Автор: де Виньи А.
Теги: литература литературоведение художественная литература лирика литературные памятники классика литературы эпистолярный жанр
ISBN: 5-02-028535-8
Год: 2004
Текст
Портрет А. де Виньи работы художника А. Деверна.
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ
ALFRED DE VIGNY
JOURNAL D'UN POETE
LETTRES D'UN DERNIER
AMOUR
АЛЬФРЕД ДЕ ВИНЬИ
ДНЕВНИК ПОЭТА
ПИСЬМА
ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБВИ
Перевод с французского Е. В. Баевской и Г. В. Копелевой
Издание подготовила Т. В. Соколова
Санкт-Петербург
«НАУКА»
2004
УДК 82/821
ББК 84(4)
В 50
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Н. И. Балашов (председатель), В. Е. Багно, М. Л. Гаспаров,
А. Н. Горбунов, А. Л. Гришу пин, Р. Ю. Данилевский,
Н. Я. Дьяконова, Б. Ф. Егоров (зам. председателя),
Я. В. Корниенко, Г. К. Косиков, А. Б. Куделин,
А. В. Лавров, А. Д. Михайлов (зам. председателя),
Ю. С. Осипов, А. М. Островский,
И. Г Птушкипа (ученый секретарь), Ю. А. Рыжов,
И. М. Стеблин-Каменский, С. О. Шмидт
Ответственный редактор
А. Д. МИХАЙЛОВ
© Т. В. Соколова, составление, статья,
примечания, 2004
© С. В. Баевская, Г. В. Копелева, перевод
на русский язык, 2004
© Российская Академия наук и издатель-
ТП-2002-II-170 ство «Наука», серия «Литературные
памятники» (разработка, оформлс-
ISBN 5-02-028535-8 нпе), 1948 (год основания), 2004
ДНЕВНИК ПОЭТА
1823
Мистерии, поэмы
ЭЛОА.
Искушение Сатаны.
Потоп, или Покаранная земля.
Антихрист — зарожден в изнасилованной плоти умирающей женщины,
зачав его, она умирает. Он пожирает свою мать.
Человек-Бог.
Три часа агонии.
Мистерия} смерть Души. Раненые души вопиют к небесам (Иов, XXIV, 12).
Вот что сказал Господь: «Душа согрешающая, она умрет» (Иезекииль,
XVIII, 20).
Собирается ад, замышляя обречь душу смерти. Ей рассказывают о ее
злодеяниях. Она просит жизни вечной, пускай в мучениях, и ужасается на
подступах к пустоте (Иезекииль, XIII, 19).
Убивая души, коим не должно было умереть (перенести в нашу веру сце-
ну из «Эвменид» Эсхила).
Конец поэмы.
Священники говорят, что душа ее — на небе, с ангелами, они, мол, сами
видели, как она возносилась. — Не знаю; знаю только, что бесплотное ее те-
ло осталось лежать на морском берегу, что морская птица отдыхает на ее
прозрачных ребрах, как на ветке дерева,
И ветер северный свистит в ее костях.
христианская теогония. — По образцу Гесиодовой2 или в таком же
порядке, как в сказаниях Овидия.
Альфред де Виньи
Таков может быть сюжет огромной поэмы, которая завершила бы тру-
ды Данте и Мильтона, продолженные Шатобрианом,3 иными словами, соз-
дание поэтических громад христианской эры. Здесь найдется местечко, где
бы мог приютиться великий поэт.
Гномы, сильфы, феи, от человека до ангела, иерархия поэтических соз-
даний.
Эпиграф к одной из таких поэм:
«Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они».
(1-е послание св. Иоанна,
гл. IV, стих 1).
Гений предчувствия. «Ты меня не видишь, но чувствуешь меня — чего же
тебе еще более реального? О человек, если к тебе придет друг».
Семь чудес света, стихотворение: седьмое — это пирамиды, последнее из
чудес и единственное уцелевшее.
ВИЗИТ В МЕН-ЖИРО. — В 1823 году я впервые увидал эти земли и вступил
в старинное имение моих предков по материнской линии, затерявшееся сре-
ди лесов и скал... Его печальный торжественный вид пленил меня, и в то же
время сердце мое сжалось при виде его руин. Одна из башен, восточная, бы-
ла срыта до основания, оставалось лишь несколько валунов, покрытых
мхом и плющом, а теперь на их месте лужайка, поросшая густой травой.
Просторные опустевшие залы лишились половины своих гобеленов, дере-
вянных панелей и мебели. Дыхание Террора прошлось по этому жилищу, но
не сумело сравнять его с землей... Я выехал из города [Ангулема], крепост-
ные стены которого, как в Италии, венчают высокую гору, и с изрядным
трудом одолел тропы, прорытые в скалах, покрытые осыпающимся щеб-
нем, загроможденные сучьями и поваленными дубами. Помню, что среди
прочих препятствий посреди этой тропинки в лесу Кле наткнулся на боль-
шую сизую скалу, перегородившую проход каретам. Пришлось распрячь
почтовых лошадей и вручную перетащить легкий кабриолет, который меня
вез, через эту природную преграду. Теперь дороги, конечно, гораздо удоб-
нее, но мне, уж не знаю почему, жаль той дикости. Она лучше подходила к
древнему краю Мэн.
ПОРТРЕТ КАНОНИССЫ. — На губе морщинка — презрительная, быть мо-
жет, но по нижней части этого отроческого лица, еще осененного детской
дремотой, скользят проблески молний. Ее чистота еще не искажена ни те-
нью страдания, ни усталостью — следствием страсти. Она приветствует его
в старом имении: «Хочу сохранить его для тебя и останусь здесь, как страж
на часах».
Дневник Поэта
Здесь она родилась; здесь решилась жить и умереть. Казалось, она ви-
дит, как перед ней беспрестанно проходят тени родных, которых она люби-
ла, и она говорила мне о них так, словно они только вчера расстались с ней и
уехали в долгое путешествие. Она слагала для них стихи, писала копии с их
портретов; ей не терпелось воссоединиться с ними, и она торопливо тратила
часы жизни, что была ей в тягость и утекала, на ее взгляд, слишком медленно.
Я никогда не видал, чтобы кто-нибудь так безраздельно жил в прошлом.
Ничто не могло внушить ей желание взглянуть на нынешние дела своими
глазами. Благодаря письмам и газетам она знала обо всем, но ничего не же-
лала видеть из того, о чем ей хотелось знать. Что до жизни общественной,
она изведала террор, тюрьмы, гонения, коснувшиеся ее семьи и ее самой.
Вид города пронзал ее печалью и страхом...
Да и как могло быть иначе? Она жила одна в разоренном доме, где каж-
дый камень рассказывал ей об упадке семьи, где каждое огромное дерево
словно еще содрогалось от великой грозы, налетевшей из Парижа и вырвав-
шей с корнем все живое вокруг нее, где она все блуждала, как безмолвный
страж, и словно говорила, подобно Иову:4
«Кто вернет мне те прежние дни, когда Бог был со мною и хранил всю се-
мью мою вокруг меня?».
Она стояла рядом с высоким креслом у окна в тесной молельне; ее благо-
родный профиль виднелся на фоне неба, а плечи — на фоне купола, образуе-
мого ветвями ясеней и вязов, озаренных закатным солнцем. Свет уходящего
дня изгладил на ее лице следы уходящих лет. Она была все такая же прямая и
статная, как в молодости... Коричневый шелк ее длинного платья с длинны-
ми складками, укрывавшими маленькие ступни, сливался с деревянными
панелями и филенками. Ее бледное лицо, белые плечи и кружевной воротни-
чок выступали из всей этой тени, словно белый мраморный бюст прекрас-
ной монахини.
Никогда не забуду мелодичный звук ее голоса и приветливость, сдержан-
ность, милосердную доброту, тот исполненный покоя и снисхождения вид, с
которым она соблаговолила рассказать мне кое-что о своем угасшем роде и о
бесконечных своих испытаниях, и о томлении, выпавшем ей на долю...
Два стихотворения в том же роде, что«Долорида».
ВДОВА. — Воспоминание о первом любимом муже преследует ее в объя-
тиях второго. Портрет: мадам де Клермон.5
САМОУБИЙСТВО. — Молодой человек сводит счеты с жизнью из-за не-
верности своей жены. (Окт. де Сепор).6
НАПИСАТЬ ПОЭМУ. — Хватило бы, чтобы обессмертить имя. Утерянные
книги. В трех песнях.
Альфред де Виньи
1. Книга войн Господних.
2. Книга праведников.
3. Книга пророчеств.
В первую вместить историю человечества.
Во вторую — знаменитых людей Востока и всех цивилизаций до Христа.
В третью — будущее Земли.
1824
СЮЖЕТ ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА. — Процесс тамплиеров.1
Процесс начинается в одном из судов: показания — это сам роман, до-
прос и смерть — развязки, реплики — объяснения.
АНТИЧНЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН. — Кто осмелится его написать? Быть
может, я. Запечатлеть римлянина, уставшего от мнимых богов, он покинул
Италию и странствует по Иудее. Он оказывается там во время смерти Иису-
са Христа. Выстроить действие, достойное этого необъятного сюжета, а для
изображения Страстей взять слова из самого Евангелия. И чтобы стиль все-
го остального был их достоин. Необъятная затея... (неподъемная) или Со-
крат.2
ЭПИЧЕСКИЙ РОМАН. — Поместить его во времена, когда католические
священники вступали в брак, и изобразить женатого священника чистым и
совершенным: ему были ведомы страсти, но в браке он утолил их.
Главная идея романа о Людовике XIV: что абсолютная власть — это по-
литическая анархия и варварство.
ПЛАН: ПОЭМА в ПРОЗЕ. — Во времена Иисуса Христа некий человек обна-
руживает, что Христос всякий раз становится между ним и преступлением.
Он умирает и верит, что смерть освобождает его. Но и в аду он встречает
Иисуса Христа, когда тот спускается в ад. (Воскресший рассказывает свою
жизнь, смерть, о том, как он был в аду, как воскрес.)
Этот роман может сравняться с величайшими творениями человечески-
ми.
Трагедия или роман, вообще любое порожденное человеческой фанта-
зией произведение, создающее характеры, относится к философии так же,
как исключение к правилу: фантазия придает плоть идеям и создает для
них живые типы и символы, которые словно становятся осязаемой фор-
мой и подтверждением абстрактной теории. Значит, философия может за-
Дневник Поэта
имствовать оружие в этом арсенале, созданном великими людьми, и чер-
пать в нем выражения, названия, которые придают большую четкость иде-
ям. Так, философия станет понятной, если будет рассуждать о зыбкости
страстей, опираясь на «Рене»,3 о совращении — на Ловласа, «Клариссу»4
и т. д.
интеллектуальная битва. — Бог — я верю в это — швырнул землю
прямо в гущу воздуха, и точно так же швырнул он человека прямо в гущу
судьбы. Судьба обволакивает человека и увлекает к цели, вечно от него со-
крытой. Чернь дает себя увлечь, сильные характеры борются. Лишь немно-
гие сражались всю жизнь; едва эти пловцы отдавались на волю течения, они
тонули. Так, Бонапарт ослабел в России, заболел и прекратил борьбу; судь-
ба его поглотила. Катон5 оставался ее хозяином до конца. Сильный создает
события, слабый претерпевает те, что навязывает ему судьба. Иногда рассе-
янность приводит его к гибели, ему следует неустанно следить за своей жиз-
нью; но это редкий дар.
поэтическое сравнение: Исландия. — Ночами, что длятся шесть ме-
сяцев, долгими полярными ночами, странник взбирается на вершину и отту-
да видит вдали солнце и дневной свет, пока у ног его лежит тьма; так поэт
видит солнце, видит горний мир и приветствует восторженными криками
это царство свободы, пока все люди тонут во тьме.
точка зрения. — Жаловаться, что в мире нет людей, наделенных силь-
ными характерами, — это ложная философия. Характер человека, принад-
лежащего к обществу, должен раскрываться в череде поступков и в их сово-
купности, а не в манере изъясняться, которая может лишь внести грубость в
его связи с другими людьми. Эта маска — ложь, и все же она помогает при-
близиться к истине. Как ложное может способствовать истине? Дело в том,
что принадлежность к обществу сама по себе неестественна и ложна, а зна-
чит, таково и все, что к ней относится. Общество — это комбинация элемен-
тов, все, что из него следует, также должно быть искусственной комбинаци-
ей. С этим следует смириться.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ. — Безнравственное, пожалуй, не означает «противоре-
чащее нравам, тогез»; скорее, его гнусность в том, что нравственное —
это противоположность и повелитель физического, которое считает-
ся ниже его, как тело ниже души. Нет ничего более безнравственного, чем
сила и абсолютная власть, которая есть сила. Сила — это физическая
мошь.
10 Альфред де Виньи
1825
Единственная способность, которую я в себе уважаю, — это моя вечная
потребность в упорядоченности. Как только мне пришла мысль, в ту же ми-
нуту я придаю ей форму и стройность, завершенность.
я ПРОЖИЛ двести лет. — Воображение старит нас, и часто кажется, что
больше времени мы прожили в мечтах, чем в жизни.
Разрушенные царства, вожделенные и любимые женщины, угасшие
страсти, приобретенные и утраченные таланты, забытые семьи, — о, сколь-
ко я пережил! И разве это не длится уже две сотни лет? — Оглядываюсь на
всю мою жизнь целиком.
МОРСКОЕ путешествие.1 — Однажды из Бреста вышел прекрасный ко-
рабль. Капитан свел знакомство с одним из пассажиров, человеком большо-
го ума: «Вы стали мне дороже всех, кого я встречал в жизни», — сказал ему
капитан.
Когда поравнялись с Таити — перейдя экватор — пассажир спросил:
«Что это у вас?» — «Письмо; мне приказано открыть его только здесь и ис-
полнить то, что в нем написано». Велит матросам зарядить ружья и бледне-
ет: «Огонь!» — и пассажир расстрелян.
СТРАННОЕ устройство. — Чтобы постичь и запомнить положительные
идеи, голове моей необходимо вытеснить их в область воображения, и по-
требность творить у меня такова, что я вынужден говорить себе, мало-пома-
лу продвигаясь вперед: если бы такая-то наука или такая-то практическая
теория не существовала, как бы я ее создал? Тогда мне предстает сначала
цель, затем общий взгляд, затем подробности, и я понимаю и запоминаю на-
всегда.
Да и как иначе прикажете от «Элоа» переходить к теории пехоты?
1826
9 февраля.
Заседание, на котором принимали в Академию герцога де Монморан-
си,1 было весьма примечательно. Перед толпой женщин, в которой едва вид-
нелись немногочисленные академики, говорили по очереди трое мужчин:
г-н де Монморанси, г-н Дарю2 и г-н де Шатобриан.3 Я поместился напротив
их трибуны, в северной ложе, и слушал, не отводя взгляда от их лиц, с глубо-
Дневник Поэта 11
ким вниманием. Я видел в них трех людей, которые по очень разным волнам
пробились сквозь революционные бури, и пережитое, как мне представля-
лось, оставило явственный отпечаток на облике их и на всем их существе.
Г-н де Монморанси казался бледен от постов и самоистязания; его в высшей
степени благородное лицо, высокая фигура, худощавая и согбенная, тихий
и кроткий голос сообщали ему внушительность мученика; речь его была
скромна и исполнена хорошего вкуса; но избыток подробностей касательно
больниц и дел милосердия выдавали человека, искренне принимающего
бедняков за народ, милостыню за благотворительность, а вежливость за
благодеяние; во всей его манере сквозила эта неловкость знатного вель-
можи, который чувствует себя обнаженным, лишенным знаков отличия,
присущих его рангу, представ перед ученым собранием. Настолько, что во
время ответа г-на Дарю он даже теребил беспрестанно в руках тетрадку со
своей речью и наподобие хорошего ученика, внимательно слушающего об-
ращенный к нему выговор, не смел отвести взгляд от глаз директора, гово-
рившего с ним довольно сурово, но только кивал время от времени с пони-
мающим и покорным видом.
А Дарю неподвижно застыл на трибуне, выставив напоказ свою крас-
ную ленточку; говорил он сидя, важным и громким голосом, с безжалостны-
ми интонациями и суровым взором, храня воинственный и серьезный вид,
присущий людям Бонапарта, и в его холодно-любезной речи я заметил мно-
гое...
Понедельник, 6 ноября.
...Видеть для меня — это все. Одним-единственным взглядом я откры-
ваю для себя страну, и сдается мне, что по лицу я угадываю душу. Сегодня в
одиннадцать дядя моей жены,4 г-н полковник Гамильтон Бенбери, предста-
вил меня сэру Вальтеру Скотту, с коим состоял в знакомстве. Я нашел про-
славленного шотландца в номере отеля «Виндзор», на третьем этаже, через
двор. Войдя в его кабинет, я увидал старика, вовсе не похожего на свои из-
вестные портреты: он высок, тонок и слегка сутул; правое плечо слегка ско-
шено (он хром на правую ногу); на голове уцелело немного седых волос, под
седыми бровями прячутся голубые глаза, маленькие, усталые, но очень
кроткие, растроганные и влажные, свидетельствующие, как мне показалось,
о глубокой чувствительности. Цвет лица у него бледный, как у большинства
англичан; щеки и подбородок чуть розовые. Напрасно я искал лоб Гомера и
улыбку Рабле, которые наш восторженный Шарль Нодье5 приметил в бюсте
Вальтера Скотта в Швейцарии; лоб его показался мне, напротив, узким и
только надбровные дуги развиты; рот округлый, уголки губ слегка опуще-
ны. Быть может, это след недавно перенесенного горя, но сдается мне, что на
его лице я заметил постоянную тень меланхолии. Его изображали с орли-
12 Альфред де Виньи
ным носом; на самом деле нос у него короткий, вздернутый и с утолщением
на конце. Лепка лица и его выражение удивительным образом напоминают
манеру и черты герцога Кадора,6 а еще больше маршала Макдональда,7 то-
же шотландца родом; но под гнетом усталости и дум голова мудреца кло-
нится ниже, чем голова воина.
Когда я вошел к сэру Вальтеру Скотту, он, облаченный в серый шелко-
вый халат, писал за маленьким английским пюпитром лимонного дерева.
Свет из окна падал на его седые волосы. Он с большим достоинством встал
и приветливо сжал мне руку своей теплой, но морщинистой и слегка дрожа-
щей рукой. Предупрежденный моим дядей о том, что я хочу преподнести
ему книгу, он принял ее с весьма растроганным видом и сделал нам знак са-
диться.
«В наше время не каждый день видишься с великим человеком, — сказал
я ему, —доныне я знал только Бонапарта, Шатобриана и вас (втайне я упре-
кал себя, что не упомянул моего друга Жироде,8 да и других, но я ведь гово-
рил с иностранцем)». — «Я польщен, весьма польщен, — отвечал он мне. —
То, что вы мне говорите, я понимаю, но отвечать по-французски не могу».
Тут я почувствовал, что между нами стена. Видя, что дядя переводит мне его
английскую речь, он попытался, медленно подбирая слова, выразить мне
свои мысли. Принимая «Сен-Мара»: «Я знаю это событие, это прекрасная
эпоха вашей национальной истории». Я попросил его написать мне о недос-
татках этой книги и дал ему свой адрес. «Не рассчитывайте на меня в отно-
шении критики, — сказал он, — но я чувствую, я чувствую!». Он по-отечески
пожал мне руку: его рука, несколько пухлая, сильно дрожала; мне подума-
лось, что это от досады, что не удается выразить себя. Дядя мой счел, что
мое посещение доставило ему удовольствие; дай-то Бог, и да будут счастли-
вы все часы его жизни. Полагаю, что от рождения он робок и чувствителен.
Простой и блистательный старик! Я спросил, приедет ли он еще во Фран-
цию. «Не знаю», — ответил он. Его ждал посланник, ему пора было уезжать,
и я расстался с ним, напоследок окинув его пристальным взором, пока он
говорил по-английски с моим дядей.
ТЮРЕНН*
1. Лагерь Моптекукколи.]0 Пьяный канонир играет с товарищами и под-
жигает фитиль.
И. Французский лагерь. Тюренн обдумывает великие планы, воспаряет
душой до самых высот мысли, выстрел, он падает.
III. Лагерь Моитекукколи. Канонир просит у генерала награды. Презре-
ние.
Как вышло, что идея рока не сгинула, несмотря на христианство?
Дневник Поэта 13
1827
ВОЗНЕСЕНИЕ.1 — Как Мальчик-с-пальчик, пускаясь в путь, набрал в ку-
лак проса и рассыпал его по дороге, так и мы пускаемся в путь — и Бог вкла-
дывает нам в ладонь дни, число которых сочтено; мы беспечно рассыпаем
их по дороге, и нас не пугает, что их становится все меньше.
Далеко ли отстоит любопытство, заставляющее людей бежать поглазеть
на проезжающего короля, от того любопытства, которое толкает их погла-
зеть па жирафу, дикаря или бродячего артиста? На волосок? На острие иг-
лы?
Холостяк в отличие от отца семейства не предоставляет в распоряжение
своей страны заложников: жена и дети служат порукой тому, что человек не
дезертирует и не станет космополитом.
1828
БИССОН1
Биссон, взорвавший себя вместе с пиратами, которые захватили его ко-
рабль ночью, когда все спали.
Он бодрствовал за работой в своем плавучем кабинете. Он ломал себе
голову над тем, каким образом пар может победить расстояние и время и за-
менить моряка, искушенного в искусстве обманывать ветер при помощи па-
руса и мачт. Он засыпает.
Но слышит он шаги на палубе и крик.
Просыпается, бьется с пиратами; затем взрывает себя и вновь засыпает в
морских волнах, теперь уже навсегда.
Что жизнь?.. Всего лишь миг жестокий пробужденья
От всеобъемлющего сна?..
предуведомление.2 — Я всегда предпочитал поступок словам и при-
мер теориям. Я попытался очертить здесь границы истории и исторического
романа, который, по моему замыслу, должен быть ее дополнением. История
являет людям философский смысл и внешний вид фактов, рассмотренных в
их совокупности, исторический роман дает вид изнутри этих самых фактов,
рассмотренных в подробностях. Первая оценивает великие результаты иг-
ры страстей относительно поступательного движения человеческого духа,
второй изображает самое развитие этой борьбы страстей, сцепление этих
14 Альфред де Виньи
колесиков и возмущающее воздействие их на эпоху. Историк, чтобы рас-
смотреть минувшее, должен, подобно художнику, изображающему панора-
му, поместиться как можно выше над землей; романист должен спуститься в
долину, подобно живописцу-жанристу, устроиться в шалаше или под кус-
том. Первый вознесется над минувшим веком, который ему предстоит запе-
чатлеть, на всю высоту века нынешнего; второй перенесется в самую гущу
минувшего века и поселится в нем.
Следовательно, прочитав историю эпохи и роман о той же эпохе, чело-
век составит себе о ней наиполнейшее понятие, особенно если воображение
романиста, внеся жизнь и огонь в толпу мертвецов, пропустив через них
гальванический ток, добросовестно вело их по их собственным следам и ни-
когда не отступало от истины, не изображало неправдоподобных поступ-
ков и разговоров.
Поэт всегда несчастлив, ибо ничто не заменит ему того, что он видит в
мечтах.
О СТИЛЕ. — Фактурой произведения в насмешку называют то, что на са-
мом деле есть стиль. Гораций,3 у которого всего-то три идеи, был бы немало
удивлен, услышь он проповедь о том, что форма никчемна и вообще ни-
чтожна.
Изучите его «Оды», слог за слогом, как сольфеджио или как моцартов-
скую партитуру.
Поэзия во Франции располагает лишь несовершенным, скудным и
ханжеским языком. На французской лире звучит лишь струна Элегии.
Все другие фальшивят или их вообще нет. Я перебрал их все, можете мне
поверить.
Факт сам по себе не бывает ни плох, ни хорош, это просто факт. Тот, о
котором я упомянул, проистекает, как мне кажется, не оттого, что французы
глухи к поэзии — они чувствуют Мильтона,4 Байрона, Шекспира — но от-
того, что язык менестрелей был испорчен прекрасным веком Людовика XIV,
воображавшим, будто формирует этот язык.
О своих мнениях, дружбах, приверженностях говорить с улыбочкой,
словно о пустяке, от которого в любую минуту готов отказаться в пользу его
противоположности: вот французский порок.
ФРАНЦУЗЫ. — Каждый француз — или почти каждый — рождается лю-
бителем водевилей и ничего выше водевиля не разумеет.
Писать для этой публики — какая насмешка! какая обида! какое ремес-
ло!
Французы не любят ни чтения, ни музыки, ни поэзии. Вместо этого —
общество, салоны, остроумие, проза.
Дневник Поэта 15
СЛАВА. — Я долго в нее верил, но поразмыслил над тем, что творец
«Лаокоона» остался неизвестен,5 и постиг всю ее тщету.
И все-таки есть во мне что-то более могущественное, что заставляет ме-
ня писать, — блаженство вдохновения, та горячка, что намного превосхо-
дит телесную горячку, охватывающую нас в женских объятиях. Упоение ду-
ши длится дольше... Умственный и духовный восторг выше восторга телес-
ного.
Единственная радость, сопряженная с литературным трудом, дается нам
в те минуты, когда мы пишем.
В известности только одно хорошо: она дает веру в себя и право вслух
высказывать свою мысль во всей ее полноте.
Весь труд мятущегося человечества сводится к борьбе порядка против
свободы. Человечество идет к их примирению.
Желание отдельного человека — свобода, желание человека обществен-
ного — порядок, ибо человек нуждается в защите. Все возрастающая власть
разума приведет общество к тому, что ничье желание свободы не будет
ущемлено, а порядок неизменно будет защищать свободу каждого.
В искусстве правда — ничто, а правдоподобие — все; написано немало
скверных исторических романов, в которых были воссозданы хроники и
диалоги неизвестных лиц. Все было правда, но в это не верилось.
АЛЬМЕ.6 — Посвящается первому поколению XIX века. Я написал эту
книгу для вас и посвящаю ее вам, ровесники века, такого еще юного и уже
такого великого... В нынешнем веке время летело. Опыт стариков посетил
нашу удивленную, опечаленную юность, мы почувствовали, что стали зре-
лыми внезапно, в лучах нежданного светила: это светило было — слава.
Мечта о военной славе длилась у меня тринадцать лет. Недавно я не без тру-
да покончил с этим... Чувствуете ли вы, на какую высоту вознес ваши души
дух гражданственности?
Восемнадцатый век был веком Мысли, свидетелем Вольтера, Руссо,
Монтескье7 и т. д. Девятнадцатый — век Искусства, поэтического, драмати-
ческого и т. д.
1829
ТОЧКА зрения. — «Папа» Жозефа де Местра1 и «Общественный дого-
вор» Жан-Жака суть две теоретические книги, первая из которых лучше все-
16 Альфред де Виньи
го излагает богословский подход, присущий королям, а вторая — критиче-
ский, присущий народам. Основа обеих книг одинаково абсурдна, — боже-
ственное право и суверенность народа.
Потребности души: знать, любить и петь. Свет, любовь, гармония.
стиль: под ним следует разуметь звук, штрих, письмо — манеру, прису-
щую художнику.
Человек действия — это лишь неудавшийся мыслитель... В глубине ду-
ши он прекрасно сознает, что постоянной деятельностью заполняет проме-
жутки между идеями.
Разум оскорбляет все виды фанатизма.
Каждый человек — лишь образ какой-либо идеи всеобщего разума.
Человечество ведет бесконечный разговор, в котором каждый человек
иллюстрирует какую-либо идею.
Религиозные формы не могут поглотить ни могучего ума, ни страстного
сердца. Философ хочет выйти за их пределы, любовник — чувствовать
больше, любить горячей, с меньшим эгоизмом.
ТРАГЕДИЯ. — В ней я всегда хочу изобразить судьбу и человека такими,
как я их понимаю. Судьбу, увлекающую человека, подобно морю, и челове-
ка, великого потому, что он ее опережает, или потому, что оказывает ей со-
противление.
О ХРИСТЕ. — Человечеству следовало бы пасть на колени перед этой ис-
торией, ибо жертва — это самое прекрасное, что только есть на свете, а Бог,
рожденный в яслях и умерший на кресте, превосходит пределы величайших
жертв.
вступление. — Начисто лишенный фанатизма, я не поклоняюсь ни од-
ному идолу. Я читал, смотрел, я думаю и пишу самостоятельно и независи-
мо от других.
Май.
В этом месяце ко мне приходил г-н де Мейендорф,2 русский полковник,
вместе с моим другом Эдуаром де Лагранжем. Он виделся в Эдинбурге с сэром
Вальтером Скоттом. Вальтер Скотт просил его встретиться со мной и пере-
дать, что читает только одну французскую книгу, и книга эта — «Сен-Мар».
Дневник Поэта 17
Он нашел в ней лишь один изъян: слишком мало места занимает народ.
Он полагает, что народ наш не менее живописен, чем его шотландцы, и что
наши читатели с не меньшим терпением примут народные разговоры; он за-
блуждается. Его Шотландию волнует каждая из ее гор — а Франция разве
любит все свои провинции?
20 мая.
Сейчас я собрал свои стихотворения, наиболее строгие по форме и обра-
зующие единство, те, что, на мой взгляд, наиболее жизнеспособны, посколь-
ку обладают крепкой композицией.
Сформулировать и обдумать философскую мысль; найти среди человече-
ских деяний то, которое служит ей наиочевиднейшим подтверждением; свести
это деяние к простому поступку, который может впечататься в память и пред-
стать людскому воображению чем-то вроде статуи, величественного памятни-
ка — вот к чему должна стремиться эта поэзия, сразу и эпическая, и драматиче-
ская. С 1817 года я искал современный сюжет, который был бы так же прекрасен,
так же безмятежен по форме, как античные сюжеты; я его не нашел. Современ-
ные картины перегружены деталями, более страстными и драматичными, чем
античные, но в них меньше величия, а в манере исполнения меньше простоты, и
потому они менее долговечны. Как мне кажется, уподобить им можно только
«Элоа». Это заново созданный образ; ангела-женщины раньше не было, и по-
этический словарь моего произведения почерпнут не в хрониках, не в языке на-
рода, но среди новых слов, новых характеров, которые я нарочно создал для
этой словолитни. Теперь, в нынешнем году, этот труд хвалят в газетах. В 1823 го-
ду те же листки презирали его или объявляли бессмыслицей; значит, другие лю-
ди на тех же самых страницах высказывают другие идеи. Газета — это не что
иное, как почтовый ящик, в который различные люди по очереди опускают свои
высказывания. Те, кто был слишком молод, когда я опубликовал самые ранние
из этих стихотворений, приходят к ним семь лет спустя, воспитанные мною са-
мим. Это поколение меня поймет. Теперь надо его опередить и писать для сле-
дующего. Кто не опережает, тот отстает. Добрые слова, которые звучат обо
мне почти повсюду, волнуют меня не больше, чем почти всеобщая критика, зву-
чавшая в 1822 году; читая статью, написанную одним из моих друзей, я испыты-
ваю только такое удовольствие, какое получаешь от дружеского рукопожатия;
если же отзыв написан незнакомцем, он подтверждает для меня только одно:
время прошло, и я его опередил. Я это знал.
23 мая.
Только что виделся с Виктором Гюго; при нем были Септ-Бёв и еще
двое,3 не представляющие интереса. Сент-Бёв мал ростом, довольно нека-
18 Альфред де Виньи
зист, лицо заурядное, спина сутулая и даже очень; в разговоре он, как стару-
ха, строит предупредительные и почтительные гримасы; изъясняется с тру-
дом, основательно образован и весьма искусен в литературной критике.
Благодаря своему уму пишет превосходные стихи, хотя лишен поэтического
чутья. Преисполненный скромности, он избрал себе роль сеида4 в свите Вик-
тора Гюго, и тот увлек его в поэзию; однако Виктор Гюго, который, с тех
пор как явился на свет, только и делал, что переходил от человека к челове-
ку, снимая со всех пенки, извлекает из Сент-Бёва кучу сведений, коими пре-
жде не располагал; он обращается с Сент-Бёвом как учитель, а на самом де-
ле Гюго его ученик. Он прекрасно сознает, что Сент-Бёв дает ему литератур-
ное образование, но не сознает, до какой степени поддается в политике
внушению этого умного молодого человека, который недавно своим еже-
дневным неодолимым влиянием подвиг его внезапно на полную смену убе-
ждений.
В 1822 году, когда вышел его сборник «Оды», Виктор Гюго выдавал се-
бя за вандейца,5 и его мать частенько говорила мне, что он родился в сосед-
нем селении с Шатобрианом;6 в ту пору он вместе с братьями редактировал
«Сопзегуа1:еиг Ниёгаке»:7 набожен он был до того, что как-то раз на балу
отвернулся при виде молодых особ в декольтированных платьях, какие
обыкновенно надевают для танцев, и сказал мне: «Чем не гробы поваплен-
ные?». Его богом был г-н де Шатобриан; он имел повод жаловаться на рав-
нодушие этого великого писателя (который с подозрением относился к
приращению поэтической школы) и перестал с ним видеться. Вторым его
пророком был г-н де Ламенне:8 он сам был тогда почти иезуитом и верил в
него.
Нынче он объявил мне, что по зрелом размышлении покидает лагерь
правых, и заговорил о достоинствах Бенжамена Констана.9 Он полагает,
что этот человек скоро станет министром; это возможно; расчет верен, но
это печалит меня более, чем мне бы того хотелось. Того Виктора, которого я
любил, больше нет.10 Он был немного фанатиком набожности и роялизма:
целомудренный, как барышня, немного нелюдим, но это ему шло, мы его та-
ким и любили. Теперь он любит фривольные разговоры и строит из себя ли-
берала: это ему не идет. А впрочем, что ж! Он с самого начала вошел в пору
зрелости, а теперь у него начинается юность; он сперва писал, а потом стал
жить, хотя надобно сперва пожить, а уж потом писать.
Май 1829.
ЗАНД.11 — Имя, начертанное на маленькой хижине. Князь останавлива-
ется; это приносит ему несчастье. Он умирает по прибытии в Одессу.
ПЕЧАЛЬ. — Я долго думал, что она исходит от мыслей и порождается
ими, а значит, если ум сильно занят чем-то другим, печаль должна исчез-
Дневник Поэта 19
путь; но потом я заметил, что если сердцу моему нанесен тяжкий удар, то хо-
тя бы мне и удалось задуматься над чем-то другим, пускай даже удалось на-
писать кое-какие фразы, мысли и стихотворные строки, которые потом ста-
ли известны, — все равно в сердце у меня не прекращалась эта постоянная
боль, словно басовая нота во время веселой песни; отсюда я заключаю, что
горе — чуть ли не физическое состояние, не зависящее от наших мыслей и их
направления, хотя нередко оно бывает вызвано именно мыслью; когда удар
уже нанесен, за дело берутся кровь и нервы, и все это запросто может свести
в могилу даже без вмешательства воображения, которое обычно тут как тут,
чтобы растравить рану.
замечание. — Разве нельзя жить, не любя жизни?
Что может быть презреннее жизни? Только живущие. — Не знаю, зачем
я сюда заброшен, но раз уж я здесь, надобно здесь и оставаться: я тростник,
что тянется вверх на том самом болоте, где его воткнули.
Все несчастливые дни, на мой взгляд, — это обычные дни, это естествен-
ные дни жизни, это нити той ткани, что пошла на одежду, которую нам на-
добно на себя натянуть.
Иначе как объяснить, почему этот шестилетний ребенок постоянно
страдает и умирает в страданиях? Он обречен так же, как все, но его заточе-
ние кратко.
Надобно запечатлеть как-нибудь любовь к опасности. Я часто испыты-
вал ее: в ней есть нечто воодушевляющее и будоражащее все наши дарова-
ния перед лицом гибели.
точка зрения. — Мир принадлежит тем, кто ничего не чувствует.
Ламартин12 — поэт упоения вне пределов и форм.
Философия, воображение — вот два свойства, которые надобно соеди-
нить, чтобы написать первоклассный роман.
Самое полезное слово на всех языках, по моему суждению, — почему!
Великие писатели-современники в сердце иногда питают взаимную
дружбу, но в уме всегда только вражду.
Мыслящему человеку должно высоко ценить свое сочинение лишь в том
случае, если оно не стяжало шумного успеха и автор сознает, что оно опере-
дило поступь толпы.
20 Альфред де Виньи
Власть всегда там, где просвещенность; так, в средние века духовенство
было сильно, потому что владело знанием; теперь оно стало менее образо-
ванно, а потому и менее могущественно.
римляне. — Какой мудрый был народ — изобретательный, здоровый и
сильный, как ни один другой. Чуждый философии, чуждый идеализма, не
блуждающий среди абстракций и признающий только земную власть, зем-
ное величие и земное бессмертие — бессмертие имени. В этом отношении че-
реп Бонапарта был скроен наподобие римских, ибо ни о чем другом он не
заботился.
Каждый римлянин почитал себя актером; он брался за некую роль и ис-
полнял ее так хорошо, как только мог. «Я играю роль республиканца», —
говорит Катоп;13 когда роль сыграна, а с республикой покончено, он убива-
ет себя. «Я играю роль императора, — говорит Август,14 — рукоплещите и
дайте занавес, я умираю». В этом вся жизнь римлян, неизменно протекаю-
щая на глазах у публики.
Мировая история — не что иное, как борьба власти с господствующими
воззрениями. Когда власть следует этим воззрениям, она сильна, а столк-
нувшись с ними — рушится.
Позавчера я видел г-на Ид де Невиля,15 он недурно держится для сверг-
нутого министра. В гостях у г-жи де Монкальм он говорил о нынешней сво-
ей бездеятельности с отменным изяществом и благодушием.
Сентябрь.
Вновь играют «Венецианского мавра».16 Не чувствую ни огорчения, ни
радости, по мере того как приближается представление. Толпа, которую я
презираю, будет судить об этой вещи, не понимая ее. Мне любопытно по-
смотреть, как она себя поведет. Я устрою зрелище для нее, а она в то же са-
мое время — для меня.
Здесь Юнг,17 знаменитый английский актер; он с похвалой говорил мне
о роли Яго. Ему лет пятьдесят, у него совершенно необычное лицо, серьез-
ное и подвижное; нос орлиный, подбородок типично английский. Он усер-
ден и добросовестен в своем искусстве, очень образован и умен; Яго он по-
нял так же, как я, и дал ему прекрасное определение: великая душа и развра-
щенное сердце.
«Венецианский мавр» имел успех, во Французском театре его давали
всю зиму 1829 года. Итак, вопрос о реформе стиля впервые освящен успе-
хом; теперь вопрос сведется к людям.
Дневник Поэта 21
Коран не лишен поэзии, и его прелесть, вся исходящая от телесного оча-
рования жизни, даже имеет в этом нечто общее с древними, обладая притом
красками более новыми и, осмелюсь сказать, более солнечными. Там все ис-
крится драгоценными камнями, проникнуто благоуханиями, и хотелось бы
уснуть среди этой азиатской неги, если бы печали не напоминали нам о том,
что у нас есть душа.
Восточные люди вообще придают душе так мало важности, что час-
то пренебрегают ее наиболее полным выражением, словом. Обыкновенно
они молчаливы, и молчание их идет не от мечтательности, кажется, это пре-
зрение к хитросплетениям мысли, вся жизнь для них сводится к жестам, а все
телесное существование — к действию: они награждают врага ударом кин-
жала, а возлюбленных — благовониями и драгоценными камнями; и если
влюбленные расстаются, то хотя им многое приходится друг другу возвра-
щать, зато они утешаются тем, что почти не могут упрекнуть друг друга во
лжи.
Веруйте в Бога и в его пророка, не умеющего ни читать, ни писать (в Ко-
ране).
Подчинить мир безграничному господству великих умов, в коих нашла
себе приют большая часть божественного разума, — вот какова должна
быть моя цель и цель всех сильных людей нашего времени.
Юнг сказал мне, что зрительный зал необходимо погрузить в темноту, а
сцену залить светом.
РОМАН. — Театральный премьер. Из потребности в эмоциях играет
Христа.
стыдливость. — Как-то раз она переодевала сорочку; видит, что соба-
ка посмотрела на нее и лизнула ей ногу; сорочка, которую она снимала, упа-
ла с плеч слишком быстро; другая не была еще надета. Вся голая, она урони-
ла сорочку и в ужасе упала без чувств на постель.
трагедия ОБ адюльтере. — Хотя этим злодеянием немало злоупотреб-
ляли, никто еще не исследовал его глубин, терзаний любовника, его стыда
перед обманутым супругом.
ОБ эклектизме. — Эклектизм — это, конечно, свет, но свет, похожий на
лунный: светит, но не греет. В его лучах можно разглядеть предметы^ и все
же, как бы он ни был силен, от него не родится даже самая малая искра.
Человек настолько слаб, что если один из ему подобных выходит вперед
и объявляет «Я все могу», как Бонапарт, или «Я все знаю», как Магомет,
22 Альфред де Виньи
то кажется победителем и уже наполовину достигает цели. Отсюда успех
стольких авантюристов.
Общественное сознание — верховный судья. Собравшиеся вместе люди
наделены могуществом. Невежественная публика ни в чем не уступает ге-
нию. Почему? Потому что гений угадывает тайну общественного сознания.
Сознание — со-зпшше — кажется коллективным и принадлежит всем.
Одаренным людям следует сосредоточиться на уязвимых точках в сфере
человеческого духа и стать сильными именно в том, чего недостает нации.
Когда век движется вперед под водительством мысли, он похож на ар-
мию, идущую маршем через пустыню. Горе отстающим! Остаться позади —
значит умереть.
Бонапарт испытывал потребность устраниться от дел. Он спрятался в
лучах славы, как ангел в лучах солнца.
Если бы нужно было подтверждение тому, что религии при нынешнем
состоянии цивилизации не просвещают людей, а лишь сгущают мрак, я на-
помнил бы об о. Сикаре, иезуите, который на Востоке велел предать огню
иероглифы, потому что они суть символы колдовства, а в то же время некий
паша жег другие иероглифы за то, что они символы идолопоклонства.
В историческом романе помимо истории есть еще драматическое чувст-
во, есть описания.
«Илиада», «Освобожденный Иерусалим»18 — исторические романы
1У1юс стихи и чудеса. «Телемах»,19 «Мученики»20 — исторические романы
плюс одни чудеса. «Айвенго» — исторический роман.
А значит, с тем же успехом можно сказать: «Айвенго» — поэма без чудес
и без стихов. «Мученики» — поэма без стихов. «Иерусалим» — поэма.
В главе Корана сказано: «Час Бога придет, не торопите его».
эпическая точка зрения. — Идея представить Бонапарта в Египте,21
тяга любого француза того времени к авантюрам. Бонапарт — образ аван-
тюриста и образ Народа, демонстрирующего свою силу всем вокруг.
размышление. — От рода Авраамова и на африканской почве роди-
лись три религиозных законодателя мира — Моисей, Иисус Христос и Маго-
мет.
О Власть! Абстрактное, необходимое явление — разве мы все, такие
как есть, не твои рабы, не твои гладиаторы? Мы сидим у твоих врат, вернее,
Дневник Поэта 23
мы сами — врата и решетки твоей крепости, и народ разносит нас на куски,
когда поднимает мятеж. Если он побеждает, нас прогоняют пинком, клянут
наших благородных предков, пронзенных мечом или почивших в постели;
нас называют убийцами слабых, убийцами наших братьев, убийцами наше-
го господина, великого Народа, великого Государя, который нас породил и
рано или поздно примет назад в свое лоно. Дети забирают у нас оружие, и
мы с плачем убегаем прочь, ломая наши шпаги.
Декабрь.
Занимаюсь учением Сен-Симона...22
Его ученики — более всего искусные экономисты и притворяются ве-
рующими, чтобы соблазнять в свою веру художников; ученики Базара—
Анфантена23 — пантеисты и ни в грош не ставят ни будущее души, ни инди-
видуальную (прзб). Они лучше знают Мальтуса, чем Платона.24
Эту религию можно было бы назвать религией пролетариев. Но фило-
софскую теократию невозможно выстроить вот так, а рпоп. Она уничтожа-
ет личность на земле и все сущее в Вечности.
Говорить, писать, объявлять, что гений должен быть скромным и ничем
не отличаться от других, не идти на поводу у интуиции, что свет принадле-
жит всем и исходит ото всех. В литературе объявить это в предисловии к
«Отелло»,25 в политике стать во главе производителей.
БУРБОНЫ. — Я, быть может, увижу, как они падут, но не брошу ни кам-
ня, чтобы ускорить их падение.
Тоска — величайший враг жизни. У кого больше воображения, тот и
тоскует больше, потому что он выше занятий, которые привлекают осталь-
ных. Он не нуждается в обыденной жвачке. Он похож на магнетический
флюид, его остановит лишь самый твердый камень. Но он не тоскует в оди-
ночестве, потому что оно беспредельно. И все же религии не нашли ничего
лучше, чем сулить загробную жизнь.
Я не лебезил перед «С1оЬе»,26 не наскакивал на нее. Она вышла на меня,
когда сама захотела, когда соблаговолила прочесть «Элоа»: это стихотворе-
ние было напечатано шестью годами раньше, и я ждал, и ждал бы еще два-
дцать лет. Газета меня похвалила.
Никогда я не ошибался заранее насчет того, каково будет событие, раз-
говор, словцо. Всю жизнь я храню эту способность к предвидению и нико-
гда до сих пор не ошибался в предположениях, что станется с тем или иным
человеком — как он поведет себя в таких-то обстоятельствах.
24 Альфред де Виньи
Для эпиграфа:
«Скажи мне, где гнездится иллюзия, — в сердце или в голове? Как она
родится? Чем питается?».
Шекспир. Венецианский купец.
Искусство — это избранная правда.
Если бы главной заслугой искусства было точное изображение правды,
панорама почиталась бы выше «Снятия с креста».
ЦИРКУЛЬ, ИЛИ МОЛИТВА ДЕКАРТА?7
Мысль похожа на циркуль, пронзающий точку, вокруг которой враща-
ется, в то время как его вторая ножка описывает широкий круг. Человек из-
немогает под тяжестью труда и пронзен иглой циркуля; но линия, которую
описала другая ножка циркуля, запечатлевается навеки на благо грядущих
поколений.
[Добавлено позже?]
Ты оставил нас в неуверенности, Господь. Твой Сын напрасно молил Те-
бя на Масличной горе.
— Так прости нас за то, что мы взяли в руки циркуль.
РАЗРАБОТКА. — Девушка играет с циркулем. Декарт говорит ей:
— Дитя, не тронь его. Одна из этих ножек упирается в центр, но пронзает
и разрушает его, а другая тем временем чертит таинственный круг.
Я — центр, что острием учености пронзен.
Оно меня убило.
И он обвел взглядом море и зеленые острова Стокгольма.
1830
ВОЗНЕСЕНИЕ. — Гнев. Бог. Знаю ли я, кто Ты есть и существуешь ли Ты?
вознесение. — О Боже, все религии означают, что человек питает два
желания, — чтобы ты был и чтобы его душа была бессмертна, — потому что
я сам желаю того и другого. Ибо, верь он в эти две вещи, он был бы тверд и
безмятежен в вере, а этого никогда не бывает. Во мне живут эти два желания.
вознесение. — Последнее в томе. Перед Тобой говорю, Господи, я кон-
чил труд, и Тебе ведомо, что исполнил я его добросовестно, но на него будут
нападать. Одни объявят меня святошей, другие нечестивцем, первые — за
то, что я склонился перед Тобой, вторые за то, что я говорил с Тобой о пре-
Дневник Поэта 25
ступниках, как будто праведники нуждаются в моей молитве... О Господи,
Тебе дороги те, кого погубило зло, и любая из наших страстей внушает Тебе
жалость: ведь по твоему соизволению злодеи черпают утешение в самом
своем злодействе.
ГОРЕ. — В том, что оно слабеет, виновата память, а не сердце. Сердце
страдает от ударов, которые наносит ему память, воскрешающая перед его
глазами черты любимого существа, которого более нет рядом, но если эти
черты поблекли в уме, то удары не так жестоки.
А откуда нам знать, что тело не страдает после смерти? Оно недвижно и
невозмутимо, но откуда нам знать, что нервы и мышцы уже не испытывают
боли? Разве мертвая плоть когда-нибудь говорила нам о своих ощущениях?
Увы! Страдать, умереть — и снова страдать.
Мой разум никогда не бывает столь свободен, как в случае, когда то, чем
я занят, не связано с нынешним моим положением. Я всегда так боялся сию-
минутного и реального в своей жизни, что никогда не запечатлевал средст-
вами искусства ни горестных, ни восхитительных чувств в то самое время,
когда они мною владели, а стремился сбежать на небеса поэзии с этой земли,
усеянной колючками, которые на каждом шагу ранили мне ступни, — а
ступни мои, быть может, слишком нежны и слишком легко начинают крово-
точить.
ЗАМЕЧАНИЕ О ВОЛЬТЕРЕ
Много правды в том, что хотя философия Вольтера как религиозное
учение лишена и возвышенности, и глубины, но для своего времени она бы-
ла прекрасна — и не потому, что указывала на то, что есть, но потому, что
обнаруживала то, чего нет.
ЗАБАВА, стихотворение. — Блаженная забава, ты утешала меня всю
жизнь. Горе тем, кто меня любит: даже когда мы с ними не разнимаем рук, я
то и дело уношусь прочь. Тринадцать лет, пока я занимался тяжким воен-
ным ремеслом, лишь эта забава утешала меня. Меня ставили замыкающим,
как тростник позади дубовой рощи, а я грезил о стихах.
г-н де сен-жермен.1 — Он любил только себя. А позвольте спросить,
что бы ему следовало любить, по-вашему?
Художник и не может, и не должен любить ничего, кроме самого себя.
Он есть проявление превосходства, он — власть.
1830. Усилия и бои сен-симонистской школы.2 Письма от моих друзей:
Бюше, Робера, Буа-ле-Коита, Буллана.3
26 Альфред де Виньи
Письма от неведомых единомышленников.
Наша школа — инакомыслящая по отношению к Анфантену,4 который
играет в прятки и впадает в комичный тон.
Принципы, противоречия.
Реформа в литературе и воспитании. То, что происходит сейчас в умах,
есть не что иное, как борьба человека против его воспитания.
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПРЕДИСЛОВИЯ КО ВСЕМ МОИМ РОМАНАМ5
Это не что иное, как теория, выведенная мною из моего опыта, резуль-
тат глубокого анализа мысли и форм, в которые она облекается. Когда я уг-
лубляюсь в это исследование, а оно мне по душе, на каждом шагу меня пре-
следуют сомнения, и я излагаю эти замечания не для того, чтобы установить
некие принципы, а чтобы объяснить, каких принципов придерживаюсь я
сам и в силу каких идей я придал своим писаниям ту или иную форму.
Доктрина истории и романа — анализ. Следует внятно сказать о том,
что Роман как таковой принадлежит области Искусства, а История, в какой
бы форме она ни излагалась, находится в области философии и вовсе не свя-
зана с Искусством.
В произведениях искусства воображение всевластно; наивысшего взлета
этот жанр достигает созданием характера и построением фабулы.
В произведениях философии главное — это стремление к поиску исти-
ны, философский гений мерится тем, насколько хорошо придумана и разра-
ботана теория.
Если философия позволит заподозрить, что она подчинена воображе-
нию, она утратит свое право поучать; но и воображение, если оно покажет,
что охвачено духом философии, утратит свое страстное очарование.
Пускай в историю входит доля искусства, хотя бы только на поверхно-
сти и ради композиции; пускай доля философии входит в искусство, хотя бы
только в глубине, редко являясь на виду и скорее угадываясь, чем показыва-
ясь на глаза...
ТОЧКА ЗРЕНИЯ. — Больше всего на свете я презираю разговоры. Они все-
гда приблизительны и могут удовлетворить разве что слабые и поверхност-
ные умы, например женские. Посредственность толпы, на мой взгляд, луч-
ше всего обнаруживается, когда собрание законодателей уступает воздейст-
вию речи, от которой бы в любом случае камня на камне не осталось, если
бы ее подвергли серьезной критике.
Если весь гений Паскаля, Ньютона, Платона6 сводится в сущности лишь
к безупречной способности мыслить последовательно, то кто из людей дерз-
нет импровизировать в шумном и многолюдном собрании, вдали от сосре-
доточенности и задумчивого уединения, позволяющих собрать воедино все
умственные силы? Импровизация уместна лишь в двух случаях: 1) во време-
на политических судорог, когда страсти вскипают неудержимо (так импро-
Дневник Поэта 27
визировал Мирабо7); на трибуне, где обсуждают обыденные и второстепен-
ные государственные дела, в устах министров, управляющих этими делами.
Но ведь призвание гения — непрестанно открывать перед человеческим
разумом новые пути, выстраивать цепочку идей, звенья которой никогда не
прерываются и ведут к блистательной последовательности, не возбуждая
страстей и не унижаясь до вещественности дел; а потому я полагаю, что
сильный человек должен полностью ограничиться одинокими размышле-
ниями и не растрачивать себя в публичных импровизациях.
Нужно стремиться к совершенству, а импровизация всегда несовершен-
на.
2 июля 1830.
Нынче утром мне пришла мысль, что историю страны следует писать,
как историю человека. Сперва ее портрет, место на земном шаре, географи-
ческое и топографическое утверждение в мире — ее рельеф — ее черты, горы
или долины, отношения между обитателями и землей; обитатели: их черты,
происхождение, история; история их правления.
Заглавие: Корсика, исторический очерк.
Поговорю об этом с г-ном Поццо ди Борго.8
10 июля.
Только что провел два с половиной часа в обществе г-на Поццо ди Бор-
го. Расспрашивал его о Корсике; он немного рассказал мне о Корсике и мно-
го о Поццо ди Борго.
Он представился как ярый противник Наполеона.
В разговоре у него то и дело проскальзывает: «Бонапарт и я, я и Бона-
парт». Он показал мне и прочел вслух, переводя по ходу дела, три брошюры
1792 года, относившиеся к тому моменту, когда Корсика освободилась
из-под власти Конвента. До того времени семьи Бонапартов и Поццо ди
Борго держались заодно. Корсикой правил Паоли,9 старый и увечный, но
почитаемый и величественный, избравший себе жилищем квартиру в казар-
мах французского полка.
Поццо ди Борго, которому было тогда двадцать четыре года, был по-
слан с депутацией корсиканских нотаблей в Учредительное собрание. Я ви-
дел его имя под каждым документом: «Поццо ди Б..., СЕКРЕТАРЬ». Он изви-
нился за такое наименование, говоря, что был тогда совсем молод.
Целью той депутации было подчинить Корсику новой Конституции. В
правление Конвента состоялось собрание нотаблей острова, на котором
председательствовал Паоли; велись протоколы его заседаний. Единствен-
ный и бесценный экземпляр этих протоколов находится в руках Поццо ди
28 Альфред де Виньи
Борго; он показал мне его. Один корсиканский кюре спрятал его в своем
требнике, под переплетом. Протокол написан по-итальянски, в нем есть
примечательное место, которое я приведу по памяти:
«Бонапарты (§Н Вопарагп), родившиеся в грязи и воспитанные в разврате
сладострастным пашой (имеется в виду г-н де Марбёф),10 выдали Конвенту
наших лучших сограждан и, пребывая этажом ниже, имеют перед отечест-
вом такие же ничтожные заслуги, как и семейство Арена,11 также запятнав-
шее себя доносительством».
Жозеф Бонапарт написал (по словам Поццо ди Борго): «Докажем, что
они дурные граждане, и фортуна у нас в руках».
Этот протокол, в котором приведена речь Паоли на собрании нотаблей
(Сопзика), был составлен самим Поццо ди Борго. Он видел, что меня по-
трясло выражение «Расаа 1ихипозо» (сладострастный паша), и сказал мне:
«Теперь бы я так не выразился!». Он сказал мне, что речи Паоли заранее пи-
сал он сам.
Когда он вернулся из Франции, на Корсику было послано трое комисса-
ров нации, чтобы информировать о поведении граждан Паоли и Поццо. Как
только он узнал об их прибытии, он посоветовал их задержать, говоря, что
они несут с собой террор и гильотину, что было правдой, — но главное, они
явились, чтобы его погубить.
А)ассю (произносится и пишется Аяччо12) был по его распоряжению ук-
реплен и держал оборону против Республики. На протяжении восемнадцати
месяцев на острове и в горах шла борьба.
Бонапарт, в то время артиллерийский офицер, не командовал, а служил
в войсках, посланных из Бастии, чтобы атаковать цитадель Аяччо. Бона-
парт знал каждый камень в Аяччо, но не ожидал такой твердости от Поццо,
который призвал горцев и сказал им: «Вы расстреляете этих французских
канониров, если они не будут стрелять по этому фрегату». А канониры эти
были люди, жившие в гарнизоне, внутри крепости. Один корабль, «Мсти-
тель», потерпел крушение у побережья; с него сняли пушки и вооружили
ими цитадель. Так были изгнаны французские патриоты, и Поццо под кры-
лом Паоли начал обретать величие. Состоялась вторая Сопзика (собрание).
Он ее направлял и снова вел протокол, который я только что видел; в ре-
зультате Корсика была отдана Англии и получила Конституцию.
Поццо ди Борго два года был вице-королем под властью Англии (Геор-
га III).
Кроме того, он мне сейчас показывал толстую итальянскую книжку, в
которой собраны документы «моего правления», как сказал он мне с улыб-
кой.
Договор был заключен с лордом Элиотом.
Во время этой лекции, которая длилась около трех часов, я ни на миг не
упускал из виду своей мысли, а он своей. Я отправился к нему с планом за-
дать ему вопросы, к которым и подводил его разными путями.
Дневник Поэта
29
Вот его ответы.
Вопросы
1. Принадлежат сердца корси-
канцев Франции или Италии?
2. Хорошие ли они моряки?
3. Не следует ли попытаться их
разоружить?
4. Согласны ли вы со мной в
том, что следовало бы цивилизо-
вать их с помощью священников?
5. Почему там не оставят пре-
фектов?
6. Почему не прокладывают до-
рог?
7. Жители этому противятся?
8. Что надобно для их счастья?
9. Что сделали англичане?
10. Они делали из корсиканцев
солдат-швейцарцев?
11. Почему Бонапарт ничего не
сделал с Корсикой?
Ответы
Корсике!
Не очень. Зато прекрасные сухо-
путные стрелки.
Да, но полностью, всех поголов-
но; они сами того желают.
Да, но только без иезуитов: те
слишком заняты политикой.
Потому что корсиканцы умнее
префектов и вскоре начинают ви-
деть в них глупцов.
В 1792 году начали строить одну
дорогу — работа еще не закончена.
Нет, это отвечает их желаниям.
Усовершенствовать начальное
образование, лучше управлять про-
мышленностью.
Дали деньги, но этого недоста-
точно. Они оплачивают ружья.
Да.
Он ее ненавидел, потому что там
его слишком хорошо знали. Он сфор-
мировал много полков, которые от-
правил на смерть, и истощил страну.
{Взяв в руку ракушку с отверстием
вверху.) Вот раковина «тритон» — ее
звук созывает охотников в горах.
Он же, со своей стороны, сумел мне сказать, что источником его нена-
висти к Бонапарту был тот донос, о котором я уже рассказал; что он боролся
с Бонапартом всю жизнь и в конце концов нанес ему последний удар; что,
когда Александр от него отвернулся, он попросил у великого повелителя
фирман,13 дающий право пересечь его земли и удалиться.
Вена, после бракосочетания Бонапарта, не выдала его, но отвернулась
от него.
30 Альфред де Виньи
Тогда он удалился в Англию; оттуда он написал императору Александ-
ру: «Я не ваш подданный, но всегда буду вашим слугой. Вы будете воевать с
Бонапартом, и тогда я вам стану служить. Если Бонапарт замахнется на
необъятную цель, он погиб». Он не хотел быть просто корсиканским дворя-
нином, хотел, чтобы все династии восходили к его собственной. (То же самое
сказал мне Бурьенн.)14
Он показал мне подарок императора Николая, нечто вроде таблицы на
больших листах пергамента, с рисунками и надписями на русском языке, по-
вествовавшими обо всей жизни г-на Поццо да Борго: дипломатический по-
служной список.
Он показал мне:
итальянскую рукопись «Жизнь древнейших семейств Корсики»; страни-
ца с его собственным семейством была заложена, он мне ее прочел;
старинные вирши, где имелись строки, восхвалявшие семейство Поц-
цо ди Борго;
книгу, в коей было сказано, что Поццо славятся тем, как сильно они не-
навидят врагов и как пылко любят друзей;
пергамент, с коего по его распоряжению была сделана копия и в коем со-
общалось, что в году 1460 папа Павел даровал его роду право не платить
церковных податей.
Я сказал ему, что намерен писать «Очерк истории Корсики». Он сказал:
«Вы оказываете нам огромную услугу; у вас будет случай похвалить бывшее
правительство, имевшее много заслуг; я познакомлю вас на Корсике с Жи-
ральди, этот человек лучше всех знает страну».
Он набросал мне моим же карандашом список книг, которые следует
прочесть, и приготовил их мне.
Карандашный список книг, составленный г-ном Поццо ди Борго: Фи-
липпини; Камбиаджи; «Мемуары о войне с 1738 по 1791 год», посвящены
маршалу де Майбуа; Босуэлл; «Система...», напечатано в Гааге; «Описание
Корсики» Беллена.
Перечтя одну из своих речей в Соп§и11а, он вспыхнул, словно вернулись
юные годы, и воскликнул: «Дорогой мой друг, не правда ли, это достойно
Катона!».15
Вторник, 27 июля.
Сегодня начинаются народные волнения. Причиной тому приказы от
25-го. Король уезжает в Компьень и предоставляет министрам стрелять в
народ. В то самое время, пока я пишу, слышна стрельба. Я счастлив, что рас-
стался с армией; тринадцать лет я прослужил за жалкое вознаграждение, и
теперь мы с Бурбонами квиты. С приходом Карла X я предсказал, что он по-
пытается установить абсолютную власть. Он ненавидит Хартию и не пони-
Дневник Поэта 31
мает ее. Им управляют придворные старухи и фавориты. Дошло до того,
что он сделал министром г-на де Полиньяка16 и желает сохранить его на
этом посту во что бы то ни стало. Он счел себя оскорбленным, когда из пала-
ты депутатов был выведен двести двадцать один человек; он возомнил себя
Бонапартом — но Бонапарт остался стоять позади своих пушек на паперти
св. Роха. А Карл X в Компьене. Он сказал: «Мой брат все уступил, он пал; а я
не пойду на уступки — и удержусь от падения». Он заблуждается. Людо-
вик XVI упал налево, а Карл X упадет направо. Вот и вся разница.
Среда, 28-го.
Я больше не могу ходить по Парижу. Рабочие вырвались на волю, бьют
фонари, крушат лавки, убивают, а гвардия их расстреливает и гонится за ни-
ми по пятам. 50-й линейный отказался (по слухам) стрелять в народ.
Я одобрил министерство герцога де Ришелье,17 министерство
г-на де Мартиньяка.18 Единственное средство примирить Реставрацию и Ре-
волюцию, вечно враждующие между собой, было управлять обеими силами
и с их помощью раздавить крайности. Сегодня берет верх одна из крайно-
стей. Беспорядки. Беззаконие. Министры ои11а\у§,* вне закона, и туда же они
поместили короля. Почему он не в Париже? Почему в отъезде дофин?
Статья 14-я Хартии, послужившая предлогом для приказов, гласит: «Ко-
роль... издает регламенты и ордонансы, необходимые для исполнения зако-
лов и безопасности государства».
Очевидно, что слова «безопасности государства» в этом предложении
служат дополнением предыдущих. Государство — это вооруженный закон,
безопасность государства — это надежность исполнения закона. По-друго-
му это можно понять только из двусмысленных рассуждений иезуита или
адвоката.
Со среды на четверг, 29-го.
С утра идет сражение. Рабочие бьются с отвагой вандейцев, солдаты —
с мужеством императорской гвардии: и те и другие — французы. С одной
стороны пылкость и смекалка, с другой — честь. В чем состоит мой долг? За-
щитить мать и жену. Кто я такой? Капитан в отставке без пенсии. Вот уже
пять лет как я оставил службу. Двор ничего мне не дал, пока я служил. Мои
писания ему были не по вкусу; он находил их мятежными. У Людови-
ка XVIII на портрете такой вид, словно он то и дело говорит мне: «Ну, вы у
нас либерал...». Я получил от Бурбонов чин за выслугу лет, в пятом гвардей-
ском — единственное повышение, поскольку вступил лейтенантом. И все же
* Лица, объявленные вне закона, отверженные (апгт.). — Примеч. перевод.
32 Альфред де Виньи
если король вернется в Тюильри и дофин встанет во главе войск, я пойду и
умру за них... Набат... Из чердачного окна я увидел пожар... Итак, волнения
принесут с собой огонь? Бедный народ, великий народ — воины все до одно-
го!
Я приготовил свой старый мундир. Если король призовет всех офице-
ров, я пойду. А дело его плохо, он впал в детство, и вся его семья тоже; впал в
детство и не понимает, какое время настало... Почему я почувствовал, что
должен буду отдать за него жизнь? Это бессмыслица. Он не узнает ни моего
имени, ни моего конца. Но когда я был еще мал, отец давал мне целовать
крест Святого Людовика19 — это было во времена Империи: суеверие, поли-
тическое суеверие, беспочвенное, ребяческое, древний предрассудок добле-
стной преданности, сыновней любви, что-то вроде вассальной зависимости,
привязанности раба к сеньору. Но как не пойти, если завтра утром всех нас
призовут? Я служил королю тринадцать лет. Это слово, король, — что оно
означает? А покинуть старуху мать и молодую жену, которые на меня наде-
ются! Я покину их — это страшная несправедливость, но иначе нельзя.
Ночь почти на исходе... Снова канонада.
Четверг, 29-го.
Они не приезжают в Париж, а люди за них умирают. Порода Стюар-
тов!20 Да, я остаюсь при семье.
Атакуют казармы на улицах Верт и Пепиньер. Несравненная отвага ра-
бочих-слесарей. Я выглянул в окно, поглядел, не ищет ли укрытия у моих
дверей какой-нибудь раненый с той или другой стороны. По мне открыли
огонь, думали, что я хочу стрелять из окна. Три пули разбили карниз. Через
двадцать минут обе казармы были взяты.
Пятница, 30-го.
Никто из принцев не появился. Бедные храбрецы-гвардейцы покинуты,
вот уже два дня не получают ни приказов, ни хлеба, на них повсеместно идет
облава, а они все-таки борются... О гражданская война, тебя развязали эти
упрямые ханжи!
Изгнаны отовсюду. Париж освобожден.
Суббота, 31-го.
Итак, за три дня древний трон повергнут!
Я навсегда покончил с обременительными политическими суевериями.
Только их клокотание могло безотчетно смутить мои мысли. Если бы здесь
Дневник Поэта 33
был герцог Энгиенский21 или хотя бы герцог Беррийский,22 я бы погиб за
них. Может быть, и напрасно. Кто знает, как я поступлю!
1 августа.
Народ холодно принимает герцога Орлеанского.23 Его сторонники ре-
шили, что ему вредит то, что он Бурбон. Они печатают, что он не принадле-
жит к КапетаМ'Бурбопам, что на самом деле он — Валу а.
Тупое невежество. Франциск II, Карл IX и Генрих III умерли детьми.
Карл X имел от Мари Туше бастардов, которых он признал. Первый был
Шарль, граф Овернский, герцог Ангулемский, враг Генриха IV, послед-
ний — Антуан-Шарль, умерший в 1701 году.
И вот, чтобы угодить народу, герцог Орлеанский представлен как Ва-
луа. Это недостойное мошенничество окончательно его дискредитирует;
он — потомок Капетов через Филиппа Валуа.
Если Людовик XIV был Бурбон, то герцог Орлеанский тоже Бурбон, по-
тому что его предок — брат Людовика XIV.
Вот вам суверенный народ. Он вполне в силах свергнуть с трона короля.
Это очень нехитрый механизм. Хозяева закрывают мастерские; рабочие
разбредаются по улицам и бьют фонари. Их преследуют, они возводят из
булыжников баррикады, забираются в дома и стреляют по войскам. Войска
уходят — и король свергнут. Все сказано.
Теперь мне представляется невозможным, чтобы новый король, кого бы
ни возвели на трон, сравнялся в славе с генералом, от которого народ в вос-
торге.
Сегодня Лафайет24 выходил от герцога Орлеанского; все кричали: «Да
здравствует Лафайет!» — и никто не кричал: «Да здравствует Орлеанский!».
Привратники и лакеи у ворот дворца, кажется, ревновали.
Теперь все превратилось в 1аЬи1а газа, и те, кто стоял у истоков, тускне-
ют. Сегодня не может быть другой силы, кроме военной; сила привычки и си-
ла иллюзии развеялись; одно из двух — или военная сила, или беспорядок;
посмотрим, что будет.
Читаю: «Когда герцогу Орлеанскому предложили трон, генерал Дк>
бур25 сказал ему: „Сдержите ваши обещания! Иначе сами видите, что из это-
го может выйти". — Тот отвечал: „Угрозы излишни!"».
«Ье Соигпег»26 сообщает: «Нужно восстановить пэрство». Народ пока-
зал, что не желает терпеть ярмо священников и знати. Горе тому, кто не ра-
зумеет его воли!
Я видел Поццо ди Борго. Тюрго.27 Король распустил войска. Гг. де
Шонен28 и Одилон Барро29 сопровождают его к границе. Революция свер-
шилась. В Париже царит полнейшее спокойствие.
2 Альфред де Виньи
34 Альфред де Виньи
Поццо ди Борго сказал мне: «Г-н де Полиньяк никогда не переставал
править в павильоне Марсан.30 Людовик XVIII вел себя благоразумно и
властвовал, как вы хотели, посредством обеих сил, но тут на него спустили
г-жу де Кейла,31 чтобы его развратить, а там и пошло».
Вторник, 3-го.
Г-н де Куаньи вернулся из Рамбуйе32 и сообщил, что Карл X велел аре-
стовать людей, посланных, чтобы проводить его до границы. В ответ на это
около тридцати тысяч парижан пошли брать приступом Рамбуйе.
В это самое время герцог Орлеанский говорил на открытии Палаты, что
получил отречение Карла и его сына Антуана, дофина; будущее покажет,
так ли это.
Воистину все это содеял непосредственно сам народ, ибо никто из тех,
что казались его вождями, не выдвинулся вперед на самом деле. Беранже по-
средством Себастиани33 устроил переговоры с герцогом Орлеанским, опа-
саясь, как бы не стали договариваться с Карлом X. Итак, первые шаги на-
встречу герцогу Орлеанскому были сделаны из страха перед Бурбонами, а
теперь его продолжают поддерживать из страха перед республикой.
Судьба сама все сметает на своем пути; ни один борец не устоит перед ней.
Неужели еще одному королю суждено быть убитым? Славная Франция,
как бы Судьба не увлекла тебя в водоворот! Сопротивляйся!
Молодежь сетует на то, что Палата депутатов повела себя дурно; ни
один ее член не выдвинулся на первый план.
Рабочие требуют денег, с пистолетами за поясом врываются в дома.
Пора установить порядок. Быть в Национальной гвардии — долг.
Я был на выборах офицеров в Национальную гвардию моего квартала.
Меня назначили младшим лейтенантом.
Революцию главным образом совершили те, кто был обложен налогом,
увидевшие, что их исключили из депутации; первым натравил своих рабо-
чих Терно.
А Реставрация была настолько несовместима с народом и так слабо в
нем укоренилась, что ее отшвырнула прочь горстка храбрых рабочих, бро-
шенных против солдат.
3 августа 1830.
невольные ощущения. — Есть одно мучительное состояние души, ко-
торое никогда не изображалось ни в одной книге. Это та особая впечатли-
тельность, из-за которой в мозгу невольно удерживается живописный образ
или музыкальная фраза. Часто, когда я иду по улице, меня преследует ка-
кой-то надоевший мотив; ноги мои невольно начинают шагать в такт ему, и
Дневник Поэта 35
я не в силах от него отвязаться. Он не мешает моим мыслям, но вторит им
наподобие аккомпанемента и сопровождает их своим жужжанием, как на-
доедливая муха. Если мысли прерываются, им на смену приходит желание
припомнить окончание мотива. Стыдно ощущать внутри себя это движе-
ние, когда ты занят серьезным делом или глубоко страдаешь. Отвлечение —
развлечение.
Пятница, 7 августа.
Коббет34 только что послал королю Вильгельму35 по случаю его восше-
ствия на престол брошюрку с подсчетом расходов президента Соединенных
Штатов в сравнении с расходами короля Англии. Оказывается, что этот по-
следний в год тратит столько, сколько другой в сорок пять лет.
9 августа.
Герцог Орлеанский — король французов, а французы — республикан-
цы. Теперь, когда слабость Карла X и дофина, которые не сумели бороться,
освободила меня от суеверной к ним приверженности, я и сам более респуб-
ликанец, чем кто бы то ни было.
Г-н М. приехал из Нормандии. Он видел жалкий кортеж короля. Он бо-
лен. У дофина и у всей его семьи нет ни денег, ни белья. Герцогиня Бер-
рийская36 в Эгле вошла в комнатку, где находилась г-жа де Гонто, сидевшая
прямо на матрасе.
Герцогиня была одета по-мужски, в короткий редингот. Она сказала
г-ну де Гомону (герцогу де Гомону-Силачу):
— Будьте добры купить мне носовые платки, у меня нет ни одного!
— Какие, сударыня, батистовые?
— Нет, нет, самые дешевые, какие вам удастся найти!
Генерал Талон, Анри де Рошжаклен, г-н де Ласаль, адъютант короля, —
единственные из приближенных к нему особ, которые пожелали за ним по-
следовать.
10 августа.
Коронация Луи-Филиппа. Внушительная церемония. Это — протес-
тантская коронация. Так и подобает власти, в которой не осталось ничего
мистического, — пишет «СИоЪе».37 Я нахожу в этой власти тот коренной
изъян, что троп не опирается ни на призыв народа, ни на право легитимно-
сти, у него вообще нет опоры.
Хорошую комедию можно было бы написать о вождях партии, кои по-
неволе оказались таковыми за последние три дня.
36 Альфред де Виньи
11 августа.
Никто не говорит об офицерах гвардии, проявивших и мужество, и вели-
кодушие. Один офицер из 6-го гвардейского получил приказ открыть огонь,
но отказался его исполнить, поскольку улица была заполнена женщинами и
детьми. Полковник повторяет приказ открыть огонь и угрожает ему аре-
стом — тогда он берет пистолет и стреляет себе в голову.
Ле Моте, капитан первого полка, подал в отставку в день безумных ука-
зов г-на де Полиньяка.38 Вечером сражение; он идет к полковнику и просит
считать его прошение об отставке не имевшим места. На площади Мадлен,
среди колонн строящейся церкви, его рота попала в окружение; ему кричат,
чтобы он сдавался, он отказывается — и убит.
Два этих примера могут послужить идеальным символом, выражаю-
щим, что творится в душе королевской гвардии. Она доблестно исполнила
свой долг, но против собственной воли. Пока будет существовать армия,
пассивное подчинение должно быть в чести. Но армия достойна сожаления.
Пятница, 14 августа.
Я виделся с д'У (дето) .39 Офицеры, защищавшие Карла X до последнего,
были приняты королем Филиппом благосклонно... Д'У (дето) сказал одну
вещь, которая заставляет меня опасаться, что сторонники Луи-Филиппа со-
вершают грубую ошибку. «Войска, — сказал он мне, — должны стрелять в
случае мятежа, но не революции!».
Он полагает, что противостоять народу все еще возможно! Грубое за-
блуждение!
Я сказал ему, что король должен был чистосердечно объявить себя хра-
нителем государства во имя народа и по его приказу, но не притязать на ле-
гитимность, потому что в таком случае легитимным монархом является гер-
цог Бордоский.40
(Я сказал это близким короля): Герцог Орлеанский — первый власти-
тель Европы после своего племянника.
Суббота, 21 августа.
Все журналисты рассчитывали получить места; некоторые из них в наде-
жде на это отдали или продали свою поддержку королю Луи-Филиппу I.
Поскольку до сих пор все интриганы надеялись, они были согласны между
собой. Все, кому недостанет надежды, разойдутся, и отсюда родится разде-
ление на разные лагеря.
Вчера я встречался с Бюше по поводу газеты. Его идея состоит в том, что
король — глава и возничий государства, Палата пэров и совет должны со-
стоять из лучших ученых, а Палата депутатов — из промышленников. Это
Дневник Поэта 37
хорошо. Он хочет вступить в борьбу с либералами и восторжествовать над
ними с помощью доктрины единства. Я согласен с этим, нужна монархиче-
ская Франция.
Франция неизбежно скатится к Конвенту, что может быть только на-
сильственным переходным периодом. Спасти ее может только одно — коро-
левская власть, укрепленная идеями, идущими из народа.
21 августа.
29-го июля, не желая выступать против королевской гвардии, где про-
служил девять лет, я вооружил восемь своих домочадцев, решив с их помо-
щью преградить путь в дом любой из сторон. На миг я высунулся в окно; в
меня трижды выстрелили из ружей — пули застряли в стене на уровне моей
головы. Судьба не могла приготовить мне такой конец!
В политике мое сердце больше не участвует. Мне не досадно, что оно от-
странилось от дел, оно мешало голове. Отныне буду обо всем судить только
головой и сурово. Увы!
22 августа.
О добре и ЗЛЕ. — В мире больше зла, чем добра.
Добро творит меньше добра, чем зло творит зла.
Если у человека было 20 франков и он получил еще 5, он стал богаче все-
го-навсего на 5 франков. Если же он потерял 5 франков, то лишился четвер-
ти своего состояния.
Человек, у которого стало на одну любовницу больше, испытывает от
этого меньшую радость, чем то горе, которое ощущает человек, потеряв-
ший любовницу.
Избыток наслаждения причиняет страдание; избыток страдания нико-
гда не приносит удовольствия.
Сколько ни бросала фортуна жребий, никогда еще не выпадало демо-
кратическое королевство. Поглядим, что это такое.
Я организовал вторую роту четвертого батальона первого легиона На-
циональной гвардии, сразу же назначил главного сержанта и поручил ему
отчетность; я сам прошел три улицы, составил списки и отдал приказы.
29 августа.
Смотр Национальной гвардии на Марсовом поле. Я командовал вполне
по-военному четвертым батальоном первого легиона. Король Луи-Фи-
38 Альфред дс Виньи
липп I проехал перед строем, затем остановил коня, снял шляпу и сказал
мне:
— Господин де Виньи, я весьма рад вас видеть и рад видеть вас здесь.
Ваш батальон очень хорош, передайте это от моего имени всем этим госпо-
дам, поскольку я не могу сделать это сам.
Я нашел, что он хорош собой и похож на Людовика XIV — совсем как
мадам де Севинье,41 которая нашла, что Людовик XIV — величайший ко-
роль в мире, после того как протанцевала с ним танец.
Если я буду писать роман, который сейчас обдумываю, — «Жизнь и
смерть солдата». Мысль. Пассивное подчинение — мученичество солдата.
Между ним и вторым персонажем я помещу актрису, которая повсюду за
ним следует и описывает ему жизнь своего брата, избравшего карьеру поли-
тика и адвоката, полную предательств и вознаграждений.
В тот день, когда между людьми не будет больше ни восхищения, ни
любви, ни преклонения, ни преданности, пророем землю до самого ее цен-
тра, заложим туда пятьсот миллиардов баррелей пороха, и пускай она разо-
рвется посреди небес на куски, как бомба.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ. — Государство — это вооруженное правосудие.
Воин — это мученик политических идей, государственный деятель и пи-
сатель, каковы бы они ни были, остаются не более чем адвокатами.
(Продолжение).
Лирический поэт взвинчивает мысль до экзальтации, драматург или пи-
сатель-философ доказывает ее, государственный деятель пускает ее в ход,
используя во всех подробностях.
Солдат своей кровью поддерживает ее и утверждает ее правоту.
Жертва общества.
30 сентября.
С 1 августа до 27 сентября я написал «Жену маршала д'Анкра», прозаи-
ческую драму. В ее основу легли идея отмены смертной казни в политиче-
ской сфере.
Организовал более регулярные маневры 4-го батальона 1-го легиона.
16 октября.
В прошлую среду провел вечер у г-на де Мармье42 в обществе г-на де Ла-
файета. Он заметил, что я у камина один. Подошел и беседовал со мной око-
ло часа о своих затруднениях. Он сказал мне, что желал бы, чтобы с самого
Дневник Поэта 39
начала в Хартию вставили статью об отмене смертной казни, что он ненави-
дит политические судилища, что смерть министров была бы огромным
злом, привлекла бы к ним всеобщее внимание и превратила бы их в мучени-
ков и что сам он, покуда сможет, будет настаивать на том, чтобы виновных
отдали под суд. Это ему не удастся.
Все время, пока он говорил, я смотрел ему в лицо, ни на миг не отрыва-
ясь, по своему обыкновению. Он высок, весьма благородной наружности.
Когда он смущается, лицо искажают гримасы, под моим пристальным
взглядом он несколько сбивался и с трудом подбирал слова. Он был в про-
стом черном фраке без орденов, в круглой широкополой шляпе, как у аме-
риканских пуритан, на нем была трехцветная кокарда, черный воротничок
и белый жилет. Этот человек — символ республиканской идеи; но кроме
этой идеи, нет ничего. Он не зол. Он не жаждет крови.
Ошибкой было то, что в палатах слишком поздно началась дискуссия о
смертной казни за государственные преступления. Это исключение показа-
лось народу уместным. Он жаждет смерти министров и воображает, что их
пытались избавить от казни. И он добьется их смерти — просто потому что
он этого хочет.
Во время Террора какой-нибудь молодой человек вроде Сен-Жюста43 в
своем буржуазном одеянии и красном кушаке отдавал приказы генералам,
но солдаты пользовались в народе почтением; теперь они это почтение ут-
ратили и не вернут его себе, пока не появятся вновь победоносная армия и
великий военачальник.
Ночью я взял оружие, выстроил батальон в каре и доставил в префекту-
ру полиции тридцать узников.
Надежная воинская часть, не зависимая от интриг, не запятнанная двумя
вещами, которые могли бы ее расколоть или развратить, — дворцовой ле-
стью и уличным мятежом: (такая Национальная гвардия, о какой он мечтает).
Бал Национальной гвардии был блистателен. Опера прекрасно освеще-
на, в меру заполнена. Красивые женщины, наряды без малейшей безвкуси-
цы. Элегантная буржуазия, немного сановников в орденах, немного высше-
го света. Много никому неизвестных красавиц.
12 ноября.
В прошлое воскресенье обедал у короля; королева и Мадам, сестра коро-
ля, много и весьма благосклонно толковали мне о «Сен-Маре» и о моих кни-
гах. У всего семейства очаровательные манеры, у детей очаровательные ли-
ца. У короля черты и повадки проникнуты достоинством; в лице есть нечто
общее с Людовиком XIV, в повадках — с разбогатевшим крестьянином.
30 октября я окончил драму в пяти актах, «Жена маршала д'Анкра», ко-
торую начал писать 2 августа сего года. Работал над ней приступами, когда
40 Альфред де Виньи
приходила охота. Я написал ее для мадам Дорваль,44 которую считаю пер-
вой актрисой нашего времени. Это женщина двадцати девяти лет, страстная
и одухотворенная.
14 ноября.
Вот как я продолжу «Элоа»:
Элоа обречена одушевлять последовательно тела античного Раба, сред-
невекового Крепостного, современного Наемного работника; и обретая
свободу, всякий раз Элоа не может ею насладиться и умирает, чтобы вер-
нуться в руки бессмертного горемыки.
Словом, она — это моя душа, и она страдает.
21 ноября.
Начинаю драму «Мадам Ролан»,45 чтобы скоротать ожидание, пока
сыграют «Жену маршала д'Анкра», и чтобы полнее выразить свой замысел,
показав одновременно примеры юридического убийства по суду и юридиче-
ского убийства волей народа.
26 ноября.
Меня навестил Э(дуар).46 Рассказал мне подробности о своей свекрови.
Людовик XVIII составил завещание в ее пользу и в пользу г-на Деказеса.
Карл X увидел это завещание и порвал его. Г-жа де К(ейла) пошла к нему и
показала документ, в коем Людовик XVIII назначал герцога Орлеанского
своим душеприказчиком.
Карл X выманил у нее эту бумагу. По слабости своей она ее ему остави-
ла; он ее не вернул и, вместо того чтобы передать ей завещанное Людови-
ком XVIII, назначил ей только пенсию в шестьдесят тысяч франков в год,
которой она недавно лишилась.
4 декабря.
Бонапарт был на острове Святой Елены. К нему явился молодой англий-
ский капитан и сказал: «Я хочу очистить мою страну от такого злодеяния,
каким была бы ваша смерть. Поедемте со мной! Мой фрегат в вашем распо-
ряжении!».
Бонапарт опустил голову и ответил: «Моя роль в мире сыграна; я никуда
не поеду».
Он был прав; это хорошо сказано. Нужно чувствовать, какова наша
роль на этой сцене, и сопротивляться судьбе, когда она хочет вынудить нас
Дневник Поэта 41
сыграть нечто неблагородное и недостойное того действующего лица, кото-
рое мы играем.
Мне по сердцу эта история. Недавно мне рассказал ее один человек, ко-
торому ее сообщил г-н де Лас Каз (сын).47
«Печальная судьба!» — говорит Миллер. Ах, как это верно! В самом де-
ле, печальная!
6 декабря.
У общества есть нечто помимо писаных конституций, писаных законов,
писаных приказов — есть нравы, приличия, и они-то и составляют жизнь циви-
лизованного общества. Эти законы обычая намного выше остальных и более
нравственны в том смысле, что лучше отражают степень совершенствования
нравов. Я докажу это в романе «Герцогиня Портсмутская»,48 где хочу изобра-
зить человека, находящегося всегда вне влияния законов и глубоко преступно-
го, и другого, постоянно преследуемого законом, но невинного. Судьи в отчая-
нии из-за того, что не могут осудить первого и оправдать второго.
6 декабря.
Читаю Гете: пьесы.
«Клавиго». По мемуарам Бомарше. Из фабулы можно было бы извлечь
больше толку. Бомарше бросается в Испанию отомстить за сестру: Клавиго
обещал жениться на ней и бросил. Развязка искусственная и неудачная, как
почти всегда в пьесах. Мне известно не более четырех безупречных развязок
у самых великих мастеров.
«Стелла». Нечто вроде сентиментальной задачи, дурно разрешенной.
Две женщины, простившиеся с молодостью, с легкостью делят мужчину,
простившегося с любовью; но дайте женщинам красоту, а мужчине
страсть — и увидите, может ли такое быть.
Среда, 9 декабря.
Приходил Спонтини, представленный мне Давидом,49 знаменитым
скульптором; он просил, чтобы я вместе с ним сочинил оперу.
Сент-Бёв50 сказал мне, что перенял от сен-симонистов идею об отмене
наследства, но их религия внушает ему отвращение, поскольку он чувствует,
что она разрушает личность и убивает непосредственность; он полагает — и
сказал мне об этом, между прочим, — что они завоюют землю и что эта сек-
та превратится в религию.
Еще приходил Бюше, сен-симонистский Арий.51
42 Альфред де Виньи
11 декабря (я).
В Париже судят министров.52 Я один командую 4-м батальоном; пишу
капитанам, чтобы повиновались только мне.
«Виновные» Гете. Сегодня дочитал. Милая комедия в трех актах, с запу-
танной интригой. По мысли Гете, мораль: кто чувствует себя невинным, тот
бросает первый камень; думаю, что вывел он ее задним числом. Селлер,
Альцест, Софи и хозяин, ее отец, сходятся ночью в одной и той же комнате,
Селлер ради того, чтобы украсть, Софи ради любви, отец — чтобы прочесть
письмо, Альцест — ради любви к Софи. Они крадут, любят и читают; засим
следует объяснение.
11 декабря (Ь).
Меня охватили сомнения. А не был ли скептиком сам Христос? Да, был,
и его сомнения были исполнены любви и жалости к человечеству, той жало-
сти, которую я персонифицировал в «Элоа». «Простите им, ибо не ведают,
что творят!». Это само сомнение!
11 декабря (с).
Терпеть не могу общественные должности; убежден, что истинное вели-
чие присуще только тому из людей, кто черпает его в своем характере или в
своем гении, а не в доблестях начальствования или подчинения.
И еще я ненавижу их оттого, что они заставляют людей держаться на
расстоянии от себе подобных, важничать, а это удел глупцов; но более всего
они мне отвратительны тем, что с головы до ног окутывают человека тон-
чайшей тканью, сетью занятий, которые требуют лишь одну стотысячную
часть его ума, в то время как остальной ум остается праздным.
12 декабря.
Похороны Бенжамена Констана.53 Я видел его только однажды, минув-
шей зимой, у мадам ОТейли.54 По отношению ко мне он вел себя с чарую-
щим кокетством, говорил мне прямо в лицо, что почитает меня самым вы-
дающимся из молодых писателей. Когда я заговорил с ним о том, с каким
ожесточением преследуют поэзию в левой части палаты, он ответил, что это
простое проявление благовоспитанности, что люди боятся, как бы не пока-
залось, что они желают разбить все оковы, и потому стремятся сохранить
хотя бы самые легкие, — оковы литературных правил... Я затеял с ним
что-то вроде маленького любезного спора на эту тему, а он, в том что каса-
лось «Валленштейна»,55 охотно мне уступил.
Дневник Поэта 43
Это был человек возвышенного ума. Он всегда боролся, не требуя награ-
ды; я это уважаю. Но мне кажется, что у него была некая честолюбивая цель,
очень высокая, и что он ее не достиг. Он бы не удовлетворился положением
пэра Франции или премьер-министра; возможно, ему нужна была республи-
ка и пост ее президента. Династия Бурбонов ему докучала, и он способство-
вал ее падению; а печаль, в которой он признавался с трибуны, происходила
в нем оттого, что он сознавал собственное бессилие возвести что бы то ни
было на оставленных им же руинах.
У него был весьма благородный профиль, манеры изящные и учтивые,
он был светский человек и литератор, — редкое, восхитительное сочета-
ние. Полагаю, что у него было холодное сердце, а воображения не было во-
обще.
12 декабря, полночь.
Прочел в карете «Гёца фон Берлихингена».56 Мне по сердцу сцена с мо-
нахом в первом акте. Этот молодой человек, который тяготится монасты-
рем и завидует рыцарским доспехам, весьма примитивен. Прекрасен Гёц,
по пятам преследующий в лесу клятвопреступление, словно Бог-мститель.
Мендо-палач.
19 декабря.
Есть в Девоншире город Пензанс (Корнуолл), с таким жарким клима-
том, словно это итальянский морской порт. Лучше я поеду жить туда, чем в
какой-нибудь французский провинциальный город или городок.
19 декабря.
Мастера разрушать, но только не строить — вот они, либералы, перепу-
ганные собственным триумфом; главный редактор «Ье Соигпег Ргап$а1$»
Валантен де Пелуз — он в одном из батальонов моего легиона — рассказал
мне нынче утром те же печальные вести, какие Бенжамен Констан оглашал с
трибуны. В его излияниях сквозило желание быть в министерстве: «Я два-
дцать два года возглавлял отдел в министерстве финансов... Я был бы не
прочь видеть Виллеля57 в министерстве финансов: он человек деловой, без
убеждений».
Он дурно отзывался о малютке Тьере;58 победившая партия чистит свои
ряды, как роялисты в 1815 году. «Он подписал ордонансы и исчез», — гово-
рил он. Впрочем, у этого человека огромное самомнение и много здравого
смысла. Он уже не знает, где искать государственных людей.
44 Альфред де Виньи
Вот-вот начнутся народные волнения. Г-н де Мармье, старый ветро-
прах, безмозглый куртизан — именно тот человек, который нужен, чтобы
все загубить, бросив тень на Национальную гвардию. Если его не удержать,
он развяжет гражданскую войну. Людская непоследовательность, бессмыс-
ленное шарлатанство! Вчера он радовался, что пехота изъявляет готовность
открыть огонь, а сам что ни день проклинает останки солдат Национальной
гвардии.
Я остаюсь в Париже из чести и чтобы не подумали, что я бегу от опасно-
сти; я увижу, как под предлогом здравого смысла будут бороться честолю-
бивые орлеанисты, желающие сохранить свои места, и честолюбивые рес-
публиканцы, которые желают их себе снискать, и там и тут — глупцы, коры-
стные или восторженные.
В один прекрасный день я задохнусь от презрения.
Понедельник, 20 декабря.
Собрание у мэра. Он сообщает о заговоре, имевшем целью свержение
правительства под предлогом суда над министрами. Я отметил, когда он
расспрашивал каждого капитана о настроениях у него в роте, что каждый
отвечал скорее о том, насколько он имеет влияние на подчиненных, нежели
о своих наблюдениях касательно боевого духа солдат. Тщеславие и самоуве-
ренность каждого преобладают над стремлением к истине. Весь день и весь
вечер — под ружьем.
Вторник, 21 декабря.
Весь день в палате депутатов, под ружьем. Моя Лидия59 никак не решит-
ся ехать одна в деревню.
Среда, 22 декабря.
Ухожу на улицу. Если случится так, что я не вернусь, мне хотелось бы,
чтобы гг. Бризё,60 Антони Дешан и Эмиль Дешан,61 в присутствии моей
дорогой Лидии, тщательно пересмотрели бумаги и напечатали то, что,
по их мнению, достойно памяти, и ничего больше: «Жену маршала д'Ан-
кра» всю целиком, в нынешнем виде и с посвящением г-же Дорваль; фраг-
менты романов, которые лежат в папке; «Венецианского купца», а также,
под заголовком «Фрагменты», отдельные наблюдения и замечания, раз-
бросанные по моим записным книжкам, и стихи из альбома с замком.
Сегодня будет правительственный кризис. Я написал в Лондон.
Дневник Поэта 45
Четверг, 23 декабря.
Лидия уехала в Бельфонтен. Я провел всю ночь под ружьем, вместе с мо-
им батальоном. Живописный бивуак! Солдаты Национальной гвардии за-
были про суд и пустились в пляс.
А между тем, если бы утром они не явились на поверку, началась бы
гражданская война. Нынешнее утро, наступившее сразу после объявления
приговора, было самым критическим из всех. То, что десять бывших мини-
стров не приговорены к смертной казни, обмануло ожидания парижан;
они чуют, что, посулив им этот смертный приговор, у них из-под носа ук-
рали кусок. Ярость могла помешать гражданам взяться за оружие. Тогда
бы народ, требующий казни, взял приступом тюрьмы, освободил каторж-
ников, разграбил лавки и пошел за своими вождями, которые ведут его к
мятежу.
Артиллерия состоит из юных литераторов, адвокатов, врачей, теоре-
тиков, не имеющих собственности, а иногда и ничего не умеющих, посвя-
щенных в тайны Общества друзей народа; они медлили с решением, вы-
жидая, пока определится позиция Национальной гвардии; если бы они
стали во главе народа, остаток Национальной гвардии не двинулся бы с
места, застыл в том скептическом нейтралитете, который так присущ
французскому характеру, — и все бы погибло. Началась бы гражданская
война.
Я мог бы написать книгу под заглавием «История нейтрального и скеп-
тического большинства». Основная мысль ее — то, что во все времена на-
цию спасало и вело к прогрессу большинство — достойное, здоровое, рабо-
тящее. Такое большинство вдохновляется не людьми, не формами правле-
ния, а только истинными идеями. Его душа, так сказать, — это здравый
смысл. Именно оно, это большинство, бросило Бонапарта и армию при Ва-
терлоо. Сегодня нейтральное большинство остановило убийц из отвраще-
ния к убийству.
Пятница, 24 декабря.
«О1оЬе» признается, что революционные принципы (которым она при-
зывает следовать) вот-вот приведут к бездонной пропасти.
Палата пэров — это «половинчатая» аристократия; нужно сделать ее
выборной, несменяемой и не наследственной. Какой-нибудь Монморанси
представлял то, что представляет лорд; феодальная и земельная аристокра-
тия — это было недурно. Ну, а что представляет г-н Лене? Одаренного чело-
века, который принес в палату влияние своей просвещенности? Ладно! Но
что будет представлять его сын? Ничего — разве что память об отце; ее бы
лучше сохранили его произведения и биография, а сыну следует занять это
место благодаря собственному влиянию.
46 Альфред де Виньи
В полночь.
Революция идет своим путем. Она попыталась нечто предпринять — по-
мешала Национальная гвардия; теперь ее попытаются разъединить. Когда
эти попытки увенчаются успехом, начнется гражданская война.
27 декабря.
Сносным образом расположить пять актов трагедии необыкновенно
трудно. Но я вижу столько глупцов, которым это удалось, что это бы ме-
ня смущало, если бы в один прекрасный день я не сообразил, что в конце
концов алгебраические задачи тоже с большей или меньшей четкостью ре-
шают обычные люди — а сколько отъявленных глупцов среди алгебраи-
стов!
ситуация. — Среди всех жизненных разочарований самое забавное,
пожалуй, — это смерть. Например, допустим, что некий человек воспламе-
нится какой-либо идеей, рассчитывая умереть красиво и перед смертью про-
изнести прекрасные слова, но дела принимают другой оборот. Он ранен, и
рана его унизительно смешна — пуля угодила совсем рядом с глазом, он
проливает слезы, как теленок, и последнее его слово таково:
— Компресс!
Над этим можно было бы горько усмехнуться в романе. Добавьте отчая-
ние любовницы, которая и сама не в силах удержаться от смеха.
28 декабря.
Божественное право: принцип. Аристократия: неизбежное следствие.
Все это порождение гордыни. Верховная власть народа: принцип. Демокра-
тия: неизбежное следствие. Порождение зависти.
Так вот они — боги человеческого сообщества, среди которых оно ме-
чется с самого своего возникновения! Оно колеблется между двумя порока-
ми и между двумя бессмыслицами. Кто посмеет сказать ребенку: «Выби-
рай!».
Если что-то и помешало обществу сгинуть в постоянных крушениях, это
власть наиболее умных людей в каждую эпоху. Эти самозванные короли
вновь наилучшим образом пустили в ход свои искусные вымыслы, потому
что на чем же еще зиждется искусственное государство, как не на искусном
вымысле?
Корабельная команда и ее подчинение одному человеку — это чудо об-
щественного духа.
Национальная гвардия — это вооруженный скептицизм.
Дневник Поэта 47
Мир ведет себя как глупец: бродит, пошатываясь, между двумя бессмыс-
лицами — божественным правом и верховной властью народа.
ХАРАКТЕРЫ и СУДЬБЫ. — Марат — гонит себя к власти,62 к крови, чтобы
спастись.
Руссо — борется, чтобы иметь шестьсот франков и служанку.
Байрон — потому что кормилица уронила его и повредила ногу.
Мирабо — истерзанный долгами.63
Бонапарт — потому что ему нужно кормить братьев.
Это не что иное, как теория, созданная мной для собственного употреб-
ления, результат глубокого анализа мысли и форм ее проявления: углубля-
ясь в это исследование, которым мне приятно заниматься, я чувствую, как
сомнение преследует меня на каждом шагу, и соображения эти я излагаю не
для того, чтобы установить всеобщие принципы, но чтобы объяснить, каки-
ми руководствуюсь я сам, и дать понятие об идеях, побудивших меня облечь
свои писания в ту форму, какую я им придал.
Мне на роду написано, что какое бы собрание людей я ни увидал, сердце
мое начинает биться от глухого гнева на них при виде того, как они самоуве-
ренны в своей посредственности, как самодовольны и ребячливы в решени-
ях и каким ослеплением бывают продиктованы их поступки.
Признаем прямо, народ во Франции не любит ни музыки, ни поэзии. Не
сказал бы, что средний класс гармоничнее: он поет так же фальшиво и не
чувствует поэзии; но он получает, особенно в Париже, своеобразное воде-
вильное образование, которого хватает, чтобы воспринимать мелодии и
остроты в тех дозах, какие он в состоянии понять. Он страстно любит ос-
корбления, но оскорбления двусмысленные, притворяющиеся каламбура-
ми.
О, бежать, бежать от людей, удалиться в среду немногих избранных, из-
бранных между многими тысячами тысяч!
Я долго искал, какая тайная антипатия не велит мне писать для театра,
антипатия странная для человека, чей главный инстинкт или талант заклю-
чается именно в писании пьес. Анализируя театральное искусство, я понял,
в чем дело. Есть в этом искусстве нечто непоправимо зыбкое, та игра, кото-
рая принадлежит актеру; а ведь то, что называют игрой, —это ни больше ни
меньше как выражение чувств, построение картин и построение сцен, то
есть все три источника впечатлений.
Французам присуще воображение, когда они действуют, но редко — в
минуты одиночества и размышления.
48 Альфред де Виньи
31 декабря 1830.
Символ, который следует добавить в «Книгу символов и притч».
Как-то раз человечество восстало и воскликнуло: «Что со мной творит-
ся? Почему вы заставляете меня работать?».
Ему ответили — оно принялось за дело. Продолжая трудиться, оно по-
размыслило над ответом и отвергло его.
Оно снова восстало.
Моисей дал ответ...
Оно снова принялось за дело...
Платон сказал то-то и то-то...
И так далее — шесть веков кряду.
Иисус сказал...
В средние века — то же самое.
Теперь оно снова восстало. Кто ему ответит?
1831
1 января.
Скептическое большинство настороженно относится к политическим
партиям с их фальшивым энтузиазмом, но оно на них не нападает, не восста-
ет и не возмущается, пока само не подвергнется яростному нападению. Тут
оно наносит удар, а затем отдыхает, покуда на него не нападут опять.
Мои друзья из Сен-Жерменского предместья ждали исхода событий в сво-
их имениях. Теперь, когда суд над министрами не привел к революции, кото-
рую они ожидали, они пишут мне и ищут со мной сближения. Они спрашива-
ют, можно ли перебираться в Париж. Если бы Луи-Филиппа свергли, если бы
Национальную гвардию расколола гражданская война и она бы стала сра-
жаться сама с собой, они бы обрушили на меня потоки клеветы. Они бы сказа-
ли обо мне: «Убит? Поделом: бросился очертя голову в революцию!». Теперь
они думают, что король укрепился, и подбираются ближе. Мне пишет Камил-
ла д'Оргланд, и в тот же день я получаю приглашение от герцогини де Майе.
Привычка к слабости привела к вырождению старинной знати во мно-
гих семьях. Вместо того чтобы эмигрировать, следовало смешаться с наро-
дом — некоторые из нас так и поступили.
2 января.
Лафайет удивился, с каким равнодушием приняли его отставку;1 время
ушло. Свобода — единственная доктрина, которая ему подходит; он может
Дневник Поэта 49
что-то значить только в оппозиции и благодаря оппозиции, а когда между
ним и законной властью царит согласие, это его тяготит.
У него на глазах сложилась без него республиканская оппозиция, и он
поспешил туда ринуться.
Две партии вырисовываются более четко: революция 1688 года2 — во
главе ее король; революция 1791 года3 — ее возглавляет Лафайет.
Университеты4 за республику, а народ за Бонапарта.
5 января.
Посмотрел Тартюфа, во второй раз, кажется. В Мольере преобладает
моралист: на дне каждой тирады — наблюдения, портреты, максимы, и са-
ми тирады подчас чересчур длинны и далеки от правдоподобия, но под ко-
нец замечаешь, что эти длинные фразы сплетаются в ткань идей, в плотней-
шее единство, от которого в памяти остается нравоучение, основная идея,
которую автор хотел в нас заронить.
6 января.
Анатоль де Монтескью, статс-кавалер королевы, приходил ко мне и рас-
сказывал о том дне, когда в Нейи герцогу Орлеанскому подносили корону.5
Монтескью оказался рядом с герцогиней, он заметил, что она в слезах. «Это
второй раз, — сказала она ему, — приезжают из Парижа; ступайте за ним
поскорей, умоляю вас, и приведите его обратно; быть может, он в Ренси».
Монтескью бросается на коня, пускает его в галоп, прибывает в Ренси и об-
наруживает, что герцог Орлеанский уже в коляске и готов спасаться бегст-
вом еще дальше. Он его останавливает: «Все совсем не так! С вами хочет го-
ворить г-жа герцогиня! Спасите нас от анархии! Они не хотят герцога Бор-
доского,6 они хотят вас! Спасите нас от республики!». А проезжая мимо
Сен-Дени: «Взгляните же, тень Людовика XVIII умоляет вас спасти дом
Бурбонов!».
Герцогиня уговорила мужа согласиться.
Анатоль добавил, что совсем недавно узнал от вождей революционной
партии: если бы им предстал герцог Бордоский, его бы проводили к родне, с
охранной грамотой, с великими почестями, в карете, запряженной шестер-
кой лошадей, но в королевском троне ему было бы отказано.
Г-жа де Гонто предложила привезти его в сопровождении переодето-
го генерала; сама бы она, переодетая прачкой, поехала с ним от Сен-Клу
до Пале-Рояля. Герцог Орлеанский ждал ее там; семья Орлеанских была
рада.
Герцогиня Беррийская7 сначала хотела этого, потом отказалась, потом
опять захотела, но было уже поздно.
50 Альфред де Виньи
7 января.
Чем дальше, тем сильнее я презираю популярность и тех, кто к ней стре-
мится. Только одного вида популярности следует домогаться — популярно-
сти в среде умной аристократии, я назвал бы ее средой избранных.
Я слыхал, как люди на улице спорили о человеке, проезжавшем мимо:
«Это Лафайет\» — говорил один; «Нет, Лафит,8 — возражал ему другой, —
это генерал Лафит*\». Как почетна эта путаница!
8 января.
Только несчастные хорошо сражаются, те, для кого горести войны легче
горестей мирного времени.
Нужно себя знать и долго размышлять о собственных слабостях, прежде
чем браться за перо. Сам я по природе (как мне кажется) — до кончиков ног-
тей моралист и человек театра, потому что взгляд у меня проницательный,
твердый и устремлен на главное.
10 января.
Женщины любят, чтобы их любили. Вот почему все самые холодные по-
эты и писатели лезли вон из кожи, чтобы сойти за страстных влюбленных:
«Рене», «Лара»9 и т. д. Только один остался искренним и признавался в хо-
лодности и равнодушии; он чистосердечно поведал о любви литератора, за-
родившейся только в голове, — и за это женщины его возненавидели; это
Бенжамен Констан, и «Адольф»10 — это его характер.
11 января.
«Наполеон» Дюма. — Дурная книга, дурной поступок!
«Кёуо1иПоп» 1830 года, вечерняя газета, говорит министрам, что они ве-
дут себя весьма неподобающим образом — а они-то при Бурбонах слыли
карбопариями\
12 января.
Читая Марло, английского поэта, современника Шекспира, (издание?)
1616 года, я обнаружил пьесу, озаглавленную «Доктор Фауст», сыгранную в
* Правильно: Лаффит. Простые люди смешивают написание фамилий обоих деятелей. — При-
меч. А. дс Виньи.
Дневник Поэта 51
1590 году, Гете ее перевел и почти полностью позаимствовал, а считается,
что его «Фауст» — оригинальное произведение.
Марло написал также «Мальтийского еврея», подсказавшего Шекспиру
идеюШейлока.11
13 января.
Начитавшись софизмов и рассуждений в газетах, я полагаю, что Мон-
тескье написал такую безвкусицу как «Книдский храм», устав от «Духа за-
конов».12
15 января.
Дюма написал в «Наполеоне Бонапарте» жестокие слова о Бурбонах
под влиянием гнева на короля. «Мне заплатили неблагодарностью», — го-
ворит он. В те три июльских дня он чуть ли не в одиночку ринулся в Суас-
сон за порохом. Я упрекнул его в том, что он обрушивается на побежден-
ных.
Поэты все же — не более чем плагиаторы! Печально обнаруживать, что
и самые блистательные часто, слишком часто этим грешили.
Гете заимствовал идею «Фауста» у Марло, а Вальтер Скотт взял у Гете
(из «Эгмонта») восхитительную сцену, где Ами принимает Лестера, пере-
одетого знатным вельможей.
17 января.
Только что узнал, что министру внутренних дел поступил донос о том,
что я — карлист.13 Несколько дней назад в Пале-Рояль донесли, что я рес-
публиканец. Вот к чему приводит преданность в революционные времена! Я
отрекся от пристрастия к уединению и покою. Я рисковал жизнью, пожерт-
вовал своим временем, пренебрег здоровьем, чтобы навести некоторый по-
рядок посреди безграничной и бездонной анархии. Не будь Национальная
гвардия тем, чем ей и следует быть, то есть беспристрастным военным соеди-
нением, вышло бы, что я поддерживаю правительство и его ошибки. У ме-
ня — ни положения, ни собственности, с какой стати мне защищать собст-
венность, на которую со всех сторон наступает интриганство? Потому что
это наступление было насильственным, а я ненавижу насилие — оно ставит
физическую силу выше духовной. Но если бы оно пустило в ход убеждение,
то я бы его поддержал!
52 Альфред де Виньи
19 января.
Леон де Вайи,14 Антони Дешан,15 Дюбуа16 (из «О1оЬе»), Бюше,17 Эмиль
Дешан — вот те, многочисленные во Франции, люди, которые, подобно Ри-
варолю,18 расточают свой ум в повседневной болтовне и, как Рейн, уходят в
песок.
У них, как у любого француза, воображение появляется и обретает
плоть лишь в тех случаях, когда его подхлестывают превратности жарких
споров или внезапного соперничества.
Люди созерцательные теперь редки. Кузен и Вильмен19 нуждаются в чте-
нии лекций, чтобы идти вперед... Бризё20 нуждается в критике и становится
искусным, когда у него в распоряжении имеется тело, которое можно рас-
членить и препарировать. Виктор Гюго берет отовсюду и заботится лишь о
форме. На мой взгляд, только Ламартин21 ни в ком не нуждается, кроме са-
мого себя, да Баланш,22 да, быть может, я — из ненависти к тому, что делают
другие, из потребности искать в себе самом, в своем нутре источник вдохно-
вения да из привычки анализировать самого себя.
О Франциск Первый, Франциск Первый, ты один понимал французов,
когда избрал символом саламандру!23 Франциск, истинный француз! Ты жил
в огне! Огонь — наша единственная стихия!
Январь.
Больше всего мне в жизни повредили мои белокурые волосы и тонкая
талия.
Чтобы внушать почтение черни, литератору нужно быть отвратительно
грязным, обладать безобразной, отталкивающей и гримасничающей фи-
зиономией педанта, а говорить тяжеловесно и суемудро; военному нужен
высокий рост, лицо смуглое и заросшее бородой.
Я видел, как один генерал, производивший смотр 55-го линейного пол-
ка, в котором я был капитаном, остановился и сказал полковнику: «Вот это-
го произвели в капитаны, конечно, благодаря высокому покровительству!».
А я стал капитаном по выслуге лет, девять лет проходив в лейтенантах. —
«У вас чересчур хорошие манеры, друг мой, — сказал мне Фонтанж. — Я с
трудом убедил его, что вы превосходный офицер».
Знавал я также пэра Франции, который обнаружил некоторую глубину
взглядов в «Сен-Маре» и моих стихах и пожелал со мной познакомиться. Он
увидел, как я смеялся с Дельфиной Гэ,24 и я заметил, что с тех пор он куда
меньше искал моего общества; так ребячливы бывают представления у
иных людей!
Я прочел «Эгмонта» Гете. Скверная развязка, нескладная и сочиненная
для оперы; Фердинанд — чересчур немец в дружбе и выпадает из сюжета.
Дневник Поэта 53
Клара нехороша в конце: у нее только одна очаровательная сцена в третьем
действии. Бракенбург — очаровательный набросок, из которого Вальтер
Скотт сделал портрет, запечатлев его в Трессилиане из «Кепилворта». Аль-
ба хорош. Молчалив, лаконичен. Хорошая развязка — редкость, а когда
она хороша, замечаешь, что автор прибег для этого к сочетанию не слиш-
ком-то достойных средств. Театр — это балаган с марионетками! В нем нет
места истинному развитию характеров и философии!
Если бы у вас достало сил подавить в себе чувство лютого гнева или
страха, которое подхватывает вас и тащит прочь, как воздушный шар гон-
долу; если бы ваша мысль, внимательно оценив и обдумав положение ве-
щей, способна была подавить и загасить это чувство, заглушить голос кро-
ви, опьяняющей ваше сердце и мозг; если бы вы были на это способны, — вы
бы никогда не стали преступником!
Преступная слабость — это род опьянения, а значит, привычка к ней
имеет сходство с пьянством!
26 января.
Покажите мне справедливый принцип и справедливого человека — и я
их приму. Я буду их защищать. Но принципы людей ложны, а сами люди
лживы.
10 февраля.
(Обедал у короля,25 он долго со мной беседовал.) Череда интриг... скуч-
ный перечень низостей... Утратив все права, эти принципы втайне сохрани-
ли самое страшное из них — право презирать свой народ.
Февраль.
(Посещение престарелого родственника, который удивляется, видя его в
рядах Национальной гвардии вместе с лавочниками.) Когда у нас под нога-
ми все трещало, разумнее было в спешке создать ублюдочную королевскую
власть, чем допустить, чтобы нация рухнула, как при Терроре.
Я видел, как бежало множество мужчин, женщин и детей, среди которых
пытался проложить себе путь человек в серой шляпе, в коричневом фраке, с
огромным зонтом под мышкой, расталкивая всех, как попало, направо и на-
лево; то и дело окружающие волнами налетали на него, как на крепостную
стену, щит или решетку: до главной лестницы он добрался в ужасном виде, —
жилет расстегнут, манжеты оторваны, шляпа измята из-за приветствий, кото-
рые он пытался рассылать из этой давки, утопая в ней; это был — король.26
54 Альфред де Виньи
Человечество обладает теми же правами, что и отдельный человек, ко-
торый вправе заботиться о лечении своего тела. Если мы отдаем предпочте-
ние жизни перед смертью, то и цивилизацию должны предпочитать варвар-
ству. Никакое племя впредь не располагает правом пребывать в варварстве
рядом с цивилизованными народами. Ислам — самая косная и самая упря-
мая религия, и если народы, ее исповедующие, от нее не откажутся, им при-
дется погибнуть. Нынешние поколения достойны жалости, и их война вы-
глядит справедливой. Но можно только порадоваться за грядущие поколе-
ния, которые будут счастливо жить в мире; они будут славить отвагу отцов,
в точности так же как англичане, живя в лоне норманнской цивилизации,
славят отвагу саксов.
20 августа.
Виктор Гюго в своей «Марион Делорм» явил нам безупречный образец
стиля.
Публика не видит, что единственный его талант заключается в создании
стиля.
Ни у кого еще такая прекрасная форма не сочеталась со столь незначи-
тельной глубиной, и у него нет ни единой собственной идеи, ни единого убе-
ждения, ни единого наблюдения над жизнью или мечты, простирающейся
над временами, но словами он владеет с поразительным искусством; многие
только этим и запомнились, и с ним будет то же самое.
23 декабря.
Родиться без состояния — величайшее несчастье. От него никогда не из-
бавиться в нашем обществе, основанном на золоте.
Я последний сын в очень богатой семье. Мой отец, разоренный револю-
цией, жертвует остаток денег на мое образование. Добрый старик, седовла-
сый, одухотворенный, образованный, израненный, искалеченный в Семи-
летней войне, и веселый, полный приветливости, обходительности. Мне да-
ют прекрасное воспитание. Развивают любовь к искусствам, данную мне от
рождения. Во время Империи, стоило мне увидать императора, в сердце у
меня сразу вспыхивало желание идти в армию. Но надо было достичь воз-
раста; к тому же мои близкие ненавидят великого человека; они делают все
возможное, чтобы я поменьше о нем думал. Совершается Реставрация. В
шестнадцать лет я вооружаюсь двумя пистолетами и с белой кокардой на
шляпе спешу воссоединиться со всеми роялистами, которые хоть сколь-
ко-нибудь о себе заявили. На собственный счет вступаю в красные роты. Ло-
шадь ломает мне ногу. Хромой и едва излечившийся, я сопровождаю Людо-
вика XVIII в его беспорядочном бегстве в Бетюн,27 постоянно оставаясь в
Дневник Поэта 55
арьергарде, лицом к лицу с уланами Бонапарта. В 1815 году, после месяцев
пехотной службы, я оказываюсь в королевской гвардии. Девять лет дожида-
юсь капитанского чина по выслуге лет. Я был независим в мыслях и в речах,
я был бедняк и поэт — трижды достаточно, для того чтобы попасть в неми-
лость. После четырнадцати лет службы, наскучив ее однообразием в мирное
время, я женюсь. Без меня совершается революция, основанная на весьма
смутных принципах. Незаинтересованный наблюдатель и скептик, я смот-
рю и жду; отныне я предан только моей стране.
31 декабря, полночь.
Год миновал. Хвала небесам, что прошел он так же, как другие, и ничто не
нарушило независимости моего характера и нелюдимого счастья моей жизни.
Я никому не чинил зла. Я ни строчки не написал против совести, ни про-
тив кого бы то ни было из живущих; в этом году я так же не причинял зла,
как и в прочие годы моей жизни.
1832
17 февраля.
Вторая консультация Черного доктора1 будет посвящена вопросу о са-
моубийстве.
Одна из консультаций — вопросу о чести во времена свободной прессы
и дуэлей.
Моя истерзанная душа отдыхает на идеях, облеченных в мистическую
форму... Душа, гонимая ветром, подобная Франческе да Римини!2 Твоя ду-
ша, о Франческа, возносилась, держа в объятиях возлюбленную душу Пао-
ло: моя душа похожа на твою!
Что ж, разве душа моя недостаточно прекрасна, чтобы обойтись без по-
мощи слов и гармонии звуков?
Для меня молчание — сама Поэзия.
Когда сочиняешь стихи, глядя на часы, стыдишься того, как много вре-
мени тратишь на поиски покладистой рифмы, которая бы не слишком вре-
дила замыслу.
Общественный строй всегда дурен. Время от времени он бывает всего
лишь сносным. Спор между дурным и сносным не стоит ни капли крови. Это
56 Альфред де Виньи
теория убийцы. Теория деятелей септембризад,3 и инквизиторов, и Равалья-
ка,4 и Лувеля.5
Общественный строй дурен и всегда будет дурен; в те времена, когда
Господь самолично почтил нашу землю своим пребыванием, ему было так
легко указать нам совершенную форму правления. Род людской упустил эту
бесподобную возможность, которая больше ему уже не представится. Зна-
чит, надо смириться с тем, что нет ничего неизменного, несмотря на вопль:
«На сей раз это уже навсегда», — вопль, который всякий раз хором испуска-
ют все законодатели, учреждая очередное нововведение.
28 февраля.
Пишу Антони Дешану6 с просьбой склонить к молчанию тех моих дру-
зей, которые упрекают министров в том, что меня не представили к кресту.
Возражаю против каких бы то ни было действий, предпринимаемых ради
этого.
Как трудно не допустить себя принять поощрение!
Февраль.
Религия чести нередко оказывалась настолько могущественной, что за-
мещала собой в людских сердцах христианскую веру. Часто в ее основе ле-
жало уважение к своему дому, имени и предкам. И монархическая Франция
часто предлагала прекрасные примеры всего этого.
Я полагаю, что такой роман, как те, что писал Вальтер Скотт, годился
только на то, чтобы описывать страну, неизвестную в Европе, ее нравы и
природу.
Купер был прав,7 когда стал рабски ему подражать, поскольку ему надо
было поведать об Америке. Но те, кто захотел произвести те же действия
над хорошо известными странами, ввели в грубое заблуждение всю Европу.
В «Сен-Маре» я попытался переиначить его подход, переместив драма-
тизм в образы исторических персонажей и вымышленные фигуры на гори-
зонте, едва наметив страну и народ. Но я искал то, что отвечало бы моей
мысли; и я нашел это только в «Стелло».
ЫОТЕ. Лукреций8 представляет себе душу в образе глаза. Разум — его зра-
чок, душа души. Платон9 называет разум сердцем души. Эе паШга гешт, III.
Февраль.
«Актриса», роман.
Из-за нее отравился за кулисами офицер.
Дневник Поэта 57
Изнеможение актрисы: она говорит, что «растратила на этих людей всю
свою душу».
Герцог легко ее завоевал, она покинула сцену, чтобы не расставаться со
светом.
Она колотила горничных, а они прощали М[ари] всё. Я любил сидеть у
нее в уборной, пока она гримировалась. «Ах, если есть Бог на свете, — вос-
клицал я, поскольку имел несчастье в этом усомниться, —да благословит он
тебя...» — «Сделай мне ребенка!» — восклицала она в горячке.
Я беспрестанно видел перед собой мужчин, которых она любила, они
вызывали во мне отвращение. «Ах, какая надобность в муках после смерти,
все они даны нам при жизни в наших горестях и печалях». Это была и моя
мука, и моя кара. «Если я умру прежде тебя, — сказала она, — положи на мо-
ей могиле мраморную плиту, и т. д.». Я исполнил ее волю и положил над ней
мрамор, увы! Когда я ее узнал, первое время она всегда носила траур, и я ни-
какими силами не мог убедить ее отказаться от этого наряда. Я называл ее
«моя красота», а она меня — «моя доброта».
О Лидии,10 спустя семь лет после того, как мы поженились. В мире нет
характера более совершенного, более ровного, разума более справедливого
и прямого, исполненного большего простодушия и большей тонкости, и в
то же время нет сердца более преданного.
Несмотря на мои недостатки, я проникнут к вам восхищением и нежно-
стью.
астролябий. — Это был сын Элоизы и Абеляра.11
Любовь ученая, пылкая, педантичная, теологическая и диалектиче-
ская — это прекрасный, великий предмет, еще совершенно новый для описа-
ния.
Труд Абеляра «Ехатегоп т Сепезт» был напечатан в «Сокровищнице
анкедотов» Мартена.
«Вторая консультация» будет называться «Авель», а может быть, и «Ас-
тролябий».
Ах, если мертвые могут любить, то какая неблагодарность с их сторо-
ны — не любить меня! Ведь я думаю о них с такой огромной любовью, слов-
но они живут здесь, рядом, и склоняются надо мной.
Мне нанес визит адъютант императора Николая, барон фон Мейен-
дорф;12 он сказал, что Гете несколько раз говорил ему обо мне с восхищени-
ем.
Мне повторила это его молодая жена, Гете внушил ей желание со мной
познакомиться. Вальтер Скотт сказал ей также, что по-французски он чита-
ет немного, но все мои книги прочел с упоением.
58 Альфред де Виньи
Стих:
...для этих чародеек
Мертвы живущие и живы мертвецы.
4 марта.
Беседа мешает мне следовать ходу моих мыслей. Только страсть занима-
ет меня настолько, что не дает моим мыслям перескакивать на другой пред-
мет и мешает мне беспрестанно что-то творить и сочинять.
Не люблю говорить; вот почему я не хотел быть ни выборщиком, ни из-
бираемым. Я люблю только беседу наедине с любимой женщиной или с ум-
ным и благородным мужчиной.
Из всего, написанного людьми, восхищения достойны только две вещи, —
их поэзия и философия. Научные труды — не более чем накопление фактов или
слов в памяти. Знание — лишь украшение, подпорка или цемент, на котором
держится философский или поэтический памятник, и ничего более.
четвертая консультация. — янус. — Черный Доктор встретился со
школяром, который ни в чем не сомневался и самодовольно насмешничал
надо всем, чего не любил. Доктор для забавы стал рассказывать ему всякие
истории, причем в диаметрально противоположном смысле. Так, он доказал
ему, что Нерон13 был добродетельным государем. Он доказывает все.
астролябий. — Исследователь глубины нестерпимого тщеславия, свой-
ственного теологии. Возвысить женщину, живущую в любви и вере (как
Элоиза) над мужчиной, живущим в гордыне бесполезных трудов разума.
Астролябий. Абель был один из молодых людей, загубленных лордом
Байроном, что зачесывают волосы гладко, как Бонапарт, и заполняют
жизнь мнимыми угрызениями совести.
вторая консультация — о самоубийстве. Она охватит все виды само-
убийства и примеры всех приводящих к нему причин с глубоким их анали-
зом.
Там я выскажу все мои мысли о жизни. Они утешительны самой своей
безнадежностью.
Отсутствие всякой надежды полезно и благотворно.
Надежда — величайшее из наших безумств.
Если хорошо это усвоить, любая удача — приятная неожиданность.
В этой тюрьме, именуемой жизнью, откуда мы друг за другом уходим
на смерть, не следует рассчитывать ни на какую прогулку, ни на какой
Дневник Поэта 59
цветок. И тогда малейший букетик, малейший листочек радует взор и
сердце, и мы благодарим ту силу, что позволила им встретиться на нашем
пути.
Правда, вы не знаете, почему вы оказались узником и за что наказаны;
но вы твердо знаете, какова будет кара, — страдания в тюрьме, затем
смерть.
Не думайте ни о судье, ни о суде — об этом вы никогда и ничего не узнае-
те — думайте лишь о том, как бы отблагодарить неведомого тюремщика,
нередко дозволяющего вам радости, достойные рая.
Таково краткое изложение рецепта, которым завершится «Вторая кон-
сультация Черного Доктора».
ко второй консультации. — Все злодеяния и пороки происходят от
слабости.
Значит, они заслуживают только жалости!
Возвращаюсь к замыслу «Второй консультации».
Вот жизнь человеческая.
Представляю себе толпу мужчин, женщин и детей, погруженных в глу-
бокий сон. Они пробуждаются в заточении. Привыкают к своей тюрьме и
устраивают себе там маленькие садики. Но вот мало-помалу они спохваты-
ваются, что их одного за другим навсегда уводят прочь. Они не знают, ни
почему они в тюрьме, ни куда их потом препровождают, и знают, что не уз-
нают этого никогда.
Однако есть среди них такие, что подают в суд жалобы, добиваясь, что-
бы им показали их дело, а некоторые сами сочиняют отдельные его доку-
менты; а другие рассказывают, что с ними станется после тюрьмы, хотя са-
ми того никогда не узнают.
Разве они не безумны?
Несомненно, хозяин тюрьмы, ее начальник, пожелай он того, сообщил
бы нам, в чем состоит наше дело и каков приговор.
Поскольку он этого не пожелал и не пожелает никогда, ограничимся
тем, что поблагодарим его за более или менее сносное жилье, которое он
нам дает, и раз уж мы не в силах избавиться от общей для всех плачевной до-
ли, не будем усугублять ее бесконечными вопросами. Мы не уверены, что уз-
наем все, когда выйдем из нашей камеры, но уверены, что ничего не узнаем,
пока мы в ней.
«Буря» прекрасно показывает три категории поэтических понятий у
Шекспира. Лорд Байрон воспринял поэзию Ариэля и Калибана,14 Вальтер
Скотт — моряков.
Только плохая литература может прокормить человека. Хорошей это не
по силам.
60 Альфред де Виньи
Я познакомился с мадам Санд, автором «Индианы». Этой женщине на
вид лет двадцать пять. Наружностью она напоминает знаменитую Юдифь в
Музее.15 Черные вьющиеся волосы, ниспадающие на ворот, как у ангелов
Рафаэля. Огромные черные глаза — такие глаза полагаются таинственней-
шим и прекраснейшим из итальянских лиц. Ее черты строги и неподвижны,
нижняя часть лица не очень приятна, рот нехорош. Манеры неизящные, раз-
говор резкий. Осанка, язык, звук голоса и смелость выражений — мужские.
Как я узнал, госпожа Санд безрассудно сказала одной моей приятельни-
це, что ее мать была танцовщицей кордебалета. И что ей самой Латуш16 за-
пускал в голову чернильницей, когда она писала для «П^аго» за десять
франков в месяц. — Я до сих пор не в силах постичь образ жизни этой жен-
щины. Время от времени она ездит в деревню повидать мужа, а сама кварти-
рует в Париже с любовником. — Эта женщина связана своеобразными уза-
ми товарищества с Ж. Жаненом17 и Латушем.
Ее дочь зовут Соланж.
доктор. «Развивайте вашу мысль — развивайте дальше — хорошо».
Д-р. Заметьте, что негодяи возбуждают больший интерес, чем невинные
люди — мы благодарны им за малейшие их достоинства.
СТЕЛЛО. — Почему работа мысли придает лицу жестокое выражение?
Д. Это отказ от настоящего ради созерцания прошлого и будущего. Раз-
рыв требует жестокости.
Гейне еврей. Несколько раз он приходил ко мне. Он мне не нравится. Он
кажется мне холодным и злым. Это один из тех иностранцев, которые, не до-
бившись славы в родной стране, жаждут обрести ее в чужой.
Робеспьер — холодный адвокат — злой и трусливый.
Тьер18 называет сочинения Андре Шенье19 гениальными набросками. Это
завершенные и безупречные живописные полотна.
заметки о девяносто третьем. —Девятое термидора. Восьмого умер Анд-
ре де Шенье (Тьер). Шла борьба между Конвентом и Коммуной.20 Анрио21 хо-
тел открыть огонь. Судьбу Девятого термидора определил отказ канониров.
Если бы один из канониров поднес огонь к фитилю, лицо мира было бы иным.
Нападавшие потерпели поражение. В ходе Революции такое произошло
впервые. По этому признаку видно, что восходящее движение заверши-
лось. — (Минье)22 (хорошо просмотрел незавершенное).
Трудно себе вообразить, что Робеспьер был ребенком, что няня носила
его на руках, что мать ему улыбалась и люди говорили о нем: «Какой слав-
ный малыш!».
Дневник Поэта 61
30 марта.
АСТРОЛЯБИЙ. — Солон23 сказал в своих «Законах»:
«Пусть тот, кто смерти жаждет, уведомит архонта24 и умрет».
Разрешил самоубийство.
В голове у меня — прямая линия. Стоит мне пустить по этим рельсам ка-
кую бы то ни было мысль, она стремится вперед независимо от моей воли,
пока я действую или говорю.
Эпиграф к одному из моих стихотворений:
Я буду петь для муз и для себя.
Юлиан Отступник25
(Мизопогон)
26 марта.
В «Институциях» Сен-Жюста26 есть только одна хорошая мысль, а имен-
но:
«Обычно говорят: тот гражданин, кто получает свою долю почестей, от-
личий, — это заблуждение! Вот гражданин: тот, у кого достояния не больше,
чем дозволяет иметь закон; тот, кто не исправляет никаких должностей и не
делит ответственности с теми, кто правит государством.
Кто исправляет государственную должность, тот уэ/се не парод. Обла-
дающий каким бы то ни было индивидуальным могуществом не может при-
надлежать к народу. Если бы власти были частью народа, они были бы мо-
гущественней его. Власти не могут достичь какого бы то ни было привиле-
гированного положения по отношению к народу. Они вознесены лишь над
виновными и над законом. Добродетельный гражданин достоин большего
почтения, чем должностное лицо.
Если речь о чиновнике, не следует говорить о нем „гражданин"! — этот
титул слишком высок для него!».
Март 1832.
Кончил «Стелло». Мне понадобились ночи и ночи, чтобы выразить и в
слабой мере сделать достоянием публики одну-единственную мысль, кото-
рую я обдумывал одну-единственную бессонную ночь.
Как добр Господь, какой чудный тюремщик: он насадил столько цветов
во внутреннем дворе нашей тюрьмы! И есть люди (возможно ли в это пове-
рить?), которым тюрьма становится так дорога, что они боятся, как бы их не
освободили! До чего же велико это чудное и утешительное милосердие, если
62 Альфред де Виньи
оно делает наказание столь сладостным для нас! А ведь ни один народ не
усомнился в том, что мы наказаны — неизвестно за что.
Март 1832.
Ни на что в жизни не надеяться и все презирать. Затем придет спокойст-
вие.
Иллюзии — хлеб глупцов. Сильный человек лишь иногда упивается
ими, как крепкими винами, испытывая нужду в опьянении. Лекарство про-
тив тоски.
Идея «Утешений» и «Черного Доктора» пришла мне благодаря очень
простому наблюдению: я заметил, что все люди больны разумом.
Главное — следует уничтожить надежду в сердцах людей.
Тихая, без вспышек гнева и без упреков небесам, безнадежность — это и
есть мудрость.
Отныне принимаю с признательностью все радостные дни и даже все
дни, которые не приносят мне горя или печали.
Сегодня я был болен и, опасаясь посмертных издателей, сжег трагедию
«Ролан»,27 другую — «Юлиан Отступник» и третью — «Антоний и Клеопат-
ра» — попытки, неудавшиеся наброски, которые нацарапал с восемнадцати
до двадцати лет.
В «Ролане» был только один сносный стих про Иисуса Христа:
Сын, изгнанный с небес, в пустыне ты страдал.
5 апреля.
Ситуация.
Лодка в море — терпит бедствие. Бросают за борт самое ценное.
Одна женщина не хочет лишиться узла: он ей слишком дорог. В этом уз-
ле она прятала своего любовника; когда узел швыряют за борт, она бросает-
ся в море с ним вместе.
Я поправляюсь после долгой болезни, имевшей симптомы холеры.
Удивляюсь, что я не умер. Я молча терпел ужасные боли, был уверен,
что больше не встану.
Похоже, что мой приговор опять отсрочен.
Дневник Поэта 63
7 апреля.
Хотел бы я иметь такого друга, чтобы он дал слово застрелить меня, ес-
ли когда-нибудь я впаду в безумие или в детство. Такие друзья были только
в античности.
Христианство сделало человека плаксивым. Это я хочу передать в
«Юлиане Отступнике».
Мадам де Сталь,28 так же как я, полагает, что люди, из которых соста-
вился этот комитет, не обладают выдающимися талантами.
Революционная власть была для свободы то же, что инквизиция для ка-
толицизма.
Жозеф де Местр;29 не сознательный лжец, а сознательный фальсифика-
тор. Ведь он знает, что лжет, и притом считает, что говорит истину.
Письма об испанской инквизиции
Письмо первое. Устанавливает, что инквизиция никогда не проливала
крови, была доброй, мягкой, щадящей, стр. 6.
Софист де Местр, наделенный неслыханным даром внушать ложные
идеи, даром, присущим в особенности тем, кто стремится установить систе-
му и все привести в согласие с одной-единственной идеей, цитирует в надеж-
де доказать, что инквизиция никогда не проливала крови, пустопорожнюю
церковную формулу, принятую и поныне, посредством которой инквизиция
передавала еретика светским властям, прося их обойтись с преступником
милосердно. Причем Жозеф де Местр знает, что смысла в такой формуле не
больше, чем в словах «ваш покорнейший слуга», которые ставятся в конце
письма.
По этой просьбе светские власти сжигали осужденного.
Книга напечатана у Мекиньона, улица Святых Отцов, № 10, 1822.
Письмо второе.
Жозеф де Местр обвиняет Монтескье30 за то, что тот обесчестил себя на-
писанным в «Духе законов», книга 25, глава 13.
Он говорит: «Ересиарх, упорствующий еретик и распространитель ере-
си бесспорно должны быть помещены в разряд величайших преступников».
Мы судим их согласно «Равнодушию к вопросам религии»,31 написан-
ным в нашем веке. Такова идея и таково заглавие сочинения аббата де Ла-
менне.
АСТРОЛЯБИЙ, или современное самоубийство.32 — Самоубийство, если
это не судорога отчаяния, — проявление смехотворной суетности. Отдай-
тесь вашей боли. Если она сильнее вас, она все равно одолеет вас и без вашей
помощи, если нет — ваша жизнь ее одолеет. Это внутренняя борьба, борьба
не на жизнь, а на смерть, которая вершится без вашего ведома.
64 Альфред де Виньи
«Берегитесь, сударь, в литературе всегда были комедианты. Вы будете
самым скверным в труппе».
В поэзии, философии и в любой литературе, если у вас достает времени
только на то, чтобы думать и писать, вы погибли. Нужно, чтобы было время
мечтать.
Как печально разочаровываться в единственной партии, примкнуть к
коей позволяло мне мое рождение! Я выглядел бы трусом или ханжой, тол-
кай я Францию в сторону республиканского правления, а между тем она с
1789 года живет при демократии, и в силу такого важнейшего факта, как
раздел собственности, тщетно было бы пытаться превратить ее в империю,
конституционную монархию и гражданскую монархию. Франция — демо-
кратическая республика.
Астролябий должен быть чем-то вроде ангела, который ходит от отца к
матери и утешает их.
Суббота, 22 апреля 1832.
Я только что напечатал «Первую консультацию Черного Доктора». По-
ложение поэта в обществе.
26 апреля.
Некоторые философы-стоики снисходительно относились к самоубий-
ству, называя его еипо1оп е8а(о(еп: разумный выход.
реабилитация. — Чтобы осудить самоубийство, люди почитают се-
бя вправе оскорблять прах. Так нелепа показная добродетель атеистов.
Некоторые, не знаю почему, ни за что не желают допустить, что общест-
во может быть неправым, и, не вникая в суть дела, обрушиваются на его
жертвы.
Еще не остыло тело Чаттертона,33 а в Лондоне уже сочинили бурлеск-
ный стишок на его смерть.
Г-жа де Монкальм знала м-ль де Куаньи,34 ту, что была под арестом вме-
сте с Андре Шенье и для которой он написал «Юную пленницу». Впоследст-
вии она вышла замуж за г-на де Флери, развелась, затем вышла замуж за
г-на де Монтрона, который ее разорил тем, что, по его собственному выра-
жению, «округлял» земли жены, то есть что ни день распродавал их по ку-
сочку. Наконец она ушла от него и умерла много лет спустя.
Она была смугла, черноглаза; смелая и живая, с пламенными речами, по-
хожа на Коринну у Жерара.35
Дневник Поэта 65
Я недоволен «Воспоминаниями» Нодье.36 Все хорошее, что есть в его на-
блюдениях над людьми и временами, он портит слишком романтическими,
надуманными и высокопарными небылицами.
Д-Р: В этом было нечто роковое. Я думаю, что ему не суждено было боль-
ше ничего создать, потому он и умер.
1 мая.
Чтобы написать «Стелло», я прочел:
Все сочинения Робеспьера:
1. Речи против смертной казни;
2. Речи за смертную казнь;
3. Речи о 8 термидора;
4. Речи о позорных наказаниях, г-на де Робеспьера, адвоката парламента;
а также пять или шесть других «речей в Конвенте» о войне и на другие
темы;
похвалу Грессе.37
Там я обнаружил многословную посредственность, отсутствие глубоких
и новых идей, а есть только энергия и меланхолия в «Речи о 8 термидора»,
поскольку ее возвышает величие ситуации и предчувствие неизбежного и
близкого краха: это отчаянное сопротивление загнанного кабана.
Сочинения Сен-Жюста:
«Речи», разрозненные, как и речи Робеспьера, и напечатанные в тот са-
мый день, как были произнесены.
«Установления» Сен-Жюста.
Сочинения добродетельного и упрямого ребенка, ограниченного и ли-
шенного наблюдательности.
Все труды Жозефа де Местра. Я их купил.
Отважный софист, ум, склонный к фальсификации, не просто лживый —
полагаю, что он лгал умышленно. Упорствовал в своей лжи с мрачной и му-
чительной решимостью.
Все воспоминания о тюрьмах девяносто третьего года: «Воспоминания»
Риуффа, г-жи Ролан и т. д.
Я посетил Сен-Лазар и узнал подробности о г-же де Сент-Эньян от моей
матери, которая ее знала, и от г-жи де Монкальм.
Мне недостает таких книг Ж. де Местра:
1. «Очерк об исходном принципе политических конституций» (Париж,
Типографское общество, 1814);
2. «Об отсрочках божественного правосудия», трактат Плутарха, 1816,
Лион;
3. «Письма об инквизиции» (Мекиньон-сын, книгопродавец, улица Свя-
тых Отцов, 10, 1822).
3 Альфред де Виньи
66 Альфред де Виньи
Темы, между которыми я колеблюсь:
«История Монка».
«Герцогиня Портсмутская», роман.
«Мария Сильвия», трагикомедия.
«Рахиль», драма.
«Альме».
«Отделалась испугом», комедия.
«Деревенская актриса», роман.
«Майор Андре».
«Женевский епископ».
«Астролябий».
«Старый тесть».
«Вознесения».
4 мая.
Юм38 сказал: все усилия философии не могут оправдать Бога в том, что
он создал грех. Ему следовало бы сказать: зло и болезнь.
И впрямь, в этом и заключена вечная проблема.
На самом деле, есть только одно мудрое учение, и я буду исповедовать
его всю жизнь:
Безнадежность, исполненная милосердия и терпения.
5 мая.
Спокойная безнадежность может улыбаться постоянно.
Что на свете редкостней взрослого человека? Я вижу везде только детей.
Старых детей, играющих в унылые игры.
Не люблю беседовать о метафизике, философии и морали. Слишком
серьезные материи для разговоров. Об этом нужно писать. В разговоре тре-
буется слишком много обходительности и всегда не хватает времени.
Комедия — это сатира.
Трагедия должна вдохновляться любовью и ужасом, комедия — ненави-
стью и критикой. Трагедия вызывает в людях слезы и умиление, комедия —
горький иронический смех, и, в общем, в распоряжении у зрителей комедии
два способа ее одобрить — смех и рукоплескания, а у зрителей трагедии —
только одно, руки, потому что слезы они прячут и подавляют. Все это пото-
му, что чувство ненависти преобладает в нас и всегда сопутствует чувству
жалости. Дело в том, что узники, долго отбывающие вместе заключение, на-
чинают терзать и ненавидеть друг друга.
Дневник Поэта 67
8 мая.
Почему же я рожден любящим истину и яростно ненавидящим ложь?
Меня возмущает какое бы то ни было лицемерие! Я сто раз неправ!.. Как не
понимать, что от века существует недомолвка, загадка, причем отгадка всем
известна, это воистину секрет Полишинеля, постоянное сопровождение лю-
бых политических гимнов, и это — личная выгода\ Я слышу его, узнаю — и
все еще возмущаюсь? Это бессмыслица! Лучше бы я подхватил общий тон и
спел песенку в похвалу одной из партий!
Вся эта любовь Вертера, Паоло, Ромео, де Грие39 кажется женщинам весь-
ма глубокой и неподражаемой, но объясняется все тем, что они были несчаст-
ливы. Разве они не могли любить так же сильно и быть счастливы? Дон Жуан
и {пробел) любят друг друга не меньше и счастливы, но они не так интересны:
значит, вас интересует не любовь, а горе. Без борьбы с судьбой любовь никого
бы не интересовала. Итак, все сводится к борьбе личности против судьбы.
Но большинство вечно будет заблуждаться на этот счет; оно всегда бу-
дет верить в великую несчастливую страсть больше, чем в великую счастли-
вую страсть.
Разве игрок, который часто выигрывает, меньше игрок, чем тот, что час-
то проигрывает? Нет.
Блаженный Августин40 называет Вечность — непреходящим сегодня. Хо-
рошо задумано и хорошо выражено.
10 мая.
Смотрите, как мужественно обычно идут люди на смерть. В жизни я ви-
дел пятерых, которые шли умирать с поразительным хладнокровием, пото-
му что у них больше не было надежды на помилование. Надежда порождает
трусость. Уверенность в неотвратимой судьбе порождает отвагу.
Флориан41 стал молить арестовавших его людей, чтобы они оставили
его в живых — он, мол, патриот, и множество других пошлостей. На что он
надеялся? На несколько чахлых лет, уныло прожитых на пепелище. Стоило
хлопотать! Если бы он себе сказал: мне нечего ждать от будущего, — он бы
погиб как человек, как мужчина.
13 мая.
Нынче в искусстве сплошь и рядом делают то, что у художников зовется
«шаржами». Живопись и рисунок настолько преувеличивают черты портре-
та, пропорции картины, что, бросив первый взгляд, всегда испытываешь не-
которую нерешительность и спрашиваешь себя, не карикатура ли это на
68 Альфред де Виньи
изображенный предмет. Драмы, в особенности у Гюго и Дюма, так чудо-
вищно преувеличивают изъяны в характерах, нравах и языке, присущие оп-
ределенным эпохам и странам, что зритель смеется в тех местах, где авторы
ждали от него серьезности, и, смеясь, полагает, что следует их намерениям.
Романы настолько шаржируют жизнь, что в их расплывчатом изображении
современный человек, такой, каков он сегодня, являет собой смехотворное
зрелище.
То же и в жизни. Молодые легитимисты создают шаржи на заговоры,
республиканцы — шаржи на клубы, а центристы или золотая середина —
шаржи на военные диктатуры. Никто не верит в то, что сам он собой пред-
ставляет, в то, чего хочет, в то, что делает.
Нынче поутру, вставая ото сна, я думал о том, какова могла бы быть
встреча между Черным Доктором и духовником. Убежденный рассуждения-
ми доктора духовник намекает, а потом прямо признается, что он атеист.
Доктор, сперва доведя его до атеизма, затем заставляет его переменить убе-
ждения и обращает в чистый католицизм. Затем он и от этого его отвращает
и оставляет в состоянии абсолютного скептицизма, полного и всеобъемлю-
щего сомнения во всем.
Я всегда считал, что мой дар — эпический. Как мне кажется, «Моисей»,
«Элоа» и большинство моих стихотворений имеют эпический характер. Но
поскольку такие обширные замыслы подразумевают большой объем, а
французский стих в большом объеме несносен, мне пришлось обратиться к
прозе: отсюда «Сен-Мар», «Стелло» и «Астролябий», который будет чисто
эпической поэмой.
14 мая.
Для всех газет годится один и тот же девиз. Я отродясь не читал ни од-
ной, которая не была бы создана под этим девизом:
Заурядность, ложь, злоба.
Большинство, будучи заурядно, лживо и злобно, влюблено в газеты. Так
и должно быть.
Мне не терпится написать роман о герцогине Портсмутской,42 чтобы по-
казать честь в характерах, которые испытывают тягу к смертным грехам и
погрязли в грехе.
16 мая.
У крови есть свои пьяницы, как у вина. Ничто не утоляет их жажды, им
никогда не бывает довольно, а их опьянение вместо песен порождает законы.
Дневник Поэта 69
20 мая.
Кончил править — сам, один — гранки первого издания «Стелло».
Это издание будет куда лучше рукописи, которую я на днях сожгу и сам
не знаю, почему храню до сих пор. Может быть, на случай, если ее у меня по-
просит кто-нибудь из друзей.
мемуары и дневник.43 — Назойливость биографов, которые всеми
правдами и неправдами хотят узнать и предать гласности мою жизнь и без
конца пишут мне, желая выяснить подробности, которые я остерегаюсь им
сообщать; страх перед ложью, которую я ненавижу везде, а особенно, когда
она выражается в клевете; желание не быть представленным в виде героиче-
ского или романтического персонажа в глазах тех немногих, кто будет зани-
маться мною, когда меня не станет, — вот что побудило меня к решению пи-
сать мемуары.
С рождения дойду до нынешнего года, а потом начну дневник и буду
вести его, пока рука, что пишет эти строки, в силах удержать перо.
Я родился в Лоше, маленьком городке в Турени, как говорят, краси-
вом; я его никогда не видел. Двухлетним меня привезли в Париж, где я был
воспитан в родительском доме, отцом и матерью, с беспримерной любо-
вью. У родителей было трое сыновей, Леон, Адольф, Эмманюэль, умер-
ших до моего рождения. Остался я один, самый хилый и последний от-
прыск древней и многочисленной семьи, издавна жившей в местности, на-
зываемой Бос. Мой дед был очень богат. Ему принадлежали земли в
Виньи, ле Тронше, Гравеле, Эмервиле, Сен-Маре, Сермезе, Куркетэне и
т. д. От всего этого мне достались только имена в генеалогии. Дед устраи-
вал в Босе с моим отцом и его семью братьями большую охоту на волков.
Штат прислуги у него был княжеский. Революция все разрушила. Его зем-
ли перешли к его же поверенным, которые купили их на ассигнации. Дети
его умерли — одни убиты в армии Конде, другие сгинули в бедности,
кто-то из них — в монастыре траппистов.44 Брат моей матери умер в Кибе-
роне, его отец — в тюрьме. Отец остался один и воспитывал меня на крохи,
уцелевшие от состояния, — несчастье, из которого ничто не вызволит чест-
ного человека.
Замечу, окидывая взглядом тридцать лет моей жизни, что две эпохи по-
делили ее на две почти равные части, и две эпохи эти представляются мне
как два века — Империя и Реставрация. Первая была временем моего воспи-
тания, вторая — моей военной и поэтической жизни. Третья, эпоха револю-
ции, началась два года тому назад — это будет, думаю, самое философское
время в моей жизни.
Итак, минувшие дни моей жизни я могу разделить на две эти боль-
шие части. Времена, которые, сам оставаясь в тени, я все же видел и наблю-
дал.
70 Альфред де Виньи
ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ, ПОДЛЕЖАЩИЕ РАЗБОРУ. Холодная И неСКОЛЬКО
мрачная суровость в моем характере не была врожденной.
Ее сообщила мне жизнь. Это словно было ответом на черствость, кото-
рую мне пришлось испытать на себе.
Крайняя чувствительность, которую в детстве подавляли учителя, а в
армии офицеры, таилась, не имея выхода, в самом тайном уголке моего
сердца. Миру отныне и навсегда открывались только идеи, — результат бы-
строй и точной работы разума. Во мне проявлял себя явно только Черный
Доктор, Стелло прятался.45
В 1819 году я был болен. Я харкал кровью. Но, должно быть, в силу мо-
лодости и присутствия духа не слег, ходил, ездил — надо было держаться, а
там хоть умри. В полку поверят в болезнь человека не раньше, чем он испус-
тит дух. После его похорон скажут: «Видно, он и впрямь был болен». Если
он слег в постель, говорят: «Притворяется», если хворает грудью и вышел
подышать воздухом, говорят: «Издевается над товарищами, хочет перева-
лить на них свою службу». Эта черствость заразительна. Если вы пожалели
солдата, над вами издеваются. Если вы испытываете ужас, когда кто-то за-
стрелился, все считают, что это ваше ощущение похоже на бунт против вла-
стей. И вы становитесь бесстрастным и черствым.
Скрепя сердце я решил переменить свой характер и сказал себе: пойду до
конца. Однажды я вел маршем мой батальон под дождем из Амьена в Па-
риж, всю дорогу харкая кровью и спрашивая молока в каждой хижине, но
никому не сказал ни слова о своих мучениях. Я отдал себя на растерзание
грифу, сидевшему у меня внутри.
Заурядные драмы и романы (которые у нашего народа пользуются всегда
наибольшим успехом, поскольку большинство заурядно) стремятся нынче
добиться интереса и представить публике удивительные случайные встречи,
изобретая как можно больше невообразимых отношений между людьми: так,
если рабочий встречает на сельских танцах великосветскую даму, окажется,
что именно ему как раз поручили сделать и доставить ей браслет, и что он —
не кто иной, как сын ее мужа, и что он в то же время — убийца одного глупца,
который затеял с ним соперничество на чердаке, где жили оба.
Исповеди Рене, Оберманов,46 Вертеров приводят к тому, что женщины
почти всегда ищут им физических истолкований.
6 августа.
1. Франция уже не христианская страна.
Большинство — скептики, равнодушные к религии, в лучшем случае
деисты.
Дневник Поэта 71
Недавно тому было дано наилучшее доказательство. Под знаком
большого таланта была основана газета, объединявшая две идеи — ре-
лигиозную и демократическую. Газете не удалось добиться популярно-
сти.
Это один из важнейших пунктов расхождения между духом нации и ду-
хом старшей ветви Бурбонов.
Видя, какую ненависть возбуждала власть религии в армии и в королев-
ской гвардии, я без колебаний помещаю этот пункт на первое место.
2. Второе — это склонность к заключению договоров с чужеземцами.
Чужеземные народы могли бы разделить Францию на части.
3. Третье — это то, что им пришлось бы опираться на систему наследст-
венности и все вытекающие из нее аристократические последствия, хотя
фактически власть аристократии теперь невозможна в силу произошедшего
раздела имений.
11 августа.
Сегодня меня, помимо моей воли, сильно занимала идея пьесы о ранне-
христианской церкви. Эта идея не отпускала меня весь день, во время всех
разговоров.
Любовь более целомудренная, чем в браке, любовник, жаждущий воз-
высить свою возлюбленную, в то время как муж ее постоянно принижает.
17 августа.
У меня никогда не бывает сплина: мозг мой слишком полон жизни,
слишком деятелен для такого уныния; но часто мной безжалостно владеет
дурное настроение, которое рождается из негодования, легко вспыхиваю-
щего при виде лицемерия и глупости.
Забавная идея — превратить Всевышнего в верховного судью, и при
этом палачом назначить сатану, а подручными палача — бесов, да еще и
чтобы приговор выносился навечно и всякий раз приводился в исполне-
ние.
20 августа.
В «Сен-Маре» я создал синтетический роман,47 в «Стелло» — анали-
тический и критический. «Вторая консультация» будет романом о стра-
сти.
72 Альфред де Виньи
24 августа.
Одиночество, тишина, сон наяву в ночи—для меня это сама поэзия и от-
кровение о грядущем ангельском чине человека.
Я чувствовал это всего полнее, когда писал «Элоа».
Нодье только что написал прекрасную вещь, «Возрождение материи».
Он утверждает, что сотворение мира еще не завершено. Прекрасная мысль.
Еще не сотворено существо, полное понимания и любви, которое долж-
но прийти на смену человеку.
Удивление — вот самое сильное наше чувство в присутствии смерти; от
удивления и происходит наш ужас перед ней: невозможно в первый миг по-
верить в недвижность того, кто еще совсем недавно говорил, невозможно
постичь свершившееся.
Говоря «одиночество свято», я разумел под одиночеством не разрыв с
людьми и обществом и не полное их забвение, но убежище внутри души, где
бы она, душа, могла сосредоточиться, собраться с силами, дабы создать не-
что великое. Это созидание всегда — лишь отражение тех впечатлений, что
получены от общества, но тем ярче оно будет, чем светлее станет зеркало
благодаря уединению и чем больше оно очистится огнем экстатической
любви к мысли и жаром упорного труда.
«Стелло» вызвал у критики головокружение. Мелкие журналисты, при-
выкшие писать рецензии на книги по обложкам да предисловиям, нагороди-
ли сущий вздор и чепуху, когда им пришлось рецензировать книжку, напи-
санную не столько для чтения, сколько для изучения.
Завистники и школяры раскритиковали меня самым прискорбным и
подлым образом. Люди, расположенные в мою пользу, поспешат высказать
мне преувеличенные похвалы. Где тот, кто будет судить меня с беспристра-
стной строгостью и, терпеливо вникая в главный вопрос книги и вопросы, с
ним смежные, рассмотрит их и оценит мои решения со всею серьезностью,
уместной в подобных материях?
Усилия сен-симонистов,48 выраженные сперва в словах, затем на бумаге,
затем на примерах, вовсе не заслуживают, чтобы мы их презирали, и на-
правлены на то, чтобы уничтожить последние остатки рабства, —услуже-
ние.
Теперь, когда раба сменил наемный работник, они пытаются создать
образцовое общество, в котором не стало бы и этого работника.
Сен-симонисты воображают, что они верующие, наподобие того как
мужчина воображает, что он любим, а девушка — что влюблена.
Дневник Поэта 73
Если бы Господь сплетал и стягивал вокруг каждого из нас такую же гус-
тую сеть событий, как та, что творится руками поэта или романиста, кто из
нас мог бы поклясться, что не уподобится Эдипу или Фолкленду? Но под-
водные камни встречаются не столь часто, а чернь не очень-то поддается
страсти.
Отважное смирение. Спокойное отчаяние. Вот самая здравая филосо-
фия. Я пишу это каждый день и каждый вечер, дабы не забыть, что такова
наша судьба.
консульство и империя. —Детство. Учение. Привычка к ночным тру-
дам.
реставрация. — Страсти. Военная служба и, вопреки всему, Поэзия —
вплоть до 1826 года.
революция. — С конца Реставрации — одиночество, покой. Поэтиче-
ские и философские труды.
На такие части я разделю первую книгу своих мемуаров. Вторая станет
продолжением. Она будет называться «Дневник».
Вот в каком виде пребывают убеждения большинства французов.
В религии — безразличие.
В политике — демократия, равенство.
В образе мыслей: неограниченная свобода печати.
Правительствам приходится с этим считаться. Третий пункт обремени-
тельней, чем два первых, вместе взятые.
Женщин, рассуждающих о политике, следовало бы пороть. Нет ничего
отвратительнее того жалкого исступления, в которое входят эти трусливые
взрослые дети, сами никогда и ничем не рискующие.
В конечном счете, пристально вглядываясь в Судьбу и Провидение, я
вижу в них почти исключительно результаты борьбы различных характе-
ров. Эти необычайные результаты удивляют, и со страху их приписывают
неведомым силам: Восток и античность — неотвратимому Року, Запад —
воле Провидения, что в сущности одно и то же, стоит только изменить на-
звание и наречь и то и другое Господней Книгой, в которой записано буду-
щее.
Необходимости Гердера49 — вот еще одно следствие, вытекающее из
идеи Рока. Но нигде, сколько я ни ищу, не уделяется достаточно места воле
человека.
В женщинах меня часто утомляло то, что каждую любовницу (из тех, что
вообще заслуживали такого наименования) приходилось просвещать и вос-
питывать, чтобы она могла поддержать со мной разговор.
74 Альфред де Виньи
Я часто говорил и думал о том, что «Стелло» вызывал у критики голово-
кружение. Никто и не намекнул, что почувствовал суть или хотя бы форму.
Как они не заметили, что книга об отчаянии должна быть отчаянной по са-
мой форме своей и даже должна быть пронизана отвращением к симметрии,
присущей обычным книгам, что рассказы и размышления должны опадать с
нее лист за листом, словно с облетающего дерева?
28 сентября.
За работой припомнил замечательно характерную историю, которую
рассказала мне как-то вечером принцесса Бетюнская.50
Г-н де X. прекрасно знал, что жена изменяет ему с любовником, но все
происходило под покровом благопристойности, и он молчал. Однажды ве-
чером он является к ней, чего не делал последние пять лет.
Она удивлена. Он говорит:
— Оставайтесь в постели, я проведу ночь в кресле, за чтением, я знаю,
что вы беременны, и пришел сюда ради ваших слуг.
Она смолчала, заплакала: это была правда.
(Р. 8.) Из этого сделана комедия «Отделалась испугом».
Нет короля, о котором говорили бы больше и знали меньше, чем о Лю-
довике XIV.
Начало октября.
Прелестна актриса, воистину вдохновенная, за туалетом перед выходом
на сцену. С пленительными преувеличениями говорит обо всем, взвинчива-
ет себя по пустякам, кричит, стонет, смеется, вздыхает, сердится, ластится —
и все это в одну и ту же минуту. Объявляет себя больной, изнемогающей, ис-
целенной, здоровой, слабой, сильной, веселой, печальной, разгневанной; а
на самом деле ничего подобного, она нетерпелива, как беговая лошадка,
ждущая, когда ее выпустят из загона, она на свой лад приплясывает и бьет
копытом. Смотрится в зеркало, румянится, потом стирает румяна, примеря-
ет выражение лица, оттачивает его, проверяет голос, пробуя, как он звучит,
проверяет душу, переходя от оттенка к оттенку и от настроения к настрое-
нию. Она заранее оглушает себя искусством и сценой, она упивается...
Бонапарт умирает со словами: «Головная колонна», переживая в памя-
ти свои первые сражения. Каннинг51 — говоря о делах. Кювье52 — анализи-
руя сам себя, со словами: «Мысли путаются».
«А Бог? Таков наш век: о нем не вспоминали».53
Дневник Поэта 75
Да, таков наш век. Дело в том, что разум человеческий пришел у этих
людей и должен прийти у всех прочих к смирению перед пашей слабостью и
нашим невежеством. Будем такими, какими можем быть, познаем то немно-
гое, что можем познать. Для столь немногих отпущенных нам дней доволь-
но и того.
ко 2-й консультации. — Смирение, которое дается нам труднее все-
го, — это смирение перед нашим невежеством. Почему мы смиряемся перед
чем угодно, кроме тайн Вечности? Причина — в Надежде, каковая есть ис-
точник всего нашего малодушия. Мы придумываем себе веру, мы себя в ней
убеждаем, мы хотим внушить ее другим, мы бьем их, чтобы принудить к
этой вере.
А почему бы не сказать:
«Я ощущаю нависшее надо мной бремя приговора и несу его постоянно,
о Господи, но не знаю ни вины своей, ни судебного дела, а просто сижу в
тюрьме. Там я плету солому, подчас отвлекаясь от этого занятия: вот к чему
сводятся все труды человеческие.
Я смирился со всем злом и благословляю вас в конце каждого дня, кото-
рый прошел без несчастий. Я ни на что не надеюсь в этом мире и благодарен
вам за то, что вы дали мне силы трудиться, потому что в трудах я совершен-
но забываю о моем вечном неведении».
точка зрения. — Изысканная простота, великосветская сдержанность
и учтивость в обхождении внушают грубым людям любых убеждений не
только глубокое отвращение, но ненависть, доходящую до кровожадности.
Жанн,54 отважный республиканец, только что имел преизрядное дело в
суде.
Пресса погубит красноречие, она его уже наполовину погубила. В ан-
тичности, кто упускал выступление Цицерона, тот упускал все на свете; се-
годня люди говорят себе: «Не послушал его нынче утром? Не беда, завтра
прочту».
«Новеллы», на которых все помешались, по сравнению с романом то же
самое, что водевиль по сравнению с комедией. Они его душат. Характеры
очень дурны, унылы и холодны.
Подчас наш язык делает краше то, к чему прикасается. Правда, такое
бывает редко. Микеланджело нравится мне больше, чем МюЬе1а2пе1о, а
Флоренция больше, чем Пгепхе.
Воистину свободный гражданин тот, кто не зависит от правительства и
ничего от него не получает. Вот моя мысль и вот моя жизнь.
76 Альфред де Виньи
Сен-симоновская комедия55 завершится гротескным маскарадом. Од-
нако сен-симонисты, заблуждавшиеся относительно долговечности своей
идеи, годились на то, чтобы ее распространять.
Весь политический вопрос нынче сводится к улучшению условий жизни
самого многочисленного класса и соглашению между мощью пролетариев и
наследственным правом собственников.
Герцоги Медичи и дворяне были полезны для искусств потому, что дво-
рянство почти не обладало властью — это было всего лишь изысканное на-
именование наследственных богатств и славы предков.
для 2-й консультации. — Импровизированное самоубийство — вещь
допустимая, но самоубийство обдуманное — нет. Если вы много дней кря-
ду, брея бороду, старались не порезать подбородка, после этого смешно с ва-
шей стороны было бы взять и хладнокровно себя укокошить; это означало
бы: я несколько дней пожил на пробу, — завтракал, обедал и тому подобное.
Черный Доктор — это жизнь. В нем и в его речах должно воплощаться
все, что есть в жизни реального, печального, безнадежного, а больной все-
гда должен быть выше его печального понимания во всех тех отношениях, в
каких поэзия выше обступающей нас мучительной действительности; но по-
нимание жизни неизбежно будет принуждать чувство к молчанию, и молча-
ние это окажется наилучшей критикой жизни.
Болезнь демократии — это выборы.
Соперничество, клевета, ненависть, низости, презрение к одаренности, к
таланту, к вдохновению, к благородным манерам, короче, к любой изы-
сканности, — все порождено этим нелепым правом, которое в общей слож-
ности создает условное, мнимое превосходство одних над другими.
На самом деле это такое же искусство, как другие, простая интрига: вес-
ти себя достаточно умело, достаточно ловко и скрытно, чтобы добыть голо-
са большинства, которое видит только то, что на поверхности. Речь идет
только об этом большинстве...
ОТКРЫТИЕ ПАЛАТ. — Один человек хотел убить Луи-Филиппа.
Желаю роялистам, чтобы им не вздумалось отомстить за герцогиню
Беррийскую в подражание Лувелю.56
Я счастлив, что злодейство не совершилось и что Франция не стала
итальянской.
КОНСУЛЬТАЦИЯ; СЮЖЕТ: «НАВЕАЗ СОКРЫЗ», ТЩЕТА ЗАКОНОВ. — Черный
Доктор встречает молодого человека, в которОхМ гордость называться пер-
Дневник Поэта 77
вым законодателем своего времени превратилась в настоящую болезнь.
Он — адвокат и адвокатствует с утра до вечера.
Доктор показывает ему несовершенство всех законов, подведя его к по-
стели человека, который умирает в тюрьме, где превентивно просидел де-
вять месяцев. Его признают невиновным, очищенным от подозрений, и он
умирает на судебном заседании. В агонии он восклицает: «Верните мне здо-
ровье, время, семью, счастье, загубленные тюрьмой. Если я невиновен, по-
чему вы меня убили, разве вы убийцы? А если вы убийцы, почему никто не
имеет права отдать вас под суд?».
5 ноября.
В отношениях с молодыми людьми, которые обращаются к нему за
консультацией, он снисходителен, как никто. — Я думаю, что всегда на-
добно их ободрять, хвалить, возвышать в их собственных глазах, извле-
кать то, что таится у них в мозгу, и выжимать до последней капли, словно
виноградину.
Я был, помнится, лейтенантом королевской гвардии в Версальском гар-
низоне в 1816 году, когда написал довольно слабую трагедию о Юлиане От-
ступнике, которую потом сжег. Я показал ее в том виде, в каком она была,
некоему г-ну де Бошану, автору нескольких книг по истории. Прослушав
предисловие и первый акт, он с воодушевлением пожал мне руку и сказал:
«Попомните мои слова: с нынешнего дня вы завоевали себе независимость».
Это было одно из ободрений, которые запомнились мне больше всего, при-
чем одно из первых, потому что я никому еще ничего не осмеливался читать.
Скажи он мне обратное, я, быть может, поддался бы инстинкту лени, кото-
рый столь могуществен в человеке, что главное занятие людей, стоящих у
власти, есть вечная с ним борьба.
Это приводит мне на память одного умного человека, моего родствен-
ника, графа Джеймса де Монливо. Как-то раз я стал упрекать его, что он до-
водит до усталости солдат полка, в котором он был полковником. — «Друг
мой, — возразил он мне, — нужно всегда требовать от людей больше, чем
они могут сделать, чтобы получить от них все, на что они способны». — Это
был хороший военный принцип, выведенный хорошим офицером.
Боссюэ57 впадает в чрезмерную простоту, объясняя каждое слово в сво-
ей «Всемирной истории». Слишком чувствуется, что он пишет для ребенка.
Он не может сказать «анахронизм», чтобы тут же не добавить: «вид ошибки,
в которую впадают те, кто путает разные эпохи».
Порочный фимиам клубится на подмостках:
Над чернью вознесен артист в плаще и в блестках,
Те в прахе и в пыли, тот источает свет —
78 Альфред де Виньи
Их схватке яростной конца и краю нет.
Вот монолог звучит, перекрывая ропот, —
То победит артист, то шиканье и топот,
Толпу объемлет гнев, актера мучит страх...
СИЛЬВИЯ
Мальтийский кавалер не слишком ее любил. Поначалу она ему не по-
нравилась. «Она кокетка!» — говорил он себе, потому что она ему не отда-
лась. Он безбожно ее унижал.
Брат милосердия; набожный, мечтательный. Презирает смерть. Не бо-
ится ни власти, ни нищеты. Военный священник.
Внезапно он ею овладевает, привязывается к ней и входит в ее жизнь.
Жизнь театра, пытки юного дворянина.
Любовь к опасностям, которыми окружена эта женщина. Любовь к ее не-
счастьям, к ее унижениям и даже к ее заблуждениям.
Чистосердечие актрисы. Пленительное отчаяние, упоительная весе-
лость, детское сумасбродство, детские слезы.
Он хотел бы стать для нее только другом, избавиться от своей любви,
чтобы, когда она ему изменит, ему не пришлось с нею расстаться.
Моя Сафо.58
Эпическому гению есть где расправить крылья в большом романе. В
драме он вынужден ужиматься до чересчур узких пределов. Как обремени-
тельна, на мой взгляд, история даже в драмах Шекспира! Как он сам чувст-
вовал, что задыхается!
29 ноября.
Есть у Ламартина59 две «Гармонии» или «Размышления», — ни разу я не
мог их читать без слез. Когда я читаю их вслух, слезы текут у меня по щекам.
Какое счастье, когда я вижу в чужих глазах еще больше влаги, чем в своих
собственных!
Святые слезы! Блаженные слезы обожания, восхищения и любви!
Если бы что-то не отталкивало меня, я сочинил бы гимн герцогине Бер-
рийской, которая снисходит, как мадонна:60
И на руках дитя, и лилия в руке!
Но что поделаешь? Кадить такой прекрасной и такой неудачливой жен-
щине — значит замешаться в толпу тех, кто обеспечивает себе грядущие ми-
лости. Ее дело недостаточно вдохновляет меня — иначе я пошел бы сра-
жаться за нее, а не воспевать ее.
Дневник Поэта 79
1 декабря.
Ничто не сравнится с легкомыслием французов, даже в те дни, когда они
напускают на себя педантичный и важный вид. Вите61 когда-то написал пре-
дисловие, чтобы доказать, что историческая достоверность предпочтитель-
нее поэзии. Критики усердствуют, желая доказать обратное. Они не видят,
что поэзия характеров, поднятая до цельности и значительности античных
статуй, может облекаться исторической достоверностью, и в том-то и состо-
ит высшая степень искусства.
Нынче время политических комедиантов, не имеющих убеждений.
Человечек, прогуливавшийся по Парижу с лорнетом в руке и в бархат-
ном фраке все то время, пока герцогиня Беррийская своими силами вела
борьбу в Вандее, только что отправился к ней, чтобы предложить ей свои ус-
луги — теперь, когда она стала пленницей.
Плотская и только плотская любовь простит любую неверность. Лю-
бовник знает или верит, что нигде больше не найдет такого блаженства и,
стеная, упивается им.
Но ты, любовь души, страстная любовь, — ты не прощаешь ничего.
Для человека, умеющего видеть, не бывает потерянного времени. Что
для другого было бы праздностью, для него становится наблюдением и раз-
мышлением.
2 декабря.
Шарлатанство дошло до предела. Не знаю, что может его прекратить,
кроме его же переизбытка: крепко на это надеюсь.
основательность. — Во Франции основательность — не пустое слово.
За этим понятием стоит уверенность в себе и почтение окружающих, что дается
лишь долгой и достойной жизнью и не может быть заслугой одного таланта.
Целью «Консультаций» должно быть укрепление души против всего,
что нападает на слабые ее стороны. Преступления происходят от слабости.
Сила в человеке идет от мозга. Я видел это у Белого Доктора — Эжен
Гюго62 никак не может удержаться и не марать свои одежды. Антони Де-
шан63 сумасшедший.
для 2-й консультации. — Объединить идею самоубийства с идеей бе-
зумия.
Молодая женщина в отчаянии оттого, что была неверна мужу, сходит с
ума. Он пытается заново наладить нарушенный строй ее мыслей, пока она
не умирает у него на руках.
80 Альфред де Виньи
3 декабря.
ТЕАТР (СИМВОЛ). —Для Рашели.64 Журналист акт(рисе?). Миром владе-
ет страсть видеть. Если бы все люди могли видеть то, что делает каждый, ес-
ли бы они могли построить для себя театр, достаточно просторный, чтобы
видеть в нем «великих» и «знаменитости», они были бы всякий день доволь-
ны и себя не помнили от счастья. Вот почему они создали Театр, но Театр
говорит только о прошлом или сообщает о нынешних событиях лишь весь-
ма окольными намеками. Нужен был бы повседневный театр, куда выдаю-
щиеся личности приходили бы утром сыграть свою вчерашнюю роль или
вечером — утреннюю, где зрители собирались бы по двадцать, сто, восемь-
сот, тысяче человек одновременно; где бы глаза всего народа были внима-
тельно устремлены на одну и ту же сцену в один и тот же миг, притом что
зрителям не было бы нужды покидать собственные жилища; и этот театр
был создан; этот театр — газета.
Сюда приходят играть одновременно Народы и Короли. Актеры, следите
за собой хорошенько! Все ваши жесты замечены и сосчитаны, глаза всего ми-
ра устремлены на вас. Аплодисменты редки, а ропот раздается часто. Глав-
ное, торопитесь сменить пьесу, потому что пьеса за один день приедается, а
заодно треплет и уничтожает ваше имя, — а если не эта пьеса, то другая, кото-
рую разыгрывает другая знаменитость в другом уголке земного шара.
Человек, который ежедневно заставляет двигаться по своему хотению
эти живые действующие лица, который выводит их на свои подмостки в той
роли и в том свете, какие ему угодны, который их возвеличивает или умаля-
ет по своей прихоти, — это журналист! Если захочешь, завтра это будешь
ты! Смотри только, достаточно ли просторно для тебя это поприще!
В своем «Очерке общественных установлений» Баланш65 говорит, что,
с тех пор как поэзия больше не поется, писать стихи нет никакого смысла.
Он называет нашу поэзию «просеянным языком», к которому добавле-
ны рифмы.
Он ошибается. Всякий, кто читает стихи, в каком-то смысле их «поет».
«Благородный» и «неблагородный» — эти два слова лучше всего, на мой
взгляд, определяют различие между двумя породами людей, живущими на
земле.
Это в самом деле две породы, которые ни в чем не могут друг друга по-
нять и не умеют жить вместе.
Если хочешь остаться чистым, не следует и пытаться воздействовать на
людей. Для творцов-мыслителей претворение идей в дела — потеря времени.
Можно ли себе представить, что еще находятся поэты, воспевающие вы-
игранные битвы, борьбу железа против плоти, огня против человеческой
кожи?
Дневник Поэта 81
Писатели, у которых видны этические основы, — большая редкость; та-
кое бывает только у самых великих.
Нам не видна совесть у Боссюэ, у Флешье, у Бурдалу, у Масийопа.66 Поч-
ти не видна даже у Фенелона.67 Мы видим этические основы у Монтеня,68 а
особенно у Паскаля,69 замкнутого между Богом и человечеством, между
властью и свободой, а если вдуматься, то и между своим гением и верой.
6 декабря.
В наше время свобода — это деньги; рабство — это нищета.
«Лоретта, или Красная печать» написана в три дня; предназначалась для
развязки большого романа: это жертва, которую я принес «Кеуие с!ез с!еих
Мопёез».70
27 декабря.
МАДАМ ДЕ СЕНТ-ЭНЬЯН
Герцогиня де Сент-Эньян была в тюрьме вместе с Андре Шенье. Ее зна-
вала моя мать. Недавно мать рассказала мне, что с тех пор нередко виделась
с ней в поместье Сент-Эньян в Турени. Мадам де Сент-Эньян хранила как
великую драгоценность портрет Андре Шенье и даже не хотела делать с не-
го копию. Она много рассказывала о том, как он читал в тюрьме свои стихи.
Это была женщина весьма благородной наружности, с взором, полным дос-
тоинства, глаза у нее были кроткие, а в губах таилась усмешка; беседу она
вела необычайно легко, изъяснялась с несравненным изяществом. В тюрьме
ее называли женщина Эньян. Она частенько говорила моей матери, что хра-
нит письма, которые Андре писал ей в тюрьме из камеры в камеру. Были у
нее и его стихи.
Моя мать любила писать миниатюры и попросила у нее портрет Андре
Шенье — скопировать! Та ответила: если хотите, вот портреты моих де-
тей, друг мой, но с этим портретом я поклялась не расставаться ни на мгно-
венье.
Моя мать великолепно его запомнила. Он был сделан в тюрьме; глаза
устремлены к небу, цветной галстук распущен, поза небрежная и непринуж-
денная.
Герцог де Сент-Эньян был мал ростом, горбат и ужасно безобразен. Г-н
де Тьен, мой родственник, отказался выдать за него свою дочь; она впослед-
ствии вышла замуж за г-на де Сен-Шаманса.
Каким-то чудом у герцогини де Сент-Эньян родились прелестные дети,
два сына и дочь.
82 Альфред де Виньи
Всеобщее уважение обеспечено человеку, который приносит всех окру-
жающих в жертву своим интересам.
Пожертвуйте своими планами и страстями — и о вас скажут: «У него не
было этой страсти, не было этого желания, поскольку он их не удовлетво-
рил».
Больше всего холера напугала самых старых. Казалось, они вообразили,
что из долгих лет своей жизни возвели, словно из камней, прекрасное зда-
ние, и ничто не должно разрушить его — напротив, чем оно старее, тем
больше следует о нем заботиться.
31 декабря.
Полночь. Год наконец подходит к концу; этот горестный год дохнул на
нас холерой и всевозможными войнами. Все, что мне дорого, уцелело.
Чуждый какой бы то ни было ненависти, я был счастлив во всех привя-
занностях и никому не причинил зла, а многим сделал добро.
Пускай бы так прошла и вся моя жизнь
1833
Наш Байрон велик как лирический поэт. Он любит изображать сильно-
го человека, наделенного гением, отвагой и несгибаемой волей, изнемогаю-
щего под грузом преступления и немощного перед укорами совести.
Эта небылица бесполезна для человечества. Гениальные люди редко со-
вершают преступления.
Скорее, следует изобразить человека, заблудившегося между землей и
небом, нынешнего человека, лишенного веры, которая бы его поддержала,
и страдающего от нападок жизни и живых людей.
Человека, опирающегося только на свои силы, несущего бремя жизни,
бремя собственных идей и ведущего одновременно борьбу вне и внутри се-
бя.
Тем самым дать противоядие от любого яда.
для «астролябия». — Приговорены к смерти, приговорены к жизни —
вот две вещи, в которых мы уверены.
Приговорены терять тех, кого мы любим, и видеть, как они превраща-
ются в трупы, приговорены не знать, каково будущее и прошлое человечест-
ва, будущее и прошлое Бога — и вечно об этом думать.
Дневник Поэта 83
Все это мы знаем точно; разве тут есть место сомнению? Разве говоря
это, мы оказываемся скептиками? Разумеется, нет.
Но почему такой приговор?
Этого вы никогда не узнаете. Документы великого судебного процесса
сожжены, искать их безумие.
«Всеобщая история» Боссюэ1 — это Бог, играющий в шахматы с царями
и народами.
Шатобриан недавно написал брошюру2 — судебную речь в защиту гер-
цогини Беррийской,3 там он отчасти республиканец. Ни единый писа-
тель-республиканец не почитает себя ни в малейшей мере обязанным быть
хоть немного монархистом. Явный признак того, что господствующее на-
правление умов — демократическое, раз уж самый пламенный монархист
изображает из себя демократа.
Бонапарт — это человек, Наполеон — это роль. Первый носит редингот
и шляпу, второй — лавровый венец и тогу.
21 февраля.
Мадам Санд4 приезжает в полночь к одной из своих подруг и хочет про-
вести у нее ночь. Странный разговор.
Эта чудовищная женщина сказала вчера ни с того ни с сего своей новой
приятельнице: «Ну вот, все кончено, вчера я отдаласъ(нрзб.)». Она заполу-
чила этого человека, который презирал ее и прямо об этом говорил. Так она
без зазрения совести обманывает своего любовника, ради которого покину-
ла мужа.
Она добавила: «Он обращался со мной, как с девкой. Он мне сказал: „Не
стоит труда обманывать вас днем, чтобы провести с вами ночь". Он мне ска-
зал: „Вы усвоили себе тон девки, не располагая преимуществами ее положе-
ния, и надменность маркизы, не обладая ее снисходительностью"».
Астролябий будет типическим молодым и страстным человеком, каков
он был в настоящем средневековье, а не современным типом, остывшим и
подогретым.
ДУША И ТЕЛО
Однажды душа Стелло рассталась с телом и, встав перед ним во весь
рост, такая белая и такая важная, сурово к нему обратилась:
«Вы меня скомпрометировали. Вы принудили меня стать слабой, хотя я
была очень сильна, и рассуждать на темы, которые меня недостойны, чтобы
соответствовать вашему влюбленному виду и не опровергать огня в ваших
глазах и вашей приветливой улыбки.
84 Альфред де Виньи
Покиньте эту женщину и дайте мне подумать». Толкует ему об этой жен-
щине, и прочее, и прочее.
Когда рассвело, тело восстало вместе с душой и сказало ей: «Пошли?». И
они пошли к прекрасной возлюбленной.
Поэтические порывы, которые вершатся помимо моей воли.
О Муза моя, Муза! Я с тобой разлучен. Разлучен живыми людьми, шум-
ными созданиями из плоти и крови. А ты бестелесна; ты — душа, прекрас-
ная душа, богиня.
После 6 марта.
6 числа марта месяца у моей матушки, милой моей матушки случился
удар,5 от которого парализовало правую сторону, щеку, руку и ногу; крово-
пускания ее исцелили.
Сегодня у нее был второй приступ апоплексии, который приостановили
два кровопускания; но мозг очистить не удается: он сбился с пути и погиб,
быть может, навсегда. У нее был молодой врач, г-н Мажисталь; я добавлю к
нему г-на Сальмада, врача уже опытного, в годах, чтобы его благоразумие
умеряло чересчур пылкую отвагу собрата.
СЕМ ЕЛА6
О человечество! Ты пожелало увидать божественную сущность и кос-
нуться ее: ты приняло ее в свое лоно и она тебя погубила.
Я опасался, что в драме о Юлиане не позволят сказать: «Что такое
большинство христиан? Они отрицают Божественность Иисуса Хри-
ста».
Чувствую, что организм мой в высшей степени приспособлен для телес-
ного сладострастия.
Недавно Барбье7 опубликовал «II Р1ап1о». Прелести Капуи изнежили его
поэтический характер, а Бризё8 отметил его своими мягкими красками, че-
рез Сент-Бёва9 заимствованными у Вергилия и поэтов озерной школы.10
Они смешали свои краски с водой; в этом Р1ап1о едва можно отыскать не-
сколько волн от желтой реки ямбов. Голубоватая вода вокруг этих волн чис-
та и прекрасна, но это не вода из той полноводной реки, из которой выныр-
нула «Погоня».
Бризё — человек тонкого и аналитического ума, сочиняющий стихи не
по вдохновению и не инстинктивно, но потому, что решил выразить в сти-
хах идеи, которые тщательно отбирает повсюду.
Дневник Поэта 85
У него есть литературные теории, которые он влил в ум Барбье, и тот, не
доверяя самому себе, умастился ароматами античных и латинских форм,
удушающими его сатирические и лирические порывы.
Лучше бы Барбье и Бризё никогда не встречались, даром что они дру-
зья.
С Барбье происходит то, что я ему предсказывал; раздаются голоса:
«Это прекрасно, но это не он».
11 марта.
Несколько дней тому назад ко мне пришел г-н Бюло11 и сказал, что хотел
бы пригласить меня на обед одновременно с г-ном Каррелем,12 который
очень хочет со мной познакомиться. Я отклонил такое сближение, сказав
ему:
Боюсь, что это чересчур будет смахивать на политическое соглашение и
что я не смогу сблизиться с директором «ЯёриЬНяие тоёёгёе» из-за того,
что приличия не позволят мне оспоривать его мнение о легитимности стар-
шей ветви Бурбонов.
Хотя я не питаю ни малейшей благодарности к Реставрации, которая от-
носилась ко мне всегда холодно и надменно.
И все же, если бы Генрих V13 умер, как герцог Рейхштадтский,14 я бы без
колебаний отдал все свои силы на службу Республике, власть которой, на
мой взгляд, неизмеримо больше отвечает интересам страны, чем власть ны-
нешней выборной монархии.
СТЕЛЛО. — В «Третьей консультации» речь пойдет о политических дея-
телях.
В «Четвертой консультации» — об идее любви, которая истощается в
поисках вечного сладострастия и непреходящего чувства.
«Избирательное сродство», которое автор предисловия к Гете жестоко
критикует. Великое несчастье — тащить за собой в будущее своего неудач-
ливого критика, как воздушный шар — гондолу.
ЛЕБЕДЬ
Если змея нападает на лебедя, он взлетает и уносит ввысь своего врага,
обвившегося вокруг его шеи и крыльев.
Пресмыкающееся пьет его кровь, жалит его и вливает ему в жилы свой
яд. Лебедь держит змею в воздухе, и издали по зеленой чешуе и фальшивым
золотым отблескам ее можно было бы принять за сверкающее ожерелье.
Но нет, эта тварь — сплошная отрава и распад, и она бы пресмыкалась
по земле или под землей, тонула бы в грязи, если бы ее не удерживала в гор-
них сферах чистая божественная птица, которую она убивает.
86 Альфред де Виньи
Так поэт возносит в небесную лазурь, к свету, бессильного зоила,15 кото-
рый терзает его, прижимаясь к его телу, чтобы запечатлеть свое имя, пускай
кровавыми буквами, на сердце чистого бессмертного творца.
С 17 на 18 марта.
Тревожная ночь.
Я провел ее на ногах, у матушкиной постели. Когда рассвело, на ее лицо
нельзя было смотреть без страха. Днем матушка меня узнала. Меня пронзи-
ла боль и благодарность, когда она ласково заговорила со мной; для нее
счастье видеть меня рядом, и я помогаю ей больше врачей, — так она сказа-
ла. Я поговорил с ней, и мне удалось успокоить ее звуком своего голоса.
19 марта.
Ужасная ночь. Кровопускание.
Совещание гг. Сальмада, Мажистеля и Дубля. Рвотное.
Мозг очистился. Ее жизнь спасена.
Теперь она слабеет, но потом силы восстановятся.
Она в твердой памяти, отдает мне ключи. Просит меня вести ее дела, до-
вольна, что может больше о них не думать. При Лидии и враче говорит мне,
что не составила завещания и оставляет все мне одному, а меня просит на-
значить пенсию Анжелике, ее горничной. Я тотчас же составляю обязатель-
ство и в ее присутствии передаю его Анжелике. Это ее очень успокаивает.
Ночь проходит хорошо.
Ее бумаги я нахожу в отменном порядке; при ней складываю их в ее сек-
ретер и не беру оттуда никаких денег; хочу, чтобы, если она поправится, она
нашла все в том состоянии, в каком оставила.
Оплачиваю все расходы по дому.
Когда течет ее кровь, моя кровь страдает; когда она говорит и сетует,
мое сердце чудовищно сжимается; этот холодный и уравновешенный ум, ум
судьи, разрушенный свирепым ударом апоплексии, эта сильная душа, бо-
рющаяся против удушающих ее потоков крови, — для меня это такая же
агония, как для моей бедной матушки, пытка, словно на колесе.
27 марта.
День моего рождения.
Я провел его, слушая матушку и глядя на нее, простертую на одре болез-
ни. Тридцать шесть лет тому назад она дала мне жизнь; кто знает, быть мо-
жет сейчас она расстается с жизнью?
Дневник Поэта 87
Слушал исторический концерт Фетиса.16 Этот эрудит от музыки приду-
мал собрать музыкальные памятники Франции и исполнить их на тех же
инструментах, что в шестнадцатом веке. Виола, бас, орган сопровождают
простую и важную мелодию песен. Никогда искусство не увлекало меня
таким чистым восторгом — разве что, когда я в Бордо, больной, писал
«Элоа».
Божественные песни, особенно меня покорившие, — «ЬаисН зртШаН»,
псалмы Богоматери в исполнении итальянских братств.
А еще была музыка танца, исполнявшегося при Феррарском дворе на
бракосочетании герцога Альфонса д'Эсте; музыка несравненной скромно-
сти и изысканности. Когда я ее слушал, перед моим взором проходили, по-
тупив глаза, прекрасные принцессы в длинных платьях со шлейфами, те, что
держались так прямо и с таким сдержанным видом внимали любовным при-
знаниям.
Был мадригал на пять голосов (сочинение Палестрины),17 восхититель-
ная вещь, полная любви и нежности. Потом еще сопсег1ора$$е%1а1о для виол,
арфы, органа и теорбы. Этими инструментами говорит земля, органом от-
вечает небо. И наконец, Котапезса, мелодия, какую может сочинить ангел,
чтобы выразить в ней свое преклонение.
Какое восхищение будят во мне эти музыкальные медальоны!
31 марта, вечером.
Нынче вечером моя бедная матушка испытала мучительное улучшение.
Она была спокойна, весела, не страдала от болей и развлекалась новостью о
замужестве Мэри Бенбери. Она мне сказала: «Хотя я уже одной ногой там,
напиши ей, что я весьма рада ее счастью».
То же состояние. Матушка сказала мне: «Я была бы изрядной эгоист-
кой, если бы не позволила тебе взять мои книги — ведь я уже не смогу чи-
тать».
«Лучше бы мне умереть, чем оставаться в таком положении». — Бедная
матушка, эти ее слова меня убивают.
3 апреля.
В бурю корабль убирает все паруса и отдается на волю ветра. Я посту-
паю так же во времена несчастий и великих событий; чтобы уберечь мозг от
истощения, я и не читаю, и не пишу, и отдаю жизни как можно меньше сил.
Но как бы мы ни старались, боль вцепляется в нас, хотим мы того или
нет, и остается с нами.
Альфред де Виньи
10 апреля.
О Юлиане.18
Либаний19 рассказывает, что Юлиан пал от руки христианина. В доказа-
тельство он рассказывает, что, когда великий царь посулил огромную на-
граду тому из своих подданных, кто убил императора, никто не объявился.
Для «Чаттертона»: 20 апреля семнадцатилетний Эварист Галуа,20 подоб-
но Паскалю,21 автор открытий, покончил с собой от отчаяния, потому что
оставался безвестным. Это швейцарский Чаттертон. Значит, я хорошо сде-
лал, что написал «Стелло».
Семейная жизнь смягчает мужчину. Один мамелюк был куплен в Черке-
сии двенадцати лет отроду. Его воспитали солдатом, кентавром. В Египте у
него есть рабыни-египтянки, но они никогда не рожают ему детей; у него нет
ни отца, ни сына; есть товарищи по оружию, по которым он не плачет, когда
они погибают.
Он самый деятельный человек на свете.
Порой я завидую этому человеку и тоскую по четырнадцати годам ар-
мейской службы.
22 апреля.
Преданность хороша только по отношению к себе самому да, может
быть, к Богу. По крайней мере несомненно, что Бог дарует нашей совести
бесконечное блаженство и сладостные излияния чувств. Ну, а мир не удо-
стаивает преданность ни малейшей благодарности. Мир в нее не верит; она
словно раздражает его. Мир уважает и возвеличивает эгоистов. Мне кажет-
ся, эгоист так высоко себя ценит, что словно разбухает и начинает занимать
больше места.
Преданность кому бы то ни было — это высокое безумие, по безумие.
Народы восхищаются эгоизмом, а отдельные личности ему поклоняются.
Покидайте мир, устроенный подобным образом, не снисходя до того,
чтобы о нем пожалеть.
Когда чувствуешь, что в тебе вспыхивает любовь к женщине, то, прежде
чем брать на себя какие бы то ни было обязательства, следовало бы сказать
себе: «Кто ее окружает? Какую жизнь она ведет?». На этом основано все бу-
дущее счастье.
Анализ ведет ко всему. Декарт, Паскаль, Ньютон, Сократ22 — самыми
великими были те, кто был сильнее в анализе.
Универсальный синтез подвластен только Богу.
Дневник Поэта 89
АНАЛИЗ СЕБЯ САМОГО. — Исследование своего внутреннего мира.
С самого рождения я был наделен женской чувствительностью. До пят-
надцати лет я плакал, проливал потоки слез из дружбы, из симпатии, из-за
холодности моей матери, из-за горя кого-нибудь из друзей, принимал близ-
ко к сердцу все что угодно, и повсюду меня отталкивали. Тогда я замыкался
в себе и превращался в недотрогу.
Жизнь и армия с ее грубостью и строгостью окончательно замкнули тот
железный обруч, которым я сковал себе сердце. В этом неумолимом кругу я
стиснул жившую во мне чувствительность, а гордость удвоила мою волю. У
меня огромная сила воли. Она обуздывает и смиряет мои органы, как тро-
стинки, и по своему усмотрению омертвляет и оживляет их.
С тех пор моя чувствительность скрыта под бронзовой маской. Сами
мои чувства бессмысленно шевелились внутри меня и имели надо мной не
более власти, чем позволяла им моя воля.
Даже воображение я научился сдерживать, когда захочу, незыблемым
шлюзом и давать ему выход не ранее, чем решу, что оно может выйти на сво-
боду.
«Кларисса»23 — это в некотором роде сочинение по стратегии. Двадцать
четыре тома, посвященных описанию осады сердца и его взятия. Это дос-
тойно Вобана.24
Скука — это болезнь жизни. Люди создают себе преграды, чтобы их пре-
одолевать.
Я всегда понимал слово «развлекаться» как имеющее отношение к иг-
рам детей или бездумных созданий. Что это значит применительно к тем,
кто умеет думать? «Любить» — да, потому что любовь — неиссякаемый ис-
точник размышлений, глубоких, как вечность, высоких, как небеса, обшир-
ных, как вселенная.
Когда поэты устремляют свою мысль в пошлый водоворот практической
деятельности (они неизбежно оказываются жертвой непонимания толпы).
Бонапарт любил могущество и замахивался на всемогущество; и пра-
вильно делал, потому что всемогущество — факт, причем факт неопровер-
жимый, который легко доказать, меж тем как красоту гениального творе-
ния всегда можно оспорить.
Французы похожи на увиденных мною однажды людей, которые дра-
лись внутри кареты, стремглав уносившейся прочь. Партии ссорятся, а не-
оборимая необходимость влечет их в сторону всемирной демократии.
Луи-Филипп и Тьер25 хотят дать мне крест.26
90 Альфред де Виньи
Я сказал Дитмеру:27 «Подобными вещами я не занимаюсь».
Мне его пошлют без моей просьбы: Дитмер сообщил, что Тьер сказал
ему: «Почетный крест дан г-ну де Виньи, но ведь он его не просил». —
«Нет, — ответил Дитмер, — не желал и не просил». — Тьер на мгновение за-
думался и сказал: «Правильно сделал. Ему не было нужды об этом просить».
Я сказал Дитмеру, что ответ благоприятен и для него, и для меня...
Не могу удержаться, чтобы не вспомнить, как при Реставрации Состен
де Ларошфуко и другой министр вписали одно не слишком уважаемое имя
на место моего, стоявшего в списке. Я узнал об этом две недели тому назад
от Леона де Вайи,28 тогда исполнявшего обязанности [фраза не окончена].
1 мая.
Закончил «Отделалась испугом», — ребячество, написанное нарочно
для бенефиса в Опере.
Если эта пьеска и может претендовать хоть на какое-то место в литера-
туре, то, скорее всего, это нечто вроде пастельного наброска во вкусе Буше
или Ватто,29 висящего в мастерской художника, что-то вроде эскиза, изго-
товленного за два вечера в промежутке между двумя полотнами, чтобы в не-
скольких штрихах запечатлеть ушедшее время и забытые нравы.
Неверная жена в 1778 году могла не опасаться ни средневекового кинжа-
ла, ни мстительной сабли оскорбленного национального гвардейца 1832 го-
да. Это была одна из тех эпох религиозного и нравственного хаоса, когда
людьми руководит только личное чувство чести или доброты. В такие вре-
мена ценятся только внешность и так называемые приличия.
2 мая.
Мне прислан крест.
18 мая.
Не могу победить симпатии, которую всегда внушал мне Юлиан От-
ступник.
Если есть на свете метемпсихоз, я был этим человеком.
Роль этого человека, его жизнь, характер подошли бы мне лучше всего в
истории.
В своих отношениях с небом человек всегда колебался между верой и ис-
следованием.
Софисты Восточной Римской империи были протестантами язычества.
Дневник Поэта 91
Решительно, поскольку в людях так силен религиозный элемент, увлека-
тельнее всего изучать влияние религий на нравственность.
30 мая.
Играют «Отделалась испугом».
Большинство меня ненавидит, оно поневоле покоряется моим книгам,
которые ему навязывают поэты и философы, но чувствует, как я его прези-
раю, и платит мне ненавистью.
Нынче вечером большинство с грехом пополам сумело разобраться в
сюжете и пыталось что-то понять. Публике удалось понять суть происходя-
щего, но она не поняла философской сатиры, и общественная проблема от
нее ускользнула.
В театре можно добиться успеха благодаря наиболее расхожей стороне
своего таланта, подобно тому как в общественной жизни люди добиваются
популярности благодаря тому, что в них есть вульгарного. Более низкое под
своей грубой оболочкой помогает пройти более высокому.
Я стремлюсь показать только самую отборную часть моих идей; я нико-
гда не буду популярен.
7 июня.
Составляю план «Герцогини Портсмутской».30 Продолжение «Сен-Ма-
ра».
Когда я завершу историю герцогини Портсмутской, которая запечатле-
ет второй этап упадка знати — ее развращение, происходившее с легкой ру-
ки Людовика XIV и под началом Ришелье, сменившееся этапом топора, я
напишу другой роман под заголовком «Солдат», и роман этот станет по-
следней частью моей эпопеи, — а затем самый первый роман, где будет вы-
веден самый главный и первый мученик эпохи Людовика Святого,31 и перед
ним — том, который послужит предисловием ко всем остальным сочинени-
ям и будет называться «История величия и мученичества французской зна-
ти».
Каждый роман получит долю причитающегося ему успеха, а затем все
будет переиздано в должном порядке.
ДЕСПОТ
поляки в сибири.32 — Мы вырваны с корнями из родной почвы, как мо-
гучие деревья, обреченные расти среди снегов и льда.
казаки в ПОЛЬШЕ. — А мы, монголы, татары, занесены в западные зем-
ли и рассеяны по ним.
92 Альфред де Виньи
ПОЛЯКИ. — Эта земля безобразна и холодна. Рукам противно прикосно-
вение льда. Ни зелени, ни солнца.
казаки. — Мы ненавидим эту зыбкую зеленую землю. Ни темноты, что
длится полгода, ни охоты на медведей, ни долгих полярных сияний. А наши
кони чуяли сухой запах родного края; здесь они разнеживаются и уныло
спят.
13 июня.
ЧЕРНЫЙ ДОКТОР. — Воля — это вся жизнь. Если вы хотите быть счаст-
ливым, вы им будете. Воля горы двигает.
Воля — это вера человеческая. Сумейте захотеть, чтобы у вас были свои
мысли, и они у вас появятся.
19 июня.
Труд укрепляет ум. Не знаю, возможно, слишком восторженная молит-
ва расслабляет его не меньше, чем меланхолическая мечтательность.
Мечтательность, ничего не созидающая, расслабляет.
Все, что укрепляет человека, полезно. Все, что его расслабляет, вредно.
От слабости все дурное, от силы все хорошее.
Источник преступлений — слабость.
Источник добродетелей — сила.
молчание. — Откуда это почтение к предвзятым идеям? Откуда это
смиренное почтение к общепринятому? Почему человек не скажет человеку:
я бы не прочь поверить в то, о чем толкует религия, но, к великому сожале-
нию, не могу.
Откуда столько лицемерия в книгах?
Откуда этот налет лицемерия в самых смелых из нас?
Почему Байрон не так смел, как Шелли?33 Почему отчаявшийся Байрон
воссылает хвалу Библии и католицизму?
Вот в чем все дело:
Страх перед Адом.
Неизбежность — безумие, выдуманное ленью, которая вечно правит
людьми. Если взять наиболее благоприятный случай, человек свободен де-
лать все, что ему заблагорассудится, везде и повсюду, на пространстве в че-
тыре тысячи лье в длину и в шесть футов в вышину на протяжении сотни лет.
Древние вели себя естественно, непритворно, как еще и поныне ведут се-
бя итальянцы и некоторые восточные народы. Я был растроган, перечитав
описание встречи Александра с Неархом,34 когда этот последний вернулся
Дневник Поэта 93
из своего славного морского похода. Это странствие из Персидского в Ин-
дийский залив — первое событие в истории мореплавания. Как мне нравит-
ся плач Александра, когда он принял Неарха и долгое время не в силах был
заговорить, ибо полагал, что его македонцы и корабли погибли. Античные
люди никогда не напускали на себя притворной значительности; даже са-
мые великие плакали, не краснея за свои слезы.
Если будет время, выведу эту прекрасную и прямодушную натуру на
сцене.
Вечные муки — странная идея; она имела великие последствия, но по-
влекла за собой и великие несчастья.
Эта идея — великий упрек христианству.
Ныне человек слаб и слезлив. Христианство его расслабило; философия
его добила.
20 июня.
ЭРОС. — Раб Нерона35 Эрос убил себя на глазах у господина, чтобы тому
не так страшно было умирать.
Можно было бы сделать на эту тему стихотворение о преданности. Ка-
кова же была эта неведомая и таинственная привязанность?
21 июня.
Религия без обрядов — все равно что любовь без ласк, когда говорят: я
вас люблю, ну и хватит об этом.
Лютер36 сказал: «Сердце человеческое — мельничный жернов: если вы
не дадите ему ничего молоть, он смелет сам себя».
С какой пугающей легкостью французы утверждают, что у них все,
вплоть до самых возвышенных творений, иное, чем у соседа! Это как нельзя
лучше доказывает отсутствие веры и характера.
1 июля.
черный доктор. —Доктор был вооружен только против идей, но нико-
гда — против людей, к которым питал божественное сострадание.
Это было сострадание сильного и храброго узника к слабым и хворым
товарищам по заключению.
клятва. — Вера — это почтение к Богу.
94 Альфред де Виньи
Честь — почтение к людям.
Клятва на кресте была незыблемой основой всего остального.
Клятва честью зависит от того, насколько человек высокого мнения о
самом себе.
А поскольку софизмами и парадоксами люди приукрашивают все пре-
ступления и пороки, то сплошь и рядом можно видеть, как человек отказы-
вается от чести ради мишуры и пренебрегает клятвами.
В таком обществе клятва — насмешка над небом и людьми.
замысел стихотворения, форнарина. — О возлюбленная Рафаэля,
он изнемогает в твоих объятиях.
Что ты наделала, женщина, что ты наделала? Его замысел с поцелуем пе-
ретек в твои губы...
Она засыпает в объятиях Рафаэля после путешествия в Римскую Кампа-
нью. И снится ей, что его мысли, убитые ею, приходят с жалобами: ведь за-
мыслы Рафаэля — божественные картины. Толпятся персонажи, потом они,
вздыхая, разлетаются и вновь взмывают к небесам.
Форнарина просыпается, обнимает Рафаэля: он мертв.
Четверг, 1 августа.
Хотелось бы мне знать, были ли животные бессмертны до грехопадения
Адама.
О ЖИЗНИ. — Это бессрочная тюрьма. Пленники знают лишь два состоя-
ния: летаргию или судороги, скуку или тревогу, и вечно переходят от одного
к другому. Порой кого-нибудь из них забирают из тюрьмы и никогда не
привозят обратно. Куда он уехал — неизвестно. Узники беспрестанно рассу-
ждают об этом, никогда не могут знать ничего наверняка и неустанно спо-
рят. И тем ввергают себя в новую тревогу. Авторы наиболее удачных дога-
док заставляют остальных признать, что они угадали верно. Узники не зна-
ют, почему они оказались в тюрьме, в чем состоит их вина, не знакомы ни с
делом, ни с судьей, но знают, что обращаются с ними жестоко.
Они беспрестанно слушают тех немногих, что произносят речи — то по
очереди, то все сразу. Одни из этих немногих говорят: «Оставьте надежду!»,
другие: «Надейтесь!». Первые расслабляют заключенных, вторые их укреп-
ляют.
