ERNST

THÄLMANN
IRMA VESTER-THÄLMANN
ERINNERUNGEN AN MEINEN VA TER
Eingeleitet von Wilhelm Pieck
LENISDAT. 1957

ЭРНСТ

ТЕЛЬМАН
ИРМА ВЕСТЕР-ТЕЛЬМАН
ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕМ ОТЦЕ
Предисловие Вильгельма Пина
Л Е Н И З Д Д Т >1957

Перевод с немецкого В. Гречишкиной

Под редакцией Е. Эткинда
Издание второе

ПРЕДИСЛОВИЕ
25 августа 1952 года организации юных пионеров *

присвоено право носить имя Эрнста Тельмана. Это право

вместе с тем является и высокой наградой, которая обя*

зывает всех юных пионеров всегда следовать примеру

Эрнста Тельмана, незабвенного вождя немецкого рабо¬

чего класса.
В своей книжке дочь Эрнста Тельмана рассказывает

о том, как ее отец работал, боролся и страдал, а также

о том, как он любил детей, как умел смеяться, шутить и ра¬

доваться. Ее маленькие рассказы дают всем юным пионе¬

рам и всем немецким детям живую и наглядную картину

величия Эрнста Тельмана, который всеми своими корнями

связан с рабочим классом, со всем немецким народом.
Эрнст Тельман был сыном трудового народа. Он рано

познал нужду и труд, страдания и радости рабочих лю¬

дей. Уже в школьные годы ему приходилось работать,

помогать своему отцу содержать семью. Тем не менее

Эрнст Тельман был в школе отличным учеником. После

окончания школы дорога жизни привела его в ряды

транспортных рабочих Гамбургского порта. Вскоре он

стал доверенным лицом своих товарищей по работе,

профсоюзным и партийным активистом. Всегда и везде

он бескорыстно и мужественно защищал интересы своих

товарищей и всего немецкого рабочего класса. Он бо¬

ролся за более высокую заработную плату и за лучшие

условия труда своих товарищей. Он боролся против

прусско-немецкого милитаризма и против кровавой бойни

первой мировой войны, за победу революции 1918 года,
* Примечание переводчика: имеется в виду организация юных

пионеров Германской Демократической Республики.
о

за свержение господства капиталистов и юнкеров, раз¬

вязавших войну. Он руководил восстанием гамбургских

рабочих, которые хотели положить конец страшной нужде

послевоенных лет путем установления рабочей власти.
Поддержанный доверием рабочего класса, Эрнст Тель¬

ман в 1922 году был избран членом Центрального Коми¬

тета, а три года спустя — председателем Коммунистиче¬

ской партии Германии. Под руководством Эрнста Тель¬

мана Коммунистическая партия Германии организовала

и вела массовую борьбу рабочих против нужды и беспра¬

вия. Эрнст Тельман предупреждал немецкий народ о том,

что фашизм — грозная опасность, что он ввергнет Герма¬

нию в новую мировую войну. Когда фашисты аресто¬

вали Эрнста Тельмана и бросили его в тюрьму, никакие

истязания и пытки не сломили его стойкости. Он и в са¬

мые мрачные годы гитлеровского господства оставался

для немецких рабочих примером несгибаемого борца про¬

тив преступной гитлеровской власти.
И каждый юный пионер должен стремиться к тому,

чтобы служить немецкому рабочему классу так же само¬

отверженно и мужественно, так же неутомимо и пре¬

данно, как служил Эрнст Тельман, вождь Коммунисти¬

ческой партии Германии, которого гитлеровские палачи

убили после того, как более одиннадцати лет продержали

в тюрьме.
В своем письме к одному молодому товарищу по тю¬

ремному заключению Эрнст Тельман великолепно ска¬

зал:
«Мой народ, к которому я принадлежу и который

люблю, — это немецкий народ, и моя нация, которую

я со всей гордостью почитаю,—это немецкая нация,

рыцарская, гордая и закаленная нация. И прежде и

теперь моя жизнь, моя деятельность направлены к одной

цели: отдать трудящемуся немецкому народу свои ду¬

шевные силы и знания, свой опыт и энергию, отдать всего

себя, всю свою личность во имя лучшего будущего Гер¬

мании, во имя победоносной социалистической освободи¬

тельной борьбы в новой весне народов немецкой нации».
Вождь рабочего класса, Эрнст Тельман был и вели¬

ким немецким патриотом, вождем всей немецкой нации
6

в борьбе против порабощения ее иностранными империа*

листами, в борьбе за национальную независимость не¬

мецкого народа, за мир и дружбу между всеми миролю¬

бивыми народами.
И каждый юный пионер, каждый школьник должен

стремиться, так же как Эрнст Тельман, любить свой на¬

род и свою Родину, свое немецкое Отечество, так же

решительно, как Эрнст Тельман, бороться против всех

врагов немецкой нации.
Когда русские рабочие и крестьяне в 1917 году вос¬

стали против продолжения войны и победили в Великой

Октябрьской социалистической революции, — это было

для Эрнста Тельмана великим уроком, как нужно вести

борьбу за победу народа и за мир. Он стал верным дру¬

гом Советского Союза. К Владимиру Ильичу Ленину,

основателю и вождю революционной партии русского ра¬

бочего класса, он относился как к своему любимому

учителю...
И каждый юный пионер, каждый школьник должен

стремиться к тому, чтобы так же неутомимо, как Эрнст

Тельман, учиться у Ленина, так же основательно, как

Тельман, изучать социалистическое строительство в Со¬

ветском Союзе, быть таким же верным и преданным

другом великого социалистического Советского Союза,

каким был Эрнст Тельман.
Эрнст Тельман был полон твердой уверенности, что

только в тесной дружбе с великим социалистическим Со¬

ветским Союзом немецкому народу обеспечено счастли¬

вое будущее. Поэтому он всегда стремился установить

дружеские отношения между немецким народом и наро¬

дами Советского Союза — в области политики, экономи¬

ки и культуры. Он сразу же определил, что нападение

Гитлера на Советский Союз является тягчайшим пре¬

ступлением против самого немецкого народа. Ни одной

секунды Эрнст Тельман не сомневался, что война может

окончиться только победой Советского Союза и пораже¬

нием гитлеровской Германии.
Нацистским палачам удалось убить Эрнста Тельмана,

но победил он. Вместе с победоносной Советской Армией,

разгромившей гитлеровское государство, одержали победу

и идеи Тельмана. Когда обе рабочие партии преодо¬

лели гибельный раскол и объединились в Социалисти¬

ческую Единую партию Германии, это объединение
7

свершилось в духе идей Эрнста Тельмана. Когда, осно¬

вав Германскую Демократическую Республику, немцы

создали свое первое государство рабочих и крестьян,—

это было победой великих идей, ради осуществления

которых Эрнст Тельман жил, боролся и страдал.
Свято хранить заветы великого вождя рабочего

класса, передового борца немецкой нации, и всеми си¬

лами бороться за их осуществление — дело чести каж¬

дого пионера — тельманца.
Вильгельм Пик
Берлин, 21 декабря 1053 года

СОЛИДАРНОСТЬ
Мои родители часто рассказывали мне, как тяготила

их нужда, когда я появилась на свет б ноября

1919 года. Мы жили тогда в Гамбурге, в районе Эппен-

дорф, на Симсенштрассе, дом 4. На улицах лежал глу¬

бокий снег. У родителей не было ни угля, ни дров, и

в квартире стоял ледяной холод. Чтобы хоть немного

согреть меня и мою мать, на кухне зажигалась газо¬

вая горелка. Сидя у этого маленького пламени, мама

кормила меня грудью, а сама дрожала от холода. Мой

отец часто стоял на кухне, сжав кулаки, и говорил

маме: «Роза, всё переменится, всё должно измениться.

Миллионы детей мерзнут так же, как мерзнешь ты и

наша девочка. Так же, как я, сидят без работы по¬

чти все рабочие порта, миллионы немцев — безра¬

ботные».
К отцу приходили товарищи, и каждый, видя, в какой

нужде мы живем, приносил дрова и уголь. Так мое рож¬

дение и первые дни моей жизни были согреты дружбой

и любовью гамбургских рабочих.
ОПИ ВОРВАЛИСЬ К НАМ
У нас дома всегда было немало волнений, и я до сих

пор помню случай, который тогда произвел на меня боль¬

шое впечатление, — обыск в 1922 году. Отец с матерью

были на собрании. Вдруг в квартиру вломились какие-то

люди и стали рыться в шкафах и письменном столе. Оче¬

видно, они искали документы и политические материалы

Коммунистической партии.
Я в это время безмятежно спала.
р

Когда родители вернулись с собрания, они разбудили

меня и взволнованно задавали всё тот же вопрос: «Кто

у нас был?».
Но я не могла ничего им объяснить. Встревоженные

лица родителей до сих пор сохранились в моей памяти.
ЖИЗНЬ ЭРНСТА ТЕЛЬМАНА БЫЛА В ПОСТОЯННОЙ
ОПАСНОСТИ
Мы жили в нижнем этаже, и в теплое время года

наше окно по вечерам обычно бывало открыто. Однажды

ночью, в июне 1922 года члены фашистской организации

«Консул» бросили на подоконник нашей комнаты руч-
Эрнст Тельман в тринадцатилетнем возрасте.
ную гранату. При взрыве были разбиты стёкла и выле¬

тели оконные рамы.
Я и мама лежали в кровати. Наша спальня была

расположена так, что выдавалась вперед, но ее защищал

выступ стены, поэтому с нами ничего не случилось.
10

Когда отец вместе с товарищами вернулся с собрания,

они уничтожили взрывчатку, которая тоже была брошена

к нам через окно. Уже тогда фашисты хотели убить

вождя рабочих Эрнста Тельмана.
Мой отец умел действовать с большой решительно¬

стью. Это показывает один случай. Я хорошо его помню,

и мы над этим потом смеялись. После собрания в пред¬

местье Гамбурга отец вернулся поздно — в два часа

ночи. Против нашего дома стоял какой-то человек и не

спускал глаз с входной двери и с окон. Быстро подойдя

к нему, отец схватил его за ворот. Только с помощью

подошедшего товарища удалось выяснить, в чем дело:

члены партии установили, что какие-то субъекты, под¬

купленные капиталистами, постоянно шныряли по нашей

улице и вокруг нашего дома. Ничего не сказав отцу, то¬

варищи ставили на весь день у нашего дома часового;

в особенности они тревожились, когда отец поздно воз¬

вращался с вокзала. Товарищи охраняли всю дорогу,

чтобы с отцом ничего не могло случиться. Отец погово¬

рил потом с товарищами. Он хотел быть обо всем осве¬

домленным.
Мы жили в таком месте, где фашистским убийцам

было нетрудно напасть на Эрнста Тельмана. Поэтому

отец попросил маму подыскать новую квартиру. Но пока

мама ее нашла — прошло много времени. Ни один до¬

мовладелец не хотел пускать нас к себе.
Посмотрев квартиру на Тарпенбекштрассе, отец

сказал: «Это нам подходит». Домовладелец колебался,

но отец потолковал с ним, они договорились, и мы пере¬

ехали.
ВОССТАНИЕ ГАМБУРГСКИХ РАБОЧИХ
В октябре 1923 года произошло Гамбургское восста¬

ние. Им руководил мой отец. Рабочие Гамбурга боро¬

лись за работу и хлеб. Они боролись против неслыхан¬

ного угнетения — за свободу и социализм.
Наша квартира была сборным пунктом для повстан¬

цев. Во всем доме, как во многих рабочих домах Гам¬

бурга, готовилась пища для восставших рабочих. Жен¬

щины и дети помогали строить баррикады. Жители Гам¬

бурга стояли на стороне рабочих.
и

Я выбежала на улицу, и пуля просвистела прямо

около моей груди. Какой-то рабочий взял меня за руку

и привел к моей маме, но ей в то время некогда было

заниматься мною.
Героическая борьба в Гамбурге была доказатель¬

ством силы и мужества рабочих и свидетельствовала
о	правильной тактике их руководителей.
Эрнст Тельман — докер Гамбургского

порта.
Мой отец говорил позднее о своих соратниках: «Они

держались трое суток. Они нападали, они погибали, они

отступали, но они не сдавались».
Гамбургское восстание потерпело поражение, потому

что рабочие были одиноки в своей борьбе. Изменники —

вожди СПГ (Социал-демократической партии Герма¬

нии) и некоторые предатели из руководства КПГ

.(Коммунистической партии Германии) помешали распро¬

странить восстание на всю Германию. Поэтому после

трех дней успешной борьбы гамбургские рабочие были

вынуждены прекратить восстание- Среди рабочих и их
12

жен начались массовые аресты. Но, несмотря на пресле¬

дования и террор со стороны наемников капитала,

в Гамбурге не было уныния, хотя многие и скорбели

по убитым. Неустанно бороться за единство пролета¬

риата, неустанно разъяснять всем трудящимся необхо¬

димость борьбы за лучшую жизнь — этому научило ра¬

бочих Гамбургское восстание.
ДЕМОНСТРАЦИЯ В ПАМЯТЬ БОРЦОВ, ПОГИБШИХ

НА БАРРИКАДАХ 1028 ГОДА
9 ноября 1923 года в Гамбурге, на Ольсдорфском

кладбище, происходила демонстрация в память бор¬

цов, погибших в октябре на баррикадах, и в память за¬

мученных до смерти рабочих и работниц. Это было мощ¬

ное выступление. Полиция издала приказ об аресте от¬

ца, но руководство партии постановило: «Несмотря на

запрещение, Эрнст Тельман будет говорить».
Рабочие и работницы Гамбурга двигались к клад¬

бищу непрерывной массой. Мама взяла с собой и меня.

Отрядам демонстрантов угрожала полиция; у кладбища

стояли грузовики с жандармами, вооруженными до

зубов, наготове была и конная полиция. На кладбище

шныряли субъекты из уголовной полиции и полицейские

шпики.
Но партийное руководство до мелочей продумало

подготовку и проведение демонстрации и обеспечило

безопасность митинга. Каждый из товарищей, которым

была поручена охрана Тельмана, в точности знал свое

место и свою задачу. Каждый был готов сделать всё для

того, чтобы товарищ Тельман мог произнести свою речь

без помех и после окончания ее покинуть Ольсдорфское

кладбище невредимым.
Моего отца нигде не было видно. Я просмотрела все

глаза; вдруг в самой гуще демонстрантов раздались

аплодисменты и приветственные клики; в тот же миг

я услышала голос отца. На некоторое время все забыли

о своей скорби.
Речь отца, обращенная к трудящимся Гамбурга, была

произнесена с огромным воодушевлением. Потом я по¬

теряла его из виду.
Он исчез так же мгновенно, как появился. Его
13

закрыли собою рабочие массы. Цепь товарищей, при¬

крывавших демонстрацию, прорвать было невозможно.
Впоследствии я слышала, как Фите Шульце,1 Джон

ІИеер,2 Эдгар Андрэ 3 и другие товарищи говорили с от¬

цом о Гамбургском восстании. Они рассказывали, что по¬

лицейские ввели в действие броневики и что рабочие ге¬

роически разоружили их. Когда полиция занимала дома,

они почти всегда были пусты. Всюду возникали баррика¬

ды, построенные руками женщин и детей. В дело шли

камни, заборы, деревья, некоторые женщины тащили

даже свою мебель. У рабочих было мало оружия, не

хватало боеприпасов, но у них были железная воля и

твердое мужество, решимость к борьбе.
Полицейские понесли большие потери. Я не забуду,

как рассказывал отец: «Рабочие начали борьбу дома.

Боролись вместе, всей семьей. В наймитов стреляли

из всех рабочих квартир, с крыш всех жилых домов».
Полиция была в большом смятении. Отец говорил

об «упорной партизанской борьбе рабочих».
Я забыла многие подробности этой борьбы, но во

имя чего борьба велась, — это я запомнила на всю

жизнь.
Рабочие, арестованные после восстания, и те, кото¬

рые должны были перейти на нелегальное положение,

покинули свои семьи. Многие дети из этих семей были

вместе со мною в пионерской организации. Я познако¬

милась с условиями их жизни. Они потрясли меня.

Некоторые семьи, где было по пять-шесть человек детей,

теснились в одной комнате или в комнате с кухней. На

одной кровати всегда спало по несколько ребят. Отцы

оставили семьи в такой нищете, что малыши даже хлеба

не могли поесть досыта. Мясо, фрукты, молоко — всё

это было редкостью. Старшие ребята нянчили младших

братьев и сестер, матери были не в состоянии кормить

грудью младенцев, и новорожденные погибали. Матерям

приходилось самим зарабатывать на жизнь. Рано утром

они уходили на работу и возвращались домой, когда все

уже спали. Женщин посылали на самую тяжелую

работу и они получали только половину заработной

платы, которую платили мужчинам. Царила безработица.
1	Примечания смотрите в конце книги.
J4

Эрнст Тельман и его жена Роза в 1Ô15 году.

Для гамбургских рабочих это нищенское существо¬

вание стало невыносимым. В борьбе им нечего было

терять, но если бы они победили, в Германии не было

бы фашизма, не было бы войны и бомбежек, наступила

бы новая, лучшая жизнь.
Трудящиеся всего мира оказывали гамбургским ра¬

бочим щедрую, великодушную помощь. К рождествен¬

ским праздникам 1923 года женщины во многих стра¬

нах шили белье и одежду для детей погибших или бе¬

жавших из Германии. Гамбургские пионеры навещали

этих ребят, вовлекали их в пионерскую организацию,

брали с собой на экскурсии. Дети, чьи отцы и матери

работали, платили за проезд тех мальчиков и девочек,

чьи отцы и матери бежали из Германии или были аре¬

стованы.
Однажды мы узнали: пятьдесят детей поедут в Гол¬

ландию. Международная организация помощи рабочим,

находившаяся в Голландии, организовала поездку на

каникулы наших гамбургских детей, кормильцы которых

были арестованы, убиты или бежали из Германии. За¬

тем мы узнали другую новость: большая группа ребят

едет в Советский Союз! Как они ликовали! Дети по¬

ехали в своей бедной одежде, без всякого багажа.

Вернулись же они одетыми во всё новое, с чемоданами

и свертками, и многие привезли подарки для братьев и

сестер. Солидарность рабочих и работниц всех стран

была для нас, детей, великой школой.
ПАРТИЯ —ОДНА БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ
Однажды мама тяжело заболела, а мы в то время

испытывали большую нужду, у нас не было самого не¬

обходимого. Мама просила отца, чтобы он, хотя бы

в этот вечер, остался дома с нею. Сначала отец нере¬

шительно ходил по спальне взад и вперед, а я умоляю¬

ще смотрела на него. Потом он сказал: «Роза, в Виль-

гельмсбурге меня ожидают сотни рабочих. Наверно,

среди них имеются люди, у которых дома такие же за¬

боты, как у нас, у которых тоже тяжело больны жена

или дети. Они ждут меня, и я должен с ними говорить.

Я должен указать им путь. Понимаешь ли ты это? Я не

оставлю тебя одну. Я попрошу знакомую коммунистку,
16

чтобы она пришла к тебе. Она хороший товарищ, и я

знаю — она придет».
Так оно и было. Для меня это явилось настоящим

праздником: когда эта женщина пришла, она играла

со мною и принесла мне гостинцев.
У нас дома я часто слышала, как отец и его това¬

рищи говорили о «большой семье». Так они называли
Ä і
Éî'
¥і
I
1 -
.V
tuăf V
...
Эрнст Тельман — солдат первой мировой

войны.
партию. Когда я, спустя много лет, бывала в тюрьме

на свиданиях с отцом, он спрашивал о семье. И я сразу

же понимала, что он имеет в виду не маму, не кого-

либо из нашей собственной семьи, а партию. Таким пу¬

тем я могла сообщать отну о многих товарищах: что

делал тот или иной, был ли он арестован или работал.
Отец с особенной любовью относился к гамбургским

товарищам по работе и по партии. Я не раз спрашивала

его: «Почему мы не переедем в Берлин, ведь ты же

теперь работаешь в Берлине? Тогда мы были бы каж¬

дый вечер вместе». Но он отвечал: «В Гамбурге портовые

рабочие. Они наши^ лучшие друзья, и без этих друзей
2	Зак. № 410
17

мы не хотим жить. Я радуюсь, когда на работе думаю

о вас. Тогда я вспоминаю и о Гамбурге, о порте, обо

всех моих любимых товарищах, которые так отважно

борются вместе со мною. Поэтому давайте останемся

жить в Гамбурге».
Я понимала это и всегда была очень рада, когда

отец приезжал домой.
РАБОТА ДОСТАВЛЯЕТ РАДОСТЬ
Если отец бывал дома, он часто по вечерам сидел за

столом и работал. Я говорила ему тогда: «Спокойной

ночи», — и шла спать. Когда я утром вставала, чтобы

идти в школу, он всё еще сидел над своими книгами.

Мама говорила: «Когда ты оденешься, пойди к папе и

позови его попить с нами кофе».
В такие дни отец был всегда веселый, он подбра¬

сывал меня вверх и, кружась вместе со мною, шел

к столу, а потом рассказывал о работе.
Отец всё писал от руки. Он сидел ночи напролет и

записывал то, о чем собирался говорить на собраниях,

на заседаниях, и то, о чем хотел рассказать рабочим

в газете.
Мой отец очень много читал. Он обстоятельно изучал

произведения Маркса и Энгельса, знал все тома Ленина.

Он постоянно записывал то, что читал. Он выбирал из

книг важнейшие цитаты, разъяснял их немецким рабо¬

чим в газете или в своих речах и добавлял к ним соб¬

ственные мысли. К отцу часто приходили товарищи.

С ними он обсуждал прочитанное. Я слышала однажды,

как он наставлял тогда еще молодого товарища Джона

Шеера, процитировав на память несколько важных

мест из работ Ленина:
«Слушай хорошенько! Это написано для нас! Мы в на¬

шей партии должны учиться гораздо больше. Образцом

для нас служит при этом Коммунистическая партия

Советского СоюзаЛНаши ошибки по большей части воз¬

никают лишь от того, что наши товарищи недостаточно

учатся. Мы сами должны использовать для учебы каждую

минуту. Но это значит, что учебу необходимо хорошо

организовать. Мы должны решительнее выступить против

фальсификаторов марксизма в Германии. Для этого нам
18

нужно очень много знать, и вся партия в целом и каждый

член партии обязаны изучать марксизм-ленинизм и прак¬

тически его применять».
Отец никогда не переставал учиться. Он постоянно

работал над совершенствованием своих знаний. Я ни¬

когда не видела его без дела. Он требовал, чтобы во

время работы ему никто не мешал, и когда он был занят

каким-нибудь важным делом, мы никого к нему не допу¬

скали. Ему достаточно было сказать: «Роза, до утра мне

никто не должен мешать». Это понимали и мы, и его

друзья.
БЫТЬ СДЕРЖАННОЙ И НЕ БОЛТАТЬ
Когда отец отправлялся на собрание в самом Гам¬

бурге или в его окрестностях, он иногда разрешал мне

провожать его. Но никогда отец не брал нас с собой

в зал, где его ожидали товарищи.
Один раз в Гамбурге, в помещении цирка Буш, был

устроен большой праздник в честь Октябрьской револю¬

ции. Мама по-праздничному одела меня, и мы втроем по¬

шли в цирк Буш. У цирка отец простился с нами и ушел.

Мы с мамой стояли в тысячной толпе рабочих. Я была

совсем маленькая и меня чуть не раздавили, но один из

товарищей посадил меня на плечи и внес в зал.
Мы были частью большой семьи, партии, и отец тре¬

бовал от нас исключительной дисциплины и скромности.
Когда я была еще совсем ребенком, мама внушала

мне, что если отец занимается или работает над своими

речами и статьями, я должна не задавать ему никаких

вопросов, часами играть одна и при этом молчать.
Наших соседей всегда донимало любопытство. Когда

я только научилась говорить, ко мне на улице, где

я играла с детьми, подходили соседи, товарищи отца

или даже чужие люди, чтобы расспросить об отце и его

работе. Но я никогда не отвечала на их вопросы, а всегда

говорила: «Спросите, пожалуйста, у моей мамы, я ничего

не знаю». И когда мы жили в Берлине, а я уже давно

ходила в школу, учителя и незнакомые люди часто рас¬

спрашивали меня об отце. Я же всегда отвечала: «Вам

следует спросить у моей мамы или обратиться в бюро

Коммунистической партии. Я об этом не могу говорить».
2*
19

Мама мне объяснила: «Ты можешь играть со всеми

детьми и беседовать с ними о своих делах; но уже

теперь ты должна понимать, что тебе нельзя рассказы¬

вать о работе отца, о партии, о посещениях товарищей,

обо всем, что ты видишь и слышишь, когда папа бесе¬

дует с друзьями. Ты не должна быть болтливой».
Иногда товарищи рассказывали отцу, что я не отве¬

чаю на их вопросы, и он каждый раз говорил мне: «Ты

поступаешь правильно. Даже мои товарищи должны при¬

выкнуть к тому, что тебе не разрешается давать никаких

сведений».
КРАСНЫЙ ГАЛСТУК
Мне было шесть лет, когда меня приняли в организа¬

цию юных пионеров. Вообще-то стать пионером можно

было только с девяти лет. Но я долго упрашивала роди¬

телей, да и гамбургские пионеры уверяли, что они будут

очень рады, если родители отдадут меня в пионеры. И вот

я стала пионеркой! Это было для меня большой честью.

