ВСЕСОЮЗНОЕ ОБЩЕСТВО ПО РАСПРОСТРАНЕНИЮ
ПОЛИТИЧЕСКИХ И НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
В. В. МАВРОДИН
РУССКИЕ ПОЛЯРНЫЕ
МОРЕХОДЫ
(с древнейших времен до XV/ века)
ЛЕНИНГРАД
1955

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
В истории освоения и изучения севера Европы, Азии и
Северо-Западной Америки русским людям принадлежит
важная роль. Русские поморы, казаки, служилые и про-
мышленные люди, мореплаватели, ученые прошли на конях,
судах, собаках, оленях, изучили и освоили необъятные про-
сторы северных земель и морей, острова и заливы, реки и
озера, тундру и тайгу от северной оконечности Европы до
Юкона.
Русского человека на далекий Север — к берегам Белого
моря, на Печору и Тре (Терский берег), в землю Югорскую
(Северный Урал) — толкнуло то же самое стремление к освое-
нию богатых пушным зверем и рыбой, птицей и морским
зверем лесов, рек и морей, та же самая жажда промысло-
вой деятельности, та же самая характерная для русских
людей предприимчивость, которая привела правнуков бело-
морских поморов — .землепроходцев* XVI—XVII вв. на
Камчатку и Колыму, на берега Иртыша и Амура, к Охот-
скому и Беринговому морям. Немалую роль в продвижении
простого русского люда на Север сыграло и желание уйти
от феодальной эксплуатации и гнета князей и царей пусть
в суровые северные, но вольные земли.
На далекий Север русские люди пришли еще во времена
Древнерусского государства и в период феодальной раз-
дробленности Руси.
Нспл 'Дородная почва северных и восточных окраин нов-
городских земель вынуждала новгородцев стремиться к рекам,
изобилующим рыбой, к лесам, где пушной зверь нередкость,
а постоянный обитатель, к морям, богатым рыбой и морским
зверем. Всем этим изобиловали далекие новгородские земли,
лежащие на Крайнем Севере, земли данников Новгорода,
малочисленных северных народов; лопи (саамов), чуди заво-
лонкой (коми-зырян), югры (хантов и маньси), самояди
1*	3
(ненцев), находившихся на разных ступенях первобытнообщин-
ного строя. Сюда, на Север, шли простые люди, спасаясь от
эксплуатации бояр, сюда стремилось и боярство для того,
чтобы начать эксплуатацию русского и нерусского населе-
ния Поморья, Подвинья, Приуралья.
.Повесть временных лет* под 1096 г. помещает замеча-
тельный рассказ новгородца Гюряты Роговича, в котором
мы находим указание и на народы, населяющие страны
.полунощные*, и на меновую торговлю, и на пределы нов-
городских владений.
Печора, Югра, горы до Лукоморья (излучины моря),
в которых нетрудно усмотреть Уральские горы, или по-
новгородски .Камень*,—таковы географические познания
новгородцев конца XI в. Это первое засвидетельствованное
письменными источниками указание на то, что новгородцам
в XI в. были известны не только страны, но и моря «полу-
нощные* (северные). Но проникли новгородцы на Север
ранее конца XI в. В новгородской Софийской первой лето-
писи говорится о том, что в 1032 г. новгородец Улеб ходил
на Железные Ворота. В литературе было высказано пред-
положение, что под Железными Воротами следует подра-
зумевать Карские Ворота Новой Земли.
Богатый пушниной Север манил к себ? предприимчивого
новгородца. В родных краях, где были только .лоскуты*
пахотной земли, жилось трудно. Север был суров, но о его
богатствах давно уже ходили легенды^ Новгородцы пере-
давали из уст в уста старинное предание, пришедшее из
далеких северных земель, о том, что старики, ходившие
к землям, заселенным хантами, маньси, ненцами, видели
в северных странах удивительные чудеса — с неба спускается
туча, из нее падают маленькие белки, растут и, выросши,
разбегаются по земле. Опускается еще и другая туча, от-
куда падают маленькие олени и тоже, выросши, расходятся
по земле.
Рассказ этот в Ипатьевской летописи помещен под 1114 г.,
но ссылка на стариков, ездивших в Югру и Самояль, сви-
детельствует о том, что путь на Север новгородцы проложили
давно, задолго до XII в. Во всяком случае, он был хорошо из-
вестен уже давным-давно ладожанам, жителям Ладоги (ныне
Старой Ладоги), этого русского форпоста на северо-западе
и севере.
Ссылка на стариков убеждает в том, что знакомство
ладожан с Севером относится к очень давнему времени, во
4
всяком случае — ко временам Ярослава Мудрого. Об этом
говорят и древние скандинавские саги (былины). В сагах
упоминается путь на север восточной части Европы — в так
называемую Биармию (БьСрмаланд)— по Ледовитому океану
мимо Нордкапа и Белому морю. Но с течением времени
в сагах отмечается и другой путь — из Ладоги в Биармию.
Независимо от того, к какому месту отнести Биармию —
к устью Северной Двины или к Кольскому полуострову,—
мы должны признать, что в первой половине XI в. отваж-
ные ладожане, идя из северного Приладожья по Онеге и
Северной Двине, вышли к берегам Белого моря, а может
быть, идя на ладьях вдоль берега, достигли и Кольского
полуострова.
На далекий, негостеприимный Север новгородцы прони-
кали разными путями. Плыли Свирью на Онежское озеро и
далее, через реку Водлу, на Онегу, а оттуда прямо к морю
или через реку Емцу на Северную Двину. Плыли и через
реку Вытегру к озеру Лаче, а оттуда речками и волоками
попадали к морю или на Двину Уходили к морю и через
северный берег Онежского озера на реку Выг, прямо к бе-
регам Онежской губы. Шли через Карелию к Белому морю.
Шли в дремучую северную тайгу, в тундру, к берегам
Студеного моря.
Что представляли собой первые русские поселенцы на
Севере? Среди новгородцев, осваивавших Север, были и
боярские холопы, и монахи, и свободные поселенцы-крестьяне.
Именно эти последние: охотники, рыбаки, звероловы, соле-
вары, организовавшиеся в артели, осваивавшие своим тру-
дом земли и воды Севера, были предками смелых и стойких
поморов.
Когда же русские обосновались на берегах Северной
Двины и Белого моря ? Имеются в виду не noxojftj и поездки
торговых людей, не сборы дани, а именно постоянные по-
селения русских промысловых людей.
Первыми проникли на Сев р ладожане. Об этом говорят
и русские летописи и скандинавские саги (сага о Гальфдане,
сыне Эйстена). Появление здесь русских относится, невиди-
мому, к X в., а первые поселения основываются не позднее
сороковых — шестидесятых годов XI в., т. е. примерно
в то же время, что и рассказы Гюряты Роговича и поездки
новгородских „мужей старых' „за Югру и Самоядь', в „полу-
нощные страны*.
Из „Благословенной грамоты* новгородского архимандрита
3
Иоанна (1110—1130 гг.) мы узнаем, что весь край от Емцы
до моря был уже заселен русскими. Конечно, население это
было редким, поселков русских было еще мало, но Заво-
лочье (область Северной Двины) было уже русским краем.
Немаловажную роль в освоении русскими Севера сыграли
поход русских на финно-угорское племя емь в 1042 г. и пре-
бывание в Завоючье в 1078 г. князя Глеба Святославовича. *
По некоторым данным, в XII в, на правой стороне дельты
Северной Двины возник монастырь Михаила Архангела.
Устав новгородского князя Святослава Ольговича 1137 г.
упоминает Иван-погост, который со временем вошел в состав
города Холмогоры под названием Ивановского посада. Устав
1137 г. упоминает также расположенные на Севере рус-
ские поселения: Пинегу, Кегрелу, Ракулу, Емцу (устье),
Выгу (устье). Таким образом, Холмогоры и его окрестности
явились древнейшим новгородским поселением на Двине,
в Поморье. Сами Холмогоры выросли на месте древнего
„чудского* поселения, поселения коми, о котором говорят
скандинавские саги начала XI в.
Топонимика1 в районе Холмогор (Ухт-остров, Наль-
остров, Кур-остров) говорит о том, что, как и везде на
Севере, древнейшее население, с которым столкнулись рус-
ские, говорило на финно-угорских языках. Русские поселенцы
мирно селились рядом с древним населением края, пере-
давая ему свою более высокую культуру. Об этом говорит то
обстоятельство, что русские называли реки, озера, поселе-
ния их старым названием, заимствованным у обрусевшего
древнего населения края.