Вот истинный удел человека в жизни.
Чем дальше, тем больше я замечаю, что для людей существенно только
одно: как убить время. В этой жизни, краткость которой мы воспеваем на
все лады, величайший наш враг — время: у нас его всегда слишком много.
Едва нам выпадет счастье, или любовь, или слава, или знание, или впечатле-
Дневник Поэта 95
ния от спектакля, от книги, как надо уже переходить к чему-то другому. А
что поделать? В этом-то все и дело.
Теперь короли пишут книги — им ясно, что это и есть настоящая власть.
Правда, книги у них плохие.
Правительства смотрят на литературу как на бесполезную колонну, на
которой записан итог их деяний; они хотели бы помешать этой колонне рас-
ти ввысь.
Спиноза37 был еврей (португальский) и звался именем Борух.
Система его такова:
«В природе одна субстанция — единственная, независимая, неделимая и
простая; изменяясь в пространстве, она служит материалом для всех тел, из-
меняясь в мысли — для всех умов».
Атеизм, объединенный с пантеизмом. Все есть Бог, и в то же время как
разумного и мыслящего существа Бога нет.
Умер 21 февраля 1677 года.
Оберман38 — спиритуалист, но не христианин и не деист. Я просматри-
ваю «Обермана». Я им недоволен. Это книга о больной женщине.
Идеальный человек, как Грандисон,39 в романе всегда скучен. В истории
он кажется холодным, например, Вашингтон, а в жизни его любят с про-
хладцей. Идеального человека любят, как Бога, с прохладцей.
А все потому, что людей интересуют только страсти, волнуют всегда
только страсти. Только часы идут в соответствии с принципами; люди сами
создают принципы, а действуют в противоречии с ними.
Долго читал вслух матушке, она все понимала и чувствовала, и это при-
несло ей покой и радость, а мне ни того ни другого.
1834
1 января.
для стелло. — В «Стелло» Черный Доктор доказывает, что, когда по-
эты устремляют свои мысли в опошляющий эти мысли водоворот деятель-
ности, их отвергают политики, а в «Дафне» — что их отвергает толпа; он го-
ворит:
— О Стелло, умейте наслаждаться вашей мыслью и любить ее саму по се-
бе, тайную, не зависящую от того, что сможет извлечь из нее мир.
96 Альфред де Виньи
Тогда же.
По форме это будет рассказ, обращенный к возлюбленной.
Три тома, з которых человек повествует о своей жизни.
Рассказ о его смерти.
Его жизнь начнется с того мига, когда разрушится его вера — ему в это
время уже стукнет сорок.
Несчастный случай, который он намеренно не предотвратил, пресекает
его жизнь.
Последнее обстоятельство — поступок, предписанный честью.
Все его поведение настолько безупречно, насколько может быть безу-
пречным поведение христианина.
Помимо прочего, оно подразумевает и то, что он не осуждает слабых
людей, но с преувеличенной строгостью клянет слабости.
Сюжет следует придумать в этих границах.
ДАФНА. — Доказать, что, когда созерцательная душа, например душа
Юлиана,1 снисходит до того, чтобы кое-какие свои мысли претворить в по-
ступки, поступки эти оказываются ей по силам и она придает им величие; а
душа деятельная, например душа X, желая подняться до поэтического или
философского созерцания, не может до него возвыситься.
Некоторые люди живут чувствами, другие ощущениями, третьи только
абстракциями.
18 января.
любовь, драма. — Человек, отчаявшийся полюбить; его толкает на все-
возможные низости женщина, которая его любит, верна ему, чужда подлос-
ти, но, подстрекаемая самолюбием, соперничает с другой женщиной и ради
этого требует от него жертв. Та, другая, хочет отомстить.
И мужчины, и женщины возмущаются при виде двух любовников, кото-
рые долго живут вместе и никто им больше не нужен.
19 января.
Обезьянка, которая, выкурив трубку, возомнила себя человеком, — вот,
по-моему, идеальное воплощение тех актеров, которые, сыграв на сцене
сильный характер, воображают, что сами им обладают.
Гобер целый год считал себя Наполеоном, а Сансон — г-ном де Талей-
рапом.2
Наброски к ДАФНЕ.
Дневник Поэта 97
Сократ3 ввел в философию анализ. К.
То, что от него осталось, — пожалуй, не система, а плодотворные на-
правления. К.
Он черпает свои идеи в сознании и анализе.
Александрийская школа4 хотела объединить синтез с анализом: отсюда
вышли неоплатоники.
В античности не было ни геологии, ни химии, ни правильной физики.
Только астрономия и математика.
Сократ исходит из уусо01 аеаотоо, позсе 1е 1р5шп;*
Декарт5 — из Со§ко ег§о $ит.**
Метод Декарта на три четверти аналитический.
1. Доверяться только очевидности.
2. По возможности проводить различия между предметами.
3. Создавать как можно более многочисленные, пространные и разнооб-
разные классификации.
Пункт 4-й — порядок, строгая последовательность мыслей.
Декарт, как Сократ, исходит из сознания.
Он запутывается в гипотезе об истинности Бога.
Хорош в анализе, плох в синтезе.
XVIII век. Кондильяк6 в «Трактате об ощущениях» сперва предприни-
мает анализ, потом ни с того ни с сего высказывает гипотезу о Человеке-ста-
туе. Он говорит о своей идее, не о природе. Кузен7 восклицает: синтез без
анализа — лженаука; анализ без синтеза — неполная наука. Но наука непол-
ная в сто раз лучше, чем лженаука. Но он отдает предпочтение анализу, к ко-
торому когда-нибудь добавится синтез.
Не смея остановить выбор ни на идеализме, ни на сенсуализме, этих двух
частях сознания, обнаруживаемых посредством размышления, ни на скеп-
тицизме, когда размышление взвешивает и оценивает идеализм и сенсуа-
лизм, Кузен призывает к непосредственности, к мистическому вдохнове-
нию.
1829 год. Кузен, том 2, урок 4. Как унизительно для разума и для раз-
мышления, если в конечном итоге им предпочли инстинкт.
Я изображу в «Дафне» сенсуалиста, идеалиста, скептика. Эпикурейство
перетекало в невозмутимость, атара^кх. Стоицизм — в апатию, аяабекх.
'Аяехоо воздержись. Стоик — оптимист.
Академия и философы, такие как Карнеад Киренский, Антиохия8 и
т.д., — скептики.
Скептицизм создал Энесидем,9 живший за столетие до Христа.
Александрийцы — эклектики, которых обвиняли в синкретизме (Конфу-
ций).10
* Познай самого себя {греч., лат.). — Примеч. перевод.
** Мыслю — следовательно, существую {лат.). — Примеч. перевод.
4 Альфред де Виньи
98 Альфред де Виньи
Восточные дух и религия преобладают над греческими духом и философией.
Александрийская школа — мистическая.
Юлиан — александриец и презирает христианское и арийское невежест-
во; он полагает, что может без этого обойтись. Он мистик.
Евнапий11 —дурной прорицатель.
Любовь должна быть беспрерывной исповедью.
Каждый вопрос подразумевает, что за ним может последовать и да, и
пет. Выбор совершает воля.
У моего отца был крест Людовика Святого,12 который он мне давал по-
смотреть раз в году, в день Святого Людовика. Это привило мне любовь к
армии, и я так хотел получить такой же крест, что насилу терпел мир.
Свой сборник рассказов о войне я назову «Крест Людовика Святого».
Поэт в прозе почти невозможен. Из прозаиков более всего к поэту при-
ближался бы Баланш,13 если бы существование поэта было возможно без
той божественной части его творчества, что зовется гармонией.
4 февраля.
Впервые читаю Эпиктета14 по-гречески и на латыни и убежден, что Пас-
каль15 хотел создать книгу мыслей по образцу руководства еухе1р18юу.
На каждом шагу встречаю обороты, похожие на обороты Паскаля и
Лабрюйера.16
По форме оба они были подражателями Эпиктета.
Немногословная ирония, часто серьезность.
10 февраля.
Перечел Кузена. По моему разумению ничего нет опаснее, чем его уче-
ние об историческом оптимизме.
Нравственная основа победы — право сильнейшего. Это самое грубое
учение, это восточный фатализм.
Идеал — это слово, конечно, ввел в мир Платон,17 но полагаю, что в
идеализме оно удержалось, не соскользнув в чудачество, благодаря пифаго-
рейской школе, узаконившей его своим авторитетом.
Платон всегда пользовался психологическим и логическим анализом,
чтобы извлечь из человеческого сознания аргумент, который бы не шел от
чувства.
Дневник Поэта 99
Аристотель18 анализирует столь же глубоко; принцип государства для
него — полезность. Он относит это к рабству, которое оправдывает.
Хвалит тиранию.
Стоики добры, лишены надежды и кротки. Сильны и милосердны.
Платон оказывается стоиком в «Республике» и в «Книге Законов». Все
старинные философы были более или менее стоиками или эпикурейцами с
весьма незначительными различиями между собой.
Скука — великая жизненная хворь; мы непрестанно клянем краткость
жизни, но жизнь вечно оказывается чересчур длинной, ибо мы не знаем, что
нам с ней делать. Для людей было бы благодеянием, если бы их научили на-
слаждаться идеями и забавляться ими, вместо того чтобы забавляться по-
ступками, которые всегда задевают других людей и вредят ближнему.
Мандарин никому не вредит, наслаждается идеей и чашкой чаю.
Как можно чего-то желать после тридцати? Иногда я этого не могу по-
стичь. В жизни всякое положение вещей не лучше и не хуже другого.
«Дафна».
Стоики были траппистами19 античности. Спали на голых досках, при-
крытых циновкой.
Платон говорит: уусо01 аеаитои и а§е циос! а§1$.
Познай самого себя и делай что делаешь.
Действуй в настоящем, сохраняй бодрость и не слишком мечтай о будущем.
Таким образом, всякий синтез — великолепный дурак.
Я больше не могу читать никаких иных книг, кроме тех, что заставляют
меня работать. По остальным мысль моя скользит, как плуг по мрамору.
Люблю земледелие.
Пожалуй, о религиозном вопросе столько спорили, что умы во всем ми-
ре устали. Люди больше не в силах об этом думать.
21 февраля.
Если со мной случится несчастье, о котором я думаю, пойду и подожгу
церковь, чтобы отомстить Богу.
Ничто на земле не заслуживает воодушевления. Но сила (нравственная и
физическая), У1гШ5, заслуживает некоторого уважения. Настойчивость, не-
100 Альфред де Виньи
обходимая, чтобы осуществить идею, есть воплощенная сила, а до идеи мне
дела нет.
Христос в алькове. Сон женщины, слышащей, как он упрекает ее за ра-
дости, которых она вкусила со своим любовником перед распятием. Она
страдает и чувствует, как всякую ночь руки ей пронзают гвозди: это искуп-
ление.
А. Некоторые теперь со страху прикидываются христианами и пропове-
дуют религию как политическую философию или поэзию, но не чувствуют
ее в себе как веру и никогда не исполняют ее предписаний.
Земля восстала против несправедливостей творения; она скрывает это
из страха перед вечностью; но втайне она возмущается против Бога, сотво-
рившего зло и смерть. Когда появляется хулитель богов, например Аякс,
сын Оилея,20 мир одобряет и любит его; таков Сатана; таковы Орест 21 и
Дон Жуан.
Все, кто боролся против несправедливых небес, стяжали тайную любовь
и восхищение людей.
Христианство — вечный хамелеон. Оно беспрестанно меняется.
Будь я художником, я хотел бы быть черным Рафаэлем: ангельская фор-
ма, темный колорит.
Д-р: Наши философы приходят к одному из двух: или пасть ниц, или
рвать на себе волосы.
Любое правительство — не более чем действующий символ отсталой
мысли.
А. Античная философия заключила всю мудрость человеческую в сле-
дующую максиму: страдай и воздерживайся. 'Ауехоо кш ауехоо, чувст-
вуя, что самые сильные наши влечения порочны и ведут к распаду обще-
ства.
Христианский закон превращает эту постоянную победу над собой в не-
изменное правило. Итак, если личность себя не переделывает, она везде счи-
тается естественным врагом общества.
Итак, общество враждебно естественным склонностям человека, но без
общества род людской разрушается. Значит, чтобы его сохранить, нужно
без конца возобновлять этот опыт. Но опыт этот не может быть хорош, по-
скольку, желая сохранить в неизменном виде нашу натуру, вечно противо-
речит ей, склонной к беспрестанному разрушению.
Надеяться можно только на какие-то лет десять, не больше.
Дневник Поэта 101
Ни один человек не имеет права презирать людей.
Я не встречал ни одного человека, у которого нельзя было бы чему-ни-
будь научиться.
Нигде и никогда не было ни порядка, ни свободы, и никогда люди не пе-
реставали желать того и другого.
«Вторая консультация» — это поправка, она обозначит различия между
газетным писакой и поэтом. Поэт должен остаться чистым.
ДАФНА. — Прекраснейшим порывом оптимизма, устремленного в буду-
щее, было христианство, сказавшее при виде того, как дурен мир: «Покинь-
те этот злополучный мир, и душа ваша обретет блаженный покой» (Лука,
XVII, 2).
Но это и последний крик отчаяния.
Евангелие — это воплощенное отчаяние; но если Евангелие — это ра-
зум, следовательно, разум — это отчаяние.
Приговорены к смерти, приговорены к жизни — вот две вещи, в кото-
рых мы уверены. Приговорены терять тех, кого любим, и видеть, как они
превращаются в трупы, приговорены не знать прошлого и будущего челове-
чества и Бога и вечно об этом думать! Но почему такой приговор? Этого вы
никогда не узнаете. Документы великого судебного процесса сожжены, ис-
кать их бесполезно.
Если нам нужно оценить тайные поступки человека или предугадать,
как он поведет себя в будущем, мы не слишком ошибемся, если предполо-
жим все самое худшее.
А
Авторское самолюбие получает передышку и покой в промежутке меж-
ду публикациями и критикой, самолюбие деятелей — между двумя начина-
ниями; но самолюбие актеров всегда начеку, оно не отдыхает ни единого ча-
са.
Человек, создание несовершенное, еще много сохранил от обезьяны и от
собаки.
Подражание и рабство, угодливость в самых гордых.
Юлиан убивал, отправлял на смерть и принял смерть с улыбкой на ус-
тах.
Улыбка жалости,
Улыбка безмятежного отчаяния,
Такого, как ваше, о Стелло!
102 Альфред де Виньи
Горе писателей в том, что, заговорив, они мало затрудняют себя стара-
ниями сказать правду; пора поискать слов только в своей совести.
В ожидании смерти люди мечутся в соответствии со своим темперамен-
том и характером.
Северяне более меланхоличны, например Шекспир, южане придержива-
ются более строгих и чистых форм в искусстве, но вкладывают в него мень-
ше сердца, например, Эсхил, Софокл, Данте. Выбирайте.
УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ. — Первый том «Стелло» навевает отчаяние. Я по-
лучил много писем от молодых людей, подверженных отчаянию и чересчур
склонных к самоубийству. Кстати, я заметил, что все они обольщаются на-
счет своего таланта и призвания.
Я пытался разобраться в причине их болезни и полагаю, что я ее нашел.
Свобода печатать все что угодно застала их врасплох, и они не сумели со-
хранить верность своему бунтарству. Раньше у них был в запасе такой пред-
лог, как рабство, мешавшее свободному полету мысли, а когда все небо рас-
пахнулось навстречу их идеям, у этих юнцов не оказалось крыльев. На поис-
ки смерти толкнул их стыд.
5 мая.
Рок и Провидение — одно и то же. Воображение людское до обидного
скудно, говорит Черный Доктор, наш жалкий мир после четырех тысяч лет
размышлений (так во всяком случае утверждают) не нашел ничего лучше,
чем две силы, которые он назвал Роком и Провидением.
Религии, философии и повествующие о них книги переходят от одного
из этих двух пунктов к другому, не в силах от них оторваться.
Право, я не постигаю, каким образом они ухитряются не замечать, что и
первое, и второе — совершенно одно и то же.
Античный Рок — это сила, которая дергает человека за ниточки, водит,
как кукольник марионетку, не давая ему отойти в сторону ни на шаг.
Провидение держит человека в когтях, позволяет метаться взад и вперед
и расставляет ему бесконечные ловушки. Он бежит, оно его останавливает.
Он останавливается — оно гонит его вперед, он поступает дурно, оно его
ласкает, он поступает хорошо, оно его бьет и швыряет наземь. А ведь оно за-
ранее знало, что с ним будет.
С Судьбой шутки плохи, она говорит человеку: ты будешь злодеем, по-
тому что я так повелела, ты убьешь отца, ты женишься на матери, но отве-
чаю за это только я, я принимаю на себя твою вину, злодей добродетелен,
человек будет таким, как Эдип.
Дневник Поэта 103
Что, если счастье — это то, что мы называем «добрый час»? И дается оно
нам на краткие мгновения?
Бедные люди! Вы присвоили палачу титул жертвы, вы выдумали
смерть, увидав мертвеца.
Что есть царство смерти? Смерть — это ничто, не правда ли? Разве это
нечто такое, что прикасается к вам и валит с ног? Нет. Это отсутствие жизни
и движения, более ничего.
Сперва человека не было, затем он есть, затем перестает быть — вот и
вся история. Моя смерть существовала до меня, и точно так же она будет по-
сле меня.
7 августа.
За несколько ночей завершил первый том «Воспоминаний о неволе сол-
дата». Рассуждения, доказательства, умножаясь от тома к тому, постепенно
дадут представление о варварстве, царящем в регулярной армии.
Сентябрь.
консультация, двенадцать страниц. — Монтень22 где-то сказал, что
можно было бы записать на двенадцати страницах все наши познания в фи-
лософии; надо написать эти двенадцать страниц и поместить их в конце од-
ного из рецептов.
Чем больше занят мозг внутренней работой, тем неподвижнее лицо. В
чертах лица отражаются лишь небрежный труд, порывы, чувства. Внутрен-
няя работа поглощает силы и покрывает бледностью лоб и щеки.
При нынешнем состоянии театров и публики я не испытываю большого
почтения к пьесе, снискавшей успех: это признак посредственности; публике
требуется нечто грубоватое. Актер Анри Монье23 был слишком тонок для
партера.
У Энгра слишком чистая линия рисунка,24 Декан слишком оригинален,25
Делакруа чересчур блестящий колорист.26 Сомнения вызывает во мне и кни-
га, получившая успех сразу, без опоздания хотя бы на год, за который элита
сумела бы привлечь к ней внимание бессмысленной толпы.
Мы жалуемся, что во Франции нет веры политике. Полноте, на что жа-
луемся? Разве это не наилучшее доказательство того, что народу присуща
неизбывная проницательность? Он всегда чует правду, а если этой прав-
ды нет, то так прямо и говорит, что ничего нет. Итак, ни одна из партий
104 Альфред де Виньи
не удовлетворяет нынешним его нуждам, не подает ему ни малейшей надеж-
ды на будущее. В политику и в правительство верят лишь ограниченные
умы.
Я не слишком люблю комедию, в которой всегда остается нечто от кари-
катуры и от шутовства. Философу легче почерпнуть главную идею в книге,
без особых усилий, благодаря присутствию персонажей и их простым и ес-
тественным действиям.
Бывали веселые сатиры; я хочу создать в таких книгах, как «Стелло», и в
театральных пьесах сатиру мрачную, печальную и меланхолическую.
Что есть Судьба, если не предвосхищение Бога?
Провидение веселее, оно горько шутит и говорит человеку: я даю тебе
жизнь. Ну-ка, что ты с ней будешь делать? Я-то знаю, что тебе придется де-
лать, но из коварства не скажу тебе об этом. Заранее знаю, как ты посту-
пишь, но мне не хочется тебя от этого удерживать.
Ты свободен творить зло, но я накажу тебя за это, возможно, при жизни
и уж наверняка в Вечности. Ты свободен творить добро, но, возможно, не
дождешься награды ни в жизни, ни после смерти. Ведь если ты, к примеру,
рожден вне такой-то церкви, ты заранее погиб и осужден на вечное прокля-
тие. Что же касается добра и зла, у тебя нет никакого надежного средства их
различать, и всю свою жизнь тебе придется спорить об этой премудрости. Я
создало грех, страдание и смерть, а зачем — ты никогда не узнаешь. Человек
пребудет, как Иов.27
Человек вправе возразить: «Почему вы обрекли меня на участь Эдипа
или Иова? Какое мне дело до того, свободен я или нет, если моя свобода так
же слепа и ограничена, как античное рабство. Какой удел лучше — чтобы
тебя вели за руку к неизбежному злу и неизвестно в какую сторону? Или си-
деть в клетке, полной ловушек, в которые ты попадаешь, покуда невидимая
рука неведомо куда тащит твою клетку?
Рок, Провидение, Книга Судьбы или Божественная Книга! Я ваш раб и
твердо знаю, что ни одному из мне подобных никогда вас не постичь. Когда
они говорят, что постигли вас, я им не верю.
Вы — единственная сила, которая творит со мной все, что ей угодно, ко-
торую я не должен ни благословлять, ни проклинать и которую никогда не
постигну до самой смерти. Вот она, правда».
Мечты для меня — все на свете.
Мечта так же дорога мыслителю, как все, что он любит в реальном мире,
и так же опасна, как все, чего он в этом мире боится.
Когда остаешься один, спустись в глубины твоей души и обнаружишь,
что на дне, сидя на самой нижней ступеньке, тебя поджидала Печаль.
Дневник Поэта 105
Чтобы удержать положительные мысли, моя голова вынуждена оттес-
нять их в область воображаемого.
Куда ты заведешь меня, страсть мыслить, куда ты меня заведешь?
Я овладел такою-то мыслью; с другой я провел немало ночей.
Вы дали мне в любовницы фантазию.
Сладострастие души длится дольше, нравственное упоение могущест-
веннее телесного!
Пресса — рот, всегда насильно отверстый и вынужденный вещать без
умолку. Из-за этого он говорит в тысячу раз больше, чем ему нужно, а не-
редко и заговаривается, и несет околесицу.
Точно то же было бы с любым оратором, хоть с Демосфеном, если бы
его заставили говорить без передышки целый год.
Восхищение — это чувство, исполненное самоотверженности, дающее
безграничное счастье. Я часто его испытываю.
ДАФНА. — Если мир может обрести покой и счастье, то лишь под влады-
чеством разумного деспота, в царствование философа, такого как Юлиан,
выискивающего таланты среди всех сословий.
Правление Марков Аврелиев, Антонинов, Периклов.28
Г-н де Шаретт29 недавно продал все свои владения и во время последней
вандейской войны передал приблизительно миллион (из состояния своей
жены) герцогине Беррийской.30 Никто об этом не знает, он живет на три ты-
сячи франков.
Какой шум поднял бы вокруг такого самопожертвования любой писа-
тель или газетный шутник!
Даже созерцание несчастья приносит душе внутреннее наслаждение, ро-
ждающееся, пока душа трудится над понятием несчастья.
Люблю песни, подхлестывающие народную кровь, такие как «Марсель-
еза», но их музыка и стихи немногого стоят; они кружат головы детям.
То, что считается легкомыслием французов, есть на самом деле слабость
ума и неспособность к сосредоточенности.
Будем всегда утешаться мыслью о том, что самая наша мысль приносит
нам наслаждение, которого никто не в силах у нас отнять.
МИГЕЛЬ СЕРВЕТ,31 драма. Три вопроса. О том, что человек беспримерно
отважный может не снисходить до того, чтобы вмешиваться в гущу общест-
венных дел.
106 Альфред де Виньи
О том, что человек становится пошлым, едва обретет популярность, и
большинству приходятся по нраву только вульгарные стороны его ума.
О том, что человек, швырнувший миру свои идеи и пришедший к власти,
вынужден стать жестоким и беспощадным, чтобы положить предел бесчин-
ствам, которые сам же развязал.
О том, что от самых малых причин проистекают самые великие собы-
тия.
Одна-единственная женщина, не желая того, стала причиной распри ме-
жду Кальвином32 и Серветом. Отдав предпочтение Сервету в ничего не зна-
чащем споре, она заронила в Кальвине искру ненависти.
Она слушала украдкой речи деятелей Реформации. Убегает из отцовско-
го дома. За ней ухаживал молодой епископ Женевский. Меланхтон, Тео-
дор де Без,33 Кальвин и Сервет, соединившиеся по велению сердца и ума, по-
сле победы перессорились; жестокость Кальвина.
Сервет говорит ему: «Во мне было больше величия, чем в тебе. Кто доби-
вается успеха, делается груб, и т. д. Ты сам знаешь, и т. д.». Колебания.
Перечесть трактат Боссюэ.34
Забавно, что Жозеф де Местр,35 имеющий дерзость обвинять Паскаля,36
Руссо, Локка, Бэкона37 в легкомыслии, говорит нижеследующее:
«Существование зла на земле вполне оправданно, и творцом его не мо-
жет быть Бог. В этой истине не сомневается никто, ни вы, ни я, так что мне
нет необходимости ее доказывать». И переходит к другим материям.
По-моему, на этом пустяке стоит задержаться. Юм38 заслуживал того,
чтобы быть услышанным, когда писал в одном из своих трактатов:
«Ничто в глазах человека не может оправдать Провидение, сотворившее
зло и смерть».
Вечные муки, уничтоженные единым взглядом Бога, брошенным на
Элоа, ангела сострадания. Самого пылкого и самого слабого ангела.
Бог сострадает этой жертве сострадания.
Я вижу, что в самые греховные времена, какие знала история, большин-
ство обладает совестью и стремится к истине и порядочности.
Я возблагодарил Бога в душе, сделав это наблюдение; трепеща, я попы-
тался применить его ко всем эпохам и с радостью убедился, что оно оказы-
валось справедливым для каждой.
Буду прибегать к нему почаще и применять его как к нынешнему, так и к
минувшему времени.
СепНетап, или дворянин, — это воплощение человека чести; он из при-
личия держится в рамках порядочности и благопристойности, в которых
никого не умеет удержать религия; дело в том, что некоторые поступки мог
бы совершить священник, но никак не кавалер.
Дневник Поэта 107
У религии чести есть свой бог, вечно живущий в нашей душе.
Почему человек, утративший христианскую веру, не совершит кражи, о
которой никто бы не узнал? Его останавливает невидимая честь.
современный роман, человек чести. — Честь — единственная осно-
ва его поведения и заменяет ему религию. Провести его на протяжении жиз-
ни через все нынешние профессии, соприкосновение с коими обнажит все их
недостатки, а его поведение окажется сатирой на них.
Честь хранит его от всех злодеяний и низостей: это его религия. Христи-
анство умерло в его сердце. На смертном одре он с почтением смотрит на
распятие, формально исполняет все, что положено христианину, и умирает
в молчании.
СЕМ ЕЛА,39 стихотворение. — Семела восклицает: «О, не будь более че-
ловеком! Явись ко мне в обличье Бога!».
И Юпитер нисходит в огненном сиянии. Сжигает, губит ее. Она сгорает,
извивается в муках.
О человечество, и ты таково. Ты пожелало узреть и осязать божествен-
ный разум, ты приняло его в свое лоно, и он тебя погубил.
Ныне ты отчаиваешься, ты горишь, тебя снедает безнадежность, и ты
страждешь от божественного откровения.
Сердце вырастает у нас поздно, гораздо позже зубов. Страх смерти и по-
нятие о неотвратимом конце и о вечной погибели — вот первые серьезные
раздумья всякого ребенка.
Едва он это понял, как начинает жаловаться на то, что не будет жить веч-
но, затем жалуется, что теряет тех, кого любит и привык видеть рядом. По-
том он жалеет их за их страдания, но это уже гораздо позже.
Люди живут, покуда живет их религия. О Париж, неужели ты...
«Мизантроп»40 выставляет в смешном виде добродетель, «Дон Ки-
хот» — рыцарские грезы о самоотверженности.
«Кандид»41 — оптимизм и упования на Бога.
Ныне, по-моему, дух времени должен бы научить нас не высмеивать доб-
родетель, а всерьез пожалеть о том, что она утратила свое значение в челове-
ческом сообществе и что это сообщество не умело найти ей подобающего
места.
Пылкий темперамент — это телесное воображение.
Быть может, все то кокетство, которого требует любовь, есть зародыш
ее смерти.
Эта необходимость постоянно быть во всеоружии в конце концов утом-
ляет обоих влюбленных.
108 Альфред де Виньи
Таков современный человек во Франции. Честь — его вера, совесть —
его мораль, долг — его закон; он деятелен и учен. Главные его знания — зна-
ния о себе самом. Он более не хочет допустить, чтобы его воображение блу-
ждало в просторах теологии и суеверия; в нынешние времена он сражается и
служит родине и роду человеческому, не желая рассуждать о вечности. Ему
хотелось бы, чтобы на свете был Бог и чтобы он даровал покой праведному;
но он не всегда верует и ничего больше не утверждает. Какая мысль поддер-
живает его мужество? Он даже этого не скажет.
1 октября.
ЯНУС: третья «Консультация» будет про политических деятелей.
Она начнется с мятежа, посреди которого некий человек, не имея убеж-
дений, с помощью энергичной деятельности стремится возвыситься над
другими. Характер авантюриста наподобие (Альвимара Октавьена) — вот
превосходный тип, который следовало бы вывести на сцену.
Показать одного за другим Монка,42 Марата,43 Юлиана Отступника.
Четвертая «Консультация» будет посвящена идее любви, которая исто-
щается в поисках вечного сладострастия и чувства.
Время старит, рушит храмы и остается мысль... Рушится индийский
храм; там находят слова: Бог — это жизнь и т. д.
Египетский храм возносится, рушится; в его прахе находят ту же максиму...
Храм Платона и Сократа44 возносится, рушится и, рухнув, оставляет нам ее же...
Церковь Христова возносится, рушится, и остается та же мысль...
Значит, на этом стоит мир.
Сборник нравоучений, начинающийся с Конфуция, — краткий курс ре-
лигиозных принципов. Надо было бы сделать его пересказ, и тому, кто зна-
ет наш мир, хватило бы четырех страниц.
Религии — стекла часов, а часы — это мораль.
Пророчество — это поэзия предусмотрительности. Исайя предвидит и
предупреждает от имени Неба.
Дафуг|
Поскольку «Стелло» — воспоминания моей души, я вставлю в него ни-
жеследующее.
Люблю в театре, чтобы каждый персонаж пускался в рассуждения о сво-
ей идее.
Все, кроме поэзии, — это в большей или меньшей степени записанные
разговоры. Такова вся проза Монтеня, Вольтера и т. д.
Для «Дафны».
Алмазная пыль.
Религии — поэтические произведения. Они возводят храмы на какой бы
то ни было идее, чтобы ее было видно издалека и...
Нужно было бы написать воспоминания мумии, как написали воспоми-
нания маршальши де Креки.45 Это была бы прекрасная историческая книга.
17 октября.
Мир всегда был разделен между двумя могучими силами — Провидени-
ем и Судьбой. Эти две силы в сущности одно и то же, потому что Судьбу
можно считать орудием Провидения. Не все ли вам равно, по своему ли по-
чину тюремщик держит вас в заточении и повелевает вами, или он исполня-
ет приказы начальника? В любом случае вы несвободны в ваших желаниях.
А. Доктор верно подмечает, что в Евангелии, «Подражании Иисусу Хри-
сту», «Мыслях» Паскаля и всех книгах, свидетельствующих о христианстве,
есть только одна идея — бренность всего человеческого и презрение к жизни
и времени во имя распятия и жизни вечной. Все христианство — это здание,
возведенное ради того, чтобы жить в лучшем мире, чем наш, но это есть пол-
ное отречение от земли. Христос говорит: «Я не хочу добра, которое дается
мне на столь недолгий срок и так перемешано со злом, что оно для меня от-
равлено».
С другой стороны, античная мудрость стоиков сводит искусство жить
к искусству страдать без жалоб и поддерживать в душе постоянное спокой-
ствие, вечно принуждая ее к созерцательности, придающей ей равнодушие
к жизни. Стоик бережлив до крохоборства. Жизнь осуждена человеческой
и божественной философией. На что вы в ней надеетесь? Придем ли мы к
заключению, что от нее следует отказаться? Нет, но не делайте ее хуже, чем
она есть, давая волю воображению, которое в конце концов может только
свести вас с ума. Решено было, что вы ничего не узнаете о вашей тайне, и не
пытайтесь узнать, но употребите все силы на то, чтобы развивать добро и
красоту и подавлять зло и уродство, заставлять человека примириться с
обществом, делать так, чтобы он меньше возмущался вечными несовер-
шенствами этого общества, помня о собственных несовершенствах, кото-
рые никогда не исчезнут. С какой стати вы желаете, чтобы человек был
лучше своего творца? А разве общество всегда — не создание самого чело-
века?
СТРАСТЬ. — О таинственное сходство между словами! Да, любовь, ты
страсть, но страсть мученика, подобная Христовой.
110 Альфред де Виньи
Страсть, увенчанная терниями с множеством острых шипов.
Правда жизни — отчаяние. Религия Христа — религия отчаяния, пото-
му что он отчаялся в жизни и уповает лишь на вечность.
ТРИ КАТОРЖНИКА. В Бресте, на галерах, когда всех троих вот-вот долж-
ны были освободить, они дали друг другу клятву не совершать более ника-
ких преступлений.
Ищут работу, их отовсюду гонят, и вот они собираются вместе, чтобы
разжечь уголь и умереть от угара.
— Мы утратили христианскую веру, мы любим наших братьев, потому
что так подсказывает нам сердце; мы никогда не убивали.
— Я чеканил фальшивую монету.
— Я печатал поддельные ассигнации.
— Я участвовал в похищении девицы.
— Идем искать работу.
Каждый буржуа им говорит:
— Кто вы такие?
— Мы не душегубы, мы хотим жить в мире с обществом, мы никогда не
нападали ни на мужчину, ни на женщину.
— Кто вы?
— Мы вам не враги. Мы задевали общество, нарушая его законы, но ни-
когда не лишили жизни гражданина этого общества. Мы наносили удары
обычаям и законам, но не живым людям.
— Чужаки, мы спрашиваем вас, кто вы есть, а вы отвечаете, кем вы нико-
гда не были.
— Мы каторжники, отбывшие наказание.
— Убирайтесь и подыхайте с голоду.
— Что ж, умрем, разожжем жаровню.
Париж затоплен периодическими листками, в которых писатели швы-
ряют друг другу в лицо недостойные и жестокие оскорбления и, с головы
до ног покрытые этой грязью, еще находят возможным друг другу улы-
баться, пожимать руку и жить бок о бок, — бесстыжие поборники дел, в
которые они сами не верят. А между тем бывает, что офицеры, тоже раз-
делившись на два лагеря, молча и неукоснительно исполняют свой долг,
и каждая сторона совершает смертельно опасные маневры, уважая имя и
честь своего брата-врага. Они согласны друг друга убить, но не опозо-
рить.
ПАЛАЧ И СОЛДАТ. — Я не ошибся, когда в «Стелло» назвал Ж. де Местра
«фальсификатором». Де Местр притворяется, что путает солдата с палачом.
Палач гнусен потому, что убивает без опасности для себя.
Дневник Поэта 111
Как убийца: это законный убийца.
Стелло сокрушается о том, что не может принимать жизнь вполне всерь-
ез. Черный Доктор воспринимает ее как шахматную партию, серьезную иг-
ру: в ней нет места смеху и слезам, но она заслуживает весьма пристального
изучения. (Это следует дополнить радостями искусства или знатности, но
радостями не простодушными).
Ни один из критиков не удосужился понять, что «Стелло» означает од-
новременно: веду и останавливаю; движение и правильный порядок.
Офицеры должны обладать гражданскими правами.
29 ноября.
Конец «Стелло».
После всех «Консультаций» он кончает с собой, счастлив принятым
решением и в несказанном покое проживает последние дни перед смер-
тью.
Реставрацию не боялись и не любили. Внушай она людям страх или лю-
бовь, она была бы спасена; но ее защищали только из чувства чести и для
очистки совести, а надо было защищать так, чтобы ее сохранить.
Достойно сожаления, что такой поэт, как Ламартин, задумав стать депу-
татом,46 вынужден заниматься табачными лавками по требованию своих
доверителей. Нужно, чтобы кроме депутатов от французов были депутаты
как таковые, депутаты от всей Франции.
прекрасное. — Во Франции большинство неотесанной публики ищет в
искусствах забавного, но никогда — прекрасного. Отсюда — успех посредст-
венности.
В «Жене маршала д'Анкра» я попытался предложить публике страницу
истории, перенесенную на подмостки. В «Чаттертоне» пытаюсь предложить
страницу философии.
Актерам хорошо: им достается слава безо всякой ответственности.
20 декабря.
Иногда самоубийство дозволено, — например, в тех случаях, когда че-
ловек лишний в семье и смерть его вернет покой всем, кого тяготила его
жизнь.
112 Альфред де Виньи
Сотворение мира — только эскиз. Усовершенствуется ли это полотно? Мо-
жет быть. Кто знает? Пока, во всяком случае, ничего подобного не происходит.
Скоро мир станет таким, что путешествия окажутся неоправданной тра-
той сил.
неволя. — Эта книга будет предисловием ко всем моим сочинениям.
Право, я, в сущности, не более чем своего рода эпический моралист. Не
бог весть что.
Деятельные люди оглушают себя суетой, лишь бы не тратить силы на об-
думывание идей, пришедших им на ум. Будь у них побольше сил, они бы
присели или прилегли, чтобы подумать.
Толпа идет вперед, как стадо слепцов в Египте, равно побивая своими
бессмысленными палками тех, кто их отталкивает, тех, кто совращает их с
пути, и тех, кто их обгоняет.
Год завершен. Он грозил мне большим несчастьем, но я своими усилия-
ми отвратил это несчастье. Матушка жива и поправилась.
Я заложил фундамент трех больших сочинений.
1835
Скука — болезнь жизни.
Чтобы ее вылечить, довольно немногого: любить или хотеть. Именно
этого чаще всего и недостает. А между тем, чтобы обрести вкус к жизни и
продержаться несколько лет, довольно было бы любить что-нибудь, все
равно что, или настойчиво хотеть, чтобы что-то произошло.
На репетициях1 я замечаю, что иногда актеру лучше предоставить сво-
боду играть, как он играет. Если вы пытаетесь добиться от него некоего от-
тенка, актер меняет всю окраску роли, а заодно с общим колоритом — и об-
щий характер пьесы.
Вечно толкуя сам с собой, я говорю себе вещи, о которых люди редко бе-
седуют; и с каждым днем мне все тягостней отвечать тем, кто заговаривает
со мной о пустяках.
Я мог бы сказать почти всем: «Я хотел бы сейчас остаться один и запи-
сать то, о чем думаю, пока вы со мной говорите».
Дневник Поэта 113
При виде людей у меня возникают сокровенные мысли, подчас противо-
речащие тому, что я высказываю, и притом такого рода, что благоразумнее
придержать их про запас до лучших времен, потому что я знаю, что они по-
требуют слишком долгих объяснений, от которых у меня устанет грудь. Я
умолкаю, делаюсь рассеянным. А подчас заговариваю о другом, с долгими
отступлениями от темы и без малейшего удовольствия. Внимательные собе-
седники или те, кто меня любит, без труда могут догадаться, что иногда я за-
молкаю или говорю пустые слова из страха потерять другую, лучшую
мысль.
31 января.
Частые репетиции «Чаттертона» прерваны смертью жены г-на Жоанни.
Жеффруа трижды приезжал ко мне на несколько часов репетировать роль.
Умен; запоминает легко и надежно; слишком привык к ролям стариков. Его
таланту недостает воодушевления и любви. Жоанни приезжает ко мне репе-
тировать. Память идеальная. Пыл, трагическая мощь. Печать изысканно-
сти и остроумия. Чувствительность, благородство. Один из лучших актеров
души — трагик.
Критика в наше время (не узнавал, какова она была в былые времена) ве-
дет себя достаточно гнусным образом. Она не довольствуется ролью судьи:
ей хочется быть прорицательницей. Она подслушивает под дверьми. Слы-
шит, что драму сочиняют по такой-то и такой-то новой системе, в которой
анализ сочетается с действием, и тут же спешит менторским и пророческим
тоном объявить об этом во всеуслышание. Чем она рискует? Медлитель-
ность театра оставляет ей довольно времени, чтобы хоть двадцать раз пре-
дупреждать о событии, уже наступившем благодаря труду поэта. А в день
представления она воскликнет, издали лорнируя актеров: «Недурно, это по-
пытка осуществить то, о чем я предупреждала, это исполнение того, чему я
учила».
Все докучали Гете вопросами о том, насколько правдив «Вертер». У не-
го без конца справлялись о том, что в этой истории правда.
«Чтобы удовлетворить подобное любопытство, — говорит он, — надо
было бы расчленить сочинение, стоившее мне стольких раздумий и бесчис-
ленных усилий, направленных на то, чтобы свести все разнородные элемен-
ты к поэтическому единству».
То же было у Ричардсона с «Клариссой»,2 у Бернардена де Сен-Пьера с
«Полем и Виргинией».3
Когда я опубликовал «Стелло», то же было с мадам де Сент-Эньян, чья
роль в последней драме Андре Шенье4 была мною вымышлена; то же с Кит-
ти Белл,5 чью личность и имя я придумал. По поводу «Неволи и величия сол-
114 Альфред де Виньи
дата» были те же вопросы о подлинности трех романов, вошедших в этот
том.
Но не следует сердиться на публику, разочарованную нашим искусст-
вом, за то, что она стремится узнать себя и выяснить, насколько она права
или не права в своем самообольщении.
Имена реальных персонажей усиливают иллюзию, создаваемую теат-
ром и книгой, и горячность, с какой публика спешит узнать, насколько реа-
лен предложенный ей пример, бывает лучшим подтверждением успеха.
Поэтам и потомству достаточно знать, что событие прекрасно и правдо-
подобно. Поэтому, когда меня расспрашивают о Лоретте и остальных, я от-
вечаю: «Это могло бы быть правдой».
Честь — это поэзия долга.
Когда пришла Июльская революция, миновало уже четыре года с тех
пор, как во мне умер солдат: оставался только писатель, следивший за тем,
будет его свобода убита или спасена.
Единственное правление, мысль о котором для меня сейчас не отврати-
тельна, это республика с конституцией наподобие той, что в Соединенных
Штатах Америки.
Наименее скверное правительство — это то, которое меньше всего за-
метно, которое мы меньше всего чувствуем и которое обходится нам наиме-
нее дорого.
Одна из подробностей, более всего меня тронувших в «Мемориале Свя-
той Елены»,6 — это то, что Наполеон не мог раздобыть себе экземпляр По-
либия7 и прочесть хотя бы его наставления в военном искусстве, которые
бедняге уже не суждено было применить на деле.
Моим желанием всегда была независимость, моим уделом — зависи-
мость.
Сердце имеет форму урны. Это священный сосуд, доверху полный тайн.
Во всем языке слово, которое труднее всего произнести и употребить
надлежащим образом, — это «я».
Наша литература часто испускает только болезненные стоны, напри-
мер, «Сладострастие»,8 «Последние слова»9 и т. д.
Бонапарт и все авантюристы попирали ногой угрожавшие им события,
как тореадор, наступающий на голову быка. Бык, приподняв голову, опро-
кидывает его себе на спину. И тореадор усаживается на эту спину.
В нашем веке не стоит жалеть ни о каком другом. Это следует из любого
взгляда на историю.
Дневник Поэта 115
Разве наивысшая красота, дойдя до совершенства, не прячется за ка-
кой-нибудь завесой? А мы изредка приподымаем завесу и вновь обретаем за
ней красоту. Разве сочинить не значит найти! 1ЫУЕЫ1КЕ.*
Вот мои друзья уступают минутной слабости и соглашаются читать свои
стихи в салонах.
Один — перевод из «Гамлета», другой — из «Макбета», третий — сати-
рические стихи. Они истреплются в этой толкотне, утратят своеобразие и
станут гладкими, как камешки.
Сейчас будут играть «Чаттертона». Пишу эти строки стоя, совершенно
не волнуюсь, убежден, что если драма и не вызовет сочувствия публики, это
лишь отложит на некоторое время неизбежный успех пьес, проникнутых ду-
ховным содержанием.
И пускай придется подождать — не может быть, чтобы лет через шесть
люди не почувствовали, чего я хотел добиться.
Единство, простота действия, постоянное развитие одной и той же идеи.
Поэзия, философия.
12 февраля, в полночь.
«Чаттертон» имел успех.10
Вернулся домой очень усталый. Во время всего спектакля наблюдал за
публикой и смотрел на лица сквозь отверстие в декорации. Отрывался от
холста только для того, чтобы дать указания или советы актерам и стати-
стам. Вглядывался в амфитеатр, принадлежащий публике, а она глядела на
сцену, принадлежащую мне. Я смотрел на нее, как смотрят на врага во время
дуэли, замечал впечатление от ударов, которые я наносил ей в сердце, и от
тех, которые метили в голову. Глубокое внимание — такова была моя пер-
вая награда. Зрители были как один человек, и мне мало-помалу станови-
лось внятно то, что этот человек говорил мне всем своим обликом:
«Я верю вам, знаю, что вы искренни, слушаю вас, говорите».
Далее было сказано:
«Я тронут тем, что вы мне говорите, ваши жалобы на удел поэта спра-
ведливы».
Затем было сказано: «Знаю, что вы это выстрадали».
А потом он протянул мне руки и сказал: «Я — ваш, я вас люблю, я ваш
друг».
Тут подошли друзья и, рыдая, бросились мне на шею. Они бормотали
бессвязные слова, твердили: «Друг мой, друг мой...». Они сами вытерпели ту
муку, что я описал.
* Изобрести (лат.). — Примеч. перевод.
116 Альфред де Виньи
Мое сердце исполнилось нежности и печали, из глаз хлынули невольные
слезы. Я подумал о горестях, которые причиняет нам наше чрезмерное не-
доверие к ближним. Мне совестно, что я дурно думал о своих согражданах.
Кажется, нынче вечером они сочли за честь доказать мне, что достойны
большего уважения и способны на неослабное, терпеливое, серьезное вни-
мание. Благодаря их чисто французской легкости и чуткости восприятия ни
один из моих самых тонких, самых изощренных замыслов от них не ускольз-
нул. Они отдали должное каждому актеру за каждый жест и превосходно
уловили все оттенки сердечных чувств.
Какое счастье! Франция! Франция! Значит, твой собеседник может гово-
рить с тобой всерьез, когда он серьезен, и с печалью, когда он печален, когда
в глубине сердца питает неисцелимое презрение к себе и любовную жалость
к бедному человечеству.
Друзей поразило, до чего я осунулся. А ведь я заставил их сердца обли-
ваться кровью! Я упрекнул себя в этом, видя их доброту.
Затем мною овладела потребность побыть в одиночестве и подумать.
Все полагают, что я приуныл. Это не огорчение, а непрерывная внутренняя
работа, которую невозможно остановить. Она не имеет ничего общего с пе-
чалью, но лицо и впрямь омрачается.
11 марта.
Восемнадцатое представление «Чаттертона» в «Одеоне», зрители — мо-
лодежь, студенты. Это самая понимающая публика в Париже. В десять раз
выше обычной французской публики. Благодарна за все, глубоко взволно-
вана и боится прервать мысль, аплодируя действию. После пьесы благода-
рит восторженными криками.
Перед 4 апреля.
Литературе недостает искренности.
Увидев ясно, что работа над книгами и поиск точных выражений приво-
дит всех нас к парадоксу, я решил все принести в жертву убедительности и
истине, чтобы элемент полной и глубокой искренности господствовал в мо-
их книгах и сообщал им то священное звучание, какое дается божественным
присутствием правды, то, что исторгает слезы из наших глаз, когда ребенок
рассказывает нам об увиденном. Следуя этой мысли, ночью с 29 по 30 июня
я уступил своей потребности показать публике, как другу, то, что я для нее
создал.11 Я был еще глубоко взволнован лихорадочным восторгом труда и
не мог удержаться, чтобы не перемахнуть барьер последнего слова драмы.
Мельница была полна, и у меня еще оставалось зерно в закромах.
Теперь, когда перед тем, как печатать, я на свежую голову перечитывал
эти страницы, я испытывал искушение их сжечь, как поступаю нередко со
Дневник Поэта 117
своими сочинениями. Я думал о том, что это опьянение несомненно будет
выглядеть смешно в глазах рассеянных читателей; но кроме того, я думал о
тех, которые глубже проникаются переживаниями, рождающимися при чте-
нии серьезной книги, и мне показалось, что я обязан дать им правдивый от-
чет о труде, недавно завершенном, и что следует обнаружить перед ними са-
мый источник тех идей, за развитием коих они следили.
Вот почему, понимая, что, возможно, кому-то покажусь чудаком, я ре-
шил оставить все, что было продиктовано вдохновением и в глазах людей
холодных могло выглядеть ребячеством или преувеличением.
Сотворение мира, несомненно, — неудавшееся или наполовину незакон-
ченное дело, с величайшим трудом идущее к совершенству.
И в том и другом случае смиримся и не будем ни в чем уверены.
Единственное, в чем можно быть уверенным, это наше невежество и на-
ша заброшенность, — быть может навеки!..
Только зло бывает чистым и без примеси добра. Добро всегда переме-
шано со злом. Избыточное добро приносит зло. Избыточное зло не прино-
сит добра.
Актер берет драму, как платье, наряжается в нее, мнет, потом бросает
ради следующей. Но век этого платья дольше, чем его собственный.
Прошу у неба лишь одного, чего не смог получить, — одиночества. Та-
кого одиночества, чтобы со мной не заговаривали и чтобы мне не приходи-
лось глупейшим образом отвечать. Это прерывает ход моих мыслей. Когда
я пишу, меня тревожит постоянный страх, что кто-нибудь из домашних со-
бьет меня вопросом, окликом, смехом. От этого все замыслы тускнеют и
улетучиваются один за другим.
В статье Карреля12 высказывается мысль о том, что слава осеняет поэта
лишь до тех пор, пока он борется или содействует какой-либо политической
силе. Но какая политическая тенденция была у Данте, Мильтона,13 Гора-
ция,14 Монтеня,15 Ньютона, Клопштока,16 Гете?
Я заметил, что, как правило, выискивая недостатки в каждом произведе-
нии, мы лишь усугубляем свою скуку. Чтобы усугубить удовольствие, я те-
перь забавляюсь тем, что поступаю наоборот. В самом слабом сочинении
легко предположить скрытый смысл и, следуя замыслу, которого вовсе не
было у автора, превратить его для собственного употребления в шедевр. Та-
кую операцию непрестанно производят над мертвыми; я не прочь для заба-
вы применить ее к живым.
Начал это вчера в «Порт-Сен-Мартен», на представлении «Монома-
118 Альфред де Виньи
прилив и отлив. — Превыше отдельных личностей и масс — то, что
можно было бы назвать естественным ходом вещей. Невидимый прилив и
отлив. Быть может, это всего лишь непрестанная рябь на поверхности не-
движного озера, быть может, морская волна, которая катится вперед, все
сметая на своем пути. О, человеку никогда не узнать этого наверняка. Но
это необоримое, невидимое движение увлекает людскую осторожность в ту
сторону, куда бы она никогда и не подумала стремиться.
Аафуг|. В композиции — две параллельные линии: эпоха Юлиана18 и на-
ша эпоха, переплетенные в двойном действии.
Сосредоточив внимание, нетрудно добиться того, что представишь себе
происходящее в голове у другого человека, если известны три вещи: харак-
тер, телесный облик и обстоятельства; неизвестный X, который надо вычис-
лить, — это правдивый диалог.
Похвальный пример — «Диалог Суллы и Евкрата».19
ДАФНА.20 — Юлиан начинает стихотворение; в перерывах он управляет
миром и выигрывает битвы.
Умирая, он дает стихотворение одному из друзей, Либанию.21
Один-единственный стих ему дороже, чем план сражения.
На днях я поднимался на Монмартр.
Больше всего меня опечалило то, как безмолвен Париж, когда смотришь
на него с высоты. Оказывается, этот большой город, столица, не произво-
дит ни малейшего шума, а сколько разных слов в нем говорится! Сколько
воплей раздается! Сколько жалоб улетает к небу! А нагромождение камней
кажется немым.
Стоит подняться еще выше, и что такое будет этот город, что такое бу-
дет наша земля? Что такое мы сами для Бога?
В этом месяце со мной произошло три счастливых события:
Эмиль Пеан22 назначен в Вену профессором риторики. — Спасен.
Шевалье23 женился по любви и счастлив.
Леон де Вайи24 получил, говорят, в наследство пятьсот тысяч франков.
Пускай хотя бы другие будут счастливы. Когда я на них гляжу, мне хорошо.
«Элоа», сперва отвергнутая (во Франции), спустя десять лет была приня-
та публикой; «Стелло», которого поначалу не признавали из-за моих выска-
зываний о неблагодарности могущественных людей по отношению к по-
этам и убожестве людей эпохи Террора, был принят два года спустя; теперь
негодование возбуждает «Неволя и величие солдата», поскольку я позволил
себе смелые суждения о Бонапарте; через три года смирятся и с этим. Они
Дневник Поэта 119
превратили Бонапарта в Великого Ламу и Христа, вот и злятся на меня, что
для меня он просто великий человек.
Сент-Бёв написал обо мне большую статью.25 Слишком поглощенный
«Сенаклем», который был им некогда воспет, он придает ему больше значе-
ния для моей литературной жизни, чем это было на самом деле во времена
тех редких и легкомысленных сборищ. Сент-Бёв меня любит и почитает, но
знает меня очень мало и, стремясь проникнуть в секреты моего писательско-
го труда, впал в заблуждение. Замысел рождается у меня мгновенно, потом я
долго совершенствую форму статуи, далее забываю о ней, и уж когда прини-
маюсь за свое произведение после долгого отдыха, то не позволяю лаве ос-
тывать ни на миг. Я пишу с долгими перерывами и по нескольку месяцев
кряду бываю занят, хоть и не читаю, и не пишу.
Что до подробностей моей жизни, тут он ошибся во многих пунктах. Я
никогда не рассчитывал на известность для «Элоа» и хотел печатать ее в
двадцати экземплярах. Когда я писал «Сен-Мара», то сказал друзьям: «Эта
книга предназначена для публики. Благодаря ей прочтут и другие мои сочи-
нения». И не ошибся.
Препарировать следует только мертвых. Попытки вскрывать мозг жи-
вых людей бессмысленны и ни к чему хорошему не ведут. Только Богу и по-
эту ведомо, как рождается и обретает форму мысль. Люди не в силах
вскрыть этот божественный плод и отыскать в нем ядро. Когда они пытают-
ся это сделать, они крошат и губят его.
Я люблю человечество. Я питаю к нему сострадание. Природа для ме-
ня — непростительно старые и прочные декорации,26 среди которых затеса-
лась хрупкая и возвышенно-прекрасная марионетка, — человек.
В Англии то хорошо, что там повсюду чувствуется рука человека.
Тем лучше. Повсюду в других местах глупая природа наносит нам нема-
ло оскорблений.
Устав от чересчур извилистых композиций, я только что создал одну из
тех, о которых можно сказать: похоже на замысел «Чаттертона». Никакой
сложности, все очень просто. Развитие характера и ничего больше; не знаю,
как отнесутся к капитану Рено27 на первых порах, но уверен, что если не сра-
зу, то позже все почувствуют, что в нем воплощен характер просвещенного
офицера, такого, каким он должен быть.
Я писал его с 22 июля по 11 августа 1835 года.
Не знаю, зачем я пишу. Посмертную славу, по-видимому, уже не ощуща-
ешь; прижизненная сказывается весьма незначительно. Деньги? Книги, на-
писанные с благоговением, денег не приносят. Но есть во мне потребность
высказать обществу идеи, которые живут во мне и рвутся наружу.
120 Альфред де Виньи
О «Марии» г-на де Бомона.28 Плохо продуманный роман. Дурной стиль,
попытки сочетать в прозе поэтичность с фальшивым эпическим тоном.
Заметки о чернокожих.
— Отпущенные на свободу чернокожие не в силах были себя прокор-
мить. В Балтиморе в 1828, 1829, 1830 годах умер каждый двадцать третий
свободный негр и только каждый сорок пятый невольник.
— Свободный рабочий, работающий на себя, трудится лучше раба; вы-
годнее платить одному умелому рабочему, чем кормить неумелого раба.
— В Соединенных Штатах совсем нет дворян. Толпа не признает, что
почести могут передаваться от поколения к поколению, но в бесчестье со-
храняет преемственность.
— У мулаток нет другой возможности, как только отдаваться белым за
деньги.
— Белые — знать, мулаты и чернокожие — рабы, илоты, парии.
— Публичные девки отвергают чернокожих, опасаясь уронить досто-
инство белой женщины.
Американский народ, «народ-законотворец», по-прокурорски воюет с
дикарями-индейцами.
Общественная жизнь во Франции протекает в салонах и в Опере. В Анг-
лии, в Америке она кипит на трибуне и в клубах.
Литературу и искусство рождают не страсти, а потребности.
Американский народ просит у своих представителей исключительно та-
кой литературы, которая помогает ему разобраться в собственных делах.
Что сверх того, то аристократизм.
Театр в Англии всегда был не более чем модой высших классов или раз-
гулом простонародья. Америку заселил средний класс этой страны. Он и не-
навидит, и защищает театр.
Промышленность — ледяное сердце Америки.
Общество и цивилизация — две совершенно разные вещи.
Промышленный дух заражает общество материализмом, сводя все от-
ношения между людьми к соображениям пользы.
Корысть пачкает душу.
(На заметку: Античность господствует над чувствами. Христианство
господствует над душой.)
Философия со времен Вольтера: господство разума и пользы.
Удовольствия, чувства, корысть.
Амфитеатры, церкви, мануфактуры.
У Франции страсть — слава, у Италии — любовь, у Англии — корысть.
В Америке никому не ведома по-настоящему духовная жизнь, которую
питают мечты, идеальные понятия, которая испытывает отвращение к де-
лам и для которой созерцание — потребность, знание — долг, литературное
творчество — дивное наслаждение.
Дневник Поэта 121
Прискорбный факт. Цвет кожи африканских рабов накладывает отпе-
чаток на все последствия освобождения.
Белый вольноотпущенник античности не имел уже почти ничего общего
с рабом. Отпущенный на свободу негр не имеет почти ничего общего со сво-
бодным человеком.
Цветной, который в принципе может быть допущен к общественным
должностям, на деле никогда их не занимает.
Незаживающая рана южных штатов — будущее двух враждующих рас,
которые когда-нибудь, когда все черные будут освобождены, начнут между
собой борьбу.
2 ч(асть). По закону Мэриленда, избирательное право не распространя-
ется на людей с цветной кожей, даже если они уже давно отпущены на свобо-
ДУ-
В Соединенных Штатах три миллиона рабов.
Ненависть, бушующая в американцах, сильнее законов.
Американцы истребляют индейцев, продавая им водку; индейцы пита-
ют к ней неодолимое пристрастие, которое сводит их в могилу.
С. 89: переход по лесу — очень хорошо.
Никогда не терять из виду цели: прививать нации нравственность и ду-
ховность.
Воскресенье. Я написал нынче вечером лучшие драматические стихи в
жизни. «Сильвия», сцена с Великим Инквизитором в первом акте.
Я не подражаю легендам, не сочиняю поддельных хроник, я пишу исто-
рию и хочу писать ее для моих современников, современным языком и в со-
временном духе и, если возможно, на пользу своему времени. Часто я по-
зволяю себе предаваться размышлениям, которые принадлежат исключи-
тельно мне одному и за которые, если придется, будут порицать именно
меня, потому что я ни у кого их не заимствовал, твердо предпочитая собст-
венные мысли обо всем на свете мыслям чужим, как бы хороши они ни бы-
ли; я бы охотно произнес слова, высказанные каким-то знатным юношей
Генриху IV: «Предпочитаю быть законным сыном бедного дворянина, чем
незаконным сыном короля». А ведь есть некая незаконнорожденность в
мысли древнего или современного мудреца, принаряженной по последней
моде? Эта мода, с которой я, впрочем, не очень-то считаюсь, потому что
мне дорога только суть, так вот, эта мода меняется по меньшей мере каж-
дые десять лет, и все равно под ней угадывается чужая основа. Я люблю,
когда смотрят своими собственными глазами, пускай косыми или близо-
рукими. Некоторые художники сообщают прелюбопытные вещи: оказы-
вается, в зрачках одного человека синий цвет отражается не так, как он ви-
ден другому. Что ж, пускай каждый живописует по-своему, один в темных
тонах, другой в светлых, третий в ярких и резких, четвертый в мягких и
122 Альфред де Виньи
нежных, тот в рубиново-алом колорите, как Рубенс, этот — в невинном ан-
гельском духе, подобно Рафаэлю, если уж говорить об этих двух людях, ко-
торым (заметим кстати) судьба, кажется, не случайно присвоила имена, со-
ответствующие природе их дарования; итак, пусть каждый живописует
так, как видит, говорит, как думает, кричит, как чувствует; я присваиваю
себе на это право, не испрашивая его, поскольку убежден, что человечест-
ву не может пойти во вред знание того, что человек испытал и от всего
сердца высказал. Я так люблю эту дружескую беседу с читателем, что вот
сейчас не могу лишить себя удовольствия добавить, что с тех лет, как начал
размышлять, я усвоил привычку изучать и анализировать себя самого с та-
ким тщанием, как если бы то был другой человек, поскольку убежден, что
нравственный опыт одной личности может привести к справедливым вы-
водам относительно многих людей. Я знал искусного врача, который при-
держивался того же мнения, причем с такой убежденностью, что однажды
чуть не задохнулся, ставя на себе самом опыт, чтобы выяснить, сколько
времени человек может провести в печи, — к счастью, пришел слуга и его
оттуда выпустил; то был один из самых честных людей во Франции и один
из самых образованных. Я с меньшей опасностью для себя охотно произ-
вожу такие же опыты над своей душой и сто раз на дню говорю друзьям о
себе самом самые неприятные вещи, испытывая подчас некоторое торже-
ство, когда в ответ слышу, что те же слабости или пороки они знают и за
собой.
Итак, следует сказать, что я обнаружил в себе двух разных людей, су-
ществующих независимо друг от друга, — мое «драматическое я», которое
живет бурно и деятельно, испытывает боль или упоение, ведет себя твердо
или осмотрительно, и «философское я», которое то и дело отстраняется от
первого, презирает его, оценивает, критикует, анализирует, наблюдает и
смеется или плачет над его промахами, подобно ангелу-хранителю. В этой
книге по очереди будут высказываться обе личности, и я убеждаюсь, что их
нетрудно различить по голосам; от первого будет исходить исключитель-
но повествование, а от второго размышления, подчас отступления от те-
мы, которые можно и пропускать, и я позабочусь о том, чтобы их можно
было распознать издали по каким-то знакам наподобие тех фонариков,
которые выставляют ночью на краю ямы, чтобы пешеходы в нее не свали-
лись.
7 ноября.
Обедал наедине с Сент-Бёвом. Обо мне, просмотрев тетради для запи-
сей, куда я заношу свои мысли: «Вы производите смотр своей армии и оста-
навливаете солдат, которые вам больше всего приглянутся, чтобы их изо-
бразить... Ваша голова — лес: я сумел запечатлеть только один уголок этого
Дневник Поэта 123
леса, одну тропу; в другой раз изображу другую из тысячи дорог, по кото-
рым устремляется ваша мысль».
(Шатобриан29 и Ламенне30 в изображении Сент-Бёва выглядят такими
ничтожными, что Виньи глубоко огорчен.)
По мнению Сент-Бёва, они пишут лишь из опасения не услышать эхо
своих имен; а я-то мнил их более великими, вникая, насколько это было мне
доступно, в их мысли... О «Замогильных записках» Сент-Бёв говорит, что
Шатобриан только о том и заботился, чтобы стать альфой и омегой новой
литературы; едва появляется новое сочинение, он заимствует из него красо-
ты и переносит в свои «Записки», чтобы казалось, будто он открыл эти кра-
соты давным-давно. То же самое и о «Ла Боэси»31 Ламенне.
Сент-Бёв полагает, что у них очень мало веры в Бога и никаких полити-
ческих убеждений. Говорит, что Беранже принимает Ламенне у себя, смеет-
ся над ним и говорит: «Ламенне славный парень и не верит в божественное».
(«Это он-то! — восклицает Виньи, — он, автор „Равнодушия"!».)32 Итак, эти
двое любят только хвалы, коих удостаиваются исполняемые ими роли; каж-
дый хочет быть центром мира и воображает, что он один стал выразителем
своего века. Каждый из них, устремляясь в деятельность, покидает уедине-
ние, в котором ему следовало бы искать совершенствования своих сокро-
венных дум и своего литературного труда. Мне Ламенне виделся в образе
священника, который, чувствуя, что папа и короли вот-вот выпустят из рук
крест, решил отнести его в стан варваров и водрузить там по примеру хри-
стиан времен Восточной Римской империи. Варвары — это самая низкая
чернь, и он хочет взбунтовать эту чернь или раздуть ее мятеж, а затем осно-
вать свою теократию, придав ей форму инквизиции в духе Жозефа де Мест-
ра.33
Я сказал Сент-Бёву, что я, не зная их, видел их такими. Но нет. Он с ними
знаком. Один из них — честолюбец, неудавшийся поэт, наполовину палом-
ник, наполовину якобинец. Другой — раздражительный и злобный священ-
ник, отрицающий христианство, — тащится в хвосте у сен-симонистов,34
сам не зная куда. Мудрецы нашего времени поражены безумием, потому что
не умеют познать самих себя, они забыли Сократово уухпвх сгеаотоу.
Я хотел, чтобы о «Чаттертоне» говорили: это правдиво, — ан, нет, гово-
рят: это прекрасно.
27 ноября.
Далила... О прискорбный символ женщины,35 коварной любовницы, ко-
торая выдает врагам любимого человека, выдает тайны его совести или его
гения, продает недругам человека, настолько великого, настолько могуче-
го, что для всех, кроме нее, он неуязвим!
124 Альфред де Виньи
6 декабря 1835.
У нас в голове живут здравый смысл, память и воображение. Но рядом с
ними есть у нас, думается мне, четвертое свойство, независимое от тех трех:
это свойство творить рифму и ритм. Это свойство можно было бы назвать
мельницей или виеллой. Мы и не замечаем, как в нас происходит кружение,
сопровождаемое монотонным, постоянным шумом.
Это механическая способность к поэзии, та, которая создает рифмача,
но не поэта: сама по себе она ничего не значит, но часто вводит в заблужде-
ние.
Евангелие — это само отчаяние.
Вера Христова — это религия отчаяния, потому что Христос изверился
в жизни и уповает лишь на вечность.
Итак, следует признать, что наука не совершенствует народов. Ласенер36
почерпнул в этой истине хладнокровные доводы, кои помогли ему ожесто-
чить свое сердце и, опираясь на материализм и пантеизм, найти парадоксы,
свидетельствующие в пользу убийства, того убийства, которое слывет у лю-
дей ремесленным трудом.
Я полагаю, что бывают случаи, когда стремиться к забвению преступно.
Дурно и малодушно искать способа отвлечься от высокого горя, лишь бы
поменьше страдать. Следует подумать над своим горем и храбро подста-
вить грудь этому клинку.
19 декабря.
Изыскания моралиста. Настоящее и грядущее.
Среди нас есть две разновидности душ: одни наслаждаются настоящим и
в тот самый миг, когда захвачены упоительным чувством, забывают обо
всем, что ему предшествовало, и не заботятся о том, что будет после.
В будущем им грозит полное иссыхание сердца. Они предаются чему
угодно с таким неиссякающим самозабвением, что всякое впечатление для
них одинаково дорого, и они отдаются ему целиком, без удержу. Едва такая
душа почует, что близится время испытать угрызения совести или страх пе-
ред жизненной и сердечной пустотой, она спешит оглушить себя и с преуве-
личенной бодростью ринуться в первое подвернувшееся дело — или ищет
занятие, которое бы ее увлекло. Она быстро подхватывает тон, ритм и об-
щий дух этого дела и успешно убивает свою память и чувства. Время от вре-
мени она пробуждается в ужасе и вопрошает, правда ли, что она любит и
любима; и тогди, под влиянием минуты, она бурно плачет над своим разру-
шенным «я», не постигая случившегося и не отдавая себе в этом отчета. Но
Дневник Поэта 125
едва мимо проходит веселая толпа мужчин и женщин, как душа уже не вспо-
минает об этом мимолетном ощущении, вернее, помнит о нем лишь на-
столько, чтобы задуматься, не слишком ли смешно она выглядит, и тут же
пускается в веселье, утонченное или буйное, уж как придется, пока вновь не
выбьется из сил и не сникнет, оглушенная. Вечный хамелеон, она живет в
сущности не зная ни счастья, ни горя; это огонь, который вспыхивает толь-
ко от соприкосновения с другими людьми, а сам по себе не горит; она не спо-
собна существовать, и считаться с ней стоит не более чем с мыльным пузы-
рем, несущимся по воле ветра и принимающим цвета тех предметов, что по-
падаются ему по пути.
Созерцательная душа, напротив, одновременно внимательна ко всем
трем моментам существования, к минувшему, настоящему и грядущему; она
беспрестанно возвращается к тому, что было, и воскрешает это в памяти; со-
зерцает то, что есть, и здраво об этом размышляет; и, вооружась воображе-
нием, подчиненным расчетам разума и законам воли, предполагает то, что,
возможно, будет. Она знает, видит и глубоко чувствует. Это тройное зрение
возбуждает в ней чувства, коими она делится с сердцем, и в этом средоточии
любви и доброты она совершенствуется, и величие и сила ее «я» беспрестан-
но возрастают. Чем незаурядней и возвышенней ее ум, тем больше и чище ее
доброта, источающая вовне безграничное, неисчерпаемое всепрощение.
Но в равной мере возрастает в ней и презрение к человеческой природе, ко-
торой она все прощает, и печаль о том, что она осуждена созерцать унизи-
тельное зрелище падших людей и народов. Она чувствует, что даже в толпе
вокруг нее смыкается одиночество. Оно рождается от ее мысли, как от пла-
мени, которое американский дикарь бросает себе под ноги на траву пре-
рий, — и оно окружает его гигантским кольцом. Эта душа, более сильная,
чем та, другая, и наделенная большим величием, может творить бессмерт-
ные произведения и деяния, но, видя все вокруг слишком ясно, утрачивает
радость жизни. Она не уничтожает себя, как та; напротив, проживает две
жизни, владеет всем полно и мощно, но хочет большего и не довольствуется
минутным и сущим, если не обладает уверенностью в столь же прекрасном
грядущем и воспоминаниями о таком же минувшем. Но эта душа, отстра-
ненная от себя самой в силу вечного самоотречения, стремится к высочай-
шей и плодотворной верности человечеству и тем, кого она любит, в то вре-
мя как другая, вечно спешащая навстречу бурным, кратким и одуряющим
наслаждениям, замыкается в бесплодном эгоизме, который полезен только
ей самой.
Если Бог придет на помощь бедному роду человеческому, да просыплет
он, не скупясь, на землю слишком редкие семена созерцательных душ и
уменьшит силу других семян, изменчивых и слабых, в коих под влиянием ми-
путы вершатся гальванические толчки и чья судорожная энергия похожа на
избыток жизни, но на самом деле есть обезьянничанье души под влиянием
раздражения чувствительных нервов.
126 Альфред де Виньи
Гюго, питавший преувеличенную любовь к феодальной аристократии,
гербам и стрельчатым аркам, отворяет черный ход и готов просить проще-
ния за свои занятия искусством. При Луи-Филиппе проявляет себя пылким
бонапартистом. Придумывает себе некую тень оппозиционности, безопас-
ную, поскольку Орлеанские опирались на бывших сторонников Империи.
Здравый смысл — свойство, которое приходит к нам позже всего и ухо-
дит первым. У детей его еще нет, у стариков — уже нет.
Я хорошо чувствую, что ни одно правительство не пропустит драму о
Юлиане Отступнике из-за Христа.
Чтобы общество было живо, достаточно хоть какой-нибудь идеи — мо-
жет сгодиться и честь.
20 декабря 1835.
Пифагор первый сказал: «Мой друг — мое второе я». Разве это не то же
самое, что сказать: «Возлюби ближнего, как самого себя?».
«Сен-Мар», «Стелло», «Неволя и величие солдата» (что было прекрасно
замечено) — это в самом деле что-то вроде песней своеобразной эпической
поэмы о разочаровании; но я разрушу и растопчу лишь иллюзии, относя-
щиеся до дел общественных и мнимых; на этих обломках, из этой пыли я по-
дыму и возвеличу святую красоту воодушевления, любви, чести, доброты,
милосердной и всемирной снисходительности, исправляющей все заблужде-
ния и тем более всеобъемлющей, чем обширнее ум.
1836
12 января.
Г-н де Селлон1 прислал мне из Женевы новую брошюру о смертной казни.
Из рассказа об исполнении одного из таких приговоров следует:
судьи приговорили к смерти какого-то злодея; от приговора до казни
прошло очень много времени; палач убил возродившегося человека, нрав-
ственного и набожного.
СЮЖЕТ. — Некий человек приговорен к смерти за преступление, за
убийство. От приговора до исполнения проходит год. Осужденный бежит за
Дневник Поэта 127
границу, начинает новую, прекрасную жизнь. За это время он становится
знаменитым и добродетельным. И вот настает день, когда его хватают и
казнят. Закон убивает здорового человека, предает его смерти, когда он по-
лон жизни, предает позору на вершине славы.
Итак, судьи осудили злодея, но палач убил возродившегося человека,
нравственного и набожного.
Криминалисты всех времен провозглашали, что цель уголовного наказа-
ние — не мщение, что закон при всей своей строгости стремится лишь преду-
предить повторение зла: таков дух христианства.
Если таков на земле дух христианства, почему на небе царит другой дух,
создавший вечные муки, — в сущности, не что иное, как вечное мщение!
Когда все кому не лень ежедневно через оба уха набивают глупостями
вашу умную голову — какая это пытка!
Сегодня я застал молодого врача, г-на Мажистеля, за исследованием
мозга, лежавшего в черепе перед ним на столе. Я провел вместе с ним два ча-
са, разглядывая это. Внешним выпуклостям черепа изнутри соответствуют
такие же впадины, даже вены намечены на его внутренней стороне. Огром-
ное количество мозга, подарившего нам власть над зверьми. У льва и даже у
слона нет и половины того мозга, что есть у нас.
Сам мозг, не очень четко разделенный на четыре части, — это куча жира,
испещренного красными линиями и похожего на губку.
В нем множество полостей; врач вскрыл их при мне. Мне более чем ко-
гда-либо показалось, что всему на свете присуща одна и та лее форма и что голо-
ва человеческая — шар, похожий на землю. Наши кости — скалы, наша плоть —
жирная и сырая почва, наши вены — реки и моря, наши волосы — леса.
При виде всего этого я не испытал ни малейшего ужаса, а только острое
любопытство и благоговейное восхищение неизменным чудом жизни.2
Излить свою душу другой душе можно лишь до определенной степени.
Затем она вас отторгает и вышвыривает наружу, раздавленная этим власт-
ным и чересчур тяжким влиянием.
ДАФНА. — Юлиан3 принимает решение покончить с собой в Персии, ко-
гда убеждается в том, что ушел слишком далеко вперед, куда не может пой-
ти за ним тупая и грубая толпа. Он чувствует, что стал для людей бременем,
что обманулся, полагая, будто может возвысить многих до той высоты, на
которой находится Дафна.
У молодых писателей сюжеты сильнее, чем мысли и стиль. Конь сбрасы-
вает седока наземь.
128 Альфред де Виньи
Февраль.
(Виньи следит за процессом Фиески4 и его сообщников).
Лицо у Морэ было мрачное и задумчивое, взгляд пытливый и злове-
щий... Пепен говорил и вел себя как бакалейщик-дурачок.
18 февраля.
Спустя несколько дней после представления «Чаттертона»5 и статьи
Планша6 Мюссе7 и мадам Санд8 сочинили каждый по сонету; сегодня я их
получил (от Бюло),9 вот они:
Мюссе:
Присяжный критик мой, с душой навозной мухи,
Наверно, для тебя удела слаще нет,
Чем с исступлением бесстыдницы-старухи,
Вдруг сунуть в книгу нос, поднаторевший в нюхе,
И там, во тьме, глодать неведомый скелет!
Но слаще видеть мне, как, сея злые слухи,
Ты мнишь себя умней, чем избранный поэт,
И раздуваешься от спеси и клевет.
Недавно, приравняв журнал к навозной куче,
Ты деятельностью в нем занялся кипучей.
Любуюсь, как ты все живое в клочья рвешь,
Когда же, счет ведя одержанным победам,
Ты лавры раздаешь шакалам-трупоедам —
О, до чего же ты в сей славный миг хорош!
Мадам Санд:
Приспело доказать досужим журналистам,
Что понапрасну жил безвестный Чаттертон,
Что в «Комеди Франсэз» сей образ искажен,
Уже и драматург объявлен атеистом,
Причислен заодно к невеждам и софистам...
Но слезы я лила — сумел их вызвать он,
И вот что я скажу газетчикам речистым,
Хотя им зрителя волненье — не закон:
«Поверьте, господа, досель слеза людская
Для всех таинственна, точь-в-точь волна морская,
И как теориями душу ни неволь,
Решив над бочкой слез произвести анализ,
Всю влагу выпарим — и что же? В ней остались
Крупицы белые на дне, простая соль».
Дневник Поэта 129
(После 27 февраля)
полночь, после чтения «жослена».10 — Читал, плакал, люблю в этой
книге все, что роднит ее с гимном, молитвой или созерцанием. Все это пре-
красно и величественно. Поклонение в храме, грезы Жослена о Лоране, пре-
жде чем его признали женщиной, восхищение, которое он питает к этому ан-
гельскому ребенку, — все это восхитительно. Здесь более всего проявляется
во всей его прелести и плодотворности прекрасный талант Ламартина, не-
исчерпаемый во всем, что касается до чувства, возвышенной любви и описа-
ний красоты.
Как не испытывать потребности любить? Кто не чувствовал, как земля
ускользает из-под ног, когда любовь грозит оборваться?
Любовь — это высшая доброта.
Труд — это забвение, но забвение деятельное, подобающее сильной ду-
ше.
Любить, сочинять, восхищаться — вот моя жизнь.
птицелов или искуситель. — «Это правительство, Максенций, —
птицелов или искуситель.
Иногда оно уловляет в силки; иногда стремится ввести в искушение; кто
попался в силки или дал себя обольстить, равно погибли, и вторые вернее,
чем первые».
ТРИСТАН
искуситель. Поэт, купленный властью: его отчаяние, стыд.
I сцена. Великие Индии; Раб, Камоэнс.11
II сцена. В Лиссабоне: монастырь.
III сцена. Лиссабон: кардинал и Генрих.
IV сцена. Мадрид.
V сцена. Филипп.
Ты бережешь себя и чашу жизни пьешь
Неспешно, не до дна: осадок нехорош,
Да и само вино...
Сцепа. Альков, Инфанта, Камоэнс. Инфанта прячется... просит у прохо-
жего — это дворянин, священник, купец, горожанин, человек из народа, ли-
тератор.
Сцена. Мужчины, которые (пристают?) к прохожим в тавернах, предла-
гая на продажу свое тело.
слишком свободная женщина. — 3-я Консультация.
5 Альфред де Вмньп
130 Альфред де Виньи
Праздная, ничем не скованная, замужем за бессильным старцем, любит
Целио, отдается ему, живет с ним в большом свете. Любит его слишком пыл-
кой любовью и решается его не...
Вновь настала ночь и расползлась по слишком темному небу.
— Да, — воскликнул внезапно Стелло, проснувшись, — у восторга и
безграничной любви должны быть свои алтари, и сообщество человеческое
живо лишь благодаря этим алтарям.
— Все это было бы так, если бы не было на свете посредственности, —
возразил Черный Доктор, — и если бы женщины не были слишком свобод-
ны.
— Слишком? — с удивлением воскликнул Стелло. — Да, слишком, —
отвечал Доктор. — Среди всех моих пациенток нет ни одной, которая, гово-
ри она искренне, не могла бы сказать: «Не знаю, чем мне заняться, не знаю,
что читать».
И слабость их сокрушена любовью, которую они непрестанно требуют
громкими криками. Они даже умирают оттого, что их то слишком, то недос-
таточно любят.
Их понял один Магомет, гонявший их, как скот.
Слабость и свобода убивают женщин. Перед ними открывается черес-
чур великое поприще, они не в силах его пройти. Отсюда и скука, и безделье,
и измены, то более, то менее преступные, — все это от пресыщенности сча-
стьем. Они постоянно ждут преданной любви, а когда она у них есть — они
ее разбивают.
22 мая.
дафна. — Женщина слишком свободна. Все ее пороки происходят от ее
свободы и оттого, что свободы у нее в жизни слишком много, а делать ей не-
чего.
испытание, план драмы.
Старый честолюбец, скупец, побежденный более богатым и более силь-
ным соперником, желающим его разорить, пытается погубить и развратить
дочь своего врага. Добродетельная, как Кларисса, она дает отпор; в сопро-
тивлении ее поддерживает любовь к безвестному молодому человеку. Пись-
ма принца Конде ее не трогают, она негодует на отца и в сцене, когда отец
запирает ее, чтобы она дожидалась человека, который сейчас прибудет, она
сперва умоляет отца, становится перед ним на колени, а потом закалывает
его кинжалом. Входит принц — это и есть ее возлюбленный; она умирает от
ужаса и угрызений совести.
Женщина все получает от мужчины, и мысль ее оплодотворяет только он.
Дневник Поэта 131
Стая перелетных птиц не смотрит на тех, что упали, но летит дальше по
ветру. Труппа актеров похожа на эту стаю; она не останавливается погля-
деть ни на тех, кто разбился, ни на тех, что больше не могут лететь: она без-
жалостно стремится дальше. Для нее в нынешней минуте заключено все.
ФРАНЦУЗСКАЯ ТРАГЕДИЯ. — Незаконнорожденным жанром была мни-
моантичная трагедия Расина. Драма правдива, ибо действие ее то комично,
то трагично, согласно характерам, а завершается она печально, как жизнь
людей с властным характером и сильными страстями.
Драму называли незаконнорожденной только потому, что она — не ко-
медия и не трагедия, не смеющийся Демокрит12 и не плачущий Гераклит.13
Но таковы живущие. Кто всегда смеется, кто всегда плачет? Я таких не
знаю.
Как бы то ни было, это незаконнорожденное дитя, как Анри Трастаг
мар,14 повергло законнорожденного отпрыска наземь и пронзило его кин-
жалом.
Меня навещал Дитмер.15 Говорили о «Неволе и величии солдата». Он,
как и я, полагает, что честь — это исступленная совесть и что это нынче
единственная живая религия в искренних и мужественных сердцах. Мои
убеждения приносят плоды.
Не я пишу книгу, она сама пишется.
Она зреет и растет у меня в голове, как плод.
Пантеисты внушают Франции большое уважение. Догматик повергает
ее в страх, достойный разве что школьников и совершенно смехотворный.
Воображение кажется ей ребячеством — ведь сама она куда больше, чем
все их многословные рассуждения.
поэты-законодатели. — Магомет скорее низвел бы семью до состоя-
ния мумии, чем похоронить ее и оставить умирать в земле. Он обрек ее на не-
зыблемость.
Вследствие медлительности начального образования и трудности экза-
менов Конфуций16 обожествил невежество и сделал общество незыблемым.
Египтяне были правы, когда замыкали Жреца в святилище, в христиан-
стве он слишком опошлен, его развращенность породила презрение, презре-
ние потребовало пересмотра и Реформации, Реформация — вольтерьянства
и разрушения веры.
Ложные идеи: «Комедия — это изображение нравов, драма — изображе-
ние страстей».
Комедия — это общество.
132 Альфред де Виньи
Драма — это человечество.
Можно написать сатирическую драму про Герострата.17 Выставить в
смешном свете эту тягу к известности любой ценой и возбудить к ней нена-
висть.
Изъян исторической трагедии в том, что она принижает великую лич-
ность. Не располагая достаточным местом, она увечит колосса, чтобы он
уместился в своей клетке, и берет от него только одно плечо.
...но я неуязвим.
И трижды в Стикс18 меня младенцем окунули.
7 июля.
Люди желают веры.
Стиль — это орган с двадцатью клавиатурами. Великий артист должен
уметь играть обеими сильными руками во всех регистрах.
Любому писателю, который хоть единожды в жизни изложит по важно-
му вопросу все за и против, народное общественное мнение неизбежно отка-
жет в доверии.
14 июля.
Лондон выглядит как прекрасный восточный базар.
Никогда морские проливы не разделяли два народа столь полно, как Ла
Манш разделил Англию и Францию.
15 июля, в Лондоне.
Никогда и никому не дано восторжествовать над глупостью рода чело-
веческого. Некоторые поэты пробовали, но впечатление, которое им уда-
лось произвести на толпу, оказалось мимолетным. Как бы ни были могучи
наносимые ими удары, они не могли разрушить два проявления глупости:
1. Любовь к жизни, с которой непонятно что делать; ее убивают опиу-
мом, вином, игрой и т. д.; она породила стремление к бессмертию души;
2. Слабость разума, из-за которой человек, чтобы сосредоточиться на
какой-либо идее, нуждается в образе.
Все учения порождены любовью к жизни и скукой жизни.
Дневник Поэта 133
Из любви к жизни родились все учения о бессмертии души.
Лучше жить, вечно горя в огне, чем быть уничтоженным.
Любой материализм родился от скуки жизни, но материализм мрачный
и безнадежный, — от грядущего небытия, которое неуклонно надвигается.
Воскресенье, 16 июля.
Месса в часовне испанского посольства.
Министры и государственные деятели, начинавшие в качестве литерато-
ров и вышедшие из литературной среды, смотрят на нас словно бы с презре-
нием и, кажется, говорят: «Моя книга — не что иное, как приятная прелю-
дия к дальнейшему».
17 июля.
Более всего меня поразило бы — коль скоро небрежность критиков еще
способна поражать — если бы ни один из них не заметил, что оригиналь-
ность «Стелло» состоит в той смеси иронии и чувствительности, коими про-
никнуты рассказы Черного Доктора.
Любовь возрастает после овладения; но даже если питаешь неистовые
притязания овладеть всеми мыслями, всеми чувствами женщины, эта лю-
бовь гнетет ее и даже иной раз может подтолкнуть к самоубийству.
Отмена дуэлей приводит к убийствам.
Чтение «Очерка английской литературы» Шатобриана.19 По поводу
страницы 268-й:
Он справедливо говорит: «Позади — школа скотства и материализма»;
но он мог бы заметить, что я одухотворил ее.
Лондон, 3 сентября.
О шатобриане. — План статьи, которую я не напишу, хотя ее надо бы
написать.
Некоторые люди злоупотребляют добротой народов — так женщины
нередко до бесконечности испытывают мужское долготерпение. Нет народа
великодушнее нашего. Когда человек притворяется несчастным или боль-
ным, он разоружает критику. О нем помалкивают. Вы объявляете, что по-
вержены ударами судьбы, и мы не хотим бить лежачего.
Никто среди наших шарлатанов не злоупотреблял этой добротой бес-
стыднее, чем г-н де Шатобриан. Он непрестанно разыгрывал из себя гони-
134 Альфред де Виньи
мого и льстил журналистам. Он избавился от своих аристократических пре-
тензий ради демократического заигрывания. Ныне, устав от нашего молча-
ния, а главное, не в силах более слушать, как превозносят более новые и
более громкие имена, он одновременно написал дурное сочинение и совер-
шил дурной поступок.
Неблагодарный по отношению к новой школе, которая только и знала,
что его превозносить, он сердится на нее и нарочно приводит имена безвест-
ные и ничем не примечательные, воображая, что слово его непогрешимо и
что так он заставит забыть о людях, в самом деле прославленных. Он сбли-
жает свое имя с именем Лютера,20 смеет рассуждать о собственной гениаль-
ности и заявлять, что Лютер был не более чем умный человек, что лорд Бай-
рон ему подражал, а у Вальтера Скотта только и видит, что портрет Ребек-
ки.21 Все это ради того, чтобы Франция признала: «Этот человек, мол, —
альфа и омега столетия, все пошло от него», и чтобы потом подвести нас к
выводу, что он более велик, чем самые великие, а поскольку он почувство-
вал, что не все согласятся с его суждениями об Англии, он оправдывает свое
неслыханное тщеславие тем, что представляется патриотом. Политическое,
литературное и религиозное лицемерие, привычка корчить из себя гения, —
вот и все, что есть в этом человеке, который ни разу не выдумал ничего но-
вого. «Рене» — подражание «Вертеру», «Атала» — «Полю и Виргинии».
«Мученики» — мозаика, любой фрагмент которой извлечен из какого-ни-
будь античного памятника. «Гений христианства» — книга совершенно ус-
таревшей скверной литературной критики. «Очерк английской литерату-
ры» — памфлет против новой школы, самодовольное и невежественное со-
чинение.
Я видел Онэ, домишко, отделанный Шат(обрианом), — что думать,
отыскивая связи между сочинением и автором? Низкий, худосочный до-
мишко, снаружи осененный лицемерными зубцами, внутри украшенный ка-
риатидами в испорченном вкусе Людовика XV, английский сад и башню, в
которой расположена часовня Богоматери.
ГРИГОРИЙ VII,22 драма в пяти актах.
Сделать понятной эпоху, как нельзя более естественную.
Духовное царит над светским.
Большинство, чье мнение и чувства выражают священник или поэт, по
общему согласию царит над воином, который есть его рука.
Христианское братство, увенчанное тройной короной.
ОБЕРМАН.23 — Оберман искренен, говоря, что о христианстве не следует
слишком жалеть. I, с. 345.
С. 348, о том, как неудачно христианство обзавелось священнической чер-
нью и доверило таинство кому попало.
Дневник Поэта 135
О женщине: она была несчастна, потому что ей так нравилось. Собст-
венные стенания были ей дороги и необходимы.
Аббат де Ламенне уже в 1823 году пришел к мысли, которую воплотил в
«Ауешг»,24 он заблуждался, ему это простили по дружбе. Ламенне себе про-
тиворечил, сам себя яростно опроверг и утратил свое место в обществе —
ведь заставить других поверить в некую идею возможно, лишь если веришь
в нее сам, хотя бы по видимости, и упорствуешь в этом.
ТРИ РОМАНА, историческая серия: ИСТОРИЯ ДВОРЯНСТВА.
1. Дворяне мирно правят: феодализм. Они бросают вызов Бурбонам,
которые воцаряются со всей жестокостью. Король Иоанн.
2. Сен-Мар. Людовик XIII с помощью Ришелье истребляет дворян.
3. Герцогиня Портсмутская.25 Людовик XIV бесчестит их в своих перед-
них, разоряет игрой и тщеславием.
4. Революция превращает их в парий, каковыми они остаются и по-
ныне.
11 ноября.
На улицах Лондона недавно умер от голода нищий старик по имени
Джордж Шекспир.
19 ноября.
Если бы захотели подсчитать, из скольких грез складывается верная
мысль, лучше бы прочувствовали ее цену.
МИРТО.
(Обожествить совесть.)26
Юлиан беспрестанно с ней советуется. Мирто — носительница его
идей.
Память о нашем прошлом тайно точит нас независимо от нашей воли и
ропщет в глубине нашего сердца, пока ум трудится.
Судьба отказала мне в войне, которую я любил; я написал «Неволю и ве-
личие солдата», чтобы поскорей разрушить в себе любовь к воинской славе,
которую не мог побороть и которую вполне истребит только время. Я поэт
и напишу «Мирто», чтобы принизить славу деятельных людей, показать,
как легка и жалка их доля, и доказать, что, если нужно, наиболее склонная к
созерцанию душа окажется самой великой на поприще практической дея-
тельности.
136 Альфред де Виньи
Когда у меня возникнет желание развлечься игрой в общественную дея-
тельность, я докажу себе самому, что это мне по силам, но поныне я не вижу
достаточно великого поприща.
Кибела, или Пенаты.
Стелло чувствовал, что натура у него — сильная, здоровая и способная
любить.
— Где же жизнь?
Доктор в борьбе: мы любим борьбу, а не успех. Это всегда и всюду так.
Жизнь — неизменная борьба; создавать преграды, чтобы их преодоле-
вать, — вот все, чем заняты люди.
Мирто.
Юлиан замечает, что предавать гласности свои идеи означает вести себя
по-женски. Поэт или философ начинает искать комплиментов, клянчит по-
хвал. Юлиан от этого отказывается. Он домогается славы деятельной, сла-
вы человека, который руководит другими. Но Либаний 27 замечает ему, что
он клянчит воодушевления у армии и у народа. И все же он продолжает —
ведь его идеи скорее приведут к цели.
18 декабря.
Над Академией тяготеет огромное несчастье: это единственная более
или менее живучая корпорация, которая никогда не переставала быть сме-
хотворной.
25 декабря, Рождество.
«Отступник». У вас не будет имени, вы будете просто Отступником. А
вы на себя взгляните, все вы действуете, не сознавая даже, куда идете.
Чтобы отомстить за себя, некий человек сводит женщину (бесстыдницу,
которая обманывает его) с другими мужчинами и выжидает, когда она пере-
спит с полудюжиной, чтобы затем ославить ее. Он хорошо знает, как за себя
отомстить.
29 декабря.
Мне никогда не удавалось проникнуться интересом к глупцам.
Дневник Поэта 137
1837
3 января.
юлиан отступник,1 поначалу ревностный христианин, видит, что по-
роки, принимая новый вид, остаются прежними. Видя, что добродетель от
этого ничего не выигрывает и Римская империя принесена в жертву совер-
шенно напрасно, с отчаяния он вновь ввергает народ в язычество, которое
не умирало, а лишь предстало в иных формах... чувствует, что обманулся и
кончает с собой...
И я бы о нем говорил, если бы между тем, как я о нем подумал, и тем, как
взялся за перо, не прошло время.
Понедельник, 9 января.
Шар г-на Грина2 летит от казармы Пуасоньер. На нем поднимутся семь
человек. Гондола представляет собой идеально круглую корзину из ивовых
прутьев. Внутри она обшита зеленым сукном, там устроено несколько сиде-
ний для всех пассажиров.
Над гондолой железное кольцо, окружностью точно такое же, что и са-
ма гондола. К этой окружности прикреплены идущие от шара веревки.
Чтобы не повредить зрителям, балласт выбросили слишком поздно.
Шар стукнул гондолу о стены высокого дома в предместье Пуасоньер.
Двор заполняется англичанами. Их национальное чувство, куда более
горячее, чем наше, и более дружное, приводит их повсюду, где на виду ока-
зывается их соотечественник. В такой жестокий холод никогда ни одна
французская герцогиня, живущая в Лондоне, не поднялась бы в восемь утра
ради французского воздушного шара. Там были лорды и леди очень высо-
кого ранга.
10 января.
Удивительно, как мало академики принимают себя всерьез. Выборы в
Академию для них — вопрос приличий, отношений, родственных связей и
вежливости.
О достоинствах и литературном имени даже не поминают.
Бывают люди, вместе и скупые, и расточительные, — скупые по сердеч-
ной склонности, расточительные от ума. А бывают необузданные и вместе с
тем трусливые.
138 Альфред де Виньи
15 января.
влюбленный домовладелец. — Комический персонаж — нужно его
описать. Влюблен в свой дом, боится, как бы какая-нибудь вещь не оказа-
лась для него чересчур тяжела, без конца смотрит, что в него вносят, тре-
пещет при мысли о том, сколько весит каждый предмет обстановки, и
впадает в уныние, когда по лестнице поднимается слишком толстый че-
ловек.
Влюбленный домовладелец должен представлять собой тип богатого
буржуа. Назвать его Проприо или Просперо, или каким-нибудь именем,
происходящим от ТеНиз, Орз, Ортшз, РогШпа1о и т. д.
Заметки и замечания, по мере того как я пишу Докрут].
Январь 1837.
Начал писать «Ламюэля».3
общие суждения о второй консультации, появляющиеся по мере то-
го, как я пишу. Пусть это будет эпопея с тройной завязкой, тройной фабу-
лой и с единством мысли, как «Стелло» и «Неволя и величие» (надгробное
слово армии Реставрации).
Иммануил будет действовать трижды в трех разных столетиях, но вся-
кий раз в эпохи религиозных смут, а четвертая фабула охватит и включит
в себя наподобие рамы три предыдущие. В этой раме окажется судьба
Иммануила, которая пройдет перед глазами у Стелло и у Черного Докто-
ра. Этот человек, религиозный реформатор в холодном веке, окажется
размозжен между молотом и наковальней, и из его крови родится идея. Ре-
цепт относится к Теософу, подобно тому как в «Стелло» он относился к
Поэту.
— Я предписываю себе такой Закон: пускай любое слово, что выйдет
из-под пера моего, добавит еще одну спицу к тому Колесу, в центре коего —
поставленный вопрос.
Первые главы, которые в другой книге были бы обычным введением,
здесь становятся первыми ударами рапирой, которыми обмениваются два
противника, и удары эти попадают в цель.
Это иудаизированный Варвар.
Изменить его — сделать менее смешным и более пресыщенным.
Чтобы претворить в жизнь такую общественную страсть, как религиоз-
ная реформа, надо быть столь же сильным и бесчувственным, как Лютер4 и
Вольтер. Те, кто превосходит прочих в утонченности и чистоте, уступают
другим в деятельности: осуществление замысла всегда требует некоторой
грубоватости.
Дневник Поэта 139
Именно возвышенная, а не грубая натура более всего достойна сожале-
ний. Все в жизни причиняет ей боль. Ее идеальные силы лежат в сфере воз-
вышенного, она должна их щадить.
16 января.
Написана третья глава.
Надо как можно больше нападать на общество, критиковать его, чтобы
попытаться исправить его, оторвать от корыстных, материальных интере-
сов, привить ему духовность, способность восхищаться красотой, добром и
правдой.
В «Иммануиле» я говорю толпе то, что уже говорил в «Стелло» властите-
лям: вы холодны, у вас нет другого бога, кроме золота, вы держите двери и
сердца на запоре от тех, кто хочет служить вам, сделать вас чище, возвысить.
Вы ввергаете их в отчаяние тем, с какой медлительностью воспринимаете
идеи. Те, кто обладал возвышенной натурой, раскаялись в том, что приноси-
ли жертвы ради вас. Самые мягкосердечные погибли, трудясь во имя этого.
«Рецепт», или заключение. Если вы достаточно сильны, чтобы писать
религиозные или философские труды, творите их только в отдалении от ва-
шего народа, бросайте их ему сверху вниз из вашего недосягаемого гнезда.
«Консультации» всегда будут сатирическими романами.
Притворяясь, что не веришь в успехи ребенка, можно его на успехи под-
вигнуть. Надо ему сказать: «Я уверен, что вы никогда не сумеете подняться
на такую высоту»; он сделает усилие и поднимется. Детей и общество надо
пришпоривать честью. Этого я и хочу добиться своими консультациями.
Я попаду прямо в цель, и это будет сильный удар, потому что Фран-
ция — нация здравомыслящая и пустословия не признает.
Абеляр родился в 1079 году, умер в 1142-м, шестидесяти трех лет от ро-
ду; двадцать девять лет монашествовал.
Элоиза5 — в 1164-м, также шестидесяти трех лет.
Рамю6 был убит в 1572 году, в Варфоломеевскую ночь.
Он учил в Прельском коллеже.
21 января.
Смерть Иммануила — счастливая смерть. Это смерть отчаявшегося
Просперо. Жан Луар, увидав, что он натворил, впадает в ярость, как взбе-
сившийся бык. Он напивается пьяным, чтобы заглушить в себе свет разума,
который его тяготит.
А вас, Иммануил, юный и прекрасный ангел девятнадцати лет от роду,
небо увенчает божественным венцом.
140 Альфред де Виньи
22.
«Влюбленный домовладелец».
Наглое, спесивое невежество светских людей смеется, глядя, как критика
наносит удары поэтам.
23.
В конце книги он становится генеральным сборщиком налогов. «Разве я
не говорил тебе (рабочему Жану Луару), что ты должен был нас спасти, сра-
жаться за нас и т. д.? — Говорил. — Ты так и делал? — Да. — Ты герой; чего
же тебе еще?».
Луар поверил Ламюэлю, последовал за ним. Ламюэль все у него отнял,
посеял в лоне его семьи преступление и ничего не дал ему взамен. Он убива-
ет Ламюэля.
26 января.
Мне важно, чтобы мои идеи распространялись в разных слоях общества
и постепенно прорастали, поэтому плагиат мне приятнее, чем похвала. Так,
я был рад увидать в демократической газете «Здравый смысл» от 2 января
свои собственные выражения из «Неволи и величия», воспроизведенные в
политической статье:
«Во время великого крушения веры честь — единственная, быть может,
оставшаяся нам моральная узда!».
К счастью, у меня-то было написано (поскольку узда полезнее при вер-
ховой езде, чем во время кораблекрушения):
«Во время всеобщего крушения веры за какие обломки могут еще уце-
питься великодушные руки? На поверхности пучины ничего не видно, кро-
ме любви к сиюминутной роскоши... В этом темном море лишь одно показа-
лось мне надежным... Это честь и т. д.».
30 января.
Общий взгляд па композицию
1
Ламюэль был ранен в грудь человеком из того самого народа, которому
он принес себя в жертву. С этого мига он отказывается от борьбы и пребы-
вает в вечном изумлении.
Доктор читает ему «Дафну».
Дневник Поэта 141
2
Обнаруживает, что Ламюэля ранил Жан Луар.
Пересказывает ему письма Меланхтона.7
3
Видит, что Луара подстрекал Просперо.
Сталкивает этих двоих.
Толкует о Ж.-Ж. Руссо.
Христианство все слабеет и под его изношенными одеждами прогляды-
вает вечно живое учение Платона.8 Сколько времени понадобилось на то,
чтобы воплотить эту идею, и ведь удары достигали цели только в периоды
религиозной горячки, да и что это был за успех? Совлечь с человека одежды
и оставить его голым. Какой плащ набросите вы на него теперь?
кстати О лукане.9 Во времена, когда вера хиреет, эпическому поэту
лучше отказаться от чудесного и остаться историком и философом.
2 февраля.
Написана глава «Христос и Антихрист». Пускай в конце тома будет
«Воображаемый диалог между Юлианом и Иисусом». Его явственно слы-
шит Стелло.
— Стелло —Любовь, Поэт, — взыскует красоты и добра. Черный Док-
тор — Ум, Философ, — взыскует истины.
По его словам, истина в том, что люди недостойны ни красоты, ни добра.
2 февраля.
— Видите, — говорит Черный Доктор, — Ламюэлю было бы лучше
бросить людям свои идеи, как вы — свои, в философской или поэтической
форме, а не самому бросаться очертя голову в беспощадную волну, пытаясь
обратить ее вспять. Но он не мог поступить иначе, чем поступил, потому что
был не до конца поэт и не до конца философ.
— Неизвестно, кто такой Ламюэль, — мужчина или дитя.
Название главы: «Мир полон холода».
4 февраля.
Начинаю писать «Вторую консультацию Черного Доктора».
«Ламюэль». Это будет, как «Стелло», тройной роман — патриотиче-
ский, философский и поэтический.
142 Альфред де Виньи
Я никого не имею в виду; но и Мольер, когда создавал «Тартюфа», не ду-
мал ни о каком отдельном человеке; возможно, он говорил себе: «Кто узнает
в себе Тартюфа, тому икнется!».
6 февраля.
Ламюэлю стало страшно, когда он понял, что как священник не имеет на
умы никакого влияния. Он воспитывает детей, а после причастия они бегут от
него и становятся легкомысленными, равнодушными людьми, лишенными
религиозного восторга, не ведающими самозабвения. Он безутешен, и в голо-
ву ему приходит, что общество леденеет, а земля замерзла.
Стелло — вечное сострадание, вечное «Увы!».
Черный Доктор — бесконечное презрение, бесконечное «Почему?».
После трех драм. Стелло внезапно, преждевременно проникает в мысли
Ламюэля, уже исцеленного Черным Доктором, и вызывает у него такое обо-
стрение болезни, что тот бросается в реку.
Безвестный мученик! Это вы его погубили, Стелло! Он еще верил, что
поэзия приложима к жизни, не замечая, как груб род человеческий.
— О Ламюэль, вы считаете себя верующим, но нет, вы философ. Будь
вы истинным служителем Божьим, вы остались бы у подножия креста.
7 февраля.
Уточнил план «Дафны» — ему недоставало простоты. Это чересчур тра-
гично для поэмы. Это драма, но для сцены я приберечь ее не могу, ибо ни од-
но правительство не позволит ее ставить.
— Приведите монахиню, — говорит Черный Доктор.
— Что вы думаете, сестра моя, — говорит он, почтительно взяв ее за ру-
ку, — об Александрийской и Карфагенской школе и т. д. и о Христе? — По-
сле первого вопроса она покраснела, после второго — расплакалась, пото-
му что дерзость этих вопросов показалась ей бесстыдной. — «Скольким
больным вы помогли?» — Она рассказывает, сколько сестер погибли, выха-
живая больных.
— Это поистине монахиня, — говорит Черный Доктор. — А вы все —
полу-философы, полу-поэты, не более; вы похожи на Самуила.
— Дорогой мой Ламюэль, вы пишете друг для друга апокалиптические
притчи, чтобы нагонять друг на друга пустяковые страхи, оживляя себе на
потребу древний ужас, которого никто более не испытывает.
Жертвы всего этого — люди простодушные и слабые по природе своей,
следующие вашему примеру.
Дневник Поэта 143
Искусство в наши дни — религия, современный спиритуализм; это путь
к новой вере.
Поэт Стелло восхищается теми, кто себя знает, монахиня — теми, кто се-
бя не знает; простая, но невежественная, неграмотная вера.
Ламюэль — вера пылкая и впечатлительная, но не слишком умственная
и ограниченная слишком узкими воззрениями Церкви; ее кругозор чересчур
ограничен. Он искренне исповедует идею освобождения рода человеческого
и осуществления христианской свободы и равенства...
Ч. Д-р. — Блаженный Августин10 — адвокат и журналист.
— Пол («Горгий» Платона). Из «Феага» Платона Шатобриан почерп-
нул своего Демодока."
Хармид. — Феникс. — Федр.
11 февраля.
X. заставляет Юлиана устыдиться христианства и от него отречься.
Юлиан усерден в вере, но, узнав об арианстве, отступается от Христа и воз-
вращается к учению Платона. Разговор Либания12 и Федра с Дафной все пе-
реворачивает.
Федр советует Юлиану уйти из жизни, потому что он губит род челове-
ческий.
Ч. Д-р. Каков же ваш замысел? Какова суть вашей мысли? Стелло накло-
няется и выслушивает несколько слов, которые говорят ему на ухо.
— Это, — говорит Ламюэль, — все та же новая страсть прийти на по-
мощь человечеству и как можно скорее направить его в другом, столь на-
дежном направлении. — Это заблуждение, — возражает Черный Доктор. —
Он впадает в ошибку, он заблуждается относительно самого себя. Про-
чтем... Далее следует «Дафна».
Лам(енне).13 Собрание начальников над семьями и супругами, возглав-
ляемое демократическим папой, сделало бы этого папу всемогущим.
Прекрасная теократия.
Люди победили двух врагов — медлительность и природу.
Мир принадлежит завоевателям, потому что большинство людей грубо
и слабо.
«Лазарь», поэма Барбье.14 Название чересчур символично, не все пой-
мут, что оно означает страдание человеческое.
144 Альфред де Виньи
10 апреля.
Недавно в реке, неподалеку от Лебединого острова, была найдена голо-
ва Ла Моля, любовника Маргариты Валуа,15 в том самом ящике, в который
ее положили.
Газеты утверждают, что она продана какому-то историку, но имени не
называют.
Апрель.
Врачи исцеляют тело только от обострений болезни. Великие писатели
исцеляют душу только от яростных смут. Только распорядок жизни может
привнести в организм гармонию; соблюдение философских принципов —
это распорядок души.
Характеру каждого человека присущ определенный возраст, коего он и
придерживается. Книги и поступки каждого знаменитого человека оказы-
вают влияние преимущественно на тех, чей возраст соответствует тому, ко-
торый заложен в характере этого человека.
15 апреля.
Г-н Мицкевич16 — автор «Польских пилигримов» — написал пьесу
«Конфедераты из Бара» и просит у меня совета.
Предупредил его, что не следует единственному в пьесе французу отво-
дить роль дурака!
18 апреля.
торговля писателями. — Издатели — работорговцы. Писателю, жи-
вущему своим пером, крайне трудно от них ускользнуть.
Издатель ищет работников, которые приносят прибыль, и прежде всего
старается довести их до глубочайшей нищеты.
Если писателю оказывает поддержку друг, они критикуют этого друга,
пока тот не отступится. И вот писатель работает, его эксплуатируют, связы-
вают одним договором, потом другим и наконец нанимают пожизненно за
столько-то в месяц.
Одного из этих эксплуататоров надо бы вставить в роман — или в коме-
дию.
Занятно было бы изобразить типографа, печатающего Лютера и почи-
тающего себя выше него.
Дневник Поэта 145
22 апреля.
Июльскую революцию оплатил еврей, потому что ему легче управлять
буржуа, чем дворянами. Еврей платит Просперо и платит Ж. Луару, настоя-
щему рабочему. Этот еврей хорош собой, толст, бледен, доволен и торжест-
вует над христианами, которые во всех странах поклоняются золотому тель-
цу. В последней главе он рассказывает, что великий Турок и папа принима-
ли его с равным дружелюбием и что один крест он купил у какого-то
императора, а другой — у короля. Ему принадлежит мир. Герцогини ока-
зывают честь его салонам, когда он того пожелает, а бароны-христиане —
его смиренные слуги.
Ламюэль отмечает одно и то же еврейское имя в трех разных историях.
Это семья, с которой он имеет дело.
23 апреля.
Все эти «Консультации Черного Доктора» завершатся обожествлением
разума и живописанием мук, которые он с собой несет.
5 мая.
«Дафна».
Если ты здоров, все хорошо.
5. V. В. Е.
$1 уа1ез Ьепе е51.
Это формула из античных писем — почти все они начинаются с этого...
Посмотреть письма Цицерона к Аттику.
Общий взгляд. В итоге глубоких раздумий я вижу, что огромное боль-
шинство читателей вечно заблуждаются относительно мысли защитников
Воодушевления и Идеализма, если те, по примеру Сервантеса и Мольера
(«Мизантроп»), преувеличивая эти качества, выставляют их на посмешище.
Вот почему я решил изобразить восторженного идеалиста не смешным, а
несчастным, чтобы вместо смеха он возбуждал Жалость, чтобы никто не
впал в заблуждение и чтобы общество обвиняло не его, а самое себя.
Общество не поймет намерений писателя, если он будет изображать доб-
родетель смешной.
7 мая.
О Ламюэле.
Обнаружив, что священники так прозаичны, вульгарны и так кощунст-
венно играют христианством, он вообразил, что христианство мертво, и ре-
146 Альфред де Виньи
шил поддержать первую же новую религию, которая встретится ему на пу-
ти. Народ его не принял и отверг, не поняв. Рассказ о его отчаянии и стра-
стях. (— И я! — говорит монахиня). Он делается траппистом, а она до
самой смерти ухаживает за больными холерой.
Благородное воодушевление скорее само себя осудит, чем станет вре-
дить другим.
Монахиня немного бледнеет, но не поднимает крика. Доктор обо всем
узнает только из письма.
9 мая.
План «Дафны» был мне не по душе. Сегодня я его окончательно переде-
лал. Пиры приняли более античную форму и лучше подводят итог жизни
Юлиана и идеям эпохи. О социальной философии спорили на пирах, как в
средние века на конклавах, а в наши дни — в парламентах.
Еврей Ламюэля обнаруживает, что Просперо его обокрал, и говорит:
«Нынешний христианин-буржуа отличается тем, что он перестал быть хри-
стианином и стал более ловким евреем, чем мы».
25 мая.
Читал и переводил Григория Назианзина,17 второй том, тот, где его по-
эмы, «Эе У11а запс1а» и т. д., и т. п.
26 мая.
Примечание материального характера. — В «Стелло» 277 страниц моим
почерком, 302 1/2 печатных страниц в третьем, наиболее удачном издании.
Иммануил, или Ламюэль, исполнен преданности, но преданности сле-
пой, Стелло то же самое, но Черный Доктор видит и останавливает его.
27 мая.
Наверно, когда меня не станет, скажут, что два наиболее сильных места
у меня были замысел и композиция.
28 мая.
Ламюэль, вы ушли от всех народов на два века вперед; им за вами не
поспеть; вот почему вы их мученик. Если бы вы могли получить за это на-
граду!
Дневник Поэта 147
К Стелло. Но он даже не переживает себя; он умирает в безвестности и не
оставляет по себе ни трудов, ни памяти о своих словах или поступках.
Май.
О СЕН-МАРЕ. — С самого детства я усердно занимался историческими
штудиями. Не довольствуясь знаниями, полученными в коллеже, я, вечный
и неутомимый любитель задавать вопросы, ввечеру, возвращаясь из пан-
сиона г-на Икса, когда другие дети засыпали, приходил к отцу и одолевал
его вопросами о великих людях, имена которых были мне смутно знакомы.
Тут начинались воспоминания — мне швыряли их в ответ, чтобы отделать-
ся от моих вопросов. Однажды отец, желая избавить меня от этой привыч-
ки, сказал мне, что я похож на любопытного Байи у Вольтера; это навело
меня на очередной вопрос; он прочел мне «Простодушного». С того дня я
перестал спрашивать; я принялся читать, набросился на библиотеку отца и
на библиотеки его друзей. Когда я прочел мемуары кардинала де Реца,18 мне
пришло в голову написать историю Фронды. Мне тогда шел пятнадцатый
год, все это было наверняка очень плохо, я потом порвал написанное, но
храню в памяти подробнейшие обстоятельства той эпохи, и тот первый при-
ступ страстной тяги к истории оставил во мне такие же воспоминания об ис-
торических персонажах, которых я полюбил, как если бы это были люди,
которых я знал в детстве. Позже, когда я сочинял «Сен-Мара» и описывал
аббата де Гонди, мне казалось, что я исполняю своего рода долг дружбы.
Отец мой допоздна не ложился спать, и я, подражая ему, зажигал у себя в
спальне свечу и писал карандашом свою историю Фронды. Вскоре я забро-
сил эту идею ради поэтов, перед которыми стал преклоняться, когда мне за-
дали переводить Гомера с греческого на английский и сравнивать страницу
за страницей с «Илиадой» Поупа.19 Аббат Гайяр, один из моих наставников,
превосходно придумал обучать меня таким образом двум языкам и чувству
эпической музы, чья лира двойным звучанием отзывалась у меня в ушах.
Но когда непобедимая любовь к гармонии излилась рифмованными
строками в мои стихи, у меня осталось сожаление, что я не создал ничего
достаточно обширного, по композиции сравнимого с великими эпическими
поэмами. Я полагал, что исторические романы Вальтера Скотта слишком
легко сочинять, поскольку действие разыгрывается среди вымышленных
персонажей, которых автор заставляет поступать так, как он хочет, а вдали,
на горизонте, тем временем проходит выдающееся историческое лицо, чье
присутствие придает книжке большую значительность и помогает отнести
ее к определенной эпохе. И поскольку получалось, что эти властители пред-
ставляли собой в сущности просто символы, я пытался сделать нечто обрат-
ное и вывернуть этот способ наизнанку. Эта идея не покидала меня, когда я
писал стихотворения, которые слагались у меня обычно за одну ночь, а в
148 Альфред де Виньи
1824 году, в Олороне, в Пиренеях, я целиком сочинил и занес на бумагу пол-
ный план «Сен-Мара». Ни одну книгу не обдумывал я так долго и серьезно,
как эту. Я ее не писал, но повсюду сочинял ее и в голове обрабатывал план.
По-моему, очень хорошо давать таким образом созреть новому замыслу,
как прекрасному плоду, который не следует с излишней поспешностью сры-
вать до срока. Я ждал, когда смогу вернуться в Париж и произвести необхо-
димые изыскания, и только в 1826 году принялся писать эту книгу с начала
до конца и, как говорится, на одном дыхании. Я достаточно знал историю,
чтобы выстроить и упорядочить действие, не имея перед глазами мемуаров
того времени; но следовало добиться, чтобы трагедия моего романа враща-
лась вокруг всех героев и обвивала их своими кольцами, как змея Лаокоона,
не нарушая истинности событий, и в этом-то и состояла великая трудность,
которую приходится преодолевать в искусстве, когда речь идет о такой эпо-
хе как царствование Людовика XIII, со всех сторон освещенное мемуарами
частных лиц. Но меня прельщала идея воплотить в Ришелье холодное и уп-
рямое честолюбие, с блеском борющееся против той самой монархии, у ко-
торой оно заимствовало свое могущество, а дружбу — в жертвенности и са-
моотречении г-на де Ту,20 и эта идея не отпускала меня, пока я не исполнил
задуманного. К тому же мне хотелось создать серию исторических романов,
нечто вроде эпопеи о дворянстве, которая начиналась бы с «Сен-Мара». Из
них один я напишу об эпохе Людовика XIV, другой — о революции и импе-
рии, то есть запечатлею конец этого племени, в общественном смысле ис-
пустившего дух в 1789 году.
Замысел в трех актах, нечто вроде «Стелло», «Неволи и величия солдата».
Лицо мое неподвижно, а тем временем мозг, пребывая в непрестан-
ном движении, с чудовищной скоростью клокочет и трудится... Пока мне
что-то скажут, а я отвечу, перед моим рассеянным взором успевают пройти
миры.
Ч. Д-р. Желание. Вечное, неутолимое желание порождает действие, но
лучше это желание записать, чем утолить. Это путь к более надежной славе.
Слава Августа21 распространяется на все события и почти на всех людей его
времени. Слава Вергилия принадлежит Вергилию.
ЮЛИАН. — «Эти ничтожества чересчур убоги; как они докучают мне со
своими слонами, посвященными Нептуну. Они приняли всерьез все, что я
им сказал, и, позаимствовав у моей идеи плоть, они совершенно утратили ее
сущность. Какая невыносимая жизнь!».
Ламенне сказал: кроткий и смиренный сердцем философ или философ
целомудренный представлял бы собой самый что ни на есть необъяснимый
феномен; но никому никогда не выпадет тяжкий труд объяснить этот фено-
мен.
Он забыл о Юлиане Отступнике.
Дневник Поэта 149
2 июня.
Читал письма святого Иоанна Златоуста.22
Его страх перед исаврами,23 опустошавшими все вокруг.
Монахи, говорит Либаний (некие люди, одетые в черное), поспешают
толпами и нападают на храмы, ломая крыши и стены, разбивая идолов, оп-
рокидывая алтари и убивая жрецов, которые пытаются дать им отпор. В де-
ревнях они бесчинствуют еще больше, чем в городах, — и отсюда пошло
слово «Ра1еп», поскольку Раузапз — Ра^аш* (от слова Ра^из, что значит «се-
ление») — яростно защищали свои храмы.
ДИАЛОГ. — Святой Иоанн Златоуст упрекает обитателей Антиохии, ко-
торые ушли сразу же после того, как прослушали одно из его поучений, не
дожидаясь начала богослужения, — словно вы пришли послушать музыкан-
та. Вы уходите, как только мы замолчали.
ДИАЛОГ. — Что было причиной беспорядков? Любовь к богатству, неиз-
лечимая хворь.
— Я улыбаюсь, — говорит еврей, — потому что он приходил просить у
меня на своих монахов.
По тону писем и поучений святого Иоанна Златоуста чувствуется, что
он предчувствует падение империи — близкое и неизбежное.
Его поучения и речи — скверная и тяжеловесная риторическая деклама-
ция. Проповеди, обращенные к жителям Антиохии, против евреев и т. д.
Даже его письма так же тяжеловесны. Древние всегда сочиняли краси-
вые фразы, увлекались риторикой и, утешая друга, надеялись победить горе
диалектикой.
5 июня.
Страница 46. «Пояс царицы», а ПЛАТОН, 1-й «Алкивиад».24 Исавры,
письмо св. И. Златоуста.
Страница 56. Ист.(ория) Юлиана, страница 447. Сын плотника и т. д.
16 июня.
Страница 62. Карфаген, где поклоняются Венере Урании; Сальвиан,25
«Трактат о Провидении», написанный в 440 году.
24 июня.
Святой Златоуст: «Об общении с женщинами».
* Ра1еп — язычник {фр.), Раузапз — крестьяне (фр.), Ра&аш — язычники (лат.). — Примеч. пере-
вод.
150 Альфред де Виньи
Страница 70. Церковь.
Невозможно описать, какой соблазн они создают в церкви. Встречают
молодых девиц у входа в церковь и берут на себя роль евнухов; отталкивают
тех, кто мешает девицам пройти, шагают впереди с гордой и надменной
осанкой. Они им прислуживают, желая угодить, пока совершаются святые и
священные для верующих таинства. А злополучные девицы платят им лю-
бовью. Те и другие поощряют друг в друге сумасбродства; то, что должно
бы угасить в них нежность, раздувает ее.
26 июня.
Названые сестры — удивительные нравы.
Нужно изобразить вход в церковь жителей Антиохии.
Святой Златоуст, «Апология религий», говорит о «христианской Анти-
охии»:
— Женщины скоро станут не нужны; их место занимают юноши. Это
омерзительное преступление совершается с полнейшей непринужденностью,
оно чуть ли не вошло в обычай, за него не краснеют. Те, кто его совершает, гор-
дятся им, полагают, что следуют за модой и слывут учтивыми людьми. Те же,
кто не предается этому безобразию, стараются прослыть таковыми, главным
образом потому, что их очень мало и они теряются в толпе преступников.
28 июня.
Страница 74. «Книга мудрости» и «Евангелие от святого Иоанна».
гиббон,26 «История...» Ь. 4.
Страница 71. Его названая сестра.
святой златоуст
Страница 73. Смешано с морской водой. АТНЕЫЕ1Ш,27 Ь. I. XXXII.
Иудейская философия, евсевий,28 «Евангельск(ое) приуготовление» —
8,9,10.
Страница 54. Латы. ЮЛИАН, «Похвальное слово Констанцию».
Страница 68. Подробности трапезы. АТНЕЫЕ1Ш создал настоящее рес-
торанное меню времен Марка Аврелия и Коммода29 (Ь. 12).
Страница 76. О святом Афанасии, ГИББОН.
Страница 77. Апетиус, Гиббон (Т. 4).
Страница 78. Почтовые лошади (аммиан30 говорит: циое рго§гез-
за Гизшз а1ик сопсейаиопе уегЪогит: и1 са1егУ1$ апизишт ]итепй$ риЫклз
иКго скгоцие сНзсиггепиЪиз рег зуподоз, циаз арреПаги, дит пШт отпет ас!
зиит 1гаЬеге сопапШг агЬкшт, ге1 уеЫси1апое зиссМеге* пегуоз).*
* которая, все дальше распространяясь, вскормила состязание пустословий, дабы подрезать
поджилки извозному делу, ибо целые толпы на скорых почтовых разъезжают взад-вперед по со-
борам, которые сами же созывают того лишь ради, что всякий обряд стараются подчинить своему
произволу. — Перевод Е. Г. Рабинович.
Дневник Поэта 151
богословие — это кропотливое безумие. — Название одной из глав.
Образ поддерживает душу при поклонении, как цифра при счете.
6 июля.
Поклонение и законы суть части религии. Между тем история показыва-
ет, что души, способные к истинному поклонению святыням и самозабвен-
ному восторгу, всегда были несоизмеримо велики и с трудом постижимы
для людей. Те, кто верховодил людьми, поклонялись для виду.
Поклоняющиеся божеству идеалисты толкают ближних на опасный путь,
ибо чересчур спешат в будущее и идут к нему слишком большими шагами.
Юлиан, Меланхтон, Руссо раскаиваются и страдают, видя содеянное
ими.
поэзия. — Нужно довериться тем четырем тысячам людей, которые, по
подсчетам лорда Байрона, единственные в мире умеют читать и чувствовать
поэзию. Мне очень бы хотелось, чтобы половина этих людей находилась во
Франции.
Монахиня, которая любит Ламюэля, ревнует к Богу.
Выборы. Развязка. Ламюэль верит, что будет избран; но ученые-варва-
ры умеют выбирать исходя лишь из своих личных, корыстных интересов.
Грубость выборов. Как они происходят. Ложность этого принципа. Изби-
рают еврея.
Юлиан, Юлиан, ты на два года задержал Солнце! О царственный Иисус
Навин,31 разве не довольно этого для твоей славы!
20 июля.
«Сен-Мар» и «Герцогиня Портсмутская»32 могут называться политиче-
скими романами.
Учить нужно только двум вещам — Труду и Преданности.
ДАФНА. ГЛАВНАЯ МЫСЛЬ.
Дафна — город, где происходит Сохранение многобожия.
Там, близ Антиохии, пытаются вновь возбудить в людях привержен-
ность богам и гибнущее религиозное чувство.
Все это канет, несмотря на христианство, и само оно, уже обессиленное,
падет под натиском захватчиков, и к роду человеческому придет вторая мо-
лодость, новая жизнь — первозданная и простодушная.
Вторжение приканчивает цивилизацию.
«Не мешайте им», — говорит Либаний.
152 Альфред де Виньи
Но еврей-банкир улыбается, видя эти усилия, и говорит: «Иегова не по-
кинул своего вечного народа. Он дал мне царство Богатства и умение це-
нить роскошь, а это — скипетр мира».
Сию минуту папой и христианством повелевает еврей; он платит госуда-
рям и покупает народы. Царь Кредита и огромные золотые памятники.
Что, как не разум и не торжество изобильной материи, великолепными
трудами гигантской машины унижающее человека и зверя, могли бы спасти
мир от равнодушия к религии и создать столь взыскуемое единство!
Август.
единство точки зрения: рецепт. — Сердцу человеческому свойствен-
но охладевать. Надо подбрасывать ему то, что его согревает, и не давать ему
остыть. Религиозное воодушевление так невинно и так прекрасно! Те, кто
заглушил его в себе, пожалели об этом.
Взгляд на три фабулы книги.
Юлиан — контрреволюционер; он — протестант, выступающий против
христианства, которое, по его мнению, губит цивилизацию; между тем бо-
лее прозорливый Либаний показывает ему, что христианство спасается, об-
лекаясь в собственную мифологию и сотворяя новых пенатов, раз уж старые
обветшали. Тогда он начинает мечтать о гибели, поскольку чувствует свою
вину.
Меланхтон — тоже контрреволюционер, протестующий против католи-
цизма; наблюдая анабаптистов, он видит, что ошибся, и сожалеет о содеян-
ном и о всеобщем разрушении веры.
Этот менее блестящий деятель Реформации утонченнее грубого Лютера.
Руссо поначалу следовал Вольтеру, а потом, наблюдая испорченность
женщины, дошедшей до безумия и садизма, видит, что содеял то же самое, и
кончает с собой в Эрменонвиле. Испорченная натура.
Этот философ, не столь могучий, чувствительнее, чем грубый и цинич-
ный насмешник Вольтер.
После смерти Ламюэля. докт.: «Посмотрите на Стелло». — Уж эти мне
люди! Вместо того чтобы властвовать над своей идеей, они угодили к ней в
капкан. Они оставались ее ребячливыми рабами, пока не настал день их про-
буждения. Из-за них человечество потеряло восемнадцать столетий и силь-
но остыло, ибо они повергли его в сомнения, в коих оно пребывает и поны-
не. Чувство божественного было у них чрезмерно, не по-человечески пре-
увеличено, оно внушило им мысль, что и другие достаточно сильны для
того, чтобы постичь, подобно им самим, боэ/сественную сущность, справед-
ливость, добродетель, красоту. Показаны их тоска, наказание, пытки — и
их великие и возвышенные заблуждения, вызванные переизбытком силы.
Дневник Поэта 153
Ламюэль отказывается коснуться христианства, но он уже обязался го-
ворить и не знает, что сказать, — его доводы заранее разбиты, он хочет об-
ратиться к народу с речью, но, поглядев на друзей и встретив пристальный
взгляд Доктора, падает замертво, обессилевший от стыда и ужаса.
Воодушевление — если оно религиозно и целомудренно — не обладает
человеческим опытом; оно оказывается несоразмерным и обречено на не-
удачу. Воодушевление может добиться успеха, только если оно притворно
или заражено сомнением.
дафна. — Юлиан доводит христианскую идею до гибели рода человече-
ского и уничтожения жизненной энергии в империи и в отдельных людях.
Дойдя до этого, он останавливается в ужасе и пытается вернуть римля-
нам и империи бодрость и силу.
Вот как его следует рассматривать.
23 августа.
СТЕЛЛО: конец 3-й «Консультации».
Непрестанная борьба поэта — борьба за свою идею. Если идея торжест-
вует над поэтом и чрезмерно его захватывает, он становится ее жертвой, вяз-
нет в воплощении своей идеи, и это его губит. Если поэт сильнее, чем его
идея, он лепит ее, придает ей форму и осуществляет ее. Она становится тем,
чего он хотел, — памятником.
Каждая крупинка песка весьма тяжела. Это нестерпимо для людей, и они
непрестанно пытаются сделать так, чтобы песчинки текли потише. Ах, что
толку кричать о «суете сует», это хорошо известно, но человек бывает слиш-
ком рад, когда ему наконец удастся, взвинтив самого себя, принять всерьез
жизнь и ее страсти. Его пустые дли заполнены.
Право наследования исходит от мертвеца и освящает собственность жи-
вого, но то, что исходит из могилы, — это былые заслуги; мрамором этой
могилы они давят живого и душат права его гения или его труда.
Нет, не может это быть справедливо перед Господом. Нельзя вот так все-
гда приносить жизнь в жертву смерти. Здесь нужна реформа. Слишком ко-
щунственно, чтобы все сыновья считали дни, которые осталось прожить их
отцам.
ламюэль, грек и варвар. — Повсюду, во все времена, у всех народов
пребудут грек и варвар.
Два противоборствующих народа.
любовь. — Стелло, воплощенное воодушевление, с первой консульта-
ции ушел исцеленным от политики, отвергающей и ненавидящей поэта.
154 Альфред де Виньи
Со второй — от теософии, которая заставляет его плутать в лабиринте
абстракций и применение которой сбивает его с толку и лишает сил.
После третьей он постигает бессмысленность самопожертвования. Но
вопрос остается сомнительным, потому что преданный влюбленный может
находить больше счастья в жертвах, чем неблагодарная любовница — в
хладнокровных низостях.
черный доктор. — Воодушевление пьянит и не дает увидеть, на какой
высоте от вульгарного находится человек. Я только на то и годен, чтобы от-
резвлять ваших братьев и вас, о Стелло, чтобы уберечь вас от слишком тяж-
ких падений.
Кто с помощью мысли чересчур возвысился и заглянул слишком далеко,
тому не следует вмешиваться в деятельность, которая унижает нас и делает
вульгарными.
(Ламартин не знает, как драгоценен мне его пример.33 Пусть его!)
Платонизм — это аромат, который могут воспринять лишь самые воз-
вышенные умы, загодя вскормленные и умащенные могучими мыслями.
Христианство — плод, до которого в силах дотянуться слабый.
Слабость неизменна, и она неизменно будет полезна для воспитания, ко-
торое всегда необходимо слабой толпе и постоянно воскресающим варва-
рам.
Женщина — это воплощенная слабость. Проследить жизнь женщины,
воспитанной на идеях Платона и умирающей, гибнущей из-за них, доходя-
щей до крайности, до преувеличенного идеализма, а потом с помощью хри-
стианства достигающей чистой идеи (Юлиап) — а потом женщина (совре-
менница Меланхтона), воспитанная в изменившемся со временем христиан-
стве, теряет голову и доходит до крайности, вплоть до анабаптизма и до
безумия безнадежности.
Женщина, воспитанная в философическом духе (Руссо), теряет голову,
устремляется во что-то вроде фронды и доходит до самой крайней идеи, до
атеизма, меж тем как мужчины — Юлиан, Меланхтон, Руссо — все трое по-
следователи Платона, и мощь стоицизма укрепляет их в добродетели и в ве-
личии их свершений.
источник великих трагедий. — Когда церковь подняла руку на ие-
рархию, это было ее самоубийством. Пизанский и Констанцский соборы
низложили папу Бенедикта XIII, Григория XII, а в 1406 году — Иоанна
XXII.
Непогрешимость погибла в тот день, когда соборы объявили, что папа
должен повиноваться любому вселенскому собору.
Одновременно было задушено недовольство низов — Уиклифа,34 Яна
Гуса35 и Иеронима Пражского.36
Дневник Поэта 155
С этого мига (говорит Буллан37) церковь, подрубив себе ноги и голову,
была обречена на неподвижность, так оно и случилось, так остается и поны-
не.
элоа. пророчество. — Элоа пролетает над тюрьмами, в которых то-
мятся обреченные, и, несомая Сатаной, смотрит на них. Она видит мысли у
них в головах. Контраст с ее ангельской добротой, всегда прощающей пре-
ступление, если о нем поведало раскаяние. По мере того как она прощает все
преступления, во тьму проникает дневной свет. Становится светло, и нисхо-
дит Благодать, уничтожающая вечные муки. Сатана исчезает, и Люцифер,
прекраснейший из ангелов, садится у ног Бога.
Ламюэль, которого чуть не убили варвары из его тайного общества, хо-
чет выйти из комплота и навлекает на себя месть тайного общества. Спо-
койствие и святость серой монахини.
дафна. — Обожествить совесть.
Когда христианская религия учредила исповедь, она, как я уже говорил
в другом месте, обожествила откровенные признания. Но поскольку со сто-
роны конфидента можно было опасаться нескромности, она поспешила объ-
явить, что священник, разглашающий признание, услышанное с глазу на
глаз, — преступник, заслуживающий вечной погибели. Это позволяло пре-
вратить чужого человека в друга, в брата и добиться от христианина, чтобы
он открывал душу первому встречному, незнакомцу, которого никогда боль-
ше не увидит, а ввечеру засыпал в своей постели спокойным сном, уверенный
в сохранности собственной тайны, как если бы поверил ее Господу Богу.
Итак, все что мог сделать исповедник с помощью веры и авторитета
церкви — добиться того, чтобы кающийся видел в нем друга, исторгнуть у
него целительные излияния, священные слезы, рассказы без утайки, порывы
без оглядки, на что раньше, до исповеди, имела право только надежная и до-
брая дружба, — дружба, святая дружба, что принимает преступные призна-
ния в обмен на добрые советы...
Август.
Право на гостеприимство — такое же древнее, как семья и род человече-
ский; ни одно племя, ни одна дикая орда не постигает, как можно выдать
гостя врагам. Тайна — это гость, желающий укрыться в сердце честного че-
ловека, словно в неприступном убежище. Тот, кто ее выдает и продает, —
вне закона у всех народов.
Изрядным позором было бы для бедных царств, если бы они могли не-
много продлить свое существование только ценой этих варварских законов
и устоять на ногах только с помощью таких неприглядных подпорок. Но ес-
ли кто и захотел бы прибегнуть к таким средствам, ему бы это не удалось.
156 Альфред де Виньи
Для того чтобы это оказалось осуществимо на деле, надо было бы, чтобы
цивилизация пошла совсем по другому пути...
А по мне, коль скоро политикам непременно понадобились какие-ни-
будь древние приспособления из варварских времен, я скорее одобрил бы,
если бы они отчистили от ржавчины, починили и ввели в употребление же-
лезную кобылу и орудия пытки. Потому что орудия эти в конце концов над-
ругаются только над телом, но не над душой Божьих созданий. Быть может,
они бы заставили заговорить страждущую плоть, но в вопле нервов и кос-
тей, зажатых клещами, меньше подлости, чем в хладнокровной купле-про-
даже головы, и никогда ни одно имя не звучало позорнее, чем имя Иуды.
Да, лучше страх перед государем, чем нравственный упадок всего рода
человеческого. Лучше конец династии и смена формы правления и даже
лучше конец нации — ведь все это заменимо и способно возродиться, — чем
гибель благородства и добродетели в людях.
«Вторая консультация» построена в форме пирамиды. «Дафна» — ши-
рокое основание; в центре и на вершине помещаются + и + ', а всю построй-
ку венчает Ламюэль.
Страница 96. Самаряне, Храм и т. д. —т. I, 93; II, 438.
Христианство было настолько вялым, что в Египте епископы поклоня-
лись в одно и то же время Серапису38 и Христу (Сальвиан).
Либанию пришлось разоблачить это немыслимое сочетание и расша-
тать основы обоих культов.
Политическое величие и упадок римлян в религии, с. 224.
Во второй новелле следует очертить занятный характер типографа, по-
читающего себя выше Лютера, и Кальвина,39 и Меланхтона.
В Ламюэле есть та взыскующая порядка религиозность, которая в вере
всегда ищет Закон. Монахиня ордена Святого ангела верит просто, любит
Бога, любит всех людей во имя Бога. Ламюэль восходит к бесхитростной ве-
ре, или, вернее, пытаясь к ней вернуться, низвергается в нее. С помощью сво-
их примеров монахиня возносит его к небесам.
Он слыхал речи сектантов, излагавших все современные религиозные
доктрины: сен-симонизм,40 учение о фаланстерах и т. д. (записать и обоб-
щить ПРИНЦИПЫ, НЕ НАЗЫВАЯ ИМЕН СОБСТВЕННЫХ).
Страница 105. Империя на волосок от гибели (Письмо Юлиана Артабию).
Страница 106. Указ Юлиана: «Фрагм.», Эп. XI, IX, ЬХИ.
27 сентября.
Либаний с улыбкой смотрит, как сгорает и обращается в пепел Дафна;
она не может погибнуть, — говорит он, — она не может погибнуть.
Страница 113. Святой Антоний умер в 356 году.
Дневник Поэта 157
Страница 112. Павел Катена — любимый христианин Констанция41 —
ритор, затем его назначают судьей, и тут он проявил такую жестокость к
язычникам, что получил прозвище Катена.*
Марий, епископ Халкиды.
1 октября.
После чтения «Дафны» Стелло останавливается и говорит: дальше идет
страница, сплошь испещренная пометами, сделанными разным почерком.
Сальвиан, в 440 году от Р. X., потом некий иезуит в...
Ламюэль действует...
Черный Доктор рассказывает о Меланхтоне; говорит, что Меланхтон
взял книгу, озаглавленную «Дафна», и написал на ней: «Мы твои вторые
ариане,42 о Христос, Господи Боже! Бедный Юлиан!».
Ж.Ж. Руссо взял «Дафну» и написал на ней: «Ах, Юлиан, и я, контррево-
люционер, поступил бы так же, как ты». — Кончает самоубийством.
Рассказ Павла из Лариссы.43
Римляне и греки умирали, не думая ни о каком боге, варвары осеняли се-
бя крестом.
Ни у Юлиана, ни у Меланхтона, ни у Руссо не было семьи.
Семья разрушена так называемыми общественными реформами. Они
никогда не могут свершиться одним махом. Ламюэль принес семью в жерт-
ву обществу, которое полагал обществом ревнителей, но оказалось, что бо-
жественное рвение было присуще ему одному.
история ламюэля. Ради деятельности на благо общества он бросил се-
мью, и его старый отец раскаивается, что сам толкнул сына па этот шаг, по-
стоянно твердя ему, что он должен стать таким, как Наполеон. Ламюэль хо-
чет достичь большего, стать религиозным пророком и реформатором. Эта
рулетка приводит его к разорению, эта мастурбация души приводит его к
изнеможению; он разоряет и губит мать, сестер и отца. Чтобы себя наказать,
устремляется в обитель траппистов44 и там убивает свою мысль.
Это была не вполне его вина, скорее вина остывающего мира, в котором
воодушевление опасно или смехотворно.
Борьба между семьей и деятельностью на благо общества. Ламюэль все
принес в жертву родным. Они привыкли к его неизменным жертвам и в кон-
це концов стали принимать их как должное. Он увидал, в какой нищете жи-
вет народ, и, воодушевленный любовью к роду человеческому и жаждой
* От лат. ссЧспа — цепь. — Примеч. перевод.
158 Альфред де Виньи
грядущего блаженства, восстает одновременно против всех — против мона-
стыря и против семьи.
Но потом он возвращается к христианской безнадежности.
черный доктор. Чего вы хотите, Стелло? В возрасте Ламюэля, в девят-
надцать лет, человек принимает всерьез комедию, которую позже он будет
разыгрывать. Он дается в обман собственному сердцу.
13 октября.
Мир остывает. Только в душе поэтов еще пылает священный огонь во-
одушевления. Пускай же они продолжают властвовать сами над собой, и
этим поддерживают свое существование, и воскуряют в душе своей фимиам
божеству.
Поэзия — это кристаллизованное воодушевление.
117. Игрушки божества — Юлиан, Мизопогоп.45
108. Вся теория N00^ извлечена из «Речи в честь Солнца-царя» (Юлиа-
на), адресованной Саллюстию...46
19 октября.
Перечитывая Спинозу,47 полагаю, что в главе XVI своего «Трактата о
суеверных церемониях иудеев» он посеял семена, из которых вырос «Обще-
ственный договор» Ж. Ж. Руссо.
Если бы Гете был эгоистичен и холоден, как о нем слишком часто отзы-
вались, его сочинения были бы, пожалуй, столь же искусно написаны, но в
их основе не лежало бы столь теплое и нежное чувство; он не придумал бы и
не нашел в себе доброты Вертера — вершины своего творчества.
Гете больше всего на свете любил труд.
«Титан» Жан-Поля Рихтера48 написан в 1787 году. Последствия вычур-
ного и исполненного фантазии бродяжничества в духе Стерна.49 Этот во-
прос освещен весьма неполно. Необходимо выяснить:
Какова будет судьба грядущих поколений, пресыщенных романами,
драмами, газетами, наукой, честолюбием, неистовыми порывами к невоз-
можному и неведомому?
Преумножая сумму своих желаний, преумножит ли наше поколение сум-
му своего счастья? Не увеличит ли оно безмерно свою способность к страда-
нию? Не превратится ли в великана, который берет приступом небо и уми-
рает раздавленным? Титан.
Дневник Поэта 159
Альбано в противоположность Рокеролю50 — существо, страдающее от-
того, что проходит по жизни, вкушая лишь невинные наслаждения, и прино-
сит в жертву Долгу радости придворного бытия и беззаконные удовольст-
вия. Каждое падение, свидетелем коего он оказывается, укрепляет его.
Титан, как Стелло, —демонстрация некой идеи. Жан-Поль прежде все-
го хотел внушить читателю желание, чтобы Альбано существовал на самом
деле, и для того изображал не его самого, а лишь тех, кто сбился с пути, ко-
торый автор считал единственно верным, — с пути апофеоза души, наивно-
сти, идеала и презрения к материализму, духовных радостей, честолюбивой
борьбы ума.
Но он решился создать тип Альбано.
Жан-Поль говорит:
В живописном полотне я вижу ожившее прошлое, в музыке — рождаю-
щееся грядущее; эти слова произносит Лиана; жены Титана — Леа, Лиана.
Бойтесь Бога.
Разве все время бояться — значит чтить?
«Если мне лучше всех ведом ужас перед Всемогущим, — говорит Ламю-
эль, — это не значит, что я благочестивее других. В этом ужасе вечно живут
природа и род людской. Земля знает, что все, что на ней есть, хрупко, как
стекло, и должно обратиться в прах; она чувствует, как содрогается ее чрево и
колеблется, вращаясь, ее ось. Она содрогается от постоянной лихорадки, по-
тому что всегда чувствует, как пояс ей жжет солнечное пламя, а на голову и
ноги давят вечные льды. Она ощущает свою кару, и все, что на ней есть, тер-
пит эту кару, рождаясь, живя и умирая. Но тяжелее всего страждет человек.
Именно человек находится на передовой линии в этой вечной, бесконечной,
непостижимой схватке тварей с творящей и мстительной силой. Человек бли-
же всего к Небу и испытывает на себе самые сокрушительные его удары».
Поклонение — это страсть (у Ламюэля страсть к поклонению).
Священники современного общества — это поэты, живописцы, ваятели
и т. д.
29 октября.
Отец Ламюэля желает, чтобы сохранялось равнодушное христианство,
которое уживается с материализмом в обычаях и промышленных трудах.
Его сын, видя, что сама церковь равнодушна к страданиям народа, желает
деятельного воодушевления, обновляющего веру. Но он сознает свое пора-
жение, когда видит, что никто не знает о том, что он принес в жертву свою
жизнь и состояние, и что народ, среди которого он хотел водрузить христи-
анскую хоругвь, равнодушен к захлестнувшему его воодушевлению и враж-
дебен к его затее.
160 Альфред де Виньи
Л(амюэль). Эта книга — вымышленный роман, включающий в себя три
романа исторических.
ЧЕРНЫЙ ДОКТОР. — По зрелом размышлении предпочитаю безумие сы-
на мудрости отца.
«Ах, отец, отец, — воскликнул юноша, — я тот самый Юлиан, которого
вы осудили».
Добрый Либаний приблизился и приоткрыл глаза и сказал: «О да, это и
впрямь ты, это и впрямь дитя мое», — и привлек к груди, прижал к своей се-
дой бороде голову ученика, даже не пытавшегося удержаться от слез при
друзьях.
«Константин Отступник, — произнес Юлиан, — первый отступился от
веры отцов наших».
Праздность и смирение христиан нестерпимы для Юлиана.
За трапезой:
Св. Иоанн Златоуст, 20 лет, адвокат
Либаний 80
Василий 35, адвокат
Напрасны были твои усилия возвысить грубое большинство до божест-
венной платонической любви. — Так что же делать?
— Стать христианами.
Василий: Я уже христианин.
Ламюэль.
Рвение священника, который любит, как блаженный Августин и святой
Иероним, так же мало понято, как воодушевление поэта по отношению к
людям, к которым он устремляется в поисках чувств сродни своим. Ламю-
эль нашел чувство, равное своему, лишь в юной монахине, но оно, это чувст-
во, машинально и исполнено покорности.
Она лишена понимания.
Алгебраическую логику негоже распространять на политический опыт,
потому что она слишком поспешна, слишком далеко заводит и слишком
прямолинейна. Общественные реформы возможны лишь при том усло-
вии, что идут неспешным, неприметным, извилистым путем, и идеи стано-
вятся поначалу аксиомами, затем желаниями, затем обычаями и только
потом прочными заколами. Верное представление о реформе — это доб-
рое семя, вовремя посаженное в почву, а не стрела, устремленная в буду-
щее.
Дерево растет и плодоносит, стрела ничего не задевает и пропадает без
следа.
ДАФНА. — Иммануил будет действовать трижды в трех разных столети-
ях, но всякий раз в эпохи религиозных смут, а четвертая фабула охватит и
Дневник Поэта 161
включит в себя, наподобие рамы, три предыдущие. В этой раме окажется
судьба Иммануила, которая пройдет перед глазами Стелло и Черного Док-
тора. Этот человек, религиозный реформатор в холодном веке, окажется
размозжен между молотом и наковальней, и из его крови родится идея. Ре-
цепт относится к Теософу, подобно тому как в «Стелло» он относился к По-
эту.
...В «Иммануиле» я говорю толпе то, что уже говорил в «Стелло» власти-
телям: вы холодны, у вас нет другого бога, кроме золота, вы держите двери и
сердца на запоре от тех, кто хочет служить вам, сделать вас чище, возвы-
сить. Вы ввергаете их в отчаяние тем, с какой медлительностью восприни-
маете идеи. Те, кто обладал возвышенной натурой, раскаялись в том, что
приносили жертвы ради вас. Самые уязвимые погибли, трудясь во имя это-
го. Рецепт: «Если вы достаточно велики, чтобы писать религиозные или фи-
лософские труды, творите их только в отдалении от вашего народа, сбрасы-
вайте их ему вниз из вашего недосягаемого гнезда».
Все заключено в мысли о культах, которую я вкладываю в уста Либания,
и оригинальность композиции состоит в новом истолковании полулеген-
дарных слов: «Ты победил, Галилеянин». Я с удовольствием вкладываю это
в уста Юлиану как заключение его философской беседы. С удовольствием
думаю, что если он это сказал, что исторически весьма сомнительно, то ска-
зал именно так.
О ПЛАТОНЕ.
Слишком мало обращали внимание на то, что «Диалоги» Платона —
сатиры на философов его времени.
Платон был более всего великим моралистом по сути и греческим ху-
дожником в своем отношении к форме, ибо форму он предъявляет всегда
между прочим, не позволяя уловить, насколько резка его аргументация.
Эпиктет51 это понял: независимость заключена в мысли.
Вся мысль и никакого действия: таковы характер и доблесть гения фило-
софии.
(Включить в предисловие к моей ближайшей драме.) В произведениях
искусства содержатся две точки зрения. Одна философская, другая поэтиче-
ская. Философская точка зрения должна поддерживать сочинение — драму
или книгу — между двух полюсов, в точности как ось глобуса, но глобус, с
его округлой и совершенной формой, разноцветный и сверкающий, — это
образ оси искусства, искусства, которое должно всегда быть на виду, враща-
ясь вокруг философской мысли и вовлекая ее в свою атмосферу... Скорее со-
гревать, чем учить.
Итак, философы ошибаются, когда требуют от произведения искусства,
чтобы оно давало точные и геометрические изображения. Это разрушило
бы красоту и очарование.
6 Альфред дс Виньи
162 Альфред де Виньи
Общество дурно устроено, или, вернее, вообще не устроено: в нем нет
места для человека, и Мальтус52 накидывается на плоть человеческую, же-
лая уменьшить ее количество. Накидываться следует на общественное уст-
ройство, а не на род людской.
В усталые эпохи (такие, как наша) поэзию следует вверять крыльям по-
ступка и заставлять ее звучать человеческим голосом посреди людского соб-
рания.
Нет страны, где внимательный читатель встречался бы реже, чем у нас.
Четверг, 16 ноября.
Сегодня поступили в продажу первый выпуск моего полного собрания
сочинений53 и «Стихотворения».
Стихотворения изданы тиражом в тысячу восемьсот экземпляров.
«Сен-Мар» — в тысячу восемьсот экземпляров.
19 ноября.
Если бы захотели подсчитать, из скольких грез складывается верная
мысль, стало бы яснее, как дорого она дается.
Едва Поэзия напечатана, она теряет половину очарования. Это проис-
ходит потому, что люди не умеют читать: светский человек читает стихи про
себя, рассеянно. Размеренная, монотонная форма стихотворных строк
утомляет его взор, ибо поэзия рождается из мысли и гармонии. Попадая в
печать, она теряет половину себя самое. Созданная, чтобы радовать ухо,
рифма раздражает зрение. Если же он читает поэзию вслух (читает так же,
как все прочее, почти тем же тоном, что газету), дело еще хуже. Как он мо-
жет почувствовать поэтическое волнение, которое способны передать толь-
ко органы речи взволнованного человека? Он бросает стихи и вновь берется
за прозу, которая благодаря присущему ей анализу и неторопливому изло-
жению подробностей прямо создана для глаз вдумчивого читателя, для ка-
бинетного уединения и тишины. Значит, для того чтобы люди почувствова-
ли поэзию, нужно, чтобы поэт, подобно древнему рапсоду или средневеко-
вому труверу, повсюду приходил вместе с ней — в этом и должно было бы
состоять ремесло бродячего комедианта.
По-моему, поэма «Религия» Расина-младшего54 — источник, в котором
Делиль почерпнул всю свою пресную поэзию55 и свой стиль.
Когда я писал «Трапписта», я был офицером гвардии в Курбевуа.56 Я
уже предчувствовал, какая судьба ожидает гвардию, если все будет, как в
Испании.
Дневник Поэта 163
3 декабря.
Нынче утром — траурная месса Берлиоза на погребении генерала Дам-
ремона.57
В церкви было очень красиво; в дальнем конце падали из-под купола три
длинных луча, освещая приготовленный катафалк и необыкновенным све-
том вспыхивая в хрустальных люстрах. Все захваченные у неприятеля зна-
мена были вывешены в ряд и свисали сверху, сплошь изрешеченные пулями.
Музыка была прекрасная и странная, дикарская, конвульсивная и горест-
ная. Начиная гармонию, Берлиоз далее разбивает ее надвое неожиданными
диссонансами, расчисленными заранее.
Я хорошо знал генерала Дамремона; это был человек довольно тучный,
с мягким приветливым лицом, с манерами спокойными и холодными, с ти-
хой и неспешной речью.
Он придавал большое значение тому, чтобы твердую решимость, свой-
ственную его характеру, облекать самой изысканной любезностью. К обще-
ственным деяниям его побуждал пылкий дух жены, урожденной Бараге
д'Ильерс, женщины довольно высокого роста, с глазами черными и свер-
кающими, как у арабов, в страну которых она ездила; она энергична, отваж-
на, очень чувствительна. Вместе со своими двумя детьми она поехала в Ал-
жир, там узнала о смерти мужа; ужасное несчастье, и все же самое прекрас-
ное несчастье, какое могло случиться. Ее отец, драгунский генерал при
Республике и при Империи, также умер от выстрела. Генерал Дамремон
умер, точно как Тюренн,58 объезжая батареи накануне сражения.
6 декабря.
Моя жизнь — непрестанная драма; под ногами у меня пороховой по-
греб.
Вечно между матерью, которую вот-вот похитит у меня внезапный при-
ступ апоплексии, вызванный вспышкой гнева, и женой, на которую мать по-
стоянно сердится, равно опасаюсь смерти одной и страданий другой, не в
силах ничего изменить за отсутствием достаточно большого состояния, все
время помню об эгоизме тестя-миллионера с годовым доходом в сорок ты-
сяч фунтов стерлингов, то есть в миллион, всем обделившего двоих детей от
первого брака, — притом все, что приносят мои труды, поглощает дом, ра-
ди которого я делаю все, что могу, и от которого мне сплошное горе.
Нынче утром, едва в полдень встал с постели, поскольку всю ночь писал,
докладывают о г-не Йенизоне, баварском посланнике.
Он ждет меня в гостиной и, не успел я войти, приступает к вопросу, кото-
рый его ко мне привел и который он, быть может, долго обдумывал:
«Я только что из Баварии; уехал туда в большой спешке, к матери — она
болела, но теперь спасена».
164 Альфред де Виньи
Я в ответ рассказываю ему историю с моей матерью, живущей ныне у ме-
ня в добром здравии, довольстве, холе, а ей уже восемьдесят.
— Не угодно ли вам оказать мне услугу?
— От всего сердца, если могу чем бы то ни было угодить вам лично.
— У баварского короля есть сын двадцати шести лет, его наследник.
Наследный принц Баварии хотел бы вступить с вами в переписку. Ответите
ли вы ему, если он вам напишет?
Я мгновение помолчал, а потом сказал ему:
— То, о чем вы просите, — и впрямь услуга, потому что в сутках, увы, не
сорок восемь часов, и мне будет недоставать времени. Но я согласен при ус-
ловии, что получу от вас надежные гарантии в том, что ни теперь, ни в буду-
щем принц не сочтет себя обязанным выражать мне свою признательность,
иначе как в письме. В ином случае это была бы сделка, торговая сделка.
Он поспешно перебил меня, пожимая мне руки:
— Да, речь идет об услуге, и он будет глубоко ею тронут; но когда дело
касается вас, все знают, что подобные услуги бесценны, и он заплатит вам за
нее не чем иным, как только своею дружбой. — Помните, — добавил я, —
что характер у меня на редкость твердый и упорный; не доверяйтесь моему
мягкому голосу. Нет никого упрямее голубя. Знал я одного голубя: его ни-
какими силами нельзя было прогнать от моей постели, разве что убить, и я
оставил его в покое: он меня переупрямил. Если я превозмогу усталость и
буду рассуждать о предметах, коими пресытился, то лишь ради удовольст-
вия, которое испытаю в старости (если доживу до нее, в чем совершенно не
уверен), думая о том, что благодаря мне у молодого короля сложились вер-
ные представления о Франции и французском духе. Но если все будет впол-
не невинно, вполне бескорыстно, если переписку эту можно будет рассмат-
ривать как встречный порыв двух душ, забывших, что одна из них принад-
лежит наследному принцу, а другая поэту, — в таком случае, повторяю, я
согласен.
И еще вопрос:
— Это вам пришла мысль, чтобы ваш молодой принц со мной перепи-
сывался?
— Нет, он первый подумал об этом, когда прочел ваши сочинения, он и
его отец, король.
— Собирался ли он ранее или тогда же вступить в переписку с кем-либо
еще?
— Нет, ни с кем.
— Я согласен ему ответить, но только ответить; пускай сначала он сам
мне напишет; вы знаете, что в Англии, классической стране этикета, первым
шлет свою карточку тот, кто выше рангом.
— Принц сделает все, что вам будет угодно, и все, что в его силах, лишь
бы стать другом такого человека, как вы, и испытать на своей душе влияние
вашей.
Дневник Поэта 165
А почему этому юноше не пришла мысль написать одному из сорока
академиков?
Вечером (7 декабря?).
Весь вечер читал матери «Историю Пор-Рояля» Сент-Бёва.59 Она слуша-
ла с огромным удовольствием и с таким острым и ясным пониманием, как
никогда за последние четыре года.
7 декабря в пять часов вечера умер Альфред Жоанно.60
Я узнал о его смерти от Жигу,61 который вместе с Тони Жоанно провел
ночь у него дома, чтобы написать его лицо на смертном одре.
Десять лет тому назад мы говорили: «Ему не протянуть и трех месяцев».
Он постоянно кашлял и харкал кровью. До болезни он был только граве-
ром; с тех пор как начал хворать грудью, сделался живописцем первого ря-
да. Кажется, будто страдания развили в нем ум, и возвысили его, и вознесли
ближе к прекрасному идеалу.
9 декабря.
Дочитал последнюю корректуру «Сен-Мара».
Самобытность этой книги в том, что она вполне похожа на роман и в то
же время это — история. Весь фокус в композиции, а за это никто спасибо не
скажет: композиция, придавая чтению истории увлекательность благодаря
игре страстей, заставляет усомниться в подлинности истории, а иногда и в
самом деле ее подтасовывает.
16 декабря.
Общий взгляд.
В «Дафне» показана древность философского отрицания христианства,
но также и то, что уже тогда мог найтись человек, полагавший, что лучше не
ниспровергать это учение, поскольку следует сохранять и упрочивать в об-
ществе сокровища нравственности.
Во второй части показано, что философы сожалели о деле рук своих, по-
казано, как они воспитали женщину и как мужчину, похожего на Теодора...
(тогдашний юноша хочет быть католиком).
Третья часть — безнадежный бунт, вопль юного Тривульция, воскли-
цающего: все старится, святой (?) умирает, но философичность уже мертва.
Те, кто так говорит, несут вздор и чепуху. Правда только в этом. Он берет
ружье и выходит. (Вот он, совершенный механизм, способный поправить
все на свете).
166 Альфред де Виньи
ДОКТОР. — Безумный поступок!
ТРИВУЛЫДИЙ. —Да, пожалуй! Если хотите, это безумие, но я сын своего
отца, я хочу в свой черед стать царем, пускай хоть на день.
«День власти, а потом смерть, полноте, полноте!»
Двое юношей следуют за ними, как верные слуги, и перед уходом сжига-
ют их книги.
ДОКТОР. «Вот уж я посмеюсь, когда Тривульций станет диктатором».
Противоречия Руссо в отношении нравственности.
Он объявляет сердце ее первоосновой, а потом говорит, что сердце мо-
жет превратить человека в величайшего злодея.
Но что такое мораль и что высоконравственно? Древо познания — како-
во оно?
Родным, встревоженным нависшей над больным внезапной угрозой, по-
началу бывает некогда ощутить всю полноту горя, потому что они бегают и
суетятся, как экипаж корабля, которому грозит опасность; но вот смерть на-
ступила, и когда они замечают, что нет больше ни жизни, ни движения, их
охватывает глубокое изумление и невыразимая оторопь.
Пятница, 22 декабря.
Сейчас молился над гробом бедной моей матушки. Господи, Господи!
Воистину ли удостоился я того, что ты заглянул в мое сердце, в мою жизнь?
С умыслом ли испытываешь меня? Ужели для того не лишил ты меня созер-
цания кончины бедной моей благородной матушки, чтобы обратить меня к
себе еще безраздельнее? Ведь это по твоему мановению смерть медлила, по-
ка я не вернулся домой. Ужели в душе ее, в ее прекрасной душе еще достало
сил помедлить и дождаться меня?
Вторник, вечер (26 декабря).
Достанет ли у меня сил писать? Еще и это, о Господи! И если на свою бе-
ду я буду жить и стареть, человеческая немощь вовек не попустит меня за-
быть эту ночь, роковую и мрачную, но явившую мне утешительные божест-
венные знамения!
Господи! Вот я бросаюсь на колени, припадаю к твоим стопам и говорю,
упиваюсь горем, окунаюсь в него с головой, хочу, чтобы все во мне исчезло,
кроме горя, хочу вновь пережить в душе все мгновения этой утраты — утра-
ты матери.
Весь день она была безмятежна, весела, играла с Анри, сыном моего тес-
тя, и сказала мне, что он похож на девочку; весело говорила о Рождестве —
Дневник Поэта 167
СЬпз(таз — и о Новом годе, твердя, что желает в этот день обедать вместе
со мной и чтобы я не принимал никаких приглашений. За обедом она целует
меня, веселая и кроткая, и собирается идти спать. Я ухожу поискать для нее
какие-нибудь скромные подарки к Новому году. Возвращаюсь в полночь,
она слышит мои шаги и зовет меня. Вхожу, она жалуется, что ей жарко, по-
том — что холодно. «У меня все болит, — говорит она, — не в одном месте, а
во всем теле». Укрываю ей ноги периной и предлагаю разбудить Сесилию,
ее компаньонку. «Нет, я никого не хочу будить», — возражает она. Я не по-
слушался, меня встревожило, что пульс у нее очень слабый. Проснулась Ли-
дия и бросилась к ней со своей обычной добротой и рвением преданной до-
чери. Обе засыпали ее вопросами. — Я не знаю, что со мной! — В такой не-
определенности прошел час. Она всерьез рассердилась на меня за расспросы
и за то, что, не послушавшись, поднял на ноги весь дом. Я пошел наверх и
разбудил еще двоих; Жюли и ее муж затопили камин, приготовили ножные
ванны. Она по-прежнему твердила, что ей ничего не нужно. Меня уговари-
вали идти спать и не возвращаться к ней. Я уже готов был уйти, но матушка
вновь стала жаловаться и глухо стонать, — впрочем, такие стоны были у нее
делом обычным, — и я все-таки решился сам съездить за врачом. В ка-
кие-нибудь четверть часа он встал, оделся и вместе со мной и моим швейца-
ром приехал к нам. Входит в дом и слышит, как матушка говорит, что все
пустяки и что завтра ей станет лучше.
— Голос громкий, — говорит он мне, — значит, с ней ничего страшно-
го.
Он входит, было около двух часов. Щупает ей пульс, велит приготовить
ножные ванны и горчичники, неторопливо выписывает рецепт на 1оосЬ, уве-
ряет меня, что удушье у нее от приступа катара, пытается меня обмануть,
уведя в другую комнату. Увы! Господи! Это была агония. Бегу к ней, беру за
руку, целую в правую руку. Она думала про врача, надоевшего ей своими
вопросами, и говорила: «Не хочу его видеть!». Немного погодя, пока я хо-
дил в столовую за врачом, она придвинулась к Сесилии и сказала: «Ах, ми-
лая моя, у меня кружится голова, завтра гулять не пойдем. Сын! Где мой
сын?».
Прибегаю; она сидит на постели, я целую ее в лоб, левой рукой обни-
маю, правой сжимаю ее холодную руку и кричу: «Мама! Мамочка! Скажи
хоть слово, это я, Альфред, твой сын, я тебя люблю, я всегда тебя почи-
тал!».
Она сжимает мне руку, и голова ее падает на грудь. Жизнь пресеклась. Я
продолжал ее звать, подносил ей к ноздрям бесполезный эфир. Все было
кончено, мне ничего не оставалось, как только встать с полу — я стоял у ее
постели на коленях.
Боже, принял ли ты в свое лоно ее благородную душу? Укрепи меня в
этой надежде, да не будет она мимолетным желанием, да превратится она в
жаркую веру!
168 Альфред де Виньи
Четыре последних года я чувствовал ее постоянную нежность и видел,
что она молча говорит мне «прости», не смея произнести это вслух, чтобы не
слишком растрогаться. В этом мое тайное утешение. Вырвавшиеся у нее
слова питают мою любовь к ней и немного смягчают горе; но зачем я более
не слышу ее голоса?
9 числа нынешнего месяца, в субботу, по обыкновению, я велел подать
мне завтрак в ее комнату; она смеялась, сидя в своем любимом кресле, ноги
на скамеечке, и безмятежно смотрела на меня. Припоминая старинную ме-
лодию, она принялась читать стихи и раза четыре повторила строки, кото-
рые я записал со слезами на глазах:
И в хижине бедной царили
Невинность всегда и покой.
То в Англии было дождливой,
Жила там старушка одна:
— Увидеть бы дочку счастливой,
А после и смерть не страшна!
«Чье это, матушка?» — спросил я. — «Жан Жака, — отвечала она. —
„Увидеть бы дочку счастливой, а после и смерть не страшна!" Понима-
ешь?» — Я выбежал из комнаты, чувствуя, что не выдержу и расплачусь.
Но Господи, не твое ли благодеяние, что я, питавший к ней такую неж-
ность, не потерял ее еще четыре года тому назад и что так долго наслаждал-
ся звуком ее голоса, видел ее лицо? Что мне удавалось успокоить ее, когда
она металась во время жестоких приступов болезни, видеть, как она доволь-
на, замечать, каким она окружена почтением, преклонением, как отвлекают
ее от страданий заботы и ласки ближних? И как она любила смотреть на
картины, слушать музыку? Не для того ли, чтобы она вот так мирно угасла,
ты позволил ей понемногу слабеть до самого конца и всегда сохранять эту
возвышенную безмятежность, этот невинный и глубокий покой? Напрасно
я ищу утешения в мыслях о том, что она была обречена, ибо у ней уже недос-
тавало жизненных сил, и что она не страдала от боли и что слышала мои сло-
ва и простилась со мной. Господи, ниспошли мне уверенность в том, что она
слышит меня и знает о моем горе, что она вкушает блаженный покой рядом с
ангелами и что по ее молитве Ты, быть может, простишь мне мои грехи.
Почему — увы! — после таких горячих, таких проникновенных молитв,
обретя немного душевного покоя, я возвращаюсь в мой пустынный дом и
чувствую в себе больше сил удержаться от слез? Но тогда почему сердце мое
все так же горестно сжимается и толкает меня беспрестанно искать ее по-
всюду и почему я твержу себе в бесконечном ужасе: «Я ее потерял! Я ее поте-
рял!»? Неужто мы так бессильны, что самые благочестивые наши молитвы
нисколько не в силах заглушить в нас зов крови и ослабить родственные
Дневник Поэта 169
узы? Когда ты обрываешь их навеки, зачем ты не даешь нам надежды на то,
что мы еще обретем их, не даешь нам твердой веры в это?..
Последние мгновения! Агония! Последние мгновения, вы никогда не уй-
дете из моей памяти. Нынче ночью я хочу окунуться в самые жестокие свои
воспоминания. Если я грешил, да послужит это мне во искупление грехов. Я
обретаю в этом горькое блаженство, для меня это будет как самобичевание.
Я буду жесток к себе, Господи, жесток и беспощаден, даже если сердце мое
разорвется и убьет меня!
Двадцать лет назад умер и мой отец; я был у его одра; его свели в могилу
раны, увечья, да и возраст (семьдесят четыре года), усугубившие легкую
простуду. Он бесстрашно протянул мне руку. Он был в твердой памяти и
сказал врачу: «Сударь, не предсмертный ли это хрип?». Он не обманывался.
«Дитя мое, — сказал он мне, — не хочу произносить громкие слова, но чув-
ствую, что пришла моя смерть; старый механизм износился. Позаботься о
том, чтобы мать была счастлива, и береги вот это».
То был портрет матушки, написанный ею самою; я и поныне храню его,
оправленный в крышку его табакерки. Я послушался его, я позаботился о
том, чтобы матушка была счастлива. Порукой тому моя совесть, и я скажу
это перед всеми и перед Богом. Когда она ворчала, ее устами говорила бо-
лезнь; я уходил, чтобы, не дай Бог, не ответить.
Отец, покрытый ранами, горбился при ходьбе. Во время агонии жесто-
кая боль расправила его члены; он умер прямым, без жалоб, героически.
Я был слишком молод, чтобы вынести это зрелище; я потерял сознание.
Теперь я уже многое пережил, видел, как умирают. Я сумел поддержать ма-
тушку, но нынешнее мое горе острее и тяжелее, его лезвие проникает в меня
глубже.
Меня навестил г-н де Сен-Шамане, мальтийский кавалер, давний друг
нашей семьи и матушкин друг; вчера я проговорил с ним долго, целый ве-
чер.
Своеобразная гордость придает мне сил и помогает выше держать голо-
ву. Во все эти истекшие четыре года испытаний жизнь моя была опутана
бесчисленными тяготами, и все было против меня, все подталкивало к реше-
нию расстаться с матушкой. Мне часто советовали отправить ее в санато-
рию; я отказывался, и она продолжала жить у меня. На какие я только ухищ-
рения не пускался, чтобы утихомирить прислуживавших ей женщин, кото-
рых обижала не она, но ее болезнь, и чтобы сделать незаметными вызванные
болезнью расходы, не допустить, чтобы они наносили ущерб семейному
благосостоянию, — все это было так тяжко, требовало такого непосильного
терпения, что я иной раз готов был изнемочь. Я четыре раза хворал, а потом
меня до того измотала лихорадка, что я не в силах был сдержать горестные
чувства, которые возбуждала во мне подобная жизнь.
170 Альфред де Виньи
Я бы лучше пошел в солдаты, чем просить хоть самую ничтожную сумму
в долг у ближайших родственников; и почти все, что принесли мне мои тру-
ды — «Чаттертон», «Неволя и величие», Полное собрание сочинений, — по-
шло на уплату долгов, образовавшихся из-за того, что наши траты постоян-
но превышали мои и ее доходы вместе взятые.62
Труд — дело прекрасное и благородное. Он дает ту гордость и уверен-
ность в себе, которых не могут дать унаследованные богатства. Да будут же
благословенны несчастья минувших времен, лишившие отца и деда их ог-
ромных замков в Ла Бос, — ведь благодаря этим несчастьям я изведал ра-
дость рабочего, несущего заработок своей матери — втайне, так, чтобы она
и не заметила.
27 декабря.
Горе не едино. Оно состоит из множества осаждающих нас мыслей, кото-
рые приходят к нам из области чувств или из памяти.
Нужно вычленить каждую, подобраться к ней вплотную, вступить в ру-
копашную, тормошить ее, пока не освоишься с нею, а там и задушить или
хотя бы оглушить ее, чтобы она стала безобидна, как ручная змея.
Нынче навалились на меня воспоминания, от которых сжимается серд-
це. Их пробуждает все. Звук матушкиных черных стенных часов напоминает
о времени, когда они были куплены. Отец их очень любил. Он сам их вы-
брал в лавке Таро и послал на улицу Рынка Агессо, где мы тогда жили. Они
отмечали часы моего учения. По изображенным на них числам милая ма-
мочка, очень тогда красивая, втолковывала мне месяцы республиканского
и нынешнего календаря. Республиканские давались мне легче, я любил пре-
красные имена: фруктидор, термидор и месидор.
Напротив этих часов садился отец, ставил ноги на подставку для дров,
на колени клал книгу, а я пристраивался на скамеечке у его ног. Он до позд-
ней ночи рассказывал истории о нашей семье, охоте и войне. Слушать его
было для меня таким огромным праздником, что позже мне случалось, уже
одетому для бала, махнуть рукой на танцы и вновь подсесть к нему, чтобы
послушать. Охоты на волков, которые устраивали дед с моими дядьями,
множество псовых свор, которые они спускали из Тронше и Гравеля, чтобы
избавить Ла Бос от волков; Семилетняя война; Париж, Вольтер, Жан Жак
Руссо, барон Гольбах,63 г-н де Мальзерб64 и его увеселения, — все это жило в
его уме и доныне живет в моем.
29 декабря.
Лицо у нее на смертном ложе было ангельское; я на коленях плакал над
нею, горько плакал, но в то же время чувствовал, что безгрешная ее душа ос-
Дневник Поэта 171
вободилась и, окутанная девственным сиянием, парит надо мной и над этим
прекрасным лицом, над слегка смеженными веками, — казалось, она спит
сном праведных. Почему же я так плакал? Ах, но ведь она меня уже не слы-
шала, и мне пришлось замкнуть в сердце все, что я хотел бы ей сказать.
31 декабря.
В прошлом году в это же время я ждал с матушкой полуночи, ждал, ко-
гда черная стрелка ее стенных часов перепрыгнет с 31 -го на 1 -е; тогда я поце-
ловал ее и сказал: «С Новым годом!». Я стоял на коленях у ее ног и думал,
что у нее достанет сил прожить весь этот год. Господи, не попустил ты ее ос-
таться со мной поныне, вырвал ее из моих объятий! Господи, если в твоих
глазах испытания очищают, прими ее к себе, и пусть молится она за сына, за
бедного своего сына, которого позвала умирая!
1838
Те, кто пожимает мне руку, не зря теряют время; мое сердце всегда отзы-
вается.
У английского семейства Вивианов прекрасный девиз: «сог поЬПе, сог
ишпоЫ1е».*
О ЗЛЕ. Сатира может выражаться бессчетным числом способов, разнооб-
разным до бесконечности. А чтобы выразить воодушевление и восторг, воз-
можности наши скудны и ограничены. Разве это не доказывает преоблада-
ние зла над добром в сердце человеческом?
об эпической поэме. — Две вещи, невозможные в наши дни: среди
всех созданных человеком поэм — одна-единственная, которую бы все при-
знали наилучшей; в отношении формы — героический стих. Читатель не мо-
жет с ним ужиться.
Францию можно было бы увлечь очень немногими вещами. Ее ум в наши
дни можно затронуть философской критикой и глубоким наблюдением жизни.
Меня радует, что посредственных авторов так много. Толпа лучше оце-
пит трудности литературного мастерства, когда все будут писать или пы-
таться писать... Кампистрон скорее оценит достоинства Расина.
* «благородное сердце, твердое сердце» (лат.). — Примеч. перевод.
172 Альфред де Виньи
2-я консультация. — Нынешний молодой человек начинает с того, что
анализирует и чувствует себя стариком. Затем он бесстрастно переделывает
свои иллюзии, как гипсовые куклы, и наряжает их; но поскольку он не увле-
чен ими и полный над ними хозяин, они не дают ему счастья.
Январь.
Увы! Все одно и то же! От горя перехожу к болезни, а от болезни к горю.
ОТЦЫ. — Отцы мысли ничем не хуже Отцов церкви. Только их и стоит
почитать. О юноша, не держи необъятной библиотеки, собирай только От-
цов. Тех, кого все прочие грабят и кому подражают. У тебя на родине их со-
всем немного. На них смотри, на них рассчитывай.
Есть в литературе нечто низкое и презренное: свою душу в ней являют не
в истинном виде, а во вторичном, приукрашенном.
4 февраля.
Адольф Дюма,1 автор «Града человеческого», был как-то вечером у Ми-
шо, члена Французской академии, и заговорил с ним о Баланше,2 которому
на другой день надо было представляться во Французскую академию.
— Да, черт возьми, — воскликнул тот, — раз уж об этом зашла речь,
скажите-ка мне, какие у него книги? Что он написал?
Он не знал заглавий ни единого из восьми прекрасных томов, сочинен-
ных этим великим писателем! Думаю, выберут Дюпати.
Боже милосердный, и это Академия!
«падение ангела» Ламартина.3 — Исполненная гордыни небрежность
Ламартииа коренится в наивном и твердом убеждении, что стихотворная
строка прекрасна, просто потому что это его строка. Все, что у него есть, —
это щегольство и лиричность, но ни малейшего драматизма. Персонажи
фальшивы, их язык неслыханно вял и неправилен. В диалоге он похож на
Колардо,4 в повествовании на Шендоле.5 Это черновик и сплошная грязь.
Ламартин, который до сих пор был ханжой, похож на Вер-Вера,6 на-
учившегося у драгун ругательствам. В смысле композиции это розовая ска-
зочка белым стихом.
12 марта.
Вечер у госпожи де Лагранж (маркизы Эдуар де Лагранж),7 имеющий
целью устроить мне встречу с Ламартипом.
Дневник Поэта 173
Десятка два человек. Свет приглушен из-за глаз Эдуара. Ламартин ко
мне подошел, и мы два часа проговорили в темпом уголке, как сказал бы
Мизантроп.
Трудно поверить, сколько глупостей произносят умные люди в салоне под
влиянием царящей в нем рассеянности. Я изрядно удивил Ламартина, сказав
ему, что я с ним ни в чем не согласен. Сперва мы говорили о сентябрьских зако-
нах и о цензуре. Я в учтивых выражениях упрекал его в том, что он перестал за-
ниматься театрами, и сказал ему, что нынешний театр — испорченный и несо-
вершенный инструмент; что, по моему мнению, цензуры вообще быть не долж-
но; что пьеса, отвергнутая публикой, умирает навсегда и что по вине
правительства она ведет подпольное, полное опасностей существование; тому
мы видели сто примеров во время Реставрации. Его занимает идея суда при-
сяжных, состоящего из людей, заинтересованных в порядке; должности при-
сяжных выборные. А я счел, что эта половинчатая мера допустима только в
том случае, если никто из членов суда не будет находиться под влиянием пра-
вительства, и добавил, что человек, преданный властям, развращающе дейст-
вует на остальных и увлекает на свою стезю добрый десяток представителей
«народа-лакея», по невеселому выражению Поля Луи Курье.8 Он посулил мне
предложить суд присяжных, когда подойдет обсуждение бюджета.
Я спросил, продолжает ли он заниматься Востоком. Он пылко интересу-
ется бедствиями магометан и считает, что они цивилизованнее нас, посколь-
ку у них крайне развита благотворительность.
— Однако ислам, — заметил я ему, — это, как вы сами знаете, всего-на-
всего испорченное христианство.
— Улучшенное христианство] — горячо возразил он.
Мне довольно было в нескольких словах напомнить ему, что Коран пре-
секает любую науку, любую культуру; что истинный магометанин ничего не
читает, поскольку все, что не сказано в Коране, дурно, а в самом Коране
есть все. Искусство ему воспрещено, поскольку он не должен создавать че-
ловеческих изображений. Я предложил Ламартину составить в форме пети-
ции законопроект в пользу слабых и рассеянных поэтов, таких как Лафон-
тен.9 Текст должен быть примерно такой:
«Если поэт создал нечто, снискавшее всеобщее восхищение, ему назна-
чается в целях пропитания пенсия в две тысячи франков. Если в течение по-
следующих пяти лет он сочинит произведение, не уступающее первому, эта
пенсия сохранится за ним до конца жизни. Если на протяжении пяти лет он
не создаст ничего, выплата пенсии прекращается».
26 марта.
Накануне своего дня рождения побывал на могиле матери. Я был с Ан-
тони Дешаном.10 Попросил его оставить меня одного и подошел к могиле.
174 Альфред де Виньи
Участок не размыли дожди. Мне показалось, что я опять пришел к ней,
как приходил каждое утро и каждый вечер, поднимая шторы, пока она ле-
жала в постели. В мыслях у меня было больше умиротворения, а в ощущени-
ях меньше боли, чем я ожидал. Прикрывая глаза, я слышал ее нежный, мело-
дичный голос, говоривший: «Добрый день, дитя мое!» — и я вновь пред-
ставлял себе мгновения, быть может, самые счастливые в моей жизни, когда
я становился возле нее на колени, а она обеими руками гладила меня по во-
лосам.
Я заказал надгробный камень в форме крыши, чтобы не пропускал во-
ды, и железную решетку. Все это поставят в воскресенье. Я приеду еще раз,
чтобы решить, каков должен быть памятник.
О критике. — Даже самая возвышенная почти всегда мелочна, ибо
скользит по поверхности, а вглубь не проникает.
В романе, например, спорят о том, какой род романов лучше, тот ли, где
автор больше места уделяет правде, или тот, где больше вымысла. А нужно
было бы рассмотреть суть, и силу чувств автора, и силу его идей.
О ШЕКСПИРЕ. — Для того чтобы понять этого великого человека, мало
понимать по-английски, надо понимать Шекспира, который сам по себе
язык. Сердце Шекспира — это особый язык.
Перевод сохраняет, но подражание разрушает. Дюсис переделал Шек-
спира п и тем погубил его во Франции.
Все вместе он иссушил, а частности превратил в нечто высокопарное.
Публика поверила, что узнала великого Шекспира, а на самом деле узнала
разве что тень его трагедий. Тем не менее публика поныне этим довольству-
ется.
25 апреля.
Нынче ночью во сне читал «51аЬа1 та!ег». Когда прочел во второй раз,
померещилось мне, что бедная матушка распростерта у моих ног, и я горько
заплакал. Рыдания меня разбудили, я поднес руку к щекам и обнаружил, что
они залиты слезами.
Я умею оценить карикатурность комедии, но она внушает мне отвраще-
ние, ибо во всех родах искусства представляет род людской в обезображен-
ном и мелком виде; это унижает во мне человека.
«Маленький нищий» Мурильо12 прекрасно написан, но так похож на
мартышку, что мне стыдно.
«Единственный наследник»,13 ведущий происхождение от «Лекаря поне-
воле» и всех итальянских фарсов, вызывает у меня тошноту, словно лекарст-
во. Я не могу хохотать во всю глотку, признаюсь в этом, и грязные шутки о
Дневник Поэта 175
человеческом здоровье заставляют меня хмурить брови от печали и жало-
сти, вот и все. Неужели нельзя было найти другого объекта для смеха и сати-
ры, достойного нашего внимания? Разве «Тартюф» и «Мизантроп» не смеш-
нее, чем все это, и не целомудреннее ли то веселье, которое вызывают в нас
эти пьесы?
О Вольтере. — У Вольтера был живой и нетерпеливый ум, вот он и не
тратил времени на то, чтобы формулировать мысли.
Впрочем, иногда он это делает — быстро и словно второпях, и замеча-
ния его удивительно точны.
Такое, например, мимоходом оброненное замечание об орфографии:
«Почерк — живопись голоса: чем больше сходства, тем он лучше».
Я получил очень основательное образование. Привычка к прилежанию
и к постоянному труду научила меня так сосредоточиваться на своих мыс-
лях, что вечерние или ночные труды продолжаются во мне и во время сна и
возобновляются с пробуждением. Потом наступает день с его заботами, и
для меня это все равно что рекреации в коллеже, а вечером утренний труд
возобновляется все с тем же неизменным и неослабным усердием.
20 мая.
Умер г-н де Талейран. Партии осыпали его оскорблениями, кто-то даже
додумался написать: «Во Франции стало одним бесчестным человеком
меньше,14 только и всего».
Любое негодование оправдано его жизнью в политике. На его имени ле-
жит позорное пятно: то, что он стал типичным примером утонченного и хоро-
шо оплаченного клятвопреступника.
«Адольф» Бенжамена Констана15 — это агония любви. Описал бы лучше
ее жизнь.
Вечер, июня 19-го: Ева16
О роковая женская суетность, откуда ты берешься? Какие пагубные и
бессильные притязания убедили их в том, что они должны бороться против
нашего пола, словно против неумолимого врага!
О женщина, превратившая себя в мужчину, ты погибла!
Ты воображаешь себя сильной, а на самом деле повинуешься по-прежне-
му. Повинуешься, да еще и какому вредоносному влиянию? Ты полагаешь, я
этого не знаю? Рядом с тобой погибла вся моя жизнь. Я боролся со всем, что
тебя окружало и было мне враждебно. Я превозмог кошмарное отвращение,
которое внушал мне твой дом и его обитатели. Все это ради того, чтобы ви-
деть тебя и жить вблизи тебя.
176 Альфред де Виньи
Вблизи, вблизи — божественное, благодетельное ощущение. Необходи-
мость видеть, поддерживающая любовь постоянным созерцанием предмета
любви. Вблизи — значит, в безопасности от чего бы то ни было. От смерти,
в которую не веришь, видя столько жизни, от забвения, которое опроверга-
ют глаза и слова, даже от неверности, которая представляется невозможной.
Ты не поняла этой моей потребности, приняла ее за пустячную ревность.
Бывает, что любят слишком. Никогда не думал.
Девушка у окна, изысканное лицо, изысканные манеры.
Она выходит замуж за бакалейщика, и, не успев стать законной женой,
превращается в [? добропорядочную безвестную лавочницу] и рада тому,
что опускается.
Если бы она пошла по дурной дорожке и стала любовницей какого-ни-
будь посла, изысканность натуры оказалась бы в согласии с изысканностью
строя жизни (?).
Люди ищут существования, которое бы соответствовало их натуре.
22 июня.
Явственно чувствую, как мои мысли выходят из сна и одна за другой об-
ретают форму.
Одна из них печальна: она отражает твой мучительный образ. И она
взывает к моему сердцу. Она бьет по нему. Сердце пробуждается рывком,
трепещет, и гудит, и бьется, как погребальный колокол, и в груди у меня зву-
чит глухой стон, глубокий вздох!
Начинаются мысль и пытка. Встаю с постели и спешу прочь в поисках
того, что могло бы меня оглушить. Черный Доктор разбудил Стелло.
Так было у меня с самого детства. Страдание всегда будило мои мыс-
ли, — так пробудила фурий тень Клитемнестры.
30 июня.
ЕВА. — Она мирно сидела с веером в руке. Она вступила в общую беседу,
и я сам намеренно вовлек ее в какой-то пустячный разговор, потом поглядел
на нее, как на мяч, который швырнули в поле, а потом покинул ее и перестал
слушать.
Я вновь ушел в свои мрачные грезы. Гадал, неужели... и т. д., вспоминал
ее письма и т. д., гадал, что она делала вчера вечером после такого разгово-
ра, как тот, что у нас произошел, и т. д.
Она взглянула на меня и явственно увидела, что я ее не слушаю.
Тогда она легонько провела веером по моему лбу, словно разгоняя мыс-
ли.
Дневник Поэта 177
Ах, мои мысли — не мотыльки, а жестокие шершни с разящим, отрав-
ленным жалом!
30 июня, суббота.
ЕВА. — Она лежала на диване.
Разговор наш, как всегда, начался в мирном тоне.
Она склонила голову мне на плечо и покоилась в этой позе.
— Не думаешь ли ты, — сказал я, — что самые священные узы столь
хрупки, что довольно мгновенной слабости, женской прихоти, чтобы их
оборвать? То, что вершится в постели, воистину следовало бы считать
чем-то столь же незначительным, как облегчение кишок или мочевого пузы-
ря. Но на деле все иначе. Эта ласка — самая драгоценная из тех, что может
подарить любовь, по причине самой ее нескромности, а еще потому, что
приходится побеждать стыдливость, присущую каждой женщине.
— О Боже! — отвечала она, садясь, — твои слова и голос звучат с такой
торжественной серьезностью, что, кажется, впору заглянуть в себя и заду-
маться так глубоко, как если бы я размышляла о будущем или о смерти.
— Еще бы! — воскликнул я, целуя ее в губы. — Еще бы! Как подумаешь
о смерти, тут-то и понимаешь, что нужно сделать счастливым на всю жизнь
любимого человека. Сделать так, чтобы все окружающие его уважали, и ни-
когда с ним не скрытничать, любить его возвышенной, верной любовью и
не лгать.
Ее серьезный профиль чернел на белом фоне гравюры, висевшей за ее го-
ловой, и я заметил, что ее губы чуть дрожат.
— Увы! — возразила она, — обманывают из доброты, чтобы не причи-
нять боли.
— О, какая жестокая трусость, — подхватил я, — щадить на такой ма-
нер сердце своего любовника, чтобы затем обрушить на него горе и вызвать
в нем справедливую ненависть, гнев и вечную жажду мщения. Если ко-
гда-нибудь, на мое несчастье, ты заведешь интригу, не изменяй мне, а честно
скажи правду, и я от тебя уйду. Слушай внимательно, —добавил я, придви-
гаясь к ней и беря обе ее руки в свои, — пощади мое достоинство и достоин-
ство моего имени, не унижай меня, не принуждай к какому-нибудь постыд-
ному поступку, который бы тебя погубил. Не знаю, что я сделаю, если обна-
ружу твою измену, не знаю, на что толкнет меня гнев — зарезать тебя?
Может быть, отравиться самому... Я готов тебе руки и ноги целовать, если
ты пообещаешь мне, что сама прогонишь меня, когда придет время.
В этом месте я судорожно вскочил на ноги.
— Не думай, — произнес я, — не думай, что ты можешь удержать меня
обманом.
Она со смехом попыталась возразить.
— Мне бы это больше пришлось по душе, — сказала она.
178 Альфред де Виньи
Я обхватил ладонями ее виски.
— Не смейся над моим сердцем, над бедным моим сердцем, — сказал
я. — Тут вся моя жизнь на карте, это очень серьезно.
— Ладно, я чувствую, что ты прав, — промолвила она наконец. — Ухо-
ди.
И она ударилась в слезы.
— Благодарю, — сказал я, целуя ее в лоб. Потом прошелся по комнате.
— Это оставь себе, — сказал я, дотронувшись до своего портрета. — Ты
над ним плакала, когда я болел.
Вся эта сцена меня убивала, голова кружилась.
— Что мне делать? — содрогаясь, спросил я.
Внезапно она встала.
— Нет, не уходи от меня, приходи завтра. Нам нужно поговорить.
— Ты никогда не будешь счастлива, — сказал я.
— Я уже четыре года несчастна, — отозвалась она шепотом.
ЕВА. — Странное дело: как только она давала мне повод для жалоб, я
чувствовал потребность служить ей, защищать ее, хвалить, возвышать и
хлопотать о том, чтобы ее окружало всеобщее почтение. Словно хотел об-
мануть всех вокруг и явить миру любовь, в которую сам не верил, и смяг-
чить муку.
Сеид17 по-прежнему пользуется популярностью. Французы не верят в
собственную серьезность — ложная идея.
Древние были эпикурейцами в жизни, стоиками в страдании и смерти.
Пока мы жалуемся на то, что праздность наша недостаточно роскошна,
большинство французов жалуется только на то, что у него недостаточно ра-
боты, позволяющей снискать пропитание.
Этим народ и замечателен.
вознесение. Жизнь похожа на гору.
По ее склонам мучительно карабкаются труженики, сетуя на непрестан-
ные усилия, которые приходится совершать. Наверху они обнаруживают
богачей, которые лежат и сетуют на скуку своей летаргии. Терзания, достав-
ляемые скукой.
АРХИТЕКТУРА. — Античный храм изящен и радостен, как брачное ложе;
христианская церковь сумрачна, как могила. Один посвящен жизни, другая
смерти.
пенаты18 и символы. — Они необходимы. Образ помогает духу в пре-
клонении, как цифры — в счете.
Дневник Поэта 179
О сравнении. — Самые гениальные люди — это почти всегда те, кто
употребляет в речи самые точные сравнения. Мы — бедные, слабые люди,
нас уносит бурным потоком мыслей, а мы цепляемся за любую ветку, лишь
бы ухватиться хоть за что-нибудь в окутывающей нас пустоте!
Время отнимает у всех книг столько злободневности, изящества, вели-
чия, что возникает искушение приравнять их к театральным пьесам, кото-
рые хороши только в тот самый миг, когда написаны.
В литературе есть нечто роковое: завоевать в ней положение раз и навсе-
гда невозможно. При выходе каждого нового сочинения ваше имя снова
ставится на карту, снова разыгрывается в лотерею наравне с самыми недос-
тойными.
Каждое сочинение — почти дебют.
Потому в сочинительстве карьеры не бывает.
10 июля.
ЕВА дзет.19 — Нет на свете ничего восхитительнее, чем это зрелище сла-
дострастного самозабвения, которое во время любовного свидания прихо-
дит на смену жестоким правилам, что навязаны светом, навязаны внешней
жизнью. Если бы вы видели ее нынче утром на этой постели, в полудреме, в
моих объятиях, вы бы подумали, что она точь-в-точь младенец на руках у
кормилицы. Когда приспело время вставать с постели, она оделась, болтая
без умолку, как всегда по утрам, не заботясь о том, смотрю я на нее или не
смотрю, и по привычке, усвоенной, надо думать, в пансионе, уселась на пол,
на ковер и принялась натягивать чулки на свои хорошенькие ножки. Так
она сидела скорчившись, как восточная женщина, и глядела на меня с преле-
стной детской улыбкой, вытягивая изящную ножку как можно медленнее,
чтобы оттянуть расставание.
ЕВА. — Взгляд на эту книгу. Три года... три части.
Эта женщина была прекрасной, но заброшенной арфой. Никто не умел
играть на ней. Не было столь искусной руки, что заставила бы оценить ее по
достоинству.
Я отважно взял ее в руки, натянул недостававшие струны и придал ей со-
вершенство. Она говорила, а я исторгал из нее восхитительные звуки.
Ее струны были словно долгое эхо и видимый след этих дивных сердеч-
ных излияний. Но за последний год они стали рассыпаться у меня на глазах
одна за другой.
Одни провисают, немеют и падают, словно заржавев и обессилев, другие
лопнули внезапно, и я содрогался, и сердце мое обливалось кровью от их
предсмертного стона.
180 Альфред де Виньи
Теперь слышится только шорох фальшивых басовых струн, что опуты-
вают нас, поверженных в прах.
милон КРОТОНСКИЙ.20 — Милон играл со своими львами и убивал их
голыми руками. Он увидел большой дуб посреди леса и для забавы обломал
с него ветви; он истерзал дуб и почти сломал его. Однажды Милон подходит
к дубу и хочет расколоть его руками надвое — последнее оскорбление. Но
тут дуб восстает и зажимает его своими двумя половинами, как неумолимы-
ми клещами. Львы и волки видят Милона в плену у его жертвы и бросаются
на него. Они пожирают его и разрывают на куски. Дуб неумолим и не выпус-
кает даже его руки, чтобы он мог защититься. О злая женщина! Твой разум
похож на этого Милона. Он безжалостно терзал дуб себе на забаву. Но дере-
во твердо помнит, что зовется дубом, а дуб — самое могучее дерево в наших
лесах. Зная это, он отомстил. Теперь тебя сожрут подлые звери.
Мен-Жиро.
Читал Николя21 («Десять заповедей»).
Преувеличенные, излишне утонченные угрызения совести, повергаю-
щие человека в немощность, слабоумие и столбняк.
Потом блаженного Августина;22 этот призывает любовь — склонность,
влечение и тяготение души к некоему предмету.
Поразительно, с какой легкостью человек забывается. Г-жа де Менте-
нон и герцогиня Портсмутская23 состояли в переписке и трудились изо всех
сил во имя обращения протестантов. Вероятно, они не вполне лицемерили и,
пособляя своим недругам в достижении их целей, временами искренне почи-
тали себя католичками и добродетельными дамами. С какой легкостью мы
оглушаем себя, не позволяем себе задуматься.
О блаженном АВГУСТИНЕ. — Он отстаивал благодать перед Пелаги-
ем;24 но он признавал, что ощущает в себе свободную волю.
Дело в том, что в нас есть и то и другое; мы стенаем под бременем гнету-
щей нас судьбы; но откуда нам знать, не стенает и не страждет ли Бог от на-
шей беспрестанной деятельности?
о романе. — Современный роман о внутренней жизни человека родил-
ся из христианства, потому что христианство создало исповедь, подробное
исследование самого себя, анализ собственного сердца. Разве «Исповедь»
блаженного Августина не читается с интересом, словно божественный ро-
ман? Исповедник — философ; исповедник — сам Господь Бог.
Посмотри, что я видел вчера во Франции, в зарослях твоего любимого
вереска и вблизи старинного замка, который так дорог тебе.
Дневник Поэта 181
Благодать неизбежная — это просто-напросто неминуемая последова-
тельность явлений, вечных законов и событий, или, иначе говоря, Судьба.
Уклониться от нее невозможно. Действенная благодать никогда не проти-
востоит судьбе. Личная благодать самонадеянна — весьма самонадеянна,
потому что душа сопротивляется; эту благодать нельзя рассматривать как
милость, привилегию.
фамильные портреты. — Напрасно я пытаюсь выдумать что-нибудь
столь же прекрасное, как те характеры, примеры коих нахожу в собственной
семье. Г-н де Бароден, его сын, моя мать и тетка.
Я напишу их историю, вернее, их воспоминания, и я привлеку к ним вос-
хищение, какого они заслуживают. Я заметил, что невольно набрасываю
профили моих родных, которые выстраивались у меня в памяти и мысль о
которых, помимо моего желания, стремилась на мою бумагу и на кончик пе-
ра, невольно их запечатлевавший.
мен-жиро, исторический роман. — Из пергамента, отыскавшегося в
семейных бумагах, я сделаю исторический роман.
Таким весьма благородным способом я увеличу ценность этой бедной
земли.
Местом действия будут мои земли и замок Мен-Жиро с руинами Бланза-
ка.
Время — 1679 год. Эпоха Людовика XIV.
В 1680 году. Сожгли Бренвилье.
В 1679-м умирает старый кардинал де Рец.25
В 1670-м. Путешествие в Дувр герцогини Портсмутской.
деревня. Визит в Париже — усталость самое большее на час. А сулит он
беседу, в основе которой — легкий интерес, овеянный остроумием. В дерев-
не визит — это усталость на целый день. Это тягостная, дурацкая беседа, с
которой тут же совлекается ее толстая корка, и скуку этой беседы может вы-
нести только тот, кто уже вконец отупел.
ЭЛОА. ЛЮЦИФЕР. — За столетия, что протекли после падения Элоа, Лю-
цифер не смел к ней приблизиться.
И невидимая сила держала его в отдалении от нее...
Внезапно она вознеслась к Богу и оттуда заговорила с ним, зовя его под-
няться.
— Приди, — сказала она, — приди. Несчастна тварь, обреченная мыс-
лить.
Приди, мы отдохнем.
Ад — это мысль, это созерцание себя самих и природы.
Смутное чувство станет нашей сущностью. Приди.
И они укрылись в сердце Иисуса. В священном сердце.
182 Альфред де Виньи
16 октября.
Однажды я сказал Шарлю Нодье,26 что, по моему убеждению, начиная
роман, Вальтер Скотт не знал, чем он его закончит. Нодье не решался мне
поверить, хотя и считал, что композиция в его романах весьма слаба.
Нынче эта истина признана публично благодаря неловкости зятя Валь-
тера Скотта, опубликовавшего его дневник; я прочел там нижеследующее:
«Вчера закончил второй том „Вудстока", а нынче утром начал третий.
Покамест, признаться, ни малейшего понятия не имею ни о катастрофе, ни о
том, как я к ней подведу.
Это напоминает мне время, когда я был маленьким и мог заблудиться в
незнакомом кантоне.
То же самое, когда я пишу. Никогда я не мог наметить план. А если пы-
тался, то потом не в силах был ему следовать. Сочиняя, без конца все менял,
одни части растягивал, другие вычеркивал, а что до героев, то степень их
важности для моей драмы зависела всегда не от изначального замысла сочи-
нения, а просто-напросто от успеха, легкости, удовольствия, с которыми
мне удавалось их лепить».
За исключением «Кенилворта». О нем милейший человек забыл. Это
единственный его роман, замысел которого упорядочен.
Он чувствует, что роман — это драма.
Все это сводится к словам: бумага все стерпит. Если бы В. Скотт писал
для театра, он бы на печальном опыте узнал, что собрание людей, не имею-
щих возможности прервать отступления или неудачные сцены, желает чет-
кого плана.
Искусство преувеличивает и должно преувеличивать, как страсть.
30 октября. Среда.
Прекрасно. Ночью написал поэму «Смерть волка».
31 октября.
Работал. Поэма «Смерть волка».
ЕВА. Письмо XI.
Я мог бы ее смутить всякими уловками и возбудить в ней любовь, прилюд-
но кокетничая с другими. Герцогиня де X. явно делала мне достаточно аван-
сов, с помощью которых мне нетрудно было бы вселить в Еву беспокойство.
Но я бы никогда так не поступил. Это бы причинило ей боль. Иногда у меня
возникает такое искушение {зачеркнуто), и я выбираю женщину, которой
предназначаю роль ее мнимой соперницы. Но едва я с ней заговариваю, мне
представляется, будто каждое нежное словцо, произнесенное мною, — это кап-
Дневник Поэта 183
ля яду, которую я вливаю в бокал Евы. Я думаю, что я ее убиваю, и останавли-
ваюсь. Заставить ее провести ночь в слезах, целую ночь, длинную, бесконечную
ночь! Бедная моя крошка! исторгнуть у нее слезы... Как это было бы несправед-
ливо! И зачем? Чтобы придать себе цену в ее глазах, чтобы ее помучить! Пус-
кать в ход эту пытку, чтобы она обратила на меня внимание! Как это было бы
унизительно — и как ясно означало бы, что я сознаю себя ничтожеством!
Письмо ХЫ
Ева приводит меня в отчаяние. Едва он входит, она почитает своим дол-
гом принять беспечный, легкомысленный, небрежный вид, рассуждать о
всем известных и слишком громких любовных историях как о презренных
интригах. Всем этим она хочет успокоить мужа и воображает, что если не
убедит в своей невиновности, то по крайней мере хоть умиротворит его, до-
казав, что презирает любовь и заблуждение. И все это с полнейшим хладно-
кровием. С ледяным хладнокровием.
Нынче утром, только что из ее объятий, я вздумал ни с того ни с сего ее
навестить. Она уже сидела в гостиной. Я застал там еще одну женщину. Не-
сколько мгновений продолжался комедийный диалог, а потом я почувство-
вал, что больше не выдержу, и ушел.
Нынче вечером она сказала, что я держался с ней весьма холодно. Мож-
но было подумать, что я ее не люблю. Но разве я мог не замкнуть любовь в
сердце, не притушить или не потупить взор? Она сама напускает на себя хо-
лодность и меня принуждает к тому же. Ее маска веселая, моя серьезная. Но
обе — ледяные. Ах, свет! свет!
Письмо СП
За семь лет она завладела моей душой безраздельно. Она выпила всю
мою кровь, как вампир. Свои понятия она почерпнула из мыслей, родив-
шихся в моей душе, чувства — в биении моего сердца, а поскольку все это
было для нее слишком велико и слишком сильно, то ей не удавалось сохра-
нить то, что было создано не ею, и она раздавала, разбрасывала направо и
налево эти мысли, ей не принадлежавшие. Сама неискренняя, она не верит в
чужую искренность. Углубиться в свое сердце, окунуться в свою душу, пре-
жде чем говорить с любимым человеком, — это искусство ей неведомо, и
она в нем не нуждается.
Нет, позировать перед первым встречным. Нет, выбрать себе роль и иг-
рать ее с изумительным двуличием — вот ее жизнь.