Я не пропускала ни одного сбора.
У нас был летний лагерь. На полянке, у реки Севы,

стоял старый сарай. Мы шли туда много километров пеш¬

ком с рюкзаками. Деньги на поезд у нас бывали редко.

Наша организация была небогата, у рабочих денег не во¬

дилось. Мой рюкзак всегда несли пионеры постарше. Про¬

ходя через деревни, мы пели наши пролетарские песни и

рассказывали детям, кто мы такие.
Недалеко от нашего лагеря был большой лес, в кото¬

ром мы собирали грибы и голубику. Но этот лес принад¬

лежал богатому помещику, лесничий грозил нам и про¬

гонял нас. Он кричал: «Негодяи, преступники!» — но всё

же мы всегда сдабривали наши скудные обеды грибами

и ягодами.
Отец часто ездил в Советский Союз. Однажды, мне

тогда было девять лет, он приехал поездом из Ленин¬

града. Мы с мамоі^ его встречали. После того как отец

поговорил с рабочими, которые пришли его приветство¬

вать, он поздоровался с нами и сказал мне на ухо:

«Я привез тебе кое-что интересное». Он передал нам

чемодан, и мы пошли домой. Отец мог прийти только

позже.
20

Ирма Тельман — школьница.

Но мы не открывали чемодана и ждали, когда вер¬

нется отец, хотя наше любопытство было напряжено до

крайности. Отец распаковал чемодан лишь после того,

как мы пообедали. Я получила пионерский костюм: крас¬

ный галстук, белую блузку и юбку. Мама всё сразу на

меня надела, и я в таком наряде явилась к отцу. Тогда

он сказал мне: «В Советском Союзе у пионеров есть за¬

коны, по которым они живут. Если тебе разрешено но¬

сить пионерский костюм, ты должна всегда следовать

пионерским законам».
Все члены нашей гамбургской пионерской организа¬

ции радовались вместе со мною красному галстуку, а

я рассказала им, что означает этот галстук. Три угла

его — это символ: Коммунистическая партия, комсомол и

пионерская организация — три поколения, а узел на гал¬

стуке означает тесную связь друг с другом всех этих

организаций.
Много удовольствия доставили нам советские книжки

с картинками, которые привез отец. Одна коммунистка

перёвела нам текст. Отец подарил мне еще красивые

игрушки, вырезанные из дерева: павлина, которого

можно было полностью разобрать, и Кремль с башней и

красным флагом. Наш пионервожатый показал эти

игрушки всем пионерам и рассказал им о счастливой

жизни в Советском Союзе.
ЛЕТНИЕ ДНИ НА ЭЛЬБЕ
Летом не было для меня более радостного дня, чем

суббота, когда отец объявлял: «Ну, завтра раненько

утром едем в Бланкенезе». Как я бывала тогда счаст¬

лива! Отец подбрасывал меня в воздух, кружил по

комнате, и мы радовались, что проведем несколько пре¬

красных часов на берегу Эльбы.
Многие гамбургские рабочие ездили по субботам

в Бланкенезе, дачную местность около Гамбурга. Там

они встречались гїйсле недели изнурительного труда,

чтобы немного отдохнуть. Там купались, играли, спорили.

Все знали друг друга; и, как бы споры ни были горячи,

рабочие умели уважать друг друга. Они составляли одну

большую семью. Отец тоже любил посидеть на берегу

Эльбы. Он много читал, смотрел на лодки, плывшие по
22

реке, и чувствовал себя счастливым среди людей, кото¬

рых так любил. Но прежде всего он использовал каждую

возможность, чтобы поговорить с портовыми рабочими,

с рабочими верфи и разузнать об их нуждах. Он рас¬

спрашивал о том, как идут дела на производстве, и да¬

вал рабочим ясные практические советы для их повсе¬

дневной борьбы.
Здание, где помещался гамбургский комитет

Коммунистической партии Германии.
Нередко он и с нами возился на берегу—купался,

плавал с ребятами наперегонки, играл с нами в мяч. Отец

часто говорил: «Спорт не только доставляет радость, он

необходим, чтобы закалять нас для жизненной борьбы».
На берегу собирались коммунисты, беспартийные,

социал-демократы. Среди рабочих нередко возникали

споры, в которых отец всегда принимал участие.
«Подумайте, — говорил он рабочим, — каждый палец

в отдельности мало что может сделать. Только если

сжать пальцы в кулак, они становятся силой».
Беседы продолжались иногда до поздней ночи, и отец

давал рабочим немало хороших советов, в особенности

забастовщикам с верфи «Блом и Фосс». Женщины, и моя
23

мама тоже, торопили своих мужей — детям надо было

во-время лечь спать. Тогда отец говорил маме: «Роза,

часы, которые я провожу здесь с портовыми рабочими и

рабочими верфи, для меня очень важны. Я узнаю, что

их волнует, и получаю ценные сведения для моей поли¬

тической работы. Партия никогда не должна терять связи

с рабочими».
ЛОЖНОЕ СТРЕМЛЕНИЕ
Когда в порт приходили океанские пароходы, отец

рассказывал мне, что лоцманы ведут эти пароходы от

Куксгафена в Гамбургский порт. «Лоцманы, — говорил

отец, — это опытные, трудолюбивые моряки, на них ле¬

жит большая ответственность».
Отец рассказывал мне о своей жизни в Америке, где

он некоторое время работал на ферме.
О своих путешествиях он говорил мало. Но часто рас¬

сказывал, как немцы во времена его молодости пересе¬

лялись в Америку, как они были рады, если им удавалось

устроиться мыть посуду в больших отелях, чтобы зара¬

ботать на кусок хлеба, и как они, работая на фермах,

спали по двадцать и более человек в полуразвалившихся

лачугах, нередко лишь во имя того, чтобы, живя впро¬

голодь, заработать на билет домой. Для американских

долларовых королей немцы были дешевой рабочей си¬

лой, но они не решались бороться за свои интересы,

потому что в этой стране не было ни пособий по безра¬

ботице, ни пособий по болезни.
Отец говорил: «Глядя на океанские пароходы, я мыс¬

ленно представляю себе немцев, которые полагают, будто

бы в Америке их ожидает хорошая жизнь. Это большая

ошибка. Я хотел бы сказать им всем: оставайтесь-ка

здесь, боритесь, чтобы создать лучшую жизнь в Герма¬

нии, на нашей Родине. Счастье не в Америке, его мы

должны завоевать в(^е вместе, общими силами,—в Гам¬

бурге, Дюссельдорфе, Мюнхене — повсюду в Германии.

Я не жалею о своей поездке в Америку, о том, что мне

пришлось там мучиться на тяжелой работе; в Аме¬

рике я увидел яснее всего, что такое эксплуатация че¬

ловека».
24

БЕЛАЯ КОЖА И ЧЕРНАЯ КОЖА
У владельца фермы были дети, которые никогда не

играли с негритянскими детьми. На этой ферме, как и

везде в Америке, с неграми и детьми негров обращались,

как с бесправными людьми. Детям из негритянских се¬

мей приходилось выполнять очень тяжелую работу. Они

не имели права купаться в озере, где плавали или ката¬

лись на лодке дети фермера. Подтащить лодку к воде, —

это им разрешали, но пользовались лодкой другие.
Мой отец рассказывал: «Никогда не забуду, как дочь

фермера сначала оплевала негритянского мальчика, ко¬

торый был намного старше ее, потом избила его, и мать

этого мальчика не решилась наказать обидчицу. Какое

там! Мать увела сына домой, да еще бранила его, — она

боялась нужды и безработицы. Хозяин мог прибить ее и

выгнать из хижины». Потом отец сказал мне: «Ирма,

никогда не забывай, что все дети в мире равны, даже

если кожа у них другого цвета, чем у нас».
КРЕЙСЕР „АВРОРА«
В 1928 году отец посетил прославленный крейсер

«Аврора». Вот как рассказывает об этом моя мать:
«Эрнст посетил и исторический крейсер «Аврора»,

артиллерийский залп которого в 1917 году возвестил

Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Это

было в 1928 году, Эрнст Тельман присутствовал тогда

в качестве делегата на VI Всемирном Конгрессе Комму¬

нистического Интернационала. Командование «Авроры»

устроило торжественный прием в честь делегатов. Под

гром аплодисментов наш Эрнст Тельман был избран по¬

четным членом команды знаменитого крейсера. Ему была

вручена и почетная форма краснофлотца. Помощник

командира крейсера, бывший заместитель председателя

революционного судового комитета восставших матросов,

товарищ Липатов рассказывает еще и теперь, как Эрнст

Тельман выступал с командирского мостика перед

командой крейсера и делегатами.
Прощаясь, Эрнст Тельман записал в судовом жур¬

нале восторженное приветствие матросам «Авроры», из

которого ясно видна его любовь к советскому народу,
25

таких, которые трогательно рассказывали мне, почему они

присвоили имя Эрнста Тельмана своему социалистиче¬

скому предприятию или своему колхозу.
Матросы и офицеры крейсера «Аврора» писали мне:

«Краснознаменный крейсер «Аврора» в октябре 1917 года

открыл эру пролетарской революции и всё последующее

время оставался верен своим революционным тради¬

циям. В тяжелые годы Великой Отечественной войны его

орудия громили фашистское зверьё под Ленинградом.

Теперь легендарный крейсер «Аврора» стоит на Неве

как свидетель Великой Октябрьской социалистической ре¬

волюции. Крейсер является сейчас учебным судном для

юных нахимовцев, будущих морских офицеров, Здесь, на

«Авроре», нахимовцы получают первые понятия о морской

службе, здесь они усваивают исторические и революцион¬

ные традиции русского флота. Когда нахимовцы впервые

попадают на борт «Авроры», офицеры знакомят их

с историей крейсера и рассказывают им о посещении

крейсера вождем немецких коммунистов Эрнстом

Тельманом».
ОТЕЦ ПРИЕЗЖАЕТ
Было большой радостью, когда мы, в течение несколь¬

ких недель ничего не зная об отце, наконец получали от

него известие, или кто-нибудь из руководящих работников

партии нам сообщал: «Сегодня приезжает Эрнст». Это

всегда означало много неожиданных сюрпризов. Отец

вообще очень любил делать покупки. Если он бывал дома

в субботу и воскресенье, он всегда сам покупал продукты

и радовался тому, что может побыть у мамы на кухне.

Наша квартира каждый раз казалась ему новой. Он про¬

ходил по комнатам, и если в квартире что-нибудь было

по-другому, мы ждали, заметит ли он и скажет ли об

этом. А иногда я что-нибудь прятала, и он, хватившись

нужной вещи, искал ее по всей квартире.
Отец любил простую и удобную одежду. Мне очень

хотелось иметь спортивный костюм. Но моя мама ска¬

зала мне: «Папе об этом не говори. Девочкам не следует

ходить в брюках». Когда отец приехал в следующий раз,

он не успел еще переступить порога, как я сказала:

«Папа, как бы мне хотелось иметь спортивный костюм!».

Отец обрадовался моему желанию и ответил: «Ну, ко¬
23

нечно, в таком костюме девочке гораздо удобнее дви¬

гаться и прыгать». И я получила спортивный костюм.
Однако бывало и похуже. В течение целых недель

я накапливала то, что хотела рассказать отцу. Но если

ему очень уж надоедала моя болтовня, он мне говорил:

«Ну, поговорила, и хватит, теперь иди-ка немножко по¬

пой». Это всегда меня страшно сердило.
Как-то раз один из партийных товарищей отца по¬

дарил мне ко дню рождения канарейку.
Когда отец пришел домой, он сказал: «Ирма, как

тебе не стыдно держать птичку в неволе? По-моему, это

нехорошо!»
Я заплакала и ответила: «Не могу же я выбросить

ее на улицу, мне ведь ее подарили».
После обеда мы с мамой, выйдя в коридор, услышали,

что отец разговаривает с канарейкой. Я тихонько прошла

на кухню. Там стоял отец и свистел — он обучал кана¬

рейку петь. Они подружились. Когда отец бывал дома,

наша птичка пела, заливаясь самыми высокими тре¬

лями. Но когда отец уезжал, она замолкала. Мама была

грустной, я тоже; отец всегда вносил оживление в дом.

Ему постоянно грозила опасность, и прощание с ним

было для нас каждый раз тяжелым переживанием.
ПКРВЫЙ В МИРЕ ПЯТИЛЕТИИІІ ПЛАП
Отец часто рассказывал маме и мне о пятилетнем

плане, о строительстве социализма в Советском Союзе.
Когда учительница дала нам в школе задание напи¬

сать сочинение на свободную тему, я написала сочинение

под заглавием: «Пятилетний план в Советском Союзе».

Я рассказала о строительстве мощной электростанции на

Днепре и приложила к сочинению снимки, вырезанные из

«Иллюстрированной Рабочей газеты» и из газеты «Крас¬

ная звезда».
В школе я не одна была членом детской организации:

в нашем классе было четыре пионера и шесть членов

«Красных соколов» — детской социал-демократической

организации. Мое сочинение пошло по всему классу. Все

дети рассматривали мои вырезки. Когда мне пришлось

прочитать свое сочинение перед классом, учительница ска¬

зала: «Я тебе не велела писать сочинение о загранице.
29

Ты должна была написать о том, что тебя больше всего

интересует».
И я ответила: «Меня как раз больше всего интересует

пятилетний план Советского Союза».
Учительница считала, что это политика, а в школе

политикой не занимаются. Впоследствии она дала мне

почувствовать, что мои взгляды ей неприятны.
Когда мне исполнилось десять лет, гамбургские пио¬

неры стали доверять мне и выбрали меня вожатой.

Это было для меня большим событием, и я очень горди¬

лась. Отец тоже был доволен. Когда он, перелистывая

мою тетрадь, прочел мое сочинение о пятилетнем плане

Советского Союза, я рассказала ему о школе и о том,

что сказала учительница. Он объяснил мне: всё, что нам

говорила учительница по поводу наших сочинений, всё

это тоже политика, но политика капиталистов! Отец

просмотрел мои тетради и доказал мне это, разобрав

сочинение, которое нам было задано написать, — о битве

при Седане во Франции. У меня навсегда остались в па¬

мяти слова отца о том, какое пагубное влияние оказы¬

вала на нас эта школа. В нас, детях, воспитывали нена¬

висть к французскому народу и, особенно, к француз¬

ским рабочим, которые живут так же, как и немецкие

рабочие, которые в Марсельском порту так же не имеют

работы, как и рабочие в Гамбургском порту. Их дети

тоже ютятся в темных, сырых комнатушках и не едят

хлеба досыта.
МЫ ЛЮБИМ СТРАНУ СЧАСТЛИВЫХ ДЕТЕЙ
Отец часто рассказывал мне о детях Советского

Союза, и от него я впервые услышала о веселых кани¬

кулах, которые советские дети проводят в великолепных

дворцах, где раньше жили только царь и князья. Летом

в этих огромных дворцах отдыхают рабочие с женами

и детьми. Отец говорил мне, что в Советском Союзе

главная забота всех людей — это забота о детях, потому

что в Советском Союзе рабочие сами владеют и заводами

и всей страной. Обо всем этом я говорила с друзьями, и

все мы полюбили страну, где дети так счастливы.
В Советском Союзе должен был происходить Кон¬

гресс юных пионеров. Гамбургские пионеры избрали меня
30

делегатом на этот Конгресс. Но мой отец и его партий¬

ные друзья объяснили нам: «Правильно ли, что на этот

Конгресс едет пионер? А вы еще ничего не слышали

о необходимости единства рабочих? Что, если бы вы

собрались вместе с «Красными соколами»? Поговорите

с ними, пусть они в школе и дома агитируют за единство

рабочего класса. Расскажите им о Советском Союзе и

пошлите на Конгресс юных пионеров члена «Красных

соколов».
Члены Коммунистической партии долго убеждали нас,

пока мы не поняли, что одни мы мало что можем сде¬

лать и что нашей пионерской работой нужно охватить

всех детей трудящихся. Мы поняли и то, что фашизм и

грозная, ужасная война, подготовляемая капиталистами,

могут быть предотвращены только в том случае, если все

рабочие будут воодушевлены единой целью и сплочены

единой волей, и что рабочий класс нельзя победить, если

он борется сплоченно. Отец говорил: «Если рабочие, со¬

циал-демократы и коммунисты, будут на выборах едино¬

душно голосовать за рабочих кандидатов, это будет

означать поражение немецких поджигателей войны. По¬

этому пошлите на Конгресс юных пионеров члена «Крас¬

ных соколов». Он сделает отчет перед членами «Красных

соколов», а дети об этом расскажут у себя дома. Вы,

пионеры, стоите за единство, большинство ваших роди¬

телей тоже, а вот родителей ребят из организации «Крас¬

ные соколы» надо еще убедить в том, что единство необ¬

ходимо. Вы поете песни о Советском Союзе, вы любите

страну, где люди трудятся для дела мира. Многие роди¬

тели «Красных соколов» еще не верят в силу социализма,

они еще не верят, что социализм, о котором мечтает и

большинство рабочих социал-демократов, осуществляет¬

ся в Советском Союзе на деле».
Мы последовали совету опытных членов партии и

стали проводить с «Красными соколами» совместные со¬

брания. Социал-демократические вожди запрещали нам

эти сборы, но мы их всё-таки проводили.
РОЖДЕСТВО 1929 ГОДА
В декабре 1929 года я написала маме и папе свое но¬

вогоднее желание. Мой листок был очень маленький, но

я из угла в угол написала на нем: «Я хочу во время
31

рождественских праздников покататься разок на ма¬

шине». Мама на это не сказала ни слова.
Наконец наступил сочельник, отец приехал из Бер¬

лина, но со мной никто не говорил о празднике. После

обеда отец при мне сказал маме: «Я теперь схожу еще

раз в партийное бюро, там у меня дело, потом зайду

к одному безработному товарищу, у которого есть дети.

Я хотел бы доставить ему маленькую радость». Я чуть

не плакала: праздник уже наступил, но никто и не думал

исполнять мое желание. Когда отец собрался идти, мама

сказала ему: «Ну, а Ирму ты не возьмешь с собой?».
Отец улыбнулся и ответил: «Об этом и говорить не

стоит. Сейчас не время». На глазах у меня стояли слёзы.

А мама сказала отну: «Ничего, возьми ее с собой».

Отец велел мне быслро надеть пальто и пойти с ним.

Когда мы подошли к ближайшему углу, он остановил

такси, и мы сели в машину. Я была счастлива! В центре

города отец остановил машину у спортмагазина и купил

мне спортивный костюм красного цвета. Потом он сказал

шофёру: «Теперь, товарищ, довези мою девочку до угла

Мартиништрассе и там ее высади». А мне он сказал:

«Оттуда ты добежишь домой». Сияя радостью, я прибе¬

жала к маме. Мама спросила меня: «Ну, что там

было?». Я ответила: «Это было чудесно!».
В тот же день мама вечером сказала отцу: «Эрнст,

укрась-ка вместе с Ирмой елку. Мне еще нужно кое-что

купить». Мама ушла, а отец позвал меня в подвал за

елкой. Там он рассказал мне старинную историю о ново¬

годней елке. Он говорил о том, что люди праздновали

рождество уже много сотен лет назад, но это был празд¬

ник солнцеворота. «Они уходили в горы, — рассказывал

мне отец, — собирали хворост и зажигали костер, свет

которого был виден очень далеко. И молодые и старики

прыгали через огонь, все плясали и все чувствовали

себя счастливыми, — ведь солнце уже повернуло на весну.

Каждый радовался, что снова настанут долгие дни,

опять будет греть солнце и опять будет тепло».
Отец сделал небольшую паузу и продолжал: «Я се¬

годня был у товарища Б. У него нет ни елки для его де¬

тей, ни даже дров, чтобы натопить комнату. В Гамбурге,

да и во всем мире, кроме Советского Союза, — безрабо¬

тица и нужда, и как в нашем городе, так и по всей Гер¬

мании у многих тысяч детей нет ни новогодних елок, ни
3J

теплого помещения. Как было бы чудесно, если бы все

дети имели и новогоднюю елку и теплую комнату!».
Мне стало очень грустно, отцу тоже. Тогда я сказала:

«Знаешь, папа, не надо и нам елки. Если другие дети

мерзнут, я не могу ее больше видеть. Давай, разрубим

ее на дрова и снесем их тому товарищу, у которого ты

сегодня был. Может быть, они смогут натопить свою ком¬

нату, если мама даст нам еще немного дров и угля?».
Отец засмеялся, а затем серьезно сказал: «Это твоя

елка, если хочешь так сделать, — тогда сама сруби вер¬

хушку».
Я с радостью это сделала. Отец разрубил ствол. Мы

работали дружно и весело. Потом положили елку в ме¬

шок, добавили несколько сухих поленьев и угля и пота¬

щили мешок на кухню. Когда пришла мама, она удивлен¬

но посмотрела на нас, но мы оба нимало не смутились.

Мама сказала: «Когда же вы будете украшать елку? Что

это вы делали всё время?» Я весело ответила: «Елку мы

разрубили, и папа до сих пор рассказывал мне старинную

историю о рождестве».
ПОТЕРЯННЫЙ ТОПОР
В сочельник отец рассказал мне еще и о таком про¬

исшествии:
«Когда я был ребенком, предрождественские дни были

для меня особенно тяжелыми. У меня тогда было многс

работы, — ведь твой дедушка, наряду с извозным про¬

мыслом и продажей фруктов и овощей, занимался перед

рождеством еще и продажей елок. Елки мы сами срубали

в лесу. И вот одно событие никогда не изгладится из

моей памяти. Мне тогда было одиннадцать лет. Однажды

твой дедушка разбудил меня рано поутру и сказал:

«Эрнст, сегодня мы едем в лес!». Стоял сильный мороз,

но я сразу забыл про холод, потому что в Баргтехейдском

лесу было необыкновенно красиво. Ветви елей свисали

под тяжестью снега. Деревья сверкали миллионами кри¬

сталлов. Я онемел от восторга. Неужели волшебные де¬

ревья, покрытые снегом и ледяными сосульками, — это

наши скромные зеленые елки? Ни в одной сказке нельзя

нарисовать их такими прекрасными, какими я видел их.

Поэтому я не любил дома елки, разубранной шарами п

мишурой. Людям никогда так красиво не украсить елок,
з	Зак. jsft 410
33

как их украшает в рождественскую пору сама природа!

Но твой дедуціка не дал мне долго любоваться и удив¬

ляться. Он бодро шагал, а я едва поспевал за ним на

своих маленьких ногах; дедушке не терпелось приняться

за работу. Он хотел нарубить побольше елок, чтобы до¬

быть нам хлеба. Я должен был ему помогать. В лесу

было еще много дровосеков. Лесник распределил среди

них работу. Я стаскивал в кучу срубленные елки. Во

время работы снег сыпался мне за воротник. Я взмок, и

пот лил с меня градом; я стал дрожать от холода и очень

обрадовался, когда дровосеки разожгли большой костер.

Они велели мне набрать хвороста. Это было мне по

душе. Я с удовольствием сидел у костра и смотрел на

пляшущее пламя.
Вечером за нами должна была прийти повозка. Мы

долго ждали, но ее всё не было. Настала ночь. Тогда де¬

душка и часть дровосеков решили заночевать в лесном

трактире, который находился неподалеку. Около двена¬

дцати часов ночи мы подошли к трактиру. Мой отец уже

взялся за ручку двери, но вдруг повернулся ко мне и

спросил: «Эрнст, где топор?». Я посмотрел в его рюкзак,

он был пуст. Дедушка сказал: «В последний раз я

видел его у тебя в руках, когда мы сидели у костра.

О чем ты только думаешь? Ступай назад в лес, принеси

топор!».
Я испугался. Идти в лес одному, в такой час? Но че¬

рез секунду я уже бежал. Мне вспомнилось, как кра¬

сиво было в лесу, и я крикнул отцу: «Мигом вернусь!».

Он закричал: «Останься, не беги!». Но его слова донес¬

лись до меня уже издали. Я бежал, стараясь не сбиться

с нашего следа на снегу. Ярко светила луна. Путь пока¬

зался мне совсем недалеким. Вскоре я увидел костер. Его

сгребли в кучу, чтобы не вспыхнул лесной пожар, но он

всё еще тлел и из него вылетали искры. Теперь я пошел

медленнее. Было очень тихо, а мне казалось, что вся при¬

рода говорит со мною. Людям не часто случается видеть

такую красоту. Я нашел топор, несколько минут постоял

у костра, погрелся и чувствовал себя очень счастливым.

