице-Сергиевой лавры 1918—1925 гг. // Музей. 1984. Вып. 5 С. 152—165.
________Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 285 1934), заведующий отделом Востока И. А. Орбели, хранитель ну- мизматической коллекции Н. П. Бауер. Это было небезопасно. Тройницкий и Легран потеряли свои посты, Бауера уволили. Когда в парижских газетах появились со- общения о распродаже Эрмитажа, директору было приказано не- медленно выступить с опровержениями в печати. Посетитель му- зея рабочий В. Голованов захотел узнать, куда делся портрет Иннокентия X кисти Веласкеса, правда ли, что его продали. Пись- мо тотчас переслали в НКВД64. Партийцы сообщали начальству, что беспартийные осаждают их жалобами на распродажу коллек- ций. Последовал приказ, выяснить, откуда кто-то узнал об этом. Впервые власти прислушались к протестам специалистов лишь в начале 1930-х годов. Впечатление произвели соображе- ния Орбели о том, что может пострадать образ СССР в глазах трудящихся Востока, очень ценящих то, как у нас бережно хра- нят сокровища их культуры. Третье новое явление: годы НЭП’а — начало разрушения па- мятников архитектуры. В Москве в 1924—1925 годах снесли цер- ковь Введения Богородицы XVII века на Лубянке, а в 1927 году — Красные ворота XVIII столетия65. В провинции это проявилось гораздо шире. В цитированной статье из журнала «Антирелиги- озник» отмечено, что в 1927 году по стране разрушено 134 куль- товых Ъдания, в 1928 — 582, в начале 1929 — 27, а намечено к разрушению — 317 (154 в городах, 163 в деревнях)66. Кампания явно набирала темпы и не могла не вызывать беспокойства. В за- щиту намеченных к разрушению Красных ворот, церквей Греб- невской Божией матери и Рождества в Столешниках выступили в 1925 и 1927 гг. С. Ф. Ольденбург и С. Ф. Платонов67. В 1925 году на страницах печати развернулась дискуссия: «Надо ли охранять все старое?» Обращает на себя внимание де- магогическая постановка вопроса. Никто, ведь, не утверждал, что надо охранять все старое. Но именно так ставил вопрос вид- ный большевистский деятель И. И. Скворцов-Степанов в редак- тируемой им газете «Известия»68. 64 Эрмитаж, который мы потеряли. С. 177, 178, 202 204, 215 219, 245—289, 303—317, 343, 367; Пиотровский Б. Б. История Эрмитажа. С. 89- 438- юоп 65 Козлов В. Ф. Исчезновение первопрестольной // Отечество. Вып. 1. С. 94; Он же. Судьбы памятников архитектурной старины в 1920-х — начале 1930-х годов //АЕ за 1990 г. 1992. С. 240 245. “° Разрушение культовых зданий. С. 106. ™ Логачев К., Соболев В. Восставшие против варварства. С. 30, о/. 08 Скворцов-Степанов И. И. Надо ли охранять все старое // Известия. 12 ноября 1925 г. № 258.
286____________________________________________________________ Отвечали ему искусствоведы, архитекторы, историки, инже- неры на страницах куда менее читаемых и менее авторитетных журналов «Коммунальное хозяйство», «Строительство Москвы». Но и там тон задавали не защитники культурных ценностей вро- де А. В. Щусева, а совсем иные люди69. Так, большевик Н. Попов (Сибиряк) успокаивал читателей: на гражданскую архитектуру мы не покушаемся. Китайгородская стена и Сухарева башня да- же реставрируются. Но уж за церковь Евпла Щусев зря вступил- ся: «на Мясницкой лишняя не только церковь Евпла, но и “Фло- ра и Лавра”, и “Меньшикова башня”»70. Поэт Н. Н. Асеев в сти- хотворении «Интервенция прошлых веков» обещал: «И Ваши мечты, и Ваши Мясницкие мы скроем под лавой двухсот эта- жей»71. В том же духе выступал и Маяковский72. Двусмысленна статья И. Э. Грабаря: сносить будут только постройки XIX века. Такого массового сноса зданий, как в Париже при Наполео- не III, в Москве не будет73. Так исподволь готовился тот разгром наследия русской куль- туры, что пришелся на 1928—1933 годы. Один из его аспектов — ликвидация краеведения — был за- тронут выше. К судьбе памятников старины в СССР это имело самое непосредственное отношение. Были репрессированы мно- гие члены краеведческих обществ, активно занимавшиеся охра- ной остатков старины на местах. Им это прямо ставилось в вину. Вот что писалось в журнале «Советское краеведение» о профессо- ре ЛГУ И. М. Гревсе — члене Центрального бюро краеведения: «Греве идеализировал буржуазно-помещичий строй, проводя эту идеологию под флагом сохранения памятников старины... Греве... откровенно заявляет, что всеми памятниками старины «должны дорожить» и следует «оберегать их от разрушения и порчи»... Следовательно, по Гревсу, самодержавием тоже надо дорожить и охранять его»74. К 1933 году большинство краеведческих организаций было закрыто. Одновременно сократилась сеть музеев. В РСФСР число “ См.: Равикович Д. А. Организация музейного дела. С. 59—61, 67—72. Попов (Сибиряк) И. Наш ответ академику Щусеву // Коммунальное хозяйство. 1925. № 23. С. 47. Асеев н- н Собр. соч.: В 5 т. М„ 1963. Т. 1. С. 211, 212. 1958 Т°9КСС246^248ШУТКа’ П°*°ЖаЯ На пРавдУ 11 Полн- собР- соч. м-. ® [°Р°ДСКОе 6'аг°УстР°*''™> " <*рои- крайние WnoS бдительность в краеведении Ц Советское
_______Проблема памятников культуры в СССР и русски* археологи 287 их упало с 603 в 1928 году до 491 в 193375. Музеи ликвидировали пачками: все, разместившиеся в комплексах монастырей (их бы- ло 12), почти все подмосковные имения (их было 15, закрыли Никольское-Урюпино, Покровское-Стрешнево, Остафьево, Оль- гово, Дубровицы, Царицыно, Кузьминки), почти все дворцы-му- зеи Петербурга и его окрестностей (дворцы Строгановых, Шува- ловых, Шереметевых, Юсуповых, Ковригиных-Гермаковых, Анич- ков, Елагин, Меншиков, музей Палей в Царском селе). Экспонаты немедля отправляли на продажу за рубеж. Начавшийся еще в 1920-х годах экспорт произведений искус- ства получил на грани 1920 и 1930-х годов максимальный раз- мах. Этому способствовало специальное решение правительства от 28 января 1928 года. Вслед за предметами рядовыми и второ- степенными уплыли и подлинные жемчужины, шедевры миро- вого класса, украшавшие Эрмитаж и другие наши музеи. Из Эрмитажа исчезли плотна Рафаэля, Перуджино, Боттичел- ли, Тициана, Веронезе, Ван-Эйка, Веласкеса, Хальса, Рубенса, Рембрандта (11 произведений), Ван-Дейка (тоже 11), Кранаха Старшего, Рюисдаля, Терборха, Пуссена, Ватто, Тьеполо, Фаль- коне, Гудона — всего 1450 картин и 15167 предметов прикладно- го искусства76. Захватила эта кампания и фонды библиотек. В 1933 г. Бри- танскому музею был продан Синайский кодекс IV века — один из трех древнейших списков Ветхого завета. Среди потерь «Апо- стол» Ивана Федорова 1564 г. 80% отдела редких книг Библиоте- ки Конгресса США куплено в СССР в 1926—1936 гг.77 В печати эти акции не освещались, но грубейшие нападки на музеи усилились. «Под флагом музея оберегают помещичьи усадьбы и церкви». Здесь «окопались бывшие люди». Иконы в экспозиции — это «то же, что контрреволюционные листовки», и «чем талантливее написана икона, тем она нужнее эксплоатато- рам»78. Старые кадры музейных работников поредели от репрес- сий. На их место сажали воинствующих невежд. Новый дирек- тор Рязанского музея отдал собиравшуюся годами коллекцию 75 Культурное строительство в СССР. Статистический справочник. М., 1956. С. 287. ... 76 Williams В. Russian Art and American Money. 1900—1940. Cambridge Mass, and London, 1980. P. 191—228, 147—190; Проданные сокровища России. M., 2000. С. 116—209; Эрмитаж, который мы потеряли; Пиот- ровский Б. Б. История Эрмитажа. С. 477. 77 Проданные сокровища... С. ПО—113. 78 Кандидов Б. Монастыри-музеи и антирелигиозная пропаганда. М., 1929. С. 165.
288___________________________________________________________ икон XII___XVII веков на изготовление ящиков для сельскохо- зяйственных машин. По случайно уцелевшим образцам можно думать, что среди других в доски были превращены и произве- дения школы Рублева79. Противодействовать происходившему не было возможности. Продажи шли тайком и сказать об этом в печати никто не мог. И все же протесты были. Известны письма в правительство, до- казывавшие ошибочность разграбления фондов музеев. Такие письма отправили в верха А. П. Карпинский, С. Ф. Ольденбург, С. Н. Тройницкий, А. А. Васильев, И. А. Орбели, В. Н. Лазарев. С мнением крупнейших ученых никто не посчитался. «Без отве- та» помечено на ходатайстве Ольденбурга. С. Н. Тройницкий в 1927 г. был снят с поста директора Эрмитажа, а в 1935 — выслан в Уфу. Директор Оружейной палаты Д. Д. Иванов, не раз возра- жавший против изъятий, покончил с собой в 1930 г.80 Наконец, те же годы — 1928—1933 — характеризовались мас- совым разрушением памятников старины. Закон «О религиоз- ных организациях», принятый ВЦИК и СНК РСФСР 8 апреля 1928 г., предусматривал закрытие всех церквей. Число памятни- ков, подлежащих охране, было резко сокращено. В 1930 г. спи- сок их включал 3000 объектов. В 1932 г. осталось только 1200. В этом сокращении принял участие и ГАИМК81. В Москве снесли сотни церквей и среди них те, что составляли истинное украше- ние столицы. Погибли Китайгородская стена, постройки Симо- нова, Данилова, Богоявленского и существовавших с XIV в. кремлевских Чудова и Вознесенского монастырей (соборы XV— XVII вв.), Сухарева башня, церкви Спаса на Бору 1326 года, Ни- колы на Столпах 1669 года, Флора и Лавра на Мясницкой XVII века, Николы Явленного на Арбате и десятки других замеча- тельных созданий русского зодчества82. Особенный размах приня- 79 Коненков С. Дорогое родство // Огонек. 1961. № 2 (1751). С. 30. 80 Проданные сокровища России. С. 281—295, 347; Как распродавали Эрмитаж И Известия. 20 февраля 1998 г. № 32; Серебряков И. Без ответа // Огонек. 1989. №9. С. 18, 19; Арзуманян А. Братья Орбели. Кн. 1. «Тай- фун». Ереван, 1976. С. 25—27. 81 Цъгпин В. И. История Русской Православной Церкви. 1917—1990. 1994. С. 196 197; Левинсон Н. Р. Охрана внемузейных памятников // Советский музей. 1932. №6. С. 57; Равикович Д. А. Охрана памятников истории и культуры в РСФСР// История СССР. 1967. № 2. С. 200. См. Поломарчук П. Г. Сорок сороков. М., 1992. Т. 1. С. 130—132. м loan г 343—578. Т. 4. С. 200—257; Романюк С. К. Москва. Утраты, м., 1У92; Козлов В. Ф. Исчезновение первопрестольной; Он же. Судьба памятников...; Гришин Д. Удар в сердце// Огонек. 1990. № 52. С. 20—23.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 289 ла эта кампания после правительственного постановления от 10 июля 1931 года о сносе храма Христа-спасителя. Он был взорван 5 декабря того же года. Из центра эпидемия вандализма перекинулась в провинцию. Киев лишился Михайловского Златоверхого монастыря, церкви Пирогощей Божьей матери XII века, Трехсвятительской церкви XIII века и чуть ли не всей архитектуры в стиле украинского ба- рокко83. В Вятке разрушили собор Александра Невского, возве- денный сосланным туда А. А. Витбергом, — пожалуй, единствен- ное творение этого талантливого человека, с такой любовью за- печатленного Герценом в «Былом и думах». Пострадали древно- сти Костромы, Нижнего Новгорода, Великого Устюга, Архан- гельска, Углича, Ярославля, Твери, Суздаля, Брянска, Астраха- ни, Томска, Нижнего Тагила. Показательно, что в старых городах Кавказа и Средней Азии старину не трогали. Я знаю лишь о взрыве мечети XIV века на южном въезде в Баку. В Каменце Подольском специально унич- тожили православные церкви (Иоаннопредтеченскую, Троиц- кую, Пятницкую) и монастыри, а католические соборы оставили. К 1941 году из 40000 православных храмов в стране осталось действующими лишь около ста, из них в Ленинграде — всего 5, в Киеве — 2, в Москве — около 15 (а было 460)84. С ужасом наблюдала русская эмиграция за тем, что творится на родине85. Были попытки предотвратить вандализм и в СССР. С письма- ми в правительство обращались академики А. П. Карпинский С. Ф. Ольденбург (1928), И. П. Павлов (1934)86 *. Н. Е. Макаренко мужественно отстаивал намеченные к сносу киевскими властями 83 Брайчевский М. Ю. Сохранить памятники истории И История СССР. 1966. № 2. С. 20; Mikowskii В. Destruction of the cultural and historical mo- numents in Kiev during the Years 1934—1936. Munich, 1951. 84 Поповский M. А. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого — архиеписко- па и хирурга. Париж, 1979. С. 350. 85 Савицкий П. Н. Разрушающие свою родину. Берлин, 1936 (перепе- чатано: Отечество. 1992. Вып. 3. С. 134—164); Он же. Гибель и воссозда- ние неоценимых сокровищ. Разгром русского наследия и необходимость его воссоздания. Берлин, 1937. Любопытно, что в Париже существовали созданные эмигрантами Общество ревнителей русскойстарины и Общество сохранения русских культурных ценностей. (К г. пред седателем его был член французской Академии Д. П. Рябушински См.: Гуль Р. Б. Я унес Россию. М., 2001. Т. II. С. 115. 86 Письма советских ученых руководителям партии и государства Вестник Академии наук СССР. 1990. № 10. С. ПО 117. 19 - Л1Я->
290______________________________________________________________ Софийский собор и Михайловский златоверхий монастырь. За это ученого арестовали. Ему грозили расстрелом и требовали его подписи как инспектора по охране памятников под заключени- ем, что данные объекты никакой ценности не представляют. Он отказался, был выслан в Казань, в 1937 году вновь арестован и в 1938 — расстрелян87. За старую архитектуру Москвы бились П. Д. Барановский и Б. Н. Засыпкин. Арестовали и их88. В 1930 г. директор библиотеки им. Ленина В. И. Невский ра- товал в письме к Сталину за спасение памятников Кремля89. От- вета не было. Сохранить Сухареву башню просили премьер-ми- нистр Франции Эдуард Эррио и в особом письме искусствовед А. М. Эфрос, архитекторы А. В. Щусев и И. В. Жолтовский. Им Сталин написал несколько строк: советские люди создадут на месте старого нечто гораздо более совершенное90. Выступая перед коммунистами столицы в ноябре 1933 г., Л. М. Каганович говорил: «Характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан про- тест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами... в попытках упрекнуть советскую власть в вандализме»91. Уже отставной Н. С. Хрущев рассказывал А. И. Аджубею, что в период сноса памятников в Москве его одолевали протесты об- щественности. Он посетовал на это Сталину. «Сносите ночью» — посоветовал тот92. Нашлось немало людей, с удовольствием включившихся в кампанию и приветствовавших ее. Валентин Катаев в романе 1931 г. «Время вперед!» с восхищением описывал, как за два- три часа исчезают древние церкви в московских переулках93. Ему вторили Аркадий Гайдар и Михаил Кольцов94. Киносцена- рист Евгений Габрилович разразился статьей «Нет Сухарев- ” Макаренко Д. О. Микола Омелянович Макаренко. Кшв, 1992; Бгло- did О. I. Про Макаренко М. О. // Археолопя. 1989. № 1.С. 120—131. Бычков Ю. А. Жизнь Петра Барановского // Петр Барановский. Тру- ды. Воспоминания современников. М., 1996. С. 156—162; Ашнин Ф.Д., Алпатов В. М. «Дело славистов». Тридцатые годы. М., 1994. С. 212, 213. ГапочкоЛ. В. Владимир Иванович Невский // История СССР. 1967. № 1. С. 109, ПО. 90 Толмачев М. В. Кто защищал и кто разрушал Сухареву башню И Панорама искусств. М., 1986. Вып. 12. С. 333—336 Гришин Д. Удар в сердце. С. 22. “ Аджубей А. И. Те десять лет // Знамя. 1988. № 7. С. 86. Катаев В. Время, вперед! // Собр. соч.: В 5 т. М., 1956. Т. 1. С. 294, 295. Гайдар А. Военная тайна И Собр. соч.: В 4 т. М., 1955. Т. II. С. 260.
________Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 291 ки»95. В журнале «Чудак» Илья Ильф и Евгений Петров напеча- тали статью «Ярославль перед штурмом», сопроводив ее изо- бражением множества церквей. Под картинкой подпись — «крестами отмечены места, где должны быть клубы, кино, шко- лы, фабрики-кухни, мясохладобойни»96. Скульптор И. Я. Гинц- бург вылепил композицию «Разрушение храма (современный Самсон)»97. Ну а мелкая журналистская братия вообще не церемонилась. Вот небольшая подборка цитат. «По вопросу о сносе Китайго- родской стены выступали маститые «любители старины» и «рев- нители древности» с обвинительными речами против нашего «варварства»... Эти... реакционные взгляды мы выкорчевали с корнем. Никто не посмел бы выступить теперь с подобной гали- матьей... И если мы теперь еще слышим иногда робкие голоса о слишком жестоких хирургических приемах, то нас подобные за- явления только смешат, так как никто не назовет ни одного со- оружения в Москве из числа снесенных, которое следовало бы оставить, но зато можно назвать десятки не снесенных еще со- оружений, которые следовало бы снести»98. «Памятники церковной старины бьют по нервам делового че- ловека, ... вынуждая его сходить на мостовую и терять драгоцен- ное время»99. О Симоновом монастыре, разрушенном 21 января 1930 года (ко дню смерти Ленина): «Растут новые люди... В них зреет нена- стная жажда культуры... Бодрой походкой идут на завод рабо- чие... На их дороге мертвой ненужной громадой высятся стены Симоновой обители. Среди плесени и пыли копошатся последы- ши, остатки некогда мощного паразита... Последний штурм Си- монова монастыря длился неделю. Гул взрывов оглашал окрест- ности. Рушились и рассыпались в прах стены главного храма. Непреклонная воля рабочих Пролетарского района...»100 95 Габрилович Е. Нет Сухаревки // Москва. М., 1935. С. 206—209. 96 Ильф И., Петров Е. Ярославль перед штурмом И Чудак. 1929. № 37. С. 8, 9. В 1961 г. этот призыв к разрушению ярославской старины был оценен в печати сугубо положительно. См.: Галанов Б. Илья Ильф и Евгений Петров. М., 1961. С. 159. 97 Скульптор Илья Гинцбург. Воспоминания, статьи, письма. Л., 1964. С. 276. 98 Перчик Л. Я. Москва на стройке И Строительство Москвы. 1934. № 11. С. 8, 9. Автор — заведующий отделом планировки Моссовета. 99 Попов (Сибиряк) Н. Наш ответ академику Щусеву. С. 47. 100 Мурзина А., Рутковская Б., Ханов А. От Симонова монастыря к двор- цу культуры И Безбожник. 1934. № 6. С. 10.
292 __________________________________________________ О Китайгородской стене: «Мешающим нормальной жизни сто- лицы каменным нагромождениям дикого средневековья, уро- дующим новое строительство железобетона и стекла... не должно быть места в столице... Китайгородская стена... — законсервиро- ванный карьер дефицитного строительного материала... стоимо- стью всего около полумиллиона рублей» О храме Христа-Спасителя говорилось, что это памятник «массового человекоистребительства», «царской войны» 1812 го- да, затеянной из-за «торговых интересов», материальное вопло- щение «культа милитаризма»101 102. Таковы были установки. И что же — через каких-нибудь шесть лет после разрушения храма, увековечившего «царскую челове- коистребительную войну», ее вновь называли Отечественной, а кино, театр и литература прославляли Кутузова, Багратиона, пар- тизан двенадцатого года. Буквально через месяц после противо- поставлений «уродливых остатков дикого средневековья» архи- тектуре железобетона и стекла постройки конструктивистов сочли несоответствующими духу эпохи. Памятники, простоявшие по не- сколько веков, были принесены в жертву лозунгам минуты. Цитат можно привести еще много, но все они на одно лицо. Всюду варьируются два довода: основной — пора избавиться от наследия проклятого прошлого и добавочный — утилитар- ный — надо расчистить площадки для новых домов, место для транспорта, пополнить запас кирпича. Не будем возвращаться к утверждению: искусство эпохи царя и помещиков — царское и помещичье искусство. Горько улыбнемся над словами об уничто- жении зданий начала XVI века не по невежеству, а в «ненасыт- ной жажде культуры». (А разрушили не только здания Симонова монастыря, но закрыли и размещенный там музей «Монастырь- крепость и ратное дело старой Руси».) Остановимся лишь на за- явлении, что памятники мешали современному строительству. Это чистая ложь. Район Симонова монастыря застраивался уже после войны, а в 1930 году клуб автозавода было куда проще поставить на любом пустыре, чем врезаться в древний архитек- турный комплекс (а проект его создали незаурядные архитекто- ры братья А. А., В. А. и Л. А. Веснины). В Киеве над Днепром тянется широкая полоса парков. Если уж хотели возвести правительственное здание именно здесь, то 101 Маяковский В. А. Китайгородскую стену надо снести // Строитель- ство Москвы. 1931. № 4. С. 31. 102 Кандидов Б. Кого спасал храм Христа Спасителя. М., Л., 1931. С. 6, 26.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 293 строительную площадку найти было очень легко, и ломать Зла- товерхий монастырь XII века вовсе не требовалось. Совершенно очевидно, что разрушение памятников — это не следствие реконструкции городов, а составная часть специальной кампании, направленной на разрыв со старой русской культурой. С момента революции прошло более десяти лет. Обещания, данные тогда большевиками, не были выполнены. Людям стало жить не лучше, а хуже. И Сталин и его прихвостни решили уничтожить все, что напоминало о старой России, ее святыни, ее реликвии, сам облик главных городов. Немалую роль играла борьба с церковью, обескровленной и растоптанной еще в 1920-х годах, но по-прежнему близкой народу. И все же основное было не в этом. Ведь разрушали не только храмы, но и памятники гра- жданского зодчества — Китайгородскую стену и Сухареву баш- ню в Москве, присутственные места и таможню в Архангельске. На Бородинском поле в 1932 году взорвали памятники генера- лам Н. Н. Раевскому и П. И. Багратиону, уничтожив его останки, а на стене монастыря, построенного вдовой А. А. Тучкова нама- левали: «Довольно хранить остатки рабского прошлого»103. Параллельно шли другие кампании: макулатурная, чистки библиотечных фондов от «ненужного старья», разрушения ста- рых кладбищ. В ходе первой вывезли на переработку тысячи ар- хивных документов, в том числе и очень важные для понимания судеб страны104. В ходе второй — из старейших библиотек вы- бросили на книжный рынок редкие антикварные издания: из Севастопольской морской библиотеки — книги с автографами знаменитых флотоводцев, из библиотеки Тамбова книги, входив- шие в собрание Г. Р. Державина105. В ходе третьей — сравняли с землей тысячи старых могил. Так, в Новодевичьем монастыре в Москве из 2800 могил оставили менее ста106. В 1934 году ликви- дировали Центральные реставрационные мастерские. (Возглав- лявший их И. Э. Грабарь покинул их еще в 1930 году. Почти все сотрудники были репрессированы.) Результаты разгрома культурного наследия в 1928 1933 го- дах страшны. Погибли десятки выдающихся созданий русского зодчества, уплыли за рубеж ценнейшие коллекции. Были броше- 103 Лихачев Д. С. Экология культуры И Лихачев Д. С. Прошлое — бу- дущему. Л., 1985. С. 58, 59. 104Хорохордина Т.Н. История отечества и архивы. 1917—1980. М., 1994. С. 180—204. 105Лидии В. Г. Друзья мои — книги. М., 1966. С. 40. Кипнис С. В. Новодевичий мемориал. М., 1998. С. 10.
294_________________________________________________________ ны за решетку замечательные знатоки старины и искусства в сто- лицах, скромные, но полезные музейные работники и краеведы в провинции. Главное же было в том, что в широких слоях насе- ления насаждалось пренебрежение к культурному наследию, па- губное и для настоящего момента и для нашего будущего. Какова же была позиция археологов и искусствоведов из ГА- ИМК в этой тяжелой обстановке? К сожалению, хвастаться нам нечем. Действительный член ГАИМК, известный искусствовед, одно время директор Русского музея Н. П. Сычев напечатал в «Сообщениях ГАИМК» статью к сносу храма Христа-Спасителя, где писал: «хранить идеологические подпорки царизма не пред- ставляется необходимым»107. Другой действительный член ГАИМК и действительный член Академии Наук УССР историк византийского искусства Ф. И. Шмит в эти годы занялся теорией музейного дела. В книге о построении экспозиции он говорил: «Если дворцы не будут рассадниками вы- сокопробного политического просвещения, лучше распродать ве- щи, раз уж за них любители за границей дают шальные деньги, а здания обратить в санатории и детские дома»108 *. Судьба жестоко покарала обоих ученых. В 1933 году оба были арестованы по «делу славистов». Шмита выслали сперва в Акмо- линск, потом в Ташкент, затем снова арестовали и расстреляли. Сычев провел восемь лет в концлагере, дошел до того, что обса- сывал рыбьи кости на помойке, и спасся только благодаря лагер- ному врачу, взявшему профессора в санитары. По отбытии срока заключения Сычеву позволили участвовать в реставрации памят- ников архитектуры. Посмертно опубликовали его «Избранные труды» (М., 1976) со списком работ. Статья о храме Христа-Спа- сителя там не упомянута. Не будем клеймить этих несчастных людей за их давние вы- ступления. Вспомним обстановку тех лет. Распродажа музейных сокровищ затронула археологические фонды страны меньше, чем другие. В 1928 и 1930 гг. были пред- приняты попытки выставить на аукционы в Берлине «раскопоч- ное золото» из Золотой кладовой Эрмитажа. Нов момент эконо- мического кризиса интереса к этим предметам у покупателей не ГАИМКХ₽ИСТа-СпаСИТ“Я " Сообщения Шмит Ф. И. Музейное дело. Вопросы экспозиции. Л., 1929. С. 138. Проданные сокровища России... С. 292. См. также фото 1923 г. на 379 ’звв^т’^бГ ИсГ°рИЯ ЭРмитажа М., 2000. С. 356, 368, 373,
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 295 Где-то к 1932 г. некоторое отрезвление после взрыва вандализ- ма наступило даже у малограмотных властей. Р. А. Медведев свя- зывает это с молебнами папы Пия XI за гонимых христиан в янва- ре 1930 г. 19 марта 1930 г. было принято постановление об ошиб- ках местных руководителей при разрушении церквей. 15 ноября 1933 г. Политбюро ЦК ВКПб приняло решение о прекращении продаж произведений искусства из музеев за рубеж110. С тем временем, когда от истории России отказывались, было покончено. Книги М. Н. Покровского и пьеса Демьяна Бедного «Богатыри», где прошлое русского народа изображалось с пре- небрежением и издевкой, были объявлены порочными, чуть ли не вредительскими. Заговорили о победах русских князей и ге- нералов, о «великих предках», о Суворове, Петре I, Иване Гроз- ном. Разрушения если не прекратились, то во всяком случае не афишировались. Но это не означало коренного перелома в отно- шении к культурному наследию. Сталин обращался к военным и государственным, но отнюдь не к культурным традициям России. Копировали старую воин- скую форму. Милиционеры надели синие шинели и мундиры. Бывший граф Игнатьев с умилением описывал парад на Красной площади: «Проходит и артиллерия в конных запряжках: первая батарея на рыжих. Неужели вторая пойдет на вороных?» — Так и есть. «А третья — на гнедых? Быть не может! И радостно созна- вать, что русские военные традиции сохранены»111. Да, эти тра- диции были сохранены. А вот сочинения гения русской литера- туры Достоевского не издавались десятилетиями — «Идиот» с 1934 до 1955 года, «Братья Карамазовы» с 1935 до 1958, «Бесы» с 1934 до 1957. Был закрыт Музей новой западной живописи. В Третьяковской галерее и Русском Музее убрали в запасники ве- ликолепные полотна художников начала XX века. Из репертуара театров чья-то рука вычеркнула «Сказание о граде Китеже». Сталин и его окружение демонстрировали свою любовь к рус- ской культуре, но проявлялась эта любовь весьма своеобразно. Правительство не скупилось на то, чтобы вдобавок к уже сущест- вующим поставить второй памятник Кутузову в Смоленске или Минину — в Нижнем, на то, чтобы заменить выразительную скульптуру Гоголя, созданную Н. Н. Андреевым, бездарным ис- туканом работы Н. В. Томского, на то, чтобы перевезти опеку- шинского Пушкина с одного бульвара на другой, но, когда нуж- 110 Проданные сокровища... С. 198; Медведев Р.А. О Сталине и стали- низме // Знамя. 1989. № 3. С. 158, 159. 111 Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. М., 1950. Т. 2. С. 440.
296__________________________________________________________ но было позаботиться о произведениях искусства и остатках ста- рины, тут уже деньги жалели. Древние кремли и соборы ветша- ли и разваливались рядом с повторенными для вящей убеди- тельности монументами «великих предков». Можно было бы порадоваться выходу двух постановлений ЦИК и Совета народных комиссаров РСФСР «Об охране истори- ческих памятников» (10 августа 1933 года) и «Об охране археоло- гических памятников» (10 февраля 1934 года). Первое начина- лось со слов о «самовольных сломках» памятников на местах, как будто в Москве все обстояло благополучно"2. Сигнал к сокраще- нию разрушений был подан, но они повсеместно продолжались. В 1937 году было закрыто 8000 храмов. В Москве уже после 1934 года уничтожили Страстной мона- стырь, один из немногих образцов московской архитектуры XVII века, уцелевших после нашествия Наполеона. Убрать это «бельмо на глазу» призывал еще Маяковский, что и было осуще- ствлено в 1936 году и расценивалось в газетах как подарок к пушкинскому юбилею. Тогда же погибли в Москве триумфаль- ная арка, церкви Никола Большой крест 1636 года и Успения на Покровке 1696 года, вызывавшие восхищение В. И. Баженова, Казанский собор на Красной площади. На середину и вторую по- ловину 1930-х годов падают и основные разрушения в Киеве. Генеральный план реконструкции Москвы, принятый в 1935 году, предусматривал снос множества древних зданий. Здесь уместно опровергнуть одну ложь, упорно повторявшую- ся с 1930-х годов до сего дня. Великий архитектор Ле Корбюзье, приглашенный советским правительством как консультант при разработке плана реконструкции Москвы, занял якобы такую по- зицию: для Парижа, как города искусства, он не допустил бы сно- са зданий. Но в Москве ничего ценного нет и тут можно убрать очень многое. Большевики будто бы заступились за свою столицу. В действительности, Корбюзье ничего похожего не говорил и не писал, а, напротив, восхищался архитектурой собора Василия Блаженного и другими древними постройками Москвы113. Итак, принятые постановления не предотвратили разруше- ния старых городов, а в лучшем случае лишь слегка притормози- ли этот процесс. Показательно, что в 1938 году был упразднен Комитет по охране памятников при ВЦИК СССР. * 5 * из ОхРана памятников истории и культуры. С. 60—62. 5Р‘ CeMeMt°nJ' КаК запировать и строить Москву // Строитель- М., 193^0*202 -8~9 с-8—и И Корбюзье. Планировка города.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 297 Примерно так же обстояло дело и с распродажей произведе- ний искусства. К 1935 году экспорт их снизился и достиг уровня 1927 года, а в 1940 году массовых продаж, кажется, вообще не бы- ло114. Но потихоньку они продолжались. В 1937—1938 годах аме- риканский посол Д. Дэвис и его жена М. Пост увезли из Москвы сотни реликвий: более 30 икон XVI—XVII вв. из Чудова монасты- ря, Киево-Печерской лавры и запасника Третьяковской галереи, утварь XVII в., часы Петра I, записную книжку Елизаветы Пет- ровны, свадебный венец Екатерины II, ковши Анны Иоанновны, Елизаветы и Екатерины, полотна Левицкого, Брюллова и Репина. Л Хаммер продавал «Сокровища Романовых» в США якобы из своих личных собраний, а в действительности, изъятые из музеев СССР, и в 1936—1938 гг., а, кажется, даже в 1950-х115. Сокращение массового экспорта произведений искусства ино- гда связывают с тем, что до 1933 г. он в основном шел через Герма- нию, а после прихода к власти Гитлера экономические отношения с ней сократились116. Указывали также на последствия экономиче- ского кризиса на грани 1920—1930-х гг., когда цены на художест- венные изделия во всем мире резко упали. Думается, не это глав- ное. Некоторые изменения в отношении к культурному наследию обусловлены переменой большевистской политики— поворотом от интернационализма к традициям старой России. Пожалуй, больше всего выиграли от изменившейся ситуации именно археологи. Постановление 1934 г. предусматривало вы- деление средств на изучение объектов, подлежащих затоплению или уничтожению при строительстве, из бюджета этих строек. Этим сразу же воспользовались сотрудники ГАИМК, а затем и другие археологи. Цитированные выше Н. П. Сычев и Ф. И. Шмит отражали лишь одну линию поведения в деле охраны культурного наследия. Другие ученые думали иначе. Уже в годы разрухи и Граждан- ской войны по этому вопросу выступали В. А. Городцов и С. ф. Ольденбург117. ш Жуков Ю. Н. Операция Эрмитаж. С. ПО—112. 115 Проданные сокровища России. С. 226—232. "б Семенова Н. Ю. Распродажа//Литературная газета. 1 декабря 1988 г. №49(3219). 117 Городцов В. А. Охрана археологических памятников // Вопросы об- ластного музейного дела. Рязань, 1925. С. 113, 114; Ольденбург С. дусгриализация страны и охрана памятников // Сообщения ГАИМК. 1931. №4—5. С. 2,3.