Был еще один путь, по которому русские люди прони-
кали на Север. Речь идет о колонизационном потоке, устре-
млявшемся на Север из междуречья Волги и Оки, из вла-
димиро-сузЯальских и белозерских земель. Уже в самом
начале ХШ в., а быть может, несколько ранее на Севере
появляются владения великих князей владимирских. Из гра-
моты великого князя Андрея Александровича известно, что
он посылал на море свои „ватаги* для поимки ловчих птиц,
„ходил* „на Терскую сторону*. По аналогии с грамотой
Ивана Калиты можно предположить, что речь идет о Пе-
чорской стороне и Зимнем береге Белого моря, где исстари
стояли ловческие заимки князей Северо-Восточной Руси.
1 Т. е. совокупности географических названий в какой-нибудь
местности.
6
Андрей Александрович указывал, что это право на „места*
на далеком Севере „пошло при моем отце и при моем
брате*. Грамота Андрея Александровича (1294 — 1304 гг.)
является ценнейшим источником, свидетельствующим о том,
что русская колонизация Севера имела своим исходным
пунктом не только Новгород, но и суздальскую землю.
Различное происхождение русского населения Подвинья
и Поморья нашло отражение в северорусских диалектах. Цо-
кающие говоры русского Севера — остатки речи новгород-
цев, колонизовавших край, а нецокающие говоры, распро-
страненные по Шексне, в Белозерье и на Онеге, явлиются
остатками речи русских поселенцев, переселившихся из
ростово-суздальской земли. Итак, не может быть сомнений
в том, что в XI—XII вв. освоение русскими Севера, и
в частности берегов Белого моря, достигло значительных
масштабов. Выход русских промысловых людей на морское
побережье не мог не сделать их поморами. Бойкий торг
продуктами северного морского зверобойного промысла,
столь характерный для Новгорода того времени, в первую
очередь свидетельствует о том, что новгородцы не боялись
на своих судах устремляться по холодным волнам Белого
моря далеко на север.
Более того, русские поморы уже и в те времена постоянно
и регулярно, невидимому ежегодно, пересекали Белое море
с юга на север и с севера на юг. На Двину, в Заволочье,
на берега Белого моря новгородцы ходили каждый год. Эти
малые походы в летописи не попадали. Они были обычны,
о них летописцы не писали.
С южного берега Белого моря новгородцы проникли и на
северное побережье. Кольский полуостров был освоен выход-
цами из Заволочья
Уже в начале XIII в. новгородцы проникли на Кольский
полуостров и освоили Тре. Свидетельством этого является
упоминание в Новгородской летописи о гибели в знаменитой
Липецкой битве Семьюна Петриллвиця, терского даньщика.
В договорной грамоте Новгорода с тверским великим князем
Ярославом Ярославичем (ХШ в.) среди волостей новгород-
ских упоминается Тре.
Русские проникли на Кольский полуостров с моря. Шли
в ладьях по рекам, выходили в море и, держась берега,
направлялись дальше в поисках удобных пристанищ и становищ.
Найдя устье реки, впадающей в море, поднимались вверх по
ее течению до порогов, шли волоком, пробираясь вглубь
7
страны, и опять выходили в море. Сюда, в далекий Северный
край, новгородцы и великий князь посылали своих людей
для промысла морского зверя и сбора дани с населения
Кольского полуострова. Заходили далеко на запад, на берега
залива Варангерфьорд, где трудно было в безбрежной
тундре установить границу между Русью и Норвегией, и хотя
договорная грамота Новгорода с Норвегией о мире, заклю-
ченная в 1326 г., говорит о древнем „означении1 или рубеже
земель, фактически такой рубеж был установлен лишь в 1326 г.
Отплывая от устья Северной Двины и с южного побе-
режья Белого моря, освоенных еще в XI — самом начале
XII вв., русские проходили Беломорским горлом или, что
для более раннего времени вероятнее, шли, держась берега,
на реку Неноксу, Унскую губу, Кандалакшу, Усть-Колу и
приставали для сбора дани и промыслов к берегам Коль-
ского полуострова. Держась берегов и проникая по рекам
и фиордам вглубь полуострова, русские проходили далеко
на северо-запад.
Активность русских на море, быстрое и успешное освоение
ими северного побережья Кольского полуострова вызвали
враждебные действия норвежцев. С целью воспрепятствовать
русскому мореходству и остановить продви жение русских на
северо-запад и прекратить их плаванье вдоль берегов Коль-
ского полуострова, в области Халогаланд в 1200 г. была
учреждена особая морская стража.
Новгородцы, проникая на Тре, в Печору, в Югру и за
Северные отроги Уральского хребта, брали дань, торювали,
ио первое время во всяком случае засиживаться в дальних
краях не собирались и порядков своих не вводили. Им было
решительно безразлично, поклоняется ли их данник своему
богу или молится Христу, говорит ли на своем или на рус-
ском языке, придерживается ли обычаев своих отцов или
заимствует русские. Им, пришедшим из бойкого торгового
Новгорода, нужны были меха да моржовые и мамонтовые
клыки, а как и кем они будут добыты, кто поставляет в виде
дани драгоценного соболя, им, новгородцам, было совершенно
безразлично. Но торговля с лопарями и самоедами, все уча-
щающиеся встречи, совместная борьба с норвежцами, пытав-
шимися помешать русским, делали свое дело — на Севере,
среди отсталых племен охотников, рыбаков, оленеводов рас-
пространялось русское влияние, а с ним вместе русская
культура.	а
На северо-востоке новгородцы достигли побережья Белого
8
моря, Югры и Урала еще в XI в. В XIV в. новгородцы
дошли до низовьев Оби. В Новгородской четвертой летописи
1364 г. читаем: „Теи зимы с Югры новгоролии приидоша дети
боярскиа и молодые люди и воеводы Александр Абакуновичь,
Степан Ляпа, воевавше по Обе реки до моря*.
В XIV в. побережье Ледовитого океана в Югорской
земле перестало быть для русских „землей незнаемой**. Следом
пребывания здесь русских мореходов еще в те времена,
когда весь северо-восток Европы и низовье Оби носили
название Югры, является название пролива, отделяющего
остров Вайгач от материка, — Югорский Шар (от слова
„шарья** — пролив, протока в финно-угорских языках). Инте-
ресно отметить, что русские проникли в северную часть
Западной Сибири раньше, чем в среднюю ее полосу. Не-
обозримый край от залива Люнгенфьорд у северной оконеч-
ност Европы и до Оби испытал на себе благотворное влия-
ние русских. С течением времени на Севере выросло число
русских поселений, стали основываться монастыри. К. Маркс
указывает, говоря о Новгороде: „...его жители сквозь дре-
мучие леса проложили себе путь в Сибирь; неизмеримые
пространства между Ладожским озером, Белым морем, Новой
Землей и Онегой были ими несколько цивилизованы и обра-
щены в христианство* *.
Новгородцы зачастую выступали буквально „первооткры-
вателями* на Крайнем Севере. Не случайно многие земли
Севера носят русские названия: Вайгач, Колгуев, Канин,
Новая Земля.
В середине XIV в. для торговли с этими далекими землями
в Новгороде была создана особая организация купцов —
„Югорщина*.
Дорогами в этом суровом крае, слабо заселенном и почти
не освоенном человеком, в крае дремучей тайги и унылой,
безбрежной тундры, были только реки и моря. Новгородские
промысловые люди занимали участки у моря, по реке, впа-
дающей в море, на островах. Море кормило, море, как и
река, при отсутствии сухопутных дорог было единственным
путем связи со всем остальным миром. При переходе с места
на место русский помор выбирал новый участок у моря,
морское устье другой реки, другой остров, первое время
игнорируя громадные пространства, отделяющие его вторую
1 К. Маркс. Хронологические выписки. Архив Маркса и
Энгельса, т. VIII, стр. 158.
9
заимку от первой, и не обращая внимания на все, что
лежало в глубине края, вдали от моря и реки. Здесь ведь не
было ни морского зверя, ни рыбы, да и пробраться сюда
было трудно, подчас и невозможно. За мехами помор соби-
рался лишь тогда, когда уже прочно садился на место.
Ладья, а не конь помогала русскому человеку осваивать
Север в те времена (да и позднее), когда его бескрайные
земли были составной частью владений Новгорода.
Осваивая северные края и уходя в бурное и неприветли-
вое северное море, русские люди объединялись в „дружины*.