Письмо СШ
Имеется некая женщина, которая устраивает своему любовнику ссору за
ссорой, и ссоры эти, постоянно возобновляясь, превращаются в своего рода
судебное разбирательство. Документы этого разбирательства — упреки, ос-
корбления, подозрения, которые она пускает в ход и обновляет при каждом
184 Альфред де Виньи
приступе дурного настроения и при каждом неудовольствии. Эта отврати-
тельная привычка возбуждает ей нервы и повергает ее в припадки самой на-
стоящей болезни — в конце концов она вообразила, что он ее преследует, и
как только он к ней входит, в ее тоне и поведении появляется враждебность.
В своих резкостях она доходит до дерзости, ищет повода высказать ему уп-
реки и колкости. Он удивляется такому приему, сперва становится холоден,
потом печален и угрюм, ее это раздражает. Тогда он призывает на помощь
остроумие, разглагольствует, смешит. Она вновь раздражается и говорит,
что своей напускной веселостью он обижает ее. Он хочет уйти, но тут она ос-
тается с ним наедине, бросается перед ним на колени, как перед божеством,
и плачет у его ног.
Ее дружба опасна для мужчин. Иной раз ею овладевают внезапные по-
рывы, напоминающие дружбу и самопожертвование. Но душу у ней имити-
руют нервы, голова у ней притворяется сердцем. Послушайте ее и подойдите
к ней ближе — вскоре вы почувствуете, что она играла вами и что хотела она
только одного: вырвать у вас более пылкие похвалы, более страстные руко-
плескания. Никакой другой цели ее непристойные подстрекательства не
имели. Она заставляет вас гореть в этом пламени, повинуясь только холод-
ному расчету, а если вы станете ей не нужны, очень скоро обнаружится, что
ей скучно вас видеть и лень вам писать. Когда вы при ней, она будет пытать-
ся вас прогнать, когда вы далеко, она не станет отвечать на ваши письма, не
вспомнит о вашем существовании, а если вы умрете, не проронит ни слова
сожаления и даже бровью не поведет.
Ноябрь.
В Мен-Жиро. Только с поэтами случаются такие вещи. Мои отцы люби-
ли этот феодальный замок. Это маленькая крепость, окруженная дубовыми,
вязовыми, ясеневыми лесами и зелеными лугами, которые орошают родни-
ки и чистые источники. Феодальные доходы и сеньориальные привилегии
придавали поместью большую ценность и позволяли сохранять земли в пер-
возданной нетронутости. Владельцы прогуливались под сенью лесов и по
берегам вод; доход поступал сам собой. Наступает Революция, все доходы
изымаются. В итоге мне достались огромные строения и большой парк, ко-
торые надо поддерживать, а также лес, который у меня недостает духу выру-
бать, потому что большие деревья похожи на старых родственников, и их
отсутствие лишило бы поместье всякого очарования.
Хотя все это в сущности ничего не приносит, все же есть и утешение: ог-
ромные налоги, которые приходится платить, дают мне право быть депута-
том. Между тем именно этого-то я и не хочу. Моя душа вечно вступает в
противоречия с моей судьбой. Так написано мне на роду.
Эти земли — что-то вроде коня, которого я кормлю дорогостоящим ов-
сом, а сажусь на него раз в семь лет.
Дневник Поэта 185
7 ноября. Среда.
Получил известие о гибели моего тестя.
Я скрываю от Лидии это известие, опасаясь, как бы она не захворала
здесь, где не найти ни помощи, ни врача. Вы спите, бедное дитя, а я тем вре-
менем терзаюсь смертельной тревогой за ваше будущее. Судьба поклялась
препятствовать моей работе. Стоит мне голову приклонить, как она трясет
меня за плечо, и заставляет страдать, и гонит из дому. Я вечно пребываю в
изнурительной борьбе с жизнью. Жизнь утомляет меня и ни в чем не прино-
сит радости; всего-то два месяца смотрел я, как весела бывает Лидия, спо-
койно возвращаясь из деревни. Но не тут-то было — меня настигает обру-
шившееся на нее горе. Я оттягиваю удар, который рано или поздно придет-
ся все же ей нанести. Всю ночь меня била нервная дрожь и трепала
лихорадка. Милая Лидия, единственный мой друг, ваш покой, ваш сон над-
рывает мне сердце.
1839
НИЩЕТА. — Да, говорит Стелло, ненавижу ее, ненавижу нищету, и не
потому, что это лишения, но потому, что это грязь. Если бы нищета была
то, что изобразил Давид в «Горациях»,1 холодный каменный дом, совер-
шенно пустой, из всей мебели — два соломенных стула, голые доски вме-
сто постели, в углу — плуг, деревянная чашка, из которой пьют чистую во-
ду, и ломоть хлеба, отрезанный грубым ножом, я благословил бы эту ни-
щету, потому что я стоик; но когда нищета — это чердак с кроватью за
грязной занавеской, дети в ивовых колыбельках, суп на плите и масло в бу-
мажке прямо на простыне, — кажется, мне милее были бы гроб и кладби-
ще.
ТЕМРЬЕ-ВАЯ. — В черном Сити, близ Тетр1е-Ваг, есть серый кирпичный
дом. Там объявился старый негодяй, рассказывающий с добродушным ви-
дом:
— Я честный португальский купец. Я люблю путешествовать. Однаж-
ды был я у Мехмет-Али-Паши2 в Каире. Он мне сказал: «Пойдем смотреть
охоту на человека». И мы пошли с египетскими колоннами. Черные нас не
ждали. Мы захватили их пять тысяч. Они думали, что раны от пуль — про-
сто царапины, и натирали их землей. Но потом они от этих ран умирали, и
это их ужасно удивляло, а мы здорово смеялись. Паша подарил мне пятьсот
негров. Я честный португальский купец, позвольте отрекомендоваться: дом
Лоренцо и К°. Отплыл я со своими неграми на «Клеманс», они все ехали
стоймя в трюме корабля. В погоню за мной пустился английский корабль;
186 Альфред де Виньи
я сбросил в море двадцать бочек; в каждой было по два негра, скованных
между собой. Англичане, как дураки, останавливались и спасали их и оста-
вались в дураках, потому что я экономил: сковывал хорошего негра с пло-
хим, живого с мертвым. И пока англичане забавлялись тем, что их спасали,
я уплывал от них все дальше. Выпал туман, и половину я довез до Гаваны
живьем. Тамошним испанцам в здравом смысле не откажешь, хоть они и ка-
толики: знают, что мужчина растет двадцать лет. И любят только ра-
бов-мужчин, уже взрослых. Слишком я добрый, только потому и довез не
больше половины. Я, господа, честный купец. Да, право слово, слишком уж
я добрый. Разрешал время от времени выводить их на палубу. А эти воры
бросались в море и тонули, лишь бы оставить меня без барыша. Но все-таки
две сотни я продал, не считая мамаш. Сколотил честный капиталец. Дал сы-
ну несколько миллионов, он купил на них во Франции прекрасные земли,
его балами не гнушаются две принцессы. Куда уж лучше. Прекрасная стра-
на, там в почете только золото. Моя невестка, ежели пожелает, научится пи-
сать, и писатели будут исправлять ей ошибки. Так что вы уж застрахуйте
мне мое торговое дело, а потом напишете речь против векселей и за тамо-
женные сборы.
Адвокат застраховал корабль и отбыл в парламент, где говорил об от-
мене рабства, чем вызвал трепет у всех присутствующих и исторг слезы у
двух добросердечных квакерш.
Ах, адские столицы, Париж и Лондон, вы — две куртизанки, раззоло-
ченные куртизанки; вы прикидываетесь скромницами, опускаете очи долу и
являетесь за прилавком, который накрываете зеленым сукном и называете
«трибуной».
Вы вздымаете ввысь золотые весы правосудия, но в рукавах у вас —
фальшивые гирьки, которые вы подбрасываете на чашу весов.
Теперь же надежда только на то, что сын этого человека рано или позд-
но возьмет его за плечи, вышвырнет за дверь, разорит, сунет в больницу, от-
куда он, когда начнет поправляться, выйдет еще в лихорадке, раздетый и ра-
зутый, и испустит дух прямо на улице.
Только тогда чувство справедливости, живущее в нашей совести, то чув-
ство, что рождается и умирает вместе с нами, будет удовлетворено.
АНГЛИЯ. — Силу и единство этой нации составляет то, что каждый при-
надлежащий к ней человек смотрит на себя как на политика. Каждый граж-
данин рассуждает и действует в духе политики, которую проводит Англия.
Не следует ли сказать в этом месте, подобно Шекспиру:
...возвышенные души
Страдают чаще от измены женской,
Чем низменная чернь. Сия судьба
Так неизбежна, как закон... как смерть...
Дневник Поэта 187
или как дивная, я даже почти готов сказать — святая, Элоиза3 выразилась в
одном из своих страстных богословских споров: О зшшпат т У1гоз зиттоз
е1 соп5ие1ат Гаеттагит регшает?*
право первородства. — Право первородства в силу странного проти-
воречия оказывается в Англии источником равенства. Пэрство здесь не
ранг, а передающееся по наследству судейское звание. Но поскольку наслед-
ство передается только от старшего к старшему, остальные сыновья попол-
няют собой сословие купцов или трудящийся класс.
Лондон.
Массы хотят того же, чего и всякий человек: наслаждаться жизнью, не
работая.**
Законодатель не в силах удовлетворить эту потребность, этот инстинкт.
Зависть к тому, кто родился богатым и праздным, всегда будет демократи-
ческим чувством; раздавить богача всегда будет желанием бедняка, клеве-
тать на богача всегда будет для него удовольствием, грабить богача — тор-
жеством. Законы, призванные облегчить труд и справедливо делить зара-
ботную плату, — дело хорошее, но, как их ни совершенствуй, они никогда
не станут совершенны настолько, чтобы трудящийся перестал жаловаться.
Его жалобы не иссякнут никогда. Христианская надежда, надежда на бла-
женство в лучшем мире, была лучшим бальзамом на раны трудящегося, хво-
рого и обиженного, потому что нет лекарства от вечной усталости, от неис-
целимой хвори, от безутешного горя.
Но куда подевалась в наши дни христианская надежда? Ее утратил даже
аббат. Служить массам — это только слово и предлог для честолюбивых по-
литиков нашего времени.
ОПИУМ, стихотворение. — Все мы в нравственном смысле — курители
опиума. Мы опьяняемся ложными верованиями, бесстрастно воспламеня-
емся, но стоит рассеяться дыму, как в глазах у нас проясняется, мы видим
свое ничтожество и на нас снова нападает скука.
Недавно китайский император под страхом позорных истязаний запре-
тил опиум. Напрасно он это сделал: те люди смиренно уходили от ощуще-
ния жизни, и это им нравилось.
Античность — вне современного закона в силу рабовладения.
* О наибольшая в мужах наибольших и привычная пагуба женщин! (лат.). — Перевод Е. Раби-
нович.
** Во Франции: нахально наслаждаться жизнью, не работая. — Примеч. А. де Виньи.
188 Альфред де Виньи
18 февраля.
ДОКТОР ШТРАУС.4 — Вот поразительный факт, из которого видно, что
христианство в Европе умирает, особенно в протестантских странах.
В Цюрихском университете был избран большинством в тринадцать го-
лосов из пятнадцати, поданных профессорами богословия, доктор Штраус.
Это глубоко возмутило всю Германию. Штраус отрицал божествен-
ность Иисуса Христа и даже его историческое существование.
Итак, самый богословский народ начинает отрицать христианство.
{Примечание: Штраус был вынужден отказаться от кафедры в Цюрихе).
ДОКТОР ШТРАУС. — Доктор Штраус произвел над Новым Заветом ту же
работу, что Спиноза5 над Ветхим.
Это — нелегкое судебное разбирательство, направленное на отрицание
божественной природы и исторической истины.
Цель его в том, чтобы низвести христианство до уровня мифа6 и до со-
стояния легенды, исходя из того различия, что миф полезно сохранить, ибо
он может пригодиться в качестве философской мифологии.
19 февраля.
Решительно, бумага не приносит счастья, говорит Стелло. Я перенес на
нее все, что можно обнародовать, — стихи, книги, театральные пьесы, но ве-
селее от этого мне не стало.
БАЙРОН. — Когда пал Наполеон, поэт набросил на плечи свой плащ пэра
и вошел во дворец по соседству с Вестминстерским.
Облаченный в пурпур канцлер сидел на своем мешке с шерстью. Поэт
вслушался и услыхал одни банальности. Он сразу понял, что его место не
здесь. Он не снизошел до того, чтобы остаться в этой комнате, полной вель-
можных адвокатов, и ушел прочь.
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ, ТРАКТАТ АЛЬФРЕДА ДЕ ВИНЬИ. — Эту КНИ-
гу следует написать по образцу «Государя» Макиавелли.7
Исследовать условия, необходимые для формирования государственно-
го деятеля, и доказать, что хорошо подвешенный язык, искусство извлекать
выводы и изрекать парадоксы еще не делают государственного деятеля:
нужна надежная совесть и неподкупность в любых испытаниях, обеспечен-
ная праведной жизнью.
ШРЬОЯА расе. — О каком мире ты молишь? О том, что царит в могиле?
Пламенный республиканец с длинными белокурыми волосами не молил о
нем; но он говорил — и подписывался страшным именем Сен-Жюста,8 —
что революционер обретает мир только в могиле.
Дневник Поэта 189
По крайней мере, обрела ли ты его? А если нет? Что, если могила твоя
пылала, как пылала твоя жизнь, что, если и там, покуда не истлела вся твоя
плоть, ты слышала рычание чудовищ, тебя пожиравших? Что, если душа
твоя целую вечность слышала стенания природы?
Бедная женщина! Бедная женщина! Что ты содеяла, что выстрадала,
чтобы говорить такое, и чья рука начертала на твоей могиле вопль твоей
жизни?
И почему сам я вспоминаю эти слова с тех пор, как вычитал их в письмах
дивного путешественника, повстречавшего твою могилу?
Все потому, что я слышу, как сердце мое, запертое в груди, как в могиле,
подобно тебе, молит о мире.
СОФИЯ, ДЖЕЙН в НОРВИЧЕ. — Две юные сестры. И та и другая — ослепи-
тельно белокожие. У старшей невообразимо пышные длинные локоны, вос-
хитительно белокурые, с огненным отливом — в жизни таких не видел. Вы-
сокая, гибкая, грациозная в каждом движении. Другая в платье с огромным
вырезом — больше, чем во Франции носят на балу. Плечи и лебединая шея
то и дело краснеют, когда она начинает говорить, и эти красные пятна появ-
ляются и исчезают, а лицо остается бледным.
Они не знают ни слова по-французски и попросили меня записать им в
альбом французские стихи. Вот что я для них сочинил:
Как пара лебедей, блистая белизною,
Вы, сестры милые, явились предо мною
Скользя по озеру блаженных ваших лет.
Вотще французский стих, замысля ваш портрет,
Его воссоздает с любовью неземною:
Для вас он — что для птиц зеркальный водоем:
Скользите по нему, себя не видя в нем!
7 апреля.
Такие сочинения, как мои, чрезвычайно трудны. С давних пор у меня
в голове жил замысел этого стихотворения, но его план меня не удовлетво-
рял. Во время путешествия, проезжая Тур, я в декабре месяце записал на по-
стоялом дворе прозаический набросок, в котором чувствовалась энергия.
Нацарапал карандашом и забыл в бумажнике. Как-то раз в Лондоне я гля-
нул на него, как художник глядит на набросок другого художника, оценил
как произведение искусства, одобрил и разрешил себе писать по нему карти-
ну. А здесь я вчера взял холст и в два дня ее написал. Недурной способ рабо-
тать.
Когда из сердца человеческого вырывается невольный вопль, этот вопль
священен.
190 Альфред де Виньи
О книгопечатании. — У древних было пред нами то преимущество,
что они не знали книгопечатания.
Это покажется странным, но я убежден: невежество, неблагоприятное для
скорости распространения идей и для их сохранения, благоприятствовало
чистоте вкуса и разнообразию шедевров. Платон где-то говорит, что пять раз
переписал своей рукой речи Демосфена.9 Таким образом, у поэта или велико-
го писателя волей-неволей существовали внимательные и прилежные читате-
ли, желавшие тщательно изучить и понять малейшую подробность в красо-
тах стиля. Эти читатели выбирали самые прекрасные вещи и размножали их.
Эти пчелы садились только на прекраснейшие цветы; все остальное пребыва-
ло в небрежении, и я не слишком высокого мнения о том, что до нас не дошло.
Отбор, который производили читатели, и их решимость переписывать
только лучшее — все это, видимо, помогало поэтам и вынуждало их оставлять
только шедевры, поскольку переписывали только то, что любили. По-видимо-
му, то, что у читателей был столь тонкий и чистый вкус, привило им привычку
к смелости в суждениях и строгости, а также чутье к цельности произведения.
Вергилий, быть может, сочинял сатиры; это позволяет предположить его 8гс
уоз поп уоЫз.* Ювенал10 наверняка порой предавался радостям сочинения лю-
бовных стихов и идиллий; но читатели обратили внимание у первого только на
«Эклоги» и «Георгики» и, вопреки ему самому, на «Энеиду», в его глазах несо-
вершенную, а у второго — только на сатиры; чистота облика Вергилия и жест-
кая суровость Ювенала оказались бы нарушены мешаниной.
Тот отбор, что совершали в древности читатели-переписчики, мы долж-
ны теперь производить сами.
Теперь читатели больше не могут отбирать; им приходится читать все, и
одними и теми же литерами набирают первых писателей и последних, тех,
что творят искусство, и тех, что творят спекуляции. Было бы справедливо
навести в этом хоть немного порядка. Если, для того чтобы чистить самим
себя, требуется чересчур много отваги, вспомним, что Платон до своих фи-
лософских сочинений писал трагедии и сжег их, предпочитая лучше остать-
ся единым и великим, чем двояким и усеченным.
(Проект драмы «Книгопечатание» показал бы «оскорбление, размно-
женное типографским станком»). Мать оскорбленного убивает оскорбите-
ля, а король ее оправдывает, подтверждая тем справедливость своей верхов-
ной власти.
3 марта.
Посмотреть в «ААепешп»,11 был ли год 356 до Р. X. — тот, когда родил-
ся Александр и когда Герострат поджег эфесский храм,12 — годом Платона.
* Вот так вы трудитесь, но не для себя (лат.). Сокращенная цитата из Вергилия, вошедшая
в пословицу, означающую, что награду за труд получает не тот, кто трудится, а другой. — Примеч.
перевод.
Дневник Поэта 191
правления. — Кардинал Дюбуа сочинил доклад, в котором утверждал,
что преимущество абсолютизма состояло в подавлении чересчур дерзновен-
ных страстей и воль, которые что ни день возникают в среде правителей.
Но конституционное правление — испарения этих воль, преображенных
трибуной и прессой и ставших идеями.
Напрасно Лемерсье13 использовал аллегорическую форму Аристофана в
первой части «Пангипокризиады»; теперь можно сказать все в двадцати га-
зетах.
газеты. — Парижский буржуа — король, к постели которого, что ни ут-
ро, является любезник, льстец, рассказывающий ему десятки историй. Он
ничуть не обязан угощать гостя завтраком, он обрывает его, когда захочет,
а когда вздумается, дает ему слово; этот послушный друг тем более ему мил,
что он — зеркало его души и всякий день высказывает ему его собственное
мнение в несколько более удачных выражениях, чем он сделал бы это сам;
отнимите у него этого друга — ему покажется, что мир остановился; этот
друг, этот оракул, этот вовсе не разорительный паразит — его газета.
8 июня.
бей ль.14 — «Пармская обитель», книга без глубокой идеи, но полная
тончайших наблюдений над миром дипломатии.
Герцогиня де Сан-Северино дает племяннику весьма любопытные сове-
ты насчет религиозного лицемерия.
«Верь или не верь тому, что будут тебе преподавать (в богословии), но
никогда не делай замечаний. Вообрази, что тебя учат играть в вист».
«Государи желают видеть только маски, а притязают на суждения о цве-
те лица».
Портреты проницательны и верны оригиналам; но эта живопись изо-
бражает слишком низменный и отвратительный в своем трусливом лицеме-
рии мир.
Тетка, говорящая племяннику: «Этот человек помешан на том, что все
должны его любить, поцелуй ему руку», вызывает у меня тошноту.
В ненависти они хитры и жестоки.
ПОЭТЫ. — В объективных эпических и драматических поэтах, таких как
Гомер, Шекспир, Данте, Мольер, Корнель, больше силы, достоинства и ве-
личия, чем в поэтах субъективных, или элегических, живописующих себя и
сетующих на свои тайные муки, как Петрарка и прочие.
Если бы речь шла только о том, чтобы тронуть женщин своей участью и
разжалобить, чтобы добиться уступчивости, в этом не было бы большого
преступления, но читающая публика состоит из людей обоего пола, и пы-
192 Альфред де Виньи
таться растрогать насмешливых мужчин, своих прирожденных недругов и
соперников, — занятие весьма пошлое. Не нужно признаваться им в своих
страданиях. Так оно достойнее.
14 августа.
О продолжительности жизни. — Каждый из нас искренне верит в то,
что другие могут умереть внезапно. Вместе с тем каждый из нас в глубине
души Мафусаил.15 Мы безусловно чувствуем себя юнцами, которым впору
прожить хоть сто лет.
ДВЕ литературы. — Вполне возможно, что существуют только две лите-
ратуры — зрительная, для чтения, и слуховая, для пения. Мы читаем глаза-
ми, одни, у себя в кабинете, роман, длинную историю, научную книгу, мета-
физику и т. д. — то, что было бы невыносимо слушать; мы слушаем поэзию,
трагедию, речи риториков или проповедников.
Зрительную литературу подарило нам книгопечатание, древние знали
только слуховую.
литературные роли. Шатобриан, Ламартин16 и Делавинь17 всегда при-
кидывались больными, когда дело касалось того, чтобы что-нибудь опуб-
ликовать. Укрыть свою книгу в сень общественной жалости — политика по-
прошайки!
Юлиан,18 пытаясь без истинной веры оживить эллинизм и язычество, ус-
корил его падение. Простые люди ясно увидели в этом расчет, им стало
обидно, что ученое общество принимает их за простаков; они еще быстрей
отошли от греческой идолопоклоннической религии. Его глубокой любви к
прекрасному и к добродетели оказалось недостаточно, потому что ни то ни
другое никогда не спасут толпу от нее самой. Она устала от своих пенатов,
ей понадобились другие.
ЧТО ТАКОЕ ДАФНА?
Ночь была безмолвна, и сон не тяготил более глаза Стелло. Он расхажи-
вал по комнате, возбужденный работой мысли, работой яростной, удесяте-
ренной сновидениями. Ему чудилось, что перед собой он видит печальные
лица Жильбера, Чаттертона и Андре Шенье,19 и в его ушах еще сладостно
звучал твердый и непреклонный голос Черного Доктора. Неумолимый сплин
то и дело взметал вокруг его головы легионы зловещих мыслей, которые сам
он горестно описал во время своего первого приступа. Однако, покоряясь
зловещему резонеру, он смирился и задушил в себе, добровольно и без нытья,
желание поэта влиять на людское сообщество. Теперь он искал в беспредель-
ности точку опоры, за которую могли бы уцепиться его вечно блуждающие
мысли. Неизгладимая печаль побуждала его искать повсюду человека,
Дневник Поэта 193
столь же печального, как он сам, и, полагая, что память о величайших горе-
стях земных умерит его собственные горести, он задумался о народе, рассе-
янном по всей земле, лучше всех постигшем печаль жизни, — о евреях...
Стоику удается жить, как жабе в камне.
ОНЕИДА, стихотворение. — Подзаголовок: «Материнское лоно».
«Да погибнет мир, если моему сыну не суждено владеть в нем всем тем,
чем я владею!».
Август.
Внимание — это яд, а противоядие к нему — рассеянность.
14 сентября.
цюрихская революция. — В Лондоне 18 февраля я обратил внимание
на странное назначение д-ра Штрауса в Цюрихский университет. Это на-
значение вызвало такое негодование, что пятнадцать тысяч крестьян подня-
ли революцию, взяли арсенал и низложили Совет. Большинство — протес-
танты и последователи Цвингли,20 а не католики, если верить газетам. Так
вступила в свои права суверенность народа, и действия его оказались кон-
сервативными.
ГЛУХОНЕМЫЕ. — Видел глухонемых.21 Ухоженные, воспитанные. Маль-
чиков больше, чем девочек. Около ста восьмидесяти учеников. Во Франции
двадцать две тысячи глухонемых; всего одна тысяча воспитывается в Пари-
же, Бордо и еще в нескольких учреждениях. Значит, остальные обречены
прислуживать, или нищенствовать, или жить, как дикие звери или как вьюч-
ные животные в бедных деревнях.
Надо об этом сказать в Палате самому или через друзей.
Поискать средства помочь делу. Возможно, потребовать, чтобы каждая
коммуна платила половинную стипендию в пользу родившихся там глухо-
немых детей.
19 сентября.
Пошлые умы забывают из своих дальних странствий все, кроме несчаст-
ных случаев, поразивших их слабую память страхом. Они точно малые дети:
помнят, что упали, а больше ничего.
ФРАНЦИЯ. — Наша нация легкомысленна и насмешлива. Она не желает
оставить в покое ничего, что превышает общий уровень.
7 Альфред де Виньи
194 Альфред де Виньи
Сент-Бёв:22 человек, наделенный вкусом, ставший поэтом из-за того, что
обладал вкусом к поэзии.
27 октября.
Мне нравится только высший свет, но он быстро меня утомляет.
Я смотрел Шекспира, и когда Ариэль23 запел и улетел прочь, мне почу-
дилось, будто я слышу, как прощается с нами душа Шекспира, покидая те-
атр, и картонные размалеванные гроты, и неблагодарную публику, чтобы
грезить и петь над морскими водорослями.
Шекспир мог бы, как Байрон,24 говорить о каждом новом поколении:
«Неблагодарная публика, которую я возвысил!».
Чаттертон — это было просто имя, и я намеренно отстранил точные
факты его жизни и взял только то, что превращает ее в достойный вечной
памяти пример благородной нищеты.
ламенне.25 — Он виноват не в том, что ищет истину, а в том, что утвер-
ждает истину, еще не найдя ее.
БЕТХОВЕН. — Глухой Бетховен бродил за городом. Однажды вечером в
отчаянии он слушал внутри себя аккорды, которые никогда не суждено бы-
ло уловить его уху. Внезапно его слуха коснулся и достиг голос пастуха. Он
услышал. Он упал на колени, поверив, что слух вернулся к нему, но встал он
с колен глухим.
Неумолимое Божество смеется над нами.
Быть может, и созидательные силы его не были бы столь могучи, если бы
его отвлекали ощущения.
Если молодых людей ободряют, это не приносит им вреда; когда их ли-
шают веры в себя, это может их убить: вот что хотел сказать эксплуататорам
Чаттертон.
Люди, которые отворачиваются от религиозных вопросов, опасаясь об-
наружить, что священная истина была на самом деле сказочкой, — это боль-
ные, которые не хотят идти к врачу, боясь узнать, как называется их бо-
лезнь. Из-за этого страха они не исцеляются.
О БРЕННОСТИ литературы. — Единственная истинная цель, к которой
приходит разум, проникая в глубину любой перспективы, — это бренность
всего земного. Слава, любовь, счастье — ничто не бывает полно. Итак, что-
бы записать мысли на какую бы то ни было тему и в какой-нибудь форме,
мы принуждены с самого начала лгать самим себе, воображая, будто не-
что существует, и сотворяя призрак, с тем чтобы затем поклоняться ему или
Дневник Поэта 195
осквернять его, возвеличивать или разрушать. А значит, мы — вечные Дон
Кихоты, причем у нас меньше оправданий, чем у героя Сервантеса, ибо нам
известно, что наши великаны на самом деле — мельницы, и мы опьяняемся,
чтобы видеть в них великанов.
8 ноября.
Итак, сдержанность и достоинство способны возвысить человека, и ко-
гда капля таланта привлекает к нему всеобщее внимание, приносят ему дос-
таточно высокое положение.
Баварский посланник приехал просить меня замолвить за пего словцо его
принцу, поскольку ему грозит назначение в Россию, и это его пугает. К по-
следнему письму я добавил постскриптум в его пользу.
Голова человека — как магнит: чем ее сильнее зарядить, тем в ней боль-
ше силы.
Чтобы занять матушку, я перед ней приводил в движение свой ра-
зум, как юлу, пересказывая ей смешные мысли и описывая забавные совпа-
дения, которые вызывали у ней смех. Но внезапно она смолкала и говорила
мне:
«Ты притворяешься веселым и счастливым, а на самом деле тебе не до
смеха, ты притворяешься по доброте душевной, я-то знаю, меня не прове-
дешь!».
Материнское сердце никогда не ошибается; ребенок, плоть от плоти ее,
ничего не может скрыть от той, что произвела его на свет.
О СЕРДЦЕ. — Говоря в моральном плане, сердце существует на самом де-
ле. Мы чувствуем, как оно содрогается от радости и от горя; но это темная
комната, а свет — голова. Память и мысль озаряют эту темноту, и тогда де-
лаются видны чувства. Без участия головы они гаснут. Умалишенные пере-
стают любить или не чувствуют, что любят. Иногда они обрушивают нена-
висть на тех, кого любят.
Война за независимость длилась восемь лет. Важная сцена: в типогра-
фии.
Наборщик, размышляющий над своими литерами.
Эта свинцовая литера — самый тонкий яд, какой только может посту-
пить в кровеносные сосуды общества. И я говорю вам: если бы каждый из
нас поразмыслил над тем, что делает, мы бы трепетали, выставляя их в отве-
денные им ячейки, и т. д.
Вбегает Том, умоляет, чтобы не печатали его памфлет, и уходит
прочь.
196 Альфред де Виньи
1840
6 января.
О некоторых людях. — Аббату Лакордеру1 недостает учености. Он те-
перь учится у доминиканцев в Италии. В Риме доминиканцы или проповед-
ники — орден самый многочисленный и самый влиятельный. Не случайно
кардиналов экзаменует доминиканец. Орден этот одновременно общедос-
тупен и аристократичен, за счет чего он был силен в Испании. Капуцины
или францисканцы воистину сама демократия. Невежественный крестьянин
шел в капуцины и незамедлительно получал право пытать вопросами сво-
его господина.
Равиньян,2 с которым я был вместе в коллеже у г-на Икса, сейчас в Бор-
до, где он учреждает обитель иезуитов; их пятеро.
По поводу одной книги Хораса Уолпола.3 Начало весьма глубокомыс-
ленное, это рассуждение о том, что он именует литературными предрассуд-
ками, заставляющими вас почитать профанацией попытки по-новому
взглянуть на попирание святынь известным персонажем.
Париж, январь (?)
Между скукой покоя и необузданным буйством страстей, между летар-
гией и конвульсиями, присущими...
Отчего нет и тропинки...
Январь.
Ньютон утверждает, что земной шар обращается постепенно в сплош-
ные пески. Море с каждым годом отступает на четыре пяди.
изречение. — Ирландцы слывут изрядными острословами. Один из
них, преклонив в Риме колени перед изваянием Юпитера, сказал ему:
«О, Юпитер, если вернешься к влдсти, вспомни, прошу тебя, что в лихую
пору я от тебя не отступился».
О частной переписке. — Письмо в равной мере отражает того, кому
оно написано, и того, кто пишет; ибо помимо воли мы приспосабливаем
свой стиль к характеру адресата, прикидываем, чего он от нас ожидает.
19 февраля.
Из трех богословских добродетелей немало обладать и двумя. У меня
есть любовь и надежда, но нет веры. В этом весь человек нашего времени,
Дневник Поэта 197
прошедший сквозь сомнения. Надобно, чтобы «Вторая консультация» во-
брала в себя боль этого человека, Франсуа.
Франсуа — символ религиозного и морального умонастроения Фран-
ции. Он избегает прилежания и учебы и действовать предпочитает, когда не
находит, чем заняться.
ДАФНА. — Доктор: «Выпавшее вам отсутствие веры, что повергает вас в
такое отчаяние (отчаиваться из-за этого уже немало), у немца обернулось
бы пантеистическими мечтаниями — и только, у англичанина — сплином.
Здесь вы увидите, как с этим справится Франсуа».
Франсуа находит чересчур заурядным стать снова католиком; он почи-
тает глупым сделаться сен-симонистом или фурьеристом.4 Он решается пе-
ретасовать номера, затеяв политическую баталию.
Доктор предвидит это намерение и рассказывает ему о Феодосии,5 что-
бы отвратить его от власти. — Как этот мудрый муж рассчитывал таковым
и остаться, получив верховную власть, и как он поглупел и трепетал, чувст-
вуя себя столь же бестолковым, что и все остальные.
чаттертон.6 — Истинный вопрос в том, что каждое новое произведение
есть дебют. В этом беда словесности.
Время —документ, обеспечивающий право на пенсию на любом попри-
ще, но только не в литературе.
Сервантеса, когда он был при смерти, спросили, кого хотел он изобра-
зить в «Дон Кихоте». «Себя, — отвечал он. — Такова горькая участь вооб-
ражения и неуместной восторженности в обществе материалистичном и по-
шлом».
Я часто примечал, что мы несем в себе черты какого-то одного из воз-
растов нашей жизни. С ним никогда не расстаешься безвозвратно. Иной,
как Вольтер, кажется, с рождения был старцем. Иной, как Алкивиад,7 —
всегда ребенком. Поэтому, может быть, иной писатель увлекает людей,
принадлежащих к тому именно возрасту, в котором он, вероятно, задер-
жался.
религиозный ВОПРОС. — Чем мощнее ум, тем глубже увязает он в ката-
комбах сомнения, обуревающего людей. Паскаль8 в них заблудился, ибо
продвинулся дальше остальных.
Всякая религия убеждает в своей правоте только наполовину, ни одной
не обойтись без атеистов и скептиков. Однако свои сомнения мудрецы все-
гда прятали в глубине души и с уважением относились к социальному вы-
мыслу, повсеместно укоренившемуся и принятому подавляющим большин-
ством.
198 Альфред де Виньи
9 марта.
Возобновление «Чаттертона», не ставившегося с 1836 г. (Крики «браво»,
аплодисменты, одна женщина лишилась чувств!)
О РАСИНЕ. — Расин создал подлинно эпический театр. Воистину нужны
были бы полубоги, чтобы сыграть Гомера; равно как и героев, вышедших из
его плоти. Я видел Тальма9 в Ахилле, и он выглядел излишне тяжеловесным,
лишенным божественной грации. Ему бы пристали гибкий стан и небесная
нагота рожденных богами, нагота «Ахилла» Флаксмана10 и стройного «Ро-
мула» Давида,11 бросающего свое копье с презрительною улыбкой. Древ-
ние, сознававшие это, делали актера выше ростом за счет котурнов и застав-
ляли его голос звучать мощнее за счет маски, а Софокла, Эсхила, Еврипида
играли только однажды. Их всегда пели рапсоды, подобные Гомеру.
Монтень:12 Философия есть софистическая поэзия.
РОМУЛ. — Юноша, ступай по жизни, как прекрасный «Ромул» Давида.
Гордо распрямив плечи, в руке, занесенной над врагом, дротик, нога,
шагнувшая вперед, едва дожидается другую, спешащую уже сменить ее. Его
дивный профиль дерзко очерчен коричневым на лазури неба. Лоб его прям,
глаза смотрят перед собой, в угрожающей гримасе кривятся губы, как и
пристало выкормышу Волчицы.
ложные представления. — Вельможи: какие из них истинны; до чего
французы нетерпеливы и легкомысленны.
Пометка для истории. Просмотреть «ОагеПе ее Ргапсе»13 от 1 февраля
1840 года, о чести.
доктор. — Труд не есть ни летаргия, ни скука, ни судорога беспокойст-
ва.
фурье, оуэн и сен-Симон14 создали механизмы без двигателей. — Они
обратили гражданина в распутного монаха и сластолюбивого материали-
ста.
наброски поэмы. — мирный 1699 год. — Это был единственный год,
когда в мире не велись войны.
ЛЮДОВИК XIV. — Король и дворянство были двумя старинными любов-
никами, которых поссорили. Иногда они сходились, но прошлого не вер-
нешь — им суждено было оставаться в разлуке из-за интриганки-буржуа-
зии.
Дневник Поэта 199
О знать,
Не фавориткою — сумей мне другом стать!..*
людовик XIV. — Буржуа Кольбер,15 нанятый им на службу, неизменно
ставит дворян перед выбором: низостью или разорением. Они предпочита-
ют разорение, неизменно повторяя: этого я сделать не могу.
Я — вечный студент.
Написать историю дворянства, попытаться примирить нацию с поро-
дой, отмеченной частицей «де», и показать роль беспрестанного жертвова-
ния вплоть до 93 года.
Сознание скоротечности жизни породило желание беречь, передавая от
отца к сыну, честь прозвания. Порода в представлении людей заключает в се-
бе нечто столь мощное, столь выделяющееся среди толпы, что пришлось
дать ей имя, неизменно возрождающееся из пепла каждого поколения, дабы
родоначальника почитали из века в век.
Французы, вам надобно встряхнуться, а вы на немецкий манер называе-
те это потребностью в душевных переживаниях.
Драматизм, как и войну, любят за то, что в нем есть движение. Чистая
мысль не добивается успеха, ибо ее надобно изучать. Ее следует преподно-
сить в драматической пилюле. Душевные переживания вам ни к чему, вся-
кий намек на них вас (ирзб, вымарало) и повергает в уныние.
У Пруденция, поэта IV века, есть две строфы, в которых говорится, что в
Страстной день Ад берет передышку. Это, по-видимому, подсказало Н. Ле-
мерсье замысел его «Пангипокризиады».16
Вполне возможно, что Герострат в прошлом совершал преступления.17
12 марта.
Все школы тяготеют к поискам благоденствия для масс. Но благоденст-
вие при таком материалистическом положении вещей истребило бы стра-
сти, из чего произошла бы скука, беспросветная скука. Человеку потребна
борьба.
Сен-симонизм преподал стране один-единственный принцип: упиваться
настоящим. Сыновьям это внушило ненасытную страсть к обогащению.
* Перевод М. Квятковской.
200 Альфред де Виньи
О сеп-симонизме.
Он изменил к худшему характер нации, ибо:
1. Внушил обездоленным массам не желание трудиться, а желание на-
слаждаться, пребывая в праздности.
2. Людям неглупым — чрезмерное тщеславие, отчего они думают, что
когда все будет по способности, каждый, будучи самым способным, должен
владеть всем.
3. Женщинам — мысль о безудержной и всеподавляющей свободе, на
которую по природе своей они неспособны.
Булочник может быть избирателем, избираемым и избранным. Бывший
генеральский слуга. Глуп, корыстолюбив, подл, труслив. Генерал не может
баллотироваться, и полковник драгун просит его заручиться для него у де-
путата протекцией.
эпиктет18 и Спартак. — Выходец из народа неизбежно является одним
из двух: или смирившимся, или мятежником.
4 мая.
Настанут времена, и мы скажем: когда были нации.
Человек, теряющий состояние, словно впадает в раж и торопится спус-
тить все до нитки. В исследовании надобно блюсти меру, а в дискуссии —
соблюдать определенные правила.
ОПИУМ, эпическая поэма. — Опиум для души проходит те же стадии, что
и опиум для тела. Опьянение, удовольствие, отчаяние: 3 песни. Все мы охочи
до опиума, мы одурманиваем себя идеями.
Партия легитимистов. Она полна энергии и действует в своей стихии,
только когда состоит в оппозиции, ибо ее составляют люди, независимые по
своему положению и речам. В противоборстве с властью им нет равных, ибо
они являют собой малые твердыни и, конвоируя власть, держатся обособ-
ленно и бросают ее на произвол судьбы.
Эти беспощадные Алкивиады возжелали искалечить свою собаку. Они стра-
шатся твоего имени, хотят опростить его и уничтожить, сделав его привычным.
О РЕСПУБЛИКЕ ВО ФРАНЦИИ. — Цезаря, Карла Великого и Людови-
ка XIV недостало бы, дабы учредить абсолютный деспотизм во Франции в
ее теперешнем состоянии. В нашем всецело демократическом и республи-
канском устройстве заключена после 1793 года только одна приемлемая
форма: республика с аристократией ума и изысканной роскошью. Время
преобразует ее во что-нибудь иное.
Дневник Поэта 201
Французы довольствуются малым, некоторая фамильярность обхожде-
ния им кажется равенством.
Арман Каррель19 утверждал, что Виктор Гюго наделен золотушным та-
лантом.
Тацит не историк,20 а сатирический поэт.
Христос возобладал над арианами, но весьма малым числом голосов.
Земля проклята христианством и помещена между двумя райскими ку-
щами — раем земли и раем неба.
Чувства мужчины рождены его мыслью и подчиняются ей; мысли жен-
щины рождены ее чувствами и подчиняются им.
12 мая.
достойный поступок ламартина. — Пособие, которое я выхлопотал
у правительства для Лассайи,21 ничтожно и настолько скудно, что ему не-
достанет и на десять дней.
От меня об этом узнает Ламартин; он берется за дело со всей решитель-
ностью — на заседании Палаты депутатов проводит сбор средств, принося-
щий 455 франков. Я отношу их сестре горемычного больного. Переданного
ей мною ранее хватало, чтобы расплатиться с долгами, но не на пропитание.
Буржуазия — это аристократия, одержимая страстями. Она испытывает
унижение из-за присутствия бывшего дворянства, образующего позлащен-
ное облако между нею и троном. Предел ее мечтаний — буржуазный трон,
при котором она была бы Двором.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ОТСТАИВАЮЩИЕ ИДЕЮ, И ПРОИЗВЕДЕНИЯ, РОЖДЕННЫЕ
вдохновением. — Слабость произведений полемических, какова бы ни
была тема, проистекает из того, что они взывают к логике, а разум человека
лишен опоры и непостоянен, и оттого все величайшие писатели впадали в
вопиющие противоречия. Но произведения, созданные воображением, об-
ращенные лишь к сердцу посредством чувства, обретают вечную жизнь и,
чтобы жить, не нуждаются в незыблемом синтезе.
Аристотель, Абеляр, Святой Бернар, Декарт, Лейбниц, Кант и все фило-
софы ниспровергают друг друга и обрушиваются друг на друга с упреками.
Но Гомер, Вергилий, Гораций, Шекспир, Мольер, Лафонтен, Кальдерон,
Лопе де Вега поддерживают друг друга и живут в вечной младости, испол-
202 Альфред де Виньи
ненной возрождающихся притягательности и грации и постоянно обнов-
ляемой свежести.
А. Долго, а может быть и всегда, Поэту будут ставить более изваяний,
нежели философу, поскольку красота, составляющая цель его, уже найдена,
тогда как уверенность в непререкаемости истины, каковая есть цель филосо-
фа, пока что не обнаружена.
ЛЮЦИФЕР. — Наказанием ему были терзания совести. Каждый осужден-
ный сидел, положив руки на колени, погруженный в думы, твердя себе: я
был плохим отцом и т. д., и я содеял это преступление, этот проступок, отку-
да во мне подобные инстинкты, и т. д.?
ОПИУМ. — Вещь, более всего нас пугающая, это остаться один на один
со своим рассудком: мы страшимся его, мы вечно себя чем-то опьяняем. Ма-
гомет, запретивший вино на Востоке, принимал опиум.
[Греческими буквами]. По тону теперешних молодых людей, по их сло-
вечкам и манерам сказал бы — крестьяне, переряженные в денди.
эрмина.22 — У нее в левой руке обострился ревматизм. У самой ладони,
на запястье, краснела отметина — точь-в-точь браслет. Она сейчас приняла
ванну, и отметина проступила явственнее, чем обычно.
цинтия. — Она была совершенно, совершенно счастлива до того мига,
когда произошел последний ее разговор с духовником — однажды она лю-
била, однажды он затушил пороховинку, пущенную ей в (грудь?), а по-
скольку она в него поверила, она ощутила себя счастливой.
8 мая.
видел «цинну». — Рашели присущи23 презрение, ирония, но ее таланту
недостает любви. Талант Тальма правдив целиком и без остатка — во всем,
даже в гневе. Голос его был могуч, словно голос грозы, но и так же нежен;
ибо ни разу не слушал я голоса туч, не подумав, что юные народы, должно
быть, принимали его за глас Бога. Он заключает в себе нечто невыразимо
доброе и нежное посреди раскатов, нечто, походящее на голос всемогущего
отца, что, наказуя, стенает и плачет над нашими прегрешениями.
О МОЛЬЕРЕ. — Мне кажется, что Мольеру в его комедии «Мнимый рого-
носец» хотелось исподволь высмеять завышенные представления о чести у
испанских мужей Кальдерона; поскольку Кальдерон то и дело взывает к
чести устами дона Гутьерре, врача своей чести, Сганарель24 заявляет:
Когда в награду мне за эту твердость духа
Безжалостная сталь вонзится прямо в брюхо,
Дневник Поэта 203
И все заговорят о горестной судьбе, —
Какая польза в том, о честь моя, тебе?*
О ВОЛЬТЕРЕ. — Вольтер обладал двоякой и столь редкой способностью
размышлять и импровизировать по ходу беседы.
Обыкновенно сочинители бегут от мира, соприкосновения с которым
боятся, ибо в беседе опасаются показаться бледнее, чем представление о
них, какое дают их писания.
Такое кокетство, вполне оправданное, боязнь разрушить идеал и со-
ставляют первую причину их нелюдимости.
Вторая — страх соприкоснуться с бесцеремонной и надоедливой посред-
ственностью.
Размышления о «Теодоре» Корнеля.25
Критике первым делом недостает воображения. Проанализировать акт
за актом, и после каждого пускаться в пространные отступления.
О газетах рассуждали предолго — газеты представляют собой запись бе-
седы, только и всего.
Один неглупый человек внушает интерес и просвещает, другой наводит
скуку и отупляет ум излишне доверчивого читателя.
Из Лабрюйера не вышло бы журналиста,26 по тому как он глубоко про-
думывал каждую фразу — никаких экспромтов: «Луцилий, ты находишься
где-то на этом атоме27 и т. д.».
Необходимость высказываться в положенное время изничтожила бы и
иссушила и самый неистощимый газетный ум.
Любой может сказать себе: буду писать в духе Гете, Корнеля с парой
причастий настоящего времени и парой деепричастий.
Меня не удивило бы, вообрази кое-кто, что я не восхищаюсь искренне
«Теодорой» Корнеля. Они были бы глубоко неправы. Ни глуповатость ко-
роля, ни ребяческая наивность и пр. не умаляют моей приязни к этому фран-
цузскому трагику.
Чтобы играть Корнеля, нужна женщина вздорная и с прескверным ха-
рактером — женщина, заставляющая возжелать при виде ее потоп, обнов-
ляющий породу, или сошествие ангелов, приблизившее бы ее к небу, — один
из тех мятежных характеров, что вступают с мужчиной врукопашную и пре-
восходят его в дерзости, как, без сомнения, обошлась Теодора со своим от-
цом, как, должно быть, обошлась мадам де Лонгвиль28 с принцем де Кон-
де,29 мадам де Шеврез30 и всеми мужеподобными женщинами Фронды.
Я много размышляю и все время грежу — ибо в поре, помимо дум, другого
дела пет, — и прежние писания попадают мне под руку — я беру их с собою
всюду, чтобы придать себе скромности, чуть шевельнется во мне гордыня.
* Перевод А. И. Оношкович-Яцыны.
204 Альфред де Виньи
БОНАПАРТ. — Тело Наполеона, императора, будет перенесено в Дом Ин-
валидов.31 Провидение могло бы уготовить лучшее место его праху —
на скале, точно Прометею, под ивой, подобно Ж. Ж. Руссо, так чтобы огра-
дою его памятнику служил Атлантический океан. Вдали от бунтов и поли-
тических распрей; на вулкане, угасшем, как революция, из которой он вы-
шел.
ВОЗРАЖЕНИЯ. — В молчании моем и уединении меня зовут воспеть при-
бытие его останков; все во мне восстает против этого.
ПАМЯТНИКИ. — Генриху II и Людовику XII возведены великолепные па-
мятники в Сен-Дени. Искусство, меж тем, вознесло хвалу скорее не им, а
скульпторам. — А вам, Вашингтон, достался всего лишь поросший травою
холм.
Будем же столь великими, чтобы могилу нашу и без искусства чтили и,
будь то обыкновенный камень, белый иль черный, чтобы люди приходили
туда, как на паломничество в Мекку, и преклоняли там оба колена.
ЛАССАЙИ. — Еще один печальный пример мученичества, нещадного
труда при худосочном сложении. Утонченный, сверх меры развитый вкус к
литературе у этого юноши, общение с выдающимися умами внушили ему
неодолимое желание высочайшего умственного превосходства. Из этого
желания, дополненного необходимостью зарабатывать на жизнь, а творче-
ское горение снисходило на него, по словам его сестры, только во время хво-
ри, произошло чрезмерное возбуждение мозга; да и тогда, сумбурен и темен,
мерцал он лишь редкими вспышками. Лассайи не выдержал напряжения и
свалился в горячке. Теперь он у доктора Бланша, преданнейшего и благо-
роднейшего из врачей; сомнительно, однако ж, что здоровье его да и рассу-
док поправятся.
Его сестра заметила, что работать во здравии он не мог. Болезнь была
светильником, освещавшим его голову.
Да, поэзия — наслаждение, но наслаждение, окутывающее мысль и оза-
ряющее ее сиянием своего хранительного кристалла, который позволит ей
жить в веках и светить бесконечно.
А. Христианство состарилось в сердце человека — так блекнет иллюзия
в сердце подростка.
Но христианство состарилось скорее, потому что в нем нет очарова-
ния.
1. Карточный домик человеческого разума.
2. Разрушение карточного домика.
Не слишком-то вы презираете жизнь и смерть.
Дневник Поэта 205
4 июня.
алмазная пыль. — Религии — творения поэзии. Они возводят храмы
некой идее, чтобы сделать ее заметной издалека и хранить в сокровищнице
морали. Храм ветшает, рушится и обнажает идею среди руин.
(Виньи предлагает показать, как постепенно, по мере развертывания ре-
лигий — индуистской, египетской, сократической, христианской — обога-
щается гуманистическая мораль.) Религии — запоры, защелкивающие ча-
сы. Стрелка медлительна.
Народ любит невежество.
13 июня.
«Речь о неравенстве сословий» Ж. Ж. Руссо сводится к тирании собст-
венников над пролетариями.
В своей системе притягательного труда Фурье исходит из ложного по-
стулата; человек по природе своей существо деятельное. — Нет, человек по
природе своей существо беспечное.
21 июля, полночь.
Невзгоды побуждают человека к откровенности; подобно копью Рафаи-
ла у Мильтона,32 поражающего жабу и являющего сатану вопреки его воле в
его истинном обличье.
Фигаро заговорил искренне и перестал дурачиться, как только Сюзанна
задела его за живое.
Ежели жизнь мы предпочитаем смерти, цивилизацию должно предпо-
честь варварству. Отныне ни один народ не будет иметь права оставаться
варварским рядом с цивилизованными нациями. Из всех религий мусуль-
манская вера — самая оголтелая и незыблемая: народам, исповедующим ее,
не избежать гибели, если они не переменят веру. Нынешние поколения дос-
тойны жалости, и война их представляется справедливой. Но поколения
грядущие будут достойны благоденствия, и мир их будет...
О СЕБЕ. — Прежде я неизменно выигрывал в шахматной партии, кото-
рую всю мою жизнь играю против судьбы. Дважды вырывал я у нее мою ма-
тушку на пороге смерти; я взял ее к себе и пять лет ходил за нею, пока жиз-
ненные силы не покинули ее окончательно. Имея отчима трижды миллионе-
ра, я жил по чести, ни разу ничего не испросив у него за тринадцать лет и не
наделав долгов. Во всех делах касательно состояния я, не сетуя, дожидался
положенного мне по праву, молча страдал, трудился, ни в чем не поступаясь
мыслью и занятый исключительно творением. Мне удалось доказать, что
206 Альфред де Виньи
можно, не имея значительного или даже среднего достатка, всецело преда-
ваться поэзии или сочинительству, соперничая с тем, что есть в обществе са-
мого выдающегося.
Сегодня фортуна сжимает кости в руке, она встряхивает их в Индии и
подбрасывает в Лондоне. Ничье благоразумие не сделало бы большего, чем
сделал я, долг мой — дожидаться в бездействии. Я заложил в Лондоне осно-
вание дела, развязку вершить суду.
Не бойтесь ни нищеты, ни изгнания, ни тюрьмы, ни смерти, но бойтесь
страха (с цитатой из Эпиктета).
О переписке мадам де севинье.33 — Дела там всегда откладывают на
завтра. Салон, пересказываемый ею другому салону. Раз в свете не пристало
подолгу наводить на окружающих скуку, раз дочь ее могла бы поблекнуть,
повторяя чересчур серьезные и скучные анекдоты, ежели таковыми их ей
преподносят события, она их разбавляет почти что жестоким смешком, ког-
да нужно справиться с волнением.
Перечел 17 августа «Вильгельма Мейстера».34 Два последних тома плохи.
Антони
...Из дома своего он вышел, сжав ружье...
На крышах воронье закаркало вослед...
4 сентября.
диффамация. — Отрадно отметить, что по делу графа Леона судом
принято следующее постановление.
Перепечатка статьи приравнивается к первой публикации.
людовик XIV. — Уже на первых порах дворянство было брошено духо-
венством, поддержавшим коммуны и освободившим своих вассалов.
палата депутатов. — Добиться, чтобы вступлению в должность пред-
шествовал экзамен.
10 октября.
ДАФНА. — Карточный домик человеческого разума воздвигнут в первой
части Книги.
«По прочтении этого я испытал сильную горечь, видя, что мораль, про-
возглашенная этими мудрецами, до такой степени неопределенна и смутна,
что они почитают химерами милые моему сердцу реальности».
Дневник Поэта 207
СМУТА. — Еврей претерпел унижение от аббата Максимилиана. Он не
захотел видеться с Франсуа. Девушка, насильно разлученная с отцом, про-
бирается тайком к нему в мастерскую.
Карточный домик, разрушенный аббатом Максимилианом, заявляю-
щим, что добро и добродетель не могут быть подкреплены рассудком или
чувством; нужна власть, то есть поддержка масс.
Отречение. — Джулия отрекается, и светоч Христианства, его факел,
явится вкусить этого отречения — его ждут; еще раз он придет в конце кни-
ги, чтобы сказать: «Христа нет». — Придет он из Рима, расставшись со сво-
им посохом паломника.
Сцена. — Джулия. — Ее отец еврей, богатый и благодетельный банкир,
простоватый добрый малый, обращает к священнику Максу речь, испол-
ненную мудрости.
Франсуа, выслеженный завидующими ему коммунистами, убит ими в разгар
холеры. Он объявлен ими отравителем. — Он вышел из игры, кричат его враги.
Еврей-отец собирает четверых своих детей, чтобы решить, будет ли он
крестить своего последнего внука.
Ему легче заманивать христиан в свои сети, будучи их собратом.
Раз все доказывают, что христианства там больше нет, бояться нечего.
В Азии, Африке и в Америке подобного совета они не дали бы.
КОМЕДИЯ: «Мизофил». — Недруг своих друзей, характер весьма распро-
страненный, приветлив с чужими, выискивает пороки у приятелей, недооце-
нивает их.
Настает день, когда ему их всех не хватает.
С. ДЕ САСИ35 («ОёЪа15» от 9 октября 1840 г.)36 утверждает, что избира-
тельный ценз составляет гарантию иерархии в свободе. Заблуждение: ценз
более недостаточен, нужен экзамен.
29 октября.
О моих сочинениях. — Если я не успею сжечь мои бумаги, хранимые
из Бог весть какого нелепого сострадания и чтобы подтрунивать над собою,
их перечитывая, составление описи будет для моих друзей делом презабав-
ным, когда они увидят, сколько было мной начато и недописано книг.
КОНСУЛЬТАЦИЯ. — История, приносящая свои доказательства к ногам идеи.
Идея царствует.
ВОПРОС. — Доказать, что без подготовки устный экзамен абсурден, ибо
демонстрирует нахальство, а не знания.
208 Альфред де Виньи
ситуация. — Офицер, ища смерти, становится причиной смерти других.
Рабочие — игроки Народа, крестьяне — счастливцы, ближе стоящие к
природе.
дом пастуха. — Порой случается, что двое влюбленных ошибаются и
хотят расстаться. Тогда они начинают бороться, как боролся Иаков с Анге-
лом, и ни одному совладать с другим не удается.
дом пастуха. — Вы хотите любви, о Природа...
Нет.
Это ты...
Ноябрь.
Прочитанное. Токвиль,37 2-я часть, том 4-й.
Если верно, что Равенство изолирует человека и ослабляет его, ибо он не
находит более ни определенных ему происхождением друзей, у которых он
мог бы искать содействия, ни симпатизирующего ему класса, пресса сзывает
людей ему на помощь.
Ныне монарх становится всемогущим, по мере того как частные лица
уравниваются в правах, а личный интерес подавляется интересом всеобщим.
Необходимо определить зримые и незыблемые границы социальной
власти, возвысить индивида перед лицом общества.
Все усредняется. Подобно состояниям уравниваются и души. Крайности
стираются.
Недостает великих поборников духа, великих ученых, великих талан-
тов. Много людей чуточку просвещенных, чуточку умных.
Равенство не так уж и замечательно, но оно справедливее неравенства.
Американцы убеждены, что в каждом государстве социальная власть ис-
ходит непосредственно от Народа; но стоит учредить эту власть, и они пола-
гают ее свободной от всяких ограничений.
Демократические идеи способствуют централизации властей.
Он выступает против фаталистической Доктрины и поступает правиль-
но.
Поскольку слабеют узы, скрепляющие народ, класс, отечество, упрочи-
вается великая связь, объединяющая человечество.
СИНТЕЗ. — Бесспорно, синтез мира существует, но он превосходит зем-
лю, являющую собой лишь неразличимую его точку, и нам не дано ни по-
стичь этот синтез, ни хотя бы ощутить.
Бесконечное окружает пас со всех сторон, в великом и малом, мы состав-
ляем звено цепи, подвешенной за средину, и глазам нашим не виден ни верх,
ни низ.
Дневник Поэта 209
О поэте. — Талант Поэта, на беду, не поддается определению.
Мы можем дать аттестаты мастерства каким угодно талантам, проэкза-
меновав их, но только не своему.
НАБРОСКИ ПОЭМЫ. — Сила и Форма. Они питают одна другую и объ-
единены любовью.
И столь же истинна (но знаем ли мы с вами?)
Как пещера
Платона (с тенями?)
2-Я КОНС. — Споры и пустая болтовня — страсти оскудевающих наро-
дов, как в Восточной Римской империи времен упадка. Разговоры (вредны)
художнику, скудеющему умом и впадающему в безумие, мнящему себя
вследствие метемпсихоза Юлианом.38 Народ оскудевает. Оскудевает нутро.
Человек, не знающий праздности, шествует вперед.
Всякая теология есть истолкование предположения.
Правительство умеет развращать и не умеет защищаться.
Оппозиция умеет нападать и не умеет созидать.
26 декабря.
Будь мораль только тем, что обеспечивает сохранение вида посредством
достижения нами лучшего общественного уклада и его совершенствование
посредством благосостояния и счастья, немного бы она стоила.
2-я КОНС. —Театр. Рабочий падает с кулис во время представления «Фи-
гаро», он разбивается насмерть. Актер, приходящийся ему отцом, идет за
сцену, целует его и, весь в крови, возвращается смешить публику.
«Это доказывает, — говорит Доктор, — как почти всегда безоговорочно
преданы делу люди с исключительными способностями».
1841
Принц Соуза1 растолковал мне, что греческое г| это двойное длинное
юта, произносимое как 1, а омега (со) — двойной омикрон, произносимый
как долгое о.
210 Альфред де Виньи
Нажитое Францией богатство схоже с богатством фермера, богатство
Англии — с богатством игрока.
<Нрзб> сказал Эсхилу: первым из греков возвел ты великие строения из
слов.
ХАРАКТЕР. — Мужчина, подобный Вашингтону, но летами моложе и во
Франции, копит противоречия, восстает и совершает революцию.
«Бог высоковато, французы далековато», — говаривали поляки в пору
своих войн.
Омерзительный принцип: цель оправдывает средства.
Глава о плутах (?): Цезарь, Кромвель.
Мысли мужчин руководят их чувствами, чувства женщин вызывают к
жизни их мысли.
О ней думали, ее терзали тысячью горестей. Она вся изнервничалась бес-
покойством и боялась, что у нее продырявился чулок.
ПОЭМА. — Мертвый штиль. Попытки сыскать пару волн, чтобы описать
их в нашем безликом обществе.
Хотите принадлежать к числу тех, чье имя исторгает лишь взрыв всеоб-
щего хохота?
Человечество ступает под двумя стягами, на одном начертано: гордыня.
На другом: зависть. Аристократии и собственность следуют за первым, Де-
мократии и труд — за вторым. По временам случается перетасовка в чинах.
Нищий обогащается, из Батальона зависти он переходит в Батальон горды-
ни. До чего славно!
РУКА ИНФАНТЫ. — Первыми предают те, что желали смерти безвинно-
му.
ФИЛ. — Господа французы, у вас один только недостаток — вы хотите
всегда играть роль Провидения; не довольствуясь тем, чтобы просто быть
таким же народом, как остальные, вы хотите все переделать по собственно-
му подобию.
ФИЛ. — Пока что не отвечу.
Как бы король наш Генрих не сделался католиком.
СЦЕНА. — Настоятель из Крато ставит крестовину своего меча между
Матильдой и собой, чтобы не оказаться к ней слишком близко — и чтобы
отнестись к ней с уважением.
Дневник Поэта 211
СЦЕНА. — Фил. вынуждает ритора, оскорбившего Камоэнса,2 собраться
с силами и написать несколько стихов или несколько строчек.
1 февраля.
Вильмену3 присуща своего рода язвительность, колеблющаяся между
пошлостью и иронией. Он не столь ироничен, как кажется; если он и прибе-
гает к иронии, то для него это способ ретироваться, притворяясь, что он не
слишком-то верит в сказанное. У него, похоже, доброе и весьма чувстви-
тельное сердце... Власть он взял, почитая своим долгом сеять добро, но
удерживает ее из тщеславия.
О театре. — Сюжеты, где сердце главенствует над рассудком, должны
быть писаны прозой, — те же, где велика доля воображения, а не душевных
переживаний — стихами. Стихи редко трогают за живое и редко исторгают
слезы.
политическая клятва. — Вопрос для обсуждения. О кощунстве поли-
тической клятвы. О необходимости упразднить ее в демократических госу-
дарствах, где человек в течение жизни может наблюдать пять династий.
Клятва принижает его или гонит. В обоих случаях нация лишена света исти-
ны.
12 февраля.
Искатель Триединств. Воплощенная в слове идея в действии.
консультации черного доктора. — Превознести философическую
идею. Идея, которой история приносит доказательства и слагает их к ее ногам.
Единство, Неделимость Франции.
ситуация. — Комедия. Женщина не может вернуться в мир: ее стра-
сти...
сцена. — Человеку, спасающему живого, дают 15 франков и 25 франков,
если он спасет мертвеца, так что он изо всех сил старается умертвить его.
Поэмы, как я писал их прежде, отмечены одним недостатком — мысль
не готова сразу приступить к основной теме. В «Доме пастуха» речитатив
подготовит к песне.
Взгляд у англичан жесткий, а губы сложены в приветливую улыбку.
212 Альфред де Виньи
Такова и Англия. Лицом улыбается, а взглядом испепеляет.
ПОЭМА. — Что поэзии не хватало достоинства, и за это она наказана пре-
небрежением, заставляющим относиться к ней как к делу незамысловатому,
которое нельзя воспринимать всерьез.
ЭРМИНА.4 — М-ль де Роанне. Матушка намеревалась отдать ее замуж.
Она противилась, следуя советам Пор-Рояля.5 Сбежав из-под материнского
крова, она укрылась в Пор-Рояле, принявшем ее и вернувшем лишь под нажи-
мом и по секретному указу, которого бедняжка-мать добилась от королевы.
Она внушила необыкновенное чувство одному человеку, чье имя в на-
ших рукописях отсутствует. М-ль де Роанне увиделась с этим человеком еще
раз и начала проникаться сочувствием к столь преданной страсти, но тут
встреча с суровым аббатом Сенгленом ввергла ее в сомнения и воротила ей
былое христианское рвение.
Пока был жив Паскаль,6 он ее удерживал. После его смерти она возвра-
тилась в мир и вышла замуж за г-на де Лафейяда.
этюд о литературе и литераторах. — С тех пор как мысль обрела свое
выражение в слове, а слово — долгую жизнь, запечатленную на бумаге; с тех
пор в особенности как все шире стало распространяться и набирать силу пе-
чатное дело, на протяжении многих поколений формировался Народ среди
других народов, Нация с печатью гения среди других наций, которая, по-
добно святому семейству левитов, хранит вековую сокровищницу своих
идей; драгоценный ковчег, и как хотелось бы, чтобы прикосновение к нему
каралось смертью.
ЭРМИНА. — Маргарита выступает в защиту коррупции. Дворянство вы-
нуждают к этому король и буржуазия.
ЭРМИНА. — Письмо г-на Бордо де Невиля в бытность его послом в Анг-
лии, 1652—1656 гг.
Людовик XIV обращается к Мадам:
«Прочтите сие — увидите, как прекрасно мое дворянство».
23 марта.
ПАЛАТА. — Отмена рабства. Англия, как я и говорил, подала пример.
Неумеренно бурная реакция. (Ламартин).7 Неумеренно адвокатский
тон.
Дюбуа8 превращает общество в соавтора. Кому обязан Бетховен своими
творениями?
Депутаты входят как сюзерены перед лицом своих вассалов.
Дневник Поэта 213
литературная собственность. — Рукопись исходит от Бога. Книга ис-
ходит от человека.
Одна взыскует славы, другая — денег.
Одна делает знаменитым, другая обеспечивает пропитание.
Общество не может быть соавтором: это коммунистический парадокс.
25 марта.
Людей, не привыкших к яркому блеску всенародной известности, она
ослепляет и кажется им столь приятной, что обойтись без нее они не могут;
они готовы множить и множить свои творения, а молчание и мрак, выпа-
дающие им на долю, для них мучительны.
М-ль Лассайи9 продолжает эпопею со своим братом.
М-ль Седен10 пишет мне по поводу передачи в Библиотеку произведений
и статуи ее отца.
25 марта.
Палата ошиблась, доверившись неверной посылке, исказившей закон.
Депутаты сочли, что пожизненная собственность в семье повлечет за собой
порабощение идеи. Напротив, распространение ее старательно насаждается
из гордости и корысти.
В литературе пристало изъясняться туманно, в законодательстве — яс-
но.
Не устаешь удивляться, как много во Франции людей, которые подолгу
не умолкают и изрекают предлинную череду словес, высказанных ни плохо
ни хорошо и лишенных всякого смысла.
Намереваюсь и хочу сказать в Академии, чтобы сорок кресел были отве-
дены чистой словесности. Скажу похвальное слово Ришелье, что забывают
сделать уже давно.
2-е письмо депутатам. О свободе чернокожих и их свободном труде.
поэма. — апиций. — Этот человек, богатый римлянин, во времена Ти-
берия убил себя, горюя оттого, что у него осталось всего десять миллионов
состояния. На это ему было не прожить.
драматическая сцена, приятная и милая. — Женщина собирается на
бал: она нарочно одевается так, чтобы любовник раздевал ее постепенно,
вещь за вещью.
214 Альфред де Виньи
франция. — Это нация, охваченная отчаянием, потому что во всех об-
ластях она производит больше, чем потребляет.
Ламартин исполнен благородства в осанке и манерах. Бледным и вытя-
нутым лицом походит на лошадь и на борзую... Голос низкий и громкий;
выговор излишне монотонный, но завораживает своим религиозно-мона-
шеским звучанием. Речь его часто грешит высокопарностью, но сия шарла-
танская манера ему на руку, ибо она притягательна для посредственностей.
РОМАН. «Альме». — Переводчик, эмигрант из дворян, предпочитает
страдания английскому подданству.
Учитывать, как голос слышен на расстоянии, — говорить медленнее.
Рассеянность — злейший враг собраний, ораторов.
ВНЕСТИ законопроект. — Депутатам должно быть запрещено ходатай-
ствовать, и испрашивать, и поручительствовать — только общие вопросы.
На депутатов свет падает донельзя перпендикулярно; глаза их в потем-
ках, и кажется, что они надели черные очки.
Вопрос о женском авторстве, поднятый г-ном Вивьеном,11 заковырист.
Собрания не способны обсуждать глубокие вопросы. Когда смысл ска-
занного до них доходит, они не улавливают, чем оно может обернуться.
Статья из «Кеуие»: Фокс12 о парламентарной форме правления, непод-
ходящее орудие для войны.
Прочитать трактат Фокса о представительном правлении.
Бейль13 замечает касательно маршала д'Анкра:
«Заносчивость этого человека составляет печальный пример роковой
участи, преследующей французскую монархию, как ни одну страну в ми-
ре, — королевы там едва ли не сплошь сохраняют чужеродное сердце, они
приносят его с собой и обыкновенно служат орудием, которое Господь ис-
пользует, чтобы унизить и оскопить нацию».
ДЕЛО ШОМЬЕ. — Разыскать в «Сагеие с!ез ТпЬипаих». Мальчишка-подмас-
терье разоблачает хищение — в золотые слитки подмешивали свинец. Его са-
жают в тюрьму за лжесвидетельство. После того как мальчик три дня провел в
тюрьме, президент приказывает доставить его и со слезами на глазах испраши-
вает у него прощения: рабочие пришли и признались, что подделывали слитки.
26 апреля.
Скоро три года, как я поставлен на карту и голова моя на кону; а вокруг
все удивляются, что я не заканчиваю моих произведений. Каждое новое
Дневник Поэта 215
письмо из Англии повергает меня в озноб, хоть я и выгляжу спокойным, и у
меня достает сил думать о постороннем, рассуждать о пустяках, да еще и пи-
сать, и даже порой соснуть, но мое сознание не всецело поглощено потреб-
ностью созидать, отчего творческое горение во мне затухает.
ЭРМИНА. — Сен-Симон14 сказал: «Это долгое царство буржуазии», цар-
ство Людовика XIV.
поэма. — Шотландские крестьяне проложили в горах военные тропы,
на которых воздвигли камни, и на этих вытесанных солдатами скрижалях
начертали:
т Ье11о <Ит1сап1е8,
т расе 1аЬогап1е8,
о!шт Ги^ипш.*
6 мая.
«Письмо к Бланки» Прудона:15 содержит анализ и критику «Эскиза» Ла-
менне.16
25 мая, ночь.
Эпиктету,17 кажется, принадлежат слова: «Помни, что у тебя есть душа,
обремененная трупом». Тщетно пытаюсь я найти их в его «Руководстве». —
А ведь он же сказал («Новое руководство», XXXII): «Рекомендую вам сей
бурдюк с еще не устоявшейся кровью», представляя человека, который не
был философом и, в глазах Эпиктета, обладал только телом.
ЬУШ. Этот банкир, исследуя золото, пускает в ход все свои чувства: зре-
ние, осязание, обоняние, слух. Он с десяток раз подбрасывает монетку, так
что, вслушиваясь в ее звяканье, только что не становится музыкантом.
XXXIX. Не бойтесь ни бедности, ни изгнания, ни тюрьмы, ни смерти.
Но бойтесь страха.
внутренний оркестр. — У меня нет охоты быть оратором, ибо я чувст-
вую, что для моей мысли слова слишком медлительны. Точно заяц, вступив-
ший в состязание с черепахой, идея, владеющая мной, достигает цели и, не
дожидаясь еле ползущей противницы, стремится в иные дали. А пока мысль
мчится, слово в смятении ступает нетвердой походкой, запинается, и ему
приходится звать на помощь путешественницу, которая уже о чем-то рассуж-
дала за сто лье оттуда. Посему, пока голос мой выводит заглавную мело-
* на войне с мечом, в мирное время за работой, избегаем праздности (лат.). — Примеч. перевод.
216 Альфред де Виньи
дию, оркестр в четыреста инструментов наигрывает во мне незнакомые ба-
совые ноты, у меня возникают попутные мысли, но мне их не увязать с пер-
воначальными идеями: поэтому я и бываю недоволен моими речами.
29 июня.
АРМ АН КАРРЕЛЬ.18 — Упомянув обо мне в разговоре со старинными
друзьями, Арман Каррель как-то заметил: «Что за прекраснейшая душа; на-
добно ее показать!».
В ответ на это высказывание, принадлежащее человеку, которого мне не
случилось знать, появилась большая статья в «Ыа1юпа1»19 о моей жизни и
творчестве. Она принадлежит перу г-на Роля, человека редкого и преоб-
ширнейшего ума.
осведомители 7-ГО драгунского полка. — Сперва он незлоблив и ро-
бок; выходя из Сен-Жерменского аббатства, он убивает двух осведомите-
лей, потом впадает в безумие.
Считайте это болезнью.
НАБРОСКИ ДЛЯ ПОЭМЫ. — Юная красавица-мать, вы твердили, сжимая
мне руку: «Мне не суждено вскормить его», вы задумывались о том, чем для
него будут люди, что вас переживут и станут его окружением и его судьями.
Душа поэта сродни матери и должна любить свое творение за его красоту,
за сладостный восторг зачатия и память об этом восторге и, уносясь и обра-
щаясь мыслями к будущему, восклицать: «Я сотворила его для тебя, Гряду-
щее!».
2-Я КОНС. — Угасающее язычество оставило своим приверженцам не-
мощную мораль. Умирающее христианство оставляет нам честь, вопло-
щающую союз силы и доброты.
ШОТЛАНДИЯ. — Отец бесприданницы спаивает молодого человека, за-
ставляет его поклясться, что тот женится на его дочери.
Назавтра брак узаконивается. Юноша, вынужденный отдать тестю по-
ловину своего состояния, запрещает ему жить в том же городе.
Английский народ неуступчив, как Шейлок.20
4 сентября.
Истина, подтвержденная притязаниями рабочих, состоит в том, что На-
род инстинктивно привержен к лени и пьянству и что он ненавидит и пресле-
дует трезвость, трудолюбие, сметливость.
Дневник Поэта 217
Ему претит соревнование, раз он преследует поденщиков, слывущих са-
мыми работящими (или самыми сильными).
Ему претит сметливость, раз он преследует подрядчиков, слывущих са-
мыми смышлеными.
(Изучить глубже: таковы, может быть, только отъявленные склочники.)
КОЛЕСНИЦА БРАХМЫ.21 — Индиец выступает вперед, и толпа поклоняет-
ся ему, благоговейно и почтительно до него дотрагивается, меж тем как сы-
ны его покрывают его ноги поцелуями. Глаза его загораются, гордели-
во вздымается грудь. Этой грудью ложится он под колеса, и колесница да-
вит его; он улыбается, а глаза, вырванные из орбит, устремляют еще один
исступленный взгляд на Брахму.
А вам смешно, солдаты французской армии. Вы говорите: «Придет ли
время, когда откроют они свои глаза и перестанут быть варварами?». Пол-
ноте! Кто вам сказал, что они и теперь не счастливы? Знаем ли мы, что есть
счастье искренней веры? Стократно, тысячекратно блажен человек, если он
верит и любит! Для него все прекрасно и покрыто позолотой. Этот индиец,
прежде чем бросился он под колесо, испытал блаженство, превосходящее
все блаженства земли. Долго вынашивал он в себе святого. Долго искал в соб-
ственной душе образ своего Бога, он его там нашел. Долго искал образ гря-
дущего своего счастья, и он его нашел! Кто из нас — увы? — может отнести
это к себе?
Все тело его трепетало с приближением колесницы, как от прикоснове-
ния Божества. Ветер от колеса чудился ему дуновением небесного поце-
луя, который вознесет его в поднебесье. Бремя этого счастья и задавило его.
Неужто мы, утратившие надежду, смутим их души? Нет.
О, небесная иллюзия веры! Останься в краях, взрастивших тебя, будто
священный цветок. Останься там, священная иллюзия! Ибо что примутся
делать люди, когда ты уйдешь со всей земли? Разве неудивительно, что ребе-
нок, которого просветили насчет того, что однажды ему придется умереть,
отказывается ложиться спать, пока смерть не придет забрать его? Зачем над-
саждается он в трудах, чтобы обратиться во прах? Какой во всем этом
смысл? Зачем произвели нас на свет? — Но тише! Это единственный вопрос
без ответа.
2-Я КОНС. — Франсуа, соединенный со Стелю. Ужас умного народа, с не-
достатками и достоинствами француза. Отторгнут и убит своими едино-
мышленниками.
Меннеше.22 «История Франции». Скверное сочинение, преследующее
целью доказать, что поведение буржуазии достойнее поведения знати и что
своей славой Франция обязана нескольким королям. Неверно. Доказать об-
ратное не составило бы труда.
218 Альфред де Виньи
10 сентября в 6 часов вечера 40 вооруженных кинжалами человек атако-
вали пост на улице Моконсей. Сержант Арси отбил их нападение.
СТЕЛЛО. — Вопрос был справедлив. Бесконечное, мир художника, дела-
ет его ненавистным для политика, различающего лишь сиюминутное.
ЗАКОН. — Вопреки отцу семейства комиссар и судебный следователь вы-
носят постановление об обыске у молодой особы по навету старой публич-
ной девки, проживающей у своего отца г-на Бадора на Вдовьей аллее, 46.
Магистратура вместо пищали и кинжала. Эта женщина хотела отом-
стить хозяйке, потребовавшей расплатиться за жилье.
ПОЭМА. — Воспеть Силу духа подобно тому, как Гомер воспел силу фи-
зическую; подыскать простое и емкое поэтическое заглавие.
Июльская колонна23 напоминает мне печную трубу, внутри полую и не-
весомую, точно дым.
То, о чем говорят и во что верят в приличном обществе, всегда правильно.
ситуация. — Молодая женщина в отсутствие мужа примиряется с необ-
ходимостью ходить на почту и читать письма, посылаемые им до востребо-
вания любовнице, предпочитая страдать, но (прзб: знать все?) [слышать его
голос?].
Токвиль24 ошибается, усматривая в демократии причину неподобающей
торопливости современных произведений. Все, что афинская демократия
дала миру, безукоризненно, и трудно поверить, чтобы (Росси) не возразил
Токвилю. Причина в изобретении книгопечатания.
ОФИЦЕРЫ. — Обыкновенно идеал умного человека для них — тамбур-ма-
жор. Озабочены исключительно своей выправкой и залихватским видом.
Неизбывные предки.
Дом Пастуха.
Вечная любовница.
Благодать и Природа.
Свобода и человек.
6 сентября.
Старшая сестра влюблена в Приора, она прислуживает его сестре, защи-
щает и предостерегает ее. — {прзб) из чувства чести отослала своего воз-
любленного на войну в Португалию.
Дневник Поэта 219
10 сентября.
художники. — Нередко иной незаурядный художник, вдохновляемый
одною любовью к славе и красоте, чтобы оправдать свое рвение, делает вид,
что любит только наживу и ремесло. Он притворяется простачком, просто-
душным славным малым, чтобы встать на уровень заурядный.
О КЛОПШТОКЕ.25 — Клопшток в «Мессиаде», похоже, не избежал влия-
ния Социна.26 И. X. он то и дело называет божественным ходатаем. Социн
же провозгласил его человеком-ходатаем и святителем человечества.
Ж. Ж. Руссо резюмировал Социна и Локка27 в «Савойском викарии».
ЭПИКТЕТ. — «Руководство» скорей есть трактат о невозмутимости, не-
жели что-либо еще. Оно учит анализировать себя, чтобы оставаться бес-
страстным. А лучше бы было научить утешению и сладостным волнениям
взамен горестных.
ламенне. — Его критика принимает догматическую форму и довольно
обманчива: она как будто бы учит и созидает, а сама лишь разрушает.
23 сентября.
МИЛЬТОН.28 — Душевное горение не напрасно означает присутствие в
нас Бога.
печаль. — Мне покамест не довелось прочесть веселого писателя.
Вольтер, кажущийся таковым по своей форме, один из самых безысход-
ных.
Иные останавливаются на меланхолии, Вольтер идет дальше, до сарказ-
ма и отчаяния.
О ЛАФОНТЕНЕ.29 — Мысль его произведений проникнута отчаянием;
каждая его строка вопиет: «Спасайся кто может, как угодно изворачивай-
тесь, чтобы жить в ладу на галере, в которой вы все плывете».
СЕН-МАР. — Выправляя гранки этого издания, я замечаю, взглянув на
это сочинение, как будто написано оно кем-то другим, что успехом у публи-
ки оно, скорее всего, обязано стремительности своего повествования. Тон-
кие наблюдения, подробные, детально выписанные сцены необыкновенно
живо сцепляются в единое целое в каждой главе, а главы — в каждом томе.
Главы «Встреча» и «Охота» — акты, и в каждом по 19—20 сцен.
Гюго позаимствовал из «Сен-Мара»30 для «Кромвеля» и «Марион Де-
лорм».
220 Альфред де Виньи
22 декабря.
О БЛАЖЕННОМ АВГУСТИНЕ.31 — «Зирег /1итта ВаЬу1опи»,32 — говорит
еврей, или человек, пришедший из древности, оплакивая свою родину.
«Реки Вавилона — вещи возлюбленные и преходящие», — говорит Авгу-
стин, меланхоличный и премудрый христианин.
В этом отличие древнего человека от человека современного и проде-
ланного им прогресса: он совершил его сердцем, сердцем опечаленным и на-
поенным слезами.
Молодой аббат Лакордер33 надумал сказать в проповеди в Сен-Роше,
что ада нет и что он — только символ мук совести.
Сие не возымело большого успеха в Риме, куда он был вызван и где был
заточен в монастырь истинных доминиканцев.
Ныне, 27 декабря 1841 года, он в Бордо, где снискал изрядное влияние.
Он речист и горяч.
1842
18 января.
ДВА ПОТОКА (Поэма). —Два потока увлекают ныне литературу. Один —
к самым низким областям цинизма, другой — к безрассуднейшему притвор-
ству католического педантства.
Тесен островок, на котором пока еще удерживаются те, кем движет ра-
зум.
Их не прельщает холодная жестокость фанфаронов от преступления;
они не превращаются в бездушных комедиантов, играющих роль святого
Иеронима.
«Живите в неведении», — заповедал Создатель.
БУРЖУАЗИЯ. — Случись революции вспыхнуть без ее ведома, буржуазия
отходит в сторону, дает ей дорогу, рукоплещет ей, опускается на дно, потом
выбирается на поверхность, наводняет и поглощает Революцию. В этом она
действует в точности, как китаец, который, подвергаясь частым завоевани-
ям турок, им не противится, не разнимает скрещенных рук и ног, потом, во-
брав их в необъятную сеть своей недвижности и богатства, их абсорбирует и
обращает в новых китайцев, неизбежно принимающих его нравы и его зако-
ны.
Полнейшая, всецелая, неколебимая, бескомпромиссная независимость
сочинителя, столь поразительная в лачуге, еще даже прекрасней, поселись
Дневник Поэта 221
она в замке, ибо богатства таят соблазны даже для богатых и почести даже
для самых сановитых, сопротивление всего труднее для тех, кто своим рож-
дением и средой наделен опасной тягой к роскошеству и тому, что зовут дос-
тоинствами, как будто достоинство нрава меж них не единственное.
Буржуазия — любовница Франции; она ею овладевает вдоль, поперек и
вглубь; в ее руках недра, которые она расчленяет, перепахивает и ровняет
заступом и сохой поденщика; капиталы, которые она пускает в оборот и
преумножает через рабочих на своих фабриках... Она заправляет силами об-
щественного порядка через своих судей, нотариусов, адвокатов и судебных
приставов, она судит крестьянина и вельможу... От маршала до капрала она
чуть ли не в одиночку командует всеми своими армиями.
Воскресенье, 30 января.
визит к руайе-колару.1 — Выйдя из экипажа, я попросил женщину, ко-
торую застал одну в передней, отнести мою визитную карточку г-ну Ру-
айе-Колару. Почти тотчас явился жалкого вида старик, красный носом и
подбородком, в нахлобученном на голову замшелом парике, облаченный в
халат Жеронта,2 с салфеткой на шее единственного наследника.
Вот слово в слово наш разговор.
(Он стоял, прислонясь к стене.)
Р.-К. — Сударь, прошу меня простить, но я сейчас занят и не могу иметь
честь вас принять; у меня лекарь.
А. де В. — Соблаговолите, сударь, назначить день, когда я сумею за-
стать вас одного, и я приду сызнова.
Р.-К. — Если это всего лишь обязательный визит, сударь, я считаю его
отданным.
А. де В. — А я, сударь, если угодно, принятым; но я весьма рад был бы уз-
нать ваше мнение о моей кандидатуре.
Р.-К. — По моему мнению, шансов у вас нет... (Тут он придал себе иро-
ничную и нагловатую мину.) ШАНСОВ! Ведь так, кажется, теперь изъясня-
ются?
А. де В. — Не знаю, как изъясняются теперь; мне ведомо только то, как
изъясняюсь я сам и как сию минуту изъясняетесь вы.
Р.-К. — Впрочем, мне надо бы от вас самих разузнать, какие вы написа-
ли сочинения.
А. де В. — Вы никогда не узнаете о них от меня, если уж до вас не донес это-
го глас общественный. Вам разве никогда не случалось заглядывать в газеты?
Р.-К. — Никогда.
А. де В. — А раз по театрам вы не хаживаете, пьесы, не сходящие со сце-
ны «Франсэз» год или два, и книги, выходящие семыо-восемыо тиражами,
вам также неизвестны?
222 Альфред де Виньи
Р.-К. — Да, сударь; я ничего не читаю из писанного за последние три-
дцать лет; одному я уже это говорил. (Он имел в виду Виктора Гюго.)
А. де В., беря пальто, чтобы откланяться, и небрежно накидывая его на
плечи. — В таком случае, сударь, как же вы можете отдать свой голос, раз вы
сообразуетесь исключительно с чужим мнением?
Р.-К., сбитый с толку и кутаясь в свой халат мнимого больного. — Я от-
даю его... Я хожу на выборы; затрудняюсь сказать, как я его отдаю, отдаю и
все.
А. де В. — Академия, должно быть, удивляется, когда голос отдают за
произведения не читанные.
Р.-К. — О! Академия —добрейшая особа, она очень, очень добра. Я уже
говорил об этом другим, я в таких летах, когда больше не читают, а только
перечитывают старинные увражи.
А. де В. — Раз вы не читаете, вы, верно, много пишете?
Р.-К. — Писать тоже не пишу, я перечитываю.
А. де В. — Досадно, я бы вас почитал.
Р.-К. — Перечитываю, я перечитываю.
А. де В. — Но раз вы завели обычай ничего не читать, вы не можете знать,
не сыщутся ли среди современных сочинений достойные перечитывания.
Р.-К., испытывая явную неловкость. — О! Может статься, сударь, впол-
не может статься.
А. де В., направляясь к двери и надевая пальто. — Сударь, в прихожей у
вас зябко, и я не хочу долго вас здесь задерживать; я к таким комнатам не
очень-то привык.
Р.-К. — Сударь, приношу вам извинения, что принимаю вас здесь.
А. де В. — Неважно, сударь, это ведь первый и последний раз. Вы, ду-
маю, не ждете, чтобы я ознакомил вас с моими произведениями; вы наткне-
тесь на них в своем квартале или в России, в русских или немецких перево-
дах, и я не стану вам говорить, как филин у Лафонтена,3 что Бог мне послал
«прелестнейших детей».
(Тут Альфред де Виньи приотворяет дверь, Руайе-Колар идет за ним по
пятам.)
Р.-К., продолжая начатую мысль. — Полагаю, э-э! что состоится два ту-
ра выборов.
А. де В. — Сударь, я ровным счетом ничего об этом не знаю.
Р.-К. — Коли этого не знаете вы, мне-то отчего бы знать?
А. де В. — Оттого что вы состоите в Академии, а я — нет; я знаю только,
что баллотируюсь на место г-на Фрейсину.
Р.-К. — Кто же другие кандидаты?
А. де В. — Этого, сударь, я не знаю, да и знать не должен.
(Тут он повертывается к нему спиной, надевает шляпу и выходит не про-
щаясь; тем временем Руайе-Колар стоит, держа дверь и приговаривая: «Су-
дарь, имею честь вас приветствовать».)
Дневник Поэта 223
Старик, озлобившийся от сознания, что его забыли, после того как пере-
жил звездные часы славы. Пока что в большинстве своем академики забав-
ляют меня комедийными сценами; они не написали бы их столь же хорошо,
как, сами того не подозревая, играют.
3 февраля (?)
шатобриан.4 — Он в одиночестве писал что-то в кабинете, одиннадцать
утра. Я был потрясен, вновь его увидев, ущербностью его облика; он высил-
ся на рабочем кресле обычной высоты, откуда свисали его ступни, не доста-
вавшие до земли на четыре дюйма. У него очень короткие ноги и высокие
плечи, причем правое — необыкновенно массивное, голова огромная, длин-
ный и острый нос; манеры его учтивы, как принято в высшем свете.
— Ну-с, сударь, — обратился он ко мне, — вы баллотируетесь в Акаде-
мию? Ваше имя ныне из самых прославленных, вы преуспели во всех жанрах
и единственный, чей успех столь очевиден в стихосложении, театре, истори-
ческих и философских сочинениях. Ваше место — в Академии, и вы его од-
нажды займете, день этот недалек.
Тут вступил я.
— Этот день, сударь, — сказал я ему, — быть может, уже настал бы, по-
желай я выставить мою кандидатуру, к чему меня всячески побуждали ли-
ца не самые безвестные в Академии. Но именно теперь мне было бы угодно
сменить его высокопреосвященство Гермополисского; я охотно сказал бы
о его жизни и сделал бы это с благожелательностью, ведь служил я только
под белой кокардой. Не знаю, уместно ли, чтобы похвальное слово о нем
произнес г-н Паскье,5 неустанно с ним сражавшийся и преследовавший
его.
Он ерзал на своем креслице и скрещивал под стулом маленькие ножки.
Он по-ребячески краснел и явно испытывал неловкость.
— Что ж, сударь, — ответил он, — вы, безусловно, правы. Г-н Паскье
питает исключительно враждебные чувства к его памяти. Г-н Паскье далек
от литературы; но я знаю его сорок лет, он часто видится с г-жой де Шато-
бриан, он с нами бесконечно мил.
— Впрочем, — улыбнулся он, — в былые времена он отправил меня в
изгнание, о таких услугах не забывают.
— Забывать — дело благородное, — заметил я.
— О! Я не придаю этому значения, да и не пошел бы на эти выборы, если
бы не должен был голосовать также за второе место и за беднягу Баланша;6
я шестьдесят лет знаю Баланша.
— Понимаю вас и наслышан о вашей дружбе, — ответил я, — но наи-
лучший способ обеспечить ему второе место — не назначать г-на Паскье на
первое.
224 Альфред де Виньи
— Я думаю, сударь, — снова заговорил он, — в Академии из-за вас раз-
горится предолгая и преупорнейшая борьба. Я пойду, и посмотрим во время
схватки, что может произойти. Не стану утверждать, что не может возник-
нуть комбинация, оборотившая бы шансы в вашу пользу. Впрочем, вы мо-
жете на меня положиться на всех будущих выборах; повторяю, ваше имя ны-
не из самых прославленных.
— Сударь, я не желаю смерти кому бы то ни было и надеюсь, что в бли-
жайшие двадцать лет ни одного вакантного места не представится.
— Вы-то можете дожидаться его, а вот мы...
Тут левой рукой он взял себя за правую и мучительно искорежился в
кресле; его правая рука была парализована и другой рукой он силился ее
приподнять. В эту минуту своей вздыбленной спиной и мрачным видом он
мне напомнил Кина,7 когда тот играл сцену из Шекспира, в которой Ри-
чард III стенает от порчи, наведенной на его руку колдуньей.
— Мы зажились; мои ровесники должны уступить место вам, господа,
это справедливо; пора нам уйти со сцены, мы занимали ее слишком долго. Я
готов, вполне готов: Провидению остается лишь распорядиться.
— Помилуйте, сударь, — возразил я, — да скорей пусть не будет Акаде-
мии, чем видеть, как на такого человека, как вы, бросают косые взгляды те,
кто стережет место.
Он успокоился и заулыбался снова; я поднялся, повторяя, что довольно
и данного мне ручательства за будущие места, заверил его, что освободятся
они не скоро и что я стану терпеливо их дожидаться. Он проводил меня, еще
раз сказав, что исход борьбы неизвестен, что он непременно пойдет и под-
тверждает мне свое обещание.
ПОЭЗИЯ. — Ламартин8 часто повторяет, что она — только наслаждение.
Это, может быть, справедливо касательно формы, но кто мешает ей быть на-
слаждепием, окутывающим мысль и озаряющим ее сиянием своего храни-
тельного кристалла? Ради этого я сделаю все, что только смогу.
О ВАЛЬТЕРЕ СКОТТЕ. — Композиция романа хромает. Действие почти всег-
да сведено к поиску, а персонажи помещены меж двух огней, что позволяет
им видеть насквозь обе партии, противостоящие в гражданской войне. «Роб
Рой».
ОБ «апологии ГЕРОДОТА» А. этьенна.9 — Такое название — предлог.
Дело не в Геродоте, это антикатолический сборник анекдотов, как у Бейля.10
4 февраля, пятница.
БАУР-ЛОРМИАН.11 — Последние двадцать лет я его не видел. Прежде он
жил в довольстве, имел приличное жилье, жизнь, казавшуюся счастливой и
Дневник Поэта 225
безбедной. Он некогда угостил изысканным обедом Суме,12 Виктора Гюго,
Эмиля Дешана, Латуша13 и меня. С ним жили молодая англичанка с доче-
рью, они окружали его заботой и уважением. Какой-то юноша состоял его
секретарем. Он восторженно принял мои первые поэмы; он любил меня, а я
был легкомыслен и к нему больше не заходил — из чувства товарищества и
поскольку мои друзья, Гюго и Эмиль, рассорились с ним, покуда я служил в
армии.
Сегодня я отыскал его в маленькой квартирке на бульваре Батиньоль,
обставленной кое-как, холодной и унылой. Бедняга теперь один: умерла мо-
лодая женщина, умерла и ее дочь, он слеп, меня видит едва-едва; однако в
его лице есть нечто безмятежное, улыбка его полна кротости и той детской
наивности, что присуща, может быть, только поэтам. В нем до сих пор ощу-
щается искренняя и страстная любовь к литературе. «Я слагаю, — поведал
он мне, — библейские стихи, в духе вашей „Дочери Иефая"». Память его
столь остра, что он помнит то небольшое стихотворение и «Сомнамбулу»,
которые я декламировал тогда у него. Со временем ему урезали имперские
пенсии, живет он воспоминанием о былых своих свершениях, толкует об
«Омасисе», снискавшем европейский успех, вспоминает о своем «Оссиане»
и своем «Освобожденном Иерусалиме», великом его труде, и улыбается при
мысли об их нетленности.
Будь же благословенна незримая благодать, навеваемая поэтическими
раздумьями, если ее довольно, чтобы поддержать бедного, одинокого, сле-
пого старца; если она составляет его религию и если его вера в бессмертие
имени, на что он страстно уповает, сообщает ему такую же силу, какую да-
ет вера ревностным христианам, уповающим на бессмертие души! Но до
чего же безрадостна и бесприютна жизнь литератора, если он только на
них и полагается в своих надобностях! Как не уступить ему искушениям
более легкой политической жизни, где, чтобы разбогатеть, достанет крас-
нобайства адвоката-гасконца, и как не предаться ему литературному ре-
месленничеству, в котором упрекают Скриба14 и которым, по сути дела, за-
нимался Вольтер, почитая превыше всего сиюминутный успех и богатст-
во?
Бруно сожжен в Риме 17 февраля 1600 года. См. у де Шоппа,15 очевидца
события («Ас1а 1кегапа», Струвий, 5-я тетрадь, с. 64).
Ванини,16 сожжен в Тулузе 2 февраля 1619 года.
О ЛУКАНЕ.17 — В своей извечной непоследовательности теологи чужда-
ются анализа и не сопоставляют идеи.
На Лукана обрушились с яростными нападками за утверждение, что бо-
гов создал страх.
Жозеф де Местр18 заявляет то же самое и настаивает, что всеобъемлю-
щий страх — удел человека, что ангел-губитель бродит по миру от века.
8 Альфред де Виньи
226 Альфред де Виньи
Понедельник, 7 февраля.
тьер.19 — Я навестил автора «Истории революции» в доме на улице
Сен-Жорж, походящем на красивый, живописный и со вкусом обустроен-
ный загородный домик. Меня проводили в кабинет, украшенный предмета-
ми искусства, картинами и бронзовыми фигурками, превращающими его в
элегантный, покойный и уютный уголок. Хозяин дома поднялся; он был во
фраке, а не в домашней одежде и шлафроке; мне это пришлось по душе, я в
нем почувствовал человека действия, спозаранку готового и уже облачен-
ного в прокурорский фрак, преданного делу. В течение часа я с ним беседо-
вал, сперва о выборах, потом об общей направленности академических из-
браний, которые я упрекнул в излишней оглядке на политику; потом об
образовании, об уединении и, наконец, о его исторических трудах, посвя-
щенных Наполеону, о которых он высказался пространнее.
С первых слов я обнаружил в нем наиболее здравый ум из встреченных
мной среди академиков; по ходу нашей недолгой беседы этот человек с пол-
нейшей уверенностью в себе проводил свои идеи. Статья в «№1юпа1», оза-
главленная «Парки», не шла у него из головы, и он начал с извинений за то,
что знаком с пожилыми дамами, задающими тон в Академии своими интри-
гами. Он заверил меня, что далек от такого рода смехотворных влияний, и
заявил, что, по его разумению, мне первому надлежит попасть в Академию,
что пора изгнать оттуда бездарности и посредственности; что это ученое со-
словие, тут он со мной согласен, частенько оглядывается на политику, но
беспокоиться на сей счет не следует, ибо так долго не продлится, что он на-
мерен продемонстрировать в Академии, как был бы счастлив лицезреть в
ней мое имя, если, как он на то надеется, возникнет разногласие касательно
Баланша, который, впрочем, ему небезынтересен своей ничтожностью.
По поводу истории Наполеона, он подробно остановился на его пись-
мах министрам, неоценимом сокровище, которые он положит в основу сво-
их работ; он полагает, что император неверно рассчитал силы нации и что
отсутствие равновесия между этими силами и предприятиями было главней-
шей его ошибкой.
Он пообещал мне свой голос на третьем и всех последующих избраниях,
покуда я не пройду, если в связи с двумя нынешними местами не удастся по-
способствовать какой-нибудь благоприятной случайности.
РУССО—ВОЛЬТЕР. — Руссо в подражание Августину20 написал «Испо-
ведь».
Вольтер взял за образец «О граде Божием», проделав со святыми то же,
что тот — с богами.
Святой с головы до пят вооружил двух противников святых.
Один человек так вкратце охарактеризовал Штрауса21 в связи с его
«Жизнью Христа»: «Он готов пожертвовать фактом ради идеи».
Дневник Поэта 227
5 марта.
Когда завершились трехдневные бои, полковнику Фавье вздумалось пе-
реписать имена героев июля 1830 года и число убитых ими.
Кто-то называл цифру двадцать, кто-то — около ста. В списке значилось
пятьдесят пять тысяч королевских гвардейцев. Меж тем их было раскварти-
ровано в Париже не более шести тысяч.
Так и мне среди проголосовавших за меня восьми академиков никак не
удается насчитать менее четырнадцати. Каждый из них клянется, что прого-
лосовал за меня. Ламартин меня в этом заверяет и прибавляет, что иначе не
могло бы и быть.
Нынче добряк Баланш сказал мне, что его голос — за мной, когда он по-
лучит право голосовать. Он со мной мирно побеседовал и был очень мил.
Честный славный старик выглядел довольным и счастливым.
— В салон, куда вхожи сорок человек, — говорит он, — каждый берет
своих; я, попав в Академию, поступлю так же, да и вы: будем брать наших.
17 марта.
Вынужденный из-за смерти Роже возобновить мои визиты, я хватаюсь
за сердце, описывая все сказанные мне глупости и нелепицы.
Л. говорит со мной о г-не X.
— Это мой давний ученик. За тридцать лет он не пропустил ни одной
моей лекции. После каждой из них он мне приносит выписки и весьма здра-
вые суждения касательно сказанного мною; впрочем, госпожа X. — наша
соседка и дружна с моей женой.
Нынче г-н де С. поинтересовался, что я поделываю и продолжаю ли писать.
— Постоянно, и в ближайшее время рассчитываю подарить французам
пьесу.
— Это будет трагедия в духе Казимира Делавиня?22 — поинтересовался он.
— Нет, в духе Альфреда де Виньи, если угодно.
ПРОЧИТАННОЕ. — 21 марта. Поэма Расина «Религия».23
Проповедь, написанная холодным стихом. Нестерпимо скучная, она не
способна тронуть ни ум, ни душу. Я захотел убедиться, что справедливо
предал ее забвению. Я был прав.
Она породила Делиля24 и ему подобных.
22 марта.
ГИЗО.25 — Черные глаза, утонченный овал лица, благородные манеры,
во внешности что-то пуританско-английское.
228 Альфред де Виньи
Со мной выказал приветливость; заявил, что в первом туре выборов свя-
зан обязательствами перед человеком, чье имя не назовет, и что во втором
туре он не преминет перейти немедленно на мою сторону.
о янсенистах.26 — Пор-Рояль,27 янсенисты, а их стараниями и
Паскаль28 были виноваты перед человечеством, ибо тормозили прогресс,
поддерживая дело благодати в противовес свободе.
Напрасно правительство Людовика XIV обращало против них нена-
висть иезуитов. Ему не следовало поощрять преследования и искоренять
монастырь, расселив по другим обителям святых затворниц, но принцип ие-
зуитов был предпочтительнее принципа янсенистов.
КАЗИМИР ДЕЛ АВИНЬ. — Он хворает и с предосторожностями мнительно-
го больного, пошедшего на поправку, положив ноги на согреваемый изнут-
ри табурет, принимает меня как родного брата, жмет руки, но не скрывает,
что они с г-ном Патеном29 — однокашники по коллежу, и это его обязывает.
Но поскольку, как он полагает, шансов у того мало, он во втором туре при-
мет мою сторону.
24 апреля.
г-н ДЕ БАРАНТ.30 — Любезно напомнив мне сперва о нашем прежнем зна-
комстве, он осторожно намекнул мне, что кое-кого шокировало, с каким
рвением газеты ринулись на мою защиту. Я ответил, что мы оба, и он, и я,
вынуждены считать, что они действуют по совести, поскольку лично с эти-
ми авторами я не знаком.
Г-н де Б. — В особенности оскорбительными были сочтены выпады
«1оигпа1 ёез ОёЬа18».31
А. де В. — Об этом я ничего не знаю и понимаю с трудом; ведь эта га-
зета пыталась усадить в академическое кресло г-на Паскье, а немногим
позже — исключительно г-на Баланша. На деле ее похвалы были утеше-
ниями, а с автором статьи, г-ном Кювилье-Флери,32 я не знаком и никогда в
жизни его не видел; судите сами *— искреннему возмущению нельзя не ве-
рить.
Г-н де Б. — Я ничего не знал, и меня это бесконечно удивляет.
Он рассказал мне, что был на постановке «Чаттертона» в Санкт-Петер-
бурге и что мадемуазель Бурбье33 играет Китти Белл,34 разумеется, хуже, чем
мадам Дорваль,35 которая в этой роли бесподобна. Затем он перешел к са-
мой пьесе и заявил, что она антисоциальна.
А. де В. — Весьма строгое определение, сударь, к тому же я не знаю спо-
соба исправить общество, не заставляя его проливать слезы над жертвами
своих притеснений и ошибок. Сатира не должна выходить за рамки отстаи-
ваемого ею тезиса, отклоняться от раз принятого принципа.
Дневник Поэта 229
Г-н де Б. — Надобно сохранять беспристрастие, и в этой, к примеру,
тяжбе мы могли бы обвинить рабочих во всех грехах.
А. де В. — Проповеди, сатире, комедии беспристрастие не пристало.
По-моему, долг поэта, писателя — оставаться пристрастным. Мольер в
«Тартюфе» со всей очевидностью пристрастен и смело обрушивается на ре-
лигиозное ханжество.
Г-н де Б. — Для чего подкидывает Тартюфа в семью, над которой все
смеются.
А. де В. — Она смешна только тем, что неумеренно восторгается плутом,
а своим простодушием заставляет зрителя еще больше возмущаться обман-
щиком. Паскаль, сражаясь с иезуитами, не должен был и не оставался бес-
пристрастным. Нам не истребить ни одного злодеяния, не исправить ни од-
ного изъяна, если одной рукой мы станем наносить удары, а другой — защи-
щать все то порочное или смехотворное, что желаем искоренить. Я,
впрочем, расцениваю эти замечания как свидетельство интереса ко мне с ва-
шей стороны и отвечаю на них так же откровенно.
Г-н де Б. — Вы, может быть, добились бы большего успеха в сочинениях,
где не столь явно проводили бы какой-то тезис.
А. де В. — Я думаю, что по содержанию они менее значительны, а по
форме — труднее. В «Стелло» и в «Неволе и величии солдата» главное дей-
ствующее лицо — идея: абстрактная идея добавляется к драме, создавая тем
самым дополнительную трудность.
О РЕЛИГИИ. — Я сказал, что Франция, как мне кажется, разделяет на-
строения Паскаля: она отчаивается, что прошла через скептицизм Вольте-
ра, всеми силами пытаясь вернуться к простодушной вере.
«Пожалуй, для высших классов это верно, — замечает Дюбуа,36 — но не
для народа. Там к мессе, кроме женщин, никто больше не ходит». — Он
прав.
— Фурьеристы с их фаланстерами не учли, что в тот день, когда их меч-
та воплотится повсеместно, умирать примутся от скуки, а не от отчаяния.
Женщины, которым станет не с кем препираться и некого обманывать, не
будут знать, чем заняться.
Понедельник, 25 апреля.
Видел г-на Моле.37 — В одном салоне, где он выслушивал комплименты
по поводу его сдобренной насмешками речи.
Я потолковал с ним, но от комплиментов воздержался, поскольку, как
кандидат, выглядел бы льстецом, угождающим судье, а как судьей я им не-
доволен. — Его язвительность свидетельствует о том, что вольнодумное по-
коление нынешних времен настроено серьезнее, нежели его предшественни-
230 Альфред де Виньи
ки; безыскусная и степенная рассудительность Токвиля38 мне ближе, чем
легкая светская ирония Моле.
Во второй раз он непременно хотел сказать о том, что пишет Базен39 о Ри-
шелье в своей «Истории». Для меня отсутствие отправной идеи абсолютно не-
приемлемо, и я не сумел скрыть от него, что я этим неприятно поражен. В его
расплывчатом ответе, в его готовности осыпать упреками систематическую ис-
торию, я ощутил ту всеобщую мягкотелость, которой люди, более всего доро-
жащие властью, хотели бы наделить наши нравы и наши характеры.
Да и потом, возможна ли история без четко выраженной мысли и без
нравственного или практического философского вывода? Что, в сущности,
представляют собой сочинения Тацита,40 если не протест патрициев против
демократических императоров?
Возвращаясь по вечерам из светских гостиных, удивляешься тому, что
кривил душой и с десяток раз сам же от себя отрекался.
— Мы пустословили, а голова раскалывалась от дум.
29 апреля.
вторая консультация. — Кристиан, сын богатого банкира-еврея.
Резкость его слов заставила меня внимательнее всмотреться в это лицо
призрака, исказившееся злобной конвульсией. Никогда еще этот угловатый
подбородок не выдавался чрезмернее; недобрая усмешка вилась в бесконеч-
ных складках и морщинах широкого беззубого лица и пропадала в глубо-
ких ямах щек, казавшихся жеваным пергаментом. Взгляд пристальный, но
не сверкающий, а светящийся, как у сов, озарил изжелта черные глаза, глу-
боко сидевшие в его маленькой, лысой, цвета мумии голове, увенчанной
черным париком. Неизмеримо горестное чувство досады как будто бы ис-
пещрило его лицо желчью и ядом, струившимися под кожей синеватыми
прожилками. Локти его дрожали. Он выглядел скелетом, сквозь который
пропустили гальванический ток.
новый вариант второй консультации. — Печальный еврей-банкир,
наделенный всеми личными добродетелями, до такой степени офранцузил-
ся, что перестал исповедовать свою религию. Спохватывается он лишь по-
сле смерти брата, который умирает за конторкой, работая вместо него, по-
скольку доверие к нему на какое-то время поколеблено.
Одна страсть владела двумя этими превосходными людьми — руково-
дить жизнью единственного сына и племянника.
Этот ребенок был воспитан наставниками-скептиками, научившими его
всему, исключая какую бы то ни было религию.
Отец в подражание Ж. Жаку (в Женеве он знавал почитавших его банки-
ров) хотел, чтобы сын его подрос, а уж потом выбрал себе религию.
Дневник Поэта 231
Мальчик влюблен в очень набожную девушку и знает, что она больна
неизлечимой болезнью.
В ее семье к двадцати пяти годам умирают от чахотки.
17 апреля.
Беседовал с Кузеном41 о растущей нетерпимости духовенства, не остав-
ляющего его своими нападками.
«Придет день, — сказал он, — и Франция его отринет, ибо она не захо-
чет отринуть разум».
«Мы и только мы утихомириваем Францию, вынуждаем ее щадить духо-
венство. Не так давно г-н де Равиньян42 высказал следующее: „Рациона-
лизм — это атеизм, сам себе в этом не признающийся. Не будучи священни-
ками, вы не вправе учить вере"». Я замечаю: «Он переделывает священниче-
ское звание, и случится так, что Франция вновь обратится к Монлозье,43
отринув Паскаля и не желая впадать в безумие».
«Королева, — обращается он ко мне, — потрясена мыслью, что, сама того
не желая, поступила как узурпаторша, и каждодневно вымаливает за это про-
щение у Господа и у духовенства. В ней отчасти причина его поднимающих
голову амбиций. Амбиции же эти обернутся сильным противодействием».
30 апреля.
Нынче от книгопродавца Шарпантье узнал, что из моих сочинений луч-
ше всего расходятся «Сен-Мар», «Стелло» и «Театр»; за ними идут «Поэмы»
и только потом — «Неволя и величие солдата».
Пирроников44 ставит в тупик природа, догматиков — разум. Паскаль.
Стоицизм — это ожесточение и бесчувственность.
Тонкость, геометрическая точность Мальбраншевой критики Монте-
ня.45 3-я книга «О понимании или чистом разуме» великолепна.
7 мая.
Кристиан и Дафна.
«Дафна». — Раз поэт Стелло был ясен уже и тем, что звался поэтом, опи-
сывать его и останавливаться подробно на его взглядах было незачем, Кри-
стиана же надобно подвергнуть анализу, дабы отделить его понимание хри-
стианства от восприятия Стелло.
Сальванди46 дал Виктору Гюго колкий и оскорбительный ответ (приня-
тие в Академию).
232 Альфред де Виньи
Пантеистическая Троица. Могущество, любовь, разум.
Христианская Троица. Отец, сын, святой Дух.
Материалистическая Троица. Электричество, огонь, просвещение.
Снизойди мы до игры словами, мы бы сказали:
Равиньян — ультрамонтан, а Лакордер47 — ультрамондан.48
Законы Мену,49 сопоставленные с Бытием Моисея.
Сотворение по большей части тождественно; но Моисей опустил одну
примечательную статью.
Чтобы подразделить деяния, он устанавливает различие между правед-
ным и неправедным {Мапейе Раз1ге).
В представлении индусов растворение есть незыблемая система природы.
Основа основ законов Моисея — равенство.
Не бойся индийского растворения, твоя преображенная душа не сможет
погибнуть, не сможет лишиться отвоеванных ею добродетелей и премудро-
стей.
вторая консультация. — Завершить поступком м-ль Ротшильд. Ее
отец оговорился в завещании, что свои миллионы она получит, если сочета-
ется браком с единоверцем.
Нечаянная встреча в деревне с красавцем офицером-кавалергардом.
Они любят друг друга, она наводит справки у поверенного и сокрушается:
«Но я еврейка, и если я выйду за него, то потеряю все мое состояние. — О
нет, нет, есть один способ».
Она становится его женой. Поверенный ее отца говорит ей: «Но вам
ведь ничего не причитается».
«Отнюдь, сударь, прочтите завещание. В нем сказано: „Ежели сочетает-
ся браком с единоверцем". В понедельник я приняла христианство. Он хри-
стианин-лютеранин. Вышла я за него во вторник, условие мной соблюде-
но».
Поскольку английский закон придерживается буквы, свое состояние
она получит.
О скуке и ОБ идеях. — Скуки не существует. Есть люди, считающие, что
их одолевает скука, лишь только с ними перестают вести беседу, молчание
их пугает.
Задумайся они на мгновение о нашей природе, они бы знали, что наш
мозг перерабатывает не только идеи, данные ему для переваривания, но и те,
что он порождает сам.
Исходящие из него идеи, будь они весомы или не слишком, ему предпоч-
тительней, ибо произведены они его собственной плотью и его ощущения-
Дневник Поэта 233
ми, сочетанием его чувств, суммой его наблюдений и всем, что проистекает
из него самого.
Во всяком англичанине чувствуется недовольство жизнью.
ЭРМИНА. — Люди нас любят, сообразуясь с представлениями, которые
мы им о себе внушаем.
2-я консультация. — Роскошь. Еврей-банкир, миллионер, владыка ми-
ра. «Как тебе мое царство?» — спрашивает он сына.
о ПАСКАЛЕ. — (Доклад Кузена).50 Первым изданием, предпринятым
Пор-Роялем,51 руководили его зять, г-н Перье, герцог де Роанне и Арно.52
Кузен много рассуждает об искажениях во зло, сделанных Пор-Роялем,
но он не в полной мере воздает должное дополнениям во благо, внесенным в
записи, набросанные рукой Паскаля.
Кузен утверждает, что Паскаль замыслил низвергнуть картезианскую
философию, а с ней вместе и всю философию, приверженную скептицизму,
чтобы не оставлять естественной вере человека иного прибежища, кроме ре-
лигии.
Книги учат только тому, что в них содержится. Отыщите лучше между
творением, зрелищем и собой, зрителем, второго посредника; вашу точку
зрения.
вторая консультация. — Миром правит дух Греции, дух Сократа и
Платона.53
Тонкая и глубокая беседа.
Будешь проклят, говаривали афиняне, едва станешь жестоко порабо-
щать нас.
И сама слава, если она глупа, сделается нашим врагом.
Черный Доктор. — Мы пришли к тому, что власть в глазах людей не об-
ладает более ни силой, ни благодатью. Что же остается ей на долю?
Д. — Медичи и знать благоволили искусствам, потому что дворянство
не стояло у власти и было только именем, присвоенным наследственному
достатку и славе предков.
Д. — Развивайте далее вашу мысль — еще — отлично! Заметьте, что злодеи
возбуждают больший интерес, нежели люди праведные. Имей они хоть мизер-
ное достоинство, и уже за это к ним питают бесконечную признательность.
Стелло. — Отчего работа мысли придает лицу жестокое выражение?
Д. — Причина в отказе от настоящего ради созерцания прошлого и бу-
дущего. Разрыв — вещь жестокая.
234 Альфред де Виньи
ЗАМЫСЕЛ. — Когда новый, отвечающий моим устремлениям поэтиче-
ский замысел бог весть откуда ниспадает мне в душу, ничто не сумеет вы-
рвать его оттуда, он вызревает там, как зерно в земле, без устали возделы-
ваемой воображением. Я что-то говорю, делаю, пишу, даже уношусь мыс-
лью к другим предметам, но понапрасну: я чувствую, как он возрастает во
мне, зреет и наливается колос, и скоро мне предстоит сжать эту пшеницу и
замесить из нее целительный хлеб насущный для незримого множества.
11 июня.
Написал строки о железных дорогах в «Доме Пастуха».
Что может быть редкостнее, нежели поэт, записывающий стихами глу-
бинные, сокровеннейшие свои мысли о чем-нибудь.
Когда тебе это удается и ты обходишься без чересчур пышных словес,
излишних отточенности и отлаженности, что присущи поэзии, пережива-
ешь тайное, сладостное довольство, ибо в прекрасном обретаешь истину.
Биографии-памфлеты ставят человека, которому предстоит их писать,
меж смехотворным предложением и низкой угрозой, то есть предложение
сочинить или кому-нибудь заказать нашу академическую речь оборачива-
ется угрозой злобных нападок, словом, нам говорят: «Будьте глупцом или
трусом!». Ни то, ни другое неприемлемо.
13—14 июля.
О смерти герцога Орлеанского.54 — Году в 1825-м мне довелось присут-
ствовать при разговоре между несколькими особами, почитавшими себя
людьми серьезными, и один из собеседников заметил:
— Унылая нам предстоит череда трех старческих царствований до вос-
шествия Генриха V. Придется быть свидетелями всех лет правления Людо-
вика XVIII, Карла X, дофина.
— Господь с вами, — воскликнул я, — будьте покойны, за десять лет
что-нибудь да случится; и я им напомнил Лафонтена: «Умрет король, осел
или я сам».
Я вызвал у беседовавших со мною государственных мужей, приятелей
г-на де Виллеля,55 недобрую усмешку и прослыл либералом и философом.
То же и теперь. В Тюильри хлопочут, подумывая о регентстве для мало-
летнего графа Парижского и об образовании старшей ветви внутри ветви
младшей. Боже правый, на что все эти ветки и сучки самой демократической
из наций?
Подлинный дух Франции состоит, как я преспокойно говорил об этом в
1830 году Луи-Филиппу, в безразличии к вопросу о правлении. Неважно, ка-
кое войско взойдет на Театр Власти.
Дневник Поэта 235
Наши политические чаяния состоят в том-то и том-то. Наши страсти:
национальная гордость, любовь к славе, и пр., и пр.
Удовлетворите же их. А когда вы нас обманете, мы велим опустить занавес.
На смертном одре фортуна лучше обошлась со старшей ветвью, нежели
с Орлеанской.
Заколотый кинжалом герцог Беррийский,56 восклицающий: «Пощадите
этого человека!» — в людской памяти прекрасен.
Если молодой герцог Орлеанский сохранил ясный ум во время своей аго-
нии, он, верно, пожалел о пуле в Константине и о ядре генерала Дамремона.57
Эта смерть поразила Орлеанский дом столь же глубоко, как смерть гер-
цога Беррийского поразила Бурбонов.
Стороны уже пустились в вещие и пустые рассуждения о числах, обстоя-
тельствах, предчувствиях, и пр., и пр. — Привычный вздор.
купидон, поэма. — Микеланджело, устав от хулы и всеобщего восхва-
ления Древних, ваяет Купидона, зарывает его в землю и устраивает все так,
что его находят во время раскопок. Сбираются ученые мужи.
Описание греческого Амура Микеланджело.
Но тут он восклицает: «Изваял его я. У меня в мастерской полно точно
такой же гончарной глины!».
Медея Корнеля. — Французская публика являла покуда чудеса уваже-
ния. Слушать классическую трагедию с ее холодными абстракциями, како-
вой до сего дня потчевали зрителей, смиренно воспринимать на слух стихи,
из которых каждый второй всегда несуразен ввиду лишнего слова, так что
из двадцати строк десять приходится мысленно укорачивать, поистине чу-
до. Неудивительно, что ей это прискучило.
Французская трагедия почти всегда была чередой рассуждений на за-
данную драматическую ситуацию.
Применяя к народным преданиям правило здравого смысла и разумных
доводов, удивляешься, сколь многое в них подлежит пересмотру, и количе-
ству устоявшихся представлений, не выдерживающих критики. — В исто-
рии Каина и Авеля очевидно, что первый виновник происшедшего — сам
Господь, ибо он отверг дар земледельца, но принял подношение нерадивого
пастыря. Воспылав праведным гневом, перворожденный за себя отмстил.
Разве не наблюдаете вы во всей нации сверху донизу одинаковое легко-
мыслие, одинаковую неистовую злобу в отношении соседа? Каждый нена-
видит соперника и, чтобы убрать его с дороги, готов был бы сокрушить и
собственный дом.
светское общество. — Сошедшиеся нос к носу двое врагов, новая меб-
лировка, политическая свара, свежеприбывший из Индии парси, двенадца-
236 Альфред де Виньи
тилетний пианист-вундеркинд, посол, кошка — все пригодится хозяйке до-
ма, чтобы устроенный ею вечер заклокотал, как кипящий чайник.
ПОЭМА. — Говорят, будто о делах общественных судят с заоблачных вы-
сот, с вершины крупного состояния. Нелепица: о них судят с высоты своего
роста. — Судил ли кто о них с большей высоты, нежели Ж.-Ж. Руссо из сво-
его подвала?
О евреях и духе еврейства. — Черный Доктор: «С чего вы взяли, что
этот еврей не прав?». Не евреи разве владычествуют в Европе да и во всей
подлунной? С тех пор как люди узнали письменность, они сетуют на коры-
столюбие: об этом ведет речь Орфей. Об этом же толкуют Гомер и Ювенал:58
«Мы в возрасте девятом» и т. д. Золото испокон веку правит миром. По-
смотрим, не виноват ли в этом первый, кто учредил сей меновый знак, а тем
самым (ирзб) и пролетария. Когда это совершилось, еврей изобрел век-
сель — тут он и по сю пору царь и бог. Вы скажете, он не верит в божествен-
ную природу Христа, но ведь и вы тоже в нее не верите.
дом пастуха. — Помолимся же за то, чтобы все в христианстве было
истиной.
ДОМ пастуха. — Быть может, так было задумано еще небесными сила-
ми, быть может, мы с вами переживаем восьмой день несовершенного тво-
рения. Пока далекие от совершенства и мало-помалу отринувшие животные
формы, мы потихоньку, мелкими шажками приближаемся к ангельскому
обличью.
О СТИЛЕ. — На первых порах, в том возрасте, когда мы воспринимаем
только форму, стиль представляется нам особым порядком слов, и мы дума-
ем, что его слагают богатство образов и неизбитость выражений. Со време-
нем начинаешь принимать в расчет слог, последовательность и плавное те-
чение мысли, замечаешь вдруг, что такой-то живописует человеческую при-
роду сперва с явной мизантропией, потом вдруг становится терпимей,
изображая снисходительность, но уже в следующий миг вновь дает волю
своей иронии; потом, в другой книге, он подпускает набожности, философ-
ского отрицания, оглядывает предмет снизу, сверху, ибо у него нет сложив-
шейся точки зрения и он ищет только сиюминутного успеха.
Какой, однако, должна быть точка зрения человека? Что, если не его от-
ношение к другим людям, заставляет его говорить с ними из кабака, как
Рабле, или из пещеры, как Ж. Жак Руссо, и ни за что от своего не отступать-
ся? Стоять на своем человека побуждает характер, характер не позволяет ду-
ше отклоняться от избранной ею линии. Выходит, и в самом деле стиль че-
ловека — это его характер.
Дневник Поэта 237
В стиле Данте, скупом, с редкими эпитетами, исполненном горечи, мис-
тическом, любой ощутит набожного гибеллина. В стиле Монтеня — празд-
ного любознательного счастливца, оттачивающего красноречие в своем
замке, где он вдали от всего и вся обрел покойный приют и щупает себе
пульс с утра до вечера.
Сказал Вильмену,59 что в «Чаттертоне» я проложил путь драме мысли.
Сказал Вильмену по поводу «Чаттертона»: по-моему, в будущем было
бы хорошо меньше значения придавать ходу событий, интриге с ее детски-
ми нелепицами, и вывести на первый план жизнь души, метафизическое раз-
витие моральной истины или философической идеи. Что «Чаттертон», к мо-
ему великому удивлению, доказал готовность публики к восприятию пьес,
требующих работы мысли.
На страницах «Человека желания» неизвестный философ рассуждает:
«Пусть всякий желающий берется за перо — сие даст верное направление
его уму. Но пусть никто этого не читает, ибо тогда он почти что неминуемо
собьется с дороги».
Господь объят сном, разлитый в мертвой природе; трепещет растение,
животное погружено в грезы, пробуждается человек. И Бог, миновав эти
звенья, возвращается к самому себе через наши тела. Поскольку Бог абсор-
бирует в себя индивидуальное, присущее субстанции, или природе порождаю-
щей, или Божественности, он тем самым подвергает опасности мораль.
(На полях:) Спиноза60
4 сентября.
Зачастую работа не завладевает нами безраздельно: прискорбно, что все
вокруг привыкли трудиться, писать, творить, погружаясь в свое занятие
только наполовину. Поэтому и являются на свет посредственные поделки.
Когда чувствуешь, что тебе не отдаться делу всей душой, лучше его оста-
вить и пойти пройтись, чем-нибудь заняться, чтобы не работать вполсилы.
В августовском «Кеуие 1пс1ёрепс1ап1е» Пьер Леру61 пишет, что драмати-
ческие поэты лишь переиначивают на свой лад чужие мысли. Я думаю, что и
лирические поэты не отличаются особой изобретательностью.
О поэтической прозе. — Я всей душой ее не приемлю, ибо она оставля-
ет во мне ощущение неискренности тона, тем самым уподобляясь особе, ко-
торая захотела бы пропеть: Все — Истина одна; если порою ей случается на-
щупать гармонию, происходит это, скорее всего, нечаянно, когда она и не
помышляет снискать за это хвалы. Поэтическая проза неизменно притязает
на некую гармонию, но достигнуть ее не может, она без толку пыжится и все
238 Альфред де Виньи
равно звучит всего лишь дальним отголоском неведомых поэтических
строк, которые она как будто перевела.
Поэзия заключена в стихе — и нигде более. Великие писатели знавали
поэтические потуги, но поэтами они не были.
Пускай же проза сохраняет свои достоинства, ей свойственна проникно-
венность выражения, трогающая самую душу. Драма в прозе исторгает из
нас слезы, драма в стихах — никогда, если только нас не переполняет упои-
тельный восторг, но узок круг возвышенных душ, кому ведомо это пережи-
вание.
об университетском образовании. — Ничего нет глупей школярской
рутины, обязательных для всех латыни и греческого. Сочинения древних
превосходны для выработки стиля — и только.
ОБ органах. — Физические изъяны наших органов идут на пользу уму,
как писано мною в поэме «Флейта».
Мальбранш до семнадцати годов оставался недоумком.62 Споткнув-
шись, он раскроил себе голову, ему сделали трепанацию, и вот он — гений.
Декарт63 после трепанации, может статься, тронулся бы умом.
Некто, ученик Политехнической школы, впал в сомнамбулизм и во сне
нашел решение задачи, над которой безуспешно бился, пока бодрствовал.
Доказательство тому, что душа отделяется от органов, действует и пережи-
вает по собственному почину.
Одно из прелюбопытнейших явлений наших дней — тщеславие непо-
мерных литературных притязаний. Один нарекает свою книгу «Божествен-
ная эпопея»,64 другой — «Человеческая комедия».65
НЕПОМЮСЕН ЛЕМЕРСЬЕ.66 — Любому сочинителю не повредит намотать
себе на ус сию чудную эпитафию, которую он хотел высечь на своем надгро-
бии:
Он почитал добро, в словесности трудясь.
ОБ общем мнении. — Гнусное общее мнение! ты — позорный столб, у
которого страсти, далекие от искусства, дают нам пощечину! — писал я в
«Чаттертоне».
Сочинители непомерно о нем пекутся. Один гоняется за газетными ста-
тейками, другому не дают покоя салонные толки, которые он тщится напра-
вить в нужное русло. Напрасные хлопоты!
Уважающему себя человеку пристало только одно. Выпустить книгу в
свет, ни с кем не видеться и позабыть свое сочинение. Книга — бутылка,
брошенная в открытом море, на которую не мешало бы наклеить этикетку:
Улови, кто может.
Дневник Поэта 239
ДВА умонастроения. — Никогда нелишне взглянуть на людей и повни-
мательнее за ними понаблюдать.
Пару дней назад одна неглупая дама предоставила мне случай подме-
тить, с какой стремительностью мотивы личного свойства уничтожают пря-
мое и простодушное суждение. Я говорил ей о мадам Ролан.67
— Мне по душе, в наши-то времена, этот римский характер, — рассуж-
дал я. — Ее смерть грешит самолюбованием и в чем-то театральна. По прав-
де говоря, отдает позерством.
— Помилуйте, — перебивает меня она, — разве не похвально, когда в
такую минуту достает сил думать о позе?
Она говорила искренне. Но тут она спохватывается, что сама-то она —
герцогиня, и предубеждение заставляет ее добавить:
— Какая, впрочем, разница? Мелкой буржуазке вроде г-жи Ролан не
возбраняется пустить пыль в глаза на своих похоронах. Простота — удел
знатных дам.
8 ноября.
семь скорбей, или неизбывные скорби. — Первое письмо к Еве.
На пороге дома пастуха сидят те, кто первым узнал, или нарек звезды,
или в точности предсказал их возвращение.
Отсюда увидишь ты прекраснейшее из зрелищ, способное воспламенить
женский взор: узришь ты неизбывные скорби.
Вознеси ввысь мысль свою. Попробуй задуматься о том, что будет с то-
бою однажды, стань ты матерью.
Заставь возлюбить прекрасное и справедливое.
Своею добротой, как ангел в светлом храме,
Благословенье дай жилищу пастуха...
Жалея род людской, вострепещи крылами
Жена — какЭлоа...
Если сегодня вечером стенаешь ты, возмечтав о смерти, приди, и пока-
тим нашу кибитку к сиянию Востока.
Ты, колыбель богов, взлелеял человека,
Глухую ревность ты в сердцах вскормил, Восток,
Величье душ немых снедавшую от века.
Третье письмо.
Ты к верескам вернись, вернись к горам старинным —
На замке том... не реять флагам дивным
Что предки-моряки из плаваний несли.
240 Альфред де Виньи
(Их потомок остался охотником, но бег его пролегает по безднам мыс-
ли.)
Так мчались по горам охотники на серн.
БЮФФОН.68 — Природа — это система законов Господа. Она есть явлен-
ная часть божественного могущества. Вечно живое творение. Отдельные
особи — ничто, одни только виды — сущности, сопричастные природе.
18 декабря.
Г-н паскье. — Теперь это сухощавый, опрятный, подтянутый старик,
моложавый в своем наряде.
Он принял меня в квартире, которую занимал в Малом Люксембург-
ском дворце. В кабинете он был один, облаченный в длинный халат, подби-
тый фиолетовым шелком, и панталоны, обутый в красные домашние туфли.
Держался он свободно и непринужденно. Привратник уже передал ему мою
визитную карточку. Он с учтивым видом идет мне навстречу, поначалу при-
дав лицу строгое выражение, и предлагает мне кресло у камина; чтобы из-
брать верный тон, дожидается, в каком тоне заговорю я.
— Я пришел не с тем, сударь, чтобы испросить ваш голос, — начинаю я,
присаживаясь, — да я и не рассчитываю на академические ручательства. Я
знаю — голос пообещать нельзя, но вот
Обычай вековой меня сюда привел...
При мысли об Академии Расина можно цитировать бесконечно.
Внезапно его лицо озаряется улыбкой, и, преисполненный любезности,
он пускается в тонкие и замысловатые рассуждения, и мы долго предаемся
восхитительной беседе.
Поскольку я знал, что он вряд ли в восторге от того, что я прежде высту-
пал его конкурентом и отнял у него треть голосов при его избрании, сперва
я увлек его в путешествие по Англии, начав с тумана и поговорив далее о
климате. Потом мы с ним посетили Южную Америку, куда он с великими
трудами таки отправил нескольких французских искателей приключений,
тогда как Англия засылала туда молодых и богатых коммерсантов, кото-
рым суждено было оставить там свои немалые состояния и развить кипучую
деятельность во славу отечества. Мы потолковали о г-не де Бугенвиле69 и о
Куке,70 об Алжире, о Ганноверском доме, Испании, Красном море, Адене и
Панаме. Об Академии — ни единого словечка. Разве что он рассказал мне
вот этот анекдот о Казимире Делавине:
— Я, и никто иной, — признался он, — имел честь положить начало его
карьере. Вскоре после Ватерлоо (все это я вам рассказываю не из-за себя, а
Дневник Поэта 241
дабы воздать должное Людовику XVIII) я получил одно из его «Мессенских
стихотворений». Король после трудов праведных не прочь бывал порассуж-
дать о поэзии. Стихи я сунул в карман и, когда мы покончили с политикой,
сказал ему:
— Вот стихотворный опус, полученный мною от одного молодого че-
ловека. Я этому сочинению не судья, но попрошу короля высказать о нем
свое августейшее мнение. Стихи, без сомнения, несут недвусмысленную по-
литическую окраску, но Ваше Величество так независимы в своих суждени-
ях, что показать их я, пожалуй, дерзнул бы только вам одному.
— Сие выше всяческих похвал, — сказал мне король. — И каких же он
придерживается взглядов? Можете вы что-нибудь для него приискать?
Я предложил привести в порядок одну заброшенную библиотеку, ко-
роль дал свое согласие, и я распорядился препоручить ее Делавиню.
— Вы, сударь, — заговорил я, — поведали мне этот анекдот в память о
Людовике XVIII. Ну а я стану часто его пересказывать в память о вас.
Я заметил, что на голове у него — ни единого волоса, на бритой макуш-
ке как влитая сидела бархатная ермолка, которую он потом сменит на па-
рик. На моей памяти его старость — самая юная из всех, если не считать
г-наде л'Эгля.71
Раз тяжбы мы ведем, и смертны, и хвораем,
Потребен лекарь нам, потребен адвокат.
Барыш и почести нас в этом убедят:
Сию подмогу мы навряд ли потеряем.
(Лафонтен)
Третейский судья, госпитальер и пустынник
Сановники иль властелины,
Чтоб сокрушаться вам, отыщутся причины,
Невзгоды вас крушат, а счастье развратит,
Не зрите вы себя, не зрите вы другого,
И снизойди вы вдруг до дела всеблагого,
Льстец от него вас отвратит.
(И.)
Это Гусо01 аеаитоу.
Эта басня, бесспорно, вобрала в себя душу Лафонтена, его взгляд на че-
ловечество, которым он хотел завершить эту книгу.
Его суть — отчаянье, напрасность преданности.
Тяга к одиночеству.
Желать известности надобно в грядущих временах, а не теперь.
242 Альфред де Виньи
1843
второе письмо к депутатам. — О поэтическом жанре. Доказать, что
это разум, возведенный в свою высочайшую степень по сути и форме. Воз-
мущение тем, что происходит на театре жизни, неизгладимо запечатлевает-
ся в душе Ювенала1 или Данте. Задается идея, рожденная этим чувством.
Стих есть самое незамутненное ее выражение. Некий художник однажды
мне сказал: «Я набросал этот эскиз, в нем — все. Остальное довершит
кисть». В Поэзии — истинной поэзии, слагаемой стихами, нет места кисти.
Речитативы, бесконечные длинноты — примета прозы. «Кларисса»2 — ше-
девр. Мало кто одолел ее от корки до корки, а уж перечесть и подавно никто
бы не сумел. Это хорошо знали Данте, Мильтон.3 Они перво-наперво — по-
литические деятели и только потом писатели, потом поэты... Люди дейст-
вия, которые завоевывали доверие наций притягательностью своей жизни,
добивались этого только благодаря тому, что им не чужда была поэзия.
О человеке, чья жизнь, облик и наречие заурядны, говорят: «До чего он
прозаичен».
О трибуне. — Надобно, чтобы разум изъяснялся на точном языке дело-
вых людей со страстью.
25 января.
ИРЛАНДИЯ. — Сэр Роберт Пиль;4 он трижды подает в отставку — наме-
рен уступить Ирландии малую толику свободы.
Мне более по душе проблеск надежды, а не план — за первым я следую
куда охотней, нежели за вторым.
ЭЛИКСИР. — На свете есть эликсир, имя которому — поэзия. Те, кто не-
сет в себе, в своей частной жизни одну каплю этого божественного напитка,
сильнее бывают преданы родной стране, крепче любят возлюбленную, а в
их жизни заключено больше величия. Те, в чьих жилах течет две его капли,
задают тон на политическом поприще или стяжают лавры на ниве красноре-
чия и высокой прозы. Те же, в кого излит целый флакон этого напитка жиз-
ни, — короли Мысли, а язык, на котором они ее высказывают, — Король
всех наречий.
31 января.
Типограф посреди своих литер.
Дневник Поэта 243
О ВЕРЕ. — Все толкуют о вере. — Что в сущности представляет собой эта
столь редкостная вещь?—Упование, исступленное и страстное. Я доскональ-
но исследовал ее у всех священников, утверждавших, что они ею обладают, и
ничего другого не приметил. Ни разу не повстречал я уверенности.
Мысль человека, умирающего сегодня.
О ПРОЗЕ и О ПОЭЗИИ. — Поэзия, писанная стихами, единственная истин-
ная поэзия, воплощенная в ритме и рифме, — эликсир идей; выбор этих
идей, однако, труден; лишь истинный поэт обладает достаточно тонким
вкусом, чтобы проторить им путь и добрые семена отделить от плевел. У
прозы есть неоспоримое преимущество: она говорит обо всем. Поэзии нау-
ка запрещена крепко-накрепко, прозе подробное изложение фактов и язык
деловых людей окажут неоценимую поддержку... Преимущество ее и в том,
что ее почитают искренней, тогда как в поэзии видят неисправимую лгунью
и дочь милого каприза.
Академия, которой бы под стать быть Сенатом недюжинных умов, —
городишко инвалидов.
...и воссесть в Сенате славнейшей Республики Словесности, этом Сенате
из сорока граждан, равных в правах и в привилегиях.
К. Делавинь Нодье
С-т-Бёв Аль. де Виньи
Вату Мериме
Аль. де Виньи Вату
С-т-Бёв
К. Бонжур
А. Мартен
Февраль.
ПАСКАЛЬ.5 — Прочел доклад Кузена6 во Французской Академии о необ-
ходимости нового издания Паскаля.
Очевидно, что Пор-Рояль7 в интересах монастыря исказил Паскаля.
Примечательный штрих: обличение и преследование брата Сент-Анжа из
Руана и упорство, с каким он обрекал м-ль де Роанне на безбрачие, все это
доказывает, что Паскаль в своем исступленном христианстве сделался весь-
ма дурным человеком.
В нем пробуждался инквизитор; счастье, что он умер молодым.
Кузен верно судит о нем, когда пишет, что Паскаль велик душой и что от-
личительная черта его стиля — чувство, то есть мысль, снизошедшая в ду-
шу.
244 Альфред де Виньи
ЗАМЕТКИ. — Доклад Кузена. — Юэ, епископ Авраншский, оставил после
своей смерти книгу, где он приходит к выводу, что сомневаться нужно. Что
дерзновение догматиков породило заблуждения. Скептики, ничего не ут-
верждая, не могут и ошибиться, и только они одни достойны называться фи-
лософами. «Письма к провинциалу» Кузен удостаивает больших похвал, не-
жели «Мысли».
Что Боссюэ8 и Фенелону9 ближе Платон, а не Аристотель,10 Декарт,11 а
не его противники.
Что Боссюэ и Лейбниц12 — эклектики.
Кузена, как его изображает Ламенне,13 в пору «Ослепления логикой» не-
удержимо увлекает принцип со всеми вытекающими последствиями. Не свя-
той Бернар, а Ж. Ж. Руссо нашего века.
Ламенне — это Паскаль, сведенный в систему (при безразличии к религии).
Кузен подыскивает слова, западающие в память, как актер — слова, ко-
торым рукоплещут. Он пишет: «Мальбранш14 — это Декарт, но Декарт рас-
терявшийся, после того как обрел божественные крыла и разорвал всякие
узы с земною твердью».
И далее: «Лейбниц — это Декарт с полувековым прогрессом во всех сфе-
рах».
Вместе с Лейбницем и Платоном он делает Боссюэ эклектиком, негоду-
ет по поводу откровения, по поводу власти церкви, кормилицы человече-
ского рода. Паскаль первым объявил войну картезианству, всей филосо-
фии.
С. 58. — Замечание касательно м-ль де Роанне весьма любопытно — хо-
рошо показано, какой была религиозная экзальтация того времени.
Кузен рассуждает верно, Пор-Рояль подправил Паскаля, но, на мой
взгляд, Пор-Рояль почти всегда имеет на это основания. Так, они правильно
поступили, изъяв из его мысли Августа:15 Август и Александр были черес-
чур молоды, чтобы завоевывать мир. Лабрюйер16 ответил о Цезаре. Август
не тщился завоевать все и был не молод.
Обвинение между тем становится серьезней: 2-я часть, с. 113. Когда Ку-
зен переходит к значительным искажениям. Доводы Пор-Рояля предстают в
более неприглядном свете.
Все сводится к неловким потугам герцога де Роанне, который извращает
Паскаля. Как будто он хочет отомстить за то, что его так надолго лишили
дочери.
Паскаль умер, признав, что, если бы ему пришлось писать заново «Пись-
ма к провинциалу», он вложил бы в них больше негодования.
С. 162. Недурной анализ веры Паскаля, рожденной в сомнениях и от-
чаянии: исключительно по своей воле он укрывается под безумием Кре-
ста.
Что скептицизм Паскаля исполнен отчаяния. Что его мысли внушают
скорее ненависть к философии, чем любовь к религии.
Дневник Поэта 245
Что над Паскалем, не желающим умирать всецело, тяготеет страх смерти.
С. 167. Монтень17 не допускает ни первенства разума, ни первенства со-
вести, ни естественной справедливости, ни иного естественного права, кро-
ме силы и обычая.
С. 174. Паскаль сказал: «Атеизм оставляет печать силы и духа, но лишь
до определенной степени». Это означает, что Паскаль вполне допускает от-
вержение Бога разумом при условии приятия его через откровение.
С. 187. Кропленье святой водой, чтение литургий доведет вас до отупе-
ния, говорит Паскаль. Единственное лекарство, найденное им против бесси-
лия общего мнения.
3-я часть. Не публиковавшиеся Мысли.
Святая философия! Ты, и ничто другое, и т. д.
15 марта.
БЁРНС. — (Берне пахал у подножия горы. Его спрашивают, следует ли
поставить памятник Чаттертону.
«Поздновато, — отвечает он. — Да и был он лентяем и гордецом». И он
поет дифирамбы своей собственной жизни. Тут на него обрушиваются бед-
ствия Иова.18 Распри с хозяином, поставленным над ним, с батраками, кото-
рыми заправляет он. Ему, прямо перед плугом, является призрак Чаттерто-
на. Он умирает с криком: «Ты был прав, Чаттертон!») Уж очень похож на
Чаттертона. Щепетильность мешает ему быть сговорчивым и идти на сдел-
ку с совестью, как того требует коммерция.
Педантов всего более влекут грязь и уродство.
Казимир Делавинь19 баллотировался в Академию шестнадцать раз.
РЕНЬЯР пытается спасти одну семью,20 ничего не выходит. От огорчения, что
бессилен содеять это благо, он бежит из Франции. Напрасно взывал он о помо-
щи, обращаясь ко всем своим знакомым государям. Они боятся себя скомпроме-
тировать. Реньяр, замечая Жеффруа: Ты ли это, неулыбчивый насмешник?
О ПАСКАЛЕ. — Паскаль многое позаимствовал у Монтеня, но за счет ла-
коничной формы и отрывистости его мыслей, что сообщает им назидатель-
ность прорицаний оракула, суждения, вызванные к жизни чужими размыш-
лениями и прогулками, звучат как его собственные.
Слова Паскаля «Я боюсь смерти и дьявола, вот почему, в страхе перед
моими мыслями, я не даю им воли» свидетельствуют только лишь о его сла-
бости, а его книга «Мысли» целиком сводится к следующему:
Болезненное малодушие могучего ума.
246 Альфред де Виньи
Поединок чести между тремя друзьями, Ка, Пе и Б, продолжается
вплоть до смерти Эрмины.
третья консультация. — Вопросы политики. Писатели никогда глу-
боко не погружаются в политику. Надобно изучать ее, проникая в самые
недра, как это делал Паскаль, когда бился над вопросом сомнения и Веры.
23 апреля.
литературная критика. — Пресса наперебой расхваливает «Лукре-
цию»21 за верность классицизму, тогда как ее успех определили достоин-
ства романтического свойства. Подробности частной жизни и незамы-
словатость языка. Идет от шекспировских «Кориолана» и «Юлия Цеза-
ря».
Май 1843. — Запись от 1834-го.
«Страдай и живи в воздержании», — говорит Эпиктет22 — христианин
наполовину.
Христианство и философия сознают, что в самых неодолимых наших
наклонностях заключено стремление уничтожить общество.
Как ни один другой, христианский закон обращает эту беспрерывную
победу над нами в извечный принцип.
Индивид признан заклятым врагом общества, если только он не идет
против своей природы или не переделывает себя ценой тяжких усилий.
Выходит, что Общество противостоит естественным склонностям чело-
века, но без общества человечество как вид самоуничтожается. Прихо-
дится поэтому, чтобы его сохранить, снова и снова возобновлять эту по-
пытку.
Но таковая попытка — заведомое зло, ибо она неизменно (в целях сохра-
нения) входит в противоречие с нашей природой, которая беспрестанно
стремится к уничтожению.
Уповать, если и можно, то только на что-то недолговечное, продолжи-
тельностью лет в десять.
Порочный круг — и человек, замкнутый в этом круге.
Кибела, богиня-прародительница, отравляет человека и душит нивы.
О наведении порядка среди человечества.
Предательства природы — ядовитый цветок, красивая с виду бешеная
собака, и т. д., и т. п.
Дневник Поэта 247
неволя и величие солдата. — Обжещитие мужчин, равно как и жен-
щин, — насилие над природой.
Извечное общежитие большого числа мужчин без единой женщины,
равно как и большого числа женщин без единого мужчины, — насилие над
природой.
Голоса, предложенные г-ном Моле23 [Эти последние слова вымараны]:
Моле, Паскье,24 Лебрён,25 Сегюр,26 Барант,27 Мериме, С-т-Бёв,28 Канц-
лер {зачеркнуто), г-н Кузен, г-н Брифо, г-н Баланш,29 г-н де Сальванди,30 г-н
де Токвиль.31
высокопарный стиль. — Для мысли напыщенность стиля то же, что
для глаз — ровно вызолоченная бумага.
Джейн Грей32 выглядела бы куда трогательней, скажи она: «Я не хочу
быть королевой».
Изображать Юлиана33 требуется не анфас, а в профиль.
Ситуация. — Сына банкира воспитывают, словно девицу: никаких де-
нег, за все платят вперед.
Элиаким был поставлен на царство Иодаем, но, получив венец, Иоас
расправляется с Иодаем.34
Карл II удаляет от дел Монка.35
Такова история всех реставраций.
20 июня.
СПИНОЗА.36 — Его система поражает стройностью.
Пантеизм, может статься, и заключает в себе истину, но раз Бог отны-
не — только лишь необъятный цветок, который распускается, источает сия-
ние и благоухает, Бога судии не существует более, неразличимы Добро и
Зло, нет религии, воздаяние и кара, вкупе с надеждою и страхом, упраздне-
ны; воздействие Провидения на земные дела, божественного начала — на
человеческую жизнь полностью сломлено.
Когда задумываешься глубоко о таких вещах, неминуемо задаешься во-
просом, следует ли, дабы соотнести их со всеми вероятностями, занять точ-
ку обзора, в которую Апокалипсис помещает святого Иоанна, и отправ-
ляться от общей картины мироздания, увиденной с какой-нибудь планеты
вроде Сатурна или Юпитера, или же надобно поместиться среди человече-
ского рода, на земле, и рассматривать веру как опорную точку морали.
Первая точка обзора наивыгоднейшая, дабы созерцать Творение, и из
этой точки Пантеизм предстанет истинным скорее любой другой системы.
Вторая точка обзора наивыгоднейшая, если вести речь о совершенствова-
248 Альфред де Виньи
нии человеческого Общества, и из этой точки системой, чья истинность
предпочтительнее всех прочих, предстанет Христианство.
Ибо первая точка обзора, из которой открывается безбрежная бесконеч-
ность, есть перспектива Творения, воспаряющая над мелкими интересами
людского муравейника, но не приносящая ему никакой пользы — в ней те-
ряются, в ней тонут безвозвратно добро и зло.
Вторая — готовое идеальное законодательство, со своим палачом (Са-
таной), своими судейскими и тюрьмами.
2 июля, в половину первого ночи.
Сердце — всего лишь кусочек голубоватой плоти, чутко откликающееся
приливом, ускорением тока крови на мысли нашего мозга, но способностью
порождать чувства, как ему это обыкновенно приписывают, оно, на мой
взгляд, не наделено.
Душа, думается мне, в действительности использует в качестве своего
инструмента только мозг. В памяти, зеркале этого несовершенного тесного
жилища, созерцает она форму любимого существа, затем в разумении оты-
скивает причины нежно его любить, а в воображении — краски, заливаю-
щие его сиянием и лучистым светом. От всего этого смотра, сразу после про-
буждения, кровь, разумеется, бурлит и вскипает и устремляется к сердцу,
как в залив, откуда возвращается в реки вен, но сердце — лишь эхо пения,
звучащего выше, под божественным сводом головы.
17 июля. Воскр.
МАЛЬБРАНШ. — До восемнадцати лет он оставался недоумком. Учите-
ля опускали руки и проникались к нему презрением. Он падает, ему дела-
ют трепанацию. Внезапно вспыхнувший гений, более не стесняемый, из-
ливается из откупоренного мозга. Из раскрепощенной головы рвется ли-
кующая песнь. Все голоса звучат вольными переливами. На флейте — ни
пылинки.
23 июля.
РЕЛИГИИ. — Когда между догмами и развитием идей и наук возникает
несоответствие, Боги становятся аллегориями и символами.
Немало сказано о том, будто политеизм не подвергался религиозным
преследованиям. Неверно. При жизни Протагора37 его сочинение пригово-
рили к сожжению на афинской площади; Анаксагор38 умер в изгнании; Со-
крата предали смерти,39 ибо о богах он думал только хорошее.
Дневник Поэта 249
В мирянах истовость ко всему божественному сильнее, нежели в служи-
телях культа.
Ни одна религия и ни одна философия не дали подобающего истолкова-
ния мирозданью, что повергает меня в беспросветное уныние...
О вечности. — Мое преклонение перед Богом слишком велико, чтобы
страшиться Дьявола.
байрон. — Человек здравомыслящий не скорбит и не радуется по пово-
ду людских поступков.
ИДЕЯ. — Неотступно развенчивать обманчивую идею, будто бездельник
с шестьюмиллионными доходами весьма полезен государству в силу уже то-
го, что растрачивает нажитое в погоне за бесполезной роскошью.
О ламенне. — О его чистосердечии лучше всего свидетельствует готов-
ность, с какой он сменил социальную ложь, после того как с ее помощью воз-
двиг себе славу, и то, что он так далеко зашел в своих шутках, продолжая
критиканствовать в догматической форме.
СТИХ. — Боль моя подвержена тлению, но не душа.
амшаспенты и дэвы40 (ламенне). — Того, что рождается, покуда ни-
кто не замечает, замечают то, что нас покидает, навечно уходит в небытие.
Стенанья Сапапдоиада, духа Земли, просты и прекрасны.
«Зло никогда не абсолютно. Его победы — видимость. Оно ледяным по-
кровом сковывает добро, но подо льдом снова журчит река».
Все оппозиционные системы, отправляющиеся от постулата свободы,
приходят в итоге к деспотизму.
Производить ради наслаждения — единственная мысль, занимающая
умы народов.
108. — Человечество взрослеет и не старится. Свобода немыслима без
собственности. Только она полностью освобождает человека от всякой за-
висимости.
125. — Погрязшие в бреднях и кичащиеся глупым самодовольством.
136. — Человек выживает только благодаря семье. Подлинная красота
этой книги — спокойствие речей добрых гениев и грубоватая напористость,
с какой изъясняются духи зла.
182. — Шаткость конструкции заложена в самой основе этого сочине-
ния. Написано с намерением отстоять социальные идеи, но их-то ему и не-
достает.
По мере того как народы делаются недосягаемыми для правительства,
они стремятся к сближению. 216, 17, 18: страницы памфлета.
250 Альфред де Виньи
309. — Литература (прзб). Сатира по сходной цене за место. Выражение
Чаттертона.
315. — Сатира на сен-симонистских провидцев,41 Бога мужески-женско-
го и пантеистически-распутного, чересчур раблезиански-фаланстерская
(проигрывает Рейбо).
323. — Чудесное письмо Сапандонада, духа Земли, о женщинах. Опол-
чается против раскрепощения женщин.
Невероятно, но Ламенне, теперь рационалист, осуждает несостоятель-
ные доводы мужчины, подрывающего основы порядка и знания (нрзб) жен-
щины сохранить верования (не он ли их ниспровергает).
Писалось это, видимо, не в лучшую пору. Книга изобилует противоре-
чиями.
341. — «У нас есть только наши руки, но они — наши». Так отвечают
пролетарии. Чтобы выжить, они действуют заодно, их бросают в тюрьмы.
Суд человеческий, как же вострепещешь ты, когда грянет суд Божий!
Вот замечательные строки:
344. — Стервятник говорит: «На лбу чтоб ничего красного, а вот ни-
же — всенепременно!». Ужасающие слова.
359. — И т. д., и т. п. Фрагменты, написанные прежде и включенные сюда.
389. — Скептицизм может сколько угодно махать в пустоте своими
дряблыми крыльями, чтобы удержаться над отрицанием, он все равно туда
рухнет.
Быть — значит иметь в пределах дозволенного людьми. Что я есть та-
кое? Вправе ли я иметь характер?
КОМЕДИЯ: сцена. — Чем больше людей участвуют в разговоре, техМ он
нескладней. Оставшись вдвоем, они наконец-то отдаются беседе.
ответ евы (август):
Твой голос мне внушил...
Вот смысл сокрытый жизни.
С незрячих глаз моих упала пелена.
Я жизнь постичь смогла, и дрогнула душа.
Ликую я, узрев величье наших душ.
Ах! Пусть же пред всяким мужем, который (последует мысль), чья душа
сравнится с душами, восхваляемыми тобою, и который будет схож с теми,
на кого ты указываешь, пусть же пред всяким мужем жена смиренная, колена
преклонив, прольет даров поток, царице той сродни у Соломона ног.
Иисус, Господь наш, сын человеческий, вызвался, только напрасно, ис-
просить у Бога свет и уверенность. Если Бог [ему в этом] отказал в этом то-
му, кто воплощает нас своими страданиями и крестом своим.
Дневник Поэта 251
[Это оттого что] долг наш [стенать] смиренно принять сомнение, но про-
тянуть руки друг другу в темнице нашей и нашем изгнании. Пускай же воссо-
единятся люди и [пусть наш] пусть навсегда оставят они бесплодные фило-
софствованья и не пытаются постичь небо, неизменно подернутое завесой.
Пусть радостный труд влечет и уносит нас. Отвоевать мир у варваров
нам еще предстоит.
Французы в Африке, русские в Черкесии, англичане в Китае воздают
арабам и варварам удары, кои в былые времена те наносили народам, испо-
ведующим христианство.
Повсюду Полумесяц повержен Крестом, даже когда скептическая длань
европейца сжимает [свое] знамя Христово единственно как примету цивили-
зации.
Но [пусть] [победе] победному кличу, что разнесется над земною сферой,
когда человек обустроит ее для себя, неизбывно вторит глубокий вздох, ис-
торгаемый из нас тайнами страдания и смерти. О! Мысль, Знанье людское,
вы изгнали всех богов, приходивших сказать о мире, каким будет он после
жизни. Так где же ваш мир?
[Переписанное набело].
Иисус, Господь наш, сын человеческий, вызвался, только напрасно, ис-
просить у Бога свет и уверенность. Если Бог отказал в этом тому, кто вопло-
щает нас своими страданиями и крестом своим, долг наш смиренно принять
сомнение, но вспомоществовать друг другу, протянуть руки друг другу в
темнице нашей и нашем изгнании. Пускай же воссоединятся люди; пусть на-
всегда оставят они бесплодные философствованья и не пытаются постичь
небо, неизменно подернутое завесой.
Пусть радостный труд влечет и уносит нас. Отвоевать мир у варварства
нам еще предстоит.
Поэма. — Выходит, что человек меж небом и волнами толпы сродни
скале, принимающей удары сверху и снизу.
Эжен Сю42 в письме спрашивает меня, правдива ли история капитана Ре-
но.43
Я мог бы ему ответить, что она, как и всё, правдива только наполовину.
7 августа.
к чему тяготеет духовенство. — Рим, лишившись защитника в лице
Ламенне, пускает в ход фалангу44 — это излюбленная тактика Тюренна,45
это иезуиты.
Будет ли поединок разума и властной силы продолжаться вечно, или же
наконец найдется мысль, которая их объединит, слово, которое обнародует
эту мысль и утвердит ее в веках?
252 Альфред де Виньи
ОБ ИСПОВЕДИ. — Неужели целомудренным может быть только тело? По-
чему бы не целомудрие души? «Я не решаюсь поверить духовнику самое со-
кровенное», — говорит она.
6 октября.
О моих ПОЭМАХ. — В стихотворной форме можно судить обо всех вели-
ких проблемах человечества. Я это уже доказал и еще дам тому пример в мо-
их поэмах, когда заполнится том.
решетка, поэма. — Человек видит, что Бог не торопится раскрыть ему
загадку мироздания и защитить его от неведомого гнева свыше, который —
он это чувствует — нависает над ним. Рядом слепая озлобленная толпа на-
пирает на него, толкается, беспрестанно наносит ему раны.
Кто поможет этому утесу устоять под ударами, разящими его подножие
и главу?
Его собственная сила, его вес, его непоколебимость. Да не навлечет он
на себя нареканий черни, да возлюбит одиночество, безмолвие, умеренный
достаток, благодеяние, не выставляемое напоказ, задушевную близость.
Да сумеет он удержать свою вольную фантазию от безрассудных до-
рог — пускай, заслышав шаги этой безумицы, сильная воля человека опус-
тит решетку.
(В Лондоне все поставлено на карту — пан или пропал.) Я делаю, что
могу, но не что хочу.
Р. — Перестановки в министерстве... Канцлера моего сместили, едва он
успел разобраться в деле. Вместе с тори уходит и правосудие.
наблюдение. — Сутяги, перечитывая свои документы и бумаги, пере-
живают удовольствие, приправленное желчью, — как и игроки, крапящие
карты.
О моем равнодушии к принцам. — Молодой принц Баварский обратился
ко мне за разъяснением. Я ответил ему холодно. Он прекратил свои вопро-
сы, я — мои ответы.
ВЕРА или религия. — Когда такие люди, как Декарт и Спиноза, сдавив
голову руками, погружались в раздумья, они, должно быть, со всей искрен-
ностью силились постичь: 1) каким представало пред ними Творение;
2) каковы, согласно наиболее вероятному и правдоподобному расчету,
причины и конечная цель Творения.
Они стремились постичь Веру.
Дневник Поэта 253
Когда такие люди, как Августин,46 Боссюэ и Фенелон, размышляют о
божественных материях, я нахожу их куда более человечными и поверхност-
ными; мироздание, в их представлении, как будто возведено для неких ма-
лочисленных поселенцев, а сам Бог — сошел на маленькую облюбованную
им планету, чтобы дать ей какие-то особенные законы.
Они стремились постичь Религию.
Когда задумываешься о такого рода вещах, вопрос в том, следует ли
занять точку, из которой открывается общий вид — бесконечность с пла-
вающей в ней вселенной, — и попытаться охватить взглядом перспекти-
ву с такой планеты, как Сатурн или Юпитер, или же надобно поместиться
среди Рода человеческого, населяющего маленькую Землю, и оттуда рас-
сматривать религию сообразно ее возможной полезности как опоры мо-
рали.
Первая точка обзора, со всей очевидностью, отмечена большим величи-
ем, она более Божественна, ибо одушевлена единственно священной любо-
вью к истине, возносящей душу к Творцу и центру Творения.
Вторая точка обзора, и с этим нельзя не согласиться, предпочтительнее,
дабы наблюдать совершенствование человеческого общества, и с этой точ-
ки Христианство поныне являет собой систему, чья истинность гораздо вож-
деленней истинности всех остальных систем. Но мы сознаем, сколь куцым и
жалким выглядит притязание такого рода в сравнении с поисками истины.
Если бы у людей достало силы предуготовить себя к размышлению о бо-
жественных материях, отказавшись в качестве первого шага от своих инте-
ресов, от будущего существования в вечности от споров о своем грядущем
уделе, они были бы достойны занять первую точку обзора и искренне стре-
миться к постижению веры.
Ибо эта безбрежная перспектива Творения воспарает над мелкими инте-
ресами людского муравейника и вряд ли может оказаться полезной для его
исправительной полиции, потому что добро и зло в ней безвозвратно пропа-
дают и тонут, как две соломинки.
Но поскольку люди заняты только собой, а те, кто сильней, озабочены
единственно тем, чтобы повелевать остальными, создавая для них Кодексы
именем Божеств, которых они низводят с небес и поселяют либо рядом с че-
ловеком, либо в человеке...
БОГ, ПОЭМА ИЛИ ДРАМА. — Суть будет сводиться к тому, что человек
превзойдет величием Божество в том смысле, что он может пожертвовать
жизнью ради принципа, а Божество — нет.
Чтобы говорить об этом в театре, пришлось бы одну сцену сделать язы-
ческой: в ней человек высказывает Богу эту страшную истину.
Назвать пьесу «Бог Гомера».
Девушка, возлюбленная им, его отвергает. Она любит человека, готово-
го пойти на смерть ради нее и вместе с ней.
254 Альфред де Виньи
КАССАНДРА ИЛИ БОГ
Кассандру, царскую дочь, любит Аполлон. Ей ненавистен и сам он, и его
бессмертие, столь невозмутимое. Ненавистны его эгоизм, его неуязвимая
отвага, над которой она смеется. «Вот уж невелика заслуга — бросить вызов
Ахиллу. С Гектором тебе в этом не сравниться».
Аполлон ведет себя униженно, впадает в отчаянье, при виде ее забывает
всякую гордость, клянется, что тоже хотел бы уметь страдать и быть смерт-
ным, кидается к ее ногам, заливаясь слезами.
Но, обозрев мир божественными очами, он к ней возвращается и видит,
что сердце Кассандры объято сном.
Замечательный вышел бы монолог!
Он видит вселенную, планеты, землю, видит, как зарождаются и возни-
кают из тьмы миры. Солнце он отпустил: «О солнце, тень моя, пускай одно
блуждает, и т. д., и т. д.; я бог, я зрю и мыслю.
Со вселенной взгляд мой обращается на землю, с земли — на род челове-
ческий, и в лоне его — сердце Кассандры.
Огромен мир, как он, то сердце велико».
Он испускает крик, он видит, что она любит человека, смертного. Убить
его? Нет, я убил бы ее, я не хочу этого.
«Ее надо наказать моим страданьем! Ты истерзаешься моею мукой, сама
будешь молить о любви и страдать, как страдает Бог!».
Кассандра видит будущее, она становится бледной, как покойница. Бог
уносит ее; только все напрасно; она ненавидит его, как никогда, и не может
принять смерть от его руки. Он оставляет ее в живых до тех пор, пока нако-
нец не будет взята Троя и Агамемнон не уведет ее.
Я наконец раба, и скоро я умру!
Прежде она боролась со своей любовью к юноше, но теперь знает, что
он скоро умрет.
Приди, зовет, приди; всем сердцем я твоя.
земля. — Человек беспрестанно обороняется от земли и воздуха, тесня-
щих его.
Уцелев после кораблекрушения, несчастный ловит обломки судна, раз-
битого стихией. Он шлет слово свое над водами и скользит по враждебным
волнам. Из разверзшейся земли исторгает он ядовитые пары и покоряет их.
Земля катится, словно гигантский плод, кинутый в пространство, и
огонь, заполняющий ее, без устали выжигает ее нутро. Огонь через вулканы
вырывается наружу и беспрестанно курится.
Один только не знающий устали человек карабкается по хрупкой ее коре
и трудится в надежде снискать себе пропитание, противостоя атмосфере,
сбивающей его с ног, и земной тверди, которая его отравляет.
Дневник Поэта 255
Но в этих ростках смерти он пробуждает жизнь.
БОМБА. — Взгляни на бомбу, в которой горит и перекатывается неугаси-
мый огонь и сходится с безвестными потоками, через вулканы исторгаясь
клубами дыма. Задумайся о том, как мал муравейник, облепивший бомбу, и
не дай одурманить себя пресловутым красотам, о которых грезит и пишет
человек-муравей, продумывая их и воспевая. Все эти красоты годны только
для муравейника, как и его мифы, соразмерные его слабости. Минует ночь,
и ты уснешь с презреньем бога, которое принесет тебе утешение.
10 октября.
священники. — В священниках замечательно то, что независимо от
широты их ума, посредственного или выдающегося, ум этот неизменно оби-
тает в заоблачных сферах мысли и занят исключительно возвышенными во-
просами.
11 октября.
Ожидая гостей, все утро напролет задаешь ход своим мыслям, как волч-
кам, чтобы заставить их кружить и пустить снова те, что попадали и не кру-
тятся больше. Это занятие, за которое впору бы пожалеть хозяек дома, при-
дает значительности особам, проводящим так все дни своей жизни.
О романе. — Психологический роман вышел из исповеди. На мысль о
нем навело, разумеется, христианство, приучив нас к душевным излияниям.
О ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ ПОВИННОСТИ. — Надобно, чтобы в определенном
возрасте детей бы призывали и помещали всех вместе в начальную школу.
фера. — Офицер, человек книжный, в кафе.
Старый полковник полагает, что молодая женщина довольно честна,
чтобы сохранить верность. Фера приглядывает за офицерами. Он пригля-
дывает и за собой — насколько он верен.
Старые офицеры, поносившие ранец, не могли мне простить, что я пью
воду.
Новобранец (?) в молодую... шестнадцатилетнюю девушку.
Посредственность трудится, гений предается мечтам, а потом вдруг
плодоносит. «Люди бывают двух сортов, — говорит финансист, — одни
устраивают, а другие расстраивают свое состояние. Первые — сама любез-
ность...».
256 Альфред де Виньи
Мне больше по душе то, о чем я беседую и как живу, а не мои произведе-
ния.
поэма. — общественные обвинители. — Сын обвиняет отца, расска-
зывает Тацит, и отец тотчас лишает себя жизни. Нам кажется, что мы живем
в лучшие времена. Это не так.
Демократия выносит приговор, памфлетист предает суду — когда ста-
рик слаб, как был слаб Гро, он себя умерщвляет.
15 ноября.
ОБ ОБРАЗОВАНИИ. — Немыслимо ни принять сторону Университета, ни
выступить против. И Духовенство, и Университет идут по ложному пути.
Истина в том, что народное образование в любом его виде никуда не годит-
ся. Единственным путным образованием могло бы стать воспитание чело-
века в семье, с тем чтобы он время от времени покидал отчий кров и отправ-
лялся померяться силами в высокоученом Гимнасии лицеев и коллежей.
Коллеж обучает всем растлениям разом и налагает запрет на любое общее
знание и широту взглядов в какой бы то ни было области. Воспитанник кол-
лежей перестает быть сыном и не становится гражданином. К отцу он воз-
вращается, испытав унижение за то, что тот его создал, оттого что какой-то
ученик сказал ему: «Мой отец — миллионер, и его имя Хоуп или Ротшильд»,
или другой: «Мой отец — знатный вельможа, он из рода Монморанси».
АВГУСТИН И ВОЛЬТЕР. — Глава из «Юлиана Отступника». Поместить ее в
«Кеуие ёез с!еих Мопёез»47 самостоятельным отрывком, предваряющим вы-
ход книги.
Доказать, что два этих человека многим были схожи, что они следовали
двумя параллельными тропами.
Что Августин в «О граде Божием» громит Политеизм тем же оружием,
что и Вольтер, позднее употребивший его против Христианства.
Юлиан первым использовал иронию как оружие против Христианства.
Пример подал Лукиан48 в таких своих диалогах, как «Зевс уличаемый».
30 ноября.
Свобода и благодать (рок) — звенья одной цепи, утверждают Соборы,
но они не сумели определить, каким звеном союз их заканчивается.
Пелагий49 был защитником человеческой свободы. Диосполийский со-
бор (в 415 году) признал его взгляды ортодоксальными, Августин (в 417-м)
добился его осуждения папой Иннокентием I.
После Августина (умершего в 430 году) его учение о предопределении
превратили в истинный и неотвратимый рок.
Дневник Поэта 257
Но он остался при своем мнении и отказался полностью лишить челове-
ка свободы, как это сделали Предопределения.
Церковь предпочла принять во внимание оба этих явления, касающиеся
свободы человека и божественного вмешательства, и отрицает, что Бог вер-
шит в человеке все и что человек все может без участия Бога.
Сегодня же мы наблюдаем компромисс. Такое положение дел уподобля-
ется, следовательно, цепи, один конец которой держит философия, а дру-
гой — религия. Обе стоят на разных берегах реки, и середина цепи скрыта от
наших глаз, погружена в эту реку, приоткрывающую по звену то с одной ее
стороны, то с другой.
О родине. — До Людовика XIII родины, можно сказать, и не было. У
вельмож, породнившихся с иноземками и помимо Франции державших
крупные фьефы в Испании, в Германии и в Англии, испанского в душе было
не больше, чем французского, и они с готовностью предавали интересы од-
ной страны ради другой.
Возраставшее могущество среднего класса и единство, дарованное на-
ции монархией, вернули народам чувство гражданина. Провинциальное
дворянство сохранило это упоительное чувство, дворянин (§еп115 Ьото*),
представитель нации, был истинным гражданином.
Иисус Христос с двенадцати лет до тридцати вел жизнь, о которой мы
ничего не знаем; это, по выражению церковников, годы безвестности. Об
этой жизни следовало бы сложить возвышенное творение. Пришлось бы по-
пытаться представить себе, о чем мог думать и что мог переживать Богоче-
ловек, чувствуя, как в нем возрастает божественное начало.
философская ПОЭМА. — Француженке, которая собирается выйти за
русского.
«Забудьте и думать об этом, знатная гражданка».
ДУХОВЕНСТВО. — Большинство людей полагают, что духовенство содер-
жится государством. Это заблуждение. Без государства ему не обойтись
только в деревнях. В Париже оно роскошествует за счет приношений паст-
вы. Я в это никогда бы не поверил, но сегодня доподлинно обо всем узнал у
одного священника.
Церковный совет каждого прихода, куда входят церковные старосты
под председательством кюре, получает и распределяет денежные средства,
слагающиеся из сумм, уплаченных за совершение таинств, стулья, пожерт-
вования и пр.
Приходские священники бывают двух рангов: полторы тысячи и тысяча
франков в год. Кюре крупных приходов, наподобие прихода святой Магда-
* Человек благородного происхождения {лат.). — Примеч. перевод.
9 Альфред деВиньи
258 Альфред де Виньи
лины, имеют иногда тридцать либо двадцать пять тысяч франков. Они пре-
спокойно отказались бы от причитающихся им из бюджета пятнадцати со-
тен франков.
Так же обстоит дело в больших городах.
Выходит, что мы отнюдь не ущемили бы духовенство, лишив его жало-
ванья, уподобляющего священников государственным чиновникам.
Юноша, возвращаясь из жокей-клуба, жаждет смерти своего родителя.
Главным будет излечить от привычки к роскоши и внушить отвращение к
алчности наследников.
1844
16 января.
Раз двадцать в течение дня спрашиваю себя: довольны ли те, кого я
люблю? Думаю о том, о той, любимых мною, и еще об одном человеке, ко-
торый плачет: раз двадцать в течение часа перебираю я их всех в моем
сердце.
Любопытно понаблюдать, до чего спесивы наши депутаты. Способно-
стями они годятся обыкновенно в нотариусы или в письмоводители пове-
ренного и кичатся этим как чем-то исключительным, дающим им право с
презрением относиться к философам и поэтам.
29 января.
Похороны Шарля Нодье.1 — Увы! он не обманулся, не суждено ему бы-
ло отдать за меня свой голос.
Гроб несли Виктор Гюго, Этьенн,2 Дро,3 Лебрён.4
Гюго с недавних пор частенько приходится провожать в последний
путь, я ему посочувствовал.
В толпе ко мне подошел Дюма:
— Ну-с, и каковы ваши предвыборные успехи?
— По правде говоря, не знаю. Могу разве что сказать, что от многих за-
ручился словом; они все его, наверняка, сдержат, и, пока я в этом не разуве-
рился, причин для сомнений нет. Я вас совсем не вижу!
— Нам некогда видеться, но мы друг друга читаем, — заметил он.
— И любим друг друга, — добавил я.
От него перехожу к Потье де Сансе,5 следуя за кортежем.
Дневник Поэта 259
По пути на кладбище сажусь в экипаж, в котором едут Тейлор и Кайё,
оба в прежнем мои товарищи по Королевской гвардии.
Коротаем время, толкуя о памятнике, который собираются поставить
Нодье в его родном городе Безансоне.
Кайё намерен надоумить городские власти насчет пенсии для вдовы
Шарля Нодье — чтобы у городов, где родились те, кто их прославляет, во-
шло в обычай выказывать им признательность.
На кладбище, как всегда, все спущено с небес на землю парижской тол-
пой, снедаемой любопытством, равнодушной — близких друзей теснят и
разъединяют. Скользим по желтой слякоти, люди, как на подмостки, взби-
раются на могилы; издалека слышен голос, произносящий речь, но слов не
разобрать.
Иду прочь.
В одном из кладбищенских закоулков встречаю Латуша,6 и мы, со слеза-
ми на глазах, берем друг друга за руки.
— Издали я наблюдал за вашей жизнью, — обращается он ко мне, —до
чего она проста и прекрасна! Благодаря вам можно по-прежнему гордиться
званием литератора.
— Слышать от вас такие слова для меня — лучшая награда, — отве-
чаю я.
Его ласковый голос и бесконечное изящество его речи меня растрога-
ли.
Он добр и безыскусен; затаенное озорство, насмешливость наделали ему
врагов среди литераторов, не раз был он несправедливо оклеветан.
Тщеславие бывает двух видов — эгоистичное и самоотверженное.
Вопрос. — Не является ли представительное правление царством слово-
прений? Не исключают ли словопрения работу мысли?
15 февраля.
Человек, здраво судящий о земных делах, не удивляется, не огорчается и
не радуется тому, что не затрагивает душу.
Моя душа объята глубоким покоем.
Один мой знакомый бедолага, который, боюсь, умрет, не выдержав ни-
щеты, сейчас волнует и тревожит меня больше, чем все то, что творится в
Академии.
Мне также ни разу не удалось загореться желанием попасть туда; меня к
этому подтолкнуло только то, что свою кандидатуру беззастенчиво выстав-
лял Паскье.7 Вдобавок мне никак не преодолеть отвращение, которое мне
внушают ее одеревенелость, педантизм и ее низменные происки. Я баллоти-
руюсь туда из чувства долга, выполняя принятый всеми ритуал, однако про-
валиваясь, каждый раз переживаю удовлетворение.
260 Альфред де Виньи
17 февраля.
Поэма:
В пустыне лев ступает одиноко.
Зверье трусливое бредет стадами.
Поэт, подобно льву, всегда один.
(Изобразить Льва и Волков.)
Преобладающее свойство писаний Шатобриана8 — угрюмое самодо-
вольство.
Баур-Лормиан9 поэт все же никудышный.
Черный Доктор. — «Оттого что вы мыслите, не возомните, будто сумеете
быть счастливым. Счастлив только глупец. Когда сердце или разум подерну-
ты тенью, то стоит осмотреться вокруг, взглянуть на жизнь, на природу, на
человека и на все творение, как немедленно замечаешь, что счастья тебе все
равно никогда не дождаться. В семнадцать лет с этим смиряешься, и невоз-
можность, нареченная счастьем, тебя больше не заботит. Мы довольствуемся
тем, что правильнее назвать благополучием и прихотью или страстью».
У меня два рода друзей. Одни относятся ко мне с прохладцей, другие —
неприязненно. Зато враги отличаются горячностью, за счет этого сохраня-
ется равновесие.
Нет, будем справедливы, у меня три разновидности друзей.
Друзья, которые меня любят.
Друзья, которые меня обманывают.
Друзья, которые меня ненавидят.
18 марта.
АНГЛИЧАНЕ. — Сверхчеловеческие усилия, которые бы предприняли
французы, чтобы немного оживить, сделать чуть сердечнее беседы между ни-
ми, французами, и англичанами и между англичанами и англичанками, нико-
гда ни к чему бы не привели. С таким же успехом мы могли бы водить смыч-
ком по камню. Английской нации недостает как раз того, что составляет суть
нашего характера: неуемности воображения и живости чувства. Во Франции
с этим сталкиваешься повсюду, у простого люда и в свете, будь то ум и обра-
зованность или глуповатое невежество, — разницы нет. Огонь там никогда не
угасает, он озаряет своим живительным светом фурьеров в караульной и со-
чинителей в театральном фойе или институте, или депутатов в Палате.
15 апреля.
бал У принца ДЕ линя.10 — В укромном кабинете толпились желающие
взглянуть на голову Робеспьера, писанную Давидом11 пастелью.
Дневник Поэта 261
Ангельское выражение миндалевидных черных глаз, меланхолическая
улыбка губ, приоткрывающих ровные красивые зубы, мистический и на-
божный вид этой головы мученика всех ошеломляет.
Таким видел его Давид: мучеником Свободы, Братства, Единения
Франции.
17 апреля.
«Джейн Грей» Суме.12 Система трагедии Кампистрона, Кребийона13 и
Вольтера, причина заблуждения Суме.
МАСКАРАД
Мне маска молвила под звездным сводом зала
Словечко тайное, что нежностью дышало.
Лицо ее было черным, и платье тоже.
«Вы любите?» — спросила меня она, ибо в таких местах речи напоены
любовью.
«Да, — отвечал я, — но той, кого я люблю, здесь быть не может, — ногой
она оперлась на край постели, словно сейчас сядет в лодочку и отправится в
упоительное плаванье... — Я люблю ее. Ваши глаза прекрасны, но ее очи кра-
ше, ваш стан, рука ваша пленительны, но ее прелести мне милее. О, не гневай-
тесь, юная чаровница. Ее вижу я каждый день, а вас я не вижу». И тогда, о ми-
лая, открыла ты свое дивное лицо, ничем, кроме слез, больше не сокрытое.
О ЛИЦЕМЕРИИ. — Всякий раз, когда вижу на лице маску, я порываюсь ее
сорвать. Я знаком с одним человеком, который стал лицемером, видеться с
ним теперь я не могу — боюсь, не справлюсь с искушением изобличить его.
РУССКИЙ. — Юную француженку сопровождает на пышный бал русский
офицер, который, по слухам, намерен на ней жениться.
Я окликаю ее: «О вы, дочь Франции, девушка благородной крови, сво-
бодная гражданка страны, где смотрят в лицо, берегитесь, не выходите за
этого молодого человека!
Здесь он выглядит гордым и свободным, оттого что дышит воздухом
Франции. Но вам невдомек, почему так прямо он держит голову и шея его
не шелохнется: он никогда не расстается с ошейником, скрытым от посто-
роннего взора, ошейником из железа! К нему крепится цепь, первое звено
этой цепи — в Санкт-Петербурге. При каждом шаге он чувствует, как ошей-
ник вонзается в него, слышит, как цепь лязгает и подрагивает, подобно цепи
висячего моста. Время от времени чья-то сильная рука дергает цепь, чуть
только он вдохнет воздух свободы с особенным блаженством, и цепь увле-
кает его в порабощенный край или тянет за собой обратно во льды, чтобы
262 Альфред де Виньи
он пал ниц перед хозяином. Там письма его вскрывают, требуют от него от-
чета в словах, взглядах, дружеских привязанностях. Если он вдруг засмеется
или в иной день покажется рассеянным, ему бреют голову, лишают его име-
ни, дают номер, ссылают в рудники; братья его могут наследовать его добро
(если на то будет дозволение императора). Его сыновья и жена проходят ми-
мо рудников или полка, где он в солдатах, и не узнают его; если кто-то из
них, увидев его, вздохнет, ему не сдобровать».
КОРОЛИ. — Не оттого ли короли, без тени улыбки, наречены были Лаб-
рюйером14 «сыновьями богов», что вознесенность сообщает им божествен-
ное начало и перед людьми они никогда не испытывают страха? Страшить-
ся они могут только судьбы.
философская ПОЭМА: гиена. — В пустыне путника преследуют дикие
звери. Пока он идет вперед и стоит на ногах, они держатся поодаль и лижут
его следы, как преданные псы. Но если он пошатнется, если упадет, они на-
бросятся на него и растерзают. Когда он мертв и разорван на куски, они ли-
жут его кровь на песке, на костях, пока не останется от него один скелет, но и
когда остаются только длинные ребра, порожние и округлые, словно корпус
затонувшего судна, гиена и тигр пожирают его тень. Так и толпа обходится
со знаменитым человеком, мало того — со всякой незаурядной личностью.
ПОЭМА: пушка. — Пушка рассказывает о себе и о том, как она была от-
лита мальтийскими рыцарями.
Ее употребляют в дело только по праздникам. Но остерегайтесь ядер.
Пока ее залпы лишь отдаются эхом, но набейте в нее побольше пороху, и
она сокрушит любые стены.
О поэт, ты подобен пушке. — Ты бросаешь порох пролетающим птицам,
но, если понадобится, песни свои наполнишь ты политической мыслью и
пробьешь стены Иерихона.15
ОРАТОРЫ. — Хотел бы я, чтобы депутат, берущий слово, или пэр Фран-
ции, прежде чем подняться на трибуну, допросил бы себя со всем пристра-
стием, на миг задался вопросом: чисты ли мои помыслы, нет ли в них места
эгоизму и страху, беззаветно ли я предан всему человечеству и отчизне? Да.
Тогда я могу взойти на трибуну и заговорить.
Флуранс16 и Кювье17 говорили:
«Животные думают, чувствуют, совершают разные действия, но они не
рассуждают».
Таковы же порою и народы, они думают, чувствуют, совершают разные
действия, а потом вдруг, не рассуждая, творят величайшую глупость, кото-
рая их погубит.
Дневник Поэта 263
Скажем, греки времен упадка Рима ломали копья, доискиваясь, стоит ли
им креститься одним или двумя перстами.
Иезуиты и Монталамберы18 (их сеиды)19 из числа тех, кто вполне мог бы
свести с ума и целый народ.
10 июня.
СОБРАНИЯ. — У англичан есть пословица, гласящая: где все вместе, за-
будь о чести.
И впрямь, то, что оскорбительно для всех, не задевает никого.
Этим утешает себя собрание, когда преступает общественную мораль, а
иной раз и закон природы.
С собраниями приходится применять ораторские уловки и готовить их к
откровениям, которые, будь они сказаны каждому в отдельности, вполне
бы его убедили.
консультации черного доктора. — Черный Доктор воплощает зем-
ную, бытийную суть вещей; Стелло захотел взглянуть, каким все должно бы
быть, на что так сладостно уповать, надеяться и рассчитывать в будущем:
это божественная суть. Поэтому в новой консультации новый персонаж
увидит божественную суть иного вопроса.
Вторая консультация Черного Д-ра, или Свящеппослуэ/ситель.
Искренний юноша, чья вера зиждется на любви к ближнему и к Богу, хо-
тел бы:
1) чтобы молитва продлила жизнь его любовницы;
2) чтобы в вечности они воссоединились
3) и чтобы природа Божества и человека была бы выявлена.
Выходит, что все его предрасполагает к католической вере. Рядом с ним
два честолюбца, противники инаковерия, один — ревностный католик из
легитимистского тщеславия или оттого, что держится аристократической
золотой середины, другим движет честолюбие демократического толка.
«И Бэкон20 бился над этим же вопросом, повеселимся и мы, сыграв в эту
игру».
И перед юношей Д-р забавы ради изображает аббата-философа и филосо-
фа-христианина и показывает ему аббата, который, чтобы сделаться рефор-
матором и создать Теократию, отрекается от христианства, и философа, ко-
торый, чтобы тоже возглавить демократию, прикидывается христианином.
«Христианство вас учит отчаянию перед жизнью, любви к смерти и кре-
сту, страданию, скуке».
Аббат из крестьян, очень довольный собою; в родную деревню он воз-
вращается уже кюре, там он дает благословение своему дяде и сестрам, ко-
торые на него взирают как на вдохновленного свыше.
264 Альфред де Виньи
ФИЛОСОФСКИЕ ПОЭМЫ
Величие люблю страдания людского.2Х
В этом стихе вся суть моих философских поэм.
Дух человеколюбия; безраздельная любовь к человечеству и радение о
его судьбах.
О ХРИСТИАНСТВЕ; Аргумент.
ХРИСТИАНСТВО
ЗА ПРОТИВ
Воспитало чувство милосердия Насаждало и подогревало рели-
и братства. гиозную рознь, связав ее с открове-
нием. Боссюэ22 славит отмену Нант-
ского эдикта.23
Зиждется на любви к самому се- Вечные муки. Его считают ис-
бе, присущей каждому человеку и полненным духовности, а оно чув-
каждому живому существу. ственно.
На желании жить после смерти. Воскрешение плоти, любовь к
форме воскрешенного и похорошев-
шего тела.
Средневековье, не переставая
твердить о небе, без конца вынуж-
дает его ниспосылать и сулить воз-
даяния, бренные кары.
ВТОРАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ. — «Ах! признаюсь, — говорит Доктор, — ни-
кто так, как я, не любит посибаритствовать. Я как-нибудь перетерплю раз-
говор с тупицей-крестьянином, пьяным грузчиком, матросом в госпитале,
больной старухой, животным наконец — сколько угодно, но с дураком,
увольте!
Дурака я учуиваю за версту.
Изъясняется он претенциозно, выпячивает грудь, вместо „е" выговари-
вает „э" и скажет вам:
— Видел одного нэдоросля — вместо недоросля.
Он оглушит вас пустячным анекдотом с несуразной концовкой.
Он воображает, что все его слушают, и не замечает, что всех допек».
ЖАННА Д'АРК. — Она — вечная девственница и никогда не удавалась по-
этам. Так уж ей было суждено — в поэзии навсегда остаться недосягаемой,
победителя пока что не нашлось.
Со времен Шаплена,24 первым познавшего поражение у ног ее девствен-
ности, никто над нею не возобладал.
Дневник Поэта 265
18 июля.
О СЕБЕ. — Сделанное и сказанное мною или другими всегда виделось
мне не особенно важным. В тот самый миг, когда совершается действие, сле-
тает с уст слово, я — не здесь, думаю о чем-то ином — то, о чем можно по-
мечтать, заменяет мне все.
Там — лучший мир, который я ожидаю, к которому, лишь только выпа-
дет минутка, взываю.
Немало времени нужно, чтобы постичь свой характер, разобраться в
природе собственного я.
Я часто страдал от этой рассеянности — сущего тирана. Воображение
меня уносит к упоительным и невозможным предположениям и делает ска-
занное мной холодней, бездушнее, оттого что я грежу о том, что хотел бы
сказать, или о том, что хотел бы услышать сам, чтобы быть счастливее.
О СЕНАНКУРЕ.25 — Он как-то написал, ведя речь о Христе:
«Этот достойный уважения моралист».
Слова эти обернулись для него исправительной полицией.
28 июля.
о популярности. — Быть популярным — одно из величайших несча-
стий, могущих постичь человека. Популярность — неопровержимое свиде-
тельство его слабости к одной из сторон духовной сути. Заурядная часть его
я и делает его популярным. Ничто не сравнится с презрением, питаемым
мною к подавляющему большинству человечества и подавляющему боль-
шинству нации. Улещать большинство — значит отступать назад, где оно
неизменно коснеет.
церковь и УНИВЕРСИТЕТ. — Расхождениям между ними конца не будет.
Им суждено продолжаться вечно, как и противостоянию двух принципов —
благодати и свободы. Церковь есть армия Благодати, Университет — армия
Свободы. Авторитет — говорит Церковь. Критический подход — говорит
Университет.
О ВОЛЬТЕРЕ. — Он выступал только против Церкви, но никогда против
трона; никогда ни против дворянства.
О революции. — Ривароль26 заклеймил ее прежде Бёрка.27
30 августа.
Есть две вещи, заключающие в себе какую-то недосказанность: Христи-
анство и дворянство.
Нынешние философствующие краснобаи, Бог весть почему, облекают
свои парадоксы в христианскую форму.
266 Альфред де Виньи
Вольтер, возглашавший: «Раздавим гадину», — ангел-губитель; Напо-
леон — Христос.
Чудесное повредило им рассудок.
Подобным же образом аристократический дух обуял купечество, оно
выглядит смешным и играет без устали «Мещанина во дворянстве».
КОРОЛИ. — Две вещи у королей частенько оспаривают — рождение и
смерть. Людям не по нутру, что первое может оказаться законным, а вто-
рая — естественной.
РАСИН. — Более всего я признателен ему не за то, что он написал такие
шедевры, как «Гофолия», «Британию), «Эсфирь» и т. д., и т. д., а за то, что
после себя он оставил только прекраснейшие трагедии — ни одной бездели-
цы на случай, как делали Корнель и даже Мольер. Ни одного зазорного
мадригала, легковесной строки; напротив — неоценимо важные уроки, вро-
де:
...Короли, клевет остерегайтесь, и т. д., и т. д.
Написать статью: два Ромео.
Сопоставить Лопе де Вегу и Кальдерона.
Встречаются старики, прикидывающиеся, будто не слышат голос цело-
го поколения. Уж если ты глух, справедливее быть глухонемым, ибо мы не
вправе судить о том, чего мы не слышали.
Комедия. — Развязка. — Старый герцог де Ноай (?) свою свадьбу через
рыночных торговок.
о раздумье и об импровизации. — Импровизации не стоит притязать
на долговечность славы. Она не пишет, а малюет, не рисует, а набрасывает
эскиз. Только раздумье кладет один камень на другой и сообразуется с вы-
ношенным в думах планом.
О поэзии и прозе — Поэзии надлежит быть синтезом всего. Прозе —
анализом всего. Одна обобщает мысль, другая ее детализирует.
Сентябрь.
черный Д-Р. — На свете чересчур много писателей и маловато мыслите-
лей.
Мадам д'Агу.28 — Даниил во рву со львами29 — вот тема мне для сонета.
О! Даниил, вы сойдете во львиный ров. Литературные львы обступят вас с уг-
Дневник Поэта 267
рожающим рычанием, примутся вас обнюхивать с опаской, а потом с нена-
вистью; потом они вас растерзают, если у вас нет ангела, который отведет их
пером, вынутым из своего крыла.
Кроме католической церкви и истинной монархии Бональд30 не призна-
ет иных религиозных и политических принципов.
Религия — чувство, а не мнение. Читаю об этом вместе с Бернарденом
де Сен-Пьером.31 Это лучший щит, которым мы можем снабдить католи-
цизм, под таким прикрытием преследовать его не удастся. — Теория Власти.32
5 октября.
В современных пьесах школы Скриба33 интрига топчется на месте и хо-
дит по кругу. Замысел, чувства, положения — все едва намечено, ко всему
едва только прикоснулись.
16 октября.
письмо лорда БАЙРОНА. — На другой день после свадьбы он получил
письмо от г-на Дэвиса, осведомлявшегося, как он скоротал ночь. — Вот его
ответ:
— В четвертом часу утра я проснулся. Багряный полог моей постели
пылал красным пламенем: мне почудилось, будто я в аду, я пошарил рядом с
собой и убедился, что все куда хуже, вспомнив, что женился.
Нынче я услыхал этот анекдот от г-на Хейуорда,34 сохранившего в своей
памяти это письмо слово в слово: ему оно было передано г-ном Дэвисом.
21 октября.
размышление и конец второй консультации. —Две главенствую-
щие религии древнего мира и мира современного словно бы следуют двумя
параллельными путями.
В IV веке Политеизм выдохся. Дабы воспрять духом, он попытался при-
бегнуть к эклектической и деистской александрийской философии, каковая,
почитая все верования боговдохновенными, отрицала божественность Бо-
гов, а Христианство как противника мудрости и науки отвергала.
Однако эта Александрийская школа,35 приноравливаясь к веку и не же-
лая от него отстать, превратилась в полурелигиозную философию и полу-
философскую религию.
— Штраус,36 дабы спасти христианскую Идею, решился пожертвовать
преданием. Ламенне,37 дабы спасти свою теократию, решился подкрепить ее
народными выступлениями Июльской революции и совокупить Христиан-
268 Альфред де Виньи
ство с философией и человеческим разумом: догма его там увязла, а его фи-
лософия окажется несостоятельной, возжелав сделаться догмой.
Христианство посему пришло к тому же, к чему и Политеизм в 300 году.
А между тем человек, как никто воплощающий в себе это движение
III века, — Юлиан;38 возродись он через метемпсихоз для исполнения схо-
жей роли, он бы, конечно, воплотился в теле какого-нибудь священника, на-
деленного умом Штрауса и Ламенне.
Содержанием второй консультации должны стать жизнь и решающие
действия такого священнослужителя.
Становление этой души, которой в довершение Черный Доктор читает
письма Дафны.
Несчастный, объятый ужасом, теряет рассудок и думает, что он — ожив-
ший Юлиан. Он уверовал в свой метемпсихоз и кидается в воду, чтобы
опять стать Императором, подвергнуться обратной метаморфозе.
Таким путем иная личность может впасть в безумие, ничто не ведет к не-
му вернее и быстрей, нежели теософия; Сведенборг39 был полубезумцем.
Греция византийского времени была не в себе, когда занималась Пресу-
ществлением Богоматери, пока Магомет осаждал Константинополь. Этой
исполненной учености сатирой философского романа мы преподали бы
Франции урок. Быть может, противоядие религиозному равнодушию и
ввергло Францию в словопрения социализма и его ребяческие кривлянья.
Мономания социализма и гуманитаризма тем более заманчива и кажет-
ся правдоподобной, что все время как будто видишь ее перед собой, она дви-
жется, словно кинжал Макбета, и мнится божественной и куда более важ-
ной, чем бренные заботы.
Что значит такой маленький город, как Константинополь, мог сказать
какой-нибудь грек, в сравнении с великим вопросом Пресуществления Бо-
гоматери, способным поставить под угрозу мое вечное спасение?
Как следует поразмыслив над судьбой женщин во все времена и у всех
народов, я пришел к убеждению, что всякому мужчине вместо приветствия
следовало бы говорить каждой женщине:
— Прошу прощения! — ибо кто сильнее, тот и правит.
теология. — Существует только один способ примирить философию с
католицизмом, его суевериями и отправлением культа, — заставить смот-
реть на христианские символы как на грубую оболочку, запретную для
чувств, в которую облекли спиритуалистическую мысль и идеал всесовер-
шенства.
Поклоняться святым, ангелам и херувимам значит продвигаться, покуда
достанет сил, к идеалу Сократа;40 один доходит до какой-то точки, другой
взбирается выше, каждый в меру способностей и сил постигает идеал, никог-
да не имеющий четких очертаний; лучшие головы века Данте дошли до «Бо-
Дневник Поэта 269
жественной комедии», позднее, при Людовике XIV, мы поднялись выше —
до Декарта.41
КОМЕДИЯ. —Двуличие света. Изумление юноши, замечающего, что ни-
кто даже о самом важном не высказывается всерьез. Министр остается на-
едине с дамой, с которой сию минуту обошелся не лучшим образом. Юноша
прислушивается. Надеется выведать государственный секрет. И слышит:
— Долго же вы несли мне всякий вздор.
От мужчины женщина получает все, вплоть до мысли.
мирра. — Любит отца; отец, похоже, к ней неравнодушен. Она доверя-
ется подруге: «Я люблю его, я вижу — он меня боготворит». (Нрзб) Он го-
ворит ей, что он его поколотит... А я... «Тебя я тоже люблю. — Я... Да, я твой
отец». Она умирает.
1845
Одиночество — во избежание закадычных врагов, которым лучше дру-
гих известно, чем можно ввергнуть вас в долгие страдания.
Я всегда был неисправимым мечтателем, и с детских лет это отдаляло
меня от людей: неискоренимая мечтательность, благословенный край, где я
жил идеями, завораживающими меня. Усилием воли я принудил себя сохра-
нять присутствие духа, но часто страдаю от этого, хотя моя непогрешимая
память меня то и дело выручает.
Разумеется, в «Чаттертоне» изображен один из недугов XIX века.
Смерть от нищеты.
Еще один.
Флатте, скульптор, скончался в божонской больнице.
Оставив прекрасные творенья и дивные статуи.
Какой стыд и нам, и правительству!
Подробности: он был задавлен нищетой; за десять дней до его смерти
г-н Каве пришел перевезти его в лечебницу для душевнобольных на улице
Сен-Дени, но слишком поздно.
Жена его в Шарантоне.1
Стих о мадам Санд:2
Ей гуманизма дух створожил молоко.
270 Альфред де Виньи
13 января.
Великий человек в особенности виден в речах фигур позаурядней. Его
как будто переполняют прекрасные идеи, и он их так вот расточает и истор-
гает из уст тех, кто едва (прзб).
19 января.
Кристиан, или Священнослужитель.
рецепт черного ДОКТОРА. — «Эй! зачем вам понадобилось говорить
этим людям словно детям: справа наказание, слева — награда: здесь кнут,
там пряники.
Почему было не сказать: Возлюбите Бога за красоту — Красоту за всесо-
вершенство.
Ничего не страшась и ни на что не уповая».
поборники фаланстеров.3 — Они тем более достойны уважения, что,
разумеется, в душе знают, что общество наспех не сколотишь, но упорству-
ют и разоряются, уповая только на одно — возвестить будущее, на что они
тратят миллион.
Честь — это аттицизм4 в поступках.
Две вещи в произведениях, созданных воображением: Идеал и наблюде-
ние за действительностью.
У людей, подобных Стендалю, в ходу только наблюдение.
аттицизм. — На беду прозвание поэт слишком прекрасно и похоже на
пылкую хвалу.
Посему награждают им всегда с сомнением и полуулыбкой.
Январь.
О РОМАНЕ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ. — Их авторы, сами того не замечая, заим-
ствуют прием классической трагедии. В каждом выпуске какой-нибудь на-
персник, чтобы ввести читателей в курс дела, пересказывает интригу: «Ты
ведь знаешь, что я любил твою сестру, убил твоего отца и т. д.».
Афоризм Шеридана.5 — У какого горемыки не наберется заслуг, чтобы
завести врага?
Большинству людей легче постичь геометрические и алгебраические
премудрости, нежели тонкости изящества и вкуса, в какие облачается красо-
та нравственная.
Прошлое стоит изучать, дабы искать в нем грядущее.
Дневник Поэта 271
30 марта.
кончина СУМЕ.6 — После одиннадцати месяцев адских страданий он не
выдержал непереносимых мук. Он чувствовал, что его состояние безнадеж-
но, и надрывал нам душу своими пророчествами.
— Как тяжко умирать, Альфред! — без конца повторял он мне, а однаж-
ды даже добавил:
— Вы пришли снять мерку для моего гроба.
Я для себя решил не выставлять на его место мою кандидатуру, если он
умрет первым, и столь внушительно попросил его никогда не заговаривать
со мною об Академии, что с тех пор между нами об этом не было речи.
Нервы его были напряжены, чувствительность обострена до предела.
Он все воспринимал преувеличенно остро и оттого казался исступленным
фанатиком; а он им не был, душа его стала такой ранимой из-за того, что его
терзали по пустякам.
наблюдение. — Старые академики толпятся вокруг пополнения, нахо-
дящегося в расцвете сил, как души чистилища вокруг живых Энея или Дан-
те, в испуге и изумлении при виде осязаемого тела.
Медлительность их рассуждений и речей, когда я беседую с Дро,7 Ба-
ур-Лормианом8 и прочими, наводит меня на мысль, что они не принадлежат
к моему времени и свое отжили.
Шатобриан,9 Ламенне10 и Беранже11 не признаны в своей стране, но друг
к другу они относятся с опаской. Каждый из них, преисполненный собствен-
ной значительности, полагает, что только он переживет двух других и что
после него ничье имя больше не прозвучит.
Тринадцатилетний подросток, ревнующий к любовнику своей матери.
Он знает, что у него крадут частицу материнской нежности.
страница истории. — Выиграв Ватерлоо, Наполеон учреждает воен-
щину и русское императорское правление.
О СЕБЕ. — В посвященной мне биографической статье один молодой чело-
век написал недавно так: «Чтобы жить с собою в ладу, ему пришлось распро-
странять идеи и чувства, принятые в их дворянской среде, трудиться, дабы
вести людей к практическому благу дорогою поэтического Прекрасного».
Он верно определил мои тайные помыслы, отчего я возгордился и укре-
пился в моих намерениях.
Встречаются ранимые, углубленные в себя натуры, живущие не в изоля-
ции от мира, но отдельно. С людьми они соприкасаются только добротою,
любовью. Из-за врожденного, невольного и миролюбивого презрения к лю-
272 Альфред де Виньи
дям, событиям и вещам все в них, наверное, можно бы выразить словами:
«Во всем этом для меня недостает красоты, совершенства, счастья».
ПРОДОЛЖЕНИЕ «ЮЛИАНА».12 — Я чужой в этом мире, я миную его без
любви, без привязанности, никак с ним не соприкасаясь.
Вы, такая, Луиза, и таков я (?).
Молитва в ритме «Евы».13
Господи, Боже мой, огради меня от непомерного презрения к людям.
Уже я чувствую, как помимо воли рассудок вынуждает меня смотреть на
них злобно и возмущенно.
Порою мой взгляд их леденит и готов был бы обратить их в камень.
грядущий золотой век. — Поэма.
Я провижу в словах ваших грядущий золотой век, к которому мы идем.
Величие человеческих страданий — дань уважения тому, что переживает не-
терпеливая людская семья, видя, как медленно продвигается она к цели и
как сгущается на пути перед нею пелена.
ЗАМЕЧАНИЕ ОБ АКАДЕМИИ. — «Соп5Ми1юппе1»14 от 22 апреля пишет,
что мне не следует произносить речь о г-не Этьенне,15 что я буду вынужден
отречься от своих литературных и политических взглядов и не смогу, высту-
пая в роли благородного противника, сказать ни одного дурного слова в ад-
рес этого г-на Этьенна.
Гюго, переусердствовавший с любовью к феодальной аристократии,
гербам и стрельчатым сводам, выискивает лазейку и готов все списать на ис-
кусство. При Луи-Филиппе он лезет из кожи вон, представая бонапарти-
стом. Выдумывает несуществующую оппозицию, вполне безобидную, ибо
Орлеаны опирались на бывших сторонников империи.
Влияние Кондильяка16 глубже, чем думают и говорят. Для современного
человека философия ощущений определяет все. Промышленность есть произ-
водство всеобщего благосостояния. Античные стоики учили смело смотреть в
лицо судьбе и ценить исключительно движения души. Нынешние сен-симони-
стские и фурьеристские теории утверждают: настоящее превыше всего, здоро-
вье и изобилие — вот наша цель. В прежние времена таковым было нравствен-
ное понятие раба и комедийного лакея. Ныне этим гордится господин.
Август.