298 _________.____________________________________________ А. А Васильев даже сумел предотвратить разрушение Казанско- го собора в Петрограде118. В 1933 году ценную статью об охране па- мятников написал А. А Миллер119. Вплотную занялся этим вопро- сом созданный в ГАИМК Комитет, возглавленный И. И. Мещани- новым. Движущей силой был молодой археолог Б. А. Латынин. Благодаря притоку средств на раскопки экспедиционная дея- тельность активизировалась. И все же не приходится преувели- чивать значение постановления 1934 года. Возьмем для примера работы на первой очереди Московского метрополитена. На удар- ной стройке ученые не могли расчистить и зафиксировать вскры- тые в котлованах древние мостовые и остатки построек. Удава- лось только выхватывать из-под лопат землекопов отдельные ве- щи. Когда один рабочий разбил старое надгробие, он получал выговор за некультурное отношение к памятникам прошлого120. Между тем для облицовки метро разобрали целый древний кремль в Серпухове121. Так продолжалось и в дальнейшем. Не археологи ограничи- вали в интересах науки темпы строительства, а партийное на- чальство задавало ученым неприемлемый для них темп исследо- ваний. Основная масса стоянок и могильников, попавших в зону затопления какой-нибудь ГРЭС, уходила под воду неизученной. Затопили руины большого средневекового города хазарского Саркела, русской Белой вежи. Таким образом, пересмотр отношения к памятникам истории, наметившийся к середине 1930-х годов, был еще очень незначи- тельным. Речь шла в сущности о добрых намерениях, а не о во- площении их в жизнь. Проблема вандализма в печати не подни- малась, и акты его, происходившие повсюду, никогда публично не осуждались. Положительным было лишь то, что отныне мож- но было говорить о ценности памятников старины. В 1939 году в Академии архитектуры состоялась сессия, посвященная русскому зодчеству. В тот же год в Третьяковской галерее развернули ог- ромную выставку «Русская историческая живопись»122. Помню, Васильева Р. В. Охрана памятников в свете реализации первых дек- ретов российского правительства// Храм. СПб., 1996. Вып. 9. С. 52—56. Миллер А. А. К вопросу об охране памятников старины // Сообще- ния ГАИМК. 1931. № 4—5. С. 22—51. От редакции. По трассе первой очереди Московского метрополи- тена// Известия ГАИМК. 1936. Вып. 132. С. 3. *122Ил,ьин м- А- Подмосковье. М., 1965. С. 145. "ОСУД»арСГВеННаЯ ТРетьяковская галерея. Русская историческая живопись. Выставка 1939 г. М., 1939. "
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 299 какое неизгладимое впечатление произвела она на меня — школьника третьего класса. Вскоре началась Отечественная война. Русская культура по- несла страшные потери. Превратились в руины новгородские церкви и пригородные дворцы Петербурга, погибли коллекции сотен музеев. Еще с I Мировой войны, когда при обстреле Рейм- са немецкой артиллерией пострадал собор XII—XIII вв., обвине- ния противника в вандализме стало составной частью пропаган- ды. Советское руководство это учло и уже зимой 1941—1942 гг., после битвы под Москвой, объявило на весь мир о разрушении немецкими оккупантами Ново-Иерусалимского и Иосифо-Воло- коламского монастырей. Была создана специальная правительст- венная комиссия по определению ущерба. Вандализм фашистов вне сомнений, но советские пропагандисты списывали на врага и разрушения 1930-х гг. и повреждения, нанесенные памятникам частями Красной армии. Несмотря на издержки пропагандистской кампании, в годы войны интерес народа к своему прошлому резко возрос. Утраты переживались остро. Ученые тщательно описали произведения искусства, разрушенные фашистами. Архитекторы составили пла- ны реставрации древних городов. Мгновенно расходились серии популярных брошюр «Сокровища русского зодчества*, «Сокрови- ща зодчества народов СССР*, издававшиеся с 1944 г. Академией архитектуры. Но даже в этот момент правительство не проявило должного внимания к нашим памятникам, а иногда даже усугубляло поте- ри. Несмотря на жестокие бои в Нарве, там на улицах Туру и Ви- ру все же уцелело кое-что из старой архитектуры. При восстанов- лении города дома сломали, хотя первоначально предполагалось не только сохранить все древние здания, но и реставрировать взорванные129. На Украине не захотели ремонтировать обгорев- ший центр Каменца-Подольского и снесли уникальный ком- плекс застройки XVI—XVIII вв.123 124 В Новгороде в 1951 г. облис- полком решил разобрать поврежденный в войну знаменитый храм Спаса на Нередице с фрагментами фресок XII века, церкви Николы на Липне, Успения на Волотовом поле, Спаса на Кова- леве, Иоанна на Опоках, Хутынский монастырь и десяток других новгородских достопримечательностей125. А ведь к концу войны 123 Косточкин В. В. Нарва. М., 1948. С. 6, 11, 24, 25, 41. 124 Брайчевский М. Ю. Сохранить памятники истории. С. 212. 125 Монгайт А. Л. Охранять памятники культуры //Литературная га- зета. 30 июня 1951 г. № 77 (2795).
300 А. В. Щусев разработал генеральный план реконструкции Новгоро- да, где каждый древний храм находил свое место среди современ- ной застройки. В газетах писалось о вывозе коллекций из советских музеев в Германию. Но никто не составил списки похищенного, из- за чего сильно осложнилась позднее проблема реституции. Таким образом, демагогические заявления сталинской эпохи о великой русской культуре нисколько не способствовали защите ее наследия. Пустые фразы к реальному состоянию дел никакого отношения не имели. В этот период археологи активно включились в спасение уце- левшего. Московское отделение ИИМК в 1944 году организова- ло восемь экспедиций по учету ущерба, нанесенного остаткам старины в ходе военных действий. Ученые побывали в Крыму и на Северном Кавказе, в Ольвии и Поднепровье126. В изданном под редакцией И. Э. Грабаря сборнике «Памятники искусства, разрушенные немецкими захватчиками в СССР» мы найдем ста- тью В. Д. Блаватского о склепе Деметры в Керчи127. Надо было воспользоваться моментом и поднять вопрос о плохом состоянии памятников культуры в стране. 24 февраля — 2 марта 1945 года в Москве прошло Всесоюзное археологическое совещание. Доклад об охране памятников сделал И. Э. Грабарь. Но наиболее важной стала публикация на эту тему в изданных к совещанию «Материалах», подготовленная Н. Н. Ворониным при участии Б. Н. Гракова. Здесь констатировалось, что после ликвидации в 1938 году ведавшего охраной Комитета при Пре- зидиуме ВЦИК «археологические памятники остаются до сих пор без надзора»128. Законы, каравшие за ущерб, причиненный остаткам старины, отменены, повсеместные вандализмы не пре- секаются и не наказываются. Властям пришлось с этим посчитаться. Появились постанов- ления Совета министров РСФСР об охране памятников (20 мая 1947 года) и Совета министров СССР о мерах улучшения охраны памятников культуры (14 октября 1948 г./29. мкг Исследования археологических памятников // КСИ- . 1947. Вып. XIV. С. 162—165. Младшие участники этих экспеди- ций опубликовали свои воспоминания о них. См.: Мелюкова А. И., Яцен- ^ ПеРвая экспедиция с Б. Н. Граковым Ц РА. 1999. № 4. С. 215— едоРов г Б- Брусчатка. М., 1997. С. 100—128. шенмк?Лаеатски,й В- А- Склеп Деметры // Памятники искусства, разру- немеЧкими захватчиками в СССР. М., 1948. С. 5—12. пани и ВОПРОСУ °б °РганИзаЦии и юридическом обосновании дела ох- пиалк. ^иССЛеАОВаНИЯларХеологических памятников в РСФСР и Мате- Р 129 Пг"асоюзномУ Археологическому совещанию. М., 1945. С. 188. охрана памятников истории и культуры. С. 62____126.
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 3 01 Сотрудник ИИМК — ИА АН СССР Николай Николаевич Во- ронин (1904—1976) стал в послевоенный период главным защит- ником культурного наследия нашей страны. Официальным главой этого дела по-прежнему числился И. Э. Грабарь — председатель созданного в 1942 году консультативного научно-методического совета по охране памятников культуры сперва при Комитете по делам искусств, а потом при Президиуме Академии Наук СССР. Но Игорь Эммануилович был уже немолод, имел множество нагру- зок, не оставлял и живопись и — прежде всего — не хотел кон- фликтовать с сильными мира сего. Воронин переживал это очень остро, называл Методсовет — «Не тот совет* и постоянно сетовал на конформизм Грабаря. Воронин был уроженцем Владимира, еще школьником по- любил древнерусскую архитектуру. Ей он посвятил свои труды, рассматривая главным образом произведения Владимиро-Суз- дальского зодчества, но исследуя их на широком фоне. Он вел раскопки и в Гродно, и в Смоленске, и в Москве. Уже в 1944 году он напечатал статью «Памятники русской ар- хитектуры и их охрана*. В 1945 году написал о принципах восстановления разрушенных войной древнерусских городов. В тот же год к юбилею Академии Наук были выпущены две науч- но-популярные книги Воронина «Древнерусские города» и «Па- мятники Владимиро-Суздальского зодчества*190. Существеннее другое. Воронин постоянно обращался в пра- вительство с письмами в защиту тех или иных памятников, об- реченных на уничтожение. Кое-что из этих ходатайств сейчас опубликовано191, но роль Воронина в борьбе за спасение куль- турного наследия России как-то забылась. В недавнем обзоре Л. А. Беляева и А. В. Чернецова «Русские церковные древно- сти» лидером в этой области изображен Б. А. Рыбаков, Воронин же упомянут мельком192. Как свидетель тех лет, могу утверждать, что Рыбаков в 1940— 1960-х годах никогда публично не ратовал за памятники стари- ны, говоря: все равно нам ответят: «Мертвые хватают живых». Воронин же был очень активен и достаточно смел. А. В. Арци- ховский, подписавший однажды какое-то из ходатайств Ворони- 130 131 132 * 130 См. Список работ Н. Н. Воронина // Культура древней Руси. М., I960. 131 Ковалев И. В. Вопросы охраны памятников истории в эпистоляр- ном наследии Н. Н. Воронина//АЕ за 1988 г. М., 1990. С. 261 132 Беляев Л. А., Чернецов А. В. Русские церковные древности. М., 1996. С. 34, 35.
302 на и вызванный в связи с этим к всесильному тогда члену Полит- бюро КПСС Д. С. Полянскому, с удивлением говорил мне, как независимо держался и спорил с партийным боссом мягкий и де- ликатный в повседневной жизни Николай Николаевич. Тот, кто прочтет сегодня давние выступления Воронина, бу- дет разочарован. Это он придумал легенду о ленинской заботе об охране памятников. Он всячески чуждался религии и, когда го- товил некролог архитектора Б. А. Огнева, с недоумением сказал мне: «представьте, оказывается он был верующим». В 1962—1963 годах я написал очерк «Русское общество и охрана памятников культуры» и попросил прочесть его Николая Николаевича. Он очень меня хвалил и обещал содействие в напечатании. Но едва рукопись была сдана в издательство, а Воронин назначен редак- тором, он потребовал от меня, добавить главу о величии ленин- ских идей и полностью убрать рассказ о разрушениях. Я на это не пошел, и Воронин отказался быть редактором. Спасти книгу пытался А. Л. Монгайт, но она так и не вышла. Не будем судить строго Николая Николаевича. Время было страшное, где-то он пугался и страховался, но в целом вел свою линию. Другой случай. Я уже упоминал о решении обкома разрушить в Новгороде Великом и его окрестностях десятки выдающихся памятников древнерусского искусства. А. Л. Монгайт — тогда кандидат наук — составил письмо с протестом для «Литератур- ной газеты» и просил подписать его академика Б. Д. Грекова и профессоров А. В. Арциховского и Н. Н. Воронина. Все трое ис- пугались. Статья вышла за подписью одного Монгайта и, тем не менее, помогла предотвратить вандализм. В 1960-х годах Воронин стал болеть и постепенно отошел от ак- тивной деятельности. Главную роль в борьбе за культурное насле- дие начал играть филолог Д. С. Лихачев. Не любимый и даже пре- следуемый начальством он, как член-корреспондент Академии На- ук СССР (с 1953 года), а затем и академик (с 1970), был все же более авторитетен для официальных кругов, чем Монгайт или Воронин. Выступления Лихачева имели большой резонанс. Им была вы- двинута глубокая идея экологии культуры. Но читая сегодня его старые статьи, мы с недоумением увидим, что даже ему приходи- лось ссылаться на слова Н. С. Хрущева о трате государственных средств на ненужные реставрации133. Так трудно было биться за наше культурное наследие. ИсГОрня‘сССИ ,964П№’ГсИК3И_^Л‘'ТУ₽Ь' “ ,сенаР°дное ДОСП>«"“е "
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 303 Настал 1956 год с XX съездом КПСС и развенчанием Стали- на. Разгром русских национальных реликвий можно было поста- вить ему в вину наряду с другими преступлениями. Удалось кое- что сделать в законодательной сфере. 29 июня 1957 года вышло постановление Совета министров РСФСР «об улучшении дела ох- раны и реставрации памятников культуры в РСФСР». С 1959 го- да началось преобразование ряда музеев в древнерусских горо- дах в историко-художественные заповедники. Первые появились в Новгороде Великом, Костроме, Владимире, Нижнем Новгоро- де, Ярославле. 30 августа 1960 года принято постановление Со- вета министров РСФСР «о дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР»144. Пожалуй, еще более важным было вынесение вопроса о со- стоянии произведений искусства и остатков старины в СССР на страницы широкой печати. В 1956 году в «Литературной газете» было опубликовано письмо в их защиту, составленное Н. Н. Во- рониным, а подписанное И. Э. Грабарем, М. Н. Тихомировым, П. Д. Кориным, Л. М. Леоновым, И. Г. Эренбургом и другими. Тут впервые сказано о необходимости возродить ленинскую за- боту о нашем наследии134 135. В 1960 году в издательстве «Искусство» вышла брошюра Н. Н. Воронина «Любите и охраняйте памятни- ки древнерусской архитектуры». В газетах и журналах проблема стала обсуждаться, но каждый шаг давался с трудом. Разрешалось выразить сожаление о гибели Китайгородской стены и Сухаревой башни, но не о разрушении храмов. Когда впервые заговорили о распродаже Эрмитажа, после- довали характерные реплики. Поэт В. Д. Федоров написал в 1958 г. целую поэму «Проданная Венера» с рефреном: «за красоту времени грядущих мы заплатили красотой». И эта поэма не раз пе- реиздавалась136. Оправдывал распродажу и А. В. Софронов, по- скольку ушло за океан то, что создано «не на нашей земле», да и как задорого!137 Двойная ложь: уплывали и творения русских мастеров, а вся акция вызвала резкое падение цен на антикварном рынке. К несчастью, заклятым врагом всякой старины был сам Хру- щев. 5 ноября 1935 года на пленуме парторганизации Кировско- го района Москвы он говорил: «Кто три месяца не был на Садо- вом кольце, советую посмотреть, — не узнаете... Мы сняли Три- 134 Охрана памятников... С. 133—142. 135 Воронин Н. Н., Грабарь И. Э. и др. В защиту памятников прошлого // Литературная газета. 23 августа 1956. № 100 (3601). С. 1. 136 Федоров В.Д. Белая роща. М., 1958. С. 17. 137 Софронов А. В. Почти обычный рейс// Огонек. 1974. № 25. (2451). С. 10.
306__________________________________________________________ Не была застрахована от вандализмов и столица. Уже в 1960-х годах доламывали последние участки Китайгорода. За время пе- чатания путеводителя М. А. Ильина «Подмосковье» были разобра- ны два из ста описанных в книге памятников (в Вышгороде около Вереи и в Покровском у Волоколамска)145. «20 лет назад в Москве насчитывалось 135 пушкинских мест, теперь их осталось 18» — писали в 1968 году в «Литературную газету» видные филологи146. А вот прямой отголосок хрущевских тирад о литовских зам- ках — заметка Ю. Пономаренко «Лечение ладаном». Речь в ней шла о поликлинике Октябрьского района Вильнюса, нуждав- шейся в новом помещении. Далее — логический скачок, на ма- нер пословицы «в огороде — бузина, а в Киеве — дядька»: «одно- временно приходится сталкиваться с фактами расточительства народных средств. Немалые суммы запланированы, например, на реставрацию памятников старины»147. Можно ли сравнивать деньги, отпущенные одной районной поликлинике, и средства, предназначенные исследователям па- мятников целой республики с богатым историческим прошлым? И почему сопоставляются эти две цифры, а, скажем, не любая из них с расходами на содержание бюрократического аппарата, КГБ или гонку вооружения? Но Пономаренко знал, о чем гово- рить и о чем молчать. Впрочем, дважды он проговорился. Он упомянул, что пишет о литовских замках и церквах вторично, и после его критики реставрация уже сокращена вдвое. В первой статье сказано о ежегодной трате миллионов148, во второй — дана более точная справка. После сокращения ассиг- нования 1962 года на охрану памятников Литвы равнялись 108 тысячам рублей. Взяв бюджет республики за этот год, не- трудно подсчитать, что на приведение в порядок древнего зодче- ства была выделена одна сотая процента всех расходов Литовской ССР149. Да, улучшить медицинское обслуживание населения — прямая обязанность властей. Но зачем ставить выполнение этой обязанности в зависимость от ухудшения охраны памятников литовской истории? К чему эта дешевая демагогия? 'ыбИлЪиН М' п°Дмосковье. С. 193, 194, 228, 229. Степанов Ю. С., Бернштейн С. И. и др. Письмо в редакцию // Лите- ратурная газета. 29 мая 1968 г. № 22 (4152). мь i\o^°^еНК° Ю' Лечение ладаном // Известия. 7 июля 1962 г. Коновалов Н Пономаренко Ю. Время ли восстанавливать замки? И iS™*’ 19 декабРя I960 г. № 300. гия 12ГеДа11ИЯ ?п£?°ВНОГО С°вета СССР пятого созыва. Седьмая сес- сия 6—8 декабря 1961 г. М., 1962. С. 61.