Я радовался тому, что нашел топор, я наслаждался кра¬

сотой леса. Когда я пустился в обратный путь, месяц

скрылся за тучей. Деревья казались сказочными велика¬

нами, в лесу стало мрачно. Мне пришли на память рас¬

сказы моих школьных товарищей о разбойниках, лесных
34

духах и страшных привидениях. Во всё это я, правда,

никогда не верил, но товарищи говорили, что нужно

петь, свистеть или громко кричать, — тогда страх прой¬

дет. Я уж хотел было засвистеть, но устыдился и сказал

сам себе: «Лесные звери ничего тебе не сделают, а духов

не существует!». Я положил топор на плечо и пошел,

время от времени разыскивая следы на снегу. У меня

было легко и радостно на душе.
Когда я вернулся в трактир, все уже спали. Я посту¬

чал топором в дверь. Открыл дедушка, у него был до¬

вольный вид, а когда он увидел топор, то совсем обрадо¬

вался. Он спросил меня: «Эрнст, а ты нисколько не боял¬

ся?». Я ответил ему: «Кого же мне бояться? Нет, я не

боялся».
КАРУСЕЛЬ
Как-то раз, когда отец был в отпуску, он по пути

домой шел мимо площади, где стояла карусель. Все ме¬

ста на карусели были свободны, а детишки рабочих тол¬

пились вокруг и с вожделением смотрели на гон¬

долы и лошадок. Как им хотелось покататься на таком

коне!..
У нас в квартире внезапно раздался громкий зво¬

нок. Мама открыла, у дверей стояла девочка, пионерка,

она едва переводила дыхание. С трудом она выговорила:

«Товарищ Роза Тельман, подумайте только, ваш муж

всех детей катает на карусели!»
Мама спросила: «А ты тоже каталась?» — «Да», —

отвечала девочка. — «Тогда беги поскорее назад, иначе

ты пропустишь катанье». — «Но, товарищ Роза, это же

слишком дорого, пойдемте поскорее». Мама сказала:

«Ты ведь пионерка и должна понимать: товарищ Тель¬

ман знает, что он делает». Девочка убежала.
Я хотела пойти следом за нею, но мама не пу¬

стила меня: «Ирма, ты отвлечешь отца, помешаешь его

радости, останься дома».
Отец вернулся домой веселый, возбужденный:

«Ирма, — сказал он, — очень жаль, что ты не пока¬

талась на карусели вместе со всеми детьми».
Тут мне стало обидно, ведь я так хотела покататься!

Мама утешала меня, она пообещала: «При первой воз¬

можности мы это наверстаем».
3*
35

Отец потом рассказал нам: «Это были дети рабочих.

На их лицах я прочел страстное желание покататься

хоть несколько минут на этих конях, посидеть в этих пе¬

стрых гондолах, покрутиться до тех пор, пока не закру¬

жится голова. Ни у кого из детей не было денег, они

с грустью смотрели на карусель. Когда же ребятишки

прокатились по нескольку раз, глаза у них засверкали.

Кое-кто из детей меня узнал, они робко спрашивали: «То¬

варищ Тельман, можно

проводить тебя домой?»
Потом отец добавил:

«Когда-нибудь на месте

гамбургского собора бу¬

дет разбит народный парк

культуры, где дети будут

кататься на карусели

столько, сколько захотят.

Мы превратим праздники

нашего народа в настоя¬

щие народные праздне¬

ства, и дети людей, соз¬

дающих богатства, будут

действительно счастливы».
СШОЗ РОТФРОНТ*

ЗАПРЕТИТЬ НЕЛЬЗЯ
Всегда, когда отец вы¬

ступал на большом собра¬

нии, колонны молодых

рабочих проходили по на¬

шей улице и выстраива¬

лись у нашего дома. Обыч-
гч т	но это были члены Союза
Эрнст Тельман — председатель ^ ,	/^тгяч\
Союза красных фронтовиков Ротфронт (СКФ) орга-

в униформе Союза.	низации, защищавшей ин¬
тересы рабочих. Отцу и

всем рабочим нашего района было радостно слушать,

как они пели революционные рабочие песни. Передовые

рабочие, жившие на нашей улице, теснее сплачивались

после таких вечеров. Но потом я нередко чувствовала на

себе бешеную злобу врагов. Дети фашистов трусливо

собирались целыми ордами. Когда я возвращалась из
36

школы или из булочной,— они поджидали меня, били,

кидали в меня камни, плевались. Я рано научилась за¬

щищать себя.
Каждый год в субботу накануне троицына дня все

члены Союза Ротфронт уезжали в Берлин на Всегерман-

ский слет. К слету они основательно готовились. Мы,

пионеры, завидовали нашим старшим друзьям. Они с вос-
■*» V -
У > rlv-i HWlJyfflfA jfc і
. НЛт) Вл(ЯМЦV ж?. г
т
* f.iLg I5ţ tf'* "і * \
' ft ЖІ і
; ' '
Эрнст Тельман среди моряков — членов Союза

красных фронтовиков на партийной конференции

в Гамбурге.
торгом рассказывали о гостеприимстве берлинцев,

о празднично украшенной немецкой столице, о грандиоз¬

ной демонстрации. Отец в эти дни всегда встречался

со своими гамбуржцами.
Члены Союза Ротфронт годами переписывались с жи¬

телями Берлина, у которых останавливались. В период

фашистского господства многим борцам Сопротивления

удалось найти убежище у своих берлинских друзей и

скрыться от фашистской полиции.
37

КРАСНЫЙ ГАМБУРГ
Перед выборами в рейхстаг 5 в 1930 году было наме¬

чено провести в Гамбурге четыре больших митинга; на

афишах значилось: «Выступит Эрнст Тельман». Первый

митинг был назначен на шесть часов.
В тот день мой отец выступал в городе Любеке. Поезд

из Любека должен был прибыть в Гамбург в шесть ча¬

сов. Но вот уже семь часов, восемь! Стало ясно, что отец

не попал в Любеке на поезд. Между тем на эти пер¬

вые митинги пришло множество народу. Всюду на ули¬

цах толпились люди. Они пели, играли оркестры дудоч¬

ников.
Наступило девять часов вечера, но никто не ушел.

Десять часов. Портовые рабочие говорили: «Эрнст при-

дст, мы подождем!». Везде чувствовался большой подъем.

Митинги проводились в зале Эрнст-Мерк, в цирке Буш,

в Загебиль и в Альтоне. Когда Эрнст Тельман наконец

появился, его встретили бурным восторгом. Всё время

раздавались возгласы: «Тэдди!».
Под этим псевдонимом отец руководил гамбургским

восстанием в 1923 году. Члены запрещенного Союза

Ротфронт на руках внесли отца в зал. Он выступил по

очереди на всех четырех митингах и повсюду его встре¬

чали восторженно. Говорил он с огнем и воодушев¬

лением.
Последний из этих четырех митингов кончился далеко

за полночь. Это был единственный раз, когда мне, тогда

еще ребенку, разрешили не ложиться спать до поздней

ночи.
На выборах коммунисты получили большинство голо¬

сов во всех рабочих районах Гамбурга. Старый ган¬

зейский город6 стал «Красным Гамбургом». Вот почему

мне никогда не забыть этого дня.
Когда в пору господства нацистов прокатывались

волны арестов и преследований, мы всегда вспоминали

эти четыре митинга. Мы знали: нельзя всем заткнуть

рот, всех арестовать1, всех убить. Однажды я спросила

отца на свидании в тюрьме: «Ты помнишь ту чудесную

ночь, когда мне разрешили остаться со всеми вами?».

Он ответил: «Альтона, Загебиль, цирк Буш, зал Эрнст-

Мерк. Да, Ирма, этого мы никогда не забудем! Все, все,

кто был тогда с нами, думают, как мы».
38

Эрнст Тельман на трибуне предвыборного митинга.

ГИТЛЕРОВСКИЕ УБИЙЦЫ В 1931 ГОДУ
В 1931 году, после запрещения Союза Ротфронт,

крупные немецкие и американские промышленники пре¬

доставили гитлеровской партии огромные суммы денег —

из тех, которые они заработали на поте и нужде рабо¬

чих,— для организации отрядов штурмовиков и эсе-

совцев.
Во всей Германии была массовая безработица. Боль¬

шая часть юношей слонялась без дела по улицам. В гит¬

леровских пивных им бесплатно давали пиво и сигареты.

Они там просиживали целые дни.
В Шарлоттенбурге, где жил мой отец, был преслову¬

тый 33-й штурмовой отряд, командование которого вы¬

работало программу убийств, похожую на программу

нынешнего фашистского союза молодежи в Западной

Германии. Штурмовики включили в свои черные списки

активистов Коммунистического союза молодежи, Ком¬

мунистической партии и Социал-демократической пар¬

тии Германии.
В феврале 1931 года в Шарлоттенбурге на Шлосс-

штрассе штурмовиками из этого отряда был убит вы¬

стрелом в спину активист Коммунистического союза мо¬

лодежи — Отто Грюнеберг.
Фашисты трусливо напали и на молодого рабочего

LLL, убили его и труп разрезали на куски. Отец говорил

об этом зверском нападении на митингах и у нас

дома; он рассказывал и о том, как нацистские штурмо¬

вики ночью напали на загородный поселок Фельзенек

в Рейникендорфе. Убийцы врывались в домики, изби¬

вали детей и женщин, стреляли во взрослых рабочих

и в молодежь, которые пытались защищаться, опусто¬

шили весь поселок и переломали мебель. Отряды гит¬

леровцев зверствовали повсюду.
Организация «Красной помощи» собрала деньги для

семьи Отто Грюнеберга, но его мать скромно и просто

сказала отцу, когда он принес ей деньги: «Деньги мне не

нужны; я горжусь мрим мальчиком. Он хотел лишь хо¬

рошего, он жил только для своей юношеской организа¬

ции, для своей работы, для дела рабочих, ддя социа¬

лизма. Я знаю, он согласился бы со мною, есяя бы услы¬

шал, о чем я прошу тебя, товарищ Тельман: отдай деньги

детям, у которых фашисты убили отцов».
40

ПРОГРАММА ПОМОЩИ КРЕСТЬЯНАМ
В 1931 и 1932 годах мы, юные пионеры и комсомоль¬

цы, часто бывали в деревне. Нужда крестьян невероятно

возросла. В рейхстаге, несмотря на сопротивление ком¬

мунистов, было утверждено ассигнование многих мил¬

лионов марок на производство вооружения для новой

войны, в то время как налоговое бремя, давившее не¬

счастных крестьян, становилось всё тяжелее. У детей кре¬

стьян и батраков никогда не было молока. Батраки жили

хуже скота. Мужчины, женщины и дети спали на нарах,

построенных в два яруса. У них не было даже самых

простых шкафов, чтобы сложить свои скудные пожитки.

Трудящиеся крестьяне жили с детьми в жалких,

сырых хижинах. Везде свирепствовал туберкулез. Смерт¬

ность новорожденных была чрезвычайно высока. У де¬

тей не было теплой одежды, не было обуви, так что

зимой они месяцами пропускали школу.
Кулаки видели в крестьянах и батраках только де¬

шевую рабочую силу, юнкеры заставляли детей, моло¬

дежь, женщин — всю семью — работать на себя.
Чтобы организовать борьбу с этой нуждой, чтобы

укрепить союз трудящегося крестьянства с рабочим клас¬

сом, Эрнст Тельман опубликовал в 1931 году программу

помощи крестьянам. В этой программе Коммунистиче¬

ская партия требовала экспроприации кулаков, раздела

земли среди малоземельных крестьян, списания долга

в сумме пяти миллионов марок с бедняков и середня¬

ков, а также ликвидации невыносимой арендной платы,

которую взимали юнкеры и кулаки.
В противовес этой программе реакционные партии

утвердили в рейхстаге закон о так называемой «Восточ¬

ной помощи» — ассигнование нескольких миллионов ма¬

рок богатым юнкерам. Трудящиеся крестьяне всё более

и более видели в Коммунистической партии, в рабочих и

работницах своих соратников в борьбе против кулаков

и юнкерства.
Когда мы, молодежь, возвращались по вечерам домой,

мы обо всем этом беседовали с крестьянами. Мы видели,

что малоземельные крестьяне, весь год надрывавшиеся

на работе, це могли ни резать для себя скот, ни сохра¬

нить для своия детей масло, которое сами делали; им

приходилось всё продавать, чтобы быть в состоянии

уплатить налоги и проценты за долги. И всё же долговое

бремя росло. Тогда в деревню приезжали чиновники и

объявляли, что хозяйства бедняков будут продаваться

с молотка. Мы много раз помогали крестьянам бороться.

При продаже хозяйств с торгов малоземельные кре¬

стьяне нередко объединялись с батраками и сообща про¬

гоняли палками из деревни чиновников, выполнявших

волю кулаков. Во многих областях Германии крестьяне

брались за оружие и призывали к себе на помощь своих

союзников из города.
Эрнст Тельман отметил тогда в одной из своих речей,

что программу крестьянской помощи «миллионные массы

борющегося крестьянства Германии называют лучом

света во мраке крестьянской нужды».
ВЫБОРЫ РЕЙХСПРЕЗИДЕНТА ?
Весной 1932 года я стала членом Коммунистического

союза молодежи и принимала участие в агитационной

работе в связи с выборами рейхспрезидента. По воскре¬

сеньям мы, нагруженные газетами, журналами и листов¬

ками, ездили на велосипедах в деревню и навещали

наши сельские организации; им было очень трудно про¬

водить работу в деревне. Мы помогали нашим товари¬

щам комсомольцам, которые вели разъяснительную

работу.
Агенты капиталистов говорили о демократических

и свободных выборах, а нашу деревенскую молодежь

увольняли с работы, если она принимала участие в аги¬

тации за кандидата рабочих — Тельмана. Поэтому все

подмастерья в деревнях были разогнаны, а наша группа

во время проведения предвыборной работы была аре¬

стована полицией.
Когда во время допроса я назвала свое имя, судья

в трибунале воскликнул: «Ты, наверно, думаешь, мы

здесь занимаемся шутками? Назови свое настоящее

имя». Я повторила свою фамилию, но судья опять не по¬

верил. Только на четвертый раз его мозги прояснились,

когда все наши ребята хором закричали: «Да здрав¬

ствует наш будущий рейхспрезидент — Эрнст Тельман!».
Полиция отняла у нас велосипеды. Но мы обратились

за помощью в городской комитет партии и вместе со
42

старшими товарищами вернулись в полицейское управ¬

ление. Там мы протестовали до тех пор, пока нам не вер¬

нули наших велосипедов.
На нашем избирательном участке перед избиратель¬

ным пунктом социал-демократов стоял большой транс-
Член ЦК КПГ Фриц Геккерт с плакатом,

призывавшим голосовать за Эрнста Тель¬

мана на президентских выборах в Герма¬

нии в 1932 году.
парант. На нем была изображена отвратительная кари¬

катура на моего отца. Многие, особенно женщины, оста¬

навливались здесь и спорили. Я увидела транспарант и

со слезами гнева сказала женщинам: «Кто будет выби¬

рать моего отца, тот будет голосовать против войны, за

мир, за рабочих. Я это точно знаю!».
Кандидаты враждебных рабочему классу партий, осо¬

бенно Гитлер, получили много денег от «пушечных ко¬

ролей» Круппа и Тиссена,8 которые хотели нажиться на

войне. Им принадлежали радио, печать, и кино. Весь гряз¬

ный поток своей лживой пропаганды они направили
43

против Тельмана, потому что он разоблачал поджига¬

телей войны перед пролетариатом и организовал его на

борьбу.
Однако, несмотря на террор, на утайку голосов,

несмотря на предвыборное давление и многочисленные

аресты, — всё же на выборах рейхспрезидента 3,7 мил¬

лиона немцев голосовали за кандидата Коммунистиче¬

ской партии Германии Эрнста Тельмана. А в ноябре

1932 года Коммунистическая партия получила на выбо¬

рах в рейхстаг шесть миллионов голосов.
ЭРНСТ ТЕЛЬМАН БОРЕТСЯ

ЗА ЕДИНСТВО РАБОЧЕГО КЛАССА
Во время своего последнего приезда в Гамбург отеп

говорил о неимоверно тяжелой борьбе, которую вела пар-
Эрнст Тельман на антифашистском митинге

в 1932 году.
тия за единство рабочего класса, против войны и фашиз¬

ма. При этом он рассказал о мощной демонстрации,

происходившей в Берлине 25 января 1933 года. Колонны
44

рабочих, по 8 человек в ряд, в течение нескольких ча¬

сов проходили мимо дома имени Карла Либкнехта, где

стояли товарищи из Центрального Комитета Коммуни¬

стической партии.
Партия призвала рабочих демонстрировать против

угрозы фашизма и войны. В этот день был лютый холод.

Шествие рабочих сопровождали боевые команды бер¬

линской полиции. Каждый раз, когда демонстранты за¬

певали песню, полицейские выскакивали из грузовиков

и набрасывались на демонстрантов. Но шествие продол¬

жалось, ряды снова смыкались. Если полиция избивала

передние шеренги рабочих, песня звучала в середине

колонны или в конце.
Тысячам людей пришлось по нескольку часов стоять

на месте, выдерживая натиск полиции. Но ничто не

могло помешать им демонстрировать свое мужество

и готовность к борьбе. Это было самым волнующим из

всего, что когда-либо переживали и мой отец, и все

члены Коммунистической партии, и тысячи демонстрантов.

На отца этот день произвел большое впечатление. Од¬

нако он испытывал и тревогу: он не мог недооценивать

сил фашизма. Отец говорил: «Крупп и Тиссен хотят на¬

житься на новой войне, они платят фашистской партии

миллионы, и эти деньги используют для того, чтобы

увеличить количество фашистских военных отрядов и соз¬

давать организации убийц. Они замышляют всё новые

мероприятия, направленные против нашей партии и на¬

шего народа. Огромным несчастьем для нашего отечества

является раскол рабочего класса».
ФАШИЗМ
После поджога рейхстага в Берлине,9 спровоциро¬

ванного убийцей рабочих Герингом, заметно изменилась

жизнь и у нас в школе: по утрам, в то время, когда над

мачтой поднимали мерзкое знамя со свастикой, мы все

должны были выстраиваться по четыре человека в ряд

в большом коридоре, в конце которого был выход на

улицу. Все дети и взрослые, проходившие по улице,

были обязаны приветствовать эту тряпку. В школе нам

объясняли: «Того, кто не будет приветствовать знамя,

можно бить по лицу».
45

Палка и плетка вошли в нашу жизнь. Прославлялась

грубая сила. Но я не чувствовала страха. На протяже¬

нии многих дней я по утрам стояла в первом ряду и,

как только давалась команда к подъему флага, кричала

и своим соученицам, и людям, проходившим по улице:

«Мы не хотим петь! Мы не хотим приветствовать фашист¬

ское знамя!».
Жёны рабочих аплодировали на улице. Наш директор

и школьницы, которых подстрекало начальство, каждый

день вытаскивали меня из рядов, и по утрам у нас вечно

царило большое возбуждение. Через две недели мне

запретили вставать в строй; вместе со мною стали

протестовать девочки — члены социал-демократической

организации «Красные соколы», и многие другие

школьницы.
ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ МОЕГО ДЕТСТВА
Пятого марта 1933 года происходили последние вы¬

боры в рейхстаг, к которым были допущены рабочие

партии. Моя мать вернулась домой с выборов крайне

расстроенная. Мы все испугались. Дедушка Тельман

спросил ее: «Что случилось, Роза?».
Мама ответила: «Не знаю, что это будет. На пункте

голосования я встретила товарища И., он пошел про¬

водить меня и сказал: «В „Гамбургер Фремденблат” на¬

печатано, что Эрнст Тельман арестован. Это было бы

самым тяжелым ударом для германского рабочего дви¬

жения!».
Я утешала маму: «Не горюй. Как можно верить та¬

кому сообщению. Мы бы сразу об этом узнали. Если бы

папа не смог написать, мы получили бы известия от бер¬

линских товарищей».
Однако это сообщение оказалось верным!
Фашисты арестовали вождя Коммунистической пар¬

тии Германии Эрнста Тельмана за два дня до выборов.
В конце марта из Берлина приехал один товарищ, ко¬

торый удостоверил свою личность перед моей матерью и

сказал ей: «Товарищ Роза Тельман, поедем вместе со

мною в Берлин, Эрнст арестован. Ты должна его разыс¬

кать и установить с ним связь».
46

Мама поехала в Берлин. Я и дедушка Тельман пять

недель были одни и всё это время ничего не знали ни об

отце, ни о маме. Это — самые тяжелые дни моего дет¬

ства. Нас тяготила неизвестность. Такое же положение,
Дом имени Карла Либкнехта в Берлине, где помещался ЦК Ком¬

мунистической партии Германии. Здесь Эрнст Тельман работал

до дня своего ареста.
как у меня, было у многих детей рабочих. Вернувшись до¬

мой, они вдруг оказывались одни: мать или отец были

арестованы гестапо, иногда и отец и мать вместе, или

братья и сёстры. В дома многих рабочих вошли горе и

нужда. Часто гестапо забирало и детей вместе с родите¬

лями, там им угрожали и избивали их. В школе мы были

изолированы, и многие нас избегали.
ПЕРВОЕ МАЯ 1933 ГОДА
Каким прекрасным праздником было для меня всегда

Первое мая!
Насколько я помню, до 1933 года Первое мая было

самым лучшим днем в году. Мама уже накануне вече¬

ром всё подготавливала к празднику. Первого мая мы

вставали рано и по-праздничному одевались. Мама по¬

вязывала красный платок. Я была пионеркой, и потому

у меня, как и у старших, были приколоты первомайский

значок и красная гвоздика. Вместе с мамой мы шли

к месту сбора демонстрантов. Там мы, пионеры, вме¬

сте со взрослыми и молодежью пели боевые песни. На

площади играла музыка. Все были веселые, и настроение

у всех было боевое.
Но первого мая 1933 года отец и многие члены пар¬

тии были в тюрьме, я тревожилась за маму — всё это

превратило тот Первомай в самый ужасный день моей

юности.
Я НИКОГДА НЕ CHOÎO ФАШИСТСКОЙ ПЕСНИ
Утром первого мая 1933 года нам велели явиться

в школу на фашистский праздник. Мы, пионеры и члены

организации «Соколов», уселись в последнем ряду. Про¬

должали мы сидеть и во время исполнения фашистского

гимна, и не пели его вместе со всеми. Учителя приказали

нам встать. Они толкали нас в спину. Некоторые девочки

испугались и, наконец, всё-таки встали. Я оказалась един¬

ственной, кто не встал и не пел вместе со всеми.
Меня вызвали на заседание педагогического совета.

Грубо кричали: «Почему ты не встала?».
Я ответила: «Мой отец невинно посажен в тюрьму,

Я никогда не буду петь этих песен». И я никогда не пела

фашистских песен.
В ЗНАК ПРОТЕСТА УКРАШАЙТЕ

ДОМА В ГАМБУРГЕ К РАСПЫЛИ
В день этого Первомая мы, подростки, принимали

участие в подпольной работе. Лозунг Коммунистического

союза молодежи гласил: «Все на улицу. Демонстрируйте

против заключения в тюрьму представителей рабочего

класса! Украшайте дома Гамбурга — красным!». Мы сле¬

довали этому призыву. На балконах мы развесили крас¬

ные тиковые перины без пододеяльников. Едва мы успели
43

это сделать, как появилась полиция и потребовала от

женщин нашего дома убрать перины. Но полиции не по¬

везло: двери остались закрытыми, а улица была похожа

на красное море.
После обеда у нас, подростков, было нелегальное со¬

брание, в котором приняли участие и «Красные соколы».

Мы прикрепили красные флажки к велосипедам, повя¬

зали на головы красные платки и поехали по Гамбургу.

Всюду мы заходили к друзьям. Они к нам присоединя¬

лись, и мы говорили им: «Украшайте дома красным!

Требуйте освобождения политических заключенных!».
Этими действиями мы привели нацистскую полицию

в бешенство; она стала без разбору производить аресты

в рабочих районах.
ОТЕЦ ВОСПИТЫВАЛ ВО МПЕ СТОЙКОСТЬ
Об этом Первом мае мы должны были написать со¬

чинение. Я писала: «Первое мая имеет большое значение,

так как уже многие, многие годы рабочие всего мира вы¬

ходят первого мая на демонстрацию, борясь за восьми¬

часовой рабочий день, за работу и хлеб, за благополучие

своих детей и против эксплуатации детского труда, за

свободу всех людей. Вчера, первого мая, Гитлер высту¬

пал в Берлине, в Темпельгофе, и мы в школе слышали по

радио, как он сказал: «Надо уничтожить коммунизм и

коммунистов!». Этого сделать нельзя: коммунисты — са¬

мые лучшие рабочие, и если этих лучших рабочих истре¬

бить, то нашему немецкому народу будет плохо. Мой отец

коммунист. Он хороший отец и хороший человек. То,

чего хочет мой отец вместе со всеми рабочими, может

быть только очень хорошим делом. Он говорил мне: «Если

мы построим в Германии социализм, все люди будут

иметь работу и наступит лучшая, более красивая жизнь».
ЭРНСТ ТЕЛЬМАН АРЕСТОВАН
В первых числах мая мама вернулась из Берлина.

Она рассказала: «Я разыскала папу. Он в одиночной ка¬

мере, в здании полицейского управления на Александер-
4 Зак. №410
49

Шіатце. После долгих хлопот я добилась разрешения по¬

видать его несколько минут. Он был очень спокоен, уве¬

рен в себе и ласково говорил со мной. Чиновник сказал

ему при мне, что нельзя говорить на политические темы.