Заходил с визитом Бюло;17 я уже разъяснял ему, чем я руководствовался,
когда отказался от завершения «Второй Консультации», потому что это бы
Дневник Поэта 273
значило защищать опасные идеи, и теперь я счастлив, отказавшись снискать
успех, ибо это произведение могло быть истолковано в угоду иезуитам.
ПОСЛЕДНЕЕ МГНОВЕНИЕ.
Последнее мгновение меня окрыляет.
Коралловые или, если угодно, свинцовые бусины потихоньку накапли-
ваются мною, пока я погружен в наблюдения или раздумье, потом я их от-
кладываю в шкатулку и там забываю. В последнее мгновение, в спешке, я
нанизываю их на шелковую нить, которая им служит связующей основой, и
в секунду из них составляются четки.
Так быстро я написал «Чаттертона» и «Стелло».
27 августа.
ФИЗИОНОМИЯ.
Все человеческие лица сводятся к четырем основным типам, на которые
они похожи больше либо меньше сообразно тому, сколь развиты в их душах
нравственное и умственное начала. Эти типы — четыре лика из загадочной
колесницы Иезекииля,18 то есть лики человека, льва, тельца и орла.
Заблуждение Вольтера. — «Кандид»19 не смутная надежда, а беспросвет-
ное отчаянье.
французская поэзия. — Во времена Ронсара и Дю Белле,20 особенно с
приходом Ренье,21 она была свободна, этот галльский дуб простирал свои вет-
ви и листву с Востока до Запада; настал век Людовика XIV, постригший его в
виде пирамиды и колонны и подравнявший, как деревья Версаля; Франция не
в обиде на нас за то, что мы позволили его кроне ветвиться привольно, раз она
понаделала из нее подобия гражданских венков для прославленнейших и са-
мых дорогих из моих друзей. Если они в самом деле отъявленные преступники,
то я преступник вдвойне, ибо в часы, когда они созидали великие творения, и я
в одиночестве кое-что пописывал. Ни один из нас не знал другого, и когда на-
ши стихи увидели свет, мы признали друг друга братьями и ринулись навстре-
чу друг другу, и руки наши соединились в свободном дружестве, потом каждый
вернулся к своим трудам и нередко терял другого из вида на долгие годы. Вот
чем был этот столь незамысловатый и такой чистый союз, который притворно
пытались выдать за мрачный заговор; эти приливы энтузиазма, устремлен-
ность к свободе искусства, любовь к идеалу в наивысших проявлениях красо-
ты, которую так часто путали с ненавистью, это единодушное согласие во всех
начинаниях и во всех теориях, которое мы не побоялись назвать нашествием.
Увы! если мы были варварами и совершили нашествие, оно, надо признать, все
смело на своем пути, раз я пришел к тому, к чему пришел.
Но что поделаешь, так уж на этом свете повелось.
274 Альфред де Виньи
Когда истинные варвары обосновались посреди Римской империи, наш-
лись прославленные римляне, которые им в чем-то начали подражать, а
Кассиодор, римский сенатор, состоял министром при Теодорихе Волоса-
том.22 Может, и удалось бы отыскать такого же славного Кассиодора среди
поэтов, развратившихся и перешедших на сторону врага, и пр. Не так дав-
но Сент-Бёв нам показал,23 как все произошло и как мы стали сражаться
по-иному, оставив меч древних ради древесной кроны. Ну да Бог с ним! ведь
с течением времени это все равно уже одна единая нация.
замечание О РАСИНЕ. — Он неизменно нажимает на одни и те же пру-
жины. Ифигения узнает, что Эрифила24 — ее соперница, которая только
прикидывается подругой и похищает у нее возлюбленного. Роксана узнает о
вероломстве своей подруги Аталиды. Федра — о вероломстве Арицеи.
Какая новость слух мой поразила,
и т. д.
(Действие четвертое)
Гермиона узнает, что Андромаха — ее соперница, но та ей хотя бы не
подруга.
Вот вам четыре трагедии с точь-в-точь одинаковой интригой.
Не мне отрицать, что школы существуют, ибо я первый создал одну из
них. И не мне, когда придет ее звездный час, от нее открещиваться. Ее печа-
тью отмечено все, что излучает сиянье, и все, что не умрет.
(РЕЧЬ). — Подобно тому, как Общества с поэзии начинаются и ею закан-
чиваются, и человек, принятый при своем рождении в ее объятия, у гробо-
вой доски ей посвящает свои последние усилия и от нее получает последние
утешения и самые сладостные волнения.
О философии или неутомимом исследовании. — Неутомимое Ис-
следование, зиждящееся на врожденном разуме и морали, — основании че-
ловеческой совести, оправданно, и цель его — распространять среди нас все
истины, потребные для нашего духовного развития.
В наши дни первостепенным источником всякой веры должен быть разум.
1846
5 января.
Было десять часов. Кто-то трезвонит в дверь. И сразу слышу, как отво-
ряется дверь в гостиную. Какой-то человек в два шага ее минует, хватается
Дневник Поэта 275
за дверную ручку моего кабинета и с такой силой ее трясет, что срывает за-
сов.
Мысль, что он не в себе, останавливает меня. Он не владеет собой, про-
носится в голове. Раз на отца я не соглашаюсь, подсовывает мне сыновей. Я
устыдился за это их жалкое домогательство.
«Вот как надобно поступить. Покончить во всеуслышание с про-
шлым...».
Меня обуревали чувства, какие, вероятно, испытала бы порядочная
женщина, если бы ей сказали: «Продайтесь, вот мой кошелек...». Он понял,
что я себя не продаю и не сдаю в наем.
Одиночество и труд — вот два источника славы и неприязни в одно и то
же время. Ни одного из своих врагов я не искал.
Ламартин1 высказывает туманные идеи в напыщенных тирадах, отчека-
ненных по-военному.
Поэтому ему и случается увлечь ими кое-каких недоумков.
О сборниках «Академических речей». Читая их, как будто продираешь-
ся сквозь кустарник, ветки которого переплелись как попало, а шипы колют
ноги и впиваются друг в друга. Острые тайные жала литературных честолю-
бий, прикрытые редкими и коварными цветками, от этого куда вероломней
и отвратительней.
Вильмен,2 неисправимый повеса и полупомешанный.
Страх и эгоизм — обычное состояние заурядных душ.
«Историю» Тьера3 на какое-то время сочтут правдивой. Потом правди-
вой изберут другую, которая будет истинной, пока лет через двадцать не
войдет в моду третья. Сердце человека не меняется, и правдивая сцена из
Шекспира вовеки останется таковой.
РОДИНА.
Во времена абсолютной монархии понятие родины едва только зарож-
далось. Нацией был король.
Пленение Иоанна II4 или Франциска I;5 родина была подле короля. В
1789 году родина отделилась от августейшей особы. Гильотина Людови-
ка XVI6 ознаменовала разрыв.
Ныне понятие родины воистину безбрежно и того и гляди сольется с по-
нятием Человечества.
Пресса. — «Бей, только потом выслушай», — увещеваю я ее, и она неиз-
менно ко мне прислушивалась.
276 Альфред де Виньи
Отказаться передать мне свою речь на один час, продержав у себя мою
целый месяц.
— Прочесть одну речь и произнести другую.
— Пообещать внести исправления и не внести ни одного.
— Подбавить туда яда язвительных нападок, меняющих смысл сказан-
ного.
— Дополнить эти проявления ненависти враждебным, агрессивным и
резким тоном. — Этого довольно?
ЗАМЕЧАНИЕ. — Приятель молодого герцога Омальского7 рассказал мне,
что после заседания, посвященного моему вступлению в Академию, герцог
Омальский заметил:
— Г-н Моле8 вел себя недостойно.
Герцог Омальский присутствовал на этом заседании, в ложе над статуей
Сюлли.9
22 марта.
Обычаи Академии пагубны тем, что они нигде не записаны и, ста-
ло быть, туманны; кто-то их признает, кто-то нет, а для новичков в них пол-
но подводных камней. Я запросил копию устава, которого никогда не чи-
тал.
избрание. — 8 мая 1845 года меня избрали. Из-за проволочек г-на Моле
день моего официального вступления в Академию попадает только на 9 ян-
варя 1846-го.
Его враждебный и недоброжелательный прием вынудил меня отсрочить
день моего участия в закрытых заседаниях, пока он не уйдет с директорско-
го поста, то есть до 1 июля.
Понедельник, 23 марта.
Написал г-ну Вильмену, чтобы напомнить о необходимости присовоку-
пить мои и его письма к протоколам Академии и попросить его сделать это,
если он запамятовал.
23 марта вечером, у Тьера.10
Подробно разъясняю сперва г-ну Минье, потом ему всю подноготную
моего отказа идти в Тюильри11 и быть представленным г-ном Моле.
Г-н Тьер прекрасно улавливает суть дела, вкратце изложенную мною
так:
— Я хотел публично засвидетельствовать мое недовольство в ответ на
оскорбительный, едкий прием, устроенный мне публично 29 января.
Дневник Поэта 277
О речи г-на Моле, которую от меня всячески утаивали, мне не удалось
сказать внятно, когда я предстал перед комиссией, и комиссия этому способ-
ствовала, перебивая и перекрикивая меня и торопясь доложить свои выво-
ды Академии, ожидавшей этого заключения.
28 марта.
Возвращаясь из Музея, встретил в Пале-Рояле г-на Гиро.12 Мы долго
прохаживались под сводчатыми арками, потом он меня предупредил, будто
г-н де Барант13 высказал мнение, что неплохо бы и мне отнести во дворец
мою речь, когда туда, в сопровождении г-на Моле, отправится г-н Вите.14
Это доказывает, сколь здраво я рассудил, не посещая закрытых заседа-
ний Академии, где были бы предприняты новые попытки примирения, до
тех пор пока г-н Вите не представит свою речь и не отдаст визит. Когда моя
очередь пройдет, не след будет к этому возвращаться.
Неужели нынешнее поколение уподобляется жившим во времена упадка
Рима? М. искренне полагает, что довольно на время рассердиться, чтобы до-
биться желаемого, и что по прошествии двух-трех месяцев не возбраняется
появляться вместе с человеком, от которого столько натерпелся и которому
хотел воздать за враждебный и оскорбительный прием, публично засвидетель-
ствовав ему свое недовольство тем, что отказался его сопровождать.
Выходки г-на Моле — это оскорбление, которое нельзя ни простить, ни
загладить.
Воскресенье, 5 апреля.
Видел г-на де Понжервиля.15 — Узнал от него, что Академия назначила
канцлером г-на Вите. За меня было подано всего два голоса.
Итак, Академия показала, что поддерживает г-на Моле и осуждает ме-
ня, назначая его директором.
Академия, или безвестная и запуганная четверть Академии, действова-
ла вслепую и продвигалась на ощупь. Она не ведала, что причиной всему —
политическая месть, вершителем которой выступил г-н Моле.
Не зная, однако, что г-н (Вильмен) приходил 5 января предложить мне
бесчестную сделку, в которой я в обмен на хвалебные слова в адрес королев-
ской семьи получил бы пэрство и пэрство с пенсионом и которую я спокойно
отверг, притворившись, что принимаю все это за плод воображения и безос-
новательные фантазии.
Пускай благодарят меня, что я не сказал: Уас1е ге1го, 5а1апаз!* — уже го-
товое сорваться с уст.
* Изыдн, сатана! {шт.). — Примеч. перевод.
278 Альфред де Виньи
Не зная этих подробностей, Академия была свидетельницей публичного
приема, устроенного мне г-ном Моле, и должна бы почесть себя оскорбленной.
Назавтра она и была возмущена, но с помощью пущенных в ход интриг,
заигрываний, выгод, а где надо, и клеветы пошла на попятную.
Май (?)
Г-н Моле разрешил трудную задачу. Он был смешон, поведя себя дерзко.
Обыкновенно, чтобы выглядеть смешным, спасаются дерзостью: он на-
крепко соединил одно с другим.
Май (?)
Вчера я заявил: «Насколько мне известно, только папа вправе, выпустив
буллу, заставить целовать свою туфлю».
От представления ко двору я отказываюсь.
Май (?)
Вопрос для меня в том, чтобы из разговоров узнать, вершителем какой
мести или какой ненависти выступил г-н Моле.
Речь может идти о:
1) ненависти старых отвергнутых женщин;
2) ненависти завистливых сочинителей;
3) ненависти самого короля, которому Вильмен передал мой отказ от
пэрства с пенсионом, унизительной сделке в обмен на хвалебные слова, ко-
торых я не сказал в своей речи.
9 мая.
Я узнал, что король в присутствии нескольких министров сказал своему
второму секретарю г-ну Лассаню:
— Я очень недоволен тем, как г-н Моле обошелся с г-ном де Виньи. Чело-
век, уважаемый в стране, не заслужил такого приема. По какому праву
г-н Моле так себя ведет? Он не литератор, ничего не создал. По какому праву?
Как смеет он судить о книгах, если писать их ему не дано? Какой прием он
устраивает человеку, столь уважаемому публикой и чье избрание я одобрил?
10 мая.
Вероятно, мне не составило бы труда подобрать резкие критические сло-
ва, высказываясь о жизни и сочинениях г-на Этьенна.16 Но в присутствии его
Дневник Поэта 279
убитых горем дочери, сына, внуков, на мой взгляд, это бы выглядело недос-
тойно.
Чем объяснить, что уважения, с каким я отнесся к мертвому, не нашлось
для живого!
11 мая.
Видел г-га де Сальванди.17 Диалог.
С. — Мы с королем пробеседовали два часа без передышки. Я доложил
ему, как было дело, он этого не знал.
Я. — Могу я поинтересоваться, в каких выражениях король отозвался
обо мне?
С. — Исполненных уважения и дружеского участия ко всему, связанно-
му с вами. В первый день, когда я виделся с ним по этому поводу, он мне ска-
зал, что готов встретиться с вами завтра, в одиннадцать часов. Я вам сразу
же написал. Письмо уже бы ушло, но тут я получил от него записку, в ней
было сказано:
«Не исполняйте моего поручения касательно г-на де Виньи».
Я нарочно еще раз с ним увиделся. Он мне сказал, что по размышлении
опасается нарушать давние обычаи академического корпуса — они еще, не
дай Бог, вообразят, что он с ними не считается и не одобряет их действий,
подумают, что он покушается на исконное право Французской Академии
самой представлять речи королю.
Я. — Но в частной аудиенции он бы меня принял в качестве гражданина,
а не как академика.
С. — Делить тут нельзя. Хорошо бы вам пойти туда немного погодя, ко-
гда вы станете принимать участие в заседаниях Академии, после ухода г-на
Моле с директорского поста.
Я. — Вы читаете мои мысли; я ведь уже предупредил кое-кого из этих
господ, что займу мое кресло разве что в июле, но ни в коем случае пока он
останется директором.
Король говорит г-ну де Сальванди:
«Академия сейчас неверно понимает обычай, о котором тут речь. Суть
не в том, что директор представляет королю новоиспеченного академика;
директор и новый член Академии оба представляют свои речи».
— Моя цель достигнута, — говорю я г-ну де Сальванди. — Все, что я ду-
маю и что мне предстоит, найдет понимание везде, даже в Тюильри.
Повторяю, моей единственной целью было засвидетельствовать публич-
но мое недовольство в ответ на недоброэ/селательный и публичный прием.
Я себя вел сдержанно, но твердо, да иначе и быть не могло. Доведись мне
начать с начала, я бы все сделал так же и все бы повторил от слова до слова.
Закончив говорить о себе, тема для меня неприятная, я снова ему реко-
мендовал дать крест Бризё.18
280 Альфред де Виньи
— Уступаю вам удовольствие сообщить ему первым, что он возведен в
кавалеры ордена Почетного легиона, — ответил он.
С его стороны это необыкновенная чуткость. Он утверждает, что стара-
ется вознаграждать первым делом истинные таланты, преданные настояще-
му, чистому искусству, и что г-н Лапрад19 и г-н Шампаньи20 тоже получили
кресты.
24 мая.
Король неожиданно меняет свое решение. Он уверяет, что желал меня
видеть, но так и не увидел. Сообщает министру, что хотел бы со мной пого-
ворить, г-н де Сиркур21 мне пишет:
«По поручению г-на де Сальванди уведомляю вас, что король францу-
зов толковал с ним о вас и сожалел, что он вас не увидел ввиду некоторых
причин вполне ему попятных. Он добавил, что рад был бы вас принять, а г-н
Сальванди готов вас сопровождать, если вы не против».
Поскольку поведение г-на Моле вызвало неодобрение, я соглашусь на
эту встречу, раз знаю, что король его открыто осудил.
Понедельник вечером, 14 июня.
В половине девятого г-н де Сальванди входит в мою гостиную. Мы от-
правляемся. Король, когда о нас докладывают, стоит в коричневом сюрту-
ке, в руке шляпа. Он сразу ко мне подходит со словами:
— Мы с вами, г-н де Виньи, не виделись лет шестнадцать. Вы командо-
вали батальоном Национальной гвардии и отрядами, державшими караул у
Пале-Рояля. Я бесконечно рад, что вы снова заглянули, я вам признателен.
— Это мне, государь, следует вас благодарить, что вы согласились на
мое избрание.
— Я этого желал не меньше, чем вы сами, господин де Виньи, и привет-
ствую занятую вами позицию.
— Мне известно, какие лестные выражения король изволил употре-
бить, одобряя мое избрание, меня это глубоко тронуло.
— Благодарю вас, господин де Виньи. Угодно вам видеть королеву? Г-н
де Сальванди вас проводит.
Королева занимала одно из мест у круглого стола, за которым вместе с
нею сидят все принцессы. Она вышивала. По правую руку от нее сидела Ма-
дам Аделаида,22 сестра короля.
— Я хотел бы представить вам г-на де Виньи, — обратился к ней Саль-
ванди.
— Да зачем же мне его представлять? — изумилась королева. — Я его
знаю двадцать лет.
Дневник Поэта 281
— Я так рада снова вас видеть, господин де Виньи... Вы, разумеется, лю-
бите путешествовать, куда вы направитесь этим летом?
— Может быть, в Англию, Мадам, а потом к себе, на юг Франции.
— Куда именно? — поинтересовался король.
— Между Ангулемом и Бордо, государь.
— Ах! дивные места.
— Да, государь, там теперь запустение. Все, что осталось мне от владе-
ний предков, — я ведь потерял многие замки. Этот достался мне от деда,
маркиза де Бародена, адмирала старого флота Людовика XVI.
— О! его имя мне многое говорит. Он командовал эскадрой в битве при
Уэссане23 под началом моего отца.
— Да, государь, под началом герцога Орлеанского и г-на д'Орвилье —
у меня сохранилось много его писем.
При словах «мой отец» лицо короля неожиданно подернулось грустью,24
черты смягчились, взгляд сделался меланхоличен и задумчив, но не утратил
проницательности, словно он боялся, что на моем лице отразится ужас.
— Да, государь, — повторил я тем же спокойным и невозмутимым то-
ном, — под началом герцога Орлеанского. — Я и по сей день не понимаю,
как выстояли эти огромные флотилии, воистину Армады.25
— Не знаю, мир — вот что всего ценнее.
— Те же слова я слышал от короля шестнадцать лет назад, ныне вы во-
плотили это великое чаяние.
— Надеюсь, — с довольным и добродушным видом отвечал король. —
Вы сами, когда опасность бунтов миновала, оставили мундир, не всякий по-
ступил бы так лее. Но вы много написали, вы поступили правильно.
Потом герцог Немурский,26 стоя посреди гостиной, доверительно, роб-
ко и чуть смущаясь довольно долго беседовал со мной о временах, когда я с
ним познакомился.
— Тогда вы еще не взяли Константину, — заметил я.
— О, я только наблюдал за ее взятием, — скромно и просто ответил он.
Он повел речь о Бос и о замке де Виньи, моем родовом имении. — Я ему
рассказал, что оно принадлежало принцу Бенжамену де Рогану, предлагав-
шему три года назад его у меня откупить; а замок этот, утопающий в зелени,
после продажи двух ферм и мог бы купить только принц, так как дохода он
больше не приносит.
Герцогиня Немурская чудо как хороша, она наконец уделила мне не-
сколько минут, потолковав об Англии. Герцогиня Омальская27 напоминает
юных испанских принцесс Австрийского дома, запечатленных Мурильо.
Мне нравится ее выпяченная губка, ее белокурые пепельные волосы.
Она со мною поговорила о Венеции, куда, к ее великому сожалению, до-
бираются поездом.
Вид Бурбонов неизменно навевает на меня меланхолию. Когда пред-
ставляешь принцев, сохранивших и под иными одеждами те же черты, ка-
282 Альфред де Виньи
жется, будто вся история Франции занята воскрешением своих портретов и
возобновлением своих значимых великих ролей. Порода их ни на йоту не
изменила свой полуиспанский профиль. Король — копия шестидесятилет-
него Людовика XIV.
Он опять подошел ко мне в конце вечера.
— Завтра в газетах, — сказал он, — вы прочтете, что я повинен в порту-
гальских напастях. Что вы думаете о происходящем в Португалии?
— Отчасти это напоминает Фронду,28 — ответил я.
— Да, ничтожностью результатов.
— Также и тем, что это война вельмож.
— Безусловно, какой-то аристократизм во всем этом присутствует, но в
Европе такое не водится.
И он лукаво улыбается.
— Да, — согласился я, — этот недостаток нам более не свойствен.
Он снова доброжелательно рассмеялся.
Его сила и самообладание поразительны.
Я нахожу, что он отдохнул и выглядит спокойнее, чем в 1831 году, да и
цвет лица у него более здоровый.
До половины одиннадцатого королевская семья вела со мною беседу.
Мадам [Мадам Аделаида] говорила со мной об Англии и о моей жене. О ее
многочисленной родне. Потом о смерти Баланша;29 о слепоте мадам Река-
мье.30 Потом осведомилась, можно ли диктовать секретарю литературные
сочинения.
— Не думаю, — сказал я, — что это возможно, когда автора увлекает
вдохновение, по мере того как развертывается действие.
Неизменно руководствуясь в моем поведении принципами чести и со-
вести, я полагаю, что поступил правильно, побывав у короля Луи-Филиппа.
1. Представительное правление в принципе допускает (например, в
Англии), что приглашение короля — приказ. Ни тори, ни виг не вправе его
ослушаться.
2. Мне хотелось посмотреть, как далеко он зайдет в своем неодобрении
г-на Моле. Он предпочел не говорить мне об этом, прямо назвав г-на Моле,
а дал мне это понять через своего министра г-на де Сальванди; для первого
раза неплохо. Он, как мне и передали, в моем лице хотел принять одного из
выдающихся деятелей своей страны.
Государя не пристало ставить в неловкое положение. Заговори я первым
о г-не Моле с королем, я вынудил бы его осудить того в моем присутствии, а
он, может статься, намеревается употребить его в каком-нибудь министер-
стве.
Я сдержался, и во вторую или третью встречу, ежели я туда ворочусь, он
сам мне предоставит такую возможность. Эту тяжбу я рассужу, повторив
вслед за Кальдероном:
«Лучший алькальд — король».31
Дневник Поэта 283
Итак, сдержанность и достоинство, которые я мужественно хранил,
мое упорное нежелание идти во дворец вместе с г-ном Моле обернулись тем,
что хозяин попенял своему слуге и первый призвал меня к себе как частное
лицо, а не как академика. Король тем самым загладил, насколько это в его
власти, непростительное поведение г-на Моле и вопиющую гнусность ока-
занного мне приема.
Первое закрытое заседание, четверг, 2 июля 1846 года.
Поскольку вчера г-н Моле оставил директорский пост, ровно в три от-
правляюсь заседать. Друзья встретили меня и провели в зал, я во второй раз
участвую в заседании.
Перемолвился с Баланшем, Виктором Гюго, Ансло,32 Понжервилем, Па-
теном,33 Тиссо,34 Вите, Лебрёном;35 с прочими я не разговаривал.
В глубине зала Сегюр,36 Мериме и Сент-Бёв37 сделали вид, что меня не
замечают.
Состоялось чтение заключительной части Академической речи Тюрго}%
Я от обсуждения воздержался, так как не слышал начала.
Первым делом я поразился тому, что, как и на многих прочих заседани-
ях, каждый, кто берет слово, слушает себя, а не тех, кто выступает с обсуж-
дением или чтением. Мериме в ходе чтений демонстративно читал или при-
творялся, что читает, толстенный фолиант.
Тиссо спал.
Со всем тем оба высказались и обосновали свое суждение. Поразитель-
ное ясновидение.
После заседания, видя, что меня встретили весьма доброжелательно,
Мериме и Сент-Бёв заговаривают со мной. Убедившись прежде, что г-н Мо-
ле не появится.
7 июля.
6 июля я получил аттестат лейтенанта кавалерии Алых эскадронов,39 ко-
ролевских жандармов.
Июль.
На придворном балу.
Бал прерывался гулом народной толпы в предместье Сент-Антуан,
вдоль бульваров.
Завидев генеральский мундир, народ восклицал: «Кюбьер,40 ты подку-
пишь министра!». — А если мимо проходил штабной: «Гюден,41 ты сплуту-
ешь в игре!».
Их кто-то направлял и подстрекал на эти оскорбления.
284 Альфред де Виньи
На балу поэтому сперва было тревожно.
И королеву Кристину, и ее дочь окружили испанцы. Нарваэс42 смахива-
ет на пехотного капрала, толстый, грузный, на голове черный парик, похо-
жий на шелковый колпак, — он буквально наглухо зашит в мундир, кото-
рый его сдавил, как черепаший панцирь.
Самая красивая из принцесс — герцогиня Немурская.
В чертах герцогини Омальской видна королевская и бурбонская стать, а
ее белокурые волосы пепельного оттенка делают ее похожей на портреты
австрийских инфант кисти Мурильо.43
Герцогиня де Монпансье,44 круглолицая, с наружностью, привычной
для парижских улиц, походит на французскую гризетку.
27 июля.
Я желал бы в отношении короля, чтобы он не пытался теперь оказывать
на меня давление, заручаясь на академических выборах моим голосом для
кого-то, принадлежащего ко двору.
Мне пришлось бы ответить словами маршала де Лафейада45 Барону,46
актеру, игравшему в «Цинне»47 Августа: «Ты все портишь: будем друзья-
ми!».
И если король в самом деле призвал меня только ради этого, я скажу: «Я
благодарен королю за его дружбу!».
Мораль. — Если с сегодняшнего дня до выборов у меня ни для кого не
станут просить мой голос, я приду к выводу, что приглашение короля —
изъявление благородства. В противном случае ценность его померкнет (и
все окажется ловким ходом).
Принятие в Академию.
В ближайшую встречу я сам с ним заговорю (с королем) о происшедшем
и открою ему правду о том, как нагло мне предлагали сделку: пэрство в об-
мен на публичный отказ от прошлого.
Вогнать обратно высунувшиеся головы, надеть на них гасильники для
свечей, пригнуть, если они сопротивляются, — таково правило династий.
Республики разделены и подразделены на группировки и фракции; демо-
кратии завистливы, грубы, несправедливы, но человек все-таки остается
стоять неизменным до самой своей смерти. Его можно обезглавить, но его
не превратить в евнуха.
Палата лордов Англии это, скорее, большой совет, а не совещательное
собрание.
Заправилы ее все решают между собой, остальные к ним присоединяются.
СОБРАНИЯ. — Власть — вот цель политических мужей.
Власти нет.
Кто ею обладает? Министр? Нет.
Король? Нет.
Значит, ее, к счастью, больше нет.
Министр выступает управляющим. Король — посредником.
На пилометре, меряющем подъем или понижение воды в Ниле, нет отме-
тин вернее тех, что совесть высекает на сердце праведника: об этот несокру-
шимый столп бьются волны и он им служит мерною шкалою.
Законы, всегда составленные дурно, сообразуются с эволюцией нра-
вов.
Отметины, меряющие подъем или понижение духовной наполненности
нации.
О ПРОШЛОМ. — Знать прошлое необходимо, но жалеть о нем не стоит.
День нынешний лучше, чем вчерашний, а завтрашний окажется лучше
нынешнего.
Ни один день не проходит даром для немощного человеческого рода.
Ведь по сути дела ему еще только предстоит воздвигать свое общественное
устройство.
Пока что он лишь копил материалы для постройки.
логика. — Что бы сегодня вы сказали о человеке, который поступил бы
так? Владетельный принц его страны ему говорит: «Мне надо кое-кого
убить. Я приглашу его к себе, одного. Мои друзья прикончат его. Хотите
быть в их числе?» — Он отвечает: «Нет, я готов биться с ним, но убивать его
я не стану».
Пока все превосходно.
Но принц добавляет: «Тотчас, как он войдет, вы запрете двери».
Он соглашается и исполняет обещанное.
Вы скажете: это соучастник убийства, налицо соучастие и предумыш-
ленность, захлопнуть мышеловку — все равно что держать руки жертвы.
А это между прочим Крийон48 и герцог де Гиз.49
Когда в иную эпоху порядочные люди так понимают честь, это эпоха
варваров.
Октябрь.
Успеха в жизни достигает душа грубая и ловкая. Тонкой душе столь
претит всякое сношение с людьми, что она останавливается и запрещает
себе великие свершения, названные ими так с оглядкой на их тесные этало-
ны.
286 Альфред де Виньи
26 ноября.
Моя совесть — крепость.
Коли придворным суждено и впредь растлевать других и самим быть та-
кими же растленными, коли королям суждено всегда оставаться недоверчи-
выми и враждебными ко всякому серьезному, незлобивому характеру, пред-
почитающему одиночество соблазнам, опутывающим совесть цепью, да су-
меет Франция найти и воплотить форму республиканского государства,
которая избавила бы ее от династической гнили!
Не бывает добра возвышеннее, чем отдать жизнь за незнакомого тебе
человека.
Не бывает зла низменнее, чем неумолимый эгоизм крестьянина, отка-
зывающего умирающим в глотке воды, кроме, пожалуй, корыстолюбия и
алчности промышленников, которые ни во что не ставят человеческую
жизнь.
трагедия. — Юная влюбленная спартанка50 возревновала Агиса к его
дружбе с Алкеем: она возревновала к отправной идее платоновского «Пи-
ра».
комедия. — «Иллюзия».
Журналист воображает, что кое-чего достиг.
Он надувается, пухнет, подражая всем волам. Подумывает о молодой
богатой наследнице и пускает в ход тяжелую артиллерию; и засим — все!
1847
24 февраля.
гиро.1 — Его смерть, случившаяся почти скоропостижно, глубоко опе-
чалила Академию. А я горюю еще и из-за того, что теперь уж не сяду рядом с
ним, как себе обещал и чему он вместе со мною радовался. Хирург сплохо-
вал, и операция оказалась смертельной.
Этот человек был неугомонен, словно белка, — вечно то он кружил по
своей клетке. Из-за своей рыжей шевелюры и невнятной, захлебывающейся
гасконской скороговорки он выглядел не таким умным, каким в действи-
тельности был, потому что, пускаясь в споры, терял голову и поминутно от-
влекался от предмета беседы. Но до чего же он был чувствителен, добр, ост-
роумен, каким он был наделен возвышеннейшим поэтическим чувством: это
огромная потеря для страны и для Академии.
Дневник Поэта 287
Четверг, 22 апреля.
Избрание г-на Ампера.2 — Г-н де Шатобриан3 распорядился, чтобы его
принесли в Академию. Исключая ноги, утратившие способность двигаться,
он, говорят, своим самочувствием доволен. Он нарочно явился поддержать
Ампера, которому покровительствовал. На восьмом десятке он выглядит
благообразней, в зрелые годы я его таким не видел.
Чтобы его появление прошло незамеченным, он велел принести себя по-
раньше. Из какого-то старческого кокетства он пуще всего боится обнаро-
довать свои немощи. Он явно взволнован от удовольствия, что его числят
среди живых, и оттого, что надеется на избрание Ампера. Добряк Баланш4
не отходит от него и, похоже, горд, что тот добрался до третьего этажа; его
большие глаза смотрят с умилением, а взгляд делается несказанно мягок.
Такое благолепие ему, без сомнения, ниспослано свыше, дабы умерить неве-
роятное безобразие, сообщаемое ему шишкой на левой щеке, которая его
уродует.
Все расселись согласно ранжиру.
Незрячие вроде Баур-Лормиана5 и Фелеса; увечные вроде Шатобриана;
ораторы, министры вроде Ламартина,6 Гизо,7 Сальванди,8 Тьера,9 Ремюза,10
Токвиля;11 убитые горем вроде г-на Моле,12 недавно потерявшего и жену, и
подругу — госпожу де Кастеллан; хворые вроде Бриффо с его мочекамен-
ной болезнью; все прочие наконец, кроме г-на Ампи, пока не заседающего,
заняли свои кресла.
Под видом поединка литературных течений разыгрывалась иная бата-
лия — между влиянием короля, поддерживавшего Вату, и светско-универси-
тетской группировкой, которая поддерживала Ампера.
Я, прежде всех, желал ради славы литературы избрать самых достойных.
Достойные отсутствовали. Ламенне13 и Беранже14 никогда не выставляют
своих кандидатур. Один по политическим мотивам не прошел бы, второго
бы приняли единогласно. Оба с равным упорством предпочитают бочку
Диогена.15
Прочие, помоложе, Альфред де Мюссе16 и Бальзак, остерегаются балло-
тироваться понапрасну...
Май.
«Критика способности суждения» Канта. Если эта книга не найдет откли-
ка, а помехой тому может стать ее же собственный язык, бесполезно увенчи-
вать ее лаврами; если она его найдет (и наши лавры тому поспособствуют),
она придаст неверную направленность методу и философскому языку.
«Критика способности суждения» Канта, перевод Барни.
Куда там философизмам, мудреным словечкам немецких школ. Фран-
цузскому языку такое и не снилось. Перевод этот сам нуждается в перево-
288 Альфред де Виньи
де. Греческий говорок немецких проповедников в его крайнем выраже-
нии.
Мне известно, что г-н Кузен17 отметил его недостатки (2-я лекция о Канте).
Метод телеологического суждения.
Как немец я признаю свою несостоятельность, как француз я ее утверж-
даю.
Декарт,18 Мальбранш,19 Паскаль20 пытались истолковать работу мысли,
но Кант и прочие немецкие философы тщатся анатомировать, расчленить
мысль. Увлекшись этим расчленением, они вынуждены применять, как и хи-
рургия, особые речения из смеси греческого с латынью и немецким, и порой
это химическое разъятие доходит до таких тонкостей, что человеческих язы-
ков недостает и переводчик в своей несостоятельности объявляет, что суж-
дение, подразумевающее способность рассуждать, он обозначит либо за-
главным С, либо с строчным.
Эег МепзсЬ 181 Еш^кек. Человек есть Вечность. 1сЬ Ып 5е1Ьз1: Еш^кек, и
т. д., я сам — Вечность, если окажусь вне времени, если растворюсь в Боге, а
Бог — во мне.
Вот куда уводит путь Канта. Его ученик Фихте21 пошел дальше, он ут-
верждает главенство воли. Человеческая Личность ему видится первопри-
чиной сущего.
Новалис.22 — Неохристианский идеализм.
Шеллинг. — Новый Пантеизм.
Гегель. — Непререкаемая логика Пантеизма. Историческая метафизика
проистекает от Спинозы,23 следует за ним, как Аристотель24 следует за Пла-
тоном,25 Лейбниц26 — за Декартом.
ГЕРДЕР.27 — Естественное, плавное, неотвратимое и неизбежное разви-
тие цвета человечества в его «Идеях к философии истории человечества».
[Приведены заглавия книг Канта, отмеченные Виньи, перевод Тиссо.
Критика чистого разума, способности суждения, практического разума].
Далее:
Германия. На смену субъективному Идеализму Канта и Фихте пришла
Философия природы, возврат к реальности.
Кант — это я и исследование я, доведенное до крайних пределов.
Таким образом, на непрерывной шкале идей, где Кант оказывается на
несколько делений сзади, Германия следовала по нисходящей, Франция —
по восходящей линии.
30 мая.
Следует не критиковать этот вольный перевод, а дать бой Кузену, если он
ринется в наступление.
Дневник Поэта 289
Субъективные прикрасы.
Молодой профессор, который с тех пор... но когда он еще не был муче-
ником, трибуном и не имел трибуны, он, на мой взгляд, переводил Гердера
сдержаннее. Гердер. Идеализм в ощущении, перерядившийся пантеизм. Меж-
ду тем развитие цвета человечества могло заставить его прельститься гер-
манским наречием.
Г-н Ларомигьер28 отделял внимание от ощущения.
Г-н де Биран29 ищет идеи в деятельности свободной и добровольной.
Спиритуалистская философия выступает против философии XVIII века,
философии ощущения, «Системы природы» Гольбаха.30
Эклектизм Кузена с 1816-го по 1823 год. Франция, таким образом, сле-
довала по восходящей прогрессии.
«Бхагават Гита»,31 Кришна переведены. Восход луны Разума (в выраже-
ниях абстрактных и ясных).
Германия на непрерывной шкале идей следовала по нисходящей прогрес-
сии.
1. Субъективный идеализм Канта и Фихте. Исследование я, доведенное
до крайних пределов.
2. Философия природы, возврат к реальности.
Кант, таким образом, помещается уже в хвосте, на дальнем делении. О
своевременности поэтому нет и речи.
Что до его терминологии, то переводить его надо было не языком алгеб-
ры, как у него, а языком общедоступным, которым пользуется Паскаль, ко-
торым пользуется Мальбранш в трактате «О разыскании истины» и в его
«Природе идей» — предмет тот же, что у Канта.
Я не приемлю и почитаю опасной эту тенденцию, заданную француз-
ской философии, потому что:
1. Многим ученикам было бы нетрудно создать свои собственные сво-
ды терминов в надежде основать школу и войти в историю.
2. Этот аналитический метод расчленения мысли, присущий Канту, от-
мечен неоправданными тонкостями, что ведет к путанице и вместе с тем ис-
кажает и саму мысль, и исконный французский язык.
Немецкие примеры: то, что говорят о Боге, меня вовсе не удовлетворяет.
То, что превыше Бога, есть моя жизнь и мой мистический свет.
НАБРОСКИ ВОСПОМИНАНИЙ^
До сей поры моя жизнь, со стороны мало чем примечательная, казалось,
почти не ведала событий, однако была полна неистовых, сумрачных поры-
вов, неизменно сокрытых под внешней невозмутимостью.
Единственная примета, по которой человек внимательный обнаружил
бы мои страдания, — рассеянность, овладевающая мною, когда жало их
10 Альфред де Виньи
290 Альфред де Виньи
становится особенно неотвязным. Эта рассеянность нередко бывала для вас
мучительной, она и вызвала просьбу, с которой вы обратились ко мне, по-
желав, чтобы я дал вам отчет в самых сокровенных обстоятельствах моей
жизни. Я безмерно рад вашему повелению, ибо тем самым вы принудите ме-
ня дать отчет самому себе, бережно извлекая из памяти события, примеча-
тельные разве что для тех, кем мы нежно любимы.
Я родился в 1797 году, 27 марта, на три года опередив век. Шел V год
Республики,33 тот месяц, когда Бонапарт открывал шестую итальянскую
кампанию, которую завершит Кампоформийский мир.
Мне отрадно упомянуть здесь о моем рождении, событии неприметном
в сравнении со свершавшимися в ту пору великими деяниями, но для вас и
для меня это неприметное событие кое-что, наверное, значит.
Оно стало всем для моего отца и для матушки, которым моя жизнь при-
несла утешение после смерти трех моих братьев.
Мне известно, что их звали Леон, Адольф и Эмманюэль и что только
один из троих достиг двухлетнего возраста. Видеть мне их не привелось, но
мне рассказывали, что на небе есть три ангела и они молятся за меня. Я ве-
рил этому в ранние детские годы и никогда не произношу этих трех имен без
умиления.
Я наделен незаурядной памятью и более всего — зрительной; то, что
хоть раз ненароком попалось мне на глаза, впоследствии не изглаживается
из моей жизни. Словно воочию вижу я картины моего младенчества, столь
же яркие и красочные, какими они впервые предстали мне.
Говорят, мне минуло полтора года, когда меня привезли из Лоша в Па-
риж; посему, вопреки тому, что вы думаете, все воспоминания о Лоше я по-
черпнул из истории этого прелестного городка и изображающих его кар-
тин. Но прежде чем приступить ко времени, когда открылись мои глаза, на-
добно вам поведать, волей какого случая я был там рожден и к какому я
принадлежу роду.
Отец мой был младшим из дюжины детей, а дед (г-н Ги Виктор де Ви-
ньи) — одним из родовитейших дворян и богатейших землевладельцев про-
винции Бос.
Его поместья, от которых мне достались одни названия, вписаны в мою
родословную; они в ней стоят после моего имени:
сеньор Тронше, Моншарвиля, двух Эмервилей, Изи, Френ, Жонвиля,
Фольвиля, Гравели и прочих угодий.
Я жил в Тронше и раз как-то навестил Гравель (в Бос). Последнее поме-
стье, купленное в Революцию 1789 года каким-то дельцом, который, я пола-
гаю, заплатил ассигнациями, было потом продано за миллион г-ну Лаффи-
ту (банкиру).
Трудно сыскать жилище более восхитительное. Я превосходно помню
его, хоть минуло двадцать четыре года с тех пор, как я наведался туда, не ос-
тавшись и часа.
Дневник Поэта 291
Квадратный замок из тесаного камня, возведенный посреди прозрач-
нейшей и мало кому известной реки; с землей его соединяют два перекидных
маленьких мостика. Попадаешь туда по тенистой длинной аллее старых ду-
бов, от одного конца до другого посыпанной песком. Из каждого окна зам-
ка видны равнины и склоны, каждая пять которых плодородна, и дивные
воды, где вечно трудится двухшатровая мельница.
Тронше суровее нравом. При случае я вам расскажу о нем.
Едва я выучился читать, мне показали мою родословную и грамоты на
пергаменте, которые я и поныне храню среди своих бумаг, и я узнал, что за-
долго до Карла IX мои предки занимали высокое положение в государстве;
ибо древнейшим из этих пергаментов была грамота, пожалованная Кар-
лом IX «дражайшему и любезнейшему Франсуа де Виньи за похвальное и
безупречное служение Королям нашим предшественникам и Нам в отправ-
лении многих важных и почетных должностей, в коих он состоял во благо
Нам и всему нашему королевству даже в годины смут, дабы пользовался он
всеми привилегиями и вольностями и, в согласии с оной грамотой, держал
бы все фьефы, благородные владения, и прочее. Год 1570».
Это первое впечатление внушило мне дружескую симпатию к Валуа,
перед которыми я почувствовал себя в долгу, и я стал, насколько мог это
уразуметь ребенок, питать более привязанности к ним, нежели к Бурбо-
нам,34 приметив, что, начиная с 1570 года, когда жил сей Франсуа де Ви-
ньи — мой прапрапрадед, его сын, Этьен де Виньи, потом Жан де Виньи,
после него Ги де Виньи, и наконец Леон де Виньи, мой отец, позабыв о чес-
толюбии, мирно поживали в своих поместьях Эмервиль, Моншарвиль и
прочих угодьях, охотились на волков и, получив чин капитана, женились,
заводили детей, после чего, с крестом Святого Людовика, выходили в от-
ставку сообразно с давним обыкновением провинциального дворянства.
Я увидел всего одну грамоту Людовика XIV, которая и сейчас у меня,
двойную грамоту, жаловавшую в пажи Клода Анри де Виньи и Шарля Ан-
ри де Виньи, моих двоюродных дедов, один из которых командовал пол-
ком. Я рассудил, что Людовику XIV не худо было бы с большим тщанием
способствовать дальнейшему его продвижению, — мне казалось, что он
достойнее высоких чинов, нежели мои родственники маршал де Кастельно
и Рошешуары.35
Не понимал я и того, почему замок де Виньи, что на Руанской дороге,
более мне не принадлежит. А между тем не было ничего проще и справедли-
вее.
В 1554 году кардинал Г. д'Амбуаз купил это поместье у Сен-Полей (с ко-
торыми я в родстве), получивших его в приданое. У дома Амбуазов его при-
обрел коннетабль Анн де Монморанси.36 Туда удалился, отойдя от дел, и
там в 1568 году скончался канцлер де Лопиталь. Это тот замок, двери кото-
рого он распахнул убийцам. Мне случилось остановиться там всего однаж-
ды, в бытность мою офицером Королевской гвардии. Деревушка Бордо де
292 Альфред де Виньи
Виньи стоит у самой дороги, у края вод, как явствует из ее названия.* Замок
с четырьмя высокими башнями по бокам виднеется в отдалении. Я вспоми-
наю, как офицеры моего батальона, пришедшие, по их словам, в восторг,
оттого что находятся в моих владениях, пожелали быть принятыми мною в
Виньи, и я угостил их прескверным завтраком на скверном постоялом дворе
убогонькой деревушки; да и сам я был куда как убог против того, какими,
верно, были когда-то прежние владельцы поместья, на которое я взирал из-
далека. Субалтерн-офицеру, задавшему этот завтрак, в ту пору минуло де-
вятнадцать; румяный и белокурый, шагал я по большой дороге впереди мо-
их старых солдат и так был горд своими эполетами, что нипочем не проме-
нял бы их на башни, от которых осталось мне только имя; не променял бы я
и офицерскую похлебку на роскошные пиры моих прадедов, закоптившие
старые очаги.
Если когда-нибудь вам случится проезжать в Руан этой дорогой, кото-
рую, кажется, называют нижней, это поместье вы увидите лье в шести от
Парижа. В последний черед замок принадлежал кардиналу де Рогану, чья
могила и поныне в его часовне. Принц Бенжамен де Роган, утонувший не-
давно, когда он учился плаванию в Германии, был его последним владель-
цем. Года три назад он уведомил меня, что собирается продать Виньи и
прислал своего немецкого поверенного справиться, не намерен ли я купить
замок.
Еще я отыскал в бумагах письмо английского короля Карла II, в кото-
ром он благодарит одного из моих предков, губернатора Бреста, за то, что
тот дал приют и оказал покровительство его верноподданным, когда они
зашли в этот порт пополнить свои запасы. Оно датировано 1643 годом и пи-
сано на Джерси, 10 ноября.
Все это, с рождения, укрепило в сознании ребенка, с виду столь хрупко-
го, что его постоянно принимали за девочку, воинственность и малую толи-
ку феодальных устремлений; сей необычный контраст сохранялся вплоть до
моих шестнадцати лет, когда я обрел образ жизни и наружность, подобаю-
щие мужчине.
Отец моей матушки (г-н де Бароден), старый и почтенный капитан-ко-
мандор во времена, когда великий флот Людовика XVI соперничал с анг-
лийским флотом и делил с ним океан, был заточен в лошскую тюрьму. Его
сын и мой отец, которого ранения сделали инвалидом, последовали за ним в
заточение. Человек он был степенный, ученый и остроумный. Светское об-
хождение, соединенное с упорством моряка.
Этот старый командир десяти кораблей, которого в бытность его при
адмирале д'Орвилье37 пощадили сражения, умер в одночасье, убитый пись-
мом сына. Сей брат моей матушки, дядя, которого я не знал и чей портрет,
писанный Жироде, храню, служил лейтенантом флота и, будучи раненным
* Название ВопЗеаих образовано слиянием слов Ьогс! сГеаих (букв. — край вод). — Примеч. пе-
ревод.
Дневник Поэта 293
при осаде Оре,38 когда высаживался на берег вместе с г-ном де Сомбрейлем,
испрашивал отеческого благословения, ибо назавтра ему был уготован рас-
стрел. Прощание с ним убило его отца39 через день после того, как сына уби-
ла пуля.
После моего рождения родители некоторое время продолжали жить в
Лоше, в купленном ими небольшом уединенном домике, укрывшем их в дни
политической бури, а через полтора года после моего рождения, как я уже
сказал, обстоятельства переменились к лучшему, и они переехали на жи-
тельство в Париж.
Вот так Париж и стал для меня почти что родиной, хотя исконная моя
родина — провинция Бос. Но Париж с его слякотью, дождями и пылью, Па-
риж с его шумной грустью и нескончаемым вихрем событий, его император-
скими и королевскими войсковыми смотрами, его пышными свадьбами,
пышными смертями, монотонными праздниками с иллюминацией и массо-
выми раздачами, его театрами, переполненными и в дни всенародных бедст-
вий, его мастерскими художников, где так стремительно создаются, стареют
и гибнут репутации, с его утомительными сборищами, балами, раутами, его
прогулками и его интригами, Париж, грустный хаос, сызмальства наделил
меня грустью, которую несет в себе, — это грусть старого города, главы ста-
рого общественного организма.
Нередко я замечал, что те, у кого нет отечества, обзаводятся приемной
родиной, и находят они ее во время путешествий. Путешествующие парижа-
не обыкновенно избирают Италию, и, надо сказать, их выбор не из худших.
Однако жители какой-нибудь заброшенной деревушки, будь она наибезоб-
разнейшей, предпочитают ее жаркому благоуханию южных стран.
Я же безраздельно предан Парижу, какой он есть. Там в каждой улочке я
нашел для себя нечто притягательное. Иные уголки городских стен стали
частью моей души, и мне будет горько, если их снесут.
Деревня, восторженные описания которой я встречал во всех книгах,
в детстве мне показалась гораздо сумрачнее, чем черная столица Фран-
ции.
Провинция Бос была родиной моих отцов, и в глубине ее изобильных
хлебом равнин, возле Этампа, моя тетушка, госпожа де Виньи, воспитывала
в Тронше шестерых дочерей, которые, бывало, усаживали меня к себе на ко-
лени с наступлением осени, — отец любил отвозить меня туда в эту пору. В
полях встречали меня те же дожди, грязь, желтые листья, ветры — они осо-
бенно свирепствовали вокруг старинного замка, тревожа обветшавшие го-
белены. Унылый край, унылое старое поместье для меня полны были неизъ-
яснимого очарования; в памяти осталась огромная бильярдная, где хра-
нились портреты моих дедов, их жен и детей, — как радовался я, когда
навещал их в Ла Бриш у моего родственника г-на де Сен-Поля, который, по-
сле того как последний из наших родовых замков был продан, приютил у се-
бя это семейство рыцарей в латах.
294 Альфред де Виньи
В Тронше отец научил меня стрелять из ружья, я узнал и полюбил охот-
ников и охоту; правда, мне нравились скорее рассказы об охоте в прежние
времена, нежели жалкое зрелище, каким были виденные мною охоты.
Славный отец мой обладал бесконечным умом и был необыкновенно ис-
кусным рассказчиком. Благодаря ему я соприкоснулся с Великим Фридри-
хом40 и узнал его таким, каким всегда представлял. Отец видел его и сражал-
ся с ним. После битвы при Крефельде,41 в которой французы были разгром-
лены этим великим полководцем, отец решился просить короля Пруссии о
дозволении отыскать тело брата среди убитых. В сопровождении несколь-
ких офицеров он отправился в прусский лагерь. Ему пришлось ждать, пото-
му что король играл на флейте в своей походной палатке — снаружи было
хорошо слышно, как он играет. Закончив мелодию, король показался у вхо-
да в палатку; он с изысканной учтивостью приветствовал отца и его офице-
ров и велел отвести их на поле боя, где отец нашел и извлек из-под груды
трупов тело брата. В этой Семилетней войне отец мой получил бесчислен-
ные ранения: одна пуля поразила его в грудь, еще одна — в поясницу, отчего
он сгорбился и при ходьбе всегда опирался на трость.
Я без устали слушал его истории, словно взятые из книги анекдотов под
названием «Париж, Версаль и провинции». В ней я обнаружил кое-какие из
придворных сплетен, которые знали и пересказывали во всех парижских са-
лонах.
Мне довелось дотрагиваться до руки, касавшейся руки Людовика XV.
Порою это внушало мне едва ли не религиозный трепет. Г-н де Мальзерб42
был другом моего отца; весь этот век, раздавленный Революцией, тоже
умершей, а вернее, притворившейся мертвой в годы Империи, при которой
я жил, — весь этот век воскресал на устах моего отца. Он заставлял меня в
день Святого Людовика целовать крест Святого Людовика и возносить мо-
литву Господу, стараясь, сообразно со своими возможностями, укоренить в
моей душе любовь к Бурбонам, какую питало к ним дореволюционное дво-
рянство, — чувство, похожее на любовь ребенка к отцу семейства.
Я описываю вам здесь скорее историю моей души, нежели историю моей
жизни, и признаюсь, стоило мне покинуть мир, куда переносили меня воспо-
минания отца, чтобы вглядеться и вслушаться в живой мир вокруг, и я тот-
час испытывал какое-то недоверие к прошлому и боялся, что оно мне толь-
ко пригрезилось. В коллеже я окончательно разобрался в том, что представ-
ляло собою мое время.
Пока я не достиг школьного возраста, в Париже у меня перебывало мно-
го всяких учителей, коих весьма умело выбирала матушка, еще лучше умев-
шая ими распорядиться. Ко мне она относилась, как подобало бы отцу, —
сдержанно и беспристрастно, чему ни разу не изменяла, тогда как отец неиз-
менно выказывал мне подлинно материнскую нежность. Таким образом, в
моей семье, как водится, были отец и мать; вот только части этого целого
как будто поменялись ролями. Я с такой скоростью усваивал все то, чем спе-
Дневник Поэта 295
шили нагрузить мою память, — историю, географию, основы языка, мате-
матики, рисунка, начатки всех наук и искусств, что годы, проведенные в
коллеже, стали несчастнейшим временем моей жизни, ибо в учении я опере-
жал своих однокашников, которые, оказавшись позади ученика младше их,
чувствовали себя униженными и ненавидели меня. Посему рос я угрюмым,
грустным и недоверчивым.
После Революции, пока Мюрат43 не стал неаполитанским королем, Ели-
сейский дворец Бурбонов сдавали внаем частным лицам. Отец мой прожил
в этом дворце четыре года, и я воспитывался там до поступления в коллеж.
Как сейчас помню тот день, когда отец вернулся опечаленный и в слезах, уз-
нав только что о смерти герцога Энгиенского.44
То была моя первая встреча с политическим преступлением — не слиш-
ком худое начало. Ужас, обуявший отца при известии об этом убийстве, с
его чела перекочевал в мое сердце и побудил меня отнестись к Наполеону,
как если бы то был Нерон.45 С каждым днем это чувство укреплялось во мне,
и ослабло оно только с течением времени, когда я порядком познал жизнь и
историю, чтобы суметь оценить этого великого современника.
Вот так, уже в детстве, мою душу неизгладимо ранило печальное воспо-
минание. В коллеже меня преследовали мои сотоварищи; иногда они гово-
рили мне:
— Твоя фамилия начинается с «де»: ты дворянин?
Я отвечал им:
— Да, я дворянин.
И тогда они меня били. Я чувствовал, что принадлежу к проклятой по-
роде, и рос задумчивым и угрюмым.
Вечером, возвращаясь домой, к отцу, я встречал там возвышенную и
утонченную беседу, исполненную знания людей и явлений, тон, принятый в
лучшем обществе, но вместе с тем — ненависть к современной эпохе, пори-
цание нынешних порядков и презрение к власти, к Империи, к выскочкам и
к самому Императору. Беседы о канувших в прошлое временах и о людях
света, немало повидавших и перечитавших немало книг, питали мой ум; но
от их печалей у меня сжималось сердце. От рождения я наделен такой памя-
тью, что никогда не забываю того, что видел или о чем мне рассказывали. Я
навсегда уносил в себе воспоминания о временах, коих не знал, и омрачен-
ный печалью опыт старости входил в мое детское сознание, наполняя его не-
доверием и не свойственной возрасту мизантропией.
Возвращаясь в коллеж, я чуть свет сталкивался с враждебностью стар-
ших товарищей, возмущенных тем, что награды за усердие беспрестанно
достаются невзрачному мальчугану, хрупкостью тела походившего, скорее,
на девочку. Они отнимали у меня хлеб, который мне давали на завтрак, и по-
ловину его я потом выкупал, сделав за них домашнее задание, написав сочи-
нение или заручившись поддержкой какого-нибудь верзилы, тумаками от-
бивавшего половину моего хлеба. Вторую половину он по справедливости
296 Альфред де Виньи
забирал себе, вытребовав вдобавок сочинение, после чего я наконец-то зав-
тракал. Случалось, я месяцами корил себя за свои невзгоды и, рассудив, что
мое чрезмерное усердие в учении было причиной места, отведенного мне
среди тех, кто превосходил меня и возрастом, и физической силою, вознаме-
рился учиться плохо, предпочитая наказания учителей нападкам учеников и
надеясь, что меня возвратят к родителям. Затея моя удалась, и, просидев не-
сколько лет во втором классе* и в классе риторики, употребленных на то,
чтобы кое-как выучить греческий и латынь, я воротился под отеческий кров
и взялся за дело всерьез, среди книг, где был по-настоящему счастлив.
Я изложил вам все эти подробности, своей незначительностью способ-
ные пробудить разве что жалость, только затем, чтобы дать вам лишний
пример детских печалей, которые оставляют на человеке налет угрюмости, с
трудом стираемый в последующие годы жизни. Эти горести, к которым от-
носятся с немалым пренебрежением, соразмерны силе ребенка, иногда пре-
восходят ее и придают всему будущему сумрачные тона.
По сути дела на свете есть лишь два типа людей: те, кому все дано от
рождения, и те, кто всего достигает сам. Я всегда был настолько убежден в
этой истине, что вложил ее в уста Бонапарта, чтобы весомость его имени по-
могла мне ее сохранить.
А между тем мой отец с его восхитительной способностью выносить
точные суждения с первого же раза внушил мне наивернейшее представле-
ние о дворянстве, чем навсегда уничтожил во мне ложную гордыню.
Как сейчас помню тот вечер, когда я спросил его: «А что такое дворянст-
во?». Он улыбнулся, усадил меня к себе на колени и попросил матушку дать
ему томик мадам де Севинье.46 «Истина, — сказал он, — заключена в купле-
те г-на Куланжа,47 написанном им для мадам де Севинье, когда они спорили
о древности одной фамилии:
Мы все землепашцами были, и все ходили за плугом.
Один поутру распряг, другой — только к закату
Вот и вся разница».
Мне, по рождению относящемуся к первому из этих двух типов, приш-
лось жить так, словно я принадлежал ко второму, и ощущение судьбы, кото-
рая не должна была стать моею, неизменно вызывало во мне внутреннее не-
согласие.
Подлинное литературное образование я дал себе сам, когда, избавив-
шись от учителей, смог, не разбирая пути, пуститься в стремительный полет
вслед за своим неутолимым воображением. Я проглатывал одну книгу за
другой, переводил Гомера с греческого на английский, а мой старый настав-
ник, аббат Гайяр — кто знает, жив ли он еще, — сравнивал потом мой пере-
вод с переводом Поупа.48 Затем я увлекся математикой и, задумав поступить
* Пятый по счету класс средней ступени образования. — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 297
в Политехническую школу, в скором времени готов был сдавать экзамены.
Еще я пробовал сочинять комедии, делал наброски для романов, брался за
повести с трагическими сюжетами; однако все это было написано в манере,
слишком отдававшей тем, что уже свершили в нашей словесности великие
классики, и не в силах примириться с этой похожестью, я немедленно рвал
написанное, прекрасно сознавая, что писать следует по-другому, но пока
что не находя достойной формы для столь стремительно вызревших идей.
Между тем я ощущал в себе неодолимое желание создать нечто великое и
стать великим с помощью своих творений. Время казалось мне растрачен-
ным попусту, если оно не приносило мне новых и плодоносных идей. Испы-
тывая вечное недовольство рождавшимися в моем воображении замысла-
ми, устав от бесконечных раздумий, которые истощали мои силы, я ощутил
потребность отдаться действию, и без колебаний пустившись в крайности,
как я делал всю мою жизнь, решил сделаться офицером, и в нетерпении дос-
тичь этого как можно скорее так торопил отца, что он, не мешкая, предпри-
нял все необходимые хлопоты.
Меня влекла артиллерия. Степенность, сосредоточенность и выучка
служивших там офицеров соответствовали моим привычкам. Я всей душой
желал поступить в артиллерию и как раз готовился явиться в Политехниче-
скую школу, когда после сражения под Парижем, вернувшего Бурбонов, не-
ожиданно оказался в армии и, будучи еще ребенком, занял в ней доволь-
но-таки высокое положение, получив, и не помышляя о том, чин лейтенанта
кавалерии; мне суждено было остаться им надолго.
Июль.
Паскаль завораживает нас не изяществом, но строгостью своего слога,
он нас смиряет этой суровой сдержанностью.
ГЛУПЕЦ. — Глупец говорит так:
«Кто, собственно, такой этот господин Декарт? Человек, который несет
всякие бредни. А кто был Цезарь? Человек, оседлавший коня и скачущий
впереди пеших.
А что собой представляет господин Паскаль? Неудавшийся алгебраист.
Есть чем гордиться!».
И прелестницы ну шушукаться:
«А ведь в словах его, может статься, есть и резон, и смысл».
Он победоносно возглашает:
«Да, сударыни, мужи эти в моральном отношении горбуны, у них толь-
ко плечо обладает чудовищной силой, а вот все остальное похилей будет,
чем у истинных-то мужчин».
Свобода отдельного человека — это его достоинство. Умы заурядные
этого никогда не понимали и никогда не поймут.
298 Альфред де Виньи
24 декабря.
РОЖДЕСТВО. Поэзия.
Я узнал, что на севере Франции среди крестьян бытует одно поверье, ис-
полненное поэзии. Они верят, будто на Рождество, в полночь, быки и бара-
ны целый час стоят и не засыпают в своих стойлах, — они чувствуют, что в
эту самую минуту в хлеву родился Христос.
Поставить это на сцене.
1848
Январь.
Г-Н ПАСКАЛЬ дюпра,1 директор «Кеуие 1пс1ёрепс1ап1:е»,2 сказал мне пару
дней назад, что Мишле3 обратился к общим и социальным идеям сравни-
тельно недавно.
Он (г-н Дюпра), беседуя с Мишле, уверил того, что его имя на левом бе-
регу Сены едва известно, что, если он не начнет рассуждать о политике, ни-
кто никогда не узнает, какую науку он преподает в Коллеж де Франс. Засим
он ему одолжил «Современных социалистов».
Отец мой неустанно заставлял меня трудиться и повторять №1 асШт
герШапз 81 яшс1 зирегеззе* а§епс1ит.* Этот девиз Цезаря остался у меня в па-
мяти и не дает мне покоя. Он также мне часто говорил:«Ре8Ппа 1еп1е».**
Прискорбно быть обреченным на политическую нейтральность, оттого
что несешь на челе имя, знаменующее в глазах нации первородный грех.
Давид д'Анже,4 когда он ваял мой бюст, хотел, вопреки моей воле, вы-
сечь на нем Граф де Виньи. Я потребовал, чтобы на нем значилось только
мое имя, пояснив, что если в грядущем мое имя будут знать человека два или
три, то будет это имя Поэта, а не Дворянина.
МЕЧТАНЬЕ. — Перечел запись 1832 года. Я более не могу читать книг, не
дающих мне пищи для ума. По другим мысль моя скользит, как плуг сколь-
зил бы по мрамору.
Люблю войти в землю глубоко.
Исключая Поэзию, любая книга так или иначе сужает предмет беседы.
Такова вся проза Вольтера и даже Монтескье.5
* Если есть дело, делай {лат.). — Примеч. перевод.
** Спеши медленно {лат). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 299
Вопрос в том, следует ли нацию уважать или презирать. Когда ее уважа-
ют, ратуют за Республику, полагая, что ей по плечу эта ноша; когда ее прези-
рают, ратуют за всевластного повелителя. Поляков молва окрестила север-
ными французами. Смотрите, как бы не прослыть вам западными поляками.
Нравы ведут битву против идей. Франция неизменно старается загля-
нуть по ту сторону идеи.
Зачастую витийство — норовистая лошадка, на которой оратор скачет
по верхам, гарцуя с фразы на фразу.
Налог с недвижимого имущества должен выплачиваться собственником.
мечтанья. — Для человека ладно скроенного ума, для которого празд-
ность такой же труд, как и работа, тяга к великим свершениям обращается в
потребность. Только когда он трудится в праздные часы, его усилия обра-
щены вглубь, что его делает несчастней, но не бесплодней. И впрямь, разду-
мья его о пустяках или ни о чем воплощаются в произведение или памятник.
Непомерное благо причиняет зло, непомерное зло вряд ли обернулось
бы благом; над всем, следовательно, господствует зло.
Отчего нам под силу изобразить тысячу преисподних, но не рай? Оттого
что над Творением господствует зло. Удовольствие, стань оно непомерным,
нас не усладит.
Чем мы ответим на это доказательство?
Зло вездесущно, оно сопутствует всякой крайности, счастье едва брез-
жит на горизонте, словно обманчивый мираж.
Незамутненным и чистым бывает только зло.
31 мая.
Изучить Сен-Симона,6 Базара;7 (проштудировать) Коммунистов: Ан-
фантена,8 Бюше9 и пр.
Социалистов: Фурье,10 Конта,1! Консидерана12 и завершить Прудоном.13
В материалистическом обществе лекари стали бы богами, а ростовщи-
ки — королями.
В уставшие века (каков наш) пристало нести поэзию на крыльях челове-
ческого голоса туда, где людно.
13 июня.
анализ памяти. — Память, помещаясь между воображением и рассуд-
ком, кажется, всякий миг вторгается в пределы то одной, то другой из этих
наших способностей.
Здание Ума вырастает из памяти детских лет. Когда оно рушится в душе
старца, первыми не выдерживают камни памяти: слова, даты, цифры, часы.
300 Альфред де Виньи
Когда человек с чрезмерным пылом занят сооружением необъятной па-
мяти, это подобие дворца погребает под своею громадой мысли, которые
могли быть навеяны наблюдением или чувством.
Человек исчезает и постепенно, подавленный самим собою, пресыщает-
ся, так что остается равнодушен к своей немощи и находит даже какую-то
отраду в своем небытии.
Он излагает факты и на этом, довольный, останавливается. Выводов он
никогда не делает, но о своей неспособности к ним ничуть не сожалеет. От-
того что ум и воображение его пусты, он не испытывает ни удивления, ни го-
речи. Отсутствие собственного суждения его не пугает, поскольку библио-
теку своих несметных воспоминаний он неизменно полагает исчерпываю-
щей, расставленной по местам, и ежеминутно пополняет ее каким-нибудь
фактом, цитатой.
Уверен, что у нас в вопросах воспитания злоупотребляют тренировкой
памяти. Не есть ли тому причиной леность и рутинерство наставников? Мо-
жет быть, также их неумение развить способность суждения и воображение.
Июль.
Солдат возглашает:
О Власть! что мы, покуда живы, если не рабы твои, твои гладиаторы? Си-
дя у врат твоих, а верней, будучи сами вратами и преградами твоей крепости,
мы принимаем на себя удары народа, когда он восстает. Случись ему побе-
дить, нас пинают, осыпают проклятьями наших славных павших, поражен-
ных в грудь или лежащих на спине; их называют убийцами слабых, убийцами
нашего брата, убийцами нашего повелителя, великого Народа, великого Го-
сударя, который породил нас и вновь примет нас в свое лоно. Дети забирают
у нас оружие, и мы бежим прочь, плача и преломляя наши мечи.
Нам кричат: «Верные стражи Власти, будьте благословенны! Вы спасли
порядок, спасли собственность и семью»; но в скором времени Власть отре-
кается от нас, чтобы заставить любить себя сильнее и дабы оправдаться в
том, что воспользовавшись услугами псов, она сажает их на цепь, прячет,
осыпает ударами. Она говорит: «Я их не знаю; прибегнуть к ним меня выну-
дила прискорбная необходимость».
18 июля.
Тьер14 оказал неоценимую услугу, сорвав маску с Прудона.
ЖЕЛАНИЕ. — Утописты все без исключения страдали близорукостью и
не обладали даром предвидения.
Дневник Поэта 301
После того как тяжкими усилиями они сумели возвести свое унылое об-
щество утопии, республики и обобществления и свой земной рай, устроен-
ный в виде механизма, в котором каждый — пружинка, покопайся они еще в
своем воображении, они бы увидели, что с изъятием желания и борьбы в
жизни остается только скука.
Оцепенение неминуемо привело бы каждого из этих праведников к веко-
вечному сну слабоумных и животных, к самоубийству.
Август (?)
ГЕРОЙ.
Меня охватило глубокое презрение.
Из сердца моего исходила горькая сатира, выплескиваясь наружу зеле-
ными волнами. Но я увидел проливших свою кровь, и моя душа совладала с
этим потоком, который поглотил бы ее навеки.
Я увидел деяния великие и славные, дела недавних дней, и хочу их вос-
петь. Король Карл Альберт,15 вы, подобно Собескому,16 сражались за не-
благодарных. Вы освободили Милан, Милан оборотил против вас свои
пушки; Генуя взялась за оружие, чтобы низвергнуть ваш трон.
Тогда, подобно рыцарям, подобно Амадису Гальскому с Галаором и Эс-
пландианом,17 вы бросили клич «На помощь!», когда атаковали венгерских
гусар.
Воротились вы, обагренный кровью, и вражеской, и своей, оставив ко-
ней, павших на скаку, и, как Родерих Гот,18 покинули поле боя и корону,
пройдя пешим по телам ваших улан.
Одиночество вы предпочли трону, оскверненному германским завоева-
телем или расшатанному кондотьерами.
мечтанье. — Какой бы край ни озирал я с высоты горной кручи, всегда
у меня захватывало дух и я твердил себе: «Как безбрежны дали, как мало по-
селенцев, как мелко творение, как необъятна инертная и бесчувственная ма-
терия».
1849
2 января.
Народ заслуживает любви и приветной жалости поэтов; ему некогда,
ибо он вынужден трудиться, чтобы заработать на жизнь, ему некогда биться
над разгадкой нашей поэтической тайны. Читает труженик, только когда
302 Альфред де Виньи
простаивает, а простаивать ему нельзя, разве что в редкие затишья, когда
земля отдыхает.
Вот в чем повинен ты, о поэт. На что тебе восхищение, если тебе суждено
превзойти и саму землю? Разве не видишь ты грядущие поколения, склонив-
шиеся над чтением твоих произведений, и разве столь мало ты дорожишь
ими и собой, что тебе безразлична мысль, верно ли они истолкуют вынесен-
ный тобою приговор?
Во всех религиях свои схизмы и ереси. Нет их только в Религии Чести. Ее
вера повсюду одинакова.
Исступление — вот истинная набожность. Религия — чувство, мечта,
рожденная нежнейшими и прекраснейшими, самыми пылкими желаниями
сердца.
Справедливо сказать, что философские идеи Платона,1 Аристотеля2 и
Декарта3 жили в душе Блаженного Августина4 и Боссюэ.5 Что в этих спири-
туалистических философиях проявлено уважение к верованиям, равно как в
философии Вольтера — презрение к верованиям.
25 января.
О вещах серьезных произведения искусства толкуют исподволь. Можно
сказать, что с глубокомыслием мы сталкиваемся во вторую очередь. Пре-
лесть формы заслоняет содержание, а чтобы воздействовать на людское
множество, требуется трактат, речь без всяких художеств, вымысла и ино-
сказаний, где о серьезном говорилось бы напрямую. «Кандид»,6 по глубине
мысли не уступающий «Общественному договору»,7 кажется легковеснее и
хуже воздействует на умы.
ОБ эпиктете.8 — Для меня в нем привлекательно то, что душе он дает
лекарства, излечивающие от нравственной хворобы, подобно тому как
эфир и хлороформ врачуют тело от страдания физического, притупляя чув-
ствительность. Но он непомерно сближает человека с животным, которое,
видя, как гибнет его собрат, продолжает жевать.
О нем написано: «Христианство Эпиктета» и, кажется, на английском,
его цитирует г-н Вильмен9 в своей книге, озаглавленной «Обзор христиан-
ского красноречия в IV веке».
Магомет верно уловил суть религии, дав ей в качестве символа лунный
полумесяц, чей свет обманчив и не греет.
Я думаю, что одной половиной жизни человека ведает Судьба, дру-
гой — его характер.
Дневник Поэта 303
Бурбоны обеих ветвей всегда были не шибкими грамотеями либо прези-
рали словесность. Во Франции всегда выказывают презрение к тому, чего не
разумеют. И извлекают из этого две выгоды, одна из них лень, другая —
гордыня.
Марат10 мне более по душе, чем Шарлотта Корде.11 В минуту убийства
его душа в глазах Господа наверняка была в тысячу раз непорочней души
Шарлотты. Сердце его исходило милосердием. Жалость увлажнила слезой
глаза, выжженные лихорадкой и бессонными бдениями; он только что про-
чел жалобы от бесчисленных семей.
[Далее в «Дневнике» пространные цитаты из «51ёс1е»12 о заседаниях в
Академии под председательством графа де Виньи].
Память моя так точна, что времени для меня не существует, и я могу про-
должить беседу пятнадцатилетней давности, сказав: «Мы давеча толковали
о том-то и том-то».
Анекдот 1830 года. — Я командовал батальоном Национальной гвар-
дии. Мы прошли смотр маршала Лобо. Молодой адъютант, посланный им
ко мне, восхищается выучкой моего батальона. Потом он мне говорит, по-
игрывая поводьями своего коня: «Не правда ли, командир, умри Генрих V,13
и все бы тогда устроилось».
Он надеялся, что я скажу: «Все и так устроилось законным порядком
вещей». Но я не пожелал уклониться от вызова: «Да, сударь, ведь Принц, в
недавнем прошлом состоявший наместником королевства, в моих глазах
высочайший вельможа в Европе после своего племянника». Эти простые
слова стали программой моего поведения по отношению к Луи-Филиппу.
Ни разу в годы его правления у меня не возникало желания примкнуть к оп-
позиции. Я оставался в нейтралитете, в армии Стелло.14 Выказывал уваже-
ние ему и его супруге, но не принимал приглашений из Тюильри. Пекся о
нем, как о внуке младшего брата Людовика XIV, но не принял этой узако-
ненной узурпации (?), побудившей его отнять корону у внука великого ко-
роля.
1850
луи блан1 выделил в «Стелло» главу о Заменительности Жертв и, буду-
чи у меня, ее всячески расхваливал.
У стольких людей страсть к шуму, что во мне это породило Страсть к
Тишине.
304 Альфред де Виньи
У меня страсть к уединению (и к рассеянности в свете).
Умствующий насмешник, дотошный островитянин! Стоит знаменам и
блузам наводнить улицы и саблям забряцать по мостовой, вы тут как тут —
так же влечет вас курящийся перед извержением Везувий.
Вам смешны наши раны, вы оглядываете лаву наших рыданий и нашей
крови.
Зрителю весело, но актеры унылы. Поостерегитесь смеяться — лава час-
то жжет путешественнику ноги.
[Три последних месяца 1849 года Альфред де Виньи состоял директором
Французской Академии].
Философия в своих поисках Истины без конца терпит поражения, гро-
моздит руины на руины, подбирает обломки выдыхающихся Школ, скла-
дывает их, прилаживает к современному веку, но, так и не достигая своей це-
ли, довольствуется тем, что витийствует, продолжая ее искать.
Политика ищет приемлемую и надежную доктрину. Напрасно пытается
она удовольствоваться деяниями, которые называют достопамятными и по-
читают славными.
Поэзия ищет красоту. Она ее часто находила, а Гомер, Эсхил, Софокл,
Вергилий, Гораций, Данте, Мильтон, Лафонтен, Мольер повстречали ее та-
кой, что с тех пор никто ее так и не превзошел.
Поэзия — это и наука, и страсть.
соображения о варварстве. — Естественное состояние Человека есть
Варварство, это состояние диких ирокезов и гуронов и туземцев Новой Гол-
ландии, которые впали в обезьянье состояние. Варварство удалось преодо-
леть только с изобретением послушания — вещи, более всего противной
природе.
Невероятно занимательной получилась бы история нечеловеческих уси-
лий, затраченных великими законодателями, чтобы создать власть и сохра-
нять ее как можно дольше. Иной раз это Вера и мистицизм, иной — матери-
альная сила, но чаще — их союз — чудесное, подкрепленное мечом. Тако-
вой была власть Будды, Конфуция,2 Моисея, Магомета, Григория VII,3
святого Доминика, Кальвина4 и пр., и пр. — «Большинство — сила», — го-
ворит Паскаль,5 люди же, не умея обосновать справедливость, упрочивали
силу, подчиняясь сильнейшему. На сем зиждется порядок. Он, стало быть,
состоит в подчинении кому-то одному или весьма малому числу людей. Вы-
мысел сопутствует Власти. Чтобы устоять, власть во все времена заручалась
чудесным, именуемым Божественным Правом или Суверенностью Народа.
В обоих случаях вымысел, ибо под силу разве всеобщему избирательному
праву доказать свою большую состоятельность и реальность в сравнении с
божественным правом династии полубогов?
Дневник Поэта 305
(Воспоминание о вечере 14 июня 1846 года.)
Был миг в этой ночи, когда при взгляде на вас, жавшихся к бледной ва-
шей матушке и медленно шествовавших за вашим властелином, мне почуди-
лось, будто передо мною в величественном хоре проходят прекрасные Хо-
эфоры,6 сопровождая Атрида,7 терзаемого воспоминаниями об убийстве в
его дворце, обагренном кровью.
27 июня.
Мир поэзии и работы мысли для меня был обетованным полем, которое
я возделывал и где засыпал среди цветов моих и плодов, чтобы позабыть го-
рести моей жизни, ее глубокую докуку и всего прежде — внутреннее терза-
нье, которое я себе беспрестанно доставляю, обращая против себя ядовитое
жало моего пронзительного, вечно мятущегося ума.
Григорий VII, утвердивший общественное устройство средневековья,
может быть, станет героем большой трагедии, о которой я мечтаю уже дав-
ненько.
поэзия и аттицизм.8 — Впечатление. Моим первым впечатлением от
природы по выходе из города была неприглядность творения в сравнении с
красотой в искусстве, напитавшей меня, подобно эликсиру.
Второе впечатление — страданья, причиняемые землей и атмосферой
земли немощному человеческому роду, который не в силах перенести ни па-
лящий зной, ни лютые холода, ни огни, ни льды проводит свою короткую
жизнь, противостоя стихиям и восполняя урон, причиненный потопом и со-
трясениями разверзнувшейся земли.
Март.
ОБ искусстве. — Искусство не есть собственно жизнь. Волшебное зер-
цало жизни, превосходящее ее красотою.
О жизни. — В жизни одно только безусловно хорошо — ее быстротеч-
ность.
18 октября.
Крестины колокола в Шампани. На нем написано:
Мое имя — Жанна Виктория. Мой крестный отец — г-н Альфред де Ви-
ньи, член Французской Академии, Института. Моя крестная мать — г-жа
Рамбо, урожденная Табюро, и пр., и пр. [карандашом]. Моими стараниями
этот подарок был сделан церкви Святого Христофора в Шампани, чтобы
там знали и любили Лидию и чтобы ее отвлечь.
306 Альфред де Виньи
После моей смерти у нее там останется кое-какая родня, которой она,
может статься, будет дорога.
Начиная с 1830 года, события, происходящие в обществе, обусловлены
одним: Собственность, вставшая на свою защиту.
13 декабря.
Священники ныне — крестьяне-семинаристы.
Сент-Бёв9 принижает литераторов перед невежественными любителями.
Просторечное выражение: шут гороховый. Дурак, простофиля.
21 декабря.
Паскаль. — Паскаль оставил материалы для большой книги о религии.
Это записи, набросанные в беспорядке, как бусины четок в блюдце.
Николь или другие янсенисты10 из Пор-Рояля11 нанизали эти бусины на
аскетическую нить.
А совсем недавно нашелся профессор философии (Кузен),12 пожелавший
надеть бусины на скептическую нить. Та ли она самая? — Может быть.
Один эрудит (г-н Фожер) сверил и издал рукопись с неясностями и огрехами.
Бусины этих четок рассыпаны как придется. Каждый волен катать их
меж пальцев и скреплять одну с другой, протянув нить собственных мыслей
и сокровенных помыслов.
Выбирай, что хочешь.
Неопределенность, прискорбная и уже непоправимая.
Каждому придется перевоплотиться в него самого и попробовать допи-
сать его произведение.
О Вольтер, блистательный Демокрит,13 тебе принадлежат слова: «Нет в
жизни ничего серьезного». КлсНси1шп* — девиз на фронтоне храма филосо-
фии твоего века.
О Руссо, глубокомысленный Гераклит,14 ты был человеком, одержимым
страстью и впечатлительным, но лишенным чувственности: женщинами ты
овладевал через сердце.
ДВЕ СТОРОНЫ МОЕЙ ЖИЗНИ. — Созерцание красоты в мысли и в творении и
Действие, в котором меня прельщает только то, что красиво и проникнуто
страстью.
* Смешное {лат.). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 307
Я был рожден стать бенедиктинцем.
Непрерывное, ничем не нарушаемое созерцание вещей и событий для
меня — счастье, а отрешенность — состояние естественное.
Отрешенность мне свойственна от рождения: ни внимания, ни прилежа-
ния, не уставал мне повторять учитель греческого.
Деятельность, протекающая на людях, вещь второстепенная: разочаро-
ванным жизнью я родился и не нахожу в ней ничего, достойного внимания,
кроме созерцания и страстного почитания красоты.
Внешняя жизнь мне не по душе. Своим неприглядным видом она меня
утомляет и наводит грусть.
С трудом отыскиваю я в ней так редко встречающиеся красоты.
Во мне не смолкает крик, исторгнутый мною из сердца Чаттертона:
«Это несовершенно».
Изящная словесность, утешение, ниспосланное с небес.
21 декабря.
О книге. — Вид букв, начертанных от руки, сбивает мысль.
Слово в газете сотрясает воздух и нарушает размышления.
Выходит, что встреча с чем-то написанным или напечатанным для чело-
века, привыкшего размышлять, опасна.
Так же и разговор отвлекает от ученых прений. Мне случалось наблю-
дать, как академики, предваряя либо сопровождая заседания своими разго-
ворами, отвлекали собравшихся.
21 декабря.
Гомер, Коран и Библия.
Для древних и христианского мира Гомер то же, что Коран для Востока,
а Библия для евреев и христиан — священная книга, из которой черпают, не
допуская искажений, трагические, а порой и комические назидания, поуче-
ния, притчи.
22 декабря.
Истины моралистов, авторов максим, поражают своей наивностью, так
что записывать их, как и вообще азбучные истины, не было особой нужды.
Наглядный тому пример изречение Вовенарга:15
«Когда любишь жизнь, боишься смерти».
СТРАШНЫЙ СУД. — В тот день, говорит Святой, Господь придет засвиде-
тельствовать свою правоту и объяснить нам, для чего он сотворил зло и грех.
308 Альфред де Виньи
1851
14 января.
АТТИЦИЗМ. —Аттицизм — это любовь к красоте во всех ее проявлениях.
Конечная цель красоты мысли — наисовершенная поэзия, являющая со-
бой величайшее усилие мысли, хранимой языками.
Конечная цель красоты поступков — печать величия, достоинства и чес-
ти, что делает жизнь отдельного человека достойной запоминания.
Воинов Платон1 сравнивает с псами.
заметка. — Шарль Нодье2 называл «Сен-Мара» эпическим романом.
наброски ПОЭМЫ. — Каин родился в Раю. Увы! Разве любовь — не
боль?
Смерть одной души. Вот что говорит Всевышний:
«Душа согрешающая, да умрет». Иезекииль, гл. 18, ст. 4 и ст. 20.
О! лживым светом звезд
Над Океаном дух обманут столько раз,
Так нужен ли нам ад, не то ли наша жизнь?
Март.
размышления О собраниях. — Французские Собрания все еще неуме-
ренно отдают пансионом. На заседаниях депутаты на глазах у всех перебра-
сывались бумажными фантиками и птичками. И то правда: во Франции от-
дать голос за какой-то там миллиард — дело привычное, да и бойкий ора-
тор рассуждал о государственном имуществе, а не о скандальных интригах.
Нация поделена на шарлатанов и олухов. Порядочный человек ни к тем
ни к другим не принадлежит: никого одурачивать он не станет, но и сам не
желает остаться в дураках.
О Палатах и государственных мужах. Против всеобщего избирательно-
го права, потому что большинство за глупцами.
22 марта.
размышление. — Извечная и великая трудность — подчинять каждый
свой поступок и все тобою написанное голосу сердца.
Когда в своих поступках повинуешься первым побуждениям, наталки-
ваешься на холодную преграду людских характеров.
Дневник Поэта 309
Когда в своих сочинениях повинуешься чувствам, тебя стесняют и ско-
вывают тенета формы, именуемой искусством слога или искусством слова.
О Вольтере и о иезуитах. —Довольно ли мы уяснили себе, что Вольтер
в «Храме вкуса» воздал иезуитам хвалу и выступил их защитником?
«На многих из этих святых отцов Господь взирает весьма благосклон-
ным оком, но при условии, что они впредь не станут поливать грязью
Депрео3 и признают „Письма к провинциалу"4 наигениальнейшей, но и са-
мой жестокой, а местами и самой несправедливой сатирой из всех когда-либо
слагавшихся.
Истина заключается в том, что иезуиты куда лучше прочих монахов раз-
бираются в изящной словесности и неизменно блистали в риторике и по-
эзии».
Я бы не возражал повидать кое-что еще, а не один только род людской,
смертельно мне надоевший.
3 апреля.
размышление. — «Я обладал всем и понял: все есть ничто», — говорил
Марк Аврелий.5
Я себе часто говорю:
«Я обладал немногим и понял: ничто не есть нечто».
Ларошфуко6 писал, когда его отпускали приступы подагры.
Паскаль7 — когда не бредил и не впадал в беспамятство, связное течение
его мыслей прерывалось болью.
Фрагменты, капители колонн — еще не памятники с соразмерными час-
тями.
Куда как удобно слыть зодчим, оставив строительные леса и груду кам-
ней, набросанных как придется.
22 апреля.
О реставрации и О СЕБЕ. — Реставрации я служил с 1814 по 1828 год.
Увянуть мой порыв был ею обречен
В безвестном множестве, пополнив легион.
Я все же рассудил, что сослужил добрую службу, ибо на шестнадцати-
летнее небрежение ответил восемнадцатью годами преданности и не подда-
вался на самые лестные посулы Орлеанского дома. Надеюсь, я с ним расста-
юсь, и могу сказать, что выказал должную учтивость, как тот дворянин, что
310 Альфред де Виньи
писал Людовику XIV: «Государь, победа за нами. Четверо моих сыновей по-
легли в этой битве, сам я смертельно ранен. Надеюсь, что выказал должную
учтивость».
Паскаль.
...Ив разуме не находя ответа
Ты череп раскроил об угол алтаря.
ДАФНА.8 — Человек больше не приемлет чудесное ни в вере, ни в поэзии.
Завистливость сделалась главенствующей страстью, порождающей исступ-
ленную жажду равенства.
Вера в сверхъестественный порядок возвеличивает человека и землю.
Либаний9 полагает, что разрушение этого сверхъестественного порядка
губительно для народов. «Варвары против нас здоровее, для спасения мира
от них больше прока», — говорит он Юлиану.10
ПОЗИТИВИСТЫ В СВОЕМ БЕЗУМСТВЕ не замечают притягательности идеа-
ла, иллюзии, единственного в жизни утешения.
Притягателен даже грех — своей непреложностью и тайной.
Коммунизм, Обобществление жен изгнали бы из мира любовь.
Любовь со взглядами, брошенными украдкой, свиданьями и секретами
возвышает мужчину и женщину, ЕуеЬк ас1 Ою$.* Стоит браку снять между
ними все запреты, и они засыпают и просыпаются в холодности.
О СЕБЕ. — Я был с детских лет столь подавлен, как будто чувства и мысли
мои спугнули, и они скрылись в глубине сердца и рассудка, на дне души, в
самых потаенных уголках сердца.
Крайне редко желания внутреннего мира, в котором я э/сиву, сообразу-
ются с обстоятельствами, приводящими к счастливым союзам с родными
душами.
(Наброски Воспоминаний: посещение Луи-Филиппа в 1847 году. Ко-
роль словно носил на своем челе старческое величие Людовика XIV.)
Стоило ему заговорить, и традиционный образ куда-то исчезал. Хитро-
вато-лукавая улыбка, взгляд, блуждавший в узкой щелке полуприкрытых
длинных век и пытавшийся невзначай что-то углядеть, умаляли врожден-
ную огромность, как у всех Бурбонов, скроенной головы выражением ме-
няющимся, преувеличенно снисходительным, уклончивым, за показным
добродушием которого проступало недоверие.
Король, взойдя на престол, вознамерился обратить весь буржуазный
род из состоящих на попечении бюджета государственных чиновников и
* Возносит к богам (лат.). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 311
служащих, попавших в сети некой круговой поруки между облагодетельст-
вованными и их благодетелем... Чтобы подавить оппозиционеров в Вандее,
он за двойную цену скупал в Бретани земли у некоторых из старых дворян.
Покупал он и тех, чья совесть была продажной, — с бесподобными нагло-
стью и цинизмом вел торг белокожими.
Как-то раз адъютант молодых принцев, желая им польстить, поделил-
ся со мной одним соображением: по части дипломатии герцог Немурский11
превосходит герцога Орлеанского12 — когда тот, удачно кого-нибудь похва-
лив, заручается его расположением, он перестает его замечать и впредь с ним
не разговаривает. Герцог Немурский приступает к делу всякий раз, как этот
человек попадается ему на глаза, пока не будет вполне в нем уверен.
(Растущее охлаждение к Национальной гвардии, с которой считаются
все меньше, по мере того как кичливость, присущая старым режимам, овла-
девает тюильрийскими выскочками. Потянулись обратно те, кто во все вре-
мена ошиваются при Дворах.)
Придворные в силу привычки, почитающие себя впавшими в немилость,
если не удается пробиться в переднюю... В окружении исторических имен,
произносимых ими без усилий, молодым принцам, само собой эрцгерцогам,
дышалось вольней. Проявляя учтивость, им не приходилось снисходить до
неровни... Национальная гвардия вследствие этого поохладела и озлоби-
лась.
поэма. Диалог Великих.
Обширный замысел.
Эта поэма будет диалогом между великими мудрецами человечества.
Пифагор, Эпикур — охотник за призраками, Зенон,13 Эпиктет,14 Святой
Павел, Абеляр15 и т. д. Декарт.16
Те, кто мыслил а рпоп. Каждая строфа будет кратким и исчерпываю-
щим изложением учения каждого философа.
поэма. — Человеческая мудрость.
голос бога
Откройте книги Всевышнего
Как там разворачивается история человеческой мудрости?
ХЕРУВИМ
Вставайте, премудрые земли, и молвите, на что уповаете вы в своих док-
тринах?
ПИФАГОР, СОКРАТИ СВЯТОЙ ПАВЕЛ
Каждый из них в одной строфе излагает квинтэссенцию своей мудрости
и своей теологии.
НАБРОСКИ ВОСПОМИНАНИЙ.
Буржуазия чувствовала себя оскорбленной. После того как принцы Ор-
леаиы ее обласкали, улестили и заключили в объятия, они, эти первостатей-
312 Альфред де Виньи
ные буржуа, выставили ее за порог. Вопреки видимости, эта нация, обрет-
шая промышленность и избирательное право, в душе не так уж и возмуща-
лась растленностью, в которой во всеуслышание обвиняли трон, — ее
нравам это только льстило.
Хозяин продолжал воздавать, но воздавал скверно: слуги продолжали
принимать даяния, но принимали их, затаив недоброе чувство. Он на глазах
сник и впал в уныние, одряхлев от прожитых лет и оттого, что, подобно Лю-
довику XI в Плесси-ле-Тур,18 вынужден был жить затворником, окружив се-
бя стражей, — на него то и дело покушались, но никак не могли убить. Он
знал, что эти частые, чуть ли не периодические попытки не встречали и кап-
ли сочувствия в народе, откликавшемся на неудачный выстрел из арбалета
смешками и зубоскальством. Он ощущал себя в одно и то же время ми-
шенью для пуль и мишенью для саркастических шуток. Довольно, чтобы
лишить старика покоя. Ему пришлось раскаяться в том, что прежде он не-
умеренно часто пускал в ход иронию, затушив тем самым у своих приспеш-
ников и малую искру признательности: обязанные ему больше остальных,
они и связаны были меньше, чем другие, чувствуя себя самыми униженны-
ми. Они удвоили требования, и чернь с депутатами во главе, держа прави-
тельство под прицелом, вырвала у него все.
[Толпа] еще скажет свое слово в грядущих испытаниях. Сколь глубоко
заблуждаются принцы, возомнив, будто их можно любить и что толпа спо-
собна любить! Во все царствия каждый род почитает себя династией, тогда
как он — всего лишь труппа, играющая монаршую роль... Не иметь ни пра-
вительства, ни закона — вот в чем состоит желание черни.
Глубокое ослепление людей, живших своим тесным кругом под сенью
кулуаров Палаты или под шепоток интриг в своем салоне. На то, что проис-
ходит по другую сторону, они взирали не иначе как с презрением визирей
или пашей.
(Ослепление «доктринеров»; дух наживы, овладевающий всеми прави-
тельственными сферами; мнимая правоспособность короля. Касательно
принцев:)
В них постоянно обуздывали и сдерживали энергию, которая била клю-
чом, и теперь они растеряли былой задор.
Затаенная ненависть к дворянству; принцип упадка и растления в не-
скрываемой жажде наживы.
Это слово нелегко было произнести,оно давило, как тяжкий грех, горь-
кий устам, которые высказали бы его, потому что то была завистливая и по-
стыдная мысль, чувство раба, отпущенного на волю. Никто поэтому его не
произнес... Два царствия и лихорадка свободы исторгли из всех душ все
признания, но только не это.
Голос, исходивший из древа власти, прокричал: «Обогащайтесь!».
«Обогатите!» — отозвались неутомимые вершители интриг — и давай по-
жирать подножие древа.
Дневник Поэта 313
Два бойких пера послужили мощными рычагами свержения Бурбонов...
Презрение рождает Кориоланов.19
Июнь.
Общее построение Книги «Судьбы».
Как и в «Доме пастуха», я помещу человека, к которому буду обращать-
ся, в облако, под его ногами — радуга. Потом из этого облака я выпущу
молнию и низвергну ее на людей и на общество жгучими и искрометными
сатирическими строфами.
Для «Ответа Еве», неизбывные скорби.
Благословим мысль, соприродную человеку, что мученье и слава нераз-
делимы и для человечества нет зрелища прекрасней единоборства человека
с мукой.
Коря Господа за мрак, в котором он нас оставил.
Влекомые отблесками глубокого ощущения ничтожности человеческо-
го удела.
Держась за руки, взыскуем избавления от скорбей, стеная.
Нельзя разве, не любя жизнь, жить припеваючи?
У литературы своя жалость, у религии — своя поэзия.
На небесах бессмертное пребывает с Христом (?).
На земле бессмертное с нами.
ни любви, ни ненависти. — С детских лет я никак не мог уразуметь,
отчего говорят: «Вы любите или вы не любите Императора? — Людови-
ка XVIII, Карла X, Луи-Филиппа?».
К людям, поставленным нами управлять, не пристало питать ни любви,
ни ненависти. К ним следует испытывать те же чувства, что и к своему куче-
ру; он либо хорошо правит лошадьми, либо скверно — и все. Сообразуясь с
тем, что нация видит, наблюдая за ним, она оставляет его на службе или дает
ему отставку.
размышление. — самоанализ. — Впечатления имеют надо мною та-
кую власть, что сиюминутному я предаюсь с пылкостью, которая сродни
страсти. Перед настоящей минутой прошедшее, равно как и будущее, немед-
ленно отступают.
В коллеже я повергал в отчаянье моих учителей, внезапно отвлекаясь от
работы и о чем-то задумываясь. Я так быстро полностью переключался на
другое, что, казалось, задание, на котором мне надлежало всецело сосредо-
точиться, начисто забыто. Однако я без труда возвращался к прерванному
314 Альфред де Виньи
занятию и с тем же проворством, что и оставлял его, брался за дело снова.
Учителям было невдомек, что во мне рассеянность всегда подразумевала
новое приложение сил и повышенную внимательность ко всему, что проис-
ходит и о чем говорится рядом со мною. Она такова и такою всегда останет-
ся. Настоящее захватывает меня, а труд — то же настоящее, хоть и слагается
он из памяти — следа былого, и воображения — отблеска будущего.
платой. «Республика» (Ь, VI) говорит:
Благо и Солнце — двое Владык, один господствует в бестелесном мире,
другой — в мире видимом.
Для знания мнение — то же, что видимость для вещей, ею представляе-
мых.
Благо и Солнце — двое Владык, господствующих над миром.
Один властвует над моею душой, другой — над телесными воплощения-
ми.
КЛАМЕННЕ.20
Ты скоро умрешь, о нечестивый священник. Леденящий страх охватит
тебя, ты станешь целовать папскую туфлю.
Ангелов-хранителей ты передушил, точно голубей. Ты устрашишься пе-
ред хаосом, который тебе придется преодолеть без их поддерживающих
крыл.
21 августа.
ПОЭМА.
Доброта — бездна, в которой немудрено сложить голову. Чувствуешь
это, знаешь, нисходишь в нее с горькой радостью. Доброта — пропасть. На
каждом шагу попадается одинокий цветок, он поднимает к вам душистую
головку, он вам говорит: «Я — святая мысль; продолжай жертвовать собой!
Ступай же, ступай, продолжай спускаться. Ты, как и я, святой, и ты — муче-
ник». И мы спускаемся, и радостно летим в небытие.
воспоминание мечтателя. — Нескончаемая отрешенная греза, нару-
шаемая каким-то действием или словом, — вот какова была моя жизнь и ка-
кою она пребудет до последнего часа. Истинная моя жизнь протекает в меч-
тах и думах, а жизнь отвлекает меня от этого занятия. Пока что дела обстоят
именно так, всем кажется, что, погруженный в задумчивость, я не слежу за
беседою. А все между тем наоборот: поскольку моей душе привычнее оби-
тать в мире грез, беседа и ее проявления с трудом возвращают меня к дейст-
вительности, причиняя мне нестерпимую муку. Внимать всем диалогам для
меня мука не меньшая, и лишь невероятным усилием воли мне удается вы-
слушивать все, о чем мне толкуют. Несовершенная, исполненная сомнения
вера нынешнего времени не может нам дать представления о том, чем были
Дневник Поэта 315
для первых христиан презрение к жизни и ожидание грядущей жизни. Про-
честь святого Иренея (I, V, 455).
Потребности души:
познавать, любить и воспевать.
СВЕТ, любовь и гармония.
В человеке есть желание, мысль и действие. Равно и в обществе есть: по-
эт, ученый, промышленник.
СУДЬБЫ. — Одну из поэм следует озаглавить «Созвездия».
ДАФНА. — Канада. Дафну сменяет прерия. Население благоденствующей
Восточной Римской империи. Как она жила и как пала: равенство. Разоре-
ние, неприятие 1) каст, 2) наследственных притязаний, 3) права рождения,
4) наследуемой собственности, 5) уничтожение, конфискация и дележ соб-
ственности, даже невозделанной, 6) зависть и одержимость равенством.
Имена оно заменяет номерами. Человек превращается снова в обезьяну. На-
ция гибнет среди лесов и снегов. Смерть г-на Монкальма21 и английского ге-
нерала. Общая могила. Равенство после смерти.
абстрактная философия. — Это своего рода астрономия без телеско-
па и компаса.
«То, что превыше Бога, — моя стихия», — пишет один немец.
О параллелизме. — Так называется поэтический прием, высоко цени-
мый арабами.
Его используют Библия и Коран. У нас он вызывает улыбку, а между тем
элементы, создающие равновесие, нам нравятся не только в скульптуре и жи-
вописи. Иные стихи на французском пленяют только за счет параллельного
повтора предмета предметом, с ним схожим, или местоимением, которое
его замещает.
Пример:
Доверь я слово то душе твоей, любя,
Я мукою своей встревожил бы тебя.
Поэт приветливый...
Он жил судьбой моей, когда писал себя.
Андре Шенье.22
неволя и величие солдата. — Генерал, военный человек, нанятый за
сольду, то есть за жалованье, солдат, обречен на слепое повиновение, но ему
присуще чувство чести с ее высокими притязаниями и своими резонами.
Подобно Антигоне и Креонту,23 справедливо отстаивающим положен-
ные мертвым погребальные почести и святой долг перед родиной, два голо-
са должны поочередно говорить с воином — голос повиновения и голос спра-
316 Альфред де Виньи
ведливости и чести; при неправедных правителях солдат беспрестанно вы-
ступает палачом и убийцею. В этом состоит ужас его ремесла. Монлюк и
Дезадре были палачами, католическим и протестантским.
Один человек предан повиновению. Другой — справедливости.
Избравший повиновение и неволю солдата более велик, хотя из-за сво-
его смирения он и страдает.
Платон сравнивает воинов с псами. Он хочет видеть в них одинаковые
достоинства. Пес убивает дичь и приносит ее.
о поэзии. — Этимологи со свойственным им ребячеством отыскивали в
корне слова ПощахС? суть этого понятия.
Деяние, говорили они, созидание.
Это так же неверно, как неверно было бы сказать, что трагедия означает
козлиная шкура и что в нее надобно облачиться, дабы сыграть «Гофолию»;24
или что Академия обязует селиться среди садов. Асайётиз, или Асайётоз, в
Афинах.
Поэзия есть наисовершенная Красота вещей и идеальное созерцание этой
красоты.
Пример Руссо, неспособного заучивать наизусть, доказывает бестолко-
вость нашей образовательной системы, ставящей во главу обучения в колле-
жах вызубривание, позволяющее декламировать без запинки шесть тысяч
стихов.
О РУССО и Вольтере. — Фьеве весьма проницательно подметил, что ста-
раниями Ж. Ж. Руссо и Вольтера французы руководствуются в жизни двумя
одинаково опасными мнениями: одно принадлежит писателю выразитель-
ного слога, придавшему величину мелким явлениям, другое — писателю-на-
смешнику, которому нравилось умалять все огромное.
Ноябрь.
О СЕБЕ. — С детства я чувствовал, что меня переполняет невероятная
нежность, и у меня недоставало воли скрыть ее чересчур пылкие свидетель-
ства или сдержать ее чересчур бурные порывы, которые обнаруживали себя,
лишь только выдавался случай. В шестнадцать лет мне пришлось надеть
светскую маску холодности. Этот урок был мне преподан одною дамой, лю-
бившей меня (Госпожой де М.).
АТТИЦИЗМ. — В литературе приходится выбирать между двумя разно-
видностями презрения: презрением автора к самому себе, если он пишет за-
урядные пошлости, и презрением к нему обывателя, если автор облекает
* Поэзия (букв. —делание — грсч.). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 317
свою мысль в художественную форму, что делает ее прекраснее, отвлеченнее
и труднее для понимания.
Ноябрь.
Перечитал «Избирательное сродство» Гете. Безыскусность, нет описа-
ния внешности персонажей, но их узнаешь по разговору, поступкам и пись-
мам.
Отрывок из Дневника Оттилии.25 «Представление, которое составили
себе о загробной жизни древние народы Севера, исполнено величавой тор-
жественности. Можно даже сказать, что в нем есть нечто пугающее.
Своих пращуров они видели в огромных пещерах, сидящими на тронах
и погруженными в безмолвные беседы, поскольку они разговаривали друг с
другом только мыслью. И когда новоприбывающий, достойный их своей
доблестью и своими добродетелями, являлся среди этого величественного
собрания, они вставали и кланялись ему».
1852
овладение мастерством. — Ученье ради Ученья — так, скорее, надо
говорить, а не Искусство ради Искусства.
Общественное воспитание, религиозное или философское, всегда пагуб-
но и чревато опасностью. Не отягощайте его красивыми излишествами, не
подрезайте ему крылья с малых лет.
Февраль.
Юлиан1 был в моих глазах велик прежде всего тем, что в мире сверхъес-
тественного и мистики он отстаивал Веру, без которой нет Религии и земля
снова впадает в материализм... Юлиан, должно быть, говорил себе: «Лучше
язычество, чем Бог, служители которого заявляют: „Это человек и фило-
соф"».
Сен-симонистскую школу2 погубило то, что через брак она ополчилась
на семью, а замахнувшись на собственность — на Республику 1848 года.
Монталамбер3 — теократический трибун, скорбящий о своей трибуне.
Характер доблестного мужа под невинными чертами мальчика-служки.*
* В оригинале игра слов: Ьотте с1е соеиг — епГат с!е сЬоеиг. — Примеч. перевод.
318 Альфред де Виньи
ТАВРОБОЛИЙ.4 — Дабы смыть христианское крещение, вероотступни-
ков, приобщенных им к политеизму, Юлиан Отступник подвергал Тавробо-
лию.
Заколотого быка клали на помост, и все тело отступника орошалось
кровью быка, принесенного в жертву Нептуну.
Неужто партии вынудят бедную Францию креститься кровавым лив-
нем, и она, истощив свои силы, падет, оскверненная, под иноземною пятой?
1 марта.
размышления о стелло. — Выправляя «Стелло» для 10-го издания, пе-
речитываю главу, в которой заставил сказать Черного Доктора, что чудо-
вищ нет. Г-н Моле5 и люди, писавшие его речь, не заметили или не захотели
заметить и показать другим добавление Черного Доктора о том, что он к
ним испытывает ледяное презрение прохожего, раздавившего слизня. Что лю-
ди, пресытившиеся властью и упившиеся кровью, посредственны и узколо-
бы в своих теориях, посредственны и лживы в своих сочинениях, посредст-
венны и низки в своих действиях. Их подогревает постоянная опьяненность
убийством.
Изъявление чудовища способно возвысить злодея, свидетельства его по-
средственности сокрушают и уничтожают его.
Когда поношения расхожих газетенок на мгновение затмевают долго-
вечную мудрость книги.
5 марта.
два христианства искусства. — Есть два христианства в искусстве —
христианство человеческого страха и христианство боэ/сественной любви.
Человеческим страхом рождены испанская живопись Мурильо, Риберы,
Алонсо Кано и т. д., и т. д., пытки, проказа, за которую воздастся на небе,
все отчаяние жертв Инквизиции и ее ужасы, семикратно усиленные.
Боэ/сественноп любовью рождены святые девы и мадонны Рафаэля, их
святые семейства, их ангелы и херувимы, исполненные грации.
14 марта.
О МОЕЙ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ.
При всех правительствах я не представлял опасности и всегда держался в
стороне.
Я сохранял независимость, потому что произведение, вышедшее из-под
невольничьего пера, лишено ценности.
Дневник Поэта 319
Не представлял опасности, потому что вот уж почти столетие если что и
слабо во Франции, так это власть, и обрушиваться на нее через прессу все
равно что испрашивать милостыню, целясь из пищали, как это делал разбой-
ник из «Жиль Блаза».6
Дерлсался в стороне, потому что приближение к власти, какова бы она
ни была, порочит писателей, потому что правительство не преминет щеголь-
нуть ими, точно кортежем домашних певцов или вольером любимых пти-
чек, и потому что в силу своей природы ей следует чураться ничем не стеснен-
ного и чересчур пристального анализа.
29 марта.
размышления о Паскале.7 — Онутверждал: «Все тела, вместе взятые...
не стоят и самого посредственного ума, ибо он способен познать и все плот-
ское, и самого себя, а плоть ничего не способна познать.
Все плотское, вместе взятое, и все разумное, вместе взятое, и все, что
они порождают, не стоит и самомалейшего порыва милосердия. Оно от-
носится к совсем иному порядку явлений — к явлениям сверхъестествен-
ным.
Из всего плотского, вместе взятого, не выдавить ни единой самома-
лейшей мыслишки: это невозможно, они — явления разных категорий.
Из всего плотского и всего разумного не извлечь ни единого порыва мило-
сердия: это невозможно, милосердие — явление другой категории, оно
СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННО».*
На это можно возразить: «Должно быть, в ваших глазах, всем правит
эгоизм, раз вы с таким трудом вырываете у него в жертву порыв милосердия
и раз вы рассматриваете это чувство, наиестественнейшее проявление доб-
роты, как вещь сверхъестественную».
5 апреля.
Подобающего им спокойствия людей лишает то, что они поддаются сла-
бости и придают какое-то значение жизни и живым.
размышления о жизни. — Жизнь — цепочка часов, сплетенных неве-
домой силою судьбы или Провидения, рока или Предопределения.
Человек благоразумный способен разве что остерегаться людей с их не-
изменной враждебностью и явлений, неистовых и слепых сил.
Противостоять ударам, которые наносит нам каждый новый день, —
это немало.
* Перевод Э. Липецкой.
320 Альфред де Виньи
размышления о ювенале.8 — Отчего нигде не упоминается о том, что
Ювенал в дивных стихах своей XIII сатиры изложил те же заповеди, что и
Иисус Христос в Нагорной проповеди]
Идеи капля за каплей просачиваются сквозь скалы старого мира, и воз-
вышенные души первыми окропляются их росою и обращают ее в полно-
водные источники.
27 апреля.
Чернь придерживается непререкаемой логики. Если ей говорят: «Прави-
тельство упразднено, радуйтесь», она отвечает: «С плотиной покончено,
выхожу из берегов. Я сильнее всех — и я убиваю, я всех бедней — и я граб-
лю».
РАЗМЫШЛЕНИЯ О НАШИХ НРАВАХ. — Обучение. — Латинский язык, на
котором мы изъясняемся, не разумея его, хорошо учить года три, не больше,
равно как и греческий.
Два этих языка — великолепные рояли, помогающие постичь ноты речи,
ее гаммы, рулады, каденции, песнопения, речитатив стиля, фуги поэзии и
грегорианский хорал прозы: надо, чтобы подросток, ощутив в себе верный
музыкальный слух поэтов и сочинителя, довольно усвоил клавиатуру этих
школьных языков, чтобы изучать их впоследствии, включить их в програм-
му второй ступени обучения, которая одна только истинна и продолжается
всю жизнь.
С сочинителем мы разобрались. Но речь ведь идет о формировании чело-
века. Человека, принадлежащего Франции, человека, принадлежащего про-
свещенному миру нынешних и грядущих лет.
Отринем же рутину и косность.
Создадим быстрые методы обучения. Взгляните на великих деятелей
древности — как скоро и как внезапно происходило их перевоплощение.
История новых времен должна быть изучением человека новых времен.
В философии, излагающей учения древних и новейшие утопии, мало толку,
достаточно ознакомить с отдельными положениями.
Изучать человека новых, нынешних и грядущих времен в его общежитель-
ности.
Май.
народное просвещение. — Сокращать программы.
Из латыни обучать только вещам, необходимым, чтобы выработать
стиль, окунуть его в источники французского языка.
За год пройти греческий с упором на корни, как в ботанике, — и довольно.
Дневник Поэта 321
Ибо не наберется и двух десятков литераторов, которых застаешь сма-
кующими в одиночестве греческую книгу.
Ибо мне доводилось видеть, как ученики, с десяток раз получавшие на-
грады по греческому, в пять лет его забывали.
Май.
Кузен,9 по-моему, сказал: «Жизнь писателя должна слагаться из памят-
ника и эпизодов». Нам надобно стремиться создавать только памятники,
оставляя вокруг них, у их подножия, поменьше терний, да и цветов. Выпа-
лывать и сжигать сорняки и прочий вздор, как то газетные статьи, письма,
записки и т. д., и т. д.
По поводу речи Низара о Мюссе,10 произнесенной им при вступлении в
Академию.
Мюссе был самым непутевым из молодых людей, которых мы вынянчи-
ли на своих коленях.
4 мая.
Книга Иова.''
Возможно, чтобы Иов сказал такие слова (Иов XXI, 33):
«Сладки для Коцита*12 глыбы долины, и за ним идет толпа людей, а иду-
щим перед ним нет числа».
Откуда это смешение Язычества с библейским Иудаизмом Моисея? По-
чему? Может быть, это то же самое, что и Тез1;е Эаук! сит 5уЫ11а?** или пе-
реводчик с древнееврейского ошибся?
О МИЛЬТОНЕ.13 — Богословские речи Отца Предвечного и Иисуса Хри-
ста о предопределении и свободе (Песнь 3-я) не оценены по достоинству.
Здесь — все грехопадение. Мильтон пытается защитить Бога, провидевшего
первородный грех и поставившего человеку ловушку, куда тот должен был
угодить с неотвратимостью рока. Древо познания — это уловка, западня.
Май.
О ювенале. — Чтобы перевести Ювенала стихами, пришлось бы изго-
товить смесь по рецепту Черного Доктора.
Слова возьмите у Рабле, чувство — у г-на де Сада, автора «Жюстины», а
стихи — у Ренье14 и Пирона,15 и вы получите перевод из Ювенала.
* В Библии: «для него». — Примеч. перевод.
** По свидетельству Давида и Сибиллы (.шт.). — Примеч. перевод.
11 Альфред де Випьи
322 Альфред де Виньи
Кто в Риме читал Ювенала? Уж никак не весталки.16 Непристойность и
бесстыдство театра Аристофана вызваны тем, что женщины на представле-
ниях не присутствовали.
Также только мужчины читали книги и разворачивали свитки с сатира-
ми.
Наз ре1киг роепаз... зо1а уо1ип1аз
На пс зсе1из ш!га $е 1ап(ит цш со§ка1 и Пит
Ра11 сптеп ЬаЬе1...*
Наказуем, таким образом, греховный помысел как таковой. Едва замыс-
лил зло, уже преступник ты (из этого вышел бы французский стих).
Что будет, воплоти он задуманное?
итак: судьи должны научить человека одолевать помысел, намерение,
что вынашивают и вожделенно лелеют в глубине души.
Преднамеренность любого преступного деяния.
Размышления над словами Ж. Дюссо.17
Переводчик Ювенала написал в примечании к X сатире (Уо1а):**
«Приведем одну молитву — такой хотел Ювенал видеть молитву, обра-
щенную к Богам.
Юный Адам Люкс,18 преданный смерти за неумеренную любовь к доб-
родетели, поделился со мной этой знаменитой молитвой в тюрьме, которую
я имел честь с ним разделить, прежде чем его увели на казнь.
Это была молитва Эпиктета:19 „Великий Юпитер и вы, Всемогущие
Боги! Всюду ведите меня, где заповедано мне побывать вашею волей. Я
готов, и не отстану от вас ни на шаг. Ведь когда бы я стал упорствовать и
противиться вам, все равно бы пришлось себя смирить и следовать за ва-
ми"».
Бесстрастие, покорность провидению — в этом весь стоицизм древних.
ДАФНА, или девять СОСУДОВ. — Вторая консультация Черного Докто-
ра. — На протяжении восьми веков воздвигалось здание этой нации.
Век выборной власти ее уничтожает.
Она не догадывается, что гибнет; для нее, как и для Польши, каждые но-
вые выборы — очередное кровопускание.
Любая религия — Уголовный кодекс, карающий за проступки, неподсуд-
ные законам видимого, человеческого мира, например, самоубийство, тайное
кровосмешение, сапфическая любовь и т. д., и т. д. Греческая любовь.
* Бот каким наказаньям
Может подпасть даже самая мысль о греховном поступке.
Кто замышляет в тиши злодеянье какое, — виновен
Как бы в поступке...
Пер. Ф. А. Петровского (сатира 13, 208—210)
** Обеты [богам] (лат.). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 323
Об эпической поэме и о «Пангипокризиаде».20 Если бы явился некто из
Германии и сказал: «Вот вам перевод чудесной книги; это поэма, достойная
Данте и посвященная ему поэтом наших дней. Грандиозная драма, одновре-
менно трагическая и комическая».
Ад взял день отдыха и тешится целый век.
На афише значится: Хроника времен Карла V, или Гордыня, увенчанная не-
дужным веком.
От солнц до муравьев все говорит и внемлет...
Франциск I и честь; Бонниве21 и портрет его любовницы, и т. д., и т. д.,
и т. д.
Эстетический и поэтический анализ поэмы.
«Кто этот гениальный человек?» — раздался бы вопрос.
Поэма написана французским стихом; ее больше не читают, о ней нико-
гда не упоминают.
О БЛАГОЧЕСТИИ. — Благочестие Древних было не набожностью, а суеве-
рием, чтобы жертвоприношениями умилостивлять судьбы. Исполненное ве-
ры поклонение Божеству, как поклонялась Иисусу святая Тереза. Любовь к
его совершенству.
Но благочестие эллинистического политеизма было поклонением стра-
стям, преступлениям, порокам каждого.
Принося жертвы, Александр и Цезарь отнюдь не проникались благочес-
тием.
Возлюбленный Гефестиона22 и наложница Никомеда23 могли поклонять-
ся Юпитеру и Ганимеду,24 не испытывая раскаяния, — напротив, взывая к
ним, они поклонялись символу своей божественной страсти.
Антиной25 мог молиться на том же жертвеннике.
философические вопросы. — Отчего еврейская религия не говорит
ни о бессмертии души, ни о воздаяниях, ни о грядущих карах? Посмотреть
Ювенала, сатира XI, 149:
Еззе аИциоз тапез е1 зиЫеггапеит ге&пит.
Ыес риеп сгес1ип1 Ш51 цт попёит аеге 1ауап1иг.*
о жизни. — В моей душе живет врожденное и глубокое чувство неприяз-
ни и отвращения к жизни. Не боль и не отчаяние — избави Боже! — но ужас
перед ее некрасотою. С детства во мне укоренилось понятие и жажда физи-
ческой и нравственной красоты Творения, отчего я желал и мечтал видеть
* Что преисподняя есть, существуют какие-то маны...
В это поверят лишь дети, еще не платившие в банях.
Пер. Д. С. Недовича (строки из сатиры II, 149,153).
324 Альфред де Виньи
его более совершенным. С пеленок напитанный красотою, преподанной
мне шедеврами, и сообразностью, преподанной мне рассказами и нравами
знатнейших семей, я никогда не мог взирать на грубую реальность без глу-
бочайшего презрения, тайного ужаса перед ее уродством.
Я грезил о красоте Сущего и Природы, созерцая величайшие творения
живописцев. Долгие годы я часами задумчиво стоял перед полотнами Рафа-
эля и Ниобеей26 с ее семейством, после чего мало кого из женщин находил
достойными любви. Но тем из них, кого я любил, я страстно поклонялся,
ибо в чем-то они приближались к этому идеалу.
Я столько раз смотрел на бушующее море пуссеновского «Потопа»,27
что первую увиденную мной морскую бурю счел до смешного мизерной.
Мне казалось, что морской шири вокруг меня недостает размаха, что
волны, бьющиеся о скалы, недостаточно высоки.
2-я Консультация. — Сильвия. — Юный мальтийский рыцарь поглощен
работой над планом обороны острова Мальта, дабы сохранить его для
Франции, оплота Средиземноморья, меча христианства.
Жизнь, боль живая.
ЭЛОА, вторая поэма.
Она отправляется на землю, неся Жалость всюду, где на разверзшемся
шаре люди спаслись от волн, дарует утешение и презирает их плот.
«Отчего вы ничего не публикуете?».
То, над чем я размышляю, так мне претит, что решиться писать об этом я
не могу.
о дворянах и о людях с цветной кожей. — Когда я претерпевал это
ненавистное общественное воспитание, дети меня спрашивали: «Ты, гово-
рят, дворянин. Это правда?».
Я им отвечал: «Да, я дворянин».
И они удалялись с ненавистью на лицах.
Один из них попытался сбить \^еня с ног, когда я ответил теми, что и
всегда, словами и так же холодно. Я залепил ему такую увесистую пощечину,
что он повалился навзничь.
За мою жизнь мне тысячу раз доводилось наблюдать, что дворяне во
Франции, как и цветные американские туземцы, подвергаются нападкам
вплоть до двадцатого колена, да и после.
О Блаженном Августине28
Когда впервые слушаешь, как Августин обращается к Христианам и
Язычникам в «О граде Божием» на языке того времени и утверждает, что
Дневник Поэта 325
Юпитер, Аполлон и прочие боги вовсе не боги, а бесталанные демоны,
неугодные Судьбе, не сумевшие защитить своих друзей, поклонявшихся
им в их храме и все же уничтоженных варварами Алариха,29 пожимаешь
плечами перед таким ребячеством и улыбаешься тому, с какой наивностью
называет он демонами и злыми духами эти порождения мифологии, милые
игрушки греческих детей.
Но размышляя над этим, приходишь к мысли, что он поступил муд-
ро, не сказав: «Эти духи существуют только в наших снах, давших им
жизнь». Это впервые внушило бы Народам, что можно говорить «Божеств
нет».
Августин предпочел, чтобы люди продолжали верить в богов, но видели
их вероломство и бессилие.
23 июня.
Вольтер и Ж. Ж. Руссо были (не признаваясь в этом) подражателями
Блаженного Августина. Ж. Ж. Руссо вдохновлялся «Исповедью», Вольтер —
трактатом «О граде Божием».
Вольтер обернул против святых доводы и насмешки Августина против
богов. Когда Августин смеется над маленькими богинями детей — Эрдукой
и Домидукой, Абесной и Адеоной.
скептицизм. — Энесидем30 говорил: «Не более этого». Об цаААоу, об
8еу цаААоу Паут! А,6усо >-6уоу Гаоу аутьхеабш,* и «любой довод может
быть оспорен доводом равным и противолежащим».
12 июля.
Судьбы бывают двух родов: Роковые, со стопами из свинца, и осененные
Благодатью, с ангельскими крылами.
Изменчивая Свобода стремит свою судьбу туда, сюда... Судьба,
ниспосланная Провидением, возносится ввысь, чтобы положить к ногам
Господа пальмовую ветвь добродетели, по пути обронив на землю венец
мирской славы.
Июль.
К вопросу о сверхъестественном мире. — Галлы, водительствуемые
друидами, столь свято верили в бессмертие души, что давали в долг день-
ги, уповая на воздаяние их в преисподней. Валерий Максим^ кн. XI, гл. VI,
с. 10.
* Не лучше, ничуть нс лучше всякому суждению противопоставлять суждение равное (греч.). —
Примеч. перевод.
326 Альфред де Виньи
Исполненная сомнений, несовершенная вера нового времени не может
дать представления о том, чем было для первых христиан презрение к жизни
и ожидание жизни грядущей.
Прочесть святого Иренея, кн. V, с. 455.
литературная собственность. — 1 июля 1852 года 1-я палата апелляци-
онного суда Парижа под председательством Тролона вынесла весьма важное
решение касательно литературной собственности. Оно гласит, что постанов-
ление от 5 февраля 1810 года, расширявшее до двадцати лет права вдов и на-
следников автора, касается исключительно этих последних. Из чего следует,
что лица, пользовавшиеся в годы Империи переуступлением прав автора по
закону от 19 июля 1793 года, сужавшему до десяти лет эту наследственную
привилегию, не могут этим воспользоваться без специального документа о
передаче им прав на срок свыше десяти лет. Поводом к этому решению послу-
жили «Французские уроки литературы и морали» Ноэля и Делапласа.
20 июля.
О сверхъестественном. — Подавляющее большинство французов ре-
шили уверовать в божество, но это сознательно принятое решение, а не ис-
ступление, порыв, чувство, вера.
Только у наиболее истых ревнителей веры, наделенных особой свя-
тостью, сие есть изъявление рассудка и желания.
Июль.
Народу — мастеровому, поденщику — некогда оставаться верховным
руководителем религиозной мысли: ему потребен храм, зримые атрибуты
культа, первосвященник и откровение. В политике ему потребен руководи-
тель долговечный и сильный.
НАСТУПЛЕНИЕ НА ХРИСТИАНСТВО. — Любовь к удовольствию, утвер-
ждает Гиббон,32 есть источник качеств, любезных сердцу, любовь к дейст-
вию — источник качеств полезных и уважаемых.
Из тяги к удовольствию проистекает большая часть счастья, достижи-
мого в частной жизни.
Из тяги к действию — все общественные добродетели.
Он думает, что душа, не наделенная ни одной из этих приятных для нас
наклонностей, должна быть отвержена всеми народами.
Между тем отцы церкви отвергали все, что постигается чувствами. Они
даже воспрещали женитьбу всякому кандидату па небесную жизнь (сказано
не без иронии).
Дневник Поэта 327
20 июля.
Я бы не удивился, если б оказалось, что Жозеф де Местр33там многое по-
заимствовал. (Священная теория Бернета,34 в особенности 3-я книга.)
Гиббон пишет о нем:
«Этот автор мешает в одну кучу философию, Писание и традицию. Он
составляет из этой смеси дивную систему, в описании которой выказывает
буйство воображения, не уступая самому Мильтону».
Август.
О жизни. — А что если жизнь — недуг, ниспосылаемый душам, обречен-
ным сойти на поверхность земного шара, чтобы одухотворить презренную
материю?
Когда один из нас умирает, надо бы говорить: «Он исцелился».
«Мученики»,35 за вычетом богов, есть роман исторический.
Над кровью истинной ты слезы лил притворно.
К глубоким страстям я отношусь с почтением. Мне неведома ни одна,
равная страсти Ламартина к самому себе. Он верует, он проникнут верой в
себя... Ничто не сравнится с его уверенностью в себе и хладнокровием его
суждений по любому поводу. Безразличный ко всему, кроме производимого
им впечатления, он принимает мнение любого, случившегося с ним рядом,
приписывая своим собеседникам не свойственные им желания... напустив
на себя такую решимость, что им в голову не придет усомниться в столь
непреложной убежденности... Ламартину, страстно влюбленному в эф-
фектную позу, лоск, неумеренные траты и неумеренную шумиху, угодить
было не так-то просто.
Покуда он довольствовался речами, его звонкие тирады не встречали
отклика и бесследно тонули в газетной многоголосице.
Вскочив на стол, он топтал разбитые бутылки, подставляя чело дождю.
Тома «Истории жирондистов»36 выходили из месяца в месяц и потряса-
ли слух непривычными звуками. Одной рукой Ламартин сжимал веревку
своего набатного колокола, другой — предлагал перемирие старому коро-
лю... Ламартин ударил в набат, это правда, но бил он в золотой колокол.
21 августа.
ПРАВОСУДИЕ. — Мечущая молнию мраморная статуя — вот самое совер-
шенное изображение Правосудия. Она не ощущает ни раскатов грома в сво-
ей руке, ни жара молнии. Я хочу, чтобы мои поэмы «Судьбы» напоминали
328 Альфред де Виньи
это изображение Правосудия. Из их золотистой тучи блеснет молния, сле-
дом разольется благоухание: радуги и цветы скроют тучу, напоенную аро-
матами.
Сатиру не жалуют, потому что у Ювенала и прочих она похожа на
фурию с кнутами и змеями в руке. Прекрасное правосудие должно держать
весы и петь, как поют богини.
Молния из письма к Еве разит депутатов.
Гордыня, спесь видны во лживости личины.37
О МАКСИМАХ И РАЗРОЗНЕННЫХ МЫСЛЯХ. — ЭТОТ рОД СОЧИНенИЙ ИЗ ВСех
самый обманчивый, ибо создает видимость мысли там, где мысли нет. Ни-
чего нет претенциозней, нравоучительней и в сущности забавней такой раз-
новидности писательства. Морализаторство, либо то, что себя таковым по-
читает, рядится под Сократа38 и, кажется, дарует эликсир своих немного-
словных мыслей, где каждый слог — бриллиант. Но сколько вздора,
сколько бессмыслицы в этих разрозненных фразах!
Ларошфуко,39 писатель с пессимистическим юмором, послужил для них
всех опасным примером. Правда, если не ошибаюсь, еще до него (это бы
надо уточнить) шведская королева Кристина уже публиковала сумасброд-
ные и педантские наблюдения того же толка.
Паскалю с его хворями, судя по всему, сил доставало минут на десять,
чтобы набросать с десяток невообразимо путаных строк, над которыми по-
ныне бьются, иной усматривает в них веру, иной — беспросветный скепти-
цизм.
30 октября.
КОДЕКС чести. — Написать книгу — катехизис живущей в нас суро-
вой Религии, религии по своему значению вторичной, совпадающей в ос-
новных положениях с христианской религией и тем, что есть замечательно-
го во всех прочих, ибо это справедливость, милосердие, человеческое досто-
инство.
Тело — только наряд, облекающий нашу душу. В нем причина неравен-
ства людей между собою, ибо оно чинит препоны развитию наших идей.
Свободная от этих пут душа — ровня своим небесным сестрам.
Таково содержание поэмы «Флейта».
10 октября.
Президент пригласил меня отобедать с ним. Беседа.
Дневник Поэта 329
11.
Ангулем. Вернулся из Ангулема в 7.30 вечера.
2 ноября.
Реквием для госпожи де Бароден, моей тети. Молебен на ее могиле.
4 ноября.
Наибольшая услуга, какую Нация может оказать своим врагам либо
соседям, — обзавестись собраниями, трибунами для публичных выступ-
лений и вседозволенностью прессы.
Цветы по ночам объяты страданием. Печаль природы наедине с собой,
для человека — это предмет негодования. Не примешайся тут негодование,
мы бы прониклись жалостью.
1853
Январь.
о независимости человека. — Истинная независимость состоит не в
том только, чтобы противостоять власти и порицать ее, но, если угодно, и в
добровольной и бескорыстной поддержке ее и одобрении.
РАСТЕНИЯ
18 февраля.
Известное число растений гибнет, не дав развиться завязи, но разве это
важно? Природа ведает завязью, ростом и умножением вида. Равным об-
разом и известное число существ, злоупотребляя свободой, останавливается
в своем развитии либо сходит с назначенного им пути, и что из этого
следует? На низшей ступени они чахнут и, вместо того чтобы поднять-
ся, спускаются ниже; но оставаясь, где есть, они подчиняются всеобщим
законам, диктующим всему свою волю. Они приблизились к органическим
существам, разделяют их удел, но им так и не удается подавить в себе выс-
шие наклонности, противостоящие животным инстинктам, отчего у рас-
тений возникает ощущение своей ущербности. — Беспорядок присущ толь-
ко отдельной особи, а не совокупности вещей. Природные свойства пребы-
вают неколебимыми.
330 Альфред де Виньи
18 февраля.
Черный Д-р. 2-я Консультация. — Созерцая природу, Стелло не пе-
рестает удивляться.
Черный Д-р ему доказывает, что деревьям и рекам нет дела до чело-
века — до его появления они росли и текли привольней.
Всецело подчинить этому противопоставлению их пребывание в Аме-
рике.
Покуда они там путешествуют, во Франции, вдали от посторонних глаз,
увядает любовь Сильвии.
18 февраля 1853.
Для «Неволи и величия солдата». Чувство беззаветной преданности
долгу и повиновения неизмеримо возвышеннее, чем чувство полной сво-
боды, эгоистичное, исполненное гордыни и необузданное. Чувство Дис-
циплины куда смиренней, оно более пристало христианину.
26 февраля.
Не забывать никогда этих слов: «Во Франции требуется немало твер-
дости и широты взглядов, чтобы пренебречь службой и должностями, сог-
лашаясь тем самым остаться дома и предаться безделью... Меж тем празд-
ности мудреца недостает только подобающего прозванья, чтобы размыш-
ление, беседа, чтение и покой звались работою».
27 февраля.
ОБ УМЕ. — Ум поспешает извилистыми путями. Лети он по прямой, ни-
куда не сворачивая, он затерялся бы в бесконечных просторах вышних сфер,
где бы его, бездыханного, свалила усталость.
Всякий день после пробуждения ум человека снует и скользит, как ласточка,
кружа, устремляясь вверх, вниз, падая камнем, взмывая вдруг под самые небеса.
Душа, оснащенная кормилом воли, ведет и направляет этот полет, то и
дело сбивающийся с пути, но лишь в твердых духом бодрствует этот
кормчий, неколебимый командир.
У прочих минута берет верх над внутренней работой и навсегда кладет
ей конец либо опошляет — именно так и случается почти со всеми людьми.
27 февраля.
О мирских делах. — В христианстве все от Бога и его неисповедимой
мудрости. Безумием было бы мерить божественные дела нашими мерками.
Дневник Поэта 331
Добру есть на что уповать, а злу — чего страшиться помимо земных радо-
стей или злоключений. Известно, что смерть Ария1 была такой же, как и у
его противника Льва, папы. Кого из них Господь покарал? Кому воздал?
Нельзя считать карой или воздаянием то, как мы умираем и как живем.
Воздаяние не принадлежит миру сему.
Жизни потребно бесконечное.
19 марта.
ОБ историческом романе. — Одна-единственная мысль, заставляю-
щая сердце биться сильнее и запечатлевающая в нем высокое чувство спра-
ведливости и любви, милосердия и жертвы.
Пусть все определяется этой целью, пусть лучи вымысла отправляются
от этой идеи и возвращаются к ней, очерчивая вокруг этой оси окружность
наподобие обода колеса. Пусть каждый луч составит правдивую картину
века, портрет людей, сцену общественной или частной жизни избранной
эпохи с ее страстями.
Исторический роман, замешанный на историческом материале, стано-
вится самой Историей, а рассказанное в нем запечатлевается в умах как
правда. Свидетельство тому «Заговор в Венеции»: рожденный как роман,
он продолжает жить как событие истории.
Теперь на придуманный мною диалог императора Наполеона I и папы2
ссылаются как на имевший место в действительности.
Март.
Об армии. Она обороняет нацию, пока не придет пора ее спасать.
вторая консультация. — Варварство. — Дикари. — Черный Доктор
живет с ними. Карфагенский город. Стелло.
Письма из Франции. — Госпожа де Ж. — Ее сестра монахиня. Их
переписка. Откажется ли монахиня от монашеского покрывала? Так ли
чиста любовь ко мне? — вопрошает она.
О варварстве. — Вторая консультация. — Роман наших дней. Д-р в
Америке, сидит на развалинах карфагенского города.
Муж-позитивист. Учение Копта. Куда оно заводит. Спекулятор, он любит
графиню де С. за ее несчастье. Муж потворствует любовной связи своей жены.
Март.
Чтение «Хижины дяди Тома».3 — Вот книга, разящая рабство черноко-
жих столь же глубоко, что и удар, нанесенный «Тюрьмами» Сильвио Пелли-
332 Альфред де Виньи
ко австрийской сагсеге йиго;* единственная подоплека этого удара — кро-
тость жертв.
23 апреля, в полночь.
О тихом горении. — Есть в глубине нашей души затаенный жар — мы
чувствуем, как он подспудно тлеет, и хотя это ничего не меняет в той маске,
которую мы надеваем на лицо, и в нашей мимике, жар этот оживляет наши
черты, а то вдруг горячит, окрашивает в свои тона, обжигает пламенем и со-
общает словам дивный свой свет и несказанное сияние.
Не составляют ли этот очаг наши желания и стремления нашего сердца к
недоступным людям блаженствам, не питается ли он беспрестанно неуга-
симым огнем нашего воображения? Огонь этот никогда не меркнет. На-
прасно ночь посыпает его своим пеплом, он только приглушает волю и ум, а
память и воображение все блуждают и парят в неведомых и бесконечных
областях нашей души, подобно двум сестрам, перелетающим с вершины на
вершину, взявшись за руки. С жалобными стенаньями ищут они былое
счастье, с улыбкой — восторги, страсти, с мольбою — незнаемые истины и
нетленные святыни; они садятся, взлетают — точь-в-точь божьи птицы, и
без умолку щебечут: «То ли это место, сестрица? Не пора ли нам сесть!».
И сердце наше, что под их пятою бьется глухой, размеренной поступью,
смущается шорохом их крыл, замирает и вздрагивает, объятое сновидением
и грезою. Попираемое двумя этими богинями, оно трепещет и, словно
священный сосуд, принимает и со слепой безмерностью изливает потоки
крови и тайные сокровища любви и жизни.
О ЖИЗНИ СЛОВЕСНОСТИ. — Когда созидающий талант ощущает, что не
несет в себе замыслов, сравнимых по высоте с лучшими и самыми крупными
его творениями, ему подобает сохранять благопристойное молчание и с
достоинством присутствовать па суде потомков.
Так и в наши дни поступили Непомюсен Лемерсье после «Агамемнона»
и «Пангипокризиады»4 и Шендоле после «Гения человека».5 Беранже6 по-
сле его песен.
Виктор Гюго искал способ удержаться на сцене в политических скан-
далах.
САТИРИЧЕСКАЯ ПОЭМА
10 мая.
СТРАХ СМЕРТИ. — Поэты в силу материализма глубоко ощутили страх
смерти.
* жестокой тюрьме (лат.). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 333
Они представляют, как мучается в гробу разлагающееся тело, чувствуя,
как корни деревьев вонзаются ему в череп и выворачивают глаза, один из
них вырывая, другой выкалывая.
Возможно ли, чтобы они, изображая и описывая такое, не прониклись
всем этим сами?
Они еще чего доброго внушат те же ощущения другим; но гротескное
столь искусно маскирует леденящий душу страх, что трупные черви обре-
тают в нашем воображении шутовской облик изображений Калло,7 обо-
рачиваются адскими муками, карами, метаморфозами, перевоплощениями
«Искушения святого Антония».8
Май.
Досадно, что при общественном воспитании завязываются короткие от-
ношения, но не дружба. Без панибратства и тем более фамильярного обра-
щения на «ты» дружба бывает только крепче, ибо язык, на котором она изъ-
ясняется, привносит какую-то особую учтивость, возвышающую одного
друга в глазах другого и каждого из них в своих собственных глазах.
24 мая.
На испанской корриде матадоры всегда убивают быков... «Отчего бы
иной раз их не помиловать, когда победа одержана?» — спросили у одного
тореадора. — Это ни к чему. Израненные, разъяренные быки делаются бе-
шеными и издыхают от воспаления мозга после поединка.
Подобно этим быкам, не могла выжить и молодежь эпохи Террора, изну-
ренная лихорадкой политических битв. Не пади они под секирой палача, их
все равно бы свела в могилу лихорадка, гнавшая их на трибуну.
необратимость смерти. — Людям не дано ее постичь, иначе они не
предавались бы суете и не хохотали как безумные.
Ничего нет трудней, чем пытаться разжалобить детей мыслью, что ма-
тушка их умрет и они ее никогда не увидят, потому что уйдет она навеки.
Они слушают и спрашивают у матери: «Правда, что мне после твоей смерти
достанется колечко?». Мне доводилось слышать такую гнусность.
Возможно ли объять вечность грядущей жизни и уверовать в нее всецело
душой и сердцем? Кому удалось бы без труда запечатлеть вечность в душах
тех ущербных людей, которые за гулом повседневной жизни не различают
больше ничего?
31 мая.
О реформации. — Реформация, опирается ли она на саму Библию или на
Лютера9 и Кальвина,10 отвергает культ.
334 Альфред де Виньи
Из религии Реформация изъяла Чудо.
Вера нуждается в исступлении и восторге.
Месса — чудо, являющееся нам каждый день.
При возношении даров мы склоняем голову перед чудом, которое зрим
воочию.
Любой религии всегда было непросто из грубого, эгоистичного жи-
вотного исторгнуть человеческое начало, вознести этого человека к идеалу
и поддержать его в сверхъестественном мире.
Католицизм достиг этой цели.
Пастор читает проповедь с холодностью лишенного божественной иск-
ры адвоката. Ему недостает благодати и святости.
Реформация лишила веру возвышенного ореола.
Лебедь Христианства, паривший в поднебесье, слетал на землю и снова
взмывал под облака.
Он подрезал свои крылья, и теперь дивный Лебедь ходит по земле и
плавает в водах полузатопленной планеты.
О неотвязности памяти. — Неотвязность моей памяти бывает порой
мучительной; она часто преследует меня, возвращая в прошлое, и перед
моими глазами оживают разноцветные стеклышки, картины былого, об-
рывки мыслей, которые я должен запечатлеть. Я долго их вынашиваю, а по-
том, из боязни забыть, записываю — пока бумага не избавляет меня от них,
они являются моему взору снова и снова.
21 июня.
об одном случае самоубийства. — Для предисловия. И взглянул Бог,
и с гордостью увидел юношу, прославившегося на земле.
Этот юноша был очень несчастен и заколол себя шпагой.
Когда его душа предстала перед Предвечным, Бог спросил его: «Что ты
наделал? Зачем ты умертвил свою плоть?».
«Чтобы огорчить и наказать тебя, — отвечала душа, — ибо зачем создал
ты меня несчастным? Зачем сотворил ты грех — душевную боль и стра-
дание, причиняющее боль плоти? Я не хотел, чтобы ты и впредь смотрел,
как я мучаюсь».
«В день Страшного суда, — возгласил Предвечный, — я поставлю все
души справа и слева от себя и один явлюсь на престоле, откуда им грянет
мой глас. И смолкнет все во вселенной, и замрет, прислушиваясь.
Тогда я заговорю и буду оправдан».
9 июля.
Хорошо бы написать историю литературных произведений последнего
века. Тезис. Только сами произведения принадлежат публике и критике.
Дневник Поэта 335
Критика и публика вправе счесть хорошей или плохой картину либо ста-
тую, но ни публика, ни критика не вправе вторгаться в частную жизнь скульп-
тора, или живописца, или писателя и вслед за Хромым бесом11 приподнимать
крышу его дома. Нередко жизнь человека — полная противоположность то-
му, что скрывается в тайниках его души. Так море, когда его сотрясают бури,
остается незамутненным и тихим в своих глубинах.
Поверхностные умы частенько склонны копаться в жизни каждого авто-
ра, отыскивая в перипетиях его жизни источник того или иного сочинения.
Такой подход в корне неверен. — Труд почти всегда был прибежищем, отдох-
новением и отрадой — поэт, укрывшись в этом оазисе, искал мир, отличный
от своего и почти всегда абсолютно на него не похожий.
Итак: говорить я буду только о самих произведениях и об идеях, но не
о частной жизни, а удовольствие создавать искаженные портреты предо-
ставлю другим, ибо единственное, что привлекает меня в портретах, —
сходство с оригиналом.
История произведений:
романтическая, эклектическая и доктринерская школы сложились в одни
и те же годы. Выжили только романтики. Две другие поднимаются из своих
могил, чтобы поносить ее.
Земля—декорация для театра, панорама—и только. Если хочешь, я обойду
ее вместе с тобою, милая, но пойдем мы, куда захочешь ты — на север или на юг.
Пейзаж послужит только фоном картины, которая запечатлеет твой портрет,
твои черты; ты — душа этого мира, а он — ковер, по которому ты ступаешь.
Когда я припаду к твоим ногам, профиль твой я увижу на небосводе, а
когда ты приляжешь — на зеленом лугу.
Весь мир, его цветы, и лес, и косогоры,
И реки, что влекут в зеленые просторы,
Утесы...
20 строф.
Весь этот мир — ковер, ты по нему идешь.
[В нижней части листа]:
Когда приляжешь ты, я — у твоих колен
Увижу дивный лик на зелени травы!
Склоняясь пред тобой... лазури плен
...не опустив главы.
27 июля.
Прерываю работу, чтобы насладиться безмолвием моего отшельни-
ческого приюта. Здесь так тихо, что в келье, где я пишу, слышно, как тика-
336 Альфред де Виньи
ют мои часы. Все звуки замерли, и это тиканье отдается громовыми раската-
ми.
Сентябрь.
Сравнить критиков с маленькими восточными кади,12 следом за ними
идет маленький палач — он отсекает пальцы направо и налево и, обмакнув
перо в чернильницу у себя за поясом, строчит приговор... Для литератора их
приближение — сущая пытка. При каждом произнесенном слове он ловит
на себе их пристальные угрожающие взгляды. Нередко можно слышать, как
на прогулке, потолковав о пустяках, они заявляют: «Того, кто это сказал,
под суд».
Преступления. Слабость или недалекость ограниченного ума, не умею-
щего предугадать, что преступить людской закон и терзаться угрызениями
совести — пытка вдвойне.
Первым делом следовало бы написать роман вот о чем: вынужденной
расстаться с католицизмом юной особе всякий раз, когда ее постигает горе,
недостает полноты веры и религиозного исступления святой Терезы, жи-
вущей в ее душе. На земле для нее больше нет места чуду.
Монахиня живет в Кламси. Там она и в 1851 году, в монастыре. 4 декаб-
ря город во власти мятежников. У нее на глазах двадцать молодцов жестоко
калечат ее возлюбленного и, истекающего кровью, связывают; они срывают
с нее одежду и насилуют ее. Она выжила и сохранила рассудок. Она молится,
обдумывает случившееся, размышляет, потом бежит от своего возлюблен-
ного в один безвестный монастырь, откуда пишет ему. С глубоким ужасом
она ему рассказывает о новой постигшей ее беде, превосходящей первую.
Она беременна. Спустя девять месяцев она рожает, отказывается взглянуть
на ребенка, потом встает, здоровешенька.
Причастившись, она приходит на городскую площадь и торжественно
кладет заколотого ею ребенка на ту же паперть; после прямиком идет во
Дворец правосудия и отдается в руки судей. Она не сомневается в своей
правоте. «Мы живем в стране варваров, — говорит она, — мою сестру убил
собственный муж».
[Помещено в томе за 1853 год,
но датировано 1834 годом].
РАЗМЫШЛЕНИЕ. ВОЗВРАЩАЯСЬ К МОЕМУ ПРОШЛОМУ. — В ОДНОЙ крИТИ-
ческой статье «Сен-Мар», «Стелло» и «Неволя...» уподобляются песням
эпической поэмы о разочаровании.
Дневник Поэта 337
Да, о разочаровании в любой социальной лжи, но также и о возврате к
вере, к исповеданию прекраснейших добродетелей — Любви, Чести, Добро-
ты, Всеобщей Снисходительности, Дружбы.
Сентябрь.
О ПАСКАЛЕ.13 — Когда человек поражен воспалением мозга, он силится
собраться с мыслями и придать им связность, но мысли скачут, вырываются
из когтей его воли, и их не удержать.
Порой удается разглядеть их, но не очень отчетливо, порой они усколь-
зают и исчезают безвозвратно. Лучезарные, слепящие, снуют они туда и
сюда, как стекла в волшебном фонаре.
В таком именно состоянии Паскаль, чей мозг был потрясен, когда опро-
кинулась его карета, прозревал не дававшиеся ему идеи.
Торопливость почерка в его рукописях свидетельствует о том, с каким не-
вероятным усилием выводила эти строки рука больного, почти эпилептика.
Так он писал во времена, когда люди ученого круга обладали весьма
красивым почерком.
Николь14 верно поступил, дополнив его мысли и, насколько возможно,
придав им стройность. Он, думается мне, всегда был внимателен к смыслу
того, о чем они дружески беседовали с Паскалем: ничего не искажая, он от-
редактировал и, как смог, упорядочил его записи.
10 сентября.
О религиозном чувстве в хуш веке. — Ничего нет прискорбней, чем
наблюдать отчаяние монаха, утратившего веру и только начинающего по-
стигать христианство. Он говорит:
На мир взираю с безразличьем —
Таков мой принцип и закон,
Системы, судьбы — нет отличий,
Я высшим знаньем наделен.
Там, где рассвет меня застанет,
Я жду вечернюю зарю,
Путь новый завтра проторю,
Коли порядок сфер заставит, —
Себя их воле покорю.
Не будь он Грессе, писавшим в своей Обители,15 он бы сказал «воле Про-
видения».
О местопребывании человека. — Я совершенно равнодушен к окру-
жающему нас месту. Одиночество, в которое замыкаю я свою душу, следует
за мною повсюду. Я находил уединение и отгораживался от всех и на больших
338 Альфред де Виньи
дорогах, по которым шагал вместе с моим полком, и в великосветских гости-
ных, и в караульной, и на английском судне, и во Французской Академии, и в
собственном кабинете. В каждом из этих мест я предавался размышлениям,
что-то обдумывал, сочинял, набрасывал, чтобы завершить позднее. Вот толь-
ко иной раз неплохо бывает с кем-то поговорить, частенько хочется понаблю-
дать, сравнить, и ум мой любит город, где я живу, но, поскольку я быстро устаю
от неизбежной повседневной рутины, характеру моему предпочтительнее по-
койное уединение деревни, а не уединение в городах, завоеванное с боем.
1854
эпоха. — характер. — Жалость, сострадание, исполненное нежности,
которые я питаю к человеческому роду, нередко возбуждает во мне особого
рода страсть: ее мы испытываем, когда сражаемся с недугом близкого чело-
века и видим, как он возвращается к жизни.
Нет ничего удивительного в том, что я познал это чувство, когда ходил
за моей матерью, за женою — ведь к ним я отношусь с безграничной нежно-
стью. Благодаря этому мне сделались понятны те неведомые, ангельские
услады, какие мог вкушать госпитальер ордена Святого Иоанна Иеру-
салимского,1 и его привязанность к раненым и недужным собратьям.
Хорошо было бы написать роман, озаглавленный «Госпитальер и там-
плиер».
Один предан страждущему человечеству, другой — мистическим та-
инствам.
Февраль.
«Бутылка в море». Надо, чтобы мыслящий человек на ступеньку при-
поднимался над жалостью к себе, сокращая свои дни, как Жильбер2 или
Чаттертон.3
Неплохо бы ему не только задумываться о том, что после него останется, но
и считать своей единственной заботой то, что он оставляет, а не то, чем он был.
6 апреля.
О подлинном красноречии. Чтобы сложился стиль.
О ШИЛЛЕРЕ. — Он возвещает поклонение Героям, заставляя сердца бить-
ся ради благородных чувств.
Дневник Поэта 339
Апрель.
Если сверхъестественного мира не существует, если религия — не уго-
ловный кодекс, посланный Небом и отправляемый на Небе после жизни и в
вечности, что толку в религиях.
Ответственность, Рок, Благодать и Предопределение делают Божество
ответственным за действия человека. Оно отвечает за Эдипа и за Ореста.
Свобода, если способность мыслить и рассуждать человек воспринимает от
Бога, и на Бога возлагает ответственность.
Май.
Одержимые манией делить всех на учеников и наставников, несовер-
шенное предисловие к драме «Кромвель»4 они приняли за декларацию, под
которой подписались все.
Сердце в нашей груди — как светильник, полный божественных аро-
матов. Загорается он поздно и скоро гаснет. Ребенок не умеет оплакивать
мертвых. Приходится журить и распекать его, обвиняя в бесчувственности,
чтобы он казался взволнованным и сокрушался, переживая безвозвратную
утрату, чтобы он понял, что такое смерть.
Старик же оплакивать мертвых разучился. Он впал в эгоистичное детст-
во, и светильник его сердца угас, задутый неистовыми противоборствую-
щими ветрами, грозами общественной жизни, иссушенный скаредными эго-
истичными страстями.
Тот, кто не дает угаснуть священному огню в сердце до конца своих
дней, — самый великий и самый несчастный из смертных. Вечная молодость
пламенеет в его груди и влечет к нему юные поколения, сопутствующие ему
в разные лета жизни. Но чем больше они его боготворят, тем больше гнуша-
ются им поколения его одногодков, они отдаляются от него, с грустью и с
глубокой, неискоренимой ненавистью.
О стиле. — На первых порах, в том возрасте, когда мы воспринима-
ем только форму, стиль представляется нам особым порядком слов и мы ду-
маем, что его слагают богатство образов и неизбитость выражений. Со вре-
менем начинаешь принимать в расчет слог, последовательность и плавное
течение мысли, замечаешь вдруг, что такой-то живописует человеческую
природу сперва с явной мизантропией, потом вдруг становится терпимей,
изображая снисходительность, но уже в следующий миг вновь дает волю
своей иронии; потом, в другой книге, он подпускает набожности, филантро-
пического отрицания, оглядывает предмет снизу, сверху, ибо у него нет сло-
жившейся точки зрения и он ищет только сиюминутного успеха.
Какой, однако, должна быть точка зрения человека? Что это, если не его
отношение к другим людям, заставляющее его говорить с ними из кабака,
340 Альфред де Виньи
как Рабле, или из пещеры, как Ж. Ж. Руссо, и ни за что от своего не
отступаться?
Стоять на своем человека побуждает его характер. Характер не по-
зволяет душе отклоняться от избранной ею линии. Выходит, и в самом деле
стиль человека — это его характер. В стиле Данте, скупом, с редкими
эпитетами, исполненном горечи, мистическом, любой ощутит набожного
гибеллина. В стиле Монтеня5 — праздного любознательного счастливца,
оттачивающего красноречие в своем замке, где он вдали от всего и вся обрел
покойный приют и щупает себе пульс с утра до вечера.
18 сентября.
ГОСПИТАЛЬЕРЫ, ДРАМА. — Реплика для Полиевкта.6 [Вписана позднее].
Полиевкт остановился на полпути, когда сказал:
Я вас всегда любил
Сильней себя, но Бог дороже вас мне был.
Октябрь.
О ДУШЕ. — Женщина вполне могла бы сказать в сцене из романа: «Не
знаю, воплотится ли в будущей жизни наша душа в красивой форме, но
сердце все равно будет погребено в могиле, а можно ли быть счастливым с
душой без сердца?».
1855
Февраль 1855.
Два вида воюющих.
Существо тонкое может воевать с беззаветной отвагой, но видеть кро-
вавую резню для него невыносимо и убийственно.
Напротив того, крестьянин, с детства привыкший закалывать свинью на
мясо семье, убивает, идет спать и засыпает, не выпуская из рук штыка,
который он только что обтер, посвистывая.
Об историческом романе и романизированной истории стоило бы напи-
сать книгу.
литературная собственность. — Не ограниченное сроками прямое
наследование (?) оправдано... Его не следует уподоблять собственности на
Дневник Поэта 341
землю или на недвижимость. Земля плодоносит в положенные сроки, тогда
как жизнь книги подвержена случайностям и сообразуется с переменчивы-
ми настроениями толпы.
Неудавшаяся республика 1848 года была застоявшейся анархией.
Из головы нейдет Будда.
У меня ощущение, что зачастую в любви и дружбе я — сущий фанатик:
поэтому я стремлюсь выглядеть сдержанным, а другие считают меня черст-
вым.
Гладкость моей жизни и ровность моего характера дают повод считать,
что я абсолютно счастлив.
Единственная внятная глава «Логики» Гратри1 — это «Истоки».
Июнь.
Запись, набросанная на экземпляре «Чаттертона». — «Стелло 2». — Во-
круг нашего мозга, под сводом черепа, клубится и перекатывается нечто
вроде пара — так перекатывается вокруг земного шара атмосфера.
Ученые высказали мысль, будто это и есть душа. Быть может, такую
форму она сочла наиболее сообразной.
Как бы то ни было, очевидно, что душа, как и ртуть, покрывающая
стекло, превращает мозг в своего рода зеркало.
Август.
По прочтении стихов Ламартииа1 г-же Ристори?
прочитанное. — Ламартин с привычной для него легкостью написал
эти стихи в альбом г-жи Ристори. Словно муху, поймал он на лету преврат-
нейшую из мыслей.
Из нее мы могли бы заключить, что любая Поэма и любое сочинение, не
будь они сыграны на сцене, остаются безжизненными и что Барон4 и Таль-
ма,5 Кембл,6 Кип7 и Юнг8 превосходили Корнеля, Расина и Шекспира.
Если любое произведение, написанное, но не прозвучавшее со сцены,
мертво, как и камень Мемнона,9 кто же тогда те несчастные, чьи имена Го-
раций, Вергилий, Данте, Мольер, Тацит, Ювенал, Цицерон, Паскаль, Де-
карт, Боссюэ и т. д. и которых продолжают читать, но не играют?
342 Альфред де Виньи
1856
8 марта.
ОБО МНЕ и о моем имени. — Я — первый, прославивший мое имя, и по-
следний, кто его носит. Мое имя — лебедь, поющий, когда жизнь в нем уга-
сает.
НАБРОСКИ ПОЭМЫ. — Видение Жан-Поля.1 Иисус Христос возвращается
с Небес и обращается к людям, ожидающим его прихода: «Чада мои, ника-
кого Бога нет». Я намерен поделиться этим с молодыми поэтами и перевес-
ти этот отрывок из Жан-Поля.
Если бы моя жизнь, подобно книге, имела название, ее бы следовало оза-
главить: «Учеба и чтение».
24 апреля.
О СЕБЕ. — Отвлекаясь от работы, я устаю, тогда как усердие дает мне от-
дохновение.
Представьте человека, бьющегося всю жизнь, ни на что другое не от-
влекаясь, над задачей по дифференциальной геометрии, для которого лю-
бой перерыв в работе — тягчайшая мука. Это несравнимо с тем, что дове-
лось испытать мне с самого детства.
Я так рьяно принялся за учение, что оно стало чем-то вроде извечной
привязанности моей души, и то, что детьми зовется играми, а взрослыми
наречено удовольствиями, для меня было только шумом, помехами и сумя-
тицей, враждебными моему тайному труду, заключавшемуся в осознании
мира и постижении красоты каждого из искусств, таинств каждой из наук,
разгадки каждой из тайн, характера каждого из людей, причины каждого из
явлений.
Остальное казалось мне потерянным временем, отчего во всем, при-
ключившемся со мною в жизни, я винил мою недостаточную усидчивость.
Упрек вряд ли справедливый, ибо отвлекаться от того, что я делаю или
созерцаю, отнюдь мне не свойственно; более того, всякое занятие, даэ/се
любовь, с какой бы страстью я ему не предавался, отвлекает меня в ущерб
упорному, неустанному труду, родившемуся на свет вместе со мною, — его
огромное колесо день и ночь поворачивается у меня в мозгу и вовлекает в
свое движение тысячи других побочных колесиков, подрагивающих и сцеп-
ляющихся с его зубцами.
Я занимаюсь делами, говорю, слушаю, колесо сбивается, но лишь пока
не будет покончено с воздвигнутой перед ним преградой. Потом колесо
Дневник Поэта 343
возобновляет свое внутреннее движение, и я перестаю думать о том, что
слышу, о чем говорю и что делаю.
20 марта.
Я получил анонимное письмо, утверждающее, что в 1848 году меня
намеревались убить и что спасся я только благодаря расторопности моей
служанки; меня предостерегают, что остались другие, и они не дремлют. Я
думаю, это, скорее, воры, а не эмиссары какой-нибудь партии. С тех пор, в
ноябре 1856 года, неизвестные дважды пытались взломать мою дверь и
получили отпор со стороны все той же Эстер Ливер.
О МЕТАФИЗИЧЕСКИХ ТОНКОСТЯХ. — Обладавшая живостью и метко-
стью суждения мадам де Севинье2 заметила как-то раз, когда с нею заве-
ли речь о диспутах, посвященных благодати: «Религии не мешало бы сде-
латься подородпее, а то она так истончилась, что того и гляди истает».
Я не могу читать о метафизических спорах, не вспоминая этой остроты и
не применяя ее к нашим истонченным философиям.
ЗАМЕЧАНИЕ О ЕВРЕЯХ. — Это горячее восточное племя, ведущее свой
род от библейских патриархов, вобравшее весь первозданный свет и всю
первозданную гармонию, наделено необыкновенными способностями, воз-
носящими его на первовысоты в коммерции, литературе и, прежде прочих
изящных художеств, в искусстве и музыке. Среди тридцати шести миллио-
нов французов обосновалось едва ли и сто тысяч сынов Израиля, и они не-
изменно получают все похвальные награды в лицеях.
Четырнадцать из них заняли первые места в Есо1е Ыогта1е. Пришлось
сократить число допущенных к участию в публичных экзаменах.
литературная собственность. — РиЪНзЬег'з ^еек1у: сроки на автор-
ские права. В Англии — 42 года при жизни автора и 7 лет после его смерти. В
Греции только 15 лет с момента публикации. В России — 25 лет после его
смерти, к которым добавляется еще 10, если в течение 5 лет первого срока
выходит новое издание. В Бельгии и Швеции — 20 лет после смерти автора.
Во Франции — 30 лет для вдовы и детей и только 10 лет для прочих наслед-
ников. В Австрии, Пруссии с кончиной автора право теряет силу. В Соеди-
ненных Штатах право сохраняется 14 лет, и еще 14 лет — в пользу живого
автора или его вдовы, детей или внуков.
РАЗМЫШЛЕНИЯ. — Я так расшиб левую ногу, когда лошадь дернулась и
толкнула дверцу кареты, что промучился шестьдесят два дня, о чем не жа-
лею, ибо друзья ни на шаг от меня не отошли.
344 Альфред де Виньи
Но во всяком собрании живет непостижимое тайное тщеславие. Только
два академика, г-н де Понжервиль3 и г-н Низар,4 сели рядом с креслом, в
котором я страдал.
Остальные повели себя так, как бывает в любом полку, вооруженном
или безоружном; к тому, кто упал и умер, равнодушны и те, кто присягнул
шпаге, и облаченные в тогу. Первая мысль: кто станет его преемником?
В Академии такого рода полки отягощены осложнениями литературно-
го толка, тщеславными помыслами тех, кто боится, что визит сочтут данью
уважения, признанием чужого превосходства.
Проведя шестнадцать лет жизни в армии и десять лет во Французской
Академии, вращаясь все время в высшем свете, я научился равнодушно
относиться к равнодушию.
По мере того как франков становится все меньше и их косят и разоряют
крестовые походы, куда они устремляются по наущению духовенства (духо-
венства простонародья и буржуа), галльская раса превосходит их числом,
превращает в тяжелых на подъем мягкотелых домоседов, привязывает к
земле. Солдат-землепашец — солдат поневоле, землепашец по натуре. На
войну он идет, понуждаемый франками.
Мое вступление во Французскую Академию членится на двадцать две
главы: восемь в первой части — «Неудавшийся подкуп», и четырнадцать во
второй — «Неудавшееся преследование». Вот его оглавление: «Два пото-
ка. — Встреча с директором. — С какими чувствами я писал мою речь. —
Долгая отлучка директора и нетерпеливость Академии. — Чтение моей ре-
чи. — Нежданный визит одного больного. — Неудавшееся обольщение. —
Первые проявления неприязни. — (Вторая часть.) О том, как Академия дала
отсрочку и как она от этого отреклась. — Плутни Собраний. — Предвари-
тельное прочтение перед Комиссией памфлета г-на Моле.5 — Публичное за-
седание. — Западня. — Всенародный суд. — Возмездие. — Мой отказ, с ко-
торым я трижды обращался в Академию. — О том, как хозяева отреклись от
слуг. — Чего я ждал, чтобы ходить на заседания. — Король (осторожно)
спешит исправить положение дел. — Отголоски его неодобрения в Акаде-
мии. — Неожиданное публичное заглаживание промаха. — Резюме».
Ныне, по прошествии многих лет и двух революций, каким было бы ребя-
чеством громогласно заговорить об этом деле — в сравнении с потрясшими
Европу великими катастрофами оно бы показалось бурей в стакане воды.
О ЛИТЕРАТУРЕ И ОБ АВТОРАХ. — «Дайте нам Меценатов6 и получите
Вергилиев», — пишут часто и на все лады.
Ошибочное расхожее мнение. Неверное вдвойне.
Заблуждение это проистекает из того, что писательской братии больше,
чем любой другой, в своем деле недостает зоркости и убедительности сужде-
ний.
Дневник Поэта 345
Ослепленный стремлением во что бы то ни стало добиться, чтобы его
читали и к нему прислушивались, писатель удивляется тому, что он назы-
вает заторможенностью публики, которая не спешит слушать его пьесы и
читать его книги.
Он не способен разобраться в себе самом. Будь это так, он бы сказал
другим: «Мы — авторы, наше дело — развлекать публику. Древнейший
Эсхил, наш старейшина, заповедал нам, что трагедии — напыщенные безде-
лицы.
Публика представляется нам читательницей более прилежной и любо-
знательной, чем она есть, мы воображаем, что Театр воодушевляет ее силь-
нее, Литература трогает глубже, чем это с ней происходит и даже могло бы
произойти.
Газеты докучают ей своими небылицами и типографским шрифтом,
утомляющим зрение. В глазах у нее рябит и темно от букв, что, как пыль,
вьются перед нею. Смысл слов и мыслей едва до нее доходит.
Механизм драм, фантасмагория творческой кухни перешли и в книги.
Публика пресытилась изобилием зрелищ, будь то в театре или в огне
камина.
Она не прочь прочесть что-нибудь еще, порассуждать о прочитанном,
но лучше бы она не читала. Она охотно мирится с театрами, но отправ-
ляется туда всегда помимо воли и из уважения к тем, кто приглашает ее в
свою ложу.
Здесь, как и в промышленности, мы сталкиваемся с производством и
потреблением.
Публика потребляет мало фраз, производят же их с избытком».
ПУТЕШЕСТВИЕ
Путешествовать, говорите вы? Что означает путешествие? Чем бы я
занялся, если бы перенесся вдруг на остров Гонконг или же в Гренаду?
Одного взгляда хватило бы, чтобы изучить окрестности, одного росчерка,
чтобы запечатлеть их для меня. Уже в следующее мгновение я бы вернулся
к моим философским бдениям, поэтическим восторгам, метафизическим
грезам.
Какая земля поразила бы мою мысль своей новизною? Есть ли на свете
страна, живописать которую ей не удалось бы наперед?
Найдется ли край, способный приковать мои взоры, отвратив их от
неба, и разве небо не вездесуще?
Садись же, подними голову к небесам, смотри и думай.
о «граде божием» блаженного августина.7 — Любовь к себе, застав-
ляющая презреть Бога. Любовь к Богу, заставляющая презреть себя. В
этом вся книга Блаженного Августина. Он предоставляет человечеству вы-
бор.
346 Альфред де Виньи
Первое — источник всякого зла.
Второе — источник всякого блага.
Факт — ничто, если не рассмотреть его под микроскопом внимательной,
неспешной, вдумчивой мысли, придающей ему кое-какую значимость.
Сентябрь.
эгоизм спасения. — Прописная истина, но ее следует оспаривать.
Христианство учит приносить в жертву все естественные порывы, природ-
ную нежность, склонности ума и души, суля лучезарное, позлащенное, не-
зыблемое местечко в неведомом Раю.
Сие означает поощрять (чего нельзя не признать) ожесточенную любовь
каждого человека к увековечиванию своего жалкого естества.
Он ради этого отдаст все — жену, ребенка, друзей, возлюбленную.
Следовало бы явить всему миру жестокость эгоистичной Веры, гово-
рящей о своем духовном отце: «Он заповедует мне ни к чему не питать
привязанности».
15 октября.
ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ РОМАНЕ И О РОМАНИЗИРОВАННОЙ ИСТОРИИ. —
Вследствие слияния, породившего путаницу, роман, плод воображения, по-
заимствовал у истории точность и правдивость фактов, тогда как история,
плод памяти и рассудка, отчасти почерпнула в романе его страстность, тра-
гические и комические ходы и дотошные описания.
Историк, однако же, виновен, а романист — нет.
Историк должен сохранять суровость и пытаться с математической точ-
ностью держаться истины.
Роман утверждает: «Мое имя — вымысел. Каждая из моих главен-
ствующих идей, дабы завладеть вашим умом, принимает какую-нибудь
обольстительную форму. Она зачаровывает — драмой, пейзажем, коме-
дией, подробными описаниями и, насыщая вас всеми этими потоками, про-
никает вам в душу и навсегда воцаряется в вашей памяти».
История неизменно балансирует между двумя этими аксиомами:
8спЫ(иг ас1 паггапс1ит*
ИЛИ
8спЫ(иг ас1 ргоЬапЛит.**
Роману в его высшем проявлении колебания неведомы.
* Пишут для того, чтобы рассказать (лат.). — Примеч. перевод.
** Пишут для того, чтобы доказать (лат.). — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 347
Его всегда следует писать, чтобы убеждать и доказывать — или не
писать вовсе.
Поэтому так мало нетленных романов, а больше тех, что являют собой
осязаемое доказательство нетленной идеи.
Из всех творений пера роман и драма — два жанра, которые особенно
трудно написать хорошо и которые чаще других бывают написаны плохо.
6 ноября.
О СЕБЕ. — Я чувствую, что не писать не властен. Ночью и днем, даже во
сне, я пишу внутреннюю книгу. Запечатлеть ее на бумаге — отдых, своего
рода кровопускание.
Октябрь или ноябрь.
Честь — это христианский стоицизм.
Бюффон8 сказал: «Почти все люди умирают от огорчения». Выходит,
что чувства, коих заслуживает человеческий род, — грусть и жалость. А не
всеобщая ненависть и не всеобъемлющая любовь.
Ноябрь.
фера.9 — Во всех моих примерах умерить личные амбиции. — Первое,
на что притязает всякий офицер, — внушать чувство страха. Внушайте
страх только врагу и не пытайтесь устрашать ваших французов.
В каждом военном человеке есть что-то от актера. Они без конца раз-
глагольствуют о своих послужных списках, отлично зная, что их в скором
времени забудут.
Всякий вооруженный человек, солдат постоянных армий, мысленно ви-
дит себя стоящим на складной лестнице: с одной стороны, она ведет от
капральского звания к чину маршала, с другой — от ленточки кавалера
ордена Почетного легиона к большому кресту.
Решается эта задача просто: смерть или производство в новый чин.
Восхождение по чинам — единственная страсть. Любой офицер обыкно-
венно недоволен тем, что он не фельдмаршал.
Таковы были маршалы времен Империи: предатели в Эссонне, пере-
метнувшиеся к Бурбонам, а сто дней спустя — ренегаты в Гренобле;10 веро-
отступники под Парижем, они, если позволительно так выразиться, пре-
дали и перепредали своих повелителей. Мы еще недостаточно знаем этих
людей, не рассуждая выполняющих любой приказ и на все готовых ради
очередного звания. Их вера — повышение в чине любой ценой.
348 Альфред де Виньи
Чувство самоотверженности неизмеримо прекраснее, нежели безгра-
ничная свобода каждого — чувство эгоистичное, исполненное гордыни и
дикое.
Тюренн11 с тремя тысячами кавалеристов и пятьюстами мушкетерами
держит курс на Париж, обороняемый маршалом д'Окенкуром; он высту-
пает арбитром, не способствуя ни мятежу Парламента, ни несправедливо-
сти министра.
ФЕРА. —ДВЕ КАМПАНИИ.
Фера участвует в кровопролитных кампаниях, его кузен, журналист, в
двух кампаниях против старших Бурбонов, приближая их низложение.
Жизнь одного — сплошные страдания и жертвы.
Жизнь другого — успех, суета и пьяные кутежи.
Фера и его [брат] кузен, окончив вместе лицей, поступают на службу.
Один из них журналист, другой — офицер.
Кампания журналиста.
Кампания офицера.
В наши дни в редакциях газет принято именовать кампанией нападки
газеты на правительство.
Хорошо бы противопоставить этой атаке защиту родины офицером. То,
что ему довелось выстрадать, и то, что другой набросал без малейшего
труда за пирушкой. Это ясно докажет профанацию того, к чему применяют
армейский лексикон.
первородный грех адама. — Когда он обвинил свою жену и выставил
ее соблазнительницей, посоветовавшей ему отведать запретный плод, он
проявил трусость.
С тех пор этот грех тяготеет над всеми мужчинами, и женщина, чтобы
наказать их, испокон веку их обманывает.
«Только тогда будет искуплен этот грех, — говорит Люцифер, — когда
женщина повстречает возлюбленного, который полюбит ее больше себя
самого, больше своей жизни, своего Бога и своего спасения».
провидение. — Я не отрицаю вмешательства божества в земные дела.
Но происходить это могло только тогда, когда оно открывало Творению
все источники и противоборствующие потоки Праведного и Неправедного,
Добра и Зла. Когда же часы заведены, с трудом верится, что оно стало бы
нарушать их ход, пододвигая перстом стрелки вперед или назад: это означа-
ло бы посягнуть на свободу всякого создания и нарушить течение отлажен-
ной системы жизни.
Нельзя разве предположить, что Бог, создавший созвездия и планеты,
остался столь же равнодушен к человеку, как человек равнодушен к букаш-
ке или букашка к муравейнику?
Дневник Поэта 349
Никогда не заговаривайте о волшебном мире грядущей жизни: это опас-
нейшая и пустая наклонность вашего ума.
10 ноября.
Бабочки. — Идея похожа на бабочку: ее крылышки переливаются ты-
сячью оттенков, а между тем пыльца на них слагается из неразличимых
крупинок.
23 декабря.
о собственности и собственниках. — Они обременительны, ибо за-
кон позволяет им конкурировать и бороться друг с другом, взвинчивая пла-
ту за жилье в принадлежащих им домах.
Пожалуй, единственный способ перевоспитать собственников — под-
вергнуть их осмеянию.
Законы против них бессильны.
1857
25 января.
ЭВРИКА. — 2-я Консультация Черного Доктора. — Варварство. Преступ-
ления и большинство ошибок проистекают из глупости. Недостаток ума.
ЧУДЕСНОЕ. — Чудесное — источник несправедливостей, жестокости и
бесчестья. Одержимость сверхъестественным породила Демономанию, бо-
лезнь древнего мира и Средних веков. Сомнамбулизм, вызывание духов,
вертящиеся столы — это попытка возродить суеверия и наивную средневе-
ковую веру.
Традиция в отношении суеверия Августина,1 который первым в трактате
«О граде Божием» признал реальное существование и власть языческих
богов как демонов; он опирается на Моисея, осудившего идолопоклон-
ников на побивание камнями: Платон,2 призывавший смерть на всякого
уличенного в колдовстве, сам в это верит. Средневековье, начиная с Хиль-
перика (Григорий Турский), осуждает их на костер и колесование. Карл VII
осыпает милостями тех, кто на них доносит. При Карле IX один колдун по
прозванию Три Виселицы (это имя использовал Вальтер Скотт) признается,
что действовал заодно с сотней тысяч колдунов. В 1453 году Гийом из Л пэ-
ра, проповедник, был сожжен в Пуатье за колдовство. В том же году — Гу-
350 Альфред де Виньи
ларт, хранитель печати капитула Трирского собора, доктор теологии,
Вильгельм Эделин. В 1545 году Магдалина де ла Крус, аббатиса монасты-
ря в Кордове, признается в прелюбодеянии с Демоном и получает проще-
ние от папы. Некая монахиня [продолжение перечисления]. Появись еще
один одержимый или Шарлатан, и его действия припишут демонам и ду-
хам.
5 февраля.
Юлиан Отступник.2 Поскольку он всегда изъяснялся по-гречески, драму
о Стоиках я намерен писать прозой, а святой Мартин и Юлиан будут
насмешничать над латынью.
Драма будет называться «Стоики». Пока что это сочинение, которым я
грежу столько лет, не обрело в моем сознании окончательной формы.
Она на подходе. Как только я сочту, что она достаточно хороша, я ее
напишу.
7 февраля.
Многоречивые, пошлые стихи, понаписанные в несметном количестве,
принизили ценность Поэзии и только что не обесчестили ее (развить).
11 мая.
Юлиан Отступник.
Эта мысль неотступно меня преследует. Изобразить душевные терзания
этого великого человека, блюстителя Римской империи, предвидевшего на-
шествие варваров. Испытывающего страх перед христианством, ибо оно
ослабляет защиту Империи, отвращая воинов от войны.
Обсуждает этот вопрос со святым Мартином.
Озаглавить пьесу «Стоики».
29 мая.
Каин.
Еврей, промышленный воротила, попечитель, директор и основатель
железнодорожной ветки, вполне мог бы сказать в какой-нибудь комедии
знаменательную фразу: «Толки вокруг книги Бытия и Каина все не умол-
кают».
М. — «Охотно верю — ведь он совершил первое убийство!».
«Я упрекаю его не в этом, из него никудышный спекулятор».
Дневник Поэта 351
16 мая.
Во Франции войну на Востоке восприняли как своего рода дуэль. Дело
улажено. О нем забыли и думать. Все обнимаются. Чересчур много объятий!
Для Франции сто тысяч павших будто остриженные волосы. Что скажете вы
о русском гостеприимстве, крымские тени? Пролившие кровь вместе с зуа-
вами, что вы об этом думаете? Матери, вдовы, сестры — разве в душе не
чувствуют они себя оскорбленными?
15 июня.
наброски поэмы. — лилит,4 или гений ночи. —Лилит, согласно ев-
рейскому преданию, была первой женой Адама.
«Бог, видя, что человек один и скучает, сотворил для него жену».
Но еще до него Люцифер дал Адаму любовницу, это была Лилит.
Сотворенная Демоном, она жила с Адамом, и дети ее были духами тьмы.
С рождением прекрасной Евы Лилит только и делает, что преследует Еву в
ее детях.
Нередко в провинциях, где порядочно евреев, к четырем углам кровати
привязывают записки с кабаллистическими заклятиями, чтобы изгнать рев-
нивицу Лилит, дух зла, который уничтожает детей и мстит Еве, обрушива-
ясь на женщин, ее дочерей.
Лилит — соперница и враг Евы.
Лилит преследовала дочерей Евы, когда они любили и когда рожали
детей.
Она чинила помехи рождению сыновей и особенно — дочерей.
Она встречает Элоа, объясняет ей, как были сотворены миры и небесные
сферы.
Жалость Бога приняла форму, сообразную каждой планете. Для земли
это было искупление, расплата за первородный грех.
— Ты, Элоа, — говорит Лилит, — рождена из слезы Господа, пролитой
над жалким человеческим родом; я же рождена мыслью любви моего отца к
человеку, которому он отдал меня в спутницы.
лилит
В ту пору Лилит повстречала Элоа. Из-за эгоистичных пороков чело-
века Лилит полагает, что его надо уничтожить, и основывает религию
душителей.
15 июня.
поэзия. — Хотелось бы, чтобы когда ее читают, присутствовали только
три человека.
352 Альфред де Виньи
1. Чтец или поэт, если он еще не умер от огорчения.
2. Двое друзей или подруг.
Сойдись для такого чтения только двое, пришлось бы всерьез опасаться,
что книга скользнет на ковер и два друга поэзии смогут сказать: «Сегодня
мы не очень-то далеко продвинулись». Но если две женщины внимают
мужчине, или если чтец — женщина, которой внимают ее муж и ее любов-
ник, поэзия все подчиняет своей власти.
Иначе ей бы грозила великая опасность не быть владычицей.
представление. — Неуклонно развенчивать неверное представление,
будто бездельник с шестимиллионным доходом весьма полезен государству
одним тем, что растрачивает свои доходы на пустую роскошь.
КОМЕДИЯ: СЦЕНА. — Чем больше людей участвуют в разговоре, тем он
несовершенней. Оставшись вдвоем, они наконец по-настоящему беседуют.
Примем это определение Жане:5
XVII век верит.
XVIII век отрицает.
XIX век сомневается.
10 июля.
Животные.
Животные, которых мы презираем, своей мудростью превосходят чело-
века, своего вечного губителя. Исполненные серьезности и смирения, они
подчиняются закону своей плоти. Они не думают, они грезят и никогда не
плачут и не смеются.
Они следуют своему собственному, неизменному закону, и если губи-
тель не вздумает убить их ради забавы, они беззвучно ложатся, чтобы
умереть; чувствуя, что их роль окончена, они закрывают глаза.
14 августа.
БЛАГОЧЕСТИВЫЙ скептицизм. — Да, в глубинах души, склонной к раз-
мышлению, таится благочестивый скептицизм.
Проникнутая чувством уважения и боязливого восхищения перед творе-
нием, она должна рассматривать то, что ей приоткрывается в бесконечном,
как молчаливое и страшное доказательство мизерности творения и жалкого
невеэ/сества человека. Она вынуждена наконец признать, что ей не позволено
сохранять и тень надежды достичь ясного и достоверного взгляда па беско-
нечное в огромности светил или в малости существ, обитающих в пыльце на
крыльях бабочек.
Дневник Поэта 353
Ей приходится признать, что земные религии суть уголовные кодексы,
призванные проникнуть в тайный умысел, который законы не властны ни
постичь, ни предотвратить.
19 августа.
О скептицизме. —Скептик — такой же человек, как и все, стало быть, у
него нет ни малейшего понятия касательно причин жизни или Творения.
Разве что он превосходит других тем, что умеет признаться в своем
невежестве, смиренно его принять и пожалеть собратьев по несчастью.
Тщеславие — Страсть сухая.
Дом Чаттертона.6 — Дом на Вгооке 51гее1, в Лондоне, где умер Чаттер-
тон, это, по неопровержимым доказательствам, дом № 39, ныне занимае-
мый г-ном Джеффордом, плавильщиком. Поэт жил в его единственной ман-
сарде с видом на улицу. (Могшп§ Роз!.)
Ноябрь.
Критика — литературная Пустолайка.
Хорошо в ней то, что она хоть всех оповещает, и потребителей, и про-
мышленных воротил, что существует вещь прекрасная и нетленная, которая
зовется: литература.
Против книгопечатания и за людей (?).
Всемирная антология книг.
Низшее духовенство в 1857 году набрано кое-как, невежественно и гру-
бо.
литературные воспоминания альфреда де виньи. — Под таким за-
главием я поведу рассказ о моей жизни и моем учении.
Ученье ради Ученья, пленительная страсть всей моей жизни.
Изобразить общее движение литературы, до какой степени я был раз-
борчив и как ничто не могло угодить моему вкусу.
Второе воспитание, внутреннее, которым я занимался сам.
Аттицизм. — История классической литературы и литературы роман-
тизма. Литература, поэзия. В тени и как бы в антрактах — политические
события.
Поэзия. — Поэзия — чистейшее из искусств.
Обо мне: я не нелюдимый, как говорят, но я недоверчив.
12 Альфред де Виньи
354 Альфред де Виньи
11 декабря.
После «Чаттертопа».
«От вас никакого проку», — говорят поэтам. — Это правда. Какая
польза от «Илиады», на что годна «Одиссея»? «Божественная комедия»?
«Неистовый Роланд»? Какой прок от «Потерянного рая»? Или от музыки?
Зачем нужны «Дон Жуан» Моцарта, симфонии Бетховена? Что толку от
Рафаэля и Микеланджело? И для чего нам «Преображение» или «Снятие с
креста»? Оказывается:
Поэзия и искусства — услада. Услада души, священная услада, полезная
для чего-то очень важного.
Она помогает выносить жизнь.
Не будь ее, кто захотел бы жить?
Полезных машин достало бы для грубого животного существования кресть-
янина и рабочего, но не для жизни хорошо воспитанных мужчины и женщины.
15 декабря.
Возобновление «Чаттертона». Публика вела себя молчаливо, сдержан-
но; потом время от времени, по ходу «Чаттертона», пылкие и продол-
жительные взрывы одобрения.
Сонет г-на де Ратисбонна,7 16 декабря 1857 года. Чаттертон: твои беды
привлекли одну душу — так, по шотландским поверьям, соломинка притя-
гивает сверкающий бриллиант.
[Далее вписан сонет: «Минуло двадцать лет»].
14 декабря.
жюль лефевр. — О его смерти меня холодно уведомили печатные стро-
ки извещения. Он был моим товарищем по перу, я тоже отвечал ему искрен-
ней дружбой.
В его душе жили стремления и чаяния, превосходившие его силы.
В эпической поэме и в трагедии он потерпел неудачу. «Ореста» и «Гуате-
мосина», законченных в 1825 году, писать не стоило.
В каждом стихе высокопарный слог разбивается другими по тону сло-
вами.
Стилевая ткань, неровная и пресная, то и дело и без причины съезжала
вниз по шкале тонов и палитре красок. В «Гуатемосине» сюжет трагедии
разработан слабо, ему не хватает цельности, «Орест» — мозаика из Эсхила,
Софокла и Еврипида.
Наделенный терпением эрудита, Жюль Лефевр не обладал необходимой
памятью; он задумал стать поэтом, но не имел поэтического вдохновения.
Дневник Поэта 355
Он, точно в крепости, замыкается в замысле безбрежной поэзии Все-
ленной. Нечто вроде Космоса Гумбольдта,8 изложенного стихами. Он неус-
танно слагал эту поэму, но так и не сложил.
Из-за успеха и известности друзей он помрачнел и перестал с ними
видеться, опасаясь, как бы не пришлось их с чем-нибудь поздравлять.
Характер, скорее, несчастный, хмурый, а не грустный. Несбывшийся
талант, ум угрюмый и всем и вся недовольный.
О природе. — Шарль Бонне в «Палингенезе»,9 ч. XIII, гл. II, написал пу-
гающие слова: «Итак, Природа для нас, должно быть, всего лишь огромное
и великолепное зрелище видимостей».
«Стоики», историко-эпическая драма. Теперь, после «Чаттертона», не
возбраняется выводить на сцену абстрактную мысль.
27 декабря.
внутренняя работа. — Нынче ночью я задавался вопросом, отчего я
довожу до конца так мало сочинений. Все оттого, что я люблю браться толь-
ко за трудные задачи.
Мне по душе только непосильное. Я, скажем, сознавал, как непросто
будет воплотить на сцене, в «Чаттертоне», идею «Стелло». Заставить нацию
стенать над судьбами армии, этой обособленной расы, нации внутри нации.
Показать это переплетение неволи и величия.
В голове у меня теснятся тривиальные сюжеты, заурядные интриги, и я
их отталкиваю, отмахиваюсь от них, говоря себе — к чему!
Люблю битву идей. Я не выйду на ристалище, если там нет борьбы, и
борьбы не на жизнь, а на смерть.
Декабрь.
Бывают поэты вооруженные и безоружные, поэты со смертоносным
жалом и без него.
Я говорил и выступал от имени тех, что роэ/сдаются безоруэ/сньши.
Оружием Ювенала,10 Данте, Мильтона11 были импровизация и сатира. Они
умели атаковать и защищаться.
Мечтатель Лафонтен,12 не обладай он силой и присутствием духа, не был
бы достойным борцом. Он бы не выжил, не получи он при рождении состоя-
ния, которому позволял истекать, как источнику, избавленному от крана.
Для очерка о Поэзии Финляндии: замечание о скандинавских и руниче-
ских рифмах.
356 Альфред де Виньи
1858
ПОЭМА. — ЧЕРНЬ. — Чернь это не пахарь, согбенный над плугом, не ка-
менщик и не слесарь. Чернь — это невежественный большой свет, который
не помнит себя от чванства и презирает словесность.
Не хочу больше, чтобы меня величали «деятель пера», для моего уха это
звучит невыразительно и ново.
28 января.
отступничество. — Вильмен1 говорит мне, что Моле2 в его присутст-
вии обещал сделать купюры в своей ответной речи: «Я стоял рядом с ним, я
помню». Оный Вильмен, когда меня принимали в Академию, направил туда
три возмущенных письма, в которых уверял, что о моем требовании внести
исправления и кое-что изъять никто не припоминает.
ОБЩЕЕ МНЕНИЕ. — Оно не уживается с чистой мыслью. Чистая мысль не
должна о нем заботиться. Чистая мысль нам была дана не для всеобщего дос-
тояния. Она—для одиноких мечтателей и для узкого круга редкостных умов.
Я придерживался в отношении старшей ветви Бурбонов поведения женщи-
ны необыкновенной добродетели, верной своему мужу, но не любящей его.
20 февраля, в два
часа пополуночи.
О ЧИСТОЙ МЫСЛИ. — Мысль сама по себе, чистая Мысль, внутреннее
движение идей и их игра между собою — вот для меня истинное счастье.
В этот ночной час я примиряюсь с жизнью, которую проклинаю днем. В
какое смятение привели меня взрывы негодования! Какой ужас внушили
увиденные в чужих глазах недобрые чувства, заставив содрогнуться тайную
тайных души!
О размышленье, о раздумье и одиночество!
Омовение души, отдых и одновременно — работа: вслушиваюсь в гар-
моничную поступь идей, пронизывающих сферы всех миров, все созвездия
прошлого и звездные мечты грядущего.
Истинное раздумье, не выставляющее себя напоказ, как при беседе,
внутри себя берется за микроскоп и мигом укрупняет воспоминания, эти
картины мизерности творения, а иной раз схватит телескоп, позволяющий
рассмотреть ближе идеи, удаленные от пас временем и речевыми формами.
Дневник Поэта 357
Оно упивается контрастами и гармонией, которые беспрестанно откры-
вает в бездонных и беспредельных пространствах неизмеримой бесконеч-
ности.
На что мне бесполезная вещь, зовущаяся надеждой? Надежда на отзвук в
мире, который я презираю? Надежда на славу моего имени из пяти слогов?
Куда кануло имя того, кто изваял «Лаокоона»3 и семейство Ниобеи?4
Разве так важно, чтобы его поминали чаще остальных?
Важно только одно — упиваться всецелым обладанием мыслью и зри-
мым предвосхищением формы и безупречной красоты царственно прекрас-
ного произведения.
28 февраля.
наука ПОЭЗИИ. — Поэзия — наука. Французская нация не любит стихи,
потому что она не умеет их читать. Потребуется два века обучения, дабы
привить ей начатки чтения и хоть какой-то аттицизм.
А пока, для того чтобы быть ею понятым, я слагал для нее Поэзию в
прозе — как в «Чаттертоне» и в «Стелло». Но полноценна она только в
«Элоа», «Моисее» и т. д., и т. д.
наброски поэмы, мученики ада. — Среди индийских душителей есть
Полиевкты-убийцы,5 скажи кто-нибудь об их религии: «Бредни», они бы
могли возразить: «Небесные истины».
Таги, или душители, с детства предназначаются на роль убийц. Их вера
имеет своих апостолов, своих проповедников и своих мучеников.
Их божество — Боувани. Таги, или фанзигары, убивают ради убийства.
Это искусство для искусства. Боувани, божеству мрачному и угрюмому,
кровопролитие нравится, а род людской ему ненавистен.
«Идите и спасайте», — заповедал Христос. «Идите и истребляйте», —
заповедал своей пастве Боувани.
«Вам нас не истребить, — говорят таги, — нас вокруг все больше, мы
заполняем ваши деревни, селения, города, ваши армии, мечети, пагоды,
даже ваши суды, вам мы оставляем только ваши христианские церкви».
Христиане говорят римским селянам: «Мы возрождаемся из пепла, ныне мы
заполняем ваши деревни, города, ваши армии, вы встречаете нас на форуме,
на Капитолии; вам мы оставляем только ваши храмы».
15 марта.
С Наполеоном III, о безнравственности «Чаттертона».6 Китти Белл7 —
изрядная пуританка; она ни разу не перемолвилась с молодым человеком ни
словечком и заговаривает с ним, только когда он при смерти. А по поводу
358 Альфред де Виньи
того, будто мой «Чаттертон» склоняет молодежь к самоубийству, говорю,
что получил ворох писем, авторы которых благодарят меня за то, что я воз-
родил их к жизни, дав им лицезреть две тысячи человек, проливавших слезы
над их физическими и нравственными страданиями. Я заметил Императору,
что способом претворить в жизнь его пожелание может стать учреждение
экспертной комиссии.
«Но на это ушла бы уйма времени, — ответил он, — и им было бы труд-
но прийти к единому мнению». Впрочем, дело уже разрешилось, добавил я,
и упомянул о г-не Майе, основавшем премию, которую будет присуждать
Французская Академия. Прошу Императора увеличить эту сумму.
ХРИСТИАНСТВО. — Не покушайтесь на него, о философы! Стольким ду-
шам даровало оно утешение в жизни и в смерти.
А что предложили вы жалкому людскому муравейнику, что дало ему
хоть какое-то утешение и проблеск надежды?
Уничтожение в Пантеизме.
Нирвана Будды, без Божества.
Апрель.
прудон.8 — «О правосудии в революции и в церкви». Прокурор вменил
ему четыре правонарушения: 1) оскорбление религиозной и общественной
нравственности; 2) оправдание фактов, квалифицируемых как преступле-
ние или правонарушение; 3) посягательство на соблюдение законов и на
права семьи; 4) распространение недостоверных известий.
За неимением таланта литераторы коммунистического толка ищут че-
го-нибудь скандального. Оный Прудон неизменно пытался стяжать успех,
пустив в ход подновленные старые парадоксы атеизма и революций всех
времен, как-то: «Собственность есть кража», «Причина всех людских несча-
стий — сказки о всемогущем Боге-творце».
10 мая.
Глубокомысленным умам беседа необходима, ибо в том своеобразном
фейерверке, к которому она их вынуждает, они обретают отдохновение...
после самозабвенных штудий или глубокой печали.
(О гратри.9 «Познание Бога».)
Философскому жаргону был бы потребе}! словарь, как и санскриту, все
еще его дожидающемуся. Преподаватели философии и их ученики со време-
нем привыкают изъясняться между собой на этом наречии и в конце концов
начинают в общих чертах друг друга понимать. Они находят вполне естест-
венным спорить о трансцендентальной схеме, о концептах субстанции и за-
Дневник Поэта 359
конах каузальности. Цель этой книги — ниспровержение «Критики чистого
разума» Канта. Автор защищает от скептицизма не Католицизм и не Хри-
стианскую веру, а Разум, человеческий ум.
4 июня.
Мистицизм должен воплощаться в произведения искусства. Элоа, Ли-
лит.ю Греки правильно поступали, делая его предметом изображения, —
возьмем «Илиаду», «Одиссею», Гомера, Гесиода, Эсхила. Поэма: «Клёепз
огог».*
22 июля.
ПРИРОДА (Определение Бюффона11.)
«Природа — это система законов, установленных Творцом и опреде-
ляющих бытие вещей и непрерывной череды существ.
Природа — не вещь, ибо эта вещь была бы всем.
Природа — не существо, ибо это существо было бы Богом; но ее можно
рассматривать как безбрежную, живую, могучую силу, которая все объем-
лет и все одушевляет и, будучи подчинена мощи первого существа, начала
проявлять себя только при его участии и с его согласия».
Простое, выразительное, точное и превосходное определение единой це-
пи существ и Творения.
14 августа.
Долгое время я не понимал своей истинной сути. Я полагал, что, избрав
своим поприщем армию и с головой ринувшись в действие, я следую моей
природе и моему предназначению. Заблуждение, виной которому была ки-
пучая и неуемная натура подростка. Исследование — вот моя стезя.
Изучение всего: Творения, человеческой природы, прошлого, настоящего и
будущего. Изучение всего, что видит глаз, всего, что происходит, всего, что
слышит ухо.
Ничто во мне не прерывает, не останавливает, не нарушает необоримую
расположенность моего ума исследовать, вопрошать, анализировать, изу-
чать все, что делаю я или делают мне, все, что со мной случается, о чем со
мною беседуют.
Боль и болезнь никогда не мешали мне допытываться: Откуда эта боль?
Из чего она состоит? Любовь и наслаждение в порыве желания и упоения
Красотою, опьяненность обладанием и тысячи других услад не могли мне
* Смеясь, возношу молитву (лат.). — Примеч. перевод.
360 Альфред де Виньи
помешать изучать втайне природу получаемого мною счастья, но особен-
но — счастья, даруемого мной. От этого оно несказанно огромней и упои-
тельней, и та, что его получает... Но в глубине души, как навязчивая мечта,
неодолимая внутренняя тяга побуждает меня к неустанному изучению всего
вокруг.
13 августа.
Жаппа д 'Арк.
Любая книга, любое размышление о ней склоняют к мысли, что она бы-
ла народной Эгерией.12 Избранной на эту роль ловкими генералами Кар-
ла VII, Ксентрайем, Дюнуа, Ла Иром, сознававшими, что их чересчур мало-
численным войскам никогда не изгнать английскую армию, захватившую
все французские крепости, если не подогреть фанатизм простонародья ка-
ким-нибудь чудом, которое стало бы для него свидетельством божественно-
го вмешательства.
1859
8 января.
Обед у Императора Наполеона III, беседовал с ним о его сочинениях. —
Весьма серьезная историческая книга, которую Наполеон IV прочтет, я на-
деюсь, после моей смерти; книга, в которой я пытаюсь воссоздать историче-
скую реальность, дополняя ее воображением, вызывающим к жизни страсти
людей, былые времена. Мне долго придется изучать и всесторонне исследо-
вать идею, которую я положу в основу книги, вытравлять из нее и тень яда,
так чтобы она ни единым словом не могла послужить орудием против
вас. — Вы, Государь, весьма снисходительны к «Сен-Мару», сам я отношусь
к нему куда строже. Я не стал писать второй исторический роман, ибо счел,
что у этого жанра есть одно уязвимое место — истинная правдивость фак-
тов. Поэтому я написал две философские книги — «Стелло» и «Неволю и
величие солдата», философские романы. Там мысли было вольготнее и мень-
ше места для реального факта.
Произведение, подобное «Сен-Мару», всегда можно упрекнуть: та-
кие-то вымышленные персонажи — из области фантазии, они менее убеди-
тельны, чем история. А здесь я высек из бесформенной глыбы истории ста-
тую и реальную, и одушевленную. Я стараюсь вкладывать в уста великих
личностей, вызванных из могил, то, что они писали. Император: «Боже! ка-
кой это, должно быть, титанический труд!» — «Да, Государь, вы теперь са-
Дневник Поэта 361
ми можете судить об этом, и вам понятна причина моего молчания. Об од-
ном молю Господа: прожить довольно, чтобы завершить начатое и притом
не ослепнуть. Глаза мои изнурены работой по ночам, для меня привычной».
Императрица: «Каким будет заглавие вашего сочинения?» — «Оно еще не
выбрано из четырех, что я наметил, но я не могу познакомить вас с сюже-
том, ибо тогда не довел бы дело до конца. Часто бывало, что, когда я ко-
му-то рассказывал сюжет произведения, двоим или троим, его перехватыва-
ли у меня или портили, но из-за слухов я уже не мог им воспользоваться и
был вынужден отказываться от своего замысла, а наброски сжигать или
прятать в папки». — «Когда вы приступили к работе над ним?» — «После
Компьеня».1
19 января.
Для Фера.2
Неволя господ, величие рабов.
ЛИЛИТ.3 — Лилит — ангел с черными власами, посланный Богом в
спутницы одинокому Адаму. Элоа, ступив в ад, встречает женщину-херу-
вима: это Лилит. Лилит рассказывает о своей прежней жизни подле Люци-
фера.
И ангел средь светил скитался полупадший.
И ангел средь светил скитался полупадший. (Ее предназначение быть
рядом с Адамом. Тогда она познала высочайшую из отпущенных женщине
радостей — покорность; она была счастлива. Укорил он ее только однаж-
ды.) «Я на три дня улетала, но по ночам возвращалась — взглянуть, спит ли
он, и поцеловать его каштановые кудри».
молчание бога. — Храните, как Будда, молчание о том, кто не гово-
рит!
Только один Будда не обмолвился о небесных воздаяниях. Душа его ре-
лигии — милосердие, полнейшее самоотречение, он даже не произносит
имени Бога, неведомое нам. Востоку он несет утешение, опровергая мысль о
вечном метемпсихозе и последовательных воплощениях Брахмы. Он гово-
рит: «Будьте милосердны, отдайте все, и вы обретете наконец-то успокоение
в Нирване».
Это единение с Богом или небытие?
Март.
Вступающий и директор высказываются о Мюссе.4
362 Альфред де Виньи
15 апреля.
«Единственный наследник». — Если наследственные дела должны стать
Голгофой для всякого человека, убеленного сединами, упраздните собст-
венность, но не уничтожайте почтительного отношения к старости и стра-
данию. Ж.Ж. Руссо был еще излишне снисходителен к этой возмутительной
пьесе.
29 июня.
ПОБОЧНЫЕ ИСКУССТВА. — Так г-н Ипп. Бабу5 окрестил живопись, музы-
ку и скульптуру. «Литература, — сказал Наполеон, — это сам дух человече-
ский. Первое из искусств, обращенных не к чувствам, а напрямую к мысли,
заключено в книге».
Выражение «побочные искусства» неплохо было бы сохранить и рас-
пространять.
19 июня.
Для «Неволи и величия солдата». Осознанная самоотверженность. Им
по-прежнему свойственны порывистость и «французский пыл», но теперь
офицерам и солдатам французской армии известны значение и смысл само-
отверженных деяний. Абд-эль-Кадер6 неожиданно атакует гусарский эскад-
рон. Командир остается в арьергарде отступающего полка, прикрывая обоз
с ранеными. Оставив при себе только горниста, он наблюдает за передвиже-
ниями противника. Пулей сразило его коня. Горнист спешивается: «Сади-
тесь на моего коня, командир. Если снесут голову мне, одним рядовым бу-
дет меньше, а у вас в голове план операции и стратегические ходы».
Офицер отказывается, и, к счастью, прибытие нового эскадрона спасает
их всех от гибели. Звали горниста Эскофье. Вот что составляет силу фран-
цузской армии — развитый ум, смекалистость и здравомыслие французско-
го солдата. Он — гражданин и умеет мыслить широкими обобщениями. Ему
под силу понять, что он — только одна воинская единица, тогда как тайные
хитросплетения мысли командира объемлют тысячу двести или сто тысяч
человек.
БУДДА. — Религия Будды недостижимо чиста для всего человечества и
недостижимо идеалистична для неотесаной черни кельтских, саксонских
или романских народов и даже для потомков Иафета.
Семитская раса употребила ее на то, чтобы искоренить гнусную брахма-
нистскую идею метемпсихоза и каст, однако восточной черни непременно
потребны были суеверия и низменная обрядовость, и семиты обзавелись
идолами.
Дневник Поэта 363
Буддизм обернулся для них полнейшим бездействием, перед которым не
устояли индийские народы. Такой вере недостает доли эгоизма. Христиан-
ство взращивало его, укоренив в идее воскресения тел, — ведь люди так доро-
жат своей мерзкой ничтоэ/сной плотью.
За эту огрубленность Христианство и презирали мудрые платоники.
По той же причине афиняне, прислушивавшиеся к святому Павлу, поку-
да он им проповедовал о неведомом Боге, со смехом отвратились от него, ко-
гда он повел речь о Воскресении Мертвых.
Брахма жесток, ибо он обрекает человека на бесконечную смену Вопло-
щений. Будда недвижим и обращает живого человека в ничто, погружая его
в Нирвану; Иисус более приемлем именно для Запада, потому что человеком
он завладевает, играя на Эгоизме и Страхе.
«Ты дорожишь своим телом — оно возродится для вечной и лучшей жиз-
ни.
А если ты жил в грехе, оно будет вечно страдать и гореть в огне».
ИСТОРИЯ. — Я не улавливаю никакого великодушия в «Письме» Луи
Блана,7 не приемлющего амнистию Наполеона III.
29 августа.
Совершенство Будды прекраснее христианского совершенства, ибо оно
бескорыстнее. За шесть столетий до Иисуса Христа он проповедовал мило-
сердие, благочестивую монашескую жизнь, созерцание Отшельника, Ана-
хорета, Терапевта, Аскета и превыше всего ставил принесение себя в жертву
другим, не уповая ни на какое воздаяние в будущей жизни. Единственное, на
что он уповал, — через добродетель и знание достичь уничтожения, нирва-
ны, небытия.
БУДДА. — Все догматы буддизма сводятся к двум вещам: атеизму и не-
бытию. Религия отчаяния. Безутешное отчаяние, мрачное, исполненное го-
речи учение. Буддизм зародился за семь веков до христианства. Шакьямуни8
был автором книги «Сутр», предвестницы «Агамы».
[Следуют переписанные тексты].
Суть буддистского учения: жизнь —долгая череда горестей и лишений.
Спасение состоит в том, чтобы никогда больше в нее не возвращаться. До
своего нынешнего бытия каждое существо прожило неисчислимые жизни,
оно должно прилоэ/сить все силы и с помощью особой науки совершенство-
вать себя, чтобы заслужить небытие, нирвану (полное уничтожение). Четыре
ступени внутреннего созерцания — высшее блаженство. Христианское бла-
женство Жерсона,9 святой Терезы сродни экстазу Плотина, верившего в
слияние с Богом. В буддизме же никогда не было идеи Бога, во всем учении
Будды он ни разу не назван... Бога в буддизме нет. Треть всех людей — будди-
364 Альфред де Виньи
сты и, значит, поклоняются небытию, уповают только на него. Всякая дея-
тельность, чувство человеческого достоинства из буддизма полностью из-
гнаны. Это религия отчаяния.