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 307 Второй раз проговорился Пономаренко, жалуясь: «посмотри- те, как неотступно добиваются своего люди, охраняющие стари- ну». Значит, отнюдь не все в Литве воспринимали восстановле- ние замков как пустую и вредную забаву, а кое-кто боролся за это. На стороне таких людей оказался и Совет министров Литов- ской ССР, который Пономаренко упрекал в пренебрежении к его первой статье и продолжающемся разбазаривании народных денег. Хотя слово «замки» всюду приводилось во множественном числе, имелся в виду, в сущности, один замок — Витовта в Тра- кае, расположенный в живописнейшей местности на острове по- среди озера Гальве. Реставрация памятника окупилась очень бы- стро. Тракай стал центром туризма. Уже в следующем 1963 году тут побывало 140 тысяч человек150. И Хрущев и Пономаренко, несомненно, слышали, что реставраторы надеются покрыть все затраты за счет развития туризма, но утаили это от читателей и слушателей. А вот заметка 1963 года некоего В. Сиснева «В состоянии дре- моты». Она посвящена позорному расточительству в музейном деле. Зачем Ленинграду музей-квартира Пушкина и музей Пуш- кина просто? Не жирно ли будет? Да и к чему накапливать «ан- тикварный хлам»? Дорого это и бессмысленно151. В ответе ми- нистр культуры СССР Е. А. Фурцева отчитывалась: 62 музея лик- видированы, 82 — переведены на общественные начала, 1500 со- трудников уволено152. В 1964 году Хрущев пал, и новые хозяева страны, видя дви- жение общественности за спасение сокровищ искусства, решили бросить ей подачку. 8 июня 1966 года состоялся учредительный съезд Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК). Ранее такие общества возникли в Грузии и Латвии, одновременно — на Украине и в Белоруссии. 29 ок- тября 1976 года Верховный совет СССР утвердил проект закона об охране памятников153 *. Казалось бы люди, болевшие за культурное наследие, могли наконец вздохнуть спокойно. Но оснований для этого не было. Продолжались и разрушения памятников, и распродажа коллек- ций. Показательна судьба «Дома Фамусовых» — особняка Рим- 150 Медонис А. Тракай. Вильнюс, 1965. С. 32. 151 Сиснев В. В состоянии дремоты // Известия. 30 сентября 1963 г. № 233. 152 Фурцева Е. А. Упорядочить музейное дело // Известия. 6 января 1964 г. № 5. 153 Закон СССР об охране и использовании памятников истории и культуры // Правда. 31 октября 1976 г. № 305 (21274). 20*
308 ских-Корсаковых — в самом центре Москвы. Никакие протесты не спасли его, а в прессе было выражено удовлетворение сносом здания пушкинской поры154. Реставрация велась хотя и шире, чем прежде, но зачастую так плохо, что здания гибли, а не возрождались. Об этом писали в газетах в связи с тем, что творилось в подмосковных Вяземах и Дубровицах, или в связи с уничтожением деревянной церкви Благовещения под Загорском. Как и положено в «империи фасадов», восстановления пре- вращалось порой в декорации. В Переяславле-Залесском, стояв- шем на туристском «Золотом кольце», у Никитского монастыря отремонтировали одну стену, обращенную к шоссе, по которому едут автобусы, а внутри — мерзость запустения. Так же у Ма- карьевского Желтоводского монастыря подчищена и подкраше- на была только одна стена, тянущаяся по берегу Волги, чтобы пассажиры теплоходов могли издали любоваться творением рус- ских зодчих. Выступления официальной прессы настораживали. В 1965 го- ду знакомый нам В. Сиснев поместил в тех же «Известиях» за- метку «Беречь красоту!» Вроде бы он перестроился, но исходная позиция его нисколько не изменилась, он по-прежнему говорил только о рентабельности музеев, предлагая использовать древ- ние церкви и замки под рестораны и гостиницы для иностран- цев, продавать музейные коллекции155. Довольно своеобразный способ беречь красоту! В других номерах «Известий» доктора исторических наук Ю. П. Шарапов и М. Т. Белявский разъясняли, что памятник па- мятнику рознь, и стоит еще потолковать, так ли уж надо рестав- рировать монастыри, построенные «худшими врагами нашей ро- дины». Важно не искусство, а классовый анализ156. Некоторые сдвиги произошли в самом обществе. Люди все больше разочаровывались в итогах революции и обращались к наследию старой России. Насколько повысился интерес к худо- жественной старине, показывало издание и переиздание путево- дителей по городам-музеям и архитектурным заповедникам. Изящно напечатанные путеводители по Киеву, Владимиру и Суздалю, Новгороду, пригородам Ленинграда, Самарканду и Бу- |5Ь Каждая В. Страсти на Страстной // Журналист 1972. № 9. С. 42, 43. 156 ш и™ В' БеРечь красоту! // Известия. 17 декабря 1965 г. № 298. IQ„_ %ар“™Ю П Не ВСЯКОМУ князю честь // Известия. 30 октября 1965 mJ57’Белявский М- т- За монастырской стеной // Известия. 19 ян- варя 1966 г. № 16.
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 309 харе, выпущенные издательством «Искусство», расходились в один день, хотя тираж их был не менее 10 тысяч экземпляров, а порой достигал 100 000. Среди авторов были и археологи: Н. Н. Воронин, М. К. Каргер, В. И. Марковин,Л. В. Алексеев. Наметилось два направления в отношении к культурному на- следию — почвенническое, охранительное (В. А. Солоухин, И. С. Глазунов)157 и с широкой гуманистической постановкой во- проса, представленное теми же Д. С. Лихачевым и Н. Н. Воро- ниным. Среди достижений этих лет надо назвать инициативу Новго- родской археологической экспедиции об охране культурного слоя древних городов. Ее выдвинул и развил в печати В. Л. Янин. В самом Новгороде Великом идея осуществляется: ни одно строительство не проходит без предварительных раско- пок на выбранной для стройки площади158. На движение общественности верхи смотрели с беспокойст- вом. В докладной записке КГБ в Политбюро КПСС от 17 сентяб- ря 1973 года говорилось: «клеветники поднимают вопрос об ох- ране памятников и в этой связи о разрушении Москвы. Надо ос- ветить это в печати»159. 23 марта 1981 года Ю. В. Андропов подал в Политбюро КПСС секретную записку о «деятельности антисоветских элементов», которые «прикрываясь демагогическими рассуждениями о защи- те русской истории и культуры, готовят подрыв коммунистиче- ской власти»160. У руководства ВООПИК были поставлены чиновники, а не ученые или люди литературы и искусства161. Возглавлял общест- во заместитель председателя Совета министров РСФСР В. И. Ко- чемасов. Направляли туда особо проверенных товарищей: на- пример, из Института истории АН СССР — военного историка Л. Г. Бескровного, из Института археологии — друга Б. А. Рыба- 157 Солоухин В. А. Письма из Русского музея. Черные доски. Время со- бирать камни // Собр. соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 4; Глазунов И. С. Наша куль- тура— это традиция. М., 1991. 158 Янин В. Л. Охрана культурного слоя древнерусского города // Вест- ник Академии Наук СССР. 1970. № 7. С. 149—160. 159 Кремлевский самосуд. Секретные документы Политбюро о А Сол- женицыне. М., 1994. С. 335. 160 Солженицын А. И. Россия в обвале. М., 1998. С. 138. 161 Ватагин В. А., Волков О. В. и др. Не очень удачное начало // Литера- турная газета. 30 октября 1965 г. № 129 (3898); Леонов Л. М. Пока суд на Дело // Там же.
310 кова Е. И. Крупнова. Оба не блистали в культурном отношении и были совершенно равнодушны к порученному им делу. В на- писанной по заказу «Советской археологии» статье Крупнова ха- рактерен такой пассаж: недавно в отпуск я плавал на теплоходе по Волге. Сколько по берегам церквей! Надо их приспособить под клубы, планетарии162. А вот таких людей, как А. Л. Монгайт или я, Институт археологии к ВООПИК не подпускал. В итоге общества действовали вяло. Ведь их члены не знали, куда идут взносы — на оплату аппарата общества — людей, от- правленных туда за ненадобностью из каких-нибудь руководящих органов, на ремонт ничем не примечательного дома, где как-то раз выпил стакан чая Я. М. Свердлов, или на нечто более важное и нужное. Главной признавалась забота о реликвиях революции. Орган ВООПИК «Памятники Отечества» в продажу не поступал. Власти не хотели упустить эту область из-под своего контроля. Происходили эпизоды, не делающие чести археологам. В Пе- тербурге давно уже остро стоял вопрос о состоянии парков Цар- ского села, Петергофа, Ораниенбаума. Еще в 1936 году А. А. Жда- нов требовал: «отдых трудящихся перенести в бывшие царские резиденции, полностью использовать зеленые насаждения в этих резиденциях»163. Не рассчитанные на многолюдство парки стали гибнуть. В них началось строительство ресторанов с вы- рубкой участков насаждений. Писатель и филолог В. М. Орлов выступил со статьей «Аллеи древних лип» в «Ленинградской правде», выражая крайнюю обеспокоенность164. Обком возмутил- ся. Появились статьи противоположного содержания. Наряду с членом обкома 3. Кругловой в ее духе выступил и директор Эр- митажа Б. Б. Пиотровский165. Если же обратиться непосредственно к археологии, то прихо- дится признать, что, несмотря на некоторое оживление работы по охране памятников в 1970—1980-х гг., древности продолжали гибнуть. Приведу красноречивое свидетельство среднеазиатских археологов: «В 1952—1953 гг. был проведен учет 30 километро- вой зоны между городищем Хульбук... и городом Куляб. На этом „ л ,г^^НОв £ Памятники культуры — всенародное достояние // СА. 1965. № 2. С. 3—7. Архипов И. Сады и фонтаны XVIII в. в Петергофе. Л., 1936. С. 86. 1972 г.Й ПТзХ'с. 3₽еВНИХ ЛИ" " AeHHHrP«““ '° марта Питрмский Б. Б. О парках города Пушкино // Ленинградская правда. 19 мая 1972 г. № Пб (17431). С. 2. Г
_______Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 311 сравнительно небольшом участке находилось 150 археологиче- ских объектов. В 80-х же годах археологи вновь вернулись к со- ставлению археологической карты, зафиксировав только шесть... В погоне за новыми гектарами для хлопковых полей стальные ножи мощных машин безжалостно снесли с лица земли сотни те- пе, и трудно представить, сколько замечательных памятников... исчезло без всякого изучения1б6. Подводя итоги 75-летнему периоду коммунистического прав- ления в России, мы можем сказать, что для охраны памятников этот период дал совсем немного. Законодательные акты, если и принимались, то не действовали. Кое-какие старые здания в имперских центрах — Московском Кремле, в разрушенных ок- купантами пригородах Петербурга реставрировали, но это ни в малейшей мере не уравновешивало последствия дикого ванда- лизма послереволюционных десятилетий. По данным искусст- воведа А. М. Комеча, из 80000 русских церквей разрушена по- ловина (в Москве — 300 из 600), уцелело не более 7% усадебных домов167. Видимо, это закономерно. В фашистской Германии было ре- шено снести все старые дома в городе Гете и Шиллера — Вейма- ре и застроить его монументальными сооружениями из железо- бетона и стекла. Проект начали осуществлять168. Муссолини затеял реконструкцию Рима и приказал пробить через центр новую ма- гистраль — Виа деи Фори Империали, — исказившую целост- ный облик архитектурного заповедника169. Но вот в 1991 г. тоталитарный режим пал. Перемен много. И снова они не однозначны. Вопрос о состоянии националь- ных реликвий не только не снят, но приобрел новые опасные аспекты. Разрушение церквей как средоточия религиозного дурмана прекратилось, но передача приходам некоторых ценных в архи- тектурном отношении комплексов внушает беспокойство за их сохранность. Так, при службе в Успенском соборе Владимира от ладана пострадали фрески Рублева. 166 Масов Р. М., Ранов В. А. Жизнь, отданная науке // Древние циви- лизации Евразии. М., 2001. С. 54. 167 КомечА. М. Культурный ландшафт России — до основанья, а за- тем // Наше наследие. 2001. № 56. С. 51—56. 168 Гинзбург Л. В. Веймар: слова правды и мира // Литературная газе- та. 22 мая 1965 г. № 61 (1957). 169 Всеобщая история искусств. М., 1965. Т. VI. Кн. 1. С. 252.
312 В поисках валюты по-прежнему продают за рубеж произведе- ния искусства, вплоть до икон XII века'™. На местах пышным цветом расцвело кладоискательство Грядущая приватизация земли ставит под угрозу тысячи кур- ганов и древних поселений. Закон об охране памятников искус- ства и старины был принят лишь в 2002 году Составление его проекта Верховный совет РСФСР первона- чально поручил не ученым из Академии Наук (они, де, реакци- онны), а археологам из родного Б. Н. Ельцину и Г. Э. Бурбулису Свердловска. Готовил проект молодой археолог Е. М. Беспро- званный, знакомый с весьма ограниченным кругом памятников Северного Урала и склонный скорее к коммерческой, чем к на- учной деятельности. За образец он взял американское законода- тельство с предоставлением каждому штату права выдавать ли- цензии на раскопки. Это удалось опротестовать. Закон стали го- товить в Институте археологии РАН. Проект был подан в Вер- ховный совет и сгорел в его здании в 1993 г. Проблема охраны памятников будет стоять всегда. Раскопать все древние поселения и могилы невозможно, да и было бы про- сто вредно для науки. Нужно другое — сохранить их в макси- мально возможном объеме. Между тем стоянки и городища раз- рушаются распашкой и при размыве берегов рек. Старые по- стройки ветшают и требуют реставрации. Развитие современных городов грозит смести их с лица земли. В Москве еще в 1970 г. были созданы заповедные зоны, но облик их повсеместно нару- шается современной застройкой, подавляющей старые здания173. Основное же в отношении общества к культурному наследию. Нигилистический подход к нему, усиленно насаждавшийся по- сле революции, принес свои горькие плоды. Если народ не нау- чится беречь свое прошлое, не поймет, зачем это нужно, положе- ние не только не улучшится, но и дальше будет все ухудшаться. Археологи должны принять самое активное участие в пропа- ганде охраны памятников старины и в их спасении. К сожале- А' Иконы ХП века на аукционе «Гелиоса» // Известия. 12 ап- реля 1997 г. 69. 2002.'№4ас°70-.gg™™ И аРхеологическое наследие России // РА. kva2^ °б «бЪехТ КУЛЬ^РНОГО наследия (памятниках истории и культуры) Российской Федерации// Наследие. 2002. М1.С. 37—57 №227 СР7НЫе АЫРЫ Белокаменной Н Известия. 18 декабря 2002 г.
Проблема памятников культуры в СССР и русские археологи 313 нию, сегодня в нашей среде нет людей со столь широким гори- зонтом, как А. А. Миллер, Н. Н. Воронин или А. Л. Монгайт. Но любому из нас следует помнить о важности проблемы и извлечь уроки из рассмотренного здесь печального опыта.
Заключение Закрывая эту книгу, читатель, возможно, скажет: картина на- рисована далеко неполная. Рассказано о репрессиях, уничтоже- нии остатков старины и произведений искусства, об идеологиче- ской обработке интеллигенции в годы тоталитаризма. Да, это было. Но ведь было и другое: замечательные полевые открытия археологов, финансировавшийся властью широкий размах рас- копок, выход интересных книг. Почему автор об этом умалчива- ет? Почему нет ни слова об исследовании таких всемирно извест- ных памятников, как Тешик-таш и Капова пещера, Кармир-блур и Топрак-кала, о находках в Киеве и Новгороде? Отвечу так: моя книга посвящена людям науки, а не ее дости- жениям, имеет очерковый характер и не претендует на обзор всех проблем. Я сосредоточил внимание не на том, о чем уже не раз писали и что хорошо известно читателям, а на том, что стара- лись скрыть и, увы, не очень хотят осмыслить сейчас. Все же надо объяснить, как же при обрисованных выше чу- довищных условиях для жизни и работы наши археологи смогли добиться значительных успехов. На мой взгляд, это произошло потому, что большинство ученых любило свое дело и трудилось с увлечением и самоотверженностью даже при са- мых неблагоприятных обстоятельствах: в годы послереволю- ционной разрухи, в дни блокады Ленинграда, видя чуть ли не ежедневно гибель коллег и сокровищ культуры. Люди уходи- ли в творчество. Современники событий это понимали. К. И. Чуковский пи- сал в своем дневнике в 1928 году: «Фанатиками работы и поль- зуется советская власть. Их гнут, им мешают, им на каждом ша- гу ставят палки (в колеса), но они вопреки всему отдают свою шкуру работе»'. В книге «Триста лет истории сибирской архео- 1 Чуковский К. И. Дневник 1901—1929. М., 1991. С. 341.
Заключение 315 логии* В. И. Матющенко утверждал, что интеллигенты, не ушед- шие в эмиграцию, по отношению к советской власти были «бо- лее чем лояльны*2. Думается, гораздо точнее характеризовал по- ложение дел эмигрант-сменовеховец С. С. Чахотин в 1924 году: интеллигенты «считали необходимым, чтобы вблизи русских му- зеев, библиотек, лабораторий, театров остался кто-нибудь, кто прикрыл бы их своим телом в случае опасности, кто сохранил бы нам преемственность русской культурной работы, кто бы, не- смотря ни на какие бури, тянул золотые нити русской мысли, русского чувства. И они работали среди голода, холода, принуж- дений, глумлений. Это та единственная часть интеллигенции, что не ошиблась, та, что пошла верной дорогой. Да, воистину ее заслуги перед родиной неисчислимы*3. Следующее поколение интеллигенции было уже другим. Оно многое приняло из установок новой власти, но усвоило от учите- лей представление о культуре и науке как о высших ценностях и по мере возможности служила им. Только в послевоенный пери- од основной фон в научных учреждениях стала составлять ци- ничная образованщина. Так или иначе люди работали. А власть бесцеремонно приписывала чужие достижения себе. В 1922 году, к пятилетию Октябрьской революции, М. Н. По- кровский, говоря об обеспеченном большевиками расцвете науки в РСФСР, ссылался на раскопки Ф. В. Баллода в Уве- ке4. А они, как мы помним, были проведены силами студен- тов среди голода, сыпного и возвратного тифа, холеры и ис- панки. В обзорах археологических исследований в Сибири всегда фигурировали и периодизация древностей Минусинской котло- вины, созданная С. А. Теплоуховым, и открытия С. И. Руденко в Пазырыке. Но имена этих ученых не называли, поскольку оба они стали жертвами репрессий5. Что касается поддержки археологии как науки советским пра- вительством, то в первые два десятилетия она была минимальной. Очень успешные исследования палеолитических стоянок под Красноярском были проведены в 1919—1926 годах Н. К. Ауерба- 2 Матющенко В. И. Триста лет истории сибирской археологии. Омск, 2001. Т. II. С. 110. 3 Чахотин С. С. В Каноссу// В поисках пути. М., 1992. С. 353, 354. 4 Покровский М. Н. Наука в России за пять лет // Покровский М. Н. Из- бранные произведения: В 4 кн. М., 1967. Кн. 4. С. 492. 5 См. напр.: Киселев С. В. Советская археология Сибири периода ме- талла// ВДИ. 1938. № 1. С. 228—243. 21*
316 хом, В. И. Громовым и Г. П. Сосновским за собственный счет и собственными руками. Никто из них зарплаты не получал6. Партийные руководители научных учреждений не только не помогали ученым, но сплошь и рядом срывали их начинания. Так, директор Музея восточных культур, латышский стрелок Я. Г. Лидак прекратил удачно развертывавшиеся в 1926—1928 годах работы Б. П. Денике и Б. Н. Засыпкина в Старом Термезе и выжил ученых из музея7. Со второй половины 1930-х годов си- туация улучшилась. В послевоенный период средства на раскоп- ки отпускали немалые. Именно это побуждает кое-кого вспоми- нать те годы с ностальгической грустью8. Но нельзя забывать, что наука в СССР поддерживалась преж- де всего как часть военно-промышленного комплекса. Доли про- цента от ассигнований перепадали и гуманитариям, благодаря чему они жили неплохо. Разумно ли распоряжались этими сред- ствами? Исследования памятников, обреченных на уничтожение при строительстве очередного канала или ГРЭС, проводилось не в нормальном темпе, а в обстановке аврала и обычно не заверша- лась полноценными публикациями. Пример тому — Байкаль- ская экспедиция 1959 года. В ней участвовало много квалифициро- ванных ученых, но почти все они были специалистами не по древ- ностям Восточной Сибири, а совсем в других областях. Мобилизо- ванные дирекцией ИА М. П. Грязнов, Н. Н. Гурина, А М. Ман- дельштам, К. X. Кушнарева, И. Б. Брашинский, И. Н. Хлолин, Е. Н. Черных и другие выполнили порученное задание, но без всякой охоты. Неудивительно, что полноценные публикации ре- зультатов большой экспедиции за сорок лет так и не появились. Главная заслуга русских археологов послереволюционной эпохи видится в широком обследовании территории нашей стра- ны, в заполнении белых пятен на ее археологической карте. К 1917 году значительное число памятников было известно только в Северном Причерноморье, на Украине и в центре Русской рав- нины. На необозримых просторах Сибири раскопки затронули лишь отдельные поселения и могильники около крупных горо- Акимова В. Е. Из истории Красноярской археологической экспеди- ции 1919—1920-е гг. // Третьи исторические чтения памяти М. П. Гряз- нова. Омск, 1995. С. 4—8. Войтов В. Е. Из истории археологических экспедиций Музея вос- точных культур в Старом Термезе 1926—1928 гг. М., 2001. С. 35—61. Гуляев В. И., Беляев Л. Л. О современном состоянии археологии в осени // РА. 1995. № 3. С. 97—104; Шер Я. А. О состоянии археологии в России И РА 1999. № 1. С. 209—223.