Отец смерил его с головы до ног уничтожающим взгля¬

дом и улыбнулся. Лицо его выражало: «Я не одинок, на

моей стороне тысячи рабочих, и они будут бороться!».

Ирма, он шлет тебе сердечный привет. Отец говорит,

что ты прилежанием и хорошей работой должна завое¬

вать авторитет среди соучеников и учителей. Он про¬

сит дедушку по-хозяйски относиться к своему здо¬

ровью, потому что он еще хочет с ним свидеться. Отец

рассказал, что у него отобрали деньги и ключи. Он по¬

советовал мне по всем делам обращаться к судебному

следователю Брауне. Брауне же направил меня в дом,

где до сих пор находился Центральный Комитет Ком¬

мунистической партии — в Дом имени Карла Либ-

кнехта».
ФАШИСТСКИЕ РАЗБОЙНИКИ

В НАШЕМ ДОМЕ
«Вы не можете представить себе,— продолжала ма¬

ма,— каково было мое состояние, когда я вошла в дом,

где еще несколько недель тому назад работал отец и ве¬

дущие работники партии. Теперь в этом доме хозяйни¬

чают преступники — государственная тайная полиция

(гестапо). Меня направили к одному из этих убийц. Не

успела я войти, как в комнату стали заходить один

мерзавец за другим; каждый подолгу меня рассматри¬

вал. В самом деле, они проходили по комнате целой

процессией. Заметив это, я отошла к окну, так что они

могли видеть только мою спину. Чиновник гестапо грубо

крикнул мне, чтобы я села на стул, но я продолжала

стоять. Я показала фашистским бандитам всё свое пре¬

зрение к ним.
Товарищ, с которым я приехала из Гамбурга, отвез

меня потом в Шенеберг в рабочую семью К. Здесь меня

встретили очень сердечно и ласково. Обо мне заботились,

я чувствовала большую любовь к отцу. Все товарищи,

с которыми я познакомилась в Берлине, храбрые, друж¬

ные, замечательные люти. Они борются так же, как и

гамбургские коммунисты».
50

ИЩЕЙКИ НА ОХОТЕ
Едва мама приехала домой, как у нас начались бес¬

прерывные обыски. Они не прекращались в течение не¬

скольких лет.
У нас дома всегда было что-нибудь такое, что не

должно было попасть в руки гестапо. Мы тщательно

свертывали эти материалы в маленький пакетик. Ночью

я прятала его в своей постели. На ночном столике

всегда лежало мое трико. Если на лестнице раздавался

грохот, стук в дверь, я прятала пакетик на себе. Я наде¬

вала трико и лишь тогда вставала с кровати, когда меня

заставляли гестаповцы. У нас им никогда ничего не уда¬

лось найти.
Годами нам не давали спокойно спать. Наш дом по¬

стоянно был под наблюдением, и иногда нам казалось,

что у нас нет больше сил вынести эту пытку.
ПОДПОЛЬНАЯ РАБОТА МОЛОДЕНШ
Недалеко от Гамбурга, на Борстлерском болоте,

коммунистическая молодежь созвала нелегальный митинг.

Одна девушка — член Союза молодежи — сопровождала

меня туда. По дороге нам попалась навстречу девушка из

Союза гитлеровской молодежи, которая по возрасту была

много старше нас. Она была в сапогах, в нацистской

форме и размахивала собачьей плеткой. Впереди нее бе¬

жала овчарка. Когда мы проходили мимо девушки, та

толкнула нас.
Но мы не поддались на провокацию и спокойно

пошли дальше. Тогда она закричала: «Эй, ты, Тельман,

ты коммунистка!». Я тихо сказала подруге: «Сохраняй

спокойствие. Товарищи из Союза молодежи тут близ¬

ко, нельзя подвергать опасности митинг. Кто знает, чего

она хочет».
Увидев, что мы молчим, нацистка бегом вернулась и

стала бить меня плеткой по лицу, по голове, науськивая

на нас собаку.
Никто из взрослых, видевших всё это, не решился

отнять у нее плетку. Она была в форме и находилась

под защитой эсесовских бандитов.
51

БКСЧКЛОШШНОСТЬ ФАШИСТСКОГО ВОСПИТАНИЯ
Однажды в теплый летний день я взяла купальные

принадлежности и решила пойти поплавать. Подойдя

к купальне, я увидела группу девушек, которых знала

в лицо. Они были членами фашистской организации

(Союза немецких девушек). Некоторые из них с бранью

накидывались на меня еще в школе, да и на улице — ведь

я была пионеркой, а потом комсомолкой. Как-то раз одна

из них заявила: «Ну, мы последим! Если мы поймаем

тебя, когда ты будешь помогать коммунистам, тебе не

сдобровать!».
Но в тот день я так радовалась возможности прыг¬

нуть в прохладную воду и поплавать, что даже заметив

девушек, тотчас забыла о них. Я быстро разделась, по¬

стояла несколько минут у воды, потом поплыла. Вдруг

я увидела, что девушки подплывают ко мне. Я бы не

потеряла уверенности в себе, если бы не услышала, как

они произносят мое имя — их возгласы были полны не¬

нависти. Увернуться я уже не могла. Они так крепко

держали меня за ноги, что я больше не могла плыть.

Я стала звать на помощь, но моя голова была уже под

водой; холод и ужас сковали меня. И тут со скамеек

купальни кто-то ответил на мои призывы. Там стояла

жена одного рабочего, которая наблюдала за происхо¬

дившим; она прыгнула в воду.
«Что вы делаете? Вы утопите девочку!» — закричала

она.
На крики женщины о помощи подплыл сторож ку¬

пальни. Тогда девочки оставили меня и скрылись.
Я была потрясена.
И как это только было возможно: девочки, которые

вместе со мною ходили в школу и были одного возраста

со мной, хотели погубить меня, потому что я была до¬

черью Эрнста Тельмана.
Жена рабочего привела меня домой. Она сказала:

«Этих девочек натравливают, как зверей. Больше не ходи

одна. Купайся вместе с подругами, у которых такие же

взгляды, как у тебя. Девочек из «Союза немецких деву¬

шек» страшно обманули. Им не сказали правды о твоем

отце, их уверили в том, будто он хотел вызвать в Герма¬

нии кровавые беспорядки, будто бы он виновен в поджоге
52

рейхстага. И этому обману они поверили. Их воспиты¬

вают для убийств. Расскажи обо всем своей матери и

будь осторожна!»
ДЕДУШКА ТЕЛЬМАН РАССКАЗЫВАЕТ
Когда в апреле 1933 года мама по делу отца была не¬

сколько недель в Берлине, я проводила многие вечера

с дедушкой Тельманом. Обычно дедушка начинал рас¬

сказывать.
«Знаешь, Ирма, — говорил он, — у твоего отца было

тяжелое детство. Ему только исполнилось четыре года, а

я уже брал его с собой на базар. Эрнст еще не ходил

в школу, а я нередко будил его в четыре часа утра. За

несколько минут он одевался, потом помогал мне запря¬

гать лошадь. Я никогда не видел, чтобы мальчик плакал,

он всегда был бодрый, словоохотливый. Я нагружал ово¬

щи, а он сторожил лошадь. Все торговцы на оптовом

рынке любили моего мальчика. Они шутили с ним. А мне

они говорили: «Иоганн, самый лучший твой товар — это

твой парень. Сколько хочешь за него? Мы его мигом

купим!».
Твой отец был красивый мальчуган. У него были свет¬

лые локоны и смышленое, доброе лицо. Он был умница.

Он до школы научился считать, торговцы задавали ему

трудные задачи, и он их быстро решал. Иногда он ломал

себе голову по вечерам, если ему не сразу удавалось

найти решение. Торговцы баловали его. У них всегда на¬

ходилось для Эрнста доброе слово и маленький подарок.

Но Эрнст не загордился, ведь жизнь не очень-то его

баловала.
Я брал с собой Эрнста и в трактир, куда ходили тор¬

говцы. Там мы все завтракали. Эрнст, в особенности

когда он стал постарше и был уже школьником, внима¬

тельно ко всему прислушивался, стараясь ничего не про¬

пустить из наших разговоров. Когда он сам вмешивался

в разговор, я часто становился в тупик. Он был очень

скор на ответы. Его рано заинтересовало, почему круп¬

ные купцы, владельцы больших, красивых магазинов,

могут покупать хорошие товары, в то время как торгов¬

цам овощами из рабочих районов приходится брать на

оптовом рынке товар подешевле и похуже.
53

Для королей торговли и для богачей Гамбурга выиски¬

вались товары самого лучшего качества. Оптовый торго¬

вец поставлял своим богатым клиентам заграничный

виноград, крупные апельсины и бананы, упакованные

в особые ящики. Для семей рабочих предназначались

недоброкачественные фрукты и овощи».
ЭРНСТ БЫЛ ЧУТКИЙ II ХОРОШИЙ ТОВАРИЩ
«Эрнст очень любил свою мать, но часто с нею спо¬

рил. Она была очень религиозной. Однажды, когда она

хотела взять Эрнста в церковь, он спросил: «Разве это

справедливо со стороны бога, что у нас в школе так

много детей ходят зимой без пальто? Разве это справед¬

ливо, что дети голодают? Сколько детей у нас в школе

едят сухой хлеб, а то и не имеют хлеба! Они страдают

от голода и холода. Разве это не грустно? Дети богатых

не голодают, не мерзнут. Знаешь, мама, этого я не по¬

нимаю!».
Дедушка продолжал: «До сих пор мне смешно, как

хитро Эрнст каждое утро боролся за хороший бутерброд.

Сестре его не раз доставалось, если она не давала ему

того, что он требовал. Он стоял перед нею, внимательно

и напряженно глядел на нее и настойчиво просил: «Еще

один кусок хлеба! Да положи ты на него еще кусок кол¬

басы!».
Каждое утро повторялось одно и то же.
Когда я однажды спросил его: «Зачем тебе так много

хлеба?», он ответил: «Знаешь, папа, мама не понимает,

что я этот хлеб ношу школьным товарищам, которые го¬

лодны». Когда в порту разгружали уголь, он всегда бы¬

вал там с несколькими приятелями — он помогал им за¬

работать немного угля для их родителей».
ЗАБАСТОВКА ПОРТОВЫХ РАБОЧИХ 180« ГОДА
«Эрнсту было десять лет, когда произошла массовая

забастовка портовых рабочих. Это было большим собы¬

тием в жизни Эрнста. Часами его не было дома. Он не

покидал бастующих рабочих. Когда я его за это нака¬

зал, он заметил: «За что ты меня бьешь? Портовые ра¬
54

бочие говорят, что мы должны им помогать. Они гово¬

рят, что угольщики не должны торговать углем, тогда

жители Гамбурга поддержат забастовку».
Я ушам своим не поверил и стал на Эрнста кри¬

чать: «Ты что, хочешь погубить всё наше дело? До¬

бьешься своего!».
В эти дни Эрнста нельзя было удержать дома.

Его тянуло в порт. Там были рабочие. Там была его

жизнь».
У ЭРНСТА ТЕЛЬМАНА БЫЛО ТЯЖЕЛОЕ ДЕТСТВО
Как-то вечером у дедушки было грустное настроение.

Он сказал: «Ирма, я часто думаю, что мы плохо обра¬

щались с нашими детьми. Только, видишь ли, мы не

могли поступать иначе. Нужда вынудила нас эксплуати¬

ровать нашего собственного мальчика; ведь он еще был

ребенком, когда мы заставляли его работать у нас в

овощной лавке или на извозе. Когда я ехал на оптовый

рынок или на товарную станцию, когда перевозил мебель

или грузил в порту уголь, — Эрнст с детских лет был при

мне за рабочего. У него почти не оставалось времени для

игр и веселья, а чтобы делать уроки, времени было и

того меньше. Когда он на свои карманные деньги поку¬

пал книгу и хотел ее ночью почитать, я или мать

тушили свет. Мы считали, что без чтения можно обойтись,

на первом месте — работа, а ночью нужно спать. Не

Эрнст стоял на своем. Несмотря на все трудности и пре¬

пятствия, он каждую свободную минуту читал и учился,

И уж, конечно, в школе он был отличным учеником.

Я гордился, когда учителя говорили мне об этом. Бывали

у нас с Эрнстом и споры — голова его постоянно была

наполнена разными новшествами, которые он вводил

дома или на конюшне. Он всегда что-нибудь мастерил, и

нередко ему попадало за его выдумки. Но он был упорнее

нас и почти всегда добивался своего».
Дедушка добавлял: «Ирма, то, что отец твой пережил

в детстве немало трудностей, помогло ему вырасти бор¬

цом. Этим же объясняется и его большая любовь к детям.

У него не было счастливого детства, жизнь его была на¬

полнена тяжелой работой, и поэтому он полон решимо¬

сти — создать детям рабочих красивое и хорошее детство,
55

чтобы способности детей своевременно развивались. Он

хочет, чтобы дети рабочих, которые ничуть не глупее де¬

тей богатых, а то и умнее их, могли получать специаль¬

ное образование. Они должны стать техниками, инже¬

нерами, архитекторами. Ему самому не посчастливилось

получить такое образование. Его учение было более су¬

ровым и тяжелым».
СВИДАНИЕ В ТЮРЬМЕ МОАБИТ
Во время школьных каникул 1933 года мама напи¬

сала в гестапо заявление с просьбой разрешить нам

обеим посетить отца в тюрьме. Когда разрешение , было

получено, мама подготовила меня к свиданию. На душе

у меня было тяжело, я всё время плакала. Мама

несколько раз будила меня ночью — во сне я громко

всхлипывала и звала отца. Мама держалась стойко;

она объясняла мне: «Если ты не перестанешь пла¬

кать, у тебя распухнут глаза, и ты будешь скверно

выглядеть. Что подумает о тебе папа? Если ты не бу¬

дешь держать себя в руках, я ни за что не возьму тебя

с собой».
Угроза подействовала — я во что бы то ни стало хо¬

тела видеть отца. В Берлине мы прямо с вокзала поехали

в тюрьму. В комнате для посетителей нам пришлось

ждать три часа. Там мы были не одни. Многие жёны и

матери ожидали так же, как мы. У миогих было такое же

горе. Они с дрожью в голосе спрашивали друг друга:

«Жив ли мой муж? Здорова ли моя девочка, мой маль¬

чик? Увижу ли их?» — «Ах, может быть, они сегодня при¬

мут пакет с бельем!». Часами велись одни и те же раз¬

говоры. Но надо было быть начеку. Кто мог знать, не под¬

слушивают ли нас шпики из гестапо? Об этом мама пре¬

дупредила меня еще в Гамбурге. В эти часы ожидания

я только тихо слушала, что говорят, а сама молчала. До

сих пор помню те мученья, которые я там пережила.

Я всё ходила взад и вперед по комнате. Я считала ма¬

ленькие стёкла в окнах вестибюля и щели в стенах. Ка¬

ждый раз, когда вызывали кого-нибудь, я вздрагивала,

да и все ожидавшие тоже пугались. Наконец вошел по¬

лицейский и повел нас.
Сначала я увидела только отца. Я хотела броситься

Эрнст Тельман во дворе тюрьмы Моабит в Берлине.

к нему, но между нами стоял стол. Отец протянул мне

руки. Я так была потрясена, что стояла как вкопанная,

пока отец ласково не сказал мне: «Ну, Ирма, и поздо¬

роваться со мной ты не хочешь?». Он нежно погладил

мою руку и задержал ее на несколько минут в своих ру¬

ках. Мама и папа разговаривали между собой. Иногда

отец и меня о чем-нибудь спрашивал, и я отвечала ему

механически, как заводная кукла.
Я и теперь не могу вспомнить, о чем тогда говорила

с отцом. Я видела только того человека, который стоял

у окна, смотрел на маму и папу и внимательно прислу¬

шивался к тому, что они говорили. Всей душой я ненави¬

дела этого человека и стол, — ведь я не могла подойти

к отцу — стол стоял между отцом и мною.
Еще я помню, как мы уходили и как мама сказала

мне в дверях: «Пойдем, Ирма, пойдем-ка к нашим дру¬

зьям».
Тут я стала горько плакать и всё твердила: «Мама,

я ведь так отцу ничего и не сказала. Я всё забыла! Это

ужасный дом, мама! Разве нельзя освободить из тюрьмы

папу и всех невинных людей?».
Мама не плакала. Она сказала: «Можно, Ирма, мож¬

но! Рабочие будут бороться, твой отец вернется домой, и

все другие отцы тоже».
После свидания в тюрьме мы поехали к друзьям

в Шенеберг.
10 АПРЕЛЯ — ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

ЭРНСТА ТЕЛЬМАНА
Друзья приняли нас радушно. Они рассказали нам:
«Мы получили сведения от товарища, работающего на

Главном почтамте, с ним мы связаны. 16 апреля, в день

рождения Эрнста Тельмана, на почте царило большое

возбуждение. В Берлин на имя Эрнста Тельмана со всех

концов Германии и из-за границы прибыло много-много

писем и открыток. Ими было набито несколько мешков.

Когда почта для тюрьмы Моабит была просмотрена, на¬

цистский чиновник сообщил гестапо о многочисленных

письмах, полученных на имя Эрнста Тельмана». И теперь

товарищам на Главном почтамте очень хотелось знать —

получил ли вообще Эрнст Тельман почту? Мама сказала
53

друзьям, что гамбургские товарищи тоже писали Тель¬

ману и что она во время свидания спрашивала об этом

отца: «Эрнст сразу же понял, что я имела в виду, и

ответил: «К дню моего рождения мне была вручена почта

только от тебя и родных».
ЧЕРНЫЙ АВТОМОБИЛЬ
На другой день, в шесть часов утра, у дверей нашей

квартиры раздался знакомый грохот и неистовый звонок.

Потом мы услышали крик: «Откройте! Государственная

тайная полиция!». В квартире было трое женщин и двое

детей. Гестаповские бандиты ревели: «Обыск! Всем сле¬

довать за нами на Принц-Альбрехтштрассе! Дети оста¬

нутся здесь!». Я подошла к окну и стала смотреть на

улицу. Квартира была на третьем этаже. Перед домом

стояла машина «Мерседес». В ужасе я закричала: «Мама,

они хотят увезти тебя на машине!».
Начальник гестаповцев ухмыльнулся: «Такая машина

у вас ведь тоже была».
Я смерила его взглядом с головы до ног, а мама ска¬

зала очень резким тоном: «Мы еще никогда не были вла¬

дельцами автомашины».
Начальник этих злодеев сказал гестаповцам: «По¬

смотрите-ка на девчонку, у нее такой же взгляд, как

у Тельмана!».
После того как маму и обеих ее приятельниц увели,

мы, ребята, сами сварили кофе, вымыли посуду и убрали

квартиру. Мы вдвоем решили, что если наши матери не

придут домой до вечера, мы пойдем в Центральное

управление гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Часа че¬

рез три мама с одной из приятельниц вернулась назад.

Они были взволнованы, потому что третью женщину не

отпустили.
Мама сказала: «Она вернется, так как мы дали сле¬

дующее показание: Эльза Шт. и я познакомились во вре¬

мя ожидания в тюрьме Моабит в коридоре перед комна¬

той для свиданий. Ее муж тоже арестован. Во время на¬

шего разговора она пригласила нас пожить у нее, пока

мы будем в Берлине, — она считала, что мы не должны

тратить деньги на ночлег. Берлин для нас совершенно чу¬

жой город, и мы охотно приняли дружеское пригла¬

шение».
59

Наконец пришла и Эльза. Мы были счастливы и об¬

легченно вздохнули. Гестапо ни в чем не сумело ее ули¬

чить.
Несколько месяцев спустя товарищ Эльза была аре¬

стована при выполнении нелегального задания. Нацисты

бросили ее в концентрационный лагерь. Мужа ее фаши¬

сты убили. Эльза пережила это жуткое время. Нас и те¬

перь соединяет крепкая дружба.
ДРДУШБА ТЕЛЬМАН УМЕР
В октябре 1933 года мама поехала в Берлин, чтобы

отвезти отцу белье и добиться облегчения условий его

жизни в тюрьме. В это время у дедушки Тельмана слу¬

чился удар. Его отправили в больницу Эйльбек.
Я дала маме телеграмму, потому что дедушка Тельман

и в сознании и в бреду беспрерывно требовал к себе сво¬

его сына. Получив от меня известие, мама пошла к сле¬

дователю Брауне, к адвокату, в гестапо — она пыталась

сделать всё, чтобы ее мужа отпустили повидаться с его

отцом. Когда ей обещали удовлетворить просьбу, на

душе у нее стало легче, и она вернулась домой. В боль¬

нице она утешала дедушку и твердила: «Эрнст приедет!».

Больной ждал много дней — до тех пор, пока его сердце

не перестало биться. Мы дали отцу телеграмму. Гестапо

и следователь Брауне обещали отцу, что в сопровожде¬

нии нескольких гестаповцев он будет доставлен на клад¬

бище. Но и это оказалось ложью.
письмо к дпю рождения
«Моя любимая Ирма!
Одинокий, оторванный от мира, отгороженный от

жизни человечества, я сижу и думаю в этот полный

глубокой скорби час о дне твоего рождения, который

предстоит в будущий понедельник. Ты, наверное, пой¬

мешь всё и не обидишься на меня за то, что мое, хотя

короткое и скромное, но идущее из самой глубины сердца

и от самой искренней любви, поздравление я передаю

тебе в этом письме, и не посылаю отдельной поздрави¬

тельной открытки.
W

Вместе с тобою я грущу, что, в связи с неожиданной

смертью твоего любимого дедушки, твои сокровенные

желания в этот день не осуществились. Но судьба, кото¬

рая обрушивает на всех нас столько горя и особенно

так тяжело бьет тебя в таком нежном возрасте, не смо¬

жет нас победить; мы должны, несмотря на неумолимую

жестокость и суровость этого времени, сохранить муже¬

ство и смелость. Так и ты, уже в день твоего рождения,

подумай, какую профессию ты выберешь себе в буду¬

щем... Надеюсь, ты здорова и проведешь свой день рож¬

дения серьезно и спокойно.
Мамочкино письмо я получил вчера в половине один¬

надцатого. На него я еще отвечу особо. Я знаю, что,

хотя управление государственной полиции и запретило

мне принять участие в похоронах моего любимого отца,

все вы были мысленно со мною и думали обо мне.
Большой привет мамочке. Еще раз самые сердечные

поздравления, от всей души желаю тебе счастья.
Твой любящий отец».
САЛЮТ ОТЦУ ЭРПСТА ТЕЛЫМАПА
Похороны дедушки Тельмана происходили четвертого

ноября 1933 года на Ольсдорфском кладбище в Гамбурге.

Собственно, это были не похороны, это была демонстра¬

ция гамбургских рабочих. У входа на кладбище дежурили

гестаповцы в штатском. В помещении крематория были

расставлены стулья, и, когда мы вошли в зал, эти стулья

уже были заняты шпиками гестапо.
Цветы и венки для дедушки были украшены красными

бантами. На бантах были написаны мужественные слова:

«Мы приветствуем нашего смелого друга Эрнста Тель¬

мана!»; «Последний привет отцу нашего рабочего во¬

ждя— Эрнста Тельмана!»; «Свободу всем политическим

заключенным!»; «Да здравствует сын нашего народа

Эрнст Тельман!»
По дороге к крематорию красные банты, по приказу

гамбургского наместника Кауфмана, были сорваны, а

кое-кого полиция и арестовала. Но рабочие не дали себя

спровоцировать. Они направились к крематорию. Вскоре

он был переполнен демонстрантами и входную дверь за¬

крыли. В крематории лежал лист бумаги, на котором
67

должны были расписаться все присутствующие. Но рас¬

писалось несколько родственников. Какой находкой был

бы этот список для гестапо! В тот же день оно могло бы

начать в Гамбурге массовые аресты.
На могиле старого социалиста Иоганнеса Тельмана

гамбургские рабочие и их друзья продемонстрировали

свою готовность к борьбе и свою любовь к партии и

Эрнсту Тельману.
ПРОЩАІШЕ СО ШКОЛОЙ
Семнадцатого марта 1934 года я в последний раз по¬

шла в народную школу. В прежние годы Коммунистиче¬

ский союз молодежи устраивал ежегодно для детей,

которые не принадлежали к церкви, красивый, запоминаю¬

щийся праздник окончания школы. Теперь рабочие орга¬

низации были запрещены фашистами. Отец написал нам

из тюрьмы, что мы должны устроить праздник в семье.
Но нас ожидал сюрприз. Восемнадцатого марта, рано

утром, когда мы еще спали, кто-то позвонил у дверей.

Друзья, которые тогда еще не были арестованы, принесли

цветы и подарки. Поток гостей не прерывался. Друзья

подарили более пятидесяти горшков с цветами и много

букетов: красные альпийские фиалки, красные гвоздики,

розы. Казалось, все гамбургские товарищи сговорились

между собой. Все в этот день хотели заменить мне отца.