...Он учит смирению; следование вере, искупление составляют для буд-
диста весь смысл существования. Будучи несчастен, он не ропщет — значит,
он совершил серьезный проступок в своей предшествующей жизни. Квие-
тизм Фенелона10 близок к душевному успокоению, из которого он вышел,
ибо в буддизме прямое самосозерцание ведет разум к покою, схожему с нирва-
ной. Нравственная мука человека, сожаления, угрызения совести буддизму
неведомы. Человек для Шакьямуни — несчастное страждущее существо, ко-
торому упования на небытие вполне довольно, ибо озабочен он единствен-
но избавлением от муки. Г-н Бартелеми-Сент-Илер11 положительно не прав,
утверждая, что учение о небытии, или нирване, заключает в себе атеизм.
Нельзя разве представить Бога, сотворившего созвездия и планеты при пол-
ном равнодушии к человеку, как равнодушен и сам человек к букашке или
скопищу муравьев?
Имя Бога — вот любопытнейший предмет для исследования. Г-н Абель
Ремюза12 обнаружил, что в языке китайцев, татар, монголов отсутствуют
слова, выражающие представление о Боге.
Вот как г-н Бартелеми определяет буддизм:
Духовность без души.
Добродетель без долга.
Мораль без свободы.
Милосердие без любви.
Мир без природы и без Бога.
Такое суждение есть, скорее, дань уважения христианству, а не крити-
ка. Сказать «без любви» несправедливо по отношению к доктрине, испове-
дующей жертвенность и сострадание; «без природы» — а ведь буддизм ис-
поведует фанатичное поклонение природе и уважение к жизни всякой тва-
ри.
Шакьямуни, за шесть столетий до Александра Великого.
Собрания... тысячеглавые гидры.
Октябрь.
[Целая страница]. Приблизительность — тайный порок всякого людско-
го поступка.
ЛЮБОВЬ. — Не путать любовь и союз двух любовников, живущих
по-супружески, который, как и брачные узы, лишен особого благородства
дружбы, уважения и обоюдного достоинства.
Дневник Поэта 365
Восхищение красотой прекрасного творения духа — это переживание,
которое (после переживания любовного) всего более похоже на счастье. Это
наивысшая способность редких избранных душ.
24 сентября.
Исследование о Бхагавате-Пуране.13 — Дивный источник поэзии и чув-
ства. Внезапный восторг охватил меня нынче ночью при чтении 36-й главы
о хождении отдельной души. Никогда еще любовь к абстрактному созерца-
нию не была выражена полнее, нежели в этой книге.
...Надежда
Из глаз исторгает моих слезы счастья.
5 октября.
В Мацелле Юлиан14 познакомится с индийским мудрецом, который ис-
толкует ему переселение душ и скажет, что получил от Высшего существа,
тождественного самому себе, способность запоминать свое последнее во-
площение.
Он описывает свои страдания в материнском лоне и безграничное от-
чаяние, охватывающее его при мысли, что он обречен рождаться без конца
и вечно помнить все девять месяцев своего внутриутробного роста о про-
шлых своих рождениях и смертях.
Но вот приходит освободитель — юный царевич Шакьямуни; это совер-
шеннейший Будда, который изгонит касты Брахмы.
— Он несет жертвенность и милосердие, надежду на небытие.
Сами боги или духи вынуждены проходить испытание, и Диона15 ведет в
Нирвану все сотворенные существа.
Неожиданный восторг охватил меня нынче ночью при чтении 36-й гла-
вы «Хождения отдельной души». В ней все учение Брахмы. Нетленная душа
поклоняется в себе чистому, неизменному и непреходяще мудрому сущест-
ву. Она размышляет о своей кончине и хочет быть неподвластной действию
зла или добра, чтобы, выполняя все заповеди неделания, достигнуть самосо-
зерцания, божественного сияния.
о воспитании и об образовании. — О различиях между ними вышла
бы целая книга.
Образование есть не что иное, как отложившееся в памяти краткое изло-
жение мизерной доли человеческих знаний. Сие извлечение, всегда непол-
ное, весьма дурно изложенное учителями, которое ученик разымает на ты-
сячу частей, сообразно усердию или нерадивости, свойственным его летам,
366 Альфред де Виньи
сообразно его влечениям, (позднее) его страстям, сие извлечение, неумело
составленное, а потом неумело разъятое, являет собою алфавитный указа-
тель, бездушный и бессистемный каталог. Туда вписана школьная про-
грамма, но человек, если способен, превосходит и дополняет ее — только
посредством этого второго образования он и формирует себя.
Воспитание — это выбор, но выбирать надобно не из книг, а среди идей
и среди того, что есть в жизни прекрасного; частые беседы с человеком неза-
урядным одни могут дать верное направление. Так Полибий16 воспитывал
Сципиона.17
Мистический аскетизм католицизма, выраженный словами «Блаженны
нищие духом» (Евангелие), переводится так: «Твердите ваши молитвы, ту-
пейте, терять вам все равно нечего».
12 октября.
«Выходит, — говорит он, — раз вы никого не убили, раз ходили за ва-
шею хворою матушкой, вы рассчитываете на чаевые в будущей жизни?».
Ноябрь.
Кости героев.
Промышленное
Варварство.
Три эти строчки, помещенные в конце книги о героях, прозвучали бы как
трагическое пророчество. Кости героев в Инкермане, принадлежащие пред-
ставителям трех наций, будут измельчены и пойдут на производство жже-
ной кости — из нее получается неплохая краска для домов и сапожная вакса.
Именно так употребила варварская промышленность кости с поля сраже-
ния под Йеной.
«О граде Литературы» — вот название для замечательной книги, в кото-
рую может войти написанное мною об аттицизме.
14 ноября.
Две звучные рифмы, ответ на одну просьбу. Монталамберу18 вечно все
не так (со времен, когда он почитал себя служителем культа...
...оккультно).
Для «Неволи и величия солдата». — О напрасности геройства. (Исто-
рии, слышанные мной в одном салоне во времена Империи; примеры герой-
ских поступков и воинского хладнокровия не вызвали отклика.) Подвожу
итог: «Мы не устали возносить хвалы истории римлян: тут я не знаю ничего
Дневник Поэта 367
более прекрасного. А пока мы мирно посиживаем в этом салоне, генералу
Ожерону, может статься, отсекают руку, кому-то другому — ногу, от чего
он умрет, потом наскоро погребают останки героев... Вокруг обсуждают
туалеты и предстоящий концерт».
15 декабря.
Выступил в Академии о недавних и невосполнимых утратах. Жерар де
Нерваль, Амеде Массой, Борда-Демулен, г-н д'Авриньи. В связи с предложе-
нием делить тысячефранковые премии 22-го замечаю, что при любом пра-
вительстве министр народного просвещения едва ли может располагать и
40 000 франков на литературу, что в распоряжении Французской Академии —
56 080 франков, а Институт выделяет на литературу в год 116 872 франка и
что Академия, следовательно, могла бы располагать суммами достаточными,
чтобы спасти от гибели одну семью. Излагаю историю, которую как-то вече-
ром рассказывал в моем присутствии г-н Лене. Вот крестьянская семья, вы им
даете 100 франков в один день, 200 франков — в другой, этого мало, дайте им
корову, и эта семья будет спасена. Так и поступили, и правильно.
500 франков, выделенных драматическому автору, едва хватит на пере-
езд и бегство из Парижа. Ежели г-н Борда-Дюмулен получает от министер-
ства 1200 франков в год, доказывает это только одно: что человек, пытаю-
щийся прожить в Париже на 1200 франков, умирает там с голоду. Я сделал
упор на поддержке Кузена, Вильмена19 и на сей раз был вынужден отступить
перед равнодушием одних и робостью других.
2-Я КОНСУЛЬТАЦИЯ. — «Воскресение тела будет вторым изданием чело-
века, дополненным, исправленным и, может быть, подновленным его авто-
ром», — говорит Черный Доктор.
1860
5 января.
Долгий, серьезный разговор с Лакордером,1 посетившим меня в связи с
избранием в Академию. В 1836 году Тьер,2 Гизо,3 Ремюза,4 Кузен, Вильмен5
и компания не пропустили бы его, Ламартин,6 Альфред де Виньи, Виктор
Гюго голосовали бы за, ныне же происходит обратное: экс-министры док-
тринеры и экс-пэры орлеанисты, с 1830 по 1848 год выступавшие против не-
го, теперь его поддерживают, тем самым бросая камень в имперское прави-
тельство. Помнится, году в 1836-м Моле7 говорил мне о Лакордере: «Ну-с,
романтическая школа должна быть довольна, один из ваших выучеников
368 Альфред де Виньи
копирует ваши нововведения в Нотр-Дам! И вдобавок, говорит Вильмен,
придерживается революционно-демократического направления».
[По поводу газетной вырезки, попавшей в эти записки и причисляющей
его к академикам вольтерьянского и бонапартистского толка: Низару, Пон-
жервилю, Ремюза, Скрибу, Ампи, Легуве, Сент-Бёву, Мериме, Ожье, Дюпе-
ну-старшему, Поссару, противникам Лакордера].
Разум и Справедливость всегда оказываются между двух огней. Для
Тартюфа я вольтерьянец, для атеистов — епископ.
Это напоминает мне дебаты в Академии, когда я поддержал два сочине-
ния аббата Гратри:8 сквозь общий гул я расслышал: «На этой католической
стезе я г-ну де Виньи не попутчик, я не богослов, как он, и не епископ».
10 января.
Католическая партия. Нравы. Засилье клерикалов. Г-да Фаллу9 и Мон-
таламбер10 в своих писаниях объявляют себя сторонниками католической
партии. Чем эта партия отличается от того, что г-н де Монлозье1 х называет в
1829 году Партией священников!
Тогда, между тем, далеко не все ратовали за отлучение Монлозье от
церкви. В наши дни эта лига открыто признает себя партией и именует свою
партию католической.
15 января.
Вильмен, «Франция, империя и папство». Этот переменчивый вития от-
стаивает незыблемость светской власти, каковую он тремя десятилетиями
ранее подвергал критике, пересказывая историю об отлучении от церкви од-
ного германского императора. Он полагает, что Романья должна и впредь
оставаться законным владением папского престола: у нее нет ни законов, ни
судей, ни правительства. Тот самый учитель либерализма, что в 1822 году,
поддерживаемый Кузеном, сеял среди студентов возмущение и призывал их
противостоять монархистско-религиозному духу, который недальновидно,
неумело и с трудом насаждала Реставрация, ставит ныне свою риторику на
службу ультрамонтанизму.12
Брошюра «Папа и Конгресс» спугнула и выгнала из кустов стаю мелких
памфлетов, писанных монсеньором Дюпанлу,13 Вильменом и прочими. Не-
нависть примиряет крайности: в своих нападках на брошюру, за которой
предположительно стоит Император, враждебные группировки объедини-
лись и действуют заодно.
Есть сила более могущественная, чем сила людей, — это ход и сцепление
меэ/с собою событий, происходящих в жизни. То, что мы с вами могли бы на-
Дневник Поэта 369
звать естественным вызреванием явлений и поступков, что древние называ-
ли Участью, Роком, Судьбой, а христианство — Провидением.
18 января.
С малолетства прислушиваюсь я к биениям моего сердца — оно все-
гда внушало мне чувство нежности и благоговения ко всякому существу, по-
раженному недугом. Нечто подобное могли испытывать древние к тем, кого
они нарекли полубогами. Некогда я горячо любил одну женщину, у ко-
торой находил единственный изъян: она никогда не хворала. Страдание,
на мой взгляд, делает женщин еще прелестней и придает им особое очарова-
ние.
22 января.
Во Франции при любом образе правления чиновники неизменно высту-
пали предателями. «Шпага — мое единственное достояние, — говорит не-
кий генерал, — и при всем сочувствии к рухнувшей династии я все же дол-
жен встать под знамена тех, кто пришел им на смену». Одной рукой все они
опираются на необходимость сохранять неизменными для себя и своей се-
мьи образ жизни и достаток, другой — на долг и Родину. Родина же для
них — это бюджет, именуемый ими: карьера.
18 февраля.
Великое зло нашей жизни — неискоренимое предательство людей по
отношению к другим людям и слабым женщинам. Из эгоистичных сооб-
ражений частного свойства люди предают доверенную им или невольно
им ставшую известной чужую тайну, предают дружбу, предают любовь,
готовы предать любое чувство или все чувства разом. Светским дамам
обман и измена, как выразился бы Монтень,14 весьма по сердцу, как быва-
ет приятна игра, им и в голову не приходит, что они совершают нечто не-
достойное. Если поочередно рассмотреть все следствия неверности, ока-
зывается, что обманутый человек, как некогда Агамемнон,15 опутан зло-
вещей сетью.
29 февраля.
О французской академии. — Теперешний ее состав таков, что литера-
тура там — дело десятое.
Ничего общего с понятиями Долги и Права.
29 февраля.
самоисследование. — Выступая перед Собранием, я чувствую, что во
мне сокрыт светский проповедник.
11 марта.
То, что мы может назвать вызреванием событий и поступков, мешает со-
браниям и людям вести себя своевольно: случайно упавшее семя растет и
вытесняет облагороженные растения, посаженные руками умелыми и при-
вычными к труду. В древнем мире это как раз и называлось Роком, Участью,
Судьбой. Христианство называет это Книгой Господа, Провидением, Боже-
ственной Благодатью, Предвидением предвечного существа.
история. — собрания. — Собрания поражены глубокими пороками,
обусловленными не подбором составляющих их людей, а самой природой
собраний. Там то и дело затеваются нескромные и пустые пересуды, невзи-
рая на ораторов, в свою очередь охотно вступающих в перепалку. Пять или
шесть участников собрания разом теряют голову и продолжают говорить,
несмотря на всеобщий шум, пытаясь его перекричать. У них нет ни мыслей,
ни таланта, и они вынуждены орать.
Когда книгу читают из любопытства, это создает ей успех. Когда ее пе-
речитывают, чтобы найти пищу для ума, она обретает славу.
В каждом лицее, каждом коллеже и каждой начальной и средней школе
следовало бы ввести уроки декламации и чтения. Раз в неделю кто-нибудь
из актеров первого или второго французского театра приходил бы послу-
шать лучших учеников в сцене из Корнеля, Расина, Мольера... Тогда посте-
пенно формировалась бы публика, чуткая к поэзии, способная читать, дек-
ламировать стихи и ими наслаждаться, достойная выносить о них суждение,
умеющая их донести до других людей.
РАВНОВЕСИЕ. — Обыденное течение государственных дел направляется
двумя пружинами — страхом и надеждой, которые следует внушать сопер-
ничающим нациям и людям, их представляющим. Есть, правда, и третья, но
ее пускают в ход редко и только имея дело с незаурядными, высочайшими
умами, — это использование разумных доводов, подкрепленных Красноречи-
ем. Только вот где этому найти применение? Может быть, в собраниях? Но
там никто никого не слушает, один перебивает другого и изощряются, кто
во что горазд.
весьма полезно знать,
Как речью бойкою разумность подавлять.
Дневник Поэта 371
О том, как я сочиняю. — Когда я проникаюсь каким-то замыслом, он
мною овладевает безраздельно, и я начинаю ему пылко поклоняться. В день
сотню раз мои мысли, ходящие по кругу, возвращают меня к нему. Я раду-
юсь ему и совершенствую его на каждом витке. Потом я постепенно придаю
ему форму, подыскиваю эпоху, которая будет ему домом, и народ, в чьи оде-
жды я его облеку. На этой стадии я произвожу раскопки, перебирая века и
обломки тех времен, что наилучшим образом подходят для его воплощения
в жизнь. Когда эти драгоценные останки собраны мною воедино, я ищу точ-
ку, в которой замысел, соединяясь с ними, превращается в правду искусства,
а реалистическое изображение нравов возвышается до идеального вопло-
щения родопачальной идеи. В этой точке намечается фабула. Ее надлежит
сделать настолько занимательной и так ею увлечь, чтобы она служила дока-
зательством исходной идеи и доказательством, по возможности, неоспори-
мым. Работа, если дело до нее доходит, невероятно трудная, но итогом ее
всегда бывают творения редкие. Причина моего молчания многим непонят-
на: растолкуй я, в чем дело, недалеким светским краснобаям, беспрестанно у
меня об этом допытывающимся, они бы ничего не уразумели. С их слабым
зрением им вряд ли под силу выдержать, не отводя глаз, ослепительное внут-
реннее сияние, очаг, озаряющий искусство, и философскую работу, которая
происходит в воображении.
«А. де Виньи, — пишет Ламартин в «Истории Реставрации», — вслуши-
вался в самого себя, когда задумывал эти самобытные, отрешенные произ-
ведения, которые нельзя отнести ни к какому жанру, ибо все их содержание
составляет душа, одинокая, как и его талант». Похвала с оттенком како-
го-то упрека и осуждением втайне моего не в меру строгого затворничества.
Ученье ради Ученья, а не Искусство ради Искусства — так следовало бы
сказать. Ученье ведет к совершенствованию себя и других. Искусство — к
суетной победе тщеславия.
СТЕЛЛО. — Вторая консультация. — «Со знанием дела зарезанный хи-
рург — лучший среди хирургов». (Испанская пословица.)
глубокомыслие. — Как только оказываешься один, спускайся в глуби-
ны своей души — внизу, на последней ступеньке, увидишь глубокомыслие,
оно сидит там и дожидается тебя. Глубины души, как и морская глубь, неза-
мутнены и объяты покоем.
Характер в недрах своих серьезен, спокоен и чист.
27 марта.
литературная стойкость. — Как знать, не является ли стойкость в
жизни литературы священнейшим долгом мыслящего таланта. Власть
тщится прельстить его, газеты — держать меж страхом перед их бранью и
372 Альфред де Виньи
надеждой на похвалу. Утонченная светская серость старается унизить его,
даже когда она его превозносит.
Май.
Первый критический разбор: Эмиль Сессе.16 «Опыт религиозной филосо-
фии». — Злейшая противница разума — это, по моему мнению, поспешность.
Погружаясь в высокие материи, надобно, не допуская торопливости, вчи-
таться, вдуматься и обсудить прочитанное. В собраниях же всегда царит спешка.
[После обильного цитирования]: эта книга — трактат по Деизму.
2 мая.
Когда генерал остается не у дел, он считает себя покойником. Ради вос-
крешения он готов примкнуть ко всем заговорам подряд. От Гарибальди17
он переметнулся бы к Ламорисьеру.18
5 июня.
Доброта — Страсть. Ежеминутно я чувствую ее в моем сердце, она бес-
престанно меня обуревает и наполняет нежностью.
Я вынужден быть с нею настороже, словно она мне враг. Она расставля-
ет мне настоящие ловушки, и нередко ей удается меня провести.
Нельзя и представить, насколько Доброта бывает нам полезной. Ей все
подвластно, и порою она заменяет собою счастье.
У нее есть одно неоценимое преимущество — она заставляет нас выйти
из нашей скорлупы.
(Слова английского офицера при осаде Севастополя): «Только одно
право было нам оставлено — право не повергать судьбы нации в зависи-
мость от покорной армии, которая по приказу командира дружно, единым
духом, приветствует противника. Наполеону в Гренобле и Бурбонам в Эс-
сонне19 салютовал один и тот же французский офицер, пленник своего жало-
ванья. Они скорее предпочтут потерять Индии, нежели подчиниться вашей
воинской повинности, которая сделала бы армию самодержавным власте-
лином над нами, как и тот, кто повелевает ею в предназначенный час».
Июль.
Вторая часть «Неволи и величия солдата»: «Совесть и рабство солдата
или повиновение и совесть солдата». (Несколькими месяцами спустя, в но-
ябре): «Закон и Совесть солдата».
Дневник Поэта 373
9 декабря.
Прочесть трактат маршала Саксонского20 «Мои мечтания». Он коман-
довал армиями как вольнонаемный художник ратного дела, служа то нем-
цам, то полякам, то французам.
Генерал, разыгрывающий из себя бывалого вояку, подражает Наполеону I:
закладывает руки за спину, сует всем свою табакерку. Он принимает необ-
думанные решения, рубит с плеча, совершает одну глупость за другой; без-
дарное удальство и нелепая самонадеянность. По дурости он кладет больше
солдат, чем великий полководец ради победы.
Показать весь ужас слепого повиновения, на которое обречены те, кто
служит под началом этого напыщенного болвана.
О ТРЕХГОДИЧНОЙ ПРЕМИИ. — Всякий раз, когда Идеалу выпадает состя-
заться с Пользой, ему суждено терпеть поражение. Ибо Польза, не успев
явиться на свет, становится Потребностью, а Идеал — это всегда Излишест-
во, пусть и великолепное, и допустим исключительно следом за Потребно-
стью. Посему создателя Компаса, или Печатной машины, или подводного
электрического Телеграфа, или Телескопа придется предпочесть создателю
«Гофолии» или «Полиевкта».21 Всезнающие мужи не могут этого отрицать.
Подробно остановившись на Боге Декарта,22 Лейбница23 и не найдя по
другую сторону ничего, кроме скептицизма Канта и пантеизма Гегеля, ав-
тор закрывает свою книгу и начинает размышлять. Он воображает, будто
отыскал личного Бога, которого и описал. Автору даже кажется, что у него
есть доказательства. Доказательства — чересчур смелое слово для вечного
слепца, каков человек.
Боль с точки зрения оптимиста — это просто предупреждение о неиз-
бежности конца, которое дается всякой твари. Но он забывает о существах,
чья долгая жизнь — одно долгое страдание без передышки и отдыха.
1861
Январь.
Логика — это самый надежный и самый чистый источник, из которого
может брызнуть и изливаться воображение. Она определяет поведение и
язык вымышленных героев и сообщает произведению основательность. Так
что мы беспрестанно ощущаем стоящую за всем этим мысль.
воображение. — Воображение, вызванное к жизни логикой Суждения,
рождает произведения, которым предстоит долгая жизнь.
374 Альфред де Виньи
Когда воображение берет свое начало в сокровенной лаборатории на
дне души, где вызревают, обретают четкие очертания, вынашиваются умо-
построения Разума, оно извлекает оттуда отборную пшеницу и оплодотво-
ряет ее.
Из этих зерен и вырастают бессмертные творения.
29 января.
академия. — Лакордер1 и Гизо.2 Г-н Гизо отстаивал пошатнувшиеся
устои католической церкви. Монах-доминиканец отец Лакордер отстаивал
чистоту американской протестантской морали в довольно неподходящий
момент, когда сторонники рабства, христиане весьма сомнительного толка,
развязывают в Соединенных Штатах гражданскую войну.
Не следовало допускать публику на эти никчемные, подобострастные
заседания.
тактичность. — Если и есть на свете что-либо, постигнутое еще в мень-
шей степени, чем тактичность ума, это тактичность сердца, проявляющая
себя в последовательности и сдержанности всех деяний жизни, желающей
снискать уважение.
18 февраля.
сотворение. — мастер. — (Неплохо бы развить и вложить в уста Чер-
ного Доктора; может быть, для 2-й Консультации.)
Мироздание, которым мы не перестаем восторгаться, как глупые идио-
ты, представляет собой уродливое и неудачное творение.
Прекрасным мы называем едва уловимое подобие гармонии между от-
дельным человеком и массами окружающих его предметов и одушевленных
существ.
Человек находит прекрасным то, что в других существах и вещах ему ка-
жется на него похожим, то, что поддерживает его, воодушевляет, согревает
и озаряет светом. Его маленький земной шар, точно растоптанный муравей-
ник, был искорежен пронесшейся мимо кометой. И он доискивается, раска-
пывает, анализирует силы природы, овладевает ими, с их помощью удваи-
вает скорость и мощность своих работ, пытается восстановить обломки
земли и залатать пробоины после катастрофы... Он полон восхищения пе-
ред своим телом — жалким и несуразным телом, которое, как он надеется,
воскреснет, — как будто оно заслуживает того, чтобы даровать ему бес-
смертие. Ему невдомек, что с этим телом едва можно примириться, да и то
разве что снаружи, ибо изнутри оно настолько отвратно, что вид его, и даже
одно только описание, не перенести ни глазу, ни нюху.
Дневник Поэта 375
Вскройте какую угодно статую, Аитииоя или Венеру Медицейскую, — вы
увидите, вы коснетесь прекрасного белоснежного мрамора в голубоватых
прожилках. Вскройте тело Геро или Леандра — глазам вашим предстанет
точное подобие кишок поросенка, освежеванного крестьянином, выстав-
ляющим его напоказ у дверей своей хибары.
Мастер. — Посредственные философы всех времен утверждали, что кра-
сота и гармония выдают руку мастера.
Это в корне неверно. — Я полагаю, что обыватель, склонный восхищать-
ся всем и вся, каких встречаешь повсюду, восклицает, что ребенок по имени
Астролябий, родившийся от Элоизы и Абеляра,3 чудо совершенства. Он во-
зопит: «Кто тот божественный художник, сумевший отлить дивные белоро-
зовые пальчики детских ножек, изящные трогательные ноготки, зубки, об-
рамленные, как жемчужины, бархатным бордюром, лепестками гвоздик;
какой мастер создал пару незамутненных синих глаз, поместил в них черный
зрачок и радужку, которая сияет и светится, увлажняясь слезами счастья
или умиления, и т. д., и т. д. Это, должно быть, гениальный рисовальщик,
химик, вычислитель, геометр и пророк, ибо он задумал, изобрел, создал,
взвесил, отмерил, предвидел и предсказал рост, нужды, соотношения, про-
тяженность, вес, пропорции, встречи, удары, желания, соразмерности, не-
схожести...».
Вовсе нет. Ничего подобного. Создатель — влюбленный юноша, ода-
ривший поцелуем Элоизу, которая приняла его и забылась сном. — Вот все
его труды.
Февраль.
БОЖЕСТВО. — Из Храма Божества перекочевывают в Музей. Юпитер,
Брахма и Осирис обращены в мумий и прижились там неплохо. Если бы не
страх перед Дьяволом, там бы уже была и вся христианская мифология. На-
чало тому положено Рафаэлем: Иегова, в белой мантии и синей тунике, изо-
браженный им эдаким лицедеем, жонглирующим Луной и Солнцем, словно
двумя мячами, весьма близок к переходу в разряд изображений языческих.
Род людской поохладел к сверхъестественному. Он наконец-то уразу-
мел, что созидатель)чицеы невидимых миров является его собственная мысль.
20 февраля.
соображения по поводу литераторов. — Адвокат и тем более воен-
ный ежегодно за выслугу лет получают очередное воздаяние. С продвиже-
нием по службе или в чинах их благосостояние возрастает, притом что ника-
кие новые труды не умножают их заслуг. Так обстоит дело при отправлении
любых государственных должностей.
376 Альфред де Виньи
Но литератора и человека искусства с каждым новым произведением
расценивают и почитают дебютантами. Будь вы самим Корнелем, ни «Цин-
на», ни «Полиевкт» вам не зачтутся, если перо ваше дрогнет или заторопит-
ся и из-под него выйдут «Агесилай» и «Аттила».4
Когда меняются мода, жанр, стиль и сам язык и рукописи почти разом
устаревают, как случилось с Ронсаром,5 обыкновенно говорят: «Он был
поэт и, расставшись с успехом, расстался и с Фортуной, да и годы дают себя
знать — силы уже не те, а что же государство? Гуманитарию, достигшему
высших степеней, оно неизменно жалует нищенское существование — кучер
из порядочного семейства на него бы не согласился».
Муки Ямы,6 уготованные тому, кто не чурается действия: действие есть
порок. В дело замешана Майя.7 Показать семью добродетельного человека,
которого ужасает это испытание Брахманизма. Отец оправдывается перед
Брахмами в том, что ради жизни и благополучия своей семьи он вынужден
не сидеть сложа руки. Брахмы неумолимы: он с ними расстается и принима-
ет христианство.
27 марта.
Серьезные разговоры — дело двоих, третий становится зрителем, крити-
ком и помехой и часто бывает несносен, когда видит, что его исключили из
диалога.
14 апреля.
Юлиан Благочестивый.8 Благочестивый Юлиан. Мученику Юлиану
Мартин, Христов служитель.
15 апреля.
Возвращаясь к всегдашней моей защите литератора и того, что неспра-
ведливо именуют литературной карьерой, — ибо это, скорее, участь старею-
щего гладиатора. Чиновник, при незыблемости его малопонятных обязан-
ностей, добивается за свою службу надбавки за выслугу лет и получает ее.
На литератора смотрят как на своего рода шарманщика. Едва он перестает
крутить ручку, его спрашивают, каким будет следующий мотив. Первые
песни забыты, публика в другом месте слушает скрипку, а если он заговари-
вает о себе, допытываются, как его имя и чего он хочет.
«Двенадцать тысяч франков и Похоронные дроги», — говаривал Ми-
шо,9 ведя речь об Академии. Ничто не сможет увеличить эту сумму, труды
писателя тут бессильны.
Дневник Поэта 377
Это же касается ученого и служителя муз.
Школа Давида10 и школа Рафаэля дали миру мастера рисунка наших
дней. Явился Энгр,11 им восхищаются. Но скоро его потеснят колористы,
пренебрегающие рисунком, они его затмевают, и он отходит в тень. Улету-
чиваются и государственные дотации. Он продолжает жить упорно трудясь,
даже в бедности. Так проходит двадцать лет. Господу угодно, чтобы он не
умер, колесо вкуса делает оборот и снова возносит его на высшую ступень
преклонения, какое только можно снискать в глазах публики. Но где же
признание заслуг и рост достатка и обеспеченности?
Вопиющая несправедливость мироустройства, кто мог бы стать его ре-
форматором?
В наше время высокой критике следовало бы заняться написанием од-
ной-единственной книги. «О Бездарности Публики».
18 июля.
План «Дафны». «Город Богов». Гл. 1: Пустыня. Мартин. Его жена-хри-
стианка и его сын. Покой, разлитый в пустыне, райское блаженство, покло-
нение, молитвенный экстаз.
Индианка и Будда. Шакьямуни.12 Гл. 2: Читатель и Библия. Любопыт-
ные (С11ПО81).
Гл. 3: Пустыня. Мартина навещает там его друг. Скудное угощение, бе-
седа об истинном благочестии — исступленном спиритуализме: совместная
молитва.
19 ноября.
Глава Крепость. Юлиан: «Крепость Империи, как видишь, в плачевном
состоянии. Такой мне ее завещали, я тут бессилен. Бастионы Запада пока
еще тверды. Я возвел вокруг них укрепления по берегам Рейна. Но Европу
уже начали расчленять, даже на дальних рубежах. Север и Центр под вла-
стью варваров, захвачено сердце. Дабы остановить поток варварства, сле-
дует восходить к истоку. Исток лежит на Востоке. Татары Чингисхана, пер-
сы Шапура,13 которого романские народы с их безумной привязанностью к
благозвучию, латинизировали, превратив в Сапора. Я отправлюсь туда и
иссушу этот исток, вот все, что надобно сделать, но от этого захватчиков в
крепости не становится меньше, а чтобы изгнать колесницы варваров, за-
полнившие просторы Европы, после того как они спалили крупные города,
к какой силе прибегнуть, если не к гоплитам? Меж тем назареяне отвраща-
ют воинов от битв, и ты сам, Мартин, разве не являешь тому неопровержи-
мейший пример? Ты был солдатом и воителем, и ты больше не желаешь сра-
жаться, из страха пролить человеческую кровь».
378 Альфред де Виньи
23 ноября.
«Дафна». Анахорет. Поведение анахорета в общих чертах. В Малой
Азии Юлиан сталкивается с Варварством, принесенным с границ Китая гун-
нами, которых изгнали татарские завоеватели. Пример того, что есть ог-
ромные, шумные толпы диких кочующих племен. Напрасны его надежды,
что они получат отпор. Он видит слабость аскетов и боится распростране-
ния аскетизма. Святой Мартин, воитель, становится излишне благочести-
вым, чтобы убивать. Упреки, которыми его осыпает Юлиан. Он возлагает
надежды на римлян, но тщетно. Он узнает, что они наносят себе увечья,
лишь бы не воевать, отрезают себе пальцы. Галлы еще достойны быть ле-
гионерами: он окружает себя ими.
Анахорет, идти вспять, отступать: ауахсорёсо, отступать, 'ауахсорт]тг|^,
отшельник. Анахорет отступает. Юлиан три года вынуждал мир к отступле-
нию, чтобы сохранить великую Римскую империю: анахоретский дух не ос-
тавил его на мировом престоле.
28 ноября.
Снова о кажущейся рассеянности, заставляющей меня не прерывать
внутренней работы и изучения, когда со мною беседуют.
9 декабря.
визит лам артин А.14 поэт. — Ламартин уверяет меня, что я, безусловно,
прав, когда говорю в «Стелло», что система правления, и самая распрекрас-
нейшая на свете, не сравнится с великим творением воображения, и добав-
ляет: «Поэма, сочинение — это я сам. Отправление власти — это все, масса.
Я не возлагаю особых надежд на парламентаризм».
10 декабря.
О ТЕАТРЕ. — Для нас, поэтов, театр — коварное оружие, взрывающееся в
руке. С прискорбием, но я подавил в себе желание вынести на его подмостки
мои идеи. Кажется, будто театру не терпится сыграть пьесу. Он приглашает,
зовет автора, берет драму и в коридоре хватает его за горло, душит, бросает к
ногам какого-нибудь безвестного творения, поставить которое ему выгодно.
15 декабря.
Равенство душ. (2-я Консультация.) Оно может быть доказано на приме-
ре Гретри,15 до трепанации не блиставшего умом, а после падения и вскры-
Дневник Поэта 379
тия черепа обретшего высшую гениальность. Или Бетховена, страдавшего
глухотой! Обездоленность души, узницы пораженных органов:
Изъяны в органах уму идут на пользу,
и т. д., и т. д.
Поискать третье доказательство. Присовокупить к нему увлекатель-
ность драмы. Сосредоточить внимание на муках искалеченного тела. Душа,
силящаяся расправить крылья. Освобождение ее есть святое равенство душ
в ином мире.
Мы можем иметь и выразить однократно только одну идею: смиритесь,
горделивейшие умы.
СЛЕПОЕ ПОВИНОВЕНИЕ. — Этот вопрос поднимался в Национальном
собрании генералом Ле Фло, Тьером,16 генералом Сен-Арно. Еще раз озна-
комиться с их доводами в «Мопкеиг»17 от 17 ноября 1851 года.
1862
11 января.
ОБ учении. — Ученье мне всегда казалось, с самого детства, чем-то вро-
де совершенного человека, с которым уединяешься, чтобы на свободе пре-
даться размышлениям; это своего рода бескорыстная Эгерия, не я, не ты, не
вы — наихудшее из трех.
Вы — это толпа, масса, ненавистная, завистливая, подобострастная и
свирепая разом.
Ты — это человек, с которым живешь, которого любишь, от которого
сносишь муки, которого тормошишь, увлекаешь и с которым принужден
будешь расстаться, разлученный велением жизни либо наперекор ей, смер-
тью.
Я — это взвешивание осаждающих нас выгод, обязанностей, низменных
потребностей, врожденных тщеславных помыслов и эгоистичных страстей.
Тогда как Ученье — это созерцание, дружественное нам, оно отгоражи-
вается от всего под одним с нами пологом, наблюдает, как мы погружаемся
в раздумье, склоняет свое чело чуть ниже моего и, прильнув к моему плечу,
читает.
12 февраля.
два слова о прочитанном. Сальвадор.1 — «История установлений
Моисеевых»: автор — ярый противник чудесного и сверхъестественного, да
380 Альфред де Виньи
еще и враг вольтерьянства из-за узколобого презрения ко всему, чему по-
клоняются народы.
ПУСТЫНЯ
Первый месяц.
Когда путники пересекают на верблюде ливийские пески, они видят
сверху безбрежные просторы, лежащее у горизонта озеро, до которого ни
дойти, ни доехать: это мираж. Кажется, что в нем отражаются жилые дома,
так и видишь большие города, но это смерть.
Путник между тем устремляется вперед, его мучит жажда, он не теряет
надежды. Ветер пустыни налетает свирепыми порывами; он вынужден оста-
новиться и закрыть глаза — раскаленная пыль слепит его.
Когда он размыкает опаленные веки, иссушенные немилосердным солн-
цем до последней слезинки, он в изумлении останавливается, он не узнает
больше дорогу. Впереди, там, где пролегала долина, он видит невысокую
песчаную гору. К востоку тянулся длинный холм с пологими склонами —
там видит он желтую равнину, уходящую в бескрайнюю даль. Пески погло-
тили дорогу, размеченную скелетами брошенных верблюдов, ничто больше
не нарушает ровной глади, кроме песчаных смерчей — они вздымаются в
небеса на высоту пирамид, потом еще выше, еще три шага к небу — и рассы-
паются пылью.
Увы! демократия, поборница равенства, это ты — пустыня, ты все по-
глотила и обесцветила краски под грудами своих крохотных песчинок.
Твоя однообразная гладь все поглотила и все стерла с лица земли.
Первыми пали сеньории, затем — высокородные бароны, рыцари в же-
лезных доспехах, стоящие на земле, подобно дозорным башням, вздымав-
шим навстречу солнцу знамена Франции. Вдали кое-где дорога еще была
размечена брошенными скелетами сокрушенных династий, но не знающие
покоя зыбучие пески накрыли их саваном из невесомого пепла. Вечно доли-
на и холм движутся по пустыне, но нет-нет и появится какой-нибудь храб-
рец. Смерчем вздымается он и десять шагов делает навстречу солнцу, потом
рассыпается прахом, и больше вдали не видно ничего, кроме зловещей пес-
чаной глади.
1 февраля.
РЕЛИГИЯ. — Все без исключения религии совершали одну и ту же ошиб-
ку — они черпали из одного источника, я имею в виду ребяческую идею о ка-
рах и воздаяниях, пригодную в лучшем случае для коллежа, где кнутом и
пряником в учениках воспитывают дух соперничества.
Надобно сообщить основополагающей идее такую возвышенность, что-
бы покой и душевная удовлетворенность незамутненной совести были дос-
таточной наградой, чтобы она выступала духом утешения, а не опасной ло-
Дневник Поэта 381
вушкои, сопровождающей каждого человека, диктуя ему и предопределяя
его слова и его поступки.
Один Будда ни разу не обмолвился о небесном воздаянии. Душа его ре-
лигии — милосердие, полнейшее самоотречение, даже неведомого имени
Бога он не произносит. Он несет утешение Востоку, отринув идею вечного
метемпсихоза, череду перевоплощений Брахмы и говоря: «Возлюбите
ближнего, отдайте все, и вы обретете наконец отдохновение в нирване».
Есть ли это единение с Богом или Небытие1. Все дело в этом.
ЖИЗНЬ. — Неукротимая страсть живет в каждом человеке — любовь к
жизни, к себе, к бесконечности своего существования и к своему бессмер-
тию.
Устав от христианства, мы обращаемся к метемпсихозу, предпочитая из
века в век перекладывать старый клинок во все новые ножны, лишь бы не
видеть его расколотым.
Посмотреть «Священную теорию» Бернета2 и «О возвращении домой»
Рутилия,3 который в V веке оплакивал закат Язычества и наступление Рели-
гии, пришедшей из Иудеи и повсюду насаждающей монастыри.
26 февраля.
(Отмена лекций Ренана4.) — Ренан, бывший семинарист-расстрига, был
приглашен Императором на кафедру иврита, и я это приветствую. Воспроти-
вившийся этому министр народного просвещения принял представителей
высшего духовенства и показал Императору нападки в книгах Ренана на хри-
стианство. Его вызывают, он обещает ограничиться вопросами филологии и
восточных языков. Слова он не держит, пытается стяжать популярность, от-
рицая божественную природу Иисуса Христа, что приводит к прекращению
его лекций. Он наказан, а его курс прерван за посягательство на свободу со-
вести. Он позабыл истину, которую остроумно и кратко выразил Беранже:5
«Свобода хочет непременно, чтоб к мессе мы ходить могли». Министр тут
прав — Ренан ведь пообещал ограничиться древнееврейским языком.
Министром руководил некто, стоящий выше Императора, который, го-
ворят, хотел, чтобы эти чтения состоялись. Письмо Ренана в «СопзМи-
ПоппеЬ>6 от 28 февраля 1862 года — лицемерная уловка. («Наши мнения сов-
падают», подчеркнуто.)
«Не люблю идеологов». Этот казарменный афоризм приписывают На-
полеону I. Его солдафонство. «Так вас, значит, волнует исключительно
сводка размещения полков». Вы идеалист.
Вы справедливо упрекаете Гегеля в абсурдности его заявления о тожде-
ственности Бытия и не бытия. Но что бы вы ответили, скажи он вам: «Вы не-
умеренно персонифицируете Бесконечное. Все личностное конечно, оно име-
382 Альфред де Виньи
ет свои границы и формы. А каковы они у Бесконечности? Желая опре-
делить и рассчитать с геометрической точностью то, что неуловимо, вы
приближаетесь к безумию».
11 марта.
Анахорет, или Божья любовь в пустыне.
Занимаясь серьезным обучением по выходе из детского возраста, в буду-
щем было бы хорошо сосредоточиться в Евангелиях на понятиях христиан-
ской морали, изъяв простонародные байки об исцелениях и чудесах.
27 марта.
Созерцательная, мистическая, абстрактная, восточная и отрешенная
Печаль Христианства, должно быть, повергала Юлиана Отступника в него-
дование и претила ему. Он верно уловил, что эти мечты о грядущей жизни,
эти Фигурки святых, почти как у индейцев, делают мир римлян беззащит-
ным и что он выдохнется и канет в небытие вместе со всем своим гуманитар-
ным знанием, если не возродить к жизни легионы, их орлов и Победу, истин-
ную богиню Рима. Его душе беспечность аскета была противна.
Медлительность и неподвижность Природы, этот не поддающийся ус-
корению круговорот плодоношений, коробит меня и внушает мне тайное
негодование, которое бы обратилось в мятущееся бунтарство, хулу, дет-
скую и смешную, будь оно выражено не совершенным языком Поэзии, а
как-то иначе.
27 апреля.
Логика богословов. Изучить основательнее. Ламенне.7 «Эскиз филосо-
фии». Он отходит от христианства, заявляет, что разуверился в передавае-
мом первородном грехе, называет искупление бесполезным и надуманным.
Однако он по-прежнему впадает в легковерие. «Благодать ведет к Иисусу
Христу, грех ведет к Сатане», и т. д.
(По поводу Доклада министра народного просвещения от 14 мая 1862 го-
да о реальных и ремесленных училищах.) Для словесности, поэзии, филосо-
фии период упадка неизбежно перейдет в небытие.
21 мая.
«Велизарий» Мармонтеля8 — исторический роман.
Вместо выбора, как было у древних, печатный станок.
Дневник Поэта 383
21 мая.
для «неволи и величия солдата», размышление: Самоотвержен-
ность — это добродетель. Является ли она долгом? Это — долг человека, но-
сящего военный мундир. Основа воинской добродетели в любом ее прояв-
лении. Жертвы, приносимые на бранном поле, таковы, что совершающий
акт самоотверженности во имя Отечества, во-первых, должен считать его
несостоятельным плательщиком, ибо то, что ради него ставится па карту,
не имеет цены. Неплохо даже, чтобы вдобавок к тому (?) он бы считал оте-
чество еще и неблагодарным, ибо, если жертва, которую он беспрестанно ему
приносит, совершалась бы не из чистого благородства, она стала бы бес-
смысленной.
Бескорыстная любовь к славе, рвение, присущее воинской добродете-
ли, одни лишь достойны воодушевлять полководца воистину великого.
Его жертва прекрасна тем, что вознаграждение за нее не зависит от при-
хоти министра или благоволения монарха, диктатора либо суверенного
собрания. Ни одно из сокровищ нации не имеет достойной ее цены. Кто
может воздать человеку свободному, принадлежащему по рождению к
сословиям, обласканным судьбой, чье воспитание зиждилось на свобод-
ном и полном изъявлении его воли, за тяготы и лишения, которые дисцип-
лина и ужас слепого повиновения вынуждают его претерпевать в навязан-
ной ему жизни, требующей действия и подчиняющей регламенту каждый
шаг и каждую минуту? Удел его сравним с участью лошади, годной для
выездки, военных смотров и участия в сражениях. Почести, титулы и зва-
ния, доверие и благорасположение государей — все это лишь разные фор-
мы жалованья. Человек, жаждущий этих даяний и получающий их, нани-
мается за плату. Середины тут быть не может. Будучи служивым, отправ-
ляя службу — слово, заключающее в себе одновременно и гордость, и
смирение, — приходится себя либо отдавать, либо продавать. Отдавать
себя — это меж тем деяние благородное и свободное. Продавать себя —
значит идти в неволю. Посему человек, рассчитывающий на вознагражде-
ние за свой труд, — невольник.
Стелло говорит: «Разве нельзя было бы привить Поэзию на француз-
ской почве? Литературный питомник».
1 июня.
О ПИШУЩЕЙ БРАТИИ. — Объедини они свои усилия, они были бы влады-
ками мира и духовными наставниками эпохи. Их же скрепляют с властью
неразрывными узами, их совращают, покупают, их перепродают. Одну по-
ловину своры натравливают на другую. Разделяют и отдают распоряже-
ния.
384 Альфред де Виньи
2 июня.
Поразмыслить в этой связи над энциклопедистами.
Июнь.
ПРОЧИТАННОЕ: Жозеф Сальвадор. «Установления Моисеевы». Проти-
вопоставить Сальвадора и Франка9 в следующем: Бог его народа, о котором
проповедовал Моисей, это, безусловно, Бог личностный, рассматриваемый
вне связи с Творением. Таким образом, два высокоученых израильтянина
дают совершенно разные толкования еврейскому вероучению или мозаике
монотеизма... Сальвадору хочется верить самому и, если удастся, заставить
уверовать других в Ипфипитеизм. Это вера в бесконечного Бога, одновре-
менно деятельного и бездействующего, ни из чего не созданного и обладающе-
го материальностью, единую и невидимую суть всех Существ или, скорее,
единственное существо, достойное этого наименования... Бог как чисто Ду-
ховное начало, разъятое с сущим, для Жозефа Сальвадора чистейшей воды
абстракция, дробление бесконечного Единства. Г-н Франк утверждает, что
такой Ипфипитеизм есть не что иное, как Пантеизм. В промежутке между
двумя этими учениями остается разве что сомнение, внушающее неподдель-
ный ужас тем, кого Августин10 называет допытывающимися о высоком. «Что
делал Бог до сотворения неба и земли?» — спрашивает его некий ученый
муж. «Приготовлял преисподнюю для тех, кто допытывается о высоком», —
отвечает он.11
Мудрецов, все и вся подвергающих сомнению, называют скептиками,
дабы устрашить их, не определяя при этом ни само слово, ни идею, которая
в нем воплощена. Это слово заключает в себе прежде всего сомнение во вла-
сти природы над нами, ибо она изо дня в день убеждает нас в нашей неспо-
собности постигнуть творение. Бесконечно великое и бесконечно малое, нача-
ло начал и конечная цель творения для нас равно непостижимы. Нам не-
ведомо, что есть испытание, вина, искупление, умилостивление богов у
древних, бездействие Боэюества и его молчание, которое обездоленная, по-
кинутая Господня тварь толкует всегда по-разному.
(После критического разбора книги Сальвадора, сделанного 6 июня
Ад. Франком.)
Все вероучения истощены, а нетерпимость их поубавилась. Философия
и милосердие сближают их, единая человеколюбивая мораль их объединяет.
Религии начинают общаться между собою как родные сестры.
РЕЛИГИИ. ИСТОРИЯ. — Всякая религия растит у себя в изножье мифоло-
гию; всякая история возводит у своего корня легенду.
Портрет А. де Виньи в детстве. Миниатюра, выполненная матерью поэта
Портрет А. де Виньи в военном мундире. Автор неизвестен.
Мадам де Виньи, жена поэта.
Дельфина Гэ.
Мадам Анело.
Актриса Мари Дорваль.
Литография Пьера Виньрона.
Мари Дорваль в роли Китти Белл (драма А. де Виньи «Чаттертон»).
Мари Дорваль в роли Марион Делорм
(драма В. Гюго «Марион Делорм»).
А. де Виньи. Медальон Д. д'Анже
В. Гюго.
Портрет работы художника Л. Девериа.
А. де Виньи, 1832 г.
Портрет работы художника Л. Морена.
А. де Виньи. Карикатура Лоренца.
Бюст А. де Виньи в «Комеди Франсэз».
А. де Виньи за рабочим столом. Рисунок А. де Виньи.
А. де Виньи. Миниатюра Добиньи.
А. де Виньи. 1843 г. Рисунок А. Лемана.
А. де Виньи в костюме академика.
Рисунок Ф. Хейма.
Статуя А. де Виньи на родине поэта.
Скульптор Сикар.
Августа Бувар. Фотография 1850-х гг.
Луи Ратисбонн,
душеприказчик А. де Виньи.
А. де Виньи в последние годы
жизни.
Портрет работы
художника Лафоса.
Мен-Жиро, фамильный замок А. де Виньи.
Дневник Поэта 385
7 июня.
Прочел «Философию» Бенара...12 В некоторых главах этой книги поэзия
справедливо сближается с философией. Автор прав, видя единственную
цель Поэзии в Прекрасном, а философии — в Истине. Но ему бы следовало
добавить, что Поэзия, едва успев родиться, достигла своей цели стараниями
Гомера, Эсхила и Софокла и что с течением веков у каждого народа она до-
стигала этой цели, тогда как философия до сего дня, идя от (лрзб) к теореме
и от софизма к парадоксу, так и не нашла Истину и будет искать ее вечно,
внося путаницу в вопросы религии и морали и невнятицу в стиль и языки,
которые она портит.
Запись от 7 июня.
Для Луи Ратисбонна.13 — Люди пишущие, по словам одного из правите-
лей, притязают на то, чтобы вновь стать властителями дум. А «Чаттертон»
возносит их на пьедестал и выступает против эгоизма — меркантильного и
буржуазного, деляческого и расчетливого, хищнического и скаредного.
Значит, надобно подвергнуть «Чаттертона» нападкам и умалить его
достоинства, поставить его автору ловушку. Возобновить постановку Дра-
мы мысли. И там, у позорного столба, обрушиться на нее, сделать мишенью
правительственной печати, подготовить холодный прием пьесы Двором
ге§15 ас1 ехетр1а,* вынудить актеров отказаться от участия в ней. Так вот и
случилось, что «1оигпа1 йез ОёЬа15»,14 которая кичится своей непримиримо-
стью в отношении Империи, своими выпадами ей льстит и играет на руку.
Подогреваемая ложным тезисом, будто я хотел заклеймить Буржуазию. Я
говорю, что колебался между Камоэнсом и каким-нибудь вымышленным
именем, времен Людовика XIV или в Америке.
...Именем воображаемым, как у Стелло, живущего и умирающего в Аме-
рике, в Соединенных Штатах. Но реальность имени подкрепляет иллюзию
реальности. О буржуазном сословии я и не помышлял, Бертена из «ОёЬа15»
навели на эту мысль, чтобы натравить на меня. Ему вторит Жюль Жанен.15
Подвигнул же их на это Виктор Гюго.
Июль.
женитьба священника, получено разрешение. Постановлением граж-
данского суда этот брак дозволяется. Посмотрим, найдется ли священник,
чтобы совершить брачную церемонию. Как лицо гражданское, г-н Бру
Лорьер вправе этого требовать. М-ль де Фонтанж имеет на это право вдвой-
не, как христианка и как француженка.
* дабы заручиться монаршим примером {.тт.). — Примеч. перевод.
13 Альфред де Виньи
386 Альфред де Виньи
Сальвадор. «Установления Моисея» и «Париж, Рим, Иерусалим». Ана-
лиз его книг г-ном Франком, датированный 6 июня. Инфинитеизм и Панте-
изм почти во всем идентичны. Ни одна религия не обходится без веры во
вмешательство свыше, превосходящее человеческое разумение.
2 августа.
Когда человек перестанет любить свое обезьянье тело (в первом из свя-
тых даров) и уповать на нетленность жалкой своей особы, он освободится от
веры в райские кущи и страха перед преисподней.
Надобно искоренить любовь к самому себе, к своей личности, к своей
дорогой индивидуальности.
3 августа.
теологическая философия. — Она, на мой взгляд, утилитарна, ибо
удостаивает вниманием только то, что приложимо к просвещенной жизни
наций. До Истины, объясняющей Творение и Природу, она не доискивает-
ся. Напротив — она, похоже, всеми силами ее избегает, она пытается вы-
строить 1) сперва свою собственную мифологию, потом 2) катехизис,
3) свод законов, опирающихся на этот катехизис. Законы она, как правило,
заимствует у благой и полезной полиции, сообразуясь с ее традицией, но
фундамент здания покоится на песке либо на прибрежном иле, столь зыб-
ком, столь густо усеянном бездонными провалами, пустотами, с клубящей-
ся мутью, что Разуму там опереться не на что.
7 августа.
Одно из орудий злопыхательства и презрения — вот что такое Жалость.
«Разве вы не вольны бежать от него и его несчастья? Если опрокидывается
экипаж, посторонитесь, и вас даже не обдаст грязью».
12 августа.
эгоизм и религия. — Религия из всех самая полезная (или, если угодно,
утилитарная) — это католическая религия. Только из ее лона вышли сестра
милосердия и миссионер, воплощение земных чудес. Но движимы они упова-
нием на рай и надеждой на небесное воздаяние или награду. Эгоизм. Шакья-
муни упования чужды, Бог для него остается непознанным. Он — Будда. Он
оставляет трон и приносит себя в жертву; до двадцати лет он бедствует и ни-
щенствует, чтобы утешать собратьев своих, людей. Он, правда, не в меру не-
Дневник Поэта 387
движим, народ, созданный им, слагают люди бездеятельные и в силу бездей-
ствия праведные, но из-за присущих его доктрине жертвенности и самоот-
речения в ней больше чистоты.
23 августа.
РЕЛИГИИ. — Религии, в том, что в них принадлежит к области сверхъес-
тественного, это мечты человека, уповающего на нетленность своей жизни и
свое загробное существование.
Эгоизм — вот чем столь привлекательны для громадного большинства
заурядных умов учения о Воскрешении мертвых и Воплощениях в индий-
ской религии.
27 августа.
Христианство задает свой собственный Уголовный кодекс — кнут и
пряник. Ужасы адских мук и палач (истязатель) в облике Дьявола — это
кнут, которым оно грозит людскому эгоизму. Обещанное воздаяние в Раю и
кресло в Концерте вечности — пряник, который оно ему сулит.
Христианство, однако, может возразить: «Докука жизни способна по-
вергнуть вас в бездействие — бездействие факира и дервиша, застывших в
недвижности и погруженных в созерцание.
Что толку грезить о смерти общества. Я вам даю в качестве добродетелей
Надежду, побуждающую вас к действую, Веру, осеняющую вашу надежду
божественным дуновением, Милосердие, соединяющее вас в братский союз».
Прочел религиозные трактаты Чашшпга16 с предисловием Лабуле.17 Уни-
тарии все ставят с ног на голову. Эта разновидность протестантизма не при-
емлет добрую половину католического вероучения и сохраняет часть его
мифологии. Опровергнуть представления Чаннинга о грядущей жизни —
он пишет о счастье обрести воскресшего Иисуса Христа, после того как вос-
креснешь сам. Чаннинг не берет в расчет жестокости христианской доктри-
ны, осуждающей душу на двести лет жизни в геенне Ада или Чистилища, а
потом, после дня Господня в долине Иосафата, усугубляя эти страдания
вдвойне, облачив душу в наделенную чувствительностью смирительную ру-
башку, тело, которое во веки Вечные будут предавать огню, расчленять, ко-
лесовать, варить в кипящем котле и поджаривать, тогда как душа не запе-
чатлеет даже свои терзанья. Палаческая доктрина, внушающая такое же
омерзение, что и учение Будды, которым Брахма утешил Восток.
БЛАГОДАТЬ. — Принуждающая Благодать теологов есть не что иное,
как неотвратимый ход вещей, предвечных установлений и событий, или
Рок. Избегнуть ее не в нашей власти.
388 Альфред де Виньи
Действенная Благодать: Ей противиться невозможно.
Особая Благодать, располагающая творить добро. Она вовсе не являет-
ся достаточной, поскольку душа ей противится; ее нельзя считать милостью,
знаком особого благоволения.
«Мысли» Жубера:1* неудобоваримая (?) и претенциозная книга. Остро-
словие, годное для светских салонов.
12 сентября.
Развить эту тему в историческом романе. Европейская аристократия, не-
смотря на свойственный ей демократизм, — восприемница феодального
дворянства Европы. Элиту по праву рождения и наследования сменила эли-
та по праву духовного превосходства, принадлежащая всем нациям.
12 сентября.
О СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОМ. — Христианская мораль: ей нет равных, ибо она
дает квинтэссенцию опыта, приобретенного народами в политической жизни и
жизни частной. Храните и совершенствуйте ее. Но никогда не заговаривайте,
никогда не задумывайтесь о мире чудесного, о грядущей жизни. Это ни к чему
не пригодная и одна из самых опасных наклонностей человеческого ума.
План эпической Поэмы: об уме: единственно великие свершения — это
свершения ума.
15 сентября.
СОМНЕНИЕ. — Сомнение не есть Скептицизм. Сомнение заводит в тупик
философов и софистов, всю жизнь занятых утверждением сверхъестествен-
ных фантазий.
Тот, чьи утверэ/сдения касаются чудесного, безумец либо плут.
Не возбраняется утверждать мораль, выработанную всем ходом разви-
тия человечества, но утверждать нечто, принадлежащее сновидению, — зна-
чит строить, сеять и сажать в пустоте.
Сомнению не страшна электрическая вспышка, сверкающая искусствен-
ным огнем. Молния никогда не пробьет в нем бреши, как в крепостной сте-
не, сложенной из камня. Подобно земляному валу, сомнение вбирает ее в се-
бя и гасит. Только лишь под его защитой Разуму ничего не угрожает.
СТРАШНЫЙ СУД
В тот день Всевышний придет держать ответ пред всеми душами и всем
сущим. Он явит себя и заговорит, откроет, зачем все сотворено, зачем ни-
спосланы в мир страдание и смерть безвинных, и пр.
Дневник Поэта 389
Тогда воскресший род человеческий станет вершить суд, а Предвечный,
Творец предстанет перед судом поколений, им же самим возвращенных к
жизни.
Ответ он придет держать в долине Иосафата.19 Не поздно ли будет, ко-
гда, может статься, двадцать тысячелетий пройдет в муках, при жизни и за
гробом?
20 сентября.
Стихи Господу:
О, сделай так, Господь незримый,
Чтоб, света зачерпнув слепящей чистоты,
Невозмутим и тверд, бежал я суеты.
25 сентября.
Когда целый год хвораешь, решиться нарушить свое уединение — тяж-
кое усилие. Нынче я испытал это на себе. Я научился дорожить моим за-
творничеством, как узник дорожит тишиною. Яркий свет вселяет в меня ка-
кое-то тревожное чувство, а разговоры смущают мой покой. С радостью
возвращаюсь я в свою комнату, комнату больного. Мне приятно снова ее
увидеть, и я с превеликим довольством затворяюсь в ней.
25 сентября.
Включить в преподавание искусство чтения. Логарифмы чтения. Корни
Идей. Остается лишь сожалеть о невозможности составить такого рода Сло-
варь. Попытки, предпринятые в этом направлении Монтенем,20 Бейлем,21
энциклопедистами и пр., не увенчались успехом.
Беседа хороша только вдвоем.
Вторник, 12 ноября.
теология. — Скажи я вам: «Как! вы решительно признаете аксиомой и
догматом веры первую книгу Моисееву с ее ребром, яблоком и змеем», вы
мне ответите: «Это символы». Выходит, для вас книга Бытия такая же басня,
что и «Дуб и тростник»?22 Тогда вы более не христианин. В букву положено
верить слепо, с закрытыми глазами. «Именно так, — говорит он мне, — вера
не требует понимания». — «Вот этого, — отвечаю я, — я не могу допустить
ни в коей мере».
390 Альфред де Виньи
«Для вас, господа, символы — потайной ход, по которому вы можете
улизнуть от доводов Разума. Вам нравится приводить цитаты из Паскаля?23
Так ведь он поступил разумно только однажды, когда дал совет монаху, ис-
терзанному сомнениями: „Эй! следуйте моему примеру: бубните молитвы,
читайте требник, тупейте\ Терять вам нечего: все равно мы ничего не зна-
ем!"».
Священник кашлянул, чтобы придать себе твердости: «„Так вот, скажу
больше, я утверждаю, что чудесное существует".
— В самом деле? — удивляюсь я. — Позвольте повторить: любой смерт-
ный, рожденный женщиной и возымевший неслыханную дерзость утвер-
ждать что бы то ни было из области сверхъестественного, ручаться, что чу-
десное существует, одурманен безумием своей гордыни, своей системы, своих
детских и монастырских страхов. Он следует предписанию Рима, он не сво-
боден в своих мыслях и поступках, и своего мнения у него не существует.
— Что ж, скажу вам и кое-что еще: мне известно, что чудеса случаются и
теперь, в наши дни.
— Если хоть об одном чуде вам известно, почему вы медлите и не даете
о нем сообщение в газетах? — спрашиваю я. — А ежели тому есть неопро-
вержимые доказательства, пусть пять сотен душ босыми следуют за мною в
Нотр-Дам, и там, надев на шею покаянное вервие, мы сотворим Господу
благодарственную молитву. До той поры я, по примеру Паскаля, продол-
жаю сомневаться и взыскую стеная. А вот вы желаете наставлять, сами лее
ничегошеньки не знаете».
Он умолкает, дает себе обещание вернуться к сим якобы чудесам при на-
шей ближайшей встрече.
«Как намерена высказаться Церковь по поводу этих суеверий? Искоре-
нять свободу. Демон — это свобода, говорят им их руководители. Тайные
инквизиторы, они, если бы посмели, стали бы действовать в открытую».
Когда я спрашиваю священника: «Веруете ли вы во всемогущего Бо-
га!» — он отвечает: «Верую». —Д. Как вы объясните, что единое существо,
Творец всемогущий, самосовершенный и неслиянный, не обладает безраз-
дельным господством над сущим? Уже с первых дней Творения, которое он
кинул в пустоту, ему пришлось делить власть с Люцифером и пережить ут-
рату любимых своих созданий, похищенных у него сатаною. Выходит, он во-
все не всемогущ! Раз не сумел сохранить первозданно чистым свое заветное
творение, для которого, по вашим словам, он и создал сей дивный театр —
Землю и Небеса?
Он добр, и ему прежде всего должны мы отдавать нашу любовь. Но по-
чему? — М. Потому что он даровал вам жизнь. —Д. Жизнь, полную страда-
ний и скверны. Могу ли я быть за нее признательным? Он вездесущ и знает о
наших прегрешениях прежде, нежели мы их совершаем. Отчего же он им не
воспрепятствует? Поставил нам ловушку? Можно ли возлюбить того, кто
Дневник Поэта 391
сталкивает ребенка в пропасть? — М. Все это частности, и мы наставляем,
что задавать такие вопросы возбраняется. —Д. Охотно верю. Не потому ли,
что сами не знаете на них ответа? — М. Надобно просто веровать — веро-
вать в истину. — Что есть истина? Он вам ее открыл? — М. Он все откроет в
долине Иосафата. — Не поздно ли будет оправдываться, когда, может
статься, двадцать тысячелетий пройдет в муках, при жизни и за гробом? Вы
мне велите смотреть и выкалываете мне глаз. Незачем продолжать эту бесе-
ду. (Он хранит молчание.) Я заговариваю о другом.
реминисценция, тот же разговор. — Выходит, что великие умы
должны почитать, распространять и насаждать только христианскую мо-
раль. Мало-помалу мир сверхъестественного и нерукотворного, да и само
чудесное непременно подернется пеленою и будет изгнано в сумеречные свя-
тилища, где в ризницах сделается достоянием служителей культа и их вос-
точных священнодействий.
Дитя, муж, гражданин будут все более отстраняться от узкой обрядово-
сти и от установлений церкви и клерикалов. Только такой ценой, думается
мне, Христианство сумеет сохранить влияние своей возвышенной морали,
подытожившей все учения о добродетелях. Оно впитало в себя соки всех
иных верований прошедших и нынешних времен. Его мед — самый чистый.
Им вскормлены сестра милосердия и миссионер, и хранить его надобно как
величайшую драгоценность. Уже и теперь все мыслящие люди претворяют в
жизнь то, о чем я толкую. Следуя этому наиважнейшему положению, уроку
спасения и мудрости, мы лишь будем руководствоваться тем же чувством.
Католицизм, если рассматривать его как нравственное руководство и
уголовный кодекс, есть наисовершеннейший Закон, доселе известный чело-
вечеству.
Но это закон, созданный людьми, и применим он к любой нации, любому
государству, любому просвещенному человеческому сообществу.
Касательно сверхъестественного мира утверждать что-либо не пред-
ставляется возможным.
Декабрь.
ДВЕ ОПАСНОСТИ. — Две из вещей, составляющих душу Франции, нахо-
дятся в опасности: 1) нравственное чувство и честность, а значит — Идеал и
Честь; 2) вкус в чистом виде, Идеал которого — Аттицизм.
Не податься ли мне к траппистам?24 Пансион там обходится в сорок
франков за месяц, а распорядок дня как раз позволит дописать то, что в Па-
риже завершить не успеваю из-за визитеров.
Поэма. — Гомер воспевал геройство тела. Нам ныне выпало воспеть ге-
ройство души.
1863
25 января.
Исключая нежность, какую ко мне питала Лидия,1 моя готовность жертво-
вать собою никогда не встречала соразмерного ей чувства признательности.
25 февраля, [карандашом].
«История Аманды», где идет речь о «ханжеской щепетильности церков-
ников» и рассказывается история молодого аббата-ловеласа.
26 февраля.
заглавие: сверхъестественный мир. — Какую бы религию или фило-
софию ни исповедовал человек, настаивающий на достоверности любого
явления из области чудес и сверхъестественного, как-то Вмешательство Бо-
жества в земные дела, он ведет себя как одержимый и занимается политиче-
ским лицемерием.
Он хочет обманом основать систему, закрепив первое звено ее цепи на
Небе, у ног Божества, или же он захмелел от причастного вина и, убоявшись
Дьявола, дрожа падает на колени — и как бы ему хотелось, чтобы весь мир
покорился эгоизму и страху, в надежде на призрачное воздаяние или опаса-
ясь нелепых мук.
Февраль.
Эпиктету2 принадлежат два изречения: «Помни, что ты — ум, обреме-
ненный мертвым телом» и «Волю нельзя украсть или поработить».
После 30 марта.
Святой Дух. Посмотреть в полном требнике обращенные к нему молит-
вы. Богословские сочинения о нем.
27 февраля.
КРЕМАЦИЯ. — Уничтожение мертвых (у язычников) происходило тор-
жественно и было сокрыто от постороннего взора. По мере того как страх
перед смертью отступал, возрастало уважение к смерти. Пенаты — подобие
Дневник Поэта 393
часовни в каждом доме. Им молились и всюду переносили их с собою. Офи-
цер флота с привязанным к ногам ядром брошен в море; вместо крыс и чер-
вей его пожирают рыбы: выбрать из двух зол меньшее было бы затрудни-
тельно. Шекспир в сцене с могильщиками хотел дать сатиру на чудовищный
обряд наших похорон. Когда он смеялся над скелетом, то, полагаю, обра-
щался мыслью к прекрасному образу гениев смерти, созданному в вообра-
жении греков: в безмолвии красивые юноши роняют и гасят на могиле горя-
щий факел. Или, жалея нас, воображал спокойные, божественные черты
Смерти, изображенной Еврипидом в «Алкестиде», — прекрасной, юной, об-
лаченной в белые одежды, сжимающей в руке обоюдоострый меч.
9 марта.
ФИЛОСОФИЯ. — После того как мы доказали, что Сомнение, истинный
человеческий удел, не тождественно скептицизму, надлежит дать ему точное
определение и показать, что только всеобщее Сомнение ниспослано Прови-
дением, ибо Всевышний остался глух к нашим стенаниям и не пожелал, что-
бы человек имел о нем ясное представление.
1863.
Намерение сжигать мертвых я нахожу приемлемым, но мне отврати-
тельны корыстные замыслы производить из кремированных останков жже-
ную кость, стекло и пр.
4 марта.
максимы. — Не говори никогда и никогда не пиши о Боге. Божество, в
одном или в трех лицах, неведомое, сокрытое от глаз и безмолвное. Если
оно существует, оно виновно перед всеми. Ему, наделенному предведением,
все козни зла были известны наперед, но оно сотворило зло, чтобы человек
попался в уготованные ему ловушки. Оно забавлялось, играя с тобой, как
грациозный тигр или свирепая кошка. Оно расставило сеть и знало, что ты в
нее попадешься. Оно никогда не заговаривало с тобой, чтобы предупредить
об опасности? Только люди вступали в разговор. Плати ему тем же — мол-
чанием за молчание. Разве не этого требует справедливость?
6 марта.
Заставил себя прочесть «Колдунью» Мишле.3 Фантасмагорическая са-
тира на средневековье, усилиями христианства продолжающееся и в нашу
394 Альфред де Виньи
эпоху. Желание польстить женщине и притворная жалость. «Они довели ее
до безумия», — пишет он.
3 марта.
О неискоренимости дикого состояния. О том, что дикое состояние —
наша истинная природа. Бесконечные и тщетные усилия великих цивилиза-
торов, чтобы с ним покончить. Они его только маскировали. История Масок
во Франции, век за веком, изложенная бегло, и т. д., и т. д. Картина дикого
состояния в наши дни.
анализ памяти. — Древние в этом вопросе проявили изрядную наблю-
дательность: память объемлет все. Изложение идей, заключенных в словес-
ную оболочку, живописание карандашом и кистью событий и людей, акте-
ров жизни, описание природы, их театра, — всем этим ведает МУЗА БЫЛОГО.
Так следовало бы ее назвать. Мне думается, что пружина и маятник, заклю-
ченные внутри этого необъятного часового механизма, приводятся в движе-
ние боязнью безвозвратно утратить то, чему мы с вами являемся свидетеля-
ми.
Люди питают непомерное пристрастие к документальному свиде-
тельству. Не попади в анналы заурядное мелкое происшествие, и они во-
зомнят, что теряют частичку самих себя. Вот для чего потребны и Исто-
рия, и газета — это насущный хлеб, ежедневный грубый паек всех рядо-
вых людей.
Рядовые люди, причисляемые к разряду обыкновенных, хотят слепо до-
верять печатному слову, которое в их глазах непогрешимо, даже когда сам
писатель признает его неправоту. Голова их отягощена миллионом сведе-
ний, как сказано в одной брошюре, писанной с просветительскими целями.
Пройдет два столетия, и три миллиона сведений, быть может, будут смете-
ны в пустыню былого и уподобятся песчаным египетским потокам, тем
сточным водам, что текут беспрерывно, переполняют и затопляют подзем-
ные храмы Египта.
Несчастная голова человека! Ты так отягощена, что Воспитанию следо-
вало бы сделаться граблями и чистить тебя от сора, тогда как оно забивает
тебя всяким вздором, не дающим простора мысли и ее орудиям: Воображе-
нию и Сулсдению.
Ибо несовершенное воспитание наших дней без разбору насыщает па-
мять сперва словами трех мертвых языков, потом словами трех или четырех
языков живых.
Они вносятся в каталог и занимают свои места, как книги на темных
библиотечных полках.
Напрасный труд! После подобных штудий значения кое-как раскласси-
фицированных слов часто переплетаются, возникает путаница, и ученики,
Дневник Поэта 395
не блещущие умом, усваивают язык ремесленников, на каком в Италии изъяс-
няются посыльные.
С десяток французских слов, по пять крупиц из английского, итальян-
ского и немецкого, толика греческого — смесь, напоминающая своею раз-
ношерстностью деревянные обрезки в мастерской столяра, строгающего и
черное дерево, и самшит.
Великим мужам Древности во времена римлян достаточно было знать
всего два наречия. Оба этих языка были живыми и всеобъемлющими, им не
было равных во всем мире. Латынь для плебса, греческий — для патрици-
ев.
Они не пожелали узнать Печатный станок, увековечивающий наряду с
Прекрасным также и заурядное. Поэтому они и оставили только одни шедев-
ры. Современному обществу придется выбирать между двумя путями, уго-
тованными ему судьбою:
или духовное очерствение в угоду материальной пользе и развитию про-
мышленности, или все более и более возвышенное служение Идеям, повсеме-
стно насаждаемый Аттицизм.4
Раздвинуть колючие заросли Истории, которые, как сорная трава, вы-
растают с немыслимой быстротою и не дают большим крыльям души рас-
пахнуться шире. Подробная хроника происходящего в Париже, Риме, Нью-
Йорке или Китае и т. д. — вот что волнует Францию, страну, живущую на-
стоящим: с легкостью забывает она день вчерашний и не задумывается о
завтрашнем. Тяжба — вот что ее зачаровывает, усмиряет, подчиняет себе и
порабощает. Доказанный тезис восхищает ее превыше всего. Проза всегда
отстаивает какой-то тезис и т. д.
Один человек для другого — собеседник, и только. Если один из двоих
друзей умирает, о чем вспоминает оставшийся в живых? Как они беседовали
у него в комнате.
17 марта.
сверхъестественное. — «Я подчиняюсь инстинкту самосохране-
ния, — заявляет Род. — Мне нельзя прерываться», а индивид беспрестанно
себя уничтожает. Он губит себя, предаваясь пороку и, вольно или невольно,
совершая самоубийство. Способен ли суд живых воздать ему справедливое
возмездие? Нет. Вправе ли суд живых приговорить его к жизни и требовать
выполнения приговора, коль скоро он тайком может победить и без свиде-
телей закласть себя на жертвеннике своей ненависти к жизни? В деле Спра-
ведливости и Морали никакого закона нет.
Но вот в мире, сокрытом от наших глаз, является некто, создающий та-
кой закон.
396 Альфред де Виньи
27 марта,
день моего рождения.
для будущей поэмы (стансы), завистливые боги. — Люди всегда
были недовольны Божеством, виделось ли оно им в одном, в трех лицах или
многоликим. Их воображение создало его завистливым и жестоким. Апол-
лон, как его понимали греки, завидует Эдипу; Моисей нисходит с горы Си-
най с повелением своему народу, чтобы они, по возвращении в стан, убива-
ли «каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И
сделали сыны Левиины по слову Моисея».*
Апрель.
Епископ Орлеанский. «Предостережение зрелым мужам и юношеству о на-
падках на религию некоторых современных писателей» — дотошно написанная
работа о Литтре,5 Ренане,6 Тэне7 и Мори,8 уличающая их в атеизме и материа-
лизме. Подозреваю, что многие цитаты, скорее, являются натянутыми толкова-
ниями. Чтобы убедиться в этом, мне нужно раздобыть цитируемые книги. Это:
Ренан. «Очерки по истории религии», особенно с. 2 и 3.
«Кеуие с1ез ёеих Мопёез»9 от 1 апреля 1858 г., с. 507, 508. «Опыты о мора-
ли и политике».
V. «Французские философы». Г-н Тэн или г-н Ренан замечает: «Крити-
ка — порождение современной эпохи».
Словарь Нистена.10
Литтре.
Консервативный дух. Революция. Позитивизм.
Гений Конвента.11
Позитивизм — его прямой наследник.
Для сведения. Опубликование этой брошюры совпало с днем выборов.
Ночь с 13 на 14 апреля.
Один мудрый человек сказал: «Познай самого себя». «Если сумеешь, —
прибавлю я. — Зеркала, в которые мы смотримся, кривые».
Набросок «Чистого духа».12 Потомки одного смертного... Испытание
временем. Имя, увековеченное славой.
Кто из наших современников в час, когда сторонники Помпея выступа-
ют из Македонии, чтобы сразиться с войсками Цезаря за мировую импе-
рию, оказался бы способен писать, со спокойствием Цицерона, великие
трактаты «О дружбе», «О природе богов» и пр.
* Исход 32: 27—28. — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 397
Человек утратит свою неповторимую душу и сольется со всяким сбро-
дом на том общественном поприще, которому пристало только одно назва-
ние: Омнибус.13
15 апреля.
отрывок для 2-й консультации черного Д-ра и стелло. — Достаточ-
но прожить долгую жизнь и быть внимательным наблюдателем, чтобы убе-
диться, что ошибки людей действия и писателей восходят к источнику, об-
наружить который не составит изрядного труда.
«Ну что ж, мы заключим этот договор», — говорит некий Государь
(нрзб); все заговаривают о другом, он же хранит молчание. После того как
решение принято, он впадает в задумчивость, размышляет и мучается рас-
каянием. Он замечает, что совершил ошибку, поддался на обман, но дого-
вор уже составлен и подписан, дело сделано.
20 апреля.
Стоит любителям изящной словесности взяться за перо — и пиши про-
пало.
23 апреля.
Обвинение в атеизме и (нрзб) составлено весьма умело, и епископ упо-
минает в этой связи группу лиц, почитаемых им особенно влиятельны-
ми, Тьера,14 Гизо,15 Кузена, Вильмена,16 все занимают профессорские долж-
ности, он хочет выдать их за своих единомышленников, чтобы ударить вер-
нее.
С особым тщанием сюда же присовокуплен коротенький памфлет про-
тив Литтре, писанный господином Леопольдом Жиро.
25 апреля.
Только однажды довелось мне лицезреть душу и жизнь праведницы —
она исповедовала протестантскую веру. Разве может тот, кто искренне по-
клоняется христианскому божеству, не увлечься суровым и просветленным
протестантским вероучением?
Я провел подле Лидии тридцать пять лет, исполненных страдания: с пер-
вых дней нашего союза болезнь каждую неделю отнимала у Лидии три дня
отдохновения. Я бросил все, чтобы принадлежать ей всецело. Я дорожил
моей шпагой, которую заслужил тяжкими испытаниями, — и навсегда с нею
398 Альфред де Виньи
расстался. Подобно монаху-странноприимцу, я рабски не отходил от ваше-
го изголовья. Два года болезни я скрашивал чтением ваших священных
книг, «Нового Завета» и «Книги общих молитв».*
27 апреля.
размышления о позитивизме. — Огюст Конт (основоположник), его
последователи: Литтре, Ренан, Тэн.
Литтре, чистый позитивист.
Ренан, пантеист.
Тэн, атеист.
Мори, атеист. Все трое — поборники человеколюбия, на место христи-
анской Троицы они воздвигают иного Бога, нареченного ими Человечест-
во. Но Бог Человечество не отличается особою притягательностью. Непро-
сто поклоняться ему, когда видишь, к примеру, кишение людей в партере.
Затруднительно и считать его непогрешимым, присмотревшись к его голо-
сованиям, выборам, собраниям и скверным законам.
Позитивистам стоит поискать себе богов посовершеннее. Епископ Ор-
леанский нанес им опасный удар и повернул клинок в ране, подкрепив
свои слова цитатами и доказательствами с точным указанием страниц и
изданий.
2 мая.
План большой будущей книги: «Гений поэтов Франции». Неверный
подход биографов и тех, кто пытается объяснять особенности таланта физи-
ческой конституцией или биографическими подробностями. Четыре слагае-
мых гения: 1) разработка сюжета и создание персонажей; 2) композиция;
3) стиль (и капельку чего-то еще — 4-го).
19 мая.
Черный Д-р. 2-я Консультация. Глава под названием «Ничего не забы-
вайте». Нация, живущая настоящим, о событиях недавних Франция забыва-
ет. Иллюзии, коими обольщает нас толпа, коварнее и обманчивее иллюзий,
воспринятых от одного человека. Америка и Греция не оправдали моих
ожиданий. Одна — республиканская актриса и пуританка. Другая — хри-
стианская актриса и отважная сирена. [Рассуждает о Байроне].
* Официальный сборник молитв и других литургических предписаний англиканства. — При-
меч. перевод.
Дневник Поэта 399
25 мая.
Бюзони17 поместил в «Тетрз»18 от 20 ноября 1832 года дельную и благо-
желательную заметку о «Стелло».
28 мая.
Люди благородной души. Сгапс! оГзои1.* Это замечательное английское
выражение неплохо бы усвоить и нам.
...Небеса, колыбель Богов, ты сам — Бог, или Богов колыбель...
Июнь.
Напрасно Божество взывало к Божеству. Ответа сын человеческий не
дождался.
Безмолвны небеса, уста для нас их немы.
Цепь между Землею и Небом попыталась сомкнуть свои звенья... поки-
нутая земля вращается в пустоте. Но желание ощутить поддержку безжало-
стного Неба столь велико,19 что, мнилось, оно ответило на наши мольбы, и
мы усмотрели в этом руку Господа.
Человеку недостает присутствия духа. Он потерял голову: в минуты, ко-
гда она нам особенно необходима, мы ее теряем. «Я воочью вижу миг, когда
в ней абсолютно пусто», — говорит Доктор.
13 июня.
Сюжет: Праведницы. Все четверо гуськом, со свечками, каждая послана
аббатом, и т. д., и т. д.
6 июля.
НРАВЫ. — Из этой завязи может выйти большое нравоучительное сочи-
нение. Мужчина с добрым сердцем обречен на рабство, женщина неизменно
превращает его в пленника. Тонкость чувств в наших нравах непомерно воз-
величена. Вежливость и обходительность, отголоски рыцарства, для муж-
ского характера пагубны — в частной жизни они его подавляют и сокруша-
ют. Молчание, неизменно воспринимаемое как смутная готовность на все
дать свое согласие, это уязвимое место каждого мужчины, из слабости
* Человек благородной души {англ.). — Примеч. перевод.
400 Альфред де Виньи
жертвующего собой и гибнущего; слабость, заложенная в его характере,
оборачивается саморазрушением. Он привыкает постоянно приносить себя
в жертву и изо дня в день отдавать себя на заклание. Женщина утрачивает
способность по-настоящему оценить такую беззаветную преданность и при-
нимает ее холодно, как положенную ежедневную дань. Из-за минутного ко-
лебания она немедленно принимает позу жертвы. Когда же у нее входит в
привычку откровенничать с приятельницами о своем якобы мученическом
венце, она начинает испытывать к мужу, господину и повелителю, глухую
враждебность. 1пс1е 1гае.* Любовница, даже самая беспутная, ближе к пути
истинному, чем эта безумица, на вид исполненная благоразумия.
Потомственный дворянин, я сложил отходную по дворянству, попавше-
му меж двух огней и сокрушенному:
Неблагодарен трон, а буржуа ревнив.
Поэт, я показал, с каким недоверием относится к поэту всякий поборник
общественной справедливости и чернь, будь то люди света или низы.
Офицер, я изображал то, что видел: гладиатора, принесенного в жертву
политическим фантазиям народа или правителя.
Я высказал, что знал, и то, что претерпел.
Говорят, будто в древности народы Севера веровали, что за гробом им
суждено встретить своих предков, собранных в огромных пещерах, где они
сидят на тронах, погруженные в безмолвную беседу, ибо между собою они
изъяснялись отныне только мыслью.
И когда вновь прибывший, чья жизнь на земле была достойной, пред-
ставал перед этим таинственным собранием, все вставали и кланялись ему.
Воспоминание об этом поверье, которое, может статься, принадлежало
франкам, пращурам моих пращуров, всегда завораживало меня своим
мрачным величием. Не раз мне случалось совершать поступок или воздер-
живаться от оного, подумав внезапно о суде этого загробного совета, об
этих духах, неизменно живых, неизменно молчаливых, неизменно сидящих,
положив руки на колени, как боги Египта. И не раз я повторял себе: всей
своей жизнью я должен заслужить, чтобы, когда я войду, они бы встали.
15 июля.
Поэма, «Лилит».20 «Суровая, исполненная страсти святая первых дней
Творения».
* Отсюда гнев (лат.). Начало строки из Ювенала: «Отсюда гнев и слезы». — Ювенал. Сатиры,
I, 165. — Примеч. перевод.
Дневник Поэта 401
17 июля.
ПРОЧИТАННОЕ. «Жизнь Иисуса» Эрнеста Ренана. Всей своей книгой ее
автор, Эрнест Ренан, как будто приносит извинение и пытается отречься от
безоговорочного отрицания им божественной природы Иисуса Христа.
23 июля.
В том, как он толкует «Деяния», ясно прослеживается политическая и
ультрадемотическая (зю!) направленность — таким путем он надеется при-
близиться к Христианству, им э/се развенчанному.
Неожиданные замысловатые суждения, типа «мрачная школа святого
Иоанна Крестителя», вносят в повествование свежую струю.
25 августа.
ЧТЕНИЕ. — «Серафита» Бальзака21 насмешничает (?) над гермафроди-
том, как и Латуш, придумавший Фраголетту.22 Но у Латуша рассказ о гер-
мафродите разворачивается на фоне крупного политического события,
французского нашествия. «Серафита» всецело посвящена умозрительным
построениям Сведенборга.
В бессонную ночь со среды на четверг 27 августа: Замысел, план и сквозной
мотив 2-й Консультации и Стелло. Аристократия Ума: что только она одна обла-
дает и должна обладать всесильным могуществом. При условии неограниченно-
сти ее Влияния, несомого гением (нрзб), подрываемого тайными Происками лов-
ких рудокопов, которые с упорством кротов добиваются-таки своего и, вместо
того чтобы возвышать и возвеличивать Дух своего народа и своего столетия, ма-
рают его грязью (?). Развернуть эту мысль в трех драмах, которые уравновесят
«Стелло». Три могучих орла и три крота. Придумать три фабулы и подкрепить
их масштабным и глубоким изображением соответствующей эпохи, страны,
природы. Для первой драмы — Тюренн,23 подобрать Крота и Бобра.
23 сентября.24
Девиз. Гранат Алмаз
Святость Одиночество
ПИСЬМА ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБВИ
Письмо I
[26 января—3 февраля 1859 г.]
Четверг
26 января 1859.
И меня, меня! меня ты тоже сумела провести! вот славно! Как же мне на-
казать тебя, моя милая (Августа)? Ведь я знаю, что ты боялась от меня услы-
шать. Я бы тебя нежно пожурил, мне было бы неловко принять эту жертву.
Негодница! Завести от меня секреты! Кое о чем я все-таки догадывался и
придумывал, как бы склонить тебя к признанью, а ты нынче сделала это по
собственному почину, повинуясь своему сердцу, которому не терпелось мне
открыться. Сколько же во всем этом для меня очарования, сколько благо-
родства и нежности в каждом твоем поступке и каждом слове, исполненных
предупредительности. Как впредь отражать мне твои удары, как разгадать,
раскрыть твои милые уловки и получить дозволение делить с тобой хотя бы
твои жертвы? Вот нам повод для нежных препирательств вперемешку с по-
целуями и порывами моей благоговейной страсти.
Но о чем только ты думаешь, моя милая ветреница? Видно, с глазами у
лучшей из баронесс совсем уж худо, раз она не приметила, что подпись Все-
вышнего под воротничком больно свежа. Эта женщина достойна всяческих
похвал! Все-то она знает и умеет, но откровенничать тебе с ней все-таки не
стоит. Путешествуя с дорогой твоей Элоизой, она, может статься, кое-что
проведала о Святом из твоего алькова.
Будь осторожна, милый мой дружок, наведавшийся ко мне. Сколько в
тебе доброты и нежности! Как я благодарен тебе, что ты ради меня так лов-
ко солгала. Значит, твое утешение к тебе вернулось? Ты ведь так ее называ-
ла, а меня — твоим счастьем.
Пока я не выхожу. Из-за твоей простуды я кашляю и улыбаюсь, как по-
думаю, что подхватил ее от тебя. Перед твоим отъездом я уже две ночи чув-
Письма последней любви 403
ствовал, что меня лихорадит. Давеча я уж говорил тебе о моих и твоих рус-
ских, повторяться не буду.
Как бы хотелось мне, чтобы у тебя в Париже было постоянное пристани-
ще! Буду искать каждый божий день. Разве это не эгоизм — вынуждать тебя
бросить якорь поближе ко мне, в порту, где протекает наша с тобой потаен-
ная жизнь, полная блаженств?
Неважно, если наши письма разминутся. Ты умница, что берешься за пе-
ро, когда твое сердечко начинает стучать сильнее. Ты все правильно дела-
ешь, любовь моя.
Знаешь, что приключилось вчера вечером на почте? Напрасно мой по-
сыльный давал им прочесть собственноручно написанное мной на твоем
письме: «опл. до (Каннштадта)1 2 фр.». Тамошние служители ни в какую не
пожелали их взять и божились, что довольно и 80 сантимов. В другой раз у
них этот номер не пройдет, куплю марки где-нибудь еще и наклею, сколько
захочу. Так вот!
Дома мне пришлось изрядно поволноваться, почему — ты знаешь. Спал
из-за этого кое-как, а сегодня, хотя мне и спокойнее, все больше болит в груди.
Твой грипп принялся за меня не на шутку, и я сижу взаперти — хвори
мои все на виду, какие уж тут гости.
Осмелюсь предположить, дорогая моя затворница, что знакомство с Ко-
ринной2 тебя порадовало. Ты, верно, сочла глубоко правдивым описа-
ние того, как неуютно чувствует себя эта чувствительная и пылкая итальян-
ка в окружении чопорных англичанок, кидающих на нее удивленные взгля-
ды всякий раз, когда ее слова продиктованы воображением или сердцем.
Пуританизм убивает ее, леденит ей душу, и она обращает взоры к сво-
им друзьям на юге, умевшим ее понять. Этот цветок, нуждающийся в солнце
и встречающий лишь северную холодность, так прекрасен и так трогате-
лен в своем увядании, что весь наш гнев мы обрушиваем на Освальда, не
правда ли? Должно быть, госпожа де Сталь вложила в этот персонаж свою
горячую душу, она желала достойной ее любви и, надо думать, так ее и не
обрела.
3 февраля. — Четверг.
Спасибо мой милый Ангел, ты меня исцелила. Я получил твое письмо от
26—27—28-го и 29-го. — Суббота, день святого Франциска Сальского и уст-
роенного тобою праздника, на котором я присутствовал с высоты моей
столь комичной святости.
Мне радостно думать, что ты от души повеселилась и развлеклась. У
меня же, сказать по правде, только и развлечений, что читать твои письма,
а в последние дни меня опять мучила лихорадка, и ответить на них до ны-
нешнего вечера я все никак не мог. Мне не терпится поговорить о тебе, ду-
404 Альфред де Виньи
ша моя, ибо последняя страничка твоего письма навела меня на грустные
мысли.
Ты спрашиваешь, как тебе не уронить себя в чужом мнении, столь для те-
бя важном, когда ты обоснуешься в Париже. Господь с тобой! Умоляю, не
надо меня бояться. Я сумею, я помогу тебе скрывать наше счастье. В глазах
света мне и в голову не придет похваляться твоей любовью, хотя я ею беско-
нечно дорожу, и для окружающих я напущу на себя всю подобающую сдер-
жанность, какую ты только сочтешь необходимой. И первым делом по воз-
вращении в Париж, а я почти уверен, что у твоей подруги Элоизы отыщутся
веские причины, чтобы в Париже искать уединения, тебе надо будет чуть-
чуть изменить маршрут твоей чудной поездки — что ты и так бы, разумеет-
ся, сделала. — Ты напишешь (в Шайо)3 из (Страсбурга), что прихворнула и
на пару дней или на неделю там задержишься, а сама — прямиком сюда, в
прелестную комнатку, где отдохнешь, сколько сможешь и пожелаешь толь-
ко со мной одним, чтобы мне осыпать тебя поцелуями и боготворить тебя,
Ангел мой. И теперь уж не на берегу Сены (ты находила, что это чересчур
близко от твоих подозрительных родственниц), а где-нибудь еще; я, как
выйду на улицу, все устрою. Никто ничего у тебя не спросит, ни паспорт, ни
имя. Да тебя вряд ли кто и увидит. Тишина, покой, как в монастыре, где пе-
тух путает часы. А когда тебе придется уехать, ты вернешься как будто бы из
(Штутгарта), отдохнувшая и, как никогда, прелестная.
(И на лице ее читалось
То счастье, что она дала.)
Но ты постараешься, чтобы читалось оно не слишком явно. Все эти дни,
а они всецело будут моими, ты проведешь, как одалиска, не покидая ложа, в
затворничестве, среди благовоний, осыпанная ласками, поцелуями и бого-
творимая. Видеть ты будешь одного меня, тирана, свирепого и злого, ожи-
дающего тебя здесь. И тебе это кажется жестоким? Скажи? — Он останется с
тобой на все утро, потом на весь вечер и чуть ли не на всю ночь. — Ты хо-
чешь этого? Скажи. О! скажи мне!
Но нам, увы! придется иметь дело с приличиями. Их, разумеется, надо
уважать, тут ты права. Все будут нам за это только признательны, но мы
все-таки не должны идти у них на поводу. Нельзя отрекаться от того, кого
любишь, это не к добру. Главное — держать всех в неведении относительно
природы своей любви. (Считайте ее платонической, я так хочу.) Вот он,
наш текст. А уж они усвоят из него, что им заблагорассудится. И если мы на
людях не станем показываться вдвоем, никто не пожелает нам зла. Только
не говори: он сейчас от меня, или: иду его навестить. Да и кому какое дело
до нашего тайного союза? Разве что этим озаботится (Шайо). Что ж! ста-
нешь бывать там без меня, а я — без тебя и в другие дни. Зато во всех прочих
местах и в других домах — никогда, и если ты сама ни словом обо мне там не
обмолвишься, зачем кому-то заводить с тобою об этом речь? (Я займусь по-
Письма последней любви 405
иском семей, о которых говорил, едва встану на ноги. Пока я не выхожу.
Мне придется подыскать веский предлог, дабы мой крайний интерес к этому
делу не истолковали превратно.) — Вот видишь — тебе не стоит меня боять-
ся. Ты знаешь ведь, что я тебя боготворю и никогда не причиню тебе ни ма-
лейшей боли. Мы всегда будем встречаться тайно и в надежном месте.
— Ты, верно, чудо как похорошела? А знаешь, отчего? Ты — как тот
римский император, говаривавший: я чувствую, что становлюсь Богом.4 —
Ты чувствуешь, что становишься женщиной и возлюбленной существа, ко-
торое никогда не перестанет любить тебя.
Письмо II
[11 мая 1859 г.]
11 мая.
1859. Среда.
Ну же! Ну же! скиталица, не пора ли тебе присесть? По дороге от Боден-
ского озера в Страсбург ты столько всего перевидала, не правда ли, моя ми-
лая подруга? — Какая ты умница, что пишешь мне со всех своих остановок!
Я следую за тобой, вижу тебя, любуюсь вместе с тобой парадом озер с гор-
ных вершин Тироля, откуда в эту самую минуту как раз выступают в поход
крохотные зеленые стрелки, чтобы обратить против нас свои карабины, от-
чего в моих глазах тамошние красоты меркнут. Вместе с тобой я провожу
целый час в темнице бедного Яна Гуса,1 умершего смертью, которая для
видных фигур века Реформации почиталась естественной, то бишь на кост-
ре. Я ощутил, как от зрелища этих мук содрогнулось и сильнее забилось
твое чуткое сердце, и словно вьяве целовал я твои уста и сидел на единствен-
ном стуле этого узилища, держа тебя на коленях. — И другая картина — па-
норама Страсбурга, если тебе довелось увидеть ее с террасы, попав прежде в
огромные часы, где хоть ложись, ты очутилась под колоколенкой, на кото-
рой давным-давно я нацарапал острием шпаги мое имя, в пору, когда был
белокурым безусым капитаном.
С твоим листком я не расстаюсь, хотя холодное слово ДРУЖБА мне вовсе
не по душе. Не стану впредь говорить: как тебе угодно, мой ангел, скажу: как
сумеешь, мой ангел. Ты права, что поступаешь благоразумно. Надобно вы-
полнять твой план и думать о твоем будущем. Хорошо, что на дружеское
расположение к тебе милейшей Баронессы ты ответила тем же.
Из-за войны парижские русские, кажется, пребывают в полнейшей рас-
терянности и, не зная, что с ними станется, не решаются связывать себя обя-
зательствами в отношении кого бы то ни было. Нынче я встречусь для тебя с
406 Альфред де Виньи
одним французом, недавно переселившимся в Россию и даже получившим
там подданство, я жду от него ответа касательно одной московской семьи,
которую присмотрел для тебя. — Увижусь я и с госпожой де Бальзак, кото-
рая окружила себя семьями из северных краев и будет что-нибудь подыски-
вать.
Ты права, опасаясь возможных упреков в том, что хорошее место ты ме-
няешь на вечную неустроенность. Ты боишься чужих упреков, для меня же
куда страшней то, в чем я с горечью стал бы упрекать себя сам, послужи я
причиной твоего отказа и дальше сопровождать семью, которая так доро-
жит тобой, и дорожит не без оснований. Мне ли тебя торопить и призывать
не думать об осторожности, ведь я люблю тебя не ради себя, а ради тебя са-
мой. Поступай так, чтобы ничем себе не навредить и чтобы, когда ты ко мне
вернешься, между нами царили бы счастье и покой и не было сожалений, со-
мнений, затаенной грусти. Жизнь моя, как и прежде, протекает уединенно,
размеренно. Я бы писал тебе чаще, если б не мысль о твоих странствиях на
восток и на запад. Впору ли письму настичь тебя, как ласточку, во время по-
лета?
А еще мне кажется, если уж говорить начистоту, что ты и не изъявляешь
особого любопытства, ибо, с тех пор как получила мои четыре тома, ни
один из них, по-моему, ты так и не удосужилась приоткрыть. Хотя бы ради
того, чтобы узнать, о чем я поведал всему свету, приказываю тебе их про-
честь и доложить, кто из этих страстных женщин и мужчин для тебя привле-
кательней и (как ты обещала мне при отъезде) в какой из этих душ ты най-
дешь больше родственного моей. Есть и еще том, который я тебе вышлю,
книга, переведенная всюду, как «Стелло» и «Сен-Мар»... — Отмечай каран-
дашом понравившиеся тебе места. Пиши свои замечания, ругай меня, когда
будешь недовольна. Каким счастьем будет обсудить все это с тобой, листая
книги у тебя на коленях.
Меня пугает эта нескончаемая болезнь, о которой я догадывался и ко-
торая никак не отступает. Ты мне о ней почти ничего не пишешь. Измени-
лось ли что-нибудь во время поездки? Толковее ли второй врач, нежели
первый? Я тоже на сей счет с одним из них перемолвился, и он мне сказал,
что упомянутая особа (ибо он никогда не узнает ни твоего, ни даже моего
имени) должна употребить все мыслимые средства, дабы избавиться от
этого источника мелких недомоганий, ибо со временем, когда они перей-
дут в застарелую хворь, справляться с ними и лечить их будет невероятно
трудно.
Как ты порадовала меня, написав: эта поездка пошла мне па пользу. Те-
перь дай отдых своим ногам и всему своему слабенькому телу. В Шайо я все
делал, как ты хотела. Я ни разу не упомянул там твоего имени, и остальные
хранят такую же сдержанность, когда я бываю там, что случается редко.
Норвежские льды готовятся вновь похитить дочь снегов, которая вернется
первозданно чистой, словно ледник на высотах Монблана. Теперь, если те-
Письма последней любви 407
бе захочется доставить мне удовольствие, рассказывай мне о своих мыслях и
чувствах, но главное — о своих желаниях, и вспоминай, о чем наказывал в
письме своей подруге один поэт. Вот эти строки:
Заветное письмо меня тогда спросило,
Что прикажу тебе и что мне будет мило.
Чего я жду, сказать? Чтоб поспешила ты,
И я увидел вновь желанные черты.
Чтоб днем и ночью ты (увы! какие муки)
Мечтала обо мне, живя со мной в разлуке.
Одна, средь всех — одна, моя, хоть не со мной,
Любимая, взгляни — я рядом, я с тобой.
Прими же поцелуй от меня здесь >
и тут >
целую, как ты говоришь, куда придется...
— Я прошу Элоизу III2 заставить тебя лечиться.
Письмо III
[8 августа 1859 г.]
П(онедельник). 8 августа
в 11 ч. 1/2 вечера.
Я нынче утром и вечером ждал тебя, милый ангел, в дорогом нашем ук-
ромном уголке.
Тебе все еще нездоровится? Не находить места от беспокойства и не
сметь тебе написать! Какая пытка, и уже целый месяц. Будь уверена, на та-
кое я больше никогда не соглашусь.
Я обрек себя на это из боязни хоть чем-то скомпрометировать тебя, но
сие выше моих сил.
Вернусь сюда завтра днем. А дальше? Как мне поступить, если тебя тут
не будет?
Ты, я надеюсь, не приводила сюда с собой ту юную особу?
Застань она меня здесь, как тебе сохранить в тайне наш приют, нашу
обитель & & & & &
Как я просил тебя никому не открывать это место, кроме твоей подруги
Элоизы! Я все еще надеюсь, что ты придешь, и придешь одна, ради меня, по-
быть со мною наедине, ради нашего счастья, ради твоего отдохновения,
придешь исцелиться от всех недугов тысячью наших поцелуев и всеми упои-
тельными безумствами, что ожидают тебя здесь и по которым наши сердца
истосковались.
408 Альфред де Виньи
Письмо IV
[5 января 1860 г.]
Пятница —
5 янв.
Прочел целый том в твое отсутствие, мой маленький Дьяволенок. Ты не
ведаешь, что творишь, любовь моя. Вчера я сказал тебе, что приду, и был
здесь в половине пятого. Теперь скоро семь.
До вечера.
Ты все не решаешься всерьез заняться своим здоровьем. Прискорбно.
Так целый месяц не избавишься от кашля. Вчера апельсины показались тебе
горькими. Я принес тебе другие & & &
Письмо V
[12, 13 сентября 1861 г.]
Четверг в полдень —
12сент.
Теперь боли отпустили, но как же я жестоко страдал.
С прошлого четверга я не мог больше проглотить ни крошки. Бульон
без хлеба, чашка молока немедленно исторгали рвоту — желудок не прини-
мал никакую пищу. Хуже всего мне пришлось в пятницу и в прошлую суббо-
ту ночью, 4-го.
Всю неделю не встаю. Возле меня днем и ночью дежурят два человека.
Разговаривать мне запрещено — стоило мне раскрыть рот, и меня скрутило,
как и от еды.
Температуры нет, это хороший знак. Но держусь я только на козьем мо-
локе.
Молоко мне ежедневно присылают добрейшие козочки из Кателанского
сада.
Непереносимая боль, с которой я боролся полтора года, больше меня не
мучает. Но пока я недостаточно окреп, чтобы вставать с постели.
Невозможность наладить с тобою переписку повергает меня в отчаянье.
Получил два твои первых письма, и все.
Продолжай мне писать через почту. Это абсолютно безопасно.
Меня убеждают, что теперь только покой и полное одиночество способ-
ны потихоньку, за считанные дни, вернуть мне силы, чтобы я смог вставать
и проглатывать какую-нибудь пищу.
Письма последней любви 409
Я как те обезумевшие от голода несчастные с плота «Медузы»,1 кото-
рым, когда они попали в порт, есть воспрещалось — их убил бы и кусок хле-
ба.
Я был совсем плох. В прошедший четверг после ванны почувствовал,
что валюсь с ног, и едва добрел до постели.
Прошу тебя побольше работать, встречаться с учениками, чтобы не го-
ревать так из-за разлуки со мной и моего вынужденного молчания. Вспоми-
най о том, что это — единственное огорчение, которое я тебе доставил, и
огорчил я тебя не по доброй воле.
Пишу и не знаю, как перешлю тебе это мое письмо... Почте я его не дове-
рю, потому что прислуга, увидев, что адресат проживает рядом, еще вздума-
ет отнести его, вместо того чтобы опустить в ящик.
Посыльного от м-ль Гамильтон в первые дни моей болезни прислала,
разумеется, ты. Предупреждаю тебя, этот малый — из нашего дома. Его зо-
вут Мартен. В другой раз прислать его ко мне могла бы Элоиза — от м-ль де
Флёри, но сама ты с ним в разговоры не вступай. Меня радует мысль, что ря-
дом с тобою Элоиза. С нею и с Блоком2 ты теперь повидаешь весь Париж.
Она может распоряжаться твоей свободой и не бояться, что наткнется на ме-
ня.
У тебя будет время навестить твою славную Анну,3 помочь ей устроить-
ся. Ты с нею добра, как Ангел.
Пятница 13.
По-прежнему очень слаб. Молоко козочек мне нравится, потому что ты,
помнится, их любишь. Но, по-моему, на такой скудной диете здоровье мое
поправится не скоро.
Мне дают по четыре маленькие чашечки в день.
Это — единственная жидкость, которую принимает мой желудок.
Ты нынче идешь повидать своих подружек на острове Сен-Луи?
Поразведай-ка у них обо мне.
Если ты сообщишь мне адрес Виктории и ее полное имя, я стану посы-
лать тебе письма, запечатанные и с марками, в конвертах, адресованных на
нее, а она бы бросала их в ящик. Сделай это. Немедленно.
Антони4 выбрось из головы. Он для всех — раскрытая книга и водит
знакомство с опасными для тебя людьми, а ты и без того всех и всего бо-
ишься.
Я, как никто, знаю, что переживает сейчас твое чуткое сердечко, и тер-
заюсь этим, отчего мои необъяснимые боли усиливаются. ...Нынче не видел
ни души и выполняю все предписания, лишь бы набраться сил и побыстрее
вернуться к тебе, моя родная.
410 Альфред де Виньи
Письмо V бис1
[15 сентября 1861 г.]
Воскресенье — 15.
Ночь за ночью я отсчитываю часы и только с рассветом от усталости не-
надолго забываюсь сном.
— Мне всё не разрешают ни говорить, ни есть.
С 4-го числа не видел ни одной живой души, не слышал голосов, кроме
моих врачей; каждый божий день.
Я покорно выполняю любые их требования, только бы поскорее по-
править силы. Таково, думается, будь ты здесь, было бы и твое мне поже-
лание.
Как же мне одиноко и как грустно — работать мне запретили, и я безуте-
шен, оттого что не могу ободрить тебя, перенеся к тебе, мой бедный ангел,
больного, с которым тебе нельзя увидеться.
Пиши же мне, описывай все свои повседневные дела, чувства, мысли.
Гастралгия — так это называется по-гречески — мне более не опасна.
Но требуется строжайшая диета.
Пока что я и на ногах вряд ли устою.
Вместо подписи пришли-ка мне лучше поцелуй в конце письма.
Отправь его по почте и пожалей меня за то, что я не вижусь с тобою, мой
милый ангел.
Письмо VI
[23, 24 сентября 1861 г.]
Понедельник 23.
Сент. 1861.
Ты все правильно делаешь, бедный мой маленький Ангел. Будь со всеми
добра, будь приветлива. Поддерживай и сохраняй все свои дружеские при-
вязанности. Семьями, принимающими в тебе участие, стану дорожить и я.
Увы! для них у тебя теперь уйма времени. Если к тому у тебя лежит сердце,
погости у госпожи В. в Булонском лесу, сколько она просила. Твои милые
записочки придут ко мне и оттуда. Под сенью дерев, у прекрасных вод ты
развеешься. Мне хочется, чтобы ты была здорова и чтобы испытала на этом
свете все удовольствия, которых лишен я, а это немало.
Когда у меня тут сошлись двое моих приятелей, Антони1 и г-н Франк,2 я
с превеликими страданьями безуспешно пытался не подать виду, что меня
Письма последней любви 411
опять схватили желудочные колики, но скрыть мне это так и не удалось. Ви-
деться я могу с одним человеком зараз, и то редко.
Я так ослабел, что не удержусь на ногах. Подумай только — с 3-го сен-
тября во рту у меня не было и маковой росинки. Двадцать дней без еды! Ни-
когда не поверил бы, что можно так долго прожить на холодном козьем мо-
локе, от которого внутри все словно леденеет. Теперь, как тебе верно рас-
сказали, для меня съедобен еще куриный и телячий бульон с аррорутом3 для
двухлетних младенцев.
Бессонница измотала меня вконец. Заснуть удается к шести или семи ут-
ра, когда Париж оживает, а я от усталости забываюсь тяжелым сном, пол-
ным кошмаров и самых мрачных видений.
Вторник.
Ты ошибаешься насчет того, что мне нужно мороженое. В стакан мне ки-
дают настоящий лед — это единственное средство, способное сдержать рво-
ту. От мороженого, как говорят врачи, мне сделалось бы теперь только ху-
же. Гоголь-моголь, о котором ты упоминаешь, я нынче же испробую.
То и дело вынужден прерываться, в глазах мелькают синие и красные ис-
кры.
Твои письма прелестны, мой маленький Ангел, они исполнены благоже-
лательности и продиктованы твоим добрым сердцем.
Надеюсь, ты хоть теперь не считаешь, что тебя держат, как ты говорила
Элоизе, в ежовых рукавицах. Разве ты не вольна делать, что тебе захочется? Да
и, сказать по правде, была ли твоя Свобода хоть в чем-то ущемлена? Сколько
раз, уйдя утром из дому, ты возвращалась в 10.30 и в одиннадцать вечера? Но
ведь всегда хочется на что-нибудь пожаловаться, вот ты и жаловалась.
Теперь ты вольна приглашать в гости своих польских подружек и не бо-
яться, что они там меня застанут; ты можешь не вздрагивать при виде их, ко-
гда проходишь по площади Мадлен. Ощущаешь ли ты себя от этого более
счастливой?
Я признателен, что ты мне написала дни и часы твоих уроков, — мне ка-
жется, будто я мысленно следую за тобой во всех этих маленьких вылазках.
После того как ты с такой трогательной готовностью и охотой приняла
участие в устройстве твоей старой горничной на новом месте, предоставь
теперь заботу о ней приюту и монахиням. Меня удивляет, что тебе позволи-
ли передать ей утварь, которую в заведении такого рода обязаны предоста-
вить. Такова уж природа этих богаделен, они скряжничают, стоит им прове-
дать, что больным поступает поддержка со стороны, от неких благодетель-
412 Альфред де Виньи
ниц. И чем дальше простирается сия длань вспомоществования, тем охотнее
Божий дом отдергивает свою. Для больной это может быть чревато тем, что
при отъезде в дальние края опекающих ее людей она в силу установивше-
гося обихода начинает терпеть лишения. Директор меня уверил, что им ни-
чего не надобно брать с собой и что им все выдадут. Попасть туда — это в
некотором роде получить патент на Долголетие. Твоя няня проживет до де-
вяноста девяти лет — как Фонтенель.4 — Чем сильнее озабоченность зав-
трашним днем, тем больше лишений в настоящем, больше дружеских упре-
ков, о которых ты говоришь. Странная нежность, но так уж повелось. И
притом благостные, покойные и чистосердечные лица монахинь, смиренная
улыбка и чело, такое непорочное и юное, доброта, которую ничто не оскор-
бит и не возмутит. Да-да — таковы наипрекраснейшие из цветов, порожден-
ных Католицизмом. Франция разослала по свету, припадающему к их сто-
пам (знаешь, сколько?), одиннадцать тысяч таких цветков.
Почему я не отдаю моих писем Антони, объясню, когда наконец с тобой
увижусь. Всем прочим я все-таки предпочел бы Викторию. Эти необходи-
мые предосторожности я предпринимаю ради тебя и только ради тебя.
Касательно твоих писем, любовь моя, не скупись на них, но только не
оплачивай. И выбирай лучше большие конверты — так меньше подозрений,
что они от женщины. Я не стал отсылать то, что написал тебе в субботу и
воскресенье. Все сжег, слишком это было грустно, и ты бы расстроилась.
Я готов выстрадать все эти жесточайшие боли, но описывать их тебе во-
истину выше остающихся у меня сил.
За последние полтора года ни одного вечера не провел я рядом с тобой,
не мучаясь в глубине души ожиданием приступа, — как тот, 4 сентября. Я
беспрестанно думаю о том, что тебе, к счастью, не пришлось пережить испу-
га, дорогой, бедный маленький ангел, вот за что нам благодарить судьбу.
Тысячекратно целую твои уста, горячо мною любимый Ангел.
Письмо VII
[25 сентября 1861 г.]
Среда 25 сент.
Уймись, мой дорогой маленький Ангел. Поумерь свою прыть и беготню.
Укладывайся пораньше. Я исполню все твои предписания, ты будешь моим
маленьким Доктором. Лучшее для меня лекарство — твое благоразумие.
В доме 10 по улице Шарло, у Триумфальной арки, тебя ждет большое
шестистраничное письмо на имя Виктории. О ее другом имени я у тебя до-
Письма последней любви 413
пытывался. Впредь так и стану писать, но, вероятно, мое письмо для нее уже
оставлено. Скажи ей, пусть она его востребует. Попроси ее также, чтобы
она непременно сама приносила их тебе, ибо, если она, получив письмо, по-
несет его на почту, оно задержится на сутки. Из этого письма ты поймешь,
почему я отослал его тебе только вчера в пять, и почтой. Вчера, во вторник.
Я по-прежнему слаб, и от всего, что гуще молока, у меня сдавливает
грудь и перехватывает дыхание. Тяжеловата даже тапиока} Кое-как справ-
ляюсь с аррорутом, разведенным телячьим и куриным бульоном, туда до-
бавляют каплю настоящего бульона, с каждым разом побольше.
Во вчерашнем письме я замучил тебя советами и всю ночь продолжал
давать новые, тихонько беседуя с тобой, ибо до шести утра я не спал. Бес-
сонница изводит меня, хотя я глотаю пилюли с опиумом — я полагал, что
они возвращают сон.
Я тревожусь о тебе и из-за тебя больше, чем ты сама. Вызови поскорей
Кумуля, попроси его чуть-чуть обождать и запиши, сколько раз он ездил.
Не застужай ноги. В ненастную погоду кроме уроков никуда не выходи. Ме-
ня радует, что приезд Элоизы отвлечет тебя от невеселых дум.
Я передам Антони конверты для твоих милых записочек и волосы,2 ко-
торые долго прикладывал к груди и губам.
Слушать мое печальное сердце я не смею — боюсь написать, как оно со-
крушается о тебе, милый и горячо любимый друг. От гнетущих его грусти и
мрачных мыслей ты бы и вовсе приуныла. Когда ты мне рассказываешь, как
проводишь дни, мне делается чуть легче. Сегодня на несколько часов хочу
попробовать встать. Оказывается, с моим боком все куда хуже, чем меня
уверяли. Врачи нет-нет — да и проговорятся.
Кто у тебя бывает и в какие часы? Как проходят эти визиты? Непремен-
но напиши. Я доволен поведением твоих фигурок. Будь и ты такой же благо-
разумной и прими поцелуй, вот он — здесь...
Письмо VIII
[28—30 сентября 1861 г.)
Суббота — Ночь.
Пишу тебе, лежа в постели, как и прежде, увы! но зато тем самым перыш-
ком, что ты мне подарила. Оно изображает высокий дуб и плющ, который
его обвил и льнет к нему. Я очень его люблю, оно у меня только для тебя,
бедный мой ангелочек. Да как же так! Элоиза, не успев толком и приехать,
уже тебя бросает? Что ей понадобилось в этом Лондоне? Опять она за свои
проказы. Когда она уезжает? Вечно одна и та же песня.
414 Альфред де Виньи
Боже правый! ты просишь дать тебе какое-нибудь задание! Не поискать
ли тебе его среди вещей, которыми не грех бы и пополнить твои уже имею-
щиеся знания? Тогда вот что: вообрази, будто среди твоих учеников есть од-
на юная семнадцатилетняя особа и будто она забрасывает тебя вопросами
об упадке римлян. И тогда тебе придется-таки открыть Гиббопах и разрезать
страницы, милая ленивица, а может быть, ты его даже и прочтешь.
У меня не хватает духу выступать пред тобой в роли ментора. Попробуй,
исходя из моего совета, сделать это сама.
Вчера Антони не приходил. Ты не написала, сумеет ли Виктория прино-
сить тебе письма сразу. Не написала, было ли мое — большое — письмо по-
лучено ею быстро и беспрепятственно, притом что ее имя я указал не полно-
стью. Буду ждать Ант.2 весь день, и, если он не придет, это письмо, в полном
согласии с логикой, через Викторию проследует к Триумфальной арке.
А мне все никак не победить эту изнурительную болезнь, лишающую ме-
ня сна. Устав считать, как маятник меряет часы, я зажигаю свечу и берусь за
письмо тебе, ангел мой. — Четыре часа: застучали экипажи, грохот от них
такой же, как от железных балясин в домах, что возводят на моей улице.3
— На дворе, говорят, уж осень с ее чередой первых легких туманов. Те-
перь твои прогулки в Булонском лесу уж не будут так хороши. Интересно,
как-то встретили Элоизу и покорила ли она новые сердца. Ты ведь расска-
жешь мне об этом дне?
Раскладываю на постели неиздававшиеся Поэмы.4 Привожу их в поря-
док. В ближайшие ночи закончу еще одну, ибо сон, безмятежный сон, сбе-
жал от меня и не хочет возвращаться.
Глаза жжет, желудок как будто сдавливает тисками. От такой пытки
другой на моем месте кричал бы криком.
Воскресенье вечером.
Видишь — нам нельзя полагаться на нашего посыльного. Он так и не
появился, и я завтра перешлю через Викторию все, что сейчас тебе скажу.
Весь вечер у меня нейдет из головы одна болезнь — ее называют желтой
лихорадкой. Ею переболел один мой кузен, молодой флотский офицер. Из
него выпустили чуть не всю кровь — кажется, это единственное средство.
Пришлось будто бы потом вливать в него новую.
По-моему, со мной теперь происходит то же самое. После месяца невы-
носимой диеты, состоящей из одного только холодного молока, кровь моя в
каждой жилке обратилась в лед. Без чужой помощи мне даже не припод-
няться на подушках.
Доводилось ли тебе слышать историю о спартанском мальчике,5 в кото-
ром, как и во всяком лакедемонянине, воспитывали нечувствительность
к боли? Раз утром он вместе с однокашниками стоял и молча внимал учите-
лю философии. На нем был плащ, а руки он положил на дощечки, служив-
Письма последней любви 415
шие ему для письма. На глазах у всех он чуть заметно побледнел и упал за-
мертво.
С него сбрасывают хитон: он прятал под ним лисенка, который весь
урок царапал и грыз ему живот.
В последние полтора года, корчась от ужасающей рези в желудке, о ко-
торой ты знаешь, я вспоминал лисенка этого маленького лакедемонянина и
призывал на помощь все силы, чтобы скрыть мою боль. Но увы! и я тоже не
мог с нею совладать и падал, сраженный.
В ночь на 7 сентября (говоря о 4-м, я ошибся) я был близок к тому, чтобы
не подняться.
В мои детские года отец, наставляя белокурого мальчугана, чьи длин-
ные локоны закрывали голые плечи, учил его во всем равняться на этого ма-
ленького спартанца и сохранять на лице невозмутимость даже при нестер-
пимой боли. В армии я часто об этом вспоминал и приводил его в пример
моим молодым солдатам, в которых хотел воспитать стоический дух.
Но чего стоят эти усилия пред взором, который, вопреки всему и вся, неж-
ность, присущая истинной любви, озаряет прозрением? Я замечал, что об укусе
злобного Лисенка ты догадывалась, лишь только его зубы меня касались. Ты
говорила мне: Тебе сейчас больно, ты бледнеешь. И ты тоже бледнела.
О! никогда больше я не захочу подвергать тебя этому испытанию, разде-
лять мою пытку. По каплям будут вливать в меня силы, возвращать к жизни
без страданий, без отвращения к пище, которая вся теперь мне одинаково нена-
вистна и внушает страх. И все же самую разную еду придется перепробовать.
Портрет юнца в красном мундире6 послать тебе не могу, потому как он
красуется у зеркала над камином. Да и зачем он тебе, некогда это был я, но
теперь — нет.
Антони не приходил ни вчера, ни сегодня.
Мое письмо для госпожи Виктории отнес на почту лакей, на которого
вполне можно положиться. Он же доставит и мое сегодняшнее послание.
Понедельник в одиннадцать ч. (утро)
Спасибо, милая моя маленькая красавица, спасибо — мне принесли два
письма. Моему бедолаге-приятелю не терпелось, видно, воротиться в Пас-
си. Наверняка он где-нибудь заболтался о Гарибальди,7 ибо (если он и при-
ходил) ко мне, томившемуся в ожидании, он так и не поднялся. Он согласил-
ся, на деле или на словах, побыть посредником, и все бросил на тебя.
Нет, ангел мой, не стоит кривить душой, никакая еда, достойная назы-
ваться едою, мне пока не по силам, веришь ли — поджаренный ломтик хле-
ба, малюсенькая тартинка для меня равноценны чревоугодию и оборачива-
ются болями. По-моему, опиумные пилюли доктора Андраля вызывают
онемение желудочных нервов и притупляют боли, но сон они прогоняют, и
416 Альфред де Виньи
я, видно, обречен проводить все ночи с открытыми глазами наподобие кро-
ликов. Опиум, слывущий снотворным, похоже, оказывает обратное, бодря-
щее действие, будоража нервы. Я это ощущаю каждую минуту. Милая ма-
ленькая Докторипа (так в женском роде выглядит слово Доктор), предпи-
санный тобой гоголь-моголь я за последние дни принимал трижды, и он не
причинил мне страданий — лучшего от любой еды и любого питья мне нече-
го и желать. Велю приготовить мне желе.
Получил славное письмецо от твоей Элоизы. Передай ей, что я желаю и ей,
и ее покровительнице святой Элоизе из Параклета8 обзавестись каждой Абеля-
ром, но Абеляром первого образца, а не второго, каковой никуда не годен. А еще
желаю ей родить чудного мальчугана и наречь его Астролябий9 — как звали
того, что был зачат в клиссонских рощах.10 Случись у Элоизы дядя-каноник,11
пускай-ка она попрячет все в доме ножи, ножницы и хирургический скарб.
Понедельник 6 ч. вечера.
Из Пасси ни одна душа не появилась. Настрочил тебе целый том — по-
сылаю его через Викторию. Да, через нее это пока второе письмо.
Навестить меня никто не поднимался. Многие из приходивших оставля-
ли записи. Я тронут этими дружескими и милыми знаками участия, но ви-
деться с кем-либо у меня нет силы. Не могу и сказать, как утомляет меня вся-
кий разговор.
Измученный ночными бессонницами, днем я на часок уснул, но меня
скоро разбудил уличный гомон. — Прошу тебя хорошенько отдохнуть, лю-
бовь моя, попивать твою хинную настойку и раздобреть, что та немецкая
Августа с рисованного портрета, который все справедливо находят непохо-
жим, а я люблю — в нем есть что-то такое простодушное...
Взгляни-ка — тут для твоих губ послан поцелуй.
Мои губы пылают.
Письмо IX
[3 октября 1861 г.]
Четверг 3 окт.
1861.
Ангел мой, скажи, что сталось с моими письмами? Теперь, надеюсь, все
они у тебя. Писал я ночью, всю ночь напролет с субботы па воскресенье и в
понедельник, и весь этот талмуд отослал Виктории по адресу, который ты
мне дала.
Письма последней любви 417
Антони1 не был у меня с субботы, 28 сентября. Больные, подолгу страдаю-
щие бессонницей, обо всем помнят и все умеют предусмотреть. Неужели ты ду-
маешь, что я забыл о госп. Орана.,2 которая, зная нас не первый день, 19 сен-
тября, скорее всего, не особенно тревожилась. — Болею я только лишь с 4 сен-
тября, и 3-е число ко 2 сентября было, как выражаются политические газеты,
свершившимся фактом. Тебе, мне кажется, следует ей сказать, что ты распла-
тишься за два 19-х сразу. Если, как я надеюсь, Антони сегодня ко мне придет, я
передам ему маленькую коробочку. Если он не придет, ты получишь это пись-
мо через Триумфальную арку и Викторию и попросишь Антони наведаться ко
мне. Я, со своей стороны, попрошу его зайти по конфиденциальному делу.
Никого не могу видеть и не вижу. Получил визитную карточку Леона1 и
наказал Антони ему передать, что рад был бы его повидать в любое время
после двух часов. — Он не пришел.
Никого другого я не принимаю, ибо для долгой беседы с двумя посетите-
лями разом я все еще непомерно слаб.
Бессонница и боли в боку изматывают меня.
Но если глотать все по каплям, можно надеяться, что я окрепну и еда пе-
рестанет вызывать жуткие колики, хорошо тебе знакомые, которые мне по-
могут одолеть только терпение и мужество.
Испробовано все, что слывет легкой пищей, и до нынешнего дня от все-
го, кроме аррорута, меня схватывают боли, он же дает такую слабость, что
вчера, пока шел через гостиную, я на какой-то миг лишился чувств. После
месяца голодания я прощаю это моему ослабшему телу.
Что до моей души, поверь — она не утратила ни капельки своей силы и
даже своего безмятежного спокойствия, теперь, когда я знаю, что самое
страшное позади. Она любит тебя все так же преданно и терзается только
из-за тебя.
Сообщи мне, любовь моя, дни и часы твоих теперешних уроков, чтобы
хоть в мыслях я мог следовать за тобою, раз уж мне выпало несчастье не ви-
деть тебя и не сопровождать тебя повсюду.
Еще один поцелуй, вот здесь — на сегодняшний вечер.
Письмо X
[7— 8 октября 1861 г.]
7 октября
1861 —Понедельник.
Мне горько думать, что ты только вчера получила мои три письма в од-
ном за три ночи — субботы, воскресенья и понедельника. И что только с ни-
14 Альфред де Внньи
418 Альфред де Виньи
ми проделывает Виктория? Неужто ей невдомек, что пересылать их тебе на-
до поскорее? Прежде чем их вскрывать, осматривай повнимательней почто-
вую печать, дабы удостовериться, что никто в них ненароком не заглянул,
как на той маленькой гравюре, изображающей горничную при исполнении
своих обязанностей.
А Антони1 все не идет. Как, спрашивается, милый мятежный Ангел,
мне быть верным моему слову, когда моя обязательность зависит от дру-
гих? — я, кому только что, сию секунду, в одном часу пополудни, едва не
сделалось дурно, когда я вздумал встать и своего-таки добился, но ноги
меня по-прежнему не держат. Мои лекари выжали из меня все соки! Не
знаю, было ли это так уж необходимо. Так или иначе, я доведен до изнемо-
жения.
Вчера вечером (о, жуткое, невыносимое постоянство!) стервятник терзал
мне внутренности, словно Прометею. И притом когда я меньше всего был к
этому готов. Я лежал при свете лампы, пытаясь обо всем забыть, и, чтобы
отвлечься, переводил хор из древнегреческой трагедии, и тут он меня на-
стиг.
Понедельник вечером.
Нынче вечером он прилетал опять — в половине десятого, но не брани
меня. Я не нарушал назначенной диеты. Аррорут и два яйца всмятку — куда
уж легче! Какая несправедливость! Претерпевать наказание за чуть ли не
добродетель. Добродетель в чем-то глупую, воздержанность.
А Антони целый день все нет.
Вторник утром — в 11 ч.
Сегодня надеюсь наконец-то отправить тебе еще одну посылочку. Все,
что ты пишешь, твои страхи и твои сомнения не дают мне покоя.
Твоей госп-е Ор...2 жаловаться грех, да она ни на что и не жалуется, я в
этом уверен. Похоже, под этим именем скрыты целых две женщины — одна
от 2 сентября, а другая — от 19-го. Обе они сполна получили причитающую-
ся им плату, первая — еще до того, как болезнь уложила меня в постель, от-
куда я тебе и пишу, вторая — (от 19-го) — с моим последним отправлением.
Остается особа от 2 октября, для нее будет отослано сегодня же, а не подве-
ди меня Антони, это произошло бы еще позавчера.
Я все запечатал нынче ночью. В прошлый раз мне не удалось улучить
минутку — возле меня неотступно суетились сразу трое, и потому я настоя-
тельно наказал моему Антони ни с кем не передавать коробочку с пастилка-
ми, а вручить ее тебе в собственные руки.
Кто ее тебе передал? Ты об этом не пишешь. Сообщи мне.
Письма последней любви 419
Никак не решусь сжечь твои последние замечательные записочки, как
ты того хотела, милый маленький ангел.
Они тут, в пюпитре, на котором я тебе пишу, прямо под моим пером, и
я то и дело им киваю. Не будь их у меня, и я, как траппист,3 остался бы в
моей келье один-одинешенек. Я перечитываю их, прислушиваюсь ко всем
твоим ощущениям, иду следом во время твоих блужданий с Элоизой, ко-
торые, если ничего не переменилось, нынче прекратятся. Тем лучше и для
тебя, и для нас. У тебя наконец будет время собраться с мыслями и потру-
диться ради самой себя, вслушаться в свое сердце и душу, а в те дни, когда
тебе не придется отлучаться по делам, я стану тебя проведывать, лишь
только встану на ноги, и наконец-то сумею тебя обнять, а то, признаться,
7 сентября я было подумал, что два дня назад обнимал тебя в последний
раз.
А покуда я не воскрес, изволь, напускай на себя строгий вид и прикиды-
вайся монашенкой перед осторожницами (хоть польками, хоть нет), созы-
вай их к себе на девичник — поболтать и посплетничать, только не позабудь
назначить и день, и час, а то как нагрянут, когда мы с тобой укроемся за на-
шими шторами, — как та подружка с улицы Комартен, однажды вечером,
помнишь?
Тебе бы еще, до отъезда Элоизы, сосватать по любви Блэка и собачку с
твоей лестницы, которая презабавно шлепается на спину.
Вторник вечером. 8 окт.
Посылочка, упакованная и запечатанная, все еще у меня. Путешествен-
ник из Пасси не доехал или запропастился по дороге. Отправлю через Вик-
торию, которая, надеюсь, все тебе переадресует и перешлет, любовь моя. Да,
я был страшно бледен, и если в разлуке с тобой что-нибудь могло бы меня
утешить, так это мысль, что при виде меня ты бы ужаснулась, — страдания,
бессонница и грустные мысли не проходят бесследно.
Не видеть тебя — сущая пытка, тем более мучительная, когда ты от меня
так близко. Иной раз все во мне вдруг взбунтуется и я выкарабкиваюсь из
постели, мне это только и нужно, чтобы пойти на улицу. Но едва встав на
ноги, я уже сажусь, не совладав с дурнотою и болью. Да, если б ты видела ме-
ня на другой день после той ночи 7 сентября, ты бы все поняла. Храни и
перечитывай, ангел мой, письма, что я писал тебе в пору твоих странствий
по Германии, но не удивляйся, когда в моих теперешних письмах увидишь
иные чувства. Счастье, уверенность, что я обладаю твоим сердцем, уже мне
отданном, твердая надежда на скорую встречу и сладостное, отрадное чув-
ство при мысли, что блаженство неминуемо возвратится, — вот что состав-
ляло тогда все мое существо. Но после полутора лет борьбы между влече-
ниями моей души и моей любви и внезапной болью, которую я силился от
420 Альфред де Виньи
тебя скрывать и превозмогать, я едва не сломлен и во мне все как-то потух-
ло, и нет надежд, что счастье, столь мне дорогое, скоро ко мне вернется, как
я на это уповаю. Мне мучительно видеть, что ты одна, скучаешь и не нахо-
дишь, чем бы тебе заняться. Нас связывали с тобой и любовь, и общие разго-
воры, а ты больше моего голоса не слышишь. Неужели ты его забудешь? От-
чего же ты не прочла «Лилию в долине», что стоит у тебя на полке? Эта кни-
га одна раскрыла бы тебе всего Бальзака, и, читая ее, ты бы отдохнула от
Истории заката римлян, которая скоро тебе наскучит. Когда ты глядела на
мои окна, я как раз лежал, дорогой мой ангел, ибо, когда у меня все плывет
перед глазами, мне надо сразу лечь, на кровать или на диван. Я благодарен
тебе за твою попытку, трогательное проявление нежности, но для тебя это,
пожалуй, еще опаснее, чем экипажи, которых ты боишься на бульварах, —
тебя бы могли увидеть, а потом и узнать. Ты ведь знаешь, что прислуга веч-
но висит на окнах.
Вчера вечером лисенок лакедемонянина оставил меня в покое. Я, прав-
да, не обедал, а он только того и ждет... Он посчитал, что из-за бульона ему
не стоит утруждаться и терзать мой желудок, и с полуночи до 5 часов я не-
много поспал, а теперь вот бодрствую и переживаю из-за тебя. Меня пуга-
ет, что ты сидишь там в одиночестве и скучаешь. Пускай-ка с тобой поще-
бечет Элоиза, и напиши мне, чем ты занимаешься, о чем говоришь, дума-
ешь, чего бы тебе хотелось и о чем ты сожалеешь. Рассказывай, как ты
ладишь с женщинами и детьми, и главное, скажи, что наша разлука, из-за
которой ничто мне не мило и ты в моих воспоминаниях окутана еще боль-
шей нежностью, ничуть не уменьшила твоей любви. И пришли мне поболь-
ше поцелуев (увы! платонических), они, надеюсь — ненадолго, заменяют
другие.
Письмо XI
[14 октября 1861 г.]
Понедельник.
Вчера вечером я намеревался выйти и навестить тебя, милый ангел, но в
половине восьмого меня опять схватили прежние сильнейшие боли, от ко-
торых строжайший пост и диета меня вроде бы избавили. К одиннадцати
все повторилось, так что волей-неволей пришлось мне возблагодарить пер-
вый приступ, ибо не будь этого жестокого предостережения, ты бы стала
свидетельницей второго.
Увидеть тебя, чтобы напугать, — эта мысль непереносима, повергает в
отчаяние.
Письма последней любви 421
С твоим последним письмом я не расстаюсь, оно — мой Путеводитель.
И раз твои выходные — это, кроме субботы, не дни, а вечера, я наведаюсь к
тебе во вторник вечером или же в среду утром.
Прошу тебя, будь одна, дорогой мой ангел. А чтобы письмецо это не за-
поздало, пока будет пробираться под Триумфальной аркой, попробую нын-
че утром на минутку выйти и отправить его собственной рукой.
Я в постели — полежу сегодня подольше, чтобы не волноваться за зав-
трашний вечер или послезавтрашнее утро. Да так и легче переносить этот
нескончаемый пост, от которого я чуть жив, но зато огражден от ненавист-
ных приступов.
Стало быть, завтра вечером, в половине девятого, либо в два часа в сре-
ду я снова тебя увижу — наконец! наконец! наконец! и услышу твой голос и
твои глаза, чьи речи мне так же дороги и так же сладки моему слуху.
XII
[Прядь волос Альфреда де Виньи].
31 окт. 1861.
64 года.
Письмо XIII
[12 или 13 марта 1862 г.]
Четверг 12 —
6 ч. у(тра).
Прошел ли у тебя насморк? Зажгла ли ты ночничок? Люблю мысленно
представлять, как он горит рядом с тобою и освещает покойно смеженные
веки твоих огромных глаз. Целую их оба.
Полдень.
Вот мне еще один повод для терзаний! твои два последних письма начи-
наются словами: ты себя чувствуешь все лучше. Вечный жид из Пасси стара-
ется, как умеет, тебя ободрить, и я ему за это весьма и весьма признателен.
Но будем откровенны: все, что он говорит, взято с потолка. С 30 декабря,
когда я слег, он ни разу меня не видел. Слуги болтают все, что взбредет им в
голову, лишь бы избавиться от диковинных вопросов.
422 Альфред де Виньи
Касательно академических интриг, я никогда не участвовал ни в каких
коалициях и контркоалициях. Кандидаты с ног сбились с карточками и ви-
зитами, наносить которые им вовсе не обязательно и даже запрещено уста-
вом. Но они его вечно нарушают, движимые тем же чувством, что и женщи-
ны, когда отправляются на исповедь; всласть наговориться о себе, и неваж-
но, какой ценою; они даже готовы кое в чем повиниться, дабы в ответ
удостоиться похвальбы, и все лишь бы услышать, как огласят твое имя. На
сей счет я расскажу тебе множество анекдотов, любовь моя.
Хорошо ли поет твоя славка? Целует ли она тебя своим клювиком? Что
она ест? Красивая ли у нее клетка?
— Ты ничего не рассказываешь о твоих уроках? и о семи твоих СВОБОД-
НЫХ вечерах в неделю.
Да можно ли это вынести! — А я тут лежу один, грущу и, истерзанный
скукой, терзаю себя работой, чтобы позабыть все то, что меня ранит, что в
скорбь мне и во вред и извести готово.1
— Светает, и я от усталости валюсь на подушку.
Письмо XIV
[27, 28 марта 1862 г.]
27 марта
1862.
Нынче ночью хотел написать тебе, милый и добрый ангел, да не сумел,
потому что на бумаге передо мною скрещивались синие, красные и желтые
лучи. Ослепленный их радугой, я был вынужден прерваться и дожидаться
дня, и вот он настал и светит мне.
Дневной свет, признаться, куда полезней огня дорогих моих свечек.
Твоя ясновидящая меня ничуть не удивляет. Я на своем веку повидал их
немало и припас для тебя один рецепт, чтобы посмеяться над этим вместе.
Что ты скажешь о подобных рекомендациях? Эта особа — принадлежащая
к высшему обществу молодая француженка, ей восемнадцать лет. Хрупкая
и болезненная, она ясновидящая от природы, Божьей милостью, перед пуб-
ликой не показывается, живет страдалицей в семейственном кругу с отцом,
матерью и сестрами. Один мой юный кузен, ни за что не захотевший назвать
мне ее имя, с месяц тому назад попросил для нее прядь моих волос и прислал
мне сей замечательный рецепт.
Пришли мне его обратно как-нибудь на днях, когда захочешь, для моего
кузена, которому я верну его столь же благоговейно, но, признаться, ослушав-
шись, и непорочным, как и дева, записавшая его, как мне сказывали, во сне.
Письма последней любви 423
Та, о которой пишешь ты, может, и больше заслуживает доверия, но ты
же знаешь — мне надобно прощать вселенский Скептицизм, простираю-
щийся и на треножник Сивилл.1
Моему врачу об этих назначениях я даже не обмолвился, он и так насто-
рожился из-за консультаций, которые я брал у его предшественников и мас-
титых Докторов, и мнит, будто его подозревают в бесконечных ошибках.
Но я черкнул на сей счет кое-кому другому и сообщу тебе его мнение каса-
тельно сиропов & &
К лягушкам у меня неодолимое отвращение с тех пор, как я раз видел
крестьян, поедавших их попеременно с улитками, так что этот параграф из
программы Ясновидящей я все же всенепременно исключу. Боже! мне совест-
но, что и она тоже, как ты говоришь, испытала такие же боли и колики в же-
лудке, два дня назад они снова меня скрутили из-за оргии, которую я устро-
ил, покрошив в бульон поджаренного хлеба. Как! оказывается, мой почерк
заразен и вызывает нервические припадки? Неужто? — Ты скажешь мне, как
Минерва Улиссу: «Ты, маловерный!».2 А вдруг твоя разлюбезная русская
незнакомка предуведомила ее, порассказав о болезни некоего француза, ко-
торый пишет тебе со своего ложа скорби? Либо снеслась с каким-нибудь ле-
карем, московитом или поляком? У каждой из них есть такой Вожатый, на-
подобие погонщика слонов: он их ведет и подробно их описывает. Несколь-
ко лет назад такой вожатый был и у Алексиса. С ними двумя происходили
поразительные вещи, но порой все же возникали подозрения: а не подкреп-
лено ли наитие заранее выведанными фактами?
28 марта 1862.
Остановился внезапно на полуслове. Ни за что не могу простить себе
свою немощь! Мне кажется, что перед тобой я — величайший из всех пре-
ступников на свете. Я не остаюсь один даже на минуту, меня неусыпно обе-
регают — моя жизнь сродни участи государственного преступника. Из-за
жестокой диеты колики у меня теперь случаются реже, но я совсем ослаб:
вздумал позавчера походить по комнате и мне сделалось дурно, чуть не ли-
шился чувств. Я был подле окна, его успели распахнуть, и, глотнув свежего
воздуха, я несколько опомнился. На улице, говорят, совсем тепло. Правда
ли? Вот и лето нагрянуло, а за окном, однако же, моросит дождик. Сего-
дня пятница. Ты по-прежнему в этот день обедаешь у друзей на острове
Сен-Луи?
Я больше не знаю, как протекает твоя жизнь. Напиши мне о себе ка-
кие-нибудь мелочи. Как примерно ведет себя розовое деревце! Я на него про-
сто не нарадуюсь, а в скором времени, надеюсь, изрядно пополню твой цвет-
ник. Выходит, славка еще даже не родилась? Ты, оказывается, заказала птич-
ку ее родителям! С этим яичком они, по-моему, что-то уж больно медлят.
424 Альфред де Виньи
Ну все равно. Я научу ее целовать тебя своим клювиком и передавать
мне полученные от тебя поцелуи.
Прими вот этот — заканчиваю, глаза жжет огнем, а бумага переливается
всеми цветами радуги.
Письмо XV
[2—3 апреля 1862 г.]
Вторник 2 апреля 1862 —
в 10 ч. вечера.
Они-таки меня обманули, ангел мой. Я в этом уверен, я чувствую это,
знаю. Намерения у них, может статься, были самые благие, так, вероятно,
повелевает врачебный долг, я это допускаю, но мне ни разу не сказали ни
слова правды, которую ждешь и ты; откровенно они высказывались только
в гостиной, где их мнения часто расходились, к моей же постели они всегда
возвращались в полнейшем и совершеннейшем согласии. С 30 декабря на
мой ежеутренний вопрос: у меня жар, сударь? — мне неизменно отвечали: К
тому пет пи малейших оснований', а я между тем знал, что каждую ночь, в че-
тыре, просыпался именно поэтому. Неспроста эта лихорадка так педантич-
на и заступает на свой пост минута в минуту. И не все ли мне равно, как ее
назвать? Из-за нее у меня бессонница, из-за нее режет глаза. Она наведыва-
лась вчера. День был жаркий. Я встал в три часа пополудни. Все жаловались
на солнце и на лето, у меня несколько раз подолгу шла кровь из носа. А в пять
меня вдруг заколотило от холода, оледенели руки. Пришлось возвращаться
в мой черепаший панцирь, мой дом, мою келью, мою раковину. Из меня
впору бы стряпать черепаший суп.
Вместе с твоим письмом принесли сейчас письмо от врача, которому я
писал касательно твоей русской Ясновидящей. Он против того, чтобы те-
перь пичкать новыми сиропами мой бедный истерзанный желудок. Он
больше полагается на диету Кювелье,1 которой ты с таким пылом и так тро-
гательно поешь хвалы в твоих письмах, моя красавица.
Я уже начинаю думать, что бюллетени о моем здоровье — предлог,
пользуясь которым наш Вечный жид из Пасси2 стал у тебя частым гостем.
Повторяю, он ни разу меня не видел с 30 декабря. Я по-прежнему не встаю,
ни с кем не вижусь, ни сродней, ни с друзьями. Четырежды сюда собственно-
лично приезжал архиепископ Парижский, наведывался епископ Орлеан-
ский, вокруг моей комнаты слоняются кузены, но каждый произнесенный
мною звук отзывается болями под ложечкой, и, поскольку мне бы пришлось
поддерживать беседу, ко мне никого не допускают. Возвращенные тобой
Письма последней любви 425
предписания моя ясновидящая, которую я вслед за Рафаэлем называю Ма-
донна с кошками, мне присылала в письмах. Доктор, с опаской относящийся
к Вьюнам,1 на днях зайдет потолковать об этом, я тебе тотчас напишу. От
3-го врача Моего Величества мне уж известно, что Вьюны — маленькие рыб-
ки. К животному царству ясновидящие, похоже, питают особое пристра-
стие, с кошек они перекидываются на рыб. Над котенком моим ты, как и я,
от души повеселилась. Перед тем как класть мне его на живот, пришлось бы,
думаю, отрезать ему все четыре лапки, чтобы его угомонить.
Среда. 8 ч. утра.
Пришлось прерваться, раз уж ты непременно хочешь знать все, — на меня
налетел мой стервятник. Я корчился от боли, меня била дрожь, будь я женщи-
ной, я, верно бы, кричал. Я задул свечи и лежал в своей постели, как и сейчас.
Силы оставили меня, я был в полном изнеможении и до половины четвертого
забылся сном. С тех пор как пробило четыре, я не сомкнул больше глаз.
Не хочется ни читать, ни писать, ни разжигать мои лампы, а то еще от
напряжения глаз ослепну, как та, за которой я хожу.4 Слугам не звоню, они
добры, преданы, незачем их будить. Вот наконец и восемь. И опять я пишу,
читаю, берусь за дело. В одиночестве и всерьез. От меня ты не услышишь:
Сожги мои письма. Я скажу тебе — храни их и перечитывай. Это исповедь
мученика.
Посему сообщаю тебе, что с четырех утра у меня достало времени пораз-
мышлять и погрезить. И так — каждую ночь.
А что говорит наука? Да ничего.
Прав был Мольер. Вот диалог, который так и просится в одну из его ко-
медий. Однажды я пригласил доктора Андраля. Он приходит в условлен-
ный час, десять вечера, укладывает меня, пальпирует и выслушивает.
— Ну-с! — говорю я. — И что обнаружили бы при моем вскрытии?
— Ничего явного. Все в добром здравии. Ни повреждений, ни ран.
— Какой мне держаться диеты? Нынче утром желудок мой не принял
бульону. А в шесть часов съел молочного супа и крошку хлеба, и меня сию же
минуту стошнило.
Ответ:
— Ах! Ну что с этим поделаешь? Если б я знал! Не расписывать же нам
все кушанья. Попробуйте жареное мясо. Баранью ножку, ростбиф. Пригла-
сите приятелей отужинать — глядишь, и развеетесь.
— Уж лучше сразу распорядиться о койке в богадельне для хроников, —
отвечаю я.
Назавтра, притом что я ничего не проглотил, кроме куриной водицы и
бульона, у меня началась неудержимая рвота с кровью и еще чем-то бу-
рым...
426 Альфред де Виньи
Будто в насмешку!
Теперь меня лечат исключительно опиумными пилюлями (я как раз при-
нял две), которые мне дают перед каждой едой. А еда — это неизменные
бульон, манная каша или тапиока три раза в день, и так уже целый месяц, со
времен Кювелье. Спокойствия у меня прибавилось, но вместе и худобы, а сил
меньше. Стоит мне встать, и кажется, будто в моем желудке пятисотфун-
товая гиря, и я вынуэ/сден сесть или лечь на кушетку или на кровать.
Вчера добавил в суп (не баранью ножку, рекомендованную многомуд-
рым Андралем),5 а две ложечки парового омлета, и только что не катался по
полу.
Это по поводу Учености докторов. А теперь о ДРУЖБЕ. Тут тоже и смех,
и слезы.
Двое, а может трое, моих стариннейших ДРУЗЕЙ имели обыкновение со
спокойной совестью не видеться со мной года по три. Однако два избрания
во Франц. Академию пробуждают их подзачерствевшие сердца. Велико-
светские кумушки выводят их на авансцену и присылают ко мне. Но я их не
принимаю. Тогда им растолковывают, что они действовали неумело и что у
него (Он — это я) надобно выяснить всего два существенных вопроса. Пой-
дет ли он на Выборы? Проголосует ли он за нашего приятеля? — Только и
всего.
Пять, шесть раз они приходят, звонят, стучат. Один — в двенадцатом ча-
су ночи, другой, некогда друг, лейтенант из моего полка, в девять утра, что
свидетельствует об их крайней деликатности в отношении больного.
Неужели он вправду каждый вечер не в театре, а утром не на прогулке?
Оказывается, так оно и есть! он, видите ли, болеет, а мы тут сгораем от любо-
пытства, нам не терпится узнать, как он проголосует! Это же против всех
приличий!
Один из них, по словам прислуги, даже рассердился!
Он все допытывался: сумеет ли он подняться, чтобы пойти в Институт?
Могу я его увидеть?
Он шел в открытую.
— Он что-нибудь ест? — Если ест, значит, может и разговаривать, а ста-
ло быть, и принять меня.
А вот это наивно. До моего рецидива один из сих честных Кандидатов
битых два часа втолковывал мне, отчего он всенепременно достоин акаде-
мического кресла и посему заручился уже столькими голосами — недоста-
вало только моего. Назавтра он возвращается и, не смущаясь присутстви-
ем одного моего родственника, потрясенного его настойчивостью и моим
терпением, еще три часа слово в слово твердит то же самое. Голосование с
тех пор состоялось. За него было подано два голоса. Три других кандидата
не желали ничего предпринимать, не узнав моего мнения. Я был в курсе то-
го, что все в этой Лотерее уже подтасовано. Решив избавить их от хлопот-
ной процедуры, я не советовал им официально ходатайствовать в Акаде-
Письма последней любви 427
мии о выставлении их кандидатур. Они мне не поверили и не получили ни
единого голоса. Каждый из них полагал, будто заручился СЕМЬЮ обеща-
ниями.
Береги от солнца великий Шедевр Адама Саломона.6 Некоторые фото-
графии от солнца выцветают.
Почему ты перестала мне писать короткие записочки, в которых сооб-
щала мне: иду туда-то. — была там-то. Со мной приключилось вот что? —
Из глубины моей зашторенной комнаты я следовал за тобою повсюду.
Я рад, что приехала твоя дорогая Ада. Часто ты говоришь, что боишься
себя скомпрометировать, но тебя почему-то не пугают ни частые посещения
короля Шотландии последнего Стюарта, ни регулярные визиты путешест-
венника из Пасси. Зачем нужен последний, я вообще не могу понять. Я навел
справки. Уже почти месяц ни обо мне, ни о моем здоровье он ни с кем здесь
не перемолвился. Можно предположить, что то, о чем он тебе так исправно
докладывает, ему порассказали малолетки моего вечно отсутствующего
швейцара, но я думаю, он все черпает в своем воображении. Ты относишься
к этому легкомысленно. Несмотря на его нынешнее положение, делающее
его безобидным в глазах знакомых, и хоть тебе он и кажется забавным, мало
ли что подумают в твоем доме: еще один мужчина — как и тот, другой, —
поднимается к тебе в определенные часы.
Устал, в глазах резь. Все это я высказал тебе на едином дыхании, дабы ты
твердо знала, что только тебе одной все обо мне известно во всех подробно-
стях. С юным моим кузеном, добывавшим и передававшим мне рецепты ясно-
видящей незнакомки, я не говорил и не виделся. Поцелуй меня за Альбом.
— А теперь, милая подруга, повтори и запомни: с тех пор как я не видел
тебя, с тридцатого декабря, каждая моя ночь похожа на эту, а ей, как ви-
дишь, вряд ли кто-нибудь бы позавидовал.
Сегодня рассчитываю самолично вручить надежному посыльному этот
небольшой фотографический подарочек, который я приготовил тебе на па-
мять и храню с 30 декабря под моей Железной маской. Женские портреты
можешь помещать в этот переносной Музей все, какие захочешь, а из муж-
ских выбирай только знаменитостей и тех, кого уже нет. Кое-какие я подарю
тебе, как смогу выходить.
Завтра перестанет пустовать кресло бедного миллионера Скриба? А по-
слезавтра ни у одного кандидата недостанет ни простодушия, ни наивности
озаботиться моим здоровьем раньше, чем через год (до следующих выбо-
ров, на место Био).
БЮЛЛЕТЕНЬ
Хотя камин в комнате не горит, в руках чувствуется жар — как после ли-
хорадки, идущей на убыль.
428 Альфред де Виньи
В 10 ч. съем тарелку супа из тапиоки, вторую — в два часа пополудни,
третью — в пять, вот и вся моя ОРГИЯ.
Надеюсь, что я веду жизнь достаточно идиотскую, против которой не
возразили бы и самые благоразумные врачи на свете.
Поцелуй меня еще разок за Альбом и за меня самого.
Письмо XVI
[17 апреля 1862 г.]
Четверг —
17 апреля 1862.
В довершение ко всем моим бедам еще и ты расхворалась. Теперь и тебе
докучают расспросами, надоедают из чистого любопытства — сия разно-
видность инквизиции и полиции, именующая себя дружбой, — особа весьма
несносная, перед которой, как ты знаешь, моя дверь на замке. У твоего по-
следнего письма не лучшее расположение духа. Достоверны лишь те подроб-
ности, которые я сообщил тебе в моем длинном и обстоятельнейшем пись-
ме. И они все те же. Сегодня без пяти четыре утра от сильного жара я про-
снулся, и Бессонница не покинула своего поста, пока не забрезжил день и я
не взялся писать тебе.
В последние восемь дней боли в желудке, которые было поутихли, уча-
стились и усилились. Вчера в 6 вечера ни с того ни с сего у меня началась
сильнейшая рвота.
Видишь, моя девочка, что за странная у меня болезнь... С 10 февраля,
кроме трех тарелок супа в день и опиумных пилюль, я меня во рту не было ни
крошки. Мне рекомендовали попробовать съесть что-нибудь легкое. Неде-
лю назад, за столом, осмеливаюсь ради разнообразия проглотить ложку су-
па с кореньями — он подавил, задушил, парализовал во мне все пищеваре-
ние, а вчера был обнаружен в моей рвоте, где притаился, словно змея перед
смертоносным укусом. О великий Боже! где взять нам силы презреть это не-
разумное тело, в котором мы — пленники! — клетка, смехотворный футляр
для нашей души. Вот замечательное изречение Эпиктета,1 которое нам стои-
ло бы повторять беспрестанно: «Помни, что ты — Ум, обремененный тру-
пом».
Сновидение твоей русской Сивиллы2 передаю на суд уже третьему вра-
чу. — Они между собою не знакомы и все говорят одно и то же: ее вьюновый
сироп, жутчайшее снадобье, приготовленное из улиток и слизней, укрепляет
легкие, а моему желудку может и навредить. Я уже десятую зиму ни разу не
чихнул. Легкие меня никогда не беспокоили. Сон Ясновидящей заплутал и
переместился чуть-чуть повыше.
Письма последней любви 429
Пятница — 8 ч. утра.
Бюллетень.
Ночь провел так же, но не сплю уже с половины четвертого.
Опять сажают на молочную диету. У меня такая слабость, что до трех
часов дня я не встаю, а пройтись могу только от кровати до кресла. С этой
внезапной рвотой и коликами, которым ты была свидетельницей, где уж
мне думать о прогулках? — Один знакомый врач, лицо незаинтересован-
ное и не состоящий моим лечащим доктором, пожимал плечами, когда
подобный совет в его присутствии был дан мне неким другом, и дивился,
как тот не понимает серьезности положения. Тишина, покой, строжай-
шая и неукоснительно соблюдаемая диета — мое единственное спасе-
нье...
Я уж говорил тебе: ко мне никого не допускают. И я не забыл, что в пись-
ме к Антони3 обещал уведомить его, как только мне будет можно разговари-
вать.
Наведывался он частенько, и я вовсе не обвиняю его в забывчивости. Я
писал тебе в прошлый раз о том, что не представляю, где и у кого он мог бы
справляться о моем здоровье, ибо сам он с 20 декабря меня ни разу не видел.
Он довольствуется обрывками сведений, подхваченных в передней у служа-
нок, осаждаемых расспросами и звонками. Заходил он в воскресенье, 6 апре-
ля. Сказал мне, что ты себя чувствуешь отменно. Внушает оптимизм и ва-
шим, и нашим. Я не стану уподобляться тем, кто задает тебе, да и мне, обыч-
ный в таких случаях вопрос — сущую пытку для больного, но умоляю тебя,
объясни мне причину и симптомы твоего приступа. Вряд ли это Невроз или,
как и у меня, Гастралгия. Я склоняюсь к острому отравлению; сохрани
обязательно польский рецепт, раз он тебе помог. Но все-таки постарайся
вспомнить, отчего тебе стало нехорошо, чтобы избегать этой пищи. Вижу, в
разлуке время и для тебя тянется мучительно долго, но ты хоть можешь от-
влечься, куда-то пойти, кого-нибудь пригласить к себе. И того и другого я
лишен. Мне смертельно тоскливо, разве что порой доводится на деле прове-
рить, чего стоит дружба. Обыкновенно дружеская привязанность одного
человека к другому поражает своим бесчувствием. На днях я имел случай в
этом убедиться.
Один из старинных моих приятелей, умница и известный литератор, с
декабря месяца все время мне писал, что горит желанием повидаться,
чтобы меня развлечь и УТЕШИТЬ. И вот, три дня назад он наконец сюда
проникает. Битый час мучает меня, лежащего в постели, своими расспро-
сами. Потом вдруг замечает, что голос у меня слабый и подуставший.
Еще бы.
— Теперь, — заявляю я, — очередь ваша: развлекайте меня и утешай-
те.
Он молча продолжает слушать. Наконец он разродился репликой:
430 Альфред де Виньи
— Ах! всегда-то я знал, что от этих врачей никакого проку. Сотворят с
вами то же самое, что и с беднягой Галеви,1 которого они отправили уми-
рать в Ниццу.
В ответ на сие ДРУЖЕСКОЕ участие моего утешителя я громко расхохо-
тался.
Каково?
Целых шесть лет для сердца моего не было между нами встреч, а в дейст-
вительности прошло три месяца, начиная с декабря.
Ты все никак не получишь тот давешний альбомчик — непременно хо-
тел доставить тебе его с портретами, которые я для тебя подыскиваю. Да вот
не успел.
Когда вдруг у тебя:
скачущая лихорадка и жар,
ты как в тисках, ты больше не свободен в своих поступках.
Все это, милый ангел, превращает мою жизнь в истинное мученье. Тебе
надо меня жалеть, писать мне, рассказывать о славках, да не утешать меня
на манер того несравненного друга, о котором я тебе поведал.
Письмо XVII
[17 мая 1862 г.]
17 мая. — 4 ч. ночи с п^ятни^цы
на с(уббо)ту.
Никогда еще не выпадало на мою долю таких страданий, как в послед-
ние три недели, моя родная. Пишу тебе в четыре утра, разбуженный бо-
лью, — точно невидимая бесшумная пружина, она верна своему часу (3 ч.
1/2), когда бы я ни лег.
Бессонница и слабость изматывают меня.
Писать тебе я порываюсь во всякое время суток, но меня останавливает
страх расстроить тебя и причинить тебе страдание. Стараюсь не поддавать-
ся унынию, но отчаянье затопляет меня, как воды прилива. Это перерастает
в Сплин.
Мои лекари надеялись, что, начав есть, я стану понемногу набираться
сил, но и самая легкая еда, добавленная в мое единственное кушанье (бульон
и чашечка молока), вызывает такие сильные боли, что вчера я катался по по-
лу. Днем пробую вставать, но с духом собираюсь иногда только часам к
трем или четырем, да и то с трудом и на кого-нибудь опираясь. Попробую
увидеть тебя из окна в указанное тобою время, но я бы огорчился, если бы
ты пришла в ненастную погоду. Бывает, мне говорят, что на улице дождь,
Письма последней любви 431
или жара, парит, или холод, сам я понятия не имею о том, какая стоит пого-
да, я почти этого не чувствую, боль, воцарившаяся во мне, все прочие ощу-
щения приглушает.
Спасибо за твои цветочки — раз даже, когда я перебирал зеленые
стебельки, я невольно улыбнулся. Я совсем разучился улыбаться. Одни
лишь молчанье и одиночество будут для меня спасительны, и еще — стро-
жайшая, немыслимая диета для спасшегося с «Медузы».1 Я соблюдаю
ее безропотно, но душа Моя скорбит смертельно, как сказано в Еванге-
лии.2
Взгляни только, мой ангел, чего стоят все человеческие знания! Вот
что мне доверительно шепнул самый сведущий из моих врачей — единст-
венный, кем я доволен. — Вы скоро начнете поправляться. Только не
вздумайте опять приняться за лекарства, которыми эти господа пичкали
вас два года (а они без него именно так бы и сделали). — Они бы вас умо-
рили.
А когда они устраивали совместные консилиумы, он со всем соглашался
или же дипломатично отмалчивался.
Впредь, я думаю, ты не станешь со мною спорить, когда я буду рассказы-
вать тебе о Лондоне, городе угля и тумана с серыми кирпичными стенами,
заляпанными сажей и грязью. Го$ апс! Зтоке*3 отравили твоих подружек, уж
не обессудь.
Кто все-таки зазывал тебя на эту пустую никчемную выставку и застав-
лял так о ней жалеть? Уж не Элоиза ли уверяет тебя, что во всей Франции
только мы с тобой лишаем себя счастья пройтись по этим галереям из ело-
вых досок, этому балагану?
Адам,4 первый человек, и премудрый царь Соломон объединились в ве-
ликом скульпторе, который сейчас мне прислал несколько уменьшенных
снимков твоего большого портрета с меня — его шедевра. Один из них я от-
ложил для тебя, вот он. Надобно, чтобы у тебя были все три мои фотогра-
фии. А ты мне скажешь, какая из них больше тебе нравится и какая довери-
тельнее других с тобою беседует. Эту, прежде чем она отправилась в путь, я
всю покрыл поцелуями. Она, по-моему, самая удачная, хотя кто сам себе су-
дья? Пусть сердце твое и душа будут моими судьями, моя Августа. Я не знал,
что сейчас тут гостит твоя разлюбезная Камилла. Тем лучше. Она более тебе
под стать, нежели закопченный Лондон.
Вчера в пять меня зашел навестить Ламартин.5 Меня как раз уложили в
постель с сильнейшим ознобом, мне с ним не пришлось поговорить. С тобой
разговариваю тайком. Писать долго не могу. В глазах сине-красные зигза-
ги — почти ничего не различаю. Поцелуй меня — сейчас потушу свечи, спут-
ницы моих ночей.
* Туман и смог (англ.). — Примеч. перевод.
432 Альфред де Виньи
Письмо XVIII
[10—14 июня 1862 г.]
Вторник 10 июня
1862.
Как хорошо, что ты сходила в театр со своими русскими приятельницами.
Картина Задушевности, как ты ее описываешь, представляется мне доволь-
но верной. Я бы еще прибавил советы и мрачные предсказания задушевных
друзей во время болезни и священную миссию родни, вызывающейся до-
ставлять исповедников по вашему выбору: Иезуитов или Ораториапцев} Ни-
чего нет забавней, тягостней и прискорбнее разом. Бессердечие и завистли-
вость людей являют себя во всей своей неприкрытости. Тебе довелось быть
свидетельницей благоденствия человека, открывающего свой дом всем вет-
рам и всем глупцам, их инквизиции, их рассчитанной назойливости, их пре-
тензиям возыметь над вами влияние и власть. Это надзор верховной Полиции
под видом дружбы, иногда заявляющей вам:
Ну же! пора в дорогу.
Где вас, сударь, похоронить, & & &
А иногда: да вы у нас молодцом! — и думать забудем о болезнях! — Вы
только посмотрите! я здесь уже четверть часа, а у вас — ни обморока!
Сегодня чудный денек! последуйте моему примеру — езжайте в Булон-
ский лес. Вы, правда, совсем ничего не кушаете, разве что ломтик хлеба, да и
тот с булавочную головку, иначе три дня не унимаются боли, но отчего бы
вам не отведать жареного мяса или Бифштекса? — Да что там, выбросим эту
болезнь из головы.
Именно это им и не терпится проделать. Участие к чужим страданиям
чересчур отвлекло бы от того, что занимает их в настоящую минуту, — они
вечно чем-нибудь озабочены — и помешало бы это обсудить.
Натурам холодным и вместе с тем суетным, которых так много встреча-
ешь на свете, воистину не дано всецело, и сердцем, и разумом, проникнуться
невзгодами и горестями друга. Лишь тишина и одиночество помогают нам
обрести душевный покой. Два этих божества оказали на меня благотворное
действие. — Я чуть окреп, но не настолько, чтобы пройтись хотя бы по ком-
натам, а каждую ночь, как и сегодня, Бог знает почему, в четыре часа (с раз-
ницей минут в пять или десять) мои глаза открываются и уж не закрываются
до наступления дня, избавляющего меня от огня моих свечек. Сейчас в мою
постель, откуда я отлучаюсь редко, наведался солнечный лучик — через то
среднее окно, на которое ты смотрела, а я не видел тебя — все беды на мою
голову, — оттого что в тот день встал раньше обычного и к половине второ-
го устал, почувствовал лихорадку и лег.
Начался дождь с грозой. Пока останавливаюсь, из-за темноты.
Письма последней любви 433
Стараюсь не писать много, без перерывов, — я вконец измотан этими
вынужденными бдениями, а от одного яда, лавровишни, у меня ухудшилось
зрение. Как ты распоряжаешься своей свободой? Теперь из семи вечеров ты
можешь тратить на подружек целых четырнадцать на одной неделе. По два
визита за вечер, мыслимо ли такое? Да, и я этому рад. Поверь, мне хотелось
бы знать, что твоя жизнь — сплошные увеселения и радости. Я чувствую,
что все больше приношу себя в жертву. Раз эта нескончаемая болезнь вот
так исключает меня из твоей жизни, чувствую, что задыхаюсь под бременем
всего остального. С начала года я вынужден заниматься и перепиской, и де-
лами, прибавляющими мне усталости и забот, чиновная волокита & &, а я —
один, чтобы все предусмотреть, обо всем позаботиться.
Четверг 12 июня.
Не знаю, что больше изнуряет меня — болезнь или хандра. Одна подсте-
гивает другую. Вне всякого сомнения. Нынче ночью я неожиданно проснул-
ся — мне пригрезилось, будто я в полку и горнист трубит по копям, но тут я
очнулся.
Я злюсь на себя, что болен и не могу пойти и обнять тебя, милая Августа.
Злюсь на тех, кто видит тебя, и мужчин, и женщин, я их ненавижу и сам с со-
бой отзываюсь о них дурно. Проведать меня заходил Леон,2 он болен, и
серьезно. Меня это расстраивает. Он больше, чем я, страдает, так как при
его болях нужны особые процедуры, у него что-то вроде подагры, я тебе
объясню, но писать об этом не хочется.
Не читай посредственных и пустых романов, которые тебе одолжили.
Как только ко мне зайдет Антони,3 я пришлю тебе «Манон Леско».4 Не хо-
чется ничего говорить тебе о ней наперед, чтобы, когда ты примешься ее чи-
тать, ты делилась со мной первыми движениями души. Обрати только вни-
мание на то, как искренен этот бедный де Гриё в своем упоении любовью и
своей преданности, как он ослеплен и теряет голову из-за сумасбродки, не-
достойной его, которую он любит, тогда как она осознает наконец всю силу
его необъяснимой преданности только в последний день и последнюю ми-
нуту жизни. Говорят, будто все это приключилось с самим аббатом Прево, о
чем он поведал с подкупающей безыскусностью. Ты все увидишь сама и об
этом мне что-нибудь напишешь.
Пятница утро 13.
Вот и твое лиловое письмо, ангел мой, первым делом я его благодарю,
расцеловываю, а уж потом сержусь на него в моей постели и прячу под по-
душку, чтобы оно умолкло и я перестал слышать его голос. Оно советует
мне подышать неведомо каким родным воздухом. Начнем с того, что ника-
434 Альфред де Виньи
кого родного воздуха у меня просто нет. У англичан есть одна верная посло-
вица: родившийся на конюшие еще не конь. Я родился в Турени, в городке, зо-
вущемся Лош, видеть который мне не привелось, но мне его во всех красках
описывали. Городок этот безотлучно в Турени, он хранит сердце Аньес Со-
рель.5 Оттуда меня в полтора года увезли в предместье Сент-Оноре, где я жи-
ву и поныне, мой род} юп воздух — здесь. Мне отрадно вдыхать его, он мне по
душе, сперва ветер с запада приносит его ко мне, а потом ты вдыхаешь его у
своего окошка. Врачи, изъясняясь на своем больничном наречии, именуют
его высококачествен} 1ым. А я скажу, что он чист, неизменно свеж и нравится
мне: он окутывает и питает тебя одновременно со мною. Я не перестаю ду-
мать о том, как с первым приливом сил, едва встану на ноги, я пройду сквозь
этот воздух, чтобы подышать им у твоего окна, удерживая твою руку на мо-
ем плече. Я никогда не любил ни путешествия, ни деревню, и ты это знаешь.
Отечество мое там, где я любим. Ни в какой воздух я не верю. В бескрайнем
безмолвии полей я задыхаюсь, оно навевает мне мысли о долгой разлуке со
всем, что мне мило, а потом сразу — о вечной разлуке, и мне кажется, будто
она уже настала. Вообрази только, в каких условиях совершился бы мой пе-
реезд, все равно куда! Докторам я запретил заводить об этом разговор, при
одном только упоминании о Водах и полях меня душит отвращение.
Суббота—14. В 7 ч. 1/2.
На чем я вчера остановился? — Меня прервали, когда я беседовал с то-
бой, милый Ангел, — о родном воздухе предместья Сент-Оноре. — Я люб-
лю эту Родину всего света, мне все здесь родное. Только что распахнули ок-
на, и всю комнату заполнил воздух моего края. Я приветствую его, он влива-
ется в мое сердце восхитительной свежестью.
Мне принесли в чашке немного горячего молока от черной коровки,
обитающей, говорят, где-то по соседству, оно взбодрило меня. Вот я до по-
лудня и напировался. Тебе хочется побольше разных житейских мелочей.
Изволь, в богадельне о твоей любезной Анне тебе, надеюсь, порассказали бы
то же самое. Пускай-ка и для меня там придержат койку.
И в самом деле, живи я один, я бы, наверно, распорядился доставить ме-
ня туда. Посуди сама да разъясни-ка хорошенько нашей подопечной, что ее
участи грех не позавидовать. Не надобно отдавать никаких распоряжений!
Ни забот, ни хлопот. Больной волен всецело предаться своим страданиям] Ка-
кое счастье! Я ей черной завистью завидую!
Иное дело, когда, распростершись на мученическом одре, терзаешь се-
бя, отдаваясь во власть воображения, пробуждающегося всегда в четыре,
как и этой ночью. Думаешь непрестанно о дорогих тебе существах, а не о се-
бе. Тревожишься из-за них, о них, ради них. Мне следовало бы сказать из-за
нее, о ней и ради нее. Потому что все это — ты!
Письма последней любви 435
И притом не видеть тебя и не знать, что-то ты там поделываешь, кто на-
ведывается к тебе, говорит с тобой, воображать визиты, которые мне пре-
тят, задевают меня, но о которых я не скажу тебе ни слова. Дожидаться в по-
стели ящика с почтой, который я открываю, как ящик Пандоры, гадая, ка-
кие выйдут из него для меня горести и беды!
Кроме письма, цветка, стебелька от тебя почти все там — скучно, утоми-
тельно и банально и требует столь же невразумительных ответов. А то еще
оповещения о смертях или колонки цифр, и я из-за них тревожусь за вино-
градники, за фрукты — случись туман, и они в одночасье от заморозков по-
гибнут.
— Приходится забыть о себе и отвечать, писать ослабевшими пальца-
ми, ободрять, успокаивать. А когда опять падаешь на подушку там, по ле-
вую руку, тебя ждет страдание.
Видеть там мне бы следовало тебя, любовь моя, уже засыпающую, при-
открывшую свои дивные глаза.
[Постскриптум]
Я не заметил, что целая страница осталась чистой. Запечатлеваю на ней
поцелуй для тебя, вот, поделом ей.
Профессор твой городит чепуху. «Манон Леско» — маленький ше-
девр. — Вот увидишь.
Письмо XIX
[17 июля 1862 г.]
Четверг — 17 (как мне кажется) —
в 4 ч. после полуночи.
Подумать только, мой ангел, каким беспросветно грустным было мое
последнее письмо! — я беспрестанно себя за него корю. Ты, чувствую, из-за
него совсем расстроилась. Дай я себе волю, я бы писал тебе все ночи напро-
лет, но тогда и твоя душа терзалась бы каждой моею болью.
Страдать день и ночь да еще и описывать свои страдания — задача, пре-
восходящая мои силы, подорванные ядами и не способные более поддер-
жать мое изможденное тело. Если бы я мог спать, есть и пить что-то, кроме
воды, я бы, наверно, возжелал иной участи, а не влачил, как сейчас, унылые
дни и ночи раба и мученика, отсчитывая черные часы на стенных часах, та-
ких же черных.
Ты не должна удивляться, что мой дом точно замурованный. Утром в
семь тридцать мне несут подогретого молока — единственное, что под силу
моему желудку, потом опускают жалюзи и сдвигают портьеры, и я пробую
436 Альфред де Виньи
уснуть, пролежав с четырех до семи тридцати с открытыми, воспаленными
глазами, выдохшийся от работы и дум. Мои думы я записываю.
Ибо в норе, помимо дум, другого дела нет.1 Все эти мысли я тебе прочту,
тебе первой и покуда тебе одной, прежде и раньше всех.
Не мешало бы Судьбе кое в чем все же пойти мне навстречу — оградить
меня от всех этих нудных дел, писанины, колонок цифр в бухгалтерских рее-
страх, от виноградарей и дельцов всех мастей в Париже, вечно дожидаю-
щихся немедленного ответа.
Но кто мог бы заменить меня? Никто. А когда я, движитель и маятник,
замедляю ход, все останавливается в доме, этой неприступной обители, где
под моим надзором надобно уврачевать столько же разных хворей, сколько
и у меня самого болячек, которые я в меру сил скрываю и силюсь излечить,
но увы, не так быстро, как мне бы того хотелось! А видела бы ты меня этой
ночью, ты поразилась бы только одному: что слышишь меня и видишь, как
я все еще разговариваю и пишу.
Элоиззе бы прочесть вместе с тобой письма ее небесной заступницы Абе-
ляру,2 от которого в ту пору не много было проку. Она мне написала слав-
ное письмецо, как и твое — лиловое, нежного сиреневого оттенка, оно бла-
гоухает ее участливыми речами. Выходит, туманы и копоть ей все-таки
приелись? Наверное, воздух Франции теперь ей кажется чистым, исполнен-
ным тепла, а твой голос звучит для нее, как музыка. Она, по-моему, совер-
шенно счастлива — в этом я ей завидую. В одном из последних писем ты се-
товала, что только ты да я все не побывали на лондонской выставке. С ка-
ким же восторгом я узнал, что теперь нас таких в Париже трое. Приступила
ли ты уже, как собиралась, к осуществлению твоего плана — побудить двух
своих соседей померяться костылями и чарами за обладание сердцем Элои-
зы? Полноте! Стоит ли ими пренебрегать? Она ведь из тех краев, где лорд
Байрон и Вальтер Скотт шагали, прихрамывая, по зеленым просторам Анг-
лии, и из каждого их следа произрастал шедевр. Новая Элоиза увидит, как
оттуда же на свет явится какой-нибудь Сен-Пре.3 О, женщины! Неужто на-
вечно оставаться вам детьми? Как же она не понимает, и отчего ты ей не
втолкуешь и не разъяснишь, что в своей нынешней жизни она куда счастли-
вее, чем если свяжет себя каторжной брачной цепью и будет вечно влачить
это ярмо, прикованная к скамье неведомой галеры, в железном ошейнике,
на котором высекут слова: «Я собственность... 1ппотта(о...».4
— Свобода — могущественная, завораживающая сила. Женщины, ко-
торым она дана, постигают ее истинную цену только после того, как ее теря-
ют.
До чего же он слеп, этот бедный де Гриё,5 не правда ли? Но он так юн,
что к его безрассудству проникаешься сочувствием. Он ведь едва со школь-
ной скамьи, еще даже не студент, ему все простительно, ни о какой мере и ни
о каких приличиях у него нет ни малейшего понятия. Он еще не успел на-
жить житейского опыта и не ведает, в чем состоит достоинство мужского ха-
Письма последней любви 437
рактера. Его пьянит нелюбовь, а наслаждение, на какой-то миг он преиспол-
няется благочестия и мнит себя аббатом, но, вопреки своему тезису, стоит
Манон прошелестеть розовым платьем, он теряет голову, вскакивает сле-
дом за нею в экипаж и явственно видит в ней, как он говорит, совершенней-
шее создание. Мы прощаем его, ибо ему пока невдомек, что на свете сущест-
вует такое понятие, как честь. Будь он пятью годами старше, мы бы сочли
его плутом и ловкачом. Но он словно наэлектризован, как и Керубино,6 он
кричит: женщина! женщина! Она не любит его. Она неискоренимо продаж-
на и чересчур низко пала, чтобы ценить такую любовь. В эту любовь она не
верила до того дня, когда увидела, как он идет следом за повозкой со шлю-
хами, среди которых она — самая отпетая. Тогда с глаз ее спадает пелена и
впервые она осознает, что значит любить. Она потрясена, когда внезапно
вспыхивает какой-то неизъяснимый свет, факел, зажегшийся для нее! для
нее, которая его до такой степени недостойна! Ее подавляет, повергает в
изумление открывшееся ее глазам глубокое чувство, о котором она не смела
мечтать, которого не желала, примеров которому никогда не встречала и не
искала. Глубина унижения, на которое ради нее решился мужчина, пугает
ее. Она спрашивает себя, чем могла она это заслужить, какое счастье сумеет
она даровать этому бедному пеликану, вскрывшему себе сердце, чтобы от-
дать ей всю свою кровь капля за каплей.
Да, такой она мне представляется, и начиная с этой минуты, только с
этого мига, в моих глазах она возвышается и очищается от грязи. А ее
смерть в пустыне, могила, которую бедное дитя вырыло в песке своей шпа-
гой, чуть ли не делают ее святой, над челом которой тускло мерцает нимб.
Тебе бы меня хорошенько выбранить: часы бьют пять после полуночи, а
я размышляю вместе с тобой, пишу тебе и откладываю перо, чтобы взгля-
нуть на тебя на твоей фотографии, и вот так с тобою беседую, и рассуждаю с
тобой об этой книге, которую я понял именно так, хотя прочел только раз и
давным-давно. Говорят, в ней описано юношеское увлечение аббата Прево.
Я еще к этому вернусь. Ты, я надеюсь, спишь, ангел мой, да ниспошлет Гос-
подь спокойствие дивным твоим глазам и твоей душе.
После часа сна. —
Так о чем это я. — тут. —
Манон из тех девиц,
что преспокойно уживаются с пороком.
Как и актриса Рашель, она с девяти лет привыкла отдаваться первому
встречному. Ей кажется, что отказать кому бы то ни было она не вправе.
Она не видит в этом ничего греховного и постыдного. Для нее это такое же
естественное отправление организма, как потребность в еде или питье, но
еще и ремесло, приносящее ей жалованье, которое она разделит и уже дели-
ла с любым, кому отдастся и кто будет ею обладать. Попадись ей де Гриё —
438 Альфред де Виньи
тем лучше! Но подойдет и любой другой. Так продолжается, пока они оба
не испивают чашу до дна. И тут только, в повозке, на соломе, она наконец
задумывается и возвышается до того, чтобы понять, на какое самопожерт-
вование он оказался готов ради нее.
Не оправдывай ее. Ей нет оправданий хотя бы уже за то, что она делилась
с де Гриё добычей, которую получала, раздавая ласки, ибо тем самым она
бесчестит его наравне с собой — даже больше, поскольку ей, чье детство
прошло в сомнительных притонах, терять уж нечего. Она вправе презирать
его, когда он подбирает последыши поцелуев после жатвы, собранной фи-
нансистами и золотыми мешками, и дожидается на лестнице, скоро ли осво-
бодится ложе для избранных, куда попадают особо тугие кошельки.
Бедное дитя! все-то он изучил, кроме жизни, себе на позор или на сча-
стье — счастье истинное и более высокого свойства.
Письмо XX
[26 июля 1862 г.]
Суббота.
26 июля 1862.
Ты, кажется, что-то там сказала о праве, душа моя, об обладании права-
ми? На тебя, ангел мой, на тебя! В любви одно только право — обаяние. И
когда злая, незрячая Фортуна походя укладывает нас на одр болезни, делает
нас бледными, унылыми, исхудавшими и слабыми, мы чувствуем себя уни-
женными и раздавленными нестерпимой апатией, которая нас парализует.
Боже правый! куда это ты надумала поехать? Если бы твоя семья в самом
деле выглядела семьей, которая отечески о тебе печется, я бы почел эту по-
ездку твоим долгом, но все обстоит совсем иначе; как они себя повели каса-
тельно тебя в пору беспутной родственницы! Ты жаловалась на них справед-
ливо, тебе было горько. Я не осмеливаюсь об этом говорить, ибо мне не
вполне ясны твои мотивы. Когда ты так рьяно, как маленький адвокат, вы-
ступаешь против безбрачия женщин, действительно ли дело в одной только
Элоизе? Ты явно преувеличиваешь незавидность положения женщины, от-
вергающей брак как таковой. Мне известны многие, принявшие это мудрое
решение, отчего их жизнь стала только счастливее и столь же достойна ува-
жения, как и у замужних женщин. — Знавал я одну из тысячи, уехавшую в
Англию и оттуда приславшую извещения о свадьбе с каким-то англичани-
ном. — А через год пришли извещения о кончине ее мужа, сэра Уолтера Д...,
и молодая вдова навсегда воротилась во Францию. Положение незамужней
женщины таит в себе особую прелесть и позволяет наполнить жизнь разно-
образием. Она пользуется своей свободой и отдает ее, когда ей заблагорас-
Письма последней любви 439
судится, по велению сердца, и ни одна душа не потрудилась предпринять
ученые разыскания, дабы удостовериться, была ли она замужем и существо-
вал ли муж — лицо вымышленное, насколько мне известно. Другие, о двоих
из которых я тебе рассказывал, попросту написали на визитных карточках
Мадам вместо Мадемуазель перед своей фамилией. Все с этим покорно при-
мирились, а потом и свыклись. Для этих женщин сие равноценно освяще-
нию церковью. Спроси-ка у Элоизы, разве, находясь в Англии, она не встре-
чала барышень, громогласно заявляющих, что они намерены оставаться
свободными, и доживающих до преклонных лет, сохраняя прочные друже-
ские привязанности. Мне кажется, именно это соответствует ее характеру
лучше, чем что-либо другое, вызывающее у нее, должно быть, чувство раз-
дражения. Уверяю тебя, что во Франции, в Париже, в хорошем обществе те-
перь также вошло в обычай относиться уважительно, с должным почтением
и сдержанностью, продиктованной их образом жизни, к этим приятным,
приветливым особам, которым везде и все рады.
Письмо XXI
[2, 5 августа 1862 г.]
2 августа 1862.
Суббота.
Я писал тебе 25 июля, в прошедшую субботу. Ты больше не хочешь моих
длинных писем из страха, что я из-за них переутомляюсь? Ты ошибаешься.
Они утешают меня, потому что я разговариваю с тобой, словно ты — рядом.
У тебя все еще насморк? А на руках — цыпки? скажи? Первым делом расска-
жи мне о себе, о твоей душе, твоем теле, для меня равно драгоценном, а уж
потом одну из тех дивных сказок, на которые ты большая мастерица, как и
царевна Шахразада из «Тысячи и одной ночи».
Доводилось ли тебе их читать, эти ночи Востока? Они прелестны и под-
купают своей наивностью, местами восхитительной.
У меня никогда не было ни одной моей собственной книги Вальтера
Скотта, иначе я бы тебе ее немедленно прислал. Должно быть, с твоей на-
стоятельницей у Урсулинок 1 в дортуарах для мальчиков случались кое-ка-
кие сценки из «Мадемуазель де Мопен»,2 которую ты, верно, куда-нибудь
припрятала, заодно с маленькой римской купальщицей3 и Манон Леско,4
которые, я полагаю, преотлично поладят. Эта святая Гермафродита, навер-
ное, принесла неоценимый прок неискушенным воспитанникам в деле дос-
конального освоения Человека в его естестве. Воображаю, как она смуща-
лась, когда в банные дни происходили омовения в речке. Бедная дева, не ве-
440 Альфред де Виньи
дающая порока! Как выкручивалась она, когда подходили сроки и ее ранила
природа! Дортуары ведь любопытны. Она там была, как Дон Жуан лорда
Байрона посреди Сераля. Возможно, она завела себе маленького приятеля,
недурного собой, которого допустила в свою постель. Впрочем, она и сама
не без приятности провела свои девические годы. Если Д. Жуан на англий-
ском еще у тебя, переведи мне ради развлечения сцену, происходящую в Се-
рале.
Казалось, юная одалиска крепко заснула рядышком со своей белокурой
спутницей (то был Дон Жуан), когда ни с того ни с сего раздался истошный
крик! Поднялась суматоха. — Она уверяет, что видела дурной сон. Все опять
улеглись. И снова для одалиски начинается ночь.
5 августа 1862.
Получил твое письмо с известием о славке. А я думал, что она у тебя оби-
тает давным-давно. Смотри, чтобы она не улетела. Уж как мы вдвоем ее ста-
нем баловать. Только что я собрался писать тебе об Элоизе. Когда она уез-
жает? Хорошо же она пристроилась! Да еще пожизненно! Понятно, что ты
не видишь в этом доказательства дружбы, а ее не считаешь своей истинной
подругой.
А я-то допытывался, прошла ли твоя простуда? — Оказывается, тебе не-
здоровилось две недели! Боже! отчего не было меня у твоей груди, лишив-
шейся голоса. Элоиза, надеюсь, ходила за тобой? О чем ты только думаешь!
Что за дикая мысль просить меня прийти в общую гостиную? Нет уж, нет,
хочу повидать тебя в твоей комнатке, да чтобы ты заперла ее покрепче, а ты
все никак не говоришь мне того, о чем я у тебя допытываюсь.
О том, что я не хочу застать тебя врасплох, я упомянул из чистой осто-
рожности: окажись у тебя в это время шестнадцатилетняя ученица с мама-
шей в придачу, возникла бы неловкость, но что еще могло навести тебя на
мысль об этой гостиной в нижнем этаже? Разве сердце не подсказывает тебе,
что нам будет не до слов — нам захочется обменяться первым долгим без-
молвным поцелуем, причем без свидетелей и соседей.
Ответь мне немедленно, сейчас же, в котором часу ты бываешь днем одна
и каким временем ты располагаешь. Я прежде по обыкновению накажу внизу
отвечать всем, что ты куда-то вышла, и потом только поднимусь к тебе.
А если ты мне всего этого не скажешь, я как-нибудь утром или вечером
явлюсь, несмотря на визитеров — хоть учеников, хоть матрон, хоть подру-
жек. О! не вынуждай меня к этому, пожалуйста, напиши, в какие дни у тебя
нет уроков, и назначь время. Каждый ли вечер ты уходишь? — ответь? — за-
чем? — к кому?
Боюсь, я бы огорчился и загрустил, окажись первое впечатление не тем,
чего я жду, о чем грежу и говорю тебе.
Письма последней любви 441
Заправляет ли всем по-прежнему г-жа Орансо?5 — Ты, может быть, опа-
саешься, что ее преемница чересчур приглядчива? Я совсем запутался в тво-
ей книге жизни, из-за твоих умалчиваний в ней полно порванных страниц.
Скажи мне ясно и четко: такой-то ребенок приходит в такой-то день и к
такому-то часу. В такой-то другой день я обедаю у м-ль XXX, а вечером от-
правляюсь в другие гости, но такой-то день мы проведем вместе и одни.
Вот все, что мне хочется услышать, милый Ангел, напиши мне об этом
поскорее, если ты любишь меня, я мучаюсь, оттого что не понимаю, чего ты
боишься. Я уж делился с тобой в последнем письме моим планом, моей меч-
той. Ты разве желаешь не того же? Неужели тебя не коробит мысль, что наш
первый разговор окажется вымученным и пройдет под посторонними взо-
рами, на людях или где-то еще, а не в твоей комнатке, крепко-накрепко за-
пертой на все наши засовы? Меня бы не покидало ощущение, что я не с то-
бой.
Откуда ты знаешь, как съездила Сюзон? Ты уже виделась с ней и ее род-
ными? Ты мне ничего больше не рассказываешь о Швеции и вообще ни о
ком. Ответь же, ответь скорей и как я тебе велю, мой милый ангел, да напе-
ред прими поцелуи от того, кто любит тебя.
Письмо XXII
[23 августа 1862 г.]
Суббота.
23 августа.
Неужели ты думаешь, что я, не стань мне хуже, хоть один день мог бы те-
бя не повидать, притом что все наперебой меня настойчиво увещевали вый-
ти прогуляться?
Назавтра после дня Славки, мой Ангел, мне сделалось совсем худо. Ис-
ключительно ради моего блага мне советовали и даже настоятельно предпи-
сывали, ссылаясь на Науку, отказаться от одного только питья и переходить
на дичь и твердую пищу. Я подчинился и, расхрабрившись, замахнулся на
половинку голубя, каких меньше не бывает. Этого оказалось довольно: у
меня тотчас возобновились колики в желудке и рвота. Доктор с расстрой-
ства посадил меня снова на молоко — три чашки в день, ценой чего мне как
будто бы полегчало, но позавчера, в четверг, притом что за утро я себе по-
зволил только один бульон, когда за обедом я пригубил того самого моло-
ка, столь мне рекомендованного, оно выплеснулось изо рта, едва туда по-
пав, а для меня это, как и прежде, невыносимая пытка. После всех этих над-
садных конвульсий я падаю без сил...
442 Альфред де Виньи
Со вчерашнего дня я поправляюсь, хотя неимоверно слаб. В понедель-
ник или лучше во вторник, твой выходной, я тебя проведаю, любовь моя. Не
позволяй столько летать госпоже Славке. Еще улетит от тебя, как и та,
прежняя, и не пожелает больше распевать в своем замке из белизны и небес-
ной лазури.
Меня ничуть не удивляет, с какой настойчивостью допекает тебя эта
эгоистичная соседка, ежедневно спрашиваю себя: когда она съедет?
Я не сплю с четырех утра. Сейчас восемь, я велел все распахнуть и пишу
тебе, чтобы тебя успокоить. По-моему, все это — вопрос времени, мне еще
долго оставаться распивателем молока и воды, прежде чем я рискну поже-
вать кусочек хлеба. Хлеб насущный для меня теперь сказочная роскошь, в
календаре мне не попалось ни одного анахорета, который бы от него отка-
зался так надолго. Порасскажи-ка мне о твоей няне Анне Менделли. Передай
ей, что я превращаюсь в Хроника и что единственное мое желание в темные
ночные часы — обзавестись койкой в одной с нею богадельне; ибо, положа
руку на сердце, мне бы впору повторить вслед за несчастной Федрой:
Все в скорбь мне и во вред, и извести готово.1 — Поцелуи, и не только те,
что ты присылаешь мне в письмах, меня быстро исцелят. Не дай им остыть
до вторника, ангел мой.
Письмо XXIII
[24 августа 1862 г.]
Воскресенье, утром. — 24 августа,
день святого Варфоломея,
мученика, как и я.
Со вторника меня не отпускали боли, милый ангел, и сегодня приходит-
ся лежать.
Стервятник Прометея так исклевал меня, что у меня от всего долго не
утихают боли. Три дня я совсем, совсем ничего не ел, кроме нескольких ча-
шек куриного бульона и молока. Ужасно несправедливо, что я терплю все
эти мучения, правда?
Надеюсь, еще пара дней такой каторги, и я встану на ноги. Я тут размеч-
тался и подумал, что послезавтра, в понедельник, около четырех мог бы к
тебе наведаться и засвидетельствовать мое почтение госпоже Славке, не
прочирикавшей пока ни единого аллегро.
Вчера вечером и сегодня утром приходил врач. И как нельзя кстати. Все,
кроме молока, мне запрещено. Сплошная пастораль, но я смиренно прием-
лю все мыслимые воздержанья монахов. Зато мне потребуется столько по-
целуев, сколько я желаю сейчас, когда пишу тебе.
Письмо XXIV
[25 августа 1862 г.]
Понедельник, вечером.
Дорого же мне обходятся причуды сей ненавистной оболочки бедных наших
душ, в которую мы заключены. Уже и от молока, бедного молока, ни в чем не
повинного и целительного, мне вчера было плохо, а я его за последнюю неделю
и трех чашек не выпиваю, Господь этому свидетель. Вчера в 6 ч. от смеси молока
с аррорутом я испытал муки ада. Ума не приложу, какому Святому лекарю те-
перь мне довериться. Есть я и так ничего больше не осмеливался. Неужели нель-
зя и пить? Жду опять Кювелье1 — он, может статься, заглянет ко мне завтра.
Если в четыре я не появлюсь, не жди меня, милый ангел. Это будет озна-
чать, что я так и лежу с тех пор, как в семь вечера началась эта тяжкая, не-
объяснимая пытка и силы меня оставили.
Среда, судя по присланному тобою календарю, один из трех дней пол-
ной твоей свободы. В 3 часа я им завладею, если, как я надеюсь, завтра ко
мне вернутся силы и я сумею держаться на ногах и ходить.
А как ты — больше не хвораешь? Боюсь, что да; вот еще одна из моих пе-
чалей: я не могу быть твоей сиделкой и, примостившись на краешке посте-
ли, смотреть, как засыпают твои большие глаза, которые я целую.
Письмо XXV
[28 августа 1862 г.]
5апс1а Аи§из1а ога
рго поЫз.*
28 августа 28 Аи^изШз,
1862. тЬопёоп.**
Блаженный Августин для меня не очень-то подходящий святой, моя ми-
лая красавица, ибо не облегчает тяжких страданий в моей постели, теперь
мне ненавистной. Один, вечно один, как узник, я не свожу глаз с двух твоих
портретов в полный рост, на которых во всей красе видна твоя изумитель-
ная талия, изящная и гибкая.
Я мечтал сегодня, как принесу тебе цветы, и догадывался, что дожди
по-прежнему не стихают, я осязал их, по мере того как насыщалась влагой
* Святая Августа, молись за нас {лат.). — Примеч. перевод.
** в Лондоне {англ.). — Примеч. перевод.
444 Альфред де Виньи
ночная мгла, но заснуть с мыслями о тебе, как я люблю, мне все не удава-
лось. Дождь, верно, замочил крылья мерзкому стервятнику, в полночь при-
летевшему терзать меня. Сумей я ухватить его за шею, и задушить, и разда-
вить о мрамор ночного столика его лысую голову, все было бы закончено, я
обрел бы свободу, сбросил с себя оковы. Я больше не был бы прикован к
скале. Я отправился бы к тебе, утешить тебя и испросить таких же утешений
на твоих устах.
Так, значит, как ты мне пишешь, у тебя не стихают боли где-то внутри,
дружок? Переобустроила ли г-жа Ор...2 твою комнату, как тебе хотелось?
Нравится ли тебе? Собираешься ли ты прибрать свои книжки, придающие
твоим хоромам сходство с классной комнатой? На место разбитой статуэт-
ки у меня есть другая. Но мне не добраться до нее, ибо остаток сил я упо-
требляю на то, чтобы не кричать.
Сожги письмо, своей безысходностью повергшее тебя в смятение. Увы!
его писал раненый, истекающий кровью, у которого нет сил ее остановить.
Прости его.
Видишь, как вредно пускаться в излияния. Чем сильнее любишь, тем
труднее перенести разлуку, чем сильнее страдаешь, тем надобно быть сдер-
жаннее в своих речах, дабы твои печали не передались, как заразная бо-
лезнь.
Я люблю думать о том, что благодаря своим юным хорошеньким учени-
цам ты не растеряла ребяческой шаловливости, которая у тебя в крови, мне
нравится наблюдать ее в каждой твоей черте. Когда мне хочется уврачевать
мою душу целительным бальзамом, я вспоминаю записки, которые ты мне
читала, от этих барышень, возомнивших, что они в тебя влюблены, как буд-
то они могут быть к этому причастиы. К этому причастен один я, ангел мой,
я хватаюсь за это чувство, как хватаешься за тростинку, когда чувствуешь,
что тебя захлестывают волны бог знает скольких мук, безымянных даже для
докторов, которых все искусство — в умении их классифицировать, подоб-
но обозначениям и рекам на географической карте.
Праздник я разделю с тобой в тот день, когда отгремят эти грозы, и я
смогу принести тебе скромные цветы, моя святая, да еще, с твоего позволе-
ния, одного великомученика — меня собственной персоной. Воистину, мне
известны многие, заработавшие себе райские кущи за куда меньшую цену, и
в один прекрасный день им-таки придется уступить мне свое место в рос-
кошном кресле подле царя Давида.
«Тысячи и одной ночи» среди моих книг нет и никогда не было, но я поста-
раюсь ее для тебя достать, как только смогу выбраться на улицу. Тебя пле-
нит меланхолическое простодушие восточных нравов, всевластие джинов,
которых они почитают вездесущими и наделяют волшебным могуществом.
Палящий зной повергает их в истому или воспламеняет, как тигров и лео-
пардов. Всегда-то они лежат или па кого-то бросаются — середины для них
не существует. Они начисто лишены нарочитой сдержанности, присущей ев-
Письма последней любви 445
ропейцам. Орел похищает у багдадского купца его пышный тюрбан, тот
горькими слезами оплакивает засунутые в него цехины, не думая даже скры-
вать своих рыданий. Волшебные путешествия покажутся тебе куда увлека-
тельней железнодорожных с их грохотом, копотью и свистками.
День угасает. Перестаю писать и я, строчки сливаются, но моя любовь к
тебе не угаснет никогда.
Письмо XXVI
[8, 9 сентября 1862 г.]
Понедельник.
О, Господи! На каком же языке тебе писать, чтобы ты уяснила, до какой
степени я ослаб и измучен болями за последние две недели? Я писал тебе обо
всем этом 28 августа. Все, даже теплое молоко по утрам, коровье парное мо-
локо, для меня стало вдруг неудобоваримым. Пришлось опять перейти на
опиум, чтобы притупить, как они говорят, чувствительность желудка и об-
легчить усвоение молока ослицы, которое я пью теперь.
Как ты не понимаешь: значит, я совсем без сил, и меня не держат ноги,
иначе разве я мог бы оставаться все время взаперти, зная, что ты совсем
близко от меня, в нескольких шагах? Неужели ты думаешь, что я боюсь по-
казываться тебе бледным и немощным? Что за детские выдумки! это значи-
ло бы подозревать тебя в злосердечии, а ты, по-моему, не склонна подра-
жать известным тебе особам, предающимся этому столь дерзко, с такой хо-
лодной беззастенчивостью.
Вот и сейчас, когда я тебе пишу, пришлось только что прерваться из-за
колик, в которых я сам и виноват: неосторожно посягнул на две ложки ку-
риного бульона. Как нестерпимо чувствителен бедный мой желудок! На ка-
кое отвратительное и нудное благоразумие обрекают нас болезни! У меня не
было к этому привычки, и мне трудно приспособиться. О себе я никогда не
думал, мне нравилось заботиться прежде всего о тебе и о твоем счастье. А те-
перь вот мне и по лестнице не спуститься, чтобы с тобою повидаться!
Кто ныне твои подруги, с которыми вы провели вместе целый вечер? Ты
больше не называешь мне имен. Кто дал тебе билеты в этот убогий театр?
Что там играли? С кем вместе ты была? Теперь, думается, у тебя нет причин
жаловаться на рабство, свободы у тебя — хоть отбавляй, — признайся, что
это так.
Я вовсе не вынуждаю тебя сидеть дома в хорошую погоду. Гуляй, дыши
вольным чистым воздухом за себя, а вместе — и за меня, мне кажется, в меня
это вольет свежие силы. Ты же знаешь: мои первые шаги я пройду по дороге,
446 Альфред де Виньи
что ведет к твоему дому, а накануне черкну тебе: Завтра в 3 ч.; произойдет
это либо в понедельник, либо в среду, либо в пятницу, можешь не волно-
ваться.
Не допекай так свою бедную хозяюшку со всей этой мебелью и переста-
новками, она станет от тебя шарахаться. Разве она не предлагала тебе вме-
сто твоих две соседние комнаты? Ты еще не переехала? Распорядилась ли
она насчет ковра?
Пускай она, раз никак больше не выходит, вернет на камин то прежнее
маленькое зеркало, или не надо никакого: теперь во многих квартирах во-
шло в моду не ставить зеркало на камин, где в него никто все равно не смот-
рится. Просто загляни к ней и потолкуй об этом, пустив в ход все свое обая-
ние, с милейшей улыбкой на лице, и она сделает все, что ты захочешь, я в
этом уверен. Незачем украшать ей комнаты. Когда потом съезжаешь, не хо-
чется тащить с собой разное барахло, и оно достается этим скопидомкам. Я
раз совершил такую глупость, за что поплатился. Ты больше ничего мне не
рассказываешь о твоей дорогой няне Анне Манделли,1 покойной жизни ко-
торой я завидую. Какое счастье, что удалось ей такое даровать! Я странным
образом люблю мысленно туда переноситься, представлять ее в окружении
кротких сестер с опущенными взорами, с умиротворенной улыбкой на блед-
ных невозмутимых лицах. Эти служительницы милосердия и благодати во-
истину достойны небесного венца за то, что они претерпевают.
Вторник в 9 ч. утра.
Только что принесли молока в пузырьках пены — оно пока мне приятно
и прибавляет сил. Если ты встанешь против моих окон, я тебя вряд ли и уви-
жу, тогда как тебя заметят непременно, потому что не в моей власти запре-
тить прислуге висеть день-деньской на окнах и приникать к жалюзи. Одного
меня никогда не оставляют, все чего-то боятся. Я это вижу, но не должен, да
и не вправе отвергать хлопоты, превосходящие меру. Не думаю, чтобы нер-
вические болезни таили в себе чрезмерную опасность, но приходится вечно
быть настороже из страха рецидива, а любая попытка преодолеть слабость
и возродиться к жизни оборачивается топтанием на месте, отчего я теперь и
терплю эти муки. Когда я смогу выйти из дому, а я уповаю, что случится так
в считанные дни, то, повидав тебя, схожу навестить бедного Леона:2 выздо-
равливающий посидит подле истерзанного пыткой.
Не беспокойся о письмах, которые таким путем дойдут до тебя быстрей, не-
жели рикошетом. Они отсылаются с кучей других и всегда одним и тем же че-
ловеком, не умеющим читать. Такую же гарантию дал тюремщикам Железной
маски крестьянин, подобравший в поле серебряное блюдо,3 на котором узник
нацарапал свое имя и свой политический статус. Счастливец Железная маска,
который мог есть хотя бы хлеб. Ему я завидую не меньше, чем твоей Анне.
Письма последней любви 447
Я стремлюсь откликаться на все мелочи, о которых ты хлопочешь.
Ты подыскиваешь для своих маленьких учениц какие-нибудь расскази-
ки! Накажи их родителям купить для них сказки или что-то в этом роде
мадам ГИЗО:4 об этой книге я слышал самые похвальные отзывы, но сам не
читал. Еще есть «Вечера» или «ПОСИДЕЛКИ в замке» мадам де Жанлис5 и не-
большие вполне невинные романы мадам де СУЗА.6 Вели приобрести эти
книжки свалившимся на тебя семьям переселенцев и британцев или неради-
вым московитяпкам. Когда их отправят в Сибирь, хоть найдется что почи-
тать. Да неужели им не знакомы достопочтенный беркен7 на английском и
господин БУЙ и,8 благонравный детский сказитель? Вот целая библиотека
для барышень к их услугам у всех книгопродавцов цивилизованного мира,
даже в Нью-Йорке, впадающем снова в варварство. — Друг нежно люби-
мый, приберегай для меня поцелуи и сетования, избавь только от упреков.