Заключение 317 дов. Совершенно не охваченной оставалась северная полоса Ев- ропы и Азии. В Туркестане древностями занимались немного- численные любители. Памятники до-мусульманского времени тогда еще не обнаружили. Слабо было изучено Закавказье — район древнейшего земледелия, область высокоразвитых куль- тур бронзового века, античного и средневекового времени. Даже в Причерноморье некоторые регионы почему-то не привлекали археологов, скажем, Бессарабия — Молдова. Вот это положение дел с 1930-х и особенно после 1960-х годов удалось изменить коренным образом. Экспедиции А. П. Оклад- никова и его учеников покрыли маршрутами всю Восточную Си- бирь, включая крайний Север и Дальний Восток. Очень успеш- ными были исследования в Средней Азии, где выявлены сотни памятников от раннего палеолита и поселений первых земле- дельцев до заброшенных городов с выдающимися произведе- ниями искусства. Неведомый к началу XX века Туркестанский край перестал восприниматься как нечто однородное и отсталое. Вырисовывается сложная система взаимодействия земледельче- ских и кочевых народов, эллинистических, древневосточных и степных традиций. В Закавказье раскопки велись столь же интенсивно, затраги- вая памятники от начальных этапов палеолита до развитого средневековья. Наиболее выразительны материалы по бронзово- му и раннему железному веку, руины городов с культурой антич- ного и переднеазиатского типа. Все это, безусловно, важные достижения наших археологов. Но приходится сделать и кое-какие оговорки. За счет изучения национальных окраин ослабло познание собственно русских древностей, Курганов в Центральной России за последние 80 лет раскопано меньше, чем до революции. Правда, успешно развер- тывалось исследование культурных слоев от селищ до городов — Киева, Новгорода и других. Мало внимания уделялось финно- угорской тематике, хотя ясно, что финский компонент играл весьма значительную роль в сложении русского этноса. Антико- ведение, такое сильное в старой России, в XX веке пришло в яв- ный упадок. Среди тех, кто вел раскопки были подлинные мастера, вы- дающиеся методисты. В целом же уровень полевой работы был невысок. Большинство экспедиций действовало по сокращенной программе. В маленьких — единственный археолог выполнял обязанности и художника, и фотографа, и чертежника, и рестав- ратора. В больших — вспомогательный состав был, но в них не включали геологов, почвоведов, палеозоологов, палеоботаников.
318 Сотрудничество с ними расценивалось сперва как рецидив при- знанного вредным «биологизаторства», а затем по инерции каза- лось ненужным. Влияние спущенных свыше ложных установок в еще большей мере сказывалось на работе по классификации коллекций (боя- лись впасть в «буржуазное вещеведение») и на исторической ин- терпретации результатов раскопок. Надо было выдавать обобще- ния вне зависимости от того, есть для них фактическая база или нет, обязательно писать о рабовладении, восстаниях рабов и т. п. Несмотря на это создавались и классификации древностей для разных эпох и территорий и интересные опыты построения истории на археологических материалах. К сожалению, критика явно спекулятивных сочинений не допускалась, что весьма па- губно влияло на атмосферу, царившую в ученом мире. Не забу- дем и об отрыве от мировой науки, об ослаблении контактов с представителями естествоведческих дисциплин. Главная же беда была в том, что для коммунистической вла- сти предельно чужда оказалась идея культурного наследия. Диз- раели некогда сказал, что власть может держаться или на тради- циях или на силе и разрушении традиций. С 1917 до 1936 года большевики опирались только на силу. Потом вспомнили и о традициях, но выбирали из них немногое и не всегда самое пло- дотворное. В таких условиях всем, занимавшимся культурой прошлого, приходилось очень нелегко. Из этих беглых заметок ясно, что я не склонен к идеализации советской археологии, тенденция к чему сейчас намечается. Од- ни, как В. А. Шнирельман, восхищаются расцветом разных школ и направлений в 1920-х годах9, другие, как В. И. Гуляев, Л. А. Бе- ляев, Н. Я. Мерперт, с грустью повествуют о стабильных 1950— 1970-х10. Тогда, после смерти Сталина, все, якобы, стало уже хо- рошо: денег на раскопки давали достаточно, выходило много книг, можно было свободно ездить на конгрессы и в команди- ровки на Запад. Это далеко не так. Ездили за рубеж лишь опре- деленные проверенные товарищи. Им же предоставляли значи- тельные средства на экспедиции и издательские возможности. Арестов не было, но идеологический пресс сохранялся. Продол- жалось внедрение в науку совершенно случайных и чуждых ей по духу людей. И. И. Артеменко или Г. Н. Матюшин не многим лучше Кипарисова или Быковского. 10 ^иРелл,млн В. А. Интеллектуальные лабиринты. М., 2004. _ о ИЗ ИСТОРИИ Института археологии РАН // РА. 1999. «№ 2. С*. 1о—30.
Заключение 319 Отмеченная тенденция заметна не в одной Москве. В издани- ях петербургских археологов появились статьи, реабилитирую- щие Н. Я. Марра, Ф. В. Кипарисова, М. Г. Худякова". В 1994 го- ду торжественно праздновалось столетие со дня рождения В. И. Рав- доникаса. К этой дате вышло два сборника со статьями панеги- рического характера11 12. В 1999 году в Новосибирске увидела свет книга одного из по- следних учеников А. П. Окладникова, но, конечно, уже академи- ка В. И. Молодина, посвященная наскальным изображениям. Касаясь моей полемики по данной проблематике с его учителем, автор остановился и на моей книге «Русские археологи до и по- сле революции». Возмущенный высказанными там оценками он пытается доказать, что раньше я утверждал нечто диаметрально противоположное. Теперь же «стало признаком хорошего тона подвергать жесточайшей критике и поношению все, что проис- ходило в стране после октября 1917 г. Делается это... просто в угоду политической конъюнктуре»13. Приведены цитаты из моих публикаций 1967, 1969, 1977 и 1995 годов. Но то, что я писал в I960—1970-х годах: Окладниковым проведены масштабные по- левые исследования в Сибири, выявлено множество наскальных рисунков, высказаны интересные мысли — я готов повторить и сейчас. О том, что эти достижения сочетались с крайней небреж- ностью, препарировкой фактов, присвоением чужого труда, в I960—1970-х годах я тоже говорил, в той мере, в какой мне по- зволяла цензура. Политических моментов тогда затрагивать бы- ло нельзя. Сейчас — можно, и почему же я должен их по-преж- нему обходить? Окладников был очень одаренный яркий человек, он сделал очень много. Но в сделанном им не все доброкачественно. Давно пора объективно проанализировать его наследие — отделить зерна от плевел. Школа Окладникова этого не хочет, и, будучи 11 Платонова Н. И. Председатели ГАИМК Н. Я. Марр и Ф. В. Кипари- сов // Традиции российской археологии. СПб., 1996. С. 50—54; Она же. Николай Яковлевич Марр — археолог и организатор археологической науки // Археологические вести. СПб., 1998. № 5. С. 250—255; Гришки- на М. В. М. Г. Худяков — историк Вятско-Камского края // Материалы краеведческих чтений, посвященных 150-летию Общества естествоис- пытателей при Казанском университете и 110-летию со дня рождения М. Г. Худякова. Казань, 2004. С. 12—25. 12 Международная конференция к 100-летию В. И. Равдоникаса. СПб., 1994; Проблемы археологии. СПб., 1994. Вып. 3. 13 Молодин В. И., Черемисин Д. В. Древнейшие наскальные изображе- ния плоскогорья Укок. Новосибирск, 1999. С. 175.
320 всегда привержена конъюнктурщине, валит этот грех с больной головы на здоровую. Мне не раз приходилось слышать такое рассуждение: когда Вы смотрите спектакль или посещаете художественную выставку, Вам безразлично, в какой политической партии состоит актер или жи- вописец, добродетельный он семьянин или распутник или даже человек с противоестественными наклонностями. Вам важно, соз- дал он убедительный образ или нет. Так же следует подходить и к ученым. Известный резон в этом есть, но в целом рассуждение не безупречно. Нравственный облик мастера неминуемо отражается на его творчестве. А речь идет не просто об оценках отдельных ар- тистов, скульпторов, ученых, а о нравственном состоянии всего об- щества. Для искусства, литературы, гуманитарных знаний эта сто- рона дела не может быть безразлична. Вот что заставило меня сосредоточиться на рассмотренных выше явлениях в развитии русской археологии советского пе- риода. Меня всегда поражало, что биологи разработали историю разгрома генетики в СССР гораздо основательней, чем истори- ки— некоторые кардинальные моменты в жизни своей науки14. Надо по мере сил восполнять этот пробел. Что же происходит сейчас? Что будет дальше? Кризис, насту- пивший в стране в конце 1980 — начале 1990-х годов, неминуемо затронул и нас. Сократились экспедиционная и издательская дея- тельность археологов. Музеи, размещавшиеся в церковных здани- ях, выкинули на улицу. Намечающаяся приватизация земли гро- зит уничтожением тысяч древних поселений и могильников. Казалось бы ясно, что надо осознать наступление нового этапа и приступить к работе в тех направлениях, над которыми не ду- мали раньше. К сожалению, этого не происходит. Все тянется по старинке, рутинно. Во главе археологических учреждений стоят люди, сделав- шие карьеру по партийной линии в брежневские времена: быв- ший секретарь ЦК ВЛКСМ и секретарь Новосибирского обко- ма КПСС А. П. Деревянко, секретари парторганизации Инсти- тута археологии в разные годы Р. М. Мунчаев, В. И. Гуляев, X. А. Амирханов, Е. Н. Носов. Они-то и стараются поддержи- гМп сомнительное реноме ушедшего в прошлое периода. В 1998 году пышно отмечалось 90-летие Б. А. Рыбакова. Юбиля- ру посвящен сборник статей. г-па Н^ПР; В. Я. Трудные годы советской биологии. СПб., 1993; Сойфер В. Н. Власть и наука. М„ 1993; Штилъмарк Ф. Р. Ис- ториография советских заповедников (1895—1993). М.. 1996.
Заключение 321 Я вовсе не требую, чтобы подобных деятелей как-то ущемляли. Возмущает другое. В своей автобиографии Рыбаков хочет выгля- деть как чисто академический ученый, которого к его досаде по- рой отвлекали от любимой науки навязанные ему административ- ные нагрузки15. Так ведут себя и другие долгожители. Тихон Хренников ничтоже сумняшеся объявляет себя поклонником Сергея Прокофьева, хотя активно участвовал в его травле. Сергей Михалков плачется, что ежеминутно ждал ареста. Пусть эти люди доживают свой век в покое и достатке, но пусть они не лгут. Итак, руководство у нас старое. Рядовые сотрудники в основ- ном заняты проблемами выживания, жалобами на сокращение финансирования. Но, ведь, можно, посмотреть на ситуацию и иначе. После революции Ю. В. Готье писал, что в условиях раз- рухи, когда прекратились раскопки, и издание книг, очень свое- временно заняться приведением в порядок и осмыслением того, что сделано раньше16. Это глубоко справедливо, и кое-кто идет именно по такому пути. Назову два фундаментальных тома «Сла- вяне в древности» и «Славяне в раннем средневековье», подго- товленные В. В. Седовым (М., 1994 и 1995), выпуски «Археологи- ческой карты России», посвященные Московской, Брянской, Вла- димирской, Ивановской, Калужской, Курской, Орловской, Смо- ленской и другим областям. Что касается экспедиций, то их проводится не так уж мало. По данным Отдела полевых исследований ИА, после спада в 1994—1998 годах (выдано менее 800 открытых листов в год) в 1999—2001 годах наблюдается неуклонный рост (884, 927, 953 листа в год). Масштабы раскопок в большинстве случаев невели- ки, но продолжаются и крупные экспедиции, прежде всего в Новгороде Великом. Книг выходит, пожалуй, не меньше, чем прежде, особенно в провинции. Изданию их способствует система грантов от фондов РАН. Это хорошо. Но уже сложилась плеяда умельцев, добиваю- щихся этих грантов, выдавая нереальные обещания, пуская пыль в глаза. Ради финансовой поддержки экспедиций или изданий неко- торые археологи создают всяческие псевдосенсации. Такова, к примеру, шумиха вокруг в сущности не исследованного еще по- селения Аркаим на Южном Урале, устроенная Г. Б. Здановичем. 15 Рыбаков Б. А. Заглядывая в предысторию Руси // Историки России о времени и о себе. М., 1997. Вып. 1. С. 4—18. 16 Готье Ю. В. Очерки по истории материальной культуры Восточной Европы до образования первого русского государства. М., 1925. С. 18.
322________________________________________________________ В Кемерове учрежден Центр по изучению первобытного искус- ства, хотя поблизости есть лишь маленькая Томская писаница, а самые интересные памятники такого рода расположены за сотни километров. Но обладающие большими пробивными способно- стями А. И. Мартынов и Я. А. Шер убедили начальство в необхо- димости этого центра и провели две международные конферен- ции по древнему искусству с докладами невысокого уровня. С позиций рыночной экономики все это может быть вполне нормально, с научных же — очень сомнительно. Вместо приспо- собления к политическим лозунгам, характерного для советского периода, мы сталкиваемся теперь с иным видом искажения объ- ективных данных — ради денег, материальных благ. В республиках Поволжья, Северного Кавказа выходит много сочинений ультранационалистического толка, стоящих вне нау- ки. Авторами нередко выступают дипломированные археологи17. Вслед за распадом СССР наметился распад и самой России. Местные центры обособились, противопоставили себя столице. Археологи Татарии ряд лет не брали открытые листы в Москве и не сдавали отчеты в ИА РАН. Ленинградское отделение Института археологии АН СССР выделилось в 1991 году в самостоятельный Институт истории ма- териальной культуры и почти порвало связи с московскими кол- легами. Еще в большей мере этот разрыв ощущается во взаимо- отношениях с бывшими республиками СССР. Мне пришлось столкнуться с безобразным случаем: специалисты по палеолиту из Киева и Симферополя за моей спиной договорились с амери- канцами о возобновлении раскопок за их счет открытой мной пе- щерной стоянки Староселье, а когда я выразил недоумение по этому поводу, принялись поливать меня грязью в печати. Очень тревожит положение дел с молодежью. Ряды ее попол- няются меньше, чем раньше, а та, что есть, больше всего обеспо- коена тем, как бы уподобиться Западу. При этом не учитывают ни разницы условий, ни того, что нам действительно надо бы взять на вооружение. Западная Европа — небольшая территория, сотни лет иссле- дуемая крупным отрядом археологов. Основная масса памятни- ков уже выявлена и хорошо охраняется. У нас все наоборот. Бескрайние просторы, где зачастую нога ученого и не ступала. Высококвалифицированных археологов немного. От армии про- фессионально плохо подготовленных людей не знаешь чего и См. об атом: Шнирелъман В. А. Интеллектуальные лабиринты. Очер- ки идеологии в современной России. М., 2004.