Маме и мне они сказали много хорошего. Это был пре¬

красный день, я никогда не забуду его. Мама и я по¬

нимали: эта любовь прежде всего относится к нашей

Коммунистической партии и к ее председателю, Эрнсту

Тельману.
Когда мама получила разрешение посетить отца

в день его рождения, ее рассказ о моем празднике про¬

щания со школой, проведенном вместе с его товарищами,

доставил отцу большую радость. Как нам хотелось про¬

нести к отцу хоть оцну альпийскую фиалочку! Но геста¬

по не разрешило. Отец сказал: «Мы можем гордиться

иашими товарищами и друзьями. Нужно большое му¬

жество, чтобы посещать семью Тельмана. Тем, кто, не¬

смотря на эти поеследования, приходит к вам, скажите

сердечное спасибо за преданность и любовь к нашему

делу».
С2

ты ГОВОРИЛИ НА РАЗНЫХ языках
По окончании школы я получила хороший аттестат.

Несколько честных учителей помогли мне поступить

в Гамбургское коммерческое училище, что у Берлинских

ворот. У меня была одна цель: я мечтала стать хорошим

специалистом по торговой части, хотела многому и как

можно быстрее научиться, чтобы поступить на работу

в коллегию адвокатов. Я думала, что тогда мне удастся

оказать помощь нашим политическим заключенным.

Свою деятельность в коллегии адвокатов я хотела соеди¬

нить с нелегальной работой в Коммунистическом союзе

молодежи.
В этом коммерческом училище обучались почти ис¬

ключительно дети состоятельных родителей. В классе я

одна была дочерью рабочего. С первого же дня ученицы

начали меня травить. У них были совершенно другие ин¬

тересы, чем у меня. Я их не понимала. Они никогда не

говорили об ученье, а только о фашистской организации

«Союз немецких девушек», и горланили военные песни.

Со мной они разговаривали дерзко и свысока. Они грубо

поносили рабочих и моего отца. Учителя поддерживали

таких учениц. Я не могла этого выдержать и в один пре¬

красный день заявила о своем уходе из коммерческого

училища. Маму я поставила уже перед свэршившимся

фактом, потому что она мне всегда говорила: «Ирма,

ты должна быть твердой и думать только об ученье».

Но в училище это было для меня невозможно. Я записа¬

лась в школу домоводства и сказала маме: «Там учатся

дети рабочих, они говорят на одном языке со мною, там

мое место».
В школу домоводства я ходила два года. Историю

здесь читал тот же учитель, который преподавал в ком¬

мерческом училище. Увидев меня в школе домовод¬

ства, он заговорил со мною. «Почему ты ушла из ком¬

мерческого училища? — спросил он. — Ты же хорошо

училась».
На его вопрос я ответила вопросом: «А почему

вы относились ко мне в коммерческом училище по-дру-

гому? Теперь вы уже не ставите меня на последний

план. В том училище ни вы, ни дпугиё учителя не за¬

мечали меня». Он промолчал, он боялся потерять свое

место.
63

ИМ HE СПРАВИТЬСЯ С НАМИ
Преподавательницей гимнастики в школе домоводства

была озлобленная фашистка. Свой предмет она превра¬

тила в военную муштру. Она говорила казарменным то¬

ном, разрешала петь только такие песни, как «Сегодня

Германия — наша, а завтра весь мир будет наш!», и

произносила речи, исполненные ненависти к другим на¬

родам. В программу входили и упражнения в нацист¬

ском приветствии. Вот такая у нее была «гимнастика».

Настоящей физической культуре нас не учили. Ежедневно

учительница требовала от меня перед всеми девочками,

чтобы я пела и отдавала приветствие. Она поносила меня

последними словами и пыталась подстрекать девочек про¬

тив меня. Это ей не удалось. Она приходила в бешенство

и говорила: «Погоди, уж мы справимся с тобой. Мы унич¬

тожим твоего отца и ему подобных. И тебя тоже!». Как-

то она крикнула: «Я подам на тебя донесение. Что тебе

тут надо, в нашей школе? Тебя надо выгнать вон!».
Мама получила повестку от дирекции школы. Я была

вызвана в тот же самый день к девяти часам, а мама

к десяти. Войдя в конференц-зал, я поздоровалась, ска¬

зав: «Доброе утро!», а не «Хайль Гитлер!». Ректор при¬

казал: «Пройди еще раз к дверям, войди опять и скажи

приветствие правильно, так, как должна приветствовать

немецкая девочка». Я вернулась к дверям и молчала.
Поедседатель педагогического совета спросил меня:

«Ты Ирма Тельман?» — «Да». — «Тебя дома учат не от¬

давать гитлеровского приветствия?» — «Нет». — «На те¬

бя дома оказывают политическое влияние?» — «Нет!» —

«У вас дома ведутся политические разговоры?» —

«Нет!» — «Вас посещают друзья твоего отца?» —

«Нет!» — «Ты встречаешься с детьми, с которыми была

вместе в организации юных пионеров и «Красных соко¬

лов?» — «Нет!» — «Думаешь ли ты, что наш строй,

третья империя, когда-нибудь изменится?». Я отвечала:

«Каждый думает по-своему». Мне разрешили идти.

У дверей ждала мама. Ее тоже позвали в зал. Маме за¬

дали вопрос: «Настраиваете ли вы свою дочь против Гер¬

мании?». Мама с чистой совестью отвечала: «Нет».—

«Почему ваша дочь не отдает приветствия «Хайль Гит¬

лер»? Мама ответила: «Понятно, почему! Ее отец, кото-
04

рого она любит, безвинно сидит в тюрьме. Я одобряю ее

поведение».
Фашисты охотно отняли бы меня у матери и отпра¬

вили в фашистское воспитательное учреждение или ка¬

кую-нибудь фашистскую семью, но им это не удалось.
КРАСНЫЙ ЦВЕТ— »ТО МОЙ ЦВЕТ
Школа устраивала спортивный праздник с соревно¬

ваниями. Несмотря на протесты преподавательницы гим¬

настики, меня выделили для участия в этом празднике

и присоединили для тренировки к команде. Я хорошо

бегала, ученики и тренер настаивали на моем участии.

Красный спортивный костюм, тот самый, который пода¬

рил мне отец, их, конечно, злил. Но для меня он был

вдвойне дорог.
«Именно Тельман в красном спорткостюме,— нет,

это не пройдет, это будет демонстрацией в пользу за¬

прещенных «Красных спортсменов!» — и руководители

праздника меня вызвали. Они уговаривали меня купить

к празднику костюм другого цвета. Я спросила: «По¬

чему? Мой костюм еще совсем новый, а красный цвет

мне нравится». Они сказали: «Мы готовы подарить тебе

другой костюм, он будет еще красивее». Я ответила:

«Нет! Хотите, чтобы я выступала на спортивном праздни¬

ке? Тогда я буду выступать только в красном костюме;

я уже несколько лет его ношу на спортзанятиях».
За день до спортивного праздника они еще раз пыта¬

лись меня переубедить. Но, увидев, что это бесцельно,

уступили. Я отлично знала: если я не буду участвовать,

они проиграют. Проигрывать же им не хотелось. При¬

шлось примириться с тем, что я буду бежать в красном

костюме.
Наши старые друзья из «Фихте» кивали мне и ра¬

довались вместе со мною.
ПАЛАЧИ С ПРИНЦ-АЛЬБРЕХТШТРАССЕ
Когда мама в 1934 году приехала домой после сви¬

дания с отцом, мне показалось, что она постарела. Она

выглядела такой печальной, что я перепугалась.
5 Зак. 410
65

И вот что рассказала мама:
«Я хотела посетить папу в тюрьме Моабит, но меня

провели сперва к следователю Брауне. Он сказал: «Вам

нельзя навестить мужа». На мой вопрос: «Почему нель¬

зя?»— он не отеєтил. Тогда я села и сказала: «Я не уйду

отсюда. Делайте со мной, что хотите. Я хочу знать, что

с мужем. Я хочу его видеть».
Я просидела несколько часов. Брауне непрерывно

звонил по телефону из соседней комнаты. Вечером он

сказал: «Ступайте на Принц-Альбрехтштрассе. Он будет

там».
Я пошла на улицу Принца Альбрехта. Войдя в зда¬

ние гестапо, я сразу заметила: все уже знают, кто я та¬

кая. Меня встретили эсесовцы и провели в комнату на

верхнем этаже. Едва я оказалась там, как открылась

дверь и эсесовские бандиты ввели твоего отца. Он еле

шел. Зубов у него не было. Лицо распухло. Он был весь

избит. Сидеть он не мог. Я в ужасе закричала: «Как ты

выглядишь!».
Тогда один из эсесовцев подскочил к отцу. Это был

Геринг, один из самых знаменитых истязателей на

Принц-Альбрехтштрассе. Его фамилию я узнала позже.

После моего рассказа товарищи, которых тоже били

на Принц-Альбрехтштрассе, пришли к выводу, что это

был Геринг. Он закричал папе:
«Что вы говорите? Вам плохо здесь у нас?»
«Мой муж ведь ничего не сказал! — Я была страшно

взволнована. — Что вы сделали с моим мужем? Какой

у него вид? Его лицо распухло, глаза залиты кровью!»
Я не могла говорить с папой, так я была потрясена.

До сих пор не могу прийти в себя. Потом они папу увели.

Не знаю, как я вышла на улицу. Берлинские товарищи

подавлены. Как быть с отцом, что нам делать?»
То были горькие недели страха и забот. Мы знали,

что кровавые заплечных дел мастера избивали не только

отца, они зверски жестоко обращались во время допро¬

сов и с другими товарищами.
Как только от отца пришла открытка, мы все облег¬

ченно вздохнули, хотя она и была из следственной

тюрьмы Моабит. Мы были рады тому, что отец, по край¬

ней мере, больше не в гестаповском аду, на улице

Принца Альбрехта.
Когда мама в следующий раз получила свидание
66

с отцом, при беседе присутствовал старик вахмистр. Это

был единственный случай, когда в Моабите во время

свидания не дежурил гестаповец. Несмотря на испуган¬

ный протест тюремщика, отец сказал: «Геринг и еще не¬

сколько эсесовских бандитов избивали меня плеткой из

гиппопотамовой кожи, пока я не упал без сознания.

Тогда меня стали бить ногами. Они хотели узнать, где

мои товарищи по работе, где ведущие деятели партии».
Вахмистр был страшно взволнован. Он всё время

просил: «Замолчите! Не говорите об этом! Если кто-ни¬

будь узнает, меня тоже посадят». Но отец возразил ему:

«Вы, старые вахмистры, прослужили здесь более два¬

дцати пяти лет, и вам тоже надо знать: о том, что здесь

происходит, молчать нельзя».
Отец рассказал дальше: «Когда меня везли обратно,

эти гады грозили мне: «Жаль, что ты еще жив. Но с то¬

бой будет покончено. Живым ты от нас не уйдешь!».
Отец говорил об этом с негодованием и волнением.

Он повторял: «Страшно подумать, как далеко это всё

зашло. Худшие элементы нашего народа, звери, подонки

человечества держат в руках власть, и беззащитные

люди подвергаются пыткам, их засекают плетками до

смерти только потому, что они борются против войны и

фашизма, потому, что они любят свой народ».
МНРОВАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
Спустя несколько недель после того как отец сооб¬

щил моей матери об издевательствах над ним, повсюду

в мире — в Советском Союзе, в Париже, Амстердаме,

Лондоне, Марселе, Нью-Йорке — прошли митинги про¬

теста. Люди слышали и читали о том, что звери-на-

цисты истязали вождя рабочих и борца за мир — Эрнста

Тельмана. На этих митингах они клеймили фашизм и вой¬

ну. Во всем мире росла ненависть к фашистской системе

убийств. Все честные люди выражали свою любовь и

солидарность с посаженными за решетку немецкими

борцами Сопротивления.
Во всех школах земного шара дети узнали, каким

истязаниям был подвергнут Эрнст Тельман.
Трудящиеся всех стран выделяли делегации. Они со¬

бирали деньги, чтобы послать эти делегации в Берлин,
5*
67

к моему отцу. На имя отца было послано бесчисленное

множество дружеских писем. Однако ни одно из них до

него не дошло.
Некоторые письма приходили в Германию тайным

путем. Они служили стимулом для борцов Сопротивления,

которые вели подпольную работу и которых поэтому по¬

стоянно преследовали фашисты. Они вселяли мужество

и силу в жен и матерей, мужья и дети которых были аре¬

стованы или убиты фашистскими бандитами. В Герма¬

нии побывали делегации из многих стран. Друзья из-за

границы, прежде чем сделать попытку установить связь

с Эрнстом Тельманом, разыскивали нелегальным обра¬

зом жен, мужья которых были убиты фашистами.
Вдову коммуниста В., убитого палачами, посетила

делегация американских женщин. Деньги на поездку пе¬

редовые люди Америки собирали у американских тру¬

дящихся, переходя от дома к дому.
Одна американка — борец за мир — обняла В. и ска¬

зала ей: «Я учительница в американской средней школе.

Мы не оставим вас в беде, вместе с вами мы будем бо¬

роться за освобожедние Эрнста Тельмана. Мы ненавидим

фашизм, который убивает ваших мужей!»
Обе женщины договорились о встрече в Зоологиче¬

ском саду. Там можно было, гуляя, беседовать и при этом

наблюдать, не следят ли за тобой гестаповцы или шпики.
Товарищ В. рассказала американской подруге о всех

ужасах, происходящих в Германии: как лютовали

фашисты, как они сжигали книги Маркса и Энгельса,

книги Гейне и всех прогрессивных писателей, как они

были жестоки. Она рассказала и об Эрнсте Тельмане,

о его стойкости и о любви к нему немецкого народа.
Они вместе посетили на Зеештрассе, в районе Вед-

динга, могилу Вилли Дольнера — рабочего, который

был зверски убит гамбургскими фашистами. На могиль¬

ном камне были высечены слова: «Слава борцам револю¬

ции!». Позже нацисты уничтожили эту надпись. На мо¬

гиле делегаты дали клятву рассказать американцам

правду о немецком фашизме, правду об Эрнсте Тельмане.
В течение двух недель делегация боролась за разре¬

шение посетить Эрнста Тельмана. Немецкие фашисты

отказали. Тогда американские друзья уехали обратно —

продолжать борьбу с угнетателями в собственной

стране.
68

ВОСПОМИНАНИЯ О ТРОИЦЫНОМ ДНЕ >0
„Берлин, 10 июпп 1035 года.
Моя дорогая Роза!
Троицын день. Пять часов. Со всех сторон обступил

меня здесь зловещий мрак. Я поднимаюсь. Стоя на вы¬

ступе стены у окошка, я вдыхаю свежий утренний воздух.

Через окно камеры, через расположенные в три ряда

железные стержни, я смотрю в белесую синеву неба.
Его еще застилает легкая дымка. По небу несутся

одинокие белые облака. Утреннее солнце, солнце трои¬

цына дня, прокладывает себе путь, возвещая наступление

троицы. Сияет утро, такое светлое и прекрасное. Яркий

утренний свет падает на половину тюремной стены и по¬

гружает ее в искрящуюся васильковую синеву, другая

половина стены еще покрыта фиолетовой тенью.
Вокруг глубокая тишина. Только птицы поют свои

утренние песни. В голубом просторе быстро взлетают

ласточки, сверкая в прекрасных солнечных лучах.
В глубине души я думаю, как мал и глух этот мир,

эта пустота безлюдного одиночества. Я стою, окаменев, —

безмолвно, не дыша...
До меня вдруг доносится пронзительный паровозный

свисток. Я вспоминаю милую Родину, далекие картины!

Троицын день, — величественные, незабываемые воспоми¬

нания проносятся в моем сознании! Вот уже третью

троицу я живу, я мучаюсь в этом отупляющем, затхлом

тюремном мире... каким бесконечным кажется мне время,

и всё же как быстро оно бежит?! Когда же, наконец,

придет счастливый час, утро троицына дня, утро золотой

свободы?
Тысячи горячих приветов посылает всем вам из

Моабита
ваш любящий Эрнст».
Отец часто вспоминал мощные демонстрации Союза

Ротфронт в троицын день. Прошлое давало ему силы

мужественно переносить сегодняшний день. Он терпел его

во имя будущего!
ПАЧКА СИГАРЕТ
Когда я зимой 1935 года была на свидании с отцом,

вот что он рассказал мне:

«От меня потребовали некоторых формальностей. Для

этого я был вызван к администрации. И вот я впервые

в тюрьме встретился с товарищами. Один из них, незна¬

комый человек, кивнул мне и шёпотом сказал: «Добрый

день, Эрнст».
Меня охватило ощущение счастья. От радости я по¬

дарил ему пачку сигарет, которую мне выдали. На дру¬

гой день мне сообщили приказ начальника тюрьмы:

«Двое суток штрафной камеры». Тюремщики, оказы¬

вается, заметили всё».
Отец написал маме такое письмо:
«Дорогая Роза!
Я сделал попытку подарить пачку сигарет, но, по пред¬

ставлению Моабита, я, согласно решению второго сената

суда, приговорен к наказанию.
Решение сената гласило:
„По отношению к транспортному рабочему и бывшему

депутату рейхстага — Эрнсту Тельману, в соответствии

с §§ 78 и 17 Германского административного и уголовного

кодекса устанавливается дисциплинарное взыскание —

заключение в карцер продолжительностью двое суток, со

всеми предусмотренными строгостями”.
Ты можешь мне поверить, что администрация Моаби¬

та не преминула использовать эти „предусмотренные

строгости” на все сто процентов...»
ДВА СТАРЫХ ДРУГА
Отец мамы был другом моего отца. Он всегда был

бодр и весел. Между ними установились не только

сердечные родственные отношения, они и в политике

были близки друг другу. Когда дедушка жил у нас,

они часами спорили, и оба не могли остановиться. Они

уважали и любили друг друга. В возрасте семидесяти

семи лет дедушка еще ездил на велосипеде в пригороды

и развозил нелегальные листовки по крупнейшим пред¬

приятиям. Он выражал самое страстное свое желание,

говоря: «Я уочу посетить Эрнста!». В семьдесят восемь

лет он не побоялся никаких трудностей и хлопотал, пока

ему не разрешили свидание. Мама его сопровождала.

Дорогой он был очень возбужден и казался счастливым.

Мама чувствовала, как он рвется вперед. Отец тоже

очень обрадовался этому свиданию. Оба беседовали до
70

самого конца свидания, полные веры в счастливое бу¬

дущее.
Потом мама рассказывала: «Когда мы вышли из

тюрьмы, дедушка был совершенно подавлен. Он всё

время стонал: «Как же это можно! Такой хороший,

умный, сильный человек — в тюрьме. Он теперь так нам

нужен». Дедушка имел в виду, что в отце нуждается

партия. «Я больше не пойду к нему на свидание, — гово¬

рил он, — я не перенесу этого. Пройдут еще годы, пока

будет уничтожен фашистский режим».
Это переживание оказалось слишком сильным для

нашего дедушки. Спустя несколько дней после свидания

он заболел и умер.
ДЛЯ ДОЧЕРИ ТЕЛЬМАНА РАБОТЫ НЕТ
После окончания школы домоводства я сперва доби¬

валась получения места в коллегии защитников. Но адво¬

кат не принял меня на работу, он боялся. В Гамбурге

мне больше некуда было поступить. Я попытала счастья

в других местах. Но и коллегия адвокатов в Берлине не

допустила к работе дочь коммуниста Эрнста Тельмана.

Оставаться без работы было тяжело. Попытки устроить¬

ся работницей куда-нибудь на производство тоже не

увенчались успехом. Когда я приходила на биржу труда,

где все служащие меня знали, они мне сразу давали по¬

нять: «Для вас ничего нет».
Я внимательно читала объявления о работе и по¬

стоянно искала место. Нередко казалось, что меня уже

почти приняли, но когда я называла свою фамилию, лица

служащих каменели, и они шли в главную контору. Слу¬

жащие перешептывались, с удивлением рассматривали

меня и даже на время бросали работу. Всё это про¬

буждало во мне гнев, ненависть, негодование.
Но бывало и так, что когда я в тяжелом настроении

покидала предприятие, меня провожали дружеские

взгляды и сказанное шёпотом доброе слово. Отсутствие

работы особенно огорчало меня вот почему: отец хотел,

чтобы у меня была постоянная работа и чтобы я жила

в среде молодых рабочих и работниц. Он всегда мрачнел,

когда я рассказывала ему, как безуспешно искала ра¬

боту.
71

ПОДЖИГАТЕЛИ РЕЙХСТАГА
Моему отцу было вручено обвинительное заключение.

Фашисты объявили о том, что вскоре предстоит большой

процесс. Бесчисленные адвокаты из разных стран, ненави¬

девшие фашистскую систему, заявили о своей готовности

защищать Эрнста Тельмана. Со всех концов мира посту¬

пали предложения от лиц, желавших выступить свиде¬

телями. Мой отец назвал свыше двухсот свидетелей из

Германии и из-за границы.
Но Геринг и Геббельс, которые уже опозорились перед

всем светом с процессом против Димитрова, испугались.

Товарищ Димитров сорвал маски с фашистских поджига¬

телей рейхстага. Он доказал, кто поджег рейхстаг. Весь

мир узнал, что поджигатели — это Геринг и его эсесов-

ские бандиты. Эрнст Тельман должен был выступать сви¬

детелем на Лейпцигском процессе, но имперский суд от¬

клонил его.
Отец рассказывал нам на свидании, что он трижды

видел Димитрова в тюрьме. 11 Он был восхищен его по¬

ведением на процессе и испытывал чувство гордости

за силу рабочего класса и за уверенность в победе, ко¬

торая звучала в каждом слове Димитрова. Димитров

превратил процесс в обвинение против нацистов и их

сообщников.
Тюремные сторожа не могли умолчать об этом вол¬

нующем процессе. Раздавая пищу политическим заклю¬

ченным, они волей-неволей пробалтывались. Сквозь тю¬

ремные стены каждый вечер проникали сообщения о ходе

суда. Отец говорил: «Мы живем этим процессом, мы при¬

нимаем в нем участие, мы говорим устами Димитрова,

ибо он говорит на языке всех политических заключенных».
Но процесса против Тельмана фашисты так и не осу¬

ществили — они не хотели вторично быть разоблаченными

перед всем миром. Они ограничились тем, что только

объявили о процессе.
ПРИКАЗ ОБ АРЕСТЕ
Мой отец сидел в тюрьме уже более двух лет. У него

отняли свободу, его били и мучили. Но отец был стоек.

И вот теперь нацисты прислали следующий приказ:
72

„1 иолбрп 1935 года.
Управление государственной

тайной полиции.
На основании § 1 постановления рейхспрезидента от

28 февраля 1933 года о защите народа и государства,

предписываю сим, что вы, в интересах общественной

безопасности, должны быть взяты под стражу вплоть до

особого распоряжения.
Основания:
До вашего ареста, последовавшего 3 марта 1933 года,

вы были ответственным лицом за работу Коммунистиче¬

ской партии Германии. Учитывая, что в случае вашего

освобождения вы, без сомнения, будете снова заниматься

деятельностью в коммунистическом духе, вас, в интересах

сохранения общественной безопасности и порядка, решено

подвергнуть заключению.
Исполняющий обязанности начальника Гейдрих».
От отца потребовали, чтобы он подписал этот приказ
об	аресте. После того как отец уже более двух лет был

лишен свободы, предъявление подобного требования озна¬

чало грубое издевательство. От кого, собственно, хотели

защитить Эрнста Тельмана? Может быть, от немецких ра¬

бочих, которые его любили? Нет, фашисты боялись

Эрнста Тельмана, они испытывали страх перед Комму¬

нистической партией, председателем которой он был. Они

знали, что Эрнст Тельман поведет рабочих на борьбу про¬

тив войны и фашизма.
СВОБОДУ ЭРНСТУ ТЕЛЬМАНУ!
К пятидесятилетию со дня рождения Эрнста Тельмана,

16 апреля 1936 года, Вильгельм Пик писал:
«Свободу Тельману!» — Это должно стать лозунгом

международного пролетариата, ведущего наступление на

фашизм. Нам, немецким коммунистам, выпала на долю

священная обязанность — подготовить и осуществить

свержение гитлеровского фашизма в нашей стране».
В этот день миллионы людей во всем мире торже¬

ственно заявляли: «Эрнст Тельман должен быть свобо¬

ден! Борьба за освобождение Тельмана — это борьба за
73

мир, против поджигателей войны. Вперед, за дело рабо-

чего класса!».
Великий французский писатель Ромен Роллан писал:
«Дорогой товарищ Тельман!
Мои семьдесят лет почтительно приветствуют Ваши

пятьдесят лет.
В эти дни, накануне Вашего юбилея, взоры всех

свободолюбивых людей и рабочих всего мира направлены

на Вашу камеру, общее чувство благодарности объеди¬

няет их. Ибо страдаете Вы во имя всех нас.
Пусть не думают Ваши враги, которые являются и

нашими врагами, что им удалось отнять у Вас свободу

действий. Одно только Ваше пребывание в тюрьме, Ваше

несгибаемое сопротивление представляют собой актив¬

нейший, далеко слышимый протест, призыв к объедине¬

нию, сигнал к бою, воззвание к защите нашего великого

интернационального дела. Пусть тело Ваше в неволе,

Ваш дух свободен, и он борется в первых рядах нашей

Армии; имя Ваше на устах пролетариата, имя Ваше

в песнях пролетариата!»
Как сердечно и любовно писали пионеры школы имени

Карла Либкиехта в Москве — дети немецких антифаши¬

стов! Это были дети, чьи родители, кЪк и мой отец, си¬

дели в тюрьмах или были казнены фашистами. Это были

дети, чьи родители были изгнаны фашизмом и нашли себе

убежище в Советском Союзе.
Одно из этих писем гласило:
«Дорогой товарищ Тельман!
Я — ученица и пионерка немецкой школы имени

Карла Либкнехта в Москве — шлю тебе в день твоего

пятидесятилетия сердечные поздравления. Я знаю, что

ты особенно интересуешься молодежью и заботишься

о ней, и хочу в день твоего рождения написать немного

о нашей школе, о жизни молодежи в Советском Союзе.
Я поступила в немецкую школу в Москве. С этого дня

для меня началась новая жизнь. Я сразу же ясно увидела

разницу между капиталистической и социалистической

школой. Учителя здесь в школах относятся к нам по-то-

варищески. Учитель помогает ученику, как только может.