В одиночку осваивать суровый Север было невозможно. Шли
добывать своим хозяевам угодья и земли, дани и оброки
боярские холопы и всякого рода зависимые люди, шли ка-
рельские феодалы, владевшие не малыми землями; шли слуги
великих князей все за той же данью и ловчими птицами. Но
шел и вольный крестьянский люд, менявший соху и топор
на сети и весло, а коня на ладью. Смело уходили в море
бесстрашные русские поморы осваивать острова и побережья.
Шли на Летний и Поморский, на Терский и Карельский,
Кандалакшский и Зимний берега Белого моря, проходили
в ладьях мимо Святого Носа, шли проливом между остро-
вом Кильдином и материком, попадали в заливы Варан-
герфьорд, Танафьорд, Люнгенфьорд. А там недалеко уже
было и до мыса Нордкап. Уходили к Соловецким островам,
пробирались через реку Мезень на Печору, доходили до Оби.
Присоединение Новгорода к Москве в XV в. повлияло
на судьбы русского Севера. Бескрайные просторы тайги и
тундры и побережье северных морей от Люнгенфьорда до
низовьев Оби стали частью единого Русского государства.
Русские стали еще успешнее осваивать Север. Прежде
всего следует отметить значительный приток на Север
крестьянского и промыслового населения из Ярославля,
Костромы, Галича, Белоозера, Вологды, Москвы. Быстро
растет город Кола. Возникают поселки Няндома, Паз-река,
Погост Мотове кий, Порья-губа и др. В 1675 г. основывается
первое постоянное русское поселение на восточном берегу
Кольского полуострова на реке Поное. На месте современ-
ной Мезени возникла Окладникова слобода, у монастыря
Михаила Архангела вырос „Новый город' — Архангельск
(1584 г.). В XVI в. возникают поселения на Печоре —
Пустозерск, Усть-Цильма, Усть-Кожва.
Край быстро заселялся. В конце XVI в. у Рыбачьего
полуострова Мурман был густо заселен, и отдельные поселки
10
1168
поморов по своим размерам напоминали города. В эти време-
на в море выходило ежегодно до 7000 поморских русских
судов с командами, насчитывавшими до 30000 человек.
Поморы русского Севера жили безбедно. Англичанин
Стивен Барро, плававший в Белом море в 1556 г., сообщает,
что русские, встретив его корабли, подарили ему пшеничный
хлеб, калачи, превосходную пшеничную муку, гусей, сушеную
рыбу, горшки с овсяной кашей, бочки водки, меда, пива
и т. п. Это не* были бедные рыбаки далекой северной окраины.
Тот же Барро сообщает, что один из его проводников и
информаторов, Гавриил, был сыном священника, а другой,
Кирилл,—дворянином, что свидетельствует о сложном социаль-
ном составе русского населения Поморья.
Вот почему уже в самом начале XVII в., как отмечает
воеводская грамота, «по Пенеге реке верст до пятисот все
живут крестьяне*. Вслед за крестьянско-промысловой на
Север распространилась монастырская колонизация. За ос-
нованным еще в начале XV в. Соловецким монастырем в
Поморье возникают Николаевский Корельский монастырь
в Двинской губе, Кандалакшский в устье реки Нивы (1526 г.),
Усть-Кольский в устье реки Колы (1532 г.) и, наконец, на
самом севере — Печенгский монастырь (1532 г.). Здесь, на
Севере, особенно ощущалась роль монастырей как рассадни-
ков письменности и колонизационных баз.
Русские поморы отличались высокой культурой. Голланд-
ский путешественник и купец Симон ван-Саллинген сообщает,
что в 1568 г. он встретился с некиим Федором Жеденевым
из Кандалакши, слывшим „за русского философа, так как
он написал историю Корелин и Лапландии, а также рискнул
изобрести письмена для кЬрельского языка, на котором
никогда не писал ни один человек. Так, он показывал мне
алфавит и рукопись...*
Поморы били морского зверя: моржа, клыки которого
ценились очень дорого, тюленя, иногда кита, ловили треску,
палтуса и др., добывали слюду и жемчуг, ходили за пушным
зверем. Продуктами зверобойных и рыболовных морских
промыслов торговали на Руси, продавали их в Норвегию,
а позднее английским, голландским, французским и датским
купцам. Из жалованной грамоты царя Федора Ивановича мы
узнаем, что жители Колы имели три ладьи и на них плавали
для торга на Двину.
С берега Святого Николая (у будущего Архангельска)
поморы ходили в город Вардегус, в Норвегию. Плавали
11
в Вардсгус монахи Печенгского монастыря для торга рыбой,
рыбьим жиром и т. п. Поморы у Терского берега забира-
лись торговать и ловить рыбу еще дальше на запад, до реки
Таны, т. е. Танафьорда в Норвегии. В 1559 г. они жало-
вались, что „датские немцы* не пускают их дальше Вардегуса.
Путь из Двины и Мурмана в Норвегию и Западную Европу
был хорошо знаком русским людям. Корда проложили этот
путь русские люди, — сказать трудно, но во всяком случае
до того, как впервые в письменных источниках упоминаются
плаванья русских вдоль берегов Варенцова моря.
Из „Записки о московитских делах* посла германского
императора Сигизмунда Герберштейна мы узнаем, что в 1496 г.
русский дипломат и толмач (переводчик) Григорий Истома
и сопровождавший его другой толмачс Василий Власов по
приказу Ивана III направились морским путем в Данию.
В это время шла война со Швецией, и русское посольство
могло рассчитывать достичь Дании только одним путем —
вдоль северных берегов Европы. Истома со своими спутни-
ками отплыл из устья Северной Двины на четырех судах.
Отсюда, держась „правого берега*, они вышли в Белое море,
а затем и в Ледовитый океан. Интересно отметить, что такое
деление на „правый* и „левый* берега, или „пути*, было
широко распространенб на Севере. Позднее, в XVI в., а
может быть, и во времена Истомы путь вдоль северных бере-
гов Кольского полуострова назывался „правым*. „Левый*
проходил по суше. Обычно пользовались морским, „правым*
путем, так как, говорили поморы, „по левой руке сушею
волоком запасу провозити не мочно*. Пройдя „Финлаппию"
(область саамов) и сделав еще 80 миль, Истома и его спут-
ники дошли до „страны Нордподен*, принадлежащей Швеции.
„Русские называют ее Каянской землей, а народонаселение
каянцами*, — сообщает со слов Истоми Герберштейн. Подошли
к Святому Носу — огромной скале, выдающейся в море.
Сильное течение у Святого Носа, этого самого опасного
участка пути, заставило прибегнуть к помощи весел. Но вот
прошли Святой Нос. На пути новая скала — Семь. У скалы
Семь противный ветер задержал суда на четыре дня. Обо-
гнули еще одну скалу — Мотка и достигли Вардегуса. Чтобы
не огибать мыс, на что потребовалось бы восемь дней, рус-
ские мореплаватели с великим трудом перетащили на плечах
через перешеек свои суда, приплыли в страну саамов и,
наконец, достигли Тронтгейма. От Тронтгейма русское по-
сольство направилось в Данию -сушей.
12	v
Плаванье Истомы, описанное Герберштейном, представляет
огромный интерес. Хорошее знание пути русским корабель-
щиком, который вел суда, выполняя обязанность кормщика,
да и самим Истомой, подтверждает, что путь этот был известен
и русским поморам и русским дипломатам. По свидетельству
Герберштейна, владения „государя всея Руси" на северном
побережье Европы, с которых он собирал дань, простирались
до Тронтгейма.
Таким же путем ездил в Испанию уже в княжение Васи-
лия III другой русский дипломат — Власий (Василий Власов),
так же как и Истома, прибывший морем в норвежский город
Берген и перенесший, по свидетельству Герберштейна, „все
труды и опасности, про которые... излагал Истома1*.
Поездки Истомы и Власова в Западную Европу вдоль
северных берегов Европы — первые плаванья русских в
„заморские страны* по водам Ледовитого океана.
В 1497 г. русские огибали Нордкап, плывя с запала на
восток. В этом году, по сообщению Устюжской летописи:
„Князь великий Иван Васильевич всея Русии послал послов
к датскому королю в Немцы — Дмитрея Зайцева да Дмитрея
Ларева Грека. И шли на Колывань, а назад туде не смели
пройти. И они пришли на Двину около Свейского коро-
левства и около Мурманского носа морем окияном мимо
Соловецкой монастырь на Двину, а з Двины мимо Устюг
к Москве*.
Трижды плавал в Норвегию и Данию вокруг Скандинавии
в княжение Василия III (1505—1533 гг.) Дмитрий Герасимов—
выдающийся русский дипломат, путешественник и ученый.