Заключение 323 ждать — вреда или пользы. Тысячи древних поселений и мо- гильников гибнут при всевозможных строительствах, а другие_ раскапывают и интерпретируют наспех. Очевидно, первоочередным является не усвоение новейших моделей и схем, калейдоскопически сменяющих друг друга в за- рубежной литературе, а забота о базе самой науки. Археологиче- ские работы у нас, как и на Западе, должны быть обеспечены большим отрядом людей, оберегающим памятники от уничтоже- ния, — регистраторов фактов, консерваторов — и значительно меньшим мозговым штабом, осмысляющим всю сумму добытых материалов. Ничего похожего, увы, нет. Быть регистратором и консерватором кажется обидным. Лучше поскорее выдать ка- кую-никакую диссертацию и наживать положенные дивиденды. В итоге я полагаю, что время выдвигает перед нами две зада- чи. Первая — создание действенной археологической службы. Сейчас на посту инспекторов по охране памятников сидят слу- чайные чиновники, не имеющие отношения ни к истории, ни к археологии. Дипломированные же специалисты давно отвыкли заботиться о коллекциях, музеях и культурном наследии. Надо это переломить. Основную армию выпускников следует переори- ентировать с сочинения ученых трудов на спасение нашего куль- турного наследия, составление археологических карт, разнооб- разной документации. Надо продумать, как сохранить единый фонд отчетности по раскопкам. То, что предлагают нынче новые центры Новоси- бирск и Екатеринбург, — доверить выдачу то ли лицензий, то ли сертификатов на право раскопок местным органам власти — мо- жет привести к неисчислимым бедам. Лицензии таким путем по- падут в руки непрофессионалов, а отчеты, сосредоточивавшиеся некогда в столицах (сперва — в Петербурге, потом — в Москве), рассеются по десяткам городов и будут практически недоступны для изучения. Вторая задача: нужна некая исходная гуманистическая про- грамма, включающая в себя все лучшее из существовавшего ранее — и эстетический взгляд на культуры прошлого, свойст- венный дворянам-дилетантам, и традиции просветительства, служения народу, вдохновлявшие разночинцев, и идеалы, поро- жденные нашим временем. Без этой основы наука придет в упа- док, симптомы чего уже видны. Здесь свое слово должно сказать молодое поколение. Будущее науки в неменьшей мере зависит от его нравственного облика, чем от финансирования, совершенст- ва законов об охране памятников или организации научных уч- реждений, учебных заведений и музеев.
324 Те, кто работал в России в области археологии в 1920—1980-х годах, несмотря на крайне неблагоприятные обстоятельства су- мели сохранить традиции нашей науки. Те, кто начинает сейчас, этими традициями не интересуются. А разрыв линии преемст- венности чреват большими опасностями. Сумеет ли новое поколение, вступающее в жизнь после паде- ния тоталитаризма, преодолеть пороки предшествующей эпохи, предсказать трудно. Рассмотренные выше факты подтверждают простую мысль, блестяще выраженную Альбером Камю: «Все мы прикованы к галере своего времени». Какой будет новая полоса русской истории, мы не знаем. Но у человека есть свобода выбо- ра, свобода воли. Идеал науки — истина. Соответственно враги ее — ложь, фальсификации, приспособление к требованиям мо- мента. Об этом нашей молодежи следует помнить при любых об- стоятельствах.
Список сокращений АЕ — Археографический ежегодник. ВДИ — Вестник древней истории. ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры. ИА — Институт археологии Академии Наук СССР. ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной культуры. ИИМК — Институт истории материальной культуры Акаде- мии Наук СССР. КСИА — Краткие сообщения Института археологии. КСИИМК — Краткие сообщения Института истории матери- альной культуры. ЛГУ — Ленинградский государственный университет. МГУ — Московский государственный университет. МИА — Материалы и исследования по археологии СССР. ПИДО — Проблемы истории докапиталистических обществ. РА — Российская археология. РАНИОН — Российская ассоциация научных институтов об- щественных наук. СА — Советская археология. СЭ — Советская этнография.
Указатель имен А Абрамова 3. А. 94, 109, 135, 204 Авгур 52 Авдиев В. И. 165, 228 Авербах Л. Л. 182 Аверченко А 46 Авраменко Г. А. 217 Аджубей А И. 290 Адрианов А. А. 189 Адрианов А В. 33,187,189,190,216 Адрианов В. С. 210 Айлио Ю. 73, 147 Айналов Д. В. 34, 252 Акимов В. Е. 316 Акиньшин А. Н. 188, 197 Аксакова-Сиверс Т. А. 191 Акчокраклы О. А. О. 212 Александр Македонский 14, 15 Александров В. Я. 320 Александров Г. Ф. 80 Александров П. С. 264 Александрова М. В. 141 Алексеев В. П. 10, 11,95 Алексеев Л. В. 309 Алексеева Е. М. 94 Алексеевская Л. М. 122 Алексеевский Д. В. 114 Алпатов В. М. 130, 202—204, 290 Алпатов М. А 229, 230 Амброз А К. 86 Амирханов X. А. 98, 320 Ананьич Б. В.242 Андреев А. И. 176, 191 Андреев Н. Н. 295 Андреева М. Ф. 281, 283 Андроников И. Л. 305 Андропов Ю. В. 309 Анисимов А. И. 217, 283 Анна Иоанновна 297 Антенор 19 Анучин Д. Н. 28, 36, 37, 39, 115, 120, 124, 131, 284 Анфимов Н. В. 211 Анциферов Н. П. 101, 120, 187, 193, 205, 208, 209 Аргамаков А М. 17 Арендт В. В. 211,238 Арзуманян А 288 Арзютов Н. К. 36, 76, 196, 211 Артамонов М. И. 37, 47, 61, 66, 69, 70, 72, 73, 78, 81—84, 87, 128, 150, 206, 247, 252, 265 Артеменко И. И. 254, 318 Артизов А. Н. 181, 209 Архипов Н. Д. 186, 207, 310 Арциховский А В. 7, 36, 41, 42, 44, 47, 51, 61, 62,66—68, 70—72, 74, 78, 81, 85, 90, 147, 185, 186, 195, 216, 236, 237, 248, 251, 261, 301, 302 Асафова Н. М. 192 Асеев Н. Н. 286 Ассонов В. В. 200 Ауэрбах Н. К. 42, 129, 315 Ахилл 14, 16 Ахматова А. А. 35, 116 Ашик А. Б. 23 Ашнин Ф. Д. 130, 202—204, 290
Указатель имен 327 Б Б1дод1д О. I. 290 Бабенко В. А. 115, 239 Бабенчиков П. П. 192 Багалей Д. И. 33, 113, 114 Багратион П. И. 292, 293 Бадер О. Н. 36, 69, 91, 145, 186, 201,202,214, 248 Баженов В. И. 296 Бай де Ж. 262 Байер И.134 Баллод Ф. В. 32, 36, 39, 315 Барановский П. Д. 215, 217, 290 Бартольд В. В. 39, 42, 54, 56, 189, 232 Батенков Г. С. 207 Бауэр Н. П. 78, 214, 215, 285 Бах А. Н. 251 Бахрушине. В. 139, 168, 177, 195, 234, 271 Башкиров А. С. 41, 52, 204, 216, 226, 228, 230—238, 240—242, 246, 249, 261 Башкиров П. Н. 202 Бедный Д. 74, 295 Бекетов А. Н. 30 Беленицкий А. М. 222, 223 Белый А. 29, 46, 227 Белявский М. Т. 308 Беляев А. Д. 259 Беляев Л. А. 301, 316, 318 Беляшевский Н. Ф. 42 Бенешевич В. Н. 252, 284 Бенуа А. Н. 103, 275 Бердяев Н. А. 38 Береговая Н. А. 148 Березанская С. С. 152 Березин И. Н. 260 Берия Л. П. 234 Бернштам А. Н. 8, 54, 60, 75, 84, 105, 106, 132, 196, 222 Бернштейн С. И. 306 Берс А. А. 213 Бескровный Л. Г. 309 Беспрозванный Е. М. 312 Бестужев-Рюмин К. Н. 255 Бжания В. В. 249 Бибиков С. Н. 109, 143, 147, 155, 157, 158, 194, 215, 248 Бильбасов В. А. 255 Блаватский В. Д. 62, 70, 78, 99, 216,217,236,300 Бларамберг И. П. 21 Блок А. А. 29, 227, 242, 277, 278 Блок А. Л. 30 Бломквист Е. 206 Блюм В. А. 252 Бобринский А. А. 21, 26, 27, 29, 31, 34,37,123,232,249 Богаевский Б. Л. 46, 76, 234, 245 Богач Г. Ф. 14 Богданов А. А. 273 Богословский М. М. 101, 284 Богоявленский С. К. 32, 36, 49, 192 Богусевич В. А. 85, 152, 157 Боданинский У. А. 211 Болтенко М. Ф. 36, 151 Болтин И. Н. 175 Большаков А. О. 163 Бонгард-Левин Г. М. 238 Бонч-Бруевич В. Д. 272 Бонч-Осмоловский Г. А. 31, 33, 37, 42, 43,51,60, 62, 69, 117, 119, 127, 129—132, 136, 138, 139, 142—144, 161, 202, 203, 205, 209, 215, 262 Борд Ф. 86 Борейко В. А. 216 Борисковский П. И. 54, 55, 75, 83, 100,106,107,109, 113—115, 119, 120, 129, 131—133, 137, 139—141, 143, 144, 147, 149, 154—156, 158—160, 220, 248, 261, 265 Боровка Г. И. 43, 46, 49, 60, 186, 192, 193, 205, 208,216, 284 Бороздин И. Н. 52, 204, 205, 216, 226, 228—231, 233—238, 240—242, 246, 261, 265 Бороздина П. А. 227, 230, 240 Бортвин Н. Н. 200 Боттичелли С. 287 Бочков В. Н. 198 Боян 25 Брагинский И. С. 249 Брайчевский М. Ю. 152,157,289,299 Бранденбург Н. Е. 94 Братчев В. С. 192, 252
328__________________________ Браун Ф. A. 193 Брашинский И. Б. 316 Брежнев Л. И. 162 Брейдвуд Р. 86, 159 Брейль А. 140, 142 Брик О. М. 274, 275, 277, 278 Бродянский Д. Л. 213 Бромлей Ю. В. 80 Бруни Л. А. 274 Брюллов К. П. 297 Брюсов А. Я. 36, 41, 44, 47, 51, 59, 61, 62, 67, 73, 83, 94, 147, 154, 195, 198, 239, 242, 248 Брюсов В. Я. 227, 276 Бубнов А. С. 229 Бубрих Д. В. 97 Бугаев Н. В. 30 Будько В. Д. 91 Бузескул В. П. 237 Букинич Д. Д. 214, 220 Булгаков Г. И. 270 Булгаков М. А. 283 Булгарин Ф. 24 Булкин В. А. 88 Бурбулис Г. Э. 312 Буттлер В. 141 Бухарин Н. И. 46, 234, 253 Буше де Перт Ж. 145, 148 Быков А. А. 209 Быковский С. Н. 54—60, 64, 68, 71,72, 102, 107, 132, 135, 137, 138, 140, 144, 154, 155, 162, 163, 174, 175, 177, 179—181, 183, 186, 196, 209,210, 222, 225, 246, 262,318 Бычков Ю. А. 290 В Вавилов Н. И. 59, 214, 218 220 221,223—225 Вагнер Г. К. 217 Вайнер (Уинер) Д. 50 Валит 15, 20 Валк С. Н. 183 Ванаг Н. Н. 180 Ван-Дейк А. 287 Ван-Эйк Я. 287 Васенко П. Г. 196 Васильев А. А. 284, 288, 298 Васильев В. П. 266 Васильев И. Б. 92 Васильев С. А. 135, 153, 154, 156 Васильева О. Ю. 281 Васильева Р. В. 298 Васильевский В. Г. 255 Васильков Я. В. 187 Васильчиков А. А. 21 Васина Е. С. 199 Васнецов А. М. 28 Васнецов В. М. 271 Вассоевич А. А. 241 Ватагин В. А. 309 Ватлин А. Ю. 204, 226, 234 Ватто А. 287 Вацуро В. Э. 101 Введенский С. Н. 196 Векилова Е. А. 126 Веласкес Р. де С. 285, 287 Венгеров С. А. 255 Венелин Ю. И. 25 Вернадский В. И. 45, 103, 172, 250, 264 Веронезе П. 287 Веселовский Н. И. 25, 31, 32, 115 Веселовский С. Б. 101, 139, 176, 184, 228 Веселовский С. В. 174 Веснин А. А. 292 Веснин В. А. 292 Веснин Л. А. 292 Видаль-Накэ П. 15 Видейко М.Ю. 188 Винер Н. 91 Виноградов А. В. 86, 92 Виноградов В. В. 202 Виноградов И. А. 190, 215 Виноградов К. Я. 214 Виноградов Н. Н. 190, 210, 215 Витберг А. Л. 289 Вишнева 266 Вишневский Б. Н. 217 Владимир 80 Власьев Н. И. 200 Воеводский М. В. 7, 36, 67—71, 75, 141, 145, 155, 239, 242, 248, 262
Указатель имен 329 Вознесенский И. (Перченок Ф. Ф.) 55 Войтов В. Е. 230, 235,316 Войцехович А. И.25 Волгин В. П. 181, 245 Волков О. В. 309 Волков Ф. К. 30,31,68, 116, 117, 119—121, 127 Волкогонов Д. А. 187, 304 Волобуев П. В. 253 Воронец М. Э. 114, 122, 271 Воронин Н. Н. 37, 48, 55, 72, 74, 75, 82, 94, 99, 206, 247, 251, 252, 271,300—303,309,313 Воронина 266 Воронов В. С. 121, 122 Врангель П. Н. 172, 179 Выборнов А. А. 92 Вязьмитина М. И. 85, 152 Г Габрилович Е. 291 Гаврилов А. К. 171, 179 Гаврилова И. В. 198 Гайдар А. 290 Гайдукевич В. Ф. 66, 70, 72, 79 Гайдуков П. Г. 189, 199, 214 Галанов Б. 291 Гапочко Л. В.290 Гараджа В. И. 304 Гарданов В. К. 269, 280 Гарден Ж. 23 ГарсгангД. 159 Гафуров Б. Г. 249, 253 Гедеонов С. А. 26 Гектор 14 Гелах Т. Ф. 210 Гельфонд А. О. 264 Генинг В. Ф. 10, 11, 49, 62, 96, 215 Герасимов М. М. 36, 42, 145, 207 Герцен А. И. 110, 289 Гете И. В. 311 Гизель И. 19 Гинзбург А. М. 284 Гинзбург Л. В. 311 Гинцбург И. Я. 291 Гитлер А. 297 Гладилин В. Н. 154 Гладкий И. Е. 189 Глазунов И. С. 309 Глинка М. И. 74 Гмелин И. Г. 17 Гмелин С. Г. 18 Гнучева В. Ф. 17 Гоголь Н. В. 206, 295 Голенко К. В.170 Голицын Д. А. 20 Голованов В. 285 Гольмстен В. В. 32, 36, 60, 61, 66, 72, 76, 206, 207, 248 Гомер 278 Гончаров В. К. 152 Горбунова Г. П. 196 Горецкий Г. И. 101 Городцов В. А. 11, 28—32, 36, 39—41,44, 47, 52, 53, 62, 68, 70, 115, 118, 119, 121, 125, 132, 136, 138, 143, 148, 154, 195, 206, 207, 216, 234, 236, 248, 250, 254, 257—263, 265, 266, 297 Горохов Т. А. 197 Горская Н. А. 172, 181 Горшенина С. М. 235, 248 Горький М. 46, 134, 135, 227, 270, 271,273, 276, 283 Горюнова Е. И. 36 Готье Ю. В. 32, 35—37, 39, 40, 49, 52, 53, 68, 70, 139, 183, 192, 195, 205, 215, 234, 239, 249, 252, 263,271,321 Граб В. И. 77, 188, 215, 236 Грабарь И. Э. 38, 39, 251, 270—272, 280, 283, 284, 286, 293, 300—302 Граков Б. Н. 36,41,42,44,62, 70, 71, 75, 81, 98, 216, 231, 236, 241, 300 Греве И. М. 286 Греков Б. Д. 79, 80, 84, 139, 150, 163, 169, 170, 172—179, 181—183, 245, 302 Греч А. Н. 101 Грибоедов А. С. 20 Григорьев Г. В. 59, 75, 78, 214, 215, 218—225 Григорьев Г. П. 106, 109, 114, 132, 153, 154 Гриневич К. Э. 26, 46, 202, 216, 249