Отношения учеников между собой тоже товарищеские.

Если один немного сильнее в учении, он помогает отстаю¬
74

щим. Все мы напрягаем наши силы, чтобы хорошо

учиться, потому что знаем, как мы нужны Советскому

государству.
Многие ученики из моего класса хотят стать инже¬

нерами, другие — химиками или физиками. Мы все хо¬

рошо понимаем, что в наших желаниях нет ничего не¬

выполнимого, но что для этого уы должны добиться от¬

личных успехов. Мы также хорошо понимаем, что наши

экзамены имеют совершенно другое значение, чем в ка¬

питалистических странах. Мы знаем, что Советское госу¬

дарство хочет проверить знания учеников. И при этом

также и работу учителя, насколько он умеет передать

свои знания учащимся. Дорогой товарищ Тельман! Мы

не случайно назвали наш прошлогодний пионерский ла¬

герь именем Эрнста Тельмана. Мы всегда помним о тебе

и с нетерпением ждем, что борьба международного про¬

летариата за твое освобождение увенчается скорой

победой».
ПАРТИЯ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО
Мой отец не получил на руки ни одного из этих пре¬

красных писем, проникнутых духом солидарности, муже¬

ственной борьбы и безграничной любви товарищей — пар¬

тийцев, друзей, пионеров. Мама и я были для него окном

в мир. Во время наших посещений мы рассказывали ему

всё, — это нам не могли запретить.
Когда я во время свидания с отцом, в день его пяти¬

десятилетия, рассказала о солидарности рабочих и их

воле к борьбе, отец вдруг отвернулся. Отец, который был

неизменно весел и глаза которого обычно воинственно

сверкали, когда он смотрел на двух гестаповцев, по¬

стоянно присутствовавших при наших свиданиях, на этот

раз ничего не ответил — его глаза затуманились слезами.

Мы оба плакали от восторга и радости при мысли

о партии.
В 1936 ГОДУ
Ко дню моего рождения, когда мне должно было

исполниться семнадцать лет, отец написал мне в письме:
«Сегодня в Германии наше имя предано прокля¬

тию, но я знаю, многие называют его с радостью... Ты
75

единственная дочь человека, который всю жизнь свою

поставил на службу рабочего движения. Ты должна жить

так, чтобы я мог гордиться такой дочерью. Скоро и тебе

придется решать все задачи, перед которыми нас ставит

жизнь, и в борьбе с трудностями ты узнаешь слабые и

сильные черты своего характера. Высшей заповедью

в этой борьбе была и будет нравственная твердость и

принципиальность. Без них не может быть ни роста, ни

движения вперед. Это железный закон. Неизменно цени

указания твоей матери. В жизни ты будешь получать

множество впечатлений, стремись их анализировать, обо¬

гащать ими опыт твоих чувств и твоего разума...
И в моей юности нередко самые незначительные пе¬

реживания определяли мой путь. А серьезные события

запечатлелись тогда в душе моей на всю жизнь и опре¬

делили мое отношение к обществу.
Большая стачка портовых рабочих в Гамбурге нака¬

нуне войны была первым эпизодом социально-политиче¬

ской борьбы, который оставил неизгладимый след в моем

сердце. Процесс Дрейфуса во Франции, бурская война —

это события, которые оказали большое влияние на мою

будущую жизнь. Читай произведения наших великих пи¬

сателей— Гете, Шиллера, Лессинга и нашего Франца

Рейтера. И если тобою овладеет идея, воодушевляйся ею.

Человек должен обладать этой способностью — зажи¬

гаться каким-либо делом. Иначе где же он сможет чер¬

пать силы для борьбы и для того, чтобы понимать дру¬

гого?..
Я не могу быть рядом с тобою, направлять тебя и ру¬

ководить тобою, но мысленно я всегда слежу за твоим

развитием.
Твой отец».
ПИСЬМО ОТ ИРМЫ
„Га*чбур?, 7 ман 1936 г.
Дорогой папа!
Возвратясь домой, но мысленно не расставаясь с то¬

бою, я бы хотела невидимым, но таким близким сердцу

путем поговорить немного с одним тобой.
Прежде всего я должна подтвердить тебе получе¬

ние письма от 22 марта. Я была очень рада получить
76

в ответ на свои несколько строчек длинное, обстоятель¬

ное письмо, которое разъясняет мне многое и учит меня

многому.
Дорогой папа, для меня краткое время, которое я про¬

вела у тебя в день твоего рождения, — это живительный

источник. Ты вновь был предо мною, такой живой, такой

энергичный, мы один на один беседовали друг с другом.

Такие переживания дают новое мужество и силы для

новой работы...
Во время разговора ты заметил, что я слишком

серьезна. Дорогой папа, поверь мне, эти тяжелые годы

не прошли для меня бесследно. Они научили меня силь¬

нее любить, но и не только этому. У меня душа молодая,

и она переживает твою жестокую судьбу совсем по-осо¬

бому... Сколько времени еще будут отнимать у тебя сво¬

боду, а у меня — отца? Когда я предаюсь этим мыслям,

я не могу не быть серьезной...
Но зачем я это пишу? Ведь у тебя те же мысли

и те же горести.
Я видела тебя, говорила с тобою, и в груди моей зреет

новая надежда. Скорее бы осуществилась она! Этим по¬

желанием я заканчиваю свое письмо и шлю тебе от себя

и мамы самые горячие приветы. Крепко и преданно лю¬

бящая тебя
Ирма».
У НАС ОТНИМАЮТ ПИСЬМА ОТЦА
Однажды в 1937 году мы с мамой вышли за покуп¬

ками. Я заметила на противоположной стороне улицы

двоих мужчин; можно было сразу определить, что это

гестаповские ищейки. Они пошли за нами. У ближайшей

большой витрины мы остановились. Я сказала маме:

«Осторожно! Пусть они пройдут мимо, и тогда одна из

нас пойдет в магазин».
Но едва мы остановились у витрины, как они подошли

и, заговорив с нами, предложили вернуться домой.

Они заявили: «Мы как раз собирались нанести вам

визит».
Дома мама прежде всего попросила гестаповцев

предъявить удостоверения. Они потребовали, чтобы мы

вручили им все письма отца, полученные из тюрьмы.
77

Мама сказала: «Добровольно я ничего вам не дам».

Они перерыли шкафы, ящики и забрали все записки, все

письма отца. И все открытки, которые нашли. Это было

тяжело: мы вечно перечитывали письма отца, часто об¬

суждали их с друзьями и радовались каждой строке.

Письма отца ко мне определяли мое поведение и форми¬

ровали мой характер; они воспитывали меня. Я страстно

ждала каждого его письма.
Через несколько дней маму вызвали в полицию. Там

ей вручили письмо от отца и сказали: «Вы можете про¬

честь это письмо здесь, домой его брать не разрешается.

Все письма вашего мужа к вам и к вашей дочери будут

поступать к нам и должны прочитываться вами здесь.

Письма будут собираться и сохраняться у нас».
Когда мы при ближайшем свидании сообщили об этом

отцу, он сказал нам, что тогда отказывается от переписки.

Он считал, что письма эти принадлежат лично нам, и ге¬

стапо не должно регистрировать его мысли: «Я пишу

только для вас и моих друзей; личные письма не предна¬

значены для моих врагов».
В 1944 году, в ответе на письмо одного товарища по

тюремному заключению в Баутцене, мой отец писал:
«Во время последнего свидания с женой я спросил чи¬

новника гестапо, которому было поручено наблюдать за

свиданием, почему они конфисковали письма на квартиое

моей жены и унесли их, и гестаповец ответил: чтобы

предотвратить их опубликование. Он подчеркнул, что

если бы эти письма когда-нибудь стали достоянием об¬

щественности, они могли бы произвести ошеломляющее

впечатление на читателей...
Даже допуская, что эти письма могли бы быть пре¬

даны огласке, я удивляюсь, что национал-социалист¬

ский режим боится писем Тельмана, писем, которые про¬

ходили цензуру гестапо и органов юстиции и только тогда

доставлялись по назначению, между тем как некоторая

часть их, против которой имелись возражения, была кон¬

фискована гестапо...
Даже письма в 10—12 страниц, в которых речь шла

исключительно о гениях мировой поэзии, о Шекспире и

Шиллере, тоже подверглись конфискации. Письмо о ве¬

ликом чуде XX века, о развитии Советского Союза, надо

полагать, тоже было захвачено...
Оглядываясь теперь на годы моего заключения, столь
78

плодотворные для меня, я вспоминаю изречение Гете:

«Письма принадлежат к важнейшим памятникам, кото¬

рые может оставить после себя отдельный человек»...
ТЮРЕМНАЯ ТІЇШІША
По случаю маминого рождения отец прислал ей

письмо, миновавшее цензуру гестапо, письмо, в котором

ко мне были обращены следующие строки:
Эрнст Тельман в камере Ганноверской тюрьмы. Снимок сделан

Ирмой Тельман фотоаппаратом, тайно принесенным ею на

свидание с отцом.
«Проходит год за годом. Наша Ирма вступает в пору

зрелой юности, и она лишена отцовского воспитания. По¬

этому, дорогая Ирма, приложи все усилия к тому, чтобы

во имя чести твоей матери и на радость твоему отцу —

вырасти простой, скромной девушкой, с твердым характе¬

ром. Для меня будет двойной радостью, если я, получив

свободу, встречу дочь, полную собственного достоинства,

стойкую, мужественную девушку. Будь всегда стойкой!»
79

Дальше в письме говорилось:
«Весна этого года гоже заставляет себя ждать и

с опозданием прокладывает себе дорогу в жизнь природы.

В прошлом году здесь в это время уже распускалась

сирень. Сейчас почки еще закрыты, они страстно ждут

теплых дней и живительной силы весеннего солнца.

И я не могу, как в прошлом году, вложить в письмо

к тебе подарок — почку сирени, несущую надежду. Посы¬

лаю тебе в письме три пылающих осенних листочка. При¬

ми их вместо сирени, как знак моей благодарности за

твою любовь».
После прочтения этого письма мне стало очень грустно;

слова отца были для меня призывом. Я решила огра¬

ждать маму от всех горестей и вносить радость в ее

жизнь. Я знала, что это облегчит отцу тюремное заклю¬

чение
ГЕРМАН ГЕРИНГ ПРИЕЗЖАЕТ В ГАМБУРГ
В то время, когда отца перевели в Ганновер,12 «Гам¬

бургская газета» сообщила в одной из своих статей:

в Гамбург собирается Герман Герипг, чтобы выступить

там на митинге.
Мама навела справки, где Геринг должен остано¬

виться. Она узнала, что в отеле «Эспланада».
Когда мама рано утром подошла к отелю, там толпи¬

лось множество людей и стояли десятки машин. Главный

вход в отель охраняли полицейские и эсесовцы.
Мама присела на ступеньке лестницы у бокового

входа, чтобы дождаться Германа Геринга. Она думала

так: «Поговорю с ним, встречусь с ним лицом к лицу;

скажу ему всё, что думаю. Он должен знать, что я, как

и тысячи других женщин Германии, борюсь за своего

мужа».
После того как мама просидела некоторое время на

этой лестнице, ее заметил полицейский. Он был изумлен

и спросил маму: «Что вам здесь нужно?».
Мама сказала: «Мне нужно поговорить с Германом

Герингом, я хочу передать ему письмо».
Полицейский, ничего не ответив, помчался к централь¬

ному входу и вернулся с целым отрядом эсесовцев и по¬

лицейских. Они потребовали у мамы документы. Мама
во

сказала: «Я Роза Тельман, я хочу одного — поговорить

с Герингом».
Тогда позвали адъютанта Геринга. Тот также по¬

требовал у мамы документы. Он стал «ласково» утешать

маму и сказал ей: «Только не поднимайте шума! Мы не

хотим, чтобы здесь разыгрался скандал! А что у вас

в сумочке?»
Мама открыла сумочку и ответила: «Здесь только

ключи. Поверьте, ключами я Герингу ничего не сделаю,

а письмо Герингу не запечатано. Но я хочу вручить пись¬

мо ему лично. Меня тревожит судьба мужа, отца моей

дочери, который безвинно сидит в тюрьме. Если и у вас

есть ребенок и жена, если вы их любите, вы поймете

меня».
Офицер сказал: «Герман Геринг очень занят. Можете

мне поверить: я передам письмо лично ему».
Эсесовцы окружили маму, офицер взял у нее письмо.
Через несколько минут подошли два здоровенных

парня в штатском, которые потребовали, чтобы мама не¬

медленно пошла вместе с ними. Мама ответила: «Добро¬

вольно я не пойду. Можете лишить меня свободы и аре¬

стовать, но добровольно я не пойду!».
Оба парня разозлились и стали уговаривать маму:

«Не собирайте вокруг себя толпы! Что подумают люди,

которые здесь, у отеля, встречают Геринга!».
Эти здоровенные парни вдвоем схватили маму под

руки и потащили ее через боковой проход к машине.

Мама была доставлена в ратушу — в кабинет чиновника

гестапо.
На вопрос, что будет дальше, он ей ответил: «Через

два-три часа вы сможете пойти домой». Маме разре¬

шили позвонить по телефону к соседям, и они уведо¬

мили меня.
НЕУЖЕЛИ Я ПОТЕРЯЮ И МАМУ?
Прошло не три часа, а весь день и весь вечер. Я по¬

бежала к ратуше, но меня туда не пустили. Со страху

я опять побежала домой, чтобы узнать, не звонила ли

мама за это время.
Только поздно вечером мне удалось поговорить

с мамой по телефону.
6 Зак. Mb 410
81

Она мне сказала: «Не бойся, я приду домой».
От волненья я не могла уснуть. Неужели я потеряю и

маму? Этого я не могла себе даже и представить.
Но я была согласна со всем, что делала мама; мы

подробно обсудили, не пойти ли нам вдвоем, и мы вместе

решили, что это было бы неправильно и слишком бы бро¬

салось в глаза. И потом: если бы арестовали нас обеих,

отец был бы полностью отрезан от мира. Одной из нас

нужно было остаться дома. Она должна была исполь¬

зовать все возможности, чтобы позаботиться о другой и

бороться за то, чтобы ее освободили.
В ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ НОЧИ
Мама сказала чиновнику гестапо: «Я не понимаю об¬

раза действий гестапо; я слабая женщина, я не умею стре¬

лять, я никого не могу отравить. У меня вообще ничего

нет в руках. Почему вы меня так боитесь?».
Машинистка-стенографистка, которая там работала,

позвала маму в столовую — выпить чашку кофе. Маме

очень хотелось пить, но она отказалась и сказала:

«Я попью воды».
В одиннадцать часов вечера один из полицейских

объявил: «Вам будет разрешено идти домой, когда пер¬

сональный поезд Германа Геринга выйдет из Гам¬

бурга».
Поезд отошел в двенадцать часов ночи, и после те¬

лефонного звонка с вокзала появилось человек пятна¬

дцать полицейских, которые пригласили маму последо¬

вать за ними. «У дверей стоит машина, она отвезет вас

домой», — сказали они. Мама ответила: «Я пойду пеш¬

ком».
Полицейские возразили: «Здесь распоряжаемся мы!».
Мама с тревогой сказала: «Что подумают со¬

седи?».
На это гестаповский начальник заявил: «Соседи зна¬

ют вас так же хорошо, как и мы!».
Сколько мама ни протестовала, ни говорила, что

она — не преступница и сама могла бы найти дорогу, —

всё было тщетно. В «торжественном» сопровождении по¬

лицейских автомашин мама поехала домой.
82

СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА РОЗЫ И ЭРНСТА ТЕЛЬМАН
Как-то вечером в начале января 1940 года мама рас¬

сказала мне о своей совместной жизни с моим отцом.
13 января 1940 года исполнялось двадцать пять лет.

как они поженились.
Мама говорила: «Иногда женщины рассказывали мне

о своей семейной жизни, но я просто не понимала их —

отец и я были всегда загружены работой. Отец каждый

вечер был занят партийными делами, у него не бывало

свободного времени. Когда он возвращался из порта или

с завода, он мылся, ел, ложился на несколько минут от¬

дохнуть; затем для него начинался второй рабочий'день:

чтение газет, изучение книг, подготовка заседаний, посе¬

щение собраний и сбор материала для выступлений. При

таком обилии работы, которая часто затягивалась до

поздней ночи, папа часто забывал о дне нашей свадьбы.

Только я помнила о нем и в этот день всегда делала папе

какой-нибудь подарок. Но он находил его только тогда,

когда ложился спать».
«Помнит ли он о нашей серебряной свадьбе? — спра¬

шивала мама. — Наверно, он и дату забыл!»
И вот 13 января мама поехала в Ганновер. На этот

раз ее ожидал сюрприз. Папа получил разрешение купить

немного цветов и елочных веток. Он сплел венок, вырезал

разноцветное число «25» и до блеска почистил свою ка¬

меру. На столе стояла ваза с живыми цветами. Он сам,

насколько это было возможно в условиях тюрьмы,

празднично принарядился. Маму он ждал в веселом на¬

строении. Она чувствовала себя очень счастливой. Отец

сказал маме, как он ей благодарен за двадцать пять лет

дружбы, в течение которых она была для него верным

товарищем, настоящей подругой. Это было прекрасное,

радостное свидание. Мама уверяла меня: «Папа сделал

мою жизнь содержательной. Он был не только хорошим

отцом для тебя, он был моим спутником жизни. Я благо¬

дарна ему; он многому меня научил...»
Один раз отец написал маме: «Мы не отгораживались

от жизни и труда народа, не были отшельниками, дале¬

кими от народной жизни. Мы изучали жизнь в повседнев¬

ной борьбе нашего трудящегося народа, в потоке жизни

мы научились плавать. Учиться необходимо на протяже¬

нии всей жизни!»
6*
S3

„ФАШИСТСКИЕ АРМИИ НАЙДУТ

В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ СВОЙ КОНЕЦ««
Посещения отца в Моабите и Ганновере были всегда

волнующими, и не только для меня и мамы, но в особен¬

ности для отца. Гестаповцы Геллер, Зуффенплан и Опитц,

которые присутствовали при наших свиданиях, — кроме

директора тюрьмы всегда были еще и гестаповцы,—

постоянно делали замечания провокационного характера

и вызывали отца на политические высказывания.
Когда фашисты захватили Австрию, они говорили

о «великом освобождении» австрийцев, которые верну¬

лись «в лоно родного рейха». Отец отвечал им: «Вы их

закабалите еще больше, чем закабалили весь немецкий

народ. Вы попираете всякие демократические права и

чувства, ради немецкого капитализма вы совершаете раз¬

бойничьи нападения, вы хотите впрячь в свою военную

колесницу балканские народы, Чехословакию и Авст¬

рию».
Зуффенплан на это возражал: «Откуда вы это взяли?

Мы не хотим войны. Наш фюрер за мир и социализм».

Отец язвительно смеялся: «Социализм — это мир, а не

война. Социализм не допускает насилия над волей наро¬

дов, вторжения в другие страны, заключения в концен¬

трационные лагери людей, борющихся за свободу своей

нации, ему чужды казни множества людей. Разве это

свобода? Разве это социализм?». Отец указывал на бес¬

численные свидетельства того, что немецкие фашисты

готовятся к войне.
При следующем посещении опять было то же са¬

мое. Отец встретил гестаповцев ироническим замеча¬

нием: «Ну, что я говорил? Вот вы уже вторглись и в Че¬

хословакию!».
Споры обычно были очень горячими, и я всегда боя

лась за отца.
Если мы после свидания продолжительное время не

получали от отца известий, я и мама часто просыпались

по ночам и шёпотом беседовали об этих спорах. Мы

очень беспокоились за жизнь отца.
Когда фашистские армии вторглись в Польшу, тю¬

ремщики были настроены восторженно. Отец заявил им:

«Польша только трамплин для нападения на Советский

Союз!».
84

Во время моего первого свидания с отцом после фа¬

шистского нападения на Советский Союз гестаповец Гел¬

лер сказал: «Мы ведем против русских молниеносную

войну. Через несколько дней мы будем в Москве. Тогда

и вы, наконец, поверите в действительное превосходство

нашей арийской расы».
Отец возразил: «Фашистские армии найдут в Совет¬

ском Союзе свой конец». Гестаповцы рассмеялись. Но

отец продолжал: «Советские люди в 1917 году освобо¬

дили свою страну, они сделали ее богатой. В Советском

Союзе ни один ребенок, ни одна женщина, ни один кре¬

стьянин, ни один рабочий не захотели бы жить, если бы

у них в стране хозяйничали капиталисты, помещики — и

гитлеровские фашисты. Весь советский народ будет бо¬

роться до тех пор, пока Советская страна не будет осво¬

бождена!». Отец сказал им далее: «Молниеносная война

окончится вашим полным уничтожением в Советском

Союзе. Вы бы не стали так зазнаваться, если бы знали

советских рабочих, если бы знали, как живет народ, осво¬

божденный от капитализма и его лакеев. Советскому на¬

роду, каждому советскому человеку есть чем дорожить,

так как вся страна принадлежит народу. Люди там сво¬

бодны и живут зажиточно, там господствует воля

народа.
А что в сравнении с этим имеет немецкий народ?

Тюрьмы и концентрационные лагери. Кучку нажив¬

шихся на войне спекулянтов, которая управляет нашим

народом».
Слово за слово — спор всё больше разгорался. Я дро¬

жала при этих спорах, но чувствовала себя счастливой,

когда снова слышался быстрый и находчивый ответ отца.

Это воодушевляло и окрыляло меня. Я гордилась отцом

и всей душой презирала гитлеровских лакеев.
ГІІУСІІАЯ АНТИСОВЕТСКАЯ ТРАВЛЯ
То, что немецкие фашисты после своего нападения на

Советский Союз говорили о советских людях, было низо¬

стью. Они утверждали: «Люди там живут в пещерах и

жалких ямах. Русские грязны. Они рады тому, что мы

им несем освобождение. Мы будем насаждать у них куль-

гуру!». Мне они говорили: «В России есть такие же, как

и вы, «воинственные женщины», они хуже гиен, но мы
85

с ними покончим. Когда они попадут к нам в руки, пусть

читают себе отходную».
Во время таких свиданий я со страхом ждала, что

отец сейчас набросится на нацистов. Но он гневно гово¬

рил им: «Что вы такое болтаете! Вы ходили в школу, но

там вас учили только шпионить за народом и угнетать

его. У вас нет любви к вашему собственному немецкому

народу, для вас самое главное — жить в довольстве и

праздности».
Позднее, когда мы с мамой были в концентрационном

лагере Равенсбрюк, мы жили вместе с так называемыми

«воинственными женщинами»: это были студентки Одес¬

ского университета, простые работницы, замечательные

женщины и девушки. Мы никогда не забудем Галину,

Шуру и советскую женщину-врача.
Как они были заботливы! Как чистоплотны! У всех

у них был хороший характер. Их камера была самой чи¬

стой и содержалась в самом лучшем порядке. Можно

было есть прямо с пола. У каждой из них было всего по

одной рубашке, но они стирали ее через каждые два дня.

Они ослабели, но были выносливы, веселы и всегда гото¬

вы прийти на помощь другому. Мама и я много и часто го¬

ворили об этих славных людях, особенно о женщинах иэ

камеры «Ночь и туман» — это была камера смерти в Ра*

венсбрюке, в ней содержались советские и польские пар¬

тизанки. Они соблюдали железную дисциплину и по-то¬

варищески относились друг к другу. Ничего не предприни¬

малось без общего решения. У них в камере было свое

партийное руководство. Каждое воскресенье проводился

час политической информации. Они получали только на¬

цистскую газету, но была налажена связь и через немец¬

ких товарищей — женщин, которые выполняли работу вне

лагеря. Эти сведения и то, что в газете соответствовало

правде, объединялось в политический доклад одной из

женщин — членом Коммунистической партии Советского

Союза.
Насколько мама смогла установить, в камере было

немного членов Коммунистической партии Советского

Союза, но они руководили своими товарищами и пользо¬

вались у них авторитетом. Они оживленно спорили, пре¬

дательства там никогда не бывало. Ни один из политиче¬

ских праздников не забывался, к ним велась длительная

подготовка. Первое мая и Международный женский день
86

были в лагере днями солидарности, днями подпольных

интернациональных митингов.
О маме особенно заботились товарищи Галина и

Шура. Они никогда не оставляли ее одну и всегда стойко

ее защищали. Обе советские коммунистки охраняли

жизнь жены Эрнста Тельмана.
Они заботились о ее питании, о белье, о медицинском

уходе, они беседовали с мамой на немецком языке и об¬

легчали ей суровую жизнь в лагере. Так благородны

и самоотверженны были советские женщины, о которых

гестаповские палачи Зуффенплан, Геллер и Опитц го¬

ворили, что это звери в человеческом облике.
ЭРНСТ ТЕЛЬМАН УСТАНАВЛИВАЕТ СВЯЗЬ

С СОЛДАТАМИ
Незабываемым переживанием было свидание с отцом

в Ганновере в 1943 году. Я приехала в Ганновер из Зин-

гена. Когда я вошла в камеру отца, он уже знал о моем

приезде. Я была удивлена и прежде всего подала отцу

маленькую грифельную доску: мы использовали ее во

время бесед.
Он написал: «Я установил связь с зенитной батареей,

которая несет дежурство на крыше тюрьмы». Оказалось,

что отцу пригодился опыт, приобретенный на прежней

работе в качестве моряк-а. Солдаты-зенитчики дали ему

понять сигнальными знаками, что я пришла в тюрьму.