Моря и земли Севера в XVI в. были уже хорошо из-
вестны русским поморам. Давно уже был проторен морской
путь на запад вдоль Мурманского побережья. С XVI в.
стали плавать в город Мангазею, расположенную на реке Таз
на севере Западной Сибири. Уже в середине XVI в. побе-
режье между Обью и Енисеем было хорошо известно рус-
ским.
Не приходится уже говорить об Оби,—регулярные пла-
ванья русских поморов на Обь имели место уже в начале
XVI в. Со слов московского окольничего Ивана Ляцкого,
составитель карты Антон Вид в 1542 г. поместил на своей
карте реку Обь. Герберштейн не позже 1526 г. располагал
так называемым „дорожником* (путеводителем) на русском
языке, в котором был указан путь на Печору, Югру и Обь.
Уже упомянутый Барро (1556 г.) встретил у Вайгача
13
русских из Холмогор и Печоры, бивших моржей и белых
медведей. Один из поморов, по имени Лошак, собирался
идти на Обь за моржами и брался провести туда и англичан.
Очевидно, он хорошо знал путь на Обь. Указания Лошака
дали возможность Барро, вернувшись в устье Северной
Двины, составить инструкцию, как плыть на Обь. С Печоры
на Обь шли морем шесть дней.
Русские поморы знали в это время путь и дальше, на
восток от Оби. „А из Оби-реки можно проплыть в Америку,
при чем два рейса из Колы или Оби в Америку равняются
одному тому, который можно сделать туда из Испании*', —
писал известный авантюрист-опричник Генрих Шгаден, про-
живший двенадцать лет в России (1564—1576 гг.). Это
утверждение Штадена, носившегося с проектом оккупации
Московии, в котором немаловажную роль должны были
сыграть военные действия на Севере, основано на рассказах
русских людей. Эти сведения он получил от своего знако-
мого, Петра Вислоухого, который служил в Пустозерске.
Сведения о том, что из Оби можно достичь Америки,
быстро распространились по Западной Европе. 27 сентября
1578 г. пфальцграф Георг Ганс писал гроссмейстеру Тев-
тонского ордена Генриху IV фон Бобенгаузену о плаванье
из Оби в Америку дословно то, что сообщал Штаден.
Об Америке в России знали, и знали неплохо.
В 1564 и 1584 гг. в России переводилась „Хроника"
Мартина Бельского. В переводе „Хроники" мы читаем под-
робный рассказ о путешествии Христофора Колумба.
Это свидетельствует о том, что русские люди, знакомые
с достижениями современной им науки и вносившие немалый
свой вклад в нее, использовавшие рассказы и „чертежи" (карты)
поморов, знали о том, что, плывя вдоль берегов Сибири
на восток, можно достичь Америки.
Нет сомнения в том, что русские мореплаватели совер-
шали экспедиции далеко на северо-восток. Эти смелые их
плаванья не нашли отражения в письменных источниках.
Мы не знаем, какие неожиданности принесет наша архео-
логическая разведка на Крайнем Севере. Археологические
открытия 1940 г. на берегу Симса и острове Фаддея, свиде-
тельствующие о том, что русские побывали в море Лаптевых
не позже 1619 г., находка казачьего городка на Камчатке
•всего несколько лет тому назад могут быть подтверждением
высказанного нами предположения.
В 1811 г. русский путешественник Яков Санников нашел
14
на западном берегу острова Котельного (кстати, получившего
свое название от найденного там котла, неизвестно когда
и кем из русских людей завезенного сюда) остатки судна,
отличавшегося по своей конструкции от русских судов,
строившихся в Сибири. У судна стоял деревянный зимний
дом, лежали предметы быта и корабельного сооружения,
высился крест с надписью. По состоянию всего найденного
можно предположить, что русские побывали здесь лет за
200 до Санникова.
Откуда могло взяться на острове Котельном русское
судно не сибирской стройки, приставшее к берегам север-
ного острова в конце XVI—начале XVII вв. ? Не говорит ли
находка Санникова о том, что еще на грани XVI и XVII вв.
смелые русские мореплаватели ходили гораздо дальше на
северо-восток, чем мы предполагали, и, быть может, стре-
мились к далекой Америке?
Это тем более возможно, что, как считают многие уче-
ные, на XVI -в., особенно на вторую его половину, падает
смягчение климата в Арктике, облегчившее плаванье в Ледо-
витом океане вдоль берегов Сибири.
Фрэнсис Черри, агент английской торговой ’ компании
в Москве, побывавший в Пермском крае около 1587 г.,
со слов русских писал, что „за Обью рекой море теплое“.
Тот же Черри сообщает, что русские рассказывали о теплом
море, находящемся за Обью, где настолько тепло, что все
виды морских птиц живут на нем зимой и летом. Это сви-
детельствует о том, что это море расположено далеко на
юге Азии.
Конечно, понятие „море теплое* толковалось русскими
весьма расширительно: от более или менее теплого, в смысле
доступного для плаванья моря „за Обью-рекой', и до дей-
ствительно теплых морей Тихого океана, омывающих юго-
восток Азии. Сведения о них русские получили из книг,
рассказов среднеазиатских купцов и своих путешествий
XIII—XV вв., начиная от поездок русских князей к монголь-
скому императору во времена первых золотоордынских
ханов вплоть до „хожения* тверского купца Афанасия Ники-
тина „за три моря* в Индию.
В конце XVI в. русские уже ходили морем из Северной
Двины на Енисей, а возможно, и далее, и у них сложилось
убеждение, что „теплое море* продолжается далеко на
восток.
Этой широкой осведомленностью о том, как выглядит
15
морской путь к востоку от Оби и Енисея, объясняется тот
замечательный факт, что первый проект плаванья из Ледо-
витого в Тихий океан принадлежал русскому — выдающе-
муся ученому, путешественнику и дипломату Дмитрию Гера-
симову. Владевший несколькими языками, хорошо знав-
ший современную научную литературу, Герасимов побывал
в Швеции, Дании, Пруссии, Риме. В 1525 г., во время
своей второй поездки в Рим, он познакомился с ученым
и писателем Павлом Иовием Новокомским, написавшим с его
слов большую книгу. Иовий писал: „...достаточно хорошо
известно, что Двина, увлекая бесчисленные реки, несется
в стремительном течении к Северу и что морс там имеет
такое огромное протяжение, что, по весьма вероятному
предположению, держась правого берега, оттуда можно
добраться на кораблях до страны Китая...'
При беседе с Иовием Герасимов показывал карту „Мо-
сковии". Она должна была быть приложена к книге Иовия,
но осталась неизданной до 1881 г.
Еще раньше какой-то русский показывал в Аугсбурге
одному ученому карту и объяснял ему, что, плывя Ледови-
тым океаном, можно достичь островов и земель, где растут
пряности (Индия и Молуккские острова). Полагают, что
этим русским был все тот же Дмитрий Герасимов, побывав-
ший в Аугсбурге.
Сведения, сообщенные в Аугсбурге участником русского
посольства, были быстро использованы в странах Западной
Европы, где господствовало представление о том, что Обь —
путь в Китай, так как она вытекает из Китайского озера.
Уже в 1522 г. генуэзец Гаспар Центурионе предпринимает
путешествие из Италии „в Индию" (Америку) через север-
ные моря. Но дальше Нормандии ему плавать не пришлось.
В свою очередь Центурионе склонил итальянского морепла-
вателя Джиованни Берацпано в 1523 г. начать поиски мор-
ского пути в Индию и Китай, куда он должен был напра-
виться северо-восточным путем. Правда, свои замыслы Верап-
цано изменил, и плаванье в поисках морского пути в Индию
и Китай привело его к восточному побережью Северной
Америки.
Книга Иовия подлила масла в огонь. Уже в 1527 г.
англичанин Роберт Торн подал английскому королю Ген-
риху VIII записку с предложением организовать высокоширот-
ную экспедицию и, идя вдоль берегов Сибири Ледовитым
океаном, достичь Индии, Китая, Малакки и других южных
16
стран и островов. При этом Торн ссылался на то, что путь
из Британии к Молуккским островам через Северный полюс
короче на 6000 миль.
Следуя советам Торна, английское правительство органи-
зовало в 1527 г. экспедицию на север, но один корабль
погиб, а другой вернулся, не достигнув цели.