330 Гришин Д. 288, 290 Гришина А. М. 187 Гришкина М. В. 319 Грищенко М. Н. 150 Гроздилов Г. П. 128 Громов В. И. 69, 144, 316 Громова В. И. 220 Грушевский М. С. 33 Грязнов М. П. 51, 66, 70, 92, 105— 107, 187, 203, 205, 215, 216, 316 Губкин И. М. 264 Гудон Ж. А 287 Гуль Р. Б. 289 Гуляев В. И. 316,318,320 Гуммель Я. И. 214 Гурина Н. Н. 44, 83, 144, 316 Гурулева В. В. 214 Гуслицер Б. И. 91 Гущин А Ф. 247 Гюзальяи Л. Т. 211 д Данилин А. Г. 124 Даниялов Г. А 158 Дарвин Ч. 145 Дворниченко А Ю. 131 Дебец Г. Ф. 36, 128, 207, 239, 242 Деборин А М. 177, 245 Деген-Ковалевский Б. Е. 217 Деев С. С. 127, 199 Дель О. 234 Демези Д. И. 25 Демидов П. Г. 20, 21 Денике Б. П. 43, 235,316 Деникин А И. 172, 179 Деревянко А. П. 10, 90, 96, 135 154,253, 320 Державин Г. Р. 293 Державин Н. С. 26 Джапаридзе О. М. 202 Джармо 159 Джейтун 159 Джованьоли Р. 168 Дибич И. И. 24 Диков Н. Н. 253 Дингес Г. Г. 201 Динцес Л. А. 206 Диофант 168, 170, 171 Дитлер П. А 217 Дмитриев П. А 36, 76, 145 Дмитриева И. А 192 Добкин А Б. 208 Довженок В. И. 157 Довнар-Запольский М. В. 33, 64 Домбровский О. И. 236 Достоевский Ф. М. 75, 295 Драверт П. Л. 200 Драгоманов М. П. 112 Дружинин Н. М. 53, 195 Дубинский С. А 76 Дубровский С. М. 165, 174, 246 Дульский Н. М. 233 Дурново Л. А 217 Дурново Н. Н. 202 Дьяконов И. М. 102, 131, 166, 184, 249, 254 Дэвис Д. 297 Дэвлет М. А 189 Е Евсеева М. К. 22 Егоров Н. М. 200 Ежов Н. И. 234 Екатерина 11 21, 61, 297 Елизавета Петровна 297 Ельцин Б. Н. 312 Ерина Е. М. 201 Ернштедт Е. В. 205 Есенин С. А 227 Ефименко А Я. 112, 114 Ефименко В. П. 112, 114 Ефименко М. Т. 114 Ефименко Н. П. 116 Ефименко П. П. 9, 31, 33, 36, 42, 43, 61, 65, 67—69, 81, 83, 85, 109, 110, 112—115, 117—135, 137—153, 155—161, 163, 177—179, 181—183, 206, 245, 246, 250, 251, 261, 262 Ефименко П. С. ПО, 112, 114, 116 Ефименко С. 111 Ефименко Т. П. 112 Ефименко Т. Я. 112, 124
Указатель имен 331 Ж Жаков М. П. 180 Жаравин В. С. 213 Жданов А. А. 310 Жебелев С. А. 39, 40, 54, 55, 76, 163, 166—171, 177—179, 181—183, 193, 195, 232, 245—248 Желиговский В. А. 67 Жиль Ф. А. 25 Жолтовский И. В. 290 Жук А. В. 200 Жуков Б. С. 8, 11, 36, 39, 43, 52, 60, 68, 85, 107, 119, 127, 129, 143, 186, 201,202,258 Жуков Ю. Н. 268, 279, 297 Жуковский П. М. 102 3 Забелин И. Е. 24—26, 121, 122, 255 Зайдель Г. С. 54, 167, 195 Зайцев А. 312 Зайцев Н. А. 203 Замятнин С. Н. 42, 43, 47, 55, 62, 69, 71, 73, 81, 119, 125, 126, 130, 132—139, 143—145, 150, 155, 157, 161, 184, 206, 212, 217, 247, 262, 265,271 Занкович 266 Засурцев П. И. 251 Засыпкин Б. Н. 43, 217, 233, 235, 290,316 Захаров А. А. 36, 41, 44, 52, 204, 205, 210, 215, 226, 230, 234—238, 240—243, 261 Захаров Н. А. 211 Захарова-Григорова С. П. 240, 241 Збруева А. В. 141, 198, 239 Звагельский В. Б. 212 Зданович Г. Б. 321 Зелинский Ф. Ф. 232 Зельин К. К. 139, 166, 184 Земляков Б. Ф. 144 Зибер Н. И. 64 Зимин Л. А. 189 Зимина М. П. 249 Зиновьев А. А. 242 Злочевский Г. Д. 101 Золотарев Д. А. 117, 120 Золотоносов М. Н. 47 Зуев В. Ф. 17, 20, 193 Зуммер В. М. 233 И Иван Грозный 101, 272, 295 Иванов Д. Д. 288 Иванов П. 84 Иванова Л. В. 196 Иванов-Разумник Р. В. 225 Игнатьев А. А. 295 Иерихон 159 Иессен А. А. 37, 55, 62, 70, 128, 130, 205,217, 247 Илларионов В. Т. 249, 258—260, 262—266 Иловайский Д. И. 26 ИльинА. А. 61 Ильин И. А. 44 Ильин М. А. 201, 271, 298, 306 Ильинский А. 276 Ильф И. 105, 291 Ингулов С. Б. 224 Иннокентий X 285 Иностранцев А. А. 35, 118 Иоаннисян А. Г. 53 Ионова О. В. 279 Иохельсон В. И. 117, 123, 133, 137 Исаенко В. Ф. 86 К Каваленя А. 3. 76 Каганович Л. М. 290 Кагаров Е. Г. 245 Кадеев В. I. 202 Каждая В. 308 Казакевич В. А. 210, 215 Казаринов Л. Н. 198 Калачов Н. В. 32 Калечиц Е. Г. 92 Калинин М. И. 284 Калиновская С. Н. 122, 159, 160 Калюс О. П. 188 Каменева М. 206 Каменецкий И. С,96
332 Камю А. 106, 324 Кандидов Б. 287, 292 Канивец В. И. 152, 158 КантИ. 136 Канторович А. Р. 204, 226 Капанаджзе Д. Г. 170 Карамзин Н. М. 15 Карасев А. Н. 72 Каргер М. К. 13, 74, 75, 251, 309 Карейша Д. В. 23 Карпинский А. П. 262, 284, 287, 289 Карпыч В. Ф. 50 Карсавин Л. П. 46, 175 Карцев В. Г. 206 КасименкоА. К. 157 Касымов Кенесары 80 Катаев В. 290 Кауль А. И. 246, 247 Келдыш М. В. 264 Кельсиев А. И. 118 Кене Б. В. 25 Кизеветгер А. А. 46, 103 Кипарисов Ф. В. 54—56, 63, 64, 71, 72, 138, 140, 162, 181, 186, 207, 209, 222,246, 248,318,319 Кипнис С. В. 293 Кириенко И. 51 Кириллов В. 273, 276—278 Киров С. М. 181, 209 Кирпичников А. Н. 211 Киселев С. В. 7, 8,36, 41,47, 51, 59, 61, 62, 67, 70—72, 79, 81—83, 150,’ 195, 216, 239, 242, 248, 251, 315 КитицынаЛ. С. 186, 198 Клабуновский И. Г. 49 Классен Е. И. 25 Клейн Б. С. 33 Клейн В. К. 217 Клейн Л. С. 8, 87,88, 105, 171 215,250 Клесгов-Ангарский Н. С. 283 Клетнова Е. Н. 36 Клочков 266 Ключевский В. О. 32, 63 Книпович Т. Н. 248 Кнышевский П. Н. 281 Ковалев И. В. 301 Ковалев С. И. 162, 165, 169, 171, 175, 181, 182, 246, 247 Ковалевский В. О. 254 Ковешников Е. А. 187 Козлов В. Ф. 50, 269, 270, 285, 288 Козловская В. Е. 42, 77, 151 Козловский П. Б. 20 Колчак А. В. 187 Колчин Б. А. 93, 251, 252 Кольман Э. Я. 264 Кольцов М. 290 Кольцов Н. К. 54, 266 Комеч А. М. 311 Кондаков Н. П. 34, 123, 167, 252 Коненков С. Т. 288 Коновалов Н. 306 Кононенко Ж. 188 Конопацкий А. К. 212 Константинов М. В. 212, 213 Константинов Н. А. 80 Кончин Е. В. 269, 271 Копелевич Ю. X. 18 Копржива-Лурье Б. Я. [Лу- рье Я. С.] 171 Копытин В. Ф. 92 Кордес В. В. 115 Корзухина Г. Ф. 55, 247 Корин П. Д. 303 Короед Л С. 157 Коршак К. Е. 107, 108, 188 Коршак К. Ю. 151 Косминский Е. Л 139 Косточкин В. В. 299 Котович В. Г. 98, 158 КоцеваловЛ С. 170, 171 Кочемасов В. И. 309 Кочин Н. И. 230 Кошанский Н. Ф. 21 Коштоянц X. С. 266 Крайнов Д. А. 44, 76, 107, 261 Кранах Старший Л. 287 Крачковский И. Ю. 249 Кржижановский Б. Г. 117, 127, 131 Кривошеев Ю. В. 131 Кривцова-Гракова О. Л 36,62,66, 73 Крижевская Л. Я. 92. 144
Указатель имен 333 Кричевский Е. Ю. 54, 55, 60, 61, 65—67, 70, 73, 76, 105—108, 132, 141, 154, 206, 208, 222—224, 248 Кропоткин П. А. 27 Круглов А. П. 66—68, 76, 180, 217, 248 Круглова 3. 310 Крупнов Е. И. 44, 76, 83, 107, 252, 263, 310 Крупская Н. К. 273 Крыжановский Г. М. 264 Крюгер О. О. 71, 210, 247, 248 Крюков В. М. 33, 189 Ксенофонтов Г. В. 217 Кудрявский Д. Н. 45 Кузищин В. И. 169, 170 Кузмин М. 46 Кузнецова Л. В. 213 Кузьминых С. В. 239 Куликов К. И. 200 Куршний П. П. 42, 77, 120, 151 Курбатов В. Я. 271 Куршанак И. 52, 195 Курьянов М. С. 79 Кутузов М. И. 292 Куусинен О. В. 253 Куфтин Б. А. 33, 36, 39, 52, 75, 82, 116, 202, 246, 251 Кухаренко Ю, В. 84 Кушнарева К. X. 316 Кушнер-Кнышев П. И. 136 Кызласов Л. Р. 84, 251 Коссина Г. 65 Л Лабынцев Ю. А. 304 Лагодовская Е. Ф. 128 Лазарев В. Н. 81, 99, 283, 284, 288 Лазаревский И. И. 283 Лазаренко В. Е. 251 Лазуков Г. И. 150 Лайд Э. 239 Лайелл Ч. 145, 148 Лактионов А. 274 Лаплас П. С. 136 Лаппо-Данилевский А. С. 255 Ларичев В. Е. 86, 92, 254, 265 Ларте Э. 145, 148 Латынин Б. А 114, 130, 209, 210,298 Латышев В. В. 40, 168 Лауш кин К. Д. 217 Ле Корбюзье Ш. Э. 296 Лебедев А. С. 213 Лебедев Г. С. 7, 88, 89 Лебедева Н. И. 124, 204 ЛевД. Н. 159, 263 Левашова В. П. 36, 67 Левенок В. П. 77, 215 Левинсон Н. Р. 288 Левицкий Д. Г. 297 Левицкий И. Ф. 42, 53 Левченко 266 Левченко В. Н. 11 Левченко М. В. 71 Легран Б. В. 284, 285 Леклерк Н. 175 Ленин В. И. 38, 44, 47, 51, 113, 134, 137, 146, 163, 164, 174, 269, 271—273 Леонов Л. М. 303, 309 Лепехин И. И. 17, 20 Лепикаш И. А. 217 Лесков Л М. 100 Лещенко А. Ф. 199 Лидак Я. Г. 316 Лидин В. Г. 46, 293 Лики Л. 148, 149 Линней К. 18 Липский Л Н. 211, 217 Литке Ф. П. 25 Лихачев Д. С. 75, 78, 99, 190, 283, 293, 302, 309 Лихачев Н. П. 49, 191, 284 Лобачевский Н. И. 260 Ловиц Г. 18 Логачев К. 284, 285 Логвин Г. Н. 305 Локтюшев С. А. 129 Ломоносов М. В. 15, 18—20, 25 Лосев А. Ф. 102, 248 Лотман Ю. М. 102 Лузин Н. Н. 264—266 Лукашкин Л С. 34 Лукин Н. М. 176, 245
334 Лукьяненко П. П. 225 Луначарский А В. 271, 272, 275 Лунин Б. В. 207, 217 Лурье И. М. 165 Лурье С. Я. 170, 171, 184 Лысенко Т.Д. 150,218, 224 Любавский М. К. 32, 49, 136, 191, 196, 284 Любин В. П. 86 Любомиров П. Г. 196 Люмлей А. 145 Люсгерник Л. А. 264 Лявданский А Н. 36, 42, 76, 85, 185,186, 201, 207 Ляпушкин И. И. 84 Лященко П. И. 177 М Мавродин В. В. 26, 175 Магура С. С. 42, 76, 107, 108, 151 Макаренко Д. Е.290 Макаренко Н. Е. 32,42, 44, 45, 53, 76, 151, 186, 188, 190, 216, 271, 289 Макаров Н. А. 253 Максим Грек 18 Максимов Е. К. 201, 211 Максимов Е. Н. 152 Максимов Н. А. 225 Максимова М. И. 61 Максимова Э. 77 Малевич К. С. 275 Мандельштам А. М. 316 Мандельштам Н. Я. 242 Мандельштам О. Э. 242 Мансуров А А 71 Маринетти Т. 275 Маркевич А И. 192, 195, 252 Маркин С. М. 135 Марков П. Г. 111 Марковин В. И. 309 Маркс К. 64, 67, 101, 110, 113, 134 137—140, 146, 148, 163, 165 174 180, 208, 209, 277 Марр Н. Я. 33, 37, 39, 43, 47, 48, 54, 55, 57, 59, 63, 68, 81, 128, 131 134, 137, 140, 145, 149, 153, 155, ’ 163, 174, 180, 194, 220, 221, 228, 239,253,319 Мартынов А. И. 100, 254, 322 Марущенко А А. 36, 217 Маршак Б. И. 96 Маршак С. Я. 106 Маслов Ф. А. 273 Масов Р. М. 311 Массон В. М. 10, 49, 62, 75, 83, 86, 100, 160, 223, 248 Масякин А 282 Маткин М. Г. 213 Маторин Н. М. 165, 186, 208 Матюшенко В. И. 202, 315 Матюшин Г. Н. 86, 92, 254, 318 Мацулевич Л. А. 61, 64, 261 Маяковский В. В. 274—278, 286, 292, 296 Медведев А. Ф. 251 Медведев Р. А 295 Медонис А 307 Мейерхольд Вс. Э. 29, 33 Мельгунов А П. 21 Мельник А. Н. 199 Мелюкова А И. 86, 300 Менделеев Д. И. 254 Мережковский К. С. 117, 118 Мерперт Н. Я. 84, 86, 223, 318 Мессершмндт Д. 17 Мехлис Л. 3. 264 Мещанинов И. И. 43, 48, 71, 128, 132,134, 220,245, 251, 253, 265, 298 Микоян А. И. 259, 265 Миллер А. А 30, 31, 36, 37, 42, 43, 47, 51, 58, 60, 68, 72, 107, 115, 126, 127, 130—132, 135, 186, 187, 193, 202, 203, 205, 206, 208, 215, 246, 298,313 Миллер Г. Ф. 17—19 Миллер М. А 77, 185, 199—201, 240, 261 Милюков П. Н. 32, 64, 175, 205 229, 254 Минаева Т. М. 36, 76, 211 Миннз Э. 172, 238, 239, 241 Минц И. И. 176, 253 Миронов В. Г. 200, 201
Указатель имен 335 Мирчинк Г. Ф. 69, 142, 150, 217 Митридат Евпатор 168, 171 Михайлов М. И. 131 Михалков С. В. 321 Мишулин А. В. 165, 168—170, 233 МовиусХ. 148, 149 Могилянский Н. М. 117, 123 Моисеев Л. А. 107, 189 Молодин В. И. 253,319 Молотов В. М. 51 Молчанов В. 269 Молчановский Ф. Н. 74, 76, 151, 188 Монгайт А. Л. 78, 86, 87, 89, 94, 299, 302,310,313 Морган Л. 134, 139, 140, 145 Моргунова Н. Л. 92 Морозов Павлик 51 Морозова О. Г. 33 Морошкин Ф. Л. 25 Мортилье А. 31 Мортилье Г. 31, 117, 142, 145, 148 Мосберг Г. И. 266 Мочанов Ю. А. 254 Мунчаев Р. М. 86, 320 Муравьев М. Н. 25 Муравьев Н. Н. 21 Муравьев-Апостол И. М. 21 Мурзакевич Н. Н. 23 Мурзина А. 291 Мусин-Пушкин А. И. 21 Муссолини Б. 211 Мыльников А. С. 15 Мякотин В. А. 46 Мясников В. С. 253 Н Надинский П. Н. 79, 194 Найденко А. В. 211 Наполеон Бонапарт ПО, 296 Насимович А. А. 206 Невский В. И. 290 Некрасов А. И. 217, 258 Некрасов Н. А. 113 Немировский Е. Л. 80 Нерадовский П. И. 202 Нестор (Анисимов Н. А.) 271 Неусыхин А. И. 102, 139 Нечкина М. В. 22, 80, 192, 266 Никитин С. А. 195 Никитин Ю. А. 16 Николай I 23, 24 Николай II 277 Никольский В. К. 45, 136 Никольский Н. М. 164, 166 Ниорадзе Г. К. 129 Новосадский Н. И. 36, 41 Норов А. С. 21 Носов Е. Н. 320 НудельманЛ. В. 159 О Обермайер Г. 45, 136 Оболенский К. 305 Овидий 14 Огнев Б. А. 302 Одоевский В. Ф. 21 Одонацер (Одоакр) 15, 16 Озерецковский Н. Я. 17 Окладников А. П. 8, 13, 36, 54, 55, 73, 82, 88, 90, 92, 95—97, 100, 143, 149, 150, 154, 155, 158, 207, 248, 251,265,317,319 Оконникова Т. И. 200, 213 Оксман Ю. Г. 246 Окулич-Казарин Н. Ф. 188, 190, 215 Окунев Н. П. 269 Оленин А. Н. 21, 22 Олсуфьев Ю. А. 217 Ольденбург С. Ф. 36, 103, 167, 232, 271, 284, 285, 288, 289, 297 Орбели И. А. 72, 76, 216, 232, 233, 245, 246, 253, 271, 285, 288 Орешников А. В. 122, 239 Орлов В. М. 310 Осборн Г. 136 П Павленко П. А. 229 Павлов И. П. 289 Павлович М. П. 228 Павлов-Сильванский Н. П. 175, 254 Паламарчук П. Г. 288 Палашенков А. Ф. 200