Письмо XXVII
[19 сентября 1862 г.]
19 сент. Суббота — 1862,
в полночь.
Полноте! отчего, раз их больше нет на этом свете, не допускать в свою
память тех, кого мы любили? Довольно и того, что мы разлучены, так неу-
жели изгонять их из памяти? Где еще, если не в твоих воспоминаниях, про-
должала теперь бы жить твоя добрейшая Анна? Заговаривать с тобой о ней
я не стану, но не удержусь, чтобы хоть раз о ней не написать... Мне трудно
расстаться без грусти с тихой, сладостной надеждой однажды ее увидеть,
пожать ей руку, всмотреться наконец в черты той, что умела тебя любить
так, как я люблю, чтобы тебя любили. Она принадлежала нам обоим. Она
была нашим добрым делом — ты знаешь, сколько раз я писал, лежа один в
моей постели? и как мне нравилось мысленно представлять ее ложе, которое
обступили юные ангелы?
Как невнимательно читаешь ты мои письма! Я говорил о том, что обык-
новенно обустраивать самому меблированные комнаты — детская блажь,
да еще вещами, которые, когда съезжаешь, приходится оставлять хозяйке,
иначе не будешь знать, как от них избавиться. Как можно находить в этом
удовольствие и предпочитать это занятие тому, что всегда тебе нравилось
несравненно больше? тому, что и ближе тебе, и отвечает твоим вкусам, и
служит убранством для тебя, а не повешено на стену?
Вот что разумели мои слова. Понимаешь ли ты, что значит, как я, быть
истерзанным болезнью, не желая без конца это описывать и все время по-
448 Альфред де Виньи
вторять? Разделенные тремя шагами, мы все истолковываем превратно, как
будто пишем друг другу из Томбукту:1 не знаешь, какой смысл вложен в на-
писанное и какую тональность всему этому придал бы голос.
В последнем своем письме ты вся погружена в другие мысли, тебя что-то
тревожит. Из-за него мне грустно, несмотря на ту странноватую историю,
что тебе рассказали. Похоже, так дает о себе знать безумие, приводя впо-
следствии — о чем мало кто знает и что отвратило бы от подобных вещей
воспитанниц Сафо1 — к Эпилепсии, а потом — к полной невменяемости. Я
приведу тебе известные мне печальные примеры. С каким ужасом, вероятно,
была воспринята эта история — ужасом, сопоставимым с твоим изумлени-
ем.
В твоих письмах сегодня ночью я ищу утешения (ибо меня не оставляют
боли и мне не спится), я возвращаюсь к тому, о чем в них сказано и отвечаю
на них из моей постели. Ты плохо представляешь себе мой дом, ангел мой.
Обыкновенно мы не живем сразу во всех шести комнатах. И когда я в посте-
ли, они прилипают к окнам гостиной или к окнам другой большой спальни,
выходящей на улицу. А когда у меня уборка и я перебираюсь в гостиную,
они повисают на окнах моей комнаты, и так далее. У слуг, как тебе известно,
вечно отыщется предлог, чтобы не откликаться на звонки, тут же все дело в
том, что, ошалев от уличного шума, звонков они попросту не слышат. Но
выговаривать не в моих правилах. Я расстраиваюсь, а все, что я принимаю
близко к сердцу, огорчает меня надолго. Впрочем, забот у них хватает, а их
хозяйка, от которой нельзя отойти ни на минуту, страдает заболеванием,
пагубно сказывающимся на зрении. Для меня это еще одна причина ста-
раться, чтобы мною занимались как можно меньше: я повторяю про себя
слова молчаливого Волка,3 которые приводил в письме к тебе. Он прав:
можно страдать безмолвно.
Не отдавай все свои поцелуи госпоже Славке. Из-за кого она охромела,
бедняжка? Как могло стать тому причиной ее падение? Она попала лапкой
между прутьями клетки? По-моему, ты напрасно ей позволяешь летать по-
всюду. От ярости, что ее снова сажают в клетку, она выходит из себя и за все
цепляется своими маленькими лапками.
Как славно, что ты принялась читать Мишле.4 Это настоящий писатель.
Кто тебе одолжил его? скажи. История огненных мушек прелестна, недо-
умение вызывает только Лира, звуки которой доносятся из корзинки. Но в
снах и грезах чего только не случается.
Новый мир весь теперь в огне,5 а образцовая республика истребляет граж-
дан в дикарской войне. Она уничтожает великие достижения своей цивили-
зации, предает огню и мечу города и железные дороги, она на целый век
приостановится в своем развитии и будет жить в пустынях, которые толь-
ко-только начали заселяться и прикоснулись к цивилизации. Вопросы Феде-
рализма и Единства, которые предполагалось обсуждать в Парламенте и
Конгрессе, отдали на решение резне, заменившей большинство и избира-
Письма последней любви 449
тельную урну. В иные эпохи людьми овладевает потребность вцепиться
друг другу в глотки, подобно сворам обезумевших от бешенства псов, и анг-
лосаксонская раса Севера, не совладав с инстинктом, ринулась на Латин-
скую расу Юга. Она за это наказана. Французско-испанское племя, более за-
каленное в ратном деле, располагает лучшими генералами и одержало верх
над своим противником, оттеснив его к Вашингтону.
— Видишь, мой ангел, из постели я умудряюсь присматривать за Ста-
рым и Новым Светом и сплетничать об этом с тобой, не переставая тебя лю-
бить и по-прежнему хворая, увы!
Письмо XXVIII
[24 сентября 1862 г.]
Среда.
24 сентября.
Я написал тебе вечером в субботу. Ушло мое письмо в воскресенье ут-
ром, когда ты как раз писала свое. Видишь, как одинаково мы чувствуем,
как согласны наши мысли о последних днях твоей доброй Анны, угасавшей
в полном отрешении от всего. Видишь, о тебе и об этой дорогой мне незна-
комке я думал больше, нежели о самом себе. Видишь, чтобы поговорить с
тобой об этом, я забыл о своих хворях.
Господь с тобой! можно ли так тревожиться и строить бог знает какие
предположения, не имеющие ничего общего с моим существованием узника
и больного, безвылазно томящегося в заточении. Ты пишешь, что все муча-
ешься от непонятной боли, и меня это огорчает. Отчего я не рядом с тобою!
Соберусь с силами и попробую дойти до тебя, хотя мне все еще невероятно
худо. Проглотить ничего не удается, кроме молочной пищи, вызывающей
слабость и полный упадок сил, и простой воды — она одна приносит мне ка-
кое-то облегчение. Сейчас, мой милый маленький Ангел, я только что лег,
так как меня опять схватили колики, хорошо тебе знакомые, которые я все
надеюсь застигнуть и прогнать. После них я в полном изнеможении. Теперь
полночь, и я, может статься, на пару часов усну, потом, разбуженный бо-
лью, уж не сомкну глаз до завтрашних девяти утра, когда принесут молоко,
которое, как все думают, идет мне па пользу.
Закутывайся теплей. Врачи твердят, что все наперебой кряхтят от про-
студ, ревматизмов и поясничных колик из-за неустойчивой погоды, при-
вычной для нас в эту пору, сырую и теплую. Ответь мне что-нибудь по пово-
ду нашего разговора, начатого в прошедшую субботу. Я читаю и перечиты-
ваю тебя в ночном полумраке, опять зажигая свечки, и шлю тебе поцелуи с
15 Альфред де Впньн
450 Альфред де Виньи
улыбкой, исполненной неизбывной грусти, ибо суровость моей жизни, за-
мурованной в четырех стенах, не позволяет подкопить сил, столь мне необ-
ходимых, дабы еще чуточку пожить и снова занять, как мне бы того хоте-
лось, местечко в твоем сердце.
Расскажи мне немного о себе, ты одна, неизменно и всегда, только ты
и твое здоровье, твои переживанья и твои мысли. До этого — ты увидишь —
я всегда пребуду жаден и ненасытен. Только не укоряй меня: все вокруг
причиняют мне страдания, а мне хочется, чтобы я мог себе повторять: кроме
иее\
Письмо XXIX
[27 сентября 1862 г.]
Суббота. — (ночь — ).
Мои письма читай одна, запершись, храни их подальше от посторонних
глаз и не разбрасывай по своим столам, прошу тебя...
Твой сон не солгал, мне, правда, грустно, но недовольства нет. Ты добра,
отзывчива, так мило стараешься улыбаться сквозь слезы, что у меня щемит
сердце. Ибо я это чувствую, я обо всем догадываюсь, как бы ты ни скрыва-
ла. Мне хочется повидать тебя, смотреть на тебя, застать тебя одну в наших с
тобой Пенатах, которые ты оберегала и которые ни одна душа не потрево-
жила. Рассей только мои сомнения и скажи, что недобрые советы, прибыв-
шие из Англии, не ввергли тебя в смятенье. Сам не знаю, отчего, но приезд
Элоизы меня настораживает, и я за нас опасаюсь. Я, может быть, и неспра-
ведлив, только вот ничего не могу с собой поделать. Во время жестоких бес-
сонниц терзаю себя беспочвенными тревогами. Бывает, что я виню в них те-
бя, потому что ты держишь меня в неведении касательно распорядка твоей
каждодневной жизни. Я просил тебя писать, где ты бываешь вечерами, кто
тебя навещает днем. Ты прекратила рассказывать мне об этом. Повторять
мои вопросы я не захотел, но из-за твоего молчанья впал в беспросветное
уныние. Ты не желаешь безраздельно мне довериться.
Кто ныне твои приятельницы? Куда мне мысленно следовать за тобою?
В котором часу вечером ты возвращаешься домой? С кем? — Все те же ост-
ров Сен-Луи и Булонский лес? Бульвар? Ланкри? & &
Кто из тех милых девчушек, которые тебе нравятся и всенепременно те-
бя обожают, теперь ходит на уроки?
Ты остерегаешься посвящать меня, как прежде, во все эти сокровенные
пустяки, которые воодушевляли меня, ибо делали участником твоей жизни,
всей твоей жизни, с минуты пробуждения и до сна.
Письма последней любви 451
Кто теперь у тебя бывает? Заходят ли справляться об уроках или отни-
мать у тебя время мужчины — иностранцы и французы? Признаюсь, меня
охватывает невообразимый ужас, как подумаю, что, оставаясь с тобою с
глазу на глаз, они могут потихоньку освоиться и повести себя, как тот негод-
ник, у которого, по словам Сюзанны,1 была к этому неодолимая охота. По-
нимаешь меня?
Об опрокинувшейся карете, так тебя напугавшей, я ничего не слышал.
Расскажи мне эту историю.
Когда мы, задернув синие шторки, куда-нибудь отправимся вместе, —
скоро, теперь уж скоро, придется тебе набраться храбрости, слышишь?
Ангел Мой. Я подумываю нагрянуть к тебе как-нибудь поутру, но час
назначу заранее, чтобы побыть одним, только ты и я, заперев двери и вста-
вив изнутри ключ в замочную скважину. Нам столько нужно сказать друг
другу! Да нет, не стану я заставать тебя врасплох, я бы несказанно расстро-
ился, окажись мы не одни.
Теперешний рецидив дался мне тяжелее, чем в первый раз. С ядами нако-
нец покончено, и я чувствую, как заложенное во мне здоровое начало обре-
тает первозданную силу.
На сегодня довольно портить себе глаза, попробую заснуть.
Хотя нет. Еще надо спросить тебя, какие тебе хочется из моих стихов.
Какие из тех, что я назову, тебе известны? — Дом пастуха. — Дикарка. —
Смерть волка. — Флейта. — Гефсиманский сад. — Бутылка в море.
Я прочту их тебе в нашей постели, и ты за каждый стих, отозвавшийся в
твоем сердце, меня поцелуешь, ладно?
Письмо XXX
[29 сентября 1862 г.]
Понедельник в 1 час пополуночи
29 сентября.
Ты, я думаю, милый мой добрый ангелочек, отказываешься понять, куда
я подевался. А приключилось вот что. Мне вздумалось отведать драгоцен-
ного свежего воздуха, который ты неустанно превозносишь. В субботу
днем, заручившись провожатым, пекшимся обо мне не хуже ночных сиде-
лок, сажусь в экипаж. На главной улице велю остановиться. Иду один за бу-
кетом, посылаю его тебе. Возвращаюсь, трогаю, тешу себя надеждой, что
желания пойти на поправку вполне довольно и что завтра, в воскресенье, я
тебя навещу. А дома мне делается совсем худо, и мне уж не скрыть от себя,
как сильно я страдаю.
452 Альфред де Виньи
Последние две ночи для меня были сущим кошмаром, я не сомкнул глаз,
лишь к десяти утра на какой-то час удавалось забыться. Воистину, кажется,
у меня разрывается сердце от всех этих напастей, огорчений и тревог, кото-
рые я не знаю, как и выдержал. Прошу тебя, ни в чем меня не вини. Напиши
коротко, прошла ли у тебя эта ломота в пояснице. В четверг, когда ты сво-
бодна, я приду наконец повидать тебя, расцеловать и послушать, как ты
расскажешь мне о себе нежным кротким голоском, какой был у твоей Слав-
ки, когда она разговаривала. Ни на миг не тревожься о моем сердце, напро-
тив — сомневайся во всем на свете, но только не в том, что оно тебя неизмен-
но любит и предано тебе.
Я в полном изнеможении, не различаю даже, что пишу, мне все кажется,
что вот-вот я усну, но не тут-то было, забыться сном на всю ночь мне не уда-
ется.
Будь здесь со мною твой поцелуй!..
Письмо XXXI
[11 ноября 1862 г.]1
Вторник 11 окт.
Я очень болен. В этом разгадка тайны. Твои соглядатаи, дружок, дейст-
вуют неумело, да еще и не без злого умысла, а это гнусно. Им нравится тебя
огорчать. Я же, едва начав поправляться, ослабевший, с лихорадкой, при-
нимающейся за меня еженощно около четырех утра, занят только одним:
пытаюсь спасти зрение, а может быть и жизнь, больной, страждущей бок о
бок со мною, в моем мрачном доме, походящем на больницу. В часы, когда
сон мне был бы так необходим, меня будят жалобные, душераздирающие
крики. Я встаю. Все следуют моему примеру. Напрасно пытаюсь я заснуть
снова, сон ко мне не идет.
Меня точит голод — голод, возможно ли такое? а есть я не могу. У меня
такая слабость, что от кресла до двери я дохожу, только на кого-нибудь опи-
раясь.
Что там тебе нарассказали? Что ты вообразила?
Кажется, долг истинных друзей, если бы у меня был такой друг, тебе из-
вестный, говорить правду, и я, признаться, именно на это рассчитывал.
Они бы тебе сказали: «Он никогда не выходит из дому, да и из своей ком-
наты нечасто». Встает к двум часам дня и, шатаясь, бледный, силится успо-
коить тех, кто всем сердцем за него тревожится. Даже в постели досадные за-
боты преследуют и мучают его.
Какой-то завалящий Театр со случайными актерами поставил «Венеци-
анского мавра»,2 исказив и урезав пьесу и не придерживаясь предписанного
Письма последней любви 453
им распределения ролей, обманул его, лживо уверяя, что репетиции начнутся
еще не скоро; и хотя он не видел ни одной репетиции да и самого театра то-
же, пьеса была сыграна, в обход здравого смысла.
О постановке он узнал в самый день премьеры, в три часа пополудни —
слишком поздно, чтобы этому воспрепятствовать. И все же, благодаря энер-
гичным действиям кипевших негодованием друзей, обо всем его известив-
ших, ему удалось добиться запрещения пьесы, усилиями адвоката и судебно-
го пристава, которые теперь засудят и покарают эту бессовестную шайку. С
29 октября он не пожелал встретиться ни с одним из вошедших в сговор и ве-
роломно поспешивших осуществить все эти махинации. С невероятным
трудом выносит он разговоры, состоящие из вопросов о болях, природа ко-
торых для врачей, по их собственному признанию, загадка.
А что тем временем вытворяешь ты? Строчишь ему суматошные, бес-
связные письма, в которых полно безумных противоречий.
Во-первых, то письмецо, сплошь розовое, включая печать, уведомляю-
щее меня, что тебе теперь надобно отдать столько весьма своевременных ви-
зитов, принять стольких человек, —совсем как тем богатым иностранцам, о
которых ты мне рассказывала, — что на меня остается лишь краткая минут-
ка во вторник утром. Когда пришло это письмо, врач как раз изыскивал
способ унять черную рвоту с кровью, вроде той, что начиналась, когда я
был у тебя последний раз, и разразилась в постели в девять вечера.
И в разгар всех этих напастей ты во втором письме обрушиваешься на
меня с упреками из-за бог весть каких фантазий, приходящих тебе в голову,
и удивляешься, что я о них позабыл.
Ах, друг мой! ты должна с уважением отнестись к моему рабству. Я ведь
всегда уважал твою свободу.
Разве когда-нибудь за последний год я нарушал твои планы на шесть ве-
черов из семи! Разве препятствовал твоим блужданиям целыми днями, при-
ходам на уроки без тетрадок и книг, твоим поездкам на природу? Два года с
прилежностью и пунктуальностью, теперь неосуществимыми, я сколько
мог утолял все твои желания, скрывая мои боли и мои огорчения. А ты нын-
че изображаешь из себя жертву?
Подумай обо всем этом, положа руку на сердце. Когда ты со мною по-
знакомилась, я был человеком, никогда прежде не хворавшим. Тебя пытали,
нет ли во мне предрасположенности к какой-то болезни. Мы искали, но не
находили ни одного врожденного порока.
Со временем ты заметила, что всем моим существом завладевает ка-
кая-то усталость. Мои усилия утаить это от тебя оказались тщетны и исто-
щили мои силы.
И когда сегодня своими немыслимыми упреками больному ты усугубля-
ешь страдания, причиняемые мне житейскими неурядицами, неувязками в
делах, управляться с которыми могу лишь я один из моей постели, вряд ли
ты поступаешь по велению души — скорее, ты поддаешься тайной потреб-
454 Альфред де Виньи
ности властвовать и мутить воду, что побуждает стольких женщин сводить
нежную, страстную привязанность к узким установлениям почти семейного
быта, вместо того чтобы поискать в тайниках своей души и сердца симпа-
тию и преданность, которые успокоили бы их касательно неведомых им сто-
рон чьей-то жизни, а в их друга вселили бы уверенность в счастье, способное
возродиться.
Когда столько людей, даже тех, кто со мною не знаком, пишут мне по по-
воду «Венецианского мавра», меня удивило твое молчание. Хотя на сегод-
няшний день всякие сношения с этим Театром мною прекращены, если тебе
вдруг захочется посмотреть этот спектакль, напиши мне, и я тебе пошлю ло-
жу на четверых для тебя и твоих подружек, каких захочешь. Ты мне ока-
жешь услугу, описав свои впечатления, — об игре актеров ходят самые раз-
норечивые толки. Одному из них я изложил в общих чертах мое видение ро-
ли, чему он, похоже, пытался следовать, но коряво.
Глаза воспалились и слипаются. Смогу только послать тебе поцелуй и
рухну на подушку.
Письмо XXXII
[1,2 декабря 1862 г.]
Понедельник.
Никогда еще я не страдал, как теперь. Позавчера вечером, ни с того ни с
сего, около десяти снова случился приступ. Да и чему удивляться, когда со
всех сторон меня осаждает столько треволнений, днем и ночью я слышу ду-
шераздирающие крики, которые подымают меня с постели в четыре утра и
которые ничем нельзя унять у больной, теряющей зрение и притом мучаю-
щейся адскими болями в ногах.
Да и сам я вот прервался из-за нестерпимейших колик. Продолжу, когда
меня отпустит этот ненавистный приступ.
Печалясь и всем сердцем горюя, прошу тебя, не тешься несбыточными
замыслами, как те, к которым ты возвращалась дважды.
Господи! ты и сама сочла бы их странными, окажись ты на минуту в
этом доме, объятом унынием. — Читать вслух? — кому? — человеку, кото-
рый ничему не в силах внимать и чью постель обступили сиделки и врачи.
Читать можно, когда больной отдыхает и покоен, здесь же такого не случа-
ется. Да и как объяснить твое присутствие тем, кто знает, и тем, кто только
догадывается! Немыслимые, тягостные для меня дипломатические уловки.
Ни при каких обстоятельствах я этого бы не вынес. Вне этих стен, пожалуй,
Письма последней любви 455
все может статься, но пока думать об этом невозможно. Вот где тебе отовсю-
ду грозила бы нешуточная, непоправимая опасность.
Увы! твой маршрут по Парижу тебе поднадоел, и ты от него устала. Я
из-за этого сокрушаюсь больше, чем ты сама. Но что может узник, отяго-
щенный хворями, изможденный, как я, болезнью? Ты чересчур горько отзы-
ваешься о своей профессии. Ламенне,1 Манен2 и Шатобриан3 удостоились
на сем поприще похвал и всяческих почестей. Они давали уроки.
Как бы то ни было, за всем этим я вижу разнообразные разговоры, жи-
вую струю, зрелища, одним словом, жизнь. А для меня больше года, где сча-
стье, где утешение, где хотя бы покой? Вечно страдать без сна, а теперь и без
передышки. До сего дня я дотянул каким-то чудом. Все этому удивляются,
все мне об этом говорят.
Из-за твоих последних писем у меня на сердце неспокойно. В них сказыва-
ется близкое присутствие известных женщин. Проскальзывают ядовитые, бес-
чувственные слова. Увы! знай ты обстоятельства, о которых говоришь, ты рас-
судила бы иначе, ты бы острее ощутила, какую боль ты мне можешь причи-
нить. С тех пор как в меня вселилась эта нескончаемая болезнь, все, что только
может быть продиктовано добротой и мужеством, я, по-моему, сделал. В чем
ты меня можешь упрекнуть? Чем ты меня утешишь и уврачуешь раны?
Болезнь отдается у нас в ушах горестными сентенциями. Еженощно я
слушаю их, они подымают меня с постели, заставляют бродить в одиночест-
ве по комнате. От крика я вздрагиваю, иду на другую половину. И хотя сил
нет, я живу, словно путешественник, который, заслышав железнодорожный
гонг, торопливо натягивает одежду. Мои страдания я скрываю и ухожу
страдать в свою комнату, как в тот раз, когда я от тебя заторопился и шел
один Елисейскими полями.
Тебя не слишком-то занимает учиненная надо мной нелепица. Авантю-
ристы, сыгравшие кое-как на бульваре «Венецианского мавра»,4 обманули
меня, презрев даже собственный интерес, всякое право и приличия, они
утаили от меня репетицию и саму премьеру и не прислушались к моим поже-
ланиям, когда распределяли роли. Как я тебе рассказывал, когда я 29 октяб-
ря узнал, что они разыграли не только пьесу, но заодно и автора, я им объя-
вил о моем запрете на постановку «Мавра». Но поскольку к такому поворо-
ту они были готовы, спектакли продолжились, и я даже полагал, что они
сумеют поживиться за счет мошенничества дольше, но судебные приставы
вовремя их остановили, и, как многие говорят, все это напоминало не траге-
дию, а скорее Венецианский карнавал. Все в этой постановке не выдержива-
ет критики, напрасно я так доверился незнакомым людям, сговорившимся
обманом дать несколько спектаклей на подмостках, которые будут снесены,
и, может быть, их никогда больше не восстановят. Вот и я подумал, что ус-
пею послать тебе ложу. Но меня мучает вопрос, как получилось, что мои
друзья, которые так исправно тебе обо всем докладывают, ни словом об
этом не обмолвились?
456 Альфред де Виньи
Вторник вечером 2 дек.
Говорить с тобой об этих пустяках для меня лучший способ доказать,
как я всегда стараюсь объяснять тебе все, от чего ты могла бы растеряться, и
все тебе откровенно доверяю. Я невыносимо страдаю, жду врача, а в обеден-
ный час мне ничего не проглотить, даже молока. Боли едва терплю.
Письмо XXXIII
[3 февраля 1863 г.]
Ежели госпожа де Сент-Аман соблаговолит прийти в среду вечером око-
ло половины девятого или девяти, она застанет в одиночестве больного, ко-
торый вчера и позавчера хворал, как никогда, а сегодня изможден несказан-
ной слабостью, сравнимой со смертельной грустью его души.
Понедельник 3 февр. 1863.
Письмо XXXIV
[// февраля 1863 г.]
Вторник 11 февр. 1863.
Мне было невероятно худо, как раз начался сильный приступ.
Завтра вечером маленькая напудренная Маркиза сама в этом убедится,
и я ее жду, раз она этого желает.
У меня, из моей постели, едва достает сил ей об этом писать.
Письмо XXXV
[19 февраля 1863 г.]
Среда первой недели Великого поста. —
1863.
Да, бесценный мой друг, прийти надо обязательно, но в пятницу вече-
ром, в 8 1/2, а не завтра, в четверг. Потому что завтра из провинции приез-
жает моя кузина со своим выводком. Каковая всего несколько дней как уз-
Письма последней любви 457
нала, что я два года хвораю, и, как и все, едет мне предложить чудодействен-
ного доктора.
В больших семьях не обойтись без тирании. Назначая день и час, я хоть
избегаю неожиданных вторжений.
Вчера я заявил двоим моим родственницам:
Ваш образ жизни, материнские обязанности никогда не позволят вам
быть мне спутницами, а не посетительницами на час.
Будь у меня мать, тетушка, сестра, она бы от меня не отходила, и я ма-
ло-помалу, позабыв домашние неурядицы, подкопил бы сил, которых пока
мне недостает.
Стоять и ходить я могу, только лишь на кого-то опираясь. Днем пухнут
лодыжки. По вечерам, всякими растираньями, им возвращают естествен-
ную форму, а назавтра, едва я встаю, они снова отекают.
Да ведь и мне тоже, знаешь, как бы хотелось пройтись по воздуху, а если
случится, и чуточку окрепнуть, но что делать, когда не можешь шагнуть от
одного кресла до другого или взойти по лестнице?
Итак, в пятницу приходи взглянуть на угрюмого друга, который в своей
глубокой печали порой погружается в истинное отчаяние. Оно еще беспро-
светнее из-за двух писем, ему не удалось скрыть, как глубоко они его рани-
ли, и кровь все не унимается.
Одно из них напоминало обвинительный акт, другое — уведомление
фискального стряпчего.
Ему подумалось, что они продиктованы одной из тех безумиц, что пре-
подают искусство травли Артуров,1 и он было собирался укорить Августу,
зачем она у них спрашивает совета и пишет по указке дев, высеченных из мра-
мора.
Но все ведь не так, правда? Любить ради любви — единственное и благо-
родное устремление возвышенных душ.
Таковы порывы и устремления Августы, чему мне хочется горячо ве-
рить. Впрочем, тебе неведома и половина моих терзаний и тревог, а я — ис-
тинная правда, — когда писал тебе ночи напролет, мучался страхом за тебя,
видя, как у тебя над головой собираются черные тучи.
Так, значит, накажи напудренной маленькой маркизе приходить в пят-
ницу, а если она пообещала совершить паломничество на остров Сен-Луи,
то пусть отложит до субботы. Она найдет там неизменным, подобно египет-
ской статуе на своем пьедестале, того, кто любит ее и хотел бы, чтобы ее
жизнь не омрачало ни облачко в печальной юдоли, где ему выпал венец из
терна.
458 Альфред де Виньи
Письмо XXXVI
[25 февраля 1863 г.]
25 февр. 1863. Среда.
Стало быть — до пятницы, друг мой, но без всякого бордо. Ни к чему
усугублять танталовы муки, это была бы непомерная жестокость. Бог знает,
сколько месяцев минет, пока мне позволят пригубить капельку вина. Мне
бы тоже хотелось, чтобы ни одна душа не видела этот маленький пюпитр.
Здесь всюду соглядатаи, за всем шпионят. Глаза, полные подозрения, всегда
начеку. Всюду шарят, а у стен — чуткие уши.
Прошу, молю, чтобы из-за вас мне не выпало ни малейшего волнения. И
тень его у меня отнимает целую ночь. Мое воспаленное воображение еще
все усугубляет. Зачем причинять мне боль по всяким пустякам? Я все время
слышу стенание Лорда Байрона:
1тр1ога расе\*
Я тоже взываю о покое. От могильных дел мне никуда не деться, они меня
настигают даже в моем алькове. Но пусть меня хоть не осаждают и не вонза-
ют в меня шипы воображаемые дела и желанья, которые, когда они исходят
от тебя, уподобляются упрекам. Прошу тебя, не пиши мне о том, в чем я бес-
силен. Меня снедает смертельная печаль, не растравляй ее, заполняя свои
письма нескончаемыми жалобами.
Матушка леди Гордон, искрометная красавица, славная госпожа Остин,
поместила на своей печати для писем прелестнейший девиз — девиз жизни,
посвященной труду и литературным занятиям.
Знепие ег кпагпег.
Что значит:
С огоньком и весело.
Сама она так именно и работала, и жила.
После того как я два года выдерживаю жесточайший пост, сижу без
всякой еды на одном только молоке, после огорчений, беспокойств, бес-
сонницы, которая и в прошедшую ночь снова заставила меня отсчитывать
час за часом, после такого душераздирающего прощай, которое я слышу из
ночи в ночь, после всех этих испытаний, если мне желают хоть как-то вы-
жить, ничего нельзя затевать, что меня может ранить или заставить волно-
ваться.
Иногда уступаешь, и женщинам кажется, что они вынудили друга вы-
полнить их каприз. Но, поверь мне, в глубине души все в нас клокочет, воз-
мущено требованиями, восстает против точности, невыносимой пункту-
альности, похищенного времени, которое у нас силком отнимают ради удо-
вольствия настоять на своем.
* Умоляй о покос {тт.). — Примеч. перевод.
Письма последней любви 459
Случается и того лучше: Той, что ждет, ожидать надоедает, и она идет
прочь из дому и возвращается к полуночи. Тюремщик изнывает не меньше
узника, время для него тянется так же медленно, и он спасается бегством.
Своим нежным привязанностям надобно оставлять толику свободы. —
Надобно также, дражайшая подруга, сообразовываться с приличиями семьи
и не афишировать свое имя. Всему есть свое обоснование. Когда я, в ответ на
твое неосторожное поведение, рассчитанное с поразительной точностью,
даю тебе совет, я знаю, каковы мои доводы. — Приходи в пятницу, в восемь
тридцать или в девять, и я их тебе растолкую, можешь не сомневаться.
Письмо XXXVII
[24 мая 1863 г.]
Воскресенье
24 мая 1863.
Лежу в постели, дорогая моя подруга, и здесь, терзаемый жесточайшими
болями, получил ваше последнее письмо. Написано оно честней. В его сло-
вах меньше горечи, нелепых придирок и невероятных ролей, которые вы
приписываете тем, кто вас окружает.
Если вы так занемогли, что вынуждены прервать уроки, мне понятно, в
каком вы оказались затруднении.
Отрадно видеть, что вы обращаетесь ко мне без всяких иносказаний.
Да, я смогу помочь вам сегодня, может статься, что завтра я бы не сумел.
Однажды вы мне сказали тоном, которому хотели придать повелитель-
ную властность:
— Я не хочу жертв.
Я не стал вам говорить, что эти два года пунктуальности с моей стороны
были сплошная жертва.
Мне не позволено, невозможно оказывать вам поддержку регулярно, я
разве что иногда сумею прийти на помощь, когда в вашей жизни что-нибудь
неожиданно разладится.
Не обрушивайтесь на своих родственников с такой яростью и так все
преувеличивая. Скорее, если, как утверждает врач, вам нужно на природу,
поищите ее в Седане или его окрестностях.
Неужели в вашем окружении среди барышень-учительниц не отыска-
лось одной, а то и двоих, чтобы заменить вас по-дружески? Вот чего я никак
не уразумею.
Одни очень близкие английские родственники, чтобы навестить меня,
приехали оттуда и теперь, объединившись с моими родственниками из
460 Альфред де Виньи
Франции, сидят около меня и утром, и вечером. Такое усердие меня трогает,
но порой я от них смертельно устаю.
Пришлите во вторник, в три, кого-нибудь, чтобы мне передать в надеж-
ные руки то, чем я буду располагать.
И будьте подобрей к тем, кто любит вас и кого вы недооцениваете, моя
милая подруга.
В этой юдоли скорби надобно научиться во всем видеть положительные
стороны.
Не стоит считать себя задетой сожалениями и болью, абсолютно непод-
дельной, чему мы свидетели. Следует уяснить себе все хитросплетения при-
личий и деловых перипетий, которыми человек связан, словно Гулливер.
Довольно уж из-за этого страдать, не надо ждать от него, что он, не бу-
дучи к этому принужден, начнет отчитываться. Твердить в каждом письме о
своей молодости — шутка бесчувственная и колкая. После двадцати пяти
лет такое больше не уместно. Похоже на упрек тем, кто
...старше, может быть... .'
Умерьте напор, успокойтесь, займитесь своим здоровьем и пребывайте в
уверенности, что я сделаю все, на что только способна самая искренняя при-
вязанность, среди изматывающих страданий и тяжких забот.
[Р. 5.] Во вторник надо будет сказать, что пришли от г-жи Орапсо.2
Письмо XXXVIII
[24 августа 1863 г.]
24 августа 1863. Пон(едельни)к.
Вам надобно примириться с моей осторожностью. Так надо. Не нужно
препятствовать мне поступать и жить, как траппист,1 хотя от этого, друг
мой, я жестоко страдаю.
Но речь о вас. Только я один дпособен оценить, как далеко заходят кле-
ветнические толки, злые сплетни, бесконечная слежка со всех сторон, день и
ночь, все это благодаря моему неусыпному чутью то и дело до меня доходит.
Самим вам незачем знать об этом. Никогда только меня не обвиняйте.
Не покладая рук осуществляйте свое предназначение и овладевайте вели-
ким искусством, которое Конфуции1 назвал: совершенствование себя и других.
Образование и все, благодаря чему оно совершается, вещь, можно ска-
зать, священная. Я люблю мысленно представлять, на моем ложе пыток, об-
лако из маленьких Херувимов, которое окутывает вам ноги и целует ваши
руки, как на картине, изображающей Мадонну Мурильо.3
Письма последней любви 461
Мне остается обрести заново единственную вещь — силу, которая по-
зволит мне стоять и ходить без чьей-либо помощи.
Таких страданий не претерпевали даже спасшиеся с «Медузы»,4 кроме
тех, что отведали Человечину.
Наберитесь же мужества и ждите, друг мой, по-прежнему столь же доро-
гой, и верьте в меня.
Вы правы, что закрываете уши и глаза, чтобы не слышать и не видеть не-
доброжелателей, которым со временем надоест тщетно интриговать против
вас, ничего дурного им никогда не делавшей.
ДОПОЛНЕНИЯ
ПИСЬМА К АЛЕКСАНДРЕ КОССАКОВСКОЙ
1
11 июня 1846 г.
Есть здесь сомнамбулы, которые похожи немного на пророков. Одна из
них, ровесница Даниила,1 знает, что делает особа, за которой ей приказано
наблюдать во сне духовным взором. Она мне сказала, что вы уехали только
в среду 3 июня к вечеру. «Амстердам» был готов принять вас. Как только вы
оказались в своей каюте, вы легли на койку, напоминающую ящик комода.
Вы закрыли глаза, скрестив руки на груди. Вы боялись, как бы движение ко-
рабля не вызвало у вас головокружения, и вы предоставили ему качаться,
рокотать, свистеть и отплыть. В тот момент, когда он заскользил по воде,
вы сказали, как Мария Стюарт: 2
Прощай, Франция!
Подумали ли вы, как она: Прекрасная страна Франция — вот чего не мо-
жет сказать сомнамбула, так как у этих немощных полубогинь зрение порой
помрачается как раз тогда, когда хотелось бы смотреть с наибольшим вни-
манием. Например, мне решительно невозможно было заставить мою сом-
намбулу сказать, жалеете ли вы о Париже больше, чем о Тулузе, и когда вы
закрываете глаза, ведет ли вас память по вашим следам, оставленным во
время прогулок на Юге или Елисейских полях.
Страдали ли вы от этого путешествия? Узнаю ли я об этом хоть из одно-
го словечка от вас? — Да, не так ли? — Прежде чем вы погрузитесь в новые
печали,3 побудьте еще немного в Париже и побеседуйте со мной; мне кажет-
ся, вы могли бы туда на мгновение перенестись. Во все времена говорилось,
что отсутствующих забывают; для меня они присутствуют, и ничто не мо-
жет изгладить из памяти их образ, даже смерть, в которую я с трудом верю.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 463
Мне кажется, что в нас живет нечто от тех, кого мы любим, и это нечто мо-
жет угаснуть только со мной. Если бы на самом деле магнетизм мог в любой
момент дать знать о том, что вы делаете, с кем говорите, это бы вас испуга-
ло?
Тех злых, которые нас покидают, спасает то, что наше второе зрение не-
мощно и часто затемняется, как я вам говорил, и что все наше немного рев-
нивое любопытство бессильно в своих желаниях.
Приходится ждать вашей исповеди. Я угадываю ее. Вы ходите в трауре
по печальному дому. Каждый шаг вызывает в вас воспоминания, и слезы на-
полняют ваши черные глаза, созданные для улыбки. Вы думаете о путешест-
вии, об этом паломничестве к святой,4 строк которой я касался. Да, да, сле-
дуйте зову сердца, летите, потому что эти пустынные дороги созданы для
полета, летите к ней. Каким это будет для нее светом во тьме, какую прине-
сет отраду в ее горестях, как поддержит, если она ослабела и если ее терпе-
ние сломлено!
Присутствие, звук голоса, прикосновение руки, свет взгляда (эти боже-
ственные сокровища) — что их заменит тем, кто страдает? Мы растрачива-
ем нашу жизнь в салонах среди равнодушных людей, не думая о том, что
один час из тех, которые мы им отдаем и за который они не испытывают к
нам ни малейшей благодарности, дал бы тем, другим, несравненные радо-
сти, тайную отраду и неизгладимые воспоминания. Графиня де Б.,5 ваша
прелестная кузина, уехала. Возвратится ли она раньше вас? Она думает, что
вы пропутешествуете немного со мной, держа в руках книги, которые вы
любите. Вы мне расскажете об этом. Видите, как я за вами подглядываю?
Грустно, не правда ли?
Я не думаю, что она увезет с собой молодую особу, которую я ей пору-
чил. Быть может, она хорошо сделает, если не решится следовать за ней в
Россию. Ее детям нужно более привычное общество.
Как ваши близкие чувствуют себя после морского путешествия? А милая
маленькая блондинка, которая собиралась быть вашей камеристкой,6 — хо-
рошо ли она выполняла свои обязанности? Хорошо ли она умеет шнуро-
вать? Я думаю, что во время качки судна она запутывалась в белых шнур-
ках. Мне кажется, она вас глубоко любит и ее взгляд непрестанно говорит
вам об этом.
Я хотел бы знать, проникнется ли она любовью к России, как — думала
она в Париже — с ней будет? Усилит ли действительная жизнь в Петербурге
привязанность ваших детей к своей стране? Завладеет ли она и вами? Кто
знает? Быть может, вы по внезапному откровению решите, что должны
жить там. Я все же в это не верю. Нет, нет, не верю, не сердитесь. Вы не так
изменчивы, чтобы изменить самой себе, как можно порой подумать и как
вам говорят, браня вас.
Салоны закрылись после вашего отъезда. Те, в которых вы бывали, ка-
жутся мертвыми. Ваше отсутствие их убило. Особенно тот, где вы беседова-
464 Альфред де Виньи
ли среди синих гардин. Вы его еще не забыли? Здесь жарко и душно, и этому
не перестают удивляться, словно июнь и июль не вправе быть жаркими.
Но это те неизбежные банальности, с которых начинаются и которыми
оканчиваются все диалоги. Если вы отправитесь на полюс, захотите ли вы
рассказать об этом своему другу, который живет в Париже и теперь доказы-
вает вам, что там не забывают тех, кого любят? Французское легкомыслие
вошло в поговорку, которая никогда не соответствовала истине. Напротив,
здесь больше, чем где бы то ни было, видят счастье в нежных и постоянных
привычках. Если бы у вас было какое-нибудь дело в Париже, как бы вы меня
обидели, поручив его другому, а не мне! Вы можете мне сказать все, не бо-
ясь, что другие глаза, кроме моих, увидят ваши письма; они могут попасть
только в мои руки. Так, даже если бы дело касалось маленьких секретов ку-
зины или подруги, я был бы единственным поверенным.
Сильно ли качает пароход? Не мешает ли вам качка разрезать книги, и
не колете ли вы себе пальцы булавками? Расскажите мне об этом, сударыня.
21 июня 1846 г.
Сегодня мы узнали от сомнамбулы, что «Амстердам» счастливо завер-
шил путь до Копенгагена и что вы страдали от качки. Правда ли это? Но
дальше волшебство бессильно. О ваших сокровенных чувствах не известно
ничего. Каковы они? Расскажете ли вы о них? И возможно ли все расска-
зать? Простили ли вы мне, что я вложил в уста одного человека слова: «Да-
же самая искренняя женщина во все вносит лукавство».7 Но я не хочу более
задавать вопросов, и когда-нибудь я узнаю посредством магнетических
снов все, что вы будете считать тайным.
Скажите мне, пожалуйста, знакома ли вам прекрасная русская дама, имя
которой графиня Завадовская?8 Я познакомился с нею в Англии, и я вам рас-
скажу о ней, когда вы снова приедете в Париж.
Боже мой, сколько бы я вам сказал! Я пишу вам только тысячную долю
того, что находится на поверхности, а в глубине, в самой глубине моего су-
щества остается нечто очень важное; оно скрыто, но не заглохло и готово
раскрыться, когда вы будете в Париже.
Я вас прошу, верьте дружбе. Если я вам говорил об этой русской особе,
то потому, что она — я видел — верит в это доброе и редкое чувство. Она
была в Лондоне ради него. Я вам скажу, кто он. Это не я, но некто, чье имя
вам небезызвестно. Я хотел бы возбудить ваше любопытство, чтобы вы не
забывали о нашей Франции, проклинаемой, как говорят, во многих местах
и все же благословляемой, порой в опьянении, а часто с благодарностью.
Мне нужна ваша помощь. Напишите мне список пяти или шести поль-
ских мужских имен; поэтических имен и фамилий для поэмы. Я выберу из
них одно, которое будет казаться мне наиболее звучным и в которое обле-
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 465
чется душа, созданная мною. У меня есть имя человека, которого вы люби-
те, — Станислав,9 — нет, это имя слишком пышно и царственно. Мне нужно
имя молодого польского дворянина. Я жду его от вас; выберите.
Если бы я был на вашем месте, я бы смотрел по вечерам на запад, в сто-
рону Парижа, и если бы что-нибудь омрачало и терзало мое сердце, я бы
вознаградил себя минутами размышлений, которые бы меня утешили, и ду-
мал бы о прошлом и о близком будущем. Близком! В этом вопрос, вопрос
трудный, неясный, мучительный.
Я слишком много вам наговорил. Я оторвал и уничтожил половину это-
го листа. Но что я мог порвать, чего бы вы не угадали?
О чем мне позволено, о чем возможно с вами говорить? Скажите. Мне
хочется думать, что в этот самый миг письмо от вас уже в пути. До свидания,
не так ли?
Альфред де Виньи.
6, ул. Экюри д'Артуа.10
22 июня 1846.
Париж.
Я знал, что оно придет, это милое письмецо, которое разминулось с мо-
им. Мы оба верим нашему слову. Мы поступили, как два друга из Мономо-
тапы:1
Вы явились мне во сне немного грустным.
Я побоялся, чтобы это не оказалось явью, и
быстро прибежал.
Кто из них двоих любил сильнее?.. Большой вопрос! Если бы их спроси-
ли, они сказали бы сразу: — Я! Я!
Сновидение, пустяк — все его пугает.
Прочтите остальное. Лафонтен под рукой, на столе у ваших милых де-
тей.
Итак, вы говорите, что оно было мирным, это опасное море. Здесь о вас
беспокоились: говорили, что после Копенгагена море стало более суровым
и что с этого мгновения Север начал свирепствовать. Боялись, что вас поки-
нул сон из-за этой непрестанной качки, скрипа парохода и стука колес. Ве-
нецианское зеркало великолепно, пока оно не потускнеет от капнувшей сле-
зы. Кто знает, не уронили ли вы ее в море, которое притворилось ласковым,
чтобы увлечь вас на Север?
466 Альфред де Виньи
«Коварна, как волна!».2 Доверьтесь ей еще только один раз, чтобы вер-
нуться назад. — Вы получили мое письмо от 22 июня или, вернее, вы его по-
лучите 4 июля. Я получил ваше 23 июня. Они могли соприкоснуться и по-
дать друг другу знак, как два выпущенных голубя. Вы видите, что я знал ваш
адрес помимо вас. Ваша кузина исполнена тонких и нежных чувств. Я видел
ее только однажды, и о ком нам было говорить, если не о вас? Она мне сказа-
ла: «Она вернется в Париж», — с таким милым выражением и взглядом, в
котором я прочел так много, что я очень люблю ее за это. Благоразумно ли с
моей стороны говорить вам это? Видите, какой я. Было ли это лишь мое во-
ображение? Что делать? Всякий раз, как мой важный рассудок пожимает
плечами и говорит мне, качая головой: Воображение! — мое сердце проти-
вится ему и отвечает: Святая истина! — Один говорит: «Почему?», другой
говорит: «Увы!». Вечный диалог, который кончится вместе со мной.
Как вы нашли ваши русские привязанности? Раскрылись ли души вам на-
встречу с той пылкостью, которую вы любите и которая свойственна вам самой?
Есть ли счастье, которого вы не были бы достойны? Если вы можете быть впол-
не счастливой без Франции и вдали от нее, если вы умеете забыть или заглушить
воспоминания, чтобы к ним возвращаться лишь в короткие промежутки, то я
вас поздравляю, но не завидую вам. Ветреные натуры находятся в постоянном
ослеплении и купаются в нем, порхают, как бабочки в лучах солнца и в золоти-
стой пыли, другим же остается боль мечтаний, которой они дорожат.
19 июля. Воскресенье —
19 часов.
Я только что получил ваше письмо на четырех листах, которому я так
рад и которое меня очаровало. Судите же по моему письму, как я был зол и
несправедлив. Я посылаю его, чтобы наказать себя и просить у вас проще-
ния за то, что я обвинял вас в легкомыслии. Вот почему я не захотел послать
его, ничего не прибавив; кроме того, мне нужно было узнать о судьбе моего
первого письма: я боялся, чтобы с ним не случилось чего нибудь и чтобы,
попав в чужие руки, оно не было для вас причиной страданий.
25 июля. Суббота.
11 часов вечера.
Как вы милы, что описываете мне эти подробности, благодаря им я как
будто живу рядом с вами! Но как грустно видеть вас, окруженной похорон-
ными атрибутами, погруженной в печальные воспоминания, плачущей в
этих часовнях, цепенеющей в отделанной черным одежде и в вашем ужас-
ном климате, вернувшейся в свой дом, погруженный в траур, с дверью под
новым крепом. Князь Белосельский,3 говорите вы, оставил много благ. Ах!
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 467
Боже мой! Они не были ему даны навсегда, а лишь одолжены на несколько
лет. Богатство проходит через наши руки, чтобы попасть в руки других, в
них сосредоточиться или исчезнуть и чтобы служить утехой для тех, кто нас
забывает. Вот почему прекрасно только то, что не может быть своекорыст-
ным. Все семейные привязанности имеют в своей основе явный или тайный
расчет и кощунственные надежды, подобно тем, о которых я говорил пуб-
лично перед вами с таким презрением.
Но есть другие привязанности, более чем братские узы, которые ожида-
ет необычное счастье и необычные опасности; разве эти привязанности не
выше? Тогда самое горячее желание — дорожить каждой минутой жизни то-
го, кого любишь, потому что для них нет ничего, кроме существа, ставшего
необходимым; для этих привязанностей даже надежды на Вечность не могут
заменить блаженства быть рядом, потому что, несмотря на веру, если она у
них есть, как им не чувствовать страха перед грозными превращениями, ко-
торые несет смерть? Боже мой, кто сомневается в их неизбежности и кто из
любящих не спросит себя: сможет ли вечность возвратить мне все, что я
люблю? Увижу ли я неизменным все то, символом и выражением чего была
эта дорогая мне смертная оболочка? Обрету ли я вновь и навсегда даже эти
несовершенства с их милой для меня привлекательностью?
Безутешная и мятущаяся душа погружается в безбрежные мечты. Там, где
бессилен гений, как не блуждать страданию? Кто смог постичь эти миры, куда
мы будем увлечены? Даже самые великие умалили эту неизмеримость, потому
что их рука, дерзнувшая ее коснуться, была все же человеческой. Перья бес-
смертного дантовского орла, облака Мильтона, даже арфы св. Иоанна — раз-
ве раскрывают они перед вами картины, которые утолили бы ваше сердце?
Скажите мне со всей искренностью. Где в этих обыденных красотах образ ис-
тинного и вечного блаженства? Как не содрогнуться при мысли, что любимое
тобою существо обречено на эти сомнительные радости? Как не молить судьбу
о том, чтобы его видеть, созерцать, ему внимать, его касаться, — его, со всем
его очарованием и изъянами, с живыми движениями и лишь ему присущей
жизнью, с его чувствами, с его чарующим взглядом, — и чтобы не упустить со-
кровищ души, накопленных им днями и ночами, дабы одарить ими того, кого
он любит; тех сокровищ души, которые подобны цветам — черному и бело-
му — и которые одинаково чаруют. Знать, что сердце, наше бедное сердце —
это маятник, который остановится навсегда, думать так — и расстаться! Какой
ужас! Думать, что, если бы ты был рядом, ты мог бы считать удары этого сердца!
26 июля. Воскресенье,
в полночь с 1/2.
Я вам писал эти безумства вчера вечером, а сегодня вечером я бы их по-
рвал, если бы не перечел вашего письма, в котором вы спрашиваете, почему
468 Альфред де Виньи
я калечу свои письма. — Вы видите, почему. Потому что они вскипают и не-
годуют против моей воли; или же потому, что они хотят сказать вам слиш-
ком ласковые и нежные вещи, которые, если бы письма были утеряны, были
бы плохо или слишком хорошо поняты. Тогда я их разрываю и шлю только
холодную половину. О, я чувствую сегодня, как хотело бы это письмо при-
нести вам хоть немного тепла, которого вам недостает и которое нас затоп-
ляет!
Если Африка стала французской, то никогда еще Франция не была та-
кой африканской. Все дорогие вам больные были бы излечены нашими
33 градусами выше 0. Привезите их сюда, мы их согреем, а для вас одной я
сохраню самое живительное, самое жаркое пламя нашего солнца, чтобы
возвратить вам жизнь, которую у вас наполовину отнимает суровость ваше-
го неба.
Моя сомнамбула не так уж ошиблась, как вы говорите, поскольку вы
сказали «до свидания», уезжая. Как я вам благодарен за подробности и как
они мне дороги.
Я опечален, как и вы, материнским горем, поразившим сердце нашей
прекрасной княгини Завадовской.4 Право, я не могу не трепетать за русских
детей. Русская кровь больна. Вы, француженка, оживили ее в своей семье, но
не во всех ее членах, к несчастью.
— Это единственное горе этой благородной женщины? Не думаю.
— Упомяните обо мне, когда вы ее увидите, чтобы узнать, помнит ли
она, как я, Лондон, и посмотрите на нее.
Два дня тому назад наша приятельница г-жа П., ваша соседка с голубы-
ми гардинами, возвратилась с севера и проездом была в Париже, я ее видел.
Она мне сообщила ваш адрес, как она думала или казалось, что думала вна-
чале. Потом вдруг спросила меня, получил ли я от вас письмо. В первый мо-
мент у меня была мысль солгать, как это принято в свете, но потом, по сле-
дующему побуждению, я решился на правду и сказал ей, что — да, у меня
есть одно письмо от вас, — и рассказал кратко о вашей грустной и замкну-
той жизни. При этом г-н де ля К. из Тулузы и она обменялись быстрыми бег-
лыми взглядами, как я и ожидал.
Что нам за дело? Я помню, что вы мне говорили однажды утром перед ее
домом. Нет, нет, не нужно отрекаться и прятаться так тщательно от добрых
чувств, которые мы храним в себе. Да, я люблю, и вы заставляете меня лю-
бить еще больше, письма в виде дневника. Можно быть уверенным, что в та-
кой-то день, в таком-то часу вы думали о том, кому вы пишете, и что на дру-
гой день было так же. Вот вы смотрите из своего окна на эту террасу с апель-
синовыми деревьями и розовыми кустами; мне кажется, я знаю, о чем вы
думаете. Эти бедные растения, как и вы, изгнаны из благодатной земли и те-
перь дрожат среди льдов. Ваши парки отвоеваны у враждебной людям при-
роды. Но вы доставляете мне удовольствие, описывая их красоту, я знаю ва-
ше любимое место гулянья. У вас есть любимые виды, ухоженные аллеи.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 469
Кто ходит по этим аллеям? Кого вы приветствуете издали и кому улыбаются
ваши черные глаза?
Декорации театра, в котором бедное человечество разыгрывает свои
драмы, всегда будут для меня лишь тем, чем может быть зеленый или чер-
ный фон портрета. Случалось так, что я его вообще не видел целыми часа-
ми. — А вы? — Но тут я вдруг рассердился на вас. Разве вы этого не видите
по моему почерку, который становится еще безобразнее и еще более кон-
вульсивным, чем обычно? Знаете ли вы, отчего я рассердился? Смейтесь, ес-
ли хотите. Потому что вы ни разу не подписались своим именем. Я прошу у
вас только этого на первый случай. Я вас понес сегодня утром (ваше письмо,
разумеется) на Елисейские поля, чтобы снова побеседовать с вами. Пого-
ворим о вашей милой маленькой камеристке. Научите ее хоть немного дру-
жеским чувствам ко мне. Неужели ваша милая дочка будет ко мне равно-
душна? Ваш очаровательный ум будет жить в ней. Сколько ей сейчас лет?
Очарована ли она своей святой Русью? Пожалуйста, назовите ее также ее
детским именем, когда будете мне о ней писать. Она гуляла с вами в парке
сегодня утром, не правда ли? Поцелуйте ее в лоб в благодарность за то, что
она вас очень любит.
Вы хотите знать, как выглядит мой кабинет. Вот он.
У камина стоит мой письменный стол. Я сижу перед ним и пишу вам. Ва-
ши письма лежат передо мной, а на них — ножичек из слоновой кости, кото-
рый еще в состоянии их держать все, но скоро это станет невозможным.
Иногда я беру его в руки и держу. На столе стоит статуэтка. Это серебряный
ангел, родившийся в середине века. У него сложены руки, он положил гита-
ру к ногам, он стоит благоговейно, как в момент возношения Св. даров, и,
опустив глаза, смотрит на меня. Его крылья, как у Элоа, раскрыты и как бы
укрывают его. Над письменным столом висит скромный портрет Фенело-
на,5 а рядом с ним — портрет мадам де Севинье,6 исполненный Миньяром,7
и портреты моих предков, о которых я вам расскажу позднее. Мне недавно
прислали из Англии гравюру, изображающую памятник бедному Чаттерто-
ну.8 О памятнике не думали, пока я не заговорил о его смерти. Ведь обычно
любят оживлять мертвых и умерщвлять живых. Слева от меня шкаф с мои-
ми новыми рукописями, а справа — шкафы с книгами. 1 час 37 минут ночи
на стенных часах из черного мрамора, по которым моя мать учила меня рас-
познавать время и числа месяца. Я люблю вещи, на которые смотришь ув-
лажненными глазами. У моих ног — ящик с дуэльными пистолетами. Спра-
ва от меня — бесконечные столы, на которых разбросаны книги и бумаги.
Вы жалуетесь на преувеличение в моем письме. Как вы находите вот это:
Как мне тоскливо на пустынном Востоке!
На этом Востоке было 50 миллионов жителей. Тот, кто это написал, по-
нимал, каким пустынным часто бывает мир! — Я очень боюсь, что вы возне-
навидите мой почерк так же, как ненавижу его я. Видеть его для меня пытка,
и порой, в ужасе от него, я вдруг перестаю писать. Но моя рука, к тому же
470 Альфред де Виньи
часто взволнованная, не может его изменить. — Никто не видит и не дотра-
гивается до этой собачки из слоновой кости, которая похожа на свою сест-
ру; убедите ту, другую, быть такой же умницей, никогда не покидать вас и
греться в вашей руке и у вашего тела.
Вы хотите подробностей? Ваши письма вручаются только мне и попада-
ют из ваших рук прямо в мои, если не считать рук почтальонов. Эти письма
со мной до того момента, когда я остаюсь с ними и могу говорить им то, что
хочу.
Они прелестны, я их люблю. Рассказывайте мне и дальше, где вы и что
вас окружает, когда вы мне пишете, на что вы облокачиваетесь. Пишите мне
наедине. Боже мой! Как длинно это письмо, а мне еще столько нужно ска-
зать. До завтра, до завтра.
Доброй ночи, спите спокойно.
Альфред де В.
Я не получал ничего после ваших писем от 4, 5, 6 и 7 июля, пришедших
19 июля.
5 сентября 1846 года.
Суббота.
Никогда не доверяйтесь оказиям для пересылки писем, прибегайте про-
сто-напросто к помощи почты. Я тщетно ждал письма, которое мне должна
была доставить оказия. Путешественники — самые рассеянные люди. Воз-
вратясь в С.-Петербург, ваши друзья найдут в своих вещах письмо, которое
они взяли для меня. И я ничего не узнаю об этом интимном вечере у графини
Потемкиной.1 Из всех имен, которые вы мне прислали, я выбрал имя Ванда.
Я беру его и возвращу вам окутанным поэзией. Вы не знаете, что я хочу из
него сделать. Только моя борзая из слоновой кости знает об этом кое-что,
потому что она у меня на плече, а спала она на моем столе.
Сегодня я посылаю вам свою речь, напечатанную в 9-м издании «Сен-
Мара».2 Я добавил туда примечания, которые довольно любопытны. Про-
чтите их, пожалуйста, и судите, имел ли я достаточные основания утвер-
ждать то, что я говорил в вашем присутствии, перед двумя тысячами чело-
век.3 Симпатии девушек были, таким образом, обеспечены.
Со 2 июля я весьма прилежно заседаю в Академии. Я прихожу первым и
ухожу последним, принимая довольно активное участие в работах и обсуж-
дениях.
Я чувствую себя, как дома, в качестве гражданина республики сорока.
Увы! Как трудно отстаивать истину и справедливость! Какой странный и
капризный дух веет над этим собранием! Решения принимаются будто слу-
чайно, по побуждению тайных страстей, а когда человек движим, как я,
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 471
страстью к поискам справедливости и истины во всем, то вы бы не повери-
ли, в какое изумление его повергают!
Поговорим ли об этом зимой? Дай бог. Но как на это надеяться? Все бу-
дет вас привязывать к России, все, вплоть до скорби. Столь внезапный ко-
нец князя Белосельского наполнил вас печалью. Поверите ли, я рад, когда
мне приходится ждать ваших писем, таких дорогих для меня, потому что я
надеюсь, что вы в пути; я предпочел бы знать, что вы в Сибири, чем под уг-
розой петербургского тифа.4 Эти семейные часовни обрекают вас на жизнь
среди смерти, как я говорил, и ваше здоровье может от этого пострадать. Вы
выходите оттуда, повторяя: Увы! Как ничтожен этот мир!
Поверьте, много значат дарованные нам нежные привязанности, кото-
рые будят воспоминания и сожаления, вечные надежды и желания. Можете
ли вы рассказать о ваших чувствах с той чисто французской увлеченностью,
которая мне их раскрывала здесь? Что до меня, то, как видите, я не хочу,
чтобы появилось хоть одно слово, подписанное моим именем, которое не
было бы вам послано. Вы мне напишете, довольны ли вы тем, как я ниспро-
верг эти неуклюжие возражения моего противника,5 чья преданность памя-
ти своего хозяина доходит до набожности.
Как ведет себя ваша маленькая белокурая камеристка? Она сопровожда-
ет вас повсюду? Не доходит ли до вас наша ждра, которая сегодня, 5 сентяб-
ря, напоминает тропики? Я должен был отправиться в деревню, но в этом
году, возможно, не поеду. Я посылаю (прзб) через князя Куракина,6 кото-
рый будет столь любезен переслать эту книгу через посольство. Затем я во-
зобновлю ваш разговор при помощи почты, самого верного гонца.
Улица д'Астор имеет печальный вид, ее красно-белый замок кажется
мне руинами, а Елисейские поля годны лишь для тех, кто ходит туда читать
письма. Как находятся люди, забывающие краткие мгновения жизни, кото-
рые меняют и прошлое, и будущее?
Получили ли вы мои письма от 22 июня и 25 июля, отправленные 3 авгу-
ста?
8 ноября 1846 г.
Из моего кабинета в лесу.
Так вам понравился мой парижский кабинет? Теперь декорации переме-
нились. Действующее лицо то же — тот же к той же, как указывается в рома-
нах в письмах, — но он находится в другом рабочем кабинете между Бордо
и Ангулемом. Там, вдали от больших дорог, среди скал, на склоне хол-
ма стоит нечто вроде крепости, построенной в 1420 г., когда несчастный
Карл VI предоставил англичанам топтать поля от Руана до Бордо.1 Нахо-
472 Альфред де Виньи
дясь под властью помешанного короля, бароны заперлись в башнях на сво-
их землях или бросились в города, которые они также заперли, и предпри-
нимали оттуда вылазки, которые спасли Францию. В ту пору предки моей
матери (это от нее перешла ко мне земля, которой я владею с чувством бла-
гоговения) окружили свое жилище толстыми стенами, оставив открытыми
только бойницы от подвалов до башен. Каждый камень напоминает мне о
каком-нибудь годе из истории Валуа,2 и мне пришлось бы прочесть вам це-
лую лекцию, чтобы пересказать все, что я нахожу на пергаментах и в по-
служных списках моих предков. Но я вас избавлю от этого. Хладнокровие, с
которым они называют людей, возвеличенных нашей признательностью и
временем, кажется странным на первый взгляд. Один из них, например, го-
ворит: «Сегодня мы взяли на абордаж английский корабль „Девоншир";
дрались мы изрядно. Господин Барт3 мне одолжил свою лодку». — А ведь
это был Жан Барт, который одолжил свою лодку г-ну де Бародепу,4 адмира-
лу при Людовике XIV. И вот я, окруженный этими воспоминаниями, восхи-
щаюсь простотой, с которой эти героические люди говорят о своей героиче-
ской жизни, и стыжусь того, что мы поднимаем шум из-за пустяков.
Представьте себе пишущего вам в совершенно другом кабинете, кото-
рый, видимо, был когда-то часовней. Он квадратный, но два его угла за-
круглены. В одном из них — ниша для какого-нибудь святого, статуя кото-
рого не сохранилась; ниша эта поднимается до потолка, вырисовываясь
стрельчатой вершиной у самого свода, откуда нависают готические лепные
украшения, к которым подвешивались светильники; в другом углу — камин
с округленной лепкой и гербом во вкусе Людовика XIV. Над зеркалом —
прелестный пастельный портрет юной особы5 восемнадцати лет с тонкой
талией, элегантной, с меланхоличным и тонким лицом, немного бледной, с
большими черными глазами и со ртом, нижняя губка которого напоминает
вишню. Она держится очень прямо в своем железном корсете, напудренная
и причесанная, как королева Мария-Антуанетта на придворном балу. Это
прелестное дитя — моя тетка, сестра моей матери; она жила и умерла кано-
ниссой мальтийского ордена, строго выполняя его устав.
Рядом с ней — косматые портреты ее отца, ее деда и прадеда в доспехах;
далее большой стенной ковер, огибающий комнату; он изображает пейзажи
с замками, единственными персонажами которых являются два больших пе-
ликана с длинными желтыми клювами, которые кокетливо поглядывают на
меня своими красными глазами. Резной дуб покрывает остальное; четыре
обитых кресла с резными дубовыми ручками воздвигнуты, как пирамиды,
вокруг треугольного секретера из розового дерева времен Людовика XV;
наконец, передо мной мое любимое окошечко. Оно пробито в толстой стене
и имеет вытянутую форму наподобие амбразуры. Не считаясь с местным ко-
лоритом, я велел заменить маленькие старинные стеклышки окошка стекла-
ми, чтобы можно было смотреть через них. Витражей я бы не тронул, но со
стеклышками я расправился, потому что то, что я могу видеть, очарователь-
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 473
но. Зеленые, как изумруд, луга, окаймленные высокими вязами, ясенями,
шестисотлетними дубами, которым я решил лучше дать упасть от старости,
чем позволить, чтобы ранили хоть одну из их ветвей; прозрачные источни-
ки, дубравы, венчающие холмы и утесы, вереск, и от холма до холма, посре-
ди высоких деревьев и под ними — эти жизнерадостные зеленые виноград-
ники, рождающие коньяк, плоды которых считаются одними из лучших.
Наши добрые крестьяне вполне счастливы. В ближайшей деревне нет ни од-
ного бедняка. Пусть себе пшеница повышается в цене, виноград их утешает.
Уж восемь лет, как я не приезжал к ним, и вот всего месяц, как приехал. Я
принужден так часто бывать в окрестных местах, что у меня не было пере-
дышки, чтобы писать и думать.
Ничто меня не удерживало в Париже. Это путешествие, которое я так
долго откладывал, было для меня желанным. Для меня тоска заниматься де-
лами по принуждению, и хорошо, что я не приезжаю сюда часто, потому что
есть язык, которым я не владею, — это язык отказа, а сюда я приезжаю все-
гда, чтобы давать. Меня ждали с тысячей просьб, и теперь я раздаю работу
направо и налево. Большой двор напоминает судоверфь.
Сегодня, 8 ноября, день сияющий и теплый, как в Италии. Иногда вдруг
начинают сверкать молнии, проносятся большие тучи, свистит западный ве-
тер, скрипят флюгера — это дыхание моря, которое стонет и напоминает
нам, что в нескольких лье Рошфор и Ларошель борются с бурей.
Вот где я нахожусь. Все это, имеющее вид чего-то, только обломок этого
угасшего рода, последним представителем которого я являюсь, как являюсь
и, быть может, буду последним представителем отцовского рода.
— Да, да, любопытная, я путешествовал с г-жой де Виньи все время, на-
чиная с 11 сентября. В этот день я получил ваше письмо от 10 августа и увез
его с собой. Вы хорошо знаете, что я являюсь постоянной сиделкой6 и часто
нахожусь в страхе. Вы, чья полиция так исправна, я уверен, осведомлены о
моих действиях не хуже, чем я. Я проехал через страну, где я родился, — Ту-
рень и нанес несколько визитов в замки, следуя от поместья к поместью ко-
роткими переездами: путешествие больной. Я посетил проездом Шомон
(откуда я отправил Сен-Мара), и мне захотелось еще дотронуться до того
окна, откуда принцесса Мария7 с ним говорила, и в присутствии господина
д'Арманона, оказавшего мне любезный и радушный прием, я доказал, что эта
неблагодарная красавица, которая из этого окна вполне могла подать руку
пешеходу, еще легче могла бы подать ее всаднику, и, поскольку я заговорил
об этом, я прошу вас, дорогая полячка, так любящая Варшаву, сказать мне,
сохранились ли воспоминания об этой неверной, которая, когда за нее умер
тот, кого она любила, оскорбила его драгоценную память, бросившись
в немощные объятия
седобородого монарха,
как говорится в слишком веселых песнях той поры о Владиславе.8
474 Альфред де Виньи
Варшава! Это мрачное имя вы произносите смеясь. Могу ли я верить,
что в Варшаве когда-нибудь улыбались? Великий боже! Сколько слез я ви-
жу, сколько криков ярости, сколько стонов доносится до меня из этого горо-
да. Возможно ли, чтобы он был легкомыслен и изменчив, как Израиль?
В неторопливом дилижансе, не прибегая к скучным железным дорогам,
я посетил Шамбор, где все приходит в ветхость, Амбуаз, весьма безвкусную
гостиницу в Приме, Шенонсо, где благодаря г-ну Вильнёву9 все возвращено
ренессансу, Блуа, где все возрождается и где вновь горят саламандры Фран-
циска I и полумесяцы Дианы Пуатье,10 туреньской султанши.
Все было прекрасно и приятно для глаз, я прошел пешком по песку
пол-Луары до Шомона, и вот сегодня я вновь увижу эти берега опустошен-
ными, разрушенными, затопленными, разоренными. Луара и Луаре, слив-
шиеся в одно озеро, обрушились на землю одного из моих родственников
близ Орлеана; дома, лошади, насаждения, сады — все снесено. Безжизнен-
ные деревни, разрушенные города, жители, неделю просидевшие без пищи
на дамбе левого берега, которая вам знакома. Наводнение — это большое
несчастье, одно из самых печальных бедствий, какие только могли приду-
мать злые гении Земли. Это медленное, коварное, безмятежное движение,
нарастая, гонит свои желтые волны, которые молча увлекают за собой все.
Я собираюсь посмотреть на содеянное стихией, а через несколько дней воз-
вращаюсь в свой парижский кабинет. Я не надеюсь найти там письма от вас,
так как распорядился, чтобы все мне пересылали сюда, в особенности то,
что пришло бы с Севера. Я получил письма со всех сторон света, а позавчера
даже из Нью-Йорка, но ничего из вашей Ковенской губернии. Мне кажется
невозможным, чтобы мое письмо когда-нибудь дошло туда, будучи отправ-
ленным на городской почте. Тем не менее я рискну, потому что вы меня в
этом уверяете. Но не думайте, что я оплатил свои письма, чтобы не подвер-
гать вашего состояния большой опасности; просто я хотел быть более уве-
ренным в их прибытии. Я отнюдь не доверяю письмам, доставленным
друзьями или передаваемым ими.
Письма г-на Сен-Жюльена я не получал.11 Ваш красивый почерк меня
пленяет, и вашему письму, пусть сердитому, пусть немного холодному или
немного злому, я был бы рад, и мне его не хватает. Я вас вижу, слышу, я ка-
саюсь вашей руки, читая вас.
Вы правы, я должен был бы рассказать вам о моем возвращении в Ака-
демию, вы имели на это право. Но кто вам сказал, что я этого не сделал? Те-
перь, конечно, у вас в руках новое издание «Сен-Мара», которое я вам по-
слал через нашего друга Балабина;12 вместе с книгой было письмо, вложен-
ное в ее страницы. Думаю, что, действительно, я сообщил вам не много
подробностей о себе, так как я тоже боюсь «боли, которую причиняет рас-
стояние», и я думал, что эти подробности представлялись бы мало интерес-
ными даже для друга, даже для такого благородного сердца и ума, как ва-
ши.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 475
Чтобы занять свое кресло, я дождался, пока бывший Верховный судья
Империи перестал быть директором,13 и с этого дня, то есть со 2 июля до
11 сентября, я присутствовал на всех заседаниях, приходя первым и уходя
последним. Никто не сказал ни слова, которое бы напоминало о прошлом,
самые независимые (а это самые выдающиеся) меня встретили очень тепло,
и во время нескольких довольно серьезных дискуссий я имел уже случай убе-
диться, что меня горячо поддерживают. Но как писать о себе, чтобы не каза-
лось, что я хвалю себя за такую малую заслугу, то есть за то, что я действо-
вал, как всякий порядочный человек? Разве это не наш долг — не оставлять
безнаказанной ни одной попытки снизу или сверху умалить или очернить
достоинство нашего звания?
Вы прочтете после моей речи примечания, которые вам неизвестны. Я
хотел бы знать, понравились ли они вам.
Когда-нибудь вы расскажете своему сыну, когда он уже будет в состоянии
это понять, что нет ничего мучительнее для мужчины, чем подвергнуться ос-
корблению старика. Если вы обойдетесь с ним жестко, каждый будет вас ос-
танавливать и называть убийцей. Вы боитесь тронуть его слишком сильно,
чтобы он не рассыпался в прах, как эти окаменевшие человеческие фигуры,
найденные в Геркулануме, которые были уничтожены одним дуновением. Ес-
ли вы сообщаете своему справедливому гневу все его выражение, вы легко
впадаете в тон грубых и оскорбительных памфлетов. Здесь я хотел, чтобы ка-
ждое слово было изобличением, и вместе с тем, чтобы ни одно из этих слов не
напомнило в будущем имени и гнусного поступка того, кто так погрешил
против порядочности и правды, кто был избран другими для совершения по-
литической вендетты, значения и причин которой вы сами еще не знаете.
Прочтите, что хотите, г-ну Коссаковскому и скажите ему о моих друже-
ских чувствах к нему. —
9 ноября.
Жара здесь удручающа даже в тени моих башен, и я сомневаюсь, чтобы
то же самое было в ваших литовских лесах.
Что делают ваши два ангела — Китти и Саша? Не ясновидящая ли эта
англичанка, которая назвала вашу дочь Китти? Знала ли она, что вы не бу-
дете чуждой тому, кто придумал Китти Белл.14 Саша теперь, когда вы на су-
ше, уже больше не камеристка. На ее месте я бы сожалел о своей судьбе и не
преминул бы воспользоваться случаем, чтобы ее вновь получить. Нравятся
ли им ваши северные леса? Которая из двух вспоминает о Париже и жалеет о
нем?
Не верьте слишком тому, что французам свойственно недоброе чувство
недоверия к иностранцам. Большей частью верно как раз противополож-
ное. Как часто престиж незнакомых имен и необычность незнакомых нра-
вов побуждают французов предпочитать иностранцев соотечественникам
476 Альфред де Виньи
и восхищаться офранцуженными иммигрантами. Испытайте Францию в
этом, и вы убедитесь в истине.
Вы пишете, что проведете печальную зиму. Я помогу вам всеми силами
жить частицей нашей жизни, сообщая вам новости, о которых не пишут га-
зеты. Что вы получаете из Франции? Сообщите мне, чтобы я не повторял
уже известного. — Из Парижа все меня молят о нашей южной жаре. Я бы ее
охотно отдал, мне она не нужна.
Поскольку моя голова представляет собой машину для мечтаний, не-
важно, куда ее несут ноги. В деревне я беспокойнее, чем в Париже, потому
что, вы знаете, за каким множеством распоряжений приходят к хозяину до-
ма, который решил заняться строительством. Так, я покрываю одну из ба-
шен моей хижины, с которой падает шифер.
Порой мне кажется, что Лапландия мне не была бы ненавистной. В ней
есть безмолвие, и я люблю сани, бесшумно скользящие по снегу. Этот пе-
чальный и белый саван, которым покрыта земля, гармонирует с миром на-
шей души. Ибо какой мыслящий человек не становится глубоко грустным,
когда он остается один и бросает взор на будущее, прошлое, на обманчивое
настоящее и на разлуку, эту сестру смерти?
Этой ночью, как в Париже, я могу быть один и говорить с вами. Окру-
жающее меняется утром на моих глазах; вечером я нахожу свое сердце неиз-
менным и верным своим привязанностям.
У меня не было времени написать то, что я назову: «Ванда». Меня не ос-
тавляют в покое. Иногда мне хотелось оказаться в тюрьме в одиночной ка-
мере. Я бы писал там хорошо и не отрываясь.
Пришли бы вы меня навестить? — Ответьте.
А. де В.
Я забыл рассказать вам о Гайдоне.15 До завтра.
Вторник, вечер 5 января.
12 апреля 1847 года.
Париж.
Не обвиняйте меня, не осуждайте меня. Я исповедуюсь сам. Я получил
два ваших письма, которые я благословил и которые находятся около меня,
под моей рукой. Первое письмо от 31 октября—1 ноября пришло ко мне в
деревню только 29 ноября.
Я был в восторге и писал вам ответ весь вечер. Потом, на другой день, к
несчастью, перечел свое письмо и сжег его. Спустя немного времени, 10 де-
кабря, я приезжаю в Париж и 29 декабря получаю ваше второе письмо из
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 477
Войткушек. Я пишу вам ответ три дня, а на четвертый я рву свои три письма
на мелкие кусочки.
Ах, бедная дорогая Невольница;1 в этом поступке не виноваты ни я, ни
вы, а ваша судьба. Мне приходится заглушать все, что исходит из моего
сердца, так как таможня этого бы не пропустила. Первое письмо слишком
много говорило о вас и обо мне; все, что касается глубин души или глубин
жизни, повергает вас в ужас. Второе слишком касалось политики, а вы не
настолько любите снега, чтобы я решился подвергнуть вас опасности созер-
цать их в Сибири. Я думаю, что французский вандеец показался бы якобин-
цем в С.-Петербурге, и я все уничтожил. В третий раз я хотел преодолеть се-
бя и отправить, чтобы угодить вам, одно из тех писем, которые воспроизво-
дят салонные разговоры (их можно прочесть вслух первому же посетителю),
пересуды большого света и шутки. Перо выпало из моих рук от чувства пре-
зрения к самому себе. Свет! Я появляюсь там крайне неохотно. Я принимаю
одно приглашение из десяти. Я больше не верю во вторники, с тех пор как я
побывал на одном из них уже без вас.
Сегодня я не могу сказать вам ничего, что бы меня удовлетворило, кро-
ме того, что ваши письма наполнили меня очарованием и грустью. Одно
преобладает во всем, что они говорят, — это что ваш холодный климат вам
вредит, вы страдаете и ваши обе девочки дрожат около вас. Я знаю, что печи
и отдушины не могут сделать воздух более здоровым и что контраст между
помещениями, которые дышат жаром, как печи, и внешним воздухом, вон-
зающим в легкие свои холодные шпаги, губителен.
Я вижу, как вы, погруженная в печаль, страшащаяся этих снежных рав-
нин, закрываете глаза, чтобы не видеть более погребального убранства. О!
Француженка из южных краев. Дочь Солнца, перенесенная во льды! Для вас
и так слишком много было смертельной скуки в деревне; пусть бы хоть там
для вас было голубое небо, зеленые деревья, трава, цветы и источники. Я го-
ворю обо всех этих заигрываниях окружающей природы, но они меня мало
соблазняют. Я не люблю деревни, и все меня в этом упрекают; а в той дерев-
не, которую я вам описал, чтобы вас развлечь, я соблаговолил появиться
лишь через восемь лет, предпочитая позволять себя грабить. Я решил прие-
хать, чтобы не дать башням рухнуть. Мне нужна жизнь и борьба. Деревня —
это смерть всему. Всякое соперничество там бы заглохло. Она не дает даже
уединения, поскольку здесь вы не вольны запереться и хранить молчание.
Природа — это наш враг. Человеческий род только и делает, что защищает-
ся от нее, противопоставляя ее зною и стуже крыши и стены. Она равнодуш-
на к нашим смертям и болезням, она ненавидит нас, и наша жизнь ей меша-
ет. Она естественно беспорядочна и грязна и пренебрегает порядком и
чистотой, которые мы ей навязываем. Право, мы слишком изощряемся в
любезностях по отношению к ней, а вы-то видите, заслуживает ли она этого.
По-прежнему ли ваши польские короли смотрят на вас косо в столовой
вашего замка?2 Какими они мне кажутся прекрасными и мрачными по ваше-
478 Альфред де Виньи
му описанию! Угадывается ли в чертах лица Яна Собеского 3 его благород-
ное сердце? Я никогда не видел портрета этого прославленного спасителя
Вены, простота и величие которого мне так нравятся. Не правда ли, его
письма к жене полны очарования? Какой бескорыстный героизм! Какая ры-
царская отвага! Какая вера в дорогую его сердцу Марию-Казимиру!4 Если
когда-нибудь г-н Коссаковский осуществит свою добрую мысль прислать
мне вид вашего дома, я попрошу его приложить набросок, изображающий
Яна Собеского. Есть ли у вас также портрет его милой Мариетты, которая
слишком любила одного из его сыновей?
Вторник, 23 февраля.
«Сегодня вторник, писали вы мне 1 декабря. Вы проведете вечер на ули-
це Соссэ,5 вы будете любезничать, дадите простор своему кокетству» и т. д.,
и т. д. и прочая подобная брань.
Так вот нет! Сегодня вторник, а я остался дома, чтобы написать вам и
провести вечер с вами одной. В настоящую минуту вы еще страдаете от хо-
лода, а наша зима обдает нас тепловатым и нездоровым дыханием. Я пред-
почел бы ваши откровенные снега.
Что бедная Саша? Все очень-очень бледна? А Китти? Сожалеет ли она
хоть немного о Париже? В самом деле, когда я возвращался с севера, даже из
Англии, мне кажется, что наш воздух пахнет сиренью. Что же было бы, если
бы я возвратился из Войткушек?
Вы бы очень изумились, если бы однажды утром я приехал к вам? Если
бы я привез вам новости из Франции и от ваших друзей? Поглядывайте ино-
гда на запад, чтобы посмотреть, не появятся ли со стороны Парижа ка-
кие-нибудь сани, везущие парижского друга? А это друг, поверьте! Он им
будет всегда, если вы не будете требовать от него единственно невозможной
для него вещи — пунктуальности. Моя жизнь отягощена мелкими обязан-
ностями и узами родства, привычки, дружбы, а кроме того, делами се-
мейными и делами иностранной семьи. После переписки по-английски и
по-французски с апотеуа* и с банкирами меня ждет парижский день, в тече-
ние которого меня хватают, держат, завладевают мной во имя заботы о
ком-нибудь. Я не говорю, что это для меня всегда тягостно и что я не вкла-
дываю в это даже некоторой готовности услужить. Но времени для размыш-
лений и для работы у меня, таким образом, не остается.
Приходит вечер со своей вереницей раутов. Я отказываюсь от 19 при-
глашений из 20 и наконец запираюсь, чтобы писать. Мне слепят глаза карсе-
левские лампы, и напрасно я прилаживаю фарфоровые рефлекторы: утром у
меня болят глаза. Сегодня вечером, например, прежде чем прислушаться к
голосу поэзии, рвущемуся наружу, я захотел пожать вам руку. Я положил
* поверенные {англ.). — Примеч. перевод.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 479
ваши письма между лап собачки из слоновой кости, которая была со мной
во время путешествия, и решил сказать вам нечто, что бы вы услышали,
будь вы здесь, около меня. Но меньшую часть, самую холодную, самую при-
глушенную. О лучшем я молчу и храню его до встречи с вами.
Вторник, 9 марта.
Я спрашиваю себя сегодня вечером, где же ваша очаровательная кузина
г-жа Луиза де Борх, кузина с приятной манерой речи? Если бы она приехала
сюда этой зимой, я бы говорил с нею о вас, про вас, за вас, против вас. Это
бы меня утешило. Если бы приехала сюда родственница, приятельница,
хоть просто служанка, какая-нибудь бежавшая крепостная, которая вас хо-
рошо знает! Тот, кто ранее служил вам, любил или обожал вас, кем бы он ни
был. Но никто не говорит мне: у меня есть письмо от нее, я ее видел, я из
Войткушек. Я перечитываю ваши письма и... мечтаю об остальном.
Вы просили у меня продолжения тех примечаний, которые я вам выслал.
Вы думали об этом 12 ноября. Я знаю вас, я верю в вас, я знаю, что вы неиз-
менно думаете об этом и сегодня. Я приложу к сегодняшнему письму не-
сколько строк из газет, которые покажут вам, как, основываясь на общем
мнении, печать поняла значение моего ответа. Шесть тысяч экземпляров
распространили и размножили его в том виде, в каком он попал в ваши ру-
ки, и никогда впредь не будут читать «Сен-Мара» и мою речь,6 не прочтя
вместе с тем и этого категорического опровержения.
В Академии я всегда сижу напротив человека, на которого я не смотрю и
с которым не здороваюсь, и никогда ни одно слово из моих уст не будет к не-
му обращено.
Часто я по необходимости импровизирую кое-какие речи.
В прошлом году я тщетно старался воспрепятствовать одной вопиющей
несправедливости. Из партийных соображений была отстранена от конкур-
са одна книга, автор которой является членом деятельной оппозиции. В
этом году я добился выдвижения вновь — и среди лучших — этой книги, по-
лезной для нравов, настоящего литературного произведения. Я вам при-
шлю ее после того, как над нею будет произнесен суд. Каждый год избирает-
ся комиссия из 4 членов, чтобы рассмотреть сотню произведений и выбрать
из них шесть для представления в Академию, которая оценивает их по сво-
ему усмотрению. Эта работа требует большой траты времени, но я от нее не
отказывался, потому что таким образом можно сделать что-то доброе, а
также, чтобы не отвергнуть знака уважения, которое мне оказали, неожи-
данно назначив меня единогласно. Я уступаю в таких случаях и нахожу для
этого достаточные доводы, как например то, что хорошо иногда читать
книги, дурно сочиненные и дурно написанные. Мы бы никогда этого не де-
лали, если бы не были к этому принуждены, а в них есть та польза, что они
480 Альфред де Виньи
дают нам возможность измерить расстояние от них до прекрасного и до
высшей точки искусства. В них чувствуется усилие птицы, крылья которой
лишены перьев и которая часто обречена на то, чтобы никогда их не иметь.
Порой взлетают с земли такие, которые, кажется, рождены для более возвы-
шенного полета. Для этих я забочусь о попутном ветре.
Расскажите мне, пожалуйста, о Яне Собеском, который является моим
лучшим другом в вашей польской истории. О, самая рыцарская из европей-
ских наций! Последнее рыцарство!
5 апреля — понедельник.
Только что получил ваше письмо от 11 марта 1847 г.
Как я счастлив и тронут вашей снисходительностью, с которой вы про-
стили мне мою кажущуюся небрежность! О, прошу вас, отнесите ее только к
тому, что я не могу всего сказать. В те минуты, когда я пишу, я всегда гово-
рю себе: к чему высказывать сотую долю мысли, причем наименее дорогую?
Вы — настоящий друг; друг, каким нужно уметь быть, ибо вы не сердитесь
за мое преступное молчание и продолжаете этот беспорядочный разговор,
который мы начали. Да, я прошу вас, будем продолжать его, несмотря ни на
что. Ваш красивый почерк очаровал меня с самого начала, и мне кажется,
что я мог бы на ощупь узнать ваши письма, настолько они полны чем-то не-
уловимым, что мне теперь так близко.
Да, для меня будет большим удовольствием высказать вам свое мнение
относительно круга чтения ваших милых детей, выбор которого так труден.
Поверьте мне, они должны читать Шекспира по-английски. Отчего вы не
пользуетесь этой чудесной способностью гибкой русской речи легко приме-
няться к любым звукам, подобно флейте, которая пробегает по всем тонам
хроматической гаммы? Наши переводы в прозе тяжелы и неполны. Лучшим
является тот, который носит имя г-на Гизо,7 он сам, я думаю, его не писал,
но предпосылает ему превосходное жизнеописание Шекспира. Он издан в
13 томах т зесипёо. Не давайте примечаний в детские руки. Они порой
слишком поясняют шутки английских с1о^п5.* Но ничто не может заменить
для Китти и Саши подлинного языка старика Вилла в прекрасных творени-
ях, выбранных их матерью и переведенных каким-нибудь мастером, рож-
денным в Англии, а не немцем и не французом. «Макбет», «Гамлет» и див-
ные римские пьесы, как «Юлий Цезарь», «Кориолан», — что может быть
целомудреннее и прекраснее? А эти величественные в своей простоте жен-
щины, как Порция, и Виргилия, и Волумния; или эта нежная красота светло-
волосой Миранды из «Бури» и Офелии; или еврейка Джессика — вы можете
позволить им прочесть о ней в «Венецианском купце», которого я перевел в
стихах и который, как мне пишет «Комеди Франсэз», будет ею поставлен.8
* шутов {англ.). — Примеч. перевод.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 481
Если вы боитесь страсти Отелло, подождите, но в моем переводе 9 я пропус-
тил то, что вы были бы вынуждены спрятать от их глаз в английском изда-
нии или в переводе в прозе, который часто дословен и, следовательно, цини-
чен.
9 апреля. Пятница.
Вчера я видел ваших друзей с улицы Соссэ в одном английском доме.
Они вас любят и не перестают всем сердцем сожалеть о вас и хвалить вас,
что при их уме вещь немалая. В разгар вечера пришла особа, похожая на
римских дам Шекспира. Высокий стан, правильный профиль, что-то энер-
гичное и надменное в вырезе ноздрей, что-то тонкое и капризное в гордой
улыбке, обнажающей прекрасные зубы, — все это облечено в туалет доволь-
но дурного вкуса; в руке — очки, которые никогда не надеваются и предна-
значены лишь для уведомления, что под длинным платьем надеты синие
чулки, — вот первое впечатление, произведенное мадам Нортон.10 Вы знае-
те о ее литературной и судебной славе, знаете, какой процесс был возбужден
из-за нее против лорда Мельбурна11 в палате лордов. Глядя на эту мужест-
венную и спокойную внешность, на это подобие молодого спартанца, нель-
зя поверить, что она была способна на эту авантюру. Ей не хватает только
двух позолоченных башен на голове, чтобы походить на аллегорию города,
изображенную на плафоне, настолько она холодно правильна. Это она на-
писала поэму «ТЬе СЫМ оИЬе Ыапёз».*
Вы ищете книг для ваших дочерей. Отчего вы не дадите им прочесть исто-
рию французской революции? У вас наверняка не будет недостатка в истори-
ках. После Тьера, Минье и Лакретеля12 появились уже три новых «Истории».
Страх или желание, своего рода предчувствие словно предрекают многим
людям подобные события, и, чтобы занять в глазах страны подобающую им
позицию, они изготовляют новую форму, а потом плавят и отливают в ней
то, что произошло раньше. Ламартин13 измышляет и драматизирует людей
и факты, начинает как жирондист, а кончает как монтаньяр, не делает выво-
дов относительно добра и зла, и я надеюсь, хотя и не уверен, что в последнем
томе он решится на какой-нибудь вывод. В этих гонках он обгоняет Тьера в
фатализме и в поклонении национальному суверенитету, но в отношении
Братства его перегнал Луи Блан,14 которого превосходит Мишле15 в нена-
висти к прошлому. Подождем, пока труд трех соперников будет закончен.
А тем временем мне бы хотелось, чтобы вы прочли 1-й том «Революции»
Луи Блана. Корни этого произведения глубже уходят в историю, чем двух
других, а деление на три принципа — Авторитет, Индивидуализм и Братст-
во — является искусным объяснением судеб постепенно освободившейся, а
ныне царствующей буржуазии.
* Дитя Исландии (англ.). — Примеч. перевод.
16 Альфред де Виньи
482 Альфред де Виньи
Я видел здесь несколько раз молодую графиню Ростопчину.16 Она мне
сказала, что она ваша племянница. Расскажите же мне о написанных ею
книгах. Каково ваше мнение о них? Что говорит о них ваша солидность? Ка-
ково их достоинство? Пользуются ли они успехом на ее родине? Я придаю
большее значение первому, чем второму. Так как она вам близка, я хотел
бы, чтобы ей все удавалось, и продолжаю жить в будущем.
Вот множество вопросов, которые я нагромоздил, заканчивая письмо:
— Развивается ли русская литература?
— Нравятся ли вам романы г-на Гоголя?
— Подлинны ли в них русские нравы?
— Приедете ли вы следующей зимой, чтобы сравнить наши несовер-
шенные снега с вашими сугробами?
— Вы не любите больше Елисейских полей? — Маленькая камеристка
нас забыла?
— Страдаете ли вы еще от холода?
— А от печали вы страдаете? А что вы говорите о разлуке?
— Испытываете ли вы еще немного дружеские чувства к тем, кого вы
так безжалостно покинули?
Альф, де В.
12апр. 1847 г.
Я не хочу перечитывать этот ужасный том, я бы сжег все эти нелепости.
24 августа (отправлено 23 сент. 1847 г.).
1847 г.
Париж.
Нет, положительно, я не буду больше медлить шесть месяцев с письмом
к вам. Я не хочу также накапливать мои письма, и впредь я их буду отправ-
лять в Войткушки тепленькими, как только они будут написаны. Таким об-
разом между нами установится более непосредственная связь.
Сегодня ночью я запираюсь с вами, я хочу побыть с вами одной.
Прежде всего я хочу вам сказать, что я надеюсь не ездить к себе в дерев-
ню. Я еще не пришел в себя от неприятностей и хлопот, которые мне причи-
нила моя поездка. Я не хочу снова туда свалиться, как снег на голову.
Я провел несколько дней в Войткушках с вами. Ваша очаровательная
кузина меня туда перенесла. Она вас вскоре увидит, счастливая и свободная!
Она вам отвезет кое-что от меня; несколько ненаписанных слов и новые
мысли, которые я ей доверил. Белокурая кузина с мягкой манерой речи лю-
бит вас, как сестру; вы все время сидели между нею и мной. Она отрицает все
свои достоинства, наделяя ими вас, она считает, что не следует доверять ни
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 483
ее уму, ни ее прелести, ни даже ее мягкости, и делала все возможное, чтобы
разрушить свое очарование. Она предана вам, как я. Вы постоянно беседо-
вали с нами; вы были с нами всюду, где мы бывали — в театре, в музее, даже
в Ниневии,1 — вы видите, что мы путешествовали немало.
Ревнуете ли вы к этой дружбе? Как бы я гордился этим! Вы кладете руку
на сердце. Оно бьется? — А почему? Почему же? Быть может, отчасти из-за
этой бедной дочери Франции? Из-за этой сумасбродки, которая не знает, че-
го хочет и что делает?
Кончили ли вы чтение «Жирондистов»,2 которым вы увлечены? Сжима-
лось ли у вас сердце при виде этого мартиролога? Ощутили ли вы, как на ва-
шу голову обрушиваются удары топора? Не почувствовали ли вы, сколько
раз казнят самого читателя, потому что по всем нравственным, философ-
ским и политическим вопросам автор, выдвинув свои аргументы за, тут же
начинает защищать противоположное? Если какое-либо описание вас вол-
нует, писатель тотчас же при помощи сомнительной теории извиняется за
волнение, которое он вам причинил, и пытается побрататься с убийцами, пре-
ступления которых, казалось, внушали ему страх. Однако все большие вопро-
сы остаются в его труде неразрешенными, и каждая строфа этой оды, преры-
ваемой воспоминаниями, оканчивается зачастую словом, которое, вместо то-
го чтобы быть вспышкой молнии, как облако, только усугубляет неясность.
Нет, это не беспристрастность, и не в том состоит гений историка, чтобы
быть до такой степени беспристрастным, чтобы придавать привлекатель-
ность преступлению наравне с добродетелью. Гений пристрастен, выступая
за то, что справедливо, против несправедливости, он никогда не вступает в
сговор с кровавыми концепциями, чтобы их приукрашивать и приписывать
им достоинства, которыми они никогда не обладали; делать из каждого
кровавого трибуна мечтательного пастушка и сажать голубя на плечо пер-
вому попавшемуся убийце.
Я очарован вашим Я. Собеским.3 Мне нравится даже его поза римского
императора. Я отдам его вставить в рамку. С какой картины он срисован и
чья рука запечатлела для меня так живо эти безукоризненные черты? Я вижу
в его взгляде всю венскую битву. Ах, светская дама! Какие салонные вопро-
сы вы мне задаете! Они мне ясно говорят, что, в самом деле, вы относились к
своей поездке в Париж как к костюмированному балу. Я мало видел свет
этой зимой, и тем не менее я хочу ответить вам, насколько мне позволит мое
неведение, поскольку это бы вас развлекло.
30 апреля.
11 мая 1847 г. (когда придет конец вашему старому, запаздывающему ка-
лендарю?)
Мадам Нортон4 прожила в Париже недолго, и ее пребывание было весь-
ма печальным, она приезжала, чтобы присутствовать при последнем вздохе
484 Альфред де Виньи
своего брата, молодого Шеридана, и ее сестра леди Дюфферин уехала вме-
сте с ней после этой смерти. Чертами лица он, как и сестры, походил больше
на итальянца, чем на англичанина, как люди милетской породы, которые в
Ирландии считают себя южанами.
Я провел вечер с леди Дюфферин, которая совсем не думала об адмирале,
заверяю вас. Ее бедный брат был привязан к театральной колеснице, которая
слишком быстро увлекла его от кулис к смерти. Между тем одна таинствен-
ная особа, которая следовала на этой колеснице Водевиля, не отходила от по-
стели больного; она стояла слева, а сестры Шеридана плакали с другой сто-
роны. Болезнь и смерть заставили все забыть и все простить, там были только
три женщины-сиделки, убитые горем. Что до меня, то я одобряю это и нахожу
благородным и не принадлежу к тем, кто пожелал посмеяться по этому пово-
ду. Эта женщина к тому же, как говорят, носит траур как вдова.
Гюстав де Роман, как и в первый день, обращается со своей женой как
самый внимательный, самый нежный, самый пылкий из влюбленных. А она
с прелестной грацией называет его «дитя мое». Они сейчас находятся на во-
дах в Пиренеях для лечения. Я не перестаю хвалить себя за то, что способст-
вовал этому счастливому союзу; я их люблю всем сердцем. Его — потому
что он оправдывает все мои надежды; ее — потому что она в полной мере за-
служивает его обожания и постоянства. Я не теряю надежды на то, что сча-
стье ее исцелит. Такие вещи случались.
Мадам де Сиркур в Пруссии, она написала мне оттуда. Она твердо убе-
ждена, что она в деревне, а герцогиня де Розан,5 которая мне передала ее
письмо, рассказывает, что замок вблизи Бонна, в котором она живет, явля-
ется центром немецких ученых с обоих берегов Рейна. Таким образом, она
обладает тем, что нужно и от чего она будто бы бежит каждое лето, — сало-
ном избранных умов. Среди полей или в Париже она ведет все ту же жизнь,
полную оживленных разговоров и записок, касающихся каких-либо тща-
тельных исследований, которые она составляет блестяще. Ее муж уже одним
своим присутствием побуждал ее к постоянному чтению и самообразова-
нию. Это сходство с ним, которого она добивалась, делает из обоих удиви-
тельно редкостную и привлекательную пару. Я думаю, что по отношению
ко мне она является искренним и верным другом. Вы можете судить лучше
меня, ошибаюсь ли я, ибо серьезной проверкой человека являются его вы-
сказывания о друзьях в их отсутствие — и как редко становятся на их защи-
ту! Боязнь не понравиться салону, где господствует встречное течение, оста-
навливает слабые души, но возмущает и укрепляет души благородные. Он и
она — я знаю это — всегда и повсюду были мне верпы, я привязан к ним, и
для меня они неотделимы друг от друга.
Как это они, имея возможность ездить, не в Войткушках? Я бы приле-
тел туда, если бы у меня были крылья. То, что вы мне говорите о молчании
русских поэтов после смерти Пушкина и Лермонтова, огорчает меня: мне
грустно за вашу великую Россию. Пусть она не сходит с этого прекрасно-
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 485
го пути, возвращающего ее к первоначальным гимнам московитов и к воз-
гласам народного языка. Нужно завершить постройку этого инструмента,
большого органа, где все звуки должны быть напоены снегом и льдом,
должны быть неистовыми, как зимняя гроза, могучими, как лапландская
буря, мрачными, как вой волков вокруг саней путников, суровыми, как це-
пи, спускающиеся с русских крестов, нежными и меланхоличными, как го-
лоса бледноликих русских детей. Затем и только тогда, когда этот большой
орган будет создан, пусть он говорит о наших цивилизаторских утопиях,
как это делает князь Одоевский.6 Но он начинает слишком рано, на мой
взгляд. Мне нравилось в Пушкине нечто дикое, дыхание Севера, которое у
него ощущалось повсюду среди еще заметных следов манеры европейских
поэтов.
Если бы я был знаком с русскими поэтами, я бы сказал им: будьте в одно
и то же время азиатскими и лапландскими; соедините изнеженность кали-
фов с суровой силой старых бояр и не забывайте близкой вам греческой
утонченности с ее нежным ароматом.
25 июля.*
Только что получил известие от вашей милой кузины Луизы де Борх.7
Это письмо от 26 июля 1847 г. из С.-Петербурга. Каким образом оно при-
шло только сегодня? Положительно, оно пришло пешком. Или, вернее, ка-
кой-нибудь путешественник взял на себя заботу о нем. Больше ничего не
могло быть. Она пишет, что скоро увидит вас. Я ей завидую.
23 сентября 1847 г.
Так вы не увидитесь с вашей кузиной? Она мне писала так определенно,
что я еще не могу поверить. Но так как она послала вам то, что должна была
отвезти сама, значит, в самом деле (увы) она не увидит вас перед поездкой в
Италию. Как жаль! Она передала бы многое, что нельзя написать в письме!
Сколько ответов было доверено ее памяти! Сколько бесед о вас было бы вам
пересказано! Я вновь вспоминаю намеченный ею путь. Она говорила: «Я
выезжаю на несколько дней из С.-Петербурга в деревню, чтобы повидаться
с родными. Потом я отправлюсь морем в Штеттин и, проехав часть Герма-
нии, поверну на Рим. Я увижу г-жу де Коссаковскую в деревне...» и т. д., и
т. д., и т. д.
Неужели вы ее не видели? Я очень огорчен этим. Но как сердиться на эту
милую, очаровательную особу? Она сожалеет об этом, я уверен, так же, как
и я. Она бы объяснила и раскрыла вам то, что скрыто между строк моих пи-
* Очевидно, описка: должно быть «25 августа». — Примеч. перевод.
486 Альфред де Виньи
сем, и говорила бы с вами о будущем, как это делали мы с ней, когда третьим
среди нас был ваш незримый образ.
Ваше последнее письмо было меланхоличным и удрученным. Вы отвер-
гаете все, что придает жизни очарование и прелесть, вы сетуете на то, что в
вас видят слишком большие достоинства, вы словно боитесь говорить о сво-
их чувствах и даже разобраться в них и заглянуть в свое сердце. Вы не дове-
ряете всему тому, что я сказал вам. Увы! Каким образом я могу бороться из
такого далека против ваших сомнений и недоверчивости? Если бы вы при-
ехали, я бы разрушил их в одно мгновение, отсюда я могу только говорить
об этом. Я простил бы вам боязнь вызвать насмешливые улыбки завсегдата-
ев салонов, но опасаться меня! Кто и когда видел, что я относился иначе, чем
с уважением, к серьезному чувству, к страсти, даже когда они ведут к безрас-
судству и к неверным шагам! Я не хочу и (вы знаете это) не могу ответить на
то сурово-холодное и натянутое, что есть в ваших словах о дружбе. А что
нужно к этому добавить, я скажу вам только в Париже и принимаю отсюда
этот цветок Севера, который вы мне дарите со всей его прелестью и арома-
том. Я его выращу, я взлелею его своими письмами, раз они дороги вам, и
мы увидим, в Париже или в Войткушках на него упадет первая слеза.
Когда знают и когда хотят — пишете вы в другом письме. Это будет мо-
им девизом. Но не возвышайте голоса против того, что есть самого прекрас-
ного в жизни. Есть ли у вас где-нибудь стихи, где я говорил об этом? Повто-
ряю для вас:
Чистого восторга боятся слабые души, которым не вынести ни его пыла, ни тяжести. За-
чем бежать его? Жизнь полнее, когда она пламенна. — Другие божественные факелы нас
опаляют иногда: это Солнце, это Любовь, это Жизнь. Но кто и когда желал их погасить?
И проклиная их, мы ими дорожим.8
Вам видится слишком мрачной судьба женщин, которые прошли через
грозы страсти. Вот правда, которой вы просили у меня. Так как вы видели и
слышали, конечно, что страсть кончается всегда разрывом или постепен-
ным отдалением, вы подумали, что в сердце каждого из двоих остаются
только печаль, горечь, быть может, ненависть и презрение. Нет, нет, не за-
блуждайтесь. Я наблюдал множество других и испытал сам то, о чем я сей-
час скажу. Когда взаимоотношения основаны на хорошем вкусе и хорошем
воспитании или когда людей связывает подлинная страсть, то, если после
разлуки, подлинного, неверного, длительного забвения, после того как во-
доворот общественных и частных дел и странствий, казалось, разверз про-
пасть между двумя людьми, если после всего этого они провели несколько
вечеров, несколько ночей за перечитыванием писем счастливых лет, если
они встретились однажды вечером в салоне, один растроганный взгляд, од-
но слово, пожатие руки говорит им, что лучшее из воспоминаний — это кар-
тина тех часов, дней, лет страсти, которые выделяются в памяти, как остров-
ки цветущей сирени среди ваших широких снежных равнин.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 487
Никогда из уст одного из двоих не вырывалось слово, обвиняющее дру-
гого; он говорит о нем лишь превознося его; а с годами сколько я вижу во-
круг себя примеров доверчивой дружбы, основанной на привязанности,
дружбы, которая постепенно переродилась.
Лишь те двое глубоко знают друг друга, кто связан узами, кажущимися
вам такими непрочными. Только они знают друг друга, ибо им знакомы те
часы непринужденного общения и доверия, когда ничто не мешает рас-
крыться сердцу и излиться душе, те часы, когда со всего сброшена завеса,
часы, которых не знают другие привязанности.
Я останавливаюсь. Это целый том, и мне страшно за вас, мой друг. Я вам
буду писать больше, чем когда-либо, так как я не могу больше сказать себе:
«Она придет». «Элоа», о которой вы говорите, — вторая из моих поэм, ко-
торые я вам дал накануне вашего отъезда. Если вы их потеряли, я вам ее при-
шлю.
В ближайшие дни я перепишу для вас своей рукой «Смерть волка», кото-
рая не напечатана ни в одном издании; она появилась в «Кеуие ёез ёеих
Мопёез» в 1843 г.
Читали ли вы о супружеской бойне бедной герцогини де Праслен?9 Дос-
таньте сначала газеты и ее письма, потом я вам расскажу о том, что никогда
не будет напечатано, и выскажу свои мысли и чувства. Расскажите мне о ва-
ших. Мне все дорого от вас.
Еще одно слово от вашего друга. Скажите мне, пожалуйста, почему бы
дружбе не расти в разлуке? Разве каждое письмо не стоит визита? Не ценнее
ли оно, потому что не так сумбурно, как визиты? А если верно, что визиты
укрепляют дружбу и близкие отношения, то не то же ли и с письмами, кото-
рые говорят и после долгих лет? Их внимательно слушают, ласкают и за-
ставляют говорить снова, перечитывая их.
Я все еще не отправляю этого письма и ежеминутно добавляю что-ни-
будь, подобно тому как в порту время от времени кидают тюк в трюм паро-
хода, готовящегося к отплытию. Мое письмо разводит пары и дымит, и все
же нужно кинуть туда еще эти новости.
Прежде всего вы узнаете, что я обладаю собачкой из слоновой кости в
совсем хорошем состоянии, которая служит мне только для вскрывания ва-
ших писем и которая только что отрезала страницу от моего.
Я перечитываю ваши прежние письма. Вы у меня спрашивали имя быв-
шего министра, которого предупредили о намерении императора Наполе-
она распорядиться замужеством его дочери; это г-н де Витроль,10 которого
вы знаете. Он мне об этом рассказывал неоднократно; г-н Моле11 также
(вот любопытная черта двоедушия!), когда я ему прочел, как это полагает-
ся, свою речь, рассказал мне сам, в поддержку моих утверждений, о же-
нитьбе г-на Мармье, которая была совершена поспешно, потому что По-
велитель Бонапарт сказал герцогу де Шуазелю:12 «Я выдаю замуж ва-
шу дочь». — «Она обещана Мармье два дня тому назад», — ответил
488 Альфред де Виньи
г-н де Шуазель. Это была неправда, но он сымпровизировал их счастье из
страха.
И тот же Моле, как вы знаете, публично отрицал то, что он утверждал в
интимном разговоре. Каковы придворные!
Сообщите же мне итальянский адрес м-ль Луизы де Борх, чтобы я ее по-
рядком побранил.
28 апреля 1848 г.
Суббота.
Париж.
Вы, должно быть, теперь тревожитесь за своих друзей, и хотя я не знаю,
где вы, я пишу вам наугад, чтобы успокоить вас.
Я не покинул Парижа, и ураган не разрушил ничего,1 что касается меня,
но он обрушился на многих моих друзей и рассеял их. В своих последних
письмах мне хотелось сказать вам: «Возвращайтесь скорее, возвращайтесь в
Париж». Но, казалось, какое-то тайное предчувствие остановило мою руку,
и я не мог позвать вас. Ваше место, увы, более не здесь. Я хотел бы, чтобы вы
были в Санкт-Петербурге. Даже если бы суровый холод принуждал вас со-
зерцать снежные дали и смотреть, как страдает ваше дорогое дитя, я бы
предпочел, чтобы вы были там, в центре вашей большой империи, а не в
Войткушках.
Когда я смотрю теперь на портрет Собеского,2 я думаю о том, кто его на-
рисовал для вас, о его мрачном отчаянии, о его фаталистических доктринах,
о том, что в сердцах всех людей может найтись место неблагодарности, о
том, что в вашем гостеприимстве может стать опасным.
Может быть, я не прав, но я все же хотел бы, чтобы вы были в Санкт-Петер-
бурге. И в каком я был бы восторге, если бы я узнал, относя это письмо, что вы
уже два месяца находитесь там. Мы — в пекле, и долг каждого человека — ста-
раться умерить его жар. Я делаю это по мере своих сил. Скажу вам, как. Не-
сколько департаментов предложили мне баллотироваться; я не знаю, буду ли
избран, несмотря на эти авансы. Не кажется ли вам, что Европа взбудоражена,
словно землетрясением? Вчера прибыли ирландские семьи искать убежища и
отдыха в Париже.3 Здесь все спокойно, и благороднейшие души предаются раз-
мышлениям, обдумывая создание самого гигантского и трудного, что ког-
да-либо записала история: прямых выборов и беспримерной Конституции.
Общественное мнение (зепзит соттипа), мнение всех, здравый смысл,
рассудок — назовите как угодно — эта сила одна поддерживает порядок с
24 февраля без всякой другой власти. Уже одно это чудо должно вас успоко-
ить в отношении тех, кого вы любите и о ком думаете.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 489
Я перечитываю с чувством счастья ваши последние письма, которые те-
перь кажутся мне написанными в другом веке, при Людовике XV например.
В то время вы рассматривали портреты Марии Мантуанской4 и говорили
мне, что ее поведение исполнено совершенства, что она не любила никого за
пределами Франции и прожила жизнь, оставаясь верной своему самому до-
рогому воспоминанию. Вот великий пример, образец для всех. Принимая во
внимание это строгое поведение и ваше заступничество, я готов быть более
снисходительным к ее легкомыслию и любви к короне короля Владислава,5
в объятия которого она бросилась, несмотря на его «дряхлые руки», как по-
ется в песне того времени.
Замку Вилланов,6 я надеюсь, не грозит никакая опасность, и, без сомнения,
графиня Потоцкая7 уже не живет там. В своем последнем письме вы пытались
приподнять завесу, скрывающую ваше будущее. Я боюсь, что извержение на-
шего Вулкана разодрало эту завесу и отбросило вас очень далеко и надолго от
раскаленной лавы, в которой мы находимся. Как только она остынет, мы бу-
дем искать в ней камни, чтобы строить и подпирать то, что еще стоит. Ког-
да-то, в прошлом веке, три месяца тому назад, вы мне говорили о французских
историках революции 1789 года. Сегодня они больше не пишут; они делают ре-
волюцию 1848 года. Позднее вам будут рассказывать об их революции.
Я написал вашей прелестной кузине м-ль Луизе де Борх8 во Францию. Бо-
юсь, что она не получила моего письма, судя по тому, что вы мне пишете. Я
оказался бы неблагодарным, потому что я получил от нее очаровательное
письмецо, которое, без сомнения, пришло пешком из С.-Петербурга, так как
оно затратило месяц на свое путешествие. Писать ли ей теперь и куда? Если
вы это знаете, скажите ей, что для нее приготовлена ложа в Историческом те-
атре и что у подъезда стоит маленький зеленый экипаж, обитый зеленым бар-
хатом, в котором я ее жду. Сомневаюсь, чтобы она приехала так скоро.
А вы? Вы, о которой мы говорим всегда так много хорошего? Китти! Не
возьмет ли она ее с собой, бедную, маленькую Китти? Не повезете ли вы ее к
солнцу? Хотя бы к константинопольскому. Я бы сделал это на вашем месте:
я думаю, что там нет революции и баррикад там не увидишь. Там нет про-
клятых французов, вроде меня, зато там есть жаркое солнце, ясное, синее не-
бо и воздух такой теплый, что с закрытыми глазами не знаешь, находишься
ли на террасе или в доме. И слабая женская и детская грудь дышит безболез-
ненно. Посетите Афины и напишите мне о Парфеноне.
Вы скажете мне, помнят ли там еще лорда Байрона. Когда он умер в
Миссолунгах, я писал о нем нечто вроде этого:
Победоносный поэт, прощай для этой жизни!
Я смотрю на твою смерть и завидую тебе,
Ибо ты умираешь в те годы, когда сердце, еще
молодое,
Сохраняет сокровища своих иллюзий;
Как на глазах моряка тропическое солнце
490 Альфред де Виньи
Погружается раскаленным в мирное море
И, не тускнея, спускается в свое новое жилище
Таким же могучим, как в полдень.9
Скоро, может быть, и, я думаю, когда вы этого захотите, вы будете в Кон-
стантинополе, как дома,10 и будет отслужена греческая обедня в мечетях и, разу-
меется, в святой Софии. Молитесь за нас на севере или на юге вашей обширной
империи. Мы — страна, на долю которой выпали тяжелые испытания, и земля
колеблется под нашими ногами. Мы идем в неизведанное, но разум и воля могут
многое сделать для спасения нации. Все происходит так быстро под нашим не-
бом, что спокойствие может вскоре вернуться, а доверие может возвратить на-
ших друзей или позволить нам навестить их. Я вышлю вам это письмо, если бу-
дет возможность, через посольство. Я приложу к нему свои стихи, в которых на-
ходится «Элоа». Если бы вы были здесь, я бы вам показал, я бы положил вам на
колени рисунки, которые сделали для меня. Мне их прислал Зиглер,11 художник
изысканного и редкого вкуса. Рисунки напоминают Флаксмана.12
Ах! Боже! О чем мы говорим! О каких пустяках, в то время как вокруг ме-
ня происходит столько значительного, о чем я не хочу, о чем я не могу вам
писать! Мой друг, сомневайтесь во всем, кроме меня, который навсегда ваш.
Я не буду трибуном — меня не избрали.13
2 мая.
Я посылаю вам свои стихи, среди которых находится «Элоа».
Я вам говорил, что несколько департаментов сделали мне авансы, а
один — весьма пылкие. Я согласился баллотироваться от того департамен-
та, где у меня есть кабинет в лесу, откуда я вам написал. Но я не ездил туда и
ждал здесь результатов голосования. Случилось так, что я не избран. Я сво-
боднее в своих мыслях и побуждениях. Я не чувствую себя прирожденным
трибуном. Я буду видеть людей, а писать буду о вещах. Пришлите мне, если
можно, несколько строк о том, поедете ли вы в С.-Петербург.
В посольстве говорят, что вы все еще в Войткушках, поэтому я вам пи-
шу. Помните! Помните!
8
31 января 1849 г.
Среда.
В Мен-Жиро
Блаизак, Шаранта.
Наконец-то! Наконец-то одно из моих писем дошло до вас, и лишь пото-
му, что с ним была отправлена книга. А три других письма, которые я вам
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 491
написал с тех пор, где же они? 2 мая (увы! сколько прошло времени!), 2 мая я
послал вам эти стихи через наших друзей из посольства, после этого я писал
вам 30 июня, 6 августа и 3 сентября, вы не получили этих писем? Я записал
эти даты в записной книжке, посвященной вам. Вы ничего об этом не гово-
рите в своем письме, последнем, которое было в пути с 9 июня до 11 сентяб-
ря. Вы тогда могли бы получить два моих письма, а сегодня три. Они у вас?
Они были длинны, они вас утомили? Вы рассердились на меня из-за чего-ни-
будь, написанного в них? Разве я сказал хоть слово, которое могло бы ос-
корбить кого-нибудь?
Но сколько вопросов я вам задал относительно вас, вопросов, на кото-
рые вы не отвечаете ни слова! Ах! Я боюсь, что вы их не получили. В одном
из писем (от 30 июня) последний лист был написан синими чернилами, что-
бы вам было легче выделить его для себя одной—для беседы со мной наеди-
не. Я рассказывал там о вещах, которые касаются только вас. Но напрасно я
перечитываю и переворачиваю это дорогое письмецо от 11 сентября, я не
нахожу ничего, что было бы мне ответом. О, вы не получили моих писем,
мой друг! Я не знаю, какой дьявол — французский или иностранный — их
задерживает, но со мной происходят странные вещи. Например, в Италии
кто-то делает тщетные попытки написать мне. Почерк мне незнаком. Но я
не знаю почему, это меня тревожит. Время от времени из Турина или из Ри-
ма я получаю письмо с печатями нескольких городов, потрепанное, распе-
чатанное и вновь запечатанное, я вскрываю... письма нет. До меня дошел
только конверт. Утонченная жестокость: письмо изъято на границе. Быть
может, это умирающий друг, заключенный, покинутый, который зовет на
помощь? Неизвестно. Не знаю, что и думать. Один раз я подумал, что это
пишет ваша кузина, прелестная г-жа Луиза де Б.,1 но я не нашел ее большого
V, которое обладает вот таким великолепным султаном V, над которым мы
с нею весело посмеялись.
Этот пьемонтский пример вселяет в меня тревогу за мои русские письма,
и я не перестаю строжайшим образом допрашивать свою совесть, чтобы
вспомнить, что я писал. Все же в письмах не было никакой политики, будьте
в этом уверены. Если они только задержались, вы узнаете, что в моих бума-
гах лежит поэма, написанная уже давно и названная «Ванда», которая не бу-
дет напечатана, пока Ванда ее не прочтет и не скажет мне, что она может
быть опубликована без опасности для нее. Если бы я был один на свете, если
бы я был свободен, я бы поехал в Войткушки, чтобы прочесть ей поэму и по-
вторить ей то, что уже говорил трижды: поезжайте в С.-Петербург, я вас
умоляю. Холера обойдет вас стороной,2 не задев. Она мне менее страшна,
чем низкие и злобные человеческие страсти. По-моему, вы еще находитесь
слишком близко от наших революций, мне не нравится соседство ваших
вилкомирских евреев и мрачных крестьян, которые, возможно, похожи на
галицийских.3 Скала, на которую Петр Великий вознес своего коня посреди
своего города, — это ваша опора и ваша естественная защита. Эта скала бу-
492 Альфред де Виньи
дет охранять многие поколения — вас, ваших близких и ваших потомков.
Мы идем навстречу открытиям и политическим приключениям, а вы вос-
пользуетесь нашим примером. Мы впереди вас на четыреста лет, и там, где
мы наткнемся на придорожный столб и разобьем свою колесницу, вы свер-
нете, избежав столкновения.
Я ничуть не удивляюсь вашему разладу с тем, что вас окружает: ведь вы
были согласны со мной по вопросам, по которым вы могли мне написать в
своем последнем письме и на которые я не должен вам отвечать.
И я тоже в разладе с безумцами и дураками. Подталкивая друг друга,
они бросаются в общественные дела, не думая, и действуют, не зная, куда
идут. Ах, мой друг! Несчастны те, кто видит. Они не дают себя одурачить
никакими политическими комедиями и страдают при виде того, сколько
прекрасных судеб становится игрушкой честолюбивых безумцев.
Тем не менее воздайте должное кое-чему из того, что произошло. Поду-
майте, что ураган все разрушил, все нужно было строить на новой основе и
по-новому. Вот уже скоро год, как над этим работают. Мы похожи на жите-
лей Везувия, нам нужно восстановить свой дом, в то время как лава вулкана
только-только остыла. Она часто накаляется снова, и сейчас она раскалена
больше чем когда-либо.
Благословляйте, как это должна делать молодая мать, благословляйте
русское молчание, молчание ваших снегов, поцелуйте в лоб ваших дочерей,
особенно Китти, и их юного брата. Поезжайте лучше на север к Неве, чем на
юг к Рейну и тем более к Сене.
Вам сказали правду, в течение долгого времени я был (как обычно) си-
делкой и провел тридцать ночей, спасая г-жу де В. от воспаления легких (она
была почти безнадежна), когда разразилась февральская революция. После
нескольких месяцев трудного выздоровления я отвез ее, сильно встревожен-
ную, в деревню, в десяти лье от Парижа, потом в Турень, потом сюда ко мне,
в мой кабинет среди лесов, в мою пустыню, которую я люблю, из которой я
вам писал, которую я вам описал, которую вы теперь хорошо знаете. Это
обломок, оставшийся после гибели огромного наследства моего дедуш-
ки-адмирала.
Здесь я завершил исцеление этой глубоко пораженной болезнью груди и
в тишине мечтаю и пишу до двух часов каждую ночь. Этот край без зимы хо-
рош для выздоравливающей. Уход, которого я не прекращаю, поглощает
мою жизнь; это грустно, но в этом есть своя сладость и награда, когда убеж-
даешься, что тебе удалось прогнать болезнь и смерть.
В течение почти двух лет я не выезжал в свет. Есть уголок за синими за-
навесками, который мне не хочется видеть, когда вас нет там. Я говорил
вам, что я обладаю цивилизованным умом, но диким сердцем. Здесь дикость
берет верх день за днем. Я бы предпочел Войткушки; за неимением их я вы-
брал этот дикий Мен, как говорят местные жители, сокращая слово «До-
мен».
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 493
Часто я думаю о вашем большом зале с портретами ваших выборных ко-
ролей. Если бы я гулял там с вами сегодня вечером перед коронованной фи-
гурой Яна Собеского,4 мы бы поговорили об этих северных французах, ко-
торые вас окружают. Что сталось с автором этого портрета, который нахо-
дится у меня в Париже, вставлен в черную рамку и висит над изголовьем
моей кровати? Остался ли он у Вас после того разговора, который немного
удивил г-на Коссаковского? Бедный молодой человек! У него есть талант,
но отчаяние нищеты заставило его говорить вздор. Простите ему.
С вами ли наш друг — ваша кузина госпожа Луиза де Борх? Она, кажет-
ся, хорошо попутешествовала, с тех пор как мы с ней вдвоем навестили раз-
валины Ниневии.5 Рассказала ли она вам о моих паломничествах и о наших
приятных разговорах о вас? Напишите мне об этом. Спросите у нее, как я о
вас говорю, чтобы судить об этом. Да, да, я вспоминаю, она мне говорила,
что едет во Флоренцию, и именно туда я написал ей два раза в ответ на ми-
лое письмецо, которое, без сомнения, пришло из С.-Петербурга пешком, так
как оно затратило месяц на дорогу.
Увы! Ваше последнее письмо также довольно долго было в дороге, но
оно меня вознаграждает за это ожидание. Оно мне говорит так много доб-
рого и искреннего, сколько не сказало бы письмо, следующее по большой
дороге; а именно так будет отправлено это письмо, цензором которого дол-
жен быть я сам.
Я очень рад был узнать, что наконец после своего полета Элоа опусти-
лась на Ваши колени. Я, как и вы, всегда полагался на небесное милосердие
к ней, тем более что ее родство и происхождение обеспечивает ей высокое
покровительство: ведь она родилась из божественной слезы. Слезы добро-
ты и любви. Нет, сострадание не может быть непростительным преступле-
нием, и ее история — это в сущности поэма о сострадании. Ангел-женщина
не существовал в христианской теогонии, я его создал, чтобы из него сде-
лать символ чистейшей из слабостей. Не жалейте ее слишком. Кто вам ска-
зал, что быть около того, кто несет свет, — Люцифера — несчастье?
Знаете ли вы рассказ о добром Лафонтене, самом наивном хитреце на
свете? — Его духовник ему говорил, что мучения грешников вечны. — О,
эти несчастные обреченные, — сказал он, — одно меня утешает — это что
привыкаешь ко всему и что по прошествии стольких веков они должны чув-
ствовать себя в огне, как рыба в воде.
Вы видите, я делаю, что могу, чтобы вас успокоить; правда, я обраща-
юсь к отнюдь не правоверному авторитету, чтобы заставить вас немного
улыбнуться, и я представляю себе, как ваши глаза блестят, словно уголок си-
них занавесок, среди которых мы болтали. Я смотрю с грустью на пачку ва-
ших писем в моем портфеле, на котором написано «Саша». Это вас возмути-
ло? Скажите. Когда я их читаю, я их кладу под маленькую лежащую собачку
из слоновой кости, всегда бодрствующую и распростертую под моей рукой.
Я ее люблю больше чем когда-либо.
494 Альфред де Виньи
1 февраля.
Есть моменты в жизни, когда нужно осуществлять на практике девиз
Эпиктета:6 «Страдай и усмиряй себя». Я остаюсь здесь еще на эту зиму. Что
мне до сегодняшнего Парижа?
Напишите же мне сюда, чтобы успокоить меня в отношении эпидемии,
слишком близкой от вас. Я верю в свою звезду, верю, что она благосклонна
к тем, кто мне дорог, я как будто замечал иногда, что она распространяла на
них свои лучи и свое влияние. Я верю, что все божьи кары пройдут мимо, не
задев вас и чела тех, кого вы любите.
17 марта 1849 г.
Мен-Жиро
Бланзак, Шаранта.
Никогда слово «С.-Петербург» не производило ни на чье сердце более
живого и отрадного впечатления, чем на мое, когда я вскрыл ваше письмо
от 13/23 февраля, пришедшее сегодня. Вы в порту, я приветствую Неву, я ее
люблю, я ее люблю, скажите это ей, когда вы будете проходить по ее бере-
гам, как бы холодны они не были! Вот вы и спасены, и я не буду больше
блуждать тревожными глазами по карте Ковенской губернии от Вилкомира
до Войткушек, воображая себе крестьян, восставших, подобно галиций-
ским. Жакерии — это самые гнусные войны,1 а вы могли бы подвергнуться
их опасности. Вы у себя, в сердце Молодой России, в своем салоне, окружен-
ная родными и друзьями. Живите, живите жизнью Севера. Пожалуйста, ра-
дуйтесь тому, что вы являетесь женщиной двора Людовика XIV, внушаю-
щей своим детям простые и высокие обязанности, как мадам де Севинье,2
вкладывавшая в сердца своих детей понятие о чести и уважение к королю,
который был Францией и монархом.
Какая смертельная печаль охватила бы ваше сердце, если бы вы могли
видеть наши страдания, которые от вас утаивают газеты, полные показного
ликования, скрывающие свое лицо под румянами: это — увенчанная смерть.
Видели ли вы в Париже картину Мурильо? Этот мрачный испанский худож-
ник, как вы знаете, всегда выражал мрачную сторону христианства, как все
кастильские художники, проникнутые чувством ужаса, с их нищетой, язвами,
исступлением: то они пишут женщину, покрытую проказой, ноги которой це-
луют королевы и ангелы, умащивая их благовониями и осыпая цветами; то
это Бонавентура;3 этот призрак, пишущий свои воспоминания; в то время как
Рафаэль черпал из христианства любовь, а Микеланджело — силу и жизнь,
воскресение плоти и ее энергию, испанцы взяли из него страдание. Так вот
этот художник (он возникает в моей памяти, когда я наблюдаю современную
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 495
Европу) написал женщину, которая, сидя перед домом, возлагает на свое чело
драгоценности и лесные цветы; она кажется исполненной грации и изящест-
ва; вы подходите — перед вами скелет. Такой предстает старая Европа.
В тот самый день, когда я получил ваше письмо, радующееся заверениям,
что горизонт для Франции проясняется, я вновь получаю совсем другие свиде-
тельства, вижу другие знамения на горизонте. Это большая ошибка — думать,
что наш континент цивилизован. Варварство — у самой поверхности, оно едва
прикрыто, и достаточно лишь протянуть руку, чтобы с ним столкнуться. Часто
болотистое озеро, которое называется нацией, посеребрено только на поверх-
ности. Эта поверхность понемногу отполировалась; но она стирается; а под
ней движутся черные массы невежества, возбуждаемые импровизированными
гражданскими установлениями, которых они, эти массы, не понимают и кото-
рые они могли бы понять, только приняв длительное крещение воспитанием. А
пока они примут крещение кровью. Скоро в Париже или в провинции насту-
пит то, что в революционном стиле называется «денек».
12 мая, суббота.
Я только что вернулся из короткого путешествия в земли другого депар-
тамента к моим дедушке и бабушке, которые меня нянчили, когда я был ре-
бенком. Многие из моей семьи теперь там. Эта прогулка была необходима
для доброй и нежной больной, которую я никогда не оставляю. Во всем, что
не является Парижем, жизнеспособность и труд живы. Народ гурманов, не
утративший вкуса к жизни, — это истинный народ; он глубоко презирает
эту армию ленивых рабочих, которые называют себя трудящимися и по ми-
лости которых Париж находится во власти группировок, желающих сде-
лать из них телохранителей. Повсюду, мой друг, мне делали странные при-
знания относительно всеобщего избирательного права и его тайн. Мне нуж-
но будет, и я, может быть, напишу целую книгу об этом вопросе и о том
тревожном недоверии, с каким часть нации воздерживается от голосования,
опасаясь и заговора, навязываемого ей всякими листками, и своего собст-
венного неведения.
Я возвращаюсь в свои старые башни, я сажусь в одно из больших оби-
тых кресел; глубокая тишина лесов и лугов нарушается только пением со-
ловьев; непомерная жара больших дорог умеряется здесь морским бризом,
который долетает с запада и доносит до меня аромат наших цветущих садов
и запах диких лугов. Я не отправил своего письма в надежде увидеть вас у се-
бя, в моем кабинете, дорогая Саша, и продолжать беседу наедине с вами. В
том, что касается вас, я глубоко щепетилен, и я бы упрекал себя, если бы не
ответил в письме на все, что вас занимает.
Я счастлив, что вы возле своей матери. Конечно, вы в С.-Петербурге ра-
ди нее, я это знаю, но в то же время, к счастью для ваших друзей, вы в С.-Пе-
496 Альфред де Виньи
тербурге, оправившемся от холеры, и вы наконец в безопасности. Привез-
ти своих дочерей к матери, приобщить их к жизни света и дать им воз-
можность в достойном обществе слышать эти живые и серьезные речи,
каковыми являются ваши, разве это не чудесная миссия? Вы переждете в
своих родных местах, в своем кругу, пока землетрясение не прекратится и
пока яды, которые переносит воздух, не улетучатся из нашей бедной Фран-
ции вместе с другими ядами, которые мутят общественный разум. Париж
поражен холерой сильнее, чем об этом говорят, и извещения о смерти на-
чинают (увы!) приходить ко мне сюда в большом количестве; я насчитал их
десять у себя на столе, и мое сердце сжимается. Но я не хочу передавать вам
свою печаль, это было бы несправедливо: те, кого я оплакиваю, были вам
незнакомы.
Я хочу сегодня вечером, при заходящем солнце, поговорить с вами о
Ванде. Нужно ли двойное XV? Вы употребляете то двойное, то простое. От-
ветьте.
Ванда — это вы сами. А знаете ли вы, в какой день эта поэма была напи-
сана? Вот она, в моих бумагах, помеченная 5 ноября 1847 года после полуно-
чи в Париже. Если бы я мало любил вас, она дошла бы до вас через «Кеуие
йез ёеих Мопёез». Но мысль о том, что вас узнают (а это наверняка), заста-
вила меня отказаться даже от ее чтения тем, кто просил бы об этом. Подума-
ли бы, что вы мне сказали то, о чем я в ней рассказываю, а я предпочел бы
лишиться всех моих стихов, чем быть причиной мучений для вас или хотя
бы одного слова, которое бы вас встревожило. А сколько придирок могла
бы повлечь за собой эта безделица, сколько подозрений она бы вызвала!
Если эта поэма должна появиться на свет, это произойдет лишь после то-
го, как я вам ее прочту. Я думал об этом чтении, по мере того как писал и чи-
тал вам вслух каждую строфу, написанную мною. Тем не менее однажды не-
избежно случится нечто, что приходит неожиданно; и ввиду стольких гроз,
которые уже близко, и окружающих вас бедствий я часто думал, что должен
вам оставить, вам завещать это воспоминание (не смейтесь надо мной, за-
клинаю вас, не об этой безделице в стихах я забочусь, а о вашей безопасно-
сти и о неизменной благосклонности, которой вы пользуетесь повсюду; я не
хотел лишить вас ее, послав вам рукопись, которая может потеряться). Вот
что я сделаю. Я перепишу ее всю целиком и оставлю у нотариуса, с тем что-
бы после моей смерти эта рукопись была передана вам или лицу, которое ее
получит от вашего имени, чтобы передать в ваши руки. Если один из моих
друзей поедет в С.-Петербург и сможет ее передать не иначе, как в ваши ру-
ки, то по приезде в Париж я поручу ему сделать это. Я написал ее для вас, а
не для людей. Если вы посчитаете, что она не опасна, вы мне напишете об
этом, и она будет напечатана.
Я знаю, что есть люди, которые не поколебались бы смутить покой до-
рогой для них женщины ради тщеславного удовольствия услышать еще не-
сколько похвал, но был бы я достоин дружбы, если бы так поступил? Малей-
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 497
шая искра опасна на пороховых погребах сегодняшней политики; и какие
угрызения совести я бы испытывал, если бы навлек на вас хоть одно суровое
слово. Когда-нибудь вы поймете лучше, что я вам говорю сейчас. Спокой-
ной ночи, друг, спокойной ночи. Мне чудится, что улыбка заходящего солн-
ца мне говорит: «Ты поступаешь хорошо».
3 июня.
Я получил много писем, которые накопились в Париже и которые мой
друг мне неожиданно прислал вместе с книгами. Остракизм не заставил дол-
го ждать репрессий. Видели ли вы, как парижское всеобщее избирательное
право устранило членов Временного правительства и их министров и как
Республика сокрушает своих основателей?4 Это вечный прилив и отлив но-
вовведений. Следите за нами (только издали), и вы увидите вскоре еще более
бурные приливы и отливы.
Я хотел показать очень скромный и очень простой пример выполнения
долга окружающим местным жителям. И повел их на выборы, и проголосо-
вал первым во главе всех тех, на кого мое присутствие оказывает какое-то
влияние. Они весьма не прочь отказаться от своего суверенного права, важ-
ности которого они не понимают.
У вас есть где-нибудь, я думаю, стихотворение под названием «Дом Пас-
туха», где я писал в 1844 году:
Недоверчивый крестьянин ворчит при
виде того, как распрягают,
Как ради выборов бросают работу.
То, что было верным тогда, стало еще более истинным сегодня (мог ли я
сам подумать!), когда воцарилось всеобщее избирательное право. Треть из-
бирателей не участвовала в выборах как в этом, так и в других департамен-
тах. Нужны были бы двадцать лет республиканского воспитания, чтобы
нам дать нравы, о которых не подозревали в храме, возведенном в течение
веков монархического правления.
Что до меня, то я не участвовал в выборах. Я возводил королей, но не хо-
тел быть им. Там есть забавные государи. Есть ли у вас список этих королей
ассамблеи? Мне кажется, что среди моих друзей, которых там много, есть
несколько ваших.
10 июня.
Ваше сердце с его истинной добротой, которую я знаю, должно страдать
при известии, что нас истребляет холера, уносящая в Париже ежедневно
четыреста человек. До настоящего времени она мало выходит за кордон.
498 Альфред де Виньи
Вот одна особа, которую я хорошо знал: она поселилась в Париже, оставив
Лондон в такой момент! Великий боже! Я ее очень жалею. Это леди Блес-
сингтон.5 Ее очаровательное жилище в Горхаузе было местом встреч знаме-
нитых, а часто и выдающихся людей. Я думаю, что ей хотелось посетить в
Елисейском дворце президента республики Луи Наполеона, которого она
принимала с большим радушием в Лондоне в изгнании. Ее дом был одним
из тех, где я с ним встречался. Успел ли он ответить ей таким же дружеским
расположением, каким он пользовался у нее? Я этого не знаю. Мне кажется,
что смерть не оставила ей и одного вечера.
Это была женщина совершенно французского склада ума, и посреди
лондонского тумана и сплина только у нее можно было найти эту веселость,
этот пыл, этот воодушевленный парижский разговор, который вы любите и
который, как упругий мячик, перелетал от ее ракетки к ракетке Альфреда
д'Орсэ,6 друга моего детства. Если бы вы побывали в Англии, вы, быть мо-
жет, не захотели бы ее видеть, так как, я признаю, женщины там не бывали,
но, узнав все достоинства ее возвышенной души и горячего, чувствительно-
го сердца, вы не могли бы не сожалеть о ней. Прочтите ее сочинения — и вы
найдете среди довольно посредственных вещей стихи, которые она написа-
ла на смерть лорда Байрона, ее друга. В них ее сердце, поэтому они прекрас-
ны. Она мне прочла их однажды в Горхаузе со слезами на глазах перед порт-
ретами Лоуренса.7
Сожалели ли вы о мадам Рекамье,8 другой жертве восточной чумы?
Что до меня, то я не был знаком с ней и не принадлежал к ее голубятне. Я не
хотел быть сорванным для ее гербария или наколотым, как редкая бабоч-
ка, на пробку и помещенным под стекло в обрамлении ее салона. Ее кол-
лекция меня раздражала своим устройством, сочетаниями и пестротой, я
ее встретил однажды, но не был покорен настолько, чтобы туда пойти. Так
что я ее совсем не знал, но я чту в ней верность ее дружбе с Шатобрианом.9
Баланш10 был первым, она последовала за ним в могилу. Я верю, что она
была добра, поскольку она была так любима, и я никогда не хотел думать,
что она знала заранее о гнусности этих мелких академических заговоров,
которые, как вы видели, вдруг раскрылись у меня под ногами из-за подлой
вендетты.
25 июня.
Ну, я вам говорил, вот известие об одном деньке в Париже и о двух в
Лионе,11 которое мы вам посылаем в С.-Петербург. Было замечено, что в
1793 г. все письма из Франции заканчивались словами: все спокойно сего-
дня. Я мог бы, если это вам нравится, сказать то же. После конвульсии спо-
койно на самом деле. У вас есть более «периодические» друзья, чем я, кото-
рые будут регулярно сообщать вам все, о чем говорят газеты; что же до ме-
ня, величайшего врага симметрии, я не могу еще закончить моего письма,
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 499
но я могу и считаю, что должен непринужденно писать только о том, что за-
трагивает мое сердце в отношении вас, и о том, что может вас интересовать
во мне.
Французские провинции были настолько же успокоены, насколько и
встревожены, а бесконечная дележка поместий превращает каждого кресть-
янина в собственника, который с ружьем и косой охраняет свое поле от всех
утопистов, которые хотели бы сорвать с него хоть колосок.
30 июня.
Ваш почерк говорит мне «добрый день», простите меня, милый друг, я
беседовал с вами, вы это видите, но не слышал вас. Спасибо, дорогая Саша,
вы мне говорите о Елисейских полях, о нашем месяце — месяце мае. Не в
прошлом ли месяце мы гуляли так? Мне кажется на самом деле, что это было
вчера: так жива в памяти каждая подробность этого дня. Нет, нет, не грусти-
те; возите детей на купания в Гельсингфорс. Финский залив — ваш, Царицы
Севера, ваше чело касается его, а ваши ноги — Константинополя. Ощутите
свое величие, свою силу, свою жизнеспособность, свою русскую юность. Я
не еду еще к себе в Париж и остаюсь здесь. Никакие обязанности меня туда
не зовут, а в собраниях я не нашел бы всего того, что я стремился бы уви-
деть. Бывают времена, когда можно сказать, что лучше быть вдали от дру-
зей, чтобы сохранить привязанность к ним. Все мои друзья пишут. Каждый
день приносит мне много писем от них из Парижа, а между собой они не ви-
дятся и ссорятся. Довольно было какого-нибудь спора, разделения мнений в
каком-нибудь салоне, кружке или клубе, чтобы их прежней дружбы не ста-
ло. Но мне они все остаются верны, благодаря моему отсутствию: на первом
же политическом совещании в Париже мы с ними, возможно, рассоримся. К
тому же жара сделала улицы более заразными, чем когда-либо, а моя бояз-
ливая подруга слишком хорошо помнит, как ее настигла холера в 1832 году,
чтобы осмелиться выехать сейчас.
1 июля.
Одна безделица, о которой я забыл и которую я снова отыскал в ваших
февральских письмах (ведь все то, что вам нравится, мне не безразлично). Я
отвечаю на ваш вопрос грамматистки. Знайте же, мой дорогой северный
варвар, что Ноп§го1$ произносится как существительные го1, 1а сго1х, а не
как: ]Чга15,]е Гега1$,]е сПга1$,]е уоис!га15,^а1тега15 и т. д., и т. д. Был во времена
Карла IX пылкий друг филологии, произведения которого вы, может быть,
знаете и который очень сожалел об этом прекрасном слоге О1, произноси-
мом, как в слове ]о1е. Это Этьен Паскье.12 Он писал, помнится, одному из
своих друзей: итальянцы, привезенные сюда вслед за Медичи, изнежат наш
500 Альфред де Виньи
язык, и уже появляется мода говорить Ргапсё вместо Ргапдо1$. В самом деле,
это у нас отняло половину слов на 015, но Но§го1§ не входит в их число: бо-
юсь, что в данный момент мадьяров не настолько занимает эта революция
слогов, чтобы мои замечания были им переданы.13 Это небольшое затрудне-
ние останется, таким образом, между нами.
6 июля.
Я не хочу долее оставлять у себя эти листы, которые из нашего зноя по-
падут в петербургский: я знаю, что на ваши головы обрушилась сильная
жара. Я не знаю, придет ли мое письмо в тот момент, когда вы еще будете
рисовать около г-жи Луизы де Борх,14 нашего друга, но я прошу вас, не чи-
тайте его там, со всеми; читайте в уединении, одна со мной в своей комна-
те.
— Скажите г-же Луизе, что она злая, раз не хочет помнить всего того,
что я ей поручил относительно вас. Г-жа Ростопчина15 тоже возле вас? Ска-
жите ей, пожалуйста, что в тот день, когда она была на заседании Акаде-
мии, я забыл ей показать, как намеревался, очаровательный бюст с про-
стой надписью: «Добродетели», стоящий над одним из сводов Института.
Это портрет мадам Елизаветы,16 который пережил все революции под ви-
дом аллегории. Я до сих пор жалею, что, сопровождая вашу поэтичную
родственницу на ее черных лошадях, я не сказал ей об этом, как намеревал-
ся.
Принимаете ли вы моего старинного друга г-на Мейендорфа?17 В Моск-
ве он или в С.-Петербурге? В прошлом году г-жа Кайсарова18 с дочерью и
зятем уехали от нас в Лондон — и хорошо сделали. Я не знаю, там ли они
еще; во всяком случае, они больше не живут в Париже. Я их познакомил в
Лондоне со многими из моих друзей, которые, как мне казалось, им прият-
ны. У меня были дела в Лондоне, семья г-жи де Виньи ждала ее там, но могли
подумать, что я эмигрирую, а эта мысль не позволила ей принять предложе-
ние, которое я сделал: проводить ее в Лондон и возвратиться одному в Па-
риж. Поэтому я остался в Ангумуа; я люблю это одиночество, этот климат,
эту тенистую листву, эти ключи, бьющие из скал, и эти прелести, подобные
таитянским. Отвечу вам, что менее всего здесь следует бояться сырости, так
как в здешних лесах никогда не бывает тумана даже на мураве, расстилаю-
щейся у их подножия. Но мне очень не хватает книг, которые я мог бы полу-
чить только в Париже.
Я очень рад, что вы отыскали Шекспира в библиотеке вашего отца. Не
возьмете ли вы для своих милых детей учителя английского языка? Эта уди-
вительная легкость, с которой русские произносят труднейшие идиомы без
иностранного акцента, наверняка является природным даром этих двух ма-
леньких сарматок, которых я любил видеть возле вас в Париже. Вложите
еще безупречный английский язык в их белокурые головки, и тогда они
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 501
больше будут любить старика Вильяма Шекспира. Вы правы, он часто груб,
но как его время и как сам двор его времени. Посмотрите, как шутили свет-
ские дамы у Рабле и Брантома.19 При Людовике XIV даже Мольер с его Пур-
соньяками еще груб. Именно в веселости чаще всего проявляются дурной
тон и дурной вкус. Шекспир же должен был заставить говорить своих
с1о\упз.
Ответьте на эти интимные тома, дорогой друг, и простите, что они так
редки и так длинны, и не забывайте, не забывайте ничего.
Рим взят, а Рафаэли не сожжены.
10
Суббота, 8 октября 1857 г.
Я болен, пишу вам в постели. Только сегодня горячка и врачи дали мне
возможность открыть глаза и прочесть письма. Вот наконец письмецо от
вас, милый и слишком молчаливый друг, от которого я тем не менее не пере-
ставая ждал известий. Собеский,1 который смотрит на меня из своей черной
рамки, мне в том свидетель.
Я узнал о замужестве одной из ваших дочерей — и не от вас. Я противил-
ся желанию послать вам поэму, написанную для вас одной. Вы мне писали:
она принадлежит мне, сохраните ее для меня, пожалуйста. Я вам ее сохра-
нил, я вам ее прочту, никто ее не знает; если вы захотите, чтобы она ког-
да-нибудь была напечатана, это будет сделано; если нет, она будет вечно по-
коиться в неизвестности, в которой я ее оставил. Было время, когда она бы-
ла опасна для кое-кого из вашей семьи; если сейчас положение изменилось,
вы мне скажете. Напишите мне, когда вы вернетесь сюда через пять дней,
проведенных вами, неизвестно где.
Ваша дорогая Китти с вами? Наигрался ли в снежки ее брат?
Неужели нужна была эта случайность в театре, чтобы вы написали мне?
Я там не искал и не высматривал никого, где же вы были? Но даже без этого
вы бы мне написали, не правда ли? Как только я смогу выйти, я это сделаю
для того, чтобы вас навестить. Вам никого не пришлось оплакивать в этой
войне?2
Сколько мне нужно вам сказать, сколько выразить вам добрых чувств,
которые все те же во мне! Французская дружба совсем не то, что думают, ее
легкомыслие — это выдумка века Регентства.
Как только вы будете в Париже, напишите, чтобы я знал, каким вре-
менем вы располагаете и найдется ли у вас час для друга, которого вы ос-
тавили в Париже. Верьте мне, как прежде, что я все тот же и всем сердцем
ваш.
Альфред де Виньи.
Я должен вам возвратить ножичек из слоновой кости.
502 Альфред де Виньи
11
Я в постели, страдаю от раны после несчастного случая.1 Мне подали
свечи, чтобы я мог прочесть ваше письмо и ответить вам. Вы мне не назвали
день вашего отъезда, и я не думал, что он будет так скоро. Я надеялся на от-
срочку. Поскольку сказано, что это будет завтра, все должны безропотно
покориться. Вы подаете пример решительности вашим друзьям. Я в отчая-
нии, но понимаю, что, когда собирается пойти снег, возражения бесполез-
ны.
Я приеду днем, чтобы пожать вам руку и повидать на минуту вашу пре-
красную семью, которая мне дорога.
Альфред де Виньи
25 ноября 1857 г.
12
4 мая 1858 г., среда,
в 1 час пополуночи.
Нет более очаровательного зрелища, чем то, которое перед вашими гла-
зами, мой друг, не жалуйтесь больше ни на что. Ваших Ромео и Джульетту
не преследовала кровная месть Капулетти и Монтекки, у них не было балко-
на, веревочных лестниц, опиума. Отцу Лоренцо нужно было только обвен-
чать их, и если бы я был святым, как он, я бы послал вам для них свое благо-
словение. Примите мое благословение таким, как есть, и пусть оно им при-
несет счастье, которого я был лишен. Я хотел бы, чтобы оно имело дар, как
Элоа:
явиться, как мечта, поселиться в их объятиях
и принести им сына в поцелуе.
Болезнь мадам Плятер, должно быть, причинила вам смертельное бес-
покойство, мой бог! Когда в нашей Франции так тепло, почему в ней не ос-
таться? Мне кажется, что ваш ледяной воздух ей вредит и что ей нужно вер-
нуться хоть ненадолго сюда, где уже несколько дней все изнывают от жары,
как в тропиках. Но наконец вы ее вылечили, а вы сами чувствуете себя хоро-
шо и на севере, и на юге, ваши дочери следуют за вами, как выводок голу-
бей. Вы разумно счастливы. Это, быть может, лучшее, что можно требовать
от мира, от нашего мира, где декорум жизни так редко и с таким трудом со-
гласуется с истинным счастьем.
Я рад, что вы живете среди всего этого племени в польской столице, ко-
торая вам так дорога и в которую вам так не терпелось приехать. Вам каза-
лось, что время идет не так быстро, как вам хочется; я не знаю, кто вас звал и
так торопил, но если бы вы остались здесь еще на несколько дней, вы бы
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 503
присутствовали на первом представлении «Чаттертона»,1 которое было
торжественным. Его услышало новое поколение, так как там были молодые
люди 22 лет, родившиеся в день первого представления этой драмы в 1836 г.2
Как их предшественники, они в начале слушали в молчании, проникая шаг
за шагом в жизнь этой простой, переживающей тайные волнения семьи. Они
страдали вместе с тем, кого поэт его страны назвал: тагуеИош Ьоу.* Они раз-
делили с ним все страдания распятия, видя, как бессонной ночью его мучают
труд и нужда, и утешали его, осыпая цветами Китти Белл, которая пережила
его лишь на миг, чтобы только пролить слезу, испустить крик и умереть!
Вы туда придете, если будут еще давать пьесу по вашем прибытии, но я
сомневаюсь. Французская Комедия будет закрыта к вашему возвращению,
если оно будет иметь место, как предполагалось, в июле. Вы мне обещали
это в последний вечер, когда у вас было много народу, но не обещали этого,
когда мы были одни.
Чего я не люблю в театре, так это того, что его волшебный фонарь гас-
нет по капризу актеров и зависит от их здоровья. Актер, который играл ква-
кера Сэмсона, серьезно болен, и это дало себя знать в тот момент, когда все
были готовы погрузиться в грезы, поплакать немного, понять наполовину,
когда все устремились навстречу всем этим наполовину выраженным полу-
ощущениям, получувствам и полумыслям, которые осложняют отношения
мира с театром.
Когда в салонах, сидя в ложах по четыре человека, читают вслух, нужно,
чтобы это чтение было полным чувства, волнующим, чтобы оно, тронув
сердце, оставило по себе память; вот почему — вы это знаете — я не поску-
пился, и однажды вечером потрясенный до глубины души виконт де Майе
(деверь герцогини, с которой вы познакомились и ум которой, очарователь-
ный, твердый, здоровый, мужественный и проницательный, исполненный
справедливости и беспристрастности, вы оценили, как и я) приходит к ней и
говорит: «Я только что от французов, я видел „Чаттертона" вашего друга
г-не Виньи, о котором вы всегда говорите. Клянусь честью, он прав. В са-
мом деле, если бы у Лафонтена в 17 лет не было состояния, он бы умер на
чердаке возле своих басен. Я намерен учредить премию для молодых бедст-
вующих поэтов; назначать ее будет Французская Академия».
И то, что было сказано, было сделано, мы ее назначаем каждый год.
Я не говорю: «Я сделал немного добра, это мое самое ничтожное дело»,
я говорю: «Я побудил сделать немного добра».
Порой мне хочется говорить устами театра, невзирая на его врагов, и
мне нужно вскрыть еще другие язвы нашего бедного человечества, и хотя те-
атр можно сравнить с пианино, у которого только две правильные ноты и
всей клавиатуры которого все-таки приходится касаться, он заставляет не-
внимательные умы слушать и волноваться по меньшей мере два часа. Мадам
чудесный мальчик {англ.). — Примеч. перевод.
504 Альфред де Виньи
Плесси3 была верной нотой, это была прекрасная нота моей клавиатуры, пре-
красная, очень звучная, очень сильная, взволнованная и трепещущая, зазву-
чавшая во всю мощь в последнем акте. Я ей дам другую роль и ударю, если у
меня хватит духу и если буду в силах, по легкомысленным и холодным душам.
Уо1§епс1о зио раНагс а те рег риша
СЬе риг рег гафо т'ега раги1о асго.*
Увы, я не могу удержаться, чтобы не обратиться к вам с возгласом скор-
би Данте, и мне кажется, что если бы я сумел упорядочить письменный раз-
говор с вами и если бы вы меньше пренебрегали обыденным, я должен был
бы прежде всего объяснить вам, отчего я не написал вам раньше. Дело в том,
что я сейчас охвачен смертельной печалью, являясь свидетелем мрачного
зрелища. Молодая женщина, о которой я вам уже говорил, при смерти,4 и
ничто, ничто на свете, никакая человеческая наука не в силах ее спасти. Вре-
мя от времени от нее отрывают и приводят ко мне славную девочку десяти
лет, которую она не хочет терять из виду ни днем, ни ночью, так как знает,
что скоро покинет ее навсегда.
Именно благодаря этому мужеству, покорному и безропотному, в жен-
щинах почти всегда больше истинного величия, чем в нас. Материнская лю-
бовь дает им силы более щедрые, чем наши. Исторические деятели произно-
сят философские фразы, они отшлифовывают и редактируют на своих по-
душках максимы, слова, предназначенные для того, чтобы их заучивали и
повторяли. С благоговением я смотрю на молодую мать, нежность и ум ко-
торой на страже, как два светильника, которые все еще горят в полуразби-
том сосуде и продолжают освещать осколки ясным и сильным светом. Она
угасает вместе с силой, которая на год пережила силы ее тела, разрушенные
болезнью и врачами.
Во время вашего слишком краткого пребывания вы видели меня озабо-
ченным; когда вы приедете, ее уже не будет, и траур ее семьи уже окончится;
но не мой, хотя я не буду его носить.
Ах! Не поручайте мне ничего, касающегося наших друзей из салона Да-
мы с синими занавесками. Я их жалею обоих, но еще не виделся с ними. Ког-
да вы приедете, я их увижу, быть может, но у вас в доме. Я их люблю, но не
люблю их салона. Если бы они могли иногда оставаться вдвоем, наедине с
другом, которого они принимают, я бы пришел, чтобы взять их руки в свои
и пожать их, но это не в их привычках и не в духе их дипломатии, часто непо-
нятной для меня; а я не хочу делать вид, что стараюсь ее понять. Я верю в их
старую дружбу и верно, и серьезно сохраняю свою дружбу к ним.
* Ты, ставший у священного потока,
Так, речь ко мне направив острием,
Хоть было уж и лезвие жестоко...
Перевод М. Лозинского.
Данте. Божественная комедия. «Чистилище», песнь 31, ст. 2—3.
Дополнения. Письма к Александре Коссаковской 505
Что же до вас, счастливый друг, приезжайте скорее — и вы найдете во
мне все то же. Мое сердце будет затуманено многими печалями, но они не
будут для вас тягостны, потому что в них нет горечи.
Поздравьте за меня молодоженов, которые только что сняли свои венки,
и пожелайте всяческих благ г-ну Коссаковскому, в котором после развязки я
вижу счастливейшего отца на свете.
Альфред де Виньи
6 мая 1858 г.
Среда, утро.
Я продолжаю вам писать и вскрываю свое письмо, чтобы сказать, что я
испытываю угрызения совести, оттого что я говорил о женщине, вам незна-
комой. Почему я рассказал вам о том, что меня печалит? Не знаю, право.
Потому что я это испытываю. Другой причины нет. Стараясь утешать, я на-
хожу отраду в том, что рассказываю вам об этих мрачных ночах, как будто
для того, чтобы оплакивать сотворение бедного человечества и превозно-
сить прекрасное противостояние несчастью, когда я его наблюдаю.
Я только что видел то, что может усилить в вас чувство достоинства ваше-
го пола. Молодая женщина, богатая, умная, может все, как будто все — это
ничто. Бледными, как мрамор, губами диктует она письма дочери и указания
для будущего управления ее делами. Чтобы не терять ни на мгновение из вида
этого ребенка, она боится потерять мужество от прощаний и допускает толь-
ко тех, кто, как она знает, имеет силы не плакать, потому что волнение могло
бы, как она говорит, унести ее раньше, чем бы ей хотелось, и прежде, чем она
распорядится всем относительно воспитания, которое она только наметила.
Эта чудесная нежная заботливость пережила в ней все, и она пишет зара-
нее своей дочери, к тому сроку, когда ей исполнится 16 лет и она будет в со-
стоянии ее понять. Она устанавливает ей траур и отменяет часы занятий. —
Это мать-римлянка, как Ветурия.5
Как нужно доверять вашей дружбе, чтобы отбросить условности и на-
доедать вам, говоря о чуждых вам вещах потому лишь, что они касаются ме-
ня. Какой эгоизм, не правда ли?
Но нет, я знаю ваше сердце. Я обращаюсь к нему.
506 Альфред де Виньи
ЗАМЕТКИ ДЛЯ ПОЭМЫ «ВАНДА. РУССКАЯ ИСТОРИЯ»
(Н. Тургенев. Россия и русские. Том 1, с. 104)
...Именно женщины в этих обстоятельствах, как и всегда, повели себя в
особенности красноречиво.
Одна из них, красавица и цельная натура, принадлежащая к прославлен-
ному роду и только что обвенчавшаяся с одним из осужденных, Н. М.
(по-моему, Николаем Муравьевым), не раздумывая, последовала за ним в
Сибирь, куда был также сослан и ее родной брат. Там она родила.
Суровый климат в том краю, где она находилась, весьма пагубно сказал-
ся на бедном малютке и на самой матери.
Долгое время для этой семьи испрашивали дозволения поселиться в дру-
гом месте, пусть и в этой страшной Сибири; но все было тщетно. — Смерть
положила конец страданиям этой героической женщины.
Другая, молодая богатая жена князя Тр... (думаю, Трубецкого), тотчас
как ей стал известен обвинительный приговор ее мужу, объявила, что она
последует за ним и свое намерение выполнила, несмотря на противодейст-
вие родных, которые были обыкновенными царедворцами.
Один молодой француз, состоявший личным секретарем графа Л. (воз-
можно, Лаваля), отца госпожи Т..., представив мысленно все тяготы подоб-
ного путешествия, отправился вместе с ней.
Он в скором времени возвратился во Францию и смог кое-что порас-
сказать о положении ссыльных. Когда княгиня Тр... добралась до места на-
значения, ей было сказано, что, поскольку ее муж остается узником, она мо-
жет поселиться в отдельном домике с дозволением его видеть раз или два в
неделю.
Она настойчиво добивалась, чтобы и ее саму тоже поместили в тюрьму,
дабы всегда оставаться рядом с ним.
Напрасно ее пытались разубедить, объясняя, что в таком случае она не
сможет оставить при себе никого из прислуги. — Она приняла все эти усло-
вия и долгое время сама выполняла изнурительные обязанности по хозяйст-
ву, поселившись вместе с мужем в тюрьме.
(том 3, страница 16)
...Что Россия, которую все с неизбежностью толкает к европейской ци-
вилизации, с готовностью приняла лишь формы и поверхностные установ-
ления.
(тот же том, страница 38)
Рабство и Польша, препятствия для просвещения в России.
Речь при вступлении в Академию 507
РЕЧЬ ПРИ ВСТУПЛЕНИИ ВО ФРАНЦУЗСКУЮ АКАДЕМИЮ,
ПРОИЗНЕСЕННАЯ НА ОТКРЫТОМ ЗАСЕДАНИИ
29 ЯНВАРЯ 1846 ГОДА
Господа,
Влекомая каким чувством толпа избранных, снедаемых нетерпением,
беспрестанно предстает пред вами, едва ли не среди вас, с тех самых незапа-
мятных времен, когда вы решили распахнуть пред нею это святилище леви-
тов,1 которые со всей искренностью исповедуют религию словесности; от-
крыть двери мастерской ремесленников слова, как назвал их один из самых
ваших прославленных предшественников? Отчего здесь вместо суровой
тишины ученых штудий царит многоголосье? Отчего взволнованность за-
ставляет на миг забыть о спокойствии, свойственном многомудрым рассуж-
дениям? Не вызвано ли это любопытство, исполненное благоговейного тре-
пета, желанием вглядеться в тех, чьи произведения читал или о чьих до-
стопамятных деяниях наслышан, и пережить вновь волнение, рожденное
чтением их произведений и славой ими совершенного? Нетерпением ощу-
тить на челе тех, что столь часто от нас сокрыты, гармонию, существующую
между человеком и его произведением, творцом и его творениями? Высоким
чувством, за которое мы должны первым делом возблагодарить своих со-
граждан, наших друзей и наших братьев, благородным намерением собра-
ния, которому присуща светскость и вместе с тем вкус к познанию, которое
своими вдумчивыми взглядами либо своими благосклонными улыбками
словно бы говорит каждому из вас:
«Вы преходящи, но труды ваши остаются. Вы жили и вы работали для нас;
нам ведома ваша жизнь, знакомы ваши работы: только что, в очередной раз,
мы окинули взором ваши черты, чтобы узнать, как в них запечатлелись следы
вашего тяжкого труда, различить, каковы те выдающиеся люди, чье прошлое
нам следует почтить, и те, чье будущее еще обещает нам новые великолепные
свершения; вы — овеянное славой тело, сообщество, а мы — нация».
Ну что ж, раз эта общая праматерь желает приподнять завесу и намерена
отыскать в ваших разговорах истоки ваших идей, раз дневной свет проника-
ет в кабинет тружеников и даже на их рабочий стол, пусть каждый из нас по
очереди приоткроет всем внутренние движения своей мысли и явит тайные
пружины своих творений.
В самом деле! Отчего глубинное смятение наших изысканий не может
быть исповедано публично, как некогда, на заре Церкви, исповедовалось
само сердце? Писатель, привыкший к уединению, может покаяться перед
всеми. Вряд ли литературные угрызения окажутся чересчур мучительными,
а упреки, которыми себя осыпаешь, это лишь сожаления о том, что не уда-
лось, как хотелось, достичь во всей полноте идеальной красоты, о которой
не перестаешь мечтать и грезить.
508 Альфред де Виньи
Есть в жизни каждого человека времена, когда ему полезно остановить-
ся, словно на полпути, и посмотреть в минуту отдохновения и подготовки к
новым замыслам, оставил ли он позади себя на дороге камень, достойный
там стоять, увековечивая след путника: откуда он вышел, кто прошел этой
дорогой раньше, кто его сопровождал и кто здесь пройдет после него. Сего-
дня и для меня пришла пора вот так остановиться: она ознаменована вашим
свободным выбором, и скромность моих честолюбивых устремлений, спо-
койствие и простота моей жизни позволяют мне, господа, с полным на то ос-
нованием и не кривя душой, повторить в вашем присутствии слова одно-
го из ваших предшественников, мудрого моралиста, который произнес их
шестьдесят лет тому назад, вступая во Французскую Академию:
«Ничто — ни должность, ни влиятельность, ни богатства, ни власть не
могли бы вас принудить отвести мне место среди вас, да ничего из этих ве-
щей у меня и нет. Мои сочинения — вот единственные посредники, к кото-
рым я прибегнул и которые вы не отвергли; может ли статься, чтобы я ког-
да-нибудь раскаялся в том, что взялся за перо?».
Теперь же, когда я впервые должен держать речь пред вами, перед собра-
нием, привлеченным вашими именами и которому мои писания, быть мо-
жет, не всецело неизвестны, моя первая обязанность — напомнить вам об
одном из смертоносных ударов, во множестве наносимых суровой дланью
Провидения, которая вызывает к жизни и повергает в тлен наши быстротеч-
ные поколения и народы и столь быстро обновляет их, что за время, про-
шедшее со дня, когда вы отдали одно из этих кресел, до того дня, когда оно
будет занято, два места опустели и покрыты траурным крепом.2
Но здесь следовало бы собрать воедино все виды мужества и все разно-
видности славы.
Кто из вас, высшие умы, созерцая ночною порой шествие человеческого
рода, неутомимо идущего вперед к цели, остающейся неизвестной, под ме-
няющимися знаменами идей, кто из вас, с надеждой смотря в будущее и ве-
руя в прогресс, не говорил себе:
«Каковы бы ни были памятники, оставленные ими, великие люди каж-
дого поколения — лишь первопроходцы поколения, идущего следом».
Тот, кто сидел до меня на этом месте, угас не в старческой немощи, чув-
ствуя, как смерть постепенно одолевает члены, поражает самый исток мыс-
лительных ощущений. Он еще даже не вступил в пору заката дней, сохранил
крепость, не растерял ни одной способности и ощущал свою здоровую душу
в полном сил теле, он был счастлив, он прочно держался на ногах, когда ду-
новение смерти, сразившей спутницу всей его жизни, разом повергло и его
рядом с нею.
Ничто не могло вас подготовить к этой потере, и никогда, может быть,
не царило средь вас столь сильное удивление; ибо те, кто был его моложе, не
один год дряхлели и тем самым задолго предупреждали вас о своем конце.
Вам сообщили, что его больше нет, посреди одного из ваших заседаний.
Речь при вступлении в Академию 509
Внезапно вы поднялись из уважения к его памяти и к смерти, заставившей
поредеть ваши ряды, и каждый удалился в молчании, чтобы долго еще об
этом думать и вечно его оплакивать.
Каждый из вас, без сомнения, мысленно спрашивал себя, кем был этот
человек, ушедший безвозвратно, к какой части человеческого рода он при-
надлежал: к той, откуда выходят властители дум, либо к другой, откуда яв-
ляются вожди и трибуны великих наций.
В самом деле, каждое из этих различных и часто соперничающих между
собою племен составляет отдельную духовную семью. Человек, принадле-
жащий к первому из них, наделен тайными дарованиями, врожденными
способностями, а представитель второго племени начисто их лишен.
Первый внутренне собран, не распыляет силы и боится спешки. Вечный
студент, он знает, что для него работа — полет воображения. Его мечта ему
почти так же дорога, как всё, что мы любим в реальном мире, и она для него
опаснее, чем всё, чего в этом мире боятся. На каждой из дорог своей жизни
он собирает, накапливает сокровища своего опыта, словно камни, крепкие
и проверенные в деле. Он долгое время держит их про запас, прежде чем пус-
тить в ход. Из них он выбирает камень, который ляжет в основание мону-
мента. Вокруг этого основания он вычерчивает план, и, когда он всесторон-
не его рассмотрит, подвергнет переделкам и завершит начерно, он наконец
позволяет своим рукам отдаться на волю вдохновения. Но и в самой работе
его продолжают сдерживать любовь к идеалу, страстное желание достичь
совершенства. Неудовлетворенный всем, что не вписывается в совершенные
формы, которые он задумал, он отстраняется от своего творения, отвращает
от него глаза, надолго забывает о нем, чтобы потом снова к нему вернуться.
Он идет дальше, он забывает даже о времени, в котором живет, и об окру-
жающих его людях; или если он на них смотрит, то затем лишь, чтобы их
изобразить. Все помыслы его обращены к будущему, все мысли — о долго-
вечности конструкции, о том, как отзовутся о ней века. Видит он лишь те по-
коления, что придут передохнуть под сенью его памятника, и он стремится
сделать его таким, чтобы знакомство с ним несло благо, а его созерцание да-
рило красоту.
Будь он поэт либо великий писатель, сей неспешно идущий завоеватель,
на долгие времена снискавший любовь, это прежде всего Мыслитель.
Принадлежащий к другому племени в учении почерпнул лишь силы, по-
требные ему, дабы подготовиться к каждодневной борьбе. Он высказывает-
ся обо всем на свете и по любому поводу берется за перо. Его чаяния обра-
щены не к тому только, чтобы управлять делами, он желал бы руководить в
обществе состоянием умов. Он менее озабочен совершенством и долговеч-
ностью своего творения, нежели его непосредственным воздействием. Его
ум подвижен и повинуется первому впечатлению, его чувства горячи, но не
глубоки, его воля исполнена энергии, его взгляды меняются внезапно и с
легкостью применяются к обстоятельствам. Его силы — пресса и трибуна.
510 Альфред де Виньи
Первая помогает ему подготовить публику к тому, что он возвестит ей со
второй. Какой-то одной формы выражения ему мало. Ему надобно, чтобы
массы ему внимали, и внимали с упоением; чтобы с помощью своих корот-
ких и повторяющих уже сказанное писаний он сделался средоточием их за-
конных интересов и возвышенных страстей, прежде чем их возьмет в плен
логика его мысли. Поскольку он вынужден день изо дня вести тяжбу и от-
стаивать свою идею или влиятельность перед лицом нации, дабы получить
от нее оружие, необходимое ему для завтрашней борьбы, его учению по-
требны бесчисленные звенья, способные скрепить в единую цепь такое ко-
личество непохожих друг на друга умов. Во всем том грандиозном или мел-
ком, что касается обсуждения нужд народа или его жизни, каждое утвержде-
ние должно быть точным и готовым сорваться с губ незамутненным и
сверкающим, точно самоцветы, что дождем сыпались из уст феи. Ему зара-
нее известно, что его слава будет соразмерна тому, какими запомнятся со-
бытия, им подготовленные или совершенные, и злободневные вопросы, о
которых ему приходилось спорить. Стань он властителем дум своего време-
ни — и ему довольно. Предел его желаний — возвеличить собою свою эпо-
ху: лишь бы он точно знал, что, говоря о ней, ее станут называть его именем
и что золотое звено, добавленное им к цепи великих свершений и памятных
дел, ничто не сокрушит.
Будь он оратор, государственный деятель или публицист, этот человек,
немедленно подчиняющий себе чужую волю и общественное мнение, преж-
де всего Импровизатор.
Кто может определить достоинства и отдать пальму первенства одной
из этих двух мощно выраженных натур? Только Создателю под силу в пол-
ной мере оценить значение этих не похожих друг на друга созданий; только
он один может после их смерти по достоинству оценить и вознаградить две
эти почти святые силы человеческой души, и лишь будущие поколения
вправе причислить их к славе его земных владений.
Ни один человек не властен вершить подобное, и ныне — менее чем ког-
да-либо, поскольку два этих племени, некогда столь различные, смешались
и стали союзниками в парламенте, и на первый взгляд их с трудом можно от-
делить друг от друга под тогой законодателя.
Сегодня, и в самом деле, историки сделались министрами и только в ми-
нуту отдыха оглядываются назад и снова становятся историками. Вдохно-
вение поэтов и больших писателей умеет подчинять себя общественным на-
добностям, сражаться на трибуне, а во время перемирия вернуться к песням
и сочинениям, предназначая свои труды грядущему.
Многие поэтому в каждой руке несут ныне по мечу, но мало кому будет
дано нести два меча одинаковой закалки.
На протяжении их жизни нация, растроганная и признательная за вели-
кую картину, слагаемую ее высшими представителями, впитывает в себя
все то доброе и благое, что исходит от них, и даже не думает отделять их
Речь при вступлении в Академию 511
врожденное призвание от качеств, ими приобретенных. Но после их ухода
она в едином порыве и словно независимо от себя чувствует, какова была ис-
тинная природа каждого. Она это ощущает, повинуясь тому же чудесному
инстинкту, который заставляет партер в театре, пусть и совсем невежествен-
ный, при виде явленной на сцене Красоты и Истины испускать, неведомо по-
чему, единый возглас, воистину напоминающий в эту минуту глас Божий.
Блаженна наша страна, столь часто рождающая мужей, которые докуча-
ют нам лишь одним: нам трудно выделить наибольшее из их достоинств,
сказать, какой из этих бесценных элементов, столь тесно слитых в единой
мощи интеллекта, берет верх над другими!
Но если этот окончательный приговор дано вынести только отдален-
ным потомкам, на долю любого человека, независимо и добросовестно изу-
чающего дух своего времени, по крайней мере остается скромное право
предвосхитить суд грядущего и выразить свои собственные симпатии.
Я воспользуюсь, господа, этим правом, пригласив вас перечесть страни-
цы этой счастливой и столь внезапно угасшей жизни, которую не обошли ни
успехи, ни тонкий вкус и изящество. Я постараюсь проследить, до какой сте-
пени тот, кого вы утратили, совмещал в себе черты первого и второго типа
творческих натур, которые я попытался очертить. Я скажу, присутствие ка-
кой из них в нем было, на мой взгляд, в особенности выражено, и шаг за ша-
гом обозначу путь литературного поколения, к которому он принадлежал,
и живой след поколения, пришедшего за ним.
Если впервые окинуть взором этот жизненный путь, искрящийся сме-
хом, чье течение ничто не омрачало — ни беспросветное безденежье юноше-
ских лет, ни политические баталии в зрелые годы, — понимаешь, что выска-
зывание на эту тему не может быть проповедью всецело и исключительно
надгробной.
Век начинает отсчитывать часы, и с первого его дня в литературу всту-
пает никому не известный юноша. Ему двадцать два. Он счастливо отмечен
всеми дарованиями, приятен собой и вместе с тем его вид внушает уважение, у
него красивое лицо с правильными чертами, он высок ростом, держится пря-
мо и с достоинством, наделен тонкой приветливой улыбкой, степенными и
учтивыми манерами. Его характер отвечает его внешнему облику. О людях
он судит снисходительно, легко с ними сходится, но в своих действиях сохра-
няет сдержанность; со всеми услужлив, но осмотрителен не по летам.
А все дело в том, что он уже знает жизнь. Грозовое небо заставило его
быстро повзрослеть. Он вырос, озаренный пламенем девяносто третьего
года. Гражданскую жизнь ему помогал познавать террор, жизнь частную —
бедность, которую он переносил легко, но от этого она была ему вдвойне тя-
гостной, ибо в семнадцать лет он женился на юной особе того же возраста,
той самой, кому в свой последний час он мог сказать: «Я прожил с нею рука
в руке», и эту руку его не заставил выпустить даже могильный сон. Этот та-
кой юный человек отважен и сдержан; его энергия проистекает из его воз-
512 Альфред де Виньи
раста, сдержанность ему сообщила ранняя женитьба, ради любви приучив-
шая его сердце к осторожности.
В ту пору смятения и ошибок, за которые платили кровью, он уже умел
делать выбор, он принял сторону умеренных, взявшихся за оружие,3 остался
в осажденном Лионе, с г-ном де Преси,4 где участвовал в сражении, отожде-
ствляя добро и справедливость с жирондистами,5 и с трудом избежал карте-
чи вырвавшейся на свободу Коммупы.ь Он едет в Париж, осматривается во-
круг; рождается новая эпоха: изнуренный, искалеченный восемнадцатый
век испускает последнее дыхание, предаваясь оргии. Директория7 не умеет
ни царствовать, ни править, но она по крайней мере оставляет искусствам
возможность какого-то движения, напоминающего свободу. До одури усла-
ждаются побрякушками. Песня еще жива; водевиль несет ее, словно цветок,
с собою рядом, сзывает на помощь золотую молодежь. Голос молодого Эть-
енна откликается на призыв в числе первых. На берегах Меза,8 где ему до-
велось воспитываться сперва у старого многоученого кюре, потом — в
бар-ле-дюкском коллеже, никто не учил его такому неблагородному заня-
тию, как сочинять песни. Но в Париже (где учатся очень многому) он уже
свел знакомство с одной почтенной и колоритнейшей особой, которая в ста-
рости по-матерински его приветила. Это была м-ль Клерон,9 великая траги-
ческая актриса, игравшая Вольтера, она ему завещала свою библиотеку, как
и Нинон,10 завещавшая мальчику Вольтеру свою. Мы видим, что театр дела-
ет ему навстречу первые шаги. Нет сомнений, что со страниц этих книг, где
не смолкает насмешливое словцо, пришли к нему гении-хранители комедии
и газет, которые всю жизнь что-то будут ему нашептывать.
Теперь он понимает свое предназначение, он больше не сдерживает свое
перо, которое, едва вырвавшись из коллежа, с радостью покидает и стены
кабинета — тюрьмы куда более зловещей.
Он знает, к чему его влечет, чувствует, что принадлежит к более непосед-
ливому из двух семейств, объединяющих души высшего порядка, о которых
я только что сказал. Он — Импровизатор. И осознает это настолько хоро-
шо, что свои многочисленные короткие творенья, которые, словно букеты,
он разбрасывает в небольшие театры, он именует то забавами, то экспром-
тами; иногда двумя названиями сразу. Одна из первых его пьес называется
«Греза» (мы всегда начинаем каким-нибудь дивным сном); она весьма по-
нравилась публике, что ежевечерне идет смотреть сны, показываемые в те-
атре, капризном властелине, который, когда вечер только начинается, —
наш союзник, а к концу его становится нашим другом. С юным жиронди-
стом он подружился после первой же встречи.
Пятнадцать лет зрители радостно внимают пьесам, написанным радост-
ным пером. Сперва на сцене Трубадуров, Варьете, Водевиля, потом в Коме-
ди Франсэз и в Опере молодой Этьенн ставит все новые свои фантазии, неиз-
менно безобидные, рожденные искренним чувством человека, не умеющего
кривить душой. В них также угадывается какая-то нескрываемая наивность,
Речь при вступлении в Академию 513
она созвучна одной из отличительных черт его характера, которую он со-
хранил до последней поры своей жизни.
Здесь, господа, прежде чем перечислить поименно эти произведения,
бесконечно интересные и исполненные изящества, я должен вместе с г-ном
Этьенном ненадолго покинуть парижские театры, дабы рассказать, какую
добрую службу ему сослужила завороженность сценой с первых шагов, едва
он отважился на нее ступить.
Как я уже упомянул, он в высочайшей степени обладал тем, что карди-
нал Мазарини1 * требовал от людей, привлекаемых им к делам: он был счаст-
лив.
Не только во Франции вспоминают Булонский лагерь,12 невиданную гро-
зу, сгустившую тучи и прогремевшую первыми раскатами у морских бере-
гов, чтобы разразиться во всю мощь и хлынуть ливнем над Аустерлицем. И
свидетельством единственной со стороны Франции угрозы из земли взмет-
нулась мраморная колонна,13 подобно тому как недавно негодование побу-
дило французов возвести укрепления,14 которые, даже если им и не придет-
ся, надеюсь, доказать силу Франции, по крайней мере ознаменуют навечно
роскошество и размах ее монарших капризов.
И вот, как-то утром, в Булонском лагере, армия не сводила глаз с моря и
пыталась далее заглянуть за горизонт. Все наши порты были блокированы,
а между тем откуда-то появились паруса, много, целый флот, французский
флот, флот, пришедший из Антверпена; с большой отвагой и неожиданным
везением преодолел он вражеские кордоны. Армия, охваченная нетерпением,
устав сидеть сложа руки, захотела устроить праздник кораблям и городу. Не
успели зажечь свечи, а юный импровизатор был уже к этому готов. Сыграли
его комедию, проникнутую надеждой, язык которой позаимствовал у воен-
ного лагеря только его воодушевление и порыв. Его куплеты о брандерах15
распевали тогда на всех углах, ветераны армии еще и теперь их помнят.
Могло ли такое действо не прийтись по душе великому капитану,16 кото-
рый без устали смотрел на вражеский берег и беспрестанно повторял:
О небо, ветер дай, чтобы туда доплыть!
Он рукоплескал, нашел в толпе и велел позвать молодого автора, потом
взял за руку и отдал на все время своего царствования министру и статс-сек-
ретарю, которого прочил тогда в Берлин.
С этого дня звезда Императора стала путеводною звездой и для его жиз-
ни, а этот подарок судьбы, чья ценность с годами возрастала, — вторым па-
мятником, увековечившим Булонский лагерь.
Теперь этот непоседливый ум, не знающий больше забот о хлебе насущ-
ном, дает волю своей безудержной фантазии. Его многочисленные сочине-
ния этих лет уже предвещают произведения более серьезные. Такова «Шко-
ла мужей», где он со всей непримиримостью доказывает, сколь опасна в
17 Альфред дс Впньп
514 Альфред де Виньи
характере молодых отцов запоздалая ветреность, и высмеивает идущее
вразрез с природой панибратство с сыновьями. Здесь уже ощутимо легкое
дуновение высокой комедии: автор преподает нам достоинство семьи и ее
нравственные правила. Так, в «Супружестве на час» — речь о несостоявшей-
ся любви, и всему виной — озабоченность чужим богатством и взаимная
ревность двух друзей. Тому же посвящена «Гневливая жена», которую вчера
видели в Париже, а завтра дают в Лондоне и часто играют в переводе на анг-
лийский, не опасаясь близкого соседства Катарины и Петруччо,17 — это ли
не высшая похвала? Порой он выстраивает запутанную интригу, настоя-
щую чехарду, как в испанских комедиях плаща и шпаги, — таковы его «По-
хождения мужей». А то вдруг он обращается к жанру волшебной сказки, ис-
ториям из «Тысячи и одной ночи», как в «Золушке» или «Гюлистане», — та-
кие пьесы никогда не сойдут со сцен, где играют музыкальную комедию — к
этому театральному жанру Этьенн питал особенное пристрастие.
Этот ум, легкий на подъем, летит и не пропускает ни одного цветка, ко-
торый его чем-то очаровал. Аромат его меда с каждым днем становится
утонченнее, и он с каждым взмахом крыла воспаряет выше. Вряд ли могло
так случиться, чтобы из книг м-ль Клерон и сказок Вольтера ничего нельзя
было бы извлечь для Опера Комик. Так явились на свет «Жанно и Колен»,
два овернца, держащиеся за руки, пышащие здоровьем бодряки, один из
них, спасенный другим от парижской суеты, возвращается в горы, к привя-
занностям своего детства.
Им зал рукоплескал сильнее, чем Клерон.
Во всех сочинениях нашего дорогого автора — собрание сюжетов и га-
лерея характеров, возвращавших к простоте нравов, любви к семейной жиз-
ни, благим делам, бескорыстию, постоянству в сердечных привязанностях;
перечисляя эти качества, которым он нас учил, я подхожу к тому, чтобы ска-
зать, какими свойствами характера обладал он сам. Ибо, несмотря на оби-
лие его трудов, перечисление их, думаю, потребует меньше времени, нежели
рассказ о делах и поступках его жизни, о которых я слышал столько самых
похвальных отзывов. Не знаю, были ли у него враги, такое вполне возмож-
но — для этого достаточно просто жить и главное — добиваться успеха в
этой жизни. Но я не знаю людей, встречавших хоть одного из них, тогда как
самых любящих, самых признательных ему друзей М1Ю случалось находить
в лагере его политических противников.
В рассеянности не уступавший Лафонтену, он, как и тот, был божествен-
ным рассказчиком и мастером диалога, которому нравится набрасывать
прозрачный флер на любовные безумства своей юности.
Сам Лафонтен, не побоюсь это утверждать, далеко не сразу нашелся бы,
если бы пришлось завершать каждую из его сказок, как и каждую басню, мо-
ралью. Вы, может быть, подобно мне, подумаете, что и Боккаччо не особен-
Речь при вступлении в Академию 515
но озабочен18 философским смыслом своих новелл, и не более, чем королева
Наваррская,19 стремится поучать.
То были времена, когда удовольствие почиталось делом весьма серьез-
ным, и искусство рассказывать и слушать, кажется, было в большой цене у
персонажей «Декамерона», охотников пленять и пленяться, — раз уж они за
сказками да историями позабыли о свирепствовавшей во Флоренции чуме.
Посему я не стану и пытаться отыскать мораль новеллы, которую неиз-
менно предпочитали прочим и которая пришла к нам прямо из Ариосто,20 —
каждый ее рассказывал на свой лад, передавая из века в век; эта история
при Людовике XIV была почти что возведена в ранг знаменитой судебной
тяжбы, адвокатами на которой выступили от одной стороны г-н Буало-
Депрео21 и от другой — г-н аббат Левайе, а тяжущимися — г-н де Лафонтен
и г-н Буйон, переводчики-соперники «Джоконды»22 — таково было тогда
название новеллы.
Еще на одну попытку этот сложный сюжет вдохновил нашего современ-
ника.
Изложить на бумаге эту запутанную интригу оказалось не самым страш-
ным — труднее было перенести ее на сцену. То, что лукавый баснописец по-
ведал с недвусмысленной откровенностью, вполне достойной Рабле, надоб-
но было переработать, придумав сходные коллизии, предательства заме-
нить на испытание, уверенность сделать подозрением, музыку превратить в
свою сообщницу, а ее аккорды — в символы; одним словом, для всего этого,
как никогда, требовалось искусство.
Не секрет, что венок из роз, пожалованный добродетели и скромности, и
поныне свеж и не утратил чистоты.
Я немного забежал вперед, заговорив об этой опере, чтобы больше не
возвращаться ни к музыке, ни к автору «Джоконды».
Но, как я уже сказал, сочинения г-на Этьенна предвещали искусство более
глубокое. Уже «Брюэ и Палапра», комедия в стихах, написанная живо и в лег-
ком стиле, свидетельствовала, что при желании автор может сосредоточиться
и прислушаться к совету Музы обстоятельнее и глубже анализировать харак-
теры, продумывать идеи, а потом ее волей рядом с ним зазвучит божествен-
ный ритм. В этой одноактной пьесе со стройной композицией, где без види-
мых усилий соблюдены все пропорции, где характер герцога Вандомского23
тактично увязан с характерами двух сроднившихся писателей, чья мансарда
полна веселья и благородных помыслов, г-н Этьенн сделал шаг в сторону чис-
того искусства, изобразив жизнь художника. Не должна разве эта короткая
комедия в наших глазах составлять пролог к «Двум зятьям»?
Двадцать две пьесы, созданные г-ном Этьенпом, предшествовали этому
сочинению, наиболее значительному из всех по части вложенного труда и
самого блестящего по части успеха. В нем перед нами предстает талант,
вступивший в пору зрелости, композиция не допускает вольностей, текст
более глубок, по вдохновение и пыл те же, что и в произведениях молодых
516 Альфред де Виньи
лет. Вопрос, поднятый в комедии «Два зятя», господа, — один из самых
важных и значительных, когда-либо всецело занимавших душу поэта, фило-
софа и законодателя. А между тем всякий большой художник не может не
ощущать в себе нечто от каждой из этих трех ипостасей.
Цель театра состоит далеко не только в том, чтобы отрешать людей всех
возрастов от забот и от привычного жизненного гнета.
«Боги, — заметил где-то Сенека, —думают, что борьба добродетельно-
го человека со своими страстями или с превратностями судьбы, это достой-
ное их зрелище».24
В этой комедии добродетельный человек борется с превратностями судь-
бы; он уже в том возрасте, когда страсти отбушевали. Он дважды отец, у не-
го на челе величие добродетели и старости.
Каково же главное несчастье его жизни? Он всеми покинут. Чьи руки ра-
зят его? Руки его детей. За что? За то, что он был слишком добр и слишком
велик, слишком истово исполнял отцовский долг, обладал слишком возвы-
шенной душой, за то, что еще при жизни он все им уступил до последней
нитки, поделил между ними свое добро, за то, что вонзил в себя нож и отдал
им кровь свою и свое сердце.
Что подвигло его совершить этот раздел, отчего он пошел на эту жерт-
ву? Ибо, оставаясь без гроша и отдавая себя на милость собственных детей,
он прекрасно знает, какие опасности его подстерегают. Долгая жизнь его
многому научила — он не слишком-то доверяет людской благодарности.
Ему известно, на что он себя обрек. Но тогда в чем причина такого самопо-
жертвования?
Ответить на это Искусство сцены ни разу не осмелилось, да и не должно
было. Сделать это, наверное, возможно, лишь критически проанализировав
произведение Искусства.
Когда в таком случае невнимательный критик выносит поверхностное
суждение и выводит однобокую мораль пьесы — отец никогда ие должен
отдавать детям все — это означает робкое соскальзывание к чистому тео-
ретизированию. Отец, если бы мы принялись его расспрашивать, ответил
бы, что он им все отдал подчистую, дабы не видеть больше, как его добро
оценивающе окидывают нетерпеливым взором; что он думал, будто оты-
скал способ больше не слышать этого отвратительного слова, оставшегося
в нашем обиходе от варварских времен, слова, которое произносят с безраз-
личием и слыша которое нельзя не содрогнуться; ибо, когда о дочери, глядя
на ее седого как лунь отца, говорят: «Скоро она получит свое наследст-
во», — тем самым приоткрывают крышку гроба.
Одного этого слова, самого ненавистного из всех, что мы невольно
употребляем, общаясь с близкими, достаточно, чтобы ласковые глаза ре-
бенка стали метать взгляды, помрачневшие от корыстолюбивых мыслей.
Добрый старик не пожелал видеть злобу в глазах своих детей. Дабы не про-
честь там черных помыслов, он предпочел рискнуть и все отдал.
Речь при вступлении в Академию 517
Здесь мы подходим к опасному вопросу. Рука, дерзнувшая углубиться в
него, остановилась бы, разве что дойдя до социальных аспектов наследст-
венного права. Подспудно, но ощутимо эти вопросы в комедии присутству-
ют, однако она их только слегка касается.
Таковы всевластие и могущество Искусства. Достаточно его расцвечен-
ной флагами лодке заскользить по морю, и в его глубинах поднимается на-
стоящий смерч, исторгая на поверхность его гигантских обитателей. Искус-
ство объемлет все, нет ничего незначительного в его творениях, неизменно,
но тщетно преследуемых все новыми презрительными нападками.
Велика, неоспорима была заслуга комического автора в тот день, когда
он принял в свои руки древнюю традицию, бесформенный набросок, своего
рода притчу, и даровал им новую жизнь. Блестяще и досконально выписан-
ный характер Тартюфа-благодетеля, который вполне достоин быть правой
рукой придворного — гордеца и труса, один из лучших портретов всей кар-
тины; но я не менее признателен живописцу за изображение двух женских
фигур, на которых мысль и глаз отдыхают, — быть может, в них-то и заклю-
чен глубинный смысл этого произведения.
Через них два этих посторонних человека соединены родственными уза-
ми с отцом семейства; удары, предназначенные отцу, поражают сердца до-
черей, принимающих на себя и всю тяжесть ответного удара. Мужчины без-
жалостно, словно наковальню, разят их слабые сердца; с одной стороны —
честолюбец и скупец, с другой — отец и вершитель его мести; тщетно две
женщины их уговаривают, умоляют, пытаются помирить; им запрещают
лить слезы и ходить с красными глазами. Ими движет дочерняя любовь, ко-
торой нет у зятьев, и угрызения совести, которые не мешало бы иметь их
мужьям. Дочери бросают вызов молве, отчего их мужья содрогаются и
бледнеют; наследство, полученное при жизни отца, дочерям ненавистно, но
они не решаются заявить об этом вслух. Потом наконец, когда удается вы-
рвать наследство у зятьев, для сестер завершается это жестокое сражение, у
них обеих души изранены, и так глубоко, что едва достает сил улыбнуться
своему будущему счастью.
Вот два характера из тех, что правдивы и подсмотрены у природы, о них
не догадываются те, кто не жил, а значит, и не страдал. Обо всем этом и речи
не было в ученическом наброске, который сопоставляли с пьесой г-на Этьен-
на. Все вдруг наперебой принялись вспоминать произведения, напоми-
нающие это великое творение. Сходство обнаруживали повсюду; в диало-
гах и фаблио XVI века, в «Неблагодарных сыновьях» Пирона25 и «Короле
Лире» Шекспира отыскивали его след. Да что там говорить, господа, в ан-
налах неблагодарности детей найдется пример автора более великого: это
автор всего мира и человеческого сердца, тот, кто сложил реальную исто-
рию Иакова II26 и его дочерей.
Вызвали некую тень, но напрасно; она даже не была тенью человека та-
лантливого.
518 Альфред де Виньи
Последовал целый процесс, процесс литературный, составивший целые
тома, — не сомневаюсь, что вы охотно меня простите за нежелание высту-
пать здесь его душеприказчиком; ибо процесс канул в лету, а «Два зятя» бу-
дут жить вечно и занимать место среди лучших комедий, которыми славен
наш XIX век со дня своего рождения.
Вот как один критик подытожил тогда приговор публики: «Г-н Этьенн
совершил убийство Иезуита, благодаря чему сделался законным его наслед-
ником».
Впрочем, должен признаться, господа, что приведенные мной слова
принадлежат Янсенисту.
Чтобы рассудить дело по справедливости и чести, кто-то (думаю, не из
лучших друзей автора) придумал поставить в Одеоне поднятого из могилы
«Конакса»,27 а в Комеди Франсэз сыграть «Двух зятьев», так чтобы обе пье-
сы шли одновременно, — утешение, которое, щадя чужие чувства, припасли
для тех, кому чересчур громкий успех неприятен и мучителен. Зрителям, не-
довольным ликованием на правом берегу, достаточно было перебраться че-
рез мост на левый берег — там их ожидало противоядие.
Что же до автора, не слишком обеспокоенного тем, что его предали су-
ду, ему тоже пришлось перебраться через мост, но он это сделал, чтобы
прийти сюда и вступить под своды Французской Академии.
Мы с вами затратили бы куда меньше сил, ниспровергая то, что однаж-
ды было воздвигнуто во Франции на волне энтузиазма, посмотри мы, сколь
прочны такого рода творения. Наша нация, которую беспрестанно обвиня-
ют, да она и сама охотно это делает, в непостоянстве, никогда не предавала
забвению ни один ею достигнутый успех — для нее каждый из них перво-
зданно свеж. Она перебирает свои успехи,опять их расцвечивает яркими от-
тенками, подновляет — слезой, если они связаны с печальными событиями,
а если радостными — улыбкой. В ее казне все сокровища разложены по мес-
там, которые им определены раз и навсегда.
В те дни в речи, произнесенной перед вами г-ном Этьенном, на страни-
цах, написанных с большим искусством, он доказывал, что комедии — это
семейные портреты наций, он вам напомнил, господа, о писателе, чье ме-
сто готовился занять и одно имя которого может служить мерилом того,
сколь стремительно меняются литературные умонастроения, о чем я крат-
ко упомянул. Это был написавший «Поэтику песни» г-н Ложон.28 Я, каюсь,
как и все мое поколение, виноват в том, что не сожалею о веселье, царив-
шем когда-то в Погребке,29 где, как рассказывают, собирались пылкие
последователи Ваде,30 Колле31 и Пирона, которые, провозгласив себя по-
ющими законодателями, именовали свои собрания Академией удовольст-
вия и изучали кодекс веселого настроения. С другой стороны, эта вина,
которую я за собою признаю, позволяет мне отличнейшим образом по-
нять, что г-ну Этьенну необходимо было вступить и в другую Академию, а
не состоять лишь в Академии удовольствия, он должен был изучать и
Речь при вступлении в Академию 519
реформировать Гражданский кодекс и быть законодателем, не распевая
песий.
«Два зятя» вполне ясно показали, что поэзия полнее ощутила свое досто-
инство и обрела прежнюю степенность — улыбка в этой комедии исполнена
серьезности; перед нами самая настоящая комедия нравов, в которой все —
замысел, интрига, характеры — свидетельствует, что ее автор исповедует
культ высокого Искусства с еще большей пылкостью. И скоро уже к легкости
своего пера он отнесется с недоверием. Его работы отмечены теперь большей
уравновешенностью, манера изложения тоньше, он внимательнее в анализе.
Он сам чувствует, что его таланту недостает строгости и большей по-
этичности стиля и что ему наконец придется отринуть сухой анализ люд-
ской испорченности, дабы вступить на плодоносные нивы воображения. Он
уже задумывает политическую комедию с бичующей сатирой, которая об-
рушивается на самую грозную в мире власть. Ему теперь мало просто нра-
виться; он спускается в глубины своего сознания, черпает там силы, доселе
ему самому неведомые, извлекает оттуда оружие под названием «Интриган-
ка». При виде ее Париж испускает крик, в котором к радости примешалось
чувство озлобления.
А причина вот в чем.
Уже три года в Империи, словно неотвратимый бич, распространялась
подспудная тревога. В опьянении победами перестаешь быть себе судьей.
Власть, не знающая узды, возжелала еще быть и безграничной, давать ука-
зания, распоряжаться свадьбами в угоду своим династийным и политиче-
ским расчетам. Наследницы заносились в списки, и часто имена выбирал
один всемогущий перст.
Повсюду шептались, что «повелитель Запада, который, не спрашивая у
них совета, делит нации между своими братьями, видимо, полагает, что в
его власти раздавать, против их воли, наследниц своим солдатам».
Но были нации, не захотевшие подчиниться, целые народы бежали в го-
ры, только бы избежать бесчестия, нашлись и семьи, которые были вынуж-
дены скрываться, посчитав за унижение внушавшие страх милости монарха,
отвергнуть которые означало навлечь на себя угрозу.
Разумеется, во многих домах поселились смятение и тревога.
Когда явилась комедия, во всеуслышание заявившая об этом затаенном
ужасе, народ так вскрикнул, что об этом и через тридцать два года не забы-
ли, настолько силен голос справедливого возмущения и отцовской боли.
Славен народ, исторгающий из других народов такие возгласы, ибо та
же рука, что заставила стенать раненого, врачует рану. Трибуна театра воз-
несла протест, когда две другие трибуны остались немы. В сердце Парижа
первая постановка прошла блистательно, и в стенах Комеди Франсэз разбу-
шевалась буря.
Весь этот шум донесся и до монаршего дворца. Там пожелали посмот-
реть, чем вызван такой переполох и пристало ли дозволять подобное лико-
520 Альфред де Виньи
вание. Тот, кто владычествовал над всем, но тоже многого опасался, захо-
тел узнать, чего стоит оружие, которое он намеревался сокрушить. Дабы со-
ставить мнение о силе ее воздействия на зрителя, он повелел сыграть пьесу
на небольшой сцене, для избранного круга.
Тот вечер не сулил добрых предзнаменований. Много воды утекло со
времен постановки «Булонского лагеря».
Место действия — узкий зал во дворце Сен-Клу, шел 1813 год — послед-
ний год царствования. Диктатор выглядел невеселым и чувствовал, что им-
перское правление для него не продлится, даже пока он жив.
Здание пошатнулось, и тот, кто его возвел, уже, раньше всех, слышал
глухое скрежетание. Ему, как и императору Юлиану,32 Гений Империи ка-
зался погрустневшим, и факел в руке Гения клонился долу. А двор между
тем все еще блистал; тем вечером удалось собрать кое-какие остатки Коро-
левского партера, который он часто приглашал посмотреть игру своих ве-
ликих актеров. Играя перед этой публикой, высокомерной и унылой, рос-
кошной и немой, вряд ли стоило опасаться взрывов энтузиазма. Все, что
могло оскорбить хозяина, ранило бы и двор, тогда как августейшие раны
заставили бы двор истекать кровью.
В углу боковой ложи, куда, как помнят очевидцы, император резко
отпрянул, прижав руку к тому великому сердцу, которое, быть может,
уже было готово разорваться, он терзался вопросом: неужели его бледнею-
щая звезда настолько близка к закату, что один из тех, кого он вознес, по-
смел чем-то возмутиться, напитать этим возмущением свои сокровенней-
шие думы, упиваться новой потребностью в справедливости и ради того,
чтобы излить публике несколько стихов, рисковать дружбой, которой ода-
ривают Поэтов повелители, некогда при своем уходе предававшие их смер-
ти.
Публика императорского Двора молчалива и сосредоточена. Каждый
страдает соответственно его положению. Поднимается занавес, и монар-
ший наблюдатель, похожий на мрачного и обеспокоенного химика, перево-
дя взгляд попеременно на сцену и на людей в зале, созванных им сюда, что-
бы выступить судьями в этом деле, подносит к холодному испытательному
камню золото поэта, которое, возможно, окажется поддельным. На сцене
перед ним открывается строгий и тихий дом парижского богача-негоциан-
та. Одна особа, свояченица этого степенного господина, в его отсутствие
внесла в дом смятение, суматоху, роскошь. Она расстроила одобренную им
свадьбу его дочери, тоже всем сердцем этого желавшей; она сплела затейли-
вую интригу и хочет отдать юное дитя и ее богатства придворному вельмо-
же. Когда этот честный человек возвращается домой, его удивлению нет
предела. Во имя Двора эта интриганка все низвергла и разрушила. Он не да-
ет согласия на это новое замужество, она угрожает ему Двором; теперь он уз-
нает, говорит она, что такое монаршие повеления; тот, кто минуту колеб-
лется, прежде чем повиноваться, не уважает монарха.
Речь при вступлении в Академию 521
Странный диалог, в ходе которого напористый купец возражает:
Монаршье имя всяк без меры поминает.
И в чем тут грех — сказать, что Двор неправ бывает?
Во время перепалки в этой сцене безмолвные зрители с опаской по-
глядывали на зрителя, остававшегося невозмутимым. И они, и он задава-
лись вопросом, что это за абстрактное существо по имени Двор, на которое
градом сыпятся обвинения? Зритель в боковой ложе в этом существе узна-
вал себя; все прочие лучше бы предпочли его не узнать и от ужаса содрога-
лись.
Комедия меж тем продолжалась, удваивая нападки. Актер, а был это, ни
много ни мало, сам Флери, возвысив голос, изрек:
Служу моей стране, законы я блюду,
В ответ гарантий прав от государства жду.
Максима по тем временам весьма дерзкая; вслед за тем он добавил:
Случалось часто мне Двором пренебрегать,
Всевластию его не след нам потакать;
Но дочь вести к венцу... его ли это роль?
Монарху я слуга, в семье своей — король.
Цезарь поднялся. Приговор был вынесен.
Париж на один вечер обрел свободу и два часа сам был себе властели-
ном, и довольно. Он и так не в меру посвоевольничал.
Разом были разгромлены печатные станки, пьеса запрещена, автору
грозило смещенье со всех постов; разом, и мы не можем об этом не жалеть, в
душе писателя была потушена его еще юная Поэзия, в пору, когда она при-
ближалась к летам и стати зрелой Музы.
Благодаря счастливому жребию, выпавшему Франции, давно канули в
лету времена грубого злоупотребления абсолютной властью, которые, ра-
зумеется, никогда не возвратятся и оправдать которые не сумела бы даже
слава. Поколениям, к которым я принадлежу и которые с отроческих лет
дышали одним только воздухом парламентской свободы, с трудом верится,
что возможно было снести тяжесть иного воздуха.
Такова была, господа, неистовая суровость правителя. Посмотрим же,
какова оказалась месть Поэта; талант его мы уже видели, обратим теперь
наши взоры на его характер.
Спустя десять месяцев после того грозового вечера тот, кто сказал: Я хо-
тел это видеть — и увидел, был свергнут, подобно Гофолии.33 Та самая ко-
ролевская семья, которая, основав Французскую Академию,34 даровала вам
в 1642 году право самим избирать и быть между собой Равными, в 1814 году
сделала Избирательное право и Равенство достоянием всей Франции, об-
522 Альфред де Виньи
ретшей Свободу в рамках конституции, но Свобода всегда рвется на барри-
кады — королевская семья, против которой был бы обращен первый залп,
знала это, но была готова подставить пулям грудь.
Прекрасная, казалось бы, возможность — свести счеты с поверженным
деспотизмом. Поставить на сцене и обеспечить громкую славу сатириче-
ской комедии не составило бы труда и выглядело бы уместно, если бы прес-
са подготовила общественное мнение, хороший прием у публики помог бы
автору пьесы снова войти в фавор. Подобная мысль пришла в голову мно-
гим из окружения г-на Этьенна; сам он и слышать не захотел о такой мизер-
ной победе, сердце подсказывало ему, что человек, вычеркнувший из жизни
его книги, теперь и сам был вычеркнут из жизни. Он отвергает успех, кото-
рый сулили «Интриганке», и на этом не останавливается. Он защищает дело
поверженного императора, выступает против победителя, поддерживает
первые атаки нарождающейся оппозиции (которая, разумеется, именно по-
этому избрала своей эмблемой символического Карлика). Он не покладая
рук трудится, предрекая, а может быть, и готовя каким-то чудом свершив-
шееся возвращение с Эльбы, которое было, без сомнения, самым сильным
переживанием той жизни, познавшей в нашем веке самые сильные треволне-
ния, победителю же он отомстил только тем, что добровольно последовал в
долгое изгнание, едва не стоившее ему жизни.