Экспедиция, возглавляемая Виллоуби, предпринятая из
Англии с целью достичь восточных стран и очутившаяся
в России, невидимому, также основывалась на книге Иовия,
т. е. на информации Герасимова. Эта экспедиция, пред-
принятая в 1553 г. английскими купцами ио инициативе
Себастьяна Кабота, итальянца, земляка Иовия, носила иной
характер и добилась иных результатов. Итогом ее было
появление английского корабля под командой капитана Чен-
слера в устье Северной Двины, прием Ченслера Иваном Гроз-
ным в Москве и установление англо-русских торговых и
дипломатических связей. В 1580 г. англичане Пэт и Джексон
готовили экспедицию для достижения северо-восточным путем
Китая.
Так русские поморы возбуждали мысль у западноевро-
пейских ученых и мореплавателей, побуждая их совершать
свои путешествия.
Широкие просторы „Студеного моря* были освоены рус-
скими поморами в короткий срок. Уже в XVI в. русские
плавали в Мангазею. Из „Отписки* тобольского воеводы
1623 г. мы узнаем, что „ходят де, они, торговые и про-
мышленные люди с Пинеги и с Мезени и с Двины морем,
которого лета льда пропустят, в Мангазею для промыслов
своя лет до двадцати и до тридцати и больши...* Шли
Карским морем. Чтобы не огибать полуострова Канин, плыли
по рекам Чиже и Чеше, перетаскивая суда из одной реки
в другую волоком, входили в Чешскую губу, шли вдоль
берега до Русского Заворота и оттуда плыли морем до
Югорского Шара, проходили его и входили в Карскую губу.
Чтобы не огибать Ямала, пользовались волоком между реками
Мутной и Зеленой, достигали Обской и Тазовской губ.
С устья Печоры морем шли до Югорского Шара двое
суток, затем на веслах день, потом сутки плыли до устья
Мутной. Дальше лежал волок протяженностью в полверсты.
Это был очень тяжелый отрезок пути, отнимавший пять
дней. По реке Зеленой шли десять дней, по Обской губе
в хорошую погоду плыли до устья Таза трое суток и через
два дня достигали Мангазеи.
1
17
На реку Таз русские вышли задолго до построения Ман-
газеи. В анонимном русском сочинении „О человецах незнае-
мых в восточной стране и о языцах разных*, написанном
в XV в., говорится о ,Земле Баил“, т. е. о земле рода
энцев бай, жившего в районе Мангазеи.
Раскопки в Мангазее подтвердили, что поселения или
хотя бы стоянки русских на территории Мангазеи задолго
предшествовали основанию самого города. Мангазея была
большим городом. Остатки полуразрушенного рекой Таз
городища и сейчас занимают большую площадь. Мангазея
состояла из острога, обнесенного деревянными стенами с баш-
нями (Давыдовская, Зубцовская, Успенская, Ратиловская и
Спасская), и посада. В городе стояли две церкви. Мангазея
не была просто русским форпостом. Это был большой,
давно и хорошо обжитый русскими город. Жители разводили
коров и свиней, занимались гончарным, кожевенным, куз-
нечным, литейным, сапожным и прочими ремеслами, охоти-
лись, ловили рыбу. Мангазея вела широкую торговлю. Об
этом говорят находки на территории мангазейского городища
стеклянной посуды западноевропейского происхождения, ки-
тайского фарфора, нюрнбергских монет и т. п.
Путь в Мангазею был хорошо и давно известен русским
поморам'и землепроходцам. О дороге в Мангазею рассказы-
вал и Стивену Барро (1566 г.) и Ричарду Джонсону (1556—
1558 гг.) один русский родом из Холмогор — Федор Товты-
гин, опытный мореход, побывавший на Оби. Между 1584
и 1598 гг. купец Лука Московитин на трех кочах ходил
в устье Оби. От голода и болезней погибли почти все участ-
ники экспедиции. В живых осталось лишь четыре человека.
Путь был долгий — занимал он три-четыре месяца.
Так «бежали парусом*, то держась берегов, то идя
открытым морем „встречь солнца", все дальше и дальше
на восток, до Енисея, а быть может, и дальше, отважные
русские мореходы.
На карте голландского резидента в Москве Исаака Массы,
составленной не позднее 1609 г., нанесена река Пясина.
Следовательно, в конце XVI—начале XVII в. русские ходили
на восток от Енисея.	- х
Как показали открытия 1940 и 1945 гг. на острове
Фаддея и на берегу залива Симса, отважные русские море-
ходы не позже 1618—1619 гг., плывя с запада на восток,
обогнули северную оконечность Азии — мыс Челюскина,
открыли море Лаптевых за сто с лишним лет до Челюскина
18
и братьев Лаптевых и обошли Таймырский полуостров морем
за 260 лет до известного полярного исследователя XIX в.
Норденшельда.
Русские поморы плавали далеко на север. В 1601 г.
итальянский ученый Мавро Орбини (Урбини) издал книгу
(„Книга историография...'), в которой писал, что около
1492—1493 гг. русские открыли в Ледовитом океане боль-
шой остров, который „превосходит величиной остров Крит'
и называется Новая Земля. Остров этот обитаем „славянским
народом'.
Почти в это же время (1479—1480 гг.) Юлий Помпоний
Лэт, известный ученый, писатель и путешественник времени
Ренессанса, говорит о „большом острове на Крайнем Се-
вере... недалеко от материка', где „редко, почти никогда
не загорается день; все животные там белые, особенно
медведи*, — в котором обычно усматривают Новую Землю.
Эти сведения Лэт почерпнул у русских, с которыми стал-
кивался во время посещения низовьев Дона. Об открытии
русскими на Севере острова говорит другой ученый времен
Возрождения — Буонаккорси. Новая Земля нанесена на карту
географа Рейска (1608 г.).
Следовательно, Новая Земля была открыта русскими, во
всяком случае, не позже начала второй половины XV в.,
хотя, быть может, время от времени поморы ходили к ее
берегам еще со времени новгородца Улеба. В конце XVI в.
холмогорцы ездили на Новую Землю ежегодно.
В 1584 г. четыре русских помора ответили письмом на
предложение англичанина Антона Марша исследовать устье
Оби. Они писали, что, идя морем, „должны пройти мимо
острова Вайгач, Новая Земля, Земля Матвея...' и что „от
острова Вайгач до устья Оби не очень трудно проехать'.
Английский путешественник Христофор Холмс писал, что
холмогорцы ежегодно ездят на Новую Землю для ловли
линяющих гусей и лебедей.
На Матвеевском острове у Новой Земли были обнару-
жены постройки и крест с надписью: „Лета 7088—поставил
крест Береза да Федор Павлов сын Моло*.
Голландские экспедиции, следовавшие одна за другой на
Север в 1594, 1595 и 1596 гг., возглавляемые Корнелием
Наем, Брандтом Тетгалесом и Виллемом Баренцем, всюду
на Новой Земле встречали русские суда, становища, избы
и могилы русских поморов, остатки судов, склады припасов
и ворвани, повозки и т. п. В начале июля 1594 г. гол-
2*	1» *
ландцы обнаружили на одном из островов у. Новой Земли
два креста, поставленные русскими поморами. По этим кре-
стам острова получили свое название Крестовых. К югу от
залива, названного голландцами заливом Святого Лаврентия,
в котором усматривают Строганову губу, у мыса Мучной
Нос, голландцы обнаружили русские поселение. Здесь стояли
три дома, выстроенные по северному обычаю, высились два
креста, обложенные камнями, а на земле лежало пять или
шесть гробов. В домах нашли много досок от бочек, а на
берегу лежала сломанная русская ладья. В земле были спря-
таны шесть мешков ржаной муки. Поэтому голландцы назвали
гавань Мучной. По преданиям, в конце XVI в. здесь жила
семья новгородцев Строгановых (отсюда и название Строга-
нова губа), бежавшая из Новгорода на Новую Землю по
каким-то политическим обстоятельствам.
В августе 1595 г., во время второй экспедиции, на
берегу, у пролива Вайгач, голландцы обнаружили повозки,
нагруженные шкурами, салом и другими товарами. 23 августа
они встретили русское судно из Печоры. Судно шло на
север за клыками моржей, салом и гусями. Все это пред-
назначалось для погрузки на суда, которые должны были
прибыть из России через Вайгач для того, чтобы следовать
дальше, мимо реки Оби, до другой реки — Енисея. Русские,
встретившие суда голландской экспедиции, сообщили, что
их ладьи ходят на Енисей ежегодно. Баренц писал со слов
русских, что Карское море замерзало иногда настолько,
что лодки или баржи, идущие в Енисей из Печоры, выну-
ждены были зимовать там. Очевидно, плаванья на Енисей
носили регулярный характер.
Русские охотно поделились с голландцами своими сведе-
ниями об условиях плаванья в морях, омывающих северо-
восток Европы и Западную Сибирь, и навестили голланд-
ский корабль.