336 Паллас П. С. 17 Панеях В. М. 242 Панкратова А. М. 168 Пархоменко С. Н. 212 Пассек Т. С. 37, 64, 66, 75, 79, 82, 107, 108, 130, 251,300 Передольский В. С. 118 Перепелкин Ю. Я. 139, 166, 241 Перетц В. Н. 202 Перисад 168 Перов В. Г. 206 Перовский Л. А. 23, 24 Перуджино 287 Перченок Ф. Ф. 187 Перчик Л. Я. 291 Петелин В. В. 46 Петр I 17, 20, 64, 94, 295, 297 Петр III 18 Петри Б. Э. 31,36,42,44,45, 51, 76, 117, 129, 140, 186, 200, 207,212 Петров В. П. 77 Петров Е. 105, 291 Петровский Ф. А. 248 Петрункевич И. И. 45, 103 Петрушевский Д. М. 181, 228 Петряев Е. Д. 28 Пещерова Е. М. 220 Пигулевская Н. В. 249 Пндопличко И. Г. 145, 159 Пий XI 295 Пилимен 19 Пилотович С. А. 305 Пильняк Б. А. 39, 213, 249 Пинкевич-Пильц Э. И. 240 Пионтковский С. А. 180, 195 Пиотровский Б. Б. 37, 61, 75, 76, 79, 158, 187, 214, 217, 232, 251, 284 285,287,294,310 Писарев В. Е. 225 Писарев Д. И. 113, 131 Пичета В. И. 139, 183 Платонов С. Ф. 31, 32, 49, 63, 113, 167, 172—174, 190, 191, 193, 195 ’ 196, 255, 284, 285 Платонова Н. И. 38, 78, 191 193 194,203,319 Плеске Ф. Д. 255 Плетнева С. А. 251 Плеханов Г. В. 113,227 Плисецкий М. С. 239 Погребова Н. Н. 204 Подгаецкий Г. В. 66—68, 76, 180, 217, 248 Подгорбунский В. И. 215 Подзелинский М. М. 53 Подоров В. М. 177 Покровский М. Н. 38, 40, 47, 52, 56, 57, 63, 102, 138, 164, 172, 173, 174, 176, 177, 180—182, 195, 196, 209, 222, 227, 236, 273, 295, 315 Покрышкин П. П. 271 Полевой Н. А. 175 Поленов В. Д. 271 Поликарпович К. М. 42, 92, 129 Полканов А. И. 215 Полканов А. И. 77 Полканов Ю. А. 215 Полосин И. И. 53, 195 Поляков Г. Н. 199 Поляков И. С. 27, 28, 118, 126 Поляков Ю. А. 253 Поляковская М. А. 100 Полянский Д. С. 302 Померанцев Н. Н. 217 Пономарев А. М. 215 Пономарев Б. Н. 253 Пономарев В. С. 199 Пономаренко Ю.306, 307 Поносов В. В. 34 Попов Н. 286, 291 Поповский М. А. 289, 304 Порфирндов Н. Г. 199, 274 Пост М. 297 Потанин Г. Н. 187, 189 Потапов А. Н. 24 Потапов Л. П. 210, 236 Поташникова Е. Ф. 115, 118, 122 Поташникова Н. Ф. 115 Праслов Н. Д. 134, 135, 154 Презент И. И. 102 Преображенский П. Ф. 217 Пресняков А. Е. 183 Пригожин А. Г. 54,71,137,139,162— 165, 167, 170—172, 174—183,222
Указатель имен 337 Приселков М. Д. 284 Пришвин М. М. 46, 272, 273 Прокофьев С. С. 321 Прокошев Н. А. 69, 76 Пряхин А. Д. 10, 11,49, 100, 223,254 Пугачев Е. 18 Пуссен Н. 287 Пушкин А. С. 22, 23, 113, 135, 275, 277, 278, 304, 307 Пьетт Э. 145, 148 Пятышева Н. В. 230, 236, 237 Р Рабинович М. Г. 251 Равдоникас В. И. 8, 53, 56—60, 64, 68, 70—72, 78, 81, 82, 106, 128, 132, 137, 139, 140, 143, 144, 146, 147, 154, 155, 162, 163, 179, 181, 187, 194, 195, 208, 210, 217, 238, 245, 246, 249, 253, 257, 263, 265, 319 Равикович Д. А. 29, 280, 286 288 Радлов В. В. 212, 238 Раевский Н. Н. 293 Разин А. И. 213 Разумова А. П. 110 Ранов В. А. 311 Раппопорт П. А. 75, 186 Рау П. Д. 201,213 Рафаэль 283, 287 Резник С. Е. 218,220,225 Рейснер И. М. 165 Рейхель Я. Я. 25 Рембрандт X. 287 Ремезов С. У. 14 РемпельЛ. И. 217, 235 Рем юза А. 103 Репин И. Е. 297 Репников Н. И. 32, 72, 193, 194 Рерих Н. К. 30, 274 Решетов А. М. 190, 210 Рид Дж. 272 Рогачев А. Н. 83, 92, 109, 133, 141, 142, 144, 145, 149, 153—158 Рогинский Я. Я. 239 Романов Б. А. 74, 139, 177, 183, 242 Романов К. К. 271 Романов Н. И. 271 Романов П. А. 270, 280 Романовская С. В. 207 Романюк С. К. 288 Ростиславов А. 271 Ростовцев М. И. 30, 31, 34, 40, 47, 61, 64, 105, 123, 164, 167, 168, 170, 172, 179, 228, 232, 238, 239, 241 Рубенс П. П. 287 Рублев А. 288 Рудбек О. 15 Руденко С. И. 31, 37, 42, 49, 79, 105, 117, 120, 127, 130, 143, 187, 192, 193, 195, 196, 205,215,246, 251,315 Рудинский М. Я. 42, 45, 53, 127, 129, 130, 151, 152, 188, 190, 271 Румянцев Н. П.21 Русаков Я. С. 206 Руставели Ш. 75 Рутковская Б. 291 Рыбаков А. Н. 8 Рыбаков Б. А. 26, 44, 70, 74, 76, 79, 80, 82—85, 87, 88, 93—95, 148, 158, 177, 248, 251—253,301,309,320,321 Рыков П. С. 32, 36, 66, 76, 85, 185, 186, 196,211,216 Рыльский М. Т. 157 Рычков Н. П. 17 Рюисдаль 287 Рябушинский Д. П. 289 С Сабатье П. Ю. 23 Савельев Ф. В. 200 Савельев-Ростиславич Н. В. 25 Савенков И. Т. 145 Савин Н. И. 201,214,215 Савицкий П. Н. 289 Савков И. В. 77 Савмак 168, 172 Садовский А. Я. 258 Сазонова С. А. 215 Саксон Грамматик 15 Салтыков-Щедрин М. Е. 256 Сальдау П. Я. 246, 247 Сальников К. В. 36 Самойлов Л. [Клейн Л. С.] 215 Самойлович А. Н. 245
338 Самоквасов Д. Я. 29 Саратов И. Е. 16 Сарияниди В. И. 86 Саханев В. В. 34 Сахаров А Н. 8 Свердлов М. Б. 173, 175 Свердлов Я. М. 310 Свинин В. В. 215 Святский Д. О. 35, 279 Седельников В. О. 188 Седов В. В. 321 Селиванов А. В. 123 Селищев А М. 202 Семенов В. Н. 296 Семенов С. А. 67, 68, 144 Семенов Ю. И. 186 Семенова И. В. 201 Семенова Ю. Н. 297 Семенов-Зусер С. А 167,169,170,195 Семенов-Тян-Шанский П. П. 25 Серебряков А. Э. 191 Серебряков И. 288 Серебрякова Г. И. 230 Серов В. А 206 Сибилев Н. В. 36, 127, 152 Сиверс А. А. 191 Сидоров А Л. 182 Сидоров В. Н. 202 СизинцеваЛ. И. 190, 198, 216 Сизов В. И. 28, 29, 121 Симонов К. М. 182 Синицын А А 109, 153, 154 Синицын И. В. 36, 185 Синцов И. Ф. 254 Сирина А. А. 212 Сиснев В. 307, 308 Ситливый В. И. 154, 156 Скворцов-Степанов И. И. 285 Славин Л. М. 75, 151, 152 Смндович П. Г. 284 СмирновА П. 36, 41,44, 47 51 61,62,72,78,248 ’ ’ Смирнов В. А 234 Смирнов В. И. 36, 107, 186, 198 201,216,271 Смирнов И. И. 132, 175 Смирнов М. И. 198, 201 Смирнов С. М. 199 Смирнов Я. И. 167 Смолин В. Ф. 36, 51, 207 Смоличев П. И. 53, 151, 188 Соболев В. С. 284, 285 Соболев С. Л. 264 Сойфер В. Н. 225, 320 Солженицын А. И. 49, 309 Солнцев С. И. 245 Соловьев С. М. 30, 32 Соловьев Ю. П. 199 Солоухин В. А. 309 Сорокин П. А 35 Сосновский В. И. 200 Сосновский Г. П. 36, 42, 69, 70, 76, 119, 129, 136, 139, 143, 145, 207,316 Софронов А. В. 303 Софронов В. А. 254 Спартак 168 Спасский И. Г. 203 Сперанский М. Н. 202 Спицын А А 28—31, 36, 37, 52, 56, 116, 118, 123, 125, 129, 133, 145, 193, 197,252, 254 Спрыгина Н. И. 200 Ставровская [Ефимеко] А Я. 111— 113,123 Сталин И. В. 51, 57, 74, 81, 101, 110, 134, 137, 148, 149, 157, 160, 171, 177, 182, 227, 264, 293, 303, 318 Сташцина Г. О. 188 Стеллер Г. 18 Стемпковский И. А. 21 Степанов П. Д. 36, 185, 217 Степанов Ю. С. 306 Столяр А Д. 47, 56, 72, 92 Стоюнин В. Я. 28 Стрелков А С. 217 Стрельцов Ф. В.200 Стржелецкий С. Ф. 107 Строганов С. Г. 21, 27 Стромин АР. 196 Струве В. В. 163, 165, 166, 169—171, 175,179, 181—183,245,247, 249,265 Суворов А. В. 295 Судаков В. И. 190 Султанбеков Б. Ф. 210
Указатель имен 339 Сумароков П. И. 21, 22 Супруненко А. Б. 77, 188, 215, 236, 271 Сыромятников Б. И. 177 Сычев Н. П. 202, 217, 273, 294, 297 Сюзюмов М. Я. 100, 101 т Тагеева Н. В. 209 Таланов В. Б. 225 Талицкий М. В. 76 Тальгрен А. М. 43, 60, 185, 228, 238, 239 Тамбовцева Н. Н. 266 Тан-Богораз В. 46, 246 Тарле Е. В. 49, 167, 191, 194, 195, 284 Тахтай А. К. 77, 107, 215, 236 Тахтарев К. М. 136 Твардовский А Т. 87 Телегин Д. Я. 152 Теплов Л. 80 Теплоухов С. А 37, 39, 42, 51, 105, 117, 131, 186, 202, 203, 205, 208, 210,315 Тепляков В. 22 Терборх Г. 287 Тереножкин А. И. 36, 85, 152 Терещенко А. В. 24 Терра де Г. 148, 149 Тизенгаузен В. Г. 27 Тимирязев А. К. 102 Тимофеев Д. Д. 266 Тимофеев Е. М. 91 Тит Ливий 68 Тиханова М. А. 78, 135, 193 Тихвинский С. Л. 253 Тихомиров Б. Н. 177 Тихомиров М. Н. 303 Тихонов И. Л. 52, 117, 120, 265 Тициан 287 Тичикина А А. 193 Тичкина Т. В. 197 Ткачевский П. С. 197 Толмачев В. Я. 34 Толмачев М. В. 290 Толстов С. П. 7, 36, 50, 61, 71, 75, 79, 81—83, 182, 186, 219, 235, 239, 242, 251,253 Толстова Н. Н. 266 Толстой А. К. 182 Толстой И. И. 80 Толстой Л. Н. 104, 242, 278 Томсинский С. Г. 173, 174, 177, 180, 245 Томский Н. В. 295 Трапезников С. П. 253 Тревер К. В. 204, 232, 233, 236, 242 Тредиаковский В. К. 18, 114 Третьяков П. Н. 65, 67—70, 73, 74, 81—83, 109, 117, 128, 129, 144, 146, 148, 158, 160, 186, 198, 248, 251 Тройницкий С. Н. 283—285, 288 Троцкая (Седова) Н. И. 261, 271 Троцкий И. М. 172,174,175, 177,180 Троцкий Л. Д. 35, 281 Трунов М. П. 199 Трубачева М. С. 284 Туган-Барановский М. И. 64 Тункина И. В. 107, 167, 238, 245, 246, 257, 258, 262, 263, 265, 266 Тураев Б. А. 116, 164 Турков А. М. 277 Тучков А. А. 293 Тьеполо Дж. Б. 287 Тюменев А. И. 164—166 У Уваров А. С. 21, 24, 26, 27, 29, 118 Уварова П. С. 21, 26, 31, 34, 37, 53, 115, 123, 227, 232, 252 Удальцов А Д. 79, 150, 158, 165, 180 Узянов А. А. 237 Ульцык А. У. 188 УрсуД. П. 212 Ф Фаберже К. 283 Фалеева В. 206 Фальк И.18 Фальконе Э. М. 287 Фармаковский Б. В. 30, 31, 36, 38—40, 42, 43, 67, 227, 232, 254, 255 Фармаковский М. В. 205 Фасмер Р. Р. 203—205
340 Федоров В. Д. 303 Федоров Г. Б. 81, 300 Федоров Иван 287 Федоров Я. А 252 Федоров-Давыдов А. А. 283 Федоровский А С. 36, 51 Фейхтвангер Л. 68 Ферсман А. Е. 43, 103, 264 Фигатнер Н. П. 208 Фиельсгруп Ф. А 105 Филимонов С. Б. 50, 198, 212 Фолкнер У. 278 ФормозовА. А 8, 9, 13, 14—17, 21, 23, 24, 27, 29, 86, 88, 89, 95, 107, 155, 268 Фосс М. Е. 36, 59, 62, 67, 73, 79, 83, 145, 147, 154, 198, 248 Франко А Д. 117 Франс А 68 Фрейман А А 249 Френ X. Д. 25 Фридрих II 18 Фриче В. М. 40, 41, 46, 47, 195, 228, 261 Фролов А 51 Фурцев Е. А 307 X Халтурин С. 28 Хальс Ф. 287 Хаммер А 282, 297 Ханов А 291 Ханукова В. В. 113 Хачатуров Л. А 211 Хвойко В. В. 121, 145 Хемингуэй Э. 278 Хемницер И. И. 101 Херцфельд Э. 239 Хлолин И. Н. 316 Хлыпало 50 Ходасевич В. 46, 47 Ходукин Я. Н. 200 Холюшкин Ю. Н. 254 Хорохордина Т. И. 293 Хороших П. П. 36, 200 Храпченко М. Б. 251 Храпунов Т. М. 212 Хренников Т. 321 Хрущев Н. С. 85, 185, 252, 290, 302—304, 307 Худяков И. А. 29 Худяков М. Г. 53, 61, 105, 106, 186, 210, 236, 247, 248, 258,319 ц Цвибак М. М. 54, 139, 162—165, 167, 171—177, 179—183, 195, 216 Цыпин В. И. 269, 270, 288 ч Чайковский П. И. 304 Чайлд В. Г. 67, 81, 86, 150, 159 Чахотин С. С. 315 Чепелев В. Н. 230, 235, 236 Чепурковский Е. М. 119, 123 Черемисин Д. В. 319 Черепнин А И.123 Черепнин Л. В. 53, 195 Черменский П. Н. 197, 259 Чернецов А В. 301 Чернецов В. Н. 73 Чернове. Н. 174, 175, 183, 196 Черных Е. Н. 93, 316 Черныш А П. 145, 154 Чернышев М. Б. 114, 118 Чернышевский Н. Г. 131 Чертков А Д. 21 Четунова Н. 305 Чиаурели М. Э. 53 Чижов С. И. 189, 190 Чикаленко Л. Е. 120, 123 Чингисхан 103 Чистотинова С. Л. 203 Чуковский К. И. 314 Чуцканов С. Е. 273 ш Шагинян М. 46 Шамиль 80 Шангина Н. И. 206 Шанцер В. Л. 115, 116 Шапиро 266 Шарапов Ю. П. 308
Указатель имен 341 Шахматов А. А. 255 э Шевченко О. В. 187 Эванс А. 239 Шекспир У. 278 Шелгунов Н. В. 131 Эварницкий Д. И. 45, 190 Эдинг Д. Н. 32, 39, 62 Шелов Д. Б. 10, 11 Эйзенштейн С. М. 74 Шер Я. А. 96, 100, 254, 316, 322 Энгельс Ф. 64, ПО, 134, 137, 145, Шестаков А. В. 168, 177 146, 148, 163, 174, 175,277 Шиллер Ф. 311 Эрдниев У. Э. 217 Шишкин В. А. 75 Эренбург И. Г. 303 Шишкин П. Н. 199—201 Эрнст Н. Л. 76, 194, 212 Шкорпил В. В. 23 Эррио Э. 290 Шкорпил В. В. 270 ЭфросА. М. 271, 290 Шлецер А. Л. 18, 19 ШмидтА. В. 36, 61, 69, 187, 191, ю 206—209, 228 Шмидт О. Т. 193 Юргенсон П. Б. 206 Шмидт С. О. 50 Юренев С. Н. 217 ШмитФ. И. 61, 187, 194, 203, 205, Юшков С. В. 175 206, 210, 294, 297 Шнейдер Е. Р. 187, 210 Я Шнирельман В. А. 318, 322 Языков В. Д. 188 Шноль С. Э. 54, 103 Якобсон А. Л. 80 Шовкопляс И. Г. 141, 152, 188 Якубовский А. Ю. 43, 75, 204, 222, Шорин Ю. Н. 215 229, 233, 235, 236, 242, 245, 246 Штейнберг И. Э. 205 Янин В. Л. 204, 251—253, 309 Штильмарк Ф. Р. 320 Ярославский Е. 169, 273 Шувалов И. И. 21 Яхонтов С. Д. 123, 199 Шугаевский В. А. 45, 77, 190 Яценко И. В. 300 Шульц П. Н. 48, 77, 236 Шутов С. С. 100 М Mikowskii В. 289 Щ Щавелев С. П. 7, 270 W Щеглов А. Н. 107 Williams В. 287 Щекочихин Н. Н. 53 Щербаковский В. М. 121 Щукин П. И. 122 Щусев А. В. 286, 290, 300 А
Александр Александрович Формозов РУССКИЕ АРХЕОЛОГИ В ПЕРИОД ТОТАЛИТАРИЗМА Историографические очерки Оригинал-макет выполнен В. Рыбаковым Редактор Т. Марелло Корректор А. Сивицкая Художественный консультант Л. М. Панфилова Подписано в печать 09.05.2006. Формат 60 х 90716. Бумага офсетная № 1, печать офсетная. Усл. печ. л. 21,5. Тираж 1000 экз. Заказ № 6382. Издательство «Знак». Юр. адрес: 107078, Москва, Мясницкий проезд, д. 2/1. Отпечатано с готовых диапозитивов в ОАО ордена «Знак Почета» «Смоленская областная типография им. В. И. Смирнова». 214000, г. Смоленск, проспект им. Ю. Гагарина, 2.