Поистине, господа, этот реванш, одержанный над Империей, испол-
нен благородства и достоин поэтических натур — душевная открытость
и пылкие, независимо от их воли возникающие привязанности побужда-
ют таких людей избирать преданность. Недавно уже был случай воздать
хвалу другой разновидности его мести, мести неспешной и неуклонной,
которую он вершил, долго и терпеливо оставаясь в оппозиции, продлив-
шейся шестнадцать лет и неизменно отмеченной блеском его ума и красно-
речия.
Из этих двух способов отмщения, господа, для меня, признаюсь, пред-
почтительней первый, ибо я выше ставлю закон жертвенности, а не закон
возмездия.
Ныне поступь идей столь же стремительна, что и шаги богинь Гомера, и
теории, доктрины, политические дискуссии первых лет после падения Им-
перии вы наверняка отнесли бы к более давним временам, если бы я принял-
ся излагать их здесь.
Но раз мы для этой эпохи уже являемся потомками, раз с ней связано од-
но из блестящих дарований того, чью жизнь я шаг за шагом проследил, я от-
правлюсь к истокам этого его дарования, на политическое ристалище, где
оно формировалось; к этим потухшим, но еще дымящимся обломкам я при-
коснусь холодной рукой историка.
Там я обращусь к его деятельности публициста, не отступив перед труд-
ностью хвалить его, как не отступил бы перед опасностью с ним сразиться,
если бы так распорядились время и случай.
Речь при вступлении в Академию 523
Я показал, как, духовно принадлежа к семейству импровизаторов, он
ступень за ступенью возвысился до размышлений более серьезного свойства
и до Искусства более утонченного.
Неожиданно волею событий вовлеченный в полемику, он был самым не-
утомимым борцом той поры, он опережал всех и со всем пылом вновь обрел
свою исконную истинную натуру. Его ум, всецело вольтерьянский, изливал-
ся сатирическими волнами в периодическом листке того времени, извест-
ность и силу воздействия которого он удвоил.
«Желтый карлик»35 ощутимо подрос; превратившись в «Минерву»,36 он
не мог не расти и дальше, прибавляя в таланте и умении, в особенности уме-
нии стратегическом; не было никого, кто превосходил бы г-на Этьенна по
части маневров и контрмаршей опасной и утонченной полемики, все время с
ружьем наперевес и держа на мушке те цели, которые было решено атаковать,
подорвать и стереть с лица земли. Сто писем о Париже нанесли сильнейший
удар, и удар в яблочко. Эти письма — импровизации, рождавшиеся всюду,
куда бы ни попадал их автор, нередко посреди шумных разговоров или за ве-
селым столом его детей, — написаны тем не менее стройным и ясным языком,
исполненным меры, когда он судит о людях, и выразительности, когда он
ожесточенно обсуждает гражданские и общественные вопросы. Эти корот-
кие письма точно били в цель и, подобно кинжалу, наносили глубочайшие ра-
ны. Эти письма способствовали тому, чтобы сплотить и умножить оппози-
цию, сперва малочисленную, но выросшую скоро в грозную силу.
Писавшая их уверенная рука остановилась не раньше, чем он выполнил
свое предназначение. По странному контрасту, рука его охотно импрови-
зировала, но его устное слово — никогда. Все им написанное эта непредска-
зуемая рука наделяла прозрачной ясностью иронического стиля, исходив-
шего из точного знания расстановки сил, перо ничем не сковано, рассуж-
дения здравы и полновесны, но в них все время ощущаешь какую-то
непреклонность и полемический задор.
Письма о выборах (1 окт. 1818 г.), о финансах (15 мая 1819 г.), против
цензуры (Юсент. 1819 г.), о налогах (27 мая 1819 г.) остаются тому лучши-
ми примерами, и в особенности принадлежащее к более высокому жанру по-
хвальное слово генералу Фуа37 — г-н Этьенн имел честь быть его другом и в
определенной степени соперником, разделяя с ним и трибуну, и политиче-
ские взгляды.
Его легкая гибкая рука намечала планы всех оборонительных действий
и главное — всех атак и закладывала основы общепризнанного могущества
тогдашней прессы. И наконец, эта же самая рука, до последнего мгновения
не утратившая твердости, по преданию, составляла обращение двухсот два-
дцати одного.™
Нет сомнений, что глубокая вера в свои принципы указывала этому вы-
дающемуся человеку цель его трудов; но не менее глубокое чувство мести
воодушевляло и поддерживало его до конца.
524 Альфред де Виньи
Мне бы не хотелось вызвать ни одного мрачного воспоминания у со-
бравшихся здесь на заседание, которое в любую эпоху должно носить празд-
ничный характер, а ныне должно быть праздником в первую очередь для ме-
ня. Я не стану поэтому касаться желчных язвительных словопрений, ко-
торым мое перо инстинктивно осталось чуждым; но, соблюдая полную
беспристрастность, не могу не высказать, как глубоко заблуждается прави-
тельство, когда оно, слушая неразумные советы, осмеливается ранить или
презирать великих писателей, которыми дорожит отчизна. Все восхищают-
ся тем, как они фехтуют, не вынуждайте их отломать защитную головку на
рапире — она превратится в опаснейший клинок. Если эти грозные артилле-
ристы играют с порохом и забавляются, запуская его в небо сверкающим
фейерверком, переливающимся тысячью оттенков, сияние это принадлежит
прежде всего искусству, и они желают извлечь из пороха только свет; но не
подстрекайте их, ибо они умеют целиться, а чтобы вас уничтожить, им нуж-
но добавить к своему военному припасу только одно: ядро.
Я не намерен еще раз оскорбить тех, кто загладил обиду. Благодаря сво-
ему исключению г-н Этьенн вернулся в ваши ряды подлинным триумфато-
ром, а его блистательное отсутствие никому не казалось мученичеством. Су-
ровость власти привела к тому, что он дважды получал из ваших рук венец
избрания, тогда как и самые великие удостаивались этого в своей жизни все-
го однажды.
Все, кажется, сулило ему успех, даже преследование, и я не знаю, был ли
он чем-нибудь обделен из того, что нам могут даровать политические побе-
ды. Вы были свидетелями того, как он, едва только смог, удалился в свое об-
ширное поместье, где наблюдал, как подрастают и его собственные дети, и
их сыновья, и его любимые деревья:
1п1ег Пигшпа по!а
Е1 Гоп1ез засгоз.*
Говоря о нем, невозможно добавить, как о Вергилии:
РогШпа1е зепех,**
ибо, хоть он и дожил до преклонных лет, стариком он никогда не был.
Ему случалось нарушать свое покойное уединение, чтобы по временам,
очень редко, передавать в парламент свои речи и свой голос независимого
заседателя.
Независимость, столь благословенная в лачуге, еще прекраснее в замке,
господа.
Народ, всегда внимательно прислушивающийся к слову знаменитых пи-
сателей, с одинаковым благоговением внимает голосу, раздающемуся из хи-
* Среди известных рек и священных источников (лат.). — Примеч. перевод.
** Благословенный старик {лат.). — Примеч. перевод.
Речь при вступлении в Академию 525
жины, и голосу из крепостных башен, лишь бы он только знал, что к нему
обращается свободный голос.
Любовь к справедливости и истине повсюду насаждает любовь к свобо-
де: Рабле находит ее у себя под боком, в своем бедном доме священника; Ма-
тюрен Ренье39 — на перекрестках дорог, а живущий в достатке Монтень40 —
у себя в поместье; Мильтон,41 слепой и разорившийся, — в хибаре, меж дву-
мя дочерьми; Спиноза,42 мрачный труженик, — в глубине своей мастерской,
а Декарт,43 которого привечали и с которым дружили королевы, встречает
ее у них во дворце; Жильбер44 — в мансарде, а Монтескье45 — в парках;
Мальбранш46 — в своей келье, Боссюэ47 — в епископских особняках, а в на-
ши дни Берне — за плугом и лорд Байрон — на корме своего судна.
Все они в одинаковой мере обладали той ничем не сдерживаемой энер-
гией, которую человек черпает в своем характере, а не в определенном ему
уделе.
Что же до моего предшественника, то его независимость, которая на за-
ре жизни многим была обязана Жан Жаку, в последние годы напоминала,
скорее, независимость Вольтера.
Создатель комедий и публицист, нашедший уединение среди прекрас-
ных долин и парков Меза, где все было ему дорого и где сам он был дорог
всем, живя в своих богатых владениях, подобных садам Саллюстия,48 спосо-
бен был бы рассказать о войнах, превосходивших величием войны Югур-
ты,49 а также и о заговорах.
Им была начата огромная комедия, от которой нам останутся превос-
ходные фрагменты. Она названа «Завистник».
Чести иметь завистников удостаиваются не все. Тех, кто завидовали ему,
г-н Этьенн мог знать наперечет. И, по всей видимости, уродство оригинала
отвратило его от написания портрета. Он его так и не завершил.
Остается лишь сожалеть, и сожалеть всем сердцем, о его неосуществлен-
ных Мемуарах; ибо история прекраснее всего тогда, когда ее пишут участ-
ники или же наперсники великих дел. Сам я прежде всего хотел бы услы-
шать его воспоминания о поэзии и о театре, о том, как он возвращается к
дням первой любви; доведись ему воспевать леса, они, бесспорно, оказались
бы достойными Консула. Но что поделаешь! У счастья есть недостаток —
беззаботность, и, по правде сказать, встречается счастье настолько редко,
что ему можно простить это несовершенство, тем более — в конце поприща,
всецело отданного творчеству и политике высочайшего ранга, отмеченного
в искусстве разнообразными творениями, а на политической ниве — чувст-
вом строгой меры, горячими спорами и важными результатами.
Впрочем, соображение иного свойства наводит меня на мысль, что его
внезапный, бесповоротный отказ от драматического искусства мы можем
воспринимать с меньшим сожалением, ибо он был остановлен в своем пути,
но не свернул с него и ни разу не сфальшивил. Все им написанное было вы-
полнено открыто и чистосердечно в том единственном жанре, который он
526 Альфред де Виньи
знал, любил и почитал за образец, во всем следуя традиции комедии древ-
них. Продолжи он свои труды, ему бы пришлось, дабы удержаться на уров-
не своих собственных успехов, изменить форму и облачить ее в новые одеж-
ды, найти иную манеру изложения и иной стиль. Для него было лучше и, без
сомнения, достойнее остановиться вовремя и в молчании смотреть, как у не-
го на глазах в литературу входит новое поколение — увлеченное, основа-
тельно подходящее к делу, несущее новизну.
Новый дух поднялся из глубины наших душ. Он нес с собой необходи-
мость свершить реформу, вызревавшую не один век: семя ее было брошено
на французскую почву еще христианством; затем, из века в век, ее возобнов-
ляли первопроходцы, но их неизменно подавляли; при Людовике XIII в ней
снова наметилось движение, и наполовину она отлилась в теории; с тех пор
она была возвещена и проглядывала в дивном мерцающем свечении, исхо-
дившем от иных великих произведений, все более приближавшихся к приро-
де, к истине в искусстве и к подлинному гению нашей нации; но грянула эта
мирная реформа уже в нашем веке.
Ее история проста и у всех свежа в памяти. Ни о каком вероломном заго-
воре не было и речи.
Всего несколько лет, как с приходом Реставрации воцарился мир. Каза-
лось, на долгое время все замерло. А между тем нашлись люди, в ту пору со-
всем юные и друг другу незнакомые, которые, каждый в одиночку, замыш-
ляли новую поэзию. Каждый из них, в тиши, ощутил в сердце свое предна-
значение. Ни один не покинул свое укрытие, пока его творение не обрело
сложившуюся форму. Когда их взоры встретились, они шагнули навстречу
один другому, признали себя братьями и обменялись рукопожатьем. Они
разговорились, изумились тому, что в одно и то же время ощутили одну и ту
же потребность в обновлении и мысленно воображали его по-разному, в со-
вершенно несхожих формах. Сперва они поверили друг другу свои идеи, по-
том — чувства и испытали (можно ли этому удивляться?) взаимную друже-
скую приязнь, которая не угасла и поныне. Каждый из них затем удалился в
свое убежище и продолжал следовать своему предназначению. Как только
потекли эти дни уединения и покоя, поэты беспрестанно писали или сочиня-
ли песни. Жизнь с ее нечаянными переменами разбросала их, и, если случа-
лись встречи, они друг друга ободряли заветным словом и воодушевляли на
борьбу, которую идеи вечно ведут против безразличия и неизбывного от-
ставания, парализующего и самые жизнерадостные нации во времена, когда
им не от кого ждать спасительного толчка. Их произведения множились. На
этой только что отвоеванной свободной ниве каждый пошел по той стезе,
куда был призван идеалом, за которым он следовал и который все время ви-
дел перед собой.
Пускай одни из них сосредоточили усилия на живости и выразительно-
сти формы, на поиске новых средств, обновлении ритма, пускай другие, ув-
леченные премудростями риторики, чистотой линий, предпочли в своих
Речь при вступлении в Академию 527
произведениях заняться анализом социальных вопросов, психологических
и спиритуалистических учений, — все равно каждый, сохраняя неповтори-
мость и собственное лицо, ступал в ногу с другими и шел к одинаковой с ни-
ми цели, а предпринятая ими реформа пересмотрела все до основания. Сло-
во, давшее название этому движению, — исконно французское и восходит к
истокам нашего романского языка; оно всегда заключало в себе задумчи-
вую печаль, нисходящую в душу при созерцании природы, исполинских ру-
ин и величественной дали либо когда тебя окружают неуловимые шорохи в
благословенные часы уединения.
Эпическая, Лирическая, Элегическая Поэзия, Театр, Роман обрели но-
вую жизнь и устремились по путям, на которые Франция еще не ступала.
Стиль, утративший четкость очертаний, окреп. Все письменные жанры пе-
реживали новое рождение, все доспехи и оружие прошли новую закалку; пе-
чать этого обновления не миновала ни Историю, ни даже Священный Пре-
стол, сохранившие его след.
Этот электрический разряд глубоко отозвался на искусствах. Архитек-
тура, Скульптура чутко откликнулись и затрепетали, покоренные новыми
формами; Живопись расцветилась иным светом; Музыка под этим обжи-
гающим дуновением зазвучала привольнее и более мощными гармониче-
скими созвучиями.
По этим очевидным приметам страна узнала о пришествии новой Шко-
лы и возвестила об этом изъявлениями симпатии.
В самом деле, ведь это у ее истоков зарождалось в произведениях искус-
ства все, что влечет нацию сегодня. Случалось, те, кто, казалось бы, не при-
нимал новых веяний, невольно ступали в ногу с этим обновлением; более то-
го, попытки ему что-то противопоставить могли рассчитывать на успех,
только если заимствовали его основополагающие формы.
Изучать, как создаются крупные Школы, и прослеживать их влияние —
задача истории литературы. Несправедливо было бы отрицать их существо-
вание, это неблагодарное занятие, а усилия уничтожить их следы — едва ли
не преступление, ибо, подобно тому, как отдельные слои земного шара —
памятники природы, знаменующие последовательные эпохи ее образова-
ния, в духовной жизни человечества крупные Школы в поэзии и философии
знаменуют с такой же очевидностью отдельные деления того, что я осме-
люсь назвать непрерывной шкалой идей.
Благодаря вашей мудрости, господа, вы не дали себя ослепить и не ста-
ли сразу доверять аплодисментам и бурным восторгам в обществе: вы тер-
пеливо дожидались, чтобы успех упрочился и его освятило время. Вы не
прислушивались ни к бессмысленным нападкам, ни к резкой критике с
ее смехотворными эпитетами — вы, без сомнения, считали, что литератур-
ные отлучения можно пересмотреть, и потому не спеша, с длительными пе-
рерывами принимали людей, первыми открывших шлюзы живительным во-
дам.
528 Альфред де Виньи
И хотя тот, чей жизненный путь я в общих чертах попытался изложить,
придерживался противоположных взглядов, он именно так понял проис-
шедшее, господа, и как-то раз оказал мне честь, поделившись этим в одном
нашем разговоре.
Я постарался воздать должное всем его редкостным достоинствам. Я
умолкаю, чтобы дать возможность другому голосу пространнее рассказать
о борьбе и успехах этого выдающегося мужа в парламентском мире, куда я
пока проникал лишь в мыслях. Этот голос, господа, в свою очередь возглав-
лял ваше благородное собрание; его мирное трехмесячное правление как
раз завершалось, казалось бы не омраченное потерями, когда, не совладав
со своим горем, вас покинул человек, прощание с которым для вас было та-
ким же нежданным безутешным горем.
«Мы живем, объятые смертью»,50 — говорит пророк, и смерть для чело-
века — это по сути дела его природная среда. Но если, как я в это неизбывно
верю, человечество идет вперед, к судьбам изо дня в день все более безмя-
тежным и прекрасным, пускай падение одного и на миг не останавливает
движение огромной армии. Один падает, другой встает на его место, и как
только мы взбираемся на одну из вершин, откуда наши речи звучат весомее,
наш долг — начиная с этого дня задуматься о тех, что явятся после нас: так
поступают наши доблестные солдаты, которые, одною рукой водружая зна-
мя над проломленной стеной, другую протягивают тому, кто идет в первом
ряду за ними следом.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Т. В. Соколова
ДУХОВНОЕ ПОСЛАНИЕ «ТРУЖЕНИКА МЫСЛИ»
Во французской литературе XIX столетия активно утверждают себя та-
кие литературные жанры, как мемуары и дневник. Они становятся реально-
стью духовной жизни общества уже на рубеже XVIII—XIX вв., в контексте
первых романтических веяний, и отражают стремление писателей оставить
миру наряду с романами, поэмами и другими традиционными жанрами и
свое послание, свидетельствующее о реальных событиях и о пережитом. Ме-
муары и дневник отличаются разной степенью фактической достоверности
и идентичности оценочных суждений. В «исповедальных» свидетельствах и
мемуарах, претендующих на большую широту и объективность, ретроспек-
тивно воссоздаваемая картина событий в той или иной степени корректиру-
ется (а иногда и невольно искажается) памятью, а характер, мотивация и со-
держание оценок могут меняться под влиянием конкретных обстоятельств и
последующего жизненного опыта автора. В противоположность этому
дневниковые заметки, представляющие собой сиюминутную запись о собы-
тиях и вызываемых ими чувствах, настроениях, намерениях и т. п., создают
своего рода «стенографию» пережитого, в них больше достоверности. В
этом отношении дневник ближе к письмам, хотя он обращен не к конкрет-
ному корреспонденту, а к некоему потенциальному обобщенному читате-
лю. При этом авторская субъективность в дневнике может быть выражена в
еще большей степени, чем в мемуарах. Человеческая и творческая ипостаси
пишущего в нем предстают в более непосредственной связи с реальными
фактами, с большей открытостью и многогранностью.
Число значительных произведений в жанре литературного дневника,
принадлежащих писателям конца XVIII в., а также начала и середины
XIX в., велико. Это, как правило, посмертные публикации, многие из кото-
530 Приложения
рых осуществлены лишь в XX в.: «Личный дневник» (1925) Л. де А. Фонта-
не, «Мои записи» (1889) Н. Ретифа де Ла Бретона, «Дневник юности»
(1930—1932) Ж. де Сталь, «Мысли» (1838) М. Жубера, «Личный дневник»
(1927) Ф. П. МенадеБирана, «Личныйдневник»(1895) Б. Констана, «Запис-
ные книжки. 1870—1871» (1953) и «Дневник. 1830—1848» (1954) В. Гюго,
«Дневник (1801—1804)» (1888), «Итальянский дневник» (1911), «Дневник»
(5 т., 1923—1934) Стендаля, «Личный дневник» (1926) Жорж Санд, «Тетра-
ди» (1876) Ш. Сент-Бёва, «Мысли и чувства» (1886) Э. и Ж. де Гонкуров,
«Mémorandum» (1864) Ж. Барбе д'Орвильи, «Дневник» (1893) Э. Делакруа,
«Моя юность, 1798—1820» (1884) и «Мой дневник, 1820—1823» (1888)
Ж. Мишле. Этот обширный список не является исчерпывающим.
1
«Дневник Поэта» Виньи создавался в течение сорока лет: первые записи
в нем датируются 1823 г. (автору 26 лет), а последние обрываются лишь с его
смертью в 1863 г. Родившаяся на гребне первой волны истории жанра лите-
ратурного дневника, эта книга интересна во многих отношениях, но особен-
но тем, что в ней наглядно прослеживается своеобразное «превращение» са-
мого жанра: не факты сами по себе становятся его сутью, не хроника проис-
ходящего во внешней реальности, а отражение импульсов к творчеству, в
том числе импульсов, получаемых извне. Дневник утверждает себя как лето-
пись внутренней духовной жизни писателя, как средство самоанализа и про-
никновения в глубины творческого сознания.
Если бы Альфред де Виньи захотел резюмировать с помощью эпигра-
фа множество фрагментов, из которых на протяжении всей его творческой
жизни создавался «Дневник Поэта», он мог бы найти строку не у Данте,
Макиавелли, Шекспира, Шатобриана, Нодье, Байрона или других авто-
ров (как он делает в «Сен-Маре», предваряя цитатами каждую главу рома-
на), а из собственной поэмы «Бутылка в море» (1853): «Jetons l'oeuvre à la
mer, la mer des multitudes» («Творенье отдадим волнам людского моря»
(пер. Г. В. Копелевой)). Этот призыв Виньи обращает ко всякой творче-
ской личности и, конечно, имеет в виду самого себя. Герой поэмы, путеше-
ственник-первооткрыватель, во время кораблекрушения запечатывает в
хрупкий сосуд записи — результат изучения опасных морских течений, ко-
варных подводных рифов и далеких созвездий на небе. Его заметки долж-
ны помочь другим мореплавателям ориентироваться посреди окружаю-
щей стихии. Ему ничего не остается, как доверить свое послание прихотли-
вым волнам — той стихии, что погубила его, и надеяться, что его опыт
послужит будущим путешественникам и поможет им избежать катастро-
фы там, где он сам со своим кораблем неотвратимо погружается в бездну
океана.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 531
Послание героя — это «сокровище мысли и опыта», «божественный
эликсир» знания, к которому все первооткрыватели, «труженики мысли»
(«penseurs laborieux»), как называет их Виньи, считают своим долгом приоб-
щить людей. Аналогия между сосудом в неспокойных морских волнах и
«Дневником Поэта» очевидна, и, скорее всего, ее и подразумевал Виньи, за-
писывая в 1842 г. в «Дневнике» афоризм: «Книга — это брошенный в откры-
тое море сосуд, на котором нужна этикетка: „Лови, кто может"».1
Вначале Виньи вел дневник только для себя, стремясь зафиксировать
свои жизненные впечатления, лучше разобраться в своих мыслях и чувствах,
т. е. лучше понять себя. «Мемуары моей души» — эти слова, сказанные Ви-
ньи о своем романе «Стелло», могут быть отнесены и к его дневнику, тем бо-
лее что сам он, имея в виду потенциального читателя своих «мемуаров», де-
лает в 1847 г. такое уточнение: «Я описываю вам здесь скорее историю моей
души, нежели историю моей жизни».
«...Душа, одинокая, как и его талант», — сказал о Виньи А. де Ламартин
в «Истории Реставрации» (1852), и эти слова о себе Виньи цитирует в «Днев-
нике» в 1860 г. Склонность к самоанализу и «метафизике», трудно совмести-
мая с суетным светским образом жизни и требующая сосредоточенности,
побуждает к уединению, которое в понимании Виньи — и это для него прин-
ципиально важно — не есть полная обособленность от людей, общества, ок-
ружающего мира, отрешенность от своего времени. Достаточно распро-
страненное представление о Виньи как о совершенном отшельнике явно
противоречит его истинной позиции, опосредованно нашедшей выражение
и в его романах, и в поэзии, а в дневнике она декларирована прямо: «Говоря
„одиночество свято", я разумел под одиночеством не разрыв с людьми и об-
ществом и не полное их забвение, но убежище внутри души, куда она, душа,
может удалиться, где может черпать свои собственные силы, дабы создать
нечто великое. Это созидание всегда — отражение тех впечатлений, что по-
лучены от общества, но тем ярче оно будет, чем светлее станет зеркало бла-
годаря уединению и чем больше оно очистится огнем экстатической любви
к мысли и жаром упорного труда». Мысль о том, что его записи могут ока-
заться небезынтересными и для кого-то еще, постепенно укрепляется в его
сознании. Движимый потребностью высказать идеи, которые живут в нем и
«рвутся наружу», Виньи предается погружению в глубины своей души «с та-
ким тщанием, как если бы это был другой человек, поскольку убежден, что
нравственный опыт одной личности может привести к справедливым выво-
дам относительно многих людей». Естественно, что свой личный опыт он
обретает не столько в практической и светской жизни, сколько в «убежище»
литературного труда и уединенных размышлений: «Мир поэзии и работы
мысли был для меня обетованным полем, которое я возделывал и где засы-
пал среди цветов моих и плодов, чтобы позабыть горести моей жизни, ее
1 Здесь и далее «Дневник Почта» цитируется по наст. изд.
532 Приложения
глубокую докуку и наперед всего — внутреннее терзанье, которое я себе бес-
престанно доставляю, обращая против себя ядовитое жало моего пронзи-
тельного, вечно мятущегося ума». Позднее, уже в конце 1850-х гг., Виньи об-
думывает возможную структуру своих «Литературных мемуаров», в кото-
рых должны доминировать литература и поэзия («чистейшее из искусств»),
и только «в тени и как бы в антрактах» он находит возможным отвести ме-
сто политике и общественным событиям, и в этом общем, хотя и разнород-
ном потоке, в котором духовная жизнь неизбежно соприкасается с внешней,
в многоголосье своего времени писатель хочет выделить свою личную «ме-
лодию», акцентировав в ней идею «внутреннего воспитания».
События, наполняющие жизнь человека, формируют в нем лишь одну
сторону личности, которую Виньи называет «драматическим „я"». Другое
«я» — философское — складывается в процессе постоянных и длительных
размышлений по поводу активности первого «я» и по отношению к нему
выступает в качестве наблюдателя, критика, судьи или «ангела-хранителя».
В индивидуальном характере Виньи «философское „я"» проявляется гораз-
до сильнее, и это приводит к тому, что едва ли не самую яркую страницу его
творчества составляют философские поэмы «Судьбы», многие из которых,
так же как и «Дневник Поэта», были изданы только посмертно. Он никогда
не спешил с публикацией своих произведений, так как был очень требовате-
лен к себе: годами вынашивал свои замыслы, многократно продумывая их и
углубляя, отыскивая наилучший способ их воплощения, верное слово, ем-
кий образ, отточенную форму многопланового иносказания. Так случилось
и с его «Литературными мемуарами», которые до последнего дня жизни ав-
тора продолжали пополняться все новыми записями.
2
В «Дневнике Поэта» можно было бы выделить четыре основных пласта,
которые взаимосвязаны и в то же время достаточно автономны. Отметим
прежде всего серию заметок, создающих своего рода фамильную летопись;
затем — фрагменты, в которых передаются впечатления от некоторых эпи-
зодов текущей жизни, встреч с современниками; далее — афористические
высказывания о жизни и человеческой природе вообще; наконец, значи-
тельное место в «Дневнике Поэта» отводится выражению ключевых идей
или мотивов будущих поэм, драм, романов — эти наброски, рассеянные по-
всюду в «Дневнике Поэта», нередко помогают толкованию произведений
Виньи, по другим же можно судить, как много замыслов, которые он обду-
мывал до последних дней жизни, так и остались неосуществленными.
Время от времени, начиная с 1831 г., Виньи делает записи о своих пред-
ках, прежде всего об отце, затем углубляется в генеалогию рода Виньи. В
1838 г. он замышляет исторический роман из эпохи Людовика XIV о собы-
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 533
тиях, происходивших в окрестностях Мен-Жиро — имения в департаменте
Шаранта, унаследованного писателем от его тетки Софи де Бароден (стар-
шей сестры его матери). В 1847—1851 гг. генеалогические заметки становят-
ся более обстоятельными и приобретают форму набросков своего рода фа-
мильной летописи. Виньи почитал предков, и отнюдь не только из-за древ-
ности своего аристократического рода, разоренного и униженного во время
революции 1789 г., особенно в период террора, когда его дед Дидье де Баро-
ден был расстрелян в тюрьме. С детства он слышал, что имена двух предста-
вителей фамилии Виньи стоят рядом с именем Андре Шенье в списке каз-
ненных III года Республики, о том, что А. Ф. Э. де Куаньи, о которой Шенье
написал свое стихотворение «Юная пленница», воспитывалась в фамиль-
ном замке Виньи в Нормандии, поэтому все Виньи считали себя причастны-
ми к ее драматической судьбе в период якобинского террора. В неменьшей,
а, может быть, и в большей степени Виньи льстило то, что его предки участ-
вовали в исторических событиях, как например в Семилетней войне 1756—
1763 гг., ветераном которой был его отец. Ребенком он слушал рассказы от-
ца о сражениях, в которых старый воин принимал участие, или предания о
мужестве предков, о доблестной смерти многих из них на поле боя, об их не-
поколебимой верности королю и о дворянской чести, которую они ценили
выше жизни.
Виньи гордился тем, что в родстве, хотя и отдаленном, с его семейством
(по материнской линии) был знаменитый путешественник Луи Антуан де
Бугенвиль, возглавлявший первую французскую кругосветную экспедицию
в 1766—1769 гг., во время которой он открыл ряд островов архипелага Са-
моа, посетил и исследовал некоторые ранее известные острова, о чем рас-
сказал в своей книге «Кругосветное путешествие» (1771) и других трудах. О
нем как о «великом мореплавателе» и своем родственнике писатель упоми-
нает в книге «Неволя и величие солдата» (кн. 2, гл 1). В поэме «Дом Пасту-
ха» явственно выражено представление Виньи о себе как духовном наслед-
нике великого странника Бугенвиля, сам же поэт «держит курс сквозь безд-
ну мысли».
Впрочем, если в юности Виньи был склонен несколько преувеличивать
древность и степень значимости своего дворянского рода, то в зрелом воз-
расте, придя к убеждению в превосходстве «аристократии духа» над фео-
дальной аристократией и нуворишами — «аристократией богатства», он
стал считать, что именно и только ему, поэту, может быть, суждено просла-
вить род Виньи. Об этом он напишет в своей последней поэме «Чистый дух»
(1863):
J'ai mis sur le cimier doré du gentilhomme
Une plume de fer qui n'est pas sans beauté.
J'ai fait illustre un nom qu' on m'a transmis sans gloire.
Qu'il soit ancien, qu'importe? Il n'aura de mémoire
Que du jour seulement où mon front Га porté.
534 Приложения
Тебя лишь книгами, написанными мною, —
Не титулом моим гордиться я б просил.
На феодальный шлем я сам перо стальное
Не без изящества и блеска водрузил,
И славно древнее, но рядовое имя,
Что прадедами мне оставлено моими,
Лишь потому, что я, их внук, его носил.
(Перевод Ю. Корнеева)
Аналогичная мысль выражена в «Дневнике Поэта» более кратко и об-
разно: «Я — первый, прославивший мое имя, и последний, кто его носит.
Мое имя — лебедь, поющий, когда жизнь в нем угасает» (1856).
3
В конце 1820-х гг. Виньи не менее популярен среди романтиков, чем Вик-
тор Гюго, с которым они были близкими друзьями. Однако уже к концу
1820-х гг. этой дружбе мешают некоторые расхождения во взглядах, Гю-
го становится признанным главой романтиков, а Виньи обособляется. В
1830-е гг., особенно после триумфальной постановки драмы «Чаттертон»
(1835), еще более возросшая известность и авторитет Виньи обеспечивают
ему видное и совершенно самостоятельное место в литературной жизни Па-
рижа. Вокруг него складывается группа писателей, поэтов и художников,
которые видят в нем своего лидера и наставника и регулярно собираются
в доме поэта, а гостиная небольшой и скромно обставленной квартиры
Виньи (вначале на улице Миромениль, затем на улице Экюри д'Артуа) пре-
вращается в литературный салон. Хотя после знаменитой постановки «Эр-
нани» в 1830 г. едва ли не официально главой романтизма был признан Вик-
тор Гюго, за Виньи сохранялась репутация «поэта молодой школы, которо-
му суждено совершить революцию в литературе», — как писал один из
посетителей его салона Ж. Оливье.2 Кружок Виньи был очагом творческого
общения всех, кто интересовался литературой, искусством, философией,
социально-утопическими доктринами, множившимися с самого начала
XIX в., и двери его оставались открытыми по средам около двух десятиле-
тий (приблизительно с 1828 по 1845 г.).
Салон Вииьи привлекал много посетителей, и среди них — немало вы-
дающихся личностей. Завсегдатаями здесь были Шарль-Огюстен Сент-Бёв
(до середины 1830-х гг.), Альфред де Мюссе, Огюст Барбье, поэт Эмиль Де-
шан и его брат Антоии Дешан, переводивший Данте на французский язык,
Леон де Вайи — французский переводчик Роберта Бернса, представители
«региональной» поэзии бретонцы О. Бризе и Э. Тюркети, поэт-драматург
А. Суме (строки из его трагедии «Клитемнестра» Виньи взял в качестве эпи-
2 Olivier J. Paris en 1830: Journal. Paris, 1951. P. 67.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 535
графа к XVIII главе «Сен-Мара»), писатель Адольф Дюма, поэт Жюль
де Рессегье, писатель Роже де Бовуар, автор многочисленных романов,
имевших большой успех; в 1840-е гг. в дом Виньи приходит и Бодлер. Салон
посещают художники Ашиль и Эжен Девериа (с последним Виньи был зна-
ком с детства по пансиону Икс (Hix) в предместье Сент-Оноре, куда еще в
1807 г. его определили родители). Здесь же можно было встретить широко
известного в те годы актера Бокажа и знаменитого Эктора Берлиоза. С Бер-
лиозом Виньи сблизился благодаря их общему увлечению Шекспиром. Сво-
его рода культ Шекспира в доме Виньи проявлялся не только в разговорах о
переводах его пьес на французский язык и их постановках на сцене, но и в
убранстве салона на улице Миромениль: его украшением служили картины,
изображавшие эпизоды и костюмы персонажей «Отелло» и «Венецианского
купца». Дружеским и творческим контактам поэта и композитора способст-
вовала работа над оперой «Бенвенуто Челлини» (1833), для которой Виньи
написал либретто. Через Берлиоза поэт знакомится в 1834 г. с Шопеном
и Листом. «Это человек возвышенного интеллекта и выдающегося ума, я
восхищаюсь им и люблю его всей душой», — писал Берлиоз о Виньи в
1835 г.3 Беседы об искусстве, чтение новых поэм или пьес, обсуждение ново-
стей литературной жизни, споры по поводу только что опубликованных
произведений в салоне Виньи перемежаются с разговорами об истории, со-
временных нравах, философии, религии, экономике: ведь Виньи принимает
у себя и таких людей, как идеолог «либерального католицизма» Шарль
де Монталамбер, экономист и социолог Мишель Шевалье, активный побор-
ник сен-симонизма, к которому и сам Виньи проявлял живой интерес. «Пись-
ма о Северной Америке» (1835) Шевалье послужат одним из источников по-
эмы Виньи «Дикарка». Среди посетителей салона — Эдуар де Лагранж — ди-
пломат и литератор, переводчик «Мыслей» Жан-Поля (реминисценции из
Жан-Поля нередки в творчестве и дневнике Виньи), Пьер-Мишель Питр-
Шевалье — автор трудов по истории Бретани, поэт и журналист, главный
редактор газеты «Фигаро» с 1845 г.
В доме на улице Экюри д' Артуа можно было встретить и Бальзака, кото-
рый присутствовал здесь не только как участник литературных и философ-
ских дискуссий, но и как неутомимый наблюдатель жизни. Уже современни-
ки Бальзака высказывали мнение, что прототипами Даниэля д'Артеза и уча-
стников его кружка в романе «Утраченные иллюзии» стали сам Виньи и его
окружение; причем д'Артез представлен как образец «большого писателя»,
т. е. бескорыстного и честного труженика, видящего в литературе средство
служения людям.
Салон Виньи посещают и иностранцы: английские друзья поэта и его
жены, в том числе Генри Рив, директор журнала «Эдинбургское обозрение»;
з Цит. по: Bahk'nsper«er F. A. de Vigny. Nouvelle contribution à sa biographie intellectuelle. Paris,
1933. P. 95.
536 Приложения
бывает здесь и Генрих Гейне, приехавший во Францию в 1831 г.; за роялем
можно увидеть и Ференца Листа, который живет в Париже с 1823 г. и восхи-
щает слушателей своей виртуозной игрой; среди гостей Виньи — итальян-
ский дипломат и государственный деятель Чезаре Альфьери, служивший в
1820-е гг. секретарем посольств в Петербурге, Берлине, Париже, и швейца-
рец Жюст Оливье, почти стенографически записавший в своем дневнике
(цитированном выше) то, что он видел и слышал в салоне Виньи в 1830 г.
Отдаваясь литературным занятиям и общению с тем кругом людей, в ко-
тором он находит единомышленников и ценителей своего таланта, Виньи
принципиально отмежевывается от всякой деятельности общественно-по-
литического характера. Материальная необходимость заставляет его слу-
жить в Национальной гвардии, и в 1833 г. ему был пожалован орден Почет-
ного Легиона. Этим Луи-Филипп продемонстрировал свое доброе располо-
жение к аристократу, лояльному к «королю-гражданину», который кичился
своим демократизмом. Король делает неоднократные попытки приблизить
Виньи к себе, приглашает во дворец к обеду, произносит комплименты по
поводу его произведений и его военной службы, предлагает даже министер-
ский портфель; он был готов пожаловать Виньи и титул пэра Франции, рас-
считывая сделать его своим придворным поэтом, однако Виньи предпочи-
тает получать жалованье за военную службу, а не гонорары и почести за
угодные королю стихи. Поэт живет в глубокой внутренней оппозиции ре-
жиму Июльской монархии — «королевству банкиров».
Редким и необычным проявлением гражданской активности Виньи ста-
ли в апреле 1848 г. и еще раз ровно через год его попытки получить депутат-
ский мандат. Намерение заняться политикой возникает у него как проявле-
ние республиканских симпатий и энтузиазма, вызванного декретом Вре-
менного правительства Второй республики от 4 марта 1848 г. о введении
всеобщего избирательного права («всеобщим», однако, оно было лишь для
мужчин не моложе 21 года при цензе оседлости 6 месяцев). Обе попытки
оказались неудачными. Столь же безуспешно Виньи добивается назначения
послом в Англию. История же его избрания в Академию представляет со-
бой нечто вроде драмы, первый акт которой в феврале 1842 г. обернулся
провалом, и только после еще четырех неудачных попыток, в мае 1845 г.,
Виньи наконец был избран в число «бессмертных».
В соответствии с издавна установленным ритуалом новообращенный
академик подготовил речь, в которой обязательными были обзор творчест-
ва и похвальное слово предшественнику. Перед Виньи стояла непростая за-
дача, ибо он был избран на место умершего незадолго до этого Шарля Гий-
ома Этьенна (1778—1845), известного не только как поэт-драматург, но и
как публицист, активно сотрудничавший еще при Реставрации в газетах
«Constitutionnel» и «Minerve Française». Этьенн имел неоднозначную об-
щественную репутацию, что объяснялось и объективными причинами (мно-
гократная смена политических режимов во Франции начала XIX в.), и субъ-
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 537
ективными, личностными. Получив признание как драматург благодаря
своей комедии «Мечта» (1799), Этьенн и в годы Империи пользовался бла-
госклонностью Наполеона: он был назначен цензором ив 1811 г. избран в
Академию. Однако уже в 1813 г. в связи со скандалом вокруг его комедии
«Интриганка», которая была запрещена Наполеоном, он был лишен места
цензора, которое вскоре, во время Ста дней, было возвращено ему, хотя и
ненадолго, так как Бурбоны вновь вернулись на трон. Этьенн был исключен
из Академии, но в 1829 г. опять возвращен в ее лоно, и при этом повторном
вступлении в Академию он произносит речь против романтизма. В сфере
политической жизни он преуспевает и в годы Июльской монархии, о чем
свидетельствует полученный им титул пэра Франции. Таким образом, мно-
гое в этом человеке претило принципам Виньи, при всех политических ре-
жимах сохранявшего гордый нейтралитет, а в литературном творчестве ос-
тававшегося верным романтизму. Не случайно газета «Constitutionnel» в
разгар сложных предвыборных академических перипетий писала о несо-
вместимости литературных и политических взглядов Виньи с «ролью благо-
родного противника», отводимой ему в сложившейся ситуации, в которой
он не должен был сказать «ни одного дурного слова в адрес г-на Этьенна».
Об этом вспоминает и сам поэт в своем дневнике.
Речь Виньи при вступлении в Академию отличается изяществом, с кото-
рым он при абсолютно неблагоприятных для него обстоятельствах выпол-
нил свою роль «благородного противника», тщательно дозировав похвалы
усопшему академику и воздержавшись от прямой критики. Главное же в
том, что она глубоко содержательна, и ее подлинный смысл вовсе не замк-
нут рамками творчества Этьенна. Эта речь выражает некоторые особенно
значимые для автора творческие и нравственные идеи, многое в ней можно
прочесть «между строк», уловить лишь в намеках.
Действительно, роль Виньи была нелегкой, особенно после пережитой
им предвыборной «драмы», которая нашла лишь частичное отражение в
«Дневнике Поэта». Его счастливыми соперниками при вступлении в Акаде-
мию оказались последовательно канцлер Паскье, философ Баланш, профес-
сор Сорбонны Патен, журналист и депутат Жирарден, критик Сент-Бёв, пи-
сатель Мериме.
Эта многоактная драма имела своего рода предысторию. Задолго до нее
Виньи высказывал не слишком лестное мнение об Академии и «бессмерт-
ных»: «Выборы в Академию для них — вопрос приличий, отношений, род-
ственных связей и вежливости. О достоинствах и литературном имени они
даже не поминают» ( 1837). Спустя семь лет критические суждения Виньи об
Академии обострились: «Мне никак не преодолеть отвращения, которое
мне внушает ее одеревенелость, педантизм и ее низкие происки» (1844). Не-
смотря на это он все-таки принимает решение баллотироваться, объясняя
его как своего рода вызов «беззастенчивости» Паскье, который, не имея ни-
каких литературных заслуг, выставил свою кандидатуру и преуспел только
538 Приложения
потому, что занимал важные государственные посты (он был главой Палаты
пэров, канцлером). В 1845 г. под впечатлением от предвыборных визитов
Виньи так резюмирует свое отношение к академикам: «...они не принадлежат
к моему времени и свое отжили». Год спустя, при чтении сборника «Академи-
ческие речи», он почти физически ощущает «шипы» и «колючки кустарника»,
«острые тайные жала литературных честолюбий, прикрытые редкими ковар-
ными цветками, от этого куда вероломней и отвратительней».
Будучи избранным только в результате шестой попытки, Виньи затем
долго дожидается церемонии официального вступления в Академию. Из-за
ряда проволочек, о которых позаботился директор Академии Моле, эта цере-
мония была назначена на 9 января 1846 г., затем перенесена и состоялась на-
конец 29 января 1846 г. Моле, пожелавший предварительно ознакомиться с
речью Виньи, остался крайне недоволен ее содержанием, так как не нашел в
ней верноподданнических похвал королевской семье, за которые Виньи был
обещан титул пэра Франции, и больше того — пэрство с пенсионом. Виньи
по существу пренебрег монаршей милостью и с точки зрения Моле должен
был быть наказан. Поэтому немедленно в ответ ему прозвучала недоброже-
лательная, высокомерная и оскорбительная для Виньи отповедь Моле. Как
отмечают биографы писателя, ни один академик не пережил столь жестокого
публичного оскорбления, какому подвергся Виньи. Он был также лишен воз-
можности ответить должным образом: ведь до последнего момента от него
тщательно утаивали содержание речи Моле, заранее известное некоторым из
«бессмертных». Возмущенный Виньи уклоняется от того, чтобы, согласно
принятому ритуалу, Моле представил его в качестве новоизбранного акаде-
мика королю. «...Только папа вправе, выпустив буллу, заставить целовать
свою туфлю», — язвительно замечает он в дневнике (1846). Таким образом, в
«послевыборной» части интриги личная неприязнь Моле к Виньи подкрепля-
ется мотивом политической нелояльности поэта.
Лишь после того как стало известно, что не только особы королевской
семьи (например, герцог Омальский, один из сыновей короля), но и сам мо-
нарх в присутствии министров осудил поведение Моле как «недостойное» и
Виньи был приглашен во дворец как частное лицо, а не как академик, поэт
является в Тюильри в июне 1846 г. (с момента его последней личной встречи
с Луи-Филиппом прошло четырнадцать лет). Примечательно, что и после
этой весьма лестной для Виньи аудиенции он колеблется в оценке поведения
короля: его поддержка — это изъявление благородных чувств или всего
лишь ловкий ход, рассчитанный на поддержку кого-либо, в ком заинтересо-
ван двор, на академических выборах в будущем?
Таким образом, если во время премьеры «Чаттертона» Виньи достиг
апогея литературного успеха, то избрание в Академию стало апогеем уни-
жения писателя.4 Такой прием еще раз заставил Виньи почувствовать себя
4 A llcm M. A. de Vigny. Paris, 1938. P. 158.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 539
«парией» — это психологическое состояние всегда сопутствовало его инди-
видуальному самоощущению. В заседаниях Академии он начал принимать
участие лишь после того, как с 1 июля 1846 г. Моле ушел с поста ее директо-
ра, и дневниковые заметки Виньи о впечатлениях этого дня полны сарказма.
В одном из писем 1846 г. к А. Коссаковской он также пишет: «Какой стран-
ный и капризный дух веет над этим собранием! Решения принимаются буд-
то случайно, по побуждению тайных страстей...».
Мысли о тщеславии, неизменно царящем среди «бессмертных», об их не-
способности признать чужое превосходство, об их равнодушии, более или
менее успешно прикрываемом светской вежливостью, множатся в сознании
Виньи, вновь и вновь напоминая ему о собственной предвыборной «драме»
и о происках Моле. Итог десяти лет пребывания в Академии он представля-
ет себе так: «...я научился равнодушно относиться к равнодушию». А в
1862 г. в ответ на письмо Бодлера, который извещает о своем предстоящем
предвыборном «академическом» визите, Виньи предостерегает его от всту-
пления в Академию. Попытка поэта стать академиком с точки зрения Виньи
стала бы «непоправимой ошибкой» с риском «заблудиться в лабиринте».5
Не менее чем вся «драма» и заключительный акт избрания в академики,
любопытен подробнейше описанный в «Дневнике Поэта» обычай предвари-
тельного посещения каждого из академиков новым претендентом на кресло,
освободившееся по смерти одного из «бессмертных». Галерея тех, кто стоит у
кормила литературной традиции, обрисована в «Дневнике Поэта» острым
пером проницательного наблюдателя, не без иронии воссоздающего акаде-
мические нравы, от которых слишком зависит его личный успех.
К режиму Второй империи Виньи относится вполне лояльно, что объяс-
няется и его разочарованием в политических деятелях республиканского
толка, и бонапартистскими настроениями в департаменте Шаранта, где на-
ходилось поместье Виньи (Шаранту нередко называли «бонапартистской
Вандеей»), и его личными контактами с Луи Бонапартом.
Знакомство Виньи с Луи Бонапартом произошло еще в 1839 г. в Англии,
в салоне леди Блессингтон. Затем они встретились в 1848 г. в Ангулеме. Луи
Бонапарт делал там остановку по дороге в Бордо и пригласил к себе Виньи,
имение которого Мен-Жиро находилось в окрестностях Ангулема. Когда
Луи Бонапарт стал императором Наполеоном III, Виньи оставался, как
всегда, далеким от политики и свободным от крайностей. Попытку предста-
вить его верноподданным приверженцем нового режима6 едва ли можно
считать оправданной. Если он опасался, как бы император не стал жертвой
покушения, то это объясняется прежде всего его решительным неприятием
таких методов политической борьбы, как убийство, будь то террористиче-
ский акт или казнь по приговору суда. И то и другое он считал преступлени-
5 Vigny A. de. Oeuvres complètes: 2 vol. Paris, 1948. T. 1. P. 567.
6 Guillemin //. A. de Vigny, homme d'ordre et poète. Paris, 1955. P. 11—30.
540 Приложения
ем, влекущим за собой множество других преступлений подобного рода, и в
этой цепи главное зло — «первый шаг», с чьей бы стороны он ни был пред-
принят. В драме Виньи «Жена маршала д'Анкра» (1831) и в ряде заметок
дневника эта точка зрения выражена достаточно ясно.
В 1850-е гг. Наполеон III и императрица устраивают в замке Компьень
нечто вроде роскошного отеля, куда приглашаются на неделю гости, по
мнению монаршей четы наиболее интересные и достойные этой чести. Ат-
мосфера здесь несколько более непринужденная, чем в официальном двор-
це. В 1856 г. Виньи оказывается в числе императорских гостей, так же как
Готье, Сент-Бёв, Верди, Виоле-ле-Дюк, Гуно, Пастер, Кювье и др. Однако
вскоре его контакты с императором прекращаются, в 1859 г. он присутству-
ет на обеде у монарха в последний раз.
В годы Второй империи Виньи сохраняет прежнюю отстраненную от поли-
тической сферы жизни позицию, о чем свидетельствует, например, его дневни-
ковая запись «О моей частной жизни», сделанная 14 марта 1852 г., т. е. через
три с половиной месяца после государственного переворота Луи Бонапарта:
«При всех правительствах я не представлял опасности и всегда держался в сто-
роне. Я сохранял независимость, потому что произведение, вышедшее из-под
невольничьего пера, лишено ценности... Держался в стороне, потому что при-
ближение к власти, какова бы она ни была, порочит писателей, потому что пра-
вительство не преминет щегольнуть ими, точно кортежем домашних певцов
или вольером любимых птичек, и потому что, в силу своей природы, ей следует
чураться ничем не стесненного и чересчур пристального анализа». Уточняя эту
позицию спустя еще несколько месяцев, в начале 1853 г., он акцентирует свою
мысль на идее справедливой и непредвзятой оценки, исключающей противо-
стояние как единственно возможную реакцию на действия того, кто у власти.
Такого рода слепую оппозицию он считает ненужной крайностью и проявле-
нием личной несвободы. «Истинная независимость состоит не в том только,
чтобы противостоять власти и порицать ее, но, если угодно, и в добровольной
и бескорыстной поддержке ее и одобрении».
Дом Виньи в Париже на улице Экюри д'Артуа остается открытым для
талантливых молодых литераторов. Он поддерживает Мюссе на выборах в
Академию, добивается премий для Ш. Леконта де Лилля и Ф. Мистраля,
оказывает благожелательный прием Ж. Барбе д'Орвильи как автору эссе
«О дендизме и Жорже Бреммеле» (1845); наконец в 1857 г. к нему приходит
Шарль Бодлер, только что опубликовавший «Цветы зла», и тоже получает
столь необходимую ему в тот момент моральную поддержку.
4
Намного более скупы заметки Виньи о своей личной жизни — семейной,
сложившейся не слишком счастливо, о светских контактах, которым он
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 541
предпочитал уединение («одиночество свято»), чтение книг и размышления
за письменным столом. Крайне сдержан Виньи во всем, что касается его от-
ношений с женщинами. О его «романах» известно, скорее, благодаря пере-
писке и свидетельствам современников, но то, что известно, представляет
большой интерес, так как в числе немногих избранниц поэта были далеко
не заурядные женщины, как например Дельфина Гэ, впоследствии ставшая
писательницей (мадам Эмиль де Жирарден), актриса Мари Дорваль, писа-
тельница Луиза Коле (больше известно о ее дружбе с Флобером), русская
корреспондентка А. И. Коссаковская (в девичестве Лаваль, сестра княгини
Е. И. Трубецкой, разделившей сибирскую ссылку своего мужа-декабриста).
История последней любви к Августе Бувар, о которой мы узнаем тоже лишь
из писем Вииьи, исполнена высокой духовности и человечности, пронзи-
тельной искренности, трагизма и щемящего предчувствия неизбежного тра-
гического конца.
В 1825 г. Виньи женился на англичанке Джейн Лидии Бенбери. Ее отец,
X. М. Бенбери (коммерсант и рабовладелец, разбогатевший в Гвиане), был
крайне недоволен выбором дочери: брак с офицером, да к тому еще и по-
этом, был воспринят им как удручающий мезальянс. Когда в обществе упо-
минали о его зяте, г-н Бенбери делал вид, что не помнит его имени. Сама же
г-жа де Виньи не отличалась ни умом, ни образованностью, ни душевной
чуткостью. К тому же, обладая слабым здоровьем, она обрекла своего мужа
на участь «сиделки», или «брата милосердия», как пишут его биографы.
Впрочем, эту роль (несмотря на многие увлечения) он исполнял преданно и
смиренно вплоть до смерти жены в декабре 1862 г. Этот брак был сплошным
разочарованием и не принес бедному поэту даже материальной компенса-
ции, на которую он, может быть, втайне рассчитывал. Мисс Бенбери счита-
лась богатой невестой, отец даже обещал подарить ей половину своих не-
вольников, однако после бракосочетания оказалось, что она владеет лишь
небольшим островом в Полинезии, населенным каннибалами, а рабы в
1833 г. получили свободу. После смерти г-на Бенбери в 1839 г. выяснилось,
что свое состояние он завещал детям от второго брака, лишив таким обра-
зом наследства старшую дочь Лидию.
Виньи испытывал к супруге должное уважение и нечто вроде жалости,
сострадал ей в ее постоянных недомоганиях и трогательно заботился о ней.
Но она не могла быть ему даже приятной собеседницей, и не только потому,
что за тридцать семь лет супружества не научилась говорить по-француз-
ски. О том, что интеллектуальным достоинствам своих подруг Виньи при-
давал особенное значение, красноречиво свидетельствует, например, такая
запись 1832 г.: «В женщинах меня часто утомляло то, что каждую любовни-
цу (из тех, что вообще заслуживали такого наименования) приходилось
просвещать и воспитывать, чтобы она могла поддержать со мной разго-
вор». Мадам де Виньи ему так и не удалось «воспитать»: к литературным за-
нятиям супруга она не проявляла ни малейшего интереса, французская речь
542 Приложения
требовала от нее непомерных усилий, да и сказать было нечего, особенно
после того, как однажды она призналась: «Oh! Je ave trompe vo, parce que je
aime vo» (чудовищно искажающая родной язык поэта фраза: «Я обманула
вас, потому что слишком вас любила»). Это была, может быть, трогатель-
ная, но и достаточно тривиальная уловка, с помощью которой вчерашняя
невеста объяснила, почему обещанное сказочное приданое оказалось не су-
ществующим в реальности.
Между тем мысль о том, что «родиться без состояния — величайшее не-
счастье», Виньи записывает в конце 1831 г. не в связи с семейными обстоя-
тельствами, а имея в виду ценностные ориентиры общества, кумиром кото-
рого становится слиток золота, как он в 1834 г. напишет в драме «Чат-
тертон». Однако еще большим, абсолютным несчастьем для него было
духовное одиночество, постигшее его в браке и очень скоро ставшее очевид-
ностью. Это и располагало к попыткам утолить чувственный и духовный
«голод» за пределами домашнего очага. Первая из такого рода попыток
обернулась длительным и захватывающим романом с актрисой Мари Дор-
валь, «первой актрисой нашего времени», как написал он в «Дневнике» в
1830 г., только что познакомившись с ней. Поэта привлекает в ней и талант,
и особенно то, что она «женщина... страстная и одухотворенная». Можно
сказать, что в 1830-е гг. жизнь Виньи проходит под знаком глубокого увле-
чения актрисой. Драматичные и порой мучительные для Виньи отношения
прекращаются лишь в 1838 г., но еще раньше имя Мари Дорваль на страни-
цах дневника почти перестает упоминаться, уступая место мифической Еве,
которой в 1838 г. поэт адресует серию писем, озаглавленных «Ева. — Пись-
мо XL», «Письмо XLI», «Письмо СП» и «Письмо СШ». Поэму «Дом Пасту-
ха» (1844) в подзаголовке он тоже называет «Письмом к Еве». Конечно,
Ева — не псевдоним Мари Дорваль или какой-либо другой женщины, о ко-
торых спорят французские исследователи.
Кто же эта Ева, к которой обращены мысли поэта? Некоторые коммен-
таторы поэмы соотносят ее «адресата» с разными реальными женщинами, в
первую очередь с теми, которые играли определенную роль в жизни поэта в
1830—1840-е гг., т. е. в момент создания «Дома Пастуха» или в период, непо-
средственно этому предшествовавший. Особенно показательным в этом
контексте представляется 1838 г. — год окончательного разрыва с Мари
Дорваль и начала романа с молодой американкой Джулией, личность кото-
рой несколько «двоится»: П. Виалланекс7 называет ее Джулией Бэтлгэнг
(Julia Battlegang), а Ж. П. Сен-Жеран8 и Г. Сен-Бри9 — Джулией Дюпре
(Julia Dupré). С американкой Джулией, некоторое время жившей в Париже,
Виньи был близок в 1838—1840-е гг. Отношения с ней (и ее сестрой Мэри)
7 Vialluiwi.x P. Vigny par lui-même. Paris, 1964. P. 184.
к Saint-Gcniiui J. Ph. Repères biographiques. Introduction // Vigny A. de. Oeuvres poétiques. Paris.
1978. P. 12.
9 Saint-Bris G. Alfred de Vignv ou la volupté et l'honneur. Paris, 1997.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 543
продолжались, пока обе не покинули Францию: в сентябре 1840 г. Виньи
провожает корабль, отплывающий из Гавра. Как намек на Джулию П. Виал-
ланекс толкует слова из поэмы «Дом Пастуха»: «fille de l'Océan» (дочь Океа-
на) и «voyageuse indolente» (беспечная путешественница) — это, возможно,
воспоминание поэта о женщине, обитательнице далекой страны, которой
пришлось дважды переплыть океан, чтобы приехать во Францию, а затем
вернуться к себе на родину. Другой знаток творчества Виньи, П. Ж. Кас-
текс,10 склонен считать прототипом Евы англичанку Августу Трифину
Ольмес (английскую фамилию Холмс (Holmes) французский язык превра-
тил в Holmes). С супругами Ольмес Виньи познакомился в 1828 г., когда он
занимался переводами трагедий Шекспира («Отелло», «Венецианский ку-
пец», «Ромео и Джульетта»), а г-н Ольмес, военный офицер по профессии,
страстно увлекался Шекспиром. Тесные отношения с супругами Ольмес
продолжаются и впоследствии, а в 1848 г., когда у них рождается дочь,
Виньи выступает в роли крестного отца. (Иногда встречаются намеки на
подлинное отцовство Виньи. Впрочем, личность Августы Ольмес-младшей
более интересна своими талантами: она была пианисткой, певицей, компо-
зитором, а также сочиняла стихи, она царила в мире искусств Третьей рес-
публики, вошла в круг близких друзей Малларме, тесно общалась с Вагне-
ром, Сен- Сансом; отцом ее пятерых детей стал К. Мендес, а одна из дочерей
позднее вышла замуж за А. Барбюса). Августа-старшая, т. е. мадам Ольмес,
была любительницей морских путешествий, так что она тоже может быть
ассоциирована и с «дочерью Океана», и с «беспечной путешественницей».
Однако обе эти версии сомнительны.
Едва ли под «маской» Евы скрывается Джулия. Как утверждают некото-
рые биографы, Джулия практически не говорила по-французски, а Ева из
«Дневника» в диалоге с Поэтом очень красноречива, и нет никаких намеков
на то, что беседа ведется на английском языке или каком-то другом, кроме
французского. Известно также, что Джулия интересовалась живописью, но
в беседах с Евой никогда не возникает сюжетов, связанных с этим. Упомина-
ние о муже таинственной корреспондентки в одном из «Писем» — также
явно недостаточный аргумент и в пользу Августы Ольмес. Да и слова «бес-
печная путешественница» могут подразумевать не только морское, а любое
путешествие, значит, не исключена ассоциация и с Мари Дорваль, гастроли-
ровавшей в провинции с труппой «Комеди Франсэз» после парижского три-
умфального успеха драмы Виньи «Чаттертон» (1835), в которой она испол-
няла роль Китти Белл.
Изобилующие в «Письмах» сетования по поводу неверности возлюблен-
ной также вызывают ассоциацию с Мари Дорваль, с которой именно в
1838 г. Виньи наконец решается на разрыв, так как не может больше про-
щать ей неискренности, непостоянства, порочных наклонностей. В одной из
ю Caste.x P. G. «Les Destinées» d'Alfred de Vigny. Paris, 1964. P. 156—157.
544 Приложения
дневниковых заметок сквозит намек на специфический характер ее дружбы
с Жорж Санд, которую он характеризует весьма нелестно (например, в фев-
рале 1833 г.: «чудовищная женщина»). Слова Виньи «Моя Сафо», завер-
шающие набросок «Сильвии» (1832) о любви к актрисе, подразумевают, ве-
роятнее всего, тоже Мари Дорваль.
Однако из этого не следует, что Ева из «Дневника Поэта» — это только
Мари Дорваль. Что же касается Евы, к которой адресована поэма «Дом
Пастуха», то этот персонаж еще дальше от Мари Дорваль. В дневниковых
фрагментах о Еве можно отметить интересное их видоизменение, которое
происходит в течение четырех-пяти месяцев: вначале это размышления о
женщинах вообще, затем описание конкретных сцен с возлюбленной, затем
воспоминания и мысли о том, что все лучшее, связанное с ней, — уже в про-
шлом, и наконец, завершающие весь цикл наброски некоего обобщенного
образа женщины, которая «опасна», потому что искусно «играет вами» и
ждет лишь «более пылких похвал и более страстных рукоплесканий». «Пись-
мо CIII» — это своего рода резюме или даже приговор отношениям, кото-
рые исчерпаны.
В целом невозможно свести образ Евы к единственному прототипу. Это
лишило бы его глубины и символической многомерности. Хотя нельзя от-
рицать, что дневниковые записи отражают непосредственные впечатления,
навеянные общением с той или иной конкретной женщиной, очевидно, что
Ева символизирует женщину вообще. Аналогичен образ Далилы в поэме
Виньи «Гнев Самсона» (1839): в нем также воплощено характерное для этих
лет представление автора о женской сущности, губительной для мужчины.
Когда же он пишет «Дом Пастуха» в форме «Письма к Еве», то он обращает-
ся к другой Еве, тоже воображаемой, — той, которая могла бы стать духов-
ной спутницей его жизни. Несмотря на все разочарования, он продолжает
искать ее, зная, что где-то она есть и, может быть, тоже ищет, следуя предо-
пределению, которое выражено словами, сопровождавшими божественное
сотворение человека: «Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему по-
мощника, соответственного ему» (Бытие, 2, 18).
В 1842—1843 гг. на страницах «Дневника Поэта» снова возникает имя
Евы — в стихотворных набросках к поэме «Дом Пастуха»: «Первое письмо
к Еве», «Третье письмо» и «Ответ Евы». В первом из них образ Евы как иде-
альной спутницы странствующего рыцаря мысли отмечен «ангельской доб-
ротой», которая наполняет светом и освящает дом Пастуха. У этой Евы —
«крылья Элоа, трепещущие от сострадания». В «Ответе Евы» к ее облику до-
бавляются духовная чуткость, ум, устремленный к постижению смысла че-
ловеческой жизни, и подлинное сочувствие, которого так жаждет лириче-
ский герой. Она говорит: «...наш долг в том, чтобы поддержать друг друга в
нашей неволе (букв.: тюрьме — prison) и в нашем изгнании. Люди должны
быть более близки друг другу, и пусть они навсегда оставят все бесполезные
философствования и не пытаются постичь всегда неясное небо». Добавле-
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 545
ния и уточнения к «Ответу Евы» Виньи делает и в 1851—1852 гг., что связа-
но, по всей вероятности, с дальнейшим развитием темы духовной спутницы
«рыцаря мысли». Подтверждение тому, что Виньи постоянно держит эту те-
му в поле своего внимания, мы находим и в его последней поэме «Чистый
дух» (1863), обращенной к Еве, как указано в подзаголовке.
Итак, Ева — это собирательный образ, отмеченный чертами не одной
конкретной женщины, а многих, включая тех, с которыми поэт еще надеял-
ся встретиться в своем стремлении обрести духовную опору в окружающем
мире. К этой неизвестной, скорее, воображаемой Еве обращены и «Дом
Пастуха», и «Чистый дух». Многие страницы «Дневника Поэта» позволяют
наглядно и поэтапно проследить трансформацию фактов биографии автора
в символический образ, потаенный процесс их поэтического «преображе-
ния».
5
В «Дневнике Поэта» в большей мере находят отражение не события, а
мысли, возникающие под впечатлением всего, что происходит вокруг и
в личной жизни автора, что привносят в его внутренний духовный мир чте-
ние книг, музыка, театр, встречи и разговоры с друзьями. Более того, запис-
ные книжки служат своего рода «запасником», из которого Виньи черпает
уже предварительно обдуманные идеи, темы, сюжеты, образы. Их множест-
во, но за каждой заметкой — долгие размышления, которые могли бы при-
вести к созданию новых произведений — стихотворений, поэм, драм, рома-
нов.
Небезынтересно проследить возможную судьбу двух из числа таких на-
бросков — о Жанне д'Арк. Эти фрагменты не развернуты сколько-нибудь
подробно, но самим фактом своего присутствия в записных книжках поэта
они свидетельствуют о том, что история Орлеанской девы привлекала авто-
ра «Дневника» и порождала в его сознании определенные исторические
ассоциации и творческие намерения. Первая запись датируется 1844 г.:
«Она — вечная девственница и никогда не удавалась поэтам. Так уж ей бы-
ло суждено — в поэзии всегда оставаться недосягаемой, победителя пока
что не нашлось. Со времен Шаплена, первым познавшего поражение у ног
ее девственности, никто над нею не возобладал».
Характерно, что понятия vierge (девственница), virginité (девственность,
чистота), immaculée (непорочная) у Випьи обыгрываются не в тривиаль-
по-морализаторском аспекте, а в плане поэтического воплощения сюжета:
никто из поэтов «не восторжествовал» потому, что ни талантом, ни прони-
цательностью, ни подлинным видением судьбы Орлеанской девы не достиг
того уровня, который соответствовал бы подвигу и личности Жанны. Явно
ощутима ирония Виньи по поводу традиционных представлений о Жанне
18 Альфред де Вимьп
546 Приложения
д'Арк, колеблющихся между двумя полюсами: морализаторским признани-
ем добродетелей героини, и прежде всего ее чистоты как девственницы, или
фанатичным осуждением ее как колдуньи. Поэту ближе мифологизирован-
ное восприятие Жанны как девы-воительницы, от которой ждали чуда спа-
сения короля и народа.
Особый интерес Виньи к судьбе и образу Орлеанской девы определяется
прежде всего тем, что в феномене Жанны д'Арк высвечивается идея патрио-
тизма. Виньи был убежден, что при абсолютной монархии представление о
патриотизме сводилось к идее верности королю. Родина была там, где был
король: «Нацией был король». Подобная идея в крайней и эгоцентрической
форме была выражена Людовиком XIV в известной фразе: «Государство —
это я!», согласно легенде, произнесенной совсем еще молодым монархом (в
1655 г., королю было тогда семнадцать лет). Хотя некоторые историки и со-
мневаются в достоверности этой легенды, фраза стала девизом абсолютиз-
ма, а подмена интересов нации интересами королевской династии сохраня-
лась до конца XVIII в., считает Виньи. «В 1789 г. родина отделилась от авгу-
стейшей особы. Гильотина Людовика XVI ознаменовала разрыв. Ныне
понятие родины становится безбрежным и того и гляди сольется с понятием
Человечества» (1846).
Размышления Виньи о патриотизме охватывают, как мы видим, не толь-
ко его время, но и историю, и вполне естественно у него возникает вопрос: в
какой же форме понятие родины могло существовать во времена, предшест-
вовавшие абсолютизму? Отсюда его интерес к событиям XV в., в частности,
к борьбе за французский престол, которым стремились прочно завладеть
англичане. В этом историческом контексте оказывается в высшей степени
значимым факт демократического происхождения героини: тем самым ак-
центируется, что идея поддержки подлинно французского короля против
иноземного претендента коренится в народе, а то, что этой идее противо-
стоит извне, чуждо массовым патриотическим настроениям.
Не стоит забывать и о том, что Виньи с глубоким и неподдельным инте-
ресом воспринимал все, что было связано с военным прошлым и настоящим
Франции, а в эпоху Реставрации он сам провел тринадцать лет на военной
службе. К событиям истории он обращается в романе «Сен-Мар» (1826) и в
драме «Жена маршала д'Анкра» (1831), обдумывая также и другие произве-
дения на историческую тему (роман о египетской кампании Наполеона,
драму о мадам Ролан — из истории революции 1789 г. и др.); участи воина
он посвящает книгу повестей «Неволя и величие солдата» ( 1835). При этом и
современность, весьма драматичная в плане военных событий, и история
прошлых веков побуждают его к размышлениям и оценке в философско-
нравствешюм плане судьбы участников военных коллизий. «Воин — муче-
ник политических идей», — записывает он в «Дневнике» в 1830 г. Эта мысль
прямо соотносима и с участью Жанны д'Арк. Ее судьба, осмысленная в этом
аспекте, очень близка теме вечного противостояния общества и человека
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 547
выдающейся судьбы, теме, постоянно присутствующей в творчестве Виньи.
Тип героя, который, вопреки осознанной им высокой миссии, в обществе
обречен на судьбу парии, варьируется у Виньи, воплощаясь в самых разных
персонажах: в библейском Моисее (поэма «Моисей», 1822), в поэте Стелло
из одноименного романа 1832 г., в собирательном образе воина в упоминав-
шихся уже повестях «Неволя и величие солдата». Жанна д'Арк вполне мог-
ла бы дополнить этот ряд образов.
В небольшой заметке, датированной 1858 г., отразился оригинальный
поворот темы Жанны д'Арк: «Любая книга, любое размышление о ней
склоняют к мысли, что она была народной Эгерией».
В необычной аналогии между Жанной д'Арк и Эгерией отражается спе-
цифическая именно для Виньи трактовка образа Жанны и всей историче-
ской ситуации, в которой ей выпала сложная роль спасительницы, героини
и жертвы. Эгерия, согласно легендарной истории Рима, была возлюбленной
и советницей римского царя Нумы Помпилия. Считалось, что в советах Эге-
рии царю была явлена воля богов и благодаря этим советам он посту-
пал мудро и во благо Рима. Это было мифологизированным выражени-
ем божественной природы монаршей власти. В легенде о Жанне присутству-
ет аналогичный мотив: ее, спешащую на помощь королю, вдохновляют
голоса святых или самого Бога, голоса помогают ей осознать цель и смысл
своего подвига — освободить Орлеан, осажденный англичанами, и короно-
вать дофина в Реймсе, и все это удается. Выполнив то, что ей внушено свы-
ше, Жанна хочет вернуться к себе в Домреми (согласно одной из версий ле-
генды), но ее судьба складывается иначе, ибо теперь уже, когда ее миссия
выполнена, она вынуждена поступать не по внушению свыше, а по воле об-
стоятельств, которые и приводят к печальным для нее последствиям: Жанна
ранена, затем попадает в плен и в итоге умирает мученической смертью на
костре.
Трагическая участь французской «народной Эгерии» контрастирует с
судьбой ее римского прототипа: жизнь Эгерии, согласно мифу, завершилась
чудесной метаморфозой: оплакивая смерть Нумы Помпилия, обливаясь
слезами, она превратилась в источник. Что же касается французского коро-
ля, то ему далеко до мудрости римского правителя, ибо он не смог (или не
захотел?) спасти Жанну от предательства, обступившего ее со всех сторон, а
значит, и сам предал ее. Логика мысли Виньи заставляет вспомнить о преда-
тельстве другого французского короля, последнего из Бурбонов, Карла X,
который в 1830 г., спасаясь бегством, оставляет своих подданных на произ-
вол судьбы. Это и дает Виньи основание отныне оставаться «преданным
только своей стране», но не королю. Противопоставление королю воина,
ощущающего себя покинутым, но исполненного чувства верности патрио-
тическому долгу, — эта ситуация и связанный с ней комплекс размышлений
вполне соотносимы с исторической коллизией, предопределившей подвиг и
трагедию Жанны д'Арк.
548 Приложения
В ассоциации «Жанна д'Арк—Эгерия» есть еще одна грань: мотив
источника, так поэтически завершающий легенду об Эгерии, в судьбе Жан-
ны отсутствует — на первый взгляд. По существу же вариация идеи источ-
ника уловима и в легендарной истории Орлеанской девы: этот неиссякае-
мый источник, питающий легенду о деве-воительнице, — не что иное, как
историческая память о ее подвиге, память, побуждающая к новым воплоще-
ниям образа Жанны д'Арк в искусстве и литературе.
Таким образом, в контексте мысли и произведений Виньи сюжет об Ор-
леанской деве представляется вполне подготовленным, потенциально веро-
ятным и, можно сказать, назревшим. Не является ли заметка 1858 г. о «на-
родной Эгерии» первоначальным наброском творческого замысла писате-
ля? Ведь и в критическом суждении о поэтах, которым так и не удалось
совладать с образом Жанны д'Арк, можно уловить опосредованно выра-
женное намерение Виньи и самому отважиться на подобную попытку.
6
Для «Дневника Поэта» характерно преобладание разрозненных, нерегу-
лярно датированных записей, лишенных общего событийного сюжета. Со-
отнести их с какими-либо конкретными обстоятельствами жизни поэта не-
редко бывает затруднительно. Факты, события порой проглядывают под-
спудно, лишь иногда они указаны точно (например, смерть матери, эпизоды
Июльской революции 1830 г., академическая «драма», публикация наибо-
лее привлекших внимание Виньи произведений его современников — Гете,
Шатобриана, Ламартина, Готье, Баланша, Барбье, Сент-Бёва, Стендаля,
Бальзака и др.). Последний роман, прочитанный Виньи менее чем за месяц
перед смертью, — это «Серафита» Бальзака.
Суждения Виньи о современниках-писателях любопытны своей нетри-
виальностью и говорят о самом Виньи не меньше, чем об объектах его оце-
нок. Так, о Сент-Бёве как поэте он отзывается объективно-доброжелатель-
но, несмотря на то что тот всегда относился к Виньи с предубеждением (гак,
в 1826 г. в газете «Globe» им была опубликована статья против романа
«Сен-Map», без подписи автора, вызвавшая возмущенный полемический
ответ Гюго в газете «La Quotidienne»). Ламартина Виньи воспринимает не-
однозначно: если ранняя поэзия Ламартина («Поэтические размышления»,
«Поэтические и религиозные созвучия») и его поэма 1836 г. «Жослен» вызы-
вали у него «благодетельные», как он сам признается, слезы восхищения, то
позднее, в 1838 г., поэму «Падение ангела» он характеризует как произведе-
ние, исполненное небрежности и фальши, а ее автора упрекает в подража-
тельстве и даже сравнивает с попугаем. В «Пармской обители» Стендаля его
привлекают «тончайшие наблюдения над миром дипломатии», «низменном
и отвратительном в своем трусливом лицемерии», а проницательно выпи-
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 549
санные портреты персонажей, верные оригиналам, вызывают у него «тош-
ноту».
Еще в 1935 г. Ф. Бальденсперже в предисловии к «Дневнику Поэта» ука-
зывал, что главная цель его комментария — выявить специфику «француз-
ского пессимизма», традиция которого восходит к классической морали-
стике.11 Это намерение было вызвано тем, что к началу XX столетия стало
привычным толковать Виньи в ключе абсолютного пессимизма, в духе Лео-
парди, Шопенгауэра, Ницше. Действительно, в «Дневнике Поэта» можно
почерпнуть множество аргументов, подтверждающих выдвинутый Баль-
денсперже тезис относительно «родства» Виньи с французской моралисти-
ческой традицией.
Более того, «Дневник Поэта» — в высшей степени ценный истори-
ко-культурный памятник: это не просто собрание рабочих записей, но от-
носительно целостный и самостоятельный литературный текст. Многие
его фрагменты носят вполне законченный характер (если рассматривать
фрагмент как некое самостоятельное жанровое образование, а фрагментар-
ность — как художественный прием, который внятно заявляет о себе в
XIX в., хотя безусловно принят и осмыслен он будет лишь во второй поло-
вине столетия) и способны «жить» вне контекста тех произведений, с кото-
рыми они первоначально связывались. По существу мы имеем дело с явле-
нием, близким к жанру максимы или морального размышления, который на
французской почве особенно плодотворно развивается в XVII в. (Ларошфу-
ко, Паскаль, Лабрюйер, мадам де Сабле) и не угасает и в XVIII столетии
(Вовенарг, Шамфор, Ривароль).
На рубеже XIX—XX вв., когда во Франции заметно оживился интерес к
наследию Виньи и были опубликованы первые фундаментальные труды о
его творчестве, возникло и представление о нем как о «романтическом Пас-
кале».12 Этим неофициальным, но в высшей степени почетным титулом был
отмечен вклад писателя в традицию французской моралистики. Подобно
тому как «Мысли» Паскаля увидели свет после смерти их автора (в 1669 г.),
два столетия спустя тоже посмертно (в 1867 г.) появляется первое издание
«Дневника Поэта». Аналогия между этими двумя книгами не ограничивает-
ся историей их публикации, они сопоставимы и в других, более существен-
ных отношениях. Можно выделить по крайней мере два аспекта сравнения
«Дневника Поэта» Виньи с «Мыслями» Паскаля. Это, во-первых, бросаю-
щаяся в глаза близость дневниковых записей романтического поэта к тра-
диционному во французской литературе жанру моралистических размыш-
лений, во-вторых, сходство некоторых идей Паскаля и Виньи.
Тематика размышлений Виньи разнообразна. Она включает прежде все-
го наблюдения над человеком вообще, т. е. устойчивыми, непреходящими
и VignvA. de. Journal d'un Poète (1823—1841). Paris, 1935. P. XX.
12 Grcgh F. Un roman inédit d'A. de Vigny // Rev. de Paris. 1912. N 3; Séché L. A. de Vigny: 2 vol.
Paris. 1913.
550 Приложения
свойствами человеческой натуры. «Для людей существенно только одно:
как убить время. В этой жизни, краткость которой мы воспеваем на все ла-
ды, величайший наш враг — время: у нас его всегда слишком много»; «Ни-
кто не имеет права презирать людей. Я не встречал ни одного человека, у
которого нельзя было бы чему-нибудь научиться»; «Надежда — величай-
шее из наших безумств»; «Все злодеяния и пороки происходят от слабо-
сти»; «Для человека, умеющего видеть, время не бывает потерянным. Что
для другого было бы праздностью, для него становится наблюдением и
размышлением»; «Здравый смысл — свойство, которое приходит к нам
позже всего и уходит раньше прочих»; «Встречаются старики, прикиды-
вающиеся, будто не слышат голос целого поколения. Уж если ты глух,
справедливее быть глухонемым, ибо мы не вправе судить о том, чего мы не
слышали»; «Иллюзии — хлеб глупцов. Сильный человек упивается ими
как крепкими винами, когда испытывает нужду в опьянении. Лекарство
против тоски».
На этом «общем фоне» вырисовываются особенности французского на-
ционального характера в представлении Виньи: «Французам присуще вооб-
ражение, когда они действуют, но редко — в минуты одиночества и раз-
мышления»; «Ничто не сравнится с легкомыслием французов, даже в те дни,
когда они напускают на себя педантичный и важный вид»; «То, что считает-
ся легкомыслием французов, есть на самом деле слабость ума и неспособ-
ность к сосредоточенности»; «Французы довольствуются малым: некоторая
фамильярность обхождения им кажется равенством»; «О своих мнениях,
дружбах, приверженностях говорить с улыбочкой, словно о пустяке, от ко-
торого в любую минуту готов отказаться в пользу его противоположности:
вот французский порок».
Немалое внимание Виньи уделяет специфике творческой личности:
«...призвание гения — непрестанно открывать перед человеческим разумом
новые пути ... сильный человек должен полностью ограничиться одиноки-
ми размышлениями и не растрачивать себя в публичных импровизациях»;
«Единственная радость, сопряженная с литературным трудом, дается нам в
те минуты, когда мы пишем»; «В известности только одно хорошо: она дает
веру в себя и право вслух высказывать свою мысль во всей ее полноте»;
«Мыслящему человеку должно высоко ценить свое сочинение лишь в том
случае, если оно не стяжало шумного успеха и автор сознает, что оно опере-
дило поступь толпы»; «Можно ли представить себе, что еще находятся по-
эты, воспевающие выигранные битвы, борьбу железа с плотью, огня с чело-
веческой кожей?»; «Великое несчастье — тащить за собой в будущее своего
неудачливого критика, как воздушный шар — гондолу».
Из размышлений Виньи о «тружениках мысли», а значит, и о себе самом,
рождается афоризм, который может служить духовной поддержкой многим
и во все времена: «Труд — это забвение, но забвение деятельное, подобаю-
щее сильной душе».
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 551
Любопытны высказывания о времени, о социальном укладе Франции, о
власти, политиках и прессе. Суждения писателя остры и проницательны, их
актуальность не ограничивается эпохой Виньи: «Нет ничего более безнрав-
ственного, чем сила и абсолютная власть, которая есть сила»; «Обществен-
ный строй всегда дурен. Время от времени он бывает всего лишь сносным»;
«Воистину свободный гражданин тот, кто не зависит от правительства и ни-
чего от него не получает»; «Нынче время политических комедиантов, не
имеющих убеждений»; «В наше время свобода — это деньги; рабство — это
нищета»; «Любое правительство — не более чем действующий символ от-
сталой мысли»; «Наименее скверное правительство — это то, которое мень-
ше всего заметно и которое обходится нам наименее дорого»; «К людям,
стоящим у власти, не пристало питать ни любви, ни ненависти. К ним следу-
ет испытывать те же чувства, что и к своему кучеру: он или хорошо правит,
или плохо, и все»; «В политику и в правительство верят лишь ограниченные
умы»; «Пресса — рот, всегда насильно отверстый и вынужденный вещать
без умолку. Из-за этого он и говорит в тысячу раз больше, чем нужно, неред-
ко и заговаривается, и несет околесицу».
В оценке социально-политического устройства Франции Виньи далек от
оптимизма, тем не менее с перспективой будущего у него связаны некоторые
надежды: «Желание отдельного человека — свобода, желание человека об-
щественного — порядок, ибо человек нуждается в защите. Все возрастаю-
щая власть разума приведет общество к тому, что ничье желание свободы не
будет ущемлено, а порядок неизменно будет защищать каждого».
Суждения Виньи о природе, скорее, расходятся с доминирующей в ро-
мантизме натурфилософией и предвещают Бодлера: «Природа для меня —
непростительно старые и прочные декорации, в которые заброшена мимо-
летная и возвышенно-прекрасная марионетка — человек».
Больше всего Виньи увлекают вопросы нравственности, причем он не
ищет какие-то абсолютные основы морали, а пытается осмыслить принци-
пы поведения своего современника, не приемлющего буржуазную мораль и
разуверившегося в религии. Под этим углом зрения у него повернуты мно-
гие «вечные» вопросы: о месте и назначении человека в мироздании, об от-
ношении к Богу, к природе, к другому человеку. При этом своеобразными
вехами развития его мысли, вопреки традиционному католицизму, стано-
вятся «религия без поклонения», разум и «религия чести».
«Религия без поклонения — все равно что любовь без ласк, когда гово-
рят: я вас люблю, ну и хватит об этом». В этом суждении по существу «за-
шифрована» негативная оценка покорной и нерассуждающей веры. Антаго-
нист такой религии — разум, который «оскорбляет все виды фанатизма».
При этом для Виньи особенно значим акцент на идее индивидуального ра-
зума («Каждый человек — лишь образ какой-либо идеи всеобщего разума»),
личностной позиции, самостоятельности всякого человека, предполагаю-
щей и его нравственную ответственность. Это воплощается в характерной
552 Приложения
для Виньи концепции «религии чести». «Религия чести нередко оказывалась
настолько могущественной, что замещала собой в людских сердцах христи-
анскую веру», — утверждает он.
Лейтмотивом «религии чести» в значительной степени компенсируется
скептицизм Виньи в отношении Бога как мудрого и доброго покровителя лю-
дей. Он признает за Богом лишь роль создателя крайне несовершенного ми-
ра: «Сотворение мира, несомненно, — неудавшийся или наполовину незакон-
ченный труд, с величайшим усилием идущий к совершенству». Христианство
Виньи называет «религией отчаяния», всякую надежду и тем более веру счи-
тает лишь проявлением человеческой слабости, а «правду о жизни» видит в
стоическом неверии. Эти представления воплотились в цикле «Судьбы», осо-
бенно в двух поэмах 1839 г.: «Смерть волка» и «Элеонская гора».
Этическую позицию Виньи чаще всего характеризуют как стоицизм, со-
относя ее с античным и раннехристианским стоицизмом и имея в виду слова
самого поэта о «стоической гордости» из поэмы «Смерть волка» и много-
численные записи в «Дневнике», свидетельствующие о том, что его автор
упорно, внимательно и сочувственно читал сочинения стоиков. Он полагал,
что все античные философы были более или менее стоиками, распространяя
это и на Платона, а в целом философию стоицизма считал едва ли не луч-
шим достижением античной мысли. Из «Руководства» Эпиктета он даже де-
лает выписки и не раз (в том числе в переписке) цитирует его изречение
«Страдай и сохраняй самообладание». Тем не менее его собственная этиче-
ская позиция не идентична стоицизму Эпиктета или какого-то другого фи-
лософа-стоика.
Широко известные и всюду цитируемые слова из поэмы «Смерть вол-
ка»: «Gémir, pleurer, prier est également lâche» («Стенать, рыдать, молить —
равно позорно», перевод Ю. Корнеева) — дают повод непосредственно со-
поставлять Виньи и изречение Сенеки, римского философа-стоика I в. н. э.:
«Flere, queri, ingemere desciscere est»13 («Рыдать, жаловаться, стенать — зна-
чит обособиться»).
Здесь действительно есть аналогия, но неполная. Сенека, исходя из
принципа слепого подчинения божественной воле, подразумевает, что «des-
ciscere» — «обособиться» было бы самым нежелательным проявлением сла-
бости человека. Виньи, напротив, призывает человека именно к «обособле-
нию»: ведь он считает невозможным просить, молить, молиться, т. е. связы-
вать какие бы то ни было надежды с Богом, а это приводит человека к
«обособлению» от Бога. В этом — главный момент расхождения Виньи с
философией стоицизма. В то же время обретение человеком самостоятель-
ности возлагает на него и всю меру нравственной ответственности и требует
от него «молчать», т. е. гордо «пить до дна свою горькую чашу», как Виньи
пишет в поэме «Париж», и подобно Сизифу «без стонов нести свою ношу».
)3 «Ьез ОезПпёез» <ГА1Ггеё ее У^пу соттетёез раг Р. О. Са$1ех. Рап$, 1964. Р. 82.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 553
Мораль человека без Бога в душе, которую исповедует Виньи, называя
ее «религией чести», включает лишь некоторые моменты античного стои-
цизма (идею независимости духа и самообладания), которые в концеп-
ции Виньи подвергаются переосмыслению через призму этических доктрин
Спинозы (постулаты о «незаинтересованной» морали, о взаимозависимо-
сти понятий необходимости и свободы) и Канта («категорический импера-
тив»). Виньи выводит принципы нравственности не из религиозных догма-
тов, а из «общих понятий», как рекомендовал Спиноза, и прежде всего из за-
кона необходимости, распространяя его и на духовную жизнь человека.
Кантианскую этику долга он принимает с существенной поправкой, настаи-
вая на идее добра как основе нравственного долга.14
Однако стоическая гордость и молчание в ответ на «вечное молчание
божества», которые Виньи считает достойным человека жизненным поведе-
нием, — это идеал, приблизиться к которому способны лишь «аристократы
духа», в массе же своей люди смиряются со своей участью заложников несо-
вершенного миропорядка, в силу которого их существование предопределе-
но как несвобода и неведение. В набросках 1832 г. ко второй части романа
«Консультации Черного Доктора» (этот замысел остался нереализован-
ным) человеческая жизнь представлена в образе вечного узилища, тюрьмы.
Мотив человека-узника, постоянно ощущающего «нависшее над ним бремя
приговора» и «не знающего ни вины своей, ни судебного дела», но из мало-
душия все-таки верящего своему тюремщику, не оставляет Виньи, особенно
в 1830-е гг. Даже если узники и отваживаются на дерзкую и безумную по-
пытку добиться правосудия, они не могут рассчитывать на успех, так как
власть таинственного «тюремщика» столь велика, что они обречены пребы-
вать в неведении относительно того, за что осуждены, «они не знают ни по-
чему они в тюрьме, ни куда их потом препровождают, и знают, что не узна-
ют этого никогда», поэтому им остается лишь привыкать к неволе, украшая
тюрьму «маленькими садиками». А. Моруа видит в этих строках Виньи «до-
вольно детально разработанный набросок „Процесса"» Кафки.15 Действи-
тельно, замысел Виньи соотносим с романом Кафки, однако этим сопостав-
лением не может быть нивелирован оттенок смысла, особенно значимый
для французского писателя: «тюремщик», или «хозяин тюрьмы», у Виньи —
это святотатственная метафора Творца мира: «Как добр Господь, какой
чудный тюремщик: он насадил столько цветов во внутреннем дворе нашей
тюрьмы! ...До чего же велико это чудное и утешительное милосердие, если
оно делает наказание столь сладостным для нас!».
В «Дневнике Поэта» есть запись, отражающая весьма скептическое от-
ношение к жанру максимы или морального размышления как к «роду сочи-
i4 Подробнее о «религии чести» см. в кн.: Соколова Т. В. Философская поэзия Альфреда де Ви-
ньи. Л., 1981. С. 140—149.
'5 Моруа А. Альфред де Випьи // Шестьдесят лет моей литературной жизни. М., 1977. С. 134—
135.
554 Приложения
нения из всех самому обманчивому» и «претенциозному», так как он «созда-
ет видимость мысли там, где мысли нет... Морализаторство либо то, что се-
бя таковым почитает, рядится под Сократа и, кажется, дарует эликсир своих
немногословных мыслей, где каждый слог — бриллиант. Но сколько вздо-
ра, сколько бессмыслицы в этих разрозненных фразах!». Однако это сужде-
ние не исключает признания Виньи своего «родства» с моралистикой. О се-
бе самом он неоднократно говорит как о моралисте — «эпическом» и «дра-
матическом», аргументируя эту мысль не только фактами своего
творчества, но и приметами френологии и физиогномики («проницатель-
ный взгляд глубоко посаженных глаз, большой лоб»).
Исторические корни моралистики Виньи возводит к греческой антично-
сти: «Платон был более всего великим моралистом». В платонизме он нахо-
дит с его точки зрения более надежную, чем христианство, нравственную
опору, обеспечивающую внутреннюю душевную гармонию. «Платонизм —
это аромат, который могут воспринять лишь самые возвышенные умы, за-
годя вскормленные и умащенные могучими мыслями. Христианство —
плод, до которого в силах дотянуться слабый». Предпочтение, отдаваемое
поэтом античному миросозерцанию, проявляется и в характерном противо-
поставлении архитектуры двух эпох: «Античный храм изящен и радостен,
как брачное ложе; христианская церковь сумрачна, как могила. Один посвя-
щен жизни, другая смерти». Вторая его опора — стоицизм, подкрепляющий
независимость личности, которая реализует себя в мысли, а не в активном
действии. Ориентацией на античную философскую традицию в мировоззре-
нии Виньи в определенной мере компенсируется скептицизм в отношении
христианской религии.
7
Французские исследователи, традиционно сопоставляя Виньи с морали-
стами XVII—XVIII вв., склонны отождествлять этическую позицию роман-
тического поэта с янсенизмом Паскаля,16 в результате чего возникла легенда
о Виньи как «янсеиистском поэте». Основанием этому служат прежде всего
некоторые факты его биографии. Известно, например, что мать поэта, к ко-
торой он и в зрелые годы сохранял привязанность, была воспитана в прин-
ципах янсенизма и, следовательно, могла сформировать сознание своего
сына в том же духе. Библиотека в Мен-Жиро — фамильном поместье Ви-
ньи — включала много сочинений янсенистов.
К сочувственному восприятию идей Паскаля Виньи располагали и неко-
торые общие тенденции интеллектуальных исканий его современников, и
•6 Séché L. A. de Vigny. P. 21, 412—447. A. Жирар видит в характерной для Впньп концепции
судьбы «своего рода светскую транспозицию яисепистских идеи» {Girard A. Le journal intime et la
notion de personne. Paris. 1963. P. 385).
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 555
личные духовные устремления поэта. Французские почитатели Паскаля, и в
их числе Виньи, с интересом встретили новое (и первое в XIX в.) издание
«Мыслей» (1835) и вскоре после этого — первые публичные выступления
Сент-Бёва о янсенистах Пор-Рояла и его книгу «История Пор-Рояля».17 Ста-
тью Сент-Бёва о янсенистах18 Виньи читает вслух своей матери в 1837 г., за
несколько дней до ее смерти, а в 1838 г. обращается к «Десяти заповедям» —
сочинению еще одного янсенистского автора, Пьера Николя. В 1842 г.
Французская Академия объявляет конкурс на сочинение, посвященное Пас-
калю, и на пяти ее заседаниях (с апреля по август 1842 г.) слушается доклад
В. Кузена «О необходимости нового издания „Мыслей" Паскаля». В этом
же году доклад публикуется в «Journal des Savants», а в 1843 г. он издается
отдельно с обширным приложением, в которое вошли некоторые письма
Паскаля, неопубликованные фрагменты его сочинений и другие материалы.
В 1844, 1852 и 1853 гг. выходят новые издания «Мыслей» и параллельно
им — сочинения Сент-Бёва,19 Кузена,20 Вильмена21 о Паскале.
В миросозерцании Паскаля ощутимо попеременное тяготение к одному
из двух полюсов: это рациональное знание о мире и нерассуждающая вера.
Отсюда взаимоисключающие суждения, как например: «Человек недостоин
Бога»22 и «Величие человека — в его способности мыслить».23 «Мысли» со-
ставлены из набросков к труду «Апология религии», над которым Паскаль
работал в последние годы жизни. Апология нерассуждающей веры ему не
удалась, как не удалось избежать сомнений или полностью преодолеть их.
«Куда бы я ни поглядел, меня везде окружает мрак... Я крайне удручен, ибо
вижу слишком много, чтобы отрицать, и слишком мало, чтобы преиспол-
ниться уверенностью».24 Отсюда и незавершенность «Мыслей», которые ос-
тались в истории не столько как произведение религиозной апологетики,
сколько как выражение исполненной сомнений индивидуальной веры мыс-
лителя-гуманиста.
Скептический, беспокойный, ищущий ум Паскаля привлекает людей,
сформировавшихся в духовной атмосфере романтического искусства. Его
сомнениям и метаниям сочувствуют настолько, что порою его домыслива-
ют, наделяют чертами, характеризующими романтическое сознание. Так,
17 Sainte-Beuve Ch.-Aug. Le Port-Royal: 5 vol. Paris, 1840—1859.
Речь идет о лекции Сент-Бёва, прочитанной в Лозанне 6 ноября 1837 г. и опубликованной
месяц спустя в «Revue des deux Mondes». За неделю до выхода журнала в свет Виньи читал корректу-
ру статьи Сент-Бёва.
19 Одновременно с работой над книгой «Пор-Рояль» Сент-Бёв пишет рецензии на два новых
издания «Мыслей» Паскаля, вышедших в 1844 и 1853 гг.
20 Cousin V. Des «Pensées» de Pascal. Paris, 1843; Etudes sur Pascal. Paris, 1843. Эта книга до конца
1850-х гг. переиздается четыре раза.
21 Vi/lemain F. De Pascal considéré comme écrivain et comme moraliste // Discours et mélanges
littéraires. Paris, 1846.
22 Pascal B. Pensées et opuscules. Paris, 1904. P. 561.
23 Ibid. P. 488.
24 Ibid. P. 432—433.
556 Приложения
Сент-Бёв говорит о «меланхолии» Паскаля, а о самом мыслителе как о
«предвосхищающем отблеске нашего времени» («un miroir anticipé de notre
âge») и даже называет его «нашим современником по чувствам».25 В «Мыс-
лях» Паскаля, преисполненных и страстных поисков, и горячего желания
верить, и сомнений, романтики находят своеобразную опору в своих стрем-
лениях разгадать тайну гармонической личности, способной жить в согла-
сии с законами мира. Иными словами, Паскаль открыл им возможность ве-
ры, обретенной благодаря индивидуальному, личному жизненному опыту,
а не откровению свыше.
Виньи более всего сочувствует сомнениям мыслителя, которые по суще-
ству являются отрицанием догматических представлений о мире, о челове-
ке, о религии. Паскалевская диалектика становится для него своего рода
«наваждением», «одержимостью», как пишет А. Жирар.26 Благодаря Паска-
лю поэт более смело продолжает путь преодоления традиций семейного
воспитания и социальных предрассудков своей среды. Это особенно харак-
терно для 1830—1840-х гг., ставших, по выражению поэта, «самым фило-
софским периодом» в его жизни. Во Франции эти годы отличаются резким
падением авторитета религии и в то же время интенсивными и разнонаправ-
ленными поисками «новой веры» (сен-симонизм, христианский социализм
и др.), обилием теорий социологического, утопического, религиозно-нрав-
ственного характера. Многие записи в дневнике Виньи свидетельствуют о
внимании поэта к этим поискам и особенно ко всем проявлениям религиоз-
ного скептицизма.
Сомнение в догме — это первый импульс, порождающий всех скептиков
и атеистов, без которых не обходится ни одна религия, убежден Виньи. Его
интерес к этим «отступникам» в истории христианства не иссякает. Геро-
ем одного из юношеских произведений писателя — трагедии 1816 г. —
был римский император Юлиан, дерзнувший в эпоху раннего христианства
повернуться «вспять», к возрождению язычества и прозванный за это От-
ступником. В 1830-е гг. к этому же историческому персонажу буквально
приковано внимание Виньи, когда он работает над романом «Дафна», так и
оставшимся незавершенным. В восприятии Юлиана Виньи близок к просве-
тительской оценке его как первого свободного мыслителя христианской
эпохи. «Я не могу победить симпатии, которую всегда внушал мне Юлиан
Отступник. Если есть на свете метемпсихоз, я был этим человеком», — при-
знается он в 1833 г.
В ряду христианских мыслителей Виньи особенно выделяет Паскаля.
Его имя чаще любого другого упоминается в «Дневнике», особенно после
1832 г. В сомнениях мыслителя Виньи видит не только исходную позицию
отношения к религии и к Богу, но своего рода гарантию свободы личного
25 Sainte-Beuve СИ.-Лиц. Les grands écrivains français. XVII siècle: Philosophes et moralistes. Paris,
1928. P. 115, 140.
26 Girard A. Le journal intime et la notion de personne. P. 386. 388.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 557
интеллектуального поиска, не скованного религиозной догмой. «Чем мощ-
нее ум, тем глубже увязает он в катакомбах сомнения, обуревающего людей.
Паскаль в них заблудился, ибо продвинулся дальше остальных», — пишет
он. Более того, сомнение Виньи считает самой характерной чертой мирови-
дения своих современников: «Семнадцатое столетие верит, восемнадцатое
отрицает, девятнадцатое — сомневается».
Уже с конца 1820-х гг. в «Дневнике» встречаются реминисценции паска-
левских идей и образов. Это прежде всего образ человека-узника в ми-
ре-темнице и образ «мыслящего тростника», который, по верному замеча-
нию Сент-Бёва, является квинтэссенцией паскалевской концепции челове-
ка: «Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но
он — тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, не надо всей Вселенной,
достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Все-
ленная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстает-
ся с жизнью и что он слабее Вселенной, а она ничего не сознает».27
Первое сравнение с тростником в «Дневнике Поэта» не наполнено смыс-
лом, характерным для Паскаля: «Не знаю, зачем я сюда заброшен, но раз уж
я здесь, надобно здесь и оставаться: я тростник, что тянется вверх на том са-
мом болоте, где его воткнули». Возвращаясь вскоре к образу тростника и
снова сравнивая себя с ним, Виньи добавляет: «Я грезил о стихах», как «тро-
стник позади дубовой рощи». Способность грезить, мечтать, размышлять,
которой как бы уравновешивается физическая невозможность сопротив-
ляться судьбе, превращает сравнение «человек — тростник» в символиче-
ский образ, близкий к паскалевскому.
В опубликованных посмертно, уже в XX в., фрагментах к поэме «Дом
Пастуха» (1844) есть строфа, которую Виньи по каким-то причинам оставил
неопубликованной. Последние строки этой строфы: «II sait que l'univers
l'écrase et le dévore; / Plus grand que l'univers qu'il juge et qui l'ignore, / Le Berger
a lui-même éclaizé sa maison».28 («Он знает, что Вселенная уничтожает его
(букв.: раздавливает) и поглощает; / Превосходящий Вселенную тем, что он
постигает ее разумом, а она об этом не знает, / Пастух собственным светом
озаряет свой дом») — это почти буквальное цитирование паскалевского
(приведенного выше в русском варианте) суждения: «Quand l'univers l'écra-
serait, l'homme serait encore plus noble que ce qui le tue, parce qu'il sait, qu'il
meurt, et l'avantage que l'univers a sur lui; l'univers n'en sait rien». В поэме
Виньи «Бутылка в море» можно увидеть подтверждение идеи Паскаля о пре-
восходстве духовной силы человека над природной стихией. В финале по-
эмы особенно выразительна перекличка с Паскалем, точнее, с 346-м и 348-м
фрагментами его «Мыслей»: «Величие человека — в его способности мыс-
лить»; «Мне следует утверждать мое достоинство не в окружающем меня, а
27 Pascal B. Pensées. P. 488.
2x Vigny A. tic. Mémoires inédits: Fragments et projets. Paris, 1958. P. 430.
558 Приложения
в умении владеть моими мыслями. Обладание тем, что вне меня, не добави-
ло бы мне возможностей, в мире я, как песчинка, которую все сущее обвола-
кивает и поглощает, а с помощью мысли я охватываю Вселенную».29 Слова
Паскаля: «Величие человека — в его способности мыслить» могли бы стать
эпиграфом к поэмам Виньи «Дом Пастуха», «Бутылка в море» и «Чистый
дух».
Утверждение духовной силы человека как единственного в природе но-
сителя разума, сознания — это важнейший из всех мотивов «Дневника», со-
звучных «Мыслям» Паскаля. Ею прежде всего определяется гуманистиче-
ская направленность миропонимания и Паскаля, и Виньи. Сближает их и
сам принцип поисков «своей», «личной» религии. Как бы продолжая мысль
Паскаля о том, что Бога нужно искать «в себе», Виньи говорит: «У религии
чести есть свой бог, вечно живущий в нашей душе». В то же время эта общая
посылка ведет мыслителей к утверждению отнюдь не идентичных основ мо-
рали: в отличие от янсенизма, безусловно принимающего идею Божествен-
ной благодати, «религия чести» Виньи — это мораль без Бога.
Говорить о полном совпадении взглядов Виньи и Паскаля было бы пре-
увеличением. Во многих случаях при явной аналогии обнаруживаются еще
более существенные расхождения, касающиеся прежде всего отношения к
Богу. Так, у Паскаля ветхозаветный Бог — покровитель избранных — про-
тивопоставлен Христу как всеобщему заступнику и утешителю. У Виньи по-
добное противопоставление значительно острее и акцентировано на нега-
тивной оценке Бога-отца: он восхищается самопожертвованием Христа как
проявлением в нем человеческого начала и осуждает Бога-отца за индиффе-
рентность, которая нередко оборачивается жестокостью к людям. Об этом
его запись 1829 г.: «О Христе. — Человечеству следовало бы пасть на колени
перед этой историей, ибо жертва — это самое прекрасное, что только есть на
свете, а Бог, рожденный в яслях и умерший на кресте, превосходит все преде-
лы величайших жертв». Мировосприятие Виньи в целом и его отношение к
Богу прежде всего носит более светский характер, оно менее зависит от ве-
ры, чем янсенистское мышление Паскаля.
Несомненно, что нитью преемственности этика Виньи связана с янсениз-
мом, но только в самых общих постулатах: это утверждение «внутренней»
веры, чуждой фанатизма, а также безразличие к внешним проявлениям ре-
лигиозного культа. Янсенистское осуждение аморализма также импониро-
вало Виньи, хотя формы проявления аморализма в XVII и XIX вв. были раз-
ными.
Для янсенистов XVII в. главными идейными антагонистами были иезуи-
ты с их казуистической моралью, основанной на теории «вероятных мне-
ний». В XIX в. борьба против иезуитов приобретает новую актуальность,30
29 Pascal В. Pensées. P. 488.
30 Boutroux E. Pascal. Paris. 1900. P. 199.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 559
так как этот орден, упраздненный в 1764 г., возрождается в 1814 г., на волне
феодально-клерикальной реакции, сопровождавшей возвращение к власти
Бурбонов. Иезуиты задают тон в Конгрегации — союзе, объединявшем наи-
более ярых роялистов и церковников для борьбы против либералов. Огром-
но влияние иезуитов в учебных заведениях, в прессе. Иезуиты воплощают
собой крайнюю политическую реакцию, а на духовенство, хоть сколько-ни-
будь «зараженное либерализмом», автоматически падает подозрение в со-
чувствии янсенизму. Такие «янсенисты» изображены Стендалем в романе
«Красное и черное» (аббат Шелан, ректор Безансонской семинарии Пирар).
Знакомство с ними вызывает у Жюльена Сореля не только восхищение, но и
крайнее удивление: ведь представление о религии у него было прочно связа-
но с лицемерием и жаждой наживы.
Еще в середине XVIII в. янсенизм во Франции перестал существовать
как религиозное движение, и постепенно понятие «янсенист», изъятое из
чисто теологического контекста, превратилось в категорию нравственного
порядка, подразумевающую строгость моральных принципов, самостоя-
тельность позиции, суровую непримиримость к проявлениям безнравствен-
ности. Эти качества привлекали тех, кто при «короле банкиров» Луи-Фи-
липпе устоял перед вакханалией наживы, не принимая господствующую
«мораль успеха».
Виньи всегда относил себя к «аристократам духа», составлявшим оппо-
зицию «аристократии богатства». Не принимая буржуазный практицизм,
сметающий на пути к обогащению всякую мораль, кроме «морали успеха»,
он искал нравственную опору во многих учениях, отстаивавших идею «неза-
интересованности», т. е. бескорыстного и высоконравственного поведения
человека. С этой целью он обращался и к различным религиозно-нравствен-
ным идеям прошлого, таким как античный и раннехристианский стоицизм
и янсенизм. Однако утверждать прямое «наследование» принципов стои-
цизма или янсенистских идей было бы неправомерно.
С янсенистами Виньи расходится в главном, основополагающем вопро-
се — о свободе воли и Божественном предопределении. Янсенисты призна-
вали абсолютную власть Божественного предопределения над человеком, в
то время как позицией Виньи было неприятие христианского детерминиз-
ма, о чем свидетельствуют многие записи в его дневнике, а также философ-
ские поэмы «Гора олив» (1839), «Судьбы» (1849) и др. Вопрос о свободе во-
ли, обсуждавшийся в середине века преимущественно в контексте теологи-
ческих споров, для него выходит за рамки теологии — в сферу философии
истории, психологии, этики и даже науки.
В своей позитивной части этические взгляды Виньи ориентированы не
столько на янсенистскую мораль, сколько на идеи, более близкие ему и по
времени, и по существу: это «незаинтересованная» мораль Спинозы и «кате-
горический императив» Канта. Вольнодумство просветителей XVIII в. пре-
ломилось в сознании Виньи скептицизмом, который, однако, не приводит
560 Приложения
поэта к атеистическому миропониманию. Вместе с тем, хотя представление
о Боге как творце Вселенной остается для него незыблемым, идея Бога —
мудрого и доброго покровителя людей — воспринимается как совершенно
иллюзорная. Судьбу человечества после сотворения мира он мыслит, ско-
рее, в духе вольтеровского деизма, причем особенно важна для Виньи и глу-
боко им выстрадана идея самостоятельности человека на его земном пути.
Таким образом, богатая национальная традиция моралистических раз-
мышлений, к которой тяготеет Виньи по характеру интеллектуальных иска-
ний и по форме их литературного воплощения, помогает по-настоящему
понять смысл и значимость «Дневника Поэта» как своего рода летописи ин-
теллектуального пути автора и как духовного памятника эпохи. Фран-
цузские исследователи считают его одним из наиболее показательных об-
разцов литературного жанра «личного» дневника.31 «Романтический Пас-
каль» — Виньи выражает свое время, а иногда и предвосхищает некоторые
направления интеллектуально-эстетических поисков XX столетия. Именно
поэтому Марсель Пруст считал Виньи, как и Бодлера, самыми большими
поэтами своего века.32 Сближение имен Виньи и Бодлера обосновано не
только с точки зрения оценки значимости обоих поэтов. Оно имеет все ос-
нования и потому, что сам Бодлер высоко ценил своего старшего современ-
ника. Смерть Виньи привела его в состояние «душевной депрессии».33 В сен-
тябре 1863 г. он, как и Берлиоз, был в числе немногих друзей, находившихся
в этот момент в Париже и участвовавших в скромных похоронах поэта на
Монмартрском кладбище.
Суждение Пруста подтверждается бытующим в современном француз-
ском литературоведении восприятием Виньи как поэта, из всех романтиков
наиболее близкого нашему времени, так как он сосредоточен на «вечных
проблемах, которые особенно остро беспокоят сознание в эпохи обществен-
ных потрясений, эпохи, как его и наша, когда обновление социальных и по-
литических структур приводит к изменениям в самом способе мышления».34
А. Моруа восхищается Виньи как «предтечей»: «Критики недостаточно по-
казали, что он, с его ясновидением отчаяния, — прямой предок писателей
нашего времени... Миф о Сизифе был для него примерно тем же, чем он стал
для Камю... В его „Дневнике" можно найти довольно детально разработан-
ный набросок „Процесса" Кафки, а также следующее обобщение самой сути
сартровской пьесы „За открытой дверью": „Есть ли необходимость в аде,
разве недостаточно самой жизни"? Кто когда-либо сказал лучше него об аб-
сурдности мира?».35 Аналогия между Виньи и Кафкой проводилась фран-
31 Girard A. Le journal intime et la notion de personne. P. 58.
32 Proust M. Proust contre Sainte-Beuve. Paris, 1971. P. 618.
33 Castcx P. G. «Les Destinées» d'Alfred de Vigny... P. 11.
34 M ору а А. Альфред де Виньм. С. 134—135. Моруа цитирует слова из «Дневника Поэта»: на-
бросок стихотворения, датированный 21 декабря 1850 г.
35 Там же. С. 134.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 561
цузскими исследователями и до Моруа: в 1945 г. К. Э. Маньи36 и в 1963 г.
А. Жираром.37
Слишком категоричные на первый взгляд высказывания о параллелях
между «Дневником Поэта», с одной стороны, и произведениями Кафки и
Сартра, с другой — вполне подтверждаются многими страницами текста
Виньи, и не только теми, что отмечены Моруа. Более того, многие наброски
и мысли Виньи вызывают ассоциации с идеями тех, кто писал после Виньи.
Преломляясь через призму иной творческой манеры, эти идеи иногда не-
ожиданным образом воплощаются в поэзии Бодлера и Малларме; принци-
пы «драмы мысли», воспринятые в европейском искусстве как традиция,
восходящая к творчеству Г. Ибсена, уже заявлены в дневниковых заметках
Виньи.
Конец XX в. отмечен углублением интереса к творчеству и личности
А. де Виньи. Критики и особенно биографы38 более, чем прежде, склонны
вспоминать о том, что Виньи высоко ценили многие их знаменитые соотече-
ственники начиная с Шарля Бодлера и кончая Шарлем де Голлем. Некото-
рые строки его поэм дают им повод к сопоставлению не только с Бодлером и
символистами Рембо, Малларме, но и с Валери, Прустом, Монтерланом,
Камю и даже с Андре Бретоном. Немало аргументов к такого рода сопос-
тавлениям можно почерпнуть и в «Дневнике» Виньи.
В целом «Дневник Поэта», эта своего рода летопись четырех десятиле-
тий интеллектуального пути автора, представляет собой яркий образец про-
зы, в которой «сплавлены» в некоем единстве традиции французской мора-
листики XVII—XVIII вв. и «личного дневника» как литературного жанра
XIX в.
* * *
Многие записи в «Дневнике Поэта» могут быть дополнены и прояснены
страницами эпистолярного наследия автора. Из сохранившейся и опубли-
кованной во Франции обширной переписки Виньи в настоящее издание
включены «Письма последней любви» и письма к русской корреспондентке
Александре Ивановне Коссаковской.
«Письма последней любви», впервые изданные во Франции полвека на-
зад, в 1952 г.,39 в отечественном литературоведении упоминаются лишь еди-
ножды А. Д. Михайловым вскоре после их французской публикации.40 Пись-
36 Magny С. E. Les Sandales d'Empédocle. Neuchatel, 1945. P. 232.
17 Girard A. Le journal intime et la notion de personne. P. 390.
38 Saint Bris G Alfred de Vigny ou la volupté et l'honneur. P. 272—273, 301.
39 Vigny A. de. Lettres d'un dernier amour : Correspondance inédite avec Augusta. Genève, 1952.
40 Михайлов А. Д. Основные тины зарубежных изданий эпистолярного наследия писате-
лей: (На материале французских писателей XVIII—XIX вв.) // Принципы издания эпистолярных
текстов: Вопросы текстологии. М., 1964. Вып. 3. С. 245—306.
562 Приложения
ма, представляющие собой образец высоко духовного эпистолярного обще-
ния, содержат ценные сведения о писателе, особенно о последних годах его
жизни. В ряду многих документов, относящихся к эпохе романтизма и опуб-
ликованных уже в XX в., эта серия писем Виньи имеет исключительную цен-
ность, на что справедливо указывает впервые опубликовавший их В. Л. Со-
нье.41 Они проливают свет не только на последние годы личной жизни по-
эта, омраченные мучительной болезнью (раком желудка). Скорее всего,
собственные физические страдания, причиняемые беспощадной болезнью,
имел в виду Виньи, записывая в «Дневнике» мысль: «Боль с точки зрения оп-
тимиста — это просто предупреждение о неизбежности конца, которое дает-
ся всякой твари. Но он забывает о существах, чья долгая жизнь — одно дол-
гое страдание без передышки и отдыха». В то же время его «Письма послед-
ней любви» исполнены высокого, светлого чувства, которое он переживает
на закате лет. Большой интерес эти письма представляют еще и потому, что
они принадлежат к тому периоду жизни Виньи, когда им были написаны по-
эма «Чистый дух» (1863) и окончательно завершена строфой «Молчание»
(1862) поэма «Гора олив», написанная еще в 1839 г. Вместе с «Дневником
Поэта» эти произведения с полным основанием можно рассматривать как
духовное завещание автора. Тем более важно знать о тех обстоятельствах
его жизни, в которых послание «труженика мысли» сложилось в том виде, в
каком оно дошло до нас.
«Письма последней любви» носят абсолютно личный, интимный харак-
тер, они предназначены единственному человеку, которому адресованы, —
возлюбленной поэта. И когда Виньи советует ей не сжигать его послания, то
лишь затем, чтобы она перечитывала их, и в надежде на это он мог бы найти
утешение в том, что пишет их бессонными ночами, превозмогая свою мучи-
тельную и неизлечимую болезнь.
Правомерность опубликования корреспонденции подобного рода вы-
зывает иногда сомнения, и сам автор, скорее всего, не одобрил бы этой пуб-
ликации. Виньи был человеком очень сдержанным, «закрытым» для других,
может быть отчужденным, во всяком случае не склонным к отношениям на-
коротке. Это раздражало некоторых людей его круга. «Никто не был бли-
зок г-ну Виньи, даже он сам», — едко высказывался о нем Жюль Сандо.42 В
этом суждении можно уловить уязвленное чувство человека, безуспешно
пытавшегося завязать отношения тесной дружбы с другим и маскирующего
свое недоумение саркастической иронией. Далеко не все были способны по-
нять характер и поведение Виньи, которое определялось неукоснительным
следованием «религии чести», т. е. самым высоким моральным принципам,
диктуемым внутренним нравственным чувством, а не общепринятыми ус-
ловностями или обстоятельствами. Обстоятельства же, в которых он писал
41 Saulnier V. L. Avant-propos // Vigny A. de. Lettres d'un dernier amour. P. VII.
42 Viallanei.x P. Alfred de Vigny par lui-même. Paris, 1964. P. 30.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 563
свои письма к Августе, были весьма драматичны. Роман с девушкой при
разнице в возрасте около сорока лет, который сам по себе мог бы стать за-
хватывающе острым приключением, осложнился тяжелой болезнью, все
усиливающимися физическими страданиями и чувством обреченности. Ви-
ньи вынужден был соблюдать строжайшую и изнурительную диету, жесто-
кие боли нередко приходилось снимать с помощью опиума, из-за резкого
упадка сил невозможно было выходить из дома, а иногда — просто под-
няться с постели, крайне утомлял даже разговор с друзьями, приходившими
навестить больного, поэтому многие посетители, не входя в его комнату,
просто оставляли визитную карточку. Не случайно свои послания к Августе
Виньи называет «исповедью мученика» (письмо XV). В этих условиях дли-
тельной физической агонии любые признаки моральной усталости или да-
же слабости были бы извинительны. Но Виньи не выказывает малодушия и
не дает повода проявлять к нему снисхождение хотя бы в малейшей степени.
Это личностное качество, которое обнаруживается в его интимной перепис-
ке, отмечено уже первым издателем «Писем последней любви»: они «ни в ко-
ей мере не умаляют поэта, а, скорее, придают патетический характер его об-
лику на последнем этапе жизни».43 С этим невозможно не согласиться, и де-
ло не только в том, что свою болезнь Виньи переносит стоически. Сила духа
и мужество его таковы, что вопреки физическим страданиям он переживает
духовный подъем благодаря любви, вспыхнувшей на закате жизни.
Августа — имя трех женщин в судьбе Виньи. Первая из них — англичан-
ка Августа Трифина Ольмес, жена ирландского офицера. Вторая — их дочь,
тоже названная Августой (подробнее о них см. с. 543 наст. изд.). С третьей
Августой Виньи познакомился в 1858 г., когда ему шел шестьдесят второй
год, а ей было двадцать два.
Александрина Августа Фрусте Бувар (1836—1882) была внебрачной до-
черью бельгийского барона Августа Пупара де Вильде (Auguste Poupart de
Wilde), который жил в своем замке и занимался литературными переводами,
в частности, переводил «Фауста» Гете. Ее мать носила знаменитую поль-
скую фамилию Чарториска. Августа Бувар была красива и умна, образо-
вана и хорошо воспитана, владела несколькими языками (французским,
немецким, английским, греческим, латынью). На жизнь в Париже она зара-
батывала уроками французского языка, которые давала богатым иностран-
кам. Ее ученицы нередко становились ее подругами, и этими знакомствами
определялся круг ее общения, а также вкус к путешествиям за пределы
Франции. Виньи знакомится с Августой в 1858 г. в доме Луи Воловского
(ученого-экономиста и политического деятеля, поляка по происхождению,
ассимилировавшегося в Париже, куда он эмигрировал после подавления
Варшавского восстания 1831 г.) и вскоре снимает для нее квартиру в предме-
стье Сент-Оноре, на улице Колизея, совсем рядом с его собственным домом
41 Sau/nicr V. Avant-propos. P. X.
564 Приложения
на улице Экюри д' Артуа. На это близкое соседство намекают слова Виньи (в
письме XVIII) о родном для него воздухе предместья Сент-Оноре (он живет
здесь с младенчества), который «кочует» от его окна к окну его возлюблен-
ной и которым они дышат почти вместе.
В октябре 1863 г., менее чем через месяц после смерти Виньи, у Августы
родился сын (впоследствии очень похожий на Виньи чертами лица), которо-
го она воспитывала в Англии, куда уехала тотчас после рождения сына. Оба
возвратились во Францию в 1870 г. Впоследствии Август Антуан Фру-
сте-Бувар (1863—1940) стал литератором и основателем журнала «Revue
d'histoire contemporaine». Дальнейшую «родословную» Виньи и Августы
Бувар современные биографы прослеживают до наших дней: последнее ее
звено на сегодня — правнук Виньи и Августы Лионель Ассуар — депутат
Национального собрания и помощник мэра Парижа.
В посланиях к Августе присутствует мотив физического страдания, но
над ним решительно доминирует другой — лейтмотив возвышающего чув-
ства любви, совершенно свободной от эгоцентризма. Помыслы пишущего
устремлены к любимой, которую он в своем воображении сопровождает
всюду: в ее профессиональных занятиях и заботах, связанных с преподава-
нием, и в развлечениях с подругами, и в ее путешествиях; он постоянно тре-
вожится о ней, старается поддержать или предостеречь, беспокоится, чтобы
она не слишком утомлялась, не скучала, не простудилась и т. п.
Интересны суждения Виньи о книгах и авторах, к которым он хочет при-
влечь внимание своей молодой корреспондентки. Он постоянно заботится о
формировании ее интеллектуального мира, предостерегает от чтения всего,
что «посредственно», рекомендуя вместо этого Мишле, Байрона, Бальзака
(«Лилию в долине»), Готье («Мадмуазель де Мопен»), Ж. де Сталь («Корин-
ну») и особенно «Манон Леско» аббата Прево, сказки «Тысяча и одна ночь»
и даже Гиббона («Историю заката и падения Римской империи»). Для него
важно, чтобы Августа читала и его собственные произведения и была спо-
собна понять и оценить их. Он дарит ей свои книги и настойчиво просит чи-
тать их, предвкушая «счастье» узнать ее впечатления о романе или стихах,
сочиненных им. Он подробно рассказывает ей о новой — крайне неудачной
с его точки зрения — постановке «Венецианского мавра», как назывался в
его переводе «Отелло» Шекспира. По отношению к своей юной возлюблен-
ной Виньи выступает как старший и умудренный жизнью наставник. Имен-
но поэтому он неоднократно вспоминает историю Абеляра и Элоизы (пись-
ма II, VIII). Внешний повод к этому — чисто случайное обстоятельство: од-
ну из подруг Августы зовут Элоиза. Однако история Элоизы и Абеляра
увлекает его серьезно. Он даже обдумывает идею произведения, героем ко-
торого должен стать Астролябий — сын Элоизы и Абеляра. Виньи посвяща-
ет Августу и в планы издания новых произведений — «неизвестных поэм»
(письмо VIII). Речь здесь идет о будущем сборнике «Судьбы», которому
предстоит быть опубликованным только посмертно.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 565
В целом в «Письмах последней любви» явно ощущается намерение Ви-
ньи сформировать ум и духовный мир любимой женщины в соответствии с
тем идеалом, который прежде был воплощен в символическом образе Евы в
«Дневнике Поэта» и в поэме «Дом Пастуха». В письме, написанном за три
недели до смерти, как бы подводя итог всем своим конкретным советам и
наставлениям Августе, он говорит (со ссылкой на Конфуция) о необходимо-
сти постоянного «самосовершенствования».
Встречаются в письмах и мотивы сомнения, ревности, отзвуки каких-то
недоразумений, обид и упреков возлюбленной, но ими вовсе не определяет-
ся основная тональность переписки и ее содержание. Чисто лирическим, ин-
тимно-личностным вообще значимость последних писем Виньи далеко не
исчерпывается. Они являются источником интереснейших сведений, допол-
няющих основную «хронику» интеллектуальной жизни поэта — его «Днев-
ник». Так, например, подробно рассказанную в «Дневнике» эпопею избра-
ния Виньи в Академию, ярко характеризующую академические нравы, в
письмах к Августе дополняют перипетии интриг, возникших в связи со
смертью одного из сорока «бессмертных» и избранием преемника на осво-
бодившееся кресло (XIII, XV).
Большой интерес представляют упоминания о творческих замыслах пи-
сателя. Так, в письме от 28 сентября 1861 г. (VIII) сообщается о сборнике не-
опубликованных поэм, которые автор «приводит в порядок». Одна из них
должна быть завершена в ближайшие дни, вернее, в ближайшие ночи, так
как Виньи писал по ночам, бросая вызов бессоннице и болям, которые не ос-
тавляли его. Речь идет, очевидно, о поэме «Прорицатели», датированной
1862 г., и о сборнике «Судьбы».
Весьма любопытны размышления Виньи о своих коллегах-академиках,
о светских отношениях и приличиях, о дружбе и любви, о женщинах и о за-
мужестве, не столь уж с его точки зрения необходимом для них (XX), и др.
Некоторые высказывания перекликаются с теми идеями, которые уже были
воплощены в его произведениях, например о стоицизме и о «волке, храня-
щем молчание».
Особо следует отметить, что страдания, которые причиняла писателю
болезнь, не погасили в нем не только чувства самой возвышенной любви и
творческих способностей, но даже интереса к тому, что происходило в мире
политики — и во Франции, и за ее пределами. Вовсе не случайны его упоми-
нания о Гарибальди в одном из писем 1861 г. (VIII): это отклик на возглав-
ленный Гарибальди поход «Тысячи», освободившей юг Италии (1860). В
письме от 11 мая 1859 г. он размышляет о том, как русские, живущие в Пари-
же, воспринимают войну 1859 г., в которую император Наполеон III всту-
пил под предлогом освобождения Италии от австрийской зависимости. Да-
же война Севера и Юга в Америке не оставляет его равнодушным. Свое по-
нимание ее сути он излагает в письме от 19 сентября 1862 г. (XXVII),
заключая при этом с явным удовлетворением: «Видишь, мой ангел, из посте-
566 Приложения
ли я умудряюсь присматривать за Старым и Новым Светом». Наконец, по-
эма «Прорицатели», которую Виньи пишет в предпоследний год жизни, на-
веяна размышлениями о судьбе парламентаризма во Франции и о «зыбучих
песках конституций». Все эти сюжеты, далеко выходящие за рамки лириче-
ской темы, придают последним страницам эпистолярного наследия Виньи
особый интерес и значимость.
Согласно завещанию Августы, письма Виньи к ней следовало похоро-
нить вместе с ней (она хотела, чтобы их положили в гроб), но это не было
выполнено. Однако не все письма опубликованы. Их первоначальная нуме-
рация, которая была сделана, вероятно, самой Августой или кем-то из ее на-
следников, указывает на существование 55 писем, тогда как опубликован-
ная серия включает всего 38. Изъятие ряда писем может объясняться их
слишком интимным содержанием. В «Письмах последней любви» есть на-
меки на некоторые другие письма к Августе, отсутствующие в данной пуб-
ликации (как и у Сонье). Известно, что письма не уничтожены, и считается,
что они где-то хранятся. Таким образом, переписка Виньи с Августой Бу-
вар, на данный момент доступная к опубликованию, остается неполной. Ни
одного письма Августы к Виньи пока не обнаружено, они, скорее всего,
уничтожены, как считает Сонье.
Особое место в обширном эпистолярном наследии Виньи принадлежит
письмам к Александре Коссаковской, и не только потому, что они адресова-
ны русской корреспондентке. Обнаруженные в Центральном государствен-
ном историческом архиве Литовской ССР, они были впервые опубликова-
ны (в подлинном варианте и в русском переводе) в России (тогда СССР) в
1977 г. В. Б. Бикуличем и А. Д. Никольским.44 Эта серия писем является од-
ной из интереснейших находок и публикаций XX в., относящихся к творче-
ству Виньи. В них, как и в ранее известной обширной корреспонденции, ав-
тор предстает не только как писатель, но и как человек, раскрываясь перед
друзьями и близкими в личностной сути. Более того, переписка с А. Косса-
ковской — чрезвычайно любопытная «русская» страница личной и литера-
турной жизни писателя; наконец, она помогает прояснить некоторые важ-
ные моменты его творчества, в частности историю создания и смысл поэмы
«Ванда, русская история», написанной в 1847 г. и дополненной в 1857 г., по-
сле прочтения ее А. Коссаковской, двумя «Письмами Ванды».
Александра Ивановна Коссаковская была дочерью графа И. С. Лаваля,
французского эмигранта, женившегося на А. Г. Козицкой, наследнице ог-
ромного состояния. И. С. Лаваль состоял на государственной службе в Пе-
тербурге, в Министерстве иностранных дел, а также был редактором газе-
ты «Journal de Saint-Pétersbourg». Старшая дочь Лавалей Екатерина Ива-
новна вышла замуж за князя С. П. Трубецкого, а младшая — Александра
44 Бикулич В. Б., Никольский А. Д. Письма А. де Вимьи в Вильнюсском собрании // Памятники
культуры. Новые открытия : Ежегодник. М., 1977. С. 107—146,444—467.
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 567
Ивановна стала женой польского дипломата Станислава Щенского-Коссаков-
ского. Роскошный особняк Лавалей в Петербурге на Английской набережной,
в непосредственной близости от Сенатской площади, оказался после восстания
14 декабря 1825 г. местом убежища «бунтовщиков» и усиленного внимания
полиции. Позднее, в мае 1828 г., здесь читал своего «Бориса Годунова»
А. С. Пушкин, а среди слушателей были А. С. Грибоедов и А. Мицкевич.
А. И. Коссаксвская вместе со своим мужем жила в Петербурге (до нача-
ла 1830-х гг.), а затем в Варшаве и в своем польском имении Войткушки.
Коссаковские были людьми широких и разнообразных интересов, много
выезжали за границу, в том числе в Париж, и поддерживали отношения с об-
ширным кругом знакомых.
К моменту знакомства Виньи с А. Коссаковской, которое состоялось в
Париже в 1845 г. в Итальянском театре, во время постановки драмы «Чат-
тертон», в числе творческих планов поэта уже существовал замысел фило-
софской поэмы о браке француженки и русского, вернее, о невозможности
союза между женщиной из относительно свободного мира и «рабом» в сво-
ей стране. В 1844 г. в «Дневнике Поэта» появляется и набросок этого сюжета
под названием «Русский». Знакомство с русской дамой, которая была вос-
питана в семье французского эмигранта, ассимилировавшегося в России, не
могло не заинтересовать Виньи. Но отношения, сложившиеся между ним и
А. Коссаковской, вышли за рамки его литературных планов, оставаясь при
этом в сфере духовного общения и утонченной человеческой привязанно-
сти. Адресованные А. Коссаковской двенадцать писем Виньи, известные на
сегодня, относятся к 1846—1858 гг.
Естественно, что в доме Лавалей и в имении Коссаковских привлекало к
себе внимание и обсуждалось все, что было связано с восстанием декабри-
стов, с сибирской ссылкой бунтовщиков и с драматической судьбой княги-
ни Е. И. Трубецкой, добровольно последовавшей в изгнание за своим му-
жем. Столь же остро воспринимались и события в Польше: оживившееся в
начале 1830-х гг. движение за независимость. Эти темы находят отражение в
письмах Виньи, причем отражение подспудное, завуалированное, так как
он постоянно опасается за судьбу Александры Ивановны. Свои письма он
подвергает строгой «цензуре»: старается не затрагивать острых политиче-
ских вопросов и даже не отсылает, а уничтожает те из них, которые кажутся
ему наиболее опасными: «...Вы не настолько любите снега, чтобы я решился
подвергать Вас опасности созерцать их в Сибири», — пишет он.
В 1847 г. Виньи получает приглашение на благотворительный бал в
пользу Общества польских дам, состоявшийся 4 февраля 1847 г. в особняке
(отель Ламбер), который принадлежал князю Адаму Чарторискому и с
1830-х гг. был резиденцией консервативной польской эмиграции. По всей
вероятности, Виньи присутствовал на этом приеме, однако не мог встре-
титься с А. Коссаковской, так как в то время она находилась за пределами
Франции (это ясно из содержания письма Виньи от 5 января—12 апреля
568 Приложения
1847 г.). Тем не менее под впечатлением бала или даже самого приглашения
на «польский» прием не могли не оживиться воспоминания поэта о его
польских друзьях Коссаковских, о французско-русском семействе Лавалей
и о том, что рассказывала ему А. Коссаковская о своей сестре княгине
Е. И. Трубецкой. Не случайно свою «русскую историю» — поэму «Ванда»
он пишет в форме рассказа, который во время бала русская аристократка
рассказывает французскому собеседнику.
Используя в названии поэмы польское имя Ванда, Виньи следует совету
Александры Ивановны. Более того, указывает на нее как на прототип «русской
светской дамы», от которой он узнал о печальной и вызывающей восхищение
судьбе ее сестры — княгини: «Ванда — это вы сами», — говорит он в одном из
писем 1849 г., «расшифровывая» таким образом и остальных прототипов по-
эмы — сибирского изгнанника «бунтовщика» С. П. Трубецкого и его самоот-
верженную спутницу.45 На тех же исторических лиц, ставших персонажами
«Ванды», указывают и выписки Виньи из книги Н. Тургенева «Россия и рус-
ские». Эти фрагменты приводятся в приложении к настоящему изданию.
* * *
Перевод «Дневника Поэта» выполнен специально для настоящего изда-
ния по книге: Vigny A. de. Oeuvres complètes : 2 vol. Paris, 1948. T. 2. Перевод
«Писем последней любви» — по книге: Vigny A. de. Lettres d'un dernier
amour: Correspondance inédite avec Augusta. Genève, 1952. Датировка «Пи-
сем» уточняется составителями (курсивом в квадратных скобках). Письма к
А. Коссаковской воспроизводятся по первой публикации их в переводе
Б. В. Бикулича и А. Д. Никольского по книге: Памятники культуры. Новые
открытия: Ежегодник. М.: Наука, 1977. С. 111—143.
В круглые скобки заключены пояснения А. де Виньи, в квадратные скоб-
ки — пояснения издателей, в угловых скобках даются нечитаемые слова.
В тексте переводов в основном сохраняются авторские особенности ор-
фографии: заглавные буквы в некоторых словах, выражающих принципи-
ально значимые для Виньи понятия, а также авторский курсив.
Названия периодических изданий даются по-французски.
45 Подробнее см. в кн.: Соколова Т. В. Философская поэзия А. де Виньи. С. 95—105.
ПРИМЕЧАНИЯ
ДНЕВНИК ПОЭТА
После смерти Виньи осталось около семидесяти записных книжек (не считая разроз-
ненных листов), право распоряжаться которыми поэт завещал своему другу Луи Ратис-
бонну. В 1867 г. Ратисбонн публикует часть этих материалов под названием «Дневник
Поэта».1 Остальные записи, имевшие более личный характер, согласно воле автора, под-
лежали уничтожению. В конце XIX в. публикуется еще несколько фрагментов записных
книжек Виньи, а «Дневник Поэта» не раз переиздается с некоторыми добавлениями, из-
менениями в общей структуре и передатировкой ряда фрагментов. Новая редакция днев-
ника, основательно подготовленная Ф. Бальденсперже для полного собрания сочинений
Виньи, выход в свет которого начался в 1914 г. и растянулся на два десятилетия,2 включа-
ет, к сожалению, только записи 1823—1841 гг. Наиболее полный текст, сопровождаемый
глубоким и скрупулезным комментарием, выполненным также Бальденсперже, вошел в
собрание сочинений Виньи 1948 г.3 и стал в определенном смысле каноническим. Десять
лет спустя в дополнение к нему публикуются материалы, не издававшиеся прежде.4
В конце XX в. во Франции все более внятно проявляется тенденция к критическому
пересмотру текста «Дневника Поэта». Современные исследователи отмечают неполноту
дневника и подвергают сомнению сам метод отбора рукописных заметок Виньи, которо-
му следовал его душеприказчик при посмертном издании дневника писателя: Ратисбонн
оставил «за кадром» множество рукописных материалов, а из отобранных составил еди-
ный текст, элементы которого, изначально разнородные (это были и систематические,
порой ежедневные заметки в записной книжке, и разрозненные наброски, и в разной сте-
пени оформленные фрагменты на отдельных листках, и т. д.), соединил без учета их «ста-
туса» и какой бы то ни было мотивировки или аргументации.
Публикатором второй версии «Дневника Поэта» Ф. Бальденсперже были внесены
некоторые существенные дополнения и уточнения датировок. Тем не менее сомнения от-
носительно аутентичности полной версии дневника (в серии Bibliothèque de la Pléiade) не
рассеиваются полностью, так как неточную или порой вовсе отсутствующую авторскую
1 У'щпу A. de. Journal d'un Poète / Publ. par L. Ratisbonne. Paris, 1867.
2 Vigny A. de. Journal d'un Poète (1823—1841). Paris, 1935 // Oeuvres complpètes. Paris: Conard,
1914—1935. 8 vol.
3 Vigny A. de. Journal d'un Poète // Oeuvres complètes: 2 vol. Paris: Gallimard, 1948. T. 2 (Biblio-
thèque de la Pléiade).
4 Vignv A. de. Mémoires inédits. Fragments et projets / Publ. par J. Sangnier. Paris, 1958.
570 Приложения
датировку издатели уточняли лишь по косвенным признакам, а многие подлинные руко-
писные тексты Виньи после опубликования их Ратисбонном считаются утраченными
или пока недоступными (возможно, они хранятся у кого-то из его наследников).
Обнародование некоторых новых документов (особенно упомянутая выше публика-
ция Ж. Санье 1958 г. «Неизданные записки А. де Виньи. Фрагменты и наброски»), естест-
венно, побуждает к подготовке выверенного текста «Дневника Поэта». Необходимость
такой работы вновь обосновывается в статьях Л. Шотара.5 Однако осуществление столь
тщательной работы в полном объеме — дело будущего, а на сегодня версия «Дневника
Поэта», подготовленная Ф. Бальденсперже полвека назад, при всем ее несовершенстве
остается единственной.
Русский перевод «Дневника Поэта» выполнен по тексту французского издания:
Vigny A. de. Oeuvres complètes: 2 vol. Paris: Gallimard, 1948. T. 2 (Bibliothèque de la Pléiade).
1823
1 Мистерия — Большинство из упоминаемых Виньи поэм-мистерий принадлежит к
числу неосуществленных замыслов. Написаны лишь «Элоа, или Сестра ангелов» (1823) и
«Потоп» (1823). При издании поэмы «Элоа» в 1824 г. впервые стало известно имя автора,
служившего тогда в армии.
2 Христианская теогония. — По образцу Гесиодовой... — Имеется в виду поэма «Тео-
гония» древнегреческого поэта Гесиода (VIII—VII до н. э.), в которой речь идет о родо-
словной античных богов.
3 ...огромной поэмы, которая завершила бы труды Данте и Мильтона, продолженные
Шатобриаиом — Виньи подразумевает «Божественную комедию» (1307—1321) Данте
Алигьери, поэмы «Потерянный рай» (1667) и «Возвращенный рай» (1671) Джона Миль-
тона, а также эпопею Франсуа Рене де Шатобриана «Мученики» (1809) и его трактат
«Гений христианства» (1802).
4 Иову — Иов (библ.) — абсолютный, безупречный праведник. Чтобы испытать Ио-
ва, Бог подверг его всем бедствиям земной жизни, но вера и терпение Иова остались не-
поколебимы. Тогда Сатана поразил его тело ужасной болезнью — проказой. Все отвер-
нулись от него, но даже это не вызвало ни единой жалобы Иова.
5 Мадам де Клермон. — Вернее, мадмуазель де Клермон. Имеется в виду Клер-
мон-Тонер Клод Катрин де (1543—1603), в замужестве мадам д'Анбо, затем де Гонди —
одна из самых знаменитых женщин XVI в.: будучи светской дамой, она отличалась высо-
кой образованностью, владела пером, говорила на нескольких языках, блистала красно-
речием и познаниями в философии, истории, математике и других науках; современники
называли ее «десятой Музой» и «четвертой Грацией»; будучи фрейлиной Екатерины Ме-
дичи и ее подругой, выполняла роль воспитательницы королевских детей. Первое заму-
жество мадмуазель де Клермон обернулось вдовством (ее муж Жан д'Анбо в 1562 г. по-
гиб в сражении), продлившимся не более трех лет, до 1565 г.
6 Окт. де Сегюр. — Сегюр Октав Анри Габриель, граф де (1779—1818), по оконча-
нии Политехнической школы стал известным в Париже как автор трудов по химии и бо-
танике, а также в качестве переводчика английских романов на французский язык. В
1805 г., после того как он внезапно и необъяснимо исчез, распространилась версия о его
5 ChotanlL. Le Journal d'un Poète sansjournal//Cahier de A. I. E. F. 1993. N 45. Mai. P. 313—326;
Chotard L. Dix carnets fragmentaires d'Alfred de Vigny ou Le chant du Cygne du Journal d'un
Poète : Assotiation des amis d'Alfred de Vigny//Bul. 1994. N 23. P. 48—53. Л. Шотаром опубликованы
и материалы, уточняющие некоторые записи 1829, 1832, 1837 и 1842—1844 гг. в «Дневнике Поэга».
См.: Assotiation des amis d'Alfred de Vigny // Bul. 1994. N 23. P. 54—92.
Примечания 571
самоубийстве. На самом деле Сегюр несколько лет жил за пределами Франции: в Италии
(служил в армии) в Венгрии (оказался в тюрьме), в Испании (снова в армии), в России
(участвовал в кампании 1812 г., затем оставался в Саратове до конца Империи Наполео-
на). Через два года после возвращения во Францию действительно покончил самоубий-
ством, бросившись в Сену. Эту короткую заметку, так же как и предыдущую о мадам де
Клермон, можно рассматривать как первоначальные наброски сюжетов возможных
произведений Виньи. Оба замысла остались неосуществленными, как и множество дру-
гих, содержащихся в «Дневнике Поэта».
1824
1 Процесс тамплиеров. — Тамплиеры (или храмовники) — духовно-рыцарский ор-
ден, основанный в XII в. и закончивший свое существование в результате инквизици-
онного процесса, возбужденного при короле Филиппе IV Красивом. Рыцари, возглав-
лявшие орден, были сожжены на костре в 1310 г., а магистр ордена Жак Моле был при-
говорен к пожизненному заточению, так как признался под пытками в ряде преступле-
ний, но после того как он отрекся от своих признаний, его сожгли на медленном огне в
1313г.
2 ...Сократ — Сократ (470—399 до н. э.) — один из самых известных философов ан-
тичности (Цицерон называл его «отцом философии»).
3 «Репе» — Повесть Франсуа Рене де Шатобриана (1768—1848) «Рене, или Следствие
страстей» (1802); «неопределенность страстей» — понятие, введенное Шатобрианом для
объяснения миросозерцания своего персонажа и вообще человека христианского веро-
исповедания. Название «О неопределенности страстей» первоначально носила одна из
глав книги Шатобриана «Гений христианства» (1802), а затем эту главу автор использо-
вал в качестве предисловия к «Рене».
4 ...о совращении — паЛовласа, «Клариссу»... — Имеется в виду роман английского
писателя Сэмюэля Ричардсона (1689—1761) «Кларисса, или История молодой леди»
( 1747— 1748). Ловлас — герой этого романа, его имя заимствовано (в несколько изменен-
ной форме) из произведений английских драматургов XVII в. Первоначальный вариант
этого имени — Ловлес (Loveless — «не знающий любви, распутник»).
5 Катоп... — Имеется в виду, очевидно, Катон Утический (95—46 до н. э.) — рим-
ский государственный деятель, республиканец. Потерпев поражение в борьбе против
Цезаря, Катон покончил самоубийством, предварительно обеспечив возможность спа-
стись другим республиканцам, пожелавшим бежать.
1825
1 Морское путешествие. — Набросок этого сюжета найдет развитие в повести «Ло-
ретта, или Красная печать» из книги «Неволя и величие солдата» (1835).
1826
1 ...принимали в Академию герцога де Монморанси — Лаваль Матье Жан Фелиси-
те, герцог де Монморанси (1760—1826) — французский государственный деятель, пэр
Франции (1815), министр иностранных дел (1821), был избран в члены Французской
Академии в 1826 г., хотя литературных произведений не писал.
572 Приложения
2 г-н Дарю... — Дарю Пьер Брюно (1767—1829) — французский государственный
деятель, автор исторических трудов, переводчик Горация.
3 г-н де Шатобриан. — В произведениях Ф. Р. Шатобриана Виньи находит много
импульсов для собственного творчества. См. также примеч. 3 к 1824 г.
4 ... дядя моей жены — Виньи женился в феврале 1825 г. на англичанке Джейн Лидии
Бенбери (1апе ЬусНа ВипЬегу, ум. в 1862 г.).
5 ...наш восторженный Шарль Нодье... — Нодье Шарль (1780—1844) — француз-
ский писатель; к середине 1820-х гг. Нодье уже приобрел широкую известность благода-
ря роману «Жан Сбогар» (1812, опубл. в 1818 г.).
6 ...черты герцога Кадора — Жан Батист Шампаньи, герцог Кадор (1756—1834) —
французский политический деятель, активность которого пришлась на эпоху Империи.
Титул герцога получил при Наполеоне (1808). В период Реставрации занимал консерва-
тивную позицию.
7 ...маршала Макдональда — Макдональд Этьен Жак Жозеф Александр (1765-—
1840) — маршал и пэр Франции.
8 ...моего друга Жироде — Жироде-Триозон Анн Луи (1767—1824) — французский
художник; Виньи брал у него уроки рисования. Под впечатлением картины Жироде «По-
топ» (1806) Виньи написал поэму-мистерию «Потоп» (1824), а после смерти художника
посвятил ему стихотворение «Памяти Жироде» («Аих Мапез ее Сягос1е1», 1825).
9 Тюрепн — Тюренн Анри де ла Тур д'Овернь (1611—1675) — генерал, маршал,
один из самых знаменитых французских полководцев.
10 ...Монтекукколи. — Монтекукколи Раймунд (1609—1680) — австрийский фельд-
маршал и военный теоретик. В 1673—1675 гг. австрийская армия, возглавляемая Монте-
кукколи, противостояла французской во главе с Тюренном; Тюренн был убит в бою.
1827
1 Вознесение. — Под названием «Вознесения» («Е1ё*уа1юп5») Виньи намеревался напи-
сать единый цикл философских поэм и стихотворений. Эта идея, реализованная лишь в
незначительной степени («Любовники из Монморанси», 1830; «Париж», 1831), представ-
ляет собой характерное для Випьи переосмысление религиозного ритуала возношения
святых даров. Об этом свидетельствуют строки из его письма Камилле Монуар от 21 де-
кабря 1838 г.: «Я назвал эти поэмы „Вознесениями", потому что, отталкиваясь от изобра-
жения какого-нибудь земного образа, они должны подниматься до божественного и, на-
сколько это в моих силах, увлечь в высшие сферы душу, которая последует за мной, взять
ее с земли и положить к ногам Бога». В каждой из поэм цикла представлено событие или
происшествие, в котором автор стремится обнаружить проявление общей закономерно-
сти; любой частный случай интересен для него как предмет анализа и выводов макси-
мально обобщенного характера, как выражение философской идеи.
1828
1 Биссон — Биссон Ипполит (1796—1827) — офицер французского флота, просла-
вившийся как герой в 1827 г.: после того как греческие пираты, напавшие на его корабль,
перебили всю команду, он покончил самоубийством, взорвав себя.
2 Предуведомление. — Этот фрагмент представляет собой краткий набросок статьи
Виньи «Размышления об истине в искусстве», написанной после опубликования романа
Примечания 573
«Сен-Мар» (1826) и впоследствии переиздававшейся в качестве предисловия к нему. Пер-
воначальная авторская датировка статьи (1829) позднее была заменена на 1827 г.
3 Гораций — Квинт Гораций Флакк (65—8 до н.э.) — римский поэт.
4 ...французы... чувствуют Мильтона — английский поэт Джон Мильтон (1608—
1674) привлекает Виньи с юности. Влияние Мильтона ощутимо в ранней поэме Виньи
«Элоа, или сестра ангелов» (1823), а в романе «Сен-Мар» (1826) Мильтон — один из пер-
сонажей: будучи проездом в Париже, он читает свою поэму в аристократическом салоне.
См. также примеч. 3 к 1823 г.
5 ...творец «Лаокоона» остался неизвестен — «Лаокоон», одно из самых известных
произведений античной скульптуры, создан родосскими мастерами Агесандром, Атено-
дором и Полидором около 50 г. до н. э. Лаокоон в греческой мифологии — жрец Аполло-
на в Трое, во время Троянской войны предостерегавший троянцев от введения в город
подаренного греками деревянного коня. По воле богини Афины, покровительствовав-
шей грекам, Лаокоон вместе с двумя сыновьями был задушен змеями.
6 Альме — Название неоконченного романа Виньи, события которого связаны с еги-
петской кампанией Наполеона Бонапарта (1798). Фрагмент из этого романа был опуб-
ликован в 1831 г. в «Кеуие ёез ёеих Мопёез».
7 Монтескье... — Монтескье Шарль Луи де Секонда, барон де Ла Бред (1689—
1755) — французский философ, писатель, публицист.
1829
1 «Папа» Жозефа де Местра... — Местр Жозеф Мари де (1753—1821) — француз-
ский политический деятель и религиозный философ. Одно из его основных произведе-
ний, в которых он выступает как идеолог легитимизма и католицизма, — книга «О Па-
пе» (1819).
2 ...г-н де Мепепдорф — Мейендорф Петр Казимирович (1796—1863) — российский
государственный деятель, дипломат.
3 ...при нем были Сент-Бёв и еще двое... — Сент-Бёв Шарль-Огюстен (1804—1869) —
самый авторитетный в XIX в. французский критик. В 1829 г. Сент-Бёв проявил себя толь-
ко как поэт, автор книги «Жизнь, стихотворения и мысли Жозефа Делорма» (1829). В
1820-е гг. Виньи постоянно встречался с ним в кружках романтиков: вначале в салоне
Ш. Нодье при библиотеке «Арсенал» (его посетители: Гюго, братья А. и Э. Дешан,
А. Дюма, Бальзак, художники Л. Буланже, А. и Э. Девериа, Э. Делакруа), позднее — в
«Сенакле» Гюго. Именно о Виньи Сент-Бёв скажет, вводя в обиход литературной жизни
романтиков слова о «башне из слоновой кости»: «...таинственный Виньи // Как в башню
из слоновой кости возвращался» («Августовские мысли», 1837).
4 ...он избрал себе роль Сеида... — Сеид — имя раба, который первым поверил му-
сульманскому пророку Магомету и стал его верным последователем. Благодаря траге-
дии Вольтера «Фанатизм, или Магомет-пророк» (1742) имя Сеида стало символом фана-
тичной преданности.
5 Виктор Гюго выдавал себя за ваидейца — Вандея — название департамента на запа-
де Франции, жители которого были всегда привержены монархическим и католическим
традициям. В конце XVIII в. Вандея стала очагом противостояния революции. Гюго ро-
дился в Безансоне, на востоке Франции, но воспитывался матерью в «вандейском» духе,
так как Вандея была ее родной провинцией.
6 ...с Шатобрианом — См. примеч. 3 к 1824 г. и примеч. 3 к 1826 г.
7 «Сотепчпеиг Ниёгшге» — название журнала, издававшегося в 1819—1821 гг. (30
выпусков) Виктором Гюго вместе с братьями Эженом и Абелем.
574 Приложения
8 Ламеппе — Ламенне Фелисите Робер (1782—1854) — французский религиозный
философ, один из идеологов христианского социализма. Наиболее известное из его со-
чинений «Слова верующего» (1834) было осуждено специальной энцикликой папы Рим-
ского от 15 июля 1834 г. Двумя годами ранее, также по настоянию папы, была закрыта
газета «Ауешг», которую Ламенне совместно с Лакордером, Монталамбером и другими
начал издавать вскоре после Июльской революции 1830 г.
9 ...о достоинствах Бепжамена Копстшш — Констан Бенжамен (1767—1830) —
французский писатель и публицист либеральных убеждений.
10 Того Виктора, которого я любил, больше нет. — Это суждение, как и тон всего
предшествующего фрагмента, говорит об угасании дружеских отношений между двумя
поэтами. В дальнейшем их расхождение еще усилится.
11 Занд. — Занд Карл Людвиг (1795—1820) — немецкий студент, изучавший бого-
словие в Тюбингенском университете; его имя стало известно после совершенного им в
1819г. убийства Августа Коцебу (1761—1819), немецкого политического деятеля и писа-
теля. Как автор многочисленных романов Коцебу пользовался в свое время огромной
популярностью. В то же время он заслужил репутацию одиозного политика, антибона-
партиста, легитимиста и агента Священного союза; его считали также русским шпионом
(в 1781—1783 и 1800—1802 гг. он служил в России). Об убийстве Коцебу Карлом Зандом,
получившем широкий европейский резонанс, вспоминает А. С. Пушкин в эпиграмме
«На Стурдзу»:
Холоп венчанного солдата,
Благодари свою судьбу,
Ты стоишь лавров Герострата
И смерти немца Коцебу.
В 1823 г. Виньи делает прозаический, а затем и стихотворный наброски сюжета о
Карле Занде. Произведение осталось ненаписанным.
12 Ламартии... — Ламартин Альфонс Мари Луи де (1790—1869) — французский по-
эт и политический деятель.
13 Катоп — См. примеч. 5 к 1824 г.
14 Август — римский император с 27 г. до н. э. по 14 г. н. э. До этого его имя было
Кай Юлий Цезарь Октавиан; он был внучатым племянником Цезаря, усыновленным им
в завещании.
15 ...видел г-па Ид де Невиля — Ид де Невиль Жан Гийом, барон де (1776—1857) —
французский политик, занимавший различные государственные посты в период Рес-
таврации, последний из них — пост министра флота (1828—1829) в кабинете Мартинь-
яка.
16 ...играют «Венецианского мавра». — «Венецианский мавр» — название трагедии
Шекспира «Отелло» в переводе Виньи (1829); постановка осуществлена 24 октября 1829
г. в театре «Комеди Франсэз». Этот перевод, вопреки существовавшей тогда практике
адаптации «грубых» текстов к «благородной» классицистической традиции, отличает-
ся значительно большей близостью к оригиналу, чему Виньи придавал принципиаль-
ное значение. Его переводческая манера была по-разному воспринята современниками.
«Господин Виньи более глубоко, чем его соотечественники, понял гений Шекспира», —
писал Г. Гейне. А. Франс позднее обратил внимание на то, что Виньи был первым во
Франции, кто отважился преступить традицию «улучшения» иностранных авторов по
французскому образцу. Виньи перевел также «Венецианского купца» (поставлен только
в 1905 г.) и в соавторстве с Э. Дешаном — «Ромео и Джульетту» (1828), но эта трагедия,
принятая театром «Комеди Франсэз», не увидела сцены, так как в Одеоне она уже шла в
переводе Ф. Сулье.
Примечания 575
17 ...Юнг — Юнг Чарлз (1777—1856) — английский актер, дебютировавший в 1809 г.
как исполнитель роли Гамлета, затем играл и в других пьесах Шекспира (в том числе Яго
в «Отелло»), ставившихся в Ковент-Гардене, вместе с Кином и Кэмблом.
18 «Освобожденный Иерусалим» — эпическая поэма итальянского поэта Торквато
Тассо(1580).
19 «Телемах» — Имеется в виду роман французского писателя Ф. Фенелона «При-
ключения Телемаха» (1747).
20 «Мученики» — историческая эпопея Ф. Р. Шатобриана (1809). К его творчеству,
особенно к индейской тематике в нем, Виньи был очень внимателен. Это проявилось, в
частности, в поэме «Дикарка», в которой исследователи находят ряд реминисценций из
Шатобриана.
21 Идея представить Бонапарта в Египте — Этот замысел Виньи получил лишь час-
тичное воплощение: им были написаны четыре главы, опубликованные в 1831 г. в
«Кеуие ёез ёеих Мопёез» под названием «Альме, сцены в пустыне».
22 Занимаюсь учением Сен-Симона... — Сен-Симон Клод Анри де Рувруа, граф де
(1760—1825) — французский мыслитель, автор социально-утопического учения. Одним
из проявлений интереса Виньи к сен-симонизму стало его стихотворение «Песнь рабо-
чих» (1830 или 1831).
23 ...ученики Базара—Анфантена — Базар Сент-Аман (1791—1832) — французский
мыслитель-утопист, последователь Сен-Симона; Анфантен Проспер (1796—1864) —
один из самых активных участников сен-симонистского движения во Франции 1820—
1830-х гг. (по профессии инженер).
24 Они лучше знают Мальтуса, чем Платона. — Мальтус Роберт (1766— 1834) — анг-
лийский экономист, автор концепции «естественного закона народонаселения»; Платон
(ок. 427 до н. э.—ок. 347 до н. э.) — древнегреческий философ и писатель, создатель пер-
вого в Европе разносторонне разработанного учения идеализма.
25 ...объявить это в предисловии к «Отелло» — предисловие к «Отелло», написанное
Виньи после премьеры «Венецианского мавра» и датированное 1 ноября 1829 г., получи-
ло название «Письмо Лорду*** о представлении 24 октября 1829 года и об одной драма-
тической системе».
26 «С1оЬе» — парижская газета, основанная в 1824 г. П. Леру и Т. Дюбуа; будучи пер-
воначально литературным и философским изданием, к концу 1820-х гг. газета приобре-
тает и политическое содержание, а в 1831—1832 гг. становится рупором сем-симонист-
ских идей.
27 ...молитва Декарта — Декарт Рене (1596—1650) — французский философ, мате-
матик, физик и физиолог.
1830
1 Г-н де Сен-Жермен. — Очевидно, имеется в виду знаменитый авантюрист граф
Сен-Жермен (умер в 1784 г.), отличавшийся необыкновенной способностью говорить
легко, красноречиво и увлекательно на многих европейских языках, что изумляло лю-
дей, и они невольно подчинялись ему; кроме того, он обладал даром с помощью опреде-
ленного рода уловок создавать иллюзию правдивости самых удивительных историй, ко-
торые он рассказывал и в которых сам выступал в наилучшем свете. Все это было сродни
актерской игре.
2 ...бои сен-симонистскоп школы. —См. примеч. 22 к 1829 г.
3 Письма от моих друзей: Бюше... Буллана. — Бюше — Бюше Филипп Жозеф Бенжа-
мен (1796—1814) — французский историк, мыслитель, общественно-политический дея-
576 Приложения
тель, в 1820-е гг. близкий к сен-симонизму; Буллан — Буллан Огюст — друг и последова-
тель Бюше.
4 ...по отношению к Анфантену — См. примеч. 23 к 1829 г.
5 Материалы для предисловия ко всем моим романам — Еще один набросок к статье
«Размышления об истине в искусстве». См. также примеч. 2 к 1828 г.
6 ...весь гений Паскаля... Платона... — Паскаль Блез (1623—1662) — французский
ученый, философ, писатель; Платон — см. примеч. 24 к 1829 г.
7 ...так импровизировал Мирабо — Мирабо Оноре Габриэль Рикети, граф де
(1749—1791) — деятель Французской революции 1789 г., приобрел популярность обли-
чениями абсолютизма и был избран депутатом в Генеральные штаты от третьего сосло-
вия.
8 Поговорю об этом с г-ном Поццо ди Борго. — Поццо ди Борго Шарль Андре
(1764—1842) — корсиканский дипломат в 1780-е гг., тесно связанный с политическими
кругами Франции; в 1791 г. был избран в Законодательное собрание Франции, но затем,
заподозренный в роялистских симпатиях, вынужден был вернуться на Корсику, что и
спасло его от революционного Конвента. С 1805 г. Поццо ди Борго служил в России в
Министерстве иностранных дел, выполняя дипломатические поручения в Неаполе, Вене,
Константинополе; в 1807 г. вышел в отставку и уехал из России, в 1812 г. вернулся в Рос-
сию, затем стал посланником в Париже. Намереваясь писать исторический очерк о Кор-
сике, Виньи специально встречается с Поццо ди Борго, который в 1821—1835 гг. служил
послом России.
9 Корсикой правил Паоли — Паоли Паскаль (1725—1807) — глава корсиканских пат-
риотов в их борьбе за независимость Корсики (с XIV в. до 1768 г. ею правила Генуя, а за-
тем Корсика стала французской провинцией, в 1794 г. она была присоединена к Велико-
британии, но в 1796 г. снова отошла к Франции).
10 ...г-н де Марбёф — Марбёф Луи Шарль Рене, граф де (1712—1786) — французский
генерал, служил на Корсике; в память о тесной дружбе Марбёфа с семьей Бонапартов бу-
дущий император пожаловал пенсию его вдове и сыну, разорившимся во время револю-
ции.
11 ... Арена — Арена Жозеф (1771 — 1801) — французский политический деятель, де-
путат от Корсики в Законодательном собрании (1796); гильотинирован за участие в заго-
воре против Первого консула.
12 Аяччо — город на западном берегу Корсики, место рождения Наполеона Бона-
парта.
13 ...он попросил фирман — письменное повеление монарха (турецк.).
14 ...Бурьенн — Бурьенн Луи АнтуанФовеледе( 1769—1834) — французский офицер,
участвовавший в военных кампаниях Наполеона Бонапарта в Италии и Египте; автор
«Мемуаров».
15 ...это достойно Катона — См. примеч. 5 к 1824 г.
16 ...сделал министром г-на де Полиньяка... — Полиньяк Жюль Арман де (1780—
1847) — французский государственный деятель, глава кабинета министров, подписав-
ший указы 26 июля 1830 г., которые стали непосредственным поводом к Июльской рево-
люции.
17 ...министерство герцога де Ришелье — Ришелье Арман Эмманюэль, герцог де
(1766—1822) — французский политический деятель, после краха Империи вернувшийся
из эмиграции (в годы эмиграции жил в России и был губернатором Одессы) и назначен-
ный главой кабинета министров (в 1815—1818, затем в 1820—1821 гг.).
18 ...министерство г-на де Мартинъяка — Мартиньяк Жан Батист (1778—1832) —
французский государственный деятель, министр внутренних дел и глава кабинета мини-
стров в 1828—1829 гг.; считая его политику слишком либеральной, король Карл X от-
Примечания 577
правил Мартиньяка в отставку и сделал главой правительства Полиньяка, придерживав-
шегося крайне роялистских убеждений.
19 Крест Святого Людовика — знак отличия и принадлежности к военному ордену
Святого Людовика, основанному Людовиком XIV в 1693 г., упраздненному в 1790 г. и
восстановленному с 1815 по 1830 г.
20 Порода Стюартов! — Основания для сравнения Бурбонов с шотландским коро-
левским домом Стюартов, правившим в Англии XVII в., Виньи находит, очевидно, в
стремлении Стюартов установить абсолютизм, противоречивший политическим тради-
циям Англии; кроме того, прямая ассоциация возникает между судьбами двух королей,
кончивших жизнь на эшафоте: это Карл I Стюарт (1649) и Людовик XVI Бурбон (1793).
21 ...герцог Эпгиенский... — Герцог Энгиенский Луи Антуан, принц Конде (1772—
1804) — последний представитель семейства Конде, которое с XIV в. было одной из вет-
вей королевской династии Бурбонов; расстрелян по приказу Наполеона.
22 ...герцог Беррийский... — Герцог Беррийский Шарль (1778—1820) — сын короля
Карла X, убит ремесленником Лувелем, который хотел «искоренить» Бурбонов.
23 Народ холодно принимает герцога Орлеанского. — Герцог Орлеанский Луи-Фи-
липп (1773—1850), провозглашенный королем Франции 2 августа 1830 г., был предста-
вителем младшей ветви Бурбонов. С XVII в. титул герцогов Орлеанских передавался
младшим братьям королей, начиная с Людовика XIII. Еще раньше, с XIV в., этот титул
принадлежал членам королевской семьи Валуа. Поскольку и Валуа, и Бурбоны восходят
к одному генеалогическому истоку — династии Капетингов, новый король мог считать-
ся одновременно наследником и Капетингов, и Валуа, и Бурбонов, что и обеспечивало
ему максимум поддержки.
24 ...Лафайет... — Лафайет Мари Жозеф, маркиз де (1757— 1834) — французский по-
литический деятель, генерал, участник Войны за независимость в Северной Америке
(1775—1783), а затем и Французской революции 1789 г.; в момент Июльской революции
1830 г. командовал Национальной гвардией и активно содействовал вступлению на пре-
стол короля Луи-Филиппа.
25 ...генерал Дюбур... —Дюбур-Бютлер Фредерик, граф де (1778—1850) — француз-
ский генерал, принимавший участие в наполеоновской кампании 1812 г. В России был
ранен и попал в плен. Вернулся во Францию только при Реставрации, но остался здесь не
у дел, так как не разделял ультрароялистских взглядов. При Луи-Филиппе тоже был в
стороне от политики.
26 «Ье Соигпег»... — С 1820 г. «Ье Соигпег Ргапда15» — парижская газета либераль-
ного направления.
27 Тюрго. — Тюрго Луи Феликс Этьенн, маркиз де (1796—1866) — французский го-
сударственный деятель в 1830—1840-е гг., а с 1853 г. — французский посол в Швейцарии.
До этого, в эпоху Реставрации, служил в королевской гвардии, но в 1830 г. оставил воен-
ную службу.
28 ... Шопен... — Шонен Огюст Жан Мари, барон де (1782—1849) — французский по-
литический и государственный деятель при Луи-Филиппе, которого он активно поддер-
живал, пэр Франции.
29 ...Одилон Барро... — Барро Одилон (1791—1873) — французский политик либе-
рально-монархической ориентации; в 1836 г. способствовал созданию газеты «51ёс1е» —
органа так называемой династической оппозиции.
30 ...в павильоне Марсаи. — Павильон Марсан — одна из трех частей дворца Тюиль-
ри (две другие: павильон Часов и павильон Флоры); в XIX в. Тюильри служил официаль-
ной резиденцией Наполеона, а затем и королей Людовика XVIII, Карла X и Луи-Филиппа.
31 ...на него спустили г-лсу де Кейла — Кейла Зоэ Талон, графиня де (1785—1852) —
фаворитка короля Людовика XVIII.
19 Альфред де Виньи
578 Приложения
32 Г-н де Куанъи вернулся из Рамбуйе... — Куаньи Мари Франсуа Анри Франко де
(1737—1821) — французский военачальник, маршал; Рамбуйе — загородная королев-
ская резиденция.
33 Беранже посредством Себастиапи... — Беранже Пьер Жан де (1780—1857) —
французский поэт-песенник; Себастиани де Ла Порта Орас, граф де (1772—1851) —
французский государственный деятель, маршал, министр иностранных дел при Луи-Фи-
липпе.
34 Коббет... — Коббет Уильям (1762—1835) — английский публицист и политиче-
ский деятель.
35 ...королю Вильгельму... — Имеется в виду Вильгельм IV (1763—1837) — король Ве-
ликобритании с 1830 по 1837 г. (сын Георга III и младший брат Георга IV).
36 Герцогиня Беррийская... — Каролина Фердинанда Луиза —дочь короля Обеих Си-
цилии Франца, ставшая женой герцога Беррийского, сына французского короля Карла X.
37 «С1оЬе». —См. примеч. 26 к 1829 г.
38 ...безумныхуказов г-на де Полиньяка. — Речь идет о королевских ордонансах (ука-
зах), изданных от имени правительства Полиньяка 25 июля 1830 г.: они ограничивали
свободу прессы, только что избранная Палата депутатов, в которой преобладали либе-
ралы, распускалась и назначались дата и антидемократический порядок проведения но-
вых выборов. Опубликование этих указов в газетах 26 июля 1830 г. было воспринято
как нарушение конституции и попытка государственного переворота, что и привело к
вспышке революции.
39 Я виделся с д'У(дето). — Имеется в виду, очевидно, один из трех братьев графов
Удето: двое старших Сезар Удето (1749—1825) и Шарль Удсто (1786—1866) были воен-
ными, генералами, а младший Франсуа Адольф Удето (1795—1869) — писателем. Имя их
матери, мадам Удето, было известно благодаря Руссо: о ней, своей возлюбленной, он
вспоминает в «Исповеди».
40 ...легитимным монархом является герцог Бордоский — Герцог Бордоский (1820—
1883) — сын герцога Беррийского и внук короля Карла X. После убийства в 1820 г. гер-
цога Беррийского он был последним законным наследником Бурбонов. В 1843 г. герцог
Бордоский взял имя Генриха V, претендуя на престол и новую реставрацию легитимной
монархии, однако хотя после этого он прожил еще 40 лет, его притязания на француз-
ский престол никогда не реализовались.
41 ...мадам де Севинъе — Севинье Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де (1626—
1696) — французская писательница.
42 ...провел вечер у г-на де Мармъе... — Герцог де Мармье (1783—1845) — француз-
ский государственный деятель, начавший свою карьеру еще при Наполеоне. В 1830 г. ему
было поручено доставить сообщение европейским монархам о восшествии на престол
короля Луи-Филиппа.
43 ...молодой человек вроде Сен-Жюста... — Сен-Жюст Луи де (1767—1794) — поли-
тический деятель эпохи Французской революции 1789 г., якобинец, член Комитета обще-
ственного спасения, один из создателей конституции 1793 г.
44 Я написал ее для мадам Дорваль — Дорваль Мари (1798— 1849) — французская ак-
триса, в ее доме в октябре 1830 г. Виньи читает только что написанную им драму «Жена
Маршала д'Анкра», главная роль которой предназначалась Мари Дорваль, однако эта
роль достанется мадмуазель Жорж (премьера — 15 июня 1831 г. в театре Одеон). Мари
Дорваль будет играть в других пьесах Виньи («Отделалась испугом», 1833; «Чаттсртон»,
1835). В 1831 г. начинается роман Виньи с Мари Дорваль; сложные и порой мучительные
для писателя отношения с актрисой продолжаются до 1838 г.
45 Начинаю драму «Мадам Ролан» — Эта драма Виньи осталась не написанной. Ро-
лан Жанна Мари (1754—1793) — жена министра внутренних дел в жирондистском пра-
Примечания 579
витсльстве (1792—1793); ее салон, один из самых известных в Париже, посещали влия-
тельные жирондисты. Мадам Ролан погибла на гильотине.
46 Меня навестил Э(дуар). — Имеется в виду Эдуар де Лагранж (1796—1875), один
из друзей Виньи.
47 ...г-н деЛас Каз... — Лас Каз Эмманюэль Огюстен, граф де (1766—1842) — фран-
цузский историк; в 1815 г. последовал за Наполеоном в изгнание и там написал «Мемо-
риал Св. Елены», который был опубликован в 1822—1823 гг.
48 «Герцогиня Портсмутская» — Название романа или драмы, оставшихся в числе
неосуществленных замыслов Виньи. Титул герцогини Портсмутской был пожалован
Луизе Рейс Керуаль де Пенанкот (1649—1734) английским королем Карлом II. В 1670—
1680-с гг. Луиза Керуаль была придворной дамой королевы Екатерины, супруги Карла
II, и любовницей короля; пользуясь огромным влиянием на Карла II, она вызывала все-
общую ненависть англичан, парламент требовал ее высылки из Англии, но герцогиня
Портсмутская покинула страну лишь спустя три года после смерти короля.
49 ...Споипиши, представленный мне Давидом — Спонтини Гаспар (1774—1851) —
итальянский композитор, некоторое время жил в Париже; Давид д'Анже Пьер Жан
(1788—1856) — французский скульптор и медальер.
50 Сент-Бёв... — См. примеч. 3 к 1829 г.
51 ...сен-симонистский Арий. — Арий (ок. 280—336) — александрийский священник,
автор религиозного учения (арианства), осужденного церковью как ересь; его последо-
ватели — ариане.
52 В Париже судят министров. — Имеется в виду процесс над министрами последне-
го правительства Реставрации — кабинета Полиньяка. Они были преданы суду по обви-
нению в нарушении конституции; процесс проходил 15—20 декабря 1830 г.
53 Похороны Бенжамена Коистана. — См. примеч. 9 к 1829 г. Смерть Б. Констана,
очевидно, побудила Виньи к размышлениям о его роли в жизни современников. Чуть
позднее итог этих размышлений будет резюмирован в философско-символической по-
эме «Париж» (1831): в ряду реформаторов конца XVIII—начала XIX в. Виньи отводит
Констану место активного поборника и идеолога свободы, опасной разрушительными
тенденциями, сопутствующими ей.
54 Я видел его... у мадам О'Рейли. — Возможно, имеется в виду супруга графа Андре
д'Орейли (1740—1842), австрийского военачальника, ирландца по происхождению, до
1809 г. участвовавшего в антинаполеоновских войнах. Дом О'Рейли в Париже был посе-
щаем литераторами, особенно журналистами газеты «Тетр$».
55 ...в том что касалось «Валленштейна» — Имеется в виду трагедия Б. Констана
«Валленштейн» (1808), которая представляет собой переделку исторической трилогии
Ф. Шиллера «Валленштейн» (1800). Констан очень высоко ценил произведение Шилле-
ра, но вынужден был не просто перевести его на французский язык, как намеревался вна-
чале, а существенно переработать в соответствии с канонами французского вкуса, восхо-
дящими к классицистической традиции. Ведь даже в салоне мадам Рекамье, отличавшем-
ся благожелательной атмосферой, первый вариант «Валленштейна», особенно те места,
которые точно соответствовали тексту Шиллера, вызвали резкую критику как неприем-
лемые с точки зрения французского вкуса и «правил» сцены.
56 Прочел... «Гё'ца фон Берлихитена». — «Гёц фон Берлихинген, рыцарь с железной
рукой» — драма Гете, написанная в 1771 —1773 гг.
57 Я был бы не прочь видеть Виллеля... — Виллель Жозеф, граф де (1773—1854) —
французский государственный деятель. В 1821 —1828 гг. возглавлял ультрароялистское
правительство.
58 ...о малютке Тьере — Тьер Адольф (1797—1877) — французский государственный
деятель и историк (одно из его сочинений — «История французской революции с 1789 г. до
580 Приложения
18 брюмера», 1823—1827); способствовал учреждению Июльской монархии в 1830 г.; с пер-
вых лет Июльской монархии Тьер начинает свою политическую карьеру: в 1832 г. он стано-
вится министром внутренних дел, а позднее и главой правительства (в 1836 и 1840 гг.).
59 Моя Лидия... — См. примеч. 4 к 1826 г.
60 Бризё— Бризё Огюст (1803—1858) — французский поэт, один из друзей Виньи.
61 Антоны Дешап и Эмиль Дешаи — Дешан Антони (1800—1869) и Эмиль (1791—
1871) — французские поэты. А. Дешану принадлежат также стихотворные переводы, в
частности Данте. Виньи планировал посвятить А. Дешану одно из своих «Вознесений»,
которое должно было называться «Монмартр», но этот замысел не осуществился. С
Э. Дешаном в 1827 г. Виньи переводит «Ромео и Джульетту». См. примеч. 16 к 1829 г.
62 Марат гонит себя к власти — Марат Жан Поль (1743—1793) — один из вождей
якобинцев в период Французской революции 1789 г.
63 Мирабо — истерзанный долгами. — Имеется в виду Виктор Рикети, маркиз де Ми-
рабо (1715—1789) — французский экономист, отец знаменитого политического деятеля
и оратора времен Французской революции 1789 г. графа Оноре Габриэля де Мирабо.
Стесненность в средствах, неоправданные надежды на богатое наследство жены, вынуж-
денная расчетливость и многочисленные неудачные предприятия с целью разбогатеть
были постоянной драмой жизни Мирабо-старшего. Все это завершилось длительным,
скандальным и разорительным процессом, возбужденным женой Мирабо и окончатель-
но сломившим его и физически, и нравственно.
1831
1 Лафайет удивился, с каким равнодушием приняли его отставку — Генерал Лафайет
(см. примеч. 24 к 1830 г.), активно способствовавший учреждению Июльской монархии,
которую он считал «лучшей из республик», уже в сентябре 1830 г. ушел в отставку в знак
недовольства политикой нового короля Луи-Филиппа.
2 ...революция 1688 года — Имеется в виду государственный переворот в Англии
(«Славная революция»): переход английской армии и флота на сторону Вильгельма
Оранского, бегство во Францию покинутого всеми короля Иакова II, которого в 1689 г.
парламент признал лишенным власти, провозглашение королем и королевой Вильгель-
ма Оранского и Марии (дочери Иакова II и жены Вильгельма Оранского с 1677 г.), а так-
же принятие «Декларации прав», регламентировавшей королевскую власть.
3 ...революция 1791 года — Имеются в виду события 1791 г., связанные с бегством ко-
роля Людовика XVI в Варенн и возвращением его в Париж в качестве пленника, а также
принятие конституции Учредительным собранием (3 сентября 1791 г.) и открытие Зако-
нодательного собрания (1 октября 1791 г.).
4 Университеты... — Во французском тексте «Ьез Есо1ез» (букв, «школы») — имеет-
ся в виду гие с1ез Есо1ез (улица Школ) в Латинском квартале, вдоль которой располага-
лись Политехническая школа, Коллеж де Франс и боковым фасадом — Сорбонна; здесь
подразумевается, возможно, и весь Латинский квартал, исторически сложившийся как
средоточие многих учебных заведений, в том числе и такого известного, как Высшая Пе-
дагогическая школа (Есо1е Ыогта1е Зирепеиге).
5 ...герцогу Орлеанскому подносили корону. — См. примеч. 23 к 1830 г.
6 Они не хотят герцога Бордоского — См. примеч. 40 к 1830 г.
7 Герцогиня Беррийская — См. примеч. 36 к 1830 г.
8 Лаффит — Лаффит Жак (1767— 1844) — французский финансист, сыгравший важ-
ную роль в революции 1830 г. и сформировавший первое правительство Июльской мо-
нархии.
Примечания 581
9 «Репе» — См. примеч. 3 к 1824 г.; «Лара»... — название поэмы Дж. Г. Байрона
(1814).
10 «Адольф» — роман Б. Констана (1815), в котором нашли отражение некоторые
моменты биографии автора. См. примеч. 9 к 1829 г.
11 ... идею Шейлока — Шейлок — персонаж комедии В. Шекспира «Венецианский ку-
пец» (1597).
12 ...полагаю, что Монтескье написал такую безвкусицу, как «Книдский храм», устав
от «Духа законов». — Виньи ошибается: поэма в прозе «Книдский храм» (1725) написана
на тринадцать лет раньше «Духа законов» (1748). См. также примеч. 7 к 1828 г.
13 ...карлист. — Сторонник короля Карла X.
14 Леон де Вайи — Вайи Леон де (1804—1863) — французский поэт, занимавшийся
также переводами с английского (переводил В. Скотта, роман Льюиса «Монах», «Хижи-
ну дяди Тома» Г. Бичер-Стоу); один из друзей Виньи.
15 АнтониДешан, Эмиль Дешан— См. примеч. 61 к 1830 г.
16 Дюбуа — Дюбуа Поль Франсуа (1793—1874) — французский публицист и госу-
дарственный деятель, депутат Национального собрания; с 1840 г. — директор Есо1е
1^огта1е.
17 Бюше — См. примеч. 3 к 1830 г.
18 ...подобно Риваролю — Ривароль Антуан (1753—1801) — французский писатель и
журналист.
19 Кузен и Вильмеи... — Кузен Виктор (1792—1867) — французский философ и поли-
тический деятель; Вильмен Франсуа (1790—1870) — французский историк, профессор
Сорбонны, государственный деятель, министр образования в 1839—1844 гг.
20 Бризе —См. примеч. 60 к 1830 г.
21 Ламартин... —См. примеч. 12 к 1829 г.
22 Балтии — Баланш Пьер Симон (1776—1847) — французский писатель, к фило-
софским и религиозным идеям которого Виньи проявлял большой интерес, что особен-
но ощутимо в его цикле философских поэм «Судьбы» (1839—1863).
23 Франциск Первый... избрал символом саламандру! — Франциск I — король Фран-
ции с 1515 по 1547 г. — в убранстве королевского замка Шамбор на Луаре, построен-
ного Франциском I, изображение саламандры является одним из повторяющихся деко-
ративных элементов. Согласно древнему поверью, саламандра является духом огня и
потому способна жить в пламени. С этим связан символический смысл образа саламан-
дры: она, подобно птице Феникс, воспринимается как эмблема неумирающих ценно-
стей, вечного возрождения.
24 ...смеялся с Дельфиноп Гэ — Гэ Дельфина, с 1831 г. мадам де Жирарден (1804—
1855) — французская писательница, автор романов, драм, поэм, хроник. Жена известно-
го и влиятельного журналиста Эмиля де Жирардена. За несколько лет до ее замужества, в
1823 г. Виньи, тогда еще молодой офицер и начинающий поэт, был влюблен в Дельфину
Гэ и пользовался взаимностью, но его мать воспротивилась их браку. Дельфине Гэ по-
священа поэма «Элоа» (1823). Дружеские чувства между поэтом и его музой сохранятся
на долгие годы. В 1848 г. под впечатлением встречи с мадам де Жирарден Виньи посвя-
тит ей стихотворение «Бледность», исполненное ностальгического настроения и мелан-
холии. История любви Виньи и Дельфины Гэ отражена в автобиографической повести
мадам де Жирарден «Наполина» (1833).
25 Обедал у короля — После того как Виньи поступил на службу в Национальную
гвардию Июльской монархии, уже с ноября 1830 г. он стал получать приглашения на
обед в королевском дворце. Луи-Филипп и члены королевской семьи с похвалой говорят
о его романе «Сен-Мар». Позднее «король банкиров», всячески демонстрируя свое рас-
положение к Виньи, делает неоднократные, хотя и безуспешные попытки склонить его к
582 Приложения
роли придворного поэта, предлагает даже министерский портфель и звание пэра Фран-
ции, однако Виньи очень сдержанно реагирует на знаки монаршей милости. Это, как счи-
тают биографы Виньи, имело свои последствия, когда встал вопрос об избрании его в Ака-
демию, которая по традиции оставалась официальным и консервативным учреждением.
26 ...человек в серой шляпе, в коричневом фраке, с огромным зонтом под мышкой ~ это
был — король. — Имеется в виду Луи-Филипп. Его идеологи утверждали, что новая мо-
нархия в отличие от предыдущих — «демократическая», и наглядной демонстрацией
этого стали регулярные прогулки короля по улицам и набережным столицы в костюме
обычного горожанина и с зонтиком в руках — атрибутом простолюдина, который не ез-
дит в карете.
27 ... сопровождаю Людовика XVIII в его беспорядочном бегстве в Бетти — Имеется в
виду поспешный отъезд Людовика XVIII из Парижа в марте 1815 г., после того как На-
полеон, вернувшийся с о-ва Эльба, объявил о низложении Бурбонов. Король бежит в
Бельгию через Бетюн, расположенный вблизи бельгийской границы.
1832
1 Вторая консультация Черного Доктора... — Произведение под таким названием,
как и нескольких других замыслов этой серии романов, относится к числу неосуществ-
ленных. Завершен полностью и опубликован при жизни автора только роман «Стелло.
Консультации Черного Доктора» (1832). Фрагменты «Второй консультации Черного
Доктора» под названием «Дафна» увидели свет лишь в 1912 г. на страницах журнала
«Кеуие с1е5 с!еих Мопс1е5».
2 Душа, гонимая ветром, подобная Франческе да Римиии! — О любви Франчески да
Римини и Паоло, преступной с точки зрения морали и опоэтизированной Данте (Божест-
венная комедия, Ад, V), Виньи вспоминает, очевидно, ассоциируя с ней собственную
«преступную» любовь к актрисе Мари Дорваль, с которой он познакомился в 1831 г. и
расстался только спустя семь лет, в 1838 г.
3 Теория деятелей септембризад — Имеются в виду массовые убийства политиче-
ских заключенных в тюрьмах и другие проявления террора против аристократии в Па-
риже и в провинциях 2—5 сентября 1792 г.
4... и Равальяка — Равальяк Франсуа (1578—1610) — убийца французского короля
Генриха IV; за это преступление Равальяк был подвергнут пытке и казнен на Гревской
площади в Париже.
5 ...иЛувеля.—Лувель Пьер Луи (1783—1820) — убийца герцога Беррийского, сына
французского короля Карла X и наследника французского трона; казнен в том же году
(1820). См. также примеч. 22 к 1830 г.
6 Пишу Аитоии Дешаиу... —См. примеч. 61 к 1830 г.
7 Купер был прав — Купер Джеймс Фенпмор (1789—1851) — американский писа-
тель, автор исторических романов.
8 Лукреций... — Тит Лукреций Кар (I в. до н. э.) — римский поэт и философ; его ди-
дактическая поэма «О природе вещей» содержит систематическое изложение материали-
стической философии древности.
9 Платон... — См. примеч. 24 к 1829 г.
10 О Лидии — См. примеч. 4 к 1826 г.
11 ...сын Элоизы и Абеляра. — Абеляр Пьер (1079—1142) — французский философ,
богослов и поэт; его учение было осуждено ортодоксальной церковью. О трагической
любви к Элоизе Абеляр рассказал в автобиографическом «Истории моих бедствии».
12 ...барон фон Мейеидорф — См. примеч. 2 к 1829 г.
Примечания 583
13 Нерон... — римский император с 54 по 68 г., отличавшийся жестоким, веролом-
ным характером и самовлюбленностью.
14 ...поэзию Ариэля и Калибана — Ариэль и Калибан — персонажи драмы Шекспира
«Буря» (1611).
15 Я познакомился с мадам Санд ~ она напоминает знаменитую Юдифь в музее. —
Мадам Санд — имеется в виду французская писательница Жорж Санд (1804—1876), на-
стоящее имя Аврора Дюпен (в замужестве Дюдеван). «Юдифь» — название картины
французского художника Ораса Берне, экспонировавшейся в парижском салоне в 1831 г.
и вызвавшей много критических и полемических высказываний.
16 ...Латуш... — Латуш Анри де (1785—1851) — французский писатель и поэт; его
имя стало известно, после того как в 1819 г. Латуш осуществил первую публикацию про-
изведений А. Шенье. В начале 1830-х гг. в значительной степени благодаря поддержке
Латуша в Париже удается проявить себя Жорж Санд — тогда еще Авроре Дюдеван,
только что приехавшей из своего фамильного поместья в Беррийской провинции, откуда
и Латуш был родом. Незадолго до этого купленная им газета «Р1§аго» давала средства к
существованию многим его землякам-литераторам.
17 ...с Ж. Жаиеном... — Жанен Жюль (1804—1874) — французский писатель и влия-
тельный критик (литературный и театральный), которого называли «королем крити-
ков». В своих суждениях о Випьи (в частности, о его драмах «Жена маршала д'Анкра» и
«Чаттертои») Жанен был суров, что не помешало проявлению его дружеского участия к
писателю. Жанеп восхищался «мужеством и смирением», с которым тот переносил свою
тяжелую болезнь. В 1860 г. Виньи написал стихотворение «Жюлю Жанену» по случаю
его дня рождения. После смерти Виньи, в 1865 г., Жанен баллотировался на его место в
Академии, но не был избран.
18 Тьер... —См. примеч. 58 к 1830 г.
19 ...сочинения Андре Шенье... — Шенье Андре Мари (1762—1794) — французский
поэт, погибший на гильотине во время якобинского террора.
:о Шла борьба между Конвентом и Коммуной. — Конвент (полное наименование
Национальный конвент), Коммуна (Парижская коммуна) — органы власти, существо-
вавшие в период Французской революции; Конвент — с 21 сентября 1792 г. до 26 октября
1795 г.; Коммуна — с 10 августа 1792 г. по 28 июля (9 термидора) 1794 г.
21 Аирио... — Анрио Франсуа (1761 —1794) — французский генерал, участник рево-
люции па стороне «санкюлотов», сподвижник Марата. Гильотинирован, как и Робеспьер,
Сен-Жюст, Кутон и другие якобинцы.
22 Минье — Минье Франсуа Огюст (1796—1884) — французский историк, автор
«Истории французской революции» (1824).
23 Солон... — Солон (ок. 640—558 до н. э.) — один из семи мудрецов Греции; законо-
дательство, введенное им в Афинах, благотворно повлияло на жизнь города.
24 ...уведомит архонта... — архонт — высшее должностное лицо в древнегреческих
полисах.
25 Юлиан Отступник — Юлиан Отступник (331—363) — римский император с 361
по 363 г., последний из гонителей раннего христианства; за попытку восстановить языче-
ство получил у христиан прозвище «Отступник». Выражением живого интереса Виньи к
императору Юлиану и шире — к эпохе раннего христианства — стали трагедия «Юлиан
Отступник» (предположительно 1816 г.), уничтоженная автором в марте 1832 г. как «не-
удачная», и неоконченный роман «Дафна», над которым писатель работает в 1830-е гг.
Фрагмент этого романа был опубликован впервые в 1912 г. «Мизопогон» (греч. — букв,
«бородоненавистник») — название стихотворного сатирического произведения Юлиа-
на. Длинные спутанные бороды, вопреки существовавшему в Римской империи обычаю
брить их, носили киники (приверженцы философского учения, существовавшего с V в. до
584 Приложения
н. э.). Однако главное, что провоцировало полемическое отношение Юлиана к киникам,
были не столько бороды, сколько их монотеистические идеи, аналогичные христианско-
му единобожию.
26 В «Институциях» Сен-Жюста... — См. примеч. 43 к 1830 г. Сен-Жюст — автор из-
данного посмертного труда «Фрагмент о республиканских учреждениях» («Рга^теп* зиг
1ез тзиишопз гёриЪНсатез»), который и имеет в виду Виньи.
27 ...сжег трагедию «Ролап» — Во время эпидемии холеры во Франции Виньи, счи-
тая, что он не выживет, сжег несколько готовых, но несовершенных с его точки зрения
произведений, в том числе трагедию или драму «Мадам Ролан».
28 Мадам де Сталь — Сталь Анна Луиза Жермена де (1766—1817) — французская
писательница. Во время революции 1789 г. выступала против террора, казни короля и
особенно королевы.
29 Жозеф де Местр — См. примеч. 1 к 1829 г.
30 ...Монтескье... — См. примеч. 7 к 1828 г.
31 «Опыт о равнодушии в вопросах религии» — сочинение Ф. Ламенне (см. примеч. 8
к 1829 г.) было написано еще в 1817—1823 гг. (4 тома), а в 1830-е гг. интерес к идеям и дея-
тельности Ламенне обострился, в связи с тем что после Июльской революции он начи-
нает издавать газету «Ауешг» под девизом «Бог и Свобода», которая уже в 1832 г. была
закрыта по требованию папы Римского. Через два года специальной энцикликой папа
запретил и его книгу «Слова верующего» (1834), ввиду того что, как и газета, она отлича-
лась социальной остротой и содержала крамольные с точки зрения католической орто-
доксии мысли.
32 Астролябий, или современное самоубийство. — Набросок, не получивший даль-
нейшего развития в творчестве Виньи.
33 Еще не остыло тело Чаттертоиа — Чаттертон Томас (1752— 1770) — английский
поэт; крайняя бедность и отчаяние привели поэта к самоубийству: к его трагической
судьбе, осмысленной как символ участи поэта в обществе, в котором знаком высших
ценностей стал слиток золота, Виньи обращается в 1830-е гг. в романе «Стелло. Консуль-
тации Черного Доктора» (1832) и в драме «Чаттертон» (1834).
34 ...м-ль де Куаиьи — См. примеч. 32 к 1830 г.
35 ...похожа на Кориину у Жерара. — Коринна — героиня романа Ж. де Сталь «Ко-
ринна, или Италия» (1807). По мотивам этого романа художником Франсуа Жераром
создана картина «Коринна на Мизенском мысу» (1824).
36 Я недоволен «Воспоминаниями» Нодье. — См. примеч. 5 к 1826 г.
37 ...Грессе. — Грессе Жан Батист Луи (1709—1777) — французский поэт и драма-
тург, стяжавший известность комической эпопеей «Вер-Вер» и сатирическими произве-
дениями, что привело его в 1735 г. к разрыву с орденом иезуитов, к которому он принад-
лежал. Впоследствии Грессе вернулся в лоно церкви и даже отрекся от литературной дея-
тельности, за что был осмеян Вольтером и Пироном. Во второй половине XVIII в. о
Грессе было написано несколько сочинений, в том числе «Похвальное слово Грессе»
(1765) Робеспьера.
38 Юм... — Юм Дэвид (1711—1776) — английский философ, историк, экономист.
39 Вся эта любовь... Паоло... де Грие... — Паоло — персонаж «Божественной коме-
дии» (1307—1321) Данте; де Грие — персонаж романа аббата Прево «История кавалера
де Грие и Манон Леско» (1731).
40 Блаженный Августин... — Августин Блаженный (354—430) — христианский тео-
лог и церковный деятель.
41 Флориан... — Флориан Жан Пьер Кларисс де (1755—1794) — французский писа-
тель и поэт-баснописец.
42 ...роман о герцогине Портсмутской — См. примеч. 48 к 1830 г.
Примечания 585
43 «Мемуары и дневник». — К этим наброскам Виньи не раз еще вернется, но они так
и останутся незавершенными.
44 ...в монастыре траппистов. — Трапписты — члены монашеского ордена Ла
Трапп, основанного в XVII в. и требовавшего от своих приверженцев строжайшего аске-
тизма.
45 Во мне проявлял себя ясно только Черный Доктор, Стелло прятался. — В персона-
жах романа «Стелло. Консультации Черного Доктора» Виньи, по его собственному при-
знанию, воплотил два лика собственного «я»: «Кто этот Стелло? Кто этот Черный Док-
тор? Не знаю. Не есть ли Стелло воплощение чувства, а Черный Доктор — рассудка? Ду-
маю, что если бы сердце и разум во мне обсуждали тот же вопрос (имеется в виду
призвание поэта и его участь в обществе. — Т. С), они говорили бы то же самое». Этими
словами заканчивается роман.
46 Исповеди Рене, Оберманов... — Рене — см. примеч. 3 к 1824 г.; Оберман — герой
романа французского писателя Э. П. де Сенанкура «Оберман» (1804).
47 ...синтетический роман — Термин, который применительно к своему «Сен-Ма-
ру» использует Виньи, заимствован им у Вальтера Скотта. Оба писателя имеют в виду
роман, в котором соединяются три родовых начала литературы: эпическое (рассказ об
историческом событии), лирическое (любовная интрига) и драматическое (развитие
действия посредством не только авторского повествования, но также «сцен» и диало-
гов).
48 Усилия сен-симонистов — См. примеч. 22 к 1829 г.
49 Необходимости Гердера... — Имеются в виду идеи, которые развивал в своих со-
чинениях немецкий философ Иоганн Годфрид Гердер (1744—1803).
50 ...припомнил... историю, которую рассказала... принцесса Бетюнская. — Это ис-
пользовано в комедии Виньи «Отделалась испугом», поставленной в 1833 г. с Мари Дор-
валь в главной роли.
51 Каннинг — Каннинг Джордж (1770—1827) — английский государственный дея-
тель.
52 Кювье — Кювье Жорж Леопольд (1769—1832) — французский ученый-зоолог и
палеонтолог, создавший теорию сравнительной анатомии и палеонтологии.
53 «А Бог? Таков наш век: о нем не вспоминали». — Заключительная строка из поэмы
Виньи «Любовники из Монморанси» (1830).
54 Жанн — Имя одного из республиканцев, проявивших себя во время Июльской ре-
волюции 1830 г. В 1832 г. он по приговору суда был выслан из Парижа за участие в рес-
публиканском восстании 1832 г.
55 Сен-симоновская комедия... — Имеется в виду бурная, а иногда и скандальная дея-
тельность приверженцев учения Клода Анри де Сен-Симона (1760—1825), развернутая
ими после смерти учителя, особенно в 1830-е гг.
56 ...отомстить за герцогиню Беррийскую в подражаниеЛувелю. — См. примеч. 22 и
36 к 1830 г.
57 Боссюэ... — Боссюэ Жан Бенинь (1627—1704) — французский писатель, епископ,
оратор; выполнял роль наставника при дофине, для которого написал сочинение под на-
званием «Рассуждение о всеобщей истории» (1681); дофин умер в 1711 г., раньше своего
отца Людовика XIV и поэтому не стал, хотя должен был стать королем Людовиком XV.
58 Моя Сафо. — Повод к сопоставлению с Сафо дает Виньи актриса Мари Дорваль,
под знаком увлечения которой он живет в 1832—1837 гг.
59 Есть у Ламартина... —См. примеч. 12 к 1829 г.
60 Герцогиня Беррийская... как мадонна — Когда герцог Беррийский был убит, его
супруга была беременна и в том же году родила сына, который получил титул герцога
Бордоского. См. также примеч. 36 и 40 к 1830 г.
20 Альфред де Виньи
586 Приложения
61 Вите... — Вите Луи де (1802—1873) — французский политический деятель и писа-
тель, автор трудов по истории искусств и археологии; в 1820-е гг. сотрудничал в либе-
ральной газете «С1оЬе»; в годы Июльской монархии — инспектор исторических памят-
ников, депутат Национального собрания, член Государственного совета.
62 Эжен Гюго... — брат Виктора Гюго.
63 Антоны Дешан... —См. примеч. 61 к 1830 г.
64 Для Рашели. — Рашель — сценическое имя французской трагической актрисы
(настоящее имя Элиза Рашель Феликс, 1821—1858), способствовавшей возрождению на
сцене произведений классицистского театра; играла в «Комеди Франсэз» в трагедиях
П. Корнеля и Ж. Расина.
65 Баланш... — См. примеч. 22 к 1831 г.
66 ...у Флешье, у Бурдалу, у Масийона. — Флешье — Флешье Эспри (1632—1710) —
французский проповедник и писатель; Бурдалу — Бурдалу Луи (1632—1704) — француз-
ский проповедник; Масийон — Масийон Жан Батист (1663—1742) — французский про-
поведник.
67 ...у Фенелона. — Фенелон Франсуа де Салиньяк де Ла Мот (1651—1715) — фран-
цузский писатель и религиозный деятель, доктор богословия; так же как Боссюэ, Фле-
шье, Бурдалу и Массийон, Фенелон был активным участником религиозных споров
XVII—XVIII вв. В орбиту внимания и живого интереса Виньи неизменно входят крити-
ческие моменты истории религии, связанные с обострением идейных дискуссий, — от
раннего христианства до христианского социализма XIX в.
68 ...этические основы у Монтеня — Монтень Мишель де (1533—1592) — француз-
ский философ, в основе его этики — представление о человеке как самой большой ценно-
сти.
69 ...у Паскаля — См. примеч. 6 к 1830 г.
70 «Ке\ие Лез йеих Мопс1е5» — журнал, выходивший в Париже с 1831 г. и ставший од-
ним из самых значительных и читаемых периодических изданий XIX в.
1833
1 Боссюэ — См. примеч. 57 к 1832 г.
2 Шатобриан недавно написал брошюру... — Эта и многие последующие записи о
Шатобриане свидетельствуют о том, с каким интересом Виньи наблюдал за деятельно-
стью писателя, активно включившегося в политическую жизнь. Но с еще большим вни-
манием он относился к творчеству Шатобриана, о чем говорят шатобриановские реми-
нисценции в его произведениях, особенно в поэме «Дикарка». Своеобразными прототи-
пами индианки здесь стали Атала и Селюта из романа Шатобриана «Начезы».
3 ...в защиту герцогини Беррийской — См. примеч. 36 к 1830 г.
4 Мадам Санд... — См. примеч. 15 к 1832 г.
5 ...у моей матушки случился удар — Будучи нежно привязанным к своей матери,
Виньи преданно заботился о ней, стараясь ускорить выздоровление. Этим же годом да-
тировано его стихотворение «Молитва о моей матери».
6 Семела (миф.) — фиванская царевна; полюбивший ее Зевс невольно (в результате
хитрости ревнивой Геры) испепелил Семелу огнем, но спас их сына — бога Диониса.
7 ...Барбье... — Барбье Огюст (1805—1882) — французский поэт.
8 ...Бризё... — См. примеч. 60 к 1830 г.
9 ...через Сент-Бёва... — См. примеч. 3 к 1829 г.
10 ...поэтов озерной школы. — Имеются в виду английские поэты Вордсворт Уильям
(1770—1850), Колридж Сэмюэл Тейлор (1772—1834) и Саути Роберт (1774—1843).
Примечания 587
11 .. .г-н Бюло... — Бюло Франсуа (1804—1877) — французский писатель и журналист;
в 1831 г. основал и в течение четырех десятилетий возглавлял «Кеуие ёез ёеих Мопёез».
12 ...с г-ном Каррелем — Каррель Арман (1800—1877) — французский журналист, в
1830 г. основавший (совместно с О. Минье и А. Тьером) антимонархическую газету
«Ыа1юпа1».
13 ...Генрих V... — Имеется в виду герцог Бордоский, считавшийся легитимным на-
следником Бурбонов (см. примеч. 40 к 1830 г.).
14 ...умер, как герцог Рейхштадтский — Герцог Рейхштадтский Наполеон Франц
Иосиф Карл (1811—1832) — сын Наполеона I и Марии Луизы, с 1814 г. живший в Авст-
рии. После поражения при Ватерлоо в 1815 г. Наполеон отрекся от престола в пользу
сына и провозгласил его императором Наполеоном II. С именем герцога Рейхштадтско-
го связывались надежды бонапартистов и немало легенд. Конец всему этому положила
смерть 21-летнего герцога от чахотки.
15 Так поэт возносит... бессильного зоила — Зоил (IV в. дон. э.) — греческий фило-
соф, известный как критик гомеровских текстов. В XIX в. имя Зоила стало нарицатель-
ным: им стали называть всякого недоброжелательного, придирчивого, злого критика.
16 Слушал исторический концерт Фетиса. — Фетис Франсуа Жозеф (1784—1871) —
бельгийский музыковед и композитор, автор трудов по истории, эстетике и теории музы-
ки, а также биографий выдающихся музыкантов.
17 сочинение Палестрины — Палестрина Джованни Пьер Луиджи (1525—1594) —
итальянский композитор.
18 О Юлиане. — См. примеч. 25 к 1832 г.
19 Либаний... — или Ливаний — персонаж трагедии Виньи «Юлиан Отступник». Его
прототипом был греческий философ и писатель Ливаний (314—ок. 393), оставшийся в
эпоху раннего христианства приверженцем античного язычества и связывавший боль-
шие надежды с императором Юлианом, который пытался возродить язычество.
20 ...Эварист Галуа — Галуа Эварист (1811—1832) — французский математик.
21 ...подобно Паскалю — См. примеч. 6 к 1830 г.
22 Декарт... Сократ — Декарт — см. примеч. 27 к 1829 г.; Сократ — см. примеч. 2 к
1824 г.
23 «Кларисса» — семитомный эпистолярный роман «Кларисса, или история моло-
дой леди» (7 томов, 1747—1748) С. Ричардсона включает не только письма главной ге-
роини, но и послания других персонажей, что позволяет представить события с разных
точек зрения. См. также примеч. 4 к 1824 г.