В проливе Вайгач голландцы нашли склад ворвани, сви-
детельствовавший о пребывании здесь русских поморов.
11 сентября 1595 г. у Вайгача голландцы видели шедший на
парусах русский корабль. В июле 1597 г. матросы Баренца
обнаружили несколько обработанных топором деревьев и
клинья для расколки дров. Это были явные следы деятель-
ности русских мореплавателей. 28 июля 1597 г. голландцы
встретили в Строгановой губе два русских корабля. Рус-
ские шли к Вайгачу. 4 августа голландцы повстречали рус-
ский корабль и, к своему огорчению, узнали, что они не
20	е
у Канина Носа, а у Печоры. 12 августа голландцы снова
встретили в море русский корабль и спрашивали русских,
далеко ли они от Канина Носа. Русские объяснили им, что
на Капином Носу стоят пять крестов и плыть до него еще
долго. Русские принесли также свой небольшой морской
компас и показали голландцам направление. Показания ком-
пасов русских и голландцев сошлись. Дойдя до Святого Носа
Туманского, который они приняли за Канин Нос, голландцы
нашли на берегу пустой дом и разбитый русский корабль.
15 августа у Чешской губы они встретили шесть русских
кораблей, а к вечеру у Канина Носа — еще один большой
русский корабль, пришедший из Белого моря. 17 августа
голландцы снова встретили ладью, шедшую из Белого моря.
Через три дня голландцы встретили на западном берегу
Белого моря большой русский корабль. На берегу стояло
несколько домов русских поморов, в которых жили 13 че-
ловек. Ежедневно на двух ладьях русские уходили в море
на ловлю рыбы. На берегу виднелись кресты со зна-
ками, которые голландцы определили- как «путеводные
вехи'.
Русские указывали голландцам на их ошибки при опре-
делении местонахождения, давали советы, объясняли путь,
снабжали хлебом, ветчиной, мукой, медом.
Голландцы стремились на запад в надежде на содействие
русских. Они не ошиблись. На острове Кильдин они
встретили поморов, оказавших путешественникам всемерную
помощь и сообщивших голландцам, что три судна из Нидер-
ландов стоят в Коле.
Мы привели много фактов из встреч русских с гол-
ландцами экспедиции Баренца потому, что они говорят
о высоком развитии русского мореходства на Севере. Инте-
ресно отметить, что русские поморы не только встречались
голландцам в разных уголках Ледовитого океана, но были
хорошо осведомлены о навигации 1597 г., консультировали
голландцев и помогали им чем могли.
Поморы шли на Новую Землю не только за морским
и пушным зверем, за рыбой и птицей. Строгановы готовили
два судна для плаванья на Новую Землю с целью поисков
серебряной руды. Так была открыта и освоена русскими
людьми Новая Земля.
Отважные русские поморы плавали еще дальше на север,
достигая островов Шпицбергена. Когда русские проникли на
Шпицберген, сказать трудно, но во всяком случае задолго
21
до Баренца, с именем которого обычно связывают „откры-
тие* Шпицбергена.
Предание поморского рода Старостиных говорит о том,
что первые Старостины стали ходить на Шпицберген, счи-
тая его, как и их западноевропейские современники, Грен-
ландией, еще до основания Соловецкого монастыря, т. е. до
1435 г. Старостины плавали на Шпицберген сотни лет. Они
имели свои базы на западном берегу Шпицбергена в бухте,
носившей название Старостинской. Позднее голландцы пере-
именовали ее в Клокбай, а англичане в Беллсунд, что озна-
чает „Колокольный залив*, так как здесь, у избы Старо-
стиных, был найден колокол, завезенный сюда в давние
времена одним из членов поморского рода Старостиных.
Иван Старостин провел на Шпицбергене 32 зимы и похо-
ронен в 1820 г. в Гринхарбуре. Его именем назван южный
мыс в Айсфьорде.
Быть может, русские плавали и еще дальше на запад,
достигая берегов Гренландии.
Датский король Фридерик II (XVI в.) заинтересовался
судьбой скандинавских колоний в Гренландии, в свое время
столь многочисленных и богатых, а позднее отрезанных
ледяной стеной от всего остального мира. Стремясь устано-
вить связь с Гренландией, он искал для этого по всему
Северу человека, который знал бы и указал дорогу туда.
И такой человек нашелся. Это был русский кормщик Павел
Нищец (Никитич) из Колы. Купец Людвиг Мунк сообщил
королю, что в 1575 г. тронтгеймские купцы встретили
Павла Нищеца, который брался провести суда в Гренландию.
В ответ 11 марта 1576 г. Фридерик писал:
„Людвигу Мунку, об одном русском, который посещает
Гренландию.
Известно нам стало из того сообщения, что прошлым
летом несколько тронтгеймских бюргеров вступили в Варде
в сношения с одним русским кормщиком Павлом Нищецом,
живущим в Мальмусе и обыкновенно ежегодно около Вар-
фоломеева дня плавающим в Гренландию, который уведо-
мил их, что если за его труды ему дадут некоторое воз-
награждение, он, пожалуй, сообщит им данные об этой
земле и проведет туда их суда. Поэтому прошу тебя узнать,
какие издержки потребуются для исследования вышеназван-
ной земли, и рядом с этим сообщить, найдутся ли в Тронт-
гейме бюргеры, которые пожелали бы отдать под фрахт
для того (путешествия) свои суда, как сообщал далее...
22
И нам угодно поручить тебе сторговаться с вышезванным
русским кормщиком, чтобы он предоставил себя в распоря-
жение для такого рода предприятия, а равно условиться
с несколькими бюргерами из Тронтгейма, чтобы они пре-
доставили свои суда для этого, так чтобы это путешествие
могло состояться в текущую осень'.
Если Фридерик II под Гренландией подразумевал Грен-
ландию, и только именно ее, то чтб считал Гренландией
Павел Нищец — сказать трудно. Быть может, Гренландией
в его представлении был Шпицберген, но, быть может, он
доходил и до побережьй Гренландии, некогда довольно
густо заселенного.
Это тем более понятно, что расстояние от Шпицбергена
до Гренландии не очень велико, а конец XVI в., как мы уже
говорили, ознаменовался кратковременным, но весьма ощу-
тительным для мореходов потеплением в Арктике. Поэтому
нет оснований категорически отрицать возможность пла-
ванья русского помора из Колы Павла Нищеца не на Шпиц-
берген, а в Гренландию, о которой в России знали давно.
Уже в начале XVI в. Герберштейн узнал в России о том,
что .неведомая земля Энгреноланд', т. е. Гренландия, отде-
лена от Швеции и Норвегии Северным Ледовитым океаном.
Об „Энгреноланде* Герберштейн писал: „Я слышал, что
она отделена от сношений или торговли с людьми ituiinii
стран как по причине высоких гор, которые твердеют,
покрытые вечными снегами, так и по причине плавающего
в море вечного льда (так что он затрудняет плавание и
делает его опасным) К потому неизвестна*.
Описание „неведомой земли Энгреноланд* может отно-
ситься не только к Шпицбергену, но и к Гренландии.
Интересно отметить, что голландец Олийер Брюннель,
поступивший на службу к датскому королю после длитель-
ного пребывания в России, где он служил у Строгановых
и плавал по северным морям, по приказу короля трижды
плавал на Север для отыскания потерянного пути из Дании
в Гренландию.
Не из России ли привез он сведения о пути в Гренлан-
дию, почерпнутые им от первых русских поморов?
Есть указание на то, что во времена Ивана Грозного
англичане надеялись найти путь из Белого моря в Гренлан-
дию. От Англии ближе до Гренландии, чем из Белого моря.
Не рассчитывали ли англичане на русских „кормщиков*,
которые могли указать им путь?
23
Таким образом, не утверждая в категорической форме,
мы можем выдвинуть в качестве предположения, что Павел
Нищей собирался вести зафрахтованные Фридериком II суда
тронтгеймских купцов именно в Гренландию, где в это
время угасали скандинавские колонии.
Мы не знаем, была ли предпринята эта экспедиция, но
попытка Фридерика II проложить руками русского корм-
щика путь в Гренландию является одной из ярких страниц
истории русского мореходства.
В самом начале XVII в. (1005,г.) в Самаре жил некто
Афанасий из Усть-Колы. „И ездил он по морю на морских
судах 17 лет, и ходил в темную землю, и тамо тьма стоит,
что гора темная; издали поверх тьмы тоя видать горы снеж-
ные в красный день', — говорит старинное сказание. .Тем-
ная земля* — скорее всего Шпицберген, поражавший всех
мореходов своими высокими, суровыми снежными го-
рами.