Отец был счастлив, что договорился с ними, теперь он

снова мог принимать участие в жизни. Когда в тюрьме

не было шпиков, он из окна своей камеры начинал пере¬

говариваться сигнальными знаками с зенитчиками. Это

было большой поддержкой для отца. Это показало ему,

что не весь народ состоит из фашистов, что гитлеры при¬

ходят и уходят, а немецкий народ, немецкое государство

Остаются. Отец на грифельной доске написал мне: «Эти

солдаты борются вместе с нами против гитлеровской

системы, они мужественные люди».
Отец всегда верил в будущее. Он продолжал борьбу.

Его камера поэтому не была безмолвной. Связь Эрнста

Тельмана с товарищами в концентрационных лагерях,

тюрьмах и за границей никогда не обрывалась.
87

ТЛЙНЫК БКСКДЫ
Для тайных бесед мы использовали грифельные доски,

которые можно было спрятать под одеждой. Это было

необходимо вот почему: гестапо установило в ка¬

мере отца подслушивающий аппарат. Отец это сразу же

заметил и стал искать новых путей для бесед с нами.

Раньше при всех свиданиях присутствовали гестаповцы.

Теперь отцу объяснили, что, в целях облегчения условий

его заключения, ему разрешается оставаться наедине со

своими посетителями. Но отец отлично понимал — по¬

чему. Он знал, что за ним шпионили еще больше преж¬

него, что каждый разговор с посетителем, каждый раз¬

говор с самим собой, каждый вдох и выдох, каждое его

покашливание, каждое его движение регистрировались

подслушивающим аппаратом государственной тайной по¬

лиции. Так гестапо надеялось узнать от отца то, чего не

могло узнать с помощью пыток и избиений.
Нацисты думали, что отец, ничего не подозревая, бу¬

дет рассказывать нам о важных секретах. Но вслух мы

говорили о самых незначительных вещах и в то же время

писали на грифельной доске всё, что отец хотел знать

о партии и что я должна была передать товарищам. На¬

писанное мы сразу же стирали, и я, уходя из тюрьмы,

прятала доску. Это был очень хороший способ связи. Ко¬

нечно, я была молода и неопытна, но отец был терпелив,

и я быстро научилась. Нужно было вести себя осторожно

и ловко, чтобы никто ничего не заметил. Поэтому, прежде

чем идти на свидание в тюрьму, я тщательно готовилась,

старалась ничего не забыть.
Однажды во время нашего свидания отец написал на

грифельной доске: «Передаю тебе важный материал, это

двадцать тетрадей, полностью исписанных мною. Ты

должна их надежно спрятать. Поезжай отсюда в Гамбург

и помни о том, что это важные записки и что наши това¬

рищи должны их получить».
От зенитчиков отец узнал, когда сменяется карау/f,

а я должна была использовать это время, чтобы беспре¬

пятственно выйти из тюрьмы. Вероятно, дежурившие по¬

лицейские не станут проявлять ко мне интереса, — они

закончили работу и спешат домой. Так оно и было. Я спо¬

койно дошла до вокзала и ближайшим поездом уехала

в Гамбург.
88

ГАМБУРГСКИЕ НОЧИ УЖАСА
В Гамбурге меня ожидали страшные события. Едва

я вошла в нашу квартиру, как завыли сирены. Воздуш¬

ная тревога! Ночью была самая большая бомбардировка

Гамбурга. Это нельзя описать! Люди в пылающей одежде

прыгали в воду, но и там они продолжали гореть. С са¬

молетов сбрасывали на нас фосфор, в городе было светло,

как днем. На асфальте улиц бушевал огонь. Люди нигде

не могли найти спасения. Они сгорали и обугливались

в своих подвалах.
Гамбург горел несколько недель. Мы были в отчая¬

нии. Партийные товарищи и наши родственники хотели

выехать из Гамбурга. Я была другого мнения. Повсюду

бомбили поезда. Люди выскакивали из вагонов и бежали,

по их и в чистом поле поливали пулеметным огнем аме¬

риканские и английские летчики. Как я ни просила род¬

ных, чтобы они остались в Гамбурге и подыскали надеж¬

ное укрытие, — это было всё же лучшим средством

защиты, — ничто не помогло. Они стремились уехать

в деревню Бергтехейде. Пришлось мне их проводить.

Сама же я хотела вернуться в Гамбург. Нашу квартиру

я предоставила в распоряжение товарищей, которые

после бомбардировки остались без крова.
Отец узнал об этой бомбардировке благодаря геста¬

повцу, приехавшему по делам в Ганновер. Гестаповец

рассказал директору Зуффенплану, что в Гамбурге не

осталось в живых ни одного человека. Зуффенплан ска¬

зал это отцу. Тогда отец потерял покой. Я ничего об этом

не знала и сама сильно боялась за отца, запертого в ка¬

мере, как в клетке. Я чувствовала тревогу отца и сразу

же ему написала; но он не получил моего письма, и

тревога его росла.
ОТЕЦ ЗОВЕТ МЕНЯ
Вскоре я получила открытку из государственной тай¬

ной полиции — меня вызывали в Берлин за разрешением

на свидание. Отец боролся и настаивал до тех пор, пока

не добился успеха; он хотел знать, жива ли я. А если

жива, он требовал свидания. В Берлине я поехала к од¬

ной коммунистке, которая надежно спрятала важный ма¬

териал, переданный мне отцом в Ганновере. Потом я
89

пошла в гестапо, логовище зверя, чтобы получить разре¬

шение на свидание с отцом.
В гестапо мне сообщили, что отец больше не в Ганно¬

вере, а в Баутцене. 13 Это меняло мои планы. Я считала,

что материалы отца спрятаны в Берлине недостаточно

надежно, поэтому я взяла их снова и поехала в Вайс-

вассер к тетке, у которой пробыла четыре дня. Тетка

кое-что испекла и приготовила для отца. От гамбургских

товарищей я тоже получила для отца подарки. С тяже¬

лым чемоданом, наполненным бельем и продуктами, я по¬

ехала в Баутцен. Я везла отцу всё то, что собрали для

него любовь и забота товарищей.
ГАННОВЕР — БАУТЦЕН
Из следственной тюрьмы в Ганновере отец 11 августа

1943 года был переведен в Баутценскую уголовную тюрь¬

му. Вот что он писал об этом молодому другу, товарищу

по тюремному заключению в Баутцене:
«Меня перевезли в гестаповской автомашине в сопро¬

вождении старшего правительственного советника Гелле¬

ра и начальника ганноверской тюрьмы, старшего прави¬

тельственного советника Зуффенплана. В Гарце, вскоре

после того, как мы миновали город Кослар, была сделана

остановка в гостинице, расположенной довольно высоко

в горах. Случайно там оказались мои земляки из Гам¬

бурга, расквартированные после бомбардировок, и

когда мы сидели за столом на улице, гамбургские жен¬

щины меня узнали. Что могли они подумать??? Потом

была сделана остановка в Ошатце в Саксонии (между

Лейпцигом и Дрезденом) в трактире, переполненном

военными. Остановка длилась долго. Меня сразу же

узнали бывшие там летчики — унтер-офицеры и рядо¬

вые. Они без устали разглядывали меня, входили, выхо¬

дили. Ответственный чиновник гестапо Геллер, который

до сих пор вел себя спокойно, стал сильно нервничать.
В половине шестого мы поехали дальше. Люди стояли

на улице. Они улыбались и шёпотом приветствовали

меня на прощанье. Простая женщина с ребенком на

руках на прощанье помахала мне рукой. У меня на гла¬

зах были слезы: так неожиданна была для меня эта без¬

молвная радость!»
90

Одиночная камера Эрнста Тельмана в тюрьме Баутцен. Вверху справа видно окошко,

специально проделанное в стене для постоянного наблюдения за Тельманом.

ДРУЗЬЯ В БАУТЦЕНЕ
На вокзале в Баутцене я озиралась вокруг в по¬

исках носильщика — мне одной было не донести тяже¬

лый чемодан. Тут я увидела пожилого человека, к кото¬

рому прониклась доверием, отдала ему чемодан и ска¬

зала: «Пожалуйста, к тюрьме!».
В Баутцене была молодежная тюрьма, и мужчина

спросил меня: «Вы хотите навестить брата?». Когда он

услышал, что я собираюсь посетить отца, он удивленно

посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
Потом он сказал: «Видите ли, здесь в тюрьме сидит

один человек, может быть, вы его знаете, может быть, вы

даже идете именно к нему? Это рабочий, его знают мно¬

гие».
«Ну, а что вы думаете об этом человеке?» — спро¬

сила я.
Старик ответил: «Мне он нравится. Это, наверно, ваш

отец».
Тогда я сказала: «Да, вы правы, я дочь Эрнста Тель¬

мана».
Носильщик отнесся ко мне очень хорошо, и я чувство¬

вала: он единомышленник отца, он близок к партии. На

душе у меня стало легко и радостно. Друг был осведом¬

лен обо всем и рассказал мне: «Весь Баутцен знает, что

Эрнст Тельман здесь. Нацисты привезли его в полной

тайне, но мы обо всем сразу же узнали. Они вели себя

слишком подозрительно, прибыли целой колонной, словно

Эрнст Тельман — страшный преступник. В тюрьме все

были взволнованы, всё стояло вверх дном, а в тюрьме

и стены имеют уши. С быстротой молнии известие обошло

и наш городок».
Носильщик доставил меня к тюрьме. Настроение

у меня было хорошее.
ПОСЕЩЕНИЕ
Тюрьма в Баутцене, начальником которой был прави¬

тельственный советник Плишке, оказалась значительно

хуже, чем тюрьма в Ганновере. Плишке встретил меня

словами: «Где вы так долго были? Мы ждали вас уже
92

четыре дня назад. Гестапо разыскивает вас повсюду. Где

вы задержались?».
Я ответила: «Была у родственников и привезла отцу

кое-какие продукты». Начался осмотр чемодана. Пере¬

вернули всё. Чиновник разрыл белье, а с продуктами,

которые были собраны с такой любовью, обращался так,

что меня охватило бешенство.
Наконец, я была у отца. Сначала мы несколько се¬

кунд, не говоря ни слова, стояли друг против друга, по¬

том дали волю нашей радости — ведь мы оба еще живы,

мы встретились!
В Ганновере отец за это время много пережил. При

воздушном налете на Ганновер тюрьму бомбили. Отец

рассказывал, что в его камере жара превышала 60°. Он

испытывал большую тревогу за всех заключенных. Он

говорил: «Женщины громкими криками звали своих де¬

тей. Я был так беспомощен и потому так несчастен!

Я никогда не забуду этой ночи. Невинные женщины и

дети погибают в этой войне, в войне, которая ведется

в интересах международного капитала. Ирма, эта вой¬

на— варварство, все люди должны ненавидеть войну!».
Во дворе служащие тюрьмы каждый день проводили

занятия по противовоздушной и противопожарной обо¬

роне, но когда пришла пора бомбежек, они обеспечили

безопасность лишь для самих себя; заключенные остава¬

лись в камерах взаперти; они хватались за железные

переплеты решеток, которые были горячими, как огонь.

Воды для питья не было, всякая помощь отсутствовала.
«Я спросил старшего правительственного советника

Зуффенплана, — рассказывал отец: — «Скажите, как вы

можете совместить всё это с вашей совестью? Почему вы

не отпираете камеры?» — «У меня пет на это указа¬

ний», — последовал ответ».
Отец сказал мне: «Ирма, у этих людей нет сознания

ответственности, им не нужно думать; если им прика¬

жут, они позволят убить и самих себя».
Дежурный полицейский хотел прервать отца, но отец

был охвачен негодованием, и ничто не смогло удержать

его высказать свое мнение даже полицейскому.
«Битва за Сталинград проиграна! И эта захватниче¬

ская война закончится уничтожением фашистской си¬

стемы»,—так сказал отец.
93

ПРОЩАНИЕ НАВСЕГДА
Отец попросил меня поехать обратно в Вайсвассер,

задержаться там и через две недели, на обратном пути

в Зинген, еще раз посетить его. Таких требований отец

никогда нам не ставил. Но, видя связь политических и

военных событий, он считал, что война идет к концу, что

продвижение Советской Армии более не задержится.
Однако предстоящее поражение должно было еще

больше усилить кровожадность и ненависть фашистов;

отец чувствовал, что его жизнь больше чем когда-либо

находится под угрозой.
В упомянутом ранее ответе на письмо товарищу по

заключению отец писал:
«Выпустят ли меня из тюрьмы на свет божий? Нет!

Добровольно — наверняка не выпустят. Возможно, как

ни ужасно и ни больно это высказать здесь, что при опас¬

ном для Германии продвижении Советских Армий и свя¬

занном с этим ухудшением общего военного положения,

национал-социалистский режим сделает всё, чтобы такой

личности, как «Эрнст Тельман», объявить шах и мат. При

подобной ситуации гитлеровский режим не остановится

перед тем, чтобы убрать Тельмана или покончить с ним

навсегда».
„ Через две недели я снова приехала в Баутцен. Я опять

разговаривала с моим другом носильщиком и сказала

ему, что в ближайшее время в Баутцен приедет моя мать.

Я описала внешний вид мамы, и он обещал ей тоже по¬

мочь. Потом я пошла в тюрьму.
Отец поздоровался со мною и спросил шёпотом, когда

полицейский на секунду отвернулся: «Где материалы?».

Я дала ему понять, что они в отеле, в Баутцене. Отец испу¬

гался, он беспокоился обо мне и о безопасности материа¬

лов, но я его успокоила.
В тот день было ужасно жарко, и отец в своей тесной

камере страдал от жажды. Он попросил меня: «Не мо¬

жешь ли ты купить мне каких-нибудь фруктов?». Я обе¬

щала это сделать. Выйдя из тюрьмы, я по всему Баут-

цену искала фрукты, но ничего не нашла. Мне сказали,

что яблоки и груши имеются в оптовом магазине. Я по¬

шла туда. На мой вопрос продавщица ответила: «Вы не

постоянная покупательница. Я вам ничего не могу про¬

дать, у нас не хватает товаров». Но я очень настойчиво
94

просила ее: «Пожалуйста, хоть немного! Фрукты нужны

мне для отца, он в тюрьме». Она спросила: «Вы, вероят¬

но, дочь Эрнста Тельмана?». Я сказала: «Да».
Тогда она завернула мне яблок и груш. Я спросила,

может ли она отпускать фрукты постоянно, если их будет

забирать тюремный сторож. Она согласилась. Потом на

вокзале в Баутцене перед своим отъездом я написала

отцу открытку: «Дорогой папа! Посылай в оптовый ма¬

газин Р. Ты там всегда сможешь покупать свежие фрук¬

ты». Эта открытка вызвала большое волнение — почто¬

вые служащие рассказывали по всему Баутцену, что я

была на свидании у отца.
Это дошло до ушей гестапо. Гестаповцы говорили:

«О том, что Тельман в Баутцене, знала только его дочь.

Значит, это она тут занималась пропагандой!».
Они объявили отцу, что отныне мне не разрешается по¬

сещать его под своей фамилией. Отец ответил: «Если моя

дочь должна приезжать ко мне под вымышленной фами¬

лией, пусть не приезжает. Писать под вымышленным име¬

нем я тоже не разрешаю».
Это было мое последнее свидание с отцом. В по¬

следний раз я видела его в Баутцене. Мама ездила

в Баутцен еще два раза под своей девичьей фамилией.

Под этой фамилией она жила и в отеле. Но мы убеждены

до сих пор: несмотря на это, весь Баутцен знал, что

к Тельману приезжала на свидание жена. Об этом поза¬

ботился наш друг носильщик.
ПИСЬМА В ОПАСНОСТИ
Перед шестнадцатым апреля 1944 года мы с мамой

начали подготовку к дню рождения отца. Мы напекли

пирогов, использовав продукты, которые получили для

отца от друзей и товарищей-коммунистов.
Я в то время работала токарем в Зингене, в мастер¬

ской своего свекра, так как мой муж, Генрих Вестер,

вот уже два года как был арестован. Однажды утром он

был взят гестапо. Они хотели принудить моего мужа под¬

писать, не читая, один документ. Он отказался. После не¬

скольких часов допроса ему зачитали то, что он должен

был подписать, если хотел выйти на свободу. Там было

написано: «Моя теща, Роза Тельман, и моя жена, дочь
95

Эрнста Тельмана, имеют связь с заграницей, они слушают

иностранные радиопередачи. Они вели беседы с рабочими

и советскими военнопленными о Советском Союзе и за¬

являли, что Красная Армия победит». Генрих Вестер

сказал: «Этого я не подпишу». Тогда гестаповцы отве¬

тили: «Что же, вы останетесь здесь, пока не протянете

ноги, никогда вам отсюда не выйти». Он остался в тюрь¬

ме, и я встретилась с ним только в 1946 году.
Шестнадцатого апреля, в день рождения отца, мама

собиралась первым поездом выехать в Баутцен. Едва она

вышла из дома, как у дверей раздался страшный шум.

Я сперва испугалась, но сейчас же поняла, в чем дело:

в дверь дубасили прикладами. Раздался крик: «Откройте!

Государственная тайная полиция!». Двадцать молодчи¬

ков ворвались в нашу квартиру, дом был окружен.
Гестаповцы хозяйничали в квартире, как разбойники,

они перелистали все книжки и раскидали их по полу.

Белье и одежду выкинули из шкафов. Фашисты топали

по белью сапогами. Всё было перевернуто вверх дном.
Я не показывала виду, вела себя спокойно, так, словно

это меня не касалось. Внутренне же я дрожала, потому

что всё, что я за последние годы протащила контра¬

бандой от отца из тюрьмы, находилось здесь: обвинитель¬

ное заключение, письма, несколько фотоснимков, которые

я сделала с отца в камере.
; Я положилась на судьбу.
Часа через четыре гестаповцы сказали: «Вы аресто¬

ваны! Следуйте за нами!». Тут я в первый раз встала со

своего места, и все двадцать молодчиков пошли за мною.
Письма отца были спасены! Я знала, что мама по воз¬

вращении немедленно спрячет материалы в безопасное

место. Так и произошло.
В полиции один из гестаповцев сказал мне: «Вы за¬

будете, что значит смеяться! Ваш внешний вид сильно

изменится. Так хорошо, как сейчас, вы уже никогда

не будете выглядеть!».
Через три дня гестаповские преступники перевезли

меня в Гамбург. Там я с первого дня находилась в оди¬

ночной камере. У меня отняли всё. Каждую ночь одежду

мою выносили из камеры. Когда я стала протестовать,

мне ничего не ответили. Гестаповцы делали вид, как

будто они хотят предотвратить мое самоубийство. Это

было издевательством! В действительности, они направ¬
96

ляли все мои мысли на то, что я должна покончить с со¬

бой. Но я знала все эти методы и каждый вечер говорила

надсмотрщице: «Можете спокойно всё оставить здесь.

Я не повешусь». Надсмотрщицы не знали, кто я такая.

В гестапо мне дали имя Марты Зурен. Никто не должен

был знать моего имени.
В июле меня отправили в Берлин, в Шарлоттен-

бург.
В Баутцене маму не допустили к отцу. Она направи¬

лась к гестаповскому начальству в Берлин. Там ей не

дали никаких разъяснений. Тогда мама поехала в Вайс-

вассер к родным, а оттуда в Гамбург, чтобы посмотреть

нашу квартиру. Затем снова в Баутцен — еще раз попы¬

таться увидеть отца. Всё было напрасно. Тогда она по¬

ехала в Зинген. Там она узнала о моем аресте и отвезла

письма отца в надежное место. Через несколько дней ее

тоже арестовали и направили в полицейское управление

на Александерплатце в Берлине.
ЧТО ПРОИЗОШЛО В БУХЕПВАЛЬДЕ 14
Рано утром 28 сентября 1944 года я была отправлена

из Шарлоттеибурга в тюремной машине, разделенной

на кабины. По дороге (вероятно, это было в Плотцен-

зее) машина сделала длительную остановку. Некоторых

заключенных, которые до того громко разговаривали,

высадили. Я осталась в машине одна. Кабина моя грани¬

чила с кабиной шофёров. Через тонкую стенку я слышала

каждое их слово.
Один из шофёров вдруг сказал: «Ты читал заметку

о бомбардировке Бухенвальда? Разве не странно, что при

этом погибли именно Тельман и Брейтшейд?».15
Я сначала никак не могла этого осознать, как мой

отец мог попасть в Бухенвальд? Я же знала — он в Баут¬

цене. Но мозг мой непрерывно сверлила мысль: «Что

с отцом?». Я постучала в стенку и спросила: «Простите,

что вы сейчас сказали? Кто убит в Бухенвальде?». Они

ответили: «Почему это вас интересует?».
Я была в полном отчаянии и еще раз попросила: «По¬

жалуйста, скажите мне, что же всё-таки произошло в Бу¬

хенвальде?».
Они вновь ответили: «Почему это вас интересует?».
7 Зак. J4& 410
97

Охваченная страхом, я сказала: «Эрнст Тельман мой

отец! Я должна всё знать! Пожалуйста, скажите мне

правду!».
Тогда они ответили: «Если бы мы знали это раньше,

мы молчали бы при вас. Газеты действительно сообщают,

что Эрнст Тельман погиб при воздушном налете».16
КРАСНАЯ АРМИЯ БЛИЗКО
Как я потом была доставлена в полицейское управ¬

ление, как были проведены все формальности приема, —

всего этого я не помню. У меня тогда была одна мысль:

этого не может быть! Я пребывала в полном отчаянии.
Вечером из окна соседней камеры кто-то всё время

кричал: «Откуда ты? Кто ты? Ты прибыла из Шарлот-

тенбурга? Скажи, ты познакомилась в Шарлоттенбурге

с Ирмой Тельман? Теперь ее зовут — Зурен». Услышав

это, я сразу же ответила соседке. Это была антифаши¬

стка, которая при воздушных бомбардировках несколько

раз сидела в одной камере с моей мамой.
Она мне передала: «Ваша мать шлет вам сердечный

привет. Вы должны быть мужественной. Три дня назад

вашу мать отправили в лагерь Равенсбрюк. Не теряйте

надежды. Нам всё известно: войне и фашизму скоро ко¬

нец. Красная Армия уже недалеко от Берлина. Она осво¬

бодит нас, а также вашего отца; ваша мать не верит

в воздушный налет и в гибель Тельмана».
Мы продолжали беседовать. Подруга помогла мне

увереннее смотреть на предстоящие события. Мы остава¬

лись внутренне сильными.
„ВОЗВРАЩЕНИЕ НЕЖЕЛАТЕЛЬНО“
На другой день машина пошла дальше на Равенс¬

брюк. Я вела себя спокойно. Когда я стояла в длинном

ряду заключенных, вдруг появилась женщина с красной

повязкой на рукаве и грубо закричала: «Кто здесь Ирма

Вестер? — Теперь меня снова звали так. — Выйти из ря¬

дов, следовать за мной!».
Когда мы отошли на пять шагов от других заключен¬

ных, она сказала:
98

Немецкая работница возлагает венок к подножию памятника Эрнсту Тельману
в Ростоке.

«Добрый день, Ирма! Сохраняй полное спокойствие,

не допускай, чтобы по тебе можно было что-либо заме¬

тить. Дела у твоей мамы идут хорошо. Ты сегодня ее уви¬

дишь. Веди себя так, как я тебе сейчас скажу. Фашисты

хотят тебя запрятать в карцер. В твоем удостоверении

на отправку написано: «Возвращение нежелательно». Это

опасно. Потом из заключенных будет составлен транс¬

порт. С этим транспортом ты должна будешь рано утром,

чтобы не привлекать внимания, снова покинуть Равенс-

брюк. Транспорт пойдет в исправительно-трудовой

лагерь в Нейбранденбурге. Там тебе придется выполнять

тяжелую работу, но то недолгое время, которое осталось

до нашего освобождения, ты выдержишь. Ежедневно

прибывают переполненные машины; никто и не заметит,

что ты исчезла».
ПОЧЬ В РАВЕПСБРІОКЕ
Мы пришли в переполненный барак. Люди лежали

друг на друге, как сельди в бочке. Многим женщинам

даже негде было лечь; они спали стоя и во сне падали

на других — это было ужасно. Крики, удары, прокля¬

тья — всё это напоминало ад.
Поздно вечером, когда надсмотрщица уже объявила от¬

бой, меня вызвали в канцелярию. Там снова была подру¬

га из лагерной полиции и несколько других женщин. Ко

мне они отнеслись доброжелательно. Я получила белье и

обувь исправительно-трудового лагеря. Женщина с по¬

вязкой сказала мне: «Теперь мы пойдем в камеру 32.