24 Это достойно Вобана. — Вобан Себастьен Ле Престр де (1633—1707) — француз-
ский военачальник, маршал.
25 ...Тьер... — См. примеч. 58 к 1830 г.
26 ...хотят дать мне крест. — Имеется в виду орден Почетного Легиона, которым
Виньи был награжден 30 апреля 1833 г.
27 Я сказал Дитмеру. — Дитмер Адольф (1795—1846) — французский писатель, пуб-
лицист и государственный деятель.
28 ...от Леона де Вайи — См. примеч. 14 к 1831 г.
29 ...во вкусе Буше или Ватто — Буше Франсуа (1703—1770) и Ватто Антуан (1684—
1721) — французские живописцы.
30 ...план Герцогини Портсмутской. — См. примеч. 48 к 1830 г.
31 ...мученик эпохи Людовика Святого — Имеется в виду Людовик IX Святой — ко-
роль Франции из династии Капетингов, правивший с 1226 по 1270 г.; принимал участие в
восьми крестовых походах и умер во время последнего из них; при Людовике IX была ос-
нована Сорбонна — первоначально богословский коллеж, получивший свое название в
честь своего учредителя — духовника короля Людовика IX Робера де Сорбонна.
588 Приложения
32 Поляки в Сибири. — Этот неосуществленный замысел возник у Виньи, очевидно,
под впечатлением событий, развернувшихся в Польше, которая в 1815 г. решением Вен-
ского конгресса была передана России. В начале 1830-х гг. в Польше усилилось нацио-
нально-освободительное движение, на которое царское правительство ответило репрес-
сиями.
33 ...не так смел, как Шелли?—Шелли Перси Биши (1792—1822) — английский поэт.
34 ...встречи Александра с Неархом — Неарх (ум. в 312 г. до н. э.) — полководец
Александра Македонского; в 325 г. до н. э. командовал флотом, совершившим плавание
из Индии в Месопотамию.
35 ...Нерона... — См. примеч. 13 к 1832 г.
36 Лютер... — Лютер Мартин (1483—1546) — идеолог Реформации в Германии; лю-
теранство стало самым значительным из всех направлений протестантизма.
37 Спиноза... — Спиноза Бенедикт (Барух) (1632—1677) — нидерландский фило-
соф.
38 Оберман... — См. примеч. 46 к 1832 г.
39 ...Грандисон... — герой романа английского писателя С. Ричардсона «История сэ-
ра Чарлза Грандисона» (1754), добродетельный джентльмен. Оценка, которую Виньи да-
ет этому герою, вполне созвучна пушкинской в «Евгении Онегине»:
И бесподобный Грандисон,
Который нам наводит сон.
(Гл. 3, строфа IX).
1834
1 Дафна -...душа Юлиана — Дафна — Многозначное название незавершенного ро-
мана Виньи. Дафна (греч. «лавр») в античной мифологии — имя одной из нимф (спасаясь
от преследовавшего ее Аполлона, она превратилась в лавровое дерево). В романе Виньи
этим же именем названо предместье Антиохии — сирийского города, считавшегося сто-
лицей раннего восточного христианства: отсюда началось распространение христианст-
ва в языческом мире. Предместье Дафна — своего рода последний оплот язычества в Ан-
тиохии. «Сердцем» предместья является храм Дафны и окружающая его священная лав-
ровая роща. Юлиан — См. примеч. 25 к 1832 г.
2 Гобер... считал себя Наполеоном, а Сансон — г-ном Талейраном. — Гобер и Сан-
сон — сценические имена актеров, исполнявших роли Наполеона и Талейрана в театрах
Парижа. Относительно имени Гобер возможна и еще одна ассоциация: в 1808 г. наполео-
новский генерал Ж. Н. Гобер погибает, оставив сиротой годовалого сына, а император
объявляет себя крестным отцом младенца — впоследствии это обстоятельство молодой
Гобер сочтет основанием к тому, чтобы называть себя «Гобер, барон Наполеон». Неза-
долго до смерти (1833) в нем проявились филантропические наклонности: Гобер, барон
Наполеон учредил две премии за лучшие произведения по истории Франции. Талейран
Шарль Морис (1754—1838) — французский дипломат и государственный деятель, зани-
мавший высокие посты в период Директории, Империи Наполеона I и Реставрации Бур-
бонов.
3 Сократ... — См. примеч. 2 к 1824 г.
4 Александрийская школа — совокупность традиций философии и литературы, сре-
доточием которых в течение нескольких веков начиная с IV в. до н. э. стал египетский
город Александрия. К александрийской школе принадлежали греки, египтяне, иудеи,
римляне.
Примечания 589
5 Декарт — См. примеч. 27 к 1829 г.
6 Копдильяк... — Кондильяк Этьен Бонно де (1715—1780) — французский фило-
соф-просветитель; сотрудничал в «Энциклопедии» Д. Дидро и Д'Аламбера.
7 Кузен... —См. примеч. 19 к 1831 г.
8 Академия и философы, такие как Кариеад Киренский, Антиохия... — Карнеад Ки-
ренский — Карнеад из Кирены (214—129 до н. э.) — греческий философ, основатель так
называемой новой (третьей) платоновской Академии; Антиохия — имеется в виду фило-
софская школа в Антиохии — сирийском городе, знаменитом благодаря тому, что здесь
в II—I вв. до н. э. находилась пятая из академий античной философии.
9 Эиесидем — греческий философ (I в. до н. э.), представитель скептицизма.
10 Конфуций — китайский мыслитель, основатель конфуцианства (ок. 551—479 до
н. э.).
1' Евнапий — историк (V в. н. э.), изучавший эпоху раннего христианства, в том чис-
ле и время, когда у власти был Юлиан Отступник.
12 ...крестЛюдовика Святого — См. примеч. 19 к 1830 г.
13 ...Баланш — См. примеч. 22 к 1831 г.
14 ...Впервые читаю Эпиктета... — Эпиктет (ок. 50—ок. 140) — римский философ-сто-
ик. Имеются в виду, очевидно, «Беседы» Эпиктета, записанные его учеником Аррианом.
15 ...Паскаль... — См. примеч. 6 к 1830 г.
16 ...обороты, похожие на обороты... Лабрюйера. — Лабрюйер Жан де (1645—
1696) — французский писатель, мастер афористической прозы, автор книги «Характеры,
или Нравы нашего века» (1688).
17 Платон... — См. примеч. 24 к 1829 г.
18 Аристотель — греческий философ и ученый (384—322 до н. э.). Его сочинения
охватывают все области знания древних греков.
19 Стоики были траппистами... — См. примеч. 44 к 1832 г.
20 Аякс, сын Оилея... — Аякс Оилид (миф.) — сын царя локров Оилея, участник Тро-
янской войны; отличился несколькими святотатственными поступками: во время взятия
Трои совершил насилие над Кассандрой, искавшей защиты у алтаря Афины; когда по во-
ле разгневанной богини корабль Аякса был разбит бурей, сам он спасся и, уцепившись за
скалу, похвалялся, что уцелел вопреки воле богов. Тогда Посейдон расколол скалу, а
Аякс упал в море и погиб.
21 ...Орест (миф.) — сын Агамемнона и Клитемнестры. Стремясь отомстить за
смерть отца, убитого Клитемнестрой, Орест убивает мать, за что подвергается преследо-
ваниям со стороны богинь мести Эриний.
22 Монтень... — См. примеч. 68 к 1832 г.
23 Актер А при Монье... — Монье Анри (1805—1877) — французский писатель и ка-
рикатурист, создавший в своих произведениях выразительный тип парижского буржуа
Жозефа Прюдома («Величие и падение Жозефа Прюдома», 1853; «Воспоминания Жозе-
фа Прюдома», 1857). Будучи также и актером, Монье исполнял главные роли в собствен-
ных пьесах.
24 У Энгра слишком чистая линия рисунка — Энгр Жан Огюст Доминик (1780—
1867) — французский живописец и рисовальщик.
25 Декан слишком оригинален — Декан Александр Габриель (1803—1860) — француз-
ский живописец и график.
26 Делакруа чересчур блестящий колорист. — Делакруа Эжен (1798—1863) — фран-
цузский живописец и график.
27 Иов (библ.) — См. примеч. 4 к 1823 г.
28 Правление Марков Аврелиев, Антонинов, Периклов. — Марк Аврелий (121—180) —
римский император; Перикл (490—429 до н. э.) — афинский государственный деятель,
590 Приложения
военачальник. Антонины — династия римских императоров, правивших с 96 по 192 г.; ее
представители: Антонин Пий, по имени которого династия и названа, Траян, Адриан,
Марк Аврелий.
29 Г-н де Шаретт... — Шаретт де Ла Контри Франсуа Атанас (1763—1796) — один
из лидеров монархического движения в Вандее.
30 ...передал приблизительно миллион... герцогине Беррийской. — См. примеч. 36 к 1830 г.
31 Мигель Сереет. — Сервет Мигель (1511—1553) — испанский мыслитель и врач;
сожжен по обвинению в ереси.
32 ...распри между Кальвином... — Кальвин Жан (1509—1564) — французский дея-
тель Реформации, основатель кальвинизма.
33 Меланхтон, Теодор де Без... — Меланхтон — Меланхтон Филипп (1497—1560) —
немецкий протестантский богослов, сподвижник М. Лютера; Теодор де Без — Без (или
Беза) Теодор (1519—1605) — деятель Реформации в Швейцарии и Франции; после смер-
ти Ж. Кальвина (1509—1564) стал главой европейских кальвинистов.
34 ...Боссюэ. — См. примеч. 57 к 1832 г.
35 ...Жозеф де Местр — См. примеч. 1 к 1829 г.
36 ...обвинять Паскаля — См. примеч. 6 к 1830 г.
37 ...Локка, Бэкона... —Локк — Локк Джон (1632—1704) — английский философ; Бэ-
кон — Бэкон Френсис (1561—1626) — английский философ.
38 Юм... — См. примеч. 38 к 1832 г.
39 Семела — См. примеч. 6 к 1833 г. Мотив испепеляющего чувства переосмысляется
у Виньи под впечатлением его драматических отношений с Мари Дорваль. В 1838 г., на-
кануне окончательного разрыва с ней, поэт делает набросок стихотворения для цикла
«Вознесений». Замысел остался в числе неосуществленных.
40 «Мизантроп»... — комедия Мольера (1666).
41 «Кандид» — философская повесть Вольтера, полное название «Кандид, или Опти-
мизм» (1759).
42 Показать... Монка — Монк Джордж (1608—1669) — английский генерал, участ-
вовавший в войне Кромвеля против Карла II, а впоследствии активно способствовав-
ший возвращению Стюартов на трон, за что он получил титул герцога и другие королев-
ские награды.
43 ...Марата — См. примеч. 62 к 1830 г.
44 Храм... Сократа... — См. примеч. 2 к 1824 г.
45 ...воспоминаниямаршальши де Креки. — Имеются в виду «Воспоминания маркизы
де Креки». Это восьмитомное сочинение, вышедшее в Париже в 1834—1835 гг., считается
мистификацией, настоящий автор которой — Курсан (Соигзеп) или Куршан (Соиг-
сЬатрз). Рене Каролина де Фруле, маркиза де Креки (1714—1803) была известна в лите-
ратурных кругах Парижа. Виньи называет ее маршальшей ошибочно, смешивая фами-
лию ее мужа, военного, но не маршала, умершего в 1741 г., с фамилией двух французских
маршалов: Шарля Креки (1578—1638) и его сына Франсуа Креки (1624—1687).
46 ... Ламартин, задумав стать депутатом — Первая попытка Ламартина добиться
избрания депутатом Национального собрания в 1831 г. завершилась неудачей. В 1833 г. он
вновь выставил свою кандидатуру и на этот раз был избран. См. также примеч. 12 к 1829 г.
1835
1 На репетициях... — Имеются в виду репетиции драмы «Чаттертон», которые нача-
лись вскоре после ее написания в 1834 г. Премьера состоялась 12 февраля 1835 г. в «Коме-
ди Франсэз» с Мари Дорваль в главной роли.
Примечания 591
2 То лее было у Ричардсона с «Клариссой» — См. примеч. 4 к 1824 г. и примеч. 23 к
1833 г.
3 ...у Берпардепа де Сен-Пьера с «Полем и Виргинией». — Бернарден де Сен-Пьер
Жак Анри (1737—1814) — французский писатель, автор романа «Поль и Виргиния»
(1788).
4 ...в последней драме Андре Шенье... — Имеется в виду трагический конфликт с яко-
бинцами, который привел поэта на гильотину. См. примеч. 19 к 1832 г. Мадам де
Сент-Эньян — персонаж этой «драмы» и в реальности, и в романе «Стелло».
5 ...Китти Белл — персонаж романа Виньи «Стелло. Консультации Черного Док-
тора» (1832) и драмы «Чаттертон» (1835).
6 Одна из подробностей... в «Мемориале Святой Елены» — См. примеч. 47 к 1830 г.
7 ... Наполеон не мог раздобыть себе экземпляр Полибия — Имеются в виду не дошед-
шие до Нового времени сочинения греческого историка Полибия (ок. 200—ок. 120 до
н. э.) «Записки о военном строе» и «История нумантинской войны».
8 ...«Сладострастие» — роман Ш. О. Сент-Бёва (1834). См. примеч. 3 к 1829 г.
9 ...«Последние слова»... — название сборника поэзии А. Дешана. См. также примеч.
61 к 1830 г.
10 «Чаттертон» имел успех. — См. примеч. 33 к 1832 г. Во время премьеры драмы
Виньи «Чаттертон», когда было названо имя автора, восторженные овации продолжа-
лись в течение десяти минут. «Никто и вспомнить не мог, чтобы ему довелось когда-либо
быть свидетелем подобного триумфа», — пишет один из биографов Виньи (АПет М.
А. ее У1§пу. Рапз, 1938. Р. 110). «Чаттертон» был встречен столь горячо и сочувственно,
потому что публика нашла в нем отражение реальной жизни: одним из характерных по-
рождений эпохи Июльской монархии была литературно-артистическая богема. Сотни
поэтов и художников прозябали в нетопленных мансардах Парижа, не признанные или
отвергнутые обществом. Самоубийства в их среде приняли характер эпидемии. За преде-
лами Франции, в частности в России, драма была также встречена с большим интересом
(см.: Заборов П. Р. Французская драма в России 1820—1830-х гг. // Эпоха романтизма /
Под ред. М. П. Алексеева. Л., 1975. С. 142—143).
1' ...показать публике, как другу, что я для нее создал. — Речь идет о предисловии к
драме «Чаттертон», датированном 29—30 июня 1834 г. и озаглавленном «Последняя
ночь трудов» («Оегтёге пик ее 1гаУ1а1»).
12 В статье Карреля... — См. примеч. 12 к 1833 г.
13 ...у Мильтона... — См. примеч. 4 к 1828 г.
14 ...Горация... — См. примеч. 3 к 1828 г.
15 ...Монтеня... — См. примеч. 68 к 1832 г.
16 ...какая политическая тенденция была у... Клопштока — Клопшток Фридрих Гот-
либ (1724—1803) — немецкий поэт.
17 ...на представлении «Мономана». — «Мономан» — пьеса Ш. Дювейрье.
18 ...эпоха Юлиана — См. примеч. 25 к 1832 г.
19 «Диалог Суллы и Евкрата». — Сочинение Ш. Монтескье (1748), в котором автор
дает свою интерпретацию политики римского диктатора Суллы (138—78 до н. э.).
20 Дафна. — См. примеч. 1 к 1834 г.
21 ...одному из друзей, Либанию. —См. примеч. 19 к 1833 г.
22 Эмиль Пеан... — Один из друзей Виньи, поэт, дебютировавший публикацией се-
рии сонетов в 1835 г.; горячо сочувствуя Виньи как автору «Чаттертона», Эмиль Пеан
с возмущением воспринял остро критическую статью Г. Планша об этой драме, опуб-
ликованную в «Яеуие ёез ёеих Мопёез», и даже хотел вызвать на дуэль директора жур-
нала Ф. Бюло; в 1835 г. вынужден был по материальным соображениям уехать из Пари-
жа.
592 Приложения
23 Шевалье... — Имеется в виду Питр-Шевалье Пьер Мишель Франсуа (1812—
1863) — французский писатель, один из друзей Виньи.
24 Леон де Вайи... — См. примеч. 14 к 1831 г.
25 Сент-Бёв написал обо мне большую статью. — Речь идет о статье Сент-Бёва, опуб-
ликованной 15 октября 1835 г. в «Кеуие ёез ёеих Мопёез», после которой в отношениях
между ее автором и Виньи, прежде дружеских, наметилось охлаждение, вызванное несо-
гласием поэта с некоторыми суждениями критика о нем.
26 Я люблю человечество ~ Природа для меня — непростительно старые и прочные де-
корации — Эти мысли о человеке как носителе разумного начала и духовности в проти-
воположность физическому миру природы, равнодушному к человеческой драме, разыг-
рываемой на подмостках холодного и пустого театра, получат развитие в поэме Виньи
«Дом Пастуха» (1844).
27 Не знаю, как отнесутся к капитану Рено... — Капитан Рено — персонаж повести
Виньи «Жизнь и смерть капитана Рено, или Камышовая трость» из его книги «Неволя и
величие солдата» (1835).
28 О «Марии» г-на де Бомона. — Имеется в виду роман Г. Бомона «Мария, или Рабст-
во в Соединенных Штатах» (1835), написанный после поездки в Америку, которую автор
совершил в 1831—1833 гг. совместно с А. де Токвилем.
29 Шатобриан... — См. примеч. 3 к 1826 г. и примеч. 2 к 1833 г.
20 ...Ламенне... —См. примеч. 8 к 1829 г.
31 ...Ла Боэси... — Ла Боэси Этьен де (1530—1563) — французский писатель-мора-
лист, друг Монтеня.
32 ...автор «Равнодушия»! — Имеется в виду трактат «О равнодушии в вопросах ре-
лигии» Ф. Р. Ламенне. См. примеч. 31 к 1832 г.
33 ...в духе Жозефа де Местра. — См. примеч. 1 к 1829 г.
34 ...в хвосте у сен-симонистов — См. примеч. 22 к 1829 г.
35 Долила... О прискорбный символ женщины — Из этого размышления «прорастет»
поэма Виньи «Гнев Самсона» (1839).
36 Ласенер... —Ласенер Пьер Франсуа (1800—1836) — преступник, казненный после
шумного процесса в 1836 г.; жестоко и хладнокровно планировал свои злодеяния (убий-
ства); после казни были опубликованы его «Мемуары», написанные в тюрьме, а также
материалы судебного процесса и другие материалы о нем.
1836
1 Г-н де Селлон... — Селлон Жан Жак, граф де (1782—1839) — швейцарский филан-
троп, основавший в 1830 г. «Общество мира» в Женеве и объявивший конкурс на луч-
шую идею, которая помогла бы обеспечить согласие между людьми в мире; автор мно-
гих сочинений в том же духе.
2 ...благоговейное восхищение неизменным чудом жизни. — Присутствие поэта на се-
ансе вскрытия человеческого черепа — свидетельство его интереса к медицине и к науч-
ному знанию вообще. В описании черепа обнаруживается знакомство автора с френоло-
гией Ф. Галля, а также с распространенными в его время идеями об аналогии в строении
человеческого организма и Земли.
3 Юлиан... —См. примеч. 25 к 1832 г.
4 Фиески — Фиески Джузеппе (1790—1836) — корсиканец, совершивший в 1835 г.
покушение на жизнь короля Луи-Филиппа. В результате расследования по этому делу су-
дьи пришли к убеждению, что, хотя сообщники Фиески Морей и Пепен были республи-
Примечания 593
канцами, преступление самого Фиески не имело политических мотивов, а было своего
рода акцией нового Герострата. Морей и Пепен не признали своего участия в преступле-
нии, тем не менее они были осуждены на основании показаний Фиески, и в феврале
1836 г. все трое были гильотинированы. Виньи негативно относился к «политическому
убийству», что нашло выражение, в частности, в его сонете «Дух Парижа» (1835), опуб-
ликованном вскоре после казни Фиески и его сообщников и посвященном им, как бы-
ло указано в авторском подзаголовке. Еще раньше та же позиция неприятия смертной
казни как метода политической борьбы воплотилась в драме Виньи «Жена маршала
д'Анкра» (1831).
5 ...после представления «Чаттертопа»... —См. примеч. 10 к 1835 г.
6 ...статьи Плапша... — Планш Постав (1808—1857) — французский литературный
критик, сотрудничавший в «Яеуие ёез ёеих Мопёез».
7 Мюссе... — Мюссе Альфред де (1810—1857) — французский писатель.
8 ...мадам Сапд... —См. примеч. 15 к 1832 г.
9 ...от Бюло — См. примеч. 11 к 1833 г.
10 ...после чтения «Жослепа». — «Жослен» (1836) — поэма А. де Ламартина. См. так-
же примеч. 12 к 1829 г.
1' Камоэис — Камоэнс Луис ди (1524— 1580) — португальский поэт.
12 ...не смеющийся Демокрит... —Демокрит (ок. 470 или 460 до н. э. — год смерти не-
известен) — греческий философ.
13 ...не плачущий Гераклит. — Гераклит Эфесский (конец VI—начало V в. до н. э.) —
греческий философ.
14 Аири де Транстамар. — Имеется в виду Генрих II Великолепный — король Касти-
лии с 1369 по 1379 г.; он был незаконнорожденным сыном Альфонса XI, его имя до вступ-
ления на трон — граф Генрих Транстамаре.
15 Меня навещал Дитмер. — См. примеч. 27 к 1833 г.
16 ...Конфуций... — См. примеч. 10 к 1834 г.
17 ...написать сатирическую драму про Герострата — Герострат — грек из Эфеса,
который в 356 г. до н. э. сжег храм Артемиды Эфесской (одно из семи чудес света) с целью
обессмертить свое имя.
18 ...Стикс (миф.) — река в царстве мертвых. В тексте — намек на греческий миф об
Ахилле: Фетида, мать младенца, которому суждено было стать героем, окунула его в во-
ды Стикса, в результате чего его тело стало неуязвимым (кроме пятки, за которую мать
держала его, — отсюда «ахиллесова пята» — уязвимое место).
19 Чтение... Шатобриана. — См. примеч. 3 к 1826 г. и примеч. 2 к 1833 г.
20 ...с именем Лютера — См. примеч. 36 к 1833 г.
21 ...видит... портрет Ребекки. — Ребекка — персонаж романа В. Скотта «Айвен-
го».
22 Григорий VII— папа Римский с 1073 по 1085 г.; в XIX в. считался самым выдающимся
из пап и одним из наиболее крупных государственных деятелей всемирной истории; стре-
мился утвердить верховенство пап над светскими государями.
23 Оберман. — См. примеч. 46 к 1832 г.
24 Аббат деЛаменне... воплотил в «Ауешг» — «Ауешг» — газета, основанная Ламен-
не и издававшаяся в Париже в 1830—1831 гг. Ламенне — См. примеч. 8 к 1829 г.
25 Герцогиня Портсмутская. — См. примеч. 48 к 1830 г.
26 Мирто (Оболсествить совесть). — Имя Мирто созвучно другому — Митра —
имени древнеиранского божества солнца. У Виньи возможна случайная перестановка
букв, но не исключен и намеренный выбор имени, вызывающего ассоциацию персонажа
с Митрой. Культ Митры аналогичен греческому культу Аполлона. Идея бога-Солнца
является элементом религиозно-философских воззрений Юлиана, в своем отступничест-
594 Приложения
ве от христианства искавшего опоры в неоплатонизме и в древних религиях, в которых
бытовало поклонение богу-Солнцу.
27 ...Либаний... — См. примеч. 19 к 1833 г.
1837
1 Юлиан Отступник. — См. примеч. 25 к 1832 г.
2 Шар г-на Грина... — Грин Джордж (1793—1841) — английский ученый, в 1820—
1830-е гг. известный в Европе своими исследованиями в области математической физи-
ки.
3 Начал писать «Ламюэля». — Роман-эпопея, оставшийся в числе неосуществлен-
ных замыслов Виньи.
4 ...Лютер... — См. примеч. 36 к 1833 г.
5 Абеляр, Элоиза. — См. примеч. 11 к 1832 г.
6 Рамю... — Рамю Пьер (1515—1572) — французский мыслитель, принявший про-
тестантское вероучение.
7 ...письма Меланхтона. —См. примеч. 33 к 1834 г.
8 ...вечно живое учение Платона. — См. примеч. 24 к 1829 г.
9 ...оЛукане. — Лукан Марк Анней (39—65) — римский поэт, племянник философа
Сенеки; будучи замешанным в политическом заговоре, покончил самоубийством.
10 Блаженный Августин... — См. примеч. 40 к 1832 г.
11 ...Шатобриан почерпнул своего Демодока. — Демодок — персонаж эпопеи
Ф. Р. Шатобриана «Мученики» (1809); имя заимствовано у Гомера: в произведениях гре-
ческого поэта оно принадлежит слепому, как и сам Гомер, аэду.
12 Разговор Либания... —См. примеч. 19 к 1833 г.
13 Ламе/те. — См. примеч. 8 к 1829 г.
14 ...Барбье. — См. примеч. 7 к 1833 г.
15 ...найдена голова Ла Моля, любовника Маргариты Валу а — Маргарита Валуа
(1553—1615) — дочь французского короля Генриха II и жена Генриха IV (Наваррского).
Ее возлюбленный Бонифаций де Ла Моль был обезглавлен (по приказу Екатерины Ме-
дичи, в результате придворных интриг) в 1574 г. Маргарита выкупила голову своего воз-
любленного у палача и тайно похоронила ее у подножия Монмартрского холма. Этот
исторический эпизод обыгрывается в романе Стендаля «Красное и черное».
16 Г-н Мицкевич — Мицкевич Адам (1798—1855) — польский поэт, деятель нацио-
нально-освободительного движения. С 1829 г. жил в эмиграции, преимущественно в Па-
риже. В 1830-е гг. писал драмы для французской сцены («Ьез сопГёс1ёгё5 с1е Ваг», «1асяие$
)аз1П5к1, ои 1ез с1еих Ро1о§пез»).
17 Читал и переводил Григория Назианзина — Григорий Назианзин, или Григорий
Богослов (ок. 330—ок. 390) — греческий мыслитель, поэт, прозаик и церковный деятель.
18 ...я прочел мемуары кардинала де Реца — Гонди Поль де, кардинал де Рец (1613—
1679) — французский религиозный и политический деятель, один из активных участни-
ков Фронды. «Мемуары» кардинала де Реца, изданные посмертно в 1717 г., содержат ин-
тереснейшие свидетельства о его времени.
19 ...переводить Гомера... и сравнивать... с «Илиадой» Поупа. — Поуп Александр
(1688—1744) — английский поэт.
20 ...в жертвенности и самоотречении г-на де Ту — Ту Франсуа де (1607—1642) —
французский дворянин, сын историка Жака де Ту, казненный (обезглавленный) за уча-
стие в заговоре 1642 г. против кардинала Ришелье. Персонаж романа Виньи «Сен-Мар».
21 Слава Августа — См. примеч. 14 к 1829 г.
Примечания 595
22 Читал письма Святого Иоанна Златоуста — Иоанн Златоуст (344—407) — визан-
тийский религиозный деятель, представитель церковного греческого красноречия; один
из персонажей романа «Дафна». См. примеч. 1 к 1834 г.
23 ... страх перед исаврами — Исавры, или исавряне — обитатели Исаврии — неболь-
шой горной территории в древней Малой Азии.
24 ...Алкивиад — Алкивиад, или Алсибиад (450—404 до н. э.) — греческий воена-
чальник, интересовавшийся также философией; последователь и любимый ученик Со-
крата.
25 Сальвиан — Сальвиан (390—484) — французский религиозный деятель и писа-
тель.
26 Гиббон — Гиббон Эдуард (1737—1794) — английский историк. Виньи имеет в ви-
ду его основной труд «Историю упадка и разрушения Римской империи».
27 «АгНепеит» — литературно-критический журнал, издававшийся в Лондоне с
1828 г., один из наиболее известных в Европе XIX в.
28 Евсевий — Евсевий Кесарийский (ок. 265—ок. 339) — римский церковный писа-
тель, епископ Кесарии (Палестина).
29 ...времен... Коммода — Коммод (161—192) — римский император, получивший
власть после смерти Марка Аврелия в 180 г.
30 Аммиан... — Аммиан Марцеллин (ок. 300—ок. 400) — римский историк.
31 ...Иисус Навин (библ.) — слуга и сподвижник пророка Моисея.
32 ...«Герцогиня Портсмутская»... — См. примеч. 48 к 1830 г.
33 Ламартин... его пример. — Имеется в виду общественно-политическая активность
Ламартина, которая нарастает в 1830-е гг. и достигнет апогея в период революции 1848 г.
См. также примеч. 46 к 1834 г.
34 ...было задушено недовольство низов — Уиклифа — Уиклиф Джон (ок. 1330—
1384) — английский религиозный реформатор; переводчик Библии на английский
язык.
35 ...Яна Гуса — Гус Ян (1371—1415) — идеолог чешской реформации; ректор Праж-
ского (Карлова) университета в 1402—1403 и 1409—1410 гг.
36 ...Иеронима Пражского — Иероним Пражский (ок. 1380—1416) — чешский уче-
ный, сподвижник Яна Гуса. Оба были осуждены как еретики и сожжены.
37 ...говорит Буллан — См. примеч. 3 к 1830 г. Виньи имеет в виду «Опыт всемирной
истории» (1836) Буллана.
38 ...епископы поклонялись... Серапису... — Серапис, или Сарапис (миф.) — египет-
ский бог, культ которого был введен только в III в. до н. э. В нем соединялись элементы
более древних культов (Осириса, Аписа); Серапис отождествлялся или сближался и с не-
которыми греческими богами (Посейдоном, Зевсом, Аполлоном).
39 ...Кальвина... —См. примеч. 32 к 1834 г.
40 ...сеп-симонизм — См. примеч. 22 к 1829 г.
41 .. .любимый христианин Констанция — Констанций (317—361) — римский импера-
тор в 337—361 гг. Поддерживал христиан, закрыл языческие храмы, запретил жертво-
приношения.
42 ...твои вторые ариане — См. примеч. 51 к 1830 г.
43 Рассказ Павла из Лариссы. — Персонаж романа Виньи «Дафна», любимый раб им-
ператора Юлиана.
44 ...устремляется в обитель траппистов... — См. примеч. 44 к 1832 г.
45 Юлиан Мизопогон. — См. примеч. 25 к 1832 г.
46 ...извлечено из «Речи...», адресованной Саллюстию... — Саллюстий (86—ок. 35 до
н. э.) — римский историк.
47 Перечитывая Спинозу... — См. примеч. 37 к 1833 г.
596 Приложения
48 «Титан» Жак-Поля Рихтера... — Жан-Поль (псевдоним, настоящее имя Иоганн
Пауль Фридрих Рихтер, 1763—1825) — немецкий писатель. «Титан» (1800—1803) — фи-
лософский роман Жан-Поля.
49 ...в духе Стерка. — Имеется в виду роман английского писателя Лоренса Стерна
«Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768).
50 Альбако в противоположность Рокеролю — Альбано, Рокероль — персонажи ро-
мана Ж.-П. Рихтера «Титан».
51 Эпиктет... — См. примеч. 14 к 1834 г.
52 ...Мальтус... — См. примеч. 24 к 1829 г.
53 ...моего полного собрания сочинений... — Триумф драмы «Чаттертон» в 1835 г. был
воспринят Виньи как рубежное событие его литературной биографии, что и побуждает
его предпринять публикацию собрания своих сочинений, которое выходит в 1837—
1839 гг. в 7 томах.
54 ...Расина-младшего — Расин Луи (1692—1763) — сын Жана Расина. Известен как
автор поэмы «Религия».
55 .. .Делиль почерпнул свою пресную поэзию... — Делиль Жак (1738—1813) — француз-
ский поэт и переводчик.
56 ...в Курбевуа. — Название населенного пункта вблизи Парижа.
57 ...на погребении генерала Дамремона — Дамремон Шарль Мари Дени, граф де
(1783—1837), французский генерал; две его последние военные экспедиции имели целью
взять алжирский город Константину. Во время второй из них генерал был убит.
58 ...как Тюренн — См. примеч. 9 к 1826 г.
59 ...читал... «Историю Пор-Рояля» Сент-Бёва. — См. примеч. 3 к 1829 г.
60 ...умер АльфредЖоанно. — Жоанно Шарль Анри Альфред (1800—1837) и его брат
Жоанно Тони (1803—1853) — французские художники и граверы, активные участники
романтического движения, авторы множества иллюстраций к литературным произведе-
ниям разных писателей — от Сервантеса и Мольера до Гете и романтиков (французских
и английских).
61 ...Жигу — Жигу Жан Франсуа (1806—1894) — французский живописец, автор по-
лотен религиозного и исторического содержания, а также портретов и литографий.
62 Труд — дело прекрасное и благородное. — Для Виньи характерен своего рода культ
труда. Об этом говорят не только многие записи в Дневнике, но и такие поэмы, как «Ди-
карка» и «Бутылка в море». Труд, как и науку, он считает основой созидающей цивили-
зации, без которой немыслим прогресс.
63 ...барон Гольбах — Гольбах Поль Анри (1723—1789) — французский философ,
один из идеологов Просвещения и революции XVIII в.; активно сотрудничал в «Энцик-
лопедии» Д. Дидро и Ж. Д'Аламбера.
64 ...г-н де Мальзерб... — Мальзерб Кретьен Гийом Ламуаньон де (1721—1794) —
французский государственный деятель, способствовавший распространению просвеще-
ния и философии, а также изданию «Энциклопедии» Д. Дидро и Ж. Д'Аламбера. Зани-
мал самые высокие посты при Людовике XVI, в период революции смело защищая его
перед Конвентом, а смертный приговор королю встретил рыданиями. Погиб на гильоти-
не во время якобинского террора.
1838
1 Адольф Дюма — Дюма Адольф (1806—1861) — французский поэт и драматург.
«Град человеческий» (1835) — огромная, в 15 тысяч строк утопическая поэма Дюма, в ко-
торой обозреваются все пути совершенствования общественного устройства. Не найдя
Примечания 597
издателя, который рискнул бы опубликовать это произведение, автор в конце концов
воспользовался щедростью одного из своих братьев, который оплатил издание поэмы.
2 ...заговорил с ним о Балаише — См. примеч. 22 к 1831 г.
3 «Падение ангела» Ламартипа. — См. примеч. 12 к 1829 г.
4 ...похож на Колардо — Колардо Шарль Пьер (1732—1776) — французский поэт,
член Академии, строго придерживавшийся классицистских канонов.
5 ...на Шендоле. — Шендоле Шарль Луи (1769—1833) — французский поэт, в твор-
честве которого ощутимо движение к романтизму.
6 ...похож на Вер-Вера — Вер-Вер — кличка попугая в поэме Луи Грессе «Вер-Вер»
(1734). Ее сюжет — о приключениях попугая, воспитанного в женском монастыре. За эту
поэму автор был исключен из ордена иезуитов, членом которого он состоял. См. примеч. 37
к 1832 г.
7 ...Эдуар деЛаграпж — См. примеч. 46 к 1830 г.
8 ...по... выражению Поля Луи Курье. — Курье Поль Луи (1772—1825) — француз-
ский писатель, известный своими памфлетами против Реставрации.
9 ...слабых и рассеянных поэтов, таких как Лафонтен. — Лафонтен Жан де (1621—
1695) — французский писатель, драматург и поэт-баснописец.
10 Я был с Антоны Дешаном. — См. примеч. 61 к 1830 г.
1' Дюсис переделал Шекспира... — Дюсис Жан Франсуа (1733—1816) — французский
поэт, один из первых переводчиков Шекспира на французский язык. Его переводы были
скорее адаптациями шекспировских текстов в соответствии с французским вкусом, опре-
делявшимся традициями классицизма. Любопытно, что Дюсис не знал английского язы-
ка и пользовался прозаическими (и не полными, а выборочными) переложениями пьес
Шекспира, которые содержались в «Английском театре» (1745—1749) П. А. Лапласа.
Например, трагедия «Ромео и Джульетта» была изложена на семи страницах. Дюсис не
считал себя собственно переводчиком. Свою цель он видел в том, чтобы на основе шек-
спировских пьес создать новые произведения, приспособив их к современным нравам и
вкусам. В противоположность Дюсису Виньи в своих переводах стремился познакомить
французскую публику с «подлинным» Шекспиром.
12 «Маленький нищий» Мурильо... — Мурильо Бартоломе Эстебан (1618—1682) — ис-
панский художник.
13 «Единственный наследник» — комедия (1708) Жана Франсуа Реньяра (1655—
1709).
14 ...одним бесчестным человеком меньше — Столь уничижительной оценкой
Ш. М. Талейран (1754—1838) обязан своему таланту политической интриги, благодаря
которому он успешно служил каждому из сменявших друг друга режимов: Директории,
Консульству, Империи и Реставрации (при Людовике XVIII). См. также примеч. 2 к
1834 г.
15 «Адольф» Бенжамена Констана — См. примеч. 9 к 1829 г.
16 Ева — Этот и последующие фрагменты, обращенные к Еве, навеяны чувствами
Виньи к актрисе Мари Дорваль (см. примеч. 44 к 1830 г.), отношения с которой близятся
к разрыву. Позднее, в 1842—1843 гг., вновь появится это имя — в «Письмах» и в «Ответе
Евы», но образ этой новой Евы очень отдалится от первоначального прототипа, станет
скорее собирательным, включающим черты и тех женщин, с которыми Виньи даже не
был знаком, но надеялся встретиться в своем стремлении обрести духовную опору в ок-
ружающем мире. К этой неизвестной, скорее воображаемой, Еве будут обращены его по-
эмы «Дом Пастуха» (1844) и «Чистый дух» (1863). Наброски же к поэмам появляются уже
в 1840—1842 гг. в виде фрагментов под названием «Письма к Еве» (III, IV, V) и «Ответ
Евы» (1843).
17 Сеид... — См. примеч. 4 к 1829 г.
598 Приложения
18 Пенаты (миф.) — божества-хранители домашнего очага, их имена и изображения
держали втайне от непосвященных.
19 Ева д'Эст. — Под этим именем «зашифрована» Джулия Дюпре (Ш'т Эиргё; по
другим источникам, Джулия Бэтлгэнг — Ваи1е§ап§), американка, до своего появления в
Париже жившая на Восточном побережье Северной Америки («Ева с Востока» в отличие
от «западной» Евы — Мари Дорваль). Увлечение ею помогает Виньи пережить разрыв с
Мари и длится до осени 1840 г., когда Джулия со своей сестрой возвращаются в Америку.
7 сентября 1840 г. Виньи провожает корабль, на котором они отплывают из Гавра.
20 Милой Кротонский. — Греческий атлет (VI в. до н. э.), многократный победитель
Олимпийских игр. Согласно легенде, он умер при необычайных обстоятельствах: чтобы
убедиться, что и в старости он не утратил былой силы, Милон Кротонский попытался
руками расщепить надтреснутое дерево, однако не смог высвободиться из сомкнувшего-
ся ствола и был съеден дикими зверями.
21 Читал Николя — Николь Пьер (1625—1695) — французский писатель-моралист и
богослов, близкий к янсенизму, но к концу жизни отрекшийся от янсенистов.
22 ...блаженного Августина — См. примеч. 40 к 1832 г.
23 Г-жа де Ментенон и герцогиня Портсмутская... — Г-жа де Ментенон — Ментенон
Франсуаза д'Обинье, маркиза де (1635—1719) — внучка французского поэта и историка
Агриппы д'Обинье, с 1652 г. жена писателя Поля Скаррона (1610—1660), затем воспита-
тельница детей короля Людовика XIV и его фаворитка; после смерти королевы Марии-Те-
резы — тайная супруга короля; герцогиня Портсмутская — см. примеч. 48 к 1830 г.
24 ... отстаивал благодать перед Пелагием — Пелагий (ок. 360—после 418) — христи-
анский монах — автор религиозного учения (пелагианства), осужденного Вселенским
собором в 431 г. как ересь.
25 ...умирает старый кардинал де Рец. — См. примеч. 18 к 1837 г.
26 ...я сказал Шарлю Нодье — См. примеч. 5 к 1826 г.
1839
1 ...изобразил Давид в «Горациях» — Давид Жак Луи (1748—1825) — французский
живописец. Имеется в виду его картина «Клятва Горациев».
2 ... был я у Мехмет-Али-Паши... — Мехмет-Ал и, или Мохамед-Ал и (1769— 1849) —
вице-король Египта.
3 ...Элоиза... — См. примеч. 11 к 1832 г.
4 Доктор Штраус. — Штраус Давид (1808—1874) — немецкий философ, теолог, ис-
торик, автор книги «Жизнь Иисуса» (1835), в которой он развивает мифологическую
концепцию Евангелия.
5 ...Спиноза... — См. примеч. 37 к 1833 г.
6 ... низвести христианство до уровня мифа... — Эта идея открывает возможность ново-
го, индивидуального мифотворчества, которому Виньи отдает дань в ряде своих произведе-
ний, например в поэме «Элоа», в стихотворении «Человеческая святая троица» (1838). Более
того, в стихотворном наброске, очевидно 1839 г., который начинается словами «Я не сын
Божий», утверждается абсолютно человеческая сущность Христа, т. е. творится новый миф.
7 ...по образцу «Государя» Макиавелли. — Макиавелли Никколо (1469—1527) —
итальянский политик, мыслитель, историк. Трактат «Государь» (1513) посвящен пробле-
ме сильной власти.
8 ...именем Сен-Жюста — См. примеч. 43 к 1830 г.
9 Платон... переписал... речи Демосфена. — Платон — см. примеч. 24 к 1829 г.; Де-
мосфен (384—322 до н. э.) — афинский политический деятель, прославившийся своим
ораторским талантом.
Примечания 599
10 ...Ювенал... — Ювенал Децим Юний (ок. 60—ок. 127) — римский поэт-сатирик,
классик «суровой сатиры».
11 ...«АхНепеит» — См. примеч. 27 к 1837 г.
12 ...Герострат поджег эфесский храм — См. примеч. 17 к 1836 г.
13 ...Лемерсье... —Лемерсье Луи Жан Непомюсен (1771—1840) — французский дра-
матург. «Пангипокризиада, или Адское зрелище XVI века» — название его драматиче-
ской поэмы в двадцати песнях (1819—1832).
14 Бейль. — Анри Бейль (1783—1842) — настоящее имя Стендаля.
15 ...Мафусаил (библ.) —дед Ноя, проживший 969 лет.
16 Шатобриан, Ламартип... — См. примеч. 3 к 1826 г. и примеч. 12 к 1829 г.
17 ... Делаем (ь... —Делавинь Казимир (1793—1843) — французский поэт.
18 Юлиан — См. примеч. 25 к 1832 г.
19 ...он видит печальные лица Жильбера, Чаттертона и Андре Шенье — французские
поэты Андре Шенье и Никола Жильбер, а также английский — Томас Чаттертон явля-
ются персонажами романа Виньи «Стелло. Консультации Черного Доктора».
20 ...последователи Цвингли — Цвингли Ульрих (1484—1531) — швейцарский гума-
нист и религиозный реформатор, живший в Цюрихе. После смерти Цвингли его сторон-
ники объединились с кальвинистами и лютеранами.
21 Видел глухонемых. — В августе 1839 г. Виньи посещает Дом глухонемых. Общаясь
с его обитателями и желая утешить людей, страдающих физическим недугом, он сочиня-
ет экспромтом и пишет для них на доске стихотворение «Глухонемым», в котором гово-
рит о способности невербального общения, чисто духовного и с его точки зрения более
искреннего, чем вульгарные слова.
22 Сент-Бёв — См. примеч. 3 к 1829 г.
23 ...Ариэль... — персонаж «Бури» Шекспира.
24 ...Барон — Барон Мишель (1653—1729) — комический актер из труппы Мольера;
автор комедий.
25 Ламенне. —См. примеч. 8 к 1829 г.
1840
1 А ббату Лакордеру... — Лакордер Жан Батист Анри (1802—1861) — французский
религиозный деятель, член ордена доминиканцев. Этот монашеский орден, существо-
вавший с XIII в., был уничтожен во время революции 1789 г., а в XIX в. восстановлен ста-
раниями именно Лакордера.
2 Равиньян — Равиньян Постав Франсуа Ксавье Делакруа (1795—1858) — француз-
ский проповедник и религиозный деятель, иезуит.
3 По поводу одной книги Хораса Уолпола. — Уолпол Хорас (1717—1797) — англий-
ский писатель, один из представителей «готического» романа.
4 ...сделаться сен-симонистом или фурьеристом. — Сен-симонист — см. примеч. 22
к 1829 г.; фурьерист — последователь учения Шарля Фурье (1772—1837) — французско-
го утопического социалиста.
5 ...о Феодосии — Очевидно, имеется в виду римский император Феодосии I (правил
с 379 по 395 г.), последний властитель Римской империи в полном ее составе; преследовал
всех язычников и ариан, при нем были отменены Олимпийские игры (как языческие), со-
жжены многие языческие храмы и даже Александрийская библиотека. После Феодосия I
империя распалась на две части: Западную (собственно Римскую) и Восточную, причем
для первой наступили годы бедствия — нашествие варварских племен, и в 410 г. Рим был
взят и разграблен вестготами.
600 Приложения
6 Чаттертоп. — См. примеч. 33 к 1832 г.
7 ...как Алкивиад — См. примеч. 24 к 1837 г.
8 Паскаль... — См. примеч. 6 к 1830 г.
9 Я видел Тальма... — Тальма Франсуа Жозеф (1763—1826) — французский актер,
исполнитель ролей трагического репертуара.
10 ...нагота «Ахилла» Флаксмапа... — Флаксман Джон (1755—1826) — английский
скульптор.
11 ...Давида — См. примеч. 1 к 1839 г.
12 Монтень — См. примеч. 68 к 1832 г.
13 «СагеПе йе Ргапсе» — французская газета легитимистской ориентации; основана в
1631 г. Теофрастом Ренодо под покровительством кардинала Ришелье; первоначальное
название «Ьа ОагеИе»; выходила до 1914 г.
14 ...Оуэн и Сен-Симон... — Оуэн Роберт (1771—1858) — английский социалист-уто-
пист; Сен-Симон — см. примеч. 22 к 1829 г.
15 Буржуа Кольбер — Кольбер Жан Батист (1619—1683) — французский государст-
венный деятель, министр финансов при короле Людовике XIV; по происхождению —
сын суконщика.
16 ...подсказало Н. Лемерсье замысел его «Папгипокризиады». — См. примеч. 13 к
1839 г.
17 Герострат... совершал преступления. — См. примеч. 17 к 1836 г.
18 Эпиктет... — См. примеч. 14 к 1834 г.
19 Арман Каррель... — См. примеч. 12 к 1833 г.
20 Тацит не историк — Тацит (ок. 58—ок. 117) — римский историк, труды которого
посвящены Римской империи, а также религии, общественному устройству и быту древ-
них германцев.
21 Достойный поступокЛамартина.-Лассайи... — См. примеч. 12 к 1829 г.; Лассайи
Шарль (1806—1843) — французский поэт, судьба которого в некоторых своих моментах
послужила Бальзаку при создании образа Люсьена де Рюбампре («Утраченные иллю-
зии», «Блеск и нищета куртизанок»). Виньи вместе с Ламартином приняли участие в
судьбе Лассайи, страдавшего душевным расстройством.
22 Эрмина. — Под этим названием здесь и далее наброски сюжета, не воплотившиеся
в произведение того или иного жанра.
23 Рашели присущи... — См. примеч. 64 к 1832 г.
24 дон Гутьерре, Сганарель — персонажи комедии испанского драматурга Кальдеро-
на де Л а Барка (1600—1681) «Врач своей чести» (1635).
25 Размышления о «Теодоре» Корнеля. — Имеется в виду трагедия Пьера Корне-
ля (1606—1684) «Великомученица Теодора» (1646).
26 Из Лабрюйера не вышло бы лсурналиста — См. примеч. 16 к 1834 г.
27 «Луцилий, ты находишься где-то на этом атоме и занимаешь на нем не много мес-
та, из чего следует, что ты очень мал...» — фраза из «Характеров» Ж. де Лабрюйера
(гл. XVI, перевод Э. Л. Линецкой). Луцилий — воображаемый собеседник автора.
28 ...мадам де Лонгвиль... — Анна Женевьева Бурбон-Конде (1619—1679), жена гер-
цога Генриха II Дюнуа де Лонгвиля. Во время Фронды (в 1649 г.) встала во главе против-
ников королевского двора и имела на них огромное влияние; ей пришлось дважды бе-
жать из Франции, причем второй раз — оставив без поддержки принца Конде (ее брата),
вступившего в борьбу против Мазарини.
29 ...с принцем де Конде — Конде Людовик Бурбон, принц де (1621 —1686), извест-
ный под именем Великий Конде, — прославленный французский полководец. Во время
Фронды вначале выступает на стороне Мазарини, но затем становится во главе Фрон-
ды.
Примечания 601
30 ...мадам де Шеврез... — Шеврез Мария де Роган-Монбазон де (1600—1679) при-
надлежала к числу самых активных участников дворцовых интриг при Ришелье, кото-
рый дважды подверг ее изгнанию из Франции (в 1626 и 1637 гг.)- Во время Фронды она
поддерживала противников Мазарини.
31 ...будет перенесено в Дом Инвалидов. — Церемония захоронения останков Наполе-
она, привезенных с о-ва Св. Елены, состоялась во Дворце Инвалидов 15 декабря 1840 г.
Запись Виньи сделана под впечатлением речи министра внутренних дел Ш. Ремюза в Па-
лате депутатов 12 мая 1840 г. по вопросу о предоставлении кредита для давно ожидав-
шейся всеми церемонии.
32 ...у Мильтона — См. примеч. 4 к 1828 г.
33 О переписке мадам де Севинье. — См. примеч. 41 к 1830 г.; «Письма г-жи деСевинье
ее дочери графине де Гриньян» отражают наблюдения автора над жизнью аристократи-
ческого Парижа и Версаля (публикация — с 1726 г.).
34 Перечел... «Вильгельма Майстера». — Роман И. В. Гете «Годы учения Вильгельма
Майстера»( 1793—1796).
35 С. де Саси — Саси Исаак Сильвестр де (1754—1838) — французский ученый-ори-
енталист и государственный деятель.
36 <ФёЪа15» — Имеется в виду парижская газета «.1оигпа1 ёе$ ОёЪа1$»; выходила с 1789
по 1944 г., неизменно придерживаясь либеральной ориентации.
37 Токвиль — Токвиль Алексис Клерел де (1805—1859) — французский политиче-
ский деятель и писатель; особенное внимание Виньи привлекла его книга «О демократии
в Америке» (4 т., 1835—1840).
38 ...мнящему себя... Юлианом. — См. примеч. 25 к 1832 г.
1841
1 Принц Соуза... — Очевидно, имеется в виду Мишель Соуза (1792—1864) — грече-
ский посланник в Париже, или его родственник Александр Соуза (1800—1863) — поэт и
историограф.
2 ...ритора, оскорбившего Камоэнса — См. примеч. 11 к 1836 г.
3 Вильмену... —См. примеч. 19 к 1831 г.
4 Эрмина — См. примеч. 22 к 1840 г.
5 Пор-Рояль — Аббатство Пор-Рояль было в XVII в. центром янсенизма. Б. Пас-
каль, удалившийся из Парижа в аббатство в 1654 г., написал здесь свои «Письма провин-
циала» (1656—1657) в поддержку янсенистов против иезуитов и значительную часть сво-
их «Мыслей». В 1709 г. аббатство было упразднено Людовиком XIV и затем разрушено в
1712г.
6 ...Паскаль... — См. примеч. 6 к 1830 г.
7 Ламартин. — См. примеч. 12 к 1829 г.
8 Дюбуа... —См. примеч. 16 к 1831 г.
9 М-льЛассайи... —См. примеч. 21 к 1840 г.
10 М-ль Седей... — дочь французского поэта-драматурга Мишеля Жана Седена
(1719—1797). О живом участии Виньи в ее судьбе можно судить по его статье «О маде-
муазель Седен и о литературной собственности», опубликованной в 1841 г. в «Кеуие ёе$
ёеих Моп<1е$».
1' Вопрос о э/сенском авторстве, поднятый г-ном Вивьеном — Речь идет об обсуждав-
шейся на заседании Палаты представителей проблеме «о правах женщин в вопросах ли-
тературной собственности». Инициатором обсуждения был депутат Вивьен. Виньи при-
сутствовал на этом заседании.
602 Приложения
12 Фокс... — Речь идет, очевидно, об Уильяме Джонсоне Фоксе (1786—1864), англий-
ском политическом деятеле, который во время движения за избирательную реформу в
Англии 1830—1840-х гг. выступал как один из активных представителей демократиче-
ской партии.
13 Бейль... — См. примеч. 14 к 1839 г.
14 Сеи-Симоп... — См. примеч. 22 к 1829 г.
15 «Письмо к Бланки» Пру дона — Бланки — Бланки Луи Огюст (1805—1881) — фран-
цузский коммунист-утопист; Прудон — Прудон Пьер Жозеф (1809—1865) — француз-
ский социалист, теоретик анархизма.
16 ...Ламе/те. —См. примеч. 8 к 1829 г.
17 Эпиктету... — См. примеч. 14 к 1834 г.
18 Армаи Каррель. — См. примеч. 12 к 1833 г.
19 ...большая статья в МапопаЬ... — «Ыа1юпа1» — французская газета либерально-
го направления; основана в январе 1830 г. А. Тьером, О. Минье и А. Каррелем; выходила
до 1851 г. В этой газете был опубликован протест против Ордонансов Карла X.
20 ...неуступчив, как Шейлок. —См. примеч. 11 к 1831 г.
21 Колесница Брахмы. — Брахма в индуизме и брахмаизме — один из трех высших
богов, демиург, творец всего сущего.
22 Меннеше. — Меннеше Эдуар (1794—1845) — французский писатель и историк;
имеется в виду, очевидно, его сочинение «Шестнадцать лет при Бурбонах» (1832—1834).
23 Июльская колонна... — Воздвигнута на площади Бастилии в 1841 г. в память о
жертвах Июльской революции 1830 г.
24 Токвиль... — См. примеч. 37 к 1840 г.
25 О Клопштоке. — См. примеч. 16 к 1835 г.
26 ...не избежал влияния Социна... — Социн (Соццини) Лелио (1525—1562) — италь-
янский богослов, протестант. Его племянник Фавст Социн (1539—1604) стал его после-
дователем; предполагается, что часть его трудов, опубликованных Ф. Социном, могла
быть написана на основании рукописей, оставшихся ему в наследство от Л. Социна, ко-
торый сам ничего существенного опубликовать не успел.
27 ...Локка — См. примеч. 37 к 1834 г.
28 Мильтон. — См. примеч. 4 к 1828 г.
29 О Лафонтене. — См. примеч. 9 к 1838 г.
30 Гюго позаимствовал из «Сен-Мара»... — Это суждение не лишено основания, хотя
нельзя отрицать и того, что Виньи был не чужд своеобразной ревности в отношении Гю-
го: в середине 1820-х гг. они были друзьями и делили лидерство в романтическом движе-
нии, Виньи даже опередил Гюго в создании исторического романа («Сен-Мар» выходит
в 1826 г., а «Собор Парижской Богоматери» — только в 1831 г.). Но уже в конце 1820-х гг.
Виньи оказывается «в тени», тогда как популярность Гюго растет. См. также примеч. 10
к 1829 г.
31 О Блаженном Августине. — См. примеч. 40 к 1832 г.
32 8ирег/1итта ВаЬу\отв — Цитируется начало 136 псалма Библии: «При реках Ва-
вилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе».
33 Молодой аббат Лакордер... —См. примеч. 1 к 1840 г.
1842
1 Визит к Руайе-Колару. — Руайе-Колар Пьер Поль (1763—1845) — французский
философ и политический оратор, глава «доктринеров» — группы либеральных француз-
ских историков и мыслителей, объединившихся в Париже 1820-х гг. Визит к Руайе-Кола-
Примечания 603
ру стал первым из серии посещений членов Французской Академии, в поддержке кото-
рых Виньи был заинтересован в связи с тем, что в 1842 г. он выступил как претендент на
место в Академии. Несколько попыток стать академиком (первая — 17 февраля 1842 г.,
затем — 4 мая 1842 г., затем в 1844 г. 8 февраля и 14 марта) окажутся неудачными для Ви-
ньи. Только 8 мая 1845 г. он будет избран на место, освободившееся после смерти драма-
турга и публициста Шарля Гийома Э^гьенна, и станет одним из «бессмертных», т. е. по-
жизненно занимающих свое кресло избранников — членов Академии.
2 ... облаченный в халат Жеронта — Жеронт — имя нескольких персонажей в пьесах
Мольера («Лекарь поневоле», «Проделки Скапена») и Реньяра («Игрок», «Единствен-
ный наследник») и др.; все они — вариации комического типа старика.
3 ...как филин у Лафонтена — См. примеч. 9 к 1838 г.
4 Шатобриан. — См. примеч. 3 к 1826 г. и примеч. 2 к 1833 г.
5 ...Паскье — Паскье Этьен Дени, герцог де (1767—1862) — французский государст-
венный деятель, глава Палаты пэров при короле Луи-Филиппе, канцлер (1837).
6 ...Баланша — См. примеч. 22 к 1831 г.
7 ...напомнил Кипа — Кин Эдмунд (1787—1833) — английский актер, пользовав-
шийся широкой известностью, особенно исполнением ролей в пьесах Шекспира.
8 Ламартин... — См. примеч. 12 к 1829 г.
9 Об «Апологии Геродота» А. Этьенна. — Этьенн Анри (ок. 1531—1598) — француз-
ский ученый-эллинист.
10 ...антикатолический сборник анекдотов, как у Бейля. — Очевидно, имеется в виду
сочинение французского писателя, публициста и философа Пьера Бейля (1647—1706)
«Исторический и критический словарь» (1695—1697), предвосхитившее просветитель-
скую антикатолическую традицию.
1' Баур-Лормиан. — Баур-Лормиан Пьер (1770—1854) — французский поэт, перевод-
чик Оссиана.
12 ... Суме. — Суме Александр (1788—1845) — французский поэт и драматург.
13 ...Эмиля Дешана, Латуша... — См. примеч. 61 к 1830 г. и примеч. 16 к 1832 г.
14 ...упрекают Скриба... — Скриб Эжен (1791—1861) — французский драматург.
15 ...у де Шоппа — Шопп Гаспар (1576—1649) — немецкий ученый-филолог.
16 Ванини... — Ванини Луцилио (1585—1619) — итальянский философ, сожженный
на костре инквизиции по обвинению в атеизме и магии.
17 ОЛукане. — См. примеч. 9 к 1837 г.
18 Жозеф де Местр... — См. примеч. 1 к 1829 г.
19 Тьер. — См. примеч. 58 к 1830 г.
20 ...в подралсание Августину... — См. примеч. 40 к 1832 г.
21 ...охарактеризовал Штрауса... — См. примеч. 4 к 1839 г.
22 ...трагедия в духе Казимира Делавиня. — См. примеч. 17 к 1839 г.
23 Поэма Расина «Религия». — См. примеч. 54 к 1837 г.
24 Она породила Делиля... —Делиль прославился искусными перифразами. См. при-
меч. 55 к 1837 г.
25 Гизо. — Гизо Франсуа (1787—1874) — французский историк и государственный
деятель, занимавший важные посты при короле Луи-Филиппе.
26 О янсенистах. — Последователи доктрины голландского богослова Корнелиуса
Янсения (1585—1638).
27 Пор-Рояль — См. примеч. 5 к 1841 г.
28 Паскаль... — См. примеч. 6 к 1830 г.
29 ...с г-ном Патеном... — Патен Анри Жозеф Гийом (1793—1876) — француз-
ский писатель, преподавал литературу и риторику в Есо1е Ыогта1е, затем с 1833 г. в Сор-
бонне.
604 Приложения
30 Г-н де Барант. — Барант Гийом Проспер, барон де (1782—1866) — французский
историк и политический деятель; самое известное его сочинение — «История герцогов
Бургундских» (1824—1826).
31 ...«ЗоитаЫез ВёЬа1$». — См. примеч. 36 к 1840 г.
32 ...г-ном Кювилье-Флери — Кювилье-Флери Альфред Огюст (1802—1887) — фран-
цузский писатель, в 1830—1840-е гг. активно сотрудничавший в «.1оигпа1 с1ез ЬеЬа15».
33 ...мадемуазель Бурбье... — Бурбье Виржини (ум. в 1857) — французская актриса, в
1828—1841 гг. игравшая по ангажементу на сцене Петербургского Михайловского театра.
34 ...Китти Белл — См. примеч. 5 к 1835 г.
35 ...мадам Дорваль — См. примеч. 44 к 1830 г.
36 ...Дюбуа — См. примеч. 16 к 1831 г.
37 Видел г-на Моле. — Моле Луи Матье, граф де (1781—1855) — французский госу-
дарственный деятель, ловкий политик, преуспевавший при любом режиме: начав свою
политическую карьеру при Наполеоне, он стал членом Государственного совета и вер-
ховным судьей Империи, в эпоху Реставрации — министром флота, в годы Июльской
монархии — министром иностранных дел и премьер-министром в 1837— 1839 гг., а также
возглавлял Академию. Виньи и Моле испытывали друг к другу взаимную неприязнь, ко-
торая особенно обострилась при избрании Виньи в Академию в 1845 г. Современники
говорили, что на свете есть два существа, которых Виньи ненавидит: это Господь Бог и
господин Моле.
38 ...рассудительность Токвиля... — См. примеч. 37 к 1840 г.
39 ... пишет Базен. — Базен Анаис де Року (1797— 18 50) — французский историк; име-
ется в виду его книга «История Франции при Людовике XIII и при кардинале Мазарини»
(1834), которая получила премию Гобера и многократно переиздавалась.
40 ...сочинение Тацита — См. примеч. 19 к 1840 г.
41 Беседовал с Кузеном... — См. примеч. 19 к 1831 г.
42 ...г-н де Равиньян... — См. примеч. 2 к 1840 г.
43 ...Монлозье — Монлозье Франсуа Доминик, граф де (1755—1838) — французский
политический деятель и писатель. Противопоставляя его Паскалю, Виньи имеет в виду,
по всей вероятности, сочинение Монлозье «Иезуиты, конгрегации и единомыслие свя-
щенников» (1827). Идеи Монлозье, развиваемые им и в других сочинениях («О француз-
ской монархии, 1814; «О церковной власти»», 1829; «Записки о Революции», 1829; «О
священниках», 1833) касались проблем, к которым интерес Виньи практически никогда
не угасал.
44 Пирроников... — пирроники — последователи пирронизма — учения греческого
философа Пиррона (ок. 360—ок. 270 до н. э.), основателя скептицизма.
45 ...Мальбраншевой критики Монтеня. — Мальбранш Никола (1638—1715) —
французский философ, ученый, богослов и оратор; Монтень — см. примеч. 68 к 1832 г.
46 Сальванди... — Сальванди Нарсис Ашиль, граф де (1795—1856) — французский
государственный деятель и публицист, член Палаты депутатов (1830—1848), министр
просвещения (1837—1839 и с 1845 г.).
47 Лакордер — См. примеч. 1 к 1840 г.
48 Ультрамонтан... ультрамондан. — Игра слов: ультрамонтан — сторонник ульт-
рамонтанства — направления в католицизме, отстаивавшего неограниченную власть па-
пы Римского. В противоположность этому Виньи говорит об «ультрамонданстве» — от
франц. слова топс!е — свет, светское общество.
49 Мену — Имеется в виду, очевидно, Мену Луи Франсуа Мари (1769—1855) —
французский адвокат и политический деятель, проявивший себя во время революции
1789 г. и Империи, особенно в Лионе; по инициативе Мену были приняты некоторые
декреты революционного Конвента и другие юридические установления.
Примечания 605
50 Доклад Кузена — Речь идет о докладе Кузена (см. примеч. 19 к 1831 г.). о необходи-
мости нового издания «Мыслей» Паскаля (см. примеч. 6 к 1830 г.), который слушался на
пяти заседаниях Французской Академии с апреля по август 1842 г.
51 ...изданием, предпринятым Пор-Роялем — См. примеч. 5 к 1841 г.
52 ...Арио. — Арно Антуан (1612—1694) — французский теолог, доктор Сорбонны,
поддерживавший янсенистов в их полемике с иезуитами.
53 ...дух Сократа и Платона. — См. примеч. 2 к 1824 г. и примеч. 24 к 1829 г.
54 О смерти герцога Орлеанского. — Имеется в виду старший сын короля Луи-Фи-
липпа наследный принц Фердинанд, умерший в 1842 г. в результате несчастного случая.
55 ...г-на де Виллеля. — См. примеч. 57 к 1830 г.
56 ...герцог Беррийский — См. примеч. 22 к 1830 г.
57 ...о ядре генерала Дамремона. —См. примеч. 57 к 1837 г.
58 ...Ювепал — См. примеч. 10 к 1839 г.
59 Сказал Вильмену — См. примеч. 19 к 1831 г.
60 Спиноза — См. примеч. 37 к 1833 г.
61 ПьерЛеру... — Леру Пьер (1797—1871) — французский философ и политический
деятель.
62 Мальбранш до семнадцати годов оставался недоумком. — Установлено, что Виньи
ошибочно рассказывает здесь о Мальбранше то, что на самом деле случилось с уче-
ным-бенедиктинцем Ж. Мабильоном.
63 Декарт... — См. примеч. 27 к 1829 г.
64 ...«Божественная эпопея» — поэма (1840) А. Суме. См. выше примеч. 12.
65 «Человеческая комедия». — Название грандиозной серии романов О. Бальзака.
66 Непомюсен Лемерсье. —См. примеч. 13 к 1839 г.
67 ...говорил ей о мадам Ролан. — См. примеч. 45 к 1830 г.
68 Бюффон. — Бюффон Жорж Луи Леклерк, граф де (1707—1788) — французский
ученый и писатель, самое известное его сочинение — «Естественная история» в 36 томах
(1749).
69 ...потолковали о г-не де Бугенвиле... — Бугенвиль Луи Антуан де (1729—1811) —
французский мореплаватель, автор книги «Кругосветное путешествие» (1769); Виньи
очень гордился тем, что между Бугенвилем и семейством Бароденов, к которому по рож-
дению принадлежала мать поэта, существовали родственные связи, и намеревался напи-
сать книгу о Л. А. Бугенвиле и его сыне, который тоже был мореплавателем. Одним из
«географических» источников поэмы Виньи «Бутылка в море» является переписка отца и
сына Бугенвилей. Более того, П.-Ж. Кастекс сопоставляет ряд деталей, выявляющих, что
канвой для описания в поэме скитаний в море запечатанного сосуда послужили путевые
записки Бугенвилей.
70 ...о Куке — Кук Джеймс (1728—1779) — английский мореплаватель.
71 ...г-наде л'Эгля. —Эгль Анри Луи Эсперанс, граф дел' (1803—1875) — француз-
ский военный и государственный деятель, с 1839 г. — депутат Национального собра-
ния.
1843
1 ...в душе Ювенала... —См. примеч. 10 к 1839 г.
2 «Кларисса» — См. примеч. 4 к 1824 г. и примеч. 23 к 1833 г.
3 Мильтон. —См. примеч. 4 к 1828 г.
4 Сэр Роберт Пиль — Пиль Роберт (1788—1850) — английский политический дея-
тель, основатель консервативной партии. Так же звали его отца — Роберт Пиль (1750—
606 Приложения
1830) и его сына — Роберт Пиль (1822—1895), и оба также проявили себя на политиче-
ском поприще.
5 Паскаль. — См. примеч. 6 к 1830 г.
6 Прочел доклад Кузена... — См. примеч. 50 к 1842 г.
7 ...Пор-Рояль... — См. примеч. 5 к 1841 г.
8 ...Боссюэ... — См. примеч. 57 к 1832 г.
9 ...Фепелопу... — См. примеч. 67 к 1832 г.
10 ...Платон, а не Аристотель — См. примеч. 24 к 1829 г. и примеч. 18 к 1834 г.
11 Декарт — См. примеч. 22 к 1833 г.
12 ...Лейбниц — Лейбниц Готфрид Вильгельм (1646—1716) — немецкий философ.
13 ...Ламенне — См. примеч. 8 к 1829 г.
14 Мальбранш — См. примеч. 45 к 1842 г.
15 ...Августа — См. примеч. 14 к 1829 г.
16 ...Лабрюйер... — См. примеч. 16 к 1834 г.
17 Моитень... — См. примеч. 68 к 1832 г.
18 ...бедствия Иова. — См. примеч. 4 к 1823 г.
19 Казимир Делавинь... — См. примеч. 17 к 1839 г.
20 Реньяр пытается спасти одну семью — Речь идет об эпизоде из биографии фран-
цузского поэта-комедиографа Жана Франсуа Реньяра (1655—1709): во время одного из
своих путешествий, когда он плыл на корабле по Средиземному морю из Чивитта-Век-
кья в Тулон, он познакомился с молодой супружеской четой по фамилии Прад. Вскоре
вместе с супругами Прад он попадает в руки пиратов, и все трое выставлены на продажу
на невольничьем рынке в Алжире. Усилия Реньяра по спасению разлученных супругов
приводят к самым неожиданным результатам. Подробности этого приключения нашли
отражение в романе Реньяра «Провансалка» (изд. в 1731 г.).
21 ...расхваливает «Лукрецию»... — «Лукреция» — трагедия (1843) французского по-
эта-драматурга Франсуа Понсара (1788—1845).
22 ...говорит Эпиктет — См. примеч. 14 к 1834 г.
23 Голоса, предложенные г-ном Моле — См. примеч. 37 к 1842 г.
24 Паскье — См. примеч. 5 к 1842 г.
25 Лебрён — Лебрён Пьер Антуан (1785—1873) — французский поэт, член Академии;
государственный деятель, занимавший важные посты при Луи-Филиппе и Наполео-
не III.
26 Сегюр — Сегюр Филипп Поль (1780—1873) — французский историк.
27 Барант — См. примеч. 30 к 1842 г.
28 С-т-Бёв — См. примеч. 3 к 1829 г.
29 Баланш — См. примеч. 22 к 1831 г.
30 Сальванди — См. примеч. 46 к 1842 г.
31 г-н де Токвиль. — См. примеч. 37 к 1840 г.
32 Джейн Грей... — героиня одноименной пьесы А. Суме (1788—1845). См. примеч. 12
к 1842 г.
33 Изображать Юлиана... — См. примеч. 25 к 1832 г.
34 Элиаким, Иодай, Иоас — библейские персонажи — Элиаким (имя царя Иоакима
до того, как он занял престол), Иоас (или Иоахаз, царь иудейский), Иодай (иудейский
первосвященник) — являются также действующими лицами трагедии Расина «Гофолия»
(1690).
35 ...удаляет от дел Монка. — См. примеч. 42 к 1834 г.
36 Спиноза. — См. примеч. 37 к 1833 г.
37 При жизни Протагора... — Протагор (480—411 до н. э.) — греческий философ-со-
фист. Обвиненный в атеизме (так как говорил, что ничего не знает о богах «по неясности
Примечания 607
предмета и краткости человеческой жизни»), он бежал на остров Сицилия, но по пути
утонул.
38 Анаксагор... — греческий философ (ок. 500—428 до н. э.); обвиненный в оскорбле-
нии богов, так как пытался объяснить некоторые природные явления естественными
причинами, а не волей богов, Анаксагор был осужден на смерть; затем этот приговор
был заменен изгнанием.
39 Сократа предали смерти — Сократ подвергся обвинению в том, что не верит в бо-
гов, признаваемых афинянами, и вводит новые божества. За это он был приговорен вы-
пить яд (цикуту) и поступил в соответствии с этим приговором. См. также примеч. 2 к
1824 г.
40 Амшаспепты и Дэвы — Амшаспенты (или Амшаспанды, Амеша-Спента, Ам-
тра-Спанта) — в иранской мифологии духи добра или эманации верховного божества
Ахура-Мазды. Дэванды — искаженное «Дэвы» (или Дайвы) — злые демоны, олицетво-
ряющие насилие и жестокость, покорные Ариману — верховному духу зла, мрака и смер-
ти.
41 Сатира па сен-симонистских провидцев — См. примеч. 22 к 1829 г.
42 Эжен Сю... — Сю Эжен (1804—1857) — французский писатель.
43 ...история капитана Рено — См. примеч. 27 к 1835 г.
44 ...пускает в ход фалангу — Фаланга — тесно сомкнутая боевая линия в несколько
рядов. Этот способ построения войска применялся в античной Греции и Риме (в частно-
сти, упоминается в «Илиаде»).
45 ...это излюбленная тактика Тюренна — См. примеч. 9 к 1826 г.
46 Августин... —См. примеч. 40 к 1832 г.
47 Глава из «Юлиана Отступника». Поместить ее в «Ке\ие йез йеих Мопйез»... —
«Юлиан Отступник» — см. примеч. 25 к 1832 г.; «Яеуие с1ез с!еих Мопскз» — см. при-
меч. 70 к 1832 г.
48 Пример подал Лукиан... — Лукиан (125—ок. 192 г.) — греческий писатель, в числе
наиболее известных его произведений «Разговоры в царстве мертвых», «Разговоры бо-
гов».
49 Пелагий... — См. примеч. 24 к 1838 г.
1844
1 Похороны Шарля Нодье. — См. примеч. 5 к 1826 г.
2 Гробнесли... Этьенн... —Этьенн Шарль Гийом( 1778—1845) — французский писа-
тель. На освободившееся после его смерти место в Академии Виньи и будет избран в мае
1845 г.
3 ...Дро — Дро Франсуа Ксавье Жозеф (1773—1850) — французский моралист и ис-
торик.
4 ...Лебрён — См. примеч. 25 к 1843 г.
5 ...Потье де Сансе — Очевидно, имеется в виду Потье Жан Пьер Гийом (1801—
1873) — французский поэт и ученый-ориенталист (синолог и индолог); активно сотруд-
ничал в парижских журналах.
6 ...встречаюЛатуша — См. примеч. 16 к 1832 г.
7 ...свою кандидатуру... выставлял Паскье. — См. примеч. 5 к 1842 г.
8 ...свойство писаний Шатобриаиа... — См. примеч. 3 к 1826 г. и примеч. 2 к 1833 г.
9 Баур-Лормиаи... —См. примеч. 11 к 1842 г.
10 Беи у принца деЛиня. —Линь — фамилия бельгийских принцев, известная с XI в. У
Виньи имеется в виду, скорее всего, Эжен Ламораль де Линь (1804—1880); после револю-
608 Приложения
ции 1830 г. принц де Линь был кандидатом на бельгийский трон, однако избран был Лео-
польд Саксон-Кобургский. Принц де Линь занимал ряд государственных постов; с
1851 г. — сенатор.
11 ...голову... писанную Давидом. — См. примеч. 1 к 1839 г. Будучи членом Конвента
во время Французской революции 1789 г., художник Луи Давид писал картины, посвя-
щенные выдающимся деятелям революции (Марату, Робеспьеру и др.).
12 «Джейн Грей» Суме. — См. примеч. 32 к 1843 г.
13 Система трагедии Кампистрона, Кребийоиа... — Кампистрон — Кампистрон
Жан Гальбер де (1658—1723) — французский драматург, подражавший Расину; Кребий-
он Проспер (1674—1762) — французский поэт-драматург.
14 ...наречены были Лабрюйером... — См. примеч. 16 к 1834 г.
15 ...стены Иерихона. — Иерихон — палестинский город, первый встретившийся ев-
реям, когда они вступили на землю обетованную. Окружавшие Иерихон высокие стены
были закрыты, но чудесным образом пали, после того как осаждавшие город семь раз
торжественно обошли его, неся под трубные звуки Ковчег Завета.
16 Флурапс... — Флуранс Пьер Жан (1794—1867) — французский физиолог и врач.
17 Кювье... — Кювье Жорж (1769—1832) — французский ученый-зоолог.
18 Мопталамбер — Монталамбер Шарль, граф де (1810—1870) — французский по-
литический деятель и публицист, идеолог либерального католицизма.
19 Сеид — См. примеч. 4 к 1829 г.
20 ...Бэкон... — См. примеч. 37 к 1834 г.
21 Величие люблю страдания людского — строка из поэмы Виньи «Дом Пастуха»
(1844).
22 Боссюэ... — См. примеч. 57 к 1832 г.
23 Отмена Нантского эдикта. — Нантский эдикт, изданный французским королем
Генрихом IV в 1598 г., положил конец религиозным войнам во Франции; отменен час-
тично в 1629 г. и полностью в 1685 г. Людовиком XIV.
24 Со времен Шатена — Шаплен Жан (1595— 1674) — французский поэт, одно из его
сочинений — эпическая поэма о Жанне д'Арк «Девственница, или Освобожденная
Франция» (1656), пародированная Вольтером.
25 О Сенанкуре. — Сенанкур Этьен Пивер де (1770—1846) — французский писатель.
См. также примеч. 46 к 1832 г.
26 Ривароль... —См. примеч. 18 к 1831 г.
27 ...прежде Берка. — Берк Эдмунд (1729—1797) — английский писатель и оратор,
резко выступавший против Французской революции 1789 г.
28 Мадам д Агу. — Агу Мари де Флавиньи, графиня де (1805— 1876) — французская
писательница, публиковавшая свои произведения под псевдонимом Даниель Стерн.
29 Даниил во рву со львами — Даниил (библ.) — один из четырех «великих пророков»
иудаизма. Имеется в виду чудесное спасение Даниила, брошенного в львиный ров за его
преданность иудейской вере. Этот образ — один из тех, что наиболее привлекают Виньи.
См., например, его сонет «Даниил» (1837).
30 ...Бональд... — Бональд Луи, виконт де (1754—1840) — французский писатель и
политический деятель, идеолог монархии и католицизма.
31 ...вместе с Бернарденом де Сен-Пьером. — См. примеч. 3 к 1835 г.
32 Теория власти. — Имеется в виду трактат Бональда «Теория политической и рели-
гиозной власти» (1796).
33 В современных пьесах школы Скриба... — См. примеч. 14 к 1842 г.
34 ...от г-на Хойуорда — Имеется в виду, очевидно, Хэйуорд Абрахам (1802—
1884) — английский литератор, критик, переводчик «Фауста» Гете на английский язык;
печатался в «(Зиаг1ег1у Кеу1е\у».
Примечания 609
35 ...Александрийская школа — См. примеч. 4 к 1834 г.
36 Штраус — См. примеч. 4 к 1839 г.
37 Ламеппе — См. примеч. 8 к 1829 г.
38 Юлиан — См. примеч. 25 к 1832 г.
39 Сведепборг... — Сведенборг Эммануэль (1688—1772) — шведский ученый и тео-
соф.
40 ...к идеалу Сократа — См. примеч. 2 к 1824 г.
41 ...доДекарта. — См. примеч. 27 к 1829 г.
1845
1 Жена его в Шараитоне. — Шарантон — психиатрическая больница вблизи Пари-
жа.
2 ...омадам Сайд — См. примеч. 15 к 1832 г.
3 Поборники фаланстеров. — Фаланстеры (или фаланги) — ассоциации свободных
тружеников в утопической доктрине Ш. Фурье; в рамках фаланстера, как полагал Фу-
рье, возможно гармоническое развитие всех человеческих способностей, что в итоге
должно способствовать общественному прогрессу. См. также примеч. 4 к 1840 г.
4 ...аттицизм — изящество, утонченность речи, которыми в Древней Греции отли-
чались жители Аттики.
5 Афоризм Шеридана. — Шеридан Ричард (1751—1816) — английский драматург и
политический оратор.
6 Кончина Суме. — См. примеч. 12 к 1842 г.
7 ...беседую сДро — См. примеч. 3 к 1844 г.
8 ...Баур-Лормианом — См. примеч. 11 к 1842 г.
9 Шатобриан — См. примеч. 3 к 1824 г. и примеч. 3 к 1826 г.
10 ...Ламеппе... — См. примеч. 8 к 1829 г.
11 ...Беранже — См. примеч. 33 к 1830 г.
12 Продолжение «Юлиана». — См. примеч. 25 к 1832 г.
13 Молитва в ритме «Евы». — Этот набросок связан, по всей вероятности, с поэмой
Виньи «Дом Пастуха. Письмо к Еве» (1844) и замыслом «Ответа Евы», который остался
неосуществленным.
14 «СотпшНоппеЬ... — парижская либеральная газета, способствовавшая учрежде-
нию монархии Луи-Филиппа. Утратив оппозиционный характер, который она имела
при Реставрации, газета в значительной степени теряет и в популярности, но в 1844 г.
вновь привлекает к себе внимание благодаря публикации «романа-фельетона» Э. Сю
«Вечный жид»; выходила до 1914 г.
15 ...о г-не Этъенне. — См. примеч. 2 к 1844 г.
16 Влияние Кондильяка... — Кондильяк Этьенн Бонноде(1715—1780) — французский
философ-сенсуалист.
17 ...Бюло — См. примеч. 11 к 1833 г.
18 ...из загадочной колесницы Иезекииля — Иезекииль (библ.) — иудейский пророк. В
«Книге пророка Иезекииля» многие его прорицания представлены в форме видений и
аллегорических картин.
19 «Кандид»... — См. примеч. 41 к 1834 г.
20 Во времена Ропсара иДю Белле — Ронсар — Ронсар Пьер де (1524—1585) — фран-
цузский поэт, глава «Плеяды»; Дю Белле — Дю Белле Жоашен (1522—1560) — француз-
ский поэт, также входивший в «Плеяду».
21 ...Репье— Ренье Матюрен (1573—1613) — французский поэт.
610 Приложения
22 ...при Теодорихе Волосатом. — Теодорих — король остготов с 493 по 526 г.
23 Не так давно Сент-Бёв нам показал — Имеются в виду статьи Сент-Бёва «Спустя
десять лет в литературе» (1840) и «Несколько истин о положении в литературе» (1843),
опубликованные в «Яеуие с1ез ёеих Мопскз». См. также примеч. 3 к 1829 г.
24 Ифигения, Эрифила — персонажи трагедии Расина «Ифигения»; другие упоминае-
мые у Виньи героини также фигурируют в трагедиях Расина: Роксана и Аталида — в
«Баязете», Федра и Арикия — в «Федре», Андромаха и Гермиона — в «Андромахе».
1846
1 Ламартин... — См. примеч. 12 к 1829 г.
2 Вильмен — См. примеч. 19 к 1831 г.
3 «Историю» Тьера... — Имеется в виду, очевидно, книга А. Тьера (см. примеч. 58 к
1830 г.) «История Консульства и Империи», первый том которой вышел в 1845 г. (всего
21 т., 1845—1869).
4 Пленение Иоанна II... — Иоанн II Добрый — король Франции с 1350 по 1364 г.,
сын Филиппа VI Валуа. Взятый в плен англичанами (в результате поражения при Пуатье
в 1356 г.), король получает возможность в 1360 г. вернуться во Францию при условии,
что один из его сыновей останется вместо него в Лондоне заложником. Но поскольку сын
спустя некоторое время бежал, Иоанн II вынужден был возвратиться в Лондон, где он и
умер.
5 ...или Франциска I— См. примеч. 23 к 1831 г. Франциск I попал в плен к испанско-
му королю Карлу I (избранному императором Карлом V) в результате поражения фран-
цузского войска при Павии в 1525 г. Его отправили в Мадрид и держали в тюрьме, как
простого узника, пока он не подписал условия Карла V (передать императору Милан и
Бургундию). Однако, едва вернувшись во Францию, король отказался исполнить свои
вынужденные обещания.
6 Гильотина Людовика XVI—Людовик XVI был гильотинирован 21 января 1793 г.
7 ...молодого герцога Омальского... — Анри д'Орлеан, герцог Омальский (1822—
1897) — четвертый сын короля Луи-Филиппа, генерал; автор «Истории принцев Конде»
и член Академии. Семейство Конде, как и герцоги Орлеанские, были ветвями дома Бур-
бонов. После смерти последнего из Конде в 1830 г. герцог Омальский стал владельцем
фамильного замка Конде в Шантийи, который позднее был передан им по завещанию
Академии (вместе с хранившимися в замке богатыми коллекциями картин и других пред-
метов искусства, библиотекой и архивами). В настоящее время здесь находятся и некото-
рые из рукописей Виньи.
8 Г-н Моле... — См. примеч. 37 к 1842 г.
9 ...над статуей Сюлли. — Сюлли Максимильен де Бетюн, барон де Рони, герцог де
(1560—1641) — министр и друг короля Генриха IV.
10 ...у Тьера — См. примеч. 58 к 1830 г.
11 .. .моего отказа идти в Тюильри... — Тюильри со времен Империи был резиденцией
французских монархов.
12 ...встретил г-на Гиро. —Гиро Пьер Мари Терез Александр, барон (1788—1847) —
французский поэт.
13 ...г-н Барант... — См. примеч. 30 к 1842 г.
14 ...г-н Вите. — См. примеч. 61 к 1832 г.
15 Видел г-на де Поижервиля. — Понжервиль Жан Батист Эме Сансон де (1792—
1870) — французский поэт, переводивший также античных авторов (Лукреция, Овидия,
Вергилия) и Мильтона.
Примечания 611
16 ...о жизни и сочинениях г-на Этьенпа. — См. примеч. 2 к 1844 г.
17 Видел г-на де Сальванди. — См. примеч. 46 к 1842 г.
18 ...дать крест Бризё. — См. примеч. 60 к 1830 г.
19 ...г-нЛапрад... — Лапрад Виктор Ришар (1812—1883) — французский поэт.
20 ...г-н Шампаньи — Шампаньи Франсуа Жозеф Мари (1804--1882) — французский
писатель.
21 ...г-н де Сиркур... — Сиркур Адольф, граф де (1801—1879), бывший офицер, и его
жена графиня де Сиркур, урожд. Анастасия Семеновна Хлюстина (1808—1863), были из-
вестны в Париже благодаря аристократическому салону графини де Сиркур, в котором
хозяйка по вторникам принимала многих писателей и поэтов; в этом салоне постоянно
бывал и Виньи как один из друзей Сиркуров.
22 ...Мадам Аделаида — Аделаида Орлеанская (1777—1847) — сестра короля Луи-
Филиппа. Мадам — титул, который при дворе имели дочери короля и дофина, а также
жена Месье — брата короля.
23 ...в битве при Уэссане... — Уэссан — остров в Атлантическом океане вблизи фран-
цузского города Бреста. Французский адмирал Луи д'Орвилье (1708—1792) возглавлял
французский флот в битве с англичанами при Уэссане в 1778 г.
24 При словах «мой отец» лицо короля неожиданно подернулось грустью... — Отцом
короля Луи-Филиппа был Луи Филипп Жозеф герцог Орлеанский (1747—1793), широко
известный в годы революции как Филипп Эгалите. Это имя и огромную популярность он
стяжал целым рядом поступков и демократических жестов: в голодные 1787—1788 гг. по-
могал бедствующим; некоторые помещения своего двора Пале-Рояль отдал под торго-
вые заведения (чтобы расплатиться с долгами); будучи депутатом от дворянства в Гене-
ральных штатах , в 1789 г. демонстративно примкнул к третьему сословию, что вызва-
ло бурный восторг; в годы революции Пале-Рояль стал излюбленным местом народных
сборищ. Однако все это не уберегло его от гильотины. В 1793 г. он был осужден по обвине-
нию в измене, а также в стремлении завладеть королевской короной и незамедлительно
казнен.
25 ...воистину Армады. — Имеется в виду «Непобедимая армада» — огромный ис-
панский флот короля Филиппа II, направленный в 1588 г. против Англии, чтобы отом-
стить за смерть Марии Стюарт и свергнуть Елизавету I. «Непобедимую армаду» разме-
тала буря.
26 ...герцог Немурский — Луи Шарль Филипп, герцог Немурский (1814—1896) —
второй сын короля Луи-Филиппа; отличился при взятии французским войском алжир-
ского города Константины в 1837 г.
27 Герцогиня Омальская — супруга четвертого сына короля Луи-Филиппа. См. выше
примеч. 7.
28 Отчасти это напоминает Фронду — Фронда — движение против абсолютизма во
Франции в 1648—1653 гг.
29 ...о смерти Баланша — П. С. Баланш умер в 1847 г. Датировка данного фрагмента,
предлагаемая французскими издателями, сомнительна. См. примеч. 22 к 1831 г.
30 ...о слепоте мадам Рекамье. — Рекамье Жанна Франсуаза Бернар (1777— 1849) —
одна из самых известных женщин XIX в. Знаменитая своей красотой, умом и душевным
благородством, мадам Рекамье была хозяйкой знаменитого парижского салона, в кото-
ром уже со времен Первой республики и особенно в эпоху Директории собирались поли-
тические деятели и литераторы; в годы Империи Наполеона она живет преимуществен-
но в Италии, а по возвращении в Париж после реставрации Бурбонов мадам Рекамье и ее
салон в Абэи-о-Буа переживают апогей известности, чему в значительной мере способст-
вовала ее дружба с Шатобрианом. Слепота, поразившая мадам Рекамье в преклонные
годы, не лишила ее обаяния.
612 Приложения
31 «Лучший алькальд — король». — Название пьесы Лопе де Веги (1623, опубл. в
1635 г.); Виньи ошибочно приписывает ее Кальдерону. Алькальд — административное
лицо в Испании, судья.
32 ...Ансло — Ансло Жак Арсен Поликарп Франсуа (1794—1854) — французский пи-
сатель-драматург, при Бурбонах снискавший награды и почести за свои трагедии; его из-
вестности способствовала также книга «Полгода в России» (1827), написанная после по-
сещения России в свите маршала Мармона, представлявшего Францию на коронации
Николая I в 1826 г. Супруги Ансло были близкими друзьями Виньи. Их дочери Луизе Эд-
ме (которую некоторые современные биографы считают внебрачной дочерью Виньи, а
ее семью — его «второй семьей»), впоследствии мадам Лашо, Виньи оставил все свое со-
стояние, за исключением личного архива и рукописей, распоряжаться которыми он заве-
щал Луи Ратисбонну.
33 ...Патепом — См. примеч. 29 к 1842 г.
34 ... Тиссо — Тиссо Клод Жозеф (1800—1876) — французский писатель и профессор
философии.
35 ...Лебрёном — См. примеч. 25 к 1843 г.
36 ...Сегюр — Сегюр Филипп Поль (1780—1873) — французский генерал, автор сочи-
нения «История Наполеона и Великой армии».
37 ...Сеит-Бёв... — См. примеч. 3 к 1829 г.
38 ...Академическойречи Тюрго. — См. примеч. 27 к 1830 г.
39 ...аттестат лейтенанта кавалерии Алых эскадронов — Алые эскадроны — четы-
ре конных отряда королевского эскорта, воссозданные Людовиком XVIII в 1814 г. и рас-
формированные уже в 1815 г.; «алыми» они назывались по цвету мундиров. Служить в
Алых эскадронах было привилегией аристократов. В 1815 г. Виньи в составе Алого эс-
корта сопровождал Людовика XVIII в его поспешном бегстве к бельгийской границе,
когда Наполеон вернулся с острова Эльба.
40 Кюбьер — Кюбьер Амеде Луи де (1786—1853) — французский генерал, отли-
чившийся в битвах при Эйлау и Ватерлоо; в 1830-х гг. — военный министр и пэр
Франции.
41 Гюден — Гюден Сезар Шарль Этьен де ла Саблоньер, граф де (1768—1812) —
французский генерал, участник наполеоновских войн, погиб в России. Генералом был и
его брат Пьер Сезар Гюден, барон (1775—1835).
42 Нарваэс — Нарваэс Рамон Мария (1800—1868) — испанский генерал и политиче-
ский деятель.
43 ...портреты австрийских инфант кисти Мурильо — См. примеч. 12 к 1838 г.
44 Монпансье — титул герцогов Монпансье принадлежал многим ветвям дома Бур-
бонов.
45 ...маршала де Лафейада... — Лафейад Луи де (1673—1725) — французский воена-
чальник, маршал.
46 ...Барону. — См. примеч. 24 к 1839 г.
47 ...игравшему в «Цинне»... — трагедия (1640) П. Корнеля. См. также примеч. 25 к
1840 г.
48 ...Крийон... — Крийон Луи Бальби де Бертон де (1543—1615) — французский вое-
начальник, принимавший участие в религиозных войнах; друг и соратник Генриха IV.
49 ...герцог деГиз. —Гиз Генрих, герцог де( 1550—1588) — глава Католической лиги,
один из организаторов избиения гугенотов в Варфоломеевскую ночь 1572 г.
50 Юная влюбленная спартанка... — Этот замысел Виньи остался не только неосуще-
ствленным, но и не до конца продуманным. Дав своему герою имя Алкея (греческого
поэта VII—VI вв. до н. э.), а другого назвав Агисом (Агис — имя нескольких спартан-
ских царей V—III вв. до н. э.) и связав обоих с «Пиром» Платона, жившего, как извест-
Примечания 613
но, двумя веками позднее Алкея, Виньи невольно вступает в хронологическое несоот-
ветствие. Возможно, что имена Алкея и Агиса по авторскому замыслу не связаны с ис-
торическими прототипами, а сюжетную коллизию предполагаемой трагедии следует
воспринимать как ориентированную не на реалии античной истории, а только на идею
платоновского Андрогина, в которой ярко сочетаются философское и мифологическое
начала платоновских диалогов, в том числе «Пира» — едва ли не самого известного из
них.
1847
1 Гиро. — См. примеч. 12 к 1846 г.
2 Избрание г-на Ампера. — Ампер Жан Жак (1800—1864) — французский историк;
сын известного ученого-физика Андре Ампера.
3 Г-н де Шатобриаи... — См. примеч. 3 к 1826 г. и примеч. 2 к 1833 г.
4 Добряк Балапш... — См. примеч. 22 к 1831 г.
5 Незрячие вроде Баур-Лормиаиа... — См. примеч. 11 к 1842 г.
6 ...министры вроде Ламартина — См. примеч. 12 к 1829 г. и примеч. 33 к 1837 г.
7 ...Гизо — См. примеч. 25 к 1842 г.
8 ...Сальваиди — См. примеч. 46 к 1842 г.
9 ...Тьера — См. примеч. 58 к 1830 г.
10 ...Ремюза — Ремюза Шарль де (1797—1875) — французский политический дея-
тель, философ.
11 ...Токвиля — См. примеч. 37 к 1840 г.
12 ...г-на Моле — См. примеч. 37 к 1842 г.
13 Ламение... — См. примеч. 8 к 1829 г.
14 Беранже — См. примеч. 33 к 1830 г.
15 ...предпочитают бочку Диогена. —Диоген (413—327 до н. э.) — греческий фило-
соф, настолько презиравший всякое благополучие и социальные условности, что жили-
щем себе избрал бочку.
16 Альфред де Мюссе — См. примеч. 7 к 1836 г.
17 ...г-н Кузен — См. примеч. 19 к 1831 г.
18 Декарт — См. примеч. 27 к 1829 г.
19 Мальбранш — См. примеч. 45 к 1842 г.
20 Паскаль — См. примеч. 6 к 1830 г.
21 Его ученик Фихте... —Фихте Иоганн Готлиб(1762—1814) — немецкий философ.
22 Новалис. — Псевдоним немецкого писателя Фридриха фон Харденберга
(1772—1801).
23 ...от Спинозы... — См. примеч. 37 к 1833 г.
24 ...как Аристотель — См. примеч. 18 к 1834 г.
25 ...следует за Платоном — См. примеч. 24 к 1829 г.
26 Лейбниц — См. примеч. 12 к 1843 г.
27 Гердер — См. примеч. 49 к 1832 г.
28 Г-н Ларомигьер... — Ларомигьер Пьер (1756—1837) — французский философ.
29 Г-н де Бирал — Мен де Биран Франсуа Пьер (1766—1824) — французский фило-
соф.
30 ...против... «Системы природы» Гольбаха — См. примеч. 63 к 1837 г.
31 «Бхагават-Гита» — название философской поэмы, составляющей часть ин-
дийского эпоса «Махабхарата», в ней излагается мистическая философия бога Криш-
ны.
614 Приложения
32 Наброски воспоминаний — К своей фамильной летописи Виньи вновь обращается,
уступая настоятельным просьбам близких и друзей, как утверждает первый издатель и
комментатор «Дневника Поэта» Луи Ратисбонн. По сравнению с его автобиографиче-
скими заметками 1832 г. эти наброски отличаются большей обстоятельностью.
33 ... Vгод Республики — В эпоху Французской революции 1789 г. новый отсчет вре-
мени стали вести с 1793 г., когда декретом республиканского Конвента от 5 октября
1793 г. был введен новый календарь.
34 ...дружескую симпатию к Валуа... нежели к Бурбонам — Валуа и Бурбоны — две
династии французских королей, восходящие к Капетингам и правившие в течение пяти
веков: Валуа — с 1328 по 1589 г., Бурбоны — с 1589 по 1830 г.; последним Бурбоном стал
Карл X, лишившийся власти в результате Июльской революции 1830 г.; сменивший его
на троне Луи-Филипп принадлежал к младшей ветви Бурбонов.
35 ...моиродственники маршал Кастельио и Рошешуары — Возможно, имеется в виду
Франсис Кастельно (1812—1880) — путешественник и естествоиспытатель, известный
благодаря своим экспедициям 1834—1841 гг. в Северную Америку и Мексику. В 1843—
1847 гг. Кастельно руководил французской экспедицией, исследовавшей экваториаль-
ные районы Южной Америки. Интерес Виньи к подобного рода деятельности и к лично-
сти путешественника-первооткрывателя проявился и в отношении к Л. де Бугенвилю,
который был родственником Виньи по материнской линии (см. примеч. 69 к 1842 г.). Фа-
милия Кастельно очень древняя. Известен, в частности, Пьер Кастельно, облеченный
святейшим поручением истребить альбигойскую ересь, убитый в 1208 г. и впоследствии
канонизированный. Сведений, подтверждающих родство семейства Виньи с Кастельно
и с фамилией Рошешуар, не обнаружено.
36 Анн де Монморанси. — Монморанси Анн герцог де (1493—1567) — французский
генерал, коннетабль (главнокомандующий королевской армии), один из самых влия-
тельных советников королей Франциска I и Генриха II.
37 ...при адмирале д'Орвилье... — Орвилье Луи де (1708—1792) — французский
адмирал; см. также примеч. 23 к 1846 г.
38 ...при осаде Оре — небольшой город в Бретани (недалеко от полуострова Кибе-
рон), родина предводителя монархического движения в Бретани Жоржа Кадудаля.
39 Прощание с ним убило его отца... — Рассказывая о том, что причиной смерти одно-
го из предков стало известие о казни его сына, Виньи явно намекает на противополож-
ную ситуацию: французский генерал Ш. Ф. Сомбрейль (1727—1794), арестованный как
ярый монархист, был спасен благодаря своей дочери, которая, согласно легенде, выпила
бокал крови и такой ценой заставила палачей пощадить отца.
40 ...с Великим Фридрихом... — Фридрих II Великий — король Пруссии с 1740 по
1786 г.
41 После битвы при Крефельде — Одно из сражений в ходе Семилетней войны
(1756—1763) против Пруссии, которую вели совместно Франция, Австрия и Россия.
42 Г-н де Мальзерб... — См. примеч. 64 к 1837 г.
43 ...Мюрат... — Мюрат Иоахим (1767—1815) — французский маршал, сподвижник
Наполеона и его зять; титул короля Неаполитанского ему дал Наполеон в 1808 г.
44 ...о смерти герцога Энгиеиского. — См. примеч. 21 к 1830 г.
45 ...Нерон. — См. примеч. 13 к 1832 г.
46 ...мадам де Севинье. — См. примеч. 41 к 1830 г.
47 ...Кулаижа — Куланж Филипп Эмманюэль (1633—1716), кузен мадам де Севинье,
был сочинителем песен.
48 ...сравнивал... мой перевод [Гомера] с переводом Поупа — Поуп Александр (1688—
1744) — английский поэт; в числе его переводов «Илиада» и «Одиссея» Гомера.
Примечания 615
1848
1 Г-н Паскаль Дюпра — Дюпра Паскаль Пьер (1815—1885) — французский полити-
ческий деятель, историк.
2 «Кеуие ШёрепаЪте» — французский журнал, издававшийся в 1841—1848 гг.
П. Леру и Жорж Санд.
3 Мишле — Мишле Жюль (1798—1874) — французский историк.
4 Давид д'Анже — См. примеч. 49 к 1830 г. В 1828 г. Виньи подарил ему экземпляр
своего романа «Сен-Мар» в знак благодарности за бронзовый медальон с изображением
профиля поэта. «Поскольку у Вас возникла идея и желание запечатлеть мои черты, я сам
немного поверил в себя. С тех пор я стал больше значить в моем собственном мнении», —
говорит Виньи в письме 1828 г.
5 ...Монтескье. —См. примеч. 7 к 1828 г.
6 Изучить Сен-Симона... — См. примеч. 22 к 1829 г.
7 ...Базара... —См. примеч. 23 к 1829 г.
8 ... (проштудировать) Коммунистов: Анфантена... — См. примеч. 23 к 1829 г.
9 ...Бюше... —См. примеч. 3 к 1830 г.
10 Фурье — См. примеч. 4 к 1840 г. и примеч. 3 к 1845 г.
11 ... Копта — Конт Огюст (1798—1857) — французский философ, один из основопо-
ложников позитивизма.
12 ...Консидерана... — Консидеран Виктор (1808—1893) — французский социа-
лист-утопист, последователь Ш. Фурье.
13 ...завершить Прудоном — См. примеч. 15 к 1841 г.
14 Тьер — См. примеч. 58 к 1830 г.
15 Король Карл Альберт — Карл Альберт — король Сардинии с 1831 по 1849 г. Во
время революции 1848—1849 гг. ввел умеренно либеральную конституцию, но позднее
был вынужден бежать из страны, отрекшись от престола.
16 ...подобно Собескому — Ян Собеский (1629—1696) — польский король с 1674 г.
(под именем Ян III).
17 ...подобно Амадису Польскому с Галаором и Эспландианом. — Амадис Гальский,
Галаор, Эспландиан — персонажи рыцарского романа «Амадис Гальский» (1508) испан-
ского писателя Гарсии Родригеса де Монтальво. Амадис Гальский — тип идеального
возлюбленного, безупречного в своем постоянстве. Галаор — младший брат Амадиса,
Эспландиан — сын Амадиса.
18 Родерих Гот — имя последнего короля визиготов (вестготов) в Испании (710—
711); погиб в военном сражении.
1849
1 ...философские идеи Платона... — См. примеч. 24 к 1829 г.
2 ...Аристотеля... — См. примеч. 18 к 1834 г.
3 ...Декарта... — См. примеч. 27 к 1829 г.
4 ...в душе Блаженного Августина — См. примеч. 40 к 1832 г.
5 Боссюэ — См. примеч. 57 к 1832 г.
6 «Кандид» — См. примеч. 41 к 1834 г.
7 ...не уступающий «Общественному договору» — «Общественный договор»
(1762) — трактат Ж. Ж. Руссо.
8 Об Эпиктете — См. примеч. 14 к 1834 г.
9 ...цитирует г-н Вильмен... —См. примеч. 19 к 1831 г.
616 Приложения
10 Марат — См. примеч. 62 к 1830 г.
1' Шарлотта Корде — Корде д'Армон Шарлотта (1768—1793) — французская дво-
рянка, убившая Марата, за что была гильотинирована.
12 «Згёск» — роялистская газета, издававшаяся в Париже с 1836 г.
13 Генрих V— «королевское» имя герцога Бордоского. — См. примеч. 40 к 1830 г.
Размышления о том, как могла бы измениться ситуация для легитимистов со смертью
Генриха V, не в первый раз встречаются в дневнике.
14 Я оставался в нейтралитете, в армии Стелло. — Идея «вооруженного нейтрали-
тета» как достойной позиции мыслящего и честного человека обоснована в романе Ви-
ньи «Стелло».
1850
1 Луи Блан — Блан Луи (1811—1882) — французский публицист, историк, полити-
ческий деятель республиканского толка, один из идеологов утопического социализма,
во время революции 1848 г. член Временного правительства.
2 ...власть... Конфуция... —См. примеч. 10 к 1834 г.
3 Григория VII... — См. примеч. 22 к 1836 г.
4 ...Кальвина... —См. примеч. 32 к 1834 г. С 1541 г. Кальвин — фактический дикта-
тор Женевы, которую он превратил в один из центров Реформации.
5 Паскаль — См. примеч. 6 к 1830 г.
6 ...прекрасные Хоэфоры — Хоэфоры (греч. миф.) — носительницы жертвенного огня.
7 ...сопроволсдая Атрида — Атриды — потомки Атрея, царя Микен. Судьба Атри-
дов, о которой рассказано в трилогии Эсхила «Орестея» («Агамемнон», «Хоэфоры»,
«Эвмениды»), отмечена цепью кровавых преступлений, начало которым положил сам
Атрей, убив своего сводного брата Хрисиппа, а затем родного брата Фиеста; Агамемнон
(сын Атрея) приносит в жертву свою дочь Ифигению, а сам становится жертвой Клитем-
нестры (своей жены); мстя за отца, Орест и Электра убивают свою мать Клитемнестру.
8 ...аттицизм — См. примеч. 4 к 1845 г.
9 Сент-Бёв — См. примеч. 3 к 1829 г.
10 Янсенисты — См. примеч. 26 к 1842 г.
11 ...из Пор-Рояля — См. примеч. 5 к 1841 г.
12 Кузен — См. примеч. 19 к 1831 г.
13 ...Демокрит — См. примеч. 12 к 1836 г.
14 ...Гераклит — См. примеч. 13 к 1836 г.
15 ...изречение Вовеиарга — Вовенарг Люк де Клапье, маркиз де (1715—1747) —
французский моралист.
1851
1 ...Платон... — См. примеч. 24 к 1829 г.
2 Шарль Нодье — См. примеч. 5 к 1826 г.
3 ...Депрео — Имеется в виду Буало-Депрео Никола (1636—1711) — французский
поэт, критик, теоретик классицизма.
4 «Письма к провинциалу» — сочинение Б. Паскаля (1657).
5 ...говорил Марк Аврелий. — Марк Аврелий — император с 161 по 180 г., автор
«Мыслей» — изречений в духе философии стоицизма. См. также примеч. 28 к 1834 г.
6 Ларошфуко писал — Ларошфуко Франсуа де (1613—1680) — французский писатель.
7 Паскаль — См. примеч. 6 к 1830 г.
Примечания 617
8 Дафна — См. примеч. 19 к 1835 г.
9 Либаний... — См. примеч. 19 к 1833 г.
10 ...говорит... Юлиану. —См. примеч. 25 к 1832 г.
11 ...по части дипломатии герцог Немурский... — См. примеч. 26 к 1846 г.
12 ...превосходит герцога Орлеанского — См. примеч. 23 к 1830 г.
13 ...Зенон — Зенон из Китиона (336/332—264/262) — греческий философ, основав-
ший школу стоиков.
14 ...Эпиктет — См. примеч. 14 к 1834 г.
15 ...Абеляр — См. примеч. 11 к 1832 г.
16 ...Декарт — См. примеч. 27 к 1829 г.
17 Сократ — См. примеч. 2 к 1824 г.
18 ...подобно Людовику XIв Плесси-ле-Тур — Людовик XI — король Франции с 1461
по 1483 г.; Плесси-ле-Тур — построенный им замок, где король и умер.
19 Презрение рождает Кориоланов. — Кориолан (V в. до н. э.) — римский военачаль-
ник, глава патрицианской партии; в ходе борьбы патрициев и плебеев, не пожелав дер-
жать перед плебеями ответ за свои действия, Кориолан направил войско против Рима и
подверг опустошению Римскую область, но остановился перед Римом и затем отступил,
за что был убит своими воинами.
20 Ламенне — См. примеч. 8 к 1829 г.
21 Смерть г-на Монкальма... — Монкальм Луи, маркиз де (1712—1759) — француз-
ский генерал, погибший в Канаде в бою с англичанами за Квебек.
22 Андре Шенье — См. примеч. 19 к 1832 г.
23 Антигона, Креонт — персонажи греческой мифологии. Антигона —дочь фиванско-
го царя Эдипа; после того как ее братья Полиник и Этеокл погибли в поединке, царь Креонт
приказал похоронить Этеокла со всеми почестями, а Полиника оставить без погребения.
Антигона, нарушив запрет, похоронила Полиника, за что была приговорена к смерти.
24 ...сыграть «Гофолию» — «Гофолия» (1690) — трагедия Ж. Расина.
25 ...из Дневника Оттилии — Оттилия — персонаж романа Гете «Избирательное
сродство» (1809).
1852
1 Юлиан — См. примеч.25 к 1832 г.
2 Сеи-симонистскую школу... — См. примеч. 22 к 1829 г.
3 Монталамбер — См. примеч. 18 к 1844 г.
4 Тавроболий. — Обряд заклания быков, введенный в Риме при Антонинах в связи с
распространением культа персидского бога солнца Митры. Во время этого ритуала про-
исходило омовение жрецов и всех, кто участвовал в нем, кровью жертвенного быка.
5 Г-н Моле... — См. примеч. 37 к 1842 г.
6 ...из «Жгиь Блаза» — роман французского писателя Алена Рене Лесажа (1668—
1747) «История Жиль Блаза из Сантильяны» (1715—1735).
7 Размышления о Паскале. — См. примеч. 6 к 1830 г.
8 Размышления о Ювенале. — См. примеч. 10 к 1839 г.
9 Кузен... — См. примеч. 19 к 1831 г.
10 По поводу речи Низара о Мюссе — Низар Дезире (1806—1888) — французский ли-
тературный критик; Мюссе — см. примеч. 7 к 1836 г.
1' Книга Иова — См. примеч. 4 к 1823 г.
12 ...для Коцита — Коцит (миф.) — одна из рек подземного царства Аида.
13 О Мильтоне — См. примеч. 4 к 1828 г.
21 Альфред де Виньи
618 Приложения
14 ...у Репье... — См. примеч. 21 к 1845 г.
15 у ...Пирона — Пирон Алексис (1689—1773) — французский поэт, автор сатир.
16 Уж никак не весталки. — Весталки — в римской мифологии жрицы Весты — боги-
ни священного очага городской общины, дома.
17 Ж. Дюссо — Дюссо Жан Жозе (1728— 1799) — французский литератор и политиче-
ский деятель, переводчик «Сатир» Ювенала (1-е изд. в 1770 г.).
18 Юный Адам Люкс — Люкс Адам (1766—1793) — французский ученый-медик, фи-
лософ; политический деятель монархической ориентации; был казнен (гильотинирован)
якобинцами.
19 ...молитва Эпиктета. — См. примеч. 14 к 1834 г.
20 ...о «Пангипокризгшде». — «Пангипокризиада, или Адское зрелище XVI века»
(1819—1832) — поэма французского писателя Н. Лемерсье. См. примеч. 13 к 1839 г.
21 Бопниве... — Бонниве Гийом Гуффье де (1488—1525) — французский адмирал, фа-
ворит короля Франциска I.
22 ...Гефестиона... — Гефестион (умер в 324 г.) — друг Александра Македонского,
участвовавший во всех его военных походах; после смерти Гефестиона Александр Маке-
донский повелел причислить его к полубогам.
23 ...Никомеда... — Никомед — имя четырех царей Вифинии (III в. до н. э. — I в. н. э.);
персонаж трагедии П. Корнеля «Никомед» (1651).
24 ...могли поклоняться Ганимеду — Ганимед (миф.) — сын троянского царя Троса;
из-за необычайной красоты был похищен Зевсом и унесен на Олимп.
25 Аптиной... — греческий юноша, любимый раб римского императора Адриана
(II в. н. э.), считавшийся образцом пластической красоты.
26 ...перед... Ниобеей... — Ниобея, или Ниоба (миф.) — жена фиванского царя Ам-
фиона; у нее было много сыновей (по разным источникам от шести до десяти) и столько
же дочерей, что вызвало зависть богини Лето, у которой был только один сын и одна
дочь (Аполлон и Артемида). По воле богини все дети Ниобеи были убиты, а несчастная
мать окаменела от горя.
27 ...пуссеновского потопа — Имеется в виду картина французского живописца Ни-
кола Пуссена (1594—1665) «Всемирный потоп», находящаяся в Лувре.
28 О Блалсениом Августине — См. примеч. 40 к 1832 г.
29 ...варварами Алариха — Аларих — имя двух королей вестготов (IV—VI вв.).
30 Эиесидем — См. примеч. 9 к 1834 г.
31 Валерий Максим — латинский историк (I в. н. э.), автор сочинения «Достопамят-
ные дела и слова».
32 Гиббон — См. примеч. 26 к 1837 г.
33 Жозеф де Местр — См. примеч. 1 к 1829 г.
34 Священная теория Бериета — Бернет Джильберт (1643—1715) — английский бо-
гослов и историк.
35 «Мученики» — См. примеч. 20 к 1829 г.
36 «История жирондистов» — восьмитомный исторический труд А. де Ламартина,
публикация которого началась в 1847 г. См. также примеч. 12 к 1829 г.
37 «Гордыня, спесь видны во лживости личины» — Строка из поэмы Виньи «Дом Пас-
туха, письмо к Еве». Говоря о депутатах, автор имеет в виду прежде всего Ламартина, ко-
торый, считая недостаточным «быть только поэтом», поднялся на депутатскую трибуну:
в 1834 г. он был избран в Национальное собрание. В мае 1842 г. он произнес в Палате де-
путатов свою знаменитую речь в защиту цивилизации вообще и железных дорог в част-
ности в ответ на сомнения многих, вызванные железнодорожной катастрофой в Версале
11 мая 1842 г. К этому моменту «Дом Пастуха» был уже написан и датирован 30 марта
Примечания 619
1842 г., но Виньи добавил несколько строк (в том числе цитируемую им здесь) и впослед-
ствии изменил датировку на более позднюю (1844). См. также примеч. 46 к 1834 г.
38 ...под Сократа — См. примеч. 2 к 1824 г.
39 Ларошфуко — См. примеч. 6 к 1851 г.
1853
1 ...смерть Ария... — См. примеч. 51 к 1830 г.
2 ...придуманный мною диалог... — Имеется в виду «Диалог, оставшийся неизвест-
ным» — глава V книги Виньи «Неволя и величие солдата» (1835): беседа между Наполео-
ном Бонапартом и папой Пием VII накануне коронации императора Наполеона дейст-
вительно вымышлена писателем, но с достаточной достоверностью отражает дух исто-
рического момента.
3 Чтение «Хижины дяди Тома» — «Хижина дяди Тома» — роман американской пи-
сательницы Гарриет Бичер-Стоу, опубликованный в 1852 г.: достаточно владея англий-
ским языком, Виньи мог читать его в подлиннике.
4 ...НепомюсенЛемерсье после «Агамемнона» и «Пангипокризиады» — «Агамемнон»
(1797) — трагедия Н. Лемерсье. См. также примеч. 13 к 1839 г. и примеч. 20 к 1852 г.
5 ...Шендоле после «Гения человека» — «Гений человека» — поэма Шендоле (1807).
См. примеч. 5 к 1838 г.
6 Беранже — См. примеч. 33 к 1830 г.
7 ...шутовской облик изображений Калло... — Имеются в виду фантастические обра-
зы гравюр французского художника Жака Калло (1592—1635).
8 ...перевоплощениями «Искушения святого Антония» — название картины фламанд-
ского художника Питера Брейгеля-младшего (1564—1638), а также драмы Г. Флобера, кото-
рая к этому моменту была уже написана в первой редакции, но еще не опубликована авто-
ром.
9 ...на Лютера... — См. примеч. 36 к 1833 г.
10 ...и Кальвина — См. примеч. 32 к 1834 г.
11 ...и вслед за Хромым бесом — Хромой бес — персонаж одноименного романа
(1641) испанского писателя Луиса Велеса де Гевары и романа того же названия (1707), на-
писанного по канве первого французским писателем А. Р. Лесажем.
12 ...кади — мусульманский судья, выполняющий одновременно гражданские и ре-
лигиозные функции.
13 О Паскале. — См. примеч. 6 к 1830 г.
14 Николь — См. примеч. 21 к 1838 г.
15 Не будь он Грессе, писавшим в своей обители — «Обитель» (1735) — стихотворное
послание французского поэта Луи Грессе, произведения которого были полны вольно-
стей. См. примеч. 37 к 1832 г.
1854
1 ...госпитальер ордена Святого Иоанна Иерусалимского — Госпитальер (странно-
приимец) — монах древнейшего духовно-рыцарского ордена св. Иоанна, основанного в
Иерусалиме в XII в., деятельность ордена началась с открытия странноприимного дома
для паломников-христиан. Члены ордена назывались также вначале иоаннитами, а позд-
нее, в связи с расширением владений ордена — родосскими и мальтийскими рыцарями. В
числе неосуществленных замыслов Виньи была драма «Госпитальер».
620 Приложения
2 Жильбер — Жильбер Никола (1751—1780) — французский поэт, погиб в результа-
те несчастного случая, связанного с верховой ездой. В романе Виньи «Стелло» Жильбер
умирает больной и полубезумный от голодного истощения.
3 Чаттертои — См. примеч. 33 к 1832 г.
4 ...несовершенное предисловие к драме «Кромвель»... — В этом суждении Виньи — от-
звук разногласий и взаимной отчужденности, которые еще в начале 1830-х гг. сменили
прежде близкие творческие и дружеские отношения, связывавшие Виньи и Гюго.
5 В стиле Монтеня — См. примеч. 68 к 1832 г.
6 Реплика для Полиевкта. — Полиевкт (III в.) — римский центурион, подвергшийся
истязаниям и казни за разрушение языческих идолов и сочувствие христианской вере.
1855
1 Гратри — Гратри Альфонс (1805— 1872) — французский священник, религиозный
философ; «Истоки» (1861—1862) — наиболее известное из его сочинений, два тома «Ло-
гики» опубликованы в 1855 г. Виньи познакомился с Гратри, когда последний был кан-
дидатом в члены Академии и, следуя принятому ритуалу, нанес Виньи, как и другим ака-
демикам, визит с целью заручиться поддержкой при голосовании. Уже тогда между по-
этом и священником-ораторианцем возникла своего рода богословская дискуссия, за
которой некоторое время спустя последовали попытки Гратри вернуть скептика в лоно
христианской веры. Его старания оказались тщетными, и предсмертные слова, якобы
произнесенные Виньи: «Я католик и умираю католиком», — скорее, лишь дань уважения
к окружавшим его добрым католикам и к вере, уважения, которое Виньи всегда прояв-
лял, несмотря на свой религиозный скептицизм.
2 ...стихов Ламартина... — См. примеч. 12 к 1829 г.
3 ...г-же Ристори — Ристори (1821—1906) — итальянская трагическая актриса, осо-
бенно заинтересовавшая Виньи своей игрой в трагедии Витторио Альфьери «Мирра»,
так как еще в 1852 г. у него возник замысел поэмы, героем которой должен был стать
Альфьери. Об отношении Виньи к актрисе можно судить и по небольшому стихотворно-
му наброску 1855 г., посвященному мадам Ристори и содержащему реминисценцию из
XXXIII песни дантовского «Ада».
4 ...Барон... — См. примеч. 24 к 1839 г.
5 ...Тальма... — См. примеч. 9 к 1840 г.
6 ...Кембл... — семья английских актеров, наиболее знаменитый из них Джон Фи-
липп Кембл (1757—1823), прославившийся исполнением ролей в драмах Шекспира; был
также и автором пьес.
7 ...Кин... — См. примеч. 7 к 1842 г.
8 ...Юнг... — См. примеч. 17 к 1829 г.
9 ...камень Мемнона... — Изваяние Мемнона — одна из двух колоссальных фигур,
воздвигнутых в Египте при фараоне Аменхотепе III и считающаяся изображением Мем-
нона, согласно греческому мифу, царя Эфиопии. Поврежденная во время землетрясения,
статуя стала издавать на рассвете неясные звуки.
1856
1 Видение Жан-Поля — Имеется в виду «Видение» — фрагмент романа «Зибенкез»
(1797) Жан-Поля (см. примеч. 48 к 1837 г.). «Видение» было известно во Франции благо-
даря переводу Ж. де Сталь в ее книге «О Германии» (1810), порождая реминисценции в
Примечания 621
творчестве ряда писателей, в том числе Виньи («Гора олив», 1839), и подражания (напри-
мер: Ламберти. Видение, 1843).
2 Обладавшая живостью и меткостью суждений мадам де Севипье... — См. примеч.
41 к 1830 г.
3 ...г-н де Понлсервиль... — См. примеч. 15 к 1846 г.
4 ...г-н Низар — См. примеч. 10 к 1852 г.
5 ...памфлета г-на Моле — См. примеч. 37 к 1842 г.
6 Дайте нам Меценатов — Меценат (I в. до н. э.) — приближенный римского импе-
ратора Августа; его покровительство поэтам сделало его имя нарицательным.
7 О Граде Божием Блаженного Августина. — См. примеч. 40 к 1832 г.
8 Бюффон — См. примеч. 68 к 1842 г.
9 Фера. — Набросок, который Виньи намеревался развернуть в качестве продолже-
ния «Неволи и величия солдата»; Фера — офицер, главный персонаж этого эпизода.
10 ...предатели в Эссонпе... ренегаты в Гренобле... — Эссонна — название реки, впа-
дающей в Сену недалеко от Парижа, а также расположенного здесь небольшого город-
ка. Виньи имеет в виду драматические события последних дней Империи Наполеона: в
1814 г., после взятия Парижа войсками антинаполеоновской коалиции, маршалы Бер-
тье, Ней, Удино, Мармон, Лефевр, Монсей отказались последовать за императором, ко-
торый хотел изгнать своих противников из Парижа. Маршал Ней уговорил его отречься
от престола в пользу сына. Мармон (которого Наполеон считал «самым посредствен-
ным» из своих маршалов) со своим корпусом покинул Фонтенбло, где император еще ос-
тавался со своей армией. За этим последовало восшествие на престол Людовика XVIII и
вынужденное подписание Наполеоном окончательного акта об отречении и за себя, и за
сына. Маршал Ней при Людовике XVIII становится членом военного совета и команду-
ет дивизией. Однако при возвращении Наполеона с острова Эльба (Гренобль был пер-
вым городом, жители которого вместе с солдатами местного гарнизона открыли ворота
Наполеону) Ней со своим войском переходит на сторону императора, но после пораже-
ния при Ватерлоо Ней выступает за возвращение Бурбонов на трон. В конце концов объ-
явленный военным преступником, он был арестован и казнен в 1815 г.
1' Тюрени — См. примеч. 9 к 1826 г.
1857
1 ...суеверия Августина — См. примеч. 40 к 1832 г.
2 Платон — См. примеч. 24 к 1829 г.
3 Юлиан Отступник — См. примеч. 25 к 1832 г.
4 Лилит — имя первой жены Адама, с которой у него сразу же возник спор: Лилит
считала, что они равны, так как оба сделаны из глины. Не сумев убедить Адама, она по-
кинула его.
5 ...определение Жане — Жане Поль (1823—1899) — французский философ.
6 Дом Чаттертоиа. — См. примеч. 33 к 1832 г.
7 Сонет г-на де Рапшсбоппа — Ратисбонн Луи Фортюне Гюстав (1827—1900) —
французский писатель, поэт, переводчик «Божественной комедии» Данте. Виньи позна-
комился с Ратисбонном, когда тот был еще молодым начинающим писателем, автором
книг для детей (псевдоним Прим). С 1858 г. Ратисбонн становится близким другом поэта,
и именно его Виньи назовет душеприказчиком в своем завещании. Ратисбонн, в руках
которого окажется литературный архив Виньи, осуществит первые посмертные издания
произведений Виньи: сборник философских поэм «Судьбы» (1864) и «Дневника Поэта»
622 Приложения
(1867). Любопытно, что в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона авторство
этих произведений ошибочно приписывается самому Ратисбонну.
8 Нечто вроде Космоса Гумбольдта, изложенного стихами. — Гумбольдт Алек-
сандр (1796—1859) — немецкий ученый, долгое время живший во Франции (1809—1827,
1830— 1832). Познания Гумбольдта были энциклопедическими (физика, химия, ботани-
ка, география, геология, сравнительная анатомия и др.). Его книга «Космос, или Физиче-
ское описание мира» (4 тома, 1845—1857, 5-й том неокончен) — свод знаний, отражаю-
щий представления о мире в первой половине XIX в., а также стремление автора предста-
вить научные выводы в образной художественной форме.
9 Шарль Бонне — Бонне Шарль (1720—1793) — швейцарский ученый-естествоис-
пытатель и философ, одно из его сочинений — «Философский палингенез».
10 Оружием Ювенала... — См. примеч. 10 к 1839 г.
11 ...Мильтона... — См. примеч. 4 к 1828 г.
12 Мечтатель Лафонтен — См. примеч. 9 к 1838 г.
1858
1 Вильмен — См. примеч. 19 к 1831 г.
2 Моле — См. примеч. 37 к 1842 г.
3 ...кто изваял Лаокоона... — См. примеч. 5 к 1828 г.
4 ...семейство Ниобеи — См. примеч. 26 к 1852 г.
5 Полиевкты-убийцы — Полиевкт (III в.) — римский центурион (командир центу-
рии — подразделения в древнеримском легионе). См. также примеч. 6 к 1854 г.
6 ...о безнравственности «Чаттертона». — См. примеч. 33 к 1832 г.
7 Китти Белл — См. примеч. 5 к 1835 г.
8 Пру дон — См. примеч. 15 к 1841 г. Прудон неоднократно подвергался судебному пре-
следованию: в 1849 г. — за статью «Об ответственности президента Республики»; в 1858 г. он
был приговорен к трем годам тюремного заключения за сочинение «О справедливости в ре-
волюции и в церкви», однако избежал тюрьмы благодаря эмиграции в Бельгию.
9 О Гратри. — См. примеч. 1 к 1855 г.
10 ...Лилит — См. примеч. 4 к 1857 г.
11 Определение Бюффона — См. примеч. 68 к 1842 г.
12 ...она была народной Эгерией — Эгерия (миф.) — возлюбленная и тайная советчица
римского царя Нумы Помпилия (714—671 до н. э.).
1859
1 После Компьеня. — Компьень — небольшой город во Франции, в департаменте
Уазы; любимое место пребывания французских королей и Наполеона III.
2 Фера. — См. примеч. 9 к 1856 г.
3 Лилит. — См. примеч. 4 к 1857 г.
4 ...высказываются о Мюссе. — См. примеч. 7 к 1836 г.
5 ...г-н Ипп. Бабу... — Бабу Ипполит (1824—1878) — французский писатель и лите-
ратурный критик.
6 Абу-эль-Кадер... — арабский эмир (1808—1883), воевавший против Франции; в
1847—1853 гг. — пленник Франции.
7 ...в «Письме» Луи Блана — См. примеч. 1 к 1850 г. «Письмо», о котором упоминает
Виньи, — очевидно, одно из «Писем из Англии» — серии статей, которые Блан написал в
эмиграции, где он провел 1850—1860-е гг.
Примечания 623
8 Шакьямупи... — В буддийской мифологии последний земной Будда, проповедо-
вавший драхму, на основании которой сложилось буддийское вероучение.
9 Христианское блаженство Жерсопа. — Жерсон Жан Шарлье (1363—1429) —
французский теолог.
10 Квиетизм Фенелона... — См. примеч. 67 к 1832 г. Сочинение Фенелона «Максимы
святых» (1697), созвучное квиетизму (религиозному учению, доводящему идеал пассив-
ного подчинения божественной воле до безразличия к собственному спасению), было
осуждено церковью.
11 Г-н Бартелеми-Септ-Илер... — Бартелеми-Сент-Илер Жюль (1805—1895) —
французский политический деятель, отличавшийся эрудицией; в частности, он увлекал-
ся переводами из Аристотеля.
12 Г-н Абель Ремюза... — Ремюза Абель (1788—1832) — французский ученый-синолог.
13 Исследование о Бхагавате-Пуране. — Пурана — вид эпической поэмы в индий-
ской литературе. В древнейших из них рассказывалось о сотворении мира, о генеалогии
богов, патриархов и царских династий. «Бхагавата-Пурана» — одна из таких поэм. К
1840 г. относится начало традиции ее перевода на французский язык.
14 ...Юлиан... —См. примеч. 25 к 1832 г.
15 Диопа (миф.) — одна из Океанид (дочь Геи и Урана), супруга Зевса и мать Афро-
диты; Диона — и одно из имен Афродиты.
16 Полибий — Полибий (ок. 200—ок. 120 до н. э.) — греческий историк, описавший в
своем многотомном труде историю не только Греции, но и Македонии, Малой Азии, Ри-
ма и других стран.
17 Сципион — имя нескольких римских полководцев: Сципион Азиатский (II в. до
н. э.); Сципион Африканский (ок. 235—ок. 183 до н. э.); Сципион Африканский Млад-
ший (ок. 185—129 до н. э.).
18 Монталамберу... — См. примеч. 18 к 1844 г.
19 ...на поддержке Кузена, Вильмепа... — См. примеч. 19 к 1831 г.
1860
1 ...разговор с Лакордером — См. примеч. 1 к 1840 г.
2 Тьер — См. примеч. 58 к 1830 г.
3 Гизо — См. примеч. 25 к 1842 г.
4 Ремюза — См. примеч. 10 к 1847 г.
5 ...Кузен, Вильмен — См. примеч. 19 к 1831 г.
6 Ламартин — См. примеч. 12 к 1829 г.
7 ...г-н Моле — См. примеч. 37 к 1842 г.
8 ...аббата Гратри — См. примеч. 1 к 1855 г.
9 Фаллу — Фаллу Фредерик, граф де (1811—1886) — французский политический
деятель.
10 Монталамбер — См. примеч. 18 к 1844 г.
11 Монлозье — См. примеч. 43 к 1842 г. Виньи имеет в виду, несколько исказив дату
публикации, сочинение Монлозье 1827 г. «Иезуиты, конгрегации и единомыслие свя-
щенников».
12 ...на службу ультрсшонтанизму — См. примеч. 48 к 1842 г.
13 ...памфлетов, писанных мопсеньором Дюпанлу — Дюпанлу Феликс Антуан Фили-
бер (1802—1878) — французский священник, оратор, защитник свободы просвещения.
14 ...как выразился бы Моитень... — Виньи подразумевает выражение из «Опытов» —
известнейшего сочинения французского моралиста Мишеля Монтеня. См. примеч. 68 к
1832 г.
624 Приложения
15 ...обманутый человек, как некогда Агамемнон, окутан зловещей сетью. — Имеется
в виду стечение многих роковых обстоятельств (включая Троянскую войну), в «сетях»
которых развивается и трагически завершается жизнь микенского царя Агамемнона, ге-
роя греческих мифов и «Илиады» Гомера.
16 Эмиль Сессе — Сессе Эмиль Эдмон (1814—1863) — французский философ-эклек-
тик, профессор Сорбонны, автор первого французского перевода Спинозы.
17 От Гарибальди... — Гарибальди Джузеппе (1814—1882) — один из вождей Ри-
сорджименто — движения за независимость и объединение Италии.
18 .. .переметнулся бы к Ламорисьеру — Ламорисьер Луи де (1806— 1865) — французский
генерал; после государственного переворота 1851 г. оказался в изгнании, а в 1860 г., вопреки
своим республиканским убеждениям, согласился стать командующим папской армией.
19 Наполеону в Гренобле и Бурбонам в Эссонне — См. примеч. 10 к 1856 г. Неодно-
кратное возвращение Виньи к этому эпизоду истории говорит о том, что проблема вер-
ности воинскому долгу остается для него неисчерпанной, несмотря на то что со времени
его службы в армии прошло более тридцати лет.
20 Прочесть трактат маршала Саксонского — маркиз Саксонский (1696—1750) —
французский генерал, маршал; автор пятитомного сочинения «Размышления и заметки»
(опубл. посмертно, в 1757 г.) о современной ему Франции, нравах, государственной жиз-
ни, армии, военной тактике и проч.
21 «Гофолия» — трагедия Ж. Расина (1690); «Полиевкт» — трагедия П. Корнеля
(1642).
22 ...остановившись на Боге Декарта — См. примеч. 27 к 1829 г.
23 ...Лейбница... — См. примеч. 12 к 1843 г.
1861
1 Лакордер — См. примеч. 1 к 1840 г.
2 Гизо — См. примеч. 25 к 1842 г.
3 ...родившийся от Элоизы и Абеляра — См. примеч. 11 к 1832 г.
4 ...ни «Цинна», ни «Полиевкт» ~ «Агесилай» и «Аттила». — Трагедии П. Корнеля.
5 ...как случилось с Ронсаром — См. примеч. 19 к 1845 г.
6 Муки Ямы — Яма — в древнеиндийской мифологии владыка царства мертвых.
7 Майя. — Одно из ключевых понятий древнеиндийской модели мира — способ-
ность к перевоплощению, присущая сверхъестественным персонажам: для богов — это
положительная магическая сила, а для демонов — обман, хитрость, вводящая в заблуж-
дение, иллюзия, подмена.
8 Юлиан — См. примеч. 25 к 1832 г.
9 Мишо — Очевидно, имеется в виду французский историк Мишо Жозеф Франсуа
(1767—1839), который был и активным участником событий времен Французской рево-
люции и позднее, в годы Империи, Реставрации и Июльской монархии; автор многих со-
чинений, в том числе и поэтических.
10 Школа Давида... — См. примеч. 1 к 1839 г.
11 Явился Энгр — См. примеч. 24 к 1834 г.
12 Шакьямуни. — См. примеч. 8 к 1859 г.
13 ...персы Шапура — Шапур, или Сапор — имя двух иранских царей III—IV вв., вое-
вавших с Римом и значительно расширивших свои владения.
14 Визит Ламартина. — См. примеч. 12 к 1829 г.
15 ...на примере Гретри — Грстри Андре (1741—1813) — французский композитор,
особенно проявивший себя в жанре оперетты. Упоминаемый у Виньи эпизод из биогра-
Примечания 625
фии Гретри, который варьируется в литературе о нем, так или иначе связан с череп-
но-мозговой травмой, лечением и последующими блистательными успехами в сочине-
нии музыки.
16 ...вопрос поднимался... Тьером — См. примеч. 58 к 1830 г.
17 «МопНеиг» — официальная газета французского правительства, издававшаяся с
1799 по 1869 г., полное название «Ье Мош1еиг ишуегзе!».
1862
1 Сальвадор. —Сальвадор Жозеф (1796—1873) — французский писатель; будучи по
образованию медиком и доктором медицины, увлекся историей иудаизма и написал на
эту тему ряд трудов.
2 Посмотреть «Священную историю» Бернета... — См. примеч. 34 к 1852 г.
3 ...«О возвращении домой» Рутилия — Рутилий Нумантий Клавдий (VI в.) — латин-
ский поэт, сторонник язычества, описавший свое пребывание в Галлии в поэме «Путеше-
ствие» («Шпегапит»).
4 Отмена лекций Ренана. — Ренан Жозеф Эрнест (1823—1892) — французский писа-
тель и ученый-востоковед, историк. В 1862 г. был назначен профессором Со11ё§е с1е
Ргапсе, но после первой же лекции «О роли семитских народов в цивилизации» его курс
был приостановлен. Ренану было предложено взамен кафедры место в Национальной
библиотеке, но он отказался и в 1864 г. был лишен кафедры императорским указом.
5 ...Беранлсе — См. примеч. 33 к 1830 г.
6 «СотП1ипоппе\» — См. примеч. 14 к 1845 г.
7 Ламенне — См. примеч. 8 к 1829 г.
8 «Велизарий» Мармоителя — Мармонтель Жан Франсуа (1723—1899) — француз-
ский писатель.
9 Противопоставить Сальвадора и Франка — Франк Адольф (1809—1893) — фран-
цузский философ и политический деятель; автор трудов по истории мистических док-
трин, в частности по кабалистике.
10 ...Августин... —См. примеч. 40 к 1832 г.
1' ...отвечает он. — Виньи ошибается: слова, приписываемые им Августину, на самом
деле принадлежат его оппоненту. См.: Августин Аврелий. Исповедь / Пер. с лат. А. А. Сто-
лярова. М., 1997. С. 215—216: «Я отвечу не так, как, говорят, ответил кто-то, уклоня-
ясь шуткой от настойчивого вопроса: „Приготовлял преисподнюю для тех, кто допытыва-
ется о высоком". Одно — понять, другое — осмеять. Так я не отвечу» (примеч. Г. В. Копеле-
вой).
12 Прочел «Философию» Бенара... — Бенар Шарль (1808—1898) — французский писа-
тель; преподавал в разных учебных заведениях провинции и Парижа.
13 Для Луи РатисСюнна — См. примеч. 7 к 1857 г.
14 «Зоипий ск$ ВёЪаш — См. примеч. 36 к 1840 г.
15 Жюль Жанен — См. примеч. 17 к 1832 г.
16 Прочел религиозные трактаты Чаннинга — Чаннинг Уильям (1780—1842) — аме-
риканский богослов и писатель, получивший широкую известность благодаря своим
проповедям; представитель американского унитаризма.
17 ...с предисловием Лабуле. — Лабуле Ле Гут (1610—1669) — французский путеше-
ственник по странам Средиземноморья и Ближнего Востока; автор «Путешествий»
(1653).
18 «Мысли» Жувера — Жубер Жозеф (1754—1824) — французский моралист, «Мыс-
ли» — главное его сочинение.
626 Приложения
19 ...в долине Иосафата — Иосафат (библ.) — название долины вблизи Иерусалима,
которая считалась местом предстоящего человечеству Страшного суда.
20 ...предпринятые... Монтеием — См. примеч. 68 к 1832 г.
21 ...Бейлем — См. примеч. 10 к 1842 г.
22 «Дуб и тростник» — басня Ж. Лафонтена.
23 ...цитаты из Паскаля — См. примеч. 6 к 1830 г.
24 Не податься ли мне к траппистам! — См. примеч. 44 к 1832 г.
1863
1 ...нелепость, какую ко мне питала Лидия — См. примеч. 4 к 1826 г. и 59 к 1830 г.
2 Эпиктету принадлежат... — См. примеч. 14 к 1834 г.
3 Мишле — См. примеч. 3 к 1848 г.
4 ...Аттицизм. — См. примеч. 4 к 1845 г.
5 ...работа о Литтре — Литтре Эмиль (1801—1881) — французский ученый-лекси-
кограф, позитивист, последователь О. Конта; его имя упоминается Виньи, очевидно, под
впечатлением вышедшей в 1863 г. книги Литтре «Огюст Конт и позитивная философия».
6 ...Ренане — См. примеч. 4 к 1862 г.
7 ...Тоне — Тэн Ипполит (1828—1893) — французский литературовед, философ, ро-
доначальник культурно-исторической школы в литературоведении.
8 ...Мори — Мори Луи Фердинанд Альфред (1817—1892) — французский ученый,
профессор истории и этики в Collège de France, директор национального архива, автор
трудов по средневековой истории и культуре.
9 «Revue des deux Mondes» — См. примеч. 70 к 1832 г.
10 Словарь Нистена. — Нистен Пьер (1771—1818) — бельгийский врач, автор «Ме-
дицинского словаря» (1806), многократно переиздавался (в 1858 г. — 11-е издание).
1 ' Гений Конвента — Виньи имеет в виду, по всей вероятности, не политические ак-
ции революционного Конвента, а деятельность этого органа в сфере организации наук и
распространения знания. Так, за период существования Конвента (с 21 сентября 1792 г.
по 26 октября 1795 г.) были учреждены многие научные и учебные заведения: начальная
образовательная школа, Ecole Normale, Политехническая высшая школа, Музей естест-
венной истории, Консерватория и др., была упорядочена метрическая система, наконец,
все Академии (и ранее существовавшие, и вновь созданные) были объединены под об-
щим названием Институт.
12 Набросок «Чистого духа» — «Чистый дух» — название последней философской
поэмы Виньи, датированной 1863 г.
13 Омнибус — название экипажа, предназначенного для любого, кто заплатит за
проезд (для всех — лат.). Этот общественный транспорт, который появился в Париже в
конце 1820-х гг., представлялся воплощением равенства и демократии, воцарившихся в
обществе и вызывавших у одних энтузиазм и восхищение, а у других — уничижитель-
ную иронию: ведь в омнибусе на одной скамье могли оказаться важный государствен-
ный чиновник и кухарка, пэр Франции и лакей. В 1830 г. для въезда в Париж супруги но-
вого короля Луи-Филиппа не нашлось другого экипажа, кроме вульгарного омнибуса,
что и много лет спустя продолжало возмущать роялистов.
14 ...упоминает... Тьера — См. примеч. 58 к 1830 г.
15 ...Гизо — См. примеч. 25 к 1842 г.
16 ...Кузена, Вильмена — См. примеч. 19 к 1831 г.
17 Бюзони... — Бюзони Филипп (1806—?) — французский писатель, один из друзей
Виньи.
Примечания 627
18 «Temps» — либеральная французская газета, выходившая в Париже с 1861 до
1942 г.
19 Но желание ощутить поддержку безжалостного Неба столь велико... — Эта не-
большая заметка и содержащийся в ней стихотворный набросок свидетельствуют о том,
что горестные размышления о молчании Бога и искушение надеждой не оставляют Ви-
ньи и после того, как он завершил наконец написанную еще в 1839 г. поэму «Гора олив»
строфой «Молчание», исчерпав, казалось бы, проблему, которая занимала его на протя-
жении всей жизни.
20 Лилит — См. примеч. 4 к 1857 г.
21 «Серафита» — роман О. Бальзака (1835), написанный под впечатлением идей
шведского теософа Эммануила Сведенборга. См. примеч. 39 к 1844 г.
22 ..Латуш, придумавший Фраголетту. — См. примеч. 16 к 1832 г. «Фраголетта»
(1829) — название романа Латуша.
23 Тюренн — См. примеч. 9 к 1826 г. В фокусе последнего творческого замысла Ви-
ньи — образ «аристократа ума», воплощением которого поэту представляется выдаю-
щийся полководец Тюренн, чьи победы обеспечивались не только силой оружия, но пре-
жде всего хорошо и заранее продуманной тактикой сражения. Поэтому славой Тюренн
обязан и вкладу в развитие военного искусства; его почитали также за личную скром-
ность, за доброе отношение к простым солдатам и заботу о них. Характерно, что вслед за
поэтом («Стелло») и «тружеником мысли» — первооткрывателем («Бутылка в море») в
ранг «аристократа духа» Виньи возводит воина. В этом сказались не столько воспомина-
ния о собственной молодости, отданной службе в армии, сколько расширение понятия
«аристократия духа», проявившееся уже в поэме «Бутылка в море».
24 Датировка этой записи (23 сентября 1863 г.), фигурирующая во французском из-
дании «Дневника Поэта» 1948 г., с которого сделан перевод, более чем сомнительна, если
учесть, что дата смерти Виньи — 17 сентября 1863 г. Набросок, оформленный наподобие
уравнения, выражает два ряда авторских ассоциаций душевного состояния с разными
драгоценными камнями: одиночества — с алмазом, святости — с гранатом. Эти симво-
лические образы встречаются у Виньи не единожды. Так, «чистый алмаз» — символ по-
эзии как своего рода убежища «рыцаря духа», в странствиях по миру преодолевающего
свое одиночество, фигурирует в поэме «Дом Пастуха» (1844). В визуальной ассоциации
святости с гранатом можно предугадать образ «visible Saint-Esprit» (зримого Святого ду-
ха) в последней поэме Виньи «Чистый дух», работа над которой закончена 10 марта
1863 г. Не исключено, что «visible Saint-Esprit» является своего рода итогом развития
первоначального образа граната, символизировавшего святость, в таком случае набро-
сок-«уравнение» логично соотнести с другим дневниковым фрагментом последних лет,
когда Виньи писал «Чистый дух», в частности, со стихотворным наброском, датирован-
ным 20 сентября 1862 г., и с заметкой от 25 сентября 1862 г.: в них мысль автора развива-
ется в тех же категориях одиночества (уединения, затворничества), визуальной явленно-
сти (зримый — незримый), чистоты (чистый свет, сияние божества в его духовной ипо-
стаси). Таким образом, более мотивированным представляется датировать данный
набросок сентябрем 1862 г.
628 Приложения
ПИСЬМА ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБВИ
Письмо I
1 ...до Кшшштадта — Каннштадт — город в Германии.
2 ...знакомство с Корштой... — Коринна, Освальд — персонажи романа
Ж. де Сталь «Коринна» (1807), который среди прочих книг Виньи рекомендовал Авгу-
сте для чтения.
3 ...(в Шайо) — Шайо — деревушка под Парижем, только в XVIII в. включенная в
черту города; излюбленное место прогулок парижан.
4 ...как тот римский император, говаривавший: я чувствую, что становлюсь Бо-
гом. — Имеется в виду римский император Веспасиан (II в. н. э.); цитируемые слова при-
водятся Светонием в сочинении «О жизни двенадцати цезарей» («Веспасиан», гл. XXIII).
Письмо II
1 ...в темнице бедного Яна Гуса — Гус Ян ( 1371—1415) — идеолог чешской реформа-
ции; осужден церковным собором в Констанце и сожжен.
2 Я прошу Элоизу III... — Виньи в шутку называет Элоизой III английскую подругу
Августы, ассоциируя ее с Элоизой — возлюбленной Пьера Абеляра (ее судьба описана в
«Истории моих бедствий» Абеляра) и с «Новой Элоизой» Ж. Ж. Руссо.
Письмо V
1 ...несчастные с плота «Медузы» — Речь идет о картине Т. Жерико «Плот „Меду-
зы"» (1819) и о реальном событии, послужившем основой для сюжета картины: катаст-
рофа корабля «Медуза», случившаяся в 1816 г. у берегов Африки. Сто сорок девять чело-
век, потерпевших кораблекрушение, собрались на плоту и оставались в течение 12 дней в
открытом море, страдая и умирая от жары и голода, пока их не заметили с проходившего
мимо судна. В живых осталось только пятнадцать человек.
2 С нею и с Блоком — Блэк — кличка собаки Элоизы.
3 ...навестить твою славную Анну — Анна Менделли — служанка Августы (ниже
Виньи пишет «Манделли»).
4 Антони выбрось из головы — Имеется в виду французский поэт Антони Дешан
(1800—1869), друг Виньи; в 1850—1860-е гг. жил в предместье Пасси («друг из Пасси»,
«путешественник из Пасси»).
Письмо V бис
1 В первоначальной нумерации писем этот лист присоединен к предыдущему пись-
му в качестве его окончания. Так как страницы обоих посланий не пронумерованы, не-
возможно с абсолютной уверенностью установить границу между ними, поэтому Сонье
дает им один и тот же номер, но последнему фрагменту — еще и пометку bis.
Письмо VI
1 Антони... — См. примеч. 4 к письму V.
2 ...иг-н Франк — Франк Адольф ( 1809— 1893) — французский философ, автор работ
по мистической философии, кабалистике, истории алхимии.
Примечания 629
3 ...бульон с аррорутом... — аррорут — крахмал из корневищ, клубней и плодов тро-
пических растений.
4 ...как Фонтепель. — Фонтенель Бернар (1657—1757) — французский писатель.
Письмо VII
1 Тапиока — крупа из крахмала маниоки — растения, культивируемого в Южной
Америке.
2 ...конверты для твоих милых записочек и волосы — Среди писем Виньи, получен-
ных Августой, найден конверт (в издании Сонье «Конверт XII») без письма с «велико-
лепной прядью очень красивых светлых волос с оттенками цвета от белокурого до ру-
сого», — как описывает Сонье (Saulnier V. Notes sur le texte // Vigny A. de. Lettres d'un
dernier amour. Correspondance inédite avec Augusta. Genève, 1952. P. 129), с надписью на
конверте (неизвестной рукой) «прядь волос Альфреда де Виньи» и датой 1861 г. Не-
смотря на некоторые сомнения, возникающие в связи с возрастом Виньи в этот момент
(63 или 64 года), это действительно могли быть его волосы. Как известно из воспомина-
ний современников Виньи (Барбье, Ламартина, Барбе д'Орвильи), он до последних лет
жизни сохранял унаследованные от обожаемой им матери роскошные, достаточно
длинные, светлые, слегка вьющиеся волосы, за которыми он тщательно ухаживал в
знак памяти о ней. Как пишет Ламартин в «Воспоминаниях и портретах», к концу
1850-х гг. в шевелюре Виньи можно было лишь с трудом заметить «угрозу седины».
Этот конверте локоном волос не фигурировал в общей первоначальной нумерации пи-
сем в том виде, в котором она существовала до публикации Сонье. С учетом того, что
он не содержит ни единого слова, написанного рукой Виньи, в настоящем издании он
исключен из общей нумерации писем.
Письмо VIII
1 ...открыть Гиббона — Речь идет, скорее всего, о высоко ценимой Виньи книге анг-
лийского историка Э. Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи»
(1776—1788), переведенной на французский язык.
2 Ант. — Антони Дешан. См. примеч. 4 к письму V.
3 ...на моей улице. — Виньи жил на улице Экюри д'Артуа, 6.
4 ...неиздававшиеся Поэмы. — Скорее всего, те, что вошли в посмертно изданный
сборник «Судьбы» ( 1864).
5 ...слышать историю о спартанском мальчике — Эта история рассказана греческим
писателем и историком Плутархом (ок. 45—ок. 127) в «Жизни Ликурга» — сочинении из
серии «Сравнительные жизнеописания».
6 Портрет юнца в красном мундире... — Портрет Виньи в мундире «красного мушке-
тера». В 1814—1815 гг. Виньи служил в одном из Алых эскадронов королевских жандар-
мов, т. е. всадников конного эскорта короля (слово «жандарм» употребляется здесь в ста-
ринном значении). «Алыми», или «красными», их называли по цвету мундиров. В эти
части набирали молодых людей из аристократических семей, и, в соответствии с приви-
легиями, которыми они пользовались, Виньи уже при зачислении в алый эскадрон полу-
чил чин сублейтенанта. Упомянутый портрет (автор неизвестен) в настоящее время нахо-
дится в парижском музее Карнавале.
7 он... заботился о Гарибальди — Гарибальди Джузеппе ( 1807— 1882) — один из вож-
дей Рисорджименто в Италии — национально-освободительного движения, вызывавше-
го живой интерес во Франции. В 1860 г. Гарибальди возглавил поход «Тысячи», освобо-
630 Приложения
дившей юг Италии. Это событие еще было свежо в памяти в 1861 г., которым датировано
письмо Виньи.
8 ...святой Элоизе из Параклета — Параклет — название монастыря, основанного
Абеляром. Настоятельницей монастыря была Элоиза до своей смерти в 1164 г. В 1497 г.
останки Абеляра (умер в 1142 г. и похоронен в Параклете) и Элоизы в 1817 г. были пере-
захоронены на кладбище Пер-Лашез в Париже.
9 ...Астролябий — сын Элоизы и Абеляра. Виньи в течение многих лет обдумывал и
разрабатывал замысел романа, персонажем которого должен был стать Астролябий.
10 ...в клиссопских рощах. — Клиссон — название небольшого городка и замка
XIII в. вблизи Нанта.
11 Случись у Элоизы дядя-каноник — Речь опять идет об истории Абеляра: каноник
Фульбер (дядя Элоизы) приказал оскопить Абеляра, что, согласно церковным канонам,
лишало его права на получение высоких духовных званий. После этого Абеляру ничего
не оставалось, как только удалиться в монастырь простым монахом.
Письмо IX
1 Антоны... — См. примеч. 4 к письму V.
2 ...забыл о госп. Оранс... — Имеется в виду г-жа Орансан — домовладелица, у кото-
рой Августа снимала квартиру.
3 Получил визитную карточку Леона... — Имеется в виду один из друзей Виньи Леон
де Вайи (1804—1863), поэт, переводивший на французский язык с английского романы
В. Скотта, «Монаха» Льюиса, «Хижину дяди Тома» Г. Бичер-Стоу.
Письмо X
1 А Антоны... — См. примеч. 4 к письму V.
2 Твоей госп-е Ор... — См. примеч. 2 к письму IX.
3 ...траппист — монах ордена Ла Трапп, основанного в XVII в. и предписывавшего
своим приверженцам строжайший аскетизм.
Письмо XIII
1 ...в скорбь мне и во вред, и извести готово. — Строка из трагедии Расина «Федра»
(акт I, сц. 3).
Письмо XIV
1 ...на треножник Сивилл. — Сивиллы, или Сибиллы — в греческой мифологии про-
рочицы, в экстазе предрекавшие будущее.
2 ...ты скажешь мне, как Минерва Улиссу: «Ты, маловерный!». — Гомер. Одиссея.
Песнь XX. Пер. В. Жуковского.
Письмо XV
1 ...на диету Кювелье — Кювилье (Cuvilier, искаж. Cruveilhier) — французский медик,
профессор Медицинского факультета Сорбонны.
Примечания 631
2 Наш Вечный жид из Пасси... — Имеется в виду Антони Дешан — см. примеч. 4 к
письму V. Вечный жид — человек, согласно легенде, осужденный на вечные скитания за
то, что нанес оскорбление Христу, когда тот нес свой крест на Голгофу.
3 ...относящийся к Вьюнам — Вьюн — вид рыбы; по-французски это слово (loche)
произносится так же, как и название города, в котором Виньи родился (Loches). Таким
образом, во французском тексте возникает игра слов.
4 ...та, за которой я хожу. — Жена Виньи, давно и тяжело больная, умерла в декаб-
ре 1862 г.
5 ...многомудрым Андралем — Андраль Габриэль (1797—1876) — известный в Пари-
же врач, профессор Ecole de Médecine. Его отец был личным врачом Мюрата, короля Неа-
поля, по воле Наполеона.
6 ...Шедевр Адама Соломона. — Особенно удачная фотография Виньи, сделанная
Адамом-Саломоном. — Адам-Саломон Антони Самюэль (1818—1881) — французский
скульптор и фотограф, один из друзей Виньи; в 1863 г. Саломон сделает посмертную мас-
ку поэта.
7 Завтра перестанет пустовать кресло бедного миллионера Скриба. — Скриб Эжен
(1791—1861) — французский драматург, член Академии; на его место в 1861 г. был из-
бран писатель Октав Фейе.
Письмо XVI
1 Вот замечательное изречение Эпиктета — Эпиктет (ок. 50—ок. 140) — римский
философ-стоик.
2 ...твоейрусской Сивиллы — См. примеч. 1 к письму XIV.
3 ...в письме к Антони — См. примеч. 4 к письму V.
4 Галеви — Галеви Жак Фроманталь ( 1799—1862) — французский композитор, умер
в Ницце 17 марта 1862 г.
Письмо XVII
1 ...для спасшегося с «Медузы». — См. примеч. 1 к письму V.
2 ...душа Моя скорбит смертельно — слова Христа, сказанные им своим ученикам в
Гефсиманском саду (Мф., XXVI, 38).
3 Fog andSmoke — английские слова fog (дым, туман) и smoke (дым, копоть) превра-
тились здесь в имена собственные, как и позднее в письме Виньи к мадам Франк от
26 февраля 1863 г.: «Фог и Смоук, лондонские демоны...».
4 Адам ~ Соломон — Виньи здесь намеренно игнорирует разницу в написании имен
библейского царя Соломона и своего друга скульптора Адама-Саломона.
5 Ламартин. — Ламартин Альфонс де (1790—1869) — французский писатель и госу-
дарственный деятель.
Письмо XVIII
1 ...исповедников... Иезуитов или Ораторианцев. — Возможный намек на Альфонса
Гратри, священника-ораторианца и религиозного философа (1805—1882), посещавшего
Виньи в 1862 г. Из священников-иезуитов Виньи был знаком с Ксавье де Равиньяном
(умер в 1858 г.).
2 ...заходил Леон. — См. примеч. 3 к письму IX.
3 ...зайдет Антони — См. примеч. 4 к письму V.
632 Приложения
4 ...«Manon Леско». — «История кавалера де Гриё и Манон Леско» (1731) — роман
французского писателя А. Ф. Прево.
5 ...храпит сердце Апьес Сорель. — Сорель Аньес (1422—1450) — фаворитка фран-
цузского короля Карла VII; похоронена в Лоше (городе, где родился Виньи), а сердце ее
хранится в Жюмьеже, небольшом городке на Сене недалеко от Руана.
Письмо XIX
1 ...в поре, помимо дум, другого дела пет. — Строка из басни Ж. Лафонтена «Заяц и
лягушки».
2 ...письма... Абеляру — Абеляр Пьер (1079—1142) — французский философ, бого-
слов и поэт. См. также примеч. 9, 10, 12 к письму VIII.
3 Сеп-Пре — персонаж романа Ж. Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761).
4 ...Innominato — Безымянный (итал.) — персонаж романа А. Мандзони «Обручен-
ные» (1827), феодал, не признающий никаких законов.
5 До чего лее on слеп, этот бедный де Гриё— К реминисценциям из «Истории кавале-
ра де Гриё и Манон Леско» А. Ф. Прево Виньи побуждают возникающие у него время от
времени сомнения относительно постоянства своей слишком молодой возлюбленной.
6 Керубипо — персонаж комедии П. О. Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фи-
гаро».
Письмо XXI
1 ...у Урсулинок — Урсулинки — монахини ордена св. Урсулы (основан в 1537 г.), за-
нимавшегося воспитанием преимущественно девочек, девушек. Упраздненный револю-
цией 1789 г., орден был восстановлен позднее Наполеоном I.
2 «Мадмуазель де Мопен» — роман Т. Готье (опубл. в 1834 г.), который Августа чи-
тала, вероятно, по рекомендации Виньи, так же как и «Манон Леско». В письме — намек
на изобилующие в романе Готье двусмысленные эпизоды, связанные с переодеванием ге-
роини в мужское платье. В одном из таких эпизодов из-за тесноты на постоялом дворе
она вынуждена, не раскрывая своей тайны, разделить постель с мужчиной.
3 ...заодно с маленькой римской купальщицей... — Речь идет о стихотворении Виньи
«Купание римлянки» из сборника «Стихотворения на античные и новые сюжеты», кото-
рый находился в числе книг, принадлежащих Августе (7-е издание, 1859).
4 Manon Леско — См. примеч. 4 к письму XVIII.
5 ...г-э/ca Орапсо — См. примеч. 2 к письму IX.
Письмо XXII
1 Все в скорбь мне и во вред, и извести готово. — См. примеч. 1 к письму XIII.
Письмо XXIV
1 Жду опять Кювелье — См. примеч. 1 к письму XV.
Письмо XXV
1 Блаженный Августин... — Блаженный Августин (354—430) — христианский тео-
лог и церковный деятель.
2 ...г-жа Ор... — См. примеч. 2 к письму IX.
Примечания 633
Письмо XXVI
1 ...о твоей дорогой няне Анне Манделлы — См. примеч. 3 к письму V.
2 ...навестить бедного Леона. — См. примеч. 3 к письму IX.
3 ...крестьянин, подобравший в поле серебряное блюдо... — Намек на эпизод из леген-
ды о таинственном узнике, известном под именем Железная Маска. В несколько видоиз-
мененном варианте этот эпизод воспроизводится в поэме Виньи «Темница». Обе версии
восходят к одному источнику: к сочинению Вольтера «Век Людовика XIV». Здесь рас-
сказывается о рыбаке, рядом с лодкой которого упало серебряное блюдо, выброшенное
из окна замка. Когда рыбак отнес находку в замок, его спросили, прочел ли он то, что
было написано на блюде. «Я не умею читать», — ответил рыбак, и это спасло ему жизнь:
будучи неграмотным, он не представлял опасности для тех, кто держал в заточении таин-
ственного узника.
4 ...мадам Гизо — Мадам Гизо — псевдоним французской писательницы, настоящее
имя Элизабет де Мелан (1773—1827); одно из ее сочинений — книга «Дети» (1812).
5 ...мадам де Жанлис... — Жанлис Стефани Фелисите, графиня де (1746—1830) —
французская писательница, автор нескольких детских книг: «Воспитательный театр»
( 1780), «Вечера в замке» ( 1784) и др.
6 ...мадам де Суза. — Суза Аделаида, маркиза де (1761—1836) — французская писа-
тельница.
7 ...достопочтенный Беркен... — Беркен Арно (1747—1842) — французский писа-
тель, автор книги «Друг детей».
8 ...Буйи — Буйи Жан Никола (1763—1842) — французский писатель, автор книг
«Сказки для моей дочери», «Советы дочери» и др.
Письмо XXVII
1 Томбукту — город в Мали, ставший известным французам в XIX в. благодаря
запискам Р. Кайе, первого французского путешественника, побывавшего там в
1828 г.
2 ...отвратило бы от подобных вещей воспитанниц Сафо — древнегреческая поэтесса
Сафо (VII—VI вв. до н. э.), жившая, как известно, на острове Лесбос, навлекла на себя об-
винения в гетеризме, а ее отношениям с женщинами, красоту которых она воспевала, да-
вались превратные толкования. К мотиву Лесбоса (звучащему уже в ранней элегии Ви-
ньи «Симета», 1815), переносимому в бытовой план, Виньи возвращается в 1830-е гг. в
контексте своей любовной драмы с актрисой Мари Дорваль. Его ревность вызывает, по-
мимо всего прочего, дружба актрисы с Жорж Санд.
3 ...словамолчаливого Волка — намек на поэму Виньи «Смерть Волка» (1839), в кото-
рой выражается идея стоического отношения к жизни, исполненной страдания.
4 ...принялась читать Мишле — Мишле Жюль (1798—1874) — французский исто-
рик.
5 Новый мир весь теперь в огне... — Речь идет о войне между северными и южными
штатами Северной Америки (1861—1865).
Письмо XXIX
1 ...по словам Сюзанны — персонаж комедии П. О. Бомарше «Безумный день, или
Женитьба Фигаро».
634 Приложения
Письмо XXXI
1 Датировка этого письма принята в исправленном варианте, так как в 1862 г. втор-
ником было не 11 октября, а 11 ноября.
2 ...поставил «Венецианского мавра» — название трагедии Шекспира «Отелло» в пе-
реводе Виньи, выполненном еще в 1829 г. Первое представление состоялось 24 октября
того же года в «Комеди Франсэз» с мадмуазель Марс в роли Дездемоны.
Письмо XXXII
1 Ламенне... — Ламенне Фелисите Робер (1782—1854) — французский религиозный
философ, один из идеологов христианского социализма.
2 Майей... — Манен Даниель (1804—1857) — итальянский политический деятель.
3 Шатобриан — Шатобриан Франсуа Рене (1768—1848) — французский писатель и
политический деятель.
4 ...сыгравшие... «Венецианского мавра» — См. примеч. 2 к письму XXXI.
Письмо XXXV
1 ...искусство травли Артуров — Артур — персонаж романа «Артур» (1836) фран-
цузского писателя У. Гюттингера.
Письмо XXXVII
1 ...старше, может быть... — Цитируется неполная строка из комедии Мольера
«Мизантроп» (акт III, сц. 4). Перевод M. E. Левберг.
2 ...пришли от г-э/си Орапсо. — См. примеч. 2 к письму IX.
Письмо XXXVIII
1 ...жить, как траппист... — С монахом ордена траппистов, отличавшегося крайне
строгим уставом, Виньи сравнивает себя, имея в виду жесткие ограничения, которые он
вынужден был соблюдать из-за болезни, причинявшей ему и физические, и моральные
страдания. К моменту написания этих строк Виньи оставалось жить 23 дня (он умер
17 сентября 1863 г.).
2 ...Конфуций... — Конфуций (551—479 до н. э.) — китайский ученый, создавший
учение о морали, в основе которого — верность традициям нации и семьи, а также
нравственное самоусовершенствование; его взгляды изложены в труде «Беседы и суж-
дения».
3 ...на картине, изображающей Мадонну Мурильо. — Мурильо Бартоломе Эстебан
(1618—1682) — испанский художник.
4 ...спасшиеся с «Медузы» — См. примеч. 1 к письму V.
Примечания 635
ПИСЬМА К АЛЕКСАНДРЕ КОССАКОВСКОЙ
1
1 ...ровесница Даниила. — Даниил — библейский пророк; занимая высокое положе-
ние при дворе царя Вавилонского, Даниил толковал царские сны, а благодаря видениям,
посещавшим его самого, ему открывались важные события будущего.
2 Мария Стюарт — шотландская королева (1542—1587); с пятилетнего возраста
воспитывалась во Франции при дворе Екатерины Медичи.
3 ...новые печали — Причиной спешного отъезда А. Коссаковской из Парижа в Рос-
сию была смерть ее отца графа И. С. Лаваля. В том же году умерла ее тетка по материн-
ской линии кн. А. Г. Белосельская-Белозерская.
4 Вы думаете о путешествии, об этом паломничестве к святой... — Речь идет о стар-
шей сестре А. Коссаковской — Екатерине Ивановне Трубецкой. А. Коссаковская пере-
писывалась с сестрой и собиралась посетить ее в сибирской ссылке, однако эта поездка
не состоялась.
5 Графиня де Б. — Борх Луиза Осиповна, дочь российского государственного деяте-
ля Иосифа Ивановича Борха (1753—1835).
6 ...милая маленькая блондинка, которая собиралась быть вашей камеристкой... —
Речь идет о младшей дочери А. Коссаковской Александре.
7 Далее самая искренняя женщина во все вносит лукавство — Эту фразу произносит
Джон Белл, персонаж драмы Виньи «Чаттертон» (акт I, сц. 3).
8 ...графиня Завадовская? — Завадовская Елена Михайловна, графиня (1807—1874),
была знаменита своей красотой. В числе ее знакомых были многие русские поэты и писа-
тели. А. С. Пушкин посвятил ей стихотворение «Красавица» (1832).
9 Станислав — имя мужа А. Коссаковской. Станислав Коссаковский (1785—1872)
получил графский титул в Российской империи в 1843 г. и был сенатором, а также чле-
ном Государственного совета Царства Польского.
10 6, ул. Экюри д 'Артуа — Адрес Виньи в Париже.
1 Два друга из Мономотапы — Персонажи цитируемой Виньи басни Лафонтена
«Два друга», в которой рассказывается об обитателях африканской страны Мономота-
пы. Это негритянское государство, часто упоминавшееся в XVII в., распалось уже в сле-
дующем столетии.
2 ...Коварна, как волна... — Реплика Отелло в драме Шекспира (акт 5, сц. 3), переве-
денной Виньи под названием «Венецианский мавр».
3 Князь Белосельский — Белосельский-Белозерский Эспер Александрович, князь
(1802—1846) — двоюродный брат А. Коссаковской.
4 ...прекрасной княгини Завадовской. — См. примеч. 8 к письму 1.
5 ...портрет Фенелона — Фенелон Франсуа де Салиньяк де ла Мот (1651—1715) —
французский писатель и педагог.
6 ...портрет мадам де Севилье — Севинье Мари Рабютен-Шанталь, маркиза де
(1626—1696) — французская писательница.
7 ...исполненный Миньяром — Миньяр Пьер (1610—1695) — французский художник,
в числе созданных им портретов современников есть и портрет мадам де Севинье.
8 ...памятник бедному Чаттертону. — Чаттертон Томас (1752—1770) — англий-
ский поэт; персонаж романа Виньи «Стелло. Консультации Черного Доктора» (1832) и
его драмы «Чаттертон» (1835).
636 Приложения
1 ...у графини Потемкиной. — Потемкина Елизавета Петровна — сестра декабриста
С. П. Трубецкого.
2 ...речь, напечатанную в 9-м издании «Сен-Мара». — Имеется в виду речь Виньи, произ-
несенная им 29 января 1846 г. на заседании Французской Академии. В том же году она была
воспроизведена в качестве приложения к новому изданию романа «Сен-Map» вместе со
статьей и авторскими «Примечаниями» к роману в ответ недоброжелательным критикам.
3 ...я говорш... перед двумя тысячами человек. — Речь идет о зрителях, присутство-
вавших в 1845 г. на представлении драмы Виньи «Чаттертон» в Итальянском театре в
Париже, а не о собрании членов Французской Академии (их было всего сорок), как ут-
верждается в первой публикации писем. В Итальянском театре Виньи познакомился со
своей будущей корреспонденткой, и здесь она могла слышать, с какими идеями он обра-
щается к публике. Этими идеями, считает Виньи, и обеспечены симпатии к автору и его
поддержка (во французском тексте буквально conscription — рекрутирование, призыв)
со стороны молодых девушек, присутствовавших в театральном зале.
4 ...под угрозой петербургского тифа. — В 1846 г. Петербург пострадал от эпидемии
брюшного тифа.
5 ...возражения моего противника — Имеется в виду граф Луи Матье Моле
(1781 —1855) — французский государственный деятель, член Академии; будучи директо-
ром Академии в момент избрания Виньи, Моле был враждебно настроен к писателю.
6 ...посылаю... через князя Куракина — Куракин Алексей Борисович, князь (1809—
1872) — российский дипломат, первый секретарь русского посольства в Париже. Виньи
бывал в музыкальном салоне его родственницы певицы Н. И. Куракиной.
1 ...Карл VIпредоставил англичанам топтать поля от Руана до Бордо. — Имеются в
виду события 1415—1420 гг., когда войско английского короля Генриха V захватило
Нормандию, Мэн и другие области Франции, которая фактически утратила свою неза-
висимость: в 1422 г. королем объединенного государства Англии и Франции стал сын
Генриха V — Генрих VI Английский.
2 ...из истории Валуа — Валуа — династия французских королей, правившая с 1328
по 1589 г.
3 Господин Барт... — Барт Жан (1650—1702) — французский морской офицер, ко-
мандовавший эскадрой при короле Людовике XIV.
4 ...г-ну де Бародену, адмиралу при Людовике XIV. — Бародены (Baraudin) были пред-
ками Виньи по материнской линии, однако маркиз Луи де Бародсн, адмирал, по мнению
некоторых комментаторов Виньи, принадлежал к другой ветви этой фамилии.
5 ...портрет юной особы... — Речь идет о владелице фамильного замка Бароде-
нов—Виньи Софии Елизавете дс Бароден (1755—1827).
6 ...я являюсь постоянной сиделкой... — Эту роль Виньи выполнял в течение долгих
лет при своей супруге.
7 ...принцесса Мария — персонаж романа Виньи «Сен-Map». Ее исторический прото-
тип — Мария Мантуанская, принцесса Гоизага (1611—1667).
8 ...о Владиславе. — Владислав IV Ваза — польский король с 1632 по 1648 г., за которо-
го вышла замуж Мария Мантуанская после казни Сен-Мара, добивавшегося се руки.
9 ...благодаря г-ну Вильпёву — Вильнёв Понс Луи Франсуа, маркиз дс ( 1774—1842) —
государственный деятель, в эпоху Реставрации управлявший несколькими департамен-
тами Франции.
Примечания 637
10 .. .саламандры Франциска I и полумесяцы Дианы Пуатье — Диана де Пуатье ( 1499—
1566) — фаворитка королей Франциска I и Генриха II; ее эмблемой был полумесяц, а
эмблемой Франциска I — саламандра.
1 ' Письма г-на Сен-Жюльена я не получал. — Сен-Жюльен — по-видимому, имеется в
виду автор статьи «Пушкин и литературное движение в России за 40 лет», опубликован-
ной в «Revue des deux Mondes» в 1847 г. Приехав в Россию в качестве преподавателя
французского языка, Сен-Жюльен в 1836—1846 гг. был библиотекарем в Румянцевском
музее в Москве.
12 ...через нашего друга Балавина — Балабин Виктор — русский дипломат в Париже в
1842—1852 гг., автор «Дневника» (изд. в 1914 г.), в котором он тепло отзывается о Виньи.
13 ...перестал быть директором... — Имеется в виду Моле, см. примеч. 4 к письму 3.
14 Китти Белл — персонаж драмы Виньи «Чаттертон» (1835).
15 ...рассказать вам о Гайдоне — Гайдон (Хэйдон) Бенджамин Робин (1786—1846) —
английский художник, покончивший самоубийством.
1 ...Невольница — У Виньи Esclave — слово, содержащее кроме современного смыс-
ла «невольник, раб» и намек на латинское «slavus», означавшее «славянин, славянский».
Таким образом в текст Виньи вводится идея бесправия подданных Российской империи.
2 ...польские короли ~ в столовой вашего замка?— Имеется в виду галерея королев-
ских портретов в имении Коссаковских Войткушки.
3 ...в чертах Яна Собеского. — Ян III Собеский — король Польши с 1674 по 1696 г. В
1683 г. под его предводительством союзная армия Польши и Австрии одержала победу
над турками, осаждавшими Вену.
4 ...дорогую его сердцу Марию-Казимиру — Мария-Казимира (1635—1716) — жена
Яна III Собеского.
5 Вы проведете вечер на улице Соссэ — На улице Соссэ в Париже находился литера-
турный салон графини де Сиркур, урожденной Анастасии Семеновны Хлюстиной
( 1808—1863). Среди писателей и поэтов, собиравшихся в салоне Сиркуров по вторникам,
постоянно бывал и Виньи.
6 ...читать «Сен-Мара» и мою речь — См. примеч. 2 к письму 3.
7 ...носит имя г-на Гизо — Гизо Франсуа Пьер Гийом (1787—1874) — французский
политический деятель, историк; в 1821 г. в собрании сочинений Шекспира в переводе Ле-
турнера было опубликовано предисловие Гизо под названием «Жизнь Шекспира».
8 ...в «Венецианском купце», которого я перевел ~ будет ею поставлен. — Постанов-
ка «Венецианского купца» в переводе Виньи так и не состоялась.
9 ...страсти Отелю... в моем переводе... — Постановка «Отелло» в переводе Виньи под
названием «Венецианский мавр» состоялась в октябре 1829 г. в театре «Комеди Франсэз».
10 ...мадам Нортон — Нортон Каролина Елизавета Шеридан, леди Максвелл
(1808—1877) — английская поэтесса, внучка драматурга Р. Б. Шеридана.
1 ' ...противлорда Мельбурна — Мельбурн Вильям Ламб, виконт (1779—1848) — анг-
лийский государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1835—1841 гг.
Мужем леди Максвелл Нортоном было возбуждено против него дело по обвинению в
покушении на семейную честь Нортона. Палата лордов отвергла это обвинение.
12 После Тьера, Минье и Лакретеля — Тьер Адольф (1797—1877) — французский го-
сударственный деятель и историк. Его десятитомная «История Французской револю-
ции» (1823—1827) вышла, когда Виньи писал свой первый исторический роман «Сен-
Мар» (1826); Минье Опост (1796—1884) — французский историк, его «История Фран-
цузской революции» опубликована в 1824 г.; Лакретель Жан Шарль Доминик (1766—
638 Приложения
1855) — французский историк, автор «Истории Французской революции» (8 т., 1821—
1826), «Истории Консульства и Империи» (6 т., 1845—1846) и других сочинений.
13 Ламарпиш измышляет и драматизирует людей и факты — Ламартин Альфонс де
(1791—1869), французский поэт и государственный деятель; суждение Виньи касается
восьмитомной «Истории жирондистов» (1847) Ламартина.
14 Луи Блан... — Блан Луи (1811—1882) — французский историк и политический дея-
тель. Его «История Французской революции» (1847) была совсем свежей публикацией в
момент написания этого письма Виньи.
15 ...Мишле... — Мишле Жюль (1798—1874) — французский историк; публикация
его многотомной «Истории Франции» продолжалась с 1833 по 1867 г., и параллельно в
1847 г. вышла его «История Французской революции».
16 ...молодую графиню Ростопчину. — Ростопчина Евдокия Петровна, графиня
(1811—1858) — русская поэтесса; ей принадлежит также несколько повестей и рассказов.
1 ...даже в Ниневии — Ниневия — древняя столица Ассирии. В 1840-е гг. учены-
ми-археологами предпринимались раскопки с целью найти этот город. Виньи, очевидно,
имеет в виду выставку экспонатов, найденных при раскопках.
2 ...чтение «Жирондистов» — Речь идет о книге А. де Ламартина «История жирон-
дистов» (1847).
3 ...очарован... Я. Собеским — См. примеч. 3 к письму 5.
4 Мадам Нортон — См. примеч. 10 к письму 5.
5 Герцогиня де Розан — Одна из близких приятельниц графини де Сиркур (см. при-
меч. 5 к письму 5), постоянная участница «вторников» в салоне графини.
6 ...князь Одоевский. — Одоевский Владимир Федорович, князь (1803—1869) — рус-
ский писатель, музыкальный критик и общественный деятель.
7 ...от... Луизы де Борх — См. примеч. 5 к письму 1.
8 Чистого восторга ~ Мы ими дороэ/сим. — Фрагмент из поэмы Виньи «Дом Пасту-
ха» (II часть, II строфа) в подстрочном переводе.
9 ...о супружеской бойне бедной герцогини де Праслен?— Имеется в виду нашумев-
шая в Париже семейная трагедия, произошедшая в 1847 г.: французский государствен-
ный деятель, пэр Франции Шарль де Шуазель, герцог де Праслен убил свою жену, после
чего, будучи заключен в тюрьму, покончил с собой. Эти события широко обсуждались в
европейской печати.
10 ...г-н де Витроль — Витроль Эжен Франсуа Огюст д'Арно, барон де (1774—
1854) — французский государственный деятель.
11 г-н Моле — См. примеч. 4 к письму 3.
12 ...герцогу де Шуазелю — Шуазель Антуан Сезар Феликс, герцог де (1776—1836) —
французский государственный деятель.
1 ...ураган не разрушил ничего — Речь идет о революции в Париже, начавшейся
22—23 февраля 1848 г. и уже на следующий день приведшей к отречению от власти коро-
ля Луи-Филиппа.
2 ...портрет Собеского — См. примеч. 3 к письму 5.
3 Ирландские семьи ~ в Париже — В 1840—1850-е гг. множество ирландцев, гони-
мых нищетой и репрессиями английского правительства, переселялись в Америку, а не-
которые эмигрировали во Францию.
Примечания 639
4 ...портреты Марии Мантуанской — См. примеч. 7 к письму 4.
5 ...короля Владислава — См. примеч. 8 к письму 4.
6 Замку Вилланов... — Замок Вилланов — имение вблизи Варшавы, принадлежавшее
родственникам С. Коссаковского, в прошлом — резиденция короля Яна III Собеского.
7 ...графиня Потоцкая — Потоцкая Людвика, графиня (1779—1850) — мать Стани-
слава Коссаковского.
8 ...кузине Луизе де Борх — См. примеч. 5 к письму 1.
9 Победоносный поэт ~ таким лее могучим, как в полдень. — Стихотворение Виньи,
написанное на смерть Байрона, было опубликовано в журнале «La Muse Française» в
1824 г. с подзаголовком «Фрагмент будущей поэмы», однако эта поэма, которая должна
была называться «Речь к Европе на смерть лорда Байрона», так и не была написана.
10 ...вы будете в Константинополе, как дома — Намек на экспансионистские устрем-
ления России на Востоке.
11 ...Зиглер — ЗиглерЖюль Клод (1804—1856) — французский художник, иллюстри-
ровавший поэму Виньи «Элоа».
12 Рисунки напоминают Флаксмана. — Флаксман Джон (1755—1826) — английский
скульптор и рисовальщик.
13 ...меня не избрали. — Во время выборов в Учредительное собрание кандидатура
Виньи выдвигалась в департаменте Шаранта дважды: в 1848 и в 1849 гг., однако он ни
разу не был избран.
1 ...г-жа Луиза де Б. — См. примеч. 5 к письму 1.
2 Холера обойдет вас стороной — В 1848 г. Россия претерпела эпидемию холеры.
3 ...крестьян, которые, возможно, похожи на галицийских. — Речь идет о восстании
крестьян в Западной Галиции в 1846 г.
4 ...перед коронованной фигурой Яна Собеского — См. примеч. 3 к письму 5.
5 ...развалины Ниневии. — См. примеч. 1 к письму 6.
6 ...девиз Эпиктета — Эпиктет (ок. 50—ок. 140) — римский философ-стоик.
1 Жакерии — это самые гнусные войны. — Жакерия — от «простонародного» имени
Жак — возмущение, бунт крестьян. Самое известное событие такого рода произошло в
1358 г. и было жестоко подавлено.
2 Мадам де Севинье — См. примеч. 6 к письму 2.
3 ...Бонавентура — Бонавентура Иоанн Фиденца (1221—1274) — итальянский бо-
гослов, отличавшийся ученостью и аскетизмом. Умер от истощения.
4 ...Республика сокрушает своих основателей?— Вторая французская республика
была провозглашена 25 февраля 1848 г., и уже вскоре после этого власти дали много по-
водов говорить об «остракизме» республиканцев. На выборах в Законодательное собра-
ние в мае 1849 г. победили монархисты.
5 Это леди Блессингтон. — Блессингтон Пауэлл Гардинер, графиня (1789—1849) —
английская писательница; ее салоны в Кенсингтоне и Горхаузе были очагами литератур-
ной жизни.
6 ...Альфреда д'Орсэ — Орсэ Альфред де (1801—1852), знакомый Виньи с детства,
был другом леди Блессингтон.
7 ...перед портретами Лоуренса — Лоурснс Томас (1769—1830) — английский жи-
вописен.
640 Приложения
8 ...мадам Рекамье — Рекамье Жанна Франсуаза Бернар (1777—1849) — одна из са-
мых известных женщин XIX в., знаменитая своим умом, красотой и душевным благород-
ством.
9 ...ее дружбе с Шатобрианом. — Шатобриан Франсуа Рене (1768—1848) — фран-
цузский писатель и политический деятель.
10 Баланш... — Баланш Пьер Симон (1776—1847) — французский писатель.
1 ' ...об одном деньке в Париже и о двух в Лионе — Имеются в виду события, происхо-
дившие в июне 1849 г. и выражавшие протест против политики правительства и монар-
хического большинства в Законодательном собрании: демонстрация в Париже и восста-
ние рабочих в Лионе.
12 ...Этьен Паскье — ПаскьеЭтьен(1529—1615) — французский юрист и литератор,
автор энциклопедического труда «Исследования о Франции».
13 .. .мадьяров не настолько занимает эта революция слогов — В 1848—1849 гг. в Венг-
рии происходила революция.
14 ...около г-жи Луизы де Борх — См. примеч. 5 к письму 1.
15 Г-жа Ростопчина... — См. примеч. 16 к письму 5.
16 ...портрет Мадам Елизаветы — Мадам Елизавета (1764—1794) — сестра короля Лю-
довика XVI, казненная якобинцами по обвинению в контрреволюционной деятельности.
17 ...моего старинного друга Мейендорфа?— Мейендорф Петр Казимирович ( 1796—
1863) — российский государственный деятель, дипломат.
18 ...госпожа Кайсарова — Кайсарова Варвара Яковлевна — вдова русского генера-
ла Паисия Сергеевича Кайсарова (1783—1844).
19 ...и Брантома — Брантом Пьер де Бурдсйль (1540—1614) — французский писа-
тель. Виньи имеет в виду его книгу «Жизнеописания знаменитых и светских дам».
10
1 Собеский — См. примеч. 3 к письму 5.
2 ...в этой войне?— Речь идет о Крымской войне 1853—1856 гг.
11
1 ...после несчастного случая. — Виньи повредил ногу.
12
1 ...на первом представлении «Чаттертона» — Виньи имеет в виду возобновленную
в 1857 г. постановку своей драмы.
2 ...в день первого представления этой драмы в 1836г. — Первая постановка «Чаттер-
тона» состоялась 12 февраля 1835 г.
3 Мадам Плесси... — Сценическое имя французской актрисы, настоящее имя Ар-
ну-Плесси Жанна Сильвия (1819—1897); в 1845—1855 гг. жила в Петербурге, а по возвра-
щении в Париж выступала на сцене театра «Комеди Франсэз».
4 Молодая женщина... при смерти... — Имеется в виду Трифина Анна Констанция
Ольмес (ум. в 1858 г.). Принадлежала к числу близких друзей Виньи. Он был крестным
отцом ее дочери Августы, родившейся в 1847 г.
5 ...Встурия. — Мать римского полководца Кориолана (V в. до н. э.); согласно пре-
данию, Ветурия спасла Рим, умолив своего сына, перешедшего на сторону вольсков, вра-
ждовавших с римлянами, снять осаду Рима.
Примечания 641
ЗАМЕТКИ К ПОЭМЕ «ВАНДА». РУССКАЯ ИСТОРИЯ
Вместе с поэмой «Ванда» после смерти Виньи в его бумагах были найдены три не-
большие выписки из книги Н. И. Тургенева «Россия и русские». Они неоднократно вос-
производились. Их появление непосредственно связано с другими элементами «русской»
темы в жизни и творчестве поэта.
Книга «Россия и русские» была опубликована в Париже в 1847 г. на французском
языке. Ее автор, Николай Иванович Тургенев (1789—1871), с 1833 г. жил в Париже.
До конца своих дней он не мог вернуться на родину, так как после восстания декабри-
стов преследовался как государственный преступник и даже был приговорен судом к
смертной казни, но царь заменил этот приговор каторгой с лишением всех чинов и дво-
рянства.
Н. И. Тургенев был одним из самых образованных и либерально мыслящих людей в
России. Он получил образование в Московском, а затем Геттингенском университетах,
изучал историю, право, политическую экономию, финансы; его книга «Опыт теории на-
логов» (1818) имела огромный успех. Н. И. Тургенев был сторонником реформирования
государственной системы России и отмены крепостного права. Это привело его в 1819—
1821 гг. в тайное общество «Союз благоденствия», в котором обсуждалась возможность
перехода от монархической к республиканской форме правления (президентской рес-
публике). С 1822 г. он член «Северного общества». В момент восстания декабристов
Н. И. Тургенев находился за границей, что не избавило его от преследований (тщетным
оказалось и ходатайство его друга В. Жуковского в защиту «преступника»), спасло его
то, что английский министр Каннинг отказался выдать его российским властям. С 1833 г.
Н. И. Тургенев поселяется в Париже, где в течение нескольких лет пишет книгу о необхо-
димости либеральных реформ в России. Готовую уже в 1842 г. книгу автор не публикует,
чтобы не повредить своему брату А. И. Тургеневу, который оставался на государствен-
ной службе в России, и только по смерти последнего (в 1845 г.) издает ее под названием
«Россия и русские».1 О декабристах он пишет как о людях в высшей степени благород-
ных и несправедливо осужденных.
В более поздних книгах и других публикациях, в том числе статьях в «Колоколе»
А. И. Герцена, Н. Тургенев не изменяет своим идеям.
А. С. Пушкин упоминает Н. И. Тургенева в набросках к десятой главе «Евгения Оне-
гина»:
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
РЕЧЬ ПРИ ВСТУПЛЕНИИ В АКАДЕМИЮ
1 ...святилищелевитов — Левиты — потомки Левия — служители древнееврейского
религиозного культа, имевшие исключительное право на священнослужение. Здесь в пе-
реносном смысле: избранные, самые достойные, обладающие исключительными способ-
ностями.
2 ...два места опустели, покрытые траурным крепом. — В 1845 г. умерли два члена
Академии: Ш. Г. Этьенн (1778—1845) и А. Суме (1788—1845), поэт и драматург.
Tourguéneff N. La Russie et les Russes. Paris, 1847. 3 vol.
642 Приложения
3 ...принял сторону умеренных, взявшихся за оруэ/сие — Во французском тексте — La
modération armée. Ранее, в романе «Стелло» (1832), Виньи говорил о «вооруженном ней-
тралитете», выражая ту же идею, противопоставляемую им позиции полной индиффе-
рентности.
4 ...с г-ном де Преси — Преси Луи Франсуа Перен, граф де (1742—1820) — француз-
ский военачальник.
5 ...с жирондистами — Жирондисты — политическая партия в период Француз-
ской революции 1789 г., занимавшая правый фланг в спектре политических сил. В 1793 г.
жирондисты были изгнаны из Конвента и объявлены вне закона, а 31 октября 1793 г. их
лидеры гильотинированы, после чего была установлена диктатура якобинцев.
6 ...вырвавшейся на свободу Коммуны. — Коммуна как орган политической власти в
период революции была учреждена 10 августа 1792 г. и упразднена 28 июля 1794 г. — од-
новременно с казнью Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона и их сторонников.
7 Директория... — политический режим во Франции, существовавший с 27 октября
1795 г. по 9 ноября 1799 г.
8 Мез — река, протекающая по территории Франции, Бельгии, Нидерландов.
9 ...м-ль Клерон — сценическое имя Клер Жозеф де Ля Тюде (1723—1803) — фран-
цузской актрисы, исполнявшей роли в трагедиях Вольтера.
10 ...Нинон — Нинон де Ланкло (1620—1705) — известная в Париже конца XVII—на-
чала XVIII в. хозяйка аристократического салона, славившаяся красотой и умом. В
1704 г., когда Вольтер был одиннадцатилетним воспитанником иезуитского коллежа
Людовика Великого, а Нинон де Ланкло шел восемьдесят пятый год, мальчик был пред-
ставлен ей аббатом Шатонефом и пленил ее своими детскими стихами. Год спустя, уходя
из жизни, Нинон де Ланкло завещала мальчику 2000 франков «на книги», поэтому впо-
следствии Вольтер и называл себя ее наследником. М-ль Клерон, очевидно, последовала
примеру Нинон де Ланкло.
11 .. .кардинал Мазарини... — Мазарини Джулио ( 1602—1661) — кардинал, француз-
ский политический деятель, первый министр при короле Людовике XIV.
12 ...Булоиский лагерь — лагерь, устроенный Наполеоном, опасавшимся вторжения
Англии, которая в 1805 г. заключила союз с Россией и Австрией. 25 сентября из Булон-
ского лагеря началась новая военная кампания Наполеона, завершившаяся его победой
при Аустерлице 2 декабря 1805 г.
13 ...из зелии взметнулась мраморная колонна — По смыслу имеется в виду, скорее,
Вандомская колонна в Париже на площади того же названия. Однако Вандомская ко-
лонна сделана не из мрамора, а отлита из бронзы 1200 пушек, захваченных наполеонов-
ской армией в виде трофеев.
14 ...побудило французов возвести укрепления... — Подразумевается, по всей вероят-
ности, возобновление с 1839 г. военных действий Франции против Алжира. Эта война,
имевшая целью завоевание «дикой» страны, продолжалась и в 1840-е гг. с переменным
успехом то одной, то другой стороны.
15 ...о брандерах... — Брандер — судно, нагруженное взрывчатыми и горючими веще-
ствами, которое поджигали и направляли по течению или ветру на корабли неприятеля.
16 ...прийтись по душе великому капитану — Имеется в виду император Наполеон.
17 ...Катарины и Петруччо — персонажи комедии В. Шекспира «Укрощение строп-
тивой» (1594).
18 ...Боккаччо не особенно озабочен... — Боккаччо Джованни (1313—1375) — италь-
янский писатель, автор новеллистического цикла «Декамерон» (1350—1353, опубл. в
1470 г.).
19 ...королева Наваррская — Маргарита Наваррская (урожд. Маргарита Ангулем-
ская, 1492—1549) — сестра короля Франциска I, супруга короля Наваррского (с 1527 г.) и
Примечания 643
королева Наварры (с 1543 г.). В историю французской литературы Маргарита Наварр-
ская вошла как автор сборника новелл «Гептамерон» (изд. в 1558 г.), написанных в под-
ражание «Декамерону» Дж. Боккаччо.
20 ...Ариосто... — Ариосто Людовико (1474—1533) — итальянский поэт, автор по-
эмы «Неистовый Роланд».
21 ...выступили ...г-н Буало-Депрео и г-н аббат Левайе — Буало-Депрео Никола
(1636—1710) — французский поэт и литературный критик, способствовавший оконча-
тельному оформлению эстетики классицизма. Уже в преклонном возрасте Буало принял
участие в споре по поводу «древних и новых» авторов, защищая превосходство первых.
Левайе — один из участников этого спора.
22 ...г-нЛафонтен и г-н Буйон, переводчики-соперники «Джоконды». — Первое произ-
ведение Лафонтена — поэма «Джоконда» (1665) была написана в подражание Ариосто
(иногда ее называют переводом). Г-н Буйон—герцог Бульонский, вошедший в историю
Франции и как поэт, мог быть и соавтором, а скорее, покровителем Лафонтена, который
в 1660-е гг. некоторое время жил в особняке герцогини Бульонской.
23 ...характер герцога Вандомского... — Герцог Вандомский Сезар (1594—1665) —
побочный сын короля Генриха IV, участвовавший в движении Фронды.
24 «борьба... человека... достойное их зрелище». — Цитируемое изречение могло быть
взято из «Писем к Луцилию» Сенеки Луция Аннея (4—65 н. э.) — римского политическо-
го деятеля, писателя, философа-стоика; воспитателя римского императора Нерона.
25 ...Пирона... — Пирон Алексис (1689—1773) — французский поэт, автор комедий,
сатир и песен, порой вольного содержания.
26 ...реальную историю Иакова II... — Иаков II — король Великобритании и Ирлан-
дии с 1685 по 1688 г. Старшая из его дочерей Мария (предполагаемая наследница престо-
ла) вышла замуж за Вильгельма Оранского против воли своего отца. Когда же в 1688 г.
принц Оранский по приглашению вождей вигов и тори высадился в Англии, Иаков II
был покинут всеми, в том числе и второй его дочерью Анной, и вынужден был бежать во
Францию, где Людовик XIV дал ему убежище в замке Сен-Жермен.
27 ...«Конакса» — «Конакс» — название комедии Этьенна. Конакс — легендарный
персонаж. Отдав в приданое дочери все, чем он владел, Конакс страдает в доме грубого и
злого зятя. Этот сюжет варьируется в ряде произведений XVII—XIX вв.
28 ...г-н Лоэ/сон. — Ложон Пьер (1727—1811) — французский писатель, драматург и
поэт-песенник.
29 ...в Погребке — Погребок — название кружка поэтов-песенников, существовавше-
го в Париже с 1729 по 1759 г. В него входили Кребийон (старший), Пирон, Колле. В
1779 г. сложился новый Погребок (Мармонтель, Сюар, Кребийон-сын и др.). Наконец в
1805 г. возникает еще один «Новый погребок» (Гуфе, Капель, Дезожье, Беранже).
30 ...Ваде — Ваде Жан Жозеф (1719—1757) — французский поэт, автор комедий.
31 ...Колле — Колле Шарль (1709—1783) — актер и поэт, считается первым француз-
ским шансонье.
32 ...императору Юлиану — Юлиан (331—363) — римский император с 361 по 363 г.,
последний из гонителей раннего христианства; за попытку восстановить язычество по-
лучил у христиан прозвище «Отступник».
33 ...подобно Гофолии. — Гофолия — иудейская царица (846—835 до н. э.), пришед-
шая к власти через преступление (убийство царских детей), впоследствии свергнутая с
престола и убитая у стен дворца.
34 ...королевская семья, которая, основав Французскую Академию... — Речь идет о
Бурбонах. Французская Академия, старейшая из академий Европы, получила официаль-
ный статус в 1635 г., а до этого, с 1626 г. она существовала в виде частного кружка, соби-
равшегося в доме писателя В. Конрара.
644 Приложения
35 «Желтый карлик» — газета «Le Nain jaune» литературно-политического содержа-
ния, издававшаяся в Париже в 1814—1815 гг., а после 1815 г. неоднократно менявшая
свое название («Fantaisies politiques, morales et littéraires», «Journal des arts et de la
politique»).
36 ...превратившись в «Минерву» — «Французская Минерва» («La Minerve
Française») — выходившая в Париже в 1818—1820 гг. газета, в которой активное участие
принимал Этьенн. Ее популярности в значительной степени способствовали «Письма о
Париже» Этьенна, имевшие шумный успех.
37 ...генералу Фу а — Фуа Максимильен Себастьен (1775—1825) — французский гене-
рал, участник битвы при Ватерлоо; в годы Реставрации — депутат Национального
собрания (в 1819 и 1824 гг.).
38 ...обращение двухсот двадцати одного — В марте 1830 г. члены Палаты депутатов
(221 человек) обратились к королю Карлу X с просьбой уволить в отставку крайне реак-
ционного премьер-министра Жюля Полиньяка. В ответ последовал роспуск Палаты и
новые выборы, укрепившие, вопреки ожиданию короля, позиции депутатов. Все это не-
посредственно предшествовало революции в июле 1830 г.
39 Матюрен Репье — Ренье Матюрен (1573—1613) — французский поэт.
40 Монтепь — Монтень Мишель де (1533—1592) — французский философ, писа-
тель.
41 Мильтон — Мильтон Джон (1608—1674) — английский поэт.
42 Спиноза — Спиноза Бенедикт (1632—1677) — нидерландский философ.
43 Декарт — Декарт Рене (1596—1650) — французский философ и ученый (матема-
тик, физик, физиолог).
44 Жильбер — Жильбер Никола (1751—1780) — французский поэт, с именем которо-
го связана своего рода легенда о ранней смерти непризнанного обществом бедствовав-
шего художника. В таком духе и Виньи представил его в одном из эпизодов романа
«Стелло». Однако подлинные факты биографии Жильбера говорят о другом, и причина
его смерти не нищета, а несчастный случай (падение с лошади).
45 Монтескье — Монтескье Шарль Луи де Секонда, барон де (1689—1755) — фран-
цузский писатель и философ.
46 Мальбранш — Мальбранш Никола (1638—1715) — французский философ, уче-
ный, богослов и оратор.
47 Боссюэ — Боссюэ Жак Бенинь (1627—1704) — французский писатель, епископ.
48 ...подобных садам Саллюстин — Саллюстий (86—ок. 35 до н. э.) — римский исто-
рик.
49 ...войны Югурты — Югурта — царь Нумидии (II в. до н. э.); в войне с римлянами в
104 г. потерпел поражение, был проведен пленником в триумфе своего победителя Гая
Мария и затем казнен.
50 «Мы живем, объятые смертью», — говорит пророк — Возможно, Виньи имеет в
виду Эпиктета. Цитируемое изречение созвучно по смыслу словам Эпиктета, приводи-
мым в «Дневнике Поэта» (февраль 1863 г.).
СОДЕРЖАНИЕ
ДНЕВНИК ПОЭТА (перевод Е. В. Баевской и Г. В. Копелевой) 5
ПИСЬМА ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБВИ (перевод Г В. Копелевой) 402
ДОПОЛНЕНИЯ
Письма к Александре Коссаковской (перевод Б. В. Бикулича и А. Д. Никольского) 462
Заметки для поэмы «Ванда. Русская история» (перевод Г. В. Копелевой) 506
Речь при вступлении во Французскую Академию, произнесенная на открытом за-
седании 29 января 1846 года (перевод Г. В. Копелевой) 507
ПРИЛОЖЕНИЯ
Т. В. Соколова. Духовное послание «труженика мысли» 529
Примечания (составитель Т. В. Соколова) 569
Альфред де Виньи
ДНЕВНИК ПОЭТА.
ПИСЬМА ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБВИ
Утверждено к печати
Редколлегией серии
«Литературные памятники»
Редактор издательства А. И. Строева
Художник Л. А. Яценко
Технический редактор М. Л. Водолазова
Корректоры Н. И. Журавлева, Ф. Я. Петрова и Е. В. Шестакова
Компьютерная верстка Н. К. Румянцевой
Лицензия ИД № 02980 от 06 октября 2000 г.
Сдано в набор 20.06.03. Подписано к печати 04.03.04. Формат 70 х 90 '/|б.
Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Усл. печ. л. 48.7.
Уч.-изд. л. 47.4. Тираж 2000 экз.Тип. зак. № 3098. С 28
Санкт-Петербургская издательская фирма «Наука» РАН
199034, Санкт-Петербург, Менделеевская лин., 1
main@nauka.nw.ru
Санкт-Петербургская типография «Наука» РАН
199034, Санкт-Петербург, 9 лин., 12
ISBN 5-02-028535-8
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ФИРМА
«НАУКА» РАН
ГОТОВИТ К ВЫПУСКУ
В СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Князь И. М. Долгоруков
ПОВЕСТЬ О РОЖДЕНИИ МОЕМ, ПРОИСХОЖДЕНИИ
И ВСЕЙ ЖИЗНИ
В 2 кн.
Воспоминания И. М. Долгорукова (1764—1823), писателя, поэта, крупного
чиновника, занимавшего долгие годы посты вице-губернатора и губернатора в
городах Центральной России, охватывают период с 1788 по 1822 год. Представ-
ленные в форме погодных записей, как семейная история одной из ветвей рода
князей Долгоруковых, мемуары являются прежде всего бесценным источником
для изучения быта и культуры родового российского дворянства, содержат глу-
бокие суждения о вопросах внутренней политики и общественных процессов на
протяжении царствования трех императоров. В столь полном объеме, с глубо-
кой текстологической проработкой автографов, списков, авторской правки,
предыдущих публикаций текста мемуары издаются впервые. В Приложении по-
мещены статьи и примечания. В комментариях содержатся генеалогические све-
дения, поясняются деловые и служебные эпизоды жизни Долгорукова, раскры-
ваются историко-бытовые реалии. Издание снабжено именным указателем.
Для историков, филологов, культорологов, широкого круга читателей.
АДРЕСА КНИГОТОРГОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ
ТОРГОВОЙ ФИРМЫ «АКАДЕМКНИГА»
Магазины «Книга — почтой»
121009 Москва, Шубинский пер., 6; 241-02-52
197345 Санкт-Петербург, Петрозаводская ул., 7Б; (код 812) 235-05-67
Магазины «Академкнига» с указанием отделов
«Книга — почтой»
690088 Владивосток-88, Океанский пр-т, 140 («Книга — почтой»);
(код 4232) 5-27-91
620151 Екатеринбург, ул. Мамина-Сибиряка, 137 («Книга — почтой»);
(код 3432) 55-10-03
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 298 («Книга — почтой»);
(код 3952) 46-56-20
660049 Красноярск, ул. Сурикова, 45; (код 3912) 27-03-90
220012 Минск, проспект Ф. Скорины, 73; (код 10375-17) 232-00-52,
232-46-52
117312 Москва, ул. Вавилова, 55/7; 124-55-00
117192 Москва, Мичуринский пр-т, 12; 932-74-79
103054 Москва, Цветной бульвар, 21, строение 2; 921-55-96
103624 Москва, Б. Черкасский пер., 4; 298-33-73
630091 Новосибирск, Красный пр-т, 51; (код 3832) 21-15-60
630090 Новосибирск, Морской пр-т, 22 («Книга — почтой»);
(код 3832) 30-09-22
142292 Пущино Московской обл., МКР «В», 1 («Книга — почтой»);
(13) 3-38-60
443022 Самара, проспект Ленина, 2 («Книга — почтой»);
(код 8462) 37-10-60
191104 Санкт-Петербург, Литейный пр-т, 57; (код 812) 272-36-65
199034 Санкт-Петербург, Таможенный пер., 2; (код 812) 328-32-11
194064 Санкт-Петербург, Тихорецкий пр-т, 4; (код 812) 247-70-39
199034 Санкт-Петербург, Васильевский остров, 9 линия, 16; (код 812)
323-34-62
634050 Томск, Набережная р. Ушайки, 18; (код 3822) 22-60-36
450059 Уфа-59, ул. Р. Зорге, 10 («Книга - почтой»); (код 3472) 24-47-74
450025 Уфа, ул. Коммунистическая, 49; (код 3472) 22-91-85