Так плавали на Шпицберген отважные русские. .Откры-
вавшие' далекий Шпицберген голландские и английские мо-
ряки и китобои с удивлением находили на этом далеком
острове, где, как казалось, до них не ступала нога человека,
развалины русских изб на покинутых становищах и сирот-
ливо стоящие среди угрюмых скал деревянные кресты.
Везде на крайнем севере Европы, на Белом и Баренце-
вом морях русские поморы прокладывали путь.
Стивен Барро должен был отметить искусство русских
поморов — Гавриила, Кирилла, Лошака и Федора — и большую
помощь, которую они ему оказали.
Смелые русские поморы заселяли .край непуганых птиц*,
.бежали парусом" на Новую Землю и Шпицберген, .ходили'
морем на Обь и Таз, открывали моря, острова, проливы и
реки.
Западноевропейские путешественники, дипломаты и уче-
ные обязаны русским поморам своими знаниями европейского
и азиатского Севера и морей Ледовитого океана.
Путешественники, ученые, дипломаты Виллоуби, Ченслер,
Стивен Барро, Артур Пит, Виллем Баренц, Джон Горсей,
Сигизмунд Герберштейн, Антон Дженкинсов, Павел Иовий,
Антонио Поссевин, Джильс Флетчер и другие обязаны своей
осведомленностью русским людям. Выдающиеся писатели
Англии той поры Джон Мильтон и Даниэль Дефо черпали
материалы из прошедших через множество рук „сказок' рус-
ских землепроходцев.
24
Интересно отметить, что никто из иностранцев не moi
проникнуть на восток дальше Югорского Шара—ни Баренц,
ни Барро, ни Ченслер, ни Нэй. Проник, и то лишь до Костина
Шара, голландец Оливер Брюннель, но только потому, что
долго жил у Строгановых и многому научился у русских
мореходов.
Вслед за поморами устремлялись на Север крупные купцы
и .государевы люди'. Строгановы построили в устье Север-
ной Двины два корабля (1581 г.) и искали в Антверпене
сведущих моряков. Некоронованные короли русского Севера
Строгановы собирались исследовать Сибирь со стороны Ледо-
витого океана и, в частности, найти путь к мысу Табин, т. е.
северо-восточной оконечности Азии, откуда, по средневеко-
вой легенде, начинался путь в Китай.
Для поездки по Белому морю, и даже более, для того, чтобы
завести на Белом море флот, долженствовавший превратить
Россию в могучую мореходную державу, Иван Грозный за-
кладывал в Вологде десятки судов, о которых он говорил
с английским путешественником и дипломатом Джеромом
Горсеем. Из записок Горсея, проведшего в России 17 лет,
мы узнаем, что русский парь в беседе с ним интересовался,
видел ли он .большие суда и барки, построенные в Вологде*.
Когда Горсей ответил, что видел, царь с негодованием спросил:
.Какой изменник показал их тебе?" Горсей поражался их
богатой отделке. На вопрос Грозного: .Сколько их*? — он
ответил: ,Я видел не более двадцати, ваше величество*.—
,В скором времени ты их увидишь сорок...* Царь инте-
ресовался конструкцией английских судов, их вооружением,
снаряжением, распорядком дня на них и т. п. Этот флот
должен был вначале укрепить позиции России на Белом,
а потом и на Балтийском море.
В 1571 г. анонимный итальянский автор, проживавший
в Москве около 1553- 1557 гг., указывал в своем письме
на родину о серьезном намерении Ивана Грозного проложить
пути по северным морям и добиться открытия северо-во-
сточного прохода. Он сообщает, что во времена пребывания
его в Москве «нашлись некоторые отважные люди, готовые
открыть океан с этой стороны (путь в Индию и Китай через
моря и реки русского Севера — В. /И.); они рассказали, что
река Двина, увлекая за собой множество рек, стремитель-
ным течением направляется к северу, где находится такое
неизмеримое море, что, плывя из Индии в Китай вдоль пра-
вого берега, можно удобно пройти (сюда) с кораблями. . .
25
Поэтому для поощрения их наш император Иван назначил
большие награды, в надежде, с открытием пути, устроить
водное сообщение, отчего сильно возрастут таможенные
сборы и пошлины, а цены на пряности, которые его моско-
витяне употребляют в большом количестве, значительно по-
низятся1*.
В 1571 г. после налета крымского хана Девлет-Гирея
на Москву, по свидетельству вологодского летописца, Иван
Грозный готовил суда для путешествия по морю.
Продолжавший политику Ивана Грозного Борис Годунов
уделял большое внимание мореходству. В 1598 г. русские
с реки Выми во главе с некиим Василием Торабукиным
готовили плаванье в Мангазею, причем суда для этой экспе-
диции строились в Верхотурье. В 1601 г. в Верхотурье,
становящемся центром сибирского судостроения того времени,
строили девять кочей. 16 ноября 1602 г. Борис Годунов
писал верхотурскому воеводе князю Львову и голове Но-
весильцову о построении судов*.морянок, для „чангазей-
ского ходу”. Мы не знаем, чем закончилась попытка
Бориса Годунова завести суда-морянки „для мангазейского
ходу*1, скорее всего эта идея погибла в вихре польской
интервенции, в годы .великого московского разорения*, а
затем, в царствование Михаила Федоровича, последовал
„крепкий заказ* на „ход* в Мангазею морем, и отпала надоб-
ность в северном флоте для нужд мангазейской торговли.
Но сама по себе мысль Годунова не может не вызвать
интереса с нашей стороны.
Так Север становится русским. Русскими и по названию
и по существу становились моря европейского и азиатского
Севера.
Русские приветливо встречали первых иностранных море-
ходов, прибывавших в край поморов: и Ричарда Ченслсра,
и Жака Соважа, и всех „гостей*, прибывавших на „англий-
ской*, „голландской*, .брабантской* и „французской* земли
кораблях. Они делились своими знаниями и опытом, водили
их суда, снабжали продуктами, оказывали приют, охраняли
суда и товары, брались вести суда на помощь гибнущим
колониям норвежцев в Гренландии. В ответ на это Генрих
Шгаден развертывал авантюристический план оккупации рус-
ского Севера, шведы в войну в девяностых годах XVI в.,
стремясь захватить Беломорье, направлялись в поход на Колу,
на Сумы, Корелу, датчане захватывали в Баренцовом море
плывшие в Россию корабли (1582 г.), голландцы незаконно
26
присваивали, как это делал Баренц, свои названия землям
и морям, давно освоенным русскими.
Русским невольно приходилось возводить остроги: в Солов-
ках (1578 г.), Коле (1582 г.), Сумах (1584—1586 гг.), в
Архангельске (1585 г.), браться за оружие, сажать в тюрьмы
шпионов, давать вооруженный отпор шведам. И, как ни
старались враги, Север оставался русским, и русские суда
продолжали бороздить воды Студеного моря.
Чго же представляли собой русские суда Севера?
В письменных источниках, говорящих о русском море-
плавании на Севере, в качестве древнейших судов упоминаются
ушкуи. На ушкуях плавали по Каме и Волге, по рекам Севера, по
Балтийскому, Белому и Варенцову морям. Ушкуи вмешали
по 30—40 человек. Это были быстрые на ходу, легкие, по-
движные пл >скодонные суда.
Для плаванья в открытом море, для поездок к Новой
Земле, в Мангазею, в Норвегию и т. д. пользовались мор-
скими ладьями и кочами. «Суда-морянки* были очень круп-
ными. Из описи судовой снасти явствует, что ,суда-морянки',
предназначенные «для мангазейского ходу', были большими
судами, с парусами площадью в 200 кв. аршин, сложным
такелажем, „двурогими" якорями и т. д. Они предназначались
для продолжительного плаванья в открытом море.
Д1я плаваний на относительно небольшое расстояние,
например из Холмогор до К лы или Печенги, служила ладья-
двичянка, имевшая в длину до 27—28 аршин, в ширину
6—7 аршин, с осадкой до 1 —11/2 аршин. Ладья представ-
ляла собой большое плоскодонное судно длиной до 10—
12 сажен, с мачтой и парусом. Ладьи была разных разме-
ров. В 1556 г. англичане Томас Соутэм и Джон Спарк, пла-
вавшие в Белом море, совершили переход от Холмогор до
Сороки на русской ладье, которую они наняли в Холмого-
рах. Ладья эта была вместимостью 25 т, ходила при попут-
ном ветре на парусах и сидела довольно глубоко в воде.
Во всяком случае, по реке Выгу из-за мелководья она идти
не могла.