Она называется камерой «Ночь и туман». Там сидят пар¬

тизанки из Советского Союза и Польши. Среди них твоя

мать. Она в хороших руках. В этой камере предатель¬

ства нет. Нынешнюю ночь ты проведешь со своей

матерыо, и вы сможете поговорить до утра. Не бойся!

Всё в порядке! С тобой и матерыо ничего не случится.

Прежде пусть нас разорвут на куски!».
Как это было хорошо! Целую ночь напролет я могла

говорить с мамой. Она тогда была еще очень больна. Ко¬

мендант лагеря сообщил ей, что отец убит при воздушном

налете. Но мы не хотели этому верить и утешали друг

друга. В душе мы были полны тревоги. Мы скрывали ее

друг от друга и надеялись. Мама дала мне много советов,
100

как я должна себя держать — она считала, что я слишком

явно показываю фашистам свою ненависть, у нее уже

был свой лагерный опыт.
На другое утро, в пять часов, товарищи привели меня

обратно к остальным заключенным, а через десять минут

нужно было строиться на отправку.
В ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВОМ ЛАГЕРЕ
В исправительно-трудовом лагере меня определили на

кухонную работу. Там оказались только польские жен¬

щины и девушки. Работа была очень тяжелая, но мы под¬

держивали крепкую дружбу. Первое время всё шло хо¬

рошо. Меня не ругали, я выполняла свою работу и на¬

деялась на скорое освобождение. Однажды ко мне

подошла молоденькая надсмотрщица и потребовала: «Вы¬

неси котел 1». До сих пор эту работу выполняло несколько

человек. Когда я на нее удивленно посмотрела, она ска¬

зала: «Не слышишь, что ли, коммунистическая свинья?»
С этих пор она стала меня бесчеловечно мучить. Как

только она приходила на кухню, ее глаза уже искали

меня, и во время своего дежурства она только и думала,

как бы сделать мою жизнь невыносимой. Польские де¬

вушки говорили: «Ирма, будь начеку: она хочет тебя по¬

губить».
Как-то раз она бросила мне прямо в лицо оскорбле¬

ние, назвав моего отца «коммунистической собакой, ко¬

торой уже больше нет в живых...» И добавила: «Хо¬

рошо, что он мертв». Это было семнадцатого ноября.

В этот день она была как зверь. Я больше не могла

выдержать. Когда она снова стала поносить отца и пар¬

тию, я с презрением посмотрела на нее и смерила ее

взглядом, в полной мере выражавшим всю мою нена¬

висть. Тогда она подскочила ко мне и ударила по лицу.

Я подняла руки, чтобы защитить лицо. В руках у меня

был нож для чистки картофеля. В ярости она не заме¬

тила его и поранила себе лицо. Вот это и было сигна¬

лом! Она схватила большую деревянную поварешку,

которой помешивали пищу в столитровом котле, и

стала колотить меня по голове и по лицу. При этом

она так кричала, что все сбежались. Она бросила меня

на пол и продолжала бить тяжелой поварешкой. Весь
101

лагерь пришел в волнение, эсесовские звери били меня и

протащили по всему лагерю. Арестованным приказали

построиться и смотреть.
Был глубокий снег. Нацисты всё время бросали меня

наземь и осыпали ударами. Наконец меня притащили

к начальнику лагеря. Я лежала как мертвая. Когда ко

мне вернулось сознание, я услышала, как надсмотрщица

рассказывала начальнику, якобы я напала на нее с но¬

жом и хотела убить.
Я точно описала начальнику, как всё произошло. Но

он мне ответил: «Я не оставлю вас в лагере ни одного

часа».
Потом он созвонился по телефону с лагерным началь¬

ством в Нейбрандеибурге и потребовал, чтобы меня за¬

брали из лагеря. При этом он сказал: «Эта женщина

опасна для общества. Ее необходимо немедленно убрать.

Если у вас нет машины — что ж из того, она пойдет

пешком».
Положив трубку, он добавил, обращаясь ко мне: «На

тебя жаль и пули. Я бы лучше всего повесил тебя на бли¬

жайшем дереве, как это сделали с коммунистическим пре¬

ступником, твоим отцом».
Едва я оправилась настолько, что смогла встать на

ноги, как появились два эсесовца, вооруженные до зубов.

С ними я должна была пройти пешком до Нейбранден-

бурга; этот путь казался мне бесконечным. Я чувствовала

себя смертельно усталой и разбитой. Ноги отказывались

мне служить, каждый шаг причинял страдание.
Деревянные башмаки застревали в снегу. Пытаясь их

вытащить, я упала. Тогда я бросила их и дальше пошла

в чулках. Я не в состоянии была собраться с мыслями и

вряд ли что-либо чувствовала. Так как меня били по жи¬

воту, у меня поднялась рвота...
Невозможно передать словами, что пришлось вы¬

страдать людям от фашистских зверств.
Один из вооруженных эсесовцев сказал другому: «За¬

чем мы только ведем ее в Нейбранденбург? Пристре¬

лим — и дело с концом! В награду еще мы получим пива

и сигарет!».
Другой ответил: «Заткнись, не то худо будет! У меня

еще есть совесть».
В Нейбрандеибурге на меня смотрели с сострада¬

нием. Наверно, у меня был страшный вид.
102

КАРЦЕР В НЕЙБРАИДЕНБУРГЕ
Через шесть недель заключения — 31 декабря — меня

выпустили из карцера и направили в Равенсбрюк. Этот

«карцер» в Нейбранденбурге был ужасен: стены его бы¬

ли покрыты льдом, вода замерзала. Я страдала от го¬

лода. Днем одеяла не давали, а на ночь — одно-единст-

венное, в котором кишели вши. Я заболела, у меня был

жар, мое тело покрылось карбункулами. Я чувствовала

себя смертельно усталой.
В Равенсбрюке меня направили к кровавому, под¬

лому гестаповцу Рамптору, который за пытки и издева¬

тельства над женщинами в Равенсбрюкском лагере после

1945 года был приговорен к смерти. Он стал меня шан¬

тажировать: «Если скажешь правду, — выйдешь на

свободу. Скажи, что ты хотела убить надсмотрщицу,

тогда ты сразу же поедешь в Зинген, а будешь и

дальше крутить, никогда не выпущу тебя из карцера».
ТОВАРИЩЕСТВО
В это время произошло следующее. Молоденькую над¬

смотрщицу на кухне смертельно ненавидела другая над¬

смотрщица. Она передала начальнику лагеря свои пока¬

зания, а также свидетельства польских женщин, с кото¬

рыми я работала. Все их показания совпадали с моими.

Несмотря на это, польских девушек отправили в Равенс¬

брюк. Рамптор хотел принудить их к противоположным

показаниям. Польские девушки были очень религиозны,

и они ответили Рамптору, который им наобещал всяких

благ: «Бог услышит, если мы солжем. Ирма Вестер не

нападала на надсмотрщицу». Они остались при своем.
После нескольких часов допроса меня направили об¬

ратно в Нейбранденбургский лагерь. Тамошний началь¬

ник еще не имел сведений об исходе дела. Он не хотел

меня принимать.
Но, позвонив из Нейбранденбурга в Равенсбрюк, он,

видимо, понял, что я должна остаться.
Вечером, во время переклички, мне сделалось плохо.

У меня была высокая температура. Две заключенные —

советская женщина-врач и немецкая монахиня отвели

меня на медицинский пункт. Этим двум людям я
103

обязана тем, что осталась жива. Они кормили меня, как

маленького ребенка, и организовали в лагере помощь

антифашистам. Они сушили для меня хлеб. Они делали

всё, что было в их силах. Через две недели мне снова

пришлось идти на работу. Начальник лагеря поставил

себе целью выполнить приказ, написанный на предпи¬

сании об аресте: «Возвращение нежелательно». Я опять

заболела.
Но пришла весна, а с нею и надежда на освобожде¬

ние. Это придавало нам сверхчеловеческие силы. А осво¬

бождение уже близилось: мы слышали издали залпы

грозных артиллерийских орудий Советской Армии.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Фашистская Германия потерпела поражение.
26 апреля 1945 года эсесовцы вместе со всеми заклю¬

ченными покинули Нейбранденбургский лагерь. Остались

только больные и обслуживающий персонал. Это были

большей частью советские, чехословацкие и польские жен¬

щины. Трое суток мы оставались одни. Мимо лагеря про¬

ходили разбитые остатки немецкого вермахта. Это было

жалкое зрелище. Фашистским бредням о завоевании

мира пришел конец.
Все мы были очень возбуждены и каждое мгновение

ожидали прихода Красной Армии. Мы уже слышали гро¬

хот танков, и 29 апреля, примерно в полдень, увидели

первый спускавшийся с возвышенности танк, на башне

которого развевалось красное знамя. Наконец-то! Все,

кто хоть сколько-нибудь мог ходить, выбежали на улицу.

Наступил прекраснейший день нашей жизни: нас осво¬

бодила Советская Армия!
Мы бросились навстречу танкам, подбегали к красно¬

армейцам, обнимали их. Мы плакали от радости. Под¬

ружки рассказали солдатам, что я здесь — единственная

немка, и тут же сообщили им, кто я такая. Тогда встреча

стала еще сердечнее; советские солдаты с особой неж¬

ностью спрашивали о вожде Коммунистической партии

Германии Эрнсте Тельмане, о судьбе которого мы еще

ничего определенного не знали.
И вот над нашим лагерем реяло красное знамя.
Красноармейцы говорили нам: «Не беспокойтесь! Нам

нужно следовать дальше, занять аэродром, чтобы
104

фашисты не смогли и теперь еще расправиться с вами».

Это предостережение не было лишено оснований —

вскоре немецкие самолеты действительно стали бомбить

лагерь. Но бомбы попали только в кухню, и вскоре это

наваждение исчезло.
На следующий день советская женшина-врач отпра¬

вила меня в Нейбранденбургскую больницу. Там меня

вновь окружила атмосфера любви и дружбы совет¬

ских людей. Они же и сообщили мне, что отца в Баут-

цене нет.
КАК БЫЛ УБИТ ЭРНСТ ТЕЛЬМАН 17
Вскоре я встретилась с мамой, но наше свидание было

грустным и мучительным: ведь с нами не было отца. Мы

обе всем сердцем надеялись, что он еще жив, но страш¬

ное известие в конце концов подтвердилось: фашисты

убили его.
Позднее мы узнали от товарищей, которые пережили

заключение в Бухенвальде, что отец в то время, когда

происходил американский воздушный налет на Бухен-

вальд, находился еще в Баутцене. Потом фашисты тайно,

ночью, перевезли его из Баутцена в Бухенвальд. Там они

18 августа 1944 года затащили его в крематорий и трусли¬

во убили. Палачи сожгли его труп. Они хотели, чтобы от

Эрнста Тельмана ничего не осталось.
БОРОТЬСЯ И ПОБЕЖДАТЬ — КАК ОН!
Подтверждение смерти отца было для нас с мамой

тяжким ударом. Мы пали духом, мы были в отчаянии,

а мама иногда говорила: «Почему папа должен был

умереть, — зачем жить без него?».
Но скоро мы стали стыдиться своего малодушия. Ведь

нас воспитал отец, и его жизнь была примером того, как

нужно переносить трудности, чтобы достичь великой

цели.
И мы увидели: великие цели, во имя которых Эрнст

Тельман жил и боролся, во имя которых он отдал свою

жизнь, превратились в действительность.
В одной части Германии власть у юнкеров и капита¬

листов отнята, гибельному расколу рабочего класса
106

положен конец путем объединения кпг (Коммунистиче¬

ской партии Германии) и СПГ (Социал-демократической

партии Германии) в великую Социалистическую Единую

партию Германии; земельная реформа скрепила союз

между рабочим классом и трудящимся крестьянством;
7	октября 1949 года образована Германская Демокра¬

тическая Республика, во главе которой стоит боевой

соратник Эрнста Тельмана, наш президент Виль¬

гельм Пик.
В нашей республике к детям пришло счастье, их

окружают любовь и подлинная забота государства.

В 1952 году, на Второй партийной конференции СЕПГ

(Социалистической Единой партии Германии) боевой со¬

ратник Эрнста Тельмана — Вальтер Ульбрихт объявил

о том, что Германская Демократическая Республика при¬

ступает к строительству социализма. Мы стоим плечом

к плечу с Советским Союзом, Китаем, Польшей, Болга¬

рией, Албанией, Румынией, Венгрией, Чехословацкой рес¬

публикой, с миролюбивыми народами всего мира, нас

объединяет дружная борьба за счастливую, мирную жизнь.
Хороша жизнь в нашей Германской Демократической

Республике! Мы можем смело смотреть вперед, в счастли¬

вое будущее.
Но нам нельзя забывать, что в Западной Германии

еще стоят у власти те самые палачи, которые убили

Эрнста Тельмана, те самые пушечные короли, которые

развязали последнюю войну. Им, убийцам Эрнста Тель¬

мана и тысяч мужественных антифашистов, им, кто рас¬

калывает Германию, им, кто готовит новую войну, мы

шлем всю свою ненависть.
Дети, пионеры и школьники, пусть пылает в сердцах

ваших священный пламень этой ненависти!
Но любовь свою вы должны посвятить Германии, той

Германии, великими вождями которой были Карл Маркс,

Фридрих Энгельс, Карл Либкнехт и Эрнст Тельман.

Любите сбою Родину и храните в своих сердцах слова

Эрнста Тельмана:
«Мой народ, к которому я принадлежу и который

люблю, — это немецкий народ, и моя нация, которую я со

всей гордостью почитаю, — это немецкая нация».
Наша пионерская организация носит имя Эрнста

Тельмана. Это налагает на каждого немецкого мальчика

и на каждую немецкую девочку большую и прекрасную
108

Вильгельм Пик и Роза Тельман на почетной трибуне во время пио¬

нерского слета в Дрездене, на котором организации юных пионе¬

ров Германии было присвоено имя Эрнста Тельмана.

обязанность. Живите, как Эрнст Тельман, учитесь, как

Эрнст Тельман, боритесь, как он, за счастье нашего на¬

рода и сдержите торжественное обещание, которое дали

юные пионеры, когда пионерской организации было при¬

своено имя Эрнста Тельмана:
«Мы, юные пионеры, сыновья и дочери немецкого на¬

рода, клянемся нашей пионерской честью президенту

Вильгельму Пику, что мы всегда будем достойно носить

имя Эрнста Тельмана, который боролся за счастье на¬

шего народа и отдал за него свою жизнь.
Мы клянемся, что отдадим все свои силы борьбе за

построение единой, миролюбивой, демократической и

независимой Германии.
Мы клянемся всегда бесстрашно бороться за победу

социализма в нашей стране.
Мы клянемся заботливо хранить и беречь дружбу

с Советским Союзом — как Эрнст Тельман, как Виль¬

гельм Пик.
Мы даем слово примерно вести себя и отлично учить¬

ся, чтобы стать достойными гражданами нашей Герман¬

ской Демократической Республики.
Клянемся!»

ПРИМЕЧАНИЯ *
1	Фите Шульце — гамбургский партийный работник, каз¬

ненный фашистами 6 июня 1935 года, ближайший соратник Эрнста

Тельмана.
2	Джон Шеер — член Центрального Комитета Коммунисти¬

ческой партии Германии, тесно связанный с Эрнстом Тельманом.

После ареста Тельмана руководил переходом партии на нелегаль¬

ное положение. Бывший гамбургский слесарь.
В конце 1933 года Шеер был арестован гестапо и 2 февраля

1934 года расстрелян эсесовскими бандитами на опушке леса не¬

далеко от Потсдама, вместе с тремя другими партийными работ¬

никами — Эрихом Штейнфуртом, Рудольфом Шварцем и Евгением

Шенхааром.
Это событие описано в стихотворении известного немецкого

поэта Эриха Вайнерта, озаглавленном «Джон Шеер и товарищи».

(Сб. «Поэты Демократической Германии». Детгиз, М.—Л-, 1951).
3	Эдгар Андрэ — руководитель гамбургского Союза крас¬

ных фронтовиков, казненный фашистскими палачами 4 ноября

1936 года в Гамбурге.
4	С о ю з красных фронтовиков (Ротфронт) —

организация охраны и защиты рабочих, созданная под руковод¬

ством Эрнста Тельмана в 1924 году.
В 1929 году Эрнст Тельман писал: «За пять лет своего суще¬

ствования Союз красных фронтовиков вырос из организации

прежде всего антифашистской, какой он являлся вначале, до бое¬

вого, вооруженного отряда пролетариата, борющегося против им¬

периалистов и поджигателей войны».
В 1929 году Союз красных фронтовиков был запрещен, не¬

смотря на сопротивление рабочих.
5	Рейхстаг — название немецкого буржуазно-помещичьего

парламента.
6	Ганзейский город. Ганза — торговый и политиче¬

ский союз северогерманских городов (Гамбург, Бремен, Любек

и др.) в XIV—XVII веках, основной целью которого была монопо¬

лизация торговли на севере Европы. В ганзейских городах власть

принадлежала купеческой верхушке, которая жестоко подавляла

все выступления ремесленников и городской бедноты.
7	Рейхспрезидент — глава немецкого государства. Не¬

мецкое слово «рейх» в переводе на русский язык означает госу¬

дарство.
8Крупп и Тиссен — крупнейшие немецкие капиталисты,

военнопромышленники, поставщики оружия, «пушечные короли»

Германии.
* Примечания переводчика.
111

9	Пожар в рейхстаге в Берлине — возник в резуль¬

тате поджога здания рейхстага, организованного Герингом. Фа¬

шистская клика прибегла к этой провокации в целях организации

судебного процесса против Коммунистической партии.
10	Воспоминания о троицыном дне — здесь имеются

в виду массовые демонстрации Союза красных фронтовиков, про¬

водившиеся ежегодно в Берлине в воскресенье, в так называемый

«троицын день» (Всегерманские слеты членов Союза Ротфронт).
11	Здесь у Ирмы Вестер-Тельман имеется расхождение с ука¬

занием Георгия Димитрова, который рассказывал после своего

освобождения следующее: «За время своего ареста я трижды ви¬

дел Тельмана. Два раза он не мог меня видеть, но в третий раз,

в октябре, в дни берлинского периода моего процесса, и он уви¬

дел меня. Проходя по коридору, я увидел Тельмана в его камере.

Я его приветствовал, и он ответил мне. Несмотря на суровое за¬

ключение в тюрьме, он был очень бодр...» (Речь Вальтера Ульбрих¬

та, произнесенная 18 августа 1949 г., «Памяти Эрнста Тельмана».

Вилли Бредель, «Эрнст Тельман», изд-во иностранной литера¬

туры. М., 1955, стр. 21).
12	Г анновер — главный город земли Нижняя Саксония,

крупный промышленный центр в Северо-Западной Германии.
13	Баутцен — город в Саксонии.
14	Бухенвальд — гитлеровский концентрационный лагерь

для политических заключенных, созданный в 1934 году в окрест¬

ностях гор. Веймара. В этом концлагере были замучены сотни ты¬

сяч антифашистов и зверски убит Эрнст Тельман.
15	Рудольф Брейтшейд — депутат парламента от со¬

циал-демократической партии, брошенный фашистами в тюрьму.
16	Представить дело так, будто Эрнст Тельман погиб при воз¬

душной бомбардировке Бухенвальда, было попыткой со стороны

гитлеровцев завуалировать злодейское убийство вождя немецкого

рабочего класса.
14 сентября 1944 года, в 20 часов 45 минут, германское радио

сообщило: «Во время англо-американского воздушного налета на

окрестности Веймара 28 августа было сброшено много бомб и на

концентрационный лагерь Бухенвальд. Среди убитых заключенных

оказались, между прочим, бывшие депутаты рейхстага Брейтшейд

и Тел^іан». Это сообщение, однако, является грубой ложью, так

как в передаваемой ежедневно по радио сводке в 9 часов вечера

28 августа отмечалось: «Над имперской территорией ни одного вра¬

жеского боевого соединения замечено не было».
17	Вальтер Гуммельсхейм, который в 1933 году был

секретарем Папена и впоследствии находился в течение четырех

лет в заключении в концентрационном лагере Бухенвальд, показал:
«Спустя четыре или пять дней после первой августовской бом¬

бардировки авиацией союзников фабрик в Бухенвальде Эрнст Тель¬

ман был доставлен в лагерь и расстрелян вместе с восемью или

девятью коммунистическими руководителями.
Тельман никогда не был в числе заключенных этого концен¬

трационного лагеря. В Бухенвальде умерщвлены тысячи людей, ко¬

торые не были заключенными лагеря и поэтому не состояли в его

списках» (Вилли Бредель, «Эрнст Тельман», стр. 187).

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие Вильгельма Пика		5
Солидарность		9
Они ворвались к нам		9
Жизнь Эрнста Тельмана была в постоянной опасности ....	10
Восстание гамбургских рабочих 		11
Демонстрация в память борцов, погибших на баррикадах
1923 года		13
Партия — одна большая семья		16
Работа доставляет радость		18
Быть сдержанной и не болтать		19
Красный галстук		20
Летние дни на Эльбе		22
Ложное стремление		24
Белая кожа и черная кожа		25
Крейсер „Аврора“		25
Отец приезжает		28
Первый в мире пятилетний план 		29
Мы любим страну счастливых детей		30
Рождество 1929 года		31
Потерянный топор		33
Карусель		35
Союз Ротфронт запретить нельзя		 . . .	36
Красный Гамбург		38
Гитлеровские убийцы в 1931 году		40
Программа помощи крестьянам		41
Выборы рейхспрезидента		42
Эрнст Тельман борется за единство рабочего класса		44
Фашизм		45
Тяжелые дни моего детства		46
Первое мая 1933 года				47
8 Зак. М 410	113

Я никогда не спою фашистской песни		48
В знак протеста украшайте дома в Гамбурге красным! ....	48
Отец воспитывал во мне стойкость		49
Эрнст Тельман арестован		49
Фашистские разбойники в нашем доме		50
Ищейки на охоте		51
Подпольная работа молодежи		51
Бесчеловечность фашистского воспитания		52
Дедушка Тельман рассказывает		53
Эрнст был чуткий и хороший товарищ		54
Забастовка портовых рабочих 1896 года		54
У Эрнста Тельмана было тяжелое детство		55
Свидание в тюрьме Моабит		56
16	апреля — день рождения Эрнста Тельмана		58
Черный автомобиль		59
Дедушка Тельман умер		60
Письмо к дню рождения		60
Салют отцу Эрнста Тельмана		61
Прощание со школой		62
Мы говорили на разных языках		63
Им не справиться с нами		64
Красный цвет — это мой цвет		65
Палачи с Принц-Альбрехтштрассе		65
Мировая общественность		67
Воспоминания о троицыном дне		69
Пачка сигарет		69
Два старых друга		70
Для дочери Тельмана работы нет		71
Поджигатели рейхстага		72
Приказ об аресте		72
Свободу Эрнсту Тельману!		73
Партия превыше всего		75
В 1936 году		75
Письмо от Ирмы		76
У нас отнимают письма отца		77
Тюремная тишина		79
Герман Геринг приезжает в Гамбург 		80
Неужели я потеряю и маму?		81
В двенадцать часов ночи		82
Серебряная свадьба Розы и Эрнста Тельман		83
„Фашистские армии найдут в Советском Союзе свой конец* .	84
Гнусная антисоветская травля		85
Эрнст Тельман устанавливает связь с солдатами	87
1Ы

Тайные беседы		88
Гамбургские ночи ужаса		89
Отец зовет меня		89
Ганновер — Баутцен		90
Друзья в Баутцене 			92
Посещение		92
Прощание навсегда		94
Письма в опасности 		95
Что произошло в Бухенвальде		97
Красная Армия близко		98
„Возвращение нежелательно“		98
Ночь в Равенсбрюке	100
В исправительно-трудовом лагере	101
Карцер в Нейбранденбурге	103
Товарищество	103
Освобождение 	104
Как был убит Эрнст Тельман			106
Бороться и побеждать —■ как он!	106
Примечания	111

Ирма Вестер-Тельман

».Воспоминания о моем отце0
Редактор Е. И. Михлин

Художник И 3. Копелян

Художник-редактор Б. Ф. Семенов

Технический редактор Н. И. Родченко

Корректор E. JI. Бушуева
Сдано в производство 28{П 1957 г.	Подписано к печати 6/IV 1957 г.
Формат бум. 84 X №8‘/ч0. Физ. печ. л. 3,6. Уел. печ. л. 5,9

Уч^изд. л. 5,51. Тираж 100 000 экз. М-12266. Заказ К 110.
/Тениздат, Ленинград, Торговый пер., 3

Типография им. Володарского Лениздата,

Фонтанка, 57

Цена 2 р. 75 к*