Нужно отметить, что в XVI в., очевидно, господствовал
тип ладей (барок), описанный выше, но были и более круп-
ные ладьи, которые стали господствовать в XVII в.
Барро сообщает, что в Кольской бухте он ежедневно
видел много русских ладей, экипаж которых состоял мини-
мум из 24 человек, доходя на больших до 30. Экспедиция
Баренца 1594 г. обнаружила на Новой Земле остов русской
27
поморской ладьи, днище которой достигало 44 футов (около
13 — 13,5 ж).
Ладьи ходили под парусом и на веслах. Ладья с экипа-
жем в 24 человека шла на 20 веслах. На борту больши*
ладей имелись лодки, служившие для съезда на берег, завоза
якорей, ловли рыбы.
Как видно, ладьи поморов представляли собой большие
суда.
На Севере широко был распространен особый способ
крепления частей судна. К деревянному днищу можжевело-
выми корнями, березовыми или ивовыми прутьями пришива-
лись бортовые доски. Суда сшивались прутьями, без гвоздей.
В данном случае имеются в виду шитики. Крепление виней,
т. е. распаренными прутьями ивы или березы или корой
сосны, имело то преимущество по сравнению с креплением
железными гвоздями, подверженными коррозии и способство-
вавшими разрушению дерева, что благодаря ему достигалась
большая водонепроницаемость.
Легкость шитиков, а также возможность быстро расши-
вать и вновь сшивать их делали шитики особенно удобными
при переносе через волоки. Эю были суда, плававшие и по
рекам и по морям.
Кочи, сыгравшие столь большую роль в истории великих
географических открытий русских землепроходцев в XVII в.,
родились, как и шитики, на берегах Белого моря.
Первые упоминания о кочах относятся к XVI в. К сожа-
лению, в нашей литературе о них существует неправильное
представление. Обычно о кочах говорят как о грубо сколочен-
ных, примитивных судах, без единого гвоздя, с деревянными
якорями, к которым привязывались для тяжести камни,
с ремнями из оленьей кожи и с парусами из оленьих шкур,
проконопаченных мхом и обмазанных глиной.
Конечно, строили и такие кочи, но строили их не по
недостатку знаний и искусства, а по нужде, когда забро-
шенные в далекие, пустынные, безлюдные места, подчас
с одними топорами, русские поморы и казаки-землепро-
ходцы делали суденышки из подручного материала, рубили
лес, тесали его и тут же „сшивали* как могли грубо
отесанные доски, снабжали свой коч немудреным парусом,
материалом для которого служили шкуры тут же, в тайге
или тундре, убитых оленей, резали на ремци все те же
шкуры, шпаклевали пазы мхом да глиной и на таком убогом
суденышке отваживались отправляться зачастую не назад,
28
домой, а вперед — на восток и север, манящие своими богат-
ствами.
В нормальных условиях специальные мастера морского
кочевого дела строили хорошие суда, способные успешно
совершать длительное плаванье в суровых условиях Севера.
Для «мангазейского ходу* делали кочи очень крепкие,
из специального леса. Судно крепко сшивали, конопатили,
смолили, оковывали. Все было сделано прочно, надежно.
Коч достигал 18—19 м в длину, 4—4,5 м в ширину,
имел осадку всего только 2 ж и поднимал до 35 т груза.
Коч имел выпуклые борта, что облегчало плаванье во льдах
арктических морей, так как при сжатии льдами благодаря
округлости бортов коч оказывался на их поверхности.'
команда коча состояла из 10 — 15 человек, но коч мог
взять на борт еще 30—40 землепроходцев.
При попутном ветре кочи ходили со скоростью до
200—250 км в сутки, свободно проходили по мелководью.
При противном ветре кочи отстаивались в бухтах, против
ветра ходить не могли.
Иностранные путешественники высоко расценивали море-
ходные качества русских судов. Голландцы и англичане
пользовались судами поморов для поездок, переправки гру-
зов, и ни в одном сочинении иностранцев мы не найдем
указания на плохие мореходные качества русских судов.
Наоборот. Русские суда обгоняли «заморские*. т
Неверно и обычное представление о том, что русские
поморы отправлялись в плаванье, рассчитывая только на
благоприятное стечение обстоятельств, ориентируясь лишь
по звездам и очертанию берегов.
Плавая в северных морях в конце XVI и начале XVII вв.,
русские мореходы пользовались компасом-.маткой", а „гру-
манланы*, плававшие на Шпицберген — „Грумант*,— повиди-
мому, и так называемой астрономической палкой, градшто-
ком.
Среди находок на острове Фаддея и на берегу залива
Симса обращают на себя внимание остатки шести навига-
ционных приборов, компасных солнечных часов и компасов
(картушки компаса, бумажный кружок от компаса).
Примененная при изготовлении некоторых из этих прибо-
ров Мамонтова кость, широко распространенная на севере
России и неизвестная до XVII в. в Западной Европе, заста-
вляет прийти к выводу, что эти приборы (компасные сол-
нечные часы) были изготовлены русскими мастерами и, ско-
29
рее всего, поморами, знавшими и латинские литеры и арабские
цифры.
Поморы имели свои карты, служившие бесценным мате-
риалом для плаванья по Ледовитому океану.
XVII век, этот „новый период русской истории'
(В. И. Ленин), характеризуется и новым этапом в истории
русского полярного мореходства, сделавшего достоянием
науки моря и земли севера Азии и северо-запада Америки.
Дело, начатое русскими поморами, продолжили и развили
их преемники — русские полярные мореплаватели XVII—XX вв.
Смело шли на северо-восток Азии Ребров и Москвитин,
Перфирьев и Стадухин, Дежнев и Атласов. Имена русских
людей носят моря, проливы, заливы, острова и мысы край-
него севера Азии и Америки. Челюскин, Малыгин, Прон-
чищев, Лаптевы, Андреям Толстых, Прибылов, Беринг, Чири-
ков, Шелехов, Баранов, Лошкин, Старостины обессмертили
свои имена и в географической номенклатуре передали их
потомству в память несгибаемого мужества и энергии русских
мореходов и землепроходцев-первооткрывателей. Далекий
Шпицберген был местом героической эпопеи четырех русских
„груманланов*—Химковых, Шарапова и Веригина, чье шести-
летнее пребывание на суровом Груманте оставило далеко
позади себя и реального Александра Селькирка, и Робинзона
Крузо Даниэля Дефо, и героев „Таинственного острова*
Жюль Верна.
Экспедиции Чичагова, Литке, Пахтусова, Цивольки, Кру-
зенштерна, Врангеля, Седова, Брусилова, Русанова, Альба-
нова и др. внесли огромный вклад в изучение Арктики. Но
подлинное освоение Арктики началось лишь с победой Вели-
кой Октябрьской социалистической революции, со строитель-
ством социализма. Героические подвиги „челюкинцев* и
славной четверки дрейфующей станции „Северный полюс*
Папанина, Кренкеля, Ширшова и Федорова, первых Героев
Советского Союза — летчиков Каманина, Доронина, Слеп-
нева, Водопьянова, Молокова, Ляпидевского и Леваневского,
замечательные плаванья ледоколов „Сталин*, „Ленин*,
„Красин*, „Седов*, „Сибиряков', „Литке”, „Малыгин* и
др. говорят о том, что советский человек властно и настой-
чиво овладевает Арктикой. Героические перелеты красно-
крылых советских самолетов через „Крышу Мира*—Север-
ный полюс — из СССР в Америку принесли заслуженную
славу экипажам самолетов Чкалова и Громова.
Немало энергии и героизма проявляют советские по-
30
лярникн в незаметной, повседневной борьбе за освоение
Арктики.
Ведут караваны судов „ледовые капитаны*, плывут
в волах Арктики новые дрейфующие полярные станции,
передают вести в эфир радисты самой северной полярной
станции — острова Рудольфа, потоком идут автомашины
по Колымской трассе, грохочут краны и лебедки Игарки,
высятся величественные здания Магадана, над тундрой сияет
свет электрических лампочек и несутся самолеты, в городах
Камчатки и Чукотки выходят газеты и работают театры и
кино, распускаются цветы и растут овощи в теплицах Баренц-
бурга и Тикси.
Богата и красива Арктика. И хозяином ее является совет-
ский человек.

Автор: Мавродин Владимир Васильевич
Редактор — доктор исторических наук Н. Н. Степана»
М-%710.	Подписано х печати 1/XI 19М.	Объем 2 печ. листа
Закат 7Л 1331	Тираж 33 200
Типография нм. Котлякова. Ленинград. Садовая